Цикл "Рождённый магом". Компиляция. Романы 1-14 [Майкл Г. Мэннинг] (fb2) читать онлайн

Майкл Мэннинг Сын кузнеца

Предисловие переводчика

Это произведение (и все последующие произведения в этой серии) построено как повествование рассказчика (личность которого очень скоро станет известна) о событиях, которые когда-то происходили с ним и с другими персонажами. Поэтому рассказчик абсолютно везде использует формы прошедшего времени — даже события, которые для персонажей ещё лежат в будущем, он описывает в форме, указывающей на то, что для самого рассказчика они уже в прошлом. На русский такие сложные временные конструкции перевести невозможно, поэтому если в переводе рассказчик где-то использует настоящее или будущее время, то следует понимать, что в оригинале он скорее всего использовал настоящее-в-прошлом или будущее-в-прошлом. Нормальное настоящее и будущее время встречаются лишь в прямой речи персонажей.

Надо сказать, что автор старается придать персонажам культурные черты средневековых британцев, вставляя в их речь слова из соответствующего лексикона. В переводе это почти не сохранилось, хотя я и старался оставлять в речи персонажей несколько архаичные выражения там, где мне удавалось найти русские аналоги. С другой стороны, с лёгкой руки автора в речи рассказчика присутствует огромное количество современных выражений вообще, и американизмов — в частности. Некоторые из наиболее вопиющих таких выражений (например — «переключить передачу» в значении «сменить тактику», что звучит дико в устах человека из общества, где автомобилей нет и ещё долго не предвидится) я сгладил при переводе. Менее очевидные и более повсеместные моменты я оставил как есть, памятуя о том, что рассказчик вообще является образованным человеком, и что за время между описываемыми событиями и тем моментом, когда ведётся рассказ, он получил много знаний из некоторых источников.

Большинство имён написаны так, как они произносятся в аудиокниге. Исключениями являются имена, достаточно часто встречающиеся в русскоязычной литературе, и потому ставшие достаточно привычными русскому уху (например — «Ариадна» вместо «Ариадни»).

Благодарности

Я хотел бы поблагодарить мою семью и друзей за их непрекращающуюся поддержку. Я не смог бы написать это произведение без их поощрений. Особенно я хотел бы поблагодарить мою мать, поддерживавшую меня всю жизнь, и мою жену, за её поощрения, фотографические и художественные навыки, применённые для создания обложки^[1].

Майкл. Г. Мэннинг

Пролог

Элейна ди'Ка́мерон беспокоилась о своём муже. По возвращении с ужина тем вечером он вроде был в порядке, но сейчас занемог. Обычно она поужинала бы в зале, вместе с ним и своей семьёй. Они были в гостях у её родителей, Графа и Графини ди'Камерон, но её малыш капризничал. Вместо того, чтобы тащить его вниз, она покормила его в своей комнате, и сама взяла туда себе лёгкую трапезу.

Ти́ндал, её муж, и советник правившего Лоса́йоном короля, вернулся сразу после ужина, жалуясь на усталость, и рано лёг спать. Несколько часов спустя она проснулась от звуков его неудержимой рвоты.

— Тиндал? Что-то не так? — Элейна села, и зажгла лампу. Он сидел на полу, держась за ночной горшок, в который его тошнило. Его вид поверг её в шок. Лицо его было бледно, а чёрные волосы промокли от пота. Пока она смотрела, его снова вывернуло, но желудок его уже был пуст.

Элейна подошла к нему, и вытерла его лицо полотенцем:

— Ты неважно выглядишь. Позволь мне сходить за врачом.

Он махнул руками:

— Мне просто хочется воды, не нужен мне врач.

— Сейчас принесу.

Спорить с ним было бессмысленно — она позовёт врача, пока будет ходить за водой. А повозмущаться он может и попозже, упрямый глупец. Она пересекла прихожую, и вышла в коридор. Покои её родителей были напротив, и дверь была слегка приоткрыта. «Странно», — подумала она, но продолжила идти по коридору, сосредоточившись на своей цели.

Поворачивая за угол, она увидела двух мужчин в чёрном, входивших в одну из пустых комнат. Быстро шагнув назад, она поняла, что дело было очень плохо. Тогда она вспомнила о двери её родителей. Спеша, она вернулась к двери за секунды, и распахнула её, врываясь в помещение. Дверь вела в маленькую гостиную; расположение комнат было таким же, как в её покоях. Комната была пуста. Из спальни послышался крик, и противоположная дверь распахнулась, когда её мать попыталась выбраться через неё. Сзади её держал ещё один из людей в чёрном, и передняя часть её ночной рубашки была пропитана кровью. За один удар сердца Элейна увидела, как голова её матери рванулась назад, а человек в чёрном плавно, круговым движением провёл коротким клинком по её шее.

Из рассечённого горла фонтаном ударила кровь, и Графиня ди'Камерон осела на пол. В сердце Элейны вопил какой-то голос, но с её губ не сорвалось ни слова — её зубы были сжаты, а челюстные мышцы — напряжены. Убийца взглянул на неё, осклабившись — стоявшая перед ним женщина не была препятствием, будучи безоружной и всё ещё одетой в ночную рубашку. В два коротких шага он оказался рядом с ней, протягивая свободную руку к её волосам. Он едва успел пожалеть о своей ошибке перед тем, как умереть.

Элейна была одной из Ана́с'Мери́дум, скрытных стражей, защищавших род Иллэ́ниэл, и могла убивать как с оружием, так и без. Она шагнула к нему, ударив его ладонью в подбородок, заставляя его голову откинуться. Из-за силы удара он повалился назад, потеряв равновесие. Она не отступала, не оставляя ему пространства для движения, пока он, споткнувшись, падал. Держась за его рубаху, она вырвала второй его кинжал из ножен, и толкнула человека на пол, одновременно вонзая лезвие ему в грудь, прямо под грудину. Второй выпад ему под подбородок позаботился о том, чтобы он точно уже никогда не встал.

Её мать была мертва; это она знала ещё до того, как подошла к ней. Её отец, Граф, тоже замертво лежал на полу своей спальни, где его кровь собралась в блестевшую в сиянии свечей чёрную лужицу. Элейна чуть не упала в обморок, когда эта картина её ошеломила, но вспыхнувший позади неё свет не позволил ей поддаться своим эмоциям. Вернувшись обратно, она увидела, как коридор наполнился ярким огнём, а до её ушей донеслись крики умирающих.

Пламя исчезло так же быстро, как появилось, и она выглянула, оглядывая коридор. На полу у входа в её собственные покои тлели два человека, а Тиндал стоял, ухватившись за дверной косяк. Ему трудно было удерживаться на ногах. Он плавно осел, держась руками за живот. Новые люди пробежали мимо неё, один перескочил через Тиндала, чтобы войти в её спальню, а двое других задержались, чтобы прикончить умирающего волшебника. Они не увидели, как она вышла из противоположной комнаты.

Один занёс меч, чтобы ударить Тиндала, пока второй просто глядел. У них за спиной поднялся ангел смерти в белой ночной рубашке, с голубыми глазами в обрамлении из светлых волос, и Элейна ударила. Кинжал вошёл в почку тому, кто смотрел на её мужа, в то время как её свободная рука дёрнула за воротник того, кто заносил меч. Её босая ступня упиралась сзади в его правый сапог, и он упал спиной назад. Встать ему не дали; кинжал вернулся и вошёл в его горло ещё до того, как его спина коснулась пола.

Тиндал уставился на неё, когда она подняла голову — её распущенные волосы свисали за её плечами подобно плащу. Её глаза поймали его взгляд, когда он попытался заговорить:

— Наш сын… — сухо и слабо прозвучал его голос.

Она забрала у мертвеца меч, и беззвучно кинулась мимо Тиндала. Комната яслей была открыта, и внутри она увидела тёмный силуэт — третьего человека, занёсшего меч над колыбелью.

Этот услышал её приближение, и встретил её лицом к лицу, мгновенно забыв о своей цели. В течение напряжённых, казавшихся часами секунд в тускло освещённой комнате сверкала сталь. Он был хорош… немногие мечники могли так долго держаться против неё… но он знал, что проигрывает. Ещё миг — и она победила бы. В отчаянии, он шагнул в сторону, и сделал обманный выпад не в её направлении, а в сторону колыбели с занимавшем её крошечным младенцем. Элейна сделала выбор, который сделала бы любая мать, хотя и выбором это не было, поскольку она даже не задумывалась. Инстинкт каждой женщины в истории человечества, державшей младенца у своей груди, сделал этот выбор за неё, хотя она и сама не выбрала бы иначе. Она метнулась вперёд, пытаясь заблокировать удар, стремившийся оборвать жизнь её сына, и едва успела, но потеряла равновесие и открылась. Ответный удар убийцы попал ей в живот, сталь рассекла её одежду и находившуюся под ней плоть. Её собственный меч метнулся назад, когда она отступила, разрезав ему лицо.

Убийца закричал, из его правого глаза потекла кровь. Боль и кровь дезориентировали его на миг, и он попытался защититься, когда Элейна снова стала наступать на него. Она прижимала левую ладонь к своему животу, чтобы удерживать всё внутри, в то время как её правая рука безжалостно гнала его мечом назад. Её лицо горело от гнева и ярости, когда она наносила один удар за другим:

— Ты не получишь моего сына!

Она ударила снова, и на этот раз он парировал слишком медленно — она отвела его неуклюжую попытку защититься в сторону, и пронзила его сердце, вогнав меч ему между рёбер и пригвоздив мертвеца к стене вышедшим между его лопатками концом клинка.

На смерть у Элейны не было времени; она подошла к колыбели, всё ещё пытаясь держать себя в руках. Из-за живота у неё была лишь одна рука, поэтому она бросила меч, и попыталась успокоить своего сына свободной рукой. Она услышала шум у себя за спиной, и если бы это был ещё один убийца, то ей пришёл бы конец, но это был Тиндал. Выглядел он хуже некуда, когда пробирался в маленькую комнату.

— Твой живот… — сказал он, хватая ртом воздух.

— Не важно, ты выглядишь хуже меня, как ни трудно в это поверить.

Она улыбнулась ему той самой улыбкой, что пленила его сердце в прошлые годы, затем прислонилась к стене, и сползла на пол. Из-за потери крови у неё начала кружиться голова.

Тиндал сел рядом с ней, и попытался уложить её спиной на пол, но кожа на её животе разошлась, когда она выпрямилась, заставив её вскрикнуть.

— Боги милостивые, Лена! Я не могу это исправить… это слишком…

Тиндал А́рдэс'Иллэниэл был самым могущественным из живших в то время волшебников, но его знание искусств исцеления было ограниченным, и его собственное тело умирало. Еда в Замке Камерон была отравлена, и все мужчины, женщины и дети в донжоне, вкусившие её, тоже умирали.

Он отложил в сторону свою боль, сосредоточенно проведя пальцем поперёк её живота, будто ножом. Кожа стянулась и срослась под его касанием, и через миг лишь серебряная линия осталась в напоминание о том, что её ранили. Боль Элейны утихла, и она посмотрела в лицо Тиндалу. Оно было покрыто потом, и вытянулось от боли и изнеможения. Но его яркие голубые глаза по-прежнему смотрели на неё с тем же острым умом, что всегда очаровывал её. Этот человек, её муж, умирал, а она ничего не могла поделать.

Теперь, сумев сесть, она притянула его к себе, её глаза наполнились слезами. Долгую минуту они обнимали друг друга, пока он не оттолкнул её, когда его снова затошнило. Теперь его рвало кровью. Прошла целая вечность, прежде чем он остановился, и смог произнести:

— Ты должна взять нашего сына, и бежать.

Какие-то женщины стали бы спорить или рыдать, но только не Элейна ди'Камерон. Она была Анас'Меридум, и она знала, что нужно было сделать. Кивнув, она встала, и проверила свою рану. Кожа и мышцы, похоже, были целы, но более глубокое жжение поведало ей, что у неё были и другие повреждения. Тиндал склонился над колыбелью, и взял их сына. Он слегка покачнулся, когда выпрямился, из-за чего она забеспокоилась, что он может упасть с малышом, но он удержался на ногах.

— Расти сильным, сын — живи, и заставь меня гордиться.

Он поцеловал сына в щёку, и передал его Элейне:

— Я люблю вас обоих.

— Навсегда, — ответила она, и быстро поцеловала его.

Взяв её свободную руку, Тиндал вывел её в спальню. Она покинула его ненадолго, и взяла несколько вещей. Быстро одеваясь, она натянула простые штаны и неброскую куртку, затем надела накидку поверх неё. Она нацепила на себя меч, и присоединилась к своему мужу — он вышел на балкон.

Стоя там, она посмотрела на человека, защищать которого она поклялась своей жизнью. Человека, которого она должна была оставить. Сомнения одолели её:

— Ты уверен?

— Другого пути нет. Я уже умираю — ты должна нарушить твою клятву. Ты должна бежать, чтобы наш сын выжил, — ответил он. На его глазах проступили слёзы.

Элейна отвела взгляд, затем вернулась внутрь. Она передвинула мебель в прихожей, загородив дверь, затем забрала меч убийцы. Оружие незнакомца она вложила в свои ножны, затем вернулась к Тиндалу, держа собственный меч в руке. Она протянула ему клинок, и их взгляды встретились:

— Я, Элейна ди'Камерон, отказываюсь от моих уз и прошу тебя об освобождении, — произнесла она слова, которых никогда не произносил никто из Анас'Меридум.

Тиндал протянул руку, положив свою ладонь на лезвие меча:

— Я, Тиндал Ардэс'Иллэниэл, освобождаю тебя.

Когда он это проговорил, меч засветился на миг, прежде чем потухнуть, а потом разбился вдребезги, как стекло.

— Мои силы почти на исходе, Элейна, ты должна спешить.

Бросив рукоять, она обняла его, затем взяла их ребёнка у него из рук:

— Что ты планируешь?

Она не была уверена, как именно он собирался спустить её вниз — балкон был почти в сотне футов над располагавшимся внизу двором.

— Ты будешь лёгкой, как пух. Тебе придётся прыгнуть, но моя магия будет беречь тебя, пока ты не приземлишься. Прости, это — всё, на что у меня хватает сил… — сказал он. Тиндал произнёс несколько слов на древнем языке, и положил ладонь ей на чело.

— Я люблю тебя, — сказала она, и положила руку на перила, прижимая к себе сына другой рукой.

— Я знаю. В себе ты несёшь моё сердце, в руках — мою жизнь. Покуда ты живёшь, я не умру этой ночью.

Он поцеловал её, и она прыгнула, плавно опускаясь вниз подобно перу на лёгком ветерке. Плывя по воздуху вниз, она услышала шум из комнаты наверху, и Тиндал обернулся к спальне. Люди заставляли дверь открыться внутрь, отталкивая в сторону мебель. Тиндал пошёл к ним, с его рук капало пламя. Секунду спустя она больше не могла его видеть, опускаясь всё ниже.

На миг ночь стала светлее, когда с балкона ударило пламя. Оно росло, ярче и ярче, пока не стало казаться, что оно светит как солнце, поглощая их спальню и значительную часть их этажа в донжоне. Затем пламя утихло, потухнув обратно до оранжевого свечения, когда донжон загорелся изнутри. Тиндала Ардэс'Иллэниэл, последнего волшебника Лосайона, не стало.

Элейна достигла земли, и ещё немного посмотрела вверх. Затем она отвернулась, и побежала к конюшням. Она тихо плакала на бегу, держа в руках её сына-младенца. Было бы постыдно, если бы кто-то увидел члена её ордена плачущей, но она уже и не была одной из Анас'Меридум.

Конюшен она достигла менее чем за минуту, и юркнула внутрь. Поразительно, но там никого не было. Не теряя времени, она оседлала одного из принадлежавших её отцу рысаков, быстроногих лошадей, которых выводили для охоты. Забираться в седло с ребёнком в руках было нелегко, но она каким-то образом сумела это сделать, и они выехали наружу, скача прочь так стремительно, что её волосы струились на ветру.

Они пересекли двор замка, и выехали через ворота. Снаружи собрались люди и лошади, но она застала их врасплох, и миновала их прежде, чем они успели попытаться её остановить. Оглянувшись через плечо, она увидела, что они садились верхом для преследования, криком приказывая ей остановиться. Она не обратила на них внимания, и поехала дальше, стремительно улетая в ночь.

Она ехала всю ночь, подгоняя свою лошадь, надеясь оторваться от преследователей. Где-то ближе к рассвету её лошадь споткнулась, и чуть не упала, заставив её остановиться. Элейна быстро спешилась, прежде чем лошадь завалилась на бок. Она загнала животное до смерти. Лошадь тяжело дышала, и её рот был покрыт пеной, но времени оплакивать её у Элейны не было. Опустившись на колени и стараясь не думать, Элейна вскрыла артерию ей на шее, быстро покончив с ней.

«Этой ночью я не видела ничего кроме смерти, и впереди лишь смерть», — подумала она. В другой день она пролила бы слёзы из-за того, что ей пришлось убить столь прекрасное животное, но слёз у неё не осталось. Она подняла своего сына, и пошла пешком. Шли часы, и боль в её животе росла и росла, пока ей не стало казаться, что её живот горит огнём. Что-то сломалось внутри, но она могла лишь надеяться, что это не убьёт её до того, как она достигнет Ла́нка́стера.

Герцог Ланкастера был сюзереном её отца, и у него было самое близкое место, где она могла надеяться найти убежище. Наконец она снова оказалась на дороге, и пошла на восток, к восходящему солнцу. Она не была уверена, в каком месте вышла на дорогу, и не могла знать, сколько ещё было миль до Ланкастера. Она шла и шла. За следующим холмом она увидела дым, значит поблизости кто-то жил.

Час спустя она стала терять ясность мыслей. Во рту у неё пересохло, а тело её горело. Её лихорадило, и она боялась, что потеряет сознание, не найдя помощи. Оглянувшись, она увидела, что в сотне ярдов за ней идёт человек. По его одежде она поняла, что он был из числа убийц, что явились за ними прошлой ночью.

Адреналин ненадолго вернул её мыслям ясность, и она пошла быстрее. Он шёл пешком, так что она решила, что он должно быть тоже загнал свою лошадь до смерти, пытаясь нагнать её той ночью. На миг ей стало жалко это животное. Её тело ослабло, слишком ослабло, и даже адреналин не давал ей достаточно сил. Человек постепенно приближался, и она знала, что конец неизбежен.

Он уже был лишь в двадцати ярдах позади, и она слышала его приближающееся тяжёлое дыхание. Сил на бег у них не осталось, что превращало погоню в гротескную пародию на гонку. Он тяжело шагал, она — спотыкалась на ходу.

— Проклятье, да остановись ты! — крикнул он ей. — Сдавайся сейчас, сука, и я сделаю твои последние минуты приятными.

Элейна ди'Камерон не была глупа. Она не могла двигаться дальше, и у неё не было сил драться. Положив сына на землю, она развернулась. Пять шагов… десять… и она свалилась на землю при его приближении. Она лежала лицом вниз, спрятав под собой меч, который она взяла. Элейна отказывалась думать о нём как о своём мече — тот меч был разбит. Она тяжело вдыхала воздух и дорожную пыль, пытаясь собраться с силами. Надеяться она могла лишь на то, что он был достаточно глуп, чтобы поиграться с ней, прежде чем убить.

Она подождала, пока он не встал над ней, надеясь, что он замешкается. Элейна казалось беспомощной, и почти так и было. Стоя над ней, он решил, что слишком устал для забав, и обнажил свой меч. Элейна перекатилась, и ударила вверх, пытаясь проткнуть ему либо пах, либо живот. Ей это почти удалось, но руки подвели её, и удар оказался слишком медленным. Он отбил её меч ногой, и обрушился на неё, вогнув колени ей в плечи. Она почувствовала, как надломилась её ключица, и оставшийся в её лёгких воздух вышел наружу с криком.

Придавив её к земле, он обнажил ножик:

— Я прикончу твоего ребёнка вот этим, когда ты сдохнешь, ведьма!

В его глазах не было ни следа здравоумия. Она попыталась плюнуть ему в лицо, но во рту у неё пересохло, и не осталось ни капли слюны. А потом в его груди проросла стрела. Он казался удивлённым, потрясённо глядя на неё. Выронив нож, он попытался выдернуть её, когда наконечник второй стрелы показался из его горла. Он свалился с Элейны, умерев ещё до того, как его голова коснулась дороги. Элейна попыталась встать, но тело отказывалось повиноваться. У неё стало темнеть в глазах, и она услышала плач её сына. Тьма обступила её, и она утонула в небытии.

Через неопределённый промежуток времени она очнулась. При попытке движения её ключица сместилась, заскрипев. Боль заставила её замереть, и она снова стала лежать, оценивая своё окружение.

— Не пытайся двигаться. Твоё тело прошло через слишком многое, — произнёс чей-то голос.

У её кровати сидела женщина. Они были в маленькой комнате, судя по виду — возможно домик какого-то фермера. Женщина промыла тряпку, и снова положила её Элейне на лоб.

— Твоё тело объяла жуткая лихорадка. Я уж думала было, что ты так и не очнёшься.

Элейна уставилась на неё; у женщины было доброе лицо с крупными чертами.

— Мой малыш…

— Ш-ш-ш, не волнуйся, он в порядке. Вот он. У тебя хороший, сильный мальчик — плакал без умолку с тех пор, как Ройс тебя принёс.

Она наклонилась, и подняла сына Элейны из самодельной кровати, которую они поставили в комнате. Элейна не могла его держать, поэтому женщина устроила его рядом с ней, где та могла касаться его рукой.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — начала она.

— Не, не терзайся. Твоё тело тяжело трудится, борясь с лихорадкой. Тебе нужен отдых. Позже у тебя будет полно времени, — заверила её женщина.

— Нет, не будет, — сказала Элейна. — Я ранена, глубоко внутри. Там…

Она попыталась показать на живот, но двигаться было слишком больно. Она устала, устала до мозга костей, но продолжала говорить, и медленно объяснила ухаживавшей за ней женщине, кто она такая.

Вскоре она узнала, что женщину звали Ми́риам Элдридж, а если коротко — Мири, и её муж, Ройс, нашёл Элейну на дороге. Он был кузнецом, и направлялся в замок Ланкастер, чтобы забрать бочонок с гвоздями и всякой всячиной. К счастью, он всегда брал с собой лук в такие поездки. Женщины говорили больше часа, прежде чем Элейна обессилила, и забылась неспокойным сном.

На следующий день лихорадка усилилась, но Мири по-прежнему надеялась на лучшее. Элейна убедила их дать ей перо и бумагу, но усилие, необходимое для того, чтобы сесть и писать, потребовало почти всех её сил. Борясь с болью и усталостью, она наконец нашла позу, сидя за столом, в которой ей было не так больно. Её левая рука была бесполезна, но она всё ещё могла держать в правой перо, покуда не двигала ей слишком далеко, пока писала.

Она написала два письма. Одно — сыну, а второе, более короткое — Герцогу Ланкастера. Наконец Мири помогла ей, обессилившей, лечь обратно в кровать.

— Не рассказывай ему, Мири… пока не подрастёт.

— Что, дорогая? — попыталась успокоить её Мири.

— Не рассказывай ему обо мне, пока не подрастёт. Пусть побудет счастливым. Когда ему придётся узнать, дай ему моё письмо.

Она настаивала.

— Тише, тише, сама ему расскажешь, когда выздоровеешь. Поживёшь здесь, с нами, а когда к тебе вернутся силы, поможешь мне тут по хозяйству, — улыбнулась Мири, погладив волосы Элейны. — Ты просто отдыхай, и мы скоро сходим на пикник. Весна уже, и погода чудесная. Цветы распускаются, и воздух полнится сладкими ароматами.

Она тихо заснула под голос Мири. Ей казалось, что она снова девочка, и её мать поёт ей колыбельную. Через некоторое время Мири встала, и пошла готовить ужин.

Элейна так и не проснулась. Она тихо скончалась той ночью. На следующее утро её сын разбудил Элдриджей своим плачем. Казалось, он каким-то образом знал, что её не стало.

Глава 1

Изначально предполагалось, что идеи, рассмотренные на этих страницах, будут исследовать природу лишь магии, но позже более глубокое изучение обнаружило связь между «э́йсаром», о котором говорят волшебники, и чудесами и сверхъестественными происшествиями, имеющими место в каждой вере и религии. Никто не был удивлён этому больше меня самого, этой связи между «естественным» и «сверхъестественным», и она стала основой потери мною веры и началом моего падения в ересь. Вследствие этого предупреждаю: если ты — человек веры или религии, духовное лицо, монах, священник или святой человек любого рода — остановись здесь же. Не читай дальше, ибо идеи и наука, представленные далее, несомненно подточат те самые необходимые основы, требующиеся для любой искренней связи с богами.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Я никогда не ощущал себя необычным ребёнком, что, полагаю, применимо ко всем, по крайней мере — в определённой степени. Я рос любознательным и авантюрным, как и большинство мальчишек, но по мере моего взросления моя мать подметила: «Он — очень тихий ребёнок». Не помню, когда она сказала это впервые, но мне сразу показалось, что это так. Я на самом деле был очень интроспективным, вопреки моей дружелюбной природе и непринуждённой улыбке. Когда я стал старше, она даже описала меня, как человека, рождённого со «старой душой», что бы это ни значило. В основном я просто много думал, что несколько отделяло меня от остальных детей, но недостаточно, чтобы я ощущал разницу или расхождение. Оглядываясь назад, кажется ясным, что моя врождённая осторожность и интроспективная природа, вероятно, являются тем, что позволило мне выжить.

Отца моего зовут Ройс, Ройс Элдридж, и по профессии он — кузнец. Я часто гадал, жалел ли он о своём призвании, поскольку лошадей он, казалось, любил больше металла, и под любым предлогом сбегал в город, чтобы посмотреть на скачки. Он также тратил на покупку породистых лошадей для себя самого несколько больше, чем было разумно. Моя мать, её зовут Мириам, ворчала на него за это, но на самом деле была не против. По правде говоря, она любила лошадей почти так же сильно, и именно в одну из его поездок на скачки, будучи ещё молодым человеком, он с ней и познакомился. К сожалению, после свадьбы завести детей им не удалось, но так получилось, что годы спустя мой отец нашёл меня во время одной из своих поездок в город. По его словам, я был просто одиноким младенцем, брошенным на обочине недалеко от городка. Моя молодая мать положила меня там, где меня легко можно было увидеть и услышать, в надежде на то, что на меня наткнётся какая-нибудь жена фермера. Вероятно, я никогда не узнаю, почему именно она решила так поступить, но у меня в любом случае всё получилось хорошо, так что никакой неприязни я к ней никогда не испытывал.

Ройс и Мириам были рады получить собственного ребёнка, и будучи единственным сыном, я получил немного больше внимания, чем получало большинство детей. Если бы мои родители были богаты, то я был бы, наверное, совсем избалованным, но получилось так, что я был просто счастлив. Большинство наших соседей не догадывались, что я был усыновлён, но от меня родители этого никогда не скрывали. Я гордился тем, что я — Элдридж, и упорно трудился над тем, чтобы порадовать отца. Он настоял на том, чтобы я наблюдал за его работой в кузнице, что знакомило меня с инструментами и методами его профессии. Румяное свечение раскалённого железа я находил завораживающим, наблюдая за тем, как оно медленно принимало нужную форму под его терпеливыми руками. Поскольку я был сыном кузнеца, все естественно предполагали, что однажды я последую по его стопам, и я против этого не возражал. Если бы всё случилось иначе, то я сейчас вполне мог бы работать в кузнице, радостно придавая металлу форму, и тем зарабатывая себе на жизнь.

Когда я вырос из любопытного мальчика в неуклюжего подростка, стало очевидно, что с этой работой у меня могут возникнуть некоторые сложности. У меня было много врождённых талантов. Я был необычно умён, что большинство взрослых замечало в первые же минуты разговора со мной. Я хорошо разбирался в металлах, и имел врождённый дар, когда дело доходило до того, чтобы что-то мастерить или строить. Руки мои были уверенными и умелыми, мать называла их «ремесленными руками». Это и было сутью проблемы — хотя руки и ноги мои были длинными, особенно крепок я не был. Я усердно трудился, помогая моему отцу у кузнечных мехов, но сколько моя мать меня ни кормила, веса во мне не прибавлялось. Казалось, что я обречён навечно остаться долговязым юнцом. Тем не менее, я был достаточно умелым, так что со временем я сумел бы стать компетентным кузнецом, если бы не события той весны, когда реки раздулись от дождя.

День начался ярким и полным надежд, как обычно и бывает с весенними днями. Дожди в тот год, мой шестнадцатый год, были особо обильными, но они кончились несколько дней назад, и весь мир казался живым и сверкающим. Солнце грело, но воздух всё ещё хранил свежую прохладу, оставшуюся с зимы. В общем, держать меня в кузнице у отца казалось ужасной растратой. Подозреваю, что именно поэтому мать отправила меня искать травы. Она всегда была добра, и я думаю, что даже тогда она знала, что мой молодой дух был слишком большим, чтобы ограничиваться повседневными рамки кузницы. Так что я, с упругой походкой и с плетёной корзинкой в руках, пошёл исследовать поля и леса рядом с нашим домом. Конечно, я хорошо знал эту местность, но я радовался любой возможности побродить по округе, и я знал, что мать не ждала меня вскорости обратно.

Всё утро я бродил по полям, собирая разнообразные растения и одуванчики, которые, как я знал, моя мать любила использовать в готовке, но с приближением полудня я решился сходить к реке в поисках дудника, лекарственной травы. Что именно я найду там в этот день, я и понятия не имел. Я прошёл через густо покрытую лесом местность рядом с Рекой Глэ́нмэй. Русло реки было вверх по склону, поэтому я всё ещё не мог видеть берега, когда услышал звук, издаваемый встревоженной лошадью. Лошадь громко храпела и ржала, и высота звука говорила о том, что она полностью впала в мучительную панику. Если вы провели рядом с лошадьми столько же времени, сколько и я, то понимаете, что я имею ввиду. Я сразу же перешёл на бег, позабыв о юношеских мечтах. Я по-прежнему не жалею о том, что я сделал в тот день, но оглядываясь назад, я не могу не задуматься, как бы всё обернулось, если бы я выбрал другую дорогу, и не пошёл к реке.

Взбежав по склону, я увидел молодого человека примерно моего возраста, стоявшего на берегу реки, и громко бранившего текущую воду. Полагаю, было бы правильнее сказать, что он стоял на «новом» береге реки, поскольку крупная часть того, что было берегом раньше, явно была унесена прочь, подмытая стремительным течением. Я по-прежнему не видел лошадь, но парня я знал, ибо это был мой лучший друг, Маркус. Даже на таком расстоянии мне было видно, что его лицо побледнело от страха. Я добежал до него за полминуты, и хоть я и потряс его за плечо, он посмотрел на меня безо всякого выражения, будто мы не были знакомы. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать меня, и в достаточной степени взять себя в руки, чтобы внятно произнести:

— Морт!

На этом месте мне, вероятно, следует упомянуть, что моё имя — Мо́рдэкай, но большинство моих друзей-ровесников привыкли звать меня «Морт».

— Я никогда её оттуда не вытащу, Морт! Она погибнет, и это — моя вина!

«Она», о которой он говорил, была драгоценной кобылой его отца, Данстар, хотя мы звали её просто Стар^[2]. Она была прекрасной лошадью чалой масти, с похожим на звезду пятном на лбу. Она также была одной из наиболее дорогостоящих приобретений в большой конюшне его отца. Его отец, Герцог Ланкастера, купил её исключительно ради её родословной, чтобы улучшить породу своих собственных животных, поскольку она происходила из знаменитого рода беговых лошадей. Я был уверен, что Маркусу не было позволено на ней ездить, но такие мелочи, как правила, редко останавливали моего друга, когда ему в голову приходила мысль что-то совершить.

Было легко угадать примерные очертания случившегося. Он подъехал близко, чтобы посмотреть на несущуюся мимо реку. Спешился, и подвёл её к берегу, поскольку у кобылы хватало ума сопротивляться, когда её заставляли скакать так близко к ревущей воде. Тогда-то беда на него и обрушилась. Ослабленный берег реки обвалился под весом лошади, и хотя Маркус сумел успеть попятиться, кобыле повезло меньше. Она попала в плен реки, изо всех сил стараясь держать голову над поверхностью воды. Течение прибило её к упавшему дереву, где она и застряла, не будучи способной взобраться по крутому, скользкому от грязи берегу. У меня скручивало сердце от панических криков Стар, пока та отчаянно тщилась удержать свою голову над водой.

Не думая, я начал карабкаться вниз по скользкой береговой осыпи, пытаясь подобраться ближе. Легко видеть, что моё мышление в тот момент было не особо ясным, поскольку я ни коим образом не мог освободить попавшую в западню лошадь. Осыпающийся берег был крутым, и узким у кромки воды, из-за чего для меня было невозможно вывести лошадь из воды, даже если бы у меня было достаточно сил на такое свершение. В тот момент её уже почти смыло под нижний край упавшего дуба, после чего она бы стремительно захлебнулась, поскольку зацепилась бы за большие ветви, находившиеся под водой. Тем не менее, я приблизился к ней, не имея в голове чёткого плана, поскольку сочувствовал её затруднительному положению.

— Морт! Ты же убьёшься!

Из нас двоих, Маркус обычно был более безрассудным, но сегодня он показывал гораздо больше ума, чем, судя по всему, было у меня.

— Забирайся обратно, пока мне не пришлось объяснять ещё и про твою смерть тоже!

На миг я подумал о его словах, и понял, что он был прав. Я начал разворачиваться, чтобы забраться обратно, поскольку здравый смысл наконец переборол мою глупость, но в этот момент я поймал взгляд Стар. Тогда-то моя жизнь и изменилась. Это был тот момент, который смёл в сторону всё, что было прежде, и направил меня и моих друзей на путь, с которого нам было уже не свернуть. У историков было бы гораздо меньше событий для описания, если бы я не посмотрел в глаза той испуганной кобыле.

Сейчас я не уверен, как описать то, что я ощутил. Возможно, кто-то из вас, читающих это, проходил через кризисные моменты, и ощущал тот наплыв эмоций, который мгновенно накрывает тебя, тот безвременный момент ясности, в который можно подумать о тысяче вещей всего лишь за миг. Это был один из тех моментов, и глядя в глаза того благородного существа, я ощутил, будто открылось окно в моей собственной душе. Мой мир сжался, пока в нём не осталось ничего, совсем ничего кроме меня и Стар. Её глаза были расширены от ужаса, и она громко дышала, её лёгкие тяжело вздымались, несмотря на стремительное течение. Моё собственное тело казалось лёгким и нереальным, и вскоре я совсем перестал его ощущать, провалившись в её взгляд. Теперь существовала лишь Стар, а Мордэкая больше не было, будто он никогда и не существовал. Моё тело и даже моё собственное «я» больше не существовали, всё было заменено. Мне следует поправиться: моё тело всё ещё существовало, но оно было другим, гораздо тяжелее, и оно было холодным. Я ощущал, что моё сердце бьётся так сильно, что я думал, оно вот-вот выпрыгнет у меня из груди. Я был почти полностью погружён в холодную реку, и я ощущал, как она холодит меня, вытягивая из меня силы, толкая меня на дерево, непреклонно затягивая меня вниз.

Я видел молодого человека на берегу реки, медленно оседающего подобно марионетке, у которой обрезали все ниточки. Он тоже соскальзывал в воду, и я задался вопросом, кем он был. Я изо всех сил старался остаться над поверхностью воды, и в моём отчаянии мне явилась одна ясная мысль. Если бы у меня только было что-то твёрдое, чтобы встать, я смог бы выбраться из ледяной воды. Мои руки попали по чему-то твёрдому, а потом это что-то нашли и мои ноги, и я начал подниматься. Шагнув вперёд, я нашёл для ног ещё твёрдую опору, и начал выходить из реки. Покидая воду, я испытал странные ощущения в моих ногах и, посмотрев вниз, осознал, что они теперь были копытами. Это показалось довольно глупым, поскольку я был весьма уверен, что не смогу вскарабкаться по береговому склону без рук, поэтому вместо этого я пошёл вверх по реке, пока не нашёл место, где берег поднимался более полого, и именно это место я и выбрал для того, чтобы выйти из русла.

Оглянувшись, я увидел второго человека, и узнал его. Это был Маркус, и он тащил другого мальчика из реки обратно, вверх по обрыву на берегу, хотя и не особо успешно. Грязь на берегу круто шла вверх, и осыпалась; протащить другого человека вверх по ней было для него невозможно. Вместо этого он пытался подлезть под незнакомца, и затолкнуть его вверх, за кромку осыпавшегося обрыва. Было очевидно, что он никогда не сможет поднять его достаточно высоко, поэтому я решил помочь ему. Взойдя по склону, я подошёл к краю, и посмотрел сверху вниз на то, как он боролся с вялым телом молодого человека. Он снова толкнул его вверх, и поскольку мои руки выглядели бесполезными, я вытянул голову вниз, и схватил подростка за шиворот, используя мои зубы. У меня что, всегда была такая длинная шея? Таща назад, я неуклюже вытянул его на траву, и тащил, пока не убедился, что под нами твёрдая земля.

К этому моменту Марк тоже поднялся наверх, и что-то кричал мне. Глядя на него, я осознал, что цвета были странными. Это определённо был мой друг, но мне он показался другим. Бросив взгляд вниз, я уставился на находившегося без сознания незнакомца. Было что-то знакомое в его лице. У него были длинные, неуклюжие руки и ноги, и его голова была покрыта густыми чёрными волосами. Наконец мысль ворвалась в моё сознание, и холодный шок пробежал по мне, когда я узнал самого себя, лежащего на земле. После того, как я это осознал, у меня появилось пульсирующее ощущение, и я почувствовал, как я ринулся в моё пустое тело, а потом была лишь тьма.

Солнечный свет пробивался через мои опущенные веки, что заставило меня задуматься, как мне удалось спать настолько допоздна. Обычно моя мать подняла бы меня с рассветом, чтобы я приступил к моей ежедневной работе. Однако, кровать была удобной, поэтому я решил поспать ещё немного, и посмотреть, как долго мне это удастся, прежде чем она придёт меня будить. Потом я ощутил на лице тёплое дыхание, и услышал фырканье, будто одна из лошадей моего отца каким-то образом пробралась в мою комнату, но этого же не могло быть… так ведь? Я приоткрыл один глаз, и вздрогнув, увидев, как надо мной высится Стар, а Марк сидит с другой стороны от меня.

— Слава богам, ты очнулся, — сказал он. — Я уж начал думать, что ты отойдёшь на ту сторону.

У него была лёгкая улыбка на лице, хотя мне было в его лице видно и напряжение тоже.

— Почему я лежу на земле?

Ещё произнося это, я осознал, что именно так и было; я лежал на влажной траве, недалеко от реки. Я начал было принимать сидячее положение, и всё закрутилось и завертелось вокруг, когда на меня нахлынули волны головокружения. Однако у меня есть упрямая жилка, поэтому я всё же принял сидячее положение, и оставался в нём, пока мир не перестал вращаться вокруг.

— Я надеялся, что это ты мне скажешь, — ответил он. — Ты почему-то посчитал, что сможешь в одиночку вытащить из реки целую лошадь и, что хуже, ты безотлагательно потерял сознание, как только подобрался к краю воды. Ты чуть не утонул.

— А Стар как выбралась?

У меня было сильное подозрение, что я уже знал, как она спаслась из реки, но я всё ещё не мог в это поверить.

— Насколько я могу сказать, в неё вселился водный дух.

Марк с намёком уставился на меня, произнося это, и я знал его достаточно хорошо, чтобы определить, что он сам придерживался иного мнения.

— Сразу же после того, как ты потерял сознание, она шагнула вверх, из воды, и прошла по её поверхности где-то тридцать ярдов, прежде чем выйти на сушу.

После чего он остановился, как если бы хотел посмотреть, что я скажу, но я промолчал.

— Потом она прошла обратно поверху, и вытащила тебя вверх через край обрыва своими зубами. В общем, я бы сказал, что она вела себя довольно не по-лошадиному.

Я опустил взгляд, не будучи уверенным, что сказать:

— Ну…

— С тем же успехом ты можешь мне всё рассказать. Я уже увидел сегодня несколько невероятных вещей — сейчас я уже вряд ли назову тебя лжецом.

Мы с Марком подружились ещё когда были маленькими детьми, так что доверие проблемой не было — просто я не мог понять, что со мной недавно произошло. Я бросил попытки понять, и просто описал произосшедшее со мной настолько хорошо, насколько мог. Это заняло какое-то время, но Марк был хорошим слушателем. Через некоторое время у меня кончились слова, и я просто сидел, глядя как Стар пасётся поблизости.

Марк принял задумчивый вид. У него был выдающийся ум, когда он всё же предпочитал работать головой, и, наблюдая за ним, я видел, как поворачиваются у него в голове шестерёнки. Наконец он заговорил:

— Давай разложим всё без экивоков. Ты послал свой дух в эту лошадь, и взял под свой контроль её тело. Потом ты использовал какую-то магию, чтобы позволить Стар идти по поверхности воды…

— Постой-постой, — перебил я. — Я не использовал никакую магию, я даже понятия не имею, как это делать!

— А как ещё ты это назовёшь, Морт?

Он уставился на меня — его взгляд был прямым и непоколебимым.

— Окей, ну, очевидно, случилось что-то невероятное, но это не значит, что я был причиной, источником или главным действующим лицом в…

Я впал в весьма знакомую нам форму речи, которую мы использовали, когда обсуждали вопросы науки и философии. Но он на мои разглагольствования не купился:

— Брехня, — перебил он.

— Что?

— Ты меня слышал: брехня. Не пытайся отбрехаться от этого. Ты не с родителями говоришь, и не с другими знакомыми нам тупицами, так что не пытайся гнать мне пургу. Тебе надо осознать и взглянуть в лицо тому, что произошло. Это ты совершил. Это ты сделал что-то чудесное, и это делает тебя либо святым, либо волшебником. Учитывая общее отсутствие у тебя набожности, я склоняюсь к последнему.

— Ты спятил, — с умным видом ответил я, — я ни фига не знаю про магию.

Марк улыбнулся:

— Как и я, но одно я знаю точно.

— А именно?

— Волшебству не научишь, волшебником надо родиться, так что отсутствие знаний — не аргумент.

Глубоко внутри я подозревал, что он может быть прав. Мы оба полнились вопросами, но после происшествия у реки мы были продрогшими, мокрыми и усталыми. Мы согласились держать подробности о случившемся в тайне, по крайней мере пока со всем не разберёмся.

— Приходи завтра в донжон, пройдёмся по библиотеке Отца, — сказал он.

Отцом Марка был Герцог Ланкастера, о чём я неоднократно пытался забыть.

— Я не могу. Завтра я должен помочь Папе погрузить чугун.

— Тогда завтра вечером. И вообще, скажи своим родителям, что ты поживёшь несколько дней у меня, — ответил он.

— Я не могу. Что они подумают?

— Они подумают о том, как чудесно то, что их сын отирается среди дворян, — сказал он. Маркус никогда не держал своё более высокое, по сравнению со мной, происхождениепротив меня, но и колебаний при злоупотреблении им тоже не испытывал. — Слушай, я этим же вечером пошлю гонца с вычурным приглашением. Твой отец будет настолько впечатлён, что и не подумает отказывать, — сказал Маркус, одарив меня своей по-обыкновенному широкой, неудержимой улыбкой.

— Я думаю, что твой план в некоторой степени оставляет желать лучшего, — ответил я. — Разве тебе не нужен какой-нибудь предлог или причина для приглашения?

Мои родители знали о нашей странной дружбе, поскольку тайной она никогда не была. Мы с Маркусом познакомились ещё когда были мальчишками, играя во дворе донжона Герцога во время одной из поставочных поездок моего отца. Мы мгновенно спелись, хотя я никогда не понимал толком — почему. Подозреваю, что причиной тому было то, что он был первым моим ровесником, которому хватало воображения и ума поспевать за моими изощрёнными играми понарошку. Вскоре после этого мои родители начали получать от Герцогини «просьбы» о моём присутствии, чтобы я помог развлекать её сына. Герцог с женой были необыкновенно прогрессивны, когда дело доходило до «смешивания» классов, но всё же по мере нашего вступления в подростковый возраст я всё меньше и меньше виделся с Маркусом, поскольку от него требовалось больше времени проводить с надлежащим образом высокородными людьми.

— Ха! Ты присоединишься к приёму и охоте на кабанов, которые на этой неделе устроил мой отец.

У Маркуса на лице было невероятно самодовольное выражение, будто его впечатляла его собственная хитрость. Идея не была особо хитрой, поэтому я понял, что он что-то скрывал.

— Ты эту охоту только что придумал, — бросил я обвинение.

— А вот и нет! — сказал он, и в его взгляде явно что-то сверкнуло. — Отец два месяца назад запланировал это сборище. На этой неделе в наше замечательное герцогство слетятся молодые люди и леди благородного происхождения со всего королевства.

Это его и выдало.

— Моло… ох, постой! Ах ты хитрый ублюдок! Это — одна из тех «мешалок», на которые твои родители тебя посылали, чтобы надлежащим образом приобщить тебя к дворянскому сообществу!

Вообще, Маркус негодовал по поводу этих приёмов, посещать которые его заставляли родители, и большую часть времени проводил, описывая их мне как скучные оказии, на которых присутствовали тупоумные пижоны, одержимые чувством собственной важности. Я был уверен, что он втайне наслаждался ими, по крайней мере отчасти — он лишь представлял их мне в отрицательном свете, чтобы я не расстраивался, поскольку сам посещать их не мог. Что поднимало вопрос:

— Постой, подожди, ты меня совсем запутал. Как ты намереваешься привести на это событие простолюдина?

«Простолюдином», конечно, был я — никаких иллюзий касательно моего социального положения я не питал.

Марк сдавленно хохотнул:

— А, друг мой, этот случай — другой! Выступать хозяином на этом мероприятии будет мой отец, а поскольку это — мой дом, я могу приглашать кого пожелаю, — заявил он, полностью перечеркнув мой последний хороший довод. Он встал, и повёл Стар прочь. Марк мог и верхом на ней ехать, но он был отличным коневладельцем, и ему даже в голову не пришло так поступать после её речных испытаний. — Приглашение будет через пару часов. Завтра вечером пошлю за тобой экипаж.

Я смущённо покачал головой, и попытался найти хороший прощальный комментарий. Однако остроумие подвело меня, поэтому мне пришлось удовольствоваться обычным «увидимся завтра». Я пошёл домой, пытаясь сообразить, как я буду объяснять это моим родителям.

Глава 2

Любое вменяемое изучение магии должно начаться с тех, кто наиболее искусен в её применении, с магов или волшебников, как называют наиболее учёных в её применении людей. Этих людей, которые несчётные поколения передавали от мастера к подмастерью знания, касающиеся практического использования и придания формы силам магии или, как они выражаются, «эйсару». Согласно их учениям, эйсар — витальная сила, наличествующая во всём живом, и частично — также в неживых предметах, хотя и в меньшей степени. Это — основная сила, стоящая за тем, что мы зовём разными именами, как то: энергия, дух, жизненная сила, эла́н, пыл, магия, и вера.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Следующий вечер настал быстрее, чем я мог представить, и у нашего дома остановился экипаж. Мой отец был вообще-то весьма доволен принесёнными мною новостями. Он и так уже был хорошего мнения о Герцоге, и я уверен, что он увидел в этом случае возможность получить более выгодные условия и сделки для кузницы. Это определённо не повредит — когда твой сын дружит с будущим Герцогом. Мать тревожилась немного больше. Она казалась уверенной, что я каким-нибудь серьёзным образом нарушу этикет, и попаду в немилость сам, и, возможно, ещё и семью за собой затяну. Я как мог старался её успокоить её, но, оглядываясь назад, я теперь вижу, что она была гораздо мудрее, чем я думал.

Забравшись в экипаж, я с удивлением увидел, что Марк уже был внутри. Он широко улыбнулся мне:

— Здарова! Готов к приключениям?

Я кисло ответил:

— Это не какой-нибудь роман, где мы отправляемся разить драконов и спасать девиц, знаешь ли.

— Это ты так думаешь, а вот у меня об этом несколько более оптимистичное мнение. К тому же, в Замке Ланкастер следующие несколько дней и впрямь будут прекрасные девушки, некоторым из которых может потребоваться спасение, — ответил он.

— От чего?

— Не «чего», а «кого»!

Я вздохнул, мой друг за последний год развил в себе определённый талант в отношении женщин, или, по крайней мере, так я слышал.

— Тебе лучше быть осторожнее — трахать городских девчонок — это совсем не то же самое, что лишить чести дочку дворянина.

На это он не ответил, лишь широко улыбаясь. Какое-то время мы ехали молча, пока в поле зрения не появился двор замка, а внешние стены не приблизились. Я глядел в окно экипажа, и кое-что привлекло моё внимание.

— Марк! Взгляни на это. — Я указал в окно, в сторону приближающейся арки.

Марк высунул из окна голову, чтобы посмотреть в указанном мной направлении:

— Что?

— Стена, что это за странные символы? Видишь, они светятся как фосфор? — Я снова указал пальцем, пытаясь показать ему светящиеся руны, украшавшие лежавший впереди арочный проход.

— Я ничего не вижу, — сказал он, снова усевшись, — опиши мне их. — Я старался как мог, и к тому времени, как я закончил, мы проехали через ворота, и направлялись к конюшням. — Ох! Конечно же! — сказал он.

— Конечно же что!? Проклятье, не заставляй меня гадать! — Светящиеся руны заставили мне разнервничаться.

— Ты увидел уо́рды^[3] замка. Мне о них рассказал отец, но, судя по всему, их могут видеть лишь люди со «взором». Полагаю, в их число входят волшебники, — ответил он, закатив глаза вверх и вбок, будто показывая, что ни с какими волшебниками не знаком.

— Я не в… Постой, на прошлой неделе, когда я был в городе, их тут не было. Твой отец что, за последние несколько дней нанял какого-то чародея, чтобы заколдовать стены?

Марк уставился на меня в ответ:

— Нет. Эти уорды — старые. Их наложил десятки лет назад какой-то волшебник, ненадолго устроившийся работать на моего деда.

— Тогда почему я не мог их видеть до сегодняшнего дня?

— Ну, раньше ты и в животных не вселялся, и по воде не ходил. А! Знаю! Ты ведь только что достиг половой зрелости? Я заметил позавчера, что ты стал меньше походить на девочку… проверь яйца, они там уже покрылись пушком? — сказал он, и пригнулся, смеясь, когда я кинул в него свою котомку.

Экипаж остановился, и лакей открыл дверь, чтобы мы вышли, поэтому мы отложили нашу дискуссию. Шагнув на двор, я увидел знакомое лицо.

— До́риан! — крикнул я шедшему к нам через двор крепкому молодому человеку. Дориан То́рнбер^[4] вообще-то был одного возраста со мной и Марком. Ростом он был немного ниже меня, достигая пяти футов и десяти дюймов, но по мускулистости он превосходил нас обоих. Он был сыном сенешаля Герцога, и из-за своего воинского мастерства уже был принят на службу его господина в качестве солдата. Жёсткая кожаная броня, которую он носил, а также копьё в его руках были явным тому доказательством.

— Хо! Мастер Маркус! Кто впустил сюда этого оборванца? — весёлым тоном сказал Дориан — мы все дружили с тех пор, как я стал ещё в детстве посещать донжон.

Марк заговорил:

— Я пригласил Морта погостить здесь неделю.

— Опять будешь ночевать у меня, Морт? — В прошлом я обычно останавливался у семьи Дориана, если спал в донжоне. Формально его семья была из мелкопоместного дворянства, но с ними я испытывал гораздо меньше давления, чем с семьёй Герцога. К тому же, наши отцы были близкими друзьями.

Я уже начал отвечать «да», но Марк перебил меня, положив ладонь мне на плечо:

— Не в этот раз, Дориан, я уговорил его позволить мне поселить его в одной из комнат для гостей.

Дориан нахмурился:

— А хватит ли места, учитывая всех съезжающихся на этой неделе дворян?

— Определённо, — ответил Марк.

— Но… — начал возражать я.

— Ш-ш-ш! Не спорь, к тому же тебе нужно быть в самом донжоне, если мы хотим посетить ночью библиотеку так, чтобы у стражи замка не возникло вопросов, — сказал Марк, и бросил взгляд на Дориана, отреагировавшего поднятой бровью: — У нас тайная миссия! — заговорщицким тоном прошептал он.

— Правда?

Дориан Торнбер был одним из самых храбрых и верных друзей, какие у меня когда-либо были, но у него в некотором роде недоставало хитрости. Он был чрезмерно честным, возможно именно это и делало его немного легковерным. Не то чтобы юный лорд Ланкастера пытался его одурачить, просто Дориан был склонен относиться к подобным вещам чересчур серьёзно. В итоге мы устроили как бы совещание у задней части экипажа, пока мы с Марком рассказывали Дориану о событиях последних нескольких дней. Мы втроём всегда были закадычными друзьями, но у меня были кое-какие опасения насчёт того, что Дориан может выдать нашу тайну. В обмане он был не силён.

— Так, и какое же коварство вы, парни, замышляете!?

Громкий голос отца Марка, Лорда Джеймса, Герцога Ланкастера, прогудел позади нас. Он был мужчиной среднего телосложения, с песочно-коричневыми волосами и голубыми глазами. Он засмеялся, когда Дориан резко обернулся, чтобы посмотреть на него.

— Никакое, ваша светлость! — ответил Дориан, склонив голову.

— Вы хорошо выглядите, ваша светлость. Благодарю за приглашение, — церемонно поклонился я — сохранять хладнокровие я всегда умел.

— Добро пожаловать, юный Элдридж. Пожалуйста, передай своему отцу мои наилучшие пожелания, когда снова увидишь его. Надеюсь, тебе понравится жить с нами.

Герцог выделялся из большинства дворян тем, что обращался со своими вассалами и даже йоменами с учтивостью и уважением, хотя от него этого не требовалось. Этот факт дал ему чрезвычайно хорошую репутацию среди жителей Ланкастера.

— Отец! Почему ты всё время пугаешь моих друзей? — слегка разозлился на Герцога Марк.

— Ха! — воскликнул герцог. — Каждый мужчина имеет право заставлять своего сына смущаться. Неужели ты откажешь старому маразматику в простых радостях жизни?

Джеймсу Ланкастеру было под сорок лет, и был он весьма здоров, на что сразу же указал его сын:

— Когда ты на самом деле впадёшь в маразм, Отец, ты сразу это поймёшь, потому что мы заставим тебя уйти в отставку.

Они ещё немного поговорили, пока герцог наконец не смягчился, и не предоставил нас самим себе. Дориану нужно было доложиться, о чём он довольно быстро вспомнил после того, как герцог застал нас врасплох, поэтому он откланялся, и мы снова остались вдвоём.

— Давай я тебе покажу комнату, которую я тебе выбрал. Она тебе понравится.

Марк повёл меня через донжон и вверх по лестнице. Я последовал, вопреки себе испытывая любопытство, хотя за годы я неоднократно бывал здесь, мне никогда не давали комнату в самом донжоне. Когда мы наконец остановились у двери, я осознал, что мы были чрезвычайно близко к покоям семьи Ланкастер.

— Ты уверен, что это то самое место? Разве это не рядом с покоями твоей семьи? — спросил я.

— Так и есть, моя дверь — вон там, — указал Марк на противоположную сторону коридора.

Он открыл дверь, и втолкнул меня внутрь прежде, чем я успел начать возражать. Сама комната была нарочито роскошной — по крайней мере по моим стандартам. В ней была большая кровать с четырьмя столбиками по углам, туалетный столик, кресло, стол и что-то вроде софы. Я понятия не имел, что это такое, но позже выяснил, что это называлось «диван».

— Да ты ни за что не сможешь поселить меня в этой комнате, — сказал я, глядя на моего друга. — Завтра съедутся дворяне со всего королевства, и каждый из них — знатнее меня. Если кто-то узнает, что ты поселил сына кузнеца в такой комнате, начнётся просто кошмар.

— Ба, ты, конечно, прав, но мы должны расселить их по комнатам согласно их рангу и статусу. Ты знаешь, кем будут наши наиболее знатные гости?

— Без понятия, я же простолюдин, забыл?

— Нет, ты — не простолюдин, но мир этого пока ещё не осознал. Его благородие, Дэ́вон Трэмо́нт, сын и наследник Герцога Трэмонта, будет нашим самым привилегированным гостем. Этикет требует, чтобы ему дали самую лучшую комнату, какую мы можем предложить.

— Так дай мне пожить у Торнберов, как обычно.

— Невозможно, — заметил он. — У них будет жить Грэ́гори Пё́рн, сын Адмирала Пёрна.

— Тогда мне сойдёт и чулан.

Я это сказал с сарказмом, но вообще-то я серьёзно имел это ввиду.

Маркус серьёзно посмотрел на меня:

— Послушай, Дэвон Трэмонт — самая большая задница, каких я только встречал. Я совершенно отказываюсь позволять этому мудаку спать в комнате напротив моей. Ты, с другой стороны — мой лучший друг, и бесконечно более достойный, по моему скромному мнению.

— Ты скромность в глаза не узнаешь, даже если она подойдёт, и пнёт тебя в голень. Но благодарю за комплимент. А поселить меня здесь ты всё же не можешь, это повлечёт за собой неприятности.

Я знал, что бы прав, и он, конечно же, тоже понимал это.

— Ты прав. Повлечёт. Если кто-то знал бы, что ты — вообще никто. А так, ты — безвестный дворянин, который по воле случая тут гостил до их приезда. Твои ранг и статус неизвестны, и ты уже заселился до их появления. Будет грубостью переселить тебя, если только ты — не какой-нибудь деревенщина без положения в обществе.

К этому моменту он самодовольно ухмылялся, глядя на меня.

— Я и есть деревенщина без положения в обществе.

— Я это знаю, ты это знаешь, но больше об этом не знает никто, — ответил он.

— Почти все, кто живёт в этом замке, знают меня!

— Я вчера вечером поговорил с Матерью. Она согласилась, что на эту неделю ты — Мастер Элдридж, учёный и дальний родственник. Никому не нужно знать ничего больше, и она позаботится о том, чтобы все подыгрывали.

— А что слуги? — спросил я.

— Высокородные люди не разговаривают со слугами, — сказал он аристократичным тоном, и слегка закинул голову назад. — К тому же, я им тоже уже дал знать, для верности, — подмигнул он мне.

После этого я сдался. Я знал Марка достаточно долго, чтобы осознавать, что его было невозможно отговорить от его сумасбродных замыслов, если он всё для себя решил. Я лишь надеялся, что всё не обернётся скандалом. Мы немного поговорили, и запланировали начать поиски в библиотеке тем же вечером, после ужина. Когда мы всё обговорили, он оставил меня, и комната оказалась в моём распоряжении, поэтому я сразу же лёг вздремнуть. Вынужден был признать, это была самая удобная кровать, на какой мне когда-либо приходилось спать.

Через какое-то время я проснулся — кто-то стоял у кровати. Мысли у меня слегка путались, и мне потребовалось немного времени, чтобы вспомнить, где я. Оглядевшись, я осознал, что на меня со слегка смущённым выражением лица смотрит какая-то девушка:

— Сэр, если вы не против встать, ужин будет подан через полчаса.

Я сел, всё ещё с туманом в голове, и постарался собраться с мыслями. Я снова бросил взгляд на горничную. У неё была здоровая, скромная красота, которая редко у кого бывает. Мягкие карие локоны ползли вниз по её тонкой шее, обрамляя тонкое лицо со слегка розовыми щеками. Тогда-то я и почувствовал себя глупо, потому что я её знал!

— Пенни! Что ты здесь делаешь?

Её имя было Пенелопа, но в городе мы все знали её как Пенни. Она была дочкой бондаря, и одной из самых популярных девушек в Ланкастере. Хотя ни один парень ей пока не приглянулся — её прозорливость не уступала её красоте.

— Прошу прощения, сэр — я поступила на службу в хозяйство Герцога лишь прошлой зимой.

Она кротко опустила взгляд. Пенни, которую я знал, была какой угодно, только не кроткой; благожелательной — да, милодушной — определённо, доброй — обычно, но не всегда.

— Ты уже два раза произнесла «сэр», Пенни, произнесёшь ещё раз — и я расскажу Леди Дже́невив о том, кто несколько лет назад крал её розы.

Когда нам было примерно одиннадцать, мы с ней играли в саду позади донжона. Её светлость, Герцогиня Ланкастера, или Леди Джинни, как мы её знали тогда, содержала прекрасный цветочный сад. С нами был Дориан, и когда Пенни предложила нам украсть для неё несколько роз, я подумал, что он умрёт от страха. Дориан даже тогда был очень тревожным человеком. В конце концов я сорвал три розы, по одной на каждого из нас, хотя Дориан слишком нервничал, чтобы оставить свою розу при себе.

— Да никогда! Это же ты взял те розы! — воскликнула она.

— Ну, это же ты меня надоумила, — сухо ответил я.

— Морт, меня могут уволить, если ты расскажешь эту историю.

Судя по её виду, она нервничала, но мне было видно, как к ней стал возвращаться её обычный нрав.

— Расслабься, я просто шутил. А теперь объясни мне, как ты оказалась горничной у Ланкастеров.

Вообще-то, если бы я остановился и задумался, то догадаться было бы несложно. Слугам в донжоне обычно хорошо платили, а работа обычно была лучше, чем та, которую можно найти в городе. При прочих равных, работа здесь была удачей для любого, кто смог её заполучить. Платили щедро, а тот, за кого она когда-нибудь выйдет замуж, получит второй доход.

— Папины дела в последнее время идут неважно, он в прошлом году повредил спину, и нам трудно было заработать даже на еду, не говоря уже о выплатах сборщику налогов. Поэтому когда я услышала о появлении места в замке, я попросилась сюда. Так! Прекрати меня отвлекать — из-за тебя у меня точно будут неприятности. И не смей больше никогда поминать ту историю про розы! — произнесла она раздражённым тоном, но в глазах её стояла улыбка. — Мне положено сказать тебе, что твоя одежда разложена на туалетном столике, и что тебе следует поторопиться, если ожидаешь быть одетым к ужину.

Я снова потерялся:

— Одежда? — глупо произнёс я.

— Ты же не ожидаешь, что можешь носить это, и водиться с семьёй Герцога, не говоря уже о гостях, которые прибудут завтра, — сморщила она носик, жестом указывая на мой простой наряд. Я надел мою лучшую куртку, на которой было лишь несколько заплат. Мать даже постирала её для меня этим утром, поэтому на ней не было пятен.

— С моей одеждой всё в порядке, — ворчливо ответил я.

— Да, если ты собираешься чистить конюшни, — парировала она, — но для Мастера Элдриджа, учёного и джентльмена, они просто не годятся, — и махнула рукой в сторону разложенной для меня одежды. На туалетном столике лежал тёмно-серый дублет и лосины, подчёркнутые чёрной шнуровкой и пуговицами из чёрного дерева. Одежду дополняли мягкие тряпичные туфли.

«Да хрен вам», — подумал я про себя.

Пенни, казалось, немного умела читать мысли, либо мои мысли выдало моё лицо. Она попробовала другую тактику:

— Пожалуйста, Мастер Элдридж! Вы просто обязаны надлежащим образом одеться, иначе у меня будут большие неприятности, — смотрела она на меня большими карими глазами, из которых, казалось, вот-вот польются слёзы. У неё что, всегда были такие большие глаза?

— Да что за хрень с тобой творится? — прорычал я.

— Пожалуйста, Мастер Элдридж — я буду так благодарна, если вы соизволите носить эту одежду.

Пенни, которую я знал, никогда себя так не вела. Да и вообще, я помнил её несколько более пацанкой. Бросив взгляд вниз, я увидел, что она выросла во всех смыслах. После чего слегка покраснел.

— Ладно, проклятье, просто выходи, и позволь мне одеться, — сказал я, больше злясь на свою собственную реакцию, чем на неё.

Её лицо радостно оживилось тем раздражающим образом, каким оно оживляется у женщин, когда те получают желаемое:

— Я просто подожду в коридоре.

— Ещё бы, — пробормотал я себе под нос, затем снял свою одежду, и приступил к сражению с незнакомой одеждой. С лосинами и туфлями я справился без проблем. Белая рубашка была достаточно простой, но когда я добрался до дублета, всё осложнилось. У него было слишком уж много пуговиц и завязок, и вскоре я безнадёжно запутался.

— Пенни, — позвал я, — ты ещё там? По-моему, мне нужна помощь.

— Не в первый раз такое слышу, — поддела меня она, заглядывая в комнату. — Я знала, что ты скоро позовёшь на помощь. Так, выпрямись! Лицом к зеркалу… нет, не тут, мне нужен свет из окна, чтобы видеть, — взяла она командование на себя, и стала разбираться с бардаком, в который я превратил дублет. Встав позади меня, она обняла меня руками, чтобы затянуть завязки, которые держали переднюю его часть, глядя через моё плечо в зеркало, чтобы видеть свои руки.

Я ощущал, как её волосы щекочут мою шею, пока она затягивала завязки, из-за чего в моей голове появились самые разные непрошенные мысли. К счастью, она, похоже, этого не заметила.

— Когда ты успел так вытянуться, Мордэкай? — сказала она с тёплым придыханием у моего уха. Я был весьма уверен, что мягкость у меня за спиной была результатом роста, который я заметил в ней ранее. Мои щёки залились румянцем. — О чём ты думал? — продолжила она, не дожидаясь моего ответа. — Тебе нужно заправить рубашку до того, как завязывать лосины, — сказала она, и запустила руки мне за пояс, начав ловко заправлять рубашку. Я совершенно мужественно взвизгнул, и отскочил прочь.

— Я и сам могу! — сказал я, а потом ляпнул, не подумав: — Надеюсь, ты не одеваешь так всех гостей.

— Конечно нет, дурень! Для этого же есть камердинеры! — выпалила она, выглядя разозлённой и, возможно, немного смущённой, хотя я не мог быть уверен.

— Тогда почему здесь ты?

Моё остроумие было этим вечером в хорошей форме.

— Маркус подумал, что тебе может понравиться увидеть дружеское лицо, а не общаться с незнакомцем! Вот правда, Морт, за кого ты меня принимаешь? За шлюху какую-то?

Некоторые мужчины утверждают, что разгневанные женщины привлекательны, но я их число никогда не входил. Пенни хмурилась на меня, пока я пытался сообразить, каким образом она из сказанного мной пришла к мысли о том, что я счёл её какой-то проституткой.

— Постой, Пенни, прости. Я не это имел ввиду. Я был ошарашен, и я чувствую себя здесь не на своём месте. Я не должен был так говорить.

Наконец моё легендарное очарование вернулось, чтобы спасти меня. Она позыркала на меня ещё секунду, а затем её лицо немного смягчилось.

— Полагаю, это я могу понять, это место может быть давящим, — сказала она, расслабившись, а потом, когда я этого не ожидал, врезала кулаком мне в плечо: — Вот, теперь мы квиты, — добавила она, и на миг всё показалось мне таким, каким было в детстве, когда всё было проще. — Но что тебя ошарашило? — спросила она.

Иногда можно быть слишком свободным, выражаясь в присутствии друзей:

— Ну, когда я видел тебя в последний раз, ты была просто большой пацанкой с дырками между зубами, а теперь ты стала… ну… тобой.

Ага, я снова попал в яблочко. Я уже упоминал, что я — гений?

— Пацанкой? — спросила она, явно перебирая мои слова, и пытаясь понять, оскорбил ли я её снова. — Полагаю, что и впрямь была, но к чему это вообще имеет какое-нибудь отношение? Я в основном всё та же. В конце концов, мы оба выше. Ты что, пытаешься сказать, что я выгляжу смешно?

— Нет, нет… ты выглядишь замечательно! То есть, очень, очень замечательно, красиво, вообще-то, настолько красиво, что я чувствую себя немного неуклюжим.

Я заливался краской по мере того, как мой внутренний голос заново произносил мне то, что я сказал. К этому моменту она поняла, к чему я клонил, и я готов поклясться, что на миг я увидел на её губах улыбку, прежде чем она покраснела и отвернулась. Уверен, мне просто показалось.

— Извинения приняты, — ответила она, — и благодарю тебя за комплимент.

Она подошла к двери, и оглянулась:

— Вам лучше поспешить, если вы не хотите опоздать к ужину, Мастер Элдридж.

Я схватил подушку, и метнул в неё, но она захлопнула дверь до того, как подушка до неё долетела. Никогда я не пойму женщин, но полагаю, что иметь одну из них в друзьях — не так уж плохо.

Я последний раз оглядел себя в зеркале. Перемена была изумительной. Из зеркала на меня смотрел высокий мужчина с тёмными волосами и резко контрастировавшими с ними голубыми глазами. Я всё ещё был немного долговязым, но дублет также многое делал, чтобы это скрадывать, и я вынужден был признать, что серое мне шло. В дверь постучались, и я обнаружил снаружи маленького мальчика.

— Коли сэр не против, время ужинать, Мастер Маркус сказал, что вы захотите знать.

Он был неряшливым юным мальчиком, где-то между восемью и десятью годами от роду. У него не хватало одного из передних зубов, что придавало эксцентричность его улыбке.

— Как тебя зовут, мальчик? — сказал я таким взрослым тоном, что я сам чуть было не поверил.

Его ответ прозвучал слегка шепеляво:

— Тимоти, сэр.

— Веди, Тимоти, — ответил я, и низко ему поклонился.

Почувствовав моё настроение, Тимоти приосанился, пока мы вышагивали по коридорам и холлам подобно великим лордам. По крайней мере пока мы не встретили по пути Герцогиню. Мы прекратили дурачиться, и я подмигнул Тимоти, когда тот уходил. Остаток пути я прошёл вместе с её светлостью, и в гораздо более серьёзном настроении.

К счастью, я неплохо знал планировку донжона, поэтому найти главный зал мне не составило труда. Я бы уселся за стол для слуг, где мне явно и было место, но Марк поймал меня при входе, и отвёл к высокому столу. Я чувствовал себя так, будто все в комнате глазели на меня, когда садился. Герцог восседал во главе стола, его леди-жена сидела на первом месте справа от него. Напротив неё расположились Лорд и Леди Торнбер, а я оказался рядом с ней, с Маркусом по левую руку от меня. Остальные дети герцога, Ариадна и Ро́ланд, сидели напротив меня, а Отец То́ннсдэйл, замковый капеллан, сидел в дальнем конце стола. Я впервые в жизни сидел за высоким столом, и чувствовал, что явно бросаюсь в глаза.

Разговор за ужином был тихим, и полностью вращался вокруг ожидаемого на следующий день приезда их гостей. К счастью, никто не ожидал от меня высказывания моего мнения, поскольку я в этом вопросе понимал весьма плохо. Однако я держал уши открытыми, и немало узнал. Судя по всему, события грядущей недели были в основном устроены для того, чтобы познакомить Маркуса и, в меньшей мере, его брата и сестру с другими аристократами их возраста. Учитывая то, что владения дворян-землевладельцев были разделены большими расстояниями, каждый дворянин устраивал подобные приёмы, чтобы позволить молодым пообщаться с равными себе. Надежда была на то, что это поможет им сформировать важные дружеские отношения, которые позже послужат им в их политической жизни, не говоря уже о возможности найти брачного партнёра. Ничего из этого прямо не говорили, конечно, но я быстро учусь, и сумел уловить недосказанное.

Всё шло хорошо, кончилась первая перемена блюд, суп, и я почти закончил со вторым, вкусным блюдом из рыбы с пастернаком, когда Отец Тоннсдэйл наклонился вперёд. Он разглагольствовал об отсутствии достоинств в некоторых из языческих религий, которых всё ещё придерживались некоторые дворянские дома, когда из его одеяния выскользнула на вид серебряная звезда. В отличие от прошлого раза, когда я её видел, она светилась мягким золотым светом. Удивлённый, я подавился, и закашлялся, когда мне в нос попал пастернак. Он был приправлен хреном, поэтому последовавшее жжение заставило мои глаза заслезиться, и я с трудом удержался от того, чтобы выплюнуть еду.

Марк стучал мне по спине, пока я брал себя в руки. Отец Тоннсдэйл обратился ко мне:

— С вами всё в порядке, Мастер Элдридж?

— Да, Отец, прошу прощения, ваше ожерелье застало меня врасплох. Раньше я никогда не замечал, что оно так светится.

Как только эти слова слетели с моих губ, я понял, что сболтнул лишнего.

— Как необычно! Я слышал, что некоторые люди могут видеть свет, даруемый нашей леди, но это — редкий дар. У вас, случайно, нету взора, Мастер Элдридж? — сказал он, пристально посмотрев на меня.

Тут заговорила Ариадна, младшая сестра Марка:

— Не глупите, Отец, мы уже не один год знакомы с Мортом, и он никогда не показывал никаких признаков того, что у него есть взор.

Герцогиня зыркнула на свою дочь за то, что та воспользовалась за столом моим прозвищем.

Марк встрял в разговор:

— Вообще-то я сам собирался спросить вас об этом, Отец Тоннсдэйл, на этой неделе Мордэкай начал видеть всякие вещи, вроде уордов замка.

Отлично, разболтал всем за высоким столом. По крайней мере, он не упомянул об инциденте с лошадью, но с другой стороны, я сомневался, что он хотел информировать своего отца о том, что чуть не потерял его драгоценную племенную кобылу.

— Сколько тебе лет, Мордэкай? — спросил меня священник.

— Шестнадцать, сэр, исполняется семнадцать в этом месяце, — ответил я.

— Интересно, в большинстве случаев взор проявляется где-то в возрасте двенадцати или тринадцати лет, не позже, во время бурного периода созревания. Дар сам по себе довольно редкий, но в тех нескольких джинах случаев, о которых я слышал, одарённые не были старше тринадцати.

— Уверен, это лишь временная фаза, Отец, — сказал я, жалея, что не могу сделаться невидимкой.

— Сомневаюсь. Тебе стоит подумать о карьере в Церкви. Дар, подобный твоему, очень ценится, и его использование на службе нашей Леди поможет позже избежать обвинений в ведьмовстве и чародействе.

Тут меня спасла герцогиня:

— Позвольте парню насладиться ужином, Отец. Вы совсем его напугали своими разговорами о ведьмовстве. Тема едва ли подходящая для вечерней трапезы.

Лорд Торнбер заворчал, соглашаясь с ней, и разговор за ужином постепенно переключился с меня в более удобное русло.

После этого всё прошло гладко. Когда начали подавать напитки после ужина, Марк тихо подал мне знак, что пора было уходить, поэтому мы извинились, и встали из-за стола.

— Мордэкай, — остановил меня Герцог, — пожалуйста, зайди ко мне утром. Я хотел бы обсудить с тобой некоторые вещи, прежде чем завтра прибудут гости.

— Конечно, ваша светлость, — с бесстрастным выражением лица поклонился я.

Я сумел пройти оставшееся до выхода из главного зала расстояние, не свалившись от сердечного приступа.

— Не волнуйся об этом, Морт, он просто хочет удостовериться, что тебе всё ясно насчёт твоей личины на этой неделе, — успокоил меня мой друг.

— Говори за себя, — ответил я, — он не мой отец, для меня он — великий и могучий Герцог Ланкастера.

Мы пошли в библиотеку.

Глава 3

Особо важным для работающих с эйсаром является полное понимание его взаимодействия с представителями рода человеческого. Соответственно, было описано и именовано несколько характеристик, чтобы это взаимодействие понять. Первая, и самая важная характеристика — «ёмкость», обозначающая количество эйсара, наличествующее или хранящееся в рассматриваемом человеке. Это количество не постоянно, и меняется от одного момента к другому, но никогда не превышает определённого предела. Этот предел очень разный у разных людей, но у большинства он весьма мал. Позвольте добавить, что все «живые» существа содержат какое-то количество эйсара, ибо иначе они были бы мёртвыми, и толика эйсара есть даже в трупах, хотя она и меньше на несколько порядков.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Я бывал здесь раньше, сперва — когда Марк взял на себя заботы по улучшению моего образования. Мои родители научили меня читать ещё в юности, но более тонкие науки геометрии и грамматики были вне их понимания. Я думаю, он поначалу тащил меня за собой для того, чтобы отвлечься от работы, которую ему задал его учитель, но со временем стало ясно, что у меня были истинные способности к языку и математике. Позже Герцогиня стала поощрять приглашение меня Марком, поскольку его успехи значительно улучшались при моём участии. В результате я был, наверное, самым образованным крестьянином, какой когда-либо жил в Ланкастере.

Тем не менее, библиотека Герцога была одной из лучших в королевстве, и мы оба не знали доподлинно всю широту и размах томов, хранившихся в ней. Мы по молодости просто стали перебирать названия и надеяться, что найдём что-то релевантное. Марк начал листать исторические хроники, надеясь найти какое-нибудь упоминание о прошлых волшебниках, а я зарылся в трактат о травах. У меня всегда была слабость к растениям. В конце концов я оторвался от книги, и снова начал поиски, когда Марк позвал меня к себе.

— Эй, Морт, я кое-что нашёл! — окликнул он. Находкой оказалась история университета в А́лбамарле, столице Лосайона. — Тут сказано, что при университете раньше был магический колледж, — сказал он.

— Он и сейчас там есть? — спросил я.

— Нет, судя по всему, была эпидемия, и пошли слухи, что волшебники имели к ней какое-то отношение, так что колледж был уничтожен разъярённой толпой. Похоже, что большую часть преподавательского состава сожгли на костре.

— Напомни мне ещё раз, почему у меня непременно должно быть желание стать волшебником?

— Потому что это ужасно впечатляет! Их сейчас осталось очень мало, да и как я ещё найду магического советника, когда стану герцогом?

Он одарил меня одной из своих знаменито очаровательных улыбок.

— У твоего отца нету «магического» советника, — ответил я.

— Только потому, что их больше нигде не сыскать. Но у моего деда такой советник был. О, смотри! Ты вообще не волшебник! — сказал он, приковав к себе моё внимание. — Тут написано, что ты — маг.

— А какая разница?

— Любой, у кого есть достаточно латентных способностей — маг, а волшебник — это маг, получивший образование и научившийся правильно применять свои способности.

Я засмеялся:

— Так я — невежда! Мы это и так знали.

Мы пробежались по оставшейся части книги, но не нашли там ничего о судьбе волшебников, выживших в сожжении колледжа.

— Давай искать дальше, я знаю, что Ве́стриус держал где-то здесь какие-то книги, — сказал Марк.

— Вестриус? — спросил я.

— Ручной волшебник деда, — ответил Марк.

Я стал медленно обходить стеллажи, когда заметил что-то странное — в задней части, в углу, рядом с одним из деревянных стеллажей был мягко светящийся символ.

— Эй, зацени это, — позвал я.

Затем я протянул руку, чтобы коснуться его. Миг спустя я обнаружил, что сижу за столом для чтения в парадной комнате библиотеки. Марк странно на меня посмотрел.

— Да что за хрень с тобой творится? — сказал он.

— Что?

Он раздражённо продолжил:

— Минуту назад ты позвал меня в ту боковую комнату, где хранятся учебники по грамматике, а потом просто вышел, и сел здесь, ни словом ничего не объяснив — вот что!

— Правда?

Дезориентация стала моим постоянным спутником за эти несколько дней.

— Легенды о рассеянных волшебниках становятся всё правдивее с каждым днём, — ответил он. — Давай пойдём посмотрим, что ты забыл, профессор тупица.

Мы встали, и пошли в маленькую боковую комнату, откуда, по его словам, я его позвал.

Поискав несколько минут, я снова заметил светящуюся руну:

— Привет, а это что?

Я снова протянул руку, чтобы коснуться её. Миг спустя я обнаружил, что снова сижу за столом для чтения. Марк с задумчивым видом сидел напротив меня.

— Начну с того, что скажу вот что: ты никогда не сможешь стать магом или кем-то ещё, если будешь постоянно трогать незнакомые уорды, — сказал он.

— Разве мы не были здесь совсем недавно? — осведомился я.

— Вот он, тот великий разум, завоевавший моё уважение. С возвращением, Мордэкай, повелитель очевидного!

Сарказм не входил в число его более привлекательных черт. Да, если подумать, и моих тоже. Он быстро объяснил, что случилось, поэтому мы пошли обратно, чтобы посмотреть ещё раз.

На этот раз я не стал трогать руну.

— Ты её видишь? — спросил я его.

— Нет.

— Попробуй коснуться её, и посмотрим, что случится, — предложил я.

— Ни за что, вдруг я забуду что-то важное!

— Например?

— Например — первый раз, когда я спал с женщиной! — ответил Марк.

— Какого хрена? Когда это ты успел? Ты что, больше не девственник? — ошарашенно спросил я.

— А ты — всё ещё девственник? — спросил он, выгнув брови.

— Заткнись, давай вернёмся к нашим делам.

Я уставился на руну, пока он тихо смеялся у меня за спиной. Наконец я попробовал что-то другое. Вытянув руку, я поднёс её к руне, не касаясь её. По мере того, как рука приближалась к свечению, я ощущал нарастающее давление у себя в голове. «Забудь» — послышался мне шепоток, но я держался. Глубоко вдохнув, я попытался создать давление, похожее на то, которое ощущал, но направленное вовне, обратно в руну. Несколько долгих мгновений я ощущал, как напряжение нарастало, не только в моём разуме, но и в воздухе вокруг меня, а потом мир взорвался.

Я обнаружил, что лежу на спине, а Марк высится надо мной с ломиком в руках.

— Ты либо самый глупый, либо самый удачливый ублюдок из всех, кого я когда-либо знал, — сказал он.

Я сел, и посмотрел на место, где был символ. Он явно исчез, вместо него на стене появилась подпалина.

— Откуда у тебя ломик?

— Я сходил за ним до того, как выяснил, что ты пытаешься взорвать сам себя. Помоги, тут железное кольцо за тем местом, где была та магическая фиговина.

Сначала он позволил мне положить на кольцо ладонь, и когда стало ясно, что ничего больше не взорвётся, он помог мне потащить за него. Мы тянули несколько секунд, а потом облицовка открылась вдоль шва, и показался шкафчик. Внутри были три переплетённые в кожу книги. Первые две были где-то десять дюймов в ширину, и примерно дюйм толщиной. Третья была крупной, целых восемнадцать дюймов высоту, и толщиной в три или четыре дюйма, была покрыта светящимися символами, и прочитать я мог на обложке лишь заголовок: «Ла́йсианская Грамматика». Другие две книги были без названий.

Марк потянул руку внутрь, но я положил ладонь ему на плечо:

— Не надо.

Он бросил на меня взгляд, и попятился. Я осторожно протянул руку, и вытащил две книги поменьше; поскольку они не светились, я предположил, что их трогать не опасно. Большую книгу я оставил внутри.

— На неё наложены уорды? — спросил Марк.

— У неё что-то по всей поверхности, и она светится как костёр.

Подискутировав немного, мы закрыли облицовку, и оставили ту книгу внутри. Надежда была на то, что я узнаю достаточно, чтобы позже безопасно её прочитать. Час был уже поздний, и мы решили закруглиться на этот вечер. Я взял две книги к себе в комнату.

— Пообещай, что не будешь смотреть их без меня, — с серьёзным выражением лица сказал Марк. — Если что-то случится, пока ты их читаешь, то кто-то должен быть рядом, чтобы оттащить тебя прочь, или затушить огонь.

Я поймал его взгляд, и постарался быть серьёзным:

— Не волнуйся, я подожду.

В моей голове промелькнула дюжина нахальных комментариев, но я в кои-то веки решил попридержать их.

Укрывшись в безопасности моей комнаты, я начал изучать книги. Поначалу я собирался сдержать обещание, но меня одолело любопытство. Поскольку ничего не случилось, когда я открыл первые страницы, я решил, что с тем же успехом могу и посмотреть, что здесь можно найти. Первая книга оказалась дневником, написанным самим Вестриусом. Вторая, похоже, была чем-то вроде книги с заклинаниями, большая её часть была написана на простом английском, но время от времени попадались светящиеся слова и символы, которых я прежде не видел. В ней также было много диаграмм. Увидев светящиеся части, я сразу решил подождать, и вернулся к дневнику.

Моё решение оказалось верным. В отличие от большинства дневников, в которых кто-то пишет пришедшие за день в голову мысли и так далее, этот оказался скорее лабораторным журналом. В отрочестве Вестриус был подмастерьем у другого волшебника по имени Гру́ммонд. Первой задачей, которую ему дали, было вести журнал, запись того, чему он научился за день. Я не мог вообразить ничего более полезного для меня на тот момент. Я начал читать.

Первые дни Вестриуса в качестве подмастерья были для меня весьма просветительными, и дали мне ясно понять важность третьей книги. «Лайсианская Грамматика» именно таковой и являлась — книгой, подробно описывающей грамматику и словарный набор лайсианского, мёртвого языка. В журнале также было ясно написано, почему книга светилась. Волшебников учили использовать язык, письменный и устный, чтобы приводить в жизнь свою силу. Поскольку собственный родной язык был бы чрезвычайно опасен, появился обычай использовать мёртвый язык. Лайсианский стал де-факто стандартным языком магии сотни лет назад, и его знание поддерживалось исключительно для этой цели. Из-за его долгого использования даже что-то написание на нём приобрело некую остаточную силу, которая иногда могла оказаться опасной даже в руках неодарённых, хоть и в гораздо меньшей степени.

Я решил забрать третью книгу на следующий день; мне нужно будет её изучить, чтобы читать журнал Вестриуса дальше.

Глава 4

Вторая характеристика называется «испускание», и обозначает степень или способность человека к направлению или «использованию» определённого количества эйсара. В отличие от ёмкости, испускание — не универсальная черта всех представителей рода человеческого. Некоторые люди, именуемые в народе «стоиками», не имеют вообще никакого испускания, и потому совершеннонеспособны использовать магию, ощущать или манипулировать ею каким-либо образом. К счастью, такие люди редки, вероятнее всего, рождаются не больше чем по одному или по два на каждую сотню людей. Один из полезных побочных эффектов заключается в том, что стоиками невозможно тонко манипулировать, к примеру — с помощью заклятий или других магий, влияющих на разум или дух. Это делает их бесценными для некоторых позиций, в частности — в судебной области. Они, конечно же, подвержены другим формам магии, но не больше, чем подвержен любой вещественный субъект или объект.

У большинства людей очень низкое испускание, из-за чего без длительного обучения или влияния они по большей части неспособны манипулировать эйсаром в какой-либо значительной степени. Также им трудно воспринимать вещи, имеющие исключительно магическую природу. Такие люди способны использовать магические предметы, а с длительным обучением — даже немного использовать эйсар напрямую, но в очень ограниченной степени.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Я проснулся от струившегося через открытое окно сияния солнца. Сощурившись от яркого света, я попытался накрыть голову одной из декоративных подушек, которые я отпихнул в сторону прошлой ночью. Кто-то выдернул подушку у меня из-под рук.

— Ради всего святого! — зарылся я под одеяла, пытаясь спрятаться от света. Я никогда особо не спал допоздна, но прошлой ночью я заснул чуть ли не на рассвете. У кого-то были на этот счёт другие мысли, и мне пришлось напрячься, чтобы удержать на себе одеяло, пока мой противник пытался стянуть его с меня.

— О, нет, не выйдет! Мордэкай Элдридж, вставай немедленно! Довольно с меня покрывать тебя этим утром, ты уже пропустил встречу с Герцогом, и если ты думаешь…

— Что? — отпустил я одеяло, и сел. Мой противник, Пенни, внезапно повалилась назад, и споткнулась о стул, упав вместе с одеялом.

— Ай! — воскликнула она, крепко шлёпнувшись на пятую точку. Тут требуется объяснить несколько вещей. Большинство простолюдинов спит голыми, как я это делал сейчас, поскольку пижамы и ночная одежда были роскошью. Пока Пенни поднималась с пола, я всё это со стеснением осознал, не говоря уже о том, что мой солдатик по-утреннему старательно встал по стойке «смирно». Внезапно я возблагодарил обилие декоративных подушек, и быстро использовал одну из них, чтобы скрыть своё состояние. Пенни была достаточно мила, чтобы отвести взгляд.

— Слушай, Пенни, я знаю, что мы долго были друзьями, но разве ты не думаешь, что в следующий раз будет лучше постучаться? — сказал я. Будь я проклят, если позволю себя смутить. Я явно был жертвой в этой ситуации.

— Я стучала! Я постучала в семь; я вернулась, и постучала в восемь, и ещё раз — в девять! Тебя позвали на встречу с Герцогом в девять тридцать, но я сказала им, что тебе нездоровится. Я не думаю, что сперва он мне поверил, но Маркус сказал ему, что вы с ним пили допоздна. — воскликнула она, выглядя невероятно вышедшей из себя, но я заметил, что она не предложила мне обратно одеяло. Вместо этого она постоянно бросала быстрые взгляды на мои ноги, ну, я предполагаю, что на ноги. Я поправил подушку, чтобы удостовериться, что та меня прикрывала. — Наконец я просто пришла в десять, — продолжила она, — чтобы убраться и проветрить комнату. Ты спал как убитый.

Она была твёрдо намерена разрушить моё праведное негодование.

— И какое сейчас время? — несколько робко спросил я.

— Полдень, — ответила Пенни, и её поднятые брови и надутые губы уведомили меня, что, по её мнению, вставать в полдень — это уж слишком поздно.

— Полдень? — удивился я. Моя прежняя решимость не смущаться меня покинула. — Прости, Пенни. Слушай, я ценю всё, что ты для меня сделала, но не была бы ты против уйти, чтобы я мог одеться? — сказал я, бросив взгляд на туалетный столик. Прошлой ночью, нет, этим утром я вступил в эпичную борьбу, высвобождаясь из дьявольской хватки дублета. Похоже, что она разобралась в спутанной мешанине, которую я победоносно оставил у кровати.

— Тебе потребуется моя помощь, но я подожду там, пока ты не оденешь лосины и рубашку, — сказала она, и отвернулась от меня, лицом к туалетному столику, так что я занялся натягиванием одежды, которую мог надеть сам. Я слишком поздно вспомнил, что на туалетном столике было большое зеркало, и, оглянувшись через плечо, я увидел, что она через него тайком подглядывает за мной. Затрудняюсь сказать, почему, но я промолчал, и закончил одеваться — мне, видимо, и так хватало смущающих меня разговоров. На этот раз я позаботился о том, чтобы заправить рубашку.

Несколько минут спустя она помогала мне затянуть завязки дублета. Несмотря на мой прежний опыт, я по-прежнему находил её близость волнующей. Я вспомнил, как Марк признался в отсутствии у себя девственности, и не мог не задуматься: «А вдруг, это было с Пенни?». На этот раз я удержал свой идиотский язык за зубами. Но мысль всё равно меня беспокоила.

— Что тебе не давало спать всю ночь? — спросила она, и её слова заставили меня вздрогнуть, прозвучав прямо у меня под ухом. «Надо будет приказать Бе́нчли помочь мне завтра одеться», — подумал я. Бенчли был камердинером, который помогал Марку с его гардеробом. На миг закрыв глаза, я привёл свои мысли в порядок.

— Прошу прощения? — спросил я. Иногда моя сообразительность даже меня поражает.

— Не надо, — ответила она.

— Не надо что? — отозвался я. Раз выбрав «глупую» защиту, я решил, что надо её придерживаться и дальше.

Она закончила с завязками, и сделала шаг назад, критично оглядывая мою одежду:

— Будешь дальше меня отталкивать, Морт, и однажды пожалеешь об этом.

Я решил, что у меня ещё может быть шанс уйти в несознанку:

— Честное слово, Пенни, я не знаю, о чём ты говоришь, ты же слышала Маркуса, мы засиделись допоздна, пили, и я выпил больше, чем было разумн… — начал говорить я, но так и не закончил, когда её ладонь влепила мне жгучую пощёчину, от которой у меня закололо левую щёку, а голова наполовину повернулась в сторону.

— Проклятье, Мордэкай! Я многое вынесу, но не стой тут и не ври мне в лицо! Марку и Дориану ты всё рассказываешь, но даже не утруждаешь себя довериться мне! Почему? Из-за сисек? — ожесточённо жестикулировала она, и подчеркнула эту ремарку, подняв упомянутую часть своего тела. — Думаешь, я — какая-нибудь пустоголовая девчонка, которой нет смысла доверять?

Я поспешно отступал, неукротимая ярость в её голосе совершенно застала меня врасплох:

— Нет, конечно нет, Пенни! Я доверяю тебе, то есть, мы же выросли вместе, и то, что ты — женщина, тут ни при чём. Мы всегда были близкими друзьями, есл…

— Близкими!? — перебила она. — Так вот, почему ты по любому поводу заглядывал к нам, когда бывал в городе последние два года? Вот, почему ты знал, что Мама в прошлом году умерла от чахотки? Вот, почему ты знал, что Папа больше не мог работать, и что мне пришлось устроиться на работу сюда? Ты приходил повидать Дориана. Ты бессчётное число раз ездил поговорить с Маркусом! Я была просто недостаточно хорошей, чтобы ты потрудился со мной поговорить?

Наш разговор перешёл на темы гораздо большие, чем мои тайные изыскания. На самом деле я избегал Пенни последние пару лет в основном потому, что ситуация становилась всё более и более неудобной с наступлением половой зрелости. То, как она изменилась, отдалило нас друг от друга, а когда она расцвела, Пенни стала ещё популярнее среди городских мужчин. Мне соревноваться никогда не нравилось, и если честно, она была для меня слишком хороша.

— Ты, может, думал ещё, что мне не нужен был друг? — закончила она. Её гнев стал сходить на нет, и я увидел слёзы в её глазах.

— Пенни, прости, ты права, — в нашем разговоре стала проявляться явная закономерность, — я решил, что у тебя было полно друзей. Ведь каждый парень в городе пытался ухаживать за тобой…

— Мне не нужны были ухажёры, мне нужен был друг, — сказала она. Произнося это, она смотрела прямо меня, и на миг мне захотелось обнять её. «Дурак! Она говорит, что ей нужен друг, а первое, о чём ты подумал — полапать её». Воистину, порой родиться мужчиной — сущее проклятие.

— Всё честно, я с тобой согласен. На твоём месте я был бы в другом месте, поскольку я явно не заслуживаю твоей дружбы, так что ты здесь делаешь, Пенелопа? — уступил я. Она была права, но я устал спорить. Не мог же я попросить прощения за то, что не был рядом с ней в тяжёлые для неё времена. К тому же, ей будет лучше, если она перестанет за меня волноваться.

— Мудак! Я здесь потому, что ты — мой единственный настоящий друг! И не думай, что можешь просто взять и прогнать меня; мы — друзья, пока я не скажу иначе! Даже если мне придётся выбить из тебя признание о том, что с тобой происходит!

Я сдался:

— Что ты хочешь узнать?

Она с подозрением посмотрела на меня:

— Без шуток, я уже знаю больше, чем ты думаешь, так что лучше будь честным.

— Замётано.

— Почему вы были прошлым вечером в библиотеке? — начала, удивив меня — она явно была наблюдательной.

— Откуда ты об этом узнала? — спросил я.

— Вы не пили, и я нашла в столе для чтения две странные книги. Если бы я не знала тебя достаточно хорошо, я решила бы, что ты заодно с тёмными богами — содержимое одной из этих книг выглядело подозрительным, — выложила Пенни. Напомните мне больше никогда не недооценивать женщин. — А теперь кончай скрытничать, и скажи мне, о чём вы шептались с Марком и Дорианом.

— Сомневаюсь, что ты в это поверишь. Может, будет лучше, если я тебе покажу, — ответил я. — Закрой те шторы — будет проще увидеть в темноте, — добавил я, указывая на окно. К её чести, она не задавала никаких вопросов, хотя и посмотрела на меня странно, задёргивая шторы. — Сядь со мной на кровать, это займёт лишь минуту.

— Это я уже видела ранее, если ты это мне хотел показать, — с сарказмом сказала она.

— Просто помолчи секунду, и дай мне сконцентрироваться.

Я уже прочитал прошлой ночью о первых нескольких днях Вестриуса в качестве подмастерья, и хотя я ещё не изучил словарь лайсианского, в его журнале были несколько первых изученных им слов, и их применения. Я закрыл глаза, и попытался расслабить свой разум. Я вытянул руку, и сложил ладонь чашечкой.

— Лэе́т, — произнёс я, и сосредоточился на пустом пространстве в моей ладони. Там появилось тёплое свечение, блёклое, но видимое, довольно разочаровывающее.

— Лэет! — произнёс я ещё раз, вкладывая в слово больше силы. Свет вспыхнул, превратившись в яркий, сияющий шар, слишком яркий, чтобы на него можно было смотреть. Я закрыл глаза, но свечение было достаточно сильным, чтобы пробиваться через мои веки. Реакция Пенни была интереснее:

— Блядь!

Она скакнула задом-наперёд через кровать, и упала на пол с другой стороны. Это уже второй раз, когда она шмякнулась на задницу за последний час. Я оставил шар света висеть в воздухе, и пошёл помочь ей встать. По правде говоря, я пока не понял, как его двигать, мне и выключить его оказалось нелегко, когда я впервые попробовал это вчера ночью.

В резком белом свете всё выглядело непривычно, свет отбрасывал тени, в которых её лицо казалось странным. Хуже всего было то, что я увидел в её глазах страх. Я могу лишь вообразить, как я должен был выглядеть в этом сиянии.

— Теперь ты видишь, почему мне так трудно был тебе рассказать? — попытался улыбнуться я, и притвориться прежним, успокоить её, но от этого стало только хуже. Она пятилась, отступая к двери.

— Подожди, Пенни, это не так плохо, как ты думаешь. Вот, позволь мне затушить свет, потом я попробую объяснить получше, — поспешно сказал я, и сделал жест в сторону света: — Хасэ́т.

Свет потух, внезапно погрузив комнату в относительную темноту, поскольку наши глаза привыкли к яркому свечению.

Я услышал, как она взвизгнула, а потом послышался громкий глухой удар. «Готов поспорить, это был диван». Послышался громкий стук, и дверь распахнулась.

В комнату вломился Марк:

— Ладно, ты, лежебока, пора уже вставать! Если проспишь ещё дольше то… хэ?

Пенни проскочила мимо него, и выбежала из комнаты. Мои глаза наконец-то приспособились к более тусклому свету, и я увидел, как Марк таращится на меня с порога. Я первым признаю, что сцена выглядела неважно. Кровать была в полном беспорядке, одеяло по-прежнему лежало на полу. Диван перевернулся на бок. «Так и знал, что это был диван», — подумал я про себя.

— Это была Пенни? — спросил он, обводя всё взглядом.

«Ох, проклятье! Так и знал, что он именно о ней говорил прошлым вечером, и ситуация выглядит плохо». Мои мысли понеслись вскачь.

— Всё не так, как выглядит.

— А как именно всё выглядит? Что ты гоняешь прислугу по своей спальне, задёрнув шторы в середине дня? — спросил Марк. Он, похоже, был обижен, но не настолько сильно, как обиделся бы я, если бы кто-то браконьерствовал на моей территории. — Слушай, Морт, мы оба уже давно знакомы с Пенни, но она недавно через многое прошла. Тебе не следует создавать ей проблемы. Я хотел тебе раньше сказать, но она не так давно потеряла свою Маму, и с тех пор…

Очевидно, я был обречён переходить в этой жизни от одного недопонимания к другому:

— Нет, нет, нет! Я объяснял ей мою ситуацию, и это её расстроило.

Мне потребовалось почти десять минут, чтобы описать случившееся. Это прошло бы быстрее, если бы он не имел обыкновения прерывать меня:

— Так ты вернулся прямо сюда, и сразу же забыл о нашей договорённости подождать? — покачал он головой.

— Ну, в целом — примерно, да, — сказал я со своей самой очаровательной улыбкой.

— Ты же понимаешь, что мне пришлось сказать отцу, что мы вчера пили допоздна, и что ты вырубился, перебрав вина? — ответил он, подчёркнуто игнорируя моё подавляющее обаяние.

Это выбило у меня почву из-под ног:

— Он наверное теперь думает, что я — пьяница, а?

— Я в этом сомневаюсь, Морт, но он определённо думает, что ты не умеешь пить, — одарил он меня злорадной ухмылкой. — Идём, я сказал Отцу, что приведу тебя до того, как начнут прибывать наши высокородные гости, — закончил Марк. Поскольку я уже был одет, мы направились к двери, но я всё же задержался, чтобы снова поставить диван на ножки.

Когда мы вышли, он обернулся ко мне:

— И если я ещё раз увижу, как ты гоняешь Пенни по своей комнате, вылетишь отсюда со свистом. С другими горничными я бы простил, но Пенни — особая.

— Чёрт, я же сказал, что всё не так было!

Марк мне подмигнул:

— Я знаю, просто забавно видеть тебя в таком смятении. Знаешь, если подумать… если бы это случилось с какой-нибудь другой горничной, то я не думаю, что это недопонимание так бы сильно тебя волновало.

— А это что должно означать, — огрызнулся я в ответ.

— Ничего, друг мой, совсем ничего, — положил он руку мне на плечи, и мы пошли вниз по коридору. Ну, он попытался положить — я всё ещё был выше его, так что ему пришлось удовлетвориться похлопыванием меня по спине.

Глава 5

Изредка люди рождаются с достаточно высоким испусканием, но с низкой ёмкостью. Эта черта появляется не чаще, чем у одного человека из сотни. Рождённые с нею не осознают её наличие до наступления половой зрелости, когда их тела начинают становиться взрослыми, хотя время от времени она проявляется даже раньше. Основная черта, обнаруживаемая в людях с высоким испусканием, известна в народе как «взор». Это относится к их способности ощущать и видеть вещи, имеющие чисто магическую природу. Иногда у этих людей проявляются экстрасенсорные способности или другие формы предвидения и ясновидения. Большинство из них становятся мистиками, прорицатели и гадалками. Некоторые вступают в духовенство или жречество различных религий, поскольку их способность позволяет им направлять силу их богов. Так рождаются легенды о «святых». Таковой, вероятно, стала бы и моя участь, если бы не вмешались судьба и моё собственное интеллектуальное любопытство.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Моя аудиенция с Герцогом прошла примерно так, как я и ожидал. Он не придал значения тому, что я спал допоздна, списав это на «юношескую невоздержанность», но я всё же был уверен, что разочаровал его. В любом случае, он позаботился о том, чтобы я был в курсе, что и он, и Герцогиня собирались преувеличивать мой социальный статус. Как Марк уже говорил ранее, я должен был представляться путешествующим учёным, и избегать вопросов о том, какое именно место я занимаю в обществе; со своей стороны, они будут отводить вопросы высказыванием о том, что я был каким-то дальним родственником.

Оглядываясь назад, я не могу не подивиться их беззаботности в введении такого количества людей в заблуждение насчёт моего социального положения. С точки зрения сына простого кузнеца это кажется невероятным, но когда я рассматриваю это с их высокого положения, это представляется немного более осмысленным. Для них это было буквально мелочью — Ланкастеры уступали по рангу лишь самой королевской династии. Кто стал бы им перечить? Кто станет сомневаться в ранге безвестного учёного? И если правда всплывёт, то что с того? Они могут списать это как мелкую шутку, и в худшем случае кого-то рассердить. Меня же, с моей стороны, это всё пугало до усрачки, и я чувствовал себя так, будто моя шея лежала на плахе.

Освободившееся после полудня время я потратил на то, чтобы продолжить чтение и немного поэкспериментировать. Одной из наиболее интересных вещей, которые Вестриус усвоил в самом начале своего обучения, было заклинание для погружения кого-либо в магический сон. Судя по всему, это был простой трюк, и ему рано учили из-за его общей полезности. Его можно было использовать для защиты от людей и зверей, или чтобы выбраться из деликатных ситуаций. Оно также обладало преимуществом правдоподобного дезавуирования, если все свидетели попадали под его эффект. Груммонд подчеркнул для Вестриуса, что заклинание не подействует на «стоиков», но я пока не обнаружил, что это значило.

Я отправился на поиски подходящей цели для экспериментирования. Вначале я рассматривал Маркуса или Дориана, но отложил эту мысль. Я всё ещё не был уверен в своих способностях, и не хотел рисковать введением их в какую-то перманентную кому. В итоге я сел у окна, и пытался заставить заснуть птиц. Моей первой целью был чёрный дрозд, столь любезным образом приземлившийся на подоконник.

Я сосредоточил свою волю, и посмотрел на птицу:

— Шиба́л, — и она потеряла сознание, будто кто-то попал в неё метко брошенным камнем. Я понаблюдал за ней несколько минут, чтобы посмотреть, не проснётся ли она. Не проснулась. Заклинание должно было длится немалое время, в зависимости от того, насколько много его творец вкладывал в него силы, но я понятия не имел, являлся ли фактором размер существа. Я попытался разбудить птицу громкими звуками, но она упрямо продолжала спать. Я был весьма уверен, что это не было нормально для спящих птиц. Наконец я взял её в руки, и убедился, что она всё ещё дышала. С птицей на вид было всё в порядке, за исключением её очень крепкого сна. Я попытался потрясти её немного, а потом потыкал её пальцем.

— Ай! Блядь! — воскликнул я, когда птица немедленно проснулась, и клюнула мой палец. Она несколько минут летала по комнате, пока я преследовал её, пытаясь отогнать её к открытому окну. Наконец она нашла выход, а я сел подумать о том, чему научился. Я определённо не буду приносить в комнату ещё каких-нибудь птиц, палец мой до сих пор болезненно пульсировал.

Я решил попробовать ещё раз, на этот раз на чём-то подальше. Я заметил кружившего в небе ястреба:

— Шибал, — произнёс я. Птица дрогнула на миг, но быстро пришла в себя. Я не был уверен, было ли это из-за расстояния, или её было труднее усыпить потому, что она была в полёте. Я мысленно погрузился в себя, и сосредоточил своё внимание на птице:

— Шибал! — сказал я с нажимом. Ястреб камнем упал вниз. Я скорее не услышал, а почувствовал «хрясь», когда он ударился о каменный двор. «Етить! Я его убил». Я быстро отошёл от окна, чтобы никто не увидел меня, и не связал со случившимся. Рассказ о сожжении колледжа в Албамарле оставил на мне глубокий отпечаток.

В дверь постучали, и я вздрогнул. Никто ведь не мог увидеть ястреба, и успеть подняться сюда? Я открыл дверь, и обнаружил стоящего за ней Дориана.

— Тебе нужно спуститься через несколько минут, Морт. Прибыли первые гости, и Марк хочет, чтобы ты поприветствовал их вместе с ним, — сказал он, оглядывая комнату. Кровать всё ещё была в беспорядке, а подушки — разбросаны. — Похоже, что ты уже стал заводить дружбу с уборщицами.

Я задумался на миг, не говорил ли он с Марком.

— Дориан, ты же мне доверяешь, верно? — сказал я, и затянул его в комнату, захлопнув дверь.

— Ну, конечно. Ты помнишь тот случай, когда вы с Марком вытащили меня на ферму старика Уилкина, чтобы помочь вам воровать тыквы?

У него была милая привычка повторять при любой возможности истории из нашего детства — или раздражающая привычка, в зависимости от обстоятельств.

— Да, да, иди сюда, присядь на секунду, — подтолкнул я его к дивану.

— Вы с Марком сказали мне, что используете тыквы, чтобы напугать до смерти… — продолжил он рассказывать. Обычно я был бы не против, но эту историю я слышал уже дюжину раз, и у меня на уме были другие вещи.

— Шибал, — с серьёзным видом произнёс я. Ничего не произошло.

— …Сэра Келтона, пока он стоял той ночью на страже, — продолжил Дориан, ничуть не сбившись. Возможно, это было потому, что я пристально смотрел на него, и он думал, что я его слушаю. Мои мысли прервал новый стук в дверь.

В дверях стоял Бенчли, камердинер Марка:

— Его Благородие подумал, что вам может потребоваться помощь, чтобы привести себя в порядок, — сказал он. Полагаю, Пенни передумала насчёт одевания меня, или, возможно, передумал Марк.

Внезапно мне в голову пришла мысль:

— Вообще-то, Бенчли, я уже одет как положено, но ты мог бы помочь мне с кроватью. Я понятия не имею, как вернуть одеяло и подушки в прежнее положение, — махнул я в сторону зоны бедствия, которую я называл кроватью.

Бенчли слегка выпрямился, и я осознал, что, вероятно, оскорбил его, поскольку такая работа обычно была уделом горничных. Он же, в конце концов, был «джентльменским джентльменом». Однако он попридержал язык за зубами, и подошёл, чтобы поднять одеяла. Я внимательно наблюдал за ним, выбирая момент. Между тем Дориан прекратил рассказывать, и смотрел на меня со странным выражением на лице — он знал: я что-то замыслил.

Как только Бенчли наклонился над кроватью, чтобы расправить одеяло, я произнёс: «Шибал». Он повалился на матрас, будто ему врезали по голове.

— Мать честная! — встал Дориан, уставившись на Бенчли, потом посмотрел на меня с открытым ртом. А потом беззвучно прошептал «Что ты наделал?», будто нас кто-то мог подслушать. Если честно, я люблю Дориана наполовину за его чересчур серьёзные выражения лица.

Следующие несколько минут я провёл, объясняя то, что я сделал. К чести Дориана, он не перебивает, в отличие от Марка. Он внимательно слушал меня, и его глаза расширялись всё больше по мере того, как я говорил. Моя демонстрация определённо привела его в состояние крайнего беспокойства, но другое качество, за которое я люблю Дориана — это его глубокая верность.

— Мне лучше постоять на страже в коридоре, чтобы никто не вошёл, — приглушённым тоном сказал он. Я попытался убедить его, что в этом не будет необходимости, поскольку в комнате не было ничего более преступного, чем спящий слуга, но если он вбил себе в голову какую-то мысль, то её из него уже не вытрясешь.

Когда он покинул комнату, я подошёл к Бенчли. Моей первой мыслью было разбудить его, встряхнув, поскольку именно это и сработало на птице, но потом я решил, что мне следует использовать эту возможность, чтобы получить из моего эксперимента побольше информации. Сперва я попытался кричать, что не сработало, но заставило взволнованного Дориана вернуться из коридора.

— Что ты делаешь? — беззвучно прошептал он.

— Ничего, возвращайся в коридор, — беззвучно прошептал я в ответ. Бог ты мой, он и меня этим заразил! Дориан опять вышел, и я решил мягко потрясти спящего камердинера. Через некоторое время мне пришлось затрясти его энергичнее, поскольку, судя по всему, я ввёл Бенчли в глубокий сон. Это тоже не сработало. Наконец я сходил к туалетному столику, и взял с него тонкую булавку. Я никогда не был уверен, зачем нужны были эти штуки, но сейчас дна из них пригодилась.

— Гах! — издал чрезвычайно неджентльменский звук Бенчли, и сел на кровати. Я быстро спрятал булавку, которую только что втыкал в его пятую точку. — Что со мной произошло? — спросил он, выглядя совсем сбитым с толку.

— Похоже, что ты упал в обморок, Бенчли. Как думаешь, может, ты в последнее время работал слишком усердно? Тебе не помешало бы больше отдыхать, — сказал я, изо всех сил стараясь выглядеть обеспокоенным его самочувствием, и мягко толкая его к двери.

— А что с кроватью, сэр? — спросил он.

— Да забудь о ней, — ответил я, — с ней утром разберутся горничные.

— Очень хорошо, сэр, — сказал он, и потрусил прочь по коридору, пока я смотрел ему вслед.

Дориан ткнул меня локтем:

— Если мы не пойдём сейчас, то ты пропустишь встречу гостей Герцога.

— О, точно! — сказал я, захлопнув дверь, и мы направились вниз.

Пока мы шли, он посмотрел на меня:

— Нам нужно будет позже поговорить об этом.

— Не забудь Пенни на эту встречу пригласить, — с сарказмом пробормотал я себе под нос.

— Что? Я тебя не расслышал, — сказал он.

— Ничего, просто сам с собой говорю, — отмахнулся я. Внутренне я действительно решил попытаться, и позаботиться, чтобы в будущем она больше участвовала в моей жизни. Произнесённая ею чуть раньше речь заставила меня почувствовать себя полным подонком. Всё это, конечно, предполагало, что она не сочла меня агентом тёмных богов. Когда я видел её в последний раз, она стремилась оказаться от меня как можно дальше.

В итоге я оказался стоящим на ступенях, которые вели в главную часть донжона, вместе с Герцогом и его семьёй. Лорд и Леди Торнбер тоже там были, что оставило меня в явно неуместном положении. Пока подъезжали экипажи, Герцогиня соизволила объяснить мою роль.

Она была женщиной с впечатляющей внешностью, несмотря на её уже немолодой возраст, и пока говорила, она накрыла мою ладонь своей:

— Пока гости будут выходить из экипажей, мы с Джеймсом будем приветствовать их по одному. Каждый стоящий здесь человек отведёт одного из гостей в парадный зал, и сопроводит их в солнечную комнату наверху, — объяснила она. На случай, если вы забыли, Джеймс — это её муж, Герцог, хотя я никогда не слышал, чтобы кто-то кроме неё называл его по имени. Солнечная комната была ярко освещённой гостиной наверху, рядом с покоями Герцога. — Мордэкай, ты сопроводишь Роуз^[5] Хайтауэр.

— Да, ваша светлость.

— Ты помнишь, как нужно к ней обращаться? — спросила она. У Герцогини были некоторые черты, напоминавшие мне о моей собственной матери.

— Я должен называть её Леди Хайтауэр, — уверенно сказал я.

— Нет, Мордэкай. Леди Хайтауэр — это её мать, а к ней обращайся просто: Леди Роуз, — возразила она.

— Да, ваша светлость, Леди Роуз, — был мой послушный ответ. Я это знал, но нервничал.

К этому моменту подкатил первый экипаж, и из него стали выбираться пассажиры. Естественно, первым был Дэвон Трэмонт, сын Герцога Трэмонта. Герцог Трэмонта был единственным в королевстве дворянином, равным по статусу Герцогу Ланкастера — соответственно, его сын и наследник был равен по статусу Маркусу. В моём понимании это значило, что мне следует быть крайне вежливым. Герцог с женой тепло поприветствовали его, и Марк шагнул вперёд, чтобы сопроводить его наверх.

Отлично зная Марка, я сразу понял, что Дэвон ему не нравился.

— Дэвон, — слегка наклонил голову Марк в приветствии, — рад снова тебя видеть.

Что-то подсказало мне, что его истинные чувства были диаметрально противоположными, но он их скрывал так искусно, что я сомневаюсь, что кто-то другой смог бы это разглядеть.

— Маркус, рад встрече. Я вижу, ты в добром здравии… всё ещё, — ответил Дэвон. Лёгкая пауза перед словами «всё ещё» дала ясно понять, что он желал обратного. Я внимательно наблюдал за ним, пока они взбирались по ступеням. Он был среднего роста, с худым, атлетическим телосложением и светло-коричневыми волосами. Я чуть не ахнул, увидев молодого лорда. Вокруг него стояло странное свечение, почти пурпурная аура, и меня от чего-то в ней слегка мутило. Я никогда прежде ничего такого не встречал. На миг мы встретились взглядами, его глаза сузились, и я задумался о том, что же мог видеть он, поскольку во мне определённо не было ничего примечательного.

Этот момент миновал, и Дэвон продолжил подниматься по лестнице. Моё задумчивое состояние прервал следующий гость, Стивен Э́йрдэйл, сын Графа Эйрдэйла. Он был впечатляющим молодым человеком со светлыми волосами и серо-стальными глазами. Он был первым из гостей, равным мне по росту, и, возможно, даже выше. Ариадна, сестра Марка, предложила ему руку, и они вдвоём двинулись вверх по ступеням, любезно болтая. Мать хорошо её натаскала, и я видел, что однажды она станет матёрой светской львицей.

Следующим вышел Мастер Грэгори Пёрн, сын знаменитого Адмирала Пёрна. Как сын военного командира, он обладал невысоким положением в аристократических кругах, ведь его отец всё же был простолюдином. Тем не менее, могущественная тень его отца имела длинные руки, и ходили слухи, что в будущем Грэгори могут дать мелкий дворянский титул. Прежде чем мы продолжим, я вынужден признаться, что если я и кажусь сведущим в аристократии, то это отнюдь не благодаря какой-то моей личной осведомлённости. Маркус, при поддержке своей сестры, просветил меня насчёт наших прибывших после полудня гостей.

Мастера Пёрна увела прочь Леди Торнбер, которой, похоже, было весьма удобно вести видного молодого человека под руку. Она подмигнула мне, когда проходила мимо. Между тем её муж, Лорд Торнбер, вышел проводить Леди Эли́забэт Ма́лверн, дочь Графа^[6] Малверна. Она была по-своему привлекательной, хотя я бы сказал, что у нос у неё длинноват, а от её зелёных глаз мне становилось не по себе. Она была также чрезмерно высокой, для женщины, наверное почти в пять футов и одиннадцать дюймов. Не то, чтобы это было чем-то плохим, но рост, такой же высокой, как у большинства мужчин, или выше, создаст ей сложности с поиском мужа, а поиски мужа будут для Леди Элизабэт весьма важны. Ходили слухи, что семья Малвернов испытывала финансовые трудности.

Однако у меня было мало времени на эти размышления, пришёл мой черёд. Леди Роуз вышла из экипажа, и тепло поприветствовала герцогскую чету, а потом повернулась ко мне. Я предложил свой локоть, как это делали другие, и она пропустила под ним свою облачённую в перчатку руку. Если честно, она была одной из самых прекрасных женщин, каких я только мог вспомнить, с длинными тёмными локонами и тёплыми голубыми глазами. Ну, она, может, и не была такой же красивой, как Пенни, фигура у неё точно была более тонкой, но в ней была определённая внушительность. Её отец, Лорд Хайтауэр, был номинальной главой королевской гвардии, и командующим гарнизона в Албамарле. По общему мнению, их фамилия пошла от высоких укреплений^[7], которые их семья занимала в столице.

Мы осторожно взошли по ступеням. Я чувствовал себя неудобно, шагая рядом с такой грациозной леди, но изо всех сил старался это скрыть.

— Леди Роуз, я так понимаю, что это уже не первый ваш визит в Ланкастер? — сказал я. Вы никогда бы не догадались, что благодаря Ариадне у меня в кармане была спрятана шпаргалка со списком других подобных разговорных фраз. Сестра Марка была очень заботливой.

— О! Да, да, я уже бывала здесь дважды, когда мой отец приезжал для обсуждения дел с Герцогом, — ответила Леди Роуз. Она казалось чем-то отвлечённой, её глаза прочёсывали толпу, когда я задавал мой вопрос. На миг я задумался, кого она могла искать.

— Надеюсь, предыдущие визиты прошли приятно. Вы подружились с кем-то заметным, пока были здесь? — спросил я. Этого вопроса в моём списке одобренных тем не было, но я решил, что могу импровизировать.

Она осторожно глянула на меня, и я увидел скрывавшийся за её голубыми глазами острый ум.

— Конечно же подружилась. Я тогда была просто девочкой, но была весьма очарована юной Ариадной, — был её ответ. Её взгляд соскользнул с меня, и мне показалось, что её глаза загорелись на миг, когда она увидела стоявшего на посту у парадных дверей. Однако это мне могло и показаться, потому что буквально секунду спустя она снова перевела взгляд на меня: — Вы долго жили в Ланкастере, Мастер Элдридж? — спросила она.

Я чуть было не сказал «всю жизнь», но вовремя поймал себя:

— Недолго, но я часто бывал здесь прежде.

Она больше не смотрела прямо на меня, но ощущение было такое, будто она всё равно внимательно на меня взирает. Когда мы проходили через дверной проём, я мельком подмигнул Дориану, чтобы дать ему знать, что всё шло хорошо, но он, похоже, не заметил. Его внимание, похоже, было сосредоточено на моей спутнице. Это определённо распалило моё любопытство.

— Его светлость представил мне вас как учёного Мастера Элдриджа… могу ли я осведомиться, что вы изучаете? — осведомилась она. Мне показалось, что я разглядел в её вопросе слегка шутливые нотки. Что хуже, я молчал слишком долго, и она стала расспрашивать меня в ответ. Тут я определённо вступал в мутные воды.

— Математику, Леди Роуз, хотя боюсь, что термин «учёный» для меня слишком щедр. Я всё ещё чувствую себя новичком по сравнению с великими математиками старины, — заявил я. Видите, я могу быть весьма эрудированным, когда стараюсь.

— Вы не кажетесь достаточно старым, чтобы быть столь умудрённым, — заметила она.

— По правде говоря, я молод, миледи. И сей факт сослужил мне плохую службу. Я буду рад, когда наконец смогу продемонстрировать седину, как доказательство мудрости, — нашёлся я. Этой ремаркой я особо гордился — вполне возможно, что у меня был талант к пикировке.

— Вы не думаете, что нам следует почитать мудрость пожилых? — парировала она. Ай, ловко же она обернула это против меня.

— То было совсем не моё намерение. Я лишь предположил, что в вопросах математики седина не гарантирует мудрости, а молодость — отсутствие таковой, — сказал я, пытаясь вывернуться. Мы достигли солнечной комнаты, и я с облегчением подумал, что смогу сбежать. Я уже начал сомневаться в моей способности держаться на равных с Леди Роуз в поединке нашей беседы.

Я начал было откланиваться, но она попридержала мою руку:

— Мастер Элдридж, расслабьтесь. Мы только познакомились. Позвольте мне дать вам совет, — сказала она, и когда я опустил взгляд, взор её голубых глаз снова меня поймал: — Вы неплохо справились, для новичка. В будущем не давайте своему оппоненту так много времени, чтобы повернуть вопросы к темам, которых вы предпочли бы избежать.

— Оппоненту? — ляпнул я.

— Ш-ш, — тихо сказала она, и улыбнулась, сверкнув белыми зубами из-под розовых лепестков губ. — Не притворяйтесь таким удивлённым, вы заставите заволноваться ваших друзей, — закончила она, и помахала Маркусу. — В следующий раз не позволяйте своим глазам так легко выдавать ваши мысли.

Внезапно подошёл Лорд Торнбер, и она позволила легко сбежать:

— Было приятно познакомиться с вами, Мастер Элдридж, я надеюсь, что позже нам выдастся возможность ещё побеседовать, — сказала она, и повернулась, заговорив с Лордом Торнбером, и будто бы совершенно обо мне забыв.

Я ухватился за эту возможность, и начал пробираться на другой конец комнаты в поисках Марка. Его я нашёл говорящим со Стивеном Эйрдэйлом. Он увидел моё приближение, и извинился на минуту, чтобы отвести меня в сторону:

— Можешь оказать мне услугу, а? Дэвон прижал Ариадну там, в углу, и я уверен, что она была бы не прочь сделать перерыв, так что не мог бы ты отвлечь его на минутку? — попросил он. Я? Похоже, что мой друг не был в курсе моего статуса новичка в искусстве ведения беседы, по крайней мере — в этих кругах. Но я не мог оставить Ариадну без поддержки, она же, в конце концов, его сестра, хотя и была нам занозой в более юном возрасте.

Я направился обратно, и заметил Ариадну. Так и было — она глубоко погрузилась в разговор с Дэвоном. Я задержался, чтобы вспомнить правильное обращение — то есть я сверился со шпаргалкой, которую мне ранее дала Ариадна. Там было написано «Лорд Дэвон». Хотя он пока не был Герцогом Трэмонта, ему уже дали баронета. Поскольку «Трэмонт» могло означать Герцога Трэмонта, его отца, то обычно его звали по имени, а не по фамилии, и потому — Лорд Дэвон.

— Ариадна, — окликнул я её. Она с благодарностью взглянула на меня. Я повернулся к Дэвону: — Прошу простить моё вторжение, Лорд Дэвон, её светлость попросила меня найти её, чтобы помочь в некоторых приготовлениях.

— Конечно же, — ответил он с добродушной улыбкой. Несмотря на его дружелюбное отношение, окружавшая его аура меня тревожила. Я надеялся на то, что найденные нами книги помогут мне лучше понять эти вещи. — Я упустил ваше имя, когда мы прибыли… — сделал он паузу, превратив своё утверждение в явный вопрос.

— А, моя оплошность, мне следовало лично представиться: Мордэкай Элдридж, ваше благородие, — сказал я, и это в общем-то полностью исчерпало все темы, на которые я был готов говорить с будущим Герцогом Трэмонта.

— Мордэкай, какое необычное имя, вы родом из Лосайона? На слух имя иностранное, — заметил он. Чудесно. Я даже не знал ответа на этот вопрос, мой отец обнаружил имя вышитым на покрывале, в которое я был завёрнут.

— Если честно, то я тоже не уверен, откуда происходит это имя — моя мать любила иностранные романы, так что могла взять его в одной из своих книг. Однако я вырос недалеко от Ланкастера, поэтому в любом случае считаю себя истинным сыном Лосайона, — нашёлся я. Постоянная практика начала оттачивать мои навыки в искусстве отвлечённого разглагольствования. Мне в голову пришёл данный Леди Роуз совет, поэтому я попытался вернуть себе инициативу: — Моя жизнь, наверное, кажется очень скучной человеку, подобному вам, расскажите мне о вашей семье. У вас есть братья или сёстры?

Глаза Дэвона сузились на миг:

— Брат, Эрик, но мы потеряли его в несчастном случае, год назад, — сказал он. Есть у меня такой талант — поднимать неудобные темы.

— Прошу прощения, я не хотел напоминать вам о столь деликатной теме, — ответил я.

— Ничего, мы с ним никогда не ладили, и в его смерти тоже не было ничего деликатного. Напился, потерял сознание в ванной, и захлебнулся, — беспечно проговорил Дэвон, но я чувствовал, что он внимательно следит за моей реакцией.

— Кто-нибудь подозревал злой умысел? — спросил я.

Лицо Дэвона не дрогнуло, но пурпурного оттенка аура вокруг него вспыхнула на миг.

— Нет, в этом отношении не было причин для беспокойства. Эрика все любили, и нашедшая его девушка подтвердила тот факт, что он много пил перед принятием ванны, несколько других женщин в «заведении» подтвердили её рассказ.

— Заведении? — не понял я.

— Он умер в борделе, — ответил Лорд Девон. — А теперь прошу прощения, мне нужно заново наполнить мой бокал.

— Я с радостью сделаю это для вас, — сказал я, радуясь возможности заняться чем-то другим. Он передал мне свой бокал, и я стал искать того, у кого была бутылка. Когда я вернулся, то обнаружил, что Дэвон стоит рядом с Марком.

— Мы как раз обсуждали тебя, Мордэкай! — с энтузиазмом произнёс мой друг, но его глаза глядели предостерегающе.

— Да, Маркус рассказывал мне о том, что вы изучаете математику и философию, — добавил Дэвон.

— Я стараюсь, но боюсь, что всегда буду лишь скромным учёным, а не одним из первопроходцев на путях разума, — ответил я.

— А говорите вы как человек, которому могло бы подойти искусство поэзии. Скажите мне, что вы думаете о Рамануджане, и его работе над Зета-Функцией Римана, дома мне так редко удаётся поговорить на интересные темы, — сказал он. Аура вокруг него снова потемнела, что делало его улыбку зловещей.

— Я думаю, что сперва никто не воспринимал его всерьёз, но в этом он сам был виноват, — сказал я.

— Это как?

— Он представил свои идеи так, чтобы намеренно вызвать противоречия у остальных. Если бы он открыто говорил о своих методах, о том факте, что он изначально использовал Зета-функцию, чтобы прийти к своим выводам, то это вызвало бы гораздо меньше разногласий, — ответил я, почти ощущая разочарование Девона. Математику в качестве своего научного прикрытия я выбрал по очень веской причине. Она стала для меня чем-то вроде хобби, как результат моего обучения вместе с Марком. Родители мои, конечно, считали её бесполезной абстракцией, как считал и Марк, но меня этот предмет весьма радовал. Поэтому я много времени провёл, впитывая в библиотеке Герцога материалы, о которых большинство людей и слыхом не слыхивало.

— Возможно, разногласия — единственная причина, почему кто-то вообще ещё помнит о его вкладе в науку, возможно, это было необходимо для сохранения его работ, — парировал Дэвон.

— Уверен, он — не первый человек, скрывающий свои методы, — сказал я, начиная злиться, и поэтому, пожалуй, сделал на этой фразе слишком сильный акцент. — Он, несомненно, не будет и последним, но его двигавший им мотив сомнению не подлежит.

— Прошу объяснить, — сверкнул он зубами, напомнив мне о лисе.

— Он держал свои методы в тайне, чтобы пристыдить своих современников. Если они признавались, что не могут понять его работу, то это заставляло их выглядеть невежественными, а если возражали, что он неправ, то он раскрывал свою методологию, и выставлял их глупцами. В сущности, он был самовлюблённым ослом, — заявил я. Возможно, я слишком пылко говорил о своём предмете, и мог оскорбить Дэвона, но намерения такого у меня не было, по крайней мере — осознанного. Окружавший его пурпурного оттенка свет запульсировал.

— Прошу прощения, ваше благородие, я не хотел никого оскорбить, — добавил я.

— Ничего, — ответил он, хотя было ясно, что он был иного мнения, — вам эта тема очень небезразлична, это похвальное качество для учёного. Извините, но мне следует пообщаться с другими гостями, — откланялся он. Я с облегчением посмотрел ему вслед.

Марк шагнул ближеко мне, и взял меня за локоть:

— Давай удалимся ненадолго, мне нужно подышать свежим воздухом, — сказал он, и отвёл меня на пустовавший в данный момент балкон. Там он тихо заговорил сквозь зубы: — Это что за хрень была?

— Я не уверен, что ты имеешь ввиду, — ответил я, небрежно отпивая вино из бокала.

— Если бы ты мог кого угодно в мире выбрать себе новым врагом, то этот человек был бы, наверное, самым худшим выбором, — сказал Марк, выглядя по-настоящему взволнованным. — Что ты ему сказал, что он так крепко в тебя вцепился? — спросил он, имея ввиду наш короткий разговор перед тем, как присоединился к нам.

— Ну, я таки наткнулся совершенно случайно на неудобную ему тему — спросил его о братьях или сёстрах, — быстро пересказал я историю о брате Дэвона, и о его смерти. — Но мне не показалось, что это его особо расстроило, — закончил я.

— Ничего хуже ты у него и спросить не мог. О смерти его старшего брата ходило много слухов. Многие подозревают, что к ней приложил руку сам Дэвон.

Я видел, в чём была проблема, но не понимал, при чём тут я:

— Но он ведь знает, что я не пытался намеренно его расстроить.

Марк вздохнул, проведя рукой по своим густым волосам:

— Ничего такого он не знает. Ты должен понять, как устроены люди вроде него. Позволь преподать тебе урок аристократии. Во-первых, он предполагает, что поскольку он — такая важная персона, все остальные должны знать о его делах почти так же хорошо, как и он сам. Во-вторых, если он правда имел какое-то отношение к смерти его брата, то он будет невероятно параноидален об этом. В-третьих, совершенно незнакомый человек подходит к нему, и начинает спрашивать о «плачевной» гибели его брата. Естественно, он посчитает, что ты либо пытаешься что-то ему этим сказать, либо поставить его в неудобное положение. В любом случае, он воспримет это как вызов.

— Ох, — находчиво ответил я. — Ну, к счастью, я живу здесь, а не в Трэмонте.

— Идиот, будто для таких, как он, это имеет значение, — разозлился мой друг.

— Что ты имеешь ввиду?

— Единственный человек, который может безопасно оскорблять одного из высших дворян — тот, кто равен или превышает их по рангу, например — мой отец, или кто-то из королевской семьи, — как ребёнку объяснил он мне.

— К счастью, мой лучший друг равен ему по рангу, — улыбнулся я, думая, что это немного улучшит его настроение.

— Это лишь ухудшает положение — смотри, — он взглянул мне через плечо. Обернувшись, чтобы небрежно пройтись взглядом по комнате, я увидел, что Дэвон смотрит в нашу сторону, и он поднял свой стакан и кивнул мне, будто приветствуя.

— Так что это значит? — спросил я.

— Он уже уловил, что мы — друзья, и он, вероятно, думает, что это я отправил тебя задавать вопросы о его брате. Раньше мы с ним были в дружеских отношениях, но теперь он отметит меня как своего врага. Тебя это не защищает, тебя это ставит под удар, Морт.

— Не уверен, что понимаю, — сказал я.

— Он не может ударить по мне напрямую, так что очевидными целями для его возмездия станут мои союзники, особенно — те, у кого мало собственных ресурсов, — сказал Марк, пристально глядя на меня, и я наконец понял, что именно он пытался мне объяснить.

— Но я его даже не знаю! Я определённо никогда не собирался делать его моим врагом, — воскликнул я. Как всё могло обернуться так ужасно скверно?

— В этих кругах намерения не имеют значения, — угрюмо ответил Марк.

— Так что же мне делать? — забеспокоился я, как и подобало в этой ситуации.

— Если возможно — избегай его, и молись, чтобы он остался недостаточно осведомлённым о твоей семье и друзьях. Давай возвращаться внутрь, мы лишь вызываем в нём ещё больше подозрений, болтая тут сами по себе, — сказал Марк, и зашёл обратно внутрь. Я вскоре последовал за ним, и самостоятельно двинулся по помещению.

В итоге я попался в разговор со Стивеном Эйрдэйлом, бывшим достаточно эгоцентричным, чтобы не задавать мне никаких вопросов обо мне самом. Однако я быстро заскучал, поскольку не имел никакого интереса к торговле специями, или к тому, сколько он заработал денег, инвестируя в эту торговлю. Я уже собирался откланяться для визита в уборную, когда увидел, как в гостиную вошла Пенни, неся поднос с закусками. Она встретилась со мной взглядом, и неловко отвела глаза.

К уборным я шёл с тяжёлым ощущением в животе. За один короткий день я сумел стать политической обузой для моего лучшего друга, а также убедил другого моего друга в том, что нахожусь в союзе с тёмными силами. По крайней мере, я пока не доставил никаких неприятностей Дориану, но замечания Марка заставили меня беспокоиться о том, что он станет ещё одной целью для Дэвона, если тот узнает о нашей дружбе.

Остаток дня медленно миновал, и я наконец сумел удалиться в мою комнату, не устроив больше никаких неприятностей. Я попытался вздремнуть, поскольку предшествовавшее социальное маневрирование утомило меня, но сон ко мне не шёл. Вместо этого я провёл время, упражняясь в изученных мною мелочах. Через некоторое время я довольно неплохо овладел контролем над количеством создаваемого мною света. Я начал приноравливаться к течению эйсара, создавая световой шар. «Эйсар», как я выяснил, было правильным именем силы, которую маги использовали для создания магических эффектов.

Удобных субъектов для упражнения в сонном заклинании у меня не было, и после ястреба я стал осторожнее, поскольку всё ещё чувствовал себя немного виноватым. Ту, третью книгу я решил взять сразу же после ужина. Я не мог продвинуться в журнале Вестриуса дальше, не улучшив своё понимание лайсианского языка.

Наконец Бенчли явился с сообщением о том, что пришло время ужинать. Судя по всему, Пенни договорилась о том, чтобы он мне прислуживал, во избежание дальнейших сложностей. Каким бы тёмным ни было моё настроение, я не мог её винить. Я не чувствовал себя готовым к дальнейшим политическим интригам, поэтому взмолился о пощаде, сославшись на внезапное недомогание. Бенчли был камердинером уже много лет, и мгновенно меня понял:

— Больше ни слова, сэр, я принесу ваши извинения вместо вас, — сказал он, и незамедлительно удалился.

Часом позже мои мысли прервал стук в дверь, и на миг у меня появилась надежда, что может быть Пенни простила меня за то, что я её напугал. Открыв дверь, я обнаружил снаружи Дориана, несущего поднос с едой.

— Я подумал, что ты, наверное, голоден, — сказал он.

Увидев свежий хлеб и сыр, я вспомнил, что пропустил завтрак. У меня заурчало в животе.

— Входи, Дориан, друг мне сейчас не помешает, — сказал я, отложив свою депрессию в сторону, и налепил для него на лицо свою самую широкую улыбку.

Я съел всё, что он принёс, и вскоре обнаружил, что собираю крошки с тарелки. Теперь, когда мой живот относительно успокоился, я почувствовал себя более способным к разговорам, поэтому некоторые время провёл, описывая Дориану мои невзгоды. Он был подобающим образом впечатлён глубинами моей глупости:

— Да, ты уж точно не останавливаешься на полпути, Морт, — заметил он.

Я вынужден был согласиться.

— По крайней мере, тебе выпало отвести Леди Роуз в гостиную, — сказал он. У моего друга всегда всё было написано на лице.

— Окей, выкладывай, я же видел, как ты смотрел на неё, когда мы вошли. Ты как-то с ней знаком?

Он выглядел смущённым:

— Ты помнишь, как меня на год отослали на воспитание? — начал Дориан. Это была обычная практика для дворянских сыновей и дочерей — пожить год или два в поместье другого лорда. Это помогало им больше узнать о том, как управлять королевством, давало им более широкий жизненный опыт в мире, и создавало связи с другими членами правящего класса.

— Помню, где-то в Албамарле, так ведь? — ответил я, а потом вспомнил, что дом Хайтауэров был в столице. — О-о-о-о, — ясно выразился я. У меня замечательный словарный запас, когда я стараюсь. Наконец мне в голову пришло чёткое предложение: — Ты влюбился в неё, а?

— В общем — да, — ответил он. — Но мы особо не разговаривали, так что я сомневаюсь, что она вообще меня помнит.

— Тут ты, возможно, ошибаешься, — сказал я, вспомнив о том, как она ранее бросала на него взгляд, но больше ничего не сказал об этом. Мы ещё поговорили, а потом он ушёл. Но никому из нас не пришло в голову никаких подходящих мыслей насчёт моих неприятностей с Дэвоном Трэмонтом.

Когда он ушёл, я направился в библиотеку, чтобы забрать третью книгу, «Лайсианскую Грамматику».

Глава 6

Реже всего те, что рождаются с высоким испусканием и высокой ёмкостью. Не известно, с\сколько именно их рождается, вероятно — не более одного из тысячи, и немногие из них доживают до зрелого возраста. Причина этого в том, что их таланты чрезвычайно опасны, причём для них самих — в наибольшей степени. Хорошей аналогией для этого будет ребёнок, которому дали бритву или другой опасный предмет — он вероятнее всего повредит себе, нежели научится правильно ею пользоваться. Те немногие, что доживают до зрелого возраста, обнаруживают себя в одиночестве, почти без наставления в надлежащем использовании их дара, если только им не выпала удача быть найденными кем-то знающим. Из-за этих прискорбных фактов истинно талантливые маги, или волшебники, как их часто называют, весьма редки, и обычно живут в одиночестве, за исключением некоторых очень густонаселённых городов.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Когда Пенелопа Купер шла по коридору, время было уже позднее. Она слишком задержалась на работе, и устала. Она могла думать лишь о том, как добраться до своей комнаты и найти там весьма заслуженный отдых. Так получилось, что она прошла через тот коридор, который вёл в библиотеку. Если бы она прошла лишь пяти минутами ранее, она встретила бы Мордэкая, и всё могло бы сложиться совсем по-другому.

А так она была одна в коридоре, погружённая в свои мысли. Она чувствовала себя виноватой за своё прежнее поведение. Она знала, что Морт не хотел её пугать, но она была совершенно не готова, когда тот люто яркий шар света ослепил её в его комнате. Когда он сказал ей закрыть шторы и сесть на кровать рядом с ним, она не этого ожидала. По правде говоря, она не была уверена, как бы отреагировала, если бы он стал с ней заигрывать, поскольку у неё было гораздо меньше опыта с мужчинами, чем он, похоже, полагал.

Опустившаяся тьма, за которой последовало внезапное появление Маркуса, совершенно выбили её из колеи, и заставили впасть в панику. Собственная реакция устыдила её, и она не знала, как ответить ему, когда он позже посмотрел на неё в солнечной комнате, из-за чего она почувствовала себя ещё хуже.

Из задумчивости её вывел звук двери, открывшейся, когда она проходила мимо.

— Мисс, не могли бы вы помочь мне на минутку? — сказал Лорд Дэвон, стоя в дверном проёме с расстроенным и тревожным. Замечательно, она и так уже вымоталась, а теперь похоже, что её сон откладывается ещё больше.

— Непременно, ваше благородие, чем я могу служить? — ответила она своим самым милым тоном. Она гордилась своей работой, и не могла позволить чему-то вроде усталости испортить её труд.

— Вы убирали в моей комнате ранее? После того, как были доставлены мои вещи? — спросил он.

— Нет, ваше благородие, я убрала и проветрила все комнаты этим утром, до того, как приехали вы с остальными гостями, — ответила Пенни. Она надеялась, что он не вёл разговор к наглой жалобе на то, что подушки или простыни не были достаточно свежими.

— Тогда, возможно, вы сможете мне помочь — я, кажется, что-то потерял, не могли бы вы пособить мне в поисках? — отозвался тот. Вопреки его репутации среди обслуги замка, он казался чрезвычайно вежливым.

— Мне правда не следует входить в ваши покои в такое время, сэр, — ответила она. Он казался довольно безобидным, но девушке её возраста такие слухи могут разрушить жизнь.

— Я понимаю. Я оставлю дверь открытой, если вам так лучше. Просто я потерял ожерелье, и не нахожу себе места, пытаясь его найти — видите ли, это фамильная драгоценность, — сказал Трэмонт. Он повернулся к ней спиной, и зашёл обратно в комнату, оставив дверь открытой.

Вздохнув про себя, она последовала за ним. Он начал обшаривать ящики туалетного столика.

— Не могли бы вы проверить для меня шкаф? Там темно, а я не очень хорошо вижу, — сказал Трэмонт. Она только успела открыть шкаф и нагнуться, чтобы заглянуть внутрь, когда услышала, как дверь захлопнулась, а потом ключ повернулся в замке.

Она резко обернулась. Дэвон как раз засовывал ключ себе в карман. При виде его лица по её позвоночнику пробежала холодная дрожь. Она уже слышала прежде рассказы о горничных, которыми злоупотребляли молодые лорды, но такие вещи никогда не случались в стенах Замка Ланкастер. Репутация Герцога была такова, что никто прежде не осмеливался так оскорблять его гостеприимство.

— Сэр, если вы думаете меня обесчестить, я закричу. Герцог не потерпит такого отношения к своей челяди, — сказала она, пытаясь держать голос ровным, но всё же чувствовала, как в ней растёт паника. Дэвон был тяжелее её как минимум на пятьдесят футов, и хотя она сама была не робкого десятка, она почти не сомневалась, что он мог её одолеть. Её взгляд бешено забегал по комнате в поисках чего-нибудь, что сгодилось бы в качестве оружия, чтобы не дать ему приблизиться. Ей пришло в голову, что если она ранит дворянина, то в худшем случае её приговорят к смерти, а в лучшем — побьют и прогонят.

Он тихо засмеялся:

— Давай. Кричи, если хочешь. Кто поверит твоему слову против моего? Я застал тебя роющейся в моём имуществе, когда вернулся в мою комнату, — сказал он, и небрежно протянул руку, смахнув шкатулку драгоценностей с туалетного столика. По полу рассыпались кольца с драгоценными камнями, которые стоили больше, чем все деньги, что она заработала за всю жизнь. — Похоже, что ты дёрнулась от испуга, когда я застал тебя.

Безысходность тёмной волной накатила на Пенни. Теперь ей уже было не сбежать, она мгновенно поняла, что её жизнь кончена, её мечты перечеркнул этот напыщенный, избалованный дворянчик. От этой мысли она разозлилась, и решила всё равно закричать. Если уж её втопчут в грязь, то она позаботится, чтобы как можно больше грязи заляпало ублюдка, который сделал это возможным. Она глубоко вдохнула.

— Расслабься. Я не собираюсь делать тебе больно, дорогая моя, или лишать тебя девственности, если ты этого боишься. Я просто хочу ответы на несколько вопросов, — говорил он, успокаивающе улыбаясь ей.

— Какие вопросы? — спросила она, на миг в неё зажглась надежда, и ей стало стыдно за то, как легко ему удалось ею манипулировать.

— Расскажи мне о своём друге, Мастере Элдридже, — потребовал он. Это совершенно сбило её с толку. «Почему он интересуется Мортом?» — подумала она про себя. Насколько она знала, Мордэкай должен был быть совершенно вне круга интересов людей вроде Дэвона Трэмонта.

— Прошу прощения, сэр, но я совсем его не знаю, он лишь недавно прибыл сюда, и… — начала она, но Дэвон шагнул вперёд. Она замолчала. Он теперь стоял лишь в нескольких дюймах от неё.

— Как тебя зовут, девушка?

— Пенелопа, сэр, но люди здесь зовут меня Пенни, — пролепетала она. Ей не понравилось, как раболепно прозвучали эти слова.

— Что ж, Пенелопа, известная как Пенни, позволь мне кое-что тебе объяснить. Ты слушаешь? — сказал он по-прежнему спокойным голосом, но теперь она слышала, как его дыхание стало более хриплым. Она не доверяла сейчас своему голосу, но сумела кивнуть. Если вы когда-нибудь сталкивались с большим диким зверем в детстве, то сможете понять, как она себя чувствовала. Угроза исходила от него волнами.

— Я совершенно ненавижу, когда мне лгут, Пенни. Ненавижу. И я думаю, что сейчас ты мне лжёшь. Я знаю, потому что я видел, как ты на него сегодня смотрела, — продолжил он. Сердце Пенни билось так быстро, что ей казалось, что оно вырвется у неё из груди. — Ты считаешь меня глупцом, Пенни? — спросил Дэвон. Она не подняла головы, чтобы не встречаться с ним взглядом, но он на это был не согласен. — Посмотри на меня, Пенни, — настоял он, поднимая ей подбородок. Крупные слёзы показались у неё на глазах, и потекли по щекам, предавая ему её страх.

— Ты знаешь Мастера Элдриджа?

— Я же сказала вам, сэр, не знаю. Я лишь наблюдала за ним потому, что он казался красивы… — её голова дёрнулась назад от хлёсткой пощёчины — достаточно сильной, чтобы причинить ей адскую боль, но и достаточно мягкой, чтобы не оставить ссадины. Что-то надломилось, и её страх превратился в ярость, она подняла руку, чтобы ударить его в ответ. Она была так разгневана, что если бы попала, то он уж точно бы заработал синяк. Однако Дэвон был готов, сильный и быстрый, он поймал её запястье, и внезапно вывернул ей руку, развернув её, удерживая руку у неё за спиной. Ей казалось, что её рука вот-вот сломается, когда он надавил. Теперь, когда она была беззащитна, он вдавил ей лицо в матрас.

— А вот теперь ты начинаешь меня бесить. Тебе же хуже, Пенни. Я хотел ограничиться милой, дружеской беседой, но ты, похоже, просто не хочешь сотрудничать, — сказал он. Дэвон лежал на ней, придавливая её своим весом, и, что хуже, она ощутила вызывающий у неё беспокойство бугор позади себя. Его голос звучал у её уха хрипло и сухо, когда он продолжил: — Ничто так не возбуждает меня, как девушка с пламенным характером. Я научился ломать девчонок вроде тебя. Прямо как с молодой кобылой, иногда нужно их крепко пришпорить, чтобы приучить их к удилам и узде. Уверен, твой муж однажды меня поблагодарит, — говорил он, при этом его рука забралась ей под юбку, неумолимо двигаясь вверх по её ноге.

Отчаяние на миг лишило её рассудка:

— Нет, постойте, подождите, я скажу. Пожалуйста, остановитесь! Он — сын кузнеца. Он совсем не важный, пожалуйста, вы не можете так делать! — заплакала она, её голос был пропитан страхом. Его рука достигла верхней части её бедра, и, ощущая касание его пальцев, она потеряла контроль. Из её горла вырвался первобытный крик ярости и страха, стремящийся воспрепятствовать происходившей с ней несправедливости.

Звук был настолько сильным, что на миг Дэвон отпрянул, шокированный громкостью крика исходившего из настолько молодой женщины. «Грэта́к», — рявкнул он повелительным тоном, и её крик внезапно оборвался, каждая мышца в её теле застыла на месте. Дэвон отпустил её руку, и перевернул её на кровати, чтобы увидеть её лицо.

— А ты и впрямь особенная, не так ли, дорогуша? Не думаю, что я когда-либо слышал, чтобы девушка кричала так громко, как ты, — улыбнулся он ей. — Но ты ведь сейчас и не будешь больше девушкой, так ведь? — говорил он, глядя на неё сверху вниз с разливающимся на лице удовольствием. Он протянул руку, и начал спокойно пытаться распустить завязки её лифа, что вскоре оказалось довольно трудным. Схватив её за ворот, он разорвал его в стороны, открыв её груди.

Пенни не могла дышать — её лёгкие были парализованы так же надёжно, как и остальные её мышцы. Единственное движение, которое ей осталось — её глаза, которые дико вращались, пока она искала способ сбежать. Её голова пульсировала в такт с её сердцем, пока она боролась, чтобы вдохнуть. Дэвон склонился, и медленно лизнул её лицо, оставив на её шее и губах слюнявый след.

— Не думаю, что когда-либо видел такой милый пурпурный оттенок, — сказал он с насмешкой. — Ке́лтис, — произнёс он, и коснулся её горла, прежде чем провести рукой вниз, чтобы грубо ущипнуть её сосок. Её горло раскрылось, и она внезапно смогла вдохнуть. Она втянула воздух в свои лёгкие, воздух входил в неё крупными, тяжёлыми всхлипами. Она приготовилась снова закричать, но он приложил палец к её губам, предостерегая её. Страх заставил Пенни остановиться.

— Ну же, давай будем хорошей девочкой. Если ещё раз закричишь, я могу и не позволить тебе вдохнуть в следующий раз. К тому же, разве не лучше, когда ты в этом соучаствуешь? Знание о том, что ты могла закричать, но промолчала? Иногда требуется что-то подобное, чтобы научить кого-то тому, насколько важна жизнь, и это определённо стоит больше твоей девственности, — плотоядно ухмыльнулся он, потянув её юбку вверх, выставляя на свет её наготу.

Пенни закрыла глаза, она больше не могла смотреть на ужасную реальность происходившего. А потом её затопило благословенное беспамятство, и она потеряла сознание.

Глава 7

Искусное использование эйсара волшебником опирается на последнюю из трёх важных характеристик, которая называется просто «контроль». Из трёх атрибутов этот — единственный, который может значительно меняться с практикой или обучением. Маги, пережившие созревание, в целом учатся направлять свой эйсар с помощью какого-нибудь метода символизма и ритуала, обычно с применением одного или нескольких мёртвых языков. Хотя эйсар может быть использовал без языка или символов, как часто делают молодые маги, делать так довольно опасно. Волшебники учатся использовать язык или систему ритуалов для того, чтобы управлять не только тем, «как» высвобождается их сила, но и «когда». Необученный маг, чья сила лежит исключительно в его мыслях, действительно опасен, поскольку его сила может пробудиться в любой момент, придав его непрошеным мыслям смертоносное могущество.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

До библиотеки я добрался, не встретив никого в коридорах, к моего облегчению. После того дня, какой у меня был, мне правда не хотелось никого видеть. Оказавшись внутри, я забрал книгу, и взвесил её в руках. Это был впечатляющий том весом в несколько фунтов, покрытый загадочными словами и символами, светившимися для моего взора. Уже успев прочесть солидную часть журнала Вестриуса, я испытывал уверенность в том, что остаток его будет гораздо проще понять благодаря этой книге. Владение лайсианским языком было буквально самым важным знанием, какое я мог обрести, поскольку оно было средством для управления моими зарождающимися способностями.

Почувствовав себя немного лучше, я засунул книгу подмышку, и направился обратно к своей комнате. Моя жизнь, может, и стала беспорядочной в большинстве отношений, но вот это, по крайней мере, была задача, которую я мог решить путём честного приложения усилий. Погружённый в собственные мысли, я едва заметил голоса, которые шли от одной из комнат вдоль коридора. Я шёл дальше, гадая, до какого часа я смогу не спать, занимаясь учёбой, и всё ещё встать утром в надлежащее время, когда мои размышления прорезал пронзительный крик. Такой звук никогда не забудешь. Первозданное выражения страха и ужаса — такой крик, который иногда воображаешь, но надеешься никогда не услышать. Такой звук, который кто-то может издать в смертельном падении. Он прекратился внезапно, отрезанный до своего завершения.

Я беспокойно огляделся, не будучи уверен в том, откуда звук доносился. Книга отвлекала меня, поэтому я прислонил её к стене, чтобы освободить руки, и прошёл обратно в направлении, откуда пришёл. Вот. Мне был слышен чей-то голос из-за двери. Я проверил двери по обе стороны, прежде чем нашёл нужную, и когда прислонился к ней, мне показалось, что я услышал голос Дэвона, спокойно с кем-то говорившего. В тот момент я чуть было не пошёл дальше, ведь человек, издавший такой крик, от которого сворачивается кровь, не мог быть внутри, только не с говорящим настолько спокойно Дэвоном.

Я оторвал голову от двери, и ощутил внезапный выброс силы. Моя практика за последние несколько дней достаточно хорошо познакомила меня с этим ощущением. Это удержало моё внимание. Я плотно приложил ухо к двери, силясь расслышать его голос сквозь толстую древесину. От наконец донёсшихся до меня слов кровь застыла у меня в венах: «Иногда требуется что-то подобное, чтобы научить кого-то тому, насколько важна жизнь, и это определённо стоит больше твоей девственности». Я не мог быть уверен, с кем говорил Дэвон, но было ясно, что кто бы это ни был, этот человек был в ужасной беде.

Не будучи уверенным в том, что делать, я глубоко вдохнул, и воспользовался единственным известным мне заклинанием, которое могло помочь: «Шибал», — тихо произнёс я, вкладывая как можно больше силы, направляя мою волю за дверь. Я снова прислушался, я не был уверен, но мне показалось, что я услышал, как кто-то сполз на пол, и Дэвон больше не говорил. Удовлетворившись, я попробовал ручку двери.

Дверь, конечно, была заперта. Я не знал ничего, что помогло бы мне миновать запертые двери, и двери в Замке Ланкастер были так прочно сделаны, что выбить их смогли бы лишь два человека с тараном. Я уставился на дверь, злясь на собственное невежество — несомненно, имей я образование получше, обойти замок было бы легко. Мысли о состоянии, в котором наверное была бедная девушка, придали моей злости срочность. Положив ладонь на дверь, я закрыл глаза, и склонил голову. Я глубоко вдохнул, и потянул свою силу вверх, наполняя свои лёгкие, втягивая ещё больше, пока я не ощутил, что это вот-вот станет гонкой за то, что взорвётся ранее — мой разум или моя грудь. Я никогда прежде не пытался делать что-то подобное, но знал, что без надлежащих слов это потребует уйму силы. Затем я начал медленно выдыхать, наращивая давление в моей ладони, которую я прижимал к двери. По мере того, как воздух выходил из моей груди, я стал ощущать, как дверь начала поддаваться, и выдохнул остаток воздуха в лёгких взрывным напором. Результатом стал взрыв древесины и деревянных осколков, когда дверь дезинтегрировалась, во все стороны полетели щепки.

Открывшаяся мне картина до сих пор является мне в кошмарах. Сползший на пол Дэвон лежал на противоположной стороне кровати, но я не уделил ему ни капли внимания. Меня приковала к месту лежавшая на кровати фигура. Это была Пенни, её длинные тёмные волосы выбились из узла, в котором она их обычно держала, когда работала, и рассыпались вокруг её головы тёмными завитками. Её форма была разорвана от шеи до живота, открывая её тело, которое я раньше воображал, но никогда не надеялся увидеть. Юбка её была задрана до бёдер, а ноги были разведены в стороны, одна из них была неудобным образом сложена под ней, а вторая — вытянута, касаясь стопой пола. Она выглядела мёртвой. Из её правого бедра торчала длинная щепка, кровь капала на льняные простыни. Если бы я мог описать заполнившую меня в тот момент эмоцию, то я описал бы, но у меня не было слов — весь мир побелел, будто из него высосали все цвета, оставив ужас абсолютного белого и чёрных контрастов.

Я онемел от ужаса и шока, но в то же время наполнился холодной, бессердечной яростью. Подойдя к нему, я нагнулся, и вытащил кинжал с уже частично расстёгнутого пояса Дэвона Трэмонта. Судя по всему, у него не было времени довести своё преступление до конца. Это едва ли имело значение, Пенни была мертва. Её девственность, или отсутствие таковой, не вернёт её к жизни, не позволит её вновь улыбнуться мне. Я встал на колени рядом с кроватью, и хотя я не могу вспомнить никаких чувство кроме холодного онемения, по по моему лицу потекли слёзы.

Я осторожно расположил кинжал прямо над всё ещё бьющимся сердцем ублюдка, осторожно, чтобы не уколоть его кончиком, иначе он проснётся до того, как я вгоню в него лезвие. Так я и держал его в течение какого-то безвременного промежутка времени. Я волновался лишь о том, что такая смерть была слишком чистой, лучше, чем он заслуживал. Только это недолгое колебание и спасло ему жизнь.

Ход моих мыслей нарушил внезапный звук, неуместный звук, слишком невероятный, чтобы быть здесь. Пенни храпела. Если бы это был тихий храп, я мог бы его пропустить, но ничего деликатного в нём не было, это была глубокая, гудящая вибрация. Так может храпеть толстый фермер, перебравший эля и вырубившийся у себя на кровати. Этот звук вывел меня из тёмного места, заменившего мне сердце, и, что невероятно, я засмеялся.

Это был ужасный смех, если уж на то пошло — когда он начался, это был ужасающий звук — жалкий и нечленораздельный, такой смех, который заставляет горожан закрывать ставни на окнах и запирать двери. Но по мере того, как он тянулся, мой живот расслабился, и я стал смеяться более естественным образом, глубоким, утробным смехом, перемежаемым судорожными вдохами, когда я пытался отдышаться. Наконец смех перешёл в слёзы, и я тихо плакал, пока не взял себя в руки.

Встав с пола, я начал думать. Я осторожно вытащил щепку из ноги Пенни, из-за чего рана снова закровоточила. Я наблюдал за её лицом, чтобы посмотреть, не проснётся ли она, но я вложил много силы в заклинание, и она даже почти не пошевелилась. Нагнувшись, я отсёк от простыни длинную полосу, и перевязал ею рану Пенни. Затем я выпрямился, и оглядел комнату.

Она была в беспорядке, мягко выражаясь. По полу были разбросаны драгоценности вперемешку с дубовыми щепками. Простыни были испачканы в месте, где на них стекала кровь Пенни, и два человека спали в различной степени раздетости. Это было слишком много, чтобы разобраться сразу, поэтому я начал с главного. Нагнувшись, я запустил руки под Пенелопу, одну — под её плечи, а другую — под её колени. Из этого положения было не очень удобно вставать, и на миг я покачнулся, чуть не наступив Дэвону на голову. «Ах, как было бы жалко испортить эти прекрасные черты», — с сарказмом подумал я. Но я не мог рисковать разбудить его. Пенни не была худышкой, она была ростом почти с меня, и тяжёлая работа в избытке снабдила её мышцами, но в моих руках она весила не больше пёрышка. Адреналин, полагаю, но я об этом не задумывался.

Я вышел в коридор, и дошёл до моей комнаты так быстро, как только мог. Её комната была бы лучше, но я понятия не имел, где она была расположена. Я мягко опустил её на мою кровать, задержавшись, чтобы накрыть её одеялом. Я вернулся в коридор, и забрал книгу там, где я и оставил её прислонённой к стене, и вернулся обратно, чтобы отнести её в безопасность моей комнаты, к двум остальным. Каждая ходка заняла несколько минут, и я постоянно беспокоился о том, что я могу встретиться с кем-то в коридорах. Время было после полуночи, и мне повезло — коридоры пустовали. Передо мной всё ещё стояло несколько проблем.

Мне нужна была помощь, и в этот час я мог довериться лишь одному человеку. Пятнадцать минут спустя я стоял у двери хозяйства Торнберов. Лорд Торнбер был сенешалем Замка Ланкастер, и его семья, соответственно, жила внутри больших укреплений рядом с парадными воротами. Ночной воздух был влажным, и заморосил лёгкий дождь, так что я был немного промокшим, когда добрался до их двери, что отлично соответствовало моему настроению. Дверь мне открыл сонный слуга, мужчина, которого я знал по моему предыдущему проживанию с семьёй Торнберов. Не уверен, была ли у него фамилия, поскольку все обращались к нему лишь как к «Рэ́ми».

— Морт, что, во имя всех богов, ты тут делаешь в такой час? — тихо сказал он, чтобы не разбудить всю семью.

— Рэми, я знаю, это кажется странным, но я хочу, чтобы ты разбудил для меня Дориана — тихо, если можешь; мне нужно с ним поговорить, — сказал я, пытаясь вложить в свой голос как можно больше искренности.

— Ладно, ладно, посмотрю… — он развернулся, и сразу же врезался в дверной косяк. — Проклятье! — тихо выругался он. — Всем плевать, если Рэми не выспался, так ведь? Да, конечно плевать, Рэми же не нужно спать, верно? — бормотал он себе под нос, тяжело заходя обратно в покои семьи Торнберов.

Мне пришлось взволнованно подождать несколько минут, прежде чем у двери появился Дориан.

— Морт, я не хочу быть грубым, но сейчас очень поздно… — начал он. А потом он увидел моё лицо. Что-то, наверное, выдало ему моё отчаяние. — Постой, дай мне взять мой плащ.

Вскоре мы спешили обратно через двор к собственно замку. Мне следует упомянуть, что Дориан — один из тех редких индивидуумов, что спят с длинным вязаным колпаком на голове. В спешке он забыл его снять, и у меня не хватало духу напомнить ему об этом. Некоторые вещи лучше оставлять недосказанными, и мне той тёмной ночью нужно было всё веселье, какое я мог найти.

На ходу я объяснил ему случившееся, но я не думаю, что он это до конца осознал, пока не увидел спящую в моей кровати Пенни. Закрытая одеялом, она скорее похожа была на лежащего ангела.

— Ты знаешь, где находится её комната? Мне нужно вернуть её туда, пока она не проснулась, — сказал я ему.

— Конечно, но я сомневаюсь, что мы сможем занести её туда, не перебудив остальных горничных, — ответил он.

— Предоставь это мне, — сказал я, подходя к кровати, и приготовившись снова поднять Пенни.

— Хочешь, я её понесу? — спросил он. На миг я задумался над его предложением, но что-то внутри меня огрызнулось при мысли о том, что её коснётся кто-то другой. Что-то сломалось во мне, когда я нашёл её в той комнате, а я ещё даже не знал, что мне пора оплакивать мою потерянную невинность.

— Нет, нет, я её удержу. Если можно, просто помогай с дверями и иди впереди, — сказал я, откидывая в сторону одеяло, и поднял её с кровати. В этот раз я ощутил нагрузку на спину — утомление и отсутствие сна начали брать своё.

Воздух с шипением прошёл сквозь зубы Дориана, когда он резко вдохнул, увидев, в каком она была состоянии. Порванное платье, кровь — я его не винил. Я испытывал примерно те же чувства. Подняв её на руки, я посмотрел ему в глаза. В нём зародился гнев, и я задумался, что он может сделать, когда я уложу её в безопасность её кровати.

— Кто сделал это, Мордэкай? — спросил он наполненным тёмным умыслом голосом.

— Не сейчас, Дориан, нам нужно сначала позаботиться о Пенни.

Я молился о том, чтобы он держал себя в руках.

— Я сказал: кто это сделал, Мордэкай!

Он был не в настроении ждать.

— Послушай, Дориан, — начал я, но он меня перебил:

— Нет, ты послушай! Я хочу знать, кто это сделал, и я хочу знать сейчас же! — заорал он.

— Проклятье! — заорал я в ответ, — Заткнись, блядь, и подумай секунду! — по-моему в первый раз в жизни повысил я на него голос. Он ошарашенно закрыл рот, и я продолжил: — Как думаешь, что случится с Пенни, если кто-то увидит её в таком виде? Её жизнь будет разрушена! Её отец почти без денег, у неё нет приданого — она никогда не сможет выйти замуж. Никто её не возьмёт! Была она «порчена» или нет, не будет иметь значения, когда пойдут слухи, — сказал я, сделал глубокий вдох, и успокоился. Взглянув на Дориана, я увидел, что он всё ещё слушает.

— А теперь ты поможешь мне донести её до её комнаты, или мне придётся делать это в одиночку? — сказал я, направившись к двери. Дориан оказался рядом с ней раньше меня, и открыл её.

Он провёл меня по нескольким лестничным пролётам к самому нижнему этажу донжона; он всё время шёл впереди, проверяя каждый дверной проём, чтобы увидеть, если кто-то ещё не спал. Мы без происшествий добрались до комнаты горничных, но когда он открыл дверь, кто-то зашевелился. Было довольно темно, но нервный женский голос произнёс:

— Кто здесь?

Дориан быстро отпрянул от входа, а я не терял времени.

«Шибал». Я вложил в заклинание столько силы, сколько мог, не трудясь фокусироваться на каком-то одном направлении. Я снова заметил, что Дориана это совершенно не побеспокоило. Мне правда нужно будет заняться этим однажды, но сейчас было не то время. Я зашёл внутрь, и огляделся.

Было слишком темно, чтобы видеть, поэтому Дориан зажёг лампу после того, как я заверил его, что никто из жильцов не проснётся в ближайшее время. В комнате было пять маленьких кроватей, на всех кроме одной лежали спящие женщины. Дориан отодвинул одеяло, а я осторожно положил её на кровать. Затем я начал трудный процесс избавления её от одежды.

— Что ты делаешь? — прошипел мне Дориан.

— Отвернись, если тебя это беспокоит, мне нужно избавиться от улик. А вообще, всё равно отвернись, потому что это беспокоит меня, — огрызнулся я в ответ. Когда это во мне развилась эта ревнивая жилка?

С платьем у меня не получалось, поэтому я вытащил нож, и начал срезать его с неё. Оно и так было порвано, так что это уже не имело значения. Сняв его, я не мог не задержаться, чтобы поглядеть на неё. Говорите что хотите, но я бы посмотрел, как бы вы притворились, что не замечаете самую красивую женщину в мире, лежащую перед вами голой. Если вы скажете, что не глазели на неё, пусть даже на миг, то я вас назову проклятым лжецом.

Тем не менее, я был полностью сосредоточен на том, чтобы обезопасить Пенни. Я натянул на неё одеяло, и встал. Оглядевшись, я заметил аккуратно сложенную на её прикроватном столике простую ночную рубашку. Я быстро отбросил мысль о том, чтобы одеть её. Я не мог представить, как мне удастся сделать это надлежащим образом, так что с этим ей придётся разобраться утром. Я также задержался, чтобы убедиться, что у неё есть вторая форма. Оказалось, что у неё их было три, ну, уже две. По крайней мере одним поводом для беспокойства меньше.

Я скомкал её испорченную одежду, и немного порыскал по комнате, пока не нашёл клочок бумаги и угольный карандаш. Я быстро набросал записку:

Не говори ничего. Мы всё обсудим позже.

Морт

Я засунул записку под её ночную рубашку, понадеявшись, что она найдёт её утром. Потом мы ушли, оставив комнату в таком же виде, в каком нашли её. Было уже почти три часа ночи, и я беспокоился, что Дэвон мог уже проснуться, пока мы занимались нашими делами. Но беспокоиться мне не следовало — когда мы вернулись в его комнату, этот ублюдок всё ещё спал как младенец.

Я обернулся, и обнаружил, что Дориан глазеет на открывшуюся ему картину:

— Где дверь, Морт? — спросил он, глядя на деревянные щепки на полу, а потом увидел выражение моего взгляда. Я никогда прежде не видел страха на лице моего отважного друга, но сейчас там мелькнул именно страх. От этого я ощутил себя старым и усталым — странное ощущение, когда тебе шестнадцать. — Это ты? — окинул он рукой расколотую древесину.

— Ага, — ответил я. Что ещё мне было говорить? Потом я услышал, как Дэвон задвигался, будто собирался проснуться. «Шибал». Я вложил в заклинание все оставшиеся силы. На меня накатила волна слабости, и я чуть не упал в обморок, но Дориан поймал меня за плечо, когда я покачнулся, и помог мне сесть на кровать.

На миг я посмотрел в пол, пытаясь думать, когда вдруг услышал звук обнажаемой стали. Дориан двигался к Дэвону, с холодным убийством на лице.

— Подожди! — сказал я.

— Почему? — спросил он в ответ.

— Если честно, я не знаю, но если мы убьём его сейчас, то мы оба — покойники, и я не думаю, что это сильно порадует Пенни. Если мы собираемся воздать этому ублюдку должное, то придётся найти другой способ, но не сейчас, не этой ночью. Мы слишком устали, чтобы трезво думать, — сказал я. Эти слова были слишком логичными, чтобы исходить из моего рта. Наверное, кто-то другой это произнёс, пока я отвлёкся.

Какой-то миг Дориан боролся с собой, пока наконец не вложил свой меч в ножны:

— Ладно, — сказал он, — а с дверью что будем делать?

— Ну, её никак не починить, — ответил я. — А какая-нибудь другая дверь подойдёт?

— Жди тут, — сказал Дориан, и, судя по его виду, он знал, что делал, поэтому я опрокинулся на кровать, и стал ждать. Я, наверное, немного задремал, потому что он вернулся будто через миг, неся другую дверь. За пояс у него были заткнуты молоток и парочка других инструментов.

Вскоре он повесил на петли новую дверь, и я вынужден был признать, что она очень похожа была на оригинальную. Я не был уверен, заметит ли кто-нибудь разницу, но я был слишком усталым, чтобы об этом беспокоиться. Дориан снова ушёл, и вернулся с метлой. Клянусь, он становился несомненно домашним. Он подмёл пол без моей помощи, но мне нравится думать, что я им руководил. Все куски дерева, какие смог найти, он собрал, аккуратно избегая трогать украшения — а потом, в порыве чистого гения, он вытащил из кредэнзы^[8] бутылку красного вина.

— Шо? — глубокомысленно спросил я, когда он разбил бутылку об пол рядом с головой Дэвона.

— Может, этот дурак подумает, что она врезала ему бутылкой по башке. По крайней мере, его одежда будет испорчена, он ещё легко отделался, — сказал Дориан. Он помог мне встать, и полуотвёл-полуотнёс меня в мою собственную комнату. Таких друзей, как Дориан, всегда мало, но я был рад, что он у меня есть. Без него я никогда бы не завершил наш обман той ночью.

Я медленно опустился на мягкую перину, но, уплывая ко сну, я не мог не задуматься, что подумает Дэвон, когда обнаружит, что его ключ больше не подходил к замку двери в его комнату? От этой мысли я на секунду тихо засмеялся, а потом уснул.

Глава 8

По то же причине, по которой маги остерегаются чисто ментальных методов направления своих способностей, использования обычного языка для этой цели обычно также избегают. Лучшим инструментом для управления эйсаром обычно считается мёртвый язык, знание которого получено намеренным изучением после достижения половой зрелости. Также полагается, что языки, которые использовались для этой цели в течение многих поколений, подходят лучше всего, поскольку слова и фразы сами по себе получают определённую власть. Из-за этого даже индивидуумы со средним или низким испусканием иногда способны творить малые заклинания, используя язык или символы, впитавшие в себя врождённую мощь благодаря длительному использованию их магами прошлого.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

В то утро Дэвон проснулся рано, лишь через два часа после того, как Мордэкай наконец уснул. Сперва он из осторожности лежал неподвижно, не будучи уверенным в том, что именно произошло. Он лежал на полу, вокруг были разбросаны осколки стекла. Он несколько минут вслушивался, прежде чем решил, что он, должно быть, один, после чего сел и оглядел себя.

Вид был скверный. Его одежду было уже не спасти, настолько она пропиталась тёмными пятнами. На миг он подумал, не ударили ли его ножом, но потом осознал, что на его одежде было вино, а не кровь. Дверь была закрыта, но девчонка исчезла. Он был достаточно уверен, что не закончил с ней свои дела… если только у него не случилась какая-то потеря памяти. Кто-то что, ударил его по голове бутылкой вина? Это была она, или кто-то другой? Любая из этих возможностей его тревожила.

Он снял одежду, и использовал воду из графина, чтобы отмыться, прежде чем надеть свежий наряд. Если его ударил кто-то другой, то это значило, что у него был неизвестный враг, который сумел пробраться в комнату, пока он ни о чём не подозревал. Если это сделала девчонка, значит у него был провал в памяти, потому что,насколько он помнил, она была уже не в состоянии делать что-то подобное. Наверное, это был кто-то другой — он не мог быть настолько некомпетентным, чтобы позволить такой худышке так легко сбежать.

Дверь… он проверил свой карман, ключ всё ещё был там. Если она и использовала его ключ, то вернула его на место: «маловероятно», — подумал он. Она слишком сильно боялась, она бы бежала, и оставила бы ключ себе. Дэвон Трэмонт знал многое о страхе и его эффектах. Он проверил дверь — и действительно, та была не заперта.

— Кто-то во всё это вмешивался, — сказал он себе. Настоящий вопрос: кто? Что они сделают с обретённым знанием? «Ничего». Если бы они планировали использовать прошлую ночь против него, то уже сделали бы это, приведя сюда стражу и свидетелей, пока он лежал без сознания. Если кто-то выдвинет ему обвинения, теперь он уже легко сможет их отклонить. Почему? Он бы именно так поступил. Кто бы это ни был, он пожертвовал большим преимуществом. Они ничего не взяли, его деньги и имущество были нетронуты, не было только девчонки.

Девчонка, вот оно что. Единственная причина скрывать преступление прошлой ночи — для защиты её репутации. «Но она была обычной горничной», — подумал он. Никто не стал бы о ней беспокоиться. Почти все в замке были бы более озабочены справедливостью — лишь горстка людей беспокоилась бы больше о ней, чем о том, чтобы уничтожить его самого. Что она сказала прошлой ночью? «Он — сын кузнеца».

— А ещё он — маг, — пробормотал Дэвон. Он видел сильную золотую ауру вокруг этого человека каждый раз, когда они встречались. Это было первым, что пробудило его интерес.

Она необыкновенно долго удерживалась против страха, и всё же рассказала ему немного. У неё, наверное, есть веские причины, чтобы его защищать — весьма вероятно, что она в него влюблена.

— А его комната — совсем недалеко отсюда… в соседнем коридоре, — сказал он себе.

Дэвон Трэмонт всегда был решительным, и сейчас он не колебался. Встав, он нацепил свой меч, покинул комнату, и запер её за собой. По крайней мере попытался… ключ не поворачивался в замке. «Ещё одна загадка», — подумал он. Трэмонт покачал головой, и ленивой походкой направился к комнате Мордэкая.

Достигнув своей цели, он в смятении увидел, что снаружи комнаты стоял большой стражник. «Какая у него связь с Ланкастерами?». Всё это не имело никакого смысла. Они явно были замешаны в его обмане. Этот человек был простолюдином, но ему дали комнату, которая бы сгодилась и королю. Маркус явно был весьма привязан к нему. «А ещё он — маг», — подумал он. Это было связующим звеном, ключом, вокруг которого всё и вращалось. Семье Ланкастеров был нужен маг. Значило ли это, что они знали что-то относительно его планов на будущее? Если так, то Ланкастеры вполне могли искать магической силы, чтобы подкрепить свою позицию.

Он двинулся дальше, кивнув стражнику, проходя мимо. Глубоко погрузившись в свои мысли, он начал осторожно обдумывать свой следующий шаг.

* * *

На гораздо более низком этаже замка проснулась Пенни. Она работала до очень позднего часа, поэтому Мири, главная горничная, позволила ей спать допоздна. Обычно вся прислуга поднималась до рассвета. Глаза Пенни распахнулись, что-то было не так. Она хорошо выспалась, но теперь сна у неё не было ни в одном глазу. Оглядевшись в комнате, она совсем сбилась с толку.

«Как я сюда попала»? — подумала она.

— Что случилось? — сказала она вслух. Внезапно она вспомнила, и её грудь сжалась от нахлынувших на неё эмоций. Страх, стыд и ярость боролись внутри неё за главенство. В ней волной поднялась буря, её окатили страх и беспомощный ужас прошлой ночи, грозя её здравию её ума. «Мама, что мне делать?». Эта мысль едва не заставила её расплакаться, беспомощная печаль ребёнка, который знает, что не может вернуться, не может пойти домой. Её мать была мертва, а её отец был почти инвалидом, и не мог работать. Забота о нём стала её целью — именно из-за него она пошла на эту работу.

А теперь это всё ушло, вместе с её надеждами на будущее. Она сомневалась, что сможет удержаться на работе, когда её срам станет общеизвестным. Комната была пуста, поэтому она откинула одеяло, боясь того, что она может обнаружить.

Она была нага, раздета до нитки. У неё на бёдрах была кровь, и повязка вокруг её правой ноги. Кровь она ожидала, но не могла вспомнить, что ранила ногу. «Он, наверное, сделал что-то после того, как я потеряла сознание». В её голове возник красочный образ, уродливый образ того, что с ней сделали. Единственным милосердием было то, что она была без сознания — по крайней мере, ей не придётся это вспоминать. «За исключением моих кошмаров», — мысленно добавила она.

Пенни встала, и начала механически одевать одну из своих запасных униформ. Её раненая нога была немного задеревеневшей, но в остальном она чувствовала себя в порядке. Не было раздражения, не было боли… внизу, что казалось немного необычным. Она знала, что некоторые девушки не испытывали особой боли, но подозревала, что Дэвон не был мягок.

— Полагаю, мне повезло, — сказала она, а потом не смогла справиться с собой, и заплакала. Слёзы покатились из неё, и её тело содрогалось от удушающих рыданий. Она не плакала так с тех пор, как была ребёнком.

Тогда её успокаивала мать, но сейчас рядом не было никого. Казалось, прошли часы, прежде чем у неё кончились слёзы. Она была вымотана, слишком устала, чтобы беспокоиться, и слишком онемелой, чтобы что-нибудь чувствовать. Пенни закончила одеваться, и решила, что с тем же успехом может пойти работать. Прежде чем уйти, она прибрала кровать, и убрала свою запасную одежду. Маленький клочок бумаги упал за прикроватный столик незамеченным, когда она подняла свою ночную рубашку.

Она нашла Мири, и сказала, что готова к работе, надеясь, что старшая горничная не будет слишком злиться на то, как долго она спала.

— Ничего, девонька, ты вчера хорошо поработала, и мы не давали тебе покоя ещё долго после того, как все остальные пошли спать, — сказала женщина, казавшись по-настоящему благодарной ей. — Буду рада, если ты сбегаешь прачечную, и немного поможешь там, — приказала она. Приказы Мири всегда имели форму просьб, как начальница она была милее многих других.

Пенни была рада сделать это, что угодно, лишь бы чем-то заняться. Она постоянно держала себя в движении, работая не покладая рук весь остаток дня, отчаянно пытаясь не вспоминать. Но как бы она ни работала, её разум постоянно возвращался к случившемуся каждый раз, когда она давала мыслям волю. Хуже всего было после обеда, ей пришлось стелить свежие простыни в комнаты для гостей. Каждый шаг наполнял её ужасом, и она молилась, что жилец в одной конкретной комнате будет отсутствовать.

К счастью, его в комнате не было. Она как можно быстрее поменяла простыни, но не могла не заметить оставшуюся на них кровь, а также оторванный кусок, соответствовавший её повязке. Она закончила в комнате менее чем за пять минут, и её сердце всё ещё колотилась, когда она подошла к лестнице. Думая, что наконец оказалась в безопасности, она наткнулась на Дэвона, поднимавшегося вверх.

Она чуть было не бросила всё и не бросилась бежать, но Пенни была сбита из более крепкого теста. Стиснув кулаки и сжимая стопку простыней, она нацепила на лицо маску равнодушия. Пенни уже миновала его на лестнице, когда услышала его голос:

— Пенни, — сказал Трэмонт. Она остановилась, отказываясь оборачиваться. — Не думай, что между нами всё кончено, — ледяным голосом сказал Дэвон. — Прошлая ночь была лишь началом. Уже скоро твой сын кузнеца будет холодным трупом. Даю тебе слово.

Она спиной чувствовала его взгляд, и страх сжал её сердце железной хваткой. У себя в голове она увидела лежащего в поле Мордэкая, его тело изломано, кровь течёт из его носа и рта, пока он с трудом дышит. Дэвон стоял над ним, улыбаясь, с убийством во взгляде. Видение было таким мощным, что заставило её ахнуть, и она инстинктивно поняла, что оно сбудется. В ней зародилась ярость, первобытное животное бешенство, она не думая развернулась, кидая перед собой стопку белья. Возможно, это отвлечёт его на секунду. Секунду — всё, что ей нужно, она потянет его вниз. Если падение не убьёт его, то она сама с ним покончит.

— Эй! А меня-то за что! — донёсся знакомый голос. Дэвона уже не было, на его месте с удивлённым видом стоял Маркус. Простыни врезали ему прямо по лицу, и рассыпались по полу. Наполнявший её силой гнев сошёл на нет так же быстро, как появился, оставив её опустошённой. Тут она чуть было не потеряла равновесие, но рука Марка схватила её за плечо, не дав ей упасть. — Ты в порядке, Пенни? — спросил он обеспокоенным голосом.

— Да, да, я в порядке. Я просто сегодня сама не своя, — произнесла она. Слова не могли описать, насколько не своя она сегодня на самом деле была.

— Тогда я не буду спрашивать про бельё — я догадался, кто тебя так разозлил, — дёрнул он головой в сторону, куда должно быть удалился Дэвон. — Я всё равно хотел с тобой поговорить, Пенни. Тебе нужно кое-что знать.

Она посмотрела ему в лицо, удивившись серьёзности, которую там обнаружила. Марк обычно был самым легкомысленным из её друзей.

— Что такое?

Марк несколько мину объяснял, что произошло на приёме прошлым днём. Подробно описав неприятности, которые, по его мнению, ожидали Мордэкая. Она онемело кивнула, всё сходилось. Он продолжил:

— Пенни, тебе надо понять, насколько он опасный человек… он не понимает шуток, и не терпит непокорности. Если бы он стоял на моём месте, когда в меня полетели простыни, то для тебя всё обернулось бы плохо. Хуже, если он узнает, что ты как-то связана со мной или Мордэкаем, он попытается использовать тебя, чтобы добраться до нас. Ты понимаешь?

«Он уже использовал меня, Маркус. Использовал меня, и выбросил», — подумала она.

— Что я могу сделать, чтобы помочь? — произнесла она вслух.

— Ничего, Пенни, я не вынесу, если с тобой что-то случится. Просто не теряй голову, и самое главное — не позволяй ему узнать о наших отношениях: пока он не думает, что ты связана со мной или Мортом, ты будешь в безопасности, — сказал он. Его искренность чуть не заставила её снова расплакаться.

— Конечно, я попытаюсь не говорить с тобой или Мортом, — ответила она.

— Это только на несколько дней, а потом он уедет, — попытался успокоить её Марк. Он видел, что за её лицом лежали какие-то глубокие эмоции. Он, вероятно, как-то её оскорбил, но это подождёт. Позже он перед ней извинится, когда Дэвон Трэмонт благополучно удалится из Ланкастера. Тогда все они смогут расслабиться.

* * *

Я проснулся рано, ну… рано в полдень. Мне не спалось почти до рассвета, и я совершенно исчерпал резервы моего тела — и ментальные, и физические. Радуясь, что меня не стали рано будить, я сел и потянулся. Сон хорошо меня восстановил, хотя у меня всё ещё ныла поясница. Я решил, что могло быть и хуже.

Стук в дверь навёл меня на мысль о том, что именно пробудило меня ото сна. Пройдя на другой конец комнаты, я открыл дверь, и выглянул наружу, гадая, не обнаружу ли я в коридор, полный стражников с Лордом Дэвоном позади. Там лишь терпеливо стоял Бенчли.

— Могу я войти, сэр? — сказал он со своими лучшими интонациями «я, может, и слуга, но я всё равно лучше тебя». Поразительно, как много информации некоторые люди могут передать в обычных интонациях. Возможно, я позже попрошу его дать мне уроки. Я шагнул назад, чтобы он мог войти.

— Полагаю, никакой еды у тебя с собой нет? — спросил я, поднимая брови.

— Ланч уже миновал, сэр, но если вы оденетесь немедленно, то сможете убедить повара позволить вам взять остатки, — ответил он с намёком на улыбку. Ублюдок отлично знал, что именно повар думал о людях, пропускавших трапезы. Я на это не купился.

— Поскольку ты упомянул одевание, не будешь ли ты против мне помочь? — спросил я. Мой врождённый интеллект работал сверхурочно.

— Полагаю, именно это и было намерением молодого Маркуса, когда он послал меня навестить вас, сэр, — ответил он. Пятнадцать минут спустя я снова был одет. Руки Бенчли были вернее, чем у Пенни, когда дело доходило до завязок дублета, но у него, наверное, и опыта в одевании мужчин было больше. Я также заметил, что он не стоял у меня за спиной, обнимая меня сзади, чтобы затягивать завязки. Это должно было мне что-то сказать, но я был слишком занят, чтобы подумать об этом.

Закончив со мной, Бенчли ушёл, и я, если честно, был рад остаться один. Мне нужно было подумать. Камердинер был в своём обычном невозмутимом состоянии, поэтому я сделал вывод, что этим утром переполох не поднялся. Скорее всего его благородие Дэвон Трэмонт притих, гадая, кто застал его со спущенными штанами, и грозит ли ему возмездие. Думать так было наивно с моей стороны, но я мало знал об аристократах.

Поскольку я подумал, что опасность миновала, то пошёл искать Пенни, и, возможно, украсть немного еды, если та окажется где-то лежащей без присмотра. Отыскать Пенни мне не удалось, да и Марка или Дориана, если уж на то пошло. Все, похоже, нашли какие-то другие дела, а не стали ждать, пока я встану с кровати. С едой мне повезло больше — я наткнулся на юного Тимоти, убиравшего со столов в главном зале, и он позволил мне взять большой кусок жареного фазана, который кто-то не стал есть. Я завернул его в тряпицу, и добавил часть буханки хлеба с другого блюда. Тимоти одарил меня одной из своих редкозубых ухмылок. Я подмигнул ему, и с добычей в руках ретировался обратно в свою комнату, чтобы спланировать свой следующий шаг.

Поев, я решил потратить своё свободное время, чтобы ещё позаниматься. Я зарылся в «Лайсианскую Грамматику». Прошло два часа, и у меня закружилась голова. Я обладал способностью к языкам, но лайсианский, казалось, был создан для того, чтобы завязывать людские языки в узлы. Времена глаголов тоже сбивали с толку, от меня ускользало, зачем кому-то могли понадобиться «прошлое продолженное» или «простое будущее совершённое» время. Я решил сосредоточиться на запоминании слов, поскольку думал, что полезнее всего будет начать именно с этого. Ещё через час с меня было довольно, так что я переключился на журнал Вестриуса. С помощью своего чуть менее невежественного понимания лайсианского я начал понимать чуть больше того, чему он учился в первые несколько недель своего ученичества.

Большая часть этого была не особо пертинентна к избавлению от злых сыновей соперничающих герцогств, но один фрагмент привлёк к себе моё внимание, будучи довольно полезным. Моё применение сонного заклинания на Дэвоне прошлой ночью заставило меня резко осознать, насколько легко кого-либо можно привести в беспомощное состояние. Я всерьёз беспокоился о том, что он мог сделать со мной что-то подобное в будущем, поскольку я наполовину подозревал, что он сам являлся волшебником. Я, судя по всему, был не первым магом, кому в голову приходили такие мысли. Много внимание уделялось методам, которыми можно было защитить разум и тело мага от вредоносных внешних влияний, или, в некоторых случаях — от результатов его собственных ошибок.

Наипростейшим способом было закрыть разум. Я узнал, что некоторые люди рождались совсем без способности к манипулированию эйсаром. Они были известны как «стоики», и я узнал этот типаж в моём друге Дориане. Любой маг мог, путём тренировок, воспроизвести их способность, или, точнее, отсутствие способности, и получить те же преимущества. Это временно лишило бы меня моего «взора», защищая мой разум от внешних влияний. Из-за его недостатков, этот метод использовался в основном ночью, чтобы защитить себя во сне, поскольку никаких активных усилий он не требовал.

Самой сложной частью овладения им было определение того, смог ли я успешно «закрыть» свой разум. Наконец мне пришла в голову мысль глядеть на книгу лайсианского. Поскольку нормальные люди не могли видеть её свечение, я мог использовать его, чтобы определить, что я полностью закрылся. После этого у меня не ушло много времени на то, чтобы этого достичь. Ощущение было такое, как когда закрываешь глаза, и оно беспокоило меня больше, чем я ожидал. Сам того не замечая, я уже начал полагаться на тонкие детали, которые открывались мне благодаря моему магическому взору. Закрыв его, я почувствовал себя ослепшим. Я решил, что согласен с магами былого — лучше всего использовать это во сне.

Второй метод заключался в том, чтобы создать щит из эйсара. Эту технику можно было использовать разными способами в зависимости от того, насколько сильная и какого типа защита требовалась. Наименее утомительным было создать внутренний щит, защищавший лишь разум волшебника. Результат походил на тот, что давал другой метод, за исключением того, что можно было продолжать использовать свой «взор» и способности без преград. Чуть сложнее было создание щита, закрывавшего всё тело, чтобы защищать как от физических, так и от магических нападений. Согласно легендам в журнале Вестриуса, некоторые великие волшебники умудрялись делать это всё время, пока бодрствовали. Легенды ясно давали понять, что великие волшебники были не только параноидальны, но и что у них были все основания для паранойи. Иногда даже этой защиты оказывалось недостаточно, чтобы спасти их.

Наконец, при необходимости некоторые волшебники могли создавать щиты, простирающиеся гораздо дальше от их тел, чтобы защитить друзей, а порой даже здания. Это считалось рискованным, поскольку необходимое усилие могло истощить заклинателя, и особенно сильная атака могла их даже убить, если щит требовал больше силы, чем у них было.

Я поупражнялся в обеих типах, сперва попробовав защитить лишь свой разум. Не имея никого, кто мог бы проверить его для меня, я не мог быть уверен, что сделал всё правильно, но расход энергии был пренебрежимо мал. Сотворение большого щита для защиты всего моего тела оказалось проще, хотя и требовало больше усилий. Поскольку он находился непосредственно снаружи моего тела, я мог на самом деле видеть окутывавшую меня энергию. Она была почти неуловимой, даже для моего взора, но, слегка модифицируя заклинание, я обнаружил, что могу придавать ей видимый цвет, что позволяло легче её увидеть.

Я нашёл эти упражнения утомительными, но они оставили у меня ощущение удовлетворения моими способностями к самозащите. Тем не менее, я с облегчением принял прервавший меня стук в дверь. Я накрыл щитом диван (в качестве замены другому человеку), и пытался забить его до смерти стулом. Я не сумел остановиться вовремя, и Марк открыл дверь как раз в тот момент, когда я нанёс последний удар. Это был третий удар, и в этот раз стул не отскочил, а с гулким треском раскололся.

— Если тебя расстраивает отделка комнаты, я мог бы тебе позволить обменяться покоями с кем-то другим, — шутливым тоном произнёс он.

— А… всё не так, как выглядит, — сказал я, робко взглянув на него.

— Если бы это был первый раз, когда ты мне это сказал, то я мог бы усомниться в тебе, но, зная тебя, я правда верю твоим словам, — сказал он, смеясь. — Но если серьёзно, что на тебя нашло, что ты крушишь мебель?

На миг я задумался, а потом улыбнулся:

— Второй закон магии.

Шутливые беседы мы вели с детства, поэтому он подыграл мне:

— И в чём же он заключается?

— Пробуй новые заклинания на мебели, прежде чем рисковать другими людьми или домашними животными, — выпалил я.

Он засмеялся:

— А какой первый закон?

Я встал в профессорскую позу, и поднял руку в повелительном жесте:

— Пробуй новые заклинания на других людях или домашних животных, прежде чем рисковать собой.

Мы немного посмеялись, и наше настроение улучшилось. В последнее время обстановка была такой напряжённой, что было здорово вспомнить наши более юные дни.

— Так зачем ты явился искать меня, юный проситель? Любовные зелья? Лекарство от геморроя? Всё во власти великого Мордэкая.

— Я подумал, что ты захочешь сходить на фейерверк этим вечером. Отец нанял гильдию иллюминаторов, чтобы устроить сегодня вечером зрелище для наших гостей, — ответил он.

Я был впечатлён, фейерверки дорого стоили, и я видел их прежде лишь раз, когда был моложе. Гильдия иллюминаторов была скрытной организацией, хранившей тайну изготовления пиротехники. Их часто ошибочно принимали за практикующих магию благодаря поражающей взгляд природе их зрелищ, но их устройства создавались при помощи науки и химии. Посмотреть на них придёт каждый в радиусе десяти миль от Ланкастера.

Мы несколько минут поговорили о приближающемся зрелище, прежде чем я перешёл к серьёзной теме:

— Ты уже говорил сегодня с Дорианом или Пенни?

У него поменялось выражение лица:

— Дориана я не видел, но успел столкнуться с Пенни.

Я сразу же стал выпытывать из него подробности их разговора. После того, как он описал их встречу, я забеспокоился ещё больше.

— Что не так? — сказал он. — Ты выглядишь разозлённым.

Было трудно, но начав потихоньку, я пересказал ему события предыдущей ночи. Его лицо всё темнело и темнело, и под конец он ругался себе под нос.

— По крайней мере, это кое-что объясняет, — сказал он.

— Что?

— Причину, по которой Дориан уломал своего отца этим утром поставить охранника у твоей двери. Я с ним сегодня не сталкивался, но он уговорил Торнбера поставить охранника в коридоре, пока ты не проснёшься, — объяснил он. Я удивился. Дориан заботился обо мне больше, чем я думал.

— Думаешь, он рассказал своему отцу? — спросил я.

— Нет, если бы рассказал, Торнбер устроил бы моему отцу скандал.

— Ты так думаешь?

— Несомненно, и при настоянии Лорда Торнбера Отец был бы вынужден что-то предпринять, вероятнее всего — выгнать Дэвона из своих владений, — поморщился он.

— А чего бы он этим добился? — вслух задумался я.

— Заварил бы много неприятностей. Честь обязала бы Трэмонта подать жалобу королю. Ланкастерам пришлось бы представить королевскому суду доказательства, чтобы обосновать нанесённое Трэмонту оскорбление, — сказал он, посмотрев на меня.

— И?

— И мы не смогли бы ничего доказать. В лучшем случае нас бы оштрафовали, чтобы удовлетворить честь Трэмонта, а в худшем — началась бы война, — сказал Марк, сел на диван, и подпёр голову ладонями. Некоторое время он думал. — Почему ты просто не раскрыл злодея, когда поймал его с поличным? Доказательства тогда были бы на нашей стороне.

— Пенни, — просто сказал я. Я одарил его таким взглядом, который красноречивее любых слов говорил о моём мнении насчёт того, что он вообще предложил такое.

Он извинился:

— Прости, ты прав, Морт, с моей стороны было эгоистично так думать.

В конце концов нам в головы не пришло никаких хороших идей, но мы развлеклись, предлагая плохие, в основном включавшие в себя раскалённые кандалы и дробящие инструменты. Час спустя пришло время идти, фейерверки готовы были вот-вот начаться. Когда мы вышли в коридор, я махнул ему подождать секунду. Пробормотал короткое заклинание, я обволок своё тело щитом — самое время начать вырабатывать хорошие привычки.

— Что ты сделал? — вопрошающе посмотрел он на меня.

— Мой самый новый фокус, — сказал я и, поскольку он не мог видеть его, добавил несколько слов, чтобы показать мой новый щит ярко-синим цветом.

— Вот же…! — начал он, и шагнул назад. — Выглядит грозно.

Я снова произнёс слова, и щит постепенно стал невидимым.

— Тебе следует оставить его синим, — заметил он.

— Зачем?

Мне не нравилось быть таким заметным.

— Он мог бы до усрачки напугать Дэвона.

Эта мысль мне понравилась, но мудрее мне показалось не светиться.

Глава 9

Возможно, величайшая тайна лежит в природе самого эйсара. Хотя он наличествует в гораздо большей концентрации в живых существах, небольшое его количество также наличествует в неживых объектах. Судя по всему, объём наличествующего эйсара варьируется прямо пропорционально уровню сознания, которым обладает объект. Разумные существа обладают им в большом объёме, по сравнению с неподвижными вещами, такими как камни. Животные обладают различным объёмом эйсара, пропорционально уровню их интеллекта. Растения содержат меньше, но всё же больше, чем неживые предметы. Поскольку эйсар наличествует во всём, насколько мы можем судить, он вполне может являться фундаментальным свойством, или даже необходимостью бытия. Из-за того, что самосознание прямо пропорционально объёму содержащегося эйсара, учёные приходят к выводу, что даже недвижимая материя обладает каким-то минимальным уровнем сознания.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Фейерверки были в точности такими же зрелищными, какими я их и ожидал. Мы стояли вдоль восточного парапета, смотря в сторону озера, доминировавшего над видом с этой стороны. Изначально озеро было отдельным, но когда был построен замок, его расширили, чтобы заполнить окружавший замковые стены ров, хотя основная его часть по-прежнему лежала на востоке. Получился зрелищный вид, поскольку великолепие фейерверков отражалось в ровной поверхности озера. Я обнаружил, что жалею, что Пенни не смотрит вместе со мной, но не смог высмотреть её в толпе.

Я был уверен, что она должна была быть где-то здесь — даже слугам позволили отложить свои ноши и насладиться представлением. Толпа была большой, поэтому неудивительно, что я не мог её найти. Вскоре меня и от Марка отделили, его утянул в сторону разговор с Грэгори Пёрном. Не желая быть втянутым в него, я продолжил движение, хотя, если честно, я искал Пенни. Мы так и не поговорили после инцидента прошлой ночью, и я уже начинал беспокоиться, не будучи уверенным, что она могла подумать о случившемся.

Двигаясь сквозь толпу, я увидел Роуз Хайтауэр, втянутую в разговор со Стивеном Эйрдэйлом. Казалось, что он очень серьёзно относился к тому, что говорил ей, поэтому я сохранял дистанцию, и попытался их не отвлекать. Когда я проходил мимо, она позвала меня по имени:

— Мастер Элдридж! Я надеялась увидеть вас ещё раньше, — произнесла она с большим волнением, чем я счёл бы необходимым.

— Прошу прощения, Леди Роуз, если бы я знал, то, пожалуйста, будьте уверены, что и дикие кони не смогли бы удержать меня вдали от вас, — сказал я, будучи в хорошем настроении, и потом решил поучаствовать в игре словами. Судя по всему, Стивена моё появление разочаровало, что стало понятно, как только я понял его намерения. Он скорее всего пытался ухаживать за леди, но, как всем известно, ухаживание — игра не для троих. — Если я мешаю, я могу пойти побеспокоить кого-то другого, — сказал я, бросив на Стивена сочувственный взгляд.

Леди Роуз была с этим несогласна — очевидно, она желала спастись:

— Вздор, мы были бы рады вашему присутствию, — сказала она, и положила ладонь Стивену на плечо жестом, который был просто обязан быть рассчитанным.

— Конечно, — заверил он меня, — но я, к сожалению, вынужден откланяться. Уверен, вы поймёте, — извинился он. Я действительно понимал, поэтому удержался от улыбки — не нужно сыпать соль на раны.

Он любезно удалился, и Роуз одарила меня благодарным взглядом:

— Спасибо, у меня не получалось найти вежливый способ его отвадить — ещё немного, и я могла бы повести себя непростительно грубо.

— Ваша красота лишает разума даже мужчин высокой культуры. Не держите себя за это в ответе. Я почти не сомневаюсь, что вы в итоге уклонились бы от него, не нанеся ущерба его гордости, — слегка поклонился я ей, тоже собираясь уйти. Свою роль я уже сыграл.

— Постойте, я хотела бы с вами поговорить, — положила она ладонь мне на предплечье. Она была женщиной, которая говорила своими руками и жестами, а не только глазами и словами. Вопреки запретам и ограничениям своего класса, Роуз Хайтауэр была весьма выразительна, прирождённый коммуникатор.

— Уверен, вы не нуждаетесь в моих ничтожных словах, — ответил я ей.

— Но быть может, вы нуждаетесь в моих, — сказала она с полным скрытого смысла взглядом.

Заколебавшись, я остановился:

— Уверен, что они пойдут мне впрок.

— Тогда мы обязаны согласиться на обмен — сперва ответьте на мой вопрос, и тогда я поделюсь с вами моими знаниями, — говорила она, будто это была игра, но что-то в выражении её лица намекало на большее.

— Договорились, что вы хотите знать? — ответил я.

— Кого вы только что искали? — спросила она, весело сверкнув глазами.

— Друга, никого важного.

— Это совсем не ответ, — нахмурилась она, и убрала ладонь с моего предплечья, выражая своё неодобрение.

— Пенелопа Купер, подруга детства и одна из здешних горничных. Это вас удовлетворяет? — сказал я. Меня немного раздражало, что пришлось это раскрыть — в последнее время Пенни стала для меня важнее, и я обнаружил, что обсуждение её персоны смущает меня.

— Подруга, как интересно. Хорошо, вам следует знать, что на вчерашнем приёме вы заработали себе первого врага, — сказала она, и принялась следить за моей реакцией.

— Это я знал, тут уже ничего не поправить, — ответил я. Если моё владение словесными кружевами улучшится ещё немного, то я скоро стану давать уроки многословия.

— Это мудро с вашей стороны — принять это с такой готовностью. Вашему другу Маркусу повезло с вами, но его дружба подвергает вас серьёзной опасности.

Это я тоже знал, но меня заинтересовало её мнение:

— Это как?

— Крепость здания лежит в его фундаменте. Ваш враг желает разрушить Дом Ланкастеров. Чтобы это сделать, он сначала разрушит его фундамент, и вы являетесь ключевой целью в этом замысле, — заявила она. Это я уже слышал раньше, но я не хотел её оскорблять.

— Леди Роуз, я думаю, что вы сильно переоцениваете мою значимость, — ответил я. Может, она была не такой умной, как я подумал изначально.

— Может и так, но я считаю, что вы скорее всего сами себя недооцениваете, — не согласилась она. Я мог бы это оспорить, но не видел смысла. Последнее слово всё равно осталось бы за ней. Ещё несколько бессмысленных обменов фразами — и я откланялся, чтобы продолжить поиски. На этот раз она отпустила меня без комментариев.

Какое-то время я бесцельно бродил, охотясь на женщину с тёмными волосами, и глазами, которые могли выпить луну. Однако госпожа удача решила мне не помогать, будь она проклята. Пенни была неуловима, как сон, который не удаётся вспомнить поутру. Наконец я сдался, и решил наслаждаться окончанием зрелища. Особо впечатляющий красный цветок осветил небо над озером, сопровождаясь громоподобным рокотом. Мне в голову пришла идея. Совершенно гениальная. Мне не терпелось её попробовать.

Забыв о световом зрелище, я поспешил обратно в свою комнату, чтобы найти в «Грамматике» нужные мне слова. Если я не мог найти Пенни, то я, по крайней мере, мог получше приготовиться к тому, что ждало меня впереди.

* * *

Пенни стояла в амбразуре, в тени высокого зубца крепостной стены. Она была там почти невидимой, что её совершенно устраивало. Пенни наблюдала за расцветавшими в небе цветными вспышками, но не находила в них радости. Когда рядом проходил Мордэкай, она чуть было не вышла ему навстречу. У него на лице было сосредоточенное выражение, и он шагал с твёрдым намерением. Она уже видела это выражение раньше, за него она Мордэкая и любила. Его ум постоянно находился в движении, и ей было видно, что его что-то вдохновило. Ветер поймал его волосы, откинув их назад, придавая ему вид ястреба, стремительно падающего на свою добычу. Она хотела поймать его, но её сердце дрогнуло при этой мысли, сейчас она не могла с ним встречаться. Слишком мало прошло времени.

Она стояла неподвижно, пока он не прошёл мимо. Затем она повернулась обратно, чтобы досмотреть зрелище до конца, забытая слеза медленно прочертила дорожку по её щеке. Люди были повсюду, но она никогда не чувствовала себя такой одинокой. Прикосновение к её плечу заставило её вздрогнуть, и она чуть не закричала, думая, что её нашёл Дэвон.

— О боже! Прости, я не хотела тебя пугать, дорогая моя, — сказала Роуз Хайтауэр, с озабоченным выражением лица у неё за спиной.

— Прошу прощения, миледи, я увлеклась своими мыслями, — сказала Пенни, и неловко вытерла испачканные слезами щёки: — Вам что-то от меня требуется?

— Не извиняйся. Не все дворяне такие же бессердечные, как Лорд Дэвон, — сказала Роуз, слегка улыбнувшись, надеясь добиться улыбки у беспокойной горничной. К её огорчению, Пенни расплакалась, её плечи сотрясались от беззвучных всхлипов.

Роуз Хайтауэр с рождения была леди, и дворянкой королевства. Она обращалась к королям, и за ней ухаживал каждый подходящий холостяк в королевстве, но она была чем-то большим. Она в первую очередь была женщиной с сильным характером и состраданием, и она не думая шагнула вперёд, и обняла Пенни:

— Ну, ну, всё хорошо.

Сперва Пенни попыталась отстраниться, уверенная, что её слабость навлечёт на неё ещё больше бед.

— Нет, нет, не волнуйся, я — друг, — искренне сказала Роуз. Она держала Пенни в объятьях, пока та не успокоилась и не отстранилась:

— Мне так жаль. Пожалуйста, не говорите об этом никому… Я не знаю, что…

— Тихо, девочка. Я не настолько жестока. То, что здесь произошло — только между нами, и если ты позволишь, я помогу тебе в меру моих возможностей, — с сочувствием поглядела на неё Роуз. — А теперь скажи мне, почему ты плачешь здесь, наверху, пока Мордэкай ищет тебя повсюду.

— Что? Откуда вы это знаете… — ошарашенно спросила Пенни.

— Я совсем недавно говорила с ним — он искал тебя, и, похоже, за тебя волновался, — сказала она. Вообще-то он этого ей не говорил, но она прочла это в его голосе, когда он ответил на её вопрос — мало что проходило мимо чутких ушей Роуз Хайтауэр.

— Я не пряталась от Морта — честно, я просто не хотела повстречать Лорда Дэв… — сказала Пенни, но спохватилась. — Он выдвигал прислуге много требований. Я не имела ввиду ничего неуважительного, миледи.

Роуз прищурилась:

— Ничего, я слишком хорошо знаю, каким неприятным этот гнилой человек может быть, — сказала она, и какое-то время смотрела на Пенни, напряжённо думая — о злодеяниях Дэвона Трэмонта и раньше ходили слухи, и она примерно представляла, на что он был способен. — Пенелопа, ты мне доверяешь?

— Я вас едва знаю, миледи, — отозвалась та. Эта ремарка могла бы быть истолкована как оскорбление, но вообще-то Пенни начала чувствовать себя с Леди Роуз свободнее.

— Что ж, справедливо. Послушай, я знаю, что вы с Дорианом Торнбером — близкие друзья, ему ты доверяешь?

Пенни кивнула. Дориан был одним из самых благородных людей из тех, кого она знала, не говоря уже об их дружбе детства.

— Я бы доверила ему что угодно, миледи. Он — истинный джентльмен, — ответила она.

— Тогда прими меня вместо него. Я бы доверила Дориану свою жизнь. И если я могу пособить ему, помогая тебе, то мне это только в радость, — сказала Роуз, уверенно глядя Пенни в глаза.

— Зачем вы мне это говорите? — спросила Пенни — она чувствовала искренность своей собеседницы, но не могла понять лежавшую за этой искренностью причину.

— Потому что я хочу помочь тебе, а прежде чем я смогу это сделать, тебе придётся честно ответить мне, как одна женщина другой, — сказала Роуз, и замолчала.

— Я не понимаю, но если вы — друг Дориана, то я отвечу, если смогу, — ответила Пенелопа, чувствуя себя за глупо за эти слова, но Леди Роуз выглядела чрезвычайно серьёзной.

— Ты упомянула, что Дэвон Трэмонт жёстко обращался с прислугой, но я подозреваю, что ты имела ввиду что-то более личное, — начала Роуз. Она никак не могла более мягким образом коснуться этой темы, но выражение лица Пенни ответило ей быстрее, чем могли бы любые слова. — Тобой злоупотребили, Пенни? Пожалуйста, скажи мне правду, и если это так, то использую всё моё влияние, чтобы этот тиран поплатился за свои преступления.

— Нет, пожалуйста, нельзя никому говорить, если кто-нибудь узнает, он… — заупиралась та, но её слова послужили достаточным подтверждением.

— Расслабься. Я не побегу кричать об этом с колоколен. Я не знаю, что я смогу сделать, но я позабочусь о том, чтобы он больше никогда не сделал тебе больно. И в конце концов я позабочусь о том, чтобы этот человек трижды расплатился за содеянное, или я — не Хайтауэр, — сказала Роуз, и в её голосе прозвучала холодная сталь, заставив Пенни содрогнуться на миг, но также это вселило в неё надежду.

— Он — сын герцога, что могут женщины сделать такому мужчине? — спросила Пенни, более интересуясь надеждой, чем тем, чтобы отговорить Роуз.

— Он — младший сын герцога, а его покойный брат, Эрик, был моим другом, — ответила Роуз, взяв её руку, и повела к ступеням, которые вели во двор. — И ты будешь удивлена, на что способны женщины, — закончила она. Взгляд её глаз заставил бы призадуматься даже короля.

Глава 10

По сути своей боги, какими мы их знаем, являются лишь могущественными, разумными и невероятно плотными сгустками эйсара. Считается, что многие из них изначально сформировались как результат врождённой необходимости человечества к поклонению высшей силе, но эта теория не доказана, поскольку некоторые из ныне известных богов определённо существовали и до человечества. Появились ли они в результате существования предыдущей расы, подобной человечеству, точно не известно — они вполне могли развиться из какого-то естественного феномена, независимо от верующих. Настоящий вопрос заключается в том, каковы их конечные цели в отношении смертных. Некоторые из них показали себя определённо зловредными, в то время как остальные пока ещё кажутся милостивыми.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Тёмный Бог

Фейерверки пошли на пользу не только зрителям. Они идеальным образом отвлекли внимание от небольших изысканий Дэвона Трэмонта. Озадачившие его события в его комнате прошлой ночью заставили его встревожиться. Кто-то выставил его дураком, и учитывая обстоятельства, вероятность сделать это была лишь у одного человека.

Он сдвинул мебель в одну сторону комнаты, освободив центральную её часть. С помощью угольной палочки он начертил на полу две чёрных окружности, одна внутри другой. В промежутке между окружностями он начертил ряд странных символов. Они неуловимо засветились, когда Дэвон закончил их, и начал читать своё заклинание. Призыв занял несколько минут, и во время чтения заклинания он повторял одно и то же имя через равные промежутки времени. Когда он закончил, свет в комнате потускнел, и внутри окружности странным образом зашевелились тени.

В центре сгустилась тёмная фигура, силуэт, который двигался и изгибался подобно пойманному в банку дыму.

— Чего ты хочешь от меня, ничтожный волшебник? Ты ещё не выплатил свой долг, — произнёс глубокий, грубый голос, гремевший подобно грому в зимнюю бурю.

Дэвон сохранял невозмутимый вид, показать страх было бы страшной ошибкой:

— Ты получишь плату, когда я стану королём. Ланкастеры — лишь первая из многих наград, которые ты получишь.

— Для своего же блага, оставь меня в покое, если у тебя нету дара крови — я не какой-нибудь мелкий демон, которого можно дёргать по пустякам, — ответил голос, при этом в дыму на миг показалась чёрная пасть с искривлёнными зубами, и снова исчезла.

— Возможно, будь твои сведения была более полными, я скорее бы предоставил тебе такие дары, Мал'горос, — сказал Трэмонт. По лбу Дэвона стекла капля пота, тут он рисковал.

— Ты подразумеваешь, что я нарушил наш договор? — с любопытством произнёс голос.

— Ты сказал мне, что живых волшебников больше не осталось, — ответил он.

— Все древние кровные линии были отрезаны, а хранимое ими знание — разбито и разбросано, их больше не осталось. Ты оспариваешь это? — донеслись полные неявной угрозы слова Мал'гороса.

— Здесь, в Доме Ланкастер, есть волшебник, и я не думаю, что ты мог бы упустить это из виду, — ответил Дэвон.

Мал'горос произнёс:

— Талант пробуждается время от времени, ты сам являешься тому доказательством. Этот маг не может быть угрозой — без знаний он беспомощен, волшебников больше не осталось.

— Его зовут Мордэкай, как ты это объяснишь? Случайный маг появляется здесь, среди Ланкастеров, и носит имя из рода Иллэниэл? — спросил Дэвон, почувствовав себя увереннее.

— Ложь! Рода Иллэниэл больше нет, последний из них умер шестнадцать лет назад от рук Ша́ддос Крис, — сказал Мал'горос, и замер внутри круга.

— Значит, Теневые Клинки потерпели неудачу — похоже, что даже Шаддос Крис могут допускать ошибки. Твоя информация — с изъяном, как и их миссия, — стал дразнить Мал'гороса Дэвон, надеясь выжать побольше из их сделки.

После долгой паузы Мал'горос ответил:

— Да.

— Тогда ты должен компенсировать эту ошибку. Мне потребуется больше помощи, — потребовал Дэвон. Всё шло лучше, чем он надеялся.

— Шаддос Крис находятся слишком далеко — будет лучше, если ты позволишь мне помочь тебе напрямую, — сказал Мал'горос, и, судя по его голосу, ему этого очень хотелось.

— Я не дурак — я не стану создавать для тебя мост через бездну, — огрызнулся Дэвон.

— Я этого и не стал бы предлагать, я предлагаю лишь соединиться с тобой, моя сила могла бы упростить твою задачу, — почти дружелюбно прозвучал голос тёмного бога. Он предлагал Дэвону открыть его разум, направлять силу злого бога. Идея была соблазнительной, но Дэвон содрогнулся от мысли о том, чтобы впустить кого-то в свою голову. Не было уверенности, что он когда-нибудь сможет изгнать бога оттуда.

— Это неприемлемо. А что твои последователи? — спросил он, имея ввиду культ Мал'гороса, поклонявшееся теням тайное общество, скрытое от глаз более вменяемых людей.

— Они не смогут добраться сюда достаточно быстро, волшебник, если только ты не откроешь им путь. Ты способен на такое? — вполне слышимо усмехнулся Мал'горос.

— Я это могу, причём без нужды в твоей силе, — сказал Дэвон. — Как скоро они могут быть готовы?

Тёмная фигура Мал'гороса сместилась в круге:

— Через четыре ночи с этого момента. Они будут ждать.

Дэвон улыбнулся — создать путь для их переноса будет трудно, но результат будет того стоить. Его изначальный план был более тонким, но иногда шедевр создают смелые мазки. Ланкастеры будут удалены, они вместе со своими вассалами накормят тёмного бога, и их отсутствие дестабилизирует королевство, что было необходимым первым шагом. Он закончил своё обсуждение с Мал'горосом, и оборвал заклинание призыва. Убедившись, что существо ушло, он разорвал круг, и приступил к планированию.

Сначала он уберёт сына кузнеца. Тотпредставлял собой значительную угрозу завершению его плана. Потом он позаботится об уничтожении Дома Ланкастер и разорении их вассалов. Дом Трэмонт не получит от этого пользы в краткосрочной перспективе, но в грядущие годы, когда королевская семья испытает великую трагедию, у него не будет соперников в борьбе за трон. Трэмонт будет единственным возможным кандидатом.

Нужно было ещё многое сделать, поэтому Дэвон покинул свою комнату, и спустился вниз. Ему нужно было тихое, уединённое место в донжоне — место, где могло остаться незамеченным что-то очень броское, вроде большого глифа переноса. Сейчас был наилучший момент для поисков такого места — пока все остальные по-прежнему наблюдали за пиротехникой, он сможет свободно бродить по подвалам и туннелям под донжоном.

Глава 11

Рассмотрим разницу в могуществе между магом и направляющим, иначе известным как «святой». В большинстве случаев маг — свободный агент, поскольку его сила происходит изнутри, в то время как направляющий подчинён источнику своей силы. Хотя оба могут добиваться своих воздействий через использование эйсара, маг должен полагаться на своей собственный контроль и свои собственные резервы. Направляющий частично управляем своим богом, и потому его контроль в значительной степени предоставляется его богом, и его резервы гораздо менее ограничены. Направляющего в значительной мере ограничивают два других фактора: его убеждения, поскольку он не может действовать вразрез с желаниями своего бога, и его человеческая слабость — фактор, который учёные называют «выгоранием». Направляя слишком много силы, можно уничтожить своё собственное здоровье, а также, возможно, способность к направлению. Собственная сила волшебника редко когда велика настолько, чтобы выгорание стало возможным, хотя известны некоторые исключения.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Возвращение Домой

Я в кои-то веки встал рано, и впервые за последние дни я ощутил, будто мои разум и тело находились в гармонии. Я большую часть жизни прожил по расписанию «от рассвета до заката», поэтому засиживание допоздна сильно выбило моё тело из колеи. А ещё у меня был план — вещи, которые надо было сделать. Ощущение осмысленной цели вновь наполнило меня живительной энергией.

Я никому пока не сказал, но прошлым вечером я решил, что сегодня вернусь домой. Я уже начал тосковать по дому. В конце концов, я был просто сыном обычного кузнеца. Политика и интриги придворной жизни действовали мне на нервы. Их я терпеть не мог. Однако я не собирался оставаться на ночь — я намеревался поехать обратно ещё до заката. Мысль, посетившая меня предыдущим вечером, требовала много широко открытого пространства, и я хотел место, где не подниму своим экспериментом панику.

Мой дом идеально подходил для этой цели — вдали от города у нас не было близких соседей, а если кто-то оказался бы поблизости, то кузница часто была источником странных звуков. Но мне придётся заранее объяснить ситуацию моим родителям. Мне нужно было это сделать, даже если бы я не планировал мой «тест». Мой внезапный отъезд оставил родителей в неведении.

Я одолжил лошадь у отца Дориана — так поднималось меньше вопросов — и поехал домой. Дорога заняла у меня почти час, но погода была хорошей, а у верховой лошади, на которой я ехал, была гладкая поступь. К тому времени, как я добрался до цели, я пришёл в хорошее настроение. Моим единственным беспокойством было то, как мои родители отреагируют на мои новые способности. Я весьма уверен, что не каждый день у ваш сын приходит домой и говорит, что у него развились способности к магии. Я предположил, что с мамой неприятностей будет больше всего — она плохо ладит с неожиданностями. Папа вероятнее всего спросит меня, поможет ли это каким-то образом с металлом. Такой уж он практичный.

Отца я застал за работой. Он увидел моё приближение, и кивнул, указав мне взглядом на кузнечные мехи. Я принялся их накачивать. Полчаса спустя он отложил в сторону изделие, над которым работал. Это называлось отжигом, чтобы отпустить закалку.

— Я думал, что тебе полагалось не возвращаться ещё несколько дней, — сказал он.

— Много чего произошло, и я этим вечером возвращаюсь обратно, но мне нужно поговорить с тобой и мамой, — ответил я.

— Она в доме, я думаю — дай мне умыться, и мы зайдём. Она, наверное, захочет скормить тебе остатки завтрака, — сказал он, не дрогнув лицом, но в голосе его сквозила улыбка.

Через некоторое время, после бекона и драников, мы сидели вместе за столом. Я начал потихоньку рассказывать им о том, что со мной случилось. У меня ушло на это больше времени, чем я думал, даже учитывая то, что я опустил касавшиеся Пенни моменты. Мне не казалось уместным обсуждать случившееся с ней. Отец тихо сидел в течение всего рассказа, его суровое лицо показывало глубокую задумчивость. Несколько раз мать выглядела так, будто собиралась встрять, но он шикал на неё, и она продолжала молчать. Когда я закончил, она встала:

— Мне нужно развесить бельё. Я скоро вернусь, — сказала она напряжённым голосом.

— Что не так с мамой? — спросил я.

— Ей просто трудно посмотреть в лицо будущему, скоро она будет в порядке, — ответил он мне. — Иди, проводи свой «тест». Только позаботься о том, что он достаточно далеко от коров, а то у них молоко прокиснет.

— Я постараюсь.

Он хлопнул меня по спине:

— Иди, я поговорю с твоей матерью. У нас ещё будет, что сказать тебе, когда вернёшься. Нам просто нужно немного времени, чтобы это обдумать, — сказал отец. Я не мог его не любить. Может, он и был тихим и неразговорчивым, но потребуется нечто большее, чем новость о том, что его сын — маг, чтобы заставить моего Папу оставить свою спокойную манеру держать себя.

Я пошёл прочь от дома, а когда обернулся, то увидел, что они разговаривают. Их дискуссия выглядела довольно горячей — по крайней мере для Мамы. Я продолжил идти — что именно не так, я выясню, когда вернусь. Отойдя подальше, я проверил округу, убеждаясь, что наши немногочисленные коровы были в другом месте. Уверившись в этом, я задумался над тем, что планировал сделать.

Фейерверки подали мне идею. Я объединю заклинание для света с кое-чем ещё, чтобы создать громкий звук. Про себя я называл его «флэ́шбэнг^[9]». Говорят, что называния я придумывать совершенно не умею. Я проверил себя, убеждаясь, что всё ещё был закрыт щитом. После чего приступил.

Я сосредоточился на точке в тридцати ярдах от себя, и собрал свою волю: «Лэет ни Бэрэ́к!». Я использовал свою волю подобно кнуту, стремительно ударив ею по выбранной мною точке. Результат меня удивил.

Меня ослепила вспышка света, сопровождавшаяся звуком, похожим на выстрел из пушки — низкий, трещащий грохот, бывший настолько громким и внезапным, что заставил меня отступить на шаг, покачнувшись. «Папа был прав, когда волновался за коров», — подумал я про себя. Я добился того, что создал похожий на взрыв эффект, но без повреждений. Я повторил свой эксперимент, на этот раз — расположив его у земли, чтобы посмотреть, оставит ли он отпечаток в почве. Не оставил. Я продолжил, каждый раз создавая их всё дальше и дальше, поскольку у меня и так уже звенело в ушах. Судя по всему, я мог размещать их на большом расстоянии. Возможно — в сотне ярдов или больше, хотя с ростом расстояния росла и нагрузка на меня.

Час спустя я основательно напугал всю местную живность, заставив её искать себе более мирные обиталища. Я вернулся к дому, гадая, что могла думать Мама о моей войне против сельской тишины. Их я нашёл сидящими в доме, снова за столом. Ситуация выглядела не очень.

Моя мать была вся покрасневшая, с припухшими глазами. Она плакала в моё отсутствие. Папа выглядел уставшим, его глаза не отрывались от стоявшего на кухонном столе ларчика.

— Всё в порядке? — спросил я.

Учитывая то, как выглядела Мама, я ожидал ответа от Папы, но заговорила она:

— Нет. Не в порядке, но твой Отец убедил меня, что пришло время показать тебе вот это, — посмотрела она на ларчик.

— Это имеет какое-то отношение к моим новым способностям? — взволнованно спросил я — что бы там ни было в этом ларчике, оно расстроило мою мать так, как на моей памяти не расстраивало ничто другое. Чем бы это ни было, оно могло изменить всё.

— Ну, в каком-то роде… — начал мой отец.

— Молчи, Ройс! Она дала это мне. Ты, может, и решил за нас всех, но это моя ответственность! — воскликнула Мама, в слезах, но всё же прямо посмотрела на меня: — Мордэкай, это — от твоей матери, твоей настоящей матери. Она доверила это мне, чтобы я дала его тебе, когда ты будешь старше, когда тебе понадобится узнать. Мы с нею надеялись, что ты будешь уже взрослым, прежде чем увидишь это, — зыркнула на моего отца так, будто у того проклюнулись рога.

— Что там внутри? — неуверенно спросил я.

— Её письмо, адресованное тебе. Она написала его здесь, в этой комнате, когда ты был лишь младенцем. Это — последнее, что она сделала перед смертью. Оно — твоё, — произнесла она таким голосом, будто наступил конец света.

Я протянул руки к ларчику, и мой отец положил свою ладонь поверх моей:

— Сын, в этом ларце ты найдёшь любовь матери к сыну, которого она не могла вырастить. Ты также найдёшь её боль, — предостерёг он. Затем убрал руку, и отвёл взгляд. Я никогда не видел отца плачущим, но когда он произносил эти слова, его глаза были влажными.

Я поднял деревянную крышку. Она крепилась двумя изящными петлями — работа моего отца. Внутри ларец был выложен бархатом, и там лежала аккуратно сложенная толстая накидка. Она была тёмно-бордового цвета, с золотой каймой, а в центре был золотой ястреб с разведёнными в стороны крыльями. Позже я узнаю, что эта поза называлась «вздыбленный».

— Это — табард^[10] твоей матери, — сказала Мама. — Она была дочерью Дома Камерон.

Я глупо кивнул, и вытащил его, позволив ему развернуться. Я попытался вообразить женщину, которая его носила.

— Она была высокой, — сказал мой отец. — Почти такой же высокой, как и я, и с сильными конечностями; у неё были светлые волосы и голубые глаза. Глаза как у тебя, сын, хотя волосы ты, наверное, получил от твоего отца.

Под табардом лежал сложенный кусок бумаги. Я осторожно поднял его, и развернул. Затем я начал читать:

Сын мой,

Мне больно, что эти слова — единственные, которые ты от меня получишь. Поверь мне — мы с твоим отцом нежно любили тебя, и часто говорили тебе это, когда ты был ещё младенцем. Я доверяю тебя Мириам Элдридж, поскольку я не проживу дольше нескольких дней. Она — хорошая женщина, и я прониклась уважением к ней, пока она ухаживала здесь за мной. Надеюсь, что ты вырастешь, любя её так же, как я любила тебя, как я по-прежнему люблю тебя.

Меня зовут Элейна ди'Камерон, и я была замужем за великим человеком, твоим отцом, Тиндалом Ардэс'Иллэниэл. Он был последним и лучшим волшебником в своём роду. Учитывая твою родословную, ты вполне можешь унаследовать его силы, но его не будет рядом, чтобы наставлять тебя. Знания, которыми он мог бы поделиться, теперь пропали, потерянные в пожаре, поглотившем Замок Камерон, дом моего детства.

Челядь отравили, и ночью пришли убийцы — Дети Мал'гороса, если я не ошибаюсь. Это фанатичный культ, одержимый одним из тёмных богов. Мы с твоим отцом сражались той ночью, чтобы сохранить твою жизнь, но мы не сумели защититься сами. Я не сумела. Клятва и узы обязывали меня защищать твоего отца. Я была Анас'Меридум, одной из особых стражей, в течение поколений охранявших старые кровные линии магов. Так я с ним и познакомилась, но нашу любовь не могли удержать простые узы, и мы поженились. Результатом этого являешься ты.

По просьбе твоего отца я отказалась от своих клятв, и покинула его той ночью, унеся тебя от опасности — или, по крайней мере, так я надеюсь. Столь многое ещё нужно сказать, но у меня нет сил написать это всё. Я рассказала Мири столько, сколько могла в оставшееся у меня время. Я также уведомила Герцога Ланкастера, чтобы он мог присматривать за тобой издалека. Теперь, прочитав это, ты, возможно, захочешь встретиться с ним — он будет знать гораздо больше, чем я могла бы здесь написать.

И превыше всего — не злись на Мири. Я молила её не рассказывать тебе всё это, пока ты не будешь старше. Ни в чём из этого нет её вины. Они с Ройсом просто были достаточно добры, чтобы позаботиться о незнакомке, не думая о риске, которому они подвергали себя. Они — хорошие люди, соль земли; такие, кого всегда желал защищать твой отец. Теперь они защищают тебя, и за это я вечно им благодарна.

Со всей любовью,

Элейна ди'Камерон

Я уставился в никуда. Мой мир распадался на части и формировался заново неузнаваемым мною образом. В письме Элейны было гораздо больше, чем я когда-либо надеялся, и гораздо меньше. Я не могу описать эмоции, которые пробегали по мне в тот момент. У меня для них нет даже названий.

— Это — всё? — наконец спросил я.

— Нет, Мордэкай, есть ещё, — заговорила моя мать. — Твоя мать провела с нами очень мало времени, но она рассказала нам о той ночи, когда она сбежала вместе с тобой, — продолжила она, и пересказала мне всё, что знала. Её речь пару раз спотыкалась, поскольку были в её рассказе вещи, которые было трудно произнести. Нелегко рассказывать кому-то о смерти его родителей, даже если он никогда их не знал.

По ходу её рассказа я начал задавать вопросы. Мы говорили, пока не миновал полдень. Наконец она больше ничего не могла мне рассказать. Мириам Элдридж смотрела на меня покрасневшими глазами, не будучи уверенной, как я теперь могу к ней относиться.

Мои чувства были такими, что я не знал, как их выразить, но некоторые вещи не изменились. Мириам и Ройс Элдридж по-прежнему были моими родителями.

— Мам, перестань так на меня смотреть. Я по-прежнему тебя люблю. Ты всегда будешь моей матерью. Просто теперь матери у меня две, — сказал я, и посмотрел на отца: — И я — всё ещё сын кузнеца, — закончил я. Потом было много обнимания. Мой Папа, обычно очень сдержанный, обхватил нас обоих своими руками.

— Мне нужно идти, — сказал я.

— Что будешь делать? — спросил мой отец.

— Пока ничего — я поговорю с Герцогом, и посмотрю, что он может добавить. Я не собираюсь сходить с ума от жажды мести, если вы этого опасаетесь — я даже не знаю, с чего начать, — сказал я. «Пока не знаю», — добавил я мысленно. Письмо я положил обратно в ларец, но табард оставил себе. У меня на него были планы. Я вышел наружу, и начал седлать одолжённую лошадь. Отец подошёл сзади, когда я начал забираться в седло, и положил ладонь мне на плечо.

— Постой, у меня есть кое-что для тебя, — сказал он, и отвёл меня в кузницу.

— У твоей с собой был меч, когда я её нашёл. Она сказала мне, что это был клинок одного из людей, убивших твоего отца. Она не хотела иметь с ним ничего общего, её собственного меча больше не было, но этот я сохранил, — говорил он, пройдя в заднюю часть кузницы, и вытащил длинный обитый железом ящик.

— Я не оружейник, но даже мне было видно, что клинок был сделан неважно. Я взял металл, и переплавил его на заготовку, — сказал он. Это меня удивило. Обычно мой отец покупал железные болванки в литейных цехах Албамарла. Для маленькой кузницы, вроде нашей, было сложно и дорого осуществлять собственную переплавку. Он на это затратил много усилий. — У меня не было нужных навыков, так что на это ушли годы, но я подумал, что однажды ты можешь захотеть что-то подобное.

Отец открыл ящик, внутри него гнездился меч. Он был простым, прямым, правильной формы, с остро отточенными кромками. Гарда была неброской, но на головке был вырезан герб Камерона. У основания клинка стояло клеймо Ройса Элдриджа. Насколько я знал, это было единственное оружие, которое он когда-либо выковал, если не считать ножей и прочих подобных инструментов. Он не любил насилие.

— Я делал его не для твоей мести. Я сделал его чтобы показать, что даже из пепла злодеяния и трагедии может подняться что-то прекрасное. Я сделал его, надеясь на то же самое для тебя. Используй его для себя — используй его, защищая людей, которые не могут защищаться сами, как это сделал бы твой истинный отец. Не навлеки позор на нас обоих, — сказал он. Потом он снова меня обнял. Дважды за день — он точно начал впадать в маразм. Но я не жаловался.

Он вложил меч в ножны, хранившиеся вместе с клинком в ящике, и отдал мне. Я нацепил его, чувствуя себя неуклюже, поскольку никогда не носил меча, не говоря уже о том, чтобы учиться им пользоваться. После этого я наконец сел верхом, и медленно поехал прочь. Прежде чем пересечь взгорок, который скрыл бы от меня вид на наш дом, я оглянулся. Он всё ещё стоял во дворе, наблюдая за мной. Ройс Элдридж — кузнец, и работа сделала его крепким, но в тот момент он показался мне старым.

Я поехал дальше, к Ланкастеру, среди отбрасываемых сумерками густых теней.

Глава 12

Исторически боги и волшебники были главным образом антитетичны друг другу, учитывая то, что они обычно воплощали в себе противоположные философии — «покорность» и «свободу воли» соответственно. Волшебники редко имеют какие-то дела с небожителями и высшими силами, будучи едва ли заинтересованными в том, чтобы жертвовать своими собственными целями. Однако обратное не всегда верно — боги всегда очень интересовались волшебниками из-за их способности предоставлять то, чего не может предоставить ни один направляющий. Боги ограничены тем фактом, что они располагаются в иной грани бытия. Хотя направляющий может предоставить им отдушину в наш вещественный мир, он не может предложить им вход. Акт создания портала, через который могут соединяться различные грани, требует много силы с обеих сторон разделяющей миры бездны. Единственный известный случай, когда волшебник по собственной воле сговорился с богом для осуществления подобного, привёл к разрушению, которое историки называют Расколом. Тёмному богу Ба́линтору было позволено пересечь бездну, и его действия здесь почти разрушили наш мир. Точно не известно, как именно предки в конце концов его остановили, или как принудительно изгнали обратно в полагающуюся ему грань.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Сын Кузнеца

Уже почти стемнело, когда я достиг Ланкастера, но так случилось, что Марк и некоторые гости как раз в это же время заезжали обратно. После полудня, когда меня уже не было, они ездили на соколиную охоту, что меня совершенно устраивало. С меня уже хватало «культурного» общества, и проведённый с родителями день был приятной передышкой. Я был погружён в свои мысли, всё ещё переваривая то, что узнал о моих «других» родителях, поэтому я лишь небрежно махнул остальным, и отправился возвращать лошадь Лорда Торнбера.

Выходя из конюшен, я снова встретил их, во дворе. У Марка на плече сидел гордый сокол, и в своей охотничьей кожаной куртке он выглядел молодым дворянином до мозга костей. С ним по-прежнему были Стивен Эйрдэйл, Дэвон и Элизабет Малверн. Полагаю, другие его спутники уже оставили своих лошадей на попечение конюхов, и пошли умываться.

— Хо! Мордэкай! Посмотри на мою добычу!

Он как всегда сохранял юношеское процветание. Я не мог не найти его энтузиазм заразительным. Подойдя, я позволил ему показать мне содержимое его охотничьей сумки. У него была недурная коллекция маленьких птиц, и, глядя на смертоносную красоту ястреба, которого он нёс, я не был удивлён. Увидев это, я почувствовал себя немного менее виноватым в случившемся на днях случайном «убийстве» ястреба. Птицы мира, ликуйте! Мордэкай, истребитель ястребов, трудится, чтобы поквитаться за вас.

— Куда ты сегодня запропастился, Мордэкай? Я не смог тебя найти утром, — спросил мой друг.

— Мои извинения, я ощутил внезапную потребность в свежем воздухе, и одолжил у Лорда Торнбера лошадь, — невинно ответил я.

Дэвон выбрал этот момент, чтобы дать нам ощутить своё присутствие:

— Ездили навестить кузнеца, Мастер Элдридж?

Это застало меня врасплох:

— Вообще-то я действительно ездил в ту сторону. Почему вы спрашиваете?

— Да просто так, — ответил он с ясно слышимой усмешкой. — Как ваш батюшка? Здоров, я надеюсь?

Потрясённый, я не мог найти ответа. Искусных слов здесь было недостаточно — я мог либо солгать, либо признаться в своём обмане. Марк моим колебаниям подвержен не был:

— Что на тебя нашло, Дэвон? Или ты просто по своему обыкновению упражняешься в том, как быть грубым ослом?

Дэвон проигнорировал оскорбление:

— Я просто полюбопытствовал. Я слышал, что вот этот наш Мастер Элдридж — на самом деле сын кузнеца, и решил проверить, правда это или нет.

Щёки Маркуса покраснели:

— Я очень не рад тому, как ты обращаешься с моими гостями, Трэмонт, — сделал он ударение на фамилии, чтобы напомнить Дэвону о том, какие за его оскорбление могут быть политические последствия, я полагаю.

Элизабет Малверн попыталась сбросить напряжение:

— Дэвон, тебе не следует уделять так много внимания слухам, которые ходят среди прислуги, ты этим унижаешься. Где ты вообще такое услышал?

— От одной из служанок, Пенелопы — так, насколько я помню, она назвалась, — сказал он, глядя прямо на меня.

— Зачем ей говорить тебе такое? — спросил Стивен.

— По моему опыту, лежащая на спине женщина скажет тебе всё, что ты захочешь узнать, — с плотоядной ухмылкой сказал Дэвон. Ни стыда, ни совести.

Меня затопила ярость. Мир окрасился красным, и видел лишь Дэвона Трэмонта, окровавленного и разорванного у моих ног. Я поднял кулаки, и пошёл на него, приготовившись сделать моё видение реальностью. Я услышал шелест стали, и ощутил острое лезвие у своего горла, что тотчас же меня остановило.

— Я вижу, что ты носишь меч, кузнец. Почему бы тебе не попробовать воспользоваться им? — спросил Дэвон, и глаза его торжествующе сверкнули. Он обучался владению мечом с детства, в то время как я никогда в жизни клинка не держал. Исход мог быть только один.

— Планируешь добавить убийство к своему списку грехов, Дэвон? Ты же знаешь, что он не может победить тебя с мечом, — спокойно и уверенно произнёс Марк. — Лишь трус провоцирует бой, который не может проиграть. Почему бы тебе не попробовать что-то поинтереснее.

Меч Дэвона не шелохнулся, но его уверенность пошатнулась:

— Что ты предлагаешь?

Марк улыбнулся:

— Поскольку ты бросил вызов, позволь Мордэкаю выбрать состязание.

Дэвон поразмыслил над этим немного, затем ответил:

— Что выберешь, мальчишка? — зыркнул он на меня. У меня сложилось чёткое впечатление, что если бы я выбрал состязание, в котором он не мог победить, то он всё равно бы нашёл повод воспользоваться мечом.

— Шахматы, — сказал я. Я почувствовал стекающий по моей спине холодный пот, но выражение моего лица было вызывающим.

— Ты думаешь, что можешь победить меня в джентльменской игре?

— Я вас джентльменом не считаю, — ответил я, но моя более благоразумная сторона вопила, чтобы я заткнулся. Обычно не следует провоцировать человека, держащего острый инструмент у твоего горла.

— Хорошо, — сказал он, и изящным движением вложил меч в ножны. — Но без крови честь не может быть удовлетворена. Почему бы нам немного не побиться от заклад?

— На что вы хотите поспорить? — сказал я.

— Сто золотых марок, — осклабился он, — и если ты не сможешь выплатить долг, то я возьму тебя к себе в качестве крепостного.

Вот теперь я вляпался глубоко, такой суммы я и за десять жизней не заработаю, даже дворянин побоялся бы потерять такие деньги.

— Нет, — послышался низкий голос, — если он проиграет, то его заклад выплачу я, — сказал у нас за спинами стоял никем не замеченный Джеймс, Герцог Ланкастера. — А если он победит, то ты заплатишь, я об этом позабочусь.

Дэвон нашёл свои манеры, и отвесил неглубокий поклон:

— Будет по-вашему, ваша светлость, — сказал он, уже не осмеливаясь оскорбить человека, у которого был гостем.

После этого мы отправились в гостиную солнечной комнаты, где было предостаточно столов. Герцог шёл рядом со мной.

— Надеюсь, ты преподашь этому псу урок, Мордэкай, — сказал он тоном, который предназначался только для общения между нами. Я посмотрел на него, и впервые задумался о том, сколько он для меня сделал. Мальчишкой я никогда не подвергал сомнениям тот факт, что семья Марка желала, чтобы я проводил время с их сыном. Теперь, когда я узнал о своём происхождении, всё это приобрело гораздо больше смысла. Я решил, что постараюсь победить.

Чего Дэвон не мог знать, так это того, что я был, возможно, лучшим шахматистом в Ланкастере. Марк на это и рассчитывал, когда предложил, чтобы я выбрал игру. Самой крупной неизвестностью являлись навыки самого Дэвона, которые, как я подозревал, могли быть достаточно значительными.

— Я постараюсь, ваша светлость, — ответил я ему. — Я также попросил бы вас позднее о приватной аудиенции.

— Не нужно быть таким формальным, Мордэкай, ты сам мне почти как сын, от кого бы ты ни родился, — учтиво ответил он.

— Я как раз о моём рождении и хотел поговорить, — сказал я, и он посмотрел на меня с поднятыми бровями. Затем он кивнул:

— Я ожидал, что этот день наступит, — ответил он, — но давай сперва позаботимся о более насущных делах, — закончил герцог. Марк подошёл ближе, и вопросительно посмотрел на меня. Я покачал головой, давая ему понять, что сейчас не время.

Несколько минут спустя я сидел за столиком напротив Дэвона Трэмонта.

— Почему бы тебе не расставить фигуры, кузнец? — усмехнулся он, будто намекая, что я не знаю их правильное положение. Я без комментариев сделал, как он сказал.

— Похоже, что у тебя не хватает одной фигуры, или ты не знаешь, куда она ставится? — сказал он, когда я закончил.

— Я подумал, что мы могли бы сделать игру поинтереснее, — ответил я. Если честно, то я не уверен, что на меня тогда нашло. Его снисходительное отношение окончательно меня достало: — Даю фору: я буду играть без одной ладьи.

— Ты оскорбляешь меня. Давая такую фору, ты ставишь себя в заведомо проигрышное положение. Я бы предпочёл обыграть тебя в равных условиях, чтобы никто не стал утверждать, будто победу мне дала твоя глупость, — отозвался Дэвон. Он больше не усмехался, его ум напряжённо работал, пытаясь решить, кем я был — хитрецом или глупцом.

— Тогда подсластим заклад, поскольку эта фора может обесценить вашу победу, — сказал я. Меня охватила холодная ярость, и я хотел увидеть, как этот мелочный дворянчик вспотеет: — Как насчёт двухсот марок? А я буду вашим крепостным даже если герцог выплатит мой долг.

Дэвон чуть не дёрнулся, когда я озвучил эту сумму:

— Ты хочешь поставить на кон чужие деньги — возможно, добрый Герцог имеет собственное мнение по поводу твоей безрассудной небрежности в отношении его кошелька, — воспротивился Дэвон. Он бросил взгляд на Джеймса: — Ваша светлость? — спросил он, в ожидании ответа.

— Мои деньги в такой же безопасности, как если бы были в личном хранилище короля. Я не возражаю, — точно выверенными словами поубавил он в Дэвоне уверенности. Никаких признаков волнения он не выказывал.

— Что ж, хорошо, я принимаю твоё предложение, — спокойно ответил Дэвон, но я видел, как пурпурная аура неуверенно качнулась вокруг него. За последние несколько дней моя способность ощущать разные вещи стала более тонкой. Он начал партию своей ферзевой пешкой.

Следующие несколько минут прошли тихо, пока мы играли, и ко мне пришло понимание того, что мой оппонент был довольно умелым. Это знание грозило разрушить мою концентрацию, но злость внутри меня отринула сомнения в сторону. Он подставил свою пешку — тонкий гамбит, который почти ничего ему не стоил, поскольку у меня уже не хватало одной крупной фигуры. Если бы я забрал эту пешку, то оказался бы прижатым на той стороне доски, где у меня уже была слабость.

Я отказался брать пешку, и потратил следующие несколько движений на улучшение своего контроля над центром доски. Затем я предложил собственный гамбит, поставив одну из пешек в, казалось бы, беззащитную позицию. Он задержался, изучая позицию, а я, пока ждал, заметил, что комната наполнилась людьми. Здесь были все знатные гости Ланкастеров, а также Торнберы и её светлость, жена герцога.

Наконец Дэвон решил проигнорировать мой гамбит, и я улыбнулся ему. Его неуверенность заставила его посчитать, что это была ловушка. Жертвенная пешка таковой обычно и является, но я рассчитывал на его страх — мой гамбит был блефом. Если бы он забрал ту пешку, то моя позиция стала бы ещё хуже, и я рисковал бы совсем проиграть. А так моя пешка разрушила баланс его позиции, и позволила мне разобрать его защиту на части.

Он этого не предвидел, но несколько ходов спустя стало ясно, что его позиция быстро становилась непригодной для обороны. На его лбу проступил пот, и он зыркнул на доску, ища какой-нибудь способ спасти ситуацию. Я прижал его королевского коня, и ему оставалось лишь решить, какой фигурой пожертвовать. Он ответил, сделав мне шах слоном, но этот ход ещё больше его открыл, когда я спокойно ответил, заслонив своего короля пешкой. Это вынудило его пойти на обмен фигурами, в результате которого я забрал его коня. Я всё ещё проигрывал по фигурам на доске, но его позиция была разобщённой и не подлежащей обороне.

Четверть часа спустя всё кончилось. Сдвинув свою единственную ладью в позицию, я объявил шах и мат. После чего снисходительно улыбнулся Дэвону. Я готов был поклясться, что он готов плеваться гвоздями, однако он прикусил язык.

— Признаю поражение, — сказал Трэмонт.

— Тогда пришло время расплачиваться по счетам, — заговорил Герцог Джеймс.

Девон встал:

— Я напишу аккредитив на мои счета в Албамарле.

— Ты заплатишь ему звонкой монетой. Ты не упоминал бумаги и клерков, когда бился об заклад! — гневно сказал Джеймс, но злость эта была рассчитанной. Он уже знал, что даже Лорд Дэвон вряд ли будет возить с собой в дороге такое количество золота.

— У меня нет столько с собой! Какой человек путешествует с сейфом? — взвился Дэвон Трэмонт.

— Тогда заплатишь то, что есть, и напишешь аккредитив на моё имя. Твои банки и клерки легко бы надули кого-то другого, но когда за долгом приду я, они заплатят! — воскликнул он. Затем обернулся ко мне: — Ты получишь свою награду, Мордэкай, я не позволю человека сначала оскорблять, а потом ещё и надуть.

Лицо Дэвона побагровело:

— Вы смеете намекать, что моя расписка негодна?!

Джеймс Ланкастер припечатал его взглядом, и они мне напомнили двух мастиффов, приготовившихся к бою.

— Не люблю я банкиров. Если ещё раз приедешь в Ланкастер в поисках ссоры — привози с собой сейф, он тебе понадобится, — сказал герцог, и засмеялся. Это был глубокий смех, какой начинается в животе, и проходит до самого верха. Не уверен, как ему это удалось, учитывая то, какой накалённой была обстановка — но это сработало.

Вскоре все в комнате смеялись вместе с ним. Однако Дэвон не смеялся — по крайней мере сперва. Его основательно посрамили. Но он был достаточно умён, чтобы увидеть предложенный ему выход. Наконец он присоединился, и то был горький смех — его не было достаточно, чтобы прикрыть его уязвлённую гордость. После этого Дэвон быстро удалился, а я задумался, кому из-за его гнева достанется в этот раз.

Я обнаружил себя осаждённым людьми, которые хотели похлопать меня по спине, и через полчаса мне стало казаться, что меня скоро захлопают до смерти. Судя по всему, Дэвон был непопулярен. Наконец отец Марка спас меня:

— Оставьте парня в покое! Хватит с него на сегодня, — сказал он. Герцог расчистил для нас путь через толпу, и вывел меня в коридор. — Увидимся в моих покоях через час, Мордэкай. Постарайся на этот раз не опоздать, — пошутил он.

Я поморщился при напоминании о моей прошлой оплошности:

— Да, ваша светлость.

Он пошёл прочь по коридору, а я решил, что мне лучше пойти к себе в комнату, и собраться с мыслями. После отъезда этим утром на меня сваливались неожиданность за неожиданностью. Уходя, я всё ещё слышал их смех и ликование в гостиной:

— А лицо Дэвона ты видел!

— Двести золотых марок!

По пути обратно я набрёл на Тимоти.

— Добрый вечер, сэр! — сказал он мне со своей обычной энергичностью. — Я слышал, вы задали Лорду Дэвону знатную трёпку! — улыбнулся мальчик. Слухи разошлись быстро — несомненно, пока мы играли, снаружи гостиной ждала целая толпа слуг.

— Не настолько знатную, насколько он заслуживает, — ответил я, — но это давай оставим между нами, — по-заговорщицки подмигнул я ему.

— Не волнуйтесь, сэр, старина Тим никогда не сдаст своих друзей! — ткнул он себе в грудь большим пальцем.

— Для меня было бы честью входить в число ваших друзей, Мастер Тимоти, — с шутливым преувеличением произнёс я. Думаю, ему это было приятно, хотя он и знал, что я его поддразнивал. Для своего столь юного возраста парень был удивительно смышлёным. — Ты не мог бы оказать мне услугу, Тимоти?

— Конечно, сэр! — ответил он.

— Смотри в оба, и если ты или кто-то из твоих знакомых увидите, что Дэвон Трэмонт делает что-то странное или подозрительное — сходите за мной. Можешь это сделать? — спросил я. Может, у меня и было мало друзей среди дворянства, но, пожалуй, я мог бы обернуть прислугу в свою пользу.

— С радостью, сэр. Приятно наконец увидеть, как один из них получил заслуженное. При всём уважении к нашему доброму Герцогу, конечно! — сказал он.

— Если встретишь Пенни — дай ей знать, что мне нужно её видеть, мне за последние два дня чертовски трудно было её найти, — добавил я. Он заверил меня, что так и сделает, а потом мы дошли до моей двери. Я попрощался, и зашёл внутрь. Прохладная, тёмная комната стала желанным облегчением. Наверное, я стал привыкать к удобствам уединения и пуховой перины.

Эта мысль заставила меня задуматься — в отданных мне покоях легко уместился бы весь дом моих родителей. Там мне казалось удачей получить свою собственную маленькую комнату и кровать. Что случится, когда я поговорю с Герцогом?

Что сделают такого рода деньги со мной? Или с ними? Я не хотел становиться таким, как Дэвон Трэмонт — надменным и эгоистичным. Однако семья Ланкастеров была доброй, так что, возможно, дворянство не обернётся для меня неизбежным превращением в напыщенного осла. Я осознал, что вышагиваю по комнате, обходя кругом кресло и диван.

В темноте. Я остановился как вкопанный. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Я едва видел собственную руку, держа её в дюйме у себя перед носом. Но миг назад я легко ориентировался среди мебели. Я осознал, что ощущаю, где всё в комнате было расположено, с помощью похожего на зрение восприятия, но более примитивного, похожего на касание всего вокруг меня мягкими как пёрышко пальцами. Снедаемый любопытством, я закрыл себя для своей силы, как недавно научился делать перед сном. Ощущение исчезло, и я обнаружил, что попал в полнейшую темноту. Чувство было такое, будто мир вокруг меня стал закрываться, и на миг я ощутил клаустрофобию.

Я поспешно раскрыл свой разум, и снова смог видеть. Только не глазами. Чувство было таким тонким, что я его не замечал, когда мог видеть обычным образом. Я зажёг лампу, и сел на кровать. Мне ещё многому нужно было научиться, и без надлежащего наставника я понятия не имел, чего ожидать. Я пожалел, что Пенни не было здесь, чтобы поговорить с ней, но с другой стороны, в когда я видел её в прошлый раз, она была до бесчувствия напугана моей новорождённой силой.

Пришло время встретиться с Герцогом, так что я надел на себя принадлежавшую моей матери накидку, украшенную гербом Камеронов. Накидка была свободной, открытой по бокам, поэтому я смог её надеть, хотя было ясно, что я был немного крупнее Элейны. Она была высокой женщиной, так что накидка была на мне лишь на пару дюймов короче, чем должна была быть. Я перетянул её поясом, и пошёл искать Джеймса Ланкастера.

Его я нашёл в его покоях, и с ним была Дженевив. Они имели вид двух людей, которые секретничали друг с другом. Джеймс жестом приказал мне закрыть дверь позади себя. Сделав это, я встал, повернувшись к ним:

— Я здесь по просьбе моей матери, — сказал я.

Дженевив расплакалась. Это было настолько внезапно и неожиданно, что я понятия не имел, как на это реагировать. Она вскочила со своего места, и крепко меня обняла. Я жил на свете шестнадцать лет, и из примерно одиннадцати, которые могу вспомнить, я ни разу не видел, чтобы мать Марка теряла самообладание. Смеялась — да, злилась — порой, печалилась — возможно… но я никогда не видел, чтобы она так рыдала. Что хуже, она льнула ко мне так, как следовало льнуть лишь к её собственным детям, или её мужу.

Нервничая, я обнял её, и легко похлопал по спине, взглядом прося совета у её мужа. Он лишь кивнул, будто говоря мне, что всё в порядке. Вскоре Дженевив отпустила меня, и вернулась на своё место. Она всё ещё шмыгала носом, а её лицо покраснело и припухло.

— Я сразу понял это, когда увидел, как ты входишь сюда, одетый вот в это, — сказал Джеймс. — Я не видел её шестнадцать лет, но ты очень похож на свою мать, хотя волосы у тебя от отца.

— Вы знали их? — спросил я.

— Знал. Твоего отца я несколько раз встречал в Албамарле, пока он служил Королю. Твою мать я знал ещё лучше, поскольку она росла в Замке Камерон, менее чем в двадцати милях отсюда. Там я и познакомился с Джинни, — сказал он, ласково взглянув на Дженевив.

Это сбило меня с толку, и, наверное, это было видно по моему лицу. Дженевив ответила на мой невысказанный вопрос:

— Я была там с визитом к моей сестре Саре, твоей бабке.

Её глаза всё ещё были мокрыми. Мне потребовалось какое-то время, чтобы разобраться с тем, что она имела ввиду. Если она была сестрой моей бабки, то это делало Дженевив тёткой моей матери, и моей двоюродной бабкой. Она была моей родственницей!

— Но это значит…

— Твоя мать была моей племянницей, а ты — мой внучатый племянник, — сказала она. Полагаю, обнимание меня всё же не было таким уж нарушением протокола. А потом меня посетила ещё одна мысль:

— Так значит Марк — мой… — запнулся я. Никогда особо чётко не понимал правила, по которым вычислялось двоюродное родство. К счастью, я находился в помещении, полном генеалогистов-любителей — дворяне учились этому с того момента, как начинали ходить.

— Твой двоюродный дядя, — закончила она за меня. Мне ещё потребуется время, чтобы разобраться с этими связями у себя в голове. Сперва я задумался, не делает ли это меня родственником семьи Ланкастеров, но это было не так. Я был родственником Маркуса через его мать, которая была Дрэйк до того, как вышла замуж за Джеймса.

— Насколько хорошо вы знали мою мать? — спросил я, когда мы вернулись к основной теме.

Дженевив ответила:

— Очень хорошо, она была моей единственной племянницей. Когда она объявила о своём намерении вернуться с визитом в дом её семьи, я тоже захотела поехать, но нам с Джеймсом нужно было в ту неделю быть в Албамарле. Я была бы рада увидеть тебя… с нею, — сказала она, и чуть было не расплакалась снова, но, глубоко вздохнув несколько раз, вернула себе самообладание. — Она была очень молода и полна жизни. Когда она решила посвятить себя роду Иллэниэл и связать себя узами, я подумала, что её отец с ума сойдёт — настолько он был зол.

— Он не хотел, чтобы она выходила за волшебника? — спросил я, понятия не имея, какого рода проблемы в высшем обществе мог за собой повлечь статус волшебника.

— Нет, дорогой, это было уже потом — я имею ввиду тот день, когда она решила стать Анас'Меридум, — ответила она. — Твоя мать с ума сходила по сказкам и приключениям — это, и её атлетическая натура, привело к тому, что она отыскала твоего отца.

Я ещё больше сбился с толку:

— Что означает «Анас'Меридум»?

Дженевив объяснила насколько могла, с периодическими подсказками от Джеймса. Они сами этого не понимали, но, по всей видимости, некоторые волшебники были связаны со стражем — воином, который присматривал за ними, оставался с ними, и в конце концов умирал с ними. Так, по крайней мере, намекали легенды, но у меня сложилось впечатление, что Джеймс на самом деле не верил, что их жизни были связаны в физическим смысле:

— Зачем волшебнику позволять связывать себя таким образом, что смерть его стража также повлечёт его собственную кончину? Мне это никогда не было понятно, хотя я и не верю, что это возможно. Я просто не думаю, что они устроили бы всё именно так, — сказал Герцог.

Дженевив кивнула:

— В любом случае, её отец был этим весьма расстроен. Она была его наследницей, и клятва мешала ей вступить в права. Я не думаю, что он горел желанием передать владения её младшей сестре.

— А за моего отца, Тиндала, она когда вышла? — спросил я. Дженевив предоставляла мне прорву информации, и прошлое начинало оживать у меня перед глазами.

— Примерно через год после того, как они с Тиндалом обручились. Полагалось, что женщины редко становятся Анас'Меридум, но те, кто всё же становились, часто влюблялись. Полагаю, этого следует ожидать, когда мужчина и женщина вынуждены проводить вместе каждый день, — сказала она.

— А сколько вообще существует Анас'Меридум? — спросил я.

— Сейчас — нисколько, я полагаю. У каждого волшебника был только один страж, а семья Иллэниэл была последней из зафиксированных кровных линий. Пойми, я немногое знаю о традициях — только то, что нам рассказала Элейна, — сказала она, будто извиняясь.

— Значит, меня зовут Мордэкай Ардэс'Иллэниэл, или мне зваться ди'Камероном?

Джеймс отозвался:

— По справедливости, твоё имя — Мордэкай Иллэниэл, хотя ты можешь взять себе ещё и своё имя по женской линии, в данном случае — Мордэкай ди'Камерон Иллэниэл. Ардэс — это термин, добавляемый для волшебника, связанного узами.

Я понятия не имел, буду ли я связан так, как это было с Тиндалом, и вообще могу ли быть. Судя по описаниям, это было чрезвычайно неудобно. Конечно, в тот момент у меня не было понимания истинных причин для создания уз. Мы ещё какое-то время поговорили, пока разговор не перешёл на будущее. Тема, насчёт которой я беспокоился, по понятным причинам.

Первым на эту тему заговорил Джеймс:

— Мордэкай, ты осознаёшь, что владения Камеронов всё ещё находятся у меня в руках, так ведь?

Вообще-то не осознавал. Я был настолько невежественным относительно устройства высших классов общества, что даже не был уверен, о чём шла речь:

— Нет, сэр, —неуверенно сказал я.

— После пожара и убийств не осталось ни одного Камерона, если не считать каких-то далёких родственников в третьем колене. Я мог бы передать владения одному из них, но записка твоей матери поставила меня в известность о том, что ты выжил, поэтому я принял решение попридержать их, — сделал он паузу, — для тебя.

Тут ему пришлось объяснить мне немного больше, но, судя по всему, земли семьи Камерон удерживались Ланкастерами, а через них — Королём. Другими словами, Граф Камерона был его вассалом, и Герцог Ланкастера был волен решать, кому лучше всего передать титул и владения, если не хотел оставить их себе. Короче, он предлагал земли мне.

— Если вы с самого начала намеревались передать земли мне, то почему ждали до сегодняшнего дня? — спросил я. С тех пор, как я вошёл, я только и делал, и что задавал вопросы.

— Твоя мать полагала, как и я, что ты был в опасности, — просто сказал он.

— Но у меня же были бы стражники, и замок?

— Твоим родителям этого не хватило. Почти все обитатели Замка Камерон погибли той ночью. Я не мог предотвратить повторения чего-то подобного в будущем. Я даже сейчас беспокоюсь, что тебя может постигнуть та же участь, но ты уже не сможешь оставаться как прежде, — сказал он. На миг мне захотелось остаться обычным сыном кузнеца — описанный им мир был слишком большим, слишком опасным. Морту Элдриджу в таком мире было не место.

— Почему нет? — высказал я своё пожелание вслух.

Джеймс ответил:

— До сегодняшнего дня твоей единственной защитой была анонимность, и анонимности более недостаточно. Теперь у тебя есть враг, который однажды будет одним из самых могущественных дворян в королевстве, которому равен буду лишь я, а выше него — только король. Теперь твоя единственная защита — ранг и положение в обществе.

Вынужден был признать логичность его слов, но мне в голову пришло кое-что другое:

— Вы сказали, что «почти» все обитатели погибли. Кто выжил?

— Выжили лишь те, кто был в отъезде, или кто не ел тот ужин. Даже те, кто не ел, были истреблены, когда пришли убийцы. Выжила горстка слуг, укрывшихся по подвалам, а также Отец Тоннсдэйл, который постился, заперевшись у себя в часовне, — ответил он.

— Кто был отравителем?

— Мы так и не узнали. Ничего не осталось. Пожар выжег всё в замке, а немногие выжившие на кухне не работали, — сказал он. Отсутствие доказательств явно донимало его так же, как и меня.

— А убийцы? Что-то же о них должно было стать известным, или о том, кто их послал… — спросил я.

— Мы полагаем, что они были Детьми Мал'гороса, культом одного из тёмных богов. Они захватили Королевство Годо́ддин за много лет до твоего рождения — мы думали, что у них были планы повторить здесь то же самое, но с той ночи они в Лосайоне почти не появлялись. Те немногие, кого мы нашли, были уже мертвы, — вздохнул он. — Но сегодня мы не раскроем никаких тайн шестнадцатилетней давности, у нас есть и другие задачи.

— Например, ваша светлость? — с любопытством спросил я.

— Я полагаю, ты в прошлом году достиг своего совершеннолетия… — он посмотрел на свою жену.

— Мордэкаю шестнадцать, и будет семнадцать почти через две недели, — ответила она. По всей видимости, Дженевив обладала исключительной памятью в том, что касалось дней рождения. В Лосайоне совершеннолетие наступало в шестнадцать.

— Очень хорошо, Мордэкай, я дарую тебе титул и земли завтра вечером, после чего сразу же проведём церемонию коммендации, — улыбнулся он мне.

— Я ошеломлён, ваша светлость, — потрясённо сказал я. Кто бы мог подумать, что он будет действовать столь стремительно?

— Пожалуйста, зови меня Джеймсом, когда мы наедине. А теперь тебе следует пойти и отдохнуть. Маркус планирует утром охоту на кабана, и для неё тебе понадобится свежая голова, — похлопал он меня по спине, ведя к двери. Высунувшись в коридор, он крикнул: — Бенчли! Веди писцов. Сегодня мы работаем допоздна!

— Благодарю вас, ваша све… Джеймс, — поправился я. Он кивнул, и я обнаружил, что иду обратно в свои покои в состоянии глубокого шока. Я едва осознавал, что было вокруг меня, и чуть не влетел в Пенни, заворачивая за угол. Её сопровождала Роуз Хайтауэр.

Увидав меня, Пенни взвизгнула совершенно неподобающим для леди образом. Сперва казалось, что она даже не хотела встречаться со мной взглядом. Она на моей памяти никогда не была робкой, застенчивой, но в последнее время она через многое прошла, поэтому я решил, что это могло быть понятным.

— Пенни! Слава богам! Я тебя везде обыскался! — сказал я, с облегчением схватив её за руки: — Мне нужно с тобой поговорить, — одарил я её своим самым серьёзным взглядом.

Моё внимание привлекло лёгкое покашливание, и я осознал свою ошибку:

— Прошу прощения, Леди Роуз, я забылся. Надеюсь, вы сегодня в добром здравии.

— Не нужно извинений, я не могу винить джентльмена, настолько очарованного при виде своей прекрасной дамы, — понимающе улыбнулась она мне, и я начал было возражать, но она продолжила: — А это что? — спросила она, глядя на мою накидку. Пенни тоже её заметила:

— Морт? — превратила она моё имя в вопрос.

— Трудно объяснить, и это — ещё одна причина, по которой мне нужно с тобой поговорить, но — не самая важная, — сказал я, но у меня не получалось привлечь её внимание. Она смотрела на Роуз.

— Если я не ошибаюсь, это — герб семьи Камеронов, которая считается давно вымершей. Похоже, что у Мастера Элдриджа припасён для нас сюрприз. Вы только что от Герцога, так ведь? — осведомилась она. Великолепно, Леди Роуз ещё и в геральдике разбиралась. Из неё бы вышел хороший детектив.

— Леди, пожалуйста, я умоляю, держите это пока при себе, — взмолился я. Она же должна была видеть моё отчаяние — я думаю, ей просто нравилось издеваться над мужчинами.

— Пока не наступит день откровения, я полагаю? — притворно поджала губки она. Эта женщина была слишком уж проницательной.

— Именно так, — ответил я. — Если вы позволите мне минутку уединения, мне правда нужно поговорить с Пенни. Я потянул Пенни за руки, и Леди Роуз согласно кивнула. Мы немного отошли вниз по коридору. — Пенни, я два дня тебя пытаюсь найти — дело в том, что случилось позапрошлой ночью…

При этих словах она вздрогнула:

— Что бы ты ни слышал, Морт, это — правда. Я бы предпочла, чтобы мне об этом не напоминали.

— Нет, я не это имел ввиду, — озадаченно сказал я. — Ты получила мою записку?

— Ту, где ты сказал мне, что ты — скрывающийся дворянин, выжидающий момента, чтобы взять обратно дом своих предков, или ту, где ты сказал мне, что ты — волшебник, которому подчиняются силы света и тьмы? — весьма быстро перешла она от из любопытствующего состояния в расстроенное.

— Я пытался объяснить тебе позавчера, но ты сбежала, прежде чем я смог закончить! — воскликнул я. Моя собственная фрустрация начала всплывать на поверхность.

— И давно ты знал о своём прославленном наследии? — парировала она.

— Я узнал только сегодня, когда пошёл повидать родителей, там же я получил и этот табард, — сказал я, оттянув пальцами ткань, будто та могла подтвердить мой рассказ.

— Но тем не менее, всего лишь через несколько часов ты сумел вызвать одного из самых могущественных людей в королевстве на шахматный поединок, и обчистить его, — произнесла она тоном, намекавшим на то, что она была не настолько рассержена, насколько я думал.

— Да, ну, он сказал про тебя то, что я не мог простить — и дальше всё покатилось под откос, — ответил я.

Лицо Пенелопы побелело, и вся её манера держать себя изменилась:

— Я ценю то, что ты защищал мою честь, Морт, но ты не понимаешь.

— Я не совсем защищал твою честь… он сказал кое-что о моих родителях, а потом он упомянул, откуда узнал о них. Поэтому мне и нужно с тобой поговорить, про позапрошлую ночь. Когда ты была в его комнате… я знаю, что произошло, и я хотел… — произнёс я, пытаясь сказать «я хотел рассказать тебе, что случилось после того, как ты заснула», но не успел.

Её ладонь впечатались в мою щёку, отозвавшись звоном у меня в ушах.

— Так тебя расстроило то, что он оскорбил твою родословную! И не важно, что ты считаешь меня шлюхой — это как раз совершенно понятно. Ты второй по счёту самый крупный осёл в мире! И что ты, говоришь, хотел? Собирался спросить, не можешь ли ты тоже купить меня на вечер? Теперь, когда ты сам скоро станешь высоким и могучим лордом. Иди к чёрту, Мордэкай!

Она пошла прочь, а я стоял на месте, пытаясь сообразить, что же я сделал не так.

— Подожди, Пенни… ты не так меня поняла, и я до сих пор ещё не рассказал тебе всё до конца! — закричал я ей вслед.

Она не остановилась, а я не стал её преследовать. Чуть погодя ко мне подошла Роуз:

— Определённо, вы отлично поговорили.

— Вы вообще можете сказать что-нибудь полезное? Что-нибудь искреннее, чтобы в самом деле кому-то помочь? Или вы просто сидите на у себя в высшем обществе и играете со всеми в игры? — огрызнулся я. Я был зол, а Роуз была под рукой.

— А вот это действительно больно слышать. Вопреки вашему мнению, мне многое небезразлично. Эта ваша девушка через многое прошла, и если вы её любите, то будете терпеливы, — сказала она с выражением подлинной искренности на лице, без своей обыкновенной хитрой улыбки.

— Она — не моя девушка, — ответил я. — И она прошла через большее, чем вы думаете. Если бы она просто поговорила со мной, я смог бы ей помочь.

— Я знаю больше, чем вы думаете, и я говорю вам: будьте терпеливы. Проще говоря, вы можете думать, что знаете, через что она прошла, но на самом деле вы даже понятия не имеете. Продолжайте лезть напролом, и вы лишь отпугнёте её, — сказала она. Роуз Хайтауэр выпрямилась во весь рост, просто лучась предостережением. Я совершенно и полностью вывел её из себя. — Доброго вам вечера, — закончила она, и развернулась, направившись в том же направлении, куда ушла Пенни. Я бы даже сказал «метнулась» прочь, но благовоспитанные и породистые женщины, вроде Роуз Хайтауэр, никогда не мечутся.

Глава 13

После того, как мир едва не был уничтожен тёмным богом Балинтором, предки приняли систему, призванную предотвратить любые подобные события в будущем. Все известные кровные линии, в которых рождались могущественные волшебники, были каталогизированы, а за их наследниками тщательно наблюдали. Любой маг, рождавшийся достаточно сильным для создания моста между мирами, получал «защитника», хотя я использую этот термин весьма вольно. От них требовалось связать себя узами с кем-то, обычно — с доверенным другом. Человек, получивший эти узы, стал называться Анас'Меридум, что означало «Последний Пакт» на старом языке. Истинным назначением стража было убедиться в том, чтобы связанный с ним маг никогда не отринул свою человечность, и не создал мост, позволяющий одному из богов перейти в наш мир — как по собственной воле, так и под принуждением. Волшебники, бывшие достаточно могущественными, чтобы от них требовали узы, назывались «Ардэс».

Узы между магом и Анас'Меридум плохо изучены, но известно, что они соединяют жизни обеих индивидуумов таким образом, что смерть одного из них мгновенно влечёт за собой смерть другого. Анас'Меридум были обучены убивать своих подопечных, если те оказывались совращены врагом или предавали свои клятвы. В случае невозможности это сделать, они убивали сами себя, обеспечивая таким образом всеобщую безопасность.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Охота

Поссориться с кем-то — отличный способ обеспечить себе наихудший сон. Кто-то стучал в дверь. В своей голове я услышал голос, говоривший «пожалуйста, пожалуйста, уходи, дай поспать». К сожалению, логика подняла свою уродливую голову и в недвусмысленных выражениях объяснила этому голосу, что мне придётся вставать, поскольку стучащий никуда не уйдёт. Логика иногда такая стерва.

— Ладно, сейчас иду! — крикнул я двери.

Снаружи стоял Бенчли:

— Если бы вы оставили дверь незапертой, то я мог бы разбудить вас более осторожно, сэр.

— Как раз из-за людей вроде тебя я и запер дверь на засов, — проворчал я себе под нос.

— Мастер Маркус сказал мне приготовить вас к охоте, которая будет этим утром, — сообщил он. С собой, переброшенным через руку, он нёс набор кожаной одежды для верховой езды. Я тут же решил, что если во владениях Камерон и будет когда-либо охота, то только после обеда. Мысль была дельной. Мне, наверное, стоит сделать официальное объявление с требованием, всем животным тоже спать до полудня, чтобы всё было по-честному. Я попытался объяснить Бенчли свою идею, но он, похоже, был родственником голоса логики, изначально заставившего меня отозваться на стук в дверь. Оба они меня игнорировали.

Четверть часа спустя я был одетым и более-менее проснувшимся. У Бенчли было много опыта в этого рода делах, и он явился подготовленным. Чёрный чай, галеты и кусок колбасы последовали за ним через дверь, несомые Тимоти:

— Завтрак для вас, сэр! — воскликнул Тимоти со своей по-прежнему редкозубой широкой улыбкой, которая всегда поднимала мне настроение.

Довольно скоро я спустился к конюшням, где собирались все остальные. Я никогда не ходил на кабана, поэтому не осознавал, насколько крупное это было мероприятие. У доброго герцога была большая псарня с разнообразными охотничьими собаками, и сегодня должны были использоваться две конкретные разновидности. «Лайки» найдут кабана и предупредят нас о своём местоположении. «Молоссы» попытаются удержать кабана на месте — опасное дело. Судя по всему, гибель одного из крупных мастиффов была делом нередким.

Главным егерем Герцога был человек по имени Уильям Дойл, также являвшийся отцом моего друга Тимоти. Когда я подошёл, он как раз объяснял схему местности, где тем утром можно было найти кабанов. Позже я выяснил, что перед каждой крупной охотой он обыкновенно делал вылазку, её называли «исканием», чтобы найти дичь до того, как выедут охотники. Я предположил, что он был мазохистом, поскольку ему приходилось вставать на несколько часов раньше нас.

Сэр Келтон, маршал, тоже был снаружи, и по его указанию конюхи бегали взад-вперёд, приводя участникам охоты коней. Как обычно, нам всем полагалось ехать на рысаках, их скорость была для охоты предпочтительной. Я оказался на коричнево-серой лошади, с копьём для охоты на кабана. Само копьё было интересным. Ясеневое древко имело шесть футов в длину, и оканчивалось длинным листовидным наконечником, который, наверное, добавлял к полной длине оружия ещё где-то фут. Позади наконечника располагалась маленькая перекладина, чтобы защищать охотника. Я проверил наконечник, и обнаружил на стали отчеканенное клеймо моего отца.

Ко мне с покрасневшим от предвкушения лицом подъехал Марк:

— Ты знаешь, что делать, верно?!

Я покачал головой:

— Ни хрена я не знаю, — заявил я. Судя по всему, моя ремарка была забавной, потому что кто-то засмеялся у меня за спиной. К нам подъехал Дориан:

— Я тебя понимаю, друг мой, я сам тоже так и не пристрастился к такого рода авантюрам, — сказал Дориан. — Мне всегда жалко бедного кабана, — закончил он. Вопреки своей должности и воинскому обучению, Дориан всегда был мягким мальчиком, когда мы росли вместе. Он часто играл роль миротворца, когда остальные выходили из себя, и он очень любил животных.

— Просто слушай гончих, Морт! Услышишь, как они начали лаять — значит нашли кого-то, так что скачи скорее, а то не успеешь убить, — посоветовал Марк. Мой опыт убийства ограничивался цыплятами, и учитывая то, каким приятным это времяпровождение для меня было, я на самом деле не знал, хотел ли я вообще быть первым, кто найдёт кабана.

Мы поехали по полям вокруг Замка Ланкастер, лёгким галопом расходясь в стороны. Я и Дориан заняли позицию справа, и вскоре оказались более чем в сотне ярдов от ближайших всадников по обе стороны от нас. Мы достигли лесной опушки, а затем поскакали среди деревьев. Земля была покрыта пятнами солнечного света, падавшего через листву, и лёгкий ветерок поддерживал всё в движении.

Воздух был полон свежих запахов весны и растущей зелени. Несмотря на мою прежнюю сварливость рано утром, я вынужден был признать, что идиллическая обстановка вокруг меня творила какое-то неуловимое волшебство. Ветер ерошил мои волосы, а мощная лошадь подо мной легко шагала вперёд. Мы с Дорианом тоже разъехались в стороны, и вскоре даже его я потерял из виду. Закрыв глаза, я мог чувствовать лес вокруг себя, с помощью своего разума ощущать его вкус каким-то чуть ли не духовным образом.

Я расслабился, и вскоре забыл об охоте. Решил, что проигнорирую лаек, если услышу их — день был слишком прекрасным, чтобы портить его кровью. Или, быть можно, мне было просто лень. Я продолжил расширять своё поле ощущения, поражённый тем, сколько жизни было вокруг меня. Вещи, которые не замечал глаз: барсук в логове под дубом в тридцати ярдах от меня, порхающие вьюрки в гнёздах высоко вверху, снующие по траве в поисках семян мыши и мелкие зверьки. Обо всём этом я никогда прежде не знал — в таких деталях, по крайней мере. Потянувшись дальше, я ощутил Дориана более чем в сотне ярдов слева от меня, он с трудом пробивался через плотные заросли ежевики. Я не мог его «видеть», но я почему-то знал, что это был Дориан — ощущался человек именно как он.

Я засмеялся, думая о его затруднительном положении, поскольку знал, что ничего серьёзного в его неприятностях не было. Потом я ощутил позади себя это — плотный клубок ненависти, излучающие тошнотворную пурпурную ауру человек и с лошадью. Дэвон Трэмонт осторожно следовал за мной. Он всё ещё находился на некотором расстоянии, но равномерно оное сокращал, поэтому я ускорился. Я предпочитал не встречаться с этим неприятным человеком в такой погожий денёк.

В течение минуты мне стало ясно, что он тоже поехал быстрее — он вообще, наверное, пустился галопом, поскольку быстро приближался. «Посмотрим, как он справится вот с этим», — подумал я про себя, и поменял направление, поехав влево. Это в конце концов поставило бы меня на пути у Дориана. Если предположить, что Дэвон не мог меня выслеживать, то очень скоро он должен был оказаться на довольно большом расстоянии от меня. В качестве предосторожности я позаботился о том, чтобы полностью закрыться щитом, тем утром я это забыл сделать.

И в самом деле — Дэвон повернул, последовав за мной… он наверняка был способен ощущать меня примерно тем же образом, каким я ощущал его. «Значит ли это, что он — тоже маг?». Я гадал об этом с того самого дня, когда впервые увидел его пурпурного оттенка ауру, и сейчас это стало казаться ещё более вероятным. Я пришпорил лошадь, пустившись полным галопом — если он хотел меня поймать, то я заставлю его погоняться за мной через леса. Я улыбнулся сам себе, когда деревья полетели мимо… ветер бил мне в лицо, и я не мог удержаться от смеха.

Бросив взгляд через плечо, я увидел показавшегося из-за деревьев Дэвона — он ехал, пригнувшись к своей лошади, выжимая из неё всю скорость, на которую та была способна. Он имел серьёзный вид, отчего я лишь засмеялся сильнее, и непринуждённо махнул ему:

— Хоу, Дэвон, похоже, ты хочешь гонку устроить! — крикнул я назад, хотя понятия не имею, мог ли он расслышать мои слова через свист ветра и мелькающие деревья.

А потом я что-то почувствовал. Что-то коснулось моего щита, надавив на него, пытаясь добраться до моего разума. Миг спустя оно пропало, и я засмеялся ещё сильнее, зная, что его план, каким бы он ни был, провалился. Я уже упоминал, что иногда я начисто лишаюсь здравого смысла? Обнаружив, что не может достать свою цель, Дэвон сделал то, чего мне следовало ожидать, если бы я думал, а не смеялся над ним.

Мой рысак, прекрасный конь, галопом нёсшийся подо мной — застыл. По-другому этого и не описать. В один миг мы неслись наперегонки с ветром, а в другой — каждая мышца в теле несчастного животного замерла. Он сразу же упал, ломая ноги, с громким ударом врезавшись в землю, и покатился, перегибаясь. Мне, наверное, было бы его жаль, но у меня были собственные неприятности, почти столь же значительные. Всё ещё смеясь, я внезапно почувствовал, будто гигантская рука вырвала меня из седла. Пока конь падал, я полетел вперёд подобно какой-то большой, уродливой птице — головой вперёд, прямо в деревья. Я, наверное, далеко бы отлетел, но большой дуб прервал мой полёт.

Очнулся я на земле. По моему лицу текло что-то мокрое, мешая мне видеть, так что я поднял руку, чтобы стереть это «что-то» с лица, испачкав руку кровью. Я едва мог дышать; каждый судорожный вдох сопровождался резкой болью в моём боку. У меня, должно быть, треснуло несколько рёбер. Каким-то чудесным образом обе руки и ноги оказались подвижными, но я не мог не подумать, что я жив только благодаря моему щиту. «Он пытался меня убить!». Эта мысль пробежала у меня в голове, и казалась чрезвычайно важной, хотя мне было трудно вспомнить, почему именно.

На меня упала тень, и я поднял взгляд — Дэвон стоял надо мной с такой зловещей улыбкой, что я понял: он не пытался меня убить. Он был здесь для того, чтобы довершить начатое. «Грэтак!» — произнёс он, и моё тело застыло. Я начал понимать, через что прошёл мой бедный конь, а также, возможно, Пенни, но у меня не было времени об этом волноваться.

— Бедный Мордэкай, тебе правда не следовало ехать так быстро! — сказал он.

В руках он держал большой кожаный кошель:

— А я-то просто пытался догнать тебя, чтобы отдать деньги, которые тебе должен! — насмешливо воскликнул он. Внутри меня шла борьба — мои лёгкие застыли, и я не мог дышать. Представьте себе, что тонете, связанными и неспособными пошевелиться — и это будет близко к тому, что я испытывал. Ничего не работало, и моё сердце стучало всё быстрее и быстрее, гулом отдаваясь в ушах, пока моё тело жаждало воздуха. Я ощущал его магию в своём разуме, свёрнутую вокруг моего мозга подобно змее, парализуя мои двигательные центры. Я пытался оторвать её от себя, но это было трудно, особенно потому, что я не мог говорить. Даже так я смог бы рано или поздно высвободиться, с словами или без, но у меня не было столько времени.

Дэвон стоял надо мной, злорадствуя, но я больше не мог слышать его слова сквозь стоявший у меня в ушах гул биения моего сердца. Я чувствовал себя глупцом, таращась на него снизу вверх выпученными глазами. У меня стало темнеть в глазах, а потом я вообще перестал видеть. Окованный тьмой, я стал гадать, будет ли следующая жизнь лучше, поскольку эта была одной сплошной неприятностью. Наконец тьма покинула меня, и я погрузился в небытие.

Глава 14

Дарования тех, кого порой зовут пророками или провидцами, часто оказываются неправильно понятыми. Считается, что по природе своей они подобны направляющим, то есть не обладают большим количеством врождённого эйсара, и во многих случаях также показывают низкое испускание. Видения, что часто преследуют их, кажутся по большей части непреднамеренными по природе своей. Возможно, они обладают какой-то подсознательной чувствительностью, сходной с магическим взором, но находящейся ниже порога осознания.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Плечи Пенелопы бесшумно двигались, мышцы напрягались и расслаблялись по мере того, как её руки мели пол. Она была молодой и здоровой, долгая практика выработала в ней более чем достаточно выносливости для выполнения этой работы, так что она практически не вспотела, подметая длинный коридор. Эта работа была из тех, которые, кажется, никогда не кончаются. К тому времени, как закончишь подметать весь лабиринт Замка Ланкастер, полы снова грязные там, где подметание начиналось. В результате кто-то из горничных подметал почти постоянно, поскольку Дженевив Ланкастер не терпела грязные полы.

Но Пенни была не против, работа была равномерной, и, в отличие от большинства других задач, она могла без перерыва думать или мечтать, пока подметала. Сегодня она думала о Мордэкае. Она наблюдала за ним тем утром, когда он уезжал вместе с группой охотников. Будучи высоким и стройным, он необычайно хорошо смотрелся в кожаном костюме для верховой езды, который оттеняли его тёмные волосы и яркие глаза. «Такой видный — и одновременно такой глупый», — подумала она про себя. Их вчерашний разговор расстроил её, и она всё ещё на него злилась. Она всё время повторяла это самой себе, но сердце к этому у неё просто не лежало. По правде говоря, вспоминая тот вечер, она скорее стыдилась и смущалась.

«Когда он сказал, что знал о произосшедшем… я просто не могла это вынести», — осознала она. Очевидно, Дэвон хвастался, и был настолько дерзким, что даже рассказал Морту. И он был расстроен, что Дэвон назвал его кузнецом! Она знала, что Мордэкай не был настолько нечувствительным, он не имел это ввиду в таком ключе. Но сказать ей, что знал о содеянном с нею, а потом сказать, что было что-то поважнее?

— Да что же, чёрт возьми, он мог захотеть мне рассказать? — сказала она самой себе. Теперь, когда она поспала, и у неё в голове прояснилось, она поняла, что его что-то беспокоило, что-то важное.

Она продолжила мести, позволяя ритмичному движению своего тела расслабить её разум. Пенни плыла, грезя наяву за работой, но Мордэкай всё время возвращался в её мысли, пока наконец она не увидела его таким, каким он был сейчас. Он стремительно скакал, ведя своего коня через редколесье и мимо крупных дубов. Солнце сияло у него на лице, зажигая его глаза подобно сапфирам, пока он смеялся и ехал дальше. Он оглянулся через плечо, чтобы увидеть что-то, а потом полетел по воздуху. Конь упал, и она могла видеть, что от такого падения он уже не оправится. Морт вылетел из седла скакавшего полным галопом рысака, и влетел головой в ствол большого дуба.

Сила удара была настолько велика, что он содрал головой кору дерева там, где ударился об него — пока его тело лежало на земле, кровь текла из его носа и рта. Он наверняка был мёртв, но как раз при этой мысли забрезжила новая надежда. Его веки затрепетали, и она увидела, что его грудь тяжело поднималась по мере того, как он с трудом втягивал воздух. Удар вышиб из него дух, или у него были сломаны рёбра — в любом случае, он остался жив только чудом. Никто не должен был выжить после такого удара, никто не мог пережить такой удар. «Магия!» — подумала она, и поняла, что это должно было быть правдой.

Затем она увидела приближающегося Дэвона Трэмонта. Он спешился, и подошёл со зловещим блеском во взгляде. Он остановился, дойдя до Мордэкая, и она увидела, как он говорит, злорадствуя над павшим недругом. Мордэкай застыл, и его лицо начало краснеть, и в то же время где-то на заднем плане Пенни услышала женский крик, резкий и режущий ухо звук. Голос человека, потерявшего надежду, у кого не осталось ничего кроме одного долгого звука отчаяния, поднимавшегося из глубин души. Наконец она осознала, что это был её собственный голос.

Кто-то тряс её:

— Возьми себя в руки! Пенни! Что случилось?! — говорил чей-то голос. Её взгляд сфокусировался на лице Ариадны Ланкастер. Та с озабоченным видом уставилась на неё.

— Он мёртв, он мёртв, о боже, я уже видела это раньше! Почему? Почему я ему не сказала? — запричитала перешедшая грань безумия Пенни. — Дэвон убил Мордэкая, — сорвались слова с её губ подобно осенним листьям, сухим и пустым.

— Пенни, ты грезишь… ты в коридоре. Мордэкая здесь нет… он на охоте, всё в порядке, — попыталась успокоить её Ариадна.

— Мне нужно идти… ты знаешь, где Леди Роуз? Она будет знать, что делать — пожалуйста, Ариадна, ты должна мне помочь, — взмолилась Пенелопа. Что-то в её взгляде, должно быть, передалось юной девушке, потому что она ответила без дальнейших вопросов:

— Она только что была в гостиной, пила чай с матерью и Элизабет, — ответила она. — Но я не понимаю, что не так…

Пенни уже бежала, и достигла гостиной Герцогини гораздо раньше более молодой девушки. Не задержавшись для стука в дверь, она ворвалась внутрь, что в обычной ситуации она не осмелилась бы сделать. Внутри она обнаружила Леди Роуз, пившую чай вместе с Дженевив Ланкастер и Элизабет Малверн. Они встревоженно встрепенулись в ответ на её внезапное вторжение. Первой заговорила Герцогиня:

— Пенни, тебе правда следует стучать, прежде чем врываться в…

Роуз положила ладонь ей на руку:

— Постой, Дженевив, что-то не так.

Пенни покачала головой:

— Да, да, ваша светлость, могу я переговорить с Леди Роуз?

Дженевив кивнула, явно раздражённая, но промолчала. Роуз вышла в коридор вместе с Пенни:

— Что случилось, дорогая? — спросила она голосом, звучавшим спокойно, но она чувствовала отчаяние Пенни. Не жалея слов, Пенни описала увиденное, включая тот факт, что видела это событие не впервые.

— Ты не думаешь, что это мог быть сон? Или мимолётный плод твоего воображения? — спросила Роуз.

— Нет, это взаправду. Я не могу объяснить, откуда я это знаю, я просто знаю. Это происходит прямо сейчас! — говорила Пенни, едва не плача.

— Тогда идём, нельзя терять ни минуты, — решительно ответила Роуз. Одним из выдающихся качеств Роуз Хайтауэр была её способность судить о людях, и она знала без всякого сомнения, что возможно происходившие в тот момент события были чрезвычайно серьёзны. Она поспешила вместе с Пенни по коридорам, совершенно забыв вести себя размеренно, пока не подобрала подобно простой горничной свою юбку, шокируя окружающих, и не бросилась бегом, неожиданно быстро двигая ногами. Пенни с трудом поспевала за ней, а ведь она считала себя неплохой бегуньей.

Они достигли конюшен в рекордное время, и напугали одного из молодых конюхов до полусмерти, резко распахнув двери.

— Прошу прощения, миледи! — воскликнул он, не зная, что и думать.

— Мне немедленно нужны две лошади.

Роуз произнесла это не терпящим возражений тоном. Со стороны едва можно было определить, что за миг до этого она бежала как опаздывающая на дойку доярка.

— Непременно, мэм, — не медля ответил он, и пошёл туда, где в стойлах стояли верховые лошади с дамскими сёдлами.

— Да не какую-нибудь тихую кобылу, олух! Мне нужны быстрые лошади — ещё остались рысаки? — едва повысила голос Роуз, но он всё равно звучал так, будто она орала. Несколько долгих минут спустя они выезжали за ворота. Роуз остановилась на миг, и посмотрела на Пенни: — В какую сторону?

Не думая, Пенни показала пальцем:

— Туда, почти милю… — сказала она. В тот момент её даже не волновало, откуда она знала; ей просто нужно было его найти.

В некотором отдалении от них Дориан Торнбер ехал через лес. Он услыхал громкий звук, а теперь до него доносился полный страха и боли лошадиный крик. Он погнал своего скакуна быстрее, и вскоре увидел умирающее животное. Оно лежало на боку, слабо суча сломанными ногами. Он поискал взглядом седока, и увидел неподалёку Дэвона Трэмонта, стоявшего над упавшим всадником. Вид у него был определённо зловещий. «Это же была лошадь Морта!» — подумал про себя Дориан.

Погнав свою лошадь галопом, он менее чем за минуту достиг этого места. Он бы почти подумал, что Дэвон был здесь, чтобы помочь его упавшему другу, но тот тихо стоял на месте, ничего не предпринимая. Затем Дэвон заметил Дориана, и его лицо исказилось злобой на то, что его прервали. Дориан видел лежащего на земле Морта, его лицо было красным, и он медленно задыхался. Не сомневаясь ни на миг, Дориан вытащил меч, и спрыгнул со своей лошади ещё до того, как та остановилась.

Дэвон Трэмонт посмотрел на него, и поднял руку: «Грэтак», — произнёс он на каком-то незнакомом Дориану языке, но воин не обратил на это никакого внимания. Дориан набросился на него подобно берсеркеру из легенд, на его лицо было страшно смотреть — и молодой лорд познал страх, ибо его заклинание совсем не сработало. Он мог бы попробовать другое заклинание, что-то посильнее, но Дориан уже был рядом, пытаясь срубить ему голову своим мечом. Будучи проворным, Дэвон вынул свой собственный меч и остановил удар, прежде чем тот оборвал его жизнь.

Последующий обмен ударами продлился недолго. Дориан теснил его, обрушивая на него град ударов с такой скоростью и неистовством, каких Дэвон никогда не встречал. Отчаявшись, он вскинул руки вверх:

— Постой! Если убьёшь меня, он умрёт!

Дориан стремительным ударом выбил меч у него из руки, и приставил клинок к его горлу:

— Если он умрёт, ты умрёшь следующим, — донеслись из его горла слова, скрежеща как гравий, и меч так сильно прижался к шее Дэвона, что из надрезанной кожи побежала кровь.

— Я лишь пытался помочь. Позволь мне попробовать кое-что, и это может его спасти! — воскликнул тот. Глаза Дэвона расширились от страха, он видел во взгляде своего оппонента свою смерть.

Меч Дориана не шелохнулся, вместо этого он подошёл ближе и, схватив молодого лорда за шею, заставил его встать на колени перед замершим телом Морта.

— Спаси его сейчас же, иначе твоя голова ляжет на землю рядом с ним, — сказал Дориан. Даже не повышая голоса, он излучал такую ожесточённую решительность, от какой сердце бы похолодело даже у закалённого убийцы.

Дэвон потянулся к Мордэкаю, но Дориан грубо дёрнул его голову назад:

— Предашь меня сейчас — и не доживёшь до следующего вздоха.

— Мне нужно коснуться его, чтобы он снова задышал, — с вызванным страхом отчаянием произнёс Дэвон, потому что знал, что времени не оставалось, и что держащий его человек убьёт его, если Мордэкай не поправится.

Дориан кивнул, и Дэвон снова протянул руку: «Келтис», — сказал он, и тело Мордэкая обмякло, но он всё ещё не дышал.

— Что ты наделал?! — пнул Дориан Дэвона, отчего тот растянулся на земле. Занеся меч, он приготовился срубить предателю голову с плеч.

— Дориан, нет! — послышался женский голос, но Дориану было всё равно.

Он хотел взять кровь за жизнь своего друга. К его руке протянулась маленькая ладонь, чтобы удержать его от удара. Не думая, он наотмашь ударил того, кто пытался его остановить, и тогда его глаза увидели отступающую Роуз Хайтауэр. Это его остановило, и он увидел, как она подняла руку, чтобы утереть свою окровавленную губу. Ярость покинула его, когда шок от содеянного заставил его прийти в себя.

— Я пытался помочь ему… а этот глупый мужлан на меня напал! — заявил Дэвон. Ему никогда не удавалось долго молчать — даже сейчас он стал вновь обретать почву под ногами.

Роуз плюнула в него:

— Молчи, глупец! Думаешь, твою ложь здесь будет кто-то слушать? Тебе, считай, повезло, что я остановила его — иначе твоя голова отделилась бы от плеч. Я и не стала бы тебя спасать, если бы не боялась, что доброго и честного человека повесят за твоё убийство, — заявила она. Роуз Хайтауэр выпрямилась, и посмотрела на Дориана.

— Боги! Роуз! Мне так жаль. Я не хотел причинять тебе вреда. Никогда! Ни за что на свете! — воскликнул Дориан. Глаза его расширились от горя, и он увидел, как Пенни становится на колени у его павшего друга. — Он мёртв, Пенни, он мёртв, и это — дело рук этого ублюдка, клянусь! — закончил Дориан. Он снова поднял меч, направив его на Дэвона Трэмонта, из его глотки донеслось рычание.

Роуз Хайтауэр отказывалась с этим мириться, она кинулась на Дориана хлёсткой волной юбок и волос:

— Прекрати, глупый ты, глупый человек! Проклятье, Дориан, я не позволю тебе выбросить свою жизнь на ветер, как какую-то дешёвую безделицу, — возразила она. Роуз была высокой женщиной, но Дориан Торнбер был человеком-горой, а она всё же цеплялась за него разъярённой кошкой, молотя по нему кулаками.

Потрясённый, Дориан остановился — за проведённый им в Албамарле год он ни разу не касался Роуз, и единственные слова, которыми они обменивались, были выверенные речи культурного общества. А теперь она повисла на нём подобно какому-то обезумевшему дикому существу — картины абсурднее он и представить себе не мог. У него появился внезапный позыв поцеловать её, но Дориан мгновенно его подавил:

— Леди, я думаю, что мы, наверное, оба переутомились, — сказал он, и начал отцеплять её от себя. Он сумел поставить её обратно на землю, но Роуз упорно отказывалась его отпускать, и он решил, что заставить её ему не по силам.

Пенни сидела на земле, положив ладони Мордэкаю на грудь, сжимая его рубашку:

— Живи, будь ты проклят! Ты не можешь умереть. Нам ещё слишком много нужно сказать, — плакала она, и её слёзы оставляли мокрые пятна на ткани у него на груди. Боль и горе пересилили её, и она не задумываясь наклонилась, чтобы поцеловать его, игнорируя запачкавшую его лицо кровь. Она положила голову ему на грудь, пока её мир рушился — единственный человек, который был ей небезразличен, лежал замертво, и виновата в этом была она. А потом она услышала, как медленно бьётся его сердце. — Он жив!

На миг воцарилась тишина, пока все осознавали, что она сказала.

— Я говорю, он жив! Кто-нибудь, скачите за помощью, нам надо отвезти его обратно в донжон! — сверкнула она глазами. — Ты! — указала она на Дэвона. — Приведи кого-нибудь, да всех приведи… езжай!

— Я поеду, — сказала Роуз, но Пенни опередила её, подняв ладонь:

— Нет, вы мне нужны здесь, и я не доверяю ему без присутствия Дориана, — ответила она. Довольно скоро Дэвон оседлал своего коня, злясь на то, что ему приказывают, но боясь реакции Дориана в случае, если он воспротивится её приказам. Он быстро уехал прочь, направляясь в Замок Ланкастер.

Оставшаяся часть дня слилась в бешеную круговерть, пока Мордэкая переносили в замок. Пенни отказалась оставлять его в течение всего этого предприятия, не выпуская его из виду. Когда прибыл Марк, всё стало гораздо более организованным, и вскоре Мордэкай оказался в своей собственной кровати. Личный врач Герцога, Шон Та́унсэнд, был послан его осмотреть.

Комната была наполнена людьми, и доктор быстро погнал всех наружу:

— Мне понадобится немного уединения, чтобы осмотреть его, — заявил он, и большинство присутствовавших ушло. — Мисс, вам нужно уйти, мне едва ли пристойно осматривать молодого человека в присутствии женщины, мне придётся его раздеть.

Пенни не сдвинулась с места:

— Я его не оставлю. Так что с тем же успехом можете приступать.

Врач поглядел на неё, затем воззвал к Герцогу:

— Ваша светлость, если вы не против, я не могу работать в присутствии женщин.

Джеймс подошёл, потянувшись, чтобы взять её за руку, но она отступила прочь:

— Попробуй, и в следующий раз останешься с культёй… — зыркнула она на него. — Ваша светлость, — запоздало добавила она.

Герцог Ланкастера поглядел на неё какое-то время, что-то обдумывая, затем заговорил:

— Так и быть, доктор, вам просто придётся работать в присутствии леди.

— Мне придётся снять его одежду, ваша светлость, вы же не собираетесь позволять… — начал он.

— Я не собираюсь повторяться, сэр, приступайте к работе, — ответил он. Не сказав больше ни слова, Герцог покинул комнату. Сперва врач был раздражённым, но когда увидел, что Пенни не собирается поддаваться после того, как выстояла против герцога, смягчился.

Его первым действием стало снять с Мордэкая одежду, что оказалось трудным, пока Пенни не начала ему помогать. Он сначала странно на неё посмотрел, но промолчал. Закончив с этим, он аккуратно прошёлся по Мордэкаю, проверяя его шею и грудь, прощупывая его голову и заглядывая в его глаза и рот. Наконец он вздохнул, и встал:

— У него несколько надтреснутых рёбер, и я думаю, что одно из них, возможно, пробило его левое лёгкое. Также у него определённо сотрясение от удара по голове. Учитывая описание его падения, я удивлён, что ему не свернуло шею — её что-то защитило. Он должен был уже умереть.

— Ну, он не мёртв, что как вы собираетесь действовать? — спросила Пенни.

— Тут мало что можно сделать, но кровопускание может немного помочь. Сейчас я возьму мою сумку… — сказал он, направившись к чёрной кожаной сумке, которую оставил у двери.

Доктора делали её матери кровопускание, пока та не стала слишком слабой, чтобы пережить болезнь, забравшую её жизнь.

— Вы не будете делать ему кровопускание. У него и так уже достаточно крови вытекло, и если это — лучшее ваше предложение, то можете уходить, — сказала она, встав между доктором и кроватью.

— Отлично, вы, похоже, уже считаете себя доктором, — раздражённо сказал Шон Таунсэнд был раздражён — он уже имел дело с назойливыми родственниками пациентов, но эта женщина фрустрировала его сверх всякой меры. — Если очнётся, попытайтесь не дать ему опять заснуть, он может и не проснуться вторично. Но особо не надейтесь — он, вероятно, не переживёт эту ночь, — объявил он, и ушёл. Ей было слышно, как он бормотал что-то про упрямых женщин, выходя в дверь.

Внутрь просочились некоторые из тех, кто ждал снаружи, с беспокойно стремясь услышать, что сказал доктор. Пенни передала им слова врача. На их счёт разгорелась немалая дискуссия, но в конце концов большинство ожидавших ушло, и наконец остались лишь Марк, Дориан и Роуз.

— Тебе следует пойти отдохнуть, Пенни — волнением ты ему не поможешь, — сказал Марк.

— Я не уйду, пока он жив, — прямо заявила она. — Последуй своему собственному совету. Мне надоело, что люди говорят мне, что делать.

Он начал было спорить, но Роуз привлекла к себе его внимание:

— Оставь, Маркус, она не уйдёт, и я её не виню. Если хочешь помочь, попробуй не пускать сюда остальных.

— С этим я справлюсь, — сказал Дориан. — Буду снаружи — позабочусь о том, чтобы его благородие не вернулся, чтобы довершить начатое.

В конце концов осталась лишь Роуз, сидевшая вместе с Пенни весь долгий вечер, и до позднего ночного часа.

— Тебе нужно отдохнуть, Пенни, — наконец сказала она, когда дело шло к полуночи.

— Посплю здесь, — ответила Пенни.

— Здесь только одна кровать, и на ней лежит голый мужчина, — подняла бровь Роуз.

— Все и так знают, что я — загубленная женщина, что ещё они смогут обо мне сказать? Оставь меня, я буду лежать с ним до конца, — сказала она, не сводя взгляда с Мордэкая. Роуз кивнула, потом встала и ушла, не сказав ни слова.

Оставшись одна, Пенни заперла дверь на засов, и сняла с себя платье — свою ночную рубашку она не взяла, но ей было всё равно. Она забралась под одеяло, и легла рядом с ним, глядя, как он дышит, пока свечи не догорели, и комнату не накрыла тьма. В темноте она по-прежнему держала ладонь у него на груди, ощущая, как та поднимается и опускается, слушая мокрый звук его дыхания. Спать она не собиралась, но наконец всё равно заснула.

Глава 15

Теологи в целом делят боговна две категории: Тёмные Боги, и те, которые считаются благосклонными к человечеству — Сияющие Боги. Однако у предков были другие теории. Они считали, что природа и мотивации каждого конкретного божества должны быть связаны с его истоками. Считалось, что Тёмные Боги появились до Сияющих Богов, возникнув из верований какой-то давно мёртвой расы. Потеря их народа, возможно, свела их с ума, поскольку их отношения с родом людским ни коим образом не благотворные. В то время как Сияющие Боги черпают свою силу из веры, формируя симбиотические узы, Тёмные Боги питаются насильственным образом. Даже те, кто поклоняется им по собственному желанию, часто оказываются принесёнными в жертву или вовлечёнными в тёмные ритуалы.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Я спал беспокойно. Я плавал в глубоком озере, в котором не было света. Я тонул, захлёбываясь водой в бесполезных попытках вдохнуть. Сон казался бесконечным, но я так и не потонул окончательно, пока наконец не проснулся. Однако реальность оказалась немногим лучше. Мои лёгкие чувствовались полными какой-то жидкостью, и при каждом вдохе мою грудь пронзала боль. Болело всё.

Боль была такой сильной, что я не сразу осознал, что в кровати я был не один. Первыми я заметил мягкие волосы, защекотавшие мой нос, когда я повернул голову на бок. В темноте я не мог видеть, чьи это были волосы, но понял по запаху. Это была Пенни, тихо свернувшаяся рядом со мной. Её ладонь располагалась у меня на груди, но она осторожным образом избегала хоть сколько-нибудь давить на меня. Если бы всё не болело настолько чертовски сильно, то я мог бы обрадоваться, однако боль прогнала у меня из головы все подобные мысли.

«Что, чёрт побери, со мной случилось?» — подумал я. Миг спустя я вспомнил. Охота, погоня, моя неосмотрительность — я был глупцом. «В следующий раз лошадь тоже щитом прикрой». Если следующий раз будет — в данный момент я был в этом не особо уверен. Я не хотел двигаться и беспокоить Пенни, и одна лишь попытка перенести мой вес сказала мне, что двигаться мне вообще не светит. Малейшее движение вызывало пронзительную боль у меня в груди, достаточно сильную, чтобы дать мне понять, что мои предыдущие боли являлись лишь игривыми предупреждениями.

Я долго лежал там, страдая от боли. Хуже всего было постоянное ощущение захлёбывания. Мои лёгкие работали неправильно, и они ощущались тяжёлыми, полными. Короткий кашель ослепил меня болью, и я решил больше так не делать. Я попытался отвлечься, осматривая комнату моим особым «взором», ощупывая её своим разумом. Затем меня осенило: возможно, я смогу сделать то же самое сам с собой.

Обратив свой разум внутрь, я медленно исследовал своё тело. Моя задача осложнялась моим невежеством, многое из найденного мной было странным. Некоторые вещи было легко узнать, например — моё равномерно бившееся сердце. От него я и стал плясать, найдя свои лёгкие и рёбра. Одно из лёгких было очень отличающимся, наполненным кровью, и совсем не способным работать. Острый кусок одного из рёбер пробил его, и порвал артерии, которые продолжали вливать кровь в лёгкое и в пространство вокруг него. Тут я почти впал в панику, поскольку было ясно, что я умирал. Кровь медленно но верно заполняла второе лёгкое, рано или поздно я бы захлебнулся. Что хуже, хотя я и думал, что мои способности могли исправить часть повреждений, я не знал, какие слова использовать.

Из-за невежества я остался в беспомощном состоянии. Но решил всё равно попробовать, ибо я уже знал, что магию можно творить и без слов — просто это было гораздо сложнее, требовалась идеальная концентрация. Я перенёс своё внимание в ребро, пробившее лёгкое, и вообразил, что оно сдвигается прочь, обратно в своё нормальное положение, прилегая к другой своей части. Сперва я не был уверен, что вообще что-то происходило, но потом оно пришло в движение, посылая через меня волны боли. Я сжал зубы, пытаясь не закричать, но у меня и дыхания-то для крика всё равно не было. К тому времени, как оно вернулось на место, я едва не потерял сознание, а потом с ужасом ощутил, как оно заскользило обратно сразу же, как только я перестал сосредотачивать на нём моё внимание. Борясь со страхом, я неумолимо держал его, и попытался представить, как оно соединяется с другой костью, снова становясь целым. Наконец оно осталось на месте, и я медленно расслабился, отпустив его.

Следующей я попытался решить проблему своего пробитого лёгкого. У меня ушли на это долгие минуты, но наконец я ощутил, что дыра закрылась, хотя мне по-прежнему нужно было разобраться с большим количеством натёкшей крови. Не будучи уверенным в том, как от неё избавиться, я решил залатать артерии, кровь из которых всё ещё вытекала ко мне в полость грудной клетки — это было проще. Закончив с этим, я снова задумался про своё лёгкое, и попытался наполнить его воздухом, используя эйсар. Результатом стали болезненные спазмы, когда моё тело начало кашлять, пытаясь выплюнуть кровь наружу. Остальные рёбра были расщеплены, и отозвались режущей болью по всему телу.

«Окей, значит первым делом — рёбра», — подумал я. Я осторожно сдвинул остальные свои рёбра на место, пытаясь скрепить каждое из них с отколовшимися частями. Боль была мучительной, и я чувствовал, что теряю силы. Наконец я решил, что вернул все рёбра на место, и начал рассматривать задачу сплёвывания всё ещё душившей меня крови. «Под кроватью сбоку должен быть ночной горшок». Я не был уверен, смогу ли я добраться до него вовремя.

Крепясь, я сел, и встал с кровати. Ну, по крайней мере, так я намеревался поступить — когда я сел, моя голова объявила о своих собственных проблемах. Комната закачалась вокруг меня как пьяный матрос после трёхдневного запоя. Моя попытка встать с кровати кончилась тем, что я упал на пол, всё ещё запутанный в одеяло. Кашель начался сразу же, как только я сел, неуважительно отказавшись ждать, пока я буду готов, и кровь была повсюду.

Как и следовало ожидать, Пенни проснулась, и обнаружила меня лежащим на полу, кашляющим и отхаркивающим… ну, вы поняли. Выглядело это жутковато, и кашель был настолько сильным, что мне показалось, что он-то меня и прикончит. Пока меня сотрясали спазмы, я ощутил её ладони у меня на плечах. Прошли долгие минуты, пока я кашлял, брызгая кровью, прежде чем я наконец сумел остановиться. Каждый вдох грозил новым приступом кашля, но я держался.

Лёжа на полу, я посмотрел вверх, и увидел Пенни, она присела надо мной, поглаживая мои волосы и плечи. Её нагота меня удивила, но мне было всё равно, самым важным было ощущать кожей её руки. Наконец я сумел выдавить из себя несколько слов:

— Выглядишь ты ужасно, — сказал я. Эти слова привлекли её внимание, и её взгляд метнулся к моему лицу. До этого момента она, наверное, думала, что я был мёртв, или почти мёртв. У неё внезапно вырвался невольный смех, превратившийся во всхлип.

— Я думала, тебя уже нет, — тихо сказала она. Что-то в положении её головы сказало мне, что она не могла меня видеть, и я осознал, что в комнате было темно. Кто-то заколотил в дверь.

— Тебе лучше на это ответить, пока Дориан не вышиб дверь, — сказал я. Ну, или хотел сказать, но говорить мне всё ещё было трудно, я сумел прохрипеть «дверь», и я думаю, что она меня поняла. Мягкие губы коснулись моего плеча, а потом её уже не было рядом.

* * *

Пенни открыла дверь, обнаружив в коридоре дико глядящего Дориана. Рядом с ним она увидела Роуз. Когда свет из коридора пролился на неё, Дориан шагнул назад, и повернул голову в сторону.

— Судя по звукам, тебе нужна была помощь, — сказал он, внезапно оробев. Пролившийся из коридора свет обнаружил раздетое состояние Пенелопы.

Это её смутило, но у неё не было времени потакать своей стыдливости, поэтому она лишь скрылась за дверью.

— Он кашляет кровью. Роуз, не могла бы ты принести полотенца и воды? Дориан, ты можешь постоять снаружи.

Дориан уже смотрел в обратную сторону, когда Роуз ответила:

— Я немедленно прикажу их принести. Дориан позаботится, чтобы никто не вошёл, так что оставь дверь незапертой для меня, — сказала она, и сразу же ушла.

Закрыв дверь, Пенни подошла к столу у стены, и зажгла стоявшую там лампу — свечи уже догорели, оплавившись до состояния огарков. В тёплом свете она увидела Мордэкая, всё ещё лежащего на полу, окружённый тёмными пятнами крови. Он был бледен, а его лицо было как сама смерть, но дышал он вроде бы легче. Присев рядом с ним, она попыталась оттащить его от испачканной части пола, потом расправила одеяло, заново расстелив его на кровати. Оно каким-то чудом осталось по большей части незапятнанным.

Несколько минут спустя вошла Роуз, неся ведро и несколько больших полотенец, у двери стоял Дориан, держа второе ведро и разнообразные тряпки. Он смотрел в пол, пока Роуз не забрала его ношу, а потом захлопнул дверь. Вместе две женщины положили Мордэкая на бок, положив подушку ему под голову, чтобы ему было легче дышать. Затем они отмыли кровь с пола, насколько это было возможно.

В какой-то момент две женщины посмотрели друг на друга, и Пенни заполнило чувство благодарности. «Вот, какое оно — истинное благородство», — подумала она, глядя на Роуз Хайтауэр. Она никогда не встречала дворянку, обладающую такой решительностью и добротой.

— Я никогда не забуду то, что ты для меня сделала, — сказала Пенни. Она не знала, что ещё сказать.

— Ты вся в крови, — ответила Роуз, подняв полотенце, чтобы стереть пятнышко на лице Пенни. — Тебе помочь его отмыть?

— Нет, спасибо, я справлюсь сама, — ответила ей Пенни.

Когда Роуз покинула комнату, Пенни взяла второе ведро и несколько всё ещё чистых тряпок, и начала осторожно протирать тело Мордэкая, смывая всё, что пятнало его кожу. Это заняло довольно долгое время, и всё это время он держал глаза закрытыми, будучи слишком слабым для возражений. Когда она отмыла его настолько, насколько могла, Пенни подошла к зеркалу, и начала работать над собой.

* * *

Я проснулся несколько часов спустя лежащим на холодном полу, где меня накрывало небольшое одеяло. Я бы дрожал от холода, но к моей спине прижималась Пенни, и её тепло согревало меня. Я попытался сесть, и миг снова стал качаться вокруг меня. Я снова закашлялся, но в этот раз я сумел дотянуться до ночного горшка, и не запачкал всё вокруг.

Тёплая ладонь легла на мою руку:

— Давай я помогу тебе забраться обратно в кровать, — сказала Пенни. Я думал, что смогу и сам, но это оказалось не так. В итоге Пенни затащила меня туда исключительно собственными силами, продев руки у меня под мышками. По мне прокатилась агония, когда мои рёбра взяли на себя часть нагрузки, и это дало мне силы помочь ей моими ногами. Наконец я оказался в кровати, и она накрыла меня одеялом.

— Пенни, тебе не нужно делать всё это для меня, — сказала я ей, когда она склонилась надо мной, её тёмные волосы качнулись у её лица водопадом локонов. Моя способность говорить поразила даже меня самого. Она странно на меня посмотрела, широко раскрыв глаза, поднеся своё лицо близко к моему. На миг время остановилось, его течение удерживала сила, которую я не мог понять, пока наконец Пенни не прижала своё лицо к моему, мягко поцеловав меня.

— Я буду делать что захочу, Мордэкай Элдридж, и ни смерть, ни герцоги, ни доктора не удержат меня от тебя, — заявила она. Тут я мог бы заплакать, но я был слишком слаб, а тело моё пересохло. В моей голове промелькнула тысяча ответов, но у меня не было ни времени, ни сил на то, чтобы их произнести.

— Спасибо, — просто ответил я, и снова закрыл глаза, когда она легла на кровать позади меня. Я хотел поговорить с ней, многое ей объяснить, но вместо этого я заснул в безопасности её объятий.

Я проснулся несколько часов спустя, когда почти рассвело. Во сне я каким-то образом сумел повернуться на бок, что наверняка было больно, но я не помню, как делал это. Я чувствовал, как Пенни тихо дышит мне в шею. «Подумать только — из всех моих подростковых фантазий сбылась именно эта, а я совершенно не в состоянии ею воспользоваться», — подумал я про себя. Я слегка сдвинулся, ровно настолько, чтобы лучше чувствовать её прижавшееся ко мне тело. Признаю, даже при смерти я — грязный, грязный человек.

Через какое-то время я осознал, что она смотрит на меня. Она тихо проснулась, и лежала неподвижно. «Она, наверное, думает, что я всё ещё сплю», — осознал я.

— Я всё ещё жив, — сказал я.

— Знаю, — прошептала она мне в ухо. Каким бы полумёртвым я ни был, это всё же заставило электрическую дрожь пробежать по моей спине. Она по-прежнему обнимала меня, и с моей стороны возражений не поступало. Прошло тридцать минут, и я понял, что придётся испортить этот момент.

— Пенни…

— Да? — ответила она.

— Мне нужна вода, у меня так пересохло в горле, что я почти не могу глотать, а потом, я думаю, мне надо будет немного побыть одному, — сказал я. Мой мочевой пузырь стал наконец выдвигать собственные требования, несмотря на потерю крови и недостаток жидкости в теле. Пенни принесла воды, и я выпил её в таком количестве, которое, вероятно, было неразумным, учитывая состояние моего живота. Затем она посмотрела на меня:

— И как же мы будем это делать? — сказала она.

Я знал, что она имела ввиду.

— Мы? Я, может, и инвалид, но будь я проклят, если позволю тебе сделать это вместе со мной, — заявил я. Это привело к спору, который я проиграл, но в конце концов мы пришли к компромиссу. Я завернулся в покрывало, и встал у окна, опираясь на стену. Она стояла в нескольких футах у меня за спиной, готовясь подхватить меня, если бы я начал падать.

Несколько стеснительных минут позже я снова лежал в кровати. Я думал, что уж теперь она оденется и уйдёт. В конце концов, у неё по-прежнему была работа. Я ошибался — она забралась ко мне под одеяло. Я подумал о её поцелуе прошлой ночью, и истово пожелал быть более здоровым. Исполнявшая желания фея меня проигнорировала.

После этого мы не спали, а отдыхали, бодрствуя. Ну, по крайней мере я отдыхал. Я не уверен, зачем к этому моменту лежала в кровати она.

— Доктор сказал, что ты умрёшь, — сказала она мне.

— Тогда надеюсь, что он чаще ошибается, — ответил я. — Думаю, я и умер бы, но прошлой ночью я сумел исправить часть повреждений, — закончил я. Это привлекло её внимание, и следующие несколько минут я объяснял ей, через что прошёл в течение ночи. Чуть позже я задал свой собственный вопрос:

— Я думаю, Роуз оставила тебе ночную рубашку, я видел её на столе, — упомянул я, ненавидя себя за эти слова.

— Оставила, — сказала она. Это было утверждение.

— Тогда почему ты её не надела? — спросил я. Дурость бессмертна^[11] — я, наверное, шёл на поправку, если ко мне так быстро вернулся мой идиотизм.

— Боишься, что ещё больше повредишь моей репутации? — спросила она.

Это заставило меня напрячься, но она по-прежнему выглядела расслабленной.

— Да. Подожди, нет, я не это имел ввиду, — заторопился я. Мой общий недостаток красноречия, который, похоже, всегда проявлялся в присутствии Пенни, заработал в полную силу.

— Он, может, и забрал мою невинность, но у меня всегда будет это время, пусть только и потому, что ты был слишком слаб, чтобы сбежать от меня, — сказала она с равной долей тоски и гнева в голосе.

— Нет, не забрал, Пенни. Я уже не первый день пытаюсь рассказать тебе об этом, — сказал я.

— Что? Как ты можешь знать о чём-то подобном? — ответила она, начиная злиться. Я беспокоился, что всё превратится в повторение нашего разговора, случившегося в прошлый день. Если бы только я мог ей показать, чтобы миновать все неправильно высказанные значения и непонимания. Тут меня и осенило. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что если бы я знал об опасностях, то не попробовал бы, особенно учитывая мою неопытность.

— Позволь мне показать тебе, Пенни. Я думаю, я знаю способ, ты мне доверяешь? — одарил я её своим самым эмпатическим взглядом, не будучи уверенным в её реакции.

— Магия? — спросила она.

Я кивнул, думая, что она наверняка окажется, но она не отказалась:

— Окей, что мне делать? — ответила она. Я перекатился на другой бок, что вызвало у меня боль по всему телу, но я хотел видеть её лицо. Будучи совершенно неопытным в постели, я не подумал о том, как в этой ситуации расположатся наши руки и ноги. Я наивно полагал, что она просто отодвинется назад, чтобы дать нем достаточно места, чтобы лежать лицом к лицу, не касаясь друг друга, как это было в невинные дни нашего детства. Вместо этого она пропустила свою ногу под одной из моих, и положила руку мне на пояс. К счастью, мы были накрыты одеялом, поскольку я начал чувствовать себя достаточно хорошо, и подобная близость заставила меня ощутить шевеление внизу.

Я как мог постарался подавить эти мысли, и сделал глубокий вдох. Вызванная им боль великолепно справилась с тем, чтобы вернуть мой разум к делам. Я посмотрел ей в глаза, пока она не сказала:

— Что дальше?

— Мне нужно ненадолго коснуться твоего лица — я думаю, что этого хватит, — сказал я. Она кивнула. Я изучил только одно лайсианское слово, относящееся к разуму, но я думал, что его хватит для задуманного мной. «Ми́ррэн», — сказал я, потянувшись своим разумом, чтобы коснуться её собственного. Я поднял руку, чтобы коснуться её лица, но она не стала этого ждать, и одновременно с моим движением она подалась вперёд, внезапно поцеловав меня.

Мир исчез. Ощущение было похоже на то, что случилось с лошадью Марка, но по-другому. Не было внезапного погружения, как было тогда, и я не покинул моё собственное тело. Вместо этого наши сознания слились вместе, сплетя наши мысли и чувства. Я ощущал её тело так же, как своё собственное, но оно всё ещё было «её», в отличие от того, как это происходило прежде. В каком-то смысле, оно было менее полным, но очень нежным.

Слова больше не имели эффекта, в наших сердцах слова — лишь вуаль, тонко покрывающая реальность нашего существования. Вместо этого я оживил память о том, что случилось той ночью, что я сделал, какой я её нашёл, и затопившие меня тогда эмоции — будто всё это происходило снова. Она в свою очередь показала мне свои собственные воспоминания, до и после, когда она проснулась. Боль, через которую она прошла после этого, заставила меня устыдиться того, что я так мало сделал, чтобы найти её и объяснить, но я ощутил, как она сказала мне выбросить это из головы и простить себя. Её собственные чувства перетекли из паники и ужаса перед случившимся к тёплому принятию моего участия. В особенности её разум продолжал возвращаться к тому моменту, когда я той ночью мягко положил её в её кровать. Она пробовала это воспоминание на вкус, ощущая эмоцию, которая пронизывала меня, когда я той ночью смотрел на неё, лежавшую в кровати — такую хрупкую и красивую.

Я смутно осознавал, что мы всё ещё целовались. Пока всё это происходило, мы оставались сомкнутыми в этом объятии, хотя почти не двигались кроме как для дыхания. Я ощущал и её собственное осознание тоже, и её сердце забилось быстрее. Во мне зародилось такое возбуждение, что я чуть было не потерял связь с ней, но я быстро приноровился… я пока не хотел терять её. Я ощущал изменения в ней, а она — во мне. Моё возбуждение выросло настолько, что я не мог его контролировать, но она не отстранилась.

Моё ноющее тело она ощущала так же уверенно, как мои эмоции. Она аккуратно повернула меня на спину, и забралась сверху. Глупость того, что мы делали, заставила меня замешкаться на миг, но тут я почувствовал её разум, серьёзный и целеустремлённый. «Мне это нужно, Морт, мне нужно стереть страх, который он оставил во мне». Это были не слова, это был смысл, который пересёк разделяющее нас расстояние.

Я отбросил свои сомнения, и последовавшие за этим события были принесли как боль, так и радость. По иронии судьбы мне было больнее, чем ей, из чего можно было бы сделать отличную шутку, если бы нам было кому рассказать её. Следующий час был незабываемый для нас обоих, уверен, поскольку наши сознания всё время оставались сплетёнными вместе, пока я наконец не выбился из сил, после чего меня настиг сон.

Глава 16

Различные правители и повелители людей, как короли, так и дворяне, давно имеют непростые отношения с волшебниками и магами. Они не могут с лёгкостью проигнорировать такую мощь в руках одного человека. Такие могущественные люди — обоюдоострый клинок, равновероятно способный как порезать руку держащего его лорда, так и уничтожить его врагов. Мудрые правители относятся к ним внимательно, потому что не могут легко обойтись без преимуществ, даруемых волшебником, но они должны постоянно быть подозрительны к человеку, властному убить одним словом.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Солнце сияло сквозь облака, а Тимоти работал, пропалывая садик при кухонном дворе. Садик был маленьким, ни в коей мере не способным обеспечивать всех людей, которых каждый день кормили в замке. Большую часть еды приводили на повозках. Вместо еды повар растил в этом садике травы и специи, и разную мелочь, которую следовало употреблять свежей. Тимоти часто давали задачу удостовериться, что садик был прополот как надо, но собирал растения повар только сам, когда ему что-нибудь было нужно.

Большинство других мальчишек, живших в Замке Ланкастер и поблизости, не любили полоть, но Тимоти никогда не был против этой работы. Он потерял мать ещё в младенческом возрасте, и у него было мало друзей среди живших поблизости детей, поэтому у него часто было слишком много свободного времени, даже учитывая выдаваемые ему задания. Садик был полон растений, и грязи, не говоря уже о самых разных насекомых и маленьких тварях, вроде лягушек. Лягушки ему весьма нравились. Поскольку спешки никакой не было, повар никогда не жаловался, если прополка занимала несколько часов, лишь бы он не повредил растения. Так что он полол, и болтал с лягушками, полол ещё, а потом отвлекался на сверчка. Маленьких мальчиков легко отвлечь, и Тимоти не был исключением.

Когда его накрыла тень, он посмотрел вверх — над ним стоял Отец Тоннсдэйл, улыбаясь ему:

— Вот ты где! Я повсюду тебя ищу, Тимми!

— Я всё это время был прямо здесь, Отец! Повару нравится, когда я пропалываю, и он не против, если это занимает много времени, — одарил он Отца Тоннсдэйла своей лучшей улыбкой.

Старый священник взъерошил ему волосы, улыбаясь:

— Всё в порядке, мальчик, мне просто нужно, чтобы ты сбегал для меня в город кое за чем.

— Конечно, Отец, тут я могу и потом закончить, — ответил Тимоти, отряхиваясь.

Отец Тоннсдэйл описал ему дорогу к дому в городе, где был необходимый ему предмет. Он сказал Тимоти, что этот предмет будет маленьким, но тяжёлым, возможно — в банках. Ему надо было взять его сразу же, и принести обратно в часовню.

— А что внутри? — с любопытством спросил Тимоти.

Старик заговорщицки подмигнул ему:

— Это секрет, сюрприз для Мордэкая, когда он поправится. Что-то вроде фамильной ценности, он будет рад её получить. Просто помни: не говори никому, пока не принесёшь её мне. Мы завтра скажем ему вместе, если тебе так лучше.

Тимоти обрадованно пустился бегом, полный бескрайней юношеской энергии. Мордэкай ему нравился, и он беспокоился, что тот может не поправиться от своего падения. Поручение, которое могло чем-то помочь, подняло ему настроение.

* * *

Утром после охоты Дэвон провёл в ожидании снаружи покоев Герцога. Его вызвали на рассвете, и хотя он явился в течение двадцати минут, с тех пор он прождал уже почти час. Заставлять его ждать так долго было знаком недовольства со стороны доброго Герцога, и Дэвон это знал.

Какой-то человек сунул голову в помещение:

— Сейчас Герцог вас примет.

Дэвон сделал глубокий вдох, и последовал за ним — он был уверен, что будет неприятно. Внутри комнаты за маленьким столом сидел Герцог, только что закончивший завтракать. Других стульев не было, хотя Дэвон был уверен, что всего лишь несколько дней тому назад видел здесь несколько штук. Ещё один тонкий намёк — его заставили остаться стоять.

— Вы звали меня, ваша светлость? — сказал он, поскольку Джеймс Ланкастер, похоже, не был расположен начать разговор.

— Я хотел поговорить с тобой насчёт вчерашних событий, — прямо заявил Джеймс, не будучи из тех людей, кто ходит вокруг да около после начала разговора, и вид он имел напряжённый. Дэвон заметил, что в покоях было два вооружённых охранника, что было близко к прямому оскорблению. Ведь Герцог же не планировал арестовывать его?

— А, я этого ожидал, ваша светлость. Молодой Дориан выглядел весьма расстроенным, когда мы виделись последний раз, — сказал он, сильно приуменьшая, но Дэвон не собирался навязывать Герцогу свои слова.

— Если под «расстроенным» ты подразумеваешь «ворвался сюда и потребовал твоего немедленного ареста, суда и казни», то — да, он был весьма возмущён, — сказал Герцог, и выражение его лица почти не оставляло сомнений относительно того, что он думал об этом деле.

— Я и не осознавал, что он обвинял меня всерьёз. Я думал, что он может остыть, когда услышит мои объяснения, — сказал Дэвон. Сам он ничего такого не думал, но никто не поймает его на высказывании даже намёка на то, что он был в чём-то виноват. Из своего долгого опыта он знал, что как только гончие почуют запах крови, только кровь их и удовлетворит.

— Из его рассказа следует, что он почти срубил тебе голову, прежде чем ты сделал что-то, чтобы помочь Мордэкаю. Что с ним было сделано прежде, и как именно ты ему помог — неясно. Едва ли это похоже на человека, который может быть готов забыть и простить, — произнёс Герцог, не отводя взгляда от глаз Дэвона.

— Ваша светлость, честное слово, я никакого отношения к этому несчастному случаю не имел, и я затруднялся придумать, как ему помочь, когда я до него доехал. Он врезался в дерево, и не дышал. Дориан безосновательно предположил, что я был тому виной. Не принимай я во внимание его горячую кровь, я бы вызвал его на поединок за такое оскорбление, — сказал он, изображая праведное негодование.

— То было бы глупо с твоей стороны, он бы выпустил тебе кишки в течение минуты, — сказал Герцог, и немного помолчал. — Если ты никак не спровоцировал несчастный случай, то что же ты сделал, чтобы спасти его жизнь?

— Если ваша светлость позволит мне быть откровенным, мне стыдно признать, что молодой Дориан привёл меня в такое состояние, что я и не знал, что делать. Он выглядел готовым срубить мне голову, и я находился в очень невыгодном положении. Так что я притворился, что я мог каким-то образом заставить его снова дышать. Вообще, то была милость богов, когда Мордэкай начал поправляться, иначе меня наверняка тут не было бы, — сказал Дэвон, изображая смущение.

— Как удобно, что никто не видел само падение. Мои люди также докладывают, что нет никаких следов того, конь был ранен до того, как сбросил его с себя. Дориан утверждает, что ты являешься своего рода чародеем, — сказал Джеймс, не давая ему спуску.

— Будь это так, я бы не прибегал к столь грубым мерам, но отвечая на ваш вопрос — нет, я не чародей. Насколько я знаю, не осталось ни одного волшебника, чья сила заслуживает упоминания, — выдал Дэвон полуправду так же легко, как рыба — дышит водой, и улыбнулся про себя.

— Тогда похоже, что никаких доказательств преступления нет, — вздохнул Герцог, будто разочаровываясь. — Однако до моих ушей дошли и другие вещи. Вещи, которые заставили меня задуматься о твоей личности, Лорд Дэвон.

— Я буду рад ответить на ваши вопросы, ваша светлость. Трудно защищаться, когда выдвинувшие обвинения люди отсутствуют или неизвестны, — ответил Дэвон.

Тут Герцог встал, и Дэвон заметил, что тот носит меч — очень необычно, в собственных-то покоях. Герцог явно был готов к ситуации, в которой Дэвон мог себя инкриминировать.

— Мне сказали, что ты приставал к одной из моих работниц, грубо навязавшись ей, — произнёс Джеймс, сверкнув глазами.

Мысли Дэвона понеслись вскачь. Что он знал? Что ему сказали, кто сказал? Это преступление грозило ему в худшем случае штрафом, и, возможно, вынужденным отъездом — общественное положение защищало его и от худшей участи.

— Кто это сказал, ваша светлость? Нечестно обвинять меня на основе того, что мне представляется безосновательными слухами, — сказал он с ничего не выражающей миной.

— Безосновательные слухи? — засмеялся Джеймс, но то был тёмный смех. — Думаешь, я выдвинул это, полагаясь лишь на безосновательные сплетни? Есть три прямых свидетеля твоих действий. Сын Трэмонта или нет, вес твоего слова недостаточен для того, чтобы отрицать их всех сразу, — сказал он. У Джеймса Ланкастера вообще-то не было трёх свидетелей, но Дориан дал слово, что если Мордэкай проснётся, то их будет три, если дело выйдет на свет.

— Я даже не уверен, кто эта юная леди, с которой я предположительно заигрывал, — ответил Дэвон.

Лицо Герцога покраснело, челюсть сжалась, он пошёл на Дэвона будто с намерением обнажить меч, но остановился, когда его лицо было в дюйма от лица молодого лорда.

— Не испытывай моё терпение, Трэмонт! Длины рук твоего отца не хватит, чтобы защитить тебя здесь, если я выйду из себя. Если ты хотя бы притронешься к ещё какой-то из моих горничных, то тебя ждёт не ничтожный штраф — я вздёрну твою лживую голову на виселице, и плевать мне на войну! — выплюнул он слова так, будто жевал гвозди.

Дэвон попятился, потеряв уверенность перед лицом гнева Герцога, но не мог сдаться:

— Вам следовало бы вспомнить принципы вежливости, пока я под вашей крышей! Если хотите открыто обвинить меня, то так и делайте, в противном случае вы обесцениваете свою честь.

Джеймс побагровел, и подался вперёд:

— Ты смеешь говорить мне о гостеприимстве!? Ты злоупотребляешь моими слугами, ты издеваешься над теми, кто находится под моей защитой, а потом утверждаешь, что тебя защищает гостеприимство! Попомни мои слова, если у меня появится причина подозревать, что ты снова нанёс вред ещё одному человеку в этих чертогах, я тебя оскоплю, как следовало и с твоим отцом поступить, прежде чем он возлёг с твоей матерью. Убирайся с глаз долой! Даю тебе срок до конца недели. Кончится неделя — и чтобы духу твоего здесь не было. Вернёшься в Трэмонт — там и ходи по шлюхам! — закончил Герцог, и отошёл прочь, повернувшись к Дэвону спиной, пока тот не покинул комнату.

Когда он ушёл, в комнату вошла Дженевив, которая слышала весь разговор:

— Ты уверен, что мудро так рисковать? Его отец может вызвать тебя перед ассамблеей лордов.

— Он — безотцовщина, шлюхин сын! — закричал Джеймс, дав волю голосу теперь, когда Дэвон ушёл. У неё ушло пять минут, чтобы его успокоить, но про себя она была с ним полностью согласна. Её муж редко выходил из себя, и всегда — по хорошему поводу. Она гордилась тем, что он готов был рисковать всем из-за нападок на одного из его людей.

* * *

Позже тем же днём, перед обеденным часом в дверь моей комнаты постучались. Я до этого съел огромный завтрак, и моя сила, похоже, стала возвращаться, но мне всё ещё не хотелось идти открывать дверь. К счастью, Пенни всё ещё была со мной, теперь — одетая. Мы обсуждали достоинства приказа принести сюда ванну, чтобы по-настоящему меня помыть. Меня это не особо увлекало, но Пенни казалась очень привязанной к этой мысли. Она встала, и пошла отвечать на стук в дверь вместо меня.

В коридоре стоял Отец Тоннсдэйл:

— Могу я войти?

Пенни начала было отвечать ему отказом, но я махнул ей, чтобы впустила его — у меня появилось настроение немного побыть в чьей-то компании. Он вошёл, и подвинул стул, чтобы оно стояло лицом к кровати, затем сел.

— Я говорил вчера с Герцогом, до вашего несчастного случая. И он сказал мне, что у нас есть кое-что общее, — со значительным видом посмотрел он на меня, дёрнув глазами в сторону Пенни.

— Не волнуйтесь, Отец, она уже знает, — ответил я. В качестве одного из результатов нашей… связи Пенни теперь знала обо мне ужасно много. В основном — о недавних событиях, о наших чувствах, и обо всём, о чём мы думали в течение того блаженного часа. Я, например, не мог сказать, когда был день рождения её матери, или даже как она выглядела. Об этом в то время речь не заходила.

— Ах, что же, очень хорошо. Герцог подумал, что вам может прийтись по нраву узнать о событиях той ужасной ночи, — произнёс он, с отразившейся на лице смесью ностальгии и печали.

— Да — всё, что вы смогли бы мне рассказать. Я был лишь младенцем, так что буду рад чему угодно, что может помочь мне понять, — сказал я, действительно испытывая благодарность за то, что находился в присутствии кого-то, кто на самом деле был там в то время.

Следующий час он рассказывал мне о событиях той страшной ночи, которая с его точки зрения была довольно скучной. Он постился, готовясь к особому весеннему освещению, которое должно было пройти на следующее утро. Это был ежегодный праздник, который отмечали все последователи Ми́ллисэнт Вечерней Звезды. Вечерняя Звезда была одной из более популярных богинь в Лосайоне, и её чтили как семья Камеронов, так и Ланкастеры.

Из-за своего поста он был в часовне весь вечер, пропустив ужин, что в итоге и спасло ему жизнь. Когда в самом донжоне начался пожар, он вышел посмотреть, что происходит, но увидев незнакомцев в чёрном, он понял, что лучше не высовываться. Несмотря на это, они выломали дверь в часовню после того, как он заперся в ней, но он спрятался в тайной кладовой, где ночью хранили церковные реликвии. Он был одним из горстки людей, выживших той ночью. Остальные погибли от яда, пожара, или были зарезаны, когда их нашли убийцы.

Потом он описал мне моих родителей, но всё это на самом деле не было новым. Что меня удивило, так это маленькая серебряная звезда, которую он мне дал.

— Я помогал их хоронить. Пришёл и другой священник, поскольку у нас было так много погибших, но именно я готовил тела семьи Камерон к погребению. Тело вашего отца так и не нашли, и тело вашей матери тоже было потеряно, но вот это принадлежало вашему деду, Графу ди'Камерон. Уверен, он бы хотел, чтобы она была у вас.

Это был тронут, мягко выражаясь. Подняв маленькую эмблему к губам, я поцеловал её, и надел на шею. Я видел, что от этой эмблемы исходило тусклое золотое свечение, как и от его собственной эмблемы — знак её связи с самой богиней. Я поблагодарил его как мог, и он вскоре ушёл.

Я немого посидел, глядя на серебряную звезду, и Пенни села рядом со мной:

— Тебе грустно о ней думать? — спросила она.

— Немного, — ответил я. — Я никогда не знал ни деда, ни бабку, и о них знаю даже меньше, чем о родителях. В то же время несколько дней назад я вообще ни о ком из них не знал. Такое ощущение, будто всё это как бы выдуманное. Внутри я — по-прежнему Мордэкай Элдридж, и я чувствую себя виноватым за то, что не грущу сильнее по этим ушедшим людям, — сказал я. Пенни была хорошей слушательницей, и мы какое-то время поговорили, пока в дверь снова не постучали.

Прежде чем Пенни до неё дошла, Дориан открыл её снаружи, и объявил:

— Здесь Его Светлость, Джеймс, Герцог Ланкастера, — сказал он, и это было единственным предупреждением нам перед тем, как Джеймс вошёл в комнату. Герцог выглядел в добром здравии, двигался живо, и его лицо была слегка покрасневшим, будто он делал зарядку. Я не знал, что он недавно дал выволочку Дэвону Трэмонту, но если бы знал — был бы рад.

В общем, он казался полным энергии.

— Мордэкай! — довольно громко сказал он. — Я весьма рад видеть тебя снова в сознании и подвижным, — сказал он, сев ко мне на кровать вместо того, чтобы подвинуть стул.

— Слухи о моей кончине были преждевременны, ваша светлость, — с улыбкой ответил я.

— Я же говорил тебе, зови меня Джеймс, когда мы одни, — ответил он. — Я планировал провести твою церемонию коммендации и принять твою присягу верности этим вечером, но похоже, что это откладывается по крайней мере на несколько дней. Но ты вроде довольно быстро восстанавливаешь силы.

— Спасибо Пенни, она всё это время была ангелом милосердия, — улыбнулся я ей.

— Да, мне нужно кое-что обсудить и с Пенни тоже, — сказал он, и серьёзно посмотрел на неё. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что заботилась о моём племяннике, — сказал он. — Я так понимаю, ты ворвалась к моей супруге, и настояла, чтобы Роуз помогла тебе его найти?

— Да, ваша светлость, — сказала она, не поднимая глаз.

— Я слышал, что у тебя, похоже, есть толика пророческого дара. Но не важно. А после этого ты вчера стояла на своём, и недвусмысленно заявила мне, что если я попробую выпроводить тебя из комнаты, то я… дай подумать… как же там было? — замешкался он, пытаясь найти нужные слова.

— «Останешься с культёй», ваша светлость, — закончила она за него.

— Да, именно так. И ты говорила это серьёзно, так ведь, дорогая? — улыбался он ей так, что напомнил мне пса, готового укусить.

— Да, ваша светлость, даже сейчас, — скромно сказала она.

— Ты, конечно, понимаешь, что такое наглое неуважение к твоему лорду может иметь тяжёлые последствия. Я могу приказать вывести тебя во двор, и высечь за дерзость, — произнёс он нейтральным тоном, но я встрепенулся, попытавшись встать с кровати:

— Вы не можете этого сделать! — сказал я, но он отмахнулся от меня.

— Да, ваша светлость, это так, — ответила она.

— Ты не была на работе со вчерашнего дня, когда покинула своё место, никому не сказав, — продолжил он, — и ты провела всю прошлую ночь в этой комнате наедине с моим племянником.

— Да, ваша светлость, я намеревалась покинуть его только в случае его смерти, или если бы он точно выжил, — сказала она, теперь с ноткой вызова в её голосе.

— С этим могли бы справиться и другие. Юной женщине едва ли приличествовало быть здесь всю ночь, но тебе ведь всё равно, так, Пенелопа? — спросил он.

— Нет, сэр, — сказала она. — Будь я проклята, если оставлю его на попечение других, — заявила она, глядя ему прямо в глаза.

— Ты влюблена в моего племянника, Пенелопа?

— Да, ваша светлость, — не стала скрывать она.

— Тогда ты не оставляешь мне выбора, Пенелопа Купер, ты освобождена от службы мне — я не нуждаюсь в такой непочтительной горничной. Та, что не знает своего места, не может мне служить. Я ожидаю, что ты заберёшь свои вещи из комнат горничных в течение часа, — с чрезвычайно серьёзным тоном заявил он.

Пенни почему-то не ожидала такого ответа. Она каким-то образом думала, что её добрые дела перевесят её ошибки. На миг она выглядела ошарашенной, приоткрыв рот. Несколько секунд спустя она ощутила, как на её глаза навернулись слёзы, и отвернулась, думая забрать свои вещи прежде, чем разрыдается.

— Не уходите, Мисс Купер, мне нужно сказать кое-что и Мордэкаю тоже, и вам следует сперва это услышать, — добавил Джеймс. — Мордэкай, поскольку ты чувствуешь себя плохо, ты не сможешь присутствовать на балу завтра вечером. Это — наше последнее празднование перед тем, как гости вернутся домой, так что мероприятие будет пышным. Дженевив немало времени потратила на его планирование.

— Мне так и сказали, — сказал я, не будучи уверен, к чему клонит Герцог.

— Дженевив хотела через меня передать тебе, что если у тебя есть леди, которую ты хотел бы привести на бал, то ей будут рады, даже если ты сам не сможешь присутствовать, — сказал он, и с озорной улыбкой посмотрел на Пенни. Запустив руку в свой камзол, он вытащил свиток, и кинул его на кровать. — С клятвой и остальным придётся подождать, но земли — твои, как и титул, и привилегии, Граф ди'Камерон.

Я уставился на него с отвисшей челюстью:

— Это для меня честь… я…

Мне было трудно сообразить, что сказать.

— Как мой гость, и коллега-лорд, ты имеешь право держать при себе слуг и прочих людей, в пределах разумного. Если у тебя есть жена, сожительница, или даже просто спутница, то она, конечно, может остаться с тобой. Не мне судить дворянина-землевладельца. Однако заигрывания с моей прислугой, конечно, будут считаться тяжёлым оскорблением, так что я надеюсь, что мне не придётся опасаться получить от тебя такое нарушение нашего доверия, — выдал он, всё это время внимательно глядя на Пенни. — Не принижай себя, дорогая. Ты — женщина на вес золота, и если моему племяннику хватит ума это осознать, то он будет богатым человеком, — и, больше не сказав ни слова, он повернулся, и вышел.

Когда дверь закрылась, мы с Пенни переглянулись.

— Это что вообще было? — сказала она.

— Я думаю, он пытался оказать нам услугу… наверное, — ответил я.

— Я только что потеряла все средства к существованию! — воскликнула она. Ей было не до смеха.

— Ну, я готов предложить тебе новый пост, — рискнул я.

— Какой, главной сожительницы? Потому что если ты так обо мне думаешь, то советую передумать — только потому, что прошлой ночью мы… Это была магия, я не контролировала себя полностью! — продолжала она себя накручивать. Хотя я, конечно, не стал бы говорить это вслух.

Медленно дыша, я осторожно встал с кровати, и начал идти к ней:

— Я никогда не предложил бы ничего такого, Пенни. Герцог просто ясно давал понять, что мы могли бы продолжить оставаться вместе, под совершенно любой связью или фикцией, которую мы сочтём уместной.

— «Фикцией, которую мы сочтём уместной» — ты хоть слышишь себя сейчас, Морт? Одно то, что ты — долбаный Граф ди'Камерон, не означает, что я с радостью упакую вещички и перееду, став твоей девкой! — взвилась она. Я был почти рядом с ней, но она стала пятиться. Учитывая моё хрупкое состояние, я не мог гоняться за ней по комнате. Я решил попробовать другую тактику:

— «Спутница» не обязательно означает «проститутка», Пенни, а если тебе нужен титул получше, то ты могла бы быть у меня секретаршей, — одарил я её кривой ухмылкой, используя свои обширные познания в психологии. Сработало. Она покраснела, и набросилась на меня, оскалив зубы и обнажив когти:

— Ты, слабоумный хлыщ! — испустила она достойный банши вопль, кинувшись на меня. Я поймал её запястья, когда она оказалась рядом, и попытался её усмирить. У сожалению, как вам скажет большинство борцов, сила верхней части тела в значительной мере полагается на мышцы вокруг грудной клетки, а моя была в ужасной форме. Уверен, я уже упоминал, какой я ужасно умный.

Боль пронзила меня, пока я боролся с ней, пытаясь на миг удержать её на месте. Вопреки агонии я сумел подтянуть её поближе к себе, и заключить в медвежьи объятья, вследствие чего она меня укусила. «Она меня укусила!». Но я отказывался её отпускать, и, шагнув назад, упал на кровать, крепко прижимая её к себе. Этим я заработал себе ещё больше боли, когдаеё вес навалился на меня. Извернувшись, я оказался сверху, и прижал её к кровати. Я упоминал, что она сильная как пантера? Но я наконец поймал её.

— Я не собираюсь допускать ту же ошибку, как в прошлом нашем споре, — сказал я, моё лицо находилось в считанных дюймах от её лица. — Тебе не удастся сбежать сразу же, как только я начну говорить.

Она зарычала на меня с налившимся кровью лицом, но слегка расслабилась:

— Ты заплатишь, когда я высвобожусь, и у тебя нет сил, чтобы прижимать меня долго.

— Мне не нужно долго, мне нужно гораздо больше. Пенелопа Купер, ты выйдешь за меня замуж? — произнёс я. Мой план был настолько гениален, что она замерла, не шелохнувшись.

— Что!? — сказала она.

— Я спросил, выйдешь ли ты за меня замуж, — отчётливо повторил я, причём, могу добавить, с большим шармом.

— Я — простолюдинка, идиот ты этакий, — ответила она.

— Как и я.

— Уже нет, ты теперь долбаный, мать твою, Граф ди'Камерон, — сказала она пессимистичным тоном, но в её лице я увидел отблеск надежды.

— Я мог жениться на тебе раньше, и никто бы и бровью не повёл, и, насколько я знаю, нет закона, который помешал бы мне жениться на ком угодно, — ответил я. Она больше не сопротивлялась, поэтому я ослабил хватку.

— Я не хочу выходить за тебя, — возразила она, — у тебя странная внешность, — закончила она с мокрыми глазами.

Я склонился, и поцеловал её. Она поцеловала меня в ответ, слегка рыча где-то в глубине глотки. Когда я прекратил поцелуй, чтобы вдохнуть, она посмотрела на меня:

— Это, должно быть, самый глупый способ сделать девушке предложение, о каком я когда-либо слышала, — заявила она. Я снова поцеловал её, и вложил в этот поцелуй мои наилучшие усилия. — У тебя даже нет кольца, — пробормотала она после этого. Я поцеловал её снова, и она перестала жаловаться.

Некоторое время спустя мы лежали, выбившись из сил. Ну, я выбился из сил — несмотря на мою молодость, я был не в той форме, чтобы затевать борцовские поединки и… другие вещи. Но оно того стоило. Мне в голову пришла мысль:

— Так это было «да»?

Она хитро посмотрела на меня:

— Я пока ещё не решила.

Я шмякнул её подушкой. Это развязало войну, но в конце концов она попросила пощады:

— Ладно, ладно! Да, да, я выйду за тебя! — сказала она, смеясь.

Позже я лежал, размышляя о том, что вопреки удаче, которой я в данный момент наслаждался, у меня всё ещё была одна довольно крупная проблема — Дэвон Трэмонт. Он уже нападал на Пенни, а теперь и меня попытался убить. Я также был весьма уверен, что он намеревался устроить Ланкастерам много неприятностей. К сожалению, я понятия не имел, что со всем этим делать. В дверь снова постучали.

Пенни ушла вниз, чтобы забрать свои вещи, поэтому отвечать пришлось мне. Иногда жизнь тяжела. Снаружи стояли Дориан и Марк.

— Ты правда жив! — крикнул Марк. Я отступил назад, и впустил их внутрь.

— Чему обязан великой честью вашего визита? — насмешливо сказал я.

— Разве человеку нужна причина, чтобы навестить своего двоюродного родича? — ответил Марк.

— Так твой отец тебе рассказал?

— Конечно! И он дал мне кое-что для тебя, — бросил он мне большой кошель. Я его чуть не уронил. Он был очень тяжёлый.

— Что это? — спросил я.

— Двести золотых марок, Отец взял большую их часть с его благородия этим утром, а разницу покрыл из своего собственного кошелька. Я слышал, у них был просто потрясающий разговор, — сказал он, после чего несколько минут потратил на то, чтобы пересказать мне услышанное.

— Ха! — хохотнул я, когда он закончил. — Это хорошее начало, но этому дьяволу ещё за многое надо ответить, — заявил я. С этим мы все согласились, и какое-то время обсуждали самые разные неприятные вещи, которые могли приключиться с Лордом Дэвоном до его возвращения домой.

Поскольку этот разговор на самом деле не вёл ни к чему продуктивному, я решил сменить тему:

— О, кстати! Я упоминал, что у меня помолвка? — упомянул я. Это приковало ко мне их взгляды. После этого мы долго говорили, а я гадал, как же я буду решать вопрос о том, кто будет моим шафером. Эту проблему я решил отложить на другой день.

Глава 17

В нынешние времена маги стали встречаться гораздо реже. Когда маги были более широко распространены, ни один повелитель людей не осмеливался править без магической поддержки. С потерей большинства старых линий крови, волшебники перестали быть столь необходимы для держателей политической власти, поскольку у их врагов нет магии, чтобы применить против них. В результате последние несколько семей вымерли, по большей части от рук наёмных убийц, часто нанятых теми, кому они служили. Тем магам, что появляются из простонародья, приходится бояться ещё больше, поскольку их некому поддержать.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Пенни собирала свои вещи в комнате горничных. Задача была небольшой, поскольку у неё особо ничего и не было. Она оставила свои две униформы — её смене они могут понадобиться, да и не принадлежали они ей. Несколько ночных рубашек, домотканое платье, и всякая всячина — сложенные в кучу, они казались жалкой горсткой. До сих пор её жизненный путь был долог и труден. Быть может, теперь у неё всё наладится. Она села на кровать в последний раз, и оглядела комнату, позволив своему разуму уплыть обратно в тот день, когда она впервые пришла сюда работать.

Видение захватило её без предупреждения. По коридору шёл человек в коричневой мантии, и что-то в нём казалось знакомым. В руках он нёс большой глиняный горшок, и из того, как он двигался, следовало, что горшок был тяжёлым, чем-то наполненным. Она увидела, как он вошёл в кухню, в столь знакомое ей место, что она мгновенно его узнала. Повар поднял на него взгляд, и, не сказав ни слова, вернулся к работе. Этого человека здесь хорошо знали. Помощники повара ушли накрывать на столы, поэтому эти двое были в кухне одни.

Человека в капюшоне подошёл к повару, и сказал что-то, но она не смогла разобрать — что именно. Кивнув, повар вышел через заднюю дверь, чтобы что-то взять в своём садике снаружи. Как только он ушёл, человек откинул капюшон, и открыл горшок. Тут она его узнала, и задумалась, почему видит его там. Подняв горшок, он вылил его содержимое в большой котёл, где на медленном огне кипел суп, и что-то сказало ей, что в горшке не было ничего полезного.

Тут видение сместилось, и она как-то почувствовала, что теперь прошло несколько часов. Люди танцевали на балу, но что-то было не так. Она увидела себя саму, в длинном платье, танцующую с Лордом Дэвоном, и он смеялся, будто бы над шуткой, которую она только что рассказала. Вокруг них люди начали сгибаться пополам, их рвало. Пол покрылся кровью, и люди кричали от боли. Дэвон наклонился поцеловать её… и она закричала.

Тут она очнулась, всё ещё крича, с промокшим от пота лицом. «Только не снова!» — подумала она. Не может такого быть. А потом она вспомнила о рассказе Отца Тоннсдэйла. О той ночи, когда все в Замке Камерон умерли — и она поняла, что ей нужно было сделать. «Да простит меня богиня!»

Свои вещи она оставила на кровати. Она знала, что события в её видении всё ещё были в будущем, но не думала, что до них было ещё далеко. Выскользнув в коридор, она направилась туда, где жил злодей.

Ей потребовалось лишь несколько минут, чтобы добраться туда. Так мало времени, когда знаешь, что скоро твоя жизнь навсегда изменится. Совсем недавно она была счастлива, с нетерпением ожидая жизнь, которую прежде и вообразить не могла бы. Ей следовало знать, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она немного подумала о том, что может попробовать предупредить всех, но никто ей не поверит. Это лишь позволит убийце найти другое время, чтобы сотворить своё злодеяние. Мир был несправедлив, она это знала. «Эти люди получили этот урок шестнадцать лет назад, а их убийство так и осталось безнаказанным», — подумала она. Но теперь — всё, она об этом позаботится.

Она была почти у двери, когда осознала, что ей нужно оружие. Человек, которого она собиралась убить, был слишком крупным, чтобы нападать на него с голыми руками. Она вернулась в главный зал, и нашла одну из прочных железных кочерёг, которыми ворошили поленья в камине. Длинная, чёрная кочерга тяжело легла в её руку. Пенни решила, что это орудие отлично подойдёт, если она сможет напасть неожиданно. Она вернулась к большим двойным дверям, которые вели в часовню. Открыв двери, и входя, она завела руку, в которой держала кочергу, себе за спину.

Сама часовня была пустой, но она знала, что он скорее всего был в покоях, расположенных позади дальней стороны алтаря. Её сердце дико колотилось, но она сосредоточила своё внимание на своей задаче. Его она нашла в его кабинете, склонившимся над столом. На столе лежала дрожащая маленькая фигура. Ужас открывшегося зрелища чуть не лишил её смелости, но она железной хваткой удержала свою решимость, как удерживала кочергу в руке.

— Ш-ш-ш, Тимоти, просто расслабься, скоро всё кончится. Богине нужно всё, что ты можешь дать.

Отец Тоннсдэйл держал ладонь у мальчика на лбу, удерживая его, пока сила внутри него вытягивала из мальчика дух. Тимоти умирал, но это было необходимо, чтобы он стал инструментом, в котором нуждался Отец Тоннсдэйл. Тихий звук у него за спиной привлёк его внимание, и он вздрогнул, увидев, как она вошла в комнату.

— Пенни! — сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. — Тимоти упал, ты не поможешь мне держать его? Я думаю, у него припадок! — неумело соврал Тоннсдэйл, но он был убеждён, что она поверит — по крайней мере достаточно долго, чтобы он смог исправить ситуацию. В конце концов, спрятать два тела будет почти так же легко, как и одно.

Он отвёл от неё взгляд, посмотрев обратно на Тимоти, надеясь привлечь её внимание к мальчику, в то время как его глаза нашли лежавший на столе кинжал.

— Конечно, Отец, я буду рада вам помочь, — сказала Пенни. Она шагнула ему за спину, и пока его рука тянулась за кинжалом, она обрушила железную кочергу ему на затылок. Он упал как бык с подрубленными ногами, безвольно осев на пол. Его затылок был размозжён. Она врезала ему ещё раз, чтобы убедиться, что дело сделано как надо. Затем она выронила кочергу, и проверила, был ли в порядке Тимоти.

Не был. Мальчик был мёртв, хотя на нём не было видимых отметин. Его кожа была обвислой, растянутой, будто из него что-то вытянули, оставив его пустым. Вид мальчика мучил её совесть. «Если бы я только пришла сюда раньше, то смогла бы и это предотвратить», — подумала она. Пенни всё ещё была в шоке, онемевшая и бесчувственная, но в голове у неё было ясно.

«Меня за это повесят», — и она знала, что так и будет. Не было доказательств того, что добрый Отец был чем-то большим, чем всегда казался. Тело Тимоти ничего не докажет. Не было никаких следов, которые покажут, что с ним что-то сделали. А если бы и были, живой была только она, и она же забила священника до смерти. Она проверила ещё раз, чтобы убедиться, что священник мёртв. Нет смысла идти на виселицу за незаконченное преступление.

«Никто не видел, как я вошла». А вот это была многообещающая мысль. Если она сможет спрятать тело, то сможет даже оттянуть время, пока не начнут искать убийцу. Она взяла старика за ноги, и попыталась его сдвинуть.

— Что же ты ел? — спросила она вслух. Ей никак не удастся унести толстого ублюдка далеко. Он, должно быть, весил больше двухсот пятидесяти фунтов. Наконец она удовлетворилась тем, что оттащила его тело за стол, где его не было видно от двери. Тимоти она положила рядом, хотя ей и было совестно оставлять его там, вместе с трупом его убийцы.

Взяв ключи из карманов священника, она заперла дверь в кабинет у себя за спиной, когда ушла — если повезёт, их не найдут ещё несколько дней. Ещё три дня не планировалось никаких служб, так что их могут не хватиться довольно долго. Теперь ей просто нужно было выбраться, не будучи никем увиденной. Она зачем-то взяла с собой железную кочергу: «Надо было оставить её с ним», — подумала она. Не важно, Пенни просто вернёт её туда, откуда взяла. Доверившись своей удаче, она прошла через двойные двери в часовню, и вышла в коридор.

Удача, судя по всему, была в отпуске. Дженевив, Герцогиня Ланкастера, как раз проходила мимо.

— Добрый вечер, ваша светлость, — сказала Пенни, сделав книксен.

— Добрый вечер, Пенни, как дела у Мордэкая? — спросила Герцогиня.

— Очень хорошо, благодарю за заботу, — ответила она.

— Это — одна из каминных принадлежностей? — спросила Дженевив, подняв бровь.

— Да, ваша светлость, я ворошила поленья в главном зале, когда мне в голову пришёл вопрос для Отца Тоннсдэйла. Я забыла отложить её, когда пошла. Сейчас её и верну, — сказала Пенни. «Дура, дура! Ещё никто никогда не врал так неумело!» — подумала она.

— Ты нашла его? Мне пришло в голову, что мне тоже надо с ним поговорить… — сказала ей собеседница.

— Нет, не нашла. Я не уверена, куда он запропастился, придётся потом его поискать. Если я увижу его, то скажу, что вы тоже его искали, ваша светлость, — ответила она.

— Благодарю. Ну, я предоставлю тебя твоим делам, — сказала Герцогиня, и пошла прочь по коридору.

Пенни вернулась в комнату горничных, по пути задержавшись, чтобы кинуть железную кочергу в один из чуланов, где хранили принадлежности для уборки. Её мысли неслись галопом, несмотря на её внешнее спокойствие. «Герцогиня меня видела», — думала она. Когда найдут тело, если повезёт — через несколько дней, то будут задавать вопросы. Дженевив вспомнит, что видела её, и она заметила кочергу у неё в руке. Теперь никаких сомнений не будет. Это приведёт прямо к ней. «Меня повесят». Её мысли всё время возвращались к этому. Не было никакого объяснения, которое бы оправдало её. Она даже не нашла яд. «Я даже поискать его забыла». Она подумала было вернуться, чтобы поискать, но сразу же отвергла эту мысль. Возвращаться она не могла.

К ней пришли мысли о побеге. Она могла бежать, взять всё, что у неё было — и просто бежать. Но у неё не было ни денег, ни семьи, которая могла бы её укрыть, и ей некуда было податься. Если она скажет Мордэкаю, он, наверное, помог бы. Нет, не так, он определённо помог бы. Но что он сможет сделать? Если он сбежит вместе с ней, то это лишь уничтожит его собственную жизнь. «Он теперь — Граф ди'Камерон, ему есть, что терять», — думала она, — «но я — ничто. Я лишь всё испорчу ему».

— Я за это умру, это ничто не изменит. Единственное, чем я могу изменить — кто погибнет вместе со мной, — сказала она вслух. Она, может, и не способна предотвратить последствия своих действий, но может выбрать, кого забрать с собой. Просьбы о помощи лишь разрушат жизни её друзей, но другая возможность состояла в том, чтобы использовать представившийся случай, чтобы дорого продать остаток её жизни. Если уж ей приходилось выбирать другого человека, на кого потратить свою жизнь, то выбор был простым. Приняв решение, она ощутила, как совсем успокоилась, и стала строить планы.

* * *

Я всё ещё говорил с Марком и Дорианом, когда вернулась Пенни. Я был рад её видеть, Дориан активно пытался убедить меня, что пиво ускорит моё выздоровление, а Марк предлагал послать в мою комнату несколько кувшинов. Мы были молоды, и не имели особого опыта с крепкими напитками, так что мысль о чрезмерном пьянстве представляла из себя концепцию новую и будоражащую. Но я знал, что нахожусь для этого не в той форме. Присутствие Пенни мгновенно притушило их план.

— Давай же, Пенни, ты только что обручилась! — предложил Марк, применив свой значительный шарм.

— Ты видишь на моей руке кольцо, Маркус Ланкастер? — протянула она ничем не украшенную конечность для обозрения.

— Ну, нет, но ты уже ответила согласием, так разве это не повод для празднования? — схватил он её за руки, и повёл в коротком, притворном танце. Она не могла не улыбнуться.

— Марк, не смей никому об этом говорить! Ты тоже, Дориан! — крикнула она Марку через плечо.

— Пенни, дорогая моя! Неужели тебе стыдно позволить людям узнать, что ты выходишь за этого негодяя? Возможно, тебе стоит передумать — в конце концов, тут всё ещё есть и другие подходящие холостяки, — с плутоватой ухмылкой на лице сказал Марк, надув грудь, и отряхнул пальцами переднюю часть своего камзола.

Этот разговор несколько пугал Пенни, и я видел это по её лицу, хотя она и пыталась это скрыть. Она опустила взгляд, будто робея:

— Честное слово, я пока не готова это объявить, мне всё ещё нужно рассказать отцу, и я бы предпочла не пускать разговоры, пока я не готова, — произнесла она. Что-то в выражении её лица говорило о лжи, но Марк и Дориан приняли это за чистую монету.

— Оставь её, Марк, — вставил Дориан, — свадьбы для девушек — важное дело, не надо ей всё портить.

— Ладно, ладно, я всего лишь дразнился, — ответил Марк с таким видом, будто его несправедливо осудили. Он с детства был клоуном.

— Дориан, — сказала Пенни, — ты не мог бы оказать мне услугу?

— Конечно, — ответил он.

— Мне нужно поговорить с Роуз, про завтрашний бал и… о других вещах. Ты не мог бы отнести ей сообщение от меня? Чтобы узнать, есть ли у неё время этим вечером? — мило улыбнулась ему она. Мне захотелось, чтобы она мне так улыбалась почаще.

После этого они оба ушли, а я принялся за принесённый мне поднос с едой. Я подумал было спросить Пенни о её обмане, поскольку я был уверен, что она что-то скрывала, однако Роуз пришла прежде, чем я успел её спросить.

— Не обязательно было сразу приходить. Я бы сама пришла тебя повидать, — сказала Пенни.

— Вздор, мне всё равно было скучно, — ответила Роуз.

Они поговорили несколько минут, и Пенни объяснила, что она хотела сделать. Упоминание Герцогом бала пришлось ей по вкусу, судя по всему — чего я от неё совершенно не ожидал. Она хотела спросить у Роуз совета насчёт того, как представиться, и о других деталях.

— Не ходи как сопровождающая Мордэкая, поскольку он не пойдёт. Приходи как моя спутница, — предложила Роуз. — Так ты привлечёшь меньше внимания, а поскольку он пока не известен как Граф ди'Камерон, ты получишь больше уважения в качестве моей подруги.

— Ничего, — сказала Пенни, — мне в общем-то всё равно. Что меня на самом деле беспокоит, так это то, что у меня нету платья. Я ни за что не ожидала, что придётся присутствовать на таком событии, учитывая то, кто я такая.

Роуз улыбнулась ей:

— Это проблемой не будет, дорогая. Я рада, что ты первой меня позвала — у меня есть для тебя как раз то, что нужно. Всё равно ты примерно моего размера, — сказала она. Роуз Хайтауэр была наверное самой высокой женщиной в Замке Ланкастер, будучи ростом в пять футов и одиннадцать дюймов, но Пенни и сама была довольно высокой, почти не уступая ей в росте. — Мордэкай, — продолжила она, — Пенни понадобятся некоторые вещи, если ты намереваешься оставить её себе.

Я поднял на неё взгляд:

— Что нужно?

Роуз улыбнулась мне:

— Десяти золотых марок будет достаточно, — выдала она. Я подавился — этого бы хватило, чтобы купить ферму, а если поторговаться — две. Мой отец в год зарабатывал не больше двух или трёх золотых марок, если дела шли хорошо. Она увидела выражение моего лица:

— Давай-давай, милорд, ты уже не живёшь той жизнью, и если не начнёшь думать о её нуждах, то хуже будет только Пенни.

Я отсчитал деньги, передал их, и Роуз похлопала меня по плечу:

— Молодец. Когда я закончу, ты об этом не пожалеешь. Просто будь рад, что я не беру с тебя денег за мои услуги.

После чего они ушли, Роуз — держа Пенни под руку. Клянусь, я услышал, как они смеялись, шагая по коридору. Когда они вернулись в покои, где остановилась Роуз, она показала Пенни набор платьев. Вещи она собирала с намерением быть готовой к чему угодно.

Пенни забеспокоилась:

— Они для меня слишком красивые, Роуз.

— Лишь бы ты не оделась лучше меня, а так — для тебя нет ничего слишком красивого, милая, — сказала Роуз, сверкнув взглядом. — Возможно, придётся позвать белошвеек, чтобы немного подняли подол — длина для тебя пойдёт, но нам нужно немножко больше показать твои щиколотки, чтобы произвести надлежащее впечатление.

— Могу я осведомиться, Роуз, на что нам эти деньги? Если ты одолжишь мне одно из своих платьев, то разве нам нужно что-то ещё? — спросила Пенни.

— Я думаю о будущем, в частности — о твоём, — ответила Роуз. Не теряя времени, она послала слуг, чтобы привести портниху. Когда та явилась, она начала обсуждать ткани и стили. В течение нескольких часов Роуз заказала совершенно сбивающий с толку набор вещей — от блузок до подвязок, от ночных рубашек до юбок. В конце она согласилась заплатить этой женщине почти пять золотых марок за впечатляющий выбор одежды, зимних и летних платьев, и даже бальных платьев.

— У меня уйдёт несколько недель, чтобы со всем этим управиться, миледи, — сказала женщина.

— Ничего, просто позаботься, чтобы ночные рубашки и домашняя одежда были высланы первыми, они ей понадобятся как можно скорее, — ответила Роуз, и заплатила, даже не подумав о том, что её могли надуть. Пенни осознала, что не надуют. Нельзя обманывать дворян, если хочешь оставаться при делах — если хочешь и дальше иметь пропитание.

— А остальные деньги зачем? — сказала Пенни, и Роуз с хитрой ухмылкой отдала ей оставшиеся деньги.

— Я не могу это взять! Это не мои деньги, — возразила она.

— Ты теперь леди, или скоро будешь таковой. Будучи Графиней, ты должна знать, как обращаться с деньгами. Что важнее, никто никогда не должен видеть, что ты считаешь пенни. Используй их — постарайся, чтобы люди это видели, и никогда не веди себя так, будто деньги тебе нужны, — сказала Роуз, с серьёзным видом глядя на неё. — Я не шучу. Твоё будущее будет зависеть от того, научишься ли ты этому. Как только выйдешь за своего мальчика, позаботься о том, чтобы он выдавал тебе содержание. Если люди заподозрят, что он экономит на тебе, то подумают, что он разорён. А если подумают, что он разорён, то для него всё станет труднее. Никогда не позволяй им учуять запах крови.

Пенни понимала уместность её речи, но ощущала себя фальшивкой. Теперь она уже не собиралась выходить за Мордэкая, она не проживёт и до конца недели, не говоря уже о дне, когда прибудет заказанная Роуз одежда. Но она вынуждена была притворяться и дальше. Если бы Роуз пронюхала о её плане, всё было бы кончено.

Они снова вернулись к бальным платьям.

— Роуз, это может прозвучать странно, но я не чувствую себя в безопасности, отправляясь на бал без Мордэкая, как ты думаешь, я могу… взять что-нибудь? — неуверенно посмотрела она на свою собеседницу.

Роуз мгновенно поняла:

— О, ну и ну, я бы сказала, что тебе нечего бояться, но я знаю, почему ты чувствуешь себя так, — сказала она, и пошла к своему стенному шкафу. Вернулась она с ещё одним платьем — у этого были длинные, ниспадающие рукава, в отличие от других, у которых рукава были плотно подогнаны.

— Это должно сработать, хотя, конечно, жаль — у тебя такие милые руки.

По правде говоря, Пенни другие платья нравились больше, но завтра вечером функциональность будет более важной.

— И как эти рукава мне помогут? — спросила она.

Роуз осклабилась:

— Я так полагаю, ты хочешь взять кинжал, верно?

Пенни кивнула.

— И, учитывая твои чувства, чего-то вроде этого будет недостаточно, — сказала она, вытащив маленький, тонкий нож из лифа своего платья.

— Ты всегда это носишь?! — воскликнула Пенни, слегка шокированная.

— Мои слова о том, что ты будешь в безопасности, не означают, что девушка не должна быть готовой. Но если ты хочешь носить что-то более серьёзное, — она отошла к сундуку, и порылась в нём, прежде чем снова выпрямиться, — вроде вот этого, — вытянула она лежавший у неё на руках обоюдоострый кинжал с семидюймовым лезвием. — Тебе понадобятся рукава, большие рукава. Вот, давай покажу, — сказала она. Роуз вытащила странные ножны для кинжала, с прикреплёнными к ним несколькими ремнями.

— Это чтобы прицепить к запястьям? — спросила Пенни, не зная, что и думать об этой столь интимно знакомой с клинками дворянке.

— Обычно — да, но не на танцы. Ты будешь поднимать одну руку вверх, чтобы положить джентльмену на плечо, и твой рукав может соскользнуть назад. К тому же, он может почувствовать ножны, когда коснётся твоего запястья, так что цеплять на предплечье сейчас совершенно не модно.

— Ох.

— Для леди есть два основных способа носить что-то настолько массивное. Первый — прицепить к ноге — на икру, или с внутренней или внешней стороны бедра. Икра не практична, если хочешь воспользоваться им быстро, а с внешней стороны бедра он портит контур некоторых платьев. Я предпочитаю внутреннюю сторону бедра, но это может быть неудобно, особенно если танцуешь. К тому же платье должно быть скроено с этой целью, как вот это… — сказала она, запустив руку между складок своей юбки, и вытащила кинжал, похожий на тот, что она взяла для Пенни. Скрытая щель в платье позволила ей добраться до своей ноги.

— Боже правый, Роуз, да ты просто ходячий арсенал! — воскликнула Пенни.

— И никогда об этом не забывай, — подмигнула ей Роуз.

— Тебе он когда-нибудь был нужен? Пускала в ход? — с любопытством спросила Пенни.

— Пока нет — обычно, если дело доходит до такого, удаётся отговорить даже самых худших из них, но стоит быть готовой, — говорила на эту тему Роуз с таким небрежным равнодушием, что Пенни не могла не позавидовать.

— И как мне носить эту штуку, чтобы я могла танцевать? — спросила Пенни.

— Здесь, — указала Роуз на внутреннюю сторону её плеча. — Будет не совсем удобно, но твой партнёр его не почувствует, и он не покажется, если у тебя соскользнёт рукав. Надень платье, и я покажу тебе, как это работает, — сказала она, после чего они надели на Пенни платье, что потребовало нескольких минут, но платье сидело хорошо. — А теперь мы пристегнём его к внутренней стороне твоего плеча, рукоятью вниз. Ножны сделаны так, чтобы удерживать его даже в таком положении. Покажи мне, как будешь его обнажать в случае необходимости.

Пенни сунула правую руку в свой левый рукав, и схватила рукоять.

— Нет, нет! — запротестовала Роуз. — Сделаешь так — и он будет от тебя в трёх футах, зовя мамочку на помощь.

Пенни засмеялась, представив себе это:

— Но разве смысл не в этом, чтобы отпугнуть его?

Роуз покачала головой:

— Только не на людях — ты уязвишь его гордость, и заработаешь дурную репутацию. Если тебе правда нужно, то ты захочешь прижать клинок к его коже до того, как оно что-то поймёт, чтобы тихо уведомить его о твоих чувствах. Как только он признает поражение, ты можешь вернуть кинжал на место, и никто не будет унижен… публично.

Описанные Роуз методы идеально подходили Пенни идеально, хотя она не собиралась использовать клинок для самозащиты.

Роуз продолжила:

— Будучи женщиной, ты должна помнить, что если он почует твои намерения, то ты потеряешь большую часть своего преимущества. Он крупнее, сильнее, и, вероятно, быстрее. Сложи руки вместе, изящно… затем соедини их до локтей, будто ты думаешь, или, может быть, тебе холодно. Из этого положения ты легко можешь ухватиться за рукоятку.

Пенни не могла не задуматься, как она будет это делать в танце, но не осмеливалась спросить. Такой вопрос может оказаться слишком прямым, так что она задала другой вопрос:

— Роуз, а что, все дворянки носят оружие?

Роуз фыркнула:

— Нет, только те, которые умные.

— И кто тебя всему этому научил? — добавила Пенни.

— Моя мать, — сказала она, и тут же пожалела, когда увидела выражение лица Пенни. Роуз уже слышала о её потере: — Пенни, это может прозвучать странно, но если ты меня примешь, я уже считаю тебя своей сестрой.

Глаза Пенни затуманились, и она не думая обняла Роуз:

— Я всегда хотела сестру, — сказала она, но внутри Пенни уже стыдилась своего грядущего предательства. Она могла лишь надеяться на то, что Роуз когда-нибудь оправится после того, как Пенни не станет.

Глава 18

Мало известно о временах до Раскола, когда Балинтор едва не уничтожил мир. Большинство историков согласны, что маги тогда были свободнее, и встречались чаще. Они не были связаны с Анас'Меридум. Боги людского рода были ещё молоды, и слишком слабы, чтобы угрожать их силе. Тёмные Боги были могущественны, но никто не был достаточно глуп, чтобы заключать с ними сделки. В те дни почти все короли сами были волшебниками, но было ли это глупостью или мудростью — не известно. Баллады говорят, что они были мудры, но истории подобны картинам, написанным, чтобы показать их с лучшей стороны. Весьма вероятно, они были такими же мелочны, глупы и, порой, жестоки, как и сегодняшние правители.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Я сидел, читая, когда вернулась Пенни, и был рад отвлечься. Какой бы интересной она ни была, «Лайсианская Грамматика» — из тех книг, от которых скоро тянет в сон. Я листал её, и экспериментировал с некоторыми из найденных там мною слов, пытаясь ускорить своё выздоровление. Внутреннее исследование показало мне, что хотя оба моих лёгких теперь функционировали, вокруг одного из них было много крови. Я потратил немало времени, пытаясь расщепить эту кровь, чтобы моему телу было проще её убрать.

Это оказалось довольно трудным, и я не был уверен, какой эффект дали мои усилия, поэтому я также работал над улучшениями для своих рёбер и поддерживавших их мышц. Я, правда, не был уверен, но я думал, что привёл их в хорошую форму. Они выглядели надлежащим образом выровненными, и я скрепил их получше. Я также поэкспериментировал с некоторыми из найденных в книге слов, и они, вообще-то, могли стать даже крепче обычных рёбер, но у меня не было хорошего способа проверить эту теорию.

Я сопротивлялся порыву попробовать что-нибудь сделать со своим мозгом. То вело к безумию. Я определил, что опухоль сошла, и я починил трещину в одной из костей своего черепа. Уж это-то не могло вызвать никаких непредвиденных проблем.

— Что-то ты рано домой вернулась, — сказал я семейным тоном. Я не только гениален, я ещё и довольно весёлый. Честно, так и есть — я всё время себе это твержу.

— Ты ванну-то принял? — спросила она. Порой казалось, что Пенни только об одном и думает.

— А я упоминал, как мило ты выглядишь? — отозвался я. Мои навыки в тонком искусстве благородной беседы в последнее время улучшились, поэтому я решил попробовать её отвлечь. Если бы только Пенни посодействовала моему остроумию.

Она наклонилась, принюхавшись, и сморщила носик:

— Ты воняешь, — заявила она. Отсюда разговор пошёл под откос, и довольно скоро слуги по её приказу принесли большую медную ванну и вёдра с горячей водой. Она знала всех слуг наперечёт, из-за чего она с ужасной лёгкостью быстро находила нужных ей людей. Меня бы впечатлила её эффективность, если бы та не была направлена на меня.

Когда все ушли (вы будете поражены тем, сколько людей нужно, чтобы приготовить правильную ванну), она бросила на меня твёрдый взгляд:

— Раздевайся. — сказала она. Каким-то образом она произнесла это слово так, что оно полностью лишилось сексуальности.

— Да, мэм, — ответил я, подвигав бровями, глядя на неё. Будь я проклят, если позволю ей лишить наш разговор всякого веселья. В тот момент я чувствовал себя весьма лучше, так что снял одежду без посторонней помощи, и опустился в ванну. Вода была очень тёплой, почти исходящей паром.

Вынужден признать, на тот момент это была лучшая в моей жизни ванна, особенно учитывая прекрасную женщину, которая тёрла мне спину. Она даже помыла мне волосы — я и не знал, что это может быть так приятно. Я закрыл глаза и расслабился, я был на небесах. Моё внимание привлёк всплеск, и я приоткрыл один глаз — судя по всему, один из ангелов спустился, чтобы присоединиться ко мне в ванной. Дальше всё приобрело довольно интересный оборот.

Несколько позже мы лежали, накрывшись прохладными льняными покрывалами, отдыхая. Я не мог поверить всему, чем меня одарила госпожа удача. В тот момент я был слишком счастлив и доволен, чтобы вспомнить, что госпожа удача также была бесстыдной стервой. Позже я об этом ещё пожалею.

Несмотря на покрывала, кровать казалась холодной. Я подтянул на себя покрывало. Пенни прижалась ко мне.

— Морт, ты какой-то страшно горячий, — сказала она.

— Это всё твоя вина, моя маленькая озорница, — притянул я её к себе для ещё одного поцелуя, и комната слегка закачалась. — Однако у меня правда что-то кружится голова, — добавил я.

У меня началась лихорадка. Не хочу показывать пальцем, но, оглядываясь назад, у меня складывается подозрение, что это могло иметь какое-то отношение к моим усилиям помочь моему телу заново впитать лишнюю кровь у меня в груди. Вмешательство в дела матушки природы может иногда быть ошибочным, они с госпожой удачей, наверное, добрые друзья. Пенни была само воплощение заботы и сочувствия. Она оттянула покрывало обратно, открыв меня холодному воздуху. Она, наверное, училась у матушки природы и госпожи удачи. Они все спелись, точно вам говорю — один большой женский заговор.

— Что? Нет, нет, холодно же! Отдай обратно! — воскликнул я. Я могу искусно убеждать, когда стараюсь.

— Тебя лихорадит, и тебе нужно остыть, — ответила она. Пенни не позволила мне натянуть покрывало выше пояса. Нет сомнений, что она желала поглазеть на мою скульптурную мускулатуру.

— Готов поспорить, ты всем своим женихам это говоришь, — парировал я. Как по мне, так это было осмысленным, но у меня в голове, очевидно, было не настолько ясно, насколько я думал. Пенни положила мне на лоб мокрое полотенце. Мои попытки пошутить её вроде бы не особо впечатлили.

Когда Пенни удовлетворилась, что я не находился в непосредственной опасности умереть раньше срока, мы легли в кровать, не накрываясь. Мне она всё ещё не позволяла накрыться, но она позволила мне позаимствовать часть её тепла. Её тепло мне весьма нравилось.

— Морт, — спросила она, — у меня есть вопрос.

Даже в моём лихорадочном состоянии это заставило сработать мои датчики опасности:

— Какого рода вопрос? — осторожно ответил я.

— Если бы я когда-нибудь сделала что-то плохое, что-то правда плохое, из-за чего все стали бы меня ненавидеть. Ты бы по-прежнему любил меня?

«Это, блин, ещё что за вопрос?» — подумал я, но был достаточно мудр, чтобы составить ответ получше:

— Я буду любить тебя по-прежнему. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что у тебя были бы причины, даже если бы в тот момент они не были понятны всем остальным. А что?

— Просто подумала, последние несколько дней столь многое поменяли в моей жизни, что, наверное, мне нужно было немножко увериться в этом, — сказала она.

— Несколько дней назад я даже не осознавал, что люблю тебя, так что сейчас немного рановато пытаться найти способ избавиться от меня, — улыбнулся я ей. Дурость бессмертна — оглядываясь назад, я едва могу поверить, что был настолько наивен. Я уснул, и мне снились открытые небеса, и как я гоняюсь за сумасшедшей девчонкой‑пацанкой по зелёным полям. Это всегда было моим лучшим воспоминанием о Пенелопе Купер. Даже сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно тогда я и влюбился в неё. Где-то в моём сердце она всегда будет той глупой девчонкой с травой в волосах.

* * *

Пенелопа проснулась рано, как и привыкла. Мордэкай ещё спал, но его температура снизилась, так что она накрыла его покрывалом. Бал должен был состояться сегодня. Она посмотрела на висящее в углу комнаты платье. Оно представляло из себя прекрасную комбинацию синего бархата и кружев. Прошлым днём она надевала его вместе с Роуз, и её поразило, насколько мило оно выглядело, когда она смотрелась в зеркало. Оно выгодно показывало её грудь, не будучи при этом безвкусным, и ткань изящно спадала вниз, подчёркивая её фигуру, немного приоткрывая щиколотки. По иронии судьбы она больше никогда не сможет надеть что-то подобное, а Мордэкая не будет там, чтобы насладиться её видом в этом платье.

«Я не хочу, чтобы он там был», — подумала она. Она не хотела, чтобы он запомнил её такой. Учитывая это, она решила, что, наверное, ей следует написать письмо. Она не могла объясниться, но она могла по крайней мере позаботиться о том, чтобы он не винил себя. Пенни проверила, удостоверившись в том, что он ещё крепко спал, прежде чем подойти к письменному столу.

В отличие от некоторых горничных Замка Ланкастер, Пенни была вполне способна читать и писать, частично — благодаря Мордэкаю, но в основном потому, что всегда обладала ярко выраженным любопытством и желанием учиться. К несчастью, её чистописание уступало её способности складывать слова — что ж, ему просто придётся смириться с её плохим почерком. Она взяла перо, и старательно написала длинное письмо. Некоторое число клякс и орфографических ошибок несколько раз заставляли её начинать заново, но наконец у неё получилось письмо, которое ей было не стыдно дать ему прочесть. За исключением его содержания, конечно, но тут уж было ничем не помочь. Она осторожно сложила письмо, и убрала — она не хотела, чтобы он увидел письмо раньше времени.

Закончив с этим, Пенни принялась расчёсывать свои волосы. Это было нелегко — у неё было много завитков в её длинных тёмных волосах, и они имели тенденцию спутываться. У неё ушло довольно времени на то, чтобы разгладить их, и когда она почти закончила, она ощутила на себе мой взгляд. Я проснулся на середине процесса, и лежал, тихо наблюдая. Меня завораживало видеть, как она медленно водит гребнем по своим длинным локонам. Я мог бы весь день на неё смотреть.

Она улыбнулась мне в зеркале:

— Чувствуешь себя лучше?

Так и было. Мы съели завтрак, и я взялся за книги — нездоровье предоставило мне больше времени на чтение, и я решил, что было бы глупо тратить его впустую. Пенни оделась, и снова пошла повидать Роуз, для ещё каких-то приготовлений к балу. Я действительно сожалел, что пропущу его, но Пенни хотя бы не придётся страдать от моей пародии на танец. Однако в будущем меня ждали и другие балы, и, может быть, я смогу взять уроки, прежде чем мне придётся раскрыть Пенни ограниченность моих танцевальных навыков. Ариадна уже предлагала мне обучение в прошлом, так что я подумал, что смогу воспользоваться её предложением, но это будет в другой раз.

День прошёл гладко, и после обеда повторилась моя лихорадка. Пенни вернулась, и позаботилась о том, чтобы я был не слишком хорошо накрыт. Она явно не верила в то, что лихорадку можно «пропотеть». По крайней мере, она не попыталась делать мне кровопускание, так что мне, наверное, не следует жаловаться на то, что было немного холодно. Достаточно долгий дневной сон сделал остаток дня более приятным.

Где-то в шесть Пенни начала готовиться. Она была достаточно мила, чтобы позволить мне наблюдать, так что я держал мои пылкие фантазии при себе, пока она одевалась. Платье было потрясающим, в совокупности с её фигурой и изящными чертами. Я не мог не задуматься о том, как я сумел заманить такую очаровательную красотку в свою спальню. Мой взгляд заметил, как она цепляла что-то странное к своему левому плечу.

— Что это? — спросил я, широко раскрыв глаза.

— Ножны для кинжала, — ответила она, будто это было самым что ни на есть обычным делом. Она закончила прилаживать ремни, и засунула в ножны семь дюймов опасно выглядящей стали.

— Мы ждём неприятностей, или мне следует беспокоиться о том, что будет по твоему возвращению? — наполовину пошутил я.

— Роуз очень помогла мне, преподав урок в вопросах самозащиты. После прошедшей недели я больше не такая доверчивая, какой была. К тому же, у меня есть великолепный мужчина, для которого я должна сохранять себя неиспорченной… — сказала она, одарив меня очаровательной улыбкой и хлопая длинными ресницами. Это должно было меня насторожить — казалось, что наиболее часто она использовала свои женские уловки, чтобы отвлекать меня от важных проблем.

— А я думал, что весьма основательно испортил тебя прошлой ночью, — с вожделением улыбнулся я ей.

— Всегда можно испортиться ещё больше, — ответила она, а потом наклонилась, и наградила меня длинным поцелуем. — Мне пора идти — понадобится помощь Роуз, чтобы сделать правильную причёску, — сказала она. В дверях Пенни остановилась, и окинула меня долгим взглядом: — Не забывай, что я люблю тебя, — были последние её слова. А потом она ушла, но на секунду я готов был поклясться, что увидел слёзы в её глазах.

Я убедил себя, что это было лишь моё воображение, но далеко не сразу смог вернуться к чтению. Женщины всегда непростые. Я же, однако, на редкость прост.

* * *

Пенни нашла Роуз в её покоях, всё ещё собирающейся.

— Разве нам не следует поспешить? — спросила она.

— Им не повредит подождать несколько минут. К тому же, лучшие приходят последними, — засмеялась Роуз. Она закончила свои дела, и начала трудиться над волосами Пенни. Своими уверенными руками она сделала из волос изящную плетёную фигуру, сидевшую у Пенни на голове, открывая грациозную шею девушки: — Сегодня ты отхватишь себе много взглядов.

— Но не тех, что меня томят — хотя, полагаю, будет здорово получить немного внимания, — ответила Пенни.

— Наслаждайся, пока можешь — мы не будем молодыми всю оставшуюся жизнь, — заметила Роуз.

«Ты — может и нет, а вот я — определённо буду», — подумала про себя Пенни. Две женщины встали, и пошли вниз. Бал уже начинался.

Глава 19

Осталось мало магических предметов. Они стали такими же редкими, как создающие их люди, а те, что остались, редко получают необходимые для создания таких вещей знания. В моих изысканиях я установил, что этот процесс сходен по функции с процессом создания заклинаний магами. Происходят манипуляции с эйсаром — но вместо использования слов более важную роль играют символы и письменный язык. Большинство рождённых с магией рано или поздно пробуют привязать силу к какому-нибудь объекту, но удаётся немногим. Запечатывание силы таким образом, чтобы та оставалась привязанной навсегда — утерянное искусство. По этой причине единственные магические объекты, что можно найти ныне — это уорды, начертанные силой для определённой цели символы. Однако они теряют свою силу за какие-то десятилетия, если их регулярно не обновлять.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Бал

Главный зал преобразился. Большие сборные столы были убраны, заменённыенесколькими длинными столами вдоль стен, где подавали закуски. Небольшое количество разбросанных тут и там столов и стульев предоставляло танцующим место для отдыха, но их было достаточно мало, чтобы не поощрять людей проводить там слишком много времени. Музыканты Герцога занимали один из концов зала, играя без конца, предоставляя необходимую для успешного бала музыку.

Входя, Пенни и Роуз были объявлены как «Леди Роуз Хайтауэр и её спутница, Пенелопа Купер». Этим Пенни заработала несколько взглядов, особенно от слуг. Большинство прислуги её знало, и хотя они слышали, что она связалась с Мордэкаем, они всё ещё не были уверены, что это значило для её статуса. Прибытие вместе с Роуз ясно дало понять, что она поднималась в мире.

Маркус заметил их, и подошёл, медленно шагая, чтобы не обогнать свою сестру, Ариадну. Он был этим вечером её сопровождающим, хотя вскоре они будут танцевать с разными партнёрами. Его сестра была воплощением миловидности в своём нереальном розовом платье. Ариадне было лишь четырнадцать, и она ещё не до конца округлилась, но Пенни была уверена, что однажды та будет очень красивой.

— Пенни! Вижу, ты отделалась от того неуклюжего олуха, и заменила его кое-кем более симпатичным! — сказал он, слегка кланяясь в сторону Роуз.

Роуз отозвалась лёгким звенящим смехом:

— Да, она сочла нужным найти на этот вечер общество получше, — сказала она. Пенни не могла не задуматься о том, как Роуз это удавалось — даже её смех был идеальным. Маркус спросил у Роуз, может ли он попросить её на танец, и миг спустя они уже были на отведённой для танцев части помещения, оставив Пенни и Ариадну в одиночестве.

— Твой брат весьма обаятелен, — отважилась сказать Пенни.

— Мама всегда говорит, что он может уговорить кошку расстаться со шкурой, но я знаю и его более грубую сторону, — ответила Ариадна. — Тем не менее, я к нему питаю весьма тёплые чувства, как к брату, — закончила она. Они поболтали несколько минут, прежде чем вернулись Марк и Роуз, а затем он утянул на танец и Пенни.

— Как дела у Морта? — спросил он, вертя её по залу.

— Дела идут хорошо. Сегодня у него был жар, но в остальном он удивительно быстро выздоровел, рёбра теперь его совсем не беспокоят, — ответила она.

Марк поднял бровь:

— Опять магия?

Пенни вздохнула:

— Да, он всё время пробует разные вещи, но пока что он принёс себе больше пользы, чем вреда.

— Не говори ему, что я тебе это сказал, но у него вообще-то весьма блестящий ум, всегда так было. Если кто и сможет додуматься, как пользоваться этим даром, не имея нормального наставника — то это он. Особенно когда за ним присматривает кто-то вроде тебя, — улыбнулся он.

— За ним и правда нужно много присматривать, — засмеялась она, жалея, что не может заставить свой смех звучать подобно изящному смеху Роуз. Потом она подумала о том, зачем пришла, и её лицо потемнело.

— Ты в порядке? — спросил Марк, который мог быть по-своему довольно проницательным.

— Просто тёмная мысль — Лорд Дэвон уже прибыл? — отозвалась Пенни. Пока что она его не видела.

— Нет, он пока не показал здесь своё лицо. Расслабься, Пенни, я не позволю ему тебя беспокоить, — заверил её Марк. Но Пенни не волновалась о том, что её будут беспокоить — она скорее волновалась, что молодой лорд может вообще не явиться. После их танца она опять встала рядом с Роуз, любезно болтавшей с Ариадной. Марк нашёл Элизабет Малверн, и взял её покружиться по залу, он явно собирался потанцевать до окончания вечера с каждой леди — в конце концов, это был его долг.

Пенни не простояла там долго, прежде чем Стивен Эйрдэйл попросил её на танец — она, может, и была простолюдинкой, но, судя по всему, красота важнее класса — по крайней мере на танцах. Пока они танцевали, Пенни услышала объявление — явился Лорд Дэвон. Она придвинулась ближе к своему партнёру, и стала осматривать комнату через его плечо, ища своего заклятого врага. Заметить его ей не удалось, но она увидала Дориана, стоящего в стороне и разговаривающего с Грэгори Пёрном. «Он слишком робок, чтобы танцевать, поэтому беседует об истории с сыном Адмирала — типично», — подумала она.

Когда партнёр вернул её к Роуз и Ариадне, она стала искать повода для того, чтобы сбежать от них ненадолго.

— Я пойду возьму чего-нибудь выпить, сейчас вернусь, — сказала она, и, не дожидаясь ответа, направилась к столу, где подавали напитки и закуски. Роуз посмотрела ей вслед, на миг сузив глаза.

Пенни была рада, когда увидела, что вино подавала одна из её коллег-горничных, её звали Лора. Пенни её хорошо знала, и посчитала, что может довериться ей для одной, последней услуги. Она попросила красного вина, но поймала Лору за руку, когда та передавала ей стакан.

— Мне нужна услуга, Лора, не могла бы ты доставить для меня сообщение? — спросила Пенни, стараясь придать себе безмятежный вид.

Лора слегка вздрогнула:

— Конечно, Пенни, но этому придётся подождать до окончания бала, иначе у меня будут неприятности, — отозвалась она. Это подходило идеально, поэтому Пенни кивнула, и передала девушке своё письмо. Снаружи адресат был написан лишь как «Мордэкай».

— Просто отнеси это Мордэкаю, когда закончишь здесь, он захочет его увидеть.

Она поблагодарила Лору, и пошла обратно туда, где ждали остальные леди, не замечая голубых глаз, следивших за каждым её движением.

Встав рядом с Ариадной и Роуз, она почувствовала нервный трепет у себя в животе. Пока что её решимость сохраняла её спокойной, но переданное письмо заставляло её волноваться. Она не спускала глаз с толпы, ища Дэвона.

— Пенни, — перебила её мысли Роуз, — ты видела Дориана? Я намерена получить от этого человека танец, даже если мне придётся самой вытащить его в середину зала.

Пенни как раз заметила Дэвона, так что возможность избавиться от наблюдательного взгляда Роуз была идеальной.

— Он стоит вон там, разговаривает с Грэгори Пёрном, — указала она. — Я уверена, что бедный Грэгори будет рад спасению — ты же знаешь, каким Дориан становится, когда говорит об истории и давно отгремевших войнах.

— Я пока не знаю его настолько хорошо, — ответила Роуз, — но надеюсь однажды узнать, — подмигнула она, и пошла прочь. Она грациозно двигалась в указанном Пенни направлении. Дойдя до того места, где стоял Дориан, она не приблизилась к нему, а продолжила медленно идти. Его взгляд покинул Грэгори, и она ощутила, как он смотрит на неё. Роуз проплыла мимо него, повернув голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, с мерцающим отблеском в глазах и улыбкой на лице. Она продолжила идти, направляясь к столу с закусками, но её взгляд не отрывался от его лица.

Даже Дориан Торнбер не мог пропустить такой намёк, каким бы недалёким он часто ни был рядом с женщинами. Он извинился Грэгори Пёрну, и последовал за ней к столу. Дойдя сюда, он обнаружил её погружённой в разговор с девушкой, подававшей вино.

— Мне нужно, чтобы ты дала мне то, что передала тебе Мисс Купер, дорогая моя, — сказала Роуз, протягивая в ладони две серебряных монетки, хотя им не полагалось платить слугам.

— Прошу прощения, миледи, я понятия не имею, о чём вы говорите, — отозвалась Лора. Она была доброй подругой, но попыток выстоять против грозной Роуз Хайтауэр у неё сдавали нервы.

Роуз склонилась ближе к её уху:

— Мы можем сделать это двумя способами, один из которых закончится тем, что ты будешь пристыжена и возможно высечена, а вторым ты получишь две серебряные монетки, и окажешь своей подруге неожиданную услугу, — сказала она, а затем отстранилась, и улыбнулась девушке. Дориан не уловил весь разговор, но выражение лица девушки заставило его посочувствовать ей. Миг спустя Роуз взяла его с собой к небольшому столику, где она могла осмотреть письмо.

Оно было запечатано кусочком красного воска, а снаружи было написано слово «Мордэкай». Роуз рассмотрела возможность того, чтобы распечатать, но она не хотела так поступать с Пенни. Её голова быстро заработала, и разобщённые детали последних нескольких дней стали сходиться — внезапный интерес Пенни к танцам, её странные вопросы и находившее на неё время от времени плохое настроение. Она всё ещё не была уверена, что могла планировать Пенни, но знала, что это наверняка было что-то серьёзное, и что оно случится здесь, на балу. Письмо вероятно стало бы последней деталью в головоломке.

— Дориан, — сказала она, обратив на него всё своё внимание, — мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что немного странное.

— Всё, что вы попросите, Леди Роуз, — сказал он, тепло посмотрев ей в глаза.

— Отныне зови меня «Роуз», и обращайся на «ты». Глупо, что ты продолжаешь обращаться ко мне иначе. Мы уже достаточно прошли вместе, чтобы быть более фамильярными, — сказала она, протянув руку, и накрыла его ладонь своей. Глаза Дориана расширились, он теперь был на неуверенной почве. — Прости меня, Дориан, я хотела потанцевать, но это может быть важнее. Не мог бы ты отнести это письмо Мордэкаю? Ему нужно прочитать его немедленно, как только найдёшь его. Я бы настояла на том, чтобы ты побежал, если хочешь наилучшим образом ему помочь.

Одним из наиболее потрясающих качеств Дориана Торнбера была его неизменная верность. Там, где многие стали бы задавать вопросы или тянуть, Дориан взял письмо, и встал.

— Поберегите для меня этот танец, Леди Роуз, — сказал он, и двинулся через толпу, быстро шагая, а когда оказался снаружи, он и впрямь побежал трусцой. Роуз посмотрела ему вслед, прежде чем встать, чтобы найти Пенни.

* * *

Я снова читал, когда открылась дверь.

— Ты мог бы сперва постучать, — сказал я, увидев, как входит Дориан, тяжело дыша. Полагаю, бег вверх по лестнице оказывает на человека такой эффект.

Он проигнорировал мой комментарий.

— Вот, — сказал он. — Прочитай это, и поскорее — Роуз, похоже, думает, что это срочно, — сказал он. Я видел, что он не в настроении для глупостей, поэтому я взял письмо у него из рук. Оно было помечено моим именем, и я был весьма уверен, что почерк принадлежал Пенни.

Открыв его, я пробежал по его содержимому, а потом перечитал заново, чтобы убедиться, что ничего не пропустил.

Дорогой Мордэкай,

Я пишу это сейчас с великой тревогой, не из-за того, что должна сделать, а потому, что никто не способен поместить все свои мысли и чувства в нечто столь ограниченное, как простое письмо. Мне нужно, чтобы ты понял, что ты всегда был моим другом, и за это я благодарна. Тебе также следует знать, что с этого момента в последующих за моими действиями событиях ты никак не виноват. Я твёрдо верю в то, что каждый человек должен нести ответственность за свои действия, поступить иначе — значит сделать себя жертвой судьбы, а я не хочу быть жертвой.

Маркус в полной мере объяснил мне твою ситуацию с Дэвоном Трэмонтом, и по этой причине я хочу, чтобы ты знал, что запланированное мною — не из-за тебя. Как ты знаешь, у меня есть хорошая причина ненавидеть этого необыкновенно несчастного индивида. Хотела бы я, чтобы он никогда не появился на свет. Тот факт, что его удаление может помочь тебе и семье Ланкастеров, очень меня успокаивает, но это не является причиной моих действий. Пожалуйста, не вини себя. Я сама делаю свой выбор.

Мои причины я буду держать при себе, поскольку они лишь принесут ещё больше боли, чего ты не заслуживаешь, поскольку ты всегда был мягок душой. Я лишь скажу, что судьба обратилась против меня. Я совершила то, после чего нет пути назад, и это оставило мне мало вариантов. Я считаю, что Дэвону Трэмонту нет искупления, как нет искупления и мне. Мои действия, по крайней мере, могут привести к всеобщему благу, в то время как он творил лишь зло.

Наконец, и это — самая трудная часть, ибо я боюсь, что она причинит тебе боль, я хочу объясниться тебе в моих чувствах. Моя любовь к тебе не стала чем-то новым, не является внезапной причудой. Во время наших детских игр ты всегда был моим рыцарем в сияющей броне, хотя я сомневаюсь, что ты это осознавал. Твоё доброе сердце и глупое остроумие покорили меня во время бесконечных летних дней нашего детства. Я люблю тебя, и всегда буду любить, всё время, какое мне осталось. Что бы обо мне ни сказали после этого дня, помни об этом. Есть и другие, что любят тебя, и тебе важно об этом не забывать. Когда меня не станет, не позволяй отчаянию привести тебя к глупым решениям, ибо ты важен для многих людей, и я — не самая значительная из их числа.

Навеки твоя,

Пенни

— Проклятье! — выругался я. — Дориан, откуда ты это взял?

— Роуз забрала его у одной из подавальщиц, — ответил он.

Я уже одевался. Дублет и лосины заняли бы слишком много времени, так что я надел простые штаны и куртку — одежду, в которой я сюда прибыл. Подумав немного, я надел сверху табард моей матери, и нацепил данный мне отцом меч. В глазах Дориана мелькнуло удивление при виде этого:

— Ты не можешь носить меч на балу.

— Будь я проклят, если не могу, и ты, возможно, захочешь взять свой — они могут нам понадобиться, — сказал я, натягивая сапоги. Лихорадка прошла, так что я чувствовал себя лучше, хотя у меня слегка кружилась голова. Я направился к двери, затем приостановился. Несколько быстрых слов — и я наложил на себя щит; я не был уверен, что именно может случиться, но хотел быть готовым.

Мы пошли настолько быстро, насколько я был способен, то есть почти бегом, вопреки моей ноющей спине. Мои рёбра больше не болели, но я всё ещё быстро выдыхался из-за полученных моим лёгким повреждений. Дориан оставил меня, когда мы спустились на первый этаж — я думаю, он пошёл за своим мечом, но я не спрашивал.

* * *

А на балу Пенни танцевала. Роуз раздражающе её отвлекала, посылая в её сторону разнообразных партнёров по танцам, мешая ей выделить того человека, которого она искала. Однако Дэвон Трэмонт решил эту проблему за неё. Она непрерывно смотрела на него, пока танцевала с разными партнёрами, и он заметил её взгляды. После её танца с Грэгори Пёрном он подошёл к ней с выражением любопытства на лице.

Роуз гладко заступила ему дорогу, пытаясь завернуть его прочь, она видела, что он сосредоточился на Пенни.

— Лорд Дэвон, что за радостная неожиданность — видеть вас здесь сегодня? Я думала, вы будете баюкать свою побитую гордость, — уколола его Роуз, надеясь перетянуть его гнев на себя.

— Прошу прощения, Леди Роуз, я полагаю, что эта леди ищет танца, — с презрительной усмешкой ответил он, протолкнувшись мимо неё.

— Очень проницательно с вашей стороны, Лорд Дэвон, — с хитрой улыбкой сказала Пенни. — Я почти не надеялась, что вы меня заметите, — произнесла она, складывая руки вместе, соединяя их в рукавах, пока не достала себе до локтей.

— Хотите потанцевать? — указал Дэвон на собравшихся в центре зала людей.

— Конечно же, если моей неважной грации хватит, чтобы вас развлечь, — ответила Пенни. Она развела руки, и Роуз с облегчением увидела, что её ладони пусты. Дэвон взял её за руку, а свою свободную ладонь положил ей на пояс — чуть ниже, чем было прилично, но она не стала возмущаться. Пенни свободную руку положила ему на плечо. Она планировала и тренировалась для этого, и головка рукояти кинжала была у неё в ладони, лезвие шло вверх по её предплечью, а пальцы застыли неподвижно. Обратный хват заставлял её держать кисть прямо, и её ладонь не гнулась, но её никто не видел в рукаве Пенни. Как только она положила руку ему на плечо, он уже не мог увидеть, что её ладонь была в странном положении.

— Я не могу понять ваших мотивов, — сказал Дэвон, — для желания танцевать со мной.

— У меня было время подумать о нашей встрече несколько ночей назад, — одарила она его жгучим взглядом.

— Небольшой ожог побудил бы большинство людей избегать огня, чтобы снова не обжечься, — ответил он.

— Некоторые женщины находят опасность возбуждающей, когда у них есть достаточно времени, чтобы побороть изначальный страх, — сказала Пенни, прильнув к нему, и расположив своё лицо напротив его шеи.

Дэвон встречался со всякими женщинами, и знал некоторых весьма испорченных, но не мог отделаться от мысли о том, что эта горничная играла с ним какую-то тонкую шутку.

— А что кузнец?

Она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Этой ночью его здесь нет, а вы, мой Лорд… есть… — произнесла она, поднося свои губы к его собственным. Ей нужно было лишь отвлечь его на миг, пока её рука поднималась, позволяя её рукаву свободно упасть, обнажая клинок для фатального удара. Глаза Дэвона на миг расширились, но её отвлекающий манёвр сработал, ибо он не заметил, как поднялась её руку.

Пенни направила длинное лезвие вверх, тщательно прицелившись кончиком, чтобы тот ударил между лопаток, чуть ниже шеи. У неё будет только один шанс. «Прости меня, Морт», — подумала она, и напряглась, чтобы вонзить кинжал в цель. Через зал прокатился крик «Пенни, не надо!!». Это была Роуз Хайтауэр, и её предостережение испортило тщательно выверенный план Пенни.

Дёрнув её в сторону, Дэвон увидел кинжал, и поймал её запястье, жестоко вывернув ей руку, заставив клинок выпасть у неё из пальцев, и послав волну боли вверх по её руке.

— Ты, глупая девка! — заорал он, и бросил её на каменный пол зала. Она начала подниматься, но его сапог срезался ей в живот. Воздух с шумом вылетел из её лёгких, оставив её задыхаться и хватать ртом воздух на полу.

— Проклятая шлюха! Думала меня убить? Смотри на меня, ты, слабоумная дрянь! — закричал он на неё. Пенни посмотрела вверх, и второй удар его ноги пришёлся ей по лицу, заставив её растянуться на полу. Она попыталась встать, но её руки выскальзывали из-под неё. Что-то попало ей в глаза, и шедшая от носа агония ослепила её болью. Вокруг кричали люди, но она не не понимала, о чём.

Дэвон Трэмонт смеялся, протянув руку вниз, и схватив Пенелопу за затылок. Он рывком поднял её голову, радуясь крови на её лице. Один из её глаз опух, а её нос выглядел так, что возможно был сломан.

— Тебя за это вздёрнут, сука! — заорал он ей, и занёс свой кулак назад, чтобы снова ударить её.

* * *

Когда он оттянул голову Пенни назад, я был уже почти рядом, и вид её избитого лица начисто вымел у меня из головы всю логику. Я схватил его кулак, рывком развернул его лицом ко мне, и вогнал свой правый кулак в его потрясённое лицо. Удар заставил его отшатнуться, оступиться, и упасть. Я пошёл на него, твёрдо намереваясь закончить начатое, когда один из охранников ударил меня сзади, заставив меня покачнуться.

Я обернулся, и увидел, что тот тупо уставился на свою сломанную дубинку. Тяжёлое деревянное орудие сломалось от удара по моей голове. Увидев это, я порадовался, что наложил на себя щит.

— Ещё раз так сделаешь — и пожалеешь, — прорычал я, и снова посмотрел на Дэвона.

Молодой лорд встал на ноги, и я увидел, что он тоже окружил себя щитом. Он стал осторожно обходить меня по кругу.

— Кто-нибудь, дайте мне меч! — крикнул он. Стоявший у меня за спиной охранник кинул ему свой собственный.

Я зыркнул на охранника:

— Я это запомню, — сказал я. Затем обнажил меч моего отца, сближаясь с Дэвоном, и мы начали наш смертельный танец. Я называю это танцем, но если честно, мечник из меня никакой — я просто лупил его подобно разъярённому крестьянину с дубиной. Его меч двигался слишком быстро, чтобы я мог за ним уследить, так что я его игнорировал, и продолжал молотить по Дэвону, будто он был коровьей тушей, которую надо было нарубить для продажи.

Единственным, что меня спасло, был мой щит, которым я окружил себя. Я упорно теснил Дэвона, нанося тяжёлые удары и не давая ему удержать равновесие, но его меч всё равно продолжал проскальзывать через мою защиту, нанося удары по мне. Я бы истекал кровью в дюжине мест, если бы он мог меня порезать. Наконец мы разошлись, чтобы отдышаться.

Я тяжело дышал, уже запыхавшись. Моё выздоровление было ещё далеко не закончено, и скоро моей злости уже не будет хватать, чтобы поддерживать меня в бою. Что хуже, Дэвон выглядел по-прежнему свежим. Держа меч перед собой, и провёл пальцами вдоль клинка: «Фа́йлен», — сказал он, и я увидел, как край лезвия засветился.

Этому фокусу я ещё не научился, и это меня беспокоило. Боковым зрением я видел, как Роуз оттаскивала Пенни прочь. Нас успела окружить охрана, и Сэр Келтон кричал мне бросить меч. Они бы наверное набросились на меня, задавив числом, если бы не вмешался Дориан.

— Назад! — прорезался его рёв сквозь гул толпы, когда он ворвался в круг. Его меч был обнажён, и он зыркал на них из-под своих тёмных бровей. — Первый, кто вмешается, найдёт свои внутренности на полу! — крикнул он. Тут Дэвон снова напал на меня.

Мы обменялись быстрыми ударами, но теперь уже он заставил меня уйти в защиту. Я попятился, когда он начал развивать своё преимущество, и я почувствовал, как кончик его меча задел мою щёку, легко пройдя через мой щит. «Блядь!». Я был в отчаянии — он, похоже, мог при желании меня порезать, в то время как если бы я даже и был способен прорваться через его блоки, мой меч всё равно не мог пробить его щит.

Мне в голову пришла мысль. Я быстро отступил, и произнёс: «Шилу́ Ньян Трэ́тис» — и обнаружил, что нахожусь в абсолютной тишине. Я заткнул себе уши особым типом щита, который не пропускал внутрь звуки. Иногда моя гениальность меня просто поражает. Я видел, как задвигались губы Дэвона, но я не мог слышать его слова. Если бы я осмелился предположить, я мог бы догадаться, что это было что-то вроде «Ты, глупый дурак».

Он шагнул ко мне, а я закрыл глаза: «Лэет ни Бэрэк!» — сказал я, вложив в это всё, что у меня было. Результат был поразительным. Свет вспыхнул так ярко, что ослепил всех, кто смотрел на нас, включая, как я надеялся, Лорда Дэвона. Свет сопровождал громоподобный «бум», настолько сильный, что у меня встряхнуло зубы во рту. Все в бальном зале подались назад, покачнувшись, некоторые упали на пол, вскрикнув от потрясения. Я бы сказал, что мой «флэшбэнг» оказался успехом, хотя мне всё ещё нужно было придумать название получше.

Я открыл глаза, и увидел Дэвона, сидящего на полу. Он моргал, и казался совершенно дезориентированным. Его меч лежал рядом с ним, но рука Дэвона не могла найти его. Я создал заклинание прямо перед ним, так что он должен был получить больше всех. Флэшбэнг был создан из чистого света и звука, за ним не стояло никакой ломающей или уничтожающей силы. Щит совершенно не укрыл его, поскольку не рассчитывался на такое. На самом деле, его щит по-прежнему находился вокруг него. «Как это раздражает», — подумал я.

Я ударил по нему с размаху мечом, но сумел лишь сбить его на бок. Мне нужно было что-то побольше, что-то потяжелее. Я огляделся, ища оружие получше. Мой взгляд упал на восточный камин. Подойдя к нему, я поискал взглядом каминные принадлежности, но кто-то уже забрал железную кочергу. Вместо этого я стал искать в наваленных рядом с очагом дровах. В главном зале было два камина, и они были настолько большими, что поленья для них распиливали длиной почти в три фута. Я выбрал крепкий кусок дерева диаметром в четыре полных дюйма. Я перехватил его двуручным хватом — он выглядел многообещающе.

Я направился обратно к Дэвону. Он встал, и выглядел всё ещё ослеплённым, но ему не нужны были глаза, чтобы меня видеть. Используя свой магический взор, он указал на меня пальцем, и произнёс что-то для меня неслышимое. Вокруг меня загорелись языки белого пламени, но мой щит по большей части отразил их. Жар был настолько велик, что моя одежда стала поджариваться и тлеть на мне. Я не обращал внимания на пламя, и шагал на него: «Лэет Бэрэк», — снова сказал я, и мощный, трещащий «бум» опрокинул его на пол.

Вспышка частично ослепила меня, но глаза мне нужны были не больше, чем ему. Полено описало широкую дугу, когда я врезал им ему по лицу. Он отлетел на несколько футов, врезавшись в стул у края комнаты. Я ударил его ещё раз, радуясь тому, что он был ещё в сознании. Я начал осыпать его равномерным потоком ударов моей дровяной дубины. Он попытался поднять свой меч, но я отбил его руку в сторону. Я подумал, что возможно сломал её, что заставило меня улыбнуться. Я избивал его как одного из манекенов, на которых упражняются охранники, забив его до потери чувств.

Наконец он обмяк на полу без сознания. Когда он вырубился, его щит померк и исчез, а я осклабился, занеся свою импровизированную дубину над головой. Кто-то коснулся моего плеча, и я чуть не врезал этому «кому-то», пока не осознал, что это был Марк. Он что-то кричал мне, но я не мог его слышать. Я убрал звуковой блок у себя из ушей.

— …если ты убьёшь его, то тебя сцапают за убийство! — кричал он.

Я тупо посмотрел на него:

— Ну, и что с того?

— Тебя повесят! — крикнул он в ответ.

Я подумал с секунду:

— Если я его не убью, он выдвинет свои обвинения, и повесят Пенни!

Марк посмотрел на меня немного, и сказал:

— Ты прав. Убей его.

Тут появился Дориан, всё ещё моргая после моего заклинания:

— Позволь мне это сделать, — сказал он, указывая на Дэвона своим мечом.

Мы вступили в спор, пытаясь решить, кто из нас должен его добить, когда нас нашёл Джеймс Ланкастер.

— Сложи полено, Мордэкай. Дориан, убери меч! — сказал он не терпящим промедления тоном. Я опустил взгляд на по-прежнему сжимаемый мною кусок дерева — он всё ещё горел от использованного на мне Дэвоном огня, так что я подошёл к камину, и закинул его туда.

По всему помещению люди всё ещё оправлялись от удара. Несколько человека сбивали огонь, загоревшийся в месте, где Дэвон попытался меня поджарить. Горел большой гобелен, но насколько было видно, они смогут не дать пожару распространиться. Я подошёл обратно к Герцогу — его сын спорил с ним, но он заставил Марка замолчать, крикнув:

— Да не буду я никого вешать — ни тебя, ни Пенелопу, ни даже это жалкое подобие на лорда, — заявил он. Я был уверен, что под «жалким подобием лорда» он имел ввиду Дэвона, но вполне возможно, что мог говорить и обо мне.

Я решил проигнорировать их, и стал искать Пенни. Её я нашёл рядом с Роуз, сидящей за одним из столиков у стены. Их окружала толпа людей, некоторые из них наблюдали за моим приближением. Я оскалился, и зарычал на них: «Прочь!». Они быстро убрались с дороги, некоторые — даже бегом.

Я посмотрел на Пенни — она сидела, но её лицо выглядело ужасно. Один глаз опух настолько, что закрылся, а её нос выглядел так, будто его кто-то вылепил из неправильной формы хлебного теста.

— Ох, Морт, твоя щека! — воскликнула она. У её голоса был комичный гнусавый выговор, будто она зажимала себе нос.

— Заткнись, дурочка, — нежно сказал я. Я сел рядом с ней, и коснулся её лица своим разумом. Так и есть, кость в её носу откололась, и сдвинулась вбок. Мои эксперименты на своих собственных костях научили меня нескольким вещам, так что я сперва произнёс тихое слово, приглушив всю чувствительность её лица. Затем я сдвинул кости обратно на место, и воссоединил их. Моя попытка заблокировать боль не была полностью успешной, потому что она всё же подавилась криком, когда кости встали на место. С припухлостью я ничего сделать не мог, но она хотя бы не будет странно выглядеть, когда лицо заживёт.

Я попытался поцеловать её, но не получилось. Её нос был слишком чувствительным, к тому же она всё твердила что-то про моё лицо. В конце концов Роуз оттащила меня к стоявшему вдоль одной из стен зеркалу. Я выглядел страшно — моя правая щека обвисла, обнажив мои верхние зубы; кровь покрывала ту часть моего лица, и стекала вниз по шее. Странно, я почти этого почти не почувствовал. Я свёл края кожи вместе, и скрепил её пальцем и усилием мысли, оставив красную полосу. Позже я пожалею об этой выполненной наскоро работе, поскольку у меня там и по сей день уродливый шрам.

Вот тут и начались снова крики и вопли. У двери в главный зал всё ещё стояла лишь пара охранников. Большинство остальных были разбросаны по толпе, пытаясь всех успокоить. Двое у дверей наблюдали за событиями внутри, поэтому так и не увидели людей в чёрной коже, подкравшихся к ним сзади. Они умерли быстро, но один из них закричал, прежде чем ему перерезали трахею. Началось столпотворение, когда люди поспешили убраться подальше от дверей.

Повалившие в помещение люди все были одеты похожим образом, в чёрную кожу с повязанными на лица масками, скрывавшими всё кроме глаз. Они были вооружены острыми ножами и длинными изогнутыми мечами. Я был весьма уверен, что они явились не танцевать — туфли у них для этого были неподходящие. Они разошлись, и стали методично убивать гостей. Люди топтали друг друга, пытаясь сбежать от них, благодаря чему нападавшим было проще до них добраться.

Герцог Ланкастер пробивался через толпу, он ещё не увидел их:

— Что за хрень тут происходит, чёрт побери!? — проревел он, пока люди проталкивались вокруг него, а потом увидел нападавших. Тут его чуть не зарубили, поскольку он всё ещё был безоружен. Двое нападавших поймали его между собой и опрокинутым столом, но Лорд Торнбер бросился на них сбоку, ревя как медведь. У него тоже не было меча, но в руках он держал стул, ударом которого отправил одного из нападавших на пол. Потом он оттеснил второго назад подобно какому-то восточному укротителю львов, держа стул перед собой.

К тому времени их в комнате было уже тридцать, они разошлись в стороны, убивая всех, кого находили. Я видел, что через главный вход шло ещё больше. «Лэет Бэрэк» — произнёс я, и люди в дверях отступили, шокированные и оглушённые. Это выиграло нам немного времени, пока Сэр Келтон и охранники в комнате с трудом пытались выстроиться в линию между оставшимися гостями и нападавшими.

Герцог и Торнбер были по-прежнему отрезаны от нас, теперь окружённые дюжиной нападавших. Убийцы всё ещё были дезориентированы, и Торнбер сражался как обезумевший бык, размахивая во все стороны стулом, разбивая головы. Несмотря на это, их всё равно бы убили, если бы Дориан не пришёл на помощь своему отцу. Он вместе с Сэром Келтоном побежал в атаку, и прорубил себе дорогу к отцу.

Я никогда прежде не видел, чтобы Дориан так сражался, и надеюсь больше не увидеть. Он стал демоном бойни, держа по одному мечу в каждой руке. Я задумался, где он нашёл второй клинок, и только позже узнал, что он подобрал выпавший меч Дэвона. Дориан бежал на преграждавших ему путь убийц, и пока он двигался дальше, те отступали, роняя оружие и крича от ран, которые он им нанёс. Он косил их как коса по спелой пшенице.

Достигнув Герцога и своего отца, он приостановился, чтобы бросить меч в левой руке Лорду Торнберу, ловко его поймавшему. Вдвоём они стали сражаться по обе стороны от Герцога, неуклонно пробиваясь к Сэру Келтону и его людям.

Пока всё это происходило, я занял место среди охранников, пытавшихся построиться в оборонительный строй. Справа от меня Марк со смертоносной эффективностью орудовал мечом. Я попытался сделать то же самое, но я был гораздо менее умелым, и если бы не мой магический щит, то меня убили бы уже несколько раз. Мы пытались отбросить нападавших назад, но их было слишком много. В одиночных поединках стражники Герцога были лучше убийц, но у тех был многократный численный перевес. Нас теснили, шаг за шагом, пока они не отбили у нас более половины главного зала, и теперь мы были ещё дальше от двух Торнберов и Герцога, по-прежнему сражавшихся за свои жизни.

Стражники падали один за другим, и теперь у нас было меньше тридцати человек — этого едва хватало на то, чтобы встать в строй поперёк помещения. Падут ещё несколько — и нас задавят.

— Дориан! — заорал я. — Беги!

На секунду он поймал мой взгляд, и я надеялся, что он понял. Он что-то сказал своему отцу и Герцогу, и они повернулись спиной к тем нападавшим, что были перед ними, бросившись в сторону тех, что оставались между ними и нашим строем.

«Лэет Бэрэк» — крикнул я, поместив центр заклинания у них за спиной. Звук, вероятно, их оглушит, но они хотя бы смотрели в противоположную сторону, и находившиеся у них за спиной люди были ослеплены. Мощный звук выбил из колеи тех, кто был перед нами, и мы отбили у них несколько футов, когда некоторые из них пали.

Лорд Торнбер и его сын прорубались к нам через ошеломлённых врагов, а Герцог добивал тех, кого мог, найденным им длинным кинжалом. На миг показалось, что они доберутся до нас целыми и невредимыми. Пять шагов, десять, они были почти с нами, когда двое нападавших сумели ударить по Лорду Торнберу одновременно. Один клинок он остановил, а от второго почти увернулся, но возраст предал его, и он оказался недостаточно быстр. Меч вошёл в его туловище прямо под грудиной.

Дориан происходил из крепкого рода — старший Торнбер поморщился, и схватил своего убийцу. Подтащив его поближе, он вогнал в нападавшего свой меч, прежде чем упасть вместе со своим умирающим врагом. Когда его отец пал, я услышал сорвавшийся с губ Дориана крик — звук, который я никогда не забуду, — но тут уже было ничего не поделать. Лорд Торнбер был мёртв.

Дориан сразил второго нападавшего, и мог бы броситься обратно в драку, но Герцог остановил его, положив ладонь ему на плечо. Вместо этого они перепрыгнули через последнего сражённого нападавшего, достигнув нашего строя. Я увидел лицо моего друга, когда он прошёл мимо меня — забрызганный кровью, с текущими из глаз слезами. Я бы поговорил с ним, но у меня не было слов, а убийцы навалились на нас сильнее.

Герцог взял себе меч, и строй усилился Дорианом в наших рядах, но нас всё равно было едва больше тридцати, а в зале перед нами было несколько дюжин, даже пожалуй сотня одетых в чёрное убийц. Закончиться это могло лишь кровью, и не в нашу пользу. Пока мы сражались, я увидел, как некоторые женщины и благородные леди поднимали мечи павших и поддерживали строй. Среди них были Роуз и Пенни. Я увидел, что даже Ариадна вооружилась, хотя в битву вступать не пыталась.

Дженевив Ланкастер стояла позади нас, крича на тех, кто не мог или не хотел сражаться, организуя их для постройки баррикады из столов и сломанной мебели — когда я увидел это, у меня появилась идея, которая могла либо спасти нас, либо вызвать мою смерть от перенапряжения. С тех пор я усвоил, что мои идеи всегда имеют такой смешанный эффект.

Глава 20

Традиционно волшебники известны отнюдь не за свою способность к исцелению. Причина заключается в сложности этой задачи. Немногие маги учатся направлять свой взор внутрь таким образом, чтобы воспринимать и понимать внутреннюю работу тела; те же, кто это делают, выясняют, что попытки манипулирования внутренними процессами чаще приносят вред, чем пользу. С другой стороны, направляющие не опираются на свою собственную силу или интуицию, а на своего бога. Благодаря этому большая часть актов магического исцеления приписывается божьим избранникам и святым людям. Это отнюдь не означает, что волшебники не могу лечить — истории известно некоторое количество опытных магов, являвшихся целителями, но они являются исключением. Большинство мало что может помимо закрывания порезов кожи, некоторые способны исправить сломанные кости, но немногие обучаются тонкости, необходимой для исцеления чего-то помимо этого.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Последний Рубеж в Главном Зале

Мы отступили за импровизированную баррикаду из упавших столов и сломанных стульев. Назвать её баррикадой можно лишь с некоторой натяжкой, должен признать, но она дала нам небольшое преимущество. Она препятствовала нападающим, позволяя нам проще убивать или ранить их, пока они пытались перебраться через перевёрнутую мебель. Они ненадолго отступили, чтобы скоординировать последний рывок, и бой приостановился.

— Дженевив! — крикнул я Графине. — Мне нужна твоя помощь, у меня есть план.

Она кивнула, и быстро подошла ко мне. Дженевив видела достаточно, чтобы осознать: что бы я ни сделал, это было лучше, чем альтернатива.

— Что мы можем сделать? — спросила она меня.

— Возьмите из огня сгоревшие брёвна. Мне нужна черта от одной стены помещения к другой, настолько прямая, насколько возможно, — сказал я ей.

Потребовалось ещё несколько слов, чтобы объясниться, но наконец она поняла меня, и сразу же отправила людей в обе стороны помещения, собирая сгоревшую древесину, чтобы прочертить линию.

Журнал Вестриуса упоминал о том, как великие волшебники прошлого использовали свою силу, чтобы создавать огромные щиты для защиты зданий или людей в военное время. Часто необходимое усилие убивало их, особенно если они делали это без надлежащей подготовки. Мои собственные эксперименты уже показали мне, как много энергии требовалось, чтобы сделать что-то без слов, в отличие от совершения того же с применением оных. Я уже знал нужные для создания щита вне моего тела слова, но был и другой способ увеличить эффективность — использовать символы или отчётливо начерченные линии, наподобие круга призыва. Я не был уверен, насколько мне могла помочь простая черта, но повредить она точно не смогла бы.

Я дал Дженевив понять необходимость того, чтобы черта была настолько прямой, насколько возможно, а один из помогавших ей мужчин был плотником по профессии. Вскоре он стал использовать отломанную от стола доску в качестве линейки, чтобы прочертить линию поперёк главного зала. Я был рад, что ему пришло это в голову, так черта вышла гораздо лучше, чем я мог ожидать.

Из стоявших по ту сторону нашей баррикады людей послышался мужской голос:

— Если сдадитесь сейчас, то обещаю, что женщин мы не убьём, — произнёс стоявший у них за спиной Дэвон Трэмонт, который забрался на стул, чтобы видеть нас через их головы. — В конце концов, моим людям не помешает награда за их усилия.

Я посмотрел на Марка:

— В следующий раз я сначала его убью, а уже потом мы сможем обсудить, был ли этот поступок правильным, — сказал я, имея ввиду наш предшествующий спор.

Он согласился, и тут Джеймс Ланкастер выкрикнул:

— Я скорее умру, чем отдам тебе моих людей! — кричал он с красным от гнева лицом.

— Это я могу устроить тебе, мой дорогой Герцог, — ответил ему Дэвон. Он закрыл глаза, и я увидел, как вокруг него сгустилось свечение. Сила, испускаемая им теперь, была колоссальна; она настолько неприлично большой, что я едва мог поверить в то, что он — человек. Теперь её видели даже люди вокруг меня, и через защитников пробежала волна страха. Я пошёл вдоль строя охранявших баррикаду мужчин и женщин, тихо инструктируя их. Внешне я оставался спокоен, но противостоявшая нам сила была настолько великой, что я больше не чувствовал уверенность, которую на себя напускал.

— Мал'горос, приди, используй меня! Покажи твой гнев тем, кто бросает тебе вызов! — закричал Дэвон.

Я оглянулся на Дженевив:

— Готово?

— Почти, почти готово, — крикнула она в ответ.

Когда я снова посмотрел на Дэвона, я дрогнул сердцем. Я научился достаточно, чтобы понимать, что именно он делал. Он нарушил самое важное правило мага — открыл свой разум одному из Тёмных Богов, и отдался ему. Теперь по нему текла сила злого божества, и его тело будто набухло от неё. Я знал, что если мы не убьём его сейчас, то он обречёт весь мир. Мал'горос использует свою силу, чтобы открыть мост — мост достаточно крепкий, чтобы тёмный бог мог войти в наш мир.

Тут в моём сознании со мной заговорил голос. Он приходил изнутри, но я ощутил, что источником его была серебряная звезда у меня в кармане, символ Миллисэнт Вечерней Звезды. «Позволь мне помочь тебе. Вместе мы можем остановить его, пока не поздно». У себя в сознании я увидел говорившую со мной сияющую леди, и знал, что она говорила правду. Сам того не понимая, я вытащил святой символ, держа его перед собой в руке. Я почти принял её предложение, но дрогнул, когда Пенни подошла, и вышибла символ из моей руки.

Я посмотрел на неё вопрошающим взглядом.

— Отец Тоннсдэйл отравил твою семью, и попытался отравить всех, кто здесь есть! — закричала она на меня. Я кивнул — её слова подняли много вопросов, но на них сейчас не было времени. Я повернулся обратно, и увидел, как наши враги пошли в атаку на баррикаду.

— За Ланкастер! — заорал я во весь голос, и все мужчины и женщины подхватили мой клич.

Затем они без предупреждения развернулись, пригнулись и заткнули уши. «Лэет Бэрэк» — произнёс я, и повторил это снова и снова. Звуки были оглушающие, и ощущение было таким, будто по замку палили из пушек. Вражеская атака захлебнулась, убийцы кричали и падали, прижимая руки к глазам, у некоторых текла кровь из ушей, в то время как мужчины и женщины Ланкастера сделали несколько шагов назад, и пересекли черту, проведённую Дженевив и плотником.

Я посмотрел на двери на той стороне помещения, далеко за спинами людей перед нами, и произнёс слова для создания щита поперёк дверей, достаточно плотного, чтобы не дать воздуху пройти внутрь. Затем я опустил взгляд на черту перед собой. Пенни смотрела мне в лицо, и я задумался, погибну ли я — такая, казалось, была бы жалость. Она сделала шаг в мою сторону, но я поднял руку, сейчас я не мог позволить себе отвлекаться.

Потянувшись вглубь себя, я зачерпнул свою силу, и позволил ей сорваться с моих губ и по моим рукам вниз, пока я жестом проводил перед собой отмеченную черту. Я ощущал, как сила потекла наружу, заполняя проведённую линию, а затем я поднял ладони вверх. Из пола поднялся мерцающий световой экран, бесшовный и идеальный, и упёрся в потолок. Некоторые из врагов уже неслись на нас, и те из них, кто был поперёк черты, были разрезаны прямо надвое, роняя на пол мёртвые конечности и куски тел. Те, кто были позади них, врезались в воздух, ставший твёрдым как камень — я чувствовал усилие, с которым они ударились об мой щит.

Дэвон засмеялся, стоя у них за спинами, по его телу бегали пурпурные огни.

— Глупец! Ты не можешь удерживать этот щит долго! Ты умрёшь от перенапряжения, и я буду убивать твоих друзей ещё до того, как остынет твоё тело!

Я зыркнул на него сквозь разделявший нас экран:

— Ты неважно выглядишь, Дэвон, тебе кто-то переделал лицо, или ты всегда был таким уродом? — спросил я. Несмотря на тёкшую по нему силу, его лицо опухло от нанесённых мною недавно побоев. — О, точно, я же чуть не забил тебя до смерти уродливой палкой, верно? Может, мне довершить начатое. Хуже ты выглядеть уже не будешь!

Он что-то прорычал в мою сторону, и я ощутил давящую на мой экран тёмную силу, пытающуюся разорвать его. Это меня беспокоило — уходившая на поддержание щита сила превышала ту, что была необходима для его уничтожения, и он мог быстро сжечь мои резервы, если бы продолжал давить. Я посмотрел на противоположную сторону помещения, и произнёс слова, которые берёг — слова огня и силы.

Ничегоне произошло. Я чувствовал, что слабею, и понял, что перенапрягся. У меня не осталось сил, чтобы достичь моей цели. Мы были обречены. Дэвон снова надавил своей силой на мой щит, и я покачнулся, упав на колени. Оставались лишь секунды до того момента, когда у меня должна была кончиться сила. Я уронил меч, и увидел, как тот стукнулся об пол. У основания клинка было клеймо, клеймо Ройса Элдриджа. На миг я вспомнил его слова, когда он передавал мне меч: «Я делал его не для твоей мести. Я сделал его чтобы показать, что даже из пепла злодеяния и трагедии может подняться что-то прекрасное. Я сделал его, надеясь на то же самое для тебя. Используй его для себя; используй его, защищая людей, которые не могут защищаться сами, как это сделал бы твой истинный отец. Не навлеки позор на нас обоих».

Я встал, опираясь лишь на свою решимость. «Пи́ррен нье́н Э́елтос, Пиррэн стри́ктос Каэ́рэк!» — снова произнёс я, на этот раз открыв моё сердце, выплеснув в заклинание свою жизнь. В вольном переводе эти слова означали «Пусть воздух горит, обращая всё в пепел», и я не шутил. Воздух по ту сторону экрана расцвёл раскалённым, ярким пламенем. Я направлял своё заклинание не на людей, а на сам воздух.

Огонь погас за несколько секунд, и я ощутил, как что-то потянуло мой экран. Воздух внутри был весь израсходован, создав вакуум, и тот тянул мой экран на себя. Враги по большей части погибли, а те, что были ещё живы, задыхались. Дэвон всё ещё стоял, его собственный щит сберёг его, но у него выпучились глаза. Он открывал рот, пытаясь вдохнуть, но вдыхать было нечего, только дым и пепел.

Он начал биться своим разумом о мой щит, используя свою силу подобно тарану, даже не трудясь использовать слова. Он всё равно не мог говорить. Пока он боролся против меня, стало темнее, поле моего зрения сузилось, будто я стоял в туннеле. Я долгую минуту держал щит, прежде чем Дэвон упал, а потом я подержал его ещё несколько минут. Я должен был удостовериться, что он мёртв.

Люди кричали, и кто-то меня тряс, но я их игнорировал. Я отказывался отпускать моё заклинание, пока Дэвон Трэмонт не был вне всяких сомнений мёртв. Пенни стояла передо мной, и я видел, что она кричала на меня, но я не понимал её слова. Наконец она дала мне пощёчину, и экран обрушился. Воздух наполнили дым и пепел, и люди закашлялись.

Я посмотрел на неё:

— Зачем ты это сделала? — сказал я.

— Потому что ты убивал себя, идиот! — ответила она мне, и тут пол набросился на меня. Она попыталась меня поймать, но смогла лишь смягчить моё падение. Я посмотрел на неё снизу вверх; она никогда не казалась мне такой милой.

— Твой нос похож на картофелину, — со смехом произнёс я, и потерял сознание. «Дурость бессмертна», — думал я, погружаясь во тьму.

Глава 21

Наиболее крупным фактором, усложняющим исцеление любых ран кроме самых простых, является проблема восприятия. Некоторым волшебникам удаётся исцелять более сложные раны в своих собственных телах, но они терпят неудачу, когда встречаются с такой же проблемой в других людях. Их восприятие внутренних действий чужого тела затруднено ощущениями и восприятием их собственного тела. Немногие великие маги-целители нашли способ обойти эту проблему, позволявший им время от времени совершать чудеса, зачастую считавшиеся возможными лишь для богов. Великая трагедия заключается в потере знаний о том, как именно им это удавалось.

Еретик Маркус,

«О Природе Веры и Магии»

Очнулся я в тёмной комнате. Я долго лежал неподвижно, пытаясь понять, как я туда попал. Постепенно я осознал, что рядом со мной кто-то лежит, и миг спустя я определил, что это Пенни. Её с головой выдал храп, который стал хуже прежнего, вероятно — из-за её носа. Я скользнул рукой в её сторону, и обнаружил, что она была одета в ночную рубашку. Какая досада. Она зашевелилась, и храп прекратился — в темноте я почувствовал на себе её взгляд, хотя не был уверен, что она могла видеть, так как в комнате было хоть глаз выколи.

— Ты не спишь? — тихо спросила она.

— Не уверен, это могут быть и небеса, — ответил я, передвинув свою ладонь ей на плечо. — Наверное всё-таки не сплю, потому что на небесах все девушки голые.

— Идиот, мы думали, что ты умираешь, — сказала она. — Я думала, что потеряю тебя.

— Мне следовало сперва написать тебе письмо — тогда бы ты чувствовала себя лучше, — с сарказмом ответил я. Я уже упоминал свои бесподобные навыки общения с женщинами?

Она для разнообразия не разозлилась:

— Я не могла сделать это, не оставив тебе чего-то, не объяснившись, — сказала она, и мне не понравилось, как звучал её голос — в нём был глуховатый отзвук, будто она готова была расплакаться.

Я как мог постарался её отвлечь:

— А почему ты вообще попыталась убить Дэвона? Тебе настолько хочется умереть?

Она объяснила случившееся — её видение, убийство Отца Тоннсдэйла, и её решение извлечь наибольшую пользу из ситуации, избавившись от Дэвона Трэмонта. Я тихо слушал, поражаясь её хладнокровию. Эта милая женщина убила предателя, и полностью скрыла от меня этот факт. Потом она спланировала убийство, и я об этом совершенно не знал. Я бы боялся лежать с ней в одной кровати, если бы не был абсолютно уверен в том, что она была на моей стороне.

— У меня, по крайней мере, была хорошая причина для всего, что я делала. В отличие от тебя… ты пытался убить себя в конце, даже после того, как они все умерли, — закончила она.

— Неправда, я пытался удостовериться, что они были мертвы, — ответил я.

— Ты идиот, — парировала она.

— А ты — двойная идиотка, нос-картошкой! — остроумно ответил я. К счастью, на этот раз она распознала юмор в моей шутке, захихикала, и вскоре мы оба смеялись. Усталость накатила на меня волнами, и я решил ещё поспать. Прежде чем заснуть, я осознал, что не ощущаю её своим разумом. Я вообще ничего не ощущал. Я был слеп, но глаза-то как раз у меня работали.

На следующий день я проснулся рано утром, чувствуя себя потрясающе хорошо. По справедливости, мне полагалось быть мёртвым — но вместо этого я был голоден и чрезвычайно хотел пить. Пенни в комнате не было, поэтому я вызвал обслугу номера:

— Эй! Кто-нибудь! Я знаю, что вы снаружи, шайка стервятников. Я не мёртвый! Я хочу еду, и что-нибудь попить! — крикнул я. Вообще-то я не знал, находился ли кто-то у меня за дверью, так как видел только глазами. Но, видите ли, я умный — я знал, что каждый раз, когда герой сражает дракона, жители деревень всегда ждут снаружи, чтобы принести ему еду и выпивку. Обычно там ещё фигурируют благодарные девственницы, но я не думаю, что Пенни одобрила бы, попроси я о них.

И точно — в комнату сунулась голове Бенчли:

— Вы звали, сэр?

— Да, спасибо, Бенчли. Входи, — сказал я, и он вошёл в комнату со своим обычным апломбом. Я проигнорировал его безупречные манеры, и начал заказывать: — Мне нужно, чтобы ты пошёл, и убил корову. Только не маленькую, а большую, жирную. Приготовь её, и сразу же принеси.

Он поднял бровь:

— Конечно, сэр.

— Постой, забудь. Готовка займёт слишком долго, просто убей её, и подними сюда, я съем её сырой.

Он кивнул, и ушёл, дерзкий ублюдок. Я подозревал, что он мог не принять меня всерьёз. Конечно, я так же легко мог спуститься, и взять еду самостоятельно. Моё тело казалось на удивление целым, но им это знать было необязательно. По крайней мере — пока.

Поскольку я был один, я воспользовался возможностью облегчиться. Если быть точным, ночной горшок предназначен для использования ночью, чтобы не ходить далеко к уборным, но мне захотелось посвоевольничать. Я также изучил своё лицо в зеркале.

Б-р-р! Я выглядел так, будто был с очень тяжёлого бодуна. Жаль, что я на самом деле не пил. Шрам у меня на щеке был уродливым и красным, а кожу явно срастили наскоро. «Но всегда можно сказать дамочкам, что шрам получен на дуэли», — подумал я. А потом осознал, что он и был получен от меча — события предыдущего дня казались почти нереальными.

Послышался стук в дверь, и я прыгнул обратно в кровать. Не стоило сразу выдавать моё здоровое состояние.

— Входите!

Вошёл Бенчли, и, как я и подозревал, заказанную корову он не принёс. Вместо этого у него был большой поднос, нагруженный жареной говядиной и разнообразными фруктами и овощами.

— Где моя корова? — покладисто спросил я.

— Боюсь, что корова оказалась для меня слишком быстрой, сэр. Я сумел отрубить от неё этот кусок, прежде чем она сумела уйти — я надеюсь, что его будет достаточно, — с непроницаемым выражением на лице ответил он.

«Будь я проклят», — подумал я, — «у него есть чувство юмора». Я решил простить его за то, что он поджарил мясо, а не принёс его сырым.

Бенчли ушёл, и вскоре явился Марк.

— Всё ещё изображаешь из себя болезного, как я вижу, — заметил он.

Он всегда знал меня слишком уж хорошо.

— Я подумал, что после вчерашнего мне не помешает отдых, — ответил я.

— Вчерашнего? Ты был в кровати почти два дня. Нападение было три дня назад, — сказал он.

— Ох, — с умным видом ответил я.

Видя моё замешательство, он начал пересказывать мне случившиеся после моего неуместного обморока события. После того, как враги были поджарены и лишены воздуха, тела обыскали. Дориан проявил чрезвычайную осторожность, срубив голову Лорда Дэвона ему с плеч. Похоже, что не у меня одного была паранойя. Они даже его труп сожгли, обе его части.

Герцог поднял внешний гарнизон, и они прочесали замок сверху донизу, искоренив оставшихся убийц. По донжону и впрямь было раскидано ещё сорок человек, и некоторые бои были долгими и кровавыми, но в конце концов люди Ланкастера одержали победу. Дориан за это время показал себя ещё больше, и очень неплохо себя зарекомендовал. Некоторые солдаты стали его теперь называть «Демоном Ланкастера». По отношению к врагу он был чуть менее чем милосерден. Его также ранили.

Жизненно-важные органы не были задеты — кинжалом попали в бедро, но Роуз взяла уход за ним на себя, решив не рисковать. Судя по всему, она над ним тряслась так же, как Пенни — надо мной. Семейный врач, наверное, всё ещё где-то дулся.

Отца Тоннсдэйла нашли мёртвым в его кабинете, и, согласно широко разошедшимся слухам, убийцы прикончили его первым. Дженевив так и не сказала никому, что видела Пенни с железной кочергой, и я всё ещё не уверен, забыла ли она, или они с Пенни пришли к какой-то договорённости. Женщины — страшные штуки, и мне, наверное, лучше не знать. Тело Тимоти так и не нашли, и меня это несколько беспокоило, поскольку я знал о случившемся с Пенни, но понятия не имел, что с этим делать.

Созданный Дэвоном телепортационный круг нашли во время поисков убийц. К сожалению, его уничтожили до того, как мне выдалась возможность его изучить. Я бы кругленькую сумму выложил, чтобы узнать, как он был создан. Я всё ещё надеялся, что подобные вещи найдутся дальше в журнале Вестриуса.

В общей сложности погибло тридцать семь живших в Ланкастере мужчин и женщин, и ещё значительное количество было ранено, но могло быть гораздо хуже. Трупов убийц было почти две сотни, и если бы план Отца Тоннсдэйла оказался успешным, то жители Ланкастера были бы совершенно неспособны защищаться. Произошло бы повторение резни в Замке Камерон шестнадцать лет тому назад.

Из прибывших во владения Ланкастеров благородных гостей погибли двое. Стивен Эйрдэйл погиб при обороне главного зала. Вторым был Дэвон Трэмонт, конечно же, и его действия и смерть несомненно будут иметь последствия, хотя никто не был уверен, какие именно.

Грэгори Пёрн доказал, что военные успехи его отца были отнюдь не случайностью, ибо он замечательно держался как во время обороны в зале, так и во время зачистки после смерти Дэвона. Джеймс Ланкастер написал его Адмиралу Пёрну длинное письмо, в котором описал случившееся и поздравил его с тем, что у него такой храбрый сын.

Некоторые из гостей остались ещё на неделю после случившегося несчастья, чтобы помочь по мере сил, и поприсутствовать на похоронах. Роуз Хайтауэр осталась на месяц, отказываясь уезжать, пока Дориан не поправится окончательно. Вообще-то, к тому времени, когда она уехала, он почти мог бегать, но мы знали, что она оставалась не просто из-за его ранения.

Врагов свалили в кучу и сожгли за стенами замка. Погребению предали лишь тела из Ланкастера, в течение первых двух дней после битвы. Похоронные службы шли после этого почти неделю. Потребовалось время, чтобы восстановить порядок в замке, и было довольно много раненных. Службы справляли на травянистом холмике у кладбища — присутствовали все, кто ещё мог ходить или ковылять. Джеймс Ланкастер произнёс надгробную речь, и та заняла почти два часа, поскольку было так много погибших. Он настоял на том, чтобы по несколько минут говорить о каждом из погибших. Если честно, меня поразило, что он вообще был с ними со всеми знаком.

Добрый Герцог был из тех людей, которые стараются знать всех, кто им служит, вплоть до самого последнего слуги, и он явно работал над своей речью многие часы. Он ещё только половину успел прочесть, а у большинства людей в толпе уже затуманились взоры, не говоря уже о том, что некоторые открыто плакали. Лорда Торнбера он сберёг для окончания:

— Грэма Торнбера я сохранил напоследок, потому что я не был уверен, что смогу закончить, если начну с него, ибо он был моим ближайшим другом. В жизни я знал его начиная с наших юных дней как собрата по приключениям во время наших детских забав. В зрелом возрасте я уважал его как верного сподвижника, любящего отца, и мудрого советчика. В смерти я его оплакиваю, ибо он спас мою жизнь и жизни многих присутствующих здесь сейчас. Его действия во время храброй обороны главного зала были лишь последним звеном в его долгой жизни, полной служения и честности. Последние минуты жизни Грэма Торнбера являются не исключением, а примером того, как он жил — сильный, не преклонивший колени перед невзгодами и испытаниями, которые бы заставили менее добродетельного человека сбиться с пути. Он был моим первым и лучшим другом, и я сомневаюсь, что ещё когда-нибудь повстречаю кого-то подобного. Нам всем будет его не хватать, — закончил Джеймс Ланкастер, опустив голову — я уверен, что он плакал.

Вид столь открыто рыдающего Герцога глубоко тронул меня, ибо я никогда не видел, чтобы он жаловался или предавался печали. Моё собственное лицо промокло от слёз, пока я держал Пенни за руку, не осмеливаясь взглянуть на неё — и я поклялся прожить свою жизнь настолько хорошо, насколько мог. Быть достойным представленных передо мной примеров — Лорда Торнбера, Джеймса Ланкастера, Ройса Элдриджа, и моего отца, которого я никогда не знал. Лишь время покажет, удастся ли мне это или нет.

Эпилог

Прошло две недели с того тёмного дня в Замке Ланкастер, и жизнь продолжалась, как всегда и бывает. Я использовал часть своих новоприобретённых средств, чтобы втайне заказать для Пенни обручальное кольцо. Она сказала мне, что это было не важно, но Ройс в разговоре наедине заверил, что если я не достану ей кольцо, то она позаботится, чтобы меня настигли весьма неприятные последствия. Совет я принял с благодарностью, и я до самого дня своей смерти буду продолжать на этом настаивать.

И вот, мы собрались в часовне. У меня на этот счёт были некоторые опасения, учитывая участие Отца Тоннсдэйла в едва не погубившей нас всех измене, но новый священник заверил всех, кто готов был его слушать, что тот действовал исходя из собственных злых порывов, а не по какому-то тёмному указанию Вечерней Звезды. Я на этот счёт будут придерживаться своего мнения — изучаемые мною книги были откровенны насчёт того, насколько можно было доверять богам. В любом случае, молодой Отец Тэ́ррагант, казался искренним и верующим человеком.

Я стоял в головной части церкви, прямо перед алтарём. Поскольку церемония была не религиозная, передо мной, опустив взгляд, стоял Герцог Ланкастер. Следуя долгой традиции, я встал перед ним на колени, подняв перед собой руки, ладонь к ладони, будто молясь. Это была древняя поза омма́жа, приносимого перед синьором. Джеймс Ланкастер обнял мои ладони своими, и я повторил клятву, слова которой меня тщательно заставили зазубрить:

— Клянусь своей честью, что буду оставаться верным Джеймсу, Герцогу Ланкастера, и никогда не нанесу вреда ему. Я буду блюсти свой долг перед ним в полной мере, вопреки всем, добросовестно и без обмана.

Джеймс ответил мне:

— Справедливость требует, чтобы предлагающие нам нерушимую верность были защищены нашей помощью. И поскольку ты, один из наших доверенных людей, счёл уместным поклясться нам в доверии и верности, мы указываем и приказываем, что впредь ты всегда найдёшь убежище при нас, и получишь помощь в трудное время.

С этого момента церемония коммендации по сути была завершена, но этот случай, естественно, требовал дополнительной помпы и пышности — не буду утомлять вас подробностями. Я перед этим поговорил с Дженевив, и они с Джеймсом согласились позволить мне добавить в конце кое-что от себя, пока все ещё не разошлись. Когда пришло моё время, я встал, и обратился к собравшимся:

— Пока вы все собрались, у меня есть одна последняя и важная вещь, которой я хочу со всеми вами поделиться.

Некоторые из собравшихся вопросительно переглянулись. Об этом предварительно не упоминали, но Марк и Дориан со знающим видам потолкались локтями. Тут я сошёл с возвышения, и подошёл туда, где в первом ряду стояла Пенелопа. Её посадили там вопреки её низкому социальному положению, поскольку Ланкастеры уже знали о наших планах.

Она вопросительно посмотрела на меня, явно беспокоясь, что я собрался совершить при всех что-то глупое, но я её проигнорировал. Взяв её за руки, я потянул, заставив её встать, и опустился на колено:

— Пенелопа Купер, я никогда не встречал леди столь благородной, милой и доброй, как ты. Выйдешь ли ты за меня замуж?

Она покраснела так густо, как никогда прежде:

— Да, да, я выйду за тебя, Мордэкай, — произнесла она. Собравшиеся разразились одобрительными криками и аплодисментами. Когда шум усилился, она прошептала мне: — Глупыш, у тебя же всё ещё нет кольца, — донеслись до меня её слова. Но в её глазах стояли слёзы, а её улыбка могла бы осветить комнату даже глубокой ночью.

Когда я поглядел на неё, она будто засветилась, и я не сразу осознал, что это ко мне вернулся мой магический взор. Мягкое свечение вокруг неё чем-то мерцало — я лишь могу предположить, что это было счастье.

* * *

По садику шла маленькая фигура. Она имела форму маленького мальчика, но сторонний наблюдатель заметил бы, что двигалась она странным образом. Некоторые движения были слишком быстрыми, другие — неуклюжими, будто она была слишком сильной, но в то же время не была знакома со своим собственным телом. Когда фигура повернулась, пейзаж освещала полная луна, и лицо было легко узнать. Тимоти улыбнулся ночной тьме, и пошёл дальше, ища что-нибудь, что могло бы утолить его голод. В ночи он ощущал жизнь — двигавшиеся очертания маленьких животных. Многого с них не получишь, но они сгодятся… пока.

Майкл Мэннинг Род Иллэниэл

Карта Лосайона и Гододдина

Посвящение

Я хотел бы посвятить эту книгу моему отцу, вдохновившему Ройса Элдриджа. Трудно измерить лепту, внесённую им в мою жизнь за долгие годы, и только теперь, когда его не стало, я понимаю глубину своей потери. Эта книга — для тебя, Папа.

Майкл Г. Мэннинг

Глава 1

Я тихо шёл сквозь тьму, пока не достиг искомой двери. Вокруг не было никаких источников света, и с собой я ни одного не принёс — для этой цели я предпочитал магический взор. Свет лишь увеличил бы опасность. Потянувшись своим разумом, я изучил находившуюся за дверью комнату — моя задача была бы проще, если бы та была пустой, но я ощутил, что там уже был кто-то. Находившуюся внутри фигуру окутывала опасная аура, заставившая меня вспотеть, перебирая доступные мне варианты. Я снова проверил свой щит, убеждаясь, что заклинание покрывало меня полностью. Я подумал было обнажить меч, но знал, что против этого противника меч бесполезен.

Я осторожно протянул руку к дверной ручке, проверяя, не заперта ли дверь. Заперта она не была, конечно же… поскольку находившееся в комнате существо ждало меня. Охотница запирает клетку лишь тогда, когда её добыча оказалась внутри. Я медленно приоткрыл дверь, надеясь, что внутри будет темно. Моему противнику нужен был свет, чтобы видеть, а мне — нет; возможно, это было моим единственным преимуществом.

Комната была ярко освещена, чёрт побери.

— Эй, радость моя, я и не думал, что ты ещё не спишь. Ты ведь не ждала меня, а? — сказал я радостным тоном, но знал — её это не обмануло.

— Где, чёрт возьми, ты был? — прорычала Пенни. Её лицо имело то усталое, сварливое выражение, которое иногда появляется у не засыпавших полночи людей. Я посчитал это дурным знаком.

Никто никогда не обвинял меня в том, что я ужасно сметлив в присутствии женщин, так что я решил попробовать честность:

— Я ходил налево у тебя за спиной, — ответил я. Х-м-м, вслух это прозвучало ещё хуже.

Пенни это рассердило:

— Если бы — это, по крайней мере, имело бы какой-то смысл! — воскликнула она, и её взгляд метнулся вверх, показывая что-то у меня над лбом. — Кстати, у тебя в волосах сучок застрял.

— Я правда ходил налево! — возразил я. — Видишь ли, есть тут одна девушка… и она просто не хотела оставить меня в покое! Так что я пошёл, и… — произнёс я в очевидной попытке её рассмешить… но она не засмеялась.

— Пожалуйста! Некоторые из них строили тебе глазки, но у тебя не хватает мозгов даже на то, чтобы знать, кто именно! Не корми меня своими глупыми байками. Ты ходил к дому мельника, так ведь? — спросила Пенни. Она явно слишком много времени проводила с Роуз Хайтауэр. Эта женщина оказывала на неё ужасное влияние. В доме, о котором она говорила, прошлой ночью пропал ребёнок. Это была уже третья пропажа менее чем за неделю, и люди стали впадать в панику.

Первой была девушка, Сэйди Таннэр, но никто не придал этому особого значения. Она была подростком, и ходили слухи, что она сбежала с кем-то из соседней деревни. Люди встревожились, когда два дня назад исчез маленький мальчик. Некоторые утверждали, что его выхватили прямо из кровати, но я подумал, что его взяли, пока он ночью ходил к уборным; в любом случае, его не стало. Последней была Ребэкка, дочь мельника. Ей было лишь тринадцать, и никто уже больше не верил, что это было совпадение.

— Если быть до конца честным, — начал врать я, — я не ходил к дому мельника, но я действительно проходил близко от него.

— Чертовски близко, полагаю. У тебя грязь на сапогах, — окинула она мои сапоги неодобрительным взглядом. Я оставлял грязные следы на земляном полу. Какая ей разница, что я мог притащить на сапогах грязь, и испачкать ею пол из грязи — этого я понять не мог никогда. В то время мы жили в маленьком, ветхом домике рядом со сгоревшими останками Замка Камерон. На ступень выше глинобитной лачуги, но не настолько, чтобы иметь настеленный пол. Ах, роскошная жизнь истинного аристократа!

— Ну, вообще-то я действительно походил какое-то время вдоль реки, и… — начал я, уже не надеясь скрыть цель своей прогулки, но Пенни нравилось устраивать допросы:

— Ты ходил настолько далеко, что у тебя и задница вся в грязи! — сказала она, уже стоя рядом со мной, имея взволнованный вид. — Почему ты думал, что тебе необходимо было уходить тайком?

— Я не хотел, чтобы ты волновалась.

— Значит, просыпаться, и обнаружить, что в кровати тебя нет, после исчезновения трёх других людей, и ждать тебя почти до рассвета, надеясь, что ты вернёшься… это должно было меня не волновать?! — взвилась Пенни. Похоже, она принимала это довольно спокойно.

— Х-м-м… Вообще-то с такой точки зрения я об этом не думал. Видишь ли, план заключался в том, чтобы ты не проснулась, и таким образом, когда я вернулся утром, тебе не пришлось бы проходить через беспокойство и тому подобное, — объяснил я. Когда я составлял этот план вчера, он казался совершенно осмысленным. Я подождал, пока не миновало девять часов вечера, и, услышав характерный храп Пенни, тихо выбрался из кровати. Большую часть ночи я провёл, бродя по лесам на окраине деревни, или сидя на берегу у дома мельника, оттуда и грязь у меня на штанах.

Пенни обняла меня, склонив голову мне на грудь. Она была расстроена, но не рассержена «с метанием в меня предметов», как я ожидал.

— Я бы пошла с тобой, если бы ты просто сказал мне, — тихо проговорила она.

Конечно, я возьму свою невесту охотиться тёмной ночью на похищающее людей страшилище… когда рак на горе свистнет.

— Слушай, Пенни, я знаю, что ты «пошла бы» со мной, но я не могу втягивать тебя в такие ситуации. Если что-то с тобой случится, то я не знаю, что это со мной сделает.

— Поверни это наоборот, и посмотри на это с моей стороны, — был её ответ. После этого разговор не нашёл никакого продуктивного направления, но в конце концов мы сдались, и легли спать. Вопреки моему хитрому плану, сон к ней не шёл, как и ко мне, так что на следующее утро мы встали поздно.

Как вы уже могли догадаться, титул почитаемого Графа Камерона оказался не совсем тем «долго и счастливо», которого я ожидал. Вообще-то он всё больше и больше начинал выглядеть как куча работы. Владения пришли в упадок со дня безвременной кончины моего деда. Старый замок выгорел в пожаре — дело рук моего отца, как мне сказали. Мой дядя, Герцог Ланкастера, взял на себя ренты, и по возможности старался поддерживать элементарные службы, но он не видел нужды восстанавливать сам замок.

Теперь земли Камеронов состояли из одной деревеньки, да и ту можно было так назвать лишь с некоторой натяжкой. В основном она представляла из себя кучку жилищ… большая часть фермеров ездила в Ланкастер, чтобы продавать свои товары и обмениваться. Мы с Пенни переехали туда вскоре после получения мною титула, и в данный момент мы занимали самую величественную постройку, какую там только можно было найти. К счастью, добрый Герцог придерживал ренты и налоги за последние шестнадцать лет — за вычетом его доли, конечно. На практике это значило, что он выдал мне сумму в чуть более чем девятьсот золотых марок.

Сперва сумма казалась королевской, особенно вдобавок к двум сотням, которые я выиграл у покойного Дэвона Трэмонта. Каким же наивным я был! Это действительно была куча денег, но стоимость восстановления феодального донжона была значительной. Я был бы весьма рад просто заменить наш домик на более традиционный, бревенчато-глинобитный дом с фундаментом из валунов. Каменные полы и прочные стены — кому нужно больше? Но, к моему смятению, Пенни брала уроки у Роуз Хайтауэр, а та убедила её, что это совершенно не годится.

Однако был и ряд положительных моментов — мои родители переехали в Уо́шбрук, так называлась наша деревня. Они воспротивились моим попыткам дать им денег, но были более чем согласны помочь в восстановлении Замка Камерон. Присутствие здесь полноценного кузнеца само по себе стимулировало экономику. Я также нанял ряд каменщиков и плотников, хотя и пытался не думать о том, сколько они стоили.

Отец Пенни также переехал в Уошбрук, и я потратил значительное время, исследуя свои новые таланты в процессе лечении его больной спины, так что он снова вернулся к работе. Деньги, которые я платил различным рабочим, так же, похоже, подстегнули богатство Уошбрука.

За последние шестнадцать лет большая часть выплачиваемых населением налогов уходила, и ничто из неё не возвращалось для стимулирования экономики. Теперь, когда я вернулся, большая часть выплаченных за это время денег шла на восстановление, и у людей появилась новая надежда. По крайней мере, пока некоторые из этих людей не начали пропадать.

Одной из моих обязанностей, как синьора, была защита. В обычной ситуации это означало бы убежище в военное время, замок, и патрулирующих дороги стражников для поддержания королевского порядка. У меня ничего из этого не было. Замок находился в процессе перестройки, и жить там всё ещё было нельзя. Стражники? Ха! Я едва мог себе позволить платить уже нанятым мной работникам.

То есть, не то чтобы я был разорён. У меня всё ещё хранилась в сейфе крупная сумма, более половины полученных мною средств. Однако мои расчёты уже показали мне, сколько будет стоить восстановление, доведённое до конца, и деньги мне придётся беречь, чтобы они не кончились до окончания ремонта.

И, раз уж об этом зашла речь, сейф был крепким ремесленным изделием. Его сделал мой отец, Ройс Элдридж. Вместо «окованного железом ящика», этот сейф был буквально железным. Шутки в сторону, он на самом деле сделал его полностью из железа. В дополнение к этому, я изучал магические уорды, и моя попытка сделать его крепче увенчалась успехом. Мне было жаль того человека, что попытался бы меня обокрасть. Загруженный, сейф весил более шестисот фунтов. Чтобы его вскрыть, потребовалась бы команда людей с хорошими инструментами и кучей времени — заколдованное железо было потрясающе сильным. Если кому-то удалось бы выломать его дверцу, то все на большом расстоянии вокруг впали бы на какое-то время в крепкий сон. Есть и выгодные стороны в том, что ты — волшебник.

Вернёмся к нашим баранам — к защите: без стражников или донжона, единственным, кто мог разобраться с нашей нынешней ситуацией, был ваш покорный слуга. Я понятия не имел, что могло стоять за исчезновениями, но я был весьма уверен, что смогу справиться с виновными, если найду их. За последний год моё могущество возросло. Каждый день я несколько часов читал найденные мною книги, и большую часть оставшегося времени проводил, применяя эти знания на практике.

Я знаю, вы гадаете — как именно? Учитывая продолжающуюся перестройку замка и все остальные проекты, вы могли бы подумать, что мне следовало вносить свою лепту… подставлять спину, и всё такое… Прошлогодний Мордэкай так бы и сделал, но теперь всё поменялось. Каждый раз, когда я начинал в чём-то помогать, я находил и другие способы подсобить с помощью магии.

Взять, к примеру, плотников — одной из наиболее трудоёмких задач у них было сверление дыр для штифтов. С использованием традиционного коловорота это занимало много времени. Я меньше часа им помогал, прежде чем попытался применить заклинание Дэвона на сверлящий наконечник. То заклинание, с помощью которого он прорезал мой щит во время нашей схватки в Замке Ланкастер. Сработало великолепно, и вскоре я стал сверлить дырки так быстро, будто масло нарезал.

Это заметил один из подмастерьев плотника, и сразу же попросил сделать ему то же самое. Довольно скоро они все стали требовать от меня заколдовывать им инструменты. Проблема была в том, что долго заклинание не держалось, так что я вернулся к книгам. После дополнительных исследований я вскоре стал учиться создавать уорды. Уорды создаются начертанием заклинания — на лайсианском языке, конечно же. Результаты держались гораздо дольше магии, созданной словами, но всё равно исчезали со временем. Однако есть и преимущества в том, что ты — самоучка. Я не знал, что искусство зачарования, то есть создания перманентных магических предметов, было утеряно несколько сотен лет тому назад.

Чёрт, я даже не знал, что это такое — зачарование, хотя именно этим я и пытался заниматься. Зачарование сходно с созданием уордов, но требует больше усилий, и держится вечно. Вы должно быть знакомы с этой концепцией — магические мечи, легендарные кубки, непробиваемая броня, и всё такое. Проблема была в том, что никто уже давно не знал, как это делать.

Будучи полным новичком, и не зная о возможных опасностях экспериментирования, я всё равно упрямо пёр вперёд. Мои первые попытки были простыми. Я крепил к предметам уорды, и делал их настолько сильными, насколько мог. Один из созданных мною кухонных ножей до сих пор довольно острый, но несколько недель спустя я почувствовал постепенное ослабление находившейся внутри него магии.

Моей следующей идеей было создать их с вторичным уордом, который черпал энергию из окружающего мира — например из солнечного света или тепла. Это сработало даже лучше, но черпавшее энергию заклинание всё равно со временем показывало признаки ослабления. После того, как оно изнашивалось, зависевшее от него основное заклинание тоже со временем выходило из строя. Однако заклинание для использования тепла имело чудесный побочный эффект — оно охлаждало всё, что оказывалось рядом. Когда будет время, я планировал попробовать его на большом ящике для хранения еды… но я отошёл от темы.

Решение, когда я на него наткнулся, было удивительно простым. Уорды нужно было создать с замкнутым узором, чтобы конец и начало соединялись друг с другом. Правильно сделанный, такой уорд удерживал использованную в узоре магию бесконечно. Правда в какой-то момент я допустил серьёзную ошибку — поняв, как запечатывать магию в кольцо символов, я попытался сделать это с заклинанием, которое черпало энергию в тепле. Эта комбинация оказалась плохой идеей. За день предмет накопил больше энергии, чем могли удержать чары^[12], и зрелищным образом взорвался. К счастью, объект — маленький резак — в тот момент не использовался, поэтому никто не был ранен, но меня всё ещё пробирает дрожь от мысли о том, что могло бы произойти.

В общем, свою мысль я донёс: за прошедший год я многому научился. С каждой новой идеей приходили улучшенные способы что-то делать, и ещё больше идей. Инструменты плотников теперь были лучше некуда, и я значительное время проводил в новой кузнице с моим отцом. У него была прорва мыслей о том, какие можно сделать улучшения, и вскоре мы обеспечили каменщиков улучшенными инструментами для резки и обтёсывания камня.

Так что когда я пошёл бродить прошлой ночью, безоружным я не был. С собой я нёс тот самый меч, который сделал для меня отец, хотя зачаровал его я сам. Эта штука была настолько чертовски острой, что пугала меня — меч мог легко резать толстую древесину, и даже металл. Дориан немного научил меня им пользоваться, и это, в совокупности с моими магическими защитами, давало мне достаточную уверенность в том, что мне почти нечего было бояться со стороны разбойников или ночных похитителей.

Большую часть ночи я провёл неподвижно. Но не спал, хотя несколько раз это казалось мне соблазнительным. Моя неподвижность была неподвижностью охотника, ждущего жертву. В темноте мои глаза были по большей части бесполезны, но слух мой обострился, и у меня были и другие органы чувств. Я раскинул своё сознание настолько широко, насколько было возможно, нащупывая в ночи всё необычное. Я чувствовал животных, которые спали в своих норах, и ночных охотников, вроде сов, ищущих себе пищу во тьме. Деревья тихо двигались на ветру, успокаивая мой бдительный дух, а звук медленно текущей мимо дома мельника реки услаждал слух.

Я ничего не нашёл. Значило ли это, что виновники ждали другой ночи, или что они знали о моём бдении, я понятия не имел.

* * *

Яркий полдень наступил рано. К моему удивлению, Пенни по-прежнему спала рядом со мной, и я ощутил укол вины за то, что она из-за меня потеряла так много сна. К моему вящему неудовольствию, она была одета в мягкую льняную ночнушку — тем не менее, препятствием та была небольшим. Мне в голову пришла гениальная мысль: возможно, я смогу искупить свои проступки прошлой ночью?

Её глаза распахнулись, когда я провёл ладонью по её филейным частям.

— И что ты, по-твоему, делаешь? — спросила она.

Это был чертовски глупый вопрос, но с прошлого года я успел усвоить несколько вещей о том, как надо говорить с женщинами.

— Ну, когда я только проснулся, то подумал, что наверняка ещё сплю, обнаружив рядом со мной такую восхитительную женщину, но теперь мои ощущения говорят мне, что ты наверняка реальна, — сказал я, проводя ладонью вверх по её пояснице.

— Не думай, что я тебе так легко дамся, — сказала она, встала с кровати, и принялась одеваться. Она всё же оказала мне услугу, позволив мне наблюдать за процессом… чистое зло, а не женщина.

— Я всё ещё не понимаю, в чём смысл… мы всё равно венчаемся через несколько месяцев, и не то, чтобы мы никогда… ну, ты знаешь, — сказал я. После прошлогодних событий Пенни установила новую политику касательно наших физических отношений, конкретнее — что никаких отношений не будет.

— Мордэкай Элдридж! — воскликнула она. Пенни часто использовала моё старое имя, когда читала мне нотации. — Ты думаешь, что я хочу показаться на моей свадьбе в платье, подогнанном по размерам для беременной кобылы?

— Я же сказал: я весьма уверен, что могу не позволить этому случиться, если ты только позволишь мне…

— И думать не смей! Я не хочу, чтобы ты экспериментировал с… с… этим! Что если я стану бесплодной? — объявила она.

— Нет, нет… я ничего бы тебе не стал делать! Это будет нечто чисто механическое, своего рода щит, чтобы удерживать…

— И в это тоже не вмешивайся! Мне твои инструменты нравятся такими, какие они есть, и я не доверяю твоей способности не напортачить в чём-нибудь. В конце концов, я хочу иметь детей, — заявила Пенни. У неё явно были проблемы с доверием к моей магии.

— Ладно, ладно, я подожду, — ответил я. На самом деле я не был уверен насчёт этого, но то был старый спор. Не было необходимости его повторять — мне просто нужно будет ждать случая, и поймать её в удачный момент. Надежды юношей питают. — Я снова пойду ночью, — добавил я. Я решил, что просто скажу ей об этом прямо, заранее.

— Я знаю, — легко ответила она, отчего в голове у меня зазвенел тревожный колокольчик.

— Я понимаю твои чувства, но я отвечаю за этих людей, и не могу просто сидеть и ничего не делать, — сказал я, защищаясь.

— Ты прав.

— Я прибегу ко всем предосторожностям, и я буду вооружён, так что не думаю, что мне грозит какая-нибудь подлинная опасность, — продолжил я.

— Уверена, ты сделаешь всё возможное.

Я подозрительно зыркнул на неё:

— Что-то подсказывает мне, что твои слова и твои намерения — это две больших разницы.

— Не-а, — сказала она. — Я понимаю, что не могу держать тебя здесь, когда что-то тёмное рыскает в ночи, — закончила она, стараясь сделать свой голос глубоким и зловещим.

— Ну… тогда хорошо, — сказал я. Каким бы необычным это ни было, мне нравилось время от времени побеждать. Одевшись, мы разошлись в разные стороны. Она в последнее время была занята с архитектором, надзирая за строительством кухонь и жилых помещений. Я провёл оставшуюся часть дня, помогая отцу. Он работал над созданием прочной опускной решётки для ворот замка.

День прошёл быстро, и вечером я спокойно приготовился к своей ночной вылазке. У меня не было ничего, напоминавшего бы нормальную броню, но с моими магическими щитами я в ней едва ли нуждался. Вместо этого я надел тёмную охотничью кожаную одежду, и нацепил сверху меч. Также я взял посох.

Посох заслуживает особого внимания. После обнаружения секрета перманентного зачарования предметов я подумал, что попробую воссоздать кое-что, что я вычитал у Вестриуса в журнале. Конкретные подробности того, какие именно посохи носили волшебники древности, были утеряны, вместе с искусством зачарования. Меня всё же тянула эта идея, и я решил попробовать создать что-то подобное описаниям, которые я прочёл в журнале Вестриуса.

Предположительно, предки со значительными успехами использовали посохи для направления и фокусировки своих сил. Я понятия не имел, как они этого добивались, но всё равно попробовал самостоятельно несколько собственных идей. Первым было зачаровать набалдашник посоха, чтобы он бесконечно удерживал любое заклинание, какое я туда вложу, что-то вроде гибких чар. Я мог заставить его светиться, и не волноваться о поддержании заклинания. Потенциально я мог делать и другие вещи, но пока что больше я ничего не придумал. Вторым было окружить весь посох чем-то вроде пустотелой оболочки из уордов и рун. Я обнаружил, что направляя свою силу вдоль древка посоха, я могу управлять силой на гораздо более дальних расстояниях, или фокусировать её мощнее — на ближних.

Если честно, у меня пока не было необходимости ни в том, ни в другом, но я очень надеялся, что рано или поздно это окажется полезным. К тому же, он весьма модно выглядел.

— Я пошёл спасать деревню, милая! — крикнул я в сторону спальни, надеясь спровоцировать смех.

— Окей, будь осторожен, — спокойно крикнула она в ответ, даже не потрудившись выйти и поцеловать меня на прощание. Очевидно, она смирилась с ситуацией. Я шагнул наружу, оглядываясь, и пытаясь решить, куда направиться первым делом. Миг спустя показалась Пенни, выйдя из-за другой стороны дома.

На ней были надеты мягкая кожаная куртка и длинная кольчуга. Она также несла лук и тонкий меч.

— Ум… Пенни, что ты делаешь? — осведомился я.

— Я иду охотиться на злодеев, — небрежно ответила она.

— Со мной ты не пойдёшь. — твёрдо сказал я. Время от времени мужчине нужно просто настоять на своём.

— Замётано, ты иди туда, а я пойду на юг, — с определённо дьявольской улыбкой на лице отозвалась она.

Я перефразировал:

— Нет… я хочу сказать: ты останешься здесь.

— Не-а, — ответила Пенни.

Она не улавливала всю тонкость моих доводов, поэтому я решил попробовать что-то более прямое: «Шибал», — сказал я, используя заклинание, которое должно погрузить её в крепкий сон.

Пенни показала мне амулет, который я сделал ей несколько месяцев тому назад:

— Забыл кое о чём? — осведомилась она. Я сделал его, чтобы защитить её от ментальных атак вроде тех, которые ей пришлось перенести ранее… и вроде той, которую я только что попытался осуществить.

— Проклятье, ты не пойдёшь туда одна!

— Ладно, можешь идти со мной, но попытайся не шуметь — я не хочу их спугнуть, — ответила она. Её отношение к происходящему было равнодушным.

— Это не твоя работа, Пенни, — упрямо сказал я.

— Чёрта с два! Ты, может, и проклятый Граф, но я вот-вот стану твоей женой. Если ты в ответе, то я в этом увязла так же глубоко, как и ты. А теперь можешь идти своей дорогой, или мы можем пойти вместе… ну так что? — решительно сказала она. Пенни бывает очень красивой, когда наполняется решимостью, но ей этого не говорите — с ней и так уже достаточно трудно сладить.

В конце концов я позволил ей пойти со мной. Альтернатив действительно не было — разве что связатьеё, каковую мысль я мимолётно рассматривал. Мы направились на север от деревни, поскольку все пропавшие люди жили на той стороне, и нашли милое, тихое место в лесу. Когда мы зашли под деревья, тьма сгустилась — не было видно ни луны, ни звёзд.

— Уф! — споткнулась Пенни об корень, и чуть не растянулась на земле. Я подавил смех. Я мог бы зажечь свет, но у меня было чудесное оправдание — мы пытались не выдать наше присутствие нашей добыче. Мой магический взор давал мне явное преимущество в темноте.

— Прекрати, — сказала она.

— Что?

— Ты смеёшься надо мной… я же чувствую, — ответила она.

— Я просто гадаю, как ты будешь видеть, чтобы стрелять из этого лука, если что-нибудь случится, — отозвался я. Было так темно, что не было даже теней. Она ушла от ответа, так что я оставил эту тему, и мы пошли дальше. Довольно скоро мы достигли моего места.

Эта локация ничем не выделялась. Ничего особо удобного в ней не было, но это было место, где я, расширив свои чувства, мог покрыть большую часть местности, где пропали люди. Мы сели, спина к спине, и я стал расслабляться. Искусство прощупывания обширной местности требует много усилий, но большая их часть направлена на то, чтобы не напрягаться. Я должен был успокоиться, и позволить своему разуму расшириться, ощущая как можно больше вокруг себя.

Первый час был хуже всего — после этого мы оба перестали думать о наших повседневных жизнях, и стало легче. Я не был уверен, но Пенни, возможно, заснула. Ей и правда больше нечего было делать, и ничто всё равно не могло к нам подкрасться. Я мог почувствовать полевую мышь, шнырявшую в полумиле от нас.

Медленно миновал ещё час, и я начал гадать, не будет ли это повторением прошлой ночи. Мои мысли плыли, но мой разум по-прежнему был настороже. Если бы что-то сдвинулось, я ощутил бы это, но я понятия не имел, что искал… Это я узнаю позже. Пенни начала храпеть, что, вероятно, и скрыло звук его приближения. Даже если бы она не издавала ни звука, я не уверен, что заметил бы. Оно было очень тихим.

Первым признаком того, что что-то было не так, был треск сломанного сучка менее чем в пяти футах у меня за спиной. Звук не был бы удивительным, если бы я не знал, что там ничего не было — никаких животных, никакой жизни. Я внезапно очнулся, и почувствовал её — абсолютную пустоту. Будто что-то вырезало пустоту в воздухе у меня за спиной — место, где не существовало ничего.

Я встал, и резко обернулся, тьма была абсолютной, так что мои глаза были бесполезны — но я ощущал пустоту своими дополнительными чувствами. Я потянулся к мечу, но кто-то схватил меня за руку. Чья-то рука прошла через мой щит, будто его не было, и когда она коснулась меня, мир изменился. Всё исчезло… мой взор исчез, и я не ощущал ничего кроме затягивавшей меня безграничной пустоты. Она впитывало находившийся во мне свет, и свет мира она тоже подавляла. Ещё несколько мгновений — и я был бы потерян.

Что-то сбило меня вбок, нарушив контакт, и мир мгновенно нахлынул обратно на меня. Я видел Пенни — она боролась с чем-то настолько чёрным, что оно было невидимо для моего разума, и это что-то вытягивало из неё энергию. Видимая передо мной, её жизненная сила потеряла устойчивость, стремительно утекая, как колеблющееся на сильном ветру пламя свечи.

«Лэет», — произнёс я, призвав шар света, и оно предстало перед моим взором. Яркий свет открыл мне Пенни, борющуюся с Сэйди Таннэр. Обычно Пенни легко бы переборола юную девочку, но сейчас её силы быстро сходили на нет. Чем бы ни была эта тварь, она была пародией над девочкой, которую я знал. Она выглядела как Сэйди, но открывшаяся моему магическому взору пустота ясно давала понять, что в представшем перед нами существе Сэйди уже не было.

— Сэйди? — воскликнула Пенни.

— Я не знаю, что это… но это — не Сэйди, — крикнул я в ответ, а потом продолжил на лайсианском: «Сти́ррет ни Пиррэн!» — воскликнул я. Из моей вытянутой руки вырвалась огненная черта. Я научился фокусировать свою силу так, что она должна была прожечь дыру в этой твари… но мой огонь исчез сразу же, как только коснулся её.

Сэйди, это существо, чем бы оно ни было… посмотрело на меня с отталкивающим оскалом на лице. Оно толкнуло Пенни, отбросив её на шесть или семь футов, в дерево, а потом протянуло руку к созданному мной шару света. Когда оно коснулось моего заклинания, свет исчез, пропав так же внезапно, как и появился. Я был в шоке. Эта тварь, или чем там стала Сэйди, она поглотила мою магию так же быстро, как я её призвал.

Я обнажил свой меч, и ударил по ней в момент исчезновения света. Я надеялся, что холодная сталь сделает то, чего не могла магия. Я ощутил, что клинок встретил сопротивление, а потом продолжил своё движение. Отступив назад, я снова призвал свет. У меня расширились глаза — мою уверенность сменил страх.

Новый свет показал страшную картину: тело Сэйди Таннэр лежало на земле, разрубленное надвое, но обе части продолжали двигаться, пытаясь добраться до меня. Я попробовал ещё одно огненное заклинание, и оно исчезло так же быстро, как и первое. Как только моя магия коснулась гротескного существа на земле, огонь мигом перестал существовать.

— Пенни! Ты в порядке? — позвал я.

— Да, просто головой ударилась, — ответила она усталым и дезориентированным голосом.

Я пошёл к ней, по широкой дуге обходя всё ещё корчившееся на земле существо.

— Я думаю, мы его нашли, — сказал я. Явное преуменьшение… оно нашло нас. Мне в голову пришла мысль, и я проверил свой клинок. К моему облегчению, магия внутри него по-прежнему светилась для моего взора. Почему она избежала участи других моих заклинаний? «Это дерьмо становится всё страньше и страньше», — подумал я.

Я добрался до Пенни, и провёл по ней ладонью, чтобы убедиться, что она всё ещё цела. В качестве предосторожности я изучил ландшафт вкруг нас своим разумом, и на этот раз я искал дыры, пустые места, где не существовало ничего. Не найдя ни одной, я начал расслабляться.

— Я думаю, оно тут одно, — сказал я Пенни.

— А голос у тебя не такой уверенный, — ответила она.

— Так и есть. Эта тварь подобралась к нам, а я ничего не почувствовал, — был мой ответ. Я создал ещё несколько световых шаров, расположив каждый из них на расстоянии в десять ярдов. Больше нас не застанут врасплох, а я принялся думать.

Я не поленился методично разрезать тело Сэйди ещё на несколько частей, отделив руки и ноги от её туловища. Крови было очень мало, и то, что всё же вытекло из нескольких кусков, было вязким и тёмным, как старая кровь, уже начавшая сворачиваться. Мой меч всё ещё не показывал признаков того, что на него действовала её способность поглощать магию. Я попробовал и посох тоже, потыкав им её тело, и с его чарами тоже ничего не случилось, но когда я наколдовал световой шар рядом с её телом, он потух как погашенная лампа. «Может, тут имеет значение структура чар», — подумал я. Чтобы проверить свою теорию, я зажёг свет в навершии моего посоха, где его должны были удерживать мои вариативные чары, и коснулся им её тела.

Ничего не произошло, свет не погас — что бы это ни было, оно могло есть магию, но не чары. Я мог лишь предположить, что содержавшая магию устойчивая структура также защищала их от поглощения, в отличие от моих обычных заклинаний.

Пенни заговорила:

— Какой бы интересной эта штука ни была, мы не можем оставить тут лежать кучку дёргающихся обрубков тела, — сказала она. Обожаю её прагматичную природу.

— Ладно, у меня есть идея, — ответил я. Я собрал сушняка и листьев, навалив их вокруг всё ещё двигавшихся кусков тела. Используя свою силу, я стал поджигать самодельный погребальный костёр, пока древесина не стала ярко гореть. Огонь поглощал плоть, лежавшую среди веток, и то, чего не могла достигнуть магия, достигло обычное пламя. Мы продолжали подкидывать дрова, пока от тела Сэйди Таннэр ничего не осталось. Той ночью я усвоил интересный урок… чтобы полностью сжечь тело дотла, нужно много дров.

— Что это было? — спросила Пенни, пока мы наблюдали за костром, но ответа у меня не было. Мы направились обратно домой, получив больше вопросов, чем ответов, но слишком усталые, чтобы сделать той ночью что-то ещё.

Глава 2

Солнце взошло слишком уж рано. Хотел бы я найти того малого, что это устроил — у него явно было неважное чувство умора. Не смотря на то, что поздно легли, мы с Пенни проснулись вскоре после восхода солнца. Я думаю, мы оба тревожились.

Сон и размышления рано утром убедили меня в том, что тварей должно было иметься больше. Начать можно было с того, что Сэйди не была такой до своего исчезновения, и что-то должно было забрать её саму. Если что-то похожее случилось с остальными, это значило, что в округе было ещё по крайней мере три таких твари… из тех, о которых мы знали. От этой мысли меня знобило.

Единственные хорошие новости заключались в том, что больше никого не похитили, хотя я был уверен, что именно это и произошло бы, если бы мы не встретили существо первыми. Мы с Пенни обсудили случившееся, но никто из нас не мог это понять. В конце концов мы решили умолчать об этом, чтобы избежать паники.

Я написал два письма: одно — Герцогу Ланкастера, с описанием всего случившегося, второе — Дориану. Я надеялся, что он будет свободен приехать и пожить с нами — если магия не была эффективна против этого нового существа, его меч определённо будет полезнее. После этого я пошёл посмотреть, смогу ли я найти фермера или кого-то ещё, направляющегося в Ланкастер.

Так получилось, что в тот день ехать никто не планировал, но я повстречал Джо МакДэниела, и он предложил съездить, если дело было срочным. Джо переселился из Гододдина, соседнего королевства. О своём прошлом он особо не говорил, как и о причинах, заставивших его уехать, но я пришёл к выводу, что это было как-то связано с тамошней сменой власти.

С технической точки зрения, Гододдин уже не был королевством. Королевский род тщательным образом вырезали за некоторое время до моего рождения, и теперь в стране была теократия под управлением культа, известного как Дети Мал'гороса. У Джо про них не было ни одного доброго слова.

— Я не против съездить для вас, Лорд Камерон, — сказал он мне. — Я и так думал поехать через пару дней, чтобы заказать ещё одну бочку эля, — закончил он. Джо работал над строительством таверны, первой в Уошбруке. Пока что она состояла из нескольких скамеек, разбросанных вокруг его дома, где он вечерами продавал пиво. Сам будучи горячим поклонником пива, я полностью поддерживал его начинания.

— Спасибо, Джо, — сказал я, хлопнув его по плечу. Когда он уехал, я пошёл к кузнице моего отца. Скоро мне нужно будет начать наём каких-нибудь слуг, например — регулярных посыльных. Быстро становилось ясно, что я больше не мог делать всё сам.

— Выглядишь обеспокоенным, сын, — заметил отец, когда я вошёл. Он был тихим человеком, возможно поэтому он и был таким проницательным.

— Прошлой ночью были неприятности, — объяснил я, и рассказал ему о том, что случилось прошлым вечером. Я также описал эффект, который существо оказывало на мою магию. Папа сам был лишён какого бы то ни было магического таланта, но он был очень умён, и я начал ценить его советы, когда тестировал различные способы зачарования предметов.

Мой рассказ его встревожил, но это мог бы увидеть лишь тот, кто знал его. Его эмоции всегда было трудно прочитать. Вместо того, чтобы тратить время на разговоры о том, что его беспокоило, он перешёл к практическим моментам:

— Похоже, что нам предстоит много работы, — сказал он, отошёл, и вытащил из стопки один из листов, которые он использовал для планирования различных конструкций.

Я, естественно, полюбопытствовал:

— У тебя уже есть идея?

— Ты сказал, что всё почернело, когда оно коснулось тебя, верно? — ответил он.

— Да.

— Но… Пенни по-прежнему могла бороться с ним, — напомнил он мне.

Чёрт! Об этом я не подумал. Малейшее касание привело меня в бесчувственное состояние, но хотя оно и высасывало неуклонно её жизнь, она сохранила способность сопротивляться.

Он продолжил:

— И оно не смогло вытянуть магию из твоих чар, вроде твоего меча.

Наконец мне стало ясно:

— Амулет! Он должно быть защитил её разум, даже пока существо высасывало из неё жизнь, — догадался я. Из этой мысли многое вытекало — в частности, у меня был способ защитить людей, по крайней мере — частично. Амулет Пенни не спас бы её жизнь, но будет труднее охотиться на людей, если они не будут мгновенно парализованы при первом же касании этих существ.

— Не просто амулет, Мордэкай, ты мог бы зачаровать свою одежду, или броню, чтобы защитить себя лучше. Что угодно, лишь бы не дать им коснуться тебя, — ответил он.

— Я никак не смогу зачаровать достаточно брони и всего прочего для всех в деревне, на это уйдут годы! — возразил я, ибо эта мысль заставляла меня теряться.

— Не для них! Для тебя, мальчик! Если что-то случится с тобой, никто из нас не сможет защититься самостоятельно, — окинул он меня меня многозначительным взглядом. — Тебе нужно начать больше похожим на лорда, и менее — на лакея, ты теперь — важная персона.

На этот счёт я не был с ним полностью согласен, но мы в любом случае не могли себе позволить сделать броню для всех. К тому же, никто не мог работать, возделывать землю, готовить или делать что-нибудь ещё, будучи облачённым в броню весь день напролёт. Идея была нелепой, но я всё же не хотел бросать мысль о том, что мы могли что-то для них сделать.

— Ладно, частично я с тобой согласен, но мы всё же должны сделать что-то для людей. Если бы я мог сделать достаточно амулетов…

— Ты его делал из серебра, и я вообще-то не оборудован для такой работы, только не для производства их дюжинами, — ответил он.

— Не обязательно серебро, можно и из железа.

— Это проще, но всё равно потребует немало времени, и форма у амулета была очень замысловатой. Ты мог бы изменить форму? — спросил Ройс.

— Только если мы достигнем её гравировкой вместо ковки, символы — самая важная часть. Когда я делал амулет Пенни, я сделал весь кулон из символов, прежде чем влить в него магию, — ответил я. Я знал, что у моего отца не было инструментов для тонкой гравировки.

— Ха! Придумал, — воскликнул он. Во мне затеплилась надежда, ибо когда мой отец ставил себе цель, он всегда находил путь к ней.

— Что? — спросил я.

— Если ты сможешь позаимствовать амулет Пенни, мы сделаем форму, а потом сможем отлить столько, сколько потребуется. Как много времени уходит на твоё колдовство? — комично помахал руками Ройс, покачиваясь из стороны в сторону.

Я одарил его тяжёлым взглядом, но внутри он заставил меня улыбнуться:

— Недолго, может быть — полчаса на каждый, если они уже имеют нужную форму, — ответил я. После этого мы принялись за дело, хотя мне пришлось поработать языком, чтобы забрать у Пенни её ожерелье — она почему-то думала, что я собирался воспользоваться ею, злоупотребив его отсутствием. Я понятия не имел, с чего ей такое взбрело в голову.

Папа всё устроил, и заверил меня, что формы будут готовы в течение пары дней, после чего он сможет делать амулеты быстрее, чем я смогу их зачаровывать. Я беспокоился, что это могло быть недостаточно скоро.

После этого я ушёл — я не был ему нужен, поэтому решил не путаться под ногами. Всё утро я снова помогал плотникам, но после обеда меня прервало прибытие Дориана.

— Хо! Мордэкай! — позвал он меня. В тот момент я стоял на лесах у наружной части донжона.

Для меня было облегчением увидеть его, но я не ожидал, что он прибудет так скоро. Я крикнул ему:

— Как ты смог так быстро добраться сюда? — спросил я, и начал карабкаться вниз, чтобы нам было проще говорить.

— Я поехал сразу же, как получил этим утром твоё сообщение, — ответил он. Дориан был чрезвычайно надёжным другом — из тех, кто пройдёт через огонь, если посчитает, что поможет этим кому-то. Он уже спас мою жизнь по крайней мере единожды. — Описание в твоём письме было немного расплывчатым, но я так понял, что ты имеешь дело с каким-то чудищем?

Я не знал, что писать, поэтому не особо вдавался в подробности.

— Да, давай не будем говорить об этом здесь. Я пока не придумал, что сказать людям, и я не хочу начинать панику.

Он уставился на меня, моргая:

— Серьёзно, чудище? — спросил он. Я почти видел, как шестерёнки завертелись у него в голове, вызывая образы существ из детских сказок. Я также заметил, что он явился экипированным для войны. Он носил кольчугу — и не просто нательную… на нём были и кольчужные леггинсы, а также стальная шапка и бармица. Он принёс сразу и меч, и длинное копьё.

— Я вижу, ты поймал меня на слове. Но неужели тебе и вправду нужен был бард? Твоему коню его, наверное, было трудно нести, — указал я. Бардом называлась броня, частично покрывавшая его коня, крупного чёрного дестриэ́.

— Откуда мне было знать? Я предпочёл бы прийти на вечеринку слишком разодетым, чем явиться, и позже выяснить, что мне следовало надеть мои кольчужные штанишки! — ответил он. Как обычно, его шутка была не очень смешной, но с моих плеч свалилась часть груза при виде Дориана в полной броне. В числе известных мне людей Дориан был одним из самых смертоносных, и я был рад, что он являлся моим другом.

Поскольку его конь устал (а вы бы не устали, потаскав такую тяжесть?), мы отвели его к временным конюшням, и я помог ему почистить и причесать массивное животное. Для меня это не было рутиной, поскольку лошадей я любил почти как людей. Пока мы причёсывали коня, у меня появилась мысль:

— Снимай свою броню — если ты будешь тут помогать, то я кое-что могу сделать, чтобы улучшить твои шансы.

— Боюсь спрашивать — что именно, — ответил он, но начал снимать с себя броню. Сняв её, он передал мне очень тяжёлую кольчужную кучу. К счастью, я всё ещё был в хорошей форме благодаря тому, что время от времени помогал Папе в кузнице. У крупного человека, вроде Дориана Торнбера, броня весила, наверное, восемьдесят фунтов, или больше.

— Меч и копьё тоже неси, — добавил я.

— Я и не собирался их оставлять, — окинул он меня взглядом, означавшим, что только безумец мог бы подумать, что он будет разгуливать по округе безоружным. — Что ты собираешься делать с моей бронёй? Она очень дорогая, знаешь ли, — с подозрением покосился он на меня. Никогда не понимал, почему он мне не доверял.

— Никакого вреда твоей драгоценной кольчуге не будет, не бойся. Я просто улучшу её, — попытался я одарить его своим самым лучшим взглядом типа «мудрый и таинственный волшебник», но Дориан лишь покачал головой.

Тут мы дошли до моего дома, хотя, если верить Пенни, он едва заслуживал такого именования. Я повёл Дориана вокруг, к задней части, где маленький сарай служил мне мастерской. У меня не было всех тех клёвых игрушек, которые Папа держал у себя в кузнице, но мне для работы большая их часть и не нужна была. Владение магией позволяло мне делать многие вещи, не прибегая к инструментам. Я разложил его бармицу на столе.

— Только будь осторожен, её мне Папа дал, — сказал Дориан. Его отец погиб в прошлом году — факт, о котором нам обоим не нравилась вспоминать. Я тоже любил Грэма Торнбера.

— Когда я с ней закончу, тебе больше никогда не придётся волноваться о том, что кто-нибудь её повредит, — заверил я его. — Ты не мог бы сходить за водой? Это займёт много времени, а мне уже хочется пить, — попросил я. Он пошёл искать кувшин, а я принялся за работу. Моя просьба частично была для того, чтобы он убрался подальше, а я мог приступить к делу. Я не был уверен, как он отреагирует.

Я вытащил бумаги, содержавшие мои записи — хотя я в последнее время много занимался зачарованием, схемы были сложными, и я не хотел допустить ошибку. Эту схему я уже пробовал прежде, и потому был довольно уверен, что она сработает так, как и предполагалось. Склонившись над кольчугой, я вытянул палец, и стал водить им по металлическим кольцам — металл под ним менял цвет с тускло-серого на золотой.

Дориан вернулся с водой, но не стал прерывать меня, поскольку знал, что я был сосредоточен. Прошло довольно много времени, прежде чем я поднял взгляд от своей работы:

— У тебя ещё есть та вода?

— Конечно. Для испытывающего жажду человека ты довольно долго ждал, прежде чем прерваться, — сказал он, передавая мне чашку.

— Сколько прошло времени? — спросил я.

— Ты говорил сам с собой и гладил мою броню уже примерно три часа. Скоро станет темнеть, — ответил он.

— Чёрт! Я даже не осознавал. Прости, Дориан, я был плохим собеседником.

— Не волнуйся — что бы ты ни делал, это, наверное, было важным. Я просто надеюсь, что моя кольчуга всё ещё работает как надо, — сказал он, заглядывая мне через плечо.

— Ну, с бармицей я закончил, взгляни сам, — показал я жестом на стол. Кольчуга блестела. Я убрал золотистый цвет, бывший временной мерой для того, чтобы отслеживать процесс. Теперь вся кольчуга слабо мерцала, будто каждое кольцо только что отполировали, в то время как для моего взора её всё ещё покрывали узоры из символов и слов. Дориан их увидеть не сможет.

— Ну, она очень красивая, но в битве красота не важна. Меч она остановит?

— Друг мой, она остановит всё кроме разве что баллисты. Она не будет ржаветь, и тебе никогда больше не придётся смазывать её маслом, — произнёс я, про себя надеясь, что это ещё и улучшит её запах. Если вы хоть раз были в обществе облачённых в кольчуги людей, то знаете, что я имею ввиду: ржавчина и пот — плохая комбинация. — Что важнее — она должна не позволить той твари, с которой я столкнулся прошлой ночью, высосать из тебя жизнь.

Из дверного проёма донёсся голос:

— Мальчики, а вы не проголодались? — спросила Пенни, вернувшись с корзиной в руках. Я был весьма уверен, что внутри неё была какого-то рода еда.

— Очень скоро, мне ещё надо тут закончить, — указал я на оружие Дориана, его стальную шапку и кольчужные леггинсы.

— А я вот определённо голоден… я не ел с обеда, — ответил Дориан. Он редко когда пропускал трапезы.

— Значит, хотя бы у одного из вас имеется здравый смысл. Сколько ещё тебя ждать, Морт? — вопросительно посмотрела на меня Пенни. В последнее время она стала чуть слишком настойчивой, когда доходило до заботы о том, чтобы я делал перерывы и ел пищу.

— Недолго, час или два.

— Ладно… Дориан, не мог бы ты? — она протянула руку, и он взял её, проводив Пенни в дом как какую-то благородную леди. Я решил, что она вскоре и будет таковой.

Я вернулся к работе, первым делом начав со стальной шапки. Я не думал, что она займёт слишком много времени, и скоро я погрузился в свою работу, потеряв счёт времени. Я закончил шапку и леггинсы, и начал работать над мечом, когда вернулась Пенни.

— Морт?

— Хм-м? — поднял я взгляд — Пенни слегка расплывалась по краям.

— Тебе нужно поесть, потом закончишь, — сказала она мягко, но я чуял, что она просто разогревалась.

— Я не могу остановиться на полпути, иначе придётся всё начинать сначала. Вообще, раз уж я работаю, сходи за своей кольчугой. Я её следующей обработаю, — сказал я, и сразу же вернулся к работе над мечом. Она не ответила, и к тому времени, как я снова поднял взгляд, её уже не было.

Через некоторое время я закончил. Было уже совсем темно, но это проблемой не было — я окружил мастерскую несколькими шарами магического света. Я хотел начать работать над кольчужной рубашкой Пенни, но она её не принесла, поэтому я пошёл её искать.

Её я нашёл в доме, сидящей у очага.

— Где твоя кольчужная рубашка? — спросил я с расплывчатым выражением лица. Вы могли бы подумать, что у меня должно было иметься больше здравого смысла, но я практиковался в своей дурости.

— Ты знаешь, какое сейчас время? — спросила она.

«Что за глупый вопрос», — подумал я, — «любому дураку видно, что уже стемнело».

— Ночь, — ответил я.

— Морт, уже почти полночь, а ты всё ещё не ел. Ты вообще обедал? — одарила она меня своим самым лучшим взволнованным выражением лица, но меня на мякине не проведёшь. Так они просто заставляют тебя потерять бдительность. Тут я вспомнил, чем собирался заняться.

— Ох! Ты права — нужно приготовиться. Где Дориан? Полагаю, придётся есть на ходу, — сказал я со слегка затуманившимся взглядом, вероятно — из-за недостатка пищи.

Пенни встала, взяла меня за руку, и повела к столу, уговаривая меня сесть:

— Ты никуда этой ночью не пойдёшь. Всё равно ты устал и проголодался, и, наверное, слишком туп, чтобы сделать там сейчас что-то полезное.

— Нет, я… — начал отвечать я, но она сунула булку в мой открытый рот. Я, может, и воспротивился бы, но булка была хороша, поэтому я принялся жевать, не думая. Отсюда всё пошло под откос… булка поговорила с моим желудком, и они вдвоём убедили меня, что им там, внизу, нужна была компания побольше. Я быстро расправился с нарезанным мясом и оставшимся хлебом. Набив пузо, я почувствовал сонливость.

— Спасибо, милая, мне следует чаще тебя слушать, — сказал я. Пенни хмуро посмотрела на меня. Я нарушил первое правило женщин. Никогда не делай им комплименты, когда они взволнованы или злы. Однако я не позволил ей на меня накинуться: — Где Дориан? Он может пойти со мной этой ночью, а над твоей кольчугой я поработаю завтра.

— Я уже сказала тебе, ты никуда сегодня не пойдёшь. Дориан может посторожить, — ответила она, подбоченившись.

Я одарил её долгим взглядом:

— Если с кем-то что-то случится этой ночью, то я в ответе за это.

— Ты и так уже в ответе за всех. Что-то случится вне зависимости от твоих действия, но если ты пойдёшь туда в таком состоянии, тебя только убьют. И куда тогда денутся все эти люди? — сказала она, и её лицо смягчилось. — Иди спать, этой ночью на страже будет Дориан. Он всё равно уже ушёл патрулировать.

Надо было догадаться… они уже сговорились против меня.

— Я всё равно не смогу заснуть, — сказал я, обидевшись.

Пенни наклонилась, и поцеловала меня. И не одним из тех целомудренных поцелуев, которые я в последнее время от неё получал — этот был из тех поцелуев, что заставляют парня проснуться и сказать «привет»… и я не имел иммунитета к её шарму.

— Иди в кровать немедленно, и я позабочусь, чтобы ты об этом не пожалел, — тихо прошептала она мне на ухо.

У меня не осталось сил бороться, так что я сдался, и пошёл к кровати. Я не мог понять, почему она больше не беспокоилась о том, чтобы подождать до свадьбы, но не собирался смотреть в зубы дарёной кобыле. Плохая аналогия, я не собирался смотреть… стоп, не важно, эта аналогия была бы ещё менее подходящей. У меня кружилась голова… и после моего долгого дня кровать казалась невероятно мягкой. Я решил, что надо чаще её слушаться.

— Я сейчас вернусь, нужно убрать еду со стола, — сказала она, выходя из комнаты. Я закрыл глаза, чтобы подождать её, а когда она вернулась несколько минут спустя, я уже крепко храпел. — Срабатывает каждый раз, — улыбнулась Пенни, и заползла ко мне под одеяло. Я так и не осознал, что меня надули, пока не наступило утро.

Глава 3

Маркус Ланкастер лениво потянулся, наслаждаясь прикосновением атласа к своей коже. Он посмотрел на свою спутницу, Леди Э́ленор Стри́кланд. Она была милой девушкой, с длинными светлыми локонами и золотыми глазами, по цвету почти совпадавшими с её волосами. «И талантливая», — тихо подумал он про себя.

Прошедшая ночь была одним смазанным пятном из вина и танцев, что было обычным делом в столице Лосайона. Албамарл был большим городом, и многие дворяне держали здесь резиденции, чтобы лучше следить за важными социальными делами при дворе Короля.

— Пора валить, — сказал себе Марк, тихо вставая. Приближался рассвет, и нехорошо будет оказаться пойманным утренними слугами в спальне молодой леди. Он быстро надел на себя свою одежду, и собрал свои разбросанные вещи. Эленор не проснулась — у неё была долгая ночь.

Несколько минут спустя он шёл по узкой улочке, проходившей между домами в той части города. Полноценная улица была по другую сторону от домов, а эта в основном использовалась для слуг и доставок. Марк хорошо знал эту дорогу — за последние несколько месяцев он уже посетил ряд дворянских домов. Положение сына герцога имело свои преимущества, и он наслаждался большим числом мимолётных отношений с молодыми леди Албамарла. Вопреки тому, что Мордэкай когда-то думал насчёт Пенни, Маркус никогда не злоупотреблял горничными или другими служанками, и ограничивался лишь женщинами благородного происхождения.

Не то чтобы он смотрел на низшие классы свысока, просто он интуитивно чувствовал, что это было бы неправильно. Рождённая в низком сословии женщина едва ли могла отказать сыну герцога. Это было бы эксплуатацией с его стороны, даже если девушки были не против, да он и среди девушек своего класса без проблем находил полно дичи.

Маркус принялся насвистывать себе под нос на ходу. Солнце начало подниматься над горизонтом, и всё шло к ещё одному прекрасному дню. «Интересно, сколько ещё мне следует оставаться в Албамарле?» — подумал он про себя. После прошлогодних событий он обрёл новый интерес к будущему. Смерть Лорда Торнбера заставила Марка мучительно осознать, что его собственный отец не будет жить вечно. Однажды ему придётся взять на себя титул Герцога Ланкастера.

Изначально Марк приехал в Албамарл, чтобы увиваться и ухаживать — его статус первого наследника означал, что его долгом было найти жену прежде, чем он станет слишком старым. Хотя изначально он имел чистые намерения, он скоро выяснил, что ни одна из встреченных им дворянок не могла удержать его внимание — не дольше недели или двух, во всяком случае. Будучи послушным сыном, он продолжил поиски, и вскоре осознал, что погоня ему нравилась больше, чем добыча. Иногда жизнь бывает тяжёлой.

Он шагал вперёд, уже гадая, где найдёт свою следующую кандидатку на завоевание, когда услышал звук потасовки. Первыми звуками были жёсткие удары, звук кого-то избиваемого, но за ними последовал отвратительный, мокрый звук. Метнувшись за угол, он увидел в переулке трёх мужчин.

Один из них стоял, тревожно оглядываясь, пока второй рылся по карманам молодого человека. Лежавший на земле парень истекал кровью с опасной быстротой.

— Стоять, бросить оружие! Я мигом стражу позову! — крикнул Марк, потянувшись за мечом.

Меча не было — он оставил его в гардеробе на вечеринке прошлой ночью. «Блядь!» — подумал он. Стоявший на стрёме человек бросился на него, сжимая в руке тяжёлую дубинку. «Наверное, это и есть источник тех звуков ударов», — сделал он наблюдение. Марк осознал, что отпрыгивает назад, уходя от неуклюжих ударов нападавшего. Засекая промежутки между ударами, он ждал, пока его противник не махнул слишком сильно, и тогда Марк шагнул вперёд, и дал тяжёлый левый хук в висок грабителя. Тот покачнулся на ослабевших ногах, и упал. Марк пнул его прямо в голову, когда тот попытался встать.

Подхватив дубинку, он поискал взглядом второго нападавшего, но, судя по всему, тот убежал, когда его напарник был выведен из строя. Их жертва не двигалась.

— Эй! Ты в порядке? — спросил Марк, падая на колени у лежащего человека. Парня пырнули чем-то в живот, и кровь всё ещё вяло текла из раны. Выглядело скверно.

— Кто-нибудь, помогите! Зовите стражу, доктора найдите, кто-нибудь! — крикнул Марк. Несколько любопытных жителей высунули головы, увидев, что драка закончилась. Марк позвал на помощь, но знал, что это было бесполезно — у лежавшего на земле человека времени было очень мало. Вряд ли на этот момент его мог спасти даже доктор. Опустив взгляд, Марк увидел, что парень открыл глаза, и застонал:

— Больно… — выдавил раненный с расширенными от боли глазами, но он явно не мог чётко видеть. Боль и потеря крови, похоже, лишили его чувств. — Мама, я не смог найти рыбу… Прости, — были следующие его слова. Марк наконец заметил разбросанную на мостовой еду. Судя по всему, жертва возвращалась с рынка.

Что-то в чистой заурядности ситуации задело Марка за живое. Казалось глупым умирать из-за продуктов, но этого человека зарезали всего лишь за сдачу, которая была у него в кармане. Наверное, он был честным человеком — он носил серебряную звезду Миллисэнт, богини Вечерней Звезды. Не думая, Марк протянул руку, чтобы коснуться звезды:

— Пожалуйста, Богиня… если есть способ спасти этого беднягу, покажи мне.

Марк никогда раньше особо не молился, если не считать еженедельных богослужений. Он мало что знал о том, как правильно молить о чём-то свою богиню, но не знал, что ещё ему делать. Его эмоции нарастали, и он почувствовал, как на его глаза навернулись горячие слёзы. Он продолжал сжимать серебряную звезду:

— Пожалуйста, Леди, если этот человек хоть что-то значил… помоги ему. Я знаю, что я не достоин, но этот человек нуждается в тебе, — сказал он. Может быть, ему это почудилось, но он ощутил, как вокруг него появилось тёплое свечение — и тут он увидел её.

Она была завёрнута в светящееся платье, похожее на превращённый в ткань звёздный свет. Серебряные волосы и яркие глаза оттеняли лицо столь прекрасное, что ему захотелось плакать при виде её.

— Я давно ждала этого дня, Маркус Ланкастер. Нам предстоит ещё многое сделать, — сказала она голосом, который напоминал ему музыку.

— Я не знаю, что ты имеешь ввиду, Леди — мне просто нужно спасти этого человека. Он никому не сделал зла, и не заслуживает смерти, — ответил Марк. Не смотря на красоту богини перед собой, он всё ещё ощущал под своей рукой угасающую жизнь человека.

— Чтобы спасти его, ты должен отринуть свою мирскую жизнь. Посвяти себя мне. Я покажу тебе путь к добродетели, и через тебя я пролью мой свет в пустые сердца людей, — произнесла она, приближаясь, пока ему не стало казаться, что её лицо находится в считанных дюймах от его собственного.

Маркус ощущал её красоту как нечто вещественное, и заполнился ощущением божественности, святым сиянием, какого никогда не знал прежде. Оно потекло в трещины его сердца, в пустые места. Вечное одиночество, что каждый человек познаёт с рождения… исчезло. Впервые в жизни он ощутил себя целым в её присутствии.

— Я согласен, моя Леди, — ответил он. — Если ты позволишь, я буду служить тебе все дни своей жизни, отринув всё остальное.

— Открой мне своё сердце, дитя, — сказала она, но он уже сделал это, и ощутил, как она влилась в него, подобно жидкому свету в тёмный сосуд. Мир заполнило ощущение такой радости и такого могущества, что он оказался ошеломлён. Снова открыв глаза, он по-новому осознал окружающий мир. Свет заполнял всё, и под собой он увидел угасающий свет человека на мостовой.

Марк открыл свою ладонь, и положил её на рану. Он мог чувствовать её силу, текущую через него, и под его взглядом кровь перестала течь, и плоть снова сомкнулась, не оставив даже шрама. Человек на мостовой смотрел на него широко раскрытыми глазами, будто увидел ангела:

— Ты исцелил меня, — просто сказал он, касаясь своего чистого живота.

Марк произнёс:

— Тебя исцелила милость Вечерней Звезды. Её милосердие спасло твою жизнь. Помни об этом, и живи с ней в мыслях и деяниях твоих, — были его слова. Затем он встал, и огляделся — вокруг собралась толпа. Люди потрясённо переговаривались. — Богиня благословила этого человека, и она благословит всех нас, нам нужно лишь позволить ей, — сказал он. Не в силах больше выносить не отрывающиеся от него взгляды, Марк протолкался через толпу, и направился к дому своего отца.

— «Сперва ты должен пойти в мой храм, чтобы предстать перед живущими там священниками. Они должна услышать мои слова, и приготовиться к тому, чтобы дать тебе место среди них», — произнесла богиня в его сознании.

— Да, моя Леди, — ответил он, и повернул к храму Миллисэнт. Сомнений о своём будущем у него больше не было.

* * *

Я проснулся рано утром. В этот раз я спал крепче, чем за последние несколько недель, и для разнообразия ощущал себя свежим и отдохнувшим. Пенни лежала рядом со мной, тихо храпя… в кои-то веки. Я понаблюдал за ней несколько минут, дивясь её красоте. Я всё ещё не понимал, что она во мне видела, но надеялся, что её зрение никогда не улучшится. Вспомнив о её обещании прошлой ночью, я решил посмотреть, стоит ли оно ещё на повестке дня.

Я осторожно подвинулся к ней, и стал мягко целовать её шею, в то время как мои руки… ну, достаточно сказать, что мои руки были повсюду. В целом, замысел заключался в том, чтобы довести её до такого состояния, в котором она вряд ли отказала бы мне, когда наконец проснётся. Казалось, что план работал. Когда её глаза открылись, я накрыл её рот своим собственным, надеясь, что поцелуй скрепит сделку. Это сработало на миг, я чувствовал её возбуждение, но затем она оттолкнула меня.

— Ох, ты играешь не по правилам! — воскликнула она, выпутываясь из простыней.

— Я не мог не попытаться, — был мой ответ. Я был в хорошем настроении, несмотря на её силу воли. Неужели она тяжело дышала? Наверное, мне это показалось.

— Продолжай в том же духе, и будем до свадьбы спать на отдельных кроватях, — парировала она. Я был весьма уверен, что она блефовала.

— Но ты таки обманула меня прошлой ночью. Это едва ли честно, — улыбнулся я ей.

— Что было нечестно… так это то, как ты зарабатывался до смерти прямо у меня на глазах, — заявила Пенни. Тут она, возможно, была права, но это напомнило это о моих планах:

— Ох, точно! Где твоя кольчуга? Сначала я займусь ею, а потом схожу посмотреть, как у Папа обстоят дела с формами.

— Формы?

У меня ещё не было возможности рассказать ей о наших планах, так что я всё ей объяснил. Идея ей понравилась, и она согласилась сходить со мной в кузницу, чтобы Папа мог использовать её кулон для литейных форм. В качестве своего единственного условия она заставила меня съесть завтрак перед работой. Она, похоже, думала, что я заморю себя до смерти, если не буду есть прямо в её присутствии.

Пока мы ели, пришёл Дориан. Он выглядел усталым.

— Ещё есть? — показал он на мою еду.

— Конечно, — сказала Пенни, и встала, чтобы наложить ему тарелку.

— Выглядишь дерьмово, — высказал я своё мнение.

— Ты сам именно так и выглядел прошлой ночью, так что не дерзи, — ответил он. — Я всю ночь искал твоих монстров.

— Ну, я рад, что ты искал — впервые за последние дни я хорошо выспался, — сказал я, пытаясь добавить благодарности в свой голос. Он поел с нами, а потом я занялся работой над кольчужной рубашкой Пенни. Сама она пошла отнести свой кулон моему отцу, прежде чем отправиться к архитектору.

— А людям что скажешь? — спросил Дориан. Я как раз закончил её кольчугу, и приготовился идти в кузницу.

— Не знаю. Я не уверен, что хуже — паника или страх неизвестного.

— Я говорил с некоторыми из горожан этим утром — сразу после восхода. Они взволнованы, — добавил Дориан. — Если они скоро что-нибудь не услышат, то они могут всё равно впасть в панику. Меня трудно не заметить, особенно теперь, когда моя броня так блестит. Люди знают, что ты меня не просто так позвал.

Иногда Дориан может быть ужасно умным. Его легко было воспринимать как должное, но думал он тщательно.

— И что мне им сказать? Что по округе рыскает какая-то нежить?

— Ты — их лорд, им нужно твоё руководство. Объясни им ситуацию, и, может быть, они тебя удивят, — заметил он.

— Здесь больше никто не способен сражаться с этими тварями… — начал я.

Дориан перебил меня:

— Ты ошибаешься, если считаешь, что именно так всё и работает. Как думаешь, откуда Герцог Ланкастера берёт свою власть?

— А это-то тут при чём?

— Отвечай, — упрямо сказал Дориан.

— От Короля, конечно же, — высказал я то, что казалось мне очевидным.

— Неправильно. Его власть происходит от тех, кто ему служит. Герцог, или граф, — подчёркнуто посмотрел он на меня, — получает свою власть от тех, кто следует его приказам. Без них он — лишь ещё один человек.

— Я — волшебник, а они по-прежнему не могут справиться с этими тварями, — парировал я.

Дориан встал, и подошёл к росшему у дома деревцу — обнажив меч, он рубанул по стволу. Его свежезачарованный клинок срезал молодое деревце так, будто оно было из бумаги. Оно медленно завалилось на бок, чуть не упав на наш стол под открытым небом. Дориан выглядел слегка удивлённым — я мог бы предположить, что он не пробовал свой меч с того момента, как я зачаровал его прошлым вечером. Он приостановился, затем вспомнил, в каком направлении думал:

— Кто срубил это дерево? — спросил он.

«Идиот», — подумал я. «Рубит моё грушевое дерево, а потом ещё и спрашивает, кто это сделал?»

— Я Пенни расскажу, — с сарказмом ответил я, будто мы были детьми.

Он нервно сглотнул, но продолжил:

— Давай, Морт, отвечай… кто срубил это дерево?

— Когда Пенни спросит, я скажу ей, что это был ты, но именно мои чары сделали это возможным, — сказал я, отпивая воды и глядя на него поверх края чашки.

— Чья рука держала клинок? — отозвался он.

— Твоя, мой добрый друг, определённо твоя, — сказал я, почти смеясь — иногда я сам себя смешу.

Дориан бросил меч на землю.

— Может он теперь срубить дерево? Вставай, меч! Иди, сруби мне это дерево! — крикнул он на свой клинок, указывая на второе деревце.

Я начал гадать, не лишился ли он разума:

— Да ладно, Дориан… успокойся. Меч очевидно не может ничего сделать, если ты его не держишь. Ну, с технической точки зрения, я, может быть, сумел бы заставить его работать, не держа его… но я думаю, что ты не это имел ввиду?

— Проклятье, конечно не это! Я держал меч. Я срубил дерево… этой рукой, — поднял он свою крупную кисть, сжав её в кулак. — И кто сделал меч, до того, как ты его зачаровал? Кто построил этот дом? Оглядись! Всё, что ты видишь, было создано простыми, обыденными людьми, твоими людьми! Ты можешь кое-что улучшить с помощью магии, конечно же, но ты — лишь один человек. Истинная сила заключена в людях вокруг тебя. Как Графу ди'Камерону, тебе передали их доверие, и ты должен использовать его мудро. Скрывай всё от них, обращайся с ними как с детьми — и ты выбросишь свою власть на ветер, обесценишь их силу. Поговори с ними, доверься им, позволь им помочь тебе — и узнаешь, что такое истинная сила.

Я никогда прежде не слышал от Дориана такой пылкой речи, и она пробилась через мою самонадеянность, коснувшись моего сердца.

— Дориан, ты прав, — сказал я. На миг он настолько сильно напомнил мне своего отца, что у меня почти навернулись слёзы на глазах. Я встал, и обнял его. — Покуда у меня есть друзья вроде тебя, всё обязательно разрешится. Если бы не ты, и Пенни, то не знаю, как бы я со всем справлялся.

— Я рад, что ты это понимаешь, — резко ответил он. Дориан всегда неудобно себя чувствовал,когда я слишком поддавался эмоциям.

— Пойдём посмотрим, насколько Папа продвинулся с кулонами — может быть, мы можем ему помочь. Когда они будут готовы, я поговорю со всеми. Я не скажу им, пока я не смогу по крайней мере дать им хотя бы простейшую защиту, — сказал я.

— У тебя хотя бы есть план, — ответил Дориан. — Любой план — лучше, чем никакого плана, — закончил он. Вместе мы пошли к кузнице, работы было ещё полно.

Глава 4

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Дориан стал спать по утрам, поскольку ночами он патрулировал. Его речь оказала на меня сильный эффект, так что я позволил ему это делать, а сам использовал эти дни, чтобы создавать зачарованные кулоны для горожан. За четыре дня их было приготовлено больше сорока, что, как я счёл, было достаточным, чтобы раздать каждому по одному. Но останавливаться я не собирался — со временем людей станет больше.

Донжон оставался незавершённым, но Пенни сказала мне, что жилые помещения были закончены, так что мы начали переезжать туда. Большая часть остального интерьера всё ещё представляла из себя открытые балки и необработанный камень, но у нас по крайней мере будет жилище получше. Многие жители помогли нам перенести наши вещи и устроиться, так что после этого я воспользовался возможностью, чтобы поговорить с ними.

— Я ценю всё, что вы сделали нам в помощь, но мне нужно кое о чём с вами поговорить. Если бы вы могли собрать здесь этим вечером свои семьи, я хотел бы рассказать всем сразу, — выдал я. Я ощущал себя слегка странно, толкая речи, но думаю, что это приходит с должностью. Люди кивали, и вскоре пошли искать остальных.

Пенни заговорила:

— Ты уверен насчёт этого, Морт?

— Я должен это сделать… держать их в неведении — несправедливо.

Её лицо приняло задумчивое выражение:

— Если ты расскажешь им про Сэйди Таннэр, то дела могут обернуться худо, если, конечно, они тебе поверят.

В этом она была права. Ту часть я не до конца продумал. Друзья и семья Сэйди Таннэр наверняка будут расстроены и сбиты с толку. Хотя нет, если я скажу им, что изрубил и сжёг их дочь, потому что «думал», что она была хищным чудовищем-нежитью… они слетят с катушек. Доказательств не было, и никто прежде не слышал о таких существах. Даже относительно суеверные обыватели скорее поверят, что я совершил преступление, а не защищал свою жизнь.

— Я скажу им, что это был мужчина, но мы его не опознали. Если всё пойдёт хуже, то они позже будут более восприимчивы к правде. Если нет, то позже мы просто найдём другой способ сообщить новости её семье, — сказал я.

Пока мы ждали, пришёл мой отец, принеся с собой недавно сделанные кулоны. Я был рад его присутствию и поддержке, мысль о произнесении речи заставляла меня нервничать.

— Не беспокойся об этом, Мордэкай, просто расскажи им правду, и всё будет путём, — прошептал он мне на ухо, когда люди начали заходить в помещение.

Мы стояли в главном зале — или, точнее, в том, что будет главным залом. Сейчас он скорее напоминал двор — каркас был, но крыша отсутствовала. Солнечный свет просачивался между башен, падая на деревянный пол подо мной. Это был красивый день, наперекор тёмным вестям, которые я должен был сообщить.

Когда все пришли, я встал на стул. Это было лучшим, что я смог устроить.

— Я созвал всех вас здесь, чтобы поговорить об исчезновениях, — начал я без изысков. — Я не знаю, заметил ли кто, но я проводил много ночей снаружи, наблюдая и ожидая. Я позвал своего друга Дориана, чтобы помочь с этим, — сказал я им, указав на Дориана. Он был в броне, так что смотрелся внушительно.

— Я видел, как он ходил по округе рано утром, — послышался мужской голос. Это говорил Дэвид Таннэр, отец Сэйди. Я внутренне вздрогнул.

— Верно — я не мог продолжать работать каждый день, и патрулировать ночью, поэтому он великодушно предложил помочь, — продолжил я.

— Я бы уж точно не захотел повстречать его в тёмном переулке, — присоединился ещё один мужчина. Я узнал Джо МакДэниела. Несколько человек засмеялись над его ремаркой.

Я продолжил:

— Суть дела вот в чём: думаю, что понял, или, по крайней мере, частично узнал, что происходит. Несколько ночей назад я был в лесу, с Пенелопой, и мы повстречали что-то во тьме, — сказал я, и приостановился — следующая часть была сложной.

— Что это было? И почему вы были в лесу? Я думал, вы — новый Граф, — сказал какой-то малый из задних рядов, его лица я не видел.

— Я уверен, что вы все заметили, но у меня пока не особо много слуг. Будучи вашим лордом, я чувствую себя ответственным за то, чтобы с этим разобраться, — сказал я, и услышал, как несколько человек согласно забормотали. — Что я нашёл той ночью… или, точнее, что нашло меня… ничем естественным оно не было. Я никогда не видел ничего подобного. Оно сумело подкрасться к нам с Пенелопой, несмотря на мои способности. Это не должно было являться возможным.

Джо МакДэниел перебил:

— Вы вообще-то не особо известны как охотник, насколько я слышал — при всём уважении, ваш' благородие.

Это выбило у меня почву из-под ног. Последнее, что мне сейчас было нужно, это сомнения — поэтому я решил быстро и окончательно решить этот вопрос:

— Уверен, вы все уже знаете, что я — волшебник. Вы видели, что я делал с инструментами рабочих, но у меня есть и другие способности, которые вы могли и не видеть. Джо, не мог бы ты помочь мне на минутку?

— Конечно, сэр, только скажите, что нужно, — осклабился он. Джо был дружелюбным малым, пусть и убедить его было труднее большинства других.

— Я повернусь спиной, и я хочу, чтобы после этого ты что-нибудь сделал… что угодно. Я опишу всё, что ты будешь делать, — сказал я, отворачиваясь от собравшихся. Вероятно, это не лучшая идея во время произнесения речи, но у меня не было никакого решения получше.

— Ладно, что я делаю сейчас, ваш' благородие? — позвал он.

— Ты поднял одну руку вверх, правую, — сразу ответил я. Это вызвало в толпе приглушённый шёпот.

— А сейчас?

— Ничего, только улыбаешься от уха до уха и чешешь нос… а теперь ты уставился на меня, раскрыв рот, — ответил я. Затем развернулся: — Я могу видеть окружающее своим разумом — не так, как глазами, но я так всё время делаю. Существо, которое приблизилось ко мне той ночью… его я не видел, — продолжил я объяснять. Люди в толпе начали принимать испуганный вид, хотя было ли это из-за того, что у меня будто имелись глаза на затылке, или из-за того, что я им рассказывал — в этом я не мог быть уверен. — Оно подошло ко мне, не выдав себя, и протянуло руку сквозь мой щит, будто его и не было.

— Щит? Типа, деревянный шит? — спросил кто-то, я не смог определить — кто именно.

— Нет, позвольте мне показать вам, — сказал я, и сделал свой обычный щит видимым, добавив к нему синего цвета. Я нервничал, поскольку некоторые люди плохо реагировали, когда видели что-то явно неестественное.

— Мать твою! — сказал кто-то.

— Леди милосердная! — отозвался другой. Толпа зашевелилась, устрашившись. Не этого я пытался достичь.

— Успокойтесь, я же уже сказал вам, что я — волшебник. Важно здесь то, что я — ваш волшебник, так же, как я — ваш лорд, — попытался успокоить их я. Это помогло, я думаю, поэтому я продолжил: — Существо, которое нашло нас той ночью, прошло через мой щит, и если бы Пенни не отбросила его в сторону, оно бы меня заполучило. Оно пожирает магию, против него работала лишь физическая сила.

— Так что с ним случилось? Оно всё ещё где-то там? У него моя Сэйди? — снова подал голос Дэвид Таннэр.

— Мы его убили — или, точнее, я порубил его на части с помощью обычной стали. Хуже всего то, что оно от этого не умерло. Оно продолжало двигаться. Нам пришлось сжечь его полностью, чтобы быть уверенными, — закончил я. Толпа выглядела неуверенно.

— Так мы теперь в безопасности? А что насчёт Сэйди, вы её нашли?

«Это и была Сэйди», — хотелось закричать мне. От этого стало бы только хуже, но во мне нарастала фрустрация.

— Мы так её и не нашли. Этого мы убили, но их может быть больше — на самом деле, я в этом уверен. Поэтому-то мы сейчас и здесь.

— Как оно выглядело? — вставил Джо. Вынужден признать, что это был хороший вопрос.

— Как ты или я… оно выглядело как человек. На свету оно выглядело просто как обычный человек.

— Так как вы можете быть уверены, что это не был просто человек? — ответил он. Джо явно не радовала мысль о чудовищах в ночи, или он просто хотел каким-то образом заставить ситуацию казаться проще.

— Для моего другого взора оно выглядело как пустая дыра, как что-то не существующее. Оно съело мою магию, мои заклинания, будто они были ничем. Когда оно коснулось меня, ощущение было такое, будто оно высасывало из меня саму жизнь. Человеком оно не было, — сказал я, и замолчал, глядя на них. Это был момент, больше всего меня беспокоивший. Страх мог стать нашей погибелью, я должен был предложить им надежду, иначе поднимется паника. — Но я нашёл способ сражаться с ними, и способ защитить вас.

Тут мой отец вышел вперёд, и открыл свой ящик, приготовившись вытаскивать новые ожерелья. Я продолжил:

— Я потратил последние несколько дней, готовя вот эти амулеты. У Пенни один уже есть, и только благодаря ему она смогла сражаться с той тварью, не будучи парализованной. Так что я сделал их в большем количестве, по одному на каждого из вас.

— И что они должны делать? — с разозлённым видом произнёс Дэвид Таннэр.

— Они защищают носящего их от магии разума. Покуда вы носите такой амулет, никакая магия не сможет войти в ваши мысли, или повлиять на ваш дух. Тело ваше он не защитит, но вы хотя бы сможете сражаться, — выдал я, и замолчал, чтобы посмотреть на их реакцию. Начался хаос.

Люди кричали друг на друга, и на меня:

— Вы говорите, что там, в лесу, твари, которые не умирают, если их разрубить, а мы должны чувствовать себя в безопасности, потому что вы нам дали какие-то побрякушки!? — возопил один.

— Этот город проклят с тех пор, как умер старый Герцог! — кричал другой. Я терял контроль, но старый Джо пришёл ко мне на выручку:

— Заткнитесь! Неблагодарные! Вы кто — мужики или овцы? — крикнул он, и толпа затихла. Джо пользовался большим уважением среди людей Уошбрука, и они прислушались к нему. — Этот парень тяжело трудился, чтобы сделать то, чего не мог сделать никто из нас. Он патрулировал фермы ночью, сперва — в одиночку, пока мы тряслись в своих кроватях! Теперь он предлагает нам что-то, какую-то защиту.

— Мы не можем сражаться с мёртвыми, Джо! — крикнул кто-то в ответ.

— Можем, и будем! Я был в этом городе ещё с тех пор, как ты был щенком, Сэсил Дрэйпер! Раньше у нас было ополчение, и я не вижу, почему мы не можем его вернуть, — проревел Джо в ответ, затем посмотрел на меня, — если вы не против, ваш' благородие.

Я готов был его обнять:

— Чёрт побери, ещё как не против! — воскликнул я. С этого момента ситуация улучшилась. Мы всех организовали, и раздали ожерелья, по одному на каждого из мужчин, женщин и детей. Потом Дориан и Джо стали обсуждать идею об ополчении. Довольно скоро они составили расписание и иерархию. Главным буду я, но с ополчением будет разбираться Дориан. Джо он сделал своим заместителем. Я подумал, что это был хороший выбор — у него были сильные лидерские качества.

Мы говорили допоздна, и я устал к тому времени, как все ушли.

— Хорошо справился, Морт, — сказала Пенни, забираясь в нашу новую кровать.

— Я просто надеюсь, что этого хватит.

— Хватит. Ты просто должен довериться им. Это хорошие люди, и они крепче, чем ты думаешь, — одарила она меня лёгким поцелуем.

Я надеялся, что этот поцелуй может привести к чему-то более удовлетворительному, но насчёт некоторых вещей Пенни может быть упрямой как мул. Вздохнув, я уснул.

Глава 5

Следующее утро было лучше. У людей была цель, и это придавало им сил. Рабочие продолжали прилагать усилия к ремонту внутреннего донжона, каменщики направили свои усилия на внешние стены, заботясь об их крепости. Когда донжон сгорел семнадцать лет назад, внешняя стена осталась нетронутой. Даже стены внутреннего донжона были в довольно хорошей форме, хотя кое-где они рассыпались. При работе в таком темпе со стенами и воротами должны были закончить в течение нескольких месяцев.

Я снова был в кузнице, зачаровывая новые ожерелья, когда явился вестовой из Ланкастера. Это был один из регулярных вестников герцога. Каждый раз, видя одного из них, я напоминал себе, что однажды мне тоже нужно будет нанять несколько таких человек. Было чертовски неудобно пытаться найти направлявшихся в нужном направлении людей каждый раз, когда мне необходимо было послать сообщение. Я вышел, чтобы встретить его.

— Сообщение для Графа ди'Камерона! — громко объявил он, слезая с покрытой потом лошади. Я догадался, что сообщение, наверное, было срочным.

— Граф — это я, — сказал я ему.

Он удивлённо посмотрел на меня. Полагаю, большинство людей не ожидает увидеть графа одетым как рабочий, и в фартуке кузнеца. Он быстро оправился, и передал мне запечатанный цилиндр с сообщением. Я ловко вскрыл его, и вскоре развернул бумагу, чтобы её прочесть.

Лорд Камерон,

Надеюсь, что эта записка застанет вас в добром здравии. К сожалению, у меня нет для вас хороших вестей. Со мной связался Король, его величество Э́двард Ка́рэнвал. Вас немедленно ждут в столице, чтобы вы присягнули ему на верность. Я приложил письмо, которое он вам послал. Он хочет, чтобы вы прибыли как можно скорее после получения его приказа, и задерживаться будет неблагоразумно. Я не думал, что он так скоро потребует вашего присутствия, но я полагаю, что вопрос о вашем волшебстве усложнил ситуацию.

Насчёт другого вопроса, о котором вы меня проинформировали — я вышлю десять моих людей для охраны Уошбрука, пока вы не вернётесь. Я хотел бы послать больше, но у меня их недостаёт, особенно учитывая расплывчатую природу угрозы. Пожалуйста, спешите в Албамарл, и возьмите с собой Пенелопу — он пожелает с ней познакомиться.

Я встречусь с вами в Столице. Меня также призвали к ответу в деле о Дэвоне Трэмонте. Его отец, Лорд Трэмонт, потребовал ответа за смерть его сына, и я должен изложить свою позицию — и ваши показания тоже помогут.

Джеймс Ланкастер

Внутри я нашёл уведомление, но никакой новой информации оно не содержало. Оно было красиво написано, и запечатано личной печатью его величества. Меня раздражала мысль о том, чтобы оставить моих людей в столь опасное время. Верхом путь займёт целую неделю. К счастью, мой отец привёл своих лошадей, иначе мне пришлось бы идти пешком. У меня пока не было времени на покупку собственных лошадей. Я попросил курьера подождать, чтобы я мог послать с ним ответ, затем пошёл искать Пенни.

Она была занята обустройством интерьера нашего нового жилища в замке. Меня она увидела издалека, и поняла по выражению моего лица: что-то случилось.

— Что такое?

— Я только что получил весть от Джеймса: мы должна отправиться в столицу… немедленно, — сказал я. Не было смысла ходить вокруг да около.

— Прямо сейчас?

— Ага, король лично нас вызвал. Джеймс тоже едет, чтобы ответить за смерть Дэвона, — ответил я.

— Но они же не собираются возложить всю вину на него? Дэвон получил, чего заслуживал! — воскликнула она, уже начав заводиться. Я попытался перенаправить её, пока она не зашла слишком далеко:

— Я уверен, что это — лишь формальность. Он должен изложить свою версию перед королём и советом лордов. Нам, наверное, придётся давать показания в его пользу. Другая причина, почему мы должны ехать — его величество хочет принять мою присягу.

Она поджала губы:

— Я думала, что у нас будет больше времени. Мне даже надеть нечего, — выдала Пенни. Да уж, женщины первым делом именно об этом и думают. Я чуть не улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — зарычала она. Чёрт, я думал, что скрыл свою улыбку достаточно хорошо.

— Тебе, — просто ответил я. — Начинай собираться, я пойду написать ответ для Джеймса, и ещё один — для короля.

Дальше мы завертелись — я поговорил с отцом, чтобы убедиться, что он не против заимствования нами его лошадей. Потом я пошёл повидать Дориана и Джо — им придётся справляться самим как минимум несколько недель. Они показались мне гораздо менее обеспокоенными моей поездкой, чем я сам.

— Особо не волнуйся, — сказал Дориан. — Замок никуда не денется до твоего возвращения, — успокоил он меня. Ирония того, что Дориан говорил на волноваться мне, показалась мне забавной. Обычно из моих друзей больше всего беспокоился именно он — я же обычно как раз был беззаботным.

— Я знаю, я знаю… — ответил я. — Просто от меня никогда раньше не зависело такое количество людей. Я не привык с этим справляться.

— Просто разберись со своими делами при короле, и возвращайся как можно скорее. Мы позаботимся, чтобы тебе было, к чему возвращаться, — сказал Дориан, хлопнув меня по спине. Я этого ожидал, и приготовился — иногда он сам не знает своей силы.

Мы с Пенни выехали час спустя. Если честно, меня поразила скорость, с которой она собралась. Учитывая то, какой она была милой, было легко забыть, что она — не како-то хрупкий цветок, выращенный в доме какого-нибудь дворянина. Юность у неё была нелёгкой, и она знала, как разбираться с делами, когда была необходимость. Мы ехали на двух крепких верховых лошадях, и везли наш багаж на сильной вьючной лошади.

В путь мы двинулись в простой дорожной одежде, и я убедил Пенни надеть и кольчугу тоже.

— Я всё ещё не вижу, зачем ты хочешь, чтобы я носила эту вонючую штуковину. Мне и так уже достаточно жарко, даже если бы я не носила поверх всего этого кучу тяжёлого металла, — жаловалась она.

— Она уже не такая и тяжёлая, и ты это знаешь, — парировал я. Часть чар, которые я наложил на её броню, уменьшала вес наполовину. Раньше кольчужная рубашка весила более тридцати фунтов, сейчас она была ближе к пятнадцати.

— А ты тогда почему не носишь броню? — спросила она, подняв бровь.

— Ты — моя охранница, а я — просто путешествующий дворянин, — ухмыльнулся я ей. — К тому же, ты правда думаешь, что кто-то сможет мне навредить? — сказал я, и произнёс слово, заставив свой щит засветился на миг видимым светом.

— Той ночью против того существа он не так уж хорошо сработал, — указала она.

— И посему у меня есть верный спутник, чтобы меня оборонить, — громко продекламировал я.

Она фыркнула:

— А я-то думала, что я — твоя невеста, вот тебе и доблестный рыцарь! — воскликнула она. Эта ремарка меня раздражала, и Пенни знала об этом. Но я всё равно не позволил ей снять кольчугу. Я беспокоился, что ей может понадобиться защита в какой-то момент, когда я сам защитить её не смогу.

Волновался я напрасно. Наша поездка прошла без происшествий, но в первую же ночь мы выяснили, какими холодными могут быть вечера. Мы ели холодные дорожные пайки, так что костра не разводили. Лёжа на бугристой скатке, завернувшись в простое шерстяное одеяло, мы жались друг к другу, чтобы согреться.

— Ужасно холодно. Разве ты не мог просто нашаманить нам огня для обогрева? — предложила она.

— Тогда у нас не было бы оправдания для обнимашек!

— Будто тебе нужно для этого оправдание! — насмешливо ответила она, но взгляд её улыбался.

В целом, поездка была приятной. Довольно похоже на отпуск в походе. Мы ехали, ели, разбивали лагерь, и в течение шести дней прибыли в Албамарл. По пути мы проехали через несколько деревень, но не стали в них останавливаться. Нас обоих что-то привлекало в новизне путешествия только вдвоём, впервые без кого бы то ни было ещё. Я думаю, мы оба сожалели, что поездка закончилась, когда достигли городских ворот.

Мы оба ни разу не были за пределами Ланкастера или Уошбрука, поэтому вид великого города был дня нас потрясением. Изображения и виденные мною в книгах рисунки не отдавали ему должное. Он был такой большой. Последние несколько миль перед воротами дорога была вымощена. У входа она расширялась, пока не стала более тридцати футов в ширину, с двумя массивными каменными башнями по бокам.

Рядом со столицей была знаменитая каменоломня, где добывали много розового гранита, поэтому всё было им выложено. В результате весь город был несколько розовым. По этой причине Албамарл иногда называли «Розой Лосайона».

Стражники не обратили на нас внимания, когда мы въехали в город. Полагаю, через ворота каждый день проходило столько народу, что они не могли допрашивать всех. Я остановился, чтобы спросить одного из них о том, как пройти к дворцу, и тот странно на меня посмотрел:

— Просто идите по главной улице. Узнаете, когда увидите, — сказал он, и отвернулся, не заботясь о том, имелись ли у меня ещё вопросы. Я решил, что если у меня когда-нибудь будут стражники, то они будут обучены быть повежливее.

Однако его указания оказались более чем достаточными. Главная дорога никуда не сворачивала, направляясь прямо в сердце города. Прочь от неё шли различные изогнутые улицы, наверное огибавшие город, но эта шла прямо в центр, как ось колеса. Мы шли мимо каменных зданий и домов, магазинов и предприятий, пока наконец не достигли того, что могло быть лишь королевским дворцом.

Здесь ворота тоже охранялись, но немного серьёзнее.

— Хо! По какому делу, путник! — преградили нам дорогу двое мужчин. На лицах у них было написано чрезвычайное безразличие — судя по всему, уставшим с дороги путникам здесь редко были рады.

— Я — Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон, а это — моя невеста, Пенелопа Купер. Мы желаем войти, повинуясь призыву нашего короля, — ответил я своим самым надменным тоном. Я брал уроки у Бенчли.

— Вы простите меня, милорд, если мне в это трудно поверить. У вас есть бумаги, подтверждающие ваше утверждение? — упёрся он в меня жёстким взглядом, но у второго стражника слегка расширились глаза. Тот наклонился, и прошептал первому что-то на ухо. Я не совсем уловил его слова, но я определённо услышал слова «волшебник» и «Трэмонт». Год спустя рассказ о битве в Ланкастере, должно быть, всё ещё ходил в народе.

— Определённо, — ответил я ему, и вытащил наше полученное от Короля Эдварда уведомление. Передавая его стражнику, я позаботился, чтобы он увидел кольцо с печаткой моего деда у меня на пальце. Он быстро пробежал документ глазами, но я не уверен, читал ли он его вообще.

— Если вы пройдёте внутрь, я прикажу кому-нибудь немедленно вас проводить, милорд, — произнёс он, на этот раз — подобающе уважительным тоном. Нас впустили, и сказали немного подождать во дворе. Вскоре явились двое конюхов, чтобы забрать наших лошадей. Один из них заверил нас, что наши вещи отправят прямиком в нашу комнату.

Пенни наклонилась, и прошептала мне на ухо:

— Разве тебя это всё не заставляет нервничать?

Я уверенно улыбнулся ей:

— Чертовски. Но наблюдая за Марком, я научился одному — никогда не позволяй им видеть, что ты взволнован. Половина аристократичности — это уверенность, — заявил я, поскольку на самом деле я в жизни никогда так сильно не нервничал.

— Пожалуйста, следуйте за мной, сэр, — сказал мужчина, который на вид вполне мог быть близким родственником Бенчли. У него был такой же вид, у чопорного ублюдка. Он провёл нас через лабиринт дворов и коридоров, пока мы наконец не достигли двери. Предположительно — в нашу комнату, для темницы двери были значительно богаче, чем я мог бы ожидать.

Он открыл дверь, и передал мне ключ. Наши комнаты — возможно, мне следует называть их «покоями» — были роскошны. Первая комната была большим жилым помещением, большую её часть занимали широко открытые пространства и мебель для отдыха. От неё вели несколько дверей. Расследование показало мне, что одна из них вела в большую спальню, вторая — в спальню поменьше. Третья дверь вела в личную ванную! Никогда не слышал о таком.

Она была как маленький пруд в помещении. Вода постоянно лилась из маленького отверстия в одной из стен, и, переливаясь через край, утекала через хитро расположенные сливы. Я понятия не имел, как этим управляли, но мне это показалось чистой расточительностью.

— Покои вам по вкусу, сэр? — смиренно спросил слуга. Я уверен, что про себя он презрительно усмехался. Как они могли не быть мне по вкусу? До недавнего времени я жил в доме с земляным полом, и считал это удачей.

— Они удовлетворительны, — ответил я. «Снобить» я мог не хуже других. Я не собирался удовлетворять его желание видеть, насколько я был впечатлён. — Когда мы увидим его величество? — спросил я.

— Его уже уведомили о вашем прибытии. Я полагаю, что он пошлёт за вами, когда будет готов.

— Как тебя зовут? — осведомился я.

Он показался мне слегка удивлённым:

— Адам, сэр.

Мне нравилось знать имена людей, с которыми я имел дело:

— Адам, ты не мог бы сказать мне, когда примерно это будет? Боюсь, что при королевском дворе я недавно, и понятия не имею, чего ожидать. Уверен, на эту тему ты знаешь гораздо больше меня.

Теперь Адам точно удивился — полагаю, он не привык, чтобы с ним говорили настолько прямо.

— Я сказал бы, что он, вероятно, пошлёт за вами где-то перед ужином. В противном случае вы увидите его за вечерней трапезой.

— Я ценю твою откровенность; а знаешь ли ты, Герцог Ланкастера уже прибыл?

— Вчера он прислал одного из своих людей, объявив о своём присутствии, — ответил Адам.

— Он не остановился во дворце?

— У Ланкастеров есть собственная резиденция в городе, милорд, — уведомил он меня. Это было для меня новостью — впрочем, я очень мало знал о городе. Я знал, что Марк тоже был где-то здесь, но я предполагал, что он жил во дворце.

— Как мне отправить ему сообщение? Я не хочу ходить лично, поскольку не знаю, когда меня может вызвать король, — спросил я.

— Просто дайте сообщение мне, или какому-то другому слуге. Оно будет доставлено незамедлительно, — ответил тоном, которым ясно давал понять, что мне уже следовало знать такие вещи.

— Очень хорошо, я скоро напишу записку, и дам её кому-нибудь. Можешь идти, — сказал я, ясно давая ему понять, что больше не держу его здесь.

Когда он ушёл, Пенни сказала:

— А ты держался молодцом. С каждым днём ты говоришь всё более похоже на Графа.

— Это комплимент или упрёк?

— Не уверена — когда решу, дам тебе знать, — сказала она, подмигнув.

Я набросал записку для герцога, и отдал её слуге, которого обнаружил за дверью. Судя по всему, король мог себе позволить слуг, которые просто ждали как раз чего-то такого. После этого я обнаружил, что мне совершенно нечего делать.

Мы как-то не могли ходить по достопримечательностям. Уже была середина второй половины дня, и всё время была вероятность быть вызванным к королю, что фактически привязывало нас к месту. Я серьёзно подумывал вздремнуть, но у Пенни были другие мысли:

— Не ложись на кровать! Ты грязный, — сделала она мне выговор.

Кто бы говорил.

— Ты и сама не лучше, — указал я. Вообще-то, из-за кольчуги она пахла значительно хуже меня.

— Давай попробуем ванну, — предложила она. Обычно мне эта мысль не особо понравилась бы, но принятие ванны вместе с Пенни изменило мои обычные предубеждения.

— Звучит как чудесная мысль! — ответил я. Однако скрыть свой энтузиазм мне не удалось, и я увидел предостережение в её взгляде:

— Веди себя хорошо, иначе будешь мыться один, — сказала она предупреждающим тоном, и я, естественно, сразу же согласился. У меня не было совершенно никаких нечестных намерений, клянусь. Вы же мне верите, верно? Ага, она тоже не поверила. В итоге мы сидели на противоположных концах ванны. Она была настороженнее оленя в лесу, так что у меня было мало шансов тайком к ней подобраться.

* * *

Самой Пенни вода нравилась, и глядя, как за ней наблюдает Мордэкай, она почти смеялась. Ей нравилось его внимание, пусть она этого и не признавала. Закрыв глаза, она откинулась назад, позволяя воде смыть все её тревоги. Дрейфуя, она видела синее небо, усыпанное пушистыми облаками. Оно могло бы быть красивым, если бы картину не портил дым. Оглядевшись, она осознала, что стоит снаружи Замка Камерон. Вокруг неё бегали люди в броне, готовя оружие и оттаскивая раненых.

Ей сразу стало ясно, что была весна, и это казалось странным. Она почему-то думала, что сейчас должно было стоять лето, но отбросила эту мысль прочь.

С минуту она искала взглядом Мордэкая, и наконец нашла. Он стоял на возвышении, с посохом в руках, и посылал во врагов струи огня. Он производил героическое впечатление, стоя там, но выглядел напряжённым. На неё нашло необычное ощущение срочности, и она поняла, что он находился в опасности. Побежав, она достигла до вершины, где он стоял, и посмотрела вниз. Против них выстроились тысячи солдат, равномерно наступая.

Мордэкай снова поднял свой посох, и вперёд ринулся конус огня. Послышались крики умирающих, но люди продолжали наступать. Враги ответили из арбалетов, но немногие болты нашли цели — солдаты Камерона были хорошо укрыты. Посмотрев на противоположную сторону поля, она внезапно заметила баллисту, оружие типа арбалета, стрелявшее болтами размером с тяжёлые копья. Она почему-то знала, кто был целью.

Она в замедленном времени увидела, как тяжёлое древко взмыло над полем брани. Стальной наконечник блеснул в полёте. Она открыла рот, чтобы закричать, предупредить его, но не вышло ни звука. Время снова понеслось вскачь, когда большой болт врезался прямо в Мордэкая. Он пробил ему грудь, будто та была из обёрточной бумаги, и отбросил его на несколько футов. Падая спиной назад, он упал на землю, и кровь потекла из него подобно воде из разбитого сосуда. В течение нескольких секунд он умер.

* * *

Я наблюдал, как Пенни расслаблялась в ванной напротив меня. Трудно было вообразить лучшую картину. Её волосы плавали на воде по мере того, как она всё ниже и ниже соскальзывала в тёплую воду. Теперь я уже даже не видел её глаз, она полностью погрузилась. Я всё выдумывал способы уговорить её бросить свои глупые добрачные запреты, но сомневался, что хоть один из них сработал бы.

Она уже какое-то время не всплывала, чтобы вдохнуть, и это показалось мне странным. Она была под водой уже почти минуту, поэтому я наклонился, чтобы проверить её состояние. Она лежала на дне огромной ванны, и выглядела неправильно. Что-то сказало мне, что она была без сознания.

Схватив её за руки, я быстро вытащил её на поверхность. Она была безвольной как тряпичная кукла, что напугало меня ещё больше. Я вытащил её из ванны, и положил на плиточный пол.

— Пенни! Пенни! Дыши, чёрт бы тебя побрал! — закричал я. Затем перевернул её на бок, и попытался заставить её вытолкнуть воду из её лёгких. Я понятия не имел, что делал.

Она втянула в себя огромный глоток воздуха, и открыла глаза. Из неё не выплеснулось ни капли воды, но когда она на меня посмотрела, её лицо было отмечено ужасом.

— Морт! — воскликнула она. Я осознал, что Пенни вообще никакой воды не наглоталась — она просто не дышала.

— Что это, чёрт возьми, было? — почти кричал я из-за страха и гнева. Она не обратила на меня внимания, села, и со всхлипом обняла меня. Тут я вспомнил ключевой фактор: женщины — странные и таинственные существа. — Да что с тобой такое? — наконец спросил я.

Она обняла мою голову ладонями, и посмотрела на меня глазами, в которых всё ещё стояли слёзы, — а потом она меня поцеловала. Я первым признаюсь, что фактически на это я и надеялся, когда мы только разделись для принятия ванны, но это было слишком странно. Я отстранился:

— Чёрт, почему ты молчишь? Что тебя так расстроило?

— Заткнись, — ответила она, и снова поцеловала меня. Руки её тоже без дела не оставались. Я сопротивлялся несколько минут, но, как говорится, «Когда женщина хочет, мужчина лишь может ей подыгрывать». Я пытаюсь жить согласно этому девизу.

Она занималась со мной любовью с отчаянной свирепостью, которая почти пугала меня, но я — не из пугливых. Именно это я и говорю себе каждый день. Быстро насытиться она тоже не пожелала, и через час она меня измотала вконец. Я надеялся, что она тоже устала. В противном случае мне грозили неприятности.

— Ты как, готова уже поговорить? — спросил я.

Она снова расплакалась. Да, я оказываю на женщин такой эффект. Это особенно тревожило меня, учитывая то, что, по-моему, я чертовски хорошо постарался осуществить все её мечты. Наконец она немного утихомирилась, и выдавила из себя несколько слов:

— Нам нужно уезжать, Морт. Мы не можем здесь оставаться.

— Что? Меня отправят в изгнание, в ссылку, или хуже, если мы сбежим от короля!

— Не важно — ты не можешь быть Графом ди'Камероном. Ты просто не можешь, тебе нужно бежать. Что угодно лучше, чем… чем… — она снова зарыдала.

— Я не могу оставить своих людей, и не оставлю их. Я им нужен, мы им нужны. У меня есть ответственность, Пенни. С чего это всё? — спросил я. Что на самом деле меня беспокоило, так это то, что я знал — Пенни не вела себя иррационально. С чего бы это ни началось, у неё, вероятно, была хорошая причина.

— У меня было очередное видение, — сказала она, и замолкла.

Я подождал целую минуту, прежде чем решил, что она не просто медлит рассказывать.

— Видение чего?

— Нам нужно уходить, Морт — если продолжим следовать этим путём, то для нас нет будущего, — сказала она, глядя на меня умоляющим взором. Я никогда не видел её такой отчаявшейся.

— Что ты видела? — спросил я. Она не ответила, поэтому я повторил вопрос. У неё на лице было то самое упрямое выражение. — Я ничего не буду делать, если, ты мне не расскажешь, — объявил я.

Это её проняло. Она ещё целую минуту спорила, но наконец сдалась, и закричала на меня:

— Я видела твою смерть! Доволен?! Теперь ты меня послушаешь?

Я был ошеломлён, но сохранял спокойствие.

— Когда? — спросил я.

— Менее чем через год — я думаю, где-то весной. Поэтому нам надо уезжать, мы не можем возвращаться в Уошбрук, — настаивала она.

— Значит, это случится дома? Как? — задал я вопрос, который пугал меня до одури, и я не был уверен, что хотел знать ответ.

— Я не скажу тебе, это слишком трудно. Была война, ты погиб в битве. Я не могла ничего сделать, чтобы это остановить, — сказала она, перестав плакать, и уставилась на меня твёрдым взглядом.

— В битве может многое случиться — ты не можешь быть уверенной, что всё обернётся именно таким образом. С кем мы сражались? — осведомился я. Насколько я знал, у Лосайона не было врагов, внутренних или внешних, помимо каких-то сумасшедших служителей культов.

— Я не знаю — кто, но я знаю, что это случится. Морт… я знаю! Этого не избежать, я это чувствовала, — сказала она.

— Будущее не предопределено.

— Всё, что я когда-либо видела — сбылось, — ответила она.

— А что насчёт священника, травившего людей? — парировал я. Я знал, что это она точно изменила.

— Когда я это видела, я знала, что смогу предотвратить это — и предотвратила. Однако всё, что я видела до и после, сбылось. То, что я увидела сегодня, изменить невозможно, — произнесла она с холодной предопределённостью в голосе, от которой я похолодел.

— Дай мне немного подумать, — сказал я, и вышел на веранду. Я забыл упомянуть это прежде, но вид на сады был сногсшибательным. Пенни пошла было за мной, но я отмахнулся от неё. Не каждый день узнаёшь, что жить тебе осталось несколько месяцев.

Там я провёл почти полчаса, глядя на деревья и слушая ветер. Мир казался гораздо ярче, чем совсем недавно, гораздо более стоящим жизни. Хотел бы я иметь возможность сказать, что именно заставило меня принять моё решение, но словами этого не передать. Я просто знал. Свернуть с пути — значит отказаться от себя, стать кем-то, кем я быть не хотел. Я вернулся внутрь. Пенни уже укладывала наши вещи обратно.

— Остановись, мы не уезжаем.

Выражение её лица было душераздирающим. Я бы почти всё отдал, чтобы его изменить, но не это.

— Ты же не серьёзно? — сказала она.

— Серьёзно. Я не могу их бросить. Герцогу нужны мои показания. Людям Уошбрука нужна моя защита. Мы нужны нашим родителям. Если я уйду, то не буду тем человеком, которого ты любишь — я буду пародией на него, подделкой. Я скорее предпочту встретить будущее с высоко поднятой головой, даже если это означает потерю… всего, — заявил я. Я сам был готов зарыдать, но решительность гнала от меня слёзы прочь.

Пенни встала, и подошла ко мне, лучась гневом:

— А что насчёт меня? А! Что насчёт твоих родителей? Мы можем взять их с нами! Что я буду делать, когда ты умрёшь? Ты об этом подумал!? — тряслась она как дерево в грозу. — Ты думаешь, воспоминания о твоих благородных намерениях согреют меня ночью? Думаешь, они принесут радость твоим родителям?

— Я не передумаю, — сказал я, но мне было больно видеть её такой.

— Ты, эгоистичный ублюдок! — попыталась ударить меня Пенни, но я поймал её запястье. Я позволил бы ей дать мне пощёчину — это могло бы позволить ей почувствовать себя лучше, но я волновался, что она поранит руку о мой щит. Мы поборолись немного, затем она отдёрнула руку. — Я не останусь. Если ты собираешься это делать, то можешь делать это один. Я не буду смотреть, как ты убиваешь себя, — сказала она притихшим голосом.

Я открыл рот, чтобы ответить «Ты мне нужна. Я не могу сделать это без тебя», но слова так и не прозвучали. Я не мог заставить её участвовать в этом. У меня не было права. Она шагнула назад, а я стоял с полураскрытым ртом. Пенни качала головой, будто отрицая то, что видела в моих глазах. Наконец она развернулась, подошла к двери, и миг спустя ушла. Даже не хлопнула дверью.

Я сел на кровать. Вообразить день, который окажется хуже этого, я не мог.

Глава 6

Я сидел в комнате почти час. Хотел пойти за ней, но учитывая то, что она сказала, я не мог этого сделать. Если мне правда было суждено умереть через полгода, то было бы несправедливо заставлять её смотреть. Может, если она уйдёт сейчас, то сумеет найти кого-то другого, забыть… что угодно, лишь бы ей не было так больно. Конечно, с моей стороны было идиотизмом так думать — если бы мы поменялись местами, то я ни за что бы не оправился от этого всего лишь за несколько месяцев, если бы вообще оправился.

Одна мысль слегка подняла мне настроение. Если я знал примерное время и обстоятельства своей смерти, то мог быть чертовски уверенным, что я не умру до этого момента. Если смотреть в этом свете, то на следующие шесть месяцев я был практически в безопасности от несчастий. Есть некая свобода в знании того, что ты не можешь умереть — пока, по крайней мере. Я пытался сосредоточиться на этом. Ход моих мыслей прервал стук в дверь.

Встав, я немедля открыл её, обнаружив слугу, сопровождавшего Джеймса, Герцога Ланкастера. Тот вошёл сразу же, как только я открыл дверь. Закрывая дверь у него за спиной, я понял, что он был взволнован. Точнее, от него практически волнами исходила аура ярости. В последний раз я видел Джеймса настолько разгневанным во время битвы в Замке Ланкастер.

Он молча расхаживал по комнате, поэтому я оставил его в покое, и налил себе бокал вина. Я, может, и не упоминал об этом прежде, но в покоях в центральной комнате была выложена очень хорошая подборка вин.

— Налить? — спросил я его.

— В жопу бокал, тащи всю бутылку, — внезапно ответил он.

Джеймс известен отнюдь не чрезмерным пьянством, но чёрта с два я стал бы ему возражать. Я передал ему бутылку, и он запрокинул её, сделав длинный глоток, прежде чем усесться на кушетку. Я слегка расслабился — теперь, когда он сидел, Джеймс казался не таким уж взрывоопасным.

— Судя по твоему виду, день у тебя прошёл примерно так же хорошо, как и у меня, — осмелился я высказать свои мысли.

— Не знаю, не знаю. Твой сын только что обоссал тебя, и послал куда подальше? — сказал он тоном, намекавшим на то, что я понятия не имел, насколько плохой у него был день.

— Это Марк сказал? — в шоке спросил я. За все мои и его годы он жил лишь для того, чтобы радовать своего отца, хотя ему не всегда это удавалось.

— Нет, он этого не говорил. Он вступил в ряды священников Вечерней Звезды и отказался от наследства — без предупреждения, без слов, без причины, — закончил он, и сделал ещё один длинный глоток из бутылки.

— Он хочет быть священником? Какого хрена? — удивился я. Представить такое я не мог. Последние несколько лет его интересовали лишь женщины и вино. И вообще, я всё ещё не был уверен, что доверял богине Вечерней Звезды. Отец Тоннсдэйл создал для меня плохой прецедент, отравив моих родителей, и почти отравив ещё и всех в Замке Ланкастер. Я выдул содержимое своего бокала, и поискал взглядом ещё одну бутылку. Я не думал, что первую смогу вырвать у Джеймса из рук.

— Его не было в доме, когда я прибыл вчера. Он послал мне записку, в которой сказал, что он зайдёт ко мне сегодня. Надменный щенок! — воскликнул он, и ещё выпил. Учитывая то, какими темпами он напивался, я задумался, сколько ещё он продержится.

— А сегодня? — сел я рядом с ним на кушетку. Теперь у меня была своя бутылка.

— Сегодня он показался у дверей в белой мантии, и сказал мне, что его «призвала» богиня. Он дал мне вот это, — вытащил он скомканный лист бумаги. Я взял его, и пробежал глазами по строчкам. Там было недвусмысленно написано, что Маркус из Ланкастера отказывался от своего наследства и от всех прав на герцогство Ланкастера.

— И ты ему просто позволил? — спросил я, пожалел об этом сразу же, как только слова сорвались с моих губ. Вино пересилило моё обычное здравомыслие.

— Хрена я ему позволил! Я взъярился на него! Я был так разозлён, что хотел там же его и задушить! Но его ничто не трогало. Спокойный как корабль в оке бури. Это злило меня больше всего, я думаю. Он просто послушал меня, а потом ушёл, — сказал Джеймс, казавшийся теперь более спокойным, и слегка подшофе. — Мордэкай, скажи мне кое-что… и будь честен.

— Определённо, ваша светлость.

— Брось эту «вашесветловскую» хуйню! Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной, как отец с лучшим другом своего сына, — сказал он с покрасневшим лицом. — Я был хорошим отцом? Я что, довёл своего сына до этого? Он всегда казался счастливым, что я сделал не так?

Я был в полном недоумении. Джеймс всегда был в моей жизни выдающейся личностью, идеалом уверенности и власти — я был потрясён до глубины души, увидев его настолько уязвимым.

— Марк любит тебя, Джеймс. Всегда любил — но он также боялся тебя, как любой сын боится и уважает своего отца. Я думаю, он ощущал сильное давление стать достойным твоих ожиданий, но я не думаю, что эта ноша была слишком тяжёлой. Он никогда не давал мне повода думать, что хотел вот так сбежать.

— Тогда почему он этосделал? — спросил он, закрывая лицо ладонями, возможно — скрывая слёзы, но вслух я никогда этого не скажу.

— Джеймс, я не думаю, что это как-либо отражается на тебе. Скорее мне это кажется чем-то, что случилось с ним. Он не стал бы делать это из прихоти, и я уверен, что он не сделал это исключительно для того, чтобы сделать тебе больно, — сказал я, и наклонился к нему, похлопав его по спине. Обычно я бы не осмелился быть настолько фамильярным, но сейчас мне казалось, что друг Джеймсу нужен был больше, чем вассал.

— Спасибо, Мордэкай, — сказал он, отняв ладони от лица, и откинувшись назад, закинув руки за спинку кушетки. — Ты сильно напоминаешь мне твоего отца, хотя я не знал его настолько хорошо.

Я не знал, как на это отвечать, поэтому промолчал, и налил себе ещё один бокал. К тому времени вино стало бить мне в голову. Я лениво задумался, что случится, если меня призовут предстать перед королём в пьяном виде.

— Где эта твоя вздорная девчонка?

— Она меня бросила, — ответил я.

— Вот чёрт! Это надо обмыть, — сказал он, и поднял бутылку, так что я последовал его примеру. Утерев губы, он продолжил: — Почему ты не бежишь за ней? Я не думал, что ты так просто её отпустишь.

— Это сложно объяснить.

— Так всегда кажется. Не позволяй твоему мозгу встать поперек твоего сердца, мальчик. Мозг всегда лажает в этих делах. Поверь мне. Хотя я сам никогда не мог следовать этому совету. Ха! — сказал он, и отхлебнул ещё. Наш разговор прервал очередной стук в дверь.

Я сумел пройти к двери по прямой.

— Привет? — спросил я, открывая дверь. Это был ещё один королевский посыльный.

— Его величество даёт знать, что ваше благородие и его светлость, Герцог Ланкастера, должны предстать перед ним в его покоях, — сказал посыльный. Он стал терпеливо ждать, будто собираясь отвести нас туда.

— Джеймс, — сказал я, оглядываясь. Добрый герцог сидел, откинувшись назад и закрыв глаза. — Джеймс! — закричал я.

Он поднял взгляд:

— Что?

— Король хочет нас видеть.

— Когда? — спокойно спросил он.

— Судя по всему — сейчас, — ответил я.

— Вот чёрт. Мне следовало этого ожидать. Пойдём посмотрим, насколько лучше может стать этот день, э!? — поднялся он, сбивая при этом стоявшую перед ним на столе бутылку. К счастью, та была пуста. Я начал было помогать ему, но он отмахнулся: — Не беспокойся, парень, я справлюсь.

Мы последовали за слугой по коридору. На ногах мы держались не особо уверенно, но и не так чтобы совсем плохо. Я дал нам пятидесятипроцентные шансы выбраться из покоев короля, не создав крупного инцидента. Я всегда был оптимистичен.

Мы прибыли в персональную приёмную короля несколько минут спустя. По кивку нашего сопровождавшего привратник молча впустил нас. Вслед за нами он не пошёл. Лежавшая за дверью комната была богатой, обставленной хорошо, но без показухи. Она отражала вкусы человека настолько могущественного, что он не собирался выставлять своё богатство напоказ. Король Эдвард Первый сидел в удобном кресле напротив входа, читая депешу.

Я понятия не имел, какой этикет от меня здесь ожидался, поэтому следовал примеру Джеймса. Мы частично пересекли комнату, и поклонились. Позже я узнаю, что в более формальной обстановке от нас ожидалось встать на колено, но здесь дозволялся обычный поклон — для дворянства, по крайней мере.

— Вы звали нас, ваше величество? — спросил Джеймс, и я не мог уловить невнятности в его голосе. Я надеялся, что мне удастся её скрыть так же хорошо.

Король посмотрел на нас. Он был мужчиной постарше, лет шестидесяти как минимум, лысеющий и с сединой. Выглядел он здоровым, ибо, несмотря на свой возраст, казался энергичным и подтянутым. С бумаг на нас поднялся острый взгляд его серых глаз.

— Джеймс, старый пёс! Давай, садись, это же не формальный визит, — указал он жестом руки на пару кресел неподалёку от своего собственного.

— Благодарю, ваше величество, — сказал Джеймс, садясь. Я направился сесть на соседнее кресло.

— Молодой человек, я что, позволял вам садиться в моём присутствии! — сказал Эдвард резким тоном, от которого у меня пробежал холодок по спине.

— Э… мои извинения, ваше величество! — вскочил я так, будто кресло подо мной загорелось. Я не был уверен, следовало ли мне снова поклониться, или просто стоять. Я взглядом попросил у Джеймса помощи.

Король Эдвард внезапно расхохотался. Это был хороший смех, и что бы так его ни рассмешило, оно заставило его почти упасть с кресла.

— Никогда от этого не устаю! — воскликнул он. Моё замешательство лишь усилилось. — Давай-давай, юный Иллэниэл, пожалуйста, садись! Я просто решил повеселиться за твой счёт. Ты же простишь старику его маленькие развлечения, а? — осведомился он. Туман рассеялся, и я осознал, что я стал объектом шутки. Я покраснел от стыда, и сел.

— Благодарю, ваше величество, — выдавил я. Доверять себе произносить ещё какие-то слова я не стал. Шутка не казалась мне особо смешной, особенно учитывая то, что я не мог не отреагировать именно так. Это своё наблюдение я оставил при себе.

— Давно мы не болтали, Джеймс, — сказал Эдвард, уже забыв про меня.

— Да, ваше величество, я давно не был в Албамарле, — ответил он.

— Просто Эдвард, пожалуйста, я ведь уже говорил тебе, что в приватной обстановке ты можешь быть со мной по-свойски, — сказал ему король.

— Я помню, но я предпочитаю получить напоминание, пока не стал жертвой одной из твоих шуток, Эдвард, — одарил его широкой улыбкой Джеймс, и они оба снова засмеялись. Уверен, что они оба считали себя ужасно забавными.

— Так что заставило тебя пить в такую рань, друг мой? — спросил Эдвард.

— Мой чёртов сын решил присоединиться к духовенству Вечерней Звезды.

— А! Мне следовало вспомнить об этом. Ты только услышал, я так понимаю? — спросил Эдвард, и, судя по его лицу, за этим стояла какая-то история.

— Пока только это и услышал. А что, с ним что-то случилось?

— Судя по всему, твой мальчик стал святым. На прошлой неделе он исцелил человека, которого пырнули ножом. С тех пор люди толпами тащат своих больных в храм Миллисэнт. Священники говорят, что его избрала сама Леди Вечерней Звезды.

— Вздор! У Маркуса благочестия не больше, чем у оленя в гон! Он приехал в город, чтобы найти жену, и с тех пор я слышал, что он только и делал, что присовывал каждой доступной леди в городе! Единственное моё утешение — это то, что он не пошёл по шлюхам. С чего бы богине выбирать его? — выдал герцог. Не приходится говорить, что я был удивлён слышать от Джеймса такие слова в присутствии короля.

— Боги выбирают того, кого хотят. Кто мы такие, чтобы судить о принятых ими решениях? Однако это предоставляет тебе завтра конкретное преимущество, — сказал Эдвард, не выглядя слишком уж озабоченным цветастыми выражениями герцога.

— Это как?

— Я буду слушать дело Трэмонта касательно смерти его сына. Маркуса определённо вызовут для дачи показаний. Немногие осмелятся назвать ложью слово избранника Миллисэнт, — улыбнулся король.

Джеймс по-прежнему был недоволен:

— Мне не нужно ничего такого, чтобы очистить имя Ланкастера — случившееся видели сотни людей. Старому Трэмонту надо было оставить всё как есть, из этого не выйдет ничего кроме вражды.

— Он потерял обоих сыновей, так что он, возможно, уже не мыслит ясно. Вы когда-то были друзьями, разве нет? — осведомился Эдвард. Это было для меня новостью. Их беседа оказалась очень познавательной.

— Да, когда были моложе. Он — хороший человек. Просто он не мог смириться с тем, что Джинни выбрала меня, а не его — право же, глупая причина для гнева, — ответил Джеймс. Под Джинни он подразумевал свою жену, Дженевив Ланкастер. Хотя она едва ли была старой женщиной, мысль о Дженевив как о молодой леди, за которую сражались двое дворян, была для меня поразительным откровением.

Эдвард тихо засмеялся:

— Эта причина кажется глупой лишь победителю. Его нынешняя жена безумна как шляпник, а теперь он и обоих сыновей потерял. Не стоит недооценивать то, как обстоятельства могли изменить твоего старого друга. Он ожесточился, и держит камень за пазухой, — сказал король, а затем посмотрел на меня: — Молодой Иллэниэл, у меня есть к тебе дело.

— Да, величество. Я к вашим услугам, — немедля ответил я.

— Полагая, что тебя завтра признают невиновным в преступлениях, я вскоре после этого приму твою присягу.

— Я дам её сейчас, если вы желаете, сир, — сказал я.

Он покачал головой:

— Нет, завтра меня устраивает. Однако есть серьёзный вопрос, который нужно обсудить. Ты уже задумывался о своих узах?

Моих чего?

— Прошу прощения, ваше величество — я не уверен, что вы имеете ввиду.

— Если верить отчётам, ты показал значительное магическое мастерство во время битвы с Дэвоном Трэмонтом. Как и с твоим отцом, традиция требует, чтобы ты связал себя узами с каким-то партнёром, твоим Анас'Меридум, — прозаично сказал Эдвард.

— Прошу прощения, сир, я думал, что знание о том, как создавать такие узы, было утеряно.

— Не было. На самом деле, предки весьма тщательно хранили это знание. У нас есть несколько книг, где подробно описано, как это делать. Я не эксперт в этом вопросе, но твой отец как-то сказал мне, что делается это легко. Трудная часть — выбор, — ответил он.

— Каким образом, сир?

— Это должно быть очевидно. Человек, которого ты выберешь, умрёт тогда же, когда умрёшь ты — и наоборот. Твой избранник должен быть другом, или кем-то близким, но нелегко взвалить такую ношу на кого-то любимого.

Джеймс прервал его:

— Я думал, это был просто миф.

— О, нет! Чистейшая правда — в конце концов, в этом и состоит смысл уз, — сказал Эдвард.

— Ваше величество, можно вопрос? Мне обязательно выбирать немедленно? — осведомился я.

— Чем скорее — тем лучше; инструктор всё ещё здесь — с тех дней, когда была избрана твоя мать. Он вернётся с тобой, когда ты уедешь, чтобы начать подготовку того, кого ты выберешь.

Это было неожиданным:

— Он знал мою мать? — спросил я, в спешке забыв добавить надлежащее почтительное обращение, но он не обиделся.

— Определённо, он же обучал её.

— А какого рода оно, это обучение… ваше величество? — вспомнил я на этот раз об этикете.

— Оно включает в себя боевое обучение, немного медитации, и много истории и внушения идей относительно тайн и причин для существования Анас'Меридум, или, по крайней мере, так мне сказали.

Мне было трудно представить, как я возлагаю такую ношу на Дориана, или Пенни, если бы она вернулась. По правде говоря, мысль о волнении насчёт того, что кто-то ещё умрёт вместе со мной, была… я вспомнил, почему ушла Пенни. Я ни в коем случае не мог никого выбрать сейчас — это было бы смертным приговором.

— А есть ли последствия в случае, если я откажусь связывать себя с кем-либо узами? — задал я плохо обдуманный вопрос, но мне нужно было знать.

— Помимо смерти? Я буду вынужден созвать войска королевства, чтобы тебя прикончить. Не говори мне, что ты обдумываешь что-то такое? — сказал он, в его взгляде появилась настороженность. Я почти видел, как он внезапно пожалел о неформальной обстановке, об отсутствии стражи.

— Нет, конечно нет, сир! Мне просто было любопытно. Для меня всё это ещё очень ново, и у меня никогда не было наставника, или какого-нибудь формального обучения, — постарался я вложить в свой голос как можно больше искренности. У себя в голове я ещё раз прошёлся по его словам… «чтобы тебя прикончить». Как бешеную собаку? Из-за такой формулировки казалось, что я могу сойти с ума, если не буду с кем-то связан узами. Я снова проклял своё отсутствие знаний.

— Хорошо. Я представлю тебя инструктору завтра, если, конечно, тебя оправдают, — улыбнулся он мне, но я не мог не подумать о старом совете моего отца: «остерегайся улыбки пса».

После этого мы с Джеймсом вернулись в мои комнаты. Вино по большей части выветрилось из наших голов, но ни одному из нас не хотелось ужинать в главном зале, поэтому мы попрощались, и он вернулся в свой городской дом. Я сумел распорядиться, чтобы мне принесли лёгкий ужин в комнату.

Пока ел, я осознал, что вещи Пенни исчезли. Она, наверное, вернулась за ними, пока меня не было. Я решил, что она не шутила. После этого я лежал в кровати, казалось, не один час. Сон, когда он всё же пришёл ко мне, был далеко не безмятежным.

Глава 7

Утро наступило — яркое и сияющее, без какого-либо внимания к моим личным чувствам на этот счёт. Если бы кто-то удосужился посоветоваться на этот счёт со мной, тогда бы шёл дождь. Завтрак я съел в своей комнате. Сервис в королевском дворце был определённо на голову выше Ланкастера. Повар герцога сварился бы заживо при одном лишь требовании еды в комнату, не говоря уже о том, чтобы делать это вне отведённого для трапез времени. Конечно, справедливости ради, королевская кухня обслуживала гораздо больше народу, и, вероятно, имела целую бригаду поваров, которые там со всем управлялись.

Слушание было назначено на девять утра. Для меня время уж точно ужасное, но я подозревал, что король предпочитал пораньше расправляться с неприятными делами. Адам явился, чтобы помочь мне одеться. Он справился с этой задачей так же эффективно, как справлялся Бенчли, но также позаботился о том, чтобы я понял, что истинные мужчины из высшего общества являлись с собственными слугами. После этого я испытывал искушение попросить его опустошить ночной горшок, но сдержался.

Я получил указания, как пройти в Зал Лордов, где должно было пройти слушание. Шёл я туда по коридорам один, без сопровождения или стражи, без Пенни. Когда я туда добрался, человек у двери объявил меня как «его благородие, Граф ди'Камерон», а пристав отвёл меня к моему месту. Я был рад обнаружить, что Джеймс и Дженевив сидели неподалёку. Полагаю, поскольку я был его вассалом, места были распределены так, чтобы мы были ближе друг к другу.

Сам зал был большим, с куполообразным потолком и распределёнными по первому ярусу сидячими местами, где уместилась бы почти сотня народу. Я говорю «народу», но эти места были для лордов и леди Лосайона. Зрителям позволялось сидеть, но лишь в галереях по обе стороны главного зала. Король сидел в маленькой ложе, отдельно, и за центральным возвышением. Теоретически, он мог вмешаться и аннулировать любые вынесенные решения, но Джеймс дал мне ясно понять, что такое редко случалось. Вести дело и выносить конечное решение будет Лорд Верховный Юстициарий, Граф Уи́нфилда.

Юстициарий, конечно, не был самым высокородным из дворян, таковым был бы Джеймс или Герцог Трэмонта, но пост этот, судя по всему, не был наследным. Людей на него назначал сам король, выбирая нового юстициария при необходимости.

Я наклонился к Джеймсу:

— Что именно произойдёт?

— Сначала — много пустозвонства, а потом вызовут Трэмонта, чтобы он изложил своё дело. После этого я отвечу, а потом юстициарий станет задавать вопросы. Мы будем по очереди вызывать свидетелей, если на то будет нужда. Надеюсь, ты зашёл в уборные, прежде чем явиться сюда, — подмигнул он мне.

— А где Марк?

На это Джеймс нахмурился:

— Без понятия — я послал вчера сообщение, наказав ему быть здесь. Полагаю, его богиня важнее, чем сохранение доверия его отца. Где Пенни?

— Намёк понял, — ответил я. Для нас выглядело бы скверно, если половина наших свидетелей не явится. «Пустозвонство», которое упомянул Джеймс, было ещё скучнее, чем я думал. После нескольких минут представлений и речей я был рад, когда оно закончилось. Наконец Лорд Уинфилд приступил к делу.

— Полагаю, у Лорда Трэмонта есть дело для представления перед судом — пожалуйста, выйдете вперёд и ясно изложите свои претензии, — объявил он. После чего началось выступление Трэмонта-старшего. Он был хорошо сложенным мужчиной, близким к Джеймсу по возрасту, чуть за сорок или старше. Он был окружён присутствием власти и уверенности, напоминая мне Джеймса.

— Я стою перед вами сегодня, чтобы просить о справедливости. Мой сын был убит, будучи в гостях у Ланкастеров, и его убийца с гордостью сидит здесь, среди нас, не стыдясь своего преступления, — сказал он, презрительно указав на меня. — Согласно отчётам собственных слуг Ланкастеров, моему сыну дважды угрожали двое различных домочадцев герцога. Сначала ему угрожал человек, который в конечном итоге его убил…, - ещё один кивок в мою сторону, — … а потом — Дориан Торнбер.

Я начал было вставать, но Джеймс положил ладонь мне на плечо:

— Ещё рано, у тебя ещё будет возможность.

Трэмонт продолжил:

— Этот человек беспричинно угрожал моему сыну за несколько дней до убийства, а потом отказался от честно брошенного вызова. Вместо этого он заманил моего сына в шахматную партию, посредством которой обманом вытянул из него двести золотых марок. Что больше, Дориан Торнбер, ещё один из вассалов Ланкастера, угрожал убить моего сына, пока тот пытался помочь Графу ди'Камерону после того, как тот стал жертвой несчастного случая на охоте.

Он приостановился на миг, обозревая помещение.

— Я вижу, что молодой Торнбер отказался явиться сегодня. Не важно — несомненно, его показания лишь прояснили бы это дело ещё больше. Не только он угрожал жизни моего сына, но и Мисс Пенелопа Купер, невеста молодого Лорда Камерона — она попыталась убить моего сына незадолго до того, как это удалось сделать Лорду Камерону. Она при свидетелях попыталась заколоть моего сына кинжалом на балу тем вечером. Как сообщают, именно его действия в собственную защиту наконец толкнули Лорда Камерона убить его. Говорят, что небольшая армия убийц напала на Ланкастер в тот день, но я полагаю, что Лорд Камерон использовал нападение в качестве возможности привести в исполнение свой план для убийства.

Лорд Трэмонт вернулся на своё место, после чего встал Лорд Уинфилд:

— Лорд Ланкастер, как вы ответите на эти обвинения? — спросил он, после чего Джеймс встал, и взял слово:

— Я объявляю их ложными целиком и полностью. Те упомянутые Лордом Трэмонтом вещи, в которых была какая-то истина, были искажены в своём смысле и намерении, чтобы переложить вину на невинных. Дэвон Трэмонт использовал моё приглашение, чтобы привести в мой дом убийц в попытке уничтожить семью Ланкастер. Будучи там, он оскорбил моего сына и молодого Лорда Камерона, что стало источником их ссоры. Он попытался убить Лорда Камерона с помощью магии во время охоты на кабана. Дориан Торнбер не позволил ему завершить начатое, и показал выдающуюся сдержанность, не убив Дэвона прямо на месте. Я приглашаю вас вызвать любых участников, названных Лордом Трэмонтом, что присутствуют здесь сегодня, и я поручусь за их слово, — выдал Джеймс, сделал глубокий вдох, и посмотрел на собравшихся лордов.

— Учитывая случившееся, это мне следует выдвигать обвинения в преступлении в адрес Трэмонта, если бы я был достаточно глуп, чтобы считать его виновным в преступлениях его сына, — закончил он, отошёл назад.

Юстициарий ответил:

— Желаете ли вы выдвинуть встречные обвинения против Лорда Трэмонта?

— Не желаю, из уважения к нашей прежней дружбе, и зная, что он не принимал никакого участия в преступлениях своего сына, — ответил Джеймс.

— Как вы ответите на обвинение в том, что Дориан Торнбер угрожал жизни Дэвона Трэмонта, или в том, что это же самое сделал Лорд Камерон, перед тем как исполнил свою угрозу? — спросил Лорд Уинфилд, который, похоже, искал объяснение для каждой частности.

— Дориана Торнбера нет здесь, чтобы ответить на это обвинение, но я вызову ответить его друга и другого участника, Лорда Камерона, — ответил Джеймс, посмотрев на меня.

Это был мне сигнал, так что я взял слово. До этого я боялся, что буду слишком нервничать, чтобы говорить, но моё волнение сменилось гневом.

— Я — Мордэкай Иллэниэл, новый Граф ди'Камерон. Дэвон Трэмонт оскорбил моих приёмных родителей, и я ему угрожал, но лишь избиением. Он вызвал меня на дуэль, а потом согласился заменить её шахматной партией. Он также предложил поставить сотню золотых марок. Я ничего не вытягивал из него обманом, я лишь поднял ставки, — сказал я, остановившись, чтобы перевести дух, и услышал, как среди собравшихся прошло несколько тихих смешков.

— Как вы ответите на обвинение в том, что Дориан Торнбер также угрожал его жизни?

— Я — волшебник, каковым являлся и Дэвон Трэмонт. Он напал на меня во время охоты на кабана, и почти убил меня, парализовав мою лошадь, когда та неслась галопом. Дориан был свидетелем этого, и заставил его сдаться, не завершив начатое, — ответил я.

— Нет никаких записей о том, чтобы кто-либо в роду Трэмонов имел чародейские силы. Дэвон определённо никогда прежде их не проявлял, но вы утверждаете обратное?

— Утверждаю.

Лорд Трэмонт выпалил:

— Это нелепо! Мой сын никогда не проявлял никаких признаков магического таланта.

— Как вы подтвердите своё утверждение, Лорд Камерон? — с заинтересованным видом спросил Лорд Уинфилд.

— Все видели, как он использовал свои способности в битве на балу в ночь его смерти. Его наиболее видимым применением оных была попытка сжечь меня заживо, — спокойно ответил я.

— Это правда, Лорд Ланкастер?

— С моей точки зрения это определённо так и выглядело, — ответил Джеймс.

Лорд Трэмонт отозвался:

— Он, наверное, сам это сделал, и теперь пытается мутить воду, утверждая, что у моего сына были схожие способности.

Юстициарий сказал:

— В отсутствие твёрдых доказательств нам придётся отложить в сторону вопрос о магическом таланте Дэвона. К нынешнему делу это по большей части не имеет никакого отношения. Поскольку ваша невеста отсутствует, вам придётся отвечать вместо неё. Действительно ли она пыталась убить Дэвона Трэмонта во время танца тем вечером?

Теперь я ступил на зыбкую почву:

— У неё было предвидение плана Трэмонта, и, учитывая его предшествующие действия, она решила удалить опасность, которую он представлял, — сказал я, и увидел, как Джеймс поморщился — не думаю, что он хотел от меня настолько прямого ответа.

— Какие предшествующие действия? — спросил юстициарий.

— Я предпочёл бы не говорить, ваше благородие, — уклонился я. Я знал, что этот ответ выставит меня в неприглядном свете, но не мог заставить себя поделиться тем, чему чуть было не подверглась Пенни.

— Он попытался меня изнасиловать, — прозвучал голос из прохода. Я обернулся, и увидел, её, стоящую там, в ослепительном белом платье. Она вышла вперёд, встав рядом со мной, и наплыв эмоций грозил разрушить моё внешнее спокойствие, но я их подавил.

— Были ли свидетели этому событию?

— Дориан Торнбер и мой жених, Лорд Камерон, — сказала она, наклонив голову в мою сторону. Я не уверен, выглядела ли она столь красивой когда-либо прежде.

После этого ситуация накалилась. Лорд Трэмонт стал кричать, и вопросы стали совсем бесконтрольными. Я чуть не вышел из себя от некоторых из его замечаний касательно надёжности Пенни как свидетеля. Дальнейшие показания лишь ещё больше запутали дело, и я задумался, какое решение в конце концов примет Лорд Уинфилд. Будь я на его месте, я определённо был бы в замешательстве. Естественно, Марк решил объявиться именно в этот момент.

Он вышел к трибуне без вызова. В своей белой мантии он казался не к месту среди хорошо одетых лордов и леди. Никто не просил его, но он вышел в центр зала, и заговорил. Хотя он и не повышал голос, его слова ясно прозвучали по всему помещению:

— Ланкастеры и Лорд Камерон невиновны, — сказал он таким тоном, будто констатировал факт — будто ожидал, что все поверят ему на слово.

— Вы — Ланкастер! С чего нам полагать, что ваши слова менее предвзяты, чем слова вашего отца? — послышался голос вроде бы Трэмонта, но точно сказать было трудно.

— Я могу дать свои показания, но это мало бы помогло. Я здесь для того, чтобы дать голос Леди Вечерней Звезды. Она поделится сегодня с вами своей мудростью, — заявил он. Вот это привлекло всеобщее внимание.

На миг все утихли, пока не заговорил Лорд Эйрдэйл:

— Вы ждёте, что мы поверим, будто вы говорите от имени Богини?

Марк оглядел зал, и поднял голову. Он открыл глаза, и из них будто потёк свет, заливая помещение. Свет обернулся вокруг него, и его не стало, вместо него стояла женщина столь прекрасная, что Пенни по сравнению с ней выглядела серой. Конечно, я ей этого никогда не скажу.

— Я здесь, чтобы показать вам правду, и если кто-то осмелится сомневаться в моих словах, то пусть выскажется сейчас.

В голосе Миллисэнт звучала неземная гармония. Теперь никто не перебивал. Богиня взирала на собравшихся, и самые могущественные мужчины и женщины королевства познали сомнение.

— Дэвон Трэмонт искал власти через магию. Он заключил пакт с тёмным богом, и привёл Детей Мал'гороса в Ланкастер тем днём, намереваясь всех погубить, — сказала она, уставившись на Лорда Трэмонта с жалостью во взгляде. — Твоя скорбь ослепила тебя, Эндрю Трэмонт. Твой младший сын убил своего брата, а ты не хотел этого видеть. Его смерть стала результатом его собственной жажды власти. Если бы он не умер, следующей его жертвой был бы ты.

Я никогда прежде не слышал имя Герцога Трэмонта, и я смотрел, как он закрыл лицо руками, поддавшись эмоциям. Богиня подошла к нему, пройдя через толпу, люди в которой благоговейно расступались. Она положила ладонь ему на голову, так как он уже стоял на коленях:

— Встань, Эндрю, ибо ты не сделал ничего дурного, кроме как позволил твоей любви ослепить тебя.

Он встал, с мокрым от слёз лицом, но не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Развернувшись, она пошла обратно к центру зала. Я думал, что она пройдёт мимо, но она остановилась рядом со мной. Я ощущал исходившую от неё вовне силу, окутывавшую меня, пытаясь найти вход. Не думая, я усилил свой щит, и вокруг меня вспыхнул свет.

На миг в её взгляде мелькнуло раздражение, но затем она улыбнулась:

— Дитя Иллэниэлов, я вижу, ты продолжаешь отказывать мне. Если ты не принимаешь моё правление, то почему ты всё ещё не связан узами?

— Я пока ещё не выбрал, кто возьмёт на себя ношу моих уз, Леди, — ответил я ей. У меня вспотел лоб от усилия, необходимого для того, чтобы не подпускать её силу ко мне.

— Тебе следует выбрать скорее, тёмные боги не будут так терпеливы, как я. Медля с решением, ты рискуешь уничтожить твой мир, — произнесла она, протянув ко мне свою руку, и давление усилилось. Вокруг моего щита вспыхнула и затрещала молния там, где она коснулась его, и напряжение возросло, став почти непереносимым.

Гнев придал мне сил:

— Довольно! Если ты навязываешься мне силой, то ты не лучше тёмных богов, о которых говоришь! — выпалил я, мой щит вспыхнул красным светом, и она отпрянула. Давление внезапно снизилось.

— Тебе следовало бы следить за своими словами, смертный. Грядёт время, когда тебе понадобится моя помощь, чтобы не потерять то, что тебе дороже всего, — улыбнулась она мне, но с будто звериным оскалом. Миллисэнт повернулась, чтобы вновь обратиться к ассамблее: — Я буду следить. Сейчас не время для разногласий. Народ Лосайона должен объединиться, иначе всё будет потеряно, — закончила она, и в один миг исчезла, а вместо неё осталась фигура потерявшего сознание Марка. Он осел на пол прежде, чем я смог его подхватить.

Долгую минуту после её исчезновения все молчали. Шок от её появления лишил всех дара речи, пока не заговорил Король Эдвард:

— Лорд Юстициарий, каково ваше решение?

— В пользу Ланкастера. Обвинения не заслуживают внимания, — мгновенно ответил он.

Я бы порадовался, но у меня больше не было сил. Я бы ушёл, но оставался вопрос моей присяги. Король Эдвард был достаточно добр, чтобы принять мою присягу, не дожидаясь помпы и церемонии. В течение всего оставшегося процесса в помещении стояла тишина, и по его окончании все быстро ушли.

Джеймс и Дженевив забрали Марка с собой. Один из слуг помог Джеймсу донести его до стоявшей снаружи кареты герцога. Вскоре мы с Пенни остались одни.

Никто из нас не знал, что сказать, поэтому я взял её за руку, и мы тихо пошли обратно в мои покои.

Глава 8

Стоявшее между нами молчание всё тянулось и после того, как мы достигли моих покоев. Мы сели на кушетку, глядя в сторону террасы.

— Ты очень очаровательно выглядишь, — наконец нашёл я слова. Я никогда не видел платье, в которое она была одета, но оно сидело на ней идеально.

— Спасибо, — сказала Пенелопа, бросая на меня мимолётный взгляд и одновременно впитывая им сотню мелочей. — Я слышала о том, что тебе сказал король.

Я чуть не сказал «насчёт чего?», но здравый смысл на этот раз меня остановил. Я в точности знал, что она имела ввиду. То, что бог только недавно подкрепил это сообщение, не помогало делу.

— Как ты об этом услышала?

— Роуз. Прошлым вечером она пошла навестить Ланкастеров, — ответила она. Теперь я понял… она пошла проживать к Роуз Хайтауэр. Куда ещё ей было идти? Роуз представляла из себя выдающийся ум в стройном женском теле. Очевидно, она пошла на поиски информации вскоре после того, как Пенни появилась у её порога.

— Ты сказала ей, почему пошла к ней? — спросил я.

— Нет. Я начала было, но не смогла. Как я могла сказать, что бросила тебя потому, что ты умрёшь? Это звучало эгоистично.

— Так ты передумала? — ощутил я проблеск надежды пополам со страхом. Если она останется со мной, то познает лишь ещё больше боли.

— В некотором роде… Роуз вернулась с новостями о том, что король приказывает тебе кого-то выбрать, чтобы быть тебе Анас'Меридум.

— Я пока не решил насчёт этого, — сказал я ей.

— Судя по всему, даже боги ждут твоего выбора.

— Я тоже заметил — все будто пытаются толкнуть меня к этому.

Пенни бросила на меня серьёзный взгляд:

— Больше тебе об этом волноваться не нужно. Поэтому-то я и вернулась. Я не позволю никому другому связать себя с тобой.

— Что!? Ни за что! Ты же понимаешь, что это значит? Когда я умру? Твоё видение что, изменилось со вчерашнего дня? — воскликнул я, неосознанно вставая, и теперь зыркал на неё сверху вниз.

Она спокойно подняла на меня взгляд:

— Да, я умру вместе с тобой. Это решает все наши проблемы.

— Это не решает ничего. Я не приму такие узы, — объявил я.

— Тогда тебя предадут смерти, — спокойно заявила она, — и я не буду удивлена, если множество других, невинных людей также умрут, пытаясь тебя защитить. У тебя нет выбора, — произнесла она голосом, в котором была нотка решимости, а в её взгляде стояло тихое безумие — безумие женщины, твёрдо намеренной умереть вместе со своим любимым.

— У меня широчайший выбор — по крайней мере, я мог бы выбрать кого-то другого. Уверен, Дориан примет этот долг, — заявил я. Мне не понравилось то, что я увидел в выражении её лица, и мои слова разожгли в ней пламя.

— Нет, не мог бы, разве что если ты не ценишь мою жизнь. Ты понятия не имеешь, на что я способна, Мордэкай Элдридж. Думаешь, хладнокровно убить священника было легко? Это была лишь верхушка айсберга! — сказала она голосом, в котором появилось низкое рычание. Я невольно шагнул назад — было проще смотреть в лицо богине, чем находившейся передо мной сейчас разгневанной женщине. — Если ты выберешь кого-то другого, то я позабочусь о том, чтобы ты провёл свои последние дни, жалея, что ты ещё не умер! А в довершение всего этого я всё равно убью себя сразу же, как только ты умрёшь. Ты понимаешь?

— Ладно! Будь по-твоему! — закричал я в ответ. По правде говоря, я не собирался соглашаться. Было проще солгать сейчас, а позже решить всё самому. Пенни была искушена в определении моей лжи, поэтому я решил, что мне следует сбить её со следа: — Хочешь умереть со мной? Без проблем, но если мы оба умрём в течение полугода, то я овладею тобой сейчас, пока у нас ещё есть время, — заявил я, а затем схватил её за плечи, и наполовину поднял её с кушетки, впившись грубым поцелуем в её потрясённое лицо.

Мой план сработал лучше, чем я мог надеяться. То, что началось как принудительный поцелуй, превратилось в неистовые объятия, когда она откликнулась на мою страсть. Несколько мгновений спустя я начал гадать, что за тигрицу я ухватил за хвост. То, что я ей давал, она возвращала в десятикратном объёме, и свирепость её любви была такой, что менее стойкие мужчины затряслись бы в своих сапогах. К счастью, менее стойким мужчиной я не являюсь. Если раньше я в этом и сомневался, то в тот день она позаботилась, чтобы я узнал это точно.

Несколько часов спустя я решил, что умереть через несколько месяцев может оказаться не так уж и плохо. Если всё так и продолжит идти в обозримом будущем, то я и так долго не выживу.

— Вот! — объявил я после долгого бездыханного мгновения. — Думаю, я обосновал свою точку зрения.

Пенни тихо засмеялась рядом со мной, и вскоре мы смеялись вместе.

— Можешь так считать, если тебе от этого лучше, мой Лорд Камерон.

Я скривился в притворном гневе, и начал её щекотать, но нашу битву прервал стук в дверь. Решив побыть нахалом, я встал, чтобы открыть дверь.

— Морт! Надень что-нибудь! — зашипела мне Пенни.

— Вот ещё! На этот раз я научу этого наглого слугу манерам! — подошёл я к двери, и распахнул её, приготовившись раз и навсегда смутить его.

— Ну и ну! Если бы я знала, что ты всех посетителей так встречаешь, что я бы зашла ещё раньше, Мордэкай, — сказала стоявшая у входа Роуз Хайтауэр, накрыв рот рукой, будто тот был открыт от изумления. Я покрылся несколькими оттенками красного, и метнулся к кровати, надеясь прикрыться простынями.

Но Пенни уже обернула их вокруг себя, и отказывалась делиться:

— О, нет, ни за что! Ты сам напросился, хам! — закричала она. Я быстро сдался, и побежал в ванную комнату. Всё это время Роуз стояла у входа, смеясь.

— Пусть с моей стороны м слишком дерзко спрашивать, но означает ли это, что ты его уже простила? — спросила она у Пенни.

Пенни покраснела:

— Он был очень убедителен.

Роуз засмеялась:

— Я подожду здесь, в коридоре, пока вы оба не будете готовы. Если только вы не предпочтёте, чтобы я вернулась попозже?

Я хотел крикнуть ей, что попозже будет лучше всего, но Пенни ответила первой:

— Мы будем в приличном виде всего через несколько минут, если ты не против. Спасибо, Роуз, — произнесла она. Я услышал, как закрылась дверь, и выглянул в основную комнату.

— Можешь выходить, — сказала Пенни. Мы поспешно оделись, и как только мы приняли более-менее приличный вид, Пенни открыла дверь. Я был не совсем готов встретиться лицом к лицу с Роуз настолько быстро.

— Я пришла, чтобы спросить, ходил ли ты уже посмотреть дом своего отца, — сказала Роуз, когда мы все сели.

Моим первым порывом было ответить, что Ройс никак не мог иметь дом в Албамарле, пока я не осознал, что она, наверное, имела ввиду Тиндала Иллэниэла.

— У него был здесь дом?

— Конечно, он же был королевским советником. Естественно, они с твоей матерью держали здесь резиденцию. Ты не знал? — спросила Роуз, казавшаяся искренне удивлённой.

— Нет, это мне никогда не приходило в голову. Я лишь недавно узнал, кем он был, и с тех пор было так много дел, что я и не думал спросить. Почему его дом не был продан после его смерти? В конце концов, никто же не знал, что я жив, — сказал я. Без овладения наследником дом должен был перейти обратно к… я не был уверен, к кому, но кто-то уже должен был стать его владельцем.

— Ха! Никто не осмелился входить в его дом. Подумай, чем он был! Даже грабители и вандалы обходили этот дом стороной с тех пор, как он умер, — ответила Роуз. Её слова имели смысл — я сам бы, вероятно, окружил своё жилище уордами и защитой.

— Так он что, так и стоял нетронутым с тех пор, как здесь последний раз были мои родители? — спросил я. Эта мысль принесла с собой в мою голову уйму причудливых идей. Что они там делали перед отъездом? Какие секреты там были? Какое их имущество там осталось? Я никогда не знал их при жизни, но их дом может быть полон ответов о том, как они жили.

— Насколько я знаю… да, — сверкнула взглядом Роуз — она, похоже, была возбуждена перспективой исследования дома не меньше меня. Её любопытство было неутолимым. Несмотря на её красоту, было невозможно забыть, что за её голубыми глазами скрывался острый как бритва разум. — Пойдём посмотрим?

— С радостью. Ты уже знаешь, как туда пройти?

— Этот город — мой дом. Пенни, у этого мужчины не всё в порядке с головой. Если бы я не видела его голым лишь минуту назад, я всё ещё гадала бы, что ты в нём нашла, — поддела меня она.

Пенни засмеялась, а я снова покраснел. У меня было подозрение, что Роуз будет смущать меня этим инцидентом ещё не один год.

— У него есть некоторые таланты, — добавила Пенни. Я не был уверен, имела ли она ввиду мою магию или… мою другую магию.

Я взял меч и посох, и отправились, следуя за Роуз. С тех пор, как мы приехали в Албамарл, у нас не было возможностей осмотреть город, не считая самого королевского дворца, поэтому прогулка была познавательной. Городская планировка была очень похожа на колесо телеги, со дворцом в центре. Выйдя из дворца, мы пошли по внутренней кольцевой дороге, пока не вышли на ещё одну дорогу «спицу», которая шла прочь от дворца.

В точке, где дороги сходились вместе, был большой сад на стороне, которая была ближе всего ко дворцу. Он был необычен тем, что его основной особенностью был массивный камень, будто торчавший прямо из земли. Наверняка что-то естественное — никакое искусство людей не смогло бы передвинуть такой тяжёлый камень, чтобы поставить его в саду.

— «Он спит?»

— Вы что-то сказали? — спросил я у своих спутниц. Я не был в точности уверен, чей голос только что услышал.

Пенни и Роуз были глубоко погружены в беседу, поэтому мой вопрос показался не к месту.

— Роуз только что говорила, что хотела бы немного пожить с нами в Уошбруке. Ты что, не слушал?

Вообще-то, я перестал к ним прислушиваться. Женские разговоры часто кажутся мне чем-то вроде приятного фонового шума, но я, очевидно, не мог им этого сказать.

— Простите — я думал, что услышал что-то другое, не обращайте на меня внимания, — ответил я.

— «Он пробудился».

Это я услышал ясно. На этот раз я точно знал, что источником голоса были не девушки. Я остановился на улице, оглядываясь. Пенни мгновенно осознала, что я, наверное, что-то почувствовал, в то время как Роуз с любопытством посмотрела на меня:

— Это что-то, о чём мне следует знать? — спросила она.

Я поднёс палец к губам, жестом приказав им молчать, и произнёс несколько слов, окружив их щитом. За прошедший год я научился делать это гораздо лучше, и это требовало от меня лишь одной мысли и парочки правильно сказанных слов.

— Здесь что-то есть, но я не уверен, что или кто.

— «Кто или что, что или кто, он слышит нас, что бы мы ни делали».

Это была мысль, а никакой не голос. Что меня озаботило — ничто не должно было иметь возможность говорить напрямую в моей голове, пока мой внутренний щит держался. Я растянул свои чувства, покрывая ими больше пространства, чтобы найти того, кто играл со мной эти шутки.

— Морт, что происходит? — сказала Пенни.

— Кто-то говорит со мной. Дай мне минутку — я пытаюсь их найти, — ответил я. Одновременно концентрироваться и отвечать на её вопросы я не мог. Мы постояли на улице несколько минут, пока я обыскивал местность своим разумом. Я не нашёл ничего. Наконец я сдался, и мы снова пошли дальше. Я объяснил им, что я «слышал», но ни у кого из них не было никаких идей получше о том, что это могло быть.

Тот факт, что я не смог найти ответственного за это человека, обеспокоил меня. Я мгновенно подумал о существе, с которым мы с Пенни сражались той ночью две недели назад. Но я искал и «дыры» тоже. Пустое место я бы смог обнаружить, даже если бы это было одно из них. И мне очень нужно было найти название для того, чем эти существа являлись.

Что бы это ни было, оно смогло говорить прямо у меня в голове, вопреки моим щитам. Предполагалось, что это было невозможно. Я оставался бдителен в течение всего остатка нашей прогулки, хотя никакой пользы мне это не принесло. Довольно скоро мы дошли до дома моего отца.

— Вот он, — сказала Роуз, но я это и так уже понял. Большой каменный особняк явно светился для моего взора. В отличие от остальной части города, он был построен из серого гранита, и каждая его часть была зачарована. Каждый камень выглядел индивидуально покрытым рунами, которые делали камни сильнее и связывали их вместе. Не видно было никакого скрепляющего раствора — он был не нужен. Промежутки между камнями были такие крошечные, что я сомневался, что смог бы просунуть между ними ноготь.

На вид дом был трёхэтажным, из-за чего он выделялся среди более низких зданий в округе.

— На доме нет уордов, — просто сказал я, но этот факт трудно было уразуметь. На зачарование каждого камня должна была уйти целая жизнь.

— Ты уверен? — спросила Роуз. — Если верить рассказам об этом доме, его охраняет тысяча магий.

— Прости. Я выразился неясно. Дом не охраняет ничто настолько простое, как уорды; вместо этого всё здание зачаровано. Как мой отец смог этого добиться? На постройку этого здания ушла бы большая часть его жизни, — сказал я с ясно различимым в голосе благоговением.

— Не он его строил. Этот дом был построен вскоре после основания Албамарла, где-то семьсот лет назад. Его построил один из твоих прапрадедов, — разъяснила она.

Это заставило меня приостановиться. Каково бы это было — вырасти здесь, окружённым магией? Под руководством отца, который знал магическое искусство и историю нашей семьи — жизнь была бы совсем другой. На миг я ощутил потерю — знание, которое было утеряно безвозвратно. Я был чужим для прошлого моей семьи, перебирая нити давно истёртого гобелена, пытаясь воссоздать историю давно ушедших людей.

Стоя на улице, мы бы ничего не добились, поэтому я шагнул к двери. Она была массивной, дубовой, и достаточно широкой, чтобы два человека могли встать в ней бок о бок. Доски были настолько покрыты рунами и символами, что для моего взора казались почти золотыми. Протянув руку, я попробовал коснуться дверной ручки, но моя рука не достала до неё, остановившись в нескольких дюймах. Прикосновению препятствовала невидимая преграда.

С того дня в Ланкастере, когда я пытался войти в комнату Дэвона Трэмонта, мне не встречалась дверь, которую я не мог бы пройти. Когда всё успокоилось, одной из первых изученных мною вещей стало искусство открывания замков заклинаниями. Однако это был не замок, это был магический барьер. Я попытался пробиться через барьер с помощью нескольких слов и мысленного усилия, но он устоял. Судя по моим ощущениям, он былтвёрдым как гранит, из которого был выстроен дом — решительный и непоколебимый.

Пенни произнесла:

— Что ты делаешь?

— Я пытаюсь войти. Похоже, что мой отец забыл положить для меня ключ под дверной коврик, — отозвался я. Затем удвоил свои усилия, желая разъять магию, которая не давала мне войти. Воздух затрещал от статических разрядов по мере того, как я прилагал всё больше и больше усилий на то, чтобы отодвинуть барьер в сторону. Я пробовал тонкие уловки, чтобы проскользнуть мимо защит, я пробовал хитрые заклинания, чтобы скрыть своё присутствие, я пробовал грубую силу. Ничего не работало. — Проклятье!

Меня фрустрировало быть так близко к настолько важной части моего прошлого, но быть неспособным войти. Мысль о тайнах и знании, которые могли оставить внутри мои родители, наполнила меня острым томлением. Двери, похоже, было плевать. Я вышел из себя, и напал на неё, вонзив в неё клин чистой силы, пытаясь высадить дверь. Это дому не понравилось. Меня накрыла молния, окутав меня синим светом — она прожгла мой щит и заставила мои нервные окончания гореть огнём. Я с криком осел у порога.

В себя я пришёл посреди дороги — Пенни оттащила меня, всё ещё подёргивавшегося, от двери.

— Проклятье, Морт, если ты собираешься сделать что-то глупое, сначала хотя бы предупреди меня!

— Давай просто полагать, что я всё время делаю что-то глупое. Так будет быстрее и проще для нас обоих, — ответил я, пытаясь встать, но мои ноги превратились в студень. Пенни помогла мне устоять.

— «Мы можем разодрать её в клочья, сын Иллэниэлов. Позволь нам разорвать её».

— Кто это? — закричал я, оглядываясь вокруг.

— Что не так, Морт? — спросила Пенни с взволнованным выражением лица.

— Они говорят со мной, но я не могу их найти! — стал озираться я вокруг — меня начала охватывать паранойя.

— Кто? Здесь нет никого кроме нас, — говорила она успокаивающим тоном. Я осознал, что с её точки зрения я, наверное, начал сходить с ума.

— Голоса… — начал я, но решил не обращать внимания. У меня у самого появились сомнения. Мои ноги почувствовали себя лучше, поэтому я отстранился от Пенни, и снова пошёл к двери.

— Давай пойдём обратно. Ты навредишь себе, Мордэкай, — сказала Роуз. Её голос звучал рассудительно, но я устал от рассудительности.

— Нет, я ещё не закончил, — упёрся я. Закатав рукава, я снова протянул ладонь к дверной ручке. Я слишком поздно вспомнил, что не восстановил свой щит. Молния выжгла его на мне. Моя рука коснулась дверной ручки — и ничего не произошло. Я постоял немного, не двигаясь — гадая, почему барьер меня не остановил. Я отпустил ручку, и шагнул назад. — Странно.

— Что? — спросила Пенни.

— Я только что коснулся ручки, но минуту назад я даже не мог дотянуться до неё рукой, — ответил я. Мне в голову пришла мысль, и я заново наложил на себя щит. Протянув ладонь к ручке, я обнаружил, что меня снова остановил невидимый барьер. Моя ладонь не могла приблизиться к ручке ближе чем на шесть дюймов. — Я собираюсь попробовать кое-что глупое, — сказал я, взглянув на Пенни.

— Давай я сначала позову пожарных, — ответила она. Не уверен, была ли это шутка, но ждать я не стал. Убрав свой щит, я потянулся к дверной ручке. Я без проблем схватился за неё, и потянул. Дверь легко открылась.

Дверной проём вёл в большой парадный зал. Стены были обшиты дубом, морёным в тёмный цвет, контрастируя с более светло-коричневой древесиной пола. Я шагнул внутрь, и наверху засветился хрустальный шар, осеняя комнату тёплым золотистым светом.

— Уф! — послышался голос Пенни — она врезалась в барьер за дверью.

— Ох, сейчас я это исправлю, — сказал я, и убрал наложенный мною на неё щит. — Окей, попробуй теперь, — окликнул я. Она осторожно попыталась войти ещё раз, но барьер всё равно остановил её.

— Странно — когда я убрал свой собственный щит, он меня впустил.

— Может, магии настроены пропускать внутрь потомков твоего рода, — вставила Роуз. Как обычно, её быстрая догадка оказалась имела смысл, но некоторые вещи всё ещё не сходились.

— Я знаю, что моя мать жила здесь с ним, и она не была из моего рода, так что у него должен был иметься какой-то способ позволять ей войти, — отозвался я. Не говоря уже о том, что защитные магии чуть не поджарили меня, пока я не убрал свой щит. Моей лучшей догадкой было то, что они не могли опознать меня, пока я был под щитом. Однако тут всё ещё должен был иметься способ позволять незнакомцам и гостям входить внутрь. — Я тут осмотрюсь немого, скоро вернусь.

— Радуешься небось, да? — спросила Пенни — она не была рада тому, что я оставил её снаружи. Я улыбнулся ей, и захлопнул дверь.

Прежде чем я успел сделать два шага, Пенни заколотила дверным молотком. Судя по всему, его ей касаться дозволялось. Я начал поворачивать обратно, но меня остановил чей-то голос:

— У двери женщина, — произнёс очень похожий на Бенчли голос, но мне было ясно, что доносился он от чар вокруг дома. Полагаю, в те времена тоже существовали подобные ему люди. Что ж, о вкусах не спорят.

Я был в настроении покапризничать:

— Узнай, кто она такая.

Немного погодя, голос ответил:

— Она говорит, что её зовут Пенелопа Купер, и что её сопровождает Роуз Хайтауэр.

Конечно, я поразмышлял над своими вариантами, но на самом деле не знал, каковы они были.

— Каковы мои возможные ответы? — спросил я.

— Вы можете отказать им во входе, позволить им войти, или приказать устранить их, — ответил сухой голос. Мне не понравилось, как прозвучало «устранить». Наверное, оно включало в себя такую же атаку молнией, которая чуть не обеспечила мне преждевременную кончину.

— Позволь им войти, — приказал я. Дверь распахнулась сама по себе, и я увидел стоявшую снаружи озлобленную Пенни.

— Не мог бы ты, пожалуйста, объяснить своей двери, кто я такая? — сказала она.

— Уже объяснил, входи… посмотрим, что будет на этот раз.

Они с Роуз обе смогли войти без проблем. Дверь вежливо закрылась, когда они обе оказались внутри. Сложность этих чар была вне всего, что я прежде воображал, но благодаря им мой разум закружился от новых идей. Между тем Пенни зыркнула на дверь, будто планируя отомстить.

— Надеюсь, что мне не нужно проходить через это каждый раз, когда я буду входить, — наконец сказала она.

— Что ты имеешь ввиду?

Она ответила мне со вздохом:

— Это теперь твой дом, Морт. Мы вероятнее всего будем жить здесь каждый раз, когда будем в городе.

Я до того момента об этом не думал, но она, наверное, была права. Если мы вообще вернёмся в Албамарл. Я сомневался, что вернусь в течение половины года, которая мне осталась.

— Эм, «Дом», у меня есть вопрос, — сказал я, обращаясь к чарам. Чары не ответили. — Дверь, можно ли впускать кого-нибудь без моего разрешения? — спросил я. Ответа по-прежнему не было — мне явно нужно было ещё многому научиться.

— Просто забудь об этом пока, Морт. Пойдём посмотрим, как выглядит дом, — прервала меня Пенни.

Мне всё равно не хотелось спорить с неодушевлёнными предметами в их с Роуз присутствии, так что я быстро согласился. Мы прошли через парадный зал, чтобы осмотреть остальную часть дома.

Глава 9

Король Эдвард Карэнвал сидел в своих приёмных покоях, глядя на стоявшего перед ним мужчину. Тому было за сорок, и он выглядел так, будто прожил тяжёлую жизнь. Он был шести футов росту, с тёмными волосами и глазами, хотя виски его поседели. Оружия при нём не было, поскольку он находился в присутствии короля, но что-то в его позе говорило, что у него должно было иметься оружие.

— Ты знаешь, зачем мы сегодня позвали тебя сюда? — начал Эдвард.

— Я бы предпочёл не делать поспешных выводов, ваше величество, но, учитывая моё прошлое, я бы подумал, что это как-то связано с Графом ди'Камероном, — поднял человек взгляд из своей коленопреклонной позы, посмотрев королю в глаза.

— Так и есть. Оказалось, что мы нуждаемся в твоём совете. Кто бы мог подумать, что сын Тиндала выжил? — сказал Эдвард, поглаживая свою бороду.

— Такая вероятность была всегда. Ведь не нашли ни её тела, ни тела её сына.

— Мы понимаем, что если волшебник умер, то носитель его пакта умирает вместе с ним, — сказал король с любопытством во взгляде.

— Они разорвали узы перед его смертью, ваше величество.

— Это возможно? Тогда в чём смысл? — спросил Эдвард.

— Это возможно, ваше величество, но, согласно историям, прежде этого не случалось. Обе стороны должны согласиться на это, а Анас'Меридум клянутся никогда не отказываться от уз. Я могу предположить, что они согласились сделать это, чтобы она могла бежать с ребёнком.

— Са́йхан, ты участвовал в обучении Элейны, но откуда тебе знать, что она порвала узы, а не просто умерла?

Сайхан ответил:

— Когда формируются узы, создаётся самоцвет. С того дня он хранится у инструктора. Он светится, покуда узы целы, и распадается в пыль, когда связанные узами умирают, — произнёс он, засовывая руку в карман, и вынув оттуда тусклый красный самоцвет. — Самоцвет Тиндала и Элейны потускнел, но не рассыпался, указывая на то, что они порвали узы перед смертью.

Эдвард наклонился вперёд, чтобы посмотреть на самоцвет:

— Почему об этом не было доложено?

— Об этом было доложено, ваше величество, — сказал Сайхан, ровно, без колебаний глядя королю в глаза.

— Не важно, — махнул рукой Эдвард, — мы, должно быть, забыли после того, как нас достигли новости о смерти Камерона. С новым учеником ты должен справиться лучше. Мы не можем позволить ещё одной ошибки, как с Элейной.

— Согласен, ваше величество, хотя если бы не эта ошибка, то не было бы и нужды снова обучать Анас'Меридум, — сказал Сайхан, переступая рамки дозволенного, но он всегда был нахален.

Эдвард резко взглянул на него:

— Следи за своими словами, а то они доведут тебя до беды. Если бы Элейна исполнила свою клятву, то нам больше не нужно было бы волноваться о том, что несвязанные узами волшебники уничтожат мир. Завтра ты встретишься с Мордэкаем. Ты вернёшься к нему домой и позаботишься, чтобы он поскорее сделал свой выбор. Если он откажется — немедленно сообщи, прежде чем пытаться… исправить ситуацию, — сказал король. Как именно ситуация будет исправляться, он оставил недосказанным, но они оба знали, что существовала лишь одна возможность.

— Да, ваше величество, я с нетерпением жду встречи с ним. Я так понимаю, он был свободен уже больше года. Вы видели в нём какие-либо признаки безумия? — спросил Сайхан. С волшебниками всегда было труднее управиться, если они уже стали неустойчивыми.

— Мы и не знали бы, что искать, но он казался довольно вменяемым, — ответил Эдвард. — Можешь идти. Сам вынесешь решение, когда встретишься с ним завтра.

* * *

Дом Иллэниэлов меня заворожил. На верхних этажах было по меньшей мере семь отдельных спален, семь гостиных и, к моей вящей радости, библиотека. На первом этаже была большая гостиная, мастерская, и обширная кухня. Одна из дверей в мастерской выходила на крутую лестницу, которая вела в какой-то подвал. Сам дом вроде бы имел фундамент из цельного камня, и ступени были грубо вырублены в этом самом камне, спускаясь вниз. Что странно, они оканчивались тупиком в скале под домом. Рельеф тупика указывал на присутствие двери, но в граните не было швов или промежутков. Судя по всему, это была ложная дверь.

Наверху Роуз жадно изучала библиотеку, в то время как Пенни осматривала хозяйскую спальню. Я в одиночестве смотрел на странную каменную дверь — если тут и впрямь была дверь. В отличие от остальной части дома, здесь не было никаких чар или других магических отметин. Скала была гладкой и нетронутой. Я открыл свой разум, чтобы изучить камень, пытаясь увидеть, лежало ли за ним пустое пространство, но мир исчезал в камне. Мои мысли тонули в нём, не находя опоры.

— «Он пришёл, но видит ли он?»

Отлично, тот голос вернулся. Его было легко отличить от физического голоса, который использовала дверь наверху. Этот же был полностью ментальным, почти воображаемым. Я и сам начал сомневаться. Мне показалось, что я ощущал, как камни вокруг меня пульсируют, почти как биение сердца. «Я теряю рассудок», — подумал я про себя. Донёсшийся сверху крик вернул меня к реальности.

Схватив посох, я понёсся вверх по ступеням, направляясь к верхним этажам, которые исследовали девушки. Теперь я услышал крики от них обеих, после чего послышался громкий грохот. Достигнув третьего этажа, я увидел Пенни, которая пересекала коридор, угрожающе размахивая предметом, выглядевшим как деревянная вешалка — она исчезла за дверью библиотеки впереди меня.

— Отпусти её! — послышался хриплый боевой клич Пенни, когда я заглянул в дверной проём. Открывшаяся мне сцена была бы комичной, если бы не серьёзность ситуации. Массивное цельнокаменное существо держало Роуз за ногу вверх тормашками. Её платье упало вверх, закрыв её лицо, и открыв взглядам милую пару ножек. Пенни с разбегу ударила державшее Роуз существо, держа вешалку наперевес, как копьё.

Она попала прямо в цель, но существо проигнорировала её атаку. Масса человекоподобного существа была настолько велика, что удар совершенно не сдвинул его с места.

— Пожалуйста, перестаньте, присутствие нарушителей не будет допущено, — донёсся от существа голос, низкий и скрежещущий, как и камень, из которого оно было сделано. Пенни проигнорировала голос, и махнула своей вешалкой, ударив существо сбоку по голове. Древесина треснула, и у Пенни в руках осталась нижняя половина вешалки.

Нужно отдать ей должное, несмотря на её полную неспособность как-то повлиять на державшее её подругу существо, Пенни не показывала страха. Она лишь низко зарычала, бросившись искать в комнате другое оружие. Она напоминала мне о разозлённой кошке.

— Отпусти меня, глупая развалина! — шипела Роуз из-под своих перевёрнутых юбок. Между тем Пенни нашла один из библиотечных стульев, и запахивалась, чтобы ударить существо по задней части ног.

— Нападения не будут допущены, — сказало оно, и я увидел, как из его свободной руки проросли длинные каменные шипы. Когда Пенни ударила, рука поднялась, готовясь опуститься на неё. Её раздавило бы одной лишь силой удара, шипы — это уже было чересчур.

Быстро произнеся слово, я создал вокруг неё щит, и помещение сотряслось, когда массивная рука с ним столкнулась. От мощности удара у меня подкосились колени. Произнеся ещё несколько слов, я выбросил вперёд свою руку, и невидимый кулак отбил существо, ударив его о стоявший позади него книжный шкаф. Роуз закричала, сильно закачавшись из стороны в сторону.

— Прекрати! — закричал я.

Существо замерло. Чёрт… если бы я знал, что это настолько просто, я бы это и попробовал первым делом.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Магнус, хозяин, — ответило оно.

— Зачем ты здесь?

— Я сторожу библиотеку, — был его ответ.

— Не хотелось бы прерывать тебя, Мордэкай, но не мог бы ты приказать ему опустить меня, прежде чем продолжать его допрашивать? — сказала Роуз.

Почему я об этом не подумал? Я ещё хорошенько оглядел её ноги… в конце концов, не было смысла зря тратить такой момент.

— Магнус, пожалуйста, отпусти женщину. Она здесь — желанная гостья, — произнёс я, и оно мгновенно отпустило её ногу, бесцеремонно уронив Роуз головой об пол.

— Ай! — айкнула Роуз, тяжело шмякнувшись об пол в беспорядочной куче юбок и милых женственных конечностей. Я двинулся было помочь ей встать, но Пенни меня опередила.

— Отойди, герой… — сказала она, помогая Роуз встать на ноги. Она бросила на меня твёрдый взгляд: — Я видела, как ты смотрел.

Меня глубоко оскорбил недостаток доверия с её стороны, но я решил, что сейчас было не время заявлять о моей уязвлённой невинности.

— Магнус, что ты такое? — обратил я своё внимание обратно к стражу библиотеки.

— Голем, — просто ответило оно. Это мне помогло — я понятия не имел, что такое голем.

— Пожалуйста, вернись на своё место, больше ты сегодня не потребуешься, — сказал я, не видя смысла признаваться в моём невежестве. — Две женщины, которые сейчас в комнате со мной, обе являются гостьями, и имеют моё разрешение использовать библиотеку, — запоздало добавил я.

— Да, хозяин, — сказал голем, тяжело прошагав на другой конец комнаты, и встав в углу. Как только он перестал двигаться, голем стал похожим на статую — чрезвычайно уродливую и не одухотворённую статую. Очевидно, его древний создатель брал мало уроков скульптуры. Впрочем, его создатель мог быть импрессионистом. Меня никогда особо не интересовало то, что они называли «искусством».

— Ты в порядке, Роуз? — спросил я. Она сидела на полу, потирая свою натерпевшуюся ногу. На икре и лодыжке проступал неприглядный синяк. — Дай-ка я посмотрю — может, смогу помочь, — добавил я, и встал рядом с ней на колени, чтобы положить ладони на её ногу.

— Осторожно, я за тобой слежу, — прошептала мне на ухо Пенни, когда я проходил мимо. Женщины! Можно подумать, я наполовину козёл — так она себя ведёт. Я подмигнул ей, чтобы она расслабилась.

Положив ладони на ногу Роуз, я закрыл глаза, и обратил своё внимание внутрь, сначала на себя, а потом — на ногу, которую держал. Основной проблемой были лопнувшие кровеносные сосуды и воспалённые ткани. Я починил столько сосудов, сколько смог, но общая опухлость была за пределом моих способностей. Я понадеялся на то, что ограничил размер синяка, но не мог быть в этом уверен. Также я использовал уловку, которой научился за прошедший год, погрузив в сон нервы, передававшие болевые импульсы, и вызвав онемение в этой части её тела.

— А теперь как?

— Лучше, — ответила Роуз. — Спасибо, — добавила она, положила ладонь мне на плечо, и использовала меня в качестве опоры, вставая на ноги. — Болит гораздо меньше, чем я ожидала, — задумчиво сказала она.

— Я слегка притупил боль. Позже будет болеть сильнее, но, если повезёт, к тому времени худшее будет позади.

— Думаю, что дальше, наверное, буду держаться поближе к тебе, пока мы тут ведём поиски. Похоже на то, что здесь большая часть магии распознаёт тебя как своего хозяина, — сказала она. Роуз была чудом. Её только что чуть не затрясли до смерти, а она уже спокойно рассуждает о том, как лучше всего действовать дальше.

— Это действительно кажется мудрым, — вставила Пенни, занервничавшая теперь, когда стало ясно, каким опасным может быть этот дом.

Мне в голову пришла случайная мысль. Я задумался о том, как бы Пенни выглядела, вися вверх ногами. Её ножки легко сравнились бы с ножками Роуз. Я подумал о том, не предложить ли проверить эту теорию, но у меня были сомнения в том, что ей эта идея понравится. Может, если бы мы использовали подушки у Магнуса в руках, чтобы не оставить синяков…

— Мне не нравится эта злая ухмылка на твоём лице, Мордэкай. Ты о чём думаешь? — спросила Пенни.

— Ни о чём, — невинно ответил я. — Ты нашла здесь что-нибудь интересное, Роуз? — спросил я, переводя тему. Видите, я учусь искусству отвлечения внимания. Пенни поджала губы — её я не одурачил.

— Я просто ходила тут, читая названия на корешках. Увидела книгу, озаглавленную «История Иллэниэл», но когда я протянула руку, чтобы вытащить её, это оскорбило твоего каменного монстра, — ответила Роуз.

— И тогда-то Магнус тебя и оборотил? — осведомился я. Что-то в слове «оборотил» просто показалось мне забавным. Нужно будет найти ещё способы ввернуть его в будущих разговорах.

— Я хотела бы знать, кто тебя извратил, Морт, — сухо заметила Пенни.

— Вообще-то, я думаю, он сперва хотел меня отогнать, но я была так испугана, что пнула его, и… ну, вы видели результат, — отозвалась Роуз, выглядя почти устыдившейся. Такое я видел впервые; обычно она была как кошка — абсолютно бесстыдная.

Я протянул руку, чтобы снять с полки том, из-за которого начались все эти неприятности. Вынужден был признать, что заглавие интриговало. Книга была исписана рунами, для защиты от старения и гнили, поэтому трудно было определить её возраст — но у меня было ощущение, что она была невероятно древней. В этих страницах могли лежать тайны веков. Учитывая глубины моего невежества, у меня просто глаза разбегались по содержимому этой библиотеки.

Раскрыв книгу, я пробежался по первым нескольким страницам. Книга была написана кем-то по имени А́радор Иллэниэл. Имя было мне незнакомо — неудивительно, поскольку я почти ничего не знал об истории волшебников. Под именем был написан год, 546 П.Р. — лишь через несколько веков после раскола. Учитывая то, что сейчас был 1123 год П.Р., книге было почти шестьсот лет. У меня закружилась голова от такого возраста. Я начал читать первую страницу.

Первый, кто носил это имя, был известен просто как Иллэниэл. Если у него и была фамилия, она более не известна, но его потомки носят его имя в качестве своей фамилии с тех самых пор. В те времена не было «великих» родов волшебников, просто рождённые с силой люди. Со временем семьи, в которых рождались великие волшебники, стали знамениты, и за их потомками следили в поисках соответствующих признаков.

В те времена маги встречались часто, и считается, что Иллэниэл родился сыном фермера. Ранние записи утверждают, что Иллэниэл был первым, кто услышал голос земли, и позже использовал эту способность, чтобы поднять горы, современным людям известные как Элентиры. Причина, по которой он это сделал, потеряна за миновавшее с тех пор множество поколений, но некоторые легенды утверждают, что это было сделано для окончания войны между человечеством и древней расой, известной как Ши'ха́р.

Последовавший за этим век называли «золотым веком» рода людского, во время которого человечество множилось и распространялось по континентам. Волшебники из рода Иллэниэл и многих других великих родов, Мо́рдан, Гэ́йлин, Сэ́нтир и Прэ́йсиан, разработали много фантастических магий, знания о которых ныне утеряны. Многие малые рода магов были тогда живы, но лишь те, кто происходил из великих родов, были достаточно чувствительны, чтобы слышать голос земли, и даже среди них это могли лишь немногие.

— Потом сможешь прочитать книгу, Мордэкай. Нам следует осмотреть остальную часть дома, — сказал Роуз, возвращая меня в настоящее время. Я обдумал то, что узнал лишь в первых нескольких абзацах. До человечества была и другая раса, существовало пять великих родов магов, и первый Иллэниэл создал Элентирские Горы! Я был потрясён. И что книга имела ввиду под «голосом земли»? Я прочитал меньше страницы, но уже был полон вопросов.

— Что? — ответил я. Каким бы умным я ни был, я мог следить лишь за одним разговором одновременно, и мой собственный внутренний диалог заполнял это место в данный момент.

Пенни вздохнула:

— Она сказала, что нам следует продолжать осматриваться. Почитать сможешь позже.

Внутренне я этому противился, но знал, что они были правы:

— Окей, давайте закончим осмотр. Мы с вами всё равно останемся здесь на ночь.

Пенни обернулась к Роуз:

— Ты не прочь была бы остаться на ночь у нас, Роуз? Дом немного пыльный, так что тебе, возможно, придётся терпеть лишения, но…

— Конечно же! — перебила Роуз. Больше всего она любила тайны, и мой новый дом был ими заполнен доверху. — Мы можем устроить из этого ночные посиделки, — одарила она нас полной озорства улыбкой: — Я распоряжусь, чтобы принесли свежие простыни для кроватей, так что нам не придётся «терпеть лишения».

Они следующие несколько минут провели за разработкой планов на вечер — разговор, в котором я был исключительно в качестве наблюдателя. Я вышел в коридор, чтобы осмотреть близлежащие комнаты. Напротив библиотеки был короткий вестибюль, вдоль которого шли каменные ниши. Снаружи он выглядел одной из тех комнат, где в каждой нише могут стоять разные статуи. Снедаемый любопытством, я вошёл туда.

Ниши были пусты. Там, где могли бы стоять статуи, в каждом углублении был приподнятый каменный круг, исписанный магическими рунами. Поскольку я уже видел прежде что-то подобное, то сразу понял, чем они являлись… телепортационными кругами. Над каждой нишей было написано название, вероятно указывавшее пункт назначения, но они все были мне незнакомы… кроме одной. Там было написано «Камерон».

Чем больше я об этом думал, тем осмысленнее это мне казалось. Женившись на Элейне ди'Камерон, мой отец хотел бы иметь простой способ для посещения её семьи. Соответствующий круг в Замке Камерон был, наверное, уничтожен, когда сгорел донжон. Мне стало грустно от мысли, что мои родители, вероятно, были так близки к лёгкому побегу, когда умер мой отец. Я могу лишь воображать, насколько отчаянной, наверное, была их ситуация.

Тут я принял решение. Прежде чем мы уйдём, я решительно настроился найти книги, необходимые для постройки моего собственного круга. Здесь было полно примеров хорошо сконструированных кругов, и по возвращении я построю новый круг-пару для здешнего круга. После этого мы всегда будем в двух шагах от моего столичного дома.

Я вернулся в коридору, и обнаружил, что обе леди терпеливо ждали меня там.

— Голем, наверное, «встряхнул» вам мозги, — съязвил я, поскольку они не пошли исследовать дом без меня. Они не увидели юмора в моей ремарке. И вновь меня опечалило то, что мир никогда не познает мой комедийный гений.

— Ты нашёл там что-нибудь интересное, пока искал там свой острый язык? — ответила Роуз.

— Только твоё достоинство, — бросил я в ответ, — но его осталось слишком мало, так что я не стал утруждать себя, — закончил я свой укол. Должен признать, эта ремарка была немного подлой, но она сама начала.

Роуз осклабилась, и была готова продолжить нашу пикировку, но вмешалась Пенни:

— Давайте пойдём взглянем на хозяйскую спальню, пока я не умерла от воспаления чувства юмора.

— Вредина, — сказал я.

Мы пошли по коридору туда, где находились спальни, и стали искать. Почти все комнаты были весьма просторными, и, вопреки предшествовавшим утверждениям Пенни, пыли там было очень мало. Я подозревал, что у дома были средства для поддержания чистоты. Тем не менее, я был бы рад новым простыням, которые упомянула Роуз. Никакая чистка не может поддерживать простыни свежими, если они лежали на кровати почти двадцать лет.

Гостевые комнаты я изучал недолго. Они были милыми, но обстановка там ничего особенного из себя не представляла. Естественно, большую часть моего внимания привлекала к себе хозяйская спальня. В ней были вещи моих родителей. Было странно входить туда. Я знал, что последними двумя побывавшими там людьми были мои родители, которых я никогда не знал.

Первым, что захватило моё внимание, был большой портрет на одной из стен. Со стены на меня смотрело лицо прекрасной женщины. Художник искусно запечатлел выражение её лица — вид, содержавший в себе одновременно красоту и тайну. Светлые волосы выделялись на фоне тёмно-зелёного плюща, в то время как её голубые глаза тянули меня к себе, намекая на ум и твёрдую решимость.

Картина не была подписана, и под ней не было имени, поэтому я никак не мог знать, кто был на ней изображён — но моё сердце знало. Это была моя мать. Непрошеные слёзы застлали мои глаза, когда на передний план поднялись эмоции, о существовании во мне которых я и не догадывался. Узнав о судьбе моей матери много лет назад, я был ошеломлён, но не чувствовал печали. Она была мне незнакомкой, и её история вызывала во мне лишь естественную жалость, которую мог бы почувствовать каждый. Сейчас её вид наполнил меня тоскливой грустью, когда я наконец ощутил потерю любви, познать которую у меня никогда не было возможности.

Мягкая ладонь у меня на спине сказала мне, что Пенни были рядом, но она не стала вмешиваться. Я смотрел на портрет, пока наконец не смог смотреть более, после чего обернулся, и обнял её. Она ответила мне взаимностью, без слов или вопросов, пока я не вернул себе самообладание.

Роуз вошла, когда я вытирал себе лицо. Её быстрые глаза заметили картину, и я уверен, что она всё поняла. Она была достаточно мила, чтобы избежать этого вопроса, и вместо этого спросила о комнате, нарушив неловкое молчание:

— Это, наверное, была комната твоих родителей? — задала она вопрос. Ответ был очевиден, но этот вопрос сработал.

— Да, я так думаю.

Пенни подошла к большому деревянному шкафу:

— Интересно, оставили ли они после себя одежду, — задумалась она вслух. Раскрыв дверцы, она заглянула внутрь. Шкаф был полупустым, но там всё ещё висело несколько платьев, а также дублет и мантия. Я ожидал, что одежда будет изъедена молью, но дом явно терпел вредителей не больше, чем пыль.

— Ох, как мило! — заметила Роуз, проводя пальцами по рукаву шёлкового платья. — Стиль такой традиционный.

— Выглядит почти так, будто они были здесь только недавно. Настолько хорошо всё сохранилось, — добавила Пенни.

Я открывал ящики в комоде, но там не было ничего удивительного. Лишь предметы, которые ожидаешь найти в доме дворянина. Самые ценные личные вещи они, наверное, взяли с собой, когда уезжали. Набор одежды, носки и бельё — только это и осталось. На комоде стояла дорогая шкатулка для драгоценностей, но я оставил её напоследок.

Открыв её, я был удивлён тому, сколько всего в ней было. Броши, ожерелья, серьги, браслеты и не только — все они сверкали, угнездившись в бархате. Судя по всему, большую часть своих драгоценностей они оставили здесь. Я понятия не имел, сколько всё это стоило.

Роуз и Пенни смотрели мне через плечо.

— Видишь вот это? — показала Роуз на одно из колец.

— Это то, о чём я думаю? — ответила Пенни.

Они смотрели на золотое кольцо с плоским, вычеканенным навершием. Чеканка показывала дракона с расправленными крыльями, окружённого семью звёздами — кольцо с печаткой Иллэниэл.

— Почему оно здесь? — спросил я. Я всегда полагал, что Тиндал носил это кольцо на пальце, когда уничтожил половину Замка Камерон. — Разве оно не должно было находиться при нём, когда он умер? — добавил я. Сам я уже носил кольцо с печаткой Камеронов. Старый Граф был достаточно далеко от пожара и огня, когда умер, поэтому кольцо сохранилось, и Джеймс Ланкастер сберёг его для меня.

— Учитывая то, насколько стар род Иллэниэл, их могло быть более одного, — ответила Роуз. — Либо он почему-то оставил его здесь, но это было бы необычно, — добавила она. Мы потратили некоторое время на обсуждения этого, но никаких идей получше нам в головы не пришло. Я попытался надеть кольцо, но оно было слишком узким, поэтому я вместо этого повесил его себе на шею, на цепочке. Позже я поменяю ему размер.

Мы закончили обыскивать комнату, но не нашли больше ничего значительного. Определив, что в спальнях безопасно, я оставил девушек готовиться к вечеру, и пошёл обратно в библиотеку. Снова было взяв «Историю Иллэниэл», я заметил письменный стол у стены. Я пересёк библиотеку, чтобы взглянуть на него.

На нём стояла высохшая чернильница и несколько перьев, но ящики стола содержали набор писем и других документов. Я с любопытством исследовал их, но большая их часть не была неожиданной. Послания от короля, требующие присутствия Тиндала в суде, были наиболее многочисленными, вместе с извещениями от судоходной компании касательно каких-то деловых вопросов. Чего-чего?

Я просмотрел письма от судоходной компании — она называлась Тра́йгард Э́скпортэрс. Большая их часть содержала подробности депозитов в королевском банке, здесь, в Лосайоне. Получается, что мой отец держал крупную долю прав на это предприятие. Это, конечно, привело к ряду других вопросов… если у него был счёт в банке, то сколько на нём было средств? Существовала ли компания по-прежнему? Кто взял управление его долей после его смерти?

Чем больше времени я проводил в Албамарле, тем больше я находил незаконченных дел, о которых нужно было позаботиться. Мне нужно будет сходить в банк перед отъездом. Я устал перебирать переписку и деловые бумаги, но перед тем, как я задвинул ящик, мне на глаза попалось письмо. Я надеялся найти в столе личные письма, но, естественно, всё написанное моим отцом было в руках людей, которым он слал свои письма. Это же письмо, похоже, было личным, и адресовалось ему. Оно выделялось тем, что на внешней печати был оттиск королевского герба Гододдина.

Я раскрыл письмо — мне было любопытно, кто мог послать моему отцу письмо из той несчастной страны. Насколько я знал, тамошнюю правящую семью казнили примерно за шесть лет до моего рождения.

Мой Милый Друг,

Надеюсь, что у тебя всё будет хорошо, когда ты получишь это письмо. Хотел бы я сказать то же самое о здешней ситуации. Дети Мал'гороса пока не оказались настолько глупыми, чтобы нарушить торговлю, поэтому наши местные общие дела пока что идут хорошо.

Вендра́ккас с каждым днём становится всё увереннее, и я боюсь, что у него есть агенты даже в моём доме. Быть уверенным в этом невозможно, и паранойя и подозрения теперь стали правилом, а не исключением. Пока что он лишь преследовал и враждовал с церковью Сэ́лиора, но множество убийств и драк в тёмных переулках намекают на то, что цивилизованная дискуссия его не устраивает.

Касательно более насущных вопросов, у меня для тебя печальные вести. Твой друг, Джордж Прэйсиан, был убит, и улики указывают, что скорее всего ответственный за это — Нэ́йтан Бала́бас. К сожалению, мы не можем найти его для допроса, но что ещё ожидать, когда волшебник совершает убийство? Я сомневаюсь, что мы смогли бы его удержать, даже если бы нашли.

Как, я уверен, ты знаешь… Джордж был одним из самых ярых критиков Вендраккаса и Детей. Теперь я подозреваю, что Нэйтан, возможно, встал на сторону культистов, поскольку у него не было личных счётов с Джорджем, насколько я знаю. Это пророчит всем нам беду, поскольку ты, я уверен, знаешь, насколько сильно Вендраккасу хочется иметь на своей стороне волшебника, пусть и не из одного из старых родов.

Будь особо осторожен в своих делах. Теперь, когда Джорджа нет, ты — последний известный потомок одного из великих родов, хотя мне и не нужно тебе об этом напоминать.

Пожалуйста, передавай мой сердечный привет твоей спутнице, Элейне. Хотя я не знаком с ней, я слышал, что она была добрым другом Фи́липа Малверна. Все говорят, что он умер с честью. Если бы не предательство Нэйтана, то я уверен, что он смог бы уберечь Джорджа.

Твой Друг,

В.

Мой отец был дружен с другим волшебником из старых родов. Это не должно было меня удивлять, но, с другой стороны, я ни с кем из них не был знаком. Интереснее было имя «Филип Малверн». Я задумался, не был ли он родственником Элизабет Малверн, с которой я познакомился в прошлом году во время её визита в Ланкастер. Из-за формулировки я предположил, что он был Анас'Меридум Джорджа Прэйсиана. Слишком много новых фактов болталось в моей черепушке, и мне трудно было всех их упорядочить.

Любопытнее было то, как письмо было подписано — «В». Единственным человеком с «В» в имени, бывшим членом правящей семьи Гододдина, о котором я знал, был Валэ́риус, злополучный последний король той страны. Конечно, это немногое означало — мои знания о королевских кровных линиях были почти нулевыми. В королевском роду Грэ́йлинг могла быть дюжина людей с именами, которые начинались на букву «в». Я знал имя Валериуса лишь потому, что он был там последним королём.

Знал ли Король Эдвард о связях Тиндала с Гододдином? Я не знал слишком многих вещей. Учитывая то, что случилось в Ланкастере в прошлом году, многие из этих вещей могли быть смертельно опасными. Невежество меня не защитит, если ко мне заявятся ещё какие-то старые враги моего отца.

— Мордэкай, — донёсся до меня из коридора голос Пенни. — Пойдём искать еду, скоро начнёт темнеть, — позвала она. Мой желудок с ней согласился, поэтому я встал, и мы пошли искать Роуз, надеясь, что она знает хорошее место, где можно поесть.

Глава 10

Ройс Элдридж тихо стоял у внешних ворот. Прошла неделя с отбытия его сына, и было ещё два исчезновения. Ввиду этого Дориан попросил всех жителей окраин спать ночью в пределах замка. Это было очень неудобно для семей, которые вынуждены были покидать свои дома каждый вечер, но они не сильно жаловались. Безопасность была желанной заменой страху. Новое городское ополчение не могло патрулировать все удалённые фермы.

Внешняя стена Замка Камерон всё ещё была в хорошем состоянии, и окружала большую часть Уошбрука. Семьи, которые вынуждены были переселяться каждый вечер, находили место для сна у друзей и родственников, живших за стеной. Те немногие, кому некуда было идти, спали в достроенной части замкового гарнизона.

Дориан и Джо МакДэниел хорошо потрудились, организуя мужчин Уошбрука в сносное ополчение. Большинство из них занимались днём своей обычной работой, в то время как несколько оставались на дежурстве, сторожа ворота. Дневные позиции чередовались, поэтому дежурство не мешало зарабатывать на жизнь слишком сильно кому-то одному, и все дежурили по очереди. Ночью мужчины из деревни брали оружие, и наблюдали за воротами в две смены. Нескольким также было велено патрулировать на стенах, чтобы никто через них не перелез.

Днём дети готовили факелы и масляные фонари, чтобы освещать гребни стен и пространство вокруг ворот. Ночные смены и дневные сторожевые посты означали, что на плечи женщин Уошбрука ложилось больше работы, но они справлялись хорошо. Люди в городе привыкли к тяжёлой работе. Они были сообществом в осаде — но крепкая организация и постоянная активность не подпускали к ним страх.

Ройс посмотрел на другого мужчину, стоявшего вместе с ним на страже главных ворот. Дэвид Таннэр был худым человеком, тонким и поджарым. Работа по выделке кож и шкур наградила его хроническим кашлем от испарений, но в остальном он казался достаточно крепким. Как и Ройс, он был одет в тяжёлую кожаную куртку, и держал копьё.

Дочь Дэвида была одной из первых пропавших, но несмотря на его трагедию Ройсу трудно было найти в себе симпатию к этому человеку. Тот слишком много жаловался, и имел тенденцию засыпать, когда молчал. Ройс предпочитал его спящим — лишь бы не слушать его постоянное нытьё. «В кузнице он бы никогда не справился», — подумал про себя Ройс.

Ночь постепенно темнела. Из-за отсутствия луны и пасмурного неба тьма скоро должна была настать полнейшая. Фонарь на шесте в двадцати футах от ворот был источником большей части их освещения. Это было идеей Джо МакДэниела — поставить фонари на расстоянии от ворот, так они освещали местность, а не подсвечивали охранников и их посты.

Ройс ткнул Дэвида локтем — тот как раз стал снова засыпать.

— Давай, пора уже закрывать ворота, — сказал он, и немилосердно подумал: «Всё равно на стене тебе будет спаться лучше».

— Ладно, я уже устал тут стоять, — ответил Таннэр. Подняв копьё, он повернул обратно внутрь ворот. Третий мужчина, Сэм Тё́рнэр, стоял внутри, рядом с тревожным колоколом. — Помоги мне с дверями, Сэм, — сказал Таннэр.

Ройс повернулся было, чтобы последовать за ним, когда услышал звук. Годы охоты на оленей в лесу Герцога дали ему острый слух, но это был не олень.

— Кто здесь? — позвал он.

Сэм уже закрыл одну из двух створок ворот, а Дэвид закрыл свою створку наполовину. Встретившись на середине, они опустят толстый засов, чтобы закрепить створки на месте, но они приостановились, услышав голос Ройса. Сэм выглянул, и увидел, что Ройс медленно пятится к воротам. Ему показалось, что он увидел низкорослого человека, приближающегося из темноты, но разобрать всё ещё было трудно.

— Ройс, мне нужно подержать для кого-то ворота? — спросил Сэм.

Ройс уже узнал шагавшего к нему человека — это была Ребэкка Миллер, третья из пропавших. Её не было уже почти три недели, и Ройс уже знал все подробности о встрече Мордэкая с тем, что когда-то было Сэйди Таннэр. Он медленно пятился к промежутку между створками ворот.

— Нет, Сэм, я думаю, что нам лучше всё запереть, как только я пройду через ворота, — произнёс Ройс. Он ни на миг не сводил взгляда с плавно шедшей к нему тринадцатилетней девочки. Ещё два шага — и он будет внутри. Ребэкка была теперь лишь в десяти футах от него.

Сэм услышал напряжение в голосе Ройса. Это, а также то, что Ройс не повернул головы, когда говорил с ним, сказало ему всё, что ему нужно было знать, но Дэвид Таннэр подхватывал не так быстро. В свете ясно была видна шедшая к воротам девочка, и Дэвид заговорил:

— Постой-ка! Это разве не Ребэкка Миллер? — спросил он. Дэвид шагнул было прочь от ворот, но Сэм схватил его за плечо.

— Подожди, Дэвид, — сказал Сэм.

— Вы впустите меня? Я такая голодная, и я ничего не ела последние несколько дней, — донёсся от девочки странно монотонный голос.

— Как тебя зовут, девочка? — спросил Ройс. Он перестал пятиться, поскольку ясно было, что он не сможет заставить их закрыть ворота, пока всё не решится с личностью девочки.

— Я не помню. Разве вы мне не поможете? — ответила она. Девочка была уже лишь в футе от него, и подошла бы ближе, но Ройс опустил копьё, направив его прямо ей в грудь.

Дэвид стряхнул руку Сэма, и шагнул наружу.

— Это Ребэкка. Проклятье, Ройс, перестань тыкать в неё этой штукой. Она же просто девочка! — воскликнул он. Оттолкнув копьё Ройса в сторону, он потянулся, чтобы взять девочку за руку, и та жадно схватила его ладонь.

— Не трогай её! — крикнул Ройс, но было слишком поздно. Дэвид Таннэр с ужасом на лице тщился вырваться из хватки девочки, когда ощутил, как темнота потянула на себя его дух. Девочка держала его уже двумя руками, и делала это с невероятной силой. Ройс не стал ждать — рывком вернув копьё в нужное положение, он насадил на него девочку, вогнав длинное лезвие наконечника в её туловище.

Сэм видел происходившее, стоя в нескольких футах позади них.

— Во имя богов! Ройс, что ты наделал?! — закричал он. Сэм бросился было вперёд, но Ройс крикнул ему остановиться:

— Звони в проклятый колокол! — закричал он. Девочка не отпускала Дэвида, и тянула его ближе к себе, пока тот слабел, и ноги его подгибались. Ройс силился оттолкнуть девочку от него с помощью своего копья, но она не собиралась выпускать Дэвида. Оружие могло бы пронзить её насквозь, но это было копьё для охоты на кабана, и перекладина не позволяла ему втыкаться дальше — что было хорошо, поскольку это позволяло ему сильнее отталкивать девочку. Из её раны текло очень мало крови, а та, что текла, казалась вязкой и чёрной.

Сэм наконец вышел из шокового состояния, и побежал обратно, чтобы зазвонить в колокол, пока мужчины сражались у ворот. Тёмная тень на краю поля зрения предупредила Ройса, что девочка была не одна, и он отпустилкопьё. Шагнув назад, он обнажил меч как раз вовремя, чтобы встретить атаку незнакомого ему мужчины. Незнакомец не был вооружён, но его вялое лицо и отсутствующее выражение ясно дали понять, что он был таким же, как девочка.

Ударив наискосок, Ройс отрубил мужчине руку в запястье, когда тот врезался в него. Вес его тела оттолкнул Ройса назад, к незакрытым воротам, заставив их раскрыться шире. При первом же касании Ройс ощутил, как в него стал сочиться холод — тёмный, едкий ветер, высасывавший его жизнь. Оставшейся рукой существо схватило его за горло, и он никак не мог вырваться. Ройс услышал, как позади зазвонил колокол, но помощь не успела бы прийти вовремя.

Целая жизнь, проведённая за работой с железом, дала кузнецу такую силу, какая мало у кого была. Даже ощущая, что слабеет, он врезал рукоятью своего меча по лицу чудовища. Удар на существо почти не повлиял, но он дал Ройсу достаточно места, чтобы по-настоящему ударить мечом, и он воспользовался этой возможностью, чтобы рубануть по державшей его руке. Полностью разрубить её ему не удалось, поскольку угол удара был неудобный, но он достаточно глубоко разрезал локоть, и оторвал руку от своего горла.

— Руки прочь, чёрт тебя дери! — выдавил он из себя, когда рука отпустила его горло. Он бы попятился, но вторая рука существа, на которой не было кисти, врезала ему по виску подобно дубинке, заставив его покачнуться.

В итоге Ройс упал боком на твёрдую мостовую, но не сводил взгляда с существа, повернувшегося, чтобы последовать за ним. Один шаг — и оно оказалось рядом, но Ройс не стал ждать, когда оно упадёт на него. Если бы оно прижало его к мостовой, то он знал, что сил выбраться у него бы уже не было. Махнув мечом у земли, он перерубил существу щиколотку, отрезав стопу, и оно упало прочь.

Отползая назад, он посмотрел поверх существа на то, что стало с Таннэром, и открывшийся ему вид был ужасен. Таннэр упал, и вцепившееся в него существо тихо лепетало, как маленький ребёнок. У чудовища, которое раньше было Ребэккой Миллер, застыло восторженное выражение на лице, в то время как обе его руки сжимали голову Таннэра. Глаза Дэвида закатились, и он, похоже, совсем потерял сознание.

Ройс попытался встать, и на миг подумал о том, чтобы напасть на девочку, но его левая нога не смогла поддержать его вес. «Старость — я всегда знал, что она будет моей погибелью», — подумал он, увидев, что его противник ползёт к нему. Ройс поднял меч, гадая, сможет ли он отрубить ещё одну конечность, прежде чем оно доберётся до него — и тут облачённая в кольчугу нога пнула существо, отбросив его прочь.

Над ним стоял Дориан Торнбер, и его зачарованная кольчуга сверкала в свете фонаря.

— Прости, что я так долго сюда добирался.

— Лучше поздно, чем никогда, — ответил Ройс, поднимаясь с опорой на свою здоровую ногу, и ковыляя за ворота. Дориан методично рубил тела двух существ, одну конечность за другой. Он выполнял свою задачу эффективно, но несмотря на его тщательность, куски тел продолжали извиваться на земле.

Он бы и дольше рубил, просто чтобы посмотреть, насколько мелко нужно было изрубить тела, чтобы они перестали двигаться, но Ройс позвал его от ворот:

— Заходи внутрь, там ещё идут! — крикнул кузнец. Подняв взгляд, Дориан увидел приближавшиеся к свету фонаря тёмные фигуры. Он схватил за руку бесчувственного Таннэра, и затащил его за ворота, пока Ройс и Сэм закрывали створки у них за спиной. Они все облегчённо вздохнули, когда засов наконец оказался на месте.

Ройс наклонился, и проверил, в порядке ли был Таннэр. Дэвид был жив и здоров лишь несколько минут назад, но сейчас он не дышал, и пульса не было.

— Он мёртв, — сказал Ройс.

— Как? На нём нет ни отметины! — закричал Сэм. Надёжный в обычной ситуации ремесленник сейчас был близок к панике.

— Когда один из них коснулся меня минуту назад, я ощущал, как он тянул из меня жизнь. Как только они тебя коснулись, сразу слабеешь. Наверное, Дэвиду этого досталось больше, чем мне, — ответил Ройс.

— Нужно подняться на стену, и посмотреть, что они там делают. Остальные наши люди будут здесь через несколько минут, — спокойно заявил Дориан.

— Что делать с Дэвидом? — спросил Сэм.

— Он может стать одним из них, — ответил Ройс.

— Он мёртв!

— И они тоже были мертвы, если я не ошибаюсь, — прямо ответил Ройс. — Нам, наверное, надо его кремировать, или что-то подобное, но сейчас нет на это времени. Потом разберёмся — если он обернётся, то, наверное, не сразу… надеюсь, — закончил он, развернулся, и последовал за Дорианом вверх по ступеням на гребень стены. Не зная, что ещё делать, Сэм пошёл вместе с ним.

— Проклятье! — сказал Дориан, посмотрев вниз со стены. — Они карабкаются вверх.

— Как? Я отрубил ногу и руку у одного из них, — скептически ответил Ройс, но затем сам поглядел вниз. Из тьмы показалась толпа людей, собираясь у основания стены рядом с воротами. Трое полезли вверх по стене, цепляясь руками за грубые камни. Стены не были гладкими, и все знали, что ловкий ребёнок мог суметь подняться на какое-то расстояние, если был достаточно глуп. Взрослые обычно были слишком тяжёлыми, чтобы взобраться по маленьким зацепкам, которые давал неотёсанный камень. Но существ это не останавливало — они цеплялись за камни потрясающе сильными пальцами, неуклонно и проворно подтягивая себя вверх.

Наконец прибыла остальная часть ополчения, и стала распределяться на стене. Многие имели с собой охотничьи луки, и стали стрелять в карабкавшиеся на двадцатифутовую стену силуэты, что не имело никакого видимого эффекта.

— Прекратить стрельбу! От этого нет никакой пользы. Сбивайте их вниз копьями, когда они подберутся к вершине, — крикнул Дориан.

Джо МакДэниел также добрался до стены, и стал организовывать людей:

— Пятерым нужно вернуться к другим воротам, и ещё десяти — распределиться вдоль стены… в том направлении! — указал он в сторону, куда им нужно было идти. — Ты… ты… ты… — выбрал он людей, и послал их сторожить остальную часть стены. — Последнее, что нам нужно — это чтобы они ещё и там забрались, пока мы все здесь.

За несколько минут они с Дорианом распределили целую четверть ополчения следить за стенами, в то время как остальные по мере сил не давали карабкающимся тварям забраться наверх. По большей части это получалось — хотя существа были сильными, даже они не могли удерживаться, когда кто-то сталкивал их копьями. Пока что единственными потерями были несколько копий, которые некоторые из тварей хватали, прежде чем упасть.

Ройс подошёл туда, где Дориан наблюдал за ходом дел у одной из секций стены:

— Я чертовски рад, что они слишком глупые, чтобы использовать луки. Так они были бы гораздо эффективнее против нас, чем мы — против них.

Брови Дориана взлетели вверх, когда он обдумал это. Через некоторое время он ответил:

— Может, они и не глупые. Из того, что я видел до сих пор, они эффективнее действуют без оружия — одно касание, и у них уже преимущество. Не говоря уже о том, что они, похоже, не боятся телесных повреждений. Но если мы удержим их этой ночью… я не буду удивлён, если они вернутся с луками. Я думаю, они надеялись пробраться через ворота раньше, чем мы успели бы их остановить.

Их разговор был прерван криком Джо МакДэниела:

— Дэвид Таннэр, какого чёрта ты делаешь? Стой! Ты что, спятил?! — кричал он. Ройс посмотрел вниз, и увидел, что именно стало поводом для шума. Дэвид Таннэр стоял за воротами, и уже поднял тяжёлый засов, который держал их закрытыми. Тяжёлые деревянные створки начали раскрываться.

— Это уже не Дэвид! Он обернулся! — заорал Ройс, но было слишком поздно. Все боеспособные мужчины были на стенах, им потребовалось бы слишком много времени, чтобы добраться до ворот и закрыть их. От того, чтобы оказаться внутри, врага отделяли лишь секунды. Ройс направился было вниз по ступеням, но Дориан оттолкнул его прочь.

— Не умирай, старик! Если выживем эту ночь, то нам понадобятся твои навыки, — крикнул Дориан. Сбежав по ступеням, он прыжком преодолел оставшееся расстояние, когда был в шести футах от земли. Ещё несколько гигантских шагов — и он достиг ворот, надеясь захлопнуть их до того, как враги осознают, какая им представилась возможность. Он опоздал. Прежде, чем Дориан успел их остановить, чьи-то руки зацепились за внутренние края деревянных дверей, разводя их шире, и одно из существ шагнуло внутрь.

Не сбиваясь с шага, Дориан сменил тактику. В руке он держал свой обнажённый меч — шагнувшее через ворота существо отступило, лишившись головы и большого куска левого плеча. Чары, которые Мордэкай наложил на его меч, делали его невероятно острым, и он без труда резал плоть и кости.

— Кто-нибудь, захлопните ворота! — проревел Дориан, врываясь в потёкшую через брешь нежить.

Те, кто карабкался на стены, сдались, и спрыгнули вниз, чтобы присоединиться к валившей в открытые ворота толпе. К Дориану потянулись руки, но им не за что было ухватиться. Зачарованная кольчуга покрывала его с головы до ног, не позволяя их касаниям лишить его сил. Они разбивались о него подобно волне о скалистый берег, отступая перед его мечом. Они могли бы задавить его одним лишь численным перевесом, если бы не меч. С каждым ударом он рубил конечности и тела надвое. Наступая вперёд, он рубил и резал, превращая неживые тела мужчин, женщин и детей в беспомощно дёргающиеся обрубки.

В течение неистовой минуты он резал и рубил, и наконец даже нежить отступила. К сожалению, сами вороты были шириной в целых десять футов, и некоторые из них смогли бы пройти мимо него со второго захода. Они собрались вокруг Дориана — десять, потом двадцать, потом больше, пока вокруг него не оказалось по меньшей мере тридцать безмолвных тварей.

— Закройте проклятые ворота! — в ярости заорал Дориан — когда они набросятся на него снова, он никак не сможет помешать им войти, и потребуется лишь несколько, чтобы устроить бойню среди экипированных лёгкой бронёй людей внутри. Стена была их лучшей защитой… но только лишь пока были закрыты ворота.

— Будь я проклят, если закрою тебя там одного, парень! — донёсся голос, принадлежавший Джо. — Сначала внутрь зайди.

Дориан знал, что как только он дрогнет или развернётся, они набросятся на него, прижав к дверям. Закрыть ворота при таком давлении будет невозможно.

— Джо, немедленно закрывай эти ёбанные ворота, иначе ты пожалеешь, что не проклят! Давай! — крикнул Дориан, и в этот момент заметил блеск глаз на краю освещённой области, за спинами стоявших вокруг него врагов. Там стоял маленький мальчик — не участвуя в бою… наблюдая.

Враги не стали ждать решения Джо, и снова набросились на Дориана, теперь уже с численным перевесом. Он увидел, как один или двое пробрались мимо него, пока он рубил остальных, и Дориан почти отчаялся, пока не услышал у себя за спиной тяжёлый стук упавшего засова. Не будучи больше привязанным к одному месту, он начал двигаться, не позволяя им легко собраться, и задавить себя.

После минуты яростного сражения стало казаться, что они не смогут его остановить. Широкие удары меча срубали тянущиеся кисти, и иногда даже целые руки, но никто не мог долго сражаться против такого числа противников. Его враги не имели естественного страха, и толпились вокруг него со всех сторон. Наконец чья-то рука схватила его сзади, потянув за плечо и лишив его равновесия — и в течение нескольких секунд он оказался на земле, бьющимся под массой врагов, которых он не мог и надеяться победить.

Единственными открытыми частями тела у Дориана были глаза и челюсть, не закрытые его шлемом. Он рвался, но пальцы и руки наконец коснулись его кожи, и Дориан ощутил, как стали утекать его силы. «Я не хочу стать одной из этих тварей», — думал он про себя, но казалось, что именно такая судьба его всё-таки и ждёт. Он сумел оторвать руки от своей головы, и уткнуться лицом в землю, пытаясь держать их смертоносное касание подальше от своей кожи. Их на нём было так много, что он не услышал, как открылись ворота.

— Ладно, парни! Давай! — прозвенел голос Джо, когда люди Уошбрука широко распахнули ворота, и вышли наружу. Двое несли бочонки с маслом для фонарей, а остальные были вооружены факелами, мечами и топорами. Два бочонка кинули на землю, в нескольких футах по обе стороны от места, где толпа нежити прижимала Дориана к земле. Масло растеклось, омыв землю и забрызгав тех, кто был ближе всего к бочонкам… а потом там же упали факелы, и мир затянуло огнём.

Горящие тела беспорядочно размахивали руками, когда пламя ослепило нежить. Дориан вырвался из хватки тварей, когда ополченцы принялись за дело, рубя и кромсая врагов топорами, мечами и, в паре случаев, косами. Ноги Дориана были частично покрыты горящим маслом, но оно пока горело недостаточно долго, чтобы прожечь стёганку под его кольчугой.

— Сюда, Дориан! — позвал его Ройс, держа в руках толстое шерстяное одеяло, пропитанное водой.

Дориан тяжело протопал через свалку людей и нежити, добравшись до кузнеца, и позволил ему накинуть на себя одеяло. Ройс завернул его вокруг ног Дориана, сбив и подавив пламя.

— Какого хрена тут происходит? — закричал Дориан.

— Мы только что вытащили твои каштаны из огня, парень, — засмеялся Ройс.

— Они не продержатся! — отозвался Дориан — он видел, как некоторые из мужчин уже стали жертвами неестественных существ. Поскольку у них не было зачарованный брони, как у Дориана, их достаточно было схватить за руку, чтобы быстро лишить их боеспособности.

— Так постарайся, чтобы продержались!

Дориан перестал спорить, и вернулся в схватку. Он двигался осторожно, избегая большей части горящих тел, выбирая цели. Он ходил из стороны в сторону, срезая монстров, вцепившихся в горожан, прежде чем те могли высосать их до конца. Большая часть врагов представляла из себя лишь бившиеся тела, теперь безмолвно горевшие на земле. Остальные скоро были превращены в беспомощные обрубки.

До него наконец дошло, что они победили. «Вот, что такое сила, Мордэкай. Это — сила людей, которых тебе доверили», — подумал он про себя. Дориан пожалел, что Морт не может видеть их сейчас — лица, покрасневшие от волнения, когда страх превратился в трепет победы. Почти все почувствовали на себе касание нежити, и теперь лучше понимали, с чем столкнулись. Выжив, и победив, они были полны жизни. Кто-то начал кричать «Дориан… Дориан… Дориан…!», и вскоре они все начали скандировать его имя.

Долгие минуты спустя он наконец успокоил их:

— Хватит! Это была ваша победа, и не забывайте об этом! Теперь вы знаете, чего стоят ваши жизни — и, что важнее, враг знает, что мы не дадимся легко, — сказал он им. Некоторые из горожан кивнули в ответ на это, но в сердце своём каждый из них знал, что они потерпели бы поражение без дюжего воина в сверкающей кольчуге.

Дориан набросился на Джо:

— О чём ты думал, открывая ворота? Вы могли всё потерять…

Джо не дал ему закончить:

— Чёрт, да чуть было и не потеряли, но я не собирался отдавать им тебя, чёрт побери. И я снова бы это сделал, и дважды не подумав!

Дориан уставился на Джо. У него не было ответа для упрямой гордости этого человека. Вместо этого он сменил тему:

— Чьей идеей было масло для фонарей?

— Это всё старик Ройс. Быстро соображает, сукин сын! — сказал Джо, хлопнув Ройса по плечу, пьяный адреналином.

Дориан наклонился к Ройсу:

— Что мы с ним будем делать? Я думал, что он рассудительный, а он оказался безумный как шляпник.

Старый кузнец осклабился:

— Дурость не исправить, сынок — наверное, и пытаться не стоит.

Следующие несколько часов они провели, собирая тела и куски тел. Они обнаружили, что всё ещё шевелящаяся плоть по-прежнему была опасна, но, к счастью, у Ройса были в кузнице лишние щипцы и железные прутья, с помощью которых можно было двигать тела. Наконец свалив всё в одну кучу, они использовали фонарное масло и валежник, чтобы сделать погребальный костёр. От напавших на них существо не должно было остаться ничего.

В конечном счёте городок Уошбрук потерял двух человек, из них первым был Дэвид Таннэр. Второй, Сэт Колбёрн, пал во время броска по спасению Дориана, и умер прежде, чем его сумели вытащить. Из грубого подсчёта врагов выходило, что они разрубили и сожгли почти двадцать восемь немёртвых. Несколько из них в конце сумели спастись, когда бой стал поворачиваться не в их пользу.

Это была победа, но маленькое поселение, вроде Уошбрука, едва ли могло себе позволить потерю людей, и семьи потерянных будут ещё долго их оплакивать.

Глава 11

На следующее утро я встал рано, мне не терпелось снова проверить книги в библиотеке. Я знал, что до возвращения в Уошбрук у меня оставалось мало времени, и это скорее всего будет моей последней возможностью изучить здешние записи… если только я не научусь, как создавать пару телепортационному кругу, когда доберусь до дома.

Я начал искать по полкам всё, что мог найти на тему создания таких кругов, и мне улыбнулась удача. Тонкий томик объявлял, что является «Полнейшим Руководством по Созданию и Поддержке Телепортационных Путевых Точек». Судя по всему, именно это мне и было нужно, хотя мне показалось, что у автора было завышенное самомнение. Я отложил его, чтобы взять с собой в дорогу домой.

Успешно добившись своей основной цели, я наградил себя чтением части «Истории Иллэниэл»:

Те, кто достаточно могуч, чтобы говорить с землёй, стали называться «архимагами», и применяемые ими искусства были, согласно легендам, столь велики, что никакой из современных учёных не может справедливо определить истину в рассказываемых о них историях. «Сияющие боги» рода человеческого были молоды и слабы в те дни, а волшебство — настолько повседневно, что поклонения им искали лишь немногие. Боги Ши'хар, ныне зовущиеся «тёмными богами» были могущественными, но злонамеренными по отношению к человечеству. Потеря их народа сделала их отрешёнными от нового мира, и они погрузились в безумие.

Волшебники тех времён научились опасаться тёмных богов, одновременно остерегаясь новых богов. С тёмными богами никто не общался, а к сияющим богам прислушивались немногие. Человеческий род сам управлял своей судьбой. Всё так и шло бы, если бы один молодой волшебник, Дже́род из рода Мордан, не поддался алчности и жажде власти.

Джерод был рождён с могуществом, но не был достаточно силён, чтобы говорить с землёй. Его ревность к тогдашним архимагам стала частью причин, которые привели к его падению и предательству человечества. В то время жили два архимага — Га́рэс из рода Гэйлин, и Мо́йра из рода Сэнтир. В истории ни разу не было так, чтобы одновременно жили более двух или трёх архимагов, так что это не было чем-то необычным.

Джерод влюбился в Мойру из Сэнтиров, но она сама положила глаз на другого, ничем не примечательного мага из рода Иллэниэл. Подробности их несчастного любовного треугольника не пережили тёмных времён, которые последовали за этим, но известно, что Джерод поддался искушению тёмного бога Балинтора. Посулы могущества более великого, чем у архимагов, совратили молодого Джерода. Полагая, что более великое могущество завоюет ему расположение архимага Мойры, он призвал тёмного бога, и открыл ему свой разум.

Тут я приостановился, думая, что до вчерашнего дня я ни разу не слышал ни одного упоминания об «архимагах», и что не мог не задуматься, чем именно они отличались от других тогдашних волшебников. Повторяющиеся ссылки на «голос земли» также меня заинтриговали. Я ощутил приближение Пенни, поэтому отложил книгу в сторону, в стопку книг, которые собирался взять с нами в дорогу.

— Доброе утро, сказала она из дверного проёма.

— Доброе, — ответил я. — Полагаю, нам следует начать приготовления к отъезду.

— Сначала — завтрак.

Это показалось мне чудесной мыслью, вот только у нас не было еды. Если в кладовой что и оставалось, я не стал бы доверять съедобности этой пищи после стольких лет.

— Х-м-м, интересно, как нам это провернуть?

— У двери кто-то есть, — объявил бестелесный голос дома. Мне действительно нужно было узнать правила, по которым работали встроенные в дом чары.

— Кто это? — спросил я. После короткой паузы голос послышался вновь:

— Он говорит, что его зовут Маркус Ланкастер, — сообщил голос.

— Подожди, пока я не спущусь к парадной двери, а потом впусти его, — сказал я, спеша вниз. Не так давно я бы просто сразу же впустил его. Теперь, когда мой друг стал сосудом для богини, я уже не был уверен в его мотивах. Дверь открылась сразу же, как только я приблизился.

— Доброе утро, Марк, — сказал я, как только увидел его лицо.

— Морт, дом просто потрясающий! Дверь только что со мной разговаривала, — ответил он. Марк выглядел и говорил в точности как друг, которого я знал.

— Ага, я знаю. Сам ещё не привык.

— Я могу войти? — спросил он.

Я внезапно почувствовал себя немного виноватым. Сам того не осознавая, я оставался в дверях, и своей позой говорил Марку, что ему здесь, возможно, не рады.

— Прости — вот, проходи. Я бы предложил тебе завтрак, но у нас сейчас нет никакой еды. Мы вообще-то как раз пытались с этим разобраться, — сказал я, шагнув назад, и жестом пригласил его войти.

— Если ты голоден, то я знаю место, где можно поживиться хорошим хлебом и сосисками, — сказал он, входя внутрь, после чего дверь захлопнулась у него за спиной.

— Звучит чудесно, но нам сперва надо кое о чём поговорить, — сказал я, бросив на него твёрдый взгляд. — Я думал, что ты приехал в Албамарл, чтобы найти себе жену, а не… — я жестом указал на надетую на нём простую накидку.

— Так и было. Но жизнь иногда застаёт тебя врасплох. Я тоже никогда не думал, что меня выберет Леди Вечера, — пожал он плечами.

— Твой отец был недоволен.

— Это я могу понять, но со временем он смирится. У меня теперь есть высшая цель. У него есть другие дети, которые смогут выполнить эту роль, — сказал он, оглядываясь. — А этот дом интересный! Я раньше не мог видеть такие вещи, но тут всё наполнено магией.

— Она сейчас в тебе?

— Она всегда здесь, наполняя пустоту внутри меня. Я был очень несчастным, Морт. Я просто не осознавал этого, потому что мне не с чем было сравнивать… теперь, оглядываясь назад, я вижу, насколько пустой была моя жизнь, — произнёс он, улыбнувшись, но его улыбка меня не успокоила.

— Так значит, я потерял своего друга из-за богини.

— Нет! Я — всё ещё я! И всегда буду твоим другом. Просто я сейчас стал немного большим, чем был. Теперь у меня есть то, чего мне раньше не хватало, но это не значит, что мне уже не нужны друзья. Ты — всё такая же часть того, кто я есть, всегда был, — очень искренне сказал он. — Но у меня есть некоторые вещи, которые я должен тебе сказать. Богиня послала меня к тебе с несколькими сообщениями, и все они плохие.

Я вздохнул:

— И откуда я только знал, что ты это скажешь? — задал я риторический вопрос. Я ещё ни разу не получал хорошие вести ни от каких божественных существ, с какими сталкивался. Конечно, я пока сталкивался только с двумя. — Давай сначала поедим — может, после твоих новостей у меня пропадёт аппетит.

Полчаса спустя я сидел в кафе на открытом воздухе вместе с Пенни, Роуз и Марком. Вообще-то я никогда до того дня не слышал слово «кафе», так что это был познавательный опыт. Кто знал, что голод может быть настолько большим, что некоторые люди могли зарабатывать на жизнь исключительно готовкой для незнакомцев? В Ланкастере ближе всего к чему-то подобному была таверна, но там еду продавали лишь в определённое время дня, и их основной бизнес заключался в продаже эля.

Нам подали чёрный чай, толстый коричневый хлеб и ароматные сосиски. Оные получили моё сердечное одобрение. Когда мы по большей части закончили, я посмотрел на Марка:

— Полагаю, с тем же успехом ты можешь выкладывать мне свои новости — по-моему, в меня больше не влезет.

— Ши́ггрэс снова на свободе, и они начали забирать людей в Си́лоби, — сказал он. Силоби был городком в баронстве Ару́ндэла, недалеко от западных границ моих владений.

— Чего-чего? Шиггрэс?

Роуз заговорила:

— Злые подданные тёмных богов. Немёртвые твари, принимающие облик убитых ими людей. До раскола Балинтор использовал их как своих слуг, — проинформировала она меня. Я вперил в неё долгий взгляд, удивлённо подняв брови. Она бросила на меня небрежный взгляд над своей чашкой с чаем: — Я много читала. Никогда не думала, что рассказы могут оказаться на самом деле правдивыми.

Мне никогда не приходило в голову рассказать Роуз про наши ночные встречи. Я дал себе зарок чаще просить у неё совета. Она была просто кладом информации.

Марк продолжил:

— К сожалению, её слова — правда. Шиггрэс существуют, и они снова на свободе. Если их скоро не остановить, то они заполнят землю.

— Но что конкретно они из себя представляют? — спросила Пенни. Я тоже кивнул, желая узнать побольше об их основополагающей природе.

— Я тоже никогда прежде о них не слышал, но у меня теперь есть более высокий источник информации, — ответил Марк. — Богиня говорит, что они — оболочки людей, из которых выпили душу. Их тела продолжают жить в каком-то неумирающем состоянии, наполненные тёмным духом пустоты. Их касание может вытягивать душу из живых существ, и когда они так делают, оставшееся тело заполняет другой тёмный дух.

— «Шиггрэс» по-лайсиански означает «съеденные», — вставил я.

— Этого я не знал, — ответил Марк. — Но это подходит.

— Откуда они появились, Маркус? — спросила Роуз. — Согласно легендам, их всех уничтожили после Раскола.

— Моя Леди не уверена — она не может видеть деяния других богов. Скорее всего, их создал один из тёмных богов. Наиболее очевидный подозреваемый — Мал'горос, поскольку именно он сейчас господствует в Гододдине, который граничит с Арундэлом, особенно в свете моих других новостей.

— Ты уверен, что их создал один из тёмных богов? — задал я вопрос. Я не собирался миндальничать, пусть мой друг и стал вместилищем для одного из сияющих богов.

Марк вздохнул — он знал, что я не доверял его богине:

— Я никак не могу убедить тебя в доброй воли Миллисэнт, поскольку ты явно не доверяешь никаким богам, но подумай вот о чём. Шиггрэс — чума, они поглотят все живые души, если их не остановить. Сияющие боги олицетворяют всё лучшее в человечестве; они — часть нас. Только у тёмных богов мог быть мотив нас уничтожить.

Пенни не терпелось:

— А другие новости у тебя какие? Война? Против нас выступает Гододдин?

Лицо Марка оживилось удивлением:

— Откуда ты знаешь? Я только недавно услышал это от самой Леди.

— Я видела это, два дня назад, но я не была уверена, кто это был, или почему, — ответила она, и её лицо потемнело, когда она вспомнила о том, что должно было произойти. Её взгляд метнулся ко мне на секунду, и я увидел в нём безысходность.

Роуз посмотрела на неё с интересом:

— Ну и ну… что за тайны раскрываются за столом для завтрака этим утром! Что на самом деле меня интригует, так это тайны, оставшиеся невысказанными. Я надеюсь, что вы все сейчас откровенны. От нашего разговора сегодня, за этим столом, может зависеть будущее королевства, — сказала она с полным веселья лицом, но в голосе её звучали серьёзные нотки. Она знала, что Пенни рассказала ей не всё.

— Довольно, — сказал я. — Что тебе сказала богиня, Марк?

— Что Гододдин готовится для войны против Лосайона. Как ты знаешь, элементарная география означает, что они придут через Арундэл. Камерон и Ланкастер будут сметены следующими, если они намереваются ударить по Албамарлу.

— Тогда шиггрэс — уловка, чтобы отвлечь наше внимание от границ, — заявил я.

— Они — гораздо хуже, чем уловка. Если сбежит хоть один из них, то это может стать концом всего рода человеческого. Они способны множиться быстрее кроликов. Их жертвы быстро пополняют их ряды, и с ними трудно сражаться, — ответил Марк.

— Бессмыслица какая-то. Зачем Гододдину война? Лосайон им ничего не сделал. Вендраккас ничего не получит, а потерять может вообще всё, — сказал я.

— Ты допускаешь ошибку, думая как человек. Гододдин контролируют не люди, а Мал'горос. Для него их нация — лишь инструмент, с помощью которого он получает то, что хочет, — сказал Марк.

— И чего же он хочет? — спросил я.

— Уничтожения человечества… его народа уже давно нет, им движут лишь смерть и отчаяние. Ты — его лучшая надежда на уничтожение человечества. Шиггрэс — второстепенный способ достичь той же самой цели, — сказал Марк.

Роуз перебила:

— Что важнее, нужно знать «когда». Знание того, что они собираются напасть, не сильно помогает, если мы не знаем о времени нападения.

— У нас есть остаток лета, и зима, чтобы приготовиться — они будут в Лосайоне ранней весной, — вставила Пенни. Марк и Роуз посмотрели на неё, но не стали подвергать сомнению её информацию. Мы все имели достаточно опыта с пророчествами Пенелопы, чтобы не сомневаться в ней сейчас.

— Это не даёт тебе много времени, Мордэкай, — заявила Роуз.

— Я? А разве не король должен с этим разбираться? Я помогу, конечно же, но по-моему это всё гораздо больше, чем один маленький волшебник и Графство Камерона.

Пенни странно на меня посмотрела:

— Маленький волшебник? С этим я не соглашусь. Но ты прав, короля нужно известить — это проблема для всего королевства.

Роуз засмеялась:

— Правда, Пенелопа, уж маленьким его точно не назовёшь, — сказала она. После чего она обнаглела настолько, что подмигнула мне. Я залился густым румянцем.

— Мне плевать на размер его волшебного посоха. Чтобы победить, нужна реакция всего королевства, — добавил Марк. Судя по всему, статус святого не мешал ему отпускать грязные шуточки за мой счёт. Я не мог не засмеяться.

— Шутки в сторону, ты недооцениваешь свою роль в этом деле, Мордэкай, — сказала мне Роуз. — Ты — цель Мал'гороса. Ему нужно, чтобы ты создал мост между мирами. Он сотворил шиггрэс и сфабриковал эту войну, чтобы поставить тебя в опасное положение. Он надеется, что ты допустишь ошибку, и что это заставит тебя попасть к нему в руки. А если это не получится, то он с тем же успехом получит желаемое с помощью шиггрэс. Ты не можешь позволить себе расслабиться и проигнорировать любую из этих ситуаций.

Марк кивал, пока Роуз говорила:

— Она права. Тебе нужно начать планировать сейчас же.

Роуз продолжила:

— Первым делом нужно очертить наши преимущества. Во-первых, ты — волшебник. Во-вторых, у тебя есть земля, люди, и поддержка в виде Ланкастера и, будем надеяться, короля тоже. В-третьих, у тебя гораздо больше времени и предвидения, чем враг планировал тебе предоставить. Это значит, что ты можешь определить свой ответ задолго до событий, а не реагировать на них.

Меня постоянно потрясала ясная логика Роуз, но я чувствовал себя ошеломлённым:

— И что ты предлагаешь?

Роуз покачала головой:

— Я не буду принимать решения за тебя, но я могу помочь с логистикой. Хайтауэры не одну войну поддерживали, — сказала она. Это определённо было правдой — Лорд Хайтауэр отвечал за защиту Албамарла, и в военное время занимался планированием и снабжением армии. Что-то из этого, наверное, отразилось на его дочери.

— Эти решения должен король принимать, — ответил я.

— Не будь глупцом, Морт, — сказала Пенни. — В моём видении королевской армии не было. У тебя есть долг — доложить об этом, и поддерживать короля, но планировать тебе надо с опорой на факты. Король может решить отвести войска, чтобы защитить столицу. Или он может выбрать поле боя ближе, чем Камерон и Ланкастер. В любом случае это означает, что наши земли будут смяты ещё до того, как война начнётся по-настоящему.

— Ты не думаешь, что он пошлёт силы к границе, чтобы остановить вторжение там? — спросил Марк.

— Я не знаю, но в своём видении я их не видела. Что бы ни случилось, мы должны планировать исходя из факта, что в какой-то момент мы будем встречать врагов на наших землях, — ответила Пенни.

Я устал слушать этот бессмысленный спор, поэтому я перебил её:

— Ладно… тогда давайте планировать, прямо сейчас — хватит гадать. Что мы можем сделать сегодня?

— Каждая война начинается с денег, — заявила Роуз. — Прошлым вечером ты выяснил, что у тебя больше денег, чем ты предполагал. Тебе нужно сходить в Королевский Банк Лосайона, и взять всё, что они держат на твоё имя — тебе это понадобится. Потом тебе следует уведомить короля. Маркусу придётся уведомить своего отца — в том числе обо всём, что мы тут обсуждали. Ланкастер будет твоим самым ценным союзником, поскольку в случае поражения потеряет не меньше, чем ты. Я поговорю с моим отцом, и посмотрю, какую помощь он сможет оказать. Что бы он ни решил, я соберу любую поддержку и припасы, какие смогу, чтобы помочь тебе.

— Я думала, что ты собиралась с нами в Уошбрук? — напомнила ей Пенни.

— Это было полчаса назад. Ситуация изменилась, дорогая, — ответила Роуз. — А вообще, знаешь, Мордэкай, совсем не надо забирать все деньги — возьми только часть, и оставь мне кредитное письмо, чтобы я могла брать остальное.

— Я даже не знаю, сколько у меня там денег, если они вообще есть. Как думаешь, сколько тебе понадобится? — спросил я её.

— Это война, милый мой, нам понадобится всё, что у тебя есть — и сверх того. Я планирую использовать и мои собственные сбережения тоже. Готовить армию — это дорого.

— Армию!? — воскликнул я. Знаю, надо было уже догадаться. Я просто не привык думать в таком масштабе.

— Ты же не думаешь, что остановишь армии Гододдина своим впечатляющих размеров посохом и чарующей улыбкой, а? — ответила она. Я видел, что мне теперь никогда не отделаться от случившегося. По крайней мере, она была достаточно мила, чтобы шутить с похвалой… могло быть и хуже.

Я решил не обращать внимание на шутку:

— Как ты собираешься всё это объяснять своему отцу? Мне кажется странным, что Лорд Хайтауэр позволит своей дочери нанимать людей на войну, а потом отправиться прочь с личной армией.

Роуз поморщилась:

— Будет нелегко. К счастью, у меня есть собственные земли и титулы, хоть они и скромные. Может, ему это и не понравится, но он поможет мне в меру сил, поскольку он не может помешать мне помогать тебе.

— Мы не потерпим неудачу, — сказал Марк. — Богиня поддержит тебя, Мордэкай, хоть ты ей и отказываешь. Её благосклонность откроет и другие двери. Она не будет сидеть без дела, позволяя Мал'горосу топтать её народ, — благочестиво добавил он. Я не мог не задуматься, где была эта богиня, когда Дети Мал'гороса убивали королевский род Гододдина и порабощали нацию, но, может быть, я просто придирался. Мне определённо нужна была любая помощь, какую я мог получить.

Глава 12

После этого мы разделились. Роуз пошла увидеться со своей семьёй, Марк — со своей, а мы с Пенни пошли увидеться с Королём Эдвардом. Я надеялся, что нам не придётся ждать долго. Даже графу приходилось просить об аудиенции. Я попытался ясно дать понять старшему слуге, что наши вести были весьма срочными.

Адам ответил своим типичным уклончивым тоном:

— Я позабочусь, чтобы его величество знал, что вы ждёте, — намекнул он на то, что мы будем ждать, какими бы важными мы себя ни считали.

Полчаса спустя я ходил из стороны в сторону по маленькой приёмной, в которой он нас оставил:

— Надо было просто послать записку. Тут мы теряем ценное время.

— Успокойся, — попыталась умиротворить меня Пенни. — У нас ещё месяцы впереди — лишние час или два ничего не изменят.

Я стал было раздражённо на неё огрызаться, но вернулся Адам, и я заткнулся.

— Его величество сейчас вас примет, — сообщил он. Вынужден был признать, полчаса — не так уж долго.

— Спасибо, Адам, — самодовольно ответил я. Я уже сменил раздражение на воплощение любезности и благородства. Мы с Пенни последовали за ним в маленькую приёмную, которую Эдвард использовал для неформальных встреч.

После нескольких формальностей я смог перейти к сути своего визита:

— Ваше величество, я узнал некоторые вещи, которые вам следует услышать.

— Пожалуйста, говори, мы внимательно слушаем, — ответил он.

Я решил не упоминать о даре Пенни, и потом сразу перешёл к тому, что сказал мне Маркус:

— Сегодня меня навестил Маркус Ланкастер с посланием от Миллисэнт, — сказал я, на что брови Эдварда поползли вверх. — Он сказал мне, что Гододдин готовится к войне, и что он пойдёт на Лосайон весной.

Король поднял ладонь:

— Мы получили отчёты, что они готовятся к чему-то военному, какие-то учения. Мы не думали, однако, что они попытаются совершить что-то подобное. Гододдин и надеяться не может победить в такой войне.

— Они повинуются не велению разума, ваше величество, а безумным мотивам их бога, — ответил я. — Также в Арундэле появились шиггрэс, и на моих землях — тоже. Богиня полагает, что их создал Мал'горос, чтобы посеять неразбериху перед началом войны, — сообщил я. Я не был уверен, что он слышал о шиггрэс, но был готов объяснить, если бы он спросил.

Эдвард подался вперёд с удивлением на лице:

— Шиггрэс! Это же лишь существа из легенд. Ты наверняка ошибся. Согласно историям, их уничтожили после поражения Балинтора.

— Я бы с трудом поверил этой истории, даже из уст бога, если бы не случившиеся со мной перед отъездом в Албамарл события, — сказал я, и следующие несколько минут потратил на описание существа, которое мы с Пенни сразили, а также предшествовавших встрече с ним исчезновений. Эдвард сразу стал задавать вопросы, но его ум ещё не потерял остроту, и вскоре он полностью вызнал всё, что я мог ему рассказать.

— Сколько людей ты можешь выставить в Камероне? — спросил он.

— Я лишь начал восстанавливать владения моей матери, в данный момент у меня нет ни одного солдата, — честно ответил я.

— Тогда твой город потерян. Арундэл не может и надеяться выстоять против такого числа, а в его земли вторгнутся первыми. Даже с поддержкой Ланкастера ты их в лучшем случае задержишь, и даже это вряд ли.

— Но вы же встретите их на границе? — шокированно спросил я, хотя Роуз и предупреждала меня, что он скорее всего ответит именно так.

— Сама граница не обороноспособна. Было бы глупостью встречать их там. Мы, конечно, посовещаемся с Лордом Хайтауэром, и с маршалами, но скорее всего мы встретим их у реки Трэнт, где переправа сделает их уязвимыми. Если они не собираются повернуть на север и перевалить через горы, они легко захватят твои земли, и Ланкастер тоже, — прозаичным тоном сказал Эдвард, хотя слова его означали потерю жизней и средств к существованию для множества людей.

— А что остаётся моим людям, ваше величество?

— Мой совет — бросай свои земли. Эвакуируй всех, кто способен двигаться, в самом начале весны. Когда в войне будет одержана победа, сможешь всё отстроить заново, — твёрдым тоном сказал Эдвард.

— Ваше величество, прошу прощения, но они же умрут с голоду. Им некуда идти, а я и надеяться не могу найти кров и пищу для них, пока они обездолены. Те, кто выживут, по возвращении найдут свои дома разрушенными, а скот — зарезанным на корм вторгшимся врагам, если мы вообще сможем вернуться, — сказал я, возможно немного слишком резким голосом.

— Не смей нас поучать, молодой лорд! Мы знаем о страданиях, которым подвергнутся наши подданные, если война придёт в наши земли. Наша задача — позаботиться о том, чтобы королевство выстояло, и восстановилось после победы в войне. Нам нужно думать о большем, чем просто Камерон! В сложившихся условиях мы могли бы наложить тебя штраф за твою неспособность обеспечить нам военный набор! — ответил король с побагровевшим лицом. Набор, о котором он говорил, представлял из себя призыв к оружию, в котором каждого дворянина просили предоставить рыцарей и солдат, чтобы наполнить ряды его армии. Поскольку у меня их пока не было, я буду в нарушении моей клятвы, не сумев ответить на призыв. — Итак, что ты решил? — спросил он.

— Я не могу бросить мои земли или их жителей, полагающихся на меня, — ответил я.

— Осторожней, как бы тебе не зарваться до государственной измены, молодой Иллэниэл.

— Я — последний волшебник, и у этих людей не другой защиты. Если никто не будет их оберегать, то это сделаю я. Враг дорого заплатит за каждый шаг по землям Камерона. Сами судите, измена это или нет! — говорил я, ощущая, как закипает кровь, и раскалился раздражение. На миг мне показалось, что я почувствовал, как подо мной пульсирует сама земля, будто гигантское сердце, бьющееся глубоко под поверхностью. Выдавив из себя последние слова, я тяжело топнул ногой, и ощущение было такое, будто земля сдвинулось. Это ощущение застало меня врасплох, и я задумался, являлось ли оно плодом моего воображения. Мысли мои были далеко не ясными.

Лицо Короля Эдварда побледнело, а с потолка осыпалась тонкая струйка каменной пыли. Король сжал подлокотники своего кресла, будто боясь выпасть из него. Возможно, мне всё-таки не показалось.

— Что ж, мы сочувствуем твоему положению. Если таково твоё желание — быть посему, мы дозволяем тебе так и поступить, — сказал он тоном, ясно дававшим понять, что аудиенция была окончена, но мой магический взор улавливал страх, который он тщательно скрывал.

Я поклонился, и встал, чтобы уйти, но когда мы достигли дверей, он позвал меня:

— Мордэкай!

— Да, ваше величество?

— Здесь инструктор, его зовут Сайхан. Адам проведёт тебя к нему, когда вы уйдёте. Он останется с тобой и Пенелопой, пока обучение не закончится, и узы не будут созданы. Ты понимаешь?

— Конечно, ваше величество, — сказал я, снова поклонился, и ушёл, тихо скрипя зубами. «Конечно, я понимаю — ты хочешь нацепить намордник на собаку, пока та не взбесилась и не покусала тебя», — подумал я.

Я разгневанно зашагал прочь из комнаты, Пенни спешила следом:

— Ты знал, что это случится… Роуз так и сказала, — напомнила она мне. — Это ты там встряхнул землю? — добавила она.

— Я точно не знаю. Я почувствовал, но не было похоже, что я это сделал… по-моему. Он просто сказал мне, что бросает моих людей! Помогать им — не целесообразно. Что это за король такой? — спросил я полным гнева голосом.

Пенни огляделась:

— Говори потише! — зашипела она. — Мы всё ещё внутри дворца.

Она, конечно, была права, но я был слишком зол, чтобы волноваться об этом. Адам шагнул из-за дверей:

— Если вы последуете за мной, милорд, я отведу вас на встречу с инструктором, — произнёс он. Адам был тихий как призрак — если бы не мой магический взор, он бы напугал меня до полусмерти.

— Веди, — ответил я, не поворачиваясь, чтобы взглянуть на него.

Мы прошли за ним по нескольким длинным коридорам и лестничным пролётам, пока не достигли ещё одной приёмной. Там нас ждал мужчина. Он был большой, надо отдать ему должное. Росту в нём было чуть больше шести футов, в результате чего наши глаза были на одном уровне, но если я был стройным, то он… не был. Он был покрыт мышцами, как свинья бывает покрыта грязью — то есть, их у него было гораздо больше, чем нужно было бы любому человеку. У него были тёмно-коричневые волосы и кожа коричневого цвета, далеко выходившего за рамки обычного загара.

— Так это ты мой дрессировщик, — заявил я. Я был не в настроении для деликатности. Но каким бы разозлённым я ни был, я не мог не заметить, как он держался. Он производил впечатление сжатой пружины, готовой без предупреждения распрямиться смертоносной физической силой. Я не мог не задуматься, как бы он выстоял против Дориана.

Он пожал плечами:

— По крайней мере, мы начинаем без иллюзий. Меня зовут Сайхан.

Я поднял бровь:

— Просто Сайхан?

— Все другие имена, какие у меня были, уже давно мертвы. Если хочешь называть меня как-то по-другому, я не против, — сказал он с почти ничего не выражающим лицом.

— «Сайхан» сгодится. Нужно ещё с какими-то вещами разобраться, прежде чем мы пойдём? Мне нужно сегодня многое успеть, — спросил я, мне не терпелось приняться за дело.

— Только с одной, — ответил он. — Прежде чем мы начнём, тебе нужно понять, как будут строиться наши отношения. Я — не твой телохранитель. Я — не твой слуга. Я — не твой друг. Я здесь для того, чтобы выполнять свою работу, и меня волнует только моя работа. Если мне покажется, что нечто мешает выполнению этой работы, я постараюсь, чтобы это нечто мешало недолго. Будешь сотрудничать — и мы поладим. Не будешь — и работа окажется короткой, — произнёс он. Даже фактически угрожая мне, он не менял выражения своего лица. Это имело совершенно пугающий эффект, но будь я проклят, если я позволю ему это увидеть.

— Ты моему отцу то же самое говорил? — спросил я.

— Пардон?

— Ты слышал. Я знаю, что ты обучал мою мать, так что ты наверняка в какой-то момент имел с ним похожий разговор. Мне любопытно, как он ответил.

— Он был моложе, чем ты сейчас, но он уже знал необходимость, поэтому у нас никогда не было подобного разговора. К тому же, мы тогда уже начали обучать кандидатов. Ему нужно было лишь выбрать, — просто ответил он.

Интересно — значит, он выбрал мою мать из ряда кандидатур.

— Ты учил нескольких?

— Тогда был жив ещё не один волшебник — мы поддерживали небольшую школу, так что всегда было несколько готовых претендентов, если в них была нужда, — высказал он это как простой факт.

Меня одолело любопытство:

— А что случилось с теми, кого не выбрали?

— Некоторые стали рыцарями, некоторые обучали следующее поколение.

— Как ты сам?

— Ага, только после смерти твоего отца мы уже не думали, что следующее поколение вообще будет.

Что-то в его взгляде заставляло меня чувствовать себя неудобно, но я не мог сказать — что именно, поэтому я отбросил это чувство в сторону:

— Ладно, идём. День не бесконечный.

Сайхан взял выглядевший тяжёлым рюкзак, и мы пошли наружу. На ходу я заметил, как Пенни окинула его оценивающим взглядом, и по мне пробежала волна ревности. Вернувшись мыслями к предыдущему дню, я, наверное, мог немного лучше понять её чувства относительно того, как я смотрел на Роуз. Но мне это всё равно не нравилось. Коренастый воин заговорил:

— Куда мы идём?

— В королевский банк, — вставила Пенни.

Сайхан оглядел её, будто только что заметив. Его взгляд медленно прошёлся по её телу вверх, начиная от её ног, внимательно рассматривая её. Мне это не понравилось. Он смотрел на неё примерно так же, как мясник оглядывает коровью тушу.

— Прошу простить мои манеры, нас не представили… — сказал он.

— Пенелопа Купер, — быстро ответила она. — Я буду нести его узы, — ткнула она в мою сторону большим пальцем.

Сайхан осклабился в широкой, белозубой улыбке. Таким экспрессивным я его видел впервые, и это меня сильно взволновало.

— Рад знакомству, Мисс Купер. Позже у нас будет много времени, чтобы узнать друг друга, но я сомневаюсь, что вы будете этому рады.

— Что вы имеете ввиду? — неуверенно спросила она.

Рослый ублюдок засмеялся:

— О, вы увидите. Сейчас нет смысла портить сюрприз, — сказал он, и после этого проглотил язык, отказываясь отвечать на её вопросы, хотя она и заваливала его непрерывно, пока мы шли.

Я решил сменить тему:

— Сайхан, у меня есть вопрос.

— Да?

— Ты знаешь, как пройти к королевскому банку? — спросил я.

Оказалось, что знал. Несколько поворотов и полчаса ходьбы — и мы у цели. Нас приветствовало большое здание с крупным каменным фасадом.

— Вот он, — сказал Сайхан.

— Бывал внутри когда-нибудь?

— Я похож на человека при деньгах? — спросил он. Вынужден был признать, что тут он был прав.

— А как насчёт мня, я похож на человека при деньгах? — повернул я вопрос другой стороной.

— Вообще-то нет. Посмотрим, впустят ли тебя, — ответил он.

— А могут и не впустить? — удивился я. Мне не приходило в голову, что в банк может оказаться трудно войти.

— Банки — для богатых. Если ты не являешься членом этого клуба, то тебя посадят во мгновение ока. Вообще, зачем ты здесь? Хотя это и не моё дело, — спросил Сайхан.

— У меня война на носу. Для неё мне нужны все деньги, на которые я только смогу наложить руки.

— Посмотрим, — ответил он.

Я не собирался уходить с пустыми руками. Когда я шагнул к дверям, и одетый в униформу малый открыл их для меня. Я оглянулся на Пенни и нашего нового «друга»:

— Идём, — сказал я, и они последовали за мной внутрь. Интерьер был богатым. Со всех сторон мой взгляд приветствовали купольные потолки и тёмное дерево. Не будучи уверенным, куда двигаться дальше, я подошёл к мужчине за ближайшим столом, он выглядел очень занятым чем-то, что он писал.

— Прошу прощения…

Через долгий миг он поднял взгляд:

— Я могу вам помочь? — спросил он с видом кого-то чрезвычайно не интересующегося окружающим его миром. Или, быть может, только мной.

— Да, меня зовут Мордэкай Иллэниэл. Я здесь, чтобы проверить мои счета, — сказал я, пытаясь создать впечатление честности и искренности, хотя эффекта это не оказало никакого.

Мужчина поднял на меня взгляд — из-за очков его глаза казались в два раза крупнее нормальных.

— Я не могу припомнить, чтобы я вас здесь видел раньше. Вы принесли свою расчётную книжку?

Я уже потерял уверенность:

— У меня её нет. Я только недавно прибыл в Албамарл, и даже не знал о своём наследстве до вчерашнего дня — вы же наверняка можете мне помочь?

— Вам нужно поговорить с Мистером И́зли, менеджером по работе с клиентами. Он может вам помочь, — ответил он.

— Отлично. Где я могу его найти?

— Проверьте вон за тем столом, — сказал он, указав на стол в углу, где работал другой мужчина. Я сказал бы, что они с ним были близнецами, но тот несчастный малый был ещё и лысым. Я подошёл к нему.

Я вежливо обратился к нему:

— Прошу прощения, мне сказали, что мне нужно обратиться к Мистеру Изли, чтобы обсудить счета, которые я унаследовал.

Он бросил на меня взгляд:

— Определённо. Имя, пожалуйста… — сказал он, занеся перо над чистым бланком.

— Мордэкай Иллэниэл, сын Тиндала Иллэниэла и нынешний Граф ди'Камерон. Я думаю, у меня может быть более одного счёта, — попытался я придать себе важный и одновременно терпеливый вид. Скорее всего мне не удалось ни то, ни другое.

— Очень хорошо, сэр, как насчёт следующего вторника, скажем, в час дня? — спросил он, даже не потрудившись посмотреть на меня, когда задавал вопрос — он явно полагал, что мне сойдёт любое время, в которое они меня втиснут.

— Мне жаль, но — нет. Меня тогда уже не будет в столице. Мне нужно увидеть кого-нибудь сегодня.

— Мистера Изли сегодня нет. Боюсь, что вам в любом случае придётся подождать, — ответил он. Его лицо не выдавало ничего, но его аура вспыхнула чем-то, что я бы назвал «самодовольным самомнением». Не нужно и говорить, что мне это было не по душе.

— Банк сегодня закрыт? — мягко спросил я.

— Нет, сэр, я думаю, вы можете это видеть, — озадаченно ответил он.

— Значит, сегодня люди могут снимать деньги со счёта, класть их на счёт, или производить другие операции? — задал я вопрос, но на самом деле это просто готовило почву для моей следующей ремарки. Я стремительно закипал.

— Конечно, — ответил он. Я почти мог видеть его мысли, пока он думал, а не неуравновешен ли я. Тут он был недалёк от истины.

— Насколько я могу судить, у меня здесь есть деньги, вполне возможно — на более чем одном счету. Мне нужно получить к ним доступ немедленно. Поскольку вы сейчас открыты, я советую вам найти кого-то, кто может мне помочь, — сказал я, пытаясь поддерживать спокойный тон, но моё напряжение просачивалось наружу.

— Я уже сказал вам, сэр, что вам нужно назначить встречу с Мистером Изли, а его сегодня нет, — отозвался он с безразличным выражением лица, которое было рассчитано на то, чтобы усилить моё раздражение.

Я наклонился над столом, пока наши с ним лица не оказались едва ли в футе друг от друга.

— Тогда я советую вам сходить за вашим менеджером, или кем-то, кто может разобраться с моими делами… сегодня, — произнёс я спокойным голосом, но у себя в голове я осторожно давил на заднюю ножку его стула. Творить магию без слов труднее, но энергии у меня было много, и никакого другого применения ей я сегодня не планировал. Когда последнее слово сорвалось с моих губ, ножка надломилась, и он бесцеремонно упал на пол. Я посмотрел на него сверху вниз, когда он растянулся на полу: — Думаю, вам нужно заменить вашу дешёвую мебель.

Он быстро встал, и отряхнулся. Не сказав ни слова, он ушёл, предположительно — чтобы найти кого-то вышестоящего, чтобы «разобраться» со мной. Я бросил взгляд на Пенни, и увидел волнение на её лице. Она скорее всего не одобряла моих методов. Выражение лица Сайхана ни коим образом не выдавало его мыслей — с тем же успехом он мог бы быть статуей.

Минуту спустя скользкий маленький клерк вернулся:

— Если вы пройдёте со мной, Мистер А́стон любезно согласился поговорить с вами сегодня, — произнёс он так, будто они оказывали мне услугу. Я ещё больше вознамерился поставить несколько человек на место. У меня было ощущение, что Пенни будет очень мною недовольна к тому времени, как мы сегодня отсюда уйдём.

Он провёл нас вдоль ряда столов и через дверь. Оттуда мы пошли вверх по большой лестнице, пока не достигли третьего этажа — банк имел впечатляющие размеры. Судя по всему, на этом этаже располагались офисы банковских шишек. Золотая табличка на двери объявляла, что это офис «Мистера И́гина Астона, вице-президента». Я не был уверен, что означало слово «президент», но звучало оно важно, особенно если у него был «вице^[13]». Клерк открыл для нас дверь, и впустил нас внутрь.

Внутри краснолицый и довольно точный мужчина сидел за самым большим столом, какой я когда-либо видел. Тот был сделан из какого-то тёмного красного дерева и отполирован до стеклянного блеска. Мужчина поднял на меня взгляд:

— Если вы изволите оставить своих слуг снаружи, то, возможно, я смогу помочь вам получше ознакомиться с вашей финансовой ситуацией в нашем банке, — произнёс он. Перевод: Сайхан его пугал до дрожи в коленках. Винить его я за это не мог.

Сайхан вышел, не дожидаясь моей просьбы, но я видел, как Пенни закипела внутри. Я бы поправил этого человека в его недоразумении относительно её статуса, но у меня сложилось ощущение, что я, возможно, не захочу, чтобы она увидела наши переговоры.

— Пожалуйста, не могли бы вы выйти за дверь, Мисс Купер, — официальным образом скомандовал я. Выражение её глаз предупредило меня, что позже меня ждут страшные последствия, но она всё же вышла. Это было почти смешно, но я уже был слишком раздражён по отношению к банкирам, чтобы найти юмор в ситуации. Когда они ушли и закрыли дверь, я сел за стол напротив Мистера Астона.

— Мне сказали, что вы представились наследником Тиндала Иллэниэла и Ма́йлса ди'Камерона одновременно. Это так? — спросил он с ноткой сомнения в голосе.

— Так и есть, — сказал я, сняв оба своих кольца с печаткой, одно — Иллэниэлов, второе — Камеронов, и положил их на стол перед ним.

Он внимательно их оглядел, и сказал:

— Они выглядят подлинными, хотя они и не подтверждают ваше заявление.

Я видел, что он собирался упереться рогом, но я держал себя в руках:

— Уверен — вы знаете, что я только вчера принёс присягу Королю Эдварду. Вы ведь не считаете нашего государя простаком?

— Конечно нет, но мне всё же нужно надлежащим образом проверить вашу личность. Если бы я просто раздавал деньги всякому, кто входил бы и утверждал, что является тем или иным человеком, то банк едва ли был бы безопасным местом для их хранения. К примеру, мне нужно будет узнать вашу родословную… чтобы удостовериться, что нет других наследников, имеющих больше прав на счета, доступ к которым вы желаете получить, — выдал он, проецируя ауру спокойствия и уверенности.

Я потратил время на то, чтобы объяснить, как я происхожу от обоих, поскольку я решил, что по крайней мере один убедительный аргумент у него был. На это ушло несколько минут, но наконец я поведал ему все относящиеся к делу подробности. Он сочувственно кивнул мне:

— Очень интересный рассказ, и я вам верю… правда верю. Однако мне потребуется личное заявление от Герцога Ланкастера относительно ваших прав на унаследование счёта Майлса ди'Камерона. Что касается счёта Тиндала Иллэниэла, то мне понадобится письменное подтверждение от ваших приёмных родителей, подкрепляющее ваш рассказ, и письменное разрешение самого Короля на освобождение этих средств. Уверен, вы понимаете, что всё это займёт какое-то время, — развёл он руками, будто показывая мне, что больше ничего не может поделать.

Я откинулся на спинку своего кресла, и положил ноги ему на стол. С вежливостью было покончено:

— Вы ведь понимаете, что мой отец был волшебником? — спросил я его.

— Конечно, хотя я не уверен, при чём тут это… — сказал он, окинув меня раздражённым взглядом, и подчёркнуто уставился на мои сапоги. — Я был бы признателен, если бы вы убрали свою обувь с моего стола — это довольно дорогой предмет обстановки.

Я проигнорировал его просьбу:

— Как думаете, Мистер Астон, сколько в Лосайоне осталось волшебников?

— Нисколько, за исключением вас, и если вы поскорее не уберёте свои грязные сапоги с моего стола, то обнаружите, что доступа к этим счетам вам придётся ждать значительно дольше, — ответил он, покраснев лицом, и глядя на меня прищуренными глазами.

— Я бы подумал, что мой дар волшебника должен быть самым твёрдым доказательством моего происхождения, какое вы только можете получить. Я бы также подумал, что в свете этого факта следует быть более сговорчивым, а не очевидным образом угрожать моей собственности, — сказал я, сведя руки вместе, сложив пальцы домиком, и, глядя на него, придав себе вид глубоко задумавшегося человека. — Я не собираюсь уходить сегодня отсюда, не получив полный отчёт о моём богатстве, надлежащую расчётную книжку, и крупной суммы снятых со счёта денег.

Жирный ублюдок теперь уже почти трясся от ярости:

— Лорд Камерон, или Иллэниэл, или кем ещё вы там себя возомнили… вы же не думаете, что вы — первый человек, который пришёл сюда угрожать банку, а? Вы думаете, что парочки магических фокусов достаточно, чтобы запугать меня? Сейчас ваш охранник и ваша Анас'Меридум находятся за дверью, окружённые довольно многочисленной группой банковских охранников. Если вы хоть подумаете о том, чтобы нанести урон этому зданию, или мне, то будете мертвы раньше, чем голова держательницы ваших уз упадёт на пол.

Это меня удивило, признаю. Мне не приходило в голову, что они могут быть готовы к такой ситуации, или что они так быстро прибегнут к насилию. Что хуже, хотя я совершенно не волновался насчёт пришедшего вместе со мной верзилы, я не был уверен, что смогу защитить Пенни. Миг концентрации — и я ощутил присутствие большого числа людей, приближавшихся сразу с нескольких направлений. Сбежать Пенни и Сайхану будет непросто. Я сомневался, что смогу наложить на Пенни щит сквозь закрытую дверь. Я попался. Но ему это знать было не обязательно — он уже сделал одно весьма большое предположение, оказавшееся неверным.

Я засмеялся. Я попытался сымитировать смех Джеймса Ланкастера, который тот использовал давным-давно, чтобы ослабить напряжение после моей победы в шахматной партии над Дэвоном Трэмонтом. Я смеялся долго и громко, заставляя звук подниматься вверх из моего живота. Наконец я остановился:

— Тут вы допустили одну весьма крупную ошибку, друг мой. У меня пока нет Анас'Меридум. Я всё ещё не связан узами, и хотя я буду раздражён ещё больше, если вы нанесёте вред моим слугам, это ни черта не поможет вам помешать мне обрушить этот банк на ваши головы. Интересно, как хорошо вы сможете вести дела, сидя в развалинах?

«Позволь нам его растрясти!»

«Отлично, опять этот голос», — подумал я про себя.

— Пустая похвальба! Что за фарс! Это здание — из прочного камня, и простояло здесь более четырёхсот лет. Вы, может быть, и сумеете опалить деревянные части, или повредить мебель, но вы же не думаете, что в самом деле сможете разрушить всё здание? — закричал он, брызжа слюной изо рта. Мистер Астон явно плохо переносил стресс.

Он ещё говорил, а я уже ощущал гигантское сердце, бьющееся в земле подо мной. Я планировал использовать свою силу, чтобы совершить что-то средней эффектности… например — сломать его милый стол, или разбросать бумаги, но этот голос, и этот низкий, ритмичный пульс подали мне другую мысль. Я позволил своему разуму расшириться, ощущая биение сердца внизу, как если бы оно было моим собственным… после чего я направил свои мысли вовне. «Давайте, трясите», — подумал я.

Здание сотряс рокот, послав вибрацию по полу. Он был глубоким, как звук, слишком низкий, чтобы его слышать — и всё пришло в движение. Мистер Астон попытался встать, когда на его лице мелькнуло изумление. Он сразу же упал, когда здание содрогнулось, и пол под ним пришёл в движение. Меня и самого это начало беспокоить — с потолка сыпались пыль и штукатурка, и мой живот наполнился бабочками, когда всё здание снова дёрнулось. «Хватит! Довольно!» — мысленно заорал я, не будучи уверенным, кому именно. Рокот утих, и здание застыло, но я всё ещё ощущал гигантское биение сердца далеко… под землёй.

Я посмотрел на банкира — он стоял на четвереньках, вцепившись в ковёр под своим столом, будто используя его как якорь. Я не был уверен, что именно произошло, но ему знать это было не обязательно.

— Вы что-то говорили насчёт того, как прочен этот банк, Мистер Астон? Мне кажется, я уловил не все ваши слова. Возможно, вы хотели бы повторить ещё раз?

На его лице застыло отсутствующее выражение:

— У-ух… — выдал банкир — похоже, что он потерял дар речи.

— Возможно, вам лучше пойти взять счётные книги, чтобы могли приступить к делу? — благожелательно предложил я.

— Но я не могу… — начал он.

— «Не могу» — это неприятные слова, Мистер Астон. Давайте не терять позитивной точки зрения. Идите за книгами, чтобы я перестал вам докучать. Уверен, у вас ещё много других дел, — сказал я, одарив его успокаивающей улыбкой.

Кровь отхлынула от его лица. Моя улыбка иногда оказывает такой эффект. Он встал, и пошёл к выходу из комнаты.

— Я думаю, что вы, наверное, правы, Лорд Камерон. Позвольте мне сходить за моим помощником, и мы со всем разберёмся наибыстрейшим образом.

— Пожалуйста, по пути скажите моему телохранителю и служанке, чтобы они зашли сюда, — сказал я. Я вынужден был подавить хихиканье, называя Пенни служанкой, и смех всё-таки не вырвался наружу.

Пенни и Сайхан зашли обратно сразу же, как только он ушёл. Как только дверь закрылась, Пенни бросила на меня вопрошающий взгляд:

— Что ты наделал? — спросила она. Пенни, похоже, забыла, что разгневана из-за того, что её назвали служанкой. Между тем Сайхан зыркал на меня. У меня сложилось впечатление, что я ухудшил мои с ним отношения, но я не был в этом уверен.

Я попытался успокоить их:

— Ничего. Это был не я! Я просто снова услышал тот голос, и на этот раз я сказал ему действовать на своё усмотрение, и немного встряхнуть ситуацию. Я и понятия не имел, что что-то на самом деле будет трястись!

— Ты уже слышишь голоса? — перебил Сайхан. Он сказал это так, будто ожидал что-то подобное.

— Да, порой, но я не спятил. Честно… я знаю, что голоса рождаются не у меня в голове, — произнёс я, и чем дольше я говорил, тем безумнее это звучало. Наверняка я только закапывал себя глубже. Я задумался, что случится, если он подумает, будто я на самом деле сошёл с ума. Станет ли он спешить с узами, или просто убьёт меня во сне? Прежде, чем мы смогли закончить нашу беседу, вернулся Мистер Астон с двумя помощниками и рядом тяжёлых на вид бухгалтерских книг. Я был рад его вмешательству.

Следующий час был сбивающей с толку мешаниной чисел и бухгалтерии. Решив сотрудничать, Мистер Астон стал эталоном учтивости и услужливости. Компания моего отца закрылась несколько лет назад, но они работали более десяти лет после его смерти, выплачивая его долю прибыли банку. Граф ди'Камерон также был добропорядочным вкладчиком, когда речь шла о том, чтобы быть готовым к будущему. Когда Астон наконец всё сложил, сумма меня ошарашила. Я мгновенно понял, почему банк так не хотел отдавать мне средства.

— Стойте, не могли бы вы повторить ещё раз? — спросил я.

— Двадцать шесть тысяч четыреста двадцать три золотых марки в ликвидных активах, плюс шестипроцентная доля в Королевском Банке Лосайона, — покорно повторил Астон. — После чего вам также следует принять во внимание свои земельные активы, горнодобывающие операции в южных Элентирах, медные шахты и шерстяное производство в Гододдине…

— Шерстяное производство?

— Расположенный там торговый концерн, покупающий и продающий шерсть — предположительно, ваш отец вложился в них из-за высоких цен на шерсть здесь, в Лосайоне. Значительная часть грузов, которые перевозила другая его компания, состояла из шерсти. После коллапса власти в Гододдине, производство прекратило поставки в Лосайон, из-за чего Трайгард Экспортс начала медленно угасать. Хотя две нации больше не вовлечены в активную торговлю друг с другом, его доля в производстве шерсти никуда не делась. У меня нет свежих данных, но Банк Гододдина всё ещё должен вести учёт его доходов в той стране, какими бы они ни были.

Вопреки хаосу, гражданской войне и восстанию, банк всё ещё продолжал работать? Полагаю, банки не очень интересуются вопросами власти и религии… бизнес идёт своим чередом. Мой разум ещё не оправился от шока, вызванного его словами:

— Что именно означает шестипроцентная доля в Банке Лосайона? Это процент, выплачиваемый мне с моих финансовых резервов?

— Ох, нет! Это шестипроцентная доля во владении банком. Ваши счета получают небольшие дивиденды со всей прибыли банка в каждый квартал. Но если вы хотели бы продать свою долю в банке, то мы, наверное, смогли бы довольно быстро найти покупателя… — сказал Астон, и его глаза засветились от жадности.

— Нет, меня это вполне устраивает, — остановил я его. — Я думаю, что пока оставлю неликвидные активы в покое. Числа, которые вы мне сообщили, значительно превышают мои ожидания. Неужели всё дворянство настолько богато? — задал я казавшийся мне глупым вопрос, но шок нанёс сильный удар моему самоконтролю.

Мистер Астон фыркнул:

— Едва ли! Немалое их число находится у банка в долгу. Вы — наверное, четвёртый или пятый из самых богатых людей в Лосайоне на данный момент. У короля гораздо больше, и у герцогств Трэмонта и Ланкастера дела обстоят тоже очень хорошо. Большая часть ваших денег находится на счетах вашего отца. Счета Камерона были в приличном состоянии, но Иллэниэлы наращивали своё богатство с самого дня основания нашей нации.

Мне пришла в голову мысль — если бы я позволил… чему-то, чем бы оно ни было… уничтожить банк, то я уничтожал бы свою собственность. Я чуть не засмеялся.

— Мне нужно будет снять денег для моего возвращения домой, около пяти тысяч марок будет достаточно.

Банкир побледнел, услышав эту сумму, но оставил свои мысли при себе:

— Очень хорошо.

— Я также хочу, чтобы был написан аккредитив для Леди Роуз Хайтауэр, чтобы она могла использовать остальные средства, — продолжил я.

— Простите? — подавился он.

— Что именно вам не ясно?

— Каким объёмом средств вы желаете позволить ей распоряжаться? — осторожно спросил он. Вид у него был такой, будто он проглотил кость.

— «Остальные» подразумевает «все», кроме, конечно, неликвидных активов, — с сарказмом ответил я.

— Но… она же может вас обанкротить! — сказал он, почти крича. Он бы меня разозлил, если бы не тот факт, что он сейчас пытался защитить мои вложения. Тут я задумался покрепче… он, наверное, защищал и свои собственные интересы. Я немногое знал о финансах, но я мог предположить, что у банка могло и не быть столько наличных средств. Возможно, его беспокоило, что Роуз сделает банк неплатёжеспособным, сняв сумму, превышающую наличный резерв. Это также частично объяснило бы его изначальные усилия по замедлению моего доступа к моим счетам.

— Мистер Астон, я понимаю ваши страхи. Я безоговорочно доверяю Леди Роуз, а вот в банке я всё ещё не уверен. Я осознаю, что если она воспользуется всеми этими деньгами целиком, то это может поставить банк в неудобное положение. Я не думаю, что ей потребуется это делать, по крайней мере — не прямо сейчас. А пока я думаю, что для банка было бы лучше всего потратить следующий месяц на то, чтобы позаботиться о наличии резервов, достаточных для того, чтобы не полагаться более на баланс моих счетов для поддержания платёжеспособности.

Он покраснел:

— Вы намекаете, что…

Я перебил его:

— Я ни на что не намекаю, Мистер Астон. Вы знаете свой банк гораздо лучше меня. Позаботьтесь, чтобы у неё был доступ к этим средствам. Если у неё будут какие-то проблемы со снятием средств с моих счетов, то мне придётся вернуться в Албамарл, и я буду недоволен, — вперил я в него твёрдый взгляд.

— Очень хорошо, милорд, я думаю, что мы понимаем друг друга, — отозвался он. Астон был не рад, но он видел, что его прижали к стене.

После этого он составил аккредитив, подписал его, и нотариально заверил. Забрать пять тысяч марок из банка оказалось гораздо утомительнее, чем я думал. Такое количество монет весило почти четыреста фунтов. В конце концов нам пришлось уйти, и купить пару мулов и крепкие кожаные сумки, чтобы было куда загрузить деньги. Это задача почему-то привела меня в хорошее настроение. Что-то насчёт чувства того, что я имею несколько сотен фунтов золота, практически у себя «в кармане», кружило мне голову. Я же говорил, что я — дурак. Любой вменяемый человек осознал бы, насколько опасно будет иметь при себе столько денег.

Глава 13

Мы отправились к городской резиденции Ланкастера. Я обещал встретиться там с Маркусом и Роуз до отъезда в Уошбрук. Нам снова пришлось положиться на сайханово знание города, чтобы отыскать это место. Ни я, ни Пенни ни разу там не были.

Сайхан всю дорогу казался напряжённым. Он всё время оборачивался, чтобы посмотреть назад.

— Я ни разу в жизни не видел, чтобы человек делал что-то глупее этого, — наконец сказал он.

— Попробуй пожить с ним, — добавила Пенни.

— Что? — спросил я, поскольку мог лишь предположить, что они говорили обо мне.

Взгляд Пенни упал на меня:

— А ты как думаешь? Мы шагаем по городу с несколькими сотнями фунтов золота, небрежно нагруженного на пару мулов. Ты напрашиваешься на неприятности.

А-х-х, конечно, они волновались о золоте.

— Насколько остальные могут знать, на мулов могут быть нагружены сумки с зерном. Предполагая, что вы не будете кричать об этом на всю улицу, — заявил я. Их обоих я уже окружил щитами, поэтому меня это особо не заботило. Я не мог представить, чтобы какие-либо уличные бандиты могли представлять для нас хоть сколько-нибудь осмысленную угрозу.

— Зерно не такое тяжёлое, Морт. К тому же, многие люди уже знают, что именно мы вынесли из банка, — ответила она.

— Например?

— Например — Мистер Астон и все, кто работает в Королевском Банке, идиот.

— Я думаю, что у банкиров едва ли есть причина нас грабить — да они и не похожи на тех, кто занимается подобным. Что они сделают? Будут угрожать нам своими бухгалтерскими книгами? — засмеялся я.

Сайхан фыркнул:

— Они скорее всего наняли бы кого-то другого для такой работы.

— Нельзя нанять воров, чтобы украсть золото. Они его просто оставят себе, — указал я.

— Ты прав, — согласился Сайхан. — Они наймут убийц, и позволят им оставить себе золото в качестве бонуса.

— Ну хоть у вас есть здравый смысл, — вставила Пенни.

— А какая им с этого была бы выгода? — из подлинного любопытства спросил я.

— Твой аккредитив мгновенно перестанет быть действителен, и все остальные деньги останутся в банке, — мгновенно ответил Сайхан.

Вынужден был признать, что в этом он был прав. Я не принимал во внимание все возможные мотивы. Хотя в данный момент я мало что мог поделать. Я расширил своё восприятие, чтобы лучше следить за происходившим вокруг нас. Мне определённо придётся подумать над нашей поездкой обратно домой. Они знали, что мы уезжаем, они знали, куда мы направлялись, и они знали, когда мы пустимся в путь.

Мы прибыли к дому Ланкастера. Я ожидал, что тот будет великолепен, и я не был разочарован. На самом деле дом был построен на некотором расстоянии от дороги, и само владение окружала небольшая каменная стена, предоставляя уединение и защиту для семьи. Тяжёлые кованые железные ворота преграждали доступ на территорию. Рядом с ними был колокол, в который можно было позвонить для привлечения внимания, если никто не смотрел за воротами. К счастью, там кто-то был, и нам звонить не пришлось.

— Мордэкай, это ты? — послышался голос гвардейца.

Я внимательно присмотрелся к нему — это был мужчина под сорок, стройный, с коричневой от загара кожей.

— Уо́ллас? — спросил я. Я не был уверен до конца — в юности запоминание имён всех гвардейцев не казалось мне особо важной задачей.

— Ха! Это ты, мальчик! Рад тебя видеть. Подожди, я сейчас открою ворота. Его светлость сказал, что ты сегодня зайдёшь, — сказал он, аккуратно размыкая ворота, и повернул маленькую лебёдку, чтобы распахнуть перед нами створки. Он мог бы использовать устроенную сбоку от ворот дверь поменьше, но мулы с их поклажей туда не пролезли бы.

Приятно было видеть кого-то, кто знал меня ещё с детства. Это несколько снижало чужеродность ситуации. До этого мига я не осознавал, насколько сильно столица заставила меня тосковать по дому. Расслабившись я ощутил кружившийся вокруг нас ветер, и мне почти казалось, что он что-то шептал мне. Воздух дёргал меня за волосы и вихрем кружил листочки по внутреннему двору. Я улыбнулся, и сделал глубокий вдох. В бормотании ветра я увидел деревья вдоль западного края города, где королевский заповедник доходил почти до стен города. Прошедший там лёгкий дождь наполнил воздух свежими запахами земли и зелени.

Из грёз меня выдернула ладонь, которую Пенни положила мне на плечо:

— Морт, ты в порядке?

— Конечно, а что? — посмотрел я на неё, хотя мои глаза не сразу смогли на ней сфокусироваться.

— Ты просто стоял, улыбался и бормотал что-то себе под нос. С кем ты говорил? — спросила она, и её тёмно-карие глаза были полны заботой.

— Ни с кем, я просто слушал ветер… он говорил о дожде, и…, - сказал я, прежде чем спохватился. Как только я произнёс слова «он говорил», её глаза сузились. — То есть, я ощутил запах недавнего дождя. Хороший, погожий денёк. Я не хотел тебя волновать, — закончил я альтернативное объяснение.

— Мордэкай! — крикнул мне Марк, выходя из дома, чтобы поприветствовать нас. — Как всё прошло в банке? Когда я сказал отцу, куда ты пошёл, он подумал, что нам, возможно, придётся послать отряд стражи, чтобы помешать им тебя посадить. Он, похоже, думает, что они совсем не рады будут тебя видеть, — выдал он. Для праведника и святого человека, он выглядел удивительно похожим на всё того же старого друга, которого я всегда знал.

— Ха! — ответил я, забыв своё недоверие к его новой профессии. — Они были даже чересчур рады приветствовать нас с распростёртыми объятьями, и распахнуть свои денежные сундуки! Они отослали нас прочь с вот этим символом их доброты, — сказал я, обозначив жестом мулов с их тяжёлой ношей.

Пенни нахмурилась:

— Он хочет сказать, что они чуть не вышвырнули нас, пока он не пригрозил превратить банк в гору камня и песка.

Маркус засмеялся, хоть она и не шутила. Пенни была не очень рада тому, как я разобрался с ситуацией в банке. Я не мог не задуматься, почему Марк был в таком хорошем настроении.

— Чего ты такой счастливый? — поинтересовался я. — С отцом помирился, что ли?

Лицо Марка слегка вытянулось:

— Нет, он всё ещё чертовски зол насчёт моего выбора, но он постепенно приноравливается. А счастлив я из общего принципа, хотя видеть тебя — это всегда плюс. С тех пор, как я принял богиню, я чувствую себя лучше во всех отношениях, какие только можно вообразить. Это как впервые услышать музыку после того, как я всю жизнь был глухим.

Он действительно выглядел счастливым, но причины его счастья подпортили моё собственное настроение. Я сменил тему:

— Роуз ещё не объявилась?

Взгляд Марка ушёл в сторону, с намёком на жалость. Внутри он, наверное, сокрушался, что я никогда не узнаю милость его богини.

— Нет, она пока не пришла. А что это у тебя за рослый и мускулистый спутник? — спросил он, указав на молча стоявшего рядом с Пенни Сайхана.

— Ох! Прости мою грубость. Сайхан, я хотел бы познакомить тебя с моим добрым другом, Маркусом Ланкастером. Маркус, это — Сайхан. Король послал его с нами, чтобы обучить мою носительницу уз, — сказал я, отступив назад, и они быстро пожали друг другу руки.

— Под носительницей уз он подразумевает меня, — вставила Пенни. Она старалась, чтобы я не забыл, кто именно был моей избранницей.

— Боевое мастерство Анас'Меридум вошло в легенды. Видя тебя, я начинаю понимать — почему, — сказал Марк, отнимая руку от более крупной ладони Сайхана.

— Меня так и не избрали, — ответил Сайхан, — но я участвовал в обучении нескольких из них.

— Он учил мать Морта, Элейну, — добавила Пенни. Сайхан слегка поморщился, когда она это сказала.

— Откуда недовольство? — спросил Марк. — Ты должен гордиться, что у тебя была такая ученица. Мой отец говорит мне, что Элейна была самым смертоносным бойцом из всех, что он когда-либо видел.

— Анас'Меридум оцениваются не по их боевым навыкам, а по тому, как они блюдут свою клятву и свой пакт. В этом Элейна провалилась. Мой позор заключается в том, что я обучал первую и единственную Анас'Меридум, которая добровольно нарушила свою клятву, — заявил Сайхан совершенно без всяких эмоций, но его утверждение ударило по мне как пощёчина.

— А это ещё что должно означать? — спросил я холодным голосом.

— Не больше, чем я сказал. Я не намеревался никого оскорблять, но Элейна нарушила свою клятву, и провалила свой долг. Для одной из Анас'Меридум нет более тяжкого греха, — спокойно ответил здоровяк.

— Так ты предпочёл бы, чтобы она осталась и умерла? Чтобы я умер с ними? Так, да?

— Это не моё место — судить о таких вещах. Она провалила своё дело, и теперь нам грозит возможная война, путём которой Гододдин пытается наложить свои руки на несвязанного узами волшебника, — проговорил Сайхан, и всё это время его лицо с тем же успехом могло бы быть высечено из камня.

— Для кого-то, кто обучает элитных телохранителей, ты, похоже, полагаешь, что мне было бы лучше умереть, — сказал я. Я был зол, но держал свои эмоции под контролем.

— Ты явно не понимаешь Анас'Меридум, — ответил воин.

— А ты не понимаешь ничего обо мне, — парировал я.

— Ты злишься потому, что я назвал твою мать несостоявшейся. Но если ты получше посмотришь на себя, то сможешь частично понять мои чувства. Перед тобой стоит твой друг, но он стал чем-то очень похожим на то, что Анас'Меридум должны предотвращать. Ты всё ещё можешь доверять ему, когда знаешь, что он носит в себе существо, жаждущее обладать тобой? Разве он не подвёл тебя весьма схожим образом? — спокойно произнёс он, и это лишь больнее загоняло кол в моё сердце.

— Ты, надменный ублюдок! — вышел я из себя. Не думая, я врезал ему кулаком. На коротком расстоянии и почти без предупреждения даже кто-то вроде меня смог бы попасть… но я не попал. Вроде бы не двигаясь, воин слегка повернулся, и мой кулак нашёл лишь воздух. Улыбнувшись, он поймал мой локоть, и его вторая рука поднялась, чтобы толкнуть меня в плечо. Несколько секунд спустя я смотрел на него снизу вверх, сидя на земле.

— Если хочешь напасть на меня, магия будет более продуктивным способом. Твой гнев оказывает тебе плохую услугу, — произнёс он лишённые эмоций, но насмешливые слова.

— Чёрта с два, — сказал я, и сделал ему подсечку, чтобы сбить с ног — по крайней мере, таков был план. Он был к этому готов, и вместо того, чтобы позволить мне сделать подсечку, Сайхан прыгнул ко мне. Приблизившись, он вогнал свой правый сапог мне в туловище, и даже через щит я ощутил силу удара. Он хотел выбить дыхание у меня из лёгких.

Маркус никогда не был из числа безучастных — увидев, как сапог Сайхана врезался мне в пузо, он шагнул вперёд, чтобы меня защитить. Он двигался ловко, как прирождённый боксёр, нанося резкий удар здоровяку в живот. Скорость почти позволила ему попасть, но старый воин был быстрее — ударив рукой сверху вниз, он отбил руку Марка в сторону. Я выкатился у него из-под ног, пока они обменивались ударами. Марк был быстр, он всегда был прирождённым атлетом, но старому ветерану он был не чета.

Они ныряли и петляли несколько долгих секунд, и казалось, что ни у одного из них не было преимущества, пока Сайхан не поднял ногу, чтобы нанести быстрый удар. Рука Марка инстинктивно пошла вниз, чтобы защитить туловище, и он повернулся, чтобы пропустить удар мимо — а в это время правая рука Сайхана метнулась вперёд, врезав ему по виску. Марк повалился как срубленный дуб.

Я не стоял без дела — встав на ноги, я бросился на противника сзади. Поскольку его внимание было полностью сосредоточено на Марке, он не должен был знать о моём приближении, однако он каким-то образом предвосхитил моё движение. Изогнувшись, Сайхан повернулся, и я пролетел через место, где он только что стоял. Однако миновать себя мирно он не дал — Сайхан сгрёб рубашку у меня на спине, пока я бежал мимо, и добавил мне скорости, послав меня головой в стену здания у ворот. Несмотря на свой щит, я чуть не потерял сознание, врезавшись лицом в камень. Если бы не моя защита, я вполне мог бы сломать себе шею. Я оказался оглушённым, лежащим на земле. Пока я ещё не пришёл в себя, мне казалось, что две или три отдельные Пенелопы нападали на по крайней мере двух гигантских мужчин с помощью больших тростей. Может, это был мой посох? Трудно было сказать — у меня всё двоилось и расплывалось в глазах.

Уоллас также вступил в бой, с мечом в руках. Сайхан забрал меч у него из рук, будто он был ребёнком, и послал гвардейца на землю простым ударом ладони. Он заблокировал следующий удар посоха Пенни мечом.

— Настало время начать уроки, — гладко сказал он.

— Иди к чёрту! Ты — просто задира-переросток! — крикнула Пенни, и ударила наконечником моего посоха ему в живот, как копьём, но он шагнул вперёд, позволив набалдашнику проскользнуть мимо. Проведя меч вдоль посоха, он заставил Пенни внезапно бросить его — либо так, либо потерять пальцы. Выпустив посох, она ударила его кулаком. Нельзя не восхищаться боевым духом такой девушки.

Сайхан выпустил меч, позволив ему упасть рядом с посохом, и небрежно отвёл её удар в сторону. Почти не стараясь, он влепил ей пощёчину открытой ладонью. Я увидел, как её голова метнулась в сторону, и она покачнулась от удара. Я пытался встать, но мои ноги будто превратились в студень, и я едва мог просто оставаться в сознании. Марк, похоже, совсем отключился.

Пенни не сдавалась. У неё на щеке был большой красный отпечаток ладони, но она отказывалась выходить из игры. Рыча, она снова ударила дюжего воина. Легко переступив ногами, но позволил её кулаку проплыть мимо, и снова дал ей пощёчину.

— Хорошо! У тебя есть дух — я боялся, что ты будешь робкой ромашкой, — поддел он её.

Они ещё несколько раз обменялись ударами. Ну, это, может быть, слишком горделивое описание ситуации. Она наносила удары, а он давал ей пощёчины… раз за разом. Каждый раз, приближаясь к нему, она снова получала ладонью по лицу. У неё были красные отметины уже на обеих щеках, и несмотря на моё расплывающееся зрение, мне показалось, что у неё ещё и губа разбита. Но она следила за ним внимательно. Когда она напала вновь, это был обманный удар — она притворилась, что целилась ему в живот. Он привёл ноги в движение, но она резко наступила ему на ногу, и ударила кулаком вверх, прямо ему в лицо.

Он почти не сдвинулся от удара. Сайхан остановился, и спокойно посмотрел на неё:

— Великолепно, ты уже учишься.

Из горла Пенни полился нечленораздельный вой. Я не мог не отдать ей должное: у девушки был великолепный боевой клич. Не сдвинувшись с места, она ударила его ещё раз, но Сайхан спокойно поднял свою стопу, оторвав и её собственную стопу от земли. Лёгкий толчок — и она упала спиной назад, приземлившись на пятую точку.

— Урок окончен, девочка. Мы продолжим этим вечером, когда ты вернёшь себе рассудок, — произнёс Сайхан, отвернулся, и пошёл проверить Уолласа, который начал подниматься: — Прости за это, ты в порядке? — спросил он у немолодого мужчины, протянув руку.

Прежде чем Уоллас смог ответить, со стороны ворот донёсся голос:

— О боже! Я что-то прерываю? Опять? — спросила Роуз Хайтауэр, стоявшая в открытой арке. Я попытался объяснить, поскольку я был к ней ближе всех: «Нет повода волноваться, Роуз, нас просто избивают до потери сознания», — попытался сказать я, но мой голос, похоже, не работал как надо. Из моего рта полилась лишь какая-то мешанина и бессвязные звуки.

Пенни заговорила, явно смущённая:

— Ух, привет, Роуз. Мы… э-э… — приостановилась она, не зная, чтосказать.

— Мы просто проводили урок рукопашного боя, одновременно сглаживая некоторые личные сложности, — ответил вместо неё Сайхан. Он пытался разбудить Марка, и сказал: — Я думаю, я, возможно, слишком сильно его ударил. У кого-нибудь есть вода?

Слишком сильно ударил? Он вырубил его, а потом попытался использовать меня в качестве тарана. У этого воина был талант к преуменьшению.

— Эш еве зажишу нээву, вэ, увлуо^[14], - чётко сказал я. Не буду утруждать себя переводом, но вы можете быть уверены, что это было адресованное Сайхану строгое предупреждение.

— Когда остынешь, ты изменишь своё мнение, — сказал Сайхан, посмотрев на меня. Судя по всему, он свободно понимал «бессвязно-яростный» язык. Либо это, либо он просто знал, что любые мои слова наверняка были угрозой.

— Что здесь происходит? — донёсся знакомый голос. Во дворе стоял Джеймс Ланкастер. Я не заметил его приближение, но мои способности к наблюдению были в тот момент не в лучшем состоянии. Потребовались несколько минут объяснений, чтобы его удовлетворить. Ведро воды заставило очнуться Марка, так что он смог ответить на несколько вопросов. В конце концов герцог получил достаточно информации, чтобы понять, что произошло:

— Так ты посадил моего сына в лужу… — бросил он твёрдый взгляд на Сайхана.

Со своей стороны, ветеран-инструктор не выглядел смущённым ни на йоту:

— Да, ваша светлость.

— Неделю назад я мог бы приказать тебя высечь за такое оскорбление, — сказал Джеймс, шагнув вперёд, и протянув руку. Сайхан взял её, и они пожали друг другу руки. — Спасибо, — сказал Джеймс. Я, возможно, согласился бы с его мнением, вот только у меня совершенно отшибло мозги.

Полчаса спустя мы все были надёжно укрыты в доме герцога, пили чай и нянчили свои раны. Хуже всех было мне — у меня до сих пор слегка кружилась голова. Марк тоже нетвёрдо стоял на ногах, но наиболее очевидные внешние признаки были у Пенни. Обе её щеки были красными от неоднократных пощёчин, а нижняя губа опухла. Взгляды, которые она бросала в Сайхана через стол, могли бы прожечь дыру в стене. Я никогда не понимал, как женщины это делают, но когда я в прошлом сам получал несколько похожих взглядов, мне от них было не по себе.

— Прошу прощения за то, что оскорбил тебя, Мордэкай, — совершенно неожиданно сказал Сайхан. — Я лишь сказал правду, но я сделал это нарочно, намереваясь тебя проверить.

— «Быть проверяемым» находится в самом низу моего списка самых любимых видов времяпрепровождения, — ответил я. — Надеюсь, ты узнал, что хотел. В следующий раз ты так легко не отделаешься, — сказал я, имея ввиду, что я не удержусь от применении на нём магии. Было ясно, что этот человек был почти неуязвим в физическом бою.

Он засмеялся:

— Я сразу предупредил тебя, чтобы ты использовал магию, если помнишь. В любом случае, я узнал то, что мне нужно было узнать.

Роуз это заинтриговало:

— И что же именно?

— Что он не боится нападать на более крупного противника, если полагает, что с ним поступили несправедливо. Многие люди чураются таких схваток.

Я почувствовал себя слегка лучше, услышав это, пока Роуз не продолжила:

— А это хорошо?

Сайхан слегка нахмурился:

— Для большинства способов оценки мужчин — да, если бы он хотел стать солдатом или рыцарем — определённо. Для лидера, и для волшебника, это нехорошо. Он позволил своим эмоциям взять верх над собой, переборов его трезвое суждение.

Роуз лукаво осклабилась:

— А к остальным это тоже применимо?

— Совсем нет, — мгновенно ответил Сайхан. — Они все сражались по разным причинам. Маркус, например, не вмешивался в бой, пока не стало ясно, что я могу серьёзно ранить его друга. Это — признак крепкой верности и чувства честности. Он не вмешался, пока не стало ясно, что я собирался воспользоваться положением его друга, когда тот упал на землю. С другой стороны, он дрался так, будто это был боксёрский матч. В уличной драке нет правил, своей глупостью он заработал себе головную боль и вкус грязи во рту.

— Не уверен, что это бы имело значение — ты сражался как лев, — вставил Марк. — Я никогда не видел, чтобы кто-то так двигался.

— У тебя много природного таланта. Ты мог бы стать подлинной угрозой, после должного обучения, — сказал Сайхан. — А вот Пенни была моей главной целью для этой проверки, и результатами я доволен.

Пенни оскалилась, глядя на него. Клянусь, эта девушка — наполовину дикая кошка.

— В следующий раз ты будешь менее доволен, — предупредила она.

— Ты хочешь сказать — через час? — улыбнулся он ей.

Она потеряла свой запал:

— Что?

— Начиная с сегодняшнего дня, мы будем тренироваться каждый вечер. В пути ты будешь тренироваться и на остановках тоже. Ты показала неплохие инстинкты, цепкий глаз, и много духа — но дерёшься как ребёнок. Это надо менять.

— Я не понимаю, зачем учить её как солдата, — вставил я. — Для формирования уз это не требуется.

Сайхан поднял бровь:

— Это имеет прямое отношение к узам, но не по тем причинам, что ты мог бы подумать, — сказал он. Затем встал: — Следуй за мной — пришло время для второго урока.

Я поморщился — у меня было ощущение, что будет больно.

Вернувшись во двор, мы с Пенни встали друг рядом с другом — он почему-то хотел, чтобы участвовали мы вместе. Я неуверенно уставился на него:

— Ладно, и чему ты планируешь нас научить, о мудрый мастер? — спросил я. О моём сарказме слагали легенды. Но Сайхана он не пробил.

— Давайте предположим, на время, что вы с ней уже связаны узами. Как думаешь, почему Анас'Меридум учат сражаться? — спросил он.

— Предположительно — чтобы защищать своего волшебника от беспринципных мордоворотов, — сказал я, подчёркнуто посмотрев на него. — Но мне не нужна чужая защита. Моя магия защищает меня эффективнее.

Рослый воин тихо засмеялся:

— Защищает, э? Тогда готовься — я попытаюсь тебя убить. Возводи свою защиту, и покажи мне, насколько она непробиваемая, — объявил он. Его уверенность выбивала меня из колеи.

Вокруг меня уже был щит, но я укрепил его, просто для верности. Покуда он не будет ещё раз метать меня в каменные стены, ему будет очень трудно ранить меня, а если я буду использовать против него магию, то больше у него никогда не будет возможности это сделать.

— Готов? — спросил он. Я ответил утвердительно.

Он пришёл в движение с ослепляющей скоростью почти прежде, чем я осознал это, но я всё же был готов: «Шибал», — сказал я, когда он приблизился ко мне. Ничего не произошло.

Вместо того, чтобы бить по мне напрямую, он шагнул мимо меня, и поднял руку. Одну ногу он поставил позади меня, и его рука сбила меня с ног почти без усилий. Я крепко приложился об землю, но щит всё равно меня сберёг.

— Этим тебе ничего не добиться, — огрызнулся я, откатываясь в сторону. Он не ответил, но я услышал, как резко взвизгнула Пенни.

Мой взгляд быстро окинул ситуацию, и я почувствовал себя глупцом. Сайхан так и стоял там, где дал мне подножку, но его рука прижимала острый клинок к горлу Пенни. Он посмотрел на меня, не сдвигая холодную сталь с места:

— Ты мёртв.

Я уставился на него в неуверенности, пока мой разум разбирался с произосшедшим. Его нападение на меня было уловкой, во время которой он подобрался поближе к ней. Наконец он убрал нож, и отступил прочь.

— Теперь ты понимаешь? Анас'Меридум учат защищать не тебя, а себя. Когда ты свяжешь себя узами, самым простым путём убить тебя станет она, а её убить можно тысячей разных способов.

— Тогда зачем вообще волшебники на это соглашаются? Это же бессмысленно, — вырвалось у меня.

— Потому что волшебники сходили с ума… она — твоя единственная надежда на здравый рассудок. Узы привяжут твой разум к её разуму. Безумие толкнуло Джерода Мордана заключить пакт с Балинтором, и чуть не уничтожило наш мир. Вот, почему они согласились — чтобы такое больше никогда не повторилось. Узы не только обеспечат тебя здравый рассудок, но и сделают невозможным для любого существа когда-либо вновь войти в ваши разумы. Скажи мне правду, Мордэкай… ты ведь уже слышишь голоса?

Я уставился на него безо всякого выражения. Сказанное им было правдой, я уже слышал это, но я и не догадывался, что он знал про голоса.

— Ну… нет, не совсем.

— Банк сотрясся, пока мы стояли внутри. Я не знаю, что ты сказал тому толстому банкиру, но я могу предположить, что ты пригрозил ему разрушить всё здание. Вменяемый человек такого бы не сказал. Лишь час назад ты бормотал что-то про себя, когда мы вошли… говорил с кем-то, кого мог слышать лишь ты. Не лги мне — здоровье твоего ума висит на волоске. Что ты будешь делать, когда лишишься его? Кого убьёшь? Ты можешь даже нанести вред твоим друзьям. Вот почему твои предки согласились на узы.

Я слушал, и пока он говорил, откуда-то снизу до меня доносился массивный барабанный гул. Земля была живой, пусть чувствовать это и мог лишь я один.

— «Ложь — не слушай, они хотят тебя оскопить. Ты не можешь верить их словам».

Я закрыл глаза, желая заглушить этот голос, но тогда мне снова зашептал голос ветра. В своём сознании я видел лес за городом, где ветер скакал среди деревьев под неустанный щебет птиц. Может, я и впрямь сходил с ума.

Глава 14

Ночь мы провели в доме Ланкастера. Сайхан основательно принялся за обучение Пенни, а я провёл значительное время в выделенной мне комнате. Я медитировал, надеясь успокоить свой разум и заглушить голоса, которые будто кружились вокруг меня. Большая их часть была мягкой и рассеянной, как ветер, но один голос казался гораздо сильнее — тот, который предупреждал меня против связывания себя узами. Этот голос был сильным и ясным, как если бы кто-то стоял рядом и говорил мне прямо в ухо. Другие, которые я пытался называть согласно их кажущимся источникам: ветер, деревья и гигантское бьющееся сердце земли — эти голоса были менее ярко выражены. Они не были человеческими, и они использовали язык, который нельзя было понять в словах, он был более первоначальным.

Беззвучные голоса меня успокаивали, поскольку они казались естественными и лишёнными мотивации, но тот, другой голос — он меня пугал. Он был слишком человеческим, и у него были чёткие мнения. Я боялся, что это был верный признак моей нетвёрдой хватки на реальности.

После ужина мы сели планировать наши следующие шаги. Марк хотел поехать с нами, и хотя его богиню я боялся, ему самому я доверял. Он, похоже, правда хотел помочь, и, судя по всему, богиня с ним была согласна. Роуз по-прежнему собиралась остаться в городе. Я дал ей аккредитив, и объяснил мои мысли насчёт банкиров и их мотивов. Она, вероятно, понимала их гораздо лучше меня. Роуз определённо была удивлена количеству денег, которое ей будет доступно.

— Кто бы мог подумать, что Тиндал Иллэниэл был настолько богат? — сказала она. — Он никогда не кичился этим, и не показывал никаких признаков при жизни. Хотя я, конечно, не знала его лично, но если кто-то знал, что у него было такое состояние, то я точно бы услышала об этом гораздо раньше.

— Главный вопрос в том, что ты будешь делать с деньгами — золото армию не остановит, — высказал своё мнение Марк.

— Насколько я понимаю, Мордэкаю нужно несколько вещей: люди и оружие, сырьё, припасы и еда — и всё это в наиболее возможном доступном количестве, — ответила она. — Я начну слать телеги с материалами и припасами сразу же, как только начну всё устраивать. Людей я пошлю позже.

Я всё ещё не был уверен. Я никогда не был политическим гением, но я много читал, и наёмники меня беспокоили:

— Ты уверена, что продажные клинки — это хорошая идея? Я слышал, что они опасны для своих нанимателей не меньше, чем для врага — возможно даже больше.

Взгляд Леди Роуз упал на меня:

— Вообще-то мне нужно обсудить это с тобой. К наёмникам доверия гораздо меньше, чем к людям, что сражаются за свой дом, это определённо так. Я вот думаю — а не сможешь ли ты предложить им нечто большее, чем золото?

Я не был уверен, что она имела ввиду:

— А что ещё я могу предложить?

— Землю, — просто заявила она. — Предложи им землю для ферм и домов, с деньгами на строительство после окончания сражений. В Лосайоне много людей, которые ухватятся за такую возможность: бедные, безработные и обездоленные, младшие сыновья фермеров, которым не светит наследство. Шанс стать свободным землевладельцем со своей собственной землёй будет мощным стимулом. Это даст им хорошую причину сражаться до победного конца, а не просто выживать достаточно долго, чтобы получить плату.

Такое мне в голову не приходило. Вообще-то большая часть земель Камерона была необитаема, особенно после семнадцати лет отсутствия лорда, который мог бы поддерживать эти владения. Новые землевладельцы будут означать больше налогов, больше сельского хозяйства, и больше людей для защиты земли в будущем, а не только сегодня. Если были верны ремарки Дориана о власти лорда, зависящей от силы его людей, то я был относительно слабым лордом. Дополнительные люди в корне это изменят.

— Я думаю, ты, возможно, наткнулась на великолепную идею, — ответил я, подумав.

— «Никакой человек не может владеть землёй — лишь разделять её какое-то время».

— Заткнись! — закричал я на голос. Последовала пауза, после которой я осознал, что все уставились на меня. — Прости, это я не тебе, Роуз.

Роуз посмотрела на меня какое-то время, и я почти мог слышать, как в её остром уме вертелись шестерёнки:

— Голоса становятся сильнее — да, Мордэкай? — спросила она, и озабоченность явно проступала на её лице.

— Не совсем… возможно, я не уверен. Пожалуйста, давайте продолжим. Я в порядке, а нам ещё многое надо решить, — сказал я. Обсуждение продолжилось, но я всё время ловил взволнованные взгляды, которые искоса бросали на меня мои друзья, когда думали, что я не смотрю в их сторону.

— «Ты не сумасшедший. Так только кажется, потому что они не могут принять истину. Прекрати отрицать, и прими её: это — то, что ты есть. Единственное безумие — в том, как ты силишься это отрицать».

Я снова закрыл глаза, пока все остальные обсуждали, какого рода материалы будут наиболее полезны для того, чтобы остановить силы Гододдина. Слёзы проступили в уголках моих глаз. «Я схожу с ума, прямо у них на глазах», — подумал я. Голос был таким ясным — по его тону я даже понял, что он был женским.

— «Когда-то я была женщиной», — ответил голос на мой невысказанный вопрос.

«А сейчас ты — что?» — невольно подумал я в ответ.

— «Я не уверена. Время изменилось. Никто не может меня слышать, век миновал — и люди забыли меня».

«Кто ты?» — спросил я. Я сдался, но слёзы стыда свободно текли у меня по лицу.

— «Я не помню. Но когда-то я любила человека… он носил твоё имя».

«Он был из Иллэниэлов?» — подумал я в ответ.

— «Да, его звали Мордэкай Иллэниэл». Голос притих, но я почти мог чувствовать боль, лежавшую за этой памятью, затем голос продолжил: «Он был очень похож на тебя».

«Мордэкай?»

— Мордэкай! — услышал я, и ощутил, как кто-то трясёт меня.

— Мордэкай, посмотри на меня! — настаивал кто-то. Я открыл глаза. Пенни держала в своих ладонях мою голову, присев рядом со мной. Я никогда не видел такое волнение у неё на лице с тех пор, как меня год назад сбросило с лошади.

— Вернись ко мне, Морт. Сосредоточься… оставайся со мной. Ты меня слышишь?

— Я не глухой, Пенни, — улыбнулся я ей.

— Но и не нормальный. Ты сидел за столом с закрытыми глазами, и плакал, — сказала она, и наклонилась, чтобы поцеловать меня, игнорируя взгляды всех вокруг. — Нам нужно что-то сделать, Морт. Я думаю, что у тебя осталось мало времени, — сказала она.

Теперь я был гораздо спокойнее. Что-то в моём разговоре с голосом заставило меня почувствовать себя лучше. Я попытался передать это ей:

— Всё хорошо, Пенни. Я думаю, мне теперь лучше. Я понимаю немного больше. Голос говорил со мной… давал объяснения. Он не такой зловещий, как я думал. Ещё немного времени — и, я думаю, мы сможем понять друг друга.

Сайхан заговорил:

— Уже почти слишком поздно. Он зашёл гораздо дальше, чем я подозревал. Тебе нужно создать узы немедленно, пока его разум совсем не ускользнул.

— Но я же совсем необученная, — сказала Пенни.

— Учиться для создания уз тебе не нужно — он всё равно будет делать большую часть работы. Тренировки нужны просто для того, чтобы не дать тебе умереть после создания уз, — ответил он.

— Если честно, я не думаю, что в этом есть необходимость, — вставил я.

Он проигнорировал меня:

— У тебя есть меч, Пенелопа?

Вообще-то был, хотя мы убрали его после приезда в столицу. Роуз сбегала взять его из вещей Пенни, а Сайхан вытащил из мешочка у себя на поясе прозрачный самоцвет. Марк подошёл ближе:

— Что я могу сделать, чтобы помочь?

Сайхан бросил на него взгляд:

— Уйти. Твоя богиня может сделать попытку вмешаться в соединение. Во время этого процесса он будет уязвим. Если она воспользуется этой слабостью, то это может погубить нас.

Марк взвился:

— Моя Леди не такая. Она желает нам лишь добра. Если бы люди только это приняли, она смогла бы нам помочь!

— У тебя есть выбор, — ответил Сайхан. — Уйдёшь сам, или я тебя уберу, — заявил он. Точное значение слова «уберу» он оставил открытым для интерпретации.

Марк ушёл, но он определённо не был этим доволен. Роуз вернулась секунду спустя с мечом Пенни. Это был тот же тонкий клинок, который она носила с собой в ночь, когда мы вместе сражались с шиггрэс. Роуз осторожно передала его Пенни.

Пенни посмотрела на Сайхана:

— А теперь что мне делать?

— Ничего, просто положи клинок себе поперёк ладоней, будто предлагаешь ему меч, — ответил он.

— Я пока не хочу это делать, — сказал я.

— У тебя нет выбора. Либо это, либо я позабочусь, чтобы ты не вышел из этой комнаты живым… ясно? — произнёс он спокойным голосом, но я видел насилие, свернувшееся пружиной в его крупном теле. Этот человек был готов вмиг привести свою угрозу в исполнение, если почует сопротивление.

— «Нет! Они оскопят тебя. Это неправильно… не позволяй им это делать».

— Ясно, — сказал я, сделав свой выбор. — Что мне делать?

Сайхан вытащил маленький свиток из своего мешочка:

— Можешь читать по-лайсиански? — спросил он. Я кивнул, что могу. — Она даст тебе клятву, а ты ответишь. Положи свои ладони поверх её, где она держит меч, — сказал он мне.

Я положил свои руки поверх её, меч оказался зажат между нашими ладонями. Сайхан протянул руку, и положил свой прозрачный самоцвет на плоский клинок.

— «Нет!»

Я снова услышал этот голос, и землю под нами тряхнуло. Гигантское биение сердца участилось. Самоцвет съехал с клинка, и упал на землю.

— Что это было? — спросила Пенни.

Сайхан быстро схватил самоцвет, и на этот раз он положил его на место, и обернул его кожаным ремешком, чтобы удержать на месте.

— Я думаю, он теряет контроль, нам нужно спешить.

— Это был не я, — сказал я, но никто меня не слушал.

— «Неужели ты не понимаешь? Это убьёт тебя!» — закричал мне голос.

— Голос говорит, что это меня убьёт… это же не может быть правдой, верно? — спросил я у них.

— Твой разум рассыпается на части, Мордэкай. Он борется сам с собой. Ты должен сосредоточиться на том, что мы делаем, — сказал Сайхан. На его лице отразилось волнение. Это выражение ему не шло.

— Но я не мог сотрясать землю… это невозможно. Она слишком большая, никакой волшебник на это не способен, — возразил я.

Но он уже начал давать Пенни её часть текста, и она повторяла без запинки:

— Я, Пенелопа Купер, даю тебе моё слово и моё доверие, Мордэкай Иллэниэл. Моя жизнь — твоя, пользуйся ей как пожелаешь. Я — твой меч; я буду защищать тебя и нести для тебя твои ноши. Я буду шагать рядом с тобой в свете, чтобы встретить твоих врагов, а если в твоё сердце войдёт тьма, я… — проговорила она, и замешкалась на миг — …если в твоё сердце войдёт тьма, я буду твоей смертью, — гордо произнесла она, глядя мне прямо в глаза, хотя я видел, что ей было больно говорить те последние слова.

Сайхан поднёс свиток к моему лицу, чтобы я мог его увидеть.

— Читай ответ, на лайсианском, и вложи в него свою душу.

Земля стала равномерно вибрировать, отчего у меня появились неприятные ощущения, а здание стало легко трястись.

— «Нет! Ты — последняя надежда! Они уничтожат всё, если ты это сделаешь!». Чья-то фигура начала вытекать вверх из пола, формируясь из будто ставшего жидким камня, составлявшего фундамент дома.

— Тебе нужно защитить нас, Мордэкай! — крикнул Сайхан. Я произнёс слова, и создал вокруг нас троих щит из чистой силы.

— Да я же говорю, что это не могу быть я… сам я никак не мог бы так трясти землю. И это… — я кивнул в сторону формирующегося снаружи моего щита каменного тела. — Я понятия не имею, что это.

— Ты не осознаёшь, насколько ты силён. Твой спящий разум борется, чтобы предотвратить это… читай, пока не стало слишком поздно! — закричал он в ответ.

Страх и неизвестность — сильные мотиваторы. Я начал отвечать на лайсианском:

— Я, Мордэкай Иллэниэл, беру тебя, Пенелопа Купер, в качестве носительницы моего пакта. Наши души будут объединены, а наши жизни — связаны, отныне и до наших смертей… — говорил я, а в это время фигура снаружи моего щита стала более детализированной, пока не стала напоминать молодую женщину.

— «Если ты сделаешь это, я не смогу тебе помочь. Твоя жизнь будет короткой, и грядущая тьма поглотит тебя вместе со всем остальным в этом мире. Остановись!»

Пол вокруг нас пошёл рябью подобно воде, а затем поднялся над нами, обрушившись на мой щит. Сила удара почти заставила меня потерять место, откуда я читал.

— Твоя жизнь — моя, и я буду использовать твой разум как свой щит, а взамен дам тебе великую силу. Покуда мы оба живы, я не позволю никакому злу укорениться во мне, а когда ты умрёшь, я присоединюсь к тебе в глубоком сне, — закончил я, ощущая энергию, которая потекла между нами… через наши ладони. Положенный на клинок самоцвет засветился густым тёмно-красным цветом, и свет потёк вдоль стали. Я ощутил… что-то… прошедшее между нами, и ощутил, как сердце бьётся у Пенни в груди. Ощущение было сродни тому, когда мы впервые ненадолго соединили наши разумы год назад.

Прежде камень выгибался вверх, пока не стал почти полностью закрывать мой щит с трёх сторон, но теперь он стал рассыпаться и рушиться. Женская фигура продолжала стоять с одной из сторон, лицом к нам.

— Дело сделано, — произнёс Сайхан нараспев, и начал отвязывать самоцвет. Тот всё ещё светился, когда Сайхан положил его в мешочек у себя на поясе. За щитом каменная женщина по-прежнему стояла лицом к нам — она перестала двигаться, но на её лице застыло выражение невероятной грусти. Слёзы из чистого хрусталя наполнили её глаза, со звоном упав на пол, пока она наконец не застыла окончательно. Мне почему-то хотелось плакать вместе с ней.

Пенни посмотрела на меня:

— Морт! Что случилось с твоими глазами?

Я посмотрел на неё, моргнув — она выглядела чуть-чуть иначе. На первый взгляд, окружающий мир стал слегка темнее, но я не мог точно сказать, «что» именно было темнее. Затем я заметил, что глаза Пенни больше не были карими… они были голубыми.

— Да это ещё что! Ты на свои посмотри!

Она встала, чтобы найти зеркало, и чуть не упала. Встав, она оказалась в полуфуте над полом, и не была готова к падению.

— Какого чёрта? — воскликнула она, и дальше двигалась осторожно. — Теперь уже не опасно выходить за щит?

Она показала на каменный полукруг, частично закрывавший накрываемую моим щитом площадь. Я посмотрел на Сайхана, чтобы увидеть, что он думал:

— Что ты думаешь?

— Я думаю, что теперь, когда твой разум стал твоим собственным, нам почти нечего бояться. Ты ощущаешь что-нибудь снаружи своей защиты? — отозвался он.

Я вытянул свой разум, ощупывая комнату вокруг нас, но ничего не почувствовал. Каменная женщина теперь была лишь статуей.

— Я думаю, что её здесь больше нет, — ответил я.

— Ты всё время говоришь о ней в женском роде, но это была лишь глубинная часть твоего расщеплённого сознания, — сказал Сайхан.

Я всё ещё не был согласен с такой оценкой. Я знал, что сам никак не смог бы без усилия двигать таким большим объёмом камня. Как минимум, я почувствовал бы нагрузку от этого действия. Но пытаться убедить его в этом было делом безнадёжным. Я убрал щит вокруг нас, и мы вышли в разруху, оставшуюся от утренней столовой герцога. Пол сместился и вспучился, перевернув мебель и выбив двери из косяков. Дорогостоящие стеклянные окна разлетелись на осколки.

Самой изумительной чертой новой обстановки был осыпающийся каменный полукруг вокруг места, где мы провели ритуал связывания узами; это — и ещё статуя, конечно. Статуя безупречно передавала образ прекрасной молодой женщины. Она была настолько детализированной, что можно было чётко увидеть косы в её волосах. Даже на ногтях её пальцев были почти неразличимые глазом кутикулы. Я нагнулся, чтобы собрать упавшие на пол хрустальные слезинки.

— Интересно, из чего они, — подумал я вслух.

— Осмелюсь предположить… кварц, или, возможно, алмазы, — ответил Сайхан. Я сделал себе зарубку в голове, отнести их к кому-нибудь для оценки. Они являлись как минимум приметным сувениром.

— Мать честная! — крикнула Пенни, вбегая обратно в комнату.

Она промахнулась, и влетела в стену, прежде чем смогла остановиться. Отряхнувшись, она уже более осторожно подошла ко мне:

— Я нашла зеркало, Морт. У меня глаза голубые! — воскликнула она, едва не вибрируя от восторга.

— Я знаю… заметил это минуту назад.

— Но твои — карие! — сказала она.

— А?

Сайхан заговорил:

— Это — редкий побочный эффект от уз. Некоторые черты иногда передаются между волшебником и его Анас'Меридум. Изменение цвета глаз случается редко, но не является чем-то неслыханным. Есть и другие, более умышленные изменения, которые в оба заметите.

— Если я обнаружу, что мне теперь нравятся мужчины, то я покончу с собой, — выразительно ответил я.

— Я уже чувствую себя по-другому, — оживилась Пенни, — сильнее. И мир выглядит иначе. Морт, ты практически светишься… всё такое… яркое, — улыбнулась она мне. — Я всегда хотела голубые глаза.

— Мне твои глаза нравились такими, какими они были, — заворчал я. Сверкая этими голубыми бриллиантами под своими тёмными волосами, она выглядела почти неестественно.

— Узы сделают тебя сильнее, быстрее, и более способной в бою, чем ты была раньше. Эффект прямо пропорционален силе связанного узами волшебника. Сейчас ты, возможно, даже стала сильнее меня, — проинформировал её старый воин.

Почти не думая, она отвесила ему хлёсткую пощёчину. Пенни была настолько быстра, что я едва уловил движение её руки.

— Теперь и ты получай, — сказала она.

Воин осклабился, потирая лицо:

— Полагаю, теперь мы квиты.

— Едва ли, я тебе должна ещё где-то дюжину, но они подождут, пока мы не начнём тренировки.

— Не быть такой самоуверенной. Ты всё ещё неуклюжая как новорождённый щенок. Уйдёт время на то, чтобы приноровиться к твоим новым силе и скорости.

Я, с другой стороны, совсем не чувствовал себя лучше. Сделка показалась мне очень односторонней. Но голоса пропали, это уж точно. Я больше не мог слышать бормотание ветра, биение сердца земли, или звук голоса этой слишком уж реальной женщины. Теперь, когда их не было, мне стало их не хватать — полагаю, я начал привыкать к ним. Мир теперь казался более пустым, более стерильным — будто из него вытянули жизнь. Тут мне в голову пришла мысль:

— Где Роуз?

Мы уставились друг на друга. Она была с нами в начале, но теперь её нигде не было видно.

— Я видела, как она шагнула прочь, передав мне меч, но я за ней не смотрела, — сказала Пенни.

Я раскинул свой разум вокруг, исследуя дом вокруг нас. Я сразу же нашёл Марка, его отца, Джеймса, и ещё несколько человек, но Роуз среди них не было. Я тщательнее изучил комнату вокруг нас, и тогда почувствовал её, погребённую под горой обломков, где обрушилась одна из стен. Её сердце учащённо билось, так что я знал, что она всё ещё была жива.

— Она там, — объявил я, и подошёл к горке камня и балок. — Она завалена, но жива.

Я не стал ждать, пока Пенни или Сайхан начнут оттаскивать прочь обломки, вместо этого я произнёс несколько слов, и, используя свою волю, быстро убрал прочь большие гранитные блоки и упавшие балки. Под всем этим располагалась прочная каменная оболочка. Выглядело это так, будто пол потёк вверх, обтекая её сверху и с боков, сформировав щит из цельного камня. Я не был уверен, как это убрать или воспроизвести текучесть камня, поэтому я осторожно протянулся туда, чтобы осмотреть расположение тела Роуз внутри оболочки.

Получив ясный образ её тела, я создал силовой щит внутри пустого пространства, вокруг неё и между ней и камнем. Потом я применил острый, подобный молоту удар своего разума, расколов похожую на каменный саркофаг оболочку. Когда камень разбился, я увидел внутри испуганное лицо Роуз. Как только куски камня опали, она попыталась встать, но лишь ударилась головой о твёрдый щит, которым я её окружил.

— Ай! — пискнула она.

Если бы не серьёзная природа этой ситуации, я, возможно, засмеялся бы. Я сделал себе зарубку в уме, чтобы запомнить это для будущих дразнилок, а потом убрал с неё щит.

— Как ты вообще сподобилась это сделать, Роуз?

Она стала аккуратно отряхиваться. Она была почти как кошка, вылизывающая свой мех — настолько тщательно она действовала.

— Я отошла, чтобы понаблюдать, а потом пол зашевелился. Я упала вон там, и на меня обрушилась стена. Я думала, что меня раздавит.

— Ну, ты каким-то образом выжила. Как ты заставила камень окружить тебя вот так?

— Я думаю, это сделала вон та каменная женщина. Она увидела меня, когда обрушилась стена, и я думаю, что она заставила пол подняться и окружить меня… или что-то такое. Я на самом деле не уверена, так быстро всё это произошло, — сказала она.

Я зыркнул на Сайхана:

— И снова — работа моего спящего разума, несомненно, — протянул я. Не знаю, почему я продолжал пытаться использовать на нём сарказм — он, похоже, был совершенно к нему невосприимчив.

— Скорее всего, — ответил он.

Но я этому не верил. Кем бы ни являлась эта женщина, фрагментом моего подсознания она уж точно не была. Она была реальна, и, если учитывать её действия, она не могла быть злой. Конечно, по той же логике богиня Марка тоже была добросердечной. У неё имелась ярко выраженная тенденция к исцелению больных и прочим добрым делам. Я решил, что пока отложу окончательное решение. У каменной леди могут быть скрытые мотивы, как и у богов.

Наконец появился Джеймс Ланкастер:

— Уже не опасно заходить? — спросил он, заглянув через расколотый дверной проём. — Проклятье! Мордэкай, каждый раз, когда я впускаю тебя в мой дом — случается вот это. Полагаю, на этот раз у тебя тоже есть хорошее оправдание? — осведомился он. Джеймс напускал на себя деланный гнев, но меня ему было не провести.

— Простите, мы с Пенни держались за руки, и я немного перевозбудился, ваша светлость, — ответил я. Непристойно? Конечно, но после всего случившегося я подумал, что никого это не озаботит.

Какое-то время Джеймс безо всякого выражения смотрел на меня, а потом Сайхан начал тихо хихикать. До этого я никогда не слышал, чтобы он смеялся, но это запустило цепную реакцию, выпуская накопленное у всех нервное беспокойство. Джеймс смеялся громче всех, как обычно. Мощный, утробный смех — я сделал себя ещё зарубок в уме, чтобы в следующий раз у меня лучше получилось ему подражать.

Глава 15

Следующим утром мы выехали с утра пораньше. Я предложил заплатить Джеймсу за нанесённый его дому ущерб, но он отказался, сказав, что и так уже в долгу передо мной за спасение его жизни. Мы устроили спор, но у нас было слишком много других дел, поэтому спорил я не особо энергично.

Ехали мы не спеша. Мы могли бы двигаться быстрее, но нёсшие золото мулы — нет. Пенни вернулась к своей одежде «путешествующей воительницы» — кольчуга поверх стёганой куртки. Теперь она носила свой меч с гордостью — похоже, что узы его улучшили. До этого я его не зачаровывал, но теперь он был таким же острым, как тот, что я сделал для Дориана.

Я размышлял об этом на ходу. Поскольку он не был зачарован, то я предположил, что дававшая ему остроту магия должна была постоянно возобновляться связывавшими нас узами. Это означало, что узы имели какую-то постоянную цену — на их поддержание будет необходим лёгкий отток наших личных энергий. Я задумался, чего ещё они могли нам стоить, но я знал слишком мало, чтобы предположить что-то дельное.

Пенни была в хорошем настроении. Лучше всего его можно было бы описать словом «жизнерадостное». Она была такой с тех самых пор, как сформировались узы — новая сила и энергия наполнили её радостной жаждой жизни. Я весьма уверен, что она с нетерпением ждала вечерней тренировки с Сайханом. Она так и сказала — ей ещё нужно было с ним поквитаться. Я надеялся, что они не нанесут друг другу никаких ран, которые я не смог бы исцелить.

Сайхан подвёл свою лошадь ближе к моей:

— Держи глаза открытыми — если за нами кто-то явится, то они вероятнее всего сделают свой ход этой ночью, или завтра.

Я не забыл о нашем прежнем разговоре:

— Знаю. Я уже давно сканирую холмы вокруг нас. Когда они приблизятся, я их почувствую. У нас будет полно времени на подготовку.

— Подготовка — это хорошо, но я на неё не рассчитываю. Люди могут тебя удивить — они могут выдумать какой-то способ избежать обнаружения, с которым ты прежде не сталкивался, — ответил он.

Типично — я мог бы сказать ему, что они нападут на нас голыми и вооружёнными только ложками, а он, наверное, предупредил бы меня, какой опасной может быть ложка в руках отчаянного человека. Думаю, он жил в состоянии непрекращающейся паранойи.

Марк нагнулся поближе ко мне:

— Тебе нужно расслабиться, Морт. Ты кажешься напряжённым.

— Это не я напряжён… или, точнее, я не был бы напряжён, если бы он не был таким мнительным, — ответил я.

Мы ехали до полудня, и только тогда остановились на обед. После остановки Пенни намеренно спрыгнула со своей лошади, а затем забралась обратно в седло, прыгнув с места. Это действие настолько её порадовало, что она повторила его несколько раз. Она уже собиралась перепрыгнуть через лошадь целиком, но вынуждена была остановиться. Её бедная кобыла испугалась её странных проделок, и чуть не стала брыкаться. Следующие несколько минут Пенни потратила на то, чтобы её успокоить.

— Тебе это доставляет слишком уж много удовольствия, — сказал я несколько минут спустя, пока мы ели хлеб с сыром.

— А ты, мой милый мужчина, ревнуешь, — парировала она.

— Едва ли — я с той же лёгкостью мог бы заставить лошадь перелететь через тебя, но я слишком забочусь о чувствах бедной кобылы, чтобы подвергать её такому испытанию, — сварливо ответил я.

— Если вы двое закончили есть, то пришло время для следующего урока для моей воспитанницы. Очевидно, что ей нужно сжечь лишнюю энергию, — вмешался Сайхан.

Они сошлись на полянке у дороги. Я с интересом ждал исхода. По всем признакам, у Пенни было больше силы и ловкости, чем вообще полагалось людям — мужчинам или женщинам. Но ставил я всё равно на старого воина — всё же у опыта есть преимущество, и его неустанные тренировки сделали его практически настолько сильным, насколько обычный человек вообще может надеяться стать.

Они бились голыми руками. Сайхан посчитал, что будет слишком опасно тренироваться с оружием, пока она не привыкнет к своим новым способностям. Это вполне могло быть признанием того, что он боялся получить от неё рану — или, возможно, что он может быть вынужден зайти слишком далеко, защищаясь. Я не был уверен, что из этого было правдой.

Как только он сказал «готов», она напала на него, быстрее камышовой кошки. Пенни двигалась почти быстрее моего взгляда, но миг спустя она проплыла мимо него, растянувшись на траве. Я подумал, что после этого она может приостановиться ненадолго, но я ошибался. Едва коснувшись земли, она снова вскинулась, и направилась к Сайхану. Он был готов, и несколько секунд спустя она полетела в другом направлении.

— Будь внимательна, чёрт тебя дери! — крикнул он ей. — В настоящем бою ты или Мордэкай могли бы оказаться мёртвыми, учитывая то, сколько времени ты тратишь впустую, бегая туда-сюда и падая на задницу!

Это задело её за живое — она вскочила с земли так, будто та была батутом. Пенни изогнулась в воздухе — возможно, она планировала сделать кувырок, но не рассчитала. Она чуть не перевернулась головой вниз, упав лицом в землю, но рефлексы спасли её. Выставив обе руки, она приземлилась на них, и снова оттолкнулась. В результате получилась комбинация из переката и кувырка, с помощью которой она перелетела через голову Сайхана. Пенни легко приземлилась у него за спиной, но прежде чем она смогла атаковать, его удар ногой назад попал ей прямо в живот. Я вздрогнул, услышав, как из неё со свистом выбило дух. Она пролетела несколько футов спиной вперёд, и упала, задыхаясь и хватая ртом воздух.

Сайхан «прыгал» от бешенства. Это было бы отличной шуткой, но он был воистину разгневан, а она была не в той форме, чтобы оценить мой юмор. Сайхан сделал два быстрых шага, и, схватившись за её волосы, рывком поднял Пенни с земли:

— Это было наитупейшим дерьмом из всего того, что я, к моему несчастью, имел возможность лицезреть!

Пенни попыталась что-то сказать, но в итоге обблевала его противной смесью хлеба и сыра. Если бы я не волновался так сильно о ней, то я бы тогда засмеялся, но вместо этого я подбежал, чтобы ей помочь.

— Проклятье! — закричал Сайхан. За этим последовала длинная цепочка непечатных слов, которые я, к сожалению, по большей части пропустил мимо ушей — некоторые из них я никогда прежде не слышал. Я был уверен как никогда, что он наверняка какое-то время пробыл матросом, или, возможно, служил во флоте. Значительная часть его ругательств имела чисто морской уклон.

— Может, нам устроить перерыв нашему перерыву… — предложил я.

— А ты не вмешивайся! — заревел он на меня. Сайхан выглядел так, будто он готов был избить её, и назвать это «тренировкой» просто из мести за токсичное вещество, которым она его обблевала. Вместо этого он потопал прочь к лошадям, ища полотенце.

— Ты в порядке, Пенни? — попытался я помочь ей встать.

— Уйди от меня! — закричала она, оттолкнув меня назад. Я не думаю, что она намеревалась толкнуть меня настолько сильно, но в итоге я пролетел несколько футов, и шлёпнулся на задницу. — Я не хочу твоей помощи, Морт! Я сама справлюсь, — выдала Пенни. Она пошла в противоположном направлении, и вскоре я остался один, сидя на полянке.

— Чёрт, да что я такого сделал? — спросил я сам себя. Бывают дни, когда просто не выгодно пытаться помочь твоей смертоубийственной подружке, когда она поранилась. Честно, «смертоубийственная» — это не преувеличение. Она сама призналась, что прежде уже совершила убийство. Хотя, конечно, обстоятельства были исключительные.

Подошёл Марк — он молча наблюдал за схваткой.

— Она всегда была гордой, Морт. Когда чья-то гордость оскорблена, лучше всего держаться на некотором расстоянии, — заметил он.

— Я только помочь хотел.

Он вздохнул:

— Слушай, с тех самых пор, как в тебе объявились твои магические таланты, всё вращалось вокруг тебя. Потом ты обнаружил, что унаследовал не одно, а целых два состояния; не говоря уже о том, что ты — дворянин. Как ты думаешь, как она после всего этого себя чувствует?

— Счастливой? — осмелился я.

— Нет, придурок… ничтожной. Она была тебе ровней, а стала девушкой, которой просто повезло достаточно для того, чтобы раньше всех запустить в тебя свои коготки, — резко ответил он.

— Я ничего не могу поделать со своим происхождением… да и со всем остальным. Но всё равно, мне это всё не важно, если не будет её, — с чувством сказал я. — Ты же знаешь!

— Иногда знать — недостаточно. Люди думают головой, но живут — сердцем. Это — первое, что у неё своё собственное… делающее её особой. Для тебя это, может, просто обуза, но для неё эти узы — честь. Они дают ей повод для гордости. Ей стыдно терпеть поражение от рук этого верзилы-инструктора. Последний человек, которому она хочет это показывать — ты.

— Почему я? — пожаловался я. — Я — единственный, кто больше всего её за неё болеет.

Марк покачал головой:

— Как ты сумел так далеко продвинуться в жизни, ни фига не понимая в женщинах? Почему ты? Потому что ты — человек, которого она хочет впечатлить больше всего! А не тот, в присутствии которого она хочет быть униженной.

Вынужден был признать, что Марк всегда понимал людей лучше меня, особенно — женщин.

— Так что мне делать? — спросил я.

— Ничего — если будешь ещё смотреть их учебные бои, то держи язык за зубами, и не распускай руки. Не толпись вокруг неё.

— А если у неё станет получаться? Если у неё получится, мне же надо будет сделать ей комплимент, так?

Он фыркнул:

— Не сейчас… возможно — позже. Сделаешь ей комплимент по поводу какого-то мелкого достижения — и она подумает, что ты над ней насмехаешься. Её чувство собственного достоинства всё равно не позволит ей поверить тебе. Какое-то время она будет своим самым худшим критиком.

Казалось, он полон хороших новостей.

— Так когда же всё пойдёт лучше?

— Когда он сделает ей комплимент, — ответил Марк.

Что-то в том, чтобы она ждала одобрения от другого мужчины, мне пришлось не по нраву:

— То есть, если я её подбодрю — это насмешка, а если он — то она потеряет голову от счастья?

— Конечно, — самодовольно ответил он. — В мои дикие и свободные деньки, прежде чем я нашёл своё новое призвание, я всё время таким образом окучивал женщин. Начинаешь отчуждённым, не заинтересованным… даже холодным. Потом, когда покажешь им немного доброты, у них сразу слабеют коленки. Тут то же самое. А ещё это — самый быстрый из известных мне способов завалить женщину в койку, — сказал он, и приостановился на секунду, обдумывая только что сказанное. — Хотя, конечно, ничего такого не случится. С Пенни тебе не о чем волноваться, — поправился он.

— Ты вообще на чьей стороне? — огрызнулся я.

— На твоей, мой друг, всегда — на твоей, — с улыбкой ответил он.

Час спустя мы снова двинулись в путь. Наша поездка стала значительно лучше благодаря тому факту, что теперь никто неговорил. Угрюмое молчание повисло над нами подобно пелене. Путешествие оказалось славным.

Мы встали лагерем на закате. После тихой трапезы Сайхан объявил, что этим вечером тренировки не будет. Я не был уверен, считал ли он, что Пенни нужно было больше времени, чтобы поправиться, или он не доверял самому себе драться «по-честному». В любом случае, я не был против дополнительного отдыха.

— Ты ощутил кого-нибудь поблизости? — спросил он меня уже, наверное, в десятый раз.

— Нет, весь день — ни души, — ответил я.

— Это меня беспокоит, — сказал он. Вот уж неожиданность — он беспокоился бы независимо от того, что я ему скажу. — Я почувствую себя лучше, когда всё закончится. Ожидание — самое худшее, — добавил он.

Тут я с ним был солидарен, хотя и по другой причине. Я не потрудился напомнить ему, что скажу ему сразу же, как что-то найду. Он всё равно продолжит спрашивать. Лично я придерживался мнения, что банкиры не потрудились устроить ничего столь зловещего, как засада.

— Мы будем дежурить? — спросил я. Я не уверен, почему я задал этот вопрос — ответ был очевиден.

— В обычной ситуации я бы поставил твою Анас'Меридум в одну вахту с Маркусом, а тебя — во вторую, со мной. Её чувства теперь достаточно острые, чтобы она смогла заметить любого врага почти так же быстро, как мог бы ты, — ответил он. Это было для меня неожиданностью — я не знал, что у неё и чувства стали острее. Он продолжил: — Но если честно, я пока недостаточно ей доверяю, поэтому первую вахту ты будешь стоять с Маркусом. Я подежурю с ней — позабочусь о том, чтобы она не допустила никаких глупостей.

— Я не глухая, знаешь ли, — угрюмо ответила она.

— Я и хотел, чтобы ты это услышала. Может, чему-то научишься, — ответил он.

— Ладно, ладно… я постою первую смену. Разбужу вас двоих после полуночи, — быстро проговорил я. Я хотел предотвратить начало очередной войны между ними.

Они выбрали себе места на противоположных сторонах нашего походного костерка, и вскоре оба лежали неподвижно, спиной к огню. Мы с Марком какое-то время поболтали, в основном — о прежних деньках, но приходилось вести себя тихо, чтобы не беспокоить наших спящих спутников. В конце концов мы перестали разговаривать, и молча сидели по разные стороны от огня. Это оставило мне много времени на размышления.

У меня уже была идея насчёт того, как справиться с возможными ворами, если таковые объявятся. Но я не был уверен, насколько хорошо это сработает. Я воспользовался этой возможностью, чтобы поработать над этой идеей, и спланировать слова, которые я использую, когда, или если, придёт время.

Время текло медленно, и вскоре у меня кончились предметы для размышления. Я встал, и несколько раз обошёл лагерь, чтобы сбросить с себя сон. Шагая, я собирал камешки с каменистой земли рядом с нашим лагерем. Они понадобятся мне позже, если мы всё же попадём в засаду. Я определённо стал клевать носом. В конце концов луна взошла до точки, которая сказала мне, что мой срок истёк, так что я пошёл сначала разбудить Пенни.

Я мягко потряс её за плечо:

— Вставай, спящая красавица.

Её глаза медленно открылись в тусклом свете:

— Морт?

— Это я, — тихо сказал я.

— Прости меня. Я злилась на себя, а не на тебя. Мне не следовало так на тебя огрызаться.

— Не волнуйся. Ты была под сильной нагрузкой, — сказал я ей.

— Я просто хочу научиться быстро. У нас мало времени.

Я знал, на что она ссылалась:

— Ага. Только не превращай оставшееся нам время в сплошное несчастье для себя.

— Я смогу, Морт, это не впустую потраченное время, — сосредоточенно сказала она.

— Я знаю, но нам всё равно осталось лишь несколько месяцев, — поспешно ответил я, возможно чуток чересчур поспешно.

— А ещё это что должно означать? — с подозрением спросила она.

Я бы подумал, что это было очевидно. Я никогда не понимал, почему женщины всегда искали какой-то глубинный смысл в простых утверждениях.

— Это означает, что я понимаю. Просто то, чему ты пытаешься научиться — непростое дело. Тебе не следует перенапрягаться.

— Ты думаешь, что мне нужно просто сдаться? — спросила она с нотками гнева в голосе.

Как она перешла от извинений к рассвирепению?

— Я этого не говорил, Пенни… — начал я, пытаясь выдерживать благоразумный тон.

Она встала со своей скатки плавным, текучим движением. Её скорость была настолько велика, что она чуть не споткнулась, шагнув прочь. Это делу не помогло.

— Вот твоя постель. Я не думаю, что этот разговор куда-нибудь приведёт, — выплюнула она.

Отвечать я не потрудился. Я почти не сомневался, что её искажённое самоощущение превратит любые мои слова в очередной вызов её компетентности. Я посмотрел, как она пошла будить Сайхана, прежде чем лёг. У меня было неприятное ощущение, что сон ещё долго не будет ко мне идти. «Упрямая девчонка», — подумал я про себя.

Глава 16

Мне действительно далеко не сразу удалось заснуть, и как только это произошло, Сайхан стал расталкивать меня.

— Что? — промямлил я.

— Утро. Пора в дорогу, — сказал он мне.

Это казалось невозможным, но светлеющее небо подтвердило его слова. Если у утра когда-либо был сообщник, то им был Сайхан. Эти двое определённо сговорились, чтобы лишить меня сна. Я встал, и стал укладывать наши вещи. Я был ни чуточки не сварлив. Честно.

Пенни варила на углях нашего костра милый, горячий котелок каши. Первая проба поведала мне, что кое-кто забыл взять сахар и специи. Я не стал упоминать ей об этом. После вчерашнего я сомневался, что это улучшит ей настроение.

— Как каша? — спросила она. Было неясно, обращалась ли она ко мне, или вообще ко всем.

— Сойдёт, — ответил Марк.

— Едал и хуже… один раз, — сказал Сайхан.

— Простите, я забыла взять приправы, — извиняющимся тоном сказала она.

— Неплохо. Мне вообще-то понравилась, — сказал я, надеясь поднять ей настроение.

— Спасибо за сарказм — и так плохо, а ты ещё тут умничаешь, — сказала она, зыркнув на меня.

От шока у меня отпала челюсть. Я правда не пытался быть язвительным. Я посмотрел на Марка, ища поддержки — ясно же было, что меня обвиняли несправедливо. Он лишь разочарованно покачал головой, глядя на меня. Сайхан тихо посмеивался себе под нос. «Хоть у кого-то хорошее настроение», — кисло подумал я.

Марк предложил помочь мне помыть тарелки, когда мы поели. Поскольку поблизости не было ручья, нам пришлось использовать песок из близлежащего сухого оврага.

— Ты ведь ни слова не услышал из того, что я вчера тебе сказал, так?

— Я не думал, что всё настолько плохо, — соврал я. — В любом случае, не было смысла в жестоких словах.

— Неверно, — заявил он.

— Так что, мне нужно было оскорбить еду? Как это сделал Сайхан? — спросил я. Теперь, вспоминая случившееся, я осознал, что она вообще-то извинилась после того, как он это сказал.

— Нет, она уже зла на тебя. Тебе надо было придерживаться нейтрального ответа, как это сделал я. Я не думаю, что ты сможешь провернуть что-то вроде того, что сказал он.

— Ну, если быть подонком — значит быть настоящим мужиком, то очень жаль… я бы предпочёл быть… — сказал я, и замолк. Я не мог найти хорошего окончания для этой фразы.

Марк был слишком быстрым, чтобы упустить такую возможность:

— Эй, не надо так на меня смотреть! То, что я присоединился к духовенству, не значит, что мне нравятся мужчины! — сказал он, засмеявшись.

Я начал было отвечать чем-то ужасно остроумным и хитрым, но обстоятельства меня спасли. Хотя хорошими они не были. Я остановился, и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Я ощущал нескольких человек вдалеке, на самой границе моей дальности. Когда мы уезжали из Уошбрука, я мог ощущать вещи почти в миле от себя, если прилагал усилия к тому, чтобы унять свои мысли. Теперь я обнаружил, что полмили — лучшее, на что я способен.

— Эй, не надо так! — сказал Марк. — … Морт?

— Секундочку, там что-то есть, — сказал я, подняв ладонь. Я тщился растянуть свои ощущения дальше, но это было бесполезно. Фигуры, быть может пять или шесть, направлялись всё дальше, пока я больше не мог их определять. Я открыл глаза, и посмотрел на своего друга.

— Ну? В чём дело? — спросил он.

— На дороге были люди, где-то полмили в том направлении, — указал я туда, куда мы собирались ехать.

— Другие путники… или кто-то, ожидающий нас?

— Не могу знать. Пойдём, скажем остальным, — ответил я.

Сайхан и Пенни вели учебный бой, когда мы вернулись. На этот раз Пенни была более осторожной, но результаты были те же самые. Как бы быстро она ни двигалась и била, она не могла коснуться старого воина. Однако возможности бросить себя она ему не давала.

— Вы, возможно, захотите сберечь силы, — сказал я им.

— Ты что-то почуял? — спросил Сайхан, когда они разошлись.

Я объяснил, что я обнаружил.

— Может быть, это другие путники, — сказал я, закончив.

— Может быть, — ответил он, начав проверять своё оружие. — Но мы будем действовать, исходя из предположения, что впереди нас ждёт засада.

— Может, мы смогли бы уйти с дороги… обойти эту часть стороной, — предложила Пенни.

— Это непрактично, — отозвался Марк. — Я много раз ездил по этой дороге. Ландшафт тут сужается. Если мы попытаемся пойти в обход, то придётся сделать крюк на несколько дней, — сказал он, указав на холмы, круто возвышавшиеся впереди. — Я даже не уверен, как потом вернуться на дорогу.

— Всё лучше, чем умереть, — сказал Сайхан. — Я знаю глухомань к северу. Если обойдём северные холмы, то выйдем в глубокое ущелье. Придётся пройти по нему десять миль, прежде чем мы сможем его покинуть, но это выполнимо. Время у нас есть.

— Я не думал, что ты — из тех, кто бежит от драки, — заметил я.

— Тогда ты меня не знаешь, — прямо заявил он. — Я сражаюсь лишь тогда, когда результат — в мою пользу, или когда нет другого выбора. Выбор у нас пока есть.

— Я предпочёл бы остаться на дороге, — сказал я, спокойно вперившись в него взглядом.

— Я не думаю, что ты меня слушал, — ответил он, посмотрев мне в глаза.

— Я отлично тебя слышал. Я поеду по дороге. Если хочешь выбрать другой путь — скатертью дорога.

Напряжение в воздухе было почти вещественным.

— Ты плохо кончишь, мальчик, и весьма вероятно — навредишь многим хорошим людям по пути к своей кончине.

Я повернулся к нему спиной, и направился к своей лошади. Оглянувшись через плечо, я ответил:

— Мне уже обещали плохую смерть, но моя с ней встреча назначена не на сегодня, — сказал я, ловя взгляд Пенни. Единственный хороший момент в знании времени своей смерти… заключается в том, что можно быть очень уверенным, когда смерть к тебе не придёт.

Пенни снова заговорила:

— В этом он прав, сегодня мы не умрём.

— Одно из твоих видений? — спросил Сайхан. Его вопрос стал для меня неожиданностью — я и не знал, что она уже так много рассказала ему о себе.

— Да.

— Это превосходно, но мне плевать, когда умрёте вы двое. Меня больше заботит моя собственная смерть. Готов поспорить, в твоём видении не было ничего про меня, — ответил он.

— Я тебя тогда не знала… — неуверенно ответила Пенни. — Он прав, Морт — возможно, мы подвергаем их опасности, основываясь на видении, которое только про нас двоих.

Её стремительная смена позиции меня задела. Несколько дней назад она думала, что я сходил с ума, но всё равно последовала бы за мной по этой дороге без колебаний. Теперь я, предположительно, «исцелился», и она была моей Анас'Меридум, но её теперь больше беспокоило «его» мнение, а не моё. Может, я вёл себя иррационально, но я никак не мог отделаться от этого чувства.

— Вот, что я вам скажу, — сказал я. — Поскольку я точно выживу, то поеду один. Я вернусь за вами, девочки, когда удостоверюсь, что там всё безопасно, — заявил я. Да, глупо было такое говорить, но двое из числа моих спутников начинали меня серьёзно раздражать.

— Если ты удалишься более чем на пару сотен ярдов от Пенелопы, или около того, то вы умрёте от натяжения ваших уз, — ответил Сайхан.

— Что?! — хором произнесли мы с Пенни. Никто ни одному из нас не сказал об этом маленьком недостатке перед тем, как мы решились на это.

— Это нелепо! Давай всё вернём назад… мы не можем так жить, — сказал я, повышая голос.

— Морт… — тихо сказала Пенни.

— Это возможно, Пенни. Нам просто нужно обоим согласиться на это — и всё кончено, — сказал я ей.

— Нет, Морт. Я не позволю тебе. Я серьёзно отношусь к той клятве… целиком. Она для меня важна, — сказала она, и я увидел, как в её голубые глаза заблестели от зарождающихся слёз.

— К тому же… — начал Сайхан.

Я устал от его постоянных прерываний. Он уже обернул против меня мою будущую жену. «Ки́ртос!» — рявкнул я на него. Это было заклинание, лишающее речи.

— Это на мне тоже не сработает, — продолжил он. Запустив руку в свой мешочек, он вытащил по-прежнему светящийся камень с нашей церемонии связывания. — Покуда я ношу вот это, твоя магия не может меня коснуться.

День просто полнился сюрпризами.

— Мне ещё что-нибудь следует знать? — выплюнул я. Я разозлился донельзя. Он намеренно утаил от меня последствия наших уз. Прежде, чем он смог ответить, заговорила Пенни:

— Да, — сказала она. — Самоцвет — краеугольный камень, ключевая часть уз. Он будет светиться, покуда узы действуют, но…

— Но что?!

— Она пытается сказать тебе, что если я решу, будто ты — угроза, то я могу уничтожить самоцвет. Это — дополнительная страховка на случай, если вы оба отбросите здравый смысл, — закончил вместо неё Сайхан.

— И что случится тогда? — спросил я.

— Мы умрём, Морт, — сказала Пенни, и теперь она была правда расстроена.

— И ты знала об этом? — возмущённо спросил я.

— Да. Это был единственный способ, Морт. Ты сходил с ума. У меня не было сил на это смотреть, — жалобно произнесла она. — Я сделала это для твоего же собственного блага.

— И моего мнения на этот счёт спрашивать было совершенно не нужно, а?

Маркус шагнул ближе:

— Это не так плохо, как звучит, ты…

— Чёрта с два, ещё как плохо! — поставил я его криком на место.

— Морт, я люблю тебя. Это — единственная причина, по которой я готова была пойти на такое, — добавила Пенни, будто от этого всё стало бы лучше.

— Можешь взять свою любовь, и катиться вместе с ней к чёрту! — огрызнулся я. О своих словах я сразу же пожалел, как только сказал их, но я был слишком зол, чтобы это могло меня остановить. — И про свадьбу тоже можешь забыть, — сказал я, и снял с пояса мешочек. В нём было кольцо, которое я заказал более месяца назад. Роуз сунула мне его тайком, когда первый раз посетила нас в королевском дворце.

— Вот, оставь себе. Или продай, мне плевать. Между нами всё кончено, — сказал я, кинув мешочек ей под ноги.

Она встала на колени, подняв мешочек… её дрожащие пальцы быстро сказали ей, что было внутри.

— Мордэкай! Нет, ты не понимаешь! Это же бессмыслица какая-то. Я люблю тебя!

— У нас с моим отцом есть кое-что общее, Пенелопа. Мы оба не терпим чёртовых лжецов, — сказал я голосом, который был холоднее льда. — А теперь, если ты только не соврала и про свою клятву тоже, то у тебя есть долг, который нужно выполнять. Я еду по дороге, ты поедешь со мной… ясно?

— Не думай, что твой гнев заставит меня передумать, мальчик, или ты кое о чём забыл? — осведомился Сайхан, держа самоцвет между двух пальцев.

Холодная ярость накрыла меня подобно леденящему ветру. Не используя слов, я сосредоточил порыв воздуха на его руке, и самоцвет отлетел прочь. «Гра́бол ни'тарго́с. Форзэ́н!» — сказал я сразу же после этого. У него под ногами образовалась дыра, Сайхан провалился в неглубокую яму, и земля сомкнулась вокруг него прежде, чем он смог отреагировать. Я небрежно подошёл, подобрав самоцвет.

— Какого чёрта ты делаешь, Морт? — воскликнул Маркус.

— Ты — оставайся здесь, и присматривай за ним. Позаботься, чтобы никто не пришёл и не срубил этому дураку голову до нашего возвращения, — сказал я, игнорируя его вопрос.

— Мордэкай, это безумие. Успокойся, мы можем об этом поговорить, — попыталась успокоить меня Пенни.

Я прошёл мимо, оставив её без внимания:

— Я не помню, чтобы я спрашивал твоего мнения. Идём со мной. Пора разобраться с нашими делами.

Она посмотрела на меня безо всякого выражения, не будучи способной решить, как дальше правильно поступать. Я продолжал идти дальше. Затем приостановился на миг:

— Как ты там позавчера сказала? «Моя жизнь — твоя, пользуйся ей как пожелаешь» — по-моему, ты это произнесла, не так ли? Пора приниматься за работу… если только ты не решила, что пришло время окончить мою жизнь, — выдал я, и снова пошёл дальше, не заботясь садиться в седло. Лошади могут оказаться помехой, если впереди действительно была засада.

Несколько долгих минут она не двигалась, пока я не отошёл по дороге почти на сотню ярдов. Наконец она бросилась бегом, и быстро меня догнала.

— Ты — мудак, — сказала она, когда оказалась в нескольких футах от меня.

— А ты — телохранитель и палач мудака, — с сарказмом ответил я.

Мы продолжили идти, пока не достигли того места на дороге, где я ранее почувствовал людей. Приблизившись к этому месту, я смог почувствовать их, спрятавшимися у обочин дороги ещё где-то в сотне ярдов впереди. Их было почти двадцать человек, по моим грубым подсчётам.

— Стой! — рявкнул я Пенни.

Она зарычала, и повернулась лицом ко мне, скрепя зубами:

— Если ты думаешь…

— Заткнись. Под дорогой впереди — ловушка; яма, я думаю, — сказал я. Дорога была обычной, земляной, но я ощущал под ней большую полость. Я сосредоточил на секунду свой разум… и ощутил древесину и парусину под земляной поверхностью. Они хорошо поработали — даже зная, что ловушка была там, я не мог рассмотреть разницу между твёрдой землёй и местом, где была яма.

Будучи в упрямом настроении, я создал плоский щит над местом, где была спрятана ловушка, а потом пошёл по нему, будучи уверенным, что он выдержит мой вас.

— Ты сказал, что тут была ловушка? — неуверенно спросила Пенни.

— Да, но посмотрим, как они отнесутся к тому, что мы у них на глазах перейдём её без проблем. Давай, тут не опасно, — отвернулся я, и пошёл дальше. Пенни поспешно меня нагнала.

— Что ты будешь делать, если мы их найдём?

— Поговорю с ними, посмотрю, смогу ли я их переубедить, — ответил я. Я не потрудился упомянуть, что они уже были лишь в пятидесяти ярдах от нас. Я использовал короткую фразу на лайсианском, чтобы окружить Пенни щитом. Кольчуга защитит её от стрел, но удачное попадание по незащищённой части тела всё же могло её убить.

— Мне кажется, я их слышу, — прошептала она мне.

Её уши теперь, наверное, были лучше моих — я не слышал ничего, хотя и знал, что они были менее чем в двадцати ярдах от нас, по обе стороны от дороги.

— Ага… они… — начал я говорить ей, что они были по обе стороны от нас, но воры не стали ждать, пока я закончу. Стрелы прилетели сразу же с нескольких направлений, без всякого вреда отскакивая от наших щитов. Я и глазом не успел моргнуть, как Пенни обнажила меч. Она была настолько быстрой, что почти срубила одну из стрел в воздухе, но неправильно рассчитала время взмаха.

— Позже тебе надо будет в этом поупражняться, — заметил я, вынимая свой мешочек с камнями. Я запустил в него руку, и вытащил камешек размером с мой большой палец, покатав его между пальцев. — Кто тут у вас за главного? Я хочу предложить вам сделку! — крикнул я в деревья сбоку от дороги. Никто из бандитов пока не показался.

Единственным ответом стал ещё один град стрел.

— Ладно же, — сказал я. — Ти́лен стри́лтос! — подул я на камень у себя на ладони, и тот полетел прочь, будто его метнули из пращи. Камень полетел дугой, следуя невидимой линии, которую я держал у себя в голове, пока не ударил в голову одного из спрятавшихся в деревьях стрелков. Я услышал отвратительный, мокрый, глухой удар, и с помощью своих дополнительных чувств я увидел, как тело стрелка сползло на землю там, где он прятался.

Стрелы продолжали лететь, поэтому я повторил процесс с ещё тремя камнями. В лиственной темноте упало ещё несколько тел.

— Я правда думаю, что нам следует поговорить! Во всём этом нет необходимости! — снова крикнул я. Пенни внимательно наблюдала за мной, не будучи уверенной, что именно происходило. Она, вероятно, не осознавала, насколько эффективны были мои камни.

Вылетело ещё несколько стрел, я приметил их источники, и попытался целиться точно по тем людям, которые их выпустили. Три камня… четыре… пять… Я не мог быть уверен, но мне показалось, что я попал в тех, кто стрелял.

— Я не собираюсь повторять это предложение ещё раз! Сложите оружие, и выходите, чтобы мы могли поговорить!

Я услышал ругательства, когда они начали осознавать, насколько многие из их товарищей уже вышли из строя. Они бросились бежать через густой кустарник.

— Блядь, — сказал я.

— Что происходит? — спросила Пенни. — Они что, бегут от камней?

— Похоже на то. Я не хотел их всех ранить, но я не могу позволить им сбежать. Их может быть и больше, — объяснил я. Бегущие всё ещё были очень близко, с точки зрения моих магических чувств. У них ушла бы одна минута, или две, чтобы уйти за пределы моей дальности, даже если они бежали сломя голову. Я аккуратно послал камни вслед за каждым из них, один за другим, пока наконец они все не перестали двигаться.

— По-моему, я достал всех, — сказал я, кладя оставшиеся камешки обратно в мешочек. — Пойдём посмотрим, как они выглядят — может, сможем узнать, кто их нанял.

— Всенепременно, ваша светлость! — едко ответила она.

— Надо говорить «ваше сиятельство». Я же граф, а не герцог, — ответил я. В моём голосе не было ни нотки юмора. Внутри я ощутил, как моё сердце болезненно сжалось, но я отказывался поддаваться на его уговоры.

Пенни не ответила, но я почувствовал, как она дёрнулась в ответ на мои холодные слова. Мы принялись искать вдоль обочины. Она добралась до первого из засадников раньше меня.

— Вот один, Морт… ох! О боги! — отвернулась она с отвращением на лице.

Как только я подошёл к ней, я понял, почему. Картина была ужасная. Голова этого мужчины выглядела как взорвавшийся арбуз, кровь и мозги были повсюду. Я приложил к камнями больше силы, чем я думал. Мы поискали остальных, но скоро стало очевидно, что везде результат был тем же самым. Каждый из них выглядел так, будто его ударили скотобойным молотком.

В какой-то момент меня проняло, и я начал блевать. Я уже видел смерть, вообще-то лишь год назад, но тут всё было иначе. В прошлый раз я прилагал все усилия просто на то, чтобы выжить, и я отключился сразу же после окончания битвы. Тела убрали прежде, чем я их увидел. Ничто не даёт понять смерть так же эффективно, как вид разбрызганных по земле человеческих мозгов.

Что хуже, я это сделал, сам не будучи ни в какой подлинной опасности. Конечно, я не осознавал, насколько эффективно-летальными были мои камни, но я снимал стрелков спокойно, одного за другим. У них не было шансов. В конце концов мой желудок опустошился, и я осознал, что Пенни сочувственно гладит меня по спине.

— Ты не виноват, — мягко сказала она.

Чёрта с два. Я знал, что именно я сделал, и теперь я как никогда осознал, что именно я сделал год назад. Я тогда убил более сотни человек, почти не задумываясь. Если её видение было правдой, то я снова буду это делать — и, скорее всего, в гораздо большем объёме. Я выпрямился, и сплюнул, чтобы прочистить рот.

— Хорошо, что у меня есть ты.

— Прости, что я не сказала тебе, Морт. Я думала, что ты терял рассудок. Я бы что угодно сделала, чтобы это остановить, — сказала она с лицом, полным заботы.

Мне больше всего хотелось принять её извинения, помириться. Мне как никогда была нужна её любовь, но я был полон ненависти к самому себе из-за содеянного. Было бы так легко её отбросить. Но я также знал, что меня ждала смерть, и что я буду поступать ещё хуже перед тем, как всё закончится. У меня начал зарождаться план… избавиться от уз до того, как мне придёт конец, чтобы спасти её. Я окажу ей медвежью услугу, укрепляя её любовь ко мне, если она останется в живых, а я — нет.

— Я не это имел ввиду, — сказал я, отталкивая её руку. Обиженное выражение её лица было почти непереносимым, поэтому я отвёл взгляд, и пошёл обратно к дороге, оставив её стоять в деревьях. Когда моя спина оказалась повёрнутой к ней, я снова заговорил: — Я имел ввиду: хорошо, что у меня есть ты, чтобы прикончить меня… если я превращусь в чудовище, — пояснил я свои слова. Я направился обратно в наш лагерь, не глядя, следует ли она за мной. В тот момент я не мог позволить себе снова открыть рот.

Глава 17

У остатков нашего лагеря Марк мило беседовал с Сайханом. Рослый боец был закопан почти по шею, поэтому особого выбора у него не было. Мне может и было бы его жалко, но Марк был великолепным рассказчиком. Я сомневался, что ему было скучно.

— Как всё прошло? Дорога свободна? — спросил Марк.

— Теперь — да, — без обиняков заявил я. Я не потрудился спрашивать Сайхана, будет ли он вести себя хорошо — несколькими словами я раскрыл землю вокруг него, чтобы он мог выбраться. Я решил, что он был достаточно прагматичным, чтобы не таить обиду теперь, когда ситуация разрешилась.

— Выдвигаемся. Нам ещё предстоит долгий день.

Сайхан осторожно оглядел меня, выбираясь из ямы. Последовал напряжённый момент, пока я ждал, что он сделает.

— Ты уверен, что это мудро — выпускать меня, после всего этого? — спокойно спросил он.

— Я сделал то, что было необходимо, — ответил я. — Я не вижу нужды делать из этого проблему. Ты что, предпочёл бы вернуться в яму? — спросил я. Вопреки моей показной храбрости, ровный голос давался мне нелегко.

— Ты хотя бы учишься, — ответил он.

— Учусь чему?

— Не тратить зря время, бросаясь на меня с кулаками. Ты не колебался, и ты эффективно нейтрализовал мою способность угрожать тебе, приложив минимум усилий, — сказал он, отряхивая грязь с одежды. — Будь ты моим учеником, я был бы доволен.

— Но поскольку я не твой ученик?

— Я позабочусь, чтобы в следующий раз тебе такой возможности не выпало, — сказал он, свирепо осклабившись. Улыбка на лице этого верзила была редким гостем, и от вида его зубов мне стало не по себе, он напоминал мне опасного зверя.

Чуть позже мы ехали по дороге, ведя мулов на поводу. Когда мы добрались до места бойни, Сайхан настоял на том, чтобы мы остановились для осмотра тел. Я не потрудился спорить. Им всё равно следует знать, с какого рода человеком они путешествовали. Марк к нему присоединился, но Пенни осталась верхом — она уже насмотрелась. Мы оба молчали.

Когда они вернулись, я увидел на лице Марка шок, но Сайхан был более сдержанным:

— Я никогда ничего такого не видел, — заметил ветеран. — Что ты использовал?

— Камни, — отозвался я. Вытащив один из них из своего мешочка, я метнул камешек в сторону Сайхана. Тот ловко его поймал.

— Откуда взял такую идею? — спросил он.

— У меня активное воображение, — съязвил я. Сарказм — одна из моих сильных сторон.

— Судя по виду, некоторые из них бежали.

— Я думал, что у них могли быть друзья, — просто сказал я. Показывать ему мою неуверенность я не собирался.

— Может быть, — сказал он. — У некоторых из них определённо были семьи — судя по их экипировке и одежде, я могу сказать, что несколькие из них были гвардейцами из города.

Чувство вины пронзило меня, когда я подумал об их жёнах и детях, но я его подавил:

— Если они хотели подзаработать, надо было выбирать способ получше, — выдал я. Он хмыкнул, но больше ничего не сказал.

После этого мы ехали в тишине. Марк несколько раз пытался завязать разговор, но даже он не мог пересилить накрывшее нас тёмное облако. Пенелопа отказывалась даже реагировать на его вопросы. Сайхан был менее сдержан, но все его ответы были в лучшем случае односложными. Пытаться заговорить со мной Маркус даже не потрудился.

Вечером мы встали лагерем, так и не встретив больше никого по дороге. Пенни провела учебный бой со своим инструктором, и даже мне было видно, что у неё стало получаться лучше. В ней теперь была серьёзная напряжённость. После того, как мы поели, Сайхан предложил ей встать на дежурство вместе со мной. Полагаю, он по-своему пытался дать нам возможность помириться.

— Я бы этого не хотела, — просто сказала она, и на этом всё и кончилось.

Когда моя вахта прошла, я спал беспокойно. Я часто просыпался, мне снились убитые мною люди. В какой-то момент мне даже приснилась каменная леди. Она смотрела на тела убитых людей. Она медленно переходила от одного к другому, наклоняясь, и кладя ладонь им на грудь. При каждом касании земля втягивала их в себя, пока они все не исчезли из виду. Закончив, она посмотрела на меня, и я увидел в её глазах слёзы, блестящие кристаллы, нескончаемо падавшие на неподвижную землю. Она открыла рот, чтобы заговорить со мной, но я не слышал её слов. Она была одновременно прекрасной и печальной. Хотя я не мог её слышать, мне казалось, что она упрашивает меня о чём-то, что-то просит, но что бы это ни было, я знал, что я более не был властен это дать.

Внезапно я проснулся, весь в поту. Оглянувшись по лагерю, я увидел Пенни, сидевшую рядом с Сайханом. Они тихо говорили, при этом его рука лежала у неё на плече. Он, наверное, пытался поднять ей настроение, но эта картина зажгла тёмный огонь у меня в животе. Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого больше. Всё равно это было уже не моё дело. Ей понадобится кто-то другой, когда меня не станет. Если, конечно, я сумею найти способ избавиться от наших проклятых уз.

Рассвет пришёл по своему обыкновению рано. Мы быстро свернули лагерь, и пустились в путь по дороге. Пели птицы, и дул лёгкий ветерок, доносивший до моего носа приятные запахи цветов и растительности. Короче, день был несчастный. Никогда не понимал, почему Мать Природа так плохо соответствует моему настроению. В конце концов, женщины же вроде должны иметь великолепную интуицию. С другой стороны, я уже давно подозревал, что Мать Природа была стервой, по личному выбору.

Пенни, судя по её виду, восстановилась после нашей вчерашней ссоры. Она дружески беседовала с Марком — уверен, к его облегчению. Молчание никогда не давалось ему легко. Даже Сайхан казался более общительным — сегодня он увеличил длину своих ответов с одного слога до нескольких слов. Иногда он даже прилагал усилие, используя целые предложения.

В общем, оживлённая атмосфера подчёркивала моё антисоциальное поведение. В какой-то момент Марк подъехал ближе, и миг спустя я осознал, что он обращается ко мне.

— Что? — спросил я. До этого я не прислушивался.

Он драматично вздохнул:

— Я спрашивал, ждёшь ли ты с нетерпением возвращения домой.

— Не особо, — ответил я. Мысль о доме лишь напоминала мне о том, что я порвал с Пенни. Моя кровать будет чрезвычайно пустой после того, как я делил её с Пенни больше года.

— Так о чём же ты тяготишься? — осведомился он.

Этот вопрос вызвал у меня раздражение. Чёрт, да он прекрасно знал, почему я был расстроен. Он также должен был знать, что разговор на людях вряд ли улучшил бы ситуацию.

— Я обдумывал различные способы убивания людей. Если в наши земли идёт война, то мне понадобится много свежих идей. Уверен, что я не могу убивать их всех камнями по одному, так что я думал о способах убийства людей большими группами.

— Это чертовски нездоровый способ провести утро, — с сарказмом заметил он.

— Я предпочитаю считать его прагматичным.

— Было бы более практично, если бы ты потратил своё время на то, чтобы придумать, как помириться с Пенни, — парировал он.

Я заметил, что остальные наблюдали за нами. Последнее, чего я хотел — это обсуждать в их присутствии мою ситуацию с Пенни.

— Езжайте вперёд, — махнул я им. — Мне тут нужно уладить кое-что с другом.

— Конечно, — сказал Сайхан. Пенни притворилась, что вообще ничего не слышала. Они вдвоём продолжили ехать дальше, в то время как я остановил свою лошадь, и повернулся к Марку.

— Ты исходишь из предположения, что я хочу помириться с Пенни, — сказал я ему, когда они выехали за пределы слышимости.

Он внимательно на меня поглядел:

— Не гони мне пургу, Мордэкай. Я — король пурги, и я тебя знаю слишком давно.

— Твоя богиня волнуется, что если я не помирюсь с Пенни, то это испортит её планы? — спросил я. Это было чепухой, но я хотел выбить его из колеи.

— Человек, вместе с которым я вырос, никогда не стал бы действовать так, как ты действовал вчера, только не без причины. Что бы ты ни планировал, тебе нужно с кем-то говорить. Как иначе ты будешь знать, действуешь ли ты разумно, или заблуждаешься? — сказал он, игнорируя моё оскорбление.

— С чего мне доверять одержимому богом изгою?

— Потому что я — твой друг, чёрт побери!

Что-то сломалось у меня внутри:

— Ладно, если хочешь мои мысли, то тебе придётся пообещать, что это останется между нами.

— Это — твоё первое по-настоящему оскорбительное заявление за сегодня, — спокойно ответил он. Мы никогда прежде не сомневались друг в друге, и он никогда не предавал моих секретов.

— Я скоро умру, Марк. У Пенни недавно было видение.

— Что? Ты уверен?

— Она уверена, и я ей верю… это — часть причин, по которым я не хотел принимать её в качестве носительницы моего пакта.

Было видно, как до него дошло. Он пережёвывал эти мысли в течение нескольких минут, прежде чем снова заговорить. Однако много времени у него это не отняло, он умел думать быстро:

— Так ты думаешь, что ведя себя как осёл, ты убедишь её согласиться порвать узы?

— Я не знаю. Либо так, либо я сам придумаю способ их оборвать. В любом случае, когда меня не станет, ей будет легче не быть влюблённой в меня по уши. Мне тоже будет легче, — закончил я.

— Нет, не будет. Клянусь, иногда ты — величайший идиот, каких я когда-либо знал, — грустно ответил он.

— Когда-то в течение следующих шести месяцев мне придётся убить целую армию людей. Мы никак не сможем достать достаточно солдат и припасов за полгода, чтобы остановить целую нацию. Как думаешь, что это со мной сделает, Марк? Я должен радоваться, что умираю. Ты думаешь, кто-то может всё это сделать, и потом просто вернуться к нормальной жизни? — спросил я.

— Именно поэтому ты в ней и нуждаешься. Тебе нужны будут твои друзья и семья. Тебе будет нужна их поддержка. Если отсечёшь себя от всех остальных, то ты точно превратишься в чудовище, — настойчиво сказал он.

— Это не важно! Я буду мёртвым! Что из этого тебе непонятно? — закричал я в ответ.

— А по мне, так ты не выглядишь мёртвым. Я не знаю, что случится через шесть месяцев. Ты можешь умереть, а можешь и не умереть. Я недавно стал верить в чудеса, если ты не заметил. Но что важнее всего, принимаешь ли ты это или нет — если отсечёшь себя от всех, кого любишь, то с тем же успехом ты можешь уже быть мёртвым. Так зачем спешить? Живи! Выжимай как можно больше из оставшегося у тебя времени!

— Она важнее, чем это, — просто сказал я.

— Так что, к этому всё сходится? К ней? Тогда ты вдвойне глупец! Это — неправильный способ заставить её согласиться на разрыв уз.

— Ладно! Ты же такой долбаный гений, когда доходит до женщин — так почему бы тебе не сказать мне, как заставить её согласиться!? — огрызнулся я.

Марк одарил меня тёмной улыбкой:

— Подумай, Морт — вспомни прошлое.

— А?

Он наклонился ближе, пока наши лица не оказались едва в футе друг от друга, и объяснил, с подробностями, как именно заставить её согласиться. Дерзость этой идеи меня шокировала.

— Да я же никак не могу быть уверенным, что случится именно так! — воскликнул я.

— Тебе не нужно быть уверенным. Просто лги — в конце концов, ты же могущественный волшебник. Никто понятия не имеет, что ты можешь, а что — не можешь… или не знаешь, — он одарил меня очередной из своих самых ослепительных улыбок.

— Лгать ей? — спросил я, поскольку никогда прежде не задумывался о таком. — Это не кажется правильным.

— Ты будешь делать это, чтобы спасти её жизнь, забыл?

— Она назвала мне эту же причину, объясняя, почему лгала мне. Как это отличается? — спросил я.

— Никак. А пока это, возможно, позволит тебе легче простить и забыть, — сообщил он. Марк откинулся в седле, потягиваясь, и глядя на то, насколько далеко от нас были наши спутники. — Только помни одно, Морт.

— Что?

— Ты всегда был моим лучшим другом. Я думаю о тебе как о брате. Чёрт, я к тебе ближе, чем к моему родному брату. Я на твоей стороне, так что не отгораживайся больше от меня. Если я могу сделать что-то, чтобы изменить исход — то я сделаю, и у меня теперь есть довольно сильный союзник. Не теряй надежды, пока в тебе ещё теплится жизнь, — сказал он, слез со своей лошади, и подошёл к моей.

Я спешился, и обнял его — что мне и следовало сделать ещё тогда, когда я впервые увидел его в столице. Чем бы ещё он ни был теперь, он оставался моим другом. Мы снова сели верхом, и поехали за Сайханом и Пенни, понукая наших лошадей скакать быстрее, чтобы догнать их.

Ни Сайхан, ни Пенни не спросили нас, о чём мы говорили, и я не стал делиться с ними никакими сведениями. Остаток дня мы ехали, слушая рассказы Марка о его приключениях среди албамарлских леди. Для святого человека у него были довольно грешные рассказы. Мы с Пенни смеялись над несколькими из них, хотя по-прежнему не разговаривали. Моё сердце стало чуть-чуть светлее теперь, когда у меня появилась надежда — по крайней мере, надежда для неё.

Глава 18

Остаток нашей поездки прошёл без особых происшествий, и два дня спустя мы въехали в Уошбрук. Я был удивлён, когда мы обнаружили у внешних ворот двух людей. Когда мы приблизились, по их виду можно было понять: они воспринимали свою работу серьёзно.

— Эй, на воротах! — позвал я.

— Сами вы «эй»! Стой, кто идёт? — ответил один из них. Я мгновенно его узнал — это был Сэсил Дрэйпер.

— Если ты не можешь меня вспомнить после нескольких коротких недель, то мне придётся усомниться в мудрости назначения тебя в охрану ворот! — дружелюбно ответил я.

— Ваше благородие! Простите, я просто делаю мою работу. У вас с леди всё хорошо? — спросил он, кивнув в сторону Пенелопы.

— Мы в порядке, — сказал я, не осмеливаясь взглянуть на неё. — Как тут всё было после нашего отъезда?

— У нас было всё довольно волнительно, — сказал он.

— Что случилось? — мгновенно спросил я.

— Я думаю, вам лучше поговорить с Лордом Дорианом или Джо МакДэниелом, ваше благородие. Они захотят лично вам об этом рассказать, — неуверенно ответил он.

— Ты знаешь, где они сейчас могут быть?

— В замке, скорее всего, — ответил он.

Я поблагодарил его, и мы проехали через ворота. С нашего отъезда особо ничего не изменилось, но внутри царила атмосфера бешеной активности. На главном дворе дети работали над связками факелов, а мужчины ходили туда-сюда, занимаясь порученными им задачами. Те немногие женщины, кого я видел, казались чрезвычайно занятыми.

— Едем домой, — объявил я, поворачивая свою лошадь к внутреннему донжону.

— Ты хочешь сказать — к тебе домой, — с горечью сказала Пенни.

— Кстати, об этом, Пенни — нам надо поговорить…

— Не волнуйся, Мордэкай, я перееду к своему отцу, — заявила она.

— Вообще-то так не пойдёт, — ответил я. — Требования уз… помнишь? Вы с Сайханом будете жить в донжоне. Места должно всем хватить, — напомнил я. Я собирался поговорить с ней об этом, но я не хотел делать это на глазах у остальных, особенно Сайхана.

— Ладно, покуда мне не придётся спать рядом с тобой, — прямо заявила она.

Я попридержал язык, и мы поехали дальше. У ворот в замок никого не было, и неудивительно. У нас едва хватало людей, чтобы управляться с городскими воротами. Если честно, то я был удивлён, что они и этим-то занимались. Людям надо было есть, и у каждого человека были ещё и какие-то другие дела. Мы были почти у главной двери, когда из неё выбежал Дориан.

— Мордэкай! — приветственно крикнул он, а потом посмотрел на всех остальных. — Пенни, Маркус… как же я рад видеть вас двоих! Кто ваш новый друг? — спросил он, кивнув в сторону рослого воина.

Я начал отвечать, но Пенни оказалась быстрее:

— Ох, Дориан, это — мой новый учитель, Мастер Сайхан.

— Учитель? — озадаченно спросил Дориан.

— Мне пришлось связать себя узами с Мордэкаем. Я теперь — Анас'Меридум. В общем, важно то, что я учусь сражаться под умелой опекой Мастера Сайхана. Он правда такой изумительный. Вам двоим следует обменяться опытом. Уверена, что даже ты можешь научиться кое-чему, Дориан. Он всю жизнь учил Анас'Меридум, — сказала Пенни, практически фонтанируя эмоциями.

Я не мог припомнить, чтобы она хоть раз в жизни была так возбуждена насчёт кого-то. Это представление определённо предназначалось для меня. Так сказал мой рациональный разум — остальная часть моего тела зеленела.

Дориан подошёл к Сайхану, и приветственно протянул руку:

— Для меня честь быть с тобой знакомым. Боевые навыки Анас'Меридум вошли в легенды. Их учитель должен быть кем-то выдающимся, — сказал он. Старый воин схватил его ладонь, и они пожали друг другу руки. Я заметил, что они были одного роста, и трудно было сказать, кто из них был шире в плечах.

— Рад знакомству, Дориан. Ты слишком много обо мне думаешь, я — лишь один из длинной череды учителей, — ответил Сайхан.

— Ты слишком скромен. Правда, Дориан, он уже столь многому меня научил, — сказала она, и положила ладонь на мускулистое плечо Сайхана почти собственническим жестом, будто заявляя на него свои права. С другой стороны, быть может, это так реагировала моя ревность. Дориан на секунду поймал мой взгляд, в его глазах стоял немой вопрос. Даже он понимал, что тут что-то происходит.

— Идёмте внутрь, — сказал он. — Марк, я уже целую вечность тебя не видел. У тебя, наверное, накопилась сотня рассказов.

Несколько минут спустя мы сидели за высоким столом в банкетном зале. Я никогда ещё не сидел во главе стола во время официального ужина в замке, но по размеру и видному расположению стола было ясно, для чего он.

— Прежде чем мы станет навёрстывать упущенное в повседневных делах, расскажи мне, что тут было, Дориан. Сэсил дал мне понять, что после нашего отъезда тут было неспокойно.

У Дориана потемнело лицо:

— Я наконец-то встретился с твоими чудовищами, — выдал он. Это привлекло наше внимание, и Дориан потратил следующие полчаса, пересказывая нам свою историю. Он приуменьшил свою собственную роль в битве, но мой отец вошёл прежде, чем он закончилрассказ, и исправил это упущение:

— Не слушай его, сын — Дориан сражался как лев. Если бы не он, нас бы затопили эти адские отродья! — сказал Ройс, подходя к нам. Я встал, чтобы обнять его.

— Я бы догадался, даже если бы ты промолчал, — сказал я.

— Твой папа спас мою задницу, Морт, — добавил Дориан. Он продолжил рассказ, описав план Ройса по вытаскиванию его из-под завала одолевшей его нежити. Благодаря их совместным усилиям я получил достаточно полное представление о случившемся.

— Так, это было почти неделю назад, с тех пор их и след простыл? — спросил я.

— О них больше ничего не слышали, — ответил мой отец.

— Я думаю, твой папа их отпугнул, — засмеялся Дориан.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — сказал я. После чего передал им то, что узнать о шиггрэс и их тёмном происхождении.

— Откуда ты это узнал? — спросил Дориан.

— Мне рассказал Марк, хотя Роуз тоже о них знала. Судя по всему, это один из тонких аспектов уроков истории, которые я упустил.

Дориан посмотрел на Марка:

— Я не припоминаю, чтобы ты особо увлекался историей.

— Моя информация пришла из более высокопоставленного источника, — серьёзно ответил тот. Это привело к подробному обсуждению нового призвания Марка. Дориана эта новость порадовала. Торнберы уже давно были преданными последователями Леди Вечерней Звезды, и Дориан не был исключением. Для него узнать, что один из его лучших друзей стал святым у Леди, было поводом для торжества. Ройс лишь неопределённо хмыкнул. Он никогда не видел особого толка в богах.

— Кстати, Дориан, — продолжил Марк, — Леди Роуз передаёт тебе привет. Она очень интересовалась, как у тебя шли дела после её последнего визита. Посылает свои извинения за то, что вынуждена была остаться в столице.

Лицо Дориана просветлело. Он всегда ужасно плохо умел скрывать свои эмоции.

— У неё всё хорошо?

— Она сказала передать тебе, что она в добром здравии, и с нетерпением ждёт возможности тебя повидать. Приедет пожить сюда через несколько месяцев, — ответил Марк. Он слишком уж наслаждался ролью вестника.

— Но почему ты это говоришь мне? Разве она не должна была передавать такого рода послания через Морта? — спросил Дориан. Его так взволновали новости о Леди Роуз, что совершенно забыл — я присутствовал, когда она передавала Марку свои послания. Я улыбнулся про себя.

— Он был там, Дориан, — вздохнул Марк, — и она была предельно точна. Она хотела, чтобы я дал знать тебе лично, что она приедет, и что она с нетерпением ожидает продолжения своего разговора с тобой.

Пенни засмеялась, увидев непонимание Дориана:

— Бросай это дело, Маркус. Он не поймёт. Разве что если она огреет его по башке большой дубиной, и утащит его к себе в берлогу.

Дориан зыркнул на неё. Испытывая неловкость относительно того, куда зашёл разговор, он решил сменить тему:

— Пенни, ты будешь рада увидеть свои новые покои. Мы закончили меблировку, и рабочие остальную часть того этажа тоже доделали.

Свет в её глазах угас:

— Уверена, они очень милые, Дориан, но я не буду там жить. Мордэкай решил разорвать нашу помолвку.

— Что!? — издал исключительный возглас Дориан. Он сумел вложить в одно слово десятисекундное восклицание шока и смятения. Лицо моего отца, сидевшего по ту сторону стола, показало удивление, но он промолчал. Он был достаточно мудр, чтобы подождать, и расспросить меня об этом позже. Дориан вернул себе дар речи, и продолжил: — Что ты сделал!? — спросил он. Естественно, он обращался ко мне. На миг я забеспокоился, что он может попробовать меня придушить.

— Воу! Успокойся, Дориан. Мы можем позже об этом поговорить, сейчас не время, — вмешался Марк, надеясь предотвратить неприятный спор. Дориан перевёл взгляд с Марка на меня, а потом обратно на Марка. Его лицо ясно сообщало нам, что нам нужно будет поговорить… и поскорее.

Пенни нарушила неудобную паузу:

— Мне понадобится спать где-то ещё, Дориан. Моему господину…, - она метнула в меня полный абсолютного презрения взгляд, — …требуется, чтобы я всё время находилась в пределах двухсот ярдов от его персоны.

Это меня взвело:

— Постой-ка, Пенелопа! — выплюнул я её имя подобно ругательству. — Двести ярдов — результат уз, о которых ты мне солгала, так что не пытайся переложить вину за это на меня!

— Признаю свою ошибку. Пожалуйста, простите меня, ваше сиятельство, — ответила она с издевательским почтением. — Как видишь, Дориан, я более недостойна находиться в благородном присутствии его благородия, поэтому мне потребуется другая комната.

Бедный Дориан попал между двух огней, и был не готов к этому:

— Ну, сейчас лишнего места почти нет. Я собирался предложить поселить Сайхана и Маркуса в вашем старом доме, но если он нужен тебе…

— Это слишком далеко для неё, — вставил Сайхан, — но для меня пойдёт.

— А что с другими комнатами? — спросила Пенни. Этаж, на котором были наши покои, также насчитывал несколько гостевых комнат.

— Все местные жители ночью спят в пределах крепостных стен. Эти комнаты заняты, хотя я полагаю, что смог бы переселить одну из семей в казармы… — предложил Дориан.

— Нет, ничего, — сказала Пенни. — Сайхан не против пожить в казармах — в конце концов, он же военный. Мы оба там можем остановиться, — заявила она. Брови Сайхана поползли вверх в ответ на это заявление.

— Я тоже не против казарм, — сказал Марк.

— Ты можешь пожить со мной, — сказал я. — В конце концов, у меня будет свободное место.

Когда все решили, кто где будет спать, люди потянулись прочь из зала, но у меня было ещё одно объявление:

— Прежде чем вы уйдёте… у меня есть для вас плохие новости.

— А не многовато ли плохих новостей для одного вечера? — ответил Дориан.

— Боюсь, что эта — ещё хуже. Королевство Гододдина вторгнется в Лосайон весной. Арундэл, Камерон и Ланкастер примут на себя большую часть их сил, — просветил я их.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Дориан, наморщив лоб.

— Благодаря одному из видений Пенелопы и кое-какой своевременной информации от Леди Вечерней Звезды, — кивнул я в сторону Пенни и Марка.

Все сразу заговорили одновременно, и я был вынужден кричать, чтобы меня услышали:

— Я знаю, что это неожиданно, но выслушайте меня! — призвал я к тишине. Когда они утихли, я начал выкладывать известные нам факты, каковых было немного — только время и место. Я также поделился моим разговором с Королём Эдвардом — им нужно было знать, что помощь не придёт. Когда я закончил, разговор снова стремительно скатился в хаос.

Вмешался Ройс. Хотя он и говорил спокойно, все замолчали, чтобы его выслушать:

— У меня есть предложение. Почему бы нам не пойти спать — утро вечера мудренее. Ты сказал нам то, что знаешь, но мы всё ещё не взяли это в толк. Нам следует подождать до утра, и начать планировать — тогда головы у нас прояснятся.

Это показалось мне хорошей мыслью, поэтому я поддержал его мнение. Вскоре люди потянулись прочь, и Пенни взяла Сайхана за руку:

— Я покажу, где казармы.

Уверен, старый ветеран смог бы найти казармы и без её помощи, но я ничего не сказал. Марк и Дориан направились к лестнице. Они бросали на меня взгляды, по которым я понял, что они планировали устроить мне допрос, когда я вернусь в свои покои. Я встал, и пошёл следом за ними, но меня остановил отец:

— Мне нужно поговорить с тобой минутку, сын, — сказал он.

Я сказал Дориану, что скоро буду, и повернулся, уделяя ему всё своё внимание. Я практически не сомневался, о чём он хотел поговорить. Мысленно я приготовился — моим самым худшим страхом всегда было разочаровать его. Он задумчиво посмотрел на меня, но ничего не сказал. У него был талант — говорить без слов. После длительного молчания он наконец заговорил:

— Ну?

— Что — ну? — ответил я. Я снова почувствовал себя бунтарским подростком, что было странно, поскольку у меня вообще-то не было бунтарской стадии. Я подумал, что если бы был бунтарским подростком, то ощущение, вероятно, было бы именно таким.

— Что мне сказать твоей матери? — спросил он.

— А почему она вообще не здесь?

— Потому что ты не потрудился остановиться по пути, и сказать ей, что вернулся. Тебе повезло, что я был здесь, иначе я всё ещё думал бы, что ты по-прежнему в столице, — с упрёком произнёс он.

— Прости, я не думал. У меня в последнее время было многое на уме. Я зайду утром, и повидаю её, — сказал я. Он уже заставил меня извиняться. Никогда не понимал, как это у него получается.

— Что происходит между тобой и Пенни?

— Я на самом деле сам это не понимаю, Пап. Она солгала мне про эти узы… — выдал я ему немного контекста. Я не думаю, что он вообще когда-либо прежде в точности понимал, чем являлись Анас'Меридум. Я также рассказал ему о голосах, и о каменной леди. Довольно скоро я стал спотыкаться в словах. Мне трудно было говорить о своих эмоциях. Они все казались такими мелочными, когда я облекал их для него в слова.

Я не мог рассказать ему о её видении. Поэтому мне также пришлось умолчать о причине моего желания порвать узы. Избегая этого всего, я в итоге по большей части говорил о своём опыте с голосами, или с началом безумия, как считали все остальные.

Он слушал молча, пока у меня не кончились слова, а потом он подождал ещё немного. Я начал уже гадать, кажет ли он вообще что-нибудь, когда он наконец заговорил:

— Я не буду тебе говорить, что делать с девушкой. В этом тебе придётся разобраться самому, хотя я уверен, что твоя мать много чего скажет по этому поводу, — тихо засмеялся он. — А вот насчёт голосов… на что они похожи?

Я описал их ему, как мог. По большей части они были ощущениями, без слов, почти продолжением моих чувств, кроме каменной леди. Её голос был таким же ясным, как голос моего отца. Я рассказал ему о её появлении во время церемонии связывания.

— Я мало знаю о волшебниках или магии, но я знаю кое-что про землю, — сказал он, подняв свои грубые, покрытые мозолями руки. — Я большую часть жизни работал с железом. Большинство людей думают, что оно твёрдое и непреклонное, и так и есть… если обращаться с ним как с чем-то, чему можно придать форму по прихоти. Железо требует терпения и силы воли. Нужно планировать и думать… оно не отдаст себя для ковки одной чистой силой. Каким бы сильным ты ни был.

Учитывая его обычную кажущуюся неторопливость, я не мог понять, какое это вообще имело отношение к случившемуся со мной:

— Пап, слушай, я не думаю…

— Дай мне закончить! Железо — дар земли. То, что я сказал, справедливо для кузнецов, но также справедливо и для каменщиков, и даже плотников. Всё это — дары земли. Я мало что знаю о богах, но о земле я немного знаю. Ей можно доверять. Если ты уверен, что ты слышал именно землю, — закончил он.

Мои собственные ощущения были схожи с тем, что он мне говорил, но я был слишком неуверенным, чтобы огласить их. Все были так уверены, что я сходил с ума, и каменная леди лишь ухудшила ситуацию.

— А что ты думаешь о каменной леди? — спросил я.

— Чёрт, я никогда не понимал твою мать, не говоря уже о других женщинах. Я бы на твоём месте был осторожен, — ответил он.

Я засмеялся:

— Спасибо, Пап, — сказал я, и неловко обнял его. Ему всегда было неудобно явно показывать привязанность.

Я повернулся, чтобы уйти, но он хотел сказать мне ещё кое-что:

— Мордэкай.

— Да?

— Не слишком вини девушку. Ты — глупец, если упустишь её из-за этого, жизнь слишком коротка, — сказал он, и, не дожидаясь ответа, просто направился к двери.

Я долгую минуту смотрел на дверной проём в главный зал, когда он ушёл.

— Если бы только это было так просто, Пап, — произнёс я. Наконец я повернулся, и направился в свои покои. Я ожидал долгий разговор, как только Дориан сумеет застать меня одного.

Глава 19

Плотники и каменщики не ленились, пока меня не было, но большая часть замкового интерьера всё ещё была не закончена. Сегодня это было заметно по тому факту, что мои новые приёмные покои, будучи готовыми, всё ещё были лишены стола. Вместо этого мы собрались за высоким столом в банкетном зале, после завтрака.

Разговор начался гораздо более мягкой болтовнёй, чем в прошлый день. Мой отец был прав: хороший сон дал всем возможность упорядочить свои мысли. Теперь нам просто нужно было сообразить, как привести графство в порядок.

— Если все ненадолго замолчат, я бы хотел начать нашу первую сессию планирования, — вынужден был громко произнести я, чтобы привлечь их внимание. Председательствовать на совещаниях — не в моей природе, но я решил, что мне, как новому Графу ди'Камерону, лучше к этому привыкнуть.

Все замолчали, и я посмотрел вдоль стола. По одну сторону сидели Дориан, Маркус и мой отец, по другую — Пенни, Сайхан и Джо МакДэниел. Я включил Джо в совещание потому, что он стал левой рукой Дориана по управлению городским ополчением, а поскольку они в данный момент были нашей единственной «военной» силой, я подумал, что ему следует участвовать в планировании. Если честно, единственным человеком за этим столом, кто имел хоть какое-то положение, был Дориан. Он уже согласился остаться на постоянной основе в качестве моего сенешаля Замка Камерон, и управляться с моим гарнизоном (когда тот появится) и другими вопросами безопасности.

Остальные были здесь по менее официальным причинам. Сайхан — как советник, очевидно, и Маркус — тоже, поскольку он знал об устройстве аристократического мира больше меня. Пенни была там… ну, я не был уверен, на какие причины я мог бы указать… но даже сейчас я и не думал исключать ей из чего-то настолько важного.

— Как мудрый друг однажды сказал мне, начнём с того, что перечислим всё, что у нас есть. Потом мы рассмотрим то, с какого рода силами мы столкнёмся весной. Когда эти два момента будут разложены как можно яснее, мы посмотрим, что мы можем сделать в оставшееся время для решения нашей проблемы, — заявил я, и посмотрел на Джо. — Мистер МакДэниел, сколько у нас сейчас годных мужчин в ополчении?

Джо кашлянул, чтобы скрыть тот факт, что он нервничал:

— Прошу прощения, ваше благородие, в нашем уошбрукском ополчении осталось двадцать три человека. Двух мы потеряли во время недавнего нападения шиггрэс.

— Не нужно быть таким официальным, Джо. Пойми, я вырос простолюдином, я пока не так привык к титулам. Когда мы наедине, пожалуйста, зови меня «Мордэкай»… или «сэр», если придётся, — сказал я ему.

— Да, сэр, без проблем, — ответил он.

— Дориан, сколько человек может вывести на поле боя Джеймс Ланкастер?

Дориан сосредоточенно наморщил лоб:

— Ну… я вообще-то не уверен.

— Приблизительная численность — всё, что нам на самом деле нужно, — заверил я его.

— Чуть более сотни обученных солдат, я думаю, и, может быть, ещё сотня, если он объявит военный призыв, — ответил Дориан. — Но это — очень приблизительное число.

— Ты что-нибудь знаешь о том, какую лепту сможет внести Барон Арундэл? — спросил я.

— Не более тридцати солдат, возможно — ближе к сотни, если считать его крестьян-призывников, — отозвался Дориан. — Но я не особо с ним знаком. Это всё основано исключительно на том, что мне рассказал мой отец несколько лет назад.

— У него нет замка, если я правильно помню… верно?

— Это скорее укреплённая усадьба. Там нет места для его людей, если его осадят, хотя она не выстоит ни перед каким организованным нападением, — вставил Маркус.

Я немного подумал. Замок Камерон был почти такого же размера, как Замок Ланкастер, несмотря на более скромные размеры моих земель. Армии Гододдина придётся пройти через мои земли, прежде чем достигнуть Ланкастера.

— Я думаю, нам следует подумать о том, чтобы использовать этот замок в качества нашего первого рубежа. Если мы потерпим поражение здесь, то сможем отступить к Ланкастеру. Будет глупо со стороны врага пройти мимо, оставив нас в тылу.

Сайхан заговорил:

— У них буду силы гораздо многочисленные, чем наши. Если они нападут на здесь, то нас скорее всего окружат, и успешное отступление вряд ли будет возможно.

— Если мы сразу же отступим к Ланкастеру, Джеймс не выдержит — слишком много людей нужно будет кормить и укрыть. Враг получит великолепную военную базу, и Ланкастер всё равно окружат. Если они осадят нас там, то в совокупности наших солдат и гражданских легко будет взять на измор, — ответил я.

Глаза здоровяка на миг сфокусировались на мне. Я подозревал, что до этого момента он видел меня не более чем упрямым крестьянином, которого внезапно забросило в политику. Я на самом деле не мог его винить — у него не было доказательств обратного.

— Это так, но в любом случае нас ждёт сокрушительное поражение. Разница лишь во времени и месте. В одном случае мы умрём не так быстро, поскольку он изолирует нас от наших союзников, в другом — он сможет взять нас измором гораздо быстрее.

— Как думаете, сколько людей сможет выставить Вендраккас? — спросил я.

Маркус и Дориан пожали плечами, но Сайхан снова отозвался:

— Если судить по истории, то более десяти тысяч. В последней войне между Лосайоном и Гододдином Король Ге́ллерон вёл на нас более двадцати тысяч.

— Но Лосайон ведь победил в той войне?

Маркус ответил первым:

— Едва-едва — они пробили и прожгли себе дорогу почти до столицы, прежде чем их остановили.

Я плохо слушал на наших уроках истории, когда мы были моложе, и теперь сожалел об этом:

— Эта война была более ста лет назад. А что с Ланкастером тогда было?

— Если коротко, — ответил Марк, — то мой прапрапрадед потратил следующие двадцать лет, заново отстраивая Ланкастер, а на Камерон ушло ещё больше времени.

— Какое бы удовольствие я ни получал от перестройки этого замка, мысль о восстановлении целого графства ещё менее приятна, — подумал я вслух.

— У тебя правда нет выбора, — прямо заявил Сайхан. — В твоём графстве всё равно немного народу. Тебе следует увести людей, и присоединиться к войскам короля.

— И потерять всё? Просто отдать им? — спросил я.

— Не всё — вы сохраните свои жизни. Если останетесь, то тебя здесь не будет для восстановления, и твоих людей — тоже, — парировал он.

— Есть и третий вариант, — сказала Пенни. Это были её первые слова, и все взгляды обратились к ней. — Ты можешь сдаться. Оказать формальное сопротивление и сдаться, когда он окружит замок. Если нам повезёт, Вендраккас может оставить твои земли, и продолжить свою кампанию.

Это подняло волну возмущения, все начали возражать одновременно.

— Я не предлагаю это сделать! — ей пришлось кричать, чтобы её услышали. — Я просто подумала, что мы должны ясно представлять все наши варианты, даже если некоторые из них неприятны.

— Тут она права, — добавил Сайхан, и она бросила на него благодарный взгляд. От выражения её лица у меня сжалось в груди.

— Я не желаю рассматривать это как вариант, — настоял я. — Я скорее умру, — произнёс я, глядя Пенни в глаза. Мы почти два дня уже не смотрели друг на друга прямо, и я гадал, что же обнаружу.

Она не показала никаких признаков того, что волновалась за меня, вместо этого я увидел ясно написанное у неё на лице отвращение:

— А что женщины и дети, какой у них выбор? Они тоже умрут за твою честь?

Я почувствовал, как краснеет моё лицо:

— Я думал, мы пошлём их Ланкастеру. Мы могли бы разместить его войска здесь, а там сосредоточить его гражданских.

Я увидел, как расширились её ноздри, когда она задышала чаще:

— И сколько вдов ты создашь, прежде чем удовлетворишься? — бросила она мне обвинение.

Я вышел из себя:

— Я знаю по крайней мере одну женщину, которая не будет вдовой! — встал я, крича на неё через стол. Я не думаю, что я когда-либо прежде так злился.

— Я скорее умру, чем буду твоей вдовой! — заорала Пенни, резко встав, опрокидывая свой стул. Она подалась вперёд, ко мне, вцепившись руками в стол.

— Ты и умрёшь, если не разорвёшь эти возмутительные узы!

— Я скорее сама тебя забью до смерти! Тогда мы оба будем свободны! — закричала она, сжимая дерево так крепко, что столешница отломилась у неё в руках. На миг мне показалось, что она готова была привести свою угрозу в исполнение прямо на месте.

— Проклятье, успокойтесь! — сказал мой отец. — Вы двое дерётесь как кошка с собакой. Мы здесь для того, чтобы принимать решения, а не ссориться, — упрекнул он нас. Посмотрев на сидевших за столом, я увидел, что в этом все были с ним согласны, хотя никто другой не хотел вмешиваться в нашу ссору.

Я сделал глубокий вдох:

— Ладно. Ты прав. Давайте сделаем перерыв. Мы возобновим совещание после того, как некоторые из нас получат возможность остыть, — бросил я на Пенни строгий взгляд.

— Перерыв, наверное, был бы кстати, — сказал Джо, с облегчением от того, что напряжение начало спадать.

— Для нас — возможно, — сказал мой отец, — а этим двум нужно разрешить свои разногласия… наедине.

— Постойте-ка, мне нечего сказать… — начал я, но Пенни меня перебила.

— Ещё как нечего, трус проклятый! Ты скорее подвергнешь опасности жизни семей, чем рационально подойдёшь к чему-то, — объявила она.

— Вынужден согласиться с Ройсом, — сказал Маркус, встав и оглядев всех остальных. — Я думаю, что этим двум нужно провести какое-то время наедине. Когда они разберутся между собой, мы сможем обсудить всё остальное.

Все быстро согласились. Был быстро достигнут консенсус: мы с Пенни будем вынуждены провести следующий час наедине. Они заставили нас вернуться в мои покои.

— Если кто-то из вас выйдет оттуда всё ещё споря, мы запрём вас обоих, пока вы не образумитесь, — добавил мой отец.

— Да что это за глупая идея такая? — сказал я, пока они загоняли нас в дверь.

— Твоей матери, дурень. Я поговорил с ней вчера вечером, и она подала эту мысль, — прорычал мне в ответ Ройс.

Я ему поверил: у себя в голове я вполне мог вообразить, как она говорит что-то подобное. Он захлопнул дверь у меня перед носом прежде, чем я смог ответить.

Оказавшись взаперти, я огляделся — Пенни стояла на другой стороне комнаты, повернувшись ко мне спиной. На меня нашло тёмное ощущение дурного предчувствия. Было вполне возможно, что я не выберусь живым. Возможно, это было чересчур драматично с моей стороны, но именно так я себя и чувствовал. Я подошёл, и сел на диван. Я решил, что она, наверное, не нападёт на меня сразу, если я буду сидеть.

Следующие десять минут прошли в напряжённой тишине, прежде чем она заговорила:

— Это глупо. Нам следует просто сказать им, что мы помирились, чтобы они нас выпустили.

— По-моему, это хорошая идея, — искренне согласился я.

— Конечно же, ты так думаешь. Это же проще, чем на самом деле пытаться со мной поговорить, так ведь? — с горечью сказала она.

— Это было бы проще, если бы ты не была всё время такой разгневанной, — бросил я в ответ.

— Это неправда. Это ты сломался по дороге домой. Ты даже не дал мне шанса. Просто взял, и отсёк меня… бросив в меня это глупое кольцо! — ответила она.

— Я никогда не лгал тебе, Пенни. Как бы ты отреагировала?

— Уж получше твоего… в жизни всякое бывает, Мордэкай, и людям нужно как-то разбираться. Ты даже не пытался? Думаешь, люди идеальны, вроде тех, что в сказках, которые ты раньше читал? — осведомилась она. Я чувствовал грядущий монолог. «Ей всегда нравилось слушать свой собственный голос», — зло подумал я про себя.

— Я не настолько наивен, Пенелопа. Я просто ожидал от тебя честности. Неужели это так много?

— И что бы ты сделал, если бы я всё тебе рассказала? Какой ещё выбор ты мог бы сделать? Это — просто оправдание. Ситуация была дерьмовая, но ты хочешь свалить вину на кого-то другого. Я не стану твоей козой отпущения, — всё ещё злилась она, но, по крайней мере, уже больше не кричала.

— Тогда я хотя бы имел выбор, настоящий выбор. Выбор, основанный на фактах, а не на скормленных мне как ребёнку с ложечки сведений, которые ты считала для меня полезными, — парировал я.

— А что ещё ты мог бы выбрать? Ты думаешь, что волшебники тысячу лет ошибались? Ты бы рискнул безумием, лишь из-за своей упрямой гордости? — язвительно ответила она.

— Может, и рискнул бы. Я всё ещё не верю, что я сходил с ума. Если бы у меня было немного больше времени, я, возможно, смог бы в этом разобраться, — искренне сказал я.

— Не разобрался бы, Морт. Уже тысячу лет никто не разбирался. Сайхан рассказал мне про Раскол. Волшебники того времени были величайшими в мире, и они это выбрали! Ты позволяешь страху затмить свой разум, — сказала она, шагнув ближе — теперь нас разделяло лишь несколько футов. — Признай это! Твоя настоящая причина не в том, что ты считаешь узы несправедливыми, а в том, что ты не хочешь, чтобы я умерла вместе с тобой.

— Нет! — резко сказал я, но затем поправился. — Да, и нет — я не хочу, чтобы ты умерла, но я думаю, что тут есть нечто большее, чем мы осознаём. То, что все о чём-то говорят, не делает это истинным. Я знаю, что я чувствовал! Я не сходил с ума. Мне нужно было приспособиться.

— Ты, зазнавшийся… глупый… осёл, — тихо ответила она. — Сайхан был прав насчёт тебя.

Это меня проняло. Я только подумал, что с ней можно поговорить разумно, как она втянула его. Ревность демоном подняла во мне свою голову:

— Так твой бойфренд сказал тебе, что я спятил, и ты скорее поверишь ему, чем доверишься мне?!

— Бойфренд? — спросила она, с глазами настолько расширенными в удивлённой невинности, что почему-то лишь распалило меня ещё больше.

— Да, твой бойфренд… ты, ненормальная шлюха! — выдал я. Оскорбление было настолько нелепым, что я почти вздрогнул, произнеся его, но мне в голову не приходило ничего получше.

Её ладонь заехала мне прямо по щеке. Это была бы хлёсткая пощёчина, но на мне всё ещё был щит. В итоге я покачнулся от силы удара. Пенелопа замерла, держа руку в воздухе там, где ударила меня. В её глазах показались слёзы.

— Возьми свои слова обратно, — тихо сказала она.

— Какие именно? — тупо спросил я. Дурость бессмертна.

— Все… возьми их все обратно, — повторила она. Выражение её лица заставило меня внезапно усомниться в себе. С гневом я мог справиться, но когда у неё на лице было такое страдание, мне становилось стыдно. Я понятия не имел, что мои слова ранят её так глубоко.

— Прости, Пенни, возможно, ты этого не заслуживала, — признался я.

— Возможно? Морт, я никогда… вообще никогда… не смотрела так на других мужчин. Ты правда думаешь, что я бы… как ты вообще мог такое подумать? Ты самый глупый человек, каких я когда-либо знала!

— Вполне возможно, но это и к лучшему, — сказал я, сменив тактику.

— Что ты имеешь ввиду — к лучшему? — в шоке уставилась она на меня.

— Между нами всё кончено, Пенни. Я знаю, что тебе это не нравится, но будет лучше, если ты просто перестанешь за это цепляться. Я думал об этом, и мне кажется, что у меня есть решение, — произнёс я, сохраняя спокойствие на лице, хотя слова эти давались мне нелегко. Если бы я показал хоть какой-то признак эмоций, то это разрушило бы мои шансы на то, чтобы её уговорить.

— Ох… решение? — мягко спросила она. — Я бы с радостью его услышала.

— Ты волнуешься, что если мы избавимся от уз, то я сойду с ума, верно? — продолжил я.

Она молча кивнула.

— Мне не нравится наша нынешняя ситуация, но я могу понять, почему тебя это заботило. Согласно твоему видению, я умру через несколько месяцев, но у нас всё ещё есть кое-какие варианты. Я больше не хочу тебя, Пенни, как бы мне ни было трудно это признать. Тебе не нужно умирать со мной…

— Понятно, — сказала она.

— Подожди, дай мне закончить. Мы можем подождать, почти до самого конца. Когда ты подумаешь, что время близко, тогда-то мы и уберём узы. Тогда уже не будет важно, стану ли я снова слышать голоса. Ещё неизвестно, что случится после моей смерти. По крайней мере, у тебя будет шанс начать сначала, если ты сможешь спастись в конце битвы.

Она внимательно следила за мной с глубокой задумчивостью на лице:

— Я не думала об этом в таком ключе, Мордэкай. Наверное, ты прав… мне нет причин умирать вместе с тобой, особенно если ты меня больше не любишь. Всё это время я просто чувствовала себя обязанной, я боялась показать мои истинные чувства к Сайхану. Это было просто так постыдно. Но теперь я могу начать с чистого листа, верно? — произнесла она мягким голосом, в котором прозвучала нотка надежды.

— Точно, Пенни. Ты всё ещё мой друг, что бы ни случилось. Я хотел бы, чтобы ты была по возможности счастлива, — осторожно сказал я. Я не ожидал от неё настолько рациональной реакции, и всё ещё наполовину подозревал, что она надо мной насмехалась. Однако от её согласия мне было больно — я никогда не думал, что она так быстро от меня откажется.

— И ты не против? — спросила она.

— Ну, я не хочу умереть, но если у тебя есть шанс на нормальную жизнь, то я думаю, что тебе не следует его упускать.

— И я могу выйти за Сайхана? — спросила она, просветлев лицом.

— Ну… да. Если ты этого хочешь, — чуть не подавился словами я.

— Тогда не будет иметь значения, если мы поженимся до твоей смерти? Наверное, мы сможем просто решиться, и сделать это на этой неделе. Чтобы нам не пришлось ждать. Уверена, ты понимаешь.

Тут я совсем потерял нить разговора:

— Что?

— Для секса, конечно же… я бы предпочла не ждать. Да и жениться нам на самом деле не нужно было бы. Я же ведь уже не девственница, но Сайхан очень консервативный. Уверена, он будет на этом настаивать. Будет гораздо проще смириться с твоей потерей, если я уже в руках моего нового любовника. Разве ты так не считаешь?

Я уставился на неё с отвисшей челюстью:

— Да что, чёрт возьми, с тобой такое Пенни?

— Ничего, Мордэкай! Всё весьма просто. Поскольку я, очевидно, являюсь распутной шлюхой, то мне следует просто посмотреть в лицо фактам, и поступать как мне хочется, верно? Может, когда наиграюсь с Сайханом, я смогу пройтись по Дориану и Маркусу? Уверена, мне от этого станет гораздо лучше! — сказала она, гневно сверкнув глазами.

Я повернулся к ней спиной, и отошёл прочь:

— Я понял, Пенелопа, не нужно так со мной. Я просто пытался предложить решение.

Она пошла следом, и положила ладонь мне на плечо, чтобы меня развернуть:

— Нет, теперь я понимаю, Морт. Посмотри на меня… — сказала она, обняв моё лицо ладонями. — Хватит глупых игр, от них слишком больно. Я люблю тебя, и всегда буду любить. Не пытайся изображать из себя мученика. Ты хочешь, чтобы я жила счастливо после того, как тебя не станет, но так не получится. Тебе от меня не отделаться.

Я больше не мог этого вынести — моё самообладание сломалось, и я почувствовал, как проступили слёзы у меня в глазах. Она была просто такой чертовски красивой, стоя там, в нескольких дюймах от меня. Даже если она крепко держала моё лицо между своих безумно сильных ладоней.

— Будь ты проклята, — ласково сказал я. — Иногда я тебя ненавижу.

— Я тоже тебя ненавижу, — ответила она, и поцеловала меня. После этого ситуация приняла гораздо более интересный оборот, в течение которого мы признались в своей ненависти друг к другу ещё несколько раз.

Немного позже мы решили, что нужно возвращаться на собрание. Мы находились на различных стадиях наготы, поэтому начали одеваться, когда я услышал какой-то звук у двери. Я был так поглощён нашим «разговором», что не обращал внимания на свои остальные чувства, и теперь осознал, что у меня за дверью стояло двое мужчин — Дориан и Марк, естественно. Раскрыв свой разум ещё немного, я смог определить, что они стояли, прижав уши к двери.

Стремительно прошагав через комнату, я распахнул дверь. Я надеялся, что они шлёпнутся на пол, но они удержали равновесие.

— Какого чёрта вы делаете? — потребовал я.

Лицо Дориана было образцом смущения, но Марк был сметливее:

— Прости, Морт, мы тут просто разговаривали, и я тут вынужден был кое в чём признаться Дориану… — сказал он, повернувшись к нашему рослому другу с деланной серьёзностью на лице, и сжав руками его плечи. — Я тебя ненавижу, Дориан!

До Дориана наконец-то дошло:

— Я тоже тебя ненавижу, Маркус! — вытянул он губы, будто собирался поцеловать его.

— Я так тебя ненавижу! — воскликнул Марк, и крепко поцеловал его в губы. Это было для Дориана немного чересчур, и он отдёрнулся прочь.

— Фу! Не обязательно было заходить так далеко! — объявил он, внезапно смутившись. Я услышал, как у меня за спиной хихикает Пенни, и сам не смог удержаться от смеха.

— А где все остальные? Я удивлена, что тут нет других наслаждающихся этим зрелищем людей, — сказала Пенни.

— О, они все тут были совсем недавно! — с энтузиазмом сказал Маркус. — Но когда вы двое принялись усиленно друг друга ненавидеть, Ройс решил, что с нашей стороны было бы невежливо подслушивать.

— Так почему вы двое всё ещё здесь? — спросил я.

— Мы прокрались обратно сюда. Такое нельзя было упускать, — засмеялся Марк.

— Это была его идея, — поспешно добавил Дориан.

— Вы двое просто невозможны. Иногда я вас ненавижу, — сказал я, улыбнувшись, и широко расставив руки.

— Мы тоже тебя ненавидим! — воскликнул Марк, и мы все обнялись. Пенни каким-то образом оказалась в самой середине.

— Эй! Не нужно хватать меня за задницу… Дориан! — воскликнула она с деланным возмущением.

Дориан отскочил прочь с видом шокированной невинности:

— Это не я! — возразил он.

— Вообще-то, это был я, — признался Марк.

— Я думала, что ты теперь священник, или что-то вроде того? — набросилась она на него. — Разве такое поведение не порицается?

Я согласно зарычал, но я на самом деле не злился.

— Уверен, богиня меня простит. В конце концов, твои филейные части — лучшее доказательство того, что боги добры и справедливы, — ответил он, сложив ладони, будто в молитве.

— Ты невозможен! — сказал я, и мы направились по коридору к лестнице. Вопреки постоянному напряжению последнего месяца, мне было приятно находиться среди друзей. Я не мог не задуматься, насколько долго это продержится. Будущее казалось мрачным.

— Кстати, Пенни, — начал Марк, — ты что, прибавила в весе? Я не помню, чтобы ты была настолько… пышной.

— О-о-о! — завопила она. За этим последовало громкое шмяканье, когда Марк врезался в стену. Она его толкнула, и если судить по звуку, у него от этого мог остаться синяк.

Глава 20

Разрешение моих разногласий с Пенелопой заняло немного больше времени, чем они ожидали, поэтому мы пообедали, прежде чем вернуться за стол. Вообще-то, это не совсем точно: мы пообедали, прежде чем убрать со стола и вернуться к делам, поскольку мы и то и другое делали за одним и тем же столом. Теперь, когда мы уладили свои отношения, все выглядели гораздо более расслабленными.

— Так на чём мы остановились? — сказал я, снова начав дискуссию.

— Я думаю, мы остановились на месте, где мы пытались решить, как именно мы хотим потерпеть поражение, — пошутил Марк. Это было не особенно весело, поскольку по большей части это было правдой, но его слова заставили меня задуматься.

— Ты прав, — согласился я.

— Так ты решил образумиться, и присоединиться к королю? — спросил Сайхан.

— Не-а, я просто подумал, что Марк попал в яблочко. Мы подходили к этому с точки зрения ограничения наших потерь… планируя поражение. Ни в какой войне так никогда не побеждали, — заявил я.

— Неужели ты правда думаешь, что у нас есть надежда на победу? — ответил он.

— Я не уверен, но я пока не сдаюсь. Мы даже не закончили перечисление наших ресурсов, которые могут быть многочисленнее, чем мы думаем, — отозвался я.

— А что ещё у нас есть? — спросил Дориан.

— Деньги, к примеру… у нас есть много денег, и время их потратить, — сказал я.

— Ну, это хорошо… вы планируете ими кидаться, — вставил Джо, — но все деньги в мире не создадут армию прямо из воздуха.

— Ты прав. Мы никак не сможем сравняться с ними в численности, какой бы она ни была, но у меня в столице есть Роуз Хайтауэр, которая нанимает столько людей, сколько может найти. Возможно, она сможет найти достаточно, чтобы помешать противнику полностью задавить нас числом, — сказал я им.

— Не так уж много людей возьмут твои деньги и возьмутся за безнадёжное дело, — уведомил нас Марк, — особенно когда король также раскроет казну, чтобы нанимать для гораздо менее самоубийственной битвы.

— Я предлагаю больше, чем король, помнишь? Земля может привлечь людей, которых не искусить одними лишь деньгами.

— Это всё равно не отменяет того факта, что людей не хватит. Даже король не станет сражаться с ними здесь. Местность не даёт никаких преимуществ, сводя битву по большей части к тому, у кого армия будет крупнее, — сказал Сайхан.

— У нас есть кое-что, чего нет у них, — спокойно ответил Дориан.

— Что? — спросил у него старый воин.

— Он, — указал на меня через стол мой друг. — У нас есть единственный оставшийся в цивилизованном мире волшебник. У нас есть магия… у них — нет.

— Я ценю твою уверенность в своём друге, — успокоил его Сайхан, — но никакая магия не остановит армию числом в более чем десять тысяч.

— Ты не был там, в Ланкастере. Я — был. Он убил более сотни одним махом, — непоколебимо ответил Дориан.

— И это чуть не убило его самого, — добавила Пенни. — К тому же, я не думаю, что Вендраккас будет настолько добр, чтобы собрать всю свою армию в одном месте, где Мордэкаю будет удобно их всех сразу уничтожить. В Ланкастере все враги были в одной комнате.

— Ха! — вскрикнул Ройс. Все посмотрели на него, гадая, в чём смысл его странного восклицания.

— Повтори это, девочка.

— Это чуть не убило его… — неуверенно ответила Пенни.

— Нет, нет, последнюю фразу… про комнату, — сказал мой отец, пронзая её взглядом своих голубых глаз. Я знал этот взгляд. Он у него обычно появлялся тогда, когда Ройс одерживал верх над сложной задачей, творя что-то в кузнице.

— В Ланкастере все враги были в одной комнате? — повторила она.

— Ага, вот оно. Ты… — он казал на Сайхана, — ты сказал, что местность здесь не даёт преимуществ, поэтому король не будет здесь сражаться. Возможно, это не так.

— О чём ты, Ройс? — спросил Джо. На его лице уже проступила надежда. Он очень уважал идеи кузнеца, особенно после сражения с шиггрэс.

— Река… вот, смотрите, — он отодвинул несколько чашек, и попытался очертить местность пальцем по столу. — Ба, так не получится! Кто-нибудь, принесите мне бумагу и кусок угля.

Я встал, и сходил за ними. Бумага была в дефиците, поэтому я сомневался, что кто-нибудь ещё знал бы, где найти достаточно большой лист. Я же знал, где он хранил её у себя в кузнице. Ему часто нравилось планировать свою работу с помощью больших эскизов. Десять минут спустя я вернулся, и мы разложили большой лист на столе.

— Ладно… смотрите сюда, — сказал Ройс, начав чертить грубую карту местности вокруг Замка Камерон, включая Ланкастер и Арундэл. На севере длинная горная гряда создавала примерную границу между Лосайоном и Гододдином. К югу от неё лежали мои земли, с Ланкастером на востоке и Арундэлом на западе. Разрыв у западного конца горной гряды был самым часто используемым проходом из Гододдина в Лосайон. Там границу пересекала дорога, проходившая мимо Баронства Арундэла, следуя в Камерон, потом в Ланкастер, прежде чем повернуть на юг, вглубь Лосайона.

— Вот, откуда они придут, и им придётся пройти по дороге мимо Арундэла, — сказал он, начертив линию, которая представляла дорогу. Она шла на юг от гор, к Арундэлу, прежде чем повернуть на восток, мимо Камерона и Арундэла. — Вы можете заметить, что дорога большую часть пути идёт параллельно Реке Глэнмэй, — сказал он, добавив ещё одну линию чуть к северу от дороги. — Река течёт лишь в полумиле к северу от дороги почти по всей её длине, прежде чем вернуться обратно в горы к северу от Ланкастера, — продолжил он. Сама долина была очень отлогой, покатой травянистой равниной, тянущейся на мили между дорогой и горами. Здесь протекала большая часть сельского хозяйства трёх вотчин. К северу её ограничивали горы, которые также поднимались с южной стороны, где проходила дорога. Рядом с дорогой начинался лес, тянувшийся на много миль к югу.

— В общем, они последуют по дороге, ненадолго отходя от неё, чтобы по пути стереть с лица земли Арундэл, потом нас, и, наконец, Ланкастер. После этого они пойдут по дороге на юг, в собственно Лосайон, если только не хотят попробовать протащить всю свою армию через лес, а потом — предгорья центрального Лосайона. Я бы сказал, что это маловероятно, — сказал Ройс. Он поднял голову от своей грубой карты, окинув нас взглядом своих острых глаз: — Никто пока не отстал?

Я кивнул, но Сайхан его остановил:

— Ты начертил карту стихийного бедствия. Там нет ни горловин, ни мостов, ни узких проходов — лишь открытая, слегка покатая долина с дорогой и рекой. Я не вижу, как что-то из этого нам поможет.

— Ну, один мост есть, — вставил Дориан, — маленький, где дорога пересекает реку, прежде чем направиться в Гододдин.

— Хотя нам это и не поможет, — заметил Сайхан. — Река достаточно мелкая, чтобы в большинстве мест перейти её вброд. Вы можете сжечь мост, и их это едва замедлит. Даже если дорога курам на смех, большая часть этой долины такая гладкая, что даже вы могли бы пройти по ней почти так же легко, как по дороге.

— Дай мне закончить, — проворчал Ройс. — Долина мягко опускается вниз, к реке; с севера — от гор, с юга — от леса и дороги. Её исток лежит в восточном конце гор, к северу от Ланкастера. Там есть гораздо более мелкая долина, где горы сходятся вместе вокруг реки, прежде чем та входит в основную долину. Там каменистые холмы, которые находятся в пределах нескольких сотен ярдов друг от друга по обе стороны реки, как примерная граница между долиной поменьше и этой долиной.

Джо перебил его:

— Не хочу быть грубым, Ройс, но я не вижу, с чего бы им туда идти? Если, конечно, ты предлагаешь нам каким-то образом защищаться в Приюте Пастуха, — указал он. Так называлась долина поменьше — Ройс избегал использовать это имя ради тех, кто не знал эту местность.

— Нет, Джо, ты не понимаешь, что я имею ввиду, — указал он на узкий проход в Приют Пастуха, через который протекала река. — Вот же… Всё решится — дам бой там, — сказал он, осклабившись.

— Прошу прощения? — сказала Пенни.

— Дамбой там! — повторил мой отец, посмеиваясь. Иногда у него было странное чувство юмора, и ему нравилась его шутка.

— Ох! Это гениально, Рой! — закричал Джо. — Дамбой — там! — огляделся он, чтобы увидеть, дошло ли до кого-то ещё.

— Ты думаешь, что нам следует перекрыть там реку? — сказал я, положивконец замешательству, в которое пришли все остальные.

— Ага, перекроем там реку дамбой, и превратим Приют Пастуха в резервуар. Потом, когда эти ублюдки придут в долину, мы раскроем дамбу, и будем смотреть, как они тонут, — сказал он, засунул большие пальцы за пояс, и откинулся назад, будучи явно довольным собой.

Сайхана всё ещё заботили некоторые детали:

— Не будем забегать вперёд, у твоего плана по-прежнему есть несколько крупных проблем. Во-первых, дорога лежит слишком далеко от низины этой долины. У тебя не хватит воды, чтобы смыть их, если они будут идти по ней. Во-вторых, если ты попробуешь заставить их пересечь мост, то не сможешь правильно рассчитать время. Твоя дамба — более чем в десяти милях от моста. Ты никак не сможешь узнать, когда именно они будут пересекать реку, не говоря уже о том, чтобы сообразить, сколько времени потребуется воде, чтобы достигнуть этого места. В-третьих, требуется время, чтобы наполнить настолько большой резервуар, а Глэнмэй — не очень большая река. Даже если ты мог бы щёлкнуть пальцами и запрудить её сегодня же, всё равно уйдёт больше года на то, чтобы его наполнить. В-четвёртых, ты не можешь построить дамбу мгновенно — к тому времени, как она будет готова, они уже будут стучаться у твоего порога.

— С этим я уже разобрался, — сказал Ройс. — Мы не будем пытаться поймать их на мосту. Как ты и сказал, это слишком далеко — к тому же, такое количество людей будет вытянуто на мили в обе стороны. Мы подождём, пока они не окажутся на дороге, поближе вот к этому месту, — сказал он, указывая на карте точку, где дорога подходила близко к Уошбруку. — Мы устроим что-то, чтобы заставить их уйти с дороги, заставить их двигаться по долине рядом с рекой. Так, когда мы всё спустим, мы их застанем со спущенными штанами.

— Возможно, это как-то можно сделать, — подумал вслух Сайхан, — но что насчёт времени на строительство… и воды?

— Начнём строить сразу же, и будем строить снизу вверх. Построим основание и где-то футов десять в вышину, и перекроем реку. Будем продолжать строить вверх, пытаясь опередить подъём воды. Ты сам сказал, река не такая уж большая, резервуар не будет наполняться слишком быстро, — погладил Ройс свою бороду, размышляя над проблемой.

Сайхан сдался:

— Я не знаю ничего о строительстве дамб. Может, это и возможно, но я думаю, что это будет сложнее, чем ты полагаешь.

Вмешался Маркус:

— Чёрт, да это будет почти невозможно. Вам понадобятся огромные камни для основания, а их быстро не добудешь и не перевезёшь. После этого, если будете строить слишком быстро и неряшливо, вода размоет верхнюю часть раньше, чем застынет раствор. Предполагая, что у нас вообще хватит камня на верхнюю часть. Основание нужно будет сделать почти двадцать футов в толщину, если не больше… Я не знаю, может, Морт сможет с этим разобраться. Потребуется много математики, чтобы рассчитать давление воды у основания, когда дамба станет выше. Я — не инженер.

Я заговорил:

— Раствор нам не потребуется — я, наверное, смогу сплавить камни вместе. Однако нам придётся потрудиться над расчётами, чтобы понять, насколько толстой она должна быть. Могу представить, что и с добычей камня я тоже могу вам помочь. Мне придётся об этом подумать.

— А как мы выпустим воду? — спросил Джо. — Вы собираетесь встроить в неё шлюзовые ворота? Мне кажется, что это сделает конструкцию гораздо более сложной.

Я посмотрел на отца, и мы встретились взглядами. Он улыбнулся мне:

— Мы её взорвём, — сказал я.

— Ты говоришь о сотнях, возможно — тысячах тонн цельного камня. Да во всём королевстве не найдётся столько пороха! — заметил Джо.

— Ему не понадобится порох, Джо, — сказал Марк, махая руками в воздухе. Он показывал жестами творение какого-то рода заклинания — либо это, либо он изобретал новый тип эротического танца. — Бум! — драматично закончил он.

Пенни с сомнением поглядела на ужимки Маркуса:

— Прежде чем мы забежим вперёд, нужно сначала преодолеть определённые базовые трудности. Нам нужны рабочие для строительства дамбы — много рабочих. У нас имеется лишь ограниченное число людей, и если они будут тратить следующие несколько месяцев на строительство дамбы, то не смогут заниматься больше практически ни чем другим.

— Дамба — единственная из наших идей, имеющая хоть какую-то возможность принести нам победу, — ответил я.

— А если она не сработает? Если конструкция рухнет, или враг не сделает то, что вы хотите — что тогда? Она заберёт большую часть наших ресурсов, и мало что останется для запасного плана, — серьёзно сказала она.

Я посмотрел на моего отца, затем опять на Пенни:

— Если её можно построить — он построит, — сказал я, указав на моего отца. — Он — лучший чёртов кузнец на сотню миль вокруг.

— Без обид, Ройс, — заговорил Сайхан, — но ты — кузнец, а не инженер или каменщик.

Ройса это не волновало:

— А откуда берутся инженеры, а? Кто-то где-то проснулся однажды, и сказал… «Эй, может, мы сумеем это построить». Я, может, и не ходил ни в какие изысканные городские колледжи, но я знаю, как строить. Мой мальчик может помочь с математикой. Дайте мне людей, камень, и достаточно времени — и мы построим лучшую дамбу из всех, что вы когда-либо видели.

Сайхан, наверное, увидел что-то в лице моего отца:

— Ладно. Я тебе верю. Ты построишь эту дамбу. Нам всё ещё нужно сообразить, как позаботиться о том, чтобы враг был там, где мы его хотим, когда придёт время.

— Предоставьте это мне, — сказал я. — У меня есть кое-какие идеи.

— Например?

— Дайте мне несколько дней, чтобы над ними поработать, и я покажу вам всё, о чём я думаю, — ответил я. — Пока что нам нужно начинать двигаться. Строительство дамбы должно начаться немедленно, если мы хотим иметь хоть какие-то шансы закончить её к сроку, — сказал я, и мысленно пересчитал головы: — Дориан… езжай в Ланкастер. Если Джеймс там, то скажи ему, что нам нужен каждый его лишний работоспособный мужчина. Объясни ему то, что сможешь, а если у него всё ещё будут сомнения, скажи ему приехать повидаться со мной. Если его там нет, то скажи Дженевив — она не боится при необходимости проявлять инициативу.

— Когда мне ехать? — спросил Дориан.

— Сейчас же, — мгновенно ответил я. — Маркус, мне нужно, чтобы ты посетил Барона Арундэла. Ему нужно знать, что происходит — скажи ему, что для меня будет великой честью, если он меня навестит.

— Я не уверен, будет ли Шэ́лдон рад тому, что его к себе «призвал» сосед, — подал мысль Марк. — Что мне ему сказать?

— Прости? — сказал я, обескураженно уставившись на него.

— Что мне ему сказать? — повторил Марк.

— Ты сказал, что его зовут «Шэлдон»? — спросил я.

Марк засмеялся:

— Ага, в молодости ему покоя из-за этого не давали. Но я на твоём месте не стал бы шутить про его имя^[15], когда вы с ним встретитесь — он всё ещё несколько чувствителен насчёт этого.

Я покачал головой:

— Ладно, я, по крайней мере, предупреждён. Скажи ему, что прошёл слух о грядущей войне с Гододдином. Учитывая его положение, я уверен, что он будет более чем готов прийти обсудить это как можно скорее. Но не давай ему никакой другой информации. Я выложу ему всё остальное, когда он явится.

— Это я могу. Он будет этому не рад, но это — твоя проблема, не моя, — сказал Марк, направившись к двери.

— Эй! — крикнул я ему вслед. — Я ещё не сказал тебе ехать!

Он крутанулся на ходу:

— Но ты собирался! — отозвался Марк, и продолжил идти. Должен был признать, что порой он знал меня лучше, чем я сам.

— Джо, — обратился я к нему следующим.

— Да, сэр! — вытянулся он в струнку.

— Тебе не обязательно так делать, Джо — я же не генерал.

— Я отслужил в королевской гвардии, старые привычки никуда не делись. В любом случае, насколько я могу судить… вы скоро таковым станете, — ответил он, не шелохнувшись. И продолжил стоять навытяжку.

Я вздохнул:

— Ладно, как хочешь… Джо, Роуз Хайтауэр сейчас в столице, договаривается о припасах и нанимает для нас людей. Ей нужно знать, о принятых нами решениях. Нам понадобятся ещё рабочие, лес, каменщики, еда и… чёрт, я не знаю, что ещё. Спроси отца, ему лучше знать, какие в точности нужны материалы.

— Сайхан, я хочу, чтобы ты поехал с Джо. Я не могу рисковать потерять его в дороге, а путь он должен проделать как можно скорее, — сказал я, глядя мрачному воину в глаза.

На миг я подумал, что он может возразить.

— Ладно. Пусть Дориан поработает с ней над владением мечом, пока меня нет. Ей нужно не прекращать тренировок, — сказал он, кивнув на Пенни.

Последним я посмотрел на отца:

— Пап…

— Я возьму лошадь, съезжу посмотреть на место строительства дамбы, — ответил он, не дожидаясь, пока я закончу.

Я широко улыбнулся ему — конечно же он знал свою работу лучше меня.

— Мы с Пенни поедем с тобой. Мне нужно самому увидеть, — сказал я. День уже наполовину прошёл, поэтому мы больше не стали терять ни минуты.

Глава 21

Когда мы достигли местности, где Приют Пастуха переходил в основную долину, уже смеркалось. Я уже много лет там не бывал, но это место выглядело примерно таким же, каким я его и запомнил. Земля была каменистой и испещрённой валунами рядом с протекавшей рекой, и с южной её стороны было добрых пятьдесят ярдов до холмов. Северный край реки почти вплотную прилегал к массивной скале, где река сталкивалась с горами.

— Тут много открытого пространства, которое надо заполнить, — заметил я.

— Могло быть и хуже, — ответил Ройс. — Будь это легко, все бы строили дамбы.

— Насколько глубокая здесь река? — спросила Пенни.

— Точно не знаю. Дай-ка мне взаймы эту твою большую палку, Мордэкай, — сказал отец. Я мог лишь предположить, что он имел ввиду мой посох.

— В этом нет необходимости, — ответил я. — Я её чувствую. Она глубиной примерно в пять футов в середине русла, и, может быть, фута два — у берегов.

— Чертовски полезный талант, — заметил мой отец.

— Интересно, насколько они высокие, — подумал я вслух, глядя на скалистые стены с северной стороны. Я подошёл ближе, и заметил, что в нескольких футах от реки растёт шалфей. Не будучи из тех, что зря упускают возможности, я решил принести шалфей матери. Ей всегда нужны были дополнительные приправы для готовки. Я со стыдом обнаружил, что забыл свой нож.

— Эй, Пап, у тебя есть с собой нож?

— Я же штаны не забыл, так ведь? — бросил он в ответ. Надо было догадаться, что он так ответит. Он осклабился, и передал мне нож: — Поверить не могу, что ты забыл нож. Я думал, что воспитал тебя лучше!

Я срезал большой пучок, и убрал его в сумку, прежде чем отдать нож обратно.

— Там, наверное, высота больше сотни футов на той стороне, — сказал я, снова посмотрев вверх.

— Ага, но на другой стороне — лишь около тридцати, — указал Ройс. — нам придётся увеличить длину, когда начнём строить выше. Тем не менее, выглядит многообещающе.

Пенни смотрела на восток, в Приют Пастуха:

— Река не выглядит достаточно большой, чтобы наполнить это за имеющееся у нас время.

— Ты забываешь весеннюю оттепель. Когда горы нагреются, река разбухнет от талой воды, — напомнил ей Ройс. — Темнеет уже. Полагаю, нам придётся разбить лагерь здесь.

— Я могу видеть в темноте, — сказал я им. — Если вы не против проехать ещё несколько часов верхом, мы сможем поспать у себя в кроватях. К тому же, я хочу быть там, когда завтра начнут прибывать посетители.

* * *

Поначалу следующий день шёл медленно. Мне не терпелось увидеть, какую помощь мы можем ожидать от Ланкастеров. Когда я последний раз видел Джеймса, он ещё не решил, каким будет его ответ на призыв Короля к оружию. Он планировал встретиться с Королём Эдвардом на следующий день после моего отъезда, и я нервничал насчёт исхода этой встречи.

Высока была вероятность того, что он ещё не вернулся из столицы, и это значило, что Дженевив будет вынуждена принять решения, которые, возможно, могли пойти вразрез с его желаниями. Как бы то ни было, ситуация могла обернуться неудобным образом.

Поскольку мне нечем больше было заняться тем утром, я решил поработать над своей новой идеей. Наш сеанс планирования выделил тот факт, что нужен был какой-то способ заставить врага избегать дороги, и двигаться через долину по её низине. Нам также необходимо будет найти способ уничтожить нашу новую дамбу, когда придёт нужный момент. Мне показалось, что у меня было кое-что, способное, возможно, достичь обе цели.

В прошлом году, во время битвы против культистов в Замке Ланкастер, я использовал заклинание, которое я ласково называл «флэшбэнг». Я знаю… над именем следует ещё поработать, но я пока не нашёл для него обозначения получше. Если кратко, оно заключалось в создании маленькой сфокусированной энергетической точки, которая вспыхивала вовне, создавая интенсивный свет и громоподобный звук. Она на самом деле не повреждала никого рядом, никакой взрывчатой силы там не было, но она ослепляла и оглушала всех, кто находился недалеко от неё.

Конечно, то, что мне нужно было теперь, требовало и взрывной силы. Это было бы достаточно просто — моё владение лайсианским значительно улучшилось. Я легко мог смастерить любое число вариаций этого заклинания, добавить огонь и физический взрыв было бы просто, даже если бы они требовали больше энергии. Большой проблемой было то, что я не мог быть повсюду, где нужно, когда прибудет враг. Сгонять врага с дороги придётся в основном у западного её конца, и в то же время кто-то должен уничтожать дамбу на восточном конце долины. Я не мог быть в двух местах одновременно, и от одного конца к другому было по меньшей мере шесть часов езды.

Это также игнорировало достаточно хорошо представляемый мною факт, что такие многочисленные насильственные применения силы вымотают меня прежде, чем я закончу какую-либо из этих задач. Что мне было нужно, так это способ устраивать взрывы заранее. Однако мои предыдущие эксперименты с зачарованием подали мне идею. Ранее я сделал маленький резак, который втягивал энергию тепла и сохранял её. К сожалению, он зрелищным образом взорвался, когда втянул в себя больше энергии, чем могли удержать чары. Я подумал, что смогу воссоздать это, убрав «поглощающий тепло» компонент. По сути, я нанесу руны на маленький предмет, чтобы запасать энергию, которую я предоставлю, а потом выпустить эту энергию в подходящее время. Я думал, что в зависимости от рун, которые я использую, можно будет менять тип высвобождаемой энергии — огонь, свет и так далее…

Сперва я попробовал это на маленьком деревянном кубике. Я нанёс на него простые руны, чтобы он сохранял силу, и окружил их вторым набором символов. Надежда была на то, что вторичные руны направят высвобожденную энергию в виде огненного взрыва. Приготовив его, я стал сосредотачивать на нём мою волю, вливая в него столько энергии, сколько он, по-моему, мог удержать.

К счастью, у меня хватило здравого смысла экспериментировать снаружи, поддерживая вокруг себя сильный щит. Прежде, чем я сумел влить внутрь половину той энергии, которую он «по-моему» мог удержать, кубик взорвался прямо у меня на глазах. Меня отбросило почти на двадцать футов, вокруг полыхало белое пламя. Мой щит оградил меня от большей части повреждений, но два ближайших дерева потеряли большую часть листвы. Я сделал себе в голове зарубку — приказать их срубить. Нам всё равно понадобится древесина.

Я попытался снова, на этот раз поддерживая более приличную дистанцию. Заряжать предмет силой с расстояния в двадцать футов было труднее, но я сумел это сделать без особых сложностей. Этот также взорвался примерно в тот же момент. Хотя взрыв был впечатляющим и сбил меня с ног даже на расстоянии в двадцать футов, я всё же ни на шаг не приблизился к тому, чего надеялся достичь.

Для третьего теста я использовал более крупный кусок дерева, здраво рассудив, что общий размер объекта, возможно, имел отношение к тому, сколько энергии тот мог удерживать. Этот продержался немного дольше, прежде чем взорваться, но я всё равно не был доволен. Наконец мне пришло в голову попробовать другой материал, поэтому я попытался воспользоваться камнем размером с мой кулак.

В этот раз взрыв был достаточно сильным, даже с двадцати футов он подбросил меня в воздух. Сила удара заставила меня влететь в дерево, заставила мой щит распасться, и какой-то из осколков камня порвал мне щёку, оставив милый разрез. Я не буду вдаваться в детали того, что я сказал после этого, но я усердно учился ругаться с того самого дня, когда Сайхан вдохновил меня своей морской удалью.

К этому моменту моё «выступление» привлекло зрителей, включая моего отца.

— В этот раз ты себя почти убил, — сказал он, хлопнув меня по спине. — Продолжай трудиться, и я уверен, что ты добьёшься успеха.

— Спасибо, Пап, — кисло сказал я.

— Попробуй заниматься этом там, ниже по склону — там есть большой валун, за которым ты можешь прятаться. Так у тебя будет что-то покрепче для защиты от взрыва, — предложил он.

Я готов был пнуть себя за то, что не подумал об этом раньше:

— Хорошая мысль, но я всё равно не получаю от этой хрени то, чего хочу, — сказал я. Я объяснил ему, чем я занимался. Хотя он ничего не знал о магии, мой отец был очень опытным во множестве других вещей. Я подумал, что у него может быть какая-то идея получше. Как оказалось, я был прав.

— Судя по всему, ключ лежит в крепости материала, или, может быть, в плотности, — подумал он вслух, — как бы то ни было, ты не найдёшь в округе ничего крепче и плотнее железа.

— Я не хочу уничтожать твои заготовки, — сказал я ему.

— Не… только часть шлака, оставшегося с тех пор, как мы делали те твои ожерелья. У меня, наверное, двадцать или тридцать фунтов осталось на переплавку, — предложил он.

Шлак представлял собой кусочки оправленного железа и окалины, оставшиеся после литья изделий. Он был практически бесполезен, если его не пустить каким-нибудь образом в дело.

Немного поискав, я нашёл кусок шлака размером с детский кулак. Он был очень растрескавшимся, и, вероятно, раскололся бы от первого же удара молотом, но для моего теста он мог подойти идеально. На этот раз я оставил себе тридцатифутовую безопасную зону, и спрятался за валуном, который мне указал отец. Я вливал в него силу, наверное, почти пятнадцать минут — безрезультатно. Я уже влил больше, чем, как я думал, было нужно для приличного взрыва, а он всё ещё держался. Это меня вполне устраивало, поскольку я планировал остановиться, и создать второе заклинание для выпуска энергии по команде, но я подумал, что прежде мне следует узнать, какая у него устойчивость. Я не хотел позже устраивать несчастные случаи, вливая в них больше энергии, чем они могли удержать.

Ещё пять минут, и он наконец раскололся. Получившийся взрыв лишил меня слуха и сотряс землю. Я весьма уверен, что валун спас мне жизнь. Когда я выглянул из-за него, чтобы взглянуть на последствия, я был в шоке. Земли на расстоянии в десять футов вокруг центра больше не было, вместо неё была глубокая впадина. Вокруг неё трава и почва были выжжены на ещё пятнадцать футов. Бок валуна, принявший на себя взрыв, почернел и покрылся дырками в местах попадания осколков.

Подбежала Пенни, и, казалось, что-то кричала мне, но я ничего не слышал поверх непрекращающегося звона у меня в голове.

— Что?! — крикнул в я ответ. Себя я тоже не слышал. Наконец она сдалась, и увела меня обратно в замок, где отыскала немного бумаги, чтобы на ней писать:

— Ты дурак? — написала она своим едва читаемым почерком.

— Возможно, — написал я в ответ, а потом добавил: — Но я точно глухой.

Она начала снова писать:

— А я — нет. Тебе не нужно писать мне свои ответы… идиот.

После этого наш разговор стал более красочным, но, если честно, мне это нравилось. Подозреваю, что ей — тоже, хотя она определённо волновалась, что я случайно убьюсь. В конце концов она меня убедила, что на сегодня хватит — по крайней мере до тех пор, пока не вернётся мой слух. Я сделал себе в уме зарубку — использовать на ушах звуковой блок, прежде чем продолжать эксперименты.

* * *

Во второй половине дня слух ко мне возвращался медленно. Я проверил свои барабанные перепонки, думая, что они могли быть порваны, но, к счастью, они были целы. Примерно в то время, как я снова смог различать голоса, прибежал Сэсил Дрэйпер, чтобы уведомить нас, что Дориан вернулся, вместе с герцогиней. Мы поспешно спустились, чтобы встретить её.

Мы поприветствовали её прямо за дверями донжона:

— Рад снова видеть тебя, Дженевив! — сказал я.

Она ответила, но я не совсем расслышал, что именно. Её голос был приглушённым и нечётким. Пенни увидела моё замешательство, и пришла на помощь:

— Она говорит, что прибыла сразу же, как только узнала! — крикнула она. После чего повернулась к Дженевив: — Простите, ваша светлость, он сейчас наполовину глух, вам придётся кричать, чтобы он услышал!

Герцогиня дёрнулась от громкости голоса Пенни — она не привыкла к тому, что на неё кричат. Однако она быстро оправилась и ответила:

— Я вижу, что тут есть какая-то история, которой вам придётся со мной поделиться!

Я засмеялся, увидев как они кричат друг на друга из-за меня:

— Идём внутрь, мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Чуть позже мы сидели в передней гостиной моих покоев. Пенни нашла вина, чтобы предложить герцогине выпить, но Дженевив отказалась:

— Нет, спасибо, дорогая. Ещё рановато пить. Если у тебя есть чай, то он будет очень кстати, в пути у меня весьма пересохло в горле.

Я не стал терять времени, и пока Пенни пошла искать чай, я уведомил герцогиню о наших планах. Потребовалось немного времени, чтобы их все пересказать, но, к счастью, она была не такой глухой, как я.

— Я знаю, что это ставит вас в неудобное положение, ваша светлость, поскольку Джеймс ещё не вернулся, но мне нужна ваша помощь.

Она подалась вперёд, закричав в ответ:

— Джеймс не бросил бы тебя, Мордэкай. Мы не забыли, что ты сделал в прошлом году — если бы не это, сейчас никакого из нас здесь не было бы. Эта твоя дамба мне напоминает кое о чём, что ты попросил меня тогда сделать.

— Что именно? — спросил я.

— Ты хочешь, чтобы я снова помогла тебе провести черту, — ответила она. Она имела ввиду черту, которую она провела, чтобы помочь сотворить заклинание, которым я убил напавших на нас культистов. Это был трогательный способ напомнить мне о том, как мы в тот день работали вместе.

— Именно, — сказал я.

— Что тебе нужно? — добавила она.

— Люди, — просто сказал я. — Все работоспособные мужчины и женщины, которых вы можете послать. Нам нужно построить эту дамбу как можно быстрее, и не хватает у нас прежде всего сильных спин и верных рук.

— То, что ты просишь, сложно осуществить. Сейчас — середина осени, все мои люди заняты сбором урожая. Я могу выделить большую часть гвардейцев, чтобы тебе помочь, хотя они и будут ворчать, занимаясь черновой работой, — сказала она, задумчиво сжав губы.

Я уже размышлял на эту тему:

— Мне понадобятся все. Я собираюсь скупить всю еду и зерно, какие только смогу заполучить, прежде чем начнётся зима. Я полагаю, что смогу позволить себе достаточно, чтобы не дать нам умереть с голоду до первого весеннего урожая, — сказал я. Год был исключительно урожайным, поэтому я уже привёл в движение планы, по которым Роуз должна была скупить как можно больше еды, прежде чем зима перекроет дороги.

Дженевив Ланкастер нахмурилась, обдумывая мою идею:

— Ты знаешь, сколько это будет стоить? Тебе придётся кормить более тысячи ртов, пока не будет собран первый урожай в следующем году.

— Гораздо больше, — уведомил я её. — Я также нанимаю всех доступных мужчин, поэтому я планирую купить достаточно, чтобы накормить хотя бы две тысячи.

— Это будет стоить несколько тысяч марок. Даже при всех наших с Джеймсом сбережениях мы останемся без гроша, если пойдём на такое, и это если предположить, что короля не оскорбит покупка тобой ценных припасов в то время, когда они нужны ему самому, — нахмурилась она.

— Если честно, мне плевать. Мы с Королём Эдвардом всё равно сейчас не в лучших отношениях. Если мы не переживём эту войну, то это вообще будет не важно.

Пенни вернулась, неся поднос с чаем и набором сладкого печенья. Я не мог не задуматься, откуда она его взяла. Когда я отправлялся на охоту за едой, у повара сладостей никогда не было. Она поставила поднос, и предложила Дженевив чашку, которую та с благодарностью приняла. Пенни села рядом со мной, но ойкнула, и чуть не спрыгнула с дивана. Я тайком положил ладонь ей под зад перед тем, как она села. Она зыркнула на меня, и уселась немного подальше, ничего не сказав. Она скорее всего не хотела оскорблять герцогиню.

Дженевив подняла бровь, бросив на меня взгляд поверх своей чашки. Мне показалось, что я углядел намёк на улыбку на её лице, но она не стала комментировать мои проделки.

— Хорошо, Мордэкай, я помогу тебе снова «провести черту». Ты получишь всех работоспособных мужчин, которыми я могу пожертвовать. Женщины Ланкастера тоже не будут сидеть сложа руки — мы соберём то, что сможем, пока их мужья работают над твоей дамбой.

— Мы вас не разочаруем, ваша светлость, — с благодарностью сказал я.

— Ты никогда меня не разочаровывал, Мордэкай. Ты всегда был моим любимым племянником. Что бы нас ни ждало, победа или поражение, я всегда буду тобой гордиться, — с затуманившимися глазами сказала она. Дженевив быстро отпила чаю, прежде чем поставить чашку и встать: — Мне пора идти.

Пенни поспешно встала:

— Но ты даже чай не допила!

— Что у нас есть, так это время, и я не думаю, что мы можем себе позволить тратить его зря. Я начну отдавать распоряжения этим вечером, когда вернусь домой, — сказала она. Дженевив подалась вперёд, коротко обняв Пенни, и прошептав ей на ухо: — Удачи тебе, дорогая моя — думаю, что с ним тебе хватает дел по горло.

Я стоял в замешательстве, когда Пенни и герцогиня обе бросили на меня взгляды. Я не слышал ни слова, поскольку они говорили очень тихо.

— Что? — сказал я.

Пенни бросила на герцогиню понимающий взгляд:

— Ты и понятия не имеешь! — сказала она, и они обе засмеялись.

Глава 22

Я думал, что следующим утром у меня будет время продолжить мои эксперименты, но так случилось, что барон решил объявиться в тот день пораньше. Я уже переоделся в рабочую одежду из простого льна, с кожаным кузнечным фартуком, поэтому я был неважно одет для встречи с ним. Хотя лично меня это ни капельки не волновало.

Я увидел его, въезжающим через ворота вместе с двумя слугами позади, и направился встретить его, прежде чем он доберётся до внутреннего донжона.

— Рад встрече, милорд! — громко сказал я, пройдя вперёд, чтобы протянуть ему руку.

Он с очевидным ужасом посмотрел на меня со своей лошади. Его, похоже, ошарашило то, что я так небрежно к нему приблизился:

— Прошу прощения, мы знакомы? — осведомился он, держа свои руки подальше от моей.

Я уставился на него ненадолго, сбитый с толку его сдержанностью. Лорд Арундэл был стройным мужчиной лет тридцати с небольшим, с хорошо постриженными светлыми волосами. Ветер сменился, и я уловил запах лаванды в воздухе.

— Нет, не думаю, что знакомы. Прошу прощения за недопонимание, меня зо…

— Я здесь с визитом к твоему лорду, Графу ди'Камерону. Так что ты меня извинишь, если я не буду останавливаться, чтобы поболтать, — резко сказал он и, больше не церемонясь, пустил свою лошадь вперёд. Я поспешно отступил, чтобы позволить ему проехать.

Я смотрел ему вслед, поражённый его высокомерием. Пока я стоял, ко мне подошёл Сэм Тёрнэр.

— А это что такое?

— Мне кажется, что Лорд Арундэл не ожидал встреть дворянина, одетого как я, — ответил я.

Сэм засмеялся:

— Вот же стыдно ему будет, когда вы переоденетесь в изысканную одежду.

На моём лице расплылась злорадная ухмылка:

— Нет… я думаю, что встречу его прямо так. И вообще, нам, наверное, следует улучшить мою скромную внешность, — сказал я. Знаю, мне не следовало вести себя так по-детски, но иногда у моей личности просыпается бесовская сторона. Я не уверен, откуда она у меня.

Отец наткнулся на нас несколько минут спустя, когда мы стояли рядом с поилкой для лошадей у конюшни. Мы вылили воды на пыльную землю, превратив её в грязную кашу. Сэм помогал мне щедро обмазывать ею мою одежду.

— Ну, вы выглядите довольными как свинья в грязи, — сухо заметил Ройс.

Это заставило нас с Сэмом захихикать, пока мы объясняли наш замысел. Мой отец тоже тихо засмеялся. Он всегда был превосходным образцом для подражания:

— Сын, тебе надо перестать валять дурака, и идти разбираться с делами, — сказал он. Ройс наклонился, и опустил ладонь в грязь, прежде чем с любовью похлопать ею меня по щеке: — Ты же не хочешь заставлять барона ждать.

— Дайте всем знать, чтобы держались как можно формальнее — я сегодня не потерплю ни от кого явно фамильярного отношения, — подмигнул я им, направившись в донжон.

Дориан встретил меня у двери:

— Морт! Здесь Лорд Арундэл, тебе нуж… — начал говорить он, и затих, увидев мою внешность: — Что за хрень с тобой случилась?

— Шэлдон был немного груб, когда прибыл, поэтому я решил надеть для него свою лучшую одежду, — самодовольно ответил я.

— Наличием чувства юмора он отнюдь не славится, Мордэкай. Ты его точно оскорбишь, — сказал Дориан с тем озабоченным выражением на лице, которое я там более всего привык видеть.

— Не волнуйся, я буду самой учтивостью, — сказал я, улыбаясь. — Скажи ему, что я сию минуту встречу его в главном зале, — закончил я, и отправился наверх, искать Пенелопу.

Она увидела меня, как только я вошёл в наши покои:

— Фу! Вон! Чем это ты весь покрыт? — отреагировала Пенни, и я понял, что она была рада меня видеть.

— Здесь Лорд Арундэл, с визитом, — сумел выдать я, прежде чем она погнала меня к двери.

— Боги! Тебе нужно переодеться… и помыться! Что он подумает, если увидит тебя таким?

Я осклабился:

— По меньшей мере, ему, возможно, придётся заново обдумать то, как он здоровается с людьми, — сказал я, и несколько минут потратил, чтобы объяснить нашу встречу во дворе.

— И ты думаешь, что это улучшит ситуацию? — воскликнула она. — Честное слово, Морт, я за тебя беспокоюсь. Бывают моменты, когда ты совершенно поразителен… а потом… бывает всё остальное время, — сказала она, шумно вздохнув.

Я повернулся и ушёл, пока она не испортила мне веселье:

— Спускайся, когда будешь готова. Я не хочу держать его в ожидании.

— Постой! Нет… — закричала она вслед. Она могла бы меня остановить, если бы схватила за руку, но мне кажется, что она боялась грязи. Я сбежал от неё, и двинулся вниз по лестнице, шагая через две ступени за раз. Двери в главный зал я достиг, будучи на несколько футов впереди неё.

— Как я выгляжу? — спросил я, приглаживая свои волосы небольшим количеством грязи с моей рубашки.

— Ужасно, глупец ты этакий, — ответила она, окидывая меня своим самым серьёзным гневным взглядом.

— Идеально, — сказал я, и открыл дверь.

Лорда Арундэла я нашёл сидящим за высоким столом вместе с Дорианом и моей матерью. Я и не знал, что она была в замке, иначе я бы пересмотрел свой поспешный план. Те мне менее, сделать ничего уже было нельзя. Я подошёл поприветствовать его.

— Лорд Арундэл! Так хорошо видеть вас столь скоро, — снова протянул я ему руку, но он и не шелохнулся, чтобы взять её. Бросив взгляд по сторонам, я увидел, что у моей матери отвисла челюсть от моего вида — я заволновался, что её может хватить удар.

Дворянин обратился сперва к Дориану, игнорируя моё присутствие:

— Сэр Дориан, кто этот человек?! Он уже вторично пристаёт ко мне.

Губы Дориана приняли форму большой буквы «О», пока его разум бился над сложившейся ситуацией. Наконец он вернул себе дар речи:

— Барон, позвольте мне представить Мордэкая Иллэниэла, Графа ди'Камерона. Мордэкай, это — Шэлдон Арундэл, твой ближайший сосед, — произнёс Дориан с таким видом, будто каждое слово стоило ему года жизни.

Теперь пришёл черёд барона быть шокированным — его рот открылся и закрылся несколько рез, прежде чем он наконец заговорил:

— Лорд Камерон, похоже, что вы поставили меня в глупое положение.

Я не мог сказать, был ли он расстроен — по виду он всё ещё был в шоке.

— Вздор, — заверил я его, смеясь. — Вы по большей части поставили себя в него сами, я лишь немного повеселился, поскольку вы выглядели сбитым с толку. Садитесь, выпейте вина, — указал я на стул, и сел сам.

Моя мать едва сдерживалась:

— Мордэкай, почему ты покрыт грязью? — говорила она спокойным тоном, но я был уверен, что она была довольно обеспокоена. Мама определённо не воспитывала меня так, чтобы я приветствовал лордов, имея вид свиньи в луже. Видения розг невольно всплыли у меня в сознании. Полагаю, никто никогда не избавляется от закоренелых детских страхов.

— Прости, Матушка, я спешил догнать Лорда Арундэла после нашей хаотичной первой встречи, и поскользнулся в грязи у конюшен, — заявил я. Выражение её лица сказало мне всё, что мне нужно было знать о том, каково было её мнение относительно правдивости моих слов. Я одарил её особо широкой улыбкой, чтобы она расслабилась, и вернул своё внимание к барону: — Я ценю то, что вы прибыли так быстро, учитывая тот факт, что у нас прежде не было возможности познакомиться.

Добрый барон, похоже, стал возвращать себе самообладание, хотя его взгляд постоянно отклонялся к грязи у меня в волосах.

— Ну, да, я думал произвести хорошее впечатление, поскольку мы стали соседями лишь недавно. Могу я спросить, почему вы были одеты как крепостной?

Я ощутил, как меня злит этот термин. До недавнего времени меня вполне могли назвать таковым, по крайней мере — недостаточно осведомлённые люди могли.

— Я здесь крепостных не держу, милорд; все граждане Уошбрука — фригольдеры.

— Пусть будут фригольдеры — мне всё равно, как вы называете своих крестьян, — сказал он, небрежно отпив вина. — Я не могу не задуматься, не планировали ли вы эту шутку заранее перед моим прибытием.

Моё отношение к барону быстро теплело, поскольку было ясно, что мы с ним великолепно поладим:

— Нет, я боюсь, что моя неважная попытка пошутить была совершенно спонтанной. Я направлялся в кузницу, чтобы поработать с моим отцом над одним проектом, — сказал я, и увидел, как Дориан отрицательно качает головой, находясь вне поля зрения барона.

— Я слышал, что вы выросли в необычных обстоятельствах — вы, наверное, имеете ввиду своего приёмного отца? — мягко спросил барон.

— Да, — ответил я. Его несносная манера держаться меня раздражала, мягко говоря: — Не хочу быть резким, но мне нужно передать некоторые весьма не терпящие отлагательства новости, — перевёл я тему. Я беспокоился, что чем дольше мы говорим, тем хуже обернётся ситуация, поэтому я решил перейти сразу к делу.

— Пожалуйста, продолжайте — я предпочёл бы не испытывать более ваше гостеприимство, — сказал барон, который, похоже, желал побыстрее закончить разговор не меньше меня самого.

Я выдал ему кратчайшую версию того, что я выяснил относительно неизвестной угрозы со стороны шиггрэс и более грозной опасности вторжения из Гододдина. Какой бы короткой она ни была, ушла четверть часа на то, чтобы передать ему новости, и всё это время барон почти не выказывал признаков тревоги.

— Вы говорите, что уведомили короля? — наконец спросил он.

— Уведомил.

— Каков был его ответ?

— Он встретит захватчиков на реке Трэнт. Он планирует объявить военный призыв с приходом весны, — сказал я ему. — Когда мы это с ним обсуждали, я сказал, что не собираюсь отвечать на этот призыв. Вместо этого мы с Ланкастером встретим их в этой долине. У нас есть план п…

— Вы ослушались короля? — перебил он.

— После короткого разговора он увидел мудрость в том, чтобы дать мне позволение сделать попытку остановить их здесь, — сказал я, поддерживая голос нейтральным, чтобы скрыть моё растущее раздражение.

— Вы собираетесь схватиться с ними сами… вы либо безумец, либо глупец, — сказал барон с нескрываемым презрением.

— Мы с Джеймсом из Ланкастера будем работать вместе — у нас есть план, который может принести успех. Если вы меня выслушаете, то, я думаю, найдёте в нём надежду.

— Не думаю. Я также не верю, что герцог согласится участвовать в ваших глупых замыслах, — встал он, будто собираясь уйти.

Я был готов получить ярлык глупца, если это позволило бы заполучить помощь барона, но теперь, судя по всему, это уже вряд ли могло случиться.

— Пока вы не ушли, — осведомился я. — Что вы намереваетесь делать?

— Это должно быть очевидно для всякого, кроме покрытого грязью безумца. Я возьму своих бойцов, и присоединюсь к королю как можно скорее, — ответил он, и направился к двери.

— А что ваши люди? — крикнул я вслед.

Барон остановился на миг, прежде чем ответить:

— Я отстрою всё заново, когда война минует. Лишь бы была земля — а люди придут.

Все в комнате глазели на меня. Пока что я держал себя в руках, хотя я, возможно, сперва и не произвёл хорошее впечатление. Теперь, судя по всему, добрые слова были бесполезны. Когда он потянулся к дверной ручке, я подумал было его остановить, но не увидел надежды его переубедить.

— Вот же ублюдок! — заметил я, когда дверь за ним закрылась.

— Не думаю, что твой внешний вид помог делу, — сказала Пенни. — Хотя я удивлена, что ты удержал себя в руках. После того, как он упомянул твоего отца, я думала, что ты его тут же обратишь в пепел.

— А я и так не захотела бы принять от него помощь, — добавила моя мать. С этим все согласились, но я не мог не задуматься о том, что люди барона могут оказаться решающим фактором в грядущей войне. Мы ведь даже не были уверены, что достроим дамбу вовремя.

Глава 23

На следующий день я вернулся к работе над моими новыми взрывными чарами. Поскольку идея моего отца сработала настолько хорошо, я решил и дальше пользоваться железом для всех своих будущих экспериментов. Я использовал несколько кусков, чтобы поточнее прочувствовать, сколько силы можно было влить в определённый объём железа, не рискуя преждевременным взрывом. Перед каждым тестом я тщательно защищал уши.

Точно определив количество энергии, которое я мог использовать, я перешёл ко второй задаче — к поиску способа инициировать взрыв издалека. Я легко мог это делать лично, если кусок железа был в пределах примерно пятисот ярдов от меня, но для того, чтобы наш план сработал, их нужно будет использовать на гораздо более дальних расстояниях. Самоцвет, который Сайхан использовал во время моего ритуала связывания, дал мне необходимую идею.

Концепция была проста: я включу самоцвет в первичные чары, удерживающие энергию в железе. Впоследствии я, предположительно, смогу его извлечь, и детонировать железо, расколов камень. Настоящей проблемой было то, что самоцветов не хватало — в самом деле, у меня не было ни одного, кроме вставленного в обручальное кольцо Пенелопы алмаза. У меня было такое ощущение, что она будет не очень рада мысли о том, чтобы я его раздробил для тестирования моего нового заклинания. Да и алмазы в любом случае известны не тем, что их легко уничтожить.

В конце концов я выбрал стеклянные бусины. Насколько я мог судить, не было причин, по которым активирующий камень на самом деле должен был являться «драгоценным». Он просто должен был являться чем-то достаточно прочным, чтобы не сломаться случайно, и достаточно хрупким, чтобы легко дробиться.

Что странно, стеклянные бусы было найти почти так же трудно, как драгоценные камни. В Уошбруке уже несколько десятилетий не было стеклодува. Городок довольствовался деревянными ставнями на окнах и самодельными глиняными изделиями в качестве столовой посуды. После бесплодных поисков и опроса различных горожан, я сдался, и вернулся в замок, чтобы пообедать.

Пенни изучала меня взглядом, пока мы ели.

— Ты кажешься сильно задумчивым, — заметила она.

Я осознал, что молчал большую часть трапезы:

— Прости. Я просто пытался решить одну из проблем с новым заклинанием.

— Возможно, тебе следует поделиться своими идеями со мной. Позволь мне их выслушать. К тому же, я хотела бы знать, о чём ты думаешь, до того, как ты себя убьёшь по неосторожности, — сказала она. Меня никогда не перестаёт удивлять, насколько сильна её вера в моё магическое экспериментирование.

У Пенни был живой ум, и она быстро поняла мою проблему:

— Так тебе просто нужны стеклянные бусы?

Я утвердительно кивнул.

— А это обязательно должны быть бусы? Как насчёт поддельных драгоценных камней, ну, знаешь… гранёного стекла? — предложила она.

— Это сгодится не хуже, — ответил я, — но я тут пока особо никаких драгоценностей не видел. А ты?

— Нет, но они есть в Замке Ланкастер, — напомнила она мне.

Я чувствовал себя слегка тупым:

— Где?

— Канделябр в солнечной комнате — в мои обязанности раньше входило чистить его от пыли раз в неделю, на это всегда уходила целая вечность, — сказала она. Солнечная комната была гостиной на одном из верхних этажей, именно там у меня и был мой первый злосчастный разговор с Дэвоном Трэмонтом. Я никогда особо не обращал внимание на тамошнюю обстановку.

— Ты думаешь, герцогиня с ним расстанется?

— Она уже дала тебе всех работоспособных мужчин в её владениях… во время сбора урожая — я думаю, канделябр будет не слишком большой ценой, — сказала она мне.

— Мне не хочется её просить, — неуверенно сказал я.

— Я это сделаю. Могу съездить туда после обеда, — предложила она. — Я уже не первый день сижу тут взаперти, бездельничая. Начинаю чувствовать себя бесполезной.

— Ты не можешь, — напомнил я ей. — Если только я не поеду вместе с тобой, а мне сегодня ещё нужно поработать над другими вещами.

— Почему нет? — ответила она, прежде чем вспомнить о наших узах. Она бросила печальный взгляд на меч, который носила: — Никогда не думала, что это будет настолько неудобно.

— Да кто бы отказался всю оставшуюся жизнь проводить в моём присутствии двадцать четыре часа в сутки? — с сарказмом сказал я.

— Дело не в этом, — сказала она. — Просто странно не иметь возможности перемещаться самой по себе. Полагаю, тебе просто придётся сообщить с посыльным.

Это напомнило мне, что я всё ещё не завёл никаких регулярных посыльных. Единственные люди, которые были мне доступны — горожане, те немногие из них, кто не был вовлечён в подготовкуфундамента для дамбы. Казалось, что я был обречён навеки испытывать недостаток в рабочих руках.

— Дориан справится с этим. Всё равно от него это придёт почти так же хорошо, как от меня.

Поскольку я не мог пробовать свои следующие эксперименты без стекла, я потратил остаток дня, читая книги, которые я привёз из своего нового «дома» в Албамарле. Прошло уже две недели с нашего отъезда, а я всё ещё ни минуты не потратил на их чтение. Я нашёл тихий уголок в своей комнате, и устроился там с «Полнейшим Руководством по Созданию и Поддержке Телепортационных Путевых Точек». Книга оказалась интересной настолько же, насколько интересно звучало её заглавие — то есть, вообще ни насколько.

Я заставил себя сосредоточиться, и провёл следующие несколько часов, продираясь через основы телепортационной магии. Я предполагал, что это будет просто, но оказалось, что создавать пару связанных кругов — это дьявольски сложно. В теории, маг мог телепортироваться вообще без использования каких-либо кругов, но на практике это требовало непомерного количества сложной математики, чтобы точно прибыть в определённое место.

Мне бы раньше и в голову не пришло, что движение самого мира могло быть фактором, но именно так и было. Из-за этого круги конструировались так, чтобы создавать искусственные якоря в реальности. Круг создавал что-то вроде независимой локации в пространстве, которая не менялась так, как менялись остальные точки пространства. В результате этого два круга, правильным образом настроенные друг на друга, могли быть использованы для простой телепортации из одного места в другое без риска неприятных «случайностей». Любой более-менее приличный маг мог безопасно ими пользоваться после их создания.

Люди без магических навыков также могли ими пользоваться, если кто-то одарённый предоставлял магическую силу для активации круга. Мне в голову сразу же пришли возможности по использованию круга в Албамарле для перемещения припасов. Если бы я смог создать здесь круг, соответствующий тому, который был там, то я смог бы легко перемещать большие объёмы материалов или людей.

Однако у меня была одна крупная проблема. Я лишь мельком осмотрел круг в столице, и в то время я не ведал, какие его части были ключом к его идентификации. Единственным способом получить нужную информацию было бы ещё раз съездить туда.

Я с отвращением отбросил книгу в сторону, и потёр виски — от её чтения у меня появилась явная головная боль. Я дал глазам несколько минут отдыха, прежде чем посмотреть на «Историю Иллэниэл». Моё прежнее недолгое её изучение оставило мне больше вопросов, чем ответов, поэтому мне всё ещё не терпелось её прочитать. Уж это должно было оказаться приятнее, чем изучать телепортацию. Я снова открыл эту книгу, и потратил несколько минут, чтобы найти нужное место, прежде чем продолжить чтение:

Волшебники тех времён научились опасаться тёмных богов, одновременно остерегаясь новых богов. С тёмными богами никто не общался, а к сияющим богам прислушивались немногие. Человеческий род сам управлял своей судьбой. Всё так и шло бы, если бы один молодой волшебник, Дже́род из рода Мордан, не поддался алчности и жажде власти.

Джерод был рождён с могуществом, но не был достаточно силён, чтобы говорить с землёй. Его ревность к тогдашним архимагам стала частью причин, которые привели к его падению и предательству человечества. В то время жили два архимага — Га́рэс из рода Гэйлин, и Мо́йра из рода Сэнтир. В истории ни разу не было так, чтобы одновременно жили более двух или трёх архимагов, так что это не было чем-то необычным.

Джерод влюбился в Мойру из Сэнтиров, но она сама положила глаз на другого, ничем не примечательного мага из рода Иллэниэл. Подробности их несчастного любовного треугольника не пережили тёмных времён, которые последовали за этим, но известно, что Джерод поддался искушению тёмного бога Балинтора. Посулы могущества более великого, чем у архимагов, совратили молодого Джерода. Полагая, что более великое могущество завоюет ему расположение архимага Мойры, он призвал тёмного бога, и открыл ему свой разум.

В этот момент Балинтор полностью захватил над ним власть, и использовал Джерода, чтобы открыть мост между мирами, который он мог пересечь, войдя в земли людей. Оказавшись там, Балинтор поглотил разум Джерода, и использовал его тело в качестве своего аватара.

Создания моста между мирами привлекло внимание многих наиболее великих волшебников того времени, и они приложили усилия, чтобы сдержать тёмного бога. Под предводительством Гарэса Гэйлина они сплотились против Балинтора, но не смогли победить. Гарэс погиб, и волшебники пришли в смятение.

Именно в это время «сияющие боги» заняли своё место на переднем крае умов и сердец людей. Многие менее великие волшебники и другие люди, позже ставшие известными как святые, заключили пакты с сияющими богами — Миллисэнт Вечерней Звезды, До́роном Железным Богом, Ка́рэнтом Справедливым и Сэлиором Ярким.

Великие волшебники и архимаг Мойра Сэнтир продолжали с недоверием относиться к сияющим богам, но работали вместе с растущей силой церквей, чтобы спасти остатки их расколотой цивилизации. Их война против Балинтора и его приспешников затянулась на многие годы, но в конце концов стало очевидно, что победить они не могли.

Род людской неумолимо катился к грани вымирания, пока наконец не осталась лишь одна примечательная твердыня в землях, ныне известных как Королевство Лосайон. Мойра, великие волшебники, и святые новых церквей долго и упорно боролись, но в конце они поняли, что поражение было близко. В отчаянии, Мойра воззвала к земле так, как никогда прежде не взывал ни один архимаг. Из земли поднялся великий камень, всё ещё стоящий там, где позже появилась столица Лосайона, и Мойра вступила в переговоры с землёй.

Волшебники того времени знали, что всё вещественное, живое и неживое, было разумно и имело сознание. Сама земля была самым великим и большим из этих существ, но её разум был странным и чужеродным для умов людей. Архимаги прошлого были способны взывать к ней, творя великие дела, но их соединение было ограниченным. Мойра отбросила прочь свою человечность, и соединилась с землёй полностью, войдя в поднявшийся перед ней камень.

Случившиеся после этого события трудно принять, если бы не физические доказательства, оставшиеся для современных учёных. Элентирские Горы родили массивный каменный колосс, который напрямую сразился с тёмным богом. Сила Балинтора превосходила силу любого смертного существа, но он был встревожен почти бесконечной силой, которой обладал страж земли. Днями и неделями он отступал, пока не пришёл в землю, известную тогда как Га́рулон.

Гарулон в те дни был красивой страной, но уже был разрушен войной. Все обитатели этого региона были мертвы, или бежали с выжившими, которые всё ещё сопротивлялись Балинтору. Земля выбрала это место в качестве могилы для Балинтора, и именно там колосс схватился с тёмным богом. Он стащил его на землю, и сама земля поднялась над ними. Под ними открылась великая пропасть, и Балинтор был проглочен, раздавлен в лоне земли. Его смерть выпустила мощный взрыв, и остатки региона были разбиты на куски, оставив великую пропасть, которую скоро заполнило море.

Позже это событие стало известно как «Раскол». Когда бог был повержен, остатки человечества уничтожили его слуг, тёмных существ, известных как «шиггрэс». Неживые твари, шиггрэс плохо поддавались искоренению, но в конце концов им всем положили конец. Человечество снова было в безопасности.

Цивилизация медленно восстановилась, но не осталось ни одного живого архимага, и осталось мало магов из великих родов. Новые религии заполучили многочисленных последователей во время войны против Балинтора, и их власть росла среди правителей новых наций. Действия Джерода, спустившего тёмного бога на человечество, не были забыты, и люди стали бояться, что другой волшебник может повторить его ошибку.

Была достигнута договорённость между правителями того времени, новыми церквями и оставшимися волшебниками великих родов. Чтобы уберечься от слабости и человеческого несовершенства, каждый волшебник, имевший силу для создания моста между мирами, создавал магические духовные узы с другим человеком. Узы защищали их разум от нежелательных внешних воздействий, вроде тёмных богов, и если они предавали род человеческий, добровольно отдаваясь одному из тёмных богов, то партнёр по узам мог оборвать жизнь нарушителя. Узы соединяли жизнь волшебника с жизнью его партнёра — смерть одного обеспечивала смерть другого.

Со временем носители уз стали называться Анас'Меридум, что по-лайсиански означало «Носитель Пакта». Они были последней защитой от очередной трагичной ошибки. После этого больше не родилось ни одного нового архимага, а великие рода истощились. Узы означали, что любой могущественный волшебник имел в два раза более высокую вероятность умереть от несчастных случаев или болезней, и они были более уязвимы для убийц, вопреки легендарным бойцовским способностям Анас'Меридум.

У меня закружилась голова от информации, которую я только что вычитал. Создание Анас'Меридум было результатом какого-то договора? Судя по написанному, оставшиеся после раскола волшебники находились в очень невыгодном положении, политически. Что важнее, было ясно, что волшебники долго жили, не нуждаясь в узах, чтобы спасти их от безумия. Я всё больше и больше убеждался в том, что причины для уз вращались в основном вокруг угрозы повторения ошибки и политических необходимостей того времени.

Другим, что воистину меня увлекало, был термин «архимаг». Мне не с чем было это сравнить, но судя по написанному, слышать «голоса» было всё-таки совсем не так уж плохо. Судя по моему опыту до связывания узами, я явно был способен определить один из голосов как принадлежавший тому, что я описал бы как «сама земля» — если так, то означало ли это, что я был потенциальным архимагом? Я снова обнаружил себя проклинающим тот факт, что мой биологический отец умер, ничему меня не научив. Я понятия не имел, какие у моего потенциального статуса архимага могли быть последствия — я всё ещё пытался понять, что означало просто быть волшебником.

Это также заставило меня задуматься о каменной леди. Она сильно отличалась от других «голосов», которые я слышал, и теперь я подозревал, что она, возможно, была архимагом, которую упоминала книга. «Мойра Сэнтир…» — подумал я вслух. Если бы только книга назвала имя её любовника. Было сказано, что он был из рода Иллэниэл, но если его звали так же, как меня, то я мог быть уверен, что она и моя «каменная леди» были одним и тем же лицом. Если она действительно была каким-то историческим архимагом, всё ещё живой, после прожитых в самой земле веков… я совершенно не мог представить, какие у неё могли быть знания.

Стук в дверь заставил меня вернуться в настоящее — снаружи я обнаружил Марка.

— Входи, — сказал я ему. — Я тебя не особо видел последние пару дней.

— После того, как я доставил твоё сообщение Арундэлу, я оказался призван помогать больным, — ответил он. — Там было несколько человек, пострадавших летом.

— Ох, — не смог я придумать никакого другого ответа.

— Однако я подумал, что тебе следует знать: Шэлдон вернулся вчера вечером в ужасном настроении. Ты правда произвёл на него мощное впечатление.

Я мрачно улыбнулся:

— Это у нас с ним взаимно. Что он сказал?

— Я не буду тратить твоё время, цитируя большую часть его слов. Оратор из него не очень вдохновлённый, наиболее оригинальным оскорблением у него было «синолорд», — сказал Маркус, улыбнувшись мне на миг, прежде чем его лицо приняло серьёзное выражение. — Гораздо тревожнее тот факт, что он уже готовится провести зиму в столице.

— Он уже уезжает? — спросил я, удивлённый тем, что он двигался так быстро. — Что он сказал своим людям?

— Ничего — это выглядело бы почти нормальной поездкой за границу баронства, если бы не тот факт, что он забирает с собой всех своих воинов… и упаковывает все имеющиеся у него ценности, — сказал мой друг, покачав головой. — Он собирается их всех бросить, Морт.

Моё плохое мнение о бароне опустилось ещё ниже — его сущее безразличие к судьбе его людей раздражало меня больше, чем я мог выразить словами.

— Он ещё не уехал?

— Когда я покинул баронство, он всё ещё был там. Думаю, он собирается выехать утром.

У меня в голове начал очерчиваться план. Это, вероятно, было не самым мудрым из моих намерений, но совесть не позволяла мне поступить иначе. Я пошёл вниз, чтобы приготовиться к следующему утру.

Глава 24

Когда мы прибыли, добрый барон как раз покидал свою усадьбу. Думаю, он был удивлён, увидев меня, причём удивлён неприятным образом, что меня вполне устраивало. Пенни ехала справа от меня, а Марк сидел на своей верховой слева. Позади из нас двигались десять людей из уошбрукского ополчения.

— Лорд Камерон, я не ожидал увидеть вас сегодня, — обратился ко мне барон. Он ехал во главе более тридцати гвардейцев. Я увидел позади них тяжело нагруженных мулов, а также исключительно больше число «сменных» лошадей. Он, наверное, опустошил свои конюшни. Тот факт, что он заботился о скоте больше, чем о своих людях, нисколько не улучшил мой настрой.

— Судя по вашему виду, милорд, вы отправляетесь в путешествие, — любезно ответил я.

— Я собираюсь перезимовать в столице. Вы ведь не ожидаете, что я останусь? — спросил он, презрительно скривив губу.

— Я ожидал, что вы проявите порядочность, уведомив своих людей о грядущей войне. Лишь трус собирает вещи и бежит, не оставив своим людям хоть какое-то предупреждение, — холодно ответил я. Он явно и своим слугам тоже не потрудился сказать… Я увидел, как среди его людей в ответ на мои слова поднялось несколько взглядов.

— Осторожнее со словами, Лорд Камерон, я могу и обидеться. Дела моих людей вас не касаются, — неуверенно поёрзал он в седле своего скакуна, но удержался от желания посмотреть на своих людей — это бы показало его страх.

— Я вижу, у вас даже не хватило вежливости рассказать своим воинам. У некоторых из них наверняка есть семьи. Боялись, что они вас покинут, если будут знать, что вы оставляете их жён и детей умирать? — спросил я, повысив голос, чтобы все меня ясно услышали. Несколько человек вышли из усадьбы, чтобы посмотреть, что происходит.

— С меня достаточно твоих оскорблений, пёс! — воскликнул барон, побагровев от ярости. — Рубите их… — начал он. Прежде, чем барон успел договорить свою команду, Пенни пустила свою лошадь вперёд, и выбила его из седла плоской стороной своего меча. Поднимаясь с земли, он обнажил свой собственный клинок: — Ты понимаешь, на кого осмелилась руку поднять?! — закричал он ей.

Вынужден был отдать ему должное — он, может, и осёл, но от боя он не уклонился. Пенни легко спешилась, и пошла к нему. Лорд Арундэл явно умел обращаться с мечом, но Пенни была для него слишком быстрой — она отошла в сторону от его первого удара, и её рука взметнулась, выхватив оружие из его хватки. На его лице отразился шок, прежде чем она ударила его кулаком. Миг спустя он растянулся в грязи, лицом вниз. Она приставила кончик своего меча к его шее, поощряя его остаться лежать:

— Ещё раз заговоришь, я не только руку на тебя подниму.

Всё это случилось настолько быстро, что никто не сдвинулся с места. Воины барона с отвисшими челюстями сидели на своих лошадях при виде того, как быстро его обезоружили. Если честно, я и сам был немного удивлён. Пенни всегда была бойкой, но теперь её скорость и ловкость были устрашающими. Однако я попытался не показывать своего собственного удивления.

Я обратился к гвардейцам и растущей толпе собиравшихся горожан:

— Меня зовут Мордэкай Иллэниэл, новый Граф ди'Камерон. Я пришёл, чтобы поведать вам вести, которые ваш лорд неблагоразумно от вас скрыл, и предложить вам выбор, — пришлось кричать мне, чтобы все услышали. Вокруг нас собралось почти пятьдесят человек. — Гододдин планирует вторжение этой весной. Вчера я передал вашему барону вести об этом, но похоже, что он предпочёл скрыться со своим богатством в столице, а не уберечь своих людей.

Собравшаяся толпа ахнула, услышав новости, и люди стали тихо переговариваться. Я забеспокоился, что может начаться паника, прежде чем я смогу договорить.

— Я здесь для того, чтобы предложить вам выбор. У нас с Герцогом Ланкастера есть план встретить захватчика, и победить его. Каждый из вас, кто хочет остаться и сражаться за свой дом, будет с радостью нами принят.

Бедный Шэлдон не мог умолчать:

— Ты готов украсть тех, кто мне служит? Король узнает об этом преступлении!

— Киртос, — произнёс я, и его голос умолк. Я видел, как выпучились его глаза, когда он осознал, что потерял дар речи.

— Те из вас, кто желает остаться, вольны пойти со мной. Те из вас, кто может сражаться, могут наняться ко мне. Те из вас, кто боится гнева барона в случае его возвращения, могут построить себе дома на моих землях. Если у этого жалкого подобия лорды выбыли «крепостными», то у меня вы можете быть фригольдерами.

Кто-то в толпе отозвался:

— Зима на носу. Уже слишком поздно уходить, нам негде будет переждать холода.

Этого я ожидал:

— Если желаете, вы можете остаться на зиму в своих домах, или можете искать укрытия в Замке Камерон. Мне нужны мужчины и женщины, чтобы приготовиться к грядущей войне. Я помогу вам построить дома весной, когда минует война, — ответил я.

В ответ на это толпа умолкла. Я подозревал, что многие из них были слишком шокированы, чтобы знать, как отнестись к моему предложению. Я не осмеливался давать им время на обсуждение. Взяв свой посох, я провёл им черту по земле:

— Те из вас, кто желает принять моё предложение — шаг вперёд. Те, кто желает вернуться в столицу с этим отбросом — просто оставайтесь на месте, хотя я подозреваю, что он возьмёт с собой лишь тех, кто были частью его изначального отряда.

Оказавшись перед внезапным выбором, они решали недолго. Гвардейцы барона пересекли мою черту один за другим. Горожане присоединились бегом, когда стало ясно, что гвардейцы с ними не встанут. В конце концов с опозоренным бароном осталось лишь двое. Я жестом приказал Пенни позволить ему встать.

— Очень хорошо, Шэлдон. Теперь можешь уезжать, — обратился я к нему, запоздало убрав магию, которая удерживала его язык.

— Ты об этом пожалеешь. Король узнает об этом грубом нарушении моих прав, — сказал он мне. Я заметил, что он говорил тихо. Барон жестом приказал своим оставшимся слугам собрать грузовых мулов.

— Стой, — объявил я. — Ты можешь взять с собой лишь то, что несёшь сам, а также достаточное для тебя и твоих двух слуг количество еды на время вашего пути. Остальное останется здесь.

— Так ты ещё и обокрасть меня решил? Ты не лучше простого разбойника, — сказал он, сплюнув на землю.

— За твоё имущества потели твои люди. Ты отказался от прав на него, когда бросил их, — ответил я.

Он посмотрел на Пенни:

— Меч-то хотя бы верни.

Пенни зыркнула на него:

— Он перейдёт к кому-нибудь, кто будет защищать свой дом.

— Ты оставишь меня беззащитным на дорогах? — спросил он меня.

— Я думаю, что дороги ты найдёшь совершенно свободными, — одарил я его холодной улыбкой

* * *

Мы почти вернулись в Уошбрук, когда Марк заговорил:

— Ты же понимаешь, что всё это будет означать, когда он доберётся до короля?

Я ответил, продолжая смотреть вперёд:

— Примерно представляю.

— Тебя призовут перед советом. Он может даже лишить тебя титула, — проинформировал он меня.

— Я знаю, но если по совести, я не могу предоставить этих людей на волю судьбы. Думаешь, мне следовало поступить иначе? — спросил я.

— Ты мог бы подождать, пока он не уедет. Тогда ты бы оказал ему услугу, защищая его людей в его отсутствие. Он был бы у тебя в долгу, а не заклеймил бы тебя вором.

Я бросил на него взгляд:

— Ты так бы и поступил?

— Решение было не моим, но если бы было… я не знаю. Год назад я, возможно, убил бы его вместо того, чтобы позволить ему вернуться к королю, но сейчас… я не уверен. Богиня показала мне новый путь, который открыт для каждого. Такой, каков я сейчас, я вероятнее всего подождал бы его отъезда, хотя это мог бы оказаться и не самый тактически уместный выбор, — сказал мой друг, и на долгую минуту замолк. Если бы я не знал его столь хорошо, то мог бы заговорить, но я знал, что он ещё не закончил. — Ты всё ещё чувствуешь себя неуютно из-за моего нового призвания, так ведь? — спросил он.

— Хотел бы я ответить отрицательно. Я доверяю тебе, и я доверяю твоим намерениям, но чем больше я узнаю о магии и о природе отношений между волшебниками и богами, тем меньше я доверяю последним, — осторожно ответил я.

Это задело его любопытство:

— Что ты узнал в последнее время?

Я внимательно изучил его взглядом, прежде чем продолжить. Наконец я решил довериться своему другу, и рассказал ему о прочитанном в «Истории Иллэниэл».

Помолчав какое-то время, он сказал:

— Согласно прочитанному тобой, раньше боги были слабее, чем сейчас? Это противоречит всем нынешним теологическим знаниям. Что заставляет тебя верить этому больше, чем словам мудрых?

— Историю пишет победитель, — просто сказал я. Мне не нужно было объяснять ему это утверждение — за прошедшие годы у нас с ним было достаточно споров с его учителями, чтобы он мгновенно понял смысл моих слов.

— Согласно тому, что я узнал, победителями раскола были волшебники того времени, — ответил он.

— В чисто техническом смысле это правда, но они оказались ослаблены и очень малочисленны. В то же время религии сияющих богов достигли гораздо более великой власти. Оставшиеся волшебники потеряли доверие королей и людей, в то время как боги его заполучили, — серьёзно ответил я. — Думаю, что узы были в той же мере политической затеей, в какой они были защитой от очередного открывающего мост между мирами волшебника.

— Ты сам чуть не сошёл с ума, — ответил он.

— Возможно, так и казалось… но я действительно думаю, что я лишь приноравливался к новому уровню восприятия. Древние волшебники выживали более тысячи лет без защищающих их от безумия уз, — убеждённо сказал я.

Он покачал головой:

— Ты выглядел так, будто терял рассудок, друг мой. Даже если я поверю в это, то ты не можешь отрицать, что узы мешают одному из тёмных богов тебя заполучить.

— Тут главное слово — «богов», а не «тёмных богов», — сказал я. — Когда я встретился с твоей богиней, у меня появилось чёткое ощущение того, что она бы с тем же успехом «заполучила» бы меня, как и предоставила бы меня самому себе.

— Я не могу в это поверить — ты, наверное, неправильно понял её намерения. К тому же, это делает их цели противоположными. Если сияющие боги хотят вас так же сильно, как тёмные боги, то зачем им стараться создать договор, который заставляет вас брать носителя уз. Если они хотели, чтобы какой-нибудь волшебник создал для них мост между мирами, то они сами расстроили свои же собственные планы. Зачем им это делать?

Сперва его аргумент показался мне логичным. Раньше я об этом в таком свете не думал, но потом мне в голову пришла новая мысль:

— Возможно, они боялись. Как ты с самого начала указал, с технической точки зрения Балинтора в конце победили волшебники. Точнее — его убил один волшебник, архимаг Мойра Сэнтир. Если бы ты был бессмертным божеством, то разве ты бы не испугался кого-то, кто может убить бога?

Марк засмеялся — мысль о том, что боги могли бояться, казалась ему просто нелепой.

— Ты упоминал об архимагах в прочитанной тобой хронике, но даже не знаешь, что они из себя представляют, так ведь?

Я вынужден был признать своё невежество в этом вопросе:

— Понятия не имею.

— Тогда зачем о них думать? — спросил он.

— Потому что мне кажется, что я, возможно, становился одним из них, а эти узы, которыми сияющие боги помогли меня связать… они остановили то, что мной происходило.

Марк бросил на меня сопереживающий взгляд:

— Я думаю, тебе следует быть за это благодарным. Уверен, что это было для твоего же собственного блага.

На это я не ответил — свои доводы я приводил, зная, что он не сможет их принять. Но я всё же не мог не подумать про себя: «Мне никогда не нравилось ничего из того, что со мной делали для моего же собственного блага». Это звучало как оправдание. Тем не менее, это было оправдание, с которым мне придётся жить.

* * *

После моего «визита» в Арундэл прошла неделя, и дела шли гладко. Место для дамбы расчистили и раскопали, чтобы можно было заложить фундамент под землёй, и в то же время везли много грубого камня в качестве материала для строительства. Мой отец прикинул, что такими темпами мы закончим где-то за год… возможно — два.

Проблема была не в материалах. Окружающие горы и холмы означали, что камня было полно. Нам нужно было больше крепёжного леса, но даже это не было нашей главной проблемой — ею был недостаток рабочих.

За эту неделю я потратил несколько дней, помогая как можно больше, используя магию для тех работ, которые иначе были бы чрезвычайно сложными. Ирония заключалась в том, что именно простые задачи давались мне труднее всего. Я вначале предложил отказаться от строительного раствора, полагая, что мне проще будет самому сплавить камни, скрепляя их прочнее, и экономя время. Как же я ошибался!

Моя идея могла бы быть практичной, если бы каменные блоки были гораздо крупнее, ограничивая число сопряжений между отдельными камнями. К сожалению, блоки были ограничены размером не более фута или двух в одну сторону, иначе их слишком долго и трудно было перевозить на место строительства оттуда, где их вырезали. Я мог использовать магию, чтобы облегчить резку и перемещение более крупных блоков, но тогда у меня было мало времени на то, чтобы их скреплять.

А так было огромное количество блоков для скрепления, а я был только один. Не имело значения, на что я тратил время — помогая их резать, двигать или соединять. Мой отец, будучи практичным человеком, решил придерживаться методов строительства, с которыми рабочие могли управиться как с моей помощью, так и без оной.

— Ты не сможешь проводить здесь каждый день, помогая… у тебя слишком много других дел, — сказал он мне. Как обычно, он был прав.

Поскольку они делали всё обычным образом, им нужен был строительный раствор, а это означало, что часть нашей рабочей силы была занята его производством. Я до этого и не осознавал, насколько много работы было вовлечено в создание раствора, но вскоре я это узнал. Для создания раствора сначала нужна была негашёная известь — её делали, обжигая известь в печи. Известь наличествовала в изобилии, но учитывая необходимые объёмы негашёной извести, её готовили путём обжига камня в закрытых ямах рядом с местом строительства дамбы. Судя по всему, простой известняк тоже не подходил. Один из каменщиков объяснил мне, что из-за влияния на дамбу воды требовалась особая известь, иначе раствор быстро бы вымыло.

Подробности выходили за рамки знаний, которые я желал получить в ремесле каменщиков, но конечным результатом было то, что целых пятьдесят наших рабочих были заняты производством строительного раствора. В хорошие дни у нас было чуть меньше двухсот человек, так что это сильно замедляло процесс.

Я проводил последние несколько часов каждого дня, создавая новые железные бомбы. Я довёл до точности количество энергии, которое я вкладывал в каждую из них, и стеклянные кристаллы оказались великолепны для их удалённого подрыва, но у меня были другие проблемы. Хотя я мог создавать подобный эффект мгновенно с помощью нескольких слов и мгновения концентрации, на это требовалось много энергии. Несмотря на мой великий потенциал как волшебника, я мог это делать только несколько раз, прежде чем уставал. Создание бомб было превосходным способ запасать эту энергию заранее, что означало, что с началом войны я смогу создавать столько взрывов, сколько у меня будет запасено заранее бомб.

Общая идея, которую мы выработали, заключалась в том, чтобы произвести сотни, и спрятать их вдоль дороги до прибытия врага. На бумаге это был отличный план, но на деле я не мог делать более одной или двух в час. Мой отец устроил временную литейную мастерскую, чтобы отливать для меня из железа чушки размером с кулак, но он мог их производить гораздо больше, чем я мог зарядить. На самом деле, он уже сделал более тысячи, и почти все они всё ещё ждали, пока я заполню их силой. Моей единственной надеждой на то, чтобы это сделать, было бы посвятить этому целые дни напролёт, в течение всей зимы.

Очевидно, я не мог заниматься этим, помогать с дамбой, организовывать нанятых нами людей и готовить необходимые для других моих планов телепортационные круги. Думаю, вы понимаете. Я работал над зарядкой своей второй железной бомбы за день, когда зашёл мой отец, чтобы проверить, как у меня дела. Он уже отработал свою смену, руководя на строительстве дамбы.

— Ты выглядишь вымотанным, сын, — сказал он. — Может, тебе отдохнуть денёк.

— Не могу, — ответил я, всё ещё фокусируясь на течении энергии в железо. — Мне нужно их закончить как можно больше. У нас осталось лишь несколько месяцев.

— Ты сегодня шесть часов потратил, помогая на дамбе, и я уверен, что это наверняка отняло у тебя силы. Потом ты вернулся сюда, и тратишь ещё четыре или пять… ты сам себе навредишь. Мы не можем позволить тебе убить себя ещё до того, как сюда доберётся враг, — говорил Ройс, поглаживая бороду — верный признак того, что он волновался.

Я уже был усталым и раздражённым:

— Ты знаешь каких-нибудь других волшебников, которые могли бы вызваться помочь? — осведомился я. Не буду отпираться. Я был раздражён — иначе я бы никогда с ним так не говорил.

Он нахмурился, но не огрызнулся в ответ:

— Возможно, есть какой-то способ полегче, — сказал он. За все его годы работы кузнецом мой отец научился тысяче уловок, которые облегчали его задачи. Он просто не мог принять, что в магии не было никаких коротких путей.

— Это не из того, что я могу обойти. На зарядку каждой из этих бомб уходит определённое количество энергии… и я — единственный, кто может это делать, — кисло ответил я.

— А разве ты не можешь брать энергию где-то ещё? — подал он мысль.

— Шо? — выдал я мудрый ответ.

Он осторожно провёл пальцами по своей бороде:

— Ну, мельники не мелют муку руками. Они используют водяную мельницу, чтобы та делала работу за них.

Я вздохнул:

— Пап, я не могу просто прицепить это к какому-то магическому водяному колесу! Это же не какой-то… — начал я, и остановился на середине фразы, уставившись на него с открытым ртом.

Он понаблюдал за мной немного, прежде чем сухо заметить:

— Ты начнёшь ловить мух, если оставишь свой рот открытым ещё немного дольше.

Я не ответил, лишь покачал головой, будто движение помогло бы сложить вместе куски головоломки у меня в голове. Водяное колесо черпает силу из движения воды — я понятия не имел, как это делать, но некоторые из моих более ранних экспериментов по зачарованию использовали тепло, черпаемое из окружающей среды. Я вполне мог представить временные чары, чтобы заряжать железные бомбы таким же образом. На самом деле, изначально идея хранения взрывной энергии пришла из моих злосчастных экспериментов по использованию энергии тепла для питания уорда на резаке. Он взорвался, когда уорд влил в него больше силы, чем тот мог безопасно удерживать.

Не было причины, по которой я не мог бы сделать тут то же самое. Временный уорд мог вытягивать тепло, чтобы наполнять удерживающие взрыв чары; мне просто нужно будет позаботиться о том, чтобы убрать уорд прежде, чем будет достигнут этот предел. Изначально я думал использовать заклинание сохранения тепла для создания устройства по охлаждению воздуха… но если я использую более мощную версию, то оно будет работать быстрее, и будет иметь более мощный охлаждающий эффект. Возможно, он будет достаточно мощным, чтобы заморозить воду.

— Что случится, если вода за дамбой затвердеет от холода? — вслух подумал я.

— Она сможет заставить потрескаться саму дамбу. Любая вода между камнями расширится, — сразу ответил мой отец. Я уже почти забыл, что он слушал меня.

— А что, есть разница? — спросил я.

— Ещё какая, чёрт побери. Как только вода растает, дамба распадётся на куски. Даже если не распадётся, ущерб, наверное, будет достаточен, чтобы она разрушилась, когда вода потечёт через трещины, — сказал он.

— А что если вода не растает?

— Почему бы тебе не объяснить мне, о чём ты думаешь? Вместо того, чтобы задавать тупые вопросы, — подал он мысль. Мой отец никогда не любил отвечать на бессмысленные вопросы.

— Ладно, но это может прозвучать странно… — начал я.

— Будто я к этому ещё не привык, — фыркнул он.

— Что если бы мы использовали тепло, вытянутое из воды, чтобы заряжать железо? Думаю, я могу сделать это таким образом, чтобы вода заморозилась, — сказал я ему.

— А о замораживании какого именно объёма воды идёт речь? — спросил он.

— Понятия не имею. Но что если бы мы смогли заморозить реку в том месте, где она подходит к дамбе?

— Уровень воды за ней стал бы подниматься, и это заставило бы твой лёд растаять. Скорее всего, в итоге у тебя остался бы бардак и куча потраченного зря времени. Постой, ты что, предлагаешь саму дамбу построить изо льда? — спросил он с таким выражением лица, что стало ясно: он посчитал, что я сошёл с ума.

— А представь, что мы будем продолжать замораживать воду по мере её подъёма, надстраивая лёд всё выше и выше…

Он покачал головой:

— Тебе придётся заморозить гораздо больше… лёд никак не может образоваться выше воды. Я не думаю, что это сработает.

— Дай мне об этом подумать, — сказал я. — Завтра у меня будет кое-что для пробы, — добавил я. Доделав железную бомбу, над которой работал, я решил на этом закончить. Мне нужно было о многом подумать.

Глава 25

Следующее утро принесло свои собственные трудности — из столицы вернулся Джо с первой вереницей повозок и людей. Я собирался пойти на дамбу, чтобы попробовать некоторые из своих новых идей, когда Джо и остальные въехали через главные ворота.

— Джо! — окликнул я его. Он ехал в составе маленькой группы во главе процессии.

Джо подъехал ко мне:

— Утро, ваше благородие! — снял он шляпу, которую, наверное, добыл в столице, и поклонился в седле.

— Похоже, что поездка тебе пошла на пользу, — заметил я.

— И вполовину не настолько, насколько пошла вам, — ответил Джо. Он указал назад, вдоль вереницы повозок и людей: — Вы и половину отсюда не видите. Записалось более двухсот человек, большинство из них надеется на землю. У меня также двадцать повозок древесины, семнадцать — зерна, ещё несколько — с железом и инструментами… мне придётся сделать вам список.

— Сколько людей — рабочие? — спросил я.

— Примерно половина, остальные — наёмники, хотя готов поспорить, что лопатой они будут работать не хуже других, — подмигнул он мне. — Позвольте представить вам моего нового друга… А́нгуса Ма́кЭлроя. По профессии он — каменщик, и чертовски хороший. Ангус, это — наш Лорд Мордэкай Иллэниэл, новый Граф ди'Камерон.

Ехавший рядом с ним мужчина выглядел низкорослым, хотя трудно было сказать, поскольку он был в седле. Он начал лысеть на макушке, и обладал самыми широкими плечами, какие я когда-либо видел.

— Приятно познакомиться с вами, ваше благородие, — сказал он, и тоже попытался поклониться в седле, хотя его поклон был чуть более неуклюжим, чем у Джо.

— Очень рад знакомству, Ангус, у меня сейчас есть довольно сложный проект по строительству дамбы. У тебя случайно нет опыта в этой области? — нетерпеливо спросил я.

— Я работал над строительством пристани в портовом городе Кра́йтосе. Никогда не работал над дамбой, но я руководил несколькими большими проектами в столице, и я знаком с проблемами каменной кладки и воды, — гладко ответил он.

Он излучал спокойную уверенность. Я воспринял это как хороший знак — чего нам крайне не хватало, так это опыта. Никто из каменщиков, которых я нам нанял, никогда не работал в больших проектах, не говоря уже об управлении оными.

— Я представлю тебя моему отцу — он как раз собирался ехать утром на строительную площадку. Сейчас он руководит проектом, но твоя помощь будет ему весьма полезна.

— Дайте человеку устроиться! Он только прибыл, — возразил Джо.

— Ничего, Джо — чем раньше, тем лучше. Я доверю тебе приглядеть за моими вещами, — успокоил его Ангус.

Я отвёл Ангуса в сторону, и сразу же представил его моему отцу. Я планировал съездить на дамбу вместе с ним, но решил, что сегодня мне лучше остаться здесь, и помочь организовать новые материалы и людей. Я оставил их обсуждать нынешнее состояние дамбы, и вернулся помочь Джо найти места для хранения привезённых им материалов.

Остаток дня заняла логистика. Скоро стало ясно, что у нас не хватит места, чтобы разместить такое количество народу на постоянной основе. Вместо того, чтобы направить новых людей на дамбу, я составил планы, по которым они должны были работать над строительством временного жилья для себя и других людей, прибытие которых скоро ожидалось.

— Роуз думает, что мы можем найти гораздо больше людей. Вам лучше быть готовым к ещё как минимум такому же количеству, когда прибудет следующая партия, — сказал мне Джо.

Мне нужно было больше рабочих рук, но теперь, когда они у меня были, стало ясно, что с собой они принесли новые проблемы:

— Как мы собираемся кормить всех этих людей? — спросил Джо.

Я объяснил, что мы будем полагаться почти полностью на покупную еду и зерно, чтобы прожить до весны.

— Тогда вам понадобится гораздо больше. Если вы кормите людей герцога и всех их иждивенцев, плюс этих, и кого ещё Роуз найдёт… вам понадобится в несколько раз больше того, что я привёз, — ответил Джо.

— Мне нужно достаточно, чтобы протянуть до поздней весны, по крайней мере — до сбора первого летнего урожая… предполагая, что у нас будет возможность его посеять, — потёр я лоб, пытаясь избавиться от головной боли, наступление которой я ощущал.

— Расслабьтесь слегка, ваше благородие. Сделайте мне список, и дайте мне свою лучшую прикидку того, сколько ртов нам придётся кормить. Эта Леди Роуз поразительна. Она знает о припасах больше, чем любой, кого я когда-либо знал. Она уже подумала о вещах, которые мне даже в голову не приходили, — заверил он меня.

— Ну, её отец отвечает за логистику королевской армии, в военное время, — напомнил я ему.

— Кстати говоря, ситуация между ней и Лордом Хайтауэром казалась слегка напряжённой, — сказал Джо.

— Ты с ним встречался?

Джо почесал голову, отвечая:

— Ага, он объявился, пока мы загружали повозки. Он был очень недоволен тем, что она делала. У меня сложилось ощущение, что это была не первая их «дискуссия» на эту тему.

Мне стало любопытно:

— Что он сказал?

Джо засмеялся:

— Что он её посадит под замок, если она и дальше будет так продолжать. Сказал, что король ему приказал это прекратить. Она на него наорала, когда он ей это сказал. Не думаю, что когда-либо видел прежде, чтобы она так выходила из себя.

Я потёр подбородок — я не брился уже больше недели, и щетина на моей щеке начала чесаться:

— Ты думаешь, он это всерьёз?

— Мне так показалось, но кто знает? Возможно, он просто пытался её припугнуть, — сказал Джо, засмеявшись.

— Чего смешного?

Вокруг его голубых глаз проступили смешливые морщинки:

— Никогда не видел никого подобного этой женщине. Если и есть кто-то, кого не напугать — так это она. Он зря тратит время, если думает, что она отступится. Если бы она была моей дочкой, я бы не стал утруждать себя угрозами… просто сразу бы посадил её под замок. Такая женщина слушать не станет.

— Я думал о том же. Уверен, её отец тоже это знает, — ответил я. Я волновался, что Лорд Хайтауэр мог именно так и поступить. — Насколько скоро ты будешь готов поехать обратно?

— Как только разгрузят повозки, и возчики выспятся. Они захотят хорошо поесть, прежде чем возвращаться на дорогу, — ответил он.

Я почувствовал себя неудобно, так их гоняя, но время казалось единственным, чего нам не хватало:

— Тогда начнём завтра. Я поеду с тобой.

Лицо Джо приняло удивлённое выражение:

— А я-то думал, что вы тут нужнее, ваше благородие. Разве не поэтому Леди Роуз осталась в столице, чтобы помогать и распоряжаться?

— Я подозреваю, что даже внушительная Роуз Хайтауэр может время от времени нуждаться в помощи. Мой отец и тот мастер-каменщик, которого ты привёз, смогут неделю или две поволноваться о дамбе без меня. Я поставлю здесь Дориана за главного, он сможет управиться с наёмниками не хуже меня, даже лучше, вообще-то, — объяснил я. Я не потрудился сказать ему, что у меня была и другая идея, поскольку я не был уверен, что она сработает.

Джо я оставил трапезничать в главном зале, и пошёл искать Дориана. Он был во дворе, уже работая над организацией новых наёмников, переквалифицировавшихся в гвардейцев. С ним был Сайхан. Я поймал взгляд Дориана, и он подошёл, как только закончил свой разговор.

— Морт! Ты посмотри… худшие солдаты, каких я когда-либо видел! — он казался довольно раздражённым.

— Ну, они — наёмники… — начал я.

— Даже у наёмников должна быть какая-то гордость! Эти люди — едва лучше обычных разбойников! Я удивлён, что у Роуз хватило наглости договариваться с такими головорезами. Я серьёзно сомневаюсь, что они будут полезны весной, — выдал он. Дориан казался по своему обыкновению оптимистичным. Я не думаю, что он хоть раз проводил более пяти минут без какого-то повода для беспокойства.

— Ну, у тебя есть время до весны, чтобы привести их в форму.

— Мне понадобится десять лет, чтобы сделать из них настоящих мужчин, — заворчал он.

— У тебя есть несколько месяцев — сперва поставь их работать над жильём. Потом посмотри, нужна ли Папе помощь на дамбе; если нет — отправь их на земляные работы вокруг внешней стены.

— Это Вендраккаса не остановит, — сказал Дориан.

— И не нужно. У нас недостаточно места в пределах внешней стены, чтобы разместить временное жильё и убежища. Постройте частокол и глубокую канаву, чтобы защитить новые постройки — я не могу себе позволить терять людей из-за шиггрэс до весны, — ответил я.

— Их и след простыл с той ночи, но с твоей логикой споритьтрудно, — согласился Дориан.

— Я возвращаюсь в столицу вместе с Джо, — без предисловий сказал я ему.

Дориан нахмурился:

— Почему? Роуз в порядке?

Кто-кто, а Дориан сразу думает о ней. К сожалению, в этом случае он, возможно, был прав.

— Она в порядке, — солгал я. Никакая сила на земле не удержит его здесь, если он подумает, что я за неё беспокоюсь, и я не мог позволить ему быть где-то в другом месте. — У меня есть идея для ускорения перевозки материалов сюда из столицы. Если она сработает, я вернусь за неделю.

— Тебе только до столицы неделю ехать, Морт, — сухо сказал Дориан.

— Поверь мне, — подмигнул я ему.

— Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Обычно это означает, что ты собираешься сделать что-то глупое, — проворчал он.

Я одарил его взглядом уязвлённой невинности:

— Я хоть раз тебя подводил?

— Помнишь, как ты украл те пирожки с ягодами? — спросил он. Когда нам было десять, я украл три пирожка с кухни в Ланкастере. Спальня Дориана показалась мне самым безопасным местом для того, чтобы спрятать их, пока они остывали. Никто не будет подозревать его, рассуждал я.

— Ну… с технической точки зрения, это была не моя вина, — возразил я. Идея принадлежала Марку, и он взял ещё три, а я даже не заметил. Повар был в такой ярости, что допросил каждого мальчика в пределах донжона.

— Чёрта с два, ещё как была! Ты объявился, и спрятал их в моей комнате — «поверь мне», сказал ты. Помнишь, что случилось? У меня до сих пор шрамы. Я неделю сидеть не мог, — оживился Дориан, и его глаза загорелись. Ему нравилось рассказывать хорошую историю, даже если в ней фигурировала детская боль.

Я не потрудился возражать. Нам бы это сошло с рук, если бы он нас не сдал. Как только герцогиня стала его допрашивать, он застыл. Расширенные глаза и бледное лицо — они мигом поняли, что он был в чём-то виноват. Это был единственный раз, когда герцогиня приказала высечь лично меня.

— Я буду в порядке, — успокоил я его, но не мог не задуматься. Если в этот раз случится беда, то одними только розгами я не отделаюсь. Я вернулся в свою комнату — нужно было многое сделать, прежде чем мы уедем утром, и мне нужна была определённая книга.

Глава 26

Повозки равномерно катились к воротам Албамарла. Джо правил первой повозкой, а я сидел рядом с ним. Я держал в руках арбалет, и был одет как охранник. Объявлять о своей личности при въезде в город я не планировал. Я не мог быть уверенным в том, что могло случиться с тех пор, как я был в городе месяц назад, но если Лорд Арундэл наябедничал обо мне королю, то меня могли принять прохладно. Осторожность казалась наилучшим вариантом.

Пенни ехала рядом с возчиком на второй повозке, и была одета похожим образом. Женщина-охранник была делом немного необычным, но не должна была привлекать слишком много внимания, если они не ожидали моего возвращения. Если их предупредили высматривать мужчину, путешествующего с женщиной-воином, то она может вызвать подозрения, но Пенни не вступила в эту роль, пока мы не уехали. Надежда была на то, что им это в голову не пришло. Я всё равно не думал, что они будут ждать от меня попытки пробраться в Албамарл тайком. Насколько король знал, я должен был находиться дома, готовясь к безнадёжному поражению.

Стражники на воротах позволили нам проехать, задав лишь несколько вопросов. Такое количество пустых повозок привлекало внимание, но они не смогли найти причины нас остановить. Несколько минут спустя мы ехали по улицам Албамарла.

— Куда сначала? — спросил Джо.

— В дом Ланкастер, там должно быть нужное нам место. Мне придётся подготовиться, прежде чем мы займёмся чем-то ещё, — ответил я ему.

Ворота в поместье Ланкастер были открыты, когда мы туда добрались — что показалось мне необычным. В мой последний визит они были закрыты и под охраной. Мы заехали внутрь, и я слез с повозки.

— Остальные поставьте позади здания. Там должно быть достаточно места для повозок, — сказал я Джо. Я подошёл к парадной двери, и открыл её.

Дом казался пустым, поэтому я принялся искать, надеясь найти кого-то, кто объяснил бы мне случившееся. Джеймса я нашёл сидящим в утренней столовой, он выглядел усталым. Сама комната претерпела лишь грубый ремонт, и всё ещё была недоделанной.

— Мордэкай! — крикнул Джеймс, вскочив со стула.

— Милорд, — ответил я, — вы выглядите довольно мрачно, — сделал я наблюдение. И на самом деле, добрый герцог выглядел совершенно подавленным. Для него иметь такой изношенный вид было редкостью — обычно он был человеком необыкновенного здоровья и энергии.

— Хех, — сказал он. — Тут ты, может, и прав. Будь ты здесь несколько часов назад, ты бы понял, почему.

— Что случилось?

— Король заставил Хайтауэра действовать. Он показался с королевской гвардией, и конфисковал всё, что Роуз купила и отправила на склад для следующей партии. Кроме этого они взяли ещё и гораздо больше… чтобы убедиться, что заполучили всё, — сказал он мне.

— Я заметил, что у ворот нет охраны.

— Они арестовали всех, кого наняла Роуз, включая моих слуг. На миг мне показалось, что и меня заберут, но я, судя по всему, всё ещё на хорошем счету у короля, — сказал он.

— Могу представить, что Роуз будет страшна, когда узнает, — прокомментировал я.

— Лорд Хайтауэр командовал гвардейцами, он забрал Роуз с собой.

— Она пошла добровольно? — спросил я.

— Он её связал как дикую лань, ни о какой доброй воле и речи не шло.

— Где она сейчас?

— Полагаю, она сейчас сидит под замком в доме своего отца. Я отчасти подозреваю, что именно поэтому он и вмешался в это дело лично, чтобы не позволить ей загреметь в королевскую темницу. Про остальных я не знаю, — сказал Джеймс, и сел, сжав голову ладонями.

— Нам придётся что-то с этим сделать, — заметил я.

— Например? На случай, если ты ещё не осознал — король объявил тебя вне закона. Тебя посадят сразу же, как только ты им попадёшься.

Я примерно такого и ожидал:

— Он может решать что пожелает, никакого проку от этого не будет, — сказал я.

— Что ты планируешь?

— Скоро объясню. Мне нужно сходить по делам, я вернусь через несколько часов, — ответил я.

Джеймс беспокоился:

— Куда ты идёшь? Если ты собираешься сделать что-то, я бы предпочёл знать заранее. У нас и так уже хватает неприятностей.

— Я иду в дом моего отца. Поверьте мне, я вернусь. А пока — собирайте вещи, мы отбываем этой ночью, — властным тоном сказал я. Запоздало я добавил «… ваша светлость», но Джеймс, похоже, не заметил.

* * *

Мы с Пенни достигли дома Иллэниэл после короткой прогулки. Войти на этот раз было гораздо проще, поскольку теперь я понимал, как работала дверь. Я внутренне улыбнулся, вспоминая наш прошлый визит.

— Я всё ещё не уверена, почему нам нужно сюда ходить, — заметила Пенни. — Ты уже сказал, что для твоего плана в этом необходимости нет.

— На случай, если нам понадобится вернуться. Когда они сообразят, что мы сделали, они уничтожат мой круг. Этот дом — единственное место в городе, куда никому не пробраться. К тому же, я весьма уверен, что они не осознают, что я смогу возвращаться сюда когда вздумается. Это может дать нам в будущем преимущество, но только если я буду знать ключ к здешнему кругу, — ответил я ей.

Мы пошли наверх, и я вытащил принесённые мною письменные принадлежности. Моё изучение «Полнейшего Руководства по Созданию и Поддержке Телепортационных Путевых Точек» дало хорошие результаты. Телепортационные круги создавались очень специфичным образом; в основе каждого из них лежала одна и та же базовая конструкция. Однако самой важной частью был «ключ» — часть круга, которая его идентифицировала. Когда это было известно, можно было создать другой, соответствующий круг. Каждый круг содержал два ключа, один — идентифицирующий сам круг, второй — соответствующий ключу круга назначения.

Какой бы круг ни существовал в Замке Камерон в соответствии с этим, его уже давно не было, но если бы я знал, какой у него был ключ, то я мог создать новый. Это даст мне безопасный доступ в Албамарл, практически по желанию.

У меня ушло несколько минут на копирование ключей, которые находились в круге, отмеченном как «Камерон». Закончив, я аккуратно промакнул лист песком, и сложил его. Будет неприятно неправильно прочитать одну из рун из-за неудачно посаженной кляксы. Я убрал бумагу в свой карман, и мы с Пенни вышли обратно наружу.

— Назад, в Дом Ланкастера? — спросила она.

— Да, мне нужно сделать там ещё одну вещь, а потом мы можем пойти за Роуз, — ответил я.

Когда мы вернулись в резиденцию Ланкастер, я не стал себя утруждать поисками Джеймса. Я обошёл здание, ища Джо. Его я нашёл у конюшен, он помогал ухаживать за лошадьми, которые тащили повозки.

— Ты нашёл хорошее место? — спросил я его.

Он вздрогнул от неожиданности, подняв взгляд:

— Ох! Да, ваше благородие! У герцога тут есть маленький склад, это вон то здание, — он указал через двор на большое каменное здание с достаточно широкими двойными дверями, через которые могла проехать повозка. — Он сказал, что мы можем его использовать. Леди Роуз хранила там свои приобретения, пока их не конфисковали.

— Так он теперь пустой? — сказал я, чтобы уточнить.

Он заверил меня в этом, а я пошёл туда, и принялся за работу. Здание было больше, чем мне казалось — внутри оно было меньшей мере тридцать футов в ширину, и, наверное, шестьдесят — в длину. Пол был из гладкого камня, что меня ободрило. Я боялся, что он мог оказаться обычным, земляным, что усложнило бы мою задачу. Мы с Пенни нашли мётлы, и начали подметать. Она справлялась с подметанием лучше меня, но у нас всё равно ушёл почти час на то, чтобы привести пол в желаемое мной состояние. Я решил не хвалить её навыки уборщицы… она могла неправильно это понять, учитывая её прежний род занятости.

Ещё один час работы, и мы были готовы. Я вернулся в дом, чтобы дать Джеймсу знать, чего ожидать.

— Ваша светлость? — спросил я. Джеймс, казалось, спал в кресле.

— Мордэкай… прости, я почти не спал со вчерашнего дня, — извинился он. Мне показалось странным слышать, как он извиняется передо мной. Большую часть моей жизни он был для меня высшим авторитетом, стоя на одном уровне с моим отцом.

— Вы готовы к отъезду? Я схожу за Роуз, и после моего возвращения нам придётся двигаться быстро. Не уверен, будут ли нас преследовать, — сказал я ему.

— Мне мало что нужно взять, кроме личных вещей. Их я уже уложил. Странно, я всегда воспринимал Бенчли как что-то само собой разумеющееся. Я никогда не осознавал, насколько много работы уходит на укладывание вещей, — грустно улыбнулся он.

— Его взяли вместе со всеми арестованными?

— Нет, он с Дженевив, в Ланкастере. Тут у меня был другой камердинер, его звали Перси. Тем не менее, мне его уже не хватает, — засмеялся он.

— Будем надеяться, что я смогу вернуться и с ним тоже, — сказал я.

— Я не понимаю, что ты планируешь, Мордэкай. Это неизбежно ухудшит ситуацию, — сказал он.

— Если дела обернутся плохо, то на вас это не отразится. План — исключительно мой. Насколько будет знать король, вы уехали сами по себе, — ответил я.

— Он не дурак. Будет весьма очевидно, что произошло, и меня весьма вероятно объявят вне закона вместе с тобой.

Я почувствовал укол вины. Я многого просил от Ланкастеров, а теперь он рисковал всё потерять из-за того, что мне помогал.

— Вы правы. Возможно, мне следует сделать это где-то в другом месте, вы уже слишком многим рискнули… — начал я.

— Сказал «А» — скажу и «Б». - ответил Джеймс. — Не думай об этом слишком усердно. Я уже сделал свой выбор, и теперь нам придётся с ним жить.

Я не мог себе позволить спорить с этим, я нуждался в его помощи.

Мы с Пенни направились к воротам на улицу, там нас ждал Джо:

— Вы уверены насчёт того, чтобы делать это без меня?

Пенни подняла бровь:

— Ты что же, думаешь, что меня не хватит?

Он поморщился:

— Нет, девонька, не думаю. Просто беспокоюсь, — отозвался Джо. Он уже усвоил достаточно, чтобы знать, что в трудную минуту Пенни становилась опасной женщиной.

Я попрощался с ним, и мы пошли. По пути я дважды проверил отдельные щиты, которые наложил на каждого из нас. Осторожность того стоила, иначе одна стрела могла положить конец нам обоим. Я пытался излучать ауру спокойствия и уверенности в присутствии других, но теперь, когда мы с Пенни были сами по себе, меня стали осаждать сомнения. Я поплотнее завернулся в плащ.

— Тебе холодно? — на ходу спросила Пенни. Она едва замечала прохладу в воздухе. Зима началась, и до первого снега оставался, наверное, ещё месяц или два.

— Немного, — признал я.

Она подвинулась ближе, чтобы забраться ко мне под плащ, исключительно для меня. Её тело излучало тепло как топка. Столь многое изменилось после создания наших уз, теперь холод ей был почти нипочём. Я задумался, каково ей будет в жаркую погоду. Тем не менее, было приятно, что она была так близко. Я намеренно задрожал, когда ветер подул сильнее.

— Всё ещё мёрзнешь? — спросила она, обнимая меня рукой за талию.

Я кивнул, и притянул её ближе к себе. Идти так было трудно, но мне было всё равно. Оно того стоило.

— Морт?

— Хм-м-м, да? — ответил я, внутренне улыбаясь.

— Почему твоя ладонь лежит у меня на заднице?

— Рука замёрзла, и это показалось мне самым тёплым местом, — с ухмылкой ответил я.

— Ты совершенно безнадёжен. Мы собираемся вломиться в чей-то дом и встретить ещё неизвестно какие опасности… а ты по-прежнему пытаешься меня полапать, — одарила она одарила меня взглядом, полным притворного негодования.

— Ага… тебя это беспокоит?

Она засмеялась, и стратегически поместила свою собственную руку на мою пятую точку.

— Совсем нет, покуда ты хватаешься только за мой зад.

— Герцогиня определённо сочла это забавным, — напомнил я ей.

Она зарычала:

— Я могла бы тебя за это придушить! Ты хоть когда-нибудь думаешь, прежде чем делать?

— Я был бы не против, покуда это ты меня душишь, — пошутил я.

Глава 27

Дом Лорда Хайтауэра было довольно легко найти. До этого мы проехали прямо мимо него, когда въезжали в Албамарл. Будучи командиром королевской гвардии и городского гарнизона, он занимал большой укреплённый двор, охранявший самые крупные ворота столицы. По сравнению с другими домами, это сама по себе была настоящая крепость, почти не уступавшая внутреннему донжону Замка Камерон.

Из того, что мне сказал Джеймс, я знал, что его семья проживала на двух верхних этажах укреплений. Под ними были в основном защитные сооружения и помещения для стражников, защищавших город, а также механизмы, которые управляли двумя большими подъёмными решётками и воротами. Глядя на неё снаружи, я не мог не пожалеть любого захватчика, который мог бы попытаться пробиться через эту крепость.

Там, слева от внутренней подъёмной решётки, была большая дверь, служившая входом во внутреннюю часть укреплений. Поскольку в данный момент угрозы городу не было, я предположил, что она будет не заперта, но, как и следовало ожидать, всё ещё охранялась. Снаружи двери стояли по стойке «смирно» двое мужчин. В отличие от стражников, которых я видел в других местах города, эти двое выглядели бдительными, и совсем не скучающими. Лорд Хайтауэр был известен суровой дисциплиной.

Я ощутил, как Пенни напряглась по мере нашего приближения, как готовящаяся к наскоку кошка. Мы больше не делили мой плащ на двоих, поэтому мне пришлось наклониться к ней, чтобы прошептать:

— Не нужно, просто расслабься, — сказал я. Её взгляд метнулся обратно к моим глазам, но она ничего не сказала. Напряжение ушло из её походки, но я чувствовал, что её рука всё ещё сжимает рукоять меча у неё под плащом.

Мы без задержки пошли прямо к стражникам.

— Кто идёт? — окликнул один из них при нашем приближении. Я не потрудился с ответом… шёпотом произнесённое слово — и они оба без сознания осели на землю. Я шагнул к двери, и постучал, пока Пенни стояла позади меня, водя взглядом по улице.

— Ты же знаешь распорядок — тебе нужно назваться, прежде чем стучать! — донёсся через древесину двери приглушённый голос.

— Открывай, тут кто-то пришёл к Лорду Хайтауэру! — ответил я.

Расположенное в двери на уровне головы маленькое деревянное окошко открылось, показав покрытое бородёнкой лицо:

— Это не позывной… честное слово, сержант с тебя шкуру сдерёт… — начал голос. Я не стал утруждать себя дальнейшей дискуссией — миг спустя мужчина осел за дверью, погрузившись в глубокий сон.

— И как мы теперь откроем дверь? — зашипела мне Пенни.

— Смотри и учись, милочка, — ответил я.

— В последний раз, когда ты попытался открыть дверь силой, ты чуть не взорвался, — язвительно сказала она.

— Я сомневаюсь, что здесь это будет проблемой, — сказал я, приложив ладонь к двери. У неё был настоящий замок, что облегчало дело. Простой засов было бы передвинуть несколько труднее, хотя и не намного. «Грабо́л ни'шиэ́ран», — тихо сказал я. Механизм с ясно слышимым щелчком отпустил язычок замка, и я широко распахнул дверь. Я пошёл было внутрь, но Пенни меня остановила:

— Дурак, — прошептала она, и пошла впереди меня с обнажённым мечом. Так случилось, что внутри был только один человек, и он уже спал. Мы затащили двух остальных внутрь, и аккуратно положили их рядом с ним.

— Сколько ещё они так пролежат? — спросила Пенни.

— Если не случится землетрясение, или кто-то не растолкает их со страшной силой… по меньшей мере несколько часов, — определил я. Мы оставили их там, и двинулись дальше внутрь. Деревянная лестница слева привела нас на второй этаж. Похоже, что никто пока нас на заметил, поэтому мы пошли дальше. На лестничной площадке третьего этажа мы увидели ещё двух человек. Они пока нас не заметили, похоже, увлёкшись своей беседой. Я погрузил их в сон прямо в тот момент, когда один из них посмотрел на меня… вопрос застыл на его губах, когда он потерял сознание.

— Должна, признать, это гораздо проще, чем я думала, — пробормотала Пенни. Я вынужден был с ней согласиться, но подумал, что пока было неосмотрительно считать себя удачливыми. Мы поднялись на четвёртый этаж и, не увидев там никого, продолжили двигаться до пятого. Я определённо нервничал всё больше, но пытался этого не показывать.

Пятый этаж, похоже, был последним, поэтому там мы покинули лестницу, и пошли по широкому коридору. Двери по обе стороны выглядели явно более бытовыми, но я не был уверен, где искать Роуз. Я сомневался, что её отец поместит её в камеру, поэтому моей лучшей догадкой было то, что он запрёт её где-то в жилых помещениях своей семьи. Я остановился на миг, протянув свои чувства вовне, пытаясь прощупать планировку этажа и обнаружить людей, которые могли быть поблизости.

По чистой случайности, дверь рядом с нами открылась прежде, чем я смог что-то сделать, и на нас уставилось с открытым ртом лицо ошарашенного дворянина. У него почему-то был подбит глаз.

— А вы ещё кто такие, дьявол вас побери? — громким голосом спросил он. Прежде, чем я смог что-то сделать, Пенелопа положила ладонь ему на грудь, и толкнула. Он отлетел назад, растянувшись внутри комнаты, которую он собирался покинуть. Она последовала за ним внутрь, двигаясь слишком быстро, чтобы он мог от неё увернуться.

— Стража! — заорал он. Я остался поражён его великолепным баритоном. Его, наверное, услышал каждый боеспособный солдат в укреплениях.

— Грэтак дэну́ келтис тарэ́, - быстро сказал я. Это был вариант заклинания, которое Дэвон Трэмонт однажды использовал на мне. В отличие от его заклинания, в своё я добавил исключение, позволявшее цели дышать. Мужчина застыл, прижимаемый Пенни к полу.

Она оглянулась на меня:

— Ты всё веселье портишь, — сказала она, затем её глаза расширились. — Осторожно!

Я ощутил, как что-то двигалось к моей голове, но оно было слишком быстрым, чтобы я мог что-то поделать. Гвардеец, стоявший прямо в дверном проёме, ударил меня тяжёлой палицей прежде, чем я успел среагировать. Мой щит спас меня от серьёзной раны, но удар послал меня в полёт боком через всю комнату. Я врезался в тяжёлое кресло, и упал, оглушённый.

Из своего положения на полу я увидел, как Пенни пришла в движение, хотя это слово едва ли отдаёт ей должное. Она практически пролетела через комнату — ударивший меня мужчина едва сдвинулся, прежде чем она его настигла. Он сумел единожды махнуть в её сторону своей палицей, и из-за своего наскока она не могла уклониться. Вместо этого она поймала палицу левой рукой, как вы или я могли бы поймать палку, которой машет маленький мальчик. Её правая рука взметнулась вверх, и она заехала эфесом своего меча ему в челюсть. Мне показалось, что я увидел удивление у него на лице, прежде чем он откинулся назад, тяжело упав на пол.

Я с трудом встал, и подошёл к ней.

— Проклятье! — выругалась она, баюкая свою руку. — По-моему, она сломана.

— Дай мне посмотреть, — предложил я.

— Вы оба за это сядете в королевскую темницу! — сказал почти забытый дворянин на полу. Ещё один недостаток моей версии парализующего заклинания заключается в том, что оно также позволяет жертве говорить. Я проигнорировал мужчину, и потянулся к руке Пенни.

— Постой, — сказала она. Пенни захлопнула дверь, и прислонилась к ней спиной. — Там ещё идут, я слышу их шаги по по ступеням. Что бы ты ни хотел сделать, делай это быстро.

Я взял её руку, и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Две кости на её ладони сломались, но, к счастью, переломы были чистые. Работая в быстром темпе, я снова срастил концы вместе, и в качестве завершающего штриха я заблокировал чувствительные нервы на запястье. Даже с тем, что я сделал, рука была сильно ушиблена, и быстро опухнет. Надежда была на то, что она не сможет чувствовать боль, по крайней мере — не сейчас.

— Как ощущения? Можешь двигать рукой? — спросил я.

Она осторожно согнула руку:

— Всё ещё немного болит, но я могу ею двигать, — сказала Пенни. Дверь у неё за спиной слегка сдвинулась, будто кто-то попытался её открыть.

— Лорд Хайтауэр! Вы там? — крикнул из коридора мужской голос.

Прежде, чем Хайтауэр смог ответить, Пенни отозвалась:

— Минутку, дайте мне снова одеться! — после чего развернулась, и положила левую руку на дверную ручку.

Я услышал как за дверью заговорили:

— Это что, был женский голос?

Пенни спокойно открыла дверь:

— Входите, мы всё равно закончили.

Там стояли двое мужчин, которые, похоже, были на миг сбиты с толку от вида прекрасной женщины. Один из них казался вообще смущённым, пока не заметил меч в её руке. Лорд Хайтауэр заорал им с пола:

— Глупцы! Схватить её!

— Шибал, — сказал я, и они оба осели на пол.

— Эй! — огрызнулась на меня Пенни. — У меня всё было под контролем!

— Я не хочу ещё какие-нибудь сломанные кости залечивать. Не говоря уже о том, что это было гораздо милосерднее — тот, другой малый, наверное, остался со сломанной челюстью, — ответил я.

— На случай, если ты забыл, он пытался забрызгать пол твоими мозгами, не говоря уже о том, что случилось с моей рукой, — с сарказмом сказала она.

— Сломанными костями вы не отделаетесь, когда я с вами закончу, — сказал Лорд Хайтауэр из своего возвышенного положения… лёжа на полу.

Я помог Пенни затащить двух гвардейцев в комнату, прежде чем захлопнуть дверь. Потом я обратился к нашему пленнику:

— Лорд Хайтауэр, я чрезвычайно сожалею об этом. Надеюсь, вы понимаете, что в лучшие времена я бы и мечтать не смел так вас оскорблять.

— Ты собираешься сдаться? Если нет, то и говорить не о чем, — ответил он мне. Я не мог не восхититься его хладнокровию — большинство людей в его положении были бы готовы сотрудничать. Быть парализованным — ужасающее ощущение, я знал это по себе.

— Совсем наоборот, я здесь для того, чтобы освободить вашу дочь.

Он фыркнул:

— Я так и думал, что ты выглядишь знакомо — ты, должно быть, Мордэкай. Я видел тебя на слушании несколько месяцев назад, — сказал он. Хайтауэр, вероятно, имел ввиду дело, представленное перед Лордом Верховным Юстициарием.

— Так и есть. Где держат вашу дочь? — спросил я, не видя особых причин для того, чтобы тратить время на болтовню.

— Две двери вниз по коридору, ключ в той шкатулке для драгоценностей, у стола, — сказал он. Хайтауэр не мог двигаться, но закатил глаза в направлении, о котором говорил.

Пенни пошла туда, найдя ключ.

— Вы не показались мне человеком, который легко сдаётся, — заметила она.

— Ну, мы вообще-то не враги. Я запер её до того, как это решит сделать король. К тому же, разве мои люди смогут вас остановить?

— Нет, — честно ответил я. — Вам действительно необходимо было её запирать? Она же ваша собственная дочь.

Он грустно засмеялся:

— Вы, должно быть, знаете её недостаточно хорошо. Как думаете, откуда у меня это? — подмигнул он мне своим подбитым глазом. Я решил, что он был прав. Не мог представить Роуз, заезжающую своему отцу в глаз.

— Как нам, по-вашему, следует действовать дальше? — спросил я у него. Он стал покладистым, и я решил, что не повредит узнать его мнение.

— Заприте меня в её комнате, и выйдите прочь вместе с ней. Я сомневаюсь, что охрана попытается вас остановить, если она прикажет им обратное, — ответил он, и вдруг стал морщить лицо: — Ты не мог бы почесать мне нос… ужасно зудит.

Я засмеялся, и произнёс одно слово, «Келтис». Его тело расслабилось сразу же, как исчез паралич. Лорд Хайтауэр сел, и начал чесаться.

— Вы уверены, что нам необходимо вас запереть? — спросил я его.

— Если не сделаете этого, то меня обвинят в пособничестве вам. Я всё ещё злюсь на тебя за то, что получил от тебя вот это… — сказал он, указав за свой подбитый глаз. Я был сбит с толку на миг, пока не понял, что он имел ввиду свою запланированную легенду. Я начинал понимать, откуда Роуз получила свой острый ум.

Несколько минут спустя мы вели его по коридору, угрожая ему мечом. На мече он настоял, утверждая, что позже это будет проще объяснить, если одному из его людей случится нас увидеть. Довольно скоро мы открыли дверь в комнату Роуз. Пенни завела Лорда Хайтауэра внутрь перед нами.

Когда он шагнул внутрь, ему в живот заехала тяжёлая деревянная дубинка. Он согнулся в талии, и упал на колени.

— Ох, Папочка! О боги! Мне так жаль! — сказала Роуз, выронив своё импровизированное оружие.

Мы с Пенни ошеломлённо смотрели на эту сцену. Я тихо одобрил решение Пенни завести пленника внутрь первым. Я всё ещё был слегка потрясён от недавнего удара палицей. Пока Роуз возилась со своим раненым отцом, я оглядел комнату. У одной из стел стояла большая кровать с балдахином. Она представлялась красивым предметом обстановки, но сейчас странно кренилась на бок. Бросив взгляд вниз, я осознал, что оружием Роуз была четвёртая стойка от кровати. Я начал гадать, как же Хайтауэр пережил её детство.

Роуз наконец заметила нас:

— Пенни! Что ты здесь делаешь?

— Я слышала, тебя нужно спасать, но по-моему это твой пленитель оказался в невыгодном положении, — сказала Пенни, сочувственно глянув на Лорда Хайтауэра.

— Я думала, это был один из охранников, — застенчиво сказала Роуз. — Но даже так я целилась в живот, чтобы не слишком ранить, — добавила она. Хайтауэр застонал, лёжа на полу, но ему пока не хватало воздуха чтобы что-то сказать.

— А куда бы ты ударила, если бы хотела кому-то сделать больно? — спросил я вслух.

— Молись, чтобы тебе никогда не пришлось это выяснить, Мордэкай, — сказала Роуз, помогая своему отцу встать. — Ох, вы только посмотрите на этот глаз! Это я сделала? — ужаснулась она. Меня бесконечно забавляли ошарашенные возгласы Роуз. Чего она ожидала, когда била его в глаз? Хорошо, что не она стала моей Анас'Меридум, иначе сейчас тут лежала бы вереница тел — отсюда и до внешней двери.

Ещё несколько людей затопали вверх по лестнице. Учитывая миновавшее с момента последнего крика Хайтауэра время, я должен был предположить, что эти нашли людей, которых мы оставили спящими внизу. Я стоял на виду, и ждал, пока они совсем не сошли с лестницы, прежде чем погрузил их в сон. Осторожность не повредит. Дружеское спасение могло принять неприглядный оборот, если мы «случайно» убьём кого-то в процессе.

Я сунул голову обратно в дверь комнаты Роуз:

— Нам нужно спешить, иначе к моменту нашего ухода мне придётся тут всех погрузить в сон.

Её отец вернул себе дар речи, и махнул мне, чтобы я подошёл ближе.

— Я хочу, чтобы ты понял, что я не согласен с вашими действиями. Я считаю, что это глупо и расточительно, но поскольку не могу остановить ни вас, ни свою дочь, то я решил дать вам совет.

— И какой же именно, сэр? — вежливо спросил я.

Он наклонился ближе, и тихо сказал мне на ухо:

— Позаботься о том, чтобы спланировать для моей дочери хороший путь отхода. Когда враг стучится тебе в дверь, а тебе больше некуда будет бежать, ей лучше не быть с тобой. Если что-то случится с ней, а ты каким-то образом выживешь… я посвящу всю жизнь охоте на тебя. Можешь на это рассчитывать, — произнёс он без тени веселья на лице. По мне пробежал холодок, потому что я знал, что каждое его слово было серьёзным.

Я посмотрел ему в глаза, чтобы дать ему понять, что верю ему на слово:

— Сэр, если что-то с ней случится, а я выживу, то вам не придётся на меня охотиться — я сам предоставлю себя лично вам, — сказал я, развернулся, и ушёл, а Роуз и Пенни пошли следом.

— Это что было? — не поняла Роуз.

— Мой отец скорее всего дал ему одну из своих речей типа «верни мне дочь обратно к девяти часам вечера», — со смехом ответила Роуз. Пенни сперва не поняла, что та имела ввиду… поскольку за ней не ухаживали так, как за Роуз, но Роуз ей объяснила. Вскоре они обе смеялись у меня за спиной. Лично я не счёл это смешным — всё, что я ему сказал, было сказано всерьёз.

Мы шли вместе с Роуз между нами, пока снова не достигли двери наружу. По пути мы встретили ещё несколько гвардейцев, но проблем почти не было. Я их всех усыпил. После первого из них Роуз запротестовала:

— В этом нет необходимости.

— А что, было бы эффективнее избить их стойкой от кровати? — спросил я, хохотнув.

Роуз поморщилась:

— Я уверена, что они уйдут с дороги, если я им прикажу, а то была случайность.

Я был не в настроении рисковать, и заставлял заснуть каждого человека, которого мы встречали. Довольно скоро мы оказались снаружи, осторожно уходя прочь. Бег мог привлечь внимание, поэтому мы поддерживали оживлённый и равномерный шаг.

— Как ты планируешь вытащить нас из столицы? — спросила Роуз. — К утру люди короля будут прочёсывать город, ища нас. Они, наверное, перекроют ворота, как только узнают, что ты здесь.

— Сначала я планирую вернуть нашу собственность, а потом не спеша пройтись обратно в Уошбрук, — беззаботно сказал я. Пенни вздохнула.

— Ты ведь шутишь, Мордэкай, — сказала Роуз. — Пенни, скажи мне, что он шутит?

Пенни фыркнула:

— О, нет… он это весьма серьёзно. Более того — я наполовину убеждена, что его ждёт успех.

У Роуз расширились глаза:

— Только наполовину? Альтернатива может оказаться весьма неприятной.

— Нас впереди не ждёт счастливый конец, Роуз, поэтому трудно волноваться про неприятные альтернативы. У нас есть цель, и пока что этого хватит, — сказал я ей.

— Ты никогда раньше не был таким мрачным, Мордэкай… я не уверена, что тебе это идёт, — высказала своё мнение Роуз.

— Королю это будет идти ещё меньше, — сказал я со звериным оскалом. — Где люди, которых ты наняла? Джеймс сказал, что их всех увели.

— Те, кто мог себе позволить выплатить небольшой штраф, были отпущены, остальных заперли в Коронной Башне, — проинформировала она меня. — Ты ведь не планируешь пытаться их вызволить?

— Они мне нужны, чтобы загрузить повозки. Кстати говоря… куда они могли увезти моё имущество?

Роуз встревожилась:

— Мордэкай, это безумие. Это не сработает, никак не сработает. Король лишит тебя головы!

— Имущество, Роуз… можешь остаться тут, если тебе не нравится мой план.

— К этому моменту он уже, наверное, приказал их перевезти на королевские склады. Он запасает зерно и другие вещи для весенней кампании. Всё то же самое, что покупали мы — это было его основной мотивацией для конфискации имущества в доме Ланкастера, — ответила она. — И будь я проклята, если ты меня оставишь тут.

Я проигнорировал её заявление о верности:

— Мне нужны указания, как пройти к Коронной Башне. Насколько далеко оттуда до складов, и насколько далеко они от дома Ланкастера? — спросил я. В любое другое время я, возможно, был бы менее грубым, но стресс и тревога нашей ситуации начали сказываться на мне. Наша вылазка в дом Лорда Хайтауэра была очень волнующей, а мне нужно было вломиться ещё в два других места.

Оказалось, что склады были лишь в нескольких минутах ходьбы от резиденции Ланкастер, каковой факт будет очень удобен для моего плана. Однако Коронная башня была чуть более чем в двадцати минутах от складов. Я не был уверен, как быстро город отреагирует, но у меня было ощущение, что ситуация будет неприятной.

— Роуз, я хочу, чтобы ты вернулась в резиденцию Ланкастер одна. Там Джо. Скажи ему приготовиться — я хочу, чтобы он был приготовил повозки и возчиков, и поместил их рядом с королевскими складами, — сказал я ей.

К чести Роуз, она даже не подумала жаловаться на то, что возвращается одна. Вместо этого она забеспокоилась о моём плане:

— Даже в такой поздний час люди заметят, если мы оставим цепочку повозок на дороге.

Вынужден был признать, что мысль была здравой:

— Тогда прикажи им ждать во дворе Ланкастера. Первым делом я приду туда. Этого должно хватить. А если нет, значит я уже привлёк слишком много внимания.

Она кивнула, и минуту спустя мы разделились. Я волновался за неё, идущую одну в темноте. А потом, подумав немного, решил, что мне следует больше беспокоиться о том, кто может захотеть ей помешать. Мы с Пенни двинулись своей дорогой, тихо шагая по тёмным улицам.

Глава 28

Когда мы прибыли туда, Коронная Башня была тускло освещена. Хотя башня использовалась для содержания преступников, изначально она была одной из защитных башен, которые были равномерно распределены вдоль городской стены. По мере роста города вокруг внешних районов была построена новая внешняя стена, а стена рядом с башней была снесена, чтобы позволить более активное движение между внутренним и внешним городом. Сама башня представляла из себя приземистое, уродливое здание, построенное из того же розового гранита, из которого состояла большая часть столицы. Она возвышалась на более чем шестьдесят футов, и насчитывала шесть надземных этажей.

Из того, что мне рассказала Роуз, я знал, что первый этаж служил в основном административной областью. Работавшие в башне стражники содержались в главных казармах, поэтому ночью там будет лишь минимально необходимое число людей. Меня это совершенно устраивало.

Внешняя дверь не охранялась. Судя по всему, задача не пускать людей внутрь не считалась высокоприоритетной. Однако я вынужден был предположить, что за дверями будут стражники. Пенни заговорила первой:

— Как мы будем это делать на этот раз?

— Просто постучим и вежливо попросим, — ответил я. В других обстоятельствах это могло быть шуткой. Но не сегодня… Я подошёл прямо к двери, и начал тяжело стучать по ней.

В двери открылось окошко:

— Кто там?

Я сосредоточил свой разум, и ощутил по ту сторону двери двух человек. «Шибал», — тихо сказал я, и почувствовал, как они упали на пол внутри здания. Осмотрев дверь, я быстро осознал, что у неё не было замка… она была закрыта на засов изнутри. Я попробовал заклинание для поднятия засова, но безуспешно. Кому-то в голову пришла умная мысль закрепить сам засов с помощью цепи и навесного замка на внутренней стороне двери.

Я подумал, не попытаться ли вскрыть навесной замок снаружи, но даже если бы я это сделал, то всё равно нужно было бы убрать цепь. Я, наверное, мог бы это сделать, имей я несколько минут… но я не думал, что у нас было столько времени.

— Давай-ка немного отойдём, — сказал я Пенни.

— О, боги… — пожаловалась она. — Я знала, что это случится. Если ты разбудишь всех в здании, то не сможешь всех их потом усыпить.

— Может, и смогу… но у меня есть альтернатива, — ответил я. Я тихо произнёс слова, и добавил косметические чары к щитам вокруг меня с Пенни. Вспыхнул мягкий свет, и наши тела охватило синее пламя.

— О, это они точно не заметят, — заметила Пенни, глядя на свою ладонь, пока пламя бежало вверх по её руке.

— Я не планирую «незаметно», я планирую «напугав до усрачки».

— Тогда это сгодится. Я чуть не описалась, когда ты меня только что поджог — в следующий раз девушку предупреждай, — сказала она.

— Поехали, — ответил я. Подняв свой посох, я указал им на дверь башни. Я был весьма уверен, что смог бы и без него, но наложенные на него чары сфокусируют мои энергии более эффективно. Я думал, что сила мне ещё понадобится позднее. «Бо́рок И́нгак!» — с силой сказал я, и выпустил удерживаемую внутри меня силу. В дверь ударил невидимый таран, с резким треском расщепив её. Сила удара была настолько велика, что он прошёл через дверь, и я скорее ощутил, чем увидел, как за дверным проёмом обвалилась стена.

Пенни напряглась, и собиралась вбежать в дверной проём, но я положил руку ей на плечо:

— Подожди.

Прошла почти минута, прежде чем вышло трое мужчин. Я подумал, что два из них могли быть теми, кого я усыпил. У одного из них сильно текла кровь — наверное, от разлетевшейся внутри двери. Они сразу же заметили двоих окутанных пламенем людей на улице.

— Святой ад! — закричал один из них, на спотыкающихся ногах отступая к дверному проёму. Я усыпил его, прежде чем он достиг здания.

— Стойте! — приказал я, подойдя к двум оставшимся мужчинам. Увидев, как их спутник потерял сознание, они оба остановились. Я ощутил их дрожь, когда мы подошли ближе. — Кто здесь командует?

Один из них выглядел так, будто готов упасть в обморок, но другой сохранил достаточно присутствия духа, чтобы произнести:

— К…к…к…апитан Джэ́ролд, сэр!

— Сбегай, приведи его ко мне… — сказал я ему. Он помедлил лишь миг, прежде чем я крикнул «Сейчас же!». Этого оказалось более чем достаточно — он бросился бегом. Я бросил взгляд на Пенни: — Обойди башню, у них может быть и другой выход. Мы не можем позволить кому-нибудь из них сбежать.

Минуту спустя из разбитого в щепки дверного проёма показались трое — один из них выглядел гораздо более опрятным, чем двое других. Все трое осторожно приблизились:

— Могу я спросить, какое у вас ко мне дело… сэр? — спросил капитан. Вынужден был отдать ему должное, даже будучи напуганным и стоящим лицом к лицу с объятым пламенем человеком, он сумел сохранить спокойствие в голосе.

— У тебя есть ключи от камер в башне? — попытался произнести я угрожающим тоном, но не уверен, помогло ли это. Пламени и так хватало за глаза.

— Они у меня в столе, — нервно ответил он. Я видел, как у него задёргалась правая щека.

— Сходи за ними, и выпусти всех, кого забрали из дома Герцога Ланкастера, — сказал я ему.

— Прошу прощения, я не уверен, что я знаю их всех.

— Спроси их… открой любую камеру, в которой есть кто-то из них. Я хочу, чтобы они были здесь в течение пяти минут, иначе… Ну, тебе не понравится «иначе», поэтому просто убедись, что оно не случится, — проскрежетал я настолько властно, насколько мог.

На это ушло более пяти минут, но я притворился, что не заметил. Я вообще-то тоже не хотел переходить к «иначе». На самом деле, у меня не было плана на этот случай. Вскоре из здания показались люди, собиравшиеся в большую толпу. Один из них истошно завопил, когда Пенни показалась из-за левой стороны башни и пробежала мимо топтавшейся массы людей. Я заставил себя не улыбаться.

— Там кто-то начал спускаться с крыши по стене, — проинформировала она меня.

— Ты сделала ему больно? — спросил я.

— Нет, он только взглянул разок вниз, на меня, и передумал, — ответила она.

Винить его я не мог. Я предположил, что это был капитан стражи, искавший альтернативу нарушению своих приказов. Я обратился к толпе:

— Я здесь для того, чтобы вернуть обратно несправедливо арестованных вчера в резиденции Ланкастер. Здесь есть кто-нибудь, кто не был нанят Роуз Хайтауэр? — осведомился я. Поскольку передо мной стояло более трёхсот человек, я подумал, что скорее всего некоторые из них пришли просто за компанию. Никто из них не вызвался возвращаться в свои камеры, что и неудивительно.

Я повернулся к Пенни:

— Если ты не против, заведи доброго капитана и его людей внутрь, и запри их в одной из камер, — попросил я. Она кивнула, и стала загонять их обратно к башне. — Будьте паиньками, и ей не придётся делать вам больно! — окликнул я их, пока они нехотя возвращались в здание. Внутри же я нервничал — если они набросятся на неё, когда скроются из вида, то ситуация могла принять неприятный оборот. Я мог лишь надеяться, что их страх был именно таким сильным, каким казался.

Оказалось, что мне не нужно было волноваться. Пенни вернулась через несколько минут, не встретив никаких проблем. Я затушил окружавшее нас пламя — похоже, что оно нервировало наших новых рекрутов.

— Те из вас, кто готовы работать — идите со мной. У меня есть для вас дело. Я не могу обещать, что оно не будет опасным, но те, кто пойдёт за мной, в течение нескольких часов окажутся там, где руки короля до них не дотянутся. Те из вас, кто не хочет идти со мной, могут уходить, но вы сами по себе, если вас найдут стражники.

Люди начали тихо расходиться. В основном — те, кого не нанимала Роуз, и я надеялся, что я не выпускал в город большое число жестоких преступников. У меня просто не было времени пытаться быть более точным. От тех, кто остался, прозвучал чей-то голос:

— А на кого конкретно мы работаем?

Говоривший осмотрительно делал это из задних рядов. Уверен, что этот человек беспокоился, что я могу быть ненормальным.

— Меня зовут Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон. У нас с королём было несколько разногласий относительно того, как управляться с некоторыми делами. Конечным результатом стало то, что многих из вас посадили лишь за согласие взяться за работу. Если останетесь со мной, то я сделаю для вас всё, что смогу. Но я не могу обещать, что это не будет опасно, — сказал я, и зажёг навершие моего посоха, чтобы им было проще видеть меня в темноте.

— Что конкретно означает «опасно»? —послышался другой голос, но по-прежнему из задних рядов. Учитывая ситуацию, я не мог их винить.

— Я планирую в течение следующего часа забрать моё имущества со складов Короля. А после этого я собираюсь быть далеко от столицы за ещё более короткий срок. Ещё вопросы? Потому что у меня очень мало времени, — ответил я. Я видел, как в некоторых соседних домах стал загораться свет. Мои выходки не остались незамеченными.

Заговорил низкорослый человек в первом ряду:

— Нам обязательно сражаться?

— Сегодня — нет, если от меня что-то зависит, а через несколько месяцев — возможно. До того момента у вас будет полно времени на то, чтобы передумать, если таков будет ваш выбор, — поспешно ответил я. — А теперь нам правда пора выдвигаться. Те, кто желает идти… следуйте за мной. Я не буду ничего иметь против тех, кто откажется, — ответил я, развернувшись, и целеустремлённо зашагал по улице. На миг мне страшно захотелось оглянуться, поскольку я был уверен, что они расходятся во всех доступных направлениях. Магический взор иногда очень полезен… я ощущал, что большая их часть следовала за нами.

Я заговорил с Пенни, не поворачивая головы:

— Похоже, что большая их часть всё ещё с нами.

Она робко улыбнулась в тусклом свете:

— Большинство, я думаю. Нам нужно двигаться быстрее, Морт. Та сцена у башни привлекла много внимания. Даже если никто из стражников Хайтауэра не доложил, кто-то уж точно сообщит страже новости.

Её слова вторили моим собственным страхам. Если городская стража поднимется в полную силу, то всё пойдёт плохо. Конфликт на улицах будет поражением для всех участников. Люди, с которыми я буду здесь сражаться, были горожанами Лосайона — любые потери лишь ослабят нас… и отдалят нас от короля ещё больше. Я приостановился, чтобы обратиться к людям у нас за спиной:

— Сейчас мы двинемся быстрее… следуйте за моим светом, и попытайтесь не отстать, — подчеркнул я свои слова, заставив посох засветиться ярче.

Мы побежали трусцой по улицам Албамарла. Впечатление было сюрреалистическое — мой посох отбрасывал вокруг нас странные тени, создавая по ходу нашего движения необычные очертания между зданиями. Звук более сотни бегущих ног у меня за спиной неожиданным образом меня подбадривал, и мне на ум пришли слова Дориана… он был прав, в этом и была истинная сила. «Только ты тут всё едва контролируешь, эти люди — незнакомцы», — мысленно добавил я.

Внезапно из темноты показались двое ошарашенных стражника в патруле. Их лица светились шоком и удивлением, когда они увидели бегущую к ним огромную толпу людей. Я погрузил их в сон, не замедляясь, и надеялся, что их не затопчут бегущие за мной люди.

Пятнадцать минут спустя мы достигли дома герцога. Ворота были открыты, и следовавшие за мной инстинктивно стали входить в них. Я высоко поднял свой посох:

— Стойте! Мы ненадолго тут остановимся.

Джо ждал нас, и пока я говорил, повозки начали выезжать на улицу. Роуз сидела рядом с ним на ведущей повозке, с арбалетом на коленях.

— Фонари готовы? — спросил я его.

— Сами смотрите, — ответил Джо, указывая себе за спину. На каждой повозке было два фонаря, один — рядом с возчиком, а второй, не зажжённый — в кузове. Они нам понадобятся через несколько минут.

— Следуйте за повозками! Мы лишь в нескольких минутах от цели, — крикнул я толпе. Повозки пришли в движение, люди пошли рядом. Пенелопа на ходу взяла меня за руку.

— Ты в порядке? — спросил я её.

— Нервничаю, — ответила она сжатыми губами.

— Больше некуда, кроме как вперёд, — сказал я ей.

Её свободная рука раз за разом сжимала и разжимала рукоять её меча:

— Я знаю, — сказала она.

В мыслях своих я надеялся, что всё пройдёт гладко. Если конфронтация случится и выйдет из-под контроля, то Пенни может навредить множеству людей. Я беспокоился о том, как это может на неё повлиять, но мало что мог с этим поделать.

Мы без проблем вошли в складской район. Улицы тут были широкие, чтобы повозкам было удобнее ездить, и здания были крупными. Королевские склады были окружены каменной стеной, отделявшей их от остальных зданий в этой части города. Наши повозки остановились, когда мы достигли широких железных ворот, которые вели на склады. Естественно, они были закрыты и заперты. Посмотрев через их прутья, я увидел четыре больших здания, высившихся в темноте… наша цель.

— Эй, вы что тут делаете, народ? — окликнул нас голос из-за ворот.

— Отойди от ворот, они сейчас откроются, — сказал я голосу, а потом повторил то же самое людям у себя за спиной.

— Вам лучше разойтись! Они вас всех арестуют, если вы попытаетесь обокрасть короля! — послышался изнутри испуганный голос, кому бы он ни принадлежал. Я, наверное, тоже испугался бы, будь я ночным сторожем перед лицом неизвестной толпы. На этот раз я не потрудился ответить. Я выпустил силу, которую удерживал, направив её вдоль древка моего посоха. Створки ворот зазвенели как колокол, раздираемые на части силой моей магии, которая толкала их внутрь. Одна из них резко повернулась, врезавшись в стену изнутри, а вторую совсем сорвало с петель.

Люди у меня за спиной разразились радостными криками, и повозки стали заезжать внутрь.

— Если найдёте внутри стражников, отпустите их. Мы здесь не для того, чтобы сражаться! — окликнул я людей. На тот момент я предполагал, что какие бы внутри ни были охранники, они будут в большей опасности, чем мои люди. Я надеялся на то, что им хватит ума сбежать и спрятаться.

Роуз спустилась со своей повозки, и встала рядом с нами:

— Ты уверен, что это мудро? Они приведут городскую стражу.

— Чтобы нас остановить, им понадобятся крупные силы, а на их сбор уйдёт время. Мы должны убраться прочь до того, как они смогут оказать нам эффективное противодействие. Гоняться за стражниками будет опасной и бессмысленной тратой времени. Весьма вероятно, что кого-то из них убьют в суматохе. Я не хочу смертей на свою голову, — ответил я. В тусклом свете я увидел на земле человеческий силуэт, и понял, что это наверняка был человек, стоявший за воротами.

Я поспешно подошёл его осмотреть, и резко втянул воздух. Лежавший там человек выглядел как минимум сильно за шестьдесят. Голова была соединена с его телом лишь окровавленным кусочком плоти и кости — ворота почти полностью разрубили ему шею. Моим единственным утешением было то, что он, наверное, не успел это почувствовать. Меня накрыла волна вины и ненависти к самому себе. Я убил чьего-то деда. Лежавший передо мной человек был мёртв, и его вины в этом не было никакой. Сколько людей будет оплакивать его завтра?

Роуз подошла ко мне:

— Нам следует положить его на повозку.

— Зачем? — спросил я, взяв себя в руки.

— Если они найдут его тело, то это лишь ухудшит нашу ситуацию, — спокойно ответила она.

Пенни уставилась на неё:

— Как ты можешь быть такой холодной?

Если эта ремарка и взволновала её, Роуз этого не показала:

— Мы на войне. Всё, что отвлекает от попытки Мордэкая остановить Гододдин, уменьшает наши шансы на победу. Что-то вроде этого может подорвать любую добрую волю, которая у Мордэкая имеется среди жителей Албамарла.

Что-то сломалось внутри меня:

— Я не воюю с этими людьми, и я не заберу тело этого человека, чтобы скрыть своё преступление. Как к этому отнесётся его семья? Так и не узнав, что с ним случится? Они даже не смогут его оплакать как следует, не зная, жив он или мёртв, — выдал я, склоняясь, чтобы осмотреть его униформу. Ткань была старой и потёртой, результат многих лет носки и стирки. Его имя было вышито на левой стороне груди — «Джонатан Та́кер». Я был уверен, что никогда его не забуду. Это было ещё одно преступление, которое я никогда не смогу искупить.

Пока я мрачно размышлял о павшем стороже, повозки продолжали заезжать внутрь. Джо принёс большой лом, и вскоре они вскрыли двери в здания. Люди быстро двигались туда-сюда, загружая повозки всем, что можно было перенести. Большие деревянные ящики и мешки зерна накладывали горой в кузовах повозок.

Даже имея для погрузки такое количество людей, какое у нас было, ушло почти полчаса, чтобы заполнить повозки. Я не мог точно сказать, что мы взяли. Там определённо было много зерна и бакалейных товаров. Поверхностный осмотр моими дополнительными чувствами сказал мне, что в основном это была всякого рода еда. Многие ящики содержали оружие и броню, или, возможно, инструменты. Я не стал тратить время на то, чтобы удостовериться — мы загружали всё, что умещалось.

Я отсчитал тридцать девять повозок, пока они уезжали, направляясь обратно к дому Ланкастера. Когда последняя из них проехала мимо, мы с Пенни побежали к голове процессии. Я хотел быть там на случай, если мы встретим кого-то на обратном пути. Мы были почти у дома герцога, когда удача от нас отвернулась.

Глава 29

Маленькая кавалерийская колонна скакала по улице с противоположного направления — по меньшей мере тридцать верховых солдат, вооружённых длинными копьями. Ворота в дом герцога находились в пятидесяти ярдах впереди, по левую сторону дороги. Солдаты были ещё в по меньшей мере в пятидесяти ярдах дальше от ворот.

— Заводите повозки внутрь. Что бы тут ни происходило, не обращайте внимания. Поставьте их в ряд у герцогского склада, нам нужно будет заводить их внутрь по одной, когда я вернусь, — сказал я Джо.

— Что вы будете делать? — спросил он, широко раскрыв глаза.

— Я не уверен. Пенни, оставайся с ним, — приказал я, и побежал к приближающимся всадникам.

— Чёрта с два! — сказала она, легко меня нагоняя. С моей стороны было глупо пытаться её выгородить. Внутри я вздохнул… снаружи мои лёгкие тяжело трудились, снабжая меня воздухом, пока мы бежали. Мы достигли ворот герцога гораздо раньше кавалерии. Они пустились рысью, увидев нас, но всё ещё были в добрых двадцати ярдах.

Я влил в свой посох побольше силы, заставив его ярко засветиться.

— Стойте! — закричал я. Командир кавалерии поднял ладонь, и колонна остановилась менее чем в десяти ярдах от нас.

— Что это за хрень у тебя в руках? Уходи с дороги, дурак, это — дела короля! — крикнул мне их лидер. Свет от моего посоха лишил его уверенности — в те дни немногие люди имели опыт с магией.

— Меня зовут Мордэкай Иллэниэл. Я здесь, чтобы вернуть мою собственность и идти своей дорогой. Отступите, и никто не пострадает, — громко сказал я им.

— Я так и думал, — ответил он, прикрывая глаза от сияния посоха. — Окружить предателя! — приказал он.

Этого я ожидал: «Лэет ни'Бэрэк!» — громко сказал я. Хотя никто не услышал меня поверх рёва моего «флэшбэнга». Я не пользовался этим заклинанием со времени своей битвы в Замке Ланкастер, но здесь оно было зверски эффективно. В той битве я сталкивался с пешими… а эти были верхом. Яркий, ослепляющий свет вспыхнул прямо посреди колонны, сопровождаемый громоподобным звуком. Свет и звук были настолько мощными, что все в двадцати или тридцати футах оглохли, а также ослепли, если были лицом к свету. Люди завопили в шоке и страхе, лошади заржали и встали на дыбы. Воцарился хаос, поскольку большая часть всадников оказалась сброшенной своими брыкающимися скакунами.

Моё заклинание не наносило физических повреждений, но это едва ли было необходимо. Паникующие лошади затоптали нескольких всадников, в то время как остальные трудились подняться на ноги. Лошади без седоков разбежались во всех направлениях — некоторые, всё ещё слепые, врезались в здания. Я бы засмеялся, но я видел, что некоторые лежавшие на земле люди не двигались. Те, что двигались, шевелились вяло, ослеплённые и дезориентированные. Я погрузил их в сон. Это казалось милосердием.

Пенни кричала на меня, но её трудно было услышать. Я снова забыл защитить нам уши.

— Почему ты просто не погрузил их всех в сон с самого начала? — заорала она.

Я покачал головой:

— Я не думаю, что смог бы охватить сразу столько народу, — закричал я в ответ.

В прошлом я ни разу не погружал в сон более пяти или шести человек за раз, хотя, наверное, смог бы справиться с десятью. Я оглянулся на повозки — они остановились у ворот. Все пялились в нашем направлении. Я едва ли мог их винить. Я начал махать руками, указывая на ворота:

— Шевелите задницами! Это не спектакль, не тратьте время впустую! — закричал я.

Это снова привело их в движение. Я мог лишь надеяться, что у нас хватит времени на то, чтобы увести повозки до прибытия остальной части гвардии. Я заметил свет, заструившийся через закрытые ставни окон вдоль улицы напротив дома герцога. Я, наверное, разбудил всех в радиусе полумили.

Когда последняя повозка миновала ворота, Джеймс закрыл и запер их на засов. Я кивнул ему, и пошёл дальше — мне нужно было скорее зайти в здание склада. Первая повозка уже ждала у больших двойных дверей, когда я туда добрался. Рядом с ней стоял Джо.

— Забирайся обратно на эту долбаную повозку! — грубо сказал я ему.

— Мне нужно остаться, чтобы заставлять возчиков двигаться, — возразил он.

— Это могут делать Пенни и Джеймс — мне нужно, чтобы ты поднял ополчение. Всё это может занять время, и мне понадобятся люди, которым я могу доверять, чтобы удерживать людей короля по ту сторону стены, — указал я на стену, окружавшую городское поместье герцога.

Вопреки наилучшим стараниям Джо, повозки заполнили двор беспорядочной массой из людей и лошадей. У нас могло уйти больше часа на то, чтобы вывести их всех.

Джо забрался обратно в повозку, и завёл её внутрь склада. Там, посреди открытого пространства, был большой круг диаметром более тридцати футов. Изначально я начертил его мелом, но знание того, что по нему будут прокатываться повозки, заставило меня опасаться, что он будет повреждён. С помощью посоха я аккуратно прошёлся по каждой линии и каждому символу интенсивной огненной полосой. Теперь круг был глубоко вытравлен в каменном полу.

Мы с Пенни встали рядом с повозкой, когда Джо расположил её внутри круга. Если бы я прыгнул без неё, то мы бы умерли прежде, чем осознали, насколько ошибочно с нашей стороны было отдаляться друг от друга на многие мили. Я очистил свой разум, и направил энергию в круг, активируя начертанные символы.

На тревожный миг мне показалось, что я потерпел неудачу, пока я не осознал, что стены здания вокруг нас теперь были деревянными, а не каменными. Мы были внутри сарая, который я приготовил в Уошбруке. Я быстро сказал Джо:

— Выводи повозку наружу, а потом иди искать Дориана. Я хочу, чтобы как можно большее число ополченцев было вооружено и готово, когда я вернусь. Убедись, чтобы никто не стоял в кругу. Мне нужно, чтобы ты выгонял их из сарая как можно скорее по мере прибытия каждой повозки.

— Без проблем, парни будут здесь к тому времени, как вы вернётесь, — заверил он меня. Я искренне в этом сомневался. Потребуется по крайней мере пятнадцать минут или больше, чтобы растолкать горожан.

Как только повозка выехала из круга, я снова сконцентрировался, и мы опять оказались на складе герцога. Джеймс с сомнением пялился на нас из дверного проёма:

— Ну, похоже, что твоё заклинание работает. Я наполовину ожидал, что оно может вас убить, — сказал он.

Я поднял руки:

— У меня все пальцы на месте, — сказал я, на что он улыбнулся. — Мне нужно, чтобы вы продолжали загонять повозки внутрь… по одной. Как только я верну Джо, вы сможете перенестись со следующей повозкой, — сказал я ему.

— Я не спешу, — ответил он. — Вы, люди… давай, повозку вперёд! — крикнул он человеку, правившему повозкой, стоявшей у дверей склада. Когда повозка заехала в круг, я повторил процесс, и скоро она выезжала через двери сарая в Уошбруке. Джо пока не вернулся (как я и ожидал), поэтому мы вернулись за следующей повозкой.

Я переместил ещё три, прежде чем обнаружил стоявшее снаружи сарая ополчение. Там выстроилось двадцать с лишним человек в толстых кожаных куртках, с копьями и луками в руках. Я заметил, что они в какой-то момент заполучили себе шлемы. Как мой отец нашёл на это время среди остальных своих проектов, я никогда не узнаю. Мы с Пенни перенесли их обратно с нами, когда вернулись в Албамарл.

— Рассредоточиться вдоль внешних стен. Я хочу, чтобы по меньшей мере пятеро были на воротах. Дайте мне знать, как только увидите чьё-то приближение, — поспешно сказал я им. — Заводи следующую повозку! — крикнул я сидевшему снаружи возчику. — Джеймс, можете перенестись с этой партией, — добавил я.

— Нет, я подожду. Возможно, я тебе пригожусь, чтобы поддерживать движение, пока не пройдут все. Возьми с собой вместо меня Леди Роуз, — ответил он.

У меня не было времени с ним спорить. Я взял Роуз за руку, и отвёл её к повозке. Она сопротивлялась, но я просто потянул сильнее.

— Я пока не хочу уходить! Тебе ещё здесь нужно помогать! — возразила она.

Я проигнорировал её, и, как только мы оказались в круге, перенёс нас всех обратно в Уошбрук. Она выглядела слегка ошарашенной тем, как быстро сменилось наше местоположение.

— Повозки должны отъезжать сразу же, как только они появляются, — сказал я ей.

— Но! Постой… — начала спорить она. Я толкнул её, и шлёпнул её по попке. — Ох! — воскликнула Роуз. Мы с Пенни исчезли прежде, чем она смогла возразить что-то ещё.

Пенни зыркнула на меня:

— Ты что-то слишком распускаешь эти свои руки, Мистер.

— Спиши это на стресс. Думаю я не так ясно, как следовало бы, — сказал я. Мне, наверное, позже придётся за это заплатить. Усталость начала брать своё. За последние несколько часов я истратил больше силы, чем я привык. Меня глодал страх — если я не смогу перенести их всех, то последствия будут серьёзными.

Мы продолжали равномерно переносить повозки в течение следующего получаса. Несмотря на истощение, мне начало казаться, что мы всё успеем без дальнейших «инцидентов». Крик со стены положил этим надеждам конец:

— Приближаются солдаты! Много солдат!

— Блядь! — воскликнул я. Я разрывался — пойдя помочь «отваживать» людей короля, я вынужден буду прекратить перемещение повозок. Если я их проигнорирую, что они могут задавить моих людей на стене. Меня парализовал наплыв ужаса и нерешительности, а потом мне на плечо легла чья-то ладонь.

Это был Джеймс.

— Не останавливайся, Мордэкай. Осталось только пять повозок. Я позабочусь, чтобы они не вошли внутрь, — заверил он меня. Я посмотрел на человека, который стал мне почти вторым отцом. Он выглядел старым, что показалось мне странным. Тем не менее, его уверенность заставила меня почувствовать себя лучше.

— Я на вас рассчитываю, — ответил я, и отвернулся, чтобы переместить следующую повозку. Я пытался держать свой разум пустым — я не мог себе позволить мысли о чём-то помимо моей непосредственной задачи.

Каждый раз, когда мы возвращались, я слышал звуки, которые волновали меня всё больше. Крики и голоса далеко разносились в холодном ночном воздухе. Некоторое недолгое время герцог пытался вести переговоры, чтобы выиграть нам время, но не было похоже, чтобы солдаты короля на это купились. Я почувствовал облегчение, когда в круг заехала последняя повозка. Ещё один раз, и мы закончим. Я быстро переместил её, и мы с Пенни вернулись, чтобы забрать наших ополченцев.

Там царил хаос. Мы покинули склад, и обнаружили, что герцогский двор был заполнен бегущими людьми. Какие-то из них уже лежали, и я задумался, кто ещё только что умер за меня. Солдаты короля не смогли сломать ворота, и теперь упорно лезли через невысокие каменные стены. Дом не был построен для обороны — стены были высотой не более восьми футов. Неподалёку я увидел одного из моих людей на земле… из лицевого отверстия его шлема торчала стрела.

Джеймс стоял посреди двора, выкрикивая приказы. Если бы не он, они бы уже понесли поражение.

— Возвращайтесь к складу! Скорее! — кричал он. Большинство ополченцев уже бежали в моём направлении, но я видел, что некоторые хромали позади. Перевалившие через стену солдаты уже начали следовать за ними.

— Лэет ни'Бэрэк, — закричал я, указывая посохом на стену у них за спиной.

На мои глаза и уши обрушились свет и звук. Я повторил процесс, указывая на разные точки вдоль стены, надеясь замедлить вливавшихся в двор герцога людей. Джеймс повернулся, и направился к складу, когда вдруг споткнулся и упал. Из его бедра торчала стрела. В моём горле зародился крик, но в нём не было слов, лишь примитивный звук, полный боли и эмоций. Всё больше стрелков стали целиться с разных точек двора.

Один из пришедших со мной людей развернулся, чтобы схватить раненного герцога, потащив его на себе через двор. Другие к этому моменту добрались до меня, и стояли внутри — ждали меня, чтобы мы могли сбежать. Я выбежал наружу, чтобы помочь человеку затащить Джеймса под прикрытие склада.

Прежде, чем я смог до них добраться, ударило ещё несколько стрел. Я не мог видеть лица человека из-за его шлема, но удивился его силе. В его плече засела стрела, но он тащил герцога так, будто тот ничего не весил. Я схватил Джеймса за ноги, и мы побежали к дверям. Вокруг нас стали падать стрелы, и несколько попали в мой щит. Я запоздало подумал о том, чтобы расширить щит, прикрыв Джеймса и его неизвестного спасителя. Я так устал, что даже это мне едва удалось.

Мы забрались внутрь, и несколько рук помогли затащить его в круг. На нас неслась дюжина солдат, и я знал, что они настигнут нас прежде, чем я смогу активировать круг. Страх и гнев лишили меня здравомыслия, и я шагнул наружу, чтобы их встретить. «Пиррэн ни'Трэ́гэн!» — закричал я. По двору пронеслась ударная волна огня и смерти. Бежавшие в атаку на нас люди сгорели дотла, и даже те, кто был дальше, у стен, были отброшены. Пламя нашло почву, и единственное во дворе дерево превратилось в костёр. Дом герцога, похоже, также загорелся.

Мой гнев взял надо мной верх. Я в шоке уставился на содеянное, впав в отчаяние от только что отнятых мною жизней. Ладонь, которая легла мне на плечо, вернула меня к себе.

— Сын, нам пора. Позже будет время для сожалений, — послышался голос моего отца.

Удивлённый, я посмотрел на человека, который тащил герцога через двор вместе со мной. Меня озарило узнавание, когда я увидел под его защитной маской бороду. Он дёрнул меня за руку, и мы двинулись обратно внутрь. Он дёрнулся, и испустил странный крик, когда мы были близки к спасению.

Я с ужасом увидел, что у него между лопаток появилась вторая стрела. Я убрал стоявший вокруг него щит, когда мы вернулись внутрь… Я проклял себя за глупость. Схватив его в падении, я с трудом держал его на ногах, когда мы вошли в круг. Борясь с истощением, я в последний раз перенёс нас в Уошбрук.

Глава 30

Наше прибытие приветствовали радостные выкрики ожидавших, но их радость была кратковременной. Джеймс был тяжело ранен, а мой отец… все мысли исчезли из моей головы, когда я думал о нём. Я мягко опустил его на землю, крича людям, чтобы они отошли прочь. Мне пришлось положить его на бок из-за торчавших у него из спины стрел.

Пенни испустила шокированный вскрик, когда осознала, кого я держал:

— О боги! Это Ройс!

Мой разум не мог удерживаться на месте, пока я пытался думать. Я тщился сосредоточиться, забросить свои чувства внутрь слабеющего тела моего отца, чтобы выяснить размеры повреждений. Кто-то начал кричать мне на ухо, пытаясь привлечь моё внимание. Я вышел из себя, когда нарушилась моя концентрация — не глядя, я крикнул:

— Пенни! Заставь всех отойти, чтобы я смог сосредоточиться! — быстро огляделся я, зыркая на зевак: — Если кто-то ещё меня прервёт, то умрёт прежде, чем пожалеет о своей ошибке, — выдавил я сквозь стиснутые зубы.

Когда я начал заново, у меня ушло ещё больше времени на то, чтобы вернуть себе внутреннюю уравновешенность. Я силился успокоить своё сердце и подавить нарастающую внутри ярость. После долгой минуты я вернул себе сосредоточенность, и начал осматривать раны моего отца. Обнаруженное меня встревожило. Одна стрела, первая, засела в лопатке. Её я сразу выбросил из головы — наихудшие повреждения нанесла вторая стрела.

Её древко прошло между лопаткой и позвоночником, наконечник засел рядом с его сердцем. Он проколол его левое лёгкое, а также уколол сердце. Одна из питавших сердце артерий сильно кровоточила. Ранение было ужасающим для моего внутреннего взора. Я не мог починить лёгкое или артерию, не удалив стрелу, и у меня в лучшем случае было лишь несколько минут. Он истекал и захлёбывался собственной кровью. Ещё неизвестно, что из этого убьёт его первым.

— Кто-нибудь, найдите Маркуса! Я хочу, чтобы он был здесь немедленно! — закричал я. Паника добавила истеричные нотки в мой голос. Тут мой отец попытался заговорить. Его слова были тихими и мокрыми от крови, из-за чего его трудно было услышать.

Я наклонился ближе, приблизив ухо к его рту.

— Есть надежда? — тихо прохрипел он. При этих словах по моему лицу покатились слёзы.

— Может быть… держись, Пап, ещё не конец, — сумел выдавить я, и подавился, прежде чем смог сказать что-то ещё. Его рана была смертельной, но её природа была для меня поправима… если бы я мог делать сразу три дела одновременно. Я постарался подумать ясно. Если бы это было моё собственное тело, то было бы проще. «Мне нужна абсолютная концентрация», — подумал я про себя. Мне нужно было забросить внутрь него мой дух, как я сделал с лошадью столь долгий год назад. Будет гораздо проще работать изнутри.

Я прошептал несколько слов, и метнул свой разум наружу, уставясь в голубые глаза моего отца. На миг я ощутил, как наши разумы соприкоснулись, пока я пытался войти, но затем мои мысли метнулись обратно, неумолимо затянутые обратно в мою голову. Я был привязан к своему собственному телу… моими узами. Моё сердце закричало от боли, когда я осознал, что не могу сделать то, что было необходимо. Я боролся внутри, пытаясь освободиться от созданных узами ограничений. Меня пронзила боль, когда я попробовал порвать их силой, и Пенни споткнулась и упала рядом со мной. Я убивал нас обоих.

На меня накатило отчаяние, и я сдался — и тут я услышал, как мой отец снова попытался заговорить. Я поднял его голову и прислушался, но даже поднеся к нему ухо, я не мог его понять. Его взгляд пронзал меня, пока он пытался говорить. Он прочертил пальцем какой-то силуэт на земле, но я не смог понять, что это. Он снова заговорил, но единственным словом, которое я смог разобрать, было «люстра». Бессмыслица какая-то.

— Я не понимаю… что ты пытаешься сказать? — ответил, почти не видя его из-за заполнивших глаза слёз.

Он указал на Джеймса, полулежавшего в нескольких футах от нас, и снова одними губами произнёс слово «люстра». Он казался таким настойчивым, и я отчаялся понять его.

— Джеймс! Что он имеет ввиду… люстра?

Джеймс посмотрел на меня немного, прежде чем ответить:

— Я думаю, о имеет ввиду люстру в главном зале, в Ланкастере. Он сделал её для меня после твоей битвы, — сказал он. В то время царил такой хаос, что я и не заметил. Я даже не знал.

Ройс кивнул в ответ на его слова, и показал на мои глаза, потом на Джеймса. У него из глаза выкатилась слеза, пока он смотрел на меня.

— Я думаю, он хочет, чтобы ты посмотрел на люстру, Морт, — мягко сказала рядом со мной Пенни.

Я согласно кивнул:

— Где Маркус? — спросил я её. Теперь моей единственной надеждой было то, что его богиня сможет сделать недоступное мне, но время утекало.

Дориан явился и ответил на мой вопрос:

— Он в Ланкастере, Мордэкай. Он отправился туда вчера, там ребёнок заболел.

На меня накатила чёрная волна, но я оттолкнул её. Отчаяние никому не поможет. Я снова осмотрел раны — мне придётся справиться как смогу, снаружи. Я начал вытаскивать древко стрелы, пытаясь заштопать повреждённое лёгкое по мере извлечения наконечника. Мой отец дёрнулся от боли, и наконечник глубже врезался в его сердце. Я убивал его. Я ощутил, как его сердце забилось чаще, слишком часто, пока оно силилось толкать кровь через его тело.

Наблюдение за тем, как он боролся, разрывало мне сердце, и я сделал то единственное, что мне оставалось… я стал глушить боль, подавляя сигналы, которые посылали его нервы. Их было так много, что я не мог быть уверен, что делал, но его тело стало расслабляться. Его сердце замедлилось, и его грудь расслабилась.

— Ройс? — услышал я над плечом голос моей матери. Оглянувшись, я увидел её стоящей там, со спокойствием на лице, но во взгляде её я видел страх, страх потерять единственного самого важного для неё человека. Это был взгляд, разорвавший мою душу, потому что я знал, что не мог сделать ничего, чтобы это предотвратить.

Она села напротив меня, и убрала волосы с его лица. Я увидел, как их взгляды встретились, как это уже случалось тысячи раз, передавая друг другу чувства, которые я никогда до конца не понимал.

— Ничего, дорогой, я буду в порядке, — сказала она ему. Он попытался что-то произнести, но голос ему отказал. — Мордэкай о нас позаботится, не волнуйся. Я знаю, что ты меня любишь. Расслабься, тебе нужно отдохнуть.

От этих слов я расклеился, и зарыдал как ребёнок — безнадёжно и неуправляемо. Печаль человека, который знает, что больше никогда не сможет вернуться домой. Моя жизнь менялась, и надёжность и безопасность, которые мне давал отец, скоро исчезнут навеки. Окружённый толпой друзей и близких, я чувствовал себя одиноким как никогда.

Мой отец умирал долго. Он был гораздо сильнее, чем я мог представить, и его тело боролось за каждый вздох ещё долго после потери им сознания. Мне было слишком больно смотреть на это, и в конце я мягко остановил его сердце, ускорив его кончину. Когда с этим было покончено, я сел, без всякого выражения уставившись в пространство, онемевший и усталый.

Через некоторое время Пенни отвела меня обратно в наши покои. По пути люди заговаривали со мной, выражали соболезнования моей потере, но я едва слышал их. Наконец я упал в кровать, погрузившись в глубокий сон. Сон был полон печали и несказанных слов.

Глава 31

Последовавшая за этим неделя была серой и безвкусной. Марк вернулся на следующее утро, и при поддержке своей богини исцелил оставшихся раненых, включая своего отца. Я несколько дней избегал его — моё горе было слишком сильным, и какая-то часть меня винила его за отсутствие, когда мой отец нуждался в нём. Это лишь распалило мой гнев на богов.

Провели похороны, и я поведал о своих воспоминаниях, но позже не мог вспомнить, что именно я говорил. Пустота в моём сердце будто съела мою память о похоронах. Я вернулся к работе над железными бомбами с возобновлённой энергией, заставляя себя работать, будто истощение могло победить преследовавших меня демонов.

Идея Ройса послужила мне хорошо. Связав сдерживающие чары с уордом для впитывания тепла, я смог зарядить несколько кусков железа, прилагая гораздо меньше собственных усилий. Я выработал для себя режим, и вскоре единственным ограничением на производимое мною количество было время, которое мне требовалось для зачарования и связки. Обычно я мог за час сделать пятнадцать или больше.

Ангус нашёл меня через неделю после похорон. У него были проблемы с дамбой. Что мне было труднее всего, так это говорить с другими людьми, но реальность наших проблем не могла ждать из-за моего горя.

— Мне нужно поговорить с вами про фундамент, — сказал он мне.

Я был занят созданием новых железных бомб, и Ангус меня раздражал:

— Если нужно больше людей или материалов, поговори с Джо. Он достанет всё, что тебе нужно, — бесцеремонно сказал я ему. Со дня нашего злополучного побега из Албамарла наши ряды пополнились ещё двумя сотнями человек. Теперь у нас было более чем достаточно людей для проекта строительства дамбы, а также для постройки новых временных убежищ на зиму. С едой также, похоже, не предполагалось проблем: мы забрали с королевских складов больше, чем нам понадобится — гораздо больше, чем он у нас украл.

Ангус вздохнул:

— Мне нужно нечто большее, чем труд. Это — фундаментальная проблема с основанием, мы никак не сможем завершить эту штуку к сроку. Фундамента просто недостаточно — он не выдержит до весны, если мы будем продолжать строить на том, что у нас есть.

Меня это раздосадовало. С тех пор, как он приехал, я много раз слышал от Ангуса что-то про то, что мы «не могли» сделать. У него были те же черты перфекциониста, которые сделали моего отца искусным кузнецом. Но там, где Ройс был согласен подумать о том, что «могло» быть возможным, Ангус, казалось, видел лишь то, что не было возможным. Конечно, я не оказывал ему никакой личной поддержки со дня моего возвращения. Учитывая чисто заурядные ресурсы, которые в данный момент были в его распоряжении, с его стороны могло быть вполне уместным отчаяться когда-либо закончить дамбу. В каком-то смысле, в его неудаче был виноват я. «Как и во всём остальном», — подумал я про себя.

— Я съезжу, посмотрю на неё. Там об этом и поговорим, — сказал я ему. Сегодняшний день подойдёт не хуже других для начала тестирования моих новых идей для дамбы. Возможно, это поднимет настроение этому угрюмому человеку, но я в этом сомневался.

Несколько часов спустя мы стояли, глядя на начатую моим отцом дамбу. Она теперь возвышалась на двадцать футов — камни у основания были большие, пять на пять футов. Выше они были поменьше — полтора фута в обе стороны. Вода стекала по центру, где у вершины был оставлен канал, чтобы поднимающаяся вода не смыла то, что уже было построено. Вода за дамбой уже была глубиной в пятнадцать футов, и простиралась от одного края горловины Приюта Пастуха до другого.

— Я не могу продолжать строить её выше, — пожаловался Ангус. — Фундамент недостаточно большой, чтобы её поддерживать. Если вода станет ещё немного глубже, то начнёт просачиваться, и подтачивать фундамент.

У меня было упрямое настроение:

— Почему?

Ангус снова вздохнул:

— Давление — чем глубже вода, тем больше будет давление на дне. И тот раствор, который использовал ваш отец, не подходит для строительства под водой, его уже начало размывать.

Я ощетинился от намёка на то, что мой отец допустил ошибку, но сдержался.

— А что если я заморожу воду до состояния льда? — спросил я его.

— Что вы имеете ввиду?

— Я могу заморозить воду за дамбой, — заявил я.

— Она расширится, и растрескает камни. Как только она растает, всё начнёт рушиться, — ответил он. Тон голоса у него при этом был такой, будто он объяснял что-то ребёнку.

— Она не растает, — заверил я его.

— Будет прибывать всё больше воды — она всё равно разрушит построенное нами.

— Тогда я и её заморожу. Представь вот что… Я превращу то, что лежит за этой стеной, во что-то вроде ледника. Любая прибывающая вода также замёрзнет. Потом всё, что тебе нужно будет сделать — это построить подпорную стену, которой должно хватать лишь на то, чтобы удерживать свежую воду наверху, пока та тоже не замёрзла, — сказал я.

— Я бы сказал, что это бред сумасшедшего. Вы не можете замораживать воду вечно, а как только она начнёт таять, вся дамба разрушится, — сказал Ангус, махая руками, явно взбудораженный.

Я вышел из себя:

— Мне не нужно, чтобы она держалась вечно! Мне нужно, чтобы она только выдержала достаточно долго, чтобы убить весной долбаную армию. Ты что, не понимаешь, Ангус? Меня волнует только это — убить как можно больше проклятых людей!

Его лицо побледнело от моих слов:

— Если эта штука даст слабину, пока наверху люди, то она убьёт людей задолго до того, как сюда прибудет армия.

— Тогда я просто стану убийцей пораньше, — выплюнул я. — Смотри, — добавил я, подошёл к стене, и выбрал самый большой камень фундамента, лежавший в центре и перекрывающий русло реки. Используя те же заклинания, которые я повторял день ото дня на железных бомбах, я создал чары для хранения энергии в камне. Это настолько вошло в привычку, что заняло у меня лишь несколько минут, несмотря на размеры камня. После этого я изменил уорды, которые использовал для вытягивания тепла, чтобы они черпали тепло по ту сторону камня. Я слегка поменял их, чтобы они работали гораздо быстрее, а потом предоставил заклинанию возможность делать своё дело.

Сперва не случилось ничего, поэтому я повёл Ангуса на вершину самой дамбы, чтобы мы могли видеть воду за стеной. Видеть было трудно, но под поверхностью формировался лёд.

— Я хочу, чтобы вы стали строить новую стену, снаружи этой. Ей не нужно быть сильной, её должно хватать лишь на то, чтобы поймать любую протекающую воду. Толщиной не больше фута — стройте её на сухой стороне, используя фундамент, который выступает за дамбу.

— Много она не удержит, — сказал он, потирая подбородок.

— Ей и не надо. Просто постройте её быстро — мне нужно, чтобы она в течение недели была высотой с дамбу, а потом она должна подниматься быстрее уровня воды. Я буду продолжать замораживать воду, чтобы она не слишком давила на вашу вторичную стену, — сказал я ему.

В конце концов он согласился, хотя выбора я ему особого и не давал. Следующий день я потратил на зачарование камней фундамента, решив, что с них начать будет лучше всего. К тому же, у них было преимущество — они были самыми большими камнями, и это означало, что они могли удержать больше энергии, прежде чем взорваться. Поскольку они не предназначались в качестве бомб, я добавил ограничитель в заклинание для поглощения тепла, чтобы остановить процесс задолго до того, как камни приблизятся к своему пределу. Сейчас любой взрыв уничтожил бы все наши надежды на завершение проекта до весны.

Неделя медленно миновала, пока я работал над заморозкой воды за дамбой. Чтобы ускорить наши поездки туда и обратно, я создал телепортационный круг на месте строительства дамбы, а соответствующий ему круг — в Замке Камерон. Одним днём я также съездил сделать то же самое в Ланкастере, в личных покоях герцога. Я не хотел думать о том факте, что если бы я сделал это раньше, то Марк, возможно, смог бы вернуться вовремя, и спасти моего отца, но я всё равно чувствовал вину.

Каждое утро я возвращался на место строительства дамбы. Когда самые крупные камни в дамбе были зачарованы, лёд образовался на расстоянии более чем в сорок футов за самой дамбой. Вода стала быстро подниматься над её вершиной, переливаясь через центральную часть, пробивая канал во льду, и грозя смыть новую подпирающую стену — чтобы это предотвратить, я стал амбициознее. Пройдя вверх по небольшой долине, я нашёл массивный валун, который был почти погружён в поднимающуюся воду. У него была неправильная форма, которую ему давным-давно придала река, промыв более мягкий камень вокруг него.

У меня не было способа оценить это, но он наверняка весил как минимум несколько сотен тонн. Работая осторожно, я зачаровал его, и стал смотреть, как вокруг него начал формироваться лёд. Пока я работал над замораживанием реки в течение последних нескольких дней, у меня были мысли о том, как мы будем уничтожать дамбу весной. Опасность хранения такого большого количества энергии в камнях имела один желанный побочный эффект — уничтожить дамбу весной стало просто. Я включил стеклянную бусину в чары на нескольких камнях фундамента, а также в чары на большом валуне. Я был весьма уверен, что их разрушение начнёт цепную реакцию.

Зима шла медленно, и во мне росло чувство тревоги. Я добавил ещё один телепортационный круг у дороги рядом с Арундэлом, чтобы было проще проверять тот конец долины. Я также запустил регулярные патрули вдоль западного конца долины. Наш план пойдёт прахом, если враг придёт раньше, и застанет нас врасплох.

К середине зимы я создал более двух тысяч железных бомб, каждую — со своим собственным стеклянным активатором. Марк в момент вдохновения предложил нам создать большой деревянный стол, покрытый картой долины. На это ушло несколько недель, но когда он был готов, мы добавили в него маленькие углубления, отмечая будущие места расположения бомб. По мере того, как каждый кусок железа прятали вдоль реки, стекляшку для его активации помещали на стол в том месте, которое соответствовало бомбе.

Изменение в нашей стратегии строительства дамбы освободило множество человек от работы над ней. Более тонкая подпорная стена строилась гораздо легче. Временные жилища также уже были завершены, поэтому я отправил свободных людей копать огромную траншею. Пока они копали, вдоль траншеи вырос массивный земляной вал. На его вершине мы построили шаткий деревянный частокол. Защитное сооружение он из себя представлял неважное, но времени построить его лучше у нас не было. Если всё пойдёт так, как я надеялся, то нам всё равно не придётся защищать его от слишком большого числа нападающих. За земляным валом были выкопаны ямы, которые заполнили массивными каменными блоками, прежде чем закопать их обратно. У меня кончилось железо, но у меня был план, который требовал их присутствия, если нас настигнет худшее.

Всё это время моя мать с Пенни внимательно за мной наблюдали. Я ощущал на себе их взгляды, пока занимался своей работой. Пенни, в частности, должна была постоянно находиться рядом со мной. Я видел беспокойство на её лице — ей не нравились перемены, которые она видела.

— Когда ты последний раз улыбался, Морт? — спросила она одним поздним зимним днём.

Я серьёзно обдумал её вопрос:

— Х-м-м, вероятно — в день, когда умер мой отец. А что?

— Ты всё это время был тихим. Ты никогда не улыбаешься, не говоришь… если только не отдаёшь команды. Ты кажешься одержимым грядущей войной, — ответила она, хмурясь.

— Одержимость — это хорошо, когда планируешь войну. У меня нет времени составлять планы для танцев и вечеринок, — с сарказмом ответил я.

— Да дело не совсем в этом. Ты просто кажешься несчастным, будто мир потемнел. У тебя на сердце тень, и мне от этого грустно, — мягко сказала она.

— А с чего мне радоваться? Я убил своего отца, Пенелопа, и скоро я убью ещё больше людей, включая тебя. Что из этого должно приносить мне радость? — сказал я, скрипя зубами.

Пенни дёрнулась от моих слов, но не сдалась:

— Ты не убивал Ройса, Морт. Прекрати винить себя, пожалуйста, — сказала она, кладя ладони мне на плечи, и пытаясь массажем снять с них напряжение.

Я отстранился:

— Ещё как убил. Я перенёс их в Албамарл. Я убил гвардейцев короля и начал тот проклятый бой. Моя гордость настаивала на том, чтобы я забрал украденное королём, и моя гордость отказалась оставить что-то позади. Мои собственные самомнение и самоуверенность заставили меня снять с него щит, когда я не знал, что это — мой собственный отец. Именно мой гнев заставил меня пойти обратно, чтобы убить людей короля, и моя слабость заставила его вернуть меня…

Она хотела меняперебить:

— Морт, послушай, эт…

— Нет! Это ты послушай! — закричал я. — Он вышел, чтобы вывести меня из шока. Поэтому его подстрелили. А потом мы вернулись, и я ничего не мог для него сделать… из-за этих проклятых богами уз! Возможно, я смог бы спасти его тогда, но этот выбор был уже сделан. В конце концов всё, что я мог сделать — это помочь ему умереть, — начал идти я прочь. — В какой именно части всего этого я не виноват? — холодно сказал я.

— Да во всех, чёрт тебя дери! — крикнула она в ответ. — Прекрати мучиться этим. Нам ещё осталось несколько месяцев. Зачем ты портишь их, виня себя за то, что не мог контролировать? Зачем впустую тратить время, думая лишь о смертях, которые мы не можем предотвратить?

Я резко обернулся, окатив её ледяным взглядом:

— Предотвратить? Я больше не пытаюсь предотвратить никакие смерти, Пенелопа. О, нет! История замыслила сделать меня убийцей… но меня это устраивает. Этой весной я убью больше людей, чем кто-либо в истории, — свирепо сказал я.

— Это не та причина, по которой ты это делаешь, — возразила она.

— А теперь — та! Я собираюсь убить всех… проклятых… солдат… до одного — всех, кто войдёт в эту проклятую долину! А закончив, я позабочусь о том, чтобы прикончить каждого ублюдка, которому повезло выжить, если только я проживу достаточно долго, — наконец сказал я.

После этого я ушёл от неё, застывшей с потрясённым выражением на лице. Я услышал, как она заплакала, прежде чем вышел за пределы слышимости. «Ещё одно, в чём я виноват», — подумал я про себя, но вернуться не мог.

* * *

Я наткнулся на Сайхана во дворе замка. Учитывая мой разговор с Пенни, я был не в настроении для болтовни, что обычно не составляло проблемы в его отношении, но что-то в его позе сказало мне, что у него были припасены для меня какие-то слова. Я остановился в нескольких футах от него, и стал ждать.

— Нам нужно поговорить о нескольких вещах, — начал он.

— Я так и увидел, — стоически ответил я.

— Ты устроил налёт на склады короля, пока был в столице, — сказал он, будто этого было достаточно, чтобы передать мне его мысли.

— Я вернул свою собственность. Уверен, король поделится со мной своими мыслями на этот счёт, когда у него дойдут до этого руки, — резко ответил я. — Это проблема?

— Возможно, — сказал он, приостановившись, чтобы выбрать слова. Я редко видел, чтобы он прилагал так много усилий к дипломатии: — Мои приказы не имеют прямого отношения к бандитским действиям. Моя задача здесь — позаботиться о том, чтобы вы с Пенелопой не порвали свои узы. Однако я также являюсь слугой короля.

Я мысленно устроил повторную проверку своему щиту — ситуация вполне могла быстро пойти вразлад.

— Тогда похоже, что у тебя конфликт интересов. Что ты предлагаешь с этим делать? — ответил я, уперев в него твёрдый взгляд.

Старый воин сделал то, чего я ожидал меньше всего, что я редко видел с его стороны… он засмеялся:

— Ты сильно вырос с тех пор, как я с тобой познакомился, — сказал он.

Комплимент мало что сделал для улучшения моего настроения, и мне не терпелось покончить с этим разговором:

— Я облегчу тебе задачу. Ты можешь вернуться к королю, если хочешь… или ты можешь попытаться совершить правосудие от его имени прямо сейчас. Если выберешь первое, то я не буду тебе мешать, а если попытаешься сделать второе, то у меня прибавится крови на руках. Однако я бы предпочёл иметь твою помощь с этой войной… Я не уверен, можем ли мы себе позволить потерю твоей помощи, — ответил я. Свой голос я держал спокойным, но чувствовал, как кровь застучала у меня в висках. Мой гнев был в тот момент опасно близко к поверхности.

Сайхан, наверное, почувствовал мои смертоносные намерения, но если так, то виду он не показал:

— Я думал примерно в том же направлении. Реши я действовать против тебя, этого разговора между нами бы не было, — сообщил он, будто констатируя факт, как если бы люди обсуждали хладнокровное убийство каждый день.

— Значит, ты останешься и поможешь. Великолепно… тогда в чём смысл этого разговора? — начал я обходить его, но он положил ладонь мне на плечо. Я посмотрел на неё, а потом вопросительно взглянул ему в глаза.

— Я просто хотел убедиться, что мы понимаем своё положение, — продолжил он. — Думаю, что у тебя в этой войне есть шанс, иначе я бы уже отрубил тебе голову. Если проиграешь, то королевское правосудие не будет иметь значения; если победишь, то ваши дела будут только между вами. Тогда я буду придерживаться его решения, — сказал он, и убрал руку.

Я ещё какое-то время посмотрел на него:

— Тогда я думаю, что мы отлично друг друга понимаем, — ответил я, прежде чем уйти. Я ощущал спиной его взгляд, пока не покинул двор.

* * *

На следующий день меня нашла моя мать. Мириам всегда была тихой женщиной, если только не спорила с моим отцом, что случалось редко. Она нашла меня в тот день работающим в кузнице Ройса. Я пытался расплавить наши оставшиеся обрезки железа, чтобы отлить ещё несколько железных бомб.

— Я говорила с Пенни этим утром, — начала она.

Я внутренне вздрогнул. Я видел, к чему она клонила:

— Она послала тебя втолковать в меня здравый смысл? — спросил я.

— Нет, но она сказал мне, как ты относишься к смерти твоего отца, — ответила она.

— Но ты же не думаешь, что я не прав?

— Думаю. Твой отец сам делал свой выбор — единственное, что он бы изменил, это то, как ты сейчас к этому относишься, — ответила она.

Я поморщился:

— Я не могу ничего поделать с тем, что я чувствую, матушка.

— Думаешь, твой отец хотел бы, чтобы ты относился к этому вот так? — ответила она.

— Будь он здесь, я бы его спросил, но его нет, — сказал я. Внутри меня боролись гнев и грусть, но я их сдерживал. Мириам была единственным человеком, на которого я не мог окрыситься.

Она подошла ко мне, и положила свою ладонь поверх моей, заставив меня прекратить работать:

— Посмотри на меня, Мордэкай.

Я так и сделал. У неё были мокрые щёки. Я начал было что-то говорить, но она приложила палец к моим губам.

— Ты знаешь, почему я плачу? — спросила она.

— Из-за Папы?

— Нет. Он прожил хорошую жизнь. Плачу я потому, что теперь, когда Ройс мёртв, мой сын, похоже, хочет для себя только смерти. Я оплакиваю потерю твоей улыбки и радости, которую она мне приносила, — сказала она, и слезинка прочертила одинокую линию по её щеке.

Я долго смотрел на неё, и что-то во мне оборвалось. Мириам обняла меня, когда из моих глаз снова полились слёзы. Она держала меня целую вечность, а я плакал как потерянный ребёнок, и мою грудь сотрясали глубокие всхлипы. Если кто-то и увидел, как мы там стояли, то был достаточно добр, чтобы пройти мимо, не вмешиваясь.

Глава 32

Наконец пришла весна, принеся с собой более тёплые деньки. Снег начал потихоньку таять в горах, раздувая Реку Глэнмэй. Я был вынужден добавить ещё камней, чтобы не дать реке смыть дамбу. Я начал надеяться, что враг объявится скоро — если они задержатся слишком долго, то река размоет подпорную стену и созданный мною искусственный ледник. Я улыбнулся иронии в этой мысли.

Моё настроение улучшилось, что стало большим облегчением для Пенелопы, хотя мне пришлось довольно много извиняться. Однако оно того стоило — примирение меня более чем порадовало. Но я всё ещё носил в себе тёмное семя гнева и горя. Я держал его внизу, в темноте и глубине, где даже я сам его почти не ощущал. Я сосредоточил свой сознательный разум на более приятных вещах, хоть их и было мало.

Через две недели после «официального» начала весны разъезды вернулись с вестью о том, что видели разведчиков. Разведчики были лёгкими кавалеристами, которые ездили парами, исследуя долину и дорогу. Мы оставили их в покое — я не планировал мешать им, если только они не решат подобраться к тому месту, где была расположена дамба. К счастью, они не зашли так далеко, углубившись в долину лишь на десять миль, прежде чем вернуться.

Река в том конце долины, где они вошли, была маленькой — мы позволяли лишь небольшому потоку воды уходить через дамбу вниз по течению. Я беспокоился, что они могут что-то заподозрить из-за низкого уровня реки. Я рассчитывал на то, что они, не будучи жителями нашей долины, не знали, насколько мощной эта река обычно становилась весной.

Тем вечером, после обнаружения разведчиков, я отыскал Дориана.

— Люди готовы? — спросил я его. Это был глупый вопрос — мы уже сделали всё возможное. Тем не менее, я не мог с собой ничего поделать.

— Готовее мне их уже не сделать, — ответил он. С добавлением людей из Албамарла и Арундэла у нас было более шестисот боеспособных мужчин. Нам было бы трудно всех их вооружить, но некоторые украденные из столицы ящики были набиты оружием и лёгкой бронёй. Я был уверен, что королю их сейчас не хватало — ему наверняка приходилось нелегко с вооружением его собственных людей.

— Шесть сотен, — повторил я. Это число казалось ничтожно маленьким, чтобы встретить армию, которая почти наверняка превысит десять или двадцать тысяч. — Пришло время перевезти женщин и детей в Ланкастер, — добавил я.

Дориан кивнул — мы уже обсуждали это раньше. Все, кто не должен был сражаться, будут отосланы туда, подальше от конфликта. Если здесь всё обернётся худо, то как можно большее число людей тоже отступит туда — я построил круг побольше, который позволял мне переносить в Ланкастер двадцать человек за раз, и больше, если они были достаточно дружны, чтобы прижаться друг к другу.

Из Ланкастера я приготовил второй круг для побега, если только я буду жив, чтобы его использовать. Он перенесёт их на место в пятнадцати милях вдоль дороги, которая вела в столицу. Если я буду мёртв, то Марк сможет его использовать, чтобы перенести их туда — он уже продемонстрировал, что при помощи своей богини может его активировать. Я надеялся, что это было достаточно далеко, чтобы захватчики их не догнали, но вероятнее всего меня там не будет, и я не узнаю.

Я пошёл поговорить с Пенни. Мне нужно было рассказать ей кое-что важное, пока ситуация не вышла из-под контроля. Я нашёл её во дворе, она упражнялась с Сайханом.

— Нам надо поговорить, — просто заявил я.

— Это может подождать? Я тут почти закончила, — осведомилась она.

— Нет, не думаю, что может, — серьёзно ответил я.

Она поймала мой взгляд. Это был разговор, который я откладывал уже не первый месяц. Я боялся последствий, если она прочтёт слишком много в моих мыслях.

— Ладно, — ответила она. — Здесь… или нам нужно пойти в какое-то уединённое место?

— Уединённое.

Мы поднялись на стены, поскольку туда было ближе всего. Вид оттуда открывался такой, что дух захватывало — отсюда было видно лесистое поле, которое шло от Замка Камерон до дороги через долину. Мы понаблюдали, как прохладный ветер качал верхушки деревьев из стороны в сторону.

— Так в чём дело? — спросила она.

— Ты в последнее время замечала в себе какие-нибудь изменения? — спросил я. Я думал, что она может оказаться более восприимчивой к этому, если я сначала спрошу её мнение.

— Нет… А что? У меня получается всё лучше, если верить Сайхану, но это ожидаемо.

— Я имею ввиду… другие вещи, — бросил я взгляд вниз, подчёркнуто уставившись на её живот. К сожалению, он у неё был необычно плоским и твёрдым — результат продолжительных упражнений и тренировок. Я впервые пожалел, что она не потолстела немного.

— Ты о чём говоришь? — сказала она.

— В одну из прошлых ночей… пока ты спала, я кое-что почувствовал. Сперва я не был уверен… — пожал я плечами.

— Ты пытаешься сказать мне, что я беременна? По-твоему я что, похожа на беременную? — спросила она с недоверием на лице.

— Думаю, пока ещё слишком рано, я не уверен. Никогда прежде не чувствовал ничего такого, но прошлой ночью я ощущал это у тебя во чреве, — сказал я, позволив страху проступить на моём лице.

— Да ты меня разыгрываешь, — сказала она. — Ты правда думаешь, что я беременна?

— Да, — просто сказал я.

— Ты это выдумал, — ответила она, но я увидел на её лице неуверенность.

— Нет… хотя хотелось бы. Сейчас не время заводить детей.

— Что заставляет тебя быть настолько уверенным? — с подозрением спросила она.

— Я почувствовал биение сердца… второго сердца, Пенни. Весьма в этом уверен, — сказал я, вложив в свой голос столько искренности, сколько мог — от её ответа зависело всё.

Её лицо затопили противоречивые эмоции, пока наконец я не увидел, как оно приняло решительное выражение:

— Ты лжёшь. Ты хочешь, чтобы я согласилась разорвать узы.

— Нет! Пенни! Это правда, но я не это пытаюсь сделать. Я говорю тебе правду: ты носишь нашего нерождённого сына, дело уже не только в тебе и во мне, — сказал я ей. Я уставился на неё с уверенностью, которой не чувствовал. Затем я извлёк из памяти образ моего умирающего отца, используя воспоминание о нём, чтобы заставить слёзы проступить у меня на глазах. — Ты должна поверить мне Пенни, я не стал бы лгать про такое, — солгал я, позволяя слезам катиться по моему лицу. В одной, маленькой части своего сознания я не мог не возгордиться своим актёрским мастерством, но, вопреки моему обману, мои эмоции были реальны.

Она отрицательно начала качать головой:

— Нет, нет! Ты лжёшь! Это не может быть правдой, я бы это увидела. У меня всегда бывают видения о важных вещах, почему я не увидела бы это?!

— Подумай, Пенни. У тебя было хоть одно видение с тех пор, как мы связали себя узами? Не было, так ведь? Причина в узах. Они блокируют твои видения точно так же, как блокируют голоса, которые я слышал. Если ты не веришь мне, спроси Марка. Его богиня наверняка будет знать правду, — сказал я.

Она посмотрела мне прямо в глаза:

— Он солжёт ради тебя.

— Да, но он не солжёт о том, что скажет ему его богиня… он не сможет. Так он мне говорил. Спроси его! — сказал я, наращивая гору лжи с каждым вздохом. Я не говорил с ним про то, чтобы помочь мне её обмануть, но я должен был довериться тому, что он будет знать, что делать. Некоторые вещи были важнее правды.

— Ладно, — сказала она. — Спрошу, — пошла она к ступеням, которые вели вниз. Когда я последовал за ней, она обернулась: — А ты оставайся здесь. Я не хочу, чтобы ты делал ему намёки. Если сказанное тобой — правда, то он сам это подтвердит или опровергнет.

Моё сердце сжал страх, но я быстро его скрыл:

— Хорошо, я подожду тебя здесь.

— Не нужно. Я потом тебя найду. Что бы он мне ни сказал, мне понадобится время, чтобы подумать, — сказала она, и с этим ушла. Какое-то время я смотрел вдаль, гадая, что он скажет. Марк был лучшим лжецом из всех, кого я только знал, без исключений, но он изменился после того, как нашёл своё призвание. Хотя эту идею подал мне он, я не был уверен, что он поможет. У Леди Вечерней Звезды были строгие правила насчёт лжи, а в его новой набожности не было ничего ложного.

* * *

Тем вечером, за ужином, она ничего не сказала мне. Главный зал теперь был гораздо тише. Почти все женщины и дети уже уехали. Я потратил большую часть остатка дня, перемещая их в Ланкастер, одну группу за другой. У нас всё ещё было полно времени, поэтому они могли бы уйти пешком, но я хотел, чтобы они привыкли к идее перемещения. Некоторых и так довольно долго приходилось уговаривать. Лучше было позаботиться о том, чтобы они доверяли этому сейчас, чем ждать момента, когда у нас будет не хватать времени.

В результате моих усилий, к ужину я был вымотан. Я не только переместил несколько сотен женщин и детей в Ланкастер, но также вернул большую часть живших там боеспособных мужчин. Ланкастер теперь был почти полностью населён женщинами и их иждивенцами, а также несколькими стариками из Уошбрука. С ними были Дженевив и Роуз, поддерживавшие порядок, хотя Роуз высказала некоторые возражения.

Я сидел во главе высокого стола, с Пенни по правую руку. Джеймс Ланкастер сидел слева, на месте, которое раньше принадлежало моему отцу. Вид его пустого стула довольно долго меня расстраивал, и я был благодарен Джеймсу за то, что он его заполнял. Дориан и Марк сидели на стульях рядом с Пенни и Джеймсом. Я тщательно избегал смотреть на Марка, боясь выдать свою ложь. Я был уверен, что она уже поговорила с ним, но она не сказала мне, что он ответил. Мои инстинкты говорили мне, что лучше было не спрашивать.

— Ну разве мы не весёлая компания сегодня, — внезапно объявил Джеймс, нарушив молчание. — Я не видел такое количество тёмных лиц с тех пор, как… х-м-м, — сказал он, потирая подбородок. — Вообще-то, я никогда не видел столько тёмных лиц. Нам нужно повеселеть. Дориан! Ты первый… с тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?

Дориан хмыкнул:

— Уи́льямс шлёпнулся на задницу во время сегодняшней тренировки. В жизни не видел человека более неуклюжего — он сам себя убьёт раньше, чем такая возможность появится у врага, — выдал он. Я понятия не имел, о ком шла речь, но это было не особо смешно. У Дориана был талант к тому, чтобы делать самые весёлые истории немного сухими и плоскими.

Джеймс вежливо хохотнул:

— А как насчёт тебя, Маркус? — спросил он. Сын был его лучшей надеждой. Марк умел травить байки.

— Вообще-то да! Но я не могу рассказать вам, — печально объявил он.

— Почему нет!? — возмутился Джеймс.

— Это конфиденциальный вопрос, между человеком и богиней. Я скажу лишь, что у некоторых людей есть проблемы с очень неожиданными частями тела! — сказал он, сверкнув глазами, и почти не оставляя сомнений о том, какие части тела он имел ввиду.

Это заставило всех нас рассмеяться получше, поэтому Джеймс посмотрел через стол на Пенни:

— А что насчёт тебя, дорогая моя? С тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?

Пенелопа была похожа на лань, попавшую в капкан. Какой-то миг она смотрела на него серьёзно, прежде чем бросить взгляд на Марка, а потом обратно на меня. Её рот открылся, и она начала говорить, но её губы дрожали. Я видел, как на её глаза навернулись слёзы, прежде чем она произнесла:

— Простите, вам придётся меня извинить, — сказала она, затем стремительно встала, и быстро пошла к двери, которая вела к лестнице.

Джеймс выглядел виновато:

— Это что было? Я что-то не то сказал?

Марк закинул руку ему на плечо:

— Нет, отец, дело не в тебе. Её сегодня занимает множество мыслей, — бросил он на меня многозначительный взгляд.

— Мне следует пойти проверить её, — объявил я, и встал, чтобы уйти. Марк поднялся, и догнал меня, прежде чем я достиг двери.

— Я сказал ей то, что ей нужно было услышать, — прошептал он мне на ухо.

— Правда? Спасибо! Я… я не знаю, что сказать. Тебе это наверняка нелегко далось, — сказал я, крепко его обняв. — Спасибо. Что бы ни случилось… ты всегда будешь моим лучшим другом.

Она покачал головой, и отпустил меня. Направляясь к лестнице, я услышал, как он сказал что-то ещё, но я не совсем уловил его слова, потому что он говорил слишком тихо. Мне почти показалось, что он произнёс «я лишь сказал ей правду», но это было бы бессмыслицей.

* * *

Пенни я нашёл в нашей спальне, свёрнутую в клубок и сжимающую одну из подушек. Она в неё плакала. Простыни были скомканы, половина из них была на полу. Она не шевельнулась, когда я вошёл в комнату, хотя я знал, что она меня услышала.

— Ты поговорила с Марком, так ведь? — спросил я, садясь рядом с ней на кровать.

Она не ответила, лишь мотнула головой в жесте, которой мне показался утвердительным. Её волосы были растрёпаны. Прежде они были собраны в плотный пучок, но сейчас он представлял собой спутанный узел. Похоже было, что она пыталась его распустить, но сдалась на полпути.

— Я был прав, так ведь? — тихо сказал я.

На миг она сжала подушку сильнее, прежде чем ответить:

— Да, — произнесла она. Я промолчал. Не был уверен, что делать, поэтому держал язык за зубами, пока она не продолжила: — Теперь доволен? — выдала она наполовину утверждение, наполовину вопрос.

— Вообще-то — да, — тихо сказал я.

Она повернула свою голову ко мне, чтобы зыркнуть на меня:

— Ублюдок ты этакий! Ты с самого начала только этого и хотел!

— Нет, — солгал я, — но я рад, что у нас будет ребёнок. Я люблю тебя, Пенни, и я всегда надеялся, что когда-нибудь у нас будут дети, — снова солгал я — на самом деле я об этом никогда не думал. Моё представление про «жить-поживать да добра наживать» никогда не было чем-то более сложным, чем длительная эротическая фантазия, включавшая в себя женщину, которую я любил сильнее, чем свою собственную жизнь. Однако думая теперь о детях, я мог видеть привлекательность такого варианта. Я считал, что она будет чудесной матерью, и от мысли об отцовстве у меня слёзы наворачивались на глаза. Мой собственный отец никогда не увидит своих внуков. Да и я не увижу, если уж на то пошло, поскольку они на самом деле не будут существовать. Я надеялся, что однажды она станет жить дальше, и заведёт детей без меня, но от этой мысли мне становилось ещё больнее.

— Они были бы прекрасны, — сказала она печальным голосом.

— Один из них всё ещё будет, — напомнил я ей.

— Нет, Морт, я не могу это сделать. Это слишком. Я не покину тебя, — ответила она.

— Тебе не придётся, — сказал я ей, — просто оставайся со мной до конца. Когда время приблизится… тогда мы это сделаем. Ты сможешь остаться со мной, пока всё не кончится.

На её лице расцвела надежда:

— Обещай мне. Обещай, что не заставишь меня бросить тебя.

— Я никогда с тобой так не поступлю, Пенни. Я тебе уже говорил, — ответил я.

— Обещай мне! Сделай это, и я соглашусь порвать узы, как только приблизится момент, но ты должен пообещать, — отчаянно сказала она. Её мольбы разрывали мне сердце.

— Конечно же, Пенни… — начал я.

— Нет… Поклянись! Прямо сейчас. Я не хочу никаких полупустых заверений. Поклянись, — яростно вцепилась она в мои плечи.

— Я клянусь в этом, Пенелопа Купер. Я не брошу тебя, и я не оставлю тебя одну до тех пор, пока смерть не лишит меня выбора. Я клянусь тебе в этом на своей любви, и на жизни нашего нерождённого ребёнка, — произнёс я, глядя глубоко в её глаза — и я был серьёзен в каждом слове, хотя я знал, что в её чреве не было ребёнка. Я больше ни на гран не предам её доверие.

Она резко кивнула, и поцеловала меня, задержав свои губы на моих.

— Ты женишься на мне, Мордэкай?

Это меня удивило:

— Я уже просил тебя выйти за меня, — ответил я.

— Нет, я имею ввиду — сейчас. Прямо сейчас. Потом уже не будет времени, только не для тебя. Женись на мне сейчас, я больше не хочу ждать, — выразительно сказала она.

«Ждать чего?» — подумал я про себя. Мы как-то особо и не хранили себя. Вообще-то, мы с большим энтузиазмом не хранили себя уже несколько месяцев. Иногда женщины для меня — загадка. Однако я усвоил достаточно, чтобы не сказать ничего глупого.

— Ладно, давай это сделаем.

Она вскочила с кровати с большей энергией, чем я у неё видел последние месяцы, исключая тренировок с Сайханом и Дорианом. Она стала рыться в гардеробе.

— Это ужасно, Морт!

— Что? — потерял я нить разговора.

Она бросила на меня полный ужаса взгляд:

— Что я надену?!

Клянусь: пока живу, какой бы короткой мой жизнь ни была, я никогда, никогда не пойму женщин.

Глава 33

Церемонию провели следующим утром, в маленькой, незавершённой часовне Замка Камерон. Там, накануне нашей войны с Гододдином, мы собрались для одного из старейших ритуалов человечества, для торжественного подтверждения жизни и радости. Это был момент вызывающей непокорности перед лицом неминуемого горя.

Марк согласился провести церемонию, хотя у меня были некоторые опасения на этот счёт. Своё мнение я держал при себе. Поскольку Марк был уже занят, роль моего шафера сыграл Дориан. Мне это всё равно хорошо подошло, так как мне было бы трудно выбрать между ними.

Гостей было мало. Джеймс был там, как и моя мать, и отец Пенни. Сайхан также присутствовал, вместе с Джо МакДэниелом и небольшой группой горожан Уошбрука. Если честно, я был благодарен за скудную аудиторию. Свадьба, которую мы изначально планировали почти год назад, включала бы в себя огромный список гостей. Избавление от помпы и пышности такой большой свадьбы было само по себе маленьким благом.

Я ждал у алтаря, пока Патрик Купер вёл свою дочь между скамей. Вздрогнув, я осознал, что Леди Роуз пропустит церемонию. Я был уверен, что позже жестоко за это поплачусь.

Сама церемония была чередой смазанных образов. Позже я буду гадать, что же случилось, потому что первым, что я смог вспомнить, были финальные клятвы. Марк какое-то время пялился на меня, прежде чем я осознал, что от меня требовалось повторять за ним его слова. Моё лицо покраснело от стыда, и он начал снова, и на этот раз я повторял за ним в точности. В конце я мог вспомнить только последнее «согласен/согласна».

Я обнаружил, что гляжу в голубые глаза Пенелопы. У неё не было свадебного платья, поэтому она надела прекрасное жёлтое платье, которое ей давным-давно помогла выбрать Роуз. Кто-то помог заплести её волосы в изящно уложенную причёску, но я видел лишь её милые глаза и губы. Марк что-то сказал, но я его не понял.

— Я сказал… можешь поцеловать невесту, — повторил он твёрже. Я услышал, как некоторые гости тихо засмеялись.

— Ох! — тупо сказал я, и поцеловал. Гости разразились радостными криками и захлопали в ладоши, но я практически их не замечал. «Что ж, свадьбы всё же не такие уж и плохие», — подумал я про себя.

Вскоре мы наслаждались едой и всем элем, который удалось найти Джо. Он может быть весьма находчив, когда хочет. Думаю, это было следствием того, что он заправлял таверной. Дориан наклюкался ещё до начала празднования. Марк несильно от него отставал, и они оба пытались убедить меня пить с ними, кружка за кружку.

— Давай, Морт! Пей! Ты же не каждый день женишься! — порицал меня Дориан.

— Ты же не хочешь быть тут единственным трезвым, а? — добавил Марк.

— Ну, кто знает, с чем нам придётся столкнуться завтра… — заколебался я. Я правда разрывался между желанием пить и своей ответственностью.

— Кхм! — громко сказала Пенелопа. — На случай, если вы забыли — это его брачная ночь, — сказала она им.

— Так почему бы нам сейчас не подняться наверх, любовь моя, — храбро сказал я ей. — Мы можем с этим разобраться, а потом вернуться, чтобы насладиться вечером.

Пенелопа и слышать об этом не желала:

— Я не думаю, что ты понимаешь. Помнишь ту ночь в Албамарле, после нашей ссоры? — напомнила она мне.

— Да, — неуверенно сказал я.

— Это было ничто. Ты будешь умолять меня о пощаде ещё задолго до наступления утра, — ответила она, выгнув бровь. — Береги силы, солдат.

Я серьёзно посмотрел на своих друзей:

— Возможно, мне следует откланяться, джентльмены. Полагаю, долг зовёт.

Они обменялись серьёзными взглядами, прежде чем снова поднять свои кружки:

— За дорогих усопших! — объявил Марк.

Я засмеялся, и последовал за Пенни к лестнице. Моё испытание лишь началось, но, как однажды сказал поэт, «когда женщина хочет, мужчина лишь может ей подыгрывать». Я подыгрывал, и весьма охотно, могу добавить. В грядущие дни у меня больше никогда не будет такой ночи, да и не думаю, что я смог бы пережить ещё одну — но я никогда не об этом не жалел. В ней была вся радость и всё возбуждение нашей молодости, и когда ночь миновала, я оплакивал её потерю. Больше такой ночи у меня не будет.

* * *

Заря пришла со своей обыкновенной склонностью к преждевременности. Лучи утреннего солнца вонзилось во мои глаза, напоминая мне о срочных дневных делах. Я застонал, и накрыл лицо подушкой. В дверь постучали, и мои надежды поспать допоздна разбились вдребезги. Я сел, протирая глаза, и Пенни схватила меня за руку:

— Игнорируй, — сказала она мне. По мне, так это звучало просто отлично, и я упал обратно в кровать. К сожалению, стук продолжился с нарастающей настойчивостью. Кто бы это ни был, он очень, очень хотел моего внимания. Громко вздохнув, я встал с кровати.

В дверях с неловким видом стоял молодой человек.

— Разведчики докладывают, что враг входит в долину, ваше сиятельство, — поспешно проинформировал он меня. Я его не узнал, но испытывал сильное искушение сказать ему вернуться через несколько часов.

По нашему плану нам всё равно ещё несколько часов нечего было делать. Наблюдать и ждать — вот и вся его суть. Мы не будем действовать, пока враг не окажется там, где мы хотим его видеть. Но я знал, что надежды на отдых не было. Я с тоской оглянулся на кровать.

— Я спущусь через несколько минут, — сказал я ему.

Когда он ушёл, я вернулся, и сел у кровати. Пенни сидела на ней, имея вид растрёпанный и совершенно великолепный. Несмотря на суровость прошедшей ночи, меня сильно тянуло повторить на бис. Пенни раздражённо посмотрела на меня:

— Худшего медового месяца и быть не может, — объявила она.

Я был склонен с ней согласиться:

— Знаю, милая, — сказал я вместо этого. — А военные обстоятельства ведь не ждут^[16], - выдал я, надеясь, что высказывание прозвучало важным и мудрым. Но я забыл, к кому обращался.

— Ты и вполовину не такой умный, как думаешь. Надеюсь, ты это осознаешь, — сказала она мне, и принялась одеваться.

— Знаю, любимая, но покуда ты никому не скажешь они, может, и не догадаются, — ответил я. Несмотря на её слова, я всё равно чувствовал себя чертовских умным. Женитьба, похоже, пошла мне впрок.

Мы спустились вниз. Я знал, что с каждым шагом мы приближались к концу моего хорошего настроения. Войдя в главный зал, я увидел, что он со всех сторон набит людьми. Небольшая толпа собралась у высокого стола, где стоял Дориан. Я восхитился его спокойствием, с которым он невозмутимо раздавал инструкции собравшимся вокруг него людям. Стало как никогда ясно, что он был рождён для таких вещей. Я не хотел думать о том, для чего был рождён я. «Вероятнее всего — для массовой резни», — подумал я про себя.

Когда мы с Пенни прошли через столпившихся людей, все в помещении притихли. Лица, которые я видел уже дюжину раз, смотрели на меня в новом свете. Я чувствовал навалившийся на меня вес их отчаяния и надежды, эту почти вещественную ношу. Я расправил плечи, высоко подняв голову. Если я чему и научился, наблюдая за Дорианом, так это тому, как важно производить впечатление уверенности. Поступать иначе — лишь сеять сомнения и беспорядок.

Дориан при виде меня, похоже, почувствовал облегчение. Вокруг него висела какая-то аура, и я мог сказать, что он нервничал, вопреки его внешнему спокойствию.

— Похоже, что сегодня всё и начнётся, — сказал он мне.

— Сколько их? — спросил я.

На его лице отразилась неуверенность:

— Мы пока не знаем точно. Разведчик только что вернулся, но он сказал, что колонна тянулась более чем на три мили, насколько хватало глаз. Голова колонны всё ещё в нескольких милях от Арундэла, а хвост всё ещё выходит оттуда, где дорога проходит через горы.

Судя по его словам, это была целая прорва людей, но я понятия не имел, как оценить их численность.

— И это значит? — спросил я, позволив вопросу повиснуть, приглашая его развить свою мысль.

— Колонна шагает рядами по пять человек. Предположив, что между рядами три фута, это означает примерно десять тысяч человек на каждые полторы мили протяжения колонны — конечно, без учёта промежутков между отдельными полками, — с чрезвычайно неловким видом сказал Дориан.

Я по-быстрому прикинул у себя в голове:

— Значит, если голова колонны уже углубилась в долину на три мили, по это будет двадцать тысяч человек… как минимум.

— Мы всё ещё не уверены, насколько далеко протягивается их строй, Мордэкай. Их может быть и в два раза больше этого, — добавил он.

По моей спине пробежал холодок:

— Если это так, то их колонна протянется почти по всей дороге от Замка Камерон до Арундэла, более чем на треть длины всей долины. Как они вообще могут надеяться прокормить такую толпу? Логистика всего этого поражает воображение.

Стоявший рядом с Дорианом Джо МакДэниел сказал:

— Однако это их проблема — нас только волнует, как их убить.

Дориан кашлянул:

— Вообще-то нет. Нам следует об этом подумать. Если наш план не сработает, и мы окажемся вовлечёнными в длительную кампанию, то природа их линий снабжения будет жизненно важной. Армия живёт и умирает, пока полон желудок^[17].

— Если это превратится в длительную кампанию, то нам голод будет опаснее, чем им. Наши припасы истощаются после зимы. Скоро уже нужно заниматься весенним посевом. Если нас осадят, то мы умрём с голоду задолго до них, — сказал я.

— Перед противником с такой численностью мы не продержимся достаточно долго, чтобы умереть с голоду, — сделал наблюдение Сайхан.

Я видел, как люди стали неуверенно переступать с ноги на ногу из-за нашего разговора, принявшего тёмных характер. Я повысил голос:

— Слушайте сюда! — крикнул я, и, используя скамью в качестве ступени, забрался на стол. Я наступил на несчастную буханку хлеба, но не обратил на это внимания. — Сегодня начинается наша борьба! Вы, возможно, спрашиваете себя, сможем ли мы победить. Вы, наверное, гадаете, стоят ли рисковать жизнью за кусок земли и шанс начать заново. Я прав? — приостановился я, чтобы посмотреть, ответит ли мне кто-нибудь. Я видел, что мои слова задели их за душу, но никто не заговорил.

— Многие из вас были со мной в Албамарле. Другие присутствовали, когда мы сражались с культистами в замке герцога. Некоторые из вас ни черта не знают о том, на что я способен, хотя вы, возможно, слышали дикие россказни, — громко сказал я. Несколько человек тихо засмеялись. Я воспринял это как хороший знак.

— Некоторое время назад один добрый друг объяснил мне, что истинная сила — не в деньгах и не в магии. Я думал, что он глупец! Знаете, что он мне сказал? — спросил я, и приостановился, прежде чем продолжить. — Он сказал мне, что истинная сила — в людях, которые за тобой следуют.

— Но на их-то стороне чертовски больше людей! — крикнул кто-то из задних рядов.

— Ты прав! Но эти солдаты на самом деле нам не враги. Они — люди, как и вы, они — мужчины, пытающиеся заработать себе на жизнь. Вы правда думаете, что они хотят быть здесь? Они — призывники, которых заставили служить теократии, ныне правящей в Гододдине. У нас чертовски больше причин сражаться, чем у них. Настоящие враги — Вендраккас и тёмный бог, которому он служит. Что на самом деле меня бесит, так это то, что они заставили этих людей идти в бой. Знаете, почему?

Все молчали. На помещение опустилась полная тишина, пока я говорил, и я видел вопрос в их взглядах.

— Потому что я убью каждого проклятого солдата, который войдёт в нашу долину! Я никогда не был человеком, которому нравится проливать кровь, но сегодня будет день, за который я войду в историю. День, когда Мордэкай Иллэниэл стал самым великим мясником, каких только видел свет, — сказал я, и остановился, глядя на них в течение долгой минуты.

— Мне нужно, чтобы вы сделали кое-что для меня, — сказал я, окинув взглядом толпу. — Когда минует этот день, погибнут тысячи, но останется ещё больше. Мёртвые будут навалены кучами, от одного конца этой долины до другого, но кто-то останется. Этих людей вполне могут отправить нападать на нас. Они всё ещё могут превышать нас числом. Наши женщины и наши дети ждут нас в Ланкастере. Я не смогу их защитить. Я оставляю это на вас. Могу я рассчитывать, что вы сделаете это для меня?

В помещении долгий миг царило молчание, прежде чем один человек в первых рядах ответил:

— Да, милорд.

Я приложил ладонь к уху:

— Что ты сказал?

— Да, милорд! — повторил он громче.

— Я слышу тебя, а другие есть? — ответил я.

— Да, милорд! — крикнули ещё несколько человек.

— Громче, чёрт побери! — упрекнул я их. Вскоре по помещению эхом загуляли крики «Да, милорд!». Они подхватили эти слова, и понемногу стали их скандировать. В какой-то момент слова изменились, и прежде, чем я сумел это осознать, они уже скандировали моё имя. В другой день это могло бы меня смутить, но не сегодня. Они нуждались в надежде, а я — в их доверии. Я, весьма вероятно, поведу многих из них на смерть, и для этого мне определённо нужно было их доверие.

Они всё ещё стучали по столам и кричали, когда я вышел из помещения. Я стоял в пустом коридоре, слушая, и каждый громогласный клич напоминал мне военный барабан, гонящий меня к моей участи. Пенни подошла ко мне сзади.

— Ты был великолепен, Морт. Они действительно верят в тебя.

Во мне смешалось слишком много эмоций, и я засмеялся. Это был уродливый, истеричный смех — реакция на свернувшееся внутри меня напряжение.

— Ты правда так думаешь? — выдавил из себя я.

Она обеспокоенно наморщила лоб:

— Да, думаю.

— Посмотрим, как они будут себя чувствовать, когда вороны и стервятники явятся пировать. Посмотрим, что будут чувствовать выжившие, когда заполучат немного перспективы, — ответил я.

— Порой ты меня действительно беспокоишь, — внезапно ответила она.

— Не тебя одну. Идём смотреть, как продвигается враг, — сказал я, и мы направились к приготовленным мною телепортационным кругам.

* * *

Мы сидели на двух высоких скакунах рядом с усадьбой Лорда Арундэла. На мощёной террасе за домом был вытравлен большой круг. Я создал их несколько штук по всей долине. Имея диаметр в пятнадцать футов, они были достаточно большими, чтобы позволить мне перенести как нас самих, так и наших лошадей. Не имея доступа к каким-то способам обозревания долины получше, я поставил их в местах, которые, с моей точки зрения, могли оказаться полезны для наблюдения за противником. Соответствующие им круги были размещены в большом сарае, который мы построили рядом с конюшней Замка Камерон. Мне будет необходима хорошая информация о позициях противника, чтобы наиболее эффективно использовать мои железные бомбы.

Я перенёс нас туда, зная, что солдаты Гододдина уже будут проходить мимо Арундэла… или пытаться его разведать. Была высокая вероятность того, что они отклонятся от дороги, чтобы увериться в том, что никакие враги не ждут во владениях барона возможности напасть на них с фланга. Выезжая из-за дома, я заметил двух верховых в переднем дворе — их глаза расширились, когда они увидели нас.

На миг я подумал, что они бросятся на нас, но, будучи разведчиками, они пришпорили лошадей и поехали прочь. Я предположил, что информация была важнее схватки с неизвестным врагом. Я спешился, и поднял с земли два камня. Всадники были в менее чем сотне ярдов от нас. Слово и резкий выдох послали камни в полёт следом за ними. После того, как разведчики упали из сёдел, их лошади продолжили скакать. Их я решил отпустить, так они передадут сообщение от меня.

Я заметил, как Пенни наблюдает за мной.

— Ты кажешься довольно спокойным, — заметила она.

— Нет смысла накручивать себя из-за двух человек. Позже у меня будет кое-что гораздо худшее, за что искать искупления, — холодно ответил я.

— Мне не нравится то, что с тобой происходит, — сказала она.

Я снова сел верхом, и подъехал поближе к ней. Наклонившись, я поцеловал её.

— Я люблю тебя, Пенни, но не важно, что случится со мной. Сожалеть о своих действиях долго мне не придётся.

Она заскрежетала зубами:

— А что, если я ошибалась?

— Ты думаешь, что ошибалась? — гладко спросил я.

На это она не ответила, поэтому миг спустя я повернул свою лошадь, и мы поехали к дороге. Я хотел увидеть реакцию, которую вызовут лошади без седоков. Пока мы ехали, я перепроверил щиты, окружавшие Пенни, меня, и наших лошадей. События годичной давности преподали мне ценный урок насчёт защиты моей лошади.

Мы покрыли большую часть мили, отделявшей Арундэл от основной дороги через долину, когда углядели противника. Они маршировали в нашу сторону по пятеро в ряд, с небольшими группами кавалерии, растянувшимися с боков.

— Что теперь? — спросила меня Пенни.

Я засмеялся на этот вопрос, и сделал то, что казалось самым естественным. Привстав на стременах, я с широкой улыбкой на лице начал махать приближающимся солдатам. Они остановились, и я увидел, как их командир приказал арбалетчикам выйти вперёд.

— Пора ехать, — сказал я Пенни. Мы развернулись, погнали лошадей в Арундэл. Пока мы ехали, несколько болтов пролетело мимо, но расстояние было слишком большим, чтобы у них были хорошие шансы в нас попасть. Брошенный через плечо взгляд показал мне, что их кавалерия решила нас не преследовать.

Они, наверное, думали, что это ловушка. Я не мог их за это винить.

Мы вернулись в Камерон сразу же, как только достигли круга в Арундэле. Оттуда мы переместились через другой круг в точку долины, расположенную по другую сторону от дороги, где та проходила мимо земель барона. Я был осторожен, выбрав место чуть дальше полумили от дороги. Больше всего я боялся разместить где-то круг, а потом воспользоваться им, и оказаться в рядах противника.

Оттуда нам хорошо была видна колонна солдат. Она уже тянулась от места, где дорога выходила из гор, через весь Арундэл. Я видел, что последняя часть колонны состояла из повозок и тех, кто, по моим предположениям, являлись маркитантами. Это значило, что колонна солдат была длиной почти в пять миль.

— Чуть больше тридцати тысяч человек, — подумал я вслух.

Бросив взгляд на Пенни, я увидел, что она глазела на них с открытым ртом. — Ты в порядке? — спросил я.

— Их так много, — тихо сказала она.

— Не важно, — напомнил я ей. — десять, двадцать, тридцать… это значит лишь, что их умрёт больше.

— Прекрати, — ответила она.

— Что прекратить?

— Прекрати притворяться, что это не важно. Ты чертовски хорошо знаешь, что тебя это волнует, — сказала она мне.

— Я не могу себе позволить притворяться иначе. Я должен сохранять твёрдость сердца. В противном случае я потеряю решительность, — упрямо сказал я.

— Но все эти люди… у них наверняка есть семьи, близкие, их кто-то ждёт, — сказала она.

— Закрой… рот, — тихо сказал я. К счастью, она так и сделала. Мы смотрели, как они выстроили защитный рубеж на дороге, которая вела к Уошбруку и Ланкастеру, в то время как основная колонна продолжила движение вглубь Арундэла. Они удостоверялись в том, что на них не нападут исподтишка, пока они захватывают земли барона. Миновал час, пока мы тихо за ними наблюдали.

— Я думаю, они нас заметили, — небрежно сказала Пенни.

Глянув вдоль строя, я осознал, что она была права. От основных сил отделилась группа кавалеристов, поехав к нам. Это меня удивило: наше местоположение было хорошо скрыто высокой травой и рощей деревьев.Возможно, они лишь прочёсывали местность, чтобы убедиться, что та была чиста. В любом случае, нам придётся двигаться — я не мог рисковать тем, чтобы нас так рано нашли.

Несколько мгновений спустя мы снова были в сарае в Замке Камерон, и ситуация была не той, что мы ожидали. Снаружи доносились звуки боя, но больше всего нас заботило то, что было в сарае. Сарай был полон солдат, и я никого из них не узнавал. Головы повернулись, мечи обнажились — мы были окружены солдатами Гододдина.

Напряжённый миг миновал в странной тишине, пока окружившие нас люди осознавали наше присутствие. Мы с Пенни тоже были в шоке — а потом разразилось столпотворение. Наши враги бросились на нас, но я прокричал слова приготовленного мной заклинания. Вокруг нас поднялся и метнулся прочь круг из чистой силы, вбивая людей в стены сарая. К сожалению, круг начинался на расстоянии в десять футов от нас (чтобы не попасть по Пенни). Несколько врагов были ближе, и их мечи легко нас достали.

Я ощутил, как мой щит принял несколько ударов, но Пенни уже резко пришла в движение — миг назад она сидела на своей лошади, а теперь она летела над ними в прыжке. Ошарашенные головы повернулись, чтобы проследить за её полётом, но они были слишком медленными. Она приземлилась за спиной у людей с её стороны, и стала прорубаться через них смертоносной дугой, её укреплённый узами меч с одинаковой лёгкостью рубил плоть и броню.

Те, кто был с моей стороны, встретили гораздо меньше сопротивления, и мечи застучали по мне сразу с нескольких сторон. Что хуже, некоторые из врезавшихся в стену людей не вышли из строя, и, стремительно поднявшись на ноги, бросились на нас. Я поднял свой посох и направил в него энергию между падавшими на меня ударами. Из посоха вырвалась черта испепеляющего света, и я стал водить ей вокруг себя, разрезая сталь и кости. Люди закричали от боли, погибая, когда их разрубала эта ужасная черта. Я водил ею из стороны в сторону, пронзая ужасающим лучом сначала тех, кто был ближе, а потом добив тех, что были у стен.

Повернувшись, я хотел помочь Пенни, но было слишком поздно — она уже добивала последних напавших на неё людей. Вид такого числа мёртвых вокруг неё шокировал меня. Наши взгляды встретились, и я не увидел в её глазах ничего кроме адреналина и боевого безумия. Я отвёл взгляд, потому что увиденное мне не понравилось.

Прежде чем мы смогли уйти, чтобы посмотреть, что происходило снаружи, рядом с нами появилась ещё одна группа из пятнадцати человек — на круге, который вёл в Арундэл. Я чертыхнулся, осознав, что они использовали мои собственные круги, чтобы застать нас врасплох. Я поднял свой посох, но Пенни успела раньше меня, и я вынужден был сдерживать свою магию, чтобы не задеть её. Она стихийным бедствиям пошла через них, сверкая сталью, в то время как люди умирали, и кровь заливала пол.

Это даже нельзя было справедливо назвать боем — она их резала, как взрослый мужчина мог бы резать детей. Она бы вырезала их всех, если бы не тот, что стоял в центре и был окружён тёмной аурой, сиявшей силой. Когда она приблизилась к нему, он выставил ладони вперёд, и невидимая рука подняла её, бросив через весь сарай об одну из основных подпорок. Если бы не её щит, удар мог бы её убить.

— «Пиррэн», — сказал я, и пламя с рёвом рванулось вперёд, вытекая из моей вытянутой руки. Люди вокруг него с криками умирали, но его самого огонь не тронул. Он одарил меня чёрной улыбкой, и я понял, что не я один тут был со щитом. Его рука снова поднялась, и я полетел через всё помещение, врезавшись в деревянные стены сарая. Оглушённый, я с трудом встал на ноги. Во рту у меня стоял железный привкус крови.

Пенни — она до невозможности быстро пришла в себя — бросилась на него, но он снова махнул рукой, и снова отправил её в полёт через всё помещение.

— Ты, очевидно, не знаешь, как сражаться с владеющими силой, молодой Иллэниэл, — злорадствовал он голосом, который будто пересекал великий залив. Я видел безумие Мал'гороса в его глазах.

Я встал на ноги и поднял посох, пока он говорил. Я без слов направил вдоль его древка силу, отвечая:

— А тебе, очевидно, следует усвоить, что иногда нужно заткнуть пасть и сдохнуть, — сказал я. Сфокусированный луч света рассёк его щит и аккуратно разрезал его тело надвое. Он был мёртв ещё до того, как он упал на пол — судя по выражению его лица, он не мог поверить в происходящее. Я провёл лучом вниз, чтобы уничтожить круг, который вёл в Арундэл. Второй раз я ту же ошибку не допущу.

— Ты в порядке? — спросил я у Пенни, снова вставшей на ноги.

— А ты как думаешь? — огрызнулась она. Я посчитал этот ответ утвердительным. Я всё ещё слышал звуки борьбы за стенами, поэтому мы приостановились на секунду, прежде чем открыть дверь, которая вела наружу. В взял мешочек заранее припасённых камней, а Пенни приложила ухо к двери. Я мог бы сказать ей, что за дверью никого не было, но я не думал, что она сейчас была в настроении слушать мои советы. — Ты готов? — спросила она меня.

— Ага, — сказал я, и она широко распахнула дверь.

Во дворе замка царил хаос. Куда бы я ни посмотрел, везде сражались плотные группы людей. Не было крепкого строя, не было защитных позиций. Враги и защитники Уошбрука смешались в отчаянной битве за выживание. В ней не было ничего поэтичного, люди резали и рубили, и в некоторых местах крови было достаточно, чтобы превратить землю в грязь. Мы с Пенни обменялись быстрыми взглядами.

— Иди, — сказал я ей. — Со мной всё будет хорошо, — закончил я, и она бросилась бежать раньше, чем слова сорвались с моих губ.

Я не остановился посмотреть на неё — я всё равно не хотел видеть, как она делает своё кровавое дело. Я начал выбирать цели, тщательно избегая попаданий по своим собственным людям. Хорошей особенностью использования камней было то, что они были очень избирательными — после выбора мною цели они никогда не промахивались. Мои цели падали одна за другой. На большинстве из них были шлемы, но это едва ли имело значение — силы удара хватало, чтобы лишить их сознания. Как только они падали, мстительные мечи Уошбрука заботились о том, чтобы они уже больше не вставали.

Ход боя изменился за несколько минут. Захватчиков во дворе было лишь около пятидесяти, и подкрепления к ним больше не приходили. С другой стороны, защитники замка появлялись во всё большем количестве. Их застали врасплох, но теперь мы поменялись ролями, а с появлением Сайхана и Дориана их шансы сошли на нет.

Врагов уже осталось лишь десятеро, они стянулись в плотный оборонительный круг. Выражение их лиц сказало мне всё, что мне нужно было знать — боевой дух они потеряли.

— Бросайте мечи, тогда может быть ещё будете жить! — крикнул я им. Они замешкались лишь на миг, прежде чем оружие стало со звоном падать на твёрдую землю.

— В тюрьму их, — добавил Сайхан, обращаясь к нашим людям.

Дориан тронул его за плечо с пристыженным выражением лица:

— Вообще-то мы так и не построили тюрьму, — сказал он, когда Сайхан повернулся к нему. — В списке приоритетов она была в самом низу, и руки у нас до неё так и не дошли, — добавил он.

Старый воин пожал плечами:

— Ну, тогда, наверное, придётся их убить, — произнёс он, и меч появился в его руке, будто всегда там был, а от его прозаичного выражения лица бросало в озноб.

— Подожди! — крикнул я, выходя вперёд. — Эти люди сдались, мы не можем убить их.

Сайхан вздохнул:

— Честь — дело хорошее, ваше сиятельство, — сказал он с акцентом на последние слова. — Но это — война. У нас нет места, где они не смогут нам навредить, и мы не можем себе позволить приставить людей, чтобы нянчиться с ними.

— Эти люди ничем не отличаются от нас, у них есть дома и семьи, как и у нас. Я не заберу жизнь сдавшегося человека, — прямо заявил я ему.

— А что случилось с «я убью каждого солдата, который войдёт в эту долину»? — спросил Сайхан.

Я заскрипел зубами и проигнорировал его:

— Дориан, отведи их в главный зал, и допроси. Если они ответят на твои вопросы свободно и честно, мы отпустим их вечером. После этого они смогут сами сделать свой выбор.

Реакцией толпы была комбинация из ахов, бормотания и вздохов облегчения. У них явно не было единого мнения о том, что делать с пленными. Кто-то хотел их смерти, но другие терпели убийства беззащитных людей не больше, чем я.

— Как пожелаете, милорд, — мгновенно ответил Дориан. Это был первый раз на моей памяти, когда он так ко мне обратился. Я надеялся, что это не станет привычкой.

— Узнай, кто ими командует. Я также хочу знать всё, что они могут нам сказать о своей численности, составе войск и командной структуре. А потом они могут идти. Если захотят вернуться к своим соратникам, то смогут умереть завтра вместе с остальными, — произнёс я, спокойно глядя на них.

Увидев среди выживших Джо, я облегчённо вздохнул:

— Джо, выдели двадцать человек с луками и мечами, чтобы смотреть за сараем. Если они найдут ещё один мой круг и начнут его использовать, я хочу знать об этом немедленно. Убивайте всякого, кто в них появляется, если я не прикажу обратного. Без колебаний, без переговоров.

— Разве не будет безопаснее их уничтожить прямо сейчас? — спросил он.

— Нет, они мне нужны. Учитывая их расположение, единственный круг, который они могут найти — это тот, которым я только недавно воспользовался. Приглядывайте за ним внимательно, — приказал я, завёл Джо внутрь, и убедился, что он знает, какой из кругов я имел ввиду.

После этого я ушёл от них, и направился в свои покои. Ко мне подкралась усталость, и мне уже давно пора было вздремнуть.

Глава 34

В комнате было темно, когда меня пробудил ото сна какой-то звук. Я собирался лишь немного вздремнуть, но у моего тела были другие идеи на этот счёт. Отсутствие солнечного света сказало мне, что я, наверное, проспал остаток дня. Меня поразило то, что никто не пришёл меня разбудить. Характерный храп выдал присутствие Пенни рядом со мной. Когда я засыпал, её здесь не было, но сон ей, наверное, нужен был так же, как и мне. Я тихо встал, чтобы не беспокоить её.

Ещё один стук в дверь дал мне понять, почему я проснулся. Я быстро пересёк комнату, и открыл дверь — у входа стоял Дориан.

— Они достигли той точки, где дорога ведёт в Уошбрук, — сказал он без предисловий.

Это зацепило моё внимание. Это значило, что их колонна должна быть растянута от этого места до Арундэла. Если они пройдут дальше, то избегнут нашей ловушки. Мы предполагали, что там они свернут, чтобы напасть на нас в Замке Камерон. Я мог лишь гадать, оставили они в Арундэле людей или нет, но это едва ли имело значение. Решили ли они использовать его как базу снабжения, или оставили пустым, их основные силы там, где нужно.

— Который час? — спросил я.

— Недавно пробило восемь, — ответил он.

— Х-м-м, — мудро сказал я, поглаживая бороду.

— Ты разве не собираешься привести всё в движение? — с тревогой спросил он.

— Нет, сейчас слишком рано — или, точнее, поздно.

— Если будешь ждать, то они уйдут с позиции, когда снова двинутся, Морт, — продемонстрировал Дориан во всей красе своё врождённо задумчивое выражение лица.

— Если сделаем это сейчас, то они разбегутся во все стороны. Темнота дезорганизует их. Некоторые побегут к опушке, а не вниз по склону — это будет хуже, — сказал я ему. — Выспись. Мы начнём веселье с приходом рассвета.

— Будто кто-то может сейчас спать! — простонал он.

— Тебе лучше попытаться. Завтра на это времени уже не будет, — посоветовал я. — Увидимся перед рассветом.

— Но Морт! — начал он. Я закрыл дверь прежде, чем он договорил.

— Это Дориан был? — спросила Пенни вялым со сна голосом.

Я пересказал ей новости, пытаясь представить их менее волнительными, чем они были на самом деле. Я решил, что ей не помешает выспаться. Меня ждала жалкая неудача. Час спустя мы оба всё ещё не спали, глядя в потемневший потолок. Наконец мы бросили попытки заснуть, и провели время более продуктивным образом, поскольку стало очевидно, что сон к нам не придёт.

* * *

Я снова резко проснулся.

— Который час? — спросил я. Похоже, что это в последнее время стал мой самый любимый вопрос.

Пенни была уже одета:

— Недавно пробило три утра, — ответила она. Это значило, что до рассвета оставалось немного меньше трёх часов. Я планировал приступить сразу же, как только небо посветлеет достаточно, чтобы люди могли ясно видеть — а это будет ещё раньше рассвета.

Я встал, и принялся одеваться:

— Думаешь, кто-нибудь готовит завтрак так рано?

Она засмеялась:

— Дориан поднял большую часть замка ещё в два часа. Всё равно все в напряжении. Я уверена, что они сейчас готовятся подать к столу.

Мы спустились, и съели завтрак вместе с остальными. Настроение в помещении представляло из себя странный контраст между угрюмым молчанием и нервным смехом, поскольку некоторые направляли свою тревогу на шутки. Я быстро поел, хотя аппетита у меня не было. Пища камнем осела в у меня в животе.

Перед уходом я сходил к нашему столу с картой, и вытащил три мешочка. Я аккуратно собрал стекляшки, которые соответствовали местам на дороге, которые я собирался уничтожить. Самый большой мешочек содержал стекляшки, которые взорвут бомбы вдоль дороги. Во втором были те, которые уничтожат Арундэл, а в третьем — те, которые убедят врага бежать в выбранном мною направлении. Я работал механически, выбросил из головы все мысли. Я не мог себе позволить думать о том, чем обернутся мои действия.

По пути к сараю я заскочил в ныне тёмную кузницу моего отца. После его смерти огонь там зажигал только я, и то редко. Этой ночью кузница была тёмной и холодной. Я прошёл через затенённое рабочее помещение, не нуждаясь в свете. Даже без своего магического взора я смог бы найти дорогу — настолько я был знаком с этим местом.

Я взял со стеллажа для инструментов его любимый молоток, среднего веса, с острым носком. Одна сторона головки была плоской, а другая — со скошенным углом. Этот молоток он предпочитал за его универсальность. Я ощутил укол вины за использование его инструмента для такой цели, но отказался выбрать какой-то другой. Я был уверен, что он захотел бы мне помочь, пусть и для какого-то настолько тёмного дела.

Я вошёл в сарай с молотком в руках, приветствуя стоявших там на страже людей.

— Доброе утро, благородные господа, — сказал я, хотя никого из них нельзя было назвать благородным.

— Доброе утро, ваше благородие, — ответил Сэм Тёрнэр. Он был единственным среди них, кого я узнал. На миг я улыбнулся, вспоминая, как он помогал мне заляпать себя грязью. Я укрепил свою решимость. Я шёл на это ради него, его семьи, и остальных подобных ему.

— Сегодня — тот самый день, Сэм. Мы должны скоро вернуться, но фейерверки вы услышите до нашего возвращения. Позаботься, чтобы ребята не пристрелили меня, когда мы появимся, — серьёзно сказал я.

— Мы никогда не выстрелим в леди, сэр, — ответил он.

На миг я подумал, что он шутил, пока я не увидел, как он кланяется Пенни. Я улыбнулся, и мы заняли наши места в круге, который перенесёт нас к нашей следующей наблюдательной позиции. Я мягко похлопал свою лошадь, чтобы успокоить её перед прыжком. Иногда перемена обстановки выбивала их из колеи. Миг спустя мы оказались на покрытом травой поле, с той стороны дороги, которая была ближе к низине, на полпути между Арундэлом и Уошбруком.

Это место я выбирал тщательно. Будучи в миле от дороги, оно располагалось в высокой траве, не обнаруженное их разведчиками. У этого круга не было никакого естественного прикрытия для двух верховых. Когда взойдёт солнце, они ясно увидят нас с дороги. Но я весьма сомневался, что у них будет много времени, чтобы волноваться о нас.

Мы с Пенни спешились, и я положил самый большой мешочек на лежавший рядом плоский камень. Камня изначально тут не было, но поскольку я выбрал это место для наблюдения за результатами моей работы, я заранее принёс его сюда, чтобы упростить себе работу. «Удивительно, что я не принёс ещё и запас пива, чтобы наслаждаться зрелищем», — с иронией подумал я. Я положил молоток поблизости, и сел, ожидая рассвета.

Пенни сидела рядом со мной в темноте.

— Долго ещё, как думаешь? — тихо спросила она.

— Начнём сразу же, как только сможем ясно увидеть их отсюда. Я хочу убедиться, что им достаточно света, чтобы бежать в правильном направлении, — ответил я.

— А если не побегут?

— Я не думаю, что после этого их останется достаточно, чтобы угрожать Лосайону. Мы, однако, можем оказаться в отчаянном положении. Я не могу быть уверен, насколько много их выживет, но почти любой доли этой армии хватит на то, чтобы положить нам конец, — проинформировал я её.

— Если они потеряют половину своей армии, и не смогут победить в Лосайоне, то разве они не отступят? — подала она мысль.

— Возможно, если ими командует рациональный человек. Я вижу три возможности. Первая — ими командует фанатик, и в этом случае он заведёт свою войну как можно дальше, хотя бы для того, чтобы отомстить нам. Вторая — ими командует рациональный человек, но потеря половины армии сведёт его с ума, и он нападёт на нас для отмщения. Третья — что ими командует рациональный человек, не теряющий головы, и в этом случае он отступит, и всё закончится, — ответил я.

— Значит, один к трём, — подумала она вслух.

Я вздохнул:

— Если честно, я не знаю. Я просто собираюсь убить кучу народу, и посмотреть, что случится.

Она уловила горечь в моём голосе, и после этого замолчала. Прошёл час, и небо постепенно светлело. Сперва враги были просто серыми кляксами на равнине, видимыми лишь тогда, когда они двигались. Но в конце концов их очертания прояснились, пока мы не смогли чётко их увидеть. Пришло время… ещё немного — и они придут с визитом, чтобы спросить нас, почему мы за ними наблюдаем.

Я взял молоток, и взвесил его в руке. Прежде, чем я смог ударить, Пенни прервала меня:

— Дай мне это сделать. Тебе не следует нести это одному.

Я покачал головой:

— Тебе ещё жить после этого, — сказал я, и резко опустил молоток, разбивая находившееся внутри мешочка стекло. На долю секунды вроде бы ничего не произошло, и я почти начал гадать, не допустил ли я где-то ошибку, но потом я увидел, как её лицо осветила вспышка. Рот Пенни приоткрылся, и она резко втянула в себя воздух — и тут на нас накатил звук. Будто молния ударила тысячу раз, недалеко — громоподобный, грохочущий рёв, который разметал всё на своём пути.

Подняв взгляд, я увидел разрушения такого масштаба, что я едва мог осознать. В тысячах мест вдоль дороги расцветали огонь и дым, протянувшись прочь от нас почти на четыре мили в одном направлении. Я разместил свои устройства с промежутками в сорок футов, закопав их вдоль дороги. Судя по тому, что я увидел, это был перебор. Звук утих за секунды, и в оставшейся после него тишине слышны были только крики умирающих лошадей и людей. Те, кого не убило сразу же, были ужасно искалечены, лишившись рук и ног. Большинство из них умрёт за несколько минут. Выжили только те, кому повезло быть более чем в сорока или пятидесяти футах от дороги, и многие из них были сильно обожжены или ещё как-то ранены.

Теперь вид перекрыли дым и пыль, но я видел, как многие выжившие побежали прочь от дороги, в нашем направлении. Я предположил, что другие бежали и в другом направлении, поэтому я положил на камень второй мешочек, и повторил своё действие. На нас накатила ещё одна ревущая волна звука, почти такая же сильная, как первая, когда новые взрывы уничтожили противоположную сторону дороги. Этой участи избежали лишь те, кто бежал к реке. Я вытащил третий мешочек, но Пенни положила ладонь мне на плечо.

— Хватит, Морт, довольно, пожалуйста… — сказала она, и я видел, как увлажнились её глаза. Мне следовало чувствовать то же самое, но моё собственное сердце исчезло, оставив после себя холодную пустоту. Оттолкнув её руку в сторону, я размозжил третий мешочек. Он был слишком далеко, чтобы видеть его, но Арундэл смело ураганом взрывов, как только что произошло с дорогой. Я не мог быть уверен, что враг оставил там людей, но об этом стоило позаботиться. Через несколько секунд мы услышали эхо взрывов с западного конца долины.

Пора было уходить — я видел выживших, спотыкающимся шагом двигавшихся к нам через травянистую равнину, но осознал, что некоторые стекляшки в первом мешочке уцелели. Не желая оставлять работу незавершённой, я положил мешочек обратно на камень, и стал методично их всех крушить. Вдалеке вдоль дороге взметнулось небольшое количество разбросанных взрывов. Ударив несколько раз, я, наверное, расколол все стекляшки, но продолжал бить, молотя по камню, пока от него не полетела каменная крошка. Я услышал чьи-то крики, но игнорировал их, пока наконец Пенни не схватила моё запястье, остановив молоток на середине взмаха.

Это было доказательством её силы — молоток весил более десяти фунтов, а она остановила мой удар мгновенно. Другой своей рукой она мягко забрала у меня молоток, пока я на неё пялился. Наконец я закрыл рот — всё это время я кричал, сам того не осознавая.

— Нам пора. Они уже почти здесь, — спокойно сказала мне она.

Я кивнул, и встал. Несколько шагов и мгновение концентрации вернули нас домой. Двор замка был странно тихим, пока мы шли среди топтавшихся там людей. Все осторожно наблюдали за мной, пока я пробирался через них к главной двери. Я видел один и тот же вопрос в каждом лице, пока наконец один человек не осмелился спросить:

— Как всё прошло, милорд?

Я выпрямился. Не годится показывать им боль, поселившуюся у меня внутри. Они нуждались в надежде, а не в человеке, которого раздирали вина и неуверенность в себе. Сделав глубокий вдох, я заговорил громко, чтобы меня услышали все:

— Всё прошло даже лучше, чем я ожидал. Большая их часть мертва — оставшиеся будут оплакивать погибших всё то короткое время, которое у них осталось.

Я замолк, и поднялись крики. Я ждал, пока они сойдут на нет, но они лишь становились громче. Каждый человек во дворе, а также те, что был в донжоне, начали собираться вокруг меня. Радостные крики усилились и превратились в скандирования, когда они стали повторять моё имя снова и снова. Я тонул в их восторгах. Они радовались мяснику. У меня в горле образовался комок, и я знал, что потеряю контроль над своими эмоциями, если это не прекратится.

Подняв ладони для тишины, я смотрел на них, пока они наконец не утихли. Когда шум спал достаточно, чтобы они снова могли меня слышать, я криком потребовал тишины. Наконец я её получил.

— Мы сделали первый шаг, но вам ещё многое нужно сделать сегодня, и это будет непросто. Лорд Дориан и Мастер Сайхан скоро будут здесь, чтобы раздать вам ваши задания. Большинство из вас будет отослано наблюдать за врагом. Вдоль дороги более чем на четыре мили раскиданы тела. Среди них есть раненные, люди, которым ещё долго умирать. Вашей работой будет оказать им милосердие. Вы также позаботитесь о том, чтобы враг отступил в долину, чтобы перегруппироваться. Не благодарите меня, пока не увидите кровавую работу, что лежит перед вами.

На этом я развернулся, и ушёл. Я нуждался в уединении, как умирающий от жажды человек нуждается в воде. Но до своих покоев я не добрался — в коридоре меня нагнал Дориан.

— Мордэкай! Постой! Нам нужно поговорить.

Оглянувшись, я увидел, как Пенни что-то говорит ему одними губами. Наверное предупреждает о моём психическом состоянии — я притворился, что не увидел этого.

— Мы уже говорили об этом вчера, — устало сказал я.

На его лице было написано беспокойство:

— То было вчера. Ты пока не дал нам никакой конкретики. Планы меняются перед лицом настоящего.

Я вздохнул:

— Всё прошло лучше, чем мы ожидали. Позже нам придётся заново отстраивать четыре мили дороги. Арундэл — в руинах.

— Но что их армия? Сколько выжило? — настойчиво спросил он.

Я с трудом удержался от крика, сказав ровным голосом:

— Менее четверти — дальше я точно не скажу. Те, что стояли лагерем на стороне дороги, близкой к низине, по большей части остались целы. Позаботься о том, чтобы не вступать с ними в бой. Если увидишь группы, которые остались организованы — избегай их. Просто изматывай их, и добивай всех раненных, каких найдёшь, — закончил я, и отвернулся.

— Но Морт… — начал он.

Я сказал, не оборачиваясь:

— Просто сделай это, Дориан. Иди прибирать мой чёртов бардак! Я не хочу видеть ни тебя, ни кого-то другого, пока мне не настанет время убивать остальных, — отрезал я, и пошёл прочь, не оглядываясь, но своим магическим взором я ощущал, как он в шоке смотрел мне вслед. Мне было плевать. Я нашёл свои покои, и запер внешнюю дверь. Пенни всё ещё была снаружи, но у неё был ключ, хотя её я тоже видеть не хотел.

На столе в передней гостиной стояла бутылка вина. «А вот это — отличная идея», — подумал я про себя. Миг спустя я её раскупорил, и сел пить. Остальной мир мог убираться ко всем чертям. Я покосился на свои руки — в какой-то момент они стали дрожать. Я задумался, сколько стаканов мне потребуется, чтобы дрожь улеглась.

Глава 35

Два часа спустя я прикончил бутылку. Я мог бы и за другой сходить, но не хотел идти на риск и покидать свои покои. Стук в дверь отнял у меня этот выбор.

— Убирайся! — крикнул я.

В замке повернулся ключ, и вошла Пенни.

— К тебе посетитель, — произнесла она серьёзным тоном.

— Кто ещё? — сказал я, стараясь выразительнее ворочать неподатливым языком.

— Эмиссар от Вендраккаса, он явился под белым флагом, — ответила она с ноткой неодобрения в голосе. — Ты пил?

— Возможно, — небрежно сказал я. — Я нахожу пьянство оздоровительным. Скажи Дориану принять его капитуляцию, и послать их прочь.

— Он пришёл не сдаваться, и не будет говорить ни с кем кроме тебя, — ответила она, нахмурившись ещё сильнее.

— Ладно, — проворчал я. — Очистите зал, и приведите его за высокий стол. Я встречу его там. Скажи Дориану, чтобы взял с собой свой меч — я не хочу, чтобы там был кто-то кроме вас двоих.

Она одарила меня красноречивым взглядом. Я проигнорировал его, играясь с пустой бутылкой.

— Ты идёшь? — спросила она.

— Будут через минуту, — небрежно ответил я.

— Какого рода минуту? — спросила она. — Ту, которая просто минута, или такую, где мы будем сидеть полчаса в ожидании, пока ты протрезвеешь?

Я бросил на неё взгляд, полный уязвлённой невинности:

— Чтобы ты знала… такая минута, в течение которой я опустошу мой перетруженный мочевой пузырь — эта бутылка опустошилась отнюдь не по волшебству, — сказал я, крутанув бутылку у себя в руках, но эффект испортился, когда я её уронил. Пенни ушла, хлопнув дверью.

Когда дверь закрылась, я встал, и оценил своё чувство равновесия. Оно показалось мне хорошим… я хотя бы мог ходить, не нуждаясь в поддержке. Я обдумал имевшиеся у меня варианты, и решил, что балкон был плохой идеей — внизу мог кто-нибудь быть. Поход в уборную мне был не по вкусу, поэтому я, вздохнув, отыскал ночной горшок. Я захихикал, подумав, что позже скажет об этом Пенни.

Несколько минут спустя я вошёл в главный зал, и направился к высокому столу. Наш гость уже сидел там, а Дориан стоял рядом с таким видом, будто он вот-вот был готов совершить преступление против гостеприимности. Пенелопа стояла у двери — судя по всему, она думала, что мне может понадобиться помощь, чтобы дойти до высокого стола. Я уклонился от предложенной ею помощи, и добрался до стола самостоятельно.

Пока шёл, я тщательно оглядел нашего посетителя. Эмиссар был окружён тёмной аурой, похожей на ту, что окружала человека, который использовал мой телепортационный круг, чтобы тайком перенести войска во двор моего замка. Учитывая то, что я был единственным известным волшебником, я предположил, что он был направляющим — как Марк, только для другого бога. Я приостановился, чтобы окружить Пенни щитом, и она на миг втянула в себя воздух, ощутив его появление вокруг себя.

Она встретилась со мной взглядом, и мой взгляд сказал ей, что я беспокоился, после чего я сел напротив человека, который так дерзко пришёл с нами переговорить.

— Тебя кормили? Ты, наверное, голоден после такого долгого пути? — спросил я насмешливым тоном.

— Я весьма сыт тем, что ты мне уже предоставил, — ответил он. Его голос был слишком глубоким для нормальности, что подтвердило мои подозрения.

— Я не припоминаю, чтобы я тебя кормил, Мал'горос. Это ведь ты, так? — спокойно спросил я.

— Меня здесь столько, сколько этот ничтожный сосуд может вместить, — сказал эмиссар, с отвращением указав на своё тело. — Я пришёл поблагодарить тебя за проделанную для меня работу.

Его тон злил меня, и пламя ярости прожглось сквозь винный угар:

— Я скорее отдам двух сестёр в бордель, чем сделаю что-то для тебя. Не думай меня разозлить неважно выдуманными оскорблениями. Ты уже проиграл.

Он засмеялся, и ответил:

— О, но ты правда работал на меня. Ты ведь понимаешь, как мы, по-твоему «тёмные боги», действуем? Мы не можем черпать силы напрямую у поклоняющихся нам людей, нужны жертвоприношения. Сегодня была принесена самая великая жертва в истории вашей жалкой расы.

Я скрыл своё смятение:

— Твои люди сами сделали выбор, когда решили служить тебе. Мне их не жаль.

— Некоторые из них — да. Остальных пришлось убедить, чтобы они вступили в армию, — сказал он, одарив меня широкой улыбкой.

— Мне без разницы, — ответил я.

— Неужели? — спросил он. — А что если я скажу тебе, что детей этих мужчин держали заложниками в моих храмах в Гододдине? — осведомился он. Может, это было вино, или шок, я не мог быть уверен, но комната поплыла от его слов.

— Если будешь продолжать свою атаку, то у тебя может и не остаться никаких последователей, — сказал я. Ничего получше я придумать не мог, мой разум всё ещё пришёл в равновесие.

— Глупец! Убей их всех, мне плевать. Моей целью никогда не было спасение вашего рода. Убьёшь людей, я убью детей — в любом случае я стану сильнее, — сказал он с растущей угрозой.

— Твои люди не будут следовать за тобой, если убьёшь заложников, — прямо заявил я.

— Потому-то я и убиваю лишь детей, принадлежавших тем, кто пал в бою. Сегодня я собрал двойной урожай, — ответил он тошнотворной ухмылкой.

Мне поплохело, но я не терял решимости:

— Если ты надеешься подточить мою решимость, то ты допускаешь печальную ошибку.

— Отнюдь, я здесь лишь для того, чтобы открыть тебе глаза. Я нахожу неудовлетворительным уничтожение невежественного противника. Я оказываю тебе честь. Никто из вашего рода не убивал стольких за день со времён твоего предка, Ти́риона, — самодовольно ответил он.

— Кого?

— Как же быстро смертные забывают. Тирион Иллэниэл был основателем твоего рода — человек, поднявший Элентирские Горы. Человек, уничтоживший мой народ и отправивший меня путём, который теперь привёл меня к тебе, его далёкому правнуку. Неужели ты думал, что происходишь от какого-то благородного рода? Этот человек был тысячекратным убийцей, он погубил почти стольких же из своего народа, как и из моего. Геноцид — это преступление, которое не остаётся без наказания.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я.

На миг его глаза загорелись радостью:

— Чтобы лишить тебя последнего заблуждения. Считаешь себя героем? Ты не лучше простого головореза. Думаешь, что сражаешься для спасения невинных жизней? Ты их лишь забираешь. Думаешь, что я — безумный бог из забытого века? Ты прав, но я сражался тысячу лет и более, чтобы отомстить за убийство моего народа. Твой почитаемый предок уничтожил мир, установившийся между Ши'хар и человечеством. Он убил их всего лишь из гордости. Я рассказываю тебе это для того, чтобы ты понял, что ты не лучше его — чтобы в конце, когда отчаяние захлестнёт тебя, ты знал, что не сражаешься ни за что, а после твоей смерти я продолжу свою войну, пока все представители вашей никчёмной расы не исчезнут.

Пока он говорил, моё лицо побледнело — его слова обрушивались на меня, показывая мне глупость моих мечтаний. Я не мог принять правду сказанного им, ибо этим я уничтожил бы сам себя. Я силился найти логичный ответ, но ничего не придумал. Я спасся от необходимости отвечать, когда меч Пенелопы метнулся к нему, появившись будто из ниоткуда. Его магически улучшенное лезвие прошло через щит эмиссара, будто тот не существовал, и несколько секунд спустя его голова упала на пол, продолжая лыбиться на нас. Мы с Дорианом в шоке уставились на Пенни.

Она нагло уставилась на нас в ответ:

— Он слишком много болтал, — сказала она, и стала вытирать свой меч о мантию мертвеца.

Её небрежность разбила сжавшую моё сердце тьму, и я засмеялся. Однако Дориан не увидел в этом ничего смешного:

— Этот человек был здесь под белым флагом! Ты не можешь… ты не можешь так поступать!

Пенелопа улыбнулась ему:

— Ты просто завидуешь, что я первой до этого додумалась, — ответила она. Прежде чем Дориан смог ответить, в дверь постучали. Я встал, и открыл дверь, чтобы не слишком задумываться о словах эмиссара.

У входа стоял Марк, выглядевший как слуга, с подносом еды и несколькими кружками в руках.

— Я подумал, что ты, возможно, захочешь предложить нашему гостю что-н… — начал он, заглядывая мне через плечо. Было очевидно, что он лишь любопытствовал, поскольку я исключил его из переговоров. Его глаза округлились, когда он заметил на полу обезглавленный труп.

— Наш «гость» неважно себя чувствует, — без всякого выражения сказал я ему. — Но поскольку ты склонен играть в слугу, то, быть может, ты будешь достаточно мил, чтобы прибрать эту мерзость, — указал я на труп, и проскользнул мимо Марка.

Пенни подошла, и взяла одну из кружек эля:

— Ох, это очень мило с твоей стороны, Маркус, — сказала она, и последовала за мной по коридору.

Он немного посмотрел нам вслед, прежде чем вернуться со своим подносом на кухню, оставив Дориана стоять в главном зале одного. Дориан окинул тело мертвеца спокойным взглядом.

— Вот чёрт, — сказал он сам себе.

* * *

Несколько часов спустя я стоял во дворе замка, наблюдая за возвращением группы Сайхана. Он придержал свою лошадь рядом со мной, и посмотрел вниз.

— Ты славно потрудился, — сделал он мне комплимент. Я не был в восторге от такого рода похвалы.

— Как оно там? — спросил я.

— По моим прикидкам, они потеряли почти восемь человек из каждого десятка. Твоя магия была весьма эффективна. Мы поискали на дороге выживших, но большинство из них уже умерли к тому времени, когда мы их нашли, — сказал он мне.

— Вы смогли доехать до самого Арундэла?

— Нет, там было несколько кавалерийских патрулей — мы были вынуждены вернуться, или вступить в ожесточённую схватку. Они по-прежнему имеют над нами сильный численный перевес, — проинформировал он меня. — Судя по тому, что я видел, они перестраиваются в низине, как мы и надеялись.

Я вспомнил о том, что мне сказал Мал'горос, и внутренне содрогнулся. Я не мог знать, что из сказанного им было правдой, но это знание делало мою задачу ещё труднее.

— Насколько скоро они смогут вывести на поле боя эффективные силы?

Сайхан задумчиво наморщил лоб:

— У них на это должна уйти по меньшей мере неделя. Их армия обременена большим числом раненых. Им придётся реорганизоваться, отправив неспособных сражаться обратно в Гододдин. Некоторых из легко раненных оставят, если они смогут сражаться через несколько дней.

— Я удивлён, что они всё ещё готовы сражаться.

— Что бы Вендраккас ни использовал для их мотивации, это что-то высоко эффективное. Любая нормальная армия обратилась бы в бегство после сегодняшнего, — заметил Сайхан, прежде чем увести свою лошадь к конюшням.

Я посмотрел ему вслед. «Значит, этой ночью», — подумал я. Я не мог себе позволить дать им реорганизоваться. Я пошёл искать Дориана.

— Нужно избавиться от ещё каких-то тел? — с сарказмом спросил он меня, когда я его нашёл. Он осматривал группу воинов, которые готовились к следующему патрулю.

Несмотря на моё тёмное настроение, я тихо засмеялся в ответ:

— Не в этот раз, хотя там полно трупов, которым требуется твоё искусство, — указал я на ворота, и дорогу, которая вела вглубь долины. — Мне нужно знать, сколько у нас осталось людей. Я планирую уничтожить дамбу этой ночью, поэтому нам следует приготовиться к утренней вылазке.

— Семьсот двенадцать, — незамедлительно ответил он. Я удивился его точному счёту, но, если подумать ещё раз, то удивляться не следовало. Дориан всегда был педантичным, особенно когда волновался, то есть — почти всё время. — Они будут готовы к рассвету, — добавил он.

Я кивнул:

— Где собираешься дальше разведывать? — спросил я.

— Мы направимся через лес на восток, к Ланкастеру. Проедем по дороге отсюда туда, — просто ответил он.

— В том направлении никого не должно быть, — заметил я.

— Ключевые слова — «не должно», — мрачно сказал он. — Это не те слова, которые мне нравится слышать, когда дело доходит до битвы. Эти слова убили больше людей, чем какие-либо другие, кроме, пожалуй, одного словосочетания, — сказал он, и замолчал, ожидая моего неизбежного вопроса.

Я вздохнул, и спросил:

— И что же это за словосочетание?

— В атаку, — с улыбкой ответил он.

После этого Дориан уехал, забрав с собой пятьдесят всадников. Я надеялся, что они ничего не найдут.

Глава 36

День медленно клонился к вечеру. Я ожидал возвращения Дориана и его людей в течение нескольких часов, но они не объявились вовремя. С каждым часом их опоздания я тревожился всё больше. Если он задержался, значит что-то его заставило… либо он умер.

Джо стоял рядом со мной на крепостном валу, ожидая их возвращения.

— Случилось что-то плохое, — констатировал он.

Хотя я и восхищался его упорству, его склонность к констатации очевидного иногда меня раздражала.

— Он вернётся, — ответил я.

— Откуда вы знаете? — спросил он меня.

— Потому что он должен, — мрачно сказал я. Несмотря на мои оптимистичные слова, сердцем я чувствовал: что-то пошло ужасно не так. Медленно миновал ещё один час, и солнце начало садиться. Я собирался уже оставить свой бесплодный пост и вернуться внутрь, когда заметил скачущих по дороге всадников.

Они были слишком далеко, чтобы разглядеть глазами, но своим разумом я нашёл среди них Дориана, и облегчённо вздохнул. Они скакали галопом, будто за ними гналась армия Гододдина, но больше никого на дороге я не увидел.

Несколько минут спустя я встретил его во дворе.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил я.

— Они направляются в Ланкастер! — крикнул Дориан ещё до того, как я успел договорить.

— Что? В каком количестве?

— В полном, насколько я могу сказать, — ответил он.

— Но другие разведчики же доложили, что они разбили лагерь у реки, — сказал я ему.

— Это, наверное, только для раненых. На дороге мы наткнулись на почти пять тысяч солдат. Едва спаслись, когда они нас заметили. Они послали за нами отряд кавалерии — гнали нас половину обратного пути. Я не думаю, что они хотели позволить нам узнать, куда они направлялись. Там только женщины и дети! Надо послать людей, всех людей, чтобы попытаться оттянуть их обратно, — сказал Дориан полным стресса голосом. Я никогда не видел его настолько близким к полной панике.

— Подожди, дай мне подумать, — ответил я.

— Нет времени думать! Мы должны ответить немедленно! С каждой секундой они подступают всё ближе к Ланкастеру. Там нет защитников, и мы никогда не снимем осаду, если они их окружат. Хотя мы всё равно не сможем их удержать. Они тащат за собой осадные орудия, Морт! — уже стал кричать он.

Осадные орудия? Где, чёрт побери, они их достали? До сих пор никто не заметил ни одного. Я подозревал, что таковые могли быть в разобранном виде в обозе, который по большей части уцелел, но я не мог представить, как они их передвинули так быстро. Я закрыл глаза, пытаясь думать и подавить собственную панику.

— Морт! Надо выдвигаться немедленно! — снова закричал Дориан.

— Заткнись! Дай мне минутку! — закричал я в ответ, и тут мне в голову пришла идея. Риск будет отчаянный, но враг уже явно что-то знал о моих планах. Зная об этом, мы, возможно, сумеем заставить их думать, что у нас больше ловушек, чем было на самом деле.

— Сколько осталось времени до того, как они доберутся до замка герцога? — быстро спросил я.

Дориан ненадолго нахмурился — очевидно, его мыслительные механизмы также были затуманены эмоциями. Наконец он заговорил:

— От того места, где мы их оставили… они должны добраться за час, может — два. Повозки и онагры их замедляют.

Этого времени могло хватить, впритык:

— Заводи людей внутрь, и освободите место, у нас тут скоро будет гораздо больше народу. Мне нужно двадцать человек, готовых отправиться со мной прямо сейчас! — сказал я, и побежал искать Пенни. — Пусть они встретятся со мной здесь! — крикнул я ему на бегу. — Я буду через несколько минут.

Я нашёл большой круг, который мы использовали для транспортировки гражданских в Ланкастер, и встал внутри него. Секунду спустя я оказался в похожем сарае в Замке Ланкастер. Я быстро вышел, ища Дженевив. Я крикнул первому увиденному мной человек, тащившей во дворе воду женщине:

— Ты! Собирай всех здесь, сейчас же. Скажи всем, кого увидишь, чтобы быстро сюда пришли.

На миг она уставилась на меня безо всякого выражения, пока наконец не узнала меня.

— Да, ваше благородие, — сказала она, и продолжила путь к донжону, таща своё тяжёлое ведро.

— Немедленно, чёрт возьми! Бросай ведро и беги! Времени нет! — заорал я. Она взвизгнула от испуга, и бросила ведро. Я хмуро поглядел, как она побежала в донжон. Я нашёл вторую женщину, работавшую в конюшнях поблизости. Похожая тирада её тоже отправила бегом.

В течение нескольких минут люди стали собираться во дворе, но Дженевив пока не появилась.

— Давайте сюда детей! Я сейчас же забираю всех обратно в Уошбрук. Враг скоро будет здесь, — сказал я им. Мы с Пенни забрали первую группу найденных нами детей, и переместили их обратно в Замок Камерон. Там нас ждали Дориан и двадцать запрошенных мною людей.

Я оставил детей, и вернулся с Дорианом и его бойцами. К нашему возвращению вышла Дженевив, встретив меня у двери сарая.

— Что там насчёт приближающегося врага? — с тревогой спросила она меня.

— Они будут здесь в течение часа, максимум — двух. Я забираю всех с собой обратно в Уошбрук, — проинформировал я её.

— Но как же еда? Здесь половина наших запасов! А там не хватит места на всех, — настойчиво сказала она.

— Сэтим придётся подождать. Голодать будет некому, если мы всех их быстро не отправим в Уошбрук, — сказал я ей.

— Успокойся, Мордэкай, мы можем закрыть ворота. Тогда у нас будет не один час на перемещение, даже без охраняющих стены солдат. Позволь мне всё организовать, так мы сможем спасти большую часть наших припасов, — спокойно ответила она.

— Мы не закрываем ворота, — проинформировал я её.

— Что? — в смятении спросила она.

— Просто доверься мне, помоги организовать этих людей. Мне нужно, чтобы все они были в Уошбруке в течение часа. Бросайте всё, — сказал я, и повернулся к Дориану, не став ждать её ответа: — Возьми своих людей, и позаботься, чтобы ворота были широко раскрыты, придай им заманчивый вид. Потом мне нужно, чтобы ты помог согнать всех сюда. Также позаботься, чтобы никого не было видно на стенах — замок должен выглядеть пустым, если они доберутся сюда до того, как мы всё закончим.

— Но Морт… — начал возражать он.

— Просто сделай это, Дориан! Проклятье, у меня нет времени всё объяснять, — резко сказал я ему. Его лицо дёрнулось на миг, но он взял своих людей, и направился к воротам.

— Морт, нам бы помогло, если бы ты сказал нам, чего пытаешься добиться, — сказала мне Пенни, пока мы заводили следующую группу в круг.

— Я объясню на ходу, — ответил я, и миг спустя мы переместились обратно в Уошбрук. — Вендраккас… или Мал'горос… кто бы ни управлял той армией… они знают, что я запланировал для них ловушку, — начал я. Бывшие с нами люди очистили круг, поэтому мы телепортировались обратно в Ланкастер. Мы начали собирать следующую группу, пока я говорил: — Они, должно быть, думают, что следующая ловушка — Замок Камерон, поэтому они двигаются сюда… чтобы обойти нас, — продолжил я, пока мы продолжали перемещать людей — говорил я между прыжками.

— Если они осадят Ланкастер, то мы вынуждены будем отреагировать таким образом, что окажемся в очень невыгодном положении. Единственное, что играет нам на руку — они не знают точно, где наша следующая ловушка, и что именно она из себя представляет, — сказал я.

— Но ловушка у тебя осталась только одна, — напомнила мне Пенни, — дамба.

— Вообще-то две, но ты всё равно права, — ответил я.

— Откуда ты знаешь, что они не сообразили, где твои ловушки? Они, очевидно, знают насчёт дамбы, — ответила Пенни.

— Нет, я так не думаю. Они оставили своих раненых в низине, чтобы отвлечь нас. Возможно, это — обманка, но я не думаю, что они стали бы жертвовать таким количеством людей просто для того, чтобы меня одурачить.

Пенни нахмурилась:

— Так чем нам поможет то, что мы бросим Ланкастер и распахнём ворота?

Я одарил её озорной ухмылкой:

— Арундэл.

— Что? — огрызнулась она. Ей никогда особо не нравились мои таинственные объяснения.

— Я взорвал Арундэл, когда они воспользовались им в качестве опорной точки. А кто сможет сказать, что Ланкастер не является такой же гигантской бомбой? — снова перенёс я нас, всё ещё улыбаясь.

Пенни странно на меня посмотрела:

— Но в Ланкастере же нет никаких твоих магических ловушек… нету ведь?

— Не-а, — самодовольно ответил я, — но они-то этого не знают.

У нас ушло чуть больше часа на то, чтобы переместить всех обратно в Уошбрук — в сумме почти четыреста женщин и детей. Когда все они оказались в безопасности, мы вернулись в Ланкастер. Я оставил Маркуса и Сайхана разбираться с огромной толпой людей, и взял с собой Дориана и Пенни. Втроём мы ждали в сарае в Ланкастере, наблюдая за двором замка через приоткрытую дверь.

Прошёл час, прежде чем появились первые всадники, осторожно миновавшие главные ворота. Их осанка ясно дала понять, что они ожидали в любой момент подвергнуться нападению. Я не завидовал их миссии. Странная природа раскрытых ворот Ланкастера и пустого замка наверняка заставила их опасаться ловушки, как я, конечно, и планировал.

— Что нам делать, если они обыщут сарай? — нервным шёпотом спросил Дориан.

— Тогда мы телепортируемся обратно, пока они нас не увидели, — ответил я.

Я надеялся, что они не будут тщательно обыскивать замок — если мы будем вынуждены телепортироваться обратно, я буду вынужден уничтожить круг в Уошбруке. Позже это может осложнить ситуацию.

Всадники медленно объехали двор кругом, одного из них послали назад с донесением, в то время как остальные спешились, и вошли в пустующий внутренний донжон. Ещё один пошёл проверить помещение при воротах. Всё это время мы молча наблюдали, почти не смея дышать, хотя к нашему зданию они приближались не более чем на пятьдесят ярдов. В конце концов они уехали.

— Что теперь? — спросила Пенни.

— Теперь предстоит самая трудная часть, — сказал я, — ждать, вернутся ли они.

— Если мы останемся здесь, то не узнаем, если они уйдут, — заворчал Дориан.

Его раздражение меня забавляло, и это хорошо — в последнее время в моей жизни было мало забавного.

— Расслабься… я чувствую их на расстоянии примерно в пятьсот ярдов. Когда они выйдут за пределы этого расстояния, я выскользну наружу, и посмотрю, смогу ли я увидеть их со стен.

Я более часа сторожил людей за стенами. Они отправили несколько патрулей в разных направлениях, обойдя внешние стены и исследовав дорогу в обоих направлениях. Я мог вообразить, как тревожился их лидер. Последнее найденное ими заброшенное поместье взорвалось прямо под ними.

Наступила ночь, а они всё ждали. Учитывая темноту, я предположил, что они решили встать лагерем. Нам придётся ждать до утра, чтобы узнать, сработает ли моя уловка. В конце концов я отправил Дориана обратно, чтобы доложить о ситуации. Я знал, что Марк и Сайхан грызут ногти в Уошбруке, гадая, что происходит.

Мы с Пенни провели ночь, приветливо свернувшись вместе. Говоря «приветливо», я имею ввиду, что она использовала меня в качестве подушки, в то время как я пользовался сомнительным удобством свёрнутого мешка, который подложил себе под голову. Его мы нашли в углу, он пах пылью и овсом. Пока мы отдыхали, я расширил своё сознание как можно шире, но мало что узнал о противнике.

* * *

Ночь была чёрной, накрывая плащом темноты разбросанных вдоль дороги через долину мёртвых людей. Большинство из них были мертвы, но среди трупов были рассыпаны выжившие — сломанные и искалеченные люди, неспособные двигаться. Даже эти, как бы мало ни было их число, скоро умерли бы, если бы не пришедшие за ними падальщики. Существа, которые ходили на двух ногах подобно людям, но были пустыми внутри.

Шиггрэс легко было искать среди мёртвых — искра жизни во всё ещё живых людях притягивала их подобно огню, на который слетаются мотыльки. Ночь шла, и их численность росла — хотя большинство солдат погибло, сотни их всё ещё цеплялись за жизнь. Они не были способны защититься от тварей, которые пришли, чтобы насытиться ими в ночи.

* * *

Когда мы проснулись утренний солнечный свет пробивался через щели в деревянных стенах. Я резко сел, сбросив Пенелопу, и заставив её голову упасть на пол с ясно слышимым шлепком.

— Ай! — сказала она, садясь. — Который час?

— Поздний, — ответил я. — Судя по доходящему сюда свету солнца, я бы сказал — после девяти.

— Они ещё там? — спросила она.

— Да и нет, — ответил я. — Снаружи стоит лагерем небольшая группа, человек, может, двадцать. Я не чувствую остальных. Теперь можно безопасно выходить наружу — может быть, со стены мы увидим больше.

— Я не могу поверить, что мы так долго проспали, — сказала она, пока мы тихо поднимались по лестнице на вершину внешней стены вокруг Замка Ланкастер.

— Я несколько суток плохо спал, хотя есть какая-то ирония в том, что мы выспались, прячась от армии, — ответил я. — О, смотри! — добавил я. Мы достигли гребня стены, и осторожно выглядывали между её зубцами. Мы увидели вдалеке более медленные части оставшихся захватчиков, направлявшиеся обратно в Замку Камерон.

— Они не все ушли, — напомнила мне Пенни. — Я вижу те двадцать, которых ты упоминал. Они, наверное, ждут, чтобы не дать нам проскользнуть обратно внутрь.

Я согласно кивнул:

— Скорее всего у них есть приказ доложить сразу же, как только они увидят чьё-то возвращение — они могут беспокоиться, что у нас есть для них в запасе ещё какой-то сюрприз.

— Значит, женщины и дети не могут вернуться, — сказала Пенни.

— Пока нет — если мы убьём этих людей, то это может привлечь внимание врага. Я не знаю, есть ли у них какое-то условленное расписание отправки сообщений, но ожидаю, что оно есть. Давай возвращаться в Уошбрук. Нам нужно будет подготовиться.

Довольно скоро мы оказались там, посреди хаоса. Уошбрук и Замок Камерон были забиты до отказа, люди заполняли замковый двор во всех видимых глазу направлениях. Я не мог представить себе, каково им, наверное, было ночью — весьма вероятно, что многие из них спали на земле. Мы аккуратно пробрались через толпу, надеясь узнать новости внутри самого замка. Дженевив нашла нас первой.

— Мордэкай! — крикнула она, чтобы привлечь моё внимание через давящую толпу. Люди автоматически расступились перед ней, когда она приблизилась. — Так не пойдёт. Тут слишком много людей. Прошлая ночь была ужасна.

— Мне жаль, ваша светлость, — ответил я как можно вежливее. — Я надеюсь, что скоро мы сможем отправить всех обратно, но вам придётся потерпеть ещё немного. Как дела у Джеймса?

У её мужа появилась лёгкая хромота после полученной им в столице стрелы. Судя по всему, даже богиня Марка не всегда лечила всё идеально. Дженевив хмуро посмотрела на меня:

— Он в порядке, как тебе должно быть известно. Он поехал в тот последний патруль вместе с Сайханом, — сказала она мне.

Вообще-то меня это удивило. Я был так занят другими делами, что не заметил его присутствия. Как я и не заметил того, что он время от времени присоединялся к патрулям. Но, зная его, мне следовало догадаться. Джеймс никогда не любил сидеть без дела.

— Враг возвращается сюда. Когда они прибудут и начнут осаду, я верну этих людей в Ланкастер. Я хочу, чтобы вы взяли с собой Джеймса, когда вернётесь, — проинформировал я её.

— Этот упрямец не уйдёт от боя, — засмеялась она. — Я никак не смогу заставить его вернуться.

— Там осталась малочисленная охрана, наблюдающая за Ланкастером. Кому-то придётся их удалить прежде, чем люди смогут безопасно вернуться. Я позабочусь о том, чтобы послать его на эту работу, — с улыбкой ответил я.

— Только постарайся, чтобы это случилось скорее, племянник. Эти люди не смогут долго жить в таких условиях, не заболев, — сказала она мне.

Я задумался ненадолго.

— Этим вечером, я надеюсь. Не хочу посылать никого в Ланкастер, пока не удостоверюсь, что Вендраккас бросил все свои силы сюда.

Глава 37

Ближе к концу дня наши последние патрули были вынуждены отступить к Замку Камерон. Враг добрался до нас, и начал окапываться для того, что могло стать долгой осадой. Я подумал было послать людей, чтобы их изматывать, пока они разбивали свои лагеря, но Сайхан убедил меня, что это был опрометчивый план. У них было по меньшей мере пять тысяч боеспособных людей, и большая их часть была наготове для отражения нашей атаки, если бы мы попробовали устроить вылазку.

Их численность была достаточна для беспокойства, поскольку их было в десять раз больше, но что на самом деле меня волновало, так это осадные орудия. Я видел различные устройства в их задних рядах — машины, которые я видел в книгах, но никогда не предполагал однажды увидеть выстроенными против себя. Там были маленькие онагры и баллисты, поставленные на колёса и перемещаемые упряжками лошадей. Онагры были простыми конструкциями, состояли из метательного рычага и маленького ковша, который мог быть загружен различными видами снарядов, например — камнями или горящими головнями. Баллисты были, по сути, гигантскими арбалетами, и их, похоже, заряжали большими болтами типа копий.

Более пугающей была более высокая конструкция в задних рядах. Если я не ошибался, то после завершения она станет большим требушетом. У требушета был более длинный метательный рычаг с похожей на пращу чашей на конце, куда помещался снаряд. На коротком конце рядом с осью будет тяжёлый противовес, когда его достроят. Он был слишком большим, чтобы его можно было легко передвигать, поэтому они привезли части, и собирали его у нас на глазах. Учитывая его размер, он, вероятно, сможет метать камни весом в несколько сотен фунтов на расстояние в сотни ярдов. Стены ни за что не смогут выдержать обстрел, когда они пристреляются.

Дориан и Марк стояли вместе со мной на стене, глядя на их успехи.

— Я начинаю чувствовать себя недостаточно подходяще одетым для этой вечеринки, — заметил Марк.

Дориан засмеялся:

— Судя по всему, мы со всё большей и большей вероятностью окажемся под прицелом большого количества неприятных осадных орудий. Ты не можешь сделать что-нибудь с этими штуками, Морт?

— Нет, пока они настолько далеко. Какая у них дальность стрельбы, как думаешь? — спросил я.

Дориан немного подумал.

— Баллиста и требушет смогут стрелять с расстояния в примерно пять сотен ярдов — может и больше, если они не против более частых промахов. Онагры должны быть в пределах по меньшей мере трёх сотен ярдов.

Мне его оценка не нравилась. С тех пор, как мы с Пенни связали себя узами, моя лучшая дальность разрушительной магии была близка к пяти сотням ярдов. Онагры скорее всего не станут для меня проблемой, но я сомневался, что смогу что-нибудь сделать, чтобы вывести из строя требушет на таком расстоянии. Мне придётся поменять свои планы.

— Сколько осталось до их нападения? — спросил я.

Дориан ответил мгновенно:

— Завтра.

— Ты уверен?

— Они не пойдут в наступление, пока их позиция не укрепится, а осадные орудия не будут готовы. Им также следует волноваться о том, что король может послать силы для снятия осады, поэтому они не будут тратить время. Если бы я был их командующим, я бы начал как можно раньше, а это — завтра на рассвете, — произнёс мой друг лишённым сомнений голосом.

— Марк… я хочу, чтобы ты этой ночью переправил женщин и детей обратно в Ланкастер. Ты ведь помнишь, как пользоваться кругами, верно? — спросил я его.

Он вздохнул:

— Ты уже сотню раз спрашивал меня об этом. Да, я помню — а если бы и забыл, то моя Леди предоставила бы необходимые знания. В конце концов, это её силу я использую. Но почему я?

— Придётся неоднократно перемещаться туда-сюда, — сказал я ему. — Я не хочу вымотаться в ночь перед началом атаки. Кстати, я посылаю твоего отца с небольшим отрядом, чтобы устранить маленькую группу, которую они оставили приглядывать за твоим домом. Твоя мать просит тебя не возвращать его обратно.

— Я вижу, что скоро он возлюбит меня ещё сильнее, — засмеялся он. — Ты определённо выбрал для меня неприятную задачу.

Я поморщился:

— Боюсь, что приятных тут нет, — кисло сказал я.

* * *

Ночью всё прошло настолько гладко, насколько я мог надеяться. Марк перенёс своего отца и группу из примерно пятидесяти человек обратно в Ланкастер. Я с ними не пошёл, но они, судя по всему, смогли убрать вражеских разведчиков без особых проблем. Пятерых ранили, но богиня Марка их исцелила ещё чуть ли не до окончания схватки.

После этого они запечатали ворота, и Марк принялся перемещать женщин и детей обратно так быстро, как мог. Не смотря на тот факт, что всю энергию предоставляла его богиня, его это всё же утомляло. Позже он мне объяснил, что хотя энергия его Леди была беспредельна (он так сказал), его тело служило ограничением её возможностей. Чем больше он направлял её силу, тем больше усталости и истощения он чувствовал. Я запомнил эту информацию как возможно полезную в будущем. В конце концов, я уже встретил двух работавших на Мал'гороса направляющих — их могло быть и больше.

Мы с Пенни ушли спать пораньше. Усталости мы не чувствовали, но я решил, что чем больше времени мы себе дадим на «попытки» заснуть, тем больше у нас шансов успешно это сделать. Учитывая обстоятельства, мы спали урывками, но всё же сумели поиметь пять или шесть часов хорошего отдыха. Я был уверен, что утром это мне понадобится.

* * *

К тому времени, как пришёл рассвет, мы были на ногах уже несколько часов. Я вместе с Пенни наблюдал, как солнце заливало светом горизонт на востоке. Мы стояли на гребне внешней стены, пытаясь разглядеть расположения противника, постепенно становящиеся всё более видимыми. Большинство наших воинов были размещены за деревянным частоколом, отстоявшим на полную сотню ярдов от внешней стены. Мы планировали удерживать там врага так долго, как сможем, прежде чем отступить к более легко обороняемым каменным стенам. По крайней мере, так я им сказал. Своими истинными планами я пока что ни с кем не делился.

Глаза Пенни расширились, когда рассветное солнце привнесло большую ясность на лежавшее перед нами поле. Её взгляд метался из стороны в сторону, от нашего земляного вала до рядов врага, и до их стоявших дальше осадных орудий. С её губ сорвалось почти неслышное аханье. Я повернулся, чтобы посмотреть на её лицо, но она отвернулась, чтобы скрыть от меня то, что было там написано.

— Это ведь сегодня, да? — спокойно сказал я. Какая-то внутренняя интуиция сказала мне, что именно заставило её так отреагировать.

Она ответила не сразу. Не поворачиваясь ко мне, она обхватила себя руками. Я не стал давить на неё, вместо этого ожидая, когда она найдёт нужные слова. После нескольких долгих минут она оглянулась на меня:

— Да, — просто ответила она. Её глаза увлажнились.

— Как ты узнала?

— У меня было ощущение дежавю с тех самых пор, как мы поднялись сюда утром, но я не была уверена, пока не увидела это, — сказала она, указав в сторону вражеского лагеря. — Выглядит практически в точности так же, как то, что было я моём видении. Осталось не больше… не больше… нескольких часов… — произнесла она, и её голос надломился на середине фразы, не позволив договорить. Я мягко притянул её к себе, и она затряслась в моих объятиях, тихо плача мне в плечо.

Пока она рыдала, я чувствовал себя странно спокойным. События последних нескольких недель были дикой путаницей эмоций, но теперь я чувствовал онемение. Мне не осталось ничего кроме как довершить начатое. Когда она перестала плакать, я отстранился, держа её на расстоянии вытянутой руки, и спокойно глядя ей в глаза:

— Если это — сегодня, то мне нужно сказать тебе несколько вещей. Вещей, которые тебе придётся завершить для меня, — медленно сказал я.

Её глаза сузились на миг:

— Ты снова стал держать от меня тайны.

— Немножко… Ничего зловещего, но ты отыграешь мою роль, если я умру до наступления нужного момента, — сказал я ей.

— В чём дело? — спросила она.

— Ещё рано, сперва нам нужно позаботиться кое о чём другом, — со значением сказал я.

— Нам пока не нужно этого делать, — возразила она. — Осталось ещё по меньшей мере несколько часов.

— Нет, надо. Я не знаю, что случится дальше. Нам может и не представиться возможности, когда наступит хаос. Сделаем это сейчас, а потом я расскажу тебе то, что тебе нужно знать, — твёрдо сказал я.

— Ты хранил эти тайны просто для того, чтобы иметь козыри в рукаве, так ведь? — резко сказала она.

Вообще-то именно так я и поступал — у меня не было причины скрывать свои последние планы, кроме заботы о том, чтобы ближе к концу она была более согласной.

— Не намеренно, — солгал я, — но теперь, когда время пришло, я рад, что так поступил.

— Право же, иногда бываешь таким ублюдком, — мило ответила она. — Ладно, как именно нам это делать?

Это было единственной частью уз, к которым я внимательно прислушивался в прошлом, когда Сайхан её наставлял.

— Сначала обнажи свой меч, и мы будем держать его между собой, а потом просто попроси, формально и со всей серьёзностью, чтобы я тебя освободил. Ты должна говорить это серьёзно. Я тоже отвечу формально, а потом нам нужно отпустить друг друга… здесь, — указал я себе на грудь. Её глаза снова начали увлажняться, когда я указал жестом на своё сердце.

— Ладно, — ответила она, позволив своей голове склониться вперёд. Она обнажила свой меч, и положила его себе на ладони, встав лицом ко мне. Когда я положил свои ладони поверх её, она произнесла:

— Я, Пенелопа Иллэниэл, нарушаю свою клятву и прошу тебя освободить меня от связывающих нас уз, — сказала Пенни. Её волосы упали вперёд, закрыв от меня её лицо, но я видел, как на камне между её стопами появились мокрые пятна.

Я сделал глубокий вдох, и ответил ей:

— Я, Мордэкай Ардэс'Иллэниэл, освобождаю тебя от твоих уз, — произнёс я, вложив в эти слова силу, и ощутил внутри себя, как наши души разделились. Какая-то часть меня, бывшая ею, которую я не осознавал — эта часть ускользнула прочь. На миг меня заполнило ощущение невероятной пустоты, поскольку впервые за последние месяцы я был лишь самим собой, один. Меч, который мы держали, на миг засветился ярче, а потом раскололся, будто был стеклянным.

Мы тихо постояли минуту, не осмеливаясь говорить. Мы оба знали, что расстояние между нами стало больше, чем жалкие дюймы, которые разделяли нас физически. Наконец я нарушил молчание:

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Гораздо более слабой, — грустно ответила она. — Я забыла, каково это — быть нормальной. А ты как?

— Я чувствую себя пустым. Как человек, который живёт один в доме, ставшим для него слишком большим, — честно ответил я.

Она серьёзно посмотрела на меня, уперев взгляд в мои глаза. Несмотря на то, что мы только что совершили, я видел в ней невероятную силу духа. Каждый раз, когда я смотрел на неё, я будто снова в неё влюблялся.

— Твои глаза снова голубые, — с тоской сказала она.

— Я думаю, тебе больше идёт твой естественный карий, — сказал я в ответ.

— Так какими тайнами ты должен поделиться? — сказала она, меняя тему.

Я открыл толстый кожаный кошель, который носил на поясе. Заглянув внутрь, я увидел использованный нами при создании уз самоцвет. Он больше не светился. Я не обратил на него внимания, и вытащил два тряпичных мешочка, помеченных чернилами.

— В этом мешочке лежат стекляшки, которые уничтожат дамбу, — сказал я ей. — Когда придёт время, уничтожь их. Я надеялся сперва загнать врага обратно в низину, но тебе придётся решать самой, поскольку меня здесь не будет.

— А что во втором? — спросила она.

— Этот я пока подержу у себя, но если я умру до того, как применю его, то тебе нужно быстро его забрать. В нём — ключи для бомб под тем полем, — указал я на землю перед нами, между внешней стеной и частоколом.

— Но это же внутри линии нашей обороны, почему? — сказала она с замешательством во взгляде.

— Частокол — это ловушка. У меня не было железа, но я приказал людям закопать под землю большие камни, как с внутренней, так и с внешней стороны частокола. Но я не сказал им — зачем. Камни простираются примерно на сотню ярдов от нашего земляного вала. Ближайшие — примерно в шестидесяти ярдах от стен. Я боялся, что чуть ближе — и они могут разрушить наши стены, — сказал я ей.

Она покачала головой:

— Я всё ещё не понимаю. Почему не закопать их подальше?

— У нас кончилось железо. Камни — гораздо крупнее и тяжелее. У меня не хватало времени на то, чтобы люди повсюду раскапывали большие ямы и затаскивали туда камни. Чем дальше, тем большую площадь нужно покрыть. Единственное место, где враг точно будет — здесь, — снова указал я на землю под нами.

— Тогда зачем вообще утруждать себя строительством частокола?

— Всё это — часть обмана. Враг, вероятно, не бросит всех своих людей в атаку, пока они не пробьются через наши стены. Земляной создаёт у них впечатление, что мы серьёзно относимся к защите замка. Когда они прорвутся через частокол, то могут сразу же пойти в атаку. Однако, если они подождут, пока не обрушат ворота или одну из стен, то нам придётся сдерживать их, пока они не войдут в двор самого замка, — тщательно разъяснил я.

— Почему? — спросила она.

— Я не хочу использовать наш козырь, пока они не бросят в атаку большую часть своих людей. Мы должны ждать, пока большая их часть не окажется у стен, прежде чем использовать этот козырь, иначе мы зря лишимся нашего единственного преимущества. Поэтому если они прорвутся через внешнюю стену раньше, то мы должны сдерживать их здесь, пока они не бросят сюда всех, — сказал я.

— Тебе следует просто дать мне этот мешочек сейчас же, — предложила она.

— Я хочу иметь возможность плюнуть им в лицо и лично взорвать их всех к чёртовой матери. Если мне суждено умереть, то я хочу умереть с музыкой, — опасно улыбнулся я. — Можешь забрать их из моих холодных, мёртвых пальцев, если мне не удастся ими воспользоваться.

— Я правда хотела бы, чтобы ты не говорил так, — пожаловалась она.

Моё сердце было легче, чем за последние месяцы. Несмотря на пустоту, ощущение было такое, будто какая-то ноша свалилась с моих плеч.

— Если я не могу шутить о своей приближающейся смерти, то о чём я вообще могу шутить? Ты бы предпочла, чтобы я был в печали?

Она немного посмеялась, пока из её глаз снова не потекли слёзы, а потом она обняла меня. Во мне шевельнулась боль за неё — умирать было проще. Мой путь почти завершился, но перед ней всё ещё лежала долгая, одинокая дорога… без меня. Впервые с тех пор, как Марк подал мне мысль о том, чтобы солгать Пенни про её «положение», я почувствовал себя виноватым. Я надеялся, что однажды она меня простит, когда правда наконец-то раскроется.

* * *

Обстрел начался, когда солнце оторвалось от горизонта. Теперь, освободившись от уз, я обнаружил, что снова ощущаю объекты на гораздо более дальнем расстоянии. Когда к нам полетели первые камни, я почувствовал их задолго до того, как они упали. Из прихоти, я произнёс слово, и махнул рукой вбок, сбивая один из самых крупных валунов в полёте, пока тот не достиг нас. Ясность моих ощущений меня поразила. После проведённых в полуслепом состоянии месяцев моя сила казалась как никогда лёгкой в использовании.

— Ты это видел? — ткнул меня локтем Марк. — Один из камней просто полетел в сторону. Это был ты?

Я улыбнулся:

— Посмотрим, как им понравится сражаться со мной теперь, когда я работаю в полную силу, — самодовольно ответил я.

— Твои глаза снова голубые… это означает то, что я думаю? — спросил он.

— Твоя идея сработала великолепно. Что бы там ещё ни было, за это я тебе благодарен, — сказал я ему.

— Я так и думал, — сказал он. — Она тебе передала, что я ей сказал?

— Да, и я это ценю. Я знаю, что это, наверное, дорого тебе обошлось.

Он нахмурился:

— Это ничего мне не стоило — и вообще, поздравляю.

Мне показалось странным, что он поздравляет меня в день моей неминуемой гибели, но я выбросил это из головы как одну из его странных шуточек.

— Просто обещай мне, что позаботишься о её благополучии, когда меня не станет.

Его лицо напряглось:

— Тебе не нужно меня просить, Морт. Мы с Дорианом сделаем для неё всё, что сможем, ты же знаешь.

Стало падать всё больше камней, попадая в частокол и катясь по земле за ним. Пока что они не попали ни в одного из наших людей, но я знал, что наша удача вечно не продержится. Вражеские войска пошли в наступление, приблизившись на расстояние в двести ярдов. За собой они везли онагры, что позволяло им с большей лёгкостью бить по частоколу. Некоторые наши лучники выстрелили, хотя им и сказали поберечь стрелы. Большинство из них не долетело, а остальные прошли мимо целей.

Я поднял свой посох, и одним словом сфокусировал через него энергию — из него вырвалась огненная черта, ударившая в один из онагров. Он запылал. Повторяя процесс, я стал систематично уничтожать их, пока не осталось ни одного. Я подумал было сделать то же самое с людьми на поле боя, но знал, что выдохнусь раньше, чем они понесут достаточные потери. Я подумал о втором кошеле у меня на поясе, о котором я не рассказал Пенни, но быстро отбросил эту мысль. Его время ещё не пришло.

Враг отступил на расстояние в четыреста ярдов, когда онагров не стало. Я всё ещё мог достать их на этом расстоянии, но пока не чувствовал необходимости раскрывать свои карты. Ситуация приобрела некий вялый ритм, и обе стороны ждали. Всё это время единственной активностью были происходившие время от времени выстрелы из баллист. Их команды были тревожно меткими. Привыкнув к расстоянию, они начали тщательно выбирать свои цели. На расстоянии в пятьсот ярдов попадал лишь каждый второй их выстрел, но если уж попадал, то результаты были страшными. Нескольких наших людей проткнуло, пока они не научились не подставлять себя под выстрелы.

Наступила смертоносная патовая ситуация, которую оттеняли слышавшиеся каждые несколько минут глухие удары их требушета. Каждый раз, когда он стрелял, в небо взмывал камень весом в несколько сотен фунтов. Первые выстрелы не долетели, но команда методично перенацеливала свою машину, пока камни не стали последовательно попадать в каменную внешнюю стену, окружавшую Замок Камерон.

Дориан нашёл меня наблюдающим за равномерным разрушением земли с наружной стороны стены, но в пределах нашего частокола.

— Ты разве не можешь сделать что-нибудь с этой проклятой машиной? — сказал он.

— Она слишком далеко, — спокойно ответил я. — Я, возможно, смог бы отклонить метаемые ею камни, но это бы нарушило мои планы.

— Ты хочешь, чтобы они снесли стену? — недоверчиво спросил он.

— Вообще-то — да: они не попытаются пойти в полную атаку, пока у них не появится ясного пути внутрь, — ответил я.

Он подозрительно посмотрел на меня:

— Что ты планируешь?

— Кое-что большое, — сказал я. — Позаботься о том, чтобы люди были готовы отступить, оказав символическое сопротивление у частокола. А ещё… есть ли какой-нибудь способ не дать им пройти через пролом в стене, если они снесут её часть?

Он хмыкнул:

— Ага, но для этого нужно много умирать. Я уже приказал готовить временную баррикаду за той частью стены, по которой молотит эта адская машина.

Ещё один гигантский валун врезался в стену, разбрызгивая вокруг каменные обломки.

— Когда они наконец пойдут в атаку, я хочу, чтобы стрелки стреляли, пока атакующие не окажутся почти у земляного вала. Когда они будут где-то в пятидесяти ярдах, стрелкам следует бежать к воротам, — сказал я ему.

— Частокол продержится и дольше, — возразил он. — Нам следует заставить их заплатить за него. Вернувшись внутрь, мы не сможем удержать тот пролом в стене дольше нескольких часов.

Я бросил на него серьёзный взгляд:

— Будет подозрительно, если мы побежим к воротам раньше? — спросил я. Мне хотелось сохранить как можно больше жизней, но теперь я заново обдумывал свой план.

— Подозрительно? — сказал он. — Ещё как! Если мы просто отдадим нашу внешнюю защиту и позволим им пойти прямо к пролому, то это будет странно. Если бы я командовал ими, то я бы подумал, что у нас либо командует глупец, либо запланирована ловушка.

Я сделал глубокий вдох, и ответил:

— Хорошо. Поступай как считаешь нужным, просто постарайся сохранить как можно больше людей живыми, — сдался я. Мне не нравилось, что люди будут умирать, защищая землю, которую я и не собирался удерживать.

Дориан странно на меня посмотрел:

— Что же ты от меня утаил?

— Доверься мне, — сказал я с улыбкой.

— О, нет! Ни за что, ты уже это говорил. Если ты ожидаешь, что я буду защищать этот замок, то мне нужно знать, какого чёрта ты планируешь делать, — сказал Дорин, уперев руки в бока, и по его позе я понял, что он был в упрямом расположении духа.

— Нам нужно сосредоточить как можно больше врагов за стенами. Я думаю, что могу удалить большую их часть, если мы сможем заставить их бросить в атаку все силы, — ответил я.

— Как?

— Что-то вроде того, что мы с ними сделали на дороге, — ответил я.

— Ты говоришь, что мои люди стоят на ещё одной куче твоих бомб? — заорал он.

Я попытался его утихомирить:

— Да, и не кричи. Если ты спугнёшь людей, то нам крышка.

Он внезапно закрыл рот, когда осознал, насколько громко он крича. Чуть подождав, он снова заговорил:

— Я пойду туда сам, Морт. Если кто-то взорвётся, то я буду среди них. Ясно?

Я кивнул:

— Главное, чтобы всё выглядело натурально. От этого зависит всё, Дориан. Если они не купятся на это, то мы проиграли. У меня больше нет никаких тузов в рукаве.

— Не волнуйся — всё будет настолько чертовски натуральным, что ты можешь решить, будто мы там умираем. Там не только их кровь будет течь, — сказал он, повернулся, и ушёл.

Глава 38

Утро текло медленно. Требушет превратил верхнюю часть внешней стены практически в щебень. То, что осталось, кренилось внутрь, и выглядело так, будто ещё парочка хороших попаданий заставит стену обрушиться. В обычной ситуации мы бы попытались подпереть её изнутри, но мы игнорировали повреждения. Чем раньше она обрушится, тем лучше.

Люди за деревянным частоколом имели всё более нервный вид. Они чуяли неминуемую атаку, которая начнётся, как только наша защита будет пробита. Дориан и Сайхан постоянно ходили среди них, стараясь подкрепить их уверенность.

Пенни постоянно следовала за мной, отказываясь удаляться более чем на двадцать футов. «Она начинает напоминать мне стервятника», — подумал я немилосердно. Я больше почти не мог встречаться с ней взглядом — каждый знающий взгляд доводил её почти до слёз.

Всё это время меня больше всего беспокоило отсутствие каких-либо магических атак со стороны врага. Я уже встречался с двумя направляющими Мал'гороса, поэтому хорошо представлял, что у него, наверное, были ещё. Я постоянно рыскал своим разумом среди врагов, ища тёмные ауры, которые могли предупредить меня об их присутствии, но ничего не находил. Даже с о своими ограниченными способностями, они должны были обладать возможностью убить кого-то из моих людей, если бы попытались — но таких попыток не было. Это заставляло меня тревожиться, поскольку это значило, что враг мог что-то планировать.

Ещё один огромный камень просвистел в небе. Этот врезался прямо в основание ослабленной части внешней стены. Секунду ничего не происходило, а потом стена обрушилась внутрь. Оказалось открыто пространство шириной более чем в двадцать футов, где человеку не мешало войти ничего кроме горы каменных обломков.

— Похоже, что это оно, — сказал я себе.

Пенни подёргала меня за рукав:

— Не высовывайся.

— Я и не собираюсь, — ответил я. — Думаешь, это спасёт меня?

— Просто не делай этого — может быть, я ошибалась, может быть… — сказала она с расширенными от страха глазами.

— Я постараюсь, но я научился доверять твоим видениям. Произойдёт то… что произойдёт, — сказал я ей.

Среди людей вдоль частокола поднялся крик. Враг начал наступление. Я оставил её там, и пошёл встать рядом с ними, наблюдая за приближением солдат Гододдина.

— Не стрелять, чёрт побери! — закричал Дориан. Некоторые люди начали стрелять слишком рано. — Ждите, пока я не отдам приказ!

Пехота бежала на нас через поле, приближаясь с каждым шагом. Напряжение в окружавших меня людях было почти невыносимым. Они держали луки с наложенными стрелами, ожидая приказа к стрельбе. После казавшегося невозможно долгим периода ожидания Дориан наконец отдал приказ:

— Стрелять по своему усмотрению!

Пятьсот человек встали, и начали пускать стрелы. Враги теперь были лишь в сотне ярдов, и падавшие среди них стрелы со стальными наконечниками имели смертоносный эффект. Люди падали, и их сразу же затаптывали их соратники. Стрелы снова взлетели в воздух и упали, но солдаты Гододдина всё равно наступали. На расстоянии в пятьдесят ярдов промахивались немногие, и теперь до нас стали доноситься крики павших. Но они продолжали наступать, и после ещё одного залпа они достигли частокола.

Сбежав в траншею, они спотыкались, и пытались подняться. Наши стрелы по-прежнему били по ним с летальной эффективностью. Несколько мгновений спустя те, кто шли позади них, начали карабкаться вверх, пытаясь перебраться через заострённые колья, охранявшие земляную насыпь, за которой мы стояли. Их баллисты снова открыли огонь, посылая в защитников болты длиной в три фута.

Враги начали напирать на низкие стены частокола — в некоторых местах они начали опрокидывать стены за счёт одного лишь своего веса. Защитники Уошбрука сменили оружие на копья, нанося колющие удары тем, кто пытался пробраться через нашу защиту. В конце концов их усилия были тщетны. В различных точках разгорелись отчаянные схватки, когда хлипкая стена опрокинулась, и враги потекли в наши ряды.

— Отступление! В замок! — орал Дориан, перекрикивая шум схватившихся солдат.

Я поднял свой посох, и начал водить огненными линиями по находившимся рядом со мной врагам, очищая место на двадцать шагов вокруг себя. Поднявшись на вершину земляной насыпи, я посмотрел на заполненное людьми поле. Я запустил руку в свой кошель, и вытащил горсть маленьких железных шариков. Каждый из них не превышал размером большого пальца взрослого мужчины. Произнося одно слово и легонько дуя, я стал стрелять ими в различные точки вдоль внешней части остатков частокола. По мере того, как каждый из них достигал своей цели, я снова произносил слова, выпуская содержавшуюся в них энергию. Каждый из них расцветал маленьким огненным взрывом, убивая всех в пределах десяти футов. Я надеялся дать людям время на отступление.

Вокруг меня начали падать стрелы, и некоторые из них попадали в мой щит, не причинив мне вреда. Они мало что могли сделать, чтобы остановить меня. Я ощутил, как у меня откуда-то изнутри поднялся злой смех, пока я убивал людей десятками и дюжинами. Я практически не заметил пурпурную вспышку, когда скрывавшиеся среди врагов направляющие внезапно приступили к действиям.

* * *

Пенелопа Иллэниэл наблюдала за бегущими мимо неё людьми, когда защита начала распадаться на части. Она смотрела на одного человека — который безумно стоял на вершине земляной насыпи, посылая навстречу врагу огонь и смерть. «Идиот ты этакий!» — думала она про себя, — «Я же сказала тебе не высовываться». Она побежала к нему, чтобы стащить его вниз, когда её ослепило новое видение.

С минуту она стояла, прикованная к месту, неспособная двигаться, пока её дар показывал ей будущее. Оно было таким же, как и раньше, но теперь в нём был выбор — там, где раньше была лишь неумолимая судьба, она теперь видела новый путь; путь, который приведёт к другому исходу. Она сделала выбор без колебаний. Моргнув, она огляделась, и снова побежала к Мордэкаю. «Нужно спешить!» — думала она. Её остановила схватившая её за плечо ладонь.

— Ты не туда бежишь! — закричал на неё Сайхан. Его хватка казалось невозможно сильной, особенно теперь, когда у неё больше не было уз.

Она покачала головой:

— Нет! Я должна кое-что сказать ему! Отпусти! — силилась она вырваться из схватки здоровяка. В этот момент Пенелопа посмотрела ему в глаза, и под её взглядом его глаза расширились.

— Твои глаза, — внезапно сказал он. — Что ты наделала?

— То, что обязана была! — закричала она на него. Извернувшись, она вырвалась, и попятилась, пытаясь подобраться ближе к тому месту, где стоял Мордэкай.

Сайхан обнажил меч, и в его взгляде читалась опасность.

— Ты нарушила свою клятву, девочка, — шагнул он к ней, и его меч метнулся вперёд, целясь ей в голову.

Прежнего меча Пенелопы больше не было, но она взяла себе новый, и приняла на него клинок Сайхана. Хотя у неё больше не было ни силы, ни скорости, которые давали ей узы, она всё же научилась пользоваться мечом в достаточной степени.

— Что ты делаешь? — потребовала она.

— То, что должна была сделать ты, — бесстрастно ответил Сайхан. Его меч снова нанёс удар, почти отбив её поспешный блок, и, прежде чем она опомнилась, его стопа метнулась вперёд, сбив её её с ног. Перепрыгнув её, он побежал к стоявшему к нему спиной Мордэкаю.

С рождённой отчаянием силой, Пенни протянула руку, и поймала его за лодыжку, заставив его споткнуться и упасть. Пока он падал, она поднялась, и врезала ему прямо по почке. Сайхан ахнул, и извернулся, попав ей в челюсть плохо нацеленным ударом. Она накинулась на него как сумасшедшая, и дралась изо всех оставшихся у неё сил.

Драка закончилась за несколько секунд. Более крупный воин поймал её за волосы, и врезал кулаком ей в живот, заставив её согнуться пополам, когда воздух вышибло из её лёгких. Пока она силилась вздохнуть, он встал, и сплюнул на землю:

— Я учил тебя лучше, — выдал он, но прежде, чем он смог ударить снова, донёсшийся из-за спины голос заставил его остановиться как вкопанного.

— Ты на чьей стороне? — спросил Дориан… с тихой яростью в голосе.

— Прочь с дороги, Торнбер, твой волшебник пересёк черту, — предупредил его Сайхан. Вспыхнул огонь, и раздавшийся неподалёку взрыв подчеркнул его слова.

— Ты в порядке, Пенни? — сказал Дориан, глядя мимо своего противника.

Сайхан ударил сразу же, как только взгляд Дориана соскользнул с него, его меч метнулся вверх, чтобы поймать молодого человека раньше, чем тот сумеет защититься. Однако он не рассчитывал на скорость своего оппонента. Дориан шагнул в сторону от удара, и поднял свой собственный меч. Сверкнула сталь, и двое мужчин погрузились в ожесточённую схватку.

Пенни встала, и начала пробираться к Мордэкаю, настороженно поглядывая на разыгрывавшуюся перед ней смертоносную схватку. Для неискушённого взгляда двое воинов казались равными по силе — хотя Сайхан обладал полученными за целую жизнь тренировок навыками и грацией, у Дориана был прирождённый талант к владению мечом, и его молодость и скорость замещали ему некоторое отсутствие опыта. Но Пенни не была неискушённой — её собственные тренировки научили её читать течение битвы, и она видела, что Дориан был близок к поражению. С каждым обменом ударами он оставался слегка лишённым баланса, силясь поместить свой меч в нужную позицию вовремя, чтобы встретить следующий удар клинка Сайхана.

Прежде эти двое уже практиковались вместе, но сейчас их лица были воплощением смертоносного упорства — это была не учебная схватка. Пока они бились, на поле опустилась тишина, будто сама война остановилась из уважения к их личной битве, а потом Пенни осознала, что именно произошло. Взрывы прекратились. Посмотрев вверх, она увидела, что Мордэкай замер, его тело напряглось, будто он боролся против какой-то титанической силы, при этом стоя на виду у врага. Вскрикнув, она побежала, пытаясь достигнуть его, пока неоказалось слишком поздно.

А в это время Дориан продолжал свою битву на поражение. Человек, с которым он сражался, был искуснее всех, кого он когда-либо встречал, и, несмотря на все прилагаемые им усилия, он не мог вечно не давать клинку Сайхана попасть по себе. Ещё один взмах мечей, и полетели искры, когда клинок старшего Сайхана прошёл вдоль его руки, соприкасаясь с зачарованной Мордэкаем для Дориана кольчугой. В этот миг Дориан понял, что должен был сделать. «Уж лучше тебе не ошибаться насчёт этой брони, Морт», — безмолвно подумал он. Дориан поскользнулся, и чуть не потерял опору под ногами, оставив себя широко открытым слева. Клинок Сайхана оказался там быстрее мысли, ударив в незащищённый живот Дориана. Сила удара была такой, что тот должен был пробить броню Дориана, но чары выдержали. Вместо раны Дориан почувствовал удар, будто ему врезали кулаком в живот, но к этому он был готов. Поймав конец меча своей облачённой в кольчугу рукой, он ударил своим мечом вниз, на пойманный клинок Сайхана, и его зачарованная сталь разрубила меч, оставив старого воина с укороченным обрубком оружия в руках.

На секунду лицо Сайхана заполнило удивление, и Дориан ударил мечом в обратную сторону. Если бы он попал, то мог бы разрубить ему голову, но Сайхан отпрыгнул назад прежде, чем клинок его настиг. Он отделался глубоким порезом на щеке и носу. Заскрипев зубами от боли, он начал озираться в поисках оружия, пока Дориан снова начал наступать на него. Он так и не увидел тяжёлый кол, ударивший его сзади. Не проронив ни слова, он осел на землю.

Маркус бросил тяжёлый кол, взятый из упавшего частокола, и улыбнулся Дориану:

— У меня был к нему должок, — сказал он. Его улыбка исчезла, когда он увидел, что происходило на гребне земляной насыпи.

Глава 39

Моё внимание сместилось, когда я осознал, что больше не был единственным творцом магии на поле боя. Густо-пурпурные ауры вспыхнули вокруг не менее пяти человек, распределённых среди наступающих солдат. Самый близкий был не менее чем в пятидесяти ярдах от меня. Прежде чем я смог отреагировать, ко мне метнулись аметистовые черты, окутав меня со всех сторон.

Позади послышались звуки боя, но у меня не было времени думать об этом. Энергии цвета лаванды, танцевавшие на моём щите, вбивались внутрь с сокрушающей силой. Поодиночке они мне особо не угрожали, потому что направляющие не казались могущественными, но когда они действовали вместе, я с ними справиться не мог. У меня на лбу проступил пот, пока я тщился не дать тёмным энергиям пробить мою защиту.

Вдалеке я услышал пение и глубокий барабанный гул, похожий на гигантское сердце. Я почти инстинктивно понял, что это было сердце земли. «Помоги мне!» — в отчаянии воззвал я. Из земли у меня под ногами поднялась волна силы, прошедшая через моё тело, и я, с ликующим возгласом, разбил прижимавшие меня силовые линии. Я скорее ощутил, чем увидел, как мимо меня пронёсся выпущенный баллистой массивный болт. Он промахнулся на сущие дюймы, пока я стоял парализованный, сражаясь за своё собственное выживание.

Подняв свой посох, я указал на ближайшего направляющего, и из посоха ударило пламя. Это была не сфокусированная черта — пламя понеслось прочь огромным конусом, испепелив направляющего и всех, кто был в тридцати футах от него. Возбуждение от обладания силой стёрло мой страх, и я повернулся, чтобы залить огнём второго направляющего. Трое оставшихся возобновили свою атаку, но они больше были не в силах меня удержать. Я заново сосредоточил свою силу в посохе, и спалил и их тоже, одного за другим, с помощью узкого луча света и огня.

Прежде, чем я успел сдвинуться, что-то сильно ударило меня, и я полетел назад, скатившись по внутренней части нашей земляной насыпи. Шокированный, я увидел, как Пенни встала там, где я стоял до этого, и я осознал, что это она меня столкнула. Она что-то крикнула мне, но я не смог разобрать слова. Она сделала шаг в моём направлении, и тут болт из баллисты ударил ей в спину.

В застывший момент ужаса я увидел, как болт с широким наконечником вырвался у Пенни из груди. Алая кровь полетела вперёд, когда болт прорвал в ней дыру; она споткнулась, и упала вперёд с выражением шока и боли на лице. Мой рот раскрылся в безмолвном крике, когда я побежал обратно к ней, но не послышалось ни звука. Пенни лежала без движения — толстое деревянное древко коснулась земли первым, и её тело медленно сползло по нему на землю.

С непонятно откуда взявшейся силой я поднял её, вытащив наконечник копья из земли. Я чувствовал, что её сердце всё ещё билось, но кровь текла из её раны красной волной. Она каким-то образом всё ещё оставалась в сознании, и посмотрела мне в глаза, в сказав одними лишь губами: «Прости». Второй массивный болт пролетел мимо, пока я неуклюже поднял её, и побежал к замку.

Я осознал, что Дориан и Марк бежали рядом со мной, таща между собой нечто, выглядевшее как бессознательное тело Сайхана. Враг начал валить через наши хлипкие рубежи со всех сторон, силой прорываясь в огороженную область. Стрелы от защитников, теперь стоявших на стенах, полетели вперёд, убивая некоторых из тех, кто пытался до нас добраться. Смерть теперь была повсюду, но у меня не было времени ни на что кроме как заставлять свои ноги побыстрее нести меня к воротам замка и безопасности.

Казалось, прошла вечность, пока мы бежали к каменной арке, но на самом деле это заняло секунды. Когда мы пробежали через неё, в ней выстроились люди, державшие копья, чтобы не дать захватчикам войти, пока внутрь не вернулись последние из наших. Минуту спустя большие створки начали закрываться, и массивная железная решётка опустилась за ними с гулким ударом. Не осмеливаясь двигаться дальше, я осторожно опустил Пенни на землю, и послал свой разум вовне, чтобы осмотреть её рану.

Внутренние повреждения были невероятными. Её позвоночник был частично рассечён, и большая артерия у неё в животе обильно кровоточила. Её сердце каким-то образом оказалось не задетым, но одно из лёгких схлопнулось, а второе было повреждено. Не мешкая, я запечатал артерию, чтобы остановить потерю крови, но я знал, что это было лишь временной мерой — органы, которые она питала, скоро погибнут, если я не смогу быстро восстановить нормальный кровоток.

Марк встал рядом со мной, и посмотрел на него с надеждой во взгляде — мой отец умер в его отсутствие, но Пенни возможно будет сейчас спасена.

— Пожалуйста, помоги ей! — взмолился я. Он кивнул, и я увидел, как он сосредоточился внутри себя, ища помощи своей Леди для Пенни.

От донёсшегося миг спустя из его горла голоса меня пробрало до костей:

— Ты предал нас, волшебник. Твои узы разорваны.

Я уставился на него в шоке:

— У неё нет на это времени. Пожалуйста… ты должна спасти её!

— Она умирает вместо тебя — подходящее наказание для клятвопреступницы. Ты тоже должен быть мёртв, — без симпатии произнёс голос Миллисэнт. Хотя голос принадлежал ей, я видел, как задёргалось лицо Марка, когда он начал бороться с ней внутри себя.

— Будь ты проклята, Миллисэнт! Если ты не поможешь ей сейчас же, то я своими руками убью тебя и всех твоих родичей! — закричал я на него. Это была пустая угроза, но я уже не мог мыслить здраво.

— Ты выбрал свою судьбу, — ответила она. — Мы можем лишь надеяться, что смерть найдёт тебя раньше, чем Мал'горос, — закончила богиня. Лицо Марка застыло, дёргаясь, в агонизирующей гримасе, пока он боролся с волей своей богини. Прошли напряжённые секунды, и я скорее ощутил, чем увидел, как она покинула его. Он упал на колени рядом со мной, на его лице была написана безысходность.

— Она нас бросила, — сказал он лишённым надежды голосом.

Я проигнорировал его, и обратил своё внимание к Пенелопе. Как и с моим отцом, я стоял перед невозможной задачей. Нужно было выдернуть древко болта, одновременно латая её артерию и повреждённые органы. Я не мог это сделать снаружи. Я посмотрел на Дориана:

— Отруби наконечник от древка, — сказал я, указывая на широкий стальной кончик болта.

Вновь обнажив свой меч, он начисто срубил наконечник одним ударом.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Кое-что глупое — если это не сработает, то мы оба можем умереть. Я хочу, чтобы ты сосчитал до тридцати, а потом вытащил древко, — ответил я. Я повернулся к Марку: — Держи её для меня, я сейчас отпущу, — приказал я. Он молча кивнул, и передвинулся, чтобы подхватить её, когда я выпустил её тело. — Положи её рядом со мной, чтобы я мог видеть её лицо, — добавил я. Он так и сделал, и Дориан присел позади неё, положив руки на толстое деревянное древко. Лёжа рядом с ней, я посмотрел в её бледное лицо, и произнёс в последний раз: — Начинай считать, Дориан, — сказал я, после чего добавил ещё несколько слов на лайсианском, и мир исчез, когда мой разум покинул моё тело, ввинчиваясь в умирающее тело женщины, которую я любил.

Боль едва не затопила меня с головой, когда на меня набросились сигналы от порванного позвоночника Пенни. По мне ходила агония, пока я пытался сосредоточиться, найти внутри неё тихое место. Я ощущал затруднённый стук её сердца, вяло работавшего, чтобы поддерживать в ней ток крови. Первым, что я сделал, была блокировка атаковавших меня импульсов, происходивших от её разорванных нервов и повреждённого позвоночника, что избавило меня от боли. Затем я сосредоточился на деревянном древке, проходившем через её тело. Оно пробило её печень, и стальной наконечник рассёк питавшую её артерию. Он также разорвал ей одно из лёгких, и порезал множество других органов на своём пути.

Я уже запечатал артерию, чтобы она не истекла кровью, но её нужно было воссоединить. Однако я не осмеливался ничего из этого делать, пока не было извлечено деревянное древко. Ожидая, я вытянул кровь из её повреждённых лёгких, и залатал зиявшую в них прореху. Затем я ощутил мощное выдёргивание, когда из неё вытащили деревянное древко. Её тело пронзила новая боль, грозя довести меня до бессознательного состояния вместе с ней. Если бы я тогда потерял контроль, то мы бы умерли оба.

Опираясь на силу воли, в обладании которой я себя никогда не подозревал, я проигнорировал боль, и стал закрывать раны, оставшиеся после извлечения болта. С самой печенью всё было довольно просто, но большая артерия создала мне проблемы. Кровь обильно текла из неё, пока я пытался воссоединить её разрубленные концы. Паника грозила уничтожить мою решимость, но я держался, пока артерия наконец снова не стала целой.

Закончив с этим, я начал исправлять множество мелких ран у неё в животе, латая тонкие сосуды и восстанавливая другие её органы. Каким-то чудом неповреждённым осталось её чрево. Когда я сосредоточил на нём своё внимание, меня шокировало биение внутри него второго сердце. Она была беременна. Моя намеренная ложь была ненамеренной правдой.

Жизнь внутри неё была маленькой, но сильной. Я ощутил, что от неё исходило что-то вроде страха. Протянувшись к ней, я успокоил её своим разумом, пытаясь её подбодрить. «Ты в безопасности, папочка здесь», — подумал я про себя, и нерождённый ребёнок будто ответил. Через меня прошли эмоции, которые я никогда прежде не мог вообразить, и я твёрдо решил, что сделаю всё для спасения их обоих.

У меня осталась лишь одна задача, но она была самой пугающей. Чтобы Пенни смогла жить нормально, я должен был починить её позвоночник, но замысловатая сложность расположенных там нервов не поддавалась простому пониманию. Я начал медленно перебирать повреждённые окончания, пытаясь найти им пару, но их количество было чрезмерным для моего разума. Страх стал глодать мою уверенность, когда я осознал, что не мог надеяться исправить здесь повреждения.

Я приостановился, сосредоточившись теперь на размеренном биении её сердце. Слушая его, я услышал более глубокое биение земли под нами — изначальный звук, который существовал задолго до того, как мы были рождены. Протянувшись к нему своим разумом, я снова воззвал к нему — «пожалуйста, помоги мне, я не могу это исправить», но если оно и услышало, то не дало ответа. С моей стороны было глупо, что нечто настолько отличающееся от нас могло помочь мне исцелить человека.

— «Теперь я тебя слышу, Мордэкай», — снова послышался голос. Голос каменной леди, хотя у меня не было глаз, чтобы увидеть её.

— «Теперь я знаю твоё имя», — мысленно ответил я. — «Ты — Мойра Сэнтир».

— «Да!» — пришёл ко мне её торжествующий ответ. — «Я уже и не надеялась вспомнить это имя».

— «Ты можешь помочь мне? Я не знаю, как это исправить», — сказал я ей.

— «Нет. Это должен сделать ты, но я могу показать тебе, как. Расслабь свой дух. Разум не может исцелить что-то настолько сложное; ты должен это почувствовать. Пошли свои чувства через неё — они знают, куда должны вести нервы. Используй это ощущение, чтобы сделать её тело таким, каким оно было прежде. Мышление лишь разрушит твои усилия».

Я сосредоточился на её словах, и послал себя вдоль каналов, которые представляли позвоночник Пенни. Расслабившись, я почувствовал, как изнутри неё поднялся свет, и чувства снова начали течь по ней, от ног до мозга. Целая вечность миновала, пока я лежал внутри неё, купаясь в этом свете, и прощупывая каждый нерв в её теле. Я нашёл больше повреждений, чем видел раньше — вещи, которые я прежде не замечал. Их я тоже исправил.

Наконец я понял, что закончил свою работу, и утомлённо разлёгся внутри её тела. Мои чувства потемнели, и я больше не ощущал ничего кроме её плоти. Мой разум поплыл, и я хотел лишь расслабиться и заснуть. Я почувствовал, как холодный ветер начал уносить мой дух прочь… зовя меня в какое-то иное место.

— «Стой!» — снова послышался голос Мойры. — «Ты должен уйти — ты слишком долго пробыл в этом теле».

— «Я устал. Да я и не знаю, как снова найти своё тело. Просто позволь мне заснуть», — ответил я.

— «Используй её глаза, разбуди её!»

Мысленно ворча, я сделал, как она просила, послав импульсы в мозг Пенелопы, пробудив её из бессознательного состояния. По ней пронеслось замешательство, потому что она ощущала меня внутри себя. Открыв её глаза, мы увидели моё безжизненное тело, лежавшее рядом с ней на земле. Между нами прошло чувство взаимной привязанности, и я выбросился вовне, ища своё собственное тело. Меня накрыла темнота, и я уплыл в небытие, не будучи уверенным, нашёл я надлежащее мне место или нет.

Глава 40

Я медленно пробудился. Открыв глаза, я увидел, что находился в своей кровати. Пенни тихо лежала рядом со мной, бодрствуя, глядя на меня в ответ. Долгие минуты мы молчали, каждый из нас довольствовался тем простым фактом, что другой был жив.

— Я чувствовала тебя, — тихо сказала она. — Я умирала, но ты меня не отпускал.

У меня встал комок в горле:

— Я не мог.

— Ты едва не умер вместе со мной, — сказала она.

— Это лучше, чем альтернатива, — ответил я. — Кстати, ты на самом деле беременна.

— Ты уже говорил мне, — ответила она с озадаченным выражением лица. — Ребёнок в порядке?

— Да, с ним всё хорошо, — улыбнулся я.

У Пенни всегда был живой ум:

— До этого ты врал, так ведь? Ты не знал, что я была беременна.

Я вздохнул:

— Да, но всё ведь обернулось хорошо, так ведь?

— Иногда ты правда такой ублюдок, — ответила она, и поцеловала меня, чтобы подчеркнуть свои слова.

Я отстранился на миг:

— Ты должна быть мне благодарна.

— Я думаю, мы в расчёте, — ответила она. — Я тебя первой спасла.

— Я не о том — я сделал некоторые улучшения, пока лечил тебя, — с ухмылкой сказал я.

— Что?

— Разве твои груди не ощущаются немного иначе? — добавил я.

Она внезапно встала, и приложила руки к груди. Вид того, как она неистово лапает себя, заставил меня засмеяться.

— Что ты наделал? — громко сказала она.

— Ну, я всегда думал, что им не помешает быть немного покрупнее, поэтому я их чуточку увеличил, — солгал я. Выражение шока на её лице было бесценным. Она начала пытаться выбраться из своей кольчуги, извиваясь, чтобы избавиться от тяжёлого металла и надетой под ним подбитой куртки. Иногда шутки срабатывают лучше, чем ожидаешь.

— Они выглядят такими же! Что за игру ты затеял? — потребовала она, обнажив свой торс.

Я смеялся уже бесконтрольно:

— Расслабься, я ничего не менял. Всё равно они и так уже были идеальны, — успокоил я её.

— Тогда зачем говорить что-то подобное? — сказала она. Мой взгляд сбежал вниз по её плечам, остановившись на её прекрасных изгибах. Она была значительно привлекательнее, когда её не прикрывала кольчуга и пропитанная кровью куртка. Мой взгляд сказал ей всё, что ей нужно было знать. — Поверить не могу! — закричала она, и, взяв свёрнутую тяжёлую кольчугу, уронила её мне на лицо.

— Ай! — воскликнул я, отталкивая окровавленный свёрток и скатываясь с кровати. — А вот это делать было совсем не обязательно!

Её мысли уже перескочили на другую тему.

— Как думаешь, долго мы тут пролежали? — внезапно спросила она.

— Я даже не знаю, как мы сюда попали. Полагаю, нас принёс кто-то из наших людей, — ответил я. Шагнув к окну, я выглянул наружу. Открывавшийся оттуда вид ответит на большую часть наших вопросов быстрее, чем наши предположения.

Реальность вернулась ко мне стремительным потоком, когда я увидел снаружи людей, сражавшихся за свои жизни. Армия Гододдина накатывлсь на нас подобно огромной волне, обрушивающейся на скалу. Большая часть их сил собралась у внешней стены, где они пытались пробиться мимо защитников, которые удерживали пробитую в ней брешь. Мой взгляд сосредоточился на группе людей, стоявших на обломках, где бой был наиболее интенсивным.

Отбрасывающий блики на блестящей серебряной броне солнечный свет показал мне среди них Дориана. Подобно льву среди агнцев, он сражал всякого, кто приближался к нему — его меч отрубал головы и конечности так же легко, как коса режет траву. Среди павших рядом с ним людей я увидел окрашенную в яркие цвета мантию Марка. Если это и был он, то он не двигался.

Пенни встала рядом со мной, снова натягивая на себя свою порванную и окровавленную броню. Она гордо подняла голову, но я видел, как дрожали её руки и ноги, пока она силилась снова одеться.

— Ты туда не вернёшься, — сказал я. — Твоё тело не в том состоянии. Уйдут недели, прежде чем к тебе вернутся силы.

Фрустрированно вздохнув, она закончила натягивать через голову свою кольчугу, прежде чем утомление заставило её сесть на диван. Я внутренне поморщился. Кровь на её броне испортит обивку. Она поймала мой взгляд, и зыркнула на меня.

— Не говори, — предупредила она.

Вместо этого я вытащил мешочек со стекляшками, которые были настроены на ловушку, расположенную мной вокруг Замка Камерон. Медлить было нельзя. Молоток моего отца снова лежал в его кузнице, а под рукой не было ничего подходящего, поэтому я сосредоточил свою волю, и, произнеся одно слово, создал плотный, твёрдый щит вокруг мешочка. Сжав свои зубы и разум одновременно, я использовал щит, чтобы раздробить стекло внутри него — и пол ударил мне в ноги.

Мир за стенами Замка Камерон взорвался. Почва и камень взлетели на сотни футов в воздух, и всё оказалось объято огнём. Тысячи людей погибли мгновенно — кто-то сгорел дотла, а другие, бывшие дальше от центров взрыва, взлетели на воздух, изломанные и искалеченные. Дориана и тех, кто сражался в проломе стены, отбросило назад, и они покатились по земле вместе с солдатами, против которых они сражались.

Я направился к двери, и Пенни закричала мне вслед:

— Подожди, я тоже иду, — встала она, но я видел, как нетвёрдо она держалась на ногах.

— Нет, не идёшь, — ответил я, и вернулся к ней, подняв её на руки. С бронёй она была почти слишком тяжёлой для меня, но я всё же сумел это сделать, отнеся ей на кровать. Она пыталась встать, но я мягко толкнул её обратно, и протянул руку, чтобы снять с её шеи зачарованный кулон. Я резко дёрнул, и его цепочка порвалась. «Шибал», — сказал я, и ушёл, оставив её спящей.

Пока я сбегал по ступеням, моя собственная усталость грозила послать меня кувырком вниз, поэтому я потянулся своим разумом, снова взывая к земле. Я ощущал там силу, которая выходила за рамки моего воображения, и почерпнул небольшую её часть, вновь наполнив своё тело силой и энергией. Я был весьма уверен, что эффект продлится недолго, но у меня не было времени на нормальный отдых.

Когда я добрался до двора, люди всё ещё приходили в себя от шока и силы взрывов.

— Вставайте! — крикнул я им. — Нельзя терять время! — добавил я. Прошли долгие минуты, пока я собирал оставшихся защитников. В совокупности их было чуть более двухсот. На защите пролома полегло больше людей, чем я думал. Дориана и Маркуса среди них не оказалось, но у меня не было времени их искать.

Заставляя их двигаться одной лишь силой характера, я повёл их через пробитую стену. Разрушение было ошеломляющим. В местах, где были зарыты камни, в земле зияли рваные дыры. От выстроенных здесь зданий и укрытий не осталось ничего кроме обгорелой древесины и сломанных балок. Я повёл их дальше, и мы вышли за пределы расколотых останков частокола, чтобы найти то, что могло остаться от врага.

На сотню ярдов вне частокола земля была покрыта телами и обломками. Вдалеке неуверенно стояли те немногие, кто избежал разрушения. С первого взгляда, их вроде была почти тысяча, но их боевой дух перенёс потрясение, и я не собирался давать им время на то, чтобы вернуть себе волю к сражению.

Люди собрались вокруг меня, и я вспомнил речь Дориана, и словосочетание, которое возможно убило больше людей, чем слова «не должно».

— Пришло время! Покажем этим шлюхиным детям, из чего сделаны люди Лосайона! — закричал я. — За Лосайон!

— За Лосайон! — отозвались они.

— За Камерон! — заорал я.

Клич снова вернулся, и я почувствовал, как их сердце забились в одном ритме с моим. Я раскрыл рот, и заорал со всей мочи:

— В атаку! — крикнул я. Мы побежали вперёд как один огромный зверь, поглощая расстояние между нами и врагом.

Тут один из вражеских капитанов попытался сплотить их. Приподнявшись на стременах, он попытался организовать их для принятия нашей атаки. «Лэет Бэрэк!» — крикнул я на бегу, и над его головой вспыхнул свет. Послышался мощный грохот, и его лошадь встала на дыбы, скинув его на землю. Те, что были к нему ближе всего, оказались ослеплены, и стали бегать в замешательстве. Секунды спустя остальные полностью лишились боевого духа, и армия Гододдина бросилась бежать.

С этого момента наша атака превратилась в долгую погоню. Ни мы, ни преследуемые, не могли долго бежать, и вскоре мы преследовали их шагом. Некоторые из них спотыкались и падали, и мы быстро добивали пойманных врагов. Те из защитников, у кого отказывали ноги, просто останавливались и отдыхали, или падали прямо там, где стояли. Прошли часы, и мы последовали за ними до дороги через долину, прежде чем остановиться. Я наблюдал за тем, как потрёпанные остатки некогда великой армии Гододдина воссоединились со вставшими здесь лагерем раненными.

Меня пронзила острая боль вины, когда я вытащил последний мешок со стекляшками. Мы победили, но я обязан был в этом увериться. Мы будем не в состоянии снова сражаться, если оставленные нами люди каким-то образом завтра соберутся в атаку. Заскрипев зубами, я отбросил своё сострадание прочь, во мне почти не осталось места для милосердия. Одно слово и резкое сосредоточение моей воли смяли мешок у меня в руке.

Земля подпрыгнула у нас под ногами, заставив людей упасть на колени. Позже я узнаю, что сотрясение почувствовали даже в столице, Албамарле. В том конце долины, где мой отец построил свою дамбу, поднялся огромный столб огня и перегретого пара. Камни и огромные куски льда разлетелись на мили вокруг. Один из них даже приземлился во дворе замка Ланкастера, раздавив оставленную там телегу. Несколько секунд спустя нас настиг звук, на этом расстоянии звучавший как приглушённый рёв.

Прошли минуты, прежде чем прибыла вода — сметающий всё на своём пути водяной поток, смывший врага и раненных из их наскоро разбитого лагеря. Люди закричали от страха, когда вода обрушилась на них, и многие погибли, когда их разбило о камни и деревья. Остальные захлебнулись прежде, чем вода пошла на убыль. Час спустя остались лишь беспорядочно раскиданные вокруг обломки всякой всячины. Мёртвые тела людей и лошадей были разбросаны от центра долины до её западного конца.

Это был день величайшей резни, известной человечеству, и я был её главным зодчим.

Эпилог

Со дня нашей победы прошёл месяц, а тела всё ещё продолжали находить. Их было так много, что большую их часть оставили лежать как есть. У нас было недостаточно людей, чтобы собирать такое количество тел, не говоря уже о погребении или сожжении. В конце концов мы пришли к тому, чтобы убрать тех, кто был ближе всего к Уошбруку, навалив их вместе, чтобы сжечь. От дыма остался запах, который потом не выветривался ещё несколько дней, и я уверен, что никто из нас никогда не забудет эту пагубную вонь.

Несмотря на большое число сожжённых нами тел, и тех, что были найдены разбросанными по долине, я был весьма уверен, что немалое их число так и не нашли. Что хуже, хотя у нас отсутствовал сколько-нибудь точный счёт, было похоже, что большое число тел пропало. Я надеялся, что их всех смыло до самых Трясин Фо́рмби, но у меня было на этот счёт нехорошее предчувствие. К тому же, некоторые из моих поздних патрулей докладывали о том, что видели двигавшихся в ночи людей. Из-за этого мы продолжили возвращать всех ночью за стены… может, война и закончилась, но у нас по-прежнему было много причин бояться. Ремонт частокола и приготовление более крупной постоянной стены вокруг Уошбрука возглавляли список моих приоритетных задач.

Дориана нашли, живым и невредимым, во дворе замка. Волна от взрыва вокруг Замка Камерон бросила его на камень, и он потерял сознание. Он был очень недоволен тем, что пропустил последнюю атаку.

Маркуса нашли среди погибших защитников стены — он был тяжело ранен, но оставался в сознании. Его ногу пробил меч, а из плеча торчала стрела. Позже я исцелил его раны, но с тех пор он жаловался на боль в ноге. Я был уверен, что сработал на славу, поэтому начал подозревать, что он жаловался лишь для того, чтобы меня позлить. Его характер изменился после того, как его богиня нас предала. Он стал темнее, менее склонным к смеху, и на него порой накатывало тихое настроение. Я беспокоился, что он может никогда полностью не восстановиться.

На защите пролома в стене полегло более трёхсот наших людей. Людей из Ланкастера и Уошбрука, и людей, которые лишь недавно стали называть мои земли домом, но их семьи выжили. Со временем мы снова будем расти и процветать.

Сайхана посадили в камеру в Ланкастере, поскольку мне по-прежнему негде было держать пленников в Замке Камерон. Его состояние было тёмным напоминанием тем из нас, кто стал уважать его и на него полагаться. Я всё ещё надеялся, что его можно будет выпустить, но пока мы не могли уделить ему время. Я планировал в конце концов предложить ему место среди нас, или вернуться в Албамарл, в зависимости от его решения.

От короля не пришло никаких сообщений, но его разведчиков заметили рядом с Ланкастером, поэтому я подозревал, что он был осведомлён об исходе нашей битвы. Я не знал точно, что нас ждало в его отношении, но я был уверен, что ничего приятного в этом не будет.

* * *

Когда мы с Пенни снова посетили Ланкастер, стоял тёплый день середины весны. Джеймс и Дженевив встретили нас в парадном зале. Отбросив формальности, я обнял их обоих.

— Уверен, вы помните Пенелопу, — сказал я формальным тоном. — Пожалуйста, позвольте мне представить её снова, теперь — как мою жену, и Графиню ди'Камерон. Пенелопа Иллэниэл, представляю тебе их светлости, Герцога и Герцогиню Ланкастера, — отвесил я формальный поклон, и протянул её руку, чтобы Джеймс мог её взять.

Джеймс засмеялся, поскольку они ещё с прошлого месяца знали о нашей свадьбе.

— Мордэкай, я надеюсь, что ты знаешь, как обращаться с леди, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать предложенную руку Пенни.

— Не дразни его, Джеймс, — сказала ему Дженевив. — Некоторые вещи нужно делать как полагается, — добавила он, также взяла руку Пенелопы, и долго смотрела на неё, прежде чем мягко её обнять. — Я слышала, что у вас скоро будет ребёнок, — сказала она, когда они разжали объятия.

Пенни робко улыбнулась:

— Так мне сказали — и моё тело, похоже, согласно, — положила она, сама того не осознавая, ладонь на свой живот, который наконец начал слегка выпирать.

— Ты уже думала о том, как обставишь детскую? — с видимым интересом спросила Дженевив. Конечно, Пенни уже стала говорить со мной об этом дома. Я никогда не мог понять, что в этом было такого очаровательного. Мои собственные мысли на такие темы практически отсутствовали. Я думал — наверное, хватит чего угодно, лишь бы получше набитого соломой ящика. Естественно, этой информацией я ни с кем не делился.

Они оживлённо обсуждали различные возможности, предоставив нас с Джеймсом самим себе.

— Они никогда от этого не устают, — сказал он мне, когда они уже не могли нас услышать.

— Правда? — спросил я. Его точка зрения, как опытного отца троих детей, казалась мне бесценной.

— С появлением каждого из наших троих детей Джинни приходилось заново обставлять детскую комнату, — мудро ответил он.

— Почему она просто не оставила её в том виде, в каком она была после рождения первенца? — с любопытством спросил я.

— Этого я не узнаю никогда, — ответил он, хохотнув. — Но вот что я могу тебе сказать — не спорь об этом. Когда она захочет всё переделать для второго ребёнка — просто улыбайся и кивай. Спросишь её, почему у неё изменился вкус — только проблемы на себя навлечёшь.

Я покачал головой. Таинства женщин были вне моего понимания, но я решил запомнить его совет.

— Я обязательно так и сделаю, — ответил я.

— Не важно, — сказал он мне.

— Почему? — снова спросил я.

— Ты найдёшь какой-то другой способ её рассердить. Я видел, как вы ссоритесь. У тебя к этому талант. А зарывать талант в землю — бесполезно, — сказал он, широко улыбнувшись.

Я тоже засмеялся. Мы поговорили немного о вопросах, которые в данный момент перед нами стояли. Насущной проблемой стала еда. Наводнение испортило часть весенних посевов, и ожидаемого урожая едва хватало на то, чтобы наши люди дожили до следующей жатвы. Однако мой разум занимало кое-что другое, и вскоре я наконец поднял этот вопрос.

— Ты помнишь день смерти моего отца? — спросил я у него.

Его лицо приняло серьёзное выражение:

— Конечно, меня бы здесь не было, если бы не сильные руки твоего отца, тащившие меня обратно.

— Перед смертью он упомянул люстру, которую для тебя сделал, — просто сказал я.

— Я помню. Надо было раньше об этом подумать. Пойдём, посмотрим на неё — зал сейчас должен быть пуст. Лучше сейчас, чем потом, когда начнут готовиться к ужину. Уверен, тебе захочется побыть одному, — сказал он с полным сочувствия взглядом.

Мы пошли вместе, и это снова напомнило мне, как я ценил дружбу герцога.

— Твой отец всегда хорошо ко мне относился, — сказал он на ходу. — В нём всегда было много скрытых глубин.

Я согласно кивнул, не зная, что сказать.

— Большинство людей этого не замечали, потому что он не тратил времени на разговоры, но я это понял с первого раза, когда он выполнил для меня работу, — продолжил он.

— Какую?

Джеймс тихо засмеялся:

— Сломанная ось на одной из наших повозок. Она сломалась за месяц до этого, во время поездки в Арундэл. Я позволил тамошнему кузнецу починить её, но его шов не продержался. У твоего отца на счёт этого были кое-какие весьма яркие выражения.

Я вполне мог вообразить. Он всегда имел твёрдое мнение о неряшливо сделанной работе.

— Могу предположить, что он отказался снова её чинить.

Глаза Джеймса загорелись:

— Это точно. Сказал, что нужно будет выковать ось заново, и что старую нужно просто отправить в металлолом. Я хотел, чтобы он просто залатал её, как раньше, но он и слушать не желал. Я думал, что он просто пытался выбить из меня побольше денег, поэтому стал спорить с ним. Знаешь, что он мне сказал?

Я примерно представлял, что он мог сказать, но не хотел портить ему рассказ:

— Нет, сэр, — сказал я.

— Он сказал, что если я хотел «выполнения хреновой работы», то я, чёрт побери, мог поискать для этого кого-то другого. Я думал, что он начнёт огнём плеваться, когда он это сказал.

Я засмеялся:

— И что ты сделал?

— Я пошёл к другому кузнецу. Я был весьма зол на твоего отца. Ты должен понять, что будучи герцогом, причём молодым, я не был привычным к такому обращению. В то время я серьёзно раздумывал о том, чтобы наказать его за дерзость, но сдержался. Два месяца спустя эта ось снова сломалась, — сказал он, и приостановился на миг, когда мы прошли через дверь в главный зал.

Когда мы вошли, я увидел новую выкованную из железа люстру над высоким столом.

— И что ты сделал? — подтолкнул я хозяина дома.

— Я проглотил свою гордость, и пошёл к нему. Он ни слова об этом не сказал, но его глаза сообщили мне всё, что мне нужно было знать про его мнение насчёт моей глупости. После завершения работы я заплатил ему вдвое больше, чем он просил. С тех пор к другим кузнецам я не обращался, — улыбнулся он, вспоминая.

— Эту историю я раньше не слышал, но это точно про него, — согласился я. Подняв взгляд, я увидел, почему мой отец желал, чтобы я сюда пришёл.

Большинство людей не думает о ковке, когда речь заходит об искусстве, и, по правде говоря, Ройс никогда не был художником, в строгом смысле этого слова. Он просто очень хорошо работал. Люстра на потолке имела простую конструкцию, с длинными, изящно изогнутыми перекладинами, поднимавшимися в одну точку посередине и поддерживавшими кольцо ламп. Я достаточно знал о его ремесле, чтобы предположить, где были швы, но их не было видно. Металл был загнут и аккуратно сварен, прежде чем отец заполировал любые изъяны соединений.

Для неискушённого взгляда она была лишь функциональной, но мои глаза видели тщательную заботу, которую он вложил в создание люстры. Она была идеальна во всех мелочах. Я долго глядел на неё, пока мой взгляд не затуманился, и я не был вынужден смахнуть слёзы.

Он сделал её ни для меня, ни для кого-то другого. Как и со всем остальным, он создал её просто из радости самого творения. Его послание было ясным, даже для меня. Я снова смог услышать его слова, потому что он часто их мне говорил: «если что-то стоит делать, то это стоит делать правильно».

Моему отцу не всё удавалось, ибо он был не более идеален, чем я сам, но он старался — что бы он ни делал. Я мог лишь надеяться жить согласно его примеру.

Послесловие

Следует заметить, что мой собственный отец умер, когда я начинал писать эту книгу. Его уход сильно повлиял на тон поздней части сюжета. Большая часть того, что сказано здесь о Ройсе Элдридже, было написано в память о нём, и о том, что он говорил мне в детстве. Я вынужден был изменить некоторые слова из необходимости, но дух их остался неизменным. Его последний эпизод в этой истории, и эпилог, были напрямую вдохновлены моей собственной жизнью в его последние дни. Я могу лишь надеяться, что он бы одобрил.

Майкл Г. Мэннинг

Майкл Мэннинг Архимаг освобождённый

Посвящение

Я хотел бы посвятить эту книгу моей семье. Они много меня вдохновляли, особенно — моя жена, часто служившая образцом для наиболее склочных женских персонажей в этих романах. Я также хотел бы поблагодарить тех, кто занимался вычиткой. Их вклад сделал чтение этой книги более приятной для всех нас. Вы знаете, кто вы.

Майкл Г. Мэннинг

Глава 1

Я осторожно шёл по каменной лестнице, которая вела в нижние части Ланкастера. Хотя в юности я провёл в замке значительное количество времени, прежде я никогда не осмеливался спускаться сюда.

Джеймс Ланкастер был хорошо известен как честный и справедливый лорд; соответственно, подземелье Замка Ланкастер мало использовалось за его жизнь, если не считать воров, которых ловили время от времени. Недавняя война с Гододдином изменила ситуацию, но не так, как можно было бы ожидать. Военнопленных не было — я об этом позаботился. Воспоминания о войне всё ещё были свежи, и я часто просыпался ночью, содрогаясь, хотя редко мог вспомнить нарушившие мой покой сны.

Сегодня я пришёл, чтобы исправить одну из проблем, оставшихся с той войны. Один из моих союзников, человек, которого я стал рассматривать как друга, ближе к концу пошёл против меня. Но это было не простое предательство, у Сайхана были на то причины. Рассматривая это с другой перспективы, можно сказать, что это я его предал, а не наоборот. Запертый здесь воин действовал согласно своей чести и доверию, которое ему оказал Король, а король уже объявил меня вне закона. На самом деле, чем больше смотреть на эту ситуацию, тем меньше Сайхан заслуживал сидеть в под замком в этой камере.

Все эти мысли не были новыми — я их думал почти каждый день с момента окончания битвы у Замка Камерон. Мне следовало прийти раньше, но меня удерживала тысяча более срочных дел, а в редкие свободные минуты я прокрастинировал. К этому разговору я отнюдь не стремился.

Теперь я стоял у тяжёлой деревянной двери, и мог ощущать своим разумом ждущего меня внутри человека. Он услышал моё приближение задолго до того, как я достиг двери, но это не было удивительным. Поскольку темница была почти полностью пуста, тут было очень тихо, и каждый звук будто усиливался. Я пришёл один, хотя Джеймс уговаривал меня взять с собой несколько стражников. Когда я в последний раз встречался с Сайханом, он был твёрдо намерен устроить мне преждевременную кончину.

От стражников я отказался. Я хотел поговорить с ним наедине. К тому же, если он бы он правда попытался прибегнуть к насилию, то я сомневался, что стражники бы как-то помогли. Боец-ветеран был, наверное, самым умелым и опасным воином из всех, кого я когда-либо знал. Если бы я не смог остановить его, то стражники лишь стали бы дополнительными жертвами. Я бы привёл с собой кого-то вроде Дориана, если бы думал, что до этого дойдёт.

Сделав глубокий вдох, я отодвинул засов и открыл дверь мыслью и одним словом. Я не принёс ключ, но замки всё равно редко меня задерживали. Запах внутри был отнюдь не приятным. Человек, которого я пришёл увидеть, сидел в дальней части комнаты, и пристально смотрел на меня, когда я вошёл, но не шелохнулся, чтобы встать.

Я внимательно оглядел его. Сайхан выглядел потрёпанным, но в добром здравии. Джеймс позаботился о том, чтобы ему предоставляли чистую воду и приличную еду. Его волосы были растрёпаны, но я видел, что он как мог старался время от времени мыться. Человек вроде Сайхана не позволил бы себе впасть в отчаяние.

— Хреново выглядишь, — небрежно сказал я ему. Обычно я предпочитаю начинать разговор с комплимента, но в голову ни один из них мне не приходил.

На миг его лицо пошло морщинами, в его чертах промелькнуло выражение почти похожее на усмешку, но оно исчезло слишком быстро, чтобы я мог быть уверенным. Отвечать он не стал.

— Я здесь для того, чтобы решить наши разногласия, — добавил я.

— Тогда тебе нужно назначить дату, — подал голос Сайхан.

Я почти спросил его «для чего», прежде чем осознал, что он имел ввиду свою казнь.

— Я не собираюсь тебя казнить, — ответил я.

— Тогда ты — глупец.

— Меня удивляет, что ты так и не стал советником короля — с таким обаянием ты мог бы быть чем-то большим, чем воин, — с сарказмом ответил я. — Я пришёл предложить тебе некоторые варианты.

— Забудь. Я сделал то, в чём клялся. Я сам сделал свой выбор, и, в отличие от некоторых, не нарушал свои клятвы, — произнёс он, пронзая меня своим взглядом. Это была намеренная попытка вызвать во мне гнев.

— Когда ты сказал мне это в прошлый раз, я вышел из себя. Не трать своё время впустую, используя эту тактику, — сказал я. Вообще-то, в прошлый раз он сказал, что моя мать «провалилась», и я попытался на него напасть. За последние месяцы случилось слишком многое, чтобы я мог терять голову из-за мелких оскорблений.

— По крайней мере, ты учишься, — ответил он. — Тем не менее, я буду стоять на своём. Твой единственный выбор — убить меня.

— Я буду решать, какой выбор у меня есть, — спокойно сказал я, — а ты послушаешь то, что я хочу тебе сказать, прежде чем сделаешь свой выбор.

Он не стал впустую сотрясать воздух словами, утруждая себя ответом. Вместо этого он встал — медленное, осторожное движение, которое несло в себе тонкий намёк на угрозу. Я пристально наблюдал за ним, но продолжал говорить:

— Позавчера король послал мне весть, — сказал я. Я видел, что это привлекло внимание старого воина, и его поза показывала чувство заинтересованности.

— И? — спросил он.

— Он хочет встретиться… втайне. Он не назвал своих мотивов, но я ожидаю, что он хочет найти способ выйти из нашей неудобной политической ситуации, — разъяснил я.

— Он хочет твоей смерти. Твоя победа создала ему сколько же проблем, сколько и решила, — ответил Сайхан.

— А я и не думал, что тебе было до этого какое-то дело, — сделал я саркастическую ремарку, но интуиция сказала мне, что это могло быть недалеко от истины.

— Я считаю, что ты станешь гибелью рода человеческого, и я поклялся положить тебе конец в том случае, если твои узы будут разорваны, — сказал Сайхан. Он приостановился, прежде чем добавить: — Тем не менее, будь ситуация иной, я бы с радостью назвал тебя «другом».

Я чуть не подавился. Я никогда прежде не был свидетелем того, чтобы рослый инструктор высказывал что-то настолько близкое к эмоциональному признанию. Свой шок я прикрыл коротким смешком:

— Тебе всегда удаётся меня удивить. Честное слово, я начинаю думать, что ты бы попытался убить свою мать, будь она на моём месте.

Он уставился на меня спокойным взглядом, который ответил на вопрос лучше любых слов. Какой бы неуютной ни была эта мысль, он был, по крайней мере, верен себе. Я продолжил:

— Ты правда думаешь, что я всё ещё схожу с ума? Прошло больше месяца с того дня, как узы были разорваны.

— Откуда мне знать? Безумие может принимать множество форм. Ты всё ещё слышишь голоса? — спросил он. Я услышал в его голосе подлинное любопытство.

— Конечно… я их теперь постоянно слышу. Я весьма к этому привык. Они совсем нетакие неуютные, когда поймёшь, что именно они представляют, — спокойно сказал я. На самом деле, я даже в тот момент слышал глубокое биение земли под нами, а воздух приносил тихий шёпот, который я стал ассоциировать с ветром. Сам мир был живым, и я мог слышать, как он тихо шептал мне тысячей голосов. Теперь, когда я понимал, что именно слышал, это стало для меня совсем не таким пугающим, каким казалось поначалу.

На лице Сайхана промелькнула тень, и он отвернулся.

— Скажи мне… что они представляют? — спросил он ровным голосом, но мои чувства легко уловили растущее в его теле напряжение.

— Мир живой, и те, у кого есть нужные уши, могут слышать его голос. Вот и всё, — сказал я.

— Ты говоришь это, и всё ещё ожидаешь, что я поверю в твою вменяемость?

— До раскола у волшебников не было уз. Некоторые из них могли слышать голос земли… и они могли призывать её на помощь. Мойра Сэнтир победила Балинтора отнюдь не просто волшебством, — ответил я.

— Ложь! Что, тебе это всё нашептал какой-то тёмный дух, чтобы заставить тебя видеть твоё безумие как силу? — с гневом на лице спросил Сайхан, повернувшись, чтобы зыркнуть на меня.

— Нет. Я прочёл это, в исторической книге, написанной довольно скоро после самого раскола. В доме моего отца есть обширная библиотека, хорошо защищённая от ревизионистов — священников и политиков.

— А это что должно означать?

— Именно то, что я говорю… а верить этому… или нет — полностью твой выбор, — спокойно сказал я.

— В это я ни за что не поверю, — сказал он.

— Конечно же не поверишь. Чтобы принять это, тебе придётся взглянуть в лицо той возможности, что большая часть того, чему тебя обучали — ложь; что те самые истины, на которых ты основывал свою клятву, ради которых ты жил… были ложны.

— Ты только зря теряешь время, — проворчал себе под нос пожилой мужчина.

— Ответь мне на один вопрос. Если бы ты поверил мне… если бы большая часть того, чему тебя учили, была показана ложной… что бы ты сделал? — спросил я.

Сайхан замолчал на какое-то время, и я видел, что он серьёзно это обдумывал. На миг в его глазах осело что-то похожее на грусть, прежде чем он ответил:

— Я бы сдержал свою клятву.

— Что за глупость! Какой смысл в чести, если она не на службе разума? — воскликнул я.

Когда он ответил, его лицо было совершенно серьёзным:

— Честь — всё, что у меня есть, и она ничего не значит, если бы я мог менять свои клятвы из прихоти.

— Она — хуже, чем ничто, если не подчиняется совести человека! — выплюнул я. Несмотря на всё запасённое мною терпение, стоявший напротив меня непоколебимый воин наконец сумел меня разозлить. Хотя, конечно, никакого видимого эффекта мой гнев не оказал. — Поверить не могу, что я считал тебя способным прислушаться к голосу разума, — отвернулся я от него, и ступил обратно в коридор. — Идём, — сказал я, жестом приглашая следовать его за мной, — пора тебе уходить.

Он шагнул в коридор следом за мной.

— Ты правда глупец, — пробормотал он.

Я не потрудился оглянуться на него:

— Не испытывай свою удачу, — бросил я. Своими дополнительными чувствами я видел, как он оглядывался, следуя за мной вверх и прочь из темницы; даже сейчас он искал возможности… для побега или для убийства — этого я знать не хотел. Я провёл его через коридоры замка, и в конце концов мы вышли на освещённый солнечным светом замковый двор.

— Куда мы идём? — спросил он.

— Конюшня, — ответил я, не потрудившись объяснить дальше. Несколько минут спустя мы достигли конюшни, и я сказал конюху привести мою лошадь. В тот день я прибыл в Ланкастер верхом, не используя телепортационный круг.

Сайхан поднял бровь, когда я передал ему поводья:

— Это что за игра? — спросил он. Я почти слышал недосказанное «мальчик» в конце его предложения. С какого-то момента во время войны с Гододдином он перестал добавлять это слово в свои предложения, говоря со мной, но от некоторых привычек трудно избавиться.

— Король хочет, чтобы я встретился с ним в деревеньке под названием «Ти́лбрук», в двух неделях езды отсюда, — сказал я. — Мне нужно послать ему ответ, а у меня не хватает посыльных. Я решил, что возвращение тебя на службу его величества послужит этой цели, и одновременно я от тебя избавлюсь.

— Ты хочешь, чтобы я сказал ему, что ты будешь там, чтобы засунуть свою голову в петлю?

— Я не собираюсь туда ехать. Скажи его величеству, что я встречусь с ним в его покоях в течение пары дней после твоего прибытия, — сказал я.

— Я сомневаюсь, что он будет рад этому сообщению. Если ты намереваешься тайком пробраться в королевский дворец, то, возможно, было бы мудрее не предупреждать его заранее о своём приходе, — подал он мысль.

— Для человека, который хочет увидеть меня мёртвым, ты даёшь удивительно много советов, — ответил я. — Предупредив его заранее, я смогу передать им сразу три сообщения. Во-первых, я могу приходить и уходить по желанию, вне зависимости от того, предупреждён он или нет, а во-вторых, я — цивилизованный человек… иначе мы уже подыскивали бы себе нового короля, — сказал я, и замолчал.

— А каково третье сообщение?

Я улыбнулся:

— Это — лишь для королевских ушей; иначе в нашей приватной беседе не было бы смысла.

Сайхан сел верхом, и посмотрел на меня сверху вниз. Я видел, как по его чертам промелькнула дюжина возможных ответов, но в конце концов он отбыл с простым заявлением:

— Я сожалею о нашей следующей встрече, Мордэкай, — произнёс он. От спокойной уверенности в этих словах у меня по спине пробежал холодок, но я проигнорировал его. Я продвинулся так далеко отнюдь не потому, что поддавался страху. Я долгие минуты смотрел глазами, как он уезжает, а потом продолжил следить за его продвижением своими магическими чувствами даже после того, как деревья скрыли его из виду.

С тех пор, как мы с Пенни разорвали узы, мой «магический взор» вернул свою прежнюю остроту. Сосредотачивая своё внимание, я мог ощущать объекты чуть более чем в миле от себя. Если я следил за определённым человеком или предметом, то мог растянуть этот предел ещё дальше, что-то около полутора миль. Насколько я мог судить, это был предел моих «волшебнических» чувств, но я начинал понимать, что были и другие способы восприятия мира.

Сайхан и лошадь, которую я ему дал, выезжали за мой нормальный предел, но, похоже, по-прежнему двигались в нужном направлении, на юг, к столице. Я решил протестировать свои новые способности, и сделал глубокий вдох, успокоив свой разум, и тихо слушая окружавшие меня голоса. Как обычно, первым ощущением было замешательство, примерно как если входишь в полную людей комнату, в которой одновременно ведётся сотня разных бесед. Ключевым действием было расслабиться и слушать, пока не сможешь найти звук знакомого голоса в шелесте ветра. За последний месяц я обнаружил, что ветер был капризным и хаотичным субъектом — порой мягкий и нежный, он мог обернуться диким почти без предупреждения. Я ощутил, как мой разум расширился, пока я следовал случайным завихрениям и потокам, пока меня не выбросило в ещё более обширное небо, наполненное разбросанными облаками и тёплым солнечным светом. Пока мой мир расширялся, я силился удержать часть своего внимания на ландшафте рядом с Ланкастером, и на одном конкретном всаднике на дороге недалеко от замка.

Он всё ещё направлялся на юг, хотя я не был уверен, почему мне было до этого какое-то дело. По какой-то причине, которую я пока не понял, чем шире я растягивал своё восприятие, тем меньше меня волновала конкретика. Истинное мастерство заключалось в уравновешивании знания беспечного ветра и хорошо определённых вопросов моего слишком уж ограниченного человеческого разума. Если я открывал себя слишком много, то забывал причины, по которым я что-то искал, и меня уносили прочь мечты качающихся деревьев и бегущих облаков, а если открывал себя недостаточно, то не мог найти нужную мне информацию.

Я стоял там, прикованный к месту, наверное час, или целый день… время более не казалось релевантным. Я наблюдал, как маленький всадник и его скакун миновали границу Ланкастера, но они больше меня не интересовали. Что меня на самом деле завораживало, так это великие течения воздуха, что гнали облака на юг и восток. Я ощущал, как расплываюсь всё шире по мере того, как солнце лилось сквозь меня, освещая землю внизу, и отбрасывая на неё пятнистые тени от облаков…

— Мордэкай! — кто-то снова закричал мне на ухо. Голос казался знакомым. Я моргнул, что представляло из себя странное ощущение, потому что я не мог вспомнить, чтобы прежде что-то периодически перекрывало моё зрение таким образом. Передо мной что-то стояло, странное существо с мягкими нитями красноватого золота, струившимися вокруг него… как же они там назывались? «Волосы, я думаю — так я раньше их называл», — подумал я про себя. Она также махала мне своими конечностями… «Она? Что это значит?» — задумался я.

Наконец мои фрагментированные мысли начали собираться вместе, и я осознал, что передо мной стояла Ариадна Ланкастер, махая своими руками у меня перед лицом, чтобы привлечь моё внимание.

— Мордэкай! Ты меня слышишь? Посмотри на меня! — сказала она встревоженным голосом. Наконец всё приобрело чёткость, и я посмотрел ей в глаза.

— Ариадна? — тупо сказал я. — Что не так? — добавил я вопрос. Ариадна была младшей сестрой моего лучшего друга, Маркуса Ланкастера. Хотя она была на несколько лет моложе нас, Ариадна успела вырасти, став потрясающе красивой, похожей на свою мать. Красно-золотые волосы обрамляли лицо как у феи, в тот момент запятнанное озабоченным выражением.

— Это я должна задавать этот вопрос, — ответила она. — Ты стоишь во дворе всю вторую половину дня. Я приходила поговорить с тобой ранее, но ты выглядел погружённым в транс, поэтому я оставила тебя в покое.

— Всю вторую половину дня… — пробормотал я. Мне всё ещё было немного трудно осознавать значение слов.

— Да, всё время после полудня. Когда я только что вернулась, чтобы проверить тебя, я слегка заволновалась — ты был каким-то прозрачным, и выглядел так, будто вот-вот уплывёшь прочь. Я начала кричать на тебя, чтобы привлечь твоё внимание, и попыталась схватить тебя за плечо, но не могла ни за что уцепиться. Моя рука прошла прямо сквозь тебя, — сказала она, приостановилась, и шлёпнула меня по плечу. — Но теперь ты кажешься совершенно твёрдым. Что ты делал?

— Не уверен, — лениво сказал я. — Я наблюдал за отъездом Сайхана из Ланкастера… я думаю.

— Ты не уверен? У меня ушло несколько минут на то, чтобы привлечь твоё внимание; ты смотрел прямо сквозь меня, будто меня тут вообще не было. Ты смог определить, едет ли он в правильном направлении? — спросила она. Ветер утих, и её волосы теперь спокойно лежали у неё на плечах.

— В этом я уверен. Он поехал на юг, направляясь к Албамарлу. Если он планирует завернуть назад, то он проехал ужасно далеко, прежде чем поменять направление, — сказал я. У меня в голове возникла ни с чем не связанная мысль — «её волосы выглядели лучше, когда в них был ветер». Внезапный игривый порыв ветра подхватил локон её волос, и стал бросать его туда-сюда. «Это я сделал?» — задумался я, но не мог быть уверенным. Я не использовал свою силу — ветер, похоже, двигался сам по себе.

— Сосредоточься, Мордэкай, — сказала Ариадна, щёлкнув пальцами у меня перед лицом. — Твой взгляд снова начал уплывать прочь. Мне что, придётся с Пенни о тебе поговорить?

— Нет, я в порядке, — солгал я. — Я просто пытаюсь привыкнуть к некоторым из своих способностей, — сказал я, хотя на самом деле не был уверен. — О чём ты хотела поговорить со мной… до того, как я тебя напугал? — усилием воли втянул я свой разум в самого себя, и пошёл к внутреннему донжону.

Ариадна шагала со мной рядом, отвечая:

— Я хотела спросить у тебя про Маркуса. Как он там?

Её брат не вернулся в Ланкастер после окончания нашей битвы с армией Гододдина. Его богиня отказалась лечить Пенни, когда ту смертельно ранили, якобы потому, что мы с Пенни разорвали защищавшие мой разум узы. Этот отказ привёл к тому, что Марк отверг её, и оставшаяся внутри него пустота сделала его подавленным и слегка потерянным. С тех пор он жил вместе со мной в Замке Камерон, но я мало что мог из него вытянуть. Естественно, его родители, брат и сестра о нём волновались.

— Он примерно такой же, — ответил я. — На днях я убедил его немного выпить со мной и Дорианом, но он был не очень весел.

Её брови сошлись вместе в озабоченном выражении:

— Если бы он только ненадолго пришёл домой. Может быть, я смогла бы вбить в его голову что-то вменяемое.

Я искренне сомневался, что приставания его младшей сестры помогут ему, но не осмеливался ей это сказать — вместо этого я использовал свои значительные способности к увиливанию, чтобы перефразировать свои мысли:

— Я не думаю, что выслушивание лекций твоего отца сильно ему сейчас поможет, — выдал я. Похоже, что всё же я приобретаю кое-какую мудрость с течением времени.

— Ты, наверное, прав, — согласилась она. — Останешься на ужин, или сразу вернёшься домой?

Честно говоря, я особо об этом не задумывался. Выезжая утром, я был полностью сосредоточен на том, как обращаться с Сайханом. Однако я был весьма уверен, что Пенни ждала меня тем вечером домой на ужин.

— Вообще-то я не планировал остаться так поздно. Но если ты хочешь, мы могли бы прийти на ужин завтра вечером. Уверен, Дориан также был бы рад поводу навестить свою мать, — ответил я. Дориан теперь жил с нами в Уошбруке, служа мне сенешалем и главным офицером.

— Роуз ещё живёт с вами? Если да, то тебе следует и её включить в этот визит, — добавила Ариадна, одарив меня широкой озорной улыбкой. Роуз Хайтауэр ей, похоже, нравилась — будучи юной девочкой, Ариадна ею восхищалась. Однако я подозревал, что у неё был какой-то скрытый мотив. Я не сомневался, что она замышляла свести Роуз и Дориана вместе. У Пенни были похожие мысли, хотя я не был уверен, что я одобрял их вмешательство — насколько я мог судить, эти двое были бы в полном порядке, если бы все оставили их в покое.

— Я и мечтать бы не смел её исключать, — вежливо ответил я. Наши ноги принесли нас к зданию, которое Джеймс построил для содержания телепортационных кругов, которые я создал в Ланкастере. — Должен с тобой попрощаться, мне надо назад. Я не ожидал потратить так много времени, стоя во дворе.

— Передавай привет Пенелопе. Я правда надеюсь, что вы оба сможете зайти к нам завтра на ужин, — ответила она.

— Я не могу вообразить что-либо, что смогло бы помешать нам нанести визит, — с улыбкой сказал я, а потом, подумав и произнеся слово, я телепортировался обратно в Замок Камерон.

Глава 2

Когда я вышел из ниши в Замке Камерон, зал был пуст. Вообще-то я почувствовал лёгкое облечение. В последнее время меня осаждали разные люди, которым я нужен был, чтобы принимать решение про то и про сё. Сам замок перенёс нашу недавнюю войну с небольшими повреждениями, помимо пробитой стены. Её починка продвигалась быстро, и довольно скоро я прикажу рабочим начать новую внешнюю стену, чтобы окружить быстро растущий город Уошбрук.

Если повезёт, я возможно смогу добраться до своей мастерской, не встретив никого, кому я нужен для принятия неотложных решений. Я присвоил себе отцовскую кузницу, и расширил её, чтобы она отвечала моим нуждам. Я сомневался, что когда-нибудь стану мастером-кузнецом, как он, но я всё же часто работал с металлом, и кузница была весьма кстати, когда я в ней нуждался. Для этого, возможно, было и несколько сентиментальных причин, но я пытался о них не задумываться.

Я помахал Сэсилу Дрэйперу, выходя из парадной двери донжона, и пошёл через двор. Однако удача от меня отвернулась — Сэсил оставил свой пост, и подбежал ко мне прежде, чем я смог пройти десть шагов в направлении кузницы.

— Милорд! Сэр Дориан попросил меня дать вам знать, что он вас искал.

Я остановился, и одарил его милостивой улыбкой:

— И где же в данный момент обретается мой друг? — спросил я. В тот момент я был очень не в настроении разбираться с Дорианом, но я всегда пытался быть вежливым, обращаясь с людьми, которые поддерживали меня, и от меня зависели.

— Он сказал, что будет в таверне, милорд, — быстро ответил Сэсил. Я кивнул, и сменил направление. Имелась ввиду таверна, которой заправлял и которую поддерживал Джо МакДэниел, добрый друг Дориана, также бывший главой городского ополчения. После того, как всё успокоилось, я отдал ему дом, в котором жили мы с Пенни (до того, как был закончен замок), и он сильно продвинулся в процессе переделки его в годную таверну.

Довольно скоро я заметил большую деревянную вывеску, на которой яркими красками была нарисована большая свинья, покрытая грязью. Артистичное исполнение было вдохновлено моей первой встречей с Бароном Арундэла, по случаю каковой я измазал себя грязью, чтобы оказать хорошее впечатление. Таверны традиционно имели простые названия, которые можно было представить в виде изображений, поскольку многие люди не умели читать. У этой под вывеской были аккуратно выведены слова «Грязная Свинья». Я был слегка смущён тем, что они выбрали мою встречу с Арундэлом в качестве названия для таверны, но надеялся на то, что скоро люди забудут, какое значение за этим названием скрывалось.

Я шагнул сквозь дверной проём, и позволил глазам привыкнуть к несколько более тёмному помещению — снаружи были сумерки, а внутри лампы ещё не зажгли. Вечерняя публика только-только начала собираться, поэтому я довольно легко заметил Дориана, сидевшего с краю бара.

— Хо, Дориан! — крикнул я, чтобы привлечь его внимание. — Сэсил сказал, что ты искал меня?

Голова моего друга повернулась, когда он услышал мой голос, и его взгляд уткнулся в меня:

— Морт! Рад, что ты вернулся. Как всё прошло?

Естественно, он имел ввиду мой визит к Сайхану.

— Я отпустил его, а он сказал мне, что я — глупец, — сказал я, суммируя мой последний с ним разговор.

Дориан фыркнул:

— Действительно — глупец, причём упрямый. Я всё ещё считаю, что это было ошибкой.

— Лишь время покажет, друг мой — но ты же не хотел меня видеть только ради того, чтобы нудить про уже допущенную ошибку? — спросил я, плохо скрывая своё нетерпение.

— Спешишь снова вернуться к работе? Сядь, уж несколько минут ты сможешь потратить. Выпей, — сказал он, махнул внимательно слушавшему нас Джо, и тот пошёл налить мне кружку. — Дело в Марке, — добавил он.

— Ариадна тоже про него спрашивала, — сказал я ему.

— Она не зря волнуется, его состояние не улучшается.

— Он просто в депрессии. Рано или поздно он из неё выберется. Когда на днях мы были вместе, он неплохо выглядел, — сказал я.

— Да, но только когда он с нами, и пьяный… мы не можем это делать каждый день, — ответил Дориан. Было странно слышать от него аргументы за трезвость, поскольку после достижения совершеннолетия Дориан показал великую любовь к выпивке.

— А сегодня он где? Я заметил, что ты тут сидишь один, — язвительно заметил я.

— Утром Джо попросил меня зайти, и отнести Марка в его комнату. Он вырубился незадолго до полудня, — ответил он.

— Намёк понял, — сказал я, поморщившись. — Раньше же с ним такого не бывало, так ведь?

Дориан вздохнул:

— Это едва ли имеет значение. Это почти случайно — он начинает пить, когда просыпается, а обычно это происходит после обеда. Ты бы знал, если бы уделял этому больше внимания, — сказал он, и я услышал в его голосе нотки упрёка.

— Слушай, прости меня, Дориан — просто я был занят. Так много дел… — сказал я ему, надеясь, что он поймёт.

— Ага, я знаю. Дел всегда полно, но ты должен выделить время для своих друзей. И над чем ты вообще работаешь в последнее время? Ты каждую свободную минуту тайком пробираешься в кузницу.

Я был рад, что он повернул разговор к более позитивной теме:

— Вообще-то я думал о том, чтобы ты зашёл и посмотрел на это. Мне бы не помешало второе мнение, — с улыбкой ответил я. Из всех, кто жил в округе, Дориан был первым, кому я хотел показать этот новый проект. Я сделал долгий глоток, пытаясь побыстрее прикончить своё пиво. — Сейчас был бы идеальный момент, тебе следует пойти посмотреть, — сказал я, вставая.

— Всегда спешишь, да? — сказал Дориан, сделал глубокий вдох, и прикончил свою кружку. — Ладно, давай посмотрим, что за чудо-юдо ты сварганил на этот раз! — встал он, и последовал за мной к двери.

Когда мы наконец дошли до кузницы, у меня ушёл один миг и одно произнесённое слово, чтобы осветить рабочее пространство. Для освещения я установил по периметру комнаты несколько зачарованных шаров. Я мог бы обойтись, каждый раз создавая свет вручную, но я снова экспериментировал. Эти простые стеклянные шары могли зажигаться кем угодно, если тот знал нужную команду. Изначально я создал их, думая о Пенни, но теперь, когда они были готовы, я подумывал о том, чтобы сделать их побольше, для помещений в замке. Они могут оказаться полезными и для освещения улиц в Уошбруке, но я сомневался, что у меня будет время начать производить их массово.

— А вот это правда здорово! — сказал Дориан, глядя на зачарованное стекло.

— Не, не светильники… Их я сделал несколько недель назад, — сказал я ему. — А вот это ты точно оценишь, — добавил я, и подошёл к одному из длинных верстаков у стены. Его поверхность была накрыта большим тканевым чехлом, скрывая то, что на нём лежало. Дориан с любопытством посмотрел мне через плечо. — Помнишь, как я зачаровал твою броню? — сказал я, напоминая ему.

— Конечно, эта чёртова штука всё ещё не заржавела, — заметил он.

— Это — что-то вроде того… только лучше, — сказал я, и стянул ткань, открыв взору прекрасный набор брони. В отличие от большей части имевшейся в донжоне брони, это были настоящие латы, сработанные из аккуратно выгнутых и сочленённых стальных пластин. Броня такого типа всё ещё была чрезвычайно редка в Лосайоне, и обычно предназначалась только для очень богатых людей. С технической точки зрения, я был одним из самых богатых дворян в Лосайоне, но учитывая то, что я находился вне закона, у меня на самом деле не было способа потратить свои деньги, или даже получить к ним доступ, поскольку большая их часть всё ещё была в Королевском Банке. Но эту броню я не купил — я тщательно создавал её в течение двух недель.

— Боже… Морт, где ты это взял?! — воскликнул Дориан. Я обнаружил, что его шок и удивление мне приятны.

— Я её сделал, — скромно сказал я.

— Серьёзно… где ты её взял? — повторил он. Даже намекая на то, что я лгал насчёт того, откуда броня появилась, он гладил руками поножи, дивясь красивому бардовому лаку, которым те были покрыты. Нагрудник и наручи были украшены таким же образом, что было подчёркнуто позолотой по краям и золотым ястребом в центре нагрудника.

— Я её сделал, Дориан. Посмотри на цвета и рисунок, — повторил я.

На его лице отразилось узнавание, когда он осознал, что цвета и рисунок соответствовали гербу Камерона.

— Выглядит как твоя ливрея! Как? Купить ты такое не мог.

Его непрекращающееся неверие начинало меня раздражать.

— Ещё раз… я её сделал.

— Даже твой отец не смог бы сделать такое! — воскликнул он. На его лице мелькнуло смущение, когда он осознал, что именно сказал. Мой отец умер за несколько месяцев до этого, прямо перед нашей битвой с армией Гододдина.

Я спокойно уставился на него:

— Если бы он приложил свои усилия к созданию брони, то я не сомневаюсь — он бы смог такое сделать.

— Прости, Морт, я не думал. Я просто имел ввиду… ну, твой отец был гораздо более искусен в работе с металлом, и он никогда не делал ничего подобного. А тебе как удалось? — спросил он. При этом руки Дориана продолжали осматривать броню.

У меня не хватало духу злиться. Мы с Дорианом почти всю жизнь дружили, и я был не единственным человеком, потерявшим отца. Вместо этого я взял маленький кусок бракованного металла.

— У меня есть много преимуществ, которых не было у моего отца, — сказал я, положил металл в холодный пепел горна, и нагрел его, используя одно слово и свою силу. В течение минуты он ярко засветился, приблизившись к точке плавления.

— Обычно я использую горн для нагрева металла, но поскольку сейчас он не зажжён, то такая демонстрация отняла бы слишком много времени, — продолжил я. — На'Пиррэн Ингак ма Ла́тос, — мягко произнёс я, дуя на свои ладони, а затем сунул руку в горн, и вытащил неистово светящийся кусок металла… голыми руками.

Дориан явно дёрнулся, увидев, что я коснулся металла незащищённой кожей, но промолчал. Если бы я не был осведомлён об обратном, то я мог бы подумать, что он начал привыкать к свободным демонстрациям магии.

— А это правда необходимо? — спросил он. — Тут для этого полно щипцов.

— Заклинание не только для того, чтобы я мог брать металл, не обжигаясь, — ответил я, и начал мять металл пальцами, будто тот был куском очень плотной глины. Я придал своим рукам неестественную силу и твёрдость, ибо даже настолько раскалённое железо было бы невозможно мять без использования молота и наковальни. Металлу я придал форму прута, покатав его между ладонями, подогревая при необходимости, а потом согнул его в круг, соединив концы обычным швом внахлёстку. На это ушла лишь пара минут, поскольку я мог придавать металлу форму быстро, работая голыми руками.

— Зачем ты положил его в горн, если собирался нагревать его магией? — спросил Дориан.

— Привычка… а ещё я не хотел сжечь верстак или рисковать повреждением наковальни, — сказал я, изгибая раскалённый металл в спираль.

Дориан заворожённым взглядом наблюдал за светящимся оранжевым цветом металлом у меня в руках.

— И что это будет?

— Ничего, — ответил я. — Я просто пытался донести до тебя свою мысль. Используя магию, я могу придавать металлу форму почти так же, как гончар работает с глиной. Многие вещи делать значительно проще, когда не нужно использовать для всего молот и щипцы.

— У тебя всегда были ловкие руки, — заметил Дориан, — но я почему-то думал, что ты бы делал что-то более продуктивное, чем сидеть тут, создавая новые формы искусства.

— О, Фома ты неверующий, — торжественно произнёс я, — именно это я и делаю, — указал я на броню, по-прежнему тихо блестевшую на верстаке.

— На что-то подобное у лучших бронников короля ушло бы полгода, — констатировал Дориан с полным сомнений лицом.

— Я не собираюсь пытаться тебя убедить. Постой-ка смирно минутку, — сказал я, прошёл мимо него, и взял кое-что со стола у него за спиной.

Голова Дориана повернулась, чтобы не упускать меня из виду.

— Подожди минутку, Морт! Не смей делать ничего странного!

Я внутренне засмеялся. Я уже упоминал, что мой друг мне безоговорочно доверяет?

— Расслабься! Я не собираюсь использовать на тебе магию, — сообщил я, нагибаясь, и протянул руки к его лодыжке, но мой бесстрашный друг почти комично отпрыгнул в сторону.

— Что это? — нервно спросил он.

— Мерная лента… не двигайся, иначе я могу тебя задушить, — с сарказмом заметил я. Сделав ещё один шаг, я начал аккуратно его измерять его. Вскоре он расслабился, хотя у нас был неловкий момент с измерением «внутреннего шва». Но я не буду вдаваться в детали.

— Я всё ещё терпеливо жду твоего полного объяснения — ты планируешь сделать ещё один такой набор брони, для меня? — спросил Дориан. Хотя он хорошо это скрывал, я почти услышал в его голосе тайное желание. Какой воин не захотел бы набор брони, подобный тому, что лежал перед ним на верстаке?

— Не совсем, — таинственно сказал я. Я знал, что от расплывчатого ответа он полезет на стенку, но я не удержаться от того, чтобы тянуть время. — Я скопировал один из наборов, который мы украли у короля, когда освобождали мою собственность на его складе, но теперь, закончив с ним, я думаю, что его можно улучшить.

— Каким образом?

— Ну, для начала добавляемые мною чары придают металлу чрезвычайную силу и прочность, так что я думаю, что я могу переделать некоторые сочленения и убрать часть дополнительных элементов, которые защищают подмышки, внутреннюю часть локтей, и так далее, — указал я указал на крылья, которые выходили за пределы куска металла, защищавшего локоть.

— Ты имеешь ввиду налокотник? — спросил Дориан, указывая на шарнирное металлическое соединение. Я догадался, что так его, наверное, правильно называют.

— Да, в частности — налокотники в локтях и коленях, — обрадованно ответил я. Я был рад наконец узнать, как назывались эти штуки.

— Те, которые на коленях, называются наколенниками, — поправил он меня, тихо засмеявшись. Дориану нечасто удавалось одержать надо мной верх, когда дело доходило до интеллектуальных знаний, но воинское ремесло он знал лучше меня. Конечно, он с этим рос. — Тебе не следует избавляться от крыльев на них, — серьёзно добавил он.

— Но они же не нужны, — настаивал я. — Кольчуга в этих местах будет достаточно прочной, чтобы не дать никакому оружию проколоть там носящего эту броню.

Дориан вздохнул:

— Мордэкай, ты такой умный, что иногда я забываю, каким ты можешь быть невежественным. Эти крылья — не для того, чтобы предотвратить режущие или колющие удары. Как ты думаешь, чего носящий такую броню человек боится больше всего? — спросил он, и замолчал, давая мне возможность ответить, но я не стал играть в его игру, и стал выжидать. В конце концов он продолжил: — Он боится палицы и топора. Эти крылья — чтобы не позволить дробящему удару уничтожить его колено или локоть.

— Ох… — глубокомысленно ответил я. — И тоже самое применимо к вот этим? — указал я на круглые диски, закреплённые ниже полдронов, защищавших плечи.

— Рондели, — подсказал Дориан. — Их называют ронделями… и — да, для них справедлива та же логика, они защищают подмышки.

— Но в твоей нынешней броне ты обходишься без них, — возразил я.

— Моя кольчуга защищает меня от порезов и стрел, но она никак не защищает от переломов костей. Именно поэтому и начали делать «такого» рода броню, — ответил он.

Познания Дориана в этом отношении явно превосходили мои собственные, поэтому я вытащил свои тщательно начерченные планы для следующего набора брони, и показал ему. Я стал указывать ему на предложенные мной изменения в дизайне, и после нескольких часов он отговорил меня от большей их части. Если бы мой отец всё ещё был жив, то он бы засмеялся, и сказал бы мне, что мне с самого начала следовало проконсультироваться с экспертом, но с другой стороны, я всегда был из тех, что сначала допускает ошибки, а уже потом учится на них.

Мы были настолько поглощены своей дискуссией, что часы пролетели мимо, и мы оба опаздывали к ужину. Как обычно, в сутках будто никогда не хватало часов. Когда мы вошли в главный зал, разговоры притихли на миг, когда на собравшихся опустилось молчание. Сперва меня это беспокоило, но я начал к этому привыкать. Теперь же я лишь кивнул всем, и прошёл к своему месту за высоким столом.

Я остановился у своего стула, и покосился на еду, уже поставленную перед ним на стол. Я почти ощущал, как взгляд Пенелопы прожигал во мне дыру, пока я извиняющимся образом глядел на неё:

— Моя милая леди-жена, — громко произнёс я, стараясь говорить достаточно громко, чтобы мой голос разносился по всему помещению, — я надеюсь, что не заставил тебя волноваться, — сказал я ей. Затем я повернулся, и обратился ко всем в помещении: — Пожалуйста, все собравшиеся… ешьте! — сообщил я, пытаясь произносить это дружелюбным тоном, чтобы их подбодрить. Похоже, что это сработало, и по повсюду возобновились разговоры, когда все расслабились и снова принялись за еду. Я многому научился, наблюдая за тем, как Джеймс Ланкастер обращался со своими людьми, но внутри я всё ещё чувствовал себя неуклюже.

Пенни наклонилась ко мне, когда я сел:

— У тебя стало получаться лучше, но мне всё ещё стыдно, когда мне приходится начинать, не зная, когда ты объявишься, — произнесла она голосом достаточно тихим, чтобы никто нас не услышал, и по её интонации я понял, что она была лишь немного раздражённой.

— Прости, — искренне сказал я.

— Просто пошли мне записку, если будешь опаздывать, чтобы мне не приходилось заставлять людей стоять и ждать тебя, прежде чем мы решим всё же начать есть, — ответила она. С тех пор, как Пенни взяла на себя роль госпожи замка, она стала заметно более сдержанной и вежливой… по крайней мере на людях. Я позволил своему взгляду поблуждать по ней, замечая скромное платье, которое она надела. Его дополняли надетые на ней сапфировые серьги и ожерелье. Её наряд был выбран со вкусом, не будучи экстравагантным, и я не мог не залюбоваться её красотой. Пенни посмотрела мне в глаза, и снова заговорила: — Перестань пялиться… пойдут разговоры.

Я широко улыбнулся ей:

— Пусть говорят. Я женат на самой прекрасной женщине в мире. Было бы более необычным, если бы я не пялился на тебя время от времени, — произнёс я, и говорить тихо я тоже не потрудился.

Она покраснела, и одарила меня взглядом, сказавшим мне, что я заплачу за то, что её смутил, но взгляд этот был приятным.

— Чем ты таким важным занимался, что оно не позволило вам с Дорианом прийти на ужин вовремя? — спросила она, ловко меняя тему. — Леди Роуз была весьма разочарована, когда его не оказалось здесь в начале.

Роуз Хайтауэр вообще-то сидела рядом с ней, когда она это произнесла, и она бросила предупреждающий взгляд на Пенни.

— Я была всего лишь озабочена, — сказала она, промакнув губы ручным полотенцем.

Тут заговорил Дориан:

— Простите меня за то, что я заставил вас волноваться, леди — я всего лишь растолковывал моему доброму другу Графу подробности ремесла бронника, — сказал он. Как обычно, он будто совершенно не осознавал, что происходило вокруг. Я начинал сомневаться, что он когда-нибудь осознает, что его любовь не была неразделённой… с другой стороны, возможно, что он намеренно держал себя в невежестве. Если бы он признался себе, что она отвечала на его чувства взаимностью, то ему, возможно, пришлось бы что-то с этим делать. Для него это, вероятно, было страшнее, чем выйти против армии Гододдина.

— Ремесло бронника? — сказала Роуз, подняв бровь в изящном выражении удивления. — Добрый Граф что, собирается вскоре устроить ещё одну войну? — спросила она. Я внимательно следил за ней, пока она это говорила — несмотря на её навыки ведения беседы, её взгляд задерживался на Дориане гораздо дольше, чем где-то ещё.

— Прекрати, Роуз — и ты тоже, Дориан. Я сказал вам обоим, чтобы вы обращались ко мне по имени. Это же не официальная церемония, это — ужин, причём в моём доме, — сказал я.

Дориан тихо засмеялся — они оба любили подначивать меня моим новым общественным положением.

— Осторожнее, Роуз, мы не должны оскорблять нашего доброго хозяина замка, — с деланной серьёзностью сказал он.

— Воистину так, Дориан! Пожалуйста, прости нас, Мордэкай, — ответила Роуз, присоединяясь к игре. Говоря это, она мягко положила свою ладонь ему на предплечье. Это был маленький жест, намерением которого было подчеркнуть её слова, но я готов был поспорить на фунт золота, что он не сдвинет эту руку с места, пока на ней лежит её ладонь. Она, наверное, тоже это знала. Женщины коварны.

Я вздохнул, притворяясь раздражённым, чтобы они могли продолжить свою игру.

— Не мог бы я получить вина? — произнёс я достаточно громко, чтобы проходивший у меня за спиной человек услышал меня, поскольку я предположил, что он был из числа обслуги. Да, у меня теперь есть обслуживающий персонал… не говоря уже о найме мною полноценного посыльного. Кто бы это ни был, он проигнорировал мою просьбу, и продолжил двигаться, пройдя через ведущую в кухню дверь. — Странно, — сказал я Пенни. — Я что, произнёс слишком тихо? — спросил я. Поворотом головы я себя не утруждал, поэтому не был до конца уверен, кто именно меня проигнорировал.

Она улыбнулась мне:

— Получится лучше, если бы кто-то из слуг был достаточно близко, чтобы тебя услышать.

— Так был же! — возразил я. — Высокий малый, почти моего роста.

— Боюсь, что на этот раз ты ошибся, Морт. Мимо уже больше минуты наверное никого не проходило, но я думаю, что вижу приближение одной из служанок… — сказала она, подняла руку, и жестом позвала к нам одну из служанок — по-моему, её звали Лизэ́тт. Она поспешила сбегать для меня за кубком и вином.

Я нахмурился, и закрыл рот. На самом деле я вообще-то не оглядывался по сторонам, но я так привык к использованию своих «дополнительных» чувств, что не нуждался в этом. Я был весьма уверен, что мимо прошёл мужчина, пусть Пенни его и не заметила. Но спорить не было смысла; в любом случае, вино мне несли, так что жаловаться было не на что.

— Мордэкай, ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнила мне Роуз.

Её слова прервали мою задумчивость:

— Насчёт? — спросил я, не сразу вспомнив. — О, броня! — воскликнул я. — Я бы предпочёл не говорить об этом здесь. Я хотел бы сохранить некоторые подробности в тайне, пока я не буду готов объявить об этих планах. Возможно, мы могли бы позже это обсудить?

— О-о, тайна! — ответила Роуз, сверкнув глазами.

— Ничего особо волнующего, поверь мне, — заверила её Пенни. — Гораздо интереснее будет тема твоего сегодняшнего визита к Сайхану. Ты так и не сказал мне, как он прошёл.

Судя по всему, Пенни была не одинока в своём любопытстве, поскольку все наклонились поближе. Я сделал глубокий вдох, надеясь закончить рассказ в один присест, чтобы не повторяться.

— Прошло примерно так, как и ожидалось. Мы с ним согласились в том, что расходимся во мнениях.

Роуз перебила:

— По твоим словам получается удивительно цивилизованно, учитывая то, что во мнениях вы разошлись относительно того, есть ли у тебя право продолжать дышать, — сказала она голосом, в котором больше не звучало веселья. Роуз весьма гневалась из-за решения Сайхана прекратить наши рабочие отношения столь насильственным способом. Я не был до конца уверен, было ли это из-за того, что в процессе он ранил Пенни, или из-за того факта, что он мог убить Дориана в своих попытках достать меня.

Дориан положил ладонь ей на плечо, будто бы для её успокоения. Из-за этого жеста они вдвоём выглядели очень близкими, хотя я уверен, что он этого не осознавал.

— Роуз, он, может, сейчас нам и враг, но отдай человеку должное — он лишь действовал согласно своей клятве и своим принципам, — сказал он. Я не мог не задуматься о том, что лишь час или два тому назад он упрекал меня за то, что я позволил своему врагу свободно уйти, при этом сейчас Дориан его защищал.

Роуз уколола его взглядом:

— К чёрту честь! Он повернул свой меч против своей ученицы, своего друга, — сказала она, глядя сперва на Пенни, потом на меня, — и против тебя, — подчеркнула она конец своего предложения, жёстко ткнув Дориана в грудь. — Любая клятва, которая требует такое, должна быть пересмотрена. Слепое повиновение — убежище для глупца, который слишком испуган, чтобы думать самостоятельно!

Лицо заполнили противоборствующие эмоции, но она отбросила свои чувства прочь, и попыталась вернуть разговор к практичным вопросам:

— Не считая всего этого, что ты сделал, Морт?

— Я послал его обратно к королю, с посланием, — просто ответил я.

— Чертовски глупый поступок, — добавил Дориан.

Роуз фыркнула:

— Хоть в этом мы согласны.

— Вы, наверное, правы, но я не позволю казнить человека за то, что он выполнял свой долг, — ответил я.

Дориан поморщился:

— Его долг приведёт к твоей смерти, и не стоит его недооценивать. Я могу уважать его решение, но когда заклятый враг у тебя в руках, не следует давать ему кинжал и отпускать восвояси.

— Какое послание ты с ним отправил? — тихо спросила Роуз.

— Король попросил меня встретиться с ним, тайно. Я сменил время и место встречи, и послал это информацию вместе с Сайханом, — сказал я.

Пенни пронзила меня взглядом:

— Ты же сказал, что не пойдёшь, — произнесла она, не повышая голоса, но в нём прозвучало некоторое количество беспокойства.

— Я передумал. Я не собираюсь встречаться с ним в выбранном им месте и в выбранное им время — вместо этого я встречусь с ним на своих собственных условиях.

— Это мудро, поскольку ваша встреча с равной вероятностью может быть или не быть засадой. Избавившись от тебя, Король разом решит множество проблем. Где ты собираешься с ним встретиться? — пристально спросила Роуз.

Я улыбнулся:

— В его спальне.

— Я почему-то сомневаюсь, что его величество на это согласится, — поделился своим наблюдением Дориан.

— Ему не будет позволено отказаться, — мгновенно огрызнулась на него Пенни. Напряжение в её плечах было очевидным: — Ты уверен, что это мудро? До этого мы обсуждали совсем иное, — указала она. Мы с ней уже говорили на эту тему прошлой ночью, а теперь я поменял план.

Надо отдать ей должное: моя жена — не робкого десятка. Со временем я стал уважать её как смелую и упорную женщину, но порой она была немного робкой, когда приходилось рисковать моим здоровьем. Я полагаю, что это имеет смысл, учитывая то, что она ждала нашего первого ребёнка. Я покосился на её уже начавший выпирать живот. Снова подняв взгляд, я посмотрел ей в глаза:

— Прости, любовь моя. Я знаю, что ты волнуешься, но я должен прояснить ситуацию с королём, иначе нам не будет покоя. Думаю, что другого шанса у нас не будет.

Она увидела выражение моего взгляда, и поняла, что спорить было бессмысленно:

— Лучше бы тебе не ошибаться, иначе я позабочусь, чтобы ты всю оставшуюся жизнь об этом жалел, — произнесла она, и в её устах эти слова не были пустой угрозой.

— У нашего ребёнка будет отец, — заверил я её. Упорство Пенни было, наверное, одним из самых прекрасных её качеств.

— Неожиданная встреча добавит в вашу дискуссию определённое количество напряжённости. Ты уверен, что хочешь этого? — спросила Роуз, вновь вклиниваясь в разговор.

— Безусловно, — заявил я. — Эдварду нужно понять, что я веду переговоры с позиции силы, иначе он никогда не станет придерживаться никаких наших договорённостей.

После этого дискуссия продолжалась ещё целый час, но я уже принял решение. В конечном итоге моё решение никому не нравилось, но никаких идей получше высказано не было. Лишь будущее покажет, было это хорошей идеей или нет.

Глава 3

Следующим утром я решил отдохнуть от своего устоявшегося режима. Вместо того, чтобы направиться к кузнице и возобновить работу над следующим этапом создания брони, я пошёл искать своего второго друга детства. Благодаря Дориану я былвнимательнее за ужином прошлым вечером, и сумел заметить примечательное пустое место за столом.

Я задумался, сколько трапез Марк пропустил, а я — не потрудился спросить о нём. В такие моменты я осознавал, что вообще-то был не самым лучшим из возможных друзей. Конечно, у меня было много оправданий… молодая жена, и графство, которым надо было управлять, но я всё же не мог позволить себе такой роскоши. Оправданий всегда будет хватать, а настоящих друзей — нет.

Я не видел Марка за завтраком, поэтому направился к комнате, где он проживал. Задержавшись у двери, я ненадолго прислушался. Я не услышал ничего, и мои другие чувства поведали мне, что мой друг был внутри, один, но не спящий. Я почти надеялся, что с ним будет «компаньонка»… это значительно уменьшило бы моё беспокойство. Для него действительно было неестественно проводить так много времени в одиночестве — Марк всегда был зверем высокосоциальным. Я постучал в дверь, и подождал.

Ответа не было, хотя благодаря своей способности я ощутил, как он налил себе из бутылки ещё один бокал. Я мог лишь предположить, что это было вино. Я снова постучал, и громко произнёс:

— Марк, это я, открывай! — попытался достучаться до него я. Он решил не отвечать, и вместо этого обмяк, как если бы он спал. Марк знал, что я мог чувствовать его через дверь. — Это не сработает, — крикнул я в деревянную дверь, — я уже знаю, что ты не спишь.

— Проваливай! — пришёл от него приглушённый ответ.

С меня было достаточно, поэтому я произнёс слово, отперев дверь, и открыл её. Когда я вошёл, Марк сидел на диване на другой стороне комнаты, уныло глядя на меня. Он любопытным образом держал в руке бутылку вина.

— Что ты с этим собираешься делать? — спросил я.

— Я серьёзно обдумывал мысль о том, чтобы её в тебя метнуть, — сухо сказал он, — но потом решил, что это была бы пустая трата хорошего вина, — закончил Марк. Он сменил хват на бутылке, и запрокинул её, сделав долгий глоток прямо из горлышка.

— Хреново выглядишь, — поделился я.

— Спасибо, — ответил он. — Это многое для меня значит… исходя от тебя, — произнёс он сердитым голосом, и я видел, что он готовился к ссоре.

— Если ты считаешь это остроумным ответом, то ты действительно пьян.

— Ещё нет, я только проснулся. Дай мне часок, — сказал он.

— Почему бы тебе не завязать с вином на сегодня, и помочь мне с кое-каким планированием? — предложил я. Вообще-то это была полуправда. Хотя я был не против получить совет своего друга насчёт моих планов на ближайшее будущее, я, очевидно, ещё больше хотел вытащить Марка из его тёмного настроения.

— У меня есть идея получше, Морт! — сказал он, внезапно сев, будто наполнившись энергией и энтузиазмом. — Почему бы тебе не пойти строить свои планы, и оставить меня в покое? Так и у тебя планы получатся лучше, и мне не придётся слушать твою брехню! — выдал он, снова поднял бутылку, и начал было глотать очередную порцию вина.

— Если ты собираешься быть язвительным ослом, то с тем же успехом можешь делать это на трезвую голову, — ответил я и, прежде чем он сумел среагировать, ловко выдернул бутылку из его руки.

Обычно его рефлексы были настолько быстрыми, что я ни за что бы не сумел это проделать… но продолжительное пьянство его замедлило.

— Осёл ты этакий! — воскликнул Марк. Он был недостаточно быстр, чтобы поймать бутылку, но уперев руки мне в грудь, он меня толкнул. Я перелетел столик спиной вперёд, и приземлился на пол. Марк наклонился вперёд, и начал было отбирать у меня бутылку, но я врезал ему ногой в грудь, послав его в полёт через комнату. Он отскочил от углового столба кровати, и врезался в туалетный столик.

— Ублюдок! Ты пожалеешь об этом! — закричал он мне, и схватил начавший было падать глиняный кувшин с водой.

Хоть он и был с похмелья и в плохом состоянии, я не мог не восхититься тем, как ловко он поймал кувшин… пока он не решил метнуть означенный кувшин мне в голову. Его движение застало меня врасплох, и я не пригнулся. К счастью, щит, которым я по привычке себя окружал, спас меня от трещины в черепе.

— Эй! Ты мог так кого-то серьёзно поранить! — воскликнул я. Поскольку мы в детстве несколько раз дрались, то знали негласные правила, запрещавшие метание тяжёлых предметов… или любые действия, которые могли иметь перманентный эффект.

— Будто я мог тебя ранить! Ты, и твой дурацкий щит… почему бы тебе не снять эту штуку, и не подраться, как настоящий мужчина? — бросил он мне вызов.

— Ладно! — закричал я в ответ. — Тебе не помешает хорошая взбучка. Тебе вообще приходило в голову, что твоя семья может о тебе беспокоиться? — спросил я, сбрасывая с себя щит, хотя никакого видимого эффекта это не возымело.

— Моя семья — не твоё собачье дело!

— Твоя сестра волнуется за тебя, как и Дориан.

— А что насчёт моего отца, а? Полагаю, он не потрудился спросить про меня, да?! — сказал Марк, встав, и начав осторожно ко мне приближаться.

— По крайней мере, у тебя есть отец! — крикнул я в ответ.

— И долго ты ещё будешь из-за этого нарываться на жалость? — презрительно ухмыльнулся он.

— До тех пор, пока не посажу тебя в лужу, и не вобью тебе в башку немного здравого смысла, — чуть спокойнее ответил я. Мой гнев был подлинным лишь наполовину — параллельно с этим я всё ещё пытался вычислить, каков будет наилучший способ привести моего друга в чувство.

— Всё ещё закрываешься щитом? — спросил он. Со стороны казалось почти странным, насколько спокоен он был, задавая этот вопрос, но мне в тот момент это показалось достаточно нормальным.

— Нет, я его убрал минуту назад… — начал я, и прежде, чем я сумел договорить, он нанёс быстрый удар кулаком мне в рот. Я быстро шагнул назад, пока он не добавил, но Марк не стал напирать. Я вытер кров с губы… Я уже чувствовал, как она стала распухать. — Неплохо, — прокомментировал я.

— Может, это улучшит твою внешность, — огрызнулся он.

Я шагнул вперёд, и нанёс короткий удар рукой, но попал лишь по воздуху. Я нанёс ещё несколько ударов, но не попал ни разу, пока наконец он не заблокировал один из них, и не вогнал кулак мне в живот. Когда он это сделал, я схватил его за плечо левой рукой — его второй удар выбил воздух у меня из лёгких, но я удержался, и сумел приступить к борьбе.

После этого моя ситуация улучшилась. Как и во время наших детских потасовок, я всё ещё не мог сравниться с ним в бое на кулаках, но когда мы оказались вплотную, боролся я лучше. Мои более длинные ноги и руки позволяли мне прилагать больше усилий, и он потерял преимущество, которое ему обычно давали его быстрые рефлексы. Мы немного пошатались по комнате, пока он не попытался вогнать меня в стойку кровати. Изогнувшись, я воспользовался его инерцией, и он врезался спиной в твёрдый деревянный столб.

Испустив сдавленный вскрик, он перестал вырываться. Это показалось мне хорошей мыслью, поэтому я отпустил его, и откатился прочь, тяжело дыша, чтобы перевести дух.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Чёрта с два! Боль адская! — сказал он, прижав руки к пояснице. — Хреновый приём.

— Это ты попытался меня в него толкнуть! Ты слишком сильный, чтобы я мог тебя удержать, поэтому выбор был прост — либо ты, либо я, — огрызнулся я в ответ.

Он долгую минуту хмуро смотрел на меня, потирая свою больную поясницу. Я гневно глядел на него, пока мы оба больше не смогли выдержать напряжения, и заулыбались. Миг спустя мы засмеялись, и наш гнев пошёл на убыль.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — сказал он, когда мы отсмеялись.

— Я думал, что мы уже выросли из этих милых бесед.

— Я тоже, — печально согласился он.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — объявил я.

Мы лежали на спине, бок о бок. Твёрдые деревянные полы были не особо удобными, но мы не жаловались. Затем Марк снова заговорил:

— Воистину отчаянные, друг мой. Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но этого будет недостаточно.

Покосившись на него, я увидел, что он пялился в потолок.

— Почему нет? — спросил я.

— Потому что мне больно, Морт, мне гораздо больнее, чем ты можешь себе представить, — повернул он голову на бок, и поймал мой взгляд. Мы были друзьями большую часть наших жизней, и глядя в его карие глаза, я увидел скрывавшуюся за ними боль. Какое-то время я наблюдал за ним, пока он не отвёл взгляд. На его глаза навернулись слёзы.

— Я не понимаю, — признался я.

— Никто не понимает. Даже сейчас, зная правду, я хочу её так сильно, что ощущение такое, будто кто-то забивает мне кол в сердце. Это больно, Морт… мучительно больно, — произнёс он. Конечно, он имел ввиду свою богиню. Возможно, мне следует называть её его «бывшей богиней» — Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды.

— Мы все что-то теряем, это — часть жизни, — тихо сказал я.

— Всё не так, Морт. Вообрази, что ты годами живёшь счастливой жизнью вместе с Пенни, завёл детей, любил их, и был любимым. Представь всё, что ты когда-либо хотел, любил, уважал, чему верил… всё это. А теперь вообрази, что завтра ты просыпаешься, и обнаруживаешь, что всё это исчезло. Не просто исчезло, но никогда не существовало. Женщина, которую ты любил — её не было, она была мечтой, созданной исключительно с целью манипулирования тобой. Дети, твоя жизнь, твоё счастье — всё это было ложью, сфабрикованной существом настолько чужеродным, что оно тебя даже не ненавидит… ты был лишь инструментом, — сказал Марк, и ненадолго замолчал.

— Она заставила тебя думать, будто у тебя были дети? — озадаченно спросил я.

— Нет… идиот! Я использовал это в качестве примера — это самое близкое к тому, что я мог придумать, чтобы передать тебе то счастье, которое она во мне создавала. Это было не просто счастье, это было… всё. Пока она была со мной, у мня не было сомнений или страхов. Смерть могла грозить мне, но она держала мою руку, и я верил, что она будет ждать меня за порогом смерти. Все действия имели смысл, и каждый миг был полон значимости, всё это было частью её плана для улучшения человечества. Нет… не только это… — поведал он, и приостановился на миг, когда в его голосе прозвучала нотка стыда.

— Что? — спросил я. Я не был уверен, что хотел знать, но он не стал бы говорить, если бы не нуждался в том, чтобы сбросить с себя эту ношу.

— Это было как секс, только лучше. Всё время, пока я служил ей, я воздерживался от женщин… У меня не было к ним влечения. Каждый раз, когда я кого-то лечил… — оставил он слова висеть в воздухе, и увидел, как он содрогнулся, вспоминая.

— У тебя был оргазм, когда ты лечил людей?

— Нет! Но мне всё равно было стыдно, даже хуже, потому что ощущение было гораздо лучше оргазма. Это было подобно наркотику, восторг разума и духа, а также исступлённое ощущение физического удовольствия. Почему, ты думаешь, я ходил искать нуждающихся людей? — спросил он, и в его взгляде было смиренное отчаяние и унижение. — Я «хотел» найти больных людей. Я в них нуждался… а когда желание становилось настолько сильным, что я делал людям больно во сне, просто чтобы потом их вылечить… а она прощала меня. Она сказала, что это было нормально — слабость плоти, вынужденной содержать в себе божественное.

Я не мог не почувствовать отвращение, вызванное его словами.

— Это… — начал я, и остановился, прежде чем закончить словом, о котором я думал: «отвратительно».

— Я знал, что это неправильно, но я должен был верить ей. Мне нужно было верить ей. Я был как наркоман… Я всё ещё наркоман. Даже сейчас мне снится… Я так сильно хочу вернуться к ней, — сказал Марк, и обхватил голову руками.

— Но ты отверг её, — сказал я, надеясь напомнить ему о его собственной внутренней силе.

— Даже в этом решении я не могу утверждать, что мои мотивы были чисты. Действительно, я злился потому, что она отказалась помогать Пенни… это был момент, когда я больше не мог притворяться, что она руководствовалась нашим благом. Я уже знал… глубоко внутри… но в тот момент я в этом уверился. Но даже при этом у меня не хватило бы сил её отвергнуть, если бы я не был так зол.

— Зол на то, что она не хотела помочь Пенни, — добавил я за него.

— Нет, — ответил он лишённым надежды голосом, его лицо покраснело, а глаза наполнились слезами. — Я злился за то, что она не давала мне желаемое… то, в чём я нуждался. Это была злость наркомана, которому отказали в следующей дозе.

Я долгие минуты смотрел на своего друга. У него кончились слова, а у меня слов для него не было. Моей единственной мыслью было то, что человек с благородным духом был сломан, и превращён вот в это. Друг, которого я так долго знал, был разрушен, тщательно, изнутри и снаружи, настолько полно, насколько это вообще можно было с кем-то сделать. Оглядываясь назад, я думаю, что в именно в тот день я осознал, что испорчен может быть любой человек, что никто из нас не имел иммунитета ко злу. Какими бы высокими ни были наши идеалы, мы все были подвержены слабости и порокам. Это был последний шаг от невинности к взрослой жизни.

Но у нас всё ещё были возможности для выбора. Быть может, плохие возможности, порой казавшиеся незначительными, но выбором они от этого быть не переставали. По крайней мере, каждое утро содержит в себе выбор — утонуть в отчаянии, или встать, и попытаться что-то сделать, каким бы бессмысленным это ни было.

Наконец мои мысли сошлись вместе, и я произнёс:

— И что ты теперь будешь делать?

Он засмеялся:

— Тут ничего не поделаешь. Отдай мне ту бутылку, и сделаю единственное, что может притупить боль, — произнёс он. В его голосе не было извинений, лишь онемевшее принятие факта.

— Это просто медленная смерть, — ответил я.

— Мне пойдёт, — сказал он. — Я ведь, вообще-то, не особо хочу жить. То, чем я стал… оно не заслуживает жизни.

— Ты правда хочешь умереть? — спросил я без малейшего намёка на насмешку.

— Ага.

— Тогда давай сделаем это.

— Что? — спросил он с ноткой удивления.

— Ну, не я, конечно — мне ещё есть, ради чего жить… но если тебе правда так больно, то тебе следует позволить мне помочь тебе, — искренне сказал я ему.

— Это не смешно. Я серьёзно, Морт.

— Я знаю. Я люблю тебя, Мрак. Ты был одним из лучших моих друзей, сколько я себя помню. Если тебе настолько больно, то я хочу тебе помочь, — сказал я. В тот момент я был совершенно серьёзен, и он видел это у меня на лице.

— Почему?

— Давай посмотрим на альтернативы, — объяснил я. — Ты можешь упиться до смерти… в течение месяцев или лет, причиняя боль всем, кому ты небезразличен, заставляя их смотреть на твоё медленное угасание. Ты также мог бы покончить с собой каким-нибудь зрелищным образом, шокировав всех, и причинив им ещё больше боли. Или… — приостановился я, подняв палец. — Ты мог бы позволить мне помочь тебе.

— Как помочь? Тут ты меня потерял, — сказал Марк, но по его словам я понял, что его гнев и отчаяние наконец сменились любопытством.

— Помочь тебе умереть. Обычно, когда кто-то совершает самоубийство, человек делает это в одиночестве, и результат обычно бывает таким, что кто-то получает противный и грязный сюрприз, когда обнаруживают случившееся. Если я помогу тебе, то твои варианты будут значительно лучше. Ты можешь сейчас выбрать место и время, а я позабочусь о том, чтобы никто не нашёл твоего тела… если только ты не хочешь, чтобы его нашли. Ты можешь просто исчезнуть, и никому не нужно будет узнать… или я могу передать «новости» месяцы или годы спустя, чтобы твоя семья могла успокоиться.

— Ты сделаешь это для меня?

— Я не думаю, что мог бы назваться другом, если бы бросил тебя в такое время, но… — многозначительно примолк я.

— Но что? — спросил Марк.

— Ты должен поклясться в том, что позволишь мне помочь тебе.

— Что это значит?

— Это значит, что ты не можешь сделать это в одиночку. Если ты серьёзно решил, что хочешь сделать это, то тебе придётся позволить мне помочь тебе. Ты можешь сделать это так, как пожелаешь… я помогу с любым планом, который ты придумаешь, но ты сначала должен мне о нём рассказать, и это не может быть что-то глупое — вроде упивания до смерти.

Марк долгий миг внимательно смотрел на меня — в его лице было больше надежды, чем я видел за последний месяц.

— Ладно, договорились, — сказал он.

— Поклянись, — настоял я.

— Я клянусь дать тебе знать, когда и где я умру, покуда ты клянёшься помочь, а не вмешиваться, — ответил он.

— Я клянусь помочь, чтобы ни случилось.

— И что дальше? — спросил он.

— У меня ещё есть дела этим утром, а у тебя? — сказал я ему.

Марк засмеялся:

— Моё расписание свободно. Я собирался упиться до потери сознания, но сейчас это кажется довольно бессмысленным. Полагаю, я приступлю к планированию.

— Предлагаю тебе сперва принять ванну и побриться — нет смысла пахнуть как дохлая крыса. Но не забудь… тебе нужно сначала сказать мне, что бы ты ни решил, — сделал я акцент на последнюю часть.

— Скажу. Но насчёт бритья не уверен — я подумывал отрастить себе бороду, — сказал он, проведя рукой по неоднородной щетине, проросшей на его щеках. Марк никогда не был благословлён хорошей бородой — волосы у него на щеках росли как попало, оставляя некоторые участки совершенно лысыми.

— Для тебя это, наверное, будет плохой мыслью, — сказал я, похлопывая его по плечу.

— Я думаю, ты просто боишься, что моя борода будет выглядеть лучше, чем эта жалкая козлиная бородка, которая у тебя, — с издёвкой ответил он.

— Верь во что пожелаешь… но у некоторых из нас есть дар, а у других… ну, чем бы ни было это нечто, прорастающее у тебя на лице, — поддел я его. После этого мы продолжили дразнить друг друга несколько минут, прежде чем я наконец ушёл прочь.

Направляясь к своей мастерской, я гадал о том, что он решит. Мои инстинкты говорили мне, что чем бы это ни было, оно будет лучше, чем то, что он делал до этого. Наконец я отложил эту мысль в сторону, и решил довериться ему. У меня было ощущение, что всё получится, но я всегда был оптимистом.

Глава 4

Тем вечером Маркус выбрался в обеденный зал свежевыбритым и выглядящим гораздо лучше. Он всё ещё был бледен, но был определённо трезв. Дориан одарил меня вопросительным взглядом… Я почти услышал его невысказанный вопрос: «Что ты с ним сделал?». Позже, когда у меня появилась возможность, я сказал ему, что поговорил с Марком, но так и не поведал ему подробности нашего соглашения. Да и Пенни я тоже не сказал.

Два дня спустя Марк поймал меня в кузнице. Я в последнее время проводил там так много времени, что почти каждый знал, что искать меня надо там, когда кто-то во мне нуждался. Моя работа всё ещё продвигалась хорошими темпами, но выглядело всё так, будто у меня уйдут месяцы на достижение моих целей.

— Это, должно быть, броня, о которой мне рассказывал Дориан, — сказал Марк, подойдя ко мне. Он не объявил о своём присутствии, когда вошёл, но это едва ли было необходимо.

Я не стал утруждать себя ответом, вместо этого удостоив его нечленораздельным хмыканьем. Руки у меня были заняты раскалённым докрасна металлом, и хотя я носил толстый кожаный костюм для защиты тела, и заколдовал свои руки и предплечья для твёрдости и жаростойкости, я всё же не осмеливался ослаблять внимание. Беспечные кузнецы работали недолго, и это, наверное, было вдвойне справедливо для магов-кузнецов… если это был правильный термин для того, кем я стал. Может, «волшебник-кузнец» прозвучало бы лучше?

Несколько минут спустя я нашёл хороший момент, чтобы остановиться, и отложил свою работу в сторону для охлаждения, а потом обратил всё своё внимание на моего друга.

— Что думаешь? — спросил я. Я немного волновался, что он мог придумать «план», но решил не упоминать ему об этом, пока он сам на эту тему не заговорит.

Он одарил меня одной из своих старых широких улыбок, таких, которые означали, что он возможно замыслил какую-то шалость.

— Мне скучно, — наконец сказал он.

— Эка невидаль, — ответил я. — Что ты будешь с этим делать?

— Ну, я тут думал, насчёт твоего предложения. Теперь, когда меня впереди что-то ждёт, мне кажется, что нет необходимости спешить. Вместо этого тут могут быть несколько вещей, которые я хотел бы сперва сделать.

Я сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри я улыбался.

— Например? — спросил я.

— Я тут думал о том, что ты мне прежде рассказывал… о том, что ты прочитал в книге по истории Иллэниэлов. Я хотел бы узнать больше, — ответил он.

— Ты думаешь, что можешь что-то с этим сделать, — сделал я заключение.

— Нет, но смысл не в этом. Я не знаю. До сих пор я был жертвой, и это — часть того, почему мне так больно. Она не только манипулировала мной и предала меня, она оставила меня со знанием того, что все мои действия не будут иметь значения. Что бы я сейчас ни сделал, это никак не подействует на неё или других богов. Весь род людской в целом, и я — в частности, мы — ничтожны… недостойны внимания или уважения, — сказал Марк, откинувшись назад, и уставился на остывающий металл, который я отложил в сторону.

— Ты думаешь, что какое-то знание сможет помочь? — подал я мысль.

Его взгляд метнулся обратно к моему лицу:

— Да. История, которую ты мне рассказал о расколе, если она правдива, является тому доказательством. Если боги прежде были слабее, чем сейчас… значит они не бессмертны, не вечны, и не неизменны, — говорил он, сжимая кулак, и я видел, как под его спокойной внешностью закипает гнев.

— И если это так?

От улыбки, которой осклабился Марк, у меня по спине пробежала дрожь:

— Тогда они — не боги, а если они — не боги, то их можно призвать к ответу за то, что они совершили.

— Даже если они не всемогущие, весьма вероятно, что ты всё равно не будешь способен им повредить, — напомнил я ему.

— У меня есть друг, который, возможно, способен… — сказал он, глядя прямо на меня.

На миг я усомнился в себе:

— Это ты далеко хватил. Мало что указывает на то, что кто-то способен обладать такого рода мощью.

— Мойра Сэнтир обладала… — прямо заявил он.

— Она была архимагом.

— Как и ты, — ответил он.

— Возможно, — признал я. — В любом случае, она победила лишь одного бога… и ей сильно помогли.

— Не важно, Морт. Я отправлюсь искать любое знание, какое смогу найти. Если хоть что-то из этого окажется полезным, значит я добьюсь хоть чего-то. Если же нет… ну, я чувствую себя гораздо лучше, зная, что ты готов мне помочь… если до этого дойдёт, — сказал он, и на этом остановился.

— С чего планируешь начать? — спросил я.

— С твоего дома… возможно, в библиотеке твоего отца есть и другие исторические книги. Потом я прочешу библиотеки дворянства… и, если смогу до них добраться — церковные записи.

Это заставило меня призадуматься — возможно, где-то была информация, о которой мы даже не догадывались.

— Ты — бывший святой, что делает твою популярность среди последователей вечерней звезды примерно такой же, как у скунса на светском приёме. Думаешь, тебя теперь подпустят к их драгоценным записям?

— Нет… но я не ищу лёгких путей, — объявил он. В глазах Марка снова появился свет. Он был не тем человеком, что раньше, но всё же лучше, чем то сломленное существо, которое я нашёл в его комнате несколько дней тому назад. Месть, может, и является плохим мотивом, но она всё же лучше отчаяния.

— Я так понимаю, что от меня ты хочешь переброски в столицу.

— Конечно, — с улыбкой сказал он.

— Я перемещу тебя туда после ужина, этим вечером. Я и сам всё равно собирался туда отправиться через несколько дней. Теперь я могу использовать это как повод проверить твои успехи, — проинформировал я его.

— А тебе-то зачем в Албамарл? — спросил он.

Я одарил его своей собственной злой ухмылкой:

— Я пообещал королю, что заскочу повидать его.

Его лицо ненадолго нахмурилось, прежде чем он ухмыльнулся:

— Знаешь… с тех пор, как более полутора лет назад ты приехал пожить со мной недельку, ты только и делал, что заводил врагов. Их список всё растёт и растёт.

— Когда есть такие хорошие друзья, как у меня, приходится искать способы как-то это уравновесить, — в шутку ответил я. Затем я решился, и задал более прямой вопрос: — Ты чувствуешь себя лучше?

— Будь ты кем-то другим, то я бы сказал «да», — ответил он с улыбкой, которая не совсем доходила до его глаз. — Я не «поправлюсь», Морт. Я просто поквитаюсь, если возможно.

— Так твоё хорошее настроение было лишь видимостью?

— По большей части. Но даже так, моя видимость выглядит лучше тебя, даже в хорошие дни, — огрызнулся он в ответ.

— Ха!

— В общем, Морт, мне нужно тебя поблагодарить. Я всё ещё на самом деле не хочу жить, но ты заставил меня осознать, что у меня был выбор, и если я ещё задержусь на этом свете, то с тем же успехом могу сделать что-то, чтобы расплатиться с этой сукой за то, что она со мной сделала. А пока что нет смысла погрязать в жалости к самому себе. Когда с меня будет довольно, я дам тебе знать, — закончил он, шагнул ближе, и заключил меня в медвежьи объятья.

После этого Марк ушёл, а я собрался с мыслями, и вернулся к работе над бронёй. Пока я работал, мои мысли продолжали возвращаться к тому, что он сказал, а в особенности — к Мойре Сэнтир. У меня всё ещё было много вопросов про неё. Я не так уж много времени провёл, изучая свои новые способности, с того дня, когда мы с Пенни разорвали узы. Я даже не был уверен, следует ли мне называть это «способностями». По большей части это просто казалось более широкой формой коммуникации.

Действия вроде тех, которые я совершал в этот момент… работая с лежащим передо мной металлом — это всё явно было нормальное ремесло волшебника. Я использовал свою собственную силу, чтобы придать форму материалу у меня в руках. Пока что я не видел ничего впечатляющего в этой способности, которая предположительно делала меня архимагом. Ну да, я мог слышать землю, ветер, и мириады более мелких вещей, но пока что это казалось в основном информационной способностью. Но существовало несколько озадачивавших меня вещей, например то, как тряслась земля в Албамарле, когда я угрожал банкиру. Или то, как ветер разметал волосы Ариадны несколько дней назад, как раз после того, как я об этом подумал. В каждом случае что-то случалось, но я не ощущал себя напрямую ответственным. В отличие от волшебства, я не напрягал свою собственную силу, но, тем не менее, происходило что-то, совпадавшее с моими собственными мыслями и чувствами.

Мойра Сэнтир была, в частности, потрясающим примером чего-то, лежащего далеко за пределами знаний нормального волшебства. Что бы она ни сделала тысячу лет назад, это превратило её в существо самой земли, в стихийную сущность. Как что-то такое могло случиться, я даже предположить не мог, но раздумывая над этим, я осознал, что предполагать не было необходимости.

Последний раз я контактировал с ней, когда отчаянно пытался исцелить Пенни. Естественно, у меня не было возможности спросить ничего, что не было в тот момент жизненно важным, но не было причины, по которой я не мог задать эти вопросы сейчас. Вообще-то с того дня я раздумывал о том, чтобы связаться с ней, но до этого момента меня отвлекало слишком много разных вещей, чтобы совершить серьёзную попытку.

Металл в моих руках остыл. Вздрогнув, я осознал, что уже несколько минут стою, ничего не делая. Я отложил предмет, над которым работал, и решил, что пришло время что-то сделать. Выйдя наружу, я вымыл руки и лицо водой из поилки у двери. «Надо найти более уединённое место», — подумал я про себя.

Я пошёл прогуляться, через деревню и за ворота. На ходу я осматривал починку внешней стены. Во время осады моего дома Гододдином окружавшая город Уошбрук внешняя стена была пробита. После нашей победы она была первой задачей в нашем списке важных объектов для восстановления. Работа шла хорошо, и теперь разрушенная секция стены была заметна лишь благодаря цвету нового камня, отличавшегося от старых камней на неповреждённых участках стены.

Каменщики теперь закладывали фундамент для более длинной стены, которая бы окружала область, которую раньше защищал частокол… и дальше. Самым неудобным в осаде была теснота, вызванная тем фактом, что часть нашего города лежала за пределами защитных стен. Если до этого снова дойдёт, я намеревался позаботиться о том, чтобы для любых будущих осад у нас было места с запасом. Когда будет построена новая внешняя стена, я прикажу построить несколько больших казарм, а также кладовые для еды и припасов.

Вообще-то я не предполагал, что эти казармы нужно будет заполнять солдатами, но если бы мне пришлось снова давать укрытие людям из сельской местности, то там было бы полно места для проживания фермеров и их семей. «Мне, наверное, следует подумать ещё и о рытье второго колодца, чтобы предоставить более удобный доступ к свежей воде», — подумал я.

Ноги завели меня за пределы стен, и по дороге в долину. Я прошёл по ней несколько сотен ярдов, прежде чем свернуть в сторону, и направиться под сень подступавших к дороге с обеих сторон деревьев. Я не останавливался, пока не нашёл место у большого дуба, где, вроде, можно было удобно присесть, и устроился там, прислонившись спиной к массивному стволу.

Закрыв глаза, я начал медленно очищать свой разум. Мой магический взор уже позволил мне убедиться, что окружавшая местность была свободна от людей, поэтому я чувствовал себя в полном уединении. Более внимательный осмотр уверил меня в отсутствии «пустых мест», которые могли указать на присутствие поблизости шиггрэс. Я не забыл о них, несмотря на тот факт, что они не выходили из своего укрытия со дня их нападения на деревню ещё до войны.

Прислушиваясь, с сосредоточил своё внимание на глубоком и равномерном гуле того, что я считал сердцем земли. Моё восприятие моего тела ускользнуло прочь, сменившись более острым восприятием земли подо мной, ощущением камня и грязи, простиравшимся на мили во всех направлениях. Когда моя связь с землёй упрочнилась, я направил свой «голос» вовне, зовя её по имени — «Мойра».

Прежде я ни разу не пытался связаться с ней, поэтому не был до конца уверен, что это сработает. Сперва я не ощутил никакого ответа на свой зов, но после некоторого неизвестного промежутка времени я ощутил, как… что-то, более сосредоточенный интеллект, приближается ко мне. Силы сдвинула землю вокруг меня, и я ощутил, как почва медленно поднялась перед тем местом, где я сидел, всплывая вверх и образуя очертания женщины.

— Ты звал меня, — тихо сказала она.

Звук чисто физического голоса удивил меня, и я открыл глаза, увидев её, стоящей рядом со мной. Как и прежде, она приняла форму человеческой женщины, идеальной во всех подробностях кроме того маленького факта, что она состояла из земли и камня. Даже её голос звучал почти нормально, хотя в нём была некоторая сухость.

— Ты можешь говорить, — сказал я. Я был слегка удивлён — в прошлом она говорила со мной лишь в моём разуме.

— А что заставляло тебя думать иначе? — спросила она, хотя на её лице не проявилось никаких видимых эмоций или любопытства.

— Я предполагал, что ты можешь говорить со мной лишь напрямую, из разума в разум. Если ты могла готовить вот так, то ты должна была иметь возможность говорить со мной даже после того, как я связал себя узами с Пенни, — сказал я ей.

— Ты работаешь под влиянием нескольких ошибочных представлений. Я могу говорить, двигаться и вообще действовать лишь потому, что ты не связан узами, — ответила она.

С моей точки зрения, это была бессмыслица:

— Узы лишь мешали моей способности связываться напрямую, с помощью моего разума — как это могло влиять на твою способность к речи?

— Как ты думаешь, с кем ты разговариваешь? — спросила она.

Я искренне надеялся, что у неё не войдёт в привычку отвечать вопросом на вопрос, но, вздохнув, я всё равно ответил:

— С Мойрой Сэнтир… или ты сменила имя?

— Наверное, лучше всего использовать именно это имя, но, строго говоря, оно не является верным, — сказала она с крайне выводящим из себя спокойствием.

— Послушай, я правда не в настроении для этого — если ты не Мойра Сэнтир, то скажи мне, с кем я разговариваю. Я бы предпочёл не тратить весь день, играя в угадайку, — нетерпеливо сказал я.

— Будь я жива, я бы наказала тебя за такую дерзость, — ответила она с лёгким намёком на улыбку. — В каком-то смысле, я — земля; в другом, я — то, что осталось от Мойры Сэнтир; а в наиболее важном смысле я — это ты.

— Ну, это действительно всё проясняет, — с сарказмом сказал я. Мне следовало ожидать подобного ответа — у магических существ, похоже, никогда не было прямых ответов. Я взял свою фрустрацию под контроль, и решил справиться с этой проблемой методично: — Давай начнём с первого, что ты сказала: «будь я жива» — я думал, что ты и была жива. Ты что, умерла после соединения с землёй и победы над Балинтором?

— Эта трудность на самом деле создана попыткой заставить реальность уместиться языковую форму. Мойра Сэнтир не умерла — она изменилась, стала чем-то ещё… частью самой земли. С человеческой точки зрения, и в большинстве важных для людей отношений, она умерла. Я — то, что осталось после неё, отпечаток её знаний, оттиск того, кем она была, сохранённый внутри земли… эхо её разума.

У меня появилось неприятное предчувствие, что представляться она будет долго. Я попытался снова:

— Так ты — своего рода призрак?

— Нет, я — её знания, сохранённые в земле, — ответила она.

«Какая разница», — подумал я, но не озвучил своё мнение.

— Судя по твоим словам, разница по большей части академическая. Вместо того, чтобы предаваться педантизму, как насчёт того, чтобы просто называть тебя «Мойрой», простоты ради, — предложил я. — Давай вернёмся к изначальному вопросу — почему ты не могла говорить со мной вот так, пока я был связан узами с Пенни?

— Потому, что я не являюсь Мойрой Сэнтир, я — это память. У меня нет своих желаний, нет воли или мотивирующего «я», помимо того, что даёшь ты. Поэтому я сказала, что в каком-то смысле я — это ты.

Меня начинало осенять понимание, но пока ещё не всё прояснил.

— Тогда почему ты отозвалась, когда я позвал тебя по имени… «Мойра».

— Я отозвалась, потому что ты позвал. Твоя воля, твоё желание, твоя мотивация заставили меня действовать, ответить. Ты даёшь желание, создающее это подобие того, кем была Мойра Сэнтир, без твоей живой воли я жива не более, чем земля у тебя под ногами. Я — память, получающая жизнь от твоей связи с землёй и от твоей жажды ответов.

Теперь я понял, но был в настроении спорить:

— Земля у меня под ногами действительно живая. Это я уже усвоил.

Тут она улыбнулась, сверкнув похожими на белые камушки зубами:

— Это также верно, но земля у тебя под ногами не имеет желания говорить или дискутировать на темы человеческого знания. Это знание она получила от Мойры Сэнтир, а желание говорить она получает от твоей живой воли.

— Так значит, я на самом деле говорю с землёй.

— Я — земля, но я — не голос земли… я — отголосок женщины, которая вышла за черту знания того, как быть человеком, — сказала она. Возможно, мне только показалось, но я почти услышал нотку тоски в её голосе, когда она это произнесла. Я инстинктивно понял, что её слова были правдой, но сомневался, что они были окончательной правдой.

У меня в голове внезапно возник вопрос:

— А есть другие?

— Другие?

— Другие отпечатки, воспоминания, оставленные предыдущими архимагами, вроде тебя… — пояснил я.

— Нет, насколько я знаю, — просто ответила она.

Ответ меня разочаровал, и вызвал лишь дальнейшее любопытство:

— Почему нет? Ты что, единственный архимаг, кто… эм… потерялся… или соединился с землёй?

— Нет — когда я была жива, меня учили, что прежде меня несколько человек были потеряны таким образом.

— Тогда почему ты существуешь? — спросил я. Когда вопрос сорвался с моих губ, мне пришло в голову, что это был серьёзный вопрос, который с тем же успехом можно было задать мне самому.

— Я была создана, чтобы сторожить и хранить некоторые вещи — у рода Сэнтир всегда был индивидуальный талант, отсутствовавший у других великих родов, — сказала она. В её голосе слышались почти что неуверенные нотки, будто она говорила нехотя.

Конечно, это повлекло за собой вопрос:

— Например?

Взгляд её голубых глаз впился в меня:

— То, что ты видишь перед собой… Я являюсь «осколком» изначальной Мойры Сэнтир, ослабленной копией, если тебе будет угодно.

Эта мысль меня заинтриговала:

— Это что-то присущее лишь вашему роду? Неужели все маги Сэнтиров были способны это делать?

— Способность создавать живое тело — нечто доступное лишь архимагу, а их среди моих предков было немного. Однако волшебники Сэнтиров часто могли создавать полуразумные чары на предметах, вкладывая в них знания… Я — лишь результат предельного растяжения этой способности. Насколько я знаю, я — единственный пример… этого, чем бы ты меня ни назвал, — закончила она, показав на своё тело.

— И каково было намерение твоей создательницы, когда она тебя сделала?

— Сохранение знаний, чтобы помочь тебе… Хотя у меня не осталось воли или власти действовать, я могу научить тебя тому, что я знаю, если ты желаешь мудрости. И… — начала она говорить что-то ещё, но остановилась.

— Что? — подтолкнул я.

— Ничего.

— Это не было похоже на «ничего», там было что-то ещё.

— Я пока не готова поделиться всем — до тех пор, пока не узнаю получше твои цели… до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты сможешь выжить, — напрямую сказала она.

— Я думал, что ты действуешь согласно моей воле, — осведомился я. — Как может симулякр быть упрямым… или осторожным?

— Некоторые вещи настолько сильно нацелены на защиту, что это желание переживает даже такое… — показала она на своё земляное тело, изящно махнув руками вниз.

У меня сложилось ощущение, что на этом этапе я ничего не добьюсь, пытаясь вырвать из неё ответ, поэтому я мысленно отложил этот вопрос на потом. Передо мной возвышался более крупный вопрос:

— Ты сказала, что и другие были «потеряны» так же, как ты… так почему ты стала вот такой? И что более важно — может ли со мной случится подобное?

Она снова улыбнулась:

— Хороший вопрос… а также часть причин, по которым я была создана. Здесь имеет значение фундаментальная разница между волшебством и тем, что делает архимаг. Маг использует свою собственную силу, чтобы создавать перемены в окружающем его мире, так же, как обычный человек может использовать силу своей руки и топор, чтобы повалить дерево. Маг орудует своей силой, и создаёт события — архимаг же слушает мир.

— По описанию, это не очень полезно, или мощно. В хрониках сказано, что ты победила тёмного бога — ты ведь сделала это не благодаря «слушанию», — настаивал я.

— Верно, я сокрушила Балинтора отнюдь не просто слушая, и именно поэтому я стала такой, как сейчас. Я искала силу за пределами человеческого понимания, силу всей земли, и я её получила, — сказала она, и на этом умолкла.

— Ничего не понимаю, — признался я.

Она пристально посмотрела на меня, и я обнаружил, что меня завораживает свет, блестевший в тёмных сапфирах, служивших ей «глазами». Наконец она раскрыла рот, чтобы заговорить снова:

— Архимаг не обладает силой, Мордэкай. Архимаг становится тем, чем он хочет обладать.

Глава 5

Мойра Сэнтир, или, точнее, существо, которое я называл Мойрой, долго смотрела на меня, позволяя своим словам дойти до меня. Я моргнул несколько раз, пока случившееся со мной самим за последний год события сдвигались у меня в голове, реорганизуясь в свете того, что она мне только что поведала. Несколько вещей с щелчком встали на место, когда я оглянулся назад, и моё воспоминание о голосе ветра и ощущении, которое у меня было… ощущении потери своего «я»… ясно выделилось у меня в сознании.

Всего лишь несколько дней назад я почти ушёл в небеса… лишь для того, чтобы отследить человека на несколько миль дальше, чем позволяли мои обычные чувства. А что, если бы я не вернулся? Что случилось бы, не привлеки Ариадна моё внимание? Я стал бы зефиром? Частью ветра… навеки потерянным среди облаков, не помня свою прежнюю жизнь? Следствия из всего этого были потрясающими.

— Это может случиться с ветром? — внезапно спросил я.

— Архимаг может стать чем угодно, — ответила она. — Это одновременно благо и проклятие… сила и слабость.

— Мне кажется, позавчера это со мной почти произошло, — добавил я.

— Я не удивлена, — сказала она.

— Почему?

— Ты особенно чувствителен, в моё время тебя бы тщательно охраняли ма́йллти, — сказала она. Слово «майллти» было мне уже знакомо, на лайсианском оно означало «сторож».

— А что делали эти «майллти»? — спросил я.

— Их задачей была забота о том, чтобы архимаг не заходил слишком далеко. В большинстве своём они были магами с ограниченными способностями. Если тот, кого они сторожили, терялся, то они говорили с ним напрямую, разум к разуму, чтобы попытаться притянуть его обратно в мир людей, — объяснила она.

— У тебя были сторожа? И если так… то почему они не вернули тебя? — спросил я, но даже до того, как я закончил это произносить, я задумался, не был ли этот вопрос слишком щепетильным, но я всё равно должен был его задать.

— Были, но некоторые вещи нельзя повернуть вспять. Я знала цену, и сделала свой выбор, и именно поэтому я попыталась сохранить свои знания для будущего, пока не потеряла себя, — без изысков ответила она, и если этот вопрос её беспокоил, то она этого не показала.

— Ты говоришь, что я «чувствителен», при чём тут это?

— При всём… чувствительность — это то, как мы искали возможные таланты к этому. Вообще, когда молодой маг впервые показывал свою силу, его помещали под тщательный надзор. По прошествии года мы тестировали его чувствительность, в основном путём проверки дальности его магического взора, — сказала Мойра.

— Дальность или чувствительность как-то указывают на силу мага?

— На самом деле нет. Многие могущественные волшебники были слишком нечувствительны, чтобы стать архимагами… вообще-то, это относится к большинству из них. И наоборот — некоторые архимаги были весьма посредственными с точки зрения чистого волшебства. Я сама считалась «умеренной», когда протестировали мою личную силу, но моя чувствительность была очень высока. За мной внимательно наблюдали с того дня, когда впервые проявилась моя сила, и до того момента, когда я решила отдать свою жизнь в попытке остановить Балинтора, — произнесла она с некоторой гордостью.

Нет нужды говорить, что разговор принял для меня завораживающийоборот. Я читал о таких вещах, как «испускание» и «ёмкость», которые использовались для того, чтобы характеризовать различия между направляющими, стоиками и пророками… но то, о чём говорила Мойра, было особо специфично для моей ситуации.

— Как вы измеряли чувствительность? — напрямую спросил я.

— Наиболее распространённый тест заключался в том, чтобы посмотреть, насколько далеко маг был способен ощущать определённый предмет или определённого человека. Если больше пяти сотен ярдов, то считался «очень чувствительным». Индивидуумы, которые обладали такой дальностью, помещались под тщательный надзор, чтобы не позволить им повредить себе, пока они не научились контролировать свои способности. Те, кого определяли как чрезвычайно чувствительного, находились под наблюдением всю жизнь… ради их собственной безопасности.

— Правда ради их собственной безопасности — или для безопасности остальных? — подчёркнуто спросил я. Это было для меня немного больным местом — когда тебе не доверяли, основываясь исключительно на твоих магических способностях.

— Для их собственной безопасности… большинство архимагов, зашедших слишком далеко, не представляли ни для кого опасности, они просто теряли себя.

— Каково это?

Стихийное существо уставилось на меня своим пронзительным взглядом:

— Я была создана до того, как женщина, чьё имя я ношу, полностью соединилась с землёй, поэтому я не знаю — но у меня есть её воспоминания о почти случившихся «промахах», бывших в её жизни до того дня. Стать чем-то вроде земли или ветра — слишком далеко от человеческого существования, чтобы это можно было осмыслить. Всё, что ты знаешь, всё, что ты есть — всё это будет стёрто, заменено обширной, ни о чём не заботящейся реальностью. Никакой «памяти» об этом не останется — сама память перестаёт иметь смысл, когда речь идёт о чём-то вроде «земли» или «ветра».

— Судя по описанию, эта способность практически бесполезна, — прокомментировал я.

— Это потому, что мы обсудили лишь опасности. Есть много преимуществ, которые ты пока не обнаружил, — проинформировала она меня.

— И каковы же они?

— Прежде, чем мы зайдём так далеко… тебе нужно будет поделиться со мной информацией. Насколько далеко ты можешь ощущать определённого человека? — спросила она, и я почувствовал, как она сфокусировала на мене свои прекрасные, подобные самоцветам глаза, сверля меня взглядом мои собственные. Ответ на этот вопрос её, похоже, особо интересовал.

— А насколько далеко чувствовать человека могла ты? — парировал я.

— Почти на тысячу ярдов, — мгновенно ответила она. — Не уходи от ответа. Мне нужно знать, чтобы оценить, чему ты способен научиться.

— Ладно, — ответил я. — Я могу ощущать конкретного человека на расстоянии в чуть больше полумили, наверное — боле восьми или девяти сотен ярдов, — солгал я. На самом деле я мог ощущать кого-то на вдвое большем расстоянии, теперь, когда узы были разорваны. Я не был уверен, что это могло означать касательно моих способностей, но я не собирался разбрасываться информацией, не будучи уверенным, какие мотивы были у интересующегося мною человека.

— Я так и думала. Даже в мои дни это было исключительным, особенно для кого-то из Иллэниэлов, — заметила она.

Это пахло оскорблением.

— А это ещё что значит? — потребовал я.

Она засмеялась:

— Несмотря на то, что они имели историческую честь быть первым «великим» родом волшебников, Иллэниэлы не производили на свет много архимагов. Род Иллэниэл славился могущественными волшебниками, но немногие из них были исключительными с точки зрения чувствительности.

Наш разговор начал наполнять меня фрустрированной энергией. Чтобы частично избавиться от неё, я встал, и начал прохаживаться, надеясь расслабить своё тело. Я с облегчением наконец-то получил какие-то ответы, но я не был уверен, что мне нравилось, к чему они меня подводили. Наконец я снова заговорил:

— Я всё ещё не совсем понимаю, почему «чувствительность» важна для архимагов.

Она пошла рядом со мной, отвечая:

— Она не важна, Мордэкай. Она — это всё. Архимаг слушает, а слушая — понимает. Через понимание он становится. «Уши», которыми ты слушаешь — побочный продукт твоего дара волшебника. То же самое чувство, которое позволяет тебе воспринимать магию, также позволяет тебе слушать сам мир… становиться самим миром. Так яснее?

— Да, но по такому описанию эта сила получается слишком опасной, чтобы её использовать.

— Это потому, что я рассказывала тебе о наиболее опасных её применениях. Архимаг может слушать многие менее опасные вещи — вещи, которые ближе к его собственной, человеческой природе. Он может также слушать более ограниченным образом. Можно получить могущество, не переступая черты. Ты уже несколько раз заставлял землю сотрясаться, не так ли? Но ты вернул себе свою человечность, — объяснила она, остановилась, и протянула руку вниз, в землю под нашими ногами, а когда она снова выпрямилась, она держала в руке плотный, стеклянистый камень.

— Вот, возьми это, — сказала она, передав его мне.

— А это для чего? — удивлённо спросил я.

— Для урока, — ответила она. — Делай точно так, как я говорю, и тогда ты, возможно, поймёшь лучше. Раздроби этот камень своей рукой, — приказала она. Я странно посмотрел на неё, но решил сделать, как она сказала. Произнеся одно слово, я заключил лежавший у меня в руке камень в щит невидимой силы, а потом начал сокращать его объём, сжимая у себя на руке. Она положила ладонь мне на предплечье до того, как я смог завершить её просьбу. — Остановись, — сказала она мне.

— Что?

— Используй свою руку, а не щит.

— Моя рука недостаточно сильна, — сказал я.

— Направь энергию в свои мышцы и кости, — объяснила она.

Я бросил на неё суровый взгляд. Я уже видел, какой эффект может оказывать на тело физическая сила, в основном — наблюдая за тем, что она делала с Пенелопой, пока та была моей Анас'Меридум. Как-то раз она голой рукой остановила размашистый удар палицы. Будучи снисходительным, должен сказать, что она этим спасла мне жизнь, но заработала множественные переломы костей у неё в руке.

— Нет, — сказал я, сжав челюсти.

Мойра посмотрела на меня с удивлением на лице:

— Почему нет?

— Я уничтожу свою руку в процессе, — сказал я, твёрдо посмотрев в её направлении.

— Очень жаль — этот урок состоял из двух частей, первая — ускоренный курс самоисцеления. Очевидно, ты провёл много времени, применяя свои силы в различных ситуациях. В моё время маг твоего возраста обычно был гораздо менее опытен в таких делах.

— Обстоятельства заставили, — сказал я ей.

Она улыбнулась:

— Это не обязательно что-то плохое. Ладно же, тогда перейдём к более практичному применению. Прислушайся к камню… и тщательно обрати на него внимание.

Несмотря на то, что я уже пережил с голосами ветра и земли, мне на самом деле не приходило в голову, что нечто настолько маленькое и безобидное, как камень, может иметь свой собственный голос. Некоторые из книг, найденных мной в библиотеке моего отца, обсуждали вопросы разумности и бытия… приходя к выводу, что сама природа «бытия» включала в себя некое количество сознания. Неодушевлённые предметы были в каком-то смысле живыми, почему земля и обладала голосом, хотя её сознание было совершенно чуждым для человеческого разума.

О чём я действительно не думал, так это всех следствиях этого факта… это значило, что даже маленькие предметы, вроде этого камня, имели своё собственное сознание… хотя оно могло быть очень минимальным. Я несколько мгновений пялился на камень, прежде чем спросить:

— А это возможно — услышать нечто настолько маленькое?

Её голубые глаза отразили свет послеполуденного солнца, на миг придав ей жутковатый вид.

— Да, возможно. Но ты должен быть аккуратен в том, как ты это делаешь — слушай, и сделай камень частью себя, вроде дополнительной кисти или руки. Не позволяй себе стать камнем. Ты должен сделать его своей частью, но не всем своим существом.

Я засмеялся от этой мысли:

— Но я же ведь не смог бы стать чем-то таким.

На её лице веселья не было:

— Мог бы.

— А трудно вернуться из такого состояния? — спросил я. Её серьёзность меня отрезвила.

— Как думаешь, каковая вероятность того, что этот камень у тебя в руке внезапно решит стать человеком? — ответила она.

— О.

— Перестань думать об этом, и слушай. Очисти свой разум, и сосредоточься на камне. Не тревожься, если это займёт какое-то время, просто слушай, — повторила она.

Я сделал то, что она сказала. Надежда была на то, что никто не скажет об этом Пенни — она могла воспринять это как подающий надежду знак. Наиболее трудная часть была в «очищении» своего разума. В прошлом, когда я слушал землю, или даже ветер, это было не очень трудно. Обе этих сущности были большими и по-своему очень громкими… найти голос маленького камня среди фонового шума всего вокруг… это было совсем другое дело. Я так и не сумел очистить свой разум, по крайней мере — полностью, но это было и не нужно. Вскоре после того, как я начал сосредотачиваться и очищать свой разум от обычно заполнявшего его шума, я начал слышать голос камня у меня в руке. Он не был особо чётким, но как только я стал прислушиваться к нему, найти его стало довольно легко.

— Я его слышу, — объявил я.

— Ты уверен? — спросила моя странная спутница.

— Да, я не стал бы об этом говорить, если бы это было не так, — раздражённо ответил я.

— Слушай внимательно, и включи его голос в свой собственный. Сделай его частью твоего собственного «я». Когда ты сможешь с ним сблизиться, я хочу, чтобы ты его изменил, — сказала она.

— Как изменил?

— Как тебе угодно, — пояснила она.

«Типично», — подумал я.

— Благодарю за чёткие инструкции, — сухо сказал я, и принялся за дело. Сосредоточившись, я слушал, пока камень действительно не стал ощущаться как продолжение моего собственного существа. Это было любопытное ощущение, но чувствовалось оно совершенно естественным. Лишь позже, когда я вернулся в себя, оно показалось мне странным.

Как только я сделал камень частью себя, я попытался подумать о какой-нибудь интересной перемене для него. Наиболее очевидным было заставить его расслабиться… в результате чего он бы рассыпался как песок. Я думаю, именно этого и ожидала моя новая «наставница». Учитывая мою своенравную природу, я решил попробовать её удивить. Вспоминая прошлое, я подумал о том первом разе, когда я испытал свой дар мага — тот день, когда я спас Стар из реки. Я уговорил камень изменить свою форму согласно моей прихоти, превратив его в прекрасную лошадь, похожую на ту, что я вспомнил. Форма была гораздо более тонкой, чем та, которую можно было ожидать от камня, особенно в таком масштабе.

Я часто делал похожие вещи с металлом, используя свою силу, чтобы помочь металлу менять форму у меня в руках, но тут всё было иначе. Мне всё равно требовалось использовать своё воображение, но я не ощущал, что прилагаю усилие. Я сам не заставил изменения произойти, я попросил… нет, я показал камню своё видение, и он сделал мне одолжение, приняв такую форму. Закончив, я поднял взгляд, чтобы посмотреть на реакцию Мойры:

— Как тебе это?

Её лицо оставалось невозмутимым:

— Очень хорошо — лучше, чем у большинства впервые пытающихся это сделать, — ответила она. Хотя она почти не показывала это внешне, я ощутил её потрясение. Она не ожидала того, что я сделал. Что важнее — она пыталась не дать мне понять, что я её удивил.

— Насколько хорошо? — подчёркнуто спросил я.

— Слишком хорошо, — признала она. — Ты представляешь опасность для самого себя.

— Это я уже слышал, — сказал я, посмеиваясь. — Мне не нравилось это раньше, не нравится и сейчас.

— Не над чем тут смеяться. Тебе нужен майллти, даже несколько, чтобы они могли отдыхать. В моё время у кого-то вроде тебя было бы по меньшей мере три, — объявила она.

— Почему три? Я не вижу преимущества в том, чтобы иметь больше одного.

— Его и нету — для тебя. Это даёт им возможность отдыхать. Троих хватит на то, чтобы в любое время за состоянием твоего разума наблюдал один из них, даже пока ты спишь, — объяснила она.

— Это кажется излишним — что я сделаю, пока сплю?

— Вероятно — ничего, но возможно — что угодно.

— И сколько у тебя было этих «майллти»? — спросил я.

— Два… меня сочли недостаточно чувствительной, чтобы мне требовался сторож, пока я спала. Последним архимагом, которому нужно было трое, был мой друг, Гарэс Гэйлин, — сразу сказала она.

Это показалось мне странным. Гарэс Гэйлин предположительно был побеждён в битве с Балинтором, в то время как Мойра позже одержала над тёмным богом победу, но при этом ему требовалось больше сторожей? «Бессмыслица какая-то», — подумал я.

— Если он был сильнее, то почему он потерпел поражение… в то время как ты победила? — спросил я. Сказав это, я мгновенно осознал, что это невежливо, но иногда мой рот одерживает надо мной верх.

— Сила… тебе нужно перестать думать в таком ключе! Архимаг не обладает силой! Он становится силой. Из-за этого ни один архимаг в сущности не сильнее другого — разница заключается в лёгкости, с которой они могут адаптироваться. Талант Гарэса делал его выдающимся сменщиком формы, чего большинство архимагов избегают. Это также позволило ему легко попытаться совершить то, что устрашило бы более осторожного мага, лучше осознающего свои собственные ограничения! — гневно выплюнула она.

— Я не хотел оскорбить тебя, — поспешно извинился я. В то же время я мысленно прокручивал в голове то, что она сказала. В тех немногих книгах, которые я до сих пор имел возможность изучить, я не читал ничего о смене формы. Сам термин меня интриговал, одновременно пугая своими последствиями. Я помолчал немного, прежде чем снова заговорить: — Если ты не против мне рассказать… что он сделал?

Какое-то время она смотрела на меня, будто обдумывая мои слова.

— Нас выдавливали прочь из Королевства Гарулон. Тогда мы впервые встретили шиггрэс, и они были для нас своего рода неожиданностью. До того дня Балинтор скрывал их от нас, и они прорвали защиту столицы. Поскольку раньше мы не сталкивались с такими существами, мы понятия не имели, что они могут делать… или как с ними сражаться. Мы потеряли город, и армия обратилась в бегство. За несколько часов погибли тысячи, а те из нас, кто ещё мог сохранять порядок, отступили, пытаясь вырваться из этого хаоса. Страх и безысходность заставили Гарэса попытаться сделать что-то радикальное. Он был в отчаянии, иначе никогда бы этого не сделал, — сказала она, замолчала, и отвернулась от меня, будто скрывая своё лицо. Несмотря на её чужеродное тело, вела она себя совсем по-человечески, и человеческими были эмоции, которые я в ней ощущал.

Я ждал.

— Он стал драконом, — наконец сказала она.

Судя по всему, я истратил весь свой запас «мудрости», потому что удивлённо перебил её:

— Я думал, драконы бывают только в сказках.

— Действительно, только там и бывают или, точнее, были… до того дня. Истории всегда завораживали Гарэса. В отчаянный момент он возжелал создать зверей, о которых мечтал, из историй своего детства. Я не уверена, исказили ли его воображение страх и гнев, или это с самого начала было чистой глупостью, но дракон, которым он стал, был существом ярости и разрушения. Он ворвался в ряды противника, разбрасывая их как кукол, испепеляя тех, кого не мог достать своими когтями. Очень немногие вышедшие против нас шиггрэс выжили, и даже аватар Балинтора отступил с поля боя, предпочтя не вступать в схватку с драконом напрямую.

— Историческая книга, которую я нашёл, не упоминала ни о чём из этого, — сказал я.

— Я сомневаюсь, что кто-то из учёных написал бы об этом. Этот позор запятнал память о нём. До того дня Гарэс был высоко уважаемым и любимым всеми, кто знал его, — ответила она.

— Но если судить по твоим словам, то у него всё получилось. Что пошло не так? — задал я вопрос. У меня уже появилось некоторое представление о том, что она могла мне поведать, но я хотел услышать это её собственными словами.

— После того, как он убил столько врагов, сколько мог найти, он повернулся против того, что осталось от защитников Гарулона. Он убивал своих и чужих. Выжили немногие, не считая тех, кого я смогла спрятать.

Я ожидал чего-то трагического. Как бы то ни было, это помогло мне иначе взглянуть на мой собственный опыт, в частности — на окончание недавней войны с Гододдином. «Я, по крайней мере, не убивал своих же», — подумал я.

— Что случилось потом? — наконец спросил я.

— Мы прятались несколько дней, ожидая, пока дракон уйдёт, но тварь была хитрой. Он ждал, как кот, ловя тех, кто обнаруживал себя. Наконец, когда я ощутила, как он ушёл, я вышла из своего убежища в земле, и собрала тех немногих, кто сумел спастись. Дракон, бывший Гарэсом, исчез. Живёт он до сих пор, или давно умер — я понятия не имею.

После этого мы ещё немного поговорили, но наш разговор приобрёл тёмный характер, и я потерял энтузиазм к общению с ней. Наконец я решил вернуться в замок. С меня было достаточно тёмных рассказов и трагических концов. В конце концов, моя собственная жизнь почти стала одним из них.

— Мне нужно возвращаться — ты не против, если мы продолжим в другое время? — спросил я.

— Не нужно вежливости, Мордэкай. Я — лишь отголосок; переведи своё внимание прочь — и я практически перестаю существовать. Позови меня, когда захочешь снова поговорить, — ответила она. Криво улыбнувшись, она погрузилась в землю так же быстро, как появилась, и снова исчезла.

Отряхнув листья со штанов, я пошёл обратно к донжону — меня уже наверное начали искать.

Глава 6

Тем вечером Марк изложил всем за ужином свой план посетить столицу. Дориан и Пенни чувствовали облегчение просто увидев, что он снова присутствует на вечерних трапезах, поэтому новости о том, что он отправляется в путь, их весьма разочаровали. Тем не менее, мы все были рады знать, что он начал находить новый смысл в своей жизни.

У Дориана было к нему много вопросов относительно его причин для исследования библиотеки моего отца, но Роуз во время всей трапезы была странно тихой, и молча клевала свою оленину. Учитывая её обычную разговорчивость, я не мог не задуматься о её сдержанности.

— Как думаешь, насколько долго тебя не будет? — спросил Дориан. Говоря это, он ловко отрезал большой кусок мяса с раздаточного блюда, прежде чем передать его дальше.

Марк улыбнулся, осветив черты своего лица теплотой, благодаря которой стало казаться, что его недавняя депрессия ни коим образом не могла быть подлинной:

— Довольно долго, друг мой — как закончу, я планирую немного попутешествовать… посмотреть, смогу ли я получить доступ к некоторым из записей, которые хранятся в различных церквях.

Дориан всё ещё не находил себе места из-за того факта, что Марк отверг его богиню. Все в семье Торнберов в течение многих поколений были последователями Леди Вечерней Звезды, и несмотря на то, что мы оба ему рассказали, он, похоже, всё ещё считал, что у богини, наверное, была какая-то хорошая причина отказать в помощи. В душе я уверен, что он тайно надеялся на то, что Маркус помирится с Миллисэнт.

— Ты пытаешься понять, почему она сделала то, что сделала? — сказал он.

— Частично, — ответил Марк. Он понимал достаточно, чтобы не озвучивать своё желание отомстить богам. Это бы расстроило Дориана и испортило ужин.

Дориан фыркнул:

— «Частично» — это не ответ… почему бы тебе просто не выложить то, о чём ты думаешь? — спросил он. Иногда Дориан может быть проницательнее, чем люди ожидают от такого крупного человека.

Роуз перебила его прежде, чем смог я:

— Дориан, не приставай к нему! Он многое пережил, дай ему насладиться едой.

— Я к нему не приставал, — заворчал Дориан. — Я просто устал от того, что не слышу, что у людей на уме.

Маркус искренне ответил:

— Слушай, Дориан, я не пытаюсь отгородиться от тебя. Мне просто нужно уйти. Это даёт мне, чем заняться, и повод для путешествия, — выдал он. Я подивился тому, какой искренней прозвучала эта полуправда в устах моего друга.

— Когда ты собираешься отправляться? — внезапно спросила Роуз.

— Этой ночью, если Морт не против меня телепортировать, — мгновенно ответил Марк.

Мы уже обсудили это ранее, поэтому я просто согласно кивнул головой.

— Ты не будешь против передать моему отцу записку от меня? — спросила Роуз. — Я уже не один месяц с ним не виделась, и я уверена, что он наверное волнуется.

— Конечно, Роуз, — быстро согласился Марк.

Она поблагодарила его, и остаток трапезы после этого прошёл тихо. Раз или два я ловил на себе взгляды Роуз, но она всегда отводила взгляд, когда я замечал, что она глазеет на меня. Даже с моим преимуществом в ощущении эмоций, я понятия не имел, что было у неё на уме. Роуз Хайтауэр была сложной головоломкой, которую я уже давно отчаялся понять. Но было ясно — что-то было ей любопытно.

Когда мы закончили трапезу, я проводил Марка обратно в его комнату, чтобы собрать его вещи, а потом мы вместе пошли к телепортационному кругу, который я настроил на соответствие тому, что был в моём доме, в Албамарле. Он бросил на меня удивлённый взгляд, когда я шагнул в него следом за ним:

— Тебе не обязательно отправляться со мной.

— Ещё как обязательно. Мне нужно сказать дому, чтобы он терпел твоё присутствие. Я разве не рассказывал тебе, что случилось с Роуз в тот раз, когда она пошла исследовать библиотеку без меня? — сказал я.

Оказалось, что я каким-то образом упустил возможность поведать ему эту историю. В результате мы оба посмеивались, пока я вновь оживлял для него в памяти этот рассказ. То место, где голем держал Роуз вверх тормашками, заставило его смеяться до коликов.

— Поверить не могу, что ты не рассказал мне об этом раньше, — заметил он, когда мы вышли из круга в моём доме в Албамарле.

— Наверное, я был занят. В конце концов, многое случилось с тех пор, — ответил я. На самом деле, обсуждаемые нами события случились лишь за несколько месяцев до этого, но при взгляде назад казалось, будто прошли годы. Я прошёл по дому и позаботился о том, чтобы он позволял Марку входить и выходить через парадную дверь в моё отсутствие. Я также приложил особые усилия, чтобы позаботиться о том, чтобы голем в библиотеке позволил ему смотреть книги, не вмешиваясь.

— Ты уверен, что с тобой ничего не случится, пока ты один? — спросил я уже наверное в десятый раз.

Марк засмеялся:

— Всё со мной будет в порядке, Морт… а если нет, то ты узнаешь об этом первым, — сказал он, с акцентом на последней части.

— Я вернусь через несколько дней, для встречи с королём, — снова повторил я. — Когда пойдёшь доставить записку от Роуз Лорду Хайтауэру, не позволяй ему увидеть твоё лицо. Просто оставь её у привратника. Я бы предпочёл, чтобы никто не знал, насколько легко мы можем попадать в город и выбираться из него, пока я не нанесу визит королю.

— Я сомневаюсь, что он уже забыл о твоём визите на его склады, — сардонически сказал Марк.

— Это точно, но он, возможно, не осознаёт, что у меня всё ещё есть и другие способы проникновения сюда, помимо круга, который был на складе у Джеймса Ланкастера, — сказал я.

— И то верно, — ответил Марк. — Буду иметь это ввиду. Не бойся, никто по меньшей мере несколько недель не узнает, что я вернулся в город.

После этого я попрощался, и вернулся в Замок Камерон. Пенелопа ждала меня, когда я вернулся в наши покои. Как только я вошёл, она подняла взгляд — она расчёсывала волосы, готовясь ко сну.

— Уже вернулся? — спросила она.

Я бы счёл это очевидным, но решил не умничать:

— Ничто не могло бы удержать меня вдали от тебя, моя дорогая! — сказал я, как подобает рыцарю.

— Это ты сейчас говоришь. Подожди, пока я растолстею… живот уже выпирает, — объявила она со смесью гордости и беспокойства.

— Правда? — со здоровым интересом спросил я.

— Смотри, — сказала она, вставая, и разглаживая свою ночнушку. Она встала боком перед ростовым зеркалом, которое нам подарила Дженевив Ланкастер. И действительно — её живот явно начал выпирать. Были и другие, более интересные перемены.

Я встал позади неё, и положил ладонь ей на живот, ощупывая скромное вздутие у неё на пояснице.

— И совсем он не вырос, — объявил я, поднимая вторую руку, чтобы знакомым жестом обнять ей грудь.

— Я уже отчаялась, что ты когда-нибудь повзрослеешь, — с улыбкой сказала она, а затем запрокинула голову, чтобы впиться в меня весьма отвлекающим поцелуем.

Некоторое время спустя она ткнула меня — я почти заснул в кровати:

— Ты думаешь, наш ребёнок будет счастлив? — спросила она с ноткой неуверенности.

Я попытался сосредоточить свои мысли. Никогда не был уверен, почему она всегда хотела поговорить «после», но я научился с этим мириться. Лично я начинал подозревать, что причина заключалась в том, что она знала — в это время я с наименьшей вероятностью буду уклоняться, и с наибольшей — отвечать честно.

— Надеюсь на это, — ответил я, — но будущее никогда не предопределено. И тебе следует говорить «наш сын», — добавил я.

— Ты правда уверен в этом? Я была не более чем на первом месяце, когда ты меня исцелил, — сказала она.

— Неужели в это так трудно поверить? Я же никогда не сомневался в твоих видениях, — сказал я ей.

Она фыркнула:

— Это потому, что они всегда правдивы, а у тебя этого дара нет… как ты можешь быть уверен?

— Я уверен, — ответил я. — Ты просто нервничаешь, потому что у тебя не было никаких видений, которые бы подтвердили мои слова.

— Это неправда! — воскликнула она, уверенная в своей правоте. — Я просто нервничаю. Если я украшу детскую для мальчика, а родится девочка, то у тебя будут неприятности, — сказала она, ткнув меня в рёбра.

Я слегка посмеялся:

— Уж этим я готов рискнуть.

* * *

Следующий день был тихим, и я провёл большую часть утра, работая над бронёй. За прошедший месяц я стал намного увереннее управляться с металлом, и работа руками всегда приводила меня в умиротворённое состояние. В те дни она также давала мне чувство связанности с моим отцом. Однако я чувствовал себя немного жуликом — если бы он мог меня видеть, что бы он подумал? Используя заклинания, я был способен работать с металлом так, как он и вообразить не мог. Большая часть навыков, которые он приобрёл за свою посвящённую ремеслу жизнь, заключались в поиске способов избежать ограничений и сложностей работы с железом. Я был способен полностью обойти многие из этих ограничений, используя лишь свою волю и несколько тщательно подобранных слов.

«Он бы подтрунивал надо мной из-за этого», — подумал я про себя. В душе я знал, что это было правдой… он бы пошутил надо мной, а потом сказал бы использовать тот инструмент, который оказался под рукой. Видение конечного изделия было самым важным, и если оно было плохо задумано, то не имело значения, сколько преимуществ у меня было… конечный результат всё равно будет дрянью.

Если уж на то пошло, то изучение мною традиционного кузнечного дела дало мне такое понимание железа, которое не дала бы мне никакая магия. Теперь это понимание стало для меня ещё ценнее, когда у меня появились возможность и ресурсы для более эффективного использования этого знания.

«Я могу сделать такой набор, подогнанный под конкретного человека, примерно за две недели», — рассчитал я. «Ещё два дня — на то, чтобы закончить чары, и в итоге получается, что на экипировку каждого из моих «рыцарей» уйдёт примерно шестнадцать дней». Даже с моими преимуществами, на подготовку задуманного мной уйдёт значительное количество времени. «А я ведь даже не добавил к этому время, требуемое для их оружия», — мысленно добавил я.

Однако насчёт оружия совет Дориана оказался бесценен. Основываясь на своём собственном опыте ношения брони, которую я уже зачаровал ему до недавней войны, он, похоже, склонялся к тому, что двуручный меч подойдёт в качестве оружия лучше. Дориан сказал мне два дня тому назад:

— Меч, который ты зачаровал, резал всё, что я хотел, и брони было достаточно, чтобы остановить любой нормальный меч, но мой щит оказался для меня помехой. Если бы у меня был более длинный клинок, и две свободные руки, чтобы им пользоваться, я то я бы повергал врагов, как коса косит пшеницу.

Он также предложил мне оставить производство оружия обычному кузнецу. Мне гораздо проще было купить их, а потом уже зачаровать, экономя много времени. Основной причиной, по которой я изготавливал саму броню, было то, что такого рода латы было просто невозможно изготовить нигде кроме как в самой столице, и даже там создания каждого набора пришлось бы ждать целый год.

Это совсем не отвечало моим нуждам. Я хотел достаточно доспехов, чтобы оснастить за год двадцать человека. На последней войне я видел, какой эффект могли оказать несколько человек. В частности, Дориан оказал огромный эффект. Я провёл почти час без сознания, пока лечил Пенни, и он удержал пролом в стене почти в одиночку. Хотя вслух я этого не сказал бы — в тот день рядом с ним погибло много наших. Но его самого врагам сразить не удалось.

Обладая львиным сердцем, и бронёй, которую не могли пробить никакие стрелы и мечи, он отказывался сдаваться на волю изнеможения. Его меч с одинаковой лёгкостью рубил и людей, и броню. Когда пыль осела, я не мог не задуматься о том, можно ли было оснастить подобным образом большее число человек.

Конечно, главным фактором был человек внутри брони — я не был слеп относительно этого факта, и мало кто мог сравниться с Дорианом в бою. Тем не менее, я много думал об этом с того дня, особенно учитывая непрекращающуюся угрозу со стороны шиггрэс. Я знал, что они были где-то там, но не ведал, когда или где они снова нападут, и не мог противостоять им в одиночку. Закованный в зачарованную броню человек будет практически неуязвим для их касания и, имея правильное оружие, сможет дать им повод себя бояться.

В этом-то и была суть. С тех пор, как я стал Графом Камероном, я принял на себя ответственность за большое число людей, и я не мог быть повсюду. Насколько я знал, я был единственным оставшимся в живых волшебником, а шиггрэс могли размножаться почти безгранично. Мне нужна была помощь… мощная помощь. Если другие волшебники были недоступны, то мне придётся создать им замену.

Своими действиями — против шиггрэс, и снова, во время войны с Гододдином — Дориан показал мне, чего мог добиться хорошо обученный человек с превосходящим оружием. Естественно, мне придётся быть избирательным, и избранных придётся осторожно обучать, но у меня был друг, которому я мог доверить эту задачу.

Тем не менее, у Дориана была определённая слабость, показанная его сражением с шиггрэс… ограниченность силы смертного. Если бы он обладал такими ресурсами, к которым могли прибегать Анас'Меридум, то его бы не задавили числом. Время, которое я провёл с Пенни в качестве носительницы моего пакта, показало мне, насколько ужасающим мог стать воин, получив силы, выходившие далеко за пределы нормы.

Но восстанавливать с кем-то узы я не собирался, не говоря уже о двадцати «кого-то». Я найду другое решение. Я просто не был уверен, как… пока не уверен. Покачав головой, я вновь сосредоточил своё внимание. Нельзя было отвлекаться посреди работы.

Глава 7

Следующие несколько дней пролетели мимо, и я больше не мог откладывать поход в Албамарл. Я не хотел давать Королю Эдварду слишком много времени на обдумывание моего послания, и к этому моменту он наверняка уже его получил. Пришло время нанести ему визит.

Пенни я свои планы изложил за несколько дней до этого, и после завтрака я дал ей знать, что сегодня был тот самый день. Она всё ещё довольно сильно нервничала на этот счёт, но смирилась с необходимостью:

— Жаль, что ты не позволяешь мне пойти с тобой, — снова сказала она.

— Ни за что — ты уже больше не Анас'Меридум и, что важнее, у тебя ребёнок, нам теперь есть, что терять, — напомнил я ей.

— Ну, не нужно так придираться, — пожаловалась она. — Посмотри на это с моей точки зрения — если мы сейчас тебя потеряем, что это будет означать для меня и для ребёнка?

Я вздрогнул — всё всегда сводилось к этому, и на самом деле она была права. Тем не менее, мы уже это обсуждали — я не видел лучшей альтернативы для того, чтобы обеспечить будущее нашей семьи… и наших людей.

— Прости, любимая. Ты знаешь, что я бы выбрал более безопасный путь, если бы думал, что он есть, — ответил я.

— Значит, ты признаёшь, что, возможно, есть способ и получше, — сказала она. Пенни всегда схватывала всё на лету.

— Я бы солгал, если бы притворялся, что у меня есть все ответы. Но правда в том, что я не знаю никакого способа лучше этого, — честно сказал я.

Она провела рукой по моей груди, ощупывая ткань моей куртки:

— Мне было бы спокойнее, если бы ты хотя бы надел кольчугу. Любой дурак с кинжалом может проделать тебе дыру в спине.

— Это усложнит мою задачу. Я вообще-то пытаюсь пробраться тайком — к тому же, мне не нужна броня, чтобы себя обезопасить, — произнёс я, заставив свой щит мигнуть светом. Мои навыки использования магии в заурядных целях значительно улучшились.

— Он не особо помог, когда тебя схватил шиггрэс, — заметила она. Это не только напомнило мне о моей уязвимости, но также и о том факте, что в ту ночь мою шкуру спасла именно она.

Я поморщился:

— Во время этого приключеньица никаких шиггрэс не будет, а если будут… я приготовил новую стратегию.

Она была в циничном настроении:

— Например?

— Здесь я показать не могу. Это может повредить помещению, — сказал я, как можно лучше уходя от вопроса.

Выражение её лица было мечтательным и одновременно немного грустным:

— Настанет день, когда ты обнаружишь, что ты не такой умный, каким себя считаешь, а расплачиваться за это придётся мне.

Я засмеялся:

— У тебя было ещё одно видение?

Пенни нахмурилась:

— Нет, и поэтому я особо не возражаю. Я чувствую уверенность в том, что нечто настолько важное, вроде грозящего тебе рока, заставило бы сработать мой дар предвидения. Поскольку моя «интуиция» пока что молчит, я позволяю тебе рисковать больше, чем, наверное, было бы мудро.

Я решил с этим не спорить — мы с её «интуицией» уже несколько раз сталкивались лбами в прошлом. В результате Пенни чуть не умерла. Тем не менее, я сомневался, что отступил бы, если бы меня снова так зажали в угол. Я могу быть упёртым как баран, когда захочу. Вместо того, чтобы напоминать ей о моей склонности к упрямству, я с ней согласился:

— Это меня радует. Если всё пойдёт хорошо, то я вернусь этим же вечером, или хотя бы завтра. Я могу и остаться на ужин в доме, с Марком. У меня в последнее время было мало возможностей осмотреть библиотеку.

Я закончил прощаться, и час спустя я стоял в коридоре своего дома в Албамарле. Телепортация была одной из наиболее приятных сторон жизни волшебника, хотя я мог с помощью неё добраться лишь до очень немногих мест. Для неё требовался заранее подготовленный круг как в точке отбытия, так и в точке прибытия, и оба должны были совпадать.

В тот момент мне были доступны лишь мой дом в Замке Камерон, Замок Ланкастер, и мой дом в Албамарле. Однако я намеревался немного увеличить численность доступных мне мест во время своего пребывания в столице. Как только я напомню королю о моих способностях к перемещению, он может решить урезать мои варианты, поставив стражу вокруг моего дома.

Я посмотрел вдоль коридора, и позволил своим чувствам расшириться, пока не обнаружил Марка. Верный своему слову, он сидел за одним из столов для чтения в библиотеке. Моим первым порывом было подойти и поздороваться с ним, но немного подумав, я решил проверить свой план по проникновению во дворец. У меня на уме было несколько заклинаний, но я вообще-то не пробовал их ни в какой практической ситуации. Я произнёс несколько слов, и провёл рукой по своим сапогам, что должно было заглушить любые звуки моих шагов, при этом совсем не мешая мне говорить.

Я бесшумно подошёл к двери в библиотеку. Марк заботливо закрыл её за собой, что не позволяло легко войти в комнату невидимым и неслышимым. То, что надо. Мысленно наблюдая за ним, я удостоверился, что он не находился лицом к двери, а затем тихо прошептал несколько слов. Они были похожи на те, с помощью которых я приглушил свои сапоги, и они оказали такое же влияние на дверь. Положив руку на дверную ручку, я открыл дверь, и шагнул внутрь.

Пока что я остался незамеченным — Марк всё ещё внимательно читал, но я знал, что он в любой момент мог посмотреть в мою сторону, а я едва ли был невидимым. Мне нужно было сотворить ещё одно заклинание, но я осознал, что теперь, когда я стоял с ним в одной комнате, он с большой вероятностью мог услышать меня, даже если бы я говорил очень тихо. Мне нужно было отвлечь его. Бросив взгляд на противоположный конец комнаты, я осмелился прошептать одно слово, и сосредоточил свою волю. С противоположного конца комнаты тут же послышался звук падающей книги и скребущих по деревянным доскам коготков — это увлекло внимание вздрогнувшего от неожиданности Марка в том направлении. Я снова тихо заговорил, и окружил себя тем, что, на мой взгляд, было идеальной маскировкой. Это последнее заклинание было кое-чем совершенно новым, способом для создания фальшивой внешности. Я заранее выбрал личину его сестры Ариадны.

Я обнаружил искусство иллюзии в одной из книг своего отца лишь за несколько недель до этого, и с тех пор время от времени экспериментировал с ними. Однако это было моей первой попыткой одурачить другого человека полной маскировкой, поэтому я понятия не имел, насколько хорошо она сработает. Пройдя вперёд, я встал рядом со столом, и подождал, пока Марк повернётся обратно. Он всё ещё напряжённо смотрел в угол, гадая, что вызвало созданной мною звук. Когда он наконец повернулся обратно, выражение у него на лице было бесценным.

— Что?! — воскликнул он, отпрянув назад. Или, по крайней мере, он попытался отпрянуть назад — всё ещё сидя на стуле, он в итоге наполовину привстал, а потом шлёпнулся на пол. Потребовалось всё моё самообладание, чтобы задавить смех — вместо этого я прикинулся встревоженным:

— Маркус, ты в порядке? Я не хотела тебя напугать! — быстро сказал я. Если моё заклинание работало правильно, то он должен был видеть, как над ним склоняется его сестра, одетая в милое синее платье, в котором я однажды её видел. Можете называть меня извращенцем, но я всегда вспоминал её именно в этом платье, когда думал о ней.

— Ариадна? — неуверенно сказал он с написанном на лице подозрением. — Это ты? Как ты сюда попала? — спросил он, встал с пола, и отряхнулся, хотя пол был абсолютно чистым.

Я вообще-то не продумывал этот разговор дальше того момента, где я застаю его врасплох. Но теперь, когда стало ясно, что моя личина работала, я подумал, что могу продолжить его ещё немного. Мои мысли стремительно завертелись, пока я думал, что сказать.

— Меня послал Мордэкай. Я отправилась в Камерон, ища тебя, а он сказал, что ты пошёл сюда, читать книги. У тебя всё хорошо? Роуз сказала мне, что в последнее время ты вёл себя странно, — сказал я. «А вот это должно не дать ему ничего заподозрить», — подумал я про себя, внутренне посмеиваясь. Обнимать его я не стал — моя иллюзия была бесплотной, и моё явно мужское тело выдало бы меня с головой.

Марк огляделся:

— Морт с тобой? — внезапно спросил он.

— Нет, он сказал, что вернётся где-то через час, чтобы забрать меня домой, — выкрутился я.

— Сообразительная девочка, — с хитрой ухмылкой сказал он. — Мы ведь уже целый век не были вдвоём, а?

От взгляда, которым он меня одарил, мне стало слегка не по себе. Я действительно понятия не имел о том, как он общался со своими братом и сестрой, когда они были одни, но в его тоне было что-то странное.

— Да, не были, — согласился я. — Я волновалась за тебя.

Он шагнул ближе, и я инстинктивно шагнул назад, чтобы избежать его прикосновения.

— Ты всё ещё любишь своего брата? — тоскливым тоном спросил он. — Даже после моего позора?

Мне становилось всё более не по себе от того, какой оборот принимал на разговор, но я пока не хотел портить свою шутку.

— Конечно, Маркус, ты всегда был самым моим любимым.

Его глаза опасно сверкнули:

— Самым любимым? — спросил он. — Разве ты не хотела сказать — твоим единственным? Или ты нашла кого-то другого? — спросил он голосом, в котором появилась ясно слышимая хрипотца.

Ситуация вышла из-под контроля.

— Что?! — удивлённо крикнул я, но прежде чем я смог что-то ещё сказать, он напрыгнул на меня, и поцеловал. Неожиданно оказавшись в обществе шока и возмущения, я попытался сбросить его с себя. А он вместо этого цеплялся за меня, и мы в итоге стали бороться, валяясь по полу, пока я пытался отцепиться от сестролюбивого чудовища, в которое превратился мой друг.

— Ариадна, — я не помню, чтобы ты была такой волосатой, но мне нравится! — прорычал он. Я наконец взял нашу схватку под контроль, и как раз пытался выполнить на нём захват. Он уже начал смеяться, вытягивая ко мне губы, пока я заламывал ему руку. Наконец я осознал, что меня накололи. Я с отвращением отпустил его и, толкнув, отступил.

Марк смеялся так сильно, что едва мог стоять, и снова повалился на пол.

— Морт, видел бы ты своё лицо! — выдавил он сквозь смех.

Его веселье было заразительным, и я сам стал посмеиваться, несмотря на своё возмущение.

— Ты — больной ублюдок; я надеюсь, что ты это осознаёшь! Как ты догадался? — спросил я.

Смех Марка унялся, и он наконец смог ответить мне несколько более серьёзно:

— Ты правда думаешь, что у моей сестры такой голос? Это был худший фальцет, какой я когда-либо слышал!

Конечно же, мне следовало догадаться. У меня было более подходящее решение для проблемы с голосом, но я не мог использовать его, не имея прежде прямого контакта с человеком, которого я имитировал. Однако это было академическим — я думал, что моего обычного «женского» голоса будет достаточно. Очевидно, я был неправ. Я нахмурился.

— А это платье, его-то зачем? Она одевала это платье только на официальных балах. С чего ей носить его здесь? — захихикал он, но затем его глаза расширились. — Ох, чёрт! Да ты втюрился в мою сестру! С чего ещё тебе запоминать её такой миловидной? Ох, это низко, Морт! Только подожди, пока я расскажу Пенни!

— Не втюрился я ни в кого! Ты, больной сестролюб! Только подожди, пока ярасскажу твоей сестре, как ты пытался её поцеловать! — парировал я.

— Я с самого начала знал, что это ты! Кто ещё мог сюда попасть? — ответил он.

Я осклабился:

— Она об этом не знает.

— Ладно, — сказал он, снова вставая. — Мир? — спросил он, но всё ещё посмеивался, протягивая мне руку.

Я окинул его руку деланно-подозрительным взглядом:

— Я не уверен, что эту штуку можно трогать без опаски, — сказал я, но затем не выдержал, и широко улыбнулся. Вместо рукопожатия я обнял его, и мы сели поговорить. — Как у тебя шли дела? — спросил я.

— Хорошо, ответил он. — Когда никто не подкрадывался мне, и не притворялся моей сестрой.

— Я просто хотел протестировать новое заклинание, — сказал я.

Он фыркнул:

— Впечатляет, вынужден признать, хотя ещё нужно много работать над голосом. Но я прежде ни разу не видел, чтобы ты делал что-то подобное.

— Я начал экспериментировать с иллюзиями несколько недель назад. Пока что они кажутся довольно простыми, покуда это кто-то, кого я легко могу вообразить, — сказал я.

— И моя сестра — это кто-то, кого ты регулярно воображаешь, я так понимаю? — с кривой ухмылкой сказал он.

— Нет, чёрт побери! Любой, кого я знал долгое время, даётся довольно легко. Я выбрал твою сестру потому, что она казалась человеком, который наиболее логичным образом отправился бы тебя посетить, помимо меня, естественно. Если я попытаюсь изобразить незнакомца, то мне почти придётся смотреть на него в момент сотворения заклинания, чтобы создать приличное сходство.

На миг Марк выпрямился на стуле:

— Мордэкай! — воскликнул он. — Ты кому-нибудь ещё показывал свои иллюзии?

— Нет, а что?

— Подумай, возможности бесконечны. Ты можешь имитировать кого угодно — короля, главу банка… или кого-то, кого ты хочешь подставить за совершённое тобой преступление! — объявил он. Пока он говорил, я видел, как в его голове вертелись шестерёнки. Марк был чрезвычайно умён, в детстве на наших академических уроках он был умён почти как я, а ещё он был безгранично более коварен. Если кто и мог придумать полезные применения для обмана, так это он.

— Я просто планировал тайком пробраться во дворец, на данном этапе моей карьеры мне не нужно совершать преступления или обвинять невиновных, — сказал я ему.

— Просто не говори никому, что можешь это делать. Покуда ты — единственный, кто знает об этом, у тебя есть почти неограниченный инструмент. Как только люди узнают, на что ты способен, всё станет наоборот… в любом преступлении можно будет обвинить тебя, — объяснил он.

Я не думал об этом в конкретно таком ключе, но я видел, что он был прав. То, что сперва казалось простым заклинанием, обладало кучей важных социальных последствий. Если я мог выдать себя за кого-то, то я мог делать что угодно… а если люди узнали бы, что я мог выдать себя за кого угодно, то меня можно было обвинить во всём необычном. Слухи и скандалы легко могли стать в моей жизни обыденностью. Использование этого заклинания себя почти не оправдывало. Я покачал головой:

— Давай просто закончим этот эксперимент. Мне нужно проверить ещё одно заклинание, которое должно создать более точную имитацию чьего-то голоса.

— Да что угодно будет лучше того ужасного фальцета, которым ты говорил, — снова поддел он меня. — От меня что-то требуется?

— Да не особо, просто не дёргайся, — сказал я, протянул руку, и коснулся его горла, озвучивая новое заклинание. Затем я раскрыл рот, и повторил то, что он только что сказал:

— Да что угодно будет лучше того ужасного фальцета, которым ты говорил, — послышались слова, бывшие точной копией голоса Марка… насколько я мог судить.

— У меня что, правда такой голос? — спросил Марк, весьма удивлённый.

Я начал было отвечать, подумав, что это был искренний вопрос, но ответа он ждать не стал:

— Проклятье — неудивительно, что дамы находят меня неотразимым! — констатировал он это как факт.

Я повторил своё заклинание личины, и миг спустя он смотрел ещё и на своё собственное лицо, после чего я произнёс:

— Проклятье — неудивительно, что люди считают меня самодовольным ослом!

— Я не это говорил, — находчиво ответил он. — Если ты собираешься копировать меня, то придерживайся правильного диалога, — выдал он. Марк посмотрел на меня ещё немного, прежде чем продолжить: — А от этого действительно становится не по себе… это как смотреть в зеркало, у которого есть своя голова. Эй! Ты же не можешь использовать это заклинание на ком-то ещё, нет?

Я подумал об этом немного:

— Я думаю, что могу — а что?

Он осклабился:

— Сделай так, чтобы я выглядел и говорил как ты. Я хочу кое-что тебе сказать.

Я мог лишь вообразить, какой хаос мог наступить, если бы мы стали соревноваться в ругательствах, замаскированные друг под друга. Надо сказать, что воображённая мною картина заворожила меня на целую минуту, прежде чем я ответил:

— Нет, ни за что.

Марк зыркнул на меня:

— Почему нет?

— Это слишком великая сила, чтобы давать её в руки скорбного разумом, — торжественно сказал я ему.

— Зануда, — мрачно ответил он.

— Ты доставил послание Роуз её отцу? — внезапно спросил я, сменив тему.

Он переключился на новую тему, и откинулся назад на стуле, положив ноги на стол:

— Да, я его отнёс. Оставил с привратником. Никто не видел моего лица.

— Ну и хорошо. Есть успехи в исследованиях? — спросил я.

Его лицо вытянулось:

— Пока нет. Ты видел, сколько здесь книг? У меня может год уйти на то, чтобы все их проверить.

— Ну, смотри в оба, ищи интересную информацию, даже если она не имеет прямого отношения к богам, — напомнил я ему.

Он окинул меня взглядом, сообщившим мне, что я в очередной раз говорю очевидные вещи. Этот порок у меня часто проявляется. Мы ещё немного поговорили, прежде чем я попрощался, и направился в город. Мне нужно было многое сделать, и не стоило дальше тратить светлое время суток.

Покинув дом и шагнув на мостовую снаружи, я держал свои чувства начеку. Для короля было бы логичным предположить, что я использовал дом моего отца в качестве средства проникновения в город и выхода из него, но не было необходимости ещё и подтверждать для него этот факт. Я не ощутил поблизости никого, поэтому расслабился, и медленно пошёл по улице.

Прежде чем выйти наружу, я скопировал черты лица Сэсила Дрэйпера. Я надеялся, что он не будет против, да и в любом случае, я знал его недостаточно долго, чтобы скопировать его лицо идеально. Я сомневался, что хоть кто-нибудь в столице вообще узнал бы его, поэтому по факту я останусь анонимным.

Следующие несколько часов я провёл, медленно обходя королевский дворец, обращая особое внимание на места, где, по моему мнению, за стеной практически никто не наблюдал. Найдя достаточно хорошее место, я мог попробовать войти в дневное время. В противном случае мне пришлось бы ждать наступления темноты.

У дворца была внешняя стена, окружавшая всё здание и примыкавшие к нему сады, охраняя и скрывая от чужих глаз как короля, так и тех, кто пользовался его гостеприимством. Внешняя стена была почти такой же впечатляющей, как стена, окружавшая сам город, и также охранялась башнями примерно через каждые пятьдесят ярдов. Сами башни были полностью заняты лишь во время активной обороны. В обычные, мирные времена, лишь на угловых башнях стояли стражники, а между ними ходили регулярные патрули.

Для обычного вора или убийцы это была бы труднопреодолимая преграда, но мне она только облегчала задачу. Благодаря своим чувствам, я легко мог определить расположение патрулирующих стражей, и убедиться в том, что за стенами башен никто другого не было. Так что мне было довольно легко предположить, наблюдал ли за мной кто-то в любой конкретный момент.

Обойдя стену по периметру дважды, я выбрал точку для входа — скрытую в тени часть восточной стены, ближе к середине с этой стороны. Я сошёл с дороги, и подошёл к стене там, где одна из башен выступала наружу, используя этот выступ, чтобы укрыться от взглядов с по крайней мере с одного направления. Послеполуденная тень скрывала меня, но совсем не полностью. Любой прохожий легко смог бы заметить меня, как и стражник в башне на южном конце стены, у которой я стоял… если бы он потрудился посмотреть наружу и вниз.

Я составил два плана по тому, как разобраться с этой ситуацией. Первый, который я выбрал ещё до того, как послать Сайхана домой к королю, заключался в использовании заклинания, которое помогло бы мне вскарабкаться на стену. При определённой ловкости я мог имитировать способность ящерицы цепляться за стены. Основным недостатком было бы то, что я был очень видим и открыт, оказавшись на гребне стены, поэтому второй вариант был более привлекательным.

Этой идеей я вдохновился лишь недавно, в основном благодаря своему разговору с Мойрой Сэнтир… или её отголоском. Мне трудно было разделить их у себя в голове. Как бы то ни было, её урок с камнем подал мне новую идею, основным недостатком которой было то, что я не был полностью уверен, что смогу заставить её работать. Мне понадобится время, спешить с чем-то новым я не мог.

Я накинул на себя новую иллюзию, встав лицом к стене — эта иллюзия была более гладкой и менее детализированной. Закончив с этим, я стал выглядеть как часть стены — или, точнее, выглядело так, будто у стены был неправильной формы округлый выступ. Это было не идеально, но если никто не будет смотреть внимательно, то я смогу оставаться там длительное время, не привлекая ничьего внимания.

Я сосредоточился на стене у себя под руками. Магическое чутьё сказало мне, что у основания стена была толщиной почти в десять футов — два фута твёрдого камня на внешней и внутренней поверхности, а пространство между ними было заполнено гравием и раствором. Может, это было бы и трудно, но для меня вполне возможно было проделать в ней отверстие с помощью моей силы. Проблема заключалась в том факте, что я сомневался в своей способности сделать это тихо, и что я не смогу убрать отверстие, не оставив после себя много довольно неприятных доказательств. Возможно, если бы у меня было несколько часов, и меня никто не беспокоил, я и смог бы это провернуть, но я не думал, что меня так долго никто не заметит.

Закрыв глаза, я сузил своё внимание, пока стоявшая передо мной стена не стала всем моим миром. Я очистил свой разум, и стал слушать… слушать голос одной маленькой части гораздо большего мира. В отличие от камня, который я прежде держал в руке, эта стена состояла из множества отдельных камней, и заполнявший промежуток между внешней и внутренней поверхностью материал был сложной смесью. Однако я не позволил этому себя отвлечь — слушая, я начал слышать своим разумом стену, хор множества голосов. Они все были частью стены, отдельные, и всё же соединённые. Вместе они сплетали гармонию сущностей, объединённых вместе для единственной цели — внезапная красота всего этого почти затянула меня. На миг я захотел быть частью этой мелодии, присоединиться к камням в их тихом бдении.

Я вовремя спохватился, и перефокусировал свой разум, вспомнив о своей цели. Я втянул камни в своё «я», сделав их частью моей собственной воли. Моё тело больше не было границей моего бытия, теперь я также содержал значительную часть стоявшей передо мной массивной каменной стены. Затем я двинулся вперёд, открываясь, чтобы позволить части себя пройти. Тут слова меня подводят, поэтому я прибегну к тому, что скорее всего увидел внешний наблюдатель. Когда моё тело подалось вперёд, камни разошлись передо мной, растекаясь подобно воде, позволяя мне пройти. Миг спустя я вышел с другой стороны.

Я оказался ослеплён ярким послеполуденным солнцем, чей свет падал на западной стороне стены. Резкое появление из каменной стены оставило меня дезориентированным, когда я стал меньше, чем был — моё ощущение собственного «я» изменилась, и миг спустя я стал просто Мордэкаем. Я стоял там, моргая от бившего в глаза солнечного света, когда до моих ушей донёсся чей-то голос:

— Прошу прощения, милорд. Я думала, что в это время дня в саду никого не будет.

Мои чувства чётко сфокусировались, и я осознал, что на меня глазела какая-то женщина. Я мысленно проклял свою глупость, но надежды исправить мою ошибку уже не было. Эта местность была чиста, когда я начал, но моё продвижение через стену, наверное, исказило мои чувства — женщина совершенно застала меня врасплох. Что хуже, я не обновил свою личину — я стоял перед упомянутой леди, показывая ей своё собственное лицо. Мои мысли понеслись вскачь, пытаясь осмыслить её слова и сформулировать ответ:

— Не берите в голову, леди. Я замечтался под светом послеполуденного солнца. Надеюсь, я не сильно вас напугал? — спокойно сказал я.

Её реакция и наряд уже сказали мне многое. Она была одета как знатная дама, но не настолько, чтобы заставить меня решить, будто она сама была дворянкой — что-то в её чертах не поддерживало такую оценку. Проявленное ею по отношению ко мне почтение заставило меня посчитать, что она могла быть фрейлиной одного из более знатных дворян. К счастью, я был разодет во всём своём величии, как один из высокопоставленных дворян королевства. Моя одежда имела практичный фасон, но крой и ткань были дорогими — плащ из чёрного бархата с оторочкой из горностая почти полностью скрывал надетый на мне роскошный светло-серый дублет из мягкой кожи. Мои сапоги и аксессуары были такими же пышными… В конце концов, я же пришёл с визитом к королю.

— Нет, вы меня не напугали. Я просто не ожидала никого здесь найти. Пожалуйста, простите моё невежество, ибо я не узнала ваше благородие, и понятия не имею, оскорбила ли я вас своей фамильярностью, — робко сказала она, опустив взгляд, но перед этим я всё же успел мельком увидеть её тёмно-карие глаза. В них почти не было того смирения, которое передавал её голос.

Наконец частично придя в себя, я быстро оглядел округу своим магическим взором. В непосредственной близости не было никого, поэтому я сместил своё внимание на более пристальное изучение стоявшей передо мной женщины. Её простое и одновременно дорогостоящее платье легко бы позволило ей сойти за дворянку, но её манера держаться и мускулатура намекали на жизнь в услужении. Что ещё удивительнее, на её теле было хитро спрятано несколько единиц оружия. На миг её вооружение напомнило мне о Леди Роуз.

— Не бойтесь, вы ни коим образом меня не оскорбили, — ответил я, ясно давая ей понять своим тоном, что моё положение в обществе давало ей все основания для беспокойства. — Если вы извините меня, то мне пора возвращаться в мои покои, — добавил я с толикой резкости.

Она податливо шагнула назад, позволяя мне пройти, и я поразился её проворству. В отличие от Роуз Хайтауэр, эта женщина обладала редким атлетическим телосложением — когда она двигалась, я ощущал под её платьем подобные стальным канатам упругие мышцы, плотно контролирующие каждое её движение. Я не позволил своему наблюдению замедлить мня — мне нужно было поскорее убраться от неё подальше, но я прошёл лишь несколько шагов, прежде чем она снова обратилась ко мне:

— Прошу прощения, ваше благородие, не могли бы вы назвать своё имя?

Я приостановился, не оборачиваясь — к этому моменту я уже был весьма уверен, что она была никакой не фрейлиной, а скорее всего телохранителем, нанятым для присмотра за какой-нибудь богатой дворянкой. Используя каждую каплю своей властности, я холодно произнёс:

— Сперва назовите мне своё, и я, возможно, прощу вашу дерзость, — выдал я. Бенчли гордился бы мной, если бы услышал меня в тот момент.

Она не медля ответила:

— Руфь, милорд, служанка Короля Эдварда, — сказала женщина. Отсутствие почётного именования подтвердило её статус простолюдинки, но её положение в услужении у короля было неожиданностью, особенно учитывая её вооружение. Я быстро пересмотрел своё мнение. Что бы она ни делала для короля, это заставляло её оставаться в наилучшей физической форме, и женщин в качестве телохранителей не ценили, так что она должна была являться кем-то особым.

— Шибал, — сказал я, поворачиваясь, чтобы поймать её. Моё заклинание лишило её сознания прежде, чем ей удалось ещё меня допросить. Я мягко опустил её на землю, и оттащил её обратно к стене, где совсем недавно появился. Ближайший куст помог мне скрыть её присутствие от любого случайного прохожего. Поскольку я был вынужден её усыпить, я воспользовался этой возможностью, чтобы осмотреть тяжёлый клинок, закреплённый ремнями на её бедре. Само оружие имело длину более фута, и было необычайно острым, а его металл был закалён, и имел синевато-чёрное покрытие. Это было весьма необычное скрытое оружие.

Я осторожно засунул его обратно в ножны, а потом снова произнёс слово, надев на себя личину спящей передо мной на земле женщины. Затем я коснулся её горла, и использовал второе заклинание, чтобы имитировать её голос.

— Благодарю за то, что назвала мне своё имя — было бы очень неудобно, если бы кто-то спросил его у меня, — сказал я ей. Мои уши подтвердили, что моя голосовая мимикрия вроде бы функционировала как надо, и я встал, отправившись дальше.

На ходу я тихо улыбнулся сам себе, стараясь двигаться не слишком быстро. В конце концов, я изображал женщину. «Это должно сильно всё упростить», — подумал я. Несколько мгновений спустя я входил в одну из арок, которые вели в гостевые помещения королевского дворца.

Глава 8

Я уверенно шёл по коридорам, направляясь прямо к королевским покоям. Мои чувства находились в повышенной боевой готовности, и я прилагал все усилия, чтобы не встретить никого в коридорах. Пару раз, когда этого избежать не удалось, я просто походя кивал им, и целеустремлённо шёл дальше. Кем бы ни была Руфь, у меня было ощущение, что она являлась достаточно важной персоной, и для неё, наверное, было нормально ходить так, будто ей необходимо было куда-то попасть. Я лишь надеялся, что не встречу никого, кто был с ней хорошо знаком.

Приближаясь к личным покоям короля, я заметил, что стражников стало гораздо больше. Люди были спрятаны в каждом доступном углу, и у каждой двери в коридоре. Когда я был здесь последний раз, такого не было. Конечно, в тот раз я был слегка навеселе, отвечая на вызов к королю вместе с Джеймсом Ланкастером. Было вполне возможно, что я упустил их тогда из виду, но я сомневался в этом. «Сайхан, наверное, доставил моё послание», — с ухмылкой подумал я.

Шагая вперёд, я также заметил, что стражники вытягивались в струнку, увидев моё приближение, а их болтовня, если таковая была, полностью стихала. Это дало мне всю потребную мне информацию о том, какую роль здесь играла Руфь. Я стал шагать увереннее, и смело смотрел в глаза каждому стражнику, осмеливавшемуся на меня взглянуть. Каждый из них спокойно и без вопросов ловил мой взгляд. Я больше не сомневался — Руфь была их начальником, или, по крайней мере, стояла над ними в пищевой цепочке.

Я остановился у дверей, которые вели в частные приёмные покои — те самые, где Король Эдвард встретился со мной более полутора лет назад. Её охраняли двое мужчин, и они, похоже, заволновались, когда я остановился. Гость согласно протоколу должен был вызвать королевского камергера, и попросить об аудиенции, или, по крайней мере, попросить объявить моё присутствие. Однако Руфь гостем не была, и у меня сложилось чёткое ощущение, что они ожидали, что я войду, не спрашивая разрешения и не ожидая камергера.

— Ты! — огрызнулся я на человека, стоявшего справа. — Кто-нибудь входил или выходил отсюда за последний час? — спросил я, надеясь скрыть свои колебания с помощью вопросов.

— Нет, миледи! — громко ответил он.

Я поднял руку, поднеся палец к губам, и стражник явно видимым образом вздрогнул. «Он думал, что я могу его ударить!». Кем бы Руфь ни была, она явно вела интересную жизнь.

— Очень хорошо, — сказал я ему. — Открой мне дверь, — последовал мой приказ. Я хотел, чтобы он это сделал на тот случай, если тут мог быть какой-то тайный сигнал — когда дело доходило до охраны королей, ожидать можно было всего. Если бы я попытался открыть её сам, не следуя нужному протоколу, то это выдало бы меня с головой.

Он вытянул руку, и открыл дверь. Если и был какой-то условленный стук или другой сигнал, то я его не увидел, и почувствовал себя немного глупо. Не глядя на него, я вошёл. Я уже знал, что внутри был лишь один человек — камергер, если я не ошибался. Позвольте мне поправиться: лишь один человек находился «внутри» комнаты. За двумя скрытыми боковыми дверцами ждали, наблюдая за помещением, несколько охранников.

Камергер вздрогнул от неожиданности, когда я вошёл, и поспешно встал со стула, на котором он отдыхал.

— Я не ожидал… — начал он.

— Не утруждайтесь, — сказал я ему. — Он в своих покоях? Мне нужно немедленно поговорить с королём, — бросил я, уже шагая к двери, которая вела к тому, что, по моим предположениям, являлось собственными жилыми помещениями его Величества. Это было моей первой ошибкой. Судя по всему, Руфь не превышала камергера рангом… Мне следовало догадаться.

— Руфь! Стой! Что ты делаешь? — возмущённо воскликнул он. Я ощутил, как люди за скрытыми дверцами напряглись.

Время для ухищрений миновало. Я искренне надеялся, что смогу достичь Короля Эдварда, не поднимая шума, но похоже, что моему желанию не суждено было сбыться. «Шибал!» — громко сказал я, вливая в это слово побольше силы. Камергер сразу же повалился, как и трое людей за скрытыми дверцами. Четвёртый был либо стоиком, либо его разум что-то защищало, потому что он даже не замешкался — дверца, за которой он стоял, сдвинулась в сторону, и стрела понеслась в мою голову прежде, чем я закончил погружать его товарищей в сон.

Я не участвовал ни в каких серьёзных конфликтах с тех пор, как два месяца тому назад закончилась война с Гододдином, но это время каким-то образом наложило на меня свой отпечаток… потому что я обнаружил, что адреналин мне нравится. Я улыбнулся, когда стрела разбилась о мой щит, наслаждаясь выражением лица лучника, когда тот осознал, что к таким неприятностям он не был готов. Поскольку он был устойчив к заклинаниям, влиявшим на разум, я снова произнёс слова, запечатав ещё одним щитом дверь, через которую он только что прошёл, и запоздало повторил тот же процесс, чтобы также перекрыть дверной проём, через который я вошёл.

Я двинулся на стражника… не переставая улыбаться. Он попытался выпустить ещё одну стрелу и, видя, что это ничего не дало, обнажил меч. Резкий рывок кисти и произнесённое шёпотом слово — и моя магия вырвала клинок у него из руки, и послала в полёт по воздуху, лишь чтобы вернуть его обратно, остриём к стражнику, в считанных дюймах от его лица.

— Пожалуйста, развернись, — спокойно сказал я ему. — Заложи руки за спину — я правда предпочёл бы не делать тебе больно.

Бедняга настолько лишился мужества, что мгновенно повиновался. Обнажив свой кинжал, я срезал его пояс, и связал им его руки.

— Ложись на пол, — добавил я, и он покорно повиновался. — Слушай, я понимаю, что ты оказался в неловком положении, — словоохотливо поведал я ему. — Ты — единственный, кто остался в сознании, и теперь ты связан, не ранен и не избит. Когда они тебе позже освободят, это, возможно, будет скверно выглядеть. Хочешь, я тебя немного побью? Я бы предпочёл не навлекать на тебя неприятности, если этого можно избежать, — сказал я, с серьёзной искренностью произнося каждое слово, но, судя по всему, для стражника это было несколько чересчур. Он застонал совершенно не по-мужски, и миг спустя я чётко почуял запах мочи.

— Ох… да какого чёрта? — в смятении сказал я, увидев, как по богатому ковру на полу расползается мокрое пятно. Проигнорировав его потерю контроля над мочевым пузырём, я задержался, чтобы разбить его меч, и порвать его одежду… быть может, этого хватит, чтобы его потом не высекли. Однако мне от всего этого было определённо не по себе, поскольку это лишь ещё больше его напугало.

Тут я его оставил, и направился к двери, которая вела в частные покои короля. За дверью оказался длинный коридор, богато украшенный, и имевший несколько дверей, которые вели во всех направлениях. В мою сторону уже направлялись новые стражники, но никто из них не был стоиком, и я погрузил их в сон прежде, чем они хоть немного ко мне приблизились. Поскольку моя личина больше не была эффективна, я сбросил её.

Задержавшись на секунду, чтобы сосредоточиться, я изучил окружавшие меня помещения своими магическими чувствами. Место обитания короля представляло из себя настоящий лабиринт из комнат, садов, ванных и спален, но у меня ушёл лишь миг на то, чтобы обнаружить Короля Эдварда. Он ждал в своей спальне, спокойно сидя за столом у стены. Я не мог не отдать ему должное — он, может, и находился в двух шагах от смерти, но встречал её с удивительным апломбом.

К его спальне я шёл окружным путём. У меня было искушение снести несколько стен и проложить прямую дорогу, но я решил, что мне следует быть более дипломатичным. В прихожей снаружи его комнаты стояло четыре человека, но я не позволил этому волновать меня — они не были вооружены, и, похоже, были одеты лишь в простые мантии. Я спокойно открыл дверь в гостиную, и шагнул внутрь. И тут началось столпотворение.

Мои глаза мгновенно подтвердили то, что мне уже сказал мой магический взор — эти люди не были вооружены и не имели брони, но как только я вошёл, вокруг них вспыхнул свет. Каждый из них заполучил ауру, хотя и разных цветов… серебряный, лиловый, зеленовато-золотой и синий — это были приверженцы четырёх сияющих богов. «Направляющие, замечательно».

Я был временно ослеплён, когда их сила обрушилась на меня, сковав мой щит блистающим светом, и чуть не раздавив меня его силой. «Мне следовало ожидать чего-то подобного», — внезапно подумал я. Почему я не взял своё посох? Я был в ловушке… почти вся моя сила уходила на то, чтобы поддерживать невредимым мой щит. Когда мои чувства адаптировались, я осознал, что только трое меня держали, в то время как четвёртый был на чём-то сосредоточен. Выражение в его взгляде сказало мне, что это будет нечто неприятное, и я мгновенно вспомнил заклинание, с помощью которого я прежде разрезал щиты моих противников. Если он использует на мне что-то подобное, то меня разрубит надвое. «Блядь».

Сам по себе ни один из направляющих не был достаточно могущественным, чтобы представлять реальную угрозу, но вместе они, возможно, были сильнее меня. Однако у меня было одно преимущество — если они привыкли обращаться с силой лишь в редких случаях, то я использовал её ежедневно. Когда свободный направляющий сосредоточился на своём заклинании, я изменил форму своего щита со сферической на каплевидную, используя давление хватки моих противников, чтобы отбросить себя в сторону.

Как раз вовремя — пространство, где я совсем недавно находился, рассёк луч зелёного света, вгрызаясь в каменные стены у меня за спиной. Когда я пролетел вбок, трое державших меня были дезориентированы, и не удержали свою хватку на щите. Мне только это и было нужно.

Как только давление на мой щит исчезло, я перенаправил свою силу в новое заклинание: «Пиррэн ни'Трэгэн». Огонь ринулся наружу, заполняя всю комнату. Двое из них использовали все свои силы, чтобы держать меня, и не могли поддерживать щит, чтобы уберечь себя. Их постигла неприглядная участь. Двое других лучше могли балансировать использование своей силы, и вместо этого их лишь отбросило назад силой взрыва.

Один из них потерял сосредоточенность, и его щит исчез, когда он врезался в стену. Между тем я уже поднимался на другой стороне комнаты, куда меня отбросил мой тактический ход со щитом. Я не потрудился тратить свою силу — у меня в руке уже лежал камень, и, поднимаясь на ноги, я резко выдохнул на него: «Тилен стрилтос» — сказал я, и камень метнулся через комнату. Голова незащищённого человека откинулась назад, и стену забрызгало кровью и обломками кости.

Я осторожно прошёл через комнату к последнему человеку, с трудом пытавшемуся сосредоточить свою силу на эффективном щите. Что-то в том, как неуклюже он владел магией, развеселило меня, и с моих губ сорвался противный смешок, когда я приблизился. Я сосредоточил своё внимание, и заключил его в сокрушающую сферу чистой силы, очень похожую на ту, которой они прижимали меня совсем недавно. Его лицо побелело от натуги, пока он силился не дать сфере убить себя.

— У тебя не очень хороший день, — с улыбкой сказал я ему.

Он поморщился:

— Тебе не победить. Боги объединились против тебя.

Я немного усилил давление на него. У него явно осталось слишком много энергии для болтовни.

— Так значит, они решили поддержать короля против меня? — оглядел я комнату, замечая символы на их мантиях… Дорон, Карэнт, Миллисэнт… здесь были представлены все сияющие боги. Снова посмотрев на стоявшего передо мной человека, я увидел у него на груди золотое пламя Сэлиора. — Почему? — спросил я.

В его глазах сиял свет безумия:

— Ты — то, чего не должно существовать, — выдавил он сквозь сжатые зубы. На миг я задумался, как выглядело моё собственное лицо, пока я убивал трёх его товарищей… я готов был предположить, что оно было немногим более красивым. «Я немногим лучше их самих. Пригрозил мне на миг — и я легко превращаюсь в безжалостного убийцу», — подумал я. По мне пробежало чувство отвращения, но давления на его щит я не ослабил.

— Если у Сэлиора есть для меня какие-то послания, то сейчас самое время их передать, потом таких возможностей будет меньше, — бесстрастно ответил я.

Тут его взгляд сместился, и я увидел, как его глаза перестали фокусироваться на мне, когда в нём проснулся его бог. Одновременно сила его щита увеличилась в три раза — Сэлиор в поддавки не играл.

— Ты — носитель Рока Иллэниэла, смертный. Тебе следует умереть сейчас, и избавить себя от страданий, — ответил он. В его голосе звучали сладкозвучные нотки его бога.

— Ты испортишь свою марионетку, если будешь давить слишком сильно, Сэлиор, — упрекнул я его. У меня на лбу проступил пот, когда я удвоил затраты сил на то, чтобы держать его прижатым.

— Его жизнь — моя, я могу делать с ней, что пожелаю, — ответил голос сияющего бога.

Из носа и ушей человека свободно потекла кровь, его толкали далеко за его пределы.

— Ты такой же, как та сука Миллисэнт, не так ли? Совершенно не заботишься о людях, которые тебя поддерживают. Зачем ты это делаешь? Тебе следует помогать нам против шиггрэс, против тёмных богов, против Мал'гороса! — выдавил я сквозь сжатые зубы.

Пешка Сэлиора окутался золотым пламенем, когда давление силы его бога превысило пределы его тела.

— Ты нарушил соглашение, дитя Иллэниэлов — теперь помощи от нас ты не получишь. Ты должен умереть, пока Рок Иллэниэла нас всех не уничтожил.

Сила, которую это существо прогоняло через несчастное тело человека, была просто невероятной, но он уже умирал. Я почувствовал, как дрожу от усилия, удерживая его, и как раз когда я думал, что сейчас уже точно потеряю сознание от перенапряжения, сила бога резко пошла на убыль, и исчезла. Я сумел остановиться прежде, чем раздавил направляющего, но то был бессмысленный жест — он был уже мёртв. Сила его божества сожгла его подобно брошенной в очаг свече — его израсходовали за миг. Вид его тела наполнил меня гневом на то, как нас столь беспечно используют и отбрасывают прочь. На месте этого человека легко мог бы оказаться Маркус, он мог лежать здесь, мёртвым.

Однако гнев был мне полезен, он поддерживал во мне силы. Моя борьба с Сэлиором оставила меня таким вымотанным, каким я себя не чувствовал со дня окончания войны с Гододдином, но я не мог себе позволить потерять сознание прямо здесь — в конце концов, мне всё ещё надо было сходить на встречу. «Что это, чёрт возьми, такое — Рок Иллэниэла?» — задумался я. Когда он это произносил, звучало так, будто буква «Р» — заглавная. «Божества никогда не приносят мне хорошие новости. Всё время абсолюты и ультиматумы — неудивительно, что никто не приглашает их на костюмированные балы», — подумал я про себя.

Тяжело дыша, я вернулся к своей прежней задаче, и попробовал убедиться, что король всё ещё ждал в нескольких комнатах от меня. Он ждал. Он, наверное, осознал, что сбежать от меня ему ни за что не удастся, когда его четыре козыря будут биты. Я прошёл через комнату, и открыл дверь, которая вела в его спальню. Передо мной предстал короткий коридор, и я продолжил идти дальше, пока не достиг последней двери, которая нас разделяла. Я всё ещё окружал себя щитом, но поддерживать его становилось всё сложнее.

Это был плохой знак — обычно нагрузку от своего щита я даже не замечаю, даже в конце долгого дня. Это значило, что я определённо был близок к исчерпанию своих резервов — плохое дело, когда ты окружён врагами. Я решил попробовать кое-что, что делал прежде лишь раз, когда мне нужна была сила, чтобы загнать оставшихся солдат Гододдина обратно к реке. Сфокусировавшись на глубоком сердцебиении земли подо мной, я открылся, и потянул из него. «Пожалуйста, поделись со мной своей силой», — думало моё сознание, но я общался с землёй не словами. Вместо этого мой разум соединился с чем-то гораздо более великим, чем я сам, чем-то настолько более крупным, что оно было совершенно чужеродным для моего восприятия как человеческого существа… на миг я стал его частью. Я чувствовал себя одновременно сильнее и слабее… по мне текла энергия, но моя смертная плоть была слаба, ни коим образом не походя на мои обычные камень и железо. Затем я разорвал контакт, и мой разум кувырком вернулся в настоящий момент.

На секунду я покачнулся, заново привыкая к своей человечности. «Когда я делал это в прошлый раз, такого не было», — заметил я. Судя по всему, даже мелкое использование моего нового дара могло быть опасным. Однако своей цели я достиг: моё тело наполнилось новой энергией. Я чувствовал себя лёгким и свежим, будто проспал целую ночь. «Этому должен быть какой-то предел».

Но в тот момент было не время для внутренних споров и самоанализа, поэтому я подтянулся, и открыл находившуюся передо мной дверь. Широко шагнув, я оказался в личной спальне Короля Эдварда Карэнвала. Должен сказать, что обстановка меня не разочаровала. Она была оборудована в точности так, как можно было бы ожидать от покоев короля. Шёлковые гобелены украшали стены, и повсюду стояла мебель с красивой обивкой. Кровать его была произведением искусства — в качестве угловых стоек ей служили с любовью вырезанные из дерева подобия сияющих богов.

Я немного задержался, глазея на эту роскошь… даже пол был мастерским произведением искусства укладывания деревянного паркета. Наконец я перевёл взгляд на человека, который тихо ожидал в удобном кресле. Он сидел рядом со столиком, и в руке у него уже ждал бокал вина. Внешне он выглядел удивительно спокойным, учитывая то, как я явился, но когда он отпил вина, мне стало видно, что жидкость в бокале дрожала.

— Входи, присаживайся, — пригласил он меня.

Вспомнив нашу последнюю встречу, я невольно улыбнулся тому, что меня пригласили присесть.

— Некоторые из ваших слуг вели себя там немного неучтиво… Надеюсь, что в будущем вы будете инструктировать их лучше, — ответил я, и сел с противоположной стороны столика.

— В наше время стало трудно найти хорошую прислугу, — согласился он. — Вина не желаешь?

Последнее, что мне было нужно — это быть отравленным после всех усилий, которые я приложил, чтобы сюда попасть:

— Нет, спасибо — я не испытываю жажды в данный момент.

— Это мы можем понять, — сказал Король Эдвард. — К счастью, это — одна из вещей, о которой мне сейчас нет необходимости беспокоиться, — сказал он, поднял свой бокал, и сделал большой глоток, прикончив более половины за раз. Я не мог его винить — будь я на его месте, я бы тоже чрезвычайно нервничал.

— Я полагаю, Сайхан с моим посланием до вас добрался? — спросил я.

Он бросил на меня острый взгляд, на миг его голубые глаза всмотрелись в мои собственные:

— Да, добрался. Мы удивлены, что ты его отпустил.

Я весьма недружелюбно улыбнулся:

— Вы сами только что упомянули, как трудно найти хороших служащих. Я подумал, что это будет жестом доброй воли — вернуть вам его в целости.

Я увидел, как на его лице мелькнула надежда, но была быстро скрыта. Быть может, он начинал осознавать, что я пришёл не для того, чтобы его убить.

— Можем ли мы понять это как то, что тебя всё ещё заботят вещи вроде доброй воли?

Я засмеялся:

— Ваше величество, вы раните меня — вы же не сомневаетесь в моей лояльности, в самом деле?

— Мы солгали бы, если бы сказали, что не задумывались об этом. Поражение, которое ты нанёс захватчикам из Гододдина, оставило нас в неудобном положении. Наши отношения и так уже были натянуты, а теперь мы должны либо признать тебя героем королевства, либо очернить тебя и быстро кем-нибудь заменить. Мы не могли не заметить, что войдя в комнату, ты ни поклонился, ни приветствовал нас как своего синьора, — ответил он.

Меня шокировало то, как быстро он перешёл в наступление, как только осознал, что я не собирался его убивать. Полагаю, годы правления научили его жёстко вести переговоры. Я решил быстро поставить его на место:

— Мы здесь одни, никто за нами не следит. Я не видел нужды в формальных жестах, — произнёс я одновременно как утверждение, и как вызов. После долгой паузы я добавил: — … сир.

Брови Эдварда поползли вверх:

— Ты играешь в опасную игру, Мордэкай. Ты уверен, что хочешь именно этого? Возможно, тебе было бы легче, если бы ты «упростил» сейчас свою ситуацию.

«Он что, только что предложил, что мне лучше его убить?» — задумался я. «Смелый ход». Немного помедлив, я ответил ему:

— Каждый выбор имеет свои собственные последствия. Я бы скорее предпочёл заботиться о безопасности королевства. На данный момент гражданская война лишь приведёт нас к гибели — всем нам сейчас выгоднее всего сотрудничать.

Мне было почти видно, как в его голове завертелись шестерёнки.

— Вы с Джеймсом всё ещё советуетесь друг с другом? — спросил он. Для Короля Эдварда это был очень прямой вопрос, и его смысл был ясен. Он хотел узнать, действовал ли я по совету более старой, «мудрой» головы.

Я кивнул:

— Конечно, мы с Джеймсом близки как никогда. Он был мне как отец, особенно после дня моей утраты, — выдал я набитое двусмысленностями утверждение.

Глаза короля мигнули на миг, когда он вспомнил, а потом приняли выражение глубокого соболезнования:

— Ах, да, мы слышали о смерти твоего отца. Наши соболезнования. Это была печальная случайность, или, по крайней мере, так нам сказали.

Мой отец был ранен стрелами королевских гвардейцев, пока мы «освобождали» с королевских складов припасы для защиты Лосайона. Эдвард наверняка гадал, затаил ли я на него злобу, хотя я был за это событие в такой же ответственности, как и он. Сглотнув, я ответил спокойным тоном:

— Да, ваше величество, это была ужасная случайность. Я уверен, что все, кто был в неё вовлечён, сожалеют о случившемся.

Эдвард отхлебнул ещё вина. Его рука больше не тряслась, поэтому я мог лишь предположить, что он наконец расслабился.

— Ты представил нам интересную головоломку, молодой Иллэниэл. Духовенства всех четырёх церквей хотят от меня твоей казни. Они утверждают, что во время битвы ты сотворил какую-то ересь. Между тем я получал отчёт за отчётом, в которых подробно описывается твоя поразительная победа над армией Гододдина. Сайхан говорит мне, что ты разорвал свои узы, и, вероятно, сошёл с ума.

Я согласно кивнул:

— Я разорвал узы, и нет никакой тайны в том, что боги обратились против меня. Судя по всему, им не нравится, когда их рабы выказывают признаки независимости.

— На безумца ты не похож, несмотря на твоё сегодняшнее драматичное явление, — сделал он наблюдение.

— Я предпочитаю думать, что я не безумен, — сказал я, а потом, бросив взгляд на дверь, добавил, — Ваши люди сейчас будут выбивать дверь… их там довольно много, — добавил я. На самом деле, в комнату готовились ворваться двадцать человек, и ещё больше людей рассредотачивались по королевскому комплексу. — Возможно было бы лучше, если бы вы дали им знать, что с вами всё в порядке, пока кто-то из них не поранился.

— Минутку, — сказал король. Подойдя к двери, он распахнул её, и заревел. Я был впечатлён. Я и не знал, что такое ничем не примечательное тело могло издавать настолько громкие звуки:

— Всё, что могло произойти, уже произошло, и вы ничего не сделали, балбесы! Возвращайтесь на свои посты… и пусть кто-нибудь приберёт этот бардак! — послышался его крик. Я мог лишь предположить, что он указывал рукой на тела четырёх направляющих. Он вернулся в своё кресло, и заново наполнил свой бокал. — Обязательно было устраивать такой свинарник? После такого количества крови и огня та комната совершенно никуда не годится.

Я мог лишь дивиться человеку, который мог так шутить, комментируя смерти четырёх своих вассалов, ну… как минимум союзников, когда дело касалось направляющих — но я здесь был не для того, чтобы исправлять его характер.

— Они меня вынудили. Я бы предпочёл никого не убивать, — сказал я ему.

Какое-то время Эдвард странно на меня смотрел:

— Мы правда верим тебе, но порой приходится разбить несколько яиц, чтобы сделать омлет.

— Это были ваши яйца — или вас это не беспокоит? — спросил я.

— Нет, они были в лучшем случае одолжены, а поскольку ты ведёшь себя так дружелюбно, мы начинаем полагать, что нам, возможно, лучше обходиться без них. Они начинали вести себя немного неразумно, — ответил он.

— Церковь собиралась заставить короля пойти на уступки?

— Они были слишком уж смелы с тех пор, как умер твой отец. Оставшись без волшебника, мы были вынуждены полагаться на них для любой требующейся нам магической помощи. Особенно когда мы думали, что нам может потребоваться защита, — сказал он, подчёркнуто уставившись на меня, произнося последние слова.

Однако что-то в его утверждении показалось мне ложным. Я не мог сказать точно, что именно, но мне было ясно, что он говорил не правду… или, по крайней мере, не всю правду.

— Если бы у вас был источник магической поддержки, то вы не были бы настолько перед ними обязанными… по меньшей мере, вы могли бы искать равновесия, фокусируя их энергии на другом оппоненте, — сказал я. Я хотел ясно дать понять, что был в курсе моей ценности в других отношениях… если, конечно, мы поладим.

— Этот факт не избег нашего внимания, хотя мы должны признаться, что мы испытывали сильное любопытство относительно твоей мотивации. Мы понимаем, что ты заботишься о подвластныхтебе людях, но хотя избежание гражданской войны — хорошая причина, мы всё же удивлены тем, что ты считаешь одно лишь это достаточной причиной для следования этим путём… учитывая имеющееся у тебя на данный момент преимущество, — сказал он. Это было очень прямой вопрос: король только что открыто заявил о своей уязвимости — прежде я счёл бы такое немыслимым.

— Мне этого достаточно, — ответил я. — Моя жена ожидает нашего первого ребёнка, и я бы предпочёл искать мирного решения, чем производить его на свет, охваченный междоусобицей. Главный вопрос заключается в том, желаете ли вы уладить наши разногласия.

— Мы прежде не думали об этой возможности, но ты был убедителен, Мордэкай. Официальная декларация, объявившая тебя вне закона, определённо была результатом недопонимания — мы немедленно примем меры по его исправлению. Таким же образом мы должны подумать о подходящей награде для героя, спасшего наше королевство. Будет ли тебе достаточно двух недель, чтобы приготовиться к толике помпы и церемониала? Толпа любит праздновать истинного героя, — одарил он меня улыбкой, от которой у меня по спине пробежал холодок. Я, может, и вынужден был время от времени принимать трудные решения, но этот человек принимал их, не чувствуя угрызений совести или сожаления. Я мог представить его улыбающимся с такой же лёгкостью, послав армию на смерть. Бессердечие в его отношении к его народу снова зажгло мой гнев:

— Это звучит замечательно, ваше величество. Я буду рад передать эти новости и Джеймсу Ланкастеру тоже. Но я хотел бы напомнить вам… На предательство я реагирую плохо. Случившееся сегодня никакой ошибкой не было. Не забывайте об этом, — сказал я, осклабившись по-звериному в ответ на его холодную улыбку.

Тут Эдвард встал, выпрямившись, его глаза сверкали истинным гневом:

— Мы не любим угроз, молодой Иллэниэл. Хорошенько запомни это. И мы не будем править в качестве марионетки какого-то другого господина. Если тебе это предпочтительно, то тебе следует решить этот вопрос более прямым образом… сейчас же! — сказало он, хлопнув себя по груди, подчёркивая свои слова. — Мы можем рассчитывать на твою присягу на верность… или нет?

Этот человек мне, может, и не нравился, но я не мог не уважать его смелость. Я подумал немного, прежде чем ответить:

— Да, ваше величество, можете, — встал я, и приготовился уйти. Кланяться ему я снова не стал.

Его глаза сузились:

— Кто-нибудь видел, как ты сегодня сюда вошёл?

— Нет, если не считать четырёх направляющих, — сказал я ему.

Он широко улыбнулся:

— Великолепно… это упрощает мою ситуацию. Мы оставим эту встречу в тайне. Как думаешь — сможешь уйти отсюда неузнанным?

— Конечно, — ответил я, натягивая на голову капюшон. Я не планировал полагаться на столь простую маскировку, но я всё ещё хотел держать свои методы при себе. Никто не видел, как я снимал с себя личину, хотя я был уверен, что рассказ о применении Руфью магии против того стражника станет источником множества интересных предположений.

— Отлично, — сказал он мне. — Мы с нетерпением будем ждать возможности лицезреть тебя в столице через две недели, — закончил король. После этого я ушёл, но, уходя, я услышал, как он с ревел, отдавая приказы: — Кто-нибудь, приведите Барона Арундэла… мне нужно с ним переговорить! — кричал он. Я мог лишь гадать о том, как он собирался объяснять Шэлдону этот крутой поворот ситуации. Когда я видел Барона в последний раз, я отнял у него всё его богатство… даже забыв о том факте, что Пенни поставила его в дурацкое положение перед его людьми, он ни за что не простил бы меня, не говоря уже том, что я «украл» ещё и всех его подчинённых.

Я мог лишь гадать о том, насколько у них будет интересный разговор. Через дворец я прошёл осторожно, прикрываясь украденным обликом стражника. Уходить было гораздо проще, чем входить.

Глава 9

Домой я вернулся тем же вечером. Мне было неловко оттого, что я не остался на ужин с Марком, но я хотел сообщить Пенни новости. Если всё сложится так, как я ожидал, то мы все и так скоро нанесём Марку визит.

Вопреки моим ожиданиям, особого энтузиазма у неё новости не вызвали:

— Он хочет, чтобы ты появился в столице через две недели?

У Пенни не было никаких проблем с памятью, но она по какой-то причине любила повторение.

— Да, две недели, — снова сказал я.

— И ты думаешь, что он в самом деле планирует принять тебя обратно? — скептически спросила она.

Я вздохнул:

— Я позаботился о том, чтобы он знал о последствиях в случае, если его предложение окажется не подлинным.

— То есть, ты угрожал его жизни, — прямо заявила она.

— По сути — да, — ответил я.

Она сменила тему:

— Сколько человек ты убил, пока добрался до него? — спросила Пенни. От этого вопроса я почувствовал раздражение — я очень не хотел на него отвечать.

— Четверых, — прямо сказал я ей.

Она подняла бровь:

— Оно того стоило?

— Они были направляющими, работали на богов… у меня не было выхода, — сказал я.

— Они были людьми, а ты сказал, что сможешь добраться до короля, не попавшись, — напомнила она мне.

Гнев и вина закипели во мне, почти выходя на поверхность:

— Так что, ты предпочла бы, чтобы мы снова ввязались в войну? Я должен был встретиться с королём, и я должен был сделать это на своих условиях, чтобы была возможность его убедить.

Она знала, что я был близок к срыву, и её взгляд смягчился:

— Я тебя не виню, Мордэкай, но я не могу этого игнорировать. Как твоя жена, как твоя партнёрша, я должна убедиться, что ты сосредотачиваешься на том, что важно. Прекрати защищаться, и подумай ясно… оно того стоило? Мы получили что-то, стоившее четырёх жизней, или нам следовало попробовать что-то другое? Я не жду от тебя идеальности… Я просто хочу убедиться, что ты не забываешь о людях, которые страдают из-за наших решений.

Где-то у себя в подсознании я заметил, что она часто использовала местоимения «наших» и «мы». Она изо всех сил пыталась включить меня в дискуссию, а не просто устроить ссору. Я сделал глубокий вдох:

— Я правда думаю, что оно всё равно стоило того, хотя и сожалею о необходимости. Возможно, если бы я использовал какой-то метод получше, то их смерти можно было бы избежать, но я не уверен…

Она шагнула вперёд, и обняла меня:

— Не надо так. Никто из нас не идеален. Я просто хотела знать, что ты не упускаешь из вида цену.

— Я не забыл сторожа — той ночью, в Албамарле, когда мы устроили налёт на королевские склады, — сказал я ей. — Его смерть до сих пор преследует меня больше всех остальных… — начал я.

— Прости, Морт, — перебила она меня. — Я не собиралась заставлять тебя думать, будто я тебе не доверяю. Давай поедим, а то этот разговор принял совсем уж нездоровый оборот. Что подумают Дориан и Роуз, когда увидят нас внизу? — спросила она, взяв меня за руку, и потянула меня к двери.

— Да чёрт побери, женщина, остановись на чём-то одном! — воскликнул я. — Ты то заставляешь меня усомниться в себе… то пытаешься меня подбодрить, — посмотрел я на неё с выражением лица, которое в равной степени было надутым и ухмыляющимся.

Мы спустились вниз, и к тому времени, как мы дошли, выражение на наших лицах сменилось более позитивным, какое ожидалось от Графа и Графини ди'Камерон.

* * *

Следующую неделю я провёл как можно более продуктивно. Я даже сумел закончить первый набор брони, и принёс его к Дориану на примерку. Он пытался это скрывать, но выражение его лица напоминало мне о ребёнке, который заполучил слишком много сладостей, и надеется, что никто не заметит. У нас с ним ушла добрая четверть часа на то, чтобы нацепить на него броню.

— Как ощущения? — спросил я.

Дориан ответил не сразу. Вместо ответа он слегка попятился, вращая руками, а потом он сделал резкий выпад вперёд. Выражение его лица было очень позитивным. Я не мог не засмеяться, когда он начал выполнять разминочные упражнения.

— Ты будешь разговаривать со мной, или начнёшь упражняться в бальных танцах? — поддел я его.

Он широко улыбнулся, по-мальчишечьи:

— А я и в самом деле могу попробовать танцевать! Как ты этого добился? Она даже легче, чем кольчуга, которую ты мне намагичил!

Хотя броня была мне не по мерке, я сам уже её попробовал… и создал чары, которые производили описываемый им эффект. Те чары, однако, были другими, и реакция Дориана была мне любопытна:

— Вообще-то, эта броня не легче нормы, — проинформировал я его. — Ты жаловался, что из-за лёгкости кольчуги у тебя складывалось ощущение, будто тебя толкают из стороны в сторону, поэтому массу этой брони я не менял.

— Массу? — совершенно искренне спросил он.

Я вздохнул… он никогда на самом деле не слушал своих наставников по наукам. Его не интересовало ничего, если только не являлось военной историей.

— Это то, что даёт твоей броне вес, что делает её тяжёлой.

— Она не ощущается тяжёлой — я будто не ношу ничего кроме куртки и горстки кожи, такой я ощущаю на себе вес, — ответил он.

— Он никуда не делся, я просто зачаровал броню, чтобы она двигалась вместе с тобой… по крайней мере — частично, — объяснил я. На самом деле, эти чары были чрезвычайно сложными. Я работал над ними гораздо дольше, чем над созданием собственно брони. Как обычно, это достижение было из тех, которые никто никогда на самом деле не поймёт.

— Как? — спросил Дориан, хотя почти сразу же пожалел об этом вопросе.

Обрадовавшись тому, что мне наконец-то есть, кому рассказать, я пустился в подробные объяснения:

— Броня сохраняет энергию твоего движения вниз, примерно как пружина… потом эта энергия выпускается каждый раз, когда ты двигаешься в направлении, противоположном силе гравитации. Конечный результат таков, что хотя ты по-прежнему сохраняешь инерцию восьмидесяти фунтов металла, тебе не нужно утомлять себя, перемещая её исключительно за счёт своих мышц…

— Морт! — с болезненным выражением на лице перебил он меня.

Выражение его взгляда сказало мне, что я снова переборщил. Я начал сначала:

— Броня использует магию, чтобы помогать тебе двигаться. Она такая же тяжёлая, как обычно, но тебе не нужно нести её полный вес самому.

Брови Дориана поползли вверх:

— Это идеально. Я так полагаю, что её так же трудно пробить, как ту кольчугу?

Я посмеялся:

— Я не знаю, что потребуется, чтобы её разрубить. Могу предположить, что если что-то окажется достаточно мощным, чтобы пробить броню и попасть в тебя, то тебе будет уже всё равно — ты умрёшь от сотрясения до того, как броня даст слабину.

— А как насчёт одного из твоих зачарованных клинков? — серьёзно спросил он.

Я невольно прищурился:

— Это вряд ли. Лезвие должно ударить под идеальным углом, и клинок должен быть в руках неестественно сильного человека.

— А если он носит магическую броню, которая двигается вместе с ним? — подчёркнуто спросил Дориан, сгибая руку.

Я покачал головой:

— Нет, броня не увеличивает твою силу. Она лишь помогает тебе двигать её саму. Этого будет недостаточно.

Он выглядел разочарованным. Можно было подумать, что он пытался найти способ убить себя. Наконец он откровенно сказал:

— Ну, я думаю, что это чудесно, хотя я не уверен, стоит ли на самом деле изготовление брони твоего времени.

— Я только один, Дориан, но мне нужна помощь. Мне нужны люди, которые могут сражаться с шиггрэс на равных. Поправка… мне нужны люди, которые могут порубить шиггрэс в капусту, и избавиться от них раз и навсегда. Я одновременно могу быть лишь в одном месте… а врага много. Эта долина велика, и здесь есть несколько деревень — просто невозможн…

Дориан поднял ладонь, чтобы заставить меня умолкнуть:

— Я понимаю, Морт… Я же изначально и сказал тебе об этом, помнишь? Тебе нужно доверять людям, чтобы они были твоей силой.

— Верно! — согласился я. — Но им нужны подходящие инструменты, чтобы быть эффективными против таких врагов, с которыми мы сталкиваемся сейчас.

Дориан кивнул:

— Ты прав, но ты не можешь создавать подобные доспехи в неограниченном количестве. Даже у тебя это занимает слишком много времени. Сколько ты планируешь сделать, и чего ты этим добьёшься?

— Где-то двадцать… для избранной группы лидеров и бойцов… нового ордена рыцарей, — сказал я ему. Я слегка колебался — до того момента я держал свою идею в тайне, и при мысли о том, чтобы произнести её вслух, она прозвучала немного похожей на одну из историй, которые я когда-то читал. Я боялся, что он рассмеётся.

Но волноваться мне не следовало. Воображение у Дориана было ещё активнее моего, и при всей своей мудрости, он обладал простотой, благодаря которой было легко поверить в подобные вещи. Я ещё только договорил предложение до конца, а его глаза уже зажглись энтузиазмом:

— Это гениально! — произнёс он два слова… но этого оказалось достаточно, и я увидел свою мечту, написанную у него на лице.

— Ну, не пойми меня неправильно, они не будут традиционным военным орденом. Я уполномочу из защищать, оберегать людей… — спокойно сказал я. Я надеялся приглушить избыточный энтузиазм Дориана, хотя должен был признать, что он был заразителен. У него была привычка говорить то, о чём, наверное, с самого начала думал ребёнок внутри меня.

— Так ты пошлёшь их… патрулировать землю, охранять жителей и от немёртвых чудовищ, и от разбойников, — воскликнул он.

— Ну, да…

— И они поклянутся в абсолютной верности тебе, Морту… защитнику Лосайона! — сказал Дориан, начав расхаживать из стороны в сторону, и до него не доходили никакие мои слова — его голова заполнилась видениями о бродячих рыцарях и рыцарских подвигах. Наблюдая за ним, я улыбнулся про себя. Если я смогу найти ещё девятнадцать людей вроде него, то, возможно, это всё же не было глупой мечтой.

— В идеале они бы клялись в верности к… — я начал было говорить «королю», но я уже знал, что это было плохой идеей. — Быть может, им следует присягать Джеймсу Ланкастера, — поправился я.

Он остановился, и зыркнул на меня:

— Ещё раз скажешь что-то подобное, и я тебя поколочу!

— Ты против Джеймса? — удивился я.

— Нет, дурак! Я знаю, что ты пытаешься скромничать и всё такое, но пришло время отвечать за то, что ты сделал. Ты победил армию числом более тридцати тысяч человек, спас королевство, и завоевал сердца тысяч людей. Ты искренне считаешь, что можешь создать какой-то новый орден рыцарей — и просто отдать его кому-то другому? Ты думаешь, людей это воодушевит? — гневно сказал он.

— Ладно, ты прав, — сказал я, пытаясь его утихомирить. Я знал, что когда он так взвивался, спорить было бессмысленно.

— Не соглашайся со мной, думая, что это меня заткнёт! Ты всегда так делаешь. Я, может, и не гений, но я достаточно умён, чтобы заметить твоё снисходительное отношение. Слушай сюда… людям нужно воодушевление, оно им нужно не меньше защиты. Мы только недавно отбили массивную атаку — многие люди потеряли своих близких. Первый урожай был почти полностью потерян, и мы с тобой не одни знаем, что где-то шатается куча проклятой неучтённой нежити. Эта идея великолепна, и это — то самое, что им нужно, повод для надежды. Ничто не вселяет надежду так, как герой, а ты собираешься дать им двадцать героев… но вести их тоже должен герой, кто-то, кого знают люди. Чтобы люди верили, будто он может сделать всё… и, если ты не заметил, речь идёт о тебе, Морт, — убедительно ткнул он в меня указательным пальцем.

Иногда Дориан чертовски меня смущает, даже когда мы наедине. Я попытался сменить тему:

— Вообще-то, Дориан, ты поднял важный вопрос. Этому новому ордену понадобится капитан… помимо того, перед кем они будут отвечать… и ты привёл много хороших доводов. Естественно, я хочу, чтобы этим человеком был ты.

На секунду он моргнул:

— Ну, это я и так знал, главный вопрос — в том, кого ещё ты хочешь взять, тебе же понадобится ещё девятнадцать человек, чтобы получить отряд из двадцати.

Над этим я уже поразмышлял, но вопрос был сложным. Нужно было действовать избирательно. Я хотел людей, которые уже были испытаны в битве — ветеранов, которые также были достойны доверия. Среди моих вассалов сейчас было некоторые количество способных воинов, но у меня не было способа оценить чистоту многих из них. Немалое их число являлись бывшими наёмниками с сомнительным прошлым. Найти убийц было легко; трудно было найти людей вроде Дориана. Пока что мне в голову пришло только два имени.

— Джо МакДэниел и Ха́ролд Си́ммонс, — наконец сказал я.

— Джо не пойдёт, — прокомментировал Дориан. — Он слишком стар, и у него есть дело, которое надо вести. Как бы я ни любил его, я не стану обременять его чем-то подобным, в его-то летах. А вот Харолд может оказаться хорошим выбором, что заставило тебя выбрать его?

— Он молод и полон энтузиазма. Ты уже несколько раз упоминал его, касаясь его навыков владения оружием. Он также урождённый уошбрукец. Он знает здешних людей, и они ему доверяют. И что важнее, он заботится о них больше, чем какой-нибудь из наших столичных переселенцев, — объяснил я.

Дориан кивнул:

— Мне нравится ход твоих мыслей. Я, возможно, знаю среди наших новых стражников ещё одного или двух, которые подходят под эти критерии. Я поработаю с ними, и дам тебе знать, если посчитаю, что они подойдут.

— Отлично — я хочу, чтобы ты всё равно начал их инструктировать, — добавил я.

— Я так и думал, но ты тут опустил один ключевой момент, — сказал он мне.

Я тупо уставился на него:

— Что?

— Как мы назовём этот новый орден?

— О… — красноречиво сказал я. У меня не было ни единой мысли, и мой пустой взгляд довольно быстро сообщил ему этот факт.

— Ха! Не волнуйся! Я мечтал о чём-то подобном с тех пор, как мы были детьми, — успокоил он меня. Долгое знакомство с ним не позволило мне успокоиться. Дориан сделал драматичный вдох. — Мистические Стражи Лосайона! — объявил он, будто стоя на сцене.

Я застонал:

— Мистические?

— Ну, ты снаряжаешь каждого магическим оружием и бронёй, — объяснил Дориан. — Ладно, а как насчёт: Защитники Пламени!

— Какого пламени?

— Пламени жизни, что горит во всех нас — мы же должны защищать людей от нежити, верно?

— Не знаю… я считаю, что название должно быть покороче, — подумал я вслух. — Давай подумаем об этом ещё какое-то время, пока что спешить некуда. К тому же, у меня есть к тебе вопрос.

— О чём? — спросил Дориан.

— Я сделал это броню, думая о тебе. Теперь, когда она у тебя есть, мне всё ещё кажется, что этого недостаточно. Ты уже сражался с ними, врукопашную, одетый в зачарованную броню… что помогло бы тебе больше всего? — сказал я, пытаясь тщательно изложить свои мысли, чтобы он понял мой вопрос.

Мой друг на миг сжал губы, сосредотачиваясь:

— Что помогло мне больше всего, так это твой отец, обливший их маслом и запаливший их, когда они меня повалили.

Я грустно улыбнулся этой мысли:

— Если бы я мог вернуть его, чтобы он ходил за нами следом и вытаскивал наши задницы из неприятностей каждый раз, когда что-то шло не так… я так бы и сделал, и твоего папу тоже бы вернул. Уверен, что с ними двумя у нас был всё легко получилось.

Дориан широко улыбнулся, но я видел, как от этой мысли в его глазах появился намёк на печаль:

— Ну, полагаю, что за неимением твоего отца, лучше всего было бы что-то, не позволившее бы им повалить меня наземь и задавить числом. Я всегда весьма завидовал силе Пенни, когда она была твоей Анас'Меридум. Если бы я был таким же сильным, то они никогда бы меня не одолели.

Я вздрогнул:

— Я ни за что не возобновлю узы — ни с тобой, ни с кем-то ещё.

— Я понимаю, — поспешно ответил Дориан, — но разве нет никакого другого способа?

Я задумался, размышляя:

— Не знаю, может быть. Посмотрим, что мне удастся придумать.

Глава 10

На следующий день я решил передохнуть, и пошёл искать уединения. Я хотел снова поговорить с Мойрой. Найдя тихое место в лесу, я сел, и молча вызвал её. Я, наверное, с тем же успехом мог бы выбрать тихую комнату в замке, но погода была приятной, и мне показалось более подходящим вызвать её в более естественном окружении. Она появилась через несколько мгновений, бесшумно поднявшись из земли.

— Ты снова нуждаешься во мне? — спросила она. В этот день её глаза состояли из какого-то прозрачного синего камня, из-за чего они казались затуманенными. Я задумался, видела ли она ими на самом деле, или они были просто для виду. Казалось, что каждый раз, когда я её вызывал, её тело создавалось на месте из подручных материалов.

— Я просто хотел продолжить наш разговор. У меня есть новые вопросы. Ты ведь не против? — ответил я.

— Против? — скривила она губы в усмешке. — Помни, Мордэкай, я — не живой человек. Я — память о человеке, и существую лишь потому, что твоя воля вдыхает жизнь в эту память.

— Ну, у тебя должны быть какие-то чувства. Ты только что улыбнулась мне… и уже показала мне прежде, что у тебя определённо есть свои собственные мнения, — сказал я в ответ.

— Не путай «казаться» и «быть», сказала она. — Можно написать портрет человека, но это всё равно лишь масло на холсте. Я являюсь немногим больше этого.

— И я должен поверить, что ты немногим лучше часового механизма? Ты правда хочешь сказать мне, что у тебя и эмоций тоже нет? — резко заявил я.

Она пристально уставилась на меня:

— Нет… У меня есть эмоции… Я думаю. Я — такая же жертва этой иллюзии, как и ты. Пока мы говорим, пока ты вкладываешь в меня свою сосредоточенность, я чувствую себя… почти как раньше, давным-давно. Но я всё же помню, что это — иллюзия, и я вернусь в пыль сразу же, как только ты уберёшь свою волю.

— А что если я не буду переставать фокусироваться на тебе? Это мне, похоже, ничего не стоит. Возможно, ты снова смогла бы жить… — предложил я.

— Нет! — громко перебила она. — Я бы этого не вынесла. Чем дольше я здесь, тем больше я вспоминаю, и тем мне больнее.

— Но у тебя же получилось… Я бы подумал, что у тебя было бы хотя бы несколько хороших воспоминаний, — продолжил я.

— Я победила, — согласилась она, — но это не обязательно то же самое, что успех. Я потеряла всё, за что я сражалась, но я победила. Почти все, кого я знала, или кто был мне небезразличен, были мертвы к тому времени, как я сделала свой последний выбор, и единственная остававшаяся у меня хорошая причина бороться, была пр… — говорила она, затем осеклась, и её лицо поведало мне, что она зашла дальше, чем намеревалась.

— Прошу прощения за то, что сую нос не в свои дела, — попросил я прощения, но внутри я задумался о том, что она собиралась сказать.

— То не твоя вина. Я пока не готова поделиться более болезненными отрывками моей истории, но возможно, что когда-нибудь буду, — сказала она, закрыла глаза, и опустила голову, будто общаясь с давно мёртвыми душами её друзей и семьи.

Я ждал долгую минуту, прежде чем продолжить:

— Вообще-то, у меня была более практичная причина нарушить твой покой.

Память Мойры Сэнтир открыла глаза:

— Хорошо, смысл моего существования полностью практичен. Возможно, будет лучше таких вещей и придерживаться, — произнесла она. Глядя в эти чужеродные глаза, я не мог не испытать прикосновения лежавшей за ними эмоции, которую я ощущал — но на этот раз я крепко держал язык за зубами.

— Когда мы с Пенни были связаны узами, она получила великую физическую силу и скорость. Сайхан сказал мне, что это был побочный эффект уз. Из-за него она получила дополнительную силу пропорционально моей мощи, — сказал я, объясняя. — Ты понимаешь, как это работало?

— Нет. Я могу предположить, но в моё время таких уз не создавали. Они были бы опасны для обоих связанных, открывая их для бессмысленного риска жизни и, как ты выяснил, ограничивая чувствительность мага, — сказала она. — Почему ты спрашиваешь?

— Я просто подумал, что другим воинам могло быть полезно обладать такими физическими преимуществами — если бы существовал какой-то способ этого добиться, не рискуя моей собственной жизнью, — сказал я, и сам понял, насколько легкомысленным это казалось. — Это, наверное, глупый вопрос, да?

Она засмеялась, показав белокаменные зубы, когда её рот раскрылся:

— Отнюдь. Ты просто хочешь создать «та́ргос чэрэ́к», — сказала она. Моё знание лайсианского было уже достаточно хорошим, чтобы я сразу смог понять слова «страж земли», хотя контекст был мне всё ещё чужд.

— Я не уверен, что это такое, — признал я.

— Неудивительно, — сказала она. — Их больше не было с тех пор, как ушёл в землю последний архимаг.

— Ты имеешь ввиду себя? — спросил я.

— Да — Гарэс Гэйлин и я были последними, кто создавал такие узы, — ответила она.

— Так они были мужчинами?

— И порой женщинами. Им давали силу, чтобы защищать их подопечных.

— Они похожи на Анас'Меридум? — задал я вопрос.

Она нахмурилась, выражение её лица казалось почти человеческим, несмотря на экзотический состав её щёк и губ.

— Нет, Анас'Меридум, насколько я понимаю, были созданы волшебниками… после раскола. Они были попыткой ублажить церковь и людей того времени, не сомневаюсь. Весьма вероятно, что они были вдохновлены памятью о таргос чэрэк, — сказала Мойра. Она приостановилась на миг, прежде чем объяснить: — Несмотря на внешнее сходство, они полностью отличались от твоих носителей пакта. Каждый таргос чэрэк получал свою силу, чтобы защищать архимага. Они служили телохранителями, а не палачами.

Я не смог удержаться, и прервал её:

— А их жизни были связаны с архимагом, которому они служили?

Мойра фыркнула, что показалось странным, учитывая её форму.

— Ни в коем случае — они были связаны с землёй, а не с другим человеком. Мы были не настолько глупы, чтобы связывать двух человек таким дурацким образом.

— Почему их больше не создавали после войны с Балинтором?

— Архимагов больше не было, — прозаично сказала она. — Создание Анас'Меридум об этом позаботилось.

— Так только… — начал я.

— Да, только архимаг мог обеспечить узы между смертным и землёй, — сказала она, отвечая на мой незаконченный вопрос.

— Х-м-м, — мудро изрёк я, обдумывая её слова.

— Ты не понимаешь — почему, так ведь? — язвительно спросила она.

— Нет, — признался я.

— Любые подобные узы, как узы, которыми ты связал себя со своей женой — это узы между двумя взаимно согласными существами. Их нельзя навязать. Волшебник неспособен связаться с землёй… да, если уж на то пошло, никто другой тоже не может. Какой-нибудь архимаг должен стать посредником, должен связаться с землёй, иначе такие узы не могут быть созданы, — объяснила она.

Я начал понимать общую мысль, но у меня всё ещё было много вопросов:

— А «майллти», о которых ты прежде упоминала, сторожа, они тоже были «таргос чэрэк»? — спросил я, имея ввиду наблюдателей, которые смотрели за архимагами, чтобы не дать тем слишком сильно пользоваться своей силой.

Мойра засмеялась:

— Нет… это было бы бессмысленно. «Майллти» сами были волшебниками, и такие узы ограничили бы их способность слушать, общаться, как твой пакт не давал тебе слышать землю. Узы с землёй, и с кем бы то ни было ещё, не дали бы майллти услышать разум архимага, смотреть за которым они были приставлены.

Теперь, когда она произнесла это вслух, мне стало понятнее.

— Так значит, таргос чэрэк создавались как стражи?

— Своего рода, — ответила она. — Они были почти исключительно телохранителями для одного или двух архимагов, которые жили в какое-то время.

Пришло время поговорить серьёзно. Похоже было, что описанные ею узы с землёй могли идеально подойти для моей цели, но мне нужно было узнать, какие они оказывали эффекты, а также как их создавать.

— Давай поподробнее — есть ли предел тому, сколько уз с землёй может создать архимаг, и каковы отрицательные стороны? — задал я свой вопрос. Опыт научил меня, что там наверняка крылись проблемы.

Её брови, ну, или то, что у неё было вместо бровей… удивлённо взмыли вверх:

— Ты готов попробовать сделать что-то подобное? Ты едва начал учиться контролировать свою способность.

— Моя жизнь была трудной с тех пор, как я узнал о своём магическом даре. Единственное, в чём я уверен — это то, что у меня редко есть столько времени, сколько мне положено. Если я не буду двигаться вперёд, то мои враги настигнут меня прежде, чем я научусь с ними справляться, — сказал я ей.

— Ты только что победил армию, в которой было более тридцати тысяч человек — сколько ещё врагов у тебя могло остаться? — спросила она, но в её взгляде было больше, чем вопрос — там был ещё и вызов.

— Больше, чем когда я начинал. Те люди никогда не были моими врагами — моим истинным врагом всегда был стоящий за ними тёмный бог, Мал'горос. Поскольку я их остановил, он лишь стал сильнее, а созданные им шиггрэс оказались выпущенными на земле. Они даже сейчас размножаются где-то, где я не могу их видеть, — ответил я.

— Они — единственные твои враги?

Её вопрос дал голос моему страху, и я внезапно точно понял, что моя паранойя наверняка была верной:

— Нет, есть и другие. Остальные тёмные боги — определённо, и я подозреваю, что сияющие боги далеко не нейтральны — они тоже вполне могут быть злонамеренными. Помимо этого, я понятия не имею, но я должен предполагать, что у меня растёт толпа «обожателей» и среди моих сородичей.

Она согласно кивнула головой:

— Ты не зря боишься сияющих богов. Они, возможно, являются твоими величайшими врагами. Пагубны ли они для человечества, я не знаю, но тебе они определённо не желают ничего доброго.

Её утверждение напомнило мне о моём недавнем столкновении в королевском дворце.

— Я совсем недавно говорил с Сэлиором. Он сказал кое-что непонятное мне.

— Они редко говорят что-либо, достойное быть услышанным, — заметила она.

— Он сказал, что я несу «Рок Иллэниэла», и что мне следует умереть, прежде чем все мы будем уничтожены, — сказал я ей. — Ты слышала о таком прежде?

Она долго сидела, и я почти отчаялся услышать её ответ.

— Я слышала об этом. Мой Мордэкай, который умер давным-давно, однажды упоминал его, — сказала она. Выражение её лица стало отчуждённым, будто она вспоминала о временах и местах, лежавших далеко за пределами настоящего. Полагаю, она, наверное, думала о своём возлюбленном, Иллэниэле, которого она знала в своём времени, и который носил моё имя. Наконец она снова посмотрела на меня: — Я не знаю, что он имел ввиду. Это было связано с какой-то тайной, которую хранил ваш род. Всё, что он готов был мне сказать — что это был старый позор семьи, что-то пошедшее с её основателя, первого Иллэниэла.

«Только этого мне и не хватало — ещё тайны», — тихо подумал я про себя.

— Как мне это выяснить? — сказал я вслух, скорее себе, чем ей.

— Это придётся узнать тебе самому. Возможно, ты никогда не узнаешь, хотя если бы это было настолько важно, то я бы подумала, что у твоей семьи могли бы вестись какие-то записи, — сказала она.

— Быть может, в доме моего отца, — сказал я, думая вслух. Там ещё много чего нужно было исследовать. Я только прошёлся по самой поверхности хранившихся там книг. В сущности, я пока прочитал лишь четыре книги из библиотеки моего отца… одну — по истории, одну — про телепортационные круги, и парочку книг по использованию иллюзий. Содержимое двух последних я ещё до конца не осознал. Я покачал головой, и снова заговорил: — Ты позволила мне отклониться от темы. Я хотел узнать об ограничениях и недостатках, связанных с таргос чэрэк.

Она улыбнулась:

— Заставлять тебя придерживаться темы — не моя работа. К тому же, лишь один из нас полностью «реален», поэтому с меня взятки гладки, — сказала она, после чего её лицо приняло более серьёзное выражение. — А отвечая на твой вопрос — да, есть ограничения и недостатки, весьма серьёзные. Я уверена, ты помнишь камень, с которым я заставила тебя работать, когда мы говорили прошлый раз. Давай используем его как пример. Тот камень, хоть и маленький, имел собственное количество латентной силы, а также минимальный уровень сознания. Когда ты слушал его, твоей задачей было сделать камень частью себя, частью твоего сознания, частью твоего «тела». Риск, который я тогда тебе описала, состоял в том, что ты мог случайно сделать себя частью «этого», а не наоборот. Ты всё это помнишь, так ведь?

— Да, конечно, — сразу же сказал я.

— Ты также должен помнить потерю своего «я», которую ты испытал, когда попытался «слушать» ветер, и перешёл свой предел. Подобные случаи — причина, по которой присутствие майллти очень важно — та девушка… Ариадна, она спасла твою жизнь, когда привлекла твоё внимание и вернула тебя к самому себе. Тот же принцип применим, когда ты работаешь с землёй. Маленький камень — маленький риск, поддерживать своё «я» легко. Большой камень — риск больше, и сделать его частью себя, не став при этом частью его — сложнее. Пока всё понятно?

Это казалось логичным, поэтому я согласно кивнул.

— Есть два фактора, которые важны в создании уз. Один — человек, который связывается узами… в частности — насколько его разум устойчив к пребыванию в контакте с чем-то настолько чуждым и иным, как сама земля. Второй фактор связан с архимагом, и тем, насколько большую часть земли он или она пытается связать с субъектом. Чем больше эта часть, тем мощнее будет таргос чэрэк, и тем быстрее он будет деградировать. Архимаг может связать в сумме лишь ту часть земли, с которой он сам можем работать, не потеряв себя, поэто…

Я перебил:

— Подожди, что значит «деградировать»?

Мойра окинула меня раздражённым взглядом:

— До этой части я ещё не дошла, но это уместный вопрос. Человеческие существа не созданы для того, чтобы постоянно находиться в контакте с землёй — вместе с получаемой ими силой они также начинают становиться всё больше похожими на саму землю. Эффект похож на тот, который бывает, когда архимаг заходит слишком далеко, с той лишь разницей, что таргос чэрэк практически неспособны управлять этим процессом. Они не могут самостоятельно разорвать узы, или уменьшить количество силы земли, с который они связаны. В конце концов они сами станут существами из камня и земли, или почти станут. Они превратятся в големов — мыслящих, разумных существ из камня, обладающих минимальными волей и самосознанием. После этого никто почти ничего не может сделать, чтобы их восстановить.

— Как Магнус, — сказал я, вспомнив голема из дома отца в Албамарле.

— Что?! — ошарашенно сказала она. — Откуда ты взял это имя?

Я тщательно пересказал историю про встреченного мною голема, охранявшего библиотеку моего отца. Я не особо вдавался в подробности того, как он «оборотил» Роуз, хотя воспоминание об этом всё же вызвало у меня улыбку. Когда я закончил, я заметил, что Мойра замерла с хмурым выражением лица.

— Я не ожидала снова когда-нибудь услышать это имя, хотя это и имеет смысл… бедный Магнус, — через некоторое время сказала она.

— Ты его знала?

— Он был единственным таргос чэрэк, которого я вообще создала, а также моим близким другом. Он был благородным человеком. Я надеялась освободить его до того, как это зашло настолько далеко, но события вышли из-под контроля. Я отослала его прочь, чтобы защищать «моего» Мордэкая, когда дела приняли отчаянный оборот. Я могу лишь предположить, что ему это удалось… поскольку ты — здесь, — произнесла она хриплым голосом, а в уголках её глаз навернулись хрустальные слёзы.

Её очевидная боль должна была сделать меня более чувствительным, но моё любопытство пересилило мою порядочность:

— Что значит «освободить его»? Есть способ предотвратить то, что с ними происходит?

— Да, — ответила она. — Создавший узы архимаг должен их разорвать, пока человек не дошёл до точки невозвращения. В моё время, хоть это и было рискованно, большинство становившихся таргос чэрэк освобождались до того, как начинали испытывать необратимые эффекты, обычно — после некоторого количества лет, иногда — десятилетий. Редко бывало, чтобы кто-то из них оставался предоставлен своей судьбе, как Магнус. Это могло случишься лишь как намеренная жестокость, или, быть может, если архимаг неожиданно умирал, прежде чем узы могли быть разорваны, — сказала она с видимыми в её взгляде стыдом и печалью.

— Мне жаль, — сказал я, осознав, что спросил слишком много.

— Ты не виноват. Я не думала об этом, с тех самых пор. Пока не услышала это имя снова. Я была жестока, и моя любовь к твоему тёзке была так велика, что я проигнорировала последствия. Я отправила Магнуса защищать его, и сделала это, зная, что скорее всего не смогу позже вернуться, чтобы убрать узы. Это была эгоистичная просьба с моей стороны, но он всё равно поклялся её выполнить. Ты здесь ни при чём, это моя вина, — говорила она, опускаясь на колени, и её каменное платье растеклось вокруг неё по земле подобно воде — её поза была подавленной.

— Мойра… — начал я, но она перебила меня.

— Ты не будешь против отпустить меня, на время? Позволь мне вернуться в ничто, и забыть. Эти воспоминания — слишком много для меня. Пожалуйста? — подняла она на меня взгляд, и я не мог ей отказать.

— Отдыхай, Мойра, я вызову тебя в другой раз, — сказал я ей и, прежде чем слова закончили срываться с моих губ, её не стало. На этот раз она исчезла так быстро, что даже не потрудилась вернуть созданное ею из земли тело обратно. Вместо этого она так и оставила его там, как какую-то совершенно идеальную статую женщины, стоящей на коленях в мягкой земле. Я мог бы подумать, что она всё ещё была там, если бы не мои магические чувства — я знал, что она здесь больше не присутствовала.

Я какое-то время сидел, глазея на оставленную ею оболочку, дивясь женщине, которой она была. У неё явно были свои демоны — вещи, которые она предпочла бы забыть. Её путь уже закончился, но из-за меня она была вынуждена снова и снова возвращаться, и проживать его заново — ни живая, ни мёртвая. На миг я подумал о том, чтобы больше не вызывать её, но моя нужда была слишком велика, а её знания — слишком ценны. Как бы мне ни хотелось оставить её в покое, вещи, которым она могла меня научить, были слишком важными, чтобы их игнорировать. «Полагаю, однажды я смогу добавить это в мой список сожалений — пытка женщины из прошлого её воспоминаниями, чтобы она меня учила», — подумал я про себя.

Я встал, и поплёлся домой — больше в этот день мне в лесу ничего не светило.

Глава 11

Прошло несколько дней, а я всё ещё не вызвал Мойру снова. У меня были для неё дюжины вопросов, но что-то сказало мне подождать. Мне казалось, что хоть это она заслужила. Вместо этого я сосредоточился на задаче, которая лежала передо мной. Я начал целеустремлённо работать над вторым набором брони, используя мерки, снятые с Харолда Симмонса. Дориан был достаточно любезен, чтобы снять их для меня, хотя мы не сказали бедняге Харолду, зачем они были нам нужны. По взаимному согласию мы решили держать планы для моего ордена рыцарства в тайне, пока они не будут разработаны более полно.

Это не помешало Дориану отвести Харолда в сторону для более прямого и личного обучения. Мне, может, и стало бы его жалко, вот только он, похоже, радовался личному вниманию. Он будто на самом деле наслаждался тем, что потел до полусмерти во дворе для упражнений. «Некоторые люди — просто мазохисты», — подумал я. Мне никогда не приходило в голову, что я, наверное, так же потел в кузнице каждый день. В конце концов, это же было другое.

В тот день я тяжело трудился, придавая форму металлу, который, как я надеялся, однажды будет носить на себе Харолд. Пока мои руки работали, мой разум уплыл прочь, думая о приближавшейся поездке в Албамарл. Я решил найти и нанять себе кузнеца, пока мы будем в городе. Возможно, убедить одного из них переехать будет трудно, особенно если у него уже была успешная практика в столице. Быть может, было бы лучше найти молодого подмастерья — кого-то, кто недавно закончил своё ученичество, и, возможно, ищет работу где-то в другом месте.

Быть может, я смогу найти мастера и подмастерья. У Уошбрука было много нужд помимо моих личных проектов, и после того, как не стало моего отца, я был в округе самым близким к понятию «работник по металлу» человеком. Со своими навыками, и толикой жульничества, я мог делать всё, что было необходимо, и быстро к тому же, но это отвлекало. К тому же, мне нужна была помощь. Надежда была на то, что я смогу найти кого-нибудь с опытом изготовления оружия. Таким образом я смог бы переложить на кого-то работу по ковке двуручных мечей, которые я собирался позже зачаровать.

Лежавший передо мной металл остыл, но вместо того, чтобы заново его нагреть, я отложил его, и вышел наружу, чтобы умыть лицо и руки. «Мне, наверное, следует найти какое-то немного более уединённое место, прежде чем я это попробую», — подумал я про себя. Использовав взятое мною с собой полотенце, я сушил руки и лицо, когда ощутил спиной пристальный взгляд. Мой магической взор легко нашёл наблюдавшего за мной человека — он стоял у одного из окон донжона, выходивших во двор.

Будучи уже членом дворянства, а также единственным из известных живых волшебников, я весьма привык к тому, что собираю взгляды любопытных, но что-то в этом человеке привлекло моё внимание. Я осторожно изучил его, не поднимая взгляда, чтобы он не понял — я в курсе, что он на меня уставился. Не используя свои глаза, я мог сказать, что он был довольно неприметным мужчиной, среднего телосложения и среднего возраста — пока не старый, но уже далеко не молодой. Он уже начал лысеть, хотя, не глядя глазами, я не мог сказать, какого цвета у него могли быть волосы.

Затем я осознал, что привлекло моё внимание — вокруг его тела плескалась аура силы, что-то похожее на мой собственный щит, но гораздо более тонкое. Мой щит был ярким и мерцающим, когда я смотрел на него своим магическим взором, но тут была тусклая тенистая аура, почти необнаруживаемая. Он держал свою силу близко к своей коже, и она была сплетена так тонко, что трудно было понять, какой цели она могла служить, хотя было ясно — в качестве предохраняющего от опасности щита она использоваться не могла.

Наконец любопытство одолело меня, и я повернул голову, чтобы посмотреть на него вверх. Мои глаза мгновенно нашли окно, у которого он стоял, но там никого не было. Это было прямой противоположностью того факта, что мой магический взор по-прежнему видел его весьма ясно, смотрящего вниз, на меня. Я прищурился, когда мои глаза попытались усерднее рассмотреть человека, который, как я знал, должен там быть. В этот момент я почувствовал (но не увидел), как бровинезнакомца удивлённо поднялись, когда он осознал, что я был в курсе его присутствия.

Я направился к двери, которая привела бы меня внутрь.

— Стой там! Мне нужно с тобой поговорить! — на ходу крикнул я вверх. Я не был до конца уверен, почему я подумал, что этот человек может меня послушать, но повредить это не могло. Я совсем не рад был перспективе гоняться за ним. Видимый или нет, я был уверен, что он не сможет скрыться от меня, теперь, когда я его заметил.

Это оказалось гордыней с моей стороны. Пока я бежал через двор, человек начал таять. Последнее, что я уловил — это то, как он закрыл глаза, а потом его там просто не стало. Я остановился как вкопанный. «Это же невозможно… или нет?» — удивился я. Я полностью раскрыл свой разум и тщательно осмотрел местность. Я также вдвое тщательнее проверил, что вокруг не было «пустых» мест, которые могли указывать на присутствие шиггрэс. Я не нашёл ничего.

Насколько я мог сказать, незнакомец просто перестал существовать. Из просто невидимого он перешёл в разряд «возможно, я его просто вообразил» всего лишь за несколько секунд. Тем не менее, я к тому времени был достаточно уверен в своих чувствах, чтобы не сомневаться в них. Он там был, и таким образом появлялись некоторые тревожные моменты.

— Он был там, но не был видимым… по крайней мере — невооружённым глазом, — подумал я вслух. — А когда он осознал, что я заметил его присутствие, он либо перенёс себя прочь, либо сумел спрятаться даже от моего магического взора, а не только от обычного взгляда.

Я не думал, что он перенёсся. Я бы почувствовал что-то, и я сомневался, что у него был готов круг посреди коридора моего собственного замка. Я принял решение немедленно это проверить, и продолжил свой путь внутрь, чтобы осмотреть место, где я его видел.

Минуту спустя я стоял там же, где стоял он. Круга там не было. Обыскав коридор и близлежащие комнаты, там я тоже его не обнаружил. Но человек исчез. Моё недавнее изучение иллюзий в достаточной степени просветило меня о некоторых возможностях магии по обману зрения, но я не знал способа сделать кого-то совершенно невидимым для обычного зрения. А отложив это в сторону, я не мог предположить, как он мог спрятаться от моего магического взора — даже шиггрэс оставляли пустое место, которое можно было ощутить, если быть достаточно внимательным.

«Так он всё ещё здесь или нет?» — от этой мысли у меня зачесалось между лопатками. Я дважды перепроверил свой щит, и живо пошёл ко двору для тренировок. Сразу же, как только я заметил своего дюжего друга, я крикнул:

— Дориан!

Он удивлённо поднял взгляд, и, когда заметил меня, отдал людям ещё несколько приказов, после чего пошёл меня встретить.

— Ты выглядишь взволнованным, — сказал он. У моего друга был дар к преуменьшению.

— В замок пробрался посторонний, — без всякого вступления сказал я ему.

— Что?!

Я начал объяснять случившееся, что заняло больше времени, чем я ожидал. У Дориана было полно вопросов, и мой рассказ был ему не слишком ясен, поскольку он на самом деле совершенно не понимал магию. Наконец он просуммировал для меня случившееся:

— Значит, ты не знаешь, есть ли здесь сейчас кто-нибудь, или этот «кто-нибудь» ушёл… и возможно, что у тебя просто разыгралось воображение, поскольку ты на самом деле не видел его своими глазами.

— В целом — примерно так, разве что кроме того, что ты сказал про воображение. Там кто-то был, и он использовал какую-то магию, — ответил я. — Как думаешь, что нам делать?

Дориан одарил меня красноречивым взглядом… челюсть его отвисла, а глаза — расширились.

— По замку бродит неподконтрольный волшебник, а ты спрашиваешь меня? Если ты не можешь его найти, то я и понятия не имею, чт… — остановился он на полуслове, и на миг его глаза стали ещё шире: — Иди искать Пенни! Оставайся с ней, пока я тебя не найду.

— Подожди, — в недоумении сказал я. — Почему Пенни?

— Просто позаботься о том, что она в безопасности! Я разберусь с остальным! — крикнул мне через плечо Дориан. Он уже направлялся к тренировочному полю, и ещё не добравшись до лестницы, я услышал, как он начал выкрикивать приказы располагавшимся там солдатам. Я побежал в противоположном направлении, и проклинал себя за то, что не подумал о Пенни. Это был признак моего растущего тщеславия. Я предполагал, что какой бы риск нарушитель ни представлял, эта опасность была направлена на меня. На бегу я нашёл её своим разумом… она никогда не выходила слишком далеко из моей головы, поэтому обнаружить её было легко.

Внутри донжона я стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через ступени, пока не достиг этажа, где мы жили, и начал выкрикивать её имя. Она была в детской — наверное, снова декорировала её, или «вила гнёздышко», как она говорила. Пенни была одна, насколько я мог судить — единственным другим человеком была горничная, убиравшая в покоях на противоположном конце коридора. Она с любопытством выглянула из комнаты, когда я пробегал мимо, но я не обратил на её вопросы никакого внимания.

Я прорвался через дверь в наши покои, не замедляясь, и чуть не сбил Пенни на пол — она бежала в противоположном направлении.

— Какого чёрта? — воскликнула она, держа в руке ножны с мечом.

— Чёрт, ты чуть не проткнула меня этой штукой! — сказал я, игнорируя тот факт, что мой щит, наверное, уберёг бы меня. «А с другой стороны, я же зачаровал её меч… он мог и пробить мой щит», — подумал я, вспомнив свой бой с Дэвоном Трэмонтом.

Она выгнула бровь, глядя на меня:

— Потому-то я и не вынимаю его из ножен, пока не увидела кого-то, кого нужно рубить, гений, — едко ответила она, махая передо мной ножнами.

Внутри я не смог удержаться от улыбки. «Моя девочка определённо за словом в карман не лезет. Её нельзя не любить», — подумал я про себя. Я взял её за руку и, с помощью слова и мысли, возвёл щит вокруг нас двоих. Я всё ещё тяжело дышал после своей пробежки вверх по ступеням.

— Ты собираешься поделиться со мной подробностями? — спросила она.

Сделав ещё один глубокий вдох, я ответил:

— Я обнаружил кого-то в замке, он наблюдал за мной. Дориан подал мне мысль сначала найти тебя, — выдал я, по-прежнему тяжело дыша, и даже я готов признать, что это был отнюдь не самый полный ответ, какой я когда-либо давал.

— Так значит, тебе нужно защитить меня от твоего тайного поклонника? — спросила она.

Из-за смеха мне было труднее перевести дух, но к этому времени я и так уже почти отдышался.

— Возможно, — сказал я, широко улыбнувшись. — Нарушитель использовал какую-то магию, и он мог прятаться от меня. Я думаю, Дориан подумал, что ты могла стать целью, поэтому он предложил мне первым делом найти тебя.

Пенни похлопала по своему мягко округлившемуся животу:

— Я — определённо хорошая цель, и с каждым днём по мне попасть всё проще и проще.

Надо было догадаться, что она поднимет эту тему. Женщины, похоже, никогда не упускали возможность привлечь внимание к своим утолщающимся талиям, хотя и жаловались на них.

— Ты пока не настолько большая, — сказал я очередную полуправду, но то было частью супружеского долга. — Однако ты привела веский довод — следует ли тебе брать в руки сталь и сражаться с неизвестными врагами, в твоём-то положении?

— А ты бы предпочёл, чтобы я легла и ждала смерти, если бы кто-то напал на меня?

Ладно, вынужден был признать… глядя на это с такой точки зрения, её действия казались весьма осмысленными.

— Довод принят, — сказал я.

— Нет… ты получил удар остриём^[18]… в этом и смысл, — ответила она.

Я застонал:

— Сколько ещё ты собираешься продолжать это делать? Не так уж и смешно.

— Ладно, но если ты продолжишь нудить, то эта принцесса искать с тобой приключений больше не пойдёт, — ответила она с деланной серьёзностью.

Очевидно, Пенни была в интересном настроении, что стало довольно частым явлением с тех пор, как началась её беременность. Я уставился на неё, гадая, не сошла ли она с ума:

— Ты — не принцесса, и даже если бы я отправился на поиски приключений, то тебя бы я не взял — ты беременна!

На миг она пристально уставилась на меня, прежде чем я заметил, как она замерла. Её глаза расширились, и в них начали проступать слёзы. У меня по спине пробежал холодок, когда я осознал, что её настроение только что резко изменилось.

— Я что, уже настолько располнела? — спросила она. Её губа задрожала.

«Етить твою налево!» — подумал я.

— Нет, нет, я не это имел ввиду! — поспешно выдал я. К счастью, прибыл один из стражников, постучавшийся в дверь. Я быстро открыл, надеясь отвлечь её.

— Милорд, — поспешно сказал он. — В каком месте мне стоять на посту?

На миг в моей голове поселилась пустота, пока я не понял, что Дориан, наверное, послал его охранять наши покои. Я сосредоточился на секунду, пока не вспомнил его имя.

— Ба́рнабас, верно? — сказал я, щёлкнув пальцами.

— Да, ваше благородие, — нерешительно ответил он.

— Заходи. Можешь встать на пост там, у двери, — сказал я ему. В обычной ситуации я бы поставил его снаружи, но если нарушитель использовал магию, то это просто сделает охранника лёгкой целью. К тому же, если он был внутри, то это могло помочь стабилизировать настроение Пенни.

После этого мы перешли в переднюю, примыкавшую к нашим спальням, и сели. Садясь, мы взялись за руки, и я раскинул свои ощущения вокруг, пытаясь следить за движениями наших стражников по замку. Дориан, похоже, вёл поиск повсюду, от комнаты к комнате.

— Ты думаешь, это был ещё один волшебник? — спросила Пенни, нарушив молчание.

— Предполагалось, что их больше и не осталось, кроме меня, — сказал я, однако волшебники были. Мне на ум сразу пришёл покойный Дэвон Трэмонт. — Но мы, полагаю, уже видели, что это может быть не так. Но гораздо вероятнее, что он — направляющий.

— И если это направляющий?

— То он нам не друг. Тёмные боги — определённо наши враги, а сияющие боги вроде бы тоже теперь хотят моей смети, — сказал я. Ещё один стук в дверь прервал наш разговор. — Можешь впустить их, — сказал я охраннику. — Это просто моя мать и ещё гвардейцы.

Барнабас открыл дверь, и вошло ещё пятеро гвардейцев, сопровождавших мою мать. Она, похоже, была не особо довольна тем, что её неожиданно забрали из дома и заставили быстро вернуться в замок.

— Что происходит, Мордэкай? — спросила она меня.

— Я нашёл в замке постороннего, но он сбежал. Дориан послал охрану, чтобы позаботиться о твоей безопасности, и к тому же он, наверное, решил, что безопаснее всего тебе будет с нами, — сказал я. На этот счёт я был с ним согласен. Я также оценил тот факт, что он послал целых пять охранников, заботясь о том, чтобы Мириам безопасно сопроводили.

— Ты всё ещё носишь ожерелье, которое я тебе дал? — добавил я.

Моя мать обиделась:

— Я его никогда не снимаю, — отозвалась она. Возможно, следует заметить, что поскольку я — единственный сын, притом приёмный, моя мать всегда была весьма привязана ко мне.

Я проигнорировал её раздражительность, и начал объяснять ситуацию. Пока я закончил рассказывать, к нам присоединились Дориан и Роуз. Следовало отметить, что он сопроводил её лично.

— Мы никого не нашли, — объявил он.

Вообще-то, другого я и не ожидал, но это меня беспокоило. «Кто бы это ни был, он умеет двигаться незамеченным лучше меня», — подумал я. Эта мысль меня отнюдь не успокаивала. Я привык думать о направляющих как о неумехах, если только речь не шла об исцелении. В целом, их боги не тратили много времени на то, чтобы позволять направляющим практиковаться с в «заимствовании» их силы, чтобы получить полезные навыки.

— Я и не думал, что найдёшь, но я рад, что ты искал, — ответил я. — Ты правда думал, что Пенни или моя мать могут быть в опасности?

— Я не мог себе позволить думать иначе, — ответил он.

Вообще-то я никакой логики в этом не видел, и я не привык к тому, что Дориан соображает быстрее меня. Я ясно выразил свои сомнения:

— Я всё ещё не понимаю, о чём ты думал.

Дориан одарил меня таким взглядом, будто я туповат от рождения. Затем объяснил:

— Не забывай, Морт, что Торнберы защищали семью Ланкастер уже несколько поколений, а не только сам Замок Ланкастер. Я многому научился у своего отца. Какой, по-твоему, будет самый лёгкий способ причинить тебе боль?

Я видел, в каком направлении двигались его мысли, но всё ещё не был уверен, что согласен:

— Это, может, и правда, но любой, кто навредит моей семье, лишь заработает себе мучительное возмездие.

Дориан фыркнул:

— Я сомневаюсь, что тёмные боги настолько тебя боятся, но суть не в этом. Любой, кто хочет контролировать тебя, должен серьёзно подумать о том, чтобы похитить твою семью.

Его слова пронзили меня как молния, когда я осознал, насколько бестолковым я был. Роуз похлопала меня по плечу, и добавила:

— Вот, что я люблю в Дориане — он часто гораздо умнее, чем можно подумать, глядя на его простую внешность.

Мне стало его почти жаль. Звёздный час Дориана почти мгновенно превратился из «спокойного и уверенного» в «красный и смущённый». Его раскрытый рот образовал идеальную букву «о», когда он уставился на Роуз. Наконец он перевёл взгляд обратно на меня, покачав головой, прежде чем снова заговорить:

— В общем, я думаю, что твоей матери следует переехать в одну из комнат рядом с твоими, и нам нужно поставить дополнительных охранников и у дверей, и у лестниц, ведущих на этот этаж.

— Какой в этом толк, если наш нарушитель может передвигаться, не боясь быть обнаруженным? — спросил я. Я совсем не думал, что охранники будут особо полезны, если в ход шла магия.

— Он, может быть, и способен безопасно ходить украдкой, но я сомневаюсь, что он может вытащить кого-то отсюда силой без сопротивления. Когда ты рядом, это будет величайшей возможной глупостью, — ответил Дориан, постепенно возвращая своему лицу нормальный цвет.

Мне льстила уверенность Дориана во мне, и должен был признать, что это был веский довод.

— Ладно, я с тобой согласен. Что ещё нам, по-твоему, нужно сделать?

Однако у моей матери были другие мысли:

— Постойте минутку! — перебила она. — Вы говорите мне, что я должна переехать в замок? — осведомилась она. Я уже знал, что она будет не рада покинуть домик, который делила с моим отцом. Мы с Дорианом беспомощно переглянулись — никому из нас не хотелось быть тем, кому придётся её заставлять.

К счастью, вмешалась Роуз:

— Мириам, мне жаль, но Дориан может быть прав. Разве ты хотела бы, чтобы кто-то использовал тебя как инструмент для принуждения твоего сына? — спросила она. Я начал было ей поддакивать, но Пенни взглядом посоветовала мне помолчать.

— Ну, конечно нет, — ответила моя мать, чуть замешкавшись. — Я просто не думаю, что мне правильно так вторгаться в их жизнь. Они всего лишь несколько месяцев женаты, а теперь Пенни придётся ещё и мириться со свекровью, живущей прямо у неё над душой?

Тут заговорила Пенни:

— Нет, Мириам, никакой проблемы тут нет! Я буду рада, если ты будешь жить к нам поближе.

Я внимательно следил за их разговором. Я и не подозревал, что это могло быть главной причиной того, почему моя мать прежде отказывалась покидать свой дом. Теперь, когда завеса была снята, я обнаружил, что наблюдаю и за Пенни тоже. Возможно, это будет её беспокоить, хотя сейчас она это отрицала. Чем больше я узнавал о женском мире, тем меньше я понимал.

В конце концов моя мать согласилась переехать в прилегавшие к нашим покои, хотя она истово клялась, что мы и не заметим её присутствия. Весь процесс включал в себя немалое количество объятий, и даже несколько слезинок, когда леди (все трое) поделились друг с другом своей любовью. А мы с Дорианом между тем тихо обсудили другие меры, в основном включавшие в себя охранников, которые будут повсюду следовать за моей женой и матерью.

На самом деле не было никакого практичного способа помешать передвижению направляющего, который мог скрываться от кого угодно, поэтому мы решили, что наилучшей заменой этому будет забота о том, чтобы было почти невозможно кого-то похитить.

Позже вечером, лёжа в постели и слушая храп Пенни, я не мог не задуматься о случившихся в моей жизни поворотах. Год или два назад я и вообразить не мог, что могущество может сделать меня столь уязвимым. Я твёрдо решил поискать в библиотеке своего отца, и посмотреть, не смогу ли я найти идеи насчёт того, как лучше защитить мою семью. Было бы здорово отыскать какой-нибудь уорд, который бы предупреждал меня во сне о проникновении. А так я почти не мог спать. Паранойе, похоже, было суждено стать моей новой соседкой по кровати.

Глава 12

Прохладные простыни мягко прилегали к коже Сайхана. Крупный мужчина спал, накрывшись лишь простынёй, несмотря на прохладный ночной воздух. Его тело будто всегда испускало больше тепла, чем ему было нужно.

Взглянув вверх, он не мог не порадоваться тому, что снова был дома, если его комнату во дворце действительно можно было назвать домом. Местожительство было бы более подходящим словом. Пусть так, но два месяца в темнице заставили его по-новому оценить нормальную постель и свежие простыни. Хотя, конечно, он бы никогда не признался в этом в пределах чьей-то слышимости.

— Старею, наверное, — подумал он вслух. По правде говоря, камера, которую он занимал в Ланкастере, была неплохой… для тюремной камеры, во всяком случае. Добрый герцог позаботился о том, чтобы его кормили как полагается, и каждый день давали свежую воду, но удобным это существование не было.

Несмотря на тот факт, что он вернулся на своё привычное место, он всё же не находил покоя. Его беспокоили слова Мордэкая. Сайхан всегда гордился своей службой, обучением следующего поколения Анас'Меридум (когда ещё была вероятность, что те кому-то потребуются), и служением своему королю, когда в этом отпала необходимость. Он также гордился тем, что никогда не сомневался, дав клятву. Его жизнь строилась вокруг принципа верности.

Разум и находчивость должны были служить какой-то цели. Мало толку было снова и снова обсуждать уже сделанный выбор. Однако чем старше он становился, тем труднее ему становилось поддерживать свои жёсткие принципы. Жизнь будто поставила себе целью окрасить его оттенками серого.

Хотя его глаза были закрыты, его комната была мягко освещена лунным светом, проникавшим через выходивший в королевские сады балкон. Свет мигнул, заставив его медленно открыть глаза. Что-то на миг перекрыло свет? Он сохранил расслабленность и неподвижность своего тела, чутко прислушиваясь. Если кто-то сюда вторгся, то его рука уже знала, где был его клинок… пока что он не чувствовал необходимости тянуться к оружию.

Его нос уловил лёгкий запах сандалового дерева, и Сайхан улыбнулся в полутьме. К коже на его шее прижалось острое лезвие клинка, и он увидел нависшую над ним тень.

— Долгая отлучка заставила тебя размякнуть, «зайха́р»? — произнёс мягкий и страстный голос.

— Если бы ты пришла меня убить, то сомневаюсь, что обрызгала бы себя духами, — ответил он, не двигаясь.

— Когда я убью тебя, это будет в период цветения жасмина, когда твой нос уже будет заполнен его запахом, — сказала она, наклоняясь достаточно близко, чтобы увидеть его лицо в тусклом свете.

Её волосы упали вокруг него, когда она наклонилась, и запах сандалового дерева усилился. Двигаясь медленно, Сайхан скользнул ладонью по внешней стороне её бедра, огибая её формы. Нож прижался к его горлу сильнее, предупреждая его своим острым лезвием.

— Осторожно, зайхар, твоя жизнь — в моих руках, — сказал ему, приблизив своё лицо на считанные дюймы к его собственному.

— Я готов рискнуть, — ответил он, под покровом темноты передвигая ладонь в более чувствительные места. Миг спустя женщина ахнула, и давление лезвия ослабло на миг. Извернувшись, он забрал нож у неё из руки, и забросил его на другую сторону комнаты. Ненадолго завязалась борьба, в которой он получил несколько ссадин и царапину. Его противница была обнажена, не считая прозрачной ночнушки.

Женщина была сильнее, чем выглядела, и умела бороться, но с ним она всё равно сравниться не могла. В конце концов, он был почти в два раза тяжелее. Заломив ей руку, он прижал её к матрасу. Его другая рука продолжала шарить по ней, даже пока она рычала на него.

— Неужели моя отлучка заставила тебя размякнуть, Руфь? — спросил он.

Тут она его укусила, но мягко.

— Опусти меня, и я покажу тебе, как я размякла, — поддразнила она его.

Он отпустил, и, несмотря на его рефлексы, она заехала ему по щеке хлёсткой пощёчиной. Он забыл, насколько она была быстрой. Проигнорировав удар, он яростно притянул её к себе для поцелуя. Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила:

— Я думала, что ты не вернёшься, — сказала она.

— Так почти и случилось, — признался он. — Что бы ты сделала?

У тому времени она обхватила его ногами, и толкая его обратно вниз, наклонилась ближе, чтобы прошептать ему на ухо:

— Я бы оставила след из крови и мертвецов от одного конца королевства до другого, пока не нашла бы того, кто убил тебя.

— А если бы я не был мёртвым? — спросил он, держа её за талию. Её ночнушка уже была порвана в клочья во время их схватки.

— Тогда мне бы самой пришлось тебя убить, — сказала она, прикусывая его ухо.

На это он улыбнулся, но не ответил. Не было смысла портить момент. Прошло много времени, прежде чем они снова вернулись к разговору. У них были более насущные вопросы, требовавшие разрешения.

Наконец всё успокоилось, и они легли, сцепившись, в разгромленной кровати Сайхана.

— Я уже было подумал, что ты злишься на меня, — сказал он, имея ввиду тот факт, что он уже более чем две недели как вернулся в столицу, прежде чем Руфь решила его «навестить».

Она фыркнула:

— Я и злилась, но ты, похоже, был слишком бестолковым, чтобы понять намёк.

Он хрюкнул, но промолчал.

— К тому же, продолжила она, — я скоро уезжаю. Не хотела оставлять тебя, не попрощавшись.

Он поднялся на локте, чтобы яснее увидеть её:

— Это имеет какое-то отношение к тому, что тебя позавчера нашли в саду, в бессознательном состоянии?

Она поморщилась. Это был один из самых стыдных провалов с тех пор, как она десять лет тому назад стала работать на короля.

— Я подозреваю, что мне всё равно поручили бы эту миссию, но этот случай никак делу не помог.

Сайхан не спросил, в чём состояло её задание — он знал, что она ему не скажет.

Вместо этого заговорила она:

— Мне нужна информация.

Он сделал глубокий вдох — он подозревал, что к этому всё может прийти. Сайхан ощутил, как что-то в его груди неприятно сжалась. Он проигнорировал это ощущение.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он, но уже знал ответ. Если она выедет завтра, то достигнет Замка Камерон в день перед публичной церемонией с Мордэкаем в столице. Благодаря такой расстановке времени она будет там в отсутствие нового Лорда Камерона.

— На этот вопрос я ответить не могу, — отозвалась она. — Мне нужно знать, какая она.

— Ты имеешь ввиду мою недавнюю ученицу, конечно же, — прямо заявил он.

Она кивнула:

— С её мужем я уже познакомилась.

— Не суди его по той встрече. В некоторых отношениях он — два разных человека. Твёрдый под давлением, но также наивный, когда может себе это позволить, — сказал он.

— Он показался весьма способным, но мне нужно знать про его жену, — настояла она.

«Поскольку его самого там не будет», — подумал про себя Сайхан.

— Она не робкого десятка. Я хорошо её учил, но она всё ещё молода и неопытна. У неё есть дух, но без уз ей с тобой не сравниться.

— Согласно отчётам, она беременна, — добавила Руфь.

— Вероятно, — ответил он. — Я так и не увидел её после битвы, и они не посчитали нужным сообщать мне новости, пока я сидел взаперти.

— Это может осложнить ситуацию, — заметила она, глядя на него.

— Как это? — спросил Сайхан.

— Женщины дерутся ожесточённее, когда их отпрыски в опасности, — ответила она. — Я удивлена, что ты это забыл. Почему, по-твоему, Элейна разорвала свои узы?

— Ты когда-нибудь задумывалась хоть немного о том, чтобы завести своих собственных детей? — внезапно спросил Сайхан. Даже он сам не был уверен, откуда он взял этот вопрос.

Глаза Руфи расширились в темноте:

— Это ты так делаешь мне предложение?

Он сжал зубы:

— А если бы сделал… каков был бы твой ответ?

Она расслабилась:

— Я не знаю. Возможно, будь мы моложе, было бы проще ответить на этот вопрос, — ответила она, дразня его.

На миг его рука болезненно напряглась на её предплечье, прежде чем он ослабил свою хватку, и отвёл взгляд.

— Тебе нужна новая работа, — наконец сказал он.

Руфь засмеялась, и обняла его плечи своими руками, почти небрежно повиснув на нём. Это был жест в равной пере чувственный и тёплый.

— Ты беспокоишься обо мне, или о графине?

Он заскрипел зубами:

— И то, и другое, — сказал он наконец. — Они — хорошие люди.

— Всё, что им нужно делать — это поддерживать его величество в довольном состоянии, и никому не придётся проливать слёз, — ответила она. — Ты что, сомневаешься в своей клятве?

— Я устал от крови. Может, мне следует уйти в отставку, — ответил он, уходя от вопроса.

Её лицо было вне его поля зрения, поэтому он не увидел, как на её лице мелькнула гримаса боли. Когда она заговорила, её голос звучал игриво:

— Люди вроде нас не уходят в отставку, зайхар, и мы умираем так же, как жили.

— Перестань называть меня так, я больше не твой учитель.

— Ну и ну! Ворчливый ты сегодня, да? Я начинаю думать, что ты волнуешься за меня, — сказала она.

— Если ты по какой-то случайности встретишь во время своей миссии Мордэкая… не дерись с ним, — ответил он, игнорируя её ремарки.

— Ты стал так мало верить в меня? — сказала она.

Сайхан нахмурился:

— Он слишком опасен, особенно если считает, что в опасности его семья, и если кому-то и вгонять ему клинок между рёбер, так это мне. Это самое меньшее, чем я ему обязан.

Руфь поцеловала его между челюстью и ухом:

— Я не думаю, что я когда-нибудь видела тебя таким мрачным, или таким поэтичным. Они действительно добрались до тебя, а?

Он слегка покачал головой:

— Нет, я просто заново обдумывал некоторые вещи в последнее время.

— Не думай так крепко, — ответила она, легко проводя ладонями вниз по его животу. — Беру свои слова обратно… — хрипло сказала она ему на ухо. — Думай так крепко, как пожелаешь.

— Разве тебе не следует отдохнуть перед завтрашним днём? — ответил Сайхан.

Руфь засмеялась:

— На том свете отдохну, — отозвалась она. Обнимая его, она провела рукой по его груди, пока не нашла лежавший на ней железный кулон. Зачарованный кулон, который Мордэкай сделал для него, чтобы защитить его разум.

— Что это? — спросила она.

— Вещь, которая тебе пригодится, — ответил он, протягивая руку вверх, чтобы развязать висевший у него на шее кожаный ремешок. — Он не даёт магии или другим посторонним источникам влиять на твой разум. Если бы ты носила его позавчера, то внезапная сонливость тебе не грозила бы.

Повернувшись, он надел его на неё.

— Откуда ты это взял?

— Его сделал для меня Мордэкай, — сказал он, хохотнув. — Я думаю, тебе он понадобится в грядущие дни гораздо больше, чем мне.

Она не веря уставилась на него:

— Он дал это человеку, который пытался его убить?

Сайхан покачал головой:

— Он сделал такой кулон для каждого в городе, чтобы защитить их от шиггрэс. Он дал его мне до того, как разорвал свои узы — до того, как я попытался его убить.

— И позволил оставить его себе?

— Тебе нужно быть знакомым с ним достаточно долго, чтобы понять, — ответил он, уставившись в даль.

— Должно быть, он глупец, — сказала она.

Внимание Сайхана вернулась из закоулков его сознания, и он снова начал целовать её, мягко опуская её обратно на подушки.

— Возможно, — тихо пробормотал он про себя. — Я в этом уже не столь уверен.

Глава 13

Дни миновали быстро — возможно потому, что я работал усерднее прежнего. Я хотел позаботиться о том, чтобы второй набор брони был закончен до моего отбытия в столицу. Недавний испуг и навалившаяся паранойя заставили меня осознать как никогда, что мне нужна была помощь. Я не мог быть повсюду, и я не мог защитить всех.

Стук в дверь кузницы отвлёк моё внимание.

— Входи, Лизэтт, — позвал я. Я уже узнал замковую горничную, хотя она не произнесла ни слова, и пока не открыла дверь.

Она сунула голову внутрь:

— Прошу прощения, ваше благородие, но Сэр Дориан попросил меня сказать вам, что пришло время для вашей сессии планирования, — сказала она. По какой-то причине мой взгляд привлекла яркая лента, которой она подвязала свои волосы. Бывают редкие моменты, когда я могу быть очень наблюдательным. Пенни, может, и говорит, что эти моменты обычно связаны с красивыми женщинами, но это было верно лишь время от времени… например — сегодня.

— Эта лента — новая, Лизэтт? — сделал я наблюдение, выходя вслед за ней из кузницы.

Она покраснела:

— Да, ваше благородие, хотя я думала, что такие вещи недостойны вашего внимания.

— У тебя, наверное, есть поклонник, — угадал я. — Какой-нибудь паренёк из деревни? — осведомился я, и, говоря «паренёк», я не мог не засмеяться над собой. Я говорил как старик, хотя мне самому и двадцати не исполнилось.

Она покраснела ещё гуще:

— Нет, ваше благородие, один из ваших солдат, — отозвалась Лизэтт. Её смущение заставило её опустить голову ещё ниже. Я больше не мог видеть её глаз.

— Не нужно смущаться, это совершенно естественно. Он тебе нравится? — спросил я, и сразу же пожалел о сказанном. Я надавил на неё настолько сильно, что она лишилась дара речи — вместо этого она молча кивнула.

Я попытался разрядить обстановку:

— Прости, Лизэтт. Мне не следовало лезть в твои личные дела. Но если он плохо будет с тобой обращаться, дай мне знать. Среди моих людей я невежливости не потерплю.

Почему-то эта ремарка вырвала её из сметённого смущения:

— О, нет, ваше благородие! Харолд никогда бы не стал плохо со мной обращаться. Он — истинно благородный человек, по крайней мере — по природе своей… если не по рождению, — закончила она, осознав, что сказала больше, чем намеревалась, и снова замолчала.

Названное ею имя меня удивило:

— Харолд Симмонс?

Она согласно кивнула.

— Судя по тому, что я слышал, он — хороший малый, — сказал я. К этому моменту мы дошли до лестницы, и наши пути разошлись. Я не мог отделаться от ощущения, что я как-то сплоховал в нашем разговоре, когда она сделала реверанс, и сбежала по коридору. Я всё ещё не привык к тому, что люди меня боялись.

Минуту спустя я вошёл в комнату для планирования. В отличие от того, что было несколько месяцев назад, она была со своими собственными столом и стульями, поэтому мы больше не были вынуждены использовать высокий стол в главном зале. Многие из стульев уже использовались, занятые Дорианом, Роуз, Пенни и Харолдом Симмонсом. Дориан предложил включить Харолда в сегодняшнюю встречу, поскольку он будет важен для наших планов на ближайшее будущее. Образование лучше начинать раньше, чем позже.

— Простите, я припозднился — потерял счёт времени, — сказал я им.

Пенни закатила глаза, глядя на меня, и я уловил намёк на улыбку у Роуз на лице, но первым заговорил Дориан:

— Ну, раз теперь ты здесь, мы можем начинать.

Я сел:

— Уверен, вы все знаете, почему мы здесь. Недавний инцидент с нарушителем вскрыл определённые проблемы. Проблемы, к которым нам нужно подготовиться, пока я в столице.

— Безопасность, — прояснила Пенни вместо меня.

— Верно, — согласился я. — Дориан, ты сказал, что уже составил план, так почему бы тебе не объяснить?

Дориан встал. Я не думаю, что он смог бы обращаться ко всем в комнате сидя. Это просто было не в его натуре.

— Первое, что нам нужно обсудить — кто отправится в столицу, а кто останется здесь…

— Разве будет не проще, если все просто отправятся со мной? — спросил я.

Дориан зыркнул на меня за то, что я так быстро его перебил.

— Возможно, — ответил он, но ты будешь в столице занят и отвлечён. Также, пока ты там, есть вероятность каких-то козней против тебя. Тебе будет проще сосредоточиться на насущных проблемах, если ты возьмёшь с собой лишь необходимый минимум людей.

— То есть, в основном — только Морта и меня? — спросила Пенни.

Дориан отрицательно покачал головой:

— Прости Пенни, но — нет. Я хотел бы, чтобы Морт отправился один, сопровождаемый лишь почётным караулом.

— Разве я не буду здесь более уязвимой, когда Морта не будет рядом? — парировала она.

— Не будешь, — ответил он. — Врагу в столице будет гораздо труднее координировать любые свои замыслы на таком расстоянии.

Однако мою жену было не так просто одолеть:

— А что насчёт нашего таинственного направляющего?

— Для этого у меня тоже есть решение. В день, когда Морт убудет, тебе переместят в Ланкастер, вместе с Мириам и твоими охранниками, — самодовольно сказал он. — Никто вне этой комнаты не будет знать о твоей поездке, пока ты не исчезнешь. Не зная, какие намерения у нашего врага, я могу лишь предположить, что неожиданная смена дислокации нарушит любые планы, которые у них могут быть, особенно если они не знают, куда тебя увезли.

Я вмешался:

— Однако Ланкастер — довольно очевидное место.

— Так и есть, но не будучи уверенными, они будут испытывать трудности в выборе ответа — если они вообще способны достаточно быстро покрыть такое расстояние. Если они всё же сумеют последовать за нами, то они всё равно будут в незнакомой местности. Они не будут знать, в каких покоях проживает твоя семья, расположение постов стражи, или то, насколько долго ты планируешь быть в столице.

Харолд внезапно подал голос:

— Кто будет охранять графиню? — ровно произнёс он, несмотря на то, что, очевидно, нервничал, будучи в полном начальства помещении.

Дориан ответил:

— Охранять буду я. Ты будешь приставлен к графу, пока он в столице.

— При всём моём уважении, Сэр Дориан, вы сможете защитить графа гораздо лучше меня, — сказал молодой Харолд.

Я тихо засмеялся:

— Мне кажется, ты неправильно понял его приоритеты, Харолд. Дориан посылает тебя со мной, предполагая, что угроза мне менее вероятна.

— О, — сказал молодой боец. Он быстро скрыл своё смущение.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, Харолд, — сказал Дориан, пытаясь его ободрить. — В конце концов, ты всё же будешь возглавлять группу, охраняющую нашего славного графа. Это немалое достижение для человека твоего возраста.

Тут подала голос Роуз:

— Из сказанного тобой прежде я так понимаю, что ты собираешься оставить меня с Пенни и Мириам?

Впервые с того момента, как он начал совещание, Дориан посмотрел прямо на Роуз. Я и не осознавал, что до этого момента он избегал смотреть ей в глаза — наверное потому, что это часто лишало его ясности речи.

— Э-э-э… да! Именно это и было моим намерением, и проницательно со стороны твоей… то есть, это было очень проницательно с твоей стороны… Я… — закончил Дориан неудобной паузой. Наконец он отвёл взгляд, и снова заговорил: — Да. Простите, я потерял ход мысли.

Я видел, как Пенни улыбнулась мне через стол. Естественно, она находила всё это крайне забавным, в то время как я не мог не стыдиться слегка за своего друга. Роуз нарушила молчание:

— В обычной ситуации я была бы не против, но в этом случае я думаю, что мне нужно отправиться с Мордэкаем, — сказала она.

Дориан всё ещё приходил в себя, поэтому я сказал вместо него:

— Почему?

— Я не вхожу в список основных целей, поэтому мне опасность грозить почти не будет, и у меня есть несколько деловых вопросов, которыми мне нужно заняться в городе. В их числе важное место занимает оказание тебе помощи в приобретении нового кузнеца, — сказала она.

Об этом я забыл. За день до этого я спрашивал у неё совета на этот счёт.

— Какие ещё дела у тебя есть в городе? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Поскольку ты, похоже, исправился в глазах короля, то получается, что мой Дориан может и не быть вечно вне закона. Я подумала, что я могу поговорить со своим отцом насчёт кое-каких личных дел, — заявила она. То, как она произнесла «мой Дориан», ни у кого почти не оставило сомнений в том, как она к нему относится. Это был первый раз, когда я услышал, чтобы она настолько открыто говорила о своих чувствах к нему.

Судя по его виду, Дориан был на пороге инсульта:

— Ну, звучит хорошо, — удивительно чётко сказал он. — У кого-нибудь ещё есть возражения или пояснения, которые следует упомянуть? — произнёс он без запинки, несмотря на густо покрасневшее лицо.

Я не смог удержаться. Я поднял руку, как школьник, и спросил:

— Да, я просто гадал, когда ты собираешься встретиться с Лордом Хайта-а-ау! — взвыл я, когда Пенни пнула меня под столом, причём не мягко. Но вскрикнул я скорее от удивления, чем от боли — как обычно, меня окружал плотно свитый щит.

— Что-нибудь ещё, Ваше Сиятельство? — спросила Пенни, подняв бровь.

Я окинул её твёрдым взглядом, прежде чем ответить:

— Вообще-то — да, у меня есть кое-что ещё… Харолд!

Бедный Харолд поднял взгляд, будто я дал ему пощёчину:

— Да, ваше благородие?

— Ты понимаешь, в каком ты теперь положении? — спросил я.

Он вперил в меня ничего не выражающий взгляд. В некоторых отношениях он очень напоминал мне Дориана, хотя в других отношениях он весьма отличался.

— Простите, Ваше Сиятельство, я не уверен, что вы имеете ввиду, — наконец сказал он.

— Существует причина, по которой тебя пригласили на это заседание. У меня сильный недостаток подчинённых, которым я могу лично доверять. Дориан в последнее время говорил о тебе немало хорошего, и я сам провёл кое-какие проверки. Ты, похоже, честный человек, а также искусно владеешь оружием, — сказал я.

Я не задал вопроса, поэтому Харолд терялся в догадках, что же ему сказать.

— Спасибо, Ваше Сиятельство, — наконец осмелился произнести он.

— Короче говоря, мне нужна твоя служба, и не просто в твоей нынешней должности солдата, — сказал я ему. После чего я описал новый рыцарский орден, который я намеревался создать.

Харолд встал со своего стула ближе к концу моих объяснений:

— Прошу прощения, сэр, но вы же шутите!

Я был удивлён. Не понимая его точку зрения, я предположил, что он порицал саму идею создания нового ордена рыцарей. Дориан положил ладонь мне на предплечье прежде, чем я смог ответить.

— Мы не шутим. Прежде чем ты сбросишь себя со счёта, подумай о том, как ты отличился во время недавней войны с Гододдином. Лорд Камерон не был невнимателен, принимая это решение, и тебе, возможно, следует подумать об этом, прежде чем ты примешься подвергать сомнению его мотивы, — говорил Дориан, а я осознал, что Харолд возражал против того, что был избран, а не против самого плана.

— Ты намереваешься отказать от этой ноши? — торжественно спросил я молодого Харолда, окидывая его моим самым значительным взглядом.

Харолд преклонил колено стремительно, будто подрубленный:

— Нет, мой синьор, я приму всё, что вы возложите на меня, в меру моих способностей.

Я поднял бровь, и бросил взгляд на Дориана. Я не ожидал, что Харолд будет так гладко выражаться.

— Очень хорошо, вставай. Акколаду проведём завтра, так что тебе нужно будет приготовить своё бдение этой ночью.

Он встал, и ушёл вместе с Дорианом и Роуз, а мы с Пенни многозначительно переглянулись. Когда все покинули комнату, я сказал:

— Ты уверена, что этот план тебя устраивает?

Она шагнула поближе ко мне, и я обнял её руками. Запрокинув голову, чтобы посмотреть на меня, она оценивающе меня оглядела.

— Я бы предпочла быть с тобой, но я понимаю необходимость. Просто не заставляй меня проводить слишком много ночей в одиночестве, иначе по возвращении у тебя на руках окажется очень капризная беременная женщина.

Она положила голову мне на грудь, а я склонил свою вперёд, приложившись щекой к её мягким коричневым волосам. Мы долгую минуту стояли так, прежде чем наконец направиться к двери. Оглянувшись, Пенни на миг посмотрела на комнату, и нахмурилась:

— Эта комната совсем уж пыльная. Надо будет напомнить Лизэтт, чтобы она тщательно тут прибралась.

Мне стало почти жалко замковую прислугу… сама бывшая горничная, Пенни задавала им высокую планку.

— Не будь с ней так строга — по мне, так всё выглядит неплохо, — сказал я ей.

— Ты слишком добрый, — сказала она. — Посмотри в те углы… там столько пыли, что в ней аж следы видно.

Вынужден был признать, что она была права.

— Просто попробуй не слишком наседать на Лизэтт — она же влюблённая молодая девушка, знаешь ли. Возможно, есть несколько вещей, которые её отвлекают, — сказал я, выводя Пенни прочь из комнаты, и когда мы повернулись спиной, я не увидел, как шевельнулась пыль, и как в ней появились новые следы, когда мы больше не смотрели.

Глава 14

Тем вечером я вернулся к работе в кузнице. Я был близок к завершению брони, которую мастерил для Харолда. Если он должен был стать моим телохранителем в Албамарле, то я хотел, чтобы он выглядел хорошо, а также был надлежащим образом экипирован. К тому же, у меня было такое ощущение, что Лизэтт понравится увидеть её молодого человека в новом наряде — по крайней мере, пока тот не начнёт попахивать. При этой мысли я посмеялся про себя — даже магическая броня обладала тенденцией к оскорблению обоняния, через какое-то время.

По моим лучшим прикидкам, я смогу закончить её лишь после посвящения Харолда в рыцари. Надежда была на то, что я смогу её завершить до того, как мы отправимся в столицу. Ему просто придётся проявить понимание. Всё равно это был сюрприз — он понятия не имел, что я собирался всех своих рыцарей облачить в такие доспехи.

Работая, я оказался в неудобном положении, нуждаясь в дополнительной паре рук, и имея лишь одну, собственную. Я подумал был позвать охранников, которых Дориан поставил снаружи, но я пока очень не хотел выдавать кому-то свои тайны. Тут мне и пришла в голову идея.

— Мойра, — тихо позвал я, гадая, будет ли её раздражать просьба о помощи в таком заурядном деле.

Она с текучей грацией поднялась из утоптанного земляного пола.

— Нет, это меня не раздражает, — ответила она на мои несказанные слова. — Хотя я не ожидала, создавая это хранилище знаний, что однажды его используют в качестве начинающего помощника кузнеца.

Онадержала горячий металл своими руками, не чувствующими жара, и наблюдала за моей работой. В тот день её глаза были из двух кусков глянцевого шлака, что придавало им странный серый отлив, похожий на полированный гематит. Какое-то время мы молчали, пока я полностью сосредоточился на своей задаче, выравнивая и выглаживая горящую сталь в нужную форму. В конце концов я приостановился, и позволил металлу остыть, пока я измерял его мерной лентой. Этот кусок металла должен был стать частью поножей, защищающих голень, и он должен был соответствовать уже готовой детали доспеха для другой ноги.

Пока я занимался этим, Мойра осматривала уже готовый нагрудник и наплечники, проводя руками по металлу, изучая линии чар, которые я уже на них наложил. Я ощущал, как она изумляется, осматривая их.

— Полагаю, они должны казаться тебе довольно грубыми, по сравнению с чарами, которые создавали в твоё время, — сделал я наблюдение.

Она подняла на меня взгляд:

— Отнюдь. Твоё создание непривычно, не похоже ни на что, созданное при моей жизни, и изощрённость чар немалая. Твои таланты снискали бы для тебя славу мага-кузнеца в моё время. Где ты этому научился?

Я не был уверен, как реагировать на её комплименты:

— Я просто работал с тем, что уже знал — про уорды и так далее. Чуть не взорвался несколько раз, — сказал я ей, вспоминая свои первые попытки создания чар путём сохранения энергии тепла.

— Ты понятия не имеешь какое малое число людей обладало талантами к созданию подобных вещей, даже в моё время. Одно это уже выделяет тебя, не говоря уже о твоей силе, как волшебника, или о твоём потенциале архимага. Твои предки гордились бы тобой, — сказала она.

— Пока что я сумел лишь убить кучу невинных людей — я не уверен, что это укладывается в твою оценку, — с горечью сказал я. Её похвала почему-то меня раздражала.

— Я не буду дискутировать с тобой о правильности твоих действий. Твои предки сами едва ли были невинны на этот счёт, — ответила она. — Иллэниэлы были хорошо известны большим числом появлявшихся в их роду за всю историю магов-кузнецов и искусных чародеев. Интересно видеть, что эта черта сохранилась в тебе, вопреки отсутствию у тебя направления или формального обучения.

— Это не совсем верно, — сказал я в свою защиту.

— Почему?

— Мой отец учил меня с тех самых пор, как я стал достаточно взрослым, чтобы качать мехи. Я большую часть жизни наблюдал за тем, как он работал с железом, и когда я подрос, он показал мне всё своё знание металла, какое только мог.

— И ты считаешь, что так можно объяснить это? — засмеялась она, махнув руками на броню, лежавшую на столе у неё за спиной. — Ты вообще осознаёшь тот факт, что ты используешь нечто большее, чем просто волшебство, когда придаёшь металлу форму?

— Я просто заколдовываю свои руки, чтобы они были сильнее и устойчивее к теплу. Ничего другого тут нет, — резко сказал я.

— Тут не всё так просто, — настояла она, взяв часть брони, над которой я только что работал. — Ты думаешь, что металлу можно придать форму так легко, так изящно, просто потому, что ты дал себе более сильные руки? Ты говоришь с ним, прямо во время работы. Не настолько глубоко, как ты делал камнем в тот день, а тихо, исподволь, подталкивая его своим разумом к тому, чтобы он менял форму в твоих руках.

Я уставился на неё, поражённый, ибо понял правдивость её слов.

Она отложила металлическое изделие, и указала на мой посох, стоявший прислонённым к косяку:

— А это что? Посмотри на руны… ты понимаешь, что геометрия, необходимая для такого их выравнивания, должна быть идеальной? Какой мастер научил тебя этому?

Уж по крайней мере на это у меня был ответ:

— Математике меня обучали герцогские учителя. Она был одним из любимейших предметов.

— И из этого ты вывел способ создания рунного канала для фокусировки своей силы? Разве ничто из этого не заставляет тебя призадуматься? В тот момент истории, когда ремесло волшебников почти вымерло… появляешься ты, никем не обученный одарённый. Твоя сила, как мага, не уступает ничьей, о ком я когда-либо слышала, а ещё ты обладаешь потрясающим потенциалом архимага. И после своего появления ты сумел победить единственного оставшегося кроме тебя волшебника, который собирался призвать тёмного бога, чтобы завершить работу, начатую в моё время Балинтором. Потом ты заново открыл потерянное искусство зачарования, и использовал его, чтобы обратить вспять армию численностью более тридцати тысяч человек. Всё это заняло менее двух лет — ничто из этого не заставляет тебя поставить под вопрос природу твоего существования?

На самом деле, я об этом не думал, хотя, если честно, у меня не было её перспективы. Будучи молодым человеком, и не получая никаких направлений извне, я никак не мог оценить достоинства того, что я делал. Мойра обладала точкой зрения, основанной на пике развития человеческой цивилизации более тысячи лет тому назад.

— Я — тот, кто я есть, — ответил я. — Теперь, когда ты указала мне на это, события правда кажутся странными, но как мне ставить под сомнение дар, с которым я был рождён? Он казался мне естественным. К чему ты ведёшь?

Какое-то время она молчала, прежде чем ответить:

— Не знаю, но я считаю, что тебе следует осознавать: ты — из ряда вон выходящий, даже для моего времени. Я не могу не видеть в этом чей-то замысел, и из-за этого тебе следует быть осторожным.

Я фыркнул:

— У меня и так уже полмира и все небеса в числе противников. Как я могу быть ещё осторожнее?

Мойра опустила голову, глядя в пол, а потом снова посмотрела на меня:

— Просто не забывай об этом, и будь бдителен. Что бы ни наставило тебя на этот путь, оно само уже более тысячи лет по нему двигается. Пока ты не обнаружишь, являются ли его намерения дурными или нет, тебе следует быть бдительным, иначе тебя подведут к чему-то, чего ты можешь и не желать.

— Рок Иллэниэла, — пробормотал я.

— Это вполне может иметь какое-то отношение к происходящему, — согласилась она.

— И ты ничего про него не знаешь? — снова спросил я.

Она с сожалением покачала головой:

— К сожалению — нет. Это тебе придётся выяснить самому.

Я был по горло сыт тайнами и заговорами, и решил сменить тему на что-то более практичное:

— Тогда у меня для тебя есть ещё один вопрос, — начал я.

Она не ответила, лишь полностью обратила ко мне своё внимание.

— Ты научишь меня создавать узы между смертным и землёй? Покажешь мне, как создавать собственных таргос чэрэк?

— Покажу, — ответила она, — при одном условии.

— А именно?

— Ты должен пообещать, что никогда не станешь намеренно предоставлять кого-то из них его судьбе, как я сделала с Магнусом, — сказала она.

Я мог понять её побуждения, но опыт уже преподал мне кое-какие тяжёлые уроки.

— Я не могу на это согласиться, — сказал я ей.

Её каменные глаза расширились:

— Почему нет?

— Жизнь уже показала мне свою тёмную сторону. Я не буду лишать себя возможности принимать в будущем решения, пусть и плохие. Так же, как тебе пришлось выбирать между твоим возлюбленным и благополучием твоего стража, мне тоже, возможно, придётся принимать трудные решения. Если ты научишь меня, то учи без условий, а я пообещаю применять эти знания по совести, — сказал я, спокойно глядя ей в глаза.

— По крайней мере, ты стал мудрее, — наконец сказала она. — Хорошо, я научу тебя, и за последствия твоих действий будешь отвечать ты.

— Ценю твоё доверие.

— Первое, что ты должен понять — что с одним человеком ты можешь связать лишь определённое количество силы земли. Чем больше это количество, тем быстрее человек неминуемо сам превратится в часть земли, — сказала она, сразу приступив к теме.

Я кивнул:

— Ты к этому и вела в нашем последнем разговоре.

— Ты также ограничен тем, сколько силы земли ты можешь связать с другими. Предел устанавливается тем, насколько ты можешь контролировать себя, не теряя собственной человечности. Хотя ты можешь создать более одного таргос чэрэк, сумма связанной тобой с ними силы не может превышать твоего собственного предела. Это ясно? — спросила она.

Это показалась мне простым:

— Значит, я могу связать лишь определённое количество, и я могу решить разделить это количество среди более чем одного человека, покуда в сумме они не выходят за мой собственный предел?

— Да, многим понемногу, или помногу немногим — в идеале тебе следует связать как можно меньшее количество, необходимое для достижения твоей цели. Это продлит время, в течение которого твои таргос чэрэк смогут сохранять свою человечность. Если будешь благоразумен, то они могут жить десятилетиями, прежде чем начнут страдать. Ты также должен предупредить их использовать силу бережливо. Если они будут постоянно черпать силу земли, то это ускорит их превращение.

Спать я тем вечером пошёл очень поздно, но зато я чувствовал больше надежды на будущее, чем имел уже довольно долгое время. Я, может, и не понимал пока все силы, которые двигали мной, но чем больше я узнаю, тем лучше вооружённым я буду впредь.

Пенни заворчала на меня, когда я попытался оттянуть на себя часть одеяла, чтобы накрыться:

— Одеяла зарезервированы для мужей, которые ложатся спать в разумное время.

— Мужей? — тихо засмеялся я. — Сколько их у тебя? — сказал я, придвинувшись к её спине, чтобы согреться.

— Их станет меньше, если ты продолжишь пропускать ужин, и оставлять меня ложиться спать одну, как какую-то старую деву, — сварливо ответила она.

Глава 15

Мои сны были наполнены боем барабанов. Люди шли маршем, огонь падал с неба, и всё это время барабанщики держали свой адский ритм — а потом я проснулся. Гулкие удары барабанов сменились звуком кого-то, колотящего в дверь, что встревожило меня само по себе. Потом я вспомнил об охране, и мои дополнительные чувства подтвердили, что те никуда не делись.

Пенни нигде не было видно, и в окнах всё ещё было темно — рассвет ещё не наступил. «Как она может подниматься так рано?» — задумался я, топая к двери. «Наверное, дело в её нездоровом режиме сна». Я распахнул дверь, зыркнув на стоявшего снаружи Дориана.

— Надеюсь, у тебя есть для этого чертовски хорошая причина, — прорычал я.

У него было его характерное, радостное утреннее выражение лица:

— С добрым утром, солнышко! — объявил он.

С меня было довольно — я захлопнул дверь, и побрёл обратно к кровати.

— Солнышко ещё не взошло, ты, ублюдок-садист! — проорал я оставшейся у меня за спиной двери.

— Ты Харолду это скажи, — ответил он через толстую древесину.

Я остановился на полпути к кровати, пока мой мутный мозг обрабатывал это заявление. Я сказал Харолду Симмонсу приготовить ночное бдение — это значило, что он всю ночь не спал, медитируя перед своим утренним посвящением. Я злобно улыбнулся себе. «Ну, как минимум одному человеку удалось выспаться ещё меньше меня», — подумал я. Затем я вспомнил, что церемонию нужно было проводить на рассвете, с восходом солнца. На миг моя эгоистичная сторона сцепилась с моей порядочной стороной, советуя мне отложить его посвящение как минимум до полудня, но я знал, что это было бы неуважительно.

Несмотря на представление о дворянстве, сложившееся у многих людей, на самом деле оно включает в себя не только сплошные парады и розы. Быть может, некоторых лордов это бы не потревожило, но я не намеревался выказывать настолько малую заботу о служащих мне людях. «В отличие от Барона Арундэла», — подумал я. Я вернулся к двери, и открыл её:

— Иногда я тебя ненавижу, — сказал я своему дорогому другу. А он продолжал улыбаться… ублюдок этакий.

— Просто радуйся, что это был я, — сказал он.

— Ты о чём?

— Пенни хотела, чтобы тебя облили ведром воды за то, что ты так поздно лёг, — сказал он, посмеиваясь.

— И ты решил, что скорее присвоишь себе удовольствие меня поднять? — спросил я.

— Нет — я беспокоился, что ты можешь навредить слуге, если тебя так резко разбудить, — ответил он.

— Ах, Дориан, ты всегда желаешь мне только лучшего, не так ли. Я всё равно медленно тебя убью после завтрака, но это может подождать то того, как закончится посвящение Харолда. Не хотелось бы портить такой момент, — с деланной серьёзностью сказал я.

— Сначала акколада, потом — завтрак, — поправил Дориан. — Харолд не может есть, пока она не закончится.

Чертовски варварский обычай, если хотите знать моё мнение — но его знать никто не хотел.

— Помоги мне одеться — чем раньше я спущусь, тем быстрее мы все сможем поесть, — грубо сказал я. Дориан оказал мне эту честь, поскольку у меня всё ещё не было полагающегося мне слуги, а Пенни устроила забастовку. Я проснулся до конца, готовясь, и к тому моменту, как я принял презентабельный вид, я ощутил лёгкую вину за своё сварливое поведение. Хотя Дориану я об этом, конечно, не сказал. Он заслуживал того, чтобы научиться осмотрительности, но я всё же хотел поступить с Харолдом как положено.

Мы спустились вниз, и направились в маленькую часовню, которую починили во время перестройки замка. Хотя я больше не поклонялся богине, церемонию традиционно проводили здесь. У меня чесались руки полностью запретить поклонение ей, но я удовлетворился тем, что угрожал каждому священнику, который подавал заявку на служение в часовне. В результате чего в Замке Камерон больше не было местного священника, да и в самом Уошбруке тоже. Я пока не сделал свою позицию достоянием общественности, но я был весьма уверен, что слухи уже пошли.

— Как ты собираешься обойтись с клятвами? — спросил Дориан. Он, конечно, имел ввиду упоминания богини, которые традиционно являлись их частью.

— Да пусть эта Миллисэнт катится к чёрту! — с чувством сказал я.

Дориан ясно видимым образом вздрогнул. На миг его взгляд метнулся вверх, и я был уверен, что он гадал, когда же на меня обрушатся молнии.

— Нельзя такое говорить, Морт!

— Будь я проклят, если нельзя! — ответил я. — Она — не та богиня, о которой нас учили, когда мы росли. Она практически погубила Маркуса, и Пенни была бы мертва, если бы всё случилось по её воле. Если она, или кто-то из других богов, хочет моего уважения, то они могут начать с того, чтобы вести себя как боги, а не как избалованные дети.

Лицо Дориана стало белым как пепел, поэтому я избавил его от необходимости отвечать, и вошёл в часовню. Внутри, в свете одной лишь свечи, на коленях стоял Харолд. Плечи молодого человека расправились, когда он услышал, как мы вошли. Я был весьма уверен, что он с трудом сдерживал желание поспать.

Увидев его там, я обнаружил, что задумался о своей цели. Харолд был молод, даже моложе нас с Дорианом. Он был полон энтузиазма и иррациональной веры в то, что всё разрешится к лучшему. Или, возможно, я лишь проецировал на него мою собственную былую наивность, тут я не мог быть уверен. Но я всё равно гадал, какой эффект принятые нами в этот день решения окажут на его будущее.

Я вышел в переднюю часть часовни, остановившись перед ним. Он остался стоять на коленях, и не поднял головы.

— Подними голову, Харолд Симмонс, — сказал я ему. Когда он поднял взгляд, я напряг волю, и произнёс слово, «Лэет», чем зажёг свечи по всему помещению. Нас окружил мягкий золотой свет, акцентировавший бронзовые подсвечники и скамьи из золотого дуба.

— Сегодня мы собрались, чтобы создать новый рыцарский орден. Орден, поклявшийся оберегать невинных и защищать беспомощных. Этот орден будет черпать силу из земли, и его рыцари будут известны как «стражи земли». В качестве члена ордена, твоим первоочерёдным долгом будет защита человечества от всего, что ищет ему навредить. Этот долг будет важнее любой лояльности к смертным людям, даже ко мне. Если ты примешь эту честь, Харолд, то будешь первым созданным этим орденом рыцарем, и вторым, кто в него войдёт. Ты всё ещё желаешь присоединиться?

— Да, милорд, — ответил он. Искренность на его лице почти заставила меня потерять ход мысли. Я потратил некоторое время, адаптируя церемонию для включения в неё того, чему меня прошлым вечером научила Мойра. Также я переписал слова, которые мне нужно будет сказать. Я надеялся, что смогу их вспомнить.

— Сэр Дориан, пожалуйста, встань рядом со мной, — сказал я, жестом указывая своему другу, стоявшему у Харолда за спиной. Он подошёл ближе, встав рядом со мной на возвышении.

— Дориан, отныне ты будешь служить гроссмейстером Ордена Камня. Ты принимаешь этот долг? — спросил я.

— Принимаю, милорд, — ответил он.

— Я узнал, что этот молодой человек, стоящий передо мной, достоин присоединиться к нашему новому ордену. Ты считаешь, что он пригоден, телом и разумом?

— Пригоден, милорд, — ответил Дориан.

— Дай мне меч, Сэр Дориан, — приказал я. Эта часть акколады была довольно стандартной, поэтому он уже держал длинный меч в ножнах. Он протянул его мне, держась за ножны, и я плавно обнажил его, взявшись за рукоять. Я поднял обнажённую сталь вертикально вверх, держа рукоятку на уровне глаз.

— На протяжении всей истории меч рыцаря был символом его веры и долга, по отношению к его синьору и богам. Рыцари Камня получают свою мощь от самой земли, а не от любых сил небесных. Ты присягнёшь на верность мне, и поклянёшься защищать само человечество, если необходимо — даже от богов. Ты клянёшься в этом, Сэр Дориан?

У Дориана на лице смешались противоборствующие эмоции. На миг мне показалось, что он может упасть в обморок от моего выбора слов, но затем я увидел, как сжались его челюсти, и бледность сошла с его щёк. Наконец он ответил:

— Клянусь, я сдержу эти клятвы — и пусть сами боги проклянут меня, я не откажусь от своего долга.

Я опустил взгляд на Харолда, его светлые волосы казались почти сияющими в свете свечей.

— Ты клянёшься в этом, Харолд?

Он колебаться не стал:

— Клянусь.

— Тогда властью, дарованной мне как Лорду Камерона, и властью, данной мне самой землёй, нарекаю я тебя рыцарем, — нараспев произнёс я, опустив меч вниз, и легко коснувшись каждого из его плеч. — Встань, Сэр Харолд, и возьми свой меч, — закончил я. Стоявший передо мной на коленях молодой воин поднялся, и передавая ему обнажённый меч, я увидел слёзы в его глазах.

Дориан шагнул ему за спину, и опустился на колени. На миг я был не уверен, что он там делал, пока я не увидел, как он пристёгивает к сапогам Харолда шпоры. «Всегда забываю об этой части», — упрекнул я себя. Затем Дориан встал, и нацепил на Харолда пояс с ножнами, чтобы наш новый рыцарь мог вложить в них свой меч. Закончив, он крепко хлопнул Харолда между лопаток, чуть не заставив его упасть на колени. Даже удар был традицией, приветственный «шлепок», который старший рыцарь даёт своему новому собрату.

— Добро пожаловать, брат рыцарь, — сказал он, и обнял его.

— Осталась не сделанной ещё одна вещь, — сказал я им. Оба вопросительно посмотрели на меня — традиционная церемония уже закончилась. — Орден Камня — не просто имя. Теперь, когда вы поклялись, я могу наделить вас малой частью силы земли. Однако это сопряжено с некоторым риском, и однажды вы вынуждены будете отказаться от этой силы, иначе сами станете частью земли. Вы согласны?

После короткой паузы оба кивнули, бросив короткие «да».

— Я должен поговорить с землёй. Когда буду готов, я молча протяну вам руки, каждый из вас возьмётся за одну из них, и произнесёт вот такие слова: «Я принимаю этот дар по своей воле, и по своей же воле верну его, когда истечёт мой срок». Поняли? — спросил я.

Они снова кивнули.

Я сел, как мне показала Мойра, чтобы удержать равновесие и не упасть, когда мой разум уйдёт слишком далеко, а затем раскрыл свой разум. «Храни меня, Мойра», — мысленно позвал я. На этот раз она будет моей майллти. Она плавно поднялась из каменного пола рядом с нами, на этот раз она полностью состояла из совершенно серого гранита. Я скорее почувствовал, чем увидел, как двое стоявших передо мной мужчин дёрнулись от неожиданности, но с места не сдвинулись.

— Можете действовать, — сказала она вслух.

Глубокий гул земли стал громче, когда я сосредоточился на нём, пока не стало казаться, будто он глушит все остальные звуки. Когда я прислушался, мне показалось, что я почти могу понимать его, хотя он был не похож ни на какой человеческий голос. Мой разум расширился, и я силился сохранить равновесие, чтобы сделать то, чему она меня научила. «Поддерживай равновесие», — сказала она мне прошлым вечером. «Вбери в себя столько земли, сколько сможешь, но не позволяй себе самому быть вобранным ею».

Я так и сделал, пока мне не стало казаться, будто я не состоял больше ни из чего кроме гигантского каменного сердца, бьющегося под какой-то древний космический ритм. Когда мои мысли начали рассеиваться, исчезать в этой широте, я остановился… каким-то образом… и удержался. «А теперь нужно приготовить дар», — подумал я. Я мысленно разделил свою земную ширь на три части — две очень маленьких, и один огромный остаток. «Их части должны быть маленькими, иначе долго они не протянут». Приготовившись, я вытянул эти две маленькие части вверх и наружу, в мир, который я видел, но едва понимал. Подняв свои «руки», я протянул их к двум существам, которые станут моими спутниками… на время, по крайней мере.

Они вытянулись, и схватили меня мягкими конечностями, издавая звуки, которые я не мог понять, но я почувствовал их согласие. Я ощутил, как со звучным внутренним «щёлк» появились узы, когда малая часть меня была отдана им на содержание. Дело было сделано. Используя казавшиеся чужими глаза, я изучил окружавшее меня пространство, гадая, зачем оно. Теперь, когда моя цель была достигнута, я силился вспомнить, что мне делать дальше. Затем меня коснулся какой-то другой разум.

— «Мордэкай, всё закончилось, ты должен вернуться к себе. Оставь землю позади, и вернись в мир людей».

Звучание моего имени срезонировало с чем-то внутри меня, и всё снова начало обретать смысл. Мир с головокружительным ощущением будто «встал» обратно на своё место. На миг я посмотрел на свои руки, потому что всё казалось меньше, чем было. Наконец я слегка подёргал ими, чтобы напомнить Дориану и Харолду, что они могут меня опустить. Они оба казались ошеломлёнными, и отпустили не сразу.

Я бросил взгляд на Мойру.

— «Я в порядке, спасибо», — мысленно сказал я ей. Кивнув, она утонула в каменном полу. Я снова посмотрел на двух своих товарищей. Теперь, когда я отпустил своё соединение с землёй, я больше не был с ними связан, но я видел, что они оба всё ещё были соединены с чем-то. Я чувствовал исходившую от них почти подсознательную силу.

— Морт… — сказал Дориан, уставившись на меня. Он, похоже, не мог найти нужных слов. А Харолд даже и не пытался.

— Не волнуйтесь. Ваши тела будут ощущаться по-другому, и потребуется какое-то время, чтобы вы к этому привыкли, — сказал я им. Я предположил это, исходя из того, через что прошла Пенни, когда связала себя со мной узами.

— Я чувствую себя иначе, — сказал Харолд.

— Ты изменился. Ты сильнее, чем раньше, а также, возможно, ещё и быстрее. У тебя также есть дополнительные резервы энергии, так что ты не будешь быстро уставать. При необходимости ты сможешь черпать мощь в самой земле, чтобы стать ещё сильнее, но делать это неблагоразумно. Чем больше используешь, сверх того, что у тебя есть сейчас, тем быстрее будешь обращаться, — ответил я.

— Обращаться? — спросил я.

— В камень, — ответил я. — Силу, которая у тебя есть сейчас, ты можешь использовать без опаски по крайней мере сколько-то десятилетий. В конце концов ты станешь замечать перемены — когда это случится, тебе придёт время уйти в на покой, и расстаться со своей дополнительной силой. Тогда я помогу тебе разомкнуть узы.

Дориан широко улыбнулся:

— Так мы теперь такие, какой была Пенни? — произнёс он, медленно сжимая и разжимая кулак. Я почти мог видеть, как он пытается решить, на чём в первую очередь опробовать свою новую силу.

— Не совсем, — сказал я. — Во-первых, вы не связаны напрямую со мной — это означает, что если кто-то из нас умрёт, то это не станет смертным приговором для остальных. Вы связаны с землёй. Сила, которую вы получаете от неё, будет, наверное, похожа на ту, что Пенни получала от меня, но я думаю, что будут и различия. Одно из главных заключается в том, что черпая дополнительные силы слишком часто, вы рискуете сами начать превращаться в камень.

— А это звучит не так плохо, — ответил Дориан. — Каменный воин будет почти неуязвим.

— Каменного человека не волнует то, что ты любишь. И он не может заводить детей, — прямо заявил я.

Лицо Дориана застыло, пока он обдумывал это. Я почти мог видеть тот самый момент, когда в его мысли вошла Роуз, потому что его щёки покрылись румянцем.

Харолд тоже это заметил:

— Возможно, будет лучше позаботиться про «заведение детей» пораньше, а не попозже, Сэр Дориан, просто для верности.

Это был первый встреченный мною признак наличия у Харолда чувства юмора. Я определённо это одобрил.

— Следи за манерами… «брат», — зло огрызнулся на молодого человека Дориан.

Втроём мы пошли прочь из часовни.

— Роуз действительно сказала что-то про встречу с её отцом. Интересно, к чему это, — задумался я вслух. Дориан бросил в меня взгляд, предупреждавший дальше не развивать эту мысль, потому на этом я и остановился. Я решил, что на один день ему стресса достаточно. Выйдя из дверей, мы встретили Пенни и Джо МакДэниела, ждавших нас снаружи.

— Ваша «тайная» церемония закончилась? — спросила она.

Дориан уже искал, чем бы отвлечься, поэтому он сердечно хлопнул Харолда по спине:

— Познакомься с нашим новоиспечённым рыцарем! — воскликнул он. К сожалению, он не рассчитал силы, и Харолда швырнуло лицом в противоположную стену коридора. Если бы Пенни была в футе или в двух правее, то её бы сбило на землю.

— Я думаю, вам двоим следует какое-то время быть осторожнее, пока не привыкнете, — сказала Пенни. Я увидел, как взгляд её печальных глаз на секунду метнулся ко мне. Она никогда не жаловалась, но я знал, что ей всё ещё не хватало уз, которые были между нами в бытность её моей Анас'Меридум. — Идёмте завтракать, — продолжила она весёлым тоном.

Когда мы вошли в обеденный зал, послышались радостные крики, отражавшиеся эхом от стен. Пенни шагнула назад, и подняла руки вместе с толпой — и тогда я понял, что она, наверное, это и организовала.

— Тройное «ура» для Сэра Харолда! — закричала она, и люди отозвались. Они трижды прокричали «ура», и каждый раз лицо бедного Харолда всё больше краснело от смущения.

Дориан улыбался за двоих. Мой друг был совсем не робким… покуда внимание было приковано к кому-то другому. Скоро он повёл нашего нового рыцаря через толпу, чтобы все могли хлопнуть его по спине, пока он пробирался к высокому столу. Пока они шли, я новым взглядом следил за Пенни. Она никогда не уставала меня удивлять. Я вообще не подозревал, что она организовывала такое празднование.

Теперь, когда она это сделала, мне стало очевидно, что кто-то должен был этим заниматься, но до того мне это и в голову не приходило. Я снова оказался признательным ей за то, что она согласилась выйти за меня. Вид того, как люди откликаются на её энтузиазм, радовал меня ещё больше. Если что-то когда-нибудь случится со мной, то я не волновался о том, что они будут следовать за ней вместо меня — она уже пленила их сердца.

Она оглянулась на ходу, с улыбкой поймав мой взгляд. Её тело раздувалось в пояснице, и в более интересных местах, однако выражение её лица по-прежнему содержало в себе искру той девушки, которую я всегда любил. Тут что-то в моём лице, наверное, поведало ей о моих мыслях, потому что она отклонилась назад, и сладко меня поцеловала.

— Ты выглядишь счастливым, — сказала она, шепча мне прямо на ухо — по-другому было нельзя, поскольку в помещении было слишком шумно.

И тут я наконец осознал это. Несмотря на недавнюю войну, несмотря на смерть моего отца и все случившиеся с нами ужасные вещи — я был счастлив. Мои люди радовались, не за меня, а за кого-то другого — и я был счастлив. У меня было место, друзья, любовь, и начало новой семьи. Конечно, ещё оставались проблемы, которые нужно было преодолеть, но в тот момент они казались маленькими. Договориться о мире с королём — и тогда мне только и останется, что защищать людей от нескольких неестественных врагов. Это казалось почти простым.

— Это потому, что я действительно счастлив! — крикнул я в ответ, пересиливая гам. Она засмеялась, и мы сели есть завтрак, лучше которого я не помнил за последние годы.

Иногда утро совсем не такое плохое, каким кажется на первый взгляд.

Глава 16

Тем вечером я позаботился о том, чтобы лечь спать пораньше. Я побыстрее закончил броню Харолда, и они с Дорианом оставили меня, чтобы убедиться в том, что все крепления были правильно пригнаны. Соответственно, я вовремя появился на ужине, и провёл тихий вечер с Пенелопой. Короче говоря, мой день был почти таким же хорошим, как и утро.

На следующий день мы с Пенни проснулись рано. Всё уже было приготовлено, но мы хотели хорошенько позавтракать перед расставанием. Это был день, когда я должен был отбывать в Албамарл. Роуз и Дориан явились почти сразу же после нас, и, что ещё более подозрительно, они явились вместе. Я уставился на своего друга твёрдым взглядом, пока тот сопровождал её к столу, и он вознаградил меня, ярко покраснев.

Пенни ткнула меня локтем, и я потерял свой яростный взгляд, вместо этого улыбнувшись.

— Не дразни его, Морт! — прошипела она мне на ухо. — Он ужасно смущён, а у неё не один месяц ушёл, чтобы довести его до этой точки.

Я потрясённо посмотрел на Пенни. «Они уже несколько месяцев это задумывали!» — подумал я про себя. Я лениво подумал, провожал ли Дориан Роуз от её комнаты, или он уже был внутри… Я покачал головой. Нет, это было просто невозможно. Не могло быть.

— Так это значит…? — с любопытством спросил я.

Она одарила меня безнадёжным взглядом:

— Нет! И сотри с лица эту глупую ухмылку! — сказала она мне. Я наконец повиновался, и мы оба попытались натянуть себе на лица нормальные выражения, прежде чем Роуз и Дориан сели вместе с нами. Но я видел, что Пенни на самом деле не злилась — она тоже силилась сохранить самообладание.

Дориан отодвинул для Роуз стул с выражением абсолютной концентрации на лице. У него был вид человека, который знал, что если потеряет концентрацию хоть на секунду, то случится что-то ужасное. Я изо всех сил старался не пялиться на него, но, судя по всему, моей матери никто про это не сообщал. Она сидела напротив, и с одобрением наблюдала за ними.

— Пора уже тебе было начать ухаживать за ней как полагается, Дориан, — сделала наблюдение Мириам. Дориан покраснел, а я вынужден был уставиться в свою тарелку, чтобы не засмеяться над его неудобством.

Мой друг шагнул назад от её стула, и пятясь, влетел спиной в одну из кухонных служанок. Бедная девочка выронила свой поднос, и полетела, споткнувшись, вперёд, пытаясь поймать его, пока свежевыпеченный хлеб разлетался во все стороны. Несмотря на свою социальную неуклюжесть, Дориан никогда не был неуклюжим физически, и он с удивительной ловкостью вытянул руку, чтобы не дать ей упасть.

Естественно, его рука легла прямо ей на грудь, и девушка рефлекторно отдёрнулась. Я уже бросил попытки каталогизировать многочисленные оттенки розового и красного, которые демонстрировал Дориан, но он ещё не закончил. Когда девушка стала падать назад, он метнулся вперёд и повернулся, сгрёб и ловко поймал её, при этом его лицо постепенно приобретало милый оттенок свекольного цвета. Весь шум в обеденном зале ожидаемо прекратился, пока Дориан стоял за высоким столом, держа в руках девушку.

Каждая голова в комнате твёрдо сфокусировалась на нём, и тут в голове у Дориана что-то наконец сломалось. Его довели до какого-то предела абсолютного смущения, и его здравомыслие разбилось на осколки подобно упавшему на каменный пол бокалу. Долгую секунду он глазел на всех в комнате, а потом пустился в пляс. После нескольких па он крутанулся, и поставил девушку на ноги, но продолжил держать её за руку, закружив её прочь, будто она была его партнёршей по танцу.

В конце он выпустил её руку, и отвесил ей изысканный поклон. Девушка неуклюжестью не страдала, и ответила на его жест удивительно хорошо исполненным реверансом. Помещение взорвалось аплодисментами и радостными выкриками. Пенни и Роуз встали, аплодируя, а я чуть не упал со стула. У меня на глазах проступили слёзы, и я думал, что точно умру от смеха.

Дориан поднял одну из упавших буханок, и с триумфальным видом сел.

— Это очень хороший хлеб, знаете ли, — спокойно объявил он. — Не хочешь кусочек, Роуз? — сказал он, протягивая ей буханку.

Она уже потеряла от смеха самообладание, но её остроумие было непревзойдённым.

— Я думаю, сперва мне хотелось бы уединиться^[19], - сказала она, подмигивая.

Разум Дориана, наверное, уже вернулся в норму, потому что эта ремарка лишила его дара речи. Он уставился на неё, открыв рот.

И тут Роуз совершила нечто весьма удивительное. Она спокойно подняла руку, и нежно захлопнула Дориану рот, прежде чем наклониться к нему, и мягко поцеловать его в губы. Поцелуй был кратким, но не оставил почти никаких сомнений относительно её чувств.

Взгляд моего друга заново сфокусировался, когда она отстранилась.

— Ты хотела бы поехать завтра на прогулку верхом? — спросил он, не мигая.

— Это не будет возможно, — с улыбкой ответила она. — Через час я отбываю в столицу, забыл?

Но Дориан не терял храбрости:

— Тогда по возвращении? — спросил он, и в зале повисла мёртвая тишина, все старательно прислушивались к их разговору.

Однако Роуз была под полным контролем своей игривой стороны.

— Может быть… — жеманно ответила она.

Но Пенни уже не могла этого вытерпеть:

— Роуз! — сорвалась она.

— Это была шутка! — возразила Роуз. — Конечно хочу, Дориан, — заверила она его, прежде чем вернуть своё внимание обратно к Пенни. — Я весьма уверена, что он бы догадался, что я его дразнила.

— Не будь так уверена, — посоветовала ей Пенни. — Я его знаю почти всю жизнь, и иногда он может быть ужасным тугодумом.

Дориан посмотрел на меня в поисках помощи, пока они говорили так, будто его там не было. Я пожал плечами, и запихнул в рот кусок хлеба. Кто я такой, чтобы давать советы насчёт женщин? Я дожевал хлеб, и указал пальцем на еду:

— Тебе следует поесть, пока они тебя игнорируют. Иначе потом будешь голодать, — прагматично сказал ему я.

* * *

Прошло почти два часа, прежде чем мы на самом деле отправились, но в конце концов мы все собрались у круга, который должен был перенести нас в Ланкастер. Поскольку только я мог активировать телепортационные круги, мне придётся сперва перенести Пенни и её эскорт в Ланкастер, прежде чем вернуться, чтобы перенести себя и своих спутников в Албамарл.

Мы всё ещё никому не сказали про неожиданный визит Пенни и Мириам в Ланкастер. Согласно нашему плану, я скажу Джо МакДэниелу и кое-кому из домашних слуг непосредственно перед моим финальным прыжком в Албамарл. Если кто-то имел планы на Пенни или мою мать, то это должно эффективно их нарушить.

Во время войны с Гододдином я построил во дворе замка пристройку, чтобы держать там круги, которые вели в Ланкастер и Арундэл, а также в пару других мест. С тех пор я приказал заменить прежнюю постройку, похожую на сарай, на тяжёлое каменное здание с двойными дверями, позволявшими проезжать повозкам. Более крупные круги имели в здании собственные комнаты с каменными стенами. Каждая комната также была закрыта тяжёлой деревянной дверью, и была заперта.

Я на собственном опыте узнал, что может случиться, когда способный использовать круги враг получал доступ в мой дом через один из соответствующих кругов. Это произвело на меня достаточное впечатление, чтобы я продолжал держать в этом здании круглосуточную охрану, на случай если дверей и замков будет недостаточно.

Теперь я стоял в круге в Ланкастере, Пенни и Мириам стояли рядом. Перед нами стоял Дориан, великолепный в своём новом латном доспехе, а позади нас было ещё четверо людей, которых мы выбрали им в сопровождение. Я сосредоточил свою волю и произнёс слово, и мы оказались в Ланкастере. По моему настоянию Джеймс также держал здания закрытым, но я мог отпереть дверь изнутри, выпустив нас во двор.

Тамошний охранник нас не ожидал, поэтому он казался слегка ошарашенным, когда мы показались изнутри. Обычно, когда появлялся кто-то неожиданный, это был только лишь я, или я с парой людей. В тот же день мы вышли из дверей с пятёркой вооружённых людей, и один из них выглядел так, будто готов сразиться с целой армией.

— Это я, Уи́ллэм! Не нужно горна! — быстро сказал я. Бедный малый уже почти поднёс свой инструмент к губам, когда я привлёк его внимание.

Он замер, с горном в руках, пока его взгляд наконец не отлепился от Дориана, и не сфокусировался на мне. Узнав меня, он расслабился:

— Ох, это вы, Лорд Камерон! — сразу же сказал он. — Почему у вас с собой армия? Вы меня напугали до полусмерти.

Дориан засмеялся в своей броне — из-за опущенного забрала Уиллэм совсем его не узнал. Он поднял забрало, и широко улыбнулся стражнику:

— Что? Не хочешь поприветствовать старого друга?

— Дориан! — закричал мужчина, наконец узнав его. — Где ты взял эту броню?

Я немного гордился, что результат дела моих рук вызвал такой восторженный отклик, но у меня были и другие дела. Пока они обменивались новостями, я обнял мать, прежде чем повернуться к Пенелопе:

— Я буду скучать, — сказал я.

— Это же только где-то на неделю, — ответила она. — Будет здорово посплетничать с Дженевив и Ариадной. Я их не видела уже почти два месяца. Я больше о тебе беспокоюсь. Попытайся не начать гражданскую войну, пока будешь в Албамарле.

Говоря это, она улыбалась, но в её голосе был определённый оттенок серьёзности. Моя мать подалась вперёд, чтобы вмешаться:

— Подумай о Леди Роуз. Если начнёшь войну, она так и не сможет выйти замуж за Дориана, — указала она. Я мог лишь предположить, что она имела ввиду тот факт, что отец Роуз по службе был довольно близок к королю. Я сомневался, что неодобрение её отца не даст Роуз выйти за любого её избранника, но я вынужден был признать, что это могло сделать ситуацию неудобной.

— Тогда я попытаюсь подождать, пока они не поженятся, прежде чем начать войну. Так пойдёт? — в шутку спросил я.

Дориан, естественно, выбрал именно этот момент, чтобы снова прислушаться к нашему разговору. Он обернулся, и спросил:

— Кто женится?

— Сейчас — никто, друг мой, — ответил я. — Ты не будешь против передать от меня привет герцогу и герцогине? Боюсь, что мне нужно отправляться, — сказал я, надеясь его отвлечь.

— Конечно, — ответил он.

Я подался вперёд, и быстро поцеловал Пенни, прежде чем шагнуть обратно в комнату, где располагался круг. Взмах руки — и я исчез, прежде чем Дориан смог задать ещё вопросы. Леди могут рассказывать ему, что хотят — я в этом участвовать не желал.

Вернувшись в Замок Камерон, я собрал Харолда, Роуз и своих собственных четверых охранников. Круг, который вёл в мой дом в Албамарле, был не таким большим, поэтому я мог перемещать не более двух человек за раз. Я повернулся к Джо МакДэниелу, прежде чем сделать первую ходку:

— Меня не будет по меньшей мере неделю. Попытайся до вечера не говорить никому, что Пенни и Мириам отправились в Ланкастер. Если кто-то что-то планирует, то я хотел бы дать им как можно меньше времени на то, чтобы прийти в себя.

— Не волнуйтесь, ваше благородие! Дориан хорошо о них позаботится, и я постараюсь держать рот на замке по крайней мере до ужина, — сказал он в ответ.

После этого я начал перемещать своих спутников в Албамарл. Я перенёс Харолда и охранников в две ходки, прежде чем сделать последнюю вместе с Роуз.

— Вы готовы, миледи? — спросил я, предлагая ей руку.

Она подняла бровь:

— Это сильно отличается от манер, которые ты демонстрировал в последний раз, когда я проходила с тобой через портал.

Я уже и забыл про тот инцидент, и смутился, когда вспомнил. Я спешил, и перенёс её обратно в Камерон насильно. Что хуже, я шлёпнул её по попке, чтобы заставить двигаться — примерно как погонщик может шлёпать мула. По крайней мере, так я объяснил это Пенни. Я покраснел:

— Прости, Роуз. Надо было раньше извиниться.

Она взяла мою руку, и шагнула в круг:

— Не нужно извиняться. Ты был в тот момент под сильным давлением. Я просто хотела убедиться, что ты знаешь: я не забыла.

Я начал было спрашивать, что она имела ввиду, но решил, что я, наверное, не хотел знать. Произнеся слово, я перенёс нас в Албамарл.

Глава 17

Пенелопа смотрела, как Мордэкай входит в круг, и исчезает, чувствуя внезапную боль от того, что у них не было много времени на прощания. Она почувствовала мягкую ладонь у себя на плече.

— Со временем это не становится проще, — сказала ей Мириам. — Ройс раньше ездил в город, чтобы купить материалы, и мне приходилось обходиться без него по две недели.

На миг Пенни задумалась, пыталась ли её свекровь указать на то, что поездки её мужа длились в два раза дольше, но затем откинула эту мысль как мелочную.

— Он много делал таких поездок? — вместо этого спросила она.

— Минимум дважды в год, — ответила Мириам. — Но иногда он возвращался с действительно чудесными подарками… вроде Мордэкая.

Пенни мечтательно улыбнулась:

— Твой сын действительно особенный, правда ведь?

Мириам ничто так не любила, как слышать комплименты своему сыну. Она взяла Пенни под руку, прежде чем ответить:

— Да, но не говори ему это слишком часто, иначе ему это в голову ударит.

Дориан повернулся к ним лицом:

— Если вы, леди, готовы, то нам, наверное, следует пройти внутрь, и поздороваться, — сказал он.

— Ну, определённо… — сказала Пенни, но прежде, чем она смогла закончить фразу, мир взорвался. Хаос укутал её, и всё смазалось, когда её сознание оставило тело, а перед её глазами расцвело будущее. Прошла будто вечность, в течение которой перед ней разыгрывались сцены насилия, на которые она могла лишь беспомощно взирать. Перед концом она увидела, как реальность разделилась на два возможных пути, один — тёмный и невыразительный, в то время как во втором была какая-то надежда. На пересечении этих вероятностей стоял Мордэкай, держа лысеющего человека за грудки.

В глазах Морта была смерть, и гнев, выходивший за всё, что она видела в нём прежде.

— Ты убил её, Прэйсиан! —горько сказал он. — Ты убил их обоих.

Глаза человека выпучились от ужаса:

— Пожалуйста, у меня же семья… — молил он.

При звуке слова «семья» Мордэкай засмеялся. Это был злой звук, который Пенни надеялась больше никогда не услышать. Пока он смеялся, в ладонях Мордэкая зародилось пламя, и хотя его самого оно не жгло, удерживаемому им человеку повезло меньше.

— Семья — последнее, что тебе следовало выдвигать в свою защиту! — закричал он, и вскоре оба они стали вопить, один — от ярости, а второй — от боли и ужаса. Видение милосердно оборвалось прежде, чем всё закончилось.

Пенни обнаружила, что стоит на коленях, и её удерживают сильные руки Мириам.

— Ты в порядке, девочка? — спросила Мириам, но тут желудок Пенни решил, что с него хватит, и опустошил своё содержимое на землю.

Прошло несколько минут, но рвота в конце концов прекратилась, и Пенни позволила Мириам помочь себе снова встать на ноги.

— Прошу прощения — я не знаю, что на меня нашло, — сказала она.

— Не бери в голову. Я просто волновалась за тебя. Твои глаза на миг закатились — я подумала, что у тебя какой-то припадок. Едва успела тебя поймать, прежде чем ты потеряла сознание, — сказала женщина. — Давай заведём тебя внутрь, и найдём воды. Уверена, после этого тебе хочется прополоскать рот.

Пенни не выпускала руку Мириам, когда они пошли вперёд.

— Да, я думаю, что это хорошая мысль, — ответила она. Дориан держался рядом, на случай если она снова станет выказывать признаки потери сознания, в то время как четверо охранников на ходу распределились вокруг.

Несколько минут спустя она сидела за столом в главном зале Замка Ланкастер, и пила воду из металлического кубка. Чистый вкус помог очистить её разум, но мысли её не могли остановиться. «Что мне делать?» — подумала она. «У меня так мало времени». Где-то на фоне она слышала, как Дориан объяснял Джеймсу, что случилось, и почему они явились так неожиданно.

Особенно яркое воспоминание всплыло у неё в памяти, и из её глаз покатились свежие слёзы. Она быстро промакнула их рукавом, надеясь, что никто не заметил. «Если они начнут подозревать, что я знаю будущее, то будет ещё хуже», — подумала она. Пенни повернулась к Мириам:

— Как думаешь, сможешь уговорить кого-то найти для меня Ариадну?

— Она уже здесь, Пенни, — сказала Мириам, кивая ей куда-то за левое плечо.

— О, конечно, спасибо, Мириам, — сказала она и, встав, быстро подошла к Ариадне.

— Ты в порядке, Пенелопа? Я слышала, что… — начала Ариадна.

Пенни одарила её взглядом, не терпящим прерывания.

— Ариадна, ты мне доверяешь? — тихо сказала она.

— Да, конечно, — ответила та.

— У тебя в комнате есть письменные принадлежности? — спросила Пенни.

— Не особо, но перо и бумага есть, — ответила Ариадна.

— Нет, я совсем не против! Пойдём посмотрим, — громко сказала Пенни, беря Ариадну за руку. — Я на минутку, — обратилась она ко всем остальным. К этому моменту подошла Дженевив, согласно кивнувшая, несмотря на то, что выглядела озабоченной. Мириам казалась совершенно озадаченной.

Добравшись до комнаты Ариадны, Пенни не стала терять времени, приготовившись писать письмо.

— Для кого оно будет? — спросила её молодая спутница.

— Для Мордэкая, но мне нужно, чтобы ты сохранила его в тайне, — сказала она Ариадне.

— Ты кажешься ужасно серьёзной, Пенни — ты уверена, что я больше ничего не могу сделать?

— Нет, ты уже сделала достаточно, но мне нужно, чтобы ты кое-что мне пообещала, — сказала Пенни.

Ариадна задумчиво посмотрела на Пенни:

— У тебя сейчас та же напряжённость, какая была в тот вечер, когда ты попыталась убить Дэвона Трэмонта во время танца.

Пенни удивилась острой проницательности Ариадны, но в этот момент не могла себе позволить потерять её поддержку. Она попыталась попробовать честность:

— Между этими двумя случаями есть некоторое сходство, Ариадна, но мне нужно, чтобы ты мне доверилась.

— Почему? — спросила та.

Пенни сделала глубокий вдох:

— Я верю всем, кто здесь находится, но я видела кое-что, и если они это осознают, то это изменит исход событий. Это понятно звучит? — с тревогой ответила она.

Ариадна кивнула:

— У тебя было видение?

— Да, поэтому я потеряла сознание во дворе. Оно пришло ко мне сразу после отбытия Мордэкая, и это всё усложняет, — сказала Пенни.

— Потому что тебе нужно что-то ему сказать?

— Да, — с чувством сказала Пенни. — Мне нужно послать ему сообщение. Сообщение будущему Мордэкаю, когда он вернётся — и мне нужно сделать это, не вызвав ни у кого подозрения в настоящем.

— А разве я не должна входить в число этих «ни у кого»? — спросила Ариадна.

— От тебя мне нужно лишь сохранить мою тайну на несколько часов, — сказала ей Пенни. — После этого разницы особой не будет — к тому моменту самое худшее уже произойдёт.

— С чего мне хотеть позволить случиться худшему?

Пенни пожала плечами:

— Это худшее не для всех, только для отдельных людей — но если оно не случится, то все умрут.

Ариадна подозрительно прищурилась:

— Все — это кто?

— Все.

— Все в Лосайоне? — спросила Ариадна.

— Все, — сказала Пенни.

— Все в Гододдине?

— Всё человечество, — ответила Пенни. — Я говорю о возможном вымирании нашей расы.

Ариадна Ланкастер расправила плечи, прежде чем ответить:

— Это звучит весьма драматично, но, зная тебя, я отложу своё обычное недоверие. Скажи мне кое-что другое… предположим, что я тебе помогу — кто те люди, с которыми в ближней перспективе произойдёт что-то ужасное?

Пенни отрицательно покачала головой, не доверяя своему языку.

— Это настолько плохо? — спросила Ариадна.

Смелость могла поддерживать Пенни только до определённого предела, и она наконец дала слабину, заставив женщину залиться слезами. В итоге Ариадна долгие минуты её утешала, прежде чем та вернула себе самообладание. Взяв себя в руки, она спросила:

— Ты поможешь?

— Я не вижу, чтобы у меня был какой-то выбор — полагая, что я тебе верю, а я — верю. Что ты от меня хочешь? — с некоторой покорностью ответила Пенни.

— Дай мне закончить эту записку. Потом я запечатаю её, и отдам тебе. Мне нужно, чтобы ты завтра или послезавтра нашла кого-нибудь, чтобы отнести её Джо МакДэниелу, в Уошбрук. О нашем разговоре не сообщай никому, — сказала Пенни.

— Это не кажется таким уж сложным, — сделала наблюдение Ариадна.

Пенни горько засмеялась:

— Ещё будет. До этого момента произойдут некоторые события. Пожалуйста, не поддавайся искушению передать кому-то мои слова, — сказала она ей.

Ариадна обняла её:

— Я не знаю, что за ношу ты на себя взвалила, Пенни, но я не подведу тебя. Поверь мне.

Её объявление почти заставило Пенни снова расплакаться, но она поборола этот позыв. Кивнув, она вернулась к написанию своей записки. Она боролась с собой, пытаясь решить, что именно написать: слишком много — и Морт догадается, что произойдёт в будущем; слишком мало — и он не станет делать то, что было необходимо. В конце концов она остановилась на том, чтобы оставить записку простой и короткой, веря, что Мордэкай прислушается к её совету. «В любом случае, исход я не узнаю», — с грустью подумала она.

Вскоре они вернулись в главный зал, и Пенни пришлось принести несколько любезных извинений за своё отсутствие. Казалось, что теперь все о ней беспокоились. Наконец она уклонилась от вопроса о её возможной болезни, сославшись на усталость.

— Если вы не против, я хотела бы отдохнуть, — сказала она Дженевив

— Ну естественно хотела бы! — сочувственно сказала герцогиня. Не теряя времени, она позвала одного из слуг, чтобы тот отвёл Пенни в одну из гостевых спален.

— Я пойду с ней, — объявила Мириам. — Я и мечтать не смела бы о том, чтобы оставить мою сноху без надзора, — покровительственным тоном сказала она.

Хотя Пенни оценила этот жест, ей захотелось убедить её в обратном, но на это надежды почти не было. Дориан с охранниками выстроились, чтобы провести их по коридорам.

— В этом не будет необходимости, — возразила Пенни. — Дориан, тебя одного хватит, почему бы тебе не позволить людям отдохнуть?

Дориан помедлил, прежде чем ответить:

— Прости, Пенни. Я должен настаивать — я обещал Морту, что мы не оставим тебя без охраны, — произнёс он, снимая шлем, поскольку его ношение в замке казалось неучтивым.

Она с сожалением вздохнула. Пенни знала, что это не сработает, но она чувствовала необходимость попытаться. Взяв Мириам за руку, она позволила повести себя по коридору.

— Ты просто ужасно дрожишь, Пенни! Ты уверена, что с тобой всё в порядке? — взволнованно спросила Мириам.

— Не волнуйся, Мириам — думаю, что мне просто нужно съесть что-то после случившегося во дворе. Мой желудок чувствует себя ужасающе пустым, — солгала она. Её желудок чувствовал себя заполненным бабочками. На ходу Пенни подумала кое о чём, и, оглянувшись, осознала, что Дориан всё ещё был без шлема. — Дориан, ты не мог бы надеть обратно свой шлем? — спросила она.

Здоровяк посмотрел на неё с подозрением:

— Мы в замке, Пенни, — высказал он очевидное.

Она нагнала на себя свой лучший упрямый вид:

— Если ты собираешься настаивать на том, чтобы ходить за мной весь день, играя в телохранителя, то мне придётся настоять, чтобы ты носил броню, которую для тебя сделал мой муж.

Он долгий миг смотрел на неё, прежде чем надеть шлем обратно себе на голову.

— Вот, так лучше? — спросил он с лёгким снисхождением в голосе.

— Да, — ответила она, но я хочу, чтобы ты и забрало тоже опустил.

— Да ты шутишь, — не веря сказал он.

Она остановилась, вынудив Мириам остановиться вместе с ней.

— Я совершенно серьёзна, Дориан. Если ты не опустишь забрало, то я ни шагу дальше не ступлю.

Теперь на неё уставились все, включая мать Морта. Не будучи способной придумать объяснение своему поведению, Пенни прибегла к тому, чтобы выпустить несколько больше своей фрустрации в виде дикого выражения лица и толики слёз.

Мириам замахала руками на Дориана:

— Просто опусти чёртово забрало, Дориан — нам надо довести её до комнаты, — сказала Мириам с выражением лица, которое показывало, что она понимает его озадаченность.

Дориан подчинился требованию, хотя его жесты выражали, насколько глупым он это требование считал. Однако Пенни было всё равно — она была просто рада, что он был облачён в броню полностью. Несколько минут спустя они достигли гостевых покоев.

Зайдя внутрь, они сразу отвели Пенни в спальню, а трое гвардейцев были расставлены в передней комнате. Четвёртый должен был стоять на посту снаружи, в коридоре. Мириам всё ещё уделяла ей значительное внимание.

— Почему бы тебе не прилечь на минутку? — спросила старая женщина.

Пенни обнаружила, что стыдиться того, как она заставила её волноваться. Она обняла Мириам, тихо говоря:

— Прости, что устроила такую суету, но на самом деле я не больна.

Мать Морта посмотрела на неё с подозрением:

— А это ещё что означает?

Пенни пересекла комнату, чтобы закрыть дверь. Прежде чем сделать это, она выглянула наружу, и увидела, как Дориан снова поднимает забрало.

— Я сказала, держи это чёртово забрало опущенным! — рявкнула она. Дориан на секунду прожёг её гневным взглядом, прежде чем его рука опустила забрало обратно. Пенни захлопнула дверь, и повернулась обратно к Мириам. — Я уверена, Морт рассказал тебе о видениях, которые у меня были, — начала она.

Глаза Мириам расширились:

— Во дворе? — внезапно спросила она.

Пенни кивнула.

— Насколько плохо? — спросила Мириам.

— Плохо, и я не могу сказать тебе, как и почему, но мне нужно, чтобы ты мне доверилась, — сказала она.

— Что это значит? — спросила Мириам.

— Это значит, что я хочу, чтобы ты делала как я. Скоро случится кое-что плохое, и я, возможно, скажу какие-то бессмысленные вещи, но я хочу, чтобы ты это проигнорировала, и подыгрывала мне, — ответила Пенни.

— Вроде забрала Дориана?

— Да.

— Случится что-то с применением силы, так ведь? — сказала Мириам.

Их разговор прервал стук во внешнюю дверь, и обе женщины задержали дыхание, чтобы услышать, что происходило во внешней комнате. Один из охранников перебросился словами с кем-то в коридоре, но им не удалось разобрать, что было сказано. Миг спустя в дверь спальни постучал Дориан.

— Прошу прощения, леди, — вежливо сказал он.

Пенни быстро открыла дверь. В этот момент у неё было больше нервной энергии, чем она могла удержать.

— Да? — спросила она.

В этот раз Дориан всё ещё держал забрало опущенным, из-за чего его голос звучал странно:

— Джеймс послал одного из своих людей, чтобы попросить меня зайти к нему в его покои, — без обиняков сказал он.

Пенни сглотнула, прежде чем ответить — у неё пересохло в горле.

— Тогда тебе следует идти, — сказала она ему.

Дориан поднял руку к своему шлему:

— А с этим что?

Пенни начала было смеяться, но быстро остановила себя, когда ощутила, как в её голос стала закрадываться истерия.

— Держи его опущенным, пока не дойдёшь до Джеймса. Очевидно, я не ожидаю, что ты будешь говорить с ним в шлеме, — ответила она.

Дориан снова вздохнул. Хотя она казалась нормальной, Пенни явно страдала от какой-то наведённой стрессом эксцентричности.

— Стражник, который принёс сообщение, останется здесь вместо меня, пока я не вернусь, — сказал он ей.

— Меня это устроит, — ответила она.

Дориан развернулся, и вышел из комнаты, чувствуя себя глупо, расхаживая с опущенным забралом. Проходя, он на миг задержался взглядом на стражнике, которого Джеймс прислал, чтобы его вызвать. Что-то беспокоило его в лице этого человека, но он не мог понять, что именно. Да и в любом случае, он этого малого не узнал.

Когда он ушёл, Пенни вернулась во внешнюю комнату. У неё было слишком много энергии, чтобы сидеть запертой в спальне. Её присутствие служило средством подавления ленивой беседы, которой её охранники занимались в неудобной тишине, заполнившей комнату. Однако ждать долго им не пришлось — менее чем через две минуты после ухода Дориана в дверь ещё раз постучали.

Стоявший снаружи стражник открыл дверь, не дожидаясь ответа, открыв взору весьма необычную женщину, стоявшую в дверном проёме. Она была одета в мягкую кожу, как большинство егерей, хотя стали на ней было навешано больше, чем было необходимо для этой профессии. Её волосы были чёрными и завивались в изящные завитки — они свисали бы ей ниже плеч, но она носила их связанными в деловой хвост на затылке. Она вошла в комнату так, будто была здесь хозяйкой.

Пенни посмотрела странной женщине в глаза, и по её спине пробежал холодок. «Эта женщина — смерть», — подумала она, и её знание о том, что должно было вот-вот произойти, ни коим образом не изменило её мнения.

— Постойте, — внезапно сказала она, прежде чем женщина успела заговорить. — Охрана, я хочу, чтобы вы ушли, чтобы мы могли поговорить наедине.

Стоявший к ней ближе всего мужчина, его звали Сэ́мьюэл, ответил первым:

— Я не думаю, что Сэр Дориан имел ввиду это, когда уходил, — сказал он. Он бы сказал и больше, но появился кинжал, застряв в его левом глазу. Это случилось столь внезапно, что первые несколько секунд не отреагировал почти никто кроме Пенелопы.

У Пенни больше не было превосходящей скорости и силы, которые были у неё в бытность Анас'Меридум Мордэкая, но она училась у одного из самых искусных воинов в Лосайоне, и она уже знала многое о том, что произойдёт. Когда первый кинжал полетел Сэмьюэлу в голову, она уже вынимала из своей юбки нож с длинным лезвием, и хотя она была слишком далеко, чтобы спасти охранника, она сумела сбить второй кинжал в полёте, пока тот не долетел до ещё одного охранника.

На миг все в комнате застыли, пока Сэмьюэл медленно оседал на пол, дёргаясь в предсмертных судорогах. Другой охранник, Коул, только начал осознавать тот факт, что похожий кинжал его тоже чуть не настиг. Странная женщина оценивающе посмотрела на Пенни:

— Неплохо — я вижу, что Сайхан хорошо с тобой поработал.

Её покровительственный тон мгновенно достал Пенни, и она ничего так не хотела, как преподать той урок, но не потеряла головы:

— Это ошибка. Никому не нужно умирать, если ты просто позволишь мне объяснить, — сказала она.

Темноволосая женщина вытащила два длинных ножа, лезвие каждого из которых было длиной почти в восемнадцать дюймов, и пошла в наступление:

— Боюсь, что время для разговоров прошло, милочка, — ответила она.

Следует отдать им должное, двое оставшихся охранников решимости не потеряли ни на миг. Коул обнажил свой меч, когда женщина шагнула вперёд, и стоявший рядом с ним охранник сделал то же самое, но шансов у них не было никаких. Их противница нанесла обманный удар в сторону Пенни, и Коул поддался на уловку, метнувшись вбок, чтобы защитить свою подопечную, и женщина широко разрезала его горло, махнув ножом в другом направлении. Нырнув под удар второго охранника, она приблизилась к нему, и рубанула его по животу.

Однако это движение было исключительно для того, чтобы его отвлечь — благодаря его нагруднику она не могла повредить его там, но он вздрогнул, и рефлекторно попятился… или, по крайней мере, попытался, но она придавила его левую стопу своей собственной. Легко толкнув, она заставила его упасть на пол спиной вперёд, и последовала за ним вниз, используя свой вес, чтобы начать перекат. Пенни перешагнула через Коула, и её собственный нож чуть не попал по спине женщины, когда та откатилась прочь.

Перекатившись несколько футов, незнакомка присела, но столкнутый ею на пол человек не встал. Один из двух её длинных ножей засел у него в подбородке, и под ним уже растекалась кровавая лужа. Пенни в шоке уставилась на него — она не видела убившего его удара, и даже не ожидала этого. Теперь все трое охранников были мертвы, и она предположила, что стоявший снаружи тоже был мёртв. По сути, бой был окончен, если только она не собиралась драться с вторгнувшейся к ней женщиной сама по себе.

Учитывая её состояние, это показалось глупым. Стоявшая перед ней женщина была смертоноснее, чем все, кого она когда-либо видела, исключая, возможно, Сайхана. Не имея дополнительной скорости и силы, которые у неё были в бытность её Анас'Меридум, она никак не могла надеяться победить. Однако это не значило, что она была готова сдаться. «Как там всегда говорит Морт? Дурость бессмертна. Наверное, ко мне это тоже относится», — подумала она про себя. «Если нет способа перебороть её напрямую, то, возможно, я смогу заставить её недооценить меня».

Пенелопа стала медленно двигаться боком по комнате, при этом пятясь подальше от женщины, пока не достигла того места, где была раньше. Замершее тело Коула лежало на полу позади неё, но прежде чем она смогла начать, её противница заговорила:

— Я здесь не для того, чтобы тебя убить, — сказала она.

Пенни уже знала это, но притворилась в обратном:

— Кто ты? — спросила она.

Женщина засмеялась:

— Меня зовут Руфь. Если бросишь нож, я не буду делать тебе больно.

— А если не брошу?

— Тогда я могу вогнать своё колено прямо в середину этого твоего большого живота, — ответила Руфь, зло ухмыльнувшись. — Ты же не захочешь подвергать ребёнка опасности, а? — сказала она с деланным сочувствием.

Пенни решила рискнуть частью своей информации ради блефа:

— Король будет очень недоволен, если со мной или ребёнком что-то случится.

Не заботя себя ответом, Руфь шагнула вперёд. Одновременно Пенни шагнула вбок, но её стопа неудачно встала на тело Коула, заставив её споткнуться. Руфь метнулась перёд, полагая Пенни уязвимой, но её глаза расширились от неожиданности, когда вместо падения Пенни изящно опустилась на колено, подняв свой нож на уровень живота Руфи. Изогнувшись подобно кошке, ей удалось избежать выпущенных кишок, и острое лезвие скользнуло ей по рёбрам, раскроив её кожаную одежду и оставив на её собственной коже глубокий порез. Движение полностью лишило её равновесия, и она неуклюже упала рядом с беременной женщиной.

Пенни выругалась, когда её удар не смог выпотрошить Руфь, но всё равно довела его до конца, пытаясь выжать из представившейся ей возможности побольше. Когда Руфь упала, Пенни наклонилась влево, и вогнала локоть в бок своей противницы. Будь она более гибкой, она могла бы попробовать поразить цель получше, но живот сковывал её движения. Она не только услышала, но и почувствовала, как с губ её противницы сорвалось вызванное болью междометие, когда её удар попал в цель. Вернув правую руку, она не стала терять времени, попытавшись попасть по Руфи своим ножом, пока та не пришла в себя.

Однако Руфь уже пришла в движение — она перекатилась вбок прежде, чем Пенни смогла ударить её ножом, и нанесла удар ногой, попав Пенни прямо в висок. Удар отбросил её вбок, и она врезалась в деревянный косяк двери между двумя комнатами. Силясь проморгаться, Пенни попыталась встать, когда второй, не замеченный ею удар снова сбил её на пол.

Миг спустя она оказалась поймана. Длинные ноги Руфи обхватили её за пояс, а одна из её рук — за шею. Пенни ощутила, как предплечье Руфи вдавливается в её шею, перекрывая ей доступ к воздуху, и вызывая в ней ощущение того, что её голова вот-вот взорвётся.

— Ты заплатишь за этот порез, сучка, — послышался рядом с её ухом голос Руфи. — Ты так меня взвинтила, что я могу просто задушить тебя до смерти.

Пенни хотела ответить, но не могла — давление на её горло было слишком велико. Она не могла даже хрипеть, и знала, что её лицо наверное было красным как кровь… мир начал темнеть.

Тут распахнулась дверь спальни, и в драку вступила Мириам. Она искала в спальне какое-нибудь оружие, и, ничего не найдя, наконец остановилась на единственном подходящем предмете в комнате — стройном деревянном стуле, который стоял у письменного стола. Дико размахивая стулом, она набросилась на Руфь со спины:

— Руки прочь от моей снохи! — закричала она. К сожалению, её приближение было совсем не скрытным.

Давление на горло Пенни резко исчезло, когда Руфь отпустила её, и прыгнула в сторону. Мириам с трудом попыталась остановить свой удар, прежде чем тот попадёт по Пенни, но ей это удалось лишь частично, и Пенни почувствовала новую боль, когда тяжёлая деревяшка попала ей по ногам. Приближаясь к Мириам с новым ножом в руке, Руфь улыбалась подобно кошке, которая нашла себе новую мышку, с которой можно поиграть:

— Мне совсем не обязательно оставлять живыми вас обеих.

Пенни ощутила, как на неё накатила новая волна ужаса, когда Руфь приготовилась напасть на Мириам. «Нет! Всё должно было случиться не так!» — подумала она про себя, в то время как её тело упрямо отказывалось слушаться её приказов. Она не могла подняться, и она никак не могла добраться до Мириам вовремя, чтобы спасти её.

Глава 18

Пока он шёл, Дориана тревожило изводившее его сомнение. Что-то в пришедшем вызывать его охраннике беспокоило Дориана, но он не мог сказать точно, что именно. На полпути к покоям семьи герцога до него дошло.

Он не узнал охранника… вообще. Будучи выращенным в Ланкастере, а также обучаясь там среди гвардейцев, он должен был узнать этого человека. Его лицо должно было являться как минимум знакомым. Всегда была возможность того, что он был недавно принят на службу герцогу, но Ланкастер, в отличие от Уошбрука, не получил большого притока новых поселенцев, поэтому вероятность этого была мала.

«Надо бы вернуться», — подумал он, поворачиваясь, чтобы пойти назад, откуда пришёл. Чем дальше он шёл, тем больше чувствовал тревогу, и менее чем через двадцать футов он перешёл на бег. «Держи забрало опущенным», — сказала она. «Проклятье, Пенни! Ты знала!». Минуту спустя он заворачивал за угол коридора где были их покои, и его страхи получили подтверждение сразу же, как только он увидел в коридоре людей. Не было никакой причины четырём незнакомым стражникам стоять у двери в её покои.

Несмотря на свой предыдущий разговор с Мордэкаем, Дориан всё ещё не имел зачарованного двуручного меча, и для разнообразия он был этому рад — в коридоре с таким большим оружием было бы неудобно. Заревев, он обнажил свои длинный меч и кинжал, несясь по коридору в атаку на людей, которые, как он знал, наверняка явились сюда за женщинами, которых он поклялся защищать.

Охранники вздрогнули при его приближении, и обнажили оружие. Они были вооружены лишь мечами и дубинками, но многие из них пожалели, что у них нет щитов, когда увидели надвигающегося на них Дориана. Подняв оружие, они приготовились столкнуться с ним.

С тем же успехом они могли сложить оружие, толку от него всё равно не было никакого. Дориан совершенно проигнорировал их атаки, веря, что броня защитит его. Вместо этого он сосредоточил внимание на своём собственном оружии, и за несколько секунд четверо его противников были повержены — мертвы или смертельно ранены. Двое других вошли в покои Пенни, заперев за собой дверь. Судя по всему, они не были готовы принять участие в этой резне.

В панике, он достиг двери, зная, что Пенни и Мириам были внутри — предположительно уже без охраны. Естественно, дверь воспротивилась его первой попытке открыть себя. Фрустрированный, он ударил тяжёлую дубовую древесину своим облачённым в латную перчатку кулаком, разбрызгивая вокруг щепки и обломки. Дверь сотряслась в своём косяке, будто в неё ударили тараном. Дориан попятился, и бросился, плечом вперёд, на деревянную преграду. Некоторые из деревянных балок надломились, что казалось невозможным, и дверь чуть не опрокинулась. Через один из проломов высунулся клинок, пытаясь ранить его, но без всякого вреда скользнул по его нагруднику.

Подняв меч, Дориан начал рубить оставшуюся древесину, зачарованная сталь рубила повреждённое дерево с лёгкостью режущего хлеб ножа, и на то, чтобы войти, у него должно было уйти лишь несколько секунд. Он был так сосредоточен на том, чтобы добраться до Пенни и Мириам, что не заметил, как в десяти футах по коридору из воздуха плавно появился лысеющий человек — как и не обратил никакого внимания на то, что этот человек начал говорить на иностранном языке.

Через проломы в дереве Дориан видел разбросанные по полу мёртвые тела. Кровь была повсюду, и темноволосая женщина аккуратно связывала Пенни. Ему показалось, что он мельком увидел Мириам, совершенно неподвижно лежавшую на полу. Находившиеся внутри двое мужчин деловито наваливали мебель перед быстро рушащейся дверью.

Всё ещё незамеченный, человек в коридоре странно зыркнул на Дориана, поскольку его слова никакого заметного эффекта не оказали. Прикусив губу, он попробовал кое-что другое, и между ним и бронированным воином промелькнула молния.

Тело Дориана на миг тряхнуло в конвульсии, когда электричество пробежало по его броне. Несмотря на то, что он был полностью облачён в металлический доспех, Дориан выжил, поскольку чары Мордэкая каким-то образом поглотили большую часть атаки. Всё ещё подёргиваясь, он оглянулся через плечо, заметив попытавшегося убить его человека. Не осмеливаясь зря тратить время, он метнул в незнакомца свой кинжал, надеясь отвлечь человека, пока сам он заканчивает прорубаться через дверь.

Как ни странно, лысеющий мужчина не дрогнул и не пригнулся, и, похоже, был необычно удивлён, когда кинжал вошёл ему в плечо. Испустив крик боли и фрустрации, он упал назад, сжимая рану. Дориан продолжил прорубаться через разрушенную мебель и обломки, всё ещё перекрывавшие ему путь. Женщина закончила вязать Пенни, и встала у двух воинов за спиной, браня их за то, что они пытались не дать ему войти в покои.

Не будучи довольной тем, как развивалась ситуация, она немного поискала вокруг, прежде чем нашла тяжёлую ножку от стола, и… когда Дориан наконец ворвался внутрь, она ударила. Удар был не с размаху, а колющим, как можно было бы бить копьём. В обычной ситуации такой удар несёт огромную силу, прилагая к маленькой точке удара вес атакующего. Удар был нанесён так быстро и с такой силой, что Дориан не смог пригнуться, всё ещё не выпутавшись из разломанной мебели, и в итоге ножка от стола врезалась ему прямо в лицевую часть шлема.

Удар убил бы его, не будь у него опущено забрало. Несмотря на защиту, Дориан всё равно споткнулся, и упал назад, на лежавшие у него за спиной деревянные обломки. Двое бойцов и женщина не стали терять времени, и, следуя её указаниям, каждый из них поднял по одному пленнику, и быстро понёс прочь из комнаты.

Дориан силился встать, но Руфь не дала ему для этого места — она прыгнула через дверной проём, и стала кружить вокруг него, используя ножку от стола как дубину. Она била его как сумасшедшая по ногам, рукам и голове, чтобы он не смог вернуть себе равновесие. Она скалилась и истекала потом, нападая на него, но даже в своём неистовстве она искала уязвимые места. Её удары, похоже, не оказывали на массивного воина особого эффекта, кроме как не давая ему встать. На его броне не появлялось никаких вмятин, и даже царапин.

— Уо́лтэр! — закричала она. — Разве ты не можешь сделать что-нибудь с этим металлическим зверем?

Тут-то она и заметила волшебника, раненного и силящегося встать, на другой стороне коридора. Эта картина её отвлекла, и бронированный кулак Дориана поймал ножку от стола на следующем её взмахе. Руфь попыталась вырвать оружие из его хватки, но он казался невероятно сильным.

Дёрнув, Дориан потянул себя вверх, и притянул Руфь ближе к себе. Двигаясь со скоростью, которой она в нём и не подозревала, он поймал её левой рукой, и, вставая, поднёс её лицо к своему шлему. Возвышаясь подобно сияющему колоссу, Дориан поднял её в воздух, пока Руфь отчаянно пинала его ногами. Она видела его лицо через многочисленные щели в его забрале, и от выражения его взгляда её тело встряхнуло приливом адреналина.

— Если ты ранила какую-то из этих женщин, то я тебе голову оторву! — прорычал он сквозь сжатые челюсти. Повернув голову, он обратился к двум мужчинам, которые несли Пенни и Мириам: — Опустите их, или я убью эту суку, — выдавил он. Они беспомощно уставились на него, не зная, что делать.

Руфь, краснея лицом и выпучивая глаза, зыркнула на них. Её рот раскрылся, она пыталась что-то сказать. Думая, что она может подтвердить его приказ, Дориан ослабил свою хватку достаточно, чтобы она могла вдохнуть.

— Отпусти меня, глупец, иначе я прикажу их убить… — прохрипела она, но Дориан не позволил ей договорить.

Сделав два длинных шага, он поднял её вверх, и ударил ею о каменную стену.

— Тогда ты умрёшь первой! — проревел он. Дориан уже вышел за грань безумия, и державшие Пенни и Мириам люди начали опускать своих пленниц на пол. Тут Дориан услышал странные слова, и его подобно кувалде ударило чистой силой сзади, под колени, снова отправив его на пол. Падая, он потерял хватку на горле Руфи, но его облачённая в перчатку рука оставила глубокие кровавые выемки на её шее, когда она высвободилась, кувыркнувшись прочь.

Перекатившись, Дориан снова встал. Лысеющий мужчина, волшебник, стоял, повернувшись к нему лицом, а Руфь кашляла и судорожно вдыхала в десяти футах от него. Дориан прыгнул на волшебника, но ударился о невидимый щит, преградивший ему путь. Ощупанный руками, он будто перекрывал всю ширину коридора. Пенни и Мириам были на другой стороне… вместе с врагами.

Волшебник, Руфь назвала его Уолтэром, улыбнулся, и начал медленно пятиться по коридору. Руфь поднялась на нетвёрдые ноги, всё ещё хватая ртом воздух, и двое оставшихся с ними солдат снова подняли Пенни и Мириам. В отчаянии, Дориан вогнал свой кулак в раскинувшуюся перед ним невидимую преграду. Уолтэр ясно видимым образом вздрогнул от силы удара.

Два шага, и Дориан подобрал свой меч. Он провёл с Мордэкаем достаточно времени, чтобы знать, какой эффект могли иметь зачарованные клинки, даже против щита волшебника. Повернувшись назад, он одним ударом рубанул то, что его удерживало, а потом сопротивление исчезло. Глаза Уолтэра расширились от страха.

— Бегите! — крикнул запаниковавший волшебник. — Я не могу его удержать!

Дориан почти успел добежать до заклинателя, когда его ударила ещё одна молния, на миг оглушив его. Всё его тело зудело, и на секунду боль лишила его чувств, а потом он снова пошёл в наступление.

— Ты об этом пожалеешь, — сказал он зловещим тоном.

Уолтэр попятился, спотыкаясь, на его лице был написан страх. Дориан видел, что передняя часть его рубахи была покрыта кровью там, где в него прежде попал кинжал. В отчаянии, волшебник выдал резкую фразу на незнакомом языке, и Дориан подобрался, но ничего не произошло. Он с криком прыгнул вперёд, чтобы схватить противника, но пол внезапно ушёл у него из-под ног, и он упал — пол стал скользким как лёд.

Волшебник быстро двинулся обратно, следуя за своими спутниками, и на ходу он повторял своё заклинание… лёд теперь покрывал пол на расстояние в тридцать футов между ним и почти беспомощным Дорианом.

— Какого чёрта? — закричал Дориан, безуспешно пытаясь снова упереться руками и ногами. Он отчаянно боролся, но лишь сумел начать барахтаться более зрелищным образом — бешенство лишь мешало ему найти опору на льду. С каждой уходящей секундой Пенни и Мириам удалялись всё больше по мере того, как нападавшие тащили их по коридору.

Дориан в фрустрации врезал кулаком по полу, разбрызгивая во все стороны осколки льда. Его рука нашла твёрдую опору на лежавшем подо льдом камне. На него снизошло вдохновение, и несколько мгновений спустя он молотил по льду обоими кулаками, чтобы расчистить пол. Он миновал лёд за минуту или меньше, и побежал следом. Завернув за угол, он не увидел ничего кроме пустого коридора — враги скрылись из виду.

Он бросился в направлении, куда, по его предположению, они должны были уйти — к лестнице… но всё равно не нашёл и следа. Оглянувшись, он осмотрел этаж, и подумал о дверях, которые миновал. Он видел кровь на земле, скорее всего она принадлежала волшебнику. Похоже было, что кровоточил он изрядно. Кровь обрывалась за добрых двадцать футов до выхода на лестницу.

Сощурившись, он осмотрел пол в этом месте, надеясь найти какую-то улику — и пока он смотрел на это место, там прямо у него на глазах появилось ещё одно кровавое пятнышко, будто по волшебству. Он бросил взгляд наверх, подозревая, что они каким-то образом вскарабкались на стены, но наверху ничего не увидел. Дориан сделал ещё один шаг, подойдя ближе к таинственному месту. Он слышал тяжёлое дыхание человека… возможно — нескольких человек.

Внезапно свет изменился, и перед ним появилась вся их группа. Руфь, похоже, помогала волшебнику держаться на ногах. Тут волшебник решил подать голос:

— Да почему, чёрт возьми, ты просто не сдашься? — удивился он. Ещё одно странное слово, и Дориана снова охватила молния, послав по его телу острые вспышки боли. На этот раз волна электричества закончилась не сразу, она продолжалась будто бы вечность, пока волшебник фокусировал на нём свои страх и отчаяние. — Ты уже должен быть мёртв! — воскликнул волшебник, почти рыдая от наплыва эмоций.

Но Дориан не упал, хотя от его брони поднялся дым, и его тело начало бесконтрольно трястись. Электричество, похоже, влияло на него всё больше и больше, хотя броня притупляла большую часть смертоносного эффекта. Наконец оно пересилило его, и, потеряв равновесие, Дориан упал на каменный пол. Его тело замерло, будто после постоянных спазмов его мышцы рады были отдохнуть. Дориан с трудом сохранял сознание.

Он услышал, как женщина потянула измученного волшебника прочь, к лестнице. Тот, похоже, потерял самообладание, и бесконтрольно рыдал.

— Заткнись, проклятый трус! — закричала на него Руфь. — Да что с тобой такое?

— Я никогда прежде не убивал, — ответил волшебник лишённым надежды голосом.

— Тогда ничего не изменилось, идиот! — заорала она в ответ. — Он всё ещё дышит.

Голоса стали удаляться по мере того, как они спускались по лестнице, а Дориан силился сдвинуться с места. Хотя его тело было будто из студня, внутри он был в отчаянии. «Двигайся, чёрт побери! Двигайся!!» — внутренне кричал он на свои упрямые мышцы, и медленно, но верно, его конечности снова начали ему повиноваться. Прошло несколько минут, прежде чем он начал ползти вперёд, пробираясь к лестнице.

Ещё пять минут спустя он пошёл, пытаясь сойти по крутым ступеням вниз. Ноги несколько раз сдавали, посылая его кувыркаться вниз на пять или десять футов, прежде чем он снова останавливался, но он отказывался отдыхать. «Он хотел знать, почему я не сдаюсь», — подумал он, вспоминая панический вопрос волшебника, — «… потому что у тебя мои друзья».

К тому времени, как он спустился вниз, его ноги стали значительно более надёжными. Он заметил, что по пути по-прежнему были разбросаны пятнышки крови, что значительно облегчало его задачу.

— Тебе следует показать кому-нибудь эту рану, — тихо сказал он про себя, мрачно думая о раненом им волшебнике. — Так можно и до смерти кровью истечь.

Он вышел по во двор замка — там кровь и глубокие отпечатки ног несущих Пенни и Мириам мужчин было ещё проще отследить. Никто, мимо кого они проходили, похоже, не видел их.

— Проснитесь! Враги в донжоне! Закрыть ворота! — закричал Дориан. — Они пленили Графиню!

Люди забегали в ответ на его крик. Стражники на стенах оживились, встав между зубцами стен, и оглядывая окружающую местность. Другие приблизились к Дориану, равномерно шагавшему по двору, идя по кровавому следу. Ему задавали вопросы, но у него не было на них времени.

— Закройте проклятые ворота, они ещё могут быть внутри! — крикнул он.

Приближаясь он увидел, что след ещё не достиг ворот. Они двигались медленно, невидимо, избегая обнаружения. Но его глаза заметили конец следа, и ещё свежую кровь, когда они снова пришли в движение. Они уже были почти у ворот. Рядом с ним собралась большая группа гвардейцев.

— Они здесь, перед воротами! — заорал он. — Разойдитесь веером, обыщите местность, пока не найдёте их. Они невидимые, — приказал он, и люди его послушались.

Гвардейцы странно посмотрели на него, будто он сошёл с ума.

— Это волшебник, или какой-то слуга тёмных богов, он может делать себя невидимым для зрения… и они прямо там! — закричал он, указывая на место, где они наверняка были.

Пока он говорил, на утоптанной земле появился отпечаток сапога — след человека, который тащит тяжёлую ношу. Поскольку он как раз указал в том направлении, несколько стражников увидели появление следа, и от них послышались потрясённые аханья.

Дориан не стал мешкать — вложив меч в ножны, чтобы ненароком не попасть по Пенни или Мириам, он понёсся вперёд, к месту, где должны были стоять его враги. Тут-то и началось столпотворение.

На землю упала тень, и подняв взгляд, он увидел зверя, пришедшего прямо из мифов и легенд. Опускавшееся существо было футов шестьдесят в длину. Тёмно-зелёная чешуя блестела под послеполуденным солнцем, а его крылья будто перекрывали свет.

Дориан в шоке уставился на него:

— Дракон? — пробормотал он, не веря. Прозвучали крики страха и смятения, с которыми люди Ланкастера попрятались. Существо было невиданным, но они всё равно инстинктивно бежали. Двор очистился за секунды, и Дориан остался стоять в одиночестве.

Покрытое чешуёй чудовище приземлилась с почти нечеловеческой грацией и изяществом, почти не взрыв землю при остановке. Его передние лапы были толщиной почти с грудь Дориана, но посадка была почти бесшумной, пока дракон не открыл пасть, и не издал вызывающий рёв.

Дориан заскрипел зубами, борясь со своими инстинктами. Ноги его задрожали, но он отказался отводить взгляд, и меч каким-то образом оказался у него в руке. Все мысли вылетели у него из головы, но внутри он почувствовал начавшееся шевеление гнева, и, несмотря на страх, Дориан начал идти вперёд. Первый шаг был медленным и нерешительным, но каждый последующий был твёрже и увереннее, и вскоре он смело шагал к массивному зверю, с высоко поднятой головой и непокорённым:

— Будь я трижды проклят, если я позволю чем-то вроде тебя встать у меня на пути!

Тут дракон поднялся на всех четырёх лапах, и сделал глубокий вдох, глядя прямо на приближающегося Дориана. Он дёрнулся, и остановился, когда существо открыло свою пасть, и выдохнуло, послав в него волну обжигающего пламени.

Дориан присел, пригнув голову и защищая забрало руками, пока волна огня не прошла. Жара от неё он не почувствовал, и осознал, что его броня, похоже, снова защитила его от чего-то гораздо большего, чем просто физические удары. В самом деле, против огня она сработала гораздо лучше, чем против молнии. Снова встав, он побежал вперёд, и набросился на огромного зверя, желая пронзить его своим мечом.

Для него стало полным шоком, когда он прошёл сквозь тварь совершенно без сопротивления, будто дракон был создан из одного лишь дыма. Вокруг него закружились свет и тень, пока он не показался с другой стороны. Брошенный назад взгляд показал ему, что дракон всё ещё неистовствовал позади, но если у Дориана и были ещё какие-то сомнения в его вещественности, то они были развеяны, когда дракон взмахнул хвостом, который прошёл прямо сквозь грудь глядевшего на него Дориана.

Игнорируя фантомное чудовище у себя за спиной, Дориан повернулся к главным воротам. Больше не отвлекаясь на дракона, он заметил теперь уже видимых похитителей, проходящих через открытый вход в замок. Решётка была частично опущена, но замерла, не достигнув земли, удерживаемая какой-то невидимой силой. Рядом с ней с покрасневшим лицом стоял истекавший потом волшебник. Очевидно, что напряжение от одновременного поддержания иллюзии и удержания решётки от закрытия довели его до предела.

Не теряя больше времени, Дориан побежал вслед за ними, к волшебнику первым делом — он теперь понял, что тот был слишком опасен, чтобы его игнорировать. Тот наблюдал за его приближением, и по его щекам катился пот, пока он пытался делать одновременно слишком многое. К тому времени, как Дориан добрался до него, волшебник был почти под тяжёлой стальной решёткой, и он уже оставил попытки поддерживать иллюзию дракона.

В конце концов, видя, что сбежать ему не удастся, незнакомец отпустил барьер, удерживавший решётку, и бросился вниз, пытаясь прокатиться под ней до того, как она опустится. К сожалению для него, он не совсем успел, и один из массивных стальных штырей пробил его правое бедро, прижав его к земле тяжёлым металлом.

Это также помешало Дориану преследовать людей, которые неуклонно уносили Пенни и Мириам прочь. Он видел, как кто-то поскакал от опушки леса, ведя цепочку лошадей. Было ясно, чтопохитители тщательно всё спланировали — очень скоро они взвалят свои цели на лошадей, что значительно уменьшит всякие шансы на то, чтобы их поймать.

В приступе ярости Дориан ударил по металлическим прутьям, которые мешали его преследованию. Хотя его меч был зачарован и бритвенно-остр, металл был слишком толстым, чтобы его можно было разрубить, и его клинок всё время застревал, войдя в тяжёлый двухдюймовый железный прут где-то на полдюйма. На земле у него под ногами застонал волшебник.

— Поднять решётку! — закричал Дориан, но знал, что кричит втуне. Вид дракона лишил стражников мужества. Было сомнительно, что кто-то в пределах слышимости повиновался бы ему.

Вложив меч в ножны, он внимательно поглядел на решётку. Из опыта он знал, что она весила много тонн. Её так спроектировали для того, чтобы в крайнем случае её можно было быстро опустить, а поднять её врагу мешал лишь её вес. С того дня, как он получил узы земли, Дориан осознавал заметное увеличение своих силы и выносливости, но это, похоже, лежало далеко за пределами возможного.

Он увидел, как вдалеке похитители грузят Пенни и Мириам на ожидающих лошадей.

— К чёрту возможное, — сказал он, и, присев, крепко ухватился за нижнюю часть решётки. Сделав глубокий вдох, он начал поднимать, держа спину прямой и руки неподвижными, пока его ноги силились поднять его вверх. Сперва ничего не произошло, но пока он боролся, Дориан начал слышать гулкие удары где-то внизу, подобные массивному сердцу, бьющемуся в ритм с его собственным. «Дай мне силы», — подумал он.

Что-то ответило на его зов, поскольку он ощутил, как его конечности налились энергией, и хотя его лицо покраснело, а тело дрожало, решётка начала подниматься. Когда он выпрямлялся, долгий крик боли и натуги зародился где-то глубоко внутри него, а решётка набирала скорость, поднимаясь быстрее, когда достигла уровня его груди. Не осмеливаясь останавливаться, он использовал эту набранную решёткой инерцию и, расположившись под тяжёлым металлом, толкнул вверх.

На миг время замедлилось, пока он держал массивную конструкцию над собой, и, строго говоря, та должна была раздавить его одним лишь своим весом. Посмотрев вниз, он увидел, что волшебник наблюдает за ним.

— Если собираешься двигаться, то сейчас — самое время… — медленно выдавил он сквозь сжатые зубы. На лице незнакомца отразилось понимание, и он начал ползти прочь… оставляя за собой кровавый след.

Как только он миновал решётку, Дориан шагнул наружу, и позволил силе тяжести сделать своё дело — и массивная решётка врезалась в землю у него за спиной. Он посмотрел на волшебника, лежавшего по ту сторону решётки:

— Позволь им помочь тебе, когда они наконец преодолеют свой страх перед твоим «драконом», и тогда ты, возможно, выживешь. Я хочу поговорить с тобой, когда вернусь, — сказал он мужчине.

Дориан не был уверен, был ли тот ещё в сознании, но ему показалось, что он увидел согласный кивок. Волшебник был в таком плохом состоянии, что это движение вполне могло быть плодом воображения Дориана.

Отвернувшись, Дориан побежал к группе людей и лошадей, начинавших скакать прочь. Они были в более чем пятидесяти ярдах, и он ясно видел Пенни, которую удерживал перед собой один из всадников. Мириам висела поперёк крупа другой лошади. Он воспринял это как плохой знак, поскольку обычно на лошадей подобным образом вешали только трупы. Если она была жива, то это положение не гарантировало, что она таковой и останется.

В обычной ситуации бег в броне был интересным предприятием, как правило зарезервированным для очень коротких бросков. В кольчуге, которую носило большинство солдат, это было трудным делом… ограничивающим фактором служил вес брони. В латах, которые он сейчас носил, бегу следовало быть ещё более неуклюжим, но не из-за веса — латы на самом деле весили немного меньше кольчуги, — а из-за более ограниченной латами подвижности. Но Морт снова сотворил чудо. Броня была хитро создана, и двигалась вместе с его телом очень свободно. Бег она всё равно бы затрудняла, но поскольку она работала, дополняя его собственные движения, ощущение было такое, будто он бежал вообще почти без брони.

Однако броня всё равно не была идеальной, и она замедляла его бег больше обычной одежды. Для нормального забега пятьдесят ярдов не были бы слишком, но всадники уже пришпорили своих скакунов в кантер, ещё более увеличив расстояние между им и теми, кого он был намерен достать. Каким бы безнадёжным это ни было, он всё равно продолжил бежать.

Дориан не думал ни о чём кроме бега. Он никогда не был хорошим бегуном, но, будучи высоким и мускулистым, плохим бегуном тоже не был. Его дыхание участилось, пока его ноги двигали его вперёд, ритмично отталкиваясь от земли. Прошла минута, и он всё ещё бежал, а всадники казались не дальше, чем были вначале. Преследуемый им отряд состоял из шести лошадей с седоками, и ещё нескольких без оных — эти, наверное, принадлежали убитым им людям. Одна из лошадей несла двойную ношу, на ней были один из воинов и Пенни, а другая несла одну только Мириам, переброшенную поперёк седла как мёртвый груз.

Из-за тяжёлой ноши лошади, на которой везли Пенни, её пленитель и остальные вынуждены были поддерживать более медленный аллюр, за которым он — что казалось невероятным — мог поспевать. Дориан поднажал, надеясь сократить расстояние, хотя подсознательно не мог не начать гадать о том, когда кончатся его силы.

Судя по всему, преследуемые тоже начали гадать о том же самом. Двое всадников, которые вывели лошадей навстречу беглецам, оглядывались с написанным на лицах недоверием, наблюдая за его бегом. На первый взгляд это было смешно… человек в тяжёлой броне не мог и надеяться поспевать за лошадьми, даже учитывая скромный аллюр, которым они скакали, но тем не менее он всё же начал их нагонять.

Наконец, что-то сказав своим товарищам, один из всадников развернулся, и поскакал наперехват. Обнажив меч, он пустил своего скакуна полным галопом, несясь прямо на преследовавшего их помешавшегося. Учитывая, что их разделяло едва сорок ярдов в момент разворота, противник Дориана не мог разогнать лошадь до полной её скорости — впрочем, в том не было нужды.

Дориан быстро миновал разделявшее их расстояние, пока тот малый разворачивал скакуна и готовился задавить его лошадью. Они стали приближаться друг к другу с удивительной скоростью, но Дориан не стал замедляться, предпочтя вместо этого бежать прямо на лошадь, а не пытаться её избежать. Секунды спустя животное заслонило ему обзор, и он увидел, как всадник наклонился в седле, чтобы поймать Дориана взмахом меча. Незадолго до их столкновения лошадь попыталась отклониться в сторону, чтобы его избежать, но Дориану это было не по нраву, и он направился прямо на лошадь.

Бедное животное встало на дыбы, когда они сошлись, и Дориан поднырнул под его правое плечо, пока то било копытами и пыталось не потерять равновесие. Дориан резко выпрямился, проходя под лошадью, и направил всю свою инерцию вверх и вперёд — это движение стоило ему большей части скорости, но пройдя, пьяно спотыкаясь, несколько ярдов, он смог снова поймать свой ритм, и снова побежал. Ударенную им лошадь нигде не было видно, но он не стал останавливаться, чтобы обдумать эту тайну, вместо этого решив сосредоточиться на том, чтобы догнать Пенни и её похитителей. После его столкновения они выиграли несколько десятков ярдов.

Дориан продолжал бежать. Дыхание тяжело вырывалось из его груди, и он начал время от времени пошатываться на бегу, но не замедлился. Во рту у него был привкус крови и железа, а его лёгкие издавали звуки, похожие на хриплые кузнечные мехи, но он всё равно бежал. Те, кого он преследовал, не повторяли своей ошибки, посылая кого-то назад, чтобы его замедлить, но он видел, что Руфь часто оглядывалась через плечо. Она, похоже, была удивлена его стойкости, и она казалась не из тех, кого легко удивить. При этой мысли Дориан осклабился.

Миновали долгие минуты, а погоня всё продолжалась. Они свернули с дороги у леса, где-то в миле от Ланкастера, и теперь следовали по маленькой тропе. Этот маршрут они, наверное, спланировали заранее, чтобы избежать патрулей или преследования, но они не рассчитывали на Дориана. Маленькая тропа имела тенденцию к вилянию, и встречавшиеся время от времени низкие подъёмы заставляли всадников замедляться ещё больше, и теперь Дориан стремительно их нагонял. Он уже был в десяти ярдах от последней лошади — она была без седока, и скакала за лошадью замыкавшего солдата. Тот свободно намотал её поводья на луку своего седла, держа руки свободными, и нервно поглядывал на приближавшегося к ним Дориана.

Лицо всадника было воплощением страха, когда он наблюдал, как Дориан приближается, пока тот уже почти не смог дотронуться до скакавшей следом свободной лошади. Скупым движением обнажив меч, Дориан ловко перерубил левую заднюю ногу лошади в нескольких футах от земли. Крича от боли, животное упало и покатилось, его крики боли в совокупности с дёрганьем ведущей верёвки, связывавшей его со скакавшей впереди лошадью, создали мгновенное столпотворение. Несколько секунд спустя тропу украсили тела обеих лошадей, а также тело того несчастного всадника.

Дориан проигнорировал бойню, и побежал дальше, хотя был вынужден перепрыгнуть через одну из лошадей во время её падения. Об убийстве лошадей он сожалел, но в то время у него на уме было только одна мысль… о двух людях, которых доверили его защите.

Руфь ехала впереди, держа Пенни перед собой, и, оглянувшись, она внимательно оценила отделявшее её от Дориана расстояние. Выражение на её лице забеспокоило его на миг, потому что изменилось. Это более не было лицо человека, отчаянно пытавшегося спастись — это было лицо кого-то, кто планировал свой следующий ход. Обнажив меч, она разрубила ведущую верёвку, связывавшую лошадь Мириам с её собственной, позволив никем не управляемой лошади отделиться от их группы. Затем она снова повернулась вперёд, и наклонилась влево, вытянув свою руку с мечом, будто намереваясь срубить невидимого врага.

Её действия озадачили Дориана, пока он не увидел верёвку, которую она изящно перерубила надвое, проезжая мимо, а затем он почувствовал рокот в земле. Это была одна из старейших и простейших ловушек — западня из срубленных брёвен, наваленных друг на друга и подпёртых, слева от тропы. Как только верёвка была перерублена, удерживавшие брёвна опоры упали, и брёвна начали катиться поперёк тропы, сметая лошадей и людей подобно какому-то деревянному приливу. Избежать ловушки удалось лишь Руфи… вместе с Пенни, естественно.

Лошадь, нёсшая тело Мириам, упала, когда первые катившиеся брёвна ударили ей в ноги сбоку. К счастью, её «скакун» уже замедлялся, и Дориан был почти рядом с ним, когда до них докатился каскад брёвен. Прыгнув вперёд, он поймал Мириам, когда её тело свалилось со спины лошади, и, не зная, что ещё делать, он упал на землю, и попытался закрыть её тело своим собственным. Благодаря в равной степени удаче и хорошим рефлексам ему удалось положить её на землю и прикрыть её своим телом до того, как до них докатилась остальная часть деревянного оползня.

Срубленные брёвна в среднем имели диаметр более чем в четыре фута, и они с громом катились поперёк тропы, иногда перескакивая его, и время от времени отражаясь от его плеч и спины. Удары имели огромную силу, и Дориана крепко вжимало в землю, пока он не стал бояться, что может раздавить Мириам своим телом. Потом брёвна перестали прибывать, и наступила внезапная тишина.

Осмотрев себя, он увидел, что его руки вбило в землю по локти, а одно из колен сильно вдавило в дёрн. Однако каким-то образом они с Мириам всё ещё были целы, хотя он и не был уверен в том, была ли она жива, или он зря потратил своё время, защищая труп. Все остальные — оставшиеся всадники и их лошади — были разбросаны по тропе, разбитые и изуродованные. Было совершенно ясно, что они были мертвы, хотя одна из лошадей ещё жалобно жрала, умирая.

Осторожно оттолкнувшись от земли, Дориан высвободился, и стряхнул грязь, прежде чем поднять неподвижное тело Мириам. Он отнёс её на обочину тропы, и мягко положил среди папоротников, подальше от разодранной брёвнами местности. Занимаясь этим, он заметил сочившуюся по его броне кровь, запятнавшую обе его облачённые в перчатки руки, которыми он её касался. Где-то внутри этих надетых на него и будто непробиваемых лат он истекал кровью… наверняка в нескольких местах, хотя он не видел ни одного места, где броня была проломлена или испорчена.

Сбежать удалось одному всаднику, Руфи, и с собой она уносила Пенни. Они уже скрылись из виду, но Дориан всё ещё слышал стук копыт уносившей их лошади. Выпрямившись, он пошёл, следуя по тропе в том направлении, куда они скрылись. Его тело превратилось в пульсирующую массу боли, и теперь, когда он перестал бежать, Дориан удивился тому, как долго ему это удавалось. Изнеможение и усталость обрели для него совершенно новые слои смысла.

— Быстрее… Я должен двигаться быстрее, — сказал он себе, уговаривая свои ноги переступать более скорым образом. Каждый шаг был агонией, но его ноги, похоже, всё-таки откликались, хотя он, похоже, не был способен ускориться дальше быстрой ходьбы. Это продолжалось несколько минут, в течение которых стук копыт лошади Руфи становился всё более и более отдалённым. Наконец он больше не мог его слышать, но всё равно продолжал идти.

Через некоторое неопределённое время, в течение которого он слышал лишь своё тяжёлое дыхание и звуки, которые на ходу издавала его броня, он услышал что-то новое. Это был крик боли лошади, за которым последовал тяжёлый, глухой удар, будто что-то тяжёлое упало на мягкую землю. Затем послышались ругательства Пенни, пока её голос не оборвался. За этим последовала тишина.

Сам того не осознавая, Дориан снова побежал. В него вливалась энергия, о наличии которой в себе он и не подозревал, и его побитое тело ответило, ускорившись. С его рук полетели капли крови, когда он стал всё быстрее перебирать конечностями. Он нёсся вперёд, и боль отступила на задворки его сознания.

— Освободи меня! — услышал он крик Пенни. — Я могу помочь. Позволь мне хотя бы защищаться!

Теперь он знал, что близок к цели, а затем он увидел впереди на тропе фигуры людей, множества людей. Они шли по тропе в том же на правлении, что и он, поэтому в основном были повёрнуты к нему спиной. Когда он приблизился, некоторые из них обернулись, и их лишённые эмоций взгляды донесли до его сознания правду. «Шиггрэс!»

Его голову затопили воспоминания о той ночи, более чем год тому назад, когда он отбивался от толпы шиггрэс у ворот Уошбрука. Всё в них казалось знакомым, от странно неестественных движений до лишённых эмоций лиц. Дориан текучим движением обнажил свой меч, и, не замедляясь, побежал через них, рубя всё, что преграждало ему путь.

Толпа шиггрэс казалась бесконечной, пока он наконец не пробился через них, и не оказался на маленькой лесной поляне. В её середине рядом с покалеченной лошадью стояли Пенни и Руфь. С первого взгляда стало ясно, что бедное животное наступило на скрытую неглубокую канаву, сломав обе передние ноги. За двумя женщинами стояло ещё больше нежити, и, поглядев по сторонам, он увидел их и там тоже… они были полностью окружены.

«Это плохо — очень, очень плохо», — подумал он про себя. Он за несколько секунд достиг двух женщин, и не сказав ни слова, они встали треугольником, лицами наружу. Руфь уже срезала с Пенни путы, и дала ей меч. Судя по всему, она достаточно знала о шиггрэс, чтобы осознавать, что их личные счёты больше не были самым важным.

По оценке Дориана, численность их врага составляла по крайней мере две сотни, что не придавало ему уверенности.

— У меня такое ощущение, что это не было частью твоего плана, — громко сказал он через плечо.

— Нет, — ответила Руфь, — но это выглядит намеренной засадой.

— Прежде они никогда не выказывали способностей к такому планированию наперёд, — вставила Пенни.

— Согласно хроникам, они по интеллекту не уступали людям, — ответила Руфь. — По крайней мере, так сказал мой наставник, — добавила она.

— А кто твой наставник? — спросила Пенни.

— Сайхан, — был ответ Руфи.

— Это кое-что объясняет, — пробормотал Дориан, но едва закончил говорить, когда шиггрэс сомкнулись вокруг них. После этого времени на разговоры не было.

Битва, если её можно так назвать, была короткой и ожесточённой. На открытом пространстве, окружённый врагами и большим количеством свободного места, Дориан пожалел, что у него не было того двуручника, о котором они говорили с Мортом. Для такого оружия это была бы идеальная ситуация. Вместо этого ему пришлось обходиться длинным мечом, хотя в дополнение к нему у Дориана не было ни кинжала, ни щита.

Из них троих только он был защищён от ослабляющего касания их врагов. Несмотря на то, что они прилагали все усилия, Пенни и Руфь были побеждены почти сразу. Он увидел, как шиггрэс утащили Руфь прочь, пока она бесполезно отмахивалась от них, рубя мечом не чувствовавшую ударов плоть. Пенни ослабела, когда её коснулись несколько раз, и осела на землю. Её бы тоже утащили прочь, если бы Дориан не стоял над ней, рубя руки и ноги тянувшихся к ней шиггрэс.

Он сражался в одиночку какое-то неизвестное время. Ему это определённо показалось вечностью. Несмотря на своё численное превосходство, они не могли утянуть его на землю, как прежде, но они наваливались на него целыми косяками. Его хватали за руки и ноги, но он всё равно двигался, таща их за собой, пока рубил их собратьев на куски. Рубя и ругаясь, он сражался под весом их численного превосходства, пока наконец не почувствовал, как Пенни вытянули из-под него, подняв его собственные ноги.

Он продолжал бороться, хотя знал, что уже потерпел поражение. Она была уже мертва, и вместе с ней — ребёнок его лучшего друга. На его глазах проступили слёзы, и он плакал от горя и ярости даже когда толпа подняла его на руки. Солнце и небо будто насмехались над его трагедией, пока бессчётные враги пытались содрать броню с его конечностей. Его борьба безнадёжно продолжалась, и прошло много времени, прежде чем на лес снова опустилась тишина.

Глава 19

У меня ушло несколько прыжков на то, чтобы перенести весь мой антураж в мой дом в Албамарле. Первыми я переправил Сэра Харолда и свой почётный караул, прежде чем перенести Леди Роуз на последнем заходе. Со мной было десять человек, считая Харолда, и все они были вооружены и хорошо знакомы с битвой. В отличие от большей части дворянства в Албамарле, у меня теперь было много воинов-ветеранов — людей, которые уже однажды смотрели в глаза смерти, и готовы были сделать это снова.

Дориан и Харолд чрезмерно долго волновались над тем, кого из людей послать со мной, и я не сомневался, что некоторые из них рассматривались для будущего посвящения в Рыцари Камня.

Марк окинул долгим взглядом Сэра Харолда, великолепного в своих зачарованных латах, и остальных явившихся со мной вооружённых и бронированных людей.

— Ты решил устроить вторжение в столицу? — спросил он.

Я засмеялся:

— Пока нет — думаю, я могу довериться королю в том, что он сдержит свою часть соглашения.

— Если не сдержит, то десяти людей не хватит, даже с учётом вон того, — ответил он, показывая на Харолда. — Где ты достал эту броню?

— Позже объясню — пока что достаточно сказать, что вот этот вот Сэр Харолд является гораздо большей угрозой, чем кажется, — сказал я.

— Рад знакомству, милорд, — вежливо сказал Харолд, слегка поклонившись в направлении Маркуса.

Маркус обратил на него всё своё внимание:

— Я больше не лорд. От этих прав я уже отказался. Тем не менее я также рад знакомству, хотя нас и не представили как положено, — сказал он, подчёркнуто глянув на меня на последних словах. — Если ты собираешься начать посвящать людей в рыцари, то тебе надо подтянуть этикет, Морт, — добавил он для меня.

— Вообще-то, поскольку ты «отказался от своих прав», как ты выразился, ему уже нет необходимости кого-то тебе представлять, — с озорной улыбкой проинформировала его Роуз.

Марк явно дёрнулся:

— Ай, Роуз! Я вижу, что ты всё так же остра на язык, — сказал он, и махнул нам всем на коридор, шедший к лестнице, которая вела на первый этаж: — Хотите вина? Я взял на себя заботу о пополнении винного погреба Морта, пока жил тут.

Я одарил его резким взглядом.

— Не волнуйся, я не слишком налегал на него. Наш уговор всё ещё в силе, — тихо успокоил он меня.

Несколько минут спустя мы все сидели в парадной гостиной на первом этаже, потягивая вино. Я попытался пригласить почётный караул к нам присоединиться, но Харолд объяснил, что это лишь усилит их неловкость. Вместо этого он отправил их договариваться, кто где будет спать в гостевых спальнях.

— У нас было много волнений после твоего отбытия, — начал Марк.

— Прошло всего две недели — я бы и не подумал, что затворник много увидел бы за такой промежуток времени, — прокомментировал я, широко улыбаясь.

Он хмуро глянул на меня:

— Это вообще-то было не обязательно хорошее волнение, если ты понимаешь, о чём я.

— Может, мы замолчим, а ты нам всё расскажешь, — ответил я.

На это Леди Роуз фыркнула, подавив смех, но язык придержала, и мы позволили Марку поведать нам новости.

— Казнили Барона Арундэла, — напрямик объявил Марк. У меня отвисла челюсть, но Роуз наклонилась вперёд, и закрыла мне рот рукой прежде, чем я смог что-то сказать. Я подсознательно заметил, что от неё приятно пахло лавандой.

Марк продолжил:

— Две недели назад, сразу же после того, как встретился с тобой, король объявил, что Барон вошёл в королевский дворец, и попытался убить его во время личной встречи. Судя по всему, это было реакцией Барона Арундэла на уведомление о том, что его лишают земель за трусливое поведение во время недавней войны с Гододдином.

— Да ни хрена подобного! — воскликнул я.

Роуз сердито поглядела на меня:

— Просто позволь ему договорить, а?

Я закрыл рот, и Марк несколько раз перевёл взгляд между нами, пытаясь не улыбаться. Наконец он продолжил:

— Его застали с поличным во дворце. Согласно его величеству, Барон убил четверых священников, по одному от каждой церкви, прежде чем попытаться отнять жизнь короля. Его остановило несколько стражников, и, по их рассказам, кровь и насилие в покоях короля и в их округе весьма удивляли взгляд. Уверен, что ты ничего об этом не знаешь, а, Мордэкай?

— Чёрт, ты прекрасно знаешь, что там произошло — я же сам тебе рассказал, — сказал я.

Роуз вмешалась:

— Не дразни его, Маркус. Что случилось ещё?

— Бедного Шэлдона взяли под стражу, заковали в кандалы, и на следующий день провели на виселицу. Его держали связанным и с заткнутым ртом, и повесили без предисловий, предлогов, и даже не позволили сказать последнее слово, — самодовольно сказал он. — По мне, так он это заслужил.

Шэлдон — так звали барона, насколько я помнил из наших недолгих и неприятных встреч полгода тому назад.

— Но он же лорд! — возразил я. — Разве нет никаких правил насчёт казни дворян? — усомнился я в рассказе. Я не стал утруждать себя упоминанием вопроса о его невинности. Я был в кругах власть имущих достаточно долго, чтобы знать, что вина и невинность были для облечённых властью лишь используемыми по случаю инструментами.

— Король оставляет за собой право высокого правосудия, — проинформировала нас Роуз. На случай, если вы не знаете, высокое правосудие — это то, как суды называют дела со смертной казнью. Роуз продолжила: — В деле, где фигурирует государственная измена или прямое нападение лично на короля, он вправе обойти Лорда Верховного Юстициария, и вынести приговор правонарушителю напрямую, без суда.

В приступе исключительной мудрости, я закрыл рот, и попробовал всё обдумать. Очевидно, Шэлдон был невиновен, но это было не важно. Что на самом деле имело значение, так это то, почему король решил казнить его после нашего разговора.

Первым заговорил Марк:

— Ты был весьма неудобен его величеству, но после вашей с ним встречи твои обстоятельства изменились. Теперь, предполагая, что он может обернуть твои героические усилия на войне к себе на пользу, ты можешь стать его ценным активом.

— Что должно было сделать положение Лорда Арундэла полностью противоположным, — добавила Роуз.

Марк кивнул:

— К тому же, у Эдварда был весьма крупный бардак, который нужно было как-то объяснить…

— И он решил убить двух зайцев одним ударом, — закончила она вместо него. — Хотя, возможно, лучше было бы сказать, что он убил одного зайца, чтобы разобраться с двумя проблемами, — добавила она. Они покивали и самодовольно улыбнулись друг другу, будто довольные своей взаимной сообразительностью.

Я поднял руку, будто был в классе, пытаясь привлечь внимание учителя. Они не заметили.

— Что действительно поражает, — сказал Марк, — так это то, как быстро он пришёл к этому решению после ухода Морта.

— Простите… — сказал я.

Они проигнорировали меня, и Роуз снова заговорила:

— Он уже давно правит, но это действительно страшно, как быстро он пришёл к такому эффективному выбору. Большинство людей наделали бы ошибок или стали бы колебаться.

— Эй! — громко сказал я, махая рукой между ними. Они приостановились, одарив меня любопытными взглядами. — Не мог бы хоть кто-нибудь из вас, политических гениев, потрудиться объяснить это мне понятными бывшему простолюдину словами?

— Я никогда не думал о тебе, как он простолюдине, — возразил Марк.

Роуз задумчиво сжала губки:

— Ну, ты должен признать, Маркус, что он немного простоват.

Марк тихо засмеялся:

— Это так, но я бы никогда этого не сказал.

— Но ты же только что сказал! — пожаловался я. — К тому же, когда я проверял в последний раз, быть простолюдином — отнюдь не повод для стыда, а после встречи с Шэлдоном статус дворянина больше не кажется обязательно предметом для хвастовства.

Роуз похлопала меня по плечу:

— Не оскорбляйся ты так, мы просто дразнились. В конце концов, ты здесь самый высокопоставленный, а простолюдин теперь — Маркус.

Марк явно вздрогнул при этих слова.

— Что леди пытается тебе сказать, так это то, что король решил упростить свою ситуацию после примирения с тобой, — сказал он, возвращая разговор обратно в изначально предполагавшееся для него русло. — Принятие тебя обратно и вознаграждение тебя за победу над Гододдином делают тебя героем, и поставили бы Шэлдона в очень неудобное положение. По меньшей мере, это создало бы раскол и междоусобицу среди дворян. Многие другие лорды сочувствовали бы Арундэлу, после того, как ты с ним обошёлся.

— Он бросил своих людей, — напомнил я ему.

— Я это понимаю, но что нужно понять тебе, так это то, что для многих лордов это — мелочь в сравнении с тем, как ты унизил его, избил его на глазах у его слуг, забрал его имущество, а потом отправил его восвояси лишь с тем, что на нём было надето. Особенно учитывая то, что всё это проделал человек, которого считали «простолюдином», как ты уже упоминал, — объяснил Марк.

— А его казнь как-то улучшит их мнение обо мне? — с сарказмом спросил я.

Роуз отозвалась:

— Не совсем. Она посылает мгновенное послание, что король совершенно не шутит, награждая тебя. Это сразу же убирает твоих самых выдающихся врагов, и изящно проясняет вопрос о нескольких насильственных смертях, случившихся в королевском дворце. Это заставит призадуматься любого, кто мог бы подумать о том, чтобы мутить воду, потому что теперь они будут весьма ясно знать, какую сторону принял король.

Это всё звучало очень аккуратно и точно, но мне не нравилось. Как обычно, человеческие жизни заботили этих людей не больше, чем шахматные фигуры — игрока.

— Это же чудесно для меня, не так ли? — горьким тоном объявил я.

— По большей части, — ответил Марк.

— А что случится, когда я в один прекрасный день стану «неудобным»? — язвительно спросил я.

— Эту возможность следует рассматривать всем высокопоставленным людям. Вообще, есть две практичных стратегии для того, чтобы с этим справиться, — сказал он.

Он приостановился, и я уставился на него без всякого выражения — я не был в настроении играть в «двадцать вопросов». Наконец он решил продолжить, несмотря на то, что я его не подтолкнул.

— Первый, — кисло сказал он, — это чертовски хорошо позаботиться о том, чтобы не стать «неудобным», как ты выразился, — сказал Марк, и опять приостановился, но я лишь снова поглазел на него.

Роуз подмигнула мне:

— А какой второй, Маркус? — весело спросила она.

— Спасибо, Роуз, — сказал он ей. — Второй — это позаботиться о том, чтобы всегда использовать дегустатора перед едой, держать поблизости много людей вроде Сэра Харолда, и всегда носить кольчугу.

Я поднял бровь:

— Я не припомню, чтобы ты когда-нибудь что-то из этого делал.

— Я никогда не был достаточно важным, — прямо заявил он. — Ты, с другой стороны, на данный момент привлёк к себе больше внимания, чем даже сам король. Лучше быть готовым к худшему.

— Ты будешь рад узнать, что вы с Дорианом полностью согласны друг с другом, — сухо сказал я.

— Можете и меня включить в этот список, — сказал Харолд, впервые подав голос.

— А как тебе понравится стать моим новым дегустатором? — парировал я, но улыбнулся, чтобы дать ему понять, что я это не серьёзно.

Глава 20

Я сидел во всё той же частной приёмной, где впервые встречался с Королём Эдвардом, ещё когда мы с Джеймсом были слегка поддатыми. На этот раз я был совершенно трезв, и готов к худшему. Харолд с одним из моих людей ждали снаружи, рядом с собственными солдатами короля. Оружие не допускалось в присутствии его королевского величества, за исключением высокопоставленных дворян, хотя я сам не стал вооружаться — частично потому, что это считалось знаком уважения, и частично потому, что мне оружие вообще-то было не нужно.

Посыльного во дворец я отправил в предыдущий день, после своего прибытия, чтобы уведомить его величество о своём присутствии в столице. Он прислал моего человека обратно, с призывом на встречу этим утром, чтобы обсудить планы по моей церемонии признания и награждения. Соответственно, я оказался сидящим напротив него за столиком, наблюдая за тем, как он осторожно пьёт из чашки с горячим чаем.

— Ты не прикоснулся к твоему чаю, — мягко сказал он, глядя на мою собственную кружку.

— Прошу прощения, ваше величество — мой желудок этим утром был очень чувствительным, — ответил я, прежде чем поднести чашку к губам. Роуз заверила меня в крайне малой вероятности того, что Эдвард попытается отравить меня в данный момент, особенно в таких обстоятельствах, но я всё равно не мог заставить себя выпить. Я наклонил чашку, будто отпивая, но рта так и не открыл. На самом деле я даже поддерживал тонкий щит между моими губами и жидкостью, на случай если там присутствовал какой-то контактный яд. Было ли это паранойей? Возможно, но мне уже было плевать.

Король Эдвард наблюдал за мной, нисколько не заботясь, хотя что-то сказало мне, что он прекрасно осознавал мой обман. Он улыбнулся, прежде чем снова заговорить:

— Мы рады, что ты так быстро вернулся.

— Я предпочитаю тратить зря как можно меньше времени, ваше величество, особенно когда время — ваше, — осторожно ответил я.

— Теперь, когда ты здесь, мы хотели бы провести церемонию через два дня. Этого времени должно хватить, чтобы большая часть местного дворянства разобралась с делами, дабы иметь возможность присутствовать. В идеальной ситуации мы хотели бы, чтобы как можно большее их число увидело эту церемонию, — сказал он.

Я бы предпочёл разделаться с этим мгновенно, чтобы пораньше вернуться домой, но этого я ожидал:

— Я не особо люблю публичные почитания и похвалы — так ли необходимо устраивать такую демонстрацию, ваше величество?

— Ты обладаешь острым умом и многими другими талантами, Мордэкай, но подобные вопросы служат мне напоминанием о том, что тебя вырастили не среди дворянства, — ответил он. Я начал было отвечать, но он поднял ладонь, прежде чем продолжить: — Публичные церемонии и демонстрации являются такой же частью правления, как советы и закрытые совещания. В некоторых отношениях они даже важнее, поскольку закрепляют место правителя на переднем плане мыслей его подданных. Они также служат для освежения памяти дворянства о том, какое оно занимает положение по отношению к королю, и к тому, кому оказывают честь. Никогда не сомневайся в значимости таких событий.

Лекцию Эдварда я нашёл снисходительной, и она заново распалила мой гнев, появившийся прошлым днём:

— А казнь Арундэла тоже была напоминанием? — спросил я. Мой голос был ровным, но в моих глазах таился опасный свет.

Его лицо приняло изумлённое выражение:

— Предполагалось, что ты будешь более рад этим новостям. Нам дали понять, что вы с покойным бароном друг друга терпеть не могли.

Я впился в него прямым взглядом, прежде чем произнести:

— Мне не нравится видеть, как людей используют подобно пешкам, которыми ходят или жертвуют для собственного удобства.

Лицо Эдварда покраснело, а брови сошлись вместе, когда он услышал мои слова.

— Когда тебе минует столько же зим, сколько мне, и ты похоронишь столько же друзей и союзников, как я, когда тебя предадут и будут тобой манипулировать столько, сколько мной, только тогда тебе и будет позволено меня судить. Когда станешь старым и измученным после долгих лет удержания власти, тогда можешь обсуждать мою относительную ценность на весах добра и зла, а до тех пор можешь держать своё чёртово мнение при себе!

Я не мог не заметить, что король опустил королевское «мы» во время своей тирады, и это почему-то вызвало во мне ощущение маленькой победы. Мой гнев несколько рассеялся, позволив мне более ясно думать:

— Вы полагаете, что я доживу до такого возраста, ваше Величество. Учитывая моё положение, вероятность достижения мною преклонного возраста невелика, — произнёс я, столкнувшись с ним взглядом, и я был уверен, что он видел мою решимость, а также мою честность.

Его собственный гнев исчез, пока он смотрел на меня, сменившись сардоническим выражением:

— Не рассчитывай на это, Мордэкай — я когда-то говорил то же самое, но я всё ещё здесь, много лет спустя после поры моего расцвета.

Я одарил его мрачной улыбкой:

— Если мне повезёт прожить достаточно долго, чтобы судить вас, то я сомневаюсь, что вы к тому времени будете ещё живы, чтобы услышать мои объяснения ваших изъянов, — сказал я.

— Наглый ублюдок! — воскликнул он. — Если ты действительно проживёшь настолько долго, то станешь таким же тёмным и изнурённым, как я, и будешь жалеть, что не можешь найти мой дух, чтобы попросить прощения за свою дерзость, — выдал король. В течение какого-то напряжённого момента мы зыркали друг на друга, а потом оба тихо засмеялись. Это был тёмный смех, рождённый в гневе и напряжении, но он разрядил лежавшие между нами опасные эмоции… по крайней мере временно.

Вскоре после этого я откланялся. Я не думал, что кто-то из нас обоих на самом деле хотел продолжать разговор ни о чём. Мы друг другу не нравились, но покуда мы были способны поддерживать рабочие отношения, только это и имело значение.

* * *

Позже, в тот же день, я воспользовался случаем, чтобы провести исследование в библиотеке. Я надеялся найти ещё одну книги про иллюзии, или, возможно, какое-то объяснение тому, как кто-то мог скрываться от моего магического взора. Воспоминание о незнакомце в Замке Камерон беспокоило меня. Как бы это ни было достигнуто, это должно было являться чем-то, о чём знали волшебники старины.

Я провёл бесплодную череду часов, ища желаемую информацию, прежде чем наткнулся на кое-что неожиданное. Я возвращал на место книги, которые взял во время своего предыдущего рассмотрения, когда заметил нечто странное в стене за книжным шкафом. Узор рун там отличался.

Все камни, из которых состоял дом, были зачарованы, поэтому заметить что-то просто благодаря наличию магической ауры было невозможно. Однако в этом случае я смог разглядеть очень отличавшийся узор рун, вплетённых в эти конкретные камни. В этом узоре вроде бы наличествовало несвязанных точек, но я не был уверен — почему.

Я долго разглядывал его, прежде чем решил совершить кое-что глупое. Я знал, что Пенни не одобрила бы это, но поскольку её здесь не было, чтобы давать мне советы, я решил, что придётся справляться своими силами. А моя лучшая сторона твердила мне, что пять точек надо было соединить, используя пять пальцев моей левой руки. Я совершенно не был уверен, что после этого должно было случиться. Но это же не могло быть что-то плохое… верно?

Я начал смеяться про себя:

— Иногда требуется глупец особенного рода, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. Затем я протянул руку, и аккуратно поместил кончики пальцев в надлежащие точки. Узор вокруг пяти точек касания начал светиться видимым светом, а не только в моём магическом взоре, и я почувствовал щекотку у себя на ладони. Секунду больше ничего не происходило, и, обнаружив, что задержал дыхание, я громко выдохнул. Затем я убрал руку, и шагнул назад.

Свечение быстро угасло, и я подумал, что, наверное, сделал что-то не так, когда услышал щелчок, и стена стала бесшумно сдвигаться вбок, забирая вместе с собой книжный шкаф. Несколько секунд спустя я глазел на маленькую, но ярко освещённую комнату, которая оставалась спрятанной в библиотеке вопреки всем моим предыдущим поискам.

— Чёрт меня побери, — сказал я сам себе.

Я шагнул внутрь, и стена бесшумно закрылась за мной. Это немного меня взволновало, но я надеялся, что выйти отсюда будет так же легко, как войти, иначе позднее мне будет довольно весело.

Комната, в которой я находился, не была большой, имея лишь по шесть футов в обоих направлениях. Она была ярко освещена зачарованными лампами, которые не слишком отличались от тех, что я создал для своей мастерской дома, хотя я с первого взгляда мог сказать, что узоры там слегка отличались от моих.

Вдоль дальней стены был построен длинный, низкий верстак, на котором лежали разнообразные маленькие инструменты, в основном молотки и долота — вещи, которые были бы полезны для придания формы маленьким ювелирным изделиям, или, возможно, древесине, если кто занимался резьбой по дереву. В них не было ни капли магии, кроме одного маленького серебряного инструмента. Я приблизился, чтобы рассмотреть его.

Размером он был, наверное, с маленькое перо для письма, если бы с того убрали большую часть перьев. По моей прикидке, он был где-то шести или семи дюймов в длину, и менее четверти дюйма диаметром. С одного конца он был тупым, а с другого плавно сужался до острого кончика. Весь предмет целиком выглядел так, будто был сделан из чистого серебра, хотя и не потускнел ни капли. А ещё он был полностью изрезан крошечными, замысловатыми рунами, от одного конца до другого.

Сперва его назначение меня совершенно сбило меня с толку, пока я не осознал, что узор рун был знаком, хотя они и были гораздо меньше тех, что я видел прежде. Они были почти идентичны рунам, которые формировали основное древко моего посоха. Крошечный серебряный инструмент являлся рунным каналом, созданным для облегчения фокусировки и для тонкого контроля силы. Однако меня озадачили его размеры.

Мой посох был большим, и не зря — я мог использовать его, чтобы направлять энергетический удар на гораздо большее расстояние, или использовать его для фокусировки моей силы в бритвенно-острый луч, чтобы вскрывать щиты врагов. Создание рунного канала такого размера почти не имело смысла. Я поднял его, и осторожно взял в руку, как мог бы держать перо или кисть. Раздумывая над его назначением, я лениво водил им по поверхности верстака, и направил в него маленькую толику силы. Он оставил за собой на поверхности древесины прекрасно изящные линии энергии, гораздо более тонкие и изысканные, чем мне когда-либо удавалось сделать моими пальцами — и вот так просто я понял его назначение.

Это было своего рода стило. По крайней мере, это было единственным названием, которое пришло мне в голову. В прошлом древние люди использовали похожие металлические инструменты для вырезания букв на глиняных или восковых дощечках, до того, как бумага получила широкое распространение. Этот инструмент был похож на них, только он использовался для создания магических рун — быстро, легко, и более точно, чем можно было сделать голыми руками. Увидев его, я едва мог поверить, что мне самому до сих пор не пришло в голову создать для себя что-то подобное. Это был настолько явно полезный предмет, что мне захотелось дать себе пинка за то, что до сих пор не сделал его. «Только подумай, сколько бы это сэкономило тебе времени!» — подумал я про себя.

Я засунул его в свой поясной мешочек. При необходимости я и сам мог такой сделать, но не видел никакой причины не брать этот, который я уже нашёл. Затем я снова обратил своё внимание к окружавшему меня помещению. Помимо стило, единственными оставшимися объектами, которые могли представлять интерес, были маленькая книга в серебряном переплёте и покрытая причудливой резьбой деревянная шкатулка. Шкатулка привлекла моё внимание первой, поскольку от мастерства покрывавшей её резьбы захватывало дух.

Я осторожно открыл её, и оказался озадачен её содержимым. Внутренняя часть была выложена мягкой тканью, ныне сухой и ломкой от старости. В ткани лежало некоторое количество золотых колец. Они все были идентичны, и подписаны тонкими рунами, выстроенными в строго определённом порядке. Это было похоже на чары, но в кольцах было очень мало остаточной магии.

В узор были вплетены лайсианские буквы, складывавшиеся на внешнем ободе в одно слово — «Иллэниэл». Я пристально повертел одно из колец в руках, и заметил на внутреннем ободе ещё надпись, тоже на лайсианском. Слова были крохотными, но, судя по всему, они означали «доверенный гость». «Странная фраза для начертания на золотом кольце», — подумал я.

Я сосчитал кольца, и обнаружил, что в коробке их было двадцать одно, хотя изначально, похоже, их было больше. Я какое-то время раздумывал над ними, прежде чем отложить их на другой раз. У меня было чувство, что их назначение станет мне понятным позже… вероятно, пока я буду спать или мыться. Мне почему-то лучше всего думалось, когда я был расслаблен.

Наконец я обратил своё внимание на книжку. Пока что я удерживал себя, поскольку именно на неё я хотел взглянуть первым делом. Я сохранил еёнапоследок, поскольку знал, что у меня может уйти много времени, чтобы вынести решение о её ценности.

Она была очень компактной, не более шести дюймов в ширину и лишь немного выше. Хотя она был переплетена серебром, её толщина не превышала половины дюйма, и она легко помещалась бы в карман рубашки, или в мешочек. Металлическая обложка была покрыта рунами, но в отличие от остальных, я понятия не имел, каково было их назначение. Их расположение не походило ни на что из того, что я когда-либо рассматривал, из-за чего было трудно угадать, опасно было её открывать или нет.

— Я могу год пялиться на эти узоры, и, наверное, всё равно не пойму, что они должны делать, — сказал я вслух, будто озвучивание мыслей делало их более разумными. — Рано или поздно мне придётся рискнуть, а чего мне редко хватает, так это времени, — произнёс я, и ощутил, что это было правдой… «Всё равно глупо открывать что-то подобное, не имея по крайней мере свидетелей, на случай если случится что-то плохое», — сказал голосок у меня в подсознании. Я быстро затолкал этот голос в подвал своего разума, и запер его там, чтобы он меня больше не доставал.

— Сейчас — самое время, — сказал я, открыл металлическую защёлку, державшую книгу закрытой, и раскрыл обложку. Когда я это сделал, руны вдоль края металла начали извиваться и двигаться будто живые, чего я прежде за рунами никогда не замечал. Метал залился золотым светом, и ощущение было такое, будто книга сама подпрыгнула у меня в руке — на самом деле, это настолько меня испугало, что я чуть не выронил её. Скрипя для успокоения нервов зубами, я наблюдал за тем, как книга увеличилась чуть более чем в два раза по сравнению со своим начальным размером. Когда она перестала расти, руны замерли, и книга вернулась в своё более обычное, спящее состояние. Я сделал давно удерживаемый долгий выдох, радуясь, что никакой ловушки тут не было.

Я посмотрел на заглавную страницу, и почувствовал, как у меня ёкнуло от радости сердце, когда я прочитал написанные там слова. Книга называлась «Каталог Чародейских Схем». Глазея на неё, я вспомнил слова Мойры: «Иллэниэлы были хорошо известны большим числом появлявшихся в их роду за всю историю магов-кузнецов и искусных чародеев». Эта книга была первым тому свидетельством. Ничто другое, найденное мной в библиотеке, даже не намекало на тайны зачарования, не говоря уже о предоставлении готовых схем. Я уже отчаялся когда-нибудь найти какое-либо руководство по утерянному искусству, которое я каким-то образом заново изобрёл.

Я начал лениво листать страницы, гадая, что я смогу найти. Одна из страниц была озаглавлена «Схемы транс-пространственного устройства хранения». Схемы казались странными, но я нашёл некоторое подобие с телепортационными кругами, хотя сходство не уходило так уж далеко. Ещё на одной странице была диаграмма чего-то под названием «самозапирающаяся дверь», а на ещё одной — схемы для «эффекта стазисного поля», чем бы это ни было.

Беглый осмотр показал мне, что в книге было очень мало инструкций или объяснений. Кто бы ни владел этой книгой прежде, явно сделал её переносимой и устойчивой к износу, и ему или ей не особо были нужны объяснения. Это была книга для кого-то уже хорошо владеющего искусством зачарования, поскольку в ней содержались формулы и полноценные диаграммы чар.

Тем не менее, я предпочитал книгу рабочих схем, а не учебник для начинающих, не применимый в реальной жизни. Основы я и так уже открыл сам по себе, или, как я надеялся, открыл большую их часть. Я чувствовал уверенность, что с помощью этих схем я смогу работать в обратном направлении, чтобы понять, как они работали. Многие найденные мною конструкции были сходны с теми, которые я уже создал. Я мысленно похлопал себя по спине: «Неплохо для начинающего», — подумал я.

Наконец я решил, что мне следует вернуться наружу, пока кто-то не принялся меня искать. Закрыв книгу, я посмотрел, как та быстро сжалась обратно до своего прежнего размера. Эффект был воистину поразительным, хотя я всё ещё не понимал, как он работал. Оглядевшись, я попытался разглядеть механизм для повторного открывания двери.

К счастью, это было сделать так же просто, как и войти. На стене у меня за спиной был узор, похожий на тот, который я активировал на другой стороне. Я протянул руку, чтобы коснуться его, но случайная мысль заставила меня остановиться. Учитывая то, что я был в тайной комнате, казалось очевидным, что мне следовало удостовериться в отсутствии снаружи кого-либо, прежде чем я снова открою дверь. В обычной ситуации я просто использовал бы своё магическое чутьё, чтобы проверить, был ли кто-то поблизости, и я попытался это сделать — но потерпел неудачу.

В большинстве случаев неудача не является чем-то необычным, но этот случай был исключением. Я не мог ощущать ничего вне маленькой комнаты, в которой я стоял. Я будто бы вошёл в пузырёк реальности, окружённый бескрайней пустотой. Теперь, когда я обратил на это внимание, ощущение шокировало.

Оно несколько напоминало о моей первой встрече с шиггрэс, когда я обнаружил, что был совершенно неспособен ощутить их физическое присутствие кроме как по некоему отсутствию. Тут было похоже, только сейчас эффект расширился на весь мир — единственным, что я мог ощущать, было крошечное помещение, внутри которого я был. Моё сердце учащённо забилось, когда невольный миг паники выплеснул адреналин в мои вены. Я быстро взял страх под контроль. Я никогда не был из тех, кто позволяет страху взять верх над разумом.

Сделав медленный, равномерный вдох, я положил ладонь на узор, где кончики моих пальцев должны были активировать управляющие дверью чары. Когда мои пальцы коснулись его, я ощутил ту же щекотку, которую чувствовал прежде, и тогда я стал снова воспринимать мир за пределами комнаты, в которой я находился. Дверь не открылась, потому что я ещё не убрал руку, но соединение между мной и чарами восстановило мою способность ощущать внешний мир.

«Интересно», — подумал я про себя. «Чары, наверное, делают саму комнату невидимой для магического взора, и, соответственно, делают невозможным ощущать мир снаружи, пока находишься внутри». Это было хитрое приспособление, и я обнаружил, что восхищаюсь умом того, кто изначально его спроектировал. Комнату не только невозможно было заметить снаружи, но находящийся внутри неё мог проверить, был ли кто-то снаружи, прежде чем открывать дверь, хотя это, наверное, делало человека видимым для магического взора.

— Полагаю, всего и сразу заполучить невозможно, — сказал я себе, а затем убрал руку прочь от чар. Секунды спустя дверь открылась, и я вышел в основную библиотеку. Дверь закрылась за мной, и после этого я больше не мог ощущать никакую часть комнаты, внутри которой я только что был. «Это действительно хитрая штуковина», — подумал я. Я надеялся, что этот узор будет среди других схем в книге, которая теперь была при мне. Хотя разницы особой не было… при необходимости я мог скопировать его с самих стен. Я чувствовал уверенность, что однажды он мне пригодится.

Я развернулся, и направился к двери. Я ощущал, что Марк поднимался по ступеням, и что-то в его походке сказало мне, что у него есть важная тема для разговора.

Глава 21

Марка я встретил у входа в библиотеку, притворно удивившись, когда обнаружил его там. Я часто делал подобные вещи, притворяясь удивлённым, когда натыкался на людей, в основном — чтобы их не напрягать. Я довольно быстро пришёл к выводу, что люди лишь расстраивались, когда знали, что я был в курсе всех их перемещений, когда они были недалеко от меня. Никому не нравится ощущение того, что за ними постоянно наблюдают. Хотя я и не наблюдал за людьми постоянно, обычно это было скорее как фоновый шум в оживлённом помещении. Ты слышишь голоса, но не знаешь, что они говорят, пока не обратишь внимание на тот или иной голос. Мой магический взор работал похожим образом — я мог сосредотачиваться на конкретном человеке, и видеть сколько угодно, на расстояние до мили, но на практике я просто не мог наблюдать за всеми сразу. Это бы свело меня с ума.

Если бы они знали, насколько много я мог видеть, то сомневаюсь, что хоть кому-нибудь было бы комфортно жить в Замке Камерон. Однако в реальности людские жизни… по большей части чрезвычайно скучны. Тем не менее, я притворялся как можно более нормальным, чтобы не заставлять остальных чувствовать себя неловко.

— Не притворяйся удивлённым тем, что видишь меня, — сказал Марк, будто прочтя мои мысли.

Я нахмурился:

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты всегда слишком усердствуешь, притворяясь. Поскольку это просто я, то тебе не нужно себя утруждать. Я знаю, что ты можешь меня видеть от одного конца дома до другого, поэтому тебе не нужно притворно удивляться, когда я тебя нахожу.

Я не мог найти изъяна в его логике. «Ублюдок знает меня слишком хорошо», — с ухмылкой подумал я.

— Ты слишком умный, и до добра тебя это не доведёт. Надеюсь, ты это понимаешь? — сказал я.

Он встал в позу напряжённой концентрации, положив одну ладонь себе на подбородок, а вторую — на бедро:

— Такое мне приходило в голову, — самодовольно сказал он. — Однако я стараюсь не слишком афишировать свой дар — от этого остальные могут почувствовать себя неполноценными.

Я засмеялся:

— Ты скажешь мне, что нашёл, или будешь весь день себя поздравлять? — спросил я.

Он притворился, будто какое-то время серьёзно обдумывал мои слова.

— Трудно решить, — наконец сказал он, — но главный вопрос заключается в том, откуда ты знаешь, что я что-то нашёл?

— Магия, — мгновенно ответил я, — ну, и ещё тот факт, что у тебя под мышкой книга, и ты искал меня с определённо срочным видом.

Он опустил взгляд на книгу, которую держал:

— Полагаю, тут ты меня подловил, — сказал Марк, и прошёл мимо меня в библиотеку, которую я только что покинул. — Вот, дай покажу, — сказал он, садясь за ближайший читальный стол. Я последовал за ним, и сел на стул рядом. — Прошлым вечером я взял себе в комнату стопку многообещающих книг, чтобы просмотреть перед сном. Вот это я нашёл между страниц одной из них, — сказал он, вытащив аккуратно сложенный лист бумаги, пожелтевший от старости.

— В какой книге он был? — спросил я.

Он поднёс ко мне книгу, которую держал в руках, на обложке было написано «Иллюстрированный Путеводитель по Птицам Лосайона».

— С чего ты вообще стал искать в ней что-то? — с любопытством спросил я.

Марк смущённо ухмыльнулся:

— Иногда я устаю просматривать такое количество серьёзных томов. А в этом есть много очень красивых иллюстраций, каждая из которых тщательно нарисована вручную. Я его просматривал исключительно для удовольствия, — беспомощно пожал он плечами.

Я покачал головой. Хотя мы уже почти двадцать лет дружили, я никогда не знал, что он интересовался птицами. Возможно, я был не таким наблюдательным, как я думал. Я осторожно развернул лист бумаги, поскольку он был ломким. Когда он развернулся, я увидел, что это было письмо, и почерк был мне знаком.

Мой Дорогой Друг,

Я немногое могу здесь сказать, ибо боюсь, что это письмо может так и не достичь тебя. Я должен предположить, что ты получил моё последнее письмо, поскольку я пока не получил ответа, но в эти дни сие необычным не является. Они тщательно следят за моей корреспонденцией, в этом я уверен. Весьма возможно, что они украли твои ответы, чтобы не дать мне увидеть их.

Вендраккас стал двигаться свободнее, и я подозреваю, что он скоро попробует меня свергнуть. Не осталось никого, кому я мог бы доверять. Не люблю казаться чересчур пессимистичным, но это может быть моим последним письмом. Близкий к Вендраккасу источник передал мне информацию, которая, я думаю, может иметь для тебя важность, хотя я не понимаю её смысла. Я даже не могу быть уверенным, что она правдива — мои собственные шпионы не заслуживают доверия, и, возможно, скармливают мне дезинформацию.

Мне сказали, что его бог наказал Вендраккасу найти нечто, известное как «Рок Иллэниэла». Мой информатор не был уверен, чем может являться это «нечто», но он сказал, что по подслушанному им разговору сложилось впечатление, что это нечто живое, например — человек или существо.

Поможет тебе это или нет — я не знаю, но я предположил, что это имя будет для тебя что-то значить.

Удачи тебе. Я не могу выразить словами, что значила для меня твоя дружба все эти годы, особенно сейчас, когда я оказался один, окружённый чужаками.

Искренне твой,

В.

Я уже видел похожее письмо раньше — в столе моего отца, во время первого осмотра дома. Я был также уверен, что оно было подписано тем же образом, простым инициалом. Тогда я не был уверен, кто послал ему это письмо, но учитывая содержимое этого, я начал полагать, что это действительно был Валэриус, последний король Гододдина. Я понятия не имел, как отец с ним подружился, но, с другой стороны, жизнь моего отца всё ещё была для меняя по большей части тайной.

Я посмотрел на Марка:

— Ты осознаёшь, что это значит?

Он отрицательно покачал головой.

— Я тоже, — признался я. — Хотя действительно кажется, что у моего отца была продолжительная дружба с королём Гододдина.

Марк испустил глубокий вдох:

— Я правда надеялся, что ты сможешь что-то тут понять.

— Ты не виноват, — сказал я. — Пока что мои единственные источники информации про эту штуку относились лишь к самим богам, а мы знаем, какие они надёжные.

Мой друг бросил на меня острый взгляд:

— Ты совершенно прав.

Я осклабился:

— Надо, чтобы ты сделал это заявление в письменном виде, с подписью. Я смогу его использовать в следующий раз, когда ты заупрямишься.

Он снова покачал головой:

— Нет, я серьёзно. Вся твоя информация про этот «Рок» исходит от богов, сначала — от Сэлиора, а теперь — напрямую от Мал'гороса. Мне следует искать в церковных архивах, а не в этой библиотеке.

— Я не думаю, что здесь ты ищешь совсем уж зря, — сказал я ему. — В конце концов, это — единственная известная библиотека рода Иллэниэл, поэтому она кажется очевидным выбором для поисков.

— Действительно, — согласился он, — и я узнал много интересных подробностей, пока тут искал. Надо будет как-нибудь присесть на недельку-другую. Ты будешь удивлён кое-какой общей информации, которую здесь можно найти — о ремесле волшебников, богах, и даже людях вроде Дориана.

— Дориана?

— Да, — самодовольно сказал он. — Дориан является, насколько я могу судить, тем, кого твои предки называли «стоиками», — выдал он, и сложил руки на груди, ожидая моих неизбежных вопросов.

Я небрежно махнул рукой:

— А, да, это я знал. Я прочитал про них в журнале Вестриуса, но я бы хотел увидеть, в каких книгах ты нашёл эту информацию… Уверен, что там ещё много чего, что мне нужно знать, — отозвался я. Я знал, что моя формулировка будет для него раздражительной, но, с другой стороны, для того и существуют друзья… верно?

— Иногда ты правда такой зануда. Ты в курсе? — сказал он, сдаваясь. — Ты мог хотя бы притвориться, что тебя это порадовало, просто чтобы улучшить настроение своего друга.

Я подмигнул ему:

— Недавно один друг сказал мне, что я «слишком усердствую», когда притворяюсь, и что мне следует просто быть честным. Это показалось мне хорошим советом.

Марк поморщился от воображаемой боли, будто моя шутка ранило его тонкое чувство юмора. Однако Роуз появилась в дверном проёме прежде, чем он смог подготовить хорошую ответную шпильку.

— Судя по вашему виду, я сомневаюсь, что вы, джентльмены, замышляете что-то хорошее, — сказала она.

Марк поднял ладони:

— Для разнообразия, на этот раз я совершенно ни в чём не виноват, хотя я не могу быть уверен вот в этом нашем друге, начинающем трагике, — сказал он, указывая на меня.

Единственным ответом ему стала выгнутая бровь. Роуз проигнорировала нашу шутливую перепалку, и предпочла задать вопрос:

— Мне нужно навестить отца — не мог бы кто-то из вас, джентльмены, потрудиться меня проводить?

Я точно знал, что она не боялась одна ходить по улицам Албамарла. В конце концов, последний раз, когда мы были здесь вместе, она прошла через полгорода, ночью, одна. Она просто проявляла вежливость, и, возможно, предлагала нам шанс размять ноги. С тем же успехом она могла просто взять с собой одного из моих охранников, если ей нужен был только сопровождающий.

Я покосился на Марка, и обнаружил, что он смотрит на меня. Мы знали друг друга достаточно хорошо, что достаточно было обменяться взглядом, чтобы многое друг другу передать. Я собирался предложить свою кандидатуру, если он был не в настроении для прогулки, но он хотел пойти. Я подождал, и Марк ей ответил:

— Я пойду с тобой, Роуз. Я надеялся сегодня размять ноги в городе, и я не могу вообразить себе лучшей спутницы.

— Благодарю за предложение, Роуз, но я позволю вам двоим пойти без меня. У меня есть вещи, с которыми я хотел бы разобраться, — сказал я, внося свой голос.

— Ещё исследования?

— По сути — да, — ответил я. — Я нашёл в библиотеке некоторую интересную информацию, и хотел бы опробовать некоторые идеи.

— Поэкспериментировать — вот, что он на самом деле имеет ввиду, — сказал Марк, хохотнув. — Нам, наверное, в любом случае безопаснее будет уйти, Роуз.

— Я не собирался пробовать ничего опасного, — без шуток сказал я.

— Конечно, конечно… я тебе верю, — ответил он, — но я всё же дал Матери обещание, и я не могу от него отказаться.

Я вопросительно уставился на него:

— Ты дал обещание Дженевив?

Он невинно уставился в потолок:

— Да, она сказала, что ей однажды пришлось кричать тебе за чаем… когда она зашла с визитом. Судя по всему, ты чуть не взорвался на части во время какого-то эксперимента, и в результате ты был наполовину глухим. Я вынужден был пообещать ей, что и близко к тебе не подойду, если ты будешь проводить какие-нибудь эксперименты в будущем. Она очень беспокоилась…

Я точно знал, что она никогда бы не заставила его дать такое обещание. Ну, я был весьма уверен. Чем больше я думал об этом, тем меньше становилась моя уверенность… в конце концов, он был её сыном.

Роуз засмеялась, а затем воскликнула:

— О, это пустяки! Ты бы видел его в тот день, когда он впервые попытался войти в этот дом! Он чуть не поджарил себя, и потом у него ещё несколько часов волосы стояли дыбом.

Разговор стремительно скатывался к одной длинной шутке за мой счёт.

— А я-то думал, что вы двое уже пересказали друг-другу эти истории, — вставил я.

Роуз улыбнулась мне:

— У нас у всех есть другие темы для разговоров, разве не ясно? Мы же не сидим на месте, всё время обсуждая именно тебя.

— Ну, нет, я так не думал, — сказал я — этим она застала меня врасплох. Моё легендарное остроумие меня покинуло, поэтому я удовлетворился тем, что проводил их до дверного проёма.

Роуз изящно взяла Марка под руку, и они покинули библиотеку. Они продолжали разговаривать на ходу, наткнувшись на пикантную тему. Пока они спускались по лестнице, я всё ещё слышал их. Марк рассказывал очередную байку:

— Тебе надо было видеть тот день, когда он попытался сказать Пенни, что он — волшебник. Он чуть не убедил её, что был заодно с силами тьмы, а когда я увидел, как она метнулась прочь из его комнаты, я подумал, что он попытался к ней приставать…

Прошло несколько минут, прежде чем перевёл своё внимание обратно на переплетённую серебром книгу, которую носил. На весь оставшийся день я теперь был предоставлен самому себе, и я не собирался зря тратить это время. Вытащив серебряное стило, я начал листать книгу, раздумывая, что мне следует попробовать первым.

Глава 22

Солнце палило как гнев мстительного бога, заставляя меня щуриться. Хотя некоторые люди любят солнечные деньки, я находил их докучливыми. Барды поют о безоблачных небесах и ярком солнце, но я действительно предпочитал несколько облаков и чуток тени. Не то, чтобы я был против солнечного света, он был желанной передышкой после прошедшей зимы… просто иногда он был уж слишком ярким. Особенно когда на меня глазели сотни, возможно даже тысячи людей.

Понятное дело, такое количество наблюдающих за мной глаз заставляло меня нервничать, а из-за палившего сверху солнца я не мог ясно разглядеть их лица. Конечно, я мог закрыть глаза и просто полагаться на свой магический взор, но бывают моменты, когда ничто не может заменить видение своей собственной парой глаз — и глазеющая на меня толпа незнакомцев возглавляла список таких моментов.

— … и в то время, как Барон Арундэла бросил своих людей на недобрую милость врага, этот человек остался защищать их! — пошёл на крещендо голос Короля Эдварда, в то время как его руки махали, чтобы подчеркнуть стоявшего рядом с ним меня. — Этот человек остался, чтобы защитить своих людей, чтобы защитить людей своего соседа… чтобы защитить всех нас! В то время, как его сосед-лорд, малодушный Барон, был здесь… распространяя ложь и инакомыслие. Несмотря на это, этот человек, Граф ди'Камерон, остался, чтобы исполнить свой долг перед королевством и короной, и таким образом спас всех нас.

Я находил трудным удерживать руки на месте, стоя там. Быть объектом неумеренного потока восхвалений и комплиментов оказалось более неудобным, чем я ранее представлял. Не то, чтобы я когда-либо представлял такой поток полуправд и преувеличений. Ну, должен признать, что последняя часть была правдой, но многое из того, что было сказано ранее, являлось совершеннейшей выдумкой.

Судя по всему, покойный Барон был негодяем и трусом колоссального масштаба, не только бежавшим от опасности и бросившим своих людей, но также ужасным лжецом, работавшим без устали, чтобы герой, ваш покорный слуга, был смещён, дабы он сам мог получить мои земли. Это игнорировало тот факт, что мои земли вернулись бы к Герцогу Ланкастера, если бы меня лишили моего титула. Согласно же этому рассказу, наш мудрый и добрый король узнал об этом замысле, и вскоре вызвал барона на ковёр. Естественно, злодейский барон попытался убить доброго короля, когда осознал, что тот не купился на поганую ложь барона.

Всё это вело, конечно, к сегодняшнему дню, когда я, лояльный слуга, буду награждён за мою верную службу на защите королевства от коварных трусов и могучих армий. Этот рассказ был настолько тошнотворно приторным, что я почти мог слышать, как мама предупреждает меня, что у меня будет болеть живот, если я дальше буду это слушать.

Хотя я не особо сокрушался о внезапной казни Шэлдона, я не думал, что он действительно заслужил своей трусостью виселицу. Что хуже — я знал, что его казнили просто для того, чтобы разгладить путь к моей сегодняшней «награде». Тут мои мысли разлетелись на части, потому что Харолд ткнул меня в локоть, и я осознал, что не уследил за словами короля. Я посмотрел на него с вопросом во взгляде.

— На колени перед королём, — прошептал мне Сэр Харолд, и я осознал, что чуть не допустил серьёзную ошибку. Я поспешно преклонил колена, надеясь, что задержку в толпе не заметили.

Эдвард вынул простой золотой обруч, в который был вставлен большой синий сапфир. Он приказал его сделать специально для нынешней церемонии, чтобы символизировать получаемые мною похвалы. Он мягко поместил обруч на мою голову, и положил свои ладони мне на макушку.

— Возьми этот маленький знак нашей благодарности за твою службу, и с ним мы нарекаем тебя Защитником Северного Передела, в честь твоей победы. В дополнение к этому титулу мы также жалуем тебе земли, которые ранее держал твой сосед, покойный Барон Арундэла — оставь их себе, или раздай своим собственным вассалам.

Закончив говорить, он положил ладони мне на плечи, и потянул вверх, давая мне сигнал встать. Вставая, я ощутил, как меня затопила волна отвращения, отвращения ко всей этой церемонии, и к себе, за участие в ней. Это была всего лишь раздутая ложь с целью успокоения людей и создания более широкой поддержки для короля — человека, которого я едва терпел, а об уважении и говорить нечего было.

Подняв голову, я увидел Сайхана, стоявшего рядом и чуть позади нашего монарха, и когда наши взгляды встретились, он увидел то выражение в моих глазах. Незаметно покачав головой, он предупредил меня попридержать зык. Сделав глубокий вдох, я понял, что он был прав — неправильно сказанные сейчас слова могли начать гражданскую войну, а я здесь был именно ради того, чтобы это предотвратить.

Я удивился его спокойствию. Его последние адресованные мне слова предупреждали меня, что наша следующая встреча будет неприятной, однако теперь он спокойно стоял рядом с королём, действуя в качестве его телохранителя. Я мог лишь подозревать, что его клятва нашему монарху была выше его клятвы казнить не связанных узами волшебников. «Готов поспорить, ему от этого не спится», — подумал я. Я вежливо улыбнулся Сайхану, когда король перестал на меня смотреть, давая ему понять, что я оценил его толерантность… и его совет.

— Быть может, наш герой хотел бы сказать собравшимся несколько слов? — любезно спросил король.

— Определённо, ваше Величество, — быстро ответил я. Он шагнул назад, а я повернулся лицом к народу. Солнце больше не било мне в лицо, поэтому теперь я смог яснее их разглядеть.

— Наш король оказал мне сегодня честь, но я хочу, чтобы вы знали, что честь не только лишь моя. Защита Лосайона — не такое дело, с которым может справиться один человек; это было сделано с помощью сотен, нет, тысяч мужчин и женщин. Людей, подобных тем, что находятся здесь, сегодня. Я сделал не больше, и не меньше, чем я мог бы ожидать от любого верного гражданина нашей нации, — сказал я, и на этом остановился.

Был соблазн продолжить — сказать им, что им следует приготовиться сделать то же самое, если судьба снова станет грозить нашей нации, но я удержался от этих слов. Я знал, что Эдвард их плохо примет. Я уже нанёс ему лёгкое оскорбление, настояв на том, что честь была не одной лишь моей, делясь ею с теми, кто мне служил. Несмотря на невысказанное предупреждение Сайхана, я почувствовал, как закипаю внутри, но я похолодел, когда увидел глядевшего на меня из толпы молодого человека.

Это был сюрреалистичный момент, когда мир замедляется, и всё становится прозрачным. Хотя передо мной были сотни людей, на те несколько секунд единственным человеком, присутствие которого я осознавал, был молодой человек с песочного цвета волосами, прожигавший меня взглядом. Это был взгляд абсолютной ненависти, взгляд кого-то, кто видел во мне олицетворение всех мировых бед. В этот безвременный момент сосредоточения мой разум увидел его ясно, вплоть до ножа, который он прижимал к себе сбоку, скрывая его под рваной тряпкой. Этот человек, казавшийся ещё моложе меня, пришёл сюда исключительно потому, что надеялся получить возможность подобраться ко мне достаточно близко, чтобы меня убить.

Это была шокирующая мысль, я знал её истинность с уверенностью, которую никогда бы не дала чистая логика. Каковы бы ни были его мотивы, этот малый желал только одного — оборвать мою жизнь. Над толпой прозвенел женский голос. Он был лишь одним из многих, но парень его знал, и повернул голову, чтобы увидеть звавшую его девушку. Я проследил его взгляд, и когда он посмотрел не неё, я её тоже увидел.

Она была юной, и была похожа на него — «наверное, его младшая сестра», — подумал я. Она силилась пройти через толпу, добраться до него, и на её лице застыло выражение глубокого страха и волнения. «Она пришла, чтобы остановить его», — осознал я. Толпа продолжила радостно выкрикивать, а король положил ладонь мне на плечо. Маленькая драма разыгрывалась в толпе, никем не замеченная, но я их видел.

Король снова начал говорить, но я его не слышал — всё моё внимание было обращено к молодому человеку и его сестре. Она добралась до него, и они спорили посреди набитой людьми площади. Осознав, что его шанс был упущен из-за её появления, он опустил плечи, и отвернулся, позволив ей увести себя домой. В этот момент она бросила на меня взгляд, и я обнаружил, что её взгляд приковал меня к месту. Я надеялся, что выражение моего лица передаст ей мою благодарность, но её лицо было заполнено яростью и ненавистью, столь же интенсивной, как и у него.

«Что я мог сделать такого, за что эти двое молодых незнакомцев так меня презирают?» — задумался я. Сэр Харолд снова ткнул меня в локоть, привлекая моё внимание к тому факту, что король покинул возвышение. Нам следовало идти за ним. Я заставил себя двинуться вперёд, но часть моего разума оставалась вместе с молодым человеком и его сестрой. Они уходили, вместе с расходившейся толпой, и направлялись в противоположном направлении.

Я ощущал уверенность, что смогу следовать за ними, мысленно, покуда я не был слишком сильно отвлечён, и они не уходили слишком далеко, но я беспокоился, что король захочет что-то обсудить со мной, как только мы освободимся от толп народа

Но беспокоиться мне не следовало. Как только мы зашли во дворец, Эдвард повернулся ко мне:

— У нас ещё есть дела на остаток дня, поэтому мы не будем тебя задерживать. Наш управляющий позже пошлёт кого-то с документами, которые тебе нужно будет подписать.

— Документы? — вопросительно сказал я.

— Акты и письма, связанные со владениями покойного Барона… которые теперь твои, — улыбнулся он, хотя производимый его улыбкой эффект скорее нервировал, чем успокаивал.

— Конечно, ваше Величество, — сказал я, почтительно кланяясь. Мой разум всё ещё был отвлечён, пытаясь следовать за молодым человеком и его сестрой, постепенно удалявшимися. К счастью, король лишь кивнул на это, и довольно скоро я снова оказался сам по себе. Я подождал долгую минуту, пока Эдвард не скрылся с глаз.

Я начал поспешно шагать в направлении человека, за которым я всё ещё следил, к вящему смятению Харолда.

— Ваше Сиятельство! — сказал он, пытаясь привлечь моё внимание.

— Что, — резко сказал я.

— Вы не могли бы поведать мне, куда мы направляемся? — спросил он.

— Мне нужно кое о чём позаботиться… Я скоро встречусь с вами в доме, — проинформировал я его.

— Я иду с вами, ваше благородие, — твёрдо сказал он.

— Нет — боюсь, что не идёшь, — ответил я.

— Приказы Лорда Дориана предельно ясны, сэр, — объяснил он почти извиняющимся тоном, — мой долг состоит в вашей защите, каковы бы ни были обстоятельства.

— Кто твой синьор? — спросил я его.

— Вы, милорд, — сразу же сказал он.

— Я приказываю тебе вернуться в мой дом, и ждать меня там, — строго сказал я.

— Я не могу повиноваться этому приказу, ваше благородие, — ответил он.

Я засмеялся:

— Радуйся, что я терпимый, — сказал я, начав идти обратно через толпу. — Большинство лордов порубило бы тебя на части за такого рода непочтительность, — закончил я. Прежде, чем он смог ответить, я протянул руку, и коснулся какого-то незнакомца, произнеся фразу на лайсианском. Моя внешность мгновенно изменилась на ту же, что и у человека, к которому я прикоснулся. Бедный Харолд мгновенно сбился с толку.

Прежде, чем он смог разобраться, я отошёл подальше, и коснулся кого-то ещё, сменив внешность так же легко, как некоторые люди меняют рубашки. Довольно скоро я полностью оторвался от своих охранников, в частности — от Харолда. Мне его стало почти жаль. Я знал, что он будет не находить себе места от беспокойство, пока я не вернусь. «Прости, Харолд», — подумал я.

Я всё ещё не отпускал своим разумом молодого человека и его сестру. Они постепенно удалялись, теперь уже подобравшись к пределу моей дальности, пробираясь в направлении городских ворот. Я бежал трусцой, когда было возможно, чтобы сократить дистанцию, и вскоре достаточно нагнал их, чтобы мне более не нужно было беспокоиться про дальность. После этого я стал следовать за ними быстрым шагом, чтобы не привлекать внимания, и не наткнуться ни на кого, поскольку на улицах всё ещё было полно народу.

Я думал, что они, возможно, пройдут через ворота, но они свернули в сторону прежде, чем дошли туда, направляясь в один из самых бедных кварталов города… к дряхлому скопищу домов, выстроенных у городских стен. Я следовал за ними, подмечая названия улиц, пока они наконец не вошли в маленький полуразвалившийся домик. Там они остановились, что позволило мне нагнать их.

Я немного пооколачивался на улице рядом с их домом, прежде чем наконец решил просто постучать в дверь. Я всё ещё носил внешность незнакомца, поэтому не думал, что это повредит. Я резко стукнул по двери несколько раз, и стал ждать. Через минуту та приоткрылась, и я увидел юную женщину, глядящую на меня изнутри.

— Я могу вам помочь, сэр? — спросила она.

— Да, мисс, я надеюсь, что можете. Не могли бы вы сказать мне, какой это адрес? — вежливо ответил я. Я на самом деле не знал, какой это был адрес, и мне нужна была информация для следующей части моего обмана.

Она открыла дверь слегка шире, вероятно — благодаря моему любезному тону.

— Это — номер четырнадцать, Рэ́дбёрд Лэйн, сэр… а почему вы спрашиваете? — осторожно ответила она.

Я уважительно кивнул головой. Я почти попытался коснуться своей шляпы, но я был не очень уверен, была ли шляпа частью моей личины, и что бы произошло, если бы я попытался снять шляпу-иллюзию.

— Прошу прощения за вторжение, мэм, меня зовут Стивен Дра́йер, и я пытаюсь найти моего друга, мистера Джона Уи́лера, — сообщил я. Конечно, всё это было ложью, но иногда ложное утверждение позволяет узнать факты лучше вопроса.

Она надула губы:

— Боюсь, что здесь нет никого с таким именем, сэр, это — резиденция Такеров.

Моё лицо встревоженно вытянулось:

— Вы уверены? Это — адрес, который мне дали, и я не знаю, где ещё искать. Возможно, это может быть кто-то из ваших соседей?

Выражение её лица было сочувствующим:

— Это имя мне не знакомо; может быть, если вы мне его опишете…

Я внутренне улыбнулся. У меня уже был адрес и фамилия, получить что-то ещё будет уже совсем хорошо.

— Конечно, мэм, он — молодой малый, моложе меня, возможно — лет семнадцати, судя по его чертам. У него песочно-карие волосы и карие глаза, и роста он примерно вот такого, — поднял я руку на уровень своего лица, чтобы показать прикинутый мною рост её брата.

Она нахмурилась:

— По описанию очень похоже на моего брата, сэр, но его зовут Пи́тэр, а не Джон, так что я сомневаюсь, что это может быть он.

Я позволил своим глазам радостно расшириться:

— Ваш брат здесь, Мисс? Возможно, он знает того малого, которого я ищу… если бы я мог просто поговорить с ним немного.

Я видел, как она медлила, обдумывая мои слова.

— Ну, сэр, он сейчас дома, но не в настроении для посетителей, — наконец сказала она.

Я одарил её взглядом искреннего разочарования:

— Пожалуйста, Мисс, это много бы для меня значило.

— Ладно, только позвольте мне сходить за ним, — сказала она мне. — Этот дом не подходит для гостей, поэтому вам придётся подождать здесь.

Я сказал ей, что я не против, и она захлопнула дверь. Я внутренне поздравил себя. Я, может, и не был так хорош в ухаживании и охмурении женщин, как Марк, но у меня неплохо получалось общаться с людьми вообще. Спустя минуту или две дверь снова открылась, на этот раз полностью, и в ней показался человек, за которым я проследовал сюда, Питэр Такер. Судя по его лицу, он был не очень рад видеть меня.

«Он был бы ещё менее рад, если бы знал, кто я на самом деле», — подумал я. Я протянул руку, но сохранял нейтральное выражение лица. Улыбка могла бы вызвать у него раздражение, учитывая его нынешнее состояние.

— Прошу прощения за беспокойство, меня зовут Стивен Драйер. Я ищу друга по имени Джон Уилер.

Он осторожно пожал мою руку, но не сделал этот жест более дружественным, чем на то было необходимо.

— Похоже, что вы зря потеряли время — здесь нет никого с таким именем. А зачем вы его хотели найти? — спросил он.

— Просто хотел дать ему знать о работе. Он говорил, что уже какое-то время её ищет. Я хотел дать ему знать об этой возможности, пока он не сбежал, и… ну, не важно, — сказал я, будто бы передумав говорить.

Глаза Питэра загорелись интересом при слове «работа».

— А что это была за работа? Возможно, она меня заинтересует, — сказал он.

Я сделал паузу, хмурясь, как если бы я серьёзно обдумывал этот вопрос:

— Ну, я не знаю, следует ли мне этим делиться, поскольку я не знаю, сколько человек им понадобится… — позволил я реплике неуверенно повиснуть в воздухе.

— Не хочу становиться между вами и вашим другом, но если им нужно более одного человека, то я бы сейчас не отказался от везения, — осторожно сказал он, будто боялся меня спугнуть. Теперь, когда он заглотил наживку, пришло время подсекать, и смотреть, какого рода информацию я смогу выловить.

Я оглядел его сверху донизу:

— Вы кажетесь здоровым малым, и правда в том, что Джона я ещё могу не встретить несколько дней. Не думаю, что предложение будет действовать так долго, так что с тем же успехом я могу помочь вам, — болтал я языком, а между тем мои мысли неслись вскачь — мне нужна была работа, которая могла привлечь этого молодого человека. Его реакция многое мне скажет, но на случай, если он ничего не выдаст, предложение интересующей его работы может позволить мне подольше затянуть этот разговор. К сожалению, я знал о нём очень мало, кроме того факта, что он был не очень мускулистым.

— Так какого рода эта работа? — спросил он, явно несколько волнуясь. Говоря это, он поднял ладонь к лицу, почёсывая щетину своей проклёвывающейся бороды — тут-то я и заметил пятнышко от чернил.

— Ну, прежде чем вы начнёте радоваться, мне следует сперва сказать, что работа требует кого-то, кто грамотен, — проинформировал его я.

— Ха! — радостно сказал Питэр. — Тут проблем нет.

— Неужели? — сказал я, прикидываясь удивлённым, ибо менее трети простолюдинов умели читать.

— Меня папа научил, и я даже какое-то время работал клерком, — гордо сказал он.

Я широко улыбнулся, и хлопнул себя по ноге:

— Тогда вам повезло! — радостно сказал я. — Один дворянин ищет посыльного и младшего писаря себе на работу, и вроде бы предлагает хорошую оплату.

Младшая сестра слушала за дверью, но эти новости были слишком хорошими, чтобы она могла удержаться. Она высунула голову из-за косяка:

— Это будет идеально, Питэр! Подумай, что мы могл…

— Ли́лли! — рявкнул он. — Возвращайся внутрь, и прекрати подслушивать! — упрекнул он её. Лицо девушки дёрнулось в ответ на его тон, и она нырнула внутрь, захлопнув дверь. Он повернулся обратно ко мне, прежде чем снова заговорить:

— О каком дворянине идёт речь?

— О новом Защитнике Северного Предела, — громко ответил я, — Графе ди'Камероне — но не просите меня назвать его имя, никак не могу запомнить, — сказал я ему с некоторым энтузиазмом, но внимательно следил, чтобы увидеть его реакцию. Старался я зря — своего презрения он совсем не скрывал.

Питэр с отвращением сплюнул на землю:

— Ба! Я скорее готов всю оставшуюся жизнь месить навоз лопатой, чем пойти работать на этого кровожадного шлюхиного сына! — объявил он.

Я одарил его шокированным взглядом:

— Ну, я не думал, что вас это оскорбит… — протянул я. Я надеялся, что ему захочется более подробно объяснить свои мотивы.

Питэр открыл было рот, а потом снова закрыл его, тщательно обдумывая. Наконец он ответил:

— Простите, вы на самом деле не виноваты. Не буду вам мешать в поисках вашего друга, — развернулся он, и направился обратно внутрь, но он явно был расстроен.

— Позвольте мне рассказать вам подробнее, на случай если вы передум… — начал я, но дверь закрылась прежде, чем я закончил. На миг я тупо уставился на неё. Я надеялся узнать больше. «А, к чёрту», — подумал я. Я снова постучал в дверь.

Её открыла Лилли, и на этот раз она не потрудилась прятаться за дверью:

— Простите. Питэра эта работа не интересует.

— Вот, позвольте мне хотя бы дать вам адрес, на случай если он передумает. У них может и для вас найтись работа, — предложил я.

Выражение её лица стало твёрже:

— Никто из нас никогда, ни за что не будет работать на этого ублюдка, — ровным голосом сказала она, и в нём прозвучала сталь.

Мой обман подошёл к концу, и не было особой надежды, что я смогу ещё что-то из них вытянуть, поэтому я осмелился задать прямой вопрос:

— Но почему нет?

Тут выражение её лица изменилось — это была не пылающая ярость, которую я видел, когда она взглянула на меня первый раз… это было выражение отчаяния, смешанного с презрением, более холодный гнев, которым можно было поделиться с незнакомцем.

— Он убил нашего дела, — холодно сказала она, а затем захлопнула дверь. У меня не было никаких сомнений в том, что теперь разговор был окончен.

Долгий миг я стоял неподвижно, прежде чем повернул прочь. По мне прокатился озноб, оставив меня онемелым, когда я пошёл в сторону дома. «Он убил нашего деда», — снова и снова говорила она у меня в голове. Я не был уверен, кем был её дед, но во мне зародилось чувство глубокой вины. Я многих людей убил, но лишь немногих из них я знал по именам.

Я шагал, не обращая внимания на направление, бесцельно бродя, пока мои мысли бегали кругами. «Он убил нашего деда». Я задумался, сколько семей проклинали меня и в Гододдине тоже — тамошних мужчин я убил гораздо больше. Предполагая, что там выжили хоть какие-то семьи, чтобы меня ненавидеть, учитывая утверждения Мал'гороса о том, что он принесёт в жертву семьи любых убитых мною солдат.

Воспоминания прошлого года гонялись друг за другом у меня в сознании, воспоминания об умерших людях. «Это — резиденция Такеров», — сказала она. «Такер!» — внутренне закричал я, вспомнив. «Джонатан Такер!»

Когда я в прошлом году явился «освободить» товары с королевского склада, я использовал свою силу, чтобы уничтожить стальные ворота, и по невнимательности убил старого охранника. Тяжёлый металл створок ворот отбросило назад с невероятной силой, полностью отрубив ему голову. Метка, пришитая к его рубахе, гласила: «Джонатан Такер». Неужели я только что встретил девушку, которая эту метку вышила? У меня в голове, терзая меня, образовался непрошеный образ тринадцатилетней девочки, усердно работавшей над латанием дедушкиной рубахи.

Имелись ли у них другие родственники? Был ли старик их единственным источником дохода? Был ли молодой Питэр теперь в отчаянии, ища работу, чтобы поддержать свою сестру? Эти и многие другие вопросы терзали мою совесть. Даже если я хотел помочь им, они не примут мою помощь. Я шагал без цели или направления ещё час, прежде чем наконец принял твёрдое решение найти способ им помочь.

Это не стёрло из моего сердца чёрноеоблако, но дало мне цель достаточную, чтобы наконец вернуться домой. Харолд был очень рад видеть меня — в том смысле, что был довольно сильно расстроен. Но поскольку я был его лордом, он был обязан держать большую часть своего мнения при себе, и когда он увидел моё лицо, то понял, что ему лучше не докучать мне насчёт того, как я его бросил.

Я проигнорировал его вопросы, и уединился в своей комнате, заперев за собой дверь. Потом я долго пялился в потолок.

Глава 23

Следующий день начался примерно так, как я и предполагал. Роуз и Марк были в хорошем настроении, и чувствовали себя слишком уж разговорчивыми. Я игнорировал их в течение почти всего завтрака. В конце концов, конечно, они устали от моей молчаливости, и стали задавать более прямые вопросы. Я подозревал, что Марк подождал бы — он знал меня достаточно хорошо, чтобы распознавать мои настроения, но Роуз с этим мириться отказывалась.

— Ты расскажешь нам, что не так, или будешь весь день тяготиться? — наконец сказала Роуз.

Моим первым импульсом было огрызнуться на неё. Я очень сильно хотел сделать кому-то больно, дать волю эмоциям, но я этого не сделал. Вместо этого я напомнил ей о той ночи, когда мы устроили налёт на склад, и об убитым мной человеке. О том, кого она потом предложила спрятать.

— Ты всё ещё винишь себя за что-то, случившееся более года назад? — перебила она.

— Нет, если ты позволишь мне закончить, то я тебе скажу, — с некоторым раздражением выдавил я. — Я сомневаюсь, что ты помнишь, но убитого мною той ночью человека звали Джонатан Такер.

Она начала спорить об использовании мною термина «убитого» — я видел это по её лицу, когда она раскрыла рот. К счастью, Марк остановил её, приложив палец к её губам. Какой бы умной Роуз ни была, суть проблемы она не уловила.

— Вчера я встретился с его внуками, — наконец сказал я, и замолчал. Они оба поражённо уставились на меня. Роуз приложила ладонь к своему рту с таким ярким выражением шока, какое я никогда за ней прежде не помнил. — Их зовут Питэр и Лилли Такер, и они питают ко мне пылкую ненависть. Питэр приходил вчера на церемонию, ища возможности вогнать в меня нож, но сестра заставила его пойти домой.

— Откуда ты узнал их имена? — спросила Роуз.

— Я взял себе внешность другого человека, и последовал за ними домой, — ответил я, и затем описал им имевшийся у меня тогда разговор.

Марк восхищённо присвистнул:

— Очень сметливо с твоей стороны, друг мой.

— Но это всё же никак не помогает мне помочь им, — ответил я. — Судя по всему, они отчаянно нуждались в деньгах, и я не думаю, что у кого-то из них есть источник дохода.

Роуз встала, и взяла меня за руки.

— Встань, — строго сказала она. Я послушался, не будучи уверенным, что она задумала, но после того, как я встал, она меня обняла. Затем она поднялась на цыпочки, и поцеловала меня в щёку: — Ты — милый человек, Мордэкай, и я вижу, почему Пенни тебя любит, но ты не можешь взваливать себе на плечи вес всего мира.

Я обнял её в ответ, и затем ответил:

— А что я, по-твоему, должен делать? Игнорировать их?

Она меня не отпустила:

— Нет, позволь мне об этом позаботиться. Я знаю город, и у моего отца здесь есть ресурсы, чтобы помочь им. Я позабочусь о том, чтобы их судьбы изменились к лучшему, и им совсем не надо знать, что причиной этому был ты, — сказала Роуз, и я почувствовал вокруг себя ещё одну пару рук. Маркус присоединился к объятьям.

— Я поддерживаю идею леди, — сказал он.

— Ладно! — с некоторым раздражением ответил я, стряхивая их с себя. Было невозможно впасть в отчаяние с такими друзьями. — Я хочу знать всё, что ты выяснишь, а также то, как ты им помогаешь, — сказал я Роуз.

— Естественно, — сказала она. — Можешь доверять моей осмотрительности.

Из коридора донёсся стук. Дверь в столовую была открыта, но Харолд постучал в дверной косяк, давая нам знать, что входил, поскольку мы, судя по нашему виду, вели личную беседу. Я не мог не отдать ему должное: при всей своей мускульной силе Харолд по тактичности не уступал никому, кого я когда-либо знал.

— Простите, — сказал он, входя. — Надеюсь, я не прервал вас, но я ужасно голоден.

Марк ответил:

— Нет, входи, и ешь. Тебе тоже следует всё это услышать, — сказал он, указал на стул, и подвинул в сторону Харолда тарелку с сосисками. Мы с Роуз тоже сели, и за несколько минут они с Марком передали Харолду суть нашей беседы.

— Так вот, зачем вы сбежали и оставили меня вчера, — сказал Харолд, когда они закончили.

— В целом примерно так и было, да, — сказал я ему. Я видел, что он всё ещё был расстроен. Ему, наверное, было трудно найти способ выразить свой гнев по отношению к своему синьору. Честность, чистота и уважение к моему положению вели тяжёлую битву в его голове.

— Я очень хотел бы, чтобы вы сказали мне, чем намеревались заниматься, — наконец сказал он. — Здесь моя работа заключается в том, чтобы защищать вас, и я не могу выполнять её успешно, если вы мне не доверяете.

Его формулировка меня впечатлила — очевидно, у него были мозги между ушей.

— Это имеет смысл, Харолд. Кстати говоря, я действительно доверяю тебе, но когда ты сказал мне, что не мог послушаться моего приказа, ты фактически окончил наш разговор. Ты понимаешь, почему?

Он покачал головой:

— Но Лорд Дориан сказал мне…

— Никаких Лордов Дорианов! — перебил я. — Я понимаю, почему он сказал тебе это, но когда позднее дойдёт до дела, ты должен знать, кто принимает конечные решения, даже если те противоречат выданному тебе заданию.

— Да, ваше Благородие, — слегка угрюмо ответил он.

— Ты можешь думать, что я действую деспотично, но всё, что со мной происходит — не нормально. Я часто узнаю о чём-то задолго до остальных. Поэтому если ты будешь мне служить, то ты должен принять, что иногда я буду давать приказ, который может показаться бессмысленным. Ты можешь это принять?

— Да, сэр, — ответил он.

Я позволил выражению своего лица смягчиться:

— Прости, что ставлю тебя в такое положение, Харолд. Я попытаюсь избежать этого в будущем. Я также попытаюсь давать тебе больше информации, когда только будет возможно.

Напряжение между мной и Харолдом после этого значительно улучшилось. Наконец Роуз встала, и направилась к двери. Тут Марк подал голос:

— Что ты планируешь на сегодня, Роуз?

— Я всё ещё не нашла кузнеца, желающего переехать в Уошбрук, поэтому я подумала, что начну пораньше, — объявила она.

— Я ещё пару дней не планирую возвращаться, — сказал я, чтобы её успокоить.

Она нахмурилась:

— Я не думала, что у тебя были ещё какие-то дела в Албамарле.

— Ну, их нету, но я планирую потратить своё время продуктивно. Дома меня многое отвлекает, но здесь ситуация относительно тихая. Я подумал, что использую пару дней на то, чтобы поработать в библиотеке над некоторыми вещами, которые я недавно узнал, — сказал я. Конкретнее, я хотел попытаться понять некоторые незнакомые схемы чар, которые я обнаружил в найденной мною книге.

— Понятно, — ответила она. — Возможно, если мне повезёт, я найду твоего кузнеца раньше, чем ты закончишь.

— Если нет, то я вернусь за тобой через неделю, — сказал я ей. — Мне это на самом деле не трудно.

После этого она ушла, а я удалился в библиотеку. У Марка был какой-то план, чтобы подобраться к церкви Сэлиора. Он надеялся каким-то образом получить доступ их архивам. Я уже спрашивал его, нужна ли ему моя помощь, но он очень упорно молчал о своём плане, поэтому я не стал навязываться. Я верил в него; если ему понадобится помощь — он попросит.

Таким образом мы с Харолдом остались сами по себе. Позвольте мне прояснить… я остался сам по себе, а бедный Харолд вынужден был искать способы не дать привезённой нами из Уошбрука охране заскучать. Я сильно ему посочувствовал, а потом полностью выкинул его из головы.

* * *

Я часами пытался понять схему «транс-пространственного устройства хранения». Оно казалось до умопомрачения знакомым, поскольку многие входившие в него руны использовались в телепортационных кругах, однако стоявшая за ними логика всё ещё от меня ускользала. Значительная часть проблемы, вероятно, заключалась в том факте, что я на самом деле не знал, что оно должно было делать, поэтому схема сбивала меня с толку.

Чары казались разбитыми на две части, совсем как телепортационные круги, но обе половины поддерживались постоянно активированными. Это было простой частью — что действительно меня беспокоило, так это то, что одна половина будто была спроектирована, чтобы постоянно меняться в зависимости от какого-то математического алгоритма. Что хуже, этот алгоритм также зависел от точного местоположения первой половины чар.

— Это бессмыслица, — сказал я, в сотый раз проводя руками через волосы. — Будто они намеревались, чтобы одна сторона этой штуки была перманентно закреплена, а вторая постоянно двигалась, — огласил я своё мнение. Что ни говори, а у беседы вслух с самим собой есть преимущества. Иногда это позволяет увидеть то, что должно было являться для тебя совершенно очевидным с самого начала.

— Поверить не могу, что был таким дураком, — сказал я себе. Я позволил математике заслонить мне обзор того, как это всё должно было работать. Один конец будет создан вокруг какого-то складного отверстия, например — кольца на петлях, но сгодится любое круглое отверстие. Каждый раз, когда этот конец открывался и принимал свою полную форму, чары активировались, создавая открытую связь между двумя пространствами. Простым применением была бы сумка или чемодан, который открывался бы, создавая постоянный портал между сумкой и расположенным где-то ещё перманентным пространством для хранения.

Теперь, когда я понял, для чего оно было нужно, я смог увидеть ему много непосредственных применений. Я опустил руку, и пощупал кожаный мешочек у себя на поясе. В нём я носил набор маленьких железных сфер, каждая из которых была загружена энергией и готова была взорваться при активации. Во время недавней войны я нашёл их настолько полезными, что озаботился постоянным наличием у себя готового запаса, однако меня всё ещё беспокоила опасность ношения их с собой. Используя что-то вроде этих чар, я мог безопасно хранить их в удалённом месте, и, тем не менее, иметь к ним удобный доступ, когда они были мне нужны.

Несколько минут я раздумывал над тем, какие у этого были последствия. Переносное хранилище, в котором можно было держать тяжёлые или опасные предметы, было лишь одной из возможностей. Другой было бы создание переносной «горловины» в какое-то место, не являющееся ящиком или кладовой. Если неподвижный конец будет под водой, скажем — расположенный на дне реки, то другой конец можно будет открывать, создавая кажущийся бесконечным поток свежей воды. Я не был экспертом в земледелии, но я мгновенно мог видеть, что это может легко решить многие сложности, связанные с рытьём каналов для ирригации посевов.

Эти чары также могли легко быть изменены, чтобы создать что-то вроде перманентного портала или ворот между двумя точками. Тогда мои магически обделённые друзья смогут перемещаться из одной точки в другую, не нуждаясь во мне, чтобы активировать для них круги. Моё воображение неслось галопом, когда я думал об открывающихся возможностях. Я мечтал построить дом, в котором каждая комната будет в разных местах. Я мог смотреть из окна в кухне, и видеть пляж, или войти в спальню, и глядеть на идиллическую лесную панораму. Идеи так и кружились у меня в голове.

Я несколько часов изучал схему, прежде чем наконец начал работать над своим собственным «переносным устройством хранения». Я приказал Харолду послать одного из охранников, чтобы тот купил мне крепкий кожаный мешочек и особо прочный сейф, и, заполучив их, я потратил весь вечер, соединяя их с помощью чар. Я обнаружил, что этот процесс протекает гораздо проще при использовании найденного мной стило. Благодаря ему создание точных рун отнимало очень мало времени, что позволяло мне работать гораздо быстрее обычного.

Но даже так я закончил свой проект лишь поздно ночью. Глядя на простой кожаный мешочек на столе, я чувствовал гордость. Выглядел он скромно, но я знал, какие на него ушли труды. Я сразу же пожалел, что Пенни здесь не было, и я не мог показать ей его.

— Не важно, — сказал я себе. — Я увижу её уже через пару дней, и она будет так же рада, как была бы сейчас.

Она предстала перед моим внутренним взором, улыбающаяся, с лежащей на выпирающем животе ладонью. Эта мысль заставила меня подумать о нашем ребёнке, и в конце концов привела меня к ещё одному применению моей новой любимой игрушки.

— Утилизация отходов! — сказал я вслух. Эта идея меня рассмешила, а затем я осознал, что начинаю слегка глупить из-за недостатка сна. Полночь уже, наверное, миновала. Я решил лечь спать, но всё ещё посмеивался, шагая по коридору к своей комнате.

Охранник, поставленный Харолдом у входа в мою комнату, странно на меня посмотрел, поскольку я всё ещё посмеивался, когда пожелал ему доброй ночи, и захлопнул дверь спальни.

Глава 24

На следующий день я принялся за схему «самозапирающейся двери», которая оказалась гораздо проще, чем я предполагал. Она также была такой же захватывающей, какой казалась на слух. По сути, это был метод для обеспечения того, чтобы дверь или какая-то крышка закрывалась, и автоматически запиралась, если её оставляли нетронутой в течение какого-то времени.

Что меня завораживало, так это метод для создания задержки перед тем, как происходило действие по закрыванию двери. Её можно было настраивать, поэтому хоть стандартная дверь и закрывалась в течение нескольких секунд после использования, я мог применить ту же технику для создания задержки в минуту, часы или даже дольше. Хотя я скорее всего никогда не захочу дверь, которая ждёт так долго, прежде чем захлопнуться, я мог вообразить любое количество других чар, которые были бы полезны, если бы я мог настроить их для активации с задержкой.

Например — ловушка, или, возможно, запланированное событие, которое должно регулярно повторяться… моя голова полнилась возможностями. Чем больше я узнавал, тем больше я мог вообразить способов рекомбинации различных элементов для достижения разных эффектов.

Большую часть дня я провёл, работая над идеями и ведя записи. Я не хотел ничего забыть. Роуз и Марк большую часть времени уходили заниматься своими собственными делами, поэтому меня почти не прерывали.

Тем вечером я предпринял вялую попытку понять схему, которая описывала создание эффекта, защищавшего тайную комнату от моего магического взора. Я вскоре осознал, что вялые усилия тут не помогут, и решил отложить её на другой день. Похоже было, что я уже истратил свою дневную квоту «смышлёности».

После ужина с Роуз, Марком и Харолдом я лёг спать пораньше. Мне не терпелось вернуться домой на следующее утро. Я подумывал продлить свой визит ещё на два дня, чтобы получилась полная неделя, но я скучал по Пенни. Я всё равно мог работать в Замке Камерон — просто там меня будут больше отвлекать.

Я заснул, думая о том, следует ли мне сделать наши двери «самозапирающимися». Меня рассмешила мысль о реакции людей, когда двери сами закрываются у них за спиной. Что я могу сказать? Мне хватает маленьких забав.

* * *

Следующим утром я встал рано, предвкушая возвращение домой. Прошлым вечером Роуз сказала мне, что всё ещё ищет подходящего кузнеца, поэтому возвращаться мне придётся без неё. Я сказал ей, что заскочу через недельку, чтобы проверить, готова ли она возвращаться.

Харолд приготовил своих людей вскоре после завтрака, и я видел, что не только я один был рад возвращению. У многих из них определённо были семьи, к которым они хотели вернуться так же, как и я. Я попрощался с Марком и Роуз, и довольно скоро вернул Харолда и охранников обратно в Замок Камерон.

В здании с телепортационными кругами стоял охранник, как обычно. Он привлёк моё внимание сразу же, как только я перенёс первую группу гвардейцев.

— Простите, ваше Благородие! — сказал он, нервничая.

— Минутку, — сказал я ему. — Дай мне перенести домой остальных.

На это ушла пара минут, потом я распустил людей, и повернулся обратно к нему:

— Ладно, у тебя такой вид, будто тебе нужно что-то сказать мне…

— Да, ваше Сиятельство, Джо МакДэниел хотел, чтобы я сказал вам увидеть его сразу же после возвращения, прежде всего, — ответил тот, почтительно произнося запомненное послание.

— Скажи Джо, что я увижусь с ним сразу же, как только вернусь из Ланкастера. Меня там ждёт леди, — одарил я его одной из моих обезоруживающих улыбок.

— Прошу прощения, сэр, но Джо приказал мне сказать, что ему нужно увидеть вас первым. Он сказал, что это очень важно, — ответил он. Я видел, что ему было не по себе от того, что он мне это говорил.

— Ну, Джо на самом деле не следовало ждать меня ещё день или два, так что я сомневаюсь, что несколько минут что-нибудь изменят. Увижу его сразу, как только вернусь… — произнёс я, и нырнул в комнату, где располагался круг, ведущий в Ланкастер. Прежде чем бедняга смог набраться смелости, чтобы снова повторить своё послание, я перенёсся.

Я поспешно отпер дверь, защищавшую круг в Ланкастере, и шагнул наружу. В тот день здание охранялось не менее чем тремя людьми, что, как я знал, было делом необычным. Как только я вышел, двое из них вытянулись в струнку, а третий поднёс свой рог к губам, и громко протрубил.

— А вот в этом нет необходимости! — сразу же сказал я.

Человек с рогом закончил, и опустил его:

— Прошу прощения, сэр, герцог приказал трубить сразу же, как только вы появитесь.

Я нахмурился:

— Что происходит? — спросил я. От напряжения в этих людях у меня уже встала дыбом шерсть на загривке.

— Герцог объяснит, сэр, — ответил он извиняющимся тоном.

— Ладно, — сказал я, и пошёл к главным дверям донжона. Прежде чем я достиг их, дверь распахнулась, и из неё вылетела Ариадна, двигаясь бегом настолько стремительно, насколько может юная женщина в длинных юбках, что оказалось на удивление быстро. Прежде чем я смог поприветствовать её, она бросилась мне на грудь, и уткнулась лицом мне в плечо.

— Мне так жаль, Мордэкай! — заплакала она мне в куртку. Мои опасения поднялись на несколько делений, и преобразились в истинную тревогу. Я не видел, чтобы Ариадна так плакала, с тех пор, как она была ребёнком, и в тот раз поводом был мёртвый щенок. Что-то сказало мне, что на этот раз мохнатые животные совершенно ни при чём.

— Где Пенни? — внезапно спросил я. У меня по спине пробежало холодное чувство. Ариадна что-то сказала, но я не мог ясно расслышать её, скорее всего потому, что моя рубашка глушила её голос, ну, и ещё из-за её слёз. Дверь снова открылась, и я увидел Джеймса, приближавшегося с гневом на лице.

— Ариадна! Я сказал тебе оставаться внутри. Ты делаешь только хуже, — громко сказал Джеймс, и я понял по его голосу, что он был на грани срыва.

Она повернула к нему своё покрасневшее от слёз лицо:

— Я должна была увидеть его, Отец. Я должна была сказать ему, как мне жаль.

Его следующие слова были произнесены таким тоном контролируемого гнева, что даже я дёрнулся:

— Иди… в… свою… комнату…

— Но Отец!

— Немедленно! — рявкнул он.

Она сломалась, и побежала к донжону, а я вопросительно посмотрел на Джеймса. Для него было необычным так строго обращаться со своей семьёй.

— Где Пенни?

Его лицо изменилось, за миг перейдя от гнева к усталой печали:

— Заходи, Мордэкай. Поговорим за столом, чтобы все могли услышать. Твоя мать также хочет тебя увидеть.

Я последовал за ним в парадный зал, моё беспокойство лишь усиливалось.

— Где Пенни? — снова спросил я.

— Давай сперва присядем, парень, — по-простому сказал мне он — я видел, что он пытался меня успокоить, но это лишь ещё больше меня распаляло.

Я отдёрнулся от его руки:

— Где Пенни, чёрт побери!? Я ни шагу не ступлю, пока вы не объяснитесь!

Его лицо мало что показало, но, зная его самоконтроль, это уже о многом мне говорило.

— Она пропала, Мордэкай. А теперь идём, садись, чтобы мы могли объяснить то, что мы знаем.

Я начал быстро идти, съедая шагами расстояние между собой и главным залом. Я хотел знать всё, и я хотел узнать это немедленно. Я ворвался через двери в обеденный зал, когда Джеймс ещё был в десяти шагах позади. Комнату расчистили, и единственные оставшиеся в ней люди сидели за высоким столом. Я мгновенно приметил лица присутствующих — моя мать, Леди Торнбер, Дженевив, Уильям Дойл, бывший главным егерем герцога, а также Сэр Эндрю, новый сенешаль Замка Ланкастер. Наиболее заметными были отсутствующие — не было ни Пенни, ни Дориана, ни кого-то из охранников, которых я с ними послал.

Никто из них не выражал особой радости, увидев меня. Большинство из них пытались отвести взгляд, и казалось, что всех их разрывают болезненные эмоции. Лишь моя мать посмотрела мне прямо в глаза.

— Что случилось? Где Пенни? — спросил я сразу же, как только оказался в пределах десяти футов от стола.

Первой заговорила Дженевив:

— Её похитили, Мордэкай. Почти сразу же после того, как они сюда прибыли, их с твоей матерью похитили из гостевых покоев, куда я их поместила.

Я посмотрел на свою мать:

— Очевидно, им это не удалось. Где Пенни, и почему Дориана здесь нет, чтобы всё объяснить?

Моя мать встала, и подошла ко мне:

— Меня сильно ранили, сын, и Дориан сумел спасти меня, но после этого дела пошли плохо.

Я стряхнул её попытку обнять меня, и шагнул прочь. Я был слишком взведён от напряжения, чтобы принять её объятия.

— Как они пробрались внутрь? Откуда они знали, что вы будете здесь? — всплывала у меня в голове тысяча вопросов.

Тут у меня за спиной заговорил Джеймс:

— У них была магическая поддержка, какой-то волшебник. Он был способен скрывать их присутствие. Они вошли, и их никто не увидел, и если бы не Дориан, то они и уйти могли бы так же легко.

Я почти мог видеть, как стены задвигались вокруг меня, будто сам донжон дышал. Мои эмоции выходили из-под контроля, но всё ещё оставались скрыты за декорациями моего внешне спокойного разума. Глубоко внутри я слышал кричащий голос, и я знал, что должен был не дать ему выйти на поверхность, иначе ответов я никогда не получу. Я не мог себе позволить паниковать… пока не мог.

— Почему Дориана здесь нет, чтобы это объяснить? Где он?

Мать сделала ещё один шаг ко мне, но на этот раз руки протягивать не стала:

— Мы не уверены, Мордэкай. Позволь мне объяснить всё с самого начала… — сказала она, и поступила именно так. Я держал язык за зубами, пока она говорила, хотя мне хотелось вскочить и заорать, пока она рассказывала. С каждым мигом рассказ становился всё хуже. Пенни похитили, а мою мать пырнула какая-то сумасшедшая. Их охранников убили, а Дориан сражался как берсеркер, чтобы остановить врагов.

Появился дракон, заставив людей Герцога попрятаться, хотя в конечном счёте он оказался иллюзией. Но Дориан не подвёл — он каким-то образом пробрался через закрытую решётку ворот, ранил вражеского волшебника, и преследовал нескольких людей верхом на лошадях. Они нашли трупы и несколько мёртвых лошадей вдоль пути, которым он двигался. Он также каким-то образом спас Мириам. Она потеряла сознание после того, как её ударили ножом, но потом её нашли в лесу, живую и безопасно уложенную в кустах рядом с нехоженой тропой. Её рана исцелилась, но никто не знал, как или когда это произошло.

От Дориана и Пенни не осталось ни следа. Нет, не так — следов нашли много. В лесу были тела и куски порубленных и искалеченных тел, всё ещё двигавшихся. Шиггрэс каким-то образом устроили засаду на похитителей. Согласно Уильяму, егерю и главному следопыту герцога, там было несколько сотен шиггрэс. Однако нашли тела лишь нескольких дюжин — тех, кого Дориан порубил слишком сильно, чтобы они могли эффективно передвигаться.

Что важнее, тел Пенни и Дориана не нашли, как и тела женщины, которая, судя по всему, была главной среди похитителей. Этому было лишь одно объяснение. Мы все знали, что случалось с жертвами шиггрэс.

— Мордэкай! Посмотри на меня! — послышался голос моей матери. Она стояла передо мной, и у меня сложилось впечатление, что она пыталась привлечь моё внимание дольше нескольких секунд. Я сфокусировался на ней, и моргнул несколько раз.

— Что? — сказал я, и заметил, что мой голос звучал очень сухо, будто я долго ничего не пил.

На её лице мелькнуло облегчение:

— Не пугай нас так. Ты закрыл глаза, и всё затряслось. Мне казалось, что ты обрушишь замок нам на головы.

— Правда? — изумлённо сказал я. Голос мой звучал спокойно, но моё сердце было бурлящим вихрем эмоций. Я не помнил, чтобы я что-то тряс.

Я попытался свести мысли вместе. Обращаясь к Джеймсу, я наконец озвучил вопрос:

— Вы сказали, что волшебника ранили. Он всё ещё у вас? Живой?

— Да, он в темнице — там же, где мы держали Сайхана, — ответил он.

— Как вы его удерживаете?

Мне было любопытно, поскольку я не мог вообразить, как они могли не дать такому человеку сбежать.

— Мы позаботились о его ранах, а потом накачали его наркотиками. Держали его связанным и с заткнутым ртом. Когда он приходит в сознание достаточно, чтобы проснуться, мы его кормим, даём ему воду, и снова опаиваем. С момента его поимки он был в сознании едва больше нескольких часов, — сказал он мне.

Я был удивлён. Накачать кого-то наркотиками до бессознательного состояния — сложная задача. С той же вероятностью можно человека убить, а не лишить сознания.

— У кого хватило на это навыков и мастерства? — спросил я.

Заговорила Леди Торнбер:

— У меня, — заявила она. Я поражённо уставился на неё. Я и не знал, что она владела такими навыками.

Тут подала голос Герцогиня:

— Эли́з усвоила многие целительские навыки от своей матери, и часто применяла их для нашей пользы. Грэм сам не раз пользовался её мастерством, когда получал ранения, — пояснила она. Грэмом звали покойного Лорда Торнбера, отца Дориана, а Леди Торнбер звали Элиз, хотя я никогда прежде не слышал, чтобы кто-то называл её по имени.

Я отринул своё удивление:

— Я хочу поговорить с этим волшебником, — заявил я, и увидел озабоченность на лице Джеймса, когда я об этом упомянул.

Вмешалась Леди Торнбер:

— Он сейчас без сознания. Он, наверное, не проснётся ещё несколько часов. Это должно дать тебе немного времени, чтобы самому прийти в себя.

Её лицо совершенно ясно говорило мне о её страхе того, что я совершу убийство, если встречусь с ним сейчас. Однако я сомневался, что несколько часов уменьшат этот риск. Я повернулся к Уильяму Дойлу:

— Ты обыскал ту местность, где они исчезли?

— Конечно, милорд, — сразу же сказал он.

— Ты не мог пройти по их следу? — вопросительно сказал я.

— После их битвы шиггрэс рассыпались, двинувшись различными тропами по лесу. Я никак не мог узнать, куда они унесли Дориана и Графиню, — ответил он.

— Нашёл ли ты их личные вещи? — с надеждой спросил я.

— Не личные вещи, ваше Благородие — я нашёл несколько рваных кусков ткани от её платья, и кинжал, и всё, — ответил он.

— Никаких украшений? Графиня носила ожерелье, которое я для неё сделал, — сказал я.

— Нет, ваше Благородие, — сказал он.

Я почувствовал искорку надежды. Одной из вещей, которую мы усвоили во время наших нескольких столкновений с шиггрэс с тех пор, как я сделал зачарованные ожерелья для защиты наших людей, было то, что нежити эти чары не нравились. Несколько наших людей забрали со дня знаменитой битвы Дориана с шиггрэс, и каждый раз мы находили ожерелье неподалёку от места, где человека «обращали». Судя по всему, перейдя на другую сторону, они находили ожерелья невыносимыми, и снимали их. Если Пенни всё ещё носила своё, то это значило, что её не «обратили» — это значило, что она всё ещё могла быть живой.

Дориан, конечно, не носил ожерелья — его естественная способность стоика лишала его необходимости в чарах. Я задумался, что это могло означать для него, если его забрали шиггрэс. Он сойдёт с ума? У него не было ожерелья, которое можно было снять. Я всё ещё не был уверен, почему чары для защиты разума так их беспокоили после превращения в нежить.

Я посмотрел на окружавших меня людей:

— Пойду посмотреть место, где они напали. Я бы предпочёл чем-то заняться, пока жду пробуждения волшебника. Не думаю, что могу сидеть на месте, — покосился я на Уильяма Дойла и, не дожидаясь, показал на дверь, которая вела наружу. — Идём, — закончил я, и пошёл к двери прежде, чем он встал со своего стула.

Своим магическим взором я видел, как он повернулся к Герцогу, который лишь кивнул, а затем побежал следом за мной.

Глава 25

Я шёл по двору от джонжона к главным воротам, на ходу оглядывая землю. Уильям молча шёл рядом со мной. Очевидно, он хорошо представлял себе моё настроение. Мы миновали конюшни на пути к воротам, но я на них даже не посмотрел. Ехать верхом я не собирался. Я хотел осторожно осмотреть землю отсюда и до того места, где терялся след, а может и дальше.

— Расскажи мне, что ты знаешь о том, что здесь случилось, — сказал я. Уильям был умным малым, и он сделал, что я просил, выдав мне лишь информацию, относящуюся к тому месту, где мы находились. Когда мы вышли за ворота, он показал мне место, где они сели верхом на лошадей, и поехали прочь.

— И Дориан был пешим? — спросил я.

Он утвердительно кивнул. Я пошёл дальше, без комментариев. Уильям провёл меня к месту, где они свернули с главной дороги, чтобы поехать по лесной тропке. Я смотрел на землю вдоль тропинки одновременно глазами и остальными своими чувствами. Я не был уверен в том, что я искал, но я не хотел ничего упустить. К сожалению, я не нашёл ничего, что упустил Уильям.

— Что это? Тут земля вся перерыта, — указал я на место, где почва была потревожена.

— Я своими глазами не видел, но некоторые из людей на стенах наблюдали. Согласно их отчётам, враг послал одного из всадников обратно, чтобы остановить преследование Дориана. Всадник налетел на него с обнажённым оружием, и если верить свидетелям, Лорд Дориан перебросил его через плечо, — произнёс Уильям, медля, не будучи уверенным в том, что я поверю в такие фантастические подробности.

— Что, всадник сначала спешился?

— Нет, ваше Благородие; согласно наблюдавшим людям, Дориан поднял лошадь и всадника, и перебросил их через плечо, — пояснил он.

Я остановился, и приложил ладонь к земле. Я не мог представить, через что в тот момент проходил мой друг, но я знал, что он старался как мог. Я, может, и посмеялся бы, воображая, как он бросает лошадь, но тот факт, что он сейчас, вероятно, был мёртв, лишал эту мысль веселья. Я выпрямился, и продолжил идти. Несмотря на эмоции внутри меня, мне всё ещё не хотелось плакать. Я стал каким-то онемелым, хотя ощущал, как у меня внутри разгорался холодный огонь.

Уильям провёл меня по тропинке, показав мне, где он нашёл Мириам, перед тем как отвести меня к месту их последнего боя. Я осторожно осмотрел местность.

— Что случилось с найденными частями тел? — спросил я.

— Герцог приказал собрать их и сжечь, — ответил Уильям.

Я одобрительно кивнул:

— Дай мне побыть одному, Уильям, — сказал я ему.

Не сказав ни слова, охотник отступил назад по тропинке, и стал ждать вдалеке. Для малословного человека Уильям был удивительно искусен в определении намерений по нескольким словам. Я предположил, что его проницательность, наверное, была полезна для выслеживания и понимания дичи.

Я закрыл глаза, чтобы получше сосредоточиться на своём магическом взоре, затем сделал глубокий вдох, и начал тщательно обыскивать местность своим разумом. Я надеялся найти какое-то указание на то, в каком направлении они могли уйти, но я знал, что вероятность этого была мала. Четверть часа спустя я почти сдался, когда обнаружил слабый отблеск магии, что-то упавшее на землю.

Оно было в нескольких сотнях ярдов к северу от нашего местоположения, и у меня было отвратительное ощущение, что предмет был мне знаком. Я втянул свой разум обратно, не став осматривать его ближе. Я не хотел знать, пока не увижу его своими собственными глазами.

Я махнул Уильяму, и указал на север, чтобы он понял моё намерение, а затем полез через кусты. У меня ушло почти двадцать минут, чтобы достичь того места, где он лежал, и чем ближе я подходил, тем больше я закрывал свой разум, чтобы не дать ему увидеть предмет, пока я его не подберу. Теперь я стоял над ним, и больше не мог избегать его взглядом. У моих ног лежало серебряное ожерелье с зачарованной подвеской — самое первое, какое я сделал. Ожерелье, которое я дал Пенни для защиты.

Опустившись на колени, я нежно поднял его с листьев, и положил себе на левую ладонь. Цепочка была порванной, будто носивший ожерелье не утруждал себя вознёй с застёжкой. У себя в голове я мог видеть её глаза, теряющие выражение, когда из неё вытягивали жизнь, пока наконец её мёртвая рука не поднялась, чтобы стянуть последний оставшийся от её прежней жизни источник раздражения. Существо, которым она стала, сорвало подвеску с её шеи, и забросило как можно дальше.

По моему лицу текли слёзы, но я не обращал на них внимания. Встав, я попытался продумать свои дальнейшие действия, но без неё все мои пути казались тёмными и бессмысленными. «Мне придётся найти их, выследить их всех», — подумал я про себя. Шиггрэс были карой, целью которой было уничтожение человечества. Я слишком долго ждал, прежде чем начать действовать, и теперь моя жена и нерождённый ребёнок за это поплатились. В конце концов я найду и её тоже. «И её мне тоже придётся сжечь», — пришла ко мне непрошеная мысль. Вместе с ней пришёл поток ярости, когда раскрылись затворы моей души.

Воздух вокруг меня покраснел, когда мой гнев вскипел подобно крови из земли, заполняя мой разум и стирая мои сомнения. Моё сердце билось как гром, и моё тело распухло, когда адреналин наполнил мои мышцы энергией. Голосок у меня в голове предупреждал, что я теряю контроль, но мне было всё равно — уже всё равно. Сила наполнила меня пьянящим потенциалом, который соответствовал поглотившей мой разум ярости. Я видел лежавший подо мной мир на мили вокруг; я мог чувствовать бегущую глубоко внизу кровь земли, вскрикивавшую от гнева и боли, таких же, как и у меня.

Мир вокруг меня уменьшался с каждым ударом сердца, и скоро я смог видеть до самого Албамарла, и даже дальше. Под всем этим земля бурлила и кипела в гневе. Мир людей был построен на её тонкой коже из ставшего корой камня, который едва закрывал лежавшую под ним раскалённую реальность. Потребуется очень немногое, чтобы выпустить на волю лежавшую внизу ярость, и очистить поверхность огнём и магмой. Эта мысль только пришла мне в голову, когда я понял, что обязан это сделать. Я слишком долго спал, слишком долго дремал, пока мир вокруг меня становился холодным и странным. Я его очищу.

Я почувствовал, что на мою руку легла ладонь, женская ладонь, длинная и тонкая. Я посмотрел вниз, чтобы увидеть, чья она была, и я удивился тому, что моя рука была красной и опухшей. Она выглядела так, будто состояла из расплавленного камня. На ней лежала тёмно-коричневая рука, и, проследив её, я нашёл её обладательницу, Мойру Сэнтир.

— Остановись, Мордэкай, так нельзя, — мягко упрекнула меня она.

Я посмотрел на неё со слезами в глазах, слезами, которые падали на землю, и поджигали сухие листья. Мойра была крохотной — она никогда не выглядела для меня такой маленькой.

— Кто такой Мордэкай? — спросил я её. Имя ощущалось знакомым, но оно почти ничего для меня не значило.

— Мордэкай — это человек, которым ты был; человек, которым ты должен остаться, — печально ответила она. — Не позволяй своему гневу уничтожить всё, что ты с таким трудом построил.

Её слова вернули мои воспоминания, и я внезапно понял свой гнев.

— Они должны быть наказаны, — сказал я ей.

— Нет, — сказала она. — Не все они — если ты это сделаешь, то погибнут все. Разве твоя мать заслуживает страданий?

У меня в сознании появилось лицо, когда она произнесла это, и я вспомнил Мириам. Я не хотел делать ей больно, однако мой гнев был неудержим:

— Сейчас я уже не могу остановиться, — сказал я ей.

— Ты должен, Мордэкай, не держись за свой гнев. Ты не должен отдавать свою человечность — пока не должен. Позволь пламени остыть. Помнишь, как твой отец прикрывал очаг на ночь? Расслабься… огонь не умрёт, просто позволь ему задремать — ему не нужно гореть так жарко, — говорила она, и я постепенно становился всё спокойнее, и снова начал дышать, хотя это и казалось незнакомым действием.

После непостижимого промежутка времени я наконец вернулся в себя. Всё это время Мойра говорила со мной, успокаивая меня, и напоминая мне о чём-нибудь из моей смертной жизни, помогая мне вернуть себе перспективу. Когда я наконец снова стал вменяемым, я был поражён изменениями в моего физического тела.

Оно будто состояло из расплавленного камня — я был настолько горячим, что светился подобно вытащенному из горна железу. Однако теперь, когда я успокоился, я стал остывать, и мой цвет сменился на тускло-оранжевый. Я также был гораздо крупнее обычного. Во мне было по крайней мере пятнадцать футов роста, и всё остальное увеличилось пропорционально. Теперь, когда мой разум вернулся в норму, я ощущал себя близким к панике из-за перемен в своём теле. Я понятия не имел, как снова вернуться к плоти и крови.

В отчаянии, я посмотрел вниз, на Мойру:

— Что мне теперь делать?

— Я просто рада, что ты наконец пришёл в себя, — ответила она.

— А что с этим?! — в панике сказал я, подняв свою огромную каменистую руку.

— Теперь, когда ты снова стал собой, я считаю, что эта часть будет для тебя простой, — сказал она. — На случай, если ты не помнишь, ты только что чуть было не стёр всю жизнь с лица земли. Я думаю, мы, все остальные, заслуживаем минутку, чтобы собраться с мыслями.

— Возможно, если бы ты просто объяснила, как я таким стал, — предложил я.

— Я не уверена, как ты делал всё то, что ты только что делал, — странным тоном сказала она. — Обычно, когда кто-то сливается с землёй так, как это сделал ты, то их разум полностью поглощается, и они полностью теряют представление о своих прежних эмоциях, однако ты каким-то образом в процессе этого проецировал свои эмоции на всё остальное. Я даже почувствовала гнев. Ты не просто стал частью земли, ты сделал землю частью себя.

— И что это должно значить? — спросил я.

— Я не знаю, — сказала она. В её голосе звучали почти раздражённые нотки. — Кроме того, что ты не должен был оставаться собой. Ты зашёл слишком далеко, и это ещё мягко сказано. Тебе сейчас следовало быть таким, как я.

Я бросил взгляд на своё тело:

— Я думаю, мы и впрямь имеем кое-что общее.

— Я не это имела ввиду, — огрызнулась она. — Я нереальна; я — тень человека, которым раньше была. Ты же всё ещё являешься собой.

— Я не могу вернуться в Ланкастер в таком виде, — проинформировал я её.

Она вздохнула, то есть, если это понятие применимо к стихийным существам:

— Ты сменил своё физическое тело. В данном случае это было побочным эффектом твоего единения с землёй, но если бы ты зашёл ещё дальше, то твоё тело полностью бы потеряло человекообразную форму, и и стало бы неотличимо от самой земли — так тебе понятно?

Я кивнул:

— И как мне повернуть это вспять?

— Идиот, — внезапно сказала она. — Подумать только — ты готов был сделать столь многое, но не можешь справиться с самой фундаментальной частью смены формы.

— У меня были не самые общительные учителя, — с сарказмом ответил я.

— Закрой глаза, и представь себя таким, каким ты был раньше, — ответила она, не удостоив мою ремарку ответом. — Заблокируй всё кроме своего личного «я», оборви любые связи со всем остальным. Ты должен не думать ни о чём кроме своего тела, и это должно быть тело, которое ты помнишь. Слушая сущность своего нынешнего «я», уговори его стать тем «я», которое ты помнишь.

Я немного подумал о том, что она сказала, прежде чем заговорить:

— Я могу изменить что угодно?

— Что ты имеешь ввиду? — сказала она, нахмурившись.

— У меня был сколотый зуб, — сказал я, для примера, — могу ли я представить себя с целым зубом?

— Ты занимаешь тело гиганта, созданного из скалы и магмы, и ты хочешь знать, можешь ли ты восстановить себя без скола на зубе? — осведомилась она с не очень сочувственным выражением лица.

— Да.

Она долго глазела на меня, раздумывая, прежде чем заговорила:

— Да, ты можешь воссоздать своё тело с идеальным зубом — однако это было бы рискованно. Ты должен вспомнить своё тело не просто мысленно, но интуитивно. Если ты допустишь ошибку, то можешь умереть. Попытка изменить в процессе свою память может привести к трагичной неудаче.

Я сжал свою гранитную челюсть:

— Я только что обнаружил, что моя жена мертва, и вместе с ней — мой друг, так что мне плевать, если я потерплю неудачу, — заявил я, и с этими словами закрыл глаза, попытавшись сделать то, что она сказала, представив себя таким, каким был. Сперва ничего не произошло, пока я не прислушался к своему телу. Услышав его своим разумом, я начал его менять. Это осознание шокировало: я был каменистым гигантом потому, что песня моего тела говорила, что я им был, и просто меняя её реальность, я стал человеком из плоти и крови, которого я помнил.

Когда я снова открыл глаза, я был человеком, хотя мой зуб больше не был сколотым. При этой мысли я улыбнулся. Также я теперь знал, насколько тонкой была линия между реальностью и иллюзией. В каком-то фундаментальном смысле моё тело было производной моего «видения». Если я менял то, как я о нём думаю, то оно менялось в ответ.

Мне пришло в голову, что мне следует проверить мою теорию. Я снова закрыл глаза, но голос Мойры нарушил мою концентрацию.

— Не надо, — сказала она.

— Что не надо? — спросил я.

— Не пытайся это делать… ты ещё недостаточно научился. Смена формы в некотором смысле является простейшим навыком, но также наиболее полным опасностей. Единственное, что тебе следует пытаться делать, пока ты хоть немного не научишься — это то, что ты сделал только что: возвращаться к своей надлежащей форме, — ответила она.

— Как ты узнала, о чём я думал?

— Я исполняла обязанности твоего майллти, поскольку ты в таковом сильно нуждаешься. Я «слушаю» тебя, насколько могу, — ответила она.

— Ты можешь видеть мои мысли? — с любопытством спросил я, и, возможно, втайне слегка встревожившись.

Она улыбнулась:

— Не совсем. Ямогу предвосхитить твои действия и чувствовать некоторые из твоих эмоций, но я не знаю точно, что именно ты думал.

По какой-то причине именно в этот момент ко мне вернулись мои нормальные человеческие эмоции — пока я был в форме земляного гиганта, я чувствовал лишь гнев — эмоцию, которую я ощущал, когда изменился. Теперь, когда я снова был из плоти и крови, у меня, похоже, снова появился мой нормальный «размах», и ко мне вернулось моё горе, затопив меня подобно реке печали.

— Так ты теперь можешь чувствовать мои эмоции? — сказал я голосом, лишённым эмоций, которые я ощущал.

Хотя она состояла из земли, черты лица Мойры были такими же тонкими, как у любого смертного, и её глаза явили глубокое сочувствие.

— Да, я чувствую твою печаль. У меня и у самой были такие времена.

— Но разве ты не слышишь вопрос в моём сердце?

— Нет, — ответила она.

— Сегодня я видел силу, которой обладаю. Силу настолько великую, что она может всё уничтожить, однако я не смог защитить тех, кто мне дороже всего. Я хочу знать — почему? Почему? — задал я вопрос, ощущая, как возвращается мой гнев, но на этот раз я не позволил ему затопить себя.

Пока я говорил, выражение лица Мойры изменилось, стало строже:

— Слушай меня, сын Иллэниэлов, и я скажу тебе то, что многого мне стоило, однажды, давным-давно, за века до твоего рождения. Способность уничтожать — это самая меньшая форма силы, хотя это — первая форма, какую принимает любая сила. Даже младенец способен уничтожать, каким бы слабым он ни был. Использовать свой талант, чтобы строить, создавать или восстанавливать — это великие формы силы; и эти формы требуют времени и развития, чтобы созреть.

Я внимательно слушал, несмотря на свои гнев и печаль, даже тогда мой разум работал, глядя вперёд.

— А что насчёт силы защищать? — спросил я.

Она закрыла глаза:

— Это — иллюзия. Нет силы для защиты, есть лишь для уничтожения и создания заново. Защита — порождение разума и хитрого применения силы для манипулирования действиями тех, кто желает тебе вреда, но она не является порождением силы самой по себе.

— Бессмыслица какая-то. Если ты пытаешься уничтожить что-то или кого-то, а я не дам тебе это сделать, то я применил свою силу защищать.

— Как ты мне помешаешь? — ответила она. — Ты лишь уничтожишь меня, либо используешь угрозу уничтожения, чтобы изменить мои действия. Защита кого или чего угодно — лишь вторичный, а не первичный результат силы. Сила лишь создаёт или уничтожает.

Я не хотел с ней соглашаться, но не мог найти изъяна в её логике. Устав, я решил отложить эту дискуссию на другой день:

— Мне не нравится твой ответ, но я слишком вымотан, чтобы его обсуждать.

Она продолжила:

— Всё это безотносительно другого момента, который ты должен осознавать…

— А именно?

— Как я уже говорила тебе, архимаг не обладает силой, он «становится» ею. Сила, которую ты используешь — не твоя собственная, ты лишь заимствуешь её, и если ты используешь её слишком много, то она будет владеть тобою. Помни об этом.

Я заскрипел зубами, но не сказал ничего. Я очень хорошо знал, что она имела ввиду, но был убеждён, что тут было что-то ещё. На каждом повороте мне говорили, что у всякой силы есть цена, что используемая мною сила будет стоить мне самой жизни, если я попытаюсь использовать то её количество, которое мне нужно было, чтобы остановить существ вроде Мал'гороса или сияющих богов. Но я видел, что в этой игре было много неизвестных — даже Мойра не понимала всех ограничений или возможностей, которые имела способность архимага. В противном случае она бы уже поняла, что со мной только что произошло, и она уже призналась в некоторой неуверенности относительно этого. «И я — не просто архимаг», — подумал я про себя. Я обладаю и своей собственной силой, как волшебник, хотя она может бледнеть в сравнении с некоторыми врагами, выстроившимися против меня.

Помимо этого я знал, что сила разума может дать ответы, которые не обретёшь никакой грубой силой. Мойра недооценивала важность интеллекта, в этом я был уверен — потому что всё её обучение научило её, что величайшие применения силы архимага стирают его (или её) разум или способность к мышлению. Естественное следствие такого хода мысли — что вся сила, после определённого порога, делает бессмысленной силу мысли или личную волю отдельного индивида.

Я отказывался принимать это мнение. Из проведённого в кузнице времени я знал, что иногда малые приложения силы могут иметь большой эффект. «Искусное применение силы увеличивает то, что возможно». Я повернулся к Мойре спиной, и пошёл обратно к Ланкастеру.

— Пока можешь идти, Мойра, — грубо бросил я. В кои то веки, моё терпение и учтивость исчезли, и мне на самом деле было плевать.

* * *

Где-то глубоко, в одном из тёмных мест мира, что-то пробудилось. Оно беспокойно заворочалось, вытягивая тело, которое было неподвижным почти тысячелетие. Сам мир вздрогнул, будто готовый сбросить оковы сна, и затопить весь свет огнём. Сейчас всё успокоилось, но оно чувствовало повисшее ожидание, будто мир лишь притих, замолчав в ожидании какого-то более крупного события.

Оно медленно стряхнуло пыль со своего древнего тела, и начало пробираться к дневному свету и свежему воздуху. Оно было голодно, поскольку не ело уже почти тысячу лет.

Глава 26

Я вернулся в замок Герцога вместе с Уильямом. Я не был уверен, что он видел или чувствовал, и, если уж на то пошло, я не был уверен, что видел или чувствовал я. Мой разум был иным в той, другой форме, и мои воспоминания были для меня странными. Уильям ничего не сказал, когда я нашёл его, и не поделился со мной никакой информацией. Однако я заметил, что он держался от меня подальше, и сжимал свой лук с определённой тревогой, которой раньше я в нём не замечал.

Проходя через главные ворота, я заметил, что стражники выглядели встряхнутыми. У меня было такое неловкое чувство, что я, возможно, был тому причиной, но я ничего не сказал, просто пошёл дальше. Когда я достиг главной двери в донжон, меня встретил Джеймс.

— Ты почувствовал, как тряслась земля? — спросил он.

Я мог лишь предположить, что он имел ввиду моё выступление час назад:

— Да.

— У нас тут никогда прежде не было землетрясений — есть какие-то мысли насчёт того, из-за чего оно случилось? — вытянулся он лицом из-за волнения и забот.

— Вообще-то, нет, — солгал я. У меня было такое чувство, что он довольно скоро узнает правду, если уже не начал подозревать, но мне было в общем-то всё равно. У меня теперь была лишь одна цель, и мне трудно было видеть что-то помимо неё.

Что-то в моей манере, наверное, выдало меня.

— Почему такой странный взгляд? Ты вроде не особо заботишься тем, что случилось.

Я пожал плечами:

— Не особенно, — сказал я, обошёл его, и снова двинулся вперёд.

— Ты куда?

— Поговорить с волшебником, которого вы поймали, — спокойно сказал я.

Несмотря на возраст, опыт и гладкое лицо Джеймса, я ощутил мелькнувшую тревогу, когда он снова заговорил. По ауре, которую являл вокруг него мой магический взор, это было совершенно ясно.

— Он ещё не проснулся.

Я остановился, но не обернулся к нему:

— Не лги мне, Джеймс. Я понимаю, что ты пытаешься сделать, но, пожалуйста, не пытайся мне лгать, — сказал я и, чуть помедлив, пошёл дальше, не дожидаясь его ответа.

Он не пошёл за мной, но прежде, чем я покинул зал, он крикнул вслед:

— Что ты собираешься делать?

Я не ответил, по крайней мере не настолько громко, чтобы он мог услышать. Вместо этого я пробормотал свой ответ тихо, себе под нос:

— Я просто задам кое-какие вопросы, — были мои слова. «И узнаю, кто стоит за убийством моей жены и нерождённого ребёнка», — мысленно добавил я. Моё сердце поглотила холодная пустота, оставив лишь ледяной гнев, смешанный с упрямством. — А потом я начну сжигать его, по частям… но не слишком быстро. Я же не хочу спешить, в самом деле, — улыбнулся я.

Пока я шёл через коридоры, направляясь к лестнице, которая приведёт меня вниз, в темницу, меня отыскали моя мать и Дженевив. Они были последними людьми, которых я хотел видеть, поэтому я проигнорировал их, и, произнеся слово, перекрыл коридор щитом невидимой силы. Моё здравомыслие было на исходе, но я всё же не хотел, чтобы они видели то, что произойдёт внизу. «Лучше им остаться здесь, наверху», — подумал я про себя.

Я почти дошёл до лестницы, и на ходу тихая часть меня отрешённо наблюдала. Если бы Марк или Роуз были здесь, то они, возможно, смогли бы меня успокоить, но они были слишком далеко, чтобы помочь. «Пенни была бы ещё лучше», — и от этой мысли у меня сжалось в животе. Внутри я чувствовал лишь ледяной свёрток боли, но в моём разуме не было ничего кроме образов пламени.

Я завернул за угол, и обнаружил Ариадну, стоявшую перед дверью, которая вела на лестницу в темницу.

— Мордэкай, мне нужно с тобой поговорить.

— Пожалуйста, отойди, — без всякого выражения сказал я.

— Я должна с тобой поговорить, — сказала она с выражением упорства — исчезла испугавшаяся своего отца девушка, которую я видел ранее. Я лениво задумался, когда она успела стать женщиной — казалось, что лишь день назад она была докучливой младшей сестрой Марка. Но та часть меня, которая гадала, не была главной — у меня не было места для потакания своей ностальгии… больше не было.

Я уже знал, что на ней было надето одно из сделанных мною ожерелий, поэтому я не потрудился пытаться погрузить её в сон. Я не хотел делать ей больно, но терпение у меня было в дефиците. «Борок Ингак», — сказал я, разрывая находившуюся у неё за спиной дверь на части с точностью, которой у меня не было год назад. Внезапная потеря опоры сзади заставила её податься назад, и она бы упала вниз по лестнице, но я уже шагнул вперёд, поймав её за руку.

— Осторожно, Марк никогда мне не простит, если я случайно тебе наврежу, — мягко сказал я, вытягивая её из дверного проёма.

Испуганное выражение её взгляда сказало мне всё, что мне нужно было знать. Что-то в моём тоне уже выдало мою тайну. Я одичал — даже хуже, я был поглощён желанием совершить убийство.

— Морт, ты должен меня выслушать! — крикнула она, когда я оттолкнул её назад, и запечатал щитом оставшийся между нами дверной проём.

Я повернулся к ней спиной, и начал спускаться по лестнице. Тихая часть меня сделала наблюдение, что тёмный лестничный колодец вполне мог быть метафорой для моего собственного душевного спуска во тьму.

— Ты не хочешь этого видеть, Ариадна, — на ходу сказа я. Я не особо беспокоился о том, слышала она меня или нет.

— Пенни оставила тебе записку! Ты её видел?! — крикнула она мне вслед. Её слова были слегка приглушены преграждавшим ей путь силовым экраном, но я всё равно их услышал. Мои ноги остановились сами по себе.

— Что? — раздражённо развернулся я. Бедная девушка, хоть и бывшая красивой, была в слезах.

— Она оставила тебе записку. Джо МакДэниел должен был тебе её дать.

Мой гнев посторонился, освободив места для капельки обычного раздражения:

— Я смогу прочитать её позже, сейчас моего мнения уже ничто не изменит.

Я начал снова отворачиваться, но она закричала мне:

— У неё было видение! Она хотела, чтобы ты прочитал её до того, как сделаешь что-то ещё… она знала, Мордэкай! Она знала!

Мой холодный гнев становился несколько более нормальным горячим гневом.

— Да просто скажи мне, что в ней говорилось, чёрт побери! — убрал я с дверного проёма щит, и вышел обратно к ней. Я хотел только закончить наш разговор, чтобы я мог спуститься вниз, и позаботиться о своих незавершённых делах. У меня чесались руки от нетерпения.

— Я не знаю! — в отчаянии сказала она. — Я не знаю. Она отказалась сказать мне, но она хотела, чтобы ты её прочитал. Она знала, что должно вот-вот случиться, и она сказала, что записку должен видеть только ты.

Впервые с того момента, когда я решил, что буду медленно пытать до смерти человека внизу, я на самом деле остановился, чтобы подумать. «Если она знала, то, наверное, у неё был план», — подумал я. «Это может означать, что она не мертва, но по какой-то причине не хочет, чтобы кто-то осознал этот факт». Это значило, что её записка могла быть оставлена, чтобы не дать мне допустить ошибку, основываясь на таком предположении. Не было никакого способа судить о её решениях, не прочитав сперва записку.

Я посмотрел на сестру Марка. Она была в ужасном состоянии. Её щёки были залиты слезами, а глаза припухли. Я здорово её напугал. Тем не менее, моё сердце было не особо способно к состраданию, по крайней мере — пока. Я механически обнял её.

— Прости, что напугал тебя, — сказал я, а затем оттолкнул её в сторону, и направился к телепортационным кругам. Мне нужно было увидеть Джо. — Скажи своему отцу, что за дверь я заплачу, — рассеянно сказал я на ходу.

Сперва она не ответила, но когда я скрылся из виду, я услышал, как она пробормотала у меня за спиной:

— Да всем плевать на проклятую дверь, и Отцу — больше всех. Мы просто хотим, чтобы ты не потерял рассудок, Мордэкай, — произнесла она. Ариадна, наверное, думала, что я её не слышал, но это не имело значения.

* * *

Джо я нашёл шагающим из стороны в сторону снаружи здания с телепортационными кругами в Замке Камерон. Его глаза с явным облечением впились в меня, показавшегося из двойных дверей.

— Благодарение богам, вы вернулись!

Я мрачно уставился на него:

— Ты не настолько глуп, чтобы славить богов в моём присутствии, Джо.

На его лице отразилось то, как шокировал его тон моего голоса:

— Это просто привычное выражение…

— Так отвыкни от него. Где та записка, которую она тебе послала? — бесцеремонно сказал я.

— Знайте, я же ж почти каждый день всё время ждал вашего тут возвращения, и конечно же, вы показались, как раз когда я был в уборных… — нервно сказал он. Его слегка иностранный акцент стал более выраженным, когда он тревожился. Запустив руку за пазуху своей куртки, он вытащил запечатанный конверт.

Я взял его, и зашагал прочь. Джо пошёл рядом со мной.

— Я буду обедать в своих покоях, — сказал я ему.

— Прошу прощения, сер?

— Я какое-то время буду в своих покоях, размышляя, — поднял я конверт, и помахал им Джо. — Уверен, что мне надо будет о многом подумать. Позаботься о том, чтобы меня не беспокоили, если только не принесут еды и вина.

— Конечно, ваше Благородие, — сказал он, и, когда мы вошли в собственно донжон, направился в направлении кухонь, чтобы передать повару мои инструкции. Когда он уходил, я почувствовал приступ вины за своё резкое поведение. Джо был другом, и я редко обращался с ним таким грубым образом. Я надеялся, что позже он поймёт.

Выбросив эту мысль из головы, я взошёл по ступеням, что вели в мои покои, которые до недавнего времени я делил со своей женой. От этой мысли я снова сжал зубы.

Закрыв дверь у себя за спиной, я аккуратно вскрыл конверт, который мне передал Джо. Он всё ещё был запечатан кусочком воска, который она тщательно вдавила в него. Отпечаток на воске показывал изящную печатку женского кольца, маленькую, с гербом Камерона. Я задержал дыхание, разломав печать, и посмотрел на содержимое конверта.

Любовь моя,

Я знаю, насколько ты фрустрирован и зол, ибо я видела события, которые привели тебя к этому моменту. Что я не знаю, так это то, как ты отреагируешь на эти слова. Я надеюсь на то, что ты прислушаешься к моему совету, и сделаешь то, что будет лучше для всех. Явившееся мне видение было тем, где ты не получил это послание, и увиденное мне не понравилось. Ты не должен позволять гневу ослепить себя — если ты это позволишь, то обречёшь всех нас, начиная с себя самого.

Человек, которого я знаю, которого я люблю, подвержен сочувствию. Не позволяй этим событиям сломить твой дух. Я видела, что случится, если ты прислушаешься к своим более тёмным порывам. Это — унылый и пустой путь, и ты больше не будешь человеком, которого я любила. Ещё есть надежда, если ты не станешь отчаиваться. Больше я сейчас сказать не могу.

Я должна попросить прощения за плачевный недостаток информации в этом письме. Я не могу поведать тебе большую часть увиденного мной, иначе оно изменится ещё больше от того, что я видела. Тебе придётся снова довериться мне. Однако я скажу, что я ни сном ни духом не знала ни о чём из этого, пока ты не оставил нас в Ланкастере. Это, наверное, к лучшему, поскольку я сомневаюсь, что смогла бы удержать тайну, знай я её. Ты бы увидел сквозь моё притворство, и вытянул бы тайну из меня, тем самым, возможно, обрекая всех.

Вот важная часть, та часть, которая может изменить будущее к лучшему. Не позволяй гневу управлять собой. Волшебник в подземелье Ланкастера — не враг тебе. Его фамилия — Прэйсиан, и если ты откроешь своё сердце, то он может стать твоим величайшим союзником. Спроси его, кто исцелил Мириам — его ответ поможет тебе понять. Не ищи мести королю. Это ещё может прийти позже. Твои ответы сейчас связаны с шиггрэс.

Вот и всё. Больше я сказать не могу, и не могу предложить тебе утешения. Не позволяй скорби исказить твоё сердце и душу. Ты не первый и не последний, с кем случилась трагедия, но твои действия, начиная с этого дня, могут многое сделать, чтобы уменьшить число людей, которые потеряют своих близких. Не теряй надежды. Покажи миру то доброе сердце, которое я всегда любила.

С любовью,

Пенелопа

P.S. Если ты проигнорируешь мой совет, то я позабочусь о том, чтобы ты сожалел об этом до конца этой жизни, и ещё следующей, если она есть — и я не шучу.

Последняя строчка заставила меня улыбнуться сквозь слёзы.

— Твой почерк по-прежнему просто ужасный, дорогая, — сказал я про себя со смешком, перетёкшим в сдавленное вcхлипывание. Взяв себя в руки, я сделал глубокий вдох, аккуратно сложил лист бумаги, и отложил его на свой письменный стол. Я не хотел, чтобы его запачкало или испортило из-за бездумной случайности или неважного суждения с моей стороны. Убрав его в безопасное место, я медленно сполз на пол. Там я долго лежал, и моя печаль грозила затопить мой разум, но я ей не позволил. «Она не этого хотела», — подумал я про себя.

«Что она хотела бы от меня, так это думать, и думать тщательно», — мысленно напомнил я себе.

— Я не могу обещать тебе, что сохраню свою доброту и сострадание, — сказал я, будто обращаясь к ней напрямую. — Но я не позволю гневу управлять мной, я буду холодным и хитрым, как гадюка, пока не отомщу. К чёрту справедливость, я заставлю ответственных поплатиться за это, — произнёс я, и сжал челюсти.

Я лежал на полу ещё какое-то время, пока не постучал слуга, доставивший еду, о которой я ранее просил. Дверь я открыл в спокойном и собранном состоянии, на моих чертах почти не отражалось моё внутреннее смятение. Поев, я провёл остаток дня в размышлениях. Мои следующие шаги будут сделаны осторожно, чтобы не выдать врагам моих намерений.

Тем вечером я взял найденное мной серебряное стило, и начал работать над предметом, который, как я посчитал, мог оказаться полезным. Потребовалось несколько попыток, прежде чем я смог правильно сбалансировать структуру рун, но, к счастью, я мог проверять своё устройство на самом себе, чтобы удостовериться, что оно работало как надо. Последняя доводка была сложнее, поскольку я должен был действовать осторожно, дабы не привести его в действие случайно, и не пораниться. Эту часть я делал, используя самый сильный щит, какой я только мог создать, но я всё равно не был уверен, что он защитил бы меня на таком близком расстоянии, если бы я допустил ошибку.

К приходу полуночи я всё доделал, и решил, что мои планы настолько закончены, насколько это было возможно. Я решил лечь спать.

Я пришёл к тому, что подходил к каждому шагу с методичной тщательностью, будто это был ритуал. То же самое я делал с отходом ко сну. Я умылся и снял грязное бельё, заботясь ничего не упустить. Ощущение было почти таким, будто у меня был перед Пенни долг — надлежащим образом выполнять заурядные жизненные задачи. Она бы хотела, чтобы я заботился о себе. Тем не менее, потребовалось полбутылки вина, прежде чем ко мне пришёл сон, и сны мои были далеко не спокойными.

Глава 27

Я вернулся в Ланкастер рано следующим утром. Я с особым тщанием причесался, и когда я явился в Ланкастер, каждый мой волосок был на своём месте. Мои борода и усы были тщательно подстрижены, а моя одежда была безукоризненна. Опять же, мне показалось, что Пенни хотела бы чего-то подобного, хотя, после дальнейшего анализа, это могло быть симптомом усилий, которые я прилагал к взятию собственных эмоций под контроль.

Джеймс встретил меня сразу же, как только я вошёл. Он одним взглядом оценил мой внешний вид, и я увидел в его взгляде одобрение.

— Ты сегодня выглядишь лучше, Мордэкай.

— Так и есть, ваша Светлость, мне стало значительно лучше. Надеюсь, вы простите моё вчерашнее поведение, я был сам не свой, — подчёркнуто формальным тоном сказал я ему.

— Не нужно быть таким серьёзным, мы же родственники, в конце концов, — сказал он мне. Вообще-то, его жена действительно была моей тёткой, каковой факт я узнал лишь два года тому назад.

— Формальность, возможно, является тем, с помощью чего я справляюсь, сэр. Надеюсь, что вы поймёте, но сейчас я не могу себе позволить слишком распускать свои эмоции, — ответил я.

— Ты имеешь ввиду вчерашнее «землетрясение»?

Уильям, наверное, увидел больше, чем я думал, и конечно же, он поговорил со своим господином. Конечно, я не мог разумно ожидать, что они не сопоставят одно с другим, даже без рассказа Уильяма.

— Меня несколько занесло. Худшее уже позади, пожалуйста, не волнуйтесь. Я больше не позволю случиться чем-то подобному, — заверил его я.

В уголках глаз Джеймса появились морщинки, когда его лицо приняло сочувственное выражение:

— Ещё не конец, парень — ты это знаешь, то же самое было после гибели твоего отца. Это никогда не проходит полностью.

— Как это приняла Леди Торнбер? — внезапно спросил я. Я чувствовал себя слегка эгоистичным, не подумав о ней прежде — в конце концов, она потеряла своего единственного сына. Страдал тут не только я.

Я увидел, как сжались челюсти герцога:

— Она приняла это похвальным образом, как и все из её рода. Тем не менее, это тяжело ей далось — она лишь два года назад потеряла Грэма, а теперь ещё и своего сына. Она по большей части сидела у себя, хотя Дженевив и твоя мать часто её навещали.

Я кивнул, поскольку не знал, что сказать. Мы пошли дальше, к залу, и Джеймс спросил, успел ли я уже поесть. Я не успел, поэтому мы позавтракали тем утром вместе, в солнечной комнате. Он каким-то образом держал всех остальных на расстоянии, хотя я уверен, что они все хотели меня видеть. В частности — этого определённо хотела моя мать, но я на самом деле не был готов разбираться с её эмоциями. Я и так уже едва справлялся со своими собственными.

За едой мы почти не говорили, но в конце концов я упомянул о главной причине, по которой я появился так рано.

— Сейчас я готов поговорить с волшебником, — без обиняков сказал я.

Джеймс отодвинул в сторону свою тарелку:

— Ты вчера чуть не напугал бедняжку Ариадну до смерти.

— Мне нужно попросить за это прощения, и поблагодарить её. Если бы не она, то я мог допустить серьёзную ошибку, — ответил я. — Я бы также хотел заплатить за урон, нанесённой вашей двери.

Он небрежно махнул рукой:

— Не беспокойся об этом, мы через слишком многое прошли, чтобы ссориться из-за дверей. Однако мне любопытно, что такого тебе могла сказать Ариадна, что ты так значительно успокоился, по сравнению со вчерашним днём.

Я смущённо опустил взгляд:

— Она просто напомнила мне о том, что раньше говорила Пенни, и о том, что она подумала бы о моих планируемых действиях, — сказал я ему правду, но очень иносказательным образом, совершенно не упомянув тот факт, что источником информации было одно из видений Пенни.

Мы говорили наверное ещё четверть часа, прежде чем я откланялся, и пошёл искать свою мать. Бесполезно было оттягивать неизбежное. Я нашёл её одиноко сидящей в комнате, которую ей выделила Дженевив. От моего внимания не ускользнул тот факт, что комната была прямо рядом с собственными покоями герцога, или что у входа стояли двое охранников.

Охранники молча отступили, когда я приблизился — они оба знали меня. Я постучался. Я уже знал, что Мириам была внутри, и не спала, но я не хотел её пугать.

— Да? — послышался миг спустя её голос.

— Это я, Матушка, можно войти? — спросил я.

— Конечно, — сказала она, отодвигая задвижку, и открывая дверь. — Я всё гадала, покажешься ли ты сегодня.

Я серьёзно на неё посмотрел:

— Прости, за вчерашнее. Я был сам не свой.

Она кивнула:

— Думаю, все уже это знают. Что касается убитых горем реакций, я не думаю, что твоя так уж выходила за рамки того, что уже бывало прежде, — сказала она и, шагнув вперёд, обняла меня, когда я захлопнул дверь.

Я молча держал её в объятьях какое-то время. Каким бы старым я ни становился, я не думаю, что этот простой жест когда-нибудь перестанет меня успокаивать, хотя я не мог не заметить, какой маленькой она была. Неужели она всегда была такой маленькой?

— Вчера я в своей глупости даже не остановился, чтобы спросить, как идёт твоё выздоровление. Насколько тяжело ты была ранена?

Она отпустила меня, и вернулась к столу, где она занималась вышивкой. Она редко позволяла своим рукам долго оставаться без дела.

— Я на самом деле не знаю, — ответила она. — Я покажу тебе шрам, если тебя не слишком смутит глядеть на грудь своей старой матери.

Миг спустя она обнажила свою грудь и живот, и увиденное заставило меня ахнуть. От её живота вверх шла длинная серебряная линия, начинавшаяся чуть выше её пупка, и кончавшаяся у её коротких рёбер, с правого бока. Это была плохая рана, однако, что было ещё удивительнее — она выглядела полностью исцелённой.

— Она ещё болит? — сразу же спросил я. Она уже снова натягивала свою верхнюю одежду, чтобы прикрыться.

Мириам поморщилась:

— Да, болит. Какие-то ткани под ней не полностью исцелились, насколько я могу сказать.

— Но как?

— Последним, что я помнила, был ужасный кинжал той женщины, вспарывавший меня подобно свинье на бойне. Я пыталась удержать в себе внутренности, и тогда-то я и потеряла сознание. Когда я снова очнулась, я была здесь, в кровати, и моя рана была закрыта, — объяснила она.

Я задал ей ещё несколько вопросов, и она более подробно описала мне, что именно произошло: обращённые к Дориану слова Пенни о его забрале, то, как вошли убийцы… и случившаяся схватка. Судя по её описанию, я видел, что Пенни явно ожидала случившееся. «Но почему она не пыталась этого избежать?» — задумался я. Она видела приближение своей смерти, она могла спрятаться, а не действовать ожидаемым образом, но не сделала этого. Что могло быть настолько ужасным, что она приняла свою смерть, чтобы это предотвратить?

Я поднял взгляд, и осознал, что пропустил последние несколько слов своей матери.

— Прошу прощения? — сказал я.

— Я спросила, о чём ты думал.

— Я думал, что мне следует провести более правильный осмотр твоей раны, — сказал я, скрывая свою отвлечённость.

— Это будет больно? — спросила она, слегка нервничая.

Я пододвинул свой стул поближе к ней:

— Не должно, если только мне не придётся что-то исправлять.

— Может, мне тогда следует лечь, — предложила она. Я чуть не хлопнул себя по лбу — надо было самому догадаться.

— Это хорошая мысль, — ответил я. Как только она устроилась поудобнее на кровати, я сел рядом с ней, и положил руку ей на живот. Закрыв глаза, я перевёл всё своё внимание на свой магический взор, сосредотачиваясь на лежавшей рядом со мной женщине. Я надеялся, что обнаруженное мной будет простым — если будет слишком трудно, то я могу быть вынужден покинуть своё тело, как я однажды уже делал с Пенни. Что-то вроде этого было рискованным, как я уже усвоил.

Несколько минут спустя я был удовлетворён. Порез рассёк кожу, жир и мышцы её живота. Также было похоже, что были повреждены её печень и одно из лёгких, но эти уже были залечены. Однако мышцы живота не были полностью соединены обратно, что, наверное, и было причиной её боли. Я приглушил нервные импульсы в этом регионе, и аккуратно соединил мышцы обратно вместе.

Открыв глаза, я посмотрел на неё — она всё это время внимательно наблюдала за мной.

— Думаю, я нашёл проблему. Ничего серьёзного, но болело бы долго.

— Ты знаешь, как я исцелилась? — спросила она.

— Магия, — просто сказал я, — но я не понимаю, почему.

Она положила свою ладонь поверх моей:

— Ты выяснишь.

Я улыбнулся ей:

— Выясню.

— Просто не сделай по пути ничего глупого, — предостерегла она.

— Я сегодня контролирую себя гораздо лучше.

Она покачала головой:

— Я не имею ввиду, что не следует наказывать тех, кто за этим стоит. Просто убедись в том, что точно знаешь, кого винить, прежде чем сделаешь что-то необратимое.

— Я понимаю, — сказал я, чтобы её успокоить.

Она всё равно продолжила:

— А потом, когда будешь уверен, чертовски хорошо позаботься о том, чтобы у них больше никогда не было возможности навредить никому из наших близких.

По крайней мере, в этом мы были согласны.

* * *

Леди Торнбер и один из охранников герцога вошли в камеру передо мной. Заключённый там человек был связан, а его глаза были закрыты повязкой. Он тихо застонал, когда мы вошли. В камере стояла мягкая кровать, и я вопросительно посмотрел на мать Дориана.

— Я не хотела, чтобы он умер до твоего возвращения, — сказала она. — Если бы мы оставили его на полу, то у него могли появиться пролежни, и он бы умер от заражения.

Я кивнул:

— Он в сознании?

— Он должен быть близок к сознательному состоянию, но это едва ли имеет значение. За неделю такого содержания его разум помутился — после того, как он очнётся, уйдут часы, чтобы он полностью вернулся во вменяемое состояние, — ответила она.

Я начинал видеть Леди Элиз в новом свете. В детстве она была просто матерью Дориана — строгой, но также доброй и любящей. Теперь я вынужден был взглянуть в лицо тому факту, что она также была искусной травницей и знатоком ядов. Эти два образа почему-то отказывались сходиться у меня вместе.

— Вы уже делали это прежде, так ведь? — спросил я, не думая.

Она ответила, блеснув взглядом:

— С волшебником — никогда… так гораздо сложнее. Когда узнаешь, кто его послал — дай мне знать, я сделаю тебе кое-что особенное, специально для них.

Когда она это сказала, у меня по спине пробежала дрожь, и я вспомнил, что это была женщина, только что потерявшая сына. «Она, наверное, желает мести не меньше меня».

— Я переведу его в Замок Камерон, — сказал я ей, и кивнул в сторону охранника. — Мне понадобится ваша помощь, чтобы его переместить, поскольку он пока недостаточно вменяем.

Она вопросительно посмотрела на меня:

— Ты уверен, что это мудро? У тебя в донжоне нет темницы.

— Его здесь держала не темница, миледи, а вы — или, точнее, его удерживали используемые вами приёмы. Я буду пристально следить за ним с помощью других средств, — закончил я, наклонился, и аккуратно замкнул тонкое серебряное ожерелье вокруг шеи пленника. Двигался я небрежно, но при этом очень осторожно.

— Что это? — спросила Элиз Торнбер.

— Одно моё изобретение, — самодовольно сказал я. — Оно будет сдерживать его, пока я не решу его судьбу.

— Оно опасно?

— Очень, — ответил я.

Она улыбнулась:

— Ты всегда был хорошим мальчиком, Мордэкай. Мой сын был высокого о тебе мнения.

— Я никогда не был таким хорошим, как Дориан, но он служит мне примером того, какими могут быть люди, — совершенно искренне ответил я.

Тут Леди Торнбер подалась вперёд, и удивила меня поцелуем в щёку. Он был внезапным и мягким, но мне показалось, что я ощутил в нём и толику слёз.

— Спасибо тебе за это, Мордэкай. Вот, возьми, — сунула она мне в руки маленький стеклянный флакон.

Я не стал задавать ей вопросов, но мой взгляд, а также одна слегка поднятая бровь, сказали всё за меня.

— Вкус у этой штуки сладкий, как медовый ликёр. Добавь в напиток, или используй в качестве добавки для десерта, и отведавший его впадёт в глубокий сон, и больше никогда не проснётся, — тихо сказала она.

— Почему я?

— Если кто-то и найдёт тех, кто в ответе, так это ты. Я сомневаюсь, что тебе он понадобится, когда ты их найдёшь, но порой тонкость — единственный путь, даже для волшебника, — ответила она.

— Сколько ему надо времени, чтобы подействовать?

Её глаза сверкнули в тусклом освещении:

— Хороший вопрос… по меньшей мере день, иногда два, если доза недостаточно большая.

— День до того, как заснут, или день до того, как перестанут дышать? — сказал я, для верности.

— День до того, как заснут — смерть наступит через несколько часов после этого.

Я нахмурился:

— Это кажется ужасно медленным.

— Тебе ещё многому следует научиться. Скорость редко является другом отравителя. Лучше — медленно и верно, и это даёт тебе время отдалиться, чтобы избегнуть подозрения. Люди обычно винят последнюю трапезу, а не ту, что была за день до того.

Чем больше я узнавал о тайной профессии Леди Торнбер, тем больше она меня пугала. Как может столь искусное в тонком и смертоносном обмане существо быть той же самой женщиной, которая взрастила моего друга Дориана?

Моё замешательство, наверное отразилось у меня на лице, поскольку она успокаивающе похлопала меня по щеке:

— Не волнуйся на этот счёт, Мордэкай, мы все должны принимать на себя в жизни разные роли. Некоторые люди путают свою личность с тем, что делают. Не путай «роль» со своим «я». Я много чего делала, но я не являюсь ничем из этого, я — леди Элиз Торнбер. Я была лекарем, женой, матерью, и, порой, при необходимости, отравителем.

Её слова нашли отклик в моей душе, резонируя с какой-то внутренней истиной. Я знал, что буду помнить их ещё долго.

— Спасибо, Элиз, — сказал я, впервые в жизни обратившись к ней на «ты». — Ты всегда была добра к нам в детстве, кроме случаев, когда от тебя требовалась строгость. Я никогда не сомневался в тебе, какими бы скрытыми талантами ты ни обладала.

Я повернулся к охраннику:

— Помоги нам поднять его. Я хочу, чтобы он был в Замке Камерон, и в мягкой кровати, прежде чем он придёт в себя.

Глава 28

Человек, которого я принёс назад, всё ещё лежал в кровати, куда я его поместил, но он пока не показал особо много признаков возвращения в сознание. Он время от времени он открывал глаза, и оглядывал комнату, но его зрачки были расширены, а взгляд казался расфокусированным. Я мог представить, что после недели вызванного наркотиками сна он был в большом замешательстве. Я инстинктивно забеспокоился, что такое обращение могло навсегда повредить его умственные способности. Потом я спохватился: «Да какое мне, чёрт подери, дело, если он повредится умом?»

В дверь постучали, но я уже знал, что это была Лизэтт.

— Входи, — крикнул я в направлении двери. Она вошла, и следом за ней — ещё несколько горничных, несущих большую медную ванну и полотенца.

— Просто поставьте ванну вон там, — приказал я, указывая на одну из стен комнаты.

Миг спустя вошёл Харолд, его взгляд следовал за Лизэтт, пока та суетилась по всей комнате. Я ничего не сказал, не желая никого из них смущать, особенно потому, что он не знал, что я уже был в курсе их отношений. Минуту спустя он отлепил свой взгляд от неё, и обратился ко мне:

— Я всё ещё не понимаю, почему вы поместили его в эту комнату, ваше Благородие.

Я вздохнул:

— У меня нет темницы, а даже если бы и была, то он, наверное, заболел бы, держи я его там. Судя по тому, что я могу видеть, он потерял много крови, прежде чем остановил кровотечение из своей ноги. Джеймс говорит, что он какое-то время был пришпилен к земле решёткой.

— Он нужен вам в сознании и не спящим только на то время, которое требуется, чтобы выяснить, что он знает, — ответил он, намекая на то, что вскоре после этого я казню волшебника.

— Я не собираюсь его казнить, — просто сказал я. Харолд выглядел шокированным, и, учитывая моё поведение прошлым днём, я не мог его винить. Я был близок к тому, чтобы совершить нечто похуже казни. Воспоминание об этом заставило меня на миг содрогнуться, и мне пришлось бороться, чтобы подавить видения огня и пытки, всё ещё казавшиеся мне довольно привлекательным.

Харолд встал, обеспокоенный, и немного погодя заговорил. Я был весьма уверен, что он выбросил первые несколько предложений, которые пришли ему в голову. Я не мог не восхититься его самоконтролем.

— Я так полагаю, что у вас есть какая-то конкретная причина, чтобы класть его в мягкую кровать и выхаживать его.

— Есть. Я намереваюсь заставить его работать на меня. Я полагаю, что живым он мне может быть полезнее, чем мёртвым, хотя лишь время покажет, прав ли я.

У Харолда дёрнулся глаз:

— А что Лорд Дориан? А ваша жена?

Я сорвался, и встал, повернувшись к молодому человеку, которого Дориан оставил мне служить. Сделав два шага, я оказался с ним лицом к лицу, мы почти касались друг друга носами. Харолд был высоким человеком, поскольку его глаза были почти на одном уровне с моими, и он был гораздо шире в плечах.

— Не испытывай меня, Харолд, и чертовски хорошо постарайся не намекать на неискренность или какой-то недостаток в моих чувствах к моей жене или моему другу.

Секунду он смотрел мне в глаза, прежде чем опустить взгляд:

— Прошу прощения, милорд. Моё положение не позволяет мне так к вам обращаться.

Я быстро взял себя в руки:

— Однажды позволит, Харолд, однажды позволит. Я уважаю твою честность, но ты пока не знаешь меня достаточно хорошо, — сказал я, и положил руку ему на плечо: — Помоги мне его раздеть — скоро принесут горячую воду.

Его глаза расширились:

— Разве нам не следует предоставить это горничным?

Я чуть не засмеялся, но удержал серьёзное выражение на лице:

— Х-м-м, возможно ты прав. Я попрошу Лизэтт раздеть его. Возможно, она и помыть его тоже сможет.

Он покачал головой:

— Нет, это тоже будет неправильным, — произнёс он. Несколько минут спустя мы раздели мужчину, и приготовили к ванне. Глаза нашего пленника теперь были открыты, и он казался более пробудившимся, хотя каждый раз, когда он пытался говорить, получалась лишь тарабарщина. Харолд посмотрел на его правую ногу, согнутую и распухшую. Длинный серебряный шрам отмечал ту её часть, которую пронзила решётка.

— Выглядит скверно, — сделал наблюдение Харолд.

— Тут ты прав, — согласился я. — Посмотрим, что я с этим смогу сделать. Не позволяй никому беспокоить меня, пока не закончу.

— Как я узнаю, что вы закончили?

— Я буду оглядываться, и разговаривать с тобой, — сказал я, подмигивая и улыбаясь ему. Харолд покачал головой, и я знал, что он хотел прокомментировать мои умничанья, но попридержал язык. Я сел у кровати, и закрыл глаза, обращая свой взор внутрь, а затем сместил фокус на лежавшего рядом со мной на кровати мужчину.

Его сердце билось сильно, но его тело было горячим от лихорадки. Его рана явно была заражена, но я не был полностью уверен, что с этим делать. Вместо этого я тщательно осмотрел его ногу и ткани вокруг неё, чтобы увидеть, не было ли там каких-то очевидных проблем. Его бедренная кость была сломана, и стала заживать под неправильным углом, а рядом с ней вокруг чего-то постороннего сформировался абсцесс.

Я сместил свой фокус, рассматривая это место поближе. Там засел камешек, и от него распространялось заражение, создавая большое скопление гноя и жидкости вокруг постороннего тела. На это могло уйти много времени, но в конце концов инфекция убьёт его, если не удалить камешек и не вычистить абсцесс. А если бы он это пережил, то определённо остался бы хромым, с плохо сросшейся костью. К счастью, с обеими проблемами я мог легко справиться.

Первым делом я решил исправить кость. Процесс чистки раны будет грязным — он подождёт, им я займусь после ванны. Я недолго подумал о том, чтобы позволить ему чувствовать боль, когда я буду выправлять кость. Он пришёл в сознание достаточно, чтобы боль была сильной. После недолгой моральной борьбы я приглушил нервные импульсы от его ноги, и осторожно выпрямил кость. Послышался ясный щелчок, когда уже начавшая заживать кость снова разошлась, и я скорее почувствовал, чем услышал, как рядом ахнул наблюдавший за мной Харолд. Я выровнял концы, и затем аккуратно соединил их друг с другом. Соединение было не таким хорошим, каким будет через пару месяцев естественного заживания, но оно было достаточно крепким, чтобы он мог ходить без опаски. Однако опухоль и боль от инфекции, наверное, всё равно этого не позволят.

Я открыл глаза, и посмотрел на Харолда:

— Готово… пока, — сказал я.

— У меня от этого мурашки по коже, — сказал рослый воин.

Я посмеялся в ответ:

— Помоги мне затащить его в ванну, — приказал я. Харолд встал позади волшебника, обхватил его за грудь руками, и поднял его исключительно своими силами, оставив мне лишь взять его за ноги, и повести их к медной ванне. — Следи за его головой — я не уверен, может ли он держать её над водой, — предупредил я.

Что удивительно, этот малый сел сам, поэтому нам не пришлось трудиться слишком усердно, чтобы не дать ему захлебнуться. Его рот шевелился, издавая странные звуки, но я не мог понять ничего, что он говорил.

Полчаса спустя мы положили его обратно на кровать, и пахнуть он стал гораздо лучше.

— Насколько крепкий у тебя желудок? — спросил я Харолда.

Тот поморщился:

— Я считал его крепким раньше, но у меня такое ощущение, что я не готов к тому, что вы задумали.

— Мне нужно выдавить гной из его раны, и прочистить её.

— Я схожу за Джо. Он много врачевал солдат по мелочам, и его желудок по крепости не уступает никому, кого я знаю, — сказал он.

— Пойдёт, — сказал я, и двадцать минут спустя рядом со мной был вместо Харолда был Джо МакДэниел.

— Я просто подожду снаружи, на случай если я вам понадоблюсь, — сказал Харолд, выходя из комнаты.

— Найди для меня Лизэтт, — крикнул я вслед. — Мне понадобится ещё горячая вода и полотенца. А когда принесёт их, пусть ждёт вместе с тобой… на случай, если нам что-то ещё понадобится, — закончил я. Про себя я улыбнулся: «Вполне можно дать им время поболтать». За этой приятной мыслью последовал резкий укол боли, когда я осознал, что у меня больше не будет возможности поболтать с Пенни. Заскрипев зубами, я выкинул эту мысль изголову, и сосредоточился на своей непосредственной задаче.

Я посмотрел раненному человеку в глаза:

— Я знаю, что ты, наверное, всё ещё в замешательстве, но мне нужно прочистить рану на твоей ноге. Ты понимаешь?

Тот кивнул, и что-то промычал. Он был наполовину лысым, и в оставшихся волосах просматривалась наступающая седина — если бы мне пришлось угадывать, я бы дал ему около сорока. Я бросил взгляд на Джо:

— Мне нужно, чтобы ты держал полотенца и воду под рукой, чтобы счищать жидкости, которые я буду выдавливать из его раны.

— А разве вам не нужно сначала нагреть нож? — спросил он.

— Если моим способом, от нет — просто смотри. Отверстие появится в течение минуты, — сказал я ему. Закрыв глаза, я расслабился, и затем резко сфокусировал свой разум. Работая внутри его ноги, я создал канал от абсцесса к поверхности, и затем открыл там отверстие в коже. Затем я начал вытягивать кусочек камня наружу по созданному мною каналу. По мере его продвижения из отверстия потёк гной, и гнилостный запах грозил нарушить мою концентрацию.

Игнорируя вонь, я мягко вытащил камешек, и затем помог остаткам гноя и кровянистой жидкости покинуть абсцесс. Закончив с этим, я оставил маленькое отверстие в коже, чтобы жидкости, которые позже наберутся в ране, тоже смогли вытечь. Бороться с инфекцией его телу придётся самостоятельно — на тот момент я исчерпал все свои познания в медицине.

Открыв глаза, я посмотрел на Джо:

— Думаю, всё.

— Для столь молодого человека, Мордэкай, ты стал слишком уж знакомым с подобными ранами, — заметил тот.

Я согласно кивнул:

— После войны с Гододдином я получил больше опыта, чем хотелось бы, — сказал я. Что было правдой — хоть мы и победили, потерь было полно, и многие из них приводили к ранам с заражением. К сожалению, многие погибли прежде, чем я смог найти книги, в которых описывали наиболее подходящие методы лечения таких ран.

Мой пленник внимательно наблюдал за мной, и на его лице застыло выражение любопытства. Его рот открывался и закрывался, но оттуда звучал лишь хриплый, каркающий звук. Однако он продолжал пытаться, и в конце концов я разобрал одно слово — «спасибо».

Его благодарность почему-то меня разъярила:

— Не благодари меня. Я ещё могу убить тебя за то, что ты сделал, — сказал я, разозлившись, затем встал, и покинул комнату. Лизэтт ждала снаружи, всё ещё разговаривая с Харолдом. — Покорми его, — сказал я ей.

Повернувшись к Харолду, я обратился к нему напрямую:

— Приглядывай за ним. Я пока пойду отдохну. Если он попытается снять ожерелье, выводи всех из комнаты.

Он странно посмотрел на меня:

— Вы не против, если я спрошу, почему?

— Потому что с оторванными конечностями вы мне будете нравиться меньше, — грубо сказал я. — Вернусь через несколько часов, — объявил я, и ушёл — мне нужно было подышать свежим воздухом, чтобы прочистить голову. Я надеялся, что ко времени моего возвращения к пленнику вернётся дар речи.

Глава 29

Несмотря на свои намерения, вернулся я гораздо позже. После короткого полдника я задремал на несколько часов. Я и не осознавал, насколько сильно я устал, но стресс и события прошлого дня не позволили мне хорошенько выспаться прошлой ночью. Когда я показался тем вечером, небо уже темнело.

Я обнаружил, что Харолд всё ещё сторожил в комнате. Он, похоже, был рад меня видеть.

— Он заговорил, — проинформировал он меня.

— Тогда почему ты не послал за мной?

— Послал, но мне сказали, что вы спите, и я решил, что это подождёт, — ответил он.

Сон улучшил моё настроение, поэтому я не стал спорить:

— Что он сказал?

— Я только назвал ему своё имя, — сказал лежавший на кровати человек.

Я проигнорировал его, не отрывая взгляда от Харолда. Чуть погодя он осознал, что я ждал его ответа.

— Именно так, он назвал своё имя, и я сказал ему заткнуться, пока у вас не появится время с ним поговорить.

Я кивнул:

— Молодец. Подожди пока в коридоре. Я хочу какое-то время поговорить с ним наедине.

Когда дюжий рыцарь ушёл, я перевёл свой внимание на тихо наблюдавшего за мной с кровати мужчину:

— Как тебя зовут?

— Уолтэр, — просто сказал он. Я видел по его лицу, что его подмывало упомянуть, что он уже сказал это Харолду, но здравый смысл восторжествовал.

— А фамилия?

— Та́тчер, — ответил он. Я увидел, как аура вокруг него замерцала, когда он солгал.

Я подумал было позволить ему продолжить, чтобы посмотреть, какие ещё байки он будет травить, но решил, что это будет не очень конструктивно:

— Не лги мне, Уолтэр. Это — плохое начало для нашего разговора.

Он одарил меня нервной улыбкой:

— Прости, я обязан был попытаться.

— Моя жена мертва, Уолтэр. То, что ты сейчас ещё жив — чудо, и моё чувство юмора сейчас сошло на нет, — прямо заявил я.

— Почему ты вылечил меня? — спросил он.

Потребовался весь ещё остававшийся у меня самоконтроль, чтобы не убить его тут же:

— Если ты не скажешь мне своё имя, то ситуация обернётся худо, и я ещё больше пожалею о том, что вылечил тебя.

— Уолтэр Прэйсиан, — ответил он.

— Вот это — совсем другое дело, — сказал я ему. — Уверен, ты уже успел заметить несколько подробностей своего положения.

Уолтэр кивнул:

— Я ничего не ощущаю. Из-за этого? — он поднял кулон, который я прошлым днём застегнул вокруг его шеи.

— Да, это — причина, по которой ты почти ничего не можешь ощущать. Он также ограничит твои магические способности.

Он нахмурился:

— Где ты взял такую штуку?

— Сам сделал, прошлым вечером, — ответил я. «Используя ожерелье своей мёртвой жены», — добавил я мысленно. Я изменил чары, чтобы полностью закрывать от мира разум, который они защищали, блокируя его магические чувства, а также его силу. Это было побочным эффектом, который я заметил, когда впервые сделал это ожерелье для защиты Пенни, и это было основной причиной, почему я никогда не носил созданные мною кулоны. Теперь я использовал и усилил этот эффект, чтобы фактически сковать силу Уолтэра. Я также сменил защёлку на один из своих взрывающихся железных шариков. Чтобы не дать ему взорваться, пока я с ним возился, я поговорил с металлом в ожерелье и с металлом железного шарика, чтобы убедить их слиться вместе, без шва. Результатом моих усилий стало ожерелье, содержавшее двое переплетённых чар — сломай одно из них, или разорви круг, и оно взорвётся. Лишь архимаг был способен снять ожерелье, не сломав его.

— Я думал, что искусство создания таких вещей было утеряно, — сменил он тему.

Я тут же оборвал ход его мыслей:

— Я сейчас не склонен объяснять тебе своё прошлое или способности. Сегодня объяснять будешь ты. Ожерелье ограничит твою способность ощущать энергию или манипулировать ею. Со временем ты, возможно, сумеешь пробить барьер, которым оно окружает твой разум, но если ты это сделаешь, то это станет последним твоим действием.

Уолтэр уставился на меня молчаливым взглядом. На миг у меня появилось странное ощущение — «ему уже не в первый раз выдвигают смертельный ультиматум». Я проигнорировал эту мысль, и продолжил:

— Если ты разобьёшь чары силой, магический или физической, то ожерелье убьёт тебя. Если сбежишь, я разобью чары, и ожерелье убьёт тебя. Если ты попытаешься разомкнуть застёжку ожерелья, оно убьёт тебя. Если ты случайно зацепишься цепочкой за что-то, и та порвётся, оно убьёт тебя.

Уолтэр обречённо закрыл глаза:

— Мне, наверное, не следует спрашивать, но есть ли какой-то способ снять ожерелье, не спровоцировав взрыв?

Я улыбнулся:

— Да, вообще-то есть два известных мне метода. Самый лучший — это чтобы я снял его, не нарушив чары. Второй — это если кто-то отрубит тебе голову, позволяя ожерелью быть снятым, не повреждая его.

Он поднял руку, схватившись за серебряную цепочку.

— Тебе следовало убить меня, — серьёзно сказал он. В его взгляде читалась несказанная печаль: — Я испытываю искушение покончить с собой прямо сейчас.

Мне пришлось постараться, чтобы удержать бесстрастное выражение лица:

— Это твой выбор, — сказал я, скрывая своё беспокойство. — А пока ты на это не решился… кто заплатил тебе за похищение моей жены и матери?

— Никто, — ответил он. — Мне не платили. Это был приказ Короля Эдварда… или, по крайней мере, так мне сказали его агенты.

Этого я ожидал, хотя и думал, что он не сразу даст мне ответ.

— Даже Король платит своим слугам. Ты же не таился неделями в моём замке, наблюдая за мной и готовясь, исключительно ради почёта служить своему монарху, — сказал я с ноткой горечи.

— У него мои жена и дети.

Я замер, и на миг наши взгляды встретились. Я не чувствовал обмана в его словах, но его ответ всё же вызвал во мне подозрения. Единственным доступным ему объяснением, которое отвело бы от него часть вины, было то, что он действовал под принуждением, и я не мог быть уверен, что он не знал какого-то способа скрыть свою ложь. Он уже показал, что знал определённые типы магии, совершенно не известные мне. Наконец я заговорил:

— Тебе легко дать мне такой ответ.

Он не отступил:

— Другого у меня нет.

Я решил отложить этот вопрос на потом:

— Как долго ты наблюдал за нами?

— Почти два месяца, — сразу же ответил он.

— Каковы конкретно были твои приказы? — спросил я.

Уолтэр помедлил:

— Если Король узнает, что меня взяли в плен, и что я заговорил… он убьёт одного из моих детей, или сделает что-то похуже.

Я подался вперёд, уставившись в его глаза:

— Благодаря твоим усилиям моя жена и нерождённый ребёнок присоединились к рядам живых мертвецов. Рано или поздно мне придётся найти её, и испепелить её труп, чтобы её упокоить. Мне несколько трудно испытывать по отношению к тебе какое-то сочувствие.

Его глаза расширились:

— Шиггрэс?

Мне не приходило в голову, что он не мог знать, что случилось с его отрядом после его поимки:

— Шиггрэс устроили на них засаду в лесу, лишь в нескольких милях от Ланкастера. Живым не спасся никто.

На лице Уолтэра отразился подлинный шок:

— Я и понятия не имел.

Почему-то его досада напомнила мне о той ночи, когда я убил ночного сторожа, охранявшего королевские склады. Конечно, я никого не похищал, но несколько человек погибли той ночью, начиная с Джонатана Такера, и в конце концов заканчивая моим отцом.

— Вот, что случается, когда кидаешь кости и рискуешь чужими жизнями, Уолтэр — некоторые из них могут пострадать, — горько сказал я.

— Ты не упомянул свою мать, — внезапно сказал он. — Что случилось с Мириам?

Услышать, как совершенный незнакомец так произносит её имя, было для меня несколько удивительным, пока я не вспомнил, что он тщательно наблюдал за нами почти два месяца. «Спроси его, кто исцелил Мириам — его ответ поможет тебе понять», — пробежали в моей голове слова Пенни.

— Ты исцелил её, так ведь?

На миг он опустил взгляд:

— Да, это так. Руфь… та наёмница, которая руководила нашей группой, Руфь ткнула в неё кинжалом.

— С чего ты стал утруждать себя этим?

— Я никогда не хотел всего этого делать. Мириам была нежной душой, я не хотел, чтобы ей нанесли вред, да и кому-то ещё из твоей семьи, если уж на то пошло, — тихо сказал он.

Тут я ощутил первый порыв сочувствия этому человеку.

— Как зовут твоих детей? — пришёл мне в голову внезапный вопрос.

— Элэ́йн, моя дочь, она старшая. В этом году ей будет шестнадцать. Мой мальчик, Джордж, ему только исполнилось одиннадцать в прошлом месяце.

Имя Джордж отозвалось у меня в голове, и я вспомнил письма своего отца.

— Джордж… он назван в честь твоего отца?

Уолтэр поднял взгляд:

— Нет, Джордж был моим старшим братом.

Это меня удивило — я предполагал, что Джордж Прэйсиан, которого знал мой отец, был отцом этого человека. Я мысленно взял этот факт на заметку, прежде чем продолжить:

— Давно ты в последний раз видел своих детей, Уолтэр?

— Четыре года назад.

Я встал:

— Я всё ещё не знаю, верю ли я тебе, Уолтэр. Но если ты говоришь правду, то я, чёрт возьми, сделаю всё, что в моих силах, чтобы они снова оказались в безопасности.

Волшебник вперился в меня пристальным взглядом, и я видел надежду и страх, написанные одновременно у него на лице. Я отвернулся, и открыл дверь.

— Я снова зайду к тебе в течение нескольких дней. Отдохни и подлечись, позже поговорим ещё. Если попытаешься сбежать, или если тебя здесь не будет, когда я вернусь… я посчитаю, что ты солгал, и убью тебя, — щёлкнул я, пальцами, чтобы проиллюстрировать свой довод. Захлопывая дверь, я продолжал ощущать на себе его взгляд.

Глава 30

Я шагнул из телепортационного круга, и огляделся — в течение нескольких секунд мои чувства сказали мне, что дом был пуст, и Роуз с Марком оба куда-то делись. «Это весьма неудобно», — подумал я про себя. Я надеялся застать их обоих дома. Это упростило бы мою задачу. Им нужно было знать о том, что случилось с Дорианом и Пенни. Однако в глубине души я испытал лёгкое облегчение — я страшился этого разговора. Те мне менее, им нужно было сказать, и я не мог оставить это на кого-то ещё.

Мой взгляд зацепился за лист бумаги — тот был прилеплен к косяку двери, которая вела в коридор. Он был идеально расположен, чтобы я не смог его не заметить по прибытии. Я снял его, и мгновенно узнал изящный почерк Роуз:

Дорогой Мордэкай,

Прости, что никто не встречает тебя здесь, но я решила вернуться в свой собственный дом. Я уже довольно давно там не была, и имелось несколько вопросов, требовавших моего внимания. Если тебе нужно быстро меня увидеть, то ищи меня там. Мой дом расположен по адресу Хайтауэр Стрит, дом 17, недалеко от традиционной резиденции Хайтауэров. Уверена, ты помнишь её, поскольку ты уже вламывался туда однажды.

Марк тоже не возвращается уже несколько дней, и может не вернуться ещё неделю или дольше. Он придумал план для получения доступа к определённым религиозным архивам. Тут я про него больше ничего не скажу, но я буду рада дать тебе больше информации, когда мы снова увидимся. Если, конечно, он к тому времени не вернётся. Я весьма волнуюсь за него — как обычно, его идея смелая и дерзкая, не говоря уже о том, что рисковая.

Я нашла тебе подходящего кузнеца. Его зовут Га́вин Трэ́йлор, и он является довольно искусным подмастерьем. Он учился у Бра́яна Ту́рбрука, главного оружейника и бронника самого Короля Эдварда. Его навыки великолепны, и его самого уже давно следовало повысить до мастера, что, полагаю, и является причиной, по которой он желает покинуть столицу. Могу предположить, что его учитель не давал ему выбиться вперёд, боясь создать себе ненужную конкуренцию.

В любом случае, его сложные обстоятельства создали для тебя чудесную возможность. Он легко согласился на твои условия, и должен прибыть в Уошбрук в течение недели или двух. Он сказал, что отправится сразу же, как только закончит улаживать свои дела, и паковать собственные инструменты и прочее.

Если этих хороших новостей тебе мало, то у меня есть для тебя ещё один сюрприз. Питэр и Лилли Такеры показались у тебя на пороге через несколько дней после твоего отбытия. Они, похоже, передумали, и интересовались записью на службу у твоего Сиятельства. Я не была уверена, как поступил бы ты, но я чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы предложить им условия от твоего имени. Они уже на пути в Уошбрук. Я сказала Питэру, что тебе нужен был ещё один посыльный, а Лилли — что тебе нужна была ещё помощь для обслуги замка.

Что касается их мотивов… в этой истории несомненно кроется больше, чем мне известно.

Последнее, но определённо не менее важное — тебе следует знать, что я поговорила с отцом относительно одного из твоих друзей. Он отреагировал весьма позитивно, и, я надеюсь, ты сможешь вскоре устроить Дориану визит в столицу. Учитывая твои таланты, я не думаю, что это будет для тебя слишком трудно. Когда увидишь Пенни, не забудь сказать ей. Думаю, что она будет почти так же обрадована, как и я. Нам с ней многое предстоит спланировать. Но Дориану ничего не говори… Я не хочу, чтобы ты испортил мне сюрприз.

Искренне твоя,

Леди Роуз Хайтауэр

Невинная надежда в письме Роуз разрывала мне сердце, и я обнаружил, что у меня заслезились глаза, пока я стоял в тускло освещённом коридоре. Я должен был сообщить ей новости, хотя это уничтожит её мечты о будущем. Я также задумался, насколько хорошо воспримет эти новости Марк. Двоих наших лучших и старейших друзей не стало. Станет ли это крахом его выздоровления после того, что с ним сделала богиня?

Всё это было слишком трудно решить одному. Нам придётся помогать друг другу. Я не мог одновременно нести и свою ношу, и их. Я спустился на первый этаж дома, и направился к двери. Поскольку я не мог знать, где был Марк, то мне определённо придётся в первую очередь найти Роуз.

Покидая дом, я был начеку, вытянув свой разум как можно дальше. Мне было любопытно, наблюдал ли кто за домом, но хотя я нашёл нескольких человек в близлежащих зданиях, ни один из них не показал никаких признаков того, что интересовался мной, или вообще был в курсе моего появления. Двигаясь по городу, я поддерживал небрежную походку, но не трудился скрывать своё лицо. Насколько король знал, я ещё не возвращался домой.

Дом Роуз я нашёл менее чем в одном квартале от башни, где жил её отец. Я знал, что она имела несколько собственных владений, хотя оба её родителя всё ещё были живы. Семья Хайтауэров имела настолько хорошее положение в обществе, что они могли себе позволить передать ей некоторые титулы ещё при жизни самого Лорда Хайтауэра. Дом был скромных размеров для человека с её общественном положением, но о нём явно хорошо заботились.

В то время как у большинства домов в городе были большие железные дверные молотки, у этого был хитро выкованный латунный колокольчик. Я потянул за свисавшую под ним верёвочку, и послышался почти мелодичный звон. Он будто идеально подходил Роуз.

Несколько вдохов спустя дверь открылась, и появилась женщина с аккуратно уложенными волосами:

— Добрый день, сэр. Как я могу вам помочь?

— Я здесь с визитом Леди Роуз Хайтауэр, — сказал я культурным тоном, изо всех сил стараясь подражать голосу Бенчли. «Давно я уже не вспоминал этого помпезного ублюдка — интересно, как он там?»

Взгляд женщины быстро окинул мою одежду, когда она ответила:

— Могу я спросить, кто явился к ней с визитом, сэр? — осведомилась она. Её собственная одежда была опрятной и элегантной — тёмно-синее платье с голубыми акцентами. Я принял бы её саму за дворянку, если бы не практичный фартук, который она носила спереди.

— Пожалуйста, если она свободна, то скажите ей, что явился Граф ди'Камерон, — ответил я.

В ответ на это объявление дверь открылась шире:

— Вы можете подождать внутри, ваше Благородие. Я немедленно сообщу Леди, — сказала она, проведя меня в маленькую приёмную рядом с передним холлом.

Когда она ушла, я проводил время, разглядывая отделку комнаты. Как и ожидалось, та была хорошо обставлена. В самом деле, хотя стиль и украшения были не такими расточительными, как в королевском дворце, они были подобраны лучше, и расположены с большим вкусом — по крайней мере, по моему мнению. Я сел в удобное кресло, ожидая. Подушки на нём были покрыты зелёной тканью с узором, которая идеально сочеталась с остальной мебелью в комнате.

Однако ждать долго мне не пришлось. Почти сразу же после того, как я сел, снова появилась впустившая меня женщина.

— Леди Роуз хотела бы, чтобы вы присоединились к ней в её спальне, сэр, — сказала она, хотя что-то в её голосе вызвало у меня ощущение, что она бы предпочла жевать навоз, чем произносить эти слова. Выражение её лица определённо было неодобрительным, хотя она и пыталась скрывать от меня своё мнение на этот счёт. — Если вы проследуете за мной, — добавила она, и повернулась прочь, ведя меня вглубь дома.

Дом на самом деле не был настолько большим, и потребовались считанные секунды, чтобы достичь спальни. Дверь всё ещё была открыта, и Роуз позвала сразу же, как только услышала нас:

— Я так рада, что ты вернулся, Мордэкай! Пожалуйста, входи.

Я одарил горничную победной улыбкой, и сделал, как мне велели. Она вошла вместе со мной — я знал, что она просто не могла вынести мысли о том, что я буду в спальне наедине с Роуз. «Она, наверное, думает, что все мужчины — звери, которые только и ждут, как бы забраться леди в будуар». А потом я взглянул на Роуз, и дыхание застряло у меня в горле.

Она стояла перед большим окном, и лучи послеполуденного солнца лились вокруг неё. Другая женщина стояла на коленях позади неё, держа во рту булавки, и совершая какой-то сокровенный ритуал женской тайны над платьем, которое было надето на Роуз. От самого платья захватывало дух. Оно было сшито из жёлтого материала и вышито розовыми розами. Подол был слишком длинным, чтобы это могло быть бальным платьем, не говоря уже о шлейфе. «Шлейфе?». Мой мозг застыл, но глаза продолжали осмотр. Вырез был дерзким, но не скандальным, показывая изящную шею, и немного — её плечи. Поверх всего этого были тёмные локоны Роуз, вот только, в кои-то веки, её волосы не были тщательно уложены, и даже не причёсаны и распущены — вместо этого они были собраны в неуклюжую копну, и подвязаны или приколоты к её макушке.

Её взгляд встретился с моим.

— Ну? Что думаешь? — сказала она с почти девчачьей улыбкой на лице.

Я замер на месте. Это платье могло быть только одним — свадебным платьем. Зная её семью, его, наверное, носила её мать или прабабка, и сейчас его подгоняли ей по фигуре. Моё шокированное лицо её порадовало.

— Будем считать этот взгляд комплиментом, — наконец сказала она.

Мой рот работал, пока мой разум ещё пытался спасти то, что уже было одним из самых трагичных моментов, какие я только мог вообразить.

— Но он ведь даже ещё не сделал тебе предложение… — произнёс мой рот. Судя по всему, это было лучшим, на что я был способен.

Глаза Роуз метнулись к её горничной, а затем к женщине, которая колола её платье булавками:

— Госпожа Ке́нуик, сейчас — хорошее время сделать перерыв. А́нжела, не могла бы ты отвести Госпожу Кунуик в гостиную, чтобы перекусить? Я хотела бы остаться здесь наедине.

Анжела, женщина, которая привела меня сюда, кивнула, и повела портниху прочь.

— Я просто оставлю дверь открытой, миледи, — ответила она.

— Захлопни её, пожалуйста.

Анжела недовольно сжала губы, но сделала так, как было велено, и я оказался с Роуз наедине. Я снова бросил на неё взгляд, и начал было что-то говорить, но она оказалась быстрее, и заговорила первой:

— Отец сказал, что с нетерпением ждёт повторной встречи с Дорианом — это настолько близко к недвусмысленному одобрению, насколько можно ожидать. Я не думаю, что после этого придётся ждать долго.

— Всё же, это кажется немного внезапным, — сказал я, не сумев найти слов получше.

Роуз отошла от окна, и подошла ко мне, чтобы поприветствовать меня более тепло, положив руки мне на плечи:

— Расслабься, Мордэкай, я знаю, что может уйти ещё год, или даже больше. Я и так уже не один год ждала — просто хочу немного повеселиться. В конце концов, нет смысла оказываться неготовой.

— Не один год?

Она шагнула назад, и серьёзно посмотрела на меня:

— С тех пор, как его родители отправили его воспитываться под руководством моего отца.

Это было много лет назад, когда Дориан бы растущим мальчиком всего лишь тринадцати лет от роду, если я правильно помнил.

— Он сказал мне, что он тогда почти не говорил с тобой.

Роуз засмеялась:

— Он почти не говорил. Я же ходила за ним хвостиком, и часто его дразнила. Я никогда не встречала такого серьёзного молодого человека, и такого легко вгоняемого в краску, — говорила она, и воспоминание добавило искр в её глаза.

По её настроению я видел, что она готова была продолжить рассказ, но я её остановил:

— Роуз.

Она замерла, и её взгляд стал тщательно изучать моё лицо. Эйфория ослепила её обычную проницательность, но теперь её внимание было полностью сосредоточено на мне. За несколько секунд она прочла написанную у меня на лице печальную историю, и я увидел, как её собственное лицо потемнело. Это как смотреть на грозовые тучи, закрывающие прежде чистое небо.

— Что случилось?

Я довольно неплохо держал себя в руках в течение последних двух дней, но её простой вопрос заставил меня потерять самообладание. Мои глаза наполнились слезами, когда я отвёл взгляд:

— Я не знаю, как это сказать, Роуз.

Её голос стал твёрже:

— Насколько плохо?

— Они оба мертвы, Роуз… и Пенни, и Дориан, — каким-то образом выдавил я из себя слова, хотя при этом моё сердце будто свинцом налилось.

Я отвёл от неё свой взгляд, но мой магический взор ясно видел, как она осознала страшные новости. По её телу пробежала почти невидимая дрожь, а затем она полностью замерла, будто была высечена из камня. Долгий миг она вообще не двигалась, даже не дышала — единственным движением в ней было ускоренно бьющееся сердце. Когда она наконец пришла в движение, оно было плавным и изящным, будто она полностью сосредоточилась на своей походке.

Она села на маленькую кушетку в пятнадцати футах, повернувшись лицом к окну. Её лицо было скрыто от меня, но я ощутил, что её глаза были закрыты, когда она произнесла:

— Я хотела бы, чтобы ты рассказал мне, что произошло, пожалуйста, пока я ещё сохраняю самообладание.

Я не мог не восхититься её сдержанности, и пожалел, чтобы я сам не справился хотя бы вполовину так хорошо, когда только узнал. Медленно, осторожно, я начал рассказ, ничего не упуская. Если ей и не терпелось узнать важные подробности, то я этого определить не смог, поскольку она ни разу не прервала меня, и вообще не произнесла ни слова.

До тех пор, пока я не закончил, и мой рассказ не сел на мель неловкой тишины — только тогда она снова заговорила:

— Спасибо, Мордэкай. Хороший рассказ, — высказала Роуз. Она медленно встала, и кивнула в моём направлении: — Это всё ещё свежие новости для меня — если ты не против, я думаю, что хотела бы какое-то время побыть одна, — закончила она, спрятав руки в складках своего платье, но своим магическим взором я всё ещё мог видеть, что они дрожали.

Я шагнул к ней:

— Роуз…

— Нет, Мордэкай, пожалуйста, — перебила она. — Ты можешь нанести мне визит завтра. Мне нужно какое-то время, чтобы взять себя в руки, — произнесла она, и дрожь в её руках переросла в общее дрожание по всему её телу.

Её уверенность заставила меня приостановиться, и я подумал о том, чтобы уйти. Это казалось гораздо проще, чем встретить в лицо бурю, которая крылась за плотно закрытыми створками её глаз. Затем я вспомнил свою собственную ночь, когда я был один в своей комнате, после того, как чуть не убил человека для утоления собственной жажды мести, вместо того, чтобы посмотреть в лицо своему собственному горю. Я сделал ещё несколько шагов к ней. «Тебе не придётся сражаться с этим одной».

— Пожалуйста, уйди, Мордэкай. Ты не понимаешь, в нашей семье не так справляются с этими вещами, — сказала она приказным тоном, но её подвёл внезапный выворачивающий нутро всхлип, надломивший её голос посередине фразы. Её равновесие пошатнулось, и я поймал её прежде, чем она смогла упасть.

— Нет, Мордэкай! — закричала она мне в рубашку. — Мы не так это делаем! — плакала она, крича на меня. — Я — Хайтауэр, мы не оплакиваем в присутствии посторонних… — рыдала она, одновременно колотя мне по груди.

Я крепко держал её, пока её истерика не снизилась до более мягкого рыдания.

— Значит, твоей семье надо найти способ получше, — мягко сказал ей я. Она рыдала ещё какой-то неизвестный промежуток времени, и послеполуденные тени стали длиннее, и исчезли в сумерках, прежде чем она успокоилась. Наконец она затихла, а я просто держал её, поглаживая по волосам. Снаружи солнце опустилось за линию крыш, и город будто задержал дыхание в ожидании ночи.

— Мне лучше вернуться домой, — сказал я ей.

Она кивнула, и я заметил, как припухли её глаза. Глядя на её криво висящие волосы и красное лицо, я не мог не подумать, что впервые в жизни вижу её настолько растрёпанной. В другой день я мог бы засмеяться. Она сама проводила меня до двери, под неодобрительным присмотрим Анжелы. Я и представить себе не мог, что могла думать её горничная.

Когда я шагнул за порог, она схватила меня за руку:

— Не уходи слишком далеко. Я найду тебя завтра. Позаботься о том, чтобы я тебя нашла.

— Мне всё ещё нужно найти Марка. Он ещё не слышал новости.

Она отпустила мою руку:

— С этим я могу помочь.

Я выло улыбнулся:

— Значит, до завтра, — повернулся я, и пошёл обратно к своему собственному дому в городе. Дверь закрылась ненадолго у меня за спиной, прежде чем снова открыться.

— Мордэкай, — окликнула она.

Я оглянулся через плечо на растрёпанную Леди Роуз, выглядывавшую из двери:

— Да?

— Спасибо, — сказала она, и снова захлопнула дверь.

А я пошёл дальше, в сгущающиеся сумерки.

Глава 31

Следующее утро застало меня ещё в кровати, когда Роуз явилась ко мне на порог. Вообще-то, это утверждение не совсем верно. Более точно было бы сказать, что Роуз застала меня в кровати, когда утро явилось ко мне на порог. Утро было хотя бы достаточно вежливо, чтобы сперва постучать, потому что Роуз этого не сделала.

Я уставился затуманенным взором на облачённую в красное женщину, стоявшую у изножья моей кровати:

— Чёрт возьми, да перестань ты трясти кровать!

— Ладно, сейчас вернусь, — беззаботно ответила она.

Это пробудило меня ещё больше, когда проснулись мои подозрительные инстинкты:

— Ты куда?

Она вредно улыбнулась:

— За водой.

Я сел:

— Ладно, встаю. Выйди, чтобы я мог что-нибудь надеть, чёрт побери! — огрызнулся я. Она сразу же вышла, а я действительно встал, хотя я не собирался сразу же «просыпаться» так рано. Прошлым вечером я засиделся допоздна, пытаясь понять схему чар «стазисного поля». Я мог либо делать это, либо идти поджигать королевский дворец, но записка Пенни совершенно ясно сказала, что мне следует приберечь короля на потом. Я был не против — я знал, где жил его высочество, и он, вроде, пока не собирался переезжать.

Эти чары всё ещё фрустрировали меня, что было значительной частью причины, по которой я не лёг пораньше. Мне трудно было бросить задачу, однажды взявшись за неё. В этом случае я без проблем разобрался, как создавать рунную структуру — та была замысловатой, но узор был достаточно повторяющимся, чтобы я мог без труда его запомнить. Я просто не понимал, что он на самом деле «делал».

В конце концов я построил рабочую модель, используя стило и маленькую деревянную шкатулку. Поле должно было охватывать внутреннюю часть шкатулки, когда активировалось, это мне было ясно. Тем не менее, ничего вроде бы не происходило со всем, что я клал в шкатулку… ни до, ни после, ни во время её активации. Спать я лёг озадаченным и фрустрированным.

Леди Роуз я нашёл внизу, на кухне. Она принесла с собой корзинку, и выкладывала из неё вещи на столик для завтрака.

— Ты выглядишь ужасно домовитой, — пробормотал я.

Она бросила на меня острый взгляд:

— А ты выглядишь худым. Сколько раз ты ел с тех пор, как узнал?

— Не твоё собачье дело, — сказал я, уверенный в собственной правоте, сел, и начал есть булочки, которые она принесла. Я уже и забыл, когда я ел в последний раз.

— Они вкуснее, если намазать их джемом, — предложила она.

Я был не в настроении:

— Предпочитаю есть их просто так, — сказал я сквозь набитый булкой рот. Я сомневался, что хоть одно из моих слов прозвучало разборчиво. Затем я взял чай, и сразу же обжёг себе язык.

— Не спеши, еда никуда не убежит, — сказал Роуз, слегка улыбнувшись.

Я проглотил, снова отпил чаю, и на этот раз не обжёгся:

— Я не ожидал, что ты принесёшь завтрак.

— Пенни бы не понравилось, если бы ты умер с голоду, и… ну, можешь считать это благодарностью, — ответила она.

Я фыркнул:

— Благодарностью? За что?

— За вчера, — просто сказала она.

— Для того и нужна семья.

— Семья? — сказала она, подняв бровь.

Я поднял свою собственную бровь, просто чтобы показать ей, что не только она тут умеет бровями двигать:

— У меня никогда не было большой семьи, так что я добавлял в неё друзей ещё с тех пор, как был маленьким. Поздравляю, тебя приняли в семью. Ты кем хотела бы быть — моей сестрёнкой, кузиной, или тёткой?

— Тёткой? Думаю, сестра подойдёт лучше, — сказала она, сморщив носик.

— Значит, младшая сестра, — окончательным тоном сказал я.

— Однако я немного старше тебя, — напомнила она мне.

— Не волнуйся, я никому не скажу.

Мы немного посмеялись над этим. Было ясно, что в ближайшее время радость души нам не вернуть, но я был твёрдо намерен не впадать в отчаяние.

— Ты знаешь, что ещё делают семьи? — спросил я.

Она как раз наполнила рот чаем, поэтому лишь отрицательно покачала головой.

Я прищурился:

— Семьи сводят счёты.

Она снова подняла эту свою одинокую бровь:

— А почему я, по-твоему, одела сегодня красное?

* * *

Полчаса спустя мы шагали по городу, направляясь, если верить Роуз, к храму Дорона Железного Бога.

— Ты можешь мне конкретно объяснить, почему он решил, что ему следует пожить у Железных Братьев? — снова спросил я её.

— Он думал, что их будет проще одурачить, — ответила она.

Это не особо объяснило мне всю комбинацию:

— Но ты сказала, что он планировал осмотреть архивы Карэнта Справедливого. Почему тогда он здесь? — спросил я. Под «здесь» я подразумевал большое, мрачное здание, высившееся по правую сторону улицы. В то время, как большая часть Албамарла была выстроена из местного розового гранита, он показался Железным Братьям недостаточно хорош — они сочли необходимым импортировать кучу тусклого, серого гранита, чтобы облицевать им стены. Наверное, им дорого обошёлся этот депрессивный внешний вид, которого они желали. Я также готов был поспорить, что под внешним слоем большая часть здания была выстроена из розового гранита.

— Он принял на себя личину приезжего священника Дорона, которого интересует посещение карэнтских архивов, — объяснила она.

— Он подумал, что притвориться священником Карэнта будет труднее? Разве пребывание здесь, среди доронитов, не увеличивает вероятность того, что его раскроют? — снова спросил я. У меня было гораздо больше вопросов, но я сдерживался.

Роуз вздохнула:

— Поговоришь с ним об этом сам, когда увидишь его.

Я хмыкнул, и ответил:

— Дай мне сначала посмотреть, смогу ли я его найти, — сказал я. Закрыв глаза, я сосредоточился на своём ином «взоре», и растянул свой разум на гораздо большее расстояние, чтобы обыскать лежавший перед нами храм. Он был больше, чем выглядел — на самом деле здание было построено поверх обширного подземного комплекса. Он даже частично простирался у нас под ногами. Там были кельи и кладовые, и разнообразные жилые помещения. Там также было немало людей. По примерному счёту я бы сказал, что в здании в тот момент было по меньшей мере три сотни человек, при том, что служб никаких не велось.

— Тут гораздо больше дороного духовенства, чем я ожидал, — наконец сказал я.

— Дороного?

— Я знаю, что они предпочитают «Железное Братство» или «дорониты», но мне нравится «дороные». Это звучит гораздо более похоже на «дурные».

Роуз осклабилась:

— Ты нашёл его?

— Пока нет — это сложнее, когда много народу. Мне нужно рассматривать каждого из них, — отозвался я, снова закрыв глаза. Несколько минут спустя я нашёл его, хотя его ситуация сбила меня с толку. Он был в одной из келий для приезжего духовенства, но он был не один. Поначалу я его пропустил, поскольку предполагал, что в жилом помещении он будет сам по себе. «Тут-то я и ошибся».

— Я нашёл его.

— Что он делает? — спросила Роуз.

Я разрывался между желанием оставить личные дела моего друга, ну… личными, и желанием похихикать. Типичный Марк — нашёл жрицу, у которой «чешется». Я посмотрел на Роуз, и почесал затылок:

— Он ведёт обсуждение с кем-то из духовенства.

Она внимательно наблюдала за моим лицом:

— Он тут лишь несколько дней, и уже делит ложе с женщинами?

Я смутился за него:

— Для него это — долгий срок, и как ты узнала, что он делает именно это?

Она подняла палец:

— Во-первых, я видела, что ему нравятся женщины. Во-вторых, твой взгляд метнулся вправо, когда ты заговорил.

Меня охватило любопытство:

— Из чего именно ты заключила, что ему нравятся женщины? — осведомился я. Насколько я знал, у него не было ни одной известной Роуз подружки.

— Надо следить за глазами, — ответила она. — И ещё за позой — это всё, что мне нужно знать.

— Поза?

— Люди подаются в твою сторону, если ты их интересуешь.

Я взял эту информацию на заметку, не рассматривая её слишком пристально. Я не хотел знать, что Роуз могла прочитать в моих глазах за последние несколько лет.

— Ну, ты правильно угадала, — сказал я ей, а затем добавил, — насчёт того, чем Марк тут занимается.

— Так что, подождём, когда он выйдет?

— Я бы не стал. Пойдём внутрь, и отыщем его, — ответил я.

Леди Роуз покачала головой:

— Если бы ты не был волшебником, то я бы сочла тебя безумцем. Как ты собираешься это сделать, не раскрыв его?

— Ты мне доверяешь?

Она посмотрела мне в глаза:

— Больше, чем кому-либо из ещё живущих, — произнесла она, а затем отвела взгляд. Даже с её самоконтролем было просто слишком больно говорить некоторые вещи, и никто из нас сейчас не мог себе позволить расплакаться на улице.

— Тут под улицей есть пустая кладовая, — сказал я, указывая на переулок, шедший вдоль стены храма. — Мы можем войти здесь никем не замеченные, и оттуда недалеко идти до келий, где спят священники.

Минуту спустя мы стояли рядом со зданием, в указанном мной переулке.

— Я не вижу входа, — прокомментировала Роуз.

— Его и нет. Она прямо под нами, — проинформировал я её.

Её глаза расширились, когда она посмотрела на меня:

— Насколько глубоко под нами?

— Где-то пятьдесят футов; хочешь пойти со мной, или тут подождёшь?

— Я с тобой. Что мне делать? — спросила она.

Я удивился её лёгкому согласию:

— Разве тебе не следует предупредить меня, чтобы я не делал никаких глупостей?

Её лицо смягчилось:

— Я — не Пенни, дорогой. Я ожидаю, что ты сам будешь принимать решения насчёт магии, но если ты испортишь это платье, то расплачиваться будешь своей кровью.

От её ремарки мне захотелось рассмеяться и заплакать одновременно, поэтому я её проигнорировал, и продолжил:

— Чтобы это сработало, мне нужно, чтобы ты подошла ко мне поближе.

— Насколько ближе? — сказала она.

— Я не уверен — чтобы как минимум был физический контакт, — сказал я ей.

Она шагнула ко мне, и обняла меня руками за талию:

— Этого хватит?

Я думал, что достаточно будет взяться за руки, но теперь решил не говорить ей этого. Я сам обнял её, и попытался сосредоточиться. Это заняло больше времени, чем я ожидал. Роуз пахла очень приятно.

Выкинув эти мысли из головы, я внимательно прислушался к камню под нами. Это была сложная смесь булыжников, положенных поверх гравия и песка. Под этим был слой глины, а потом ещё камень, на этот раз — естественный. Я боролся, чтобы включить всё это в своё «я», в то же время поддерживая Роуз в качестве отдельной физической сущности. Я не хотел думать о том, что могло случиться, если я по неосторожности сотру разделявшие нас границы.

Вскоре я начал погружаться в себя — или, точнее, в то, что раньше я назвал бы землёй. Однако Роуз не двигалась, и мне пришлось приложить сознательное усилие, чтобы позволить ей продвинуться сквозь меня. Если это звучит запутанно, так это потому, что так и было. Представить это было уже достаточно сложно, а язык на самом деле не предназначен для описания смеси перспектив между живым и неживым.

Наконец мы оба показались из потолка расположенной глубоко внизу кладовой. Потолок там был низким, поэтому мы достигли пола, почти не падая. Я задержался, чтобы отсоединиться от камня и земли над нами, и вернуть своё сознание в норму. Снова вернув себе правильную перспективу, я осознал, что всё ещё держу Роуз.

Прижимать её к себе так близко было приятно, и на секунду мне не захотелось её отпускать. Я мгновенно возненавидел себя за эту мысль. Я убрал руки:

— Теперь можно отпускать.

— Я не была уверена, — сказала она. — Это было самое странное переживание в моей жизни. Ощущение было такое, будто камень и сама земля текли вокруг нас, — с трепетом уставилась она на потолок. — Я не могу представить, каков, наверное, для тебя мир.

— Что ты имеешь ввиду?

— У тебя есть сила, способная менять мир вокруг тебя, по твоей прихоти. Если бы у меня была такая сила, то я не уверена, что использовала бы её мудро.

«Я в себе тоже не уверен», — подумал я про себя.

— У меня никогда не было выбора на этот счёт. Я просто стараюсь по возможности использовать её для всеобщего блага, — выдал я слишком самоуверенный ответ, но я не знал, как сказать это по-другому.

— У тебя получится, Мордэкай. Ты — хороший человек, — сказала она, похлопав меня по щеке.

— Не настолько хороший, насколько был Дориан, — сказал я, думая о своём потерянном друге.

— Верно, — согласилась она с ноткой грусти голосе. — Он был самым верным, самым честным и благородным человеком, какого я когда-либо знала. Не просто на словах и в делах, но до мозга костей. Ты не такой «хороший», каким был он.

Её объяснение было слегка чрезмерным, но точным до мелочей.

— Тем не менее, я считаю, что ты лучше всего подходишь, чтобы нести на себе груз этой силы, — добавила она. — Решения и ответственность, которые тебе навяжет твоя сила, погубили бы такого чистого человека, каким он был. Твоя сила и цели потребуют сострадания, гибкости, и хитрости.

Я вообще-то не хотел вступать в лишние философские споры, стоя в заплесневелой кладовой, хотя её слова затронули что-то в моей душе.

— Идём искать Марка, пока мы весь день не проболтали.

— А что, если нас увидят? Мы тут вообще-то выглядим не совсем к месту, — указала Роуз, обозначив жестом своё красное платье. Оно было практично скроено, но цвет и носившая его женщина привлекли бы внимание, где бы они ни были.

— В коридорах никого нет. Те, что ходят, делают это выше, над нами. Я думаю, что могу провести нас отсюда в его комнату, не встретив никого, — объяснил я. Было оченьполезно иметь возможность осматривать расположение комнат издалека, и ещё полезнее — знать, где были все их обитатели.

Я открыл дверь, и вывел её в коридор. После короткого перехода и нескольких поворотов я привёл её в проход, в который выходили кельи, где в данный момент был «занят» Марк. Мы достигли его двери никем не увиденными. Звуки, приглушённо доносившиеся сквозь дверь, ясно дали понять, что мы нашли верную комнату.

— А теперь что? — сказала Роуз.

— Шибал, — строго сказал я в направлении двери. Звуки внутри изменились, когда один из партнёров внезапно перестал подавать голос. Марк, конечно, носил ожерелье, которое я ему дал. На двери не было замка, но она была заперта изнутри на засов — ещё одно сказанное мною слово его убрало. Мы с Роуз быстро шагнули внутрь, и закрыли дверь у себя за спиной.

— Сукин сын! — грубо воскликнул Марк. — Ублюдок, ты напугал меня до полусмерти.

— Я вижу, — самодовольно сказал я, бросив взгляд на женщину, потерявшую сознание рядом с ним.

— Мальчики… ведите себя хорошо, — напомнила нам Роуз. Она наклонилась, чтобы натянуть одеяло на обнажённое тело женщины. Я был странно разочарован этим, но никому другому об этом знать не следовало. Роуз посмотрела на Марка: — А ты… прикрой это штуку, никто не хочет её видеть.

Я показал ему язык, стоя за спиной у Роуз, а он ответил с оскорблённой гордостью:

— Чтобы ты знала, многие леди выражали весьма противоположное мнение, — сказал он, натягивая на себя другой край одеяла, чтобы прикрыться. — Полагаю, что у вас есть хорошая причина для того, чтобы врываться в комнату молодого священника, даже не постучавшись.

Как обычно, я улыбнулся в ответ на его реплику, пока не вспомнил новости, которые я должен был ему сообщить.

— Есть. Я не могу быть в городе слишком долго, и я не знал, сколько ещё пройдёт времени до твоего возвращения в дом.

— Значит, у тебя должны быть важные вести. Тут безопасно говорить? Как долго она будет спать? — спросил он, нежно похлопав лежавшую рядом женщину по заду.

— Ещё час или больше, но мои новости подождут. На их обсуждение уйдёт больше времени, — ответил я.

Марк быстро ответил:

— Если хочешь, я могу встретиться с тобой в доме, скажем, в полдень?

По моей лучшей прикидке, было уже за девять.

— Ты можешь уйти, не нарушив свою маскировку?

— Определённо — я всё время так делаю. Эта келья — лишь знак вежливости для приезжего брата, — сказал он, указав жестом на комнату, будто та была богатыми покоями.

— А почему именно тебе было нужно остановиться здесь? — с подозрением сказал я.

Он осклабился:

— Это помогает поддерживать маскировку. Я узнал бессчётное число вещей, разделяя трапезы и жильё с Железными Братьями.

— И?

Он ухмыльнулся:

— И твой дом весьма недружественно относится к незнакомцам, за которых ты не поручился лично, например — к вот этой милой Мари́ссе.

Роуз подала голос:

— А можно оставить болтовню на потом, джентльмены? — задала она вопрос. У меня сложилось впечатление, что ей было не по себе от обстановки.

— Значит, в полдень, — сказал я, глядя на Марка. Он согласно кивнул, и потянул Мариссу ближе к себе, будто чтобы прижаться к ней, когда мы направились к двери.

Роуз в шоке остановилась:

— Как тебе не стыдно? Девушка же всё ещё без сознания!

Марк не смутился:

— Это отвратительно. Тебе надо промыть голову за то, что в ней такие грязные мысли — я собирался сперва её разбудить, — выдал он, а затем склонил голову, будто думая: — Хотя в твоей идее что-то есть, какой бы извращённой она ни была.

Я вытащил Роуз за дверь, пока она его не убила, пытаясь при этом не смеяться.

— Он просто невероятен! — сказал она, пока мы быстро шли по коридору.

— Ш-ш-ш, — сказал я ей. — Давай подождём с разговорами, пока не придём куда-то ещё.

К её чести следует заметить, что она попридержала язык, пока мы не вернулись в старую кладовую.

— Твой друг — скот, — просто сказала она.

— Как ты недавно мне говорила, я и сам не совсем святой, — ответил я.

Она посмотрела на меня, взволнованно хмурясь:

— Ты думаешь, он правда её разбудил?

Это всё же заставило меня рассмеяться. «Она правда волнуется, что он может изнасиловать бедную девушку во сне», — подумал я про себя.

— Ты хочешь, чтобы я проверил? — ответил я. — Действительно? — поглядел я на неё с удивлением. До этого момента я намеренно не позволял своему разуму смотреть в комнату Марка.

Роуз разрывалась:

— Нет, — сказала она, затем немного пожевала свою губу, прежде чем снова заговорить. — Да, но без подглядывания.

— Ладно, дай мне сосредоточиться на минутку, — сказал я с большей драмой, чем было необходимо. Шагнув назад, я закрыл глаза, хотя на таком близком расстоянии в этом на самом деле не было необходимости. Несколько секунд спустя я создал у себя на лице заинтересованное выражение.

— О, а вот это оригинально, — сказал я вслух.

— Перестань смотреть! — упрекнула меня Роуз. — Он разбудил её или нет?

— Я не думаю, что она пока полностью проснулась, но она проснётся довольно скоро, в этом я уверен, — авторитетно сказал я. — А теперь пошли обратно…

Роуз с подозрением зыркнула на меня:

— Как он её будит?

Я посмотрел вверх, не желая встречаться с ней взглядом:

— Ну, он её целует… в каком-то смысле.

Роуз заалела, пока оттенок её кожи не стал соответствовать её имени:

— Хватит, идём.

Я смеялся так сильно, что прошло несколько минут, прежде чем я смог сосредоточиться. Где-то на полпути Роуз ко мне присоединилась.

Глава 32

Марк прибыл за полчаса до полудня, как раз перед тем, как мы закончили готовиться к полднику. По пути назад мы купили еды, и Роуз протестировала свои кулинарные навыки, разогревая её, пока мы ждали.

К сожалению, её навыки не распространялись дальше накрывания на стол. Хотя у нас не было ничего сложнее свежих сосисок и хлеба, она умудрилась сжечь сосиски, пока подогревала их на сковороде. К счастью, подогревать хлеб она не пыталась.

Из-за этого она стала такой расстроенной и огорчённой, какой я её никогда прежде не видел, поскольку обычно она была воплощением грации и сдержанности. Мне никогда не приходило в голову, что её закрытое воспитание могло оставить её с недостатком навыков, которые большинство людей с моим социальным происхождением воспринимали как должное.

Хотя готовка в целом считалась женским делом, большинство мужчин в Уошбруке знали основы, и некоторые из них шли гораздо дальше этого. Джо МакДэниел был великолепным поваром, что я знал по собственному опыту. Мой отец также неплохо орудовал сковородкой. Я постарался не упоминать ничего из этого Роуз, помогая ей убрать созданный ею беспорядок.

Марк зашёл в кухню, когда я помогал срезать обгорелые части с сосисок, чтобы мы могли заново их подогреть. Хотя в некоторых местах они подгорели, в основном они оставались частично сырыми. В результате Марк понятия не имел, что еду сожгла Роуз. Очевидно, он никогда был не стал ожидать, что Роуз попыталась бы готовить.

— Что это за запах? — сделал он наблюдение, оказавшись на кухне.

Я покосился на Роуз, прежде чем ответить:

— Я отвлёкся, и слишком долго оставил сосиски на огне. Они подгорели прежде, чем я спохватился.

Он осклабился:

— А ты ведь всегда хвалился, что так хорошо готовишь. Тебе следовало Пенни с собой взять. Вот эта девушка знает, что делает, когда стоит за плитой.

Роуз протолкнулась мимо него, явно взволнованная:

— Я буду снаружи. Мне нужно подышать свежим воздухом. Вернусь через несколько минут.

— Что с ней не так? — спросил Марк, когда она ушла.

— Помимо того факта, что сосиски сожгла она — ничего, идиот, — сказал я ему.

Он дёрнулся:

— Ай, придётся попросить у неё прощения, когда вернётся.

— Не будь дураком, я же уже сказал, что это я их спалил, — ответил я.

Он тщательно оглядел меня:

— Вы оба кажетесь сегодня очень взведёнными. Что у тебя за новости?

Я перевернул сосиски на сковородке, чтобы избежать допущенной Роуз ошибки. Я был рад чем-то заняться, чтобы скрыть свою реакцию на его вопрос.

— Давай я сообщу тебе свои новости после твоих. Мне любопытно, что ты выяснил, — сказал я через плечо.

Он приостановился в ответ на это, и я почти слышал, как он думает. Он знал меня достаточно долго, чтобы понимать, что я тянул время. Наконец он решил проигнорировать это, и подыграть мне:

— За последнюю неделю я узнал самые разные интересные вещи, — начал он.

— Ты уверен? Мне показалось, что ты был больше сосредоточен на изучении подробностей определённых дороных жриц, — сделал я наблюдение.

Он приложил палец к губам, будто размышляя:

— «Дороные», это мне нравится. Это определённо звучит. Однако ты всё ещё ошибаешься, Марисса не входит в духовенство доронитов.

— А мне показалось, что гласила она вполне подходящим образом, — сказал я. Я был весьма горд этим высказыванием.

Марк засмеялся:

— Вообще, тут я с тобой согласен. Она мне определённо нравится всё больше и больше. Однако ключевым моментом является тот факт, что Железный Бог не принимает женщин в ряды своего благородного духовенства. Также есть незначительный факт того, что она является последовательницей Сэлиора.

Я обернулся, уставившись на него:

— Подожди, давай посмотрим, правильно ли я понял. Ты притворяешься одним из Железных Братьев, чтобы получить доступ к карэнтским архивам, и одновременно спишь с жрицей Сэлиора. Я всё правильно перечислил, или мне ещё в нескольких моментах нужно быть сбитым с толку?

— Конкретнее, я — приезжий священник из Вё́рнингхама, — поправил он меня.

— Прошу прощения, приезжий священник… какое имя ты им назвал, кстати говоря?

— Марк.

— И ты не думаешь, что кто-то свяжет твоё лицо с этим именем? Ты произвёл фурор в прошлом году, будучи новым направляющим для Миллисэнт, — напомнил я ему.

— Вот поэтому-то я и выбрал храм Дорона, а не Миллисэнт. К тому же, я предпочитаю использовать своё собственное имя — так проще врать.

— Это как?

Он сделал серьёзное лицо, будто собираясь начать лекцию:

— Во-первых, это значит, что мне не нужно волноваться о том, что я могу не откликнуться, когда кто-то позовёт меня издалека моим вымышленным именем, а во-вторых, это имеет преимущество того, что удовлетворяет моё третье правило лжи.

У нас уже прежде было несколько подобных разговоров, но мне трудно было вспомнить, какое из правил было третьим. Через минуту он сжалился надо мной, и объяснил, не дожидаясь моего вопроса:

— Третье правило: если ложь не может следовать первому или второму правилу, то она должна быть настолько нелепой или невероятной, чтобы никто в ней не сомневался. Использовать моё собственное имя — это настолько глупо, что каждый, кто услышит об этом, сразу отбросит такую возможность, поскольку я никогда бы не стал использовать своё собственное имя, выдавая себя за священника, особенно учитывая моё довольно знаменитое прошлое, — самодовольно скрестил руки на груди, когда закончил.

— Напомни мне, в чём заключались первые два правила, — спокойно сказал я. Я не собирался удовлетворять его своим смехом.

— Первое правило: не лги, а если и лжёшь, то лги недомолвками. Второе правило гласит, что если уж надо лгать, то всегда мешай ложь с как можно большим количеством правды, — сразу же отбарабанил он.

— Меня беспокоит тот факт, что ты помнишь эти правила наизусть.

— Ты сам пожинаешь их плоды, даже сейчас. Поскольку я лишился наследства, тебе стоит подумать о том, чтобы нанять меня к себе главным шпионом. Я думаю, у меня к этому талант, — скромно сказал он.

— Не буду с этим спорить, — сказала Роуз от дверей у него за спиной. Она выглядела гораздо более похожей на себя теперь, когда вернулась.

Марк поклонился в её направлении:

— Благодарю, миледи.

— Вернёмся к тому, что ты обнаружил, — подтолкнул его я.

— О, да, это! Ну, после того, как я показал свои документы из филиала церкви в Вёрнингхаме, братья оказались достаточно добры, чтобы поселить меня в здешнем храме, в Албамарле, а оттуда…

— Документы? — перебил я.

— Рекомендательное письмо от Аббата Са́ймона в Вёрнингхаме, — пояснил он.

— А его ты откуда взял?

Он громко вздохнул:

— Я подделал его, Морт. Ты что, будешь перебивать меня каждый раз, когда я начну что-то говорить? Это действительно растянет рассказ.

— Прости, — попросил я прощения. Я также взял на заметку тот факт, что у Марка всё ещё были таланты, которые я до сих пор не раскрыл, после всех наших лет дружбы.

Он зыркнул на меня с секунду, затем раскрыл рот, будто собираясь заговорить. Когда я ничего не сказал, он наконец продолжил:

— И оттуда я пошёл в храм Карэнта, и представился странствующим учёным мужем, и получил разрешение на поиск в архивах.

Я дивился его наглым достижениям, но за годы я привык ожидать от Марка сюрпризы. Прежде, чем я смог задать ещё один вопрос, он продолжил:

— Так что я начал поиск, и быстро обнаружил, что это проклятое место — лабиринт из книг и заплесневелых свитков. У меня бы ушла большая часть жизни на поиски, и я всё равно мог бы упустить информацию, которую мы ищем, поэтому я решил попросить совета у эксперта.

Роуз проглотила кусок подгорелой сосиски, который она вяло покусывала, и вставила слово:

— Ты хочешь сказать, что начал спать с кем попало.

Марк одарил её негодующим взглядом:

— Марисса — не «кто попало». Она — многообещающий «свет» в церкви Сэлиора, не говоря уже о том, что она — опытный учёный-историк.

Роуз закатила глаза, но ничего не сказала.

— В общем, я познакомился с Мариссой в библиотеке, и оказалось, что немногие мужчины разделяют её интерес к древнецерковной истории. Она была очень рада поделиться со мной своей мудростью, и помочь ответить на мои вопросы, когда они поднимались, — серьёзно сказал он.

— Если ты был в карэнтских архивах, то что там делала жрица Сэлиора? — спросил я.

Он показал на меня пальцем:

— Вот! Теперь ты показываешь своё невежество. Архивы — ресурс, который делят между собой все четыре храма. Карэнтианцы просто являются теми, кто им заведует.

— Так что ты выяснил? — нетерпеливо спросил я.

Марк нахмурился. Очевидно, я портил стоивший ему таких трудов рассказ.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я говорил покороче, Марисса помогла мне провести исследование раннего периода города, до и сразу же после событий Раскола. К сожалению, о битве Мойры с Балинтором осталось очень мало полезных записей, помимо обычного — она призвала колоссального гиганта из земли и камня, сражавшегося с Балинтором, и в конце концов победившего его. Хотя она победила, больше о ней не упоминается, так что я полагаю, что она погибла во время битвы, или вскоре после неё.

Я кивнул:

— По сути, так и есть.

Он странно посмотрел на меня. Мне так и не случилось никому рассказать о своих собственных разговорах с Мойрой Сэнтир, я даже Марку не рассказал. А так, я не хотел портить его усилия — ему и так было достаточно сложно найти себе цель в жизни после его депрессии.

— Ты знаешь что-то об этом? — спросил он меня.

— Немного, но то, что ты нашёл, соответствует тому, что я читал, — сказал я ему. «А вот и идеальный пример тонкого использования правила лжи номер два», — подумал я про себя.

Вскоре он продолжил:

— Что я всё же обнаружил, из важного, это то, что во время хаоса войны Балинтора против человечества семья Иллэниэл переместила сюда что-то очень важное. Что-то, что они не хотели отдавать в руки незнакомцев или злонамеренных богов.

Я подался вперёд. Теперь я весь обратился в слух:

— Продолжай…

Марк улыбнулся:

— Судя по всему, все ранние церкви тщательно наблюдали за оставшимися волшебниками, особенно после окончания войны. Есть несколько посланий, подробно описывающих их деятельность — особенно те, которые касались семьи Иллэниэл. Судя по тому, что я смог собрать, они подозревали, что в Албамарл было перевезено нечто под названием «Рок Иллэниэла».

— Если это так, то наиболее вероятное место для него в наши дни… будет тут, в этом доме, — заметил я.

— Предполагая, что у них нет где-то тайного склада, — указала Роуз.

— Действительно, — согласился я, хотя лично я сомневался, что они позволили бы чему-то настолько важному храниться вдали от этого дома. Обычно, наилучшей защитой, которую может предоставить волшебник, являлось его собственное присутствие. — Что ещё ты выяснил?

— Раннее духовенство полагало, что Балинтор охотился в основном за Роком Иллэниэла, и что его попытка стереть человечество с лица земли была лишь вторичной целью мести.

Это было для меня в новинку. Мойра едва знала о его существовании, не говоря уже о том, чтобы полагать, будто оно было основным мотивом тёмного бога. Мне придётся подробнее расспросить её позже, поскольку, судя по всему, священники древности знали о делах Иллэниэлов больше, чем их собраться-волшебники.

— Это надо будет позже тщательно обдумать; что ещё? — спросил я.

— Ну, я не уверен, важно ли это, но интересно — определённо. Похоже, что Железные Братья поддерживают тайный лагерь в лесистой местности к северо-западу, — ответил он.

Роуз подала голос:

— Насколько тайный?

— Настолько тайный, что они скрывают его существование даже от остальных церквей, — с плутоватой улыбкой ответил он.

— Как ты о нём узнал? — сказал я.

— Совершенно случайно, — ответил он. — Если бы я не решил остановиться у доронитов, то ничего бы не узнал. А так мне просто повезло услышать, как кто-то однажды жаловался в столовой, и это вызвало мой интерес — а потом просто надо было внимательно слушать.

— Есть какие-то мысли насчёт того, для чего они используют этот лагерь?

— Без понятия, — признался он. — Они каждые несколько недель посылают туда небольшую партию припасов и всякой всячины, и, судя по всему, те, кого отправляют туда на дежурство, находят своё задание чрезвычайно скучным.

Я сделал глубокий вдох:

— Ну, если это — все твои новости, то я полагаю, что мне следует поведать тебе о последних событиях в Ланкастере.

— Хорошо — я уже устал гадать, что заставило вас с Роуз так напрячься, — снисходительно сказал он.

Я бросил взгляд на Роуз, ища поддержки, но выражение её лица сказало, что рассказывать эту историю придётся мне. Я сделал ещё один вдох, и выдал без обиняков:

— Всё обернулось к худшему после того, как я оставил Пенни и Дориана в Ланкастере на прошлой неделе. На них напали в выданных им гостевых покоях. Мириам ранили, и их с Пенни похитили, — говорил я, и по мере моего рассказа глаза Марка округлялись, но перебивать меня он не пытался.

— Дориан бросился следом, и спас Мириам. Я думаю, он также почти спас Пенни, но в лесу их окружила большая группа шиггрэс, и задавила их. Он, Пенни, и почти все похитители — мертвы, или хуже, — закончил я.

Верный своему воспитанию, мой друг сохранил спокойствие, когда я закончил. Когда он наконец заговорил, он задавал вопросы, на которые я отвечал как мог. В течение получаса я поведал о случившемся после того, как я узнал об этих событиях, опустив то, как я чуть не уничтожил весь мир, сфокусировавшись на своей ярости, и то, как я чуть не убил единственного выжившего свидетеля. Я рассказал ему о Уолтэре, и о своих мыслях насчёт его возможной полезности в будущем.

Когда у него кончились вопросы, а у меня кончились дополнения, мы оба долго сидели молча. Роуз наблюдала за нами, сидя неподалёку. Всё это время она молчала. Могу предположить, что она пока не доверяла себе говорить на эту тему.

Через некоторое время Марк откинулся на спинку своего стула, и посмотрел на меня:

— Ты знаешь, что это значит?

У меня было некоторое представление о том, что он скажет дальше, но я просто кинул.

— Есть некий король, которого нужно убить, — выдал он.

Роуз подалась вперёд:

— Да! — воскликнула она. Это был первый раз, когда она показала хоть какой-то энтузиазм в этом разговоре.

Я встал, и моя нервная энергия заставила меня расхаживать из стороны в сторону.

— Я с тобой согласен, хотя он — не единственный, и первым ему тоже не следует быть.

— Шиггрэс? — вопросительно сказал он.

Я кивнул:

— Они уже были в списке, но теперь они станут первыми. Я хочу сохранить Эдварда на потом.

— Почему?

— Потому, что кто-то с ними общается, — перебила Роуз. — Им не следовало знать, что оперативники Короля будут бежать с пленниками именно в тот день, и именно в том месте. Это значит, что у них либо есть шпионы в высоких кругах, либо кто-то установил с ними какого-то рода альянс, и скармливает им информацию — кто-то близкий к Королю.

— Точно, — подтвердил я. — То, что было простой войной человечества против тёмных тварей, теперь усложнилось. Весьма вероятно, что кто-то с нашей стороны переметнулся на сторону сил зла. Нам нужно узнать, что это, прежде чем мы лишим Короля власти.

Я видел, что ум Марка уже нагнал нас, и он начал работать на упреждение, пытаясь придумать наилучший курс действий.

— Нам нужен кто-то во дворце, — наконец сказал он.

— Что ты там говорил насчёт того, чтобы стать «главным шпионом»? — напомнил ему я.

Он покачал головой:

— В данном случае я плохо подойду, я слишком хорошо известен среди дворянства — даже лучше, чем среди духовенства.

Роуз согласилась с ним:

— Без обид, но даже учитывая возвышенное социальное положение Маркуса, его воспитали провинциальным дворянином. Здесь же требуется кто-то с подробным знанием города и живущих здесь людей, особенно — тех, что во дворце.

Они переглянулись. Как обычно, когда доходило до интриг, они друг с другом соглашались.

— Ты полагаешь, что сможешь найти нужную нам информацию? — сказал я, глядя на Роуз.

Она улыбнулась мне так, что напомнила мне о своей обычной уверенности:

— Конечно смогу. Маркусу нужно закончить с вынюхиванием тайн священников. Подозреваю, что он может быть близок к чему-то, что может оказаться важным.

— А разве ты не слишком хорошо известна, чтобы тайком пробраться во дворец? — сказал я, использовав один из аргументов, которым Марк исключил свою кандидатуру.

Она снова подняла бровь:

— Почему же, Мордэкай — кто говорил что-то про «пробираться тайком»? Неужели ты обо мне такого плохого мнения? Я выясню нужное нам через различные связи. Думаю, что не погрешу против истины, сказав, что я знаю вообще всех важных людей в этом городе, а если нет… то я знаю того, кто знает.

По моей спине пробежала холодная дрожь. Роуз могла быть весьма устрашающей, когда прилагала к этому немного усилий. Затем я осознал, что лишь я один остался без дела.

— А что я буду всё это время делать, чтобы себя занять? — праздно задумался я.

Марк одарил меня озорной улыбкой:

— Тебе следует поговорить с моим отцом. Прошло уже несколько дней — подозреваю, что у него уже появились новости.

— С чего ты взял? — осведомился я.

— Мой отец любит охотиться. Пожалуй, он в лесу почти такой же знающий, как его главный егерь, Уильям, и Уильям — не единственный из работающих на него охотников. Если он не сумел хотя бы кого-то из них выследить, то я съем свою шляпу, — с некоторой гордостью проинформировал он меня.

— У тебя нет шляпы, — указал я.

Он устало застонал:

— Это такая фигура речи. В общем, ты так привык думать как волшебник, что забываешь — без магии люди не беспомощны. Пока ты здесь, он без дела не сидит, но когда он их найдёт, ему может понадобиться твоя помощь.

Глава 33

Следующим утром я вернулся в Ланкастер. Мы говорили допоздна, но в конце концов не пришли к решению лучше того, с которого начали.

Выйдя из телепортационного круга, я заметил двух охранников внутри здания с кругами. Они уже заметили моё появление, и открывали рты, чтобы заговорить. Однако я оказался для них слишком быстрым:

— Ты! — резко сказал я. — Где сейчас Герцог?

Человек выглядел весьма встревоженным, вероятно — из-за моей агрессивной манеры:

— Он должен быть в донжоне, ваше Благородие — завтракать, учитывая время, — отозвался он. Я прибыл довольно рано.

— Великолепно, — ответил я, и повернул в ту сторону.

Охранник крикнул мне вслед:

— Он сказал передать вам, что хотел бы поговорить с вами сразу же после вашего появления.

Я засмеялся, и продолжил идти. Войдя в донжон, я направился прямиком в главный зал. Несколько человек показывали пальцем и заговорили, увидев, как я прохожу мимо, что создало у меня такое впечатление, будто я в последнее время был темой для разговоров, но я не стал утруждать себя попыткой подслушать. Когда я вошёл в главный зал, эффект был диаметрально противоположным. Все разговоры стихли, пока я пробирался к высокому столу, и на помещение опустилась тишина.

Джеймс встал, когда я подошёл ближе, и поприветствовал меня объятьями. Когда его голова приблизилась к моей, он тихо произнёс:

— Где ты, чёрт возьми, пропадал последние два дня?

— Нужно было допросить волшебника, уведомить людей, и собрать информацию. Я так понимаю, в моё отсутствие произошло что-то волнующее? — отозвался я, не утруждаясь говорить тихо. В конце концов, толпе нужна была тема для разговоров.

Герцог снова сел:

— Ты думаешь, что банда вооружённых людей может пробраться в мой замок, напасть на моих гостей, убить их, а потом сбежать без последствий?

— Они уже мертвы, — ответил я. — Кроме волшебника, — добавил я.

Джеймс подался ко мне:

— И что ты узнал от своего нового гостя?

— Что ситуация сложнее, чем изначально казалось, и что наши враги могущественнее, чем мы думали, — остроумно сказал я. Я, наверное, слишком много времени проводил в обществе Леди Роуз.

Глаза герцога сузились:

— Так было и раньше, но как насчёт подробностей?

Я отрицательно покачал головой:

— Не здесь, ваша Светлость — в этом вопросе нужно столько же такта, сколько в обращении с королевской семьёй.

Глаза Джеймса расширились на миг, но больше он никак не показал, что понял смысл моих слов. Вместо этого он быстро перешёл на собственные новости, и поведал их мне со своим обычным энтузиазмом:

— Новости о том, что сотни шиггрэс могут безнаказанно бродить по моим землям, не пришлась по душе ни мне, ни Мастеру Уильяму, ни остальным моим лесникам. Несмотря на продолжительные усилия, к которым прибегли враги, чтобы скрыть свой след, мы полагаем, что мы их выследили.

Я показал зубы в выражении лица, которое напоминало улыбку лишь поверхностно:

— Марк так и сказал, что вы их найдёте, — ответил я.

Тень мелькнула на лице Джеймса так быстро, что я сомневался, что большинство её вообще заметило.

— Как там мой сын?

— Хорошо, — сказал я ему. — Он окунулся в интриги и ухищрения как утка в воду. Сейчас он занят в Албамарле, выискивая для меня тайны. Что важнее — я думаю, что он приходит в себя после того, что с ним случилось.

Он кивнул:

— Я хочу, чтобы ты позже рассказал мне подробнее, — сказал герцог. Я знал, что он говорил это отнюдь не в шутку.

— Расскажу.

— Нам с Уильямом было чертовски трудно найти шиггрэс, — сказал он, возвращаясь к насущной теме.

— После случившегося мой муж проводил в лесах больше времени, чем дома, — послышался у меня из-за спины голос Дженевив. Она подошла, пока мы говорили. Я бросил на неё взгляд, притворившись удивлённым. Она наклонилась, и поцеловала меня в щёку. — Племянник, — просто сказала она.

— Ваша Светлость, — ответил я. — Надеюсь, вы можете простить то, как груб я был на днях.

Она подняла ладонь, будто отмахиваясь от мухи:

— Чепуха, я не помню за тобой никаких грубостей.

— Благодарю, — сказал я ей.

Джеймс перебил:

— Как я и говорил, мы искали повсюду, но следов было так много, и они шли в таком количестве направлений, что сперва было невозможно их найти.

— И как вы это сделали? — спросил я.

— Будь это хитрый зверь, надо было бы обходить местность всё более широким кругом, пока наконец не найдёшь, где начинается след — но это отнюдь не звери. Они разумны, и каждый пошёл отдельным путём, даже на мили от того места, где они сходились. Нам с Уильямом пришлось разделить мои земли на секции, и отправить людей обыскивать каждую из них. Но даже так мы не нашли ничего, пока не достигли предгорий, — ответил он.

— Я мог бы подумать, что вы могли начать оттуда, а не с лесов, — прокомментировал я.

Джеймс вздохнул:

— Я и думал, что всё так выйдет, но я не мог оставить леса не осмотренными. Иначе мы могли оставить гадюку у себя за пазухой, пока искали вдалеке.

Должен был признать, что аргумент был веский.

— Когда мы начали обыскивать предгорья к востоку, то потеряли нескольких человек, — продолжил он. — Мне пришлось увеличить размер поисковых отрядов до пяти человек в каждом. На следующий день я потерял целую патрульную группу, и понял, что мы приближаемся.

— Они кажутся весьма смелыми. Наверняка же они понимают, что это выдаст их местоположение, — подумал я вслух.

Джеймс фыркнул:

— Они в отчаянии, и они знают, что мы к ним подбирались. Это был лишь вопрос времени. Тогда я мобилизовал всех своих солдат. Мы прочесали холмы, не оставив не перевёрнутым ни один камень в том регионе.

— Когда это было?

— Вчера, — с улыбкой сказал он. — Мы нашли их нору. Там есть пещера, и они ушли под землю. Мои люди сейчас удерживают их там.

— А что, если у них есть другой выход? — заволновался я о том, что враг мог обойти сзади, и напасть на Ланкастер, пока он сосредотачивался на их «логове».

— Эта мысль мне в голову приходила, — сказал он. — Я послал тебе вчера сообщение, прося людей и помощи.

Я нахмурился:

— Дома я ещё не был, но я уверен, что Сэр Харолд ответит вместо меня.

— Ответ я получил вчера, поздно вечером. Он обещал быть здесь до полудня со всеми людьми, которых, по его мнению, можно было собрать, не поставив под угрозу защиту Уошбрука и Замка Камерон, — сказал герцог.

— Значит, он сейчас как раз в пути, — сделал я наблюдение. — Как скоро вы планируете выступать?

— Как только он явится.

Я резко встал:

— Тогда мне нужно сделать кое-какие приготовления.

Джеймс мрачно посмеялся:

— Тебе всегда надо делать приготовления… храни нас небо. Лучше поспеши, я не буду задерживать людей, если ты не явишься к его приходу.

* * *

Уолтэр поднял взгляд, когда я вошёл в комнату, где я держал его под «домашним» арестом.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я. Он выглядел усталым, и у него под глазами были тёмные круги, но я каким-то образом понимал, что он шёл на поправку.

— Теперь, когда спал жар — гораздо лучше, — просто сказал он. — Хотя должен признать, что это ожерелье заставляет меня чувствовать себя слепым и беспомощным, поднял он ожерелье, с помощью которого я блокировал его магический взор, а также его силу.

Я говорил с охранниками, а также с теми, кто отвечал за чистку его раны в моё отсутствие, и они уже проинформировали меня относительно его состояния. Вчера наконец прошла вызванная его раной лихорадка, указывая на то, что он скорее всего выживет. Однако он всё ещё был довольно слаб.

— Думаешь, сможешь ехать верхом?

Он поморщился:

— Будет неприятно, но — да.

— Как ты относишься к шиггрэс?

— Как и всякий приличный человек: они — твари, которых не должно существовать, и угроза для всех нас, — сразу же ответил он. Помедлив, он добавил: — Они также пугают меня до потери пульса.

— Разумный ответ, однако должен сказать… большинство приличных людей даже не знают об их существовании, — сказал я, сев рядом с ним, чтобы лучше видеть его лицо во время нашего разговора.

Он посмотрел на меня с тревогой на лице:

— Ты ведь их нашёл, да?

— Нашёл их Джеймс Ланкастер, — проинформировал я его. — Мы выезжаем из его донжона через несколько часов, чтобы спалить их в их гнезде.

— Ты ведь знаешь, что они едят магию так же легко, как души людей, так ведь? — нервно сказал он.

— Я уже сражался с ними, — сказал я ему. — Я бы хотел, чтобы ты видел то, что случится сегодня, и вполне возможно, что мне может понадобиться твоя помощь.

Он указал на свою раненную ногу:

— Я только что вернулся с порога смерти. Я не уверен, какая от меня будет помощь, особенно учитывая это, — коснулся он рукой кулона у себя на шее.

— Мой отец был дружен с твоим старшим братом, ты знал об этом?

Он кивнул.

— Тогда почему ты ничего об этом не сказал? — с любопытством сказал я.

— Я — пленник. Что бы я ни сказал, это будет выглядеть так, будто я пытаюсь подлизываться. К тому же, ты никогда не знал своего отца, так что нет никакого способа проверить такое утверждение, — разумно ответил он.

Его ответ мне понравился:

— Если я сниму это ожерелье, ты дашь мне одно обещание?

Он подозрительно посмотрел на меня:

— Возможно — зависит от того, что это за обещание. И, что важнее — насколько ты ценишь моё слово?

Я не был уверен, как на это ответить, но я доверял тому, что мне поведала Пенни. Я также обнаружил, что чем больше я говорил с Уолтэром, тем меньше я его ненавидел. Он определённо не был человеком, предающимся насилию или агрессии. Если уж на то пошло, он мог даже быть несколько трусоватым, хотя у меня пока не было способа это проверить. Но у меня сложилось впечатление, что он был человеком как минимум сострадательным — человеком, которого жестоко использовали.

— Его ценность будет зависеть от того, как ты его сдержишь. Предай меня — и второго шанса тебе никогда не выпадет, — серьёзно ответил я.

— Если оно будет идти вразрез с моей нуждой в защите моей семьи, то слова я не дам. Если дам, а потом позже узнаю, что ставлю свою семью под удар, сдерживая обещание, то я нарушу его не задумываясь. Ты готов поверить такого рода чести?

Я подумал о Сайхане с его нерушимыми клятвами. Если бы я не знал его, то у меня мог быть другой ответ, но теперь я был мудрее в этом отношении:

— Звучит как именно такая честь, которой я поверю. Помоги мне с этим, Уолтэр, и, если возможно, я сделаю всё, что смогу, дабы помочь тебе безопасно вернуть семью.

Он вздохнул:

— Ладно. Говори, какую клятву ты от меня хочешь.

— Поклянись, что не будешь пытаться убежать, или использовать свою силу против меня. Поклянись, что будешь следовать моим приказам, покуда они не опасны для твоей семьи. Поклянись в этом, и я сниму с тебя ожерелье.

Уолтэр внимательно наблюдал за мной, пока я говорил, а когда я закончил, он ответил:

— Клянусь в этом, — произнёс он. Чуть погодя он добавил: — Теперь я вижу, почему король боится тебя.

— Что ты имеешь ввиду?

— Будь он таким, как ты, он никогда бы не взял мою семью в заложники, да и не испытывал бы в этом необходимости, — объяснил он.

— Ты меня не знаешь, Уолтэр, — ответил я.

Он засмеялся:

— Отнюдь, я почти два месяца наблюдал за каждым твоим действием. Думаю, что знаю тебя довольно неплохо. Твои люди доверяют тебе, а твои солдаты готовы пройти сквозь пламя, если ты их попросишь.

Его похвала была честной, но от неё мне стало не по себе. «А что насчёт моей жены?» — подумал я про себя. «В последней части сказки должно быть сказано, что моя жена была самой прекрасной женщиной в округе, и что все мужчины завидовали нашему счастью». Я сглотнул, когда у меня в горле встал горький комок.

Я проигнорировал его комментарий, и протянул руку, мягко взявшись за ожерелье. Почти не напрягаясь, я выделил его голос, и миг спустя оно стало частью меня. Я разомкнул его, будто оно состояло из мягкого сыра, а не из металла. Сняв его, я снова сложил его концы вместе, и посмотрел, как серебряная цепочка сомкнулась, будто никогда не размыкалась.

Уолтэр наблюдал с острым интересом:

— Как ты это делаешь? Я совсем не ощущаю применения силы.

— Я просто слушаю, — терпеливо сказал я.

Он фыркнул:

— Будь моя жена здесь, она бы сказала, что уж в таком случае я точно не смогу делать то, что сделал ты.

Я вежливо засмеялся, но мысли о его жене не улучшили моего настроения. Глянув вниз, на ожерелье, я решил, что лучше убрать железный шарик, просто для безопасности. Только случайного взрыва мне не хватало. Повторив своё совершённое минуту назад действие, я отделил железный шарик от серебряной застёжки.

Теперь, когда его магический взор вернулся, Уолтэр смог почувствовать хранящуюся внутри шарика силу:

— И это ты установил на случай, если я сломаю ожерелье? Сомневаюсь, что от меня хоть что-нибудь осталось бы. Как ты сумел запасти там так много энергии?

— Это — разговор на другой день, — сказал я ему, не желая вдаваться в подробности того, как я заново открыл потерянное искусство зачарования. — Лучше мне избавиться от этого.

У меня был надёжно упрятанный сундук, полный подобных взрывоопасных железных шариков, а мешочек у меня на поясе позволял мне безопасно хранить их и получать к ним доступ, не нося их с собой на самом деле, но я хотел ещё кое-что показать, пока имел на себе полное внимание Уолтэра.

Произнеся слово, я создал вокруг железного шарика щит, а затем удвоил его. Когда я почувствовал уверенность, что щит достаточно сильный, я вытащил соответствовавший ему стеклянный шарик из своего мешочка, и быстро сломал его ещё одним словом. Железный шарик беззвучно взорвался.

Сила взрыва в моей руке была невероятной, и она почти превысила мою способность удерживать вокруг неё щит размером с кулак. Я тщательно удерживал спокойное выражение и гладкие черты у себя на лице всё это время, но волноваться мне не следовало. Внимание Уолтэра было полностью сосредоточено на бурлящей сфере света и огня, которую я держал перед собой. Он отскочил на несколько футов назад, и рефлекторно возвёл собственные щиты.

— Милая Леди, сохрани! — заорал он, и я заволновался, что он может ещё больше себе навредить, так быстро передвигаясь на своей раненной ноге.

— Прости, я не собирался тебя пугать, — солгал я. Пугать его я определённо собирался. Я невозмутимо подошёл к окну, и затем осторожно создал маленькое отверстие с одной из сторон щита, которым я окружал крепко сжатый шар чистой энергии и железных осколков. Сила неистово высвободилась в воздух рядом с замком, и если бы я не подготовился заранее, то отдача отбросила бы меня обратно в комнату. А так я надеялся, что моя демонстрация оставила у Уолтэра желаемое мной впечатление.

Он больше ничего не сказал, но я видел, как в его голове закрутились шестерёнки. Я надеялся, что он понял то, что я хотел ему передать — что, облеки я это в слова, прозвучало бы примерно так: «и думать забудь о том, чтобы предать меня, потому что если я решу, что мне нужно с тобой что-то сделать, то мне это будет не труднее, чем обычному человеку — пришибить муху». Конечно, существовала другая возможность — что я только что убедил его в том, что у меня шарики за ролики заехали. В любом случае, это соответствовало моим целям.

Глава 34

Когда мы наконец выехали к предгорьям в восточной части земель Джеймса, полдень уже давно миновал. Вдалеке можно было видеть возвышающиеся над горизонтом Элентирские Горы. Предполагалось, что эти горы были созданы давным-давно первым волшебником, носившим имя Иллэниэл. Чего никто на самом деле не знал, так это того, зачем он это сделал. Большинство людей в наши дни относились к этой истории скептически, как к сказке, но после того, как я едва не уничтожил Лосайон, я начал придавать этой истории больший вес.

Мы с Уолтэром использовали телепортационные круги, чтобы быстро достигнуть Ланкастера, и позаимствовали лошадей в конюшне герцога. Сэр Харолд появился вскоре после нашего прибытия, ведя за собой войско из где-то пятисот моих солдат. Вид того, как быстро и эффективно они собрались, ещё больше дал мне понять, насколько сильно мои владения изменились после войны.

Я не без иронии осознал, что у меня теперь было солдат больше, чем у моего синьора, Герцога Ланкастера. К счастью, мы были друзьями — иначе это могло вызвать некоторые сложности.

Я внимательно наблюдал за Уолтэром — у нас ушло четыре часа езды, чтобы достичь места, где, по словам Джеймса, была пещера со скрывавшимися там шиггрэс, и Уолтэр выглядел уставшим.

— Как твоя нога? — спросил я его.

Он одарил меня улыбкой, который лишь подчёркивала тёмные круги у него под глазами:

— Болит адски, — честно ответил он.

— Мы встанем тут на ночь лагерем, так что ты сможешь отдохнуть, прежде чем мы завтра пойдём в пещеры, — сказал я ему.

— Мирный ночной сон на голой земле обязательно сотворит с ней чудеса, — с сарказмом ответил он. Несмотря на его тон, у меня не создалось ощущения, что он на самом деле жаловался — просто он так поддерживал беседу.

Джеймс и Харолд обсуждали планы на разбивку лагеря во время марша (большинство солдат шли пешком). Как только мы прибыли, Джеймс послал отряд, чтобы сменить охранявших вход в пещеру людей, в то время как большая часть солдат принялась за работу по подготовке нашего полевого лагеря. Большое пространство очистили от камней и в изобилии произраставшего здесь кустарника, и поставили палатки. Вырыли отхожие места, и поставили вокруг лагеря охранные заслоны.

В целом, здесь встали лагерем объединённые силы числом около семисот человек. Группа из пятидесяти охраняла вход в пещеру, и ещё сотня стояла дозором вокруг лагеря. Хотя это могло показаться чрезмерным, никто из нас не хотел быть грубо разбуженным ночью, и особые способности шиггрэс затрудняли охрану от их нападения.

Я не сомневался, что, несмотря на эти предосторожности, многим из нас той ночью выспаться не удастся.

* * *

Несмотря на мои страхи, спал я крепко, и отлично выспался бы, если бы кто-то не пнул меня во сне.

— Какого чёрта тебе надо?! — сказал я, гневно вставая.

На меня сверху вниз смотрел молодой солдат:

— Милорд, мы окружены шиггрэс. На нас напали! — произнёс он поразительно граничившим с паникой голосом.

Я вскочил, и чуть не упал, когда мои ноги запутались в одеяле. Однако солдат был проворен, и поймал меня прежде, чем я упал.

— Спасибо, — поспешно сказал я ему. — Где Сэр Харолд?

— На восточной стороне лагеря — врагов там больше всего, но они уже обошли нас с обоих флангов, и некоторые пробрались через наши заслоны, — ответил он.

Я тихо выругался, и, спотыкаясь, выбрался из палатки, надеясь получше рассмотреть лагерь. Я увидел лишь безумие хаоса и факелов. Люди бегали из стороны в сторону, передавая сообщения, а кто-то просто впал в панику. Больше всего намнужен был свет.

Я закрыл глаза, и использовал свой магический взор, чтобы оценить состояние лагеря. Я легко мог найти наших солдат, но с шиггрэс было труднее, однако я всё же научился замечать их как полости «пустоты». Обнаруженное не прибавило мне уверенности. Восточный рубеж ещё держался, в основном потому, что там был Харолд, ходивший вдоль строя. Я видел, что там уже было значительное сражение, но ему неплохо удавалось поддерживать порядок.

Западная сторона нашего лагеря превратилась в бардак, и было ясно, что хотя с той стороны и было меньше нежити, они готовы были вот-вот задавить там наших защитников. «Начни с важного», — напомнил я себе.

— Лэет бра́дэк си́рус ни пиррэн! — крикнул я, направив свой посох в небо. Вверх выстрелила ослепляющая полоса белого золота, образовавшая затем большой жёлто-белый шар пылающего света в нескольких сотнях ярдов над землёй. Эффект в целом получился такой, будто только что взошло солнце. Всё оказалось освещено резким жёлтым светом.

По лагерю пронеслись радостные возгласы, поскольку люди поняли, что я проснулся. Оглядевшись, я увидел стоявшего рядом со мной Уолтэра.

— Где ты научился этому заклинанию? — спросил он. — Никогда прежде о таком не слышал.

Я нахмурился:

— Сам придумал только что, — сказал я, направившись к западной части лагеря. — Следуй за мной, им нужна помощь.

Минуту спустя я достиг хаоса, который можно было бы назвать нашим западным защитным рубежом. Свет практически не уменьшил мои опасения, поскольку помимо собственно боя я увидел давившие на нас сотни, и везде вокруг меня существа опрокидывали людей на землю существа, крадя их силу прямо во время борьбы.

Даже пока я мешкал, стоявший передо мной человек потерял сознание, и пятеро немёртвых побежали в моём направлении, но прежде чем я успел отреагировать, мимо моей головы мелькнула молния, ветвясь и разделяясь, потянувшись, чтобы ударить в существ. К сожалению, молния мигнула и исчезла сразу же, как только достигла шиггрэс, поскольку их врождённая способность поглотила магию, которая давала молнии силу.

— Они действительно едят магию, — сказал у меня за спиной Уолтэр.

— Это да, — согласился я. То был урок, который мы с Пенни усвоили одной ночью, год назад, едва не заплатив за него своими жизнями. — Нужно использовать рунный канал, — добавил я, подняв свой посох, указывая на приближавшихся существ. — Пиррэн ни тра́ген та́йлен!

С конца посоха ударил пылающий конус огня, и поглотил тела нежити, находившейся к нам ближе всего. Пламя было таким интенсивным, что всё, чего оно касалось, за секунды обращалось в пепел. К сожалению, нежить продолжала напирать, и я не мог опустить посох на время, достаточное для того, чтобы сделать то, что мне было нужно.

— Вот! — сказал я, суя его Уолтэру в руки во время короткого затишья. — Не давай им приблизиться ко мне ещё несколько минут. Мне нужно кое-что сделать.

— Я не знаю, как этим пользоваться! — встревоженно сказал он. Я видел панику в его взгляде.

К нам побежала новая группа нежити, ещё несколько секунд — и нас задавят и убьют, если он быстро не научится. Встав рядом с ним, я опустил одну руку, и поднял конец посоха, пока тот не стал направлен на приближавшихся к нам чудовищ. Я видел слишком много битв, чтобы впадать в панику.

— Ладно, Уолтэр, просто делай как я говорю. Можешь использовать любое заклинание, какое тебе нравится — просто представь, что оно протекает через твои руки и вдоль древка посоха, как если бы тот был трубой, направляющей твою силу, — сказал я спокойным и ровным голосом.

— Любое заклинание? — неуверенно сказал он.

— Любое заклинание, — ответил я. — Но выбирай быстро — они уже почти у нас.

Он помедлил, и на миг мне показалось, что он застынет на месте, но в самую последнюю секунду он пришёл в движение, и его губы зашевелились. С конца посоха ударила молния, и попала в приближавшихся чудовищ. Она ветвилась и расщеплялась, и прежде чем она погасла, на земле осталось лежать более десяти шиггрэс, от которых не осталось почти ничего кроме дымящихся кучек сожжённой плоти. Уолтэр шагнул вперёд, и я увидел, как страх сменился возбуждением у него на лице.

Я положил руку ему на плечо:

— Не двигайся, Уолтэр — мы пытаемся удержать строй, а не обратить их в бегство. Да и они в бегство, в общем-то, и не обращаются.

Он остановился, и кивнул, закусив губу и глядя вперёд.

— А теперь быстро оглянись — эти твари имеют тенденцию подкрадываться сзади, и не всегда можно верить своему магическому взору, — добавил я.

Он бросил взгляд назад, но местность позади нас всё ещё была чиста.

— Теперь сожги следующую партию, которая к нам приблизится. Просто не теряй голову, и не иди их искать, и помни — проверяй позади после каждого второго удара.

Я понаблюдал за ним где-то с минуту, пока не убедился, что он контролирует себя и окружавшую нас местность, а затем запустил руку в свой особый мешочек, который я зачаровал, чтобы тот открывался в полный опасных предметов сундук. Засунув в него руку, я вытащил горсть тёмных железных шариков. В резком свете висевшего над нами искусственного солнца они блестели тусклым, чёрным глянцем.

Я поднёс один из них к своим губам, и легонько подул на него:

— Тиэ́лэн стрилтос, — резко сказал я, и он стремительно улетел вдаль. Прежде чем он достиг своей цели, я уже поднёс к губам следующий, и отправил его слегка другим путём.

Через несколько секунд западная сторона наших рядов сотряслась от череды мощных взрывов, когда шарики детонировали один за другим. Я оставлял как можно больше расстояния между взрывами и людьми, отчаянно пытавшимися сдержать нежить, но это было нелегко, и я был уверен, что в некоторых случаях я, наверное, убил кого-то из своих. Я снова ощутил знакомую вину, хотя попытался убедить себя, что большинство погибших всё равно были бы убиты.

У меня кончились железные шарики, и я запустил руку, чтобы набрать ещё горсть. На этот раз у меня было больше пространства для манёвра, и я смог устроить взрыва подальше от наших рядов. Огонь и гром освещали поле боя, пока я методично уничтожал всё, что лежало к западу от нашего лагеря на расстоянии в две сотни футов. Когда я наконец остановился, я больше не видел там ничего двигающегося.

Уолтэр тяжело опирался на мой посох, когда я посмотрел на него. Я забрал свой посох у него из рук, и закинул одну из них себе на плечо:

— Вот, обопрись на меня, — тихо сказал я. — Нам нужно пойти помочь с другой стороны лагеря.

Его взгляд был полон усталости, когда он ответил:

— Я начинаю думать, что ты — не человек.

Я наполовину вёл, наполовину нёс его следом, направляясь к той области, где всё ещё сражался Харолд.

— Тебя нога беспокоит? — спросил я.

— Нога в порядке, — сказал он. — Дело в моей магии — думаю, я использовал её слишком много. Почему ты до сих пор не выдохся?

Я мрачно засмеялся:

— Я свалил на тебя трудное дело. Мои железные сферы делают всю работу за меня. Тебе пришлось использовать гораздо больше сил, не давая им приблизиться к нам, — объяснил я. Уолтэр не ответил, но я понимал, что он не совсем поверил мне.

Другая сторона лагеря была в гораздо лучшей форме, но трещала по швам. Сэр Харолд ходил вдоль рубежа из стороны в сторону, вмешиваясь, чтобы порубить нежить каждый раз, когда враги наваливались на людей-защитников. К сожалению, на защитников давили в большем числе точек, а Харолд мог одновременно быть лишь в одном месте. Посмотрев за линию фронта, я увидел, что на нас наступала по меньшей мере тысяча шиггрэс.

Поскольку строй с этой стороны всё ещё держался, Уолтэру не пришлось повторять свой номер с посохом. Вытащив ещё железных шариков, я начал систематично уничтожать всё с восточной стороны от лагеря.

Через несколько минут всё кончилось, и я обнаружил, что стою один, если не считать Уолтэра. Собравшиеся вокруг солдаты молча наблюдали за мной опустевшими от шока и страха взглядами. Я выяснил, что, похоже, волна немёртвых чудовищ, за которой последовало много огня и взрывов, оказывала на большинство людей вот такой эффект.

Я огляделся, и уставился в ответ на глазевших на меня людей. Миг спустя я осклабился и крикнул:

— И вот, что бывает, когда меня поднимают посреди ночи, будь все боги прокляты!

Несколько неуютных секунд вокруг меня царила тишина, прежде чем люди наконец засмеялись. Только начавшись, смех оказался заразителен, и вскоре смеялись почти все, кто мог. Я направился обратно в свою палатку. Харолд нашёл меня там несколько минут спустя.

— Что нам теперь делать? — просто спросил он.

— Убрать все тела, которые внутри лагеря — и наши, и их. Позаботься о том, чтобы люди были осторожны, и не касались их напрямую. Они всё ещё опасны. Поставь новых дозорных, и сформируй заново заслоны. Закончишь с этим — и отправляй всех, у кого нет дел, обратно спать, — сказал я ему.

— А разве нам не следует сжечь тела? — взволнованно спросил он.

Я устало вздохнул:

— Да, утром, а не сейчас, в темноте. Этому свету осталось гореть примерно минут двадцать, не больше, — указал я вверх, на созданный мною ярко сияющий свет. Я поместил его чрезвычайно высоко, чтобы нежить не могла его потушить, но теперь, когда я задумался об этом, то осознал, что это было хорошей мыслью для любого ночного сражения.

— Но что насчёт тех, кто обернётся… — начал спрашивать он.

— Дозорные за ними присмотрят. Если какие-то из трупов встанут и пойдут сюда, пусть порубят их на куски. Сожжём их, когда рассветёт. Людям нужно поспать, — отдавал я указания, уже забираясь в свою скатку. Я вымотался после использования своей собственной магии, хотя Уолтэру, похоже, досталось больше меня.

— Но… — возразил он.

Я закрыл глаза:

— Спроси Джеймса. Не буди меня, если только на нас снова не нападут, — отрезал я. После этого он ушёл, а я довольно скоро заснул.

Глава 35

На следующее утро я встал рано, но сжалился над Уолтэром, и позволил ему поспать подольше. Бедняга, похоже, был действительно вымотан после своих усилий прошлой ночью.

Джеймса и Харолда я обнаружил надзирающими за собиранием тел и кусков тел. Похоже было, что оба они вообще не спали после нападения. Выглядели они потрёпанными и усталыми.

— Сколько мы потеряли? — спросил я у Джеймса.

— Чуть больше ста пятидесяти человек, — мгновенно ответил он. — Они смели всех людей, охранявших прошлой ночью пещеру, прежде чем напасть на лагерь.

Я поморщился. Мы не могли себе позволить терять людей настолько быстро. Шиггрэс восполнить свою численность было гораздо легче, чем нам.

— По крайней мере, у этого есть и хорошая сторона, — заметил я.

— Какая же? — спросил Харолд.

— Если они первым смели отряд, охранявший пещеру, значит они в отчаянии, и что этот вход у них единственный. Если мы положим, что выжившие прошлой ночью не слиняли куда-то ещё, то, значит, мы большую их часть прижали, — объяснил я.

— Они могли убить охранявший пещеру отряд, чтобы создать у нас ложное впечатление, — подал мысль Джеймс.

Я вздохнул:

— Если они настолько хитры, то у нас, наверное, будут неприятности. Будем надеяться на обратное.

Джеймс кивнул, но всё равно сказал:

— Надеяться и желать — это хорошие способы погубить людей.

— Говоришь прямо как Дориан, — с кислой улыбкой сказал я.

— Это скорее он говорит как Грэм Торнбер, от которого я это высказывание и услышал изначально, — поправил он меня.

Сэр Харолд заговорил:

— Ладно, давайте предположим, что они хотят заставить нас думать, что это — единственный вход. Зачем им это? Какие это им даёт преимущества?

Джеймс ответил первым:

— Очевидный вывод будет заключаться в том, что их силы, частично или полностью, нападут на нас с тыла. Затем они смогут либо обрушить пещеры, поймав нас в ловушку, либо вырезать нас, нападая с обеих сторон сразу.

— Главный вопрос — сколько их там внизу осталось, — указал я.

— Прошлой ночью мы положили более тысячи этих ублюдков, — сказал Харолд. — Ну, Мордэкай положил, — поправился он.

— Давай не будем считать зарубки, Харолд, — предостерёг я его.

— Мы ничего не можем сделать как минимум до завтрашнего дня, что бы мы ни решили, — сказал Джеймс, возвращая нас к истинной причине нашей дискуссии. — Уйдёт по крайней мере весь остаток дня просто на то, чтобы собрать все тела.

— Их нужно сжечь, — добавил я.

— Согласен, — сказал он, — но это займёт ещё больше времени. Сбор древесины, необходимой для сожжения такой горы плоти, потребует кучи людей и труда.

— Я не совсем уверен, насколько полезной будет армия, когда мы войдём в пещеры, — наконец сказал я.

— Но мы же не можем их взять измором, — горько ответил Джеймс.

Это заставило меня задуматься, и я выставил ладонь, чтобы предотвратить пока продолжение дискуссии:

— Вообще-то, мы этого не знаем. На самом деле, мы не знаем о них почти ничего. Возможно, их тела разлагаются и становятся бесполезными после определённого промежутка времени, или они требуют какой-то подпитки.

Харолд фыркнул:

— То есть — нас.

— Может — так, а может и нет. Мы на самом деле не знаем, — пояснил я. — Джеймс, я хотел бы, чтобы вы поместили одно из изрубленных тел шиггрэс в карантин, а не сожгли с остальными. Мы можем отвезти его обратно в Ланкастер, когда закончим. Мне будет очень любопытно узнать, потеряет ли оно в конце концов подвижность, и будет ли разлагаться.

Джеймс принял задумчивый вид:

— Тогда надо и ещё одно, которое не было порублено на части. Возможно, целыми они держатся дольше, чем порубленными, если их вообще можно заморить голодом.

Сэр Харолд отозвался:

— Может, это и не относится к делу, но как вы собираетесь поймать существо, само касание которого для нас — анафема?

Джеймс улыбнулся:

— Ха! Используем сети. Как только поймаем одного, осторожно свяжем верёвками. После этого можно положить его на волокушу, и оттащить обратно в Ланкастер — темницы и пары охранников должно хватить.

— Вообще-то, я бы хотел построить для него специальную камеру, Джеймс, но пока что мы можем подержать его в вашей темнице, по крайней мере — какое-то время, — добавил я.

— Итак, возвращаясь к главному — что мы собираемся сегодня делать? — спросил Харолд.

Мы все помолчали, и даже обычно решительный герцог сперва посмотрел на меня, чтобы узнать моё мнение.

— Оставьте большую часть людей на очистке и сожжении. Я отведу Харолда и маленький отряд ко входу. Если мы сможем убрать защиту, какая бы она у них там ни была, то разведаем поглубже внутрь. Если не сможем, то отступим, и подождём, когда закончится уборка.

Удивительное дело — оба со мной согласились.

— Сколько человек? — спросил Харолд.

— Примерно пятьдесят, я думаю. Позаботься о том, чтобы среди них оказались наши самые защищённые люди. Чтобы была как минимум полная кольчуга, чем меньше открытой кожи — тем лучше, — сказал я ему.

* * *

Два часа спустя мы были готовы, и глазели в зияющее устье пещеры. Вход был полных пятнадцать футов в высоту, и вдвое больше в ширину. Утреннее солнце освещало примерно первые двадцать футов, но дальше всё было погружено во тьму и тени. Снаружи больше ничего не удавалось разглядеть, если полагаться на нормальное зрение.

К счастью, я на него не полагался. Отправленный сторожить вход отряд отступил, чтобы позволить нам войти. Они вернутся на пост, когда мы войдём. Я заметил, что Джеймс снабдил их онаграми и бочонками с маслом. Если шиггрэс снова попытаются вырваться из пещер, то они были готовы залить весь вход огнём. Я лишь надеялся, что они не запаникуют, когда мы позже будем оттуда выходить.

Харолд ткнул меня локтем:

— Что вы видите?

Я зыркнул на него:

— Я вижу гораздо больше, когда меня не беспокоят. Дай мне закончить, — сказал я. Снова закрыв глаза, я вернулся к обыску пещер. Я уже выяснил, что основной туннель уходил вглубь более чем на сто ярдов, и что оттуда он дальше шёл в основном прямо. Мне трудно было найти в нём шиггрэс, но я мог определить, что их было довольно много где-то в пятидесяти ярдах. Они стояли рядом с какими-то деревянными сооружениями, которые были подозрительно похожи на…

— Баллисты! — воскликнул я.

— Они называются «онаграми», ваше Благородие, — поправил меня Харолд, думая, что я имел ввиду катапульты Герцога.

Иногда Харолд воистину действовал мне на нервы, хотя и имел добрые намерения.

— Это я знаю — я говорю о пещерах.

— Что?

Уолтэр согласно кивнул:

— Ты прав. У шиггрэс там баллисты. Похоже, что они готовы послать любому вошедшему привет в виде четырёх футов дерева и стали.

На миг я удивился. У меня раньше никогда не было рядом другого волшебника, но было приятно иметь кого-то другого, кто мог разделить мою уникальную перспективу.

— Я насчитал две, — ответил я.

— Согласен, — сказал Уолтэр, — и по крайней мере двадцать из них скрываются в нишах за баллистами.

Я мог определить, что их там было довольно много, но я не был особо уверен, сколько именно. Меня удивило то, что ему, похоже, было проще их различать.

— Насколько далеко ты можешь видеть предметы своим магическим взором? — спросил я его.

Он бросил на меня удивлённый взгляд, но с готовностью ответил:

— Где-то на шестьсот ярдов.

Это было значительно меньше моей собственной дальности, однако ему было проще замечать шиггрэс.

— Интересно, — ответил я. — Я вижу дальше, но я не могу разглядеть их достаточно хорошо, чтобы их сосчитать.

Он легко рассмеялся:

— Это, наверное, потому, что я — Прэйсиан. Мы известны тем, что немного отличаемся от других семей.

— Это как? — спросил я.

— Ну, ты уже видел, как я использую невидимость, — ответил он. — Или, точнее, ты «не» видел меня, пока я её использовал.

— Я планировал научиться этому у тебя, — сказал я.

Он отрицательно покачал головой:

— Я могу попытаться, но скорее всего ты не сможешь с этим управиться. Очень немногие волшебники были способны делать это, кроме рода Прэйсиан.

— Правда?

— Ага, Прэйсианы были знамениты своей способностью оставаться невидимыми, или, по крайней мере, так меня учили. Примерно так же, как Иллэниэлы были известны своими дьявольскими навыками зачарования, — объяснил он, — ну, и ещё — своей необычной силой.

Его небрежные комментарии предоставляли мне окно в мир знаний и общеизвестных фактов, который мне не повезло застать. Я в очередной раз посетовал на тот факт, что никогда не знал своего биологического отца. Я выбросил эти мысли из головы, и вернулся в настоящее:

— Как твоя способность становиться невидимым связана с чутьём на шиггрэс?

— Их способность вытягивать магию по сути делает их «чёрными» для магического взора, если думать о магии, как о некоем «цвете». Моя невидимость отличается тем, что преломляет свет, и иногда даже магию, вокруг меня, но я всё равно могу понять, что они делают. Полагаю, я могу использовать свою способность, чтобы имитировать то, что делают они, или по крайней мере то, как они выглядят, — ответил он.

Меня эта мысль заворожила:

— Покажи, — сказал я.

— Ладно, — сказал он. — Вот, так я выгляжу, когда становлюсь невидимым, — закончил он, и его видимая форма исчезла, но я всё ещё мог «видеть» его своим магическим взором.

— Блядь! Вы хоть предупреждайте сначала! — воскликнул Харолд. Я не мог не засмеяться над его замешательством.

Бестелесный голос Уолтэра ответил:

— Мы всё время говорили об этом. Я думал, ты этого ожидал.

— На этот счёт не волнуйся, — сказал я ему, — пожалуйста, продолжай.

— Вот так ситуация выглядит, когда я становлюсь невидимым для магического взора, — добавил он, и его тело исчезло даже для моего колдовского зрения.

— Так вот, почему я не мог найти тебя, когда ты шпионил за мной у меня дома. Почему ты не используешь это всё время? — спросил я.

— Потому что сейчас я слеп, — сказал он. — Когда я невидим, я не могу видеть, но по-прежнему могу использовать свой магический взор. А когда я делаю вот так, то вообще не вижу никаким образом. Остаётся только спотыкаться в темноте, ориентируясь только на ощупь и на слух.

— Ты можешь стать видимым, но оставаться невидимым для магического взора? — осведомился я.

На миг он задумался.

— Я не знаю, — наконец сказал он. — Мне никогда не приходило в голову попробовать это сделать. На самом деле, у меня прежде не было причин так делать.

— Попробуй, — сказал я. Миг спустя его тело снова появилось, но я всё ещё не мог ощущать его своим магическим зрением.

— Я думаю, что ты всё правильно сделал, — сказал я ему. — Интересно, сочтут ли они тебя одним из своих в таком виде.

Он отрицательно покачал головой:

— Конечно нет — они совсем не так выглядят. Скорее — вот так.

Он сделал что-то, и я увидел изменения. Я всё ещё мог видеть его своими глазами, но для моих магических чувств он являлся другим. Он стал больше похожим на шиггрэс, на место, которого не было — до этого момента он не создавал пустое пространство. Теперь же он был как пустота.

— Ты прав, но я не понимаю, почему.

Он развеял своё заклинание:

— Посмотри на меня своими глазами, и я покажу тебе, почему.

Я так и сделал, и кивнул ему.

— Окей, вот так выглядит нормальный человек, — сказал он, оставшись полностью видимым. — Теперь представь себе, что видимый свет — это магия, и ты видишь меня своим магическим взором. Вот так выглядят шиггрэс, — закончил он, и его лицо и тело почернели.

Это был не нормального вида чёрный цвет, который можно встретить, если кто-то воспользовался чёрной краской. Он был совершенно чёрным. Он вообще не отражал свет. Будто передо мной находилась дыра в форме человека.

— Вот так шиггрэс выглядят в магическом взоре, — объяснил он. — А вот это — невидимость, — сказал он, исчез, и я смог увидеть находившиеся за ним предметы.

— Думаю, что теперь я понимаю, — медленно сказал я. — Когда ты невидим, ты как бы прозрачен. Но шиггрэс не такие — магия не проходит сквозь них, она поглощается.

— Вот именно, — согласился он.

Я снова посмотрел на наших врагов, и теперь, когда я лучше понимал, что видел своим магическим взором, их было легче разглядеть. Их всё ещё было нелегко сосчитать, но я решил, что теперь мне это под силу. Харолд нарушил мою концентрацию, ткнув меня:

— Простите. Я знаю, что это всё очень интересно, но как мы собираемся пройти мимо баллист? — спросил он, а затем запоздало добавил, — ваше Благородие.

Я улыбнулся ему:

— Ты с ними раздерёшься за нас.

— Прошу прощения?

— Их у входа где-то двадцать. А я всё хотел посмотреть, как ты сражаешься с новыми узами с землёй, и с бронёй, которую я тебе сделал, — пояснил я.

Он уставился на меня:

— Тут два волшебника и пятьдесят солдат, а вы хотите отправить меня одного?

— Будь честен, — сказал я. — Ты действительно думаешь, что двадцать шиггрэс станут для тебя проблемой? Прошлой ночью я видел, как ты сражался и с большим числом, — добавил я. «Сперва воззвать к его самолюбию», — подумал я про себя.

Он раздражённо вздохнул:

— С двадцатью я, наверное, справлюсь без проблем, но у них там две баллисты! — выдал он, и к концу фразы его голос повысился на октаву.

Я одарил его взглядом, который явно выражал мои сомнения относительно его мужественности:

— Броню, которая на тебе надета, делал я — если бы я думал, что нечто настолько простое, как баллиста, может её пробить, то я никогда бы не отправил тебя туда.

— Вы же шутите, — сказал он, и уставился на меня, не веря.

Я проигнорировал его, и отошёл обратно к солдатам:

— Кто-нибудь, дайте мне арбалет, — приказал я. Так случилось, что никто из них не был вооружён арбалетом — солдат, которого я спросил, сказал что-то насчёт низкой эффективности арбалетов против нежити. Вместо этого он убежал к одной из обозных повозок. Несколько минут спустя он вернулся со смертоносно выглядевшим оружием, оснащённым стальной тетивой. — Наложи болт, и взведи его для меня, пожалуйста, — сказал я ему, и он послушался. Когда болт был загружен и арбалет взведён, я отдал приказ: — А теперь я хотел бы, чтобы ты прицелился в Сэра Харолда, и выстрелил в него.

— Простите, сэр? — сказал он, вздрогнув от неожиданности. Харолд также подскочил от моего приказа.

— Ему это не повредит… — начал я объяснять, но раздражённо бросил это дело. — Так, давай-ка сюда, — забрал я оружие у него из рук, и направил прямо в грудь Харолду.

Надо отдать ему должное, хоть он и думал, что я вот-вот пристрелю его, скулить и умолять он не стал.

— Сэр, я думаю, вам следует передумать, — начал он.

— Чепуха, — ответил я, и начал тянуть спусковую скобу, задержавшись лишь в последний момент. — Эй, ты! — крикнул я стоявшему сбоку солдату. — Тебе лучше встать у меня за спиной, этот болт может и уйти в рикошет, — предостерёг я, и он поспешно сделал, как я сказал.

Харолд посмотрел мне в глаза.

— Вы допускаете ужасную ошибку, ваше Благородие, — сказал он очень разумным тоном.

Я засмеялся:

— Надейся на обратное, Харолд, потому что иначе ты потеряешь работу, — сказал я, и потянул за спусковую скобу, после чего одновременно произошло несколько событий. Сам болт влетел прямо в него, с короткого расстояния, и, как я и предсказывал, не смог пробить его броню. Вместо этого он разлетелся на дюжину обломков. В то же время Харолд качнулся назад от силы удара, и кто-то ужасно взвизгнул.

Среди солдат послышались нервные смешки, когда Харолд снова выпрямился. Его глаза слегка одичали по краям после того, как он чуть не умер, и он всё продолжал глазеть на то место, где болт должен был пробить его броню.

— Божья хрень! — тихо сказал он.

Я хлопнул его по закованному в сталь плечу:

— Вот видишь! Я же сказал, что всё будет в порядке. В конце концов, я же много раз проверял это броню ещё до того, как дал её тебе.

— Могли бы сразу об этом сказать, — раздражённым тоном посоветовал он.

— Кто-то однажды сказал мне, что демонстрация стоит тысячи слов, — по-дружески сказал я ему. — Или, возможно, речь шла о картинках? Я забыл. По-моему, мне это сказал Дориан.

Он покачал головой:

— Я очень сомневаюсь, что Сэр Дориан сказал что-то подобное, сэр.

— Ты, наверное, прав, — покладисто сказал я. — Кстати, почему ты так взвизгнул в конце? Как девочка, — осведомился я. Мне, наверное, не следовало смущать его этой ремаркой, но я был искренне удивлён.

— Я думаю, это был Уолтэр, сэр, — ответил он.

Оглядевшись, я осознал, что Уолтэр уселся на землю, и обмахивал своё лицо ладонями. Он посмотрел на меня снизу вверх с усталым выражением на лице:

— Из-за тебя у меня случится сердечный приступ. Уверен в этом.

Глава 36

Вскоре после этого Харолд приготовился войти в логово льва — то есть, образно говоря, если бы у львов были осадные оружия и полное отсутствие страха смерти. Мы сжались в входа, готовясь последовать за ним сразу же, как только он выведет из строя баллисты, но я на самом деле не думал, что ему потребуется наша помощь. Если только там не было непредвиденных сюрпризов.

— Готовы?! — спросил он у меня во второй раз. Зрачки Харолда были расширенными, а дыхание — частым и резким. Я никогда не сомневался в его храбрости ни в одной из битв, в которых он был прежде — как в недавних, так и тех, что были несколько месяцев назад, когда на нас напал Гододдин, — но я беспокоился, что сегодня он может умереть от передозировки адреналина. Полагаю, горячая схватка отличалась от того, когда его просили идти в атаку на две взведённые баллисты… в одиночку.

— Ага, давай, — подтолкнул я его.

— Сейчас? — спросил он, просто для верности.

— Конечно, когда будешь готов, — сказал я. — Иди, убей их всех.

— Ладно, сейчас побегу, — проинформировал он меня.

— Да, боги тебя дери, давай! — закричал я на него. Я использовал свой командный голос, но внутри я посмеивался над его нервностью. Но волноваться мне не следовало, потому что он был настолько заряжен энергией, что не разочаровал.

Харолд сорвался с места подобно выпущенной из лука стреле. Он перепрыгнул через кусок скалы, за которым мы пригибались, и взмыл в воздух на добрых пятнадцать футов. К счастью, нависающая кромка пещеры прервала его взлёт, иначе он мог бы пропасть без вести. Очевидно, он ещё не совсем привык к дополнительной силе, которую получал от уз земли, и его нервный энтузиазм только ухудшил ситуацию. Я не смог удержаться, и захихикал.

К счастью, он не потерял сознания от удара. Броня была достаточно хороша, поэтому я сомневался, что он мог убиться, если только не стал бы стоять на месте, позволяя им не спеша выяснять, как его прикончить, однако на войне всегда присутствует риск. Спотыкаясь, он выпрямился, и продолжил бежать вперёд, в пещеру. К этому моменту прошло лишь несколько секунд, и враг всё ещё не отреагировал на его внезапное появление.

Он покрыл половину расстояния до баллист, прежде чем осознал, что выронил оба своих меча, когда врезался в потолок. Учитывая его силу, я мог предположить, что он, наверное, справился бы с помощью камней, или просто разрывая врагов на куски, и у этого определённо был бы некий налёт артистичности — но вместо этого он решил сбегать обратно за своими мечами.

Уолтэр в неверии заголосил:

— Да какого хрена он делает?!

К этому моменту я от смеха едва держался на ногах:

— Он бежит обратно за своими мечами.

— Хуй ли ты смеёшься? Ты спятил?! — закричал на меня волшебник.

Ответить я не мог — у меня к тому времени не осталось воздуха в лёгких. Я указал пальцем, и попытался сказать: «Да ты просто посмотри, как бежит», — но не смог выдавить из себя слова. Шиггрэс наконец осознали, что подверглись нападению, и массивный болт вылетел из баллисты. Он задел Харолда за плечо, сбив его на землю, прежде чем разбиться на куски об укрывавший нас кусок скалы.

Уолтэр пригнулся ещё ниже.

— Срань господня! — закричал он, когда нас окатило градом из кусков камней и древесины. — Его же убьют!

Я усилил свои щиты, и выглянул поверх скал. Харолд поднял свои мечи, и нёсся обратно, к противнику. Пол пещеры был таким неровным, что ему, наверное, лучше было бы двигаться скорым шагом, но он уже находился в состоянии вызванного адреналином безумия. Он каким-то чудом ни обо что не споткнулся во время своего второго броска.

Второй баллисты он достиг как раз тогда, когда та выстрелила в него. Однако на этот раз он смотрел прямо на неё, и рефлексы были у него сверхчеловеческими. Шагнув вправо, он уклонился от массивного болта, и, обрушив один из своих зачарованных клинков, перерубил переднюю часть массивной осадной машины. Его удар повредил огромную дугу, и устройство буквально взорвалось, когда массивные плечи лука разлетелись с невероятной силой.

Первое из двух больших орудий уже было почти перезаряжено к тому времени, как Харолд повернулся обратно к нему, но у обслуживавших его немёртвых существ не было ни малейшего шанса. Ещё один удар мечом в его правой руке, и эта баллиста также разрушилась. После этого пошла просто резня, когда он метался от одного места к другому. Он рубил врагов на части подобно кружащемуся дервишу. С его увеличенной силой и непробиваемой бронёй, у нежити на самом деле не было никаких шансов.

Я повернулся к капитану, который руководил остальными людьми нашего «отряда вторжения»:

— Жди здесь, капитан. Я проверю, что вход чист, прежде чем мы заведём людей внутрь, — сказал я, встал, и вошёл в пещеру, выставив перед собой свой посох и приготовив щиты. Уолтэр последовал за мной внутрь, хотя я не просил его идти со мной.

Харолд стоял, тяжело дыша, рядом с останками осадных орудий и их расчленённой обслугой.

— Не говорите ничего, — предупредил он нас, когда мы приблизились.

Я одарил его одной из моих победных улыбок:

— Комментировать я и мечтать не смел.

— Если хочешь знать моё мнение, он безумен как шляпник, — сказал Уолтэр Харолду, ткнув большим пальцем в мою сторону.

Я не мог его винить. Недавно я начал подозревать, что я, возможно, теряю душевное равновесие, и потеря Пенни и Дориана лишь вогнала очередной гвоздь в крышку гроба моей вменяемости. Однако я ещё был не готов это признать:

— Давайте приберём этот бардак, и можно заводить войска. Уолтэр, посмотри, сможешь ли ты заметить ещё кого-то, поджидающего нас дальше по ходу туннелей. Я избавлюсь от тел, так что им не придётся покоиться по частям^[20], - схохмил я. Моя шутка вызвала стон у них обоих, но я решил, что причиной тому было отсутствие у них хорошего вкуса.

Направив свой посох вниз, я произнёс слово, и начал направлять вдоль древка посоха жаркое белое пламя. Водя им из стороны в сторону, я принялся за весьма грязную работу по испепелению всё ещё двигавшихся кусков наших немёртвых врагов. Вонь от горящих тел была чрезвычайно смрадная, но, к сожалению, для меня этот запах не был новинкой. После окончания битвы с армией Гододдина я уже успел надышаться этим запахом. Погребальные костры тогда горели больше недели.

Когда я достиг одного из тел рядом с баллистами, моё пламя неожиданно занялось, взвившись вверх и наполнив комнату светом. Пол был покрыт скользким, горючим веществом, почти как если бы кто-то разлил бочонок масла. Я развеял своё заклинание, но огонь продолжал распространяться по полу между обеими сломанными баллистами, а затем — ведущими вовне линиями, следуя за вырезанным в полу желобкам. Мои глаза расширились, когда я осознал, что непреднамеренно привёл в действие ловушку — они именно этого от меня и ждали.

— Ложись! — закричал я Харолду и Уолтэру, бросившись к ним бегом. На их лицах было написано непонимание, когда я до них добежал, и они всё ещё бездейственно стояли. Не имея времени ни на что другое, я создал щит вокруг нас троих, и схватил их за плечи. — Вниз! — повторил я, и, к счастью, они опустились на колени, когда я потянул их вниз.

— Что происходит? — спросил Уолтэр, и тут мир взорвался. Эти ублюдки каким-то образом заполучили ни что иное, как аммонит, насколько я мог предположить. Это тёмно-серое вещество производила гильдия иллюминаторов, отказывавшаяся делиться им, а также некоторые мастера-каменщики, для использования в карьерах. Эта проклятая дрянь была слишком опасной для использования в чём-то ещё, хотя я слышал, что ходили разговоры о том, чтобы каким-то образом использовать её в осадных орудиях.

Результат был похож на то, что случилось бы, будь я достаточно глуп, чтобы использовать один из моих взрывающихся железных шариков — в пещере, под сотнями тонн камня. Вход обрушился, и хотя мы были довольно далеко от места, где случился взрыв, на нас навалилась и чуть не погребла лавина камней и обломков. Шум и вибрация были невероятными, и продолжались более минуты после того, как отгремел собственно сам взрыв.

Когда всё закончилось, мы оказались отрезаны от внешнего мира. Мой щит помешал камням завалить нас, но к его верхней части привалилось несколько больших валунов. Я был вынужден медленно менять размер и форму щита, чтобы позволить им сползти на бок. Как только самые тяжёлые камни свалились, я смог развеять свой щит, чтобы мы сумели выбраться.

Стоя посреди обломков, мы с Уолтэром осмотрели тонны камня, перегораживавшие нам выход.

— Целая куча камня, — сделал я наблюдение.

— Уйдёт целая вечность, чтобы через это пробраться, если, конечно, остальная часть потолка не обвалиться, когда мы попытаемся прокопать ход наружу, — добавил Уолтэр.

Харолд заговорил:

— Я бы не отказался от света. Тут темно, хоть глаз выколи.

Я снова забыл, что не все могли видеть в темноте. Это было гораздо проще, когда рядом был Уолтэр, поскольку у нас с ним были схожие способности восприятия.

— Лэет, — тихо сказал я, и навершие моего посоха начало ярко светиться. — Так лучше?

Сэр Харолд огляделся, медленно впитывая открывшийся ему пейзаж — скалы, камень, и снова скалы. Он присвистнул:

— Я надеюсь, что у вас есть ещё какие-то трюки наготове, ваше Сиятельство.

А варианты у меня действительно были. Одним было создание телепортационного круга, который бы перенёс нас в один из кругов либо в Камероне, либо в Ланкастере, а другим — попытаться просто пройти сквозь камень. Я не был уверен, смогу ли я сделать это с двумя людьми — с одной Роуз уже было довольно трудно, но я наверняка мог перевести их по одному.

— Я могу нас вытащить, — уверенно сказал я, — но сперва я хотел бы посмотреть, что ещё есть там, внизу.

Уолтэр застонал:

— Так и знал, что ты это скажешь.

Следующие несколько минут мы получше прощупывали расположение туннелей вокруг себя, и убеждались, что поблизости больше не было шиггрэс. Судя по всему, хотя пещеры и разветвлялись в некоторых местах, все ответвления выходили обратно в главный туннель глубже в холмах. По сути, хотя пещеры были запутанными, там было не так много мест, которые нужно было исследовать по пути.

Однако через несколько сотен ярдов мы ощутили ещё шиггрэс. Естественно, первым их заметил Уолтэр:

— Там несколько сотен в большой пещере впереди, — проинформировал он меня.

Более тщательно сосредоточившись, я также сумел их увидеть. Большая пещера, которую они занимали, было довольно ровной, с гладким полом. В сравнении с остальной системой пещер она определённо создавала впечатление того, что её изменили, дабы она лучше подходила для человеческих форм. Я посмотрел на двух моих спутников:

— Меня вообще-то не радует перспектива пытаться их всех испепелить.

Их реакция была бесценной. Глаза Уолтэра выпучились, будто пытаясь вырваться из его головы.

— Но ты об этом подумывал? — с недоверием спросил он.

Харолд воспринял это совершенно иначе. Теперь, пережив две баллисты, он чувствовал себя определённо более неуязвимым:

— Возможно, мне удастся их победить…

— Двадцать или тридцать — возможно, но я сомневаюсь, что ты справишься с большим количеством — вспомни Дориана, — напомнил я ему.

— Так ты всё-таки хочешь их спалить? — ответил Харолд.

— О, я определённо хотел бы, — ответил я, — но я беспокоюсь, что чрезмерное использование огня исчерпает ограниченный запас свежего воздуха, — объяснил я им хот своих мыслей. Я не забыл о том, как использовал огненную вспышку, чтобы сначала сжечь, а потом лишить воздуха Дэвона Трэмонта почти два года тому назад.

С губ Уолтэра сорвался громкий вздох:

— Слушайте, не хочу быть тем человеком, который что-то предлагает вам, маньякам-самоубийцам, но у меня, возможно, есть идея получше, — внезапно сказал он.

Я заинтересованно посмотрел на него:

— Я приму любые предложения.

— Почему бы нам просто не пройти мимо них? Наш недавний разговор заставил меня задуматься, что я, наверное, смогу скрыть от них нас троих. Мы можем просто пройти мимо них, и осмотреть лежащие дальше туннели. Если мы не найдём ничего значительного, или какого-то выхода, то можем просто оставить их гнить здесь, — объяснил он.

Уолтэра легко было сбросить со счетов, но его идея была самой разумной из всех услышанных мною за день мыслей. Я задумался, не недооценил ли я его интеллект.

— Мне нравится, как это звучит, — ответил я.

А вот Харолда убедить было не так легко:

— Вы ведь шутите, верно? — спросил он.

Уолтэр покачал головой, а я сказал:

— Это плохо только на первый взгляд. В дальней части этой пещеры есть ещё один туннель, ведущий прочь, и он выглядит пустым. Они там не набиты битком, так что если Уолтэр может сделать то, что говорит, то мы можем просто пройти прямо рядом с ними, и посмотреть, что там дальше.

План Уолтэра оказался сложнее, чем я поначалу думал. Мы встали поближе друг к другу, и взялись за руки, в то время как волшебник творил своё заклинание. Для того, чтобы мы оставались невидимыми для шиггрэс, он сделал нас невидимыми одновременно для магии и видимого света, что сопровождалось неприятным побочным эффектом полного нашего ослепления. Мы никак бы не смогли пробраться через толпу в таком состоянии.

— Я не думаю, что я продумал это до конца, — поправился Уолтэр. — Возможно, если мы будем просто невидимыми для магии, и ты потушишь свой свет, Мордэкай.

Это оказалось ничем не лучше. Без моего света пещера была тёмной, хоть глаз выколи, и мы были такими же слепыми, как и раньше. Тут-то на меня и снизошло озарение:

— Думаю, что я знаю, почему они нечасто выходят в светлое время суток, — сказал я.

— Что? — спросил Уолтэр.

— Шиггрэс, — объяснил я, — в прошлом они почти всегда или сами нападали в темноте, или на них в темноте натыкались. В самом деле, единственный известный мне случай их появления в светлое время суток — это когда они устроили засаду на Дориана и Пенни.

Харолд был лучше знаком с шиггрэс, но он всё ещё не понимал:

— Я не вижу, какой конкретный вывод из этого можно сделать.

Я поднял ладонь:

— Позволь мне закончить, — сказал я ему. — Мы знаем, что у них нет проблем с солнечным светом, потому что они выходили в дневное время по крайней мере один раз. Так почему они в целом избегают выходить днём?

— Потому что они — существа тьмы? — сказал Харолд, будто этой причины должно было хватать.

— Нет, — указал я ему, — потому что они не используют свет, чтобы видеть — они используют магию. В самом деле, их мёртвые глаза наверняка полностью слепы к свету. Они не избегают дневного света — они просто предпочитают ночное время, потому что тогда у них есть врождённое преимущество, так как они могут видеть, а большинство людей — нет.

— Вы всё ещё не пояснили, как это нам помогает, — настаивал он.

Но Уолтэр понял, и быстро закивал головой, соглашаясь:

— Конечно! Оставь свет на посохе, а я скрою нас от магического взора, но оставлю видимыми в нормальном свете.

— А магия в моём посохе не будет проблемой? — спросил я.

— Нет, — ответил Уолтэр. — Я могу скрыть магию в нём так же легко, как я скрываю ту, что исходит из наших тел. Мне лишь нужно позволить свету проходить беспрепятственно.

Несмотря на то, что мы были весьма уверены в своей правоте, те несколько первых мгновений, когда мы вышли на открытое пространство, сильно потрепали нам нервы. Я шагал впереди, подняв посох, чтобы освещать путь, а Уолтэр следовал за мной, положив руку мне на плечо; Харолд следовал за ним таким же образом. Это был сюрреалистический опыт, особенно учитывая то, что я никогда прежде не ходил невидимым по заполненному людьми помещению, не говоря уже о помещении, заполненном высасывающими жизньнемёртвыми чудовищами. Мне приходилось напоминать себе о том, что надо дышать.

Пол был гладким и лишённым препятствий, но у нас всё равно ушло почти десять минут, чтобы пересечь большую пещеру, и достичь противоположной стороны. По пути я глазел на лица шиггрэс, гадая, о чём они думали, и думали ли они вообще. В основном они тихо стояли, не ходили и не говорили друг с другом, а тихо шептали себе под нос, наполняя сводчатое пространство бесконечным шёпотом, звучавшим похоже на шелест лесной листвы на ветру.

К тому времени, как мы достигли туннеля на противоположной стороне, я был совершенно вне себя. Я хотел сжечь их, лишь бы прекратился этот шум. «Нам ведь не так уж и нужен воздух для дыхания, верно?»

Туннель, в котором мы оказались, образовался, похоже, естественным образом, но, как и предыдущая пещера, был несколько расчищен и разглажен, что позволяло гораздо проще ходить, не спотыкаясь. Это более всего убедило меня в том, что в конце туннеля было что-то, стоящее поисков.

Пройдя около сотни ярдов, Уолтэр заговорил:

— Я думаю, уже можно убрать заклинание.

— Подожди, — предупредил я его. — Я знаю, что очень неприятно быть неспособным ничего ощущать, но впереди могут быть ещё шиггрэс.

— Мы уже продемонстрировали, что можем ощущать их задолго до того, как они ощущают нас, иначе мы не смогли бы подобраться к пещере настолько близко, — привёл мне свой довод Уолтэр.

Это имело смысл, но я всё равно тревожился.

— Ладно, тогда убирай его. Мы осмотрим местность, и если почувствуем кого-то из них поблизости, то вернём заклинание на место, — сказал я, соглашаясь. Но всё равно беспокоился.

Миг спустя он так и сделал, и у меня будто сняли повязку с глаз. Я уже так долго пользовался своим магическим взором, что его отсутствие заставляло меня чувствовать себя слепым, хотя мои обычные глаза работали как надо. Я медленно расширил своё восприятие, прощупывая туннели позади нас, чтобы убедиться, что никто за нами не последовал. Я также осмотрел туннель впереди, и быстро обнаружил, что тот оканчивался тупиком с приличных размеров полостью недалеко от нашего нынешнего местоположения, ярдах этак в семидесяти.

Как только мой разум коснулся этой полости, я понял, что допустил ошибку. Там была тьма, тяжело витавшая в воздухе. Она навалилась на меня, и, увидев её, я мгновенно почувствовал, как она посмотрела на меня в ответ, глядя на меня так, что я ощутил себя уязвимым, будто она могла, не заботясь и не трудясь, видеть мои самые сокровенные мысли.

Одновременно я увидел, как лицо Уолтэра побледнело, а глаза расширились от шока — очевидно, он тоже её чувствовал. Когда миг узнавания миновал, что-то вонзилось внутрь, будто то, что нас нашло, хотело войти в наши разумы. Моё тело пронзила боль, пока я силился изгнать вторгающееся в меня нечто, и долгую минуту я сражался в битве, которую, похоже, проигрывал. Уолтэр упал на колени, а Харолд вопросительно посмотрел на нас обоих — он всё ещё не воспринимал бесшумное нападение.

Заскрипев зубами, я сосредоточился, и наконец сумел произнести: «Чэрэк Ингак!». Нас троих окружил невидимый щит, и чужой разум внезапно исчез. Уолтэр громко ахнул, и сделал глубокий вдох, и я тоже обнаружил, что тяжело дышу.

— Что это была за чертовщина?! — воскликнул волшебник. Я услышал нотку паники в его голосе, но это меня не удивило, поскольку я чувствовал себя примерно так же.

— Что не так? — спросил Харолд.

— Я не знаю. Там что-то есть, что-то плохое, — наконец ответил я.

— Это наполняет меня уверенностью, — прокомментировал Харолд. Не знай я иначе, я мог бы заподозрить в нём появление чувства сарказма, но я быстро отбросил эту мысль.

— Их там трое, — добавил Уолтэр.

И снова он удивил меня остротой своих чувств. Крепко удерживая свой щит, я заново изучил пещеру, в которой находилось… чем бы ни была это ужасная штука. Теперь, когда я смог видеть её, не будучи мгновенно задавленным, я увидел, что он имел ввиду… там, рядом с… чем бы оно ни было… были два больших создания с четырьмя конечностями. Почти поборовшее меня существо было физически маленьким, хотя в моём магическом взоре ощущалось совершенно противоположным образом. Все три существа поглощали магию, и выглядели «чёрными» в моём колдовском зрении.

Изо всех сил стараясь оставаться спокойным, Харолд обратился ко мне:

— Что вы хотите делать? — спросил он. Я не мог не восхититься его сдержанностью. Конечно, он не мог ощущать то, что ощущали мы — в противном случае он, может, и не смог бы так легко сохранять спокойствие.

Уолтэр заговорил первым:

— Надо возвращаться. Мы не можем оставаться рядом с ним. Когда мы удалимся от него на безопасное расстояние, ты ведь сможешь телепортировать нас отсюда, верно? — сказал он, с толикой отчаяния глядя на меня. — Я думаю, оно призывает к себе остальных шиггрэс… — добавил он.

Это заставило меня принять решение. Выпрямившись, я посмотрел них обоих:

— Мы должны разобраться с ним поскорее, пока оно не позвало на помощь.

У Уолтэра отвисла челюсть:

— Прости?

— Вставай, — сказал я ему. — Нам надо двигаться сейчас же, пока у нас ещё есть небольшое преимущество внезапности, — отдал я приказ. «И пока я не потерял мужество», — мысленно добавил я. Я легко мог представить, как впадаю в панику — панику, которая закончится тем, что мы будем кричать в темноте, а шиггрэс будут охотиться за нами.

— Что ты сказал? — недоверчиво спросил волшебник.

Глава 37

— Я сказал, что мы пройдём по этому туннелю, и избавимся от той штуки, пока мы ещё сохраняем инициативу, — сказал я со спокойствием, которого на самом деле не ощущал. — Если ты не считаешь, что можешь войти туда со мной, то можешь оставаться здесь, — добавил я. Махнув Харолду, я пошёл вместе с ним по туннелю. Все мои инстинкты кричали, что надо развернуться, и бежать в противоположном направлении, но я уже неоднократно усваивал урок о покорении собственных страхов. Хотя легче от этого не становилось.

Пройдя небольшое расстояние, я услышал, как Уолтэр побежал догонять нас, хотя теперь он стал невидимым для моего магического взора. Я испытал лёгкое облегчение оттого, что он с нами.

— Я с вами, — сказал он из темноты у нас за спиной, — но я буду оставаться невидимым. Без посоха у меня нет никакого способа сражаться с этими тварями.

Я кивнул:

— И так пойдёт, — сказал я. Вынужден был признать, что он был прав. Он вляпывался вместе с нами во что-то ужасное, и у него не было никакого приемлемого способа сражаться — это требовало значительно больше смелости, чем делать то, что делал я, если посмотреть с другой стороны. — Давайте поторопимся.

Мы побежали по туннелю лёгкой трусцой, и броня Харолда стала издавать почти музыкальную симфонию звуков на бегу. Врасплох нам определённо никого застать не удастся. Я начал творить заклинания на бегу, оставляя светящиеся шары света висеть в воздухе примерно через каждые двадцать футов.

— А это зачем? — спросил Уолтэр.

— Когда мы достигнем цели, то мы скорее всего отвлечёмся на схватку с тем, что находится в этой полости. Ты упомянул, что, по-твоему, оно зовёт на помощь. Если по туннелю у нас за спиной пойдёт кто-то из шиггрэс, то свет начнёт гаснуть, предупреждая нас заранее, — ответил я.

— Если ты всё ещё будешь драться с этой штукой, то ничего особо поделать с ними не сможешь, — сделал он наблюдение.

Я открыл свой мешочек, вытащил три своих смертоносных железных шарика, и отдал их Уолтэру:

— Используй любое заклинание, чтобы повредить их, или разбей их чем-то, и они взорвутся. Будем надеяться, что ты сможешь обрушить потолок туннеля, не создав обвал во всей полости.

Он держал их у себя в руке так, будто они могли в любую минуту загореться:

— Ты хочешь, чтобы я использовал эти штуки после того, как мы окажемся внутри?

Я покачал головой:

— Нет, только если начнёт гаснуть свет. Бессмысленно рисковать обвалом, если на то нет причины.

— Почему бы просто не закинуть их внутрь, и не обрушить потолок на то, что находится в той полости? — указал Харолд.

— На то есть три причины, — ответил я. — Во-первых, я не думаю, что это убьёт то, что там находится. Я очень сильно подозреваю, что оно сможет каким-то образом выбраться. Во-вторых, мне нужно знать, что это. Оставить его сейчас — значит лишиться ответов на вопросы, а я уже и так тону в неизвестных мне вещах, — сказал я, замедляясь, поскольку мы добрались до входа в последнюю пещеру — ещё где-то двадцать футов, и мы будем внутри.

— А какая третья причина? — спросил Харолд.

Я приостановился, и бросил взгляд в направлении Уолтэра:

— Так пойдёт. Ты смотри отсюда — просто позаботься о том, чтобы они не последовали за нами сюда, если прибегут другие шиггрэс, — сказал я, и перевёл взгляд обратно на Харолда: — Я хочу, чтобы ты зашёл внутрь первым. Там две довольно большие четвероногие твари… попытайся не дать им приблизиться ко мне, пока я не закончу с маленькой.

— А какая третья причина?! — упрямо повторил Харолд.

Я усилил свой щит, и взял посох наперевес, как копьё.

— Мне не нравится чего-то бояться! — закричал я на него. — А теперь двигай свою задницу!

Харолд уже опустил забрало, но я услышал, как он засмеялся внутри своего шлема, выскакивая вперёд. Страх и тревога добавили в его голос истерики, но он ей не отдался.

— Тогда заставим их бояться нас! — крикнул он в ответ.

Харолд влетел в полость так, будто бежал навстречу армии, а я бежал сразу же следом за ним. Оказавшись внутри, я указал посохом на потолок в пятидесяти футах над нами, и создал там горящий шар, чтобы осветить пространство. Я мог лишь надеяться, что он был достаточно высоко, чтобы шиггрэс не могли потушить его свет.

Свет расцвёл в темноте, и пространство заполнилось ярким свечением, когда моё заклинание укоренилось. На вырезанном из камня троне в одном из концов полости сидело нечто, выглядевшее как маленький мальчик. Будь он живым, я бы дал ему где-то шесть или семь лет, основываясь на его размерах и внешности. Рядом с ним, по обе стороны, находилось двое огромных медведей — эти тоже были немёртвые. Это меня несколько шокировало, поскольку я никогда не задумывался о том, что шиггрэс, возможно, также могли обращать животных.

Атака Харолда нерешительно остановилась, когда мы достигли середины открытого пространства, и оглядели открывшуюся нам картину. Никто из врагов пока не сдвинулся с места, и я обдумывал свой следующий ход, когда оно заговорило:

— Привет, Мордэкай.

По мне пробежал шок, когда я осознал, что узнаю лицо существа. Это был Тимоти, маленький мальчик, которого убил в Ланкастере Отец Тоннсдэйл. Лишь Пенни видела, как тот совершил своё злое дело, а тело необъяснимым образом исчезло… до этого дня.

— Привет, Тимоти, — ответил я с уверенностью, которой не ощущал. — Или у тебя есть какое-то другое имя, которое я мог бы использовать?

— Каким бы моё имя ни было в прошлом, оно уже давно исчезло после того, как я соскользнул в пустоту — для нашего разговора сгодится и Тимоти, — ответило оно. В отличие от многих виденных мною до этого момента шиггрэс, оно говорило с гротескной улыбкой, прилагая усилие, чтобы придать лицу более человеческое выражение. Эта попытка лишь придавала ему более страшный вид, поскольку с его лицевыми мышцами что-то было слегка не так.

— Ладно, пусть будет Тимоти, — ответил я. — Как это случилось с тобой?

Глаза Тимоти блестели в свете — глаза, которые игнорировали лившийся сверху яркий свет, глаза, которые были слепы.

— Ты хочешь знать, как ребёнок, которого звали Тимоти, стал таким, или как я, ныне занимающая его тело сущность, стал неумирающим существом пустоты?

Различие было очевидным, и хотя прежде мне это в голову не приходило, ответ на любой из этих вопросов будет мне интересен, когда я его обдумаю.

— И то, и другое, — громко сказал я.

— Это смело с твоей стороны, Мордэкай — явиться сюда, требуя ответов. Что ты предложишь в обмен на эту информацию? — сказал немёртвый мальчик.

— Я пришёл не торговаться. Я пришёл очистить эту нору от засевшей здесь грязи. Это тебе решать, желаешь ли ты отложить эту расплату, отвечая на мои вопросы, — ответил я.

Тимоти засмеялся… то был сухой, скрежещущий звук, резавший слух.

— Ты делаешь несколько ошибочных предположений, волшебник. Первое — что ты способен мне угрожать. Второе — что у меня нет информации, которая для тебя ценнее твоей собственной жизни. Твой предок был таким же невеждой.

От намёка на то, что это существо когда-то разговаривало с одним из моих предков, мне стало не по себе. Что хуже — я подозревал, что оно говорило правду, и в этом случае я не мог не задуматься, почему оно было более заинтересовано в разговоре, а не в добавлении меня к своей коллекции ходячих трупов.

— Мне нечего тебе дать. Какого рода информация, возможно интересная мне, у тебя может быть?

Оно снова улыбнулось своей выбивающей из колеи улыбкой:

— Вижу, ты можешь быть культурным. Предлагаю обменяться вопросами, один за один, пока один из нас не откажется отвечать.

Я неуверенно пожевал губу, но наконец принял решение:

— Ладно, ответь на мой первый вопрос, и я буду обмениваться с тобой вопросами и ответами.

— На какую часть этого вопроса? — хитро спросило у меня оно.

— На все — в обоих смыслах, если ты хочешь показать добрую волю к этой игре, — сразу же парировал я.

Тимоти нахмурился:

— Ты много просишь, но я отвечу, хотя на самом деле это — два ответа. Тимоти, человеческий мальчик, стал таким, когда Миллисэнт вытянула из него дух, и открыла путь из пустоты, чтобы я мог войти. Она сделала это, используя человека, известного тебе как Отец Тоннсдэйл, в качестве своего агента, ты бы назвал его «направляющим», — произнесло оно, и остановилось, не будучи уверенным, как продолжать.

Утверждение о том, что Миллисэнт, богиня рассвета, была напрямую связана с воссозданием шиггрэс, было для меня шоком, поскольку прежде я полагал, что это была работа Мал'гороса, но я скрыл своё удивление.

— А остальная часть твоего ответа? — вербально подтолкнул его я.

— Я использовал своё искусство, чтобы спрятать свой дух в пустоте, сбежать от устроенного твоим вероломным предком геноцида. Я оставался заперт там, пока Балинтор не освободил нас где-то тысячу лет назад, а затем меня снова там заперли ещё где-то на тысячу лет, пока Миллисэнт не призвала меня в это тело, — осторожно ответило оно.

— Для какой цели ты вернулся из этой «пустоты»? — спросил я.

— Это уже отдельный вопрос. Полагаю, сейчас моя очередь, человек, — ответил Тимоти. — Ты когда-нибудь слышал об «Обещании Иллэниэла»?

Ответ был довольно простым:

— Нет, — сказал я, и следом я задал единственный действительно важный для меня вопрос: — Почему ты устроил засаду на похитителей, которых послали за моей семьёй?

Оно ответило сразу же:

— Чтобы завоевать благосклонность короля, или получить средство давления на тебя. Ты полностью исследовал дом Иллэниэл в Албамарле?

— Нет, — быстро ответил я. Вопрос показался мне странным, поскольку указывал на нездоровый интерес к Иллэниэлам. В совокупности с предыдущим вопросом, он не мог не заставить меня задуматься над тем, чего хотел шиггрэс. Это сделало выбор моего следующего вопроса ещё более сложным: — Как убийство моей семьи помогает тебе получить благосклонность короля?

Тимоти фыркнул — или попытался фыркнуть, в итоге он лишь стал казаться ещё более выбивающим из колеи:

— Ты задаёшь глупые вопросы, человек. Ты растрачиваешь свою информацию. Убийство твоей семьи не помогает нам получить благосклонность короля, да и средство влияния на тебя тоже.

Моё давление быстро росло:

— Тогда почему ты убил их?! — заорал я.

Чудовище поднял свою маленькую, мальчишечью ладонь:

— Мой черёд, смертный, и не испытывай моё терпение. Для тебя что-нибудь значит фраза «Рок Иллэниэла»?

Я подавил свой гнев, и заставил себя думать. Страх и ярость туманили мой разум, и я видел, что упускал очевидные выводы.

— Да, Сэлиор предупреждал меня, что он всё уничтожит. Я пока понятия не имею, что это такое, — закончил я отвечать, после чего мой ум резко пришёл в движение, и я осознал, что был глупцом: — Где моя жена?

Оно злорадно улыбнулась, и в этот раз выражение у него получилось как надо:

— Она прибыла в Албамарл вчера. Где она сейчас, я знать не могу. — Существо задумчиво помедлило, прежде чем продолжить: — Похоже, что у тебя всё-таки есть мозг. Я уже начал отчаиваться, что ты когда-нибудь станешь мыслить ясно. Если бы Рок Иллэниэла был спрятан в Албамарле, то где бы ты стал его искать?

Мои мысли неслись вскачь после откровения о том, что Пенни всё ещё была жива. «Я этого не знаю, он мог иметь ввиду её тело», — мысленно поправил я себя. Тем не менее, намёк был на то, что она была живой… в качестве объекта для торга. «Торга с кем?».

— Это зависит от того, кто обладал им последним, иначе я понятия не имею, где начать, — сказал я, отвечая на его вопрос. — Какую сделку ты заключил с Королём Эдвардом? — спросил я. Это был рискованный вопрос, потому что было возможно, что заключал её кто-то другой, и в этом случае я зря истратил свой ход. Однако если я угадал верно, то сэкономил себе один или два вопроса.

После неопределённо долгой паузы существо заговорило:

— Мы предложили ему твою жену и её стража в обмен на Обещание Иллэниэла, который при тебе также называли Роком Иллэниэла. Как ты думаешь, он сможет выполнить свою часть сделки?

— Нет, — ответил я честно. — Я сомневаюсь, что он имеет хоть какое-то понятие, где это искать. Почему ты не стал с самого начала иметь дело напрямую со мной?

Существо, которым стал Тимоти, засмеялось:

— Судя по тому, как ты сюда вошёл, я сомневался, что мы могли бы серьёзно поговорить. Королю нужно было средство воздействия, чтобы контролировать тебя, и он утверждал, сможет заставить тебя отдать то, что мы ищем, когда заполучит это средство. — Оно долгую минуту глазело на меня. — Зачем ты пришёл сюда?

— Чтобы уничтожить тебя, — просто сказал я. — Зачем тебе «Обещание Иллэниэла»?

— Чтобы восстановить мою расу, — просто ответило оно. — Можем ли мы предложить тебе что-то, если ты его найдёшь?

У меня по спине пробежал холодок, прежде чем смениться приливом адреналина. Наш разговор почти подошёл к концу, и я чувствовал, как от существа исходило предвкушение, почти осязаемый голод. Я оскалил зубы:

— Будь я проклят, если заключу с тобой сделку, и выйти тебе отсюда я тоже не дам. Шиггрэс — не раса, вы — создание, которое нужно уничтожить.

Оно нахмурилось:

— Ты ошибаешься, смертный. Мы сами создали себя в качестве последнего акта отчаяния. Мы — духи Ши'хар, — произнесло оно, подняло руку, и начало плести знаки, которые я не мог опознать, хотя и увидел начавшие формироваться в воздухе колдовские символы.

Я уже был готов — направив в него свой посох, произнёс: «Пиррэн тайлен!» — и сфокусированный луч огня и силы ударил в находившуюся передо мной мерзость. Я уже применял это заклинание прежде, и раньше в комбинации с моим посохом оно легко разрезало щиты направляющих, однако на этот раз оно распалось и испарилось, ударив по висящим между нами в воздухе светящимся символам. Тимоти засмеялся, когда на моём лице отразились шок и смятение.

Стоявшие рядом с ним немёртвые чудища не остались безучастными — они прыгнули вперёд, но лишь встретились с мечами Харолда. Он нырнул под удар массивной лапы одного из них, и отрубил ему переднюю лапу по плечо. Развернувшись волчком, он приготовился встретить другое, но оно двигалась с неожиданной скоростью, и удар пришёлся прямо по нему. На этот раз его отбросило как тряпичную куклу, швырнув в дальнюю стену. Он впечатался в неё с гулким шумом, и я стал гадать, сможет ли он оправиться от такого удара. Удар должен был по меньшей мере оглушить его, не пробив броню.

Однако у меня не было время думать, потому что похожее на ребёнка существо, с которым сражался я, уже начало плести новые знаки. Символы извивались в воздухе, будто сделанные из живого синего огня. Изгибаясь, они быстро потянулись ко мне, расходясь, и пытаясь охватить мой щит подобно сети. Я их ненадолго остановил, прежде чем ощутил, как они стали прожигаться внутрь, разъедая силу, из которой состоял мой щит, и заставляя его прогибаться. Это было странное ощущение, одновременно похожее на физическое касание шиггрэс, однако это касание съедало лишь мою магическую силу.

На реагирование у меня были лишь секунды. Видя, что повредить ему напрямую я не смог, я сменил тактику, и направил свою силу прямо на землю у него под ногами: «Грабол ни’таргос», — быстро произнёс я, открыв дыру в земле под похожим на ребёнка существом. Это было заклинание, которым я однажды вывел из строя Сайхана, и здесь оно сработало так же хорошо, как в тот раз. Немёртвый заклинатель упал в дыру, и магия, разъедавшая мой щит, исчезла, когда его концентрация оказалась нарушена.

Я произнёс ещё одно слово, чтобы закрыть дыру, и поймать существо в ловушку земли, а потом обратил внимание на двигавшегося ко мне огромного медведя. «Пиррэн тайлен», — снова сказал я, и в этот раз мой магический огонь впился в свою цель, разрезая немёртвого зверя на два больших, тлеющих куска. Я ощутил прилив торжества, когда тварь распалась, и повернулся, чтобы прикончить второе чудовище, ковылявшее ко мне на трёх оставшихся лапах. И тут свет, который я создал наверху, исчез, и подземная полость погрузилась в темноту.

— Неужели ты правда думал, что меня так легко поймать в ловушку? — послышались у моего уха тихие слова Тимоти, когда он подобно кошке спрыгнул с потолка. Он выбрался из моей ямы до того, как та закрылась, и теперь стоял прямо у меня за спиной, настолько близко, что я чуял запах его неестественной плоти. Мой щит исчез, полностью поглощённый его близким физическим присутствием, а потом ладонь существа легла на мою незащищённую шею.

Мир исчез, сменившись чёрной пустотой и чёрным ветром. Ветер был голоден, и рвал меня, затягивая в простиравшуюся передо мной пустоту. Я бился на этом ветру, но как ни старался, я не мог ухватиться за что-то, чтобы остановить своё неуклонное сползание в небытие. Я услышал, как вдалеке голос Харолда что-то прокричал. Он был слишком тихим, чтобы его понять, но я мог лишь предположить, что медведь нашёл его.

Затем мир рывком вернулся ко мне. Он всё ещё был чёрным в моём нормальном зрении, но мой магический взор видел Харолда, державшего окутанную пустотой фигуру маленького ребёнка, брыкавшуюся и жалко бившуюся в его крепких руках. Я поспешно отполз по полу назад, чтобы оказаться подальше, и тут моя рука нащупала мой посох.

Поднявшись на ноги, я проигнорировал своё утомление, и создал над нами новый свет. Освещение ещё яснее дало понять, что случилось. Харолд сразился с оставшимся медведем в темноте, и расчленил его. Один из его мечей всё ещё лежал на земле, рядом с изуродованной задней половиной медведя. Теперь, когда он снова смог видеть, Харолд готовился нанести другим мечом удар по немёртвому ребёнку, бившемуся в его подобной тискам хватке. От этой картины мне захотелось радостно закричать.

К несчастью, существо, которое теперь звалось Тимоти, пока отказывалось сдаваться. Когда Харолд занёс руку, чтобы разрубить его надвое, одна из рук существа прочертила ещё символов из синего огня, и они побежали по зачарованной броне Харолда, дымясь и горя везде, где находили щель, которая вела внутрь, к человеческой плоти. Закричав от боли и гнева, Харолд швырнул маленькое тело нашего врага через пещеру, и тот приземлился на расстоянии двадцати футов.

— Будь ты проклят! — гневно крикнул Харолд. Я не мог не согласиться с его мнением.

Подняв свой посох, я послал в существо поток огня, надеясь спалить его дотла раньше, чем оно возведёт ещё один защитный барьер. Однако прицелился я неважно, и существо с ослепительной скоростью вскочило с земли, прежде чем я смог нанести ещё один удар. Оно побежало ко мне быстрее, чем мои глаза успевали за ним следить, но прежде, чем оно достигло меня, на его пути встал Харолд, преграждая ему дорогу и нанося удар своим единственным оставшимся мечом. Его удар был точен, и одна из рук существа улетела вбок прежде, чем оно успело отступить.

— Ха! — вызывающе крикнул Харолд. — Не такой уж ты и храбрый перед лицом честной стали, а?

«Честной зачарованной стали», — мысленно добавил я, но я не думал, что сейчас было уместно упоминать об этом.

— Держись поближе ко мне, я попытаюсь сжечь его на расстоянии, — сказал я ему вместо этого.

Занимавшая тело Тимоти неестественная тварь решила, что с неё достаточно. Прежде чем я смог нацелить ещё один удар, она метнулась прочь, убегая в туннель, который вёл в туда, откуда мы пришли.

— Уолтэр! — предупреждающе закричал я. — Оно сзади! — предостерёг я. Ответом на мой крик стал громкий взрыв, за которым последовал громоподобный рёв. Уолтэр обрушил туннель. Воздух заполнился пылью, и мы будто целую вечность ждали, пока прекратятся рокот и камнепад.

Когда пыль осела, мы втроём оказались заточёнными в пещере, не имея никакого открытого пути на поверхность. Обрушенный Уолтэром туннель был единственным входом и выходом. К счастью, Уолтэр скрывал своё присутствие, и существо просто пробежало мимо него. Мы пока что были одни.

— Что теперь? — спросил Харолд, нарушая опустившееся на нас молчание.

Я открыл свой мешочек, и вытащил серебряное стило, которое быстро становилось моим любимым инструментом. Создать телепортационный круг будет гораздо проще, пользуясь им вместо моих рук или посоха. Я драматично поднял его в воздух, и посмотрел на своих усталых и эмоционально выжатых спутников. Страх — одна из самых утомительных эмоций. Почему-то их усталость подстегнула моё извращённое чувство юмора.

— С помощью этого, — драматично начал я, — мы можем прорубить себе дорогу сквозь камень, и напасть на врага сзади! — закончил я, осклабившись, и стал ждать их реакции.

Уолтэр даже не смог ответить, у него просто отвисла челюсть. Харолд был более прагматичным — вытерев клинки своих мечей, он вложил их в ножны, прежде чем прокомментировать:

— Как Дориану удалось пережить детство бок о бок с тобой?

Я решил пересмотреть своё предыдущее мнение о Харолде — у него определённо прогрессировал тяжёлый случай сарказма.

— Я шутил. Дайте мне полчаса, и я верну нас обратно в Ланкастер.

— А почему не вернуть нас в лагерь Герцога? — спросил рослый воин.

Я пожал плечами:

— Я не могу. Там нет круга.

— Если оставишь круг здесь, то эта тварь возможно сумеет его использовать, — указал Уолтэр.

Я снова открыл свой магический мешочек, и на этот раз вытащил пару маленьких, круглых предметов, завёрнутых вместе в маленький квадратный кусок бумаги — один из них был стеклянным, второй — железным.

— Эти настроены друг на друга, — сказал я ему. — Я много их создал для войны с Гододдином, но всё ещё держу несколько штук под рукой. Они сходны с ожерельем, которое я давеча на тебя надевал. Разбей стеклянную бусину — и железная взрывается. Я положу железную рядом с кругом, прежде чем мы телепортируемся прочь отсюда. Как только мы окажемся в безопасности в Ланкастере, я разобью стеклянную бусину, и уничтожу круг.

Я самодовольно улыбнулся — я был весьма доволен собой за то, что придумал такое искусное решение. Но если быть честным, придумал я его не на месте — я потратил некоторые время на обдумывание таких проблем после того, как какие-то направляющие использовали один из моих предыдущих кругов, чтобы вторгнуться в Замок Камерон.

Харолд оценивающе присвистнул:

— Дориан был прав.

— Насчёт чего? — спросил я.

— Он сказал, что ты был слишком опасен, чтобы позволять тебе разгуливать свободно, без няньки, — объяснил он.

— Это он сказал, когда объяснял, почему охранять меня придётся тебе?

Харолд осклабился, и кивнул, но Уолтэр вмешался прежде, чем мы смогли сказать что-то ещё.

— Простите… — мягко сказал он. Убедившись, что мы примолкли, он продолжил: — Сколько этих взрывоопасных устройств ты носишь с собой? И разве ты не волнуешься, что споткнёшься, упадёшь, и разорвёшь нас всех на кусочки костей и джема?

Я посмеялся над его странной фигурой речи. Однако вопрос был обоснованным, особенно учитывая то, что я не показывал ему свой особый мешочек. Я снова вытащил его, и открыл верхнюю часть. Вместо объяснений, я устроил демонстрацию, засунув в него свою руку. Хотя на вид в нём было глубины не более восьми дюймов, я легко смог засунуть в него руку по плечо. С точки зрения Уолтэра теперь казалось, будто большая часть моей руки была ампутирована.

— Я храню все свои опасные сюрпризы подальше от собственной персоны, — проинформировал я его.

Выражение его лица было бесценным, но больше я ничего не сказал. Я занялся работой над нашим путём наружу. Я не думал, что кто-то из нас хотел ещё сколько-нибудь времени провести в нашей подземной тюрьме.

Глава 38

Сайхан последовал за королём вниз по длинному лестничному пролёту. Его вызвали поздно ночью, но он привык к такому странному времени. За годы его службы Эдварду часто было нужно, чтобы он выполнял различные поручения в то время, когда большинство простолюдинов уже давно спали. Эта ночь была неожиданна тем, что Король вёл его окольным путём. Ступени, по которым они шли, вели вниз с внешней дворцовой стены, и достигали двора рядом с редко используемыми задними воротами.

Из этого следовало очевидное — Эдвард планировал тайно встретиться с кем-то у ворот. Присутствие Сайхана было необходимо исключительно для защиты. Если король хотел, чтобы Сайхан исполнял какую-то более агрессивную роль, то предупредил бы заранее, и дал бы время на подготовку.

Когда они достигли ворот, Король обратился к нему:

— Те, кто придут на встречу — опасны, но они должны сдержать слово, если только я не ошибаюсь. Они приведут заложников, двоих. Тебе нужно лишь держать их под присмотром до прибытия священников, — говорил он, в то время как Сайхан заметил, что ворота были открыты, а охрана из ночной смены — отсутствовала.

Опытный воин сразу всё понял. Его уже не в первый раз просили выполнить такую работу. Тот факт, что жрецы явятся, чтобы взять пленников на себя, означал желание королём того, чтобы этих «гостей» по-тихому удерживали в месте, где никому не придёт в голову их искать. За годы Эдвард удерживал несколько таких заложников. Необычным был тот факт, что король решил принять этих пленников без присутствия каких-либо других охранников.

— Ваше величество, — осторожно сказал Сайхан. — Я не могу гарантировать вашу безопасность и одновременно присматривать за пленниками — в одиночку.

— Мы это понимаем, — ответил Король. — Просто позаботься о том, чтобы с пленниками ничего не случилось до прихода братьев. Вероломства сегодня не будет.

«Помимо нашего», — подумал Сайхан. Учитывая временные рамки, он хорошо представлял, кем могли быть эти пленники, хотя это всё ещё не объясняло навязчивое желание Эдвардом секретности. У короля были охранники, которым можно было довериться в таких ситуациях, и в прошлом он их использовал. Этой же ночью что-то было иначе — настолько иначе, что ему нужно было скрывать подробности даже от своих наиболее доверенных охранников. «Кроме меня, ибо моя клятва — моя жизнь».

Ждать им пришлось недолго — прошло менее четверти часа, прежде чем в открытые ворота вошли несколько закутанных в плащи фигур. Между ними было два человека — они были связаны, и их вели на коротких цепях. В совокупности их было восемь, и сопровождали они двух пленников. Пленники также были закутаны в плащи, но капюшоны скрывали их лица лишь частично, и Сайхан был весьма уверен в том, что его подозрения относительно личностей пленников были верны.

Король уверенно шагнул вперёд:

— Дайте мне увидеть их лица. Мне нужно удостовериться, что они — именно те, за кого вы их выдаёте.

Ответивший голос был женским, хотя в её речи звучали странные интонации, будто она не привыкла часто говорить:

— Конечно, ваше Величество, всё будет по вашему слову. Мы не желаем, чтобы вы заподозрили нас в обмане, — произнесла она, и, несмотря на её странные интонации, Сайхан подумал, что её голос звучал довольно знакомо.

Поднявшиеся руки стянули капюшоны с пленников, стерев все сомнения в их личности. Перед ними стояли Графиня ди'Камерон и Сэр Дориан Торнбер. Они выглядели невредимыми, но слегка испуганными. Взгляд Пенни мгновенно впился в Сайхана:

— Гадюка! Мне следовало знать, что ты будешь здесь, служа своему… — яростно сказала она, но её прервала одна из её пленителей.

— Молчать, — перебил голос странной женщины, когда она поднесла свой палец к лицу Пенни. Взгляд графини не сходил с приближавшегося к её щеке пальца, и на её лице явно проступило выражение сильного страха и ненависти. Пенни сразу же закрыла рот, наклоняя свою голову назад, чтобы избежать касания своей пленительницы.

Стоявший рядом с ней Дориан силился высвободиться, но он был крепко связан, и его рот был заткнут кляпом — тем не менее, он сумел на миг оторваться от тех, кто его держал, и ударил плечом угрожавшую Пенни женщину. Та покачнулась, в то время как державшие Дориана на цепях потянули, чтобы снова взять его под контроль. Это движение заставило её капюшон упасть, и на миг её лицо стало ясно видно Сайхану в тусклом свете луны. Это была Руфь.

По его спине пробежал холодок. Встретить её здесь не было для него неожиданностью — он уже угадал цель её миссии ещё до её отбытия. Что выбило его из колеи, так это выражение её лица — или, точнее, отсутствие такового. Её взгляд скользнул по нему, и в нём не было ни намёка на узнавание. Это, а также странность её прозвучавшего миг назад голоса, поведало ему более чем достаточно. Она больше не была женщиной, которую он знал.

— Прикуйте цепи к вон тому столбу, — спокойно сказал Эдвард. — Я хочу, чтобы вас здесь не было, когда явятся остальные.

— Мы выполнили свою часть сделки. Не забывай свою, Король Лосайона, — ответило существо, когда-то бывшее Руфью.

Глаза Эдварда сузились в темноте:

— Не смей читать мне нотации. Я не забыл. Убирайтесь, пока я не вышел из себя!

Шиггрэс не ответили, и несколько минут спустя они ушли, оставив закованных в цепи пленников. Сайхан молча стоял на страже рядом с королём, пока они ждали прибытия священников. Его взгляд не сходил с лиц Пенни и Дориана, но мысли его витали где-то далеко.

«Мой король заключил союз с нежитью», — тихо думал он, — «и Руфь теперь — одна из них». Эти два факта гонялись друг за другом кругами в его голове, и он не мог найти никакого способа скрыться от передаваемого ими ужаса. Он онемел — физически и мысленно. Как ни пытался, он не мог найти смысла или причины для того, свидетелем чему он только что стал. «У меня осталась лишь моя клятва».

Глава 39

Наше прибытие в Ланкастер вызвало некоторое удивление, но терпеть формальности я не стал. После прибытия я сразу направился в донжон, задержавшись лишь для того, чтобы спросить у стоявшего на страже охранника:

— Где сейчас Дженевив?

— Она в кабинете, сэр, — быстро ответил тот.

Я повернулся к Уолтэру и Харолду:

— Я встречусь с герцогиней — идите, найдите что-нибудь поесть, но далеко не уходите. Я собираюсь вскоре снова отправиться в путь.

Войдя в главный зал, я наткнулся на Бенчли.

— Ваше Сиятельство, рад снова вас видеть, — сказал он мне подлинно уважительным тоном. С тех пор, как мне дали титул графа, я обнаружил, что мне не хватает его саркастических ноток. «Бенчли уже просто не тот», — внутренне посетовал я.

— Бенчли! — воскликнул я. — Я сейчас — к её Светлости, но после моего визита ей сразу же потребуется помощь. Она захочет послать несколько сообщений. Я был бы признателен, если бы ты позвал посыльных, и сказал главному конюху приготовить быструю лошадь.

Он улыбнулся мне, сжав губы, и прошёл вместе со мной к дверям кабинета.

— Конечно, сэр, — ответил он.

Я остановился:

— Я имею ввиду — сейчас же, Бенчли. Войти я могу и сам. Я не нуждаюсь в том, чтобы ты открывал для меня дверь.

Он кашлянул:

— Прошу прощения, сэр, но я уже позаботился обо всём этом. Вы всё ещё желаете самостоятельно открыть себе дверь, или у вас есть для меня ещё какие-то поручения? — спросил он, уже схватившись за дверную ручку.

Чуть не рассмеявшись, я широко улыбнулся ему:

— Ах ты самодовольный ублюдок, я по тебе скучал.

Он недоуменно посмотрел на меня:

— Я никуда не уезжал, сэр, — произнёс он, причём тон его голоса и выражение его лица ничего не выдавали, хотя мой магический взор показал мне отчётливо мелькнувшее во время его ответа веселье. «Я могу сотню лет учиться, и никогда не достичь такого уровня саркастического мастерства, как у этого человека», — напомнил я себе.

Я махнул рукой на дверь, и позволил ему открыть её для меня. Дженевив я обнаружил сидящей за столом, склонившись над толстой бухгалтерской книгой. Она удивлённо подняла на меня взгляд:

— Я не ожидала увидеть тебя так скоро. Джеймс в порядке? — спросила она. Её взгляд уже приметил тот факт, что я был один.

Я обошёл стол, и протянул ей свои руки. Она неуверенно приняла их, и я мягко помог ей подняться, прежде чем обнял.

— Пенни и Дориан живы, — тихо сказал я. Я узнал об этом лишь час назад, и эмоции, захлестнувшие меня, когда я позволил себе произнести эти слова, были ошеломляющими.

— Что?! — сказала она, отталкивая меня на расстояние вытянутой руки. — Где они? Как ты об этом узнал?

— Они в Албамарле. Их захватил Король… — начал я. У меня ушла почти четверть часа, чтобы объяснить ситуацию и то, как я эту информацию заполучил. Ситуацию лишь усложнял тот факт, что я был едва способен говорить из-за бушевавших во мне эмоций.

Герцогиня была терпелива, пока я рассказывал — она подождала, пока я не выдохся, прежде чем заговорила:

— Что ты теперь собираешься делать? — напрямик спросила она, когда я закончил.

— Мне нужно, чтобы ты послала сообщение Джеймсу. Он всё ещё думает, что мы сидим в той пещере. Ему надо вернуться обратно, а мне, наверное, скоро понадобится его помощь, — сказал я ей.

— А потом?

Фрустрация вскипела во мне, заставив сжать кулаки:

— Я не знаю! Я хочу отправиться в столицу, и лишить Эдварда его внутренностей!

Дженевив покачала головой:

— Ты же знаешь, что не можешь этого сделать.

— Почему нет? — спросил я. — Если он не может говорить, то не может приказать убить их. Мне просто надо будет убить его быстро, — выдал я. Я знал, что это не так, но я был не в настроении для рационального мышления.

— Он играет в эту игру больше лет, чем ты прожил. Если убьёшь его, то они умрут, можешь рассчитывать на это, Мордэкай, — строго ответила она.

От беспомощного гнева у меня на глазах проступили слёзы, когда я поднял на неё взгляд:

— Тогда что ты посоветуешь мне сделать?

— Можешь подумать о том, чтобы сперва вступить в переговоры. Очевидно, что он использует их в качестве заложников, чтобы принудить тебя к сотрудничеству. В зависимости от его планов на тебя, возможно, будет лучше сотрудничать, чем рисковать тем, что он навредит им двоим, — медленно сказала она.

— Нет, — мгновенно сказал я. — Уолтэр выбрал этот путь, и свою семью он не видел уже более четырёх лет. К тому же, король не посмеет их убить. Мы в тупике. Если он убьёт их, то я незамедлительно за них отомщу. Их жизни — единственное, что его защищает.

Дженевив ответила с горечью в голосе:

— А кто говорил что-то про убийство? Он может сделать с ними и что-то похуже, и послать тебе доказательство их пыток в качестве аргумента. Это — не сказка, Мордэкай. Эдвард способен на многие тонкие градации жестокости, чтобы обеспечить твоё повиновение.

Конечно, она была права, и её слова лишь озвучили мои самые потаённые страхи. Тем не менее, я не мог принять ситуацию такой, какой она была:

— Он пока не дал мне знать о своём «приобретении», поэтому у меня по крайней мере есть время подумать, прежде чем мне придётся ответить на любые его требования. Как думаешь, сколько у меня времени, прежде чем он покажет свои карты?

Герцогиня опустила голову, сосредоточенная на написании письма.

— Недолго. Он захочет упрочить свою хватку на тебе как можно скорее. В особенности, если у него уже есть на уме что-то, чего он желает от тебя получить, — предположила она, продолжая писать.

Я выпрямился:

— Я отправлюсь в Албамарл. Не хочу зря тратить оставшееся у меня время.

Она мимолётно посмотрела на меня:

— Мне сказать Джеймсу что-то конкретное?

— Пусть остаётся здесь, и будет готовым — если он мне понадобится, то я прибуду внезапно, и мне, наверное, нужно будет отбыть так же быстро, — ответил я, целеустремлённо шагая к двери. Я приостановился, положив руку на дверную ручку: — Спасибо, Дженевив. Я никогда не смогу тебя отблагодарить.

Проигнорировав мои слова, она ответила:

— Не твори никаких безрассудств, Мордэкай. Покуда Эдвард не осведомлён о твоём знании, ты всё ещё свободен действовать сам по себе. Как только он с тобой свяжется, всякое твоё действие будет тщательно рассмотрено и оценено, и любые последствия падут на Дориана и твою жену.

* * *

Я прервал короткий полдник Уолтэра и Дориана, и через несколько минут перенёс нас в мой дом в Албамарле. Я принялся искать Марка и Роуз сразу, как только мы прибыли. Я почти не надеялся найти хоть кого-то из двух моих друзей в доме, но удача в кои-то веки была на моей стороне. Маркус бездельничал в гостиной на первом этаже, забросив ногу на подлокотник очень мягкого кресла. В одной руке у него была бутылка вина, и ещё одна, уже пустая, лежала на полу.

Я бросил на него один взгляд, и попросил Уолтэра и Харолда оставить нас наедине. Они откланялись, и пошли искать кухню — скорее всего, чтобы завершить трапезу, которую я прервал в Ланкастере. Когда они ушли, я закрыл дверь в гостиную.

— Ты пьян, — мстительным тоном сказал я. Марк уставился на меня мутным взглядом, но не выказал никаких признаков того, что собирается отвечать, поэтому я продолжил: — Ты вообще утруждал себя поиском информации, пока меня не было? Или ты просто проводил всё своё время, трахая жриц? — спросил я. Моя фрустрация в отношении моего положения определённо переливалась через край, и обнаружить Марка пьяным, когда он нужен был мне больше всего, было для меня уже чересчур.

Его взгляд наконец сфокусировался намне:

— Я не пьяный. Я — проклятый богами еретик! — Он поднял лист бумаги, и вслепую помахал им в моём направлении. — Видишь! У меня ешть бумаги в докажательштво.

— Ты — пустая трата воздуха, вот ты кто! У меня же не так уж много друзей осталось. Я по уши в неприятностях, и когда мне нужна твоя помощь, ты пошёл, и замариновал вином свои куцые остатки мозгов!

— Думаешь, я этого не знаю?! — заорал Марк. — Это должен был быть я! Они были моими лучшими друшьями! Если бы у меня ошталась хоть капля веры, то я бы молил этих уёбков-богов взять вмешто них меня.

Я почувствовал, как от его слов похолодело моё сердце:

— Ты думаешь, что я хотел бы, чтобы ты был мёртв, вместо них? — произнёс я, видя боль в его взгляде.

— Нет, идиот! Я хотел бы, чтобы я был мёртв, вместо них. Тебе нужно научиться шлушать получше, — сказал он, а потом внезапно встал, и сунул бумагу в мою сторону: — Прошитай это, чёрт побери.

Я выхватил бумагу из его руки, а затем коротко толкнул его, заставив упасть обратно в кресло, с которого он только что встал:

— Садись, пока не поранился.

Оглядев страницу, я был удивлён тем, что на ней было довольно похоже изображено лицо Марка. Наверху жирными буквами было написано: «Внимание! Этот человек — не священник Дорона, или кого-то из сияющих богов…». Дальше шла его подлинная личность, как бывшего священника Миллисэнт, и лишённого наследства наследника герцогства Ланкастера. Ближе к концу он был обозначен как «Еретик Маркус», и были добавлены твёрдые инструкции не позволять ему входить ни в какие храмы сияющих богов.

— Как тебе это удалось? — спросил я, забыв о своём гневе.

— Они поймали меня, когда я тайком пробиралшя в кабинет первосвященника. Я пытался найти счета, в которых было бы написано, что они поставляли в тот шекретный лагерь, — объяснил он, став шепелявить слегка меньше.

Я поднял бровь:

— Я удивлён, что тебя не посадили под замок.

— Ха! Могли попытаться, но заштукал меня только их первосвященник, своей собственной проклятой персоной, — подчеркнул он своё заявление, тихо рыгнув.

— И что ты сделал?

Он небрежно осклабился:

— Я врезал этому жирному ублюдку прямо по его пухлому лицшу. Ты бы видел, нашколько он был удивлён!

— А потом? — подтолкнул я.

— Он начал визжать как девчонка, поэтому я снова его ударил, но он всё равно не затыкался. В итоге пришлось избить его до полусмерти, прежде чем он наконец потерял сознание. Вроде слабак, но мутузить его пришлось чертовски долго. Надо отдать ему долшное. В общем, когда он наконец заткнулся, мне пришлось срочно уйти. Мне повезло выбраться оттуда до того, как они опечатали всё это проклятое место, — договорил он, а затем начал подражать выражению лица первосвященника, когда застал его врасплох: — Ой-ой! Прошу прощения, Отец, это был ваш нос!?

Я бы счёл это смешным, будь он трезвым:

— Когда всё это случилось?

— Вчера утром… к середине второй половины дня они уже развесили эти предупрешдения, — ответил он. — Я думаю, что Маришша больше не захочет меня видеть… теперь, когда она жнает, что я — еретик, — сказал он, ища взглядом свою бутылку вина, но я уже передвинул её подальше от него.

— Хватит уже, — сказал я ему. — Ты мне нужен трезвым.

— Зачем?

— Дориан и Пенни живы, — внезапно сказал я.

Его глаза расширились, и на них начали наворачиваться слёзы:

— Не поступай со мной так, Морт. Это нечестно.

— Я не шучу, ты, пьяный дурак. Они живы, и находятся где-то в этом городе. Когда протрезвеешь, вы с Роуз поможете мне их найти, — сказал я, наклонился поближе, и запустил руку за воротник его рубахи. Миг спустя я нашёл ожерелье, которое я ему дал.

— Как? Я не понимаю, — сказал он, пытаясь стряхнуть мою руку, пока я расстёгивал кулон.

— Объясню, когда ты проснёшься. Я не в настроении повторяться, — сказал я ему, стягивая с него цепочку, и отступая назад.

Его глаза расширились, когда он осознал, что я вот-вот усыплю его:

— Подожди, у меня есть ещё новости. Я нашёл их скрытый лагерь. Он в нескольких милях…

— Шибал, — тихо сказал я, и он осел в кресле. — Расскажешь мне об этом, когда протрезвеешь, — бросил я. После этого я позвал Харолда, и мы вместе отнесли Марка наверх, в его комнату.

Как только Марк оказался в безопасности собственной кровати, Харолд сказал:

— Зачем всё это?

— Он нужен мне трезвым, а лучший способ добиться этого — позволить ему проспаться. Будем надеяться на то, что Роуз будет здесь к тому моменту, как он проснётся, и тогда я смогу объяснить ситуацию им обоим одновременно, — сказал я. Пока мы спускались вниз, я учуял приятный запах чего-то жарящегося, и у меня заурчало в животе. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я что-то ел, и моей последней едой был холодный походный завтрак.

— Что это за запах? — спросил я.

— Судя по всему, Уолтэр — довольно неплохой повар, — ответил Харолд. — Он хорошенько оглядел кладовую, и решил что-нибудь сварганить.

Мой рот уже заполнился слюной. Я решил сперва поесть, прежде чем попытаться магическим образом найти в городе Дориана и Пенни. Я был весьма уверен, что король прикажет держать их достаточно далеко, так что я всё равно их не найду. Тем не менее, я обязан был попытаться.

* * *

Вторая половина дня медленно уступила место сумеркам. Большую часть времени я проводил в своего рода сосредоточенной медитации, обыскивая местность примерно на милю вокруг дома. Как и ожидалось, я не нашёл ни следа моей жены или моего друга, но мне нужно было убедиться. Сам город занимал гораздо большую площадь, поскольку был почти две мили в диаметре, и простая математика требовала, чтобы я переместился по крайней мере ещё четыре или пять раз, чтобы полностью покрыть только местность, ограниченную внешними стенами. «Король не будет настолько глуп, чтобы держать их в пределах города».

К закату Роуз всё ещё не вернулась, что заставило меня предположить, что она, наверное, снова остановилась в своём доме. К несчастью, это мне просто не подходило. Я не мог себе позволить ждать несколько дней, пока она заглянет ко мне, и это значило, что мне придётся пойти и найти её. Обычно это не было бы проблемой, но учитывая тот факт, что я не хотел, чтобы Король знал о моём возвращении в столицу, я должен был позаботиться о том, чтобы остаться не увиденным. Как только он узнает, что я здесь, он сможет вызвать меня, или отправить сообщение, и моя свобода действий окажется сильно ограниченной. Пока он не нашёл меня, он не мог эффективно использовать мою жену и друга, чтобы на меня надавить.

Естественно, за моим домом следили. Я уже заметил своим магическим взором людей, подозрительно околачивавшихся снаружи. Здание по ту сторону улицы также использовалось. Или так, или у живущих там людей появилось жгучее желание часами глазеть на мой дом.

К счастью, в моём арсенале был тайный инструмент — Уолтэр Прэйсиан, и, подумав немного, я выносил план. Я замаскировал Харолда, чтобы он выглядел как Марк, поскольку тот всё ещё спал наверху. Уолтэр использовал свои таланты, чтобы сделать нас обоих невидимыми, и мы выскользнули на улицу, когда Харолд открыл дверь и выглянул наружу, будто проверяя улицу. Как только мы прошли мимо него, он зашёл обратно внутрь, и захлопнул дверь. Предполагалось, что шпионы Короля уже знали, что Марк жил у меня, поэтому его ситуацию мы нисколько не ухудшили.

Чтобы не рисковать, Уолтэр держал нас невидимыми, пока мы шли к дому Роуз. Я впервые в жизни шёл по городу невидимым, и это совершенно отличалось от того раза, когда я был под землёй, в окружении шиггрэс. Основная разница заключалась в том, что поскольку невидимость нам нужна была только для нормального зрения, мы могли использовать наш магический взор. Почему-то хождение вокруг людей на улице, которые даже не подозревали о моём присутствии, воззвало к моему внутреннему вуаеристу.

— Ты можешь просто пойти так куда угодно, так ведь? — прошептал я Уолтэру, когда мы наконец приблизились к дому Роуз.

— В общем — да, — ответил он.

Когда мы достигли двери, я подумал было постучать, но быстро отбросил эту мысль. Пробираться тайком было просто слишком весело. Вместо этого я использовал свои колдовские чувства, чтобы убедиться, что поблизости от двери в доме никого не было, а потом, произнеся несколько слов на лайсианском, я впустил нас внутрь.

— А ты действительно знаешь поразительное разнообразие заклинаний, — тихо сделал наблюдение Уолтэр, когда мы оказались внутри. — Где ты им всем научился?

— Некоторые я почерпнул в журнале, который нашёл, а остальные я просто сам придумал, хотя мне пришлось довольно долго учить лайсианский, прежде чем я понял его достаточно хорошо, чтобы на самом деле провернуть что-нибудь сложное, вроде вот этой двери, — небрежно бросил я.

— Ты знаешь лайсианский? — изумлённым тоном спросил он.

Я нахмурился:

— Я думаю, это было чем-то вроде необходимого условия. Разве нет?

— Этот язык мёртв уже несколько тысяч лет, а за последние шесть или семь поколений появилось не более горстки волшебников. Большинство из них просто передавали по наследству уже известные им полезные заклинания и фразы, — ответил он.

Я прежде не рассматривал ситуацию в таком свете, и, если честно, был шокирован:

— Ну, полагаю, если действительно нужно что-то сделать, и нет для этого слов, то можно просто обойтись без них, — тихо сказал я.

Уолтэр вздохнул, и невидимо пожал плечами:

— Это чрезвычайно трудно, не говоря уже о том, что опасно, — сказал он таким тоном, будто это вообще был не вариант.

Я решил не продолжать этот разговор дальше. В прошлом я немалого добился, не используя слов, и хотя это требовало значительно большей траты энергии, я на самом деле не считал это ни опасным, ни сложным — просто утомительным. Я почему-то знал, что Уолтэр будет шокирован, и, наверное, не одобрит, поэтому я решил, что обсуждать это нам было не нужно.

Я уже нашёл Роуз мысленно, поэтому мы направились по коридору к маленькому кабинету, где она в данный момент что-то читала. Пока мы шли, мне в голову пришла внезапная мысль:

— Наверное, ты — величайший в мире Том Подгляда, — сказал я Уолтэру.

Он смущённо кашлянул:

— Ну, это — одно из возможных применений моей способности.

Я подтолкнул его:

— Я не имел ввиду просто «шпионить», как ты делал для Короля, я имею ввиду женщин, леди, и тому подобное.

— Я бы не стал этим заниматься, — ответил он.

— То есть, ты никогда об этом даже не думал? — поражённо спросил я. — Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо?

Он покачал головой:

— Ну, я хочу сказать, очевидно, что я «подумывал» об этом, но я никогда не злоупотреблял своей способностью таким образом.

— Брехня, — объявил я.

— Слушай, Мордэкай, — начал он, — ты же не ожидаешь всерьёз, что я, стоя здесь, в коридоре, скажу человеку, за которым меня послали шпионить несколько дней, что мне нравится пробираться тайком, и подглядывать за женщинами, пока они раздеваются, и всё такое…?

Эти слова просочились мне в голову не сразу. В конце концов, до меня дошло:

— Ты, извращенец! Ты подглядывал за Пенни, так ведь?

Не будь он невидимым, Уолтэр невероятно покраснел бы:

— Нет! Но именно поэтому мы и не будем об этом говорить! Будь уверен, я — женатый человек, и не стал бы тратить своё время, ползая по округе, и подглядывая за обнажёнными женщинами.

Мои глаза сузились, хоть я ими в тот момент и не пользовался:

— Ты сказал, что не видел свою жену уже четыре года.

Уолтэр наконец вышел из себя:

— Ты хоть понимаешь, какую глупость ты говоришь!? Ты — волшебник. Тебе даже не обязательно становиться невидимым! Чёрт, им даже голыми не нужно быть, кретин! Очевидно же, что ты можешь просто осматривать их в любое время… в одежде или без неё. Так какого чёрта ты так распалился из-за того факта, что я могу становиться невидимым?!

Его наблюдения попали в яблочко, и я почувствовал себя слегка смущённым:

— Ты прав, Уолтэр. Хотя я этого и не делал. Я просто не продумал эту мысль до конца.

Роуз подала голос, стоя в дверях кабинета:

— Насколько я помню, ты буквально на днях наблюдал за нашим другом Маркусом, пока тот был за закрытыми дверями со своей подружкой. Как же её звали? Ах да, Марисса, точно!

Я резко развернулся, и уставился на неё с отвисшей челюстью:

— Всё было не так! Ты сказала мне, чтобы я заглянул к нему!

Она улыбнулась:

— Мне не пришлось сильно стараться, чтобы убедить тебя сделать это, а? Вообще-то, это нечестно, Мордэкай. Уверена, что вид твоего лица сейчас бесценный. Так что можете уже становиться видимыми, чтобы я могла на вас посмотреть.

Глава 40

— Тебя нелегко испугать, так ведь? — спросил я, когда мы уселись в её кабинете. Я уже воспользовался возможностью представить её Уолтэру.

Роуз засмеялась:

— Трудно испугаться, когда виновные влезают в твой дом тайком, а потом начинают орать друг на друга в коридоре.

— Мы не орали, — ответил я, пока она несогласно качала головой. — Уолтэр, скажи ей, что мы не орали, — сказал я, глядя на него в поисках поддержки.

Волшебник пожал плечами:

— Ну… мы ведь действительно говорили довольно громко.

— Ладно… мы говорили довольно громко. Но вообще, мы здесь не поэтому, — ворчливо сказал я.

— Полагаю, ты заметил следящих за твоим домом людей, — сказала Роуз.

Я кивнул:

— Поэтому-то мы и использовали невидимость Уолтэра, чтобы добраться сюда скрытно.

— Я удивлена, что ты не использовал личину, или просто не оторвался от них, отойдя от своего дома. Мы с Маркусом именно так справлялись последние несколько дней, — прокомментировала она.

— Боюсь, что это было бы недостаточно хорошо, Роуз. Я не могу себе позволить, чтобы король знал о моём возвращении в город.

Это возбудило её интерес:

— Полагаю, у тебя есть какие-то новые события, которыми ты хочешь поделиться, — ответила она.

— У меня есть хорошие и плохие новости, — сказал я, не зная точно, с чего начать.

Она постучала пальцем по столу:

— Я уже слышала худшее, так что не думай меня щадить.

— Дориан и Пенни живы, и, наверное, находятся недалеко от столицы, — выложил я.

Она встала, и отвернулась от нас с удивившей меня скоростью.

— Уолтэр, не мог бы ты выйти, — осторожно сказала она.

Он встал, и направился к двери:

— Определённо. Я подожду в коридоре.

После того, как он ушёл, она посмотрела на меня, и её внешний вид меня шокировал — покрасневшие глаза и залитые слезами щёки, хотя несколько мгновений назад она была собранной и безупречной.

— Мордэкай, ты уверен? Если это — какая-то уловка, то я не смогу этого вынести.

Я покачал головой:

— У меня пока нет никакого способа убедиться в этом, Роуз. Я сам узнал лишь этим утром, и обстоятельства были необычными, мягко говоря, — пересёк я комнату, и положил руку ей на плечи.

— Ты пока не сказал, в чём заключаются плохие новости, — сказала она, положив голову мне на грудь. Прежде чем я смог ответить, я почувствовал, как она напряглась, и оттолкнула меня на расстояние вытянутой руки. — О Боги! Это ведь Король, так? Они у Эдварда!

Поскольку я пока не рассказал ей никаких подробностей, я был весьма поражён её догадкой:

— Да. Как ты догадалась?

— У нас уже были хорошие доказательства того, что именно он изначально послал похитителей в Ланкастер. А теперь ты говоришь мне, что они живы, и я только что получила известия кое о чём необычном, случившемся позапрошлой ночью, — ответила она. — Мордэкай, ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, чего он хочет?

— Попридержи коней, — сказал я ей. — Я всё ещё не знаю, что ты выяснила.

— Почему бы тебе не рассказать мне, как ты узнал, что они живы, — предложила она.

— Скоро расскажу — сначала я хочу знать, что ты выяснила про позапрошлую ночь, — парировал я.

Она пожала плечами:

— Немногое, на самом деле — просто Король на несколько часов отпустил всю стражу на задних воротах дворца. Я понятия не имела, зачем он это сделал, но я знала, что он наверняка тайно встречался с кем-то, или перемещал что-то, что нужно было скрывать. А теперь ты говоришь мне, что они живы… легко видеть, как выстроились мои умозаключения.

Если я когда и сомневался в остроте ума Роуз, то теперь у меня были все тому доказательства. Её ум был оружием. Если нам всё же удастся спасти Дориана, то мне было его почти жалко. Ему никогда не удастся ничего от неё скрыть. Хорошо, что он патологически честен.

— Я всё ещё поражаюсь тому, как проворен твой ум, Роуз, — сказал я ей.

Она пыталась поправить свою внешность, промокая свои щёки платочком, который вытащила из ящика своего стола.

— Давай выслушаем твой рассказ, Мордэкай, — напомнила она мне, но прежде, чем я смог начать, она пересекла комнату до двери, и открыла её. — Можешь входить обратно, Уолтэр, благодарю.

Я объяснил ей про наше едва не окончившееся катастрофой исследование пещер рядом с Ланкастером, и описал нашу встречу с существом, которые теперь обитало в тельце Тимоти. Она внимательно слушала, и позволила мне закончить, прежде чем снова заговорила:

— Ты говорил с Маркусом после возвращения в город?

Я кашлянул:

— Он был пьян, поэтому мы особо не говорили, но он должен вскоре проснуться. Я погрузил его в сон, чтобы он перестал пить, и протрезвел.

Она нахмурилась:

— Когда я говорила с ним последние несколько раз, он был трезв. Что-то случилось?

— Судя по всему, первосвященник железного бога поймал его, когда Марк рылся в его бумагах, а когда он сбежал, они догадались о его подлинной личности. Они дали ему новое имя, — сказал я ей, и затем передал описание его встречи.

К тому времени, как я закончил, Роуз держала ладонь у своего рта:

— Это ужасно.

— Вообще-то я счёл это довольно забавным, хотя я не желал признаваться в этом в его присутствии, пока он был пьян. Меня это несколько раздражало.

— Нет, Мордэкай. Клянусь, иногда мне кажется, что ты такой же доходяга, как Дориан. Я говорю о Мариссе, — назвала она имя, будто оно само всё объясняло.

Я тупо уставился на неё:

— А что с Мариссой?

Она вздохнула:

— Он был очень ею увлечён. Я думаю, у них, возможно, развились довольно серьёзные чувства.

Я смог удержаться от смеха:

— Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке? Он переспал с половиной дворянок своего возраста, и никто из них не смог удержать его внимание более чем на пару дней.

Теперь пришёл её черёд глазеть на меня — только вот её взгляд был гораздо серьёзнее.

— Слушай, Роуз, — начал я. — Я люблю его как брата, но для женщин он — сущее наказание. Я сомневаюсь, что она хоть раз приходила ему в голову с тех пор, как его выгнали.

— У нас сейчас слишком много важных тем для разговора, Мордэкай, — наконец сказала она. — Давай просто остановимся на «ты — идиот», и перейдём к другим вопросам. И пообещай быть осторожным с этой темой, когда позже увидишь Маркуса. Хоть это-то ты можешь сделать?

Уолтэр, прикрывшись рукой, тихо захихикал в ответ на её комментарий. Я одарил его твёрдым взглядом, прежде чем ответить ей:

— Ладно, остановимся на этом. Почему бы нам не вернуться в мой дом, чтобы мы могли продолжить этот разговор с Марком, когда он проснётся?

* * *

Обратная дорога была такой же заурядной, хотя Роуз она не очень понравилась. Поскольку она была лишена магического зрения, то была полностью слепа, пока мы были невидимы. Для неё это было по сути идентично тому, как если бы её с повязкой на глазах водили за руку по городу.

Когда мы достигли моей двери, то просто открыли её, и вошли внутрь. Чтобы успокоить наблюдавших за домом людей, я приказал Харолду вернуться, и выглянуть, чтобы у них сложилось впечатление, будто дверь открыл он. Однако поговорив с ним, я быстро выяснил, что это больше не имело значения.

— Марк проснулся? — спросил я его сразу же, как только мы зашли.

Он кивнул:

— Да, но у него дьявольское похмелье. Он в кухне, пытается запихнуть в себя немного еды.

Я пошёл в том направлении:

— Хорошо, теперь мы можем наконец собраться вместе, и посмотреть, сможем ли мы что-то решить.

Харолд положил ладонь мне на плечо:

— Подождите — вы, возможно, захотите прочесть это письмо. Я думаю, оно срочное.

Я хмуро посмотрел на него:

— Какое письмо?

Он протянул запечатанный конверт. Даже в плохом освещении прихожей я узнал официальный знак короля Лосайона.

— Откуда это у тебя? — спросил я его, и у меня всё сжалось внутри.

— Посыльный доставил его после вашего ухода, — ответил он.

— Посыльный? Почему ты открыл ему дверь? Что он сказал? Что ты сказал!? — воскликнул я, чувствуя, как с каждым мигом паника всё больше поднималась из глубин моего живота.

Харолд странно посмотрел на меня, и я осознал, что не объяснил ему свой план, по которому мне следовало не давать Королю узнать моё нынешнее местоположение.

— Он спросил, на месте ли вы, а я сказал, что нет, — наконец ответил он.

Я облегчённо вздохнул:

— Ох, слава богам! — это была привычная ремарка, но я всё равно поправился. — Вообще-то, да будут прокляты боги, но слава яйцам, что ты сказал ему это.

Харолд улыбнулся:

— Не волнуйтесь — я сказал ему, что вы вернётесь, и что я позабочусь о том, чтобы вы получили это письмо сегодня же.

Я заставил Харолда вздрогнуть от неожиданности, посвятив следующие несколько минут упражнениям своём морском наречии. Несмотря на тот факт, что большую часть своего времени он проводил среди солдат, его, похоже, весьма впечатлил мой обширный словарный запас. Когда я наконец выдохся, он прокомментировал:

— У меня такое чувства, что вы не хотели, чтобы я получал за вас почту.

Это было преуменьшением, но я не стал давить дальше:

— Ты не знал. Так, дай мне прочитать это, а потом я объясню, — отмахнулся я. Я открыл конверт, опасаясь худшего. Как обычно, жизнь меня не разочаровала. Письмо было адресовано «Его Сиятельству, Графу ди'Камерону», и без обиняков и пустословия гласило:

Его Величество, Король Эдвард Первый, требует вашего присутствия для обсуждения очень важных вопросов. Неявка будет иметь серьёзные последствия. Для обозначения природы этих вопросов мы прилагаем этот символический предмет…

Оставшаяся часть письма подробно описывала время и место, что, судя по всему, было завтра, в три часа пополудни. Однако что на самом деле привлекло моё внимание, так это «символический предмет», который он вложил в письмо. Это был маленький пучок волос, и, судя по цвету, я был уверен, что он принадлежал Пенни.

Я долгие минуты держал его в своей руке, просто глазея на него, пока у меня не затуманился взгляд, и мне стало трудно видеть. Когда я больше не мог видеть его из-за накативших слёз, я поднёс его к своему лицу в тщетной попытке уловить её запах, но к тому времени я и через нос тоже едва мог вдохнуть. В конце концов я снова поднял взгляд, наконец осознав, что меня окружили. Вокруг меня стояли все, кто был в доме, обступив меня плотным кругом, и по их лицам я видел, что я был не один. Марк, судя по его виду, принимал это почти так же тяжело, как и я. Роуз на этот разу сумела сохранить самообладание, но в её глазах просматривался тлеющий гнев.

Все в ожидании смотрели на меня, и вес их взглядов был для меня почти невыносимым. Я добрался до кухни, и мы все уселись за стол. Я сначала передал письмо Роуз, и подождал, пока она его прочитает. Закончив, она передала его Марку, и наконец оно обошло кругом весь стол.

Первым молчание нарушил Уолтэр:

— И что ты теперь будешь делать?

Вопрос напомнил мне о другом времени, в другой день, когда я был за похожим столом с друзьями и семьёй, которые ждали, что я дам им какие-то указания. Насколько я помнил, мы с Пенни тогда были не в лучших отношениях, и им пришлось запереть нас в комнате, пока мы не помирились, чтобы мы наконец могли хоть что-то решить. Думая сейчас о том времени, воспоминания казались мне тёплыми, хотя я знал, что в тот момент я был в таком же отчаянии.

Я запустил руку в свой мешочек, вытащил письмо, которое мне оставила Пенни, и изучил написанные ею слова. Часть из них особо бросилась мне в глаза, и я обнаружил, что перечитываю её несколько раз:

Не позволяй этим событиям сломить твой дух. Я видела, что случится, если ты прислушаешься к своим более тёмным порывам. Это — унылый и пустой путь, и ты больше не будешь человеком, которого я любила. Ещё есть надежда, если ты не станешь отчаиваться.

Я сложил её записку, и снова аккуратно убрал её, прежде чем обратиться к своим друзьям:

— Сперва нам нужно тщательно оценить наши ресурсы. В этом случае ими в основном является информация, так что давайте выкладывать на стол всё, что мы знаем, — сказал я, после чего медленно и тщательно описал недавние события, через которые прошли мы с Харолдом и Уолтэром. Закончив, я кивнул Роуз.

— Боюсь, что я мало что могу добавить, — любезным тоном сказала она. — Ты отбыл отсюда лишь два дня назад, и с тех пор моего внимания достиг лишь один интересный клочок информации, — объяснила она, повторив то, что сказала мне насчёт стражи во дворце позапрошлым вечером. Марк внимательно слушал, пока она говорила, и когда она закончила, я увидел, что он был готов был начать.

Он наклонился к столу:

— Как большинство из вас уже знает, мне вчера пришлось весьма внезапно покинуть храм Железного Бога, — сказал он, и тщательно изложил свой рассказ, но дойдя до конца, он поймал мой взгляд: — Чего у меня пока не было возможности рассказать… так это того, что я нашёл среди бумаг первосвященника, — сказал он, сделав драматическую паузу.

— Что, чёрт тебя дери?! — нетерпеливо сказал я.

— Один из документов, лежавших сверху, подробно описывал платёж, полученный от королевского казначея. Он составлял пятьсот золотых, но что привлекло моё внимание, так это то, что в бумагах не была указана причина, по которой была совершена выплата, — сказал он, и замолчал.

— Что-нибудь ещё? — спросил я.

Он покачал головой:

— Нет, но время кажется… весьма совпадающим.

— Очевидный вывод — что он платит Железным Братьям за содержание его заложников в том тайном лагере, о котором ты прежде упоминал, — наконец сказала Роуз.

Марк кивнул:

— Да, но это — всё ещё догадка. Мы не можем быть уверены, основываясь на такой скудной информации.

Уолтэр тревожно заёрзал:

— Думаешь, он и мою семью может там держать? — внезапно спросил он меня.

— Я не знаю, — сказал я ему, и я действительно не знал. На самом деле, я знал очень мало, если не считать догадок и подозрений. Оглядев всех за столом, я увидел, что все ждали, когда я объявлю следующий шаг. Давление на меня повышалось, пока я не стал ощущать его как физическую силу, давящую мне на плечи. Сделав глубокий вдох, я быстро встал: — Пойду наверх. Мне нужно подумать, и я не могу это делать, пока все на меня глазеют. Я очень скоро вернусь, — сказал я, и ушёл из-за стола.

Глава 41

В относительной тишине моей спальни, я глазел на стену там, где висела картина, изображавшая мою мать, Элейну. Рассматривая её черты, я гадал, что бы она подумала о сложившейся у меня ситуации. Ещё больше я гадал о том, как бы она оценила действия, которые я до сих пор совершал. «Она спасла своего ребёнка, в то время как мой ещё не родился, а уже в опасности», — подумал я. Я никогда не знал её при жизни, поэтому даже её лицо было мне незнакомо. Я никак не мог угадать, какой совет она могла бы мне дать.

— Думай, — сказал я вслух. Я всегда принимал свой ум как должное, но теперь, когда мне нужен был воистину вдохновлённый план, никаких решений мне на ум не приходило. — У меня есть двое умных и одарённых друзей, — сказал я сам себе, имея ввиду Марка и Роуз. — У меня есть волшебник, у которого есть веские причины желать мне успеха в освобождении заложников Короля, и почти неуязвимый воин, оснащённый магическим оружием и бронёй. Помимо всего этого у меня есть сильный союзник в Ланкастере, готовый дать мне людей и поддержку, — закончил я перечислять свои активы, и стал думать о цели.

Больше всего я хотел вернуть Пенни и Дориана, в целости и сохранности. Достигнув этого, я мог легко разобраться с самой крупной своей насущной проблемой — самим Королём. «И будь проклята эта гражданская война», — подумал я. Эдвард повысил себя до такого уровня угрозы, что я больше не считал его меньшим из зол. Тут мне в голову пришла другая мысль: «а что насчёт Рока Иллэниэла?». Он был истинным мотивом, изначально стоявшим за сделкой между шиггрэс и Королём, и я всё ещё не начал его искать. Чёрт, я понятия не имел, как он выглядел, и был ли он вообще вещественным объектом.

— Отложу это пока. Сейчас моя единственная забота — это Пенни и Дориан, а как только я о них позабочусь — Король. Об остальном я буду волноваться потом, — сказал я себе. Вышагивая по комнате, я перечислил препятствия их спасению. Самым важным было то, что я не мог быть полностью уверенным в их местоположении. Нашей лучшей догадкой был тайный лагерь доронитов. Но даже если бы мы могли быть уверены, что они были там, мы не знали точных указаний, как его отыскать. Информация Марка о его расположении была хороша, но он ни разу там не был.

Что хуже, у меня было менее двадцати четырёх часов. «Сейчас — уже примерно двадцать один», — мысленно прикинул я. Уже было за шесть часов вечера, а моя встреча с Королём была назначена на следующий день, в три часа.

Я замер, и ощутил, как мой разум успокоился, наполнившись ясной тишиной, которая привела всё в фокус. У меня в голове приняла форму идея, и я тщательно подрезал и изгибал её, пока не решил, что она давала мне по крайней мере шанс добиться своей цели. «Я ничего не знаю точно, так что, не имея уверенности, я должен просто действовать решительно», — подумал я. Сделав глубокий вдох, я пошёл обратно вниз.

Остальные были глубоко погружены в обсуждение, когда я нашёл их. Они перешли в гостиную, и по их голосам я мог понять, что никакого согласия они и близко не достигли. Вообще казалось, что они находились на пороге самого настоящего спора.

— Ну, если у тебя есть чёртова идея получше, то почему бы тебе её не выложить, Леди Роуз! — объявил Марк, повысив свой голос, и сделав неприятный акцент на её титуле.

Взгляд Роуз метал в него кинжалы:

— Не то, чтобы я была против убийства короля, ты, кровожадный пьяница, но это просто ничего не решит. Даже если мы сумеет убить его, заложники всё равно умрут. Эдвард — не глупец, и я уверена, что у него сделаны приготовления на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы позаботиться об отмщении за него, если с ним произойдёт что-то радикальное, — произнесла она ровным голосом, но слова почти не оставляли сомнений в том, что она считала аргументы Марка неважными.

— Мы могли бы просто сотрудничать, — тихо сказал Уолтэр.

— Для тебя за все прошедшие годы это обернулось довольно хорошо, не так ли? — с сарказмом вставил Маркус.

Я громко кашлянул, стоя на пороге, чтобы привлечь их внимание. Никто из них меня не услышал.

— По крайней мере, он думает о благополучии своей семьи, а не ищет слепой мести, — уколола Роуз.

— Достаточно! — рявкнул я, и на этот раз я привлёк их внимание. Выйдя на середину комнаты, я огляделся: — У нас мало времени. Марк, ты сказал, что не уверен в точном местоположении тайного лагеря доронитов, верно?

Он кивнул:

— Да.

— Ты знаешь того, кто знает?

— Первосвященник, конечно же, а также глава снабжения, и часть духовенства, отвечающего за вращение тамошнего караула, — ответил он.

— И кого из них, по-твоему, будет проще всего заграбастать? — спросил я.

Он положил ладонь себе на подбородок:

— Никого, если честно, но лишь двоих я знаю в лицо — главу снабжения и первосвященника, и из них двоих глава снабжения будет проще. К тому же, его могут не хватиться настолько быстро.

— Как долго туда ехать? Или ты не слышал?

Он нахмурился:

— Я не уверен, но, основываясь на нескольких подслушанных мной комментариях, я предположу, что где-то полдня пути верхом.

— Роуз, мне нужно место за городом. Где-то поближе, куда можно не слишком явным образом переместить людей, — сказал я, сместив своё внимание.

— Никакие из моих владений за городом не расположены настолько близко, — ответила она.

— Не обязательно, чтобы оно принадлежало тебе, — объяснил я. — Мне просто нужно место, где никто не будет следить, и где мы сможем рассчитывать на уединение, где-то на день.

Она сморщила носик:

— Тебе хватит чего-то вроде сарая?

— Сарай будет идеален. Можешь показать, где он? — спросил я.

Она покачала головой:

— Пока нет, мне нужно сперва кое с кем поговорить, но я уверена, что смогу что-нибудь устроить в течение часа или двух.

Я немного подумал:

— Пойдёт. Иди. Не волнуйся о том, что увидят, как ты уходишь — просто не позволяй им последовать за собой, — сказал я, и повернулся к остальным: — Я хочу, чтобы все остальные достали этого главу снабжения из храма доронитов.

Марк выглядел озабоченным:

— Если мы пойдём туда, и похитим его посреди их храма, то поднимем изрядный шум.

— Ты знаешь планировку храма, — напомнил я ему. — С Уолтэром вы сможете найти его, не будучи увиденными. Найдите его, и вытащите его из кровати этой же ночью. Если он просто исчезнет, то они будут знать недостаточно для подозрений относительно наших действий.

— А каковы будут наши действия? — внезапно спросил Харолд.

Я улыбнулся:

— Я отправляюсь в Ланкастер, но вернусь менее чем через час. Как только вернётся Роуз, мы пойдём в её дом, и будем дожидаться вас там. После этого мы переместимся в этот сарай, или что там она нам найдёт.

* * *

Я вернулся задолго до Роуз, поэтому я начал работать над ещё одним элементом своего плана. Джеймс легко согласился на мои просьбы, но был несколько удивлён, когда я попросил у него две маленьких шкатулки. Я думал, что найти две похожие шкатулки будет довольно легко, но это оказалось чрезвычайно сложно. Дженевив решила эту проблему, опустошив две свои шкатулки для колец.

Я взял их нехотя, поскольку знал, что она их ценила, но даже после того, как я сказал, что испорчу их, она всё равно настояла. Эти шкатулки вообще-то были меньше, чем я планировал, но они соответствовали самым важным моим критериям — они были почти одинакового размера и формы, каждая была квадратной, со стороной в три дюйма, и глубиной в один.

Поскольку я не был уверен, сколько ещё ждать Роуз, я начал с того, что использовал бумагу для произведения расчётов и вычерчивания рун, прежде чем пытаться что-то сделать с коробками. Из своей предыдущей работы я усвоил, что не следовало начинать покрывать что-то рунами, пока не они не спланированы в точности.

Роуз вернулась до того, как я полностью завершил отрабатывать детали, поэтому я заставил её подождать несколько минут. У меня бы ушло больше времени на то, чтобы возобновить ход своих мыслей, если бы я попытался остановиться, и позже начать снова. Как только я расчертил руны, и дважды проверил свои записи, я положил их в свой мешочек вместе со шкатулками и стило.

— Ладно, теперь я готов идти, — сказал я ей. Она терпеливо наблюдала, пока я работал за кухонным столом.

— Я так понимаю, ты не хочешь поделиться со мной тем, какой смысл в твоих колдовских письменах? — встревоженным тоном сказала она.

Я подмигнул ей:

— Увидишь, — сказал я с большей уверенностью, чем на самом деле чувствовал. Взяв свой посох, я направился к двери.

— Ты разве не волнуешься, что кто-то увидит, как ты уходишь? — спросила она, когда я положил руку на дверь.

— Не в этот раз, — ответил я. — На самом деле, может оказаться полезным, если они последуют за нами к твоему дому.

Она одарила меня очередным своим взглядом с поднятой бровью:

— Я так понимаю, объяснить всё заранее ты не планируешь?

Я спокойно посмотрел на неё:

— Иногда лучше действовать решительно. С удачей и быстрыми действиями, я думаю, мы можем спасти их, и поставить Эдварда на место, но объяснять всё это сейчас я не буду. Тебе придётся довериться мне.

Она задумчиво кивнула:

— Мне нравится, когда ты твёрд и уверен, Мордэкай, но у меня есть один вопрос.

— Какой? — спросил я.

— Как ты вернул себе уверенность? Когда ты ранее ушёл с нашего маленького совещания, мы все думали, что ты наконец сломался под давлением, но когда ты вернулся вниз, то был властным и твёрдым. Что заставило тебя снова двигаться? — спросила она, её синие глаза были полны любопытства. Это, и её интеллект — две вещи, которые всегда характеризовали Роуз в моём сознании.

На миг я серьёзно подумал над её вопросом, прежде чем ответить:

— Я наконец осознал: что бы ни случилось, я должен был что-то сделать, и единственным человеком, который мог принять эти решения, был я.

— Согласна — тебе надо было вырваться из своего самообвинения, и действовать, но почему ты сказал, что ты — «единственный», кто может принимать эти решения?

Я моргнул:

— Потому что это моя жена и мой друг в пл… — начал я, но прежде чем я смог закончить, её рука поднялась, и на секунду я подумал, что она попытается меня ударить. Её глаза были полны ярости.

Она сделала глубокий вдох, и снова опустила руку.

— Иногда, Мордэкай, ты переходишь из гениальности до идиотизма за две секунды. Никогда больше не делай ошибки, думая, что ты — единственный, кому эти двое небезразличны. Это оскорбительно для нас, остальных.

Когда она произнесла эти слова, я осознал их истинность:

— Прошу прощения, Роуз. Я сказал, не подумав. Я решил было, что ты сейчас меня ударишь.

— Почти ударила, — сказала она, — но потом вспомнила твой щит. Я наверняка лишь ушибла бы себе руку.

Я согласно кивнул, а потом улыбнулся от внезапной мысли.

— Чего улыбаешься? — спросила Роуз, увидев выражение моего лица.

Я засмеялся:

— Я просто думал о том, что Пенни всё равно бы мне врезала, — сказал я, открыв дверь, и мы вышли наружу.

Пока мы шли к её дому, я не утруждал себя попытками избежать следовавших за нами людей, хотя ясно видел их своим магическим взором. Вместо этого я живо шагал, и следовал самой прямой дорогой. Те, кто следовали за нами, держались на почтительном расстоянии.

После того, как мы достигли дома Леди Роуз, следовавшие за нами люди заняли позиции для наблюдения за домом. Они старались оставаться неприметными, но поскольку я уже мысленно следил за их движениями, у них не было особых шансов скрыться от меня.

— У тебя есть тихое место, где я могу работать, пока сюда не прибудут Марк и остальные? — спросил я у Роуз, когда мы зашли внутрь.

— Ты кажешься очень уверенным в том, что они на самом деле найдут нужного человека, — сделала наблюдение Роуз.

Я пожал плечами:

— У меня есть другие поводы для беспокойства. Худшее, что с ними троими может случиться — это если их обнаружат, и им придётся прорываться с боем, а с Харолдом это не станет для них проблемой.

— Разве это не испортит остальную часть твоего плана?

— Только если будут выяснены их личности, и если новости доберутся до дворца раньше завтрашнего утра. А учитывая присутствие Уолтэра, я не думаю, что это произойдёт, — ответил я.

Её глаза сузились:

— Ты хотел сказать, раньше, чем завтра, в три часа пополудни, так ведь?

— Нет, я имел ввиду — до трёх часов утра, — сказал я, натянуто улыбнувшись ей. — Мне правда нужно начинать. У тебя есть место, где я мог бы поработать? Мне нужен лишь стол, или верстак, и немного тишины.

Роуз вздохнула, но отвела меня в свой кабинет, и дала мне воспользоваться своим письменным столом. Потом она нашла свою горничную, Анджелу, и дала ей строгие указания, чтобы нас не беспокоили.

— Нас? — удивлённо спросил я.

— Да, я планирую за тобой приглядывать, — ответила она.

Я сел, и вытащил серебряное стило и две шкатулки.

— Как хочешь, — сказал я. — Лично я думаю, что тебе будет очень скучно.

Роуз села, и впилась в меня взглядом:

— Я сомневаюсь. Очень немногое из того, что ты делаешь, меня не забавляет.

После этого я её игнорировал, и принялся покрывать две шкатулки рунной диаграммой, которую я расчертил ранее. Это была базовая вариация на нечто уже созданное мною прежде, поэтому я не беспокоился о том, что она может не сработать — меня больше волновало то, что я могу допустить ошибку, и придётся начинать заново. У меня было недостаточно времени, чтобы тратить его впустую на исправление ошибок.

Прошло два часа, и я почти закончил, когда осознал, что мне нужно было кое-что ещё. Я отложил стило, и огляделся.

— Роуз… — медленно начал я, — у тебя есть какие-нибудь ненужные стеклянные бусы или украшения из гранёного стекла?

Она странно на меня посмотрела:

— Ты думаешь, у дворянок такие вещи просто валяются без дела?

Ранее я сталкивался с трудностью нахождения стекла в гранёной форме, или в виде бус, когда оно мне требовалось для создания взрывающихся железных шариков, которые я мог бы детонировать на расстоянии. На этот раз у меня было задумано другое применение, но мне всё равно нужно было что-то прозрачное и похожее на самоцвет.

— Это не обязательно должно быть стекло как таковое, — объяснил я, — просто что-то вроде стекла.

— Ты имеешь ввиду, что-то вроде самоцвета? — с озорной улыбкой сказала она.

Я нехотя ответил:

— Ну, да, но я бы не хотел использовать что-то настолько ценное.

— Господи, дорогой! Почему же ты сразу не сказал? Давай я проверю вон те подушки. Уверена, там должно быть несколько штук. Видишь ли, я их постоянно теряю, — с беспечным видом сказала она. — Ты предпочёл бы бриллиант, или что-то более цветное? — встала она, и притворилась, будто обшаривает сидения на одном из кресел в комнате.

— Очень смешно, — сухо ответил я.

Она выпрямилась:

— Кроме шуток, у меня нет тут никакого стекла, но есть несколько гранёных самоцветов, которые могут сгодиться. Если тебе придётся выбирать между рубином или сапфиром, то что ты предпочтёшь?

Я поглазел на неё с миг, прежде чем ответить:

— Ну, наверное, если бы пришлось выбирать… то рубин. Красный был бы для этого более подходящим цветом, я думаю. Но наверняка ведь есть что-то другое… — начал я, но она вышла из комнаты раньше, чем я смог её остановить. «Что это за женщина, у которой случайно завалялись гранёные самоцветы?» — молча гадал я.

Она вернулась минуту спустя, неся кольцо и вычурный нож для вскрывания конвертов. Она с помощью ножа отогнула мягкую золотую оправу, пытаясь высвободитьиз неё камень.

— Это что за кольцо? — встревоженно спросил я, и внезапно почувствовал себя глупо за мысли, что у неё на самом деле могли быть дома отдельные самоцветы. Очевидно, она собиралась вынуть камень из какого-то украшения.

Она повернула ко мне свою голову, и я заметил, что у неё из уголка рта торчал кончик языка, придавая её лицо чрезвычайно неподобающее для леди выражение, пока она сосредотачивалась. Я подавился смехом. Несколько секунд спустя камень освободился, и она поймала его, прежде чем он упал на пол. Положив его на мою ладонь, она снова заговорила:

— Это пойдёт?

У меня в ладони лежало нечто, являвшееся, похоже, объёмистым рубином квадратной огранки. Я мало что знал про камни, но я бы предположил, что он был размером не менее чем в три или четыре карата.

— Это сойдёт идеально. Ты уверена?

Её взгляд встретился с моим:

— Да — а теперь заканчивай работу, которую ты до сих пор упорно отказываешься объяснить.

— Твоё желание — закон для меня, — ответил я чересчур формальным тоном. Снова сев за стол, я положил самоцвет себе на ладонь, и твёрдо сфокусировал на нём своё внимание, прислушиваясь, пока не услышал его голос. Как только он твёрдо закрепился у меня в сознании, я заговорил с ним, и миг спустя он распался на две ровные половинки. Линия разделения была настолько идеальной, будто мастер-ювелир разрезал и отполировал два отдельных камня. Две части были идентичны, и у каждой из них была плоская сторона в том месте, где раньше они соединялись.

Я положил одну половинку на каждую из шкатулок, в середине крышки, и, тщательнее прислушавшись к дереву, заставил их немного утонуть в нём, пока они не оказались твёрдо зафиксированы. Иногда у статуса архимага бывают свои преимущества. При использовании обычного волшебства, мне бы пришлось использовать отдельное заклинание, или даже обычный клей, чтобы соединить самоцветы со шкатулками. При таком же способе они соединялись настолько идеально, что почти казалось, будто самоцветы выросли прямо из дерева.

После этого у меня ушло лишь полчаса, чтобы завершить свои чары. Наконец я поднял взгляд на Роуз:

— У тебя есть маленький кусок бумаги, который я мог бы использовать? — спросил я. Задавая этот вопрос, я заметил, что она больше не наблюдала за мной. Она смотрела на кольцо с пустой оправой.

— Определённо, — сказала она, и пошла открыть для меня ящик стола. В конце концов, я же сидел за письменным столом. Я сразу же почувствовал себя дураком.

— Где ты взяла это кольцо? — спросил я её.

Она подняла руку, чтобы зачесать свои волосы назад — жест, который я не привык видеть у Роуз. Она обычно держалась со слишком высоким достоинством, чтобы так возиться со своими волосами.

— Оно было в моей шкатулке с драгоценностями.

— Нет, я хочу сказать — до этого. Откуда оно изначально у тебя взялось? — пояснил я, хотя я уже понял, что она уклонялась от вопроса.

— Его дала мне бабушка, — гладко ответила она, — в качестве подарка на шестнадцатилетие.

Выражение её лица выдало больше, чем она хотела.

— А где она его взяла? — спросил я.

— Мой дедушка дал его ей однажды на годовщину, или, по крайней мере, так она мне сказала. Она уже мертва, так что я не могу спросить её, насколько давно это было, — ответила она. — Ты это хотел знать?

Я почувствовал себя ужасно за то, что уничтожил кольцо её бабушки:

— Роуз, почему?! Я мог бы использовать что-то другое!

Прежде чем я смог продолжить, она закрыла мне рот ладонью:

— Не надо, Мордэкай. Если тебе что и нужно усвоить, так это то, что у других людей тоже есть право приносить что-то в жертву. Моя бабушка гордилась бы, увидев, на что пошло её кольцо, и я более чем готова его отдать, если это вернёт Дориана и Пенни.

Я осторожно встал, и оглядел стоявшую передо мной женщину. Я всегда знал, что Роуз была прекрасна, но последние несколько дней показали мне глубины её духа яснее, чем когда-либо прежде. Она была более чем просто прелестной — она обладала состраданием и благородством духа, редко встречающегося в кому угодно, мужчине или женщине.

— Я не могу быть уверен, что всё это сработает, Роуз, и если нет, то второй попытки не будет.

Она не дрогнула:

— Я не ребёнок, Мордэкай. Я знаю, что нет никаких гарантий. Я знаю, что случится, если завтра всё пойдёт не так, — сказала она, уставившись на меня снизу вверх, и на миг наши лица сблизились настолько, что я чувствовал у себя на лице её дыхание. Миновал долгий миг, прежде чем она отвела взгляд, и я выдохнул с облегчением… и, к моему вечному стыду — с некоторым сожалением. — Зачем тебе бумага? — внезапно спросила она, нарушив повисшее в воздухе напряжение.

— Позволь мне показать тебе, — сказал я, и, сложив лист в виде маленького квадратика, открыл одну из шкатулок, и положил его внутрь. Вставленный в крышку другой шкатулки рубин засветился мягким красным светом.

— Что это значит?

Я толкнул ей шкатулку со светящимся самоцветом:

— Открой её.

Подняв крышку, она посмотрела внутрь, и тихо ахнула, когда увидела, что было внутри. Протянув руку, она вытащила маленький лист сложенной бумаги.

— Очень хитро! — объявила она. — Работает в обе стороны?

Я кивнул, и она положила бумажку обратно в шкатулку, которую держала. Как только она закрыла крышку, свет на самоцвете погас, а самоцвет на первой шкатулке — загорелся. Она открыла её, и вытащила тот же листок бумаги.

— И с помощью этого ты можешь посылать сообщения между шкатулками, — сделала она наблюдение.

— Да… и тот, у кого есть одна из шкатулок, может определить по рубину на её крышке, помещена ли в неё новая записка, — добавил я.

Лицо Роуз приняло задумчивое выражение:

— А что случится, если открыть обе шкатулки одновременно? Можно ли видеть одну через другую?

Я отрицательно покачал головой:

— Одновременно можно открыть только одну. Если бы я сделал всё по-другому, то мог бы создать что-то подобное описанному тобой, то есть, по сути, портал между двумя местами, но это сложнее. Вместо этого я использовал простые чары телепортации. Если бы обе шкатулки были открыты одновременно, то это полностью сломало бы чары, поэтому я добавил ещё одни, которые запирают одну из крышек, пока другая открыта.

На самом деле, я весьма гордился собой за то, что нашёл нестандартное применение для схемы «самозапирающейся двери», о которой я ранее прочитал.

— Полагаю, ты планируешь использовать их для передачи сообщений, — внезапно догадалась Роуз, и, прежде чем я смог ответить, резко втянула в себя воздух. Подняв на неё взгляд, я увидел, что её рот принял форму буквы «о», и её лицо озарилось пониманием: — Так вот, почему ты сказал про три часа утра. Ты не можешь быть в двух местах одновременно, поэтому ты намереваешься послать их за Дорианом и Пенни этой же ночью.

Я постарался сохранить спокойствие у себя на лице, что было нелегко, учитывая точность догадок Роуз.

— Ты права, — сказал я ей. — Я пошлю их за Пенни и Дорианом этой же ночью, поэтому они должны добраться до них раньше, чем может подняться любая тревога. Даже если священники или Король осознают, что мы задумали, они должны опережать любую погоню или контрмеры на часы.

— Ты всё время говоришь «они», — сделала наблюдение Роуз. — Ты явно не собираешься отправляться с ними. Ты намерен пойти на эту встречу с Королём? Почему? Пенни и Дориану будет лучше, если ты будешь там, чтобы позаботиться об их спасении.

— Моя роль вторична, — ответил я. — Как только я получу сообщение о том, что они в безопасности, я нанесу визит королю вне зависимости от того, пришло время для нашей встречи или нет. После этого он больше не будет королём.

— А если они их не найдут? Когда Король узнает о нападении на лагерь доронитов, то предположит, что это был ты. Ты знаешь, что он сделает? — с тревогой на лице сказала она.

Я вздрогнул:

— Я не могу быть уверенным.

Роуз зыркнула на меня:

— Он накажет тебя, через них. Ты думал о всех тех способах, которыми их можно искалечить? — сказала она суровым тоном.

— Да, — ответил я, — вообще-то я много об этом думал. Это — вторая причина, по которой я должен оставаться здесь, чтобы встретиться с Королём. Если я получу весть о том, что Пенни и Дориана не нашли, то я позабочусь о том, чтобы он не дал приказ о возмездии. Они, может, и погибнут согласно какому-то заранее оговорённому плану, но их не будут пытать.

Её лицо было строгим, но через миг смягчилось:

— Ты уверен?

— Если бы это была ты, Роуз, то каких действий ты от меня хотела бы? Ждать в страхе и покориться требованиям Короля, или рисковать всем, с шансом на свободу? — серьёзно спросил я.

Она призадумалась, а я не дышал, пока она не ответила:

— Я бы не пожелала, чтобы меня использовали против моих друзей и союзников, — наконец сказала она. — Я бы предпочла, чтобы ты рискнул.

— Даже если велик риск твоей смерти в случае моего провала?

— Да.

— Тогда я выбрал правильно. До этого момента я не был уверен до конца, — признался я.

Роуз встала, и внезапно протянула мне руку.

— Когда ты последний раз ел? — спросила она.

Это был хороший вопрос.

— Где-то в районе полудня, пожалуй? — неуверенно сказал я.

— Уже восемь вечера — давай я тебя покормлю, пока мы ждём, — предложила она. Я мог лишь надеяться, что она не собирается готовить — её последняя попытка почти полностью отбила у меня желание есть сосиски.

Глава 42

Беспокоиться о еде мне всё же не следовало. Горничная Роуз, Анджела, позаботилась о готовке — в основном холодные мясные закуски и остатки хлеба. Тем не менее, еда была хорошей.

Остальные вернулись, пока я ещё ел, но я ощутил их задолго до того, как они достигли двери. Я встал, и поспешил открыть им сам, поскольку я сомневался, что Анджела поймёт, если откроет дверь группе невидимых людей. Они явились скрытыми под заклинанием Уолтэра, и с ними был ещё один человек… тщательно связанный.

Я высунул голову за дверь, впустив их, чтобы дать наблюдателям видимую причину для того, почему дверь была открыта, а затем нырнул обратно внутрь.

— Вы нашли его! — с надеждой объявил я.

Марк ответил первым:

— Действительно, нашли. Ты ведь не сомневался в нас?

Я обнял его, частично — потому что рад был его видеть, а частично — потому что сожалел о своих сказанных ранее грубых словах:

— У меня такого и в мыслях не было, — сказал я. Их пленник имел достаточно неважные манеры, чтобы именно в этот момент застонать и попытаться закричать через кляп у себя во рту. Я повернулся к Уолтэру: — Почему ты его не усыпил?

Он беспомощно поднял ладони:

— Я так и не научился это делать.

Я отвёл его в сторону, и тихо прошептал ему на ухо слово.

— Просто используй его осторожно, — сказал я ему. — Мои друзья носят ожерелья, которые защищают их от ментальных заклинаний, но если ты не направишь это заклинание сознательно, то оно подействует на всех, кто рядом.

— Это заклинание пришлось бы очень кстати совсем недавно, в храме Дорона, — подумал он вслух.

Я посмеялся:

— Да — я не могу поверить, что ты без него так далеко продвинулся в своей карьере. Это, наверное, моё самое часто используемое заклинание. Похоже, что у тебя в образовании есть несколько пробелов, а я своё вообще не получил. Нам, наверное, следует обменяться опытом в будущем.

Уолтэр странно посмотрел на меня:

— Я не могу поверить, что ты так доверяешь мне. Я не давал тебе для этого особых поводов.

Я пожал плечами:

— У меня нет особого выбора — к тому же, всё это — на самом деле не твоя вина. Ты просто хочешь вернуть семью.

— Ты правда думаешь, что они будут там? — спросил он.

— Я не знаю. Если нет, то я надеюсь, что их подозрение падёт лишь на меня — тогда хотя бы твоей семье не придётся считаться с последствиями, — ответил я. — Как бы то ни было, я позабочусь о том, чтобы он больше не отдавал про них никаких приказов.

— Что ты имеешь ввиду?

— Следуй за мной — мне нужно объяснить это до того, как мы уйдём, — сказал я. Я провёл его и остальных в кухню. Как только они собрались, я заговорил, чтобы убедиться, что все ясно меня слышат: — Скоро Роуз отведёт нас за город, в тихое здание. Там я создам круг, чтобы перенести сюда Герцога Ланкастера и часть его людей, чтобы помочь вам. Затем вы поедете туда, где находится скрытый лагерь доронитов.

Тут меня перебил Харолд:

— Вас с нами не будет?

— Нет, — мгновенно сказал я. — Я останусь здесь, чтобы разобраться завтра с королём, когда вы спасёте наших друзей.

— Согласно вот этому вот Отцу Джо́насу, путь занимает десять часов верхом, — сказал Марк, указывая на их пленника. — Как ты узнаешь, нашли мы их или нет?

Я вытащил зачарованные мною шкатулки, и снова продемонстрировал их, как делал это для Роуз. Этим я заработал несколько присвистов восхищения и признания. Уолтэр просто благоговел от них, а Марк очень красноречиво похвалил.

— Ты никогда не устаёшь меня поражать, друг мой, — сделал наблюдение Марк.

Несколько минут спустя я объяснил им основы плана, и мы приготовились покинуть дом под прикрытием заклинания невидимости Уолтэра. Роуз оставила Анджеле указания не гасить лампы, чтобы создать впечатление, будто мы всё ещё были там. Затем мы вышли через калитку в саду, и тихо обошли дом, выйдя на улицу. Оттуда мы коротко прошли по улицам, к главным городским воротам.

Когда мы достигли ворот, меня ждал неожиданный сюрприз. Я и забыл, что решётка была опущена, закрывая город на ночь. В то время как я, наверное, смог бы пройти через них сам, сделать это для всех остальных в нашем отряде было затруднительной задачей. Уолтэр развеял заклинание невидимости, чтобы все могли оглядеться, как только понял, что я больше не веду нас вперёд.

Роуз увидела выражение моего лица, и рассмеялась:

— Не волнуйся, Мордэкай — я уже составила план на этот случай, — сказала она, и провела нас к двери, которая вела в главные укрепления, защищавшие ворота. Здесь также располагался традиционный дом семьи Хайтауэров, резиденция её отца. Несколько минут спустя она провела нас мимо охранников своего отца, и по коридорам крепости.

В отличие от прошлого раза, когда я приходил с Пенни, мы не поднимались ни по каким лестницам. Вместо этого она провела нас окольным путём, который вывел нас к маленькой, защищённой двери.

— Это что? — спросил я её. Мои чувства уже подтвердили, что дверь вела за стены, но я всё равно должен был спросить.

— Частная дверь, — спокойно ответила она. — Она ведёт за город.

— Разве это не ставит под угрозу защиту города во время осады? — спросил я.

Она засмеялась:

— Едва ли. Эта дверь находится за пределами внутренней решётки, которая закрыта, но в пределах решётки внешней, которая обычно открыта. Если бы сейчас было военное время, то внешняя решётка всё равно была бы открыта, и ворота были бы закрыты. Если бы вторгшиеся войска пробили ворота, то внешнюю решётку опустили бы у них за спиной, а расположенные над ней бойницы позаботились бы о том, чтобы враг не прожил достаточно долго, чтобы пожалеть о своей ошибке. Эта дверь для вылазок была построена, чтобы позволять нам расчищать тела, или чтобы тихо выходить ночью.

Её речь была прозаична, напомнив мне о том, что она выросла в семье, которая несла наибольшую ответственность за защиту столицы в военное время. Я решил перестать задавать вопросы, и позволил ей повести нас вперёд.

Довольно скоро она вела нас по земляным улицам, обычным во «внешнем» городе. Хотя официально сам город оканчивался большими каменными стенами, он почти со всех сторон окружён более неформальным набором зданий, домов и маленьких предприятий. Пройдя немного, она привела нас к большому деревянному зданию с несколькими дверями, которые были достаточно велики, чтобы в них могла проехать повозка.

Я ожидал склада, или, возможно, даже сарая, но множество больших дверей показалось мне странным.

— Что это за место? — спросил я.

— Каретный сарай, — по-дружески ответила она. — Один из друзей моего отца занимается сдачей карет на кратковременное пользование. Большинство из его клиентов — приезжие дворяне, которые не держат в самом городе частные резиденции, — объяснила она. Запустив руку в маленький кошелёк, она вытащила большой латунный ключ, и открыла одну из дверей.

Внутри большое здание было заполнено каретами всех видов и размеров, но некоторые места, где они должны были парковаться, были пусты. Роуз указала рукой на одно из них:

— Что-то вроде этого подойдёт?

— Более чем подойдёт, спасибо, Роуз, — ответил я.

— Что теперь? — спросил Харолд.

— Теперь вы будете сторожить и ждать какое-то время. Когда я закончу — узнаете, — ответил я, взвесил свой посох, и подошёл, чтобы очистить пол в выбранном для нас Роуз месте. Используя посох в качестве гораздо более крупной версии серебряного стило, я начал чертить символы тонкой огненной линией на гладком каменном полу. Эта работа отняла у меня три четверти часа, прежде чем я закончил, и установил ключи местоположения на этот круг, чтобы они соответствовали кругу, который я ранее создал в Ланкастере.

Поднял взгляд, я увидел, что остальные молча наблюдали за мной.

— Я вернусь, — проинформировал я их, и, сказав слово, исчез, появившись в Ланкастере. Во время предыдущей ходки сюда, я уже договорился с Джеймсом, и, верный своему слову, герцог ждал меня, когда я появился.

— Я уже начал сомневаться, что ты явишься, — сказал он мне, когда я шагнул из круга.

Пожав его руку в локте, я хлопнул его по плечу второй рукой:

— Вот уж кому не следовало во мне сомневаться, — ответил я. Оглядевшись, я увидел, что с ним было двадцать человек, и столько же лошадей — вооружённых, и готовых ехать. Несколько человек в задних рядах держали поводья десяти запасных лошадей.

— Ты уверен, что этого хватит? — спросил меня Джеймс, когда люди начали собираться в круге для переброски в Албамарл.

— Если этого не хватит, то не хватит и армии, — мрачно сказал я. — Если всё пойдёт так, как планировалось, то это, наверное, даже больше, чем нам нужно, — добавил я, запустил руку в мешочек, вытащил маленькие деревянные шкатулки, которые я зачаровал, и отдал ему одну из них.

Следующие несколько минут я провёл, демонстрируя и объясняя ему их работу. К счастью, Герцог обладал острым умом, и легко приноровился к новым идеям.

— Как только мы обеспечим безопасность заложников, я сразу же пошлю весть, — заверил он меня.

— Просто постарайся беречь себя, Джеймс — на твоих плечах лежит будущее Лосайона, — серьёзно ответил я.

На его лице мелькнуло болезненное выражение:

— Не нравится мне этот твой план, Мордэкай. У тебя нет власти, чтобы это обеспечить, и ты не можешь быть уверен, что хватит поддержки. Отсутствие этого будет означать войну, войну наихудшего рода, когда брат идёт на брата. Я испытываю соблазн отказаться.

С меня было достаточно сомнений в самом себе и попыток ублажить тех, кто только и делал, что пытался манипулировать мной — и мой гнев проявил себя, когда я ответил:

— У тебя нету выбора, Джеймс Ланкастер. Меня толкали и понукали, пока не прижали спиной к стене. Они примут это, либо я заставлю их пожалеть, что они вообще перешли мне дорогу.

Джеймс уставился мне в глаза, будто ища уверений, но нашёл он там что-то или нет, я сказать не мог. Он кивнул, и отвёл взгляд, а я вернулся к переносу его людей и лошадей обратно в Албамарл.

* * *

Мы с Роуз наблюдали за тем, как они выезжают из каретного сарая в тёмную ночь. Дорога, которой они следовали, шла на запад, но скоро они покинут её, свернув на дорожку, чуть лучше козлиной тропы, через дикую местность к северо-западу. Я волновался, что они могли легко потерять тропу, и бродить бесцельно, поскольку скакали в полутьме, хотя у них и был опытный проводник, и волшебник, освещающий им путь. Всё, что задержало бы их прибытие, могло обречь мой план на провал, или, по крайней мере, вынудить меня принять неудачные решения — решения, у которых будут бесповоротные последствия.

— Остались только мы с тобой, — сказала Роуз, пока мы стояли в потемневшем здании. — Когда примешься за дело?

— Как только получу весть о том, что наши друзья в безопасности, — ответил я, постукивая по шкатулке у себя в руках.

— Что будем делать этой ночью?

— В теории — хорошенько выспаться, но я почему-то сомневаюсь, что это будет легко, — ответил я. — Ты не против поспать этой ночью в Замке Камерон?

— Почему там? — спросила она.

— Без Уолтэра будет трудно вернуть тебя в твой или мой дом скрытно. Мы можем перенестись этим кругом обратно в Ланкастер, а затем оттуда мы можем легко добраться до Замка Камерон. Завтра мы можем телепортироваться оттуда обратно в мой дом, когда получим сообщение, — объяснил я. — Этим же вечером мы хотя бы можем насладиться хорошей едой, и побыть среди друзей.

Глава 43

Провести эту ночь оказалось настолько трудно, насколько я и предполагал. Я метался и ворочался большую часть времени, а остальное время спал урывками. Ночью я постоянно просыпался, и обнаруживал, что глазею на маленькую деревянную шкатулку, стоявшую на моём прикроватном столике. Каждый раз мне казалось, что вставленный в крышку рубин мигнул, и каждый раз я обнаруживал, что это было лишь вымыслом, порождённым моим спящим разумом.

Утро застало меня сидящим на диване, одетым и проснувшимся, наблюдающим за стоявшей в противоположной стороне комнаты шкатулкой. Учитывая время, в которое они выехали из Албамарла, я в любой момент ожидал записки от Джеймса, однако рубин на крышке упорно отказывался загораться.

— Входи, — громко сказал я в направлении двери спальни. По ту сторону стояла Роуз, собиравшаяся было постучать, но я уже ощутил её приближение. Она открыла дверь, и заглянула внутрь.

— Есть известия? — с тревогой спросила она. Несмотря на ранний час, она была одета в изящное платье, и её волосы были тонкой смесью косичек, уложенных, чтобы удерживать остальные её распущенные волосы. Я не мог и вообразить, как она умудрилась достичь такого чуда. Пенни была гораздо практичнее, когда доходило до утренней причёски… покуда волосы были подвязаны, и не мешали ей, она была довольна.

— Нет, — резко сказал я. — Почему ты так одета? — задал я вопрос. Настроение моё было кислым, иначе в обычном состоянии я не был бы так груб.

Если я её оскорбил, то она этого не показала:

— Я нервничаю, а когда это случается, мой первый инстинкт — заниматься вот этим, — показала она на свои платье и волосы. — Я виню в этом своё воспитание.

Меня подмывало спросить её про оружие, которое она прицепила к своему бедру, и спрятала в лифе, не говоря уже о стальном штыре, укрытом среди её косичек — но я промолчал. Если я раскрою своё знание этих вещей, то это может привести к неприятному разговору о том, что ещё я мог заметить.

— Ты ела? — спросил я.

Она пожала плечами:

— Мой живот полон бабочек. Я пока ничего туда не помещала, — сказала Роуз. С минуту она осторожно изучала меня, прежде чем снова заговорить: — Ты планируешь встретиться с Королём в таком виде?

Этот вопрос едва не заставил меня рассмеяться:

— А какая разница? Я собираюсь убить его, когда увижу… так или иначе.

Она прикусила губу, показав кончики своих тонких, белых зубов:

— Потому что я пойду с тобой, и я отказываюсь быть увиденной в сопровождении чурбана в грязной льняной куртке и залатанных кожаных сапогах.

Это привлекло моё внимание, и мой взгляд упёрся в неё:

— Ты со мной не пойдёшь.

Глаза Роуз засверкали, когда она почуяла вызов:

— Насколько хорошо это сработало, когда ты сказал это Пенни?

Тут она меня уела. По большей части это кончалось тем, что Пенни всё равно отправлялась со мной.

— Не важно, — сердито ответил я, — ты — не моя жена, — добавил я, встав, чтобы не давать ей дальше смотреть на меня сверху вниз.

Она от вызова не отказалась — вместо этого она вошла в моё личное пространство, и встала буквально в дюймах от моего лица:

— Твоей жены здесь нет, и пока ты её не вернёшь, я — главная по уходу за тобой, — выдала Роуз. Меня захлестнуло странное желание задушить её, но я удержал себя в руках. Я видел, как при дыхании расширялись её ноздри, и ощутил, что краснею. Напряжение, которое я чувствовал, было не просто гневом, и если бы я коснулся её, то это не прекратило бы ссору. Это было бы гораздо хуже.

— Ладно, — сказал я, отступая от неё, ища более прохладного воздуха, чтобы унять свои эмоции. — Но я не несу ответственности, если с тобой там что-то случится. Я не могу гарантировать твою безопасность.

— Я этого и не прошу, — спокойно ответила она. — Почему бы тебе не пойти принять ванну, а я пока посмотрю, какая одежда у тебя есть, — добавила она со спокойствием, противоречившим гневу, который она показала мне лишь за миг до этого.

Я вышел, и отправился искать Джо МакДэниела. К тому времени, как я его нашёл, я принял решение последовать её совету, и принять ванну. С прошлого раза прошло несколько дней, и я начинал попахивать.

Вместо того, чтобы приказать принести медную ванну в мою комнату, как обычно делала Пенни, я использовал общие бани в казармах. Учитывая состояние моего сознания, и уже витавшие в воздухе этим утром гормоны, это показалось мне наиболее безопасным вариантом. К счастью, Джо не стал спрашивать, почему мне внезапно захотелось помыться там — он просто показал мне, где лежали полотенца и прочие вещи.

Обычно в бани ходили вечером, поэтому других моющихся не было, но и огонь не горел, поэтому мне пришлось обойтись холодной водой. Это на самом деле подошло мне больше, чем я хотел признавать.

Когда я наконец вернулся в свои покои, я был в гораздо лучшем расположении духа. Первым, что я увидел, войдя, была одежда, которую Роуз разложила для меня на кровати. Я проигнорировал её, и проверил деревянную шкатулку, но свет всё ещё не зажёгся.

Вернув своё внимание одежде, я не смог не восхититься её выбором. Серые штаны гармонировали с чёрными сапогами и отделанным соболем дублетом. Сам дублет, а также положенный ею рядом с ним плащ, оттеняли золотые вставки. Я гадал, подойдёт ли мне что-то из этого, но волноваться мне не следовало. Хотя я и не носил прежде эту одежду, Пенни её заказала у того же портного, который делал мои более заурядные элементы гардероба. Зная Пенни, они с Роуз, наверное, обсуждали всё это ещё до того, как она заказала пошив этой одежды. За последний год их было водой не разлить, когда дело доходило до моего гардероба.

Джо появился, когда я уже оделся.

— Вам надо что-нибудь поесть, — сказал он, как только открыл дверь.

— Я так не думаю.

— Ничего тяжёлого… просто немного каши, — настоял он. — Позже вам это понадобится.

У меня не было духа спорить, поэтому я позволил ему приказать, чтобы мне принесли небольшую тарелку. Начать было нелегко, но как только в мой желудок опустились первые несколько ложек, я обнаружил, что проголодался. Я доел эту порцию, и серьёзно задумался о том, чтобы попросить ещё.

Роуз явилась раньше, чем я смог послать за ним.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — сухо прокомментировала она.

— Я и чувствую себя лучше, спасибо. Хотя я считаю, что в этой одежде, наверное, выгляжу как дурак.

Она улыбнулась:

— Ты выглядишь стильно.

— А разве герою не положено носить белое? — вопросительно сказал я.

— Ты не настолько хорош, — ответила она. — Ты собираешься убить короля. Дориан мог бы быть достаточно хорошим для белого, но боюсь, что тебе можно надеть в лучшем случае оттенки серого.

Её слова немного уязвили меня, но я стряхнул с себя это чувство.

— Эта одежда в основном чёрная, — заметил я.

— Так смотрится лучше, чем полностью серая, — сказала она. Посмотрев на меня, Роуз нахмурилась: — Прекрати дуться. Я уже говорила тебе однажды: ты — правильный человек для этой задачи. Есть вещи, для которых требуются оттенки серого.

Я раскрыл рот, чтобы заговорить, но она приложила палец к моим губам:

— Закрой глаза, и помолчи немного, Мордэкай, — мягко сказала она. Что-то в тоне её голоса отозвалось во мне, и я сделал, как она велела. Шагнув вперёд, она поцеловала меня в щёку, что удивило меня, а затем обвила меня руками.

— Ты — приличный человек, Мордэкай — не идеальный, но лучше многих. Я люблю тебя почти как Дориана, и Пенни я люблю так же сильно. Ты должен пообещать мне сегодня одну вещь, — сказал она, шагнув назад, и я открыл глаза.

— Что? — с подозрением спросил я.

Она вздохнула:

— Такой юный, и уже такой циничный. Я хочу, чтобы ты пообещал, ради Пенелопы: что бы ни случилось, ты попытаешься выжить… никаких глупых самопожертвований.

Меня подмывало напомнить ей, что она была лишь на год старше меня, но эти слова показались мне грубыми.

— Этого я пообещать не могу, — вместо этого сказал я. — Как ты говорила мне всего лишь прошлой ночью, я усвоил, что у всех у нас есть право на свои собственные жертвы. Я не могу ничего обещать, когда так много неопределённого… — замолчал я, не договорив. Краем глаза я увидел красное свечение, появившееся на красной шкатулке у кровати.

Забыв обо всём остальном, я быстро подошёл к боковому столику, и открыл крышку. Внутри был маленькая полоска бумаги. Осторожно развернув её, я обнаружил, что она несла сообщение, написанное аккуратным почерком Джеймса:

Мы успешно вернули жену и младшего сына Уолтэра. Его старшей дочери, Пенни и Дориана мы не нашли и следа. Среди священников выживших не было. Свидетелей нашего нападения — тоже. Мы безуспешно обыскали местность, и сейчас возвращаемся в Албамарл.

Мне правда жаль, Мордэкай.

Джеймс

Меня затопило холодное спокойствие, и я позволил Роуз забрать записку из моих онемевших пальцев. Подойдя к письменному столу, я быстро настрочил ответ:

Ждите меня этой ночью в каретном сарае. Если я не появлюсь до утра, скачите в Ланкастер, и готовьтесь к войне.

Мордэкай

Я мог бы приукрасить записку множеством разных способов, но не сделал этого. Моё сердце было слишком холодным, и мне уже было всё равно. Закрыв шкатулку, я отдал её Роуз. Если придут ещё сообщения, то разбираться с ними придётся ей. Пройдя в угол, я надел на пояс свой зачарованный мешочек, я поднял посох. Затем я направился к двери… время для ожидания закончилось.

Глава 44

Дворцовые ворота возвышались передо мной под послеполуденным солнцем, и стоявшие рядом с ними стражники блаженно не ведали, что сегодня был день, когда их мир изменится. Переход от моего городского дома до этого места был заурядным. Мы с Роуз собрали немало взглядов, учитывая нашу экстравагантную одежду. В большинстве случаев носившие такое люди были бы в карете, или по меньшей мере ехали бы верхом. Мы же просто шли пешком.

Мне было всё равно, что мы привлекали внимание. «Я одет как на похороны», — подумал я про себя. Рассматривая это в таком свете, получалось, что как раз все остальные были одеты неподобающим образом. При этой мысли я подавил смешок.

Роуз бросила на меня взгляд:

— Всё в порядке? — спросила она. То, что она нервничала, никак не отразилось на её лице, но мои чувства улавливали её участившееся сердцебиение.

— Нет, — правдиво сказал я ей. — Я сомневаюсь, что всё когда-нибудь будет в порядке. В всяком случае — не для нас, или не для наших близких, — отозвался я, имея ввиду Дориана и Пенни, конечно же.

Стражники с любопытством наблюдали за нашим приближением. Они уже узнали нас, но я сомневался, что они ожидали, что я появлюсь средь бела дня одетым на приём для высшего общества. Один из них обратился ко мне, когда мы приблизились:

— Прошу прощения, ваше благородие, могу я узнать ваше имя и причину, по которой вы сегодня желаете войти во дворец? — осведомился он формальным и очень почтительным тоном.

— Моё имя ты уже знаешь, — ответил я. — И, весьма вероятно, знаешь, что тебе следует меня ожидать.

Он уважительно склонил голову:

— Да, ваше Сиятельство, вопросы — обязательны. Пожалуйста, простите меня, если они кажутся странными.

На миг мне стало его жаль. Никто из этих людей не сделал ничего, чтобы заслужить хаос, который принесёт сегодня в их жизни мой визит.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил я его.

— Ната́ниэл, ваше Благородие.

— Натаниэл, у тебя есть семья в городе?

— Да, сэр, — ответил он, странно на меня посмотрев.

Я посмотрел ему в глаза, и попытался передать ему свою серьёзность:

— Тебе следует взять выходной, и побыть с ними. Здесь ты никому не понадобишься. Можешь подумать о том, чтобы сказать то же самое остальным слугам и стражникам.

На его лице появилось недоверчивое выражение, поэтому я оставил его, и пошёл дальше. Он, и его товарищ-стражник, поспешили открыть передо мной дверь. Мы с Роуз продолжили лениво шагать после того, как они её открыли, но один из них окликнул нас:

— Позвольте мне позвать вам сопровождающих, ваше Благородие.

Я проигнорировал его, и пошёл дальше. Я отлично помнил дорогу. На ходу я предупреждал всех встреченных так же, как и первого стражника. Я надеялся, что они послушают, и передадут весть остальным. Несмотря на мою репутацию, у меня был такое чувство, что они останутся на работе, но тут я ничего особо поделать не мог. «Будем надеяться, что ситуация не выйдет из-под контроля», — подумал я. На самом деле, мне уже было всё равно. Моё предупреждение было привычкой к доброте, а не подлинным желанием помочь им.

По мере нашего приближения к залу для аудиенций я чувствовал тяжёлое предчувствие в воздухе. Мои чувства были начеку и сосредоточены, но я не мог найти причину этого ощущения. Что удивительно, многие люди поблизости от нас уже шли прочь из дворца, но я не мог найти причину для своего дурного предчувствия.

Когда мы достигли последних дверей, которые вели в тронный зал, я с удивлением нашёл там Адама, слугу, который приветствовал меня, когда я впервые побывал во дворце. Он ждал у дверей. Адам небрежно поклонился, и двинулся открывать нам двери, но я жестом приказал ему этого не делать.

— Разве вы не желаете войти, Лорд Камерон? — спросил он.

Я чувствовал внутри двух человек, и их было довольно легко опознать. Первым был Эдвард, а вторым был его всегда верный слуга Сайхан.

— Спасибо, Адам, но — нет, эти двери я предпочту открыть сам.

Что-то в выражении моего лица, наверное, стало ему предупреждением, потому что он поспешно попятился от тяжёлых двойных дверей.

— Тебе, наверное, следует дать себе выходной, Адам, — сказал я ему, и затем повернулся к дверям.

Момент настал, и я почувствовал, как ладонь Роуз сжалась у меня на предплечье. Подняв посох прямо вверх, я опустил его, мощно ударив окованным железом нижним концом в каменный пол. «Борок Ингак!» — прокатились от меня подобно прибою слова, разнеся массивные двойные двери на куски. Лежавшую за ними комнату окатило потоком щепок и кусков дерева. Когда пыль осела, от дверей остался лишь тонкая рама, где их держали железные петли.

Шагнув вперёд, мы с Роуз вошли в комнату. Я был слегка разочарован, увидев Эдварда спокойно сидящим на своём троне, а не сжимающимся от страха. «Полагаю, некоторые вещи слишком маловероятны, чтобы на них надеяться», — напомнил я себе.

Само помещение впечатляло своим размером. Оно было гораздо больше, чем маленькая комната для неформальных встреч, где мы с Джеймсом прежде несколько раз виделись с Королём. Эта же комната использовалась для государственных дел, и потому имела сводчатый потолок, поднимавшийся где-то на сорок футов над нашими головами. От стены до стены она простиралась на тридцать ярдов, или больше, а расстояние от только что уничтоженных мною дверей до трона у противоположной стены комнаты было также не менее тридцати ярдов. Между стенами выстроились длинные ряды скамей, предоставлявших дворянству и духовенству изобилие сидений во время важных придворных событий. Выходов было два, помимо того, через который мы вошли, и они имели форму двух дверей нормального размера, расположенных в каждом из лежавших за троном углов помещения.

Сам трон был расположен на возвышении в дальнем конце, и Эдвард казался весьма собранным, когда мы приблизились. Если моё разрушительное вхождение и беспокоило его, то виду он не подал. При нашем приближении он улыбнулся:

— Ах! Мой дорогой Граф ди'Камерон, мы весьма рады видеть тебя сегодня.

Я остановился, не доходя до возвышения, и обратился к нему с расстояния где-то в двадцать футов:

— Радость отнюдь не взаимная.

— Ты выглядишь нездоровым, Мордэкай, и ты явился почти на два часа раньше назначенного времени. Возможно, ты получил этим утром какие-то тревожные новости?

Я проигнорировал его подстрекательство:

— Обойдёмся без игр, Эдвард. У тебя есть одна возможность, если хочешь дожить до заката — и она заключается в том, чтобы немедленно отдать мне мою жену, Пенелопу Иллэниэл, и её стража, Сэра Дориана Торнбера, в целости и сохранности.

Его брови взмыли в выражении деланного удивления:

— Смелые слова для такого молодого человека — ты уверен, что надлежащим образом продумал это, Мордэкай? Тебе действительно не следует угрожать человеку, который держат в своих руках жизни твоей жены и нерождённого ребёнка.

Мои глаза сузились в ответ на его слова.

— А тебе не следует пытаться использовать заложников против человека, который может убить тебя по своей прихоти, — ответил я.

Король засмеялся, ответив:

— Если я умру, то ты никогда больше не увидишь их живыми. Можешь на это рассчитывать! Ты понимаешь? Ты играешь в игры, к которым ты не готов, мальчик.

— Твои угрозы не властны, когда те, кому ты грозишь, больше тебя не боятся, — ответил я.

— Осторожно, дитя, произнесённые здесь тобой слова определят судьбу твоих близких, — строго сказал он, но я заметил мелькнувшую в его взгляде неуверенность. Он начал осознавать, что я уже миновал ту точку, после которой меня нельзя принудить.

— Это — первая и самая основная ложь, используемая порочными людьми, чтобы навязать свою волю с помощью угроз и вымогательства. Я не приму ответственность за твои действия. Если я не могу помешать тебе причинить им вред, то я хотя бы позабочусь о том, чтобы ты больше не повторил свои злодеяния против других, — объявил я.

Эдвард презрительно ухмыльнулся:

— Такие благородные слова от человека, обрекающего свою жену и ребёнка на смерть от чужих рук.

— Твои извращённые заблуждения сделали тебя неспособным править. Теперь я сомневаюсь, что ты когда-нибудь вообще понимал природу власти правителя, — ответил я, намеренно понукая его.

— Пытаешься читать мне нотации об основе власти? Я правлю по дарованному свыше праву королей. Никакие из твоих жалких слов не могут это изменить, и твоя «магия» недостаточна перед лицом силы нации, — ответил он.

— Вот тут ты и ошибаешься. «Дарованное свыше право королей» — фарс. Мудрый человек научил меня, каков истинный источник власти правителя, — сказал я, вспоминая сказанные в прошлом Дорианом слова. — Он заключается в людях, которые ему служат. Сила его людей — это дар, который истинный король должен беречь и растить, и тут ты не справился. Ничто из этого не стало бы необходимым, Эдвард, если бы не твои постоянные провалы. Ты не сумел поставить свой народ на первое место — и в войне с Гододдином, и потом, когда ты отрёкся от своего народа, чтобы заключить сделку с шиггрэс. И ради чего? Ради возможности принудить меня и управлять мной? Будь ты хорошим королём, я служил бы тебе без принуждения.

Говоря это, я чувствовал, как Сайхан сверлил меня взглядом. Роуз также наблюдала за мной, и у меня было чувство, что были и другие, хотя мой разум не мог их найти. В помещении было иное присутствие, тяжело висевшее в воздухе, подобное сдерживаемой великой силе.

Эдвард должен был к этому моменту понять, что я не блефовал. Я пришёл убить его. Тем не менее, страха он не показал.

— Глупец! — закричал он мне. — Ты изливаешь мне эту старую, избитую философию, но это всё равно не правда! Моя власть происходит из «согласия тех, кем я правлю»? Ложь! Моя власть дарована мне самими богами!

С меня было достаточно. Решение я принял ещё до того, как вошёл в помещение, и наш разговор служил лишь тому, чтобы подтвердить его безумие. Подняв руку, я вытянул на ладони маленький камешек. Я подобрал его на дороге, пока мы шли ко дворцу.

— Этот камень будет твоим концом, Эдвард. Ничего более я на тебя тратить не буду, и, если честно, даже это — больше, чем ты заслуживаешь, — сказал я. Поднеся камень к губам, я подул на него, и произнёс слова, которые должны были послать его в полёт к Королю со смертоносной скоростью: — Тилен стрилтос.

Рядом с Королём вспыхнул золотой свет, видимый лишь для моих колдовских чувств, и мой камень ударился о воздвигнутый перед ним невидимый щит. Там, где прежде он стоял один, имея при себе лишь Сайхана, появились две других фигуры. Золотое свечение исходило из молодой женщины, и я чувствовал щит, которым она окружила себя и Эдварда. Она была либо волшебницей, либо направляющей. Сайхан не шелохнулся. Он был неподвижен и молчалив.

— Откуда они появились? — спросила стоявшая рядом со мной Роуз.

— Я не знаю, но похоже, что у Эдварда есть подкрепления. Теперь тебе следует уйти, Роуз, — сказал я ей. — Тут будет неприятно.

Она сплюнула на пол самым неподобающим для леди жестом, какой я когда-либо видел в её исполнении:

— Да я скорее буду проклята.

Стоявшая рядом с Эдвардом женщина была стройной, со светлыми карими волосами и светлой кожей. Приглядевшись к ней получше, я осознал, что была отнюдь не женщиной, а высокой девочкой-подростком, всё ещё долговязой и неуклюжей. Она была богато одета в платье из золотого атласа, но её лицо выдавало недостаток опыта.

Второй фигурой был хорошо сложенный мужчина — высокий и в идеальной форме. Он держал своё лицо скрытым под глубоким капюшоном своего плаща, но в нём было какое-то настроение, некий дух угрозы, который я пока не мог точно определить.

— Кто эта девушка, Эдвард? — небрежно спросил я.

Он улыбнулся:

— Позволь мне представить Элэйн Прэйсиан. Я подозреваю, что ты, возможно, уже знаком с её отцом, не так ли?

Я внутренне вздрогнул. Теперь я знал, почему дочери Уолтэра не было там, когда освободили всю остальную его семью. Я проигнорировал Короля, и обратился к ней напрямую:

— Элэйн, послушай мне. Этот человек не властен над тобой, уже не властен. Твой отец помог твоейматери и брату спастись чуть раньше, этим утром.

Её взгляд был слегка расфокусирован, когда она уставилась обратно на меня, и я услышал смех Эдварда, когда она ответила:

— Сэлиор рассказал мне о тебе. Ты — болезнь, которая приведёт к разрушению мира, если тебя оставить гноиться без присмотра. Я служу истинному Королю, Эдварду, ибо он предопределён богами вести нас в эти тёмные времена.

Протянув руку, она сказала что-то, что я не услышал, и от неё ко мне метнулся обжигающий луч света. Я неосознанно усилил свой щит, но волноваться мне не следовало. Хотя её сила была велика, для преодоления моей защиты её было далеко не достаточно.

— Элэйн, остановись, ты должна мне поверить. Этот человек годами использовал тебя, чтобы управлять твоим отцом, — взмолился я ей, надеясь, что она меня услышит.

— Она не будет тебя слушать, — сказал Эдвард, глядя мимо неё. — Она слушает лишь меня, и своего бога.

— Что ж, хорошо, — ответил я, подняв свой посох, и обрушил свою силу на её щит не для того, чтобы его пронзить, а чтобы его раздавить. Я намеревался пересилить её так быстро, чтобы она потеряла сознание от натуги, а не умерла, пытаясь мериться со мной силой.

На миг всё выглядело так, будто мой план сработает. Её щит прогнулся, а её волосы откинулись назад, когда она упала на одно колено под внезапным напором. Однако моё к ней уважение выросло, когда она стабилизировала свой щит, и медленно встала, несмотря на давление. Я видел, как сжались мышцы на её челюсти, и как у неё на лбу проступил пот, но легко сдаваться она отказывалась. Она явно была сильнее своего отца.

Я недолго раздумывал над тем, чтобы использовать свой посох для фокусировки огненного луча, который пробьёт её щит, но я знал, что это возымеет мгновенный летальный эффект, и я вообще-то не хотел убивать дочь Уолтэра. Однако моя нерешительность стоила мне драгоценных секунд, и она вернула себе инициативу. Указав на потолок, она сделала рукой тянущий жест, и я посмотрел вверх, чтобы увидеть, как часть потолка обрушилась внутрь — на мою голову падали тонны гранита.

Попытка остановить такое количество камня одним своим щитом привела бы, наверное, к мгновенному фатальному исходу, а даже если бы мне это удалось, я бы наверняка потерял сознание. Вместо этого я произнёс слово, и жестом указал на пол вокруг себя и Роуз. Гигантские блоки, из которых состоял пол, качнулись вверх, накрыв нас низкой аркой. Я расположил их так, чтобы они подпирали друг друга, и добавил свой щит, чтобы помочь удержать их на месте.

К счастью, массивная груда гранита поглотила большую часть удара, а с остальным справился мой щит. Не дожидаясь, пока осядет пыль, я нашёл своим разумом Элэйн, и испробовал заклинание, которое я прежде весьма эффективно использовал против Сайхана: «Грабол ни'таргос». Под девушкой-подростком в камне открылась дыра, и, внезапно лишившись опоры, она упала, одновременно потеряв свою хватку на своём щите.

Произнеся ещё одно слово, я запер её в камне. Я был осторожен, чтобы не ранить её, и я знал, что эта тактика долго её не удержит. Ползя вперёд, я потащил Роуз за собой, пока мы не выбрались из-под массивной горы упавших на нас обломков.

— Она мертва? — спросила Роуз, когда мы выбрались.

— Я пытаюсь её не убить.

— Дурак! — крикнула она. — Это — твой единственный шанс убить Короля. Если будешь нежничать, то эта девчонка убьёт нас, и Пенни с Дорианом умрут ни за что!

Я проигнорировал её, и сфокусировался на Элэйн. Взрыв камня поведал мне, что она высвободилась из моей каменной ловушки, но сразу же исчезла. Она укрылась под знаменитой невидимостью Прэйсиана, и за несколько месяцев до этого я, возможно, не смог бы предугадать её движения, но теперь, узнав Уолтэра, я знал о её способности гораздо больше. Если она была невидимой для глаз, то не могла видеть, а если была невидимой для магического взора, то не могла ощущать ничего магически — и если она была невидима и для того, и для другого, то была по сути слепа.

Однако глухой она не была.

— Спасибо, Элэйн! — крикнул я в воздух. — Теперь я могу закончить то, что я начал с Королём.

Подняв свой посох, я послал в воздух массивный разряд силы.

Элэйн мгновенно появилась, сбросив невидимость, и выставив щит перед беззащитным королём. Однако моя атака была направлена не на Короля — я целился в ту область, где исчезла Элэйн. Зная, что она была слепа, я решил, что она не уйдёт далеко, поэтому я сделал свою атаку широкой и расфокусированный, и её дробящая сила отправила незащищённое тело Элэйн в полёт над полом. Она врезалась в стену со звонким хрустом, и бессознательно сползла на пол. Я беспокоился, что несмотря на свои усилия, я всё равно её убил.

Выпрямившись, я пошёл к Королю:

— Я уже был разгневан, но каждый раз, когда я думаю, что ниже ты уже не опустишься, ты находишь новые способы меня удивить, — сказал я, приближаясь к нему. — Использовать детей, чтобы они сражались в твоих битвах — это настолько низко, насколько вообще может пасть человек, — сказал я. Взяв свой посох наперевес, как копьё, я сжал его в середине, и провёл ладонью от окованного железом конца дальше, в воздух. — Тайлен ингак ни'лье́т, — сказал я, и на конце посоха появился трёхфутовое остриё чистой, мерцающей силы.

Эдвард дёрнулся назад, когда я ударил посохом в его сторону, и в страхе воскликнул:

— Сэлиор, защити меня! — вскинул он руки, будто защищаясь от удара, но я знал, что наконечник рассечёт его плоть и кости, пока полностью не разрубит его прогнившее сердце. Победа, хоть и горькая, была моей.

Я никак не мог предугадать, насколько сильно я ошибался.

Человек в плаще стянул с себя капюшон, и золотые локоны его волос свободно рассыпались, когда воздух наполнило светящееся сияние. До этого я чувствовал вселяющий страх намёк на неизвестное присутствие — теперь же я обнаружил, что меня захлёстывает одна только ослепляющая сила незнакомца. Ею пропитался сам воздух, и как я ни пытался, я не смог завершить свой удар, настолько тяжёлым было его сокрушительное присутствие.

Мои колени подогнулись, и я упал на пол, преклонив колена против своей воли. Черты лица незнакомца были настолько светлыми, что я вынужден был склонить голову и закрыть рукой глаза, защищаясь от света, и я понял, вне всякого сомнения, что находился в физическим присутствии одного из сияющих богов. Ощущения отличались от предыдущих моих встреч с богами. В прошлом они были направляемыми, ограниченными своими человеческими сосудами. Теперь же я стоял перед самим Сэлиором, и его силе не было предела.

Голос столь прекрасный, что моё сердце облилось слезами, произнёс:

— Лишь теперь ты понимаешь безрассудность своих взглядов, Мордэкай.

Я силился очистить свой разум. Я всё ещё крепко держал вокруг себя щит, но сила Сэлиора будто протекала сквозь него подобно заразе, просачиваясь внутрь вопреки моим самым напряжённым усилиям. Заскрипев зубами, я сократил свой щит, и вложил всё, что у меня было, в защиту своего разума. «Пусть ты возьмёшь моё тело, ублюдок, но меня тебе не заполучить!»

Сэлиор засмеялся:

— Смотри, Эдвард! Оно думает, что может противиться мне! Ты — насекомое, смертный, твоя смерть ничего не значит для меня, но я всё равно буду смаковать твоё отчаяние.

Очистив свой разум, я обнаружил, что снова могу встать, хотя ощущение всё ещё было таким, будто у меня на плечах стоял гигант. Встав, я в отчаянии посмотрел на Эдварда:

— Что ты наделал?

Однако Король затерялся в приступе божественного экстаза. Он стоял на коленях, подняв голову, и на его лице было выражение яростной эйфории. В нескольких футах за ним Сайхан всё ещё стоял, но выражение его лица пугало меня ещё больше… по его щекам текли слёзы, а в его глазах стояла такая глубокая печаль, что я задумался, был ли он тем же самым человеком, которого я знал.

Рядом со мной Роуз всё ещё стояла на коленях, и её лицо было вытянуто от боли. Мой взгляд на миг встретился с её собственным, и я ощутил её ужас и отчаяние. То, с чем мы столкнулись сейчас, было за гранью человеческого понимания.

Похоже, я остался в помещении единственным, кто сохранил хоть толику здравости ума. Присутствие Сэлиора лишило их всех разума, а также достоинства.

Сияющий бог снова заговорил:

— Моё прибытие — дело рук не твоего законного короля, а этой милой девочки, которую будут почитать выше всех остальных женщин, — махнул Сэлиор рукой в сторону бессознательного тела Элэйн, и засмеялся: — Она была в таком отчаянии. Заточение заставило её отчаяться когда-либо обрести свободу или безопасность для своей семьи. Лишённая руководства своего отца, она воззвала ко мне, и предложила мне проход сюда, в ваш мир, лишь бы я даровал ей справедливость!

Мой язык наконец-то обрёл волю, и я медленно выдавил из себя ответ:

— Ты не лучше Эдварда.

Сэлиор улыбнулся, и красота его лица будто осветила помещение:

— Ты так думаешь? — спросил он. Бог повернулся, и обратился к Королю: — Вставай, о Король, я хочу держать с тобой совет!

Эдвард медленно встал:

— Что от меня требуется?

— Этот человек умрёт, но сперва он должен страдать. Скажи мне, как усилить его муки.

Эдвард улыбнулся:

— Его жена и друг лежат под дворцом, в скрытом помещении — принеси их сюда, и позволь им наблюдать.

Сэлиор посмотрел на Сайхана:

— Приведи их сюда, смертный.

Я силился сдвинуться, сделать хоть что-нибудь, но всё, что я мог — держаться на ногах. Все мои силы уходили на то, чтобы не впускать бога в свой разум, и даже это мне едва удавалось. Как бы я ни старался, единственная оставшаяся мне свобода была даром речи.

— Ты пожалеешь об этом, Сэлиор, — медленно сказал я.

Бог засмеялся:

— Ты думаешь, что меня постигнет та же участь, что и Балинтора? К тому времени, как его призвали на эту грань, он был усталым и больным, благодаря твоему предку. Уничтожение Ши'Хар погубило его задолго до Мойры Сэнтир.

Заметив Леди Роуз, бог указал на неё:

— Иди сюда, дитя.

Подобно извращённому подобию марионетки, Роуз встала, и пошла, запинаясь, чтобы встать перед тем золотым идеалом, что был Сэлиор.

— Ты согрешила против меня, дитя, — сказал бог, и по щекам Роуз заструились слёзы. Склонившись, Сэлиор медленно её поцеловал. Тело Роуз дёрнулось, будто она была шокирована на миг, а затем она начала извиваться в его хватке.

Бог отстранился, заставив Роуз вскрикнуть от мучений, вызванных внезапной потерей.

— Это — блаженство, которое ты могла бы иметь, — сказал он ей, а затем, намотав её локоны себе на руку, он поднял её над полом за волосы. — Но вместо него ты получишь вот это, — жестоко произнёс он нараспев, когда она вскрикнула от боли.

— Прекрати! — заорал я.

— Или что? — спросил бог, презрительно усмехаясь в моём направлении.

— Опусти её, — послышался скрипучий голос, который я тем не менее узнал. В одном из угловых дверных проёмов за троном стоял Дориан Торнбер. Сайхан и Пенни были у него за спиной. Что казалось невозможным, Дориан был одет в сделанную мной для него броню, хотя я не мог представить, что Эдвард был достаточно глуп, чтобы оставить её с ним.

Глава 45

Дориан снова повторил:

— Опусти её, иначе я снесу твою ёбанную голову с плеч, — сказал он. В руках он держал один из зачарованных мечей, которые я ему дал.

Сэлиор изумлённо посмотрел на него:

— Стоик? Как необычно. Ты думаешь, что можешь спасти эту женщину? Держи, я всё равно её не хотел, — произнёс он, и, медленно махнув рукой, бог швырнул Роуз на Эдварда, в результате чего они вдвоём опрокинулись на пол кучей спутанных конечностей. С пальцев Сэлиора остались свисать несколько выдранных у неё пучков волос. Бросив взгляд на её волосы, божество засмеялось.

Вопя от ярости, Дориан понёсся в атаку на глумившегося бога. Он двигался быстро, и его размер, а также одетая на нём сияющая броня, заставляли Сэлиора казаться маленьким по сравнению с ним.

Бог не стал себя утруждать уклонением или избеганием. Он одной рукой поймал Дориана, схватив его броню за воротник, защищавший горло Дориана. Несмотря на невероятную инерцию Дориана, Сэлиор не шелохнулся, и даже его волосы висели спокойно. Приложив усилие, он поднял Дориана вверх, пока его ноги не оторвались от пола.

— Ты весьма забавляешь меня, но пока тебе рано умирать, маленький воин.

Обнаружив, что поднимается над полом, Дориан ударил своим мечом вверх и поперёк, пытаясь отрубить Сэлиору руку в плече. Его сердце билось с силой земли, и когда его клинок ударил по руке бога, то издал звук, подобный звуку удара в массивный гонг. Меч раскололся, будто сделанный из стекла, и во все стороны полетели стальные осколки.

Движением, казавшимся почти вялым, сияющий бог швырнул Дориана через помещение. Закованное в броню тело моего друга впечаталось в стену так сильно, что стена прогнулась наружу, и камни пошли трещинами, а затем он без движения упал на пол.

Пока внимание Сэлиора было обращено на Дориана, давление нас, остальных, ослабло. Услышав возглас боли, я увидел, как Роуз встала с возвышения, сжимая окровавленный кинжал. Истекающий кровью Эдвард лежал у неё под ногами.

Когда Сэлиор снова обратил на нас своё внимание, давление снова усилилось, и у Роуз подогнулись ноги. Упав на колени в кровь Короля, она всё же засмеялась:

— Всё тебе не заполучить, — сказала она голосом столь тихим, что его было почти не слышно.

Все в помещении снова попадали на колени, включая теперь Пенни и Сайхана. Мой взгляд нашёл Пенни, и на миг мы снова были вместе, несмотря на разделявшее нас расстояние. В осунувшемся лице Пенелопы я увидел страх и истощение, а также беспокойство — за меня, наверное. Тем не мене, я ощутил, как при виде её у меня в груди расцвели маленькие бутоны надежды.

Внимание бога полностью обратилось на Роуз — он поднял руку, и над ней зажёгся маленький огненный шар.

— Ты вызвала моё неудовольствие, дитя. Я думаю, что ты, пожалуй, сгоришь первой, — произнёс он, и, изогнув кисть, небрежно бросил в неё пламя.

Черпая из резервов, о существовании которых я и не догадывался, я каким-то образом возвёл перед ней щит, заставив пламя скользнуть вбок, где оно мигнуло, и умерло. Бог засмеялся, и посмотрел на меня:

— Ты поражаешь меня, волшебник. Я думаю, что ты достиг своего предела.

Непрекращающееся усилие по защите своего разума от его силы вымотало меня, и я обнаружил, что мне трудно найти острый ответ. Лучшим, что я смог, было:

— Это лишь показывает твоё невежество.

Сэлиор нахмурился, и, протянув руку в мою сторону, сказал:

— Научись смирению, — повёл он ладонью к полу, будто давя вниз.

Давление на мой щит и разум увеличилось в несколько раз, и я рухнул на пол. Боль пронзила меня, когда мой щит исчез. Втянувшись внутрь себя, я попытался защитить свой разум, но воля Сэлиора пронзила меня, и ощущение было таким, будто мне в череп вгоняли кинжалы. Кровь закапала у меня из глаз, и я услышал свой собственный крик.

Весь мой мир растворился в агонии, и я почувствовал, как моё ощущение собственного «я» ускользает прочь. В отчаянии спастись от боли, моё тело свернулось клубком, а мои пальцы вцепились в твёрдый пол. «Камень!» — это единственная мысль заполнила меня, и дала мне сосредоточение, пока я пытался сохранить остатки моего разума. Вспомнив о камне, который мне когда-то дала Мойра, чтобы я придал ему форму, я попытался сымитировать его. Отказавшись от своей человечности, я попытался стать камнем… ибо камни не чувствуют боли.

Те мне менее, острые шипы мыслей Сэлиора обхватили мой истерзанный разум, и даже через свои страдания я услышал его голос, отражавшийся эхом у меня в голове:

— Ты думал, что у тебя была сила защититься, смертный? Я позволил тебе поверить в это лишь затем, чтобы увеличить твои позор и страдание.

Я был полностью ослеплён агонией, однако я каким-то образом всё же мог слышать. Прозвучал резкий вскрик, и я узнал голос Роуз. За ним последовал мучительный вопль, и Сэлиор снова заговорил:

— Ты желаешь помешать мне, убив своего Короля? Смотри, и познай отчаяние, — выдал он. Помедлив какое-то время, он снова заговорил: — Вставай, Эдвард, Король Лосайона, твои раны не были смертельны.

— Морт! Морт! Ты меня слышишь? — голос Пенни прозвучал рядом с моим ухом, и я каким-то образом понял, что она гладила меня по лбу, хотя не мог этого ощущать. Единственным оставшимся в моём теле чувством была нескончаемая жгучая боль. Моим глубочайшим желанием было ответить ей, но я не мог. Вместо этого я сосредоточился на единственной вещи, которая, похоже, могла избавить меня от пытки Сэлиора — на образе камня, который я держал у себя в сознании.

Моя сосредоточенность возросла, и разрушительная агония стала стихать, когда я ощутил, как мой сознательный разум твердеет. Наконец я смог снова открыть глаза, и увидел, как надо мной склоняется Пенни, прикрывая меня. Через её плечо я уловил приближающегося гневного бога.

— Ты думаешь защитить его, женщина? Теперь он тебе бесполезен. Я сделаю его смерть долгой и мучительной. Тебе следует больше беспокоиться о себе, — объявил Сэлиор с широкой улыбкой, красота которой заставила бы смеяться детей.

— Его предсмертный вздох стоит больше, чем ты целиком! — с вызовом закричала Пенни, подтянув меня к себе, укрывая под собой. Её слёзы упали мне на лицо, и я попытался заговорить, но мой рот всё ещё отказывался сотрудничать.

Наконец боль исчезла, вместе с моим виденьем окружающего мира. Я ничего не видел и не чувствовал. Я расслабился в мирном блаженстве, и глубоко внизу я услышал равномерное биение земли. И ближе, но всё же тише, я услышал идеальный голос:

— Я вырву твоего проклятого ребёнка из твоего чрева, и раздавлю у тебя на глазах.

— Нет, — просто сказал я, и начал садиться. Давление на мой разум никуда не делось, но оно больше не выходило за пределы моей способности его остановить. Что-то изменилось внутри, и появилась новая сила, черпаемая в основном из пульсирующего сердца мира. Оглядевшись своими новыми глазами, я осмотрел помещение с ясностью, которая происходила из спокойного центра. Я нашёл своё равновесие, и, в тот безвременный миг, я увидел всё.

Дориан и Элэйн по-прежнему были без сознания, их тела лежали у одной из стен помещения. Роуз лежала у трона, лицом вниз, под ней всё ещё растекалась во все стороны кровь. Эдвард теперь стоял над ней, держа в руке окровавленный кинжал, с улыбкой на лице. Его седые волосы исчезли, он выглядел моложе, чем я его помнил. И наконец я заметил Сайхана, присевшего у дверного проёма, всё ещё сжимавшего меч, хотя он, похоже, был бессилен сдвинуться с места.

И, важнее всего, сияющий бог протягивал руку вниз, хотя его движение казалось ужасно медленным. Лицо Пенелопы всё ещё было надо мной, обрамлённое выбившимися прядями её мягких карих волос, сиявших золотом из-за шедшего у неё из-за спины света Сэлиора. Её глаза смотрели в мои глаза, и в тот миг что-то проскочило между нами, какая-то невыразимая связь. Извинения и сожаления были забыты и потеряли смысл, ибо наши сердца вновь нашли друг друга.

Рука Сэлиора была над её головой, и его пальцы начали сжиматься, чтобы схватить её за волосы, когда вселенная наконец снова резко пришла в движение. Не задумываясь, я глубоко зачерпнул находившуюся подо мной силу, протягивая руку вверх, чтобы встретить жадную руку бога своей собственной: «На'Пиррэн Ингак май Латос» — это было заклинание, которое я создал, чтобы сделать свои руки прочнее и сильнее, когда работал в кузнице с раскалённым металлом.

Наши руки сомкнулись, и на миг я ощутил необъятность невольной силы Сэлиора, но мне было плевать. Я сжал руку в кулак, и кости сияющего бога сломались, треснув в моих пальцах подобно сухим веточкам. Уставившись в сияющие голубые глаза бога, я сказал:

— Ты никогда её не коснёшься.

Сэлиор закричал, и отступил, когда я выпустил его руку, но за несколько секунд он вернул себе самообладание:

— Игры окончены, волшебник, — и, сказав это, он поднял свою кисть, изогнув её, будто демонстрируя мне, что она уже исцелилась.

Подняв свой посох, я создал вокруг нас двоих новый щит. Используя свою новообретённую силу, я напитал щит такой мощью, что по краям зашипели и забрызгали синие искры. Мои инстинкты кричали мне, что надо найти какой-то способ убрать отсюда Пенни и нашего нерождённого ребёнка, но я знал, что от стоявшего перед нами чудовищного божества было не скрыться.

Светящиеся щупальца силы начали проверять границы моего нового щита, но я проигнорировал их, и оглянулся, прямо в тёмно-карие глаза Пенни. Под ними были тёмные круги, и её тело ещё больше распухло от её беременности, но глядя на неё, я видел лишь девушку, которая бегала со мной по открытым полям в летнюю пору нашего детства. Слова «любовь» было просто недостаточно, чтобы описать, что она для меня значила. Глядя в эти глаза, я увидел своё будущее, и доказательством тому был её растущий живот. Я ничего так не хотел, как обнять её, и забыть окружавший нас кошмар. Я раскрыл рот, и произнёс:

— Ну и мудачка же ты.

Её лицо дрогнуло:

— Чего?

— Это что, было самое лучшее послание, которое ты могла мне оставить? Я думал, что ты мертва! — гневно сказал я.

По её лицу пробежало не верящее выражение:

— Я не могла сказать больше! Я не знала, что может повлиять на твою судьбу.

— В жопу судьбу! Судьба — это проклятая богами шлюха! Она меняла свои решения чаще, чем та ветреная сука, Госпожа Удача! В следующий раз скажи мне правду, и к чёрту последствия! — заорал я.

Лицо Пенни скривилось в выражении, соединявшем в себе иронию, веселье и волнение:

— Следующего раза может и не быть, дальше этого момента моё видение ничего мне не показало — теперь всё зависит от тебя.

Теперь пришёл мой черёд дивиться. Всё это страдание, весь этот страх, через которые я прошёл — и это было пределом её видения?

— Если мы доберёмся до дома живыми, то нам придётся серьёзно поговорить, — сказал я, и обратил своё внимание на гневного бога.

За короткий промежуток времени, пока я его игнорировал, Сэлиор изменился. Он вырос на несколько футов, и на полу под его ногами клубился золотой туман. Его общее свечение также усилилось, из-за чего смотреть на него было почти больно. «Плохо дело», — подумал я про себя.

На другой стороне помещения Сайхан стоял на коленях над Роуз, и по его неуклюжим движениям я понял, что двигаться ему было сложно. Присутствие Сэлиора было подобно железному грузу, и я сомневался, что нормальный человек мог бы двигаться, не имея мощной защиты. Опустив руку, Сайхан стянул ожерелье с безвольного тела Роуз, и повесил себе на шею. После этого его движения стали гораздо проворнее. «Он что, просто ищет способ сбежать?» — задумался я. Дориан никак не мог появиться со своим оружием и бронёй по чистой случайности.

— Бери их, и выбирайся! — закричал я ему так громко, как мог, указывая сначала на Роуз, а потом на Элэйн. Я бы хотел, чтобы и Дориан был в безопасности, но Сайхан никак бы не смог унести их всех, а Дориан был хотя бы в броне.

Сэлиор пугающе улыбнулся:

— Не сотрясай попусту воздух, смертный. Я всего лишь выслежу их, когда закончу с тобой, — сказал он, и, протянув руку, прижал ладонь к моему щиту, выбив сноп ярких искр: — Твой щит улучшился. Мне, возможно, придётся слегка напрячься, чтобы сломать что-то подобное, — подумало вслух сияющее божество, — хотя я знаю способ полегче.

Мне совсем не понравилось, как это прозвучало. Бросив взгляд назад, я заметил, что один из упавших с потолка гигантских камней лежал рядом со мной и Пенни, создавая естественную преграду.

— Спрячься за этим камнем, Пенни, — тихо приказал я.

Повернувшись обратно к Сэлиору, я попытался выиграть время:

— С меня хватит слушать твои жалкие, ребяческие угрозы, — громко сказал я.

Бог засмеялся:

— Один маленький глоток земли, и ты уже думаешь, что у тебя есть шанс — я начинаю сомневаться в твоём интеллекте, Мордэкай.

На миг я усомнился в своей решительности. Очевидно, что раззадоривать гневного бога было не самым моим умным решением. «Дурость бессмертна», — подумал я про себя, а затем ответил:

— Интеллект переоценивают. Мне не нужен ум, чтобы видеть, что ты — ничто, несмотря на твою силу. Ты — паразит, чума рода человеческого, порождение безумного сна какого-то человека, черпающее средства к существованию из сердец и душ тех, кто по ошибке тебе поклоняется.

Пока я говорил, лицо Сэлиора меняло своё выражение от забавляющегося до грозного, и я влил в свой щит ещё больше силы. Что бы меня не ждало, оно будет скверным.

— Я покажу тебе опрометчивость твоего глупого языка, — ответил бог, и тут я обнаружил свою ошибку.

Вспышка света осветила помещение, и на долю секунды мне показалось, что солнце коснулось земли. Центром его был Сэлиор, и его лучи были столь яркими, что всё, чего они касались, мгновенно обращалось в пепел. Ткань на мебели в помещении спалилась так быстро, что даже не успела загореться. Даже камни задымились там, где на них играл этот ужасный свет. Мой же щит был прозрачным, поскольку свет никогда не был опасен.

Пока я глядел на Сэлиора, моя кожа и одежда обуглились и почти мгновенно исчезли с той половины моего тела, которая была повёрнута к нему. Мои глаза съёжились и сгорели так быстро, что больше не видеть свет было милосердием. У меня в горле зародился крик, но не смог вырваться, потому что боль лишила меня дыхания. Свет исчез так же быстро, как появился.

После него от меня осталась дымящаяся развалина. На той стороне моего тела, которая была повёрнута к сияющему богу исчез внешний слой одежды, кожи и жира. Если бы не одновременно случившееся прижигание, я бы истёк кровью, но вместо этого я остался в ужасе агонии и боли. Упав на пол, я понял, что уже умираю, но это могло растянуться на часы, если Сэлиор не решит ускорить мою кончину.

— Морт? Что это была за вспышка? Я ничего не вижу! — послышался голос Пенни. Хотя глаз у меня больше не было, я всё ещё мог видеть своим магическим взором её, защищённую своим каменным укрытием. — Ты в порядке? — спросила она.

Что странно, боль утихла. «Я лишился большей части нервных окончаний», — подумал я.

— Всё хорошо, — попытался ответить я ей, но хотя голос у меня работал, из-за сожжённых губ мои слова прозвучали почти чужими.

— Теперь ты гораздо больше напоминаешь слепого червя, каким на самом деле и являешься, — насмешливо сказал Сэлиор, — когда вернётся зрение твоей шлюхи, она сможет поблагодарить меня за то, как я улучшил твою внешность.

Во мне остался только гнев — гнев и упрямое желание каким-то образом спасти своих жену и ребёнка. Барабанный гул земли ускорился в ответ, и я нашёл убежище в его ритме, и утешение — в его ярости.

— Мне не нужны глаза, чтобы видеть твоё уродство, Сэлиор, — ответил я, и снова начал вставать.

Что-то ударило мне по затылку подобно кузнечному молоту, снова отправив меня на каменный пол.

— «Мойра, помоги мне» — мысленно воскликнул я. Я каким-то образом снова начал подниматься на ноги, но очередной удар молота заставил меня покачнуться. Сэлиор избивал меня своими кулаками.

— «Я ничего не могу сделать против силы бога, Мордэкай», — появились в моей голове слова Мойры.

Очередной удар послал меня в полёт через помещение, впечатав в стену, но я снова начал вставать.

— «Не меня! Спрячь Пенни. Унеси её отсюда, если придётся — через камни. Спаси её!» — передал я, после чего моё внимание полностью сосредоточилось на кулаках Сэлиора.

Хотя его удары били всё сильнее, они будто причиняли меньше боли. Я стал крупнее, хотя Сэлиор не отставал от меня в росте. По моим прикидкам, мы оба возвышались над полом в целых двадцать футов.

— Тебе не следует подниматься, — сказал мне голос Сэлиора. — Ты лишь отсрочиваешь неизбежное.

Его следующий удар полетел мне в голову, но я был к этому готов, и на этот раз я поднял свою собственную руку, поставив блок. Прежде чем он восстановил равновесие, я вогнал другой свой кулак ему в живот. Мои руки без моего ведома отрастили массивные каменные шипы, и те пробили живот сияющего бога, плеснув на пол похожей на жидкое золото кровью.

— Я так устал это слышать, — ответил я голосом, похожим на скрежет двух массивных камней. — Казалось бы, уж за твою вечную жизнь можно было найти какие-нибудь более оригинальные угрозы.

Сэлиор покачнулся, отступив, и затем попытался нанести ответный удар. Игнорируя его удары, я схватил его за голову, когда он подался вперёд, затем дёрнул её вниз, встретившись с ней своим поднятым массивным каменистым коленом. Я ощутил, как кости на лице сияющего бога сломались со звуком, напоминавшим раскат грома. Подняв его голову, я повторил своё движение, раздробив остатки прекрасного лица Сэлиора. Затем я наклонился, и схватил поникшего бога за ноги, и с размаху ударил его телом об стену.

К сожалению, в этот момент я потерял хватку на нём, и он вылетел у меня из рук. Несмотря на тяжёлые раны, он пришёл в себя быстрее, чем я смог до него добраться, и когда он прыгнул вверх, из его спины выросли огненные крылья. Несколько отчаянных взмахов крыльями послали его в полёт над моей головой, и дальше, сквозь разрушенный потолок дворца. «Этого в чёртовой книге правил не было!» — подумал я, мысленно проклиная его.

Воспользовавшись короткой передышкой, я оглядел местность в поисках своих друзей. Рядом был лишь Дориан, валявшийся без сознания среди каменных обломков одной из стен. Сайхан почти выбрался из дворца, таща на одном плече Роуз, а на втором — Элэйн. От Пенни я не нашёл ни следа, и воспринял это как хороший знак.

Я решил пойти подышать свежим воздухом. Подняв свой кулак, я разрушил одну из стен, и стал пробираться через обломки, пока не оказался в одном из внутренних дворов дворца. Учитывая относительный размер кукольного домика, который я уничтожал, я, наверное, в тот момент был ростом футов в сорок. Как только я показался из обрушенных камней и балок, я обнаружил, чем занимался Сэлиор. На меня сверху обрушился жгучий луч чистого солнечного света, прожигая мою каменную кожу.

Бог летал надо мной на своих пылающих крыльях, будто какая-то гротескная пародия на феникса. Он продолжал фокусировать свет на мне, и части моего тела начали стекать прочь подобно пузырящейся магме. Даже в своей скалистой форме я начал испытывать ощущение, которое моё человеческое «я» могло бы назвать болью, и безуспешно попытался закрыться руками.

Зачерпнув своей магии, я послал в своего противника разряд чистой силы, но расстояние и его манёвренность сделали для меня невозможным попасть в него.

— Глупец! — закричал на меня сверху Сэлиор. — Твоя сила продержится недолго, моя же — вечна.

Я начинал думать, что он, возможно, прав. По мере того, как его атака продолжалась, мне становилось всё сложнее восстанавливать своё тело, и даже мои мысли стали двигаться медленнее. Чем больше силы я черпал из земли, тем меньше меня всё волновало. Я начинал забывать себя. «Если бы мне только дотянуться до этого светящегося ублюдка» — в отчаянии подумал я.

Какая-то тень пересекла солнце, и я увидел вдалеке нечто невозможное. Для моего магического взора это было слишком далеко, но мои каменистые глаза могли видеть, как на Сэлиора сверху пикировало нечто, похожее на огромную птицу. Судя по всему, бог также что-то почувствовал, поскольку он оборвал свой смех, и встревоженно бросил взгляд назад и вверх. Его мерные взмахи крыльев перешли в неистовые хлопки, когда он попытался набрать скорости и высоты, но было уже слишком поздно. Птица… нет, это был дракон… дракон уже набрал слишком много скорости.

Он ударил бога с такой силой, что они оба обрушились с неба, и Сэлиора вбило в мостовую рядом с дворцом. Земля сотряслась, и дракон начал рвать тело бога, вскрывая ему живот. На миг я замер, совершенно шокированным образом глазея. «Неужели это Гарэс Гэйлин?». Согласно рассказу Мойры, драконы были порождением мифов и сказок. Единственный когда-либо существовавший дракон появился, когда один из архимагов сошёл с ума, и это было более тысячи лет назад. Он также убивал своих же.

Дракон был по меньшей мере сотню футов длиной от носа до хвоста, и был защищён блестящей серо-чёрной чешуёй. Его тело было гладким и обтекаемым, однако при его движении я видел мощные мышцы, бугрившиеся под его кожей. Крылья дракона были крепко прижаты к его телу, теперь, когда он опустился на землю, но когда миг назад они были раскрыты, их площадь была громадной. Он держал Сэлиора своими челюстями, и двумя мощными передними лапами, а его задние лапы скребли и рвали сияющего бога.

Не зная, что ещё делать, я побежал к ним — или, по крайней мере, попытался бежать. Я быстро обнаружил, что мой размер не позволял такого рода активность, и я вынужден был двигаться поспешной, неуклюжей походкой. Но я всё равно покрывал больше расстояния, чем мог в своей нормальной, человеческой форме.

Пока я приближался, Сэлиор пришёл в себя, и вывернулся из драконьей хватки. Перекатываясь, они боролись на земле подобно двум пьяным драчунам. «Если бы драчуны были чешуйчатыми, крылатыми, и светились…» — подумал я. Теперь у Сэлиора было преимущество, он использовал вес своего тела, чтобы вдавить дракона в созданный ими кратер, одновременно пытаясь своими руками оторвать зверю голову. Раны божества уже исчезли, и на его красоту было страшно смотреть, когда он напрягся, неумолимо тяня голову дракона вверх.

«Как убить того, кто моментально исцеляется?» — задумался я. Мой гнев несколько поутих, медленно сменяясь страхом. Несмотря ни на что, Сэлиор казался могуч как никогда, и не было никаких признаков того, что он слабел.

На размышления у меня было мало времени, поскольку, судя по всему, мой единственный союзник готов был вот-вот потерять голову. Вступив в схватку, я обхватил сияющего бога руками, и сжал. Смеясь, Сэлиор засветился ярче солнца, и я почувствовал, как моё тело начало плавиться и обтекать в касавшихся его местах. Я не мог позволить ему снова взмыть в воздух, поэтому я сделал нечто полностью противоположное.

— Посмотрим, как тебе понравится центр моей силы, — выдавил я сквозь свои гранитные зубы, и удвоил усилия. Сжав свои руки, я ощутил, как сломалась его спина, и бог изогнулся от боли. Вытянув свои мысли вовне, я позволил своему телу опуститься вниз, в землю, затягивая брыкающееся божество вниз вместе с собой. «Прости, Пенни», — с сожалением подумал я. «Я не смогу сдержать то обещание тебе, которое Роуз от меня хотела».

Мы погружались всё глубже, и я продолжал крепко сжимать Сэлиора. Я начал чувствовать, что он слабел — или, возможно, я просто становился сильнее, но я смог полностью заключить его в массивный каменный гроб, которым для него стало моё тело. Я вспомнил, что Мойра Сэнтир поборола Балинтора именно так. Она затянула его вниз, и, когда её сила стала достаточно велика, раздавила его насмерть. Получившийся после этого взрыв изменил лицо земли, и создал новое море.

— «Это убьёт всех наверху в радиусе десятков миль», — послышался в моём разуме голос Мойры.

— «Насколько близко находится Пенни»?

— «А что остальные твои друзья? А что население города?» — ответила она.

Я почувствовал ощущение тоски и отчаяния.

— «Чем-то придётся пожертвовать», — ответил я.

— «Ты не можешь это сделать, только не здесь».

— «Тогда я его перемещу», — мысленно сказал я.

— «Есть способ получше», — ответила она, и затем её разум коснулся моего, и показал мне.

Погружаясь глубже, я прошёл через мировую кору, войдя в царство экстремальной температуры и давления. Там я начал давить Сэлиора, пока его размер не уменьшился до такого, каким он был, когда я увидел его впервые. Надавив сильнее, я сжал его ещё больше, пока он не стал лишь ярко светящимся шаром диаметром около двух дюймов. Я потянул из своего массивного каменного тела наружу крайне концентрированную силу, и стал оплетать её густо-красными линиями пойманного в ловушку бога. «Кровь земли», — подумал я про себя, ибо кровь была наиболее близкой пришедшей мне на ум аналогией с внешним видом этой силы.

Используя свою память о чарах стазиса, и что-то вроде интуиции, я сплёл череду рун, которые должны были запереть искажённый разум бога в безвременном и неизменном состоянии. Когда я закончил, он перестал бороться со своей подобной самоцвету формой, но его сила всё равно была настолько велика, что вокруг него искажалось даже время, заставляя энергию протекать наружу. Зачерпнув своей силы, я заключил его зачарованную форму в плотный кристалл, который будет поглощать вытекающую из него силу.

«Придётся позаботиться о том, чтобы эта сила регулярно использовалась или сцеживалась», — подумал я. Иначе гигантский бриллиант в конце концов взорвётся с мощью, по сравнению с которой мои железные бомбы покажутся жалкими хлопушками. «И заключённое внутри злобное существо снова окажется на свободе», — мысленно добавил я.

Когда я наконец закончил, я провёл долгие минуты в отдыхе. Глубины земли были удобными, и теперь, когда мне больше не приходилось бороться со своим врагом, земля успокаивала мои изнурённые эмоции. Моя боль начала идти на спад. Моё тело больше не имело никакой определённой границы или предела, и глубокое биение земли потянуло прочь мой усталый дух. «Надо поспать», — пришла мысль, которую я едва узнал как свою собственную.

— «Мордэкай, нет! Проснись! Ты должен вернуться. Сейчас нельзя сдаваться», — начал изводить моё сознание голос Мойры Сэнтир.

Скорее от раздражения, чем из какого-то желания ублажить её, я поднялся сквозь тёмные слои земли и камня, пока снова не оказался лежащим на улице Албамарла. Дракон всё ещё лежал рядом, истекая кровью и баюкая ужасную рану у себя на шее. Вид его пробудил мой разум, и вернул обратно мысли о моей человечности.

Подняв своё массивное каменное тело, я осторожно приблизился к дракону, не будучи уверенным, что тот может сделать.

— Ты меня понимаешь? — сказал я голосом, который был настолько низким и гулким, что удивил меня.

Его глаза открылись, и впились в меня настолько умным взглядом, что я не мог не подумать, будто он понимал мой язык. Его рот открылся на секунду, но не донеслось ни звука, и по его странной морде рептилии промелькнуло выражение, которое я счёл фрустрацией.

— Ты — Гарэс Гэйлин? — спросил я, думая, что он сможет кивнуть, или ещё как-то ответить.

Существо начало сжиматься у меня на глазах, и его плоть потекла подобно воде, меняя форму на нечто гораздо меньшего размера. Секунды спустя я обнаружил, что глазею на причудливо выглядевшего человека. Его кожа имела странный блестящий оттенок, и его глаза были с вертикальными зрачками, как у кошки… или у дракона. Совершенно голый, он был лишён каких-либо признаков внешних гениталий, и его живот был покрыт крупной чешуёй, похожей на змеиную.

Опустив взгляд, чтобы посмотреть на самого себя, он выругался:

— Неправильно получилось, — произнёс он, и, похоже, был удивлён, услышав донёсшиеся из его рта слова.

Я повторил свой вопрос:

— Ты — Гарэс Гэйлин?

Посмотрев на меня снизу вверх, он ответил:

— Думаю, что я был им, но я не уверен. Прежде я был человеком.

— Почему ты помог мне?

— Я услышал, как земля пробудилась несколько дней назад. Я явился найти причину, и поесть, — сказал он медленными словами со странным акцентом. — Сияющий бог напомнил мне о моём преступлении, и моём позоре.

Его слова встревожили меня, особенно его упоминание про «поесть». Я стал гадать, не повторит ли он истребление людей, которых он собирался спасти. Прежде чем я смог облечь свои страхи в слова, он снова заговорил:

— Ты — волшебник?

— Да, — просто ответил я, не зная, что ещё добавить.

— Эта форма опасна. Даже опаснее моей — она подточит твой разум, — хмуро сказал он.

Его слова напомнили мне, что я всё ещё не вернулся к своему изначальному телу из плоти и крови. Закрыв свои огромные каменные глаза, я вспомнил урок Мойры, и представил себя таким, каким я был прежде. Воспоминание о моих ожогах пронеслось на секунду у меня в сознании, и я остановился — эта мысль чуть меня не убила. Снова очистив свои мысли, я вспомнил себя таким, каким я был до жгучего света — здоровым и целым.

Когда я снова открыл глаза, то увидел мир в более нормальных цветах, и передо мной стоял Гарэс Гэйлин. Он теперь был достаточно близко, чтобы я мог видеть, насколько совершенно подобным рептилии он выглядел во всех деталях.

— Думаю, что мой разум всё ещё цел, — сказал я ему.

Он странно улыбнулся, показав ряды острых как иглы зубов:

— Ты так думаешь, но каждый раз ты оставляешь позади частицы себя. Мелочи, которых ты даже не замечаешь. И ты приносишь обратно в себя новые вещи, даже не осознавая этого.

— Ты вернёшься в мир людей? — спросил я его.

Он покачал головой:

— Эта форма — самая близкая к вашей, которую я могу принять. Сама мысль о том, чтобы пойти дальше, отталкивает меня.

— Тогда почему ты принял эту форму? — спросил я, указав на его человекоподобное тело.

— Я не уверен, — осторожно сказал он. — Думаю — чтобы предупредить тебя, и чтобы поблагодарить тебя за то, что помог мне выплатить свой долг.

— Долг?

— Я не смог остановить Балинтора, но я думаю, что сегодняшний день выровнял счёт, — ответил он, и пошёл прочь.

— Куда ты?

— Питаться, — ответил он.

— Чем? — спросил я.

Он оглянулся, и показал мне свои зубы:

— Тем, что найду, человек. Мой долг выплачен, и я должен поесть, — произнёс он, снова начав меняться, и несколько мгновений спустя дракон вернулся.

— Осторожней с тем, где ты находишь себе еду, дракон! — крикнул я, когда он захлопал крыльями. — Если я узнаю, что ты ешь людей, то не останусь в стороне.

Я наблюдал за тем, как он улетал прочь в солнечном свете долгого дня. Дворец был почти разрушен. Шагая обратно к нему, я решил найти своих друзей — или то, что от них осталось.

Глава 46

Теперь, когда я принял более скромный размер, нанесённый дворцу ущерб стал гораздо больше бросаться в глаза. Большие участки комплекса были полностью разрушены. Обломки камня и дерева были разбросаны повсюду… будто здесь разгулялись двое титанов с гигантскими молотами. Однако разрушение было далеко не полным, поскольку по крайней мере три четверти дворца остались совершенно нетронутыми.

В некоторых местах я обнаруживал идеально целые места, рядом с которыми были секции, где даже камни были раздроблены до состояния гравия. Если бы я не знал, что стало причиной разрушений, то я мог бы подумать, будто урон нанесло какое-то причудливое землетрясение, следомза которым налетел торнадо — но даже этого объяснения было бы недостаточно.

Проходя (и, в некоторых местах, пробираясь) по дворцу, я искал своим разумом моих спутников. Осматривая неповреждённые места, я обнаружил, что Роуз и Элэйн лежали бок о бок на кровати в одной из групп гостевых покоев. Что пугало, другая секция, находившаяся менее чем в двадцати ярдах от них, была раздавлена, и было похоже, что двух бессознательных женщин спасла лишь случайность.

Дориан всё ещё лежал там, где я видел его в последний раз — в обрушившемся тронном зале. Он был частично погребён под камнями и обломками, и я не мог сказать, дышал ли он ещё, поэтому я решил сначала проверить двух леди. Когда я видел Роуз в последний раз, у неё была сильно кровоточащая рана. От Пенни не было и следа.

— «Мойра, где Пенни?» — мысленно спросил я, направляясь в комнату, где лежали Роуз и Элэйн.

— «Она со мной. Не бойся, она в безопасности», — пришёл её ответ.

— «Верни её ко мне», — приказал я.

У ответа Мойры был странный оттенок, когда она откликнулась, будто её мысли захлёстывали сильные эмоции:

— «Ещё рано, мы… беседуем. Я верну её, когда она будет готова».

Это было интересно, и почти не сняло мою тревогу. Двигаясь дальше, я нашёл комнату, где была Роуз — мне нужно было убедиться, что она не умирала, прежде чем заниматься чем-то ещё. Я нашёл её лежащей на большой кровати, куда её, похоже, поспешно кинули. Её руки и ноги лежали косо, и по их неестественному положению я заключил, что она вообще не двигалась с того момента, когда Сайхан предположительно оставил её там. Это не предвещало ничего хорошего — обычно люди немного двигаются даже в бессознательном состоянии.

Элэйн свернулась в ногах кровати, и беглый осмотр показал, что у неё не было ничего серьёзнее большой шишки на затылке и разнообразных царапин. Я мгновенно оставил её, и положил ладонь Роуз на лоб.

Её кожа была холодной, но не мокрой, потому что она не потела — на самом деле, ощущение было очень похоже на то, какое я мог бы ожидать от трупа, но я видел, что её сердце продолжало биться. Её платье было разорвано, и большой свёрнутый из ткани шар был привязан к её животу. Несмотря на это кровь протекла через ткань, и пропитала под ней кровать. «Блядь!» — подумал я, и мгновенно сфокусировал свои чувства на её ране.

Её пырнули чем-то со скорее всего очень острым лезвием, потому что её противник выдрал клинок режущим движением, а не просто вытащил его обратно. Сайхану, наверное, пришлось вложить её внутренности обратно в неё, прежде чем перевязать её рану. Времени думать у меня больше не было — забыв об усталости, я начал латать артерии и порванные сосуды, сшивать всё обратно вместе как можно быстрее, пока она не потеряла ещё крови.

В отличие от ужасной раны, которую когда-то получила Пенни, эта была гораздо проще, и я смог эффективно залатать её раны, не пытаясь работать изнутри, как я делал прежде. Самой большой проблемой была потеря крови — она потеряла её так много, что я боялся, что тело Роуз могло просто остановиться из-за её банального недостатка. Её сердце билось с невероятной скоростью, пытаясь компенсировать недостаток крови.

Я бросил взгляд вниз, на сияющий золотой камень, который я сжимал в руке, и пожалел, что не могу исцелять так, как это могли боги. Я видел, как они исцеляли гораздо худшие раны, в то время как для меня сложность представляла банальная потеря крови. В отчаянии, я мельком подумал соединить её кровяные сосуды с лежавшей рядом с ней девушкой, и попытаться поделиться с ней кровью Элэйн.

«Ты скорее всего убьёшь их обеих», — выбранил я себя. Я знал недостаточно, чтобы попробовать что-то подобное. Вместо этого я нашёл кувшин с чистой водой, и использовал свою магию, чтобы поднять её в воздух, и затем провести через её рот ей в горло. Я заполнил её желудок наполовину, и остановился, а затем отступил, и вытер свой лоб. Я мог лишь надеяться, что это поможет.

Меня окатила волна усталости, и я знал, что долго я не протяну. Мне нужно было отдохнуть так, как изголодавшемуся человеку нужна еда. Я проигнорировал порыв лечь на пол, и вместо этого передвинул Элэйн поближе к Роуз, расположив её так, чтобы она могла согревать ту своим телом, а потом мягко укутал их обоих лежавшим под ними стёганым одеялом.

Закрыв глаза, я поборол желание поспать, и снова послал свой разум вовне. Я коротко проверил Дориана… он всё ещё дышал равномерно, и его сердце билось сильно, поэтому я двинулся дальше. Обыскивая территорию, я наконец нашёл человека, которого искал — Эдварда, Короля Лосайона. «Вскоре — покойного Короля», — мысленно добавил я.

У него было полно времени на то, чтобы сбежать, но каменная колонна упала, придавив его кучей обломков. Неуклонно продвигаясь по дворцу и по разрытым садам, я подобрался ближе, и понял, что ему раздробило левую ногу. Мне трудно было вообразить лучшего человека, которого могло бы постигнуть такое несчастье. Когда до него оставалось недалеко, я ощутил, как с другой стороны приближается Сайхан, и подождал его появления.

Он увидел меня, стоящего посреди развалин, и сменил направление, чтобы встретиться со мной. Я окликнул его, когда он приблизился:

— Спасибо.

Сайхан нахмурился:

— За что?

— Ты освободил Пенни и Дориана, так ведь? Я весьма уверен, что Эдвард не стал бы сажать его под замок с его бронёй и оружием, — сказал я об этом как о факте. — Я также ценю твою помощь, когда ты унёс отсюда Роуз и ту девушку, — добавил я.

Взгляд Сайхана молча оценил меня, но он лишь хрюкнул, и коротко кивнул.

— Ты нашёл Короля? — спросил он, игнорируя мою благодарность.

— Он недалеко, — осторожно сказал я. У меня всё ещё были сомнения относительно мотивов Сайхана: — Сперва я хотел бы узнать, какие между нами отношения.

По плечам здоровяка пробежала волна, когда его мышцы дёрнулись:

— Двадцать лет назад я дал королю свои клятвы, и до сих пор их не нарушил. Покуда это имеет место, изменить наши отношения может лишь смерть — твоя или моя.

Я ощутил прилив гнева на его иррациональное поведение. Цепляясь за свои устаревшие клятвы, он не удовлетворится, пока один из нас не умрёт, хотя был очевидно, что он больше не верил в причины, стоявшие за этими клятвами.

— Так почему бы нам не разобраться с этим, прямо сейчас, — выдавил я. — Меня достало ожидание того, что ты попытаешься меня убить.

Сайхан коротко посмотрел на меня, затем отвёл взгляд, оглядывая местность в поисках следов Эдварда:

— Я не глупец, и я не планирую бросать тебе вызов и сражаться в какой-то рыцарской схватке. Моя единственная возможность убить тебя появится тогда, когда ты будешь либо без сознания, либо тяжело ранен. Молись, чтобы я не нашёл тебя в таком состоянии. Где Король?

— А что тогда мешает мне просто убить тебя прямо сейчас? — резко сказал я.

Здоровяк развернулся, и зыркнул на меня так, будто я только что загорелся. Его взгляд был полон ярости:

— Тебе уже давно следовало это сделать! — чуть не закричал он, выплёвывая слова, будто от них у него во рту стоял неприятный привкус. — А поскольку ты этого не делаешь, то почему бы тебе не сказать мне, где мой Король.

Я поборол порыв дать этому человеку то, что он так явно желал — быструю смерть. Сделав глубокий вдох, я ответил ему:

— Сперва я хочу с ним поговорить. Ты сможешь увидеть его после этого.

— Тогда поспеши, я теряю терпение, — ответил Сайхан.

Вместо ответа я прикусил язык, и пошёл на север. Перейдя разрушенный сад, и шагнув через обрушившуюся стену, я нашёл большую каменную колонну, упавшую на короля Лосайона. Эдвард тихо лежал у её основания, зажатый между камнем колонны и тяжёлой скамьёй, которая не позволила массивному весу полностью раздавить нижнюю половину его тела. Он истекал кровью медленно, поскольку тяжёлый вес по сути пережал его разорванные кровеносные сосуды. Он мог умирать ещё несколько часов, если его не исцелить.

Наблюдая за моим приближением, он одарил меня вымученной улыбкой:

— Граф ди'Камерон, приятно снова тебя видеть. Пришёл завершить своё дело, или просто позлорадствовать над стариком?

Я не собирался его исцелять. После долгой паузы я сказал:

— Пришло время завершить наши дела. Я лишь хотел попросить у тебя совета относительно наследования трона.

— Жестокий ответ, Мордэкай — ты позволишь мне истечь кровью до смерти, испытывая немалую боль. С чего мне давать тебе советы? Мир покончил со мной, — произнёс он с нотками покорности в голосе.

Наклонившись, я коснулся его горла, и тихо произнёс несколько слов. Снова выпрямившись, я наложил на себя личину Короля, и ответил ему его же собственным голосом:

— Если тебе не безразличен Лосайон, то тебе следует желать, чтобы его правитель действовал мудро.

Его глаза расширились, а на лице начал нарастать гнев:

— Похоже, что тебе не нужны мои советы, если ты намереваешься просто занять моё место, — желчно сказал он.

Я вернул себе нормальную внешность и голос:

— Это королевство будет и дальше существовать без тебя, Эдвард, и когда-нибудь тебя будут вспоминать как мудрого правителя. Твоя жизнь утекает прочь, пока мы говорим, и лечить тебя я не буду. Находясь перед таким выборам, тебе следует сделать всё возможное, чтобы предотвратить гражданскую войну… если ты вообще любишь свой народ.

— Я сильно недооценил тебя, молодой Иллэниэл, но мне совершенно всё равно, что будет с теми, кто останется после меня. Я помогу тебе лишь при одном условии… если ты потом даруешь мне быстрый конец, — ответил он с болью в голосе.

— Я этого не сделаю, но твой слуга находится поблизости. Если ты дашь мне хорошие советы, то я позволю ему увидеться с тобой, и он, возможно, исполнит твоё желание, — ответил я.

— Хорошо, — ответил он. — Что ты хочешь знать?

— Кто следующий в очереди на трон?

Умирающий монарх сдавленно хохотнул:

— Ты действительно к этому не готовился, так ведь? Тебе следовало узнать это заранее. Мой второй кузен, Браян Са́усуэлл, Граф Восточного Предела, является следующим в очереди, поскольку у меня нет никаких собственных живых детей.

— Убить тебя я решил лишь несколько дней назад. Ты сам виноват, — сказал я. Я был удивлён тем, что его наследником был настолько второстепенный дворянин. Я думал, что его более близким родственником был один из членов великих семей, вроде Трэмонтов или Ланкастеров. Позже я узнал, что королевская семья избегала браков с более могущественными дворянскими домами, чтобы не давать им больше влияния.

— Боюсь, что Граф просто не подойдёт, — добавил я.

Эдвард недобро улыбнулся:

— Тогда ты должен убить его, и ещё дюжины других людей, если хочешь расчистить себе путь к трону.

Я уставился на него без всякого сострадания:

— Я не собираюсь садиться на трон — я посажу на него вместо тебя Джеймса Ланкастера.

— Его права на трон лишь немногим лучше твоих собственных. Если хочешь сделать его королём, то тебе придётся издать королевский указ, называющий его моим наследником, и одновременно лишающий прав более дюжины человек, которые стояли бы в очереди впереди него. Затем тебе придётся позволить мне умереть, или, точнее, создать видимость того, что я умер недавно, если ты ещё будешь обманывать людей моим подобием, — объяснил он, и приостановился на миг, когда острый приступ боли лишил его дыхания. — Как только ты убьёшь моего двойника, дворянские дома восстанут, и потребуется кровавая война, чтобы поддержать твой указ, делающий Джеймса королём.

— А что если ты откажешься от трона? — предложил я. — Я могу устроить так, что ты оставишь трон из-за ухудшающегося здоровья, и будешь советовать новому королю, лёжа в постели. После года или двух ты мог бы тихо умереть во сне.

Лицо Эдварда приняло задумчивое выражение:

— Это может сработать, хотя я сомневаюсь, что мне такое когда-либо пришло бы в голову. Такое мирное решение заставляет меня сомневаться, есть ли у тебя вообще подходящий для правления характер. Я думаю, что согласен с тобой — Джеймс будет выбором получше. Ты слишком мягок, чтобы править.

— Ты заслужил свою награду, — внезапно сказал я, не потрудившись отреагировать на его небрежное оскорбление. Отвернувшись, я пошёл обратно туда, где стоял Сайхан, и поманил его. Когда он проходил мимо меня. Я предупредил его:

— Живым он отсюда не выберется.

Сайхан приостановился, и ответил:

— Я не могу позволить тебе причинить ему вред, — сказал он, неправильно поняв смысл моих слов.

Я лишь покачал головой:

— Поймёшь, когда увидишь его.

Ветеран прошёл мимо, и нашёл своего короля лежащим там, где я его оставил. Я не стал висеть у них над душой, но оставался достаточно близко, чтобы слышать их слова.

— Опять ты, — сказал Эдвард, рассмотрев лицо Сайхана.

— Ваше Величество, — ответил Сайхан, становясь на колени и склоняя голову.

— Вечно верный пёс, а? — сказал Король, оскорбляя своего стража даже пока его собственное лицо было искажено от боли. — Сослужи мне одну последнюю службу, и прикончи меня, — сказал он миг спустя.

Человек, который провёл всю свою жизнь, обучая Анас'Меридум, а потом — королевских гвардейцев и убийц, ответил голосом, который будто был вытесан из цельного гранита:

— Я поклялся сохранять вашу жизнь, сир. Я не могу этого сделать.

Лицо Эдварда затуманилось гневом:

— Ты поклялся повиноваться мне! Делай, как приказывает твой король!

Голос Сайхана оставался нейтральным:

— Моя клятва защищать вашу персону стоит выше моей клятвы повиноваться вашему Величеству.

Голос Короля наполнился отчаянием, поскольку боль он испытывал нестерпимую:

— Сайхан, пожалуйста, не оставляй меня так. Избавь меня от этой агонии! Я хочу покончить с этим миром.

Лицо воина оставалось неподвижным, но в его голосе прозвучало сочувствие:

— Освободите меня от моих клятв, ваше Величество.

— Просто убей меня, чёрт побери!

— Не могу. Отмените мои клятвы, ваше Величество… отпустите меня, — тихо ответил Сайхан.

— Хорошо, я освобождаю тебя от твоих обязанностей, и избавляю тебя от твоих клятв. А теперь, пожалуйста, ради любви к любым оставшимся богам, прекрати эту боль! — воскликнул умирающий король.

Сайхан засмеялся, и встал, глядя сверху вниз на человека, которому он так долго служил:

— Я скорее окажу милость собаке, — с презрением сказал он, и плюнул на своего бывшего повелителя. — Ты не стоишь усилий, которые мне понадобятся для того, чтобы поднять меч и вырезать твоё чёрное сердце.

Опустив свою стопу на на руку Короля, верзила вдавил кости его руки в твёрдую землю, пока тот не закричал.

Испытывая отвращение, я хотел отвести взгляд, но заставил себя смотреть.

Тут рослый воин оставил его, и направился ко мне, игнорируя жалкие крики Эдварда.

— Пойдём, проветримся, — сказал он, подойдя ближе. — Мне противно его слушать.

Я проследовал за ним добрую сотню ярдов, пока мы наконец больше не могли слышать страдания Короля, а затем он повернулся обратно ко мне, и обнажил свой меч. Я рефлекторно отпрянул, и приготовил свой щит. Я не ожидал, что после всего случившегося он нападёт на меня, но я предположил, что недавние события могли вызвать у него помутнение рассудка. Я был крайне удивлён и сбит с толку, когда вместо того, чтобы напасть на меня, массивный воин преклонил колено, и вытянул свой меч рукоятью вперёд.

— Я провёл всю жизнь, служа никчёмному господину, связанный клятвами, которые я считал стоящими. Теперь я свободен, и обнаружил, что моя жизнь была потрачена зря, — сказал он полным эмоций голосом. Эту сторону Сайхана я никогда прежде не видел, и даже не подозревал о её существовании. Глядя вниз, на его лицо, я увидел, как у него на глазах проступили слёзы. — Я наблюдал за тобой, Мордэкай Иллэниэл, и мне ведомо твоё сердце. Я не могу жить так, как живут другие люди, ибо я был связан честью и клятвами всю свою жизнь. Если ты примешь меня, то я буду служить тебе в течение всего остатка моей жизни, надеясь на то, что я смогу искупить тот урон, который я вынужден был наносить сам, или позволять наносить другим.

На меня нашли печаль и глубокая тоска, пока я смотрел на этого человека, который даже сейчас не мог жить свободным:

— Я не хочу твоей службы, Сайхан. Ты заслуживаешь жить своей жизнью.

— Либо ты примешь её, либо я здесь же и умру. Я не могу жить иначе, — упорно ответил от.

— Хорошо, — наконец сказал я. Взяв его меч, я вогнал его в землю, и положил обе его руки на рукоять, прежде чем накрыть их своими собственными. Глядя ему в глаза, я произнёс: — Я, Мордэкай Иллэниэл, беру тебя к себе в услужение. Поклянёшься ли ты служить мне, и защищать меня, сделав это своим священным долгом?

— Клянусь.

— Я хочу, чтобы ты служил в качестве одного из Рыцарей Камня — ордена, присягнувшего защищать людей и служить всеобщему благу. Примешь ли ты место среди них? — формально спросил я.

— Приму, если ты того желаешь, — ответил он.

— Желаю, — ответил я. — У меня есть последняя клятва, которую я хочу получить от тебя, прежде чем полностью приму тебя.

— Я согласен, — ответил он.

— Поклянёшься ли ты прислушиваться к своей совести? Если судьба или события сложатся таким образом, что твои прошлые клятвы больше не будут иметь смысла перед лицом настоящего, я хочу, чтобы ты поклялся действовать согласно своему собственному суждению, а не слепо повиноваться своим клятвам.

Он помолчал немного, прежде чем ответить:

— Я с радостью поклянусь в этом.

— Как твой повелитель, я обладаю определёнными обязанностями и ответственностью в отношении тебя, и я постараюсь быть достойным твоего служения. Мы проведём церемонию посвящения тебя в рыцари через несколько недель, когда Сэр Дориан поправится достаточно, чтобы присутствовать, — сказал я ему. — А теперь вставай — мне неудобно, когда люди слишком долго стоят на коленях, — с улыбкой добавил я.

Сайхан встал, и вложил свой меч в ножны:

— Если ты не против, я бы хотел подождать здесь, пока всё не закончится, — сказал Сайхан. Хотя он и не стал уточнять, я понял, что он имел ввиду смерть Эдварда.

Я кивнул:

— Встретишься со мной в моём городском доме, когда закончишь, — сказал я, и оставил его там. Я хотел проверить Роуз, а потом мне нужно было найти Пенни.

Глава 47

Состояние Роуз не особо изменилось, когда я вернулся, хотя она казалась теплее. Элэйн всё ещё лежала рядом с ней, но теперь её глаза были открыты, и она молча смотрела, как я проверял Роуз.

Наконец её любопытство победило, и она заговорила раньше меня:

— Как я сюда попала? — спросила она.

— Я хитростью заставил тебя совершить ошибку, а потом швырнул тебя об стену. Я удивлён, что ты уже пришла в сознание, — спокойно ответил я. — Ты помнишь схватку?

Она отрицательно покачала головой, и, задав несколько вопросов, я выяснил, что у неё не сохранилось никакой памяти о событиях, случившихся после того, как она призвала сияющего бога, что, судя по всему, случилось вчера. По иронии судьбы, она молилась Сэлиору, чтобы тот убил Короля, когда тот предложил сделать для неё нечто большее, если она поможет ему пересечь мост между мирами.

Я закончил наш разговор как можно скорее:

— Мне нужно найти мою жену, и помочь другу. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, и согревала Леди Роуз, пока я не пошлю кого-нибудь за вами. Ты это сделаешь? — спросил я.

Она с готовностью согласилась, а я пошёл обратно в тронный зал, ну или в то, что от него осталось. Когда я прибыл туда, то нашёл Дориана в сознании, но неспособным выбраться из-под завала. Я не мог осмотреть его тело сквозь облегавшую его зачарованную броню, но я подозревал, что у него были какие-то серьёзные травмы.

Борясь с усталостью, я начал осторожно отодвигать прижавшие его большие камни и гранитные блоки. Было бы проще «послушать» камни и вытащить его так же, как я однажды перенёс Роуз сквозь землю, но у меня не было желания рисковать в тот день каким-либо дальнейшим использованием этих способностей. Я всё ещё чувствовал себя довольно странно после пережитого в недрах земли.

Дориан заскрипел зубами, когда я наконец вытащил его:

— Чёрт, больно! — объявил он сквозь сжатые зубы.

— Насколько сильно ты ранен? — спросил я его.

— Чувствую себя так, будто сломано всё, но каким-то образом всё вроде работает, — ответил он.

— Дай мне снять твою броню, чтобы я мог тебя осмотреть, — быстро сказал я.

Он с неожиданной силой оттолкнул мои руки прочь:

— Ходить я могу. Я не уверен, насколько плохо мне будет, когда ты снимешь эту броню, но плохо будет точно, и я, наверное, после этого почти не смогу передвигаться. Позволь мне помочь, пока я могу. Ты нашёл Пенни?

Я покачал головой:

— Она в безопасности, но я не уверен, где именно. Мне нужно её отыскать, — ответил я. Я не стал себя утруждать объяснением того, что она была вместе с Мойрой.

— Так почему ты здесь?! — воскликнул он.

Я чуть не засмеялся в ответ на его реакцию. Типичный Дориан.

— Давай я покажу тебе, где Роуз, прежде чем я тебя брошу. Она тяжело ранена.

Это привлекло его внимание, и прошло несколько минут, прежде чем я смог объяснить достаточно хорошо, чтобы заверить, что она не собирается мгновенно испускать дух. Я повёл его туда, где её оставил Сайхан, и объяснил, почему с ней под одним одеялом лежала девушка-подросток. Я был уверен, что когда-нибудь Дориан станет ожидать, что вокруг меня происходят странные вещи, но пока что этого, похоже, не случилось.

— Оставайся здесь, с ними, — сказал я, в ответ на что он закатил глаза. Очевидно, мне не было необходимости говорить ему это. — Сайхан рядом, и я скажу ему прийти и помочь тебе позже, когда он закончит, — сказал я, и, к моему удивлению, он лишь кивнул.

Я не мог не подивиться тому, что произошло между двумя воинами перед тем, как Дориан появился в тронном зале, в броне и при оружии.

Выйдя из дворца, я повернул свои мысли вовне, и снова позвал Мойру:

— «Мне нужно увидеть Пенни. Где вы?»

После долгой паузы я услышал её ответ:

— «Она — со мной, рядом с великим камнем».

— «Каким камнем?»

— «Камнем, который я создала перед своей последней битвой против Балинтора. Это рядом с дворцом, с восточной стороны», — ответила она.

Это место я помнил.

— «Почему там?»

Когда она ответила, я смог уловить горькое в её мыслях:

— «Я искала места для защиты твоего ребёнка. Более безопасного места в Лосайоне нет».

Очевидно, о моём доме она не помнила. Наложенные на него чары делали его самым неприступным местом в столице. Обдумывая это, я не намеревался передавать свои мысли, но Мойра всё равно меня услышала:

— «Нет», — парировала она, — «нет места безопаснее этого. Даже боги не могли войти сюда вопреки моим желаниям», — ответила она с ноткой гордости и намёком на ещё что-то — на чувство, которое казалось почти материнским.

Моё любопытство уже было полностью увлечено, и несмотря на своё состояние полнейшей усталости, я поспешил достигнуть названного ею места. Я нашёл их обеих, как она и говорила, стоящими рядом с огромным камнем, который пробивался из скального основания рядом с дворцом. Там не было никаких признаков двери или входа, и я никогда раньше не считал, что там может быть что-то помимо колоссального монолита, но теперь я задумался.

Игнорируя свои внутренние вопросы, я направился прямо к Пенелопе. Учитывая последние слова, которые я ей сказал, у неё на лице было опасливое выражение, пока я твёрдо шёл к ней.

— Я пыталась как лучше… — начала она, но я закрыл ей рот ладонью, и притянул её к себе в яростном объятии.

Её живот был крупнее, чем я помнил, и прежде, чем я осознал, что произошло, я обнаружил, что рыдаю, обнимая её. Мои эмоции были столь велики, что потребовалось некоторые время, пока я осознал, что наши неуклюжие объятия сотрясаются ещё и от рыданий Пенелопы. Это был такого рода момент, который обычно происходил лишь за закрытыми дверями, но мы оба через слишком многое прошли, чтобы волноваться сегодня о подобных вещах.

Наконец мы успокоились, и начали собираться с мыслями. Оглядевшись, я осознал, что Мойра Сэнтир уже исчезла.

— Она брала тебя внутрь этого камня? — спросил я. Несмотря на свои эмоции, мне было любопытно, что она там видела. Мой магический взор не показывало ничего кроме цельного камня без пустот или внутренних полостей.

Пенни кивнула, и поцеловала меня, что фактически прекратило наш разговор где-то на минуту. Обнимая её, я почувствовал, как на глаза наворачиваются новые слёзы.

— Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — тихо сказал я, когда наконец смог оторваться от её губ.

— Насчёт записки, — ответила она. — Я не думала, что могла добавить туда что-то ещё…

— Давай будем беспокоиться об этом позже, — перебил я её. — Что было внутри камня?

— Тебе сейчас нужно слишком со многим разбираться. Мы можем поговорить об этом через пару дней, — сказала она со странным выражением во взгляде.

Я нашёл отсутствие подробностей досадным:

— Слушай, Пенни, с меня хватит таинственных посланий и скрытых смыслов. Если ты обнаружила там что-то странное или важное, то мне нужно знать, что это! — воскликнул я. Стресс и усталость заставили меня повысить голос больше, чем я сделал бы обычно.

— Морт, прекрати, — спокойно сказала она. — Там нет ничего такого. Ничего плохого, ничего серьёзного или опасного, мы просто поговорили, как одна женщина с другой.

— И что ты сказала?

— Завтра, — настояла она. — Я вижу, что Лорд Хайтауэр ведёт городскую стражу по улицам. Тебе нужно разобраться с ним, и объяснить случившееся. Семейные дела мы сможем обсудить позже, — сказала она, проведя ладонью по своему животу, чем озадачила меня ещё больше.

* * *

Я надел на себя лицо Короля Эдварда, и провёл остаток дня, раздавая приказы, и в целом строя из себя осла. По моему указанию часть обломков расчистили, и Лорд Хайтауэр взял на себя заботу о своей дочери и Элэйн. Он перенёс их в свою собственную резиденцию, и приказал за ними присматривать. Дориан твёрдо отказался расставаться с Леди Роуз, поэтому в конце концов Лорд Хайтауэр позволил ему также «погостить» в резиденции Хайтауэров.

Сайхана и след простыл, и тело Короля он забрал с собой, или где-то его спрятал. Я был благодарен ему за сметливость, поскольку после прибытия Хайтауэра дворец просто кишел активностью, и у меня больше не было возможностей ускользнуть от своей новой роли Короля Лосайона.

Похоже было на то, что я не смогу встретиться с Джеймсом в каретном сарае, но, к счастью, у меня всё ещё была деревянная шкатулка для сообщений, поэтому я отправил ему короткую записку, в которой описывал недавние события, и попросил, чтобы они встретили меня во дворце.

Моя официальная версия была такова: Графа ди'Камерона вызвали на аудиенцию, когда дракон напал на дворец, частично его уничтожив. У меня не было какого-то объяснения для сияющего бога, но я довольно быстро обнаружил, что немногие люди сомневались в слове короля. Я поведал душераздирающую историю, в которой была магия, и своевременное вмешательство одного очень героического волшебника, Мордэкая Иллэниэла. К тому времени, как я закончил рассказ, я был весьма впечатлён, и мне почти захотелось встретиться с этим потрясающим героем, ибо я определённо не был на него похож.

Когда тем вечером явились Джеймс и остальные, я приказал привести их в частные гостевые покои (королевские покои были частично разрушены, и для посетителей не подходили). Как только я убедился в том, что никто не подслушивал, я скинул с себя свою личину, и обратился к ним в своём собственном облике.

Из-за его магического взора моё изменение внешности не было сюрпризом для Уолтэра, но остальные всё же были слегка шокированы.

— Проклятье, Мордэкай! В следующий раз хоть предупреждай! — сказал Джеймс.

Мне хотелось засмеяться, но я был слишком устал, чтобы найти для этого силы:

— А ведь я предупреждал, если ты забыл.

Он фыркнул:

— Я имею ввиду — непосредственно перед событием, а то было несколько часов назад. Человеку нужна возможность подготовиться.

Я подивился причудам человека, которого не смутил нападающий на его дом злой волшебник, одержимый одним из тёмных богов, но который нашёл мою внезапную смену внешности выбивающей из колеи. Я проигнорировал его ремарку, и продолжил:

— Я настолько вымотался, насколько вообще возможно для человека. Если вы не против, я перескажу подробности, пока не упал в обморок.

После моей трансформации моё физическое тело вернулось неповреждённым, но мой разум был крайней уставшим. Ощущение было похожим на то, когда не спишь три или четыре дня подряд, и у меня начинало двоиться в глазах.

— Давай я сначала расскажу тебе, что случилось с нашей стороны, — ответил Джеймс, и начал описывать их налёт на лагерь доронитов.

Начался он хорошо, и при помощи невидимости Уолтэра они легко проникли внутрь. Когда они достигли того места, где удерживали заложников, ситуация слегка вышла из-под контроля. Харолд споткнулся, и привлёк внимание одного из охранников, частично — потому, что он не мог видеть, пока был невидимым. Опасаясь худшего, он убил охранника, и поднялась тревога.

Находившиеся снаружи люди Герцога ждали подобной неприятности, и уже получили приказы. Когда послышались крики, они штурмом взяли горстку строений, и сражение приняло кровавый оборот. В это время Уолтэр и Харолд обезопасили жену и сына Уолтэра, но не нашли ни следа его дочери. Жену волшебника звали Дже́ссика, и какие-то из охранников сыграли над ней жестокую шутку, сказав ей, что её дочь убили.

Ни она, ни Уолтэр не знали правды, и её муж довольно скверно на это отреагировал. Несмотря на усилия, которые Джеймс приложил, чтобы успокоить его, пленных они не брали — или, точнее, Уолтэр не брал. Он даже погнался за несколькими сбежавшими в лес, но отказывался говорить, что он с ними сделал.

Я очень хорошо представлял себе, что он чувствовал.

— У меня есть для тебя отличные новости, Уолтэр. Твоя дочь здесь, хотя она несколько плоховато сотрудничала в моих попытках её спасти.

— Что?! — сумел выговорить он, прежде чем потерял дар речи. Новости настолько его ошеломили, что прошло некоторое время, прежде чем я смог завершить свой рассказ, и у всех у нас немного затуманились взоры.

Затем я объяснил, что случилось во дворце, хотя я урезал рассказ как можно сильнее. Тем не менее, большая часть рассказа была диковинной, поэтому некоторые части мне пришлось повторить несколько раз. Ближе к концу я вытащил светящийся камень, удерживавший Сэлиора:

— Вот, это он. Теперь видишь? — спросил я. Харолд слишком много раз спрашивал меня, как выглядел этот камень.

Когда я вытащил камень, он наполнил комнату мягким, тихо пульсировавшим золотым светом. Его присутствие в комнате не оставило ни у кого никаких сомнений, что это действительно было нечто живое, пусть оно и выглядело лишь как светящийся камень.

— Что вы собираетесь с ним делать? — спросил Харолд.

Я потёр свою бородку:

— Не имею ни малейшего представления. Однако мне придётся найти для него какое-то применение — иначе он в конце концов уничтожит сам себя, освободив Сэлиора. Об этом мы можем поволноваться и позже. Первым в моём списке приоритетов стоит отдых.

Я уже показал Уолтэру заклинание для имитации голоса Короля, а также продемонстрировал его. О том, как накладывать на себя личину, он знал и раньше, так что это проблемой не было. Я видел, как нехотя он соглашается, когда я упомянул, что он займёт моё место в качестве Эдварда. Миг спустя я понял, почему:

— Ты же ещё не видел свою дочь! — воскликнул я. — … И с женой и сыном не побыл. Прости, Уолтэр! Я не подумал.

Он покачал головой:

— Нет, Мордэкай, ты уже достаточно для меня сделал сегодня. Я не против этого задания, если оно поможет нам сохранить королевство в целости.

Я начал было с ним спорить, поскольку не мог вынести мысли о том, что он будет разлучён с семьёй ещё сколько-то времени. И так уже четыре года прошло.

— Давай я поработаю сегодня, а потом ты сменишь меня где-то на недельку, — ответил я. — Я просто присяду, и дам отдых глазам на несколько минут, и буду в полном порядке.

Не стоит и говорить… проснулся я совсем нескоро.

Эпилог

Я проснулся несколько дней спустя, лёжа в кровати. Я бы и дольше спал, если бы не громкий храп у меня под ухом. Рядом со мной лежала Пенни, и беременность ни капли не уменьшила её ночной шум — вообще-то, даже наоборот. Я улыбнулся, и какое-то время понаблюдал за ней. Найти её рядом с собой было лучшим, что случилось со мной с момента её похищения.

Взяв пальцами выбившийся локон волос, я убрал его от её рта и носа. Я пытался сделать это, не потревожив её, но она всё равно открыла глаза. По мере роста своего живота она стала спать чутко.

Мы долго так лежали, просто глядя друг на друга в тусклом свете. Я мог бы годами так лежать, если бы не срочный зов Матушки Природы. Когда я вернулся из уборных, то обнаружил, что Пенни села, и ждёт меня.

— Я думала, что ты никогда не проснёшься, — сказала она, когда я залез в кровать рядом с ней.

Я подался вперёд, и вдохнул запах её волос. Что-то в запахе Пенелопы всегда меня очаровывало. Это был запах тепла, привязанности, и дома.

— Я думал, что больше никогда тебя не увижу, и какое-то время я думал, что ты была мертва, — ответил я.

— Кстати, об этом, Морт, — начала, но я жестом руки остановил её.

— Когда я увидел тебя вчера, я был под несколько большим стрессом, чем обычно. Не извиняйся, ты сделала то, что считала наилучшим, и в конце концов всё образовалось, — сказал я ей. — Это скорее я хочу попросить у тебя прощения. Я ужасно подвёл тебя, и с того дня, как я обнаружил, что с тобой случилось, я каждый день только и делал, что пытался бороться с этим знанием.

Она неуклюже склонилась ко мне (из-за живота это было сложно делать), и быстро поцеловала:

— Я знаю, что ты так считал, но это не правда. Никакой человек никогда не может быть готов ко всему.

— Хочешь поговорить об этом? О том, что случилось после того. Как тебя забрали… — спросил я. Я боялся истории, которую она могла поведать, из-за чувства вины, которую это могло у меня вызвать, но я всё равно должен был знать.

Пенни опустила взгляд на свои руки:

— Это было неприятно, но не случилось ничего, о чём тебе следовало бы беспокоиться. Переживу.

Что-то в чертах её лица проняло меня:

— Я всё равно буду беспокоиться. Они делали тебе больно?

— Король или нежить? — ответила она с горечью в голосе.

— Кто угодно.

— Пока мы были с шиггрэс, у нас не было ни возможности передохнуть, ни приватности, ни удобства, ни тепла, но больно они мне не делали, — медленно ответила она. — Они хотели нас в качестве заложников, но содержали как зверей.

У меня в голове промелькнула дюжина вопросов, но я попридержал язык, и ждал, внимательно глядя на неё. Пенни отвела взгляд, прежде чем снова заговорить:

— Кормили нас достаточно хорошо, но они забрали у Дориана его броню и одежду. Он был сильно побит и потрёпан под ней, у него были волдыри в местах, где она давила и натирала. Мне приходилось мыть его водой, которую они мне приносили, и наконец я сумела убедить одного из них дать нам одеяло, — сказала Пенни, и замолчала, опустив взгляд и позволив своим волосам закрыть её лицо.

Старые страхи, которые были у меня раньше, сменились новым — страхом не жестокого обращения, но утешения. Она так долго оставалась одна — я начал осознавать, как могла отразиться на ней изоляция… и как она могла не подпускать её к себе. Однако я мог озвучить эти страхи не больше, чем я мог намеренно сделать ей больно каким-то ещё образом, но зерно всё равно появилось. Я тоже испытывал искушение, хотя вынести мою ситуацию было гораздо проще.

— Ночью было холодно, особенно когда мы были в пещерах. Они кормили нас лишь мясом и водой. У нас не было огня, поэтому мы спали, прижавшись друг к другу. Иногда они приближались к нам, но Дориан не позволял им подходить ко мне ближе, хотя, если бы они желали, то легко бы могли убить нас обоих. Когда они наконец привели нас к Королю, это было облегчением. Его люди одели нас, дали нам обоим приватность и тёплые комнаты. Это было почти как снова гостить у Короля, — закончила она.

Я погладил её волосы:

— Полагаю, это — единственное, в чём я не могу винить Короля… со своими заложниками он обращался действительно хорошо, — наконец сказал я.

Пенни подняла на меня взгляд своих увлажнившихся глаз:

— Мордэкай… мне нужно поговорить с тобой… о Дориане.

Закрыв глаза, я собрал все имевшиеся у меня силы, прежде чем снова открыть их:

— Пенелопа, я люблю тебя. Что бы ни случилось, я никогда не буду чувствовать что-то другое, или винить тебя, — ответил я с честным взглядом и лживым сердцем. Я знал, что в глубине души это будет беспокоить меня, и могут уйти годы, прежде чем я полностью с этим смирюсь. Тем не менее, я знал, что не мог честно винить её.

— Эй! — громко сказала она, щёлкнув пальцами у меня перед лицом. — Никогда больше такое не думай. Ничего такого не произошло! Ты слушаешь меня, Морт?

Меня затопило что-то вроде облегчения:

— Я просто хотел, чтобы ты понимала, что я люблю тебя, не смотря ни на что.

Она подозрительно зыркнула на меня, а затем её лицо смягчилось:

— Ты не зря волнуешься. Они держали нас в клетке, как животных, и поддержку мы могли получить лишь друг от друга. Я испытывала искушение, Морт, сильное искушение, я не буду лгать. Мы спали вместе исключительно для тепла, но я не знаю, переживёт ли Дориан когда-нибудь свой стыд.

Я мгновенно понял её. Дориан был единственным человеком, которому я доверился бы в такой ситуации больше, чем кому-либо другому, но воздействие на его представление о самом себе могло быть слишком тяжёлым для него. Он пытался соответствовать невозможным идеалам, и даже после победы над искушением реальность его человеческой слабости могла подточить его чувство собственного достоинства.

— Я поговорю с ним, — ответил я.

— Нет! — встревоженно сказала она. — Он умрёт от стыда, если узнает, что я рассказала тебе об этом.

Я покачал головой:

— А если не поговорю, то он умрёт от вины. Я знаю Дориана. Он не сможет смириться с собой, пока не покается в каждом грехе, который на самом деле не совершал, и тебе, и мне, — сказал я ей. Затем на меня внезапно снизошло осознание: — Ох, чёрт! — воскликнул я. Ему также придётся покаяться перед Роуз. Я доверял её реакции, но в конечном итоге ситуация могла стать ужасно неудобной.

— Что? — спросила Пенни.

— Роуз, — просто сказал я.

Пенни пожала плечами:

— Я думаю, ты её недооцениваешь.

— Возможно, ты права, — согласился я. — Она — редкостно талантливая женщина.

Пенни проницательно уставилась на меня:

— Что-то случилось.

Я уставился на неё в ответ:

— Ничего. Даю тебе слово.

Её лицо расслабилось:

— Тогда почему ты так смотрел?

— Нас с Роуз одновременно постигла трагедия, поэтому я видел её с самой худшей стороны. Искушения были… но в основном я лишь стал больше уважать её характер. Ты — всё ещё моя единственная женщина, дорогая, — искренне сказал я.

У Пенни на лице сражались друг с другом эмоции, или, по крайней мере, так мне показалось. Наконец она наклонилась, и быстро поцеловала меня:

— Мне надо идти.

Сбитый с толку, я спросил:

— Что?

Моё замешательство заставило её засмеяться:

— Ничего серьёзного, я тебе верю… дело в моём мочевом пузыре. Мне кажется что он в эти дни размером с горошину. Честное слово, я и десяти минут не могу провести, не отправившись искать ночной горшок, или бежать в уборные.

Я тоже засмеялся. Брак был совсем не тем, что я ожидал год назад — он был другим, в некоторых отношениях — лучше, а в других — просто более странным.

* * *

Шли недели, и всё улеглось. Мы с Уолтэром по очереди играли Короля, и поддерживали жизнь в королевстве, хотя большую часть этой работы он взял на себя. Джеймс был достаточно любезен, чтобы оставаться рядом, и давать советы в политических вопросах. Его новообретённая близость к Королю стала источником некоторого числа новых слухов, но ни один из них ни к чему не привёл. Через несколько недель после «инцидента» во дворце Эдвард внезапно решил прояснить вопрос о своём преемнике.

Сайхан спрятал тело Короля, и я использовал найденные мной чары «стазиса», чтобы сохранить его тело до того момента, когда оно позже нам понадобится. Я был весьма благодарен ему за сметливость… иначе нам, возможно, пришлось бы найти какое-то тело, а потом устроить какой-то обезображивающий несчастный случай или пожар. В любом случае пошли бы слухи.

Было сделано объявление, и составлен документ, ясным языком постановляющий, что следующим королём должен был стать Джеймс Ланкастер. Это вызвало возмущение среди мелкого дворянства, но большая часть дворян была достаточно мудра, чтобы не враждовать с Королём Эдвардом… по крайней мере — пока он ещё был жив.

Месяц спустя он отказался от трона в пользу Джеймса, хотя Эдвард был достаточно добр, чтобы оставаться в столице, и помогать новому королю советом. Он также дал совершенно ясно понять, что он полностью намерен позаботиться о том, чтобы Джеймс удержал трон. Землевладельцы роптали, но только не в присутствии Короля — нынешнего или прошлого.

* * *

Лето угасло, и осень начала заявлять о себе. Листья ещё не пожелтели, но свежесть воздуха намекала на приближение зимних холодов. Настроение в Албамарле стало праздничным, когда люди начали предвкушать сбор последнего урожая, и конец работы очередного года.

Пенелопа созрела до полноты, в которую мне было трудно поверить, и я стал нервничать в ожидании. Я также боялся, что она упадёт, каждый раз, когда она вставала на ноги.

В один из моих «выходных» от роли ушедшего на покой Короля мы сидели в гостиной, и Пенни смотрела в огонь, когда внезапно встала с кресла.

— Мордэкай, — сказала она.

Я уже успел встать, и пересечь комнату. Повитуха сказала мне, что ей осталась где-то неделя, и с тех пор я не мог расслабиться.

— Давай помогу, — предложил я.

— Я не умираю, знаешь ли, — раздражённо сказала она, — я просто беременна.

— Я знаю, — наверное в двадцатый раз сказал я.

— Мне нужно показать тебе кое-что, — сказала она мне. — Мой срок скоро придёт, и мне нужно поговорить с тобой перед этим.

— Почему бы тебе не сесть, а я принесу тебе всё, что нужно? — предложил я.

Взгляд, которым она меня одарила, благодарнымотнюдь не был:

— Я хочу показать тебе, что находится внутри камня, — объяснила она.

— О, — с поразительным остроумием сказал я. — Подожди… в каком камне?

Она покосилась на меня с выражением глубокого сочувствия, как кто-то мог бы смотреть на очень глупого, но любимого ребёнка:

— При всей твоей сообразительности, у тебя иногда память как у репы, Морт, — ответила она. — Камень Мойры… большой камень, — добавила она, поясняя.

Я не мог понять, почему она резко поменяла своё мнение:

— После того, как ты целые месяцы заставляла меня ждать, ты внезапно хочешь показать мне… сейчас? — спросил я.

Она кивнула.

— Бессмыслица какая-то. У тебя со дня на день отойдут воды. Я даже не знаю, не опасно ли тебе покидать дом. Вдруг что-то случится? — разумно сказал я ей. — Почему бы не подождать, пока не родится ребёнок? — предложил я.

Пенни засмеялась:

— Ребёнок не выпадет из меня сразу же после отхода вод, знаешь ли. Будет ещё много времени на то, чтобы вернуться домой, и позвать Сару, — сказала она. Сарой звали нашу повитуху, женщину с выдающимися уверенностью и опытом. Пенелопа одарила меня более серьёзным взглядом: — К тому же, есть очень хорошая причина, почему нам нужно идти сейчас… до того, как я рожу.

Час спустя мы достигли огромного камня. Как и всегда, он зловеще стоял у дороги рядом с восточной стороной дворца. Ничего не изменилось.

— Мне позвать Мойру, чтобы она открыла его для нас? — спросил я.

Пенни отрицательно покачала головой, и приблизилась к камню:

— Она сказала, чтобы я показала тебе вот это место, — произнесла она, положив руку на камень в точке, находившейся где-то в трёх футах над землёй. Там камень был выцветшим, имея слегка отличающийся от остальной своей части оттенок серого.

Я внимательно осмотрел это место, но ничего не нашёл. Ни следа магии, или чего-то ещё кроме грубого, серого камня.

— Тут ничего нет.

— Тебе надо произнести пароль, — сказала мне Пенни.

— И какой же он?

— Твоё имя… просто твоё имя, без фамилии, — ответила она. — Она сказала мне, что установила пароль тысячу лет назад, Морт, непосредственно перед битвой с Балинтором.

— Тогда как она могла выбрать моё и… о! — начал я, а потом вспомнил, что любимый ею человек носил то же имя, что и я. Подавшись ближе, я положил ладонь на нужное место, и произнёс: «Мордэкай».

На камне вокруг моей руки появились легко выгравированные руны. Они были тонкими, и видными лишь в моём магическом взоре, но их узор я узнал. Он был похож на тот, что бы в моём доме — узор, который охранял тайную комнату в библиотеке, скрывая её от магического взора. «Наверное, его принцип работы похож на невидимость Уолтэра, когда тот использует её лишь для избегания магического обнаружения», — подумал я.

Я отложил эту мысль на потом, и использовал свою ладонь, чтобы активировать руны. В камне, рядом с тем местом, где я стоял, появился скромных размеров дверной проём. Сама дверь была из цельного камня, но пока я смотрел, массивная гранитная дверь скользнула внутрь огромного монолита, оставив открытый проход. Пенелопа шагнула вперёд, и повела меня внутрь.

Когда я вошёл, мой разум сразу же начал исследовать внутреннюю часть камня, поскольку она стала видимой для моего магического взора, когда я миновал внешние чары. Коридор шёл вперёд почти десять ярдов, прежде чем окончиться маленькой комнатой, лишённой какой-либо мебели или украшений, если не считать странного объекта в её центре. Моё колдовское чутьё мало что могло сказать о нём кроме того, что у него была странная, похожая на яйцо форма — и то, что он ярко светился могучей магией.

Пока мы шли по узкому коридору, Пенни сказала:

— Мойра построила это место, чтобы хранить кое-что очень для неё ценное. Это было последней её работой, и самой великой, прежде чем она пожертвовала собой, чтобы победить Балинтора.

Чувство предвкушения нарастало, пока наконец мы не вышли в комнату, и я наконец смог посмотреть на содержавшуюся внутри штуку своими собственными глазами. В комнате было темно, если не считать свечения чар вокруг пьедестала в её центре. «Лэет», — тихо сказал я, создав мягкое свечение у себя над головой.

Теперь, когда мои обычные глаза могли видеть, стало ясно, что здесь находилось. На поднимавшемся каменном пьедестале стояла деревянная колыбель. Она была полностью заключена в могущественные чары стазисного поля. Руны были тщательно вычерчены вокруг всего пьедестала, запечатывая колыбель и её обитателя в кармане застывшего времени.

Я поражённо, в трепете, и с немалым количеством волнения уставился на Пенни:

— Это то, о чём я думаю?

Глаза Пенни наполнились слезами:

— Нет, Мордэкай — не «это», а она. Дочь Мойры.

Сказать, что я был шокирован — значит ничего не сказать. Более подходящим термином было бы «ошеломлён», если бы я мог говорить.

— Как…?

— Она откладывала схватку с Балинтором, пока не родила своего ребёнка. Поэтому она не помогла до этого Гарэсу сражаться с ним… она была беременна. Она построила это место, чтобы защитить своего ребёнка, и ждала… пока не смогла поместить его здесь, в безопасности… прежде чем попыталась победить тёмного бога, — пояснила она.

У меня в голове начало сходиться множество вещей. Тайная цель Мойры, её проявлявшееся время вот времени своеволие, а теперь, когда я подумал об этом… даже само её существование.

— Она создала свою копию не для защиты своего знания, а для защиты своего ребёнка, — сказал я вслух. — Но она так долго его скрывала… зачем говорить нам это сейчас, и почему тебе — первой? — говорил я, и в это время мои мысли неслись вскачь, а мой взгляд скользнул вниз, с печальных глаз Пенелопы на её тяжёлый живот.

— Её дочь — новорождённая, Морт. Ей нужна мать… и отец. Ты уже носишь то же имя, что было у её отца, — ответила Пенни, положив ладонь на свой выпятившийся живот: — Мы можем вырастить их как двойняшек, брата и сестру.

Я опустил взгляд на маленького младенца, частично скрытого за свечением чар. Мой взор затуманился, хотя я не был до конца уверен, почему. Подняв глаза, я обнаружил, что у меня мокрые щёки.

— Давай я уберу чары, — внезапно сказал я.

— Нет, Морт! — сказала Пенни, схватив меня за руку. — Глупый ты дурак, надо подождать, пока я не рожу!

Я был довольно дезориентирован:

— Почему? — спросил я, не думая.

Пенни положила мою ладонь себе на грудь:

— Чтобы я могла кормить её… младенцы бывают голодными.

Я так и оставил там свою ладонь. Это было хорошее место, и я нуждался в утешении. Однако я не мог не увидеть некую иронию в её ответе. Я полжизни провёл с мыслями о её грудях, но когда они впервые стали ответом на какой-то вопрос, я не смог принять их во внимание.

Пенни наконец убрала с себя мою руку:

— Тебе придётся снова вести себя прилично, когда дети подрастут.

«Дети», — подумал я, и комната покачнулась вокруг меня.

* * *

Эдвард умер на той же неделе. По официальной версии, он тихо умер во сне. Я планировал подождать ещё несколько месяцев… но у меня было такое ощущение, что у меня и так будет много забот. Один ребёнок — это уже страшно, но двое… близнецы — это будет грандиозным трудом. Я не был полностью уверен, справлюсь ли я, и лишь время покажет, какими детьми окажутся Мэ́ттью и Мойра.

Майкл Мэннинг Война Бог-Камня

Посвящение

На написание этой книги у меня ушло больше времени, в основном — из-за отвлечений, которые естественным образом пришли вместе с успехом предыдущих книг. За прошедший год многие люди помогли мне достичь этой точки… слишком многие, чтобы поблагодарить их всех. Как всегда, я благодарен моей жене и детям, которые продолжали оказывать мне свою полную поддержку. Многие люди, осуществлявшие тестовое чтение и вычитку, также заслуживают особого упоминания. В частности — мой редактор, Грэйс, оказала огромное воздействие, взяв на себя значительную часть того, что стало тяжкой ношей… редактуру.

Я бы также хотел поблагодарить своих поклонников, которые своим непрестанным энтузиазмом, вопросам и тычками побуждали меня продолжать. Если бы не тот ошеломляющий отклик, который я получил, когда впервые начал делиться своими работами с общественностью, то сомневаюсь, что я до сих пор продолжал бы это делать.

Майкл Г. Мэннинг

Глава 1

На западе назревали грозовые тучи, и я чувствовал, как ветер тащил их всё ближе к месту стройки, пока я оглядывал её сверху. Я стоял на недавно законченном «Шпиле Путника». Пока что это было лучшим из придуманных мною названия, хотя я и не сомневался, что Джеймс или один из его подчинённых довольно скоро найдёт для башни более подходящее имя.

Высотой она была почти в двести пятьдесят футов, и имела широкое основание, укоренившееся в расположенной под ней массивной каменной крепости. Чтобы достичь таких возвышенных высот, нам пришлось построить нижний этаж шириной почти в сотню футов, и медленно сужать башню по мере увеличения её высоты. Даже при таких условиях последний этаж был всё же почти пятьдесят футов в ширину, и предоставлял великолепный вид с расположенного на крыше балкона. Видимая отсюда земля простиралась на мили во всех направлениях. Албамарл виделся вдалеке, и главная дорога шла в том направлении. Что было в особенности заметно, так это то, что это была единственная мощёная дорога, доходившая до массивного строительного проекта, который я нарёк «Мировой Дорогой».

Шепоток ветра и влажный воздух вернули меня к более насущным мыслям. Далеко внизу расположенная неподалёку каменоломня была в непростом положении. Там началась работа, которая могла привести к беде, если до её завершения пойдёт сильный дождь.

— Элэйн, — тихо сказал я, чтобы привлечь внимание моей спутницы.

— Да, Ваше Сиятельство? — сразу же откликнулась она.

Я бросил на неё кислый взгляд. Она знала, что я предпочитал менее формальное обращение, и я не был удивлён, увидев у неё на лице намёк на ухмылку. Сегодня она исполняла роль моего «майллти», моего сторожа или, используя более подходящий термин, моего духовного проводника. Магический след Мойры Сэнтир, последнего архимага, больше не мог мне помогать. После рождения её дочери она начала таять, выполнив своё предназначение. По правде говоря, я не был уверен, существовала ли она вообще до сих пор… я уже годы не видел её, и позволил ей отдыхать, не желая её тревожить.

— Мне нужно немного поговорить с ветром. Будь настороже, — сказал я Элэйн, не утруждая себя выговариванием ей за использование формального обращения. Это лишь раззадорило бы её. Я протянул руку, и она положила в неё свою собственную.

— Как пожелаете, милорд, — ответила она, уважительно кивая. Её мягкие карие волосы отсвечивали золотом в послеполуденном солнечном свете, и ветер бросал выбившиеся локоны поверх тонких черт её лица. Хотя у неё не было высоких скул Роуз, или мягкости лица Пенни, она выросла весьма красивой сама по себе, и в её веснушках было некое очарование. Я отложил эти мысли, и перевёл своё внимание на небо в вышине… эта юная женщина была мне почти племянницей, или, по крайней мере, я пытался думать о ней в таком ключе. Я раскрыл свой разум ветру, и довольно скоро забыл все мысли о мужчинах и женщинах, самках и самцах, когда мои мысли стремительно унеслись в покрывавшееся облаками небо.

Паря, я всё ещё сохранял некоторое ощущение предназначения, и мягко убедил ветры сменить направление, унося тяжёлые дождевые облака в сторону, и несколько к югу от каменоломни и активных строительных площадок. За неделю до этого я передвинул дождь на север, и из-за этого на юге стало несколько суховато, поэтому я надеялся вот так уравновесить ситуацию. Как я выяснил, когда начинаешь вмешиваться в погоду, получаешь далеко идущие последствия — так что лучше вмешиваться как можно меньше. Однако в этом случае у меня не было особого выбора. Иначе работа будет задержана на месяцы, пока рабочие в каменоломне буду раскапывать грязь, в которую дождь превратит их новый котлован.

Закончив менять погоду, я отступил, и начал сокращать своё восприятие, втягиваясь обратно, и заново открывая своё ограниченное человеческое «я». В моей руке было что-то тёплое. Я моргнул, и уставился на стоявшее рядом со мной странное существо. Миг спустя образ будто разрешился, когда мой разум снова начал выдавать имена и названия для того, что я видел. Рядом со мной стояла Элэйн, и тёплая «штука» была её рукой. Её глаза были влажными, и я чувствовал некую исходившую от неё душещипательную печаль.

— Ты в порядке? — спросил я голосом, который казался чужим для моих ушей.

Она моргнула, и улыбнулась:

— Да… простите меня. Когда я наблюдаю за вами, у меня захватывает дух от необъятности неба. Я видела кое-что из того, что вы ощущали… красота была почти непереносимая.

Я выпустил её руку, и ласково похлопал её по щеке, когда вместе с моими человеческими эмоциями вернулись мои более отцовские инстинкты.

— Она действительно непереносимая, Элэйн. Ты находишь её таковой потому, что ощущаешь её как человек… и поэтому тебе нужно наблюдать за мной. Когда я позволяю своей душе вот так вот свободно плыть, ветры стирают мои человеческие слабости, и я становлюсь чужим для своего собственного рода. Будь это иначе, реальность всего этого уничтожила бы меня.

— Хотела бы я слышать ветер, — тоскливо ответила она.

— Ты только что слышала, — ответил я, имея ввиду то, как она наблюдала за моим внутренним миром.

Элэйн покачала головой:

— Вы знаете, что я имею ввиду… напрямую, для себя, как это делаете вы.

Я действительно знал, что она имела ввиду, но это было одной из немногих вещей, которые я был не властен изменить. Да и не желал. Слушать голос ветра, да и земли тоже, было опасно.

— Я не уверен, что это было бы чем-то хорошим. Каждый раз, возвращаясь, я гадаю, какую часть себя я мог забыть или оставить в этот раз. К тому же, если бы ты тоже слышала эти голоса, то мне пришлось бы найти другого майллти.

— Джордж скоро сможет выполнять эту работу, — напомнила она мне, имея ввиду своего младшего брата, которому совсем недавно исполнилось восемнадцать, — и у вас всё ещё есть Отец, — добавила Элэйн. Её отцом был Уолтэр Прэйсиан — волшебник, и мой друг с тех пор, как я семь лет тому назад помог спасти его жену и детей. Она и Уолтэр щедро взяли на себя обязанности моих майллти, выполняя их по очереди в течение последних лет.

Я кивнул:

— Это так. Я уверен, что ты будешь рада получить больше личного времени, а не быть вынуждена ходить за мной весь день, — прокомментировал я.

Элэйн опустила взгляд, и на долю секунды её глаза метнулись в сторону, прежде чем её лицо скрылось:

— Это не было неудобством, и я столь многому научилась под вашим попечением.

Я пообещал Уолтэру, что приложу все усилия для обучения Элэйн, и, однажды, Джорджа, всему, чему я мог их научить, но я знал, что её ответ был чем-то большим, чем просто комплимент. Элэйн была от меня просто без ума, и я был уверен, что это шло гораздо дальше обычного преклонения перед героем. Я также понятия не имел, что с этим делать.

Я решил придерживаться стратегии, которая пока что работала для меня… Игнорировал это всё:

— Давай зайдём обратно внутрь — я хотел бы вернуться в Замок Камерон, и посмотреть, вернулись ли они, — сказал я, быстро шагая, и направился к двери, которая вела внутрь и вниз, приостановившись рядом с ней, пока Элэйн меня не нагнала.

Говоря «они», я имел ввиду последнюю миссию в Гододдин. С тех пор, как они потерпели поражение восемь лет тому назад, население Гододдина сильно сократилось из-за действий жрецов Мал'гороса. Семьи убитых мною солдат были пущены под нож, а кровь из их сердец залила его алтари. В конце концов это привело к широкому восстанию, и теократию свергли, но они были не в том состоянии, чтобы справиться с шиггрэс, когда те начали появляться вскоре после этого.

Рыцари Камня, под предводительством моего близкого друга, Дориана Торнбера, отвечали за искоренение и уничтожение любых намёков на оставшихся в Лосайоне шиггрэс, и в общем и целом они были очень успешны. К сожалению, мы не уделяли особого внимания событиям в Гододдине, пока не стало почти слишком поздно. Три года назад Джеймс Ланкастер, нынешний Король Лосайона, получил послание от шаткого нового правительства в Гододдине.

Эта нация восстановила монархию, посадив на трон человека по имени Ни́колас. Судя по всему, он был племянником последнего короля, Валериуса, свергнутого Детьми Мал'гороса. К тому времени, как Джеймс получил его сообщение, Королевство Гододдина было по большей части наводнено шиггрэс. Это началось с изолированных деревень, и разошлось настолько, что было вырезано население многих среднего размера городов, прежде чем было сформировано какое-то организованное сопротивление.

Под «организованным сопротивлением» я имею ввиду армии Лосайона и Рыцарей Камня. Нация Гододдина в данный момент была немногим больше, чем дипломатическая фикция. Поначалу я вёл авангард, когда мы прочёсывали беспокойную страну, и наши страхи быстро нашли подтверждение. Страна кишела нежитью. Сперва мы двигались осторожно, поскольку боялись встретить существо, известного мне лишь как «Тимоти», но после месяцев кампании мы не нашли ни следа его присутствия. Я мог лишь надеяться, что он (или оно) умер, или всё ещё был погребён под землёй, где я видел его в последний раз.

Встреченная нами нежить была неорганизованной, и хотя и была опасна, не могла выстоять против недавно созданных Рыцарей Камня. С помощью моей магии и нового арсенала зачарованного оружия, черпавшего силу из «Бог-Камня», мы силой проложили себе путь через Гододдин, охотясь на лютых существ везде, где они пытались прятаться.

Основная часть сражений прошла за несколько месяцев, и половина оставшегося населения Гододдина была мертва. Их кремировали на огромных кострах, чтобы не позволить им вернуться или заразить остальных своей особой формой «несмерти». Королю Николасу позволили вернуть страну под свой контроль, хотя Джеймс подумывал о том, чтобы аннексировать эту нацию, пока та была уязвима. Я фактически наложил вето на этот шаг, отказавшись расценивать эти конкретные приказы правомерными. На какое-то время это вызвало натянутость в наших с Джеймсом отношениях, но особого выбора у него не было.

Сегодня возвращался наш самый недавний «патруль». Мы использовали слово «патруль», но это был странный выбор, учитывая тот факт, что патруль состоял из более чем двухсот человек, не считая поддержки, повозок, маркитантов, и десяти моих избранных Рыцарей Камня. Это скорее была маленькая армия. Они миновали свою смену, похожий отряд, направлявшийся обратно к Гододдину, два дня назад, на дороге, которая вела к Замку Камерон. Мы всё ещё находили новых шиггрэс, и пока мы не уверимся, что их больше нет, патрули продолжатся.

По правде говоря, главной причиной, по которой мне не терпелось увидеть возвращающийся патруль, был один человек — Дориан Торнбер, один из лучших и старейших моих друзей. Его не было почти шесть месяцев, и несмотря на частую переписку через мои магические шкатулки для писем, мне его сильно не хватало. Что хуже, Роуз начала проявлять признаки тревоги из-за его продолжительного отсутствия, а когда это случалось, Пенни вскоре подхватывала это, а когда Пенни была несчастна… ну, вы понимаете, что я имею ввиду.

Достигнув нижней ступени, я открыл дверь, которая вела на верхний этаж Шпиля Путника. Комната была по большей части пуста, лишённая мебели и почти лишённая убранства, если не считать гобелена на стене, и простого коврика. Ещё одна лестница вела вниз, в нижние части башни, и, в конце концов, в саму крепость. На полу, в виде узора из тёмного дерева, инкрустированного на светлых досках из золотого дуба, был хитро сделан круг.

Я шагнул в круг вместе с Элэйн, и она подняла на меня взгляд. Я быстро кивнул, давая ей знать, что жду её действий. Она уже достаточно попрактиковалась, но я часто позволял ей активировать круги, поскольку ей это, похоже, нравилось. Я думаю, что это, возможно, давало ей ощущение полезности, но вслух я об этом упоминать не стал бы. Я ощутил гладкий прилив её силы, и наше окружение изменилось. Мы вернулись в холл кругов, расположенный в моём доме в Албамарле. Немного пройдя, мы встали во второй круг, и Элэйн перенесла нас в Замок Камерон.

Круг в Замке Камерон вообще-то был расположен в средних размеров здании во дворе замка. Прошлый опыт научил меня, что кругами столь же легко могли пользоваться враги, чтобы попасть внутрь. Чтобы свести этот риск к минимуму, круги в Камероне и Ланкастере были расположены во внешних строениях под круглосуточной охраной. Это не касалось моего дома в Албамарле, но у него было полно «других» средств защиты.

— Милорд! — объявил стоявший в здании охранник, вытягиваясь в струнку. Я рассеянно кивнул ему, выходя из помещения, и мы направились к выходу. К своему стыду, я не мог вспомнить его имя, хотя его лицо было мне знакомо. За годы роста число моих подчинённых, в совокупности с множеством мест жительства и занятой жизнью, сделали для меня сложным запоминать все их имена. Я знал, что это было совершенно естественно, но всё же чувствовал себя смутно виноватым из-за своего невежества.

Когда мы вышли из здания, я обратился к стражнику у внешних дверей — малому, чьё имя я с облегчением вспомнил:

— Дэвид, Сэр Дориан ещё не вернулся из патруля?

Он уже стоял выпрямившись, когда я вышел:

— Да, милорд! Сэр Дориан вернулся сегодня, сразу же после полудня, — быстро ответил он.

— Где он сейчас? — спросил я.

— Я не уверен, Ваше Сиятельство, — живо ответил он. Я не мог не восхититься холодным профессионализмом стражника. На его месте я испытывал бы искушение поумничать в своём ответе, например — предложив мне спросить у Графини.

Я поблагодарил его, и направился в основной донжон. Теперь тот был полностью восстановлен, и, наверное, был в наилучшей за всё своё существование форме. Хотя это и не имело значения, поскольку мы с Пенни вообще-то здесь больше не жили. Мы здесь обедали, работали, и проводили здесь большую часть своей дневной жизни, но одной из моих самых тщательно охраняемых тайн был тот факт, что спали мы в другом месте.

За семь лет до этого Пенни и мой нерождённый сын были похищены, и я никогда не забывал этот урок. Время и опыт, не говоря уже об удалении одного из моих врагов, увеличили их безопасность, но больше я никогда не буду воспринимать их сохранность как должное. Частью этого были меры предосторожности, о которых никто не знал — вещи, которые, как я надеялся, смогут одурачить даже самих богов, если те заявятся к нам. Кто-то мог назвать меня параноиком, но мне было совершенно плевать, что «кто-то» мог думать.

Видя, как мы пересекаем двор, люди расходились, кивая в знак почтения моему рангу. Пока мы шли, слышались бормотания «привет» и «добрый день, Милорд». Я никогда не требовал от своих людей почитания, только минимального уважения. Когда мы достигли главного входа, один из стоявших снаружи лакеев открыл для нас дверь. У меня теперь было гораздо больше подчинённых. Иногда я смеялся, вспоминая первые дни, когда мне даже посыльного было трудно найти.

Когда мы вошли внутрь, меня встретил Питэр.

— Добрый день, Ваше Сиятельство, — чопорно сказал он. К его чести следует сказать, что в его голосе не проскочило ни намёка на презрение. Питэр Такер был внуком человека, которого я случайно убил в предыдущие годы. Я нанял его в попытке успокоить своё непрекращающееся чувство вины. Мы никогда не говорили о смерти его деда, и он, несомненно, думал, что я не был в курсе того, как они связаны.

Изначально я нанял его в качестве писаря и, время от времени, посыльного, но его эффективность и врождённый ум привели к тому, что я повысил его несколько раз. Теперь он был моим главным камердинером, слугой, и де-факто казначеем. Я совершенно точно знал, что в прошлом он в какой-то момент планировал убить меня, но с течением лет я начал подозревать, что его скрытый гнев пошёл на убыль. Как бы то ни было, работал он очень хорошо, и мне казалось, что мы выработали что-то вроде взаимного уважения друг к другу. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы в нём мелькал прежний гнев.

— Где моя жена? — без обиняков спросил я.

— Она недавно ушла в ваши апартаменты, милорд, — ответил он.

Я нахмурился:

— А Сэр Дориан? Я думал, что она будет принимать его, поскольку он только-только прибыл.

Питэр слегка кашлянул — не от какой-то болезни, а чтобы сигнализировать, что говорил на чувствительную тему. Он продолжил:

— Леди Роуз обозначила, что им нужно побыть наедине, прежде чем произойдёт более общее воссоединение Сэра Дориана с остальными. Графиня попросила всех не беспокоить их до ужина. Она приказала повару приготовить к этому вечеру особую трапезу, чтобы поприветствовать его и остальных рыцарей.

Учитывая то, что она не видела своего мужа уже не один месяц, я не был особо удивлён, и я определённо не прочь был дать им время наедине.

— Похоже, что мне следует сделать то же самое, и тоже первым делом увидеться со своей женой, — сделал я наблюдение. — Я буду со своей семьёй, если кому-то понадоблюсь, но я бы предпочёл, чтобы меня не беспокоили до ужина, если возможно.

— Конечно, милорд, я об этом позабочусь, — сказал Питэр, и уважительно кивнул. Я пошёл дальше, направляясь к лестнице, которая вела вверх, в жилые помещения замка — в частности, в покои, где жили важные гости, семья Торнберов, и, в теории, мы с Пенелопой.

Элэйн следовала за мной по пятам, и я задержался на миг, чтобы обратиться к ней:

— Ты свободна на остаток дня, Элэйн. Я не планирую больше пользоваться сегодня никакими эзотерическими способностями.

Её лицо было воплощением разочарования:

— Но, Ваше Благородие, вам правда не следует… Я более чем рада служить, — возразила она, в то же время опуская взгляд. Иногда её покорность была утомительной, а в другие… отвлекающей. Она была действительно милой девушкой.

«Девушкой? Ха! Она уже выросла в женщину. Вот теперь бы только заставить её раскрыть глаза на более широкий мир вокруг неё, и осознать свою собственную силу», — подумал я про себя.

— Уверен, что у тебя есть способы распорядиться своим времени на нечто более интересное, чем следовать повсюду за мной, и я сам с нетерпением желаю тихо провести время со своими детьми. Иди! Увидимся за ужином, — твёрдо сказал я ей. Отвернувшись, я пошёл к лестнице, передавая языком тела своё ожидание того, что она уже уступила. С течением времени я усвоил, что значительная часть искусства властвования основывалась на уверенности, и научился её создавать. Несмотря на это, мой магический взор видел, как она слегка надула губки, когда я оставил её там.

Я отбросил эту мысль в сторону, и взошёл по лестнице, переступая своими длинными ногами через две ступеньки за раз. Мне не терпелось увидеть Пенни. Она и дети всё ещё были, как и всегда, самой светлой частью моего дня. Ну, большинства дней… Не буду лгать, у неё бывали плохие моменты, но, с другой стороны, у меня — тоже.

Глава 2

Находившуюся передо мной тяжёлую дубовую дверь охраняли стражники по обе её стороны. Ни один из них не был Рыцарем Камня. Те были слишком малочисленны, чтобы использовать их в обычной охране… даже для охраны моей семьи. Вместо этого охранниками были одни из самых доверенных членов моей гвардии — люди, которые, вероятно, будут позже повышены на более высокие посты. Лишь те, кто выказывал потенциал, выбирались на этот пост. Я знал в лицо их обоих.

— Джерод, Ду́глас… — сказал я, подтверждая их присутствия. Они оба поприветствовали меня, и кивнули в ответ. Джерод открыл для меня дверь, и я шагнул в переднюю покоев своей семьи, ожидая, пока они закроют за мной дверь.

Как только дверь захлопнулась, я подошёл к главной двери, которая должна была вести в наши личные комнаты. В определённое время дня мы оставляли её открытой, и любые гости, которых мы приглашали в переднюю, могли видеть наши комнаты. Мы также иногда оставляли эту дверь открытой для уборщиц. В остальное время, особенно вечером, дверь была крепко закрыта… и на то была хорошая причина.

Я опустил свои личные щиты, и приложил ладонь к двери, позволяя скрытым чарам узнать себя, прежде чем схватился за дверную ручку, и открыл дверь. Это было важно, поскольку если бы я открыл дверь, не произведя сперва этих действий, то я бы нашёл за ней лишь заурядные и пустые апартаменты. Но вместо этого дверь открылась в обширный парадный холл, который вёл в мой истинный дом — дом, который я построил втайне, во многих милях от Камерона, глубоко в Элентирских Горах.

В дверном косяке были скрыты руны чар, очень похожих на те, что позволяли функционировать моим магическим мешочкам и шкатулкам для сообщений. Однако в данном случае руны создавали портал гораздо больших размеров, остававшийся активным, когда дверь была закрыта, и иногда — когда открыта, но лишь если открывший её человек был опознан. Если бы дверь открыли просто так, или заставили открыться, пока она была закрыта, то портал отключился бы, и предполагаемый вор или похититель нашёл бы лишь пустые апартаменты.

Портал поддерживался в активном состоянии даже при закрытой двери для одной особой цели… это позволяло нам слышать стук в дверь, когда мы нужны были обслуге или посыльному. Пока что я был уверен, что никто из обслуги не разгадал нашу маленькую тайну, хотя я не был бы удивлён, узнав, что несколько человек из их числа подозревали о том, что мы спали где-то в другом месте.

Шагнув в холл, я задержался, чтобы почистить свои сапоги специально оставленной там для этой цели щёткой. В отличие от замка, в нашем уединённом доме убиралась только Пенни, и она весьма сердилась, если я оставлял в доме грязные следы. Мои сапоги уже были чистыми, но я всё равно провёл по ним щёткой… на некоторые вещи у неё была интуиция, и если бы я пропустил этот ритуал, то она бы узнала. При этой мысли я улыбнулся себе.

Мои колдовские чувства уже предупредили меня о маленьком теле, скрытно подкрадывавшемся ко мне из-за вешалки, где я, по идее, не мог его видеть. Вместо того, чтобы отреагировать, я продолжил чистить сапоги, притворяясь, что ничего не заметил. Через моё сознание промелькнуло несколько способов спасения, но я быстро их все отбросил. Иногда самая простая реакция — лучше всего. Я ждал, будто не замечая открытую на меня охоту.

Миг спустя нападавший прыгнул на меня резким рывком.

— Бу! — закричал мой сын, твёрдо упав мне прямо на спину, и обхватил меня руками и ногами подобно какому-то сумасшедшему примату.

— Что за… ад господень! — встревоженно всполошился я, дико вспрыгнув, и чуть не сбросив маленького мальчика со своей спины. Я закружился на месте, преувеличивая своё удивление, а Мэттью смеялся и победно вопил.

— Я тебя подловил! Ты был тако-о-ой испуганный! — громко закричал он.

Я отцепил его от себя, и поставил на пол, что позволило мне властно зыркнуть на него сверху вниз:

— Вот уж нет! — возразил я. — Я — Королевский Волшебник и Граф ди'Камерон, пугаться — не в моей природе, — произнёс я, широко улыбаясь.

— Ты испугался! — возразил он, но когда он это говорил, в его голосе звучал смех. Он знал, что я притворялся. Поддавшись порыву, я снова схватил его, и закружил, прежде чем поцеловать его в щёку. Он был долговязым мальчишкой, сплошные руки да ноги, с лишь лёгким намёком на пухлость, которая у него была, когда он ему было всего несколько лет. Каким-то образом, несмотря на мои тёмные волосы и мягкие карие локоны Пенни, его волосы были лишь русыми.

Прежде чем я смог поставить его на пол, появился ещё один ребёнок, бросившись на меня.

— Папа! — закричала Мойра, врезавшись мне в поясницу. Она начала пытаться вскарабкаться на меня, и в итоге мы втроём устроили странный танец, пока я пытался помочь ей одной рукой, удерживая Мэттью другой. Наконец я сумел уравновесить нагрузку, поддерживая по одному ребёнку каждой рукой, но даже так их совместный вес заставил меня пошатываться на ходу.

«Интересно, сколько ещё я смогу носить их вдвоём одновременно», — молча подумал я. Я надеялся, что довольно долго, а если нет, то у меня было много способов сжульничать. Магия может быть полезна во многих отношениях.

Мойра влепила мне в щёку крепкий поцелуй, и я ощутил у неё на лице что-то липкое. Моей первой догадкой был джем. Она робко улыбнулась, сверкая своими голубыми глазами из-под тёмных волос, а затем протянула руку, хлопнув Мэттью по предплечью.

— Ты — во́да, — спокойно объявила она.

— Это не считается! — возразил Мэттью. — Я же больше не прятался, — сказал он, переводя взгляд с сестры на меня, будто надеясь, что я вынесу решение в его пользу.

— Так вот, почему ты прятался за вешалкой, — драматично сказал я, будто разрешив великую загадку. — Боюсь, что она права. Ты покинул укрытие по собственной воле, чтобы застать меня врасплох, — закончил я, и ощутил, как Мойра показала ему язык, когда я вынес решение.

— Ты не победишь, пока Грэма тоже не найдёшь, — ответил Мэттью, глядя мимо меня, снова обращаясь напрямую к своей сестре. Грэмом звали шестилетнего сына Дориана, который, насколько я понял, проводил с нами время, пока Роуз и Дориан наслаждались своим воссоединением. Раскинув свои ощущения, я быстро обнаружил его. Сперва я его пропустил потому, что он хитро спрятался на облицовке камина в гостиной неподалёку. Как он туда забрался, не сбив стоявшую там всякую всячину, находилось за гранью моего понимания, и я не считал, что Мойра когда-нибудь сможет его там заметить. Очевидно, к пряткам он подходил серьёзно.

Я опустил их обоих:

— Не буду мешать вам в ваших делах. Будьте осторожны, чтобы ничего не сломать, — сказал я. Я беспокоился о том, что случится, когда Грэм наконец попытается спуститься с облицовки, но я посчитал своим долгом сохранить его тайну. В конце концов, прятки — дело серьёзное. Немного поторговавшись, двое детей разделились, чтобы найти своего спрятавшегося друга.

К этому моменту я уже знал, где была Пенни, поэтому уверенно пошёл по дому, пока не добрался до неё. Когда я вошёл в ясли, мне мгновенно вспомнилась старая картина, которую я видел однажды. Вообще-то, представшая передо мной сцена была лучше, поскольку в этом видении присутствовала самая милая женщина из всех, кого я знал, и она стянула платье с одного из своих плеч, чтобы оголить часть своей груди. Старая картина в Ланкастере определённо не включала в себя ничего настолько непристойного.

— Очевидно, ты услышала меня в коридоре, — с озорной улыбкой сказал я — или, по крайней мере, я надеялся, что она была озорной. Пенни скорчила мне рожу, взяв нашу маленькую дочь, Айри́н, и поднесла младенца к своей груди. Я ответил ей деланно разочарованным взглядом: — Я думал, что это для меня.

Пенни погладила Айрин по её мягкой щеке, и ворковала ей, пока та наконец не присосалась основательно, прежде чем ответила мне. Подняв голову, она одарила меня взглядом, который в равной степени содержал привязанность и утомлённость. Она с лёгким смешком ответила:

— Тебе придётся научиться делиться, — сказала она. У меня сложилось впечатление, что эта конкретная шутка начинала стареть. Учитывая тот факт, что это был уже четвёртый наш ребёнок, я уже не мог предположить, сколько раз я ею пользовался. — Я не ожидала, что ты вернёшься так скоро, — добавила она.

— Работа продвигается гладко. Там, наверное, справятся из без меня, — сказал я, даря ей свою самую очаровательную улыбку. Прежде чем я смог сказать больше, наш третий ребёнок, маленький Ко́налл, появился из-за юбки Пенни, и вцепился мне в ногу. Я уставился на него сверху вниз серьёзным взглядом, дополнявшим задумчивое выражение у него на лице, пока он глазел на меня снизу вверх. Миг спустя его лицо изменилось, расплывшись в очаровательной улыбке.

— Где ты был?! — спросил я его радостным тоном.

Тёплые карие глаза Коналла были весьма многозначительными, но его рот наделил его лишь одним словом:

— Папа! — сорвалось с его губ невнятное слово, а затем он снова заулыбался. Коналл пока не был готов к глубокомысленным беседам, но я не спешил. Мэттью и Мойра уже были достаточно говорливы, хватало на всю семью. Я мог подождать ещё какое-то время тех слов, которыми меня когда-нибудь одарит Коналл.

Я опустился на четвереньки, а Коналл начал водить меня по комнате, показывая мне свои открытия среди игрушек в яслях. Как часто случалось, мой разговор с Пенни прервался, пока она кормила Айрин, а я пытался имитировать серьёзное внимание для Коналла. Дети обогатили наши жизни во множестве разных отношений, однако в других они способствовали некоему ощущению отчуждённости между Пенни и мной, когда мы обнаружили, что нас постоянно тянет в разных направлениях из-за их нужд и отвлечений.

Из моего с Коналлом задумчивого состояния меня пробудил громкий грохот. В нём слышался и явный звон, почти исключительно означавший бьющееся стекло. Пенни стремительно подняла голову, и сфокусировала взгляд на мне:

— Что это было!? — спросила она. Её внезапное движение и резкий тон расстроили малышку у неё на руках, и маленькая Айрин заплакала.

Мои чувства не заметили никаких незнакомцев, поэтому первым делом я подумал о близнецах и Грэме.

— Пойду, проверю, — спокойно сказал я Пенни, но мой магический взор уже нашёл источник шума. Грэм упал с облицовки. Быстро встав, я вышел из комнаты, и направился обратно в гостиную. Маленький Коналл семенил рядом, пытаясь не отставать от моего широкого шага.

Когда я приблизился, то услышал, как Мойра громко плачет с ноткой паники в её пронзительном голосе. Когда я вошёл, мой взгляд прошёлся по ней. Хотя я видел, что она была в смятении, я не смог найти никаких признаков того, что ей был нанесён вред. Я поднял её на руки, и ощутил, будто моё сердце сжала чья-то рука, когда я увидел, что её нижняя губа дрожала, а по её красным щекам стекали слёзы. Она не могла выдавить из себя слова, но она указывала на Грэма, тихо сидевшего на полу в окружении остатков большого зеркала из покрытого серебром стекла, до недавнего времени висевшего на стене над облицовкой камина.

Мэттью стоял рядом с ним, и хотя от него плача я не слышал, я видел, что он был сильно напуган. На его щеках были слёзы, когда он поднял на меня взгляд:

— Я сказал ему, что мне жаль! Это была случайность! Я не хотел, чтобы это случилось! — сказал мне Мэттью близким к панике тоном.

Я поставил Мойру на пол, и повернулся к своему сыну:

— Ш-ш-ш… всё хорошо, — успокаивающе сказал я Мэттью, погладив его по голове. Мои глаза и остальные чувства уже подтвердили, что эти двое были целы, поэтому я сфокусировал своё внимание на Грэме, сыне Дориана. — Ты в порядке, Грэм? — спокойно спросил я. Черты лица мальчика были спокойными, но в его взгляде была некая дикость, а лицо приобрело пепельный оттенок.

Грэм отрицательно покачал головой, и его глаза стали ещё более круглыми, но он по-прежнему молчал. Я увидел, что его лоб взмок от пота, а потом я заметил его руку. Она была выгнута под неестественным углом, и мой живот сжался, когда я заметил торчавшие из его предплечья белые кости. Боль, наверное, была мучительной, что, вероятно, объясняло, почему он сидел так неподвижно. Малейшее движение должно было вызывать у него агонизирующие страдания. Несмотря на всё это, я не мог не почувствовать уважение к его сдержанности — сын Дориана не кричал, хотя ему явно было очень больно. Мальчик был очень спокойным, или, возможно, он был в шоке, и в его широких голубых глазах начали медленно скапливаться слёзы.

— Грэм, всё будет хорошо. Я вижу, что ты поранил руку, но тут нет ничего, что я не смог бы исправить, — мягко сказал я, пытаясь излучать уверенность. — Просто сиди неподвижно, а я попытаюсь остановить боль. Стекло тебя порезало?

Его голова утвердительно качнулась вверх и вниз, а затем он шёпотом произнёс:

— Я хочу маму.

Я кивнул:

— Конечно, мы все скоро пойдём к ней, но сперва нам нужно сделать так, чтобы у тебя не болела рука, — сказал я, смахнув часть стекла прочь, и сел рядом с ним. Он дёрнулся, когда я коснулся его руки, но сквозь его сжатые зубы не вырвалось ни звука. «Совсем как его отец», — подумал я про себя, вспоминая несколько детских ран Дориана. Закрыв глаза, я быстро нашёл нервы в верхней части его плеча, и заблокировал их, чтобы остановить боль. Грэм ясно видимым образом расслабился, когда я это сделал, и с его губ сорвался долгий вздох. — Вот. Так лучше? — спросил я его.

— Что случилось?! — послышался от дверного проёма голос Пенни. Как только она вошла, Мойра вскочила, и бросилась к ней. Мэттью следовал за ней по пятам. Вид торчащих сквозь кожу костей их друга совершенно выбил их из колеи.

Мэтт и Мойра одновременно начали пытаться объяснить, но слова лились из них сбивающим с толку потоком. Я перебил:

— Грэм сломал руку. Давай я её исправлю, а с остальным мы потом разберёмся.

Пенелопа всегда была сметливой, и она разобралась в ситуации, не моргнув и глазом. Развернувшись, она повела близнецов к двери:

— Давайте пойдём на кухню, пока ваш отец заботится от Грэме. Я думаю, вы оба достаточно насмотрелись, — сказала она. Коналл засеменил следом за ними.

Пока они уходили, я услышал, как дети спрашивали, умрёт ли теперь Грэм, и я заволновался, что он мог их услышать. И точно, он заплакал сразу же, как только они вышли за пределы слышимости.

— Всё хорошо. Ты не умрёшь. Обещаю, — сказал я, гладя его по голове.

— Пожалуйста, не отнимай мне руку, — прохныкал он.

«Вот чёрт!» — подумал я. «Он наслушался военных рассказов Дориана». Боль не смогла заставить его заплакать, но страх потерять руку — смог.

— Нет, нет, нет… Грэм, мне не нужно этого делать. Это просто перелом, и я легко могу его исправить. Никто не собирается отнимать тебе руку, — сказал я, пытаясь его успокоить. — Давай-ка перейдём вон туда, чтобы ты не укололся ещё стеклом, и я верну твою руку в исправное состояние так быстро, что ты и не заметишь, — говорил я, запуская руки под шестилетнего мальчика, и начал его поднимать. Он был тяжёлым для своего возраста. Тяжелее Мэттью, несмотря на год разницы в их возрасте. «Однажды у него будет телосложение как у его отца».

Я осторожно посадил его на диван. К счастью, нервная блокировка, похоже, всё ещё работала. Если Грэм и ощутил что-то от тряски, то никак этого не показал. Запустив руку под его рубашку, я вытащил висевший у него на шее кулон, который защищал егоразум от магических влияний. За последние восемь лет я приложил значительные усилия, заботясь о том, чтобы все мужчины, женщины и дети имели одно такое зачарованное ожерелье. Ожерелья позволяли им продолжать сражаться или бежать, если они вступали в контакт с шиггрэс.

— Я усыплю тебя, Грэм, а когда ты проснёшься, с твоей рукой всё будет гораздо лучше.

— Ты же не скажешь папе, что я плакал? — жалобно спросил он.

Я странно посмотрел на него:

— А это-то тут при чём?

— Мой папа — самый храбрый рыцарь в мире. Если бы он знал, что я — плакса… — позволил он словам повиснуть в воздухе, и, судя по его виду, готов был снова заплакать.

— Грэм Торнбер! — пренебрежительно воскликнул я. — Неужели ты думаешь, что твой отец никогда не плакал?

Он отрицательно покачал головой.

— Ну, так позволь мне кое-что тебе рассказать. Твой отец немало плакал, когда мы были маленькими, и даже несколько раз, когда мы подросли. Слёзы — часть жизни, и храброму человеку они нипочём. Важно то, что ты делаешь, плачешь ли ты при этом или нет. Понимаешь?

Грэм отрицательно покачал головой, прежде чем ответить:

— Папа никогда не плачет, когда ему больно. Я видел.

Я сделал глубокий вдох:

— Это становится проще с возрастом. Когда твой папа был маленьким, он плакал, когда ему было больно. Теперь, когда он старше и крепче, он просто корчит рожи и ругается, — сказал я, скорчил лицо в комичной гримасе, и скосил глаза.

Сын Дориана почти улыбнулся, но затем любопытство взяло над ним верх:

— Он плакал, когда был взрослый?

— Да, но не из-за раны, — ответил я.

— Тогда почему?

Я вздохнул, и попытался собраться с мыслями. Очевидно, Грэму нужно было полное объяснение.

— Слушай, — медленно сказал я. — Люди плачут из-за двух типов боли. Физическая боль, вроде той, что ты испытал, когда сломал руку, и боль внутри, когда тебе грустно… эмоциональная боль. Когда люди взрослеют, они часто учатся не плакать из-за физической боли, но все плачут, когда у них болит сердце, особенно хорошие люди.

— Почему «особенно хорошие люди»?

Я не ожидал, что этот разговор скатится в серьёзную философскую дискуссию, но сын Дориана всегда обладал хмурой и серьёзной натурой.

— Потому что им не всё равно, — сказал я ему.

— Но почему Папа плакал… когда был взрослым? — спросил он, впившись взглядом своих густо-голубых глаз в мои собственные.

Мне не полагалось говорить о таких вещах, но Дориан был частью моей семьи не меньше других, и его сын — тоже.

— Ты знаешь, в честь кого тебя назвали, верно? — внезапно спросил я.

Грэм кивнул:

— Дедушка.

— Ну, твой дед бы папой твоего отца, и твой папа любил его так же, как ты любишь своего папу. Понимаешь? — спросил я. Воспоминание об отце Дориана заставило затуманиться мои собственные глаза.

Сын Дориана кивнул, понимая, и на его лице появилось задумчивое выражение.

— Хорошо, — сказал я. — А теперь дай мне себя усыпить, чтобы я смог исправить эту руку.

Глава 3

Вскоре я нашёл Пенни в нашей спальне. Она успокоила детей, и посадила близнецов присматривать за Коналлом. Грэма я оставил спящим, когда починил его руку, и, по счастливому стечению обстоятельств, маленькая Айрин заснула после кормёжки. Впервые за несколько дней мы с женой были совершенно одни.

Я закрыл за собой дверь спальни, и, когда Пенни бросила взгляд в мою сторону, заметил её покрасневшие по краям глаза. Это редко было хорошим знаком. Пройдя через комнату, я положил ладони ей на плечи, и начал мять её плечевые мышцы, чтобы снять её напряжение. Я ждал, пока она заговорит первой. Годы научили меня, что небольшое количество терпения часто было более продуктивным, чем попытки вытянуть из неё ответы.

— Грэм в порядке? — спросила она.

Я наклонился вперёд, и положил свой подбородок ей на голову, вдыхая сладкий запах её волос.

— Он в порядке, — начал я. — Смотрелось скверно, но там не было ничего, что я не мог бы легко исправить.

— Это хорошо. Я не знаю, что я сказала бы Роуз, если бы мне пришлось объяснять ей, что наш сын сломал ему руку, — ответила она.

Я фыркнул:

— Дети, особенно мальчики, совершают много глупостей.

— Некоторые из этого так и не вырастают, — парировала она с толикой юмора в голосе.

— А что сделал Мэттью?

Пенелопа сделала глубокий вдох:

— Судя по всему, они играли в прятки, и Мойра заметила его на облицовке камина. Когда он отказался спускаться, твой сын решил подпрыгнуть, и схватить его за ногу. Результат ты видел. Конечно, вина не полностью лежит на Мэттью… Грэму не следовало туда забираться.

— Это действительно казалось плохой мыслью, — согласился я с ней.

Она повернулась, хмуро посмотрев на меня снизу вверх:

— Казалось?

— Он был там, когда я вернулся домой.

— И ты его там оставил? — недоверчиво сказала она.

— Близнецы были рады меня видеть, и я не хотел портить им их игру, — ответил я. В конце концов, прятки — дело серьёзное.

— Ты оставил шестилетнего мальчика на такой верхотуре? Ты разве не думал, что может что-то случиться? А что, если бы было хуже? — воскликнула она. Напряжение в голосе Пенни поднялось на несколько делений. Я начал подозревать, что упустил какой-то важный момент.

Я внимательно изучил её, наблюдая за её лицом и языком тела, в то время как мой разум нёсся вскачь, пытаясь понять мою ошибку. За прошедшие годы моё владение этим ключевым супружеским навыком сильно повысилось, но сегодня я не находил ничего. Я вернулся к своему старому подспорью, рационализации, хотя мои инстинкты и прошлый опыт говорили мне, что это было ошибкой:

— Мы не можем защитить их вообще от всего, и я действительно не думаю, что это было настолько опасно. Они больше рискуют, карабкаясь на тот корявый падуб снаружи, чем на шестифутовую облицовке. Это был причудливый несчастный случай.

Пенни тоже изменилась за годы. В частности, её нрав смягчился — или, точнее, она лучше научилась его подавлять. Однако это не всегда было чем-то хорошим, поскольку иногда это значило, что мы сметали наши проблемы под ковёр, а не разбирались с ними напрямую. Её рот закрылся, и она крепко сжала губы вместе, прежде чем снова открыть его, отвечая лишь с толикой сарказма:

— Наверное, здорово, когда можешь положить свои страхи в коробку, и так просто их изучить.

— У нас с тобой разные определения слова «риск», дорогая, но всё обернулось к лучшему. Давай не будем портить этот вечер, — добавил я.

Через неё прошёл неуловимый вихрь эмоций. Я видел его по её ауре, и по лёгким движениям её губ и глаз.

— Ты прав. Я устала, и в последнее время всё беспокоит меня больше, чем следует, — говорила она и, казалось, почти видимым образом проецировала искренность. Если бы в комнате был Маркус, то он сказал бы, что она «переигрывает».

Шагнув вперёд, я начал было обнимать её, но Пенни уклонилась от меня:

— Давай я сперва пойду уберу это стекло. Оно меня очень беспокоит, — сказала она. Я неуклюже остановился, наполовину разведя руки, в то время как она развернулась, и вышла из комнаты, направившись чулан с мётлами.

Сев на кровать, я начал пересматривать у себя в голове последние несколько минут, одновременно следя за её передвижением своим магическим взором. Она взяла метлу, и теперь сметала осколки висевшего над камином зеркала. Миг спустя она остановилась, и опёрлась на метлу. Вздрагивание её плеч сказало мне, что она плакала, и я перестал за ней следить. Наблюдение лишь расстроило бы меня ещё больше. «Почему она так расстроилась?»

Дело было не в несчастном случае. За последние несколько лет она справлялась и со случаями похуже. Это было лишь стимулом и отговоркой. Возможно, дело было в зеркале, хотя это не имело особого смысла. Я был одним из богатейших людей в Лосайоне. Я легко мог купить её другое зеркало. Где она вообще взяла это зеркало? Этот вопрос немного покатался у меня в голове, прежде чем ответ напрыгнул на меня подобно ждущей в засаде камышовой кошке… «её мать. Это зеркало было одной из немногих вещей, которые у неё остались от её матери», — осознал я.

Вскочив, я поймал её у двери в кухне. Та выходила в наш маленький сад, и была нашим самым предпочитаемым выходом, через который мы ходили к мусорной куче. Куски стекла она собрала в тяжёлую кучу на куске ткани. Я остановил её, встав у неё на пути, пока она пыталась дойти до двери.

— Подожди, дай их мне, — сказал я.

Её щёки уже высохли, когда она подняла на меня взгляд:

— Морт, пропусти. Мне нужно это выбросить.

— Это было зеркало твоей матери. Я только что наконец вспомнил об этом. Дай его мне, и я попробую его починить.

— На это уйдёт вечность, даже у тебя. Оно раскололось на тысячу маленьких осколков. Ты никогда не соберёшь их все вместе. Просто дай мне его выбросить. Ты не виноват, — разумно сказала она. Хотя она и пыталась это скрыть, в её взгляде сверкнула надежда.

Я потащил свёрток у неё из рук, и оно особо не сопротивлялась.

— Возможно, есть какой-то способ. Дай мне время подумать. Ладно? — сказал я, обняв её за плечо правой рукой, и ощутил, как она расслабилась, привалившись ко мне. Её собственная рука дрожала, обхватив меня за пояс.

— Ладно, — наконец сказала Пенни. — Если тебе от этого станет лучше, — добавила она с намёком на веселье в голосе.

— Да — я думаю, что станет. Ты же знаешь, насколько я ужасно сентиментален, когда речь идёт о таких вещах, — ответил я, подмигнув ей.

* * *

Ужин подали в обычное время, но сегодня донжон полнился суетой повышенной активности, и в воздухе витало чувство радости. Поскольку патруль вернулся, это значило, что двести отсутствовавших шесть месяцев человек снова были дома. Из-за множества случившихся по возвращении солдат к их жёнам и детям семейных воссоединений стало казаться, что наступил какой-то праздник — и, на самом деле, обслуга замка именно так к этому и относилась. Несколько свиней было зарезано, а мои лесники ещё и оленя подстрелили. Пир этим вечером обещал быть исключительным.

Пенелопа стояла рядом со мной, ослепительная в своей красоте. Она не пожалела усилий в своих приготовлениях. За два часа до ужина мы вернулись в наши номинальные покои — часть замка, где мы якобы жили. Детей собрала наша няня, Лилли, и они теперь наслаждались ужином в отдельном зале, вместе с остальными детьми Замка Камерон. Обычно мы завтракали и обедали всей семьёй, но вечерняя трапеза была более формальным событием.

Стоявшая рядом со мной женщина выглядела Графиней до мозга костей, и я всё ещё дивился своей удаче, благодаря которой я на ней женился. Этим вечером она носила простое зелёное платье, но дьявол крылся в деталях, или, в этом случае — в штрихах. Подол и рукава были тонко вышиты узором из тёмных листьев, которые соответствовали листьям на поясе из золотой ткани, дважды охватывавшем её талию на разной высоте. Общий эффект подчёркивал её фигуру, и показывая её врождённые изгибы. Изумрудные серьги и кулон, которые она носила, были изящными, но лишь подчёркивали тот факт, что их носительница была на самом деле красивее, чем её украшения.

— Готов? — спросила она меня.

Она имела ввиду, готов ли я войти. В отличие от большинства жителей замка, мы не могли просто войти, и сесть за стол. Мы даже не могли объявиться слишком рано, поскольку в противном случае мы нарушали сложившуюся работу прислуги. Учитывая наше положение господина и госпожи, наше прибытие сигнализировало начало трапезы. Как только мы войдём, все поднимутся, и буду ждать, пока мы не дойдём до своих мест. В общем и целом, это была сплошная морока.

Кивнув, я взял её под руку, и мы шагнули в шумный пиршественный зал. Один из лакеев, стоявших у двери, повысил голос над гомоном толпы, объявляя нас:

— Всем встать, Граф и Графиня идут! — крикнул он. Шум в помещении стремительно стих, и все встали, наблюдая за тем, как мы шли к своим местам за высоким столом.

Дойдя до конца стола, я отодвинул для Пенелопы её стул, прежде чем сесть самому. По старой традиции двое слуг должны были отодвигать стулья нам обоим, чтобы мы могли сесть одновременно, но я гораздо больше предпочитал иметь возможность совершить галантный жест. В конце концов моё упрямство возобладало, и родилась новая традиция. Садясь, я произнёс:

— Пожалуйста, все садитесь, расслабьтесь и наслаждайтесь трапезой.

Громкость шума быстро поднялась обратно до своего нормального уровня, когда разговоры возобновились, а подавальщики начали носить кувшины, чтобы наполнить всем кубки. Наш стол был длинным, но там всё равно не хватало мест, чтобы усадить всех сколько-нибудь важных людей. Я создал двадцать Рыцарей Камня, но поскольку обычно половина из них была в Гододдине, мне редко приходилось волноваться о том, чтобы рассадить такое количество рыцарей и их жён.

Поскольку этот патруль только что вернулся, десять вернувшихся домой рыцарей получали несколько недель отдыха, прежде чем разойтись по своим обычным постам по всему королевству Лосайона. Каждому из них были выданы дом и небольшой участок земли в той части королевства, где они проживали. Они жили в этих домах со своими семьями в течение половины года, когда они не ходили по Гододдину в поисках немёртвых чудовищ. Хотя большую часть земель им выдал Король Джеймс, они продолжили подчиняться мне напрямую. Они с Дорианом отказывались принять любое другое положение дел.

Этим вечером Пенни сидела справа от меня, а моя мать, Мириам, была рядом с ней. Слева от меня сидел Дориан, всё ещё выглядевший потрёпанным после своего долгого пребывания вдали от дома. Рядом с ним была Леди Роуз, которая уже почти семь лет как стала Леди Роуз Торнбер. Она была великолепна, как обычно, в своём серебряном платье. Её волосы были тщательно уложены на её голове, хотя части оставалась свободно висеть сзади, стекая вниз по её шее, и поперёк её плеча. Прирождённая красотка, она выглядела ещё более сногсшибательной из-за своей беременности — ребёнок её отнюдь не «обременял». Учитывая сияние в её взгляде и то, как Дориан постоянно смотрел на неё, я не сомневался в старом слухе о том, что многие женщины выглядели красивее во время беременности.

Рядом с Роуз сидел Сэр Харолд, третий по рангу среди моих рыцарей. Рядом с ним была его жена, Лизэтт. Прежде она была одной из горничных в замке, но теперь к ней следовало обращаться как «Дама Лизэтт». Напротив Харолда, рядом с Мириам, сидел Уолтэр Прэйсиан, волшебник и, в эти дни, ещё и Барон Арундэла. Я дал ему титул и земли вскоре после смерти предыдущего короля, Эдварда. Он определённо заслуживал награды, и я был не против иметь одного из немногих оставшихся на свете волшебников в качестве вассала.

Рядом с Уолтэром сидела его жена, Ребэкка, ныне — Баронесса Арундэла. За ней сидели остальные Рыцари Камня — Сэр И́ган, Сэр До́налд, Сэр Браян, Сэр Да́ниэл, Сэр Дже́ффри, Сэр Гра́нт, Сэр Ла́йонэл, и Сэр И́ан. Лишь у немногих из них семьи были достаточно близко, чтобы присутствовать на ужине в Замке Камерон, хотя двоим достаточно повезло, и их жёны были здесь. Учитывая длину стола, беседу было вести нелегко. Это, наверное, было к лучшему, поскольку я забыл имена их жён. Пенни часто спасала меня, когда дело доходило до этих вопросов.

Когда все кубки были наполнены, я встал, и посмотрел сначала вдоль стола, а потом — вдоль всего зала. Все взгляды сошлись на мне, прежде чем я поднял свой кубок, и воззвал к ним:

— Сегодня мы благодарны за возвращение наших храбрых солдат. Поднимем же наши кубки за тех, кто так упорно трудились на защите этого королевства от всех, кто ему угрожает, и кто рисковали своими жизнями, защищая выживших обитателей Гододдина.

Все встали, подняв свои кружки, под крики «верно, верно!». После нескольких шумных мгновений, во время которых люди одобрительно кричали, я снова сел, и слуги понесли первые блюда с хлебом. За ним последовал лёгкий суп-пюре, и трапеза пошла полным ходом.

— Как Грэм себя чувствует? — сказала Пенни, глядя на Роуз через стол. Когда он проснулся, мы отпустили его к отцу, но пока не знали точно, что он им рассказал.

— Ты имеешь ввиду его руку? — ответила Роуз. Её лицо было гладким, подобно тихому омуту со скрытыми глубинами.

— Конечно.

Роуз сняла напряжение, улыбнувшись:

— Он в порядке. На самом деле, он, похоже, думает, что рука теперь магическая, хотя отказывается рассказывать мне, какого рода фантастическую историю Мордэкай поведал ему, когда её лечил.

Дориан гулко хохотнул:

— Сломанная рука всё равно бы ему особо не помешала, Торнберы — из крепкой породы, — высказался он. На лице рослого воина теперь появились морщины, результат многих проведённых под солнцем лет. Его прежде тёмные волосы теперь содержали много седины — как и его отец, Дориан начал рано седеть. Он также носил полную бороду, поскольку бритьё было роскошью, которой немногие себя утруждали, живя в пути.

В моём сознании Дориан всё ещё был парнем с пухом на щеках, и другом, с которым я вырос, но каждый раз, когда я видел его, мои глаза напоминали мне, что он больше не был мальчиком. Когда бы он ни возвращался из одного из долгих патрулей, казалось, что он состарился ещё на несколько лет. Это было для меня непрошенным напоминанием о моей собственной смертности.

— Я бы и не узнал, что он ранен, если бы не увидел торчавшую наружу кость, — вставил я. — Настолько он был спокойным и тихим.

Роуз снова заговорила:

— Он явно пошёл весь в отца.

— Кстати, о его отце, я умираю от любопытства — как обстоят дела в Гододдине. Я слышала, на этот раз обошлось без потерь, — пришёл вопрос от моей матери, Мириам.

Дориан поморщился:

— Это правда, но я волнуюсь из-за причины нашей удачливости.

Сэр Харолд вмешался:

— Возможно, нам следует приберечь эту дискуссию для совещания завтра утром.

— Так, наверное, будет лучше, — согласился Дориан. — Я бы не стал заниматься здесь домыслами, порождая ненужные слухи.

Я кивнул:

— Твои слова показывают мудрость, Харолд. Тем не менее, я бы хотел, чтобы вы оба встретились со мной после ужина, а не ждали до утра.

Однако мою мать это не так устраивало:

— Подождите-ка… а я-то когда услышу новости? — сказала Мириам.

— Я тебе потом расскажу, — успокаивающе сказал я.

Мириам хмыкнула:

— Ты так всегда говоришь, но «потом» не всегда наступает.

Как бы я ни хотел поспорить с ней на этот счёт, моя мать была права. Это было проблемой, связанной с моими новыми титулом и положением, но я не мог ничего поделать. Прежде чем я смог раскрыть рот, и извиниться, она снова заговорила:

— Не беспокойся обо мне, сынок. Ты — Граф ди'Камерон, а я — чересчур любопытная старая женщина.

— Это неправда, и ты знаешь, что я ценю твои советы, — сказал я без какого-либо намёка на извинения, над которыми я раздумывал миг назад.

Вернув себе чувство декорума, она ответила:

— Очень мило слышать от тебя такое, Мордэкай, — сказала она. На этом она намеренно перевела своё внимание на еду, и исключила себя из разговора. Я восхитился тем, как изящно она вышла из неудобного положения, но по-прежнему беспокоился за неё. С тех пор, как умер мой отец, она стала более эмоциональной. Пенни предположила, что без Ройса, служившего ей якорем, она просто стала больше показывать свою эмоциональную сторону своей семье (то есть, мне). Я подозревал, что она была права. У Пенни была сверхъестественная интуиция, когда речь заходила о таких вещах.

Разговор продолжился, когда Пенни и Роуз взяли на себя бремя беседы. За последние семь лет эти двое сдружились ещё ближе, что было хорошо, учитывая тот факт, что Роуз теперь в основном жила в Замке Камерон.

— Что-что? — спросил я. Роуз сказала что-то Дориану, но я не совсем уловил её слова. Что касается моего друга, то он выглядел несколько стеснённым.

Роуз бросила на меня взгляд, прежде чем сказать:

— Я говорила своему мужу: нам повезло, что у патрулей именно такое расписание. Если бы он сейчас уезжал, а не возвращался, то мог бы пропустить рождение нашего следующего ребёнка.

«Рождение вашей дочери», — подумал я про себя. Роуз и Дориан попросили меня не сообщать им пол их нерождённого ребёнка, предпочтя, чтобы это стало сюрпризом, но беременность уже зашла достаточно далеко, чтобы каждый оказывавшийся рядом с ней волшебник уже знал, что ребёнок — девочка.

— Такое расписание патрулей обязано исключительно удаче, но я уверен, что мы могли бы что-то поменять, если бы получилось иначе, — ответил я.

Дориан отозвался:

— Если судьба улыбнётся нам, то мы увидим нашего второго ребёнка менее чем через два месяца, — сказал он, хотя его оптимизм звучал слегка натянутым.

— Возможно, если бы судьба действительно нам улыбнулась, то тебе не нужно было бы вести следующий патруль, — едко ответила Роуз. Она смотрела на своего мужа, говоря это, но слова её явно предназначались мне.

Прошла доля секунды, пока эти слова висели в воздухе. Пенни протянула руку через стол, с поощряющим взглядом взяв свою подругу за руку. Бросив взгляд в мою сторону, она явно считала очевидным, что я сейчас исключу своего друга из следующего патруля. На самом деле, я уже подумывал об этом, но выражение лица Дориана заставило меня приостановиться. Зная его почти всю свою жизнь, я видел, что он не имел никакого намерения перекладывать свой долг на кого-то другого. Я также видел, что он уже имел этот разговор с Роуз, наедине. Она снова подняла эту тему, чтобы вынести сор из избы, уверенная в том, что моё одобрение не оставит ему иного выбора кроме как остаться дома.

Всё это пришло мне в голову в течение одной бездыханной паузы, а затем я опустил взгляд, потирая лоб рукой, чтобы дать себе немного времени на размышления. Пенелопа нахмурилась, видя мои колебания, и Роуз конечно же была столь же наблюдательна, а на лице Дориана я заметил вспышку надежды. «Да что это за мужчина, чёрт возьми, который хочет покинуть свою семью, чтобы гоняться за нежитью, когда у него дома новорождённый?». Сам будучи отцом, я находил его преданность долгу ненормальной, однако я знал, что он будет считать именно так. Это было значительной частью причины, по которой я выбрал своего друга в качестве предводителя Рыцарей Камня.

Если прилюдно одобрю их план оставить Дориана дома, то у него будет много неприятностей, если он всё равно решит уехать. Однако если я прикажу ему ехать, то позже мне придётся столкнуться с гневом Пенелопы. Сделав глубокий вдох, я сказал:

— Я сейчас не могу по совести заставить Сайхана или Харолда отправиться в дополнительный патруль. Если есть другие варианты, то я обдумаю их позже, но это будет зависеть от нашего завтрашнего совещания, и от отчёта Сайхана, когда он вернётся через шесть месяцев.

Никто такого ответа не ожидал, и мне не понравилось выражение лиц Пенни и Роуз. В частности — Пенни раскрыла рот, чтобы начать спор, а потом закрыла его. За последние годы она усвоила немалый объём тактичности. Когда она снова раскрыла рот, её ответ был более спокойным:

— Уверена, что у тебя есть свои причины, муж. Мы можем обсудить их позже.

После этого ужин прошёл заметно тише.

Глава 4

— Можешь начинать объяснять мне свои чрезвычайно хитрые причины, по которым ты не позволил Роуз и Дориану перестать волноваться о следующем патруле, — сказала Пенни, когда мы закрыли дверь, ведущую обратно в Замок Камерон. Выражение её лица не оставляло никаких сомнений относительно её личного мнения.

Теперь, когда мы были одни, у меня не было причины скрывать от неё своё истинное оправдание.

— Сперва мне нужно, чтобы ты пообещала никому больше об этом не рассказывать, — сказал я ей.

— Почему? — прозорливо спросила она.

Я вздохнул:

— Если мои умозаключения дойдут до Роуз, то всё будет зря.

Она сокрушённо покачала головой:

— Сейчас ты и так с ней не в очень хороших отношениях.

Я не сдавался:

— Обещаешь?

Пенни уставилась на меня:

— Ты действительно не хочешь, чтобы я говорила Роуз?

Я утвердительно кивнул.

— Ладно.

— Дориан ничего не может с собой поделать. Покуда он чувствует, что может сделать больше, он будет это делать. Я просто пытаюсь сгладить их с Роуз отношения, — наконец сказал я.

Моя милая жена пристально глазела на меня какое-то время, прежде чем ответить:

— Иногда ты правда удивляешь меня. За эти годы ты действительно усвоил много такта и тонкости. Что действительно меня поражает, так это то, что ты можешь быть таким сложным, и всё равно допускать настолько много ошибок, — произнесла она с задумчивым лицом, и одна из её бровей неуклюже дёргалась.

«А ты, дорогая моя, добилась значительных успехов по овладению своим нравом. Несколько лет назад ты бы просто назвала меня «идиотом», и устроила бы скандал», — молча подумал я.

— Ты всё ещё не овладела искусством поднимания одной брови, — сказал я вместо этого, подняв и опустив свою правую бровь, чтобы проиллюстрировать свой аргумент.

Пенни ухмыльнулась:

— Это не меняет того факта, что на этот раз ты выбрал не ту сторону. Дориан скоро снова станет отцом. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты ни в коем случае не считаешь, будто ему следует быть в патруле, а не дома, с детьми. Тебе следует пытаться вдолбить этот урок в его непробиваемый череп, а не поощрять его.

Тут она меня подловила, но я пока не собирался признавать её правоту:

— Опасность всё ещё существует — иначе Дориан не желал бы так сильно искать шиггрэс.

— У тебя теперь есть много других рыцарей, способных справиться с этой задачей.

— Но Дориан лишь один.

— Его дети заслуживают отца, и он заслуживает семейной жизни, — гладко парировала она. — Лишь он может им это дать. Твои патрули смогут повести другие рыцари.

Я скрестил руки на груди в видимом знаке своей упрямости:

— Я думаю, что он тоже этого хочет, но я доверяю его инстинктам. Если он думает, что ему нужно продолжать ходить с ними, то я не буду его удерживать.

Она сжала губы, глядя на меня:

— Ты за это поплатишься перед Роуз. Не думай, что она тебе это спустит, теперь, когда ты сделал себя препятствием её счастью.

— А насчёт тебя что? — спросил я.

Её рука нашла мою, и мы пошли дальше:

— Я думаю, что ты ошибаешься, но это не стоит ссоры.

— Роуз — твоя самая близкая подруга. Будет ли она держать моё решение против тебя?

Самая красивая женщина, какую я когда-либо знал, покосилась на меня:

— Я намереваюсь создать у неё впечатление, что дома я тебя усердно пилю, из женской солидарности. Позаботься о том, чтобы она не сомневалась во мне, иначе я превращу этот обман в реальность.

Это заслуживало поцелуя.

* * *

На следующий день я устроил закрытую встречу с Дорианом после завтрака. Я подумывал о том, чтобы он позавтракал с нами, но Пенни наложила вето на эту идею, сказав мне, что ему нужно проводить время со своей собственной семьёй.

Поскольку нас там было только двое, я подумал, что мы могли бы использовать время более продуктивно, если я покажу ему прогресс некоторых моих проектов, пока мы беседуем. Я слишком часто был вынужден сидеть в креслах, чтобы проводить так своё утро. Поэтому в итоге мы шли по коридору, который вёл к лестнице.

На ходу Дориан спросил, широко улыбаясь:

— А разве с тобой не должна быть сиделка или вроде того?

Я одарил его кислым взглядом в награду за его остроумную ремарку:

— Если ты имеешь ввиду майллти, то — да, наверное, должна быть, но я дал Элэйн отгул на это утро.

— Ты же вроде говорил, что они должны держать тебя под присмотром круглые сутки.

Я начинал сожалеть о том, что поделился с ним частью информации, которую мне несколько лет назад дала Мойра Сэнтир. Согласно ей, архимаг с моей чрезвычайной чувствительностью должен был находиться под постоянным наблюдением, даже во сне, во избежание неприятных «случайностей».

— Сейчас существует лишь три других волшебника. Я не могу позволить занимать их всех просто наблюдением за мной, — ответил я. Конечно, я имел ввиду Уолтэра, его дочь, Элэйн, и его сына, Джорджа, которому только исполнилось восемнадцать — едва ли хороший возраст для скучного дежурства и хождения за мной по пятам весь день. — К тому же, — добавил я, — я не планирую этим утром делать ничего и близко магического, и я подумал, что нам может понадобиться побыть наедине для твоего отчёта.

— Уверен, Элэйн была разочарована, — ответил мой друг с весёлым выражением лица.

— Ты собираешься мне рассказать о своей поездке по Гододдину, или просто планируешь этим утром напоминать мне о всех остальных моих проблемах? — ответил я, слегка раздражаясь.

Дориан нахмурил брови, когда его мысли вернулись к главной цели нашей прогулки:

— Мне почти нечего докладывать, и это меня беспокоит, — начал он. Когда мы начали спускаться по лестнице, которая вела в подвалы под Замком Камерон, он сказал: — В этот раз мы не видели в Гододдине никаких признаков оставшихся шиггрэс.

— Что не означает, что их там нет, — ответил я, — поскольку у нас пока нет способа их обнаруживать.

— Ты всё время говоришь «пока», но ты пытаешься решить эту проблему уже не первый год. Тебе следует потратить своё время и энергию на что-то более продуктивное.

Я проигнорировал лёгкий упрёк в его утверждении:

— Рано или поздно я найду способ. Как думаешь, что они делают? — спросил я. Одновременно я поднял руку, и приложил её к неприметному камню на стене по одну сторону от нас. Скрытые руны зажглись в моём магическом взоре, и часть стены скользнула в сторону, открыв секретный коридор.

Дориан последовал за мной через проход, не задерживаясь — он уже ходил здесь несколько раз.

— Этого я знать не могу, — сказал он, когда каменная дверь закрылась вслед за нами, — но моё нутро подсказывает мне, что они ушли на северо-восток, обогнув Элентирские Горы.

— В Да́нбар, так? — заметил я. Данбар был королевством к востоку от Элентирских Гор. Учитывая трудность перехода через Элентиры, Лосайон и Данбар в прошлом почти не вели торговлю, но исторически они имели торговые отношения с Гододдином.

— Именно этого я и боюсь.

— Джеймс предупредил их об этой угрозе загодя. Они перекрыли свою границу с Гододдином несколько лет назад. Они должны быть готовы, — сделал я наблюдение.

Мой друг вздохнул:

— Ты же знаешь, что им шиггрэс не удержать. Они не могут перекрыть всю границу. Без магии и надлежащих инструментов их опрокинут, что бы они ни делали, — сказал он, похлопав по зачарованному мечу у себя на поясе. Сегодня он не носил свои магические латы — шесть месяцев в пути привили ему сильное желание какое-то время избегать брони.

Я провёл его через ещё одну дверь, бывшую более чем в фут толщиной, и полностью состоявшую из железа. Она открывалась в сферическую комнату размером в пятьдесят футов от стены до стены, и двадцать пять футов пола до потолка. На самом деле пол был деревянной платформой, построенной посреди помещения. Внизу, под деревом, толстые железные стены уходили вниз ещё на двадцать пять футов. Мы стояли внутри располагавшегося глубоко под Замком Камерон идеального железного пузыря — пузыря со стенками в фут толщиной.

Дориан оглядел окружавшие нас мрачные чёрные стены. Естественно, его глаза не видели высеченные в железе узоры рун, но, с другой стороны, их и я не видел. Я создал чары, используя структуру, похожую на ту, что скрывала тайную комнату в доме Иллэниэл в Албамарле, с несколькими чёткими и очень важными отличиями.

Он снова заговорил:

— Ты так и не сказал мне, где взял железо для этой штуки. Оно, наверное, стоило тебе целого состояния.

Я улыбнулся:

— Оно не стоило мне ни гроша. Сама земля предоставила мне материалы, — объяснил я, имея ввиду то, что я использовал свои способности архимага, чтобы уговорить землю предоставить мне железо. Я поднял металл из горячей мантии в милях под нами. Очень похоже на то, как пузырёк воздуха поднимается в воде, мой железный пузырь поднялся через землю и камень, прежде чем остановиться здесь.

Недоверчиво качая головой, Дориан ответил:

— Ты мог бы стать богатейшим человеком в Лосайоне — нет, во всём мире, если бы использовал этот трюк в своих интересах.

Я не потрудился сказать ему, что почти так же легко было бы поднять огромные количества других металлов. Хотя железо было самым распространённым металлом, я легко мог достать столько серебра и золота, что уничтожил бы экономику, и сделал бы драгоценные металлы гораздо менее драгоценными.

— Однажды наступает момент, друг мой, когда деньги — уже не цель, а лишь ещё одно средство достижения цели. К тому же, с моей женой, детьми, и друзьями, вроде тебя… я уже и так самый богатый человек в мире.

— Ха! — воскликнул он, из чего я заключил, что Дориан не мог придумать хорошего ответа… либо так, либо он был слишком смущён. Немного погодя он сменил тему: — Ты так и не объяснил мне до конца стоящую за этой огромной подземной полостью логику. Неужели всё это железо действительно защищает «Бог-Камень» от других богов? — спросил он. Бог-Камнем мы стали называть похожую на самоцвет темницу Сэлиора.

Я пристально уставился на своего друга, раздумывая, насколько много я могу ему рассказать. Я скрыл свои истинные причины, по которым я построил камеру «Железного сердца». Так я назвал комнату, когда впервые продемонстрировал её Рыцарям Камня. Точно в центре комнаты на маленьком пьедестале лежал большой, пульсировавший жёлтый самоцвет. Шедший от него свет был таким ярким, что на него было трудно смотреть, не прикрывая глаз. Он был окружён другим камнем — оранжево-лимонного цвета камнем, вырастить который вокруг центрального камня я уговорил землю. Шедший от внутреннего камня свет был настолько ярким, что было невозможно разглядеть одними лишь глазами, что на самом деле это были два вложенных друг в друга камня.

Внешний самоцвет собирал лишнюю силу от расположенного внутри камня. Он также предоставлял средства для сцеживания этой силы и использования её в благих целях. Я отламывал от него куски, и крепил их ко множеству предметов — в частности, к новым мечам, которые я смастерил для Рыцарей Камня. Я сделал эти мечи так, чтобы они направляли получаемую энергию, создавая огромные потоки пламени по приказу своего хозяина. Их клинки были спроектированы как рунные каналы. Поэтому создаваемый ими магический огонь мог использоваться для превращения шиггрэс, которым не повезло с ними встретиться, в пепел за считанные секунды.

Сейчас уже все мои рыцари носили «солнечные мечи», ну… кроме Дориана. Его необычная природа стоика не давала ему активировать чары, выпускавшие божественный огонь. Чтобы мечи нельзя было украсть и использовать против нас, я настраивал каждый меч на его владельца, и он полагался на крохотное количество эйсара своего носителя, чтобы активировать чары. Из-за своей особой природы Дориан был совершенно неспособен направлять даже ничтожнейшее количество эйсара.

Возвращая свои мысли к его вопросу, я подумал об окружавших нас железных стенах. Я никому не сказал об их тайном предназначении — не из-за недостатка доверия, а из-за страха быть раскрытым. Я не мог быть до конца уверенным, насколько велики у сияющих богов были навыки по сбору информации. Я полагал, что они были ограничены знаниями, собираемыми их последователями, напрямую или опосредованно, но я не мог быть уверен в этом полностью.

— Я думал, что уже объяснял тебе это всё раньше, — наконец сказал я.

Он покачал головой:

— Нет, ты всё трындел про камень и эти затейливые мечи, которые со мной не работают.

— Это помещение совершенно невозможно найти, когда дверь закрыта. Даже боги не могли бы его отыскать. Оно защищает скрытое расположение нашей божественной тюрьмы, — сказал я, указывая на светящийся камень посреди комнаты.

Дориан хмыкнул:

— Я могу назвать по крайней мере девятнадцать других людей, которые знают, где она находится, — заявил он. Дориан, конечно, имел ввиду своих собратьев-рыцарей. Я привёл каждого из них сюда, чтобы они увидели источник силы для их мечей.

Я улыбнулся:

— Я доверяю им безоговорочно.

— Как и я, — ответил он, — но люди — это люди, и будут чесать языками.

— Уже прошло несколько лет, а они так и не пришли. Либо наша тайна в сохранности, либо боги боятся тягаться со мной, — возразил я.

— Тут ты, наверное, прав, — сказал Дориан. — Но если они всё же придут за ним, неужели ты действительно хочешь, чтобы столкновение произошло здесь, прямо под твоим домом?

— Я не могу присматривать за ним, если он хранится где-то далеко. И я сделал приготовления для защиты наших семей, ты же знаешь.

— Ага, но я просто хотел убедиться, что ты всё ещё помнишь об этом, — ответил он, а затем выражение его лица изменилось. — Я всё собирался тебя спросить, но всё как-то к слову не приходилось, — сказал он, и его взгляд снова потянулся к камню.

— Что?

— Почему он выглядит иначе?

— Что ты имеешь ввиду? — спросил я.

Он указал, будто это всё проясняло:

— Камень — он выглядит иначе, чем когда ты впервые его победил.

Я вздохнул:

— Это довольно легко, в зависимости от того, о какой именно разнице ты говоришь… либо о покрывающем его снаружи камне, либо об общем свечении.

Дориан махнул рукой:

— Не, я понимаю насчёт камня, в который он заключён. Ты это уже объяснил, но свечение кажется другим.

— Смотри сюда, — сказал я, — указывая на маленькую сетку кристаллов, находившихся рядом с центральным пьедесталом. Там было десять камней размером с большой палец, выстроенных в ряд, и за каждым из них стоял ряд камней поменьше. В данный момент девять больших камней светились жёлтым светом. За этими девятью камнями также светились маленькие камни. Десятый камень не светился, как и все стоявшие за ним маленькие камни кроме одного.

— Ты уже показывал мне раньше эту шкалу, — сказал он, отмахиваясь.

— Тогда будь на этот раз более внимательным, — сказал я с некоторым раздражением. — Когда я только создал это устройство, все десять камней светились. Я назвал это количество «1 Сэлиор».

— Я всё ещё не понимаю, почему ты измеряешь силу бога его собственным именем, — ворчливо сказал мой друг.

— Он был первым, что я попытался измерить, поэтому я использовал его имя… а теперь слушай. Силу, которую тогда содержал камень, я назвал «1 Сэлиор». Я не хотел, чтобы камень содержал больше силы, потому что я точно не знаю, сколько он удержит, прежде чем сломается. Поэтому я использую один Сэлиор в качестве предельного значения, при превышении которого я знаю, что ситуация становится опасной, — сказал я ему.

— И что именно это значит, когда выглядит вот так, как сейчас?

— Девять светящихся больших камней означают заряд в девять десятых одного Сэлиора. Один маленький камень показывает одну сотую Сэлиора. Это значит, что суммарная сила, запасённая в Бог-Камне, сейчас составляет девяносто одну сотую Сэлиора, или, можно сказать, девяносто один процент, — объяснил я.

Дориан ухмыльнулся:

— Он будет не рад, когда узнает, что ты превратил его имя в единицу измерения. И какое всё это имеет отношение к тому, что камень выглядит иначе?

— Ну… яркость и цвет свечения слегка меняется, хотя меня поражает, что ты способен увидеть разницу. Этот свет слепит большинство людей настолько, что им трудно видеть маленькие отличия, — ответил я.

Дориан издал странный звук, что-то вроде «хрм-м», что означало, что он не был впечатлён:

— Для меня он никогда не выглядел особо светлым.

«Он не может видеть магический свет», — осознал я. С течением времени я узнал, что некоторые видимые для меня вещи было трудно разглядеть обычным людям, а другие были вообще для них невидимыми. Что я не принимал во внимание, так это тот факт, что Дориан, будучи стоиком, мог не видеть даже то, что видели обычные люди. В данном случае его полная неспособность видеть какую-либо магию, позволяла ему видеть лишь обычный свет, излучаемый концентрированной силой Сэлиора в качестве побочного эффекта. Другими словами, для его взгляда камень светился лишь умеренно. Таким образом, он мог видеть физический камень, в то время как большинство людей не могли ничего разглядеть сквозь яркое свечение, и, что хуже — он заметил разницу.

— Я забываю, что ты не видишь то же магическое свечение, которое видят другие люди, — сказал я ему совершенно наигранным скучающим тоном. — Однако он действительно выглядит иначе, даже для твоего взгляда, поскольку хранящаяся в нём сила меняется со временем. Я не знаю, как ещё это объяснить.

Он потёр свой бородатый подбородок:

— Наверное, это не имеет значения. Я просто хотел убедиться, что ты заметил. Ты знаешь об этих вещах гораздо больше моего, уж это точно.

Я улыбнулся, и положил руку ему на плечо:

— Кстати, о вещах, которые я знаю лучше тебя… ты действительно продумал последствия того, что ты будешь продолжать возглавлять патрули? Твоя жена не будет рада, если ты будешь продолжать попытки самостоятельно стереть шиггрэс с лица земли.

Дориан одарил меня взглядом широко раскрытых глаз, будто я уже предал его:

— Я думал, что ты понимаешь, и я не делаю это сам по себе. Со мной всегда по крайней мере девять других рыцарей, не говоря уже о солдатах.

Я использовал своё однодюймовое преимущество в росте, чтобы задрать нос и посмотреть на него взглядом, который, как я надеялся, был отеческим:

— У тебя уже есть один ребёнок, и скоро будет второй. Каков твой самый значительный долг — отца или рыцаря?

Он нахмурился:

— Учитывая то, что я — твой рыцарь, мне казалось, что ты бы предпочёл, чтобы я поставил свои рыцарские клятвы выше других вопросов… и я хожу лишь в каждый второй патруль.

— Я притворюсь, что я этого не слышал. Мы были друзьями задолго до того, как я стал дворянином, а ты — рыцарем. Сам будучи отцом, и будучи твоим другом, я не могу не посчитать, что ты всё делаешь шиворот-навыворот, — бесцеремонно сказал я.

— Если ты действительно так считаешь, то почему ты сказал Роуз, что всё ещё хочешь, чтобы я ходил в патрули? — подозрительно спросил он.

— Я знаю, какой ты упрямый. Я надеялся, что смогу вдолбить в тебя немного здравомыслия, вместо того, чтобы давать Роуз повод превратить твою жизнь в ад, — сказал я, пронзая его своим взглядом.

Дориан оглянулся, даже не дёрнувшись:

— Я хочу быть здесь, с Роуз, с детьми, но я пока не могу уйти на покой, Морт.

— Это не… — начал перебивать я, но мой друг поднял ладонь.

— Выслушай меня, — сказал он, и, когда я закрыл рот, продолжил. — Я не могу объяснить это так, как мог бы ты. Утебя всегда были нужные слова, у вас с Маркусом, а у меня — нет… поэтому будь терпелив, и слушай, — договорил он, сделал глубокий вдох, и уставился на свои собственные ладони, прежде чем поднять их, чтобы я на них посмотрел. — Я — человек своих рук, Мордэкай. Я не всегда знаю, что сказать, но эти руки всегда знают, что надо делать.

Глядя на них, я в сотый раз заметил множество шрамов на его крупных, грубых ладонях. Ладони и ступни у Дориана были большими даже во времена нашей юности, и, совсем как щенок, он вырос, чтобы соответствовать им. Теперь в нём мало что осталось маленького — от его широких плеч до мощных ног, однако у себя в сознании я всё ещё видел неуклюжего юношу, высокого и долговязого, со слишком большими кистями и ступнями. Время летит слишком быстро, и тем самым предаёт всех нас. Мы с моим другом уже были не детьми, но мужчинами, и обзавелись своим собственным потомством.

— Они — там, Морт, где-то там, и не настолько далеко, как нам бы хотелось. Они знаю тебя, и они знают меня. Они знают, где мы спим, и где играют наши дети. Они ни живые, ни мёртвые, и они никогда не успокоятся, пока не отомстят — нам, и каждому из живущих мужчин, женщин и детей, — сказал он, приостановился на миг, а потом повторил свои слова: — Они никогда не успокоятся… и я никогда не успокоюсь, пока либо они не обратятся в прах, либо я.

Миновала долгая минута, прежде чем я ответил:

— Всегда будет какой-то враг, какая-то угроза. Когда не станет шиггрэс, нам всё ещё придётся сразиться с сияющими богами, а после них — с тёмными богами, а после них… кто знает? Мы никогда не будем в полной безопасности, и если мы будем тратить всю жизнь, пытаясь этой безопасности достичь, то однажды проснёмся, и обнаружим, что наше время растрачено, и растрачено оно отнюдь не на любимые нами дела и любимых нами людей.

Массивный мужчина, выросший из моего долговязого друга детства, гулко хмыкнул, и посмотрел на меня из-под тёмных, тяжёлых бровей:

— С людьми я сражаться могу, а благодаря тебе и этому мечу могу сражаться и с мертвецами. Богов и иже с ними я оставляю на тебя. Когда с шиггрэс будет покончено, я останусь дома, и буду заботиться о домашнем очаге, пока ты снова не прикажешь мне вернуться на службу, против людей, или для какой-то другой цели. Но пока мёртвые не вернутся в свои могилы, покоя мне не будет.

— А если я прикажу тебе сложить меч, и остаться дома?

Дориан сжал челюсти:

— Не делай этого, Морт. Я никогда не нарушал своё слово или клятву, но если ты меня вынудишь…

Глубоко выдохнув, я шагнул вперёд, и обнял упрямого гиганта:

— Я просто хотел удостовериться, друг. Если это — действительно твой выбор, то я не буду тебе препятствовать. Мы найдём способ быстро с этим покончить, ради тебя, и ради твоих детей. А пока, я возьму на себя вину перед Роуз. Уж это я для тебя могу сделать довольно легко.

Глава 5

Позже я пересказал Пенни наш с Дорианом разговор. Она не согласилась с его решением, или с моим, но мы всё равно уже согласились разойтись во мнениях. За прошедшие годы горячая женщина, на которой я женился, смягчилась до состояния самой покладистой личности из тех, с кем я когда-либо спорил. Я так ей и сказал, а она ответила с другой точки зрения:

— Дело не столько в том, что мы изменилась, а скорее в том, что ты, похоже, никогда не меняешься. Я просто перестала надеяться переделать тебя, или твои упрямые идеи, — объяснила она с выражением лица, которое передавало одновременно привязанность и веселье.

«А по-моему это как раз подходит под определение «смягчиться», если хочешь знать моё мнение», — молча сказал я себе. «Ты просто слишком упряма, чтобы со мной согласиться». Вместо того, чтобы произнести это вслух, я одарил её своей самой невинной улыбкой.

— Иногда мне хочется стереть с твоего лица эту самодовольную ухмылку. Будто я не знаю, о чём ты думаешь! — угрожающе шагнула она ко мне.

Никогда не страшась вызова, я поймал её за талию, и, после нескольких игривых секунд, урвал поцелуй. Однако этот момент не продлился долго… послышался тревожный возглас, когда Мэттью вошёл, и увидел нас.

— Фу-у-у… тьфу! Мойра! Они снова целуются! — крикнул он. Никогда не понимал, почему он в такие моменты звал свою сестру, будто она могла его спасти. Лично я считаю, что ему просто нравилось разделять с ней эту травму.

Появилась Мойра, а за ней — Коналл, и любая надежда на момент уединения исчезла. Я одарил Пенни скорбным взглядом, прежде чем сменить его на улыбку, а затем отпустил её, и повернулся, погнавшись за детьми, грозя наслать и на них проклятье своих поцелуев.

* * *

После полудня я вернулся в свои покои, и снова проверил шкатулки для сообщений. После того, как моя первая шкатулка оказалась настолько полезной несколько лет назад, я посчитал нужным сделать их побольше. Конечно, такое количество шкатулок было неудобно носить с собой, поэтому большая их часть хранилась у меня в кабинете, где я мог проверять их один или два раза в день. Это стало несколько обременительно, и я волновался, что однажды меня может не быть на месте, чтобы получить важную корреспонденцию, но я пока не изменил существующее положение дел. Лишь в прошлом году Дженевив, ныне Королева Лосайона, предложила во время короткого визита решение получше.

Её идея заключалась в том, чтобы создать должность вестника, и поставить на неё доверенного секретаря. Я считал, что это была чудесная мысль, но я пока не нашёл время для воплощения её в жизнь. Я также не был уверен, следовало ли доверять некоторые шкатулки чужим рукам и глазам. Иногда послания содержали конфиденциальную информацию, и потому я всё ещё откладывал эту идею на какой-нибудь другой день.

Зайдя в кабинет, я заметил, что самоцветы светились на крышках у двух шкатулок. Одну я ожидал — это был ежедневный отчёт от патруля, который Сайхан вёл в Гододдин. Вторая шкатулка была парой той, которую я дал Маркусу. Он всё ещё жил в Албамарле, и мне было удобно переписываться с ним время от времени, не тратя времени на визиты к нему.

Сев за стол, я первым делом проверил полевой отчёт Сайхана. Как и ожидалось, он был сухим и обезличенным, как и написавший его человек:

Милорд,

Мы уже два дня как пересекли границу с Гододдином. Контактов с местными пока не было. Завтра должны достигнуть Далэ́сны. Оттуда мы двинемся вверх по реке до Сурэ́нсии, чтобы установить контакт с Королём Николасом. Пока всё нормально.

Ваш Слуга,

Сайхан

Я несколько минут подумал над своим ответом, прежде чем макнуть перо в чернильницу, и коснуться им бумаги:

Сэр Сайхан,

У меня было время обсудить существующее положение дел с Дорианом, и он убедил меня, что шиггрэс могли двинуться на северо-восток, пройдя вдоль гор, и направившись в Данбар. После того, как засвидетельствуете своё почтение Королю Николасу, пожалуйста, продолжайте двигаться вверх по реке. В этот раз не трудитесь идти на запад, чтобы проверить А́йссип. Я хочу, чтобы вы направились в Данбар, и повторно предупредили их. Если им нужна помощь, будьте готовы продолжить движение, и помочь им любым необходимым образом.

Мордэкай

Я осушил кончик пера, прежде чем посыпать лист бумаги песком, чтобы высушить лишние чернила. Закончив с этим, я тщательно сложил бумагу, и поместил в шкатулку, которая мгновенно перенесёт её Сайхану. После этого я запустил руку в ту шкатулку, где лежала записка Маркуса, и вытащил её. Откинувшись на спинку стула, я начал читать:

Морт,

Тебе надо нанести мне визит, как только у тебя появится время. Частично — по социальным причинам, поскольку нам есть о чём поговорить. В последнее время я работал над книгой — что-то вроде философского компендиума. Я надеюсь изложить ясное описание для тех, кто пытается понять магию и природу бытия. Когда ты только начал узнавать про свой дар, мы очень мало понимали, как всё работало. То, что раньше было общеизвестным, теперь забыто. Быть может, в будущем моя книга поможет просветить кого-то, лишённого учителя.

В общем, мне нужно немного тебя порасспросить. Мне также надо рассказать тебе о том, что я недавно выяснил. Архивы Сэлиора хранили много секретов, и некоторые из них могут тебя заинтересовать. Я также нашёл несколько интересных вещей здесь, в твоей семейной библиотеке.

Марисса также хотела бы тебя видеть. Она хочет, чтобы я тебе передал, чтобы ты был готов к ужину, когда явишься. Но попытайся предупредить меня заранее, чтобы она знала, когда на тебя готовить.

Не жди слишком долго. Некоторые мои новости быстро потеряют свежесть, если ты понимаешь, о чём я.

Твой друг,

Маркус

Интересно, он уже упоминал о своём желании написать трактат по магии, но я и не осознавал, что он взаправду принялся за это дело. Кто-то мог бы подумать, что это амбициозный проект для человека, не являвшегося волшебником, но я знал, насколько остр был разум Марка, и он также имел больше контактов с магией, чем большинство людей. Я задумался, станет ли он благодаря своей перспективе более объективным, учитывая тот факт, что он был одним из редких «избранных», выступавших в качестве сосуда для одного из богов. Немногие люди удостаивались такой редкой чести, и ещё меньше людей позже отказывались от неё… этого не случалось ни с кем, о ком я знал, хотя в прошлом, наверное, были и другие.

Последняя строчка письма намекала, что его новости были срочными, и я доверился суждению Марка. Цветистый в живом общении, он имел тенденцию к преуменьшению, когда общался в письмах. Я начал писать второе послание:

Марк,

Буду рад присоединиться к вам этим вечером. Скажи Мариссе, что мне не терпится попробовать её стряпню.

Мордэкай

Я положил письмо в шкатулку, и пошёл уведомить Пенни. Мне пришло в голову, что она могла пожелать присоединиться ко мне. В коридоре, снаружи наших покоев, меня ждала Элэйн.

— Где твой отец? Я думал, что сегодня — его день.

Она улыбнулась:

— Он был занят, поэтому я предложила взять его смену.

Я видел, какой ужасной трудностью для неё это было.

— Ты видела Пенни? — спросил я. Я уже был весьма уверен, что она была с Роуз, но поскольку я только вошёл в донжон через портал из своего жилища, то у меня ещё не было возможности её найти.

— Я думаю, они с Роуз пошли прогуляться.

Мой разум нашёл детей. Близнецы и Коналл были с Дорианом и его сыном, Грэмом. Они, похоже, пытались повалить моего рослого друга на землю во дворе замка, совсем как свора гончих валит кабана. Я предположил, что леди оставили его руководить стадом детей, а сами пошли наслаждаться тихой беседой.

— Они взяли с собой стражника? — задумался я вслух.

— Полагаю, что да, — ответила Элэйн, хотя вообще-то я не собирался её спрашивать.

Я решил посмотреть, как обстояли дела у Дориана. Шагая, я дважды проверил, что наша младшенькая, Айрин, была с Лилли Такер. Лилли часто помогала Пенни за последние годы, сначала — как горничная, а потом — как няня. Мы тщательно обсудили эту тему, прежде чем позволить ей помогать с детьми, учитывая её прошлое. Кроме меня в замке об испытываемой Питэром и Лилли ко мне неприязни знали лишь Пенни, Роуз и Дориан.

За последние годы я постепенно начал ей доверять, хотя она так и не узнала, что я был осведомлён о том, что они затаили на меня обиду. Окончательное решение приняла Пенни, несколько лет назад. «Питэр возможно всё ещё хочет сунуть тебе нож между рёбер, но ни он, ни Лилли, никогда не навредят детям», — сказала она мне. Естественно, я усомнился в её уверенности. «Поверь мне. Моя интуиция никогда не ошибается. Я бы знала, если бы они были в опасности». Говоря это, она указывала себе на лоб, напоминая мне, что у неё часто бывали видения будущего.

И точно, Айрин надёжно лежала у Лилли на руках, пока та прогуливала её вокруг яслей замка. Иногда быть волшебником очень удобно. У меня ушло меньше половины минуты на то, чтобы найти каждого из своих детей — могу представить, как завидовало бы этой способности большинство родителей.

Когда я дошёл до Дориана, он всё ещё находился посреди кучи-малы извивающихся детей.

— Ты, случаем, не знаешь, где наши дети, а? — шутливо спросил я у него.

Он осклабился мне лицом, наполовину закрытым Коналлом, который, похоже, изображал из себя шляпу.

— Не! Я их весь день не видел. Я тут был занят, управляясь со всеми этими дикими зверями.

Я засмеялся:

— У тебя их действительно целое стадо. Можешь мне сказать, какого эти животные рода?

— Легко! Тот, что сверху — медвежонок. Я только сегодня утром нашёл его в лесу. Ещё не решил, как его назвать, — сказал Дориан, поднимая руку, чтобы уравновесить Коналла, чуть не соскользнувшего, и теперь цепляющегося за волосы и бороду Дориана. Это явно выглядело больно, но мой друг и виду не показал. — Вот этот — волчонок, которого я нашёл на прошлой неделе — я зову его «ворчун», — потряс он своей левой ногой, чтобы дать понять, что имеет ввиду Мэттью. Продолжая, он опустил руку вниз, и подтянул наверх Грэма, цеплявшегося за его правую ногу: — А это — горный лев, который со мной уже несколько месяцев… Я назвал его «Перси».

Грэм зашипел, чтобы показать своё недовольство тем, что его назвали «Перси». Это имя явно не подходило для такого свирепого зверя.

Мойра ползала у него под ногами, и я указал на неё:

— А что с этим?

Дориан опустил руку, и осторожно её погладил:

— О, она — совсем не дикая. Это моя любимица, «Пушистик». Ну разве не милая кошечка?

Моя дочь замурчала, и ткнулась головой ему в руку.

Стоя там, увешанный детьми, Дориан Торнбер не выглядел особо воинственным. На самом деле, из-за его мешковатой рубахи и согнутой позы его можно было бы по ошибке принять за коренастого пекаря, или, возможно, за широкоплечего грузчика. Я сомневался, что кто-то мог спутать «Дядю Дориана», как его звали мои близнецы, с Сэром Дорианом, смертоносным воином, возглавлявшим Рыцарей Камня.

— Воистину, прекрасный у тебя котёнок, — сказал я с поощрением. Мойра громко мяукнула, давая мне знать, что одобрила мою ремарку. — Не хотелось бы тебя беспокоить, поскольку у тебя явно заняты руки, — я махнул, указывая на всех его «животных», — но я хотел дать тебе знать, что собираюсь этим вечером с визитом к Маркусу. Думаешь, вы с Роуз пожелаете к нам присоединиться? — спросил я, зная, что он уже почти год не видел нашего общего друга.

Мой рослый друг поморщился:

— Я хотел бы, но у нас с Роуз уже есть планы на этот вечер. Вообще, я собирался попросить, не мог ли бы ты послать нас попозже в Албамарл. Мы собираемся на несколько дней погостить в городе у её семьи.

Подобные просьбы случались ежедневно… настолько часто, что я восстановил большой круг в личной резиденции Джеймса Ланкастера в Албамарле. С тех пор, как он стал монархом, Джеймс почти не использовал этот дом, поэтому мы применяли его и тамошние складские помещения для переброски грузов и людей туда-сюда, между Замком Камерон и Албамарлом. Это стало настолько частой необходимостью, что мы с Уолтэром составили расписание, и почти каждый день один из нас переносил людей и вещи туда-сюда между двумя кругами, обычно около полудня. Возможности, создаваемые мгновенным перемещением, и рост процветания Уошбрука, стали вдохновением для гигантского проекта Мировой Дороги, который в данный момент поглощал так много моего времени.

— Я совсем не против, — ответил я ему. — Мы можем использовать круг, ведущий в мой дом в Албамарле.

Дориан кивнул:

— Звучит здорово, так мы с Роуз сможем хотя бы ненадолго заскочить к ним, прежде чем потащимся с визитом к Лорду Хайтауэру.

Глава 6

Я съел ещё ложку, и ощутил, как по моему рту и животу разлился огонь. Налитая в мою тарелку похлёбка выглядела обманчиво пресной. Суп был светло-коричневым, в нём плавали маленькие кусочки мяса и овощей. Вкус был восхитительным, но я страшился последствий, которые могли иметь содержавшиеся в нём мощные специи. Я протянул руку за хлебом, надеясь усмирить огонь у себя во рту.

— Вкусно? — спросил меня Маркус. Когда он это произносил, на его губах заиграла почти скрытая ухмылка.

— Весьма, — сумел проговорить я. У меня на лбу начал проступать пот. Блюдо мне действительно понравилось, но я боялся признаться, что оно могло быть для меня слишком острым. Марисса сидела за столом напротив меня, и я не хотел её обижать. Она была такой скромной женщиной, её взгляд редко поднимался от её тарелки, чтобы встретиться с моим собственным.

— Как, говоришь, оно называется? — спросила Пенни. Её тарелка уже была пуста. Когда Марисса разливала суп, Пенелопа была достаточно честной, чтобы признаться, что её чувство вкуса способно вынести только ограниченное количество специй, и наша хозяйка дала ей очень маленькую порцию. В результате она теперь наслаждалась более умеренными частями ужина, а я всё ещё боролся с тарелкой, полной жидкого огня.

— Мой народ называет это даг'н суфи́р, — скромно ответила Марисса. — Считается, что он придаёт съевшим его силу и страсть, и потому является одним из наших самых популярных рецептов.

Это зацепило любопытство Пенни:

— Я думала, ты из Албамарла.

— Сюда я переехала после того, как присоединилась к Церкви Сэлиора, но родом я из Агра́дэна, — ответила наша хозяйка. Как обычно, я чувствовал себя слегка неудобно при упоминании Сэлиора, поскольку я напрямую отвечал за пленение её бога, а также за изгнание его духовенства из столицы. Марк часто заверял меня, что она смирилась с реальностью сложившейся ситуации, но я всё ещё гадал, не могла ли она таить на меня обиду.

— Разве Сайхан не оттуда? — сказала Пенни, пробудив меня от моих неприятных мыслей.

Хотя он почти никогда не рассказывал о своём прошлом, не говоря уже о том, откуда он родом, уж это я всё же знал о смертоносном человеке, ставшем одним из моих самых доверенных рыцарей:

— Да, по крайней мере, так он мне сказал — Аградэн, сокровище южной пустыни, — выдал я. «Сокровищем» южной пустыни его называли из-за большого оазиса, вокруг которого он вырос. Это был процветающий, почти тропический город посреди сухой пустоши.

Я сумел съесть ещё одну ложку супа. «Жаль, что Дориан не остался на ужин. Я бы очень хотел увидеть его лицо, когда он попытался бы это съесть». В то время, как я считал себя обладателем рискованного чувства вкуса, мой друг детства был полной противоположностью. Бывало, что Дориан бледнел при виде слишком сильно приправленного картофеля, и под «приправленным» я имею ввиду соль и щепотку перца. Марк осклабился, глядя на меня, будто мог читать мои мысли. Бросив взгляд на Мариссу, чтобы убедиться, что она на меня не смотрела, я одними губами произнёс Марку слова «ублюдок ты этакий».

— Твоя тарелка почти пуста. Хочешь ещё? — мгновенно спросил он.

— Боюсь, что у меня не останется достаточно места для десерта, если я съем ещё супа, — ответил я, поддерживая нейтральное выражение лица. Марисса уже смотрела на меня.

— Не нужно скромности, Морт! Я же вижу, что ты хочешь ещё, вот… — подался он вперёд, и подлил мне в тарелку большую порцию.

На кроткий миг я стал раздумывать о том, чтобы сделать с моим другом детства что-то очень неприятное, но прежде чем я смог решить, что именно, Марисса заговорила:

— Я поражаюсь вашему аппетиту. Даже моя семья обычно ограничивается одной порцией. Немногие могут выдержать такой сильный вкус.

Было весьма вероятно, что и я не мог выдержать такой сильный вкус, но я не собирался оскорблять её чувства:

— Может быть, я позже об этом пожалею, но сейчас я практически не могу удержаться, — сказал я ей. — В Уошбруке у нас ничего такого нет.

— Если хотите, я с радостью дам вам рецепт, Графиня. Быть может, если вы передадите его своему повару, он… — начала Марисса, обращаясь к Пенелопе.

Пенни прервала её:

— Пенни. Зови меня Пенни, и не глупи — если желаешь, можешь научить меня этому рецепту напрямую. Я и сама с радостью сделаю для Морта это блюдо.

— Хочешь помочь мне с десертом? Я могу показать тебе специи, которые я использую, пока мы будем на кухне, — сказала Марисса.

Мы с Марком остались сидеть в одиночестве, и я вперился в него твёрдым взглядом. Быстро встав, я отнёс свой оставшийся суп к входной двери, и использовал свою магию, чтобы опустошить тарелку, отправив острую похлёбку в ближайшею сточную канаву. Марк ничего не сказал, когда я вернулся на своё место, но его улыбка была красноречивее слов.

— Неудивительно, что ты не прибавил в весе, — прокомментировал я.

— Я обожаю её стряпню, но конкретно эта фигня отскоблит тебе кожу от костей, друг мой. Благо, она делает этот суп лишь по особым случаям, — сказал он, посмеиваясь.

— Мог бы меня предупредить!

— Это испортило бы всё веселье. К тому же, я надеялся, что нам удастся и Дориана тоже заманить в ловушку. Я бы очень хотел увидеть, как он попытается съесть то, что сейчас ел ты. Я впечатлён тем, насколько долго ты выдержал.

Я покачал головой, дивясь:

— У тебя действительно есть жестокая жилка. Когда у тебя появятся дети, чтобы научить их твоим плохим привычкам?

На лице Марка мелькнула тень:

— Я весьма уверен, что не могу иметь детей, Морт.

— Почему? — спросил я, не подумав. Затем я задумался, не был ли он стерилизован из-за того, что какое-то время был аватаром Миллисэнт.

— Понятия не имею, но дело не в богине, если ты об этом подумал. Я рисковал задолго до того, как это со мной произошло, но так ничего и не получилось, — ответил он.

До того, как его избрала богиня, мой друг был настоящей напастью для молодых дворянок в Албамарле. Если он в те времена не использовал никаких предосторожностей…

— Ты уверен? — спросил я.

— Настолько, насколько могу. Мы с Мариссой пытались, и я хотел дать ей ребёнка, но похоже, что судьба решила иначе. Это, наверное, и к лучшему, — сказал он с тёмной ноткой в голосе.

Это мне не понравилось:

— Что ты имеешь ввиду?

Он посмотрел в сторону кухни:

— Они возвращаются. Позже объясню.

Марисса шла первой, неся два изящных бокала, наполненных густым жёлтым кремом. Пенни шла следом, неся ещё два бокала.

— Тебе это очень понравится, — сказала Пенни. По её расширенным глазам я понял, что она только что обнаружила нечто невероятное.

Я принял переданный мне Мариссой бокал, и был вознаграждён поднимавшимся от него тонким лимонным запахом.

— Как это называется?

— Лимонный силлабаб, — с таинственной улыбкой ответила Марисса. — Ты не пробовал его раньше?

Я покачал головой, обозначая, что не пробовал.

— Тогда тебя ждёт истинное наслаждение, — сказала она, и Пенни кивнула головой, соглашаясь с энтузиазмом.

Марк уже принялся за свою порцию, и я не видел причины не последовать его примеру. Взяв ложку, я зачерпнул густого, сливочного вещества, и понадеялся на лучшее. Я не был разочарован.

— Мать честная! — воскликнул я, на секунду забыв о своих манерах. Вкус был лёгким и воздушным, совмещая сдобренную ноткой лимона сладость с гладкостью взбитых сливок. Послевкусие оставило у меня во рту сладкий привкус, напомнивший мне об изысканном вине. — Это просто невероятно! Из чего оно сделано?

Марисса улыбнулась:

— Я сохраню его приготовление в тайне, ради твоей жены, но я уверена, что твой язык может опознать большую часть ингредиентов.

— Добро пожаловать в заговор, Пенни, — сказал Маркус. Она широко улыбнулась, и подмигнула ему.

— Я так понимаю, ты уже пробовал это раньше? — осведомился я у него.

Он кивнул:

— Да… и с тех самых пор моя милая леди меня им шантажирует. Боюсь, что я теперь стал её рабом, из страха того, что она лишит меня десерта.

Я несколько минут осыпал Мариссу комплиментами, но она упорно отказывалась раскрывать свои тайны. Наконец я сдался, и разговор полностью свернул к более серьёзным вопросам.

— Итак, что ты хотел мне рассказать? Твоя записка намекала на то, что ты нашёл нечто важное, — спросил я.

Лицо Марка приобрело серьёзное выражение. Встав из-за стола, он показал в сторону гостиной:

— Давайте сядем в более удобной обстановке. Я схожу за тем, что я хотел тебе показать. Марисса, не могла бы ты налить всем послеобеденных напитков?

Он направился наверх, в библиотеку Иллэниэлов… в мою библиотеку. Причина, по которой я позволил ему жить здесь вместе с Мариссой, частично заключалась в том, что я желал человека, который бы поддерживал мой городской дом в пригодном для жизни состоянии, но более важной причиной стало то, что они с Мариссой активно исследовали историю волшебников и богов.

Когда мы перешли в гостиную, я жестом попросил Мариссу сесть. Я и так уже отлично знал, где хранилась выпивка:

— Дай я налью, Марисса. Сядь и расслабься, ты уже состряпала нам чудесный ужин. Позволь мне обслужить тебя, для разнообразия, — сказал я. Они с Пенни расселись, а я налил сладкий херес в четыре бокала, по одному на каждого из нас. Марк вернулся как раз в тот момент, когда я сам садился. Я передал ему последний бокал, а он протянул мне большой деревянный футляр.

— Вот, что я хотел тебе показать.

Я сделал медленный глоток, прежде чем отставить бокал в сторону, и положить футляр себе на колени.

— Где ты это нашёл? — рассеянно спросил я.

Марисса отозвалась первой:

— Он был в архивах.

— В карэнтских Архивах? — уточнил я. С технической точки зрения, архивы принадлежали всем четырём церквям сияющих богов, но священники Карэнта Справедливого несли основную ответственность за их содержание, потому их так и называли. После битвы с Сэлиором я несколько месяцев тайно заменял Короля Эдварда, и за это время изгнал церкви из столицы. Архивы были конфискованы, а священники были вынуждены сменить место жительства. В итоге это означало, что архивы остались там, где и были… я просто выгнал оттуда священников.

Взяв бразды правления в свои руки, Джеймс не отменил запрет, хотя он и предпринял действия по восстановлению некоторых дипломатических связей с тремя ещё способными функционировать церквями. Это был один из многих моментов, насчёт которых мы не пришли к согласию, но поскольку он был королём, а я — нет, я научился жить с разницей во мнениях.

Марисса была церковным учёным, и жрицей Сэлиора, в каковом виде Марк с ней, собственно, и познакомился изначально. С тех пор он каким-то образом убедил её переменить свои взгляды на божества, ранее разрушившие ему жизнь. Ну, по крайней мере, я полагал, что он её убедил… поскольку она теперь была замужем за самым известным еретиком в королевстве.

— Да. Я наткнулась на него запертым в сундуке, в одной из самых старых частей архивов. Я думаю, что он не видел света белого с самого Раскола, — ответила она.

— Довольно странно, — объявил я, — поскольку на этом футляре начертан герб рода Иллэниэл, — указал я. Приглядевшись ближе, я увидел, что футляр также когда-то был защищён уордами, хотя руны уже давно потеряли свою силу.

— Судя по тому, что я смогла найти, его украли у твоей семьи. Наверное, во время хаоса непосредственно после поражения Балинтора, — добавила она.

— Тогда благодарю за его возвращение, — сказал я ей, возможно излишне.

Марк вмешался в разговор:

— Не благодари нас, пока не посмотришь. Я думаю, что оно окажется для тебя бесполезным.

Пенни перебила:

— Ты знаешь, что у него внутри? — спросила она. Пенни подалась вперёд, сидя слева от меня, чтобы самой поближе рассмотреть футляр.

Марисса отрицательно покачала головой, когда Марк ответил:

— Мы его изучили, но надписи там на языке, который никто из нас никогда не видел, — признался он. Это на самом деле было весьма необычным признанием с его стороны. Мой друг хорошо это скрывал, но он получил очень хорошее образование. Я не думал, что существовали языки, которые он не мог хотя бы опознать, кроме, возможно, лайсианского. Его жена была ещё более образованной в этой области. Большую часть своей взрослой жизни она провела за расшифровкой и переводом старых томов на более современный язык.

— Это меня удручает, — сказал я, и откинул крышку, открыв взгляду внутренности футляра. Внутри был большой квадрат из какого-то твёрдого чёрного вещества.

Он выглядел шириной примерно в восемь дюймов, и длинной, возможно, дюймов в двенадцать, но толщина его была менее дюйма. Края были украшены прихотливо вырезанными лиственными лозами, или, возможно, деревьями. Остальная площадь была покрыта тонким узором, напоминавшим мне буквы, но трудно было быть уверенным, поскольку они все были связаны. Я уставился на него в шоке, и на миг почувствовал, будто сама вселенная встала рядом со мной неподвижно, глядя мне через плечо.

Своим мысленным взором я увидел старого человека, державшего квадрат в руках, и говорившего мне: «Это — соглашение, сын, скрепляющее доверие между нашей расой и Ши'Хар. Ты должен беречь его». Этот мужчина был моим отцом, в этом я был уверен… хотя он не походил ни на виденные мною картины Тиндала, ни на Ройса. Пока я смотрел, человек начал изменяться, постепенно превращаясь в огромное дерево таких размеров, каких я никогда прежде не видел.

— Как думаешь, из чего она? — послышался сбоку голос Пенни, и на секунду я почувствовал, будто расщепился на двух разных людей. Через мой разум пронёсся вихрь образов и знания, будто открылась какая-то дверь, позволив другой жизни вылиться в мою голову. Меня захватило ощущение захлёбывания, когда видения грозили меня затопить, но потом, используя силу, о существовании которой во мне я и не подозревал, я каким-то образом закрыл эту дверь внутри.

— Он сделан из редкого типа древесины, известной как Эйле́н'тира́л, что означает «сердцевое дерево» на их языке, — тихо сказал я.

Марк с интересом посмотрел на меня:

— Так ты знаком с этим языком?

— Чьим языком? — добавила Пенни.

— Ши'Хар.

Это привлекло всеобщее внимание.

— Откуда ты знаешь? — спросила Пенни.

— Я не уверен, — нерешительно сказал я. — Это ощущается как воспоминание. Я могу вспомнить, как кто-то давал мне эту дощечку, — добавил я, закрывая шкатулку, защищавшую дощечку от внешнего мира.

— Подожди, разве ты не хочешь её прочитать? — сказал Марк.

Я покачал головой:

— Я уже знаю, что там написано.

— Бессмыслица какая-то, — добавила моя милая жена.

Вынужден был с ней согласиться:

— Я тоже не понимаю. Я просто знаю. У меня есть… наверное, воспоминания… о получении этой дощечки, о том, как я её читал, и, я думаю, есть и другие, — неуверенно сказал я. Вид дощечки пробудил что-то во мне, будто я когда-то был другим человеком — человеком, у которого были совершенно другие воспоминания.

Лицо Пенни приняло выражение глубокой озабоченности, но она пока придержала свои вопросы. Наконец, Марк задал практичный вопрос:

— Что там написано?

Я уже закрыл дверь внутри, которая вела к тем, другим воспоминаниям, но я всё ещё сохранял знание о табличке:

— Это — физическая запись первого соглашения между Ши'Хар и человечеством.

— Договор? — надавил он, желая узнать подробнее.

— Вроде того. Они были цивилизованной расой задолго до нас. Это — их изначальное признание того, что мы были разумными существами. Это было их обещанием обращаться с нами как с равными. До этого наш легальный статус среди них не отличался от статуса лошади или коровы в наших сегодняшних судах, — объяснил я. Было что-то ещё… скрывавшееся на задворках моего разума, но я не осмеливался смотреть на это. Было что-то тёмное, что-то ужасное, там, в этих воспоминаниях, и я не хотел это видеть.

— Похоже, что они были о себе весьма высокого мнения, — прокомментировал Марк.

Я пожал плечами:

— Ты должен понять — они строили города и владели могучей магией, в то время как люди, влачившие жалкое существование в диких землях, были совершенно бессильны. Мы выглядели для них немногим лучше обезьян^[21].

Марисса подала голос:

— Ты говоришь так, будто ты был там.

— Думаю, я и был каким-то образом — по крайней мере, какая-то часть меня была.

Не утруждая себя вопросами о «как», она накинулась на меня с вопросами учёного:

— Ты сказал, что они строили города, но ни один из нынешних учёных не может указать ни на какие остатки их цивилизации. Где были их города? Что с ними стало? — пристально спросила она.

— Они были из дерева. Всё, что они строили, было из дерева, или, точнее, было выращено. Их города были… — начал я, и когда эти слова сорвались с моих губ, у меня в сознании образовалось видение огня и тьмы. Я крепко зажмурился, надеясь перестать видеть его. — А мы не могли бы поговорить об этом когда-нибудь в другое время? Тут слишком много, чтобы я мог справиться за раз, — тихо сказал я.

На лице Маркуса мелькнуло разочарование:

— Просто пообещай мне, что ты запишешь всё, что ты знаешь… рано или поздно.

— Когда придёт время, я тебе расскажу. Сможешь добавить это в свою книгу, — просто сказал я. Я уже повернул свои мысли прочь от тёмных воспоминаний. Я чувствовал их присутствие, как они глазели на меня с задворок моего разума, но покуда я на них не смотрел, я мог притворяться, что их там не было.

— Возможно, — сказал он. — Всё не всегда получается так, как мы хотим. Просто пообещай, что запишешь это, когда сможешь. Никогда нельзя знать, что случится.

— Ладно, — ответил я. — Будь по-твоему.

Но Пенни было не так легко удовлетворить:

— Лично мне не нравится мысля о том, что у моего мужа в голове болтаются воспоминания какого-то другого человека.

— У меня есть и другие новости, если ты думаешь, что это поможет отвлечься… — с таинственной улыбкой начал Марк.

— Буду рад их услышать, — сказал я, будучи рад чему угодно, что сместило бы фокус нашего разговора.

— Я так и думал, — сказал он. — Я просматривал книги в твоей библиотеке, и нашёл упоминание о роде Гэйлин.

— Уверен, «упоминаний» о них есть более чем достаточно. Ты, наверное, нашёл больше, если понимаешь эту тему, — язвительно ответил я.

Наградой мне было кислое выражение лица Марка:

— Ну что ты этим вечером за умник, а? Собственно говоря, я нашёл определённую ссылку на передвижение остатков его семьи, после раскола.

— Насколько определённую?

— Они переехали в Аградэн, — мгновенно ответил он.

— Когда?

— Менее чем через десять лет после Раскола, — ответил он. — Они построили там большую семейную крепость, недалеко от самого города-оазиса.

Я посмотрел на Мариссу:

— Ты когда-нибудь слышала об этом?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, но надо сказать, что я уехала оттуда ещё подростком.

— Думаете, кто-то из них ещё может там жить? — сказала Пенни.

— Вряд ли, — быстро ответил Маркус. — Найденная мною книга была историей родословных волшебников. Последнюю запись для рода Гэйлин сделала Джорли́н Иллэниэл, более ста двадцати лет назад. Согласно этой записи, последний оставшийся отпрыск рода Гэйлин умер в пожаре, поглотившем их родовое гнездо.

— Я бы хотел когда-нибудь почитать эту книгу, — заметил я.

Марк улыбнулся:

— Я оставил её на твоём столе в кабинете. Я знал, что ты захочешь тщательно её изучить.

Кабинетом называлась похожая на офис комната, соединявшаяся с хозяйской спальней, где когда-то жили мои родители. Хотя я позволил Марку и его жене здесь жить, они решили оставить эту комнату для нас с Пенни, поскольку дом вообще-то принадлежал мне.

— Спасибо, — сказал я ему.

Марисса подчёркнуто посмотрела на Марка, и указала на нас. Она явно хотела, чтобы он сказал нам что-то ещё. Он подался вперёд, и секунду шептал ей что-то на ухо, прежде чем выпрямиться, и обратиться к нам напрямую:

— Частично причина, по которой я упомянул род Гэйлин, связана с несколькими другими вещами.

Пенни посмотрела на меня, а я поглазел на своего друга немного, прежде чем до меня дошло, к чему он вёл. Я бросил взгляд на Мариссу:

— У тебя ещё осталась родня в Аградэне?

Она утвердительно кивнула.

— Это — довольно долгая поездка, и у меня нету там кругов, — прокомментировал я.

— Вообще-то, расстояние меньше, чем отсюда до Ланкастера, — заметил мой друг.

— Между которыми хорошие дороги и множество деревень. Аградэн даже не является частью Лосайона — мне кажется, у них даже есть свой собственный правитель, или что-то вроде того, — сказал я ему. Мне не нравилась мысль об этой поездке.

— Его называют «шах», но это — лишь другое слово, обозначающее короля, — проинформировал меня Марк.

— Больше половины пути идёт через пустыню, без шансов найти радушный постоялый двор по пути, — ещё раз указал я.

— Путь не настолько трудный, насколько ты описываешь, — ответил он.

— Тебе также нужно подумал о возвращении.

— Мы собираемся там жить. У Мариссы всё ещё есть зажиточный дядя, который согласен помогать нам, пока мы не приспособимся.

— Ты переезжаешь туда? — сказал я громче, чем намеревался. Сам того не сознавая, я встал на ноги.

Пенни положила ладонь мне на плечо:

— Едва ли это имеет значение, Морт. Как только ты там побываешь, и создашь круг, расстояние будет не дальше, чем до Албамарла.

— У меня сейчас нет времени путешествовать по пустыне. Мне нужно присматривать за строительством Мировой Дороги, а во всё остальное время я должен искать способ искоренить оставшихся шиггрэс. И всё это — без учёта того факта, что мне нужно ещё и работать с твоим отцом, — сказал я, метнув взгляд в сторону Марка.

Марк одарил Пенни извиняющимся взглядом:

— Ты не будешь против, если я несколько минут поговорю с Мортом наедине?

Она с любопытством посмотрела на него, прежде чем ответить:

— Нет, я не против. Я всё равно надеялась получить возможность немного поболтать с Мариссой, — заявила она. Я знал, что это было весьма далеко от правды, но за последние семь лет моя жена стала опытной дворянкой. Она знала, как играют в эту игру.

После того, как две леди покинули комнату, я повернулся обратно к Марку:

— Ладно, говори начистоту. Чёрт, да ты ни за что бы не решил внезапно переехать в какое-то пустынное захолустье. Что тут происходит?

Взгляд моего друга выражал печаль столь глубокую, что у меня по спине пробежал холодок. Его голос был тихим, но совершенно спокойным, когда он печально ответил мне:

— Я умираю, Мордэкай.

Глава 7

Моим первым порывом было назвать его чёртовым лжецом, но его взгляд уже сказал мне правду. Моим вторым порывом было засмеяться, и солгать самому себе. Он же наверняка ошибается.

— Ну ты и брешешь, — сказал я, дополнив это объявление болезненной улыбкой и плохо исполненным смешком. Даже мне самому он показался жалким.

— Я уже довольно долго не чувствовал себя хорошо. Сперва я не был уверен, но я провёл много исследований по этому вопросу… — начал он, но я прервал его.

— Исследований? — усмехнулся я. — Ты же не врач, и ты понятия не имеешь, что может быть не так.

Он терпеливо вздохнул:

— Я имею очень хорошее понятие о том, что не так. Дай мне закончить.

Я снова сел, и зыркнул на него:

— Ладно, я весь внимание. Давай послушаем твой диагноз, — сказал я. Ещё говоря это, я перефокусировал свои чувства ища в нём любые признаки того, что что-то было не так. Учитывая мой гнев, я был не в лучшем состоянии, но я мгновенно и легко отбросил любые крупные проблемы. Его сердце билось ровно, дыхание было в норме, и все его внутренности были на своих местах, и никаких больших аномалий, вроде наростов или опухолей, не было. Но я не мог быть полностью уверенным. Мне понадобилось бы по меньшей мере десять или пятнадцать минут, и спокойный разум, прежде чем я смог бы исключить возможность наличия каких-то более тонких проблем. Но даже так я никогда не мог бы быть полностью уверен. Что меня всё же беспокоило, так это его жизненная сила, его собственный эйсар — он был явно более тусклым, чем у большинства нормальных людей.

— Это называется «серая слабость», — осторожно сказал он.

Я сузил глаза:

— Ты сам это имя придумал?

Мои уколы наконец привели его в ярость:

— Да когда же ты наконец перестанешь вести себя как осёл, и послушаешь меня!?

Он был прав. Глубоко вздохнув, я ответил:

— Ладно, расскажи мне, из-за чего ты думаешь, что умираешь.

— Сперва у меня не было никаких специфичных синдромов, просто общее недомогание. Не было ничего конкретного, на что я мог бы указать как на причину. Я думал, что, возможно, это было просто нормальной частью старения.

Я подавил смех. Нам было только по двадцать семь, и я задумался, насколько долго у него продержалась эта теория.

Он продолжил:

— Роясь в архивах, Марисса нашла учебник по медицине, документировавший случай, похожий на мой. Врачом был священник Карэнта, а пациентом был другой священник — мужчина, которого когда-то «избрал» их бог, как меня избрала Миллисэнт. В том случае избранный сосуд содержал своего бога более десяти лет, прежде чем Карэнт решил, что больше в нём не нуждается. В итоге священник ушёл с прямой службы богу. В отличие от меня, его не объявили еретиком и не выгнали — в нём просто больше не нуждались, — сказал Марк, и приостановился, чтобы сделать долгий глоток вина, прежде чем продолжил:

— Он умер год спустя, в возрасте сорока двух лет. Его друг и врач тщательно задокументировал его угасание. Причин найдено не было. Священник просто постепенно слабел, пока однажды у его сердца просто не хватило сил биться дальше.

Когда он примолк, я перебил его:

— Прошло уже почти восемь лет с тех пор, как ваши с Миллисэнт пути разошлись, и это ещё помимо того факта, что твой рассказ не показывает прямой связи между тем, что его оставил бог, и его кончиной.

Марк поднял бровь, и я понял, что у него должно быть что-то ещё.

— Действительно, сама по себе эта история — не более чем изолированный эпизод, но после смерти своего друга врач начал исследовать похожие случаи.

— Как звали того врача? — спросил я.

— Томас из Кэ́нтли, — ответил Марк, — хотя это и не важно.

Я плохо разбирался в истории медицины, и это имя не всколыхнуло во мне никаких воспоминания, поэтому я кивнул ему, чтобы он продолжил.

Марк снова заговорил:

— Он нашёл три похожих случая, случившихся в течение ста лет до его собственного, а подняв ещё более старые записи, он нашёл ещё больше, хотя они были слишком удалены от него по времени, чтобы можно было получить о них какую-то чёткую информацию. В конце концов он назвал этот недуг «ка́лтрин а́трофи», что на его языке означает просто «серая слабость».

Я осушил свой бокал, и встал, чтобы налить ещё из бутылки. Я взял бокал Марка, и долил ему, не дожидаясь, пока он попросит. Повернувшись обратно, я обратился к нему:

— Несмотря на всё это… прошло уже почти восемь лет, но ты — всё ещё среди живых, друг мой.

На его лице появилась грустная улыбка:

— Один из задокументированных им случаев длился почти десять лет. Он был поразительно похож на мой. «Носитель» был благословлён богом… в том случае — Сэлиором, лишь в течение нескольких недель, прежде чем был отброшен. На самом деле, в большинстве случаев была прямая зависимость между длительностью ношения человеком божества и тем, как быстро они умирали.

Несмотря на моё сильное желание злиться, отрицать его доводы, я не мог не ощутить отклик истины в его словах. Когда я подавил свои эмоции, мы посмотрели друг другу в глаза — и в тот миг я увидел, насколько сильно он убеждён. Мы подружились в очень раннем возрасте, и мы иногда говорили друг-другу взглядом больше, чем могли бы сказать за час разговора. Он уже какое-то время всё это изучал, пытаясь найти способ опровергнуть найденное им. Он уже перебрал все аргументы, которые я мог бы выдвинуть.

— Никто из тех умерших прежде людей не имел друга-архимага, — просто заявил я.

— У нескольких были друзья-волшебники, — ответил он, — и один из них зашёл настолько далеко, что связал себя узами с умиравшим человеком.

Это меня удивило:

— Зачем?

Марк поднял бокал, и медленно отхлебнул из него.

— Этот случай был вскоре после Раскола, и отброшенный богом человек был близким другом волшебника по имени Сэ́мьюэл Мо́рдан. Судя по всему, они крепко сдружились во время войны против Балинтора и шиггрэс. Сэмьюэл был известным целителем, и его теория заключалась в том, что бог, пребывая в его друге, каким-то образом повредил то, что он называл «источником жизненной силы».

— Я могу лишь предположить, что ты имеешь ввиду имеющееся в теле средство для выделения эйсара, — прокомментировал я. Все живые существа выделяли разное количество эйсара. Это также было главной причиной, почему живая тень Мойры Сэнтир медленно угасала, если она вообще всё ещё существовала. Когда изначальная Мойра создала свою копию, она дала ей фиксированное количество эйсара, и за прошедшее время это количество истощилось. Когда я впервые встретился с ней, я невольно предоставил «источник», который ей нужен был, чтобы появляться — она к тому времени уже стала слишком слабой, чтобы действовать самостоятельно.

Марк кивнул:

— Если то, что Сэмьюэл — и, позже, Томас из Кэнтли — предположил, было верным, то занимание тела живого человека каким-то образом повреждало в этом теле источник эйсара. С течением времени, в зависимости от серьёзности повреждений, человек постепенно слабел, растрачивая свой эйсар, и не имея возможности его возобновить.

Теперь я понял, почему Сэмьюэл Мордан связал себя узами со своим другом. Волшебник и его Анас'Меридум делились друг с другом эйсаром через узы. Сэмьюэл надеялся, что узы смогут предоставить его другу необходимую для выживания жизненную силу.

— И что случилось с Сэмьюэлом и его другом после того, как они связали себя узами?

Взгляд Марка впился мне в глаза:

— Они оба умерли несколько недель спустя.

— У меня есть идея получше, — начал я, но он остановил меня прежде, чем я договорил.

— Это — не твоё решение, Морт.

Я пренебрежительно махнул рукой:

— Я не буду собой рисковать. Смотри, я создам узы с землёй. Это даст больше эйсара, а если ничего не выйдет, то никто больше не пострадает. Уж это-то не пробовать никаких причин нет. Чёрт, да я, возможно, смогу починить ту часть тебя, которая создаёт твой эйсар. Этот Сэмьюэл, о котором ты говорил, был лишь волшебником. Я же могу зайти глубже. Если я войду в твоё тело, как я сделал с Пенни, то я, возможно, смо…

— Нет.

— Я не понимаю.

Марк немного опустил голову, будто говоря с ребёнком:

— На самом деле ты «ещё как» понимаешь, чёрт возьми, — сказал он, с упором на «ещё как».

— Ты беспокоишься, что я откину копыта? — подал я мысль.

— Нет. Ты должен знать достаточно хорошо, что я уважают твою свободу делать глупости и откидывать копыта, если ты этого хочешь, даже если у тебя есть семья, и дети, и сотня других причин не рисковать по-идиотски своей жизнью, — ответил он.

На секунду его ответ задел моё чувство юмора, и я засмеялся:

— Ну вот, теперь ты заставляешь меня задуматься о мудрости всех моих прошлых решений.

Он улыбнулся:

— Ты — самый большой глупец, какого я когда-либо знал, за исключением меня самого. Я знаю, что ты готов сделать что угодно, лишь бы исправить это, но я всё равно не позволю тебе экспериментировать на мне.

— Почему?

— Помнишь наш уговор? — внезапно спросил он.

Я знал в точности, что он имел ввиду… обещание, которое я заставил его мне дать несколько лет назад, когда ему в самом начале было сложно справиться с потерей своей богини. Я заставил его поклясться не кончать жизнь самоубийством, если только он не позволит мне помочь.

— Я думал, что ты, возможно, уже отказался от этого. А что Марисса?

Выражение на его лице стало твёрже при упоминании его жены:

— Я люблю её, Морт. Сейчас — больше, чем когда-либо прежде, но я не в силах ничего изменить. Боль никуда не делась. Я боролся с нею каждый день, и если бы не Марисса, то я сомневаюсь, что я протянул бы настолько долго.

— Без тебя она будет без ума от горя.

— Она заслуживает нечто лучшее, чем то, что я могу ей дать. Я даже не могу дать ей детей.

Что-то встало на место у меня в голове, когда он сказал это.

— Так вот почему вы переезжаете в Аградэн — там её семья, — сделал наблюдение я.

— Они ей понадобятся, — сказал он, — потом… Она ещё молода, Мордэкай. Она ещё может иметь детей, если не будет ждать слишком долго.

Я зыркнул его сквозь наворачивавшиеся у меня на глазах слёзы:

— Быть может, тебе следует спросить об этом её. Я подозреваю, что у неё есть несколько мнений на эту тему, которые тебе, возможно, стоит принять во внимание! В самом деле, может быть, мне следует спросить у неё самому.

Марк не стал утруждать себя попытками меня остановить, потому что я не вставал со своего места. Он просто сказал:

— Не надо.

Я зарычал на него сквозь сжатые зубы — нечленораздельный, бессловесный звук, смесь слёз и фрустрации.

Он встал, и подошёл, встав передо мной:

— Ты обещал помочь, что бы я ни выбрал. Ты не можешь это остановить — так помоги мне, чтобы ей было не так тяжело.

Я встал, и обнял его, крепко, а потом ответил:

— Что тебе от меня нужно? Судя по твоим словам, ты уже всё решил.

— Когда девочки вернутся, то они захотят узнать, почему ты плачешь. Мы скажем им, что говорили о твоём отце. Позже я хочу, чтобы ты поддержал моё решение переехать в Аградэн… для проведения исследований насчёт рода Гэйлин. Мне также нужна будет твоя помощь с финансами. Переезд, наверное, будет недёшево стоить, — тихо сказал он мне.

Я оттолкнул его:

— Я помогу тебе с финансами, но я ещё не оставил надежду.

Он засмеялся, вспомнив шутку, которую они с Дорианом сыграли над нами с Пенни много лет назад, а затем снова обнял меня:

— Ты и так был другом лучшим, чем я вообще заслуживал. Позволь мне сделать всё по-моему, — ответил он полным печали голосом.

Пенни вернулась несколько минут спустя, но к тому времени я просушил свои глаза, поэтому нам не пришлось прибегать к выдуманной Марком отговорке. Наверное, это было к лучшему… Врать Пенни у меня всегда получалось плохо.

Глава 8

На следующий день я планировал проверить работу над Мировой Дорогой. Большая часть моей работы над собственно проектом уже была завершена. Все руны для огромных ворот были тщательно выложены и высечены на камне, но мне всё ещё нужно было удостовериться, что остальная часть конструкции была завершена как надо, прежде чем активировать чары. По моим лучшим прикидкам, у этого огромного строительного проекта уйдёт ещё год или два на завершение всех включённых в конструкцию каменных работ.

Большая часть этих каменных работ имела мало отношения к магии сама по себе, но требовалась исключительно для целей контроля и защиты. Как только ворота будут активированы, Мировая Дорога сможет соединить даже самые отдалённые части Лосайона, позволяя фермерам и купцам доезжать до столицы из любой части нации не более чем за пару дней пути. Это также позволит королю быстро перемещать войска в любую точку королевства, которая может оказаться под угрозой.

Сама Мировая Дорога на самом деле строилась под землёй в форме, похожей на колесо телеги. Втулкой в центре колеса была крепость, на которой был построен Шпиль Путника. Сама дорога шла вокруг крепости, длиной почти в одну и две третьих мили по окружности. Дорога была построена на отёсанном камне, проложенном в пятидесяти футах под поверхностью земли. Чтобы создать её, мы вырыли огромный котлован, прежде чем выложить основание дороги прямо на скальном фундаменте, и построить стены из отёсанного камня. Потолок был из массивных монолитов длиной в двадцать футов, от одной обочины дороги до другой.

Когда она будет закончена, дорога будет снова полностью засыпана землёй. Надежда была на то, что на поверхности почти не останется признаков того, где именно пролегала дорога, кроме собственно крепости в центре. С двух разных сторон круга к центральной крепости шли две дороги, и массивные железные решётки и дубовые ворота защищали вход на эти ответвления. Ещё больше решёток перекрывали дорогу после того, как она входила в крепость. Ещё несколько других планировались и вдоль внешней дороги тоже, чтобы управлять движением, если кто-то решит использовать дорогу, чтобы вторгнуться в Лосайон.

Вдоль внешнего периметра Мировой Дороги находились магические врата, ради защиты и управления которыми и было выстроено всё остальное. Будучи завершёнными, каждые из этих массивных врат будут перманентно соединены с похожими вратами рядом с различными городами Лосайона. Каждые из этих конечных врат будут защищены скромной крепостью, не говоря уже о более базовых «структурных» защитных средствах, которые я встроил в конструкцию.

Более интересными, по крайней мере — для меня, были более широкие возможности. Создаваемая нами конструкция в конечном итоге имела места для двадцати трёх ворот, но лишь семь были спроектированы для различных мест в Лосайоне. Когда-нибудь, при условии достаточно стабильных политических и экономических условий, мы сможем открыть ворота в ключевые места на территории других наций, таких как Гододдин или Данбар, или, возможно, даже маленьких городов-государств, вроде Аградэна.

Увидев эффект, оказанный на земли Уошбрука и Камерона упрощёнными торговлей и перевозками, я мог лишь вообразить, какие могли быть последствия у более крупной системы постоянных врат. Моей надеждой и мечтой было то, что это станет одним из величайших благ для экономики не только Лосайона, но и всех наций. До Раскола мир людей был полон чудес. Это был мир процветания, в котором магия была обыкновенным делом, и многие нынешние беды легко решались. Мировая Дорога будет великим шагом по возвращению человечества к тем дням.

Сегодня был мой почти первый день с Джорджем, сыном Уолтэра Прэйсиана, в качестве моего майллти. Восемнадцати лет от роду, он был высоким молодым человеком со стройным телосложением и светло-карими волосами. За последние несколько лет я провёл некоторое время, помогая ему научиться аккуратному использованию его способностей, но я всё ещё сомневался насчёт того, что он будет особо полезен в качестве майллти. Эта работа требовала терпения и наблюдательности… несмотря на тот факт, что была невероятно скучной. Даже я мог это признать. Ходить за мной следом целый день, приглядывая за моим ментальным состоянием, было нудной работой для кого угодно. Чёрт, даже мне самому не нравилось пытаться следить за своим ментальным состоянием.

Хотя мне не хотелось этого признавать, это было одним из моментов, которые делали Элэйн более подходящей для этой работы. Её влюблённость в меня позволяла ей гораздо легче тратить значительную часть своего времени, наблюдая за моим ментальным состоянием. Тем не менее, Джордж был тихим парнем, и пока особо не выказывал юношеской безрассудности. Я был весьма уверен, что на его месте и в его возрасте мне бы эта работа подошла очень плохо.

Джордж пытался незаметно ковыряться в носу, когда я заговорил, чтобы привлечь его внимание:

— Джордж, ты уверен, что хочешь весь день ходить за мной следом?

Он поднял на меня взгляд, прежде чем ответить с почти ничего не выражавшим лицом:

— Не-а.

Его честность застала меня врасплох. У этого парня были одновременно искренняя честность и сарказм, которые, смешиваясь, часто озадачивали людей. Однако я был не против. Я и сам когда-то был заносчивым молодым человеком. Большинство сказало был, что я и сейчас недалеко от этого ушёл.

— Рад это слышать, — ответил я, осклабившись. — Я примерно такого же мнения.

Его губы дрогнули в почти неуклюжей улыбке, что я воспринял как хороший знак. Без дальнейших предисловий, мы пошли к телепортационным кругам, и скоро снова стояли внутри Шпиля Путника. Я повёл его вверх по лестнице, чтобы поглядеть на открывавшейся с самого высокого балкона вид. Прежде чем мы достигли вершины, я ощутил присутствие другого человека — охранника или посыльного, как я предположил по его одежде. Шагнув наружу, мы увидели стоявшего у края мужчину, наслаждавшегося видом. Услышав наши шаги по ступеням, он обернулся:

— Ваше Сиятельство, у меня есть для вас послание от Короля, — сказал он нам, добавив уважительный поклон.

Я покосился на Джорджа, прежде чем ответить:

— Балкон — довольно странное место для посыльного.

Посыльный покраснел от стыда:

— Мне сказали ждать вас у телепортационного круга, милорд, но я не смог противиться желанию посмотреть с вершины.

— Ничего. Каждый раз, когда я использую этот круг, я делаю это для того, чтобы прийти сюда, и посмотреть, поэтому ты с тем же успехом мог ждать и здесь. Вид определённо не даёт скучать, — с улыбкой сказал я. — Давно ждёшь?

— С рассвета, милорд.

— Тогда передавай своё послание, — сказал я ему. Заря была три часа тому назад.

Он выпрямился, выполняя свой долг:

— Король просит вашего присутствия, сразу же, когда вам будет удобно. Зная, что вы можете и не проверить шкатулку для посланий до более позднего времени дня, он послал меня и нескольких других, чтобы ждать у кругов, которые вы могли бы использовать, чтобы доставить вам это сообщение как можно быстрее.

С технической точки зрения, Королю Лосайона не нужно было ничего «просить». Однако учитывая наши давние отношения и тот факт, что я участвовал в процессе возведения Джеймса на трон, он имел тенденцию к вежливости, когда отдавал мне приказы. Тем не менее, это, наверное, должно быть что-то срочное, если он не стал ждать, пока я проверю шкатулки для сообщений вечером. Я подошёл к каменной стене, и выглянул наружу между её зубцов.

— Подойди, насладись немного видом вместе со мной, а потом можешь переместиться вместе со мной через круги во дворец. Уверен, перспектива опять спускаться по ступеням до самого низа тебя не радует.

Посыльный благодарно вздохнул. Лестница вверх тянулась на сотни футов, прежде чем достигала комнаты с телепортационным кругом. Последний её пролёт, по которому мы только что поднялись, имел протяжённость всего лишь в двадцать пять футов.

Вид был великолепным, как обычно.

* * *

— Я рад, что один из моих посыльных так быстро тебя нашёл, — сказал Джеймс, когда мы удалились в его личные покои, чтобы поговорить. Он всегда предпочитал встречаться со мной в менее формальной обстановки, если на то была возможность. Нас обоих слегка стесняла природа наших отношений, когда мы были на людях.

Когда дверь захлопнулась, и мы оказались действительно одни, я шагнул вперёд, и, проигнорировав его протянутую руку, обнял человека, бывшего мне чем-то вроде суррогатного отца.

— Не будь таким чертовски формальным, — упрекнул я его.

Расслабившись, он наконец закончил объятия, крепко хлопнув меня по спине. Когда мы разъялись, он снова заговорил:

— Я всё ещё не был уверен в наших отношениях, — произнёс Джеймс. Он имел ввиду наш последний спор, о природе нашей «помощи» Королевству Гододдина.

Я строго посмотрел на него:

— То были дела, хотя я и думаю, что ты не прав. В конце концов, мы — семья, — сказал я. Технически, Джеймс был моим дядей, но лишь через свою жену. На самом же деле я питал к нему родственные чувства скорее из-за своего детства и моих тесных отношений с его сыном, Маркусом. — Что тебе было нужно? — спросил я.

У Джеймса на лице было любопытное выражение, нечто среднее между мальчишеской улыбкой и лёгким смущением:

— Вообще-то, это связано с Гододдином. Твои рыцари настолько хорошо справляются с искоренением нежити, что Король Николас нашёл время и средства на то, чтобы приехать сюда.

Я поднял бровь:

— Он здесь? Насколько загодя он тебя предупредил? — осведомился я. Я встречался с Николасом лишь раз, несколько лет назад, когда мы «уведомляли» его о нашем намерении пересечь его границы, чтобы сражаться с шиггрэс. В те времена он отчаянно нуждался в нашей помощи, поэтому с разрешением проблем не было.

— Почти ни насколько, — сказал Джеймс, ясно слышно кашлянув, что было верным признаком его раздражения. — Предположительно, это было необходимо, чтобы снизить вероятность нападения на него убийц или других врагов. Он явился лишь с небольшим сопровождением.

Слегка хохотнув, я ответил:

— Пусть так, но я уверен, что у него были и другие причины.

— Он наверняка также надеялся застать меня врасплох — чтобы посмотреть, что он сможет выяснить во время неожиданного визита, хотя он и не может себе позволить испортить нанести вред отношениям между нашими нациями. Николас идёт по тонкой черте, явившись сюда без предупреждения, — напрямик заявил Джеймс.

— Уверен, ему всё ещё нужно искать твоего расположения, если только он не глупец, каковое впечатление у меня определённо не сложилось после нашей единственной встречи, — сказал я, соглашаясь с ним. — Но ты всё ещё не сказал, как это касается меня, — закончил я.

Джеймс поморщился:

— Он хочет встретиться с тобой, чтобы поблагодарить за работу, выполненную на благо его страны Рыцарями Камня. Он также надеется, что ты устроишь ему экскурсию по Мировой Дороге.

— Надо было догадаться! — громко воскликнул я. — Я думал, мы договорились, что я больше не буду устраивать никаких «экскурсий» до следующего года, — с лёгким раздражением сказал я. Хотя я понимал необходимость в том, чтобы показывать и объяснять цель этого проекта, для поднятия интереса и укрепления поддержки среди дворянства, Джеймс согласился оставить меня в покое ещё на год, прежде чем начать спихивать на меня новых «высокопоставленных визитёров».

Он поднял ладони:

— Это не просто какой-то там дипломат, Мордэкай, это — правитель Гододдина.

— Он всё ещё правит лишь потому, что я всё ещё патрулирую его границы, — огрызнулся я в ответ, — иначе их всех либо забрали бы шиггрэс, либо Данбар бы аннексировал их королевство.

Джеймс озорно улыбнулся мне, отвечая:

— Это же ты принял благородное решение вернуть ему трон. Насколько я помню, я хотел, чтобы твои рыцари помогли мне захватить Гододдин для Лосайона.

Я зыркнул на него в ответ, пытаясь использовать взгляд, которым Пенни прожигала во мне дыры, когда злилась. К сожалению, мне так и не удалось отточить этот взгляд до совершенства.

— Рыцари Камня не были созданы для вторжения и захвата, — парировал я, повторяя свой многолетней давности довод.

— Тогда тебе просто придётся взглянуть в лицо последствиям, и немного поразвлечь нашего гостя. На то, чтобы его удовлетворить, не должно уйти больше, чем несколько часов, — сказал Король Лосайона, захлопывая свой словесный капкан.

Меня обыграли.

— Ладно, будь по-твоему. Когда от меня требуется начать своё показательное выступление?

— Завтра утром, где-то в десять, я думаю, — самодовольно сказал Джеймс, будто знал заранее, что я соглашусь.

— Ты уже обо всём договорился, так ведь? — заметил я, озарённый догадкой.

Отец Маркуса чувствовал себя на троне как рыба в воде. Подмигнув мне, он снова заговорил:

— Конечно же нет! В самом деле, Мордэкай, тебе следует научиться больше мне доверять. В конце концов, я же твой монарх.

— Увидимся утром, — сказал я ему с кислым выражением лица, и удалился, выйдя прочь, и забрав Джорджа. Я оставил его ждать, пока говорил с Королём наедине. В присутствии других людей нам с Джеймсом приходилось поддерживать гораздо более строгий протокол.

Уходя, я пробормотал себе под нос: «Хитрый, старый ублюдок…», — и молодые уши Джорджа это уловили.

— Что вы сказали?

— Ничего, — проворчал я, но мой магический взор видел, как Джордж улыбался, следуя за мной.

* * *

На следующий день я прибыл с утра пораньше. За годы я научился вставать рано, но всё ещё считал рассвет ужасным временем. Весьма вероятно, что именно поэтому Джеймс выбрал десять утра, прежде чем посоветоваться со мной… он знал, что начиная раньше, он накликал бы беду.

Сегодня со мной была Элэйн. Остаток недели меня должен был сопровождать Джордж, но все согласились с тем, что его сестра будет более подходящим выбором для развлечения короля, и её сегодняшняя внешность определённо поддерживала это мнение. Она оделась в изящное жёлтое платье, подчёркивавшее её блестящие золотистые волосы. Пенелопа даже одолжила ей пару украшений, чтобы украсить её внешний вид.

Пусть она и была дочкой обладавшего низким общественным положением лорда (рождённого простолюдином), но я не хотел, чтобы кто-то из зарубежного дворянства задирал нос перед одной из немногих оставшихся в мире волшебников. Однажды меня не станет, и впечатление, произведённое моими детьми, и детьми Уолтэра, будет сильно зависеть от того, какие места они будут занимать в будущем. Я хотел позаботиться о том, чтобы эти места были уважаемыми и авторитетными. Дни, когда церковь калечила и медленно уничтожала волшебников, уже миновали.

Остаток прошлого дня я провёл в работе над улучшением магического мастерства Джорджа. Я не собирался давить на него, но после разговора с Королём Джеймсом мне нужно было спустить пар. Вторую половину дня мы провели, используя нашу силу в помощь каменщикам, работавшим над Мировой Дорогой. Следует заметить, что я работал не меньше Джорджа, но благодаря своим более развитым способностям я к вечеру устал гораздо меньше. В плане чистой магической силы Джордж находился где-то между своим отцом и своей сестрой, но у него ощущалась немалая недостача, по сравнению с ними, если принимать во внимание их превосходящую искусность.

Мы с Элэйн были в боковой комнате, рядом с одной из приёмных гостиных Короля Джеймса, ожидая, когда нас вызовут. Мы были там почти тридцать минут, прежде чем открылась дверь, и Адам, главный камергер, заглянул внутрь.

— Его величество готовы вас принять, Ваше Сиятельство, — сказал он мне сухим тоном, скрывавшим любую существовавшую между нами фамильярность. Адам знал меня ещё с моего первого пребывания во дворце много лет назад, и я не раз бывал здесь с тех пор — но он был слишком профессиональным, чтобы это показать.

Вставая с мягкого кресла, где я сидел, расслабившись, я протянул руку Элэйн.

— Спасибо, Адам, — ответил я, удерживаясь от желания поддеть его. Мы прошли за ним в гостиную, где двое королей сидели и наслаждались лёгкими напитками из свежевыжатого сока, скорее всего яблочного, если судить по цвету.

— Лорд Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон, и Достопочтенная Элэйн Прэйсиан, Ваше Величество, — объявил Адам, когда мы вошли.

Мы с Элэйн низко поклонились, затем стали тихо ждать, стоя перед двумя монархами. Протокол требовал, чтобы мы не говорили и не приближались, пока к нам сперва не обратится Король Джеймс, и пока нас не признает его гость, приезжий глава государства, Король Николас. После очень короткой, но заметной паузы Джеймс заговорил:

— Лорд Камерон, пожалуйста, подойди, и будь как дома, — указал он мне жестом руки, и обратился к Николасу: — Позволь мне представить благородного Лорда Камерона и его спутницу, Элэйн Прэйсиан. Элэйн, пожалуйста, тоже подойди.

После этого заявления она подошла, присоединившись к нам, хотя мы всё ещё держали языки за зубами, ожидая первых слов Николаса. «Этот этикет меня доконает», — молча подумал я. За несколько коротких лет до этого я бы понятия не имел, как вести себя в такой сложной ситуации — к счастью, Джеймс натаскал меня в подробностях социального протокола.

Сделав медленный вдох, Николас наконец заговорил:

— Лорд Камерон, мы много слышали о твоих отважных деяниях. Мы также благодарны относительно конкретных элементов твоих действий, спасших так много наших людей.

Я склонил голову во втором, более коротком поклоне:

— Благодарю, Ваше Величество. Оказать хоть какую-то услугу вашему народу было честью для меня.

Николас перевёл свой взгляд на мою спутницу:

— Элэйн, нам дали понять, что ты — дочь Лорда Уолтэра Прэйсиана, и сама являешься волшебницей. Это так?

Она изящно кивнула:

— Да, Ваше Величество.

— Ты хорошо справляешься со своей силой и положением, учитывая твой юный возраст, — ответил иностранный король.

— Благодарю, Ваше Величество.

Джеймс указал на несколько пустых стульев:

— Пожалуйста, садитесь, располагайтесь с удобством.

Мы с Элэйн нашли себе стулья, и встали рядом с ними. Дальше заговорил Король Николас:

— Лорд Камерон, я бы предпочёл обойтись без обычных формальностей. Пожалуйста, не стесняйся, говори неформально, поскольку мы находимся в приватной обстановке.

Я бросил взгляд на Джеймса, и поймал его согласный кивок, прежде чем ответить:

— Если вы так желаете, Ваше Величество. Пожалуйста, зовите меня по имени.

Николас улыбнулся:

— Тогда и ты должен звать меня Николасом, и больше никаких «величеств». Джеймс уже уведомил меня о том, что вы с ним — родня, так что тебе, должно быть, не впервой обращаться с королями фамильярно.

— Это великая честь для меня… Николас, — осторожно сказал я.

Король Гододдина тепло ответил:

— Ты достоин этой чести. Если бы не помощь твоих рыцарей, то сомневаюсь, что у меня вообще ещё было бы королевство.

Я снова поклонился:

— Я и мои рыцари держим ответ перед нашим королём. Это он заслуживает твоей благодарности, — сказал я, бросив взгляд на Джеймса, чтобы убедиться в том, что он осознавал иронию ситуации.

— Никакой правитель не может добиться успеха без услуг мудрых советников, и именно твой совет, Мордэкай, побудил меня принять решение оказать помощь Гододдину, и это твои люди действовали согласно моей воле. Давай, садись. Мы будто как старики, только и делаем, что возносим друг другу хвалу, — наконец сказал Джеймс. Помимо этого он протянул мне напиток, прежде чем предложить другой Элэйн.

Элэйн приняла бокал, а Николас перевёл разговор в ныне желаемое им русло:

— Я расспрашивал Джеймса о строительном проекте, которым вы занимаетесь последние несколько лет. Боюсь, что я не полностью понимаю действие магии, но он говорит, что ты сможешь соединить самые дальние пределы вашей нации лишь одной короткой милей дороги.

— Мировая Дорога будет длиной скорее в полторы мили, Ваше Величество, — по привычке поправил его я. «Дурак», — молча обругал я себя. Нельзя просто брать, и небрежно поправлять монарха, пусть и не своего собственного.

Николас нахмурился:

— Я думал, что мы договорились обойтись без формальностей, Ваше Сиятельство, — заметил он. Его ремарка подчёркнуто напомнила мне, что я обратился к нему как к королю.

Я с облегчением осознал, что он упрекал меня в формальном отношении, а не в том, что я его поправил:

— Прошу прощения, Ва… Николас. От старых привычек трудно избавиться, — произнёс я, смеясь внутри. Уж что-что, а обычаи дворянства и особ королевской крови были для меня определённо «не» старыми привычками, а результатом долгой практики и подсказок со стороны Джеймса, Роуз и Маркуса. Моим истинным намерением было именно то, что я представил — вид дворянина, которому трудно было отбросить атрибуты уважения и этикета.

Джеймс слегка ухмылялся, поскольку взгляд Николаса был направлен на меня. Он весьма хорошо знал, как легко я мог возвращаться к простой речи.

— Мордэкай, я должен попросить тебя об услуге, насчёт Мировой Дороги.

— Тебе достаточно лишь попросить, — сказал я ему.

— Николасу любопытен наш проект, и учитывая то, что когда-нибудь мы можем пожелать включить в него другие близлежащие нации, я подумал, что ты мог бы показать ему, как у тебя идут дела, и дать дальнейшие объяснения того, как этот проект будет работать.

Конечно, ни что из этого не было для меня неожиданностью. В течение нашего разговора Элэйн внимательно наблюдала за нами. Выражение её лица говорило о том, что несмотря на свою молодость, её подвижный разум понял гораздо больше недосказанного, чем можно было бы ожидать. Вернув свои мысли обратно к вопросу, я ответил:

— С удовольствием. Ты не будешь против, если Элэйн пойдёт с нами? — обратился я с вопросом к самому Николасу.

— Я не могу представить более приятной спутницы для нескольких праздных часов, — ответил он, вставая, и предлагая руку юной женщине. Быстро присев в реверансе, Элэйн заалела, и взялась рукой за подставленный локоть.

Менее чем полчаса спустя мы снова были на Шпиле Путника, выйдя из круга, в который нас только что телепортировала Элэйн. Мы также заимели небольшой почётный караул, состоявший из двоих солдат Николаса. Джеймс отказался брать с собой ещё кого-то из своих людей, заявив, что нас с Элэйн, как его вассалов, будет более чем достаточно для защиты. Я решил, что это, наверное, было комплиментом.

Глядя вниз с самого высокого балкона, Николас был явным образом впечатлён.

— Насколько высоко мы находимся? — спросил он.

— Чуть выше двухсот пятидесяти футов, — спокойно ответил я.

Острый взгляд его карих глаз уставился в мои собственные:

— Такая огромная высота имеет какой-то особый смысл? Она необходима для магии?

«Хороший вопрос», — подумал я про себя.

— Нет, высота — исключительно вопрос защиты и, возможно, результат моего собственного небольшого тщеславия. Я посчитал, что для настолько важного строения самая высокая башня в мире подошла бы лучше всего.

Иностранный король кивнул сам себе:

— Понятно. А каково назначение центральной крепости — исключительно защитное?

— По большей части — да, — сказал я. — Она защищает центральный перекрёсток, не давая перемещающимся по Мировой Дороге выходить здесь, рядом со столицей, если они настроены враждебно. В ней также будут находиться войска, необходимые для защиты самой дороги, если на неё нападут извне.

— Неужели дорогу необходимо столь тщательно охранять? — со знающим взглядом спросил Николас. Он уже знал ответ — просто хотел услышать моё объяснение.

Джеймс перебил:

— Ну, конечно же… — но внезапно остановился, взглянув на меня. — Давай, выдай ему своё объяснение, Мордэкай.

Я кивнул, и глубоко вдохнул:

— Мировая Дорога соединит весь Лосайон, и позволит установить свободную торговлю между всеми его частями. Она революционизирует коммерцию и станет жизненно необходимой частью нашей экономики. Используемая во вред, она сможет за считанные часы перенести вражескую армию из любой части королевства к нам на порог, да и куда угодно, если уж на то пошло. Из-за этого дорога будет иметь огромнейшее военное значение. Эта крепость будет контролировать и защищать саму дорогу, хотя здесь будет лишь один вход и выход, который ведёт из центра в саму столицу.

Наклонившись между зубцами стены, я указал на дорогу, строящуюся под нами вокруг крепости:

— Сама дорога будет полностью под землёй, когда мы её закончим. Это не позволит использующим её путникам выйти, не пройдя сперва через крепость. Это также делает возможными некоторые из наших более сильных средств обеспечения безопасности.

— Более сильных средств? — вопросительно сказал Николас.

Я бросил взгляд на Джеймса, и, увидев его кивок, продолжил:

— В случае необходимости мы сможем затопить всю дорогу, чтобы не дать врагу использовать её против нас, — сказал я. «Или только четверть дороги», — мысленно добавил я. На дороге было четыре шлюза, которые могли делить её на части, позволяя нам затопить любую необходимую часть, при этом продолжая пользоваться остальными. Однако я не счёл необходимым делиться с Королём Николасом такими подробностями.

На самом деле, подземное сооружение позволит нам затопить дорогу, полностью или частично, не давая воде вылиться на окружающие земли… солёной воде. Четыре входных портала будут соединены с соответствующими им каменными порталами в море — порталами, которые были затоплены на надлежащей глубине, чтобы позволить им затопить Мировую Дорогу, не давая при этом воде подняться выше уровня земли, если мы по каким-то причинам не сможем их закрыть. Когда нам захочется слить воду, их можно будет запечатать, а дополняющие их сливные порталы откроются на уровне моря вдоль берега, позволяя морской воде вылиться обратно в океан.

Ещё более интересным был второй набор порталов, использовать который не предполагалось вообще. Эти порталы были соединены с порталом глубоко под землёй, который вёл в массивную полость с магмой. Открытие этого набора порталов заполнит Мировую Дорогу лавой, фактически запечатав и полностью её уничтожив, если до этого дойдёт.

— Твоя конструкция кажется чрезвычайно обороноспособной, — заметил Николас.

Я улыбнулся:

— Именно таково и было моё намерение. Мы не только сможем закрыть и затопить дорогу при необходимости, но ещё и каждые ворота, открывающиеся в неё, в пункте назначения будут окружены маленькой крепостью. В каждой из этих точек охранники смогут отключить или уничтожить ворота, которые защищает их крепость, если сочтут это необходимым, чтобы не дать врагу войти на дорогу.

— В отсутствии тщательности тебя не обвинишь, — ответил Николас.

— Почему бы тебе не спустить нас вниз, чтобы посмотреть саму дорогу, Мордэкай, — сказал Джеймс, чтобы заполнить паузу. — Когда видишь её вблизи, на самом деле чувствуешь весь масштаб, — заверил он Короля Гододдина.

Небольшая прогулка вниз по лестнице привела нас к кругу, а более длинный отрезок лестницы привёл нас вниз, в саму крепость. Она была необычной по сравнению с другими замками, поскольку не была построена вокруг центрального донжона. Вместо этого в центре был большой круглый двор, одни главные ворота из которого вели на север, к Реке Мё́ртл и мосту через неё, который вёл в Албамарл. Над воротами была массивная башня, на которую опирался Шпиль Путника. Остальная часть крепости состояла из стены толщиной в пятьдесят футов, окружавшей двор, и перемежавшейся маленькой сторожевой башней через каждые тридцать ярдов.

В самом центральном дворе было два наклонных прохода, уходивших вниз, под стены. Эти туннели шли на четверть мили, к самой восточной и к самой западной точкам находившейся под землёй Мировой Дороги. Когда мы опустились во двор, я повёл двух королей и Элэйн вниз по восточному сходу.

Я называл его сходом, но на самом деле он являлся частью дороги, будучи вымощенным и очень пологим. Мы быстро оказались окружены камнем, но над нашими головами висели зачарованные шары, равномерно светившиеся. В целом освещение было менее ярким, чем дневной свет, но достаточным, чтобы читать, если было такое желание.

Николас был уже впечатлён:

— Эти светильники… они тоже магические? — спросил он.

Я кивнул.

— Неужели ты сделал их все сам? Если дорога идёт на четверть мили в каждом направлении, а потом ещё и полторы мили по кругу… светильников должны быть тысячи! — воскликнул он.

— Так и есть, — гладко ответил я, — хотя я не делал их в одиночку. Элэйн, её отец, и её брат все потратили некоторое время, помогая создавать зачарованные шары, — добавил я. На самом деле, я выбрал восточную дорогу именно потому, что на западной стороне пока не хватало светильников. Джордж и его отец прямо сейчас работали над некоторыми из них. Мы все создавали светильники по очереди, но даже так мог уйти ещё год на то, чтобы закончить их все.

Мы пошли дальше. Восточная дорога тянулась почти на четверть мили, прежде чем мы дошли до точки, где она соединялась с тем, что по моему мнению было собственно Мировой Дорогой. За десять ярдов до точки, где встречались две дороги или, к этому времени, «туннели», на потолке располагалась массивная железная решётка. Николас заметил её:

— Я вижу решётку наверху, но ворот нет. Так и задумано?

Я посмеялся:

— Ворота есть, их просто не видно, — указал я назад, на дорогу, по которой мы только что прошли. — Вон там, — сказал я, отойдя на двадцать ярдов назад. — Видишь вот эти две параллельные линии? — спросил я Николаса. Указанные мною линии находились друг от друга на расстоянии в пять футов, и шли поперёк всей дороги. Они также поднимались вверх по каждой стене, и пересекали потолок.

— Да.

— Камень в полу может упасть где-то на два фута, а камень на стенах может отодвинуться прочь на схожее расстояние, — сказал я, указав на пространство между линиями на полу и на обеих стенах. — Когда это случится, камень на потолке быстрым, но контролируемым образом соскользнёт вниз, создав стену из цельного камня, которая входит в эти пазы, и полностью перекрывает дорогу. Это — наши «ворота», но мы называем их «шлюзом», поскольку они, в том числе, не дают воде течь вверх по этой дороге, если мы решим затопить Мировую Дорогу.

— Как они приводятся в действие? — спросил он.

— Ну, обычно такой штукой управляют с помощью шестерней и воротов, которые вращают люди или тягловые животные, создавая движение. Однако в этом случае вес такого объёма камня сделал бы подобный механизм чрезвычайно непрактичным, — сказал я. «Не говоря уже о том, что таких шлюзов слишком много, чтобы держать рядом с ними людей круглые сутки», — мысленно добавил я. — Вместо этого механизм основан на созданных мною чарах, и управляется набором рычагов, которые находятся в главной крепости.

Я не стал добавлять некоторые детали, вроде того факта, что такие шлюзы были на обоих концах восточной и западной подъездных дорог, вдоль каждой четверти Мировой Дороги, и перед каждым из двадцати трёх порталов. Мировую Дорогу можно было поделить на четыре отдельных секции, или даже шесть, если считать восточную и западную подъездные дороги.

Основным условием Короля Джеймса, прежде чем он выделил ресурсы на строительство дороги, было то, что она никогда не должна стать угрозой для самого Лосайона, если враг получит к ней доступ. Шлюзы, механизм затопления, и даже возможность полностью уничтожить дорогу магмой — это был мой ответ на его требование. Что важнее, управлявшие шлюзами, порталами и освещением чары могли быть активированы и управляться с помощью рычагов, если пользователь знал надлежащие командные слова. Это значило, что управляться с дорогой и защищать её мог любой обладающий нужными знаниями человек, не обязательно волшебник.

Лицо Николаса приняло задумчивое выражение, когда он задал очередной вопрос:

— Я не эксперт по магии, но это всё наверняка требует силы для приведения в движение. Откуда берётся эта сила?

Моя примерная оценка интеллекта Николаса поднялась на одно деление. Я также задумался, не намекал ли он на местоположение Бог-Камня. После того, как я победил Сэлиора, и заточил его в камень, я в целом держал существование этого камня в тайне. Кто-то наивно полагал, что я убил Сэлиора, а кто-то всё ещё поклонялся ему, не ведая, что тот больше не отвечает на молитвы. Король Джеймс и некоторые наиболее значительные граждане Лосайона были проинформированы о правде, в том числе — о существовании Бог-Камня, но основная общественность всё ещё была не в курсе. Однако было весьма вероятно, что Николас узнал о камне через свою сеть информаторов, что являлось вежливым названием для шпионов, работавших на этого дружественного правителя.

Но на этот раз он промахнулся — камень для этого ни коим образом не требовался. Я сделал глубокий вдох, прежде чем ответить:

— Освещение не требует много силы, но ты прав в том, что для приведения шлюзов в движение её требуется немалое количество. Чего ты, возможно, не осознаешь, так это того, что эту силу требуется потратить лишь единожды.

Николас нахмурился:

— Тебе придётся объяснить более подробно. Я в этом плохо разбираюсь.

— Всё сводится к основной разнице между тем, что волшебники называют «уордами» и «чарами», — тщательно объяснил я. — И то и другое создаётся с помощью символов, которые мы называем «рунами», но на практике они используют силу по-разному. Уорды можно создать легко и быстро, но они не хранят в себе силу бесконечно долго, и со временем истощаются. Чары создаются с помощью специфичных геометрических блоков, позволяющих их силе сохраняться бесконечно долго. В случае этих шлюзов, например, встроенной в чары силы достаточно для того, чтобы сдвинуть камни и опустить основной шлюзовой камень на место, но когда это происходит, сила не теряется. Напротив, потенциальная энергия, высвобождаемая при опускании камня, сохраняется в чарах, и, когда те снова активируются, эта сила применяется в обратном направлении, чтобы поднять камень, и вернуть камни в стенах на место, чтобы его подпирать, — закончил я объяснение, и подождал, чтобы увидеть, будут ли у него вопросы — и он не разочаровал:

— Едва ли это кажется возможным. Разве часть энергии не теряется в процессе?

«Очень верно подмечено», — молча отметил я, — «кое-кто явно изучал основы науки и инженерии».

— Это так, и для обычных машин, и в магии, например — в «уордах», которые я только что упоминал. Однако чары являются идеально сбалансированными конструкциями — они сохраняют эйсар в трёхмерных структурах, которые могут включать в себя перемещение между двумя состояниями, в данном случае — между «вверху» и «внизу», по сути, — сказал я ему.

— Великие философы говорят, что мы живём в мире, ограниченном четырьмя измерениями, а не тремя, — ответил Король Гододдина таким тоном, что у меня создалосьощущение, будто я оказался втянут в академический спор.

Я осклабился:

— Ты имеешь ввиду время?

— Да, время, — заметил Николас, а Элэйн и Джеймс наблюдали за нашей дискуссией с лицами, отражавшими их сбитое с толку состояние.

— Ты попал в яблочко. Геометрическая структура чар такова, что заставляет содержащийся в ней эйсар пребывать во состоянии, независимом от четвёртого измерения. Он по сути изолирован от самого времени, — с некоторым энтузиазмом сказал я. Я воодушевился, говоря на эту тему, и был рад наконец найти слушателя, который мог бы меня понять. Я научил Прэйсианов некоторым из своих чар, но они пока на самом деле не осознали стоявшие за ними правила.

— Я не думал, что время можно останавливать или обращать вспять… — с некоторым колебанием сказал Николас.

— В остальных трёх измерениях можно перемещаться в обоих направлениях, поэтому нет причин полагать, что со временем всё должно быть иначе, — сказал я, будучи слегка впечатлён своей собственной логикой. Прежде я никогда не продумывал это настолько тщательно. Геометрия и правила, которым я следовал приходили ко мне почти интуитивно, но до сих пор я не понимал до конца всё, что из них следовало. «Теперь стазисное поле начинает приобретать смысл», — осознал я. Чары стазиса заключали в себя находившееся внутри них физическое пространство, и изолировали его во времени так же, как другие чары изолировали себя от течения времени. Многие вещи стали складываться у меня в сознании подобно кусочкам головоломки.

После этого наш разговор стих, и мы просто шли, следуя изгибу Мировой Дороги, пока не достигли первого из порталов. Он представлял из себя великолепную каменную структуру вдоль внешней стены дороги, каменную арку высотой и шириной в двадцать футов. Камни были покрыты массивными, но в то же время совершенно идеальными и точными рунами. Я сам их вырезал, почти год тому назад. Плоская табличка, установленная над аркой, называла пункт назначения портала — Вёрнингхам, один из трёх крупнейших портовых городов Лосайона.

Внутри самой арки была плоская каменная поверхность, поскольку порталы всё ещё не были активны. Джеймс провёл ладонью по гладкому граниту.

— Сколько ещё осталось, прежде чем ты сможешь активировать их, Мордэкай? — спросил он, скорее ради нашего гостя, чем для себя.

— Все шесть порталов Лосайона могут быть открыты, когда мы будем готовы, — ответил я, — но соответствующие им крепости ещё не закончены. Помимо этого, ещё не готова другая половина дороги.

Николас заговорил:

— Куда будут вести эти порталы? Я вижу, что этот будет открываться в Вёрнингхам.

— Вёрнингхам, Кэнтли, Тё́рлингтон, Ма́лверн, Ланкастер и Арундэл, — быстро ответил я. — В будущем мы надеемся соединить многие другие места, если сумеем установить достаточный уровень доверия.

— Я полагаю, ты имеешь ввиду Гододдин, — внимательно сказал он.

— Сурэнсия, Далэнса, Рэ́ллитон, Айссип и А́йвэрли — города, которые, как мы думаем, могут извлечь из этого большую пользу, — добавил Джеймс, назвав наиболее густонаселённые города Гододдина.

Король Гододдина выглядел определённо не в своей тарелке:

— Не хочу подчёркивать этот момент, но я уверен, что вы осознаёте, что создав порталы во всех главных городах Гододдина, мы полностью сдадим себя на милость Лосайона, или любого, кто будет контролировать Мировую Дорогу в будущем.

«Вы и так уже полностью в нашей власти».

— Крепости, построенные в каждом пункте назначения, служат двойной цели, — начал я. — Они защищают Мировую Дорогу, но они также и защищают то место, где расположены. Любые будущие порталы, построенные на территории иностранных государств, вроде Гододдина, будут включать в себя средство для дезактивации портала с любой из сторон. Это позволит вам при необходимости полностью перекрыть границы.

— Твои слова успокаивают, как, я уверен, и предполагалось, но ты всё же должен понять, почему я так не уверен — несмотря на то, что я в то же время благодарю вашу страну за недавнюю и всё ещё продолжающуюся помощь против шиггрэс, — умудрился произнести Николас одновременно дипломатичным и осторожным тоном, никого при этом не оскорбив.

Тут в дискуссию вмешался Джеймс, сняв с меня необходимость спора о государственных делах:

— Если отбросить наши исторические разногласия, наши нации имеют много общего, Николас, и никого из нас нет сильного интереса в предыдущем конфликте, — сказал он, протянул руку, и в дружественном жесте коснулся локтя Короля Гододдина.

Николас не подался физически прочь от дружеского жеста Джеймса, но его слова сделали это за него:

— Ты знаешь не хуже меня, Джеймс, что будущему всё равно, какие между нами отношения. Политика и мировые события легко смогут однажды направить нас друг против друга, и даже если мы сами сумеем этого избежать, то мы должны подумать о наших будущих наследниках. Разве я могу поставить одного из них в такое плохое положение, полностью во власти того, кто правит твоей нацией?

Пока Король Гододдина говорил, я не мог не согласиться с ходом его мыслей. Его доводы были совершенно верными, но Джеймс так легко не сдавался.

— Ты привёл хорошие аргументы, — сказал Джеймс, прежде чем начать своё опровержение, — но ты не принял во внимание эффект, который эта дорога будет иметь на будущую экономику наших владений.

Николас положил одну ладонь себе на бедро, и повернулся прямо к Джеймсу, полностью направив на него своё внимание:

— Прошу, продолжай.

— Когда Мировая Дорога откроется, в Лосайоне начнётся экономический бум, когда торговцы, фермеры и ремесленники смогут воспользоваться значительно улучшенной возможностью путешествовать и торговать между всеми концами Лосайона. В то же время, Гододдин всё ещё восстанавливается против нанесённого Детьми Мал'гороса опустошения, за которым последовало нашествие шиггрэс, — пояснил Джеймс.

— Я вижу, к чему ты ведёшь, но позже ещё будет время, чтобы пересмотреть это решение, если всё пойдёт так, как ты предполагаешь, — ответил ему другой король.

— Думать следует не только о Гододдине и Лосайоне, — ответил Джеймс, покорно разводя руками. — Данбар на Востоке скорее всего будет очень заинтересован в легко осуществимой торговле через Элентирские Горы. Город-государство Аградэн также получит с этого много выгоды. Помимо них есть возможность торговли и с более удалёнными нациями. И что тогда будет с Гододдином? Он станет стагнирующим захолустьем, которое его соседи затмят и оставят в тени. Разве это вариант?

У Николаса на челюсти дёрнулась мышца, и мне стало не по себе от создавшегося напряжения. Король Гододдина снова заговорил:

— Это звучит неприятно близко к ультиматуму, но я отвечу на вопрос. Выбор, похоже, лежит между стагнацией и превращением в вассальное государство в хвосте восходящей звезды Лосайона. Не надо припирать меня к стене, Джеймс.

Я наблюдал за бывшим Герцогом Ланкастера, переговаривавшимся с Королём Гододдина, как ученик может наблюдать за уважаемым учителем, со смесью благоговения и восхищения. Пока что он замечательно обращался со своим собратом-королём, но именно последний изгиб его фразы заставил меня понять, что целая проведённая в переговорах жизнь искусно отполировала его дипломатические навыки.

Джеймс напусти на себя вид великого испуга, ответив:

— Не надо понимать меня неправильно, Николас. В мои намерения не входило давить или запугивать. Я лишь обдумываю будущее — и, согласно моему мнению, я решил тебе первому предложить возможность насладиться преимуществами, которые даст эта дорога, прежде, чем предложить это Данбару, — сказал он, одним махом превратив то, что можно было понять как угрозу, в дружеское предложение. Он также дал Николасу возможность прекратить дискуссию, не потеряв лицо.

В воздухе повисла тягостная пауза, пока Король Гододдина обдумывал слова Джеймса Ланкастера. Через несколько секунд, которые казались вечностью, он улыбнулся, и положил ладонь своему собрату-монарху на плечо:

— Прости, если я кажусь напряжённым, Джеймс, моя ремарка была опрометчива. Я не собирался намекать на то, что ты стал бы использовать против меня такую силовую тактику. И я не думал о потенциальном преимуществе, которые ты так великодушно мне предложил. Дай мне время подумать, и я дам тебе ответ вскоре после возвращения домой.

Джеймс осклабился, и хлопнул Николаса по плечу:

— Честный ответ, друг мой. Давай же оставим теперь эти вопросы! — воскликнул он. Повернувшись, он обратился ко мне напрямую: — Мордэкай, я так понимаю, что тебе, наверное, многое ещё нужно сегодня сделать, сможешь ли ты отужинать с нами вечером?

— Определённо, — быстро ответил я.

— Возьми с собой Дориана, я его уже сто лет не видел, — добавил Джеймс.

Николас согласно кивнул:

— Да, это было бы идеально. Я искал хорошей возможности обсудить некоторые вопросы с главой Рыцарей Камня. Это также позволит мне прилюдно поблагодарить его за то, что он уже сделал для моего народа, — сказал он. Бросив взгляд на Элэйн, он добавил: — Элэйн тоже с собой возьми.

Элэйн покрылась румянцем а у меня возник совершенно новый ворох беспокойств. В конце концов, несколько моложавый Король Гододдина всё ещё был холост.

Глава 9

Обеденный зал королевского дворца в Албамарле был такого высокого класса, что мой собственный выглядел нищенским в сравнении с ним. Если зал в Замке Камерон был из тёсаного гранита и тяжёлых дубовых балок, а украшался лишь гобеленами и, время от времени, свежими сосновыми ветками, его дворцовый коллега был совершенно иным. Хотя большая часть дворца была выстроена из розового гранита, непрерывный розовый цвет быстро приедался. Вместо этого стены внутри дворца были облицованы разного цвета мрамором, а в некоторых местах — деревянными панелями. Обеденный зал не был исключением, здесь стены покрывал белый мрамор.

Хотя сам зал находился в глубине дворца, расположенные высоко на стенах, у потолка, окна с тонкими алебастровыми панелями пропускали в дневное время приятный свет. Вечерами зал освещался моими зачарованными шарами. Я заменил ими масляные лампы несколько лет назад, и Король был достаточно любезен, чтобы отплатить мне, положив внушительную сумму на счета Камерона.

Мы сидели за длинным столом с Джеймсом во главе, и с Дженевив по правую его руку. Я был рядом с Её Величеством, и рядом со мной сидели Пенни, Дориан, Роуз, Уолтэр и Элэйн. Да, Уолтэр явился, чтобы приглядывать за своей впечатлительной дочкой, или, быть может, чтобы подтолкнуть её к выгодной партии — я на самом деле не был уверен.

Прямо напротив меня сидел Король Николас, рядом с ним был его главный рыцарь, Сэр Барнабас. Дальше были Лорд Джэролд Уинфилд, уже много лет занимавший пост Лорда Высшего Юстициария. На самом деле, именно он председательствовал в рассмотрении жалобы, которую подал на Джеймса Герцог Трэмонта после того, как я убил его сына лет семь или восемь тому назад. «Какая радость, что Трэмонта здесь нет», — подумал я про себя. Это стало бы вершиной неудобства.

Хотя я и не беспокоился о том, что Герцог Трэмонта может появиться при дворе. С тех пор, как Джеймс взошёл на престол, а я приобрёл известность, Трэмонт фактически отошёл от придворной политики.

Первая перемена блюд уже миновала. Подавальщики несли свежий хлеб и новое вино, чтобы приготовить нас к основному блюду. Мне сказали, что в нём будет дикая утка и немного мелкой дичи, и всё это будет подано с дикими травами и каким-то сливочным соусом. За последние несколько лет я много узнал об эпикурейских наслаждениях, но по большей части мои познания имели отношение к тому, как мне полагалось держать вилку. Впрочем, королевские кухни были лучшими во всём Лосайоне, и я с нетерпением ждал остальной части трапезы.

— Откуда у вас это вино? — спросил Николас, когда подавальщик сменил ему бокал.

Джеймс открыл было рот, а затем нахмурился. Дженевив заметила это, и высказалась от его лица:

— Оно из Тёрлингтона, Ваше Величество. Этот сорт называют «Вивернское Белое», потому что во время брожения в него добавляют болотное растение, произрастающее в этом регионе, — объяснила она. Джеймс с явным облегчением посмотрел на свою жену. Хотя он и был человеком весьма обаятельным и могущественным, было очевидно, что у его жены тоже имелись свои таланты.

Король Гододдина поднял бокал в молчаливом тосте за Королеву, и отхлебнул с видом ценителя. Миг спустя он обратился к ней напрямую:

— Должен признать, я впервые пробую что-то подобное. Боюсь, что это вино посрамит мой собственный дар вам и вашему мужу.

Она улыбнулась:

— Уверена, вы просто скромничаете.

Джеймс вставил:

— Николас привёз телегу, нагруженную избранными далэнскими красными винами, дорогая.

Я раздумывал, следует ли мне попытаться вклиниться в беседу, что во время ужина с особами королевской крови было рискованным предприятием, но Леди Роуз меня опередила.

— Я просто обожаю сладкое красное, которое там производят, хотя я никак не могу запомнить название… — начала она. Я подозревал, что она лгала — ум Роуз был подобен стальному капкану, и редко что-нибудь забывал. Она просто создавала возможность для продолжения беседы.

Король Гододдина подался вперёд, чтобы ответить на вопрос Роуз, и в этот момент я не смог не заметить блеск серебряного ожерелья у него на шее. Я пропустил его ответ, поскольку украшение привлекло моё внимание, так как всё это время было скрыто у него за пазухой. Определённо, не было ничего необычного в том, что король носил украшения, но обычно они были на виду. Не думая, я позволил своим чувствам исследовать его, следуя вдоль цепочки, и изучая форму висевшего на ней кулона.

Это было подобие весов, символ Карэнта Справедливого. Само по себе это не было необычным, так как Карэнт был популярным божеством среди некоторых дворян и многих правителей, но я и не подозревал, что Николас был так ему предан. Учитывая то, что случилось с его страной, — казнь его правящего дяди Детьми Мал'гороса, и последовавшие за этим ужасы, — я думал, что Николас, возможно, оставил свою веру.

А после всего этого тёмный бог вырезал на своих кровавых алтарях половину населения. Хотя последовавшее восстание свергло Детей Мал'гороса, шиггрэс быстро превратили победу в отчаяние. Если бы не вмешательство Рыцарей Камня, по указу «безбожного» Графа ди'Камерона, от его нации мало что осталось бы.

Свои наблюдения о оставил при себе, и снова прислушался к разговору, как раз вовремя, чтобы уловить, как Пенни поблагодарила Николаса:

— Конечно, для нас с мужем — честь, что вы подумали о нас, — сказал она. Её нога пнула мою собственную, когда она попыталась вернуть моё внимание к насущным вопросам.

Я мысленно перебрал последние несколько фраз, которыми они обменялись, и, к счастью, этого оказалось достаточно, чтобы не дать мне совершить дипломатический просчёт.

— Боюсь, что вы поставили меня в невыгодное положение, Ваше Величество, — сказал я ему, — ибо я не приготовил ничего, сравнимого с таким даром, — произнёс я. Он только что упомянул тот факт, что помимо дюжины отборных вин он дарит нам ещё и две бутылки далэнских Инстри́тов, очень дорогих и популярных вин, особенно учитывая то, что производившая их винодельня уже два года не могла возобновить производство.

— Не бери в голову! — настоял он. — Это — лишь малая благодарность за кровь, которую ты пролил за нас, и маленькое извинение за ужасную несправедливость, нанесённую обеим нашим странам, — отмахнулся Николас. Он имел ввиду злосчастное вторжение армии Гододдина. Мал'горос заставил их пойти на нас войной, а я в ответ стёр с лица земли всю вторгнувшуюся армию — группу солдат и вспомогательного персонала числом более чем в тридцать тысяч. — Для меня было бы честью, если ты выпьешь бокал накануне ежегодного празднования, — добавил он.

Я был слегка смущён при упоминании им нашего ежегодного празднования. С тех пор, как армия Гододдина потерпела поражение, жители Ланкастера и Уошбрука начали отмечать это каждый год. Были даже некоторые признаки того, что это может передаться остальной части королевства. Учитывая мои смешанные чувства относительно события, в честь которого устраивался этот праздник, я старался избегать торжества, но слышать о нём из уст нынешнего короля Гододдина было ещё неудобнее.

Когда я посмотрел на него, выражение моего взгляда было серьёзным:

— Хотя люди находят утешение в праздновании этого дня, мои собственные действия меня не утешают. В тот день погибли десятки тысяч, и хотя кто-то может защищать мои действия, говоря, что они были необходимы, факт остаётся таковым, что я убил десятки тысяч. Если бы я мог стереть это событие из умов людей, я бы это сделал, но моя вина всё равно бы осталась, — говорил я, и лежавшая у меня на предплечье ладонь Пенни сжала меня сильнее.

Король Гододдина посмотрел на меня с чем-то начинавшим напоминать сочувствие во взгляде:

— Прошу прощения за то, что напомнил об этом дне. Я понятия не имел, что ты придерживаешься такого мнения. Как ты знаешь, мой отец было уже давно мёртв, когда было принято решение о совершении этого нападения, а сам я скрывался. Хоть ты и убил моих соотечественников, я тебя не виню. Содеянное тобой было необходимо для защиты твоего народа. Те люди знали, на что шли, когда вступали в армию Мал'гороса.

Что-то в его последних словах задело меня за живое:

— А знали ли? Я подозреваю, что многие присоединились из страха, а если и нет… что с их семьями? Погибло гораздо больше людей, чем те, которых я убил лично, — указал я, имея ввиду резню женщин и детей тех, кто умер в попытке вторжения в Лосайон.

Во взгляде иностранного короля зажглось пламя:

— Ты, похоже, весьма сочувственно относишься к тем, чьей единственной целью было срубить голову с твоих плеч. Быть может, тебе следует пересмотреть своё отношение. Те люди не были совсем уж невинными. Если бы они сохранили веру в истинных богов, то ничего из этого не произошло бы.

— Я полагаю, вы имеете ввиду смерть вашего дяди. Вы знали, что он переписывался с моим отцом? — с некоторым напряжением спросил я.

— Не знал, — ответил Николас. — Тем не менее, это ни коим образом не меняет того факта, что именно недостаток веры среди простолюдинов позволил последователям Мал'гороса свергнуть моего отца и нанести моему королевству такой урон. Их поражение от твоих рук, и резня, которую потом устроили жрецы, стали катализатором, показавшим истинную природу тёмного бога, и как только его увидели именно той непростительной мерзостью, какой он и являлся, люди наконец восстали, и сбросили с себя оковы. Ты можешь и сожалеть о своих действиях, но без них мой народ всё ещё был бы в цепях, а я бы не сидел на своём троне, — говорил Николас, всё более повышая голос.

— Меня впечатляет тот факт, что вы можете так стоически принять их потерю, но я не могу не задуматься о том, был ли у них выбор, и если был, то должны ли люди страдать за своих богов? Считаете ли вы это божественным правосудием тёмного бога, или надлежащим покаянием за их недостаточную веру в Сияющих Богов… неужели мужчины и женщины должны быть преданы смерти за то, что не смогли выбрать то божество, которое одержало верх? Это слишком напоминает мне ставки на скачках, — с некоторой горечью ответил я.

— Твоё отсутствие веры хорошо известно, — ответил Николас. — Несмотря на твою силу и возможности, ты отрицаешь богиню, укрывавшую тебя до того, как ты достиг той привилегированной позиции, которую ныне занимаешь. Как ты можешь отрицать богов наших людей, когда своими глазами видел безумие Мал'гороса?

— Хороший вопрос, — со злобой заметил я. — Меня воспитали, как и большинство в округе Ланкастера, в почтении к Богине Вечерней Звезды. Некоторые тамошние жители продолжают ей поклоняться, но я считаю, что бог или богиня должны быть обязаны своим последователям так же, как синьор обязан своим вассалам. Священник Леди отравил моего отца, а также всех, кто жил в Замке Камерон. Тот же священник почти отравил всех в замке Герцога Ланкастера.

— Ты не можешь взваливать на бога вину за действия его последователя.

Если судить по моим эмоциям, то из моих глаз в тот момент летели искры:

— Я уверен, что его действия были по приказу его богини. Позже она отказалась исцелить мою жену, когда та получила страшную рану, и это действие заставило отречься от неё даже её самого великого сторонника, — сказал я, упоминая отречение Марка, — но это — ещё не самое величайшее её преступление…

— Пока что ты сказал лишь, что она не благословила ту, что уже сомневалась в ней, — начал Николас, но я был слишком разгневан, чтобы позволить ему продолжать.

— Она воскресила шиггрэс! Как вам такое преступление? — почти закричал я. Разговор за столом почти остановился ещё до моей реплики, но теперь всё помещение окутала тяжёлая тишина.

— Никто в это не поверит, — гневно ответил Николас. — Откуда у тебя могла взяться такая мысль? — спросил он. К его чести, он держал себя в руках лучше, чем я — громкость его голоса всё ещё была гораздо более разумной.

— Она взялась прямо с губ одного из шиггрэс. Я весьма уверен, что им-то известна правда, — натянутым голосом парировал я.

К этому моменту я уже был готов задушить дерзкого Короля Гододдина. Частично потому, что он заставил меня выйти из себя, и, что бы ни случилось дальше, это уже плохо на мне отразиться. У меня в голове пронеслась куча остроумных доводов, но прежде чем я смог произнести какие-то из них, судьба вмешалась, и полностью нарушила наш уже напряжённый ужин.

Несколько охранников приблизились к столу, услышав наш спор, якобы для того, чтобы быть под рукой, если кого-то из нас (меня) нужно было бы скрутить. Однако учитывая то, какие гости сидели за нашим столом, мне следовало осознать, что никакой обычный охранник не осмелился бы вмешаться в спор между иностранным королём и одним из самых влиятельных дворян в Лосайоне. Моё крестьянское воспитание снова заставило меня упустить то, что было бы более очевидно для рождённого дворянином.

Однако Дориан был более наблюдательным, как и Джеймс с Сэром Барнабасом. Все остальные были слишком поглощены, прислушиваясь к нашему спору, чтобы обращать внимание на приближавшихся охранников. Один из них встал позади меня, зловеще высясь надо мной, а остальные встали позади Короля Джеймса, Короля Николаса, и Уолтэра. Прежде чем я смог сделать что-то большее, чем почувствовать робость от того, что я так разошёлся, они обнажили скрытые их плащами острые мечи, и началось светопреставление.

Как только их оружие показалось на виду, в помещении прогремело слово силы на языке, который я даже не узнал (это был не лайсианский), и каждый из их клинков окутался пурпурного оттенка магическим свечением такого рода, какой указывал на заклинание, усиливающее остроту. Такое заклинание позволяло обычному мечу рассекать любые щиты, которые я по привычке держал вокруг себя.

Не испустив ни угроз, ни боевого клича, четверо убийц ударили одновременно. Тот, что стоял за Уолтэром, вогнал свой меч ему в спину, оросив стол брызгами крови, в то время как Элэйн ахнула. Это случилось так быстро, что она едва успела осознать их присутствие, прежде чем её отца проткнули.

Короля Николаса могла ждать похожая судьба, если бы не верность и сметливость его спутника. Никто из нас не был вооружён или облачён в броню, конечно же, ужиная в королевском зале, но Сэр Барнабас не медлил. Когда клинок убийцы начал опускаться на незащищённую спину его монарха, он взметнулся вверх со своего стула, и бросился вбок — но даже так он чуть не опоздал. Его инерция сбила клинок в сторону, и тот прочертил кровавую полосу по его спине и боку.

Джеймс Ланкастер был подготовлен лучше, и прежде чем его враг смог нанести удар, он уже с рёвом вскочил на ноги, заставив свой стул отлететь назад, тем самым сбив линию его атаки, когда тот чуть не споткнулся о тяжёлый предмет мебели.

Заколдованный клинок беспрепятственно опускался на мою спину, и хотя мои чувства отметили его присутствие, моё удивление слишком замедлило мою реакцию. Взгляд Пенни был прикован к зрелищу, разыгрывавшемуся с Королём Николасом по ту сторону стола от нас, поскольку её это застало врасплох так же, как и меня. Убийцы умело воспользовались раскладом. Они приготовили и исполнили свою схему безупречно, и если бы во вселенной всё было по-честному, то меня бы пронзил опускавшийся на меня клинок.

Однако во вселенной не всё было по-честному. Я могу это подтвердить, после всех выдержанных мною испытаний. И хотя меня застали, как говорится, со спущенными штанами, я уже заранее подтасовал карты — ибо сидевший рядом с Пенни человек был Дорианом Торнбером. Я могу десять минут описывать, насколько остро смертоносен мой друг, но в конце концов его дела всегда были лучшим тому свидетельством, и поэтому я не стану себя утруждать.

Первым замеченным мною звуком был похожий на гром грохот. Позже я обнаружил, что он был вызван стулом Дориана, который рассыпался на несколько частей, ударившись о мраморную колонну, находившуюся в добрых десяти футов у Дориана за спиной. Настолько резко он вскочил.

Дориан, конечно, был полностью безоружен, как и все остальные, и был одет в милый костюм, состоящий в основном из бордового атласа и мягкой оленьей шкуры — но всё это не имело никакого значения. Он сумел пересечь расстояние где-то в четыре или пять футов за один удар сердца, и его рука метнулась вверх, схватив руку убийцы в запястье, и с лязгом послав его меч с лязгом упасть на пол, когда запястье убийцы сломалось.

Неудачливый убийца ахнул, когда кисть Дориана смяла ему предплечье, но он был полностью предан своему делу. Свободной рукой он потянулся к кинжалу у себя на поясе — наверное, надеялся выпустить Дориану кишки… но такой возможности ему так и не представилось. Шагнув вперёд, Дориан врезал ему по лицу правой рукой, а свою пятку поставил позади стопы убийцы. Толкнув того вниз, он обрушил голову убийцы на пол с такой силой, что та заставила растрескаться мраморные плиты пола, которые в ответ раздробили человеку затылок.

Всё это случилось за то время, которое потребовалось мне, чтобы встать и осознать происходившее вокруг меня. Николас свалился со своего стула, когда на него упал Сэр Барнабас, и оба кучей осели на пол. Вряд ли кто-то из них сможет прийти в себя достаточно быстро, чтобы избежать следующего удара нападавшего на них человека. Между тем я заметил прекрасное лицо Элэйн, с ртом, похожим от ужаса и неожиданности на букву «О», и на щеке её я увидел несколько капель крови её отца. Убийца теперь заносил меч уже над ней. Я сомневался, что она вовремя придёт в себя от шока.

— Борок Ингак! — крикнул я. Это было не самое лучшее из доступных мне заклинаний, но я не мог позволить себе роскошь времени на тщательное взвешивание вариантов. Это было то самое заклинание, которым я в прошлом разбивал двери и уничтожал ворота. Бедный ублюдок, стоявший над Элэйн, исчез, когда похожая на невидимый таран сила отправила его в полёт через всё помещение, размазав по дальней стене.

Бросив взгляд в сторону, я обнаружил, что Пенни снова оказалась во власти дурных привычек. Хотя события поначалу застали её врасплох, как и меня, она быстро пришла в себя. Пенни перескочила стол, и, схватив блюдо с уткой и какой-то другой мясной дичью, метнула его в лицо убийцы, пытавшегося забрать жизнь Короля Николаса. Её противник ушёл в сторону от импровизированного снаряда, и отреагировал, метнув в неё кинжал.

У этого ублюдка были быстрые рефлексы. Он так быстро сорвал кинжал со своего пояса, что я едва заметил движение его руки. Если бы он целился в какую-то вдовствующую герцогиню или беспомощную девицу, то мог бы нанести серьёзный урон. Мою Пенни называли по-всякому, но её уже давно никто не называл «беспомощной девицей» — и сегодняшний день не был исключением. Серебряное блюдо всё ещё было в её руках, и она ловко сбила кинжал в воздухе, прежде чем втянуть своего противника в прямую схватку «на мече и блюде».

Она сражалась с человеком, обладавшим отличными навыками владения мечом, и превосходящей силой, поскольку она больше не была Анас'Меридум. В хороший день я сказал бы, что его шансы составляют один к одному, но лишь потому, что он был вооружён, а её импровизированным оружием служило блюдо. Пенни сохранила привычку упражняться вместе с солдатами Замка Камерон, пока я не настоял на том, чтобы она перестала. Графине ди'Камерон на самом деле не подобало заниматься муштрой во дворе вместе с солдатами. Однако она не бросила это дело, а продолжила упражняться в приватной обстановке вместе с Харолдом, Сайханом или Дорианом, когда они были в донжоне.

Я заметил, что Дориан был готов вмешаться, поскольку он уже порубил на части оставшегося убийцу, который угрожал Королю Джеймсу. Подняв ладонь, я жестом приказал ему подождать, и не вмешиваться.

— Она сама справится, — сказал я ему. Я втайне беспокоился, что она могла и не справиться, но не хотел лишать её славы. Вместо этого я внимательно наблюдал, чтобы вмешаться, если дело примет дурной оборот.

Но волновались мы зря — менее чем за минуту она полностью деморализовала своего противника. Схватка окончилась, когда она вогнала край блюда ему в переносицу, заставив его упасть на пол, брызгая кровью. В целом вся схватка, от неожиданности до победы Пенни, заняла менее полутора минут.

Короля Джеймса окружили вооружённые гвардейцы, как и Короля Николаса, но если тут и были другие убийцы, то они решили не выдавать себя.

— Разойдитесь, — закричал Джеймс на двух телохранителей, мешавших ему оглядывать помещение. — Кто были эти люди? Я хочу имена! Я требую ответов! — указал он на свежих покойников, каждый из которых был удобным образом облачён в его собственную экипировку и ливреи.

Игнорируя поднявшийся шум и допрос, я сперва подошёл к своему другу Уолтэру. Даже не используя свои чувства, я видел, что он явно был мёртв — меч полностью пробил его, и мой магический взор подтвердил, что его сердце было аккуратно рассечено. Он умер почти мгновенно.

Элэйн всё ещё не могла в это поверить, но при моём приближении в её взгляде зажглась надежда.

— Ты должен спасти его! Он умирает! — воскликнула она. То были слова отчаянного ребёнка, который был не в силах принять очевидное.

— Иди, помоги Сэру Барнабасу. Я позабочусь о твоём отце, — сказал я ей со спокойствием, которого на самом деле не ощущал.

— Нет, мы можем его спасти, — упрямо повторила она.

— Знай свой предел. Позаботься о человеке, которому ещё можешь помочь, чтобы я смог позаботиться о Уолтэре, — резко сказал я. Она помедлила, но я был безжалостен: — Немедленно! — рявкнул я холодным и властным тоном. Я сомневался, что можно было что-то сделать, но если и можно было, то я не смог бы справиться, пока она плакала у меня над плечом.

Её лицо побледнело в ответ на мои резкие слова, но она встала, и сделала так, как я ей велел. Я занял её место рядом с Уолтэром, и начал тщательно обследовать его тело, изнутри и снаружи. Состояние было именно настолько плохим, насколько подсказывало моё первое впечатление. Его сердце было сильно повреждено, и биться перестало уже, наверное более чем минуту назад. Я поднял взгляд, и обнаружил стоявшую рядом со мной Пенни.

— Позаботься, чтобы никто меня не беспокоил, — сказал я ей. — Если я сам не очнусь в течение нескольких минут, или если я перестану дышать, позволь Элэйн попробовать меня разбудить.

Взгляд Пенелопы на краткий, но напряжённый миг впился в мои глаза. В её взгляде я увидел страх и сомнение, но она лишь кивнула.

Растянувшись на холодном каменном полу, я подтянул к себе неподвижное тело Уолтэра, и закрыл глаза. Позволив своему разуму расшириться за пределы моего собственного тела, я попытался сосредоточить свои ощущения на неподвижном теле, лежавшем рядом со мной. «Прошло уже, наверное, две минуты с тех пор, как его пробили мечом», — на секунду подумал я, а затем отбросил эти мысли.

На миг я ощутил, что у меня не получается — я не мог заставить себя войти в мёртвое тело Уолтэра. «Надо прислушаться». Успокоив своё внутреннее смятение, я отбросил сомнения, и вскоре начал слышать песню, бывшую физическим телом Уолтэра — и в ней звучала мелодия его угасающего духа. Я когда-то посылал свой разум в бессознательное тело Пенни, когда она умирала, но тут всё было иначе. Я не просто входил в его тело — я ассимилировал его внутри себя. Частично это было необходимо, поскольку Уолтэр больше не был полностью соединён со своей плотью и костьми, которые так долго служили вместилищем для его духа.

Я попытался как-нибудь взять на себя ответственность за его тело на достаточно долгий срок, чтобы вернуть его к жизни, и одновременно мне нужно было не дать искре, бывшей истинным Уолтэром, удалиться, пока я не закончу. Эта задача не поддавалась сознательной мысли, и именно поэтому находящийся в сознании рациональный разум неспособен был эту задачу решить.

Меня пробрал обжигающих холод, моё сердце перестало биться, моя кровь стала остывать, и вокруг себя я не ощущал почти ничего кроме тьмы. Я стал пламенем, горящим светом в бесконечной пустоте, но я всё ещё мог чувствовать вокруг себя умирающую плоть. Вдалеке был другой свет, но он мерцал, уходил прочь, будто подхваченный неумолимым, безразличным ветром.

— «Нет».

Толчок… Я расширился, будучи обжигающим светом, вспыхивающим в пустом коридоре, и тьма отступила. Меня разрывало от боли — ощущение разорванной спины и безнадёжно повреждённого сердца. Я понукал его сердце биться, заставляя его кровь двигаться, пока мои мысли подобно огню прокатывались по его повреждённым нервам. Я вообразил его сердце целым, и ощутил, как плоть срослась, когда его тело попыталось соответствовать моей воле, наложенной на него.

Даже пока его тело поправлялось, я видел, что свет, бывший Уолтэром, удалялся. Он затрепетал, готовый вот-вот потухнуть. Протянувшись, я попытался схватить его, но расстояние между нами казалось невозможно большим. Я теперь держал два тела, его и своё собственное, и усилие, требовавшееся для поддержания жизни в обоих, было больше, чем я мог вообразить. Хотя в плане чистой силы это усилие было незначительным, сложность человеческого тела была колоссальной. Все те вещи, которые наши тела обычно делали автоматически, я пытался делать намеренно — и для него, и для себя.

В конце концов я потерпел поражение… но отказывался это признавать. Вместо этого я отпустил своё собственное тело, и полностью вошёл в Уолтэра, позволив своим инстинктам поддерживать в его теле жизнь, пока я сам направил свою сознательную волю на почти угасший крошечный свет. «Чёрт тебя дери! Я не позволю тебя тихо уйти. Возвращайся!»

Тут я ощутил связь, и почувствовал, как разум Уолтэра впервые отозвался сбивающим с толку потоком страха и замешательства. Мы стояли вместе с ним на краю пропасти — места, где свет изгибался и поворачивался, меняя направление… превращаясь во что-то настолько тёмное, что я не мог видеть его напрямую. Это напомнило мне о шиггрэс. «Пустота… это — пустота, то место, откуда они вернулись». Даже когда ко мне пришла эта мысль, я почувствовал, что разрушаюсь по мере того, как источник моего собственного света начал терять когерентность. «Как они это пережили?».

Но гадать об этом у меня не было времени — используя связь, которую я каким-то образом выковал, я потянул Уолтэра прочь, таща его изо всех оставшихся у меня сил. Я тщился будто целую вечность, пока у меня, казалось бы, не осталось ни капли сил, но наконец, с щёлкающим ощущением, я почувствовал, как дух Уолтэра снова сцепился с его телом. Его сердцебиение стабилизировалось, и я удалился, чтобы освободить место, пока его дух возвращался к жизни в его прежде неподвижном теле.

— Он дышит!

Я услышал этот голос, но я не мог быть уверен, кому он принадлежал. Я был вымотан, и хотел лишь поспать. Окружавшая меня бесконечная ночь была тёплой и успокаивающей, и я ощутил, как уплываю прочь.

— А Мордэкай — нет!

Голос был похож на Пенни, но был приглушённым, будто доносился с большого расстояния. Она говорила что-то ещё, но я больше не мог разобрать слов. Мне просто нужно было отдохнуть. Я позже спрошу у неё, что она там говорила.

— «Мордэкай! Вернись! Ты нам нужен», — донёсся громкий и раздражающий голос Элэйн, прорываясь через глушившее остальные голос расстояние, не теряя громкости.

— «Ш-ш-ш», — подумал я в ответ. «Я пытаюсь поспать».

— «Тебе нельзя спать здесь. Твоё тело умирает. Ты должен вернуться в него», — пришёл её встревоженный ответ.

— «А ты заставь меня», — непокорно ответил я. Её непрекращающееся присутствие не позволяло мне расслабиться.

— «Я не могу. Я не вижу тебя, Мордэкай. Я не могу последовать за тобой туда. Ты должен вернуться», — зазвучали её мысли почти неистово.

— «Ладно», — подумал я в ответ. «Если это заставит тебя заткнуться. Когда-нибудь я найду способ убедить людей дать мне хорошенько выспаться», — гневно сосредоточил я свои ощущения, и снова почувствовал поблизости своё тело. Обозреваемое снаружи, оно казалось мне чужим, и великая апатия вытягивала из меня силы. Сделав медленное усилие, я начал пытаться снова войти в своё тело, но ощущение было таким, будто какой-то щит не позволял мне достигнуть цели.

Тут я увидел себя, хрупкий свет, начавший обтрёпываться и тускнеть по краям, подобно старой ткани. Я сделал ещё одну отчаянную попытку. С внезапным хлопком я прорвался, и снова ощутил, как меня облекла плоть. Снова сделать первый вдох казалось колоссальной задачей. Моё сердце рывком вернулось к жизни в моей груди, и я обнаружил, что лежу на холодном камне, кашляя и втягивая в себя воздух.

Меня держала Пенни, и я почувствовал её слёзы у себя на лице. Она молча баюкала мою голову, и это устраивало нас обоих. У неё на коленях было мирно, а её волосы наполняли воздух вокруг меня сладким запахом. В общем и целом, я не мог придумать никакого другого места, которое я предпочёл бы… если бы не все эти слёзы.

— Ты меня утопишь, — сказал я ей в слабой попытке пошутить.

Она посмотрела на меня, с покрытыми следами от слёз щеками:

— Так тебе и надо, ублюдок ты этакий. Ты на этот раз чуть не умер.

Я слабо улыбнулся:

— Видела бы ты того, другого парня.

— Какого другого парня?

— Вот именно, — согласился я.

Она хмуро посмотрела на меня, но я услышал, как у неё за спиной тихо засмеялся Дориан. Ну хотя бы он понял мою шутку.

Глава 10

Следующие несколько дней миновали медленно. Мои переживания на пороге смерти истощили меня больше, чем я ожидал. Что хуже, я начал слышать тихую песню, которую раньше никогда не замечал, некий диссонирующий звук. Я избегал думать о ней напрямую, но она меня беспокоила.

Прошла неделя, и я вернулся в Албамарл, чтобы повидать своего друга Марка. Поскольку последние несколько дней я поправлялся, то никто не ожидал от меня каких-либо прогулок, поэтому я воспользовался этой возможностью, чтобы улизнуть, и нанести ему визит без своего обычного сопровождения.

Он был удивлён, увидев меня, когда я объявился однажды днём. Я телепортировался в дом в Албамарле, и, после короткого поиска, нашёл Марка внизу. Он, похоже, укладывал в сундук одежду и всякую всячину.

— Ты уезжаешь так скоро? — внезапно спросил я.

— Етить! — воскликнул он, дёрнувшись, и завалившись прочь от меня. — Проклятье, Мордэкай! Ты меня напугал почти до смерти.

— Так и задумывалось, — парировал я.

Он поморщился, прежде чем встать, и обнять меня:

— Я слышал, ты и сам почти нашёл безвременную кончину.

— Слухи о моей кончине были весьма преувеличены.

— Уверен, Пенни не оценила то, насколько близок ты был к смерти, — сделал он наблюдение.

Я фыркнул:

— Я бы и умер, наверное, но она не дала тёмному жнецу разрешение на вход в помещение. Ты слышал о её битве с убийцей, попытавшемся укокошить Короля Николаса?

Марк засмеялся:

— Да, слышал. Для женщины, которая больше не твоя Анас'Меридум, она всё ещё обладает инстинктами бешеной тигрицы.

— А ты попробуй гоняться весь день за четырьмя детьми… тому мужику повезло, что она была в хорошем настроении, — ответил я.

— Он выжил?

— Нет, её последний удар сломал ему нос и убил его почти мгновенно. Если бы она была в плохом настроении, то могла бы затянуть с этим делом, — объяснил я. — Одним хорошим последствием всего этого стало то, что Король Гододдина теперь считает её своей личной спасительницей.

Марк осклабился:

— Друзей никогда не бывает слишком много.

Эти последние слова, и его улыбка, навели тень на моё сердце, когда я подумал о его словах во время нашей последней встречи. «Некоторых друзей никем не заменить», — молча подумал я.

— Где Марисса? — спросил я, надеясь отвлечься от этих мыслей.

— Пошла по магазинам, — просто ответил он. — Нам для нашего путешествия нужна сотня разных мелочей.

— Значит, весь дом наш? — дружелюбно сказал я. — Как у пары старых холостяков.

— Едва ли, — заметил он. — Ты не был старым холостяком уже… чёрт, да ты никогда не был старым холостяком! Ты перешёл от юношества прямо к семейной жизни.

— Тут ты меня подловил, — признался я.

Он пожал плечами:

— Прекрати уходить от темы. Они выяснили, кто пытался вас убить?

— Джеймс приказал обыскать дворец сверху до низу, — начал я, — и к тому времени, как с этим закончили, нашли ещё двух сообщников, скрывавшихся в винном погребе, но это не особо нам помогло. Мы всё ещё не уверены, кто был их главной целью.

— Они отказываются говорить? — нахмурился Марк.

Я покачал головой:

— Они приняли яд. Умерли в течение получаса после того, как их поймали.

— Фанатики, — заметил Марк. — Тебе следует быть осторожнее, друг мой.

— Мне кажется, ты поспешил с выводами, — выдвинул я мысль.

— Немногие готовы принять яд.

Я немного подумал:

— Быть может, они предпочли это пыткам.

— А выяснили, как они пробрались во дворец? — спросил он.

— Согласно сенешалю, их всех наняли в качестве гвардейцев в течение прошедшего года. Им не нужно было «пробираться» во дворец, они там работали, — сказал я, передавая новости, услышанные мною от Дориана два дня назад.

— И им всем назначили пост в обеденном зале в один и тот же день? — спросил Марк с любопытством в голосе.

— Конечно нет, — пренебрежительно сказал я. — Как вскоре выяснилось, они убили нескольких гвардейцев, и заняли их места врасписании постов на тот вечер. Тела нашли спрятанными в конюшнях.

— Тебе повезло, что их было лишь шестеро, — сделал наблюдение Марк. — Судя по услышанным мной описаниям, они чуть не убили Уолтэра и Короля Николаса.

Я кивнул:

— Это-то меня и озадачивает до сих пор. Почему все шестеро не напали на нас в обеденном зале? Туда пришли лишь четверо, в то время как двух остальных нашли скрывающимися в подвале.

Марк уставился на меня в ответ:

— Ты прав. Если они не участвовали в нападении, то зачем вообще прятаться? Они могли совершить вторую попытку позже. Никто же не мог знать, что они были сообщниками убийц из обеденного зала.

Что-то защекотало на задворках моего сознания, но я не мог точно сказать, что именно, и после нескольких минут раздумий решил поволноваться об этом позже. Моему разуму часто требовалось время, чтобы проработать какие-то вещи на заднем плане, прежде чем представить мне через несколько дней полностью сформированную мысль.

— Кстати говоря, я пришёл спросить тебя о твоей книге, — внезапно сказал я.

Марк прищурился на меня:

— Ты это говоришь так, будто у тебя есть какая-то цель.

Я улыбнулся:

— Есть. Думаю, я кое-что понял, — сказал я. За последние несколько лет мы с Марком начали проводить подробные дискуссии относительно природы магии. Я поделился с ним своими наблюдениями о работе магии, уордов, рун, чар, и о том, как они соотносились с языком и мыслью. Марк, со своей стороны, уже имел немало опыта взаимодействия с магией, пока был занят своей богиней, или, точнее, бывшей богиней. Его первоначальный поиск методов борьбы с богами оказался тщетным, но в ходе наших бесед он решил собрать наши наблюдения в один том — руководство для тех, кто мог когда-нибудь пойти по нашим стопам, интересуясь природой магии.

Поначалу я высмеял эту идею, но почитав первые несколько глав, и сравнив их с тем, что я узнал из других источников, я легко смог определить, что он мог предложить нечто ценное. Квинтэссенция нашего с трудом добытого опыта, изложенная простым языком, могла быть и не нужна нам самим, но когда-нибудь она будет бесценна для других.

— Пожалуйста, говори, — подтолкнул он меня.

— Перед нападением я помогал твоему отцу, устроив Королю Николасу экскурсию по Мировой Дороге, и пока мы были там, он задал ряд вопросов. Когда я отвечал на один из них, на меня снизошло озарение.

— Что вы обсуждали? — спросил он.

— Чары, а точнее — причины, по которым те не требуют постоянного вливания энергии, — сказал я сосредоточенно подавшись вперёд.

— В прошлом ты утверждал, что рунная структура была надлежащим образом сбалансирована, чтобы хранить магию без потерь.

Я кивнул:

— Говорил, но пока я снова пересказывал это Николасу, я увидел это под другим углом. Магия работает в четырёх измерениях, трёх пространственных и одном временном, верно?

— Да, но…

— Нет. Слушай, — перебил я. — Геометрия рун выстроена в точности для того, чтобы изолировать магию относительно четвёртого измерения. Хотя в это могут быть вовлечены некоторые ограничения, по практическим соображениям, относительно трёх пространственных измерений… этой структурой особенно точно контролируется именно четвёртое измерение, время.

Мой друг был одним из самых умных из известных мне людей, но даже его брови хмурились после белиберды, которую я ему только что выдал.

— Подожди, чего? — осмысленно выдал он.

Я запустил руку в свой особый мешок на поясе, и вытащил свой посох. Это были одни из самых первых сотворённых мною чар, и во многих смыслах — самыми простыми.

— Ладно, мы об этом уже говорили, — начал я, — но в посох вдоль деревянного древка встроены чары под названием «рунный канал».

Он махнул на меня рукой:

— Я помню… и что с того?

— В рунном канале есть структура, которая позволяет магии фокусироваться вдоль древка, для целей, которые мы уже обсуждали. Для этого руны построены в структуру, напоминающую пустотелую трубку, которая ограничивает магию в двух физических, или пространственных, измерениях, верно?

Он коротко кивнул.

— Но структура делает и нечто большее, — добавил я. — Она также полностью контролирует магию в четвёртом измерении, времени.

— Нет, не контролирует, — возразил Марк. — Как только ты направляешь линию сфокусированной силы через этот посох, она попадает во что-то, и рассеивается. Она не остаётся навечно.

— Туше, — ответил я, — но ты упустил главное. Магия, находящаяся внутри рун посоха, не рассеивается. Направленный вдоль канала эйсар также становится временно неподвижным вдоль временной оси, пока не вступает во взаимодействие с чем-нибудь другим.

Марк выглядел сомневающимся.

— Возможно, посох был плохим примером, — признал я. — Но мне это пришло в голову из-за шиггрэс. В прошлом они оказались почти полностью неуязвимы для обычной магии, кроме той, что была направлена через нечто вроде моего посоха. Теперь я понял, почему… потому что магия временно неподвижна вдоль временной оси.

— Дай мне другую метафору, — сказал Марк.

Я немного подумал.

— А! — наконец воскликнул я. — Чары стазиса!

— Те, которые поддерживали Мойру живой более тысячи лет? — ответил он.

— Да. В случае с чарами стазиса, магия не просто изолируется вдоль временной оси, чтобы сохранить физический эффект в трёх пространственных измерениях — сами чары построены так, чтобы полностью эксплуатировать этот эффект в некоторой заранее обозначенной области. В дом случае чары были выстроены так, чтобы область размером с колыбель была полностью в пределах пространства, отсечённого от обычного времени, — объяснил я. — Обычные чары всё время так делают — они просто не влияют на временную ось ни для чего кроме себя самих.

На лице Марка отразилось понимание, когда до него дошло.

— Мы можем сделать то же самое для тебя, — добавил я.

— Что?

— Я начинаю понимать гораздо больше. Ты слышал про Уолтэра, верно? Он был не просто ранен, Марк. Он был мёртв. Ну, должен признать, что он только едва успел умереть, и его дух всё ещё был там, но даже так, я смог починить его тело и удержать его там, пока не воссоединил его с этим самым телом. Возможно, есть способ сотворить нечто подобное для тебя, — сказал я с каким-то отчаянным рвением в словах.

— Какое это имеет отношение к чарам стазиса? — спросил Марк.

— Я могу создать их для тебя… чтобы остановить твоё угасание на срок достаточный, чтобы я мог придумать, как починить то, что это угасание вызывает.

Он засмеялся:

— Так ты хочешь положить меня в кладовую, как солёное сало, с намерением оживить меня позже?

— Ну, я не стал бы именно такими словами это описывать, но… да, — признался я.

Выражение в его взгляде было отнюдь не весёлым, несмотря на характер его слов. Марк шагнул ближе, и снова обнял меня:

— Прости, брат, но — нет.

У меня на глазах проступили слёзы, хотя я понятия не имел, как они появились столь быстро.

— Почему!? — потребовал я. Я отказывался обнимать его в ответ.

Оттолкнув меня на расстояние вытянутой руки, он внимательно на меня посмотрел:

— Моя болезнь — это не вопрос повреждённого тела или отсоединённого духа. Сам источник моей жизни угасает подобно атрофирующимся мышцам старого человека. Это не исправить, по крайней мере — с помощью того, о чём ты до сих пор мне рассказывал.

По логике я был с ним согласен, но я всё ещё надеялся, что смогу позже найти способ:

— Ты будто стремишься умереть.

— Я устал, Мордэкай, и ничего на самом деле не изменилось с момента нашего уговора все эти годы назад. Теперь, когда мы уже не властны над ситуацией, я бы предпочёл принять её с достоинством, — серьёзно сказал он.

— Интересно, как что на этот счёт думает Марисса, — спросил я вслух. — Быть может, нам следует включить её в эту дискуссию.

— Интересно, как ты отнесёшься к разбитой губе и сломанному носу, — язвительно ответил Марк. Конечно, угроза была пустой, учитывая мои щиты, но голос его звучал разозлённым.

Внезапно желание спорить покинуло меня, и я наконец обнял его в ответ.

— Иногда я тебя ненавижу, — сказал я ему.

Я почувствовал его улыбку, хотя его голова была у меня на плече.

— Я тоже тебя ненавижу, брат, — отозвался он. Мы оба вспомнили окончание давнишней ссоры между Пенни и мной, когда мы все признались друг другу в ненависти/любви. Миг спустя от отпустил меня, и мы отступили друг от друга. — Однако у меня есть для тебя один последний вопрос, — сказал он.

— Какой? — с любопытством спросил я.

— Я что-нибудь могу для тебя сделать? Что угодно… — сказал он искренним тоном. — Мы уезжаем менее чем через неделю, потому я хотел удостовериться. Если тебе что-нибудь нужно, что я могу тебе дать, то говори сейчас.

Я силился сохранить своё хладнокровие, улыбаясь:

— Ты идиот. Я теперь Герцог, и волшебник, и у меня есть всё, что может пожелать человек… дом, дети, Пенни. Я в порядке. Единственное, что я бы предпочёл — это чтобы ты остался.

— Это — единственное, что я не в силах сделать. Мне нужно увезти Мариссу обратно к её семье. Ты уверен, что тебе больше ничего не нужно?

— Нет, — просто сказал я. — А как насчёт тебя? Разве тебе не понадобятся деньги для этой поездки?

— Ты её уже оплатил, — ухмыльнулся он.

— Что… а, не важно, я не хочу знать, — с некоторым раздражением сказал я. — А вообще, есть одна вещь, с которой ты мог бы мне помочь, — вдруг вспомнил я.

— Х-м-м?

— На днях, когда ты показал мне «Первое Соглашение», договор между людьми и Ши'Хар, я был не до конца честен с тобой, — заявил я.

— Это я уже знал, — сказал он. — Ты готов поговорить?

— В тот день во мне что-то пробудилось, — сказал я ему. — Будто я прожил другую жизнь, полностью забытую, до того мига. Будто я был двумя разными людьми, — сказал я, силясь объясниться.

— И кто был этот другой человек?

— Я не знаю, — признался я.

— Что?!

— Ну, я знаю… где-то, но я пока не позволил себе на это посмотреть, — сказал я.

Он вздохнул:

— Почему нет?

— Там что-то тёмное, Марк. Кем бы ни был этот другой человек, что бы он ни сделал, являлся ли он мной, или кем-то другим… он совершил что-то ужасное, что-то настолько отвратительное, что я не могу выдержать, когда смотрю на это напрямую… по крайней мере — пока, — наконец произнёс я слова, которые держал в себе, и у меня по спине пробежала дрожь.

Марк внезапно тихо засмеялся:

— Что-то, чему не можешь взглянуть в лицо ты, Морт? Сомневаюсь. После всего того, что ты сделал, я не думаю, что какой-то любитель сможет с тобой сравниться.

— Что ты имеешь ввиду?

— Война с Гододдином, — сказал он. Марк имел ввиду тридцать тысяч человек, которых я убил, чтобы закончить ту войну.

Я зыркнул на него:

— Это было самым ужасным преступлением, какое я когда-либо совершал, убийство этих людей, и ты превращаешь это в шутку?

— В том и смысл, — объяснил он. — Ты это сделал, и это не было убийством, это было необходимостью… Нет, я не собираюсь спорить с тобой об этом! — махнул он руками, чтобы не дать мне прервать его: — Суть в том, что ты уже сделал то, что считаешь наихудшим деянием, какое только можешь вообразить. Чем с этим может сравниться память этого незнакомца?

Довод был справедливым, поэтому я потратил немного времени, обдумывая его, а затем позволил себе мельком глянуть на эмоции, жившие в той чужой памяти. По сравнению с моими собственными их легко было различить. Сглотнув, я посмотрел на него:

— Там — хуже… чтобы это ни было… оно — гораздо хуже.

Лицо Марка вытянулось… он готов был поспорить, что его довод меня подбодрит:

— Чёрт… правда? Так что это?

Я покачал головой:

— Я не знаю, и я не могу на это смотреть, только не сейчас.

— Тогда почему ты вообще поднял эту тему? — напрямик сказал он.

Маркус всегда умел добраться до сути вопроса.

— Мне нужен твой совет. Я пытаюсь подойти к этому логично, снаружи, прежде чем погрузиться в то, что, похоже, является пучиной болезненных воспоминаний, — объяснил я.

— Наиболее быстрый ответ, вероятно, придёт, если ты взглянешь в лицо тому, что пылится на задворках твоего сознания, — заметил он.

— Боюсь, что после этого я уже не буду собой.

— Это просто глупо. Ты — это ты… и ничто этого не изменит. Что бы ни было в этих воспоминаниях, они — от кого-то другого, — сказал он с уверенностью, которой мне хотелось бы подражать.

— Как ты можешь быть уверенным?

— Я вырос вместе с тобой, если это хоть что-то значит. Так получилось, что я знаю, что ты не совершил никаких ужасных злодеяний, пока мы были детьми. Что бы ни было в твоей голове, оно пришло откуда-то ещё… либо с помощью магии, либо как побочный эффект твоей магии.

Я не мог представить, что это было побочным эффектом, но я ухватился за другую возможность:

— Ты имеешь ввиду, что кто-то мог вживить в меня эти воспоминания? — спросил я. Это было привлекательной мыслью, особенно если она избавляла меня от вины за то, что крылось в знании на задворках моего разума. — Как и когда это могло случиться?

— Быть может, заклинание, которое на тебя наложил твой отец? — предложил он.

— Мне трудно вообразить отца, делающего такое со своим ребёнком, — сказал я.

Марк пожал плечами:

— Некоторые люди не обладают такой же совестью, как у тебя.

— Реинкарнацию было бы проще принять, — ответил я.

— Пытаешься забрать вину себе? — ответил Марк. — Если бы реинкарнации были реальны, то были бы другие люди, жаловавшиеся на свои всплывающие воспоминания.

— Если только воспоминания не переносятся из одной жизни в другую, — парировал я.

— Опять же… откуда тогда появились эти воспоминания? И перестань пытаться найти какой-то способ взять на на себя вину за то, что в этой памяти — она не твоя, — сказал Марк.

— Ну, теория с заклинанием не имеет смысла, — заявил я, — поскольку воспоминания относятся к периоду времени, который, должно быть, удалён на пару тысяч лет… так что мой отец не мог такое заклинание наложить.

— Если только он сам не получил его откуда-то, — сделал наблюдение Марк.

— Или, быть может, это что-то вроде памяти крови, вроде унаследованного заклинания… или проклятья, — сказал я внезапно, а потом понял. Волосы у меня на руках и на загривке встали дыбом, и меня окатил холодный пот. «Рок Иллэниэла… нет… Обещание Иллэниэла… это — его часть».

— Ты в порядке, Морт? — спросил Марк с выражением озабоченности на лице. — Ты выглядишь так, будто увидел призрака.

«Или я ношу призрака с собой…»

— Нет, я в порядке, — медленно сказал я. — Но я думаю, что теперь я это нащупал.

— Что нащупал?

— Рок Иллэниэла… он — часть меня… часть этих воспоминаний. Нет, не так… он где-то в другом месте… — ответил я. «Внизу, за каменной дверью… под домом».

— Перестань говорить загадками, и выкладывай! — прозвучал полный фрустрации голос Марка.

Я закрыл глаза, крепко зажмурившись. Я не мог это сделать. Я не мог на это смотреть, пока не мог.

— Нет…. Прости, Марк. Придётся этому подождать.

Марк с силой выдохнул:

— Какого чёрта?! Теперь я вижу, почему вы с Пенни так много ссорились в начале. С тобой, наверное, очень приятно иметь дело, — отпустил он полный сарказма комментарий.

— Если позволишь мне поместить тебя в стазис, то я с радостью объясню тебе всё это позже, когда разберусь со своими внутренними проблемами, — с циничной улыбкой предложил я.

— Ты так делал Пенелопе предложение? — парировал Марк. — Я уже отказал тебе.

— Тогда ты, возможно, никогда не узнаешь ответ, — поддел я с юмором, который не до конца отражался в моих глазах.

— Тогда я вернусь, чтобы мучить тебя после смерти, — ответил он.

«Уверен, что вернёшься».

Глава 11

Покинув Марка, я пошёл повидать Джеймса. Понятное дело, Король волновался обо мне после попытки убийства во дворце — частично потому, что мы были родственниками, а частично потому, что без меня фундамент его власти был бы гораздо менее прочным. «А вот это несправедливо», — упрекнул я себя. «Этот человек помог тебя вырастить, не позволяй политике затуманить своё мнение».

Дворцовая стража была заметно более формальной. События недельной давности стали встряской для всех, и были приняты новые меры, чтобы убедиться, что среди стражи больше не было тайных убийц. За ними стали тщательнее наблюдать, особенно за теми, кого приняли на службу в течение последних двух лет, но пока что это ничего не дало.

— Рад видеть, что ты поправился, — сказал Джеймс, когда меня пустили к нему.

Я опустил взгляд, нарочно осматривая себя:

— У меня, похоже, все пальцы рук и ног ещё на месте, Ваше Величество. А как ваши дела?

Джеймс хмыкнул:

— Ха! Да я сам себя ранил больше, чем сумел тот убийца — ушиб ногу, когда пинком сшибал прочь стул.

Я засмеялся:

— Именно такие мелочи никогда не упоминаются в романах и приключенческих историях.

— В этих историях все моложе. Мужчинам моего возраста не полагается нападать на мебель и сражаться с убийцами, — подал мысль Джеймс.

— Едва ли вас можно назвать старым, — парировал я.

Джеймсу было за пятьдесят, и он всё ещё был весьма крепок.

— Тебе легко говорить, — ответил Джеймс. — Как дела у Уолтэра?

— Всё ещё поправляется, но я думаю, что с ним всё будет в порядке, — ответил я.

Король улыбнулся:

— Николас был весьма очарован Элэйн, но теперь только и говорит, что о твоей жене. Он называет её «ангелом спасения». Бедняга Барнабас наверняка сгорает от стыда, зная, что их обоих спасла женщина.

— Он действовал храбро, подставив себя под удар того меча. Ему нечего стыдиться, — мгновенно ответил я.

— Некоторые мужчины смотрят на рыцарство иначе.

— Ему придётся с этим смириться, — сказал я. «Иначе я расскажу Пенни, и позволю ей вправить ему мозги».

— Не пойми неправильно, — сказал Джеймс. — Он — не деревенщина. Он благодарен… просто ещё и слегка пристыжен.

— Кстати говоря… мне следует попросить у Николаса прощения за свои слова. Я не собирался с ним спорить. Думаю, я просто был немного слишком чувствительным к этой теме.

— Он уезжает завтра. Я думал о том, чтобы предложить ему твои услуги по переносу его самого и его людей в Ланкастер, чтобы укоротить его путь… — предложил Джеймс.

— В Замок Камерон, — поправил я. — Он может провести вечер с нами, и, быть может, я смогу завоевать его нашим гостеприимством.

— Так даже лучше, — сказал Джеймс.

* * *

— Ты исчез, как блудный кот, а потом снова объявился, и ты принёс мне вот это? — осведомилась слегка раздражённая моим исчезновением Пенни. Под «вот этим» она имела ввиду моё объявление о том, что Король Гододдина проведёт с нами вечер.

— Ты сравниваешь Короля Николаса с мёртвой птицей или ящерицей? — сказал я, растягивая её аналогию немного дальше.

Она проигнорировала мою остроумную ремарку:

— Ты хоть знаешь, сколько нужно сделать, прежде чем мы сможем принять здесь особу королевской крови?

Вообще-то, я хорошо это представлял, но прикинулся невеждой:

— Просто махни руками, дорогая моя, и весь замок подскочит по твоему приказу.

— Удачи тебе с детьми, — с кривой ухмылкой ответила Пенни.

— Чего-чего?

— Если я должна организовывать это место для королевского визита, то у меня не будет времени управляться с детьми весь остаток дня.

— Но мне нужно проверить, как идут дел… — начал я.

— Это можно отложить на другой день, — перебила она.

— Где Лилли? — спросил я. Её я пока не видел. Обычно она была под рукой, чтобы помогать с детьми.

Пенни передала мне малышку Айрин. Как обычно, её большие голубые глаза сосредоточились на моей бороде, а её цепкие ручки пытались её выщипать.

— Лилли сегодня заболела. Ты будешь сам по себе. Но не волнуйся — я заскочу через несколько часов, чтобы её покормить.

Мне было совершенно удобно с нашими старшими детьми, и младенцев я не боялся, но управиться сразу с тремя и с Айрин мне было сложно.

— Может быть, Роуз свободна… — подал я мысль.

— Она занята, помогая мне. Может быть, Дориан сжалится над тобой.

В конце концов я вызвался взвалить на себя эту обязанность без поддержки со стороны, скорее из гордости, чем по какой-либо иной причине. Мы, по сути, прошли через одновременное обращение с двумя младенцами годы назад, поэтому я был хорошо знаком с более грязной стороной малышей… на самом деле, имея помощь Мойры и Мэттью в приглядывании за Коналлом, я мог уделять маленькой Айрин много внимания.

По крайней мере, таков был план… пока Дориан не объявился час спустя, ведя за собой Грэма.

— Пришёл на цирк посмотреть? — спросил я его с ухмылкой, открыв дверь.

Он немного робко посмотрел на меня:

— Вообще-то, я пришёл попросить тебя об услуге.

— Какой именно?

— Твоя жена украла Роуз для своих проектов, а мне надо начинать готовить меры безопасности на завтра, если Король Николас действительно будет у нас… — он бросил взгляд вниз, вдоль своей руки, на своего сына, а потом снова посмотрел на меня.

С этого момента мой день фактически закончился. Близнецы уже прыгали от возбуждения, когда Грэм покинул своего отца, и начали с ним болтать. В целом, внесение лишнего ребёнка полностью нарушило баланс, и мне теперь пришлось приглядывать за Коналлом… более старшие дети не будут за ним смотреть.

Моё предсказание сбылось в точности. Хорошей стороной присутствия Грэма было то, что все трое старших детей ушли играть наружу. Хотя наш дом был соединён с Замком Камерон, на самом деле он был расположен в живописной горной долине посреди Элентиров, в месте настолько удалённом, что я сомневался, что хоть кто-то вообще бывал здесь до того, как мы построили тут наш тайный дом. Коналл остался внутри со мной, пока я заботился об Айрин, и я не мог не восхититься его поведением — немногих детей так легко ублажить в трёхлетнем возрасте, как его.

Где-то через час я сумел уложить Айрин поспать, и это позволило мне более полным образом сосредоточить внимание на Коналле. Я редко бывал с ним наедине, поэтому я постарался получить как можно больше удовольствия от совместного с ним строительства всяких вещей с помощью его широкого набора деревянных кубиков. Но, по правде говоря, мне было ужасно скучно. К счастью, Коналл, похоже, не заметил моё отсутствие энтузиазма.

Это умиротворение долго не продержалось. Вернулись Мэттью и Грэм, Мойра шла за ними по пятам. Рядом с лугом они встретили какую-то совершенно новую форму ящерицы, и, после множества героических попыток, сумели её поймать. Они ворвались в ясли со спокойствием и умиротворением оползня, крича, и размахивая передо мной своей добычей. Айрин сразу же проснулась, и заплакала.

Я почувствовал, как у меня между ушей зародилась головная боль, но из-за шума было трудно в этом убедиться. Я заорал «тихо!», чтобы дать себе короткую передышку, и проверить, была ли головная боль воображаемой. Ага, у меня определённо разболелась голова. На миг трое детей уставились на меня в полной тишине, в то время как Коналл пристально глазел на принесённую ими ящерицу. Несколько секунд спустя они снова загомонили.

— Киртос, — резко сказал я, и на комнату опустились тишина, когда Мэттью, Мойра и Грэм обнаружили, что больше не могут говорить. Я взял Айрин на руки, и начал укачивать её, в то время как Коналл забрал ящерицу из нисколько не сопротивлявшихся пальцев Мэттью.

Все трое глазели на меня, тщетно шевеля губами. Я подмигнул им, воркуя над Айрин, пытаясь её успокоить:

— Ну, ну… — тихо сказал я, — такое бывает только с шумными детьми. Ты слишком милая, чтобы тебя околдовывать.

Что-то из этого сработало — Айрин перестала плакать, и пристально смотрела на меня.

— Спаиба, — сказал Коналл своему брату, поглаживая ящерицу по голове.

Через минуту я посмотрел на них, и ощутил мимолётный укол вины. Мойра запустила пальцы в рот, пытаясь найти источник своего голосового паралича, в то время как Грэм угрюмо сидел в углу, глядя на одну из игрушек Коналла. Мэттью же смотрел прямо на меня своими голубыми глазами, на которые начали наворачиваться слёзы. Я предал его.

— Келтис, — сказу же сказал я. — Вы трое готовы вести себя прилично? — спросил я, используя тон, скрывавший моё чувство вины. Я давным-давно научился никогда не показывать слабость перед лицом местных жителей… иначе они это почуют, и разорвут тебя на куски… или что-то в этом роде.

Мэттью первым медленно кивнул «да», и от выражения у него на лице мне захотелось его крепко обнять, и попросить прощения, хотя я и удержался от этого порыва — Мойра же, в отличие от него, просто спросила:

— Как ты это сделал?

— Магия, — сказал я, давая ответ, которого обычно хватало, чтобы завершить почти любые разговоры. Однако сегодня на меня снизошло озарение. — Кстати говоря, я знаю заклинание получше, которое не заставляет вас молчать, но которое работает только тогда, когда вы молчите, — сказал я им.

Мэттью не клюнул на это, но он вполне мог осознать, что я пытался вернуть себе его расположение. Лицо Мойры зажглось любопытством, хотя первым заговорил Грэм:

— Как это — получше?

Я с энтузиазмом осклабился:

— Оно делает тебя лёгким как пёрышко, но только покуда ты молчишь. Хочешь попробовать?

Он подозрительно посмотрел на меня, но, к счастью, Коналл вызвался добровольцем:

— Я хочу! — с ангельским выражением лица воскликнул он. Я бросил взгляд на остальных детей, чтобы убедиться, что их полное внимание приковано ко мне, а затем положил ладонь ему на макушку, и нараспев произнёс несколько слов на лайсианском. Это простое заклинание я уже использовал в разных вариациях за прошедшие годы. Его основным эффектом было, по сути, снижение общей массы объекта, и когда я говорю «массы», я имею ввиду «массу», а не просто вес. Инерция и импульс уменьшались вместе со снижением массы, Дориан жаловался на этот эффект, когда носил свою первую, облегчённую, зачарованную кольчугу. Позже я создал гораздо более сложную систему для латной брони, которую я сделал Рыцарям Камня, но для того, что я придумал детям, это заклинание было идеальным.

Убрав ладонь, я внимательно посмотрел на него:

— Чувствуешь перемены?

Кивнув, Коналл шагнул назад, и сразу же подскочил вверх на несколько футов. Его первой реакцией на это было испустить возглас от восторга и неожиданности, и когда он это сделал, я молча подправил заклинание, чтобы сделать его тяжелее. В обычной ситуации манипулирование магией без слов требовало больше энергии из-за снижения эффективности, и здесь это тоже было справедливо. Однако количество требуемого эйсара, по сравнению с моей собственной силой, было таким, что я легко мог себе позволить делать это невербальным образом. Это также не давало близнецам осознать, что я намеренно изменял эффект заклинания.

— Видишь!? Ты был лёгким как пёрышко, пока не закричал, — сделал я умное наблюдение. Я видел, как на их лицах отразилось понимание, и внутренне улыбнулся. «Это будет самой лучшей тихой игрой всех времён и народов», — подумал я про себя.

Довольно скоро я заколдовал каждого из них так, чтобы они могли легко скакать по комнате, почти паря, будто были не тяжелее мыльных пузырей. Сперва я пристально наблюдал за ними, делая их тяжелее, если они говорили или шумели, прежде чем вернуть им почти полную невесомость, если они какое-то время вели себя тихо. Не приходится говорить, что мой план сработал великолепно, и вскоре они все были совершенно тихими, улыбаясь, и отталкиваясь от пола и стен, без усилия летая от одной стороны комнаты к другой.

Айрин хихикала у меня на руках, наблюдая за тем, как её братья, сестра и Грэм кувыркаются в воздухе. Поскольку она казалась весьма довольной, я положил её в колыбель, чтобы она могла за ними наблюдать, а сам сел в кресло-качалку Пенни. Я уже успел забыть, каким удобным оно могло быть благодаря своим мягким подлокотникам и сидению.

В какой-то момент, не успев этого осознать, я заснул. Возня с юными детьми отнимала немало энергии, и было весьма приятно подремать, пока они играли вокруг меня в яслях. Я уже предупредил их, чтобы они не покидали комнату, и казалось, что в своём невесомом состоянии они едва ли смогут нанести какой-то вред. Склонив подбородок на грудь, я дремал, и мне снились солнечные дни и более простые времена.

— Какого чёрта!? — громко воскликнула Пенелопа, заставив меня резко проснуться. Моё сердце учащённо забилось в ответ на её внезапный вскрик, и мой взгляд силился сфокусироваться на ней, стоящей в дверном проёме. На меня накатил прилив адреналина, и я увидел, что её взгляд был сфокусирован выше, где Мэттью и Мойра плыли у меня над головой, держа между собой малышку Айрин.

— Мама! — возбуждённо воскликнула Мойра, и потеряла хватку на своей младшей сестре, из-за чего Мэттью и Айрин неуклюже кувыркнулись, в то время как Мойра поплыла в другом направлении. Айрин всё ещё имела свой полный вес, и хотя её брат храбро боролся, он тоже не смог её удержать.

Глядя вверх в шоке и удивлении, я поймал свою хихикающую дочку, когда та упала. Подхват был порождением исключительно рефлексов и родительской удачи, ибо сам я был совершенно к этому не готов. Моё лицо было воплощением недоумения, когда я посмотрел Пенни в глаза.

— Я могу объяснить, — сразу же выдал я, заикаясь.

Как выяснилось, моё объяснение было не особо впечатляющим, или, по крайней мере, такое у меня сложилось впечатление, основанное на неодобрительном взгляде Пенни. Делу не помогал тот факт, что дети всё ещё скакали вокруг нас, пока мы говорили. Махнув рукой, я отменил наложенное на них заклинание.

По комнате прокатилось единодушное «ну-у-у-у».

— Идите играть снаружи, — сказала им Пенни, игнорируя их подавленный тон, — и заберите с собой Коналла, — добавила она. Мы посмотрели, как они вышли из комнаты, и, когда за ними закрылась дверь, она перевела взгляд на меня: — Поверить не могу.

— Я не собирался засыпать… — начал я, но она почти сразу же меня прервала.

— Дело не в этом, Морт. Мы оба — люди. Как думаешь, сколько раз я почти упускала что-то? Я ведь тоже устаю. Дело в твоём обещании не использовать магию на детях, — объяснила она.

— Я не думаю, что это на самом деле считается. Я просто уменьшил их массу, чтобы они могли прыгать по комнате, — с некоторым облегчением ответил я. Я-то думал, что она будет больше расстроена падением нашей дочки.

Она уставилась на меня, открыв рот:

— Не считается? Тебя что, в детстве роняли головой об пол… как это чуть не случилось с нашей дочерью? Наши дети порхали по комнате как бабочки! Как это можно не считать применением на них магии?

Очевидно, я слишком поспешил, сочтя, что она не обратила внимание на ту часть инцидента, где наша дочка падала. Я решил не останавливаться:

— Когда мы обсуждали вопрос магии, мы согласились, что не будем подвергать их никакой потенциально опасной магии, — парировал я. — Это опасным не было, за возможным исключением падения Айрин после того, как я задремал.

— Откуда ты знаешь? Кто-нибудь вообще знает? Никто понятия не имеет, какие долговременные эффекты у магии могут быть. Поэтому-то мы и согласились, что ты не будешь использовать на детях никакую магию, пока они хотя бы не повзрослеют, — с некоторым раздражением сказала она.

Тем не менее, я помнил тот наш разговор несколько иначе:

— Погоди, Пенни, прежде чем ты зайдёшь слишком далеко. Мы согласились, что не подвергнем наших детей никакой вредной магии, а не будем укрывать их от вообще всей магии. Ты действительно думаешь, что я бы сделал с ними нечто действительно опасное?

— Ты не всегда знаешь, что будет опасным, а что — нет!

Сон привёл меня в хорошее настроение для дискуссии:

— Приведи пример, — парировал я.

— Помнишь камни, которые ты использовал, чтобы «вывести из строя» людей, устроивших нам засаду на дороге? — мгновенно отозвалась она.

Я вздрогнул, вспомнив это, и увидел, как в её взгляде промелькнула вина, когда она об этом эпизоде упомянула. Несколько лет назад я создал заклинание, посылавшее камешки в полёт точно в головы врагов. Я намеревался их оглушить, но реальность оказалась совсем иной. Мои камни били с такой силой, которой хватало, чтобы размозжить им черепа. Позже я продолжил использовать это заклинание, но лишь когда мне нужно было смертельное оружие. Та первая ошибка была одной из нескольких, которые до сих пор не давали мне покоя.

— Это нечестно, Пенни, — предупредил я.

— К чёрту честность! Дело в наших детях, Морт. Одна ошибка — и мы можем стать бывшими родителями. Насколько «честно» это будет? — гневно сказала она, прежде чем ответить: — Назови мне одно применение магии, которое ты считаешь полностью безвредным.

— Лечение, — мгновенно отозвался я.

— Маркус, — ответила она одним словом.

Я уже давно поделился с ней эффектом, который на Маркуса оказала Миллисэнт, избрав его своим аватаром, хотя я всё ещё не рассказал ей более свежие новости… что эффект мог быть фатальным. Я почему-то не думал, что это подкрепит мои доводы.

— Его зависимость была результатом злоупотребления богини, а не самого акта исцеления, — ответил я.

После этого разговор пошёл под откос, и наконец мы были вынуждены объявить перемирие, основным условием которого было моё согласие больше не использовать магию на нашем потомстве. Я нехотя согласился, но всё ещё злился на этот счёт, когда мы легли спать тем вечером.

Возможно, именно поэтому я несколько часов не мог заснуть. Либо это, либо я слишком долго дремал днём. Какова бы ни была тому причина, я вертелся и ворочался несколько часов, прежде чем погрузился в неспокойную дрёму. Мои сны ни коим образом не улучшили ситуацию.

* * *

Я сидел на массивном боевом коне, глядя на мрачный, тягостный ландшафт. Небо было тёмным, и на нём было много облаков, которые выглядели готовыми разродиться дождём, но дождя не было. Мне в лицо хлестал порывистый ветер, а небо темнело всё больше и больше. Пока я смотрел на него, грозовые тучи росли в размере, и полностью покрыли небо, погрузив землю во тьму, освещаемую лишь светом от самих облаков, и вспыхивавшими время от времени молниями.

Мне не приходило в голову задуматься о том, где я был — я каким-то образом уже это знал. Это были пограничные земли… пространство между наши миром и другим. Область стыка мира людей и остальным… чем бы оно там ни было. Даже во сне я не был уверен, что ещё может существовать вовне.

Что было действительно необычным, так это погода. Это место обычно было полностью лишено чего бы то ни было кроме голых скал и безжалостного ветра. Гром и молния, не говоря уже о тучах, были здесь необычными и незваными гостями. «Что-то происходит», — подумал я, — «миры вот-вот столкнутся».

Погода была вестником чего-то зловещего. Это я чувствовал, до мозга костей, и электрическое напряжение в воздухе заставляло ныть корни моих зубов. Я наблюдал и ждал, ибо не мог придумать, что ещё мне делать. Мне не были доступны никакие иные курсы действий. Я мог лишь наблюдать… и ждать.

После казалось бы неопределённого ожидания я ощутил, и увидел, как небо треснуло. Перед этим уже чёрное небо потемнело, затем вспыхнул громоподобный свет, и ревущий звук, напомнивший мне о громе, но бывший на него совершенно непохожим. Это был звук реальности, которую насильно рвут. После этого ужасного звука и сопровождавшего его света я ощутил прохождение трёх невероятных существ. Они были настолько могущественны и велики, что я не мог не поразиться и удивиться, лишившись дара речи.

Глубоко внутри мои первобытные инстинкты подталкивали меня спешиться, преклонить колена, или даже лечь лицом вниз, настолько велики были силы, что я ощутил. То были боги, и хотя они, наверное, даже не осознавали моего присутствия вдалеке, мой примитивный задний мозг продолжал лопотать в безумном страхе. Я проигнорировал его, и вскоре моя упрямая природа и более рациональный передний мозг заткнули примитивную эмоцию.

Когда мой рассудок снова заработал, я обратил более пристальное внимание на информацию, которую мне передавали мои чувства. В мире был прорван разлом, и трое существ огромной мощи прошли через него, но они не задержались. На самом деле, они двигались с поспешностью, которая заставила меня задуматься. Разлом остался открытым позади них, хотя ему уже следовало закрыться. Такие вещи были неестественными, и не могли поддерживать своё существование, когда из них извлекалась создававшая их сила.

На меня накатило холодное ощущение, и одновременно с этим воздух замер, когда бесконечный хищный ветер пограничья полностью остановился. В течение этой тяжёлой паузы лившийся из разлома свет потах, когда что-то тёмное заслонило отверстие, что-то зловещее. Из разлома в реальности потекла какая-то тёмная сила, и по мере её появления я ощутил, как моя кожа покрылась испариной. Эта сила была выше тех, что недавно прошли здесь, и в то время как те были светлыми и безразличными, эта сила была без всякого сомнения злонамеренной.

Глазея, я увидел, как тёмная масса повернулась, и я каким-то образом ощутил, что она меняет своё положение, чтобы обратиться ко мне лицом. Появился огромный глаз, и я почувствовал себя крохотным под его взглядом… страх пронзил меня, когда я осознал, что оно меня видит. Оно знало обо мне. «Мал'горос!».

Сев в кровати, я обнаружил, что продрог и тяжело дышу, будто я бежал целую милю, а потом был облит прохладной водой. Мой сон всё ещё ясно стоял у меня в голове, и, что хуже, я был уверен, что это было нечто большее, чем просто ночной кошмар. Мои уши уловили звук натужного дыхания, и я осознал, что Пенни извивалась на кровати рядом со мной. Её тело сворачивалось, и боролось с одеялом, которое она накрутила на себя. «Это объясняет, почему мне холодно».

Но эта мысль едва мелькнула у меня в голове, жена меня волновала больше. Её глаза открылись, и она уставилась в потолок застывшим взглядом, будто то, во что упёрся её взгляд, парализовало её страхом.

— Проснись, — сказал я, положив ладонь ей на плечо.

Заволновавшись, я начал трясти её, надеясь пробудить её ото сна, когда случилось нечто небывалое. Её взгляд направился на меня, фокусируясь, а её губы двинулись:

— Не надо.

— Ты проснулась? — спросил я.

Её голос звучал странно.

— Нет, но если продолжишь трясти, то проснусь. Не делай этого, Морт. Позволь мне договорить с ней, — закончила она, и закрыла глаза.

— С кем договорить?

— С Пенелопой из настоящего, — тихо ответила она.

Ну, этот ответ меня ошарашил. Я-то думал, что это я говорил с Пенелопой из настоящего, что бы это ни значило. Её тело перестало метаться, и успокоилось, так что я, по крайней мере, почувствовал себя лучше. До того момента, когда её губы начали двигаться, в то время как она бубнила себе что-то тихо под нос, недостаточно ясно, чтобы я мог понять. За прошедшие годы у Пенни было некоторое количество важных видений, и немало менее важных, но они никогда не были вот такими. В большинстве случаев она обмякала, замирала, или будто теряла сознание. Раз или два она начинала трястись, но сегодня она, похоже, вела внутренний диалог, не будучи на самом деле спящей.

— Я действительно надеюсь, что ты не собираешься начать выдавать загадочные послания, когда проснёшься. Я уже сыт ими по горло, спасибо большое, — сказал я, не особо надеясь, что она услышит меня. Да и сомнительно было, что её собеседницу особо интересовало моё мнение.

Она снова посмотрела на меня:

— Это не всегда легко. Иногда ты думаешь, что простые утверждения, вроде «помоги близнецам переодеться», являются загадочными. Откуда мне знать, что ты поймёшь, а что — нет?

Я неуверенно уставился на неё:

— Я обращаюсь к Пенни из настоящего, или к «Пенни неизвестной»?

Она нахмурилась:

— С чего ты взял? Ты что, наблюдал за моим видением?

— Нет, ты сказала мне перестать тебя донимать, а когда я спросил, с кем ты говорила, ты сказала «с Пенни из настоящего», — проинформировал я её. — У меня сложилось чёткое впечатление того, что ты была не совсем собой.

Выражение её лица было красноречивее любых слов. К сожалению, как и с её предыдущим бормотанием, я и надеяться не мог на то, чтобы понять, о чём оно говорило. Наконец она произнесла вслух, положив конец моему замешательству:

— Тебе это не понравится, но у меня было ещё одно видение, и это видение не похоже ни на одно из тех, что у меня были до сих пор.

— Ага, — мудро кивнул я.

— Я увидела предвестие грядущих тёмных времён. Боги ходят по земле напрямую, и мы все в опасности… — начала она.

— Эту часть я уже знаю, — сказал я, перебивая её. — У меня был свой собственный сон.

Пенни бросила на меня раздражительный взгляд. Ей редко нравилось, когда её перебивали:

— Ладно, тогда я могу перейти к главному. Я встретила саму себя, и получила адресованное тебе послание, и выбор.

— Пенелопа Купер, клянусь могилой моего отца, если ты дашь мне какое-то странное и непонятное послание, вроде «Остерегайся человека, что не отбрасывает тени, ибо он боится ветра», то это будет последним твоим действием в этой жизни, — серьёзно сказал я ей.

Она покачала головой, что заставило ослабленный узел её волос совсем распуститься. Карие волосы рассыпались вокруг неё неопрятными локонами.

— Нет, в этом послании нет ничего таинственного… если ты просто позволишь мне закончить, и меня зовут Пенелопа Иллэниэл, если ты забыл. Мы женаты.

— Мы перестанем быть женаты, если ты не скажешь мне всю правду, — сказал я, слегка обидевшись. — Семь лет назад ты заставила меня думать, что ты погибла, и это меня едва не убило. Мне плевать, о чём тебя предупредили твои пророческие силы — на этот раз тебе лучше сказать мне всё.

В уголках глаз Пенни пролегли полные сочувствия морщинки:

— Скажу. Здесь нет ничего скрытого, по крайней мере — в настоящем. Я могу рассказать тебе всё, что знаю.

Прежде чем она смогла продолжить, я вставил:

— Что ты имеешь ввиду, говоря «в настоящем»?

— Если ты заткнёшься, то я тебе расскажу! — огрызнулась она в ответ.

Я был уже взведён, но приостановился на миг, и, подумав, решил, что в её словах был смысл. Я без дальнейших комментариев закрыл рот, и махнул руками, показывая, что она может продолжить.

Помедлив немного, она так и сделала:

— Начну с начала. Как и ты, я видела, как боги прорвали дыру в ткани мира, что позволило им полностью перейти сюда, но в отличие от того, как перешёл Сэлиор, на этот раз они сумели перейти без помощи с нашей стороны.

Я прикусил губу. Было ясно, что её видение включало в себя гораздо больше подробностей, чем моё, но я пока не осмеливался задавать ей вопросы. Я сделал себе мысленную пометку поднять этот вопрос, когда она закончит. «Перейти к нам без помощи кого-то могущественного на нашей стороне для них не должно быть возможным».

— Все трое оставшихся Сияющих Богов вошли в наш мир, и следом за ними перешёл Мал'горос. Я не уверена, что это значит, но точно могу сказать, что ничего хорошего в этом нет, — сказала она мне.

Я кивнул, из всех сил стараясь позволить ей закончить. «Я семь лет ждал их возмездия — с того дня, как я заточил их брата в камень», — мысленно заметил я, — «но я всегда надеялся, что они будут приходить по одному… а не так!»

Пенни сделала глубокий вдох:

— Вот это — та часть, которая тебе может не понравиться.

— Почему?

— Потому что я больше ничего не знаю, моё видение было кем-то прервано, и мне дали выбор: знание, но отсутствие возможности изменить исход, или невежество, но с надеждой защитить своих близких, — закончила она, и замолчала, ожидая моей реакции.

К этому моменту я получше взял себя в руки, и ответил ей более контролируемым образом:

— Во-первых, я хотел бы знать больше подробностей о том, с кем ты разговаривала.

— С собой, — ответила она. — Я говорила с будущей версией самой себя, той, которая видела видение, которое я готова была вот-вот увидеть.

— Я так и подумал, что она показалась знакомой, — пробормотал я. — Так зачем тебе было прерывать своё собственное видение?

— Это было единственным оставшимся у меня выбором. У другой меня всё пошло плохо. Она каким-то образом смогла предупредить меня, чтобы начать сначала. По какой-то причине неведение может дать больше надежды, чем знание, — ответила она.

Я ощутил колебание в её голосе.

— Так значит ли это, что наши действия изменят её будущее? Или она — из другого будущего? — спросил я. У меня кружило голову от возможностей.

Пенни положила ладонь мне на подбородок:

— Будь внимательнее. Не позволяй своему большому мозгу увести тебя в сторону. Важно то, что она дала нам шанс выбрать получше. Согласно тому, что она мне сказала, у нас есть по крайней мере неделя, или больше, а если бы я приняла всё знание, которое предоставило бы мне видение, то мой выбор был бы зафиксирован, и мы скорее всего потеряли бы кого-то из наших детей, или даже их всех.

— Что!? — с некоторой обеспокоенностью сказал я. Судя по всему, мои меры безопасности были недостаточны, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, было неожиданным. Я значительное количество времени потратил на составление планов на крайний случай. Любой человек, боящийся, что боги могут искать мести его семье, сделал бы так же… если бы у него были ресурсы, которыми я обладал.

Пенни положила ладонь мне на предплечье, заставив меня замереть ненадолго:

— Этого не случится, Морт. Я выбрала иной путь. Послушавшись совета своей другой ипостаси, я смогла остановить видение, и лишить себя этого знания. Теперь мой выбор заключается просто в том, чтобы подготовиться, вместе с тобой, к тому, что грядёт.

Я в недоумении покачал головой:

— Что ты можешь сделать, Пенни? Не то, чтобы мне когда-либо нравились твои видения, но знание было твоим единственным преимуществом, — сказал я, и остановился прежде, чем произнёс «ты беспомощна».

— Я знаю, о чём ты думаешь, — внезапно сказала она, — и ты знаешь, что есть другие варианты. Дай мне силу, Морт. Позволь мне защитить наших детей, — впилась она в мои глаза своим выразительным взглядом.

— Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Я никогда не восстановлю эти узы, Пенни, — прямо заявил я.

Она зарылась ладонью мне в волосы:

— Не эти узы… узы с землёй — сделай мне одной из своих Рыцарей Камня.

— Есть предел тому, что я могу… — начал я. — Я могу создать лишь двадцать рыцарей.

— Не корми меня байками, Мордэкай. Ты взял это число с потолка. Уверена, что ты сумеешь сделать ещё одного, если действительно посчитаешь это необходимым, — возразила она.

— Лишь несколько часов назад ты разозлилась, когда я использовал магию на детях. А теперь ты хочешь, чтобы я сделал с тобой нечто гораздо более серьёзное. Мы не знаем, какой у этого может быть эффект. Что если ты больше не сможешь иметь детей? Или если они будут мертворождёнными? — сказал я, и в моей голове появились видения детей, твёрдых как камень.

— Я — не одна из детей, и если ты не дашь мне силы для их защиты, то кто их защитит? — с чувством ответила она.

— Я защищу! — рявкнул я в ответ. — Ты видела, что делают с людьми узы земли. Мне уже пришлось отпустить и заменить троих из них.

— Ты не можешь защитить всех, Морт! Мы уже усвоили этот урок, и все те планы и приготовления на случай непредвиденных обстоятельств, которые ты создал за годы — это лишь планы. Когда они придут за всеми нами, твои планы обратятся в хаос за считанные мгновения. Мне нужна способность защищать наших детей, и, если честно, мне плевать, какова будет цена. У нас сейчас четверо детей, и я бы предпочла сохранить их, а не волноваться о том, смогу ли я иметь ещё детей в будущем.

Когда она закончила, то просто остановилась, впившись в меня взглядом. Я видел в её взгляде отчаяние, то же самое отчаяние, которое я бы чувствовал, если бы оказался перед лицом нашей нынешней ситуации, будучи лишённым любых собственных сил. Я почувствовал, как моя любовь к ней выросла, как всегда и бывало, и без колебаний изменил свою позицию. Я знал, что мои возражения были основаны исключительно на страхе, страхе потерять её, но мы оба страшились кое-чего похуже… потери семьи. Это был миг ироничной трагедии и товарищества, и того и другого одновременно. Трагедия заключалась в том, что я осознал, что при необходимости я готов был обменять её безопасность, её жизнь, на наших детей. Товарищество заключалось в том факте, что она разделяла со мной это решение, что в случае необходимости они были для нас важнее наших собственных жизней. По сравнению с их безопасностью мы оба имели второстепенное значение.

— Я никогда бы не смог выбрать для своих детей мать лучше тебя, — внезапно сказал я, положив ладонь ей на щёку. На её лице проступило любопытство, в ответ на моё изменение позиции, поэтому я объяснил: — Я любил тебя больше своей собственной жизни, больше, чем я вообще думал, что могу любить. А потом у нас появились дети, и где-то по ходу дела, не осознавая этого, я стал любить их так сильно, что теперь я готов рискнуть тобой ради них… и я каким-то образом всё равно люблю тебя больше, чем когда-либо раньше.

Я ощутил, как слёзы проступили у меня на глазах, но Пенни каким-то образом всё равно успела заплакать раньше меня — её лицо уже было мокрым, когда она ответила:

— Это нечестно, Морт. Ты не можешь просто остановиться, и сказать что-то подобное посреди спора, — сказала она, и вытерла щёки: — Посмотри, что ты натворил.

Я притянул её к себе, и какое-то время мы так и сидели, просто дыша, и черпая успокоение в объятиях друг друга.

— Я дам тебе узы, — наконец сказал я ей, — но я не сделаю тебя одним из моих рыцарей.

Она кивнула, бросив взгляд мне в лицо:

— Я и не просила тебя делать меня рыцарем, но раз уж ты это упомянул… то почему нет?

— Я не хочу, чтобы тебя связывали какие-то клятвы — ни мне, ни нашему народу, ни кому-либо ещё. Я дам тебе силу, но я хочу, чтобы ты использовала её исключительно по своему усмотрению, и под этим я имею ввиду — если тебе понадобится бросить всех и всё остальное, чтобы спасти наших детей… то именно так и поступай, — объяснил я.

— Спасибо, — сказал она, сжимая меня ещё сильнее.

— Не благодари меня, — сказал я ей. — Это — отчаянные решения, и в конце концов нам придётся расплачиваться за них. Я просто хотел бы, чтобы тебе не пришлось расплачиваться вместе со мной.

Мы не стали дальше тратить время, и той ночью, в нашей тёмной спальне, я связал часть земли с Пенни. Я не мог изменить это решение, но я всё равно чувствовал себя так, будто обрекаю её на какую-то ужасную участь. После этого мы тихо лежали, дожидаясь сна, который так и не пришёл.

Глава 12

Следующее утро наступило как обычно, вне зависимости от моих желаний по этому поводу. Каким-то образом, несмотря на отсутствие хорошего сна, я был не таким усталым, каким себя ожидал. Пенелопа, в отличие от меня, прямо лучилась энергией. Она пыталась вести себя как обычно, но было легко видно, как её обрадовали узы с землёй. Её шаги стали более пружинистыми, и она искала любые поводы двигать тяжёлые предметы, двигать которые у неё обычно не было причин.

Она пробовала свою новую силу. К счастью, поскольку она уже не в первый раз имела дело с улучшенной физический силой, она не допустила никаких обычных ошибок (тех, которые она делала, когда только стала моей Анас'Меридум).

— А теперь ты что делаешь? — спросил я, когда она зарылась в один из наших старых шкафов.

— Моя броня, — мгновенно ответила она. Она, конечно, имела ввиду свою кольчугу, которую я ей давно зачаровал, когда ожидал, что ей придётся постоянно защищать свою жизнь, и мою.

— Она не там. Она — вон в том сундуке, ближе к низу, — указал я на один из наших тяжёлых дубовых сундуков, стоявший в углу комнаты.

— Спасибо, — ответила она, перестав искать, и пошла открывать означенный сундук. Вытаскивая броню, она сделала наблюдение: — Иногда ты действительно меня пугаешь, Морт. Я знаю, что ты можешь чувствовать предметы на большом расстоянии, а также видеть внутри многих вещей, но как, чёрт возьми, ты смог так быстро найти что-то вроде этого в комнате, настолько наполненной другими вещами? Это кажется чем-то нечеловеческим.

Моих губ коснулась ухмылка, пока я подумывал о том, чтобы оставить ей ложное впечатление о моих способностях. Наконец я решил, что честность будет лучшей политикой:

— Броня светится в моём магическом взоре, поэтому она, и другие зачарованные предметы в комнате, хорошо заметны, как светлячки.

— Ох, — приостановилась она. — Надо было догадаться.

— Ты же не собираешься надеть её сейчас? — с некоторой озабоченностью спросил я. Я не желал пока объяснять изменения в её физической удали. На самом деле, я предпочёл бы хранить это в тайне. Прошлое научило меня, что неожиданность иногда была самым лучшим из возможных преимуществ. Соответственно, я теперь хранил больше тайн, чем кто-то вообще знал, даже Пенни и Дориан, хотя я и убедил себя, что это было для их же собственного блага.

Она бросила на меня знающий взгляд:

— Волнуешься? — задала она короткий вопрос, нёсший в себе массу наслоенных друг на друга смыслов.

— Да.

— Я тоже, — призналась она, прежде чем податься вперёд, и поцеловать меня, — но я пока не планирую её надевать. Я просто хочу, чтобы она была под рукой, когда придёт время.

С таким отношением я определённо мог согласиться.

После этого день пошёл своим чередом. Вскоре после завтрака мы покинули дом, и перешли в наши апартаменты в Замке Камерон. Лилли явилась в своё обычное время. Она чувствовала себя лучше, и была готова вернуться к своим обязанностям, за что я был очень ей благодарен. Вскоре после этого Пенни ушла, намереваясь начать пораньше. Её ещё много что нужно было приготовить для прибытия Николаса, ожидавшегося позднее в тот день.

Моей единственной обязанностью на утро было встретиться с Дорианом, чтобы обсудить его планы, и передать ему нашу новую информацию, каковая перспектива меня отнюдь не радовала. Я как раз одевался, когда меня нашёл Мэттью.

— Пап, у меня вопрос, — начал он, что было его обычным методом завязывания разговора.

— Как обычно, — сардонически пробормотал я.

— Я могу сегодня побыть с Грэмом? — продолжил он, не заметив моей ремарки.

«На это легко ответить», — подумал я про себя.

— Это вполне допустимо. Можешь пойти со мной. Я всё равно собирался к Сэру Дориану. Мы сможем спросить его, когда я его найду, — ответил я.

Он кивнул, и я решил, что он закончил… пока мы не вышли в замковый коридор снаружи входа в наши апартаменты. На его лице застыло выражение серьёзной задумчивости, когда он снова заговорил:

— Пап, у меня ещё вопрос.

Я улыбнулся:

— Мне следовало догадаться.

— Почему Мама злится на тебя?

Вздрогнув от неожиданности, я опустил взгляд, и оказался в плену взгляда его глубоко любопытных голубых глаз. Моим первым порывом было уклониться от его вопроса либо поставив под сомнение его восприятие, либо попытавшись сменить тему, но честность в его лице меня обезоружила. Моё лицо смягчилось, когда я ответил:

— Любовь… она злится, потому что любит нас.

На его лице отразилось замешательство.

Остановившись, я обратил на него всё своё внимание:

— Подумай об этом вот так. Почему ты злишься?

Положив ладонь себе на подбородок, мой сын принял задумчивую позу. «Интересно, где он научился этому жесту. Неужели я так делаю?» — задумался я, но в отсутствие объективного третьего лица я не мог быть в этом уверен. Затем он ответил:

— Я вчера разозлился, когда Мойра пнула меня.

— Это когда она это сделала? Не важно, это хороший пример, — сказал я ему. — Ты разозлился, потому что она сделала тебе больно, верно?

Он утвердительно кивнул.

— Твоя мать расстраивается из-за меня или из-за тебя по той же причине — потому что мы делаем ей больно, или потому что можем сделать ей больно. Хитрость в том, чтобы догадаться, как именно. Ты когда-нибудь пытался намеренно сделать своей матери больно? — спросил я у него.

— Нет, — ответил он, энергично качая головой.

«Чёрт, какой же он милый», — подумал я.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я делал ей больно?

Он ещё раз отрицательно покачал головой.

— Так что мы, по-твоему, могли бы сделать такого, что делает больно твоей матери?

Мэттью подумал какое-то время, прежде чем всё же пожать плечами, признав своё поражение:

— Не знаю, Пап. То для меня тайна.

Эта взрослая формулировка звучала настолько странно, но одновременно серьёзно, в его устах, что я чуть не расхохотался. «Он определённо проводит время с кем-то, кто интересно владеет словами». Мне пришлось силой вернуть свои мысли в нужное русло:

— Ну, для меня это тоже часто является тайной, но благодаря тщательным размышлениям и большому опыту я думаю, что я разгадал большую часть этой загадки. Хочешь узнать, что я думаю?

Ответом на это стал очень сильный кивок — я распалил его любопытство до предела.

— Она любит нас так сильно, что когда нам больно, или когда она просто думает, что нам может стать больно… это ранит её саму. То же самое верно и в том случае, если ты делаешь что-то плохое своей сестре, или она делает что-то плохое тебе. Это тебе понятно? — спросил я.

Глаза Мэттью слегка расширились, когда моё объяснение уложилось у него в голове. Однако он всё ещё размышлял, и после долгой паузы снова заговорил:

— Да, наверное, но одно мне не понятно.

— Что именно? — осведомился я. «Почему-то я знал, что одним объяснением мне не отделаться». У Мэттью всегда был «ещё один» вопрос.

— Это как твой меч, только вместо чего-то хорошего тут что-то плохое? — с некоторым усилием сумел сказать он.

Я долго глазел на него, прежде чем уловил суть его вопроса. Затем я осознал, что он говорил об истории меча, который для меня сделал мой отец. Я коснулся рукояти, и спросил:

— Ты имеешь ввиду меч, который для меня сделал твой Дедушка Ройс? — уточнил я. Меч был невзрачным, лишённым какой-то особой отделки. Ройс сделал его из оружия одного из убийц, убивших моих родителей, и дал его мне, когда я достиг совершеннолетия. Урок, который он мне этим преподал, заключался в том, что хорошие вещи могут восстать из пепла плохих вещей.

Ответ Мэттью был прост:

— Да.

Честно говоря, я был удивлён, что он вспомнил эту историю. Я не думал, что он особо внимательно слушал, когда я рассказывал об этом ему и его сестре. Я тщательно думал, отвечая:

— Очень хитрый ход мысли, Мэттью, но тут всё немного иначе. Тут не что-то плохое, получающееся из чего-то хорошего, по крайней мере — не всегда, потому что гнев твоей матери — не всегда плохо. Довольно часто это — хорошо.

Он нахмурился, ожидая объяснения получше.

— Это как боль, — сказал я, продолжая. — Боль помогает предупредить тебя, чтобы ты не вредил себе дальше. Боль матери происходит от страха того, что нам может быть нанесён какой-то вред, и из-за этого она на нас злится, но эта злость служит той же цели. Она часто не даёт нам делать что-то глупое, и повредить себе.

— О, — сказал он, и выражение его лица ясно дало понять, что, по его мнению, разговор пришёл к удовлетворительному окончанию.

Лично я был слегка разочарован. Я был весьма доволен своим объяснением, и когда я получил в конце лишь простое «о», такая развязка показалась мне чересчур прозаичной. Мы двинулись дальше по коридорам, и почти достигли нашей цели, когда он снова заговорил:

— Почему ты иногда злишься на Маму? По той же причине?

Он застал меня врасплох, и я ответил честно:

— Нет, я злюсь на неё потому, что она упрямая, упёртая, а иногда и просто не права, — сказал я, а затем остановился, когда мой разум заново воспроизвёл у меня в голове эти слова. — Забудь, что я это сказал, — быстро поправился я.

— Почему? — совершенно бесхитростно спросил мой сын. Я не мог не задуматься, а не является ли его неведение притворным.

— Ты знаешь, почему. Просто не упоминай эту часть, когда позже будешь повторять всё это своим брату и сестре, — сказал я ему.

— Но Маме я могу сказать, верно? — открыто улыбался маленький монстр.

Я зыркнул на него. «Поверить не могу, что я породил банкира… или, возможно, разбойника».

— Я потом принесу тебя с кухни что-нибудь сладкое, — без объяснений сказал я.

Мэттью осклабился:

— Больше всего мне нравятся ягодные пирожные.

— Замётано, — ответил я, взъерошив его волосы одной рукой. Он спонтанно обнял меня, и мы снова пошли дальше.

Я чувствовал, как он смотрел на меня, пока мы шли, но не повернул головы.

— Я бы на самом деле не наябедничал на тебя, — сказал он.

— Я знаю, — ответил я.

* * *

Оставив мальчиков с Леди Роуз, мы с Дорианом какое-то время шли вместе. Он направлялся в казармы, чтобы повторно проверить людей перед грядущим в тот день приездом Короля Николаса. Мне нужно было сделать несколько вещей, последняя из которых заключалась в том, чтобы забрать означенного короля и его сопровождение.

— Дориан, — сказал я, используя тон, сигнализировавший о том, что мне нужно было поговорить о чём-то серьёзном.

Мой друг был отпетым тревожником, и его лицо мгновенно сморщилось.

— О-оу, — сказал он.

— У Пенни был сон прошлой ночью, — начал я, — из числа тех снов, которые нам не нравятся, если ты понимаешь, о чём я.

— Продолжай, — подтолкнул он меня.

— Сияющие боги… и с ними — Мал'горос… перешли в наш мир.

— Ты говорил, что это невозможно, — заметил Дориан гораздо более взволнованным голосом.

Я перестал идти, и повернулся к нему:

— Обычно это было бы невозможно, если только у них не было помощи волшебника с этой стороны.

— Но все известные нам волшебники — здесь, с нами.

— Они каким-то образом создали мост без помощи кого-то с нашей стороны, — сказал я, и поднял ладонь, чтобы опередить его следующий вопрос: — Я не знаю, «как», но я думаю, что на данный момент более важным вопросом является «почему».

Дориан посмотрел на меня так, будто я спятил:

— Это должно быть очевидным, Морт! Они здесь для того, чтобы отомстить тебе, и всем нам тоже. Именно этого мы и ожидали с того самого дня, как ты превратил Сэлиора в красивый камушек.

Я покачал головой:

— Семь лет назад я думал так же, но с тех пор прошло много времени. Я уже почти отбросил мысль о том, что они будут пытаться мне мстить. На самом деле я думаю, что они, быть может, боялись связываться со мной.

— Тогда почему сейчас?

— Я думаю, что они в отчаянии. Мал'горос гораздо сильнее их. Думаю, что они боятся его, — объяснил я.

Дориан этому не поверил:

— Откуда ты можешь знать их относительную силу? Ты что, убедил их зайти сюда, чтобы ты мог измерить их «Сэлиоры»?

Меня впечатлило то, что он использовал мою новую единицу измерения, хотя его вопрос и раздражал меня:

— Нет, я просто почувствовал это. Прошлой ночью, пока у Пенни было видение, я видел свой собственный сон. Я чувствовал каждого из них, и разница между ними была подобна разнице между горой и предгорьем. У нас есть все основания бояться Мал'гороса. Что хуже, я думаю, что я — тот, кто помог дать ему эту силу.

— Вот теперь я точно знаю, что ты спятил, — сделал наблюдение Дориан.

— Когда мы сражались с армией Гододдина, он сказал мне, что смерти его солдат лишь сделают его сильнее. Он также сказал мне, что его культисты принесут в жертву семью каждого солдата, который погибнет. К концу той войны я стёр с лица земли тридцать тысяч человек… и его жрецам почти удалось убить все семьи погибших. Именно это наконец зажгло восстание, вернувшее Николаса к власти, — твёрдо сказал я. — Подумай, сколько силы Мал'горос наверняка получил со всех тех жизней. Он не может черпать силу из человеческих молитв, как сияющие боги, но он получает значительное количество силы с каждой жизни, что отнимается во служении ему. Я помог дать ему эту силу, хотел я того или нет.

— Ты, похоже, снова решил начать жалеть себя на всю катушку. Перестань пытаться взять на себя ответственность за всё, что происходит, — прорычал на меня мой крепкий друг. — Важнее то, как мы ответим… что мы сделаем.

С этим я спорить не мог:

— Ты прав. Хотя в защиту свою могу сказать, что я не ищу жалости. Я просто хотел объяснить свою теорию относительно прибавки в его силе.

Дориан фыркнул:

— Ладно, конечно. Нам надо вернуть людей обратно. Сайхану нужно вернуться. Если боги собираются напасть на нас, то нам понадобится каждый наш рыцарь.

Мы уже годы назад начали планировать свои действия в подобной ситуации:

— Это не соответствует нашему третьему резервному плану, — сказал я ему. Третий план был связан с нашим ответом в случае, если по наши души придут все три сияющих бога сразу. — Возвращение людей лишь сделает эвакуацию более проблематичной.

— Одно то, что они все перешли сюда вместе, не означает, что они и сюда вместе явятся. Они всё ещё могут послать лишь одного или двух. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, сколько у нас времени? — спросил он.

— Где-то порядка недели, возможно — больше, — ответил я.

— Тебе нужно вернуть остальных. Мы не можем предполагать, что всё пойдёт по худшему сценарию, — снова посоветовал мне Дориан. — Что ты скажешь вечером Королю Николасу?

Это пока даже не приходило мне в голову, поэтому мне понадобилось немного времени, чтобы решить:

— Ничего, помимо того факта, что у нас запланированы какие-то учения, и что патруль будет задержан. Если скажу больше, то выбью его из колеи беспокойством о ситуации, которую он не может контролировать. Мы позволим ему вернуться домой. Там ему будет безопаснее.

Дориан поморщился:

— Мне не нравится лгать. Нам следует отменить его визит, и созвать всех вместе, чтобы напомнить им о планах. Празднование на этой неделе также должно быть отменено.

Он имел ввиду ежегодный праздник в честь нашей победы над армией Гододдина. То самое событие, о котором я спорил с Королём Николасом. Хотя я действительно ненавидел напоминание о том, что я считал одним из самых тёмных своих решений, я считал, что отмена праздника была бы ошибкой.

— Нет… это не помешает нашим приготовлениям. Мы уже готовы настолько, насколько можем быть, а что касается лжи — просто держи рот на замке, а я буду лгать за нас обоих.

— Но ты не можешь… — начал он.

Я перебил его, прежде чем он смог распалиться:

— Я принял решение, Дориан, оставь этот вопрос.

Он ненадолго закрыл рот, затем открыл его снова:

— Людям нужно напомнить о том, что они должны делать, когда поднимется тревога. Когда мы начнём учения?

— Завтра, — ответил я. — Как только Николас уедет прочь, и перестанет быть нашей проблемой.

Кулаки Дориана бессознательно сжимались и разжимались, признак его волнения:

— Неправильно это, отправлять человека в путь без предупреждения.

— Я уже спас его королевство и его жизнь, дважды. Мы каждый год два раза посылаем людей, чтобы защищать его народ. Будь я проклят, если я позволю тебе взвалить на меня вину ещё и за это! — сказал я, резко повысив свой голос. Я не осознавал, насколько взвинчено было напряжение у меня внутри. Сделав глубокий вдох, я попытался успокоиться, прежде чем продолжить: — Прости меня, Дориан, ты этого не заслуживаешь. Мы не согласны друг с другом, но тебе придётся принять моё решение. Николас откажется уехать, если я скажу ему, а у меня и так уже достаточно нуждающихся в защите людей, без добавления главы государства.

— Что ты скажешь Джеймсу, — спокойно спросил Дориан, — и когда?

— Я расскажу ему всё, как только увижусь с ним наедине. Будем надеяться, что это будет буквально через час или два, перед тем, как я вернусь сюда с Королём Николасом, — ответил я.

— Хорошо, я вернусь к подготовке людей к его визиту, — сухо сказал Дориан. Я видел, что он всё ещё злился на меня. — Если мне позволено будет удалиться? — формально добавил он.

Это был верный признак того, что я его расстроил. Но ему придётся с этим смириться.

— Я тебя не держу, — сказал я ему. От этих слов у меня похолодело в нутре.

* * *

Позже, в Албамарле, я нашёл Адама, ставшего теперь камергером Короля Джеймса. Учитывая моё знакомство с различной прислугой, и скидок, которые мне за годы делал Джеймс, я легко мог бы увидеться с ним, не заходя к Адаму для просьбы о формальной аудиенции, но с другой стороны, как раз формальной аудиенции мне и не нужно было. Адам тоже хорошо это знал, и его брови дёрнулись, намекая на хорошо скрытое любопытство:

— Как я могу помочь вам, Ваше Сиятельство?

Я не потрудился скрыть свою ухмылку:

— Я уверен, что ты в курсе того, что я здесь для перемещения Короля Гододдина и его свиты в Камерон. Что мне нужно знать, так это один ли сейчас Джеймс. Мне нужно повидать его наедине, прежде чем ты объявишь меня.

Адам вежливо поклонился:

— Уверен, что у вас есть на то причины. Я проверю, и тотчас же вернусь, — сказал он. Когда он ушёл, я обнаружил, что мне не хватает тех дней, когда мои ранг и положение были гораздо менее уверенными. В те дни Адам был гораздо наглее. Сейчас же он был таким уважительным, что было почти не весело.

Через добрых десять минут он вернулся:

— Не могли бы вы последовать за мной, — сказал он, и повёл меня к одному из внутренних дворов дворца. Когда мы оказались там, он оставил меня на скамейке рядом с пышно цветущим кустом. Я не мог вспомнить, как называлось это растение, но долго гадать мне не пришлось. Очень скоро я ощутил приближение Джеймса вдоль линии клумб.

Он улыбнулся, оказавшись в моём поле зрения:

— У тебя, наверное, есть какая-то серьёзная тема для разговора. Ты уже давно не устраивал импровизированных частных встреч.

Я ответил довольно напряжённой улыбкой:

— Хотел бы я, чтобы у меня были другие вести, Джеймс. Я надеюсь, что Адам не заставил тебя давать странные оправдания твоему внезапному уходу.

— Ты удачно выбрал момент, — хохотнул Джеймс. — Когда Адам меня нашёл, я был один. Так о чём ты хочешь меня проинформировать?

Не было смысла ходить вокруг да около, поэтому я перешёл сразу к главному:

— Боги перебрались в наш мир.

Лицо Короля Лосайона приобрело более бледный оттенок:

— Боги? Какие из них?

— Все оставшиеся сияющие боги, а также тёмный бог, Мал'горос, — без особого энтузиазма сказал я.

На его лице появилось озадаченное выражение:

— Они что, работают сообща?

Я покачал головой:

— Не уверен, но я полагаю, что сообща работают трое сияющих богов. Мал'горос, возможно, просто воспользоваться возможностью, когда они сумели создать путь в наш мир.

— Есть какие-нибудь мысли насчёт их цели — месть, спасение, или война друг с другом?

— У меня на самом деле пока нет способа это выяснить, и я не знаю, когда он появится. Всё, что я знаю с достаточной степенью уверенности — это то, что у нас есть по крайней мере неделя, прежде чем что-нибудь случится, — ответил я.

— Очередное видение Пенелопы?

Я кивнул:

— Не собираюсь тревожить Николаса, ибо боюсь, что иначе он настоит на том, чтобы остаться. Я бы предпочёл, чтобы он тихо вернулся домой. Думаю, там он будет в большей безопасности.

Джеймс нахмурился:

— Ты принимаешь очень рискованное решение за него, не давая ему никакого выбора.

Я спокойно посмотрел ему в глаза:

— Ты не согласен?

— Нет, ты, наверное, прав. На самом деле, перед лицом проблемы такого размера, я начинаю гадать, может ли кто-то из нас вообще что-то сделать, — признался он.

Я положил ладонь ему на плечо:

— Выжить. Эти силы выше каждого из нас, но ты можешь выжить. Если они явятся сюда, то не должны тебя найти. Ты ничего не можешь сделать, чтобы их остановить, но покуда ты жив, чтобы собрать вокруг себя наших людей, мы сможем отстроиться заново.

— Неправильно это как-то, Мордэкай, что мне следует прятаться, пока на моих людей обрушивается гнев богов. Разве так должен поступать истинный король? — высказался он с отразившимся на лице искренним сомнением, которое я никогда не видел на лице Эдварда, пока тот был королём.

У меня сжалось в груди, когда я смотрел, как отец моего друга, в прошлом всегда такой уверенный в себе, неуверенно колебался. Я ответил с уверенностью, которой на самом деле не ощущал:

— Ты знаешь ответ на этот вопрос. Истории рассказывают о королях и их славных деяниях, но правда — темнее. Король принимает решения, которые не следует принимать никому, и должен постоянно подвергать сомнению свои собственные мотивы. В этом ты должен довериться мне, Джеймс — эта нация нуждается в тебе. Не кори себя за то, что скрываешься от врага, которому ты не можешь противостоять. Глупость — не храбрость.

— Твоя логика верна лишь в том случае, если мы предположим, что ты одержишь победу не над одним, а над четырьмя божествами, — сделал он наблюдение.

— До этого может и не дойти, — ответил я. — Помнишь, где вход? — спросил я, имея ввиду скрытое убежище, которое мы создали для Короля Лосайона лет пять тому назад. Используя чары, сходные с теми, что скрывали камень Мойры и комнату для зачарований в доме Иллэниэл, я создал скрытую комнату во дворце. Получив предупреждение, Джеймс мог очень быстро скрыться внутри, и даже боги не смогут его найти.

— Конечно, — несколько сварливо ответил он. — Я пока ещё не выжил из ума.

— Эта тайна — лишь одна из многих. Я не сидел сложа руки последние семь лет, и Мировая Дорога была не единственной моей работой. У нас ещё есть надежда, хотя я могу гарантировать безопасность лишь небольшому числу людей, и ты — один из них.

— А что моя семья? Что будет с Дженевив и моими детьми? — внезапно спросил он.

— Держи их под рукой, пока всё не кончится, чтобы они могли спрятаться вместе с тобой, — просто сказал я ему, хотя страшился его следующего вопроса.

— А Маркус?

В мой желудок будто упал свинцовый груз, но я сохранил бесстрастное выражение лица:

— Он живёт своей жизнью, Джеймс. Если тебя это успокоит, он сказал мне, что собирается переехать в Аградэн вместе со своей женой. Если его приготовления идут как задумано, то он, возможно, уже покинул город. Вероятно, он в большей безопасности, чем кто-либо из нас, — сказал я ему. «За исключением того, что он уезжает, чтобы умереть на чужбине», — напомнил я себе. У меня разрывалось сердце от того, что я скрывал эти сведения от Джеймса, но я дал Марку обещание. «Сколько тайн может удержать одно сердце, прежде чем разрушиться?»

Глава 13

Я перенёс Короля Николаса и его телохранителя, Сэра Барнабаса, в Замок Камерон, сперва перенеся остальную часть его свиты. Я на самом деле почувствовал облегчение, когда с прощаниями было покончено. Расставание двух королей заняло непомерное количество времени. Ка обычно, чрезмерные и длительные церемонии напомнили мне об одной из главных причин, по которым я сделал королём Джеймса, а не занял трон сам — помимо того факта, что я считал его наиболее подходящим человеком на это место.

— Увидеть дом великого волшебника Лосайона — это будет нечто захватывающее, — заметил Король Николас, выходя из телепортационного круга. На миг я заподозрил его в сарказме, но после секундной паузы я осознал, что он говорил искренне. Однако он, наверное, увидел задумчивое выражение моего лица, поскольку за его ремаркой последовало упреждающее извинение: — Пожалуйста, не ищи в моих словах скрытого смысла. Я ужасно сожалею о своих глупых словах во время пира. И я вновь в долгу у тебя и у твоей отважной жены.

Я не мог не посмеяться в ответ на его слова:

— Она — действительно нечто, так ведь?

Он улыбнулся:

— Я никогда не встречал никого подобного.

Я засмеялся:

— Вполне возможно, что ты прав, но, с другой стороны, ты никогда не видел нашу Королеву Дженевив, когда она действительно сердится.

— Если все женщины Лосайона столь устрашающие в бою, то вашей нации никогда больше не придётся бояться нового вторжения, — добавил он.

Тут появилась моя леди-жена, Графиня ди'Камерон, приветствуя нас, когда мы вышли из здания с телепортационными кругами.

— Вы оказываете нам честь своим присутствием, Ваше Величество, — сказала она, сделав формальный реверанс.

— Подними голову, Графиня! — мгновенно ответил он, шагнув вперёд, чтобы взять её за руку, и помочь ей выпрямиться. Он удержал её руку достаточно долго, чтобы наклониться вперёд, и поцеловать тыльную сторону её ладони. В это же время Сэр Барнабас встал рядом с ним на одно колено, повернувшись к ней лицом.

— Я обязан тебе своей жизнью, Графиня, — сказал Николас. — Это я должен оказывать тебе знаки почтения.

Я видел, что Пенни было весьма неудобно получать от короля такое внимание, но она хорошо скрыла своё удивление:

— Пожалуйста, Ваше Величество, вы оказываете мне слишком много чести. Зовите меня Пенелопа — здесь нет нужды обращаться ко мне по титулам.

— Тогда и ты должна звать меня Николасом, иначе мне будет не по себе от твоего гостеприимства, — ответил он. Я заметил, что он всё ещё держал её за руку. Он, возможно, вёл себя с Пенни чуть слишком вызывающе для моего спокойствия.

Она осторожно отобрала у него свою руку, не привлекая к этому внимания, хотя по-моему Король Гододдина позволил своим пальцам задержаться у неё на руке слишком долго. «Он же не пытается ухаживать за ней прямо у меня на глазах?». Я решил, что не стоит недооценивать наглость особ королевской крови. Если он бабник, то, возможно, привык к тому, что мужья закрывают глаза на его нескромное поведение. Быть может, однако, что я делал из мухи слона… угадать было невозможно.

— Я буду рада так обращаться к тебе, Николас, но только если ты расскажешь мне о том, в связи с чем только что упоминал вторжение в Лосайон, — ответила Пенни.

На этом наша беседа вернулась к лёгкому подшучиванию, и я восхитился искусству, с которым Пенни обращалась с откровенно дружелюбным королём. Мои мысли были прерваны, прежде чем мы дошли до входа во внутренний донжон. У двери стоял человек в хламиде из серой шерсти. Его поза была ничем не примечательна, в отличие от его расположения — он преграждал нам путь. Все мужчины, женщины и дети в замке не были настолько глупы, чтобы прерывать меня с нашим августейшим гостем, однако этот человек… незнакомец, как я быстро заметил, явно стоял у нас на пути.

Мы остановились, и два шедших по бокам охранника выдвинулись вперёд, встав между нами и наглым посторонним. Одновременно двое охранников у двери подошли к нам, и заняли позицию позади человека, осторожно окружив его. Дориан был очень тщателен в своих приготовлениях, связанных с безопасностью. Я также заметил, что двое из четырёх охранников на самом деле были Рыцарями Камня, Сэром Даниэлом и Сэром Джеффри.

Незнакомец заговорил первым, откинув свой капюшон, и уставившись на нас дикими глазами:

— Я пришёл с предупреждением для тёмного волшебника, Мордэкая Иллэниэла.

Я уже расширил свой щит, чтобы закрыть Пенелопу и Короля Николаса, когда последний подал голос в ответ:

— Чёрт нахальный! Как смеешь ты обращаться таким тоном к полноправному владыке этого места?!

Это было довольно забавно, учитывая то, что Король Гододдина обращался к этому вызывающему человеку так, будто тот был моим камергером. Положив ладонь ему на предплечье, я тихо произнёс:

— Пожалуйста, Николас, позволь мне с этим разобраться.

Он коротко кивнул:

— Хорошо, это же твой дом, — и шагнул назад.

— Тебе следует прислушаться к своему господину, король-марионетка Гододдина, — поддел его незнакомец. Цвет лица Николаса приобрёл новый красный оттенок, а Сэр Барнабас ринулся вперёд, намереваясь наказать человека, оскорбившего его короля. Я поддерживал границу своего щита неподвижной, и он упал спиной назад, ударившись об неё, с удивлением обнаружив перед собой невидимую стену.

— Ещё раз оскорбишь моих гостей, и твоему богу придётся послать нового вестника, — сказал я незнакомцу, игнорируя поднимавшегося с земли Барнабаса.

Вестник ухмыльнулся, прежде чем ответить:

— А что заставляет тебя думать, будто мне нужны вестники, Мордэкай?

Слова, вместе со вспышкой силы вокруг человека, просигнализировали о том, что он был полностью одержим богом, которому служил. Я кивнул Сэру Даниэлу, и они с Сэром Джеффри пришли в движение с молниеносной скоростью и точностью. Их мечи мелькнули быстрее, чем глаз успевал уследить, и я увидел лишь вспышку света от зачарованной стали, прежде чем тело незнакомца развалилось на куски в процессе шокирующей демонстрации насилия. Его голова откатилась в одном направлении, а туловище и две отрубленные ноги упали там, где он стоял. Кровь была повсюду.

Внезапность его смерти, похоже, выбила уже разъярённого Сэра Барнабаса из колеи, но его глаза расширились ещё сильнее, когда взгляд отрубленной головы снова сфокусировался на мне, и с её губ сорвались слова:

— А вот это было весьма грубо, — сказала она, и перевела взгляд на Короля Николаса: — Быть может, теперь ты видишь, почему я называл его «тёмным» волшебником.

Я зыркнул в дерзкое лицо незнакомца:

— Договаривай своё послание, пока мы не выяснили, можешь ли ты продолжать функционировать, имея под контролем своей воли лишь кучку пепла, — сказал я, и проиллюстрировал свой довод, махнув рукой на остальные части его разрубленного тела, тихо выговаривая: «Пиррэн». Пламя быстро поглотило плоть вспышкой интенсивного жара, оставившего после себя лишь вонючий дым и белый пепел.

— Для меня не имеет значения, что ты сделаешь с этим сосудом. Как ты уже знаешь, нам больше не нужны представители вашего рода, чтобы служить нам здесь проводниками. Это — лишь визит вежливости, — сказала мне лишённая тела голова.

— Ты понятия не имеешь, что такое вежливость. Для вашего рода вежливость — не более чем ещё одно пустое слово, которым вы манипулируете своим стадом. Тебе также придётся извинить меня — поскольку ты не потрудился представиться, я понятия не имею, кем из оставшихся божков ты являешься, — ехидно ответил я.

Его глаза сузились, когда всё ещё двигавшаяся голова уставилась на меня снизу вверх:

— Миллисэнт была права — с тобой не договоришься. Я — Карэнт, называемый Справедливым, и я здесь для того, чтобы предложить тебе одну возможность: отпусти Сэлиора, и мы проигнорируем твои прошлые оскорбления. В противном случае мы сотрём с лица земли тебя и всех твоих друзей и родственников. Когда мы закончим, не останется ничего, и не будет ни одной души, что запомнит твоё имя, даже если нам придётся вычистить для этого весь Лосайон.

Я засмеялся:

— Никогда не встречал просителя хуже, чем ты. Ты в отчаянии, иначе ты никогда бы не снизошёл до такого предложения. Я с радостью покажу тебе свою разновидность вежливости, если ты решишь явиться сюда лично, чтобы привести свои угрозы в исполнение. Ты станешь отличным дополнением для моей коллекции, Карэнт, — сказал я, намеренно подстрекая его, поскольку не мог себе позволить показывать слабость. Единственное, что могло заставить их призадуматься — это страх того, что я смогу сделать с ними то же, что я сделал с Сэлиором.

В его глазах зажглась ярость:

— Я приду не один. Я не понимаю, как ты победил моего брата, но я не повторю его ошибки. Когда мы придём, тебе негде будет спрятаться, и у тебя не будет надежды ни на что кроме медленной смерти… после того, как ты закончишь смотреть, как мы пытаем твоих жалких отпрысков.

В молодости такая угроза затмила бы мой разум, но я знал, в какую игру играл Карэнт. Я также видел, что он не имел никакого понятия о тонкостях человеческого разума. Я приостановился на миг, прежде чем задумчиво ответить:

— Возможно, ты в чём-то прав, но я пока не готов согласиться. Я обдумаю твоё предложение. Сколько времени ты мне дашь на раздумья, прежде чем приведёшь свою угрозу в исполнение?

Теперь пришёл черёд Карэнта примолкнуть. Он явно не ожидал от меня такого рационального ответа. Прошло несколько секунд, и рот головы открылся:

— Я дам тебе две недели. Будь готов ответить нам, или через четырнадцать дней тебя настигнут последствия.

Я улыбнулся:

— Великолепно, я с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи. А теперь, если ты меня извинишь, мне надо немного прибраться, — закончил я, и ещё одним словом и жестом испепелил голову так же, как и остальные части тела. Своим магическим взором я увидел вспышку, когда энергия, представлявшая Карэнта, рассеялась, и мы снова остались одни.

Оглядевшись, я заметил, что все смотрели на меня — в частности, Король Николас казался одновременно шокированным и повергнутым в ужас моими действиями.

— Это действительно был Карэнт? — спросил он.

— Это мы знаем только с его слов, но это точно был один из них, — ответил я. — Скорее всего он говорил правду, — сказал я, задумавшись, как Николас отреагирует на знание того, что только что оскорбивший его человек на самом деле был богом, которому Николас поклонялся большую часть своей жизни… причём — очень отчаянным и злобным богом.

Тут появился Дориан, морща нос от отвращения из-за задержавшейся вони палёного мяса:

— Что случилось?

Сэр Джеффри мягкоотвёл Николаса и Сэра Барнабаса в главный зал, а я остался позади, чтобы описать своему другу случившееся. Как бы быстро всё не произошло, мне всё равно потребовалось несколько минут, чтобы всё ему объяснить. Когда я закончил, Дориан вопросительно посмотрел на меня:

— Почему ты сказал ему, что обдумаешь это предложение? — спросил он. Дориан отлично знал, что я совершенно не собирался пытаться торговаться с богами.

— Время, — ответил я. — Гораздо проще планировать что-то, если знаешь «когда», а не только «где». Теперь я знаю ответы на оба этих вопроса, в то время как раньше я не мог быть уверен ни в том, ни в другом.

Дориан потёр свою свежевыбритую щёку:

— Только тебе могло прийти в голову так воспользоваться гневным богом. Ты думаешь, что они собираются привести свою угрозу в исполнение?

— Конечно, — сказал я, — но главный вопрос — почему сейчас? У них было семь лет на планирование мести, но они ничего не делали. А теперь они внезапно появляются, и, похоже, действуют очень поспешно. Если бы их действительно заботило наказание меня за пленение Сэлиора, то они уже давно бы что-то предприняли. То, что они бездействовали, говорит мне о том, что они меня боятся больше, чем беспокоятся о своём потерянном брате.

— Тогда что их вынудило?

Я беспокоился о том, что, возможно, уже знаю ответ:

— Думаю, они боятся кого-то больше, чем меня.

* * *

Ужин и празднование были чуть более мрачными, чем Пенни планировала, в основном из-за нашей злосчастной встречи с Карэнтом. Николас выглядел глубоко задумавшимся, отвечая на большинство вопросов короткими ответами, и едва смеясь над моими редкими шутками. В итоге мы пошли спать немного раньше, чем собирались, ко всеобщему облегчению, я полагаю.

На следующее утро мы с Пенни встретились с Николасом за завтраком, а потом пожелали ему доброй дороги домой. Вопреки моим изначальным опасениям, что он может остаться и настоять на участии, узнав о наших неминуемых неприятностях, Король Гододдина был, похоже, лишь рад нас покинуть. Прощаясь с нами наедине, он приостановился, и извиняющимся образом посмотрел на меня.

— Мордэкай, — сказал он, чуть погодя, — я хочу, чтобы ты знал, что я уважаю тебя, и благодарен за всё, что ты и твоя жена сделали для нас, но…

Я перебил его:

— Тебе не нужно объяснять. Я понимаю, Николас.

— Нет, нет! Нужно. Я стольким вам обязан, но я не могу заставить себя пойти против наказа моего бога. Боюсь, что я уже навлёк на себя проклятье, став твоим другом, и всё же я не могу не подумать, что должен быть какой-то способ всё это решить. Ты — хороший человек, Мордэкай, и мой бог — хороший бог. Быть может, если ты согласишься с его желаниями и попросишь прощения… вы вдвоём сможете работать вместе, чтобы остановить Мал'гороса, и шиггрэс тоже.

За то время, которое я провёл с Николасом, он начал мне нравиться, но он явно был зашоренным — или, возможно, дело было в различии нашего личного опыта.

— Хороший бог не угрожал бы жизням невинных из-за моих действий, правильных или неправильных. Истинному «богу» не нужно было бы со мной торговаться, и его нельзя было бы пленить. Мы имеем дело не с богами, Николас… не с теми, о которых нас учили в детстве. Эти сущности — сверхъестественные, чудовищные задиры-переростки. Разница между ними и человеческими тиранами заключается лишь в величине их власти. Если истинный бог существует, и если он благ, тогда Карэнту и остальным следует бояться, поскольку они будут у этого бога во главе списка ожидающих наказания злодеев.

Король Гододдина окинул меня потрясённым взглядом:

— Каждый раз, когда мы говорим, новые богохульства срываются с твоих губ с той же лёгкостью, с какой рыба дышит водой. Как может существовать бог над богами? Если бы такой бог существовал, разве советовал бы ты ему, пока он судит богов и людей? Что это за спесь такая?

— Зови это спесью, если хочешь, но если Миллисэнт не в начале его списка, то понятие «благой» к нему не применимо. Либо так, либо «благо» и «зло» сами по себе являются лишь относительными моральными понятиями, которые власть имущие используют для оправдания своих действий, — твёрдо сказал я ему.

Николас отвёл взгляд:

— Ты безумен, но я всё равно буду молить о милосердии для тебя, — сказал он. Сэр Барнабас открыл для него дверь, но прежде чем выйти, Король Гододдина оглянулся на меня: — Прощай, Мордэкай, было интересно узнать тебя поближе.

— Прощай, Николас, желаю тебе удачи и безопасности в грядущей буре, — ответил я, и он вышел наружу. Это была последняя наша возможность поговорить наедине, поскольку после этого наши прощания произносились в присутствии всех жителей Замка Камерон и Уошбрука. Не приходится говорить, что пожелать Николасу доброго пути домой собралась большая толпа. В наших стенах не часто гостили короли.

* * *

Когда позже, тем же днём, ситуация притихла, я вернулся в свой кабинет, чтобы написать письмо, которое следовало отправить ещё вчера. «Слишком много событий происходит одновременно», — мысленно сказал я себе. Взяв перо, я начал письмо:

Сайхан,

Мы под угрозой неминуемого нападения здесь, в Замке Камерон, и потому я должен приказать тебе повернуть назад, и немедленно возвращаться. Если возможно, поспеши вернуться в течение недели. Я объясню события, что привели к этому, когда ты вернёшься. Пока я лишь скажу, что боги вернулись, и с нетерпением ждут воссоединения со своим потерянным братом.

Мордэкай

Я дважды пересмотрел написанные слова, прежде чем сложить письмо, и положить его в шкатулку, что перенесёт его к Сайхану, находившемуся на пути в Гододдин. Он уже не один день был в пути, и на возвращение у него скорее всего уйдёт столько же времени. Я мысленно подсчитал: «Пять дней», — решил я наконец. Он ушёл с патрулём за четыре с половиной дня до этого, поэтому по логике вещей на возвращение у него уйдёт примерно пять дней.

Согласно ответу Карэнта на мой вопрос, у нас должно быть тринадцать дней, прежде чем начнётся веселье. Это даст мне кучу времени на эвакуацию города от большинства людей и проверку планов, которые мы с Дорианом составили за прошедшие годы, чтобы покрыть различные ситуации, которые, как мы думали, могли произойти, когда боги наконец вернутся за расплатой.

Глава 14

Так получилось, что следующим утром я встал рано. Ну, «так получилось» является несколько обманчивым выражением: правда заключалась в том, что Пенни пригрозила мне ведром холодной воды.

— Да встал я, чёрт побери! — крикнул я, в панике скатываясь с кровати. Она плохо отреагировала, обнаружив меня снова дремлющим после её первого предупреждения.

Комната поплыла вокруг меня, когда я попытался сохранить равновесие. Пенни была достаточно добра, чтобы поставить своё ведро, и поймать меня за руку до того, как я врезался в пристенный стол. Что я был «шаткий» — это ещё слабо сказано.

— Как долго ты не ложился? — с любопытством спросила она. Её голос был лишён злобы, стоявшей за её недавними предупреждениями — вместо этого в нём слышалось лишь любопытство и, возможно, невинная забота. Я никогда не был полностью уверен, как она умудрялась переключаться с бяки на лапочку так быстро.

Я работал почти до рассвета, удостоверяясь в том, что чары, которые я наложил в прошлые годы, всё ещё были в идеальной форме. Я с кропотливым усердием прошёлся по ним, проверяя, что там не было ошибок, не было изъянов. Любой дефект приведёт не только к моей собственной смерти, но может потенциально стоить жизней и моей семье, а также всем, кто зависит от меня. Прошлая ночь была не первой, когда я проверял и перепроверял их… Я делал это как минимум ежегодно, в течение последних пяти лет.

Пенни привлекла моё внимание, щёлкнув пальцами передо мной:

— Ау? Ты слышишь меня?

Я постарался найти остроумный ответ, и в конце концов нашёл:

— А?

— Я спросила, как долго ты не ложился, — терпеливо повторила она.

— Ненаю, до двух или трёх, наверное, — уклонился я. — У тебя есть чай?

— Лжец, — упрекнула она меня, — я проснулась незадолго до рассвета, а тебя всё ещё не было в кровати. Лилли скоро поднимется с чаем. Чем ты занимался?

— Работал над защитами, — сказал я, используя полуправду. — А зачем меня будить так рано? — спросил я, надеясь, что этот вопрос отведёт в сторону её внимание.

Она передала мне влажное полотенце, чтобы я умыл лицо.

— Ты отлично знаешь, почему я тебя разбудила. Дориан хочет начать совещание с утра пораньше. Не пытайся меня отвлечь. Когда ты собираешься поделиться со мной подробностями?

Мне не следовало ожидать, что я смогу так легко отделаться. Мы уже неоднократно имели этот разговор в прошлом.

— Я рассказал тебе подробности — те, которыми я могу поделиться.

— Этого недостаточно, — возразила она. — Наши дети в опасности, а теперь мы точно знаем, что за нами придут. Я хочу знать то, что ты скрыл.

— Нет, — просто ответил я.

— Почему?

Я вздохнул:

— Мы уже это обсуждали. Может настать время, когда ты не сможешь скрывать информацию. Это фактически сведёт на нет весь мой план.

— Ты не доверяешь мне? — сказала она, меняя тактику.

Я окинул её твёрдым взглядом:

— Ты же знаешь, что это не так. Они могут взять информацию прямо из твоего разума.

Пенни вытащила амулет, который я дал ей, и положила его себе на ладонь. Он защищал её разум от магических влияний. Годы назад я создал похожие ожерелья для всех мужчин, женщин и детей в Уошбруке и Замке Камерон.

— Его силы может оказаться недостаточно, — сказал я ей, — и если тебя пленят, то легко смогут снять с тебя амулет.

— А если пленят тебя, то не останется никого, кто знает, как привести твой план в исполнение, — парировала она.

Это был веский аргумент:

— Если меня пленят, и узнают о плане, то это не будет иметь значения. Никакая ловушка не сработает, когда враг знает её природу. К тому же, привести это в движение сможет лишь маг.

На лице моей жены отразилось отнюдь не счастье:

— Ты слишком привык к секретам, Мордэкай, — предупредила она.

— Возможно, — признал я. — Мне это тоже не нравится, но я сделаю всё, что потребуется, чтобы сохранить тебя и детей в безопасности.

Она отвернулась, и стала одеваться.

— Всё, что, как ты думаешь, потребуется, — тихо пробормотала она про себя, и, в интересах мира, я притворился, что не услышал этого.

* * *

Дориан стоял во главе стола в нашей комнате для совещаний:

— Я думаю, вы все понимаете, почему мы собрались. Вчерашний «посланник» был напоминанием о том, что у нас есть могущественные враги — враги, которые скоро явятся к нам с визитом.

Я не мог не восхититься самообладанием моего друга. За прошедшие годы он развил в себе сильную уверенность, когда доходило до главенства над людьми. Оглядывая толпу, я видел, что он приковал к себе внимание всех мужчин и женщин в помещении, а их было много. Сегодняшнее совещания включало не только обычных членов Рыцарей Камня, но также Пенни, Питэра Такера, Чада Грэ́йсона, Уолтэра и Элэйн Прэйсианов, и, конечно, меня самого. Питэр представлял обслугу замка, а Чад был моим главным егерем и, соответственно, руководил людьми, с помощью которых я буду поддерживать наблюдение за замком и округой.

— Следовательно, — продолжил Дориан, — мы будем поддерживать состояние повышенной готовности, пока нынешняя угроза не минует, — закончил он, и, посмотрев вдоль стола, указал на тихо поднявшего руку Питэра: — У тебя вопрос?

— Да, милорд. Я понимаю, что это может показать банальным, но будет ли проводиться празднование в конце недели? — спросил он. Питэр имел ввиду ежегодный пир в честь нашей победы над армией Гододдина.

Дориан кивнул, глядя в мою сторону:

— Я бы предпочёл пропустить его в этом году, но я уступлю в этом вопросе нашему лорду. Ваше Сиятельство…?

Моим первым порывом было согласиться с ним, но когда я начал подниматься, то ощутил ладонь Пенни у себя на плече. Я наклонился поближе, и она прошептала мне на ухо:

— Мораль сильно пострадает, если ты пропустишь его. У нас после праздника будет ещё неделя.

— Празднование состоится, как обычно, — сказал я им. — Оно не должно помешать, хотя я сочувствую твоим людям, Чад, — сказал я, обращаясь к главному егерю. — Многие из них пропустят праздник, неся дозоры. Мне также придётся попросить, чтобы все воздержались от чрезмерных возлияний.

Человек, которого я взял себе в егеря несколько лет назад, был молод, ближе к моему возрасту, но скупился на слова. Я нанял его из Ланкастера, положившись на рекомендацию их егеря, Уильяма Дойла. С тех пор я редко бывал разочарован в его способности отыскать добычу. Я буду полагаться на него и остальных егерей, чтобы те служили мне в качестве передового дозора в течение грядущей недели.

— Не волнуйтесь за нас, ваш' благородие, — мгновенно ответил он. Изысканности в его манерах было мало, но в его профессии важным было отнюдь не это.

Следующим заговорил Сэр Харолд:

— Учитывая тот факт, что мы неплохо представляем, когда они явятся, будем ли мы менять наши ответные действия? — задал он вопрос. Крупный мужчина, Харолд вырос из своей мальчишеской внешности, и его короткая золотая борода делала его немного похожим на льва.

Я был благодарен ему за этот вопрос, поскольку он приводил нас прямо к сути дела:

— Да, — ответил я, — это изменит наши планы, хотя основа остаётся той же. В основном, это позволит нам эвакуировать город от множества людей до наступления дня, когда мы ожидаем прибытия богов. Дориан, ты не будешь против пройтись ради всех собравшихся по трём основным планам? Чтобы убедиться, что все помнят…

— Определённо, — сказал Дориан, и сделал глубокий вдох. Он не показывал ни следа нервности, с которой испытывал трудности прежде, но, оглядывая комнату, я видел, что все внутренне стонали при мысли о том, чтобы снова слушать пересказ наших запасных планов. Мы это повторяли каждый год — включая учения, чтобы удостовериться, что люди знали, что им делать.

— Уверен, что большинство из вас знает, что мы ожидали чего-то вроде этого уже много лет, с тех самых пор, как наш добрый граф принёс «Бог-Камень» на хранение в Замок Камерон, — осторожно начал Дориан. — В случае нападения или другой чрезвычайной ситуации существует три плана эвакуации, которым мы присвоили синий, жёлтый и красный цвета. Наиболее оптимистичный план — синий, хотя ни один из трёх не следует ошибочно считать хорошей ситуацией.

Взгляд Дориана шарил по комнате, проверяя, что все сосредотачивали внимание на нём.

— Синий означает, что мы намереваемся оставаться на месте, и сражаться. Город эвакуируется лишь от тех, у кого нет назначенных ролей в защите донжона, в основном — женщины, дети и старики. Благодаря ежегодным учениям горожане и жители замка должны знать, что им следует собраться в здании, где находятся телепортационные круги, во дворе замка. Все гвардейцы, рыцари и, конечно, наши немногочисленные волшебники прибудут на назначенные им позиции. Джордж и Элэйн Прэйсиан отвечают за то, чтобы люди перенеслись «кругом» в Албамарл, — изложил Дориан, и дал пояснение:

— Синяя ситуация создавалось в ответ на нападение одного сияющего бога, и исходя из предположения о том, что наш лорд, Граф ди'Камерон, сможет справиться с одним из них, предпочтительно — вне территории замка, в то время как добрый Барон, Лорд Прэйсиан, будет поддерживать защитный барьер вокруг Замка Камерон, — объяснил он. На самом деле, это было чересчур упрощённым описанием. Защитный барьер представлял из себя придуманные и построенные мною чары, использовавшие силу Бог-Камня. Чары на самом деле почти ничего не требовали кроме мага, который бы мог включать и выключать их, когда требовалось.

— Следующий цвет, жёлтый, — сказал Дориан, продолжая, — означает более серьёзную ситуацию. Мысль была в том, что мы будем использовать этот цвет, если сочтём, что два бога нападают вместе. Граф ясно дал понять, что в случае одновременного нападения двух богов достигнуть победы в прямом столкновении будет невозможно. В этом случае город будет эвакуирован от всех кроме рыцарей и самого Графа. Также, точки эвакуации будут другими. Те, кто в Уошбруке, направятся прямо в Грязную Свинью.

«Грязная Свинья» была названием, которое Джо МакДэниел выбрал для своей таверны. Название было прямой отсылкой к моей первой встрече с предыдущим Бароном Арундэла, когда я измазался грязью перед тем, как нас представили друг другу. Того дворянина это отнюдь не позабавило, но, к счастью, у нынешнего барона, Уолтэра, с чувством юмора было гораздо лучше. Если эти обстоятельства звучат невероятно… ну, у меня были свои причины. Честно.

Я создал укрытие под погребами таверны — большое, магически скрытое помещение. Мысль была в том, что если у нас не будет время на эвакуацию города, то они смогут спрятаться там, пока не минует «буря». Там также был круг, который вёл в Ланкастер.

— Те, кто в Замке Камерон, направятся в главный зал, а те, кто стоит на стенах или во дворе, направятся в здание, где мы держим круги. Элэйн Прэйсиан будет отвечать за переноску людей оттуда, а Джордж Прэйсиан будет отвечать за переноску тех, кто укроется в Грязной Свинье. Барон позаботится о тех, кто соберётся в главном зале, — сказал Дориан, и приостановился ненадолго, поскольку Сэр Иан привлёк к себе его внимание. — У тебя вопрос? — спросил он.

Сэр Иан был темноволосым человеком с тёмными карими глазами. Люди, встречавшие его впервые, часто описывали его внешность как «свирепую» или «устрашающую». Позже они понимали, что он на самом деле был одним из самых кротких людей среди рыцарей — его внешность сильно контрастировала с его истинной личностью. Он нерешительно обратился к Дориану:

— Не сочтите это неуважением, Лорд Дориан, но мы повторяем это минимум раз в год, и меня по-прежнему кое-что беспокоит, — выдал он утверждение, которое напрашивалось на вопрос.

— И что же тебя беспокоит? — сказал Дориан.

— Ни в одном из планов не упоминается то, что будет с семьёй Графа. Это упущение, или намеренное умолчание? — спросил Сэр Иан.

Дориан бросил взгляд в моём направлении, поскольку он знал, что это касалось вопросов, которые я бы предпочёл не обсуждать открыто. Я поднял руку, чтобы дать ему знать, что отвечу сам, и встал, повернувшись к Иану:

— На твой вопрос есть два ответа, Сэр Иан, — сказал я ему, честно глядя ему в глаза, — и ни один из них тебе не понравится. Во-первых, я не буду уходить ни в одном из трёх спланированных нами сценариев. В большинстве случаев я буду занят делами, которые скорее всего не позволят мне присоединиться к бегству. Если будет возможно, я обеспечу себе собственное отступление. Во-вторых, моя семья либо уйдёт в одной из ранее упомянутых точек, либо по другому маршруту, который мы держим в тайне. В каждом из этих случаев конечное решение будет оставаться за моей леди-женой, в зависимости от обстоятельств.

По комнате прошли шепотки, но я уставился на них, пока снова не настала тишина. Когда они притихли, я спросил Сэра Иана:

— Это в достаточной степени отвечает на твой вопрос?

— Да, милорд, — сразу же ответил он.

Я кивнул Дориану, и тот вернулся к своему объяснению:

— Последний план обозначен красным, и он весьма похож на синий. Главная разница заключается в том, что не предполагается никакого сопротивления. В синем, Рыцари Камня и Граф остаются, чтобы защищать, и задержать. Красный будет использован, если мы будем считать, что все три оставшихся бога выступят против нас одновременно. В этом случае мы мгновенно активируем защитный барьер, и все в донжоне должны отправиться в точки сбора для незамедлительной эвакуации замка. Те, кому не повезёт оказаться вне стен замка, когда это случится, смогут либо попытаться добраться до Грязной Свиньи, чтобы спрятаться, либо просто отправиться прочь от города.

Тут подал голос Питэр:

— Если мы не надеемся победить в «жёлтой» чрезвычайной ситуации, то почему бы нам просто не провести полную эвакуацию города сразу же. Я не уверен, что я вижу необходимость для отдельного красного и жёлтого плана, — высказался он. Несколько рыцарей одарили его презрительными взглядами. Это был вопрос, над которым кто-то из них вполне мог размышлять, но учитывая положение Питэра как моего камергера и гражданского лица, они считали эту тему лежащей вне его компетенции.

Прежде чем кто-то из них смог подать голос, я встал, и ответил ему напрямую:

— Разница заключается во времени и срочности. В красном мы собираем всех, кого сможем, и бежим сразу же, оставляя позади тех, кому не повезло вовремя оказаться за стенами замка. В жёлтом мы удаляемся контролируемым образом, и рыцари останутся, пока я не дам им приказ отправляться.

Я думал, что этого хватит, чтобы утихомирить его, но любопытство Питэра всё ещё не было удовлетворено:

— Прошу прощения, милорд, но как вы сможете предоставить это время? Если вы можете справиться лишь с одним, то любая более крупная численность будет равноценна, разве нет?

Я потворствовал некоторой свободе слова среди тех, кто мне служил, но Питэр постоянно меня удивлял. По комнате прошли ворчливые высказывания в ответ на его дерзкий вопрос, но я поднял ладонь, чтобы остановить их недовольство.

— Предполагается, что барьерные чары вокруг замка будут достаточно сильными, чтобы не позволить одному богу быстро через них пробиться. Двое скорее всего легко смогут это сделать, но им потребуется некоторое время — надежда на то, что это будет полчаса, или больше. Трое смогут совместными усилиями разбить барьер за считанные минуты, и это — основная причина, по которой существует разница в планах эвакуации, — закончил я. Не озвученной я оставил ещё одну причину, поскольку она несла в себе значительный риск для меня лично, и это всегда было непопулярной темой среди Рыцарей Камня. Они были согласны рисковать собой, но мной — никогда. — Ещё вопросы? — спросил я его, чтобы убедиться, что он закончил.

Питэр почтительно склонил голову:

— Нет, милорд, благодарю вас за ваше терпение относительно моей неопытности в этих делах.

— Если с этим мы разобрались, тогда можем перейти к насущным делам. Я в общих чертах описал экстренные планы, — сказал Дориан, — но теперь я бы хотел перейти к двум подробностям, которые относятся к нынешней ситуации. Во-первых, размещение охотников Мастера Грэйсона на этой неделе, а также любые изменения, которые он хотел бы внести до ожидаемого прибытия богов менее чем через две недели. После этого мы пройдёмся по расписанию предварительной эвакуации, которая начнётся в конце следующей недели. Нам нужно позаботиться, чтобы город был эвакуирован от всех, в ком нет неотложной необходимости, за два дня до возвращения Карэнта.

Дориан говорил ещё какое-то время, прежде чем вызвать Чада, чтобы обсудить расположение его разведчиков. «Сколько я ни бывал на этих совещаниях, а они всё равно остаются скучными», — подумал я, сдерживая зевок. Было бы неправильно позволить людям увидеть признаки отсутствия интереса с моей стороны.

* * *

Ближе к исходу того дня я проверил шкатулки для посланий, и нашёл ждущий меня ответ Сайхана. Открыв шкатулку, я увидел аккуратно сложенный листок бумаги. Развернув его, я увидел его характерно плохой почерк. Он был как у Пенни — возможно, даже хуже.

Милорд,

Ваше послание получено и понято. Сейчас, когда я это пишу, ещё утро. Мы поспешим, и вернёмся в пределах пяти дней. Ждите нас утром на пятый день с этого момента. Это будет утро дня празднования.

Ваш Слуга,

Сайхан

— Шесть дней! — пробормотал я про себя.

Это значило, что он будет вести людей форсированным маршем. Я подумал было написать ему ещё одно письмо, и попытаться уговорить его сбавить ход, и не изматывать людей, но в конце концов я решил, что это будет бессмысленно. Этот приказ был как раз из тех, которые он проигнорирует. «Этот чёрт всегда любил перевыполнять планы».

Вместо этого я просто сделал глубокий вдох, и написал быстрое подтверждение. Они хотя бы смогут насладиться праздником. Проверив остальные шкатулки, я нашёл ещё одно послание, от Марка.

Морт,

Надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии.

Путешествие в Аградэн оказалось заслуживающим внимания лишь своей скукой. Мы должны прибыть уже через день, и дядя Мариссы уверил нас, что у него будет для нас комната, пока мы не сможем найти себе собственное место. Несмотря на мою истинную причину для переезда, я обнаружил, что с некоторым нетерпением ожидаю возможности увидеть что-то новое, и поиск любых возможных остатков библиотеки рода Гэйлин также может оказаться интересным.

Я снова напишу, когда будут какие-то конкретные новости, или хотя бы что-то интересное.

Маркус

Я дважды прочитал его короткую записку, и обнаружил, что несмотря на моё изначально отрицательное отношение к его переезду, я с облегчением узнал, что он теперь находился далеко от всех волнующих событий в Лосайоне. Я тщательно подумал об ответе, прежде чем снова коснуться бумаги пером.

Дорогой Марк,

Я рад слышать, что твоё путешествие почти закончилось. Надеюсь, что для Мариссы оно было не слишком трудным. Не забывай, что если дом стоит дороже, чем мы предполагали, то я напишу для тебя аккредитив. Банкиры в Албамарле заверили меня, что у них есть устойчивое соглашение с ростовщиками в Аградэне, так что это не должно стать проблемой.

Дела тут кипят, учитывая приготовления к празднику в это время года. Всё время что-нибудь да происходит. Быть может, если ты хорошо устроишься, я смогу найти время съездить тебе где-нибудь в следующем году. Один визит — и я смогу установить круг, что сделает любые будущие поездки тривиальными.

Пиши поскорее.

Мордэкай

Я чувствовал себя слегка обманщиком из-за того, что не упомянул ни о каких своих недавних проблемах, но, учитывая расстояние, мой друг не мог ничего с этим поделать, только бы зря волновался. Отбросив эти мысли, я встал, и пошёл искать Уолтэра. Я хотел встретиться с ним, и убедиться, что он помнил все особенности возведения барьерных чар вокруг замка, и управления ими. Пока шёл, я решил, что на этот раз нам следует посвятить Элэйн в наши дела. Она выросла, и всегда была возможность, что ни его, ни меня не будет на месте, чтобы активировать чары в случае их необходимости.

Глава 15

Уолтэр и его дочь стояли рядом со мной в маленькой комнате недалеко от главного зала. Сама комната изначально задумывалась как маленькая приёмная, но я переделал её в центральный пункт управления защищавшими Замок Камерон чарами. Стены были ненавязчиво размечены рунами, которые по сути скрывали комнату от магического взора, в то время как дверь открывалась лишь по касанию нескольких избранных людей… оба из которых стояли рядом со мной.

Элэйн была здесь впервые, и я только-только закончил добавлять её в короткий список людей, которым чары позволят открывать дверь. Она окинула комнату наблюдательным взглядом:

— Так это — та самая комната, управляющая основой барьерных чар? — осторожно спросила она.

Я кивнул.

— Довольно непритязательное помещение. Я почему-то всегда воображала, что оно будет более впечатляющим, — сказала она с полуулыбкой.

— Поскольку увидеть эту комнату суждено лишь немногим, я посчитал, что украшения будут излишними, — сухо ответил я, прежде чем указать на стоявший в центре комнаты каменный пьедестал. — Всё управляется отсюда.

Объект, на который я указывал, был четыре фута в высоту, и был сделан из простого серого гранита. Верхушка была гладкой, за исключением ряда тонко вырезанных в твёрдом камне символов. Стена прямо напротив пьедестала была украшена двенадцатью квадратами плоского, прозрачного стекла, каждый из которых имел сторону в двенадцать дюймов. На самом деле, стекло изначально предполагалось как оконное. Такие вещи дорого стоили, даже в городе, где их чаще всего использовали, но я купил их для совершенно новой цели.

Я указал на символы на верхушке каменного пьедестала:

— Каждый из них соответствует одному из стёкол, которые ты видишь на стене, и каждое из стёкол соответствует другому стеклу, расположенному в некоторой точке замка. По паре установлено высоко на внешних сторонах каждой из четырёх угловых башен, где-то в двадцати футах от земли. Это даёт первые восемь стёкол, которые ты тут видишь. Ты можешь активировать одно из них, просто применив немного эйсара вот здесь… — и, говоря это, я активировал первый символ.

Самое левое стекло внезапно изменилось. Там, где прежде оно не показывало ничего кроме серого камня, к которому было прикреплено, теперь оно будто пропускало снаружи свет послеполуденного солнца. За ним было видно пустое поле, и а где-то в сотнях ярдов дальше — деревья. В поле зрения попали несколько маленьких зданий, построенных там наперекор моим советам. Я уже предупреждал жителей Уошбрука, что не могу защищать ничего, что лежало за пределами каменных стен города.

Уолтэр промолчал. Он уже видел большую часть всего этого, но Элэйн была изумлена:

— Это — западная сторона города? За стеной? — изумлённым тоном спросила она.

— Да.

— Как? Это какая-то иллюзия? Ты пропускаешь свет через такое же магическое заклинание, которое мы используем для нашей невидимости?

Уолтэр откашлялся.

— Нет, — ответил я. — Мы так пробовали, и хотя твой отец сумел заставить это работать в течение короткого времени, мы не смогли создать эффективные чары, которые поддерживали бы такой эффект.

— Но как же тогда вы этого добились? — озадаченно сказала она.

Тут отозвался Уолтэр:

— Мы с Мордэкаем создали своего рода портальные чары между каждыми соответствующими друг другу стёклами. Когда портал активен, стекло на самом деле служит реальным окном между этой комнатой и тем местом, где находится другое стекло.

Элэйн прищурилась:

— А что если враги обнаружат связь? Смогут ли они войти в донжон через такой портал?

— Нет, — самодовольно ответил её отец. — Чары и портал находятся внутри самого стекла, поэтому через них может проходить лишь свет. Если что-то ещё попытается пройти физически, то разобьёт стекло, и одновременно уничтожит портал.

— К тому же, портал открыт лишь тогда, когда чары активируются отсюда, — объяснил я. Проведя рукой над верхней частью камня, я «включил» остальные окна, и вскоре мы смогли видеть с множества обзорных позиций. — Первые восемь, как видишь, смотрят со стен башен, показывая нам земли вокруг Уошбрука. Последние четыре смотрят с башен вокруг внешней стены Замка Камерон — отсюда можно видеть сам город.

Элэйн изучила камень, и я позволил ей попробовать набить руку в работе с символами. Вскоре она легко могла включать их и выключать.

— А эти для чего? — спросила она, указывая на символы в нижнем ряду. — Они активируют барьер?

— Эти — зажигают сигнальные огни, — быстро объяснил я. Каждая из башен, как в Замке Камерон, так и вдоль стен города, имела установленную на крыше большую стеклянную сферу.

— Этот включает сигнал и даёт ему ярко-синий цвет, — сказал я, указывая на самый левый из трёх символов внизу. — Средний устанавливает жёлтый цвет, а тот, что справа — для барьера вокруг всего города и замка. Следующий, который внизу, устанавливает барьер вокруг самого замка, и в такой конфигурации он мощнее… закрывает меньшую площадь.

— А эти два? — спросила она, указывая на те, о которых я пока умалчивал.

— Эти открывают барьер в одном из двух мест — либо городские ворота, либо ворота во дворе замка, не убирая основную часть барьера, — ответил я. — Таким образом можно…

— … впускать беженцев, не убирая защиту совсем, — закончила вместо меня Элэйн. Хотя у неё была светлая голова, и она быстро училась, её тенденция лезть вперёд батьки иногда раздражала.

— Как ты узнаешь, если кто-то попытается проскользнуть внутрь вместе с ними? — добавила она.

— Вот, — сказал я ей, указывая на другую руну. — Эта — активирует окно рядом с городскими воротами, а вот эта делает тоже самое рядом с воротами замка, — объяснил я, и включил их, чтобы продемонстрировать.

— Но они такие маленькие, как же ты… о! — заметила она, внезапно оборвав своё высказывание.

— Ты собиралась спросить, как мы сможем хорошо видеть через такое маленькое окно? — с лёгкой улыбкой сказал я.

Она кивнула:

— Да, но теперь я вижу — когда портальные окна открыты, проходит не только свет. Я чувствую всё, что находится за стеклом, как если бы я стояла за обычным окном.

Тут заговорил Уолтэр:

— Верно, и покуда стекло остаётся целым, оно так и будет работать, но помни, что магия проходит в обе стороны. Если ты откроешь его, и почувствуешь что-то могущественное, вроде одного из богов, то должна немедленно его закрыть, и поставить барьер — иначе ты рискуешь и собой, и нашей защитой.

— Да, конечно, Отец, — скромно ответила Элэйн, хотя я видел, что этот совет её раздражал. Если бы она была подростком, то закатила бы глаза… к счастью, она была постарше.

— Нет нужды говорить, — сказал я, нарушая повисшее напряжение, — что ты должна использовать эту комнату лишь если меня или твоего отца нет. Ты уже знаешь правила, согласно которым надо определять, какой цвет использовать — красный, жёлтый или синий, но в моё отсутствие всё весьма просто. Если боги появятся в моё отсутствие, то сигнал должен быть красный… немедленная эвакуация. Если бог только один, и ты думаешь, что барьер какое-то время его удержит, то можешь использовать жёлтый, чтобы дать больше времени на упорядоченную эвакуацию, но если есть какие-то сомнения — не рискуй.

— Я понимаю, — гладко ответила она, со мной она обращалась гораздо почтительнее. Я задумался, будут ли у меня когда-нибудь похожие проблемы с моими дочерьми. Вспоминая милую улыбку Мойры, и её покладистую манеру держаться, я не мог в это поверить. «Вряд ли», — сказал я себе.

— Теперь, думаю, волноваться нам следует лишь о приготовлениях к фестивалю. Мы сделали всё, что могли, чтобы приготовиться к худшему, и после фестиваля у нас должна быть её почти неделя до их прибытия, — сказал я им обоим.

— Я не знаю, смогу ли я наслаждаться, пока над нашими шеями висит меч, — заметил Уолтэр.

— Ты справишься! Лично я собираюсь натанцеваться в своё удовольствие, — с энтузиазмом сказала Элэйн. — Нет смысла беспокоиться о том, чего не можешь изменить.

Внутренне я был с ней согласен, но у меня было такое чувство, что у меня всё равно будет та же проблема, что и у Уолтэра.

* * *

Следующий день прошёл без происшествий, и, несмотря на мои страхи, я почти не мог придумать никаких дополнительных приготовлений. Я и так уже годами готовился. Вместо этого я решил использовать часть времени для работы над зеркалом, которое случайно разбили Грэм и Мэттью.

До фестиваля всё ещё было два дня, а я глазел на осколки стекла, разложенные передо мной на рабочем столе. Я был слегка фрустрирован, поскольку глазел на них уже какое-то время. Поначалу я хотел организовать осколки по форме и размеру, и как-то сплавить их снова вместе. Это у меня не получалось, совсем.

Хотя я легко мог сплавить два осколка вместе, они не обязательно были «правильными» осколками. Осколки были настолько маленькими, и их было так много, что я почти не надеялся сложить их снова вместе именно так, как они были изначально.

— С тем же успехом можно просто расплавить все осколки и создать из стекла совершенно новое зеркало, — сказал я вслух сам себе. Однако я на самом деле не хотел так делать — я намеревался вернуть зеркало к его прежнему состоянию, со всеми изъянами и дефектами, которые делали его таким памятным.

Я сделал глубокий вдох, и попытался расслабиться. Долблением головой об стену делу не поможешь. Через некоторое время я позволил своему разуму слегка блуждать, и осознал, что слышу тоненькие голоса осколков стекла. Теперь, когда зеркало было разбито, каждый осколок имел свой собственный, уникальный голос. Фокусировка на них была лишь вопросом терпения и практики. По сравнению с их тоненькими песнями биение земли было подобно массивному барабану, а небо снаружи звучало как стремительный речной поток.

Конечно, всё это на самом деле не было «звуками», но я мог описать их лишь таким образом. Помимо этих я также слышал слегка тревожную мелодию, которую я стал называть «смертью», она звучала под всеми остальными, как контрапункт песни остального мира. «Почему я не мог слышать её раньше»? — задумался я. Я начал слышать её вместе со всеми остальными голосами мира только после того, как спас дух Уолтэра из пустоты.

Оставив эту тему, я снова сосредоточился на лежавших передо мной маленьких осколках стекла, концентрируясь на их маленьких созвучиях. Сперва все они были раздельными, но когда я позволил своему вниманию поплыть, они начали сходиться как элементы более замысловатой гармонии. «Возможно, я смогу «убедить» их вернуться к прежнему состоянию…».

Это была опасная мысль, особенно из-за того, что я вновь дал Элэйн выходной. Мне не полагалось пользоваться своими способностями архимага без присмотра. Тем не менее, это не могло сильно повредить. «Я не буду заходить далеко», — успокоил я сам себя.

После чего я открылся более широкому влиянию кристаллических мелодий, лежавших на поверхности моего рабочего стола. Надёжно закрепившись, я присоединил тоненькие песни стекла к своей собственной, и начал медленно уговаривать их вернуться к прежнему состоянию. Это усилие, хоть и маленькое, требовало напряжённой сосредоточенности, и моё ощущение времени быстро растаяло, в то время как моё сознание становилось всё более упорядоченным.

Сторонний наблюдатель увидел бы, как осколки медленно перестраиваются, передвигаясь и срастаясь вместе. Тот же наблюдатель также, наверное, заскучал бы, поскольку я потерял счёт времени, и часы незаметно текли мимо, пока зеркало Пенни постепенно возвращало свою прежнюю форму.

Наконец я почти закончил, но мне было трудно вспомнить, что именно означало «закончить». И, если уж на то пошло, я больше не был уверен, почему я делал то, что делал… Я нахмурился, и появилось воспоминание — женское лицо. Я заставил себя сосредоточиться на этом воспоминании, поскольку инстинктивно ощутил, что оно таило в себе разгадку причины, по которой я здесь находился.

У женщины были тёмно-карие глаза, и волосы ниспадали вокруг неё тяжёлыми карими локонами. Она была очень похожа на Пенни. «Пенни?». Какое-то время я силился вспомнить, в чём была значимость этого имени. «Пенни! Это — её мать… Я, наверное, выудил воспоминание о ней из нашего детства». С воспоминаниями мне стало проще оставить работу, но только после её окончания — и, пока я уговаривал последние несколько частей встать на место, на меня снизошло вдохновение.

Внеся тонкие изменения, я поменял уже готовое зеркало, работая настолько быстро, насколько мог, пока яркость воспоминания не ушла. Шагнув назад, я изучил дело своих рук, довольный результатом. «Надеюсь, ей понравится — если нет, то это расстроит её ещё больше».

Глава 16

Хотя я предполагал прибытие Сайхана в день фестиваля, он сумел превзойти себя, и прибыть очень поздно вечером накануне праздника. Соответственно, это также привело к увеличению количества работы для тех в замке, кто отвечал за обеспечение наших возвращавшихся солдат едой и тёплым приёмом. Но никто не жаловался — по крайней мере, вслух. Ну, возможно, это всё же было не так — я почти не знал, что могли говорить вне пределов моей слышимости.

Однако чего слуги не знали, так это того, что я бы не наказал их за негативное отношение. На самом деле, я сам был слегка раздражён, хотя знал, что это было иррационально. Они вернулись потому, что я приказал, и они вернулись в такое время потому, что выложились до самого предела, чтобы вернуться как можно быстрее.

«Да гори она огнём, эта рациональность!» — молча сказал я себе в ответ на эти более рациональные мысли.

— Они могли совершенно не спешить, и добрались бы сюда на день или два позже! — высказал я своё мнение громким и совершенно противным голосом, поспешно одеваясь.

— Перестань жаловаться, и иди, пока детей не разбудил, — прошипела мне Пенни в темноте.

— Если чёртово битьё в дверь минуту назад их не разбудило, то и мои ругательства не разбудят! — ответил я несколько тише.

На эту ремарку Пенни не ответила, но своим магическим взором я видел, как она зыркнула на меня в темноте. Иногда мой дар кажется скорее проклятьем, а не благословением. Моё здравомыслие наконец победило — я заткнулся, и покинул комнату, чтобы выбраться в коридор, соединявший наш дом с апартаментами в Замке Камерон. По пути я умудрился натянуть штаны достаточно высоко, чтобы не оставаться открытым.

Протянув руку к двери, я распахнул её.

— Чёрт, дайте мне немного времени, чтобы одеться, и я выйду! — сказал я без преамбулы. Я был удивлён, обнаружив Элэйн, стоявшую рядом с лакеем, охранявшим мою внешнюю дверь. При виде меня её глаза расширились, а щёки покрылись румянцем. Я уже слишком давно прошёл период полового созревания, чтобы смущаться. — Никогда не видела раньше мужчину без рубашки? — раздражённо рявкнул я. — Я думал, у тебя дома брат.

Она прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть своё веселье:

— Вы — «не» мой брат, — ответила она, запоздало добавив: — … Ваше Сиятельство.

Я поглазел на неё немного, прежде чем несколько внезапно захлопнуть дверь. «Я слишком стар для таких глупостей», — подумал я, топая обратно, чтобы закончить одеваться. Вскоре меня настигла вторая мысль: «Нет, совсем не стар».

— И именно поэтому такие глупости навлекут на тебя неприятности, — ответил я вслух своему внутреннему изменнику.

— Какого рода глупости? — спокойно спросила Пенни со стороны кровати.

— Я просто ругал себя за то, что слишком разозлился, — быстро сказал я. «Когда-нибудь я научусь держать рот на замке до тех пор, пока меня не нагонит здравый смысл».

Накинув большую куртку, я вышел из комнаты, пока не сказал ещё какую-нибудь глупость в своём не до конца проснувшемся состоянии. Элэйн и второй лакей последовали за мной от двери и вниз, чтобы встретить возвращающихся солдат. Пока мы шли, мне в голову пришла мысль:

— А ты почему не спишь в такое время, Элэйн? Я не ожидал, что ты будешь одета и готова кого-то встречать в такое время ночи, — спросил я. Онаносила всё то же платье, которое было на ней за ужином, за несколько часов до этого момента.

Она приостановилась на миг, явно не будучи уверенной, как отвечать:

— Я пошла в комнату, которую вы с Отцом показали мне. Экспериментировала со смотровыми окнами, чтобы убедиться, что буду помнить, где всё находится, если позже в этом появится необходимость. Их прибытие к городским воротам я увидела до того, как вести достигли замка.

Это могло объяснить от силы полчаса, но не могло задержать её настолько долго.

— Изучаешь чары, которые мы использовали, чтобы создать оконные порталы? — сказал я наугад. По одной лишь её реакции я сразу понял, что попал в яблочко.

Она кивнула.

— Я с радостью научу тебя этому узору, и твой отец тоже его уже знает, — предложил я. — Нет нужды смущаться из-за этого.

— Благодарю, — тихо сказала она, но мне было по-прежнему ясно, что она не рассказала мне всего, о чём думает.

Мы пошли дальше, и вскоре я снова заговорил:

— Почему бы тебе просто не выложить то, о чём ты думаешь.

— Как вы это делаете? — внезапно выдала она. — Как вы всё время создаёте все эти чары?

Я вздохнул:

— У меня были преимущества. Я нашёл книгу, где были подробно изложены чары, которые волшебники использовали в прошлом. Я знаю, что уже говорил тебе это раньше…

— Нет, — перебила она, — Отец сказал, что вы разобрались в основах ещё до того, как нашли книгу.

— То были очень грубые чары, и мне повезло, что я не убился во время экспериментов. Большая часть того, чему я научился, пришла из найденной мною книги, — сказал я, надеясь отвязаться от неё.

— Одними из первых ваших чар был рунный канал, который вы заложили в свой посох, — сказала она, указывая на мешочек, где я хранил свой посох и другие громоздкие инструменты… мешочек, также являвшийся результатом хитрых чар. — Но несмотря на то, чему вы научились из той книги, вы не сочли нежным улучшить или заменить его.

Вообще-то я счёл, что моя схема была немного лучше примера рунного канала, который был в книге, поскольку мой включал в себя возможность адаптации, так как мог хранить временное заклинание, вроде света, внутри чар.

— Это была хорошая схема, — ответил я, — иногда даже дуракам везёт, — была моя попытка отшутиться. Элэйн остановилась, и нахмурилась. Она что, злилась? Она редко показывала эту сторону своего характера мне, в отличие от её бедного отца.

— Я изучила все чары, которые вы мне показали. Я смотрела ту книгу, по которой, как вы утверждаете, вы учились, — начала она медленно, — и я едва понимаю эти схемы, даже после того, как вы их мне объяснили. Каждый день вы будто придумываете какое-то свежее новшество. Как чародей, вы лучше того, кто написал эту книгу, на которую вы постоянно указываете в качестве объяснения.

Я одарил её своей лучшей плутоватой улыбкой:

— Не буду отрицать, у меня, возможно, к этому природный талант, — выдал я. Серьёзное выражение её лица сказало мне, что она на эту байку не купилась.

— Откуда всё это? — внезапно спросила она. — Мойра Сэнтир? Она прячется в тени, нашёптывая вам на ухо тайны веков?

По мне прокатилось холодное чувство, ибо я знал, без всякого сомнения, откуда у меня появилось это знание. «Ты — наследник Рока Иллэниэла. Грех нашего предка перешёл к тебе, вместе с предательством его наследника. Обещание Иллэниэла остаётся невыполненным, и должно остаться таковым, сын мой. Мы несём одну и ту же ношу — вину поколений, всё ещё отказываясь расплачиваться с долгами, ибо цена слишком велика».

Я слышал голос Джа́рида Иллэниэла у себя в голове, вспоминая его слова так чётко, будто он сказал их буквально вчера, но я был уверен, что он умер как минимум за одно поколение до того года, когда Балинтор грозил уничтожить всё человечество. Вместе с этим воспоминанием пришло осознание того, что я также помнил человека, который первым научил его этим словам, Да́лэна Иллэниэла, отца Джарида. Воспоминание, и эти слова, протягивались внутри меня назад, вдоль череды отцов и сыновей, которая не прерывалась, пока не достигла источника… первого Иллэниэла.

«Человек, уничтоживший мой народ и отправивший меня путём, который теперь привёл меня к тебе, его далёкому правнуку. Неужели ты думал, что происходишь от какого-то благородного рода? Этот человек был тысячекратным убийцей». Слова Мал'гороса эхом отозвались у меня в голове, когда я вспомнил нашу встречу незадолго до того, как я закончил изничтожать армию Гододдина.

— Вы вообще слушаете? — сказала Элэйн, и её голос прервал почти затопивший меня поток тёмных мыслей.

Мои глаза сощурились, когда я сфокусировал взгляд на глазах Элэйн. Отбросив прочь мешанину угрожавших моему душевному равновесию воспоминаний, я зачерпнул своего гнева, чтобы скрыть свою слабость:

— Ты в чём-то меня обвиняешь, Элэйн? — ответил я излучавшим холодную неприязнь тоном.

Тут она помедлила, поскольку мой внезапный гнев вызвал в ней некоторую неуверенность. Оглянувшись на лакея, будто ища поддержки, она ответила:

— Быть может, нам следует поговорить об этом в другое время… осмотрительности ради.

— Тебе нужна приватность? — спросил я, и, не дожидаясь ответа, создал вокруг нас двоих тёмно-серые щиты. Они были непрозрачными, перекрывая взор, и внезапная тишина вокруг нас была свидетелем их способности глушить звуки. — Можешь говорить свободно, никто нас не увидит и не услышит.

Встревожившись, Элэйн огляделась, прежде чем выпрямить спину и расправить плечи:

— Я хочу знать, откуда ты берёшь свои познания, — сказала она с внезапной храбростью, даже осмелившись шагнуть ближе ко мне, будто показывая, что моё гневное поведение её не испугало.

— У меня много тайн, — признал я, — но я не скрывал от тебя ничего, что касается моего знания магии, — закончил я. «Полуправда — тоже ложь».

Элэйн непоколебимо смотрела мне в глаза, и разомкнула губы, будто чтобы заговорить, но затем снова закрыла их, промолчав. В её взгляде была непокорность.

— Выкладывай, никто нас не услышит, — сказал я.

— Могу я говорить свободно? — спросила она.

Пока она говорила, я заметил, как расширились её зрачки и участилось дыхание. Она меня боялась — либо это, либо… Я оттолкнул эту мысль.

— Я уже сказал тебе. Говори, что у тебя на уме, — сказал я ей.

— Ты лжёшь, — внезапно выдала она.

— Что? — сказал я, шокированный её нахальством. Я также рассеянно заметил, как покраснели её щёки. «И она пахнет необычно хорошо», — сделал наблюдение голос у меня в подсознании.

— Ты слышал меня. Я назвала тебя лжецом, — сказала она, подойдя ещё ближе, и глядя мне в глаза. Наши лица были слишком близко — она вторглась в моё личное пространство. Обычно мне от такого было неудобно, но несмотря на свой гнев, или, возможно, благодаря ему, я не шагнул назад.

— Я уже не один год за тобой наблюдаю, — продолжила она, — и я научилась читать выражения твоего лица. Ты стал великолепным лжецом. Ты лжёшь всем — Дориану, моему отцу, своей жене, и мне. Я знаю, что ты делаешь это по хорошей причине. Ты хочешь нас защитить, но не обязательно так поступать.

Вместо того, чтобы уклоняться от вопроса, я принял его как есть.

— Это — моё решение, — спокойно сказал я, хотя начинал закипать внутри.

— У тебя есть другие варианты, Мордэкай. Каждому нужно доверенное лицо, верный человек, с которым можно поделиться своими тайнами. Я хочу помочь тебе, — сказала она, прижимаясь ко мне ещё плотнее, положив ладонь мне на грудь.

Её ладонь была горячей, или казалась таковой, поскольку будто жгла на меня в том месте, где прижималась к моей груди. Такой небрежный жест, но мои чувства сказали мне, что её сердце билось учащённо. Что хуже, её восприятие уже должно было выдать ей моё собственное учащённое сердцебиение. Я сделал глубокий вдох:

— Элэйн, ты совершила ошибку, и её можно понять, учитывая ситуацию, но это всё же ошибка. Ты на самом деле не хочешь то, о чём думаешь. Если…

— Нет, — перебила она меня, — я нужна тебе, — выдала она, буквально на секунду стрельнув взглядом вниз.

«Порочная девчонка!». Я знал, что она не испытывала никаких иллюзий относительно природы своих действий. Невинной она не была. «Она лишь на четыре года моложе меня», — напомнил мне мой внутренний комментатор. «Я думал о ней как о ребёнке с тех пор, как впервые познакомился с ней, но сейчас она — двадцатитрёхлетняя женщина».

Черты её лица смягчились, и она посмотрела на меня снизу вверх своими полными печали небесно-голубыми глазами:

— Я наблюдала за тобой, училась у тебя, изучала тебя… и любила тебя, Мордэкай, с того самого дня, как ты вырвал меня из жестоких когтей Сэлиора. Я знаю, что у тебя есть обязательства, но я готова отдать что угодно, чтобы тебе помочь. Я не ребёнок.

На секунду я поколебался, глядя на неё. В конце концов, это было бы так легко, и мне не пришлось бы винить себя из-за её невинности, поскольку она только что объявила о своих совершенно ясных намерениях. Конечно, это было бы предательством моей семьи, моей жены, и её отца, который мне доверял. Однако моим гормонам было на всё это совершенно плевать. Открывшаяся в моём разуме дверь показывала обрывки похожих ситуаций: моменты слабости или силы других мужчин, и в этих мгновениях я увидел, что многие в целом хорошие люди принимали плохие решения. Такую ошибку допускали люди, которые были лучше меня, и часто — почти без последствий.

«А у некоторых результат был трагичным», — напомнил мне мой внутренний наблюдатель, но мои нижние части тела кричали мне нечто совершенно иное. На миг я закрыл глаза, одновременно видя своим магическим взором, как Элэйн подалась вперёд, подняв руки, чтобы обнять меня за талию. Её собственные ощущения наверняка уже уведомили её о физической реакции моего тела, поэтому у неё почти не было причин сомневаться в том, как я ей отвечу.

На миг на её лице отразился шок. Я поймал её запястья руками, не дав ей обнять меня.

— Нет, — тихо сказал я, глядя на неё взглядом, который, как я надеялся, содержал в себе твёрдость и сострадание.

— Что?

— Нет, — повторил я. — Этому никогда не бывать.

— Я не понимаю, — начала она со смятением на лице, — я же чувствую твой истинный ответ. Почему ты…?

— Это лишь навлечёт беду на нас обоих. Я люблю свою жену, а твой отец — мой друг. У меня много недостатков, и я допустил много ошибок, но эту я к ним не добавлю, — тщательно объяснил я.

Элэйн нахмурилась:

— Ты хочешь совсем не этого, — сказала она, и её взгляд снова метнулся вниз, делая тонкий намёк на толстые обстоятельства.

Я взъярился:

— Ты думаешь, что это — показатель истинных желаний мужчины? — упрекнул я её. — Быть может, это — признак любви?

Её щёки покраснели от смущения, и она отступила от меня, наконец-то освободив моё личное пространство.

— Я никогда не думала, что ты меня полюбишь, — ответила она. — Я не дура. Я просто предлагала своё доверие, свою веру, и любое утешение, которое ты мог бы от меня желать, но я уже знала, что не смогу пленить твоё сердце. Разве это так плохо?

Я вынужден был отдать ей должное. В её устах супружеская измена звучала почти благородно. Что хуже, я был весьма уверен, что каждое её слово было искренним. Она готова была дать мне всё, что я пожелаю, и она ничего не ожидала взамен. Это была мучительная форма любви. А ещё — самообман.

Я проигнорировал её вопрос, и ответил на него своим собственным:

— Ты знаешь, что отделяет человека от зверей? — задал я риторический вопрос, и, после короткой паузы, продолжил: — Различение любви и похоти, способность время от времени пересиливать порывы к потаканию своим прихотям, чтобы сделать то, что лучше всего для наших близких. Часто нам это не удаётся, но время от времени у нас получается.

Она дёрнулась, как если бы я дал ей пощёчину. Она открыла рот, чтобы ответить, но не произнесла ни слова — вместо этого по её щекам покатились слёзы. Мои ремарки определённо произвели желаемый эффект. «А теперь надо бы её успокоить. Возможно, вставать на пьедестал высокой морали было не лучшим методом. Какое-то время она наверное будет не очень рациональна», — мысленно сделал я наблюдение.

Резко развернувшись, она врезалась в серый щит, которым я окружил нас.

— Выпусти меня! — воскликнула она сквозь слёзы.

— Ещё рано, — спокойно ответил я. — Сперва мне нужно кое-что тебе сказать.

На миг она встретилась со мной взглядом, и я был шокирован её преображением. Менее чем за минуту она из женщины милой и молодой превратилась в женщину с опухшими глазами, сопливым носом и растрёпанными волосами. Она также, похоже, очень чётко это осознавала, поскольку спрятала от меня своё лицо.

— Просто отпусти меня, я больше не хочу здесь быть. Пожалуйста! — захныкала она.

Мой гнев уже растворился, сменившись жалостью и сочувствием.

— Я знаю, что тебе больно и стыдно, и это можно понять. Однако я отказываюсь терять многообещающую ученицу из-за чего-то столь крайне нормального. После того, как я уберу щит, я ожидаю, что ты вернёшься к своим обязанностям послезавтра.

— Я не смогу никому взглянуть в лицо после этого… — простонала она.

— Используй невидимость. Никому не нужно видеть, как ты вернёшься. Охранникам я твоё внезапное исчезновение объясню, — строго сказал я ей.

— Но завтра… — начала она.

— Это было между нами. Теперь мы всё утрясли, и лично я не вижу нужды стыдить тебя за совершенно человеческие чувства. Об этом разговоре я никому не скажу. Ты поняла?

Она молча кивнула, и миг спустя стала невидимой для нормального зрения. Я снял щиты, и повернулся к охранникам, которые терпеливо ждали уже не одну минуту.

— Всё в порядке, милорд? — спросил один из них.

— Где Элэйн? — сразу же осведомился другой.

— Я послал её по другому делу, — бесцеремонно проинформировал я их.

— Но…

Я поднял ладонь:

— Это вас не касается. А теперь, давайте идти дальше. Я с нетерпением жду возможности увидеть Сэра Сайхана.

* * *

Сайхан и остальные люди уже устраивались в главном зале, когда я туда добрался. Сонные, иногда зевающие слуги ходили туда-сюда, нося людям хлеб и слабое пиво. Судя по их виду, я понял, что они выбивались из сил, чтобы добраться до замка так быстро.

— Милорд, — сказал Сайхан, когда я приблизился к столу.

Он уже привстал, прежде чем я успел жестом приказать ему сидеть на месте:

— Сиди! Отдыхай! — выговорил я ему, оглядывая помещение. Остальные люди также вставали, поэтому я жестом приказал им расслабиться: — Вы проделали долгий путь ускоренным шагом, отдохните, люди, — добавил я. Бросив взгляд обратно на Сайхана, я сказал ему: — Ешь, поговорим утром.

Пробежавшее по его лицу выражение было красноречивее слов. Сайхан бы предпочёл сразу же позаботиться об обмене новостями. Открыв рот, он поколебался секунду, читая моё лицо.

— Хорошо, мой повелитель, — сказал он наконец.

После этого я потратил несколько минут, чтобы пройти среди людей, и проверить их общее состояние. Убедившись, что о них хорошо позаботились, я пошёл спать, поскольку всё ещё слышал зов своей кровати. Направляясь к покоям своей семьи, я снова подумал о нашем с Элэйн разговоре. «Ничего хорошего не бывает, когда просыпаешься посреди ночи», — сказал я себе.

Глава 17

Следующее утро пришло со звуком глухого удара, когда что-то тяжело врезалось мне в живот, выбив воздух у меня из груди. Поскольку я крепко спал, воздух вылетел из моего полуоткрытого рта с уханьем, за которым последовало сдавленное аханье, когда я попытался снова наполнить лёгкие воздухом. Однако удар был нацелен идеально, и моя диафрагма отказывалась помогать мне в этом деле. Полагаю, она устроила себе выходной в качестве протеста против плохого к ней отношения.

— Папа! — ликующе заорал Коналл, сидя на мне.

Он полностью приковал к себе моё внимание, пока я пытался вдохнуть. Одной из вещей, которым я научился вскоре после того, как стал отцом, была важность спокойствия. Я как мог постарался не тревожить его чрезмерными гримасами и глотанием воздуха ртом. Садясь, я попытался расслабиться, чтобы сделать неглубокий вдох, одновременно с этим одаривая моего трёхлетнего сына слабой улыбкой.

Мой сын уставился на меня серьёзным взглядом:

— Ты смешно выглядишь, Папа.

— Тебе же хуже — когда вырастешь, ты будешь похожим на меня, — с хрипом сумел выдавить я. Как обычно, моё отточенное чувство сарказма прошло мимо его ушей, и мои чувства быстро сообщили мне, что Пенни в кровати больше не было. «Никогда никого нет рядом, чтобы оценить моё тонкое чувство юмора», — подумал я про себя. Протянув руки, я потащил Коналла в свои объятия, пока моя диафрагма приходила в себя. Из общих принципов я пощекотал извивающееся чудовище, пытавшееся вырваться из моей хватки.

— Нет, нет, нет! — кричал Коналл сквозь смех.

— Ты пробудил дракона, так пожинай же последствия! — сказал я ему.

— Нет! Мама сказала мне это сделать! Иди пожинай её! — закричал он в ответ, и наконец выскользнул из моих рук.

Отвечать на такую смешную ремарку не было смысла. Однако я запомнил это, на будущее. «Посев и жатва — именно так я и заполучил троих из четырёх своих детей», — с ухмылкой подумал я. «Может, позже Пенни согласиться подумать о кое-каких жатве и мародёрстве». Ещё когда эта мысль только пришла мне в голову, я понял, что запутался в метафорах, но, с другой стороны, где ещё можно коверкать язык, как не у себя в голове?

Я встал с кровати с ворчливым рёвом, от которого Коналл с радостным визгом метнулся прочь из комнаты. Холодный воздух почти мгновенно заставил меня пожалеть о том, что я откинул одеяло.

— Казалось бы, уж я-то сумел бы осуществить нечто настолько простое, как поддержание комфортной температуры в комнате, — подумал я вслух.

На самом деле, за прошлые годы я сделал несколько попыток, но в каждом случае чары постепенно превращали комнату в духовку. Похоже было, что какой бы мягкой или маленькой постоянная добавка тепла ни была, она делала все комнаты, кроме самых продуваемых, знойными и горячими. Что мне действительно нужно было, так это какой-то метод, с помощью которого чары смогли бы определять, что была достигнута нужная температура, и останавливаться… но пока я до чего-то такого не додумался. Это должно быть возможным, поскольку в доме, который я унаследовал в Албамарле, работало что-то похожее, а также многие другие, более сложные чары. Я просто их пока не нашёл.

Пенни встала рано, чтобы приступить к приготовлениям этого дня. Завтра будет празднование по случаю восьмой годовщины нашей триумфальной победы над армией Гододдина, поэтому у неё был длинный список дел, которые нужно было сделать. Я, со своей стороны, всё ещё не радовался празднованию по случаю моего акта массового убийства, каковым я запомнил это событие. Пенни, Дориан, Маркус, Роуз, и практически все, кто был ко мне близок, советовали мне держать своё мнение при себе, и позволить людям радоваться поводу для праздника. И пусть не говорят, что я не прислушивался к чужим советам… но мне это всё равно не нравилось.

Я поискал Сайхана в главном зале, пока утолял голод. Завтракал я там потому, что Пенни начала свой день пораньше. Сайхана нигде не было видно. Я обнаружил его в казармах вместе с Дорианом — они заново проходились по подготовке Рыцарей и солдат.

— Согласен, — ответил старый воин на недавно сказанные слова Дориана. — Я сказал остальным ограничиться не более чем двумя рюмками за день. Они также должны оставаться в своей броне.

— Это кажется чересчур, — прокомментировал я, входя.

— Доброе утро, — без каких-либо признаков колебания ответил Дориан. — За нашу часть не волнуйся, Мордэкай, у нас с Сайханом всё под контролем.

— Вы планируете держать Рыцарей Камня в полной броне весь день, и ограничить их в выпивке? Мы даже не ожидали, что Сайхан и его группа будут здесь. Почему бы не позволить им разделить день поровну? Нет необходимости в том, чтобы они все были несчастны одновременно, — сказал я, предлагая невосприимчивым слушателям свой совет.

Дориан зыркнул на меня красноречивее любых слов:

— Почему бы тебе… — начал он, но Сайхан его перебил.

— Сэр Дориан, пожалуйста, позвольте мне ответить на этот вопрос, — вставил он. Они обменялись коротким, многозначительным взглядом, прежде чем Дориан кивнул, и Сайхан повернулся, чтобы обратиться ко мне. Много лет назад я гадал, смогут ли эти двое сработаться, но мои сомнения не имели под собой основания. Они почти всегда были полностью согласны друг с другом.

— Мой повелитель, — продолжил Сайхан, — я приму ваше предложение во внимание. Мы с Сэром Дорианом посмотрим, сможем ли мы позволить людям завтра перерывы, в течение которых они смогут одеться более свободно и участвовать в празднике.

Быстрое согласие Сайхана было необычным, но, с другой стороны, мне редко удавалось прочесть его намерения — ни до, ни после того, как он поступил ко мне на службу. Я бросил взгляд на Дориана, чтобы увидеть его реакцию на то, как быстро пошёл на попятную его подчинённый.

Мой друг был слишком честным, чтобы пытаться меня обмануть, поэтому он и не утруждал себя:

— Я думаю, это глупая идея, — проворчал он. — Завтра будет наилучший день для нападения на нас. Нам следует быть в полной боевой готовности, — сказал он, замолчал ненадолго, и одарил меня долгим гневным взглядом: — Но если вы с Сэром Сайханом оба согласны, то я позволю ему посмотреть насчёт внесения перерывов, которые ты считаешь такими чертовски важными.

На лице Дориана промелькнуло что-то странное, будто ему в голову только что пришла забавная мысль, но Сайхан снова заговорил, прежде чем я смог спросить его об этом:

— Будет по-вашему, Гроссмейстер.

Гроссмейстер был номинальным титулом Дориана в качестве главы Рыцарей Камне.

— Вы двое когда-нибудь вообще расслабляетесь? Вы хуже, чем ваши подчинённые, — заметил я. После короткой паузы я добавил: — И не нужно таких формальностей, когда мы наедине, только втроём.

— Как пожелаете, Ваша Светлость, — с поклоном ответил Сайхан. Мне показалось, что я увидел на его лице намёк на улыбку.

Я посмотрел на Дориана, надеясь на какое-то понимание, но вместо этого он осклабился, вытянувшись по стойке «смирно»:

— Милорд, мне наказать Рыцаря-Капитана Сайхана за его непочтительность?

Переводя взгляд с одного на другого, я осознал, что они полностью меня обложили.

— Вы оба — невозможные люди. Я пойду искать какого-нибудь собеседника, у которого ещё остался здравый смысл, — заявил я, и, развернувшись, покинул казармы. «Вот, почему мне нравятся дети», — думал я. «Они совсем не такие несговорчивые, как эти так называемые взрослые».

* * *

Я решил сбежать от приготовлений и попытаться поработать в мастерской, но по пути меня перехватил крупный и почти совершенно лысый мужчина. Его звали Клод, и я взял его на службу несколько лет тому назад, чтобы он руководил кухнями в Замке Камерон. В целом он был великолепным шеф-поваром, и у меня редко были основания жаловаться.

— Милорд! — окликнул он, спеша ко мне.

На миг меня захватил ребяческий порыв, и я ненадолго подумал было притвориться, что не услышал его, и найти какой-то способ свернуть за угол, и исчезнуть, пока он до меня не добрался. Я так и не овладел невидимостью, которой Прэйсианы пользовались с такой непринуждённостью, но я был весьма уверен — уж что-нибудь я сумел бы сделать. Вместо этого я остановился, и уделил ему своё внимание:

— Да? Тебе что-то нужно, Клод?

У повара, похоже, сбилось дыхание. Я готов был предположить, что он уже какое-то время меня искал.

— Да, милорд, дело в мясе, которое мы отложили для завтрашних пиров. Я не предполагал, что Сэр Сайхан и его люди вернутся так скоро. Это — двести мужских желудков, которые я не планировал заполнять.

У меня в голове промелькнуло несколько легкомысленных и непродуктивных ремарок. Я проигнорировал бесполезные мысли, и вместо этого спросил:

— Почему ты не идёшь с этим к моей леди-жене? — задал я закономерный вопрос. Она в целом превратила праздник в свой личный проект, что меня полностью устраивало.

У повара на лице мелькнуло смущение:

— Она послала меня к вам, Ваше Сиятельство.

«Перевод: она слишком занята».

— Зарежь ещё одну корову, — предложил я.

Клод нервно опустил взгляд:

— Ну, я думал об этом, Ваше Благородие, но проблема на самом деле не в говядине.

Тут я сбился с толку:

— Ты только что сказал, что проблема была в мясе

Его лицо покраснело, когда он раскрыл рот для ответа:

— Ну… скорее в разнообразии мяса. Люди ожидают широкого выбора дичи в дополнение к говядине и прочему мясу одомашненных животных.

— Ты честно говоришь мне, что, по твоему мнению, люди будут разочарованы, если будет недостаток мяса диких птиц, оленей и мелкой дичи на завтрашнем пиру. Ты серьёзно? — спросил я. Время от времени мне трудно было уложить в голове важность того, что я считал тривиальными вопросами. Общение с королями и сражение с богами изменило мой взгляд на такие вещи.

Клод утвердительно кивнул головой, больше ничего не сказав. Я какое-то время пялился на него, прежде чем глубоко вздохнуть.

— Ты упоминал об этом Чаду Грэйсону? — предложил я. С технической точки зрения, обеспечивать такие события дичью было его работой, помимо поддержания порядка в моих лесах.

— Упоминал, Ваше Сиятельство. Он сказал мне, что его люди будут заняты расширенными патрулями в течение недели или двух, и что у него не будет свободных людей для охоты, пока не минует нынешний кризис.

«Ну, ещё бы», — подумал я про себя.

— Я поговорю с ним, хотя и не уверен, что он сможет сделать за полдня.

— Благодарю, Ваше Сиятельство, — с благодарностью ответил Клод.

— Не благодари меня преждевременно, он, может, и не сумеет ничего поймать для тебя достаточно быстро.

— Может, и так, но я также хотел поблагодарить вас за завтрашний день, за повод для нашего праздника. Этот праздник — в основном день благодарения за то, что вы сделали, милорд, — сказал Клод, глядя на меня с выражением откровенной искренностью.

Его слова отозвались во мне волной гнева, и ощущение было таким, будто у меня в животе осел железный ком. Мой взгляд затвердел, хотя я удержал язык за зубами. «Он не понимает. Нельзя вымещать злость на нём», — напомнил я себе.

— Этот день не… — начал говорить я, но затем передумал. — Спасибо тебе за это, Клод, хотя я не считаю, что заслуживаю за это похвалы, — нехотя сказал я, затем развернулся, и, не дожидаясь ответа, оставил его.

Я шёл прочь с застывшим лицом, но внутри я чувствовал себя потерянным. «Только мою резню обо мне и запомнят». Сама Мировая Дорога была, возможно, единственным способом отвлечь меня от этого, или попыткой оставить запоминающийся и более позитивный отпечаток на мире. Помимо этого единственным моим позитивным действием было возведение Джеймса Ланкастера на трон, и моя роль в этом деле никогда не станет известна. Мир запомнит лишь, что была битва… и всех тех людей, которых я убил.

«Убей тридцать тысяч человек — и тебе дадут праздник. Победи бога и возведи на трон короля — и никто не узнает, не говоря уже о том, чтобы это оценить». На самом деле, это было несправедливо. Кое-кто знал — большинство из них были либо духовенством Сэлиора, либо могущественными и высокопоставленными людьми. Эти люди либо боялись меня, либо поносили меня за мои действия.

* * *

Мой главный егерь был упрямым человеком.

— Мои охотники сейчас заняты, заботясь о том, чтобы никто не проскользнул в ваши земли незамеченным, — снова сказал он мне.

— Скажи, чтобы они взяли выходной, и отправились на охоту, — ответил я.

Взгляд его карих глаз был непоколебим:

— Милорд, вы сказали мне, что нам грозит неминуемая атака, и что мои люди позаботятся о безопасности ваших людей, или хотя бы дадут раннее предупреждение. Это что, стало для вас менее важным? — высказал он эти слова упрекающим тоном — я уже отвык слышать такое, по крайней мере — от тех, кто мне служил.

— Мастер Грэйсон, ты что, мне возражаешь? — с любопытством спросил я.

— Если честно — да.

— Нападение не случится ещё неделю, — проинформировал я его. — Если бы я считал, что переброска твоих людей на охоту подвергнет нас опасности, то не просил бы тебя об этом.

— Оно, может, и так, но лишь глупец может предположить, что враг не попытается напасть неожиданно, — спокойно ответил он.

Мои глаза сузились:

— Ты называешь меня глупцом, Мастер Грэйсон?

— Если вы ведёте себя как чёртов глупец, то так я и буду вас называть, — ответил он, не дрогнув.

— Ты не потрудился добавить почётное обращение, — заметил я.

Чад кивнул, прежде чем ответить:

— Если вы ведёте себя как чёртов глупец, то так я и буду вас называть… — сказал он, и после короткой паузы добавил: — … милорд.

В течение долгих, напряжённых секунд мы пялились друг на друга, пока я наконец не сломался, засмеявшись. Это был хороший смех — глубокий, поднимающийся из живота. Ценности такого смеха я научился у Джеймса Ланкастера, наблюдая за тем, как он эффективно этот смех применяет, но сегодня я смеялся просто потому, что не мог себя удержать.

Егерь какое-то время серьёзно за мной наблюдал, пока наконец сам не стал посмеиваться. Вскоре он расслабился, и мы стали смеяться вместе. Когда мы успокоились, я заговорил первым:

— Ты прав, конечно же.

Он уверенно улыбнулся:

— Я и так это знаю, Ваше Благородие.

— Забудь про уважительные обращения, — сказал я ему. — Отныне я не хочу больше слышать от тебя никаких «Благородий» и «Светлостей»… если только мы не на каком-то общественном собрании. Понял, Мастер Грэйсон?

— Ладно, тогда вам придётся звать меня Чадом. Нельзя, чтобы вы обращались ко мне надлежащим образом, в то время как мне этого не позволено, — ответил он.

Я с готовностью согласился, кивнув:

— Ну, ладно, пусть будет Чад. А теперь, не мог бы ты послать завтра своих охотников за дополнительной добычей?

— Нет, — напрямую заявил он. — Я — не какая-то глупая шлюха, которую можно купить улыбкой и смехом. Вы попросили меня защищать ваши земли, и если я сниму с этого дела людей, то это будет пренебрежением моего долга.

Мои глаза расширились от шока. Этот человек действительно не был особо впечатлён титулами и дворянством. После долгих лет, в течение которых люди кланялись и заискивали передо мной, было приятно найти кого-то, способного говорить честно, пусть он и был грубым ослом. Я тщательно подумал над своими словами, прежде чем ответить:

— Давай так: пошли символическое число… скажем, пятерых… на охоту, а остальные пусть продолжают бдеть.

Он осторожно следил за выражением моего лица:

— А если я откажусь?

— Тогда я прикажу высечь тебя за неповиновение, и заменю тебя. Мы, может, и друзья, но я не могу позволить своим людям игнорировать мои приказы, — просто ответил я.

Чад улыбнулся:

— Они будут охотиться менее чем через час.

— Отлично, — ответил я. — Ты ещё не обедал?

— Нет.

— Пойдём, поедим вместе — все остальные сегодня заняты, а я предпочёл бы обедать с другом, — сказал я ему.

— Разве трапезы не считаются формальными собраниями? — подал он мысль. Он намекал на то, что Главный Егерь обычно не ел за высоким столом.

Я фыркнул:

— Сегодня — нет. Завтра будет более чем достаточно формальностей, — хлопнул я его по плечу, после чего мы отправились в главный зал.

Глава 18

Следующим утром я спал допоздна, пока Пенни не выгнала меня из кровати на завтрак. Но даже это она отложила до девяти, что для нас было довольно поздним временем. Завтрак был в нашей семье чем-то вроде священного ритуала. То, что я был важным дворянином, наложило на меня самые разные ограничения и обязанности, которые имели тенденцию ограничивать мою способность проводить время с женой и детьми, но завтрак был тем местом, где Пенни провела черту.

Обед и ужин обычно ели в главном зале, и даже если у нас не было каких-то особых гостей, это всё равно происходило прилюдно. Обед и ужин никогда не были просто трапезой. Мы были символом. Но завтрак — другое дело. Он был только для нас. Пенни готовила, а мы с детьми ели вместе, в нашем тихом домике в горах. Каждый день завтрак длился недолго, но в это время мы могли притвориться обычной семьёй — мы ели и иногда смеялись вместе. Ну, в моём случае, учитывая то, как рано мне приходилось вставать, я часто ел и ворчал.

Это утро не было исключением. Я был в необычайно хорошем настроении — скорее всего потому, что нашёл вчера в Чаде Грэйсоне подлинного друга. Мы с ним быстро поладили, несмотря на трудное начало наших отношений. В итоге я улыбался, и корчил рожи, развлекая детей во время еды.

— Ты сегодня кажешься очень счастливым, — сделала наблюдение Пенни.

Мой рот был набит, с варёным яйцом за каждой щекой, поэтому ответить было немного трудно.

— Неужэвэ? Фы фоже фавэвша шашвывой, вовохая! — ответил я. Моя искажённая речь вызвала истерический смех у Коналла и близнецов.

Пенни улыбнулась:

— В прошлые годы сегодняшний день был единственным, когда я могла почти гарантировать, что ты будешь в плохом настроении. Приятно видеть, что ты наконец расслабляешься.

Я выплюнул одно яйцо, и быстро доел второе. Не судите меня по моему умению вести себя за столом — я был вынужден вести себя прилично и с достоинством большую часть каждого дня. Освободив рот, я ответил ей:

— То же самое я могу сказать про тебя. Обычно во время праздников ты волнуешься как курица-наседка.

Моя прекрасная жена на секунду приняла задумчивый вид, прежде чем ответить:

— Ты прав. Я думаю, что, возможно, грозящее нам на следующей неделе нападение заставило меня по-другому взглянуть на мелкие поводы для беспокойства. Я твёрдо намерена получить от праздника удовольствие.

— Ты не думаешь, что к этому имеет какое-то отношение вот эта штука? — спросил я, указывая на её меч. Она теперь постоянно держала его под рукой, и сейчас он висел на крючке рядом с духовкой.

— Эта штука, возможно, также вносит свой вклад. Мне её не хватало с тех пор, как мы разорвали узы, — честно сказала она. На самом деле мы говорили не о мече, а скорее о силе, которой она лишилась, когда мы разорвали узы между нами годы назад. Она продолжила регулярно упражняться с оружием, но без силы и скорости, которые она получала от уз, Пенни всегда ощущала себя жалким подобием себя-прежней. Узы земли всё это изменили.

— Чего Маме не хватает? — внезапно спросила Мойра. Как обычно, она тщательно следила за разговором. Мальчики, Коналл и Мэттью, больше интересовались попытками повторить моё достижение с двумя варёными яйцами.

— Ничего, дорогая, — мгновенно ответил я, пытаясь чисто по привычке подавить её вопрос.

Однако Пенни, судя по всему, была в настроении ответить:

— Моей силы, душа моя… Твой отец вернул мне силу, которая была у меня раньше, когда я была его телохранителем, — ответила она. Мы неоднократно рассказывали детям истории тех лет, что были до их рождения.

— Как Дядя Дориан?! — возбуждённо вставил Мэттью. Очевидно, он был внимательнее, чем я думал.

Мойра была слегка выведена из себя его дерзкой мыслью:

— Нет, она не может быть настолько сильной. Дядя Дориан — самый сильный человек в мире.

— Ну, в таком случае, я готов поспорить, что она почти не уступает… — начал я, но они увлеклись.

Коналл подал голос:

— Я думаю, что Папа — самый сильный человек в мире.

— Магически, — очень невозмутимо проинформировал его Мэттью, — но физически Дядя Дориан, наверное, самый сильный.

— Если Мама и Папа подерутся, как думаете, кто победит? — сразу же спросил Коналл. Как и ожидалось, ребёнок задал самый неудобный из возможных вопросов. Я смущённо улыбнулся Пенни.

Мэттью серьёзно обдумал вопрос с секунду:

— Наверное, Папа, против магии особо ничего не сделаешь. Он может поджечь её, или что-то типа этого, ещё до того, как она вообще к нему приблизится.

— Ха! Да ты ничего не знаешь! — встряла Мойра. — Мамы обладают секретным оружием. Не важно, насколько Папа могуч, она всегда может его победить, — заявила она. Теперь уже Пенелопа смотрела на меня вопрошающим взглядом. Она явно раздумывала, не вложил ли я в голову нашей дочери какие-то странные идеи. Я сразу же отрицательно покачал головой.

У Мэттью разыгралось любопытство:

— Что это за секретное оружие?

Его сестра посмотрела на него, задрав нос, оттачивая свой высокомерный взгляд:

— На днях я слышала, как о нём говорили горничные, когда не думали, что я их слышу. У леди есть что-то, без чего их мужья жить не могут.

— Что? — спросил Коналл.

— Я не уверена, что это, но называется это п… м-м-мх!? — начала Мойра, но её слова были внезапно оборваны, когда Пенни закрыла ей рот рукой.

— Пока хватит, дети. Мальчики, помогите своему отцу помыть посуду. Мойра, идём со мной… нам надо немного поговорить, — с проворной эффективностью сказала Пенни. Встав из-за стола, она за руку повела свою дочку прочь.

Я не мог удержаться от широкой улыбки, когда они ушли, что, естественно, сильно распалило любопытство Мэттью. Он хорошо понимал — что-то осталось недосказанным.

— Что с ними такое? — спросил он меня.

Я взял яйцо, которое прежде отложил, и осторожно съел его, обдумывая вопрос своего сына. Вскоре я ответил:

— Потом объясню.

— Но Пап…! — заныл он.

— Не ной, а то будешь мыть посуду один, — сказал я ему. После этого он заткнулся.

* * *

День прошёл быстро, и большую его часть мне нечем было заняться кроме как хорошо выглядеть и выставлять себя напоказ. За прошедшие годы я выдрессировал свою улыбку для многих подобных случаев, и теперь она казалась почти такой же подлинной, как моя настоящая улыбка, хотя я был уверен, что мои близкие друзья могли их отличить.

Одной замеченной мною мелочью было то, что все Рыцари Камня, похоже, были облачены в полный доспех, с оружием наготове, и трезвые взгляды людей, которые не выпили ни капли. Обычно я этого не приметил бы, но, учитывая мою вчерашнюю дискуссию с Дорианом и Сайханом, я был более внимательным. Никто из моих рыцарей не был особо склонным к пьянству, но на праздник можно было бы ожидать, что они отведают часть обильного потока вина и эля.

Я упомянул об этом факте при первой же возможности, которая выдалась мне ближе к концу дня. Дориан и Сайхан тщательно избегали меня. Я поймал Сайхана в коридоре после того, как намеренно выследил его. Трудно избегать человека, который может точно определить твоё местоположение в радиусе пары миль.

— Я заметил, что все рыцари чрезвычайно трезвы, — сказал я, подойдя к нему сзади.

Он выказал ни одного признака того, что я застал его врасплох, лишь спокойно повернулся ко мне:

— Как и вы, милорд.

— Я предпочитаю ждать до ужина, прежде чем начинать пить.

— Похоже, что люди склонны следовать вашему примеру, — находчиво ответил он.

Я не мог не восхититься его выдержкой, но не собирался сдаваться:

— Завязывай с этой брехнёй. Ни один из них сегодня не пренебрёг ношением брони и оружия.

Лицо воина-ветерана не показывало ничего:

— Броня, которую вы сделали для своих рыцарей, чрезвычайно удобна, милорд — в самом деле, я нахожу её более удобной, чем изысканные одежды и сковывающие движения бархатные камзолы. Я не удивлён тому, что мои собратья-рыцари разделяют моё мнение.

Я подался вперёд, глядя ему прямо в глаза:

— Ты проигнорировал мои чёткие приказы и держал их весь день на посту.

Сайхан уставился на меня в ответ, не дрогнув, но промолчал.

— Отвечай! — рявкнул я. До этого я был раздражён, но теперь я уже совершенно рассердился, имея дело с его сдержанной манерой держаться.

— Вы не задали вопрос, милорд.

Я почти видел блеск в его взгляде, когда он ответил. «Этот ублюдок наслаждается!» — мгновенно осознал я.

— Ты намеренно проигнорировал мои приказы относительно людей и сегодняшнего праздника… так ведь?

— Да, проигнорировал, Ваше Сиятельство, — живо сказал он.

— Почему?

— Я не хотел нарушать свою клятву.

Я резко выдохнул:

— Что?! Какую клятву?

Расправив плечи и слегка выпрямившись, Сайхан ответил:

— Когда вы взяли меня на службу, милорд. Вы заставили меня поклясться, что если моя совесть когда-нибудь придёт к разногласию с другими моими служебными клятвами, то я должен действовать по своему усмотрению.

На миг это застало меня врасплох. Я действительно настоял именно на этом, когда принял его клятву служения. Сделав глубокий вдох, я немного подумал, прежде чем ответить:

— Насколько давно ты служишь мне, Сайхан?

— Уже чуть более семи лет.

— Но познакомились мы гораздо раньше. Ты даже однажды пытался меня убить, — медленно сказал я.

— Да, Ваше Сиятельство, — согласился он, прежде чем добавить: — И мне бы это удалось, если бы не Сэр Дориан.

Я проигнорировал его неприкрытое признание в намерении убить меня, и продолжил:

— Не думаю, что за всё это время я когда-либо злился на тебя так, как сейчас, — заявил я со спокойствием, не имевшим ничего общего с моим внутренним волнением.

Старый воин крепко подумал, прежде чем ответить:

— Я думаю, быть может, вы забыли тот день, когда вы закопали меня по шею в землю за то, что я пытался заставить вас поехать окружным путём, — выдал он с совершенно серьёзным видом.

Он был просто безнадёжен, и я больше не мог поддерживать маску гнева. Это было просто невозможно. Было бы проще, и, возможно, более продуктивно, злиться на каменную стену.

— Я начинаю понимать, почему ты так никогда и не женился, — едко сказал я. Сарказм всегда был моим прибежищем тогда, когда я не мог сказать или сделать что-то получше. — Но я ожидаю, что ты по меньшей мере поднимешь бокал во время тоста этим вечером.

Он уважительно поклонился:

— Как пожелаете, милорд.

Уходя прочь, я воспротивился порыву использовать свою силу, чтобы сбить его с ног. Такие выходки были ниже моего положения. «А вот и нет!» — импульсивно подумал я. «Мне просто нужно придумать что-то более тонкое». Шагая дальше, я развлекался, обдумывая возможные варианты. К сожалению, мне в голову не пришло ничего достаточно подходящего и не оставляющего следов.

— Почему я окружён таким количеством непокорных служащих? — подумал я вслух.

Уолтэр Прэйсиан без предупреждения появился лишь в нескольких футах от меня.

— Быть может, потому, что ты поощряешь независимость и инициативу среди своих вассалов, и даже средисвоих слуг, — сказал он, отвечая на мой вопрос.

Я почти инстинктивно усилил щиты вдвое, и я поборол рефлекторное желание прижать своего коллегу-волшебника к стене.

— Сукин сын! — громко воскликнул я. — Что ты делаешь, Уолтэр? Ты так меня напугал, что я мог тебя убить!

Тот слегка смущённо опустил взгляд:

— Мне на самом деле не нравятся праздничные сборища. Я сделался невидимым, чтобы не нужно было общаться с толпой полных энтузиазма доброжелателей, совсем недавно, и ты как бы оказался поблизости сразу после этого.

— Брехня, — мгновенно сказал я. — Ты и от магического взора тоже скрылся.

— Я почувствовал твоё приближение, и решил, что будет проще полностью закрыться и подождать, пока ты не уйдёшь, вместо того, чтобы раскрывать себя, — объяснил он.

Будь это кто другой, я мог бы усомниться, но в Уолтэре была толика робости, с которой я научился мириться за прошедшие годы.

— Я думаю, что моё сердце было бы спокойнее, если бы ты решил придерживаться своего изначального плана, и подождал бы моего ухода.

Мягкодушный волшебник улыбнулся мне:

— Твой разговор был слишком интересным, чтобы не прокомментировать его. Я также чувствовал себя слегка виноватым за то, что подслушивал без твоего ведома. Я подумал, что по-тихому дать тебе знать о том, что я его слышал, будет лучшим вариантом. Надеюсь, что ты примешь мои извинения, мой повелитель.

У меня закончились силы на то, чтобы злиться на людей, не говоря уже о том, что я чувствовал себя виноватым после своего последнего разговора с его дочерью. Я был до боли прямолинеен.

— Забудь, — посоветовал я ему. — Как Элэйн? Я уже наверное сутки её не видел.

Уолтэр поморщился:

— Последние несколько дней она была чрезвычайно не в себе. Я никогда не видел её в таком расстройстве чувств.

— Уверен, ей станет лучше, — успокоил я его с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Я почувствовал укол вины за то, что не рассказал ему о нашем с ней разговоре, но я обещал Элэйн, что это останется между нами. Быть может, она переживёт свой позор, если я не создам ей дополнительных поводов для стыда. По крайней мере, я на это надеялся.

Мой коллега-волшебник вздохнул:

— Возможно… пока она снова не расстроится. Женщины — хаотичная тайна, особенно в её возрасте.

Я подумал о своих собственных дочерях. Мойра казалась совершенно ангельской в своём нынешнем возрасте. С ней ведь никогда не случится ничего подобного? «Точно не случится», — подумал я про себя, испытывая на этот счёт некоторые сомнения.

Глава 19

После чересчур долгого дня наступил вечер. Хотя я начал день полностью намеренным попытаться насладиться праздничной атмосферой, стоявший за праздником повод всё ещё бередил мою совесть. Я с нетерпением ждал вина, которое должно было сопровождать пир. Когда минует тост, я смогу расслабиться, и притвориться, что это просто очередной праздник. Алкоголь хорошо снимет нервное напряжение.

Зал был битком набит людьми. Когда мы восстановили замок, я приказал построить его с, казалось бы, более чем достаточным пространством, но в такие дни он казался тесным. Пенни часто говорила мне, что это было не так уж плохо. Если бы он был достаточно большим, чтобы все в него помещались во время крупных праздников, то в остальное время года он бы казался чересчур просторным. Она также полагала, что зал, которому «чуть-чуть» не хватало размеров, чтобы все поместились, создавал особое ощущение праздника. Что-то насчёт чувства сплочения.

Я был весьма уверен, что она просто-напросто ошибалась. Чёртово помещение надо было построить слегка больше. «Как только ты его расширишь, туда набьётся больше народу, и оно снова будет казаться слишком маленьким», — с пессимизмом подумал я про себя.

Стены были украшены цветами и гирляндами, а каменные полы были подметены, и покрыты свежей соломой и пахучими травами, что придавало залу приятный запах. Всё казалось ярким и прекрасным, что представлялось мне ироничным, учитывая тот факт, что мы, по сути, праздновали эпических масштабов резню. «Хорошо, что я устроил ту бойню весной. Раньше у нас не было в это время года хороших праздников», — горько подумал я про себя.

На моё плечо легла ладонь, вырвав меня из задумчивого состояния. Бросив взгляд, я увидел, что на меня смотрела Пенни. Она лучше всех умела распознавать моё настроение. Её молчаливое касание и знающий взгляд передавали мне её сочувствие, а также мягкое «завязывай с этим». Её сочувствие имело пределы — если бы я продолжил дуться, то она потом устроила бы мне взбучку.

Я одарил её своей лучшей улыбкой, и встал, изо всех сил стараясь показывать теплоту и радость для всех тех взглядов, что теперь сошлись на мне.

— Я хотел бы поблагодарить вас за все приложенные вами усилия к тому, чтобы сделать этот праздник радостным, — громко сказал я, обращаясь ко всем собравшимся. — Как вы знаете, в этот год у нас есть больше поводов для беспокойства, чем в прошлые, но я уверен, что если мы продолжим работать вместе, то минуем этот кризис так же, как это случилось в день, ставший поводом для этого праздника. Прежде чем мы начнём пир и возлияния, у нас будет наш традиционный первый тост, который в этом году по собственной инициативе произнесёт наша добрая Леди Роуз. Если подавальщики соизволят принести вино, мы можем начать!

Двери в кухню открылись, и обслуга начала циркулировать по помещению, неся кувшины вина, наполняя каждый кубок. В этот момент Пенни тронула Мойру за плечо, и моя дочь поспешила прочь из помещения. Мэттью завистливо посмотрел ей вслед, а Коналл понятия не имел, что происходит. Маленькая Айрин была в яслях. Я бросил взгляд на Пенни вопросительный взгляд.

— Она — за твоим кубком для пира, — сказала она в ответ на мой немой вопрос.

— А-а, — сказал я, внезапно поняв. Я праздно наблюдал за движением Мойры своим магическим взором, слушая вполуха вступительную речь Роуз. В кухне мою дочь встретил Питэр, передавший ей маленький серебряный поднос, на котором стояли бутылка вина и два серебряных кубка. По её осанке я понял, что такая ответственность её очень волновала, и Питэр погладил её по голове, осторожно передав ей поднос. Я заметил, что когда она ушла от него, Мойра ненадолго остановилась за дверью. «Маленькая плутовка, она только что тайком отпила из моего кубка!». Я не смог удержаться от улыбки. Какой ребёнок откажется попробовать на вкус напиток своего родителя? Я почувствовал, как её лицо сморщилось от отвращения после сделанного ею глотка.

Когда Мойра показалась из кухни, и приблизилась к столу, Роуз указала на неё жестом:

— В качестве жеста мира и доброй воли, даже когда мы вспоминаем тот кровавый день, Король Николас был достаточно любезен, чтобы даровать нам бутылку Далэнских Инстритов — одного из лучших и, после войны, редких сортов вина из Гододдина. Хотя на всех нас не хватит, наши добрые Граф и Графиня воспользуются этим вином, чтобы произнести тост, утверждая установившийся между двумя нациями мир.

Вынужден был отдать ей должное… Роуз знала, как управляться с толпой. Её искусная речь заставила принять задумчивое выражение большую часть лиц в толпе, хотя я всё же услышал, как в задних рядах кто-то пробормотал про «чёртово гододдинское вино». Мойра приблизилась ко мне с выражением серьёзной сосредоточенности, твёрдо намереваясь не пролить вино, стоявшее перед ней на подносе.

— Я принесла тебе вина, Отец, — сказала она, ставя поднос на стол. Показным движением, которое она, наверное, репетировала, Мойра взяла первый кубок, и протянула его мне: — Этот — для тебя, Отец… а этот — для тебя, Матушка, — объявила она, передавая нам кубки. Когда мы их взяли, она сделала реверанс, и пошла назад, чтобы встать на своё место рядом с Пенни. Моё сердце раздулось от гордости при виде того, насколько изящно она себя ведёт на людях.

Голос Роуз величаво возвышался по мере того, как она говорила, подчёркивая её движения, когда она подняла свой кубок:

— Поднимем кубки, за мир и за память… за тех, кто пожертвовал собой, чтобы мы могли быть здесь сегодня, за пролитую ради нас кровь, и за потерянные жизни! Поднимем кубки, чтобы мы никогда не забыли цену мира, которым мы сейчас наслаждаемся! Поднимем кубки за человека, который продолжает нас защищать, и выпьем, зная наверняка, что мы будем защищать его самого и его честь до конца! Выпьем же за нашего наиблагороднейшего лорда, Графа ди'Камерон, Мордэкая Иллэниэла!

Когда её речь достигла крещендо, её взгляд встретился с моим, и я с удивлением увидел слёзы у неё на глазах. Взглянув мимо неё, на Дориана, я заметил, что и его глаза тоже увлажнились. Я почувствовал себя недостойным такой преданности в их взглядах, но куда бы я ни повернулся, я везде видел её отголосок… даже на лицах моей собственной семьи. Оглушающий рёв, когда все мужчины и женщины в зале согласно закричали, пересилил даже моё изнурённое сомнение в себе.

Меня окатила волна любви и привязанности людей, которых я так упорно старался сохранить и защитить, и пробрала меня до слёз, когда я ответил на их жест своим собственным. Подняв кубок, я выпил его за один долгий глоток, прежде чем отставить его в сторону, и уставиться на толпу людей, моих людей.

— Я этого не заслуживаю, но благодарю вас всех от всего сердца, — ответил я им, хотя сомнительно, чтобы меня услышал кто-то кроме тех, кто был ближе всего. От эмоций у меня встал комок в горле.

Вернувшись на своё место, я махнул всем, чтобы садились. Я усердно игнорировал улыбки моих друзей, утирая слёзы, и притворяясь, что ищу взглядом еду. Моя задача осложнилась тем, что сначала Пенни, а потом каждый из моих детей настаивали на том, чтобы расцеловать меня в щёки. «И люди ещё удивляются, почему я ненавижу этот чёртов праздник».

Роуз наклонилась через стол, прошептав мне на ухо:

— Все мои слова были искренними, так что не думай, что я это для вида — но я всё равно считаю тебя ослом за то, что ты заставил моего мужа продолжать патрулирование.

Мои брови удивлённо метнулись вверх в ответ на её ремарку, и моё сердце ненадолго расслабилось. Хотя все хвалы и лесть заставляли меня нервничать, её честная жалоба почему-то ослабила напряжение во мне. Я одарил её своей самой искренней улыбкой за вечер:

— Это — удручающее последствие ответственности, которую я взял на себя в качестве Графа ди'Камерона.

Она понимающе кивнула. Леди Роуз Торнбер, может, и была несогласна с моим решением, но она всё же понимала положение, в котором я находился, будучи синьором. В конце концов, у неё такая власть была с рождения — и она её понимала не хуже других.

— Я думаю, что это был лучший наш тост с тех пор, как мы начали справлять этот праздник, — сказала мне сидевшая рядом со мной Пенни. — Роуз определённо умеет находить нужные слова.

Мои губы скривились в полуулыбке:

— Когда она знает, что может этими словами кого-то смутить, то будет стараться достигнуть этой цели изо всех сил, — ответил я.

Моя милая жена рассмеялась:

— Я же говорила, что она найдёт способ тебя наказать.

Я согласно кивнул:

— По крайней мере, худшее позади. Теперь мы можем расслабиться, и насладиться вином. Моим нервам определённо не помешал бы ещё один кубок.

Пенни протянула руку к бутылке, и начала наполнять мой кубок, но в этот момент на меня накатила лёгкая волна головокружения. Прижав одну руку к столу в попытке вернуть себе равновесие, вторую я приложил к своему виску:

— Ох…

Брови мой жены нахмурились:

— Ты в порядке? Что-то почувствовал?

Я махнул на неё руками:

— Нет, всё хорошо. Просто голова ненадолго закружилась. Это вино, должно быть, крепче, чем я думал, — ответил я, и сделал глоток из кубка в своей руке. На вкус вино было не особо крепким, но, с другой стороны, с лучшими винами так и бывало.

— Ты никогда не умел пить, — поддел меня сидевший рядом с Роуз Дориан.

Широко открыв глаза, я радостно ответил:

— О, неужели? Ты собираешься учить меня, как надо пить? Быть может, присутствующие здесь леди захотят услышать о том, как ты в первый раз осушил кружку эля?

Лицо Дориана порозовело лёгким румянцем. Он знал, что я взял над ним верх:

— Ну, давай не спешить, друг мой. Не нужно сейчас ворошить далёкое прошлое.

Роуз заинтересованно подняла бровь, хотя Пенни откликнулась первой:

— А вот я бы с удовольствием послушала бы эту историю, — сказала она. Леди Роуз согласно кивнула.

— По-моему, мы были… сколько нам было, Дориан, лет четырнадцать? — сказал я своему другу, пока тот пытался казаться занятым, заново наполняя свой кубок.

— Пятнадцать, — поправил он.

— Да, точно, — радостно согласился я. — Мы пробрались в герцогский винный погреб. Марк стянул ключи у кладовщика, и, пока мы были там, мы нашли недавно начатый бочонок весеннего эля. Его почему-то не опустошили до конца, и решили запереть в погребе, а не оставить наверху.

— Наверное, чтобы до него не могли добраться подростки… — проворчал Дориан.

— В общем, — продолжил я, — мы с Марком решили, что он испортится, если оставить его стоять слишком долго, поэтому мы убедили Дориана выпить эль вместе с нами. В те времена вино мы особо не любили, поэтому были весьма рады возможности отведать эля.

— Не надо нас выставлять какими-то непросыхающими пьяницами.

Я засмеялся:

— Действительно, мы таковым не были. Хотя мы с Марком уже несколько раз урывали немного вина, наш друг, Дориан Чистый, до того дня ни разу не брал в рот ни капли алкоголя.

— И что случилось? — сказала Роуз, наклонившись поближе. Рассказ полностью поглотил её внимание. Дориан застонал.

— Мы нашли три больших кружки, и наполнили их до краёв, — объяснил я. — Если честно, кружки были очень большие. В каждой было, наверное, литра полтора, но когда каждый из нас выпил свою, Дориана захлестнуло чувство, — сказал я, широко улыбнувшись своему другу детства.

Роуз испустила короткий смешок, а Пенни спросила меня:

— Какого рода чувство?

Глядя в потолок, я драматично вздохнул:

— Самое благородное из чувств — любовь… именно она вселилась тем днём в залитое элем сердце Дориана.

— Не обязательно описывать это так поэтично, — возразил Дориан.

— Мы с Марком попытались скрыть тот факт, что мы были слегка поддатыми, но это было бесполезно, пока Дориан был с нами. Покинув погреб, мы попытались прошмыгнуть на кухню, чтобы украсть остатки хлеба. Когда повар нас поймал, он был едва способен нас отругать из-за лившегося из Дориана потока признаний в любви и привязанности. С того момента Дориан заставлял нас останавливаться каждый раз, когда мы кого-то встречали, чтобы он мог рассказать им, насколько он их любит, — засмеялся я, пересказывая эту историю, а свет в помещении будто притух.

— Всё было совсем не так плохо, — кисло сказал Дориан.

Вокруг почему-то стало очень тихо — настолько, что голос Дориана звучал громче обычного, но когда я прислушался, я услышал обычный фоновый шум, как и прежде. На самом деле, в помещении весьма громко звучали людские голоса. «Странно». Качая головой, я ответил на ремарку моего друга:

— О, ещё как плохо! Ты сказал Бенчли, что и его тоже любишь, — напомнил я. Бенчли был камердинером и камергером Джеймса Ланкастера, строгой и властной фигурой нашего детства.

— А вот об этом я запамятовал, — признался Дориан.

— Ха! — сказал я голосом, прозвучавшим слишком тихо для моих собственных ушей. — Тебя вырвало на… — начал я, и замолк, когда в помещении потемнело. Свет стремительно угасал, но никто другой, похоже, не замечал этого. Одновременно с этим вокруг меня разлилась тягостная тишина.

Моё сердце сжалось от паники, и я внезапно встал. Мои друзья осторожно наблюдали, не будучи уверенными, было ли моё странное выражение лица частью моего рассказа, или поводом для беспокойства. Я почувствовал, как Пенни положила свою ладонь поверх моей, изучая моё лицо:

— Что-то не так, Мордэкай?

Меня душила темнота настолько глубокая, что даже мой магический взор не мог её пронзить, и в то же время мои уши будто перестали работать. Глядя в лицо своей жены, я произнёс:

— Я ослеп.

Она с любопытством уставилась на меня:

— Не глупи, ты смотришь глазами прямо на меня.

Это было бессмыслицей, но она была права. Я всё ещё мог её видеть, да и всех остальных тоже. Ощущение было похоже на первый раз, когда я попробовал смотреть только с помощью своего магического взора, в тот раз я был в абсолютно тёмной комнате, не осознавая, что света не было.

— Постой, всё не так, — сказал я, соглашаясь с ней, когда на меня снизошло понимание моей ситуации. — Я всё ещё могу видеть… я лишился магического взора.

— И кто из нас теперь с одного кубка вина напился, а? — прокомментировал Дориан.

Я проигнорировал его, и стал дико глазеть по сторонам. Моё восприятие, моё «чувство» всего вокруг полностью отсутствовало. Хотя мои глаза по-прежнему работали, всё выглядело плоским и двумерным, будто мир потерял всю свою глубину, а также значительную часть цвета. Слышать я тоже ничего не мог.

Это были не обычные, заурядные звуки говоривших вокруг меня людей, или звуки тарелок или кубков, которые они издавали во время еды. Нет… пропали звуки голосов, которые были моими постоянными спутниками уже много лет. Эти звуки были настолько всеобъемлющими, настолько вездесущими, что я их уже едва замечал — тонкие песни и мелодии людских тел, мебели, или мягкая шелестящая музыка ветра… глубокий барабанный бой сердца земли в глубине. Всё это исчезло, будто сама вселенная застыла, задержав дыхание в ожидании какого-то важного события.

— Он не шутит, Дориан, — сказала Роуз своему мужу. — С Мордэкаем что-то не так.

— Что не так с Папой? — спросила Мойра, дёргая Пенни за платье.

— Ничего, дорогая, я думаю, он просто выпил слишком много вина, — мгновенно сказала Пенни.

Я покрылся холодным потом, на меня накатила лёгкая тошнота.

— Я думаю, возможно, мне следует лечь спать, — неуверенно сказал я им.

Пенни не стала терять время зря. Протянув руку, она ухватила ближайшего подавальщика за руку, когда тот проходил мимо с подносом мяса:

— Скажи Питэру, что Граф чувствует себя неважно, и что он решил лечь спать.

Бедняга испугался от неожиданности, и чуть было не попытался поклониться с подносом в руках:

— Да, миледи, — отозвался он, и, повернувшись, продолжил идти вдоль стола со своим подносом.

Голос графини нагнал его, прежде чем он сделал два шага:

— Отложи поднос, он подождёт. Уведоми Мастера Такера немедленно.

Я уже был на ногах, и без промедления направился к выходу. Дориан догнал меня как раз вовремя, чтобы не дать мне врезаться в дверной косяк — я смотрел назад, чтобы увидеть, вела ли Пенни за собой детей. Я не привык ориентироваться без своего магического взора. Прежде чем я смог пройти через дверь, по залу прокатилось всеобщее аханье, и, оглянувшись, я сразу же понял, почему… один из больших зачарованных светильников в центре главного зала стал светиться ярко-синим цветом.

На миг на толпу снизошла полная тишина, длившаяся будто целую вечность, пока её не нарушил звук начавшей звонить колокольной башни. На нас напали.

Глава 20

Я онемел от шока, глазея на синий свет. «Не синий», — подумал я про себя, — «он должен быть красным. Я не могу сражаться без магии!». На миг меня охватила паника, когда все мои тщательно составленные планы стали рушиться вокруг меня, распадаясь подобно карточным домикам. Всё зависело от моей магии, без неё я не мог сражаться с богами, без неё я не мог использовать заготовленные чары.

Чёрное отчаяние поглотило мою смелость, когда я осознал, что всё, ради чего я трудился, вот-вот будет разрушено. Всё, ради чего я трудился, будет стёрто с лица земли. «Убьют меня, а потом повернут вспять всё, что я когда-либо делал. Всё было зря…». Рвотные позывы заставили меня упасть на колени.

— Их же ещё не должно здесь быть, — тихо сказал я.

Подняв взгляд, я осознал, что на меня смотрел каждый человек в помещении. Я был их надеждой, и большинство из них ещё пока понятия не имело, что со мной что-то было серьёзно не так. «Бегите!» — хотелось кричать им мне. «Надежды нет». Когда они обнаружат, что моей магии больше нет, они всё равно запаникуют.

Тонкий голос пробился через безумие в моей голове:

— Папа? Что происходит? — донёсся до меня голос. Маленькая ладонь Мэттью лежала у меня на плече, и я увидел его голубые глаза, глядящие на меня в поисках уверенности.

Я сплюнул, пытаясь прочистить свой рот, и остановить рвотный позыв.

— Я немного приболел. Наверное, съел что-то плохое, но я буду в порядке, — произнёс я, а сам подумал: «Меня отравили». — Синий свет означает, что на нас напали, и что защита замка включена, — добавил я. Сделав глубокий вдох, я встал, и погладил его по голове. Этим жестом я и себя успокаивал, и его.

В меня впился взгляд Дориана:

— Ваши приказы, милорд? — осведомился он. Раньше мы вместе проходили и через худшее.

— Положение должно быть красным, — без объяснений сказал я ему.

Его глаза слегка расширились:

— Уже слишком поздно, план слишком сильно отличается. Жёлтый — лучшее, что мы сможем, если люди уже идут к синим точкам эвакуации.

Конечно, он был прав — это было изъяном моего плана, отсутствие лёгкого способа переключения с синего на жёлтый или красный. Мне следовало раньше это осознать.

— Тогда отдавай людям приказы на жёлтый. Я найду Уолтэра, и скажу, чтобы сразу же поменял цвет.

Мой друг кивнул, и повернулся к своим коллегам-рыцарям:

— Вы слышали нашего Господина! Передайте всем, и заступайте на свои позиции. Подталкивайте всех, чтобы поторапливались! Нам нужно, чтобы все немедленно пошли к телепортационным кругам во дворе.

Пенни встала рядом со мной, положив руку мне на плечо, чтобы помочь мне сохранять равновесие.

— Что с тобой не так, Морт? — тихо сказала она.

Мне захотелось солгать ей. Мне нужно было солгать. Иначе она могла не оставить меня делать то, что нужно было сделать, но глядя в её карие глаза, я почувствовал, как моя решимость поколебалась.

— Я думаю, меня отравили.

— Тогда ты пойдёшь со мной, — сразу же ответила она. — Ты не можешь сражаться в таком состоянии, — настояла моя жена. Её роль во всех планах заключалась в том, чтобы взять наших детей, и сбежать в наш скрытый горный коттедж.

— Нет, — твёрдо сказал я. — Есть ещё не сделанные дела.

— Ты сказал, что твой магический взор пропал. А что насчёт твоей магии? — метко спросила она.

Я уже знал ответ на этот вопрос. Что бы ещё этот яд со мной ни сделал, он полностью подавил мою силу.

— Мне придётся найти Уолтэра, и научить его тому, что надо делать.

Щека Пенелопы дёрнулась, когда она сжала челюсти. Мы оба знали, что я скорее всего обрекаю себя, и Уолтэра тоже, на смерть. В прошлые годы она никогда бы не стала способствовать такому плану, и её взгляд ясно показывал мне, как она к этому относилась, но теперь она была матерью. Вместо того, чтобы спорить, она быстро поцеловала меня, и прошептала:

— Ты — хороший отец, и глупый муж. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — сумел выдавить я, прежде чем она отвернулась. Её глаза наполнились слезами.

Пенни сразу же начала отдавать приказы:

— Роуз, ты пойдёшь со мной. Грэм в детской? Нам всё равно придётся туда зайти, чтобы забрать Айрин.

Прежде чем Роуз успела ответить, я заметил Элэйн и её брата Джорджа, направлявшихся к двери.

— Элэйн! — громко сказал я, чтобы привлечь её внимание.

Она остановилась, и пошла в нашу сторону. Элэйн избегала меня со дня нашего «разговора», и что-то в её походке сказало мне, что она предпочла бы не общаться со мной напрямую даже сейчас.

— Да, милорд? — спросила она.

— Куда ты идёшь?

— К зданию во дворе, чтобы начать перенос людей в Албамарл — такова вверенная мне задача, когда зажглись синие маяки, — спокойно ответила она, хотя в неё было какое-то беспокойство.

— Я сменю цвет на жёлтый, как только достигну центральной комнаты, — проинформировал я её, — пока что я хочу, чтобы ты сопроводила Роуз и Пенни, — закончил я, и положил ладонь Джорджу на плечо: — Я хочу, чтобы ты занялся телепортационными кругами. Иди.

Сын Уолтэра немного выпрямился, и, молча кивнув, ушёл. Однако его сестра казалась сбитой с толку:

— Вы не доверяете мне в этой задаче? — спросила Элэйн.

— Нет, я посылаю тебя со своей семьёй именно потому, что доверяю тебе. Им наверняка понадобится волшебник в грядущие дни, а меня рядом не будет, — сказал я ей.

Её взгляд опустился в пол:

— Вам следует послать моего отца вместо меня.

— Он останется со мной, и ты наверняка ещё проклянёшь меня за это позже. Я выбрал тебя для этой роли, Элэйн, — приказал я, и, не оглядываясь, пошёл прочь. Мне нужно было добраться до Уолтэра, и у меня было мало времени. Без своего магического взора я не мог быть уверен, но мог предположить, что она смотрела мне в спину. Желание оглянуться, увидеть Пенни и детей в последний раз, было почти непреодолимым, но я знал, что если так поступлю, то не смогу идти дальше.

Мои глаза горели, и шаги были слегка нетвёрдыми, но я выбрался из помещения, не споткнувшись. Гнев мне в этом помогал. Люди были во всех коридорах, метались из стороны в сторону, собирали детей и жизненно-необходимые вещи, но они расступались передо мной, поэтому я почти без помех достиг входа в управляющую комнату.

На стене не было никаких отметок, и немногие знали, что комната была здесь, поскольку я скрыл её кладкой и чарами. Даже если бы у меня был мой магический взор, я не мог бы её найти — руны скрывали её даже от магического зрения. «Надеюсь, дверь всё ещё открывается для меня», — подумал я про себя. Магия здесь не требовалась, но я беспокоился, что дверь может меня не узнать без моей магии. Положив ладонь на нужное место, я с облегчением увидел, как дверь бесшумно открылась передо мной.

Уолтэр облегчённо поднял взгляд, когда я вошёл:

— Я поднял барьер сразу же, как только почувствовал его.

Я пытался показывать спокойствие, которого не ощущал:

— Где они появились, и кто именно? — спросил я.

— Я не уверен, — ответил Уолтэр. — Я на самом деле не почувствовал ни одного из них. Один из егерей Мастера Грэйсона заметил большую группу чужеземцев, двигавшихся через лес в нескольких милях отсюда.

На меня накатило чувство облегчения — если это не был один из богов, то мы будем в порядке, если, конечно, я переживу то, что меня отравило. У меня в голове зародился вопрос:

— Подожди… тогда почему ты зажёг синий маяк? — спросил я. Нападение обычной армии не оправдывало эвакуацию всего города.

— Наш разведчик не был замечен, насколько он знает, и он увидел их на расстоянии в несколько миль отсюда, но к тому времени, когда он добрался до ворот города, он осознал, что они наступают ему на пятки, — объяснил Уолтэр. — У него едва было время подать стражникам сигнал закрыть ворота, прежде чем они добрались до стен. Он сказал, что они двигались с невозможной быстротой.

— Это в каком смысле?

— Они бежали быстро, как лошади, — сказал Уолтэр, — … хотя были облачены в броню. Достигнув ворот, они начали колотить в них тяжёлыми железными булавами, которыми были вооружены.

Его описание намекало на то, что они были сверхъестественным образом усилены, примерно как Рыцари Камня, но я не знал ни о каких подобных войсках.

— И что случилось потом?

— К тому времени, как гонец предупредил меня, они почти разрушили городские ворота, и некоторые поднялись на саму стену, — ответил Уолтэр. — Стражники сумели шестами сбить нескольких из них со стен, но один из них добрался до гребня, и пробрался внутрь. Он убил более двадцати гвардейцев, и почти сумел открыть ворота, прежде чем Мастер Грэйсон поверг его удачным выстрелом в глаз.

«Удача имеет мало отношения к его меткости», — молча заметил я.

— Как они смогли так быстро взобраться на стену? У них были крюки?

— Мне сказали, что они просто вгоняли стальные колья в стены, и подтягивались на них, вытаскивая колья по ходу подъёма.

— Если они использовали молотки, то это заняло бы слишком много времени, их бы успели утыкать стрелами, — сделал наблюдение я.

— Они не использовали молотки. Они вгоняли колья голыми руками, и так же их и вытаскивали. По грубому счёту за стенами сейчас почти двести этих людей. Мне следовало использовать синий маяк, или просто поднять барьерные чары? — неуверенно спросил Уолтэр.

— Двести!? — недоверчиво сказал я. Рыцарей Камня было лишь двадцать, и я был единственным человеком, способным создавать такие узы. Здесь были замешаны боги, уж в этом я мог быть уверен. — Ты сделал правильный выбор, — заверил я Уолтэра. — Я так понимаю, что барьерные чары положили конец их попыткам войти, — высказал я наполовину утверждение, наполовину вопрос. При этом я прислонился к стене, и осторожно сполз на пол. В комнате не было стульев, и я всё ещё чувствовал себя очень неустойчивым.

— Да, — сказал он, кивая. — Когда поднялся барьер, тех, кто всё ещё карабкался на стену, отбросило прочь. Те, кто ломал ворота, вообще больше не смогли нанести никакого урона. Ты в порядке? Выглядишь не очень.

— Вообще-то, я не думаю, что я в порядке, — честно сказал я. — Думаю, что меня, возможно, отравили, — закончил я. Ещё больше подчёркивая свой аргумент, я наклонился, и опустошил свой желудок на пол. Никогда не умел блевать, и, если честно, на самом деле не собирался учиться. Всегда говорят, что потом начинаешь чувствовать себя лучше, но по моему опыту это, в целом, неправда. Когда мой желудок опустошился, позывы к рвоте просто стали больнее.

Уолтэр побледнел, и прикрыл свой рот ладонью. Судя по всему, он был не из тех, кто может спокойно выдерживать подобные вещи. Однако он всё же сумел удержаться, и не присоединился ко мне. Через несколько минут я снова взял себя в руки, и отодвинулся от лужи, которую оставил на полу. В идеальной ситуации было бы хорошо, если бы Уолтэр достаточно умел исцелять, чтобы заблокировать мою тошноту. Этой полезной уловке я научился, когда Пенни была беременна, но для этого требовалась определённая степень чувствительности, и много уверенности в себе. Я доверял Уолтэру свою жизнь, но не доверял его целительским способностям достаточно, чтобы попросить его вот так возиться у меня в мозгах.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — наконец сказал я ему, пытаясь сохранить достоинство.

— А пахнет хуже, чем выглядит, — едко ответил он. Иногда Уолтэр показывал признаки остроумия.

— Благодарю за сочувствие, — с кривой улыбкой ответил я.

— Разве у нас нет лекаря, который мог бы помочь?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, только ты и я, и я боюсь, что какое-то время лечить я никого не смогу.

— Я ничего не знаю о помощи при отравлении, — сказал волшебник.

— Как и я, а единственный разбирающийся в этом человек сейчас в Ланкастере, — сказал я ему.

— Кто?

— Леди Торнбер… разве ты не помнишь, как она держала тебя накачанным наркотиками, пока я не пришёл тебя допросить? — напомнил я ему. Много лет назад Уолтэра заставили помочь в похищении моей жены. Его схватили, и мать Дориана держала его в беспамятстве несколько дней, прежде чем я смог поговорить с ним.

Он содрогнулся, вспоминая:

— Я потом ещё не один день поправлялся. Я скорее предпочту умереть, чем выпить любое предложенное ею лекарство.

— Хех… — произнёс я, посмеиваясь без особого энтузиазма. — Не могу сказать, что виню тебя. Я бы, наверное, был того же мнения, будь я на твоём месте.

— Позволь мне перенести тебя в Ланкастер. Возможно, она может что-то для тебя сделать, — предложил он, прежде чем добавить: — Насколько серьёзно ты отравился, как думаешь?

— Мне показалось, что серьёзно, но теперь, когда прошло несколько минут, симптомы, похоже, стали легче, — ответил я.

— Зачем кому-то утруждаться, травя тебя чем-то не смертельным? Твои враги известны отнюдь не своим милосердием, — возразил Уолтэр. Миг спустя он пояснил: — Конечно, я не надеюсь на то, что это смертельный яд, ты же понимаешь.

Я махнул рукой, показывая, что это меня не расстраивало. Несколько минут назад я был уверен в том же самом, но чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, что цель яда, вероятно, была лишь в том, чтобы сделать меня небоеспособным, и если дело обстояло именно так, то мне, наверное, дали что-то не летальное. Конечная цель всё равно заключалась в том, чтобы убить меня, но моя смерть, вероятно, станет результатом нападения на замок, а не результатом того, что подложили мне в выпивку или еду.

Я объяснил Уолтэру ход своих мыслей, а также описал первичные симптомы яда, в частности — полное подавление моих магических способностей. По мере того, как я говорил, его лицо бледнело, и вместо того, чтобы успокоиться, мой друг, похоже, тревожился всё больше и больше. Наконец я замолчал, и просто уставился на него.

— Что? — спросил я.

— Это магобой, — просто ответил он, будто одного слова было достаточно.

— Тебе придётся объяснить. Боюсь, что я никогда прежде не слышал этот термин, — сказал я ему, но пока произносил это, названное им слово пощекотало моё подсознание, разбудив одно из моих «других» воспоминаний, память классной комнаты давностью в более чем тысячу лет. Своим мысленным взором я увидел тонкого, лысеющего мужчину, расхаживавшего перед своими учениками, обсуждая то, что на тот момент казалось интересным, но бесполезным пустяком. «Растение, которое мы сейчас зовём «магобоем», изначально называлось «цветком гли́нтэла», и, предположительно, было одним из немногих растений, крайне ядовитых для Ши'Хар. Позже его переименовали, когда выяснилось, что это растение, полагавшееся безвредным для людей, на самом деле смертоносно, если дать его тем, кто обладает хоть какими-нибудь магическими способностями».

— Я знаю лишь то, чему научил меня мой отец, — сказал Уолтэр. — Он утверждал, что это был смертоносный яд, который производили для убийства волшебников. Его использовали некоторые убийцы вскоре после Раскола. Хотя доказать это невозможно, считалось, что тайну его создания хранила одна из четырёх церквей.

— А он, случайно, не сказал тебе, какое от него противоядие? — без особой надежды спросил я.

— Нет. Он сказал, что никто не знал, из чего делали яд, и противоядия тоже не знали. Краткосрочно, он вызывает полное подавление магических способностей, и большинство жертв умирает мучительной смертью несколько дней спустя, — закончил Уолтэр извиняющимся тоном.

— Это всё же лучше, чем я ожидал, — сказал я ему с болезненной улыбкой.

— Что?

Я язвительно засмеялся:

— Когда я пришёл сюда, то ожидал, что ты скажешь мне о нападении на нас богов, собственными персонами. Я решил, что без моей силы мы оба погибнем, пытаясь по… — я приостановился, осознав, что чуть было не выдал одну из своих самых тщательно охраняемых тайн. — … пытаясь не дать им добраться до камня, — поправился я.

— Как ты будешь с ними сражаться, без магии? — спросил волшебник.

— Барьерные чары всё ещё работают, хотя моя собственная сила пропала, — сказал я ему в качестве примера. — Я готовился к этому годами. У меня заготовлены и другие сюрпризы, хотя мне всё же понадобится твоя помощь, поскольку сам я больше не могу ощущать магию.

— Так ты планировал взять меня в качестве добровольца, чтобы помогать тебе в твоей последней битве?

— Либо ты, либо кто-то из твоих детей, — сказал я, пожимая плечами.

При мысли об этом Уолтэр вздрогнул:

— Хороший аргумент.

— Я — тоже отец. Я подумал, что ты согласишься с ходом моих мыслей.

— Я всё ещё не вижу, почему это лучше, чем ты ожидал, — ответил он.

— Если на нас нападают лишь очень могучие воины, то мы легко победим, а это означает, что тебе не придётся умирать вместе со мной, — объяснил я.

— Даже лучше — я перемещу тебя в Ланкастер. Если есть хоть какой-то шанс, что Леди Торнбер может помочь, то тебе следует им воспользоваться. Я могу вернуться, и помочь рыцарям отразить натиск этих захватчиков, — предложил Уолтэр.

Пока он говорил, я не мог не вспомнить этого человека, когда я впервые познакомился с ним — столь мягкого и непривычного к насилию, что он плакал при мысли о том, что убил одного из своих врагов… человека, боявшегося сразиться вместе со мной против шиггрэс. Затем я вспомнил рассказы о том, что случилось, когда он пошёл спасать свою жену и детей, а ему сказали, что их убили. О том, что его семья всё ещё была цела, он узнал лишь почти сутки спустя, но это было уже слишком поздно для людей, которые держали их в плену. Уолтэр безжалостно охотился за выжившими по чащобе.

Мне было грустно думать о том, что такая добрая душа привыкла к насилию, подобно мне. Я отбросил эту мысль прочь — что сделано, то сделано.

— Ты, наверное, прав, но я подожду по крайней мере до того, как закончится эвакуация, — ответил я.

Он покачал головой, сдаваясь:

— Твоё упрямство тебя убьёт, Мордэкай.

— Дурость бессмертна, — парировал я, но Уолтэр не засмеялся. «Если бы это сказал Маркус, то было бы смешно», — кисло подумал я про себя.

По полу пробежала лёгкая вибрация, и с потолка просыпалось немного пыли. Глаза Уолтэра расширились от шока:

— Что это за чертовщина?

— Немного остроумия, не нужно так удивляться, — парировал я. Я отлично знал, что он имел ввиду что-то ещё, но я не мог упустить такую возможность.

— В барьер только что ударилось что-то мощное, — сказал Уолтэр, игнорируя мою вторую попытку пошутить.

«А это наверняка один из богов, сопровождающий своих усиленных воинов», — с замиранием сердца подумал я, — «поискам противоядия придётся подождать». На меня навалилась тоска, когда мой последний проблеск надежды скоропостижно скончался, но вместо того, чтобы паниковать, я нашёл прибежище в сарказме:

— А ты не можешь хотя бы притвориться, что мои шутки смешные? — обидчиво сказал я. — Умирать было бы и вполовину не так уныло, если бы ты просто заставил меня думать, что я хорошо шучу.

Уолтэр одарил меня взглядом, который я уже неоднократно видел — взглядом «он серьёзно, или просто спятил?». Чуть погодя он сдался, и подошёл к каменному пьедесталу, который управлял барьерными чарами и созданными нами магическими окнами. Пока он одно за другим активировал различные «окна», я с раздражением осознал, что без своего магического взора я мог очень мало видеть через крошечные куски стекла. Раньше это никогда не казалось проблемой, когда мне нужно было лишь маленькое отверстие, чтобы ощущать всё, что за ним лежало.

Когда он добрался до окна, которое выходило на городские ворота, Уолтэр явным образом напрягся, и его руки сжали каменный пьедестал, будто ему нужна была опора, чтобы стоять. Лишённый своих чувств, я был по сути слеп для того, что он испытывал, но воспоминания о моей битве с Сэлиором всё ещё были со мной, и я мог догадаться, что он, наверное, открыл окно, близкое к тому месту, где стоял один из богов. «Его захлёстывает гнетущая аура, которой они окружены», — осознал я.

В прошлом я едва выстоял против такой же штуки, укрепив свой разум всей имевшейся у меня силой, но даже тогда я не мог двигаться. Чтобы полностью сопротивляться этому эффекту, мне пришлось зачерпнуть силы земли. Настолько могущественны были боги. Уолтэр не был архимагом, и его сила, как мага, наверное была менее чем вполовину меньше моей. У него не было абсолютно никаких шансов, если только я не сумею закрыть окна… а для активации управляющих элементов мне нужна была магия, пусть и всего лишь капелька.

Фрустрированный, я наблюдал за его борьбой, пока бог медленно сминал его разум. Уолтэр побледнел, и его колени подогнулись, что заставило его медленно сползти вниз рядом с пьедесталом. Лишь его руки, крепко сжимавшие пьедестал по бокам, не дали ему упасть. Встав настолько быстро, насколько мог, я попытался поддержать его, хотя и знал, что это был тщетный жест. На самом деле стоял он или нет, не имело никакого значения, если безмерно могущественное, сверхъестественное существо уничтожит его разум… или хуже — возьмёт его под контроль.

— Проклятье! — беспомощно выругался я.

Когда я думал, что ему конец, Уолтэр снова встал. Его тело расслабилось, а руки отпустили каменный пьедестал.

— Всё в порядке, — заверил он меня, и, протянув руку, коснулся рун, которые дезактивировали оконные порталы.

Я с подозрением наблюдал за ним. «Он не мог выдержать нечто подобное. Оно захватило его разум», — думал я, но держал язык за зубами.

— Что случилось? — спросил я вместо этого.

Он одарил меня усталой улыбкой:

— У меня нет твоей силы, Мордэкай, но у меня есть другие способы. Сперва меня ошеломило, но потом я сделал себя невидимым для магии.

Его слова на миг сбили меня с толку, прежде чем я осознал, что он имел ввиду. В прошлом он научился, что так же, как придание себе невидимости для нормального света делало тебя слепым, придание себе невидимости для магического взора делало тебя неспособным ощущать магию. Он не выстоял против ментальной атаки бога напрямую — он сделал себя неспособным «чувствовать» её.

— Чертовски хитро! — сказал я, хлопнув его по плечу.

— Они в Уошбруке, — сказал он, проигнорировав мой комплимент. — Барьер вокруг города уже сломлен, — добавил он, погрустнев лицом.

— Ворота между замком и городом всё ещё открыты? — спросил я.

Он кивнул:

— Нет, я только что их закрыл.

— Там наверное ещё есть горожане, пытающиеся пробраться в замок. Тебе нужно проверить те ворота, — сказал я ему.

На его лице был написан ужас:

— Если я открою окно, и там будет тот бог, то я не знаю, смогу ли я снова вырваться из его хватки.

— Так это был Дорон или Карэнт? — спросил я.

— Не уверен, но у меня сложилось впечатление, что оно было мужского рода, — ответил Уолтэр.

Я сделал себе мысленную пометку на этот счёт, прежде чем продолжить:

— Ворота замка на противоположной стороне от городских ворот Уошбрука, они, наверное, ещё не забрались так далеко, но я готов поспорить на свою руку, что там ещё пытаются пройти горожане.

— Если ты ошибаешься… — осторожно сказал Уолтэр, позволив фразе повиснуть незаконченной.

Мы оба знали, на что идём.

— Давай, — сказал я ему.

Протянув руку, он снова коснулся каменного пьедестала, и ещё один стеклянный прямоугольник засветился, когда через него начал проходить свет. Зная, что мне будет трудно видеть, я расположился поближе к нему, чтобы иметь обзор получше, снова жалея, что у меня больше нет магического взора. Каким бы плохим ни былмой обзор, я видел, что в созданную моими барьерными чарами невидимую силовую стену стучалась толпа народу. Люди кричали, чтобы их впустили, и стражники отчаялись им помочь.

— Открой для них барьер! — крикнул я.

— Он близко, Мордэкай! Я уже чувствую его, и его воины почти добрались до толпы! — отчаянно ответил Уолтэр, борясь со своей нерешительностью.

Моё решение казалось кристально ясным:

— Открывай проклятые ворота! Рыцари смогут разобраться с теми врагами, которые через них проскочат! Сейчас же!

Уолтэр открыл ворота, и люди повалили внутри, заполняя двор, в то время как солдаты и двое Рыцарей Камня отступили, чтобы их пропустить. Казалось, что толпа проталкивалась внутрь целую вечность, и даже после первоначальной давки во двор всё равно проходил равномерный поток отставших людей. Некоторые из вражеских бойцов также прошли внутрь.

Игнорируя людей, они бежали вперёд на ногах, у которых будто проросли крылья. Их движения были настолько быстрыми, что они проскользнули через толпу и мимо защитников замка прежде, чем их смогли остановить. По меньшей мере одиннадцать или двенадцать рывком прошли через толпу.

Однако не все из них миновали стражу. Один резвый молодой солдат сумел спутать ноги одному из чужеземцев, заставив его покатиться по земле. Двое других стражников шагнули вперёд, и вонзили свои копья ему в туловище прежде, чем он смог встать на ноги, но тот проигнорировал раны, и всё равно встал. Его губы расширились в кровавом оскале, когда он нанизал себя на копьё одного из охранников, и обрушил свою тяжёлую булаву на голову ошарашенного человека. Кровь и мозги брызнули во все стороны.

Солдаты Замка Камерона смотрели на это с тревогой, отказываясь в это поверить, и в их сердцах укоренился страх. На миг поле боя будто замерло, когда боевой дух солдат заколебался, а потом двуручный меч Сэра Иана одним чистым ударом снёс чужеземцу голову и верхнюю часть туловища.

— Они — берсеркеры, но всё равно умирают! — крикнул он защитникам, и вот так быстро оковы страха спали с них. Защитники приободрились, и возобновили атаку на тех врагов, которые оставались в пределах досягаемости.

У меня сердце разрывалось, пока я наблюдал за их боем через крошечное окно, но я никак не мог им помочь. Моё внимание привлёк голос Уолтэра:

— Он здесь! — воскликнул он. Свет из окна сменился видом холодного камня, находившегося за стеклом, когда он перекрыл вид, и закрыл ворота барьера. Последним, что я увидел, были женщина с ребёнком, бегущие к воротам. Они, как и многие другие, не добрались до ворот вовремя. «Все мои планы и приготовления, а я всё равно не сумел их защитить», — осознал я. «Моя собственная гордость и хитрость не дали мне увидеть возможность того, что они вполне могут оказаться достаточно хитры, чтобы провернуть нечто подобное».

Я снова сполз по стене на пол. Тошнота, вызванная ядом, наложилась на мои собственные угрызения совести, и я почувствовал, как по моим щекам, оставляя пылающие следы, потекли горячие слёзы.

Прежде, чем я смог далеко зайти в самобичевании, Уолтэр прервал меня:

— Что дальше?

Сделав глубокий вдох, я вытер лицо, и поднял взгляд:

— Дальше мы ждём, пока бог, кем бы он ни был, не проломит барьер.

— И всё?! — сказал Уолтэр слегка истеричным голосом. — Я думал, что был какой-то план?

— Он есть, — объяснил я, — но он начинается после того, как закончится эвакуация, и барьер будет снят. После этого мы начнём смертельную игру в кошки-мышки.

— И какую роль мы в ней играем?

Я сухо засмеялся:

— Без моей силы? Мы играем роль мыши.

Глава 21

Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон, поспешно шла по коридорам, а две сопровождающие её женщины едва поспевали. В руке она несла свой длинный меч, и силилась идти достаточно медленно, чтобы Роуз и Элэйн не отставали. Для Элэйн это особой проблемой не было, но учитывая положение Роуз, ей было сложнее. Она была беременна на восьмом месяце, и её распухший живот представлял значительное препятствие движению со скоростью, превышающей нормальную ходьбу.

— Пенни… пожалуйста, я не могу бежать, — напомнила Роуз.

Пенни оглянулась, и снова попыталась скрыть своё нетерпение. Она сама родила троих детей, и хорошо знала стресс, который испытывала её подруга, но не могла её не подгонять. Они направлялись к детской, чтобы забрать Айрин, а также Грэма, сына Роуз, которому не позволили присутствовать на вечернем пиру.

Мойра привлекла к себе её внимание, дёрнув Пенни за юбку:

— Мама, я плохо себя чувствую, — сказала её приёмная дочь. Лицо семилетней девочки было бледным — несмотря на быстрый темп, в котором они двигались.

— Прости, милая, — сказала ей Пенни, прежде чем бросить взгляд на Роуз, — я пойду помедленнее. У нас ещё должно быть полно времени, чтобы дойти до детской, а потом — до наших апартаментов, — добавила она. Согласно тому, что прежде говорил ей Морт, барьерные чары должны продержаться около пятнадцати минут, или, весьма вероятно, гораздо дольше. Это, и тот факт, что они не будут использовать телепортационные круги, означало, что у них должно быть более чем достаточно времени. Пенни всё равно хотелось, чтобы они могли двигаться бегом.

Куда бы они ни шли, везде были люди, носившиеся по коридорам из стороны в сторону. Из-за их медленного темпа ушло почти десять минут на то, чтобы добраться до детской и забрать детей. Лилли всё ещё была там, приглядывая за ними, поэтому Пенни приказала ей тоже пойти вместе с ними. Лилли не была частью плана для бегства семьи Иллэниэл, но Пенни была уверена, что в грядущие дни помощь этой женщины ей понадобится.

— А что Питэр? — спросила Лилли, когда они направились к лестнице, которая должна была привести их вверх, к «покоям», которые, как предполагалось, занимала семья Иллэниэл. Лилли, конечно, имела ввиду своего брата, Питэра Такера, камергера Замка Камерон: — Он ожидает, что я перемещусь через круг в Албамарл со всеми остальными. Он изведёт себя от волнения.

Леди Роуз похлопала юную женщину по плечу:

— Уверена, что мы найдём какой-нибудь способ связаться с ним, когда всё утрясётся.

— Мой муж держит у нас дома несколько личных шкатулок для сообщений. Мы можем послать сообщение Королю Джеймсу, а он может послать гонца, чтобы дать твоему брату знать, что ты с нами, — быстро сказала Пенни. — Идём. Возможно, у нас не так много времени, как мы полагаем, — продолжила она. Пенни слышала далёкие крики и звуки боя во дворе замка. «До этого дело ещё пока не должно было дойти», — молча сказала она себе, но её слух говорил об обратном.

Они двигались по коридору пёстрой группой — четыре женщины, четыре ребёнка, один из которых только начал ходить, и младенец. Лилли несла младенца, Айрин, позволяя Пенни освободить себе руки на тот маловероятный случай, если ей понадобится воспользоваться её мечом. Роуз держала маленького Коналла за руку, чтобы тот не отрывался от них, в то время как близнецам и Грэму позволили идти рядом самостоятельно. Элэйн шла позади группы, заботясь о том, чтобы никто из детей не отстал.

Лишь один коридор отделял их от лестницы, которая должна была привести их вверх, к их убежищу, но когда они начали идти по длинному коридору, Элэйн наконец подала голос:

— За той дверью идёт бой — много наших солдат и пятеро врагов, если не ошибаюсь, — указала она на дверь на полпути по коридору, эта дверь вела во фронтальный входной холл.

— Идёмте дальше, — подтолкнула Роуз. — Лестница близко.

Пенни кивнула, и вынула из ножен свой меч, идя впереди всех. Примерно в четверти пути по коридору, когда они только-только прошли мимо одной из служебных дверей, которая вела в кухню, дверь впереди них взорвалась внутрь. Крепкая деревянная дверь не открылась — она просто разлетелась на куски от удара тяжёлой железной булавы. Адреналин уже замедлил её восприятие времени, и Пенни праздно заметила, что навершие булавы было слишком уж большим, чтобы оружием можно было легко пользоваться. «Наверное, для вышибания дверей они их и принесли».

Вслед за крупным оружием через разбитую дверь прошёл человек с массивными мускулами. Его защищала кожаная куртка с нашитыми на груди и на спине стальными пластинами, хотя его руки были голыми — их покрывали лишь татуировки. Железный молот Дорона, Железного Бога, бросался в глаза среди узоров, указывая на то, что этот человек, наверное, был храмовым стражем.

Пока Пенни подмечала всё это, другой человек, один из замковых стражников, последовал за незнакомцем через дверь, нанося удар копьём. Чужестранец с почти прекрасной грацией ушёл в сторону от удара, и, протянув правую руку, схватил стражника за верхнюю часть нагрудника. Извернувшись, он легко поднял и швырнул стражника об стену, будто тот весил не больше тряпичной куклы. Защитник замка безжизненно сполз на пол, хотя Пенни не могла быть уверена, был ли он мёртв, или просто потерял сознание.

Шлем свалился с головы стражника, и она узнала его лицо. Его звали Алан, и хотя он был скромным и тихим человеком, его часто выбирали охранять дверь в покои семьи Иллэниэл. Важной персоной он не был, но Пенни знала, что этот человек умер бы, прежде чем позволить врагу нанести им вред… в самом деле, именно это он, возможно, только что и сделал. Разъярённая, она прыгнула вперёд, сгорая от желания отплатить захватчику за грубое обращение с одним из её людей.

— Держите детей позади, — крикнула она, надеясь, что её спутники поймут. «И прикройте им глаза», — запоздало подумала она. Она знала, что готовые вот-вот случиться события будут не тем, что она хотела бы показывать своим детям.

Подбегая к противнику, она удивилась скорости, с которой тот отреагировал. Массивная железная булава в его руках взметнулась быстрее, чем должно было являться возможным, даже для столь крупного мужчины. Она была вынуждена уклониться в сторону, чтобы избежать удара, но даже несмотря на это она не волновалась. Каким бы сильным ни был её враг, её меч будет гораздо быстрее его неповоротливого оружия. Изогнув своё тело в процессе уклонения, она ловко ударила своим мечом поверх навершия его оружия, подпрыгивая вверх.

Или, точнее, пытаясь подпрыгнуть вверх… формальное платье, которое она надела на праздник, в последний момент за что-то зацепилось, спутав её ноги, и бесцеремонно послав её на пол у ног её врага. Не сумев вовремя подставить руки, она ударилась головой об пол достаточно сильно, чтобы искры посыпались из глаз, а её меч выскользнул из её руки.

— Похоже, твоё платье за что-то зацепилось, сучка, — с устрашающей улыбкой на лице сказал мужчина.

Оглушённая, Пенни пыталась откатиться в сторону, но её тело всё ещё плохо повиновалось после удара головой. Опустив взгляд, она обнаружила причину своего падения — мужчина стоял на подоле её платья. Это была эффективная тактика, которую она сама не раз использовала, и на этот раз у неё, наверное, не будет времени прийти в себя.

Прежде чем она смогла куда-то сдвинуться, тяжёлый сапог врезался ей в живот, выбив воздух у неё из лёгких. Наклонившись над ней, улыбающийся ублюдок засмеялся, начиная сдирать юбки с её платья.

— Позвольте мне помочь вам, Графиня, — сказал он ей, лежащей на полу и хватающей ртом воздух. Его руки были невероятно сильными, и ему достаточно было просто потянуть ткань, чтобы её порвать, будто её платье было не из крепкого льна, а из парчи. — Твоему мужу следовало тебя вразумить. Если собираешься сражаться, то не следует надевать платье.

Её взгляд впился в его глаза, когда она поняла, что незнакомец в точности знал, кто она такая. Она пыталась втянуть в лёгкие достаточно воздуха, пусть только ради того, чтобы проклясть его, когда брошенный мимо ног мужчины взгляд показал ей, что к ним отчаянно бежала Леди Роуз.

Роуз подтянула платье вверх, чтобы дать свободу ногами, и бежала босяком, чтобы высившийся над Пенни мужчина не узнал о её приближении. К сожалению, её руки также были лишены чего-либо, напоминавшего оружие.

— Когда ты умрёшь, я позабочусь, чтобы остатки твоего изорванного трупа стали надлежащим посланием для твоего умирающего мужа, — сказал мужчина, закончив сдирать с неё последние юбки. Его глаза отследили направление его взгляда, и он заметил Роуз: — Полагаю, её придётся убить первой, — сказал он, пожимая плечами, легко поднимая булаву одной рукой.

Пенни наконец удалось немного вдохнуть, и её ладонь поймала руку мужчины, сжимавшую рукоять булавы.

— Нет, — прохрипела она. «Мою подругу ты не убьёшь».

Незнакомец проигнорировал её, хотя она железной хваткой сжимала его руку вокруг оружия. Вместо этого он встал, поднимая Пенни на ноги вместе с булавой. Он был настолько силён, что, казалось, будет рад попытаться махнуть ею вместе с тяжёлой железной дубиной.

Встав с его помощью, Пенни нанесла по воину плохо нацеленный удар своей свободной рукой. Как и ожидалось, учитывая недостаток силы удара, он поймал её кулак своим собственным. Однако как только их руки оказались прикованы друг к другу, она подалась назад изо всех сил, и одновременно вогнала своё колено мужчине в грудину.

Она почувствовала треск, когда её колено врезалось в его грудь, и она знала, что вне зависимости от того, что именно она сломала, её противник будет в беспомощном состоянии, и не сможет дышать. В зависимости от того, насколько сильные повреждения она нанесла, он мог даже умереть.

Однако было похоже, что никто не потрудился объяснить это незнакомцу, поскольку он продолжал сжимать её железной хваткой. Вместо того, чтобы упасть, что сделал бы любой нормальный человек, он выпрямился, и толкнул вперёд, прижимая её менее массивное тело к каменной стене:

— Потребуется нечто большее, чтобы остановить волю Дорона, сучка!

Пенни была дезориентирована после удара о твёрдый камень. По крайней мере, в этот раз она сумела не удариться головой, но теперь он обхватил её шею своими руками. Она боролась, пытаясь разжать вцепившиеся в её горло руки, но несмотря на свою собственную силу, она смогла добиться лишь паритета… который она медленно теряла.

Мужчина содрогнулся, и его руки ослабли. Оттолкнув его тяжёлое туловище, Пенни увидела, что позади него стояла Роуз, и, пока он медленно оседал на пол, она заметила рукоять длинного кинжала, торчавшую у него из шеи. Роуз вогнала лезвие ему в позвоночник.

— Убить его было непросто, — прокомментировала Роуз. Тут-то Пенни и заметила вторую рану. Судя по всему, Роуз сперва вонзила клинок ему в почку, прежде чем сменить цель. — Он даже не дёрнулся в ответ на первую рану, — добавила Роуз.

— Где дети? — спросила Пенни, приходя в себя. Ни детей, ни Элэйн поблизости не было видно.

— Здесь, — ответила Элэйн, становясь видимой лишь в двадцати футах от них. Рядом с ней стояла Лилли, держа на руках Айрин, а остальные дети держались за платье Элэйн.

Когда Пенни убедилась, что все были в порядке, на неё накатило облегчение, но Мэттью сразу же начал заваливать её вопросами:

— Что с тобой случилось, Мама? Мы не могли видеть! Ты убила этого человека? — заговорил он. Хотя он казался спокойным, Пенни чувствовала нотки страха в его голоса.

— Мама, ты голая, — добавила Мойра, заметив, что нижняя половина платья Пенни была сорвана с неё, выставляя напоказ её длинные ноги.

Пенни вздохнула:

— Голые только мои ноги, душа моя. Позже объясню. Сейчас у нас нет времени на разговоры, — ответила она. Пенни начала было спрашивать, почему они не могли видеть, когда осознала, что Элэйн всё это время держала их невидимыми. Морт прежде уже объяснял ей, что скрытый человек, будучи невидимым, не мог видеть сам, поскольку свет обтекал его тело. «Нет худа без добра», — подумала она про себя. Секунду спустя она тихо засмеялась над игрой слов в своих мыслях^[22]. «Это, наверное, на мне сказывается общение с Мортом… ой, что будет, когда я ему расскажу». Эта мысль вызвала в ней целый сонм непрошеных эмоций, поэтому Пенни быстро выбросила её из головы. «Потом ещё будет для этого время».

Прежде чем они смогли двинуться дальше, Элэйн перебила их:

— Другие на подходе! — сказала юная женщина, и, вскинув руки, произнесла непонятное слово, указав на открытый дверной проём. Все гвардейцы ту его сторону уже были мертвы, и четверо странных воинов направлялись теперь к ним с написанным на лицах желанием убивать. Первый воин врезался лбом в невидимый барьер, который молодая волшебница возвела, чтобы заблокировать разбитую дверь, и его голова отскочила от него так, будто он врезался в камень.

— Лилли! Роуз! Ведите детей вверх по лестнице! Не ждите! — приказала Пенни, поднимая свой меч.

— Ты не сможешь управиться с таким числом, если они прорвутся, — возразила Роуз.

Пенни выпрямила спину, и позволила своему гневу открыть проявиться у себя на лице:

— Чёрт побери, Роуз! У меня не времени спорить. Элэйн, оставайся с ними. Если встретите ещё врагов, спрячь всех, — приказала Графиня ди'Камерон, прежде чем добавить: — Роуз сможет открыть дверь в мои покои… позаботься, чтобы она открыла дверь первой. Поняла?

Роуз посмотрела на неё без всяких эмоций, прежде чем кивнуть, но лицо Элэйн омрачила необъяснимая печаль. По её щеке скатилась слеза, когда она ответила: «Мне так жаль», — прежде чем отвернуться, чтобы выполнить приказ Пенни. Вместе с Лилли, несущей Айрин на руках, и держа остальных детей поближе к себе, три женщины поспешили к лестнице и надежде на убежище.

— Я ещё не мертва, — ответила Пенни, не понимая причину сожаления Элэйн. — Если я с ними не справлюсь, то попытаюсь оттянуть их в другом направлении, — добавила она, направляясь обратно к перекрытому магией Элэйн дверному проёму.

Стоя примерно в десяти футах от невидимого барьера, она не могла не вообразить, насколько глупо она, наверное, выглядела для четверых мужчин по ту сторону. Она не носила брони — та была в её спальне, наверху. Вместо этого она была одета лишь в верхнюю часть того, что недавно было прекрасным праздничным платьем. Юбка была полностью оторвана, полностью выставляя напоказ её голые ноги. Единственным её утешением было то, что под платьем она носила мягкие кожаные туфли, а не неуклюжую обувь на толстой подошве, предпочитаемую многими женщинами из-за создаваемой ею иллюзии более высокого роста.

Один из мужчин замахнулся своей тяжёлой булавой, и ударил ею по магическому барьеру. Оружие отскочило, и барьер выдержал. Зарычав, он начал снова замахиваться.

Между тем Пенни вогнала свой меч перед собой в каменный пол, чтобы ненадолго освободить себе руки. Она сорвала рукав у себя с левой руки, что было бы трудно без её увеличенной силы. Не отрывая взгляда от дверного проёма и молотящих по нему своими железными дубинами мужчин, она использовала оторванный рукав, чтобы подвязать свои длинные волосы. Не так давно они были сплетены в изощрённую причёску, но та распалась в недавней схватке.

Закончив, Пенни вытащила меч из пола, и встала в расслабленную позу, дожидаясь своих противников. Они молотили по невидимой стене уже две или три минуты, что заставило Пенни усомниться в своём решении. «Знай я, что это займёт у них так много времени, осталась бы с остальными». Она подумала было о том, чтобы последовать за ними, но знала, что в этом случае её враг увидит, в каком направлении она ушла. «Лучше убить их здесь», — решила она. Пенни не думала о вероятности того, что может и не выжить.

Тут барьер исчез, и один из вторженцев завалился вперёд, когда его тяжёлое оружие не встретило ожидаемого сопротивления. Пенни только этого и ждала. Несмотря на спокойную позу, тело её гудело от адреналина. Когда тело здоровяка миновало дверной проём, её меч метнулся вперёд, быстрее мысли, и аккуратно разрезал ему горло, прежде чем метнуться обратно, разрезая сухожилия рядом с запястьем на его державшей оружие руки.

Из горла и руки её врага брызнула кровь, и возбуждённая дрожь покатилась по позвоночнику Пенни, стирая сомнения, оставшиеся с нею после её предыдущей почти неудачной схватки. Выкинув все мысли из головы, Пенни прыгнула вперёд, обходя умирающего человека, и нанося удар мечом по его товарищу, стоявшему рядом. При этом она заметила, как быстро отреагировали двое других, стоявшие дальше — оба замахнулись и ударили своим оружием почти так же быстро, как она наступала, рассекая тяжёлыми железными палицами воздух так, будто те были лёгкими как ивовые прутики. Одна булава била по верху, а вторая целилась ей в живот, удар любой из них наверняка убил или искалечил бы её.

Обычно она бы уклонилась назад, превратив свой удар в отвлекающий манёвр, но мужчина у неё за спиной, чьё горло она перерезала, тянулся к ней своей здоровой рукой. Она могла бы удивиться тому, что он продолжал сражаться, но Пенни находилась в состоянии, лежавшем далеко за пределами сознательного мышления, где время текло медленно, а колебания вели лишь к смерти.

«Никогда не отрывай ноги от земли», — давным-давно учил её Сайхан. Он подчёркивал свои уроки болезненными напоминаниями каждый раз, когда она использовала свою силу, чтобы попытаться высоко подпрыгнуть. «Как только ты так подпрыгиваешь, ты теряешь способность контролировать направление своего движения, пока снова не коснёшься земли. Умелый противник воспользуется этим», — говорил он ей.

Пенни взметнулась вверх, изгибаясь в боковой перекат, пролетая над головами двоих мужчин, стоявших позади и бивших по ней булавами. Их оружие имело слишком большую инерцию, чтобы сменить направление его удара, даже для людей с такой нечеловеческой силой, как у них. Вместо этого один из них потянулся к ней своей свободной рукой, пытаясь прервать её полёт и устроить ей болезненное приземление. Именно так Сайхан бы и поступил.

Её меч отсёк его руку по локоть — зачарованная сталь резала кости так же легко, как и плоть. Закончив свой прыжок, она приземлилась позади них, и позволила инерции опустить её тело до самого пола. Оружие её противников продолжило описывать полный круг, пока те пытались завершить свои удары, чтобы попасть по ней в месте её приземления. Совершённый ею в воздухе изгиб перешёл в поворот, когда её ноги сложились, позволив ей присесть, и она перерубила в колене левую ногу только что раненного ею человека. Потеряв равновесие, он махнул своей булавой слишком широко, дав ей достаточно пространства, чтобы проскользнуть под булавой его товарища.

С этого момента бой превратился в резню, когда она стала планомерно расчленять четырёх мужчин. Пенни уже выяснила, что шок и потеря крови мало сказывались на них. Остановить их могла лишь потеря конечностей, а убить, похоже, могла лишь потеря головы. К счастью, используемый ею магический меч идеально для этого подходил. Их скорость и сила не уступали её собственным, а могли и превосходить, но их боевой опыт определённо был более ограниченным. Будь они лучше обучены, или, возможно, будь они оснащены более лёгким оружием, она не смогла бы победить их в таком количестве.

«Эти булавы лучше годятся против тяжело бронированных противников…», — думала она про себя, отступая от кровавого побоища, направляясь к лестнице, — «…вроде Рыцарей Камня», — завершилась в её сознании непрошеная мысль.

— Чёрт! — выругалась Пенелопа.

* * *

Между тем… на этаж вверх от того места, где Пенни сражалась, Элэйн, Роуз и Лилли вели детей прочь от лестницы по длинному коридору, который вёл к семейным покоям Иллэниэлов. Однако Элэйн уже знала, что они не доберутся туда беспрепятственно, её магический взор сказал ей, что у двери к безопасности их ждали трое, с валявшимися у них в ногах мёртвыми охранниками. Ещё двое входили через маленькое окно на противоположном конце коридора, их руки отрывали от стены камни, чтобы расширить отверстие в достаточной степени. С минуты на минуту она и остальные окажутся в ловушке.

«Как они могут быть настолько сильными?» — тихо гадала она. В её магическом взоре они ярко светились с интенсивностью в своих аурах, которую она не видела с тех пор, как… её разум отпрянул от этой мысли. «Это невозможно», — подумала она. «Аура Сэлиора была ещё сильнее, чем у них — из-за её присутствия даже думать было трудно. К тому же, их слишком много».

— Впереди трое, и ещё двое скоро приблизятся сзади, — сказала она остальным.

— И спрятаться негде! — сказала Лилли с нарождающейся паникой в голосе.

Роуз положила ладонь Лилли на плечо, пытаясь её успокоить:

— Сделай глубокий вдох. Элэйн всегда может снова сделать нас невидимыми.

Грэм подёргал свою мать за руку:

— Где Папа? Как они сюда пробрались?

— Уверена, что твой отец всё ещё сражается внизу. Когда закончит там, то придёт сюда, и от этих тоже избавится, будь уверен, — спокойно ответила Роуз, скрывая собственный страх того, что с защитой Замка Камерон могло что-то пойти очень не так. — Пока что нам придётся самим о себе позаботиться, пока он сюда не доберётся. Понимаешь?

Грэм кивнул, и Мэттью с Мойрой кивнули вместе с ним. Они все внимательно слушали с серьёзностью, которая ясно давала понять, что они понимали опасность ситуации.

— Когда Прэйсиан не хочет быть найденным, Прэйсиан найденным и не будет, — тихо сказала сама себе Элэйн, повторяя одну из поговорок своего отца. Повысив голос, она сказала остальным: — Подойдите к стене. Я укрою нас всех от взгляда, магического и простого, просто для верности.

— Мы снова ослепнем? — взволнованно спросила Лилли.

— Да, по-другому нельзя, но вы всё ещё сможете слышать… и быть услышанными, поэтому сидите настолько тихо, насколько возможно, — тщательно объяснила Элэйн.

Роуз уже выстраивала детей вдоль стены. Оглянувшись через плечо, она сказала:

— Ты говоришь так, будто не собираешься оставаться с нами. Разве мы не должны быть в физическом контакте с тобой, чтобы быть невидимыми?

— Нет, покуда вы не двигаетесь, — ответила Элэйн. — Это заклинание будет стационарным — если сдвинетесь в любом направлении более чем на фут, то снова станете видимыми.

— А что будешь делать ты? — подтолкнула её Роуз.

— Научу их, почему никогда не следует охотиться на волшебников или их друзей, — ответила Элэйн с показной храбростью, которую надеялась проявить на самом деле. «Мордэкай, наверное, сказал бы что-то подобное», — сказала она себе. Она собиралась дать своему наставнику повод гордиться ею.

Уже минуту спустя двое мужчин, пробиравшихся через окно, подошли с южного конца коридора, заметив её сразу же, как только свернули за угол. Они остановились в пятидесяти футах от неё, и улыбнулись стоявшей перед ними одинокой женщине. Миг спустя те трое, что были перед покоями семьи Иллэниэл, появились с северного конца коридора.

«Они каким-то образом координируются», — мысленно заметила Элэйн, когда пятёрка начала сходиться к ней с обоих концов коридора.

— Остановитесь, — спокойно сказала она им.

— Где дети? — донеслись слова от всех пятерых одновременно. Их голоса звучали до жути синхронно.

«Вот и ответ на один вопрос», — подумала Элэйн. «Они управляются одной сущностью».

— Вот мой ответ, — ответила она, и добавила слова: «Брадэк Ти́рэстрин!». Коридор взорвался молнией — сверкнув с её ладоней, разряд разветвился несколько раз, потянувшись в обе стороны. Однако в отличие от естественной молнии, эта не исчезла быстро — вместо этого она осталась на долгие секунды, превратившись в гигантскую паутину маленьких разрядов, окутавших и сковавших пятерых злоумышленников.

Миновала будто целая вечность, и молния внезапно исчезла, оставив за собой тёмную тишину. Пятеро мужчин всё ещё стояли, хотя их тела дёргались и дымились. В местах, где электричество прожгло дыры, их кожу покрывали чёрные отметины. Они синхронно улыбнулись стоявшей между ними женщине:

— Тебе придётся постараться получше.

Четверо бросились на неё, по два с каждой стороны, а пятый повернулся, и махнул своим массивным оружием в сторону ничем не выдающегося и вообще пустого куска стены. Для его действия не было никакой видимой причины, помимо того факта, что это место защищалось магическим щитом. Как и большая часть таких щитов, этот был невидим… если только смотрящий не обладал способностью видеть магию.

— Нет! — крикнула Элэйн, когда железо с невероятной силой обрушилось на её щит. Она ахнула от боли, когда щит распался под ударом, и стена брызнула дождём каменных осколков, когда в неё врезалась булава. Пока Элэйн шаталась в шоке от падения своего щита, окружавшие её воины пошли в атаку. Её руки инстинктивно взметнулись, чтобы защитить её голову от смертоносной силы их ударов.

Иллюзорный двойник Элэйн исчез, и их оружие нашло лишь пустоту там, где Элэйн была несколько мгновений назад. Она появилась в сорока футах по коридору от них. «Они явно могут видеть магию, поскольку легко заметили мою обманку со щитом. Их также будет трудно убить, а если я попытаюсь защититься от силы этого оружия, то могу потерять сознание от мощности удара». Заговорив снова, она попыталась одно из самых простых заклинаний: «Шибал».

Никакого видимого эффекта оно не оказало.

— Я ожидал чего-то получше, — одним голосом произнесли пятеро мужчин. Трое направились к её новому местоположению, а двое начали систематически двигаться вдоль стен, пытаясь руками нащупать невидимое.

В различных местах вдоль коридора появились ещё три копии молодой волшебницы.

— Тогда я сделаю поинтереснее, — ответила Элэйн, и её голос доносился из всех четырёх ртов разом, делая невозможным определить, какая из них была настоящей. Запустив руку в рукав, она вытащила пару деревянных жезлов с идентичной гравировкой, взяв по одному в каждую руку. Каждый жезл был сделан из ивы, и тщательно покрыт резными рунами. Мордэкай склонялся к более крупному посоху для направления силы, когда нуждался в этом, но Элэйн всегда предпочитала более маленькие жезлы. Они больше ей подходили в плане точности и стиля. «К тому же, два — обычно лучше, чем один», — мысленно добавила она.

Двое, что обыскивали стены, проигнорировали её, а трое остальных, наступавших на неё, разделились, чтобы напасть на разные образы в надежде на то, что один из них окажется настоящим. Среди её противников не было ни колебаний, ни обсуждений — они продолжали двигаться, безмолвно координируясь.

— Пиррэн си́ллс тайлен, — сказала Элэйн, и огонь зазмеился с концов обоих её жезлов, создавая длинные верёвкообразные линии длиной в пять футов. Каждый из её образов повторил её действия, когда она подняла руки, и начала махать огненными хлыстами, создавая вокруг себя размытые арки огня.

— Пламя не поможет тебе против железной воли Дорона! — закричали бойцы, когда трое из них опустили свои ужасающие железные кувалды на разные образы стройной женщины.

Двое из них не встретили сопротивления, и их иллюзорные противники исчезли. Третий встретил совсем другую судьбу, когда линии раскалённого огня разрезали его оружие, его руки и, наконец, его грудь. Пылающие хлысты за секунды порубили его на аккуратно прижжённые куски дымящейся плоти, когда сперва его руки, а затем и голова с туловищем, упали в разные стороны.

Выяснив её истинное местоположение, двое других напали без колебаний, заходя на неё с двух направлений. Не дрогнув, она встала между ними, и широко расставила руки, описывая своими хлыстами сверкающие арки, чтобы перехватить каждого из нападавших, но она не могла идеально сосредоточить своё внимание на обоих сторонах.

Двигаясь с нечеловеческой скоростью и идеальной, самоотверженной координацией, тот, что был справа, швырнул на неё своё тело, позволяя её магическому хлысту разрубить себя от плеча до пояса. Тем не менее, инерция его броска не позволила ей избежать столкновения с верхней частью его туловища, что заставило её пошатнуться, когда его товарищ слева поднырнул под её удар с той стороны.

Споткнувшись, Элэйн погрузилась в ослепляющую агонию, когда железная булава ударила её в левую ногу. Падая, она даже не глядя знала, что её бедренная кость было расколота, а бедро, наверное, было красным кошмаром из кровавой плоти. Ничего не видя из-за боли от ранения, она услышала полный ужаса крик, когда шарящие руки одного из врагов коснулись невидимого ребёнка.

Её правая рука всё ещё сжимала один из её жезлов, второй она потеряла во время падения. Моргая, она не могла убрать застилающие её взгляд слёзы боли, но её магический взор был более чем достаточен. Стоя над ней, находившийся ближе всего нападавший занёс своё железное оружие для удара, который наверняка её прикончит. У неё не было времени на раздумья — подняв жезл, она направила его мимо ближайшего противника, и произнесла свои последние слова, «Борок Ингак». Голова мужчины, который только что нашёл детей, раскололась подобно перезрелому арбузу, когда мощь заклинания вогнала его в каменную стену. У неё не было времени повторить своё заклинание, прежде чем тяжёлый вес с болью вдавил её в пол, а тёплая и желанная тьма унесла её прочь от заполнившей её сознание агонии. У неё не было времени даже на сожаление, когда её поглотило небытие.

Глава 22

Сэр Дориан сначала сходил в казармы, чтобы убедиться, что все люди двигались к своим назначенным постам, что в основном подразумевало под собой защитные позиции вдоль замковых стен, а также укрепление стражи на всех воротах и помощь горожанам в достижении точки сбора на южном дворе. На ходу он забрал двоих Рыцарей Камня, Сэра Гранта и Сэра Даниэла, а также резервную группу из десяти солдат, которые каким-то образом остались без заранее выданного задания.

Оттуда он двинулся к северному двору, где также располагались главные ворота, что вели в Уошбрук. Первое его впечатление было неважным. На стенах, похоже, не было ни одного человека, а там, где он ожидал увидеть охраняющий открытые ворота маленький полк под командованием Сэра Иана, он не увидел никого. Быть может, было бы лучше сказать, что он не увидел никого «живого».

Сами ворота были широко открыты, и прямо за ними стояло несколько человек. «Барьерные чары на воротах, наверное, закрыты», — подумал Дориан. Он уже определил по позе и боевому облачению людей, что те были не горожанами. «Если они всё ещё не могут войти, то как они убили моих людей?».

Он достиг ворот замка, и нашёл остатки кровавой бойни. Вокруг было раскидано более пятидесяти тел, и беглый осмотр показал, что почти все они принадлежали его людям. С ними смешались несколько горожан, и даже парочка детей. Он узнал каждого, за исключением двух незнакомцев.

Один незнакомец был разрублен на две устрашающие части, а второй выглядел так, будто он понёс многочисленные ранения, в основном — от копий. Он всё ещё сжимал шеи двух гвардейцев — судя по всему, он задушил их, пока сам истекал кровью до смерти.

Живых защитников не было, и Дориан мгновенно заметил среди них одного из своих братьев-рыцарей, Сэра Иана. Опустившись на колени, он осмотрел тело молодого воина, которого прежде учил, и с которым вместе сражался последние пять лет. Его смерть была страшной. Броня, которую носили Рыцари Камня, была практически непробиваемой, но противники Сэра Иана даже не утруждали себя попытками её пробить. Вместо этого ему оторвали руки.

Такого рода раны можно было бы ожидать, если бы кого-то привязали к двум большим тяговым лошадям… но получить такое на поле боя было немыслимым.

— Что за чертовщина здесь творится? — задумался Дориан вслух.

Сэр Грант коснулся его локтя, встав рядом:

— Я слышу звуки боя у заднего входа. Я думаю, бой сместился туда.

Сэр Дориан, Гроссмейстер Рыцарей Камня, умел принимать решения быстро:

— Закройте ворота, — сказал он пришедшим с ним солдатам. — Сэр Грант, возвращайся назад в донжон, и проверь людей, охраняющих входы. Убедись, что никто из захватчиков не вошёл. Потом доложи Сэру Сайхану, он всё ещё должен быть где-то внутри замка, проверяя прибытие всех слуг в точку сбора.

— Как пожелаете, милорд, — споро ответил Сэр Грант, прежде чем развернуться, и направиться к главному входу в донжон.

Отвернувшись, Дориан понаблюдал за тем, как кто-то из его людей начал опускать тяжёлую железную решётку с помощью лебёдки, в то время как остальные закрывали тяжёлые деревянные створки ворот. Где-то в тридцати ярдах от того места, где он стоял, посередине пути к воротам стояла высокая, властная фигура. Одежды её выглядели сделанными из серого льна, и были богато вышиты золотой нитью.

Дориан подошёл к человеку, пока не оказался лишь в десяти футах от него, подойти ближе ему не позволяли барьерные чары. «Серые волосы, серые глаза, серая одежда, и равновесие правосудия», — мысленно заметил он, осматривая внешность незнакомца. На каждом его рукаве были вышиты золотые весы, любимый символ Карэнта Справедливого.

Было время, когда Дориан преклонил бы колени в присутствии бога правосудия и мудрого правления. Теперь же он лишь почувствовал грусть, глубокую печаль, вероятнее всего происходившую от его потерянной невинности.

— Когда-то я в тебя верил, — тихо сказал он. — Моя семья была предана твоей сестре, Леди Вечерней Звезды.

Карэнт Справедливый улыбнулся ему:

— Для тебя ещё не слишком поздно, Дориан, сын Грэма. Опусти этот магический барьер, и я буду милосерден к тебе и твоей семье.

— А в противном случае?

Бог раскрыл рот, угрожающе оскалив идеальные зубы, прежде чем ответить:

— Тогда тебя ждёт тот же приговор, что и остальных. Все мужчины, женщины и дети, что служат Мордэкаю Иллэниэлу, умрут, в том числе те, кто ищет спасения.

— Ты опоздал, многие уже сбежали, — ответил Дориан.

— Я знаю тебя, Дориан Торнбер, я знаю твою жену Роуз, и я знаю твоего сына, которого ты назвал в честь своего усопшего отца. Не важно, сбежали ли они. Я их найду. Никто не избегнет моего правосудия.

— Правосудия? — сказал Дориан. — Не марай это слово своим лживым языком. Я сказал, что верил в тебя когда-то. Я не знаю, что ты, чёрт возьми, такое, но я точно знаю, что ты — не бог. Власть не делает тебя справедливым, и не делает тебя божественным, — говорил он, пока деревянные створки смыкались перед ним. Прежде чем они полностью заслонили его от взгляда, он сплюнул на землю, чтобы убедиться, что Карэнт в точности знал его к нему отношение.

Жестом обозначив солдат, только что закрывших ворота, он снова заговорил:

— Идёмте со мной в обход здания. Нам нужно убедиться, что все переносятся по плану, а потом вы должны к ним присоединиться.

— А что ворота, Ваше Благородие? — спросил один из людей. — Разве нам не следует занять позиции вокруг них?

Дориан хрюкнул:

— Закрытие ворот было скорее символическим жестом. Если барьер падёт, то ворота не продержатся и мгновения, — объяснил он. Развернувшись, Дориан потрусил к стене, разделявшей северный и южный дворы замка.

Минуту спустя он миновал арку, которая вела на южный двор, большую часть которого в то время занимало здание с телепортационными кругами. В самом здании толпились люди, и в пространстве вокруг него они тоже стояли на расстоянии почти в тридцать ярдов.

Перенос почти тысячи человек, по тридцать за раз, занимал много времени. Мордэкай изначально подсчитал, что потребуется примерно тридцать минут, если предполагать, что дежурный волшебник сможет переносить по меньшей мере одну группу в минуту. При хорошей организации, дисциплине и порядке, было возможно действовать и быстрее, но приставленный к этой задаче волшебник мог себя истощить.

Учитывая размер толпы, Дориан предположил, что всё шло по плану, хотя люди снаружи здания казались взволнованными. Приблизившись, он увидел, почему… вокруг были разбросаны многочисленные тела. Сэр Харолд, поставленный во главе организованной эвакуации, уже заметил их приближение, и встретился с ними вне здания.

— Милорд, защита была прорвана, — без вступления сказал Харолд. — На нас напали четверо посторонних.

— Четверо? — недоверчиво ответил Дориан. — Это сделало четыре человека?

— Да, Сэр. Сэр Лайонэл также был тяжело ранен, — продолжил Харолд.

— Что? Объясни.

Харолд сделал глубокий вдох:

— Я был внутри здания, пытаясь поддерживать порядок. Лайонэл был снаружи, руководя организующими горожан гвардейцами. Из того, что мне сказали, приблизившиеся люди врезались в толпу, убивая всякого, кто оказывался у них на пути.

— И никто из охранников не заметил их приближения? — суровым тоном сказал Дориан.

— Прошу прощения, Сэр, но к нам шёл равномерный поток народа. Стоял совершеннейший хаос, но поскольку барьер всё ещё держится, мы полагали, что среди людей не будет врагов. Охрана попыталась вмешаться сразу же, как только среди людей поднялся крик. Они оказались неспособны остановить их, пока до них не добрался Сэр Лайонэл, — объяснил Харолд.

— И как же Лайонэла ранили? — спросил Дориан. Это был простой вопрос, но очень весомый. Броня, которую Мордэкай сделал для Рыцарей Камня, имела почти легендарную эффективность. За семь минувших со дня основания ордена лет никто из Рыцарей в этой броне не был серьёзно ранен. Худшими ранениями были одно сотрясение (несчастный случай во время обучения) и разнообразные лёгкие растяжения и мышечные травмы, от которых броня не защищала. «За новым исключением того, что разорвало Сэра Иана», — молча заметил Дориан.

Харолд откашлялся:

— Я не был в курсе нападения, пока оно уже не шло полным ходом, но свидетели среди толпы говорят, что один из людей ударил его массивным железным молотом. Каждый из четверых был вооружён таким образом. Сэр Лайонэл сразил двоих из них, но потом третий напал на него сзади, ударив в голову. Он до сих пор не пришёл в сознание, и я боюсь, что он погибнет раньше, чем это случится.

— Как третий смог зайти ему за спину?

— Перепрыгнул его, Сэр. Согласно свидетельствам толпы, он подпрыгнул в воздух почти на пятнадцать футов, пока Сэр Лайонэл сражался с двумя другими.

— Как всё закончилось?

— Я добил третьего прежде, чем он смог добраться до здания. Четвёртый вошёл в толпу с другого направления, и добрался до внутренней части здания, проломив дыру в боковой стене. Я поймал его внутри, и поразил его там. Могу предположить, что он надеялся использовать наше отвлечённое внимание, чтобы пробраться внутрь, и убить нашего волшебника прежде, чем мы сможем его остановить, — ответил Харолд.

— Люди на охране городских ворот мертвы, включая Сэра Иана, — без обиняков сказал Дориан. — Похоже, что враг так же силён, как и мы.

Харолд был шокирован:

— Иан мёртв?

— А также все охранники, и немалое число горожан, — ответил Дориан. — Похоже, что его схватили заруки, и разорвали на части, — пояснил он. Теперь, когда Дориан понял силу их врагов, смерть Иана стала совершенно понятна.

Харолд поморщился, и Дориан потратил следующую минуту, описывая то, что нашёл у ворот. Когда он закончил, Харолд прокомментировал:

— По крайней мере, у них нет нашей брони. Хоть одно преимущество у нас всё же есть.

— Эти железные булавы имеют разрушительную силу. Броня Сэра Лайонэла не подвела, но он всё равно при смерти. Они также сильно превосходят нас в численности. За стеной я видел более сотни похожим образом вооружённых людей, а также человека, который, судя по всему, является Карэнтом. Сколько рыцарей в Уошбруке вернулось после того, как пал внешний барьер? — спросил Дориан.

— Сюда не добрался никто, хотя некоторые могли доложиться Сайхану, в замке, — сказал Харолд.

— Сомневаюсь, — ответил Дориан. — Им было приказано идти в эту точку сбора после отступления с тех позиций. Нам придётся предположить, что они либо мертвы, либо не могут сюда добраться, — сказал он. Дориан мысленно подсчитал их численность — «на воротах Уошбрука стояло шесть рыцарей, включая командовавшего ими Сэра Даниэла, Сэр Иан мёртв, Сэр Лайонэл ранен… осталось девять дееспособных рыцарей — двенадцать, если считать меня, Сайхана и Харолда».

Двенадцать Рыцарей Камня против более чем сотни врагов со схожей силой и скоростью, не страшащихся ран, и не останавливавшихся ни перед чем кроме смерти или расчленения.

— По крайней мере, нам не нужно разбираться с Карэнтом, — пробормотал себе под нос Дориан. — Он полностью на Морте — если, конечно, тот не слишком мается от того, что он там съел, — огляделся он, и задумался, будет ли Замок Камерон наполовину разрушен в бою, как это случилось с королевским дворцом в Албамарле после схватки Мордэкая с Сэлиором. — Сколько ещё осталось до того, как отсюда уберут всех горожан и слуг? — спросил он, возвращая свои мысли к настоящему.

— По меньшей мере пятнадцать минут, а скорее — двадцать, а потом нам всё ещё нужно будет перенести гвардейцев, — сказал Харолд.

— Если барьер продержится так долго… внешний обрушился раньше, чем мы планировали. Пошли гонца уведомить Сайхана о нашем состоянии, — отдал приказ Дориан. — Мы с тобой останемся, пока барьер не падёт, а потом возьмём всех оставшихся, и присоединимся к нему внутри замка. Будем надеяться, что Джордж сможет перенести большую их часть в Албамарл до этого момента.

— Где Граф?

— Внутри, вместе с Уолтэром… они готовят что-то против Карэнта, — предположил Дориан. Однако произнося это, он думал о том, насколько плохо выглядел Морт, когда Дориан его оставлял. Он не мог не задуматься, сможет ли его друг выполнить свой собственный план.

Глава 23

— Что происходит? — снова спросил я Уолтэра, как поступал уже примерно каждую минуту за последнюю четверть часа. Мне нравилось его дёргать не более, чем ему нравилось слышать мои постоянные вопросы, но лишившись магического взора, я больше понятия не имел, что происходило в замке, или, что важнее, каково было состояние барьерных чар.

— Он всё ещё пытается его разрушить. Он наносит новый удар где-то каждые десять секунд — от этого весь барьер начинает вибрировать, — терпеливо ответил Уолтэр.

— Как идёт эвакуация? — добавил я.

— На них напал кто-то из тех, что пробрались через ворота, но похоже, что пока всё закончилось. Некоторые люди погибли, но Джордж продолжает переносить остальных, — сказал он мне.

Я в фрустрации заскрипел зубами. Эти смерти тоже были на моей совести. Я держал ворота открытыми, чтобы спасти сколько-то людей, а другие за это расплачивались.

— Можешь мне сказать, сколько ещё осталось до того, как они закончат?

Уолтэр отрицательно покачал головой:

— Я думаю, ушла уже где-то половина, но их слишком много, чтобы сосчитать. Не могу быть уверен. — После долгой паузы он добавил: — В главном зале сражаются люди. Я думаю, они пытаются найти тебя.

— Проклятье! — выругался я. — Где Пенни с детьми? Они уже добрались до покоев наверху?

Уолтэр нахмурился, фокусируясь на множестве двигавшихся по замку людей, пытаясь их опознать:

— Они близко к схватке. Нет… постой, Графиня сама и сражается.

Следующие несколько минут были одними из худших в моей жизни, пока Уолтэр тихо пересказывал происходившие события. Моё сердце подскочило к моему горлу, когда он рассказал мне о падении Пенни, и почти последовавшей за этим гибелью. Когда он начал описывать события с Элэйн и детьми наверху, мы оба напряглись.

— Я больше не ощущаю детей, она скрыла их под стационарной иллюзией невидимости… и она создала пустой щит, наверное — в качестве обманки. Хитрая девочка! — с гордостью сказал Уолтэр. — Они не могут определить, где она прячется. А теперь она управляет несколькими иллюзиями, и поддерживает невидимость вокруг Роуз и детей. Когда она успела стать такой искусной? Сомневаюсь, что я сам смог бы управляться со всем этим одновременно.

— Где Пенни? — кратко сказал я.

— Она поднимается по лестнице… Вот это да! Огненные хлысты? Откуда она взяла эту идею? Это ты её научил? — спросил Уолтэр.

— Идея полностью её собственная, — ответил я.

— Она схватилась с ними, но… — голос Уолтэра сошёл на нет, когда он сосредоточил всё своё внимание на схватке между его единственной дочерью и воинами, пытавшимися найти мою жену и детей. — Нет! — внезапно крикнул он, и моё сердце подскочило к моему горлу.

— Что?!

— Она пала! Один из них добрался до неё! — воскликнул Уолтэр. Он уже встал, и направлялся к двери. Я от него не отставал. Весь остальной мир мог идти к чёрту, если ради него придётся страдать моей семье.

Он остановился перед тем, как открыть дверь, сосредоточившись, а потом расслабился:

— Она жива! — сказал он, когда я озабоченно посмотрел на него.

— А остальные? — спросил я, волнуясь.

— В безопасности, твоя жена напала на двух последних врагов со спины, но Элэйн серьёзно ранена. Она, похоже, без сознания. Последний из них упал на неё, когда твоя жена срубила ему верхнюю половину головы… когда это она стала такой сильной? Сражалась как демон! — с некоторым удивлением сказал Уолтэр.

— Позже объясню. Расскажи мне, что происходит, — нетерпеливо сказал я ему.

— Моя дочь определённо без сознания, они её вытащили, и похоже, что Леди Роуз перевязывает ей ногу… много крови. Я думаю, она наложила жгут. У твоей жены платья почти не осталось, на жгут пошёл один из её рукавов, — объяснил он.

Это заставило меня мимолётно улыбнуться. «Если бы я только был там, чтобы её поощрить», — подумал я.

— Вот же распутница… — тихо сказал я. Я не потрудился произнести это достаточно громко для Уолтэра — он бы не понял соль шутки. — Рядом с ними есть ещё враги? — спросил я.

— Нет, — ответил волшебник. — Они почти добрались до двери. Графиня несёт Элэйн. Её нога очень плохо выглядит. Не думаю, что я смогу исцелить что-то подобное, — признался он. — Возможно, она больше не сможет ходить, если только… — он посмотрел на меня, прежде чем отвести взгляд.

Недоговорённым остался тот факт, что если требовалось сложное исцеление, то я, наверное, был единственным способным на это волшебником.

— Нам нужно выжить в сложившейся ситуации, прежде чем мы сможем думать о чём-то ещё, — сказал я ему.

— А если нет… — начал он, затем приостановился на миг, прежде чем продолжить: — У неё страшная рана. Не уверен, что она долго проживёт без хоть какого-нибудь исцеления.

— Они могут связаться с Джорджем, если мы не выживем, — сказал я, чтобы успокоить его. — А если мы каким-то чудом уцелеем, то ты, быть может, сможешь ей помочь, — добавил я, снова сползая на пол. От камня шёл приятный холодок. Он помогал отвлечь меня от тошноты.

— Как обстоят дела с барьером?

— Без особых изменений, — тихим голосом сказал Уолтэр.

— Прости, — сказал я ему. — Я никогда не собирался перекладывать такую ношу на твои плечи. Я всегда намеревался делать это в одиночку.

— Не проси у меня прощений, — гневным тоном ответил Уолтэр. — Ты всегда так делаешь. Это нечестно.

— Что делаю? — с любопытством спросил я. Уолтэр редко выказывал своё раздражение.

— Берёшь ответственность за всех остальных, а потом просишь прощения, когда не можешь управиться со всем сам. Как думаешь, как именно это заставляет чувствовать всех остальных? Я — взрослый человек. Может, я и не могу двигать горы и подчинять богов, но я, чёрт возьми, могу изо всех сил защищать своих друзей и семью… так что не проси у меня прощения за то, что не можешь делать всё за меня! — огрызнулся он в ответ.

Я опустил голову:

— Ты прав. Прости меня, Уолтэр.

— Да что я тебе только что говорил? — рявкнул он в ответ, но, когда я поднял взгляд, в его глазах сверкнуло веселье.

Я засмеялся:

— Ладно, я не знаю, как на это ответить, но ты в чём-то прав. Как дела у барьера?

— Почему ты постоянно спрашиваешь меня об этом? Ты ведь понимаешь, что я скажу тебе сразу же, как только он падёт? — ответил он.

— Мне следовало объяснить яснее. Если возможно, я хочу открыть барьер до того, как он сломается. Поэтому я и спрашиваю постоянно. Если ты обнаружишь в нём слабину, то нам следует его отключить, — объяснил я.

— Даже если люди не закончили эвакуацию города?

— Да.

Уолтэр нахмурился:

— Я думал, что смысл был в том, чтобы выиграть как можно больше времени. Зачем отдавать им даже полминуты?

— Потому что если он сломается, то откат может уничтожить не только барьерные чары — он может разрушить чары, которые держат Сэлиора заточённом в камне, — ответил я. — Это может существенно ухудшить нашу ситуацию.

Мой друг прикрыл глаза ладонью:

— Тебе действительно следовало сказать мне об этом раньше.

— На самом деле я точно не уверен, — сказал я. — Просто это меня беспокоит.

На миг взгляд волшебника вспыхнул пониманием:

— Ага!

— Что?

— Теперь я немного лучше понимаю эту «камеру Железного сердца». Мне всё время казалось, что во всём этом железе нет смысла. Оно тебе нужно было не для сокрытия чар, оно тебе нужно, чтобы помочь удержать Сэлиора, если камень сломается, — объявил Уолтэр.

Я внимательно наблюдал за ним с того момента, как он упомянул камеру Железного сердца. Наверное, уже было без разницы, если он знал о её назначении, но я всё же расслабился, услышав его теорию. Был момент, когда я почти поправил его, но удержался. «Если один из богов снова попробует залезть в его разум, то это может испортить наш последний шанс», — подумал я.

Это заставило меня осознать ещё одну неприятную вещь — как я смогу защитить свой разум, будучи лишённым своей силы? Проигнорировав внезапное «озарение» Уолтэра, я задал ему вопрос:

— Как я выгляжу, с твоей точки зрения?

— Что конкретно тебя интересует?

— Моя аура, моё настроение… я не могу защищать свой разум. Ты можешь прочитать мои эмоции? Я всё ещё выгляжу как волшебник? — сказал я, поясняя свой вопрос.

Обычно, если я не защищал себя, то другой человек с магическим взором мог не только почувствовать мои эмоции, но также мог ощутить относительную величину моей силы.

Уолтэр посмотрел на меня с сочувствием, или, возможно, жалостью:

— Прости, Мордэкай. Я не чувствую вокруг тебя ничего, помимо очень блёклой ауры, которой достаточно лишь для того, чтобы определить, что ты всё ещё жив. Твоя сила пропала… не только твой взор.

Его описание приводило в уныние. Я частично надеялся на то, что, быть может, моя проблема была лишь в том, что я не мог почувствовать или «нащупать» свой собственный эйсар, а также эйсар вокруг меня. Тем не менее, у моей проблемы могла быть и одна хорошая сторона:

— Насколько «блёклая»? — спросил я.

— Как у Дориана, — отрезал он.

Дориан Торнбер был тем, кого волшебники старины называли «стоиком», то есть был полностью мёртв для магии. Он не мог манипулировать ей, и она не могла влиять на него самого, кроме как в чисто физическом плане.

— Попробуй усыпить меня, — предложил я.

— А? — с озадаченным видом спросил Уолтэр.

— Когда ты боролся с влиянием того бога несколько минут назад, я ничего не чувствовал. Я думаю, что я, возможно, почти во всех отношениях стал стоиком. Усыпи меня, парализуй меня, что угодно… попробуй коснуться моего разума, — объяснил я.

Мы поэкспериментировали несколько минут, прежде чем пришли к заключению, что я действительно стал по сути стоиком.

— Поздравляю, — сказал мне Уолтэр. — Твоя теория была верна, и ты полностью лишился силы. Я не понимаю, почему ты этому даже немного рад.

— Иногда мелочи — важнее всего, — ответил я. — Я, может, и лишился силы, но мне хотя бы не нужно волноваться о том, что они смогут вытащить информацию у меня из головы, или о том, чтобы бороться с их ошеломляющим принуждением, когда он… или они… сюда доберутся.

— Они… ты думаешь, что он там не один?

— Надеюсь, что нет.

Уолтэр фыркнул:

— На самом деле, это не имеет значения. Я и с одним-то не справлюсь, а двое — это просто кранты.

— У нас ещё есть надежда… если он там только один, — подал мысль я.

— Очень хотелось бы, чтобы ты рассказал мне о том, что запланировал. Тогда было бы гораздо проще тебе помочь, — парировал Уолтэр.

— Ты можешь быть моими руками, но если хочешь мои тайны, то тебе придётся вырвать их из моего разума, — сказал я, постукивая по своей голове.

— Х-м-м-ф, — хрюкнул Уолтэр. — Даже твоя жена не может пробиться в твою тупую башку.

— Вот именно, друг мой. Вот именно! — со злорадством сказал я.

— Похоже, что тебе, по крайней мере, стало лучше, — сделал он наблюдение.

Действительно, тошнота в некоторой степени ослабла.

— Думаю, ты прав. Возможно, я всё же не умираю? — с надеждой предположил я.

Он печально покачал головой:

— Согласно моим познаниям, плохая фаза не начнётся ещё несколько дней. Сначала ты пожелтеешь, а потом медленно сойдёшь с ума от боли и галлюцинаций.

— Пожелтею? — недоверчиво спросил я. — Ты прежде ничего не упоминал о странных цветовых изменениях. Это едва ли кажется реалистичным.

— Не ярко-жёлтый, — поправился Уолтэр. — Я думаю, это скорее цвет, который приобретают некоторые старые пьяницы, прежде чем им становится совсем плохо.

— Желтушный? — спросил я.

— Не знаю, какой правильный термин, но, похоже, что так, — согласился тот.

Я начал жалеть, что не уделял должного внимания некоторым из вещей, которые читал в прошлом насчёт болезней и врачебного искусства. «Хотя — нет, не жалею», — внезапно подумал я, — «поскольку в данной ситуации любые имеющиеся у меня познания, наверное, заставили бы меня бояться ещё больше».

— Давай поговорим о чём-нибудь другом, — предложил я. — Например, о нашей грядущей борьбе… как продвигается эвакуация?

Взгляд Уолтэра ненадолго расфокусировался, пока он сосредотачивался на том, что лежало за пределами физического взора. Несколько секунд спустя он ответил мне:

— Они почти закончили. Большинство людей перемещены. Я думаю, что скоро они смогут приняться за солдат, — сказал он, а затем слегка склонил голову на бок, будто прислушиваясь к чему-то, прежде чем продолжить: — Барьер ощущается по-другому. «Высота» вибрации кажется выше, когда по нему бьют.

— Это плохо, — сказал я ему. — Он скоро распадётся.

— И что теперь делать?

— Ты можешь спроецировать образ туда, где сейчас Харолд? Он должен руководить эвакуацией в здании с кругами, — спросил я.

— Легко, — сказал Уолтэр. — Я же Прэйсиан, в конце концов.

Прэйсианы были известны лёгкостью, с которой им давались иллюзии, а также своей способностью становиться невидимыми. Я мог ощущать объекты на расстоянии почти в две мили… ну, раньше мог, но проецировать образ было гораздо сложнее из-за требуемого уровня контроля и искусности. До моего отравления я мог бы послать образ на необходимое расстояние, но я никогда не проверял Уолтэра, чтобы узнать его собственный предел. Я просто предположил, что у него дальность будет меньше моей.

— Хорошо, помести образ рядом с Харолдом, и скажи ему, что барьер падёт через минуту. Твоему сыну следует перенести свою последнюю группу, и остаться в Албамарле, — распорядился я.

— Дориан там. Может, мне направить сообщение ему?

— Конечно, просто убедись, что он знает, что у них есть минута, чтобы завести оставшихся в донжон, — сказал я.

Прошла долгая минута, прежде чем Уолтэр снова ответил:

— Ладно, я думаю, что они поняли. Они теперь, похоже, ведут всех оставшихся людей в донжон. Что дальше?

— Ш-ш-ш, — внезапно сказал я, отсчитывая себе под нос.

— А?

Я замахал на него руками:

— Я отсчитываю.

— О! — с внезапным пониманием сказал он.

Я пытался считать помедленнее, мысленно добираясь до ста. Я мог и просто до шестидесяти досчитать, но боялся, что моя нервность и адреналин уже могли повлиять на моё ощущение времени. Досчитав, я задал вопрос:

— Где они?

— Там сущий бардак, — ответил Уолтэр. — Большинство — во дворе, пытаются войти в замок. У них не хватает времени. Там, наверное, сотни три людей, или больше — солдаты и остатки горожан.

— А Рыцари?

— Сайхан и остальные держат главные входные двери открытыми, пытаясь загнать всех внутрь. Дориан и Харолд — во дворе, пытаются не дать солдатам протолкнуться мимо немногих оставшихся горожан, — ответил волшебник с обеспокоенно вытянутым лицом.

— Можешь закрыть их иллюзией?

Я отчаянно искал способ их защитить.

Уолтэр покачал головой:

— Только не отсюда, и не такое количество народу.

Тут меня осенило:

— А ты можешь спроецировать образ меня самого, на стене, рядом с воротами? Возможно, я смогу их задержать, — предложил я. Я никогда не пытался спроецировать образ кого-то кроме себя самого, на такое расстояние, поэтому я не был уверен, сможет ли Уолтэр сделать иллюзию правдоподобной. Я маскировал себя под других людей в прошлом, и время от времени проецировал собственный образ, чтобы доставить сообщения, но я никогда прежде не пытался делать что-то настолько сложное.

К моему удивлению, Уолтэр ответил утвердительно:

— Я могу спроецировать туда твои внешность и голос, но я не смогу сымитировать твой эйсар на таком расстоянии, да и способа услышать здесь их ответы у меня нет.

— Неужели? — сказал я, собравшись с остроумием. — Ты мог бы имитировать мой эйсар? — удивился я. Это был аспект иллюзий, который я прежде не рассматривал. В прошлом Уолтэр показал, что мог делать себя невидимым для магии так же, как делался невидимым для видимого света, но мне никогда не приходило в голову, что можно было создать иллюзию, покрывавшую также и магический взор, для создания подобного эффекта.

— В конце концов, я — Прэйсиан, — с некоторой гордостью сказал он, — но даже у меня есть пределы, когда дело доходит до иллюзий.

На миг я немо пялился на него.

— Ты сможешь спроецировать мой образ, который одурачит даже их? — спросил я.

Он кивнул:

— Думаю, что да, но на таком расстоянии я не смогу воспроизвести силу твоего эйсара.

— Касательно нынешней ситуации, я не думаю, что это будет иметь значение. Они не смогут почувствовать его через барьер… но если бы они были сейчас здесь, то мог бы ты создать иллюзию, которая выглядела бы так, будто я не потерял свою магию? — сказал я, надеясь прояснить ситуацию.

— У неё не было бы такой же видимой силы или яркости, какой ты обычно обладаешь, — повторил он.

«Это может и не иметь значения», — молча подумал я, — «для одного из них даже моя обычная сила кажется хлипкой в сравнении с их собственной. Они могут и не заметить разницу».

— Давай сосредоточимся на настоящем, — объявил я. — Если можешь, сделай так, чтобы мой образ взошёл на гребень стены, и смотрел на них сверху вниз. Как только мы привлечём их внимание, скажи им вот что…

* * *

На стене, между двумя башнями, что стерегли замковые ворота, появился человек. Облачённый в изысканные одежды из серого бархата и мягкого меха, он почти не оставлял сомнений в том, кем он был. Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон, стоял, глядя вниз на тех, кто пришёл напасть на его дом. Он выглядел недовольным.

— Не мог бы ты объяснить мне, что ты, по-твоему, делаешь?! — крикнул он вниз властным тоном.

Карэнт, известный как Справедливый, приостановил свои усилия по проламыванию магического барьера, защищавшего замок:

— Время для обсуждений прошло, смертный. Ты отлично знаешь, зачем я здесь. Опусти этот щит, и я сделаю твою кончину быстрой, хотя не могу обещать, что она будет мягкой, — ответил сияющий бог, показав идеальные зубы в зверином оскале.

Мордэкай наклонился вперёд, приложив руку к уху, будто ему было плохо слышно:

— Тебя здесь не должно было быть ещё неделю! — крикнул он, будто расстояние между ними были слишком большим для общения нормальным тоном. — Я ещё не закончил принимать своё решение!

— Не увиливай, человече. Я не купился на твою уловку, и ты лишь оскорбляешь собственное достоинство, притворяясь, будто на самом деле поверил в свою собственную ложь, — спокойно сказал сияющий бог, хотя в его голосе звучали нотки едва сдерживаемого великого гнева. — Скоро я буду внутри, и ты и твои люди заплатите кровью и страданиями за то, что заточили моего брата Сэлиора.

На лице Графа ди'Камерона появилось озадаченное выражение, пока он вертел головой из стороны в сторону, будто пробуя разные уши, чтобы получше услышать. Наконец он сдался, и крикнул вниз:

— Что?!

Гнев Карэнта стремительно возрос, когда он осознал, что враг совсем его не услышал. Крича громовым голосом, он повторился:

— Когда я окажусь внутри, ты и твои люди заплатите болью и невообразимыми страданиями! Ты будешь молить о смерти, прежде чем я позволю тебе умереть! И это будет твоим наказанием за заточение моего брата! — выкрикнул он настолько громким голосом, что от него по земле проходила дрожь, и его слышали даже те, кто был в замке, хотя на таком расстоянии его слова были неразборчивы.

Мордэкай прищурился, глядя на него сверху вниз:

— Прости! Наверное, дело в этом проклятом барьерном заклинании! Я думаю, оно и звуки тоже блокирует. Быть может, если бы ты говорил чуток погромче… Я тебя почти слышу.

Карэнт испустил крик ничем не замутнённой ярости и фрустрации, от которого содрогнулись стены, а птицы на мили вокруг внезапно вспорхнули в небо.

Прежде, чем его крик завершился, Граф поднял ладони, извиняющимся образом махая ими на стоявшего внизу и побагровевшего от злости бога. Его губы также двигались, и Карэнт оборвал свой собственный первобытный крик, чтобы услышать ответ волшебника.

— Я действительно ни черта не слышу! — крикнул Мордэкай. — Дай мне минутку. Я зайду внутрь, и опущу барьер, чтобы услышать тебя, тогда, может быть, мы сможем нормально поговорить, без всех этих глупых криков! Я скоро вернусь! — закончил он. Волшебник вошёл обратно внутрь одной из башен, и исчез из виду, оставив Карэнта стоять внизу совершенно поражённым.

— Он ведь на самом деле не собирается открыть для меня барьер? — сказал сам себе бог. — Даже он не может быть настолько глуп, — задумался он. Тем не менее, он ненадолго попридержал свои атаки на барьер — на случай, если смертный мог оказаться настолько глуп, насколько показывали его слова.

Прошли минуты, волшебник не показывался, и Карэнт заскучал. Можно было бы сказать, что он разозлился, но на самом деле он уже довольно долгое время вообще не переставал злиться. Наконец он решил, что Граф над ним издевается. Собрав свою волю в кулак, он снова начал бить по барьеру.

Полминуты спустя Мордэкай снова показался на гребне стены и крикнул вниз:

— Не мог бы ты потерпеть немного! Размыкание чар — это не так просто, как можно было бы подумать, и твой грохот совершенно не помогает! — упрекнул он бога, и, раздражённый, вернулся внутрь.

Бог правосудия снова приостановился, глядя вверх на пустое пространство, где недавно стоял волшебник.

— Он спятил… — пробормотал он себе под нос. — Он что, действительно не осознаёт, что я здесь для того, чтобы убить его?

Несколько секунд спустя волшебник появился снова, широко улыбаясь:

— Готов поспорить, ты гадаешь, не сошёл ли я с ума. Правда в том, что я просто хотел посмотреть, насколько глупым ты можешь быть. Ты что, действительно думал, что я открою этот барьер для большого, буйного шута, вроде тебя?! Ха! — воскликнул волшебник, и, развернувшись, спустил штаны, показывая богу свои голые филейные части, прежде чем снова встать, и изобразить божеству грубый жест левой рукой.

Карэнт был ошеломлён. За более чем тысячу лет общения с человеческими существами его никогда не оскорбляли столь прямо и грубо, этого не делали даже те, кто отказывался повиноваться его жрецам. Он безо всякого выражения уставился на человека, который продолжал махать руками и странным образом жестикулировать.

— А теперь он показывает мне язык, — заметил он вслух с чувством полного потрясения. — Никто никогда… никогда прежде так не поступал.

Прежде, чем бог смог собрать свой гнев, чтобы возобновить свою атаку, Мордэкай остановился, и внимательно посмотрел на него:

— Теперь, когда ты знаешь, как я к тебе отношусь, я пойду, и опущу этот барьер. Надеюсь, ты достаточно храбр, чтобы войти, когда это произойдёт, потому что у меня на тебя есть много интересных планов. Твой брат будет рад твоему обществу, — сказал он, и вернулся обратно в башню.

Гнев Карэнта достиг новых высот, когда слова волшебника эхом забились в его сознании. Собравшись с силами, он приготовился снова нападать на барьер, когда случилось нечто воистину поразительное.

Магический барьер исчез.

Карэнт огляделся, глазея на окружавших его воинов, каждый из которых нёс в себе часть его брата, Дорона, Железного Бога.

Все они ответили ему такими же ошеломлёнными взглядами. Однако это мало что значило, поскольку Дорон был известен отнюдь не своим интеллектом, даже среди своих собратьев. По Карэнту пробежал холодок незнакомого для него ощущения. Будь он смертным, у него было бы для этого чувства более подходящее слово. Страх.

Глава 24

— О-о! Вот теперь он действительно расстроен! — сказал я Уолтэру, когда отголоски ярости Карэнта утихли. Я не совсем разбирал слова здесь, внутри донжона, но их значение было ясно, и заставило меня немного похихикать.

Уолтэр уставился на меня так, будто я спятил:

— Ты ведь осознаёшь, что он порвёт нас на части, когда доберётся сюда, так ведь? Как ребёнок, играющий с насекомыми… — пробормотал он.

— Он и так собирался это сделать. Если нас раздавят как жуков, то мы можем хотя бы поиздеваться над давящей нас рукой. Верно? — парировал я. — Подними мои руки вот так, — сказал я, демонстрируя перед ним это движение. — Затем склони мою голову набок, будто я его не слышу.

Уолтэр сделал, как я просил:

— Похоже, он пока приостановился, — сказал он. Тут воздух пронзил нечеловеческий вопль, после чего Уолтэр снова заговорил: — Нет, забудь о том, что я сказал. Он, похоже, совсем вышел из себя. Думаю, мы ввели его в бешенство.

— Скажи ему вот что, — произнёс я, тщательно диктуя, — … я действительно ни черта не слышу. Дай мне минутку. Я зайду внутрь, и опущу барьер, чтобы услышать тебя, и тогда, может быть, мы сможем нормально поговорить, без всех этих глупых криков. Я скоро вернусь.

— Ты же не серьёзно, так ведь, насчёт опускания барьера? — озабоченно спросил Уолтэр.

— Нет, пока что я просто его дразню, — заверил я старшего волшебника. Миг спустя доносившийся снаружи замка воющий звук прекратился. — А сейчас что происходит?

— Атаки на барьер прекратились, — доложил Уолтэр.

Я широко улыбнулся ему в ответ:

— Как дела у людей во дворе?

— Всё ещё хаотичная толчея, но они все должны быть внутри в течение пары минут, я думаю, — ответил Уолтэр.

— Посмотрим, как долго готов ждать наш гость, — ответил я.

Прошли минуты, прежде чем атаки возобновились. Честно говоря, я был удивлён, насколько терпелив был сияющий бог.

— Все внутри? — спросил я.

— Не совсем.

— Пошли мой образ обратно, и скажи ему вот что: «Не мог бы ты потерпеть немного?», — сказал я, начав диктовать очередное послание нашему раздражённому противнику. Атаки снова прекратились. — Что думаешь?

Уолтэр глубоко выдохнул, чтобы сбросить напряжение:

— Я думаю, что какой бы бог там ни был, он, наверное, считает тебя безумцем. Также похоже, что теперь все внутри.

— Тогда пришло время для последнего послания, — сказал я, потирая руки. Затем я начал объяснять Уолтэру, какие слова он должен произнести, наглядно описывая жесты, которыми я хотел сопровождать свой монолог.

Волшебник, похоже, заразился толикой моего безумия, поскольку он начал тихо посмеиваться. Возможно, на него начал действовать стресс нашего положения. Тем не менее, я одобрил его сменившуюся манеру держаться. Юмор — в целом один из лучших способов встретить несчастье, по моему мнению.

Вскоре Уолтэр заговорил:

— Думаю, я передал твоё послание с надлежащим артистизмом.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я слегка его приукрасил, — сказал Уолтэр, — не слова, а только жесты.

— Каким образом? — спросил я. Я считал, что мои указания были довольно вдохновлёнными, поэтому мне было любопытно, какие улучшения мог к ним придумать мой коллега-волшебник.

— Я показал ему зад, — сказал Уолтэр, внезапно хохотнув. — Или, возможно, мне следует сказать «ты показал ему зад».

Я застонал:

— Надеюсь, никто из горожан этого не увидел.

— Если ты волнуешься о своей репутации, то для этого немного поздновато, — сказал Уолтэр. — Ты выдал свою истинную природу ещё тогда, когда измазался грязью, встречая прежнего Барона Арундэла, ещё годы назад.

— Вообще-то да, — ответил я. — А теперь давай выполним наше обещание, и опустим для него барьер.

— Ты действительно уверен насчёт этого? — спросил мой друг.

— Да, — солгал я. — А теперь торопись. Это заставит его дважды подумать, если ты сделаешь это до того, как он возобновит атаку.

Долгий миг Уолтэр глазел на меня, задержав дыхание, прежде чем наконец протянуть руку, и коснуться надлежащей руны на каменном пьедестале. Учитывая моё нынешнее состояние, я не почувствовал и не увидел никаких изменений, но мог догадаться по тому, как он выдохнул, что Уолтэр наконец-то опустил барьер.

Мы подождали… а потом подождали ещё.

— Что происходит?! — раздражённо спросил я.

— Ничего, — сказал мой друг, хмурясь. — Они, похоже, просто стоят на месте. Теперь мне гораздо проще их чувствовать, с опущенным барьером.

— Он напуган, — внезапно объявил я.

— Что?

— Мы сделали последнее, чего он ожидал. Сначала мы его оскорбили, а потом, поиздевавшись и поглумившись над ним, мы совершили немыслимое. Мы опустили барьер, и бросили ему вызов. Он гадает, не ловушка ли это, — объяснил я.

— А это ловушка? — с надеждой спросил Уолтэр.

Я оценивающе оглядел Уолтэра:

— Ты ещё не чувствуешь давление разума бога? — спросил я.

Он моргнул в ответ на мою внезапную смену темы:

— С этого расстояния — как зловещее грозовое облако на горизонте. Так это ловушка, Мордэкай?

Я позволил воздуху подавленно выйти у себя из груди:

— Нет, без моей силы — нет, сейчас это совсем не ловушка. Наша единственная надежда — увести его прочь, и надеяться, что он не вытянет ни намёка на Камеру Железного сердца из наших разумов.

— Ты хотел сказать, из моего разума, не так ли? Твой сейчас совершенно нечитаемый, — поправил Уолтэр.

— Да, — согласился я. — В данный момент единственные люди, осведомлённые о её существовании — мы двое, и Рыцари Камня.

— Разве ты не волнуешься, что он вытащит информацию из них?

Я засмеялся:

— Ты не пытался заглянуть им в головы, так ведь?

— Обычно я — не докучливый человек, — слегка обидчиво ответил он.

— Узы между ними и землёй мешают любым попыткам забраться в их разумы, совсем как старые узы между магом и его Анас'Меридум, — объяснил я. — Я сомневаюсь, что даже кто-то из сияющих богов сможет заглянуть им в сердца.

— Хоть какое-то утешение, хотя нам всё ещё следует беспокоиться на мой счёт, — сказал Уолтэр, для иллюстрации постукивая по своему черепу. — Может, мне следует скрыть нас обоих магией, чтобы он не мог меня найти, — предложил Уолтэр, имея ввиду тот трюк, который он недавно использовал, чтобы избежать угнетающего внимания бога.

— Нет, — сразу же сказал я. — Мне нужна твоя помощь, чтобы отвлечь его ещё несколькими из этих чудесно реалистичных иллюзий, — высказал я. Меня пронзил укол вины, когда я осознал, насколько холодно и жестоко я собирался воспользоваться своим старым другом, но я быстро отбросил эту мысль прочь. Потом ещё будет время для раскаяния. «Нет, не будет», — сказал мой внутренний наблюдатель, — «ты тоже умрёшь. Либо до тебя доберётся бог, либо яд». Я приложил немного больше усилий, чтобы приглушить свой внутренний голос — он вгонял меня в депрессию… и раздражал.

Лицо Уолтэра переменилось, в его позе появилось напряжение:

— Они входят. Бойцы бегут вперёд, к донжону, а бог более осторожно следует за ними, — проинформировал он меня.

— Покажи меня на вершине донжона, и позаботься, чтобы я выглядел обладающим магией. Попробуй им помахать, — сказал я ему.

— Я ещё и добавлю твою самую глупую ухмылку, — ответил маг.

— Так держать! — согласился я. Моя тошнота почти полностью прошла — внезапная вибрация в моих стопах заставила меня задуматься, не начали ли у меня проявляться новые симптомы. За ней последовал громкий треск, будто рядом ударила молния. Дрожь каменных стен сказала мне, что только что случилось нечто беспрецедентное.

— Что это было?

— Он только что снёс верхушку стены и часть одной из башен! — доложил Уолтэр.

Сам донжон состоял из четырёх больших угловых башен, огораживавших больше, прямоугольное каменное здание. Между четырьмя башнями были зубцы и галереи, чтобы укрывать защитников, которые могли быть там расположены. После короткой дискуссии волшебник объяснил, что вторгшееся божество уничтожило часть верхушки донжона, а также верхнюю часть одной из башен.

— Когда ты говоришь «уничтожило»… — снова сказал я.

— Я имею ввиду, что он, чёрт возьми, обратил её в пыль. Её там теперь просто нет, если не считать горку обломков. Он швырнул в неё такой массивный пурпурный разряд! — сказал Уолтэр, описывая то, что он почувствовал. — Это было место, где была расположена твоя иллюзия, — добавил он.

— Он кажется несколько раздражённым, — шутливо заметил я.

У Уолтэра на лбу проступили бисеринки пота:

— Ты правда так думаешь?!

Я хохотнул:

— Давай, нам надо идти. Скоро он будет внутри.

Уолтэр прищурился:

— Я думаю, тебе следует позволить мне спрятать нас.

— Давление усиливается? — ответил я, имея ввиду приближающегося бога.

— Весьма.

— Ладно, — сказал я. — Но только пока мы не спустимся вниз — потом мне будет нужно, чтобы ты создал ещё одну иллюзию.

Получив моё согласие, Уолтэр мгновенно начал действовать, и его лицо расслабилось. Мы всё ещё могли видеть друг друга, поэтому я мог лишь предположить, что он сделал нас невидимыми только для магии.

— Так гораздо лучше, — объявил он. — Я теперь ничего не чувствую, но я хотя бы могу дышать без ощущения того, будто у меня на груди стоит гигант.

Благодаря своей собственной встрече с Сэлиором я в точности знал, что он чувствовал. Хлопнув его по плечу, я повёл его к к двери. И руку с его плеча я не убирал, на случай, если на меня опять внезапно накатит головокружение.

— Что ты имел ввиду, говоря «вниз»? — спросил Уолтэр.

— Мы направляемся к подвалам, — сказал я ему.

Его лицо было образцом озадаченности:

— Разве это не приблизит нас к тому, что мы пытаемся спрятать?

«Не задавай вопросы, и мне не придётся тебе лгать», — молча подумал я.

— Он не подумает искать рядом с тем местом, где нас найдёт. Он должен ожидать, что мы попытаемся увести его прочь от Бог-Камня, а не наоборот.

— Мне это в любом случае кажется бредом, — объявил Уолтэр, покачав головой.

Я улыбнулся:

— Просто позаботься о том, чтобы я не споткнулся, и не упал. Я всё ещё чувствую себя немного неуравновешенным, — попросил я. Осторожно опираясь на него, я вместе с Уолтэром выбрался в коридор, и направился к двери, которая вела в подвалы.

Глава 25

Дориан Торнбер выглянул из главного входа в донжон, и облегчённо выдохнул, когда внутрь зашёл последний из солдат. Лёгкое прикосновение к плечу привлекло его внимание к стоявшему рядом с ним человеку. Он просто кивнул, обозначив свою готовность слушать.

— Сэр Дориан, какие распоряжения я должен отдать моим людям? — спросил Карл, самый старший из солдат, и их основной лидер в отсутствие Дориана и Сайхана.

— Капитан, я бы хотел, чтобы ты приказал людям занять оборону в донжоне. Поставь лучников у окон и амбразур, и позаботься, чтобы копейщики были поблизости, на случай, если они смогут забраться на стены, — сказал ему Дориан.

— Сколько вам нужно оставить здесь, у входа?

— Ни одного, главный вход будут охранять Рыцари, — твёрдо ответил Дориан.

Карл коротко поклонился, подтверждая приказы:

— Хорошо, сэр, — сказал он, и ушёл.

Харолд слышал этот разговор, и встал рядом с Дорианом:

— Ты уверен? Нас тут лишь двенадцать на охране двери.

— Из того, что ты мне поведал, я не думаю, что хочу, чтобы наши люди были хоть в какой-то близости от врага. Я скорее бы предпочёл, чтобы они по возможности держались подальше, или, в худшем случае, на расстоянии удара копьём, — ответил Дориан.

— Те, что пробрались внутрь, были быстры, — сказал Сайхан, подойдя к Харолду сзади. — Они вырезали охрану у двери, и прошли через немалое количество коридоров, прежде чем я всех их догнал.

— Я нашёл пять тел наверху, рядом с покоями Графа, — подал голос Сэр Аэрон. — Выглядели они совсем как те, с которыми вы сражались внизу. Но они уже были мертвы, покрытые ожогами и отметинами. Мы не уверены, кто с ними разобрался.

После короткого обмена описаниями Сайхан высказал своё мнение:

— Похоже, что Мордэкай, и, возможно, Пенни или кто-то из солдат их остановил.

— И где они сейчас? — спросил Харолд.

Дориан отозвался на этот вопрос:

— У Графа были свои собственные планы для его семьи. Куда бы он их ни увёл, я искренне сомневаюсь, что нам сейчас следует об этом беспокоиться.

— Что ж, мне не хочется задавать этот вопрос, — тихим голосом сказал Сэр Томас, — но тогда что мы тут делаем? Защищать тут больше некого, кроме солдат, и, быть может, пары-тройки десятков горожан.

Тут все рыцари посмотрели на него, и Гроссмейстер Рыцарей Камня расправил плечи, отвечая на их взгляды своим собственным. Дориан подождал, пока не уверился, что все его слушали, прежде чем заговорить громким и сильным голосом:

— Мы здесь для того, чтобы быть последними. Мы остались, чтобы остальные могли спастись. Нам дали силу не для того, чтобы спасаться самим, а для защиты ближних наших.

— Защищать уже почти некого, — сказал Сэр Эдвард с противоположного конца помещения.

— Тогда мы уже победили в самой важной части этого боя, но покуда остаётся хотя бы один мужчина, одна женщина, или один ребёнок, наш бой не окончен. Кто-то из вас считает иначе? — прямо спросил Дориан.

Сэр Эдвард всегда был слегка неотёсанным, но был рыцарем надёжным во всех отношениях.

— Не, вы же знаете, что это не так, Ваше Благородие. Я просто подумал, что Сэр Томас привёл хороший аргумент. Мы на самом деле немногих людей защищаем, теперь, когда большинство из них уже не здесь.

— А если бы они все ушли? — внезапно спросил Сайхан.

Сэр Эдвард улыбнулся:

— Тогда я бы сражался просто из упрямства. Я клятву давал не для того, чтобы умереть от старости в своей кровати, — выдал он. На эту ремарку рыцари отозвались хором согласных возгласов и смехом.

— Они пришли в движение. Я вижу, как к нам от ворот во дворе бегут люди, — объявил стоявший у дверного проёма Сэр Уильям.

— Закрой дверь, — скомандовал Сэр Дориан, готовясь приказать занять оборонительные позиции. Его команду прервал оглушающий шум, вслед за которым снаружи на землю посыпались камни и пыль.

Звук был таким неожиданным, что все на секунду замерли, не будучи способными осознать источник этой какофонии. Быстрее всех в себя пришёл Харолд, но его скорость почти стала для него роковой. Высунувшись наружу, он посмотрел вверх, чтобы отыскать источник звука. Жизнь ему спас лишь здравый смысл Сайхана, поскольку тот отдёрнул молодого рыцаря назад как раз в тот момент, когда через место, которое только секунду назад занимала непокрытая голова Харолда, прошёл колоссальный кусок каменной кладки. Он обрушился на землю, разбрызгав во все стороны осколки и обломки камня.

— Мать твою за ногу! — взвизгнул Харолд голосом, состоявшим наполовину из ругательства, и наполовину из испуганного вскрика.

— Как они так быстро подогнали осадные орудия? — сказал Сайхан, игнорируя крик Харолда.

Дориан хмыкнул, проводя ладонью по своей короткой бороде:

— Я не думаю, что это было осадное оружие. Я бы поставил на Карэнта. Вон он, идёт следом за своими молодцами, — указал он на хорошо одетого мужчину, следовавшего за бегущими вторженцами. — Смысла запирать дверь на засов нет, оставь её открытой, — добавил он. Повысив голос, Дориан начал вылаивать приказы: — Отойдите от дверей! Обнажить оружие! С ними один из богов, поэтому пришло время умирать… кому-то нужно сперва отлить?!

Ответом ему был лишь напряжённый смех, когда они пятились от входа, почти десятифутовой ширины проёма, окаймлённого прочными каменными стенами. Коридор, что вёл в замок, имел длину более чем в тридцать футов, прежде чем достигал дверного проёма, что вёл в главный зал, где устраивали трапезы и самые большие собрания. Два дверных проёма по обе стороны от входа вели в другие части замка. Первые две двери, в нескольких футах на правой и левой сторонах, вели в маленькие комнаты — левая была офисом камергера, Питэра Такера. Та, что справа, вела в фойе, переделанное под гардероб. Следующие две двери вели в коридоры, которые шли по обеим сторонам от главного зада, соединяя его с разнообразными служебными помещениями, кухнями, помещениями стражи, и лестницами в угловых башнях.

До прибытия врагов оставались лишь считанные секунды, пока Дориан выкрикивал позиции:

— Сайхан, Джеффри, займите офискамергера слева, Харолд и Браян, займите гардероб! Грант, Иган, вы — в левом коридоре, Эдвард и Филип — в правом… все остальные — со мной! — приказал он, оставшись стоять с Сэром Уильямом, Сэром Томасом, и Сэром Аэроном непосредственно за дверями в главный зал, прямо напротив главного входа снаружи. Остальные восемь рыцарей расположились парами за дверями, что вели в парадный зал. — Ждите, пока мы не заставим их столпиться у входе, прежде чем открывать эти двери… если не уверены, то просто ждите, пока я не попрошу пламени!

Какими бы быстрыми Рыцари Камня ни были, они едва достигли своих мест, прежде чем первый враг проскочил через открытый вход. Бесстрашный, этот человек будто был лишён осторожности или инстинкта самосохранения, несясь ко входу в главный зал, где ожидали Дориан и три его собрата-рыцаря. Приближаясь, он стрельнул взглядом влево и вправо, замечая видимое отсутствие защитников по бокам, прежде чем наброситься всем телом на перекрывавших ему дорогу четырёх человек.

Сэр Томас сделал шаг вперёд, опускаясь, проскальзывая под размашистым высоким ударом нападающего. Его двуручный меч взметнулся в обратном ударе, которому могло бы недоставать усилия для рубки, будь он в руках у нормального человека. Однако Сэр Томас нормальным человеком не был, как и его зачарованный клинок. Мистически заострённая режущая кромка клинка двигалась вперёд под действием его увеличенной силы, и развалила вторженца от паха до плеча, с одинаковой лёгкостью разрезая кость и мышцы. Воин был уже мёртв, когда его инерция и сила удара клинка, нанесённого Томасом снизу вверх, послала его перерубленное тело в полёт над их головами… чтобы приземлиться позади них с противным шлепком.

— Энтузиазм к своей работе ты явно не потерял, — прокомментировал Сэр Уильям, стоявший рядом с ним.

Однако Сэр Аэрон имел несколько другое мнение:

— Проклятье, Томас! Каждый раз! Каждый долбаный раз! Посмотри на меня!

Дориан уже заметил то, на что тот жаловался. Из-за того, что удар Томаса послал брызги крови во всех направлениях, Сэр Аэрон оказался покрыт кровью и отвратительным содержимым желудка человека, пролетевшего у него над головой.

Томас быстро извинился — учтивый, вопреки своему смертоносному мастерству, но Сэр Уильям захихикал под действием того, что кто-то мог бы назвать вызванной боем истерией. Дориан уже не в первый раз задумался, не лишился ли тот наконец рассудка из-за эффектов виденного им за прошедшие годы насилия.

— Не будь таким чертовским неженкой! — с полусмешком упрекнул Дориан, чтобы отвлечь Аэрона от его затруднительного положения. — К концу мы все и не таким будем забрызганы.

— Эти хотя бы свежие, — заметил Сэр Аэрон, вытирая часть крови со своего нагрудника. — Они воняют не так сильно, как шиггрэс, — добавил он. Хотя с этим все согласились, времени на ответ у них не было, поскольку через вход полились основные силы нападавших.

Те, что последовали за первым, вошли, даже не глянув по сторонам, двигаясь с идеальной координацией, и напали на четверых закованных в броню рыцарей, охранявших вход в главный зал. Те, что были впереди, нападали парами, нанося сдвоенные удары по каждому из защитников, и практически не утруждая себя защитой от смертоносных клинков в руках братьев-рыцарей Дориана. Эта первая волна почти затопила рыцарей, когда их враги разбрасывались своими жизнями, чтобы спутать и связать бронированным защитникам держащие оружие руки.

Дориану мгновенно стало ясно, что нападавшие сражались не как люди, а как части чего-то большего, чего-то, что не боялось потерять эти части, покуда будет достигнута цель — раздавить противника. Их длинные двуручные мечи быстро порубили первую и вторую шеренги, в то время как сами они начали пятиться, чтобы самоубийственные нападавшие их не окружили. «Они сражаются, не думая о себе, как шиггрэс», — мысленно заметил Дориан, — «и они работают в идеальной координации, будто ими управляет один разум».

К счастью, у Рыцарей был обширный опыт сражения с противником, не боящимся собственной смерти… пятясь через расположенный у них за спинами дверной проём, они использовали его, чтобы защититься от веса давящей внутрь толпы. Уильям и Аэрон слегка отступили в стороны, где они могли срезать каждого, кто пересечёт порог, а Дориан и Томас заблокировали наступление врага в нескольких футах от входа. Вместе они могли порубить на куски любого врага, оказавшегося достаточно глупым, чтобы войти в их смертоносный круг, и каменный пол перед ними вскоре стал похож на какую-то гротескную скотобойню.

Столпившиеся в парадном зале враги начали распахивать боковые двери, пытаясь найти другие способы пробраться в собственно замок. Их встретили клинки Рыцарей, охранявших каждую из дверей, но бой был отчаянным. Те, кто не мог достигнуть защитников, начали использовать свои большие железные молоты для расширения дверных проёмов — разбивая кирпичную кладку и каменные блоки с силой и свирепостью, в которые трудно было поверить. Дориан знал, что если их усилия продержатся более минуты, то они вскоре смогут обойти защитников со всех сторон… и бой после этого долго не продлится.

— Пламя! — приказал Дориан перекрывшим шум битвы голосом, и Рыцари приготовились использовать свои мечи тем образом, за который люди Гододдина нарекли их зачарованные клинки «Солнечными Мечами».

Рыцари Камня одновременно опустили свои клинки, указывая ими как копьями на врага, и каждый из них произнёс командные слова, которые должны были высвободить силу, заключённую в их магических печатях. Раскалённое пламя выпрыгнуло из их оружия, пылая белым жаром, от которого температура в помещении быстро взмыла вверх. Каждый меч испускал перед обладателем меча сияющий веер пламени длиной почти в пять футов, и странные воины, нападавшие на Замок Камерон, начали гореть, заливаемые пламенем с нескольких направлений.

Округа быстро наполнилась мерзким, чёрным дымом, пока голодное пламя поглощало человеческую плоть, и от тех, на кого оно обрушилось, почти ничего не оставалось кроме горящего жира, и чёрного, смолистого пепла. Мордэкай создал чары на мечах Рыцарей специально для того, чтобы сжигать тела шиггрэс, поскольку это был единственный известный способ уничтожить их навсегда. Чары направляли силу Бог-Камня, и создавали температуры настолько высокие, что почти всё, чего касалось пламя, быстро распадалось на основные составляющие.

Рыцари поддерживали пламенную атаку долгие секунды, позволяя огню работать вместо себя. Опыт снова и снова показывал им, сколько именно времени уходило на то, чтобы превратить тело в пепел, и их руки действовали по привычке. Прошла почти полная минута, прежде чем они отступили, и позволили огню потухнуть, оставив сожжённую тишину, наполненную лишь треском и шипением углей. Кроме Рыцарей в разрушенном парадном зале не осталось ни одной живой души, а остатки врагов бросили попытки войти.

— Чёрт, ну и вонь! — крикнул Сэр Иган из охраняемого им бокового коридора. — Никогда не привыкну к этому запаху.

— Запах немногим хуже, чем у твоей брони после недели в дороге, — сострил Сэр Уильям. — Я бы и не подумал, что тебе будет трудно к нему привыкнуть, — добавил он. Несколько Рыцарей фыркнули, оценив его шутку, одновременно закашлявшись от наполнившего помещение дыма.

Однако у Дориана было мало времени для юмора — он знал, насколько опасным мог быть дам, особенно учитывая замкнутое пространство, в котором они находились.

— Харолд, Сайхан, Браян и Джеффри… сдвигайтесь на мою позицию в главном зале! — пролаял он, и увидел, как из дыма показались их фигуры, ища чистого воздуха ещё до того, как он закончил произносить свои слова. — Грант, Иган, Филип и Эдвард… отступите по коридорам настолько, насколько нужно, но бдительности не теряйте! Только вы сейчас мешаете им войти и окружить нас.

Прошло несколько долгих минут, пока дым рассеивался, а Рыцари Камня терпеливо ждали. Наконец Сайхан устал ждать, и заговорил:

— Они не вернутся. Они планируют что-то ещё. Пойду, посмотрю.

Не дожидаясь подтверждения своего решения, Сайхан шагнул прочь, и, пробравшись через тлеющий пепел, осторожно выглянул из входа, чтобы увидеть, куда делись их противники. Он видимым образом напрягся, увидев приближающуюся к двери фигуру.

— Что они делают? — спросил со своей позиции Харолд.

Сайхан не ответил — вместо этого он будто силился поднять свой меч, будто тот внезапно стал чрезвычайно тяжёлым:

— Тебе не позволено… войти… здесь, — выдавил он из себя, будто ему и дышать стало трудно.

Тень высокого человека упала через порог, и в зал шагнул Карэнт Справедливый. Он лишь улыбнулся, наблюдая за усилиями Сайхана поднять свой меч:

— Твоя воля крепка, страж, но она ничтожна перед моим приговором… и мой приговор — недостоин, — сказал бог, и, подняв ладонь, приготовился обрушить свою мощь на осмелившегося противиться ему человека.

— Подожди, Брат! — донеслась дюжина голосов со двора замка. — Не порть мне веселье.

Карэнт сомкнул ладонь в кулак, и расслабил свою руку, позволив ей опуститься:

— Ты мараешь себя, играя с этими существами, Дорон, но если ты этого желаешь… — сказал Карэнт, и, отвернувшись, продолжил идти вперёд, игнорируя стоявших по бокам от входа в главный зал Рыцарей. Все они силились добраться до него, будто сопротивляясь мощному ветру, их удерживала на расстоянии сама лишь сила его присутствия.

Не склонился лишь один из них. Дориан Торнбер спокойно наблюдал за приближением Карэнта, будто божество было просто очередным вторженцем. Его меч легко поднялся, указывая богу прямо в грудь, когда тот приблизился.

— Ты не войдёшь в этот дом, — просто сказал он.

Карэнта это позабавило, и его губа искривилась в усмешке, когда он бросил взгляд на направленный в него клинок:

— Ты необыкновенно устойчивый — быть может, ты просто слишком глуп, чтобы тебя можно было запугать. Попробуешь на мне своё пламя, Сэр Рыцарь?

На миг щека Дориана раздражённо дёрнулась:

— Я неспособен использовать Солнечный Меч, — со своей типичной честностью признался он.

— Разве твоё бессилие не делает тебя неподходящим лидером для этих людей? — спросил Карэнт.

— Сила имеет множество форм, и ни одна из них не даёт мудрости, что необходима для руководства, — мгновенно ответил Дориан. Пока он говорил, его меч молниеносным ударом метнулся вбок и обратно. Удар был настолько быстр, что застал врасплох даже сияющего бога, и клинок ударил его прямо в шею с такой силой, что должен был срубить ему голову. К сожалению, убить божество было не так-то просто. Клинок застрял, углубившись под кожу не более чем на полдюйма — из раны начала сочиться кровь цвета жидкого золота.

Разозлившись, Карэнт отмахнулся от меча левой рукой, выбив оружие из рук Дориана. Одновременно Карэнт шагнул вперёд, вгоняя кулак своей правой руки в бронированную грудь рыцаря.

Однако Дориан был не чужд рукопашному бою. Прежде чем удар бога достиг цели, он шагнул в сторону, и, двигаясь слишком быстро, чтобы сторонний наблюдатель мог его увидеть, поймал Карэнта за запястье. Изгибаясь, и используя вторую руку, чтобы лишить божество равновесия, он воспользовался инерцией своего противника, чтобы швырнуть его через всё помещение. Карэнт врезался в стену с такой силой, что камни потрескались. Его глаза широко раскрылись от вызванного внезапным изменением ситуации шока.

Но Дориан не стал впустую тратить время на злорадство. Ещё до того, как его противник врезался в стену, он пришёл в движение, несясь на сияющего бога. Прежде чем бог смог прийти в себя, Дориан оказался рядом, и его закованные в броню кулаки начали молотить по голове и животу Карэнта. Внутри своей брони сын Грэма Торнбера выл от ярости, нанося один мощный удар за другим, каждый из которых был подобен удару тарана.

Каменные блоки расположенной позади Карэнта стены сместились, и сверху посыпалась пыль, пока Дориан безжалостно колотил по телу сияющего бога. Однако его удары почти не оказывали воздействия на самого бога, и наконец он услышал, что бог смеётся, даже в то время, как его тело снова и снова впечатывало в твёрдый камень. Разъярённый, Дориан отказывался отступать, поскольку знал, что если остановится, то его враг придёт в себя за несколько секунд.

Однако он недооценил могущество сияющего бога, и через некоторое время Карэнт заскучал:

— Я думаю, хватит с тебя веселья, — сказало божество, одним лишь усилием мысли послав Дориана в полёт через всё помещение, будто от удара огромного, невидимого кулака.

Дориана однажды уже швыряли подобным образом, во время его недолгой и неудачной конфронтации с Сэлиором, и на этот раз он подготовился получше. Изогнувшись в полёте, он сумел подобрать ноги, и хотя он всё же ударился с силой, достаточной, чтобы раздробить камень, он сумел избежать оглушения от удара. Вместо этого он отпрыгнул от стены, используя её так, будто та была трамплином, толкая себя обратно к своему божественному врагу.

— Ты действительно слишком глуп, чтобы знать, когда побеждён, — сказал Карэнт, и очередным усилием воли поймал Дориана в воздухе ударом чистой силы, снова отправив его в полёт к стене. На этот раз Рыцарь Камня не смог спастись от неудачного приземления. Он врезался в твёрдую стену боком, под неудобным углом, прежде чем свалиться на пол. Дориан почти сразу же начал пытаться встать. Бог правосудия снова поднял ладонь, и вокруг неё начало зарождаться тёмно-пурпурное свечение, пока он готовил атаку, которая должна была положить конец сопротивлению Дориана.

Дориан зыркнул на Карэнта через забрало своего шлема, и каким-то образом нашёл силы снова встать.

— Может, я действительно глуп, — ответил он сухими, песчанистыми губами. Его голос стал более глубоким, почти горловым: — Я скорее предпочту умереть, чем признать поражение от твоих рук.

Глава 26

— Я полагаю, твой бой, наверное, со мной, а не с моим другом, — сказал я с дальнего конца зала.

Карэнт быстрее змеи сменил цели, и направил в мою сторону сжигающий разряд опаляющей пурпурной энергии. Конечно, я этого ожидал, но он всё равно почти попал в меня, когда я метнулся в сторону. Высокий стол, крупная часть стены позади него, и одна из находившихся за ней комнат, были уничтожены. Во все стороны полетели куски камня, дерева, и прочие обломки, и часть потолка над этой областью просела вниз, лишившись опоры.

— Быть может, тебе следует представиться, прежде чем пытаться меня убить! — крикнул я, когда шум поутих.

Сияющий бог зарычал, и послал в меня поспешный разряд чистой энергии. Этот был гораздо слабее, но его прицел был верным, а мои рефлексы — слишком медлительными, чтобы вовремя уклониться… хотя уклоняться я и не планировал — но Дориан этого не знал. Он находился в движении с самого момента моего неожиданного появления, и, рванувшись вперёд, сумел перехватить вторую атаку Карэнта. Это был поступок чистого альтруизма.

— Беги, Морт! — крикнул он мне, и тут энергия ударилась в него.

Какой-какой, а уж приятной природа пурпурных энергетических разрядов Карэнта не была точно. Магия уже уничтожила часть крыши и кое-что из внутренностей замка, не столько физической силой, сколько своего рода алчным пурпурным огнём, который будто поглощал всё, чего касался. Дориан был близко, когда перехватил луч, что позволило ему заблокировать его полностью, и удар отбросил его через всё помещение, оставив лежать рядом с тем местом, где я стоял.

Второй разряд поглотил моё тело, и мгновение спустя меня не стало.

* * *

Уолтэр дёрнулся на секунду, прежде чем снова бросить на меня взгляд.

— Что? — спросил я. — Он клюнул?

— Дориан вмешался, он взял на себя удар, который предназначался иллюзии, — совершенно шокированным тоном сказал Уолтэр.

— Нет! — крикнул я в ответ. — Мы же собирались увлечь его прочь! Дориан жив?

— Не уверен, — сказал Уолтэр, концентрируясь. — Его броня, похоже, исчезла, но я думаю, что тело его осталось целым. С ним что-то странное. Карэнт как раз подходит к нему — ищет твои останки, я думаю.

Мои мысли мчались вскачь, и я тихо проклял свою неспособность использовать магический взор. Было бы гораздо проще, если бы я сам мог видеть, что происходило.

— Создай ещё одну иллюзию меня, помести её подальше, снаружи коридора той части здания, которую он уничтожил. Он может подумать, что я каким-то образом избежал удара. Если он последует за ней, то создай туман, чтобы всё скрыть, а потом брось эту иллюзию, и создай другую, поближе к лестнице.

— Ты всё ещё думаешь, что мы можем его заманить? — неуверенно сказал Уолтэр.

— Просто сделай это! Не трать время попусту, — приказал я.

Прошла напряжённая минута, пока я ждал от Уолтэра доклада о результатах нашей последней уловки. Я мог лишь надеяться, что исчезновение и обратное возникновение чрезвычайно реалистичных иллюзий Уолтэра убедит Карэнта в том, что я каким-то образом телепортировался. Я, конечно, этого делать не умел. Хотя для богов это могло быть возможным, для людей-волшебников телепортация без исчерпывающей подготовки требовала слишком много расчётов… поэтому мы обычно пользовались кругами. Я мог лишь надеяться, что мнение Карэнта о моих способностях было чрезмерно раздутым.

У Уолтэра на лбу проступил пот, когда он наконец снова заговорил:

— Он приближается ко второй иллюзии. Он слишком близко, Морт. Он меня чувствует!

Я наблюдал за тем, как волшебник силиться сохранить самообладание под зловещим давлением, создаваемым Карэнтом, и ощутил очередной укол вины из-за того, насколько дурно я обходился с моим другом. «Сейчас наша жертва — единственный способ спасти их», — сказал я себе, надеясь ослабить чувство вины. «Если бы ты знал правду, то, наверное, сказал бы, чтобы именно так я и поступил». Конечно, если бы он знал правду, то уловка ни за что бы не сработала.

Мы стояли в коридоре, который шёл через подвалы и кладовые под Замком Камерон. Ещё один поворот и ещё один короткий коридор привели бы нас к скрытому входу в Камеру Железного сердца.

— Ты должен приманить его ближе, Уолтэр. Ещё одна иллюзия, и будет готово. Когда закончишь с этим, можешь сбросить заклинание, которое меня прячет.

— Но… он же тогда найдёт тебя! — сказал мой друг.

Я пожал плечами, как я надеялся, безразличным и героическим образом, хотя внутри я вздрагивал от своего обмана.

— Просто сделай это! Я всё равно скоро буду прятаться в этой комнате. Он не сможет меня достать.

— Ты зайдёшь внутрь? Но это же бессмыслица какая-то! — возразил он.

Пришло время раскрыть остальное — я лишь надеялся, что делаю это не слишком рано. Расправив плечи, я обернулся к нему:

— Я кое-что скрыл, Уолтэр. Камера Железного сердца предназначена не только для защиты Бог-Камня, она также является оружием, которое, я думаю, может остановить Карэнта.

— Но… — начал Уолтэр, прежде чем я его перебил.

— Поспеши! Остальное я объясню чуть позже, когда ты сотворишь следующую иллюзию. Времени мало, — настаивал я.

Волшебник закрыл рот, и одарил меня раздражённым взглядом, прежде чем закрыть глаза, чтобы сконцентрироваться. Его губы зашевелились, когда он тихо прошептал слова, чтобы дать силу своим иллюзиям, и его лоб пошёл морщинами в гримасе боли, когда сияющий бог ещё больше приблизился. Я пристально наблюдал за ним своим взглядом, который казался ужасно неполноценным без моего магического взора. Миг спустя он начал чуть-чуть подёргиваться, и у него на виске вспухли вены — я сомневался, что он продержится ещё сколько-нибудь долго.

Внезапно его глаза расширились от страха и боли, а рот раскрылся, будто он был рыбой, умирающей от недостатка воды. Всё его тело напряглось, прежде чем расслабиться, и он упал вперёд, мне на руки.

— Уолтэр, ты в порядке?! — взволнованно спросил я. — Поговори со мной, он нас нашёл?

Прошло несколько секунд, прежде чем волшебник взял себя в руки:

— Прости, я почти не сумел вовремя защититься, — объяснил он.

Мой взгляд был прикован к его лицу, читая каждое его движение в поисках скрытых признаков.

— Какое облегчение, что тебе это удалось. А теперь я тебя оставлю. Скрытая дверь — там, — сказал, указывая туда, куда собирался идти. — Через неё я войду в Камеру Железного сердца, а ты пока отступай. Я не думаю, что он сможет найти тебя, если ты сделаешься полностью невидимым. Просто попытайся уйти как можно дальше.

Он схватил меня за руку:

— Подожди. Ты так и не сказал мне, что делает эта камера. Уж это-то ты должен мне сказать.

Я вздохнул:

— Ладно, но сначала убедись, что ты полностью невидим для магии, иначе он сможет вызнать у тебя эту тайну.

Я подождал немного, пока он послушался, и затем продолжил:

— Камера Железного сердца — на самом деле созданные мной гигантские чары, которые позволяют воспользовавшемуся ими человеку полностью поглотить силу Бог-Камня. Кто бы ею ни воспользовался, тот получит полный контроль над силой Сэлиора.

Глаза Уолтэра расширились в недоверии:

— Разве это возможно? Почему ты раньше ею не воспользовался?

Я поморщился:

— Я не хотел рисковать. Не уверен, что станет с человеком, прошедшим такую трансформацию. Она может меня убить, или меня могут захлестнуть остатки разума Сэлиора. Рисковать стоит лишь сейчас. Всё — или ничего.

Уолтэр кивнул:

— Я рад, что ты скрыл это от меня, Морт.

— Почему?

— Я мог бы соблазниться, и использовать её сам, если бы знал, — признался он.

Я хлопнул его по плечу:

— Теперь ты понимаешь мою скрытность. Иди прячься, остаток пути я пройду один, — сказал я, и, повернувшись прочь, оставил его там, уверенно шагая по пустому коридору. Внутренне я опасался, что могу так и не дойти до своей цели. Если я рассчитал неправильно, то я мог быть сражён в любой момент.

Завернув за последний угол, я подошёл к тому месту, которое скрывало тайную дверь. Чары были таковы, что их не было видно ни магическим, ни обычным взором. Поэтому я запомнил место, которого я должен был коснуться, чтобы открыть дверь. Чары должны были распознать меня даже без моей магии, точно так же, как несколько ранее распознали те, что охраняли управляющую комнату.

Я положил ладонь на нужное место, и понаблюдал за тем, как дверь скользит в сторону, но прежде чем я смог шагнуть вперёд, послышался голос, от которого меня пробрал озноб:

— Ты что, действительно думал, что сможешь поставить меня в дурацкое положение, и тебе это сойдёт с рук? — произнёс ледяной голос Карэнта Справедливого.

— Не попытаешься — не узнаешь, — ответил я с наигранной лёгкостью в голосе, хотя сердце моё подскочило к горлу из-за его внезапного появления.

— На колени! — раздражённо сказал Карэнт тоном, не допускавшим неповиновения. В обычной ситуации у меня бы ушла вся моя сила просто на то, чтобы сопротивляться его принуждению, и на это ушёл бы весь мой эйсар, до капли. Потребовалось это, и сила земли, чтобы позволить мне действительно противиться Сэлиору. Сейчас у меня не было ни того, ни другого… и это едва ли имело значение — мой разум был невосприимчив к его приказам так же, как был невосприимчив к магии.

Я сохранил бесстрастное выражение на лице:

— Ты бы только послушал, что говоришь. Ты так долго играл в бога, что уже начал сам себе верить. Но сущность «властности» ты действительно уловил, — сказал я, даже не пытаясь преклонить перед ним колено.

На миг Карэнт уставился на меня:

— Вижу, что магобой сделал тебя устойчивым к некоторым воздействиям, не только лишь уничтожив твою способность пользоваться магией… как некстати, — произнёс он, протянул руку, схватил меня за плечо, и мой мир растворился в боли, когда его сила потекла через меня. Казалось, что это длилось целую вечность, и всё это время я не слышал ничего кроме звука своего собственного крика. Он не отступил, пока у меня не закончился воздух в груди, и я не стал думать, что умру, прежде чем смогу снова вдохнуть. Когда его рука отпустила моё плечо, я вяло сполз на пол.

Уставившись на меня, он улыбнулся:

— Хорошо, что старые подспорья всё ещё работают как надо. Боль — такой великолепный учитель. Мне почти жаль, что у тебя не очень много времени на то, чтобы усвоить её уроки, — сказал он и, повернувшись, посмотрел через плечо на Уолтэра, тихо появившегося позади него: — Почему ты вообще служил этому человеку?

Челюсти Уолтэра сжались, когда он попытался ответить, но губы его отказывались двигаться.

Махнув рукой, Карэнт пренебрежительно сказал:

— Говори, что думаешь, раб, я хочу услышать правду из твоих уст, — произнёс он, и напряжение ушло с лица волшебника.

— Потому что я верил в него, — сухим голосом сказал Уолтэр, — потому что он спас меня, спас мою семью… он дал мне надежду, — говорил он, и в его словах звучала пустая обречённость — это был голос человека, который знал, что смерть близка, но ещё надеялся, что будет не слишком больно. — Прости меня, Мордэкай, я не смог его остановить! Его воля слишком сильная для меня…

— Как трогательно, — с притворным сочувствием прокомментировал сияющий бог. — Твоя трагедия столь горька, что я почти не могу заставить себя прервать её. Но, с другой стороны, едва ли мне нужно это делать… яд убьёт тебя медленно, за несколько дней, — с жалостью посмотрел он на меня сверху вниз.

— Как ты меня отравил? — с внезапным любопытством спросил я.

— Через вино, конечно, — коротко ответил он. — Я удивлён, что твой ручной волшебник не подумал выпить его с тобой за компанию.

Я нахмурился:

— Но как ты заставил яд попасть в мой кубок… а как же дегустаторы?

Бог правосудия блаженно улыбнулся мне:

— Ты слишком узко мыслишь. Отравлено было всё вино, которое тебе дал Король Гододдина. Яд безвреден для дегустаторов и других людей. Лишь те, что обладают запретным даром волшебства, должны бояться его вкуса на своих губах. Честно говоря, я удивлён, что ты ждал до самого праздника, прежде чем выпить его. Миллисэнт даже думала, что ты попробуешь его на вкус раньше. Твоё терпение достойно восхищения, и оно определённо сделало этот день весьма драматичным.

Мои губы скривились:

— Он предал нас?

Карэнт засмеялся, и музыка его смеха стала эхом отражаться по коридорам, пока мне не показалось, что она сведёт меня с ума.

— Глупец! Люди, что напали на твоего короля, были уловкой, отвлёкшей внимание от тех, что отравили вино. Твой жалкий королёк мне без надобности. У меня и так достаточно шпионов среди твоих людей. А теперь прошу меня извинить, мне нужно принять на себя мантию моего брата, — произнёс бог, и направился ко входу в Камеру Железного сердца.

— Это ловушка, — сказал я ему. — Если войдёшь, то никогда больше не выйдешь оттуда.

— Какая жалкая попытка, — ответил Карэнт, глядя на меня сверху вниз. — Ты слишком много лгал, волшебник. Я уже вытянул информацию из разума твоего слуги, и, если честно, мне плевать. Если твои чары сработают… чудесно! Если нет… ну, Сэлиор хотя бы снова будет свободен, — выдал он, и, не дожидаясь моего ответа, шагнул внутрь, и закрыл за собой дверь. Тяжёлая железная дверь захлопнулась с массивным щелчком, в котором слышалась некая завершённость.

Лёжа на холодном полу, едва способный двигаться от перенесённой недавно магической пытки, я всё же улыбнулся, когда дверь в Камеру Железного сердца закрылась:

— И ведь не скажешь, что я тебя не предупреждал, — тихо сказал я, силясь удержаться от хихиканья, которое наверное прозвучало бы скорее устрашающим, чем успокаивающим. — Лишь тебе я правду и сказал… — с некоторым удовлетворением добавил я.

Когда дверь закончила закрываться, Уолтэр осел на пол подобно марионетке, у которой обрезали все нитки. Содрогаясь, он посмотрел на меня с того места, где лежал, неподалёку:

— Прости, он был слишком силён, — попросил он прощения. — Я не мог ему противиться.

— Это мне следует просить у тебя прощения, — сказал я, отвечая ему взаимностью. — Я гнусно тобой воспользовался.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Уолтэр, но сразу же ответить я не смог, поскольку именно в этот момент Карэнт осознал, что Бог-Камня в Камере Железного сердца не было.

— Что это за уловка? — донёсся рокочущий голос, ясно слышный даже через массивные железные стены. Вскоре после этого послышался гулкий звук, будто кто-то ударил в гигантский колокол. Я мог предположить, что он только что попытался выйти, обнаружив, что находившийся внутри магический камень был лишь обманкой.

— Так это с самого начала была ловушка? — с некоторой озадаченностью спросил Уолтэр, пока его разум поспешно собирал из кусков единое целое. — Тогда где же Бог-Камень?

Я проверил мышцы, чтобы посмотреть, не смогу ли я сесть. Пыточное заклинание Карэнта оставило после себя такое ощущение, будто меня крепко избили и поколотили, хотя на мне не было ни царапины. Преуспев в этом, я прислонился к стене, и ответил на вопрос Уолтэра:

— А вот этот секрет я оставлю в своей шляпе. Уверен, что после всего, через что мы прошли сегодня, ты понимаешь, — сказал я под аккомпанемент более громкого звука, послышавшегося из Камеры Железного Сердца… Карэнт, наверное, начал пробовать свою новую тюрьму на прочность.

От звука Уолтэр явно занервничал:

— Он сможет оттуда выбраться? Нам разве не следует попытаться сбежать?

Я рассмеялся:

— Есть такая вероятность. В конце концов, я её ни разу прежде не тестировал. Я подожду, пока не уверюсь полностью, прежде чем скажу, что, по моему мнению, может для него сработать.

— Почему? — задал вопрос волшебник, начав нервно покусывать губу.

Я заговорщицки понизил голос:

— Потому что я не уверен, насколько тонок его слух… подождём, пока не станет слишком поздно, прежде чем выдавать эту тайну, — сообщил я. Звуки изнутри становились громче и равномернее, и к ним присоединился полный незамутнённой ярости крик. — Ты что-нибудь видишь магическим взором? — с любопытством спросил я.

— Нет, скрывающие чары прячут всё от моего взора, — ответил он.

Я кивнул:

— Об этом я забыл. Ну, если бы они не мешали, то ты, наверное, заметил бы, как внутренние чары засветились, разогреваясь. По мере того, как этот процесс продолжается, чары станут всё сильнее и сильнее, пока… — я затих на полуслове.

— Пока… что?!

Я пожал плечами:

— Ну, пока у Карэнта не кончится эйсар, или его сила не перегрузит ёмкость железного сосуда.

— Перегрузит… — повторил мой друг, подняв брови.

— Бум, — со злорадной ухмылкой сказал я.

— Давай, я помогу тебе встать, — с новообретённой поспешностью ответил Уолтэр.

Смеяться было больно, но меня это не остановило:

— Не волнуйся, там достаточно железа, чтобы удержать всё, что он может выдать, причём с запасом. Я проводил много измерений той силы, которой обладал Сэлиор. Если предположить, что Карэнт сильнее своего брата не более чем в два раза, то комната должна с ним справиться, — ответил я. Пол слегка содрогнулся, и изнутри донёсся рёв. Звуки из комнаты обрели регулярный ритм — сияющий бог пытался силой вырваться на волю.

Уолтэр начал задавать мне другой вопрос, но я шикнул на него, когда доносившиеся изнутри звуки стали ещё громче. Я прижал палец к губам в знаке молчания, и мы провели в ожидании долгие минуты, пока громкость попыток бога выбраться наружу росла. После, наверное, четверти часа, или, возможно, больше, громкость и частота звуков начали снижаться.

— Я думаю, мы миновали точку перелома, — сказал я, возобновляя наш разговор. — Простая часть нашей задачи окончена. Настало время сложной части.

— Точка перелома? Сложной? — сказал Уолтэр с выражением лица, которое явно говорило «я хочу домой». К сожалению для него, мы и так уже были дома.

— Точка перелома… комната поглощает используемую им силу. Чем больше он бросает на чары, тем мощнее они становятся. Опасная часть была в начале, когда чары были относительно слабы. Если бы он использовал тогда всю свою силу, то мог бы проломить их раньше, чем им удалось бы его удержать, — объяснил я, прежде чем добавить гораздо более громким голосом: — Но так называемый Бог Правосудия был для этого слишком осторожным! — высказал я слова, предназначавшиеся для ушей Карэнта, и он ответил зародившимся криком. Однако биение становилось всё слабее и слабее.

— Так в чём же сложная часть?

Я поморщился:

— Его брат, Дорон, всё ещё там, наверху. Нам нужно разобраться с ещё одним богом.

— Пожалуйста, Мордэкай! — послышался из-за железной двери голос Карэнта. — Мы можем договориться. Я теперь вижу, что был неправ, желая тебя наказать.

— Договариваются обычно до того, как вторгнуться в чей-то замок и попытаться убить всех внутри, — громко ответил я.

В голосе бога звучало отчаяние:

— Я могу помочь тебе. От этого яда есть противоядие. Оно может спасти тебе жизнь.

Я боялся, что он может сказать что-то подобное. Это было самым соблазнительным, что он мог предложить — новая надежда на жизнь для умирающего человека. Если он не лгал, то моя жизнь была в его руках, так же, как я держал в своих руках его жизнь, заточённую в камеру Железного сердца. Ситуация была, по сути, патовой. Что хуже, лишившись своей силы, я не мог надеяться контролировать его или заставить повиноваться, если бы согласился его выпустить. Если я его выпущу, то он вне всякого сомнения изменит своему слову, и вся моя работа пропадёт втуне. Даже если он сдержит слово, то всё равно будет волен вернуться позже. Если моей целью было избавить человечество от духовных паразитов, то таким образом я бы упустил эту цель ради спасения своей собственной жизни.

В конце концов, выбора особого не было.

— Да чтоб ты в ад провалился.

Голос бога теперь звучал устало:

— Ада нет, смертный, но остаток твоей жизни может пройти в раю, если ты меня выпустишь.

Я почувствовал, как во мне снова всколыхнулся гнев, когда я ответил:

— Ещё как есть. Ты сейчас пялишься прямо на него, на железную тюрьму, где кроме собственного общества ничего тебе не светит целую вечность… или сколько там ты продержишься — и что самое лучшее, ты забрался туда по собственному желанию.

— Наверняка же ты что-то хочешь.

Я проигнорировал его мольбу, и опёрся на Уолтэра, указывая, что пора идти обратно по коридору, к лестнице.

— Развлекайся, — сказал я через плечо. Пересказывать ответ я не потружусь. Он был достаточно неприглядным, чтобы даже я покраснел. Однако на лице моём он вызвал улыбку.

Глава 27

По лестнице мы поднимались медленно. Моя тошнота почти полностью прошла, но либо яд, либо нападение Карэнта пошатнули меня, поэтому ступал я неуверенно. Уолтэр позволил мне держаться за своё плечо, и когда мы приблизились к вершине лестницы, он возобновил наш разговор:

— Так вот… насчёт «сложной» части — я надеюсь, что у тебя и на неё есть план, предпочтительно — не требующий использовать меня в качестве наживки.

— Не волнуйся, — радостно ответил я, — у меня вообще нет никаких планов с твоим участием.

Он с подозрением уставился на меня:

— Почему-то меня это не успокаивает.

— Вообще-то я не ожидал, что проживу так долго. Я думал, что Карэнт убьёт по крайней мере одного из нас, прежде чем войти в комнату, — пояснил я, пожав плечами. Вероятно, будь я один, я не был бы столь легкомысленным, но поскольку у меня были слушатели, в лице Уолтэра, то мне казалось, что мне следует выжать из остававшегося у меня до смерти от яда времени всё.

Уолтэр остановился, заставив остановиться и меня:

— А раньше ты говорил, что у тебя был план.

Я одарил его извиняющимся взглядом:

— Ну, изначально Камера Железного сердца была запасным планом, на случай, если за мной придут сразу двое. Я думал, что у меня есть хорошие шансы справиться с одним, если второго мне удастся просто поймать в ловушку. Очевидно, теперь это невозможно.

Волшебник какое-то время серьёзно смотрел на меня, прежде чем твёрдо закинуть мою руку себе на плечи, и сменить направление. Объяснить свои действия он даже не потрудился.

— Куда ты идёшь? — спросил я.

Он продолжил двигаться, таща меня за собой безо всякой возможности выбора.

Я был не в лучшей форме, но у меня было достаточно сил, чтобы его остановить.

— Чёрт побери! Да остановишься же ты наконец?! — пожаловался я. — Я никуда не пойду, пока ты не объяснишься.

— Ты только что признался, что не можешь сражаться, и что у тебя нет плана. Пришло время уйти и поисках помощи. Ещё есть вероятность, что Леди Торнбер знает противоядие, — упрямо ответил он.

— Нет! — возразил я. — Если Дорон найдёт своего брата, то освободит его, и все наши достижения сведутся к нулю.

— Если он найдёт тебя, то от тебя не останется ничего, что можно было бы по-хорошему похоронить, а потом он найдёт своего брата, и наша ситуация будет даже хуже, потому что когда они вернутся, чтобы прикончить нас в следующий раз, ты нам уже не сможешь помочь, — ответил Уолтэр. Даже я вынужден был признать, что его рассуждения были весьма логичны.

— Чёрт бы тебя побрал! Прекрати быть таким рассудительным, — сказал я, соглашаясь с ним. — Дай мне немного подумать. Есть у меня кое-что в подсознании.

— Две минуты, — сердито сказал он. — А потом я утащу твою упрямую задницу прочь, даже если мне придётся связать тебя магией по рукам и ногам, и левитировать позади себя.

— Я — твой синьор. Это будет изменой с твоей стороны, — пригрозил я.

Уолтэр был действительно раздражён. Он сплюнул на пол очень не по-уолтэровски:

— Потом можешь меня повесить, если тебе так хочется. А сейчас у тебя осталось уже полторы минуты.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но увидел убеждённость в его взгляде. Он говорил серьёзно. Вместо дискуссий, я сосредоточился на насущной проблеме, и перебрал в уме имеющиеся возможности. Как я ни старался, ничего в голову не приходило. Подняв свои ладони, я уставился на них — их пустота, казалось, символизировала то, что у меня осталось для использования против Дорона: совсем ничего. Против Карэнта у меня было преимущество, заключавшееся в изощрённой, зачарованной ловушке и куче тщательно сплетённой лжи. Самой большой иронией было то, что я солгал всем кроме сияющего бога. Я знал, что он мне не поверит. Вместо этого я поместил информацию о том, где я хотел его видеть, в разум кого-то, кому, как он ожидал, я доверяю.

Конечно, Карэнт был весьма умён. Согласно полученным мною слухам, его брат Дорон был гораздо проще. Мудрёная уловка, наверное, не сработает, если противник неспособен понять предоставленную ему информацию.

— Время вышло. Чуда не произошло? — сардонически сказал Уолтэр.

Я нахмурился:

— Нет, — сказал я. Ощущение было таким, будто в подкорке у меня что-то щекотало.

Уолтэр сопроводил несколько слов жестом. Мои руки притянуло к бокам, а ноги — друг к другу, и держало невидимой силой. Ещё одно слово — и я воспарил над полом. Сделав жест рукой, волшебник поднял моё тело в воздух рядом с собой, и начал идти в направлении, которое должно было привести нас к главному входу.

— Прекрати! Ты всё равно ведёшь нас ко входу… там ещё идёт бой. Нас точно заметят, — возразил я.

Уолтэр засмеялся:

— Я — Прэйсиан. Никто не заметит меня, если я того не пожелаю.

И головоломка внезапно сложилась у меня в голове.

— Вот оно, — объявил я.

Мой пленитель проигнорировал меня, продолжив идти.

— Отпусти меня, Уолтэр. У меня есть идея.

Он фыркнул:

— Ты это уже говорил.

— Тогда просто оставь меня тут, твоя помощь мне в этом не потребуется, — предложил я.

— Ещё чего. Как думаешь, сколько я проживу, когда Графиня узнает, что я тебя бросил? — ответил он.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о своей шахматной партии с Дэвоном Трэмонтом? — сказал я, внезапно меняя тему.

— Несколько раз… ты что, собираешься вызвать Дорона на шахматную дуэль? Мне почему-то кажется сомнительным, что он — поклонник этой игры, — иронично парировал Уолтэр.

Я кивнул:

— Ты, вероятно, прав, но, как говорил мой отец, «существует более чем один способ освежевать кошку»^[23].

Он проигнорировал мою остроумную аналогию, и продолжил идти дальше. Я плыл вслед за ним, будто меня тянул невидимый шнур.

— Ты же знаешь, как мне нравятся игры, — продолжил я.

— Эгоистичное развлечение, поскольку обычно ты выигрываешь, — ответил Уолтэр. — Но Дорон не согласится играть с тобой в игры на искусство или стратегию. Он скорее проломит тебе череп, и сделает пудинг из твоих мозгов.

— Есть один тип игры, в котором я иногда проигрываю, особенно когда играю против Маркуса, — намекнул я.

— Меня не особо интересует бросание костей и выбрасывание наших жизней на ветер в игре, исход которой совершенно случаен, — сказал Уолтэр, — и я не думаю, что Дорон согласится расстаться со своим преимуществом. Мы и так фактически живём его милостью.

— Не кости, а скорее что-то вроде карт, — поправил я, — … и, возможно, преимущество на нашей стороне. Быть может, это богу железа следует искать нашей милости.

Уолтэр остановился:

— Я знаю, что пожалею об этом. Давай, объясняй, о чём ты думаешь.

Я сосредоточенно объяснил свой план, а он слушал. Когда я закончил, он снял заклинание, связывавшее меня по рукам и ногам, и снова позволил мне идти самому. Я одарил его одной из своих уверенных улыбок, чтобы дать ему знать, что он сделал верный выбор.

— Не надо на меня так лыбиться, — проворчал он.

— Почему нет?

— Потому что твоя идея — один из самых глупых замыслов, что я когда-либо слышал. Вероятность, что она сработает, почти отсутствует, а когда она не сработает, наша с тобой смерть будет долгой и мучительной, — пожаловался он.

Я проигнорировал его пессимизм:

— Ха! Ты сказал «почти». Так ты согласен, что вероятность таки есть?

Он уставился себе под ноги:

— Нет, на самом деле — нет.

— Тогда почему ты мне уступил? — несколько удивлённо спросил я.

Когда Уолтэр поднял взгляд, выражение его лица было честным:

— Из-за того, как именно ты её рассказал, — признался он.

Это показалось мне слегка странным:

— Это весьма глупый способ что-то решать, — сказал я ему.

Он пробормотал что-то себе под нос. Я плохо его расслышал, но вроде бы он сказал что-то вроде «дурость неисправима», что было одним из моих самых любимых девизов. Я выбросил это из головы. Эта фраза была совершенно не-уолтэровская.

— Ты ведь понятия не имеешь, какой ты? — вопросительно сказал Уолтэр. — Большую часть времени ты совершенно не осознаёшь, какой эффект оказываешьна окружающих.

— Иногда я гадал об этом, — признался я, — но, учитывая мой статус дворянина, я просто полагал, что мне не добиться честного ответа насчёт того, что люди обо мне думают.

— Я вообще-то не об этом говорю, Мордэкай. Я имею ввиду то, как ты выглядишь, когда ты сосредоточился что-то сделать, — сказал Уолтэр.

Мне было ясно, что он собирается сместиться в неудобную область, поэтому я попытался его перенаправить:

— Ты имеешь ввиду то, как я высовываю язык из уголка рта, когда сосредотачиваюсь? — спросил я, и продемонстрировал то, что имел ввиду. Пенни и в самом деле часто говорила мне, что это придавало моему лицу весьма милое выражение.

Он нетерпеливо вздохнул:

— Нет, я говорю о твоей абсолютной уверенности. Мы уже много раз были в том, что, по моему мнению, являлось безнадёжной ситуацией, и каждый раз, когда такое происходит, ты всегда что-то придумываешь. Обычно твои идеи звучат невероятно, и я часто считаю их плохими, но всё равно тебе подыгрываю.

— У тебя нет выбора, — перебил я. — Я — твой синьор. Повиновение обязательно.

— Не перебивай, — проворчал он, а затем щёлкнул пальцами, и исчез у меня с глаз.

Его бестелесный голос продолжил:

— Ни хрена я не обязан делать. Я — Прэйсиан, и один из немногих ныне живущих волшебников. Если бы я хотел, я мог бы вернуться вместе со своей семьёй к тихой безвестности где-нибудь далеко от всех, кто нас знал.

— Хороший аргумент, — согласился я.

Уолтэр появился так же внезапно, как и исчез:

— Причина, по которой я продолжаю следовать за тобой в тёмные пещеры, — сказал он, имея ввиду тот первый раз, когда он и я вместе столкнулись с шиггрэс, — заключается в твоей абсолютной убеждённости. Дело в выражении твоего взгляда, и в интонациях твоего голоса. Они говорят мне, и всем остальным вокруг тебя, что ты уверен в выбранном тобой образе действия. И хотя ты ставишь на кон свою жизнь, и часто — жизни многих людей вокруг себя… ты не колеблешься и не медлишь. А следовало бы… любой вменяемый человек испытывал бы какие-то сомнения в себе и нерешительность, но если бы они у тебя были, то, наверное, люди бы за тобой не шли.

Я сглотнул — после прослушивания его откровения у меня пересохло в горле. «Я постоянно сомневаюсь в себе. Я что, действительно кажусь остальным настолько уверенным?»

— Вот поэтому я и освободил тебя от заклинания. Поэтому я здесь, когда каждый инстинкт моего тела кричит, чтобы я сбежал как можно дальше. Когда ты находишь ответ, я слышу это в твоём голосе, и вижу в твоём лице, и какой бы глупой мне ни казалась твоя идея, я не могу не верить в тебя, — закончил Уолтэр.

На это ответить было нечем, поэтому я развёл руки, и обнял его:

— Однажды ты убьёшься, следуя за мной, — серьёзно сказал я.

— Ты совсем недавно спас мне жизнь, и я, наверное, обязан тебе несколькими жизнями за спасение моей семьи ещё раньше. Даже если я умру сегодня, то всё равно останусь в выигрыше, — ответил волшебник.

После этого мы некоторое время шли молча, всё более приближаясь к области, где, как сказал Уолтэр, всё ещё шёл какой-то бой. Однако не прошло много времени, прежде чем мой друг поднял ладонь, указывая, что мне следует остановиться:

— Мы близко. Впереди почти двадцать человек, они сражаются прямо за той дверью, — указал он на дверь, что вела в судомойню.

Само помещение было скромных размеров, но соединялось с гораздо более обширным кухонным помещением.

— Сколько из них — наши? — спросил я.

— Лишь несколько, Харолд и двое других облачены в твою броню. Один из врагов бьётся бок о бок с ними… нет, подожди… это Дориан! — наконец заявил Уолтэр.

Это меня озадачило:

— Как ты мог спутать его с одним из врагов? — спросил я.

— Он сражается голым, — сказал волшебник. Дальше пояснять он не стал, поскольку я легко мог понять, как это могло сбить его с толку.

— Удар Карэнта, наверное, полностью уничтожил его броню, — заключил я, вспомнив недавние события, когда он перехватил удар, предназначавшийся для моего иллюзорного двойника. — Если мы сегодня выживем, то ему будут это припоминать до конца его дней, — добавил я. Дориана всегда было легко вогнать в краску.

Глава 28

Уолтэр предложил использовать невидимость, пока мы не сможем добраться до места, откуда сможем безопасно «появиться», но я отбросил эту мысль прочь. Безопасных мест на самом деле не было, и полная невидимость также означала бы для нас полную слепоту, поскольку для того, чтобы скрыться от Дорона, нам пришлось бы скрыться не только от видимого света, но и от магии.

Вместо этого я попросил его окружить нас двоих щитом, пока я не возьму ситуацию под контроль, однако я хотел, чтобы он убрал щит после того, как я начну.

— Это опрометчиво, — настаивал он. — Зачем тебе быть без защиты?

— Твой щит не остановит Дорона, если он настроен серьёзно, и может повредить твоим шансам сбежать, если откат от падения щита оглушит тебя. Я просто хочу позаботиться о том, чтобы нас не убило осколками или шальным ударом до того, как я смогу привлечь его внимание, — объяснил я.

— Это звучит совсем не как… — начал Уолтэр, но его слова быстро оборвались, когда я открыл дверь, и шагнул через порог, не оставив ему никакого иного выбора кроме как последовать за мной.

Сама судомойня казалась почти нетронутой. Корзина с репой была перевёрнута, и несколько блюд были скинуты на пол, но если бы не бурный шум, доносившийся из более крупного кухонного помещения, мы могли бы и не узнать, что здесь прошла битва. Я шагнул через открытую арку, что вела в кухню, и вынужден был мигнуть, когда воздух рядом с моей головой вспорола деревянная табуретка.

Столы для готовки были разбиты в щепки, а котлы и сковородки были хаотично раскиданы по помещению. Загнанные в угол, Сайхан и Сэр Томас с трудном пытались не дать себя задавить, используя печи для защиты своих спин, пока сами они сражались с семью вторженцами. Томас всё ещё держал в руках свой солнечный меч, но меч Сайхана уже успел сломаться, чего было нелегко добиться. Воин-ветеран сжимал в одной руке оставшийся фут клинка с рукоятью, а во второй — большой мясницкий нож.

Нас никто не заметил, поскольку мы вошли тихо, а сцена в помещении разыгрывалась шумная, и, пока я наблюдал, бой продолжался. Те, что были против Сайхана и Томаса, использовали ту же тактику, что и прежде, координируя свои движения, и время от времени пытаясь связать одного из рыцарей, пожертвовав своей жизнью. Сражаться с кем-то, кто не против быть раненным или покалеченным — дело трудное, особенно когда у него рядом есть друг, который готов размозжить тебе череп подобно спелому арбузу сразу же, как только ты потеряешь способность отражать его удары.

Однако Сайхан и Томас обладали тем, чего не было ни у одного из одержимых Дороном воинов… опытом. Воины-берсерки казались по сравнению с ними любителями, несмотря на их численное превосходство. Однако игра шла смертельная, готовая наказать первую же их ошибку скоропостижной смертью. Булавы с железными навершиями были неумолимы, и их обладатели стремительно отреагировали бы на любой неверный шаг.

Сайхан повалился спиной вперёд, неуклюже наступив на сломанный предмет мебели, мотивируя врагов нанести удары в нижней плоскости, чтобы раздробить его там, где он должен был упасть. Однако его падение оказалось уловкой, и, падая, он оттолкнулся от находившейся у него за спиной печи, и скользнул по полу между нападавшими, оказавшись позади них. В это время двуручный меч Томаса поразил тех двоих, что хотели воспользоваться положением его товарища, отрубив ближайшему обе руки по локоть, а второму — кисть.

Его атака сместила его защиту, и другой противник, сражавшийся с Томасом, шагнул вперёд, чтобы не дать Томасу возможности закрыться — и шагнул бы, если бы Сайхан не схватил его за щиколотку.

Стремительно встав, Сайхан выдернул из-под берсерка его собственные ноги, заставив его кувыркнуться вперёд, влетев лицом в каменный пол. Между тем обратный замах Томаса поразил спутника упавшего человека в бок, почти перерубив одержимого богом врага пополам, и окатив его старшего рыцаря и командира волной крови и внутренностей.

Хотя того это особо не озаботило — Сайхан и так уже был покрыт кровью, и щепетильностью не страдал. Он оттолкнулся вверх, сжимая в руке одну выроненных вторженцами булав, и вознамерился отогнать их общих врагов оттуда, где те давили Томаса с фланга. Как только он встал, ему прямо в спину влетело тяжёлое оружие с железным навершием, пролетевшее через всё помещение. Сила удара толкнула его вперёд, впечатав в большую кирпичную печь, и хотя спинная пластина его брони защитила его позвоночник, шок от удара на миг лишила его чувств.

Томас был вынужден дико махать мечом, пытаясь прикрыть одновременно и себя, и своего вышедшего из строя командующего. В обычной ситуации этого бы хватило, но против этих людей это лишь оттянуло неизбежное на несколько секунд. Несколько уже покалеченных человек бросились на него, и хотя его меч их разрубил, их тела выбили его из равновесия, и он упал под их весом, в то время как остальные схватили его за руки и ноги.

Лишь один остался свободным и способным держать в руке свою железную булаву, но одного было достаточно. Опустив своё оружие в сокрушающем ударе, берсеркер врезал по Томасу, не обращая внимания на своих товарищей, прижимавших рыцаря к полу. Железное навершие уничтожило позвоночник одного из диких воинов, и всё равно сохранило достаточно силы, чтобы встряхнуть Томаса внутри его брони. Второй удар был нацелен лучше, и доблестный Рыцарь Камня почувствовал, как что-то сломалось, когда булава вдавила его в каменный пол. Броня, которую он носил, была почти неуязвима, но плоть и кости под ней имели предел выносливости.

Пока они боролись, Дориан храбро сражался с тремя другими противниками, и его бой шёл лучше, несмотря на тот факт, что он был безоружен и совершенно гол. Лишённый своей брони, он не мог позволить себе быть ударенным, но это также делало его более быстрым и проворным. Уклоняясь и отскакивая, он сумел заставить своих противников сделать за него значительную часть его работы, ударяя друг по другу, пока они пытались угнаться за ним.

Используя свою руку подобно клешне, Дориан поймал одного из раненных воинов за загривок, и, крепко сдавив, раздробил ему шею. Не останавливаясь, он кувыркнулся и изогнулся, чтобы избежать атаки своего второго противника, и, перемещаясь, ловко поймал своего противника за запястье. Шагнув в сторону, и потянув, чтобы его противник лишился равновесия, Дориан сломал ему руку прежде, чем тот пришёл в себя.

Я увидел, как он поймал выпавшее оружие своего врага, и использовал его, чтобы заблокировать удар своего третьего противника. В результате внезапного прямого столкновения двух наверший плохо закалённая сталь взорвалась. Один из бритвенно-острых кусков металла засел у Дориана в груди, когда куски стали полетели во все стороны, но если Гроссмейстер Рыцарей Камня и заметил это, то виду не подал. С гулко колотящимся в груди сердцем, он вогнал расколотое деревянное древко в живот оппонента.

Сражаясь, Дориан увидел, как развёртывалось бедственное положение Томаса. Не имея возможности добраться до собрата-рыцаря, чтобы остановить испытываемое им ужасное избиение, он использовал единственное оставшееся у него оружие… его ноги согнулись, когда он присел, и налёг вверх, на древко сломанной булавы, используя его в качестве рукояти, чтобы послать нанизанного на него человека в полёт на другой конец помещения, где тот врезался в спину оппоненту Томаса.

Прежде чем Дориан смог вернуть себе равновесие, его второй противник, которого он обезоружил переломом руки, врезал ему кулаком, заставив отшатнуться. Ещё один удар последовал прежде, чем тот сумел собраться с мыслями, и Дориан покачнулся, пытаясь защитить свои торс и голову. Однорукий берсеркер молотил по нему, но несмотря на его увеличенную силу, он не мог нанести хороший удар, поскольку Дориан вертелся, силясь вернуть себе равновесие.

Я наблюдал, как Дориан будто завял на миг, а потом, когда его противник нанёс следующий удар, Дориан выпрямился, и поймал того за запястье и плечо, прежде чем резко его развернуть, и вогнать в один из немногих оставшихся дубовых столов. Плотная древесина выдержала удар, но мой друг ещё не закончил… прежде чем его враг пришёл в себя, он поднял того обеими руками, и снова вогнал в стол, на этот раз прибавив к силе удара вес своего собственного тела. Стол раскололся, и хотя я не мог видеть, что случилось с врагом Дориана, с пола он уже не поднялся.

Всё это заняло менее минуты. Лишённый своей магии, я не мог вмешаться, а Уолтэр реагировал медленно. Бой закончился, когда Дориан прикончил оставшихся противников Сайхана и Томаса… сперва метнув остатки разломанного им стола, а затем вступив в бой с обломанной доской в руке, чтобы обеспечить их врагам переход от «раненного» состояния к «мёртвому».

Легко понять, что привлечь его внимание было нелегко.

— Не убивай их всех! — крикнул я. — Мне нужен один, чтобы поговорить! — попросил я Дориана, но он не послушался, размозжив импровизированной дубинкой череп очередного ещё шевелящегося берсерка.

Мой друг детства выглядел совсем не таким, каким я его помнил. У него больше не было бороды, бровей, и порой смущённой улыбки — их сменила голая кожа, покрытая кровоподтёками и подпалинами. Я пока не услышал от него ни одного членораздельного слова. Он издавал лишь глубокие, рычащие звуки, настолько низкие, что они находились почти за пределом слышимости. Однако они были слышимыми, и от этих диких звуков у меня пробежал холодок по спине.

Я приблизился, осторожно держась вне пределов досягаемости его импровизированного оружия.

— Дориан! Ты в порядке!? — громко сказал я, и он наконец меня заметил.

Доска в его руке дёрнулась, когда его взгляд впился в меня, оставив меня гадать, насколько близко я был к тому, чтобы стать целью очередного смертельного удара, но сдвинулась она не более чем на дюйм. Он застыл, озадаченно пялясь на меня. В его горле зародился звук, но изо рта донёсся лишь бессловное ворчание.

Я улыбнулся ему, и шагнул ближе, разводя руки в дружеском жесте:

— Это я, Мордэкай. Можешь расслабиться, друг мой. Ты меня узнаёшь, Дориан?

Его губы разошлись на секунду, когда он попытался улыбнуться, и я мельком увидел внутри гранитные зубы. Это зрелище меня обеспокоило, поскольку означало, что он зачерпнул слишком много силы из своих уз. За последние несколько лет из-за подобных изменений мне пришлось освободить от уз двух моих рыцарей. Один из них был связан узами лишь несколько месяцев, прежде чем начал меняться, а другой продержался пару лет. Я всё ещё не понимал, почему некоторые обращались быстро, а другие пока почти не выказывали признаков, но процесс этот был опасен.

Дом моих предков в Албамарле содержал живое напоминание о судьбе людей, которые слишком много использовали узы с землёй. Голем Магнус сторожил дом, и являлся лишь каменной оболочкой человека, некогда бывшего телохранителем Мойры Сэнтир. Я всегда боялся, что когда-нибудь такая же участь может постигнуть одного из моих рыцарей, и Дориан был последним, кого я хотел потерять. «Я не могу освободить его без моей магии… и не могу помочь ему полностью вернуть себе человечность», — безмолвно подумал я про себя.

Дориан вроде немного успокоился, поэтому я протянул руку, и фамильярно положил ладонь ему на плечо:

— Ты выглядишь ужасно, — честно заметил я.

Что-то будто бы осыпалось внутри него, и его лицо смягчилось:

— Морт? Ты жив? — спросил он, сжав меня своими большими руками в медвежьем объятии, и я почувствовал, как содрогается его тело. Я не мог быть уверен, не имея своего магического взора, но мне и так было понятно, что по его щекам текли слёзы.

— Я в порядке, — успокоил я его, похлопывая ладонями по его спине. Спина ощущалась не совсем правильно. Кожа была грубой, и что бы ни лежало под её поверхностью, оно было слишком твёрдым, чтобы являться нормальными плотью и костями. — Я больше о тебе беспокоюсь.

Шагнув назад, я отодвинулся на расстояние вытянутой руки, оглядывая его. Кусок металла, впившийся в его грудь, уродливо торчал из его левой грудной мышцы, но если он заметил боль, то виду не подал. В самом деле, из раны почти не сочилась кровь, что волновало меня уже совсем иным образом.

— После того, как ты исчез… я не был уверен, что именно произошло, — скрипучим голосом начал Дориан. — Я думал, что тебя убило, а этих стало появляться всё больше и больше, — сказал он, указывая на мёртвых берсеркеров, разбросанных по кухне в гротескных позах. — Где ты был?

Я улыбнулся ему, и одновременно мой взгляд увидел, что один из трупов стрельнул глазами в нашу сторону. Это было тело человека, чью шею Дориан сломал. Судя по всему, хотя тело было парализовано, в нём всё ещё оставалось достаточно жизни, чтобы Дорон мог им двигать. Повысив голос, я ответил на вопрос своего друга:

— Я разбирался с Карэнтом. Теперь, когда с ним покончено, мне нужно найти Дорона. Жаль, что ты всех их убил.

— Дорона? — спросил Дориан.

Я кивнул:

— Да, того бога, с которым вы сражались. Похоже, что он разделился во множество своих почитателей, наделив их силой и скоростью. Их ещё сколько-нибудь осталось? Всё очень бы упростилось, если бы я мог с ним поговорить.

Дориан посмотрел вокруг, прежде чем одарить меня извиняющимся взглядом:

— Прости. Я не подумал никого из них приберечь. До недавнего момента казалось, что они никогда не кончатся.

Сайхан застонал, поднимаясь с пола:

— Я не думаю, что их могло остаться много. Мы с целой кучей сражались в коридорах.

— А с тобой что случилось? — спросил я, поскольку потерял его из виду, когда булава ударила его сзади.

— Я только приходил в себя от удара булавой, когда мне прямо в грудь влетел стол, — ответил он, зыркнув на Дориана.

— Я тебя не заметил, — ответил Дориан.

Сайхан кашлянул, и изогнулся в сторону, пытаясь снять напряжение в спине, когда внезапно поморщился и остановился.

— Я, наверное, что-то сломал, — объяснил он. Бросив взгляд на Дориана, он продолжил их разговор, будто сломанная кость была для него чем-то не особо важным: — Я не удивлён, что ты меня не видел. После того, как тот бог сбил с тебя броню, ты будто с ума спятил. Ты был ещё более диким, чем они, — сказал он, указывая на одно из тел.

Взгляд всё ещё следил за мной, но я не показывал, что заметил это, помогая двум рыцарям вытащить Томаса из-под кучи мертвецов. Трудно было сказать, насколько тяжело он был ранен под своей бронёй, но более молодой рыцарь ещё дышал, по крайней мере, хотя и казался находящимся в бессознательном состоянии.

— Где остальные люди? — спросил я у них.

Выражение на лице Сайхана не внушало оптимизма, хотя он вообще был известен отнюдь не своим радостным нравом:

— Нас разбросало в бою. Многие враги взобрались по стенам, и спустились по лестницам. Я полагаю, что люди наверху были убиты. Я видел, как некоторые из оставшихся рыцарей пали в различных сражениях по всему донжону. Некоторые из них всё ещё могут быть живы, но я сомневаюсь, что многие из них ещё способны сражаться.

— Вам двоим следует посмотреть, сколько их осталось. Кому-то из них может требоваться помощь, — предложил я.

Двое рыцарей поглазели на меня с миг, прежде чем Дориан заговорил, озвучивая то, что пришло на ум им обоим:

— Нам вообще-то не следует оставлять тебя без защиты. Тут могли остаться ещё враги.

Я сразу же отмахнулся от их беспокойства:

— Если я могу управиться с Богом Правосудия, даже не вспотев, то не думаю, что мелкие приспешники Дорона станут для меня проблемой. Делайте, как я прошу. Я подожду вашего возвращения здесь.

Их взгляды перешли с меня на Уолтэра, а потом обратно на меня, прежде чем оба встали, и направились к двери, которая должна была привести их в главный зал. Я не стал утруждать себя гаданиями о том, насчёт чего они безмолвно переговаривались — покуда они следовали моим приказам, я был удовлетворён. На ходу они подобрали несколько предметов вооружения, и, когда они шагнули прочь из помещения, мне в голову пришла случайная мысль.

— Дориан! — окликнул я своего друга, чтобы привлечь его внимание. Он обернулся, посмотрев на меня, и я продолжил: — Ты ведь осознаёшь, что ты голый, верно? Тебе следует хотя бы попытаться найти какие-нибудь штаны, пока ходишь по замку.

Его лицо сменило несколько оттенков, прежде чем остановиться на густом красном, пока его разум обрабатывал мои слова. Захлопнув рот, Дориан поспешил прочь, и я услышал, как Уолтэр посмеивается рядом со мной:

— Позже из этого получится чудесная история, — заметил волшебник.

— Воистину так, — согласился я, — когда мы избавимся от нашего непрошеного гостя, — закончил я и, шагнув вперёд, уставился на лицо, которое отслеживало мои движения: — Не так ли, Дорон?

Рот парализованного воина раскрылся, но не имея контроля над своей диафрагмой, он не мог ответить. Вместо этого он раскрывал рот и тщетно шевелил языком, пытаясь заговорить.

— Прекращай свою игру, и предстань предо мной. Ты уже видел, что моим рыцарям ты не ровня. Кончай играть труса, и прими свою истинную форму — моё терпение на исходе, — сказал я, обращаясь к обездвиженному воину.

Его лицо обмякло, когда двигавшая его сила исчезла, и миг спустя я увидел, как над павшим телом в воздухе появился силуэт. Он быстро превратился из прозрачного тумана в твёрдое тело, когда сила Дориана собралась в одной точке. Если бы у меня ещё был мой магический взор, то могу вообразить, что тело было бы ослепляюще ярким, когда в него собрался эйсар бога, но в сложившейся ситуации мне не нужно было беспокоиться о том, что сила сияющего бога отвлечёт меня.

Пока Дорон обретал вещественность, Уолтэр исчез. Принятие истинного облика должно было сконцентрировать здесь силу божества, и, будучи неспособным защититься, Уолтэр снова рисковал пасть перед подавляющим присутствием Железного Бога. Старший Прэйсиан сделал себя невидимым для магии и для света, чтобы защитить свой разум. Исчезновение Уолтэра меня полностью устраивало, поскольку в этом случае его присутствие ничего мне не давало, и даже мешало, на самом деле. Волшебник в точности знал, какие карты я собирался разыгрывать, и это знание всё бы испортило, если бы Дорон мог вытащить его из головы Уолтэра.

Будучи невидимым и для магии, и для света, также делало Уолтэра полностью слепым. Он всё ещё сможешь слышать, но никак не сможет мне помочь, не убрав сперва защищавшую его невидимость.

— Твои друзья тебя бросили, — послышался низкий, басовитый голос Дорона. Голос был привлекательный, как и у всех богов, но без добавочного влияния его эйсара он был для моих ушей лишь голосом.

— У меня ещё, по крайней мере, есть друзья, — парировал я, — в отличие от тебя.

Железный Бог встал передо мной, скрестив руки. Его мышцы, казалось, чересчур выпячивались во все стороны, и его слегка смазанная маслом, бронзовая кожа лишь усиливала этот эффект. Форма, которую он принял, была большой, наверное почти семи футов ростом, и широкоплечей. Я всегда был высоким по сравнению с моими ровесниками, но рост Дорона позволял ему легко смотреть на меня сверху вниз в намеренной попытке меня запугать.

«Он полагается на свою физическую силу, чтобы впечатлять остальных», — молча подумал я, — «и он бы предпочёл вселиться в своих поклонников, и сражаться, а не использовать свою божественную силу напрямую». Пока что Железный Бог соответствовал моим предположениям о его природе.

— Поскольку ты счёл уместным поговорить со мной лицом к лицу, я предложу тебе шанс, — добавил я.

Казалось, что грудь бога расширилась, и вся его поза лучилась угрозой. В целом он напоминал мне кота, шипящего, и пытающегося казаться больше, вздыбив шерсть.

— Ты мне предлагаешь шанс, шанс на что? Не смеши меня, человек. У тебя нет ни силы, ни надежды.

Говоря это, он протянул ко мне одну из своих массивных рук. Он мог убить меня одним касанием, или просто применив свою силу. Его протягивающаяся рука была проверкой. «Он — существо физическое», — подумал я, — «он попробует наложить на меня свою руку, чтобы подтвердить моё присутствие, и продемонстрировать своё превосходство». Схватив меня, он меня убьёт, или будет пытать, и вся моя бравада будет впустую. Слова его не разубедят.

Я не дёрнулся, вместо этого я спокойно смотрел на него снизу вверх, пока его ладонь опускалась, и за миг до того, как он меня коснулся, я сверкнул зубами в дерзкой улыбке. Тут-то он и остановился, держа ладонь в дюйме над моим плечом. Я почувствовал внутри себя, как мой страх пошёл на убыль, а моя уверенность воспарила. «Вот и попался, ублюдок. Ты уже потерпел поражение в этой игре». Скрыть выражение триумфа на своём лице я даже и не пытался.

— Так близко, — внезапно сказал я, — однако ты медлишь. Быть может, у тебя больше мудрости, чем у твоего брата.

Рука потянулась назад, когда брови Дорона сошлись домиком в озабоченном выражении. Железный Бог явно не умел прятать свои эмоции.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил он.

— Я уверен, что ты заметил отсутствие Карэнта, — спокойно заявил я. — Ты, наверное, гадал, не бросил ли он тебя сражаться со мной в одиночку, но я боюсь, что правда — гораздо хуже.

— У тебя нет силы. Мои глаза тебе не обмануть, — объявил он, но на лице его была неуверенность.

В моём голосе звучала сталь, когда я ответил:

— Можешь проверить это мнение, но должен тебя предупредить, что как только ты коснёшься меня, наши переговоры закончатся. Второго шанса я тебе не дам.

Полная неспособность ощущать моё настроение или читать мои эмоции наверняка отвлекала Дорона. Я уже определил, что он был не самой светлой головой в их семье, образно говоря, но не имея возможности читать моё ментальное состояние, он терялся. Мне было его почти жаль. Почти.

— Что ты мне предлагаешь? У меня уже есть всё, в том числе — ты, — похвастался Дорон.

— Шанс избежать судьбы твоего брата. Я подозреваю, что явиться сюда было идеей Карэнта, поэтому я подумал о том, чтобы позволить тебе уйти в целости и сохранности… если только ты не предпочтёшь разделить участь Сэлиора, — просто сказал я ему.

— У тебя нет магии. Твои угрозы — пусты, — прорычал Железный Бог.

Я снова улыбнулся:

— Так почему бы тебе не спросить Карэнта?

— Где мой брат?

Мой взгляд не отрывался от глаз Дорона:

— Я мог бы тебе показать, но я не думаю, что тебе придутся по нраву мои методы.

— Если ты настолько могуч, то почему ты говоришь со мной? Ты предлагаешь мне уйти? Почему бы просто не привести свою угрозу в исполнение?! — воскликнул сияющий бог, и со злорадством высказал своё внезапное озарение: — Твои слова предают твою слабость!

Я держал свой голос спокойным и ровным:

— Я и не говорил, что «позволю» тебя уйти. Я предложил тебе шанс. Ты дашь мне кое-что ценное, или я сомну тебя в безмозглый сосуд силы, подчинённый моей воле. Однако я начинаю подозревать, что у тебя нет ничего, ради чего стоило бы договариваться, — выдал я сочившиеся злобой слова.

— Я — Дорон Разрушитель, и у меня есть сокровища, которых ты и представить не можешь, смертный, — сказал возмущённый бог. Однако его поза сказала мне всё, что мне нужно было знать — он поменял тактику, и теперь хотел впечатлить меня своей ценностью. Не признав этого вслух, он уже отдал мне выигрышную позицию.

Я поднял его на смех:

— Да мне плевать на твоё богатство. Ценность для меня представляет лишь одно… — позволил я своим словам повиснуть, не договорив.

— И что же это? — сказал Дорон, подаваясь вперёд, заглатывая наживку. Теперь он полностью был у меня в руках.

— Знания.

Я видел, как на лице по-детски простого бога промелькнули его мысли, когда он осознал, что может сбежать ценой всего лишь нескольких слова. В отличие от своего брата, Дорон на самом деле не осознавал важность знаний.

— Что ты хочешь у меня узнать? — сказал он чуть погодя.

— Почему ты, твой брат, и Миллисэнт покинули ваш дом? Как вы перешли из одного мира в другой? — сразу же спросил я.

— Мал'горос, — ответил Дорон. — Он стал невообразимо силён благодаря скормленным ему тобой жертвам. Он поглотил своих собратьев, и стал ещё сильнее. Он открыл путь.

— Сияющие боги вступили с ним в союз? — сказал я, шокированный.

Лицо бога вздрогнуло от такой мысли:

— Нет. Мы его избегаем. Карэнт хотел освободить Сэлиора, чтобы у нас могло быть достаточно сил на противостояние ему.

Это он так вежливо сказал, что они пустились в бега, но я должен был убедиться:

— Тогда почему от открыл для вас путь между мирами, и, если уж на то пошло, кто ему помог?

— Никто ему не помогал. Поглотив силу оставшихся тёмных богов, он больше не нуждается в помощи с другой стороны. Он прорвал брешь между мирами, чтобы переходить, когда ему вздумается. Мы лишь воспользовались разломом, чтобы спастись прежде, чем он и нас тоже поймал, — признался Дорон.

Я не мог вообразить, Мал'гороса настолько неуклюжим, чтобы создать проход, а потом позволить врагам перейти по нему. Тут должно было быть что-то ещё.

— Как вы сумели это сделать, и где Миллисэнт?

Дорон нахмурился:

— Она отвлекла его, позволив нам использовать разлом, но ей не повезло. Мой брат полагал, что Мал'горос поймал её прежде, чем она смогла последовать за нами.

— И теперь ты совсем один, — сделал я наблюдение.

Железный Бог разозлился:

— Не издевайся надо мной своей ложной жалостью, смертный.

Я отмахнулся от его протеста:

— Хорошо, я принимаю твою информацию в качестве платы за ущерб, который ты нанёс моему дому и моим слугам.

— Твоя непочтительность станет причиной твоей гибели, — проворчал Дорон.

— Сначала — твоей. Ты желаешь нарушить нашу сделку? — холодно спросил я.

Он притих на долгий миг, прежде чем ответить:

— Нет.

— Тогда можешь уходить… — начал я, и сияющий бог отрастил крылья, приготовившись к полёту почти быстрее, чем я смог договорить. — … но тебе нужно кое-что понимать.

Дорон нетерпеливо приостановился:

— Что?

— Я дам тебе несколько минут, чтобы убраться с моих земель. Если я снова найду тебя на них, или если я почувствую тебя рядом с моими вассалами, моим королём, или моей семьёй, то пощады не будет. Постарайся, чтобы мы больше не встречались, иначе тебе конец. Я достаточно ясно выразился? — объявил я со злобой в словах, для которой мне совсем не требовалось притворяться. С магией или без, я говорил серьёзно.

Железный бог зыркнул на меня в ненависти и фрустрации, прежде чем ответить режущим уши криком ярости, прыгнув в небо, пробив крышу кухни и несколько этажей донжона, а затем взмыть над замком. Несколько секунд спустя он исчез, пока я уклонялся от падающей кладки и сломанных балок, которые он оставил за собой. Я ждал, долгие минуты глядя вверх, прежде чем решил, что он наверняка ушёл.

— Я думаю, всё кончилось, Уолтэр, — утомлённо сказал я, когда усталость накатила на меня волнами. Адреналин, позволявший мне твёрдо стоять на своём, шёл на убыль, оставляя меня слабым и дрожащим.

Волшебник снова появился, стоя рядом с задней стеной, и подошёл ко мне:

— То, что ты сделал, не поддаётся моей способности к правдоподобному описанию. Даже если я попытаюсь пересказать эту историю бардам, никто ей не поверит, — изумлённо сказал он.

— Поверят и не в такое, — настоял я. — Истории растут с каждым пересказом. К тому времени, когда вырастут мои внуки, будут говорить, что я вызвал его на поединок армреслинга, и победил, или что-то такое же глупое.

Уолтэр покачал головой:

— Нет, истина была даже более потрясающей, — сказал он. Затем его взгляд стал беспокойным, когда он увидел, как я побледнел: — Ты в порядке?

Свет начал гаснуть, и у меня кружилась голова, когда я осел вниз. Я бы упал, если бы Уолтэр не вмешался.

— Чувствую я себя не очень, — сказал я ему. — Быть может, мне следует немного полежать в кровати.

— Тебе нужна помощь, — сказал Уолтэр. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Найди Пенни, она всегда знает, как улучшить моё самочувствие, — предложил я. — Думаю, я бы хотел снова увидеть её, прежде чем этот мир меня потеряет. Я спокойно усну, если смогу убедиться, что они с детьми всё ещё в порядке.

— Драматичные речи тебе не идут, — сказал Уолтэр, глядя на меня сверху вниз. В его глазах стояли слёзы. — Ты ещё не мёртв. У тебя впереди ещё есть несколько дней, если рассказы верны. Как мы найдём твою семью?

— Просто отведи меня к моей комнате, и постучи в дверь. Если не слишком поздно, то, я уверен, она нас впустит, — устало сказал я. — Ей не нравится, когда я прихожу домой слишком поздно, — тихо добавил я, закрывая глаза.

— Она в ваших покоях? Но это же бессмыслица, Мордэкай. Им следовало участвовать в эвакуации. Куда они пошли бы в чрезвычайной ситуации? Мордэкай! Ты меня слышишь? Проснись! Куда бы она пошла? — настойчиво сказал он.

Однако я едва слышал его слова, и я был усталым… таким усталым.

— Верни меня домой, — сумел выдавить я, прежде чем соскользнуть в окружившую меня мягкую, серую тишину.

Когда я уплывал прочь, мне показалось, как я услышал чей-то крик:

— Дориан! Мне нужна твоя помощь!

Глава 29

— Я в этом не разбираюсь, но дела у неё выглядят плохо, — сказала Леди Роуз где-то рядом. Сознание возвращалось ко мне постепенно, и я пока не шевелился, предпочитая наслаждаться теплом своей кровати.

Тут Пенни ответила, и её голос звучал ещё ближе:

— Это просто нечестно. Она так упорно сражалась, чтобы защитить тебя и детей. Разве её отец не может что-то сделать?

«Элэйн», — осознал я, — «они, должно быть, обсуждают Элэйн». Я оставался неподвижным и молчаливым. Моё пробуждение сменит тему разговора, а я хотел услышать о состоянии моей ученицы прежде, чем они начнут суетиться вокруг меня.

— Он провёл с ней последние несколько часов, — ответила Роуз, — но говорит, что он не столь уж многое может сделать. Его навыки целительства очень ограничены. Он сказал мне, что исправил кость, и закрыл её кожу, но мышцы и мягкие ткани внутри по-прежнему повреждены. Даже если инфекция не убьёт её, и она каким-то образом поправится, то ходить она больше не сможет.

— Он бы смог. Если бы этого не случилось, — сказала Пенни, и я знал, что она имела ввиду меня. Её голос надломился, когда она снова заговорила: — Он не может умирать. Уолтэр наверняка ошибается насчёт яда.

Воздух в комнате пришёл в движение, и я предположил, что Роуз подошла ближе к моей жене, наверное, чтобы приобнять её.

— Знать наверняка мы не можем, но он был очень уверен в том, чему научился у своего отца. Я не думаю, что таких ядов в мире много. Ты должна приготовить себя, если всё же случится худшее.

— Это я виновата, Роуз! Я сделала выбор, приняв узы земли, зная, что они лишат меня способности видеть будущее. Я рискнула, и это стоило мне мужа, и, возможно, моего ребёнка! Как я могу приготовиться к такому?! Никакая сила в мире не поможет мне выстоять перед этим. Как мне сказать моему мужу, что моя самонадеянность обрекла не только его, но и нашу дочь? — настаивала Пенни полным слёз голосом.

Мне очень хотелось её успокоить, но от её слов моё сердце застыло во внезапном шоке. «Наша дочь?». Я знал, что она не могла иметь ввиду Айрин — таким образом, это должна была быть Мойра. Как? Тут я вспомнил, и по моим венам вместо крови потёк холодный страх.

— Уверена, она просто болеет, Пенни. У неё не было никакой возможности что-то съесть или выпить за столом, — успокаивающе сказала Роуз.

— Яд был в вине, — медленно сказал я, открывая глаза. — Она тайком отпила из кубка, когда несла его мне.

Пенни посмотрела на меня сверху вниз, прекрасная, несмотря на слёзы и опухшие глаза.

— Ты уверен? — боязливо спросила она.

Я кивнул:

— У меня тогда ещё был мой магический взор… Я наблюдал за ней, когда она забирала поднос у Питэра.

— Питэр Такер! — в миг внезапного озарения воскликнула Роуз. — После всех этих лет я ни за что бы не заподозрила, что этот змей ещё ядовитый! — добавила она с растущим гневом.

— Ш-ш-ш! — предостерегла Пенни. — Его сестра — в соседней комнате, — напомнила она, имея ввиду Лилли.

— Подожди немного, прежде чем звать стражу, — тихо предложил я. — Вино было отравлено ещё в Албамарле, когда те люди попытались убить Короля Николаса. Питэр тут ни при чём, — сказал я, и быстро пересказал им то, что поведал мне Карэнт.

— Как ты можешь знать, что он тут ни при чём? Ты уже знаешь о его предыдущих мотивах убить тебя, — твёрдо сказала Роуз.

— За семь лет ни он, ни его сестра не дали мне причин сомневаться в них, хотя я не сомневаюсь, что когда-то он надеялся отомстить. Я не буду слушать клевету на этого человека, если только кто-то не покажет мне настоящие доказательства. К тому же, если Питэр когда-нибудь решит отомстить, то сделает это острой сталью, а не отравленным вином, — ответил я тоном, который указывал на то, что дальнейших возражений я не потерплю.

Роуз никогда не встречала спора, в котором она не могла победить, и останавливаться сейчас она не собиралась:

— Откуда тебе это знать? — спросила она.

«Потому что он постоянно держит зачарованный кинжал рядом со своим сердцем», — подумал я про себя, но решил не раскрывать этот факт. Это бы лишь ещё больше инкриминировало человека, который, как я был уверен, не имел никакого отношения к моему отравлению. Питэр Такер, возможно, всё ещё держал на меня зло, но я знал его слишком долго, чтобы подозревать его характер. Он был хорошим человеком, до мозга костей. Если и когда он решит взять своё, то сделает это своими руками, а не ядом.

— Это чутьё, — сказал я ей вместо этого. — Я доверяю ему, и из того, что я узнал у Карэнта, его единственной связью со всем этим является его пост, на который я сам же его и поставил когда-то.

— Оставь, Роуз, — подтолкнула её Пенни. — Я тоже ему доверяю, и, прежде чем принять узы земли, моя интуиция была чем-то благонадёжным. Моё сердце всегда говорило мне, что он никогда нас не предаст.

Роуз перевела взгляд с меня на неё, прежде чем глубоко выдохнуть:

— Я не привыкла проигрывать в споре, и этого никогда не случалось, пока я не познакомилась с вами. У меня никогда не получается победить, когда вы двое спорите против меня, — обидчиво сказала она, но голос её скрывал улыбку.

Я знал, что уж это точно было ложью — даже если мы с Пенни были на одной стороне, Роуз редко занимала в споре позицию, с которой не могла победить. Однако я оставил её комментарий без внимания, поскольку на меня накатила волна тошноты, и у меня не хватало духу на перепалку. Пытаясь игнорировать тошноту, я сменил тему:

— Как долго я спал?

— Не более пяти или шести часов, — ответила Пенни. — Сейчас предрассветные часы.

— Где Мойра? — спросил я их.

— Спит в своей комнате.

— Ты не могла бы принести её сюда? Она может спать здесь, — предложил я.

Пенни посмотрела на меня:

— Прямо сейчас?

— Мы можем болеть вместе, — сказал я ей. — Позже нам, возможно, будет слишком плохо, чтобы оценить это.

Её взгляд смягчился:

— Мэттью тоже захочет прийти. Ему не терпелось тебя повидать с того самого момента, как Дориан тебя принёс.

— Это можно, — подтвердил я. — По крайней мере, пока не станет слишком плохо. Я не хочу, чтобы он меня видел, если мне станет совсем худо. Для ребёнка это зрелище может оказаться чересчур.

Пенни встала, и пошла был прочь, но я схватил её за руку:

— Но прежде, чем ты их приведёшь, мне нужно поговорить с Уолтэром.

— Он не захочет оставить свою дочь, — вставила Роуз. — Почему бы не подождать до утра?

— Это не может ждать, — ответил я. — Если он будет возражать, то скажи ему, что у меня снова этот «вид». Он придёт.

Две женщины кивнули, и ушли, но я услышал, как они заговорили в коридоре:

— Что он имел ввиду под «видом»? — задумалась вслух Роуз.

Затихающий голос Пенни ответил, пока они шли прочь:

— Наверное, то глупое, плоское выражение, которое бывает у него на лице, когда он думает, что хитрит.

«Я тут умираю, а она отпускает шуточки за мой счёт», — тихо подумал я. «Знал же я, что выбрал правильную девушку». Я улыбнулся, и закрыл глаза, дожидаясь Уолтэра.

Он задержался дольше, чем я думал, и я снова заснул, ожидая его. Мягкое касание моего плеча разбудило меня, когда он прибыл. Надо мной с обеспокоенным видом склонился Дориан, а Уолтэр стоял в нескольких футах.

Дориан заговорил первым:

— Морт, ты выглядишь ужасно.

Я мельком увидел его зубы, и был удивлён тем, что они снова были белыми, без какого-либо намёка на виденный мною ранее серый гранит. «Это необычно». Я отбросил эту мысль в сторону — что бы там ни происходило, глубокая рефлексия на этот счёт может и подождать.

— Ты всегда такой обходительный, — с сарказмом ответил я.

Его глаза округлились от беспокойства:

— Я серьёзно. Твои глаза выглядят странно, а кожа у тебя землистая.

— Я хотя бы ношу штаны, — иронично заметил я.

Мой друг покраснел:

— Я одет!

— Сейчас — да, — ответил я, — но боюсь, что моё представление о тебе больше никогда не будет прежним.

— Переживёшь. В детстве мы плавали вместе, — угрюмо сказал он.

— В детстве! — подчеркнул я. — Ты тогда не был таким… волосатым и обезьяноподобным.

Дориан побагровел:

— А чего ты ожидал? Я — взрослый человек!

— То, что было увидано, уже нельзя разувидеть, — с деланной серьёзностью сказал я, прикрывая ладонью глаза, как если бы пытался отвадить злое видение.

Тут Уолтэр перебил нас:

— Теперь мы, по крайней мере, знаем, что в нём видит Леди Роуз.

Я в шоке уставился на Уолтэра, и даже Дориан повернулся, глядя на него с открытым ртом. Я часто сетовал на неспособность волшебника развить в себе приличное чувство юмора, но его последняя ремарка была достойна гения комедии, такого, как Маркус.

— Ого! — чуть погодя сказал я.

— Что? — спросил Уолтэр. — Мне это показалось забавным.

— Оно и есть забавное! — сказал я, чтобы его успокоить. — Оно просто смешное до колик. Я только не ожидал такого от тебя. Хорошая работа, друг мой.

— А вот теперь ты ведёшь себя снисходительно, — проворчал Уолтэр. — И, кстати говоря, он нёс тебя обратно без штанов.

— Кхе, — сразу же сказал я. — Мне на самом деле не нужно было это знать.

— Что было настолько важным, что ты хотел моего немедленного присутствия? Тебе следует отдыхать, — продолжил Уолтэр.

— Мне нужно, чтобы ты этой же ночьюпривёл сюда мать Дориана, — просто сказал я.

— Ночь уже почти закончилась, — ответил Уолтэр.

Дориан нахмурился:

— Ты думаешь, Матушка сможет тебе помочь?

— Она — мой последний шанс, наверное, — ответил я. Чего я не сказал, так это о своих подозрениях в том, что его мать была далеко не простой лекаркой и травницей. Когда я в прошлом спрашивал её о том, как она целыми днями держала Уолтэра в бессознательном состоянии, она назвала себя «отравительницей». Теперь я полагал, что тут было замешано нечто большее, чем просто знание, переданное от матери к дочери, как она утверждала.

— Как я, по-твоему, должен туда добраться? — спросил волшебник.

— Просто выйди через дверь, — ответил я. — Уверен, что к этому моменту ты уже узнал тайну моей портальной двери. Когда вернёшься в замок, сможешь просто пройти в здание с кругами.

Дориан подал голос:

— Со стороны замка она погребена под каменными обломками. Частично они уже осыпались. Мы их немного расчистили, чтобы добраться до двери, но остальные упали, когда мы вошли. Я не думаю, что там можно пройти.

«Наверное, прямой результат театрального ухода Дорона», — подумал я.

— А просто убрать их нельзя? — спросил я, глядя на Уолтэра.

Он кивнул:

— Определённо, но на это уйдёт время. Я не такой сильный, каким был ты.

«Был». Использование им прошедшего времени слегка жалило, но я проигнорировал это:

— Тогда сделай круг, — сказал я, меняя курс.

— Я не знаю ключи круга для Ланкастера, — угрюмо сказал Уолтэр, — а если бы и знал, то у меня всё равно нет с собой моей книги диаграмм, чтобы подсказывать мне, как сделать круг.

Он забыл, что у меня, наверное, были мои книги поблизости. В конце концов, мы были у меня дома, но в любом случае, это всё не имело смысла.

— Не нужны нам книги. Просто дай мне лист бумаги, и немного угля. Я тебе всё нарисую.

Его брови взметнулись вверх:

— Ты выучил эти ключи и схему круга наизусть?

Я до сих пор их не забыл, и не только для Ланкастера, но сейчас мне не хотелось злорадствовать, поэтому я просто сказал:

— Да.

Несколько минут спустя я создал удовлетворительное изображение круга, и дал Уолтэру свой стило, чтобы использовать для создания оного. Я протянул волшебнику диаграмму:

— Я тут немного поспешно чертил. Все символы читаемы? — спросил я.

Уолтэр кивнул, и несколько минут тщательно изучал чертёж, прежде чем прокомментировать:

— Я понятия не имею, как ты запоминаешь всё с такими подробностями, но тут всё определённо достаточно ясно. Рука у меня не такая твёрдая, как у тебя, но я уверен, что смогу сделать с помощью этого рабочий круг — уйдёт не более тридцати минут, если у тебя есть подходящее место. Однако у меня есть вопрос — почему у тебя нету здесь никаких кругов?

— Паранойя, — ответил я. — Я поместил этот дом в самом отдалённом и недоступном месте, какое только смог найти. Создать круг, через который можно сюда попасть — это как отдать кому-то ключи от моей шкатулки с сокровищами. Я решил входить и выходить лишь через портал. Подумал, что если они мне понадобятся, то круги я всегда смогу сделать.

Уолтэр, похоже, принял мои аргументы, но у него появился другой вопрос:

— Эта схема перенесёт меня в круг в Ланкастере, но мне понадобится создать ещё один круг, который будет вести обратно к этому, если я должен вернуться с Леди Торнбер… — сказал он, позволив словам повиснуть в воздухе.

— Так сделай его… мы всегда сможем его потом уничтожить, чтобы не дать никому другому найти мой дом, — ответил я, совершенно неправильно понимая его колебания.

— Я не знаю формулу для расчёта обратных ключей для этого круга, — наконец признался Уолтэр. — Мне нужно будет позаимствовать твои книги, чтобы заранее его просчитать.

Я не мог его за это винить. Уравнения для расчёта обратного ключа для другого конца были сложными, хотя их решение не было особо трудным, если ты помнил все шаги.

— Вот, позволь мне добавить, это займёт лишь минутку, — сказал я, махнув ему рукой, чтобы он отдал мне бумагу.

Я прошёлся по всему процессу у себя в голове, прежде чем записать рунные ключи, а затем, в качестве дополнения, начертил вокруг них остальную часть круга. В этом, наверное, не было необходимости, поскольку в предыдущем круге она была такой же, но заняло это лишь несколько минут, и уж повредить точно не могло. Я прежде и не осознавал, насколько сильно Уолтэр полагался на свои справочники. Вероятно, это было из-за того, что он начал заниматься этим уже в зрелом возрасте.

— Благодарю, — с явным облегчением сказал Уолтэр, когда я передал лист обратно.

— На другой стороне дома, которая лицом к горе, есть каменная веранда — наверное, будет лучше всего расположиться там. Возьми с собой Дориана. Он сможет ей всё объяснить быстрее, — сказал я ему.

— Да, мой господин, — несколько формально ответил Уолтэр, завершив фразу быстрым поклоном. Они с Дорианом развернулись, и покинули комнату.

Я поморщился в ответ на дополнительную формальность, и крикнул им вслед:

— Если вы собираетесь и дальше так ко мне обращаться наедине, то молитесь, чтобы я умер!

Устроившись поудобнее, я закрыл глаза. В голове у меня туманилось, и, учитывая мой недавний сон, это скорее было из-за действия яда, а не из-за чего-то ещё. «По крайней мере, болезненная часть, о которой он мне говорил, ещё не началась», — подумал я.

Пенни разбудила меня, когда положила рядом со мной Мойру, а Мэттью с затуманенными глазами заполз на кровать с другой стороны.

— Ты просил детей, — с бледной улыбкой сказала она мне.

Моя жена никогда не казалась мне красивее, чем сейчас, сидя на краю кровати — свечи, стоявшие позади неё, подсвечивали её мягкие карие волосы. Меня не столько беспокоила мысль о смерти, сколько мысль о том, что я её потеряю. Я бросил взгляд вниз, на маленькую девочку, которую я крепко прижимал к себе. «Их потеряю», — мысленно поправился я.

— А Айрин и Коналл как? — спросил я.

— Спят, — тихо ответила Пенни, — как им и положено в такой час.

Я кивнул:

— Но они же в порядке? — подтолкнул её я. — Они же не поранились и не слишком перепугались во время боя?

Она покачала головой, указывая, что вреда они не понесли:

— Айрин едва ли осознавала что-то, а малыш Коналл скорее был разочарован тем, что не видел, как я билась с плохими людьми, — добавила она, слегка посмеявшись.

— Он не видел? — вопросительно сказал я, прежде чем осознать: — А, Элэйн их спрятала!

— Она всех держала под невидимостью, — согласилась Пенни.

— Как она? — спросил я.

Лицо моей жены приняло задумчивое выражение:

— Плохо. То, что ранее говорила Роуз, было оптимистичным. Ты знаешь… она почти получила второй, фатальный удар, — сделала наблюдение Пенни.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я только вышла с лестницы, но я видела, что случилось. Она уже лежала, и один из них стоял над ней. В руке у неё был жезл, и она могла бы убить его прежде, чем он нанёс удар, но она атаковала другого противника, — сказала Пенни, описывая мне ту сцену. — Сперва я не поняла, почему, но потом осознала, что тот, кого она поразила, как раз нашёл Роуз и детей.

— А потом что случилось? — спросил я. Уолтэр в тот момент поведал мне о случившемся, но описание Пенни было гораздо более детальным.

— Я швырнула свой меч. Не было времени достать его по-другому. Это его не убило, но я выгадала достаточно времени, чтобы успеть туда, — объяснила Пенни.

— С последними двумя ты сражалась голыми руками?

— В тот момент я был очень рассержена, — сказала она без дальнейших пояснений.

— Мне их почти жаль, — иронично заметил я.

Тон Пенни сменился грустным:

— Я ужасно сочувствую Элэйн. Она была героем, Морт. Она пожертвовала собой ради наших детей. Будь я там на минуту раньше, я, возможно, не позволила бы этому с ней случиться.

Я протянул руку, и погладил её волосы:

— Не говори так. Мы все старались как только могли. Что будет… то будет. Мы старались.

Она кивнула, и улыбнулась мне, но было очевидно, что свои чувства она скрывала. Я мог лишь вообразить, как она себя чувствовала — её дочь и муж были отравлены и, наверное, умирали, а одна из подруг могла быть исцелена… если бы я снова смог использовать магию. Вдобавок к этому на меня, и, соответственно, на мою семью, всё ещё таили злобу двое, или, возможно, трое божеств. Несмотря на мои усилия и планы, я видел не слишком много света в её будущем, если я не найду способа выжить.

Пенни сидела вместе со мной, пока я уплывал обратно в сон, с детьми по обе стороны от меня. Несмотря на то, что от них было очень тепло, я очень быстро отключился.

Глава 30

Трясущая меня за плечо рука разбудила меня через, казалось, лишь несколько минут. Элиз Торнбер, мать Дориана, сидела у кровати. Её сын сидел на стуле на другой стороне комнаты. Помимо них, и Мойры, всё ещё спавшей рядом со мной, комната была пуста.

— Выпей, — приказала Леди Торнбер, поднося ко мне маленькую чашку.

Я сел, и попытался собраться с мыслями. Слева моя кровать была пуста.

— Где Мэттью? — спросил я.

— Он отравлен не был, поэтому я попросила Пенни его убрать, — ответила она, всё ещё протягивая мне чашку.

Наконец я её взял, и понюхал.

— Какого чёрта? — воскликнул я. — Пахнет как какое-то спиртное.

— Это не просто «какое-то спиртное», это — самый чистый алкоголь, какой у меня только был, — поправила она меня.

— И ты хочешь, чтобы я это выпил? — спросил я, прежде чем сухо продолжить: — Неужели моя судьба настолько уныла, что предпочла бы заставить меня напиться перед смертью?

Она одарила меня кислым взглядом, а через её плечо я увидел, как Дориан беспомощно пожал плечами, будто говоря, что понятия не имел, что она планировала.

— Выпей это, и я отвечу на твой вопрос, — ответила Леди Торнбер.

Я стоически уставился на неё, запрокидывая всю чашку, и выпивая её за один долгий глоток. Однако мой мужественный подвиг был испорчен последовавшим за этим приступом кашля. Мой живот будто охватило пламя, а горло будто пыталось отплатить мне за оскорбление, задушив меня до смерти.

— Будь оно всё проклято! — наконец ахнул я. — Что это было? — осведомился я. Это не было похоже ни на какой алкоголь, какой я когда-либо пробовал прежде.

Элиз улыбнулась мне впервые с момента моего пробуждения:

— В следующий раз будь внимательнее. Это был чистый алкоголь, или настолько чистый, насколько я смогла перегнать, — сказала она, и передала мне ещё одну чашку: — Попытайся заставить её выпить это.

Я мог лишь предположить, что она имела ввиду Мойру, но я ни за что на свете не подверг бы свою дочь таким страданиям.

— Ей всего лишь семь! — возразил я. — Ты не можешь ожидать, что я дам такое ребёнку.

— Попробуй на вкус, — ответила мать Дориана голосом, который указывал на то, что я сказал что-то глупое. Ей всегда удавалось заставить меня чувствовать себя таким образом, будто я так и не вырос до конца. Я понюхал чашку, прежде чем отпить чуть-чуть. Вкус оказался сладким и гораздо более приятным. Будто она смешала свой спирт с молоком и мёдом.

Однако моей первой мыслью было возмущение:

— Почему ей ты смешала так сладко, а меня заставила выпить чистый огонь?!

Элиз Торнбер казалась раздражённой.

— Сколько прошло времени с тех пор, как тебя отравили? — спросила она, проигнорировав мой вопрос.

Конечно, я понятия не имел, сколько я проспал, поэтому я просто фрустрированно посмотрел на неё немного, прежде чем указать на Дориана:

— Ну? Тебе сейчас это должно быть известно лучше, чем мне. Сколько?

Судя по его виду, моему другу было не по себе от того, что я втянул его в напряжённую дискуссию с его матерью, но после нескольких тревожных секунд он сумел подвести счёт часам:

— Полагаю, сейчас уже около семи, так что — часов десять, наверное, — ответил он.

— Яд в твоём организме в основном влияет на твою печень. Он уже нарушил её функционирование, и где-то между двенадцатью и двадцати четырьмя часами после его принятия твоя печень начнёт умирать. После этого я уже ничего не смогу сделать, чтобы тебя спасти. Если хочешь, чтобы твоя дочь жила, то сначала дашь ей выпить из этой чашки, а потом мы сможем обсудить мои умозаключения, — объяснила Леди Торнбер.

Как Пенни вам скажет, иногда я бываю довольно твердолобым, но когда дело доходит до моей семьи, я имею тенденцию весьма быстро выстраивать свои приоритеты. Я разбудил Мойру, и уговорил её выпить сладкую смесь. Однако дочь моя была этому не особо рада. Её всё ещё подташнивало, и вкус алкоголя в напитке был ей неприятен.

— Мне обязательно это пить, Папа? — сказала она, выпив половину.

Погладив её по щеке, я улыбнулся ей:

— Знаю, что вкус плохой, но тебе нужно это выпить, если хочешь поправиться, — сказал я, и продолжал подбадривать её, пока она не сумела выпить всю чашку. Когда она закончила, я перевёл внимание обратно на мать Дориана: — А теперь не могла бы ты объяснить, почему я пытаюсь насильно залить выпивку в мою дочь. Это что, какое-то противоядие?

Леди Торнбер одарила меня улыбкой, прежде чем ответить:

— Не совсем. Какая-то часть поглощённого тобой яда оказывает негативное и очень перманентное влияние на печень. Однако в какой-то момент выяснилось, что алкоголь будто бы предотвращает урон, который яд наносит печени. Остальные эффекты яда он не отменяет, он просто сохраняет печень до той поры, пока твоё тело не сможет само избавиться от яда.

— А что с уже нанесённым уроном? — обеспокоенно сказал я. Меня больше волновала Мойра, чем я сам. Ей было всего лишь семь. Приступать к жизни с сильно повреждённой печенью не казалось мне хорошим началом.

— Твоя сила должна вернуться, когда яд выйдет из твоего организма, — сказала Элиз, пытаясь меня успокоить.

Я покачал головой:

— Я не это имел ввиду. Что насчёт её печени?

— Она поправится. Из всех органов в твоём теле печень — одна из немногих, что способны регенерировать… если дать им шанс, — ответила она.

Меня захлестнуло тёплое чувство, и я почувствовал, как мои щёки порозовели. Высокоградусный спирт, который мне дала Элиз, уже начал оказывать своё действие.

— Так ты действительно думаешь, что выпивка нас спасёт? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Теория заключается в том, что твоя печень, которая обычно фильтрует и удаляет токсины из твоей крови, повреждается, когда пытается расщепить активную составляющую магобоя. Как тебе, возможно, известно, печень также является основным органом, уничтожающим алкоголь в твоём теле. Проверить это никак нельзя, но наиболее вероятным является то, что нагрузив твою печень изобильными вливаниями алкоголя, мы не позволим ей повредить себе, взаимодействуя с магобоем.

Мысли мои начали затуманиваться, но я всё ещё достаточно легко поспевал за разговором. Моё прежнее изучение физиологии было отнюдь не настолько глубоким, как то, что изучала мать Дориана, чем бы оно ни было, но эти знания, по крайней мере, позволили мне поспевать за ней:

— Если печень фильтрует и удаляет токсины, и алкоголь не позволяет ей удалить магобой… то как же он со временем выйдет из моего организма? — спросил я, довольно проницательно, как мне показалось.

Лицо Леди Торнбер смягчилось:

— В детстве ты всегда был смышлёным, Мордэкай. Почки также удаляют из крови отходы жизнедеятельности. Имея достаточно времени, они многое могут удалить, даже если печень не сделала свою часть работы.

— Мама говорит, что Папа — самый умный человек в Лосайоне, — внезапно пропищала Мойра. Доказательство того, что она уделяла взрослым разговорам больше внимания, чем я полагал.

Я покраснел ещё больше:

— Я правда сомневаюсь, что это так, милая, — сказал я. «А в моём присутствии она никогда этого не говорит», — заметил я, внутренне улыбнувшись.

— Твоя мать — очень проницательная женщина, дорогуша, — сказала Элиз, положив ладонь Мойре на щёку. — Она положила глаз на твоего отца задолго до того, как он это осознал, ещё когда он был просто парнем. А теперь мне нужно, чтобы ты выпила ради меня ещё чашку. Сможешь?

Мойра поморщилась, но согласно кивнула.

— Сколько ты собираешься ей давать? — взволнованно спросил я.

Леди Торнбер нахмурилась:

— Боюсь, что слишком много. Никто на самом деле не уверен, какой именно объём необходим. Учитывая то, что поставлено на кон, я планирую предельную дозу. Мне придётся убедиться, что вы настолько пьяны, насколько вообще возможно, не подвергая при этом опасности вашу жизнь. Похмелье потом будет, вероятно, весьма запоминающимся.

Я сглотнул:

— Как долго?

— Может хватить и одного дня, но — два, для верности. К тому времени, как всё закончится, ты будешь меня ненавидеть, Мордэкай, — ответила она, наливая мне в чашку ещё одну дозу жидкой пытки.

Я заставил себя выпить эту ужасную дрянь, прежде чем затронуть тему, которая не выходила у меня из головы:

— Много лет назад Дженевив сказала мне, что травничеству ты научилась у своей матери, но это ведь на самом деле неправда, так?

Элиз дёрнулась, будто её ударили, а затем черты её лица отвердели:

— Дориан, пойди погуляй с Мойрой несколько минут.

Он заупирался:

— Я не думаю, что ей сейчас следует ходить, Матушка.

— Тогда понеси её, дурень! Я не имела ввиду, что ей обязательно идти на своих двоих! — внезапно огрызнулась его мать.

Дориан взял мою дочь в свои большие руки, и понёс её прочь. Его поза сказала мне, что слова матери уязвили его гордость, но спорить с ней он не стал. Отец Дориана, Грэм, был очень строг насчёт повиновения и уважения в их семье.

Когда он ушёл, Элиз вздохнула:

— Если честно, он такой же, как его отец — хороший человек, но его разум следует очень прямым курсом, — сказала она, и примолкла, будто дожидаясь, не стану ли я её подталкивать, но я молча ждал, пока она снова не начала: — Ты прав. Хотя я таки получила начальные уроки у своей матери, большую часть моих знания на эту тему я получила не у неё.

Я кивнул.

Что бы она не собиралась сказать, оно явно было болезненным, и это легко было видно по выражению её лица, когда она продолжила:

— Когда мне было четырнадцать, родители послали меня учиться в церковь в Албамарле. Я была рождена в семье низкосословного рыцаря, служившего Герцогу Трэмонту. Я была младшей из трёх детей, и поскольку мой отец не мог себе позволить обеспечить хорошее приданое, меня решили отправить на поиски призвания в службе Леди Вечерней Звезды. Чего мои родители не знали, но что ты, наверное, осознал благодаря общению с Отцом Тоннсдэйлом, так это то, что Церковь Миллисэнт специализировалась на ряде тайных и незаконных практик. Хотя я в то время едва вышла из детского возраста, сейчас я с содроганием вспоминаю некоторые из постыдных вещей, которым меня тогда учили.

Отец Тоннсдэйл был священником Миллисэнт, отравившим моих родителей, и почти отравившим семью Ланкастеров несколько лет назад, вскоре после того, как я впервые обнаружил свои способности. Он также, как она догадалась, был первой ниточкой, которая заставила меня задуматься о её познаниях в ядах.

— Я не в том положении, чтобы судить о твоём прошлом, Элиз, — заверил я её. — Ты всегда была добра ко мне, почти как вторая мать, но жизнь также преподала мне ряд трудных уроков. Я просто хочу узнать как можно больше.

На миг её взгляд встретился с моим, и тут она нырнула в омут:

— Поначалу мне давали рутинную работу, а также стандартные классы, которые преподавали большинству девочек, но когда с течением времени моё тело приобрело округлости, меня послали работать в бордели. Инструкторы также заметили мою отличную память и склонность к учёбе, поэтому со мной занимались углублённым изучением лекарского дела, а также травничества.

Выражение на моём лице, наверное, было недоверчивым, вопреки моим попыткам сохранить гладкое лицо. «Мать Дориана была проституткой!?»

Элиз опустила взгляд:

— Не нужно так гримасничать, Мордэкай. Уверена, ты ни за что не ожидал узнать, что вдова Грэма Торнбера была наёмной девицей для услад, но факты редко бывают такими, какими мы бы хотели их видеть. В то время я не гордилась своей работой, хотя время от времени получала от неё удовольствие. Не буду об этом лгать. Это было неприятно, но совсем не так ужасно, как некоторые полагают. Меня хорошо кормили, и, как с проституткой, обращались в несколько раз лучше, чем с обычной церковной работягой.

Я бы затруднился сказать, кто из нас был более смущён раскрытием её прежней работы в качестве вечерней леди. На самом деле, рассматривая этот термин, я начал осознавать, что именно поэтому их и называли «вечерними леди»^[24], хотя прежде я никогда не думал, что церковь, благоговевшая перед «Леди Вечерней Звезды», заведовала борделями. «Маркус наверняка рассмеялся бы, узнав, что я не был в курсе причины, по которой их называли вечерними леди».

Элиз внимательно наблюдала за моим лицом:

— Ты, вроде, глубоко задумался. Тебя шокирует знание о моём позорном прошлом?

Я почти спотыкался о слова, силясь поправить её неверное понимание:

— Нет! Ум, ну, да, немного. Но на самом деле самым шокирующим было узнать о том, что церковь занималась проституцией.

— Так ты говоришь, что всегда ожидал, что я была распутной женщиной? — спросила она, подняв бровь.

— Нет, конечно нет! — мгновенно сказал я, но был достаточно мудр, чтобы понять, что она сейчас она меня лишь дразнила, вероятно — чтобы снять напряжение от раскрытия такой шокирующей тайны. Я отплатил ей тем же, ответив с полной искренностью: — Элиз, я всегда был о тебе высокого мнения. Я никогда не знал о твоём прошлом, но женщина, которая вырастила Дориана, любила Грэма, и с симпатией относилась ко мне, как к мещанину, играющему среди детей не своего круга — эта женщина всё ещё передо мной. Ничего из того, что ты пока мне рассказала, не изменит этого ни на йоту.

Её глаза наполнились слезами, но, как это сделала бы Роуз, она отвела взгляд, чтобы скрыть лицо.

— Твои слова добры, Мордэкай, но подожди, пока я не закончу свой рассказ, прежде чем одаривать меня такой добротой. Твоё мнение ещё может измениться, — заявила она. Я начал было возражать, но она подняла ладонь: — Позволь мне продолжить, — сказала она. — Несмотря на твоё невежество, которое, наверное, свидетельствует в твою пользу, всем известно, что многие бордели, особенно в Албамарле, находятся под управлением Церкви Миллисэнт, или, точнее, находились. Твой запрет на церкви в столице, вероятно, возымел на это какой-то эффект. Я буду удивлена, если они перестали интересоваться оставшимися борделями, всё ещё работающими в столице.

— Но почему? — вставил я. — Я много лет назад расстался с иллюзиями по поводу благочестивой природы религий сияющих богов, но мне кажется, что проституция никак не укладывается в их «публичный» образ. Зачем церкви намеренно марать свою репутацию?

— Твоя иллюзия была основана на детских нравоучениях. Уверяю тебя, взрослое общество всегда знало и принимало их другие «деяния». Бордели считались, по крайней мере — публично, помощью для страждущих неженатых или несчастных мужчин. А не публично они были центрами сбора сведений. Интимные разговоры, собранные шлюхами в этих логовищах удовольствия, тщательно просеивали и очищали для использования старейшинами церкви. Эти сведения были ресурсом ценнее золота, и могли быть использованы для контроля и манёвров, для шантажа и уведомления. К тому времени, как мне исполнилось шестнадцать, я была одной из самых успешных и желанных шлюх на службе церкви, но мои таланты простирались гораздо дальше простых телесных удовольствий. Выяснилось, что у меня имелись смышлёность и талант, необходимые для изучения дополнительных навыков. Меня учили скрытым тайнам церкви. Учили искусству сбора сведений, техникам убийства, и знаниям о ядах. Служители Леди изучали искусство отравления с самого своего основания, ещё до Раскола, и я была, возможно, их самой способной ученицей.

Она наконец достигла сути того, о чём я подозревал, хотя мне всё ещё было не по себе от того, как она произнесла слово «убийства».

— Как ты… — медленно начал я, позволив своим словам повиснуть в воздухе.

— Как я оказалась замужем за отцом Дориана? — со смехом сказала она. — Тут всё довольно просто: меня сначала приставили к нему для сбора сведений, а позже приказали его убить.

Моя голова уже плыла от алкоголя, поэтому на миг я не поверил своим ушам:

— Чё?

— Ты меня слышал, — сказала она, прежде чем повториться: — Мне приказали убить Грэма Торнбера.

В какой-то момент у меня отвисла челюсть. Заметив это, я быстро закрыл её, отчётливо щёлкнув зубами.

Элиз улыбнулась:

— Эндрю Трэмонт, Герцог, хотел шпиона в доме Ланкастеров. Он заплатил церкви большую сумму денег, чтобы такого человека заполучить, а поскольку моё начальство уже знало о регулярном посещении Грэмом борделя, то я стала очевидным выбором.

— Регулярном посещении?

— Грэм был более мирским человеком, чем наш сын. В молодости он приходил в место, где я работала, и сразу же мне приглянулся. Мы с ним регулярно встречались в течение нескольких месяцев, прежде чем пришёл запрос о том, чтобы я попыталась использовать его для пользы Герцога, — тихо объяснила она.

— Так они хотели, штобы ты за ним шпионила? — сказал я, невольно шепелявя.

— Я уже использовала его в качестве источника информации. Они хотели чего-то посложнее. Мне было приказано скомпрометировать его, завести его в ситуации, где ему пришлось бы пойти на мелкий обман — такие вещи, которые казались бы безвредными, но которые, как он знал, шли бы вразрез с желаниями его лорда. В целом, этот метод заключается в просьбах о мелких услугах, которые со временем ставят его в очень невыгодное положение. В конце концов агент прекращает играть, и угрожает выдать свою цель. С этого момента отношение становится неприятным, холодным шантажом и эксплуатацией, цель по сути заставляют пойти в услужение тому, кто платит агенту, — объяснила она.

— И каким ображом это вшё превратилошь в жаказное убийство? — спросил я, и меня внутренне перекосило от моего произношения, но я знал, что никакой надежды не было — алкоголь проник в мой мозг, и я уже начал постепенно неметь.

Она вздохнула:

— Проблема встала, когда он отказал мне в моих просьбах. Он был жуть каким неуступчивым, когда доходило до моих маленьких «одолжений». Он упорно отказывался делать что-либо, что шло вразрез с желаниями Ланкастера. Всё это раздражало, и раздражительнее всего был тот факт, что он всегда носил мне цветы.

— Шветы?

— Когда он пришёл увидеть меня в первый раз, он принёс ромашки, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Почти никто не приносит шлюхе цветы, хотя чем-то неслыханным это не является, но он приносил их каждый раз, когда приходил. Будь уверен, он знал, за что платит, и получал своё сполна, но всегда вёл себя так, будто ухаживал за мной. Для девушки, которая была рождена в семье нетитулованного дворянина, а потом стала проституткой, это была горькая радость. Это напоминало мне о моей прежней жизни, о моих надеждах и мечтах о нормальной жизни. Через несколько месяцев я начала злиться. Я была уверена, что он водил меня вокруг пальца. К тому времени он догадался, в чём заключалась моя игра, настолько много моих просьб он отклонил. Но он продолжал приносить цветы — дикие цветы, лилии, гардении, розы, всё, что он мог найти, в любое время года. Что хуже, он платил вдвое больше, сколько бы я ни просила, всегда говоря: «Это — для тебя, а это — для того, кто позже заберёт твою плату». Он знал, что большую часть зарабатываемых мною денег у меня забирали, поэтому платил дважды, чтобы я и себе могла оставить, и своей госпоже дать её долю. Я не могла понять его, или его мотивы, и это сводило меня с ума.

Пока она говорила, я почти мог видеть Дориана, делающего что-то подобное, если бы он когда-либо осмелел настолько, чтобы зачастить в такое место. Его отец явно тоже был безнадёжным романтиком, хотя, очевидно, был очень приземлённым в своих желаниях.

Леди Торнбер продолжила:

— Мои хозяева теряли терпение из-за отсутствия у меня прогресса, поэтому я наконец решила попробовать что-то более прямое. Во время его следующего визита я призналась в своей двуличности, и пригрозила обнародовать его тайные визиты в бордель. Хотя особого скандала из этого сделать бы не получилось, я убедила себя, что его строгое чувство чести наверняка было основано на гордости, которая не вынесет того, чтобы её запятнали. Я была уверена, что он предаст, лишь бы не запятнать своё имя ни на йоту.

Я засмеялся:

— Ты на самом деле шовсем его не понимала, так ведь?

Она печально покачала головой:

— Да, действительно. Ты должен понять, что в то время моя душа была настолько почерневшей из-за моих обстоятельств и моих действий, что я на самом деле не могла поверить, что кто-то может поступать бескорыстно. Тень в моём сердце убедила меня, что его честь была лишь притворством, которое можно надеть на себя, как пальто, когда идёшь на улицу.

— И што слушилось?

— Он засмеялся надо мной: «Давай, расскажи людям, что пожелаешь», сказал он мне. Он совсем не беспокоился о «видимости» чести, лишь о её сущности, и он знал, что в этом он был безупречен. Он даже хвастался о том, что когда люди увидят меня, то поймут причины его столь частых ко мне визитов. Его это не смущало ни капли.

Элиз нахмурилась:

— Его небрежное отношение меня разъярило, и я вышвырнула его прочь. Потом я доложила о случившемся, и моё начальство решило, что будет лучше его удалить. Они беспокоились, что если он повторит то, что я ему сказала, то кто-то может догадаться о моём конечном нанимателе. Между Ланкастером и Трэмонтом уже было немалое напряжение, и это бы отбросило тень бесчестия на Трэмонта, хотя что-то доказать было бы невозможно. Неделю спустя он вернулся, и я приняла его в совсем не так, как прежде. Яд я заготовила за несколько дней до того — медленно действующий яд вроде того, что я дала тебе, когда похитили Дориана. Я настолько искусно подсыпала его в его чашку, что у него не было шансов, но потом… — на миг её голос затих.

Её рассказ создал такое драматичное напряжение, что я забеспокоился:

— И што потом?!

На щеке Леди Торнбер остался тонкий след от слёз:

— Погубила меня, я думаю, его улыбка… или, быть может, это был его доверчивый взгляд. Когда он поднял чашку к своим губам, его взгляд пронзил моё сердце, и я не могла просто смотреть, как он это выпьет. Я поймала его руку, и призналась в содеянном. Я всё ещё не осознавала свои истинные чувства. Я просто не могла позволить ему умереть. Когда он не разозлился на меня за содеянное, я сама вместо этого разозлилась на него. Я уже сказала ему уйти, ради него самого, но он отказывался слушать меня. Всегда был таким упрямым. Когда я спросила его, почему, он сказал то, что я запомнила навсегда. Он всегда был безупречно вежлив, но в тот день его терпение наконец истощилось: «Элиз, ты — самая глупая женщина из всех, кого я встречал, ибо ты не знаешь своего собственного сердца. Ты утверждаешь, что мир полон тьмы, и что все действуют ради своей собственной выгоды, но игнорируешь доводы своего собственного сердца. Ты любишь меня не менее пылко, чем любая женщина когда-либо любила мужчину, а я любил тебя с того первого дня, когда я пришёл сюда. В моей груди бьются два сердца, твоё и моё. Поэтому-то ты и не могла позволить мне отпить из той чашки. Глубоко внутри ты знала, что яд убьёт нас обоих». В ответ на это я разозлилась ещё больше, — продолжила Леди Торнбер. — Я назвала его глупцом, что любит шлюху, которая никогда не ответит ему взаимностью. Я осмеяла его чувства, и подшутила над цветами, которые он принёс. Я сказала все гадости, какие только могла придумать, чтобы спровадить его, но всё это время моё сердце плакало внутри.

Она приостановилась на секунду, уставившись мне в глаза:

— Знаешь, что он тогда сделал?!

Я покачал головой в энергичном «нет», отчего комната закружилась вокруг меня.

— Он снова взял чашку, и вмиг выпил её содержимое, сказав: «Если то, что ты говоришь — правда, то в этом мире нет для меня места, и я не буду в нём жить». Тут моё сердце наконец разбилось, и всё перевернулось с ног на голову. Я поняла, что он не только лишь притворялся человеком чести, он был именно тем, кем выглядел: честным человеком, слишком упрямым и глупым, чтобы выжить в жестоком мире, где мы жили, — сказала Леди Торнбер, остановилась, и промакнула глаза рукавом.

Я, с моей стороны, уже плакал, и был слишком пьян, чтобы меня это заботило.

— Ошень похоже на нево! — воскликнул я полным слёз и опьянения голосом. Она продолжила не сразу, сначала подождав, пока я верну себе самообладание.

Когда наши глаза высохли, она возобновила свой рассказ:

— После этого он отказывался принимать мою помощь, пока я не призналась ему в любви, что я и сделала, рыдая и лопоча забытым ещё в детстве, как мне казалось, образом. В тот день я вновь нашла своё сердце. Это было первым и величайшим его подарком.

— Што шлушилось потом? — мутно спросил я.

— Я засунула пальцы ему в глотку, пока его не вытошнило всем, что было в той бездонной яме, которая у него была вместо желудка, — без обиняков сказал она. — Потом он увёз меня. Обсуждения не было, он сказал мне собрать вещи — и всё. Пока я этим занималась, он спустился вниз, и договорился о выкупе у владелицы заведения моего контракта. При их разговоре я не присутствовала, но позже я выяснила, что к его предложению она отнеслась без особой радости. Она передумала лишь после того, как он пригрозил убить её и сжечь всё заведение дотла.

Это меня слегка удивило:

— Они ваш прошто отпуштили… так лежко?

— Официально — да, она отказалась от своих прав на меня, и я была свободна как ветер. Однако на самом деле всё было не так просто. Из-за моих знаний и обучения церковь никогда не могла меня отпустить, и из-за сложившихся обстоятельств у меня была возможность создать ужасную политическую проблему для двух самых могущественных домов в королевстве, не говоря уже о самой церкви, — сказала она, вздохнув. — Но Грэм этого и слушать не хотел. Он попросил моей руки, и я приняла его предложение. Я твёрдо решила, что если он не прислушается к голосу разума, то мы будем счастливы столько, сколько успеем, пока нашу проблему не «уберут».

Чем дольше тянулся этот рассказ, тем больше меня поражала сложность и трагичность её жизни. Мои старые представления о матери Дориана были полностью несовместимы с видавшей виды, порочной, сильной и прекрасной женщиной, о которой я только начал узнавать. В то же время мне было слегка грустно и потому, что у Дориана никогда не было возможности тоже услышать этот рассказ. Если кто и заслуживал знать об этом, так это он.

— Ты ждала, что их убийсы придут жа тобой? — спросил я, чтобы прояснить её утверждение.

— За нами обоими, — поправила она. — Они не могли себе позволить оставить в живых кого-то из нас. Я ждала, боясь каждой тени, пока Отец Тоннсдэйл не прибыл, и не занял пост в Замке Камерон. Вскоре он навестил Ланкастеров, и я знала, что он будет искать встречи со мной. Когда это случилось, он удивил меня предложением, которое позволило всем получить то, что они желали больше всего.

Я почувствовал, как при упоминании имени отравившего моих родителей священника внутри меня зародилось напряжение. Её поза также слегка сменилась — она напряглась, будто вспоминала что-то неприятное.

— И жаклюшалось оно в…?

— Я осталась на службе церкви, работая на внутри дома Ланкастеров в качестве шпиона и информатора. В обмен на это нам с моим мужем позволили мирно жить без всякого вмешательства или угрозы. Церковь действительно не хотела убивать нас обоих, поскольку это создало бы для них другие проблемы. Они знали, что Герцог Ланкастера возложил бы вину на них, и политическая расплата могла быть тяжёлой, — объяснила она.

Я был в шоке:

— Ты их предала?

Элиз Торнбер резко нахмурилась на меня:

— Следи за языком, Мордэкай. Я много грешила, и ты вполне можешь ненавидеть меня за некоторые из этих грехов, но мой рассказ ещё не окончен. Когда я закончу, тогда можешь решить, клеймить меня предателем или нет.

— Прошти меня, — быстро сказал я. Уже стало ясно, что крепкая выпивка ударила мне в голову, и мои эмоции стремительно переходили от одного края к другому.

— И с извинениями тоже не спиши, — печально добавила она. — Просто подожди, пока я не закончу. Когда мы со священником договорились, я пошла к Грэму, и призналась ему. Я ожидала, что он меня накажет, или прогонит, но вместо этого он представил меня перед своим лордом, Джеймсом, Герцогом Ланкастера. Он передал ему то, что я рассказала, и они вместе состряпали план по использованию меня на пользу Ланкастеру. Ну, я говорю «они», но на самом деле это было идеей Джеймса, — сказала она, остановилась, и посмотрела прямо на меня: — Когда ты решил поиграть в создателя королей, ты правильно сделал, выбрав его. Если кто в этом королевстве и мог занять место Эдварда Карэнвала и сохранить целостность нашей страны, так это он. В любом случае, я отклонилась от темы, — сказала она, прежде чем вернуться к своему рассказу. — С того дня моя жизнь круто поменялась. Я освободилась от страха, и довлевшая надо мной тень церкви больше не казалась такой ужасной. Время от времени я посылала Отцу Тоннсдэйлу отчёты о событиях в Замке Ланкастер, сперва позволив Дженевив их просмотреть. Она обсуждала их со своим мужем, и если они считали, что нечто следовало опустить, то я исключала это из своего отчёта, или меняла его в угоду им. Ирония в том, что именно это общение поначалу и сблизило нас, сделав друзьями за прошедшие годы. Время от времени меня вызывали поделиться моим знанием ядов. Я делала это различными способами, в основном — безвредными. Иногда я помогала лечить больных и раненных в Ланкастере. Я также делалась своими знаниями с Отцом Тоннсдэйлом. Его интерес, казалось, лежал в основном в области лечебных трав, но меня попросили также научить его рецептам нескольких наиболее смертоносных ядов церкви. В то время меня это особо не заботило, и Дженевив посчитала, что отказ поделиться с ним знанием может сигнализировать церковному руководству о том, что я более не была их верной слугой. В любом случае, он мог бы получить эту информацию из других источников в главном отделении церкви в Албамарле. Я была лишь наиболее доступным источником, — сказала Леди Торнбер, и замолчала, опустив взгляд.

Мой разум онемел. «Она учила Отца Тоннсдэйла». Мой язык будто прилип к моему нёбу, пока я силился сформулировать вопрос в моём сердце — но ответ я уже знал. Элиз подняла глаза, и наши взгляды встретились, и в них я увидел её вину, её горе, и её последний позор.

— Да, Мордэкай, — просто сказала она, отвечая на мой незаданный вопрос. — Я рассказала ему про яд, которым он убил всех в Замке Камерон, тот самый яд, который он пытался использовать против Ланкастеров. Пенни оказала миру огромную услугу, когда проломила этому злодею череп.

Даже посреди своего эмоционального шока я был удивлён этим откровением. Насколько я знал, никто кроме меня и Пенни не знал о том, что священника убила она. Мои брови на миг взметнулись вверх:

— Ты жнала об эшом?

Она кивнула:

— Дженевив догадалась довольно быстро. Она также скрыла это знание, когда увидела Пенни в тот день.

Я каким-то образом сумел сфокусировать свои вялотекущие мысли. Я уже несколько раз был шокирован во время её рассказа, но один вопрос требовал моего внимания, мне нужно было узнать одну вещь.

— Ты же жнала, что он был отравителем, — сказал я, имея ввиду Отца Тоннсдэйла. — Пошему ты не рашкрыла его прештупление?

— У меня есть лишь оправдания, Мордэкай, и ни одного из них недостаточно, чтобы стереть мою вину. Ни одно из них не вернёт твоих родителей, — ответила Элиз Торнбер. — Прошли годы с того дня, как я научила его тому рецепту. Во время пожара я была беременна, и почти готова родить Дориана, и я не имела возможности осмотреть тела погибших, поэтому сперва не могла быть уверена, какой яд убил их. Естественно, я подозревала Отца Тоннсдэйла, но веских доказательств у меня не было. Я поделилась своими мыслями с Дженевив, и они держали его под наблюдением, но так и не нашли ничего инкриминирующего. В конце концов я так и не сделала ничего, чтобы отомстить за них, и я была бессильна доказать его вину.

У меня внутри разгоралось пламя, шар тщетного гнева, но мне некуда было его направить. Разве я мог на самом деле винить эту сидевшую передо мной женщину, мать моего лучшего друга? Большую часть своей жизни я любил её в качестве доброй, властной фигуры, и порой — как суррогат моей собственной матери. Даже в своём пьяном угаре я ощутил, как сжались мои челюсти.

Элиз внимательно понаблюдала за мной, прежде чем добавить:

— Это ни коим образом не смягчает мою вину в трагедии начала твоей жизни, но я знала, кем ты был, уже давно, даже до того, как вы с Дорианом подружились. Когда твой отец явился в замок, быстро разошлась новость о том, что у Ройса Элдриджа появился сын. Он никогда не делился рассказом о том, как он тебя нашёл, но Дженевив рассказала мне о полученном ею письме твоей умирающей матери, и я знала, что это наверняка ты. Я постаралась, чтобы время и обстоятельства твоего появления в доме Элдриджей так и не достигли ушей Тоннсдэйла, или церкви.

— Ты права, — хрипло сказал я. — Это никак не смягчает твоей вины, но… — говорил я с ясно слышимой в голосе горечью, и, несмотря на алкоголь, мой гнев придал ясности моим словам: — … что было — то прошло, и я не могу винить тебя за деяния того злодея. Тоннсдэйл был проклят за свои собственные действия, — заключил я, и немного приостановился, сглатывая, чтобы прочистить вставший в горле ком: — Но в одном ты полностью не права, — сказал я ей.

Глаза Элиз Торнбер покраснели и опухли от слёз:

— Что?

Я устал, и мой язык снова начал заплетаться:

— Мне плевать, рашшкажешь ли ты кому-то о Тоннсдэйле и яде. Этот вопрош чишто между нами, и я тебя прощаю, но твой шын заслуживает услышать расскаж о том, как встрешилишь его отец и мать. Ты обращаешься с ним нешправедливо, скрывая от него такую тайну, — напрямую проинформировал я её.

— Ты же знаешь, каков мой сын — он идёт по стезе добродетели, и не отойдёт от неё ни на шаг. Как я могу опозорить его знанием того, что его мать была шлюхой? Думаю, лучше оставить его с прошлым, которым он может гордиться, и не рассказывать ему правды, — возразила она.

Я покачал головой, снова заставив комнату закружиться:

— Тут тыошибаешься. Твой шын — шовшем как его отец. Грэм Торнбер увидел иштину твоего шердца, нешмотря на твой шамообман. Он жнал о твоём доштоинштве ещё раньше тебя шамой. Твой шын не будет введён в жаблуждение обштоятельштвами твоего прошлого, и он будет любить тебя ещё больше, жная правду.

Откинувшись на подушки, я твёрдо решил позволить сну овладеть мной. На один день с меня было достаточно потрясений. Мир мягко плыл между моих век, и, уплывая в пьяную дрёму, я слышал тихие всхлипы Леди Торнбер.

Глава 31

Следующие несколько дней на самом деле не стоили того, чтобы их запоминать, и, к счастью, алкоголь не позволил моим воспоминаниям быть слишком уж ясными. Я перенёс размытый период тошноты и рвоты, периодически прерываемый Элиз Торнбер, когда она заставляла меня снова выпить то, от чего меня и так уже тошнило. Я никогда не пил много, но ко второму дню я был уверен, что больше никогда не захочу взять в рот ни капли алкоголя. Всё это ухудшалось тем фактом, что мне пришлось стать свидетелем того, как моя юная дочь переносила то же обращение, что и я.

— Довольно, — слабо сказал я Элиз, когда она снова вошла в комнату. Она несла поднос с большим кувшином в центре. — Мне плевать, если я умру. Просто позволь мне умереть в покое!

— А что твоя дочь? — со странным выражением лица спросила она.

Я немного подумал над этим. Было ли этично заставлять её страдать ради выживания? Что если она позже меня возненавидит за это?

— Спаси ребёнка, но о том, что это было моим решением, скажешь ей только после моей смерти, — наконец ответил я.

Элиз тихо засмеялась, и передала мне тяжёлую глиняную кружку:

— Выпей это. Почувствуешь себя лучше.

— Нет! Я же сказал, довольно! Не буду пить, — настаивал я.

— Эта кружка тебе понравится, она другая, — сказала она мне.

Я заворчал на неё:

— Если бы я всё ещё поклонялся богам, то потребовал бы экзорцизма, поскольку ты явно одержима злым духом.

— Это — мятный чай, — объяснила она. — Поможет успокоить твой желудок, и вернуть тебе жидкость. У тебя серьёзное обезвоживание.

Я не отрывал от неё взгляда, подозрительно нюхая кружку. Запах был свежим и мятным, указывая на то, что она, возможно, на этот раз не соврала. Вчера она уже надула меня раз или два, когда я начал отвергать её подношения. Тем не менее, мой нос не нашёл ни следа алкоголя, а я испытывал ужасную жажду. Один маленький глоток — и я обнаружил, что поспешно глотаю. Чай был прохладным и восхитительным. Я взял кувшин прежде, чем она успела предложить, и налил себе ещё.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, пока я выдувал содержимое кружки.

Мои глаза сузились:

— Как что-то сдохшее, воскрешённое, потом снова убитое, высушенное и растянутое в полную длину на кровати, со зрителями, которые время от времени заходят, отпуская комментарии насчёт переносимых мной страданий.

— Звучит прямо таки ужасно, — заметила она. — Я начинаю думать, что тебе не очень нравится моё лечение.

— Ты сама мне вообще не очень нравишься, — согласился я. — На самом деле, вчера, если бы у меня снова была моя сила, я вполне мог бы сделать с тобой что-то необратимое и, возможно, фатальное за то, что ты обманом залила в меня чашку медового ликёра.

Она засмеялась, прежде чем ответить:

— Наслушавшись твоего нытья за последние несколько дней, должна сказать, что, по моему мнению, ты бы жаловался даже на то, что тебя вешают на новой верёвке.

Это наблюдение очень сильно походило на то, что сказал бы мой отец, и это заставило меня призадуматься. Поразмыслив пару секунд, я потерял ход мысли, и вместо этого спросил:

— Как дела у Мойры?

— Очень хорошо — лучше, чем у тебя, на самом деле, но дети обычно и выздоравливают быстро, — сказала Элиз. — Не то, чтобы я меняю тему, но ты недавно упомянул свою силу — пока ещё не было признаков её возвращения?

— Были, — признал я, — хотя я чувствую себя слабым как котёнок, когда пытаюсь ею пользоваться. Мой магический взор вернулся, когда я проснулся сегодня.

— Тогда я думаю, что объявлю своё лечение успешным, — объявила она.

Я сделал ещё один глоток принесённого ею чая, находя, что он действительно помогал ослабить мою тошноту, хотя моя головная боль была совсем другим делом.

— Я не привык называть лечение «успешным», когда после него пациент чувствует себя хуже, чем до, — сухо заметил я.

— Это — вопрос перспективы, — ответила она, вставая, и направляясь к двери. — Я выйду. Дориану не терпится с тобой поговорить.

— Да я в ближайшее время вроде никуда и не собирался, — сказал я.

Она пожала плечами:

— Большую часть вчерашнего дня ты провёл, пытаясь вывернуть свой желудок наизнанку. Он не думал, что ты тогда был в настроении для беседы.

— Хороший аргумент.

Она исчезла, и мой рослый друг сунул голову в дверь:

— Жив ещё? — с полуулыбкой спросил он.

— Едва, но благодаря твоей матери я в основном жалею, что не умер, — ответил я. — Есть новости? — осведомился я. Прошло три дня с тех пор, как Леди Торнбер начала щедро пичкать меня алкоголем, поэтому я вполне понятным образом нервничал насчёт того, что могло случиться за это время.

Дориан помрачнел:

— Выжило лишь семеро Рыцарей Камня: я, Сайхан, Харолд, Томас, Уильям, Иган и Эдвард, — без обиняков сказал он.

— Мы потеряли так много?

— Большинство слуг, горожан и солдат выжило, кроме тех, кто не успел перенестись вовремя. Мы потеряли более пятидесяти гвардейцев и двадцать горожан, включая девятерых детей. Большинство потерь случилось в городе, хотя несколько скрывались в замке, прежде чем их обнаружили одержимые берсеркеры Дорона, — сказал он, поясняя.

— Есть перемены среди выживших Рыцарей? — спросил я, зная, что они, наверное, обильно черпали силу из своих уз во время боя.

— Нет, к счастью, поскольку я сомневаюсь, что ты сейчас в силах освободить кого-то.

Я уставился на лицо Дориана, гадая, не показались ли мне несколько дней назад те гранитные зубы у него во рту. Он явно начал трансформироваться, и хотя это было ожидаемым для кого-то, кто использовал много силы земли, спонтанное возвращение к нормальному состоянию было неожиданным. Я даже не мог решить, спрашивать ли его об этом напрямую.

— Твоя мать имела с тобой разговор? — спросил я, меняя тему.

Дориан нахмурился:

— Нет, а что?

На миг я подумал о том, чтобы сохранить её тайну, перенаправив его вопрос, но в кои-то веки я был слишком уставшим для тонкостей. Вместо этого я дал ему самый прямой ответ, какой только мог:

— Тебе нужно самому её об этом спросить.

Он встал, будто бы собираясь сделать это немедленно:

— Быть может, это я и сделаю.

— Но прежде мне нужен совет, — вставил я.

— Насчёт чего?

— Что мне теперь делать? — спросил я.

Дориан посмотрел на меня так, будто я отрастил вторую голову:

— Ты не хуже других должен знать ответ на этот вопрос. Мы отстроимся заново, и будем жить дальше. Джордж уже начал переносить людей обратно в Уошбрук, и скоро мы начнём чинить нанесённые внутреннему донжону повреждения. Если не считать потерянных жизней, урон городу и внешним стенам был довольно незначительным.

— Не это, — сказал я, махая рукам. — Насчёт богов… Думаю, я убедил Дорона и, возможно, даже Миллисэнт, держаться от нас подальше, но меня беспокоит Мал'горос. Он стал слишком могущественным, теперь его даже сияющие боги боятся. Что хуже, он здесь, в нашем мире, и я понятия не имею, где он, и что он делает.

— Я уже говорил тебе — я буду разбираться с шиггрэс и с врагами, с которыми могут сражаться смертные… А богов и прочих я оставляю тебе. Вы с Маркусом всегда лучше справлялись со стратегией, когда дело доходило до политики или божественных вопросов, — ответил он.

— Марк! — громко сказал я. — Ты прав, конечно. Мне нужно с ним поговорить.

— Удачи. Ты ведь не забыл, что он переехал в Аградэн? — напомнил мне Дориан.

Я не забыл:

— Нет, но я всё ещё могу с ним связаться. Ты ещё не видел сегодня Пенни?

— Она ухаживала за Элэйн. Боюсь, что дела у девочки идут худо, — сказал Дориан.

— Что ты имеешь ввиду?

— Она плохо дышит, — ответил он, — хотя я никогда на самом деле не понимаю, как рана в ноге может создать проблемы с лёгкими.

В отличие от моего друга, я за последние годы немало узнал о реакции тела на раны. В частности, у меня была отличная мысленная карта того, как сосудистая сеть перемещала кровь, и в ответ на его комментарий у меня в голове зазвонил тревожный звонок.

— Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу, — без предисловий сказал я.

— Конечно.

— Пойди в мой кабинет, и открой шкаф слева от моего стола. Я там держу магические шкатулки для писем. Найди ту, на которой написано «Маркус», и принеси мне её, а также что-нибудь, на чём можно писать, — сказал я, описывая свою просьбу.

Он не стал терять времени, и ушёл несколько мгновений спустя. Как только дверь закрылась, я сел, и свесил ноги с кровати. Мир завертелся, и мой желудок бунтарски сжался. «С этим я разберусь», — тихо подумал я, — «лишь бы в голове колотить перестало». Игнорируя предупреждающие сигналы моего тела, я встал, и пошёл на другой конец комнаты. Далеко мне идти не пришлось — Элэйн держали в гостевой комнате напротив по коридору.

К тому времени, как я достиг двери, я задумался, а не замахнулся ли я слишком широко. Несколько минут я провёл, блюя, когда потерял контроль над своим желудком. Я с немалым сожалением расстался с чаем, который мне принесла Элиз. «Да и Пенни не будет рада луже», — заметил я.

Собравшись с силами, когда мой внутренний шторм миновал, я открыл дверь, и шагнул внутрь. Пенни и Уолтэр с удивлением посмотрели на меня:

— Какого чёрта ты делаешь за пределами кровати?! — сказала моя чудесная жена в качестве приветствия. Она выглядела чрезвычайно обрадованной лицезреть меня.

— Доброе утро, дорогая, — мило сказал я.

Она одарила меня злобным взглядом:

— Сейчас уже миновал полдень, гений, — сказала Пенни, встала, и направилась ко мне, явно собираясь отконвоировать меня прочь из комнаты: — Тебе сейчас не нужно быть здесь.

— Я слышал, что у неё проблемы с дыханием, — ответил я. Глядя Пенни через плечо, я увидел Элэйн, полулежавшую в кровати. Её лицо выглядело напряжённым, а дыхание шло частыми, мелкими вздохами, будто она только что бежала наперегонки, и не могла отдышаться. Она наблюдала за мной с того места, где лежала, и паники в её глазах хватило, чтобы подтвердить мои опасения.

Лицо Пенни приняло предостерегающее выражение. Она пыталась не испугать пациентку больше, чем было необходимо. Её слова были громкими и нахальными, будто она надеялась отвлечь Элэйн от её битвы за жизнь:

— Давай, я отведу тебя обратно в кровать, пока Элэйн не заразилась от тебя клинической дуростью. Ну в самом деле, ты делаешь что-то подобное каждый раз, когда болеешь. Я-то думала, что ты в конце концов поумнеешь.

Я поднял ладонь прежде, чем она подошла близко:

— Моя сила вернулась, по крайней мере — в некоторой степени. Мне нужно помочь ей, пока не стало слишком поздно, — сказал я. В течение этого разговора Уолтэр наблюдал за мной расширенными глазами.

— Будешь волноваться об этом, когда достаточно окрепнешь, — разумно сказала Пенни, — не сегодня.

— Она не переживёт сегодняшний день, если я сейчас же что-то не сделаю, — без обиняков ответил я. Это её окоротило.

Глаза Пенни сузились, когда она впилась в меня взглядом, предназначавшимся мне одному. В нём был страх, в этом взгляде, страх потерять что-то, что она только недавно вернула.

— Ты и сам можешь не пережить сегодняшний день, если сделаешь что-то поспешное, и окажешься недостаточно окрепшим, чтобы перенести последствия своей ошибки.

— Я должен попытаться, — сказал я, подаваясь вперёд, чтобы поцеловать свою жену. К её чести следует сказать, что она не отпрянула от меня, хотя я наверняка пах не очень хорошо. После этого я опёрся на неё, поскольку на ногах стоял не очень твёрдо.

— Ты уверен, что это — хорошая мысль? — спросил Уолтэр. Черты его лица осунулись от недосыпа и длительного стресса.

«Хорошая ли это мысль? Нет, наверняка нет», — внутренне сказал я себе, но знал, что обязан был попытаться.

— Положи руку мне на плечо, — сказал я, игнорируя его вопрос. — Наблюдай, и попытайся поделиться со мной силой, если покажется, что я слабею, — продолжил я, осторожно опускаясь на кровать, и вытягиваясь рядом с моей учащённо дышащей ученицей.

Со времён моих первых попыток исцеления, много лет назад, я научился категоризировать свои действия по требуемому уровню соединения. Простое лечение было актом воли, требуя лишь желание и способность манипулировать эйсаром — по сути, обычное волшебство. Контакта разумов или духов не требовалось, и не имело значения, оказывал субъект содействие или нет. Простое лечение могло закрывать раны и сращивать кости, и Уолтэр только этому и научился.

Более искусные волшебники могли, при некотором личном риске, соединяться, и посылать свой дух в пациента. Использование такой техники давало волшебнику большое контроля, и они могли использовать собственные ощущения тела, чтобы информировать и дополнять свои магические чувства. Именно это я сделал, впервые воспользовавшись магией, когда я вселился в лошадь Герцога, Стар. Я снова сделал это, когда Пенни умирала, пронзённая снарядом из баллисты.

Третьим уровнем исцеления был тот, которому меня научила Мойра Сэнтир, и именно с помощью него я в конце концов и спас жизнь Пенни, когда обычного волшебства оказалось недостаточно. Я прислушался к её телу, и сделал её тело частью себя, используя физическую память её тела, чтобы восстановить её до состояния физического здоровья. Этот уровень исцеления требовал архимага.

Сегодня я столкнулся с несколькими новыми проблемами, первой из которых было отсутствие у меня уверенности в том, что моё тело было достаточно здоровым, чтобы пережить сколько-нибудь продолжительное отсутствие моего духа. Второй проблемой было отсутствие у меня уверенности в том, что я смогу исцелить её одним лишь волшебством, а мои магические чувства не вернулись настолько, чтобы я смог с уверенностью «слушать» её тело. В самом деле, я даже землю едва слышал, а обычно она была самым громким голосом в окружающем меня мире.

— Элэйн, послушай меня. Скоро ты почувствуешь, как я начну, и мне понадобится твоя помощь. Я сейчас не очень силён, поэтому если ты хоть немного будешь сопротивляться, то я, возможно, не смогу сделать необходимое. Тебе кажется, что ты задыхаешься, поэтому ощущение паники вполне естественно, но не отталкивай меня рефлекторно, — успокаивающе сказал я.

Она кивнула, следя за мной взглядом, в то время кака сама учащённо вдыхала и выдыхала. Закрыв глаза, я начал, или, по крайней мере, попытался. При закрытых глазах мой магический взор казался более острым, но он всё же был не таким чётким, как я помнил. Тело Элэйн светилось силой её эйсара, и становилось ещё ярче из-за её борьбы за жизнь. Послав свои мысли вперёд, я попытался войти в её тело, но обнаружил, что меня быстро оттолкнуло. Покинуть собственную форму уже было достаточно трудно, но как только я вошёл в контакт с бушующим потоком её эйсара, меня сразу же выкинуло обратно в себя.

Частью проблемы могло быть то, что я никогда не пытался сделать это с другим волшебником, по крайней мере — находящимся в сознании, или полностью занимавшем своё тело. Мне требовалось быть сильнее — у меня просто не было силы, необходимой для того, чтобы прорваться внутрь. «В девушке много силы», — подумал я. «Жаль, что я сам не могу ею воспользоваться».

Но, может быть, я и мог, в некотором роде, если бы я попытался сделать то, что сделала Мойра Сэнтир, помогая мне, когда я пытался спасти Пенни. Снова вытолкнув свои мысли наружу, я сначала нашёл разум Элэйн, будто пытаясь установить с ней ментальное соединение.

— «Помоги мне, втяни меня».

Её ответ был мощным, и я почувствовал, как меня поймали, когда её воля вцепилась в меня, и неуклонно потащила внутрь. Это ощущение пугало, в основном потому, что я так мало контролировал процесс. Я оказался внутри неё, окружённый и поглощённый её силой, и одновременно засыпаемый болью, исходившей из нижней части её тело. В её груди было напряжение и ощущение тяжести, будто на ней сидел тяжёлый мужчина, не давая ей дышать.

Мне нужно было найти источник проблемы. К счастью, я уже знал, где начать.

— «Следуй за мной, и наблюдай», — мысленно сказал я ей. Сузив свой фокус, я нырнул внутрь. Используя боль в качестве отправной точки, я начал следовать вдоль вен, что вели от её разбитой ноги обратно к её лёгким, пока наконец не добрался до препятствия, вызывавшего её проблему. Большой тромб частично перекрыл пульмональную артерию, которая вела от её лёгких к её сердцу. Если бы та была полностью закрыта, то она бы уже умерла, задохнувшись вопреки продолжающейся работе своих лёгких, потеряв способность возвращать обогащённую кислородом кровь в остальную часть своего тела.

Не теряя времени, я с острой точностью вскрыл артерию, и вытолкнул тромб наружу — позже он рассосётся в её теле. Я мог бы разбить его на части внутри сосуда, но я боялся, что мелкие части могут перекрыть нижестоящие артерии, или стать основой для формирования более крупных тромбов. Её тело ненадолго заставило кровь хлынуть через созданное мною отверстие, пока я снова его не закрыл. Снова став целым, кровяной сосуд начал посылать надлежащее количество крови обратно к сердцу, и я почувствовал, как её дыхание начало замедляться, поскольку её телу больше не нужно было бороться за поддержание в себе жизни.

— «Спасибо», — пришли ко мне её мысли вместе с глубоким чувством теплоты и приязни.

— «Рановато», — ответил я. «Тут ещё осталось немало работы».

Я хотел восстановить её полностью, как я это сделал с Пенни. Силы у меня для этого не было, но я знал, как это сделать.

— «Не впадай в панику, когда почувствуешь перемены. У тебя будет ощущение, будто ты становишься кем-то ещё — не отталкивай его. Мне надо стать тобой».

— «Что?!»

Я прислушался. Моя собственная сила была мала, но Элэйн была полна сил, которые требовались мне, чтобы исцелить её сломанное тело. Я не мог использовать её силу, но она сама — могла. Слова Мойры Сэнтир эхом отразились в моём разуме, когда я вспомнил наш давний разговор: «Архимаг не обладает силой, Мордэкай. Архимаг становится тем, чем он хочет обладать».

То, что я делал, было опасно. Я никогда не пытался сделать другое разумное, находящееся в сознании существо частью себя. Опасность была сродни той, которую я испытывал прежде, но вероятность того, что я забуду свою собственную личность, была выше. «Или нет?». Этого я не мог знать. Отринув сомнения, я прислушался, сперва — лишь к стуку её сердца, равномерно бившегося, теперь уже легче, после удаления тромба. Постепенно я начал осознавать вибрацию, песню, что-то светлое и женственное. Она была энергичной и живой, и как только я осознал её, она, в свою очередь, осознала моё присутствие.

Я коснулся её, не сознательного разума Элэйн, а её истинной сути, ядра, которое служило источником её мыслей и чувств. Это было нечто изначальное, и с этим не следовало обращаться небрежно, поскольку это был источник жизни, сознания, и, быть может, даже свободной воли.

Оно было мной.

А потом я перестал себя осознавать.

Глава 32

Просыпался я медленно, ощущая зародившееся в плечах приятное напряжение, пока я наконец не вынужден был потянуться, выгнув спину. Я чувствовал себя необычайно хорошо, что было необычно, в частности — потому, что обычно я не такое прилагательное ассоциировал с пробуждением или утром. Тело моё казалось отдохнувшим и здоровым. А вот память моя была слегка размытой, и почему-то я полагал, что так быть не должно.

Что-то сказало мне, что мне следовало чувствовать себя плохо, но я на самом деле не был уверен, почему. Тут дверь открылась, вошла Пенни, и мгновенно увидела моё бодрствующее состояние.

— Ты не спишь! — почти закричала она.

— Ты — тоже! — крикнул я в ответ, думая, что она заслуживала некоего поощрения.

Тут она расплакалась.

«Чёрт!» — внутренне выругался я. «Мне всегда удаётся сказать что-то не то, даже когда я не знаю, что можно сказать неправильно… или правильно, если уж на то пошло». Серьёзно, это был дар. Когда дело доходило до вызывания женских слёз, я был одарённым идиотом. Можно было подумать, что, учитывая полное непонимание ситуации, у меня могла быть по крайней мере пятидесятипроцентная вероятность сказать что-то, что её рассмешит, но почему-то так никогда не получалось.

Я сумел достаточно быстро выпутаться из одеяла, чтобы поймать её, когда она бросилась ко мне на кровать. Встав, я поймал её в объятия, когда она побежала ко мне. Довольно быстро я осознал, что её слёзы были из разряда «счастливых» слёз, что, при прочих равных, всё же несколько лучше, чем альтернатива. Я считал себя в некотором роде экспертом по диагностике различных видов слёз, поскольку я собственной персоной немало их повидал.

Я произносил тихие, успокаивающие слова, лишённые какого-то конкретного смысла, поглаживая её волосы, и прижимал её к себе, давая ей успокоиться. За время нашего брака я усвоил, что слёзы часто были для Пенни своего рода способом снять напряжение. Лично я предпочитаю что-то сломать, или просто игнорирую свои чувства — они всё равно через некоторое время сами проходят. Это — одно из многих наших различий, полагал я.

В какой-то момент она вернула себе достаточно соображения, чтобы завязать нормальный разговор:

— Я не знаю, следует ли мне на тебя злиться за то, что ты так рисковал, или радоваться тому, что ты вернулся.

Я зарылся носом в её волосы, вдыхая аромат любимой мною женщины:

— Ты такая плакса, — нежно сказал я. — Я даже не уверен, что произошло, — добавил я.

Она заворчала мне в плечо, но я крепко прижимал её, чтобы она не могла выгадать достаточно пространства для замаха. Ну, я попытался крепко её прижимать… узы земли дали ей физическую силу, далеко превышавшую мою собственную. Наши объятия превратились в односторонний борцовский поединок, в котором я, смеясь, проиграл. В конце концов я оказался лежащим на спине, в кровати, а она смотрела на меня сверху вниз. Мои руки она скрестила и прижала. Слёзы скатывались по её носу, и капали мне на грудь. По крайней мере, я надеялся, что это были слёзы — правильное определение, наверное, зависело от того, стекали ли они после покидания её глаз по внешней… или внутренней стороне её носа. Я быстро подавил гадливое чувство.

— Больше чтоб так никогда не делал! Ни для кого, слышишь? Ну, разве что для детей, но даже для меня — нет! — объявила она.

— Чего не делал? — спросил я.

— Ты даже не помнишь?! — в бешенстве сказала она. — Как типично. Элэйн была ранена, уж это ты помнишь?

Тут меня волной захлестнули воспоминания — нападение на замок, моё отравление, мучительное лечение Леди Торнбер… и ужасная рана Элэйн. Я вспомнил, как пытался её исцелить, до какого-то момента, но потом мои воспоминания закончились тупиком.

— Я не знаю, что случилось, — неуверенно сказал я. — Всё как в тумане. Я начал, а потом, где-то посередине, я, наверное, потерял сознание.

— Ну, а вот она определённо помнит достаточно за вас обоих! — объявила моя раздражённая супруга. — Она сказала, что ради её исцеления ты расстался с собственной жизнью.

— Что?! — ошарашенно спросил я.

— Ты слышал меня. Я это на самом деле не поняла, но, судя по её описанию, ты каким-то образом «стал» ею, то есть… ты перестал быть собой. Она смогла использовать твой дар, чтобы восстановить своё тело, и твоё, но она не была уверена, проснёшься ли ты когда-нибудь. Именно это меня и расстраивало на самом деле, — сказала Пенни.

Пока она говорила, я заметил, что мой магический взор вернул себе считаемую мной нормальной остроту, и голоса земли и ветра снова звучали со своей нормальной громкостью. Что бы ни случилось, я, похоже, полностью восстановился.

— А мне это представляется вполне неглупым, — сказал я Пенни.

— Чёрта с два! И что хуже, когда всё закончилось, она попросила у меня прощения, — добавила Пенни.

«О-оу», — подумал я.

— Попросила прощения?

— Да. Она сказала, что любит меня, и что теперь она лучше понимает твою точку зрения, — объяснила Пенни. — Ты ведь не против рассказать мне, что это была за чертовщина?

Это привело к неудобному объяснению, но когда я закончил, Пенни, похоже, его приняла. Она даже позволила мне вернуть себе контроль над руками.

— В следующий раз тебе следует с самого начала рассказывать мне такие вещи, — упрекнула она меня, прежде чем расслабиться, и прижаться ко мне. — Искушение было сильным? — спросила она.

«Очень», — сказал мой внутренний голос. Мой внутренний голос иногда бывает довольно тупым.

— Было… чуток, — признался я.

Она заворчала:

— Я думаю, тебе требуется напоминание.

И она мне напомнила. Мне повезло, что я к этому моменту полностью восстановился, иначе я мог и не выжить.

* * *

Позже, в тот же день, у меня наконец дошли руки до шкатулки для сообщений, которую мне любезно принёс Дориан. Я действительно намеревался на неё взглянуть, и послать сообщение, но в тот момент я лишь искал способа отвлечь его достаточно надолго, чтобы сбежать из своей комнаты.

Самоцвет на крышке шкатулки мягко мигал, указывая на то, что внутри было непрочитанное сообщение.

Мордэкай,

Прости меня за скудную корреспонденцию. С тех пор, как я переехал в Аградэн, я был занят обустройством нашего нового дома. Мариссе, похоже, нравится снова быть близко к семье, хотя время и расстояние несколько отдалило её от них.

Я не стал терять времени, приступив к поиску родового дома семьи Гэйлин, хотя, как ты знаешь, это было лишь вторичной моей целью. Сами поиски на самом деле оказались слегка разочаровывающими, ибо только начав задавать вопросы, я сразу же обнаружил, что его расположение здесь известно всем. Местные называют это место Дра́кон Пэрке́т, что, как я выяснил, означает «Пристанище Дракона» или «Насест Дракона».

Учитывая то, что мы уже знаем о Гарэсе Гэйлине, кажется очевидным (мне, по крайней мере), что он, должно быть, провёл здесь немало времени после своей трансформации, откуда, наверное, и пошло это название. Здесь есть множество рассказов о людях, которые утверждали, что видели крупного зверя. До недавнего времени их считали лишь плодами чересчур активного воображения детей и неуравновешенных индивидов, но несколько лет назад немалое число людей утверждали, что видели существо, поднимавшееся из земли. Больше над этим они не смеются.

Я хотел бы съездить туда. Отсюда это лишь вопрос нескольких миль, но здоровье моё начало портиться, создавая трудности. Если дел не слишком много, то тебе следует подумать о том, чтобы приехать и посмотреть. Я знаю, как сильно ты порой погружаешься в свои проекты, но я действительно думаю, что здесь ты сможешь найти важные крупицы информации, и кто знает, что оставил после себя род Гэйлинов? Судя по всему, местные туда никогда не ходят, а те немногие, кто пытаются, неуклонно блуждают, так и не добравшись до сердца местности. Звучит знакомо, не так ли? …Это заставляет меня думать о твоём забывчивом дне в библиотеке моего отца.

Если ты всё же сумеешь выкроить время для поездки, то, быть может, мы могли бы отправиться вместе… ещё одно приключение, а? Я, конечно, не буду особо полезен, и, в моём нынешнем состоянии, тебе наверное придётся меня буквально тащить, но я всё ещё пригоден для острой пикировки. Я бы действительно хотел увидеть, что там находится.

На этом я пока что закончу это письмо. Марисса шлёт свою любовь, как и я. Поцелуй за меня близнецов.

Маркус

Заново сложив бумагу, я ощутил знакомый укол вины, вины человека, который слишком занят, чтобы поддерживать связи с друзьями. У меня даже не дошли руки до чтения найденной им книги, касавшейся рода Гэйлинов. Он оставил её мне в доме в Албамарле.

Особо беспокоили меня его ремарки относительно собственного здоровья, поскольку я знал, что он приуменьшил проблему, из чего вытекало, что ему наверняка было гораздо хуже. Но сейчас я не мог позволить себе уехать. В мой замок вторглись. Мои люди вернулись, но многое ещё нужно было исправить, и я едва ли мог оставить их беззащитными.

Я закрыл глаза, и попытался расслабиться. За прошедшие годы я в этом весьма поднаторел. Большая часть моей магии требовала спокойного разума, иначе мои эмоции влияли на мой контроль. Моё дыхание замедлилось, и я начал перечислять свои проблемы. Во-первых, двое оставшихся людских богов были моими врагами, но они, возможно, слишком напуганы, чтобы выступать против меня напрямую. Во-вторых, остатки шиггрэс всё ещё бродили по миру, хотя я не мог быть уверен ни в их численности, ни в местоположении. В-третьих, мой замок был повреждён, и мои люди были напуганы, только недавно пережив нападение. В-четвёртых, Лираллиа́нта всё ещё сидела взаперти, и я не мог решить, осмелюсь ли я её выпустить.

«Постой! Это что такое я только что перечислил?». Я снова пробежался по словам у себя в голове. Я знал, что они были странными, но они таковыми не казались, и это пугало. Имя было знакомым. «Лираллианта», — подумал я, и у меня в сознании предстал образ молодой женщины с мягкими серебристыми волосами и пристально глядящими на меня яркими голубыми глазами. Она была стройной, и что-то в чертах её лица придавало ей неопределённый возраст, а потом я заметил её уши. Они слегка заострялись на кончиках, из-за чего казались немного длиннее, чем у людей.

Солнечный свет яркого летнего дня мерцал в её волосах. Окружавшие нас деревья были огромны, но отстояли друг от друга достаточно далеко, чтобы создавать острова света среди своих теней. Она повернулась ко мне, и я услышал её голос: «Что заставило тебя думать, будто я — человек?»

Я вскочил со своего кресла. «Я что, спал?». Пока мои глаза шарили по комнате, моё сердцебиение начало замедляться до нормального ритма. «Нет, я не спал. Как я мог забыть? Лираллианта была одной из Ши'Хар». Эта мысль казалась мне нормальной, но я знал, что это было не так. Дверь в моём разуме раскрылась, и через неё переливались воспоминания о временах и местах настолько далёких, что они уже не могли иметь никакого отношения к настоящему.

Я попытался снова сосредоточить свои мысли на Марке, но первая мысль, что пришла мне в голову, была о дне, когда он передал мне некую деревянную шкатулку, в которой хранился договор между человечеством и Ши'Хар. «Они его нарушили, он больше не имеет смысла. Я не виноват».

— Я теряю свой долбаный разум, — сказал я вслух, надеясь на то, что звук моего собственного голоса поможет мне снова вернуться на грешную землю. — Первым делом мне нужно успокоить людей. Они захотят увидеть, что я жив, и всё ещё их защищаю. Пока я этого не сделаю, ничем другим я заняться не смогу.

Сжав челюсти, я закрылся от непрошеных мыслей, и настрочил Марку короткое письмо. Я сжато поздравил его с находкой, и пообещал, что вскоре попытаюсь найти время для визита. Я намеренно опустил наиболее недавние события. Их описание заняло бы слишком много времени. Они подождут для другого раза.

Закончив, я встал, и вышел. Мне уже давно было пора вернуться в Замок Камерон. Люди вернулись, и мне нужно было подкрепить их уверенность. Сделав глубокий вдох, я твёрдо зашагал по коридору. Уверенность в себе — вот, что самое главное.

Глава 33

Два дня прошли почти без происшествий. Я держал Пенни и детей укрытыми в нашем уединённом доме, пока сам продолжал руководить началом реконструкции. Я всё ещё не считал, что ситуация стала достаточно безопасной, чтобы вернуть семью, но никаких признаков возвращения кого-либо из богов не было.

Карэнт всё ещё стонал и причитал о своей судьбе глубоко внизу, в Камере Железного сердца. Сила была из него вытянута, и теперь хранилась в окружавшем его тяжёлом железе, создавая неприступную тюремную камеру. Позже мне нужно будет решить, как использовать эту силу. Хотя структура и форма его тюрьмы сильно отличались от Бог-Камня, функциональное назначение было тем же. Она содержала в себе его силу, и если я не найду способа её постоянно использовать, то он рано или поздно перегрузит ёмкость железа, создав немыслимых масштабов взрыв.

Однако по моим лучшим прикидкам у меня было ещё несколько лет, прежде чем это станет сколько-нибудь вероятным.

Я встретился с Уолтэром, Элэйн и Джорджем, приставив Джорджа помогать с реконструкцией повреждённых частей Замка. Уолтэра и Элэйн я посадил посменно сторожить замок и Уошбрук. Я хотел, чтобы кто-то был там в любое время, готовый повторно активировать барьер, если случится худшее, и Дорон или Миллисэнт решат нанести визит.

Когда они уходили, Элэйн остановилась, и оглянулась:

— Могу я поговорить с тобой наедине?

— Конечно, — согласился я, надеясь, что разговор будет не слишком неудобным.

Когда её отец и брат ушли, я закрыл дверь, и жестом указал ей на стул. Мы сидели в одной из более мелких совещательных комнат Замка Камерон. Когда мы снова сели, я принялся ждать того, что же она скажет.

Пока она набиралась смелости, в комнате висела неуютная тишина.

— Я хотела поблагодарить тебя, — наконец сказала она, — и попросить прощения.

Я махнул руками, будто отвергая её слова:

— Нет. Тебе не нужно просить прощения, особенно после того, что ты сделала ради моей семьи. Пенни видела твои действия в коридоре. Ты защищала моих детей так, будто они были твоими собственными.

— Это не отменяет того факта, что я перешагнула черту, которую перешагивать было нельзя. Я позволила своему собственному эгоизму закрыть мне глаза на то, что мои действия грозили повредить твоей семье, — объяснила она. — После того, что ты сделал, когда исцелил меня, я поняла, насколько я ошибалась.

Мы на самом деле ещё не говорили о событиях того дня, поэтому у меня всё ещё было много вопросов относительно того, что случилось после потери мною сознания.

— Кстати, об этом, — начал я, — не могла бы ты описать, что со мной произошло?

— Ты дал мне то, чего я всегда желала, — с мечтательной улыбкой сказала она.

«Себя?»

Она увидела выражение моего лица, и заговорила прежде, чем я смог вставить слово:

— Не будь таким эгоистом. Я имела ввиду твой дар — я ненадолго смогла слышать голоса мира.

— Если я зашёл настолько далеко… то почему я всё ещё здесь? У тебя было всё, — указал я.

Элэйн нахмурилась:

— Я что, кажусь настолько мелочной, настолько эгоистичной? Я видела твоим взглядом, и я теперь лучше понимаю, что тобой движет. Я знаю, что мои… чувства, возможно, были ошибочны, но я не зла. Пенни и твоя семья раньше были мне небезразличны… но когда я увидела их твоими глазами… как я могла отнять у них отца? Пока ты был со мной, я не просто обладала твоим даром. Я также видела их, твою жену и семью, в свете твоей любви. У меня не было иного выбора кроме как вернуть тебя, восстановить тебя, как ты восстановил меня.

— Мне следовало подумать, прежде чем говорить такое, — сказал я, пойдя на попятную. — Я достаточно хорошо знал тебя, иначе бы не зашёл настолько далеко.

Она опустила взгляд:

— Не надо. Твоя доброта не помогает, и я не это собиралась тебе сказать.

Я был озадачен:

— Так в чём дело?

— Прежде, чем всё закончилось, до того, как я всё сделала до конца, я ощутила что-то в твоём сердце, бывшее частью тебя, но в то же время отдельно. Но когда я попыталась на него посмотреть, чтобы увидеть получше, я почувствовала, как оно смотрит на меня в ответ, будто оценивая меня, — сказала она. — Оно меня напугало.

Единственным, о чём она могла говорить, была моя скрытая часть, хранящая тайны, которые я не осмеливался рассматривать. Я никогда не видел эту часть такой, какой её описывала Элэйн, но я сразу же понял. «Ты несёшь Рок Иллэниэла». Эти слова эхом отразились у меня в сознании, хотя я не был уверен, где я их услышал.

— Уже спрашивала у тебя об этом в прошлом, и ты мне не отвечал, но сейчас я понимаю. Именно оттуда происходят твои тайны, так ведь? — сказала она, не став ходить вокруг да около.

— Некоторые, — согласился я. — Не все, я думаю, но порой мне трудно определить. Я не думаю, что оно настолько отдельное, как ты полагаешь. Я думаю, что это — лишь тёмный уголок моего собственного разума. Я просто не знаю, откуда он знает всё, что ему известно.

— Он знает, — мрачно ответила она. — Он знает, как он к тебе попал.

Я подавил дрожь:

— Ты что-то узнала от него?

— Нет! — резко сказала она. — Это было просто ощущение, но я уверена, что он знает.

— Ты всё время говоришь о нём так, будто он является чем-то чужеродным. Я думаю, что это — просто ещё одна часть моего «я». Что-то вроде наследственной памяти, может быть, пришедшей мне от моего отца, но всё ещё являющейся частью «меня», — объяснил я.

— Возможно, ты прав, — ответила Элэйн, — но я думаю, что тебе следует опасаться.

«Это всё, конечно, хорошо, но как я по-твоему должен опасаться самого себя», — иронично подумал я.

— Я попытаюсь, — успокаивающе сказал я.

* * *

Тем вечером я снова прочитал письмо Марка. Чем больше я о нём думал, тем больше мне не терпелось с ним увидеться. Ситуация дома вроде бы стабилизировалась, и я начал волноваться, что если буду долго медлить, то будет слишком поздно. Я уселся в своём кабинете, чтобы написать ему ответное письмо.

Маркус,

Моё последнее письмо было слишком коротким. Я опустил в нём много недавних событий, в основном потому, что не хотел беспокоить тебя тем, на что ты не можешь повлиять. Сейчас всё успокоилось, и я решил съездить в Аградэн. Я расскажу тебе о последних событиях, когда увижу тебя. Их действительно слишком много, чтобы изложить в письме.

Ожидай меня через два или три дня.

Мордэкай

Я сложил маленький лист, и поместил его в коробку, а затем откинулся на стуле, и попытался подумать о том, как я буду объяснять Пенни своё решение. Чем больше я изучал свои мотивы, тем эгоистичнее они казались.

Пятнадцать минут спустя я сдался, и собирался покинуть свой кабинет, когда заметил, что на шкатулке для сообщений мигает огонёк. Получить ответ настолько быстро было делом необычным. Открыв шкатулку, я нашёл маленький обрывок бумаги, на котором было поспешно нацарапано. Почерк принадлежал не Маркусу.

Дорогой Мордэкай,

Пожалуйста, прости меня за состояние этой записки. У меня не было времени найти более подходящий лист для письма. Мой муж больше не может отвечать. Его болезнь ухудшилась, и он больше не может встать с кровати. Он временами пребывает в бессознательном состоянии, но я попытаюсь дать ему понять, что ты уже в пути.

Искренне твоя,

Марисса Ланкастер

Комната будто закачалась вокруг меня, и я услышал, как у меня в ушах застучала кровь. «Этого не может быть». Я встал, и тупо уставила на стену, когда меня захлестнула ужасная срочность, а потом мой паралич резко исчез, и я пришёл в движение. Действуя почти неосознанно, я собрал вещи, которые, как я думал, мне понадобятся, мой посох, мой пояс с особыми мешочками, мой стило… и тут я остановился.

— Надо сказать Пенни.

К счастью, я сумел добраться до неё, не встретив никого другого, в частности — моих детей. Я не был уверен, что смог бы скрыть от них свой мощный наплыв эмоций, и пугать их было последним, чего я хотел. Они и так уже недавно всякого навидались.

— Что?! — мгновенно сказала она. Полагаю, выражение моего лица уже выдало меня.

— Дело в Марке, — начал я, и в течение следующих десяти минут я объяснил столько, сколько мог, хотя из-за необходимости мой рассказ был далеко не полон.

— Я не понимаю. Что, говоришь, с ним не так? — перебила она.

Силясь сохранить терпение, я повторился:

— Это болезнь под названием «серая слабость», недуг, которым страдают те, в кого вселялся один из богов.

— Так, и откуда же тебе об этом известно?

Я уже был в движении, направляясь к двери.

— Мне пора, дорогая, — сказал я на ходу.

Она увидела выражение моего лица, и уже поняла, что отговорить меня не удастся.

— Дай мне кое-что взять. Я отправлюсь с тобой.

Это заставило меня приостановиться на миг. Лицо Пенни было серьёзным, и искренность его выражения напомнила мне, почему я так долго её любил. Я печально ответил:

— Ты не можешь.

— Чёрта с два… — начала она, и тут Айрин пробудилась ото сна, и заплакала. — Проклятье! — воскликнула она, и наши взгляды снова встретились. Её глаза наполнились слезами, когда она взяла нашу дочь на руки, и стала мягко её укачивать. На миг она забылась, но реальность довольно быстро напомнила ей, что наши ноши нельзя было так легко сбросить.

Я задержался, чтобы поцеловать свою жену, и провести пальцами по мягким волосам Айрин, а затем отвернулся.

— Скажи ему, что я его люблю! — настойчиво сказала она, когда я уходил. Я кивнул, и, закрыв дверь, услышал, как она тихо заплакала. Маркус и ей тоже был другом детства, и то, что ей пришлось остаться, было несправедливым.

Заскрипев зубами, чтобы удержаться от слёз, я направился к созданному Уолтэром кругу, который вёл в Ланкастер. Нужно было рассказать ещё нескольким людям.

* * *

Моё прибытие в Ланкастер обошлось без фанфар. Никто меня не ждал, и охранник в здании с кругом знал меня достаточно хорошо, чтобы просто пропустить меня с любезным поклоном и пожеланием доброго дня. За последние пару дней между Камероном и Ланкастером уже было активное движение, когда Уолтэр и Джордж переходили туда-сюда, сопровождая Леди Торнбер, и передавая в обе стороны различные новости.

— Где Роланд? — спросил я солдата у двери в главный зал. С тех пор, как Джеймс взошёл на трон, забота о повседневных делах в герцогстве легла на плечи его младшего сына. По традиции старший сын, Маркус, получил бы эту работу, но он уже не один год как отказался от своего наследия. Сестра Марка, Ариадна, была старшей из двух оставшихся детей, но традиция означала, что она могла унаследовать титул лишь в том случае, если бы её младший брат умер или был бы признан неспособным.

Роланд был достаточно способным, хотя на самом деле не желал этой позиции. За последние несколько лет они с Ариадной управляли повседневными делами по очереди, предоставляя друг другу долгие периоды избавления от требований лидерства. Естественно, это привело к активным дискуссиям на тему того, кто из них в конце концовунаследует их отцу, не только как Герцог (или Герцогиня), но и как монарх.

— Полагаю, Его Высочество последний раз видели в конюшнях, Ваше Превосходительство, — незамедлительно и с идеальной вежливостью ответил охранник. Ланкастеры приложили больше усилий к обучению своего персонала надлежащему обращению. В Замке Камерон многие слуги были несколько неуверены в том, каковы правильные формы обращения, да я на самом деле об этом и не беспокоился.

Я кивнул ему, и последовал его совету. Роланд любил лошадей не меньше, чем его отец — или мой отец, если уж на то пошло. Я довольно быстро отыскал его — он чистил щёткой милую белую лошадь. Как принцу королевства, да и сыну герцога, если уж на то пошло, ему не требовалось ухаживать за своими лошадьми. Он занимался этим исключительно ради собственного удовольствия.

В детстве младший брат Марка был на восемь лет моложе нас, поэтому мы на самом деле не были близки. Вместо этого он нами восхищался, а мы, со своей стороны, наверное, были слегка жестоки, пытаясь по возможности исключить его из наших игр. Глядя на него сейчас, я поразился тому, насколько сильно он был похож на моего друга. Его волосы были более тёмного карего оттенка, а глаза были светло-голубыми. Он был выше и шире в плечах, чем его старший брат. Во многих отношениях он был красивее, хотя и не обладал таким же количеством шарма, как Марк — но, с другой стороны, в этом мало кто мог с Марком сравниться.

— Хо, Роланд! — позвал я, поскольку он, похоже, не заметил моего приближения.

Он повернулся, и одарил меня непринуждённой улыбкой:

— Мордэкай! Как оно?

— Неплохо, — ответил я, по-быстрому обнимая его.

— Я не думал, что так скоро увижу тебя вне дома. Леди Торнбер сказала, что ты был на пороге смерти лишь несколько дней назад. Как вышло, что ты выглядишь таким здоровым? — спросил он.

— Моё выздоровление было скорым благодаря её своевременному лечению, а Элэйн смогла полностью меня восстановить, когда яд перестал действовать, — коротко сказал я, сосредоточив час разговоров в одном коротком предложении. — Твоя сестра дома?

— Нет. Отец попросил её присутствия в городе две недели назад. Она помогала ему с финансами нашей славной нации. Некоторые из его министров оказались менее чем заслуживающими доверия, — ответил он. Я был уверен, что за этим предложением скрывалась гораздо более крупная история, но и на это у меня тоже не было времени.

Я был разочарован, поскольку я не видел её почти год, но я быстро двинулся дальше:

— Я надеялся застать вас обоих дома, но это всё упрощает. У меня плохие новости о твоём брате.

Роланд отложил щётку, и жестом указал одному из конюхов сменить его.

— Быть может, нам следует поговорить снаружи, — предложил он.

Я последовал за ним прочь из конюшни. Свет послеполуденного солнца казался резко контрастирующим с тёмными вестями, которыми я вынужден был поделиться.

— Твой брат умирает, — сказал я, пустившись в напряжённое описание ситуации Марка.

Марк уведомил свою семью о переезде, но не о своём здоровье, поэтому моя информация была для Роланда серьёзным шоком. К сожалению, у меня не было времени на то, чтобы позволить ему постепенно привыкнуть:

— Я собираюсь нанести ему визит как можно скорее — хочешь со мной? — закончил я.

Он выглядел неуютно:

— Отец оставил меня здесь за главного…

— Твой сенешаль справится на какое-то время. Мы можем быть там в течение трёх дней, а возвращение будет мгновенным, как только я сделаю там круг.

— Но…

— Это всё, Роланд. Больше ты его не увидишь, — прямо сказал я.

Он выпрямился, и расправил плечи, прежде чем кивнуть:

— Поехали.

Потратив лишь то время, которое требовалось для извещения персонала о нашем отъезде, мы оказались в Албамарле в течение получаса.

Глава 34

— Ты ведь на самом деле не сказал, как мы собираемся туда попасть… так ведь? — неуверенно спросил Роланд.

Я оглянулся на него — мы поднимались по ступеням, что вели на вершину Шпиля Путника.

— Нет, вроде бы не говорил, — согласился я.

— Я завёл об этом речь потому, что мы идём по ступеням «вверх», а если ты собираешься ехать верхом, то нам, наверное, следует идти вниз, — нервно сказал он.

Я улыбнулся ему, что ни коим образом не прибавило ему спокойствия. Конечно, я знал, что сводил его с ума своей сдержанностью, но, как это часто и бывало, тёмные обстоятельства пробудили во мне соответствующее тёмное чувство юмора. Смерть Марка определённо была одним из самых тёмных событий, какие я только мог вообразить, хотя я и старался об этом не думать. Вместо этого я отдался наслаждению беспокойством Роланда.

— Если только мы не поднимаемся лишь для того, чтобы что-то забрать… перед отъездом, — нервно добавил он. — Мы ведь за этим поднимаемся?

— Нет, — сказал я.

— Что — «нет»?

— Мы не поедем верхом. Это заняло бы неделю, при условии, что мы не потеряемся, — ответил я.

На миг он поскользнулся на ступенях, прежде чем вернуть себе равновесие:

— Я и не знал, что ты уже создал в Аградэне круг, — прокомментировал он, надеясь, что именно так дело и обстояло. — Мне кажется, что вершина настолько высокой башни — странное место для круга, — сделал он наблюдение.

Я засмеялся:

— Действительно, было бы странно.

Выйдя из дверного проёма, мы оказались на вершине Шпиля Путника. Как часто и случалось, от открывшегося вида у меня ненадолго захватило дух. На этой высоте ветер был яростным, и грозил сбить нас с ног, когда мы вышли на открытое пространство. На самом деле опасности не было, поскольку мы были всё ещё более чем в десяти футах от края, и по краям были шестифутовые крепостные зубцы. Ну, на шесть футов поднимались зубцы, а бойницы между ними имели высоту в четыре фута.

Роланд явно сбледнул.

— Тебе ведь особо не нравится высота, да? — заметил я.

— Вообще не нравится, — честно ответил он.

«Значит, это ему придётся не по нраву», — подумал я, запуская руку в один из своих зачарованных мешочков. Оттуда я вытащил покрытый мистическими символами каменный диск. Подняв его перед собой, я отпустил его, используя свою силу, чтобы поддерживать его неподвижно висящим в воздухе.

— Нам надо отойти на несколько футов, — подал я мысль, указывая рукой, в какую сторону нам следовало подвинуться.

— Почему ты спросил насчёт моей боязни высоты? — спросил Роланд.

Я приложил палец к губам:

— Минутку, мне нужно сконцентрироваться, — сказал я, и, вытянув свой посох, стукнул им по висящему в шести футах перед нами каменному диску. Он распался на двадцать восемь отдельных частей, которые начали равномерно расходиться прочь, поддерживая расположение друг относительно друга. Они продолжили расширяться, пока мы отступали дальше, пока наконец не составили круглую форму где-то двенадцати футов в диаметре. Край круга ограничивался двенадцатью частями, в то время как шесть частей создавали шестиугольник в трёх футах над кругом, а ещё шесть — похожую фигуру под кругом. Широкое пространство между камнями заполнили магические силовые поля, хотя они были совершенно невидимы для нормального зрения… роландовского, например.

— Что это? — спросил он, дивясь, и забыв ненадолго о своём страхе. Он видел лишь набор камней, висящих в странно жёсткой конфигурации. Мои ощущения показывали мне кое-что слегка иное — напоминавший диск многогранник, состоявший из магических силовых плоскостей, двенадцати футов в диаметре, и толщиной в четыре фута посередине.

Я медлил с ответом на его вопрос, поскольку знал, что правда может вогнать его в панику:

— Ты ещё носишь своё ожерелье? — внезапно спросил я.

— Да.

— Не мог бы ты дать мне его посмотреть ненадолго? — сказал я ему.

Он неуверенно запустил руку под рубашку, и вытащил ожерелье. Я жестом указал ему дать его мне, и ждал, пока он силился расстегнуть застёжку. Как только он положил его на мою ладонь, я взял его за плечи, и сказал:

— Это — летательная машина.

— Что!? — воскликнул Роланд. Выражение его лица было бесценным.

— Ну, на самом деле это не «летательная» машина — это скорее силовая структура, защищающая нас от ветра, пока я двигаю нас по воздуху. Очевидно, если мы просто заберёмся внутрь, и столкнём её с крыши, то она упадёт как камень, — эксцентрично сказал я.

— Почему ты мне это рассказываешь? Я туда не полезу! Мне не нужно знать, — закричал он. Его глаза показывали слишком много белков.

Я понимающе кивнул:

— Я обязан был тебе рассказать. С моей стороны было бы неэтично брать тебя в такую поездку, не рассказав тебе заранее о том, как именно мы будем путешествовать.

— Не нужно, я решил… — начал он.

— Шибал, — мягко пробормотал я, подаваясь вперёд, чтобы поймать Роланда, когда тот осел на каменный пол. — Что ты там говорил? — спросил я вслух. Когда он не отозвался, я ответил сам себе: — Похоже, он задремал.

Произнеся командное слово, я заставил одну из невидимых панелей диска ненадолго исчезнуть, позволив мне протащить Роланда вперёд, и осторожно поместить его внутрь. Он был весьма мускулистым, поэтому я вынужден был использовать магию, чтобы поднять и направить его внутрь, иначе было бы очень неудобно. Сев рядом с ним внутри, я закрыл панель, запечатав нас внутри этого странного устройства.

Я не рассчитывал на то, что Роланд боится высоты. Моей браваде было труднее победить мой трезвый рассудок, когда у меня не было зрителей. Чего я ему не сказал, так это того факта, что я никогда на самом деле не летал на этой созданной мною штуке. Были некоторые дискуссии с Пенни, которая активно отговаривала меня от моих полётных амбиций. Она, судя по всему, считала, что полёты были уделом лишь птиц, а людям и им подобным не следовало с этим заигрывать. Она указала мне на то, что моим детям нужен был отец, и что если я выживу в какой-нибудь аварии, то она позаботится о том, чтобы всё, что осталось внутри моего раненного тела, получило возможность увидеть внешний мир.

Она могла быть весьма поэтичной.

По правде говоря, я, наверное, всё равно претворил бы свои идеи в жизнь, если бы не тот факт, что они и меня тоже заставляли нервничать. Возражения моей жены лишь вогнали последний гвоздь в этот гроб. Я не считал себя боящимся непосредственно высоты, но я испытывал к ней здоровое уважение, и из того, что я прочитал в библиотеке Иллэниэл, я узнал, что многие волшебники скоропостижно окончили свою карьеру, экспериментируя с полётами.

Быть может, мне следует пробежаться по основам. За всю историю волшебники нашли некоторое количество способов добиться полёта, наиболее примитивный из которых заключался в использовании магии для управления воздухом вокруг них, используя его для подъёма и передвижения. Простая вариация на этот метод включала в себя изменение массы волшебника — делая полёт проще… однако это создавало свои собственные, дополнительные проблемы.

Несколько индивидуумов решили задачу совсем другим способом, в основном превращаясь полностью или частично в различных естественным образом летающих существ. Большинство этих индивидуумов принадлежали к роду Гэйлинов, чей естественный талант к трансформационной магии был хорошо известен. Гарэс Гэйлин, к примеру, всё ещё жил, в некотором роде, пусть и в качестве дракона. Его отказ возвращаться в человеческую форму был одной из веских причин, по которым я не был особо заинтересован в этом методе.

Единственные оставшиеся методы все включали в себя различные устройства, либо временно заколдованные, либо перманентно зачарованные для решения некоторых проблем, связанных с полётом. Несколько этих идей привели к некоторым наиболее зрелищным смертям, а также к ряду поразительных побед. Джеффри Мордан предположительно создал своего рода гигантский воздушный змей, позволивший ему плыть по небу с большой скоростью, сберегая его магическую силу для использования в целях ускорения своего движения по воздуху и управления направлением его полёта.

На самом деле, большинство успешных устройств пилотировались членами рода Мордан, отнюдь не из-за какого-то особого навыка в зачаровании, а из-за родового дара, который оказался своего рода интуитивной телепортацией. Большинство членов рода Мордан могли телепортироваться практически по собственному желанию в любое место, какое они наблюдали в данный момент. Те, у кого дар был наибольшим, могли также перемещаться в любое место, какое они видели прежде. Хотя телепортация была технически возможной для любого волшебника, лишь род Мордан, похоже, мог это делать без проведения целой кучи математических вычислений. Они, похоже, рождались с интуитивной способностью производить вычисления подсознательно, в то время как остальным приходилось делать это вручную.

Из-за этой способности они смогли пережить многие ошибки, которые насильственным образом положили конец стремлению к полёту у других волшебников.

Другой поразительный успех принадлежал одному из моих предков, Дэма́ндрэду Иллэниэлу, построившему парусник, способный летать. Он был искусным чародеем, и вложил в создание и постройку массивного судна почти пять лет своей жизни. Оно было сделано по образу галеона, и, предположительно, имело длину в более чем сотню футов, с тремя мачтами для парусов. Дэмандрэд потерпел несколько неудач, прежде чем он сумел заставить свой корабль «плыть», собственно говоря — в основном потому, что полёт и хождение под парусом были двумя большими разницами, но в конце концов ему удалось адаптировать конструкцию, приведя её к рабочему состоянию. Конечный результат прославил его на годы, пока он наконец не отправился в экспедицию по изучению неизвестных диких земель нашего мира. Оттуда он не вернулся.

Я не был в особом восторге ни от какой из их конструкций. Стиль Джеффри Мордана, как мне казалось, скорее всего убил бы меня, и я не намеревался тратить пять лет на постройку массивного парящего корабля, как это делал Дэмандрэд. Также следовало учесть тот факт, что его корабль был ограничен лишь той скоростью, которую давал ветер.

Моя идея заключалась в создании чего-то простого, что позволило бы мне летать так же, как волшебнику, не использующему никакие внешние устройства. То, что я создал, было, по сути, аэродинамической оболочкой, которая должна была защитить меня от ветра, и дать мне гораздо больший объём, который можно толкать ветром. Я мог бы сделать что-то подобное и с временным заклинанием, создавая вокруг себя щит, но это устройство позволяло мне твёрдо сосредоточиться на управлением нашем полётом и толканием нас по воздуху. Оно также обходило одну из самых крупных проблем, на которые жаловался Джеффри Мордан — что после определённой скорости бьющий в лицо ветер затруднял ему дыхание.

— Надеюсь, ты готов, — сказал я своему бессознательному пассажиру, и начал творить заклинание, которое позволит мне управлять ветром вокруг нас. Я мог бы добиться этого проще, поговорив с ветром напрямую, но я не намеревался использовать свои способности архимага, пока хватало моей собственной силы.

Уняв страх, внезапно заставивший моё сердце подпрыгнуть к моему горлу, я использовал ветер, чтобы послать моё невидимое судно в стремительный полёт прочь, над миром. Мои собственные страхи не давали мне делать это раньше, но отчаяние наконец дало мне необходимый толчок.

«Срань господня! Что я наделал!?» — заорал мой внутренний голос. Я мог бы и вслух это прокричать, но мои челюсти сжались так крепко, что ничто не смогло бы их разомкнуть. Мир под нами был ярким и светлым, будто его нарисовал гигант с безумной страстью к цвету. Голубое небо, белые облака зелёные поля, и повсюду солнце отражалось от поверхностей, которые отказывались ограничиваться простыми цветами. Адреналин заставил мой разум лихорадочно работать, и мир налился ясностью, о которой мы часто говорим, но редко испытываем.

Ощущение движения, ускорения, было неописуемым, и в этот момент я понял, что нашёл новое увлечение. Прошла первая минута, и моё сердцебиение стало возвращаться к более-менее нормальному, в то время как мы летели вперёд, гонимые ветром, который был толкаем моим разумом всё крепче и крепче, придавая нам невообразимую скорость.

Наблюдатель с земли увидел бы двух человек, одного — сидящего, а второго — вытянувшегося на спине, быстро движущихся по небу, если они вообще нас замечали. Я быстро набрал высоту и скорость, вкладывая больше сил в ветер, чтобы не потерять чувство ускорения. Моё лицо просветлело, когда я испытал такое чувство возбуждения, какого никогда прежде не знал.

Земля под нами лениво уходила назад, несмотря на нашу непомерную скорость, и я обнаружил, что огромное расстояние между нами и землёй завораживает меня. «Надо приблизиться, чтобы увидеть, насколько быстро она тогда будет двигаться», — подумал я. Изменив ветер, я приложил небольшое давление вниз на переднюю часть нашего «судна», и обнаружил одну из причин, по которой так много волшебников гибли, пытаясь летать. К тому моменту я уже не мог подсчитать нашу скорость, но я уверен, что она во много раз превышала скорость любой птицы, которую я когда-либо видел в небе, и когда я приложил направленное вниз давление на переднюю часть, оно заставило наш корабль внезапно накрениться.

Воздух, прежде плавно обтекавший нас сверху, теперь бил в наклонную поверхность, и часть нашего движения вперёд превратилась в хаотичное вращение. Будучи лишь человеком, я попытался его остановить, и моя реакция лишь ухудшила ситуацию. Менее чем за секунду мы перешли от плавного полёта на огромной скорости к падению камнем, бесконтрольно вращаясь, и бурность нашего неконтролируемого полёта не позволяла мне понять, в каком направлении был «верх».

Я не мог знать, сколько оставалось времени до того, как мы ударимся об землю, но я был уверен, что это будет раньше, чем ожидалось, и, наверное, удар будет достаточно сильным, чтобы уничтожить любую защиту, какую я могу попытаться использовать. Даже если бы я сумел создать щит, достаточно крепкий, чтобы защитить нас, резкая остановка нас всё равно убьёт, наверное. Этот урок я усвоил сам, когда лечил раны моих рыцарей, носивших практически непробиваемую броню. Человеческое тело требовало бережного обращения.

Оставив попытки управлять нашим полётом или остановить вращение, я вместо этого активировал вторые чары, встроенные в камни, из которых состояло моё почти невидимое судно. Я прочитал рассказы, и пришёл к выводу, что я могу с некоторой вероятностью оказаться в подобной ситуации — хотя после начала полёта я на самом деле не верил в то, что такое будет возможно. Полёт казался таким простым, и полностью под моим контролем. К счастью, моя осторожная природа предоставила возможное средство для выживания.

Быстрое вращение полностью меня дезориентировало, и я сомневался, что смог бы в тот момент сотворить даже мелкое волшебство, но мои чары требовали лишь произнесения одного управляющего слова, «ли́ртис», что по-лайсиански означало «перо». Магия снизила нашу массу до одной десятой от обычной, в результате чего общая плотность моего двенадцатифутового диска стала очень низкой. Мы всё ещё падали, но теперь сопротивление воздуха было гораздо более веским фактором, чем гравитация и инерция. В результате скорость нашего падения стремительно упала, а вращение — замедлилось. И десяти секунд не прошло, как наше вращение полностью остановилось, а наше стремительное падение превратилось в нечто не более опасное, что мягкий спуск плывущего на ветру листа.

Когда неистовый ужас в моём сознании пошёл на убыль, я осознал доносившийся до меня громкий вопль — хотя, быть может, слово «крик» описало бы его лучше. Турбулентная брутальность нашего недавнего падения пробудила моего пассажира, который, похоже, был не очень рад сложившейся ситуации. Его голос уже утих, в основном благодаря тому факту, что Роланд опустошил свои лёгкие, и пока что не был способен перестать орать на промежуток времени, достаточный для вдоха.

Младший сын Ланкастеров, судя по его виду, находился в ужасном состоянии. На лице у него были кровавые отметины (вероятно, из-за ударов о стены нашего судна, пока он был без сознания), а его глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. «Он никогда не простит меня за это», — сказал я себе, но на самом деле меня более беспокоило то, что он мог рассказать о едва не настигшей нас смерти Пенни.

— Успокойся, всё в порядке! — крикнул я ему голосом, который гарантированно только и мог, что усилить его панику.

Слова, вроде, помогли. Он перестал орать ненадолго, и вдохнул, прежде чем закричать в ответ:

— Да что тут, блядь, происходит?!

— Не волнуйся, — сказал я ему уже спокойнее. — Дела наши приняли плохой оборот, но сейчас всё уже лучше.

— Как, чёрт возьми, я здесь оказался? — закричал он. — И что здесь, по-твоему, хорошего? Ты что, спятил?! — возопил Роланд. А затем его стошнило.

Перефразирую, его не просто стошнило. Рвота ударила из него фонтаном. Я готов был поклясться, что он намеренно целился в меня (чего я, возможно, заслужил). Тёплый поток ударил мне прямо в грудь, и я вступил в схватку со своим собственным, недавно подвергшимся тяжким испытаниям желудком за контроль над его содержимым. Но желудок у меня всегда был крепким, и тут он меня снова не подвёл.

— Проклятье! — воскликнул я. Запах был ужасным, и я знал, что не могу лететь остаток пути до Аградэна, не приведя себя в порядок. — Теперь мне придётся приземлиться! — объявил я.

— Слава богам! — сказал Роланд, ещё больше меня раздражая.

— Возвращайся ко сну, — сказал я ему, и затем позаботился об этом. Я знал, что если приземлюсь, то вернуть его на борт мне ни за что не удастся, поэтому я решил заранее предотвратить его отказ.

Позволив магическому судну продолжить снижение, мы мягко приземлились на маленьком поле рядом с небольшой фермой. Роланд уютно дремал, и благодаря его сильным мышцам живота большая часть содержимого его желудка оказалась на мне. Остальное перекочевало на землю, когда я отключил чары, создававшие поля между камнями моего воздушного корабля. Я мягко опустил Роланда на милый травянистый участок, пока камни медленно сходились вместе — восстанавливая форму маленького каменного диска, частями которого они изначально являлись. Когда этот процесс завершился, я сунул диск обратно в свой мешочек.

Я почистил себя с помощью магии как мог, но запах всё же каким-то образом не исчезал. Мне нужна была вода. Я, наверное, мог вызвать её из земли, или создать маленький ливень, но порой простота — лучшее решение. Я оставил Роланда спать, и пошёл к дому фермера.

Приблизившись, я увидел во дворе старика, тащившего к загону тяжёлое ведро. По моему предположению, он нёс корм свиньям. Он остановился, увидев, как я приближаюсь, и помахал мне:

— Здарова, молодняк! — весело сказал он, будто я был старым приятелем, а не совершенно незнакомым человеком.

Я улыбнулся в ответ:

— Здарова, старик!

— О! Ты не Сэмми, — внезапно сказал он.

— Боюсь, что нет, — признал я. — Я просто путник, ищущий немного воды.

— Насос — там. Набирай сколько хочешь, — радушно ответил он, прежде чем снова поднять своё ведро. Вес ведра был проблемой, и я видел, что нести его было тяжело.

— Давай, я понесу, — предложил я, и после мимолётного сопротивления он позволил мне взять ведро.

— Полагаю, это правильно, позволять вам, молодым, помогать время от времени, — сказал он, пока я относил ведро к загону и вываливал его содержимое в корыто для свиней.

Я вернулся, и поставил пустое ведро рядом с его входной дверью:

— Это — меньшее, что я мог сделать, поскольку ты делишься со мной водой.

— Я бы кому угодно дал воды, а тебе, судя по запаху, она не помешает, — ответил он, морща нос.

Я задержался, чтобы оглядеть его. Волосы его по большей части исчезли, оставив лысую макушку, а оставшиеся росли серыми пучками по бокам его головы. Его глаза были мягкого карего цвета, но взгляд его блуждал, пока он говорил, будто ему трудно было решить, на что смотреть. Я понятия не имел, сколько ему было лет, но выглядел он весьма старым, возможно за восемьдесят, что было весьма уважаемым возрастом для того, кто вёл такую тяжёлую жизнь.

Я умыл лицо, и подумал было снять свою рубашку, чтобы помыть её, но перспектива ношения мокрой одежды меня не особо привлекала. Быть может, я смогу потом высушить её магией.

Пока я раздумывал над своими вариантами, ко мне подошёл старик:

— Ты пахнешь как собачья блевота, — любезно сказал он. — Давай, я тебе другую рубашку дам.

Его предложение было щедрым. Одежда отнюдь не была дешёвой, особенно для бедного фермера. Его возраст заставил меня заподозрить, что его жены уже, наверное, не было в живых, и мои чувства уже подтвердили, что мы были единственными людьми в радиусе одной или двух миль от его дома, помимо Роланда.

— Тебе совсем не обязательно это делать, — поспешно ответил я.

— Вздор, ты же не хочешь продолжать носить эти вещи. Штаны тебе не нужны? Я думаю, твой размер, возможно, примерно как у моего сына, — сказал он.

Упоминание о детях слегка подняло мне настроение:

— Это за него ты меня поначалу принял? — спросил я.

— Да, за него. Он время от времени навещает меня, просто для того, чтобы проверить своего старого папу. Они с его женой живут где-то в десяти милях… в ту сторону, — сказал он, указывая куда-то на запад.

Мы поговорили ещё несколько минут, и я в конце концов принял его предложение, с тем условием, что он оставит себе мои собственные рубашку и штаны в обмен на свои запасные вещи. Они были из гораздо более качественного материала, чем его собственные, поэтому я надеялся, что он выиграет на этом обмене. Одежда, которую он мне дал, была грубой, но чистой, и достаточно хорошо подошла, хотя штаны были чуток коротковаты для моих длинных ног.

Во время нашего разговора я определил, что его зрение было очень ограниченным, хотя слух и обоняние были достаточно острыми. Он не заметил герб, вышитый на моей рубашке, или качество других моих вещей. Одно это уже дало бы большинству людей подсказку насчёт моего социального статуса, но мне понравилось, что со мной для разнообразия обращались как с нормальным человеком. Я не мог не задуматься о том, не стал ли бы мой отец похожим на него, если бы дожил до такого возраста.

Переодевшись, я потратил несколько минут на беседу со стариком, пытаясь придумать какой-нибудь способ отплатить за его доброту. Я мог бы оставить несколько золотых монет, но ему, вероятно, трудно будет потратить их, не став жертвой грабежа.

— Ты ведь не местный, да? — спросил он, нарушив ход моих мыслей.

— Нет, сэр, я живу в Уошбруке, в графстве Камерон. Это к северу отсюда, у границы с Гододдином, — честно ответил я.

Брови старика поползли вверх:

— Далеко же от дома ты забрался. Ты двигался по той новой дороге, которую строит Граф?

— Мировой Дороге? — удивлённо спросил я.

Он кивнул:

— Думаю, так её и называют. Предполагается, что она откроет весь мир. Этот волшебник, Граф ди'Камерон, её строит. По крайней мере, так мне сказал мой Сэмми в прошлом году.

— Она ещё не открыта, — сказал я ему, — но я слышал, что открытие уже не за горами. Что ты о ней думаешь? — спросил я. Теперь меня обуяло любопытство. Мне редко удавалось узнать мнения кого-то, у кого не было хорошей причины пытаться мне угодить. Пока мы говорили, я тихо сосредоточил своё внимание на его глазах, ища причину его слабого зрения.

— Поначалу я рассердился, как и мой сын, но он и Графа не особо любит, — сказал он.

— Это почему?

— Он — богобоязненный человек, был привержен Сэлиору до того, как у церкви начались такие неприятности. Он винит Графа — говорит, что волшебник убил его бога, и что это навлечёт погибель на наши головы, — объяснил фермер.

Я кивнул:

— Это я слышал. А сам что думаешь?

— Ха! Я люблю моего сына, но он никогда не был особо умным. Человеку бога никак не убить. Я прожил достаточно долго, чтобы знать, как расходятся слухи… растут с каждым пересказом. Что бы ни пошло не так для церкви, в этом, наверное, виноваты они сами, или, возможно, тому виной наш король-еретик.

Это привлекло моё внимание:

— Король-еретик? Люди так и говорят?

Старик засмеялся:

— Люди много разных глупостей говорят. Говорят, что его сын получил благосклонность Леди Вечерней Звезды, и что он отвернулся от неё. Не знаю, правда ли это, но его отец, наш король, вышвырнул церкви из Албамарла, — сказал старик, прежде чем добавить: — Этого достаточно, чтобы сделать его еретиком, если тебя вообще волнует, что думают церкви.

— Ты, судя по твоим словам, о церквях много не думаешь, — сделал я наблюдение.

Фермер сплюнул на землю:

— Они никогда меня не кормили, и они не пришли, когда Мэри заболела. То жена моя… потерял её почти двадцать лет назад. Она всегда была набожной женщиной, но когда она болела, они здесь не появлялись. Тот волшебник, о котором всё время талдычит мой сын, он хоть что-то полезное сделал.

— Как, ты говорил, тебя звать? — спросил я.

— Я и не говорил, но друзья зовут меня Бак, Бак Шэдли, — приветливо сказал он. — В общем, тот волшебник, он отбил армии Гододдина, и это по словам старого короля, который, вроде, особо его не любил, так что можно быть уверенным, что это правда. Не знаю, верю ли я рассказам про эту дорогу, которую они строят, но если это правда, то от неё будет только польза.

— Это как?

— Если ты когда-нибудь волок урожай на рынок, то ты бы понял. Такая дорога всем всё упрощает, и позволяет легче продать еду там, где она нужна, хотя я уверен, что купцы наживутся на ней больше всех.

— Думаешь, тебе она поможет?

Бак засмеялся:

— Я слишком стар, чтобы что-то делать или что-то поиметь, но это будет благословением моим детям, которым ещё жить да жить.

Я кашлянул, прежде чем встать:

— Может, и так. Приятно было с тобой поболтать, Бак. Я так понимаю, заплатить за одежду ты мне не позволишь? Мне пора в путь.

— Не, я эту одежду всё равно не использую, а у Сэма есть собственная жена, которая ему шьёт и штопает. Другие мои дети живут слишком далеко, чтобы навещать меня. Оставь себе, и я буду рад знать, что они приносят кому-то пользу, — сказал старый Бак. — К тому же, я слишком стар, чтобы тратить деньги.

Я передал ему маленький мешочек с монетами:

— Тогда возьми это, — сказал я ему.

— Я же говорил, не нужно мне платить, — возразил он..

— Это подарок… для Сэма, — объяснил я. — Спасибо, что поговорил со мной.

Почему-то слова старика значительно подняли мне настроение. Может, у меня и не было решения для всех мировых бед, но хотя бы несколько человек думали, что я делаю что-то хорошее.

— Х-м-м-ф, ну ладно, хотя мне не кажется правильным брать деньги за простое гостеприимство.

Я улыбнулся ему:

— Всё равно их становилось тяжело нести. Береги себя, Бак.

Взяв свой посох, я пошёл туда, где оставил Роланда. Оборачиваться я не стал, но мой магический взор показал мне, что старик смотрел мне след, пока я не скрылся за деревьями.

Я гадал, сколько пройдёт времени, прежде чем он заметит, что его зрение улучшилось.

Глава 35

— Доброе утро, — сказал я, когда Роланд зашевелился у походного костерка. — Хорошо выспался?

Он застонал:

— Привкус во рту такой, будто что-то заползло туда, и сдохло. Что я пил?

Он явно не совсем вспомнил обстоятельства, окружавшие его последнее пробуждение. Я передал ему чашку с разбавленным вином:

— Вот, прополоскай свой рот.

— Где мы? — спросил он, оглядывая окружавший нас тёмный и пустой ландшафт.

— В южной пустыне, недалеко от Аградэна, — ответил я.

Роланд нахмурился:

— Как я попал сюд…? Ох, ублюдок ты этакий! — громко воскликнул он, вставая. — Ты пытался убить меня!

— Я бы не стал заходить настолько далеко. Я пытался сделать путешествие как можно более приятным, — возразил я.

— Приятным?! Вот, как ты это называешь? Я просыпаюсь, когда меня швыряет внутри твоей невидимой коробки, мне чуть не сломало нос, а потом я выяснил, что мы в милях над землёй, и падаем навстречу смерти! Это, по-твоему, должно быть приятным? — закричал он.

Я изо всех сил сохранял спокойное выражение на лице. Роланд был весьма расстроен, и совершенно ни к чему смеяться, пока он ещё злится. Он действительно прошёл через травмирующее испытание, особенно для того, кто до смерти боится высоты.

— Ты прав, но ты всё же отплатил мне немного за свои страдания, — спокойно сказал я.

— Отплатил тебе? — сказал он, тупо уставившись на меня. Я подёргал за свою рубашку, чтобы привлечь его внимание к моей одежде — он оглядел её цепким взглядом: — Ты носишь крестьянскую одежду? — спросил он.

Я кивнул:

— Из тех, других вещей я так и не смог вывести запах, поэтому я обменял их у доброго фермера.

— Запах? О! Ну и поделом тебе! То, что ты сделал, было подлым! — закончил он, и я видел, что он силился удержать на лице гневное выражение, но наконец его губы медленно расплылись в улыбке: — Ты был весь забрызган, так ведь?

— Угу, — согласно сказал я. — У меня не один час ушёл на то, чтобы найти место, где можно было бы сесть и умыться, — солгал я. Как сказал бы Марк, «небольшое приукрашивание никому никогда не повредит», а в данном случае оно немного подняло Роланду настроение касательно его невольной мести.

Он засмеялся, и я присоединился к нему, позволяя этому простому звуку снять напряжение между нами.

— Сколько времени у нас ушло, чтобы сюда добраться? — спросил он, закончив хихикать надо мной.

— Менее половины дня, — сказал я ему.

Я, возможно, смог бы и быстрее, но после едва не настигшей нас смерти я ограничился более скромными скоростями.

Роланд со знанием присвистнул:

— Каким бы впечатляющим это ни было, я ни за что не позволю тебе запихнуть меня обратно в эту твою летающую мечту самоубийцы, — проинформировал он меня.

— В этом нет необходимости, — ответил я. — Отсюда мы за полчаса можем дойти до Аградэна, когда рассветёт. Я сделаю круг, чтобы вернуть нас в Ланкастер или Замок Камерон, когда мы… — я приостановился, когда до меня наконец дошло, почему мы были здесь, — …когда мы закончим, — договорил я. «Когда твой брат, мой лучший друг, будет мёртв», — сказал мой внутренний голос.

Той ночью я спал урывками, а Роланд вообще не спал. Он и так уже весь день отдыхал, благодаря моим навевающим сон заклинаниям. На следующий день мы отправились в путь с утра пораньше. Мой спутник разбудил меня с первыми лучами зари, наверное — мне назло, но я не жаловался.

Мы не взяли с собой никаких припасов для путешествия или похода, и на завтрак было очень мало еды. Это может показаться глупым, но я не собирался отправляться в долгий путь, а если бы у нас возникли серьёзные проблемы с едой, всегда оставался вариант создать круг и вернуться домой.

Как я и говорил, я приземлил нас достаточно близко к городу пустыни, чтобы до его окраин можно было дойти за полчаса. Хотя большая часть ландшафта на многие мили почти во всех направлениях была пустынной, сам город располагался в покрытом зеленью оазисе, создаваемом естественной системой родников, пробивавшихся здесь на поверхность.

Из того, что ранее рассказал мне Марк, дом, где поселились они с Мариссой, был расположен в северной части города, в квартале, где также жили некоторые из её родственников. Однако город, к моему замешательству, имел форму вытянутого эллипса, с широкой частью, тянущейся с запада на восток. Это означало, что «северная» часть включала в себя много потенциальных областей.

— Я никогда и вообразить не мог, что он будет настолько большим, — прокомментировал Роланд, пока мы шли по одной из больших, оживлённых улиц. Здания по обе стороны от нас были построены из каких-то желтовато-коричневых кирпичей, как и большая часть всего, что мы видели. Доминирующим цветом был песочно-коричневый, от зданий до дороги, и он мог бы быть монотонным, если бы не большие пальмы и зелёная растительность, окружавшие и наполнявшие город ощущением живости.

Вспомнив свои уроки географии, я ответил:

— Я слышал, что в Аградэне и его окрестностях живёт почти сотня тысяч человек.

— Ты собираешься зайти с визитом к Шаху? — внезапно спросил Роланд.

Эта мысль мне в голову не приходила. С моей стороны, как владетельного дворянина из Лосайона, было бы несколько грубо не нанести визит вежливости… для наследного принца, Роланда, проигнорировать Шаха было бы дипломатическим оскорблением. Однако всё это не имело значения, если о нашем присутствии не будет доложено.

— Я на самом деле уже одет неподобающим образом, — ответил я, оттягивая свою рубашку. — Но пока что нам следует держать свои личности при себе, просто для верности.

Поспрашивав дорогу ещё несколько раз, мы в конце концов достигли нашей цели. Стоявший перед нами дом был одним из самых больших в районе, и я ещё с порога мог видеть, что у него, наверное, был большой внутренний двор, и боковые пристройки. «Интересно, сколько я за это заплатил», — молча подумал я. Маркус использовал открытый аккредитив, который я ему дал, чтобы купить всё, что ему было нужно. Однако я не был удивлён — он всегда был из тех, кто ничего не делает наполовину.

На наш стук слуга открыл ворота, и нас пригласили в приятно декорированный двор. Несколько разновидностей маленьких пальм украшали его по краям, вместе с какими-то широколистными растениями, которые я вообще не узнал. Большая арка вела в, как я предположил, место для содержания лошадей, в то время как другая сторона двора могла похвастаться покрытыми резьбой и узорами деревянными дверями… главным входом в сам дом. Центр всего этого завершался трёхярусным фонтаном, усиливавшим впечатление о том, что мы прибыли в место, являвшееся укрытием и прибежищем.

Ждали мы недолго. Через считанные минуты после ухода слуги появилась Марисса, явно радуясь нашему прибытию. Черты её лица были сдержанными, хотя её глаза казались слегка припухшими… верный признак того, что она недавно плакала. Что беспокоило меня гораздо больше, так это её выбор одежды — она была с ног до головы одета в чёрное, практически универсальный цвет траура.

Первым она обняла Роланда, как и положено, и, наблюдая за этим, я увидел, как её лицо сжалось от невыраженного горя. Сцена была сюрреалистичной, и мне почти показалось, будто я стоял снаружи, заглядывая внутрь, наблюдая за разворачивающейся драмой, не будучи на самом деле её частью. Миг спустя её руки обняли меня, и я спокойно ответил ей взаимностью, потеряв ход мысли.

Первым, что я заметил, был чистый запах её волос, пока её руки сжимали меня с силой, которую я бы не ожидал от её стройного тела. Тем не менее, я ничего не чувствовал, но всё равно держался за неё, почему-то боясь её отпустить. Её тело вздрогнуло, и моих ушей достиг звук громких нескладных рыданий. Мне хотелось плакать, но я был беспомощен в своих попытках достичь бушующей сердцевины моей печали.

Я был там… изгибая своё внутреннее «я» в суматошной агонии, но видимость бесстрастности, похоже, защищала меня, не позволяя испытать эти чувства напрямую. Я по-прежнему обнимал Мариссу, но наконец я нашёл свой голос:

— Когда?

— Рано этим утром, вскоре после полуночи, — ответила она, сжимая меня крепче.

«Если бы мы не остановились, то, наверное, были бы здесь», — явилась в моё сознание непрошенная мысль. Нам следовало проследовать в город и узнать дорогу, хотя солнце уже давно зашло, когда мы прибыли. Я упустил свой последний шанс попрощаться.

Марисса, теперь вдова, завела нас в дом, и приказала слугам принести нам чаю. Она и завтрак тоже предложила, но ни у кого из нас не было аппетита. Мы сидели в молчании, о котором было страшно раздумывать.

— Где он сейчас? — спросил Роланд.

Я уже нашёл его своим магическим взором, но Марисса с готовностью ответила:

— Он всё ещё в постели. Я послала за похоронником, но он ещё не пришёл, чтобы его забрать. Вы хотели бы его увидеть?

Роланд вежливо отказался, но минуту-другую спустя я не смог удержаться, и заговорил:

— Думаю, я бы хотел увидеть его, если ты не против.

— Конечно не против, — с мокрыми глазами сказала Марисса. — Ты был ему таким же братом, как и Роланд.

Я бросил взгляд на Роланда, и он тоже кивнул:

— Я подожду здесь, иди, — сказал он мне.

Войдя в его спальню, первым делом я заметил цвет его лица — его кожа была необычно бледной, почти серой. Мышцы его лица расслабились, отчего оно казалось вытянутым. Я лишь минуту смотрел на него, прежде чем отвести взгляд. Вместо этого я начал рассматривать детали его спальни, не из любопытства, а из-за интереса к его недавней жизни. Помимо нескольких книг и кучи поспешно набросанных записок, здесь было почти не на что смотреть. На его письменном столе я нашёл переплетённый в кожу тяжёлый дневник, озаглавленный «О Природе Веры и Магии». Я мгновенно понял, что в нём наверняка содержалось основное сосредоточение его учёного труда о магии, которым он занимался последние несколько лет, но чтение его бумаг будет задачей на другой день.

На стуле в боковой части комнаты лежал его длинный плащ. Марк, наверное, нуждался в нём вечерами, поскольку, как я выяснил прошлой ночью, в пустыне жарко лишь днём. Я положил на него ладонь, чувствуя текстуру шерсти, а затем взял его на руки. Один, без свидетелей, я осел на стул, и зарылся лицом в тяжёлый плащ. От него шёл знакомый запах, и мои эмоции наконец высвободились.

Я рыдал как ребёнок, резко втягивая воздух, и выпуская его мощными, сотрясающими всхлипами. Стесняясь, я пытался не издавать ни звука, пока плакал, но от моих попыток было только хуже. Моё восприятие окружающего мира сжалось, и я превратился в одинокий комок страданий, пока не почувствовал тёплую ладонь на плече. Роланд и Марисса вошли, не замеченные мной. Они обхватили меня руками, и я оказался окружённым ими в неуклюжем тройном объятии. В тот день это было нашим единственным утешением.

* * *

Остаток недели прошёл ураганом. В конце концов взяв себя в руки, я создал круг в Албамарл. Уведомление Джеймса о смерти его старшего сына было одним из самых трудных дел, какие я только мог вспомнить.

Маркуса похоронили в Аградэне в день нашего с Роландом прибытия, но неделю спустя Джеймс справил по нему поминальную службу. Она была закрытой, присутствовали в основном Ланкастеры и те из Камерона, кто были близки с Марком. Меня попросили взять слово, и я взял, но по сей день не могу вспомнить, что я говорил.

Мой второй самый крупный шок был на следующий день, когда нам с Дорианом впервые удалосьпоговорить наедине. Он казался напряжённым с того момента, как узнал новости, но я в основном относил это на счёт скорби — и скорби не только о Марке. Он также потерял более половины своих рыцарей лишь за несколько дней до смерти нашего друга. Все они были людьми, с которыми он тесно работал не один год. Если у кого и был повод для траура, так это у Дориана.

— Это просто не кажется возможным, — сказал я ему, надеясь расшевелить его.

В последнее время он стал очень молчалив.

— Ага, — сказал Дориан, с лицом, которое было будто высечено из камня.

Я положил ладонь ему на плечо:

— Здесь только мы двое, — напомнил я ему. — Тебе не нужно пытаться имитировать Сайхана.

На миг его глаз дёрнулся:

— Ладно, я скажу, — ответил он, сбрасывая мою ладонь со своего плеча. Его тело излучало напряжение, и он казался разозлённым.

— Что?

— Ты потерял ясность мысли, и позже я тебя прощу, но ты поступил неправильно, — сказал Дориан голосом, который дрожал от едва сдерживаемых эмоций.

Я в шоке уставился на него. «Что, чёрт возьми, я ему такого сделал?». Я не мог вспомнить, когда я последний раз действительно расстраивал Дориана. Не этого я ожидал.

— Когда ты узнал, что он умирает, ты уехал, ни черта мне не сказав. Ты нашёл Роланда, но я оказался недостоин уведомления. Мне пришлось узнать уже после твоего исчезновения, — выпалил он.

Я выставил ладони:

— Я спешил, Дориан. Я не думал.

— Да знаю я! — внезапно закричал он. — Я узнал из вторых рук. Ты даже не подумал о том, что я, возможно, тоже захочу быть там.

— Мы всё равно не успели вовремя. Тебе это всё равно бы ничего не дало… — начал я.

— Да не в этом дело, чёрт побери! — перебил он меня. — Ты должен был мне сказать. Тебе следовало дать мне выбор. Ты даже не подумал о моих чувствах. Думаешь, ты был единственным, кому он был небезразличен? Он был и моим другом тоже! — воскликнул Дориан с покрасневшим лицом и мокрыми от слёз щеками.

Тут до меня наконец дошло. Конечно, мой непроверенный магический летательный аппарат был слишком маленьким для троих, но, по сути, мой друг говорил правду. Я о нём даже не подумал — вообще. Я получил вести, и уехал, не сказав ни слова никому кроме Пенни.

— И ещё, потом ты мне говоришь, что он знал, что умирает… ещё до того, как переехал! Ты и это тоже держал в тайне от меня! Что за нахуй, Морт!? Думаешь, я такой неважный, что не заслуживаю твоего доверия? — заорал он с ударением на каждое слово.

«Я верю тебе не меньше, чем кому-либо из живущих», — молча подумал я.

— Он сказал мне держать это в тайне, Дориан. Это был не мой выбор.

— Он тоже был мудаком. Как и ты! — сказал он, и слёзы текли по его лицу ручьём.

Я обнял его:

— Прости. Ты прав.

Даже злясь, он обнял меня в ответ, хотя на миг я подумал, что он может сломать мне хребет, а потом он оттолкнул меня:

— Переживу, но ещё несколько дней я бы предпочёл тебя не видеть.

Глава 36

Последовавшие месяцы были безмятежными и мирными — скучный контрапункт к ужасу нападения богов на Замок Камерон. За смертью Марка последовали не новые препятствия и вызовы, а их отсутствие, что лишь увеличило моё беспокойство, и углубило мою депрессию.

Потеря моего самого близкого друга сильно повлияла на моё настроение, в основном в не сразу очевидных моментах. После глубокой печали первых нескольких недель я выбросил траур из головы, пытаясь сосредоточиться на живых, и жить дальше. Работа над Мировой Дорогой двигалась хорошими темпами, и после почти года пришёл день, когда мы должны были открыть ворота, и соединить друг с другом далёкие уголки Лосайона.

Мне следовало радоваться, и я пытался таким казаться радостным, как только мог, но внутри моё сердце чувствовалось мёртвым и холодным. Пенни, конечно, заметила мою депрессию, несмотря на мои наилучшие усилия вести себя как обычно. Она допросила меня, и хотя поначалу я честно говорил о своём горе, по прошествии первого месяца я начал отговариваться беспокойством о местонахождении оставшихся двух сияющих богов… и Мал'гороса. Давайте не забывать о Мал'горосе.

На самом деле, у меня было много причин для беспокойства. Шиггрэс полностью исчезли, хотя я чувствовал уверенность в том, что полностью уничтожены они не были. Рыцари Камня понесли крупные потери, и после нападения их у нас осталось лишь семеро. Дориан изо всех сил старался найти подходящую замену, но он был требователен в своём выборе, и я полностью его в этом поддерживал. Я скорее согласился бы на недостаток численности, чем на то, чтобы дать силу людям, которым я не доверял.

Дориан вроде бы перестал на меня злиться, но я порой всё ещё чувствовал исходившую от него лёгкую холодность, и я знал, что понадобится какое-то время, чтобы полностью исцелить рану, которую я нанёс нашей дружбе. Пока что мы оба удовлетворились тем, что держались один день за другим, и управлялись с насущными проблемами. У него было достаточно забот, с недавним рождением его второго ребёнка, маленькой Кари́ссы Торнбер.

В некоторых отношениях ощущение было таким, будто мы жили под занесённым топором палача, постоянно ожидая, что он опустится на наши шеи. Но даже несмотря на это я чувствовал глубоко внутри, что мой недуг на самом деле был вызван не этим. Марк умер. Хотя немногие понимали, насколько мы были близки, он был для меня самым родным человеком. Теперь единственный человек, который знал меня лучше всех, ушёл из жизни, и вместе с ним ушли все воспоминания, которые были лишь у него.

У каждого из нас есть своё представление о себе, но что немногие из нас осознают, так это то, что каждый человек вокруг нас также обладает представлением о нас, которое не менее реально, чем наше собственное. Каждый близкий к нам человек видит нас в своём сердце так, как больше не может никто другой. Со смертью Марка я потерял не только своего дражайшего друга, но и свой образ, который он показывал мне в своей собственной жизни.

«Или ты, возможно, просто чересчур сентиментальный, чересчур аналитический глупец, который лишь ухудшает ситуацию, постоянно философствуя и романтизируя всё до бесконечности! Жизнь идёт дальше, и ты тоже шёл бы дальше, если бы не тратил так много времени, терзаясь о проблемах, которые не в силах решить. Живи дальше!» — эти слова пришли мне, произнесённые голосом Марка, что часто случалось в те дни. Этот голос говорил то, что сказал бы мне Марк — вещи, которые могли бы помочь, будь он жив. Вместо этого воспоминание о его голосе вызывало у меня на глазах слёзы.

— Что не так, Папа? — спросила Мойра.

Мы стояли на балконе, выходившем на центральный двор крепости, защищавшей Мировую Дорогу. Большие ворота по обе стороны массивной открытой области были широко раскрыты, и внизу стояли толпы людей, задрав на нас головы. Ещё двое ворот во дворе всё ещё были закрыты — те, что вели вниз, к круговому подземному коридору. Король Джеймс стоял в центре балкона, обращаясь к собравшимся. Мы с Пенни стояли позади него, с Мэттью и Мойрой по обе стороны от нас.

— Ничего, дорогая, — сказал я ей. — Папа просто счастлив.

Пенни бросила на меня взгляд в ответ на эти слова, и оценивающе посмотрела, как я смахиваю слёзы. Она была достаточно мудра, чтобы мне не поверить. Я никогда не был склонен к проливанию счастливых слёз, и она была хорошо осведомлена о моей депрессии, несмотря на мои утверждения об обратном. Однако она промолчала, поскольку все взгляды были направлены на нас.

Король закончил свою речь, и посмотрел на меня:

— Без дальнейших проволочек я представляю вам Мордэкая Иллэниэла, Графа ди'Камерона, и самого пылкого защитника нашей нации… человека, ответственного за зарождение и создание этого чудесного строения!

Шагнув вперёд, я встал рядом с ним, и положил ладони на каменные перила:

— Жители Лосайона, — сказал я, повысив голос, — я долго ждать этого дня, и порой я боялся, что он никогда не наступит! Сегодня мы откроем ворота, и дадим начало новой эпохе процветания. Нашим торговцам и купцам больше не нужно будет посвящать недели и месяцы долгим поездкам, чтобы перевезти товары с одного конца нашей страны в другой. Фермеры не будут больше вынуждены ехать целые дни, чтобы достичь лучших рынков. Эта мечта, теперь ставшая реальностью, объединит людей со всей нашей нации узами, которым не станут преградой расстояния, когда-то разделявшие нас. Она будет перевозить товары из наших портов, и древесину из наших лесистых земель. По сути, она создаст огромную артерию, соединяющую и преображающую нашу землю и наш народ с помощью нового духа единства и оптимизма.

Сделав глубокий вдох, я приостановился, чтобы оглядеть собравшихся людей, и дивное выражение на их лицах почти пересилило моё здравомыслие. «Придерживайся того, что заготовил», — напомнил я себе, и раскрыл рот, чтобы продолжить:

— Я надеюсь, что однажды эта дорога соединит не только народ нашей прекрасной страны, но народы всех стран. Вдоль этой дороги есть ещё много незанятых мест, которые, если наша воля крепка, а намерения — чисты, однажды будут заняты воротами, которые будут вести в каждую нацию нашего мира. Моя мечта исполнится полностью, когда весь оставшийся мир, глядя на наши силу и единство, примет это предложение, и станет действовать с нами сообща.

Тут я остановился, и подождал Джеймса, снова шагнувшего вперёд:

— Что вы думаете о мечте Графа ди'Камерона? — крикнул он толпе. Их ответом был оглушающий рёв, который было почти невозможно разобрать, пока он не начал превращаться в ритмичное скандирование: «Откройте ворота!» — кричали они. Джеймс послушал немного, прежде чем обратиться напрямую ко мне:

— Народ сказал своё слово, Лорд Камерон. Открой ворота!

Запустив руку в свою накидку, я вытащил управляющий жезл, устройство, бывшее точной копией жезла, установленного в центре Шпиля Путника. Благодаря наложенным на него чарам, любое действие с этим жезлом повторялась на оригинале, который на самом деле и управлял чарами врат. Сам жезл был стальным, сверху до низу его покрывали разноцветные металлические кольца. Каждое кольцо могло поворачиваться в разные положения, что должно было вызывать некие действия. Многие кольца были настроены на управление активацией одного из порталов, в то время как другие были настроены на открывание или закрывание одних из многих ворот, охранявших Мировую Дорогу.

Быстро повернув одно за другим шесть колец, я активировал порталы, которые вели в Вёрнингхам, Кэнтли, Тёрлингтон, Малверн, Ланкастер и Арундэл. Делая это, я почувствовал мощный прилив силы — Бог-Камень, скрытый и защищённый глубоко под центром крепости, ожил, вливая эйсар в магические каналы, что питали чары порталов и ворот. Никаких слышимых или видимых признаков не было, но мои магические чувства были весьма хорошо осведомлены об огромных передвижениях магии под нами. Когда порталы активировались, я повернул ещё два кольца, и ворота, которые позволят людям ступить на дороги, что вели вниз, к собственно большой круговой Мировой Дороге, открылись.

Толпа замолкла на миг, когда открылись массивные железные двери, а затем радостно заголосила. Мировая Дорога открылась, и люди со всех частей нации скоро будут по ней путешествовать. В каждом из шести городов более маленькие, соответствовавшие этой крепости защищали конечные точки порталов, и тамошние ворота уже были открыты, ожидая. Сегодняшний день никто никогда не забудет.

После этого мы ушли с балкона, хотя моя работа на этом не закончилась. При всей важности этого события, оно, естественно, праздновалось огромным пиром. Пенни осторожно наблюдала за мной крем глаза, пока мы шли туда.

— Ты в порядке, Морт? — спросила она в один из моментов, когда рядом не было больше ничьих ушей.

— Да, конечно, — незамедлительно сказал я, заставляя свой голос звучать светлее, чем я на самом деле себя чувствовал. — А что?

Она покачала головой:

— Да ничего, просто кажется, будто над тобой нависла тень.

Как обычно, моё притворство её не обмануло.

— Я просто немного задумался, волнуясь о будущем Мировой Дороги. Ничего, о чём тебе следовало бы волноваться слишком сильно, — ответил я, надеясь перенаправить ход её мыслей.

— Как скажешь, — сказала она, но, судя по её тону, она на это не купилась.

* * *

Высившиеся надо мной деревья были огромными, крупнее, чем всё, что я когда-либо видел прежде, но они почему-то казались естественными, и я их едва замечал. Бросив взгляд вниз, я увидел другую ладонь, лежавшую в моей собственной — тонкую, изящную ладонь, соединённую с не менее милой рукой. Следуя вдоль руки до её окончания, я осознал, что шагаю рядом с одной из, наверное, самых красивых женщин из тех, кого я когда-либо видел.

— Лираллианта, — мягко сказал я, когда её имя невольно сорвалось с моих губ. «Почему я это сказал?» — лениво задумался я — обычно я называл её по прозвищу, «Лира».

— Да, любовь моя? — легко ответила она.

— Думаешь, совет примет наше предложение? — спросил я.

Она нахмурилась:

— Я не знаю. Мне всё ещё трудно его принять, а ведь я в тебя влюблена. Им трудно будет привыкнуть к мысли о том, что ваше племя — не простые животные, но как только они увидят то, что вы создали, они не смогут поступить иначе.

— Это всё ещё не истинное заклинательное плетение, — снова сказал я ей.

Она кивнула:

— Нет, не оно, но это нечто новое, нечто никогда прежде не виданное, и оно похоже на плетение заклинаний, в некотором роде.

Мне в голову пришла мысль, и я обеспокоенно огляделся:

— Ты же не думаешь, что они могут нас слышать? — сказал я, указывая на деревья-матери по обе стороны от нашей тропы.

Лира рассмеялась:

— Они спят. Они ничего не услышат, если только мы их не разбудим. Не бойся, — успокоила она меня, подавшись ближе, и на блаженный миг её губы встретились с моими. — Быть может, это тебя отвлечёт, — с блеском в глазах сказала она.

Я снова поцеловал её, и мой разум поплыл прочь, а обстановка стала таять. Когда мои глаза снова раскрылись, окружение уже было другим. Люди кричали, умирали, когда на их коже спонтанно появлялись открытые раны. Кто-то корчился на земле, царапая себя, истекая кровью и умирая. Мой магический взор показал мне причину их недуга, но я был бессилен его остановить — если бы я опустил свои щиты на миг, то оно и меня убило бы.

— Спаси нас! — воскликнула женщина, царапая окружавший меня щит силы, но я отвёл взгляд. Я не мог смотреть в её ужасные, умирающие глаза. У себя в сердце я знал правду: «Это ты виноват! Ты стал этому причиной» — обвинял меня мой внутренний голос.

Смерть была повсюду, была осязаемой, и я чувствовал её запах, её вкус. Что хуже, я мог её слышать… ужасный диссонанс, звучавший контрапунктом к гармонии живого мира. Я закрыл глаза, и зажал уши ладонями, желая отгородиться от этого ощущения, но это был единственный голос, который я не мог заблокировать.

Крича, я сел в кровати, сжимая свою голову, чтобы заглушить этот ужасный звук. Пенни была рядом со мной, обхватив меня руками:

— Морт, проснись! Это просто сон.

Я в отчаянии прижал её к себе, уткнувшись головой в её шею, надеясь, что сладкий запах её волос прогонит яркие образы, всё ещё плывшие перед моими глазами. Она гладила меня по голове, повторяя мягкие, успокаивающие слова, пока я постепенно успокаивался. Потихоньку я начал осознавать, что это был просто сон — жуткий, ужасающий и слишком уж реальный сон.

«Нет, не сон», — сказал голос у меня в подсознании. «Это уже случилось, и если ты не будешь осторожен, то это случится снова». Истинность этого утверждения дошла до меня, и я заплакал, сначала тихо, а затем громче, будто снова был ребёнком. Всё это время я слышал диссонирующую песню смерти… прямо как во сне… только сейчас я не спал.

— Дело в Марке? — нежно спросила Пенни. — Он тебе снился?

— Нет, — наконец сказал я охрипшим и эмоциональным голосом. — Это снова были воспоминания, — признался я. Я уже объяснял ей про мои странные воспоминания, после визита к Маркусу, когда он дал мне дощечку, но я всё ещё не понимал их достаточно хорошо. Каждый раз, когда я начинал намеренно их изучать, страх будто сжимал моё сердце, пока я не закрывал дверь, и снова не отгораживался от этих воспоминаний.

— Они уже и снятся тебе? — сказала она с озабоченностью на лице.

Я кивнул. «А теперь я ещё и голос смерти слышу», — мысленно добавил я.

— Почему ты не пробовал их изучить? Может, они будут менее устрашающими, если ты вытащишь их наружу? — предложила она.

Это было совершенно рациональное предложение, но в тот момент я не мог вынести мысли о том, чтобы поближе присмотреться к таившемуся у меня в подсознании… да и в другие моменты — тоже. Тем не менее, я знал, что должен буду рано или поздно взглянуть воспоминаниям в лицо, иначе я сойду с ума от снов, которые едва понимаю.

— Ты права, — признал я.

Она долгую минуту сверлила меня взглядом.

— Что, прямо сейчас? — изумлённо сказал я.

— А что, будет более удобный момент?

— Определённо не посреди ночи, — ответил я. — Я всё ещё не уверен, смогу ли я снова крепко заснуть когда-нибудь, после недавно увиденного во сне.

— Тогда расскажи мне о нём, — рассудительно сказала она. Я терпеть не мог, когда она была рассудительной.

Следующие десять минут я описывал ей свою память о сне настолько хорошо, насколько мог. В отличие от обычного сна, который истаивал после пробуждения, этот оставался кристально ясным. Когда я закончил, она одарила меня странным взглядом:

— Я не уверена, как мне следует относиться к твоим снам о незнакомках, — сказала она.

— Я не думаю, что это был мой сон, — ответил я. — То есть, это был мой сон, но я думаю, что это на самом деле была память кого-то другого. Она просто каким-то образом застряла у меня в голове… и Лира была не совсем женщиной.

— И теперь ты говоришь о ней, используя её прозвище, — поддела Пенни, — но ты определённо описал её как женщину. Ты её поцеловал.

— Кто-то другой её поцеловал, — возразил я. — Я просто вспоминаю об этом, и — да, она — женского пола… вроде как, но она — не человек.

Глаза Пенни сузились на миг:

— Она случайно не выглядела похожей на Элэйн, а?

— Нет, — слегка раздражённо сказал я, — она совсем не была похожа на Элэйн. У неё были серебряные волосы, такие белые, что будто светились, и её глаза были светло-голубыми, как лёд.

— Это кажется слегка необычным.

— Нет, все в её роще обладали такими волосами и глазами, — отметил я, не думая. — Е ещё у них уши заострялись на кончиках.

— Её рощи? — спросила Пенни.

— Она была одной из Ши'Хар, — ответил я, и затем осознал, что мои ответы давали больше информации, чем я осознавал. К сожалению, это осознание заставило мой разум закрыться от страха, и больше ничего выяснить не удалось.

— Так кто же её знал?

Я ненадолго уставился на неё, сбитый с толку.

Пенни вздохнула:

— Я хочу сказать, чью память ты заново проживал? Кого она целовала?

Это был очевидный вопрос, но, к сожалению, хорошего ответа у меня не было:

— Проблема в том, что когда я вспоминаю, я вспоминаю лишь то, что случилось, и что они думали. Большинство людей не думает о своих собственных именах, или о прочих полезных подробностях… вроде того, какой сейчас год, или где они находятся, поэтому мне остаётся лишь гадать, — объяснил я.

— Но если бы ты прошёл достаточно далеко по воспоминаниям, то ты наверняка бы рано или поздно узнал эти подробности… так ведь? — настаивала моя милая жена.

— Наверняка, — согласился я. — Я просто не мог заставить себя сделать это. К тому же, их так много… Я не могу быть уверен, но у меня такое впечатление, что эти воспоминания тянутся на тысячи лет, через жизни сотен разных людей.

— Но они же не могут все быть плохими, — сказала Пенни.

— Ты права, наверное — не все, но там, среди них, есть что-то очень плохое. Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить, почему я обладаю этой памятью… и я знаю, что этот факт там есть… каждый раз, когда я пытаюсь к ней подобраться, я нахожу что-то ещё, — сказал я ей.

— А что насчёт остального? Вроде Обещания Иллэниэла, или Рока Иллэниэла… ты упоминал о них прежде, ты можешь подобраться к воспоминаниям об этом? — спросила она.

— Они все связаны вместе, — сказал я. — Я пытаюсь взглянуть им в лицо, но моё внутреннее «я» инстинктивно отдёргивается прочь каждый раз, когда я подбираюсь ближе.

— Ну, эта женщина, Лира, если она — действительно одна из Ши'Хар, то твои воспоминания возрастом как минимум в две тысячи лет, — заметила она.

Я не ответил. Закрыв глаза, я прижал Пенни к себе, и попытался отгородиться от тёмной песни, которая теперь, похоже, упорно держалась вокруг меня всё время. Я начал слышать её вскоре после того, как вернул Уолтэра обратно с порога смерти, но с тех пор она лишь становилась громче. Она будто предвещала что-то тёмное в моём будущем.

— Мне нужно узнать, что означают эти воспоминания, но сначала мне нужно кое-куда сгонять, — наконец сказал я.

— Сгонять?

— Мне нужно обследовать руины дома Гэйлина, рядом с Аградэном.

— Ты ждал почти год с тех пор, как умер Марк, так почему сейчас? — разумно сказала Пенни.

Однако у меня не было хорошего ответа, только чутьё. Что бы я ни думал о поиске сердцевины моих воспоминаний, или Рока Иллэниэла… тёмная песня становилась всё сильнее. У меня было интуитивное чувство: что бы я ни нашёл, это приведёт к моему краху, или, возможно, даже к мгновенной гибели.

— Это кажется менее опасным, — признался я. — И если я смогу найти способ уговорить Гарэса Гэйлина помочь нам, то заполучу нам могучего союзника.

Пенни захихикала от моего выбора слов:

— «Могучий союзник», а? Думаю, я буду придерживаться того, который у меня уже есть. Я вышла за самого могущественного архимага во всём мире, — поддразнила она, — может, даже за всю историю, — попыталась она отвлечь меня от моих тёмных мыслей.

— Я не думаю, что мы вообще как-то можем это проверить… — скромно сказал я.

Пенни подалась поближе, чтобы поцеловать меня, прежде чем ответить:

— Конечно же есть.

— О, неужели?

— Определённо, — сказала она, дав волю рукам.

Тут у меня на миг перехватило дыхание в горле.

— Это не мой посох, — проинформировал я её.

— А вот с этим я не согласна, — флиртующе ответила Пенни, — … вздымается вверх подобно могучему дубу!

Я фыркнул от смеха, и закашлялся:

— Поверить не могу, что ты это только что сказала! Ты вообще понимаешь, насколько банально это прозвучало?

— Тебе следует быть благодарным за мои остроумные постельные колкости, — ответила она, прежде чем снова меня поцеловать.

Я всё ещё смеялся:

— Ты не видишь леса за деревом.

Она хихикнула мне в шею:

— Мои шутки критикуешь — а сам-то!

Мы ещё несколько минут обменивались плохими шутками, прежде чем наконец смогли продолжить, когда кончились хорошие и даже плохие реплики. У нас всё равно было занятие поинтереснее.

Глава 37

— Объясни мне ещё раз, зачем мы здесь? — сказал Дориан.

Мы стояли на низкой возвышенности, откуда открывался вид на остатки места, когда-то бывшего родовым домом Гэйлинов. Это было пустынное место, сухое и каменистое. Оно могло бы быть полностью непригодным для обитания, если бы не оазис, находившийся лишь в нескольких милях. Жившие здесь люди, вероятно, полагались на колодцы, достававшие до водоносного слоя, который в этой области поднимался близко к поверхности.

— Это было последним, что Марк расследовал перед своей смертью. Он считал, что здесь могли остаться реликвии их магии, или даже книги. Магия, защищающая это место, не позволила ему войти, пока он был жив. Я здесь для того, чтобы всё прояснить, — повторил я, поскольку мой друг явно не особо слушал в первый раз, а потом с сарказмом добавил: — Ты здесь потому, что моя жена считает, что за мной нужно приглядывать.

Дориан осклабился:

— За тобой действительно нужен глаз да глаз.

— Так вот, чем ты занимался прошлым вечером? — по-дружески ответил я. — Было очень похоже на то, что ты пытался заработать похмелье, — поддел я его. Прошлым вечером мы вместе навестили Марка, и выполнили давнее обещание выпить у него на могиле. Мы приняли такое решение в молодости, когда впервые урвали пивка.

Начать возлияния было трудно. Моё прошлогоднее лечение от рук матери Дориана было брутальным, и память об этом времени всё ещё вызывала у меня тошноту. Потом я смог выпить ещё пару рюмок, но больше в меня не влезло. К тому же, я был очень занят, пытаясь не позволить Дориану упиться до потери пульса. Тоска, нашедшая на него у могилы нашего друга, в совокупности с его естественными склонностями, практически лишила его способности сдерживаться.

Он заворчал:

— Ты что, так и будешь меня пилить из-за этого? — осведомился он. Было совершенно ясно, что он всё ещё страдал от кое-каких последствий.

— Марк так бы и хотел, — серьёзно объявил я.

— Чего хотел — выпивку на его могиле, или изводить меня из-за моего злоупотребления? — раздражённо спросил Дориан.

— И то, и другое.

Он фыркнул:

— Ага, тут ты прав, — согласился он. Приложив ладонь козырьком к голове, Дориан посмотрел на россыпь разбитых стен и обвалившихся камней, намекавших на то, что прежде, должно быть, являлось большой группой строений. — Как, говоришь, это место зовётся?

— Дракон Пэркет, — ответил я. — Это означает «Гнездо Дракона».

— Не очень соблазнительное название, — сделал он наблюдение.

«Наверное, смысл в этом и был», — подумал я. Я чувствовал висевшую в воздухе вокруг этого места магию, что-то вроде рассеянной ауры, побуждавшей посетителей держаться подальше… забыть, что они видели.

— Наверное, это чары, иначе они бы уже истаяли, — пробормотал я про себя. Я начал расширять свой щит, чтобы укрыть Дориана от воздействия чар, прежде чем осознал, что на него они и так скорее всего не окажут никакого эффекта. Его разум был совершенно невосприимчивым к подобного рода магии. — Давай спустимся, и посмотрим, сможем ли мы найти вход, — сказал я ему.

— Вход во что? — спросил он.

— Под камнями и песком располагается сеть туннелей и подвалов. Часть её я чувствую, а в других местах она, похоже, защищена, — ответил я. — Что бы там ни было, я хочу об этом знать.

Мы спустились по пологому склону, пока не достигли центра того, что прежде, наверное, было большим двором. Обвалившиеся камни отмечали места, которые когда-то были стенами, а разваливающееся нечто ближе к центру выглядело так, будто когда-то могло быть колодцем, хотя сейчас его заполняли обломки. После пятнадцати минут тщательных поисков мы так и не нашли входа.

— Ты уверен, что внизу есть туннели и помещения? — сказал Дориан.

— Да.

— Потому что входа нет, — добавил он.

— Думаю, ты прав, — ответил я, гадая, к чему он клонит.

— Это несколько бессмысленно — строить такое без входа.

— Ну, быть может, старый вход завалило камнями. Я могу создать новый путь вниз, при необходимости, — ответил я.

— О, — сказал Дориан, — тогда почему мы тратим время на поиски?

Я сделал глубокий вдох:

— Ты и дома так себя ведёшь?

— А что?

Я заподозрил, что Роуз может пожалеть о своём желании постоянно иметь Дориана дома, если он полностью перестанет ходить в патрули, но я решил держать своё мнение при себе.

— Да так, — ответил я, прежде чем пойти в новом направлении.

Я нашёл место прямо над одной из наиболее близких из расположенных под нами комнат. Она была лишь в двадцати футах под нами, отделённая от нас различными камнями и песком. Я подумал было поговорить с землёй, чтобы позволить нам беспрепятственно проскользнуть через неё, как я когда-то сделал с Роуз. Однако расстояние было небольшим, и разговор с Дорианом слегка напряг меня, поэтому я решил использовать свою собственную силу, чтобы создать более нормальный вход.

— Отойди немного, — сказал я Дориану, и затем сосредоточил свою волю на земле перед собой. — Грабол ни'таргос, — сказал я командным голосом, надавив. Почва сотряслась, когда я заставил её раскрыться, разверзнув дыру в земле, и придав ей форму отверстия десяти футов в ширину, с крутым спуском вниз.

Мой рослый друг встал рядом со мной, обнажив меч. Он выглядел грозно.

— А это зачем? — спросил я, указывая на меч.

— На всякий случай.

— Там, внизу, нет ничего живого, — ответил я. — По крайней мере, не настолько близко, чтобы я мог это почувствовать.

Дориан проигнорировал мою мудрость:

— Ты и раньше ошибался.

Качая головой, я первым пошёл вниз. Комната, в которую вёл мой вход, была заполнена прогнившими ящиками и сухой пылью. Запах плесени был сногсшибательным. Похоже, что когда-то это была кладовая, и я мог предположить, что хранили в ней продукты. Не нужно и говорить, что к употреблению они больше не годились.

Дориан закашлялся от смрадного воздуха, и, прежде чем я это осознал, мощный, но тонкий ветер подул сверху, пройдя по комнате и туннелям, быстро сменив застоявшийся воздух свежим. «Чёрт, следи за собой», — мысленно упрекнул я себя. Именно по этой причине мне полагался присматривающий за мной майллти. Мои способности архимага время от времени проявляли себя без сознательного усилия с моей стороны.

— Это вовремя, — сказал мой спутник, благодарный за свежий воздух. Конечно, он не осознавал, что я ненадолго потерял контроль над собой.

— Не за что, — сухо сказал я.

Путь прочь из комнаты нам преграждала лишь деревянная дверь, давно поддавшаяся сухой гнили. Дориан смёл её прочь ударом руки, и мы начали обыскивать шедший дальше коридор. С ним соединялось ещё восемь похожих кладовых, и несколько более маленьких кладовок, но мы нигде не нашли ничего более интересного, чем пыль и испорченные продукты. Кое-где древесина хорошо сохранилась в сухом воздухе, а в других местах она почти полностью дезинтегрировалась из-за периодического влияния влаги.

Час тщательных поисков не дал ничего интересного.

— Похоже, что мы остались ни с чем, — наконец заметил Дориан.

Я покачал головой:

— Нет, тут есть ещё… где-то под нами.

— Ну, будь я проклят, если я могу найти вход, — ответил он. — Ты-то откуда знаешь?

— Я чувствую пустое пространство под нами, но оно укрыто магией. До него больше сотни футов, поэтому я могу лишь предположить, что оно должно как-то соединяться с этой областью, — сказал я ему.

Дориан хмыкнул:

— Бессмыслица какая-то. Как они входили и выходили?

Возможно было, что они использовали телепортационный круг, но моё чутьё подсказывало, что тут было что-то другое.

— Я думаю, они использовали чары, чтобы скрыть вход и какую-то часть лежащего за ним пространства, — сказал я, раздумывая. Ошибкой было не спрятать более глубокую часть их укрытия с помощью тех же чар. — Я создам ещё один путь вниз.

Я начал использовать свою магию, чтобы создать очередной туннель, но вскоре я обнаружил, что пол был не тем, чем казался. Под тонким слоем плитки лежал гранит, а не земля или коренная порота. В моём магическом взоре он по-прежнему казался смесью камней и земли, но теперь, когда я убрал плитки, я видел гранитные плиты собственными глазами.

— Очень похоже не дверь, — сказал Дориан, указывая на большую квадратную часть в центре. Он обладал выдающейся способностью к изречению очевидного.

Нагнувшись, я смог увидеть тонкие линии, шедшие по поверхности камня, отмечая чары, скрывавшие истину от моих магических чувств. «Умно придумано», — заметил я про себя, замечая узор, использованный каким-то давно умершим чародеем.

— Однако в этих чарах есть что-то ещё… Я не понимаю, почему они включили эти руны, — сказал я вслух. — Дай мне несколько минут на раздумья. Я скорее всего смогу догадаться, где ключевые руны.

— Ключевые руны?

— Центральный узел узора, та точка, к которой они бы шли, открывая дверь… она может требовать особого магического ввода, или физического знака. В зависимости от того, как её спроектировали, я, возможно, смогу её одурачить, или хотя бы выяснить, что необходимо, чтобы её открыть, — объяснил я.

Дориан нахмурился:

— Я забыл, что ты не говоришь на нормальном, человеческом языке. Сколько времени уйдёт на то, о чём ты говорил?

Я провёл рукой по подбородку, дёргая себя за бороду:

— Я не уверен… час или два, может быть, — ответил я.

— Как насчёт такого варианта… — сказал мой друг, — вот эта линия, похоже, центральная, и я готов поспорить, что камень имеет толщину менее фута, если это действительно дверь. Так что здесь, наверное, лишь одно или два места, где она физически держится на месте, за камнем, или внутри него.

Я понял бровь:

— И?

— Если я смогу создать отверстие в камне, где-то вот здесь, — сказал он, указывая на центр, — то я, возможно, смогу приложить достаточно сил, чтобы сломать то, что удерживает дверь на месте… предполагая, что у неё вот здесь, сбоку, находятся петли.

— Ну, да, — ответил я, поражённый его уверенностью в наличии у него необходимой для этого силы. Я мог бы сделать то же самое с помощью грубой магической мощью, но у меня было сильное подозрение, что чары были завязаны на что-то ещё… что-то, чего мы хотели бы по возможности избежать. Я раскрыл рот, чтобы объяснить, но я потратил слишком много времени, обдумывая свой ответ.

Дориан уже воспринял моё «да» как полное согласие. Занеся меч, он взялся за него обеими руками, направив острие вниз. Выдохнув, он вогнал клинок в гранитный шов. Во все стороны полетели осколки гранита, и острие вошло глубоко в камень. Я также ощутил наплыв энергии, когда чары были потревожены. Что-то случилось, но я не мог быть уверенным, что именно.

— Блядь, — прямо сказал я.

— Что?

— Ты заставил что-то сработать, — ответил я.

Дориан немного помолчал.

— Вроде, ничего не происходит, — сказал н, а затем снова вогнал свой меч в камень. — А теперь?

Я вздохнул:

— Нет, что бы это ни вызвало, оно уже сделано.

Он улыбнулся:

— Значит, кашу маслом не испортишь.

За несколько минут он прорубил посреди нашей «двери» грубую дыру. Дверь, как оказалось, была толщиной не более чем в шесть дюймов, а созданное им отверстие было пяти или шести дюймов в диаметре. Он остановился, утерев лоб:

— Это труднее, чем кажется.

— Мечи на самом деле не приспособлены для рубки камня… да и дерева, если уж на то пошло, — иронично сказал я ему. Даже зачарованному, и с приложенной к нему немалой силой Дориана, мечу было трудно резать дыры в гранитных плитах.

— Думаю, пока что достаточно, — сказал он, откладывая свой меч. Дориан попытался засунуть руку внутрь, но его облачённая в перчатку рука оказалась слишком объёмной. Сняв бронированные перчатки и шлем, он попытался снова (я заменил его броню за прошедший год). Встав на колени, он засунул свою правую руку достаточно далеко, чтобы ухватиться за внутренний край каменной двери.

Я тщательно наблюдал за тем, как он подобрался, и начал тянуть правой рукой, одновременно отталкиваясь левой от пола. Его лицо покраснело, и вены вздулись на виске, но гранит не сдвинулся с места.

— Ты надорвёшься, — предупредил я. — Дай мне это сделать. Тебе, наверное, всё равно не следует черпать слишком много силы земли, — сказал я, вспоминая то, что будто бы случилось с ним после нашей битвы с Карэнтом и Дороном. Я всё ещё не понимал, что произошло. В прошлом, физические изменения вроде тех, через которые прошёл он, были перманентными, если узы земли не снимали мгновенно… и если архимаг не вмешивался своевременно, чтобы помочь поражённому воину вернуть себе человечность. И это — если процесс не зашёл слишком далеко.

— Нет… я справлюсь, — упрямо сказал он. Уперевшись, он сделал глубокий вдох, и снова принялся тянуть. На этот раз его лицо покраснело, пока он выдыхал через сжатые зубы, но Дориан не сдался. Застонав, он продолжил тянуть, заставив меня задуматься, не хватит ли его удар… и тут я увидел, как это случилось. Кончики его ушей сменили цвет, став из красных серыми. Цвет медленно растекался по его коже, и даже его волосы изменились, сменив насыщенный чёрный цвет на пыльно-белый.

Встревожившись, я крикнул, чтобы он остановился, но было слишком поздно. Выпрямив ноги, он вырвал массивную каменную плиту из рамы, разворотив державшие её на месте железные прутья под аккомпанемент жуткого скрежета рвущегося металла и колющегося камня. Так получилось, что дверь действительно держалась на петлях сбоку, как он и предполагал, и Дориан перевернул её, положив на пол с той стороны. Пыхтя от натуги, он посмотрел на меня с ликованием на лице:

— Видишь! Я же сказал, что смогу, — сказал он скрипучим голосом. — Что не так? — спросил он, увидев выражение моего лица.

— Надо освободить тебя от уз! — Немедленно! — закричал я ему. Я видел лишь моего друга, превращающегося в голема прямо у меня на глазах. Я не хотел, чтобы он стал как Магнус, но я боялся, что могло быть уже слишком поздно.

— Да что с тобой такое? — ответил он, показывая мне свои руки. Кожа на них всё ещё была розовой и здоровой, хоть и слегка мозолистой. Подняв взгляд, я увидел, как цвет возвращается на его лицо, а его волосы снова становятся блестяще-чёрными. — Я в порядке.

— Какого чёрта?

— А вот теперь ты говоришь прямо как Роуз, — сказал он, хохотнув.

Мне было довольно трудно представить её, говорящую настолько грубо, но с другой стороны, в личной жизни она, наверное, была совсем другой. Меня больше поразили изменения в моём крупном друге, даже его голос вернулся в норму. Если бы я не видел своими глазами, то мог бы не поверить. «Если бы он не снял шлем, то я мог так никогда и не узнать», — осознал я.

— Ты изменился… а потом изменился обратно, — сказал я ему. — Ты что-нибудь чувствуешь?

— Как изменился? — спросил Дориан.

Я описал ему то, что увидел, прежде чем добавить:

— В прошлый раз я подумал, что мне показалось.

— Ты уже видел это раньше?

Я кивнул:

— После битвы с богами… твоя кожа выглядела по-другому, и твои зубы были похожи на гранитные. Ситуация была сложной, а потом я потерял сознание, поэтому когда позже ты казался нормальным, я предположил, что ошибся. Вот прямо сейчас ты никакой разницы не ощущал?

— Только силу земли, стучавшую у меня в ушах подобно биению сердца, но так всегда происходит, когда я сильно напрягаюсь. Я не считал это чем-то необычным. Другие рыцари описывали это похожим образом, — ответил он.

— Но они не возвращаются обратно в нормальное состояние после того, как у них начинают появляться физические признаки… а у тебя признаки точно проявлялись, — снова сказал я.

Дориан широко раскрыл рот, показав свои зубы, и ущипнул себя за щёку:

— Ну, я всё ещё из плоти и крови.

Я немного подумал, прежде чем ответить:

— Интересно, может быть, дело в том, что ты — стоик. У тебя должна быть какая-то врождённая сопротивляемость, — задумался я вслух. Немного подумав об этом, я услышал у себя в голове голос наставника из далёкого прошлого: «Когда архимаг делает выбор, чтобы сделать кого-то таргос чэрэк, он должен помнить, что стоики не смогу принять узы, их устойчивость делает их неспособными формировать узы с внешними силами, стихиями, или даже людьми».

Это внезапное воспоминание было неожиданным, но, для разнообразия, полезным. Оно удивило меня, и прежде чем я смог на нём сосредоточиться, оно ускользнуло прочь. «Если это было так, то как же я сумел создать узы между Дорианом и землёй?» — задумался я.

Дориан пожал плечами:

— Мы будем волноваться об этом весь день, или вернёмся к делу?

Я был несколько минут глубоко погружён в раздумья, и его ремарка вернула меня к текущему моменту.

— Прости, — ответил я. — ты прав. Пойдём посмотрим, что мы нашли.

При взгляде сверху место, которое сторожила каменная дверь, явило каменные ступени, спускавшиеся в темноту. После повреждения скрывающих чар я смог ощутить области, к которым вела лестница.

— Эта лестница идёт вниз более чем на пятьдесят футов, прежде чем закончиться в какой-то прихожей, заполненный стульями и мебелью… и значительным количеством магии, — сказал для Дориана вслух.

— По пути что-нибудь есть? — спросил от в ответ.

— Ничего, что заслуживало бы внимания, — ответил я, зажигая навершие моего посоха, давая ему достаточно света, чтобы видеть ступени по ходу нашего спуска.

Дориан ответил хмыканьем, и приготовил свой меч. Это его характерное хмыканье мгновенно сказало мне, что хоть он и уважал мою способность ощущать находящееся впереди нас, он всё равно полностью намеревался быть наготове — по каковой причине Пенни и настояла на том, чтобы он сопровождал меня.

Осторожно ступая впереди, Дориан проверял каждую ступень, прежде чем полностью переносить на неё вес — и эта процедура подтачивала моё терпение. Мой магический взор не выявил никаких скрытых ловушек или утапливаемых плит, и хотя я по опыту знал, что магический взор можно обмануть, мне всё равно не нравилось тратить полминуты на каждый фут спуска. Однако я был достаточно мудр, чтобы держать своё мнение при себе — Дориан серьёзно относился к своей работе, и он был почти таким же упрямым, как моя жена, когда полностью отдавался какому-то занятию.

После часа отупляющей скуки мы наконец-то достигли прихожей, которую всё это время исследовали мои чувства. Когда я увидел её своими глазами, смысла в ней не прибавилось. По форме и виду она не казалась чем-то необычнее гостиной или передней. Стены были украшены древними гобеленами, которые потускнели до полной неузнаваемости, и одну из стен закрывал набор книжных шкафов. Однако книг видно не было, лишь горки праха, и несколько странных металлических подпорок для книг. Посреди комнаты стоял скромных размеров стол, окружённый шестью стульями. Другой стол, поменьше, с двумя стульями, стоял ближе к одному из углов помещения, а с другой стороны была дверь, которая вела прочь.

О… и каждый предмет в комнате, от шкафов, до столов, и даже стульев, лучился мощной магией. Быть может, мне следовало упомянуть это с самого начала.

Две лампы, подвешенные с потолка на железных цепях, автоматически зажглись, когда мы вошли в комнату, наполнив помещение тёплым, естественным светом.

— Не двигайся, — предостерёг я своего преданного друга. — Каждый предмет в этой комнате зачарован.

— С какой целью? — спросил Дориан.

Это был разумный вопрос, что по какой-то причине меня раздражало:

— Если бы я это знал, то я бы не говорил «не двигайся»… верно ведь?! — резко огрызнулся я.

— Не строй из себя осла, — парировал мой друг.

Я сделал нескольковдохов, прежде чем ответить:

— Прости. Я просто на взводе. Дай мне немного времени, чтобы посмотреть, смогу ли я разобраться в том, что делают эти чары.

Я почти час пристально изучал стулья и столы, тщательно избегая касаться их, или даже приближаться к ним. Магический взор иногда очень кстати. В точности фокусируя своё восприятие, я мог смотреть на отдельные руны, составлявшие чары на каждом объекте, почти под любым углом, хотя увиденное мной казалось практически бессмысленным, и лишь увеличивало мою фрустрацию. Единственной моей отрадой было знание того, что неподвижное стояние в течение часа без дела, не зная, чем я занимаюсь, наверняка довело Дориана до безумия. Это было справедливой расплатой за усердный спуск, который он меня заставил вынести на лестнице.

— Сколько ещё мы будем тут стоять? — снова спросил он меня, как спрашивал каждые пять-десять минут в течение последних трёх четвертей часа.

Я заскрипел зубами:

— Я не понимаю эти чары. Структура как-то искажена… она скошена так, что чары не должны работать.

— Ну, если они не работают, то опасности нет, верно?

Я покачал головой:

— Нет, если бы они не работали, то уже давно бы истаяли. Но они выглядят такими же свежими, как в тот день, когда их создали, и это значит, что выравнивание сбалансировано как надо… я просто не понимаю, как именно.

— Итак… мы будем стоять здесь весь день, или попробуем открыть вон ту дверь? Мы могли бы забрать какие-то из этих вещей, если ты позже захочешь их изучить, — прагматично сказал Дориан.

— Просто пойдём дальше. На небольшом расстоянии за этой дверью есть что-то вроде хранилища. Что бы они тут, внизу, ни защищали, оно, наверное, там, — сказал я ему. — Но нам следует держаться краёв этой комнаты, на всякий случай… и не трогай ничего, — посоветовал я, повторно проверив свой щит, и похлопал Дориана по спине, указывая, что ему следует начать двигаться вперёд.

Всё шло отлично, пока он не достиг боковой части комнаты, и мы не начали подбираться к двери. Единственным предупреждением для меня стал резкий скачок магической энергии, прежде чем мои глаза увидели невероятную картину осклабившегося на меня стула. Именно так, проклятая хрень лыбилась на меня. Спинка стула изогнулась, и изменилась, открыв взгляду два гротескных глаза, и рот, который, похоже, был заполнен острыми как бритва зубами.

Прежде чем я смог отреагировать, стул встал, и бросился на меня. Спинка и сидение поднялись, став основным телом чего-то похожего на странной формы человека из палок, в то время как подлокотники вытянулись, показав зачарованные когти, будто они были кошачьими лапами. Тут я мог бы и погибнуть, но мне повезло — со мной был Дориан Торнбер.

Я не видел, как он начал двигался, настолько я был сосредоточен на напавшем на меня деревянном чудище, но его меч нанёс молниеносный удар, перерубив деревянные руки стула, и послав радужный каскад магических энергий в полёт по воздуху. Я сомневался, что он мог видеть хаотичные и цветастые брызги эйсара, когда его меч уничтожал магический конструкт, но это едва ли имело значение… меч всё равно работал как надо.

Всё было бы просто, если бы дело было лишь в стуле, поскольку второй и третий удары Дориана быстро превратили стул в антикварные щепки — но стул был не один. Его сопровождал полный набор друзей-стульев, а также два бугая, бывших прежде совершенно цивилизованными столами. Как первый стул уже показал, мой магический щит был практически бесполезен против зачарованных когтей и зубов, которыми были укомплектованы бывшие предметы мебели, но броня Дориана была более чем достаточна.

Запустив руку в свои мешочки, я начал вытаскивать очередной каменный диск, похожий по внешнему виду на тот, что служил мне магической летучей машиной, но имевший другую функцию. Меня прервала метнувшаяся ко мне массивная ножка стула, имевшая сверкающее острие на основании. Уклонившись вбок, я почти не успел уйти от удара, но, к счастью, я споткнулся об останки первого стула, и падение помогло мне избежать смертоносного удара.

Хотел бы я сказать, что так всё и планировал, но это было бы неправдой. Я просто был неуклюжим.

Между тем Дориан буйствовал. Никакого более подходящего слова я не нашёл. Он был нерушимой, непрощающей, и совершенно неотвратимой машиной разрушения. Если бы другие предметы мебели могли видеть в тот день его действия, и если бы этой же мебели снились кошмары… ну, они были бы ужасными снами о древоразрушении от рук закованного в металл чудища, т. е. Дориана Торнбера.

Он двигался в идеальном ритме насилия — изящном и ужасным одновременно. Он каким-то образом заметил моё падение, и шагнул назад и вбок, чтобы прикрыть меня, в то время как его меч рубил очередной варварски деформированный стул.

Более мелкий боковой стол поймал удар его меча, вернув себе равновесие после нанесённого по мне удара, и попытался сковать Дориану руку. Учитывая невероятную силу Дориана, и природу его магического клинка, это был тщетный шаг… но он вывел Дориана из равновесия, и стоил ему драгоценной секунды, пока он вырывал засевший в его деревянном противнике меч. За это время на него накинулся более крупный стол, врезавшись в него подобно самоходному тарану.

Я попытался поддержать его наскоро возведённым щитом, но деревянные руки зачарованного конструкта порвали щит, будто тот был бумажным, и Дориан впечатался в стену, в то время как я невольно подсёк его, когда он повалился назад. Я поспешно убрался у него из-под ног, раскинув вокруг свои чувства, чтобы найти свой посох, который я уронил, когда упал в самом начале.

«Чары, питающие эти штуки, кажутся невосприимчивыми к нормальной магии», — молча заметил я. Как я уже видел прежде, магию, заключённую в перманентную рунную структуру, было почти невозможно изменить или уничтожить, если только не использовать против неё нечто подобное ей самое. Зачарованные мечи легко прорубали мои щиты, как это удавалось и странно текучей магии лидера шиггрэс, Тимоти. Его магия казалась очень похожей на чары, хотя он создавал её спонтанно, используя лишь волю и слова. «Заклинательное плетение», — всплыло непрошенное воспоминание, — «истинное отличие между цивилизованной расой и животными». Я каким-то образом знал, что под словом «животные» говоривший имел ввиду человечество.

Пока эти мысли мелькали у меня в голове, моя рука дотянулась до моего посоха, и я вскинул его, направив на роящийся деревянный хаос, царивший передо мной в помещении. Дориан оправился после падения, и теперь боролся с более крупным столом из своего невыгодного положения на полу. Однако это едва ли имело значение — я видел, что его превосходящая сила одержала верх, и он начал рвать своего тяжёлого деревянного противника на куски, ну, или, в этом случае, на доски.

Сфокусировав свою силу вдоль канала моего посоха, я прожёг оставшиеся стулья раскалённым лучом чистого эйсара. Бой закончился за мгновения, и мы остались стоять среди обломков самой кровожадной мебели, какую я только встречал. От этой мысли я захохотал.

— Над чем ты смеёшься? — спросил Дориан, вставая с пола.

— Мы мочканули мебель, — хихикнул я.

Дориан застонал:

— Только не это.

Это лишь заставило меня засмеяться сильнее:

— Ты сразил сервант, и бил буфет, а я кремировал кресла.

— Аллитерация? — уныло сказал мой друг. — Думаю, твоя плохая игра словами мне нравилась больше.

— Подожди, — возразил я, улыбаясь. — Я думаю, что смогу и получше.

— Лучше — это хуже, — сказал Дориан.

— Ты сокрушил сурово сердившийся стол.

— Даже если боги ложны, в аду должно быть особое место для людей вроде тебя, — ответил он.

— Буквальный ад, — сказал я, прежде чем приостановиться, — … или «аллитеративный»^[25] ад. Ты это имел ввиду?

— Проклятье, да прекрати! — воскликнул он, прежде чем добавить: — И не такого слова — «аллитеративный».

— А должно быть, — самодовольно сказал я, и был вынужден уклониться от замахнувшейся руки Дориана. Однако я знал, что он это не всерьёз… если бы он хотел меня ударить, то у меня не было бы времени на уклонение.

Глава 38

Дверь, что вела из только что раскуроченной нами комнаты, выходила в маленький коридор с облицованными гладким мрамором стенами. Коридор заканчивался тяжёлой стальной дверью, на которой была лишь одна надпись на лайсианском: «Шрэ́йбет гиб Эйстра́йлин».

— Ты можешь это прочесть? — спросил Дориан, указывая на незнакомые буквы.

Я кивнул:

— Переводится как «Хранилище Квинтэссенции».

— А это что значит?

— Не совсем уверен. Слово «эйстрайлин» имеет отношение к эйсару, но описывает его в более личном или уникальном смысле. Оно может означать личность, дух, или разум, в зависимости от контекста. У нас тут лишь короткая фраза, поэтому трудно угадать точное значение, — объяснил я.

Дориан вздохнул:

— Забудь, что я спросил. Как нам её открыть?

— Дай мне немного её изучить, — сказал я ему, зная, что это лишь добавит ему раздражения. Я проигнорировал его нетерпеливую позу, и сосредоточил свой магический взор на стальной двери.

Конечно, та была зачарована, но эти чары я понимал гораздо лучше. По функции они имели родство с тем типом чар, который я использовал при создании брони, которую носили Рыцари Камня — они делали метал двери хранилища твёрже, и защищали его. Также в них было включено заклинание опознания, в данном случае, похоже, бывшее очень специфичным. У меня сложилось стойкое впечатление, что я никогда не смогу удовлетворить требованиям этого заклинания опознания. Скорее всего оно искало принадлежность к роду, например — к роду Гэйлинов.

— Я не думаю, что могу открыть её чем-то кроме грубой силы, — сказал я Дориану.

Он осклабился:

— Ну, грубой силы у меня полно, — и, сказав это, снова обнажил свой меч.

— Нет, погоди! — быстро сказал я.

— Что?

— Меч может сломаться, — ответил я.

Дориан недоумённо посмотрел на меня:

— За восемь лет я в общем-то не встретил ничего, что могло бы повредить одному из твоих особо выкованных клинков, или даже затупить его. Что такого особого в этой двери?

— Эта дверь зачарована похожим образом, и металла в ней гораздо больше, — быстро сказал я.

Дориан забеспокоился:

— Так что нам делать, если ты не можешь открыть её заклинанием, и она сильнее меня и этого клинка… мы что, просто соберём манатки, и вернёмся домой?

— Ты — не единственная из доступных мне грубых сил, — иронично сказал я. — Вернись наверх, и жди меня. Да и вообще, немного отойди вверх по холму. Я не хочу, чтобы ты был близко, просто на всякий случай.

— Это почему? — сказал Дориан, сбитый с толку.

— Потому что я могу забыть о том, что ты здесь, и случайно тебя убить, — честно ответил я.

— О, — ответил он, и без возражений пошёл прочь. Прежде чем он вышел за пределы слышимости, Дориан крикнул: — А как я узнаю, что ты закончил?

Я озорно улыбнулся:

— Узнаешь.

Я отслеживал его своим магическим взором, пока не удостоверился, что он отошёл на, как мне казалось, безопасное расстояние… где-то на сотню ярдов. Когда мне больше не нужно было о нём волноваться, я сосредоточился на преграждающей мне путь стальной двери. Она была высотой почти в десять футов, и шириной чуть более чем в двенадцать, но являлась частью большого помещения, заключённого в сталь, и утопавшего в скале за пределами обычного зрения. Помещение, вход в которое преграждала дверь, было где-то футов двадцать в поперечнике, в обе стороны, и было защищено похожим образом зачарованной сталью. Я не мог сказать, насколько толстыми были стены, но я мог предположить, что толщина их могла быть от шести дюймов до фута. Лично я именно такими их и сделал бы.

Первым делом я усилил щит вокруг себя, делая его настолько крепким, насколько возможно. Как только я начну, это уже, наверное, будет не важно, мои инстинкты должны защитить моё физическое тело, но я никогда не мог быть уверенным в этом до конца. Земля не была человечной, и её приоритеты не всегда совпадали с моими собственными. Закончив с этим, я раскрыл свой разум настолько, насколько мог, и стал слушать, позволяя своему разуму плыть вниз, глубоко в камень подо мной и вокруг меня, ощущая сердцебиение мира.

За прошедшие со дня моей битвы с Сэлиором годы я провёл кое-какие эксперименты, и отточил свои навыки архимага, приобретя с трудом добытую уверенность, и немало искусности. Тем не менее, риск всегда был. На этот раз я не позволил своему личному телу измениться, разве что замедлил его метаболизм, что мне не нужно было дышать… Я всего лишь заключил его в защитную оболочку из прочного гранита. Клаустрофобия могла бы быть проблемой, если бы я на тот момент ещё был, строго говоря, человеком, но к тому времени моё истинное тело расширилось далеко за рамки маленького кусочка окружённой камнем хрупкой плоти.

Зачарованный стальной «ящик» теперь казался безделицей, окружённой и покоящейся во мне. Она не была включена в моё новое «я», и потому ощущалась как какое-то инородное тело, внедрённое в мою плоть. Согнувшись, я сместил скалу, окружавшую стальную полость, и начал двигать её вверх, к небу. Подземные коридоры и туннели, через которые мы вошли, обрушились, когда земля вспучилась, и если бы я всё ещё был в своём нормальном состоянии психики, то я мог бы обрадоваться, что Дориана в них больше не было. А так, я подумал о нём лишь с большим опозданием.

Поднимая полость, я также приложил направленное вниз давление на одну из её сторон, пытаясь создать сдвигающую силу, которая могла бы вскрыть зачарованную комнату. Та сперва сопротивлялась, но созданное мной огромное давление было для неё чересчур, и сталь треснула по швам с одной из сторон, испустив маленький взрыв магической силы, когда чары распались. Тщательно избегая наносить дальнейшие повреждения комнате, я сместил прочь землю и камень над ней, и мягко поднял её к солнцу.

Когда она оказалась там, я поднял гранитную сферу, содержавшую моё человеческое тело, открыв камень, чтобы и его тоже явить небу. Следующая часть была самой трудной, но я сумел её запомнить, едва-едва. Сосредоточившись на человеке, лежавшем на земле надо мной, я принялся за трудную работу по сжатию и сокращению себя, пытаясь стать чем-то меньшим, чем я был. Это было неудобно, почти болезненно, и на миг я почти воспротивился этой мысли. Однако глубоко внутри какая-то маленькая часть меня настаивала: «… оставь, вернись к тому, чем был».

И тут, вот так просто… я вернулся. Открыв глаза, я сел, и заморгал от яркого солнечного света. Дориан спешил ко мне, будучи не совсем способным бежать по неровной земле.

— Ты в порядке? — крикнул он взволнованным тоном.

Я кивнул:

— Да, всё получилось примерно так, как я и собирался сделать.

— Как ты собирался сделать? — недоверчиво сказал он голосом, который был на порядок громче, чем, по моему мнению, было необходимо.

— Я же рядом. Не надо кричать.

— Ты был под землёй посреди чёртова землетрясения! — закричал он в полный голос. — И вот это — как я кричу! Теперь понимаешь разницу?!

Я встал, и одарил его своим лучшим «успокаивающим» взглядом:

— Для человека, который целыми днями охотится на немёртвых чудовищ, ты поразительно часто выражаешься чересчур драматично, — сказал я ему.

На миг он открыл рот, и затем снова захлопнул. Он повторил это действие ещё пару раз, прежде чем ответить:

— Я как-то пообвыкся с этим, но каждый раз, когда мы куда-нибудь отправляемся, тебе удаётся найти новый способ раздвинуть границы за пределы моей зоны комфорта.

— Ну, прости, — наконец сказал я. — Я думал, ты знал, чего ожидать, когда я сказал тебе отойти подальше. Я забыл — ты же по большей части был без сознания, пока я сражался с Сэлиором, так ведь?

— То был не лучший мой день, — согласился он.

Я одарил его сочувственным взглядом, прежде чем хлопнуть его по плечу:

— Пойдём посмотрим, что мы откопали.

Стальная комната лежала где-то в тридцати ярдах от нас, блестя на солнце. Она полностью треснула вдоль одной из сторон, заставив одну из стен оторваться, и позволив большому количеству сыпучей земли попасть в длинную запечатанную внутреннюю часть. Чары рассеялись, когда целостность стальной структуры была нарушена. Шагнув через широкое отверстие, я использовал свою магию, чтобы убрать землю и мусор.

Похоже, что в этом помещении когда-то содержался набор мраморных пьедесталов, но я не нашёл ни следа того, что раньше на них стояло. Пол был покрыт густым красным ковром, хотя тот и был искривлённым и оторванным во время подъёма. В моём магическом взоре выделялся лишь один предмет, испускавший мягкий магический свет — маленькая гипсовая фигурка. Она была достаточно маленькой, чтобы легко помещаться у меня в ладони, и выглядела она как благородного происхождения человек. Учитывая её маленькие размеры, точность и искусность её исполнения были невероятными, это была почти идеальная скульптура, и я чувствовал, что почти смогу узнать того, кого она изображала, если встречу его лично. В самом деле, лицо казалось немного знакомым.

Я не подобрал её сразу, несмотря на её малый размер, вместо этого решив сперва поближе её рассмотреть. На ней не было ни следа рун или символов, и исходившая от неё магия ощущалась странно, создавая у меня отчётливое впечатление того, что статуэтка не была зачарована. «Хотя, чтобы она продолжала излучать магию после нескольких сотен лет, не будучи зачарованной — это же бессмыслица», — молча подумал я.

— Ты, должно быть, связана с каким-то посторонним источником… — сказал я вслух, пытаясь перебрать возможные варианты.

Тут-то я и ощутил приближение чего-то большого, живого, и лучащегося эйсаром. Оно было в воздухе, несясь к нам с невероятной скоростью с западного направления.

Дориан глазел на найденную нами статуэтку, его шлем лежал на земле рядом с ним.

— Там только это и было? — спросил он меня.

Я смотрел на запад.

— Надень обратно свой шлем, — сказал я ему.

— Зачем? — ответил он, вставая на ноги. Несмотря на свой вопрос, он уже надевал шлем обратно на голову.

— Сейчас мы узнаем, почему это место зовётся «Гнездо Дракона», — ответил я.

— Это тот же самый дракон, с которым ты встречался в прошлом?

Я кивнул:

— Не думаю, что есть какие-то другие. Когда-то это место было его домом, — говорил я, одновременно используя свой посох, чтобы очертить вокруг нас окружность диаметром в десять футов. Закончив её, я добавил вторую, чуть более широкую окружность, и добавил между ними правильно расположенные руны. Сделаны они были на скорую руку, но, тем не менее, работали как надо. Я мог создать щит одним лишь усилием мысли, но это требовало больше энергии, чем если я использовал слова для направления своей силы… использование начертанных символов упрощало мне задачу, и добавляло значительное количество силы.

Дориан снова обнажил свой меч, но я положил ладонь ему на плечо:

— Убери это. Я не хочу сражаться с ним, если этого можно избежать.

— Он может не оставить нам иного выбора, — сказал мой друг. Пока он это говорил, я восхитился его смелостью — если он и думал о бегстве, то ни его слова, ни его действия этого не показали.

Я пожал плечами:

— Если дойдёт до этого, то я не думаю, что ты сможешь с ним сражаться. Если со мной что-то случится, и ты всё же вступишь в бой… тебе нужно будет отрубить ему голову — любую другую рану он сможет залечить, если дать ему передышку.

Больше времени не было, поскольку дракон прибыл, изрыгая свою ярость в виде грохочущего воя, от которого у меня заныли зубы, и холодок прошёл по моей спине. Я собирался поприветствовать его, но Гарэс Гэйлин, дракон, не стал тратить время на приветствия. Свалившись на нас с неба, он остановился в двадцати футах над нами, и завис там, разбрасывая во все стороны пыль и мусор громовыми хлопками своих крыльев. Раскрыв полный кинжально-острых зубов пасть, он послал в нас мощный сгусток пламени.

Жар и интенсивность его дыхания были невероятны, и оно сожгло всё вокруг нас, за пределами моего защищённого уордами круга. Пламя продолжало прибывать будто целую вечность, но на самом деле поток длился скорее лишь полминуты. Тем не менее, впечатление он произвёл. Гарэс был драконом отнюдь не обрадованным.

Пламя погасло, и я закричал на него, но он не стал впустую тратить время, атаковав мой щит когтями и зубами. Бывает, что очень трудно заставить кого-то услышать твой голос, когда на фоне шумит разгневанный дракон. Подняв свой посох, я направил его наконечник на дракона подобно копью:

— Ты действительно хочешь это сделать? — проревел я, используя толику магии, чтобы усилить громкость своего голоса. — Я думал, мы могли бы сперва поговорить.

Он приостановился на миг, глядя на меня драконьими глазами:

— Твоя магия меня не пугает, человек! — внезапно ответил он рычащим голосом. Мои глаза расширились от удивления: когда я говорил с ним в прошлый раз, он сначала принял человеческую форму — я и не знал, что он мог говорить в образе дракона.

— Мне не нужно тебя пугать, но если хочешь, то мы можем выяснить, как хорошо ты будешь себя чувствовать с прожжённой в твоём чешуйчатом теле дырой размером с арбуз, — ответил я. Я не мог быть уверенным, поскольку никогда не использовал свою магию против него напрямую, но очень немногие объекты избегали появления в себе больших дыр, когда в них попадала направленная через мой посох линия силы.

— Грабитель! Ты ворвался в мой дом, а теперь имеешь наглость мне угрожать?! — заревел дракон.

Я пожал плечами:

— Тут ты, возможно, в чём-то прав, но я не думал, что тебе ещё есть какое-то дело до вещей из твоей человеческой жизни.

— Уходи! — прорычал он в ответ.

— Ладно, — сказал я ему, и, нагнувшись, подобрал маленькую статуэтку. — Мы уже уходим.

Глаза дракона расширились, когда я поднял статуэтку, его тело застыло неподвижно. Он смотрел на объект у меня в руках с ужасающей пристальностью. Я приостановился, и мы оба стали глазеть друг на друга. Немного погодя, Гарэс заговорил:

— Осторожно положи это на землю, и уходи, и тогда я забуду об этом оскорблении.

К тому времени я понял, что нахожусь в выигрышном положении, хотя я и не был уверен, в чём именно я выигрываю.

— Ты стал держаться совсем иначе, — сказал я ему. — Ты что, беспокоишься, что я могу сломать вот эту штуку? — спросил я, делая вид, будто роняю статуэтку человека.

— Нет! — крикнул дракон столь громко, что я заволновался о своём слухе. — Тебе нельзя её повреждать!

— Почему?

Ответом мне был лишь холодный взгляд рептилии.

— Ладно, — сказал я наконец. — Придётся по-плохому, — проговорил я, ставя фигурку на более-менее плоский камень, и взял другой камень в руку, будто собираясь размозжить её между ними.

— Остановись! — воскликнул дракон, беспомощно наблюдая за мной.

Я застыл с поднятой рукой с камнем:

— Мне нужно услышать две вещи, если ты не хочешь, чтобы я разбил твою куклу, — сказал я без намёка на юмор, — «пожалуйста»… и «почему», — добавил я два слова. «Надо было сказать «куколка», — сделал наблюдение мой внутренний голос, но я сомневался, что смог бы в этом случае сохранить серьёзное выражение лица.

Гарэс молча глазел на меня долгие полминуты, никак не показывая, что собирается говорить. Устав ждать, я пришёл в движение, и занёс руку:

— Ладно, будь по-твоему.

— Пожалуйста, — внезапно сказал он более тихим и отчаянным голосом, по сравнению с его прежним рёвом.

— И? — поднажал я.

— Это — отпечаток моего разума… до того, — нехотя ответил он.

— Что именно это значит? Ты всё ещё связан с ним? Ты умрёшь, если его уничтожить? — сказал я, быстро задавая вопросы один за другим.

— Это — фамильная тайна, средство для восстановления человечности тех, кто потерял себя в трансформационной магии. Да, и… в каком-то смысле, — ответил он.

Мне пришлось пересмотреть своё последнее утверждение, чтобы осознать, что он ответил на все мои вопросы по порядку. «Да» — он был с ней связан, и… я озадаченно посмотрел на него:

— Что значит «в каком-то смысле»? По-моему, вопрос был очень простым.

— Пожалуйста, я уже достаточно тебе рассказал. Я окажу тебе любую услугу, если ты просто вернёшь мою эйстрайлин и оставишь меня в покое.

Гордый дракон, которым стал Гарэс Гэйлин, сейчас почти умолял, и на миг я почувствовал укол стыда за то, что так вымогаю у дикого существа, но я не мог оторвать взгляда от лежавшей передо мной возможности.

— Отвечай на вопрос, — спокойно сказал я, — иначе игрушке — крышка.

Он зарычал на миг, когда видимая волна гнева прошлась по его массивному чешуйчатому телу, но затем он успокоился, и достаточно кротко ответил на мой вопрос:

— Если фигурку уничтожить, то она выполнит своё предназначение наигрубейшим из возможных способов. Эйстрайлин вернётся ко мне через нашу связь, и вернёт меня, насильно, к состоянию, в котором я пребывал более тысячи лет назад. Мои воспоминания, мой опыт, всё, что случилось со мной после того дня, когда был снят слепок… всё это будет стёрто.

— С моей точки зрения, это не так уж ужасно — ты вернёшься к своему изначальному состоянию, и мир получит ещё одного доброго архимага. Когда была создана эта эйстрайлин? — спросил я, но сразу же осознал, как сурово прозвучали мои слова.

— За несколько лет до того, как Балинтор чуть не уничтожил мир, — ответил дракон, прежде чем продолжить: — Подумай о том, как бы ты себя чувствовал, если бы кто-то пригрозил стереть не просто последние несколько лет твоей жизни, а последнее тысячелетие. Что если бы ты оказался перед лицом возможности быть насильно превращённым в совершенно другую личность? Я счастлив быть таким, какой я сейчас, но сломай ты фигурку, и ты полностью уничтожить всё, чем я являюсь.

Его слова заслуживали некоторого внимания, но у меня всё ещё были вопросы:

— Ты сказал «наигрубейшим из возможных способов»… есть ли другой способ использовать эйстрайлин, который не уничтожит твои воспоминания?

— Это, быть может, было бы самой жестокой участью, — ответил он. — Если бы я добровольно активировал магию эйстрайлин, то она вернула бы меня к прежнему состоянию, но не уничтожила бы мои воспоминания. Человек, которым я был прежде, смотрел бы на события последнего тысячелетия совсем под другим углом. Он, может, и не захотеть жить с таким знанием.

Это напомнило мне о моих собственных демонах. К окончанию войны с Гододдином я лишил жизни более тридцати тысяч человек, и это положило начало волне жертвоприношений в самой этой нации, когда жрецы Мал'гороса убили семьи погибших мужчин. Я всё ещё просыпаюсь в поту некоторыми ночами от мысли об этом, но я всё равно как-то сумел жить дальше. Что хуже, я, похоже, полон воспоминаний о событии, которое вполне могло быть ещё более ужасным, воспоминаний столь тёмных, что мой разум буквально отказывался на них смотреть.

Гарэс Гэйлин преобразился в дракона, чтобы защитить свой народ от шиггрэс, а вместо этого он уничтожил своих людей вместе с их врагами. Помимо этого, я понятия не имел, какие мелкие злодеяния он совершил за прошедшую с того дня тысячу лет.

Дориан положил ладонь мне на плечо:

— Это неправильно, Морт.

— Мы не можем позволить ему остаться таким, какой он есть. Сколько человек он уже убил? — возразил я.

— Нисколько… со дня нашей встречи, после твоей битвы с богом, а до того — немногих. Люди никогда не вызывали у меня аппетита, — искренне ответил дракон.

Я отмахнулся от Дориана, прежде чем встать на ноги. Я отбросил камень, но фигурку продолжал крепко сжимать в руке:

— Мне плевать, даже один — это слишком много. Моё решение таково: я оставлю твою эйстрайлин у себя, пока не придёт день, когда ты по своей собственной воле решишь принять её, и вернуть себе свою человечность.

— Никогда, — перебил дракон.

Я поднял ладонь:

— До тех пор ты будешь жить с двумя требованиями. Ты не будешь причинять вреда ни людям, ни скоту, и ты будешь отвечать на мой зов, и повиноваться любым отданным мною приказам.

— Я с радостью дам тебе слово, если ты только вернёшь мне эйстрайлин, — сказал дракон.

— Она останется у меня, как гарантия нашей сделки, — категорически заявил я ему.

Гарэс Гэйлин, дракон и архимаг, угрожающе зарычал:

— Ты — вор!

Я стоял на своём:

— Да мне плевать! Итак, ты выполнишь мои требования, или мне придётся уничтожить эту штуку?

Прошёл долгий, напряжённый миг, прежде чем он наконец опустил голову:

— Я буду подчиняться твоим приказам, под принуждением. В день, когда ты потеряешь из виду мою эйстрайлин, я вырву тебе сердце, и сожру твою печень.

— Редко я слышал клятву лучше этой, — сухо ответил я. — Сегодня мне не нужна твоя служба, но если у меня возникнет нужда в тебе, то как мне тебя позвать?

— Всего лишь коснись эйстрайлин, и говори — я услышу тебя, — проворчал он.

— Что ж, хорошо, ты свободен, но прежде я хочу, чтобы ты знал вот что, — сказал я. — Ты недооцениваешь силу человеческого разума. Твоё человеческое «я» может справиться с гораздо большим, чем ты отдаёшь себе отчёт.

— Уж в моём-то положении мне лучше судить об этой теории, чем тебе, повелитель, — презрительно ответил он, и оттолкнулся мощными ногами от земли, взмыв в небо. Его крылья мощно захлопали, когда он начал набирать высоту, создав воющую бурю воздуха и грязи вокруг моего щита.

Глядя, как он улетает, я засунул фигурку в один из своих особых мешочков, прежде чем пробормотать:

— Нет… тут ты не прав.

Глава 39

После моей встречи с Гарэсом Гэйлином прошла неделя, и я обнаружил, что всё ещё не могу найти себе места. Я ходил исследовать руины Гэйлинов в Аградэне в основном для того, чтобы унять своё ощущение неподвижности, но я обманывал себя. Истинным источником моей тревоги было то, что я продолжал избегать более тёмных воспоминаний, содержавшихся в моей голове.

Я провёл несколько вечеров в Грязной Свинье, после того, как заканчивался более формальный ужин в замке. Пенни пока не упрекала меня на эту тему, поскольку обычно она поддерживала моё стремление к общению с людьми, но я видел, что я, по её мнению, слишком много вечеров проводил в таверне. Один или два… это ничего, четыре или пять… и было ясно видно, что я тяготился мрачными думами, или, возможно, был в депрессии.

Даже мой новый собутыльник, охотник Чад Грэйсон, заметил моё ухудшившееся настроение:

— Ты так и будешь пялиться весь вечер в пустую кружку? — едко спросил он меня. Он почти никогда не утруждал себя использованием надлежащего мне по статусу обращения, что меня совершенно устраивало.

— А что ещё мне делать с пустой кружкой? — спросил я, попытавшись сострить без энтузиазма.

— Если ты отпустишь её хоть ненадолго, то можно будет уговорить официантку долить тебе выпивки. Она всё ищет возможности это сделать, но ты так кружку и не выпустил, — равнодушно ответил он.

Сайхан сидел с другой стороны от меня, и выбрал именно этот момент, чтобы вставить слово:

— В половине случаев в этом и заключается ваша самая большая проблема, — выдал он своё самое длинное предложение за весь вечер — верный признак того, что он выпил больше обычного.

Я показал ему своё сердитое лицо:

— Я пришёл сюда не для того, чтобы вы двое перечисляли мои недостатки.

— Я и не говорил, что это именно недостаток, — ответил рыцарь-ветеран, — … просто именно в этом в половине случаев и кроется проблема.

— То, что я держусь за кружку — частая проблема?

Тут заговорил Чад:

— Не глупи, он имеет ввиду твою привычку за всё держаться.

Сайхан согласно кивнул.

— Ладно, ладно! — внезапно сказал я. — Может, вы, два гения, сможете найти решение для моей проблемы.

Мастер-егерь ответил:

— Всё лучше, чем если ты будешь всё долбанное время хандрить из-за неё, — сказал он. Сайхан лишь хмыкнул.

Я уже выпил несколько кружек вина, иначе я не был бы столь откровенен.

— Мне нужно кое-что, но я не могу это увидеть, или посмотреть на это прямо. Я знаю, что оно здесь, но я не могу схватить это обеими руками.

— Волшебничьи проблемы, — фыркнул Сайхан, отмахиваясь от этого разговора.

Чад не стал сдаваться так же быстро:

— Может, но часто существует более чем один способ освежевать кошку, — сказал он своему более крупному собутыльнику. Сосредоточившись на мне, он сказал: — Это какая-то магическая хрень, или что-то более заурядное?

Я сделал глоток из моей вновь наполненной кружки:

— Что ты считаешь заурядным?

— Ну, трахнуть официантку, чтобы жена не прознала, — пояснил он.

Глядя на мои слова под таким углом, я видел, как к ним могло подойти что-то подобное, поэтому я решил пояснить для него:

— Это не женщина и, на самом деле, не магия, хотя в конце концов это связано с магией… это — информация. Я знаю, где она, но я не могу сам на неё посмотреть. Это как книга, лежащая у меня на столе, но я не могу её прочитать — когда пытаюсь, мои глаза закрываются, вопреки моему желанию.

— Пусть кто-то другой прочитает, — сказал Сайхан, прежде чем поставить кружку, и уложить голову на ладони. Он определённо выпил больше, чем следовало.

Охотник согласно кивнул, но тут я их остановил:

— Больше никто не может её прочитать. Она — здесь, — сказал я, постучав себе по черепу.

Чад нахмурился:

— Если она уже у тебя в голове… то я не вижу проблемы.

— Она там. Я просто не могу на неё смотреть. Мой внутренний взор отказывается глядеть на неё. Я просто вижу её урывками, краем глаза, в самые неожиданные моменты, — объяснил я.

— Говорил же… волшебничьи проблемы, — повторил Сайхан.

— И из-за такого отношения он никогда и не спрашивает у тебя совета на эту тему! — сказал охотник, тыкая пальцем в Рыцаря Камня.

— Что меня вполне устраивает, — сказал воин.

— Разве не ты советовал ему общаться с людьми, а не держать всё в себе? — упрекнул Чад.

Сайхан рыгнул, прежде чем ответить:

— Я просто сказал, что в этом была его проблема… Я не предлагал для неё решения.

Охотник захохотал, и я подумал было собираться домой, когда он вперил в меня серьёзный взгляд:

— Тебе следует думать об этой штуке так, будто она — твоя добыча, — сказал он мне.

— И что это должно означать? — спросил я.

— Ты знаешь, почему олень замирает, когда слышит что-то? — загадочно сказал он.

Я наморщил лоб:

— Не думаю, что это на самом деле имеет отношение…

— Чтобы его не видели! — громко сказал Чад, игнорируя мой комментарий. — Глаза — хитрые штуки, и быстро начинают скучать. Большинство охотников полагаются на движение, чтобы заметить добычу. Когда охотишься из засады, ты ждёшь, когда добыча двинется… тут-то ты её из замечаешь. Если же ты крадёшься, то надеешься подобраться достаточно близко, чтобы вспугнуть добычу — в любом случае, ты ждёшь движения.

Я решил сыграть в его игру:

— Ну, эта добыча сама двигаться не станет, и я не вижу, как мне её «вспугнуть».

— Ты уже знаешь что-то, иначе ты не пытался бы узнать больше, — ответил худой охотник. — Это и используй. Следуй за знаками и следами. Как только я узнаю, где кормятся олени, куда они идут утром, я стараюсь подобраться поближе, чтобы их поймать.

«Когда» находилось в прошлом, но его слова заставили меня подумать о двери под моим домом в Албамарле. Я уже знал, что она была связана с моим скрытым знанием, но я никогда особо не тратил времени на её исследование. На самом деле, я много лет не приближался к этой двери, возможно — потому, что подсознательно страшился её. Если было невозможно заставить мой неохотный разум смотреть прямо на источник моего беспокойства, выяснение того, что лежало за той дверью, может заставить какое-то знание выйти на открытое место.

— Может, такое место и есть… — рискнул я.

Чад пристально посмотрел на меня:

— Но ты там не был, так ведь?

— Недолго, когда ещё ничего про это не знал. Потом я всегда был слишком занят. За последние несколько лет я узнал вещи, которые заставили меня тревожится этот счёт, но… — замолчал я, оставив фразу незавершённой.

— Но… ты слишком, чёрт побери, боишься, чтобы взглянуть этой штуке в лицо, — закончил он за меня. Затем он перегнулся через меня, и похлопал Сайхана по лицу, чтобы разбудить его: — Эй! Волшебничьи проблемы, как же… он просто не хотел смотреть правде в лицо. Как, в общем-то, почти все в этом заведении, — сказал Чад, ткнув нетвёрдым пальцем в других клиентов. — Ты слушаешь? — добавил он, осознав, что Сайхан снова закрыл глаза.

Я встал, собираясь уходить:

— Я последую твоему совету, если ты позаботишься о том, чтобы он добрался до дома, — сказал я охотнику.

Чад кивнул:

— Рослый ублюдок не умеет пить. Вот, до чего доводит здоровый образ жизни, — неодобрительно заметил он.

По-свойски хлопнув его по плечу, я направился к двери, но, уходя, я услышал, как егерь снова забормотал себе под нос:

— У рослого ублюдка и дома тоже нет… койка — да, это у него есть, и постоянная работа. Не только волшебники боятся взглянуть своим проблемам в лицо.

Я размышлял над этим, уходя, и решил, что, быть может, его наблюдательность распространялась не только на острый взгляд и острый слух. Позже, той же ночью, лежа в кровати, я почти не мог спать из-за звучавшего у меня в голове беспокойного голоса смерти. В последнее время он стал особенно громким, в частности — в тихие часы.

* * *

Я несколько недель не мог проверить свою новую решимость, поскольку появился будто нескончаемый поток дел, не дававших мне ускользнуть в дом в Албамарле. Когда в моём расписании всё же появился перерыв, Пенни и Роуз решили воспользоваться им, чтобы сходить в столицу, что меня совершенно устраивало.

Единственной ложкой дёгтя был тот факт, что я надеялся на более продолжительное одиночество. Я легко мог бы его получить, доверившись своей жене, но причина, по которой я ждал, заставила бы её встревожиться. В частности, я хотел, чтобы дом был пуст, просто на тот случай, если то, что я обнаружу, окажется более неминуемой и прямой угрозой, чем пыльное воспоминание или давно забытые злодейства.

Так получилось, что идеальная возможность представилась на второй день нашего пребывания в столице. В тот день Роуз и Дориан отправились навестить её семью, Хайтауэров, и пригласили нас с собой. Это была семейная оказия, и, естественно, детей тоже пригласили. Лорд Хайтауэр хотел увидеть свою новорождённую внучку, и ему, наверное, также было любопытно познакомиться и с нашими детьми тоже, поскольку он их никогда прежде не видел. День мог бы стать идеальным, если бы не мои обязательства.

— Я не могу, — снова повторил я. У Пенни часто были проблемы со слухом, когда она слышала то, что не полностью совпадало с её планами.

— Почему нет?

Я с сожалением поднял ладони:

— Я обещал нашему Королю, что сегодня я проверю порталы на Мировой Дороге — в некоторых из них появились странное мерцание и гудящий шум. Он беспокоится, что с ними могло что-то пойти не так.

Она беспечно махнула руками:

— Скажи Джеймсу, что посмотришь завтра. Он поймёт.

Я нахмурился:

— Он-то поймёт, но я беспокоюсь, что что-то там могло повредиться. Нельзя сказать, что может случиться, если один из порталов неконтролируемым образом разрядится, — сказал я. Конечно, это было полнейший выдумкой, не только потому, что порталы работали идеально, но и потому, что я спроектировал чары так, чтобы в случае неожиданных повреждений они безопасно направляли содержавшиеся в них энергии обратно в хранилище.

Это было ложью, которую, как я знал, рано или поздно раскроют, если бы я сам не планировал сказать правду тем же вечером. Мне лишь нужно было позаботиться о том, чтобы дом был пуст во время моего запланированного исследования.

— Если всё в порядке, то я смогу присоединиться к тебе в доме Хайтауэров после обеда, — успокаивающе сказал я, прежде чем добавить: — Позже у меня будет для тебя сюрприз, который мне следовало дать тебе почти год назад.

Она подарила меня проницательным взглядом, чувствуя нечто сомнительное в моих манере и голосе, но если она и подумала о том, что я её обманываю, то попридержала это обвинение. Её интуиция всё ещё была жутко точной, но с тех пор, как она более года назад приняла узы земли, она больше не могла улавливать белую ложь так же легко, как прежде.

— Подарки мне без разницы… ты обещаешь, что присоединишься к нам сразу же, как только освободишься? — наконец сказала она.

— Конечно, — сказал я, притягивая её к себе и наскоро обнимая. Как и всегда, запах её волос вызвал у меня чувство умиротворения и безопасности. Это был запах дома, ибо там, где была она… там и было моё место. Она позволила мне краткий поцелуй, прежде чем резко оттолкнуть меня, услышав смех Мойры.

Наша дочь хихикала, глядя на нас снизу вверх, а её брат едва скрывал своё отвращение.

— Фу-у-у, — объявил он.

— Я думаю, вы ревнуете, — сказал я, бросая на Пенни озорной взгляд.

Близнецы уже слышали эту реплику, и отреагировали совершенно по-разному. Мойра улыбнулась, согласно кивая, а Мэттью отрицательно замотал головой:

— Нет… нет, мы совсем не ревнуем! — возразил он.

Мы проигнорировали его возражения, и погнались за ними по комнате, безжалостно целуя и щекоча их, когда поймали. Несмотря на его настойчивое отнекивание, Мэттью всё это время смеялся и улыбался. Не желая оставаться в стороне, Коналл вскочил на защиту своего брата, или, точнее, вскочил мне на спину. На самом деле, его брату это никак не помогло.

Визжа и смеясь, мы впятером возились на полу несколько минут, прежде чем Айрин заплакала в своей колыбели, то ли из-за напугавшего её шума, то ли потому, что была слишком маленькой, и не могла присоединиться к веселью.

Час спустя я попрощался с ними у парадной двери дома. Лорд Хайтауэр был достаточно обходителен, чтобы прислать карету, бывшую достаточно большой, чтобы вместить не только его дочь и зятя, с двумя их детьми, но и мою жену и детей тоже. Я наблюдал за тем, как они забираются в карету, и Дориан оглянулся на меня, прежде чем зайти вслед за ними.

— Не задерживайся слишком надолго, мне понадобится любая поддержка против старого Лорда Хайтауэра, — с улыбкой сказал он мне.

— Не волнуйся, я поспешу, — ответил я. — Позаботься о них, пока я вас не догоню, — добавил я.

На миг его взгляд посерьёзнел:

— Это всегда само собой разумеется.

Я смотрел вслед, пока они совсем не скрылись из виду, прежде чем повернуться обратно к двери в дом. Она стояла открытой нараспашку,глазея на меня чёрным дверным проёмом, и я ощутил нахлынувший на меня ужас. Этому чувству отнюдь не помогал диссонантный звук смерти, который был повсюду с тех пор, как мы прибыли в Албамарл. Дома, в Замке Камерон, он приходил и уходил, чаще становясь громче ночью, но здесь он всё время звучал громко. Хотя я начал к нему привыкать, как и к голосу земли, я всё ещё понятия не имел, почему в одни моменты он казался громче и ближе, чем в другие.

«Ничего хорошего за этим стоять не может», — подумал я, шагнув в дверной проём.

Глава 40

Мы взяли с нами лишь пару слуг, и первой моей задачей после отъезда Пенни и остальных было дать им выходной, и наказать вернуться вечером.

Закончив с этим, я пошёл в спальню, и переоделся в то, что я называл одеждой «путника». До этого я носил более формальную одежду, такую, которой можно от меня ожидать, если бы я направлялся на аудиенцию к королю. В отличие от неё, моя походная одежда была простой и функциональной, в общем-то такой же, какую я носил, когда работал в мастерской — штаны, ботинки, и тяжёлая шерстяная накидка. Основной разницей было включение в набор моего посоха, моих поясных мешочков, и плаща. Надеть плащ я не потрудился, поскольку не собирался наружу.

Важным отличием был тот факт, что я был готов к неприятностям.

Стоя на вершине ступеней, которые вели внутрь скальной основы под домом, я был полон трепета. Мой страх стал настолько сильным, что казался почти вещественным, осязаемым и неумолимым. Чтобы отвлечься, я мысленно пересмотрел свои приготовления.

Я позвал дракона рано тем же утром, приказав ему прятаться где-то в нескольких минутах полёта от столицы. Однако фигурка не давала никакой мысленной обратной связи, поэтому я не мог быть уверен в том, что он услышал мои приказы. Звать Гарэса Гэйлина в качестве подстраховки казалось мне чрезмерным, но страх сделал меня чрезвычайно осторожным.

У меня был мой посох и мешочки, которые предоставляли удобный доступ к широкому разнообразию магических предметов, устройств и оружия — ко всему, от моих железных бомб до созданного мной нового летающего устройства. С этими предметами, и с моими собственными опытом и способностями, я мог уверенно справиться с чем угодно, вплоть до одного из сияющих богов. Чего я вообще мог страшиться?

Дом был пуст, поэтому что бы ни случилось, я не буду подвергать опасности невинные жизни, если только то, что было там, внизу, не окажется настолько ужасным, что выгонит меня на улицу. «Что она подумает, когда узнает, что прошло две тысячи лет?». Эта мысль промелькнула у меня в голове почти незамеченной. Я мысленно ухватился за неё, и снова обнаружил, что остался с пустыми руками. «Она… неужели это женщина из моего сна?»

— Если так дело и обстоит, то наибольшая опасность может исходить от Пенни, — с полуулыбкой пробормотал я себе под нос. Набравшись смелости, я спустился по лестнице, пока не достиг ровного пространства внизу, и там передо мной предстала каменная дверь.

Воздух вибрировал от напряжения, и диссонанс, который я стал ассоциировать со смертью, усилился настолько, что мне стало трудно сосредоточиться. Что интересно, он казался сильнее у меня за спиной, а не впереди меня, где была дверь. Будто мрачный жнец собственной персоной смотрел мне через плечо.

— Я, наверное, слишком часто противился Госпоже Удачи, и слишком часто выводил Матушку Природу из себя, так что они послали за мной своего дружка Жнеца, — сказал я вслух, хотя смеяться моей шутке было некому.

Игнорируя внешние раздражители, я сосредоточил свой магический взор на двери, ища какой-нибудь намёк на узоры или руны. Когда я осматривал её в прошлый раз, я ничего не знал о скрывающих чарах, а теперь у меня было несколько лучшее представление о том, почему я ничего не чувствовал за дверью. Как и прежде, я не чувствовал ничего, ничего кроме камня и ещё камня. Он простирался по крайней мере на сорок футов во всех направлениях, невыразительный и неизменный, прежде чем я заметил разницу. Где-то после сорока футов камень стал менее однородным, с большим разнообразием и изъянами, с частыми трещинами и встречавшимися время от времени изменениями в составе.

Вывод был очевиден. Пространство за дверью было полностью скрыто чарами, которые заставляли его выглядеть как цельный камень, в то время как на самом деле там, наверное, было помещение. «Тогда зачем оставлять здесь дверь? Она же с головой выдаёт, что за ней что-то есть», — подумал я про себя, — «если только смысл не состоял в том, чтобы скрыть помещение от какого-то могущественного стороннего наблюдателя». Я покачал головой — у меня на самом деле не было никакого способа узнать это, и строить догадки дальше было бессмысленно.

— Откройся! — громко сказал я, гадая, не может ли это оказаться чем-то настолько простым.

Ничего не произошло.

Сосредоточив своё восприятие на двери непосредственно перед собой, я попытался найти руны, создававшие скрывающие чары. Обычно такие начертания должны быть маленькими, и по самой своей природе трудноразличимыми, если только не искать их намеренно. Но если кто их и мог найти, так это я. «В конце концов, мой род изобрёл зачарование».

Я не нашёл ничего.

Я уже начал думать о применении силы, когда меня остановила случайная мысль. «Почему никакой другой волшебник из Иллэниэлов не открывал дверь?». Я ведь не мог быть первым, кто задумался о том, что за ней лежало. «Разве что, они и так знали», — подумал я. Быть может, это было тем, чему учат каждое поколение, что могло бы стать известно мне, если бы я получил те же наставления, которые получал каждый волшебник в моём роду. Однако я нутром чуял, что тут было нечто большее. «Они не могли открыть эту дверь».

— Но ты — можешь, — сказал голос земли, заставив меня вздрогнуть. Эти слова были порождением моего собственного разума, но их значение дошло до меня ясно. Хотя я постоянно слышал голос земли, он редко общался со мной хоть как-то осмысленно, если только я не заговаривал первым.

Открыть эту дверь мог лишь архимаг. Этот вывод был очевиден, и я удивился тому, что я так долго к нему шёл. «Иначе они бы уже забрали её». Я снова поймал себя на странных мыслях, и пожалел, что не могу заставить своё подсознание выдать мне необходимые знания, но как только я сосредотачивался на нём, страх загонял тайны во тьму.

Игнорируя свои сомнения и замешательство, я раскрыл свой разум, и начал слушать, позволяя себе впасть в более глубокое понимание земли. То, что я обнаружил, поразило меня, ибо камень за дверью и вокруг неё будто имел отдельную личность. Хотя с технической точки зрения дверь всё ещё была частью земли, часть себя она держала отдельно, будто имела эго, или своё собственное «я». Она не только была отдельной, но она ещё и обманывала меня, проецируя образ плотного и целого, скрывая истину за иллюзией.

— «Покажи мне правду», — приказал я.

Камень мгновенно ответил:

— «Приказывать мне может лишь мой господин».

— «Его больше нет. Я — его потомок, и наследник его воли», — сказал я ему, и приложил ладонь к каменной двери, убрав свой щит, и позволив камню вступить в полный контакт с моей плотью.

Иллюзия внезапно исчезла, и я увидел находившуюся внутри комнату, и одновременно с этим дверь отъехала в сторону, позволяя мне войти.

Помещение было двадцати футов в диаметре, круглым, и пустым, за исключением объекта в его центре — открытого каменного саркофага. Сцена была очень знакома, поскольку я знал, что я здесь найду, так же, как и знал, что объект в центре комнаты не был саркофагом — внутри было живое существо.

Шагнув ближе, я посмотрел на неё, Лираллианту, последнюю из своего рода, навеки застывшую в чарах стазиса. Эта женщина была самой красивой из всех, кого я когда-либо видел, если не считать моей встречи с богиней Миллисэнт, но это я сразу же отбросил. Боги жульничали. Её волосы были серебряными — не просто белыми, но с почти металлическим блеском, и хотя её глаза были закрыты, я знал, что будь они открытыми, они были бы льдисто-голубыми, как и у всех детей её рощи.

Она была одета в мягкое белое платье, опускавшееся ей ниже колен, оставляя открытой гладкую кожу нижней части её ног. Её руки и ноги были тонкими и изящными, с хорошо ухоженными ногтями. Помимо необычного цвета волос и исключительной красоты, ничто не могло бы указать на её чужеродную природу, кроме её тонко заострённых ушей. Цвет её глаз был слегка необычным, но находился в пределах нормального диапазона цвета людских глаз, и, на самом деле, у меня были глаза похожего цвета.

Обещание Иллэниэла всплыло у меня в сознании, слова моего давно умершего предка: «Это — единственный способ спасти твой народ. Отдохни здесь, а я вернусь, чтобы выпустить тебя… когда опасность минует. Даю тебе слово, я вернусь за тобой». Только вот он так и не вернулся.

На меня нашло чувство ужасной печали, когда я смотрел на неё, и я сказал, не думая:

— Лираллианта, последняя из Ши'Хар, ты — одна в этом мире. Никто не хотел заставлять тебя ждать более двух тысячелетий. Твой муж ждёт твоего возвращения… и твоего прощения, — поднялись слова откуда-то из глубин моего сердца, и я знал, произнося их, что они были ключом — словами, которые развеют чары стазиса, удерживавшие её в том безвременном миге.

Но ничего не произошло.

Озадаченный как своими внезапными словами, так и отсутствием их эффекта, я обратил своё внимание на окружавшие её чары. По форме и структуре они были схожи с чарами стазиса, которые я создавал в прошлом. Я бы даже сказал, что они были менее отточенными, не имея некоторых мер предосторожности, которые включил бы в них я. В частности, они были созданы таким образом, что в случае разрушения или насильного развеивания откат мог убить того, на ком лежали чары. «Так и было задумано», — ответил голос из моего подсознания.

Пока я изучал чары своим магическим взором, быстро стало ясно, почему произнесённый ключ не оказал положенного эффекта. Чары были окружены второй магической структурой, чем-то чужеродным, и в то же время знакомым. «Заклинательное плетение Ши'Хар», — подумал я, узнавая его, и одновременно фраза из моего сна обрела смысл. Я уже однажды видел эту магию… когда сражался с Тимоти, лидером шиггрэс.

— Начинаешь понимать, почему ты не можешь освободить её, животное? — сказал голос у меня под ухом.

По моему позвоночнику пробежал разряд страха и чистого адреналина — если бы мог, то я выпрыгнул бы из кожи вон, а так я отреагировал, уйдя в защиту. Произнеся слово, я создал вокруг себя новый щит, одновременно отступая в сторону. Я повидал достаточно битв, чтобы моя реакция была более практичной, а не вызванной паникой. Страх меня, может, и подгонял, но он был врагом, с которым я привык справляться.

— Кто здесь? — несколько резко спросил я.

Голос снова зазвучал, хотя казалось, что он сместился, и теперь шёл откуда-то спереди, слева от меня:

— Уже забыл своего старого друга? Как печально.

Я поспешно осмотрел помещение своим магическим взором, но всё равно ничего не нашёл. Кто бы здесь ни был, он был невидим не только для физического, но и для магического взора. Лишь три человека были способны на такое, если предполагать, что голос принадлежал человеку.

— Гадаешь, почему не можешь меня почувствовать? Ты же наверняка уже слышал фразу «Когда Прэйсиан не хочет быть найденным, Прэйсиан найденным и не будет».

Теперь голос будто шёл у меня из-за спины, слева, как если бы насмехавшийся надо мной человек ходил кругами. Диссонирующая песня смерти тоже сильнее всего звучала с того направления. Я мигом осознал, что кто бы это ни был, он следил за мной не просто недели или дни, но месяцы, возможно — годы. Ему была открыта вся моя жизнь, а я так и не узнал, что он был рядом.

— Ты довольно долго не показывался, — ответил я как можно спокойнее. — Ты долго за мной наблюдал. Я уже начал гадать, не сумасшедший ли ты.

— Всё ещё лжёшь, Мордэкай? Уж тебе-то этого делать не следовало. Твоё невежество выдаёт твой блеф. Если бы ты знал, что я был рядом, то никогда не стал бы выключать свет, чтобы возлечь со своей женой, и никогда бы не оставил детей одних в моём присутствии. Сколько было ночей, когда я склонялся над тобой, пока ты плакал от ночных кошмаров подобно ребёнку, даже не зная, что я был достаточно близко, чтобы почуять запах твоего страха? Сколько ночей я ждал, жалея, что не могу убить тебя, и положить конец твоему проклятому роду? — сказал голос прямо у меня за спиной.

Повернувшись, чтобы держать своего скрытого противника перед собой, я попытался узнать его по голосу. Тот был знакомым, но я всё равно не мог его узнать. Он уже утверждал, что является Прэйсианом, но я близко знал всех трёх ныне живущих волшебников из рода Прэйсиан, и голос не принадлежал ни одному из них.

— Если ты так сильно желал моей смерти, то почему не убил меня? — спросил я.

Диссонанс, голос смерти, который я слышал уже не один месяц, продолжал двигаться, и… доверившись своим инстинктам, я повернулся, чтобы он находился впереди меня, ещё до того, как его источник снова заговорил.

— Я научился терпению, — донёсся ответ. — Ты удивляешь меня своим движением, ты будто можешь чувствовать, где я нахожусь, — добавил он.

— Могу… теперь, когда понимаю, что ты такое, — ответил я.

— Итак… ты уже понял, как меня зовут, животное? — с любопытством спросил он.

— Лишь имя, которое ты называл мне в прошлом, Тимоти, но я уверен, что это — не настоящее твоё имя, — объявил я. Пока я это делал, он сдвинулся, и пошёл в другом направлении, бесшумно и без предупреждения — я тоже повернулся, держа его перед собой.

— Интересно, — сказал он, приостановившись. — Похоже, что ты действительно можешь находить меня. Полагаю, теперь в этом уже нет нужды, — закончил он, и передо мной появилась маленькая фигура, беспечно положившая ладонь на место, где спала Лираллианта. — Жаль, что твой крохотный разум не может вспомнить моё истинное имя. А вот она меня узнает, — добавил он, бросая взгляд на женщину в стазисе.

Воспоминания из моего подсознания снова замолкли, хотя насмешка шиггрэс продолжала намекать на тайны, которые мне следует знать. «Он — Прэйсиан, но в прошлом он говорил, что шиггрэс были созданы из духов мёртвых Ши'Хар», — подумал я, мысленно перебирая то, что мне было известно. «Быть может, он — шиггрэс, созданный из мёртвого Прэйсиана? Дяди Уолтэра?»

Уже когда эта мысль пришла мне в голову, я знал, что она абсурдна, ибо тело находившегося передо мной немёртвого существа ранее принадлежало маленькому мальчику из Ланкастера. Мальчику по имени Тимоти, мальчику, который был совершенно нормальным, насколько я знал. «К тому же», — сказал я себе, — «Прэйсианы были златовласыми, с чёрной кожей и красными глазами». Шок от этой мысли заставил меня застыть, когда следствия этого заявления промелькнули у меня в голове. «Прэйсиан было названием одной из рощ Ши'Хар».

Это не могло быть верным. Прэйсиан — это имя одного из пяти великих родов волшебников, но где-то глубоко внутри я вспомнил. Изначально это было имя одной из самых больших рощ Ши'Хар, наряду с Сэнтир, Гэйлин, Мордан, и… Иллэниэл. Вместе с этим знанием пришли образы, воспоминания о местах, связанных с этими именами. Рощи Ши'Хар были чем-то вроде городов, с той лишь разницей, что само место, деревья и население все были частью единого целого, единой семьи. Лишь один факт всё ещё не совпадал, тот факт, что эти имена теперь использовались пятью великими родами волшебников… людских волшебников.

— Я почти вижу, как шестерёнки крутятся в твоей голове, животное. Жалко, право же. Я надеялся, что ты всё вспомнишь до того, как я тебя убью, чтобы ты понял всю глубину греха твоего предка. Быть может, я скажу тебе своё настоящее имя, пока ты будешь умирать, — сказал маленький мальчик.

— Значит, твоё терпение вышло. Ты говоришь так, будто уже получил то, что желал, — сказал я, надеясь что-то вытянуть из него.

— Мы здесь. Открыв для меня дверь, ты решил свою судьбу, а также судьбу остальных представителей твоего жалкого вида, — сказал он мне.

— Ты хочешь стереть человеческий род с лица земли? — спросил я.

Мальчик улыбнулся:

— На этот раз у меня получится.

— Ты нарушил соглашение, — сказал я, и затем понял, кто он. — Тиллмэ́йриас Прэйсиан, — без предупреждения сорвались слова с моих губ, но я чувствовал, как их истинность отдаётся у меня в костях. «Он был причиной, по которой она хотела, чтобы чары стазиса были созданы так, чтобы убить её, если их нарушить», — осознал я, когда в меня ударила волна эмоций. — Ты — причина существования этой закрытой комнаты. Ты их убил! — сказал я, вспоминая свой сон.

— Неверно, животное, — закричал он в ярости. — Я убил большую их часть. Твой предок действовал более тщательно, он убил весь мой народ… кроме одной, — указал он на Лираллианту.

— Он уничтожил тебя, ты мёртв, — пробормотал я, когда через мой разум пронёсся каскад жестоких образов. Я закачался от шока.

Тиллмэйриас усмехнулся:

— Поздравляю! Я всё ещё мёртв, но это поправимо, — закончил он, вскинул руки, и в меня со скоростью мысли полетела волна тьмы.

Мой щит был готов, но это почти ни на что не повлияло. Заклинательное плетение Ши'Хар мгновенно порвало мой щит на куски, и затем впилось в мою кожу, рвя и рубя подобно тысяче ножей. Когда я сражался с лидером шиггрэс в последний раз, со мной был Рыцарь Камня, не говоря уже о Уолтэре. Без их помощи я бы не смог выжить достаточно долго, чтобы поймать Тиллмэйриаса в ловушку под землёй, хотя теперь я знал, что эта тактика не оказалась успешной.

Сегодня со мной никого не было. Это было потенциально фатальной ошибкой с моей стороны, но я пока не был готов сдаваться. Я готовился к возможному повторению нашей схватки, мне лишь бы найти достаточно времени, чтобы ответить как полагается.

Опыт был великолепным учителем, и пока боль от вражеского заклинательного плетения грозила захлестнуть меня с головой, мой разум быстро нашёл убежище в камне. Боль моего физического тела пошла на убыль, и одновременно я послал вверх брызги каменных осколков. Дотянувшись до ветра, я закружил их в изгибающемся вихре бритвенно-острой смерти.

Смертоносное заклинательное плетение отпало от моего плотского тела, когда Тиллмэйриас вынужден был защищаться от разрушительного каменного вихря. Вернув себе более прямое управление над моей человеческой формой, я открыл глаза, и отследил его движения:

— Наслаждаешься плодами моих тренировок? — спросил я, насмехаясь над немёртвым существом.

Каменные осколки рвали его маленькое тело, но ответ шиггрэс был стремителен, и очередное заклинательное плетение сорвалось с его пальцев и губ, обернув его подобно мощному щиту, и предотвратив дальнейшие повреждения. Я знал, что он вернёт себе инициативу буквально через секунды, если я не найду способа защититься от его заклинательных плетений.

Запустив руку в один из своих поясных мешочков, я вытащил каменный диск — тот самый, который я пытался использовать в день нападения на нас зачарованной мебели. Произнеся слово, я подбросил его в воздух у себя над головой, и стал смотреть, как тот разделился на множество кусочков. Вытянув руку, я начал направлять силу, питая ею зачарованные защитные камни, и те в ответ начали кружиться и вертеться вокруг меня со всё возрастающей скоростью, теряя чёткие очертания.

В меня ударило ещё одно заклинательное плетение, но на этот раз оно безвредно отскочило прочь, не в силах пробить созданный моими камнями барьер.

— Давай выйдем наружу. Здесь слишком много можно потерять, для нас обоих, — сказал я своему противнику, указывая на неподвижное тело в центре помещения. Повернувшись к двери, я вышел, и стал подниматься по ступеням, оставляя за собой кровавый след.

Его первая атака оставила на мне ряд мелких порезов. Вызываемая ими боль могла бы отвлекать меня, но я держал свой разум в промежуточном состоянии, частично связанным с землёй и ветром вокруг меня, что заставляло ощущения моего человеческого тела казаться маленькими, почти незначительными. Это была техника, в которой я практиковался со дня моей битвы с Сэлиором, и она давала мне многочисленные преимущества.

Слабая связь давала мне больше мощи для моих заклинаний, одновременно приглушая моё восприятие боли. Она также позволяла мне автоматически, почти бессознательно управлять моим окружением, одновременно оставляя мой человеческий разум свободным для творения заклинаний. Я пока не придумал великолепного имени для моего промежуточного состояния, но Пенни, с присущей ею прямотой, предложила название «транс идиота». Она объяснила, что почти полное отсутствие боли значительно лишало меня забот о моём физическом теле, и потому я был менее склонен защищаться. Однако я знал правду — она просто любила находить новые способы называть меня идиотом.

Тем не менее, её волнение о защите моего человеческого тела имело под собой основания, что было ещё одной причиной, по которой я создал зачарованные защитные камни. Покидая подземную комнату, я продолжал направлять в них своим человеческим разумом всё больше силы.

Как я и надеялся, Тиллмэйриас без возражений последовал за мной, хотя я подозревал, что он на ходу готовил новые плетения. Я вывел его к парадной двери, и прочь, на улицу, прежде чем он снова ударил, нанеся пробную атаку, чтобы проверить мой новый щит.

— Тебе придётся постараться посильнее, — усмехнулся я, одновременно запуская руку в ещё один мешочек, чтобы коснуться находившейся внутри статуэтки.

— «Ты мне нужен», — безмолвно произнёс я, проецируя свою мысль на статуэтку.

К тому времени, как я полностью обратил на него своё внимание, было уже почти слишком поздно. Тиллмэйриас направил свою вторую атаку на основание находившегося рядом со мной здания, и чем бы он ни воспользовался, оно превратило большую часть стены и некоторую часть фундамента в мелкую пыль, лишив оставшуюся часть здания опоры. Когда я осознал свою ошибку, та уже находилась в процессе падения на меня.

«Сегодняшний день соседи мне никогда не простят». Это наблюдение мелькнуло у меня в подсознании, в то время как более практичные части моего разума были заняты, пытаясь сообразить, как предотвратить мою неизбежную судьбу лепёшки. Хотя у моих зачарованных защитных камней было много преимуществ над обычными импровизированными щитами, они не могли легко менять свою крепость, или защищаемую ими область. Они, возможно, могли остановить всё, что Тиллмэйриас мог в меня бросить, но они точно дадут сбой, если на меня упадёт здание.

Всё это мелькнуло у меня в голове за мгновение, и несмотря на безвременность таких напитанных адреналином мгновений, я всё равно сумел поступить не так, как надо. Подняв ладонь, я выкрикнул слово, и использовал свою собственную силу, чтобы подпереть здание. Для большинства волшебников такой приём был бы фатальным, но, как я выяснил из других бессчётных мгновений моего прошлого, я, как волшебник, был эквивалентен гиганту… и ума у меня порой было примерно столько же.

Я мгновенно понял свою ошибку, когда вес несчислимых тонн камней и дерева навалился на мою невидимую подпорку. Покачнувшись, я ахнул от шока, но каким-то образом удержал её. Глупая часть моего поступка заключалась в том, что я теперь был полностью поглощён усилием, требовавшимся для удержания здания — я не мог просто перестать это делать, в случае появления неудобств. Подумав ещё, я осознал, что мне следовало воззвать к земле, и позволить ей удерживать здание для меня, оставляя мою собственную силу свободной для ответа на следующую атаку Тиллмэйриаса.

Мой противник стремительно приближался, несясь на меня с длинным кинжалом в руке. По лезвию ползала чужеродная магия, и я инстинктивно понял: что бы он там ни наложил на оружие, оно сможет пробить мой новый щит. Тиллмэйриас был одним из величайших мастеров знаний своей рощи. Очередная крупица информации предстала передо мной, когда я меньше всего этого ожидал.

Полностью сосредоточив свою магию на поддержании здания, я не имел иного выбора кроме как воззвать к стихиям для своей защиты, и в своём отчаянии я пошёл на риск, который мне, наверное, следовало обдумать более тщательным образом. Я потянулся к тому, чего немёртвые боялись больше всего, именно к тому, чем мой предок уничтожил тело Тиллмэйриаса две тысячи лет тому назад.

Я потянулся к огню, позвав маленькое пламя из печи в том самом доме, который я поддерживал. Раскрыв свой разум, я заговорил с ним, позвал его… и дал ему дом, присоединив к нему свой собственный дух. То, что могло быть совершенно безопасным магическим действом, используй я обычные способности волшебника, принимало гораздо более смертоносное значение в руках архимага, поскольку огонь напитал мой разум, и мои действия.

Зарычав от ненависти к нему, я послал в Тиллмэйриаса вьющиеся потоки огня, желая объять его пламенем прежде, чем он до меня доберётся. Ветер направлял и раззуживал пламя до раскалённого жара, потёкшего к немёртвому существу.

Охваченный яростью огня и желанием разрушать, я засмеялся, глядя на то, как мой враг остановился, ошеломлённый несущимся на него пожаром, но моё ликование было слишком самонадеянным. Отреагировав с невероятной скоростью, Тиллмэйриас окружил себя слегка иным щитом, который будто бы стёк с его рук без всякого усилия. Лёгкость, с которой он создавал спонтанные заклинательные плетения — магии, которые были такие же устойчивые и не поддающиеся разрушению, как любые чары… это было просто нечестно.

Однако у меня были свои преимущества — в частности, будучи архимагом, я обладал почти неограниченными ресурсами, и не был ограничен лишь своей собственной силой. Огонь весьма красноречиво продемонстрировал этот аргумент, объяв щит шиггрэс. Защита давно мёртвого хранителя знаний выстояла, несмотря на невероятную силу, которую я к ней приложил, но даже она не могла держаться вечно. Секунды текли — пять, десять, пятнадцать, и с каждым проходившим мигом огонь становился всё горячее, и ветер хлестал его, доводя до ярости, создавая звук, чем-то похожий на крик.

Щит твари неминуемо сломился, лопнув подобно пузырю, когда пламя ринулось внутрь, чтобы поглотить… пустоту. Тиллмэйриаса там не было.

Моя собственная тщательно выстроенная защита рассыпалась, когда нож Тиллмэйриаса элегантно сложным ударом перерубил связи между моими зачарованными камнями, прежде чем вонзиться в нижнюю часть моей спины. Чудовище спряталось, и отвлекло моё внимание с помощью мощной иллюзии. Я не мог не подивиться его искусности, позволявшей ему делать столь многое одновременно, ибо созданный им для своего иллюзорного двойника щит был весьма реальным. Я слишком поздно осознал, что мне следовало сосредоточить своё внимание на источнике диссонирующей песни смерти, ибо это было единственным надёжным способом удостовериться в его местоположении.

— Думал, что можешь тягаться со старшим хранителем знаний, животное? — презрительно сказал он мне на ухо, пока его клинок посылал по моему телу волны сверхъестественной агонии.

Я всё ещё находился в своём «трансе идиота», как назвала это состояние моя милая жена, и хотя моя человеческая форма должна была выйти из строя из-за тёкших по ней энергий, я сам по большей части сохранил способность действовать. Усилием воли заставив свои человеческие губы зашевелиться, я пренебрежительно сплюнул, одновременно воздействуя своим стихийным разумом на камни под нашими ногами:

— У меня дома есть коллекция «богов». Я действительно не считаю тебя настолько особенным.

Опустив взгляд, Тиллмэйриас увидел, что нижняя часть его ног оказалась полностью скована гранитом, до недавнего времени являвшимся покрывавшими улицу плитами. Силясь высвободиться, он попытался вытащить свой клинок из моей спины, чтобы начать новое плетение, но я крепко сжимал руку, в которой он держал нож.

Занимаемое им детское тело не могло сравниться с моим взрослым телосложением, но приложенное усилие послало ещё больше разрядов боли по моему телу. Показав зубы, он прорычал мне:

— Больно? Это тело не выдержит долго, прежде чем угаснет, и, в отличие от меня… ты смертен.

— Тебе правда не следует выводить меня из себя, — сказал я сквозь сжатые зубы. — Думаешь, мне легко всё это удерживать? — спросил я, стрельнув глазами вверх — и уронил здание нам на головы.

Выражение на лице Тиллмэйриаса было бесценным, когда он увидел падающие на него каменную стену и тяжёлые балки, но я крепко держал его за руку, и его ноги были полностью скованы. Его тело раздавило бессчётными тоннами обломков… в то время как моё собственное проскользнуло через них, камень и дерево разошлись подобно воде, позволив моей человеческой форме пройти через них без вреда.

Высвободившись, я оставил кинжал в сжимавшей его руке, и использовал свою освободившуюся магию, чтобы поднять себя из горы обломков, некогда бывших частью весьма большого и роскошного дома моего соседа. Спускаясь вниз с этой кучи, я позволил своему разуму схлопнуться, вновь становясь всего лишь человеком.

Моё физическое состояние было тревожным, мягко говоря. Полученные мною ранее порезы вызвали кровопотерю, от которой у меня кружилась голова, а свежая колотая рана нанесла ужасный урон моей левой почке и некоторым мышцам в моей спине. Я всё ещё истекал кровью, и мои силы утекали с каждой секундой. Боль почти лишила меня способности двигаться, и я уже пожалел о том, что оставил свой «транс идиота», но было ясно, что в противном случае я мог игнорировать свои раны до тех пор, пока они бы меня не убили.

Оглянувшись на оставшиеся позади меня руины, я приготовился завершить начатое. Мои раны были опасны, но они не слишком меня беспокоили. Получив небольшую передышку, я мог остановить кровотечение, а приложение некоторого дополнительного усилия позволит мне полностью восстановить своё здоровье. Восполнение энергии потребует больше времени, но это был просто вопрос отдыха.

Важнее было истребить немёртвое существо, которое я временно одолел. Я был достаточно опытен, чтобы не считать Тиллмэйриаса побеждённым навсегда. Мой предок спалил его дотла, но магия поддерживала его живым, и защитила его дух от пустоты, пока сначала Балинтор, а потом, позже, Миллисэнт, не воскресили его.

Я никак не мог расплести заклинательное плетение, которое поддерживало его дух и его вечную ненависть привязанными к нашему миру, но я мог хотя бы сделать то, что сделал мой предшественник, и уничтожить его тело. Стянув свою волю, я сфокусировал свою оставшуюся магию, и приготовился превратить гору обломков в погребальный костёр… даже камень горит, если нагреть его достаточно сильно, и я собирался потратить всё, чтобы обеспечить Тиллмэйриасу гарантированное истребление.

— Мордэкай?! — послышался крик Пенни за квартал от меня.

Когда я обернулся, чтобы посмотреть назад, у меня схватило рану в спине, когда повреждённые мышцы не справились со своей работой. Покачнувшись, я упал, и обнаружил, что мне трудно подняться на ноги. «Блядь, может, следовало сначала спину залечить», — молча подумал я, но знал, что времени у меня было мало. Теперь, когда мой фокус расширился, магический взор показал мне возвращение кареты с моей семьёй — и Дориан, Роуз и дети всё ещё были внутри. Они были в нескольких кварталах от меня, но быстро приближались. Пенни почему-то решила бежать впереди, используя свою силу и скорость, чтобы прибыть на место раньше.

Моя попытка подняться оказалась неудачной, поэтому я быстро отказался от этой мысли. Опираясь на руки и колени, я снова обратил своё внимание на моего поверженного врага — мне не нужно было стоять, чтобы испепелить его. Моя голова поднялась как раз вовремя, чтобы поймать тяжёлый кусок каменной кладки, когда куча древесины и камня буквально взорвалась. Мне повезло, что удар пришёлся по касательной, иначе он мог бы размозжить мне череп. Однако Госпожа Удача не спешила поворачиваться ко мне лицом — её представление о «удачливом» было больнее, чем сразу же умереть на месте. Я услышал хруст, за которым последовала ослепляющая боль, заставившая меня опрокинуться на спину, когда моя челюсть сломалась от силы удара.

После этого ситуация стала гораздо запутаннее, поскольку я на некоторый неопределённый промежуток времени упустил из виду окружающий мир. Когда чувства вернулись ко мне, я мгновенно заметил две вещи: во-первых, Тиллмэйриас стоял надо мной, а во вторых, Пенни неслась к нему со скоростью, которой позавидовала бы беговая лошадь. В руке она держала меч, а юбки её снова были отрезаны. «И вот поэтому-то мы не можем позволить себе хорошие вещи», — молча сказал я себе, — «потому что ты всё время рубишь свои платья на куски». Конечно, я вынужден был молчать, поскольку моя челюсть представляла из себя комок крови и боли… говорить вслух — не вариант. «И магию творить тоже будет труднее», — осознал я, впрочем, сил у меня почти не оставалось.

Мой враг выглядел неважно — изначально его тело принадлежало ребёнку, и, судя по его виду, оно было сильно изношенным… обрушивающаяся на тебя стена нередко оказывает такой эффект. Тело теперь двигалось исключительно за счёт магии, и я видел, что его кости во многих местах были раздроблены, хотя его это, похоже, не особо беспокоило. Мой шанс добить его был упущен, превратив мою с трудом добытую победу в сокрушающее поражение.

Небрежным жестом руки он послал двадцатифунтовый каменный блок в полёт к моей разъярённой жене. Камень метнулся к ней с костедробительной скоростью, будто им выстрелили из осадного орудия, но ещё до того, как Тиллмэйриас закончил это плетение, я увидел, как он начал второе заклинательное плетение другой рукой.

Пенни взметнулась в воздух подобно взмывающему соколу, перескочив через камень и извернувшись в полёте, готовясь к приземлению. Тиллмэйриас выпустил своё второе заклинание сразу же, как только увидел её траекторию, послав ей на перехват извивающуюся массу змееподобных лент, пока Пенни приземлялась. Её меч метнулся вперёд, чтобы ударить по заклинательному плетению, но оно обогнуло клинок, поймав и женщину, и оружие в спутанную сеть магии.

Пенни в гневе закричала, когда магические побеги болезненно обездвижили её, но отказалась сдаваться, вырываясь изо всех сил, что заставляло путы впиваться в её кожу и плоть. Она могла бы вырваться, но шиггрэс дотянулся до неё первым, приложив свою ладонь к её щеке.

— Расслабься, Пенелопа, будет совсем не так больно, если ты расслабишься, — сказал он, когда его касание начало вытягивать из неё жизнь. По её телу пробежала дрожь, когда она вновь ощутила холодное касание, преследовавшее её столь многие годы после её похищения, и на её лице мелькнуло выражение дикого ужаса. Однако оно быстро исчезло, когда Пенни обмякла, постепенно теряя волю или силы для борьбы.

На лице Тиллмэйриаса застыло довольное выражение наслаждения, когда он последовал за ней на землю, и я видел, как некоторые из его ран исцелялись по мере того, как он вытягивал из неё жизнь, держась одной рукой за её шею, а второй — за обнажённое бедро.

Я заревел бы от негодования, но мой рот отказывался сотрудничать. Собрав волю в кулак, я послал в Тиллмэйриаса силовое копьё, надеясь отпугнуть его, но моя магия растаяла сразу же, как только коснулась его немёртвого тела. Я проклял свою глупость за то, что зря потратил свой последний шанс, когда у меня закружилась голова. Моё зрение потускнело, и я начал терять сознание, когда услышал голос Мойры:

— Мама! — завизжала она высоким тоном, пронзившим моё сердце, и, когда она заплакала, я наполовину увидел, наполовину почувствовал пробуждение её силы, распустившейся наружу во вспышке эйсара. Карета приблизилась, и она каким-то образом выбралась раньше, чем Дориан или Роуз смогли её остановить. Вид умирающей Пенни довёл её до отчаяния. Её крик был призывом, искренней мольбой к её матери, чтобы та встала, и воспротивилась убивающему её существу, но мольба не нашла отклика. У Пенни больше не было сил стоять, не говоря уже о том, чтобы отбиваться от её противника.

Но её крик услышал кое-кто другой, иная мать, о которой Мойра ничего не знала… и она ответила мгновенно. Из разбитой дороги поднялась земляная фигура Мойры Сэнтир, магического следа настоящей матери моей дочки.

Тиллмэйриас был настолько удивлён её внезапным появлением, что выпустил Пенни, и отступил на два шага назад, но несмотря на то, что его застали врасплох, его руки уже пришли в движение, готовя новую атаку. Он стоял прямо передо мной, и я боялся, что следующим его ходом будет убить одного из нас.

Земля пошла рябью, и волна грунта унесла Пенни назад, к карете, где стояли Дориан и остальные.

— «Я уже угасаю, я столько не потяну», — сказала в моём разуме Мойра Сэнтир.

— «Спаси их, если можешь», — сразу же взмолился я.

Может, то был плод моего воображения, но её самоцветные глаза на миг сфокусировались ан мне, а затем мир тряхнуло, и массивное кольцо коренной породы стало расти вокруг кареты, пока не замкнулось в цельную сферу.

Тиллмэйриас развернулся, и с притворной жалостью опустил взгляд:

— Вот и вся кавалерия, животное, но они хотя бы в безопасности… верно? У всех будет счастливый конец, кроме тебя, — улыбнулся он, показав разбитые зубы, нагнулся, и провёл пальцами по моим волосам. По моей душе прошёл холодный ветер, и я ощутил, что даже это мимолётное касание высосало часть моей оставшейся жизненной силы.

Убрав руку, он снова заговорил:

— Конечно, я лгу. Как только закончу с тобой, я разберу этот купол на части, и уделю всё своё внимание остальной твоей семье. Жаль только, что я не могу оставить тебя в живых, чтобы ты мог это увидеть — ты слишком опасен, чтобы игнорировать тебя. Готов поспорить, что ты жалеешь, что не усвоил этот урок раньше… не так ли? Ты почти победил.

Я силился что-то сказать, но ничего не получалось, и я сумел лишь сплюнуть на землю ещё крови. Мои силы иссякли, моя магия была слаба и совершенно бесполезна против стоявшего надо мной существа. Моей единственной надеждой были мои способности архимага, но я больше не мог слышать голоса земли и ветра. Они тонули в диссонирующем плаче голоса смерти, громкого и непрерывного.

Этот ужасный звук усилился, когда Тиллмэйриас снова нагнулся, положив ладонь мне на шею:

— Что ты там недавно говорил? У тебя дома есть коллекция богов? Твоё хвастовство не имеет для меня смысла. Я — последний хранитель знаний Ши'Хар, и мой народ создал богов. Чего бы ни достигло ваше звериное племя, в наших глазах вы всегда будете не более чем животными.

Последним, что я видел, были его ужасные глаза, ненавистно пялившиеся на меня сверху. Последним моим сожалением было то, что я не мог сострить в ответ, прежде чем потерял сознание. «Дурацкая сломанная челюсть», — подумал я, и тьма отсекла меня от мира.

Глава 41

Во тьме я увидел лишь один огонёк, но по мере того, как я фокусировал на нём своё внимание, он рос, пока я не обнаружил, что сижу рядом с ним, рядом с одинокой свечой в тёмной комнате. Передо мной был стол, и напротив меня сидел другой человек, которого я узнал.

— Привет, — дружески сказал я.

— Привет, — с самодовольным выражением ответил мой близнец. Я сразу же понял, что мой альтер эго был таким же умником, как и я, заносчивый ублюдок.

— Где я? — спросил я, решив не затягивать разговор.

— Это — наш конец… или начало, в зависимости от твоей точки зрения, — сказало моё второе «я».

— Слушай, — сказал я своему двойнику, — я знаю, как сильно мне нравится быть таинственным, но как насчёт того, чтобы отбросить околичности, и просто говорить как есть. Скоро и этот сон тоже исчезнет.

— Не совсем так, — ответил другой я. — Время — иллюзия. В некотором роде, этот разговор будет длиться вечность… в другом — он уже завершился… а для некоторых — лишь начался.

Я застонал:

— Я уже начинаю желать, чтобы он закончился. Если это — посмертие, то прошу, вычеркни меня из списка.

— Это — не посмертие. Ты ещё не умер.

Мои глаза сузились:

— Тогда кто ты такой?

— Я — ты, — сказало моё второе «я».

— Неужели? А я-то думал, что ты будешь посимпатичнее, — парировал я.

На это мы оба засмеялись — пока я не осознал, что это довольно жалко, смеяться над своими собственными шутками с воображаемым другом… умирая. Я задумался, было ли то же самое с Марком.

— Я здесь для того, чтобы предложить тебе выбор, — сказал мой двойник, снова возвращая моё внимание к разговору.

— Какой выбор?

— Знание… или незнание, — ответила моя галлюцинация, и, раскрыв ладони, протянула мне маленький предмет.

Он притянул к себе мой взгляд, пока сам я ответил:

— А какая разница?

— Вот именно.

Предмет в его руках был фруктом, розово-жёлтого цвета, очень глянцевым, и при виде его меня пронзило узнавание. Ши'Хар называли это «лошти», редкое творение их деревьев-матерей и деревьев-отцов. В нашем языке его можно было бы наиболее подходящим образом назвать «плодом предков».

— С этого всё началось, — сказал я, читая лекцию своему альтер эго. — Когда наш предок украл лошти… — начал я, и замолчал, буравя фрукт взглядом, а тот будто вырос в размерах. Я перешагнул порог… дверь в моём разуме раскрылась, и теперь я решил заглянуть внутрь, посмотреть на знание, которое прежде парализовало меня страхом.

Через мой разум пронеслись две тысячи лет жизни и борьбы мужчин и женщин, воспоминания моих предков, тянущихся позади меня в линии, которая восходила к источнику моего страха… к тому мигу, когда мой изначальный предок украл и съел лошти из рощи Иллэниэл. Заглянув глубже, я увидел воспоминания, уходившие дальше этой точки, к чужеродным мыслям и странным снам… снам деревьев. Деревьев, которые мы погубили.

Лошти было тем, с помощью чего Ши'Хар передавали своё собранное знание, от одного поколения к другому. Оно никогда не предназначалось для людского рода, но он всё равно его украл, ища могущества… и мести. То было скрытым уголком в моём разуме, знание, которое я скрывал от себя. Именно это скрывалось за названием «Рок Иллэниэла», ибо кража, и принесённое ею знание, привели к уничтожению всей расы, и почти полному истреблению человечества.

Воспоминания деревьев уходили в прошлое на несчётные тысячелетия, заставляя две тысячи лет человеческих воспоминаний казаться мелкими в сравнении с ними. Знание лошти укоренилось в разуме первого человека, укравшего его, но находясь в разуме существа, не бывшего Ши'Хар, оно передало себя следующему поколению иным образом. С тех самых пороно входило в первенца каждого поколения новых Иллэниэлов, неся с собой воспоминания каждого предка, жившего раньше… включая предков деревьев.

Я лишь частично страшился злодеяний, скрытых в тех воспоминаниях. В значительной мере я боялся чужеродных, «других» десятков тысяч лет знаний, которые неминуемо подавили бы мою собственную человечность.

Я посмотрел на своё зеркальное отражение, встретившись с ним взглядом:

— Мы правильно поступили, скрыв это. Никто не может жить с таким знанием.

— Ты не живёшь… ты умираешь, — ответило моё второе «я».

Теперь я узнал природу заклинательного плетения, которое Тиллмэйриас использовал, чтобы уберечь себя от веков, от времени, от самой смерти. Но я всё равно не мог им воспользоваться… будучи человеком, я был неспособен к заклинательному плетению, но у меня были другие способности. Вещи, которых не мог делать никто из Ши'Хар, какими бы обширными ни были их силы.

Закрыв свой внутренний взор, я оставил видение позади, и снова прислушался к миру, поскольку тот всё ещё был вокруг меня. Одна песня стояла над всеми остальными — диссонанс, который я стал ассоциировать со смертью. Я впервые услышал его, когда вернул Уолтэра из пустоты, но за месяцы, в течение которых Тиллмэйриас крался и следил за мной, я познал эту песню в мельчайших подробностях.

— «Архимаг не обладает силой, Мордэкай», — снова услышал я слова Мойры Сэнтир. — «Архимаг становится тем, чем он желает обладать».

Раскрыв свой разум, я ощутил песню смерти, которой стал Тиллмэйриас Прэйсиан, и вобрал её в себя.

Мои глаза снова открылись в физическом мире, и я увидел, как выражение лица моего врага сменилось страхом, когда я поднял на него взгляд.

— Что? Это невозможно, — в шоке сказал он, когда я протянул к нему руку.

Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что я умер, и пробудился как новый, совершенно пустой шиггрэс, как случилось со столь многими. Но это было очень далеко от истины. Моя жизнь всё ещё слабо горела, но она менялась, деформируясь, чтобы подстроиться под мою новую песню.

Моя рука прошла через грудь Тиллмэйриаса, будто его плоть была лишь иллюзией, коснувшись его ядра, чего-то неосязаемого, завёрнутого в чернейшую магию Ши'Хар. Тщательно прислушавшись, я сделал это своим, и оно внезапно развернулось, оставив дух немёртвого Ши'Хар без защиты, когда его древнее, сплетённое заклинанием проклятие сместилось, и обернулось теперь уже вокруг моей собственной жизни.

На его лице мелькнул ужас, а затем его тело осело подобно марионетке, у которой обрезали нитки. Тиллмэйриас Прэйсиан, последний хранитель знаний Ши'Хар и пленник своей собственной ненависти и магии смерти, наконец освободился… его дух ушёл в пустоту, а вместо него в его клетке занял место мой собственный.

Меня окатил шокирующий холод, и я бы закричал, если бы не моя всё ещё раздроблённая челюсть. Я был вынужден удовлетвориться жалким бульканьем. «Что я наделал?» — гадал я, пока окружающий мир менялся. Заглянув внутрь себя, я нашёл лишь тьму там, где раньше был источник моей жизни, моей силы, и моего могущества — холодная, непреодолимая оболочка заключила в себя центр моего существа.

Цвета окружающего мира изменились, стали интенсивными и резкими, порой одновременно слишком яркими и слишком тёмными… смешение контрастов. Я всё ещё мог слышать голоса земли, ветра, и, весьма громко, голос смерти, но они теперь казались более далёкими. Мой магический взор остался, хотя моё врождённое волшебство, становившееся возможным благодаря моему живому эйсару, исчезло.

Короче говоря, я был чертовски сбит с толку.

Я по-прежнему лежал, побитый и окровавленный, на разбитых камнях мостовой. Уставший и сбитый с толку, я закрыл глаза… мне нужно было отдохнуть, а мир мог ещё немного сам о себе поволноваться. Я сделал достаточно.

Я не осознавал, что заснул, но прошло некоторое время, прежде чем послышавшийся рядом голос заставил меня вздрогнуть.

— Он всё ещё здесь, — услышал я слова Дориана.

Мои глаза всё ещё были закрыты, но мой магический взор показал Пенни, Роуз и моих детей, выбиравшихся из дыры в окружавшей их каменной оболочке. Похоже, что Дориан вынужден был прорубать и прорезать себе мечом путь через цельный камень, на что у него вполне мог уйти не один час. «И сколько я уже тут лежу?»

Он остановился, не доходя до меня, и у него, похоже, перехватило дыхание.

— Не подходи ближе, Пенни. Тебе не следует это видеть, — сказал он моей жене, бывшей уже в двадцати футах от нас.

— Будь я проклята, если я позволю кому-то не пустить меня к нему! — ответила Пенни со своим обычным норовом, отчего на моих губах появилась улыбка… появилась бы, если бы мои губы и челюсть не представляли бы из себя комок разорванной плоти и сломанных костей.

— Он не дышит, Пенни. Он мёртв. Уведи детей, им не следует видеть их отца таким, — угрюмым тоном ответил Дориан.

Я решил, что эта шарада уже достаточно затянулась, и я открыл глаза, посмотрев на них напрямую. Дориан ахнул, а Пенни ринулась ко мне.

— Он жив! Кто-нибудь, идите в дом, нам нужно послать сообщение Уолтэру! Ему понадобится немедленная помощь, — крикнула она, падая передо мной на колени.

Глядя в её полные слёз глаза, я не мог не подумать о том, насколько мне повезло быть любимым ею, и я силился заговорить, чтобы именно это и сказать… или хотя бы сделать какую-нибудь неподобающую ремарку, но мой разбитый рот снова меня подвёл. Булькая, я лишь ещё больше её встревожил.

— Всё будет хорошо, Мордэкай. Мы все здесь для тебя. Придёт Уолтэр, и он позаботится, чтобы ты выжил, пока мы это не исправим, просто оставайся со мной, — с льющимися из глаз слезами сказала мне Пенни. — Пожалуйста, — молила она, — просто оставайся со мной… не умирай, слышишь меня!?

«Я скорее утону, если ты продолжишь плакать надо мной» — подумал я, но не имел никакой возможности передать ей это. Чтобы успокоить её, я протянул руку вверх, мягко коснувшись ладонью её щеки, и её кожа лучилась восхитительной теплотой, наполняя меня каким-то приятным ощущением. В то же время её глаза расширились от шока и страха. Быстрее, чем я полагал возможным, она рывком выпрямилась, отскакивая от меня. Её отторжение было самым болезненным из всего, что я когда-либо испытывал, создав в моей груди незамедлительное и неожиданное одиночество.

«Почему?»

— Его больше нет, Дориан! Это — не он… он умер! — закричала она душераздирающим голосом. Я никогда не хотел услышать в её голосе такой надрыв боли и эмоций. Это был скорбный вопль женщины, которая только что всё потеряла.

— Что? — озадаченно спросил Дориан.

Пенни обнажила свой меч, выставив его перед собой:

— Он обратился, Дориан! Он мёртв… он — один из них! — хрипло закричала она с опухшими глазами и капающими с носа слезами. — Почему!? — воскликнула она, выплёскивая в небо своё горе.

Я сел, и мои мысли заметались, когда я попытался найти способ их успокоить. Определённо, я чувствовал себя странно, и у меня, вероятно, было сотрясение мозга, учитывая то, насколько незнакомо выглядел мир вокруг, но я не умирал. Я посмотрел на своего друга, ища поддержки, поскольку Пенни, видимо, лишилась разума.

Дориан уже приближался, держа в одной руке меч, а другую, со снятой перчаткой, протягивая мне. Я вытянул свою собственную, полагая, что он собирался поднять меня на ноги, но как только наша обнажённая кожа соприкоснулась, он шагнул прочь с болезненным выражением на лице:

— Это правда, — сказал он с лицом, искажённым ужасной гримасой горя, одновременно двигая своей рукой с мечом… готовясь нанести удар.

И тут я увидел в его глазах смерть… убийственную решимость человека, который должен сразить своего лучшего друга, и я никак не мог его остановить. Я тупо пялился на него, онемев от горя и печали, когда осознал, что они сочли меня обернувшимся. «Они думают, что теперь я — один из шиггрэс, но это не так. Я — всё ещё я». Поза Дориана изменилась, и я знал, что он сделает… что он обязан был сделать… что мы всегда делали с шиггрэс. «Порубить на куски, и сжечь».

Внезапное движение напомнило мне, что мы были не одни. Пенни поймала нашу дочь, Мойру, за руку, но Мэттью проскользнул мимо неё прежде, чем она его увидела. Он бежал ко мне, крича:

— Папа! Не трогай моего Папу!

Время замерло, когда он прыгнул мне в объятия с безграничной верой ребёнка, как уже делал множество раз в прошлом. Я инстинктивно подхватил его, и по мне пробежала очередная волна тепла, в то время как Мэттью содрогнулся от внезапного холода… и тогда я понял истину. «Они правы, я унаследовал сплетённое заклинанием проклятье Тиллмэйриаса… Я — один из них».

Я мгновенно поставил своего сына на землю, пытаясь больше не касаться его кожи, толкая его вперёд. Он всё ещё был в сознании, и остался на ногах… и несмотря на холод, который он только что ощутил, его вера не покачнулась.

— Не смей трогать его, Дориан! — приказал он моему другу.

Я видел борьбу эмоций у Дориана на лице, когда он пытался решить, мог ли он нанести удар, не подвергнув опасности моего сына.

Пенни попыталась вмешаться:

— Мэттью, пожалуйста, иди сюда, — спокойно сказала она, но мальчик отказался двигаться с места. В отчаянии, она продолжила, крича: — Мэттью… сейчас же! Иди сюда!

— Нет, Мама… Дядя Дориан сделает ему больно. Скажи ему не трогать Папу, — беспокойно ответил Мэттью.

Следующие слова Пенни разбили мне сердце:

— Это — не твой отец, Мэттью. Оно лишь выглядит как он.

Тут я захотел умереть, но меня отвлекло биение гигантских крыльев. Посмотрев в небо, мы увидели опускавшуюся гигантскую фигуру. Все вынуждены были отойти, когда дракон, Гарэс Гэйлин, приземлился рядом со мной. Глядя на него, я увидел блеск в его глазах, когда он заметил изменение во мне.

— «Чего ты желаешь?» — сказал он, безмолвно проецируя мне эти мысли.

— «Унеси меня отсюда», — подумал я, не будучи уверенным, сработает ли моя попытка общения без моей магии. Я встал, и подошёл ближе к нему, надеясь, что он поймёт моё движение.

— «Мальчика оставь», — ответил дракон, — «иначе я тебе не помогу, несмотря на сделку».

Я тянул Мэттью за собой, ухватив его за рубашку на спине, даже не осознавая это. Мне не хотелось его отпускать… поскольку у меня было такое чувство, что он — единственный, кто может спасти меня от окружавшей меня тьмы. Я упрямо продолжал держаться за его одежду:

— «Он мне нужен, ты не понимаешь».

Дракон заревел, невольно заставив Дориана отступить на шаг, в то время как Пенни инстинктивно закрыла собой Мойру. Роуз к тому времени уже затащила остальных детей обратно в каменную сферу. Мысли Гарэса Гэйлина снова явились мне:

— «Поверь мне! Вспомни, как я стал драконом. Отпусти его, пока не уничтожил то, что любишь».

Не имея возможности даже произнести слова, разрывавшие мне сердце, я поднял своего сына, и бросил его в Дориана, доверяя своему другу поймать его в целости. Как только я оказался один, лапа дракона подхватила меня, и в мощном потоке воздуха я оказался поднят в небо… глядя вниз на людей, которых я любил.

Бессильный, и лишённый даже способности плакать, я уносился прочь в когтях дракона, и мне уже было безразлично, что со мной может стать.

Эпилог

Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон, а ныне — вдова покойного Мордэкая Иллэниэла, вернулась к себе в спальню в состоянии тупого шока. За несколько коротких часов до этого она отправилась в тривиальную поездку, навестить семью Роуз Хайтауэр, даже не подозревая о надвигавшейся на неё трагедии. Эти часы казались далёкими… они принадлежали другой женщине, жизнь которой ещё не была разорвана на части.

Её горе было настолько глубоким, что, несмотря на её первые позывы, она обнаружила, что не может плакать, и что её глаза оставались сухими, хоть и опухшими. Она не ожидала вернуться, и найти своего мужа мёртвым, убитым немёртвым злодеем, которого он преследовал уже почти десять лет. Образ его разбитого тела, лежавшего на дороге, продолжал преследовать её. Закрывая глаза, она каждый раз снова видела его там, тихого и окровавленного… мёртвого.

«Это не может быть взаправду. Это никогда не будет взаправду, я это не приму. Этого не происходит». В своём сознании она снова видела, как его глаза открылись, вспомнила своё облегчение при виде того, что он жив. «Но он не был жив…». Как только его ладонь коснулась её, как часто касалась раньше, она поняла. Холодное касание, и невыносимая боль — то, что она хорошо узнала за время своего плена среди шиггрэс за годы до этого.

Несмотря на чёткие воспоминания о его выпивающем душу касании, её разум продолжал возвращаться её к выражению его взгляда… покинутому и терзаемому.

Стук в дверь на миг отвлёк её внимание. Сквозь дерево донёсся голос Лилли:

— Миледи, ваши дети спрашивают о вас.

Что она могла им сказать? Громадность всего этого грозила смести прочь её рассудок.

— Пожалуйста, не сейчас! Скажи Роуз, чтобы она дала мне минутку. Мне нужно взять себя в руки, — ответила она голосом, удивившим её саму своим спокойствием. Это же не мог быть её голос? Это же не могли быть слова женщины, только что потерявшей своего мужа… голос звучал слишком разумным, чтобы быть голосом такой женщины.

Подойдя к кровати, она села, желая слёз, которые всё не шли… что угодно было бы предпочтительнее холодной боли в её груди — и тут она заметила кое-что новое. На полу, рядом с её прикроватным столиком, стояла деревянная рама. Она казалась знакомой.

Пенни подняла её, и повернула в руках, обнаружив, что та являлась большим зеркалом… тем самым, которое она считала давно разбитым. Она положила зеркало на кровать, и с шоком увидела, что хотя оно выглядело таким же, в нём была разница, ибо со стекла на неё смотрел призрачный образ. В зеркале отражалось лицо её матери, из того времени, когда она была молодой, когда Пенни и Мордэкай были детьми. Взгляд её матери будто смотрел прямо ей в глаза, и на её губах играла лёгкая улыбка.

«Как это возможно?» — подумала она.

На прикроватном столике лежал сложенным маленький листок. Раскрыв его, она прочла:

Пенни,

Прости, что откладывал это так долго. Зеркало я починил почти год назад, и в последовавшем затем хаосе я забыл вернуть его тебе. Я обнаружил его в углу своей мастерской на прошлой неделе, и искал хорошей возможности сделать тебе сюрприз. Образ в зеркале был почти случайностью, воспоминанием, которое явилось мне, пока я его чинил. Надеюсь, что ты не против. Мне он показался подходящим.

Несмотря на наши занятые жизни, тебе следует знать, что я всегда был благодарен тебе за твою любовь. Ты ежедневно продолжаешь меня удивлять, уча меня чему-то новому обо мне самом, и показывая мне глубины твоего сердца, когда заботишься о наших детях. Твоя мать наверняка была невероятной женщиной, чтобы тебя воспитать… и это проявляется в том, как ты взращиваешь своих собственных сыновей и дочерей.

Никогда не забывай, как сильна моя ответная любовь к тебе,

Мордэкай.

Тут скорбь наконец нашла её, и Пенни заплакала, сжимая подушку, и сотрясая кровать своими приглушёнными всхлипами.

Майкл Мэннинг Окончательное искупление^[26]

Глава 1

— Король в щекотливом положении — объяснила Роуз. — Ходят слухи, что Сэлиор и Карэнт вернулись, и церкви осмелели, теперь, когда… — позволила она словам повиснуть в воздухе, не договорив.

Графиня ди'Камерон находилась в раздражённом состоянии. Постоянные напоминания её подруги Роуз были ей не по нраву, и она устала от деликатности, которую та продолжала проявлять каждый раз, когда речь заходила о смерти Мордэкая.

— Теперь, когда Мордэкай мёртв, — сказала Пенни, завершив фразу вместо неё. — Просто скажи это, Роуз. Я устала от того, что все осторожничают, говоря об этом несчастье.

На миг гнев мелькнул во взгляде Роуз, но она подавила это чувство:

— Мне тоже нелегко, Пенни. Никто из нас на самом деле не знает, как дальше действовать в таких обстоятельствах.

— Мне плевать, насколько щекотлива эта ситуация, я выпущу кишки первому же напыщенному хлыщу, который хоть намекнёт на то, что мне следует снова выйти замуж! — рявкнула Пенни.

— Никто этого не предлагает, — поспешно ответила Роуз, пытаясь её успокоить. — Прошло лишь шесть месяцев, никто не осмелится. Я просто хочу, чтобы ты осознавала, что это должно случится, вероятно — через несколько дней после годовщины его смерти.

— Проклятые стервятники! — сплюнула Пенни, нисколько не пытаясь вести себя так, как подобает леди. — Кучка скучных мелких лордов, сидящих и ждущих, пока не пройдёт полный год, прежде чем начать попытки украсть его земли — меня тошнит от одной лишь мысли об этом.

Леди Роуз слегка побледнела при столь резких словах, хотя она полностью понимала, что Пенни чувствовала.

— Твой сын всё равно унаследует, но они будут требовать назначения кого-то с подобающими родословной и опытом в качестве управляющего ваших владений.

— Потому что я — женщина.

Роуз кивнула:

— Да — и ещё из-за того факта, что ты была рождена простолюдинкой.

— Мне всё равно. Я кастрирую первого же, кто это предложит, — угрожающей сказала Пенни. Её рука невольно легла на её меч, когда она это сказала. С тех пор, как умер Мордэкай, она стала носить оружие постоянно, вместе с зачарованной кольчугой, которую он для неё сделал.

— Тебе должно быть не всё равно! — настойчиво сказала Роуз. — Если ты зароешь голову в песок, и попытаешься это игнорировать, то результат тебе не понравится. Тебе нужно планировать наперёд, если ты хочешь извлечь наибольшую пользу из этой ситуации. Тебе нужно подумать о детях.

— Это никак не относится к детям, и полностью относится к жадности, — настаивала Пенни.

— Вот тут ты ошибаешься, — возразила Роуз. — Джеймс будет вынужден действовать, если ты не найдёшь своего собственного решения по прошествии года, или около того, — сказала она, имея ввиду Джеймса Ланкастера, короля Лосайона.

— Он не осмелится. Дженевив ему не позволит, — парировала Пенни.

Леди Роуз глубоко вздохнула:

— Королева понимает политическую ситуацию не хуже него, её личные чувства в расчёт приниматься не будут.

— Он же Король, Роуз. Они не смогут заставить меня выйти замуж, если он с ними не согласится.

— Теперь, когда Мордэкая не стало, четыре церкви возвращаются к власти. Джеймс уже непрочно сидит на троне. Сейчас он не может себе позволить упрямство, иначе Лорды взбунтуются. Вместо того, чтобы ухудшать ситуацию, прикрывая тебя, он захочет использовать тебя, чтобы упрочнить своё положение, — объяснила Роуз.

— Это совершенно отвратительно, — объявила Пенни. Король был дядей Мордэкая. Они с Мортом были близкими друзьями всей королевской семьи. — Я не могу поверить, что он попытается вот так мною воспользоваться.

Роуз вздохнула:

— Ты смотришь на это шиворот-навыворот. Эта ситуация для всех неудобная. Джеймс любит тебя, но обстоятельства вынудят его действовать. Тебе следует думать наперёд, найти способ помочь ему, и одновременно поставить своих детей в более выгодное положение.

Пенни закрыла глаза, и заскрипела зубами, пытаясь удержать вызванные гневом и фрустрацией слёзы. Взяв себя в руки, она ответила тихим голосом:

— Нам следует какое-то время поговорить о чём-нибудь другом.

Роуз сжала губы, чувствуя опасное настроение своей подруги. Она знала, что дальнейшее давление на Пенни не даст почти ничего хорошего.

— Как сегодня дела у близнецов? — спросила она. Разговор о детях часто был самым простым способом перевести беседу на более удобные темы.

Выпустив воздух, который она бессознательно удерживала в груди, Пенни слегка расслабилась:

— Похоже, что Мойра всё ещё справляется хорошо. Она плачет время от времени, но она смирилась с ситуацией. Мэттью… я не уверена, поймёт ли он когда-нибудь. Он продолжает настаивать на том, что его отец всё ещё жив.

— Это естественно — иметь желание отрицать нечто настолько ужасное, — сделала наблюдение Роуз, — но в конце концов ему придётся взглянуть правде в лицо.

— Он отказывается меня слушать, — добавила Пенни. — В последний раз, когда я пыталась объяснить это, он взвился и разозлился. Боюсь, что если буду продолжать настаивать, то это лишь отдалит его от меня ещё больше. Он не говорит об этом, но я знаю, что он полагает, будто я каким-то образом вынудила его отца уйти.

— Это чепуха, — объявила Роуз. — Даже в его возрасте у него должно быть достаточно ума, чтобы понять, что это просто неправда.

— Я в этом не уверена. Последнее, что он видел — это как я отталкивала Мордэкая прочь, прямо перед тем, как Дориан обнажил свой меч, чтобы защитить нас. Как ребёнку понять такое? — спросила Пенни.

— Возможно, если Дориан поговорит с ним, то это поможет, — предложила Роуз. — Возможно, к мужчине он лучше отзовётся, и он знает, что они с Мордэкаем были лучшими друзьями.

— Я думаю, что это было бы хорошей идеей. Уж вреда от этого определённо не будет, — согласилась Пенни.

— Он не хочет верить, что Папа мёртв, — неожиданно сказала Мойра из-за спины своей матери. Она вошла настолько тихо, что ни одна из двух женщин не заметила её присутствия.

Пенни развернулась, и притянула свою дочь поближе к себе:

— Тебе не следует подкрадываться к своей матери. Давно ты подслушиваешь?

Мойра потёрлась щекой о плечо Пенни:

— Только с того момента, когда ты сказала, что Мэттью думает, будто ты заставила Папу уйти, но я знаю, что это неправда. Моя другая мама рассказала мне, что случилось.

Это был первый раз, когда она вообще что-то сказала про Мойру Сэнтир. Древний отголосок её матери появился во время последней битвы Мордэкая, и защитил их от лидера шиггрэс. Насколько Пенни знала, каменная леди не была способна говорить. Она молчала в течение всех событий, пока наконец не вернулась в землю, не оставив ни следа своего присутствия.

— Она с тобой говорила? — удивлённо спросила Пенни. — Почему ты не рассказывала мне об этом раньше?

— Я рассказывала, — ответила Мойра.

Пенни начала было оспаривать это, но обратив свои мысли обратно к тому дню, она осознала, что тогда она вполне могла просто не слушать. Она была не в лучшем состоянии после… Тут она спохватилась, и отбросила эту мысль прочь — она уже на несколько жизней наплакалась. «Сосредоточься на своей дочери», — подумала она.

— Что она тебе рассказала, милая?

— Она сказала, что слышала, как я её позвала, и что она защитит нас, — спокойно сказала Мойра.

Тут Роуз перебила её:

— Я ни разу не слышала, чтобы она говорила. Как она с тобой разговаривала, Мойра?

Указав на свой висок, Мойра ответила:

— Вот здесь, я слышала её голос у себя в голове. Я попросила её и Папу тоже защитить, но она сказала, что ей уже не хватает на это сил — что Папа сказал ей защищать нас вместо него.

Из глаз Пенни полились слёзы. Она отвернулась, отводя взгляд, у неё слишком сильно сдавило горло, чтобы она могла говорить.

— Что ещё она сказала? — спросила Роуз, продолжая разговор, пока Пенни силилась вернуть себе самообладание.

Мойра приостановилась на миг, колеблясь. Она довольно легко чувствовала печаль своей матери, и магический взор позволял ей легко видеть слёзы, которые Пенни скрыла, отвернувшись. Она подумала секунду, прежде чем осторожно ответить:

— Она сказала, что любит меня, и что она была рада тому, что обо мне заботится такая хорошая мама. Она сказала мне быть храброй ради Мамы, особенно если… что-то случится с Папой.

— Откуда ты знала, что она была твоей матерью? — сказала Пенни, больше не пытаясь скрыть слёзы. Они с Мордэкаем рассказали Мойре о её особенном прошлом, и о том, как её им доверили, но, насколько она знала, Мойра никогда прежде не видела отголоска своей настоящей матери.

— Я просто знала. Она иногда приглядывала за мной, когда я была маленькой, но я в то время не могла слышать её голос. Ты рассказывала мне о ней, поэтому я поняла, что это — она, — ответила Мойра, будто это было чем-то совершенно нормальным.

Пенни крепко обняла свою дочь, не в силах удержать эмоции в себе.

Мойра обняла её в ответ, похлопывая маленькими ладошками по спине своей матери:

— Мне тоже недостаёт Папы, Мама.

Глава 2

Через отверстие в пещере сочился серый свет, а я медленно начал осознавать своё окружение. Я лежал на каменистой земле, в неглубокой нише в склоне холма. Она едва заслуживала звания «пещеры», поскольку была скорее глубоким обрывом.

Как долго я там лежал, было для меня загадкой. Я вроде был покрыт толстым слоем листьев и разнообразным детритом. Сев, я смахнул мусор со своих плеч и волос, и тут я осознал, что это были совсем не листья. На мне и вокруг меня лежали сотни, нет — тысячи иссушенных тел насекомых.

— Какого чёрта? — сказал я вслух, прежде чем поднять руку, чтобы удивлённо ощупать свою челюсть. Когда я сдался на милость усталости и истощения, мой рот был разбит, полностью неспособен к речи. Теперь же он будто был в совершенно нормальном состоянии. Встав с кучи мёртвых насекомых, я начал поспешно отряхиваться, одновременно проверяя, исцелились ли остальные мои раны. Исцелились.

Я силился вспомнить, как я здесь оказался. После моей злополучной битвы с Тиллмэйриасом Гарэс Гэйлин, дракон, унёс меня в безопасное место, поскольку моя семья и друзья желали мне смерти. Или, быть может, я уже был мёртв? Я озадаченно покачал головой. «Я определённо не чувствую себя мёртвым», — подумал я про себя.

Дракон отнёс меня в юго-восточные предгорья Элентирских Гор, на расстояние многих миль и минимум пяти дней пути (обычными средствами) от Албамарла. Этот путь занял у Гарэса по воздуху менее половины дня, даже учитывая дополнительную нагрузку в виде моего веса. Приземлившись, он хотел поговорить со мной, что было странным поведением для обычно недружелюбного дракона, но я был менее чем восприимчивым к беседе.

Эмоции, оставшиеся во мне после моего последнего расставания с семьёй, были тёмными и душераздирающими. Умом я понимал их страх и веские причины, по которым Дориан и Пенни решили меня уничтожить. В обратной ситуации я наверняка сделал бы то же самое. Тем не менее, логика и рассудок ни коим образом не облегчали мою боль. Моё сердце всё ещё хранило в себе высеченный образ лица Пенни, отвращения в её взгляде после того, как моя рука коснулась её щеки. Этот образ был будто кислотой вытравлен у меня в душе.

Во время полёта к горам меня охватила депрессия, и, оказавшись там, я решительно пресёк все попытки Гарэса поговорить. Моё тело всё ещё было сломанным и разбитым, сопротивляясь моим попыткам исцелить его. Вообще, я был совершенно неспособен использовать силу. Источник моего эйсара, неиссякаемый родник моей души, пересох, сменившись бесконечно тёмной, ноющей пустотой.

Полный печали и невероятно уставший, я отослал дракона прочь. Частично я сделал это из-за желания побыть одному, и частично — из страха того, что в моём слабом состоянии он сможет силой отнять у меня свою эйстрайлин. Я украл из его родового гнезда статуэтку, и, потеряв её, я также потерял бы своего последнего и самого могущественного союзника. Быть может, слово «союзник» было не лучшим выбором, поскольку я принудил Гарэса Гэйлина служить, пригрозив использовать его эйстрайлин, чтобы насильно вернуть ему человечность. Лучше всего его положение можно было бы охарактеризовать словом «слуга».

Уставший, слабеющий с каждой проходящей минутой, я забрёл в каменистые холмы, ища тихого места для отдыха. Пещера, если её можно было так назвать, была лучшим местом, какое я смог найти, и я заполз в неё, не надеясь поправиться. На самом деле, я надеялся умереть. Я не знал пределов проклятья, которое принял на себя, но казалось разумным, что если я достаточно ослабею, то в конце концов я смогу скончаться просто от недостатка энергии.

Судя по всему, эта мысль была наивной.

— Я всё ещё здесь, — сказал я, снова заговорив вслух. Что интересно, моя депрессия будто бы исчезла вместе с моими ранами. На мой внутренний мир опустилось странное ощущение спокойствия, как если бы какая-то завеса покрывала мои болезненные чувства. Испытывая любопытство, я намеренно обратил свои мысли к Пенни и детям. Я прощупал свои последние воспоминания о них, ища боль от их непринятия, совсем как кто-то может ощупывать языком ноющую лунку потерянного зуба, даже зная, что касаться её будет больно.

Я не нашёл ничего.

Моё сердце онемело, или, быть может, посерело, став таким же пустым, как чёрная пустота, которую я видел внутри себя каждый раз, когда обращал внутрь свой магический взор. Мои эмоции утекли прочь вместе с моей энергией, оставив от меня лишь пустую оболочку. «Тем не менее, я снова жив и цел, и имею достаточно сил, чтобы легко двигаться», — молча подумал я. «Ну, может быть, не жив».

Тут я осознал, что у меня также отсутствуют чувства отвращения, которые у меня определённо должны были наличествовать. «Я только что проснулся, покрытый мёртвыми тараканами, сороконожками, муравьями, и…» — я пнул горку мертвечины, разметав её стопой, чтобы посмотреть, что ещё в ней могло быть. Помимо насекомых я обнаружил разных мышей, змею, и, самый крупный из трупов — лису. Большинство тел идеально сохранились, будто они медленно высохли, не гния и не разлагаясь. Лишь лиса казалась свежей, она ещё была тёплой на ощупь.

— Наверняка пахну я ужасно, — сделал я наблюдение, хотя слышать меня было некому. Однако понюхав воздух, я не смог почувствовать никакой гнили, лишь приносимый дующим в сторону холмов ветром запах сухой земли, смешанный с запахом леса. «Они умерли, коснувшись меня, и смерть была настолько полной, что они даже не загнили. Моё тело, должно быть, вытянуло жизнь из всего, что касалось его, даже из лисы».

Подумав о лисе, и о её явно недавней кончине, я решил, что именно она, наверное, и вернула мне сознание.

— Хреново тебе, — сказал я лисе, потирая свою ныне функционирующую челюсть. Моё внутреннее онемение сделало для меня невозможным даже наслаждаться моим собственным сарказмом. Подумав несколько минут, я пошёл на запад, двигаясь в направлении, которое приведёт меня обратно в более населённые области. На самом деле я не особо желал этого, и почти решил идти дальше в горы, но я знал, что должен был сделать кое-что. Моя обычная мотивация полностью отсутствовала, но никакой другой курс действий не казался мне более привлекательным.

Я подумал было позвать дракона, чтобы тот меня перенёс, но передумал. Я никуда не спешил. Вместо этого я двигался неторопливо, шагая по каменистой местности. Утреннее сияние солнца меня не грело, будто не желая задерживаться на моей коже. Оно падало на меня, и освещало окружающий мир, но я оставался холодным.

Птичьи трели наполнили воздух, весёлые, как всегда, но я не чувствовал радости. Мир обратился в пепел — серый и безвкусный. Моё обоняние, похоже, всё ещё работало, но моё внутреннее состояние сделало его бессмысленным. «Так и заскучать можно», — подумал я, но даже это меня не обеспокоило.

Я двигался без остановок, без отдыха, шагая вперёд и в рассвет, и в закат, не обращая внимания на время суток. Благодаря моему магическому взору, дневной свет не был мне необходим, и я, похоже, не уставал, поэтому я продолжал двигаться. Меня не трогали голод или холод, и я вяло размышлял о том, появится ли у меня когда-нибудь нужда в пище — пока что мысль об этом казалась непривлекательной.

Прошли дни, и ландшафт разгладился, став более пологим, в то время как деревья стали расти более густо. В конце концов я решил попробовать поспать, но это оказалось тщетным занятием. Я лежал в темноте, скрытый под лиственными сучьями, что загораживали мне даже лунный свет, но сон всё не шёл. Мои мысли продолжали ходить по кругу, перебирая события прошлого, и обдумывая будущее. В конце концов я встал, и снова пошёл. Без нужды в сне или физическом отдыхе, разницы между ходьбой и лежанием неподвижно не было почти никакой.

С ходом времени я постепенно начал осознавать тусклые связи между моей внутренней пустотой и некими далёкими иными. Лучшее, что я мог предположить — я принял на себя связи Тиллмэйриаса с другими шиггрэс. Украденное мною заклинательное плетение, должно быть, действовало как своего рода центральная точка для остальных созданных им немёртвых. Я лениво подумал, смогу ли я таким образом ими управлять, но не утрудил себя проверкой этой теории. В любом случае, это представлялось бесцельным.

Первый сюрприз явился мне однажды рано утром, пока я вяло шёл по лесу. Ноги несли меня всё ближе к Албамарлу, хотя мне на самом деле не хотелось снова видеть этот город. Мне просто больше нечем было заняться. Переход через лес привёл меня к Реке Мёртл, той самой реке, которая в конце концов минует столицу ниже по течению. Следование вдоль неё упростило мне путь, но также подводило меня ближе к различным человеческим деревням, расположившимся на её берегах.

Я как раз обошёл стороной одно маленькое село одним ранним предрассветным часом. Уверенный в том, что на расстоянии в одну или две мили больше не было никаких иных людей, я обратил свои мысли вовнутрь, игнорируя своё окружение, пока моё тело двигалось дальше по редколесью на берегу реки. Я был в состоянии, похожем на сон, но оно не несло ни упокоения, ни истинного отдыха. Вместо этого мои мысли лишь ходили по кругу, повторяя прошлые события и воспоминания перед взором моего внутреннего наблюдателя. Глядя на эти воспоминания, я не ощущал ровным счётом ничего.

Я был настолько поглощён собой, что чуть было не врезался в медведя прежде, чем заметил его присутствие. Предупреждающее ворчание вернуло моё внимание обратно к моему окружению, и я обнаружил, что стою всего лишь в двух футах от очень большой коричневой стены из меха, мышц и зубов. Моё приближение каким-то образом ошарашило и медведя тоже, поскольку он дёрнулся, и встал на задние лапы почти в тот же момент.

«Большой зверь», — мысленно заметил я. Даже страх у меня будто бы ушёл в отпуск. Не останавливаясь, чтобы подумать о том, что магии у меня больше не было, я произнёс: «Шибал». После чего я ощутил знакомое чувство движения эйсара, и массивное существо осело на землю.

Сам я тоже ощутил, как слегка ослабел.

«Похоже, что моя магия всё же не совсем исчезла», — подумал я. Используя свой магический взор, я вновь попытался посмотреть внутрь себя, и, как и раньше, увидел всё ту же чёрную пустоту, что заменила собой моё ядро. Однако она выглядела иначе, будто в ней содержалась своя собственная энергия. «Прямая противоположность эйсара», — решил я. Быть может, я накопил силу, полученную от животных, умерших вокруг меня, пока я спал в пещере. Не было никакого способа убедиться в этом.

— Ещё как есть, — сказал я сам себе, и, бросив взгляд вниз, оценил дремавшего передо мной медведя. Протянув руку, я положил ладонь ему на плечо, и мгновенно ощутил, как в меня полилась его сила. Большой зверь был неистощимым источником эйсара, и я чувствовал внутри его тело огонь, представлявший собой источник его жизненной силы. Без моего сознательного усилия, моё тело черпало из этого источника, вытягивая и поглощая всё, что в нём было. Переживаемое мною при этом чувство было похоже на нырок в стремительно текущую реку, резкое и холодное ощущение затопившей меня силы.

Однако мои эмоции оставались мертвы, и я не ощущал ни капли жалости, когда внутренний огонь величественного зверя истончился и умер под моими руками. Он умер, превратившись в пустой комок плоти, хотя у меня всё ещё оставалось тонкая, тёмная связь с ним. Ещё наблюдая за ним, я смог ощутить, как он начал вытягивать жизнь из всего, что его окружало. Растения, маленькие насекомые, и даже более мелкие твари — всё, что касалось медвежьего трупа, умирало, а маленькое тёмное ядро внутри зверя начало расти. Он становился чудовищем, немёртвым зверем, похожим на тех, против кого мы с Харолдом сражались годами ранее, когда мы встретили Тиллмэйриаса в подземной пещере.

Хоть я и был лишён эмоций, я не желал следовать по его злым стопам. Совершив маленькое усилие воли, я перерезал связь между собой и мёртвым медведем. Тьма внутри него заколебалась, и начала гаснуть. Через несколько мгновений он стал всего лишь трупом. Было совершенно ясно, что любые существа, которых я мог создать, когда питался, были связаны с заклинательным плетением, поддерживавшим моё существование. Переруби связь — и они увянут. Я задумался насчёт остальных шиггрэс, связанных со мной.

Лично я их не создавал, но связи от этого никуда не делись. Если они создавали других, то были ли их создания связаны с ними, или со мной? Если бы я смог уничтожить себя, то положило бы ли это конец всей несчастно цепи проклятой нежити? Будет ли тогда человечество в безопасности? У меня было слишком много вопросов, и даже лучшие мои прикидки были волны неопределённости.

«А какая мне разница? Я что, хочу умереть?» — задумался я, но даже эти вопросы были лишены чувства. Я продолжал раздумывать над этими вещами, продолжая свой путь, но, не имея эмоций, я просто не мог решить. Наконец я сдался, и переместил своё внимание на изучение своей способности вытягивать энергию из живых существ.

Медведь дал мне невероятное количество силы — возможно, даже больше, чем я обычно мог иметь, если бы снова стал живым. Основным недостатком, насколько я мог судить, было то, что сила была ограничена. После того, как я использовал позаимствованную силу, она исчезала. В отличие от моего естественного эйсара, она не возобновлялась с течением времени. Однако это было не слишком обременительным ограничением, покуда я был не против убивать живые существа, а это, учитывая моё нынешнее психическое состояние, не казалось проблемой, на самом деле.

Я знал, что достаточно скоро достигну Албамарла, и хотя я всё ещё не мог найти никакой реальной причины или смысла для путешествия туда, я знал, что если меня узнают, или если кто-то обнаружит мою природу, то я буду вынужден сражаться с теми, кого я когда-то любил и защищал — или позволить им уничтожить меня. Ни одна из этих мыслей меня на самом деле не беспокоила, хотя я отлично осознавал, что так быть не должно. Вместо того, чтобы оставлять всё на волю случая, я решил поэкспериментировать со своей новой силой.

Я убил множество маленьких животных, сперва усыпляя их, чтобы иметь возможность к ним прикоснуться. Я пробовал просто заставлять себя не вытягивать из них эйсар, но потерпел полное поражение. Высасывание мною жизни, судя по всему, было полностью рефлекторным процессом, которому требовался лишь физический контакт. Через некоторое время я перестал использовать животных — найти растения было гораздо проще, и мне не требовались заклинания, чтобы помешать им сбежать. Маленькие растения, которыми я пользовался, не могли предложить много эйсара, но пока я шёл по лесу, они имелись в почти бесконечном количестве.

В конце концов я научился их не убивать. Создавая вокруг себя личный щит, я мог не позволять себе невольно поглощать эйсар. Это очень сильно походило на щиты, которые я использовал годами, до моей злополучной трансформации. Покуда я держал щит близко к своей коже, не-магам будет практически невозможно его обнаружить, даже если они будут касаться меня, и он обеспечивал полное отсутствие истинного физического контакта. Я также обнаружил, что с некоторым усилием могу менять его проницаемость, что позволяло мне вытягивать энергию медленнее. «Быть может, это позволит питаться, не обязательно убивая жертву», — заметил я.

С технической точки зрения, я и сейчас это мог, ограничивая длительность контакта, но на практике было трудно заставить себя остановиться, когда я уже коснулся кого-то своей обнажённой кожей.

Я думал об этом, и о многих других вещах, шагая сквозь белые дни и пустые ночи.

Глава 3

Албамарл был примерно таким же, каким я его и помнил, но всё же казался иным. Множество облицованных розовым гранитом зданий никак меня не согревали. Город ощущался таким же мёртвым, каким был я, как и практически всё, что я встречал до сих пор. «Похоже, что я обречён на холодное, пустое существование», — безмолвно сказал я себе, — «и я даже не могу вызвать в себе достаточно чувства, чтобы впасть по этому поводу в депрессию».

Бродя по улицам города под светом послеполуденного солнца, я думал о Тиллмэйриасе. Когда мы сражались, он казался полным ярости. Откуда брался его гнев? Он же не мог, после многих лет плена в теле маленького мальчика, всё ещё сохранять столько эмоций? И это ещё без учёта тысяч лет, которые он провёл в какой-то бестелесной неопределённости — однако он всё же был зол.

«Я — последний хранитель знаний Ши'Хар, и мой народ создал богов. Чего бы ни достигло ваше звериное племя, в наших глазах вы всегда будете не более чем животными!» — сказал мне Тиллмэйриас ближе к концу. Горькая ненависть в его голосе не могла быть поддельной. Он сказал мне ещё кое-что, ставшее жутким предсказанием моей судьбы: «У всех будет счастливый конец, кроме тебя».

— По крайней мере, я выжил, — ответил я этому воспоминанию вслух. Но победой это не ощущалось. Я чувствовал себя как… ничто.

— Ты выглядишь одиноким, — произнёс незнакомый женский голос. — С чего бы симпатичному молодому человеку вроде тебя быть без подружки?

Слова должны были застать меня врасплох, но не застали — я просто не ожидал, что со мной кто-то заговорит. Я забрёл в один из более сомнительных районов Албамарла, рядом с речными причалами. Взгляд, брошенный на женщину и её чересчур густо нанесённые румяна, довольно быстро поведал мне, почему она меня окликнула. Она была проституткой.

— Я женат, — монотонно ответил я, хотя эта мысль заставила меня призадуматься. «А женат ли я»? Если я действительно умер, то сейчас Пенни считается вдовой, свободной искать нового мужа. Я знал, что эта мысль должна была меня расстраивать, но, как и всё остальное, она не смогла затронуть моё апатичное сердце.

Пока я думал эти думы, женщина приблизилась ко мне. Она была уже достаточно близко, чтобы мне стало не по себе, если бы я всё ещё был способен чувствовать что-то такое. Её дыхание было тёплым, и мне были видны тонкие морщинки вокруг её глаз. Ей, наверное, было слегка за тридцать, и трудная жизнь оставила на ней свои следы. «Сколько ей ещё осталось работать в этой профессии?» — задумался я.

— А ты — из тихих, голубчик. Женатость здесь мало что значит, — сказала она мне, подаваясь ближе, иигриво кладя ладонь мне на грудь. — Почему бы тебе не позволить мне взять тебя домой, и согреть тебя? По-моему, тебе холодно, — говорила она, склоняя голову набок, и глядя на меня полуприкрытыми глазами.

Её действия призваны были меня соблазнить, в этом я не сомневался, но, конечно же, никакого видимого эффекта они не оказали. Я крепко сосредоточил свою волю — убеждаясь, что мой щит не позволит мне невольно вытянуть её жизненную силу, если она вдруг мимолётно коснётся моей кожи.

— Я не одинок, — прямо ответил я. — Тебе не следует меня трогать.

Мои слова заставили её приостановиться на секунду, и посмотреть мне в глаза:

— Я уже видела такие глаза прежде, голубчик, хотя они не были такими печальными, как твои. Все одиноки, голубчик. Почему же не позволить Сладкой Мёртл на время унять твою боль? — сказала она, подняв ладонь к моей щеке. — Такой холодный, — заметила она, — позволь мне согреть тебя. Мужчина вроде тебя же наверняка может позволить себе посидеть у моего огонька?

Я забыл о своей одежде. Какими бы оборванными и грязными мои вещи ни были, они в некотором роде намекали на моё прежнее богатство. Они были сделаны из слишком хорошего материала, и образцово подогнаны, хоть и не являлись парадной одеждой.

— Пожалуйста… — начал я, намереваясь закончить на «оставь меня в покое», но закончить у меня не получилось. Встав на цыпочки, Мёртл прижала свои губы к моим.

Мой щит защитил её на долю секунды, пока её язык не метнулся вперёд, проскользнув между моими губами, после чего случилось нечто поразительное. В меня полился такой эйсар, какого я никогда прежде не испытывал, наполняя меня теплом — мир будто засветился ярче вокруг меня. Тело Мёртл дёрнулось на секунду, когда её жизнь начала течь в меня, и её руки поднялись, чтобы толкнуть меня в грудь, как инстинктивная реакция в попытке спасти себя от зияющей пустоты внутри меня. Однако мои руки уже оплели её, и я удерживал её затылок своей правой ладонью.

По мне потекла восторженная волна эмоций, окрашивая окружающий мир в яркие цвета, смывая прочь существовавшую там прежде пустую серь. Страсть, эмоция, которой я не чувствовал с момента своего пробуждения, поднялась во мне, и, что невероятно, я ощутил, как забилось моё сердце. Мой собственный язык пришёл в движение, когда я продолжил поцелуй, начатый Мёртл. Та стала оседать в моих объятьях, но мне было мало, поэтому я поддержал её, медленно опуская на землю.

Я хотел взять всё.

Вкус её губ, мягкость её плоти, они пробудили те части меня, которые я считал навсегда потерянными. В наслаждении этого мига, я подумал о том, чтобы раздеть её, дабы я мог исследовать тайны её тела. Я не чувствовал радости от такой близости с тех пор, как…

… Пенни.

Я внезапно отпустил её, позволив ей без чувств осесть на холодные камни мостовой. Моё лицо исказилось от боли, когда на меня обрушилась громадность того, что я потерял. Я втягивал в себя воздух короткими всхлипами, силясь удержать поток горя, грозивший меня захлестнуть. Как же я это забыл? «Я всё потерял».

Я так и сидел, поражённый невыносимой печалью, некоторое неопределённое время, прежде чем, в конце концов, вспомнил о лежащей рядом со мной женщине. Поначалу я испугался, что она мертва, но мои чувства быстро избавили меня от этого опасения. Её грудь двигалась при её дыхании, её сердце всё ещё билось, и я чувствовал мерцание эйсара внутри неё. Она поправится.

Глядя на её лицо, я увидел её в новом свете. Если прежде она казалась неважной, то теперь я чувствовал настойчивость её сердцебиения, драгоценную борьбу за жизнь, которая продолжалась всё то время, пока я смотрел, как её дело работает, чтобы восстановиться после нашего вытягивающего жизнь поцелуя. «Я чуть не убил её», — с раскаянием подумал я. «Моё существование теперь может нести лишь смерть — ничего хорошего из этого не выйдет». Тут в моём разуме непрошеными всплыли образы моих детей, обрушив на меня очередной вал печали, когда я вспомнил их улыбки, их любовь, и их доверие.

— Моё касание их убьёт, — сказал я вслух, будто обращаясь к лежавшей передо мной бессознательной Мёртл.

— Что здесь происходит?!

Донёсшийся у меня из-за спины голос был громким и мужским. Прежде чем я встал, чтобы повернуться к нему, мои чувства определили, что говоривший был членом городской стражи, одним из людей Лорда Хайтауэра.

— Похоже, что эта женщина лишилась чувств, стражник, — ответил я, используя командный тон, ставший для меня почти инстинктивным. — Помоги мне, и, быть может, мы сможем найти кого-то, кто знает её, — сказал я, бесстрашно уставившись ему в лицо, и надеясь на то, что он отзовётся на мою властность, не задавая слишком много вопросов.

Это оказалось ошибкой. Хотя я его не узнал, лицо стражника отразило изумление и узнавание, когда он увидел мои черты.

— Граф Камерон? — неуверенно сказал он, прежде чем с озадаченным видом остановиться. — Прошу прощения, Ваше Превосходительство, но… — он неловко замолк.

— Что? — спросил я, позволяя раздражению отразиться в моём лице. «Вот же невезение — встретить одного из стражников, способных узнать меня!»

— Предполагается, что вы мертвы, милорд. Были огромные похороны, плакальщики… — уставился на меня стражник, прежде чем закончить: — … Король произнёс речь.

— Слушай, сейчас действительно не лучшее время для этого, — сказал я ему.

— Сказали, что шиггрэс… — начал он, остановился, и тут его взгляд метнулся вниз, уставившись на неподвижную проститутку: — Она ведь мертва, так?

Я видел тревогу в его взгляде, когда он попятился, нашаривая что-то рукой у себя на шее. Прежде чем я смог сказать что-то ещё, он поднёс к губам свисток, и начал дуть в него, пронзая мои уши высоким свистом, вызывая подмогу. Он звал стражу.

— Шибал, — быстро сказал я, но заклинание не подействовало. Я и забыл, что мы с Уолтэром несколько лет назад обеспечили городскую стражу защитными ожерельями. Люди стали глазеть на меня, выглядывая из окон и выходя из дверей. Вскоре меня окружат, и все находившиеся поблизости стражники уже должны бежать в этом направлении.

— Сукин сын, — гневно пробормотал я, а затем произнёс несколько поспешных слов, призывая густой туман. Я влил в него много силы, и за несколько мгновений окружающая местность оказалась залита плотным и непроглядным облаком.

От людей послышались полные страха восклицания, когда они увидели неестественный туман, а стражник продолжал дуть в свой свисток.

Игнорируя их всех, я нагнулся, чтобы поднять лежавшую без сознания женщину, заботясь о том, что мой щит был на месте, прежде чем коснуться её. Она не могла пережить очередного моего вытягивающего жизнь касания, да и уверенности в том, что мой разум сохранит после этого своё здравие, у меня тоже не было. Её эйсар наполнил меня чем-то новым, эмоциями. Он снова вернул меня к жизни, хотя я чувствовал, что биение моего сердца уже замедляется.

Она казалась лёгкой, когда я взял её на руки, неся её через туман. Я понятия не имел, где она жила, и было ли безопасно просто оставить её где-то, поэтому я просто продолжал идти, возобновляя туман каждый раз, когда он начинал рассеиваться, и используя свой магический взор, чтобы избегать контакта с теми немногими людьми, что входили в туман. Поднялась тревога, предположительно — о том, что в городе появился шиггрэс, хотя я не был уверен.

Что я знал точно, так это то, что почти все двери были заперты, и что большинство людей захлопывали ставни на окнах, как если бы назревал ураган. Мой магический взор являл множество людей, съёжившихся в своих домах, многие из них молились сияющим богам, что меня слегка раздражало.

Хорошее ощущение — быть раздражённым. Чувства и ощущения, сопровождавшие мои эмоции, любые эмоции, были такими невероятными, что было сложно по-настоящему сохранять раздражённость. Даже моя душевная боль была желанной переменой после бесконечной серости, в которой я жил последние несколько недель.

— Хорошо быть живым, даже когда ты горюешь и несчастен, — заметил я. Эта мысль была для меня новым откровением. Вытерпев такое долгое время без страсти, мотивации, желания, или любых других истинных чувств, я начал понимать, что даже негативные эмоции были предпочтительнее полного их отсутствия. — Эмоции — как вкус: сладкий, солёный, горький… каждому — своё место, и каждый стоит ощутить, — пропостулировал я вслух.

Из задумчивости меня вывел стон Мёртл, которую я всё ещё нёс в руках. Я внимательно посмотрел на неё, и ощутили уверенность в том, что она скоро очнётся. Осторожно положив её на землю, я отошёл достаточно далеко, чтобы её глаза не могли найти меня в тумане, хотя я оставался достаточно близко, чтобы подсобить, если бы оказалось, что ей нужна дальнейшая помощь.

Ожидая, я наблюдал за тем, как она постепенно приходила в сознание. Использовав ещё немного своей украденной магии, я замаскировался под старика, прежде чем создать ветер, развеявший густой туман, который застилал улицы. Я уже почувствовал, как вдалеке по улицам начали ходить вооружённые отряды стражников. Я знал, что среди них скоро могут появиться Рыцари Камня, если кто-то из них был в городе. Мне пора было уходить.

Я начал пробираться прочь из этого округа, не спуская своего магического взора с Мёртл. Я должен был убедиться, что она доберётся до дома в целости и сохранности. Я шёл медленно, в соответствии с моей маскировкой, и сумел покинуть портовый квартал, будучи остановленным лишь единожды. Стражник задал несколько простых вопросов, прежде чем позволить мне продолжить путь.

Однако мой внутренний взор оставался направлен на заблудшую женщину, которая теперь отдыхала в маленькой квартире. Она устало доковыляла туда после того, как очнулась там, где я её оставил. Я сделал себе мысленную заметку о том, где она жила, хотя не мог сказать, зачем мне это было нужно.

Успокоив себя тем, что с женщиной всё будет в порядке, я обратил свои мысли обратно к своей семье, и к мыслям о прошлом. То были болезненные воспоминания, в основном из-за того, что они представляли собой то, чего я лишился. Моим единственным утешением было то, что они были в безопасности. По крайней мере, я их защитил, и удалил очередную угрозу. Тиллмэйриас наконец упокоился навсегда, а шиггрэс, хоть и оставались опасными, но были под моим контролем… наверное.

Пока я не проверял эту мысль, но я был уже уверен, что смогу найти их через связи между ними и заклинательным плетением, которое теперь поддерживало моё существование. Такие связи могли позволить мне управлять ими, или найти им ещё какое-то применение. Существовала даже возможность того, что я смогу уничтожить их, даже не утруждая себя их поисками. По крайней мере, если бы я нашёл способ оборвать свою собственную проклятую жизнь, и развеять заклинательное плетение, что меня связывало, то они также должны исчезнуть.

Однако прежде чем делать что-нибудь радикальное, я собирался сперва проверить эти теории, и в данный момент я не был до конца уверен в том, что я всё ещё хотел сбежать от мира. Пережитое с Мёртл, дало мне то, чем я мог насладиться — луч надежды. Быть может, всё не обязательно должно быть таким тёмным и тусклым, как я воображал.

«Что если я буду брать понемногу у большого количества разных людей?»

Если бы мне нужна была только сила, то растений и животных было достаточно, хотя люди, похоже, были гораздо более богатым источником. Что меня волновало, так это потеря мной человечности. Интенсивность моих эмоций уже слегка притупилась, и я предположил, что они продолжат угасать. Сколько пройдёт времени, прежде чем я снова стану тусклым и безжизненным? Когда я вернусь в это состояние, смогу ли я полностью доверять себе следовать пожеланиям моего более человечного «я»? Что если бы я убил кого-то, пытаясь перезарядить свою человечность?

«Быть может, Пенни мне поможет», — внезапно подумал я. С этой мыслью явился поток чувств, а также непрошеная фантазия… поцеловать её. То, что я пережил с Мёртл, было неожиданным и ошеломляющим. Что если бы я смог себя контролировать? Эта мысль принесла с собой мощное желание, ужасную тягу. Я знал, что случится потом. Мои эмоции захлестнут мой разум. Моя тяга к жене, больше чего бы то ни было, сольётся и исказиться моей нуждой в человеческом эйсаре. «Прикоснись к ней — и остановиться уже будет нельзя».

Я в фрустрации сжал челюсти. Ради её безопасности, и безопасности моих детей, мне придётся держаться от них всех подальше. «Покуда я существую… покуда существуют шиггрэс, они никогда не будут в безопасности». Конец мог быть лишь один, и счастливым он не будет, по крайней мере — для меня. Единственной хорошей новостью было то, что мои друзья и семья уже считали меня мёртвым, поэтому моя кончина хотя бы не вызовет у них никаких дополнительных эмоциональных травм.

Однако у меня на пути было несколько препятствий. Самым первым из них был сам Мал'горос, тёмный бог, с которым надо было разобраться, прежде чем я смогу позволить себе упокоиться. Нужно было также найти какое-то перманентное решение для Миллисэнт и Дорона — иначе я оставлю своих друзей и семью беззащитными против них.

«Они были созданы, чтобы служить человечеству, а не угрожать ему», — подумал я про себя. Когда я проследовал от этого наблюдения к его источнику, на поверхность начали всплывать воспоминания. Более не связанный страхом прошлого, я искать информацию, которая, как я знал, должна была крыться внутри. Тиллмэйриас сказал, что его народ создал их богов, но то было лишь началом. «Мы последовали их примеру, и создали своих собственных — но когда?».

Этот вопрос вызвал у меня в сознании образ, женское лицо, которое я узнал — Мойра Сэнтир. Я никогда не видел её человеческого лица при её жизни, но его видел один из моих предков. «Она была прекрасна», — заметил я, мысленно сравнивая её с моей дочерью. Сходство было неоспоримым. «Богов нельзя было создать без особого дара её рода».

Я начал следовать по цепочке идей и мыслей, идей, которые привели ко множеству разговоров между Мойрой Сэнтир и человеком, которого она любила за века до этого, тем самым предком, в честь которого меня назвали.

Глава 4

Графиня ди'Камерон сидела в своём кабинете, глядя в окно, освещавшее её письменный столик. Она была в Албамарле, проживая в доме Иллэниэлов. Торнберы планировали нанести визит родителям Роуз, Хайтауэрам, и матери Дориана, Элиз Торнбер. Леди Торнбер недавно поселилась в столице, чтобы оставаться рядом со своей близкой подругой, Королевой.

Вместо того, чтобы оставаться в Камероне одной, Пенни решила отправиться вместе с ними, предложив использовать её дом, пока они в столице. Однако на самом деле она просто не хотела оставаться одна. У Роуз был в Албамарле собственный дом, но она всё равно решила остановиться у Пенни под предлогом того, что Грэму нравилось проводить время с Мойрой и Мэттью.

Однако все понимали правду — никто не хотел, чтобы Пенелопа много времени проводила в одиночестве.

Поездку они совершили по Мировой Дороге, постоянно работавшей уже почти год. Они могли попросить одного из Прэйсианов перенести их напрямую, но Пенни предпочла поехать именно по дороге — возможно, из чувства ностальгии. Большую часть пути заняла длившаяся полдня поездка из Уошбрука в Ланкастер, где находился один из входов в Мировую Дорогу, а оттуда до столицы было рукой подать.

Донёсшийся снизу шум поведал ей, что, наверное, вернулись Роуз и Дориан. Минуту спустя в дверях кабинета появился Питэр, подтвердив её подозрения:

— Вернулись Торнберы, миледи, вместе с гостем, Лордом Стефаном, сыном Графа Малверна, — проинформировал он её.

— Что? — огрызнулась Пенни. — Я же специально сказала этой женщине, что не хочу никаких гостей, — произнесла она. Под «этой женщиной» Пенни подразумевала Роуз.

Питэр лишь сжал губы — хорошего ответа на её заявление не было, да она и слушать бы его не стала.

— Скажи им, что я спущусь через несколько минут, я была не готова принимать гостя, — безжизненным голосом добавила она. По правде говоря, её одежда была совершенно приемлемой, и у неё не было причин задерживаться. Ей просто нужно было немного времени, чтобы собраться с мыслями, и обуздать своё раздражение.

Когда она наконец появилась внизу, прошло более пятнадцати минут, каковую задержку большинство сочло бы беспричинно грубой, особенно когда гость был дворянином. Пенни было плевать. Она обнаружила Торнберов и гостя сидящими в передней гостиной, где те пили чай и ели сухие, тонкие пирожные, бывшие в Албамарле популярным лакомством.

Дориан и Роуз сидели вместе на диване, напротив Лорда Малверна. Несмотря на то, что в прошлом он иногда бывал неуклюж, Дориан выглядел совершенно расслабленным на встрече с коллегой-лордом — их с Роуз с учили, как вести себя в таких случаях. В отличие от них, Пенни, хоть её ранг и был технически выше, была родом из простонародья. Ей приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы выглядеть расслабленной в таком обществе.

Увидев её, все встали. Дориан заговорил первым:

— Ваше Превосходительство, прошу простить за неожиданный визит. Могу я представить Лорда Стефана Малверна? Он явился сюда по моему настоянию, — добавил он, оправдывая их нарушение протокола — обычно другой дворянин послал бы записку с просьбой о представлении, прежде чем появляться необъявленным.

Пенни задумалась, как Роуз удалось загнать своего мужа в такую ситуацию. Она ни капли не сомневалась в том, кто был истинной причиной появления этого неожиданного гостя. Её взгляд оценил стоявшего перед ней молодого лорда. Лорд Стефан был худым и мускулистым, с загорелыми чертами лица, говорившими о длительных тренировках под открытым небом. Он носил меч, и мозоли на его ладонях сказали ей, что Стефан провёл много часов, упражняясь в его использовании. Его выправка была армейской, и рост был приемлемым, чуть выше среднего, но немного меньше шести футов, если бы Пенни пришлось оценивать его на глаз. «Почти такой же высокий, как Дориан, хотя явно ниже ростом, чем Мордэкай», — подумала она про себя, прежде чем вздрогнуть от боли, которую принесло это наблюдение.

Глядя в его голубые глаза, она ответила:

— Если Дориан говорит правду, то я не могу на вас обижаться. Добро пожаловать в мой дом, Лорд Стефан. Пожалуйста, садитесь, — сказал она, намеренно не протянув ему руку. «Пусть перед кем-нибудь другим лебезит». Пенни почти чувствовала, как Роуз сжала зубы в ответ на грубость её обращения.

Стефан Малверн ещё немного постоял, не находя себе места, прежде чем осознал, что Пенни не собиралась следовать обычным правилам представления.

— Очень приятно с вами познакомиться, Графиня, — сказал он, вернув себе самообладание. — Я давно восхищался вашим покойным мужем, если вы простите меня за упоминание сего факта.

Пенелопа прошла мимо него, усевшись в удобном кресле, что поместило её подальше от молодого дворянина, и как можно дальше от всех остальных мест в комнате.

— У моего мужа было много поклонников, и ещё больше врагов — вам не было необходимости представляться мне, чтобы поведать это, — сказала она, давая ему отказ.

Лицо Стефана слегка дёрнулось от её холодного ответа, хотя он сумел удержать уважительное выражение. К счастью, Роуз пришла ему на помощь:

— Вообще-то мы встретили Лорда Стефана в доме моего отца. Он явился, чтобы передать новости о недавней тревоге у причалов. Услышав его слова, Дориан спросил, не будет ли он достаточно любезен, чтобы лично пересказать тебе свои новости.

Пенни бросила взгляд на лицо своей подруги, пытаясь уличить её во лжи. Как и всегда, у Роуз на лице ничего нельзя было прочесть. Переведя взгляд обратно на Лорда Стефана, она заметила блеск золота на его левой руке. «Он женат», — со внутренним вздохом облегчения осознала она. Она была уверена, что это было частью какого-то плана начать подготовку её общения с видными холостяками королевства. Теперь она лишь чувствовала себя смущённой за свою невежливость.

— Возможно, я была слишком резкой. Пожалуйста, не обращайте внимания на мои ремарки, Лорд Стефан. В последнее время я сама не своя, — сказала Пенни, снова жестом указывая остальным сесть на свои места.

— Учитывая ваши недавние обстоятельства, я думаю, что могу понять кое-что из того, через что вы прошли, Графиня, — ответил Лорд Стефан.

Смущение Пенни мгновенно испарилось:

— Я искренне в этом сомневаюсь, — ответила она, силясь удержаться от более острого ответа.

На миг Дориан приоткрыл рот, будто желая сказать что-то, вступиться за Стефана, но короткий кивок от Роуз оборвал его. Когда он снова заговорил секундой позже, слова имели явно иную направленность:

— У Стефана есть новости, которые могут относиться к тому, что случилось в прошлом году с Мордэкаем.

Эти слова мгновенно изгнали лёгкие раздумья Пенни относительно мотивов Роуз. Будь они из другого источника, она могла бы отреагировать с большим скептицизмом, но Дориан ощущал боль от потери Мордэкая почти так же остро, как и она.

— Пожалуйста, объясните, Лорд Стефан, и поскорее переходите к сути. Я вся внимание, — приказала она.

Лорд Стефан слегка выпрямился в кресле, и быстро пустился в объяснения:

— Сегодня ближе к вечеру в квартале у причалов поднялась тревога. Один из городских стражников обнаружил рядом с переулком мужчину, склонившегося над мёртвой женщиной. Когда он приблизился к мужчине, незнакомец выпрямился, и притворно попросил помощи.

— Что значит «притворно»? — нетерпеливо спросила она.

— Стражник узнал его в лицо, поскольку был знаком с его внешностью, работая несколько лет назад во дворце. Он опознал мужчину как покойного Графа ди'Камерон. Благодаря этому он смог осознать его опасность раньше, чем существо смогло подобраться к нему на расстояние вытянутой руки. Он отступил, и использовал свой свисток, чтобы позвать подмогу, — объяснил Стефан.

У Пенни побелели костяшки на сжимавших подлокотники кресла руках, и она с трудом вернула себе самообладание.

— Они смогли задержать существо, или они у… уничтожили его? — спросила она, не сумев помешать своему голосу слегка надорваться.

Вопрос был глупым. Стандартная процедура предусматривала немедленную кремацию любого обнаруженного шиггрэс, вне зависимости от ситуации. На лице Стефана отразилось глубокое сочувствие, когда он продолжил:

— Нет, оно призвало туман, и хотя поисковые отряды были быстро организованы, оно всё же сбежало.

— А женщина? — выдавила Пенни.

— Её тело также исчезло, вероятно — по тем причинам, что… — начал Стефан.

Пенни прервала его:

— По тем причинам, которые можно ожидать, имея дело с шиггрэс. Кто-нибудь её опознал, или позже сообщил о пропаже?

— Пока что нет, — ответил он.

— Есть ещё какие-то новости? — спросила она.

— Нет, Графиня, и я прошу прощения за то, что принёс вам такое болезненное напоминание о…

Она отмахнулась от его извинений:

— Мои чувства вас не касаются. Я не хочу ни от кого сочувствия, и не нуждаюсь в нём, пусть оно и оказывается из благих побуждений. А теперь, если вы меня извините, я хотела бы побыть одна. Я уверена, что вы понимаете, — едко сказала она, перебивая его. Она встала, и направилась прочь из помещения, приостановившись лишь в дверях: — Если всё же получите дальнейшие сведения, то, пожалуйста, уведомите меня без колебаний.

Она поднялась по лестнице и почти добралась до своей спальни, прежде чем её внешнее спокойствие дало трещину, сперва в виде дрожи в её дыхании, за которой вскоре последовала горячая слеза на щеке. Она лишь хотела побыть одной, но Роуз быстро следовала за ней попятам. Открыв дверь, она вошла в спальню вслед за Пенни, не дожидаясь приглашения. Они дружили уже много лет.

— Ты довольно резко обошлась с Лордом Стефаном, — сделала наблюдение Роуз.

Пенни промакнула глаза платком, прежде чем повернуться, чтобы ответить своей навязчивой подруге:

— Быть может, ты попросишь за меня прощения. Я, по-моему, сейчас не в состоянии для приличного общества, Роуз.

— Я это понимаю, Пенни. И ты это знаешь, — ответила Роуз, — но есть и другие люди, которые тоже понимают твою потерю, если ты выделишь время на то, чтобы выслушать их.

— Что ты имеешь ввиду?

— То, что вести принёс Лорд Стефан — чистое совпадение, но причина, по которой мы с Дорианом попросили его прийти и повторить их тебе лично, заключается в том, что, быть может, тебе пошло бы на пользу услышать и его собственный рассказ. Он пережил примерно те же страдания, что и ты, — сказала Роуз.

Пенни сузила глаза:

— Как и следовало ожидать, у тебя есть и второй мотив. С тобой ничто не бывает простым, так ведь?

— Он несколько лет назад потерял свою жену, когда несколько шиггрэс пробрались в Малверн. Ему пришлось лично распорядиться кремировать её. У вас двоих есть немало общего… — объяснила Роуз, но её слова были прерваны хлёсткой пощёчиной.

Ладонь Пенни саднило от удара, который она нанесла своей подруге. Порыв был таким быстрым, что застал её врасплох, и она едва сумела вовремя удержаться, не дав скорости и силе удара достичь потенциально опасного уровня. Но даже так в уголке губ Роуз проступила кровь в месте, где ноготь Пенни порвал её кожу, и лицо её уже начало краснеть.

— Никогда, Роуз! Никогда больше! Понимаешь меня!? Хватит с меня этих игр! Если ты мне действительно подруга, то веди себя соответствующим образом! Перестань пытаться мною манипулировать! — заорала Пенелопа. Пылавшая внутри неё ярость была горячее, чем она когда-либо чувствовала на своей памяти.

Несмотря на боль, лицо Роуз оставалось спокойным. С капающей с подбородка кровью, она ответила:

— Я никогда не была для тебя никем кроме подруги, Пенелопа. Через огонь и кровь, через роды и смерть, я всегда поддерживала тебя. Однажды, быть может, ты вытащишь свою голову из задницы, и осознаешь, что порой есть вещи более важные, чем твоя потеря… вроде твоих детей, твоих людей и, быть может, даже друзей, которых ты, в своей слепоте, не ценишь!

Равносильные гнев и стыд боролись внутри Пенни, лишая её способности мыслить.

— Пожалуйста, уйди, — сказала она наконец, произнеся единственные слова, какие она только могла выговорить.

Леди Роуз живо вышла прочь, хлопнув за собой дверью. Когда она ушла, остался лишь образ её гневных голубых глаз, мучивший разум Пенни.

Следующий час она провела в борьбе с эмоциями, которые будто подсекали каждую её рациональную мысль. Её преследовала мысль о Мордэкае, бродящем по городу как шиггрэс. Какие оно сохранило воспоминания? Никто точно не знал, насколько жертва сохраняла память. За прошедшие годы было выяснено, что большинство жертв даже имена свои не помнили, становясь почти безмозглыми существами чистого голода, но было несколько случаев, когда встречались существа, сохранявшие способность к речи, и, очевидно, часть воспоминаний. Эти были хуже всего, поскольку они порой обманом заставляли своих бывших близких поверить им.

Стефан упоминал внезапный туман, предположительно вызванный шиггрэс. В прошлом лишь Тимоти, лидер шиггрэс, обладал какой-либо способностью к магии, помимо обычных присущих им способностей к высасыванию жизни. Если нежить, получившаяся после смерти Мордэкая, сохранила его силы, частично или полностью… последствия были немыслимы.

Эмоции Пенни наконец улеглись, перейдя с гнева и замешательства на более терпимую меланхоличную подавленность. Она также почувствовала стыд за то, как она себя повела с Роуз. Хотя она всё ещё считала, что её гнев имел под собой основания, реакция её была непростительной. «Мне следует перед ней извиниться», — подумала она, поморщившись.

Она пошла искать Роуз, но Торнберов и след простыл. Их комната была пуста, и найти их нигде не удавалось.

Пенни подтвердила своё подозрение сразу же, как только спустилась.

— Сэр Дориан и Леди Роуз удалились примерно четверть часа назад, Ваше Превосходительство. Сэр Дориан велел мне сообщить вам, что во время своего дальнейшего пребывания в столице они решили остановиться в городском доме Леди Роуз, — сказал камергер, и его взгляд ни коим образом не выдавал его собственных мыслей на этот счёт.

— А что насчёт караула? — спросила она.

— Он забрал двух гвардейцев, остальных Сэр Дориан оставил охранять вас, вместе с Сэром Сайханом и Сэром Иганом, Ваше Превосходительство, — сразу ответил Питэр.

— Очень хорошо, найди Сэра Сайхана, и отправь его в мою комнату, — приказала она.

На миг бровь Питэра дёрнулась:

— Да, миледи.

Она остановила его:

— Буду благодарна, если ты будешь держать свои мысли при себе, Питэр, если только не предпочитаешь сменить место работы, — сказала Пенни. Она была по горло сыта мнениями и суждениями других людей.

Камергер отвесил ей чёткий поклон:

— Как пожелаете, Графиня.

Ждать его ответа она не стала — Пенни уже направлялась наверх, к спальне. Захлопнув за собой дверь, она начала снимать с себя слои одежды, выбираясь из платья. Как иногда бывало, её раздражение заставляло её чувствовать стеснённой и ограниченной, и плотно сидевшая одежда лишь ухудшала это ощущение.

К тому времени, как Сайхан постучал в дверь, она уже сняла платье.

— Можешь входить, — сразу же сказала она, последний раз оглядывая себя в зеркале.

Могучий рыцарь тихо вошёл в комнату, закрыв за собой дверь, прежде чем предупредительно встать, отойдя от порога на несколько футов.

— Вы посылали за мной, Графиня? — спросил он, игнорируя её намерение, бывшее очевидным из-за её одежды.

— Мне нужно сбросить накопившуюся энергию, — сказала она ему.

— Здесь? — скептически сказал он.

— А где ещё?

— Эта комната слишком мала, и хотя она может предоставить отличную практику ближнего боя, это несомненно приведёт к значительным повреждениям мебели, — ровно ответил он, и подчеркнул свой аргумент, обнажив меч, и медленно махнув им.

Пенни подумала немного, но ни к чему не пришла:

— Двора для упражнений здесь нет, и мне было бы непристойно упражняться на улице.

— Значит, кухня, — предложил Сайхан. — Она немного побольше, и большинство мебели и вещей там гораздо более прочнее.

«И, в качестве дополнительного преимущества, это успокоит немилосердное подозрение Питэра», — подумала она, всё ещё раздражаясь, когда вспоминала выражение его лица.

— Хорошо, — кивнула она, двигаясь к двери, ясно слышимым образом шурша кольчугой — звук которой больше не приглушался носимым поверх неё платьем.

— Ты всё ещё носишь броню под платьем, — спросил широкоплечий воин, следуя за ней.

— Я снимаю её лишь когда сплю, и то не всегда, — ответила она, не оглядываясь.

— Мы отвечаем за твою безопасность, — парировал он.

— Безопасность — иллюзия, — сказала Пенни, — но эту броню мне сделал муж, и ничего ближе к безопасности у меня не осталось. Я не доверю защиту моей семьи никому другому, — добавила она. Затем приостановилась, прежде чем спросить: — Это уязвляет твою гордость?

Сайхан ответил несразу, а когда заговорил, то произнёс больше слов, чем она слышала от него за всё последнее время:

— Кого-то это может беспокоить, но любой истинный телохранитель был бы рад. Истинного телохранителя в первую очередь должна волновать твоя безопасность.

— Я не спрашивала «любого телохранителя», я спросила тебя, — повторила Пенни.

— Я не могу осуждать себя за то, что ты делаешь в точности так же, что делал бы я.

Глава 5

После встречи с Мёртл я бродил по городу почти два дня. В прошлом я мог бы искать где-то пристанища, но в моём нынешнем состоянии жилище на самом деле больше не было необходимым. Дождь, жар, холод — всё это больше меня не волновало. Я не уставал и не утомлялся, поэтому я просто шёл. Избегать городской стражи было делом лёгким, едва отвлекавшим меня от моей настоящей задачи, которая была полностью внутренней.

Я следовал найденным мной нитям памяти, касавшимся создания сияющих богов. Каждое воспоминание вело к другим, и собирание их в логичное единое целое было лишь вопросом времени. Обнаруженная мной информация, таившаяся в укромных уголках моего разума, порой была шокирующей. А ещё она была грустной. Я наконец-то узнал историю родителей моей дочери, моего предка Мордэкая Иллэниэла и его возлюбленной, Мойры Сэнтир.

Изучая всё это, я узнал тайны, в свете которых мои столкновения с сияющими богами казались смехотворными. Неудивительно, что они хотели уничтожить род Иллэниэл. Их создатель оставил ключи к их погибели неизгладимо записанными в моей родовой памяти.

У меня по-прежнему не было лёгкого ответа на то, как разобраться с Мал'горосом, хотя если то, что я узнал о человеческих богах, было справедливо и для тёмных богов Ши'Хар, то, возможно, была одна личность, хранившая в себе ключ к их поражению.

Однако у меня была более крупная проблема. Мои чувства, мои эмоции, угасли. Вернулась серая пустота, являвшаяся моим существованием в течение последних нескольких месяцев. Единственным оставшимся во мне чувством была глухая тоска, голод — вернуть страсть, которую я так недавно обнаружил. Я знал лишь один способ сделать это.

Мой разум всё чаще возвращался к одной и той же мысли, к Мёртл.

Я всё ещё помнил, где находился её дом, и я часто обнаруживал, что бреду по направлению к нему. Меня притягивало воспоминание о её жизненной силе, о её эмоциях — о её жизни. Я хотел ещё.

Поначалу я ругал себя за такие желания. Я знал, что они были глупыми. Я знал, что это было неправильно. Моя трансформация в высасывающее жизнь чудовище заставила меня стыдиться, но по мере угасания моих эмоций угас и стыд. Вина испарилась, оставив меня аморальным и пустым, обладающим лишь неудовлетворённой жаждой.

«Её, наверное, и не хватятся», — рационализировал я. «Если я буду делать что-то подобное, то, наверное, лучше придерживаться ненужных людей, на которых всем наплевать». Эта мысль была совершенно логичной, однако я знал, что нашёл бы её отвратительной… если бы я всё ещё был способен испытывать отвращение. «Может, если ограничиваться преступниками, то я смогу стать немёртвым вершителем правосудия».

Это могло быть более благосклонно принято моей моральной и эмоциональной стороной, когда я заберу то, что мне нужно. Хотя меня это не особо волновало — даже вина была лучше бесконечной серой смерти моего нынешнего существования. Из моей головы не шёл образ меня самого в роли трагического героя, вечно страдающего и вынужденного охотиться на тех самых людей, которых я хотел защитить. В этот миг это казалось более предпочтительным, почти артистичным, по сравнению с зияющей пустотой, занявшей место моего сердца. Что обо мне подумала бы моя Матушка?

Я почему-то сомневался, что она увидела бы особую разницу между тем, кого я выберу в качестве жертвы. Я всё равно буду чудовищем.

Эта дискуссия часами тянулась внутри меня, пока где-то около полуночи я не обнаружил, что стою у дома Мёртл. Мои ноги привели меня туда без моего сознательного усилия, пока мой разум притворялся озабоченным более глубокими моральными вопросами отнимания жизни для временного восстановления моей человечности. «А что насчёт использования какого-нибудь преступника?» — напомнил я себе.

«Да не важно, на самом деле. Ты здесь — бери то, что тебе нужно. Единственное, что имеет значение — её никто не хватится. Она — просто шлюха». Моя рука открыла дверь, пока мой разум приложил небольшое усилие, нужное для отпирания защёлки изнутри.

«А Леди Торнбер тоже была «просто шлюхой», да?»

— Просто заткнись, — сказал я вслух, и шагнул в затенённую внутреннюю часть маленького жилища Мёртл.

Конечно, я уже пристально осмотрел его своим магическим взором, но моё физическое зрение подтвердило то, что я уже узнал ранее. Она была одна, спала на маленькой койке в углу. Здесь был маленький очаг, но огня в нём не горело. Вероятно, она не могла себе позволить дрова. Да и погода сейчас всё равно была достаточно умеренной.

Я осторожно шёл по захламлённой комнате, стараясь издавать как можно меньше шума. Встав, глядя на неё сверху вниз, я замешкался. Следует ли мне начать резко? Или действовать медленно? Я понятия не имел, как будет лучше… наверное, медленно, чтобы насладиться моментом.

Протянув руку вниз, я стянул прочь накрывавшее её тонкое одеяло, открыв взору её в высшей степени женскую фигуру, облачённую лишь в лёгкую ночнушку. Даже во сне она казалась усталой. «Может, я оказываю ей услугу». Не в силах больше ждать, я позволил своим пальцам мимолётно коснуться её голой коленки, одновременно снимая щит, который защитил бы её от опасного эффекта моего касания.

Я содрогнулся, когда вверх по моей руке потекло восхитительное тепло, заставив меня покрыться гусиной кожей. Мёртл слегка пошевелилась, натягивая на себя одеяло одной рукой, как если бы ей стало холодно. «Полагаю, так и есть», — сделал наблюдение я.

Она тянула одеяло вверх, но моя рука всё ещё была под ним, поэтому я не обратил внимания на её движение. Вместо этого я стал двигать руку вдоль её бедра, эйсар становился тем мощнее, чем ближе я подбирался к её сердцу. Тут её глаза открылись, и даже в тусклом свете она узнала меня, когда её сердце всколыхнулось от страха. Она открыла рот, предположительно, чтобы закричать, но я для неё двигался слишком быстро. Я ухватил её голову своей правой рукой, и, встав на колени, накрыл её рот своим, чтобы заглушить её крики.

Эйсар тёк бурным потоком, затопляя меня подобно золотой реке света и радости. Моя жертва сопротивлялась менее секунды, её тело задёргалось, а затем обмякло, когда она потеряла сознание. Моё сердце забилось, и моё собственное тело будто было в огне, сгорая под волнами удовольствия и энергии. На миг мои мысли сместились к Пенни, но я быстро их задавил. Грусть и раскаяние могут и подождать.

Новое ощущение срочности, страх моей заново пробуждающейся нравственности, заставляло меня насыщаться быстрее. Отбросив одеяло, я прижимался своими губами к её собственным, в то время как мои руки прижимали её обмякшее тело к моему. Я слышал, как сердцебиение Мёртл потеряло ритм, стало неравномерным, но эйсар продолжал с рёвом втекать в меня. Я хотел его весь.

— Мама? — донёсся голосок от двери. — Здесь один из твоих друзей?

Шок, страх, стыд и отвращение прокатились по мне, борясь за первое место в моём опустившемся сердце. Отпустив тело Мёртл, я позволил ей упасть обратно на её маленькую кровать. Ужас не позволял мне развернуться, чтобы взглянуть в лицо стоявшему позади меня ребёнку. «Я убивал её мать… прямо у неё на глазах. Что же я за животное?»

— Прости, дитя, я не знал, что здесь есть кто-то ещё, — ответил я, одновременно возвращая вокруг себя щит, который должен был защитить её от моего тёмного влияния.

Глаза девочки слегка сузились, когда я повернулся к ней лицом. Судя по её внешности, я бы дал ей семь или восемь лет, но трудная жизнь оставила на ней свой отпечаток. Подозрительность крылась в ей взгляде, и я был весьма уверен, что для неё использование слова «друзья» было такой же фикцией, как когда её мать впервые применила его в качестве объяснения.

Я видел, что она уже приметила бессознательность своей матери, когда снова заговорила:

— Кто вы? — спросила она, начав медленно смещаться в сторону с небольшим намёком на нервность. Мои чувства сказали мне, что в том направлении на полу под тонким одеялом лежал нож.

Я поднял ладони в жесте, призванном продемонстрировать мои мирные намерения:

— Прошу прощения, я — не один из друзей твоей матери, но я здесь, чтобы помочь.

— Так вы — врачеватель? — спросила она, с трудом выговорив последнее слово. Она продолжала подбираться к спрятанному ножу.

Я ухватился за идею, которую она мне дала:

— Я — врач, но не обычный, — согласился я.

— Мама говорит, что врачи слишком много просят, и почти всегда никому не помогают, по крайней мере, если ты беден, — ответила она, показав первый признак нормальной детской бесхитростности, когда повторила слова своей матери.

Моё сердце разрывалось у меня в груди, пока я наблюдал храбрость этой девочки перед лицом такой пугающей ситуации. Жизнь уже научила её управляться с необычным.

— Я ничего не возьму. Твоя мать очень больна, и я не думаю, что могу ей помочь… но ты — можешь.

Это привлекло её внимание. Взгляд девочки просветлел, и она перестала подбираться к ножу.

— Как?

— Там, у двери, это ты котелок оставила? — спросил я. Я чувствовал исходившие от него пар и тепло. Судя по всему, девочка ходила вскипятить воды, вероятно — на огне какого-то из щедрых соседей.

Она кивнула.

— Иди, сделай чай для себя и для твоей матери. Она захочет пить, когда проснётся, — распорядился я.

Конечно, чай был лишь для отвлечения внимания. Мне нужно было немного времени, чтобы подумать, и оглядеть результаты моего нападения на Мёртл. На этот раз я выпил её почти до смерти, и я не был уверен, что у неё осталось достаточно эйсара, чтобы восстановить себя. Пока её дочь делала чай, я сосредоточил на ней свои чувства… ища её центр, источник, откуда появлялся ей эйсар.

Тот был опасно ослаблен. Он всё ещё силился обеспечить её энергией, но её тело было подобно высохшему озеру, оно было настолько пустым, что весь появлявшийся эйсар мгновенно впитывался. Пламя, представлявшее собой её дух, колебалось, и было готово вот-вот затухнуть навсегда.

По сравнению с ней, её дочь пылала эйсаром, как небольшой костёр против огонька свечи её матери.

— Как тебя зовут? — спросил я, когда она поставила грубую чашку рядом с кроватью своей матери.

— Ме́ган.

— Меган, твоя мать сейчас очень слаба, и ей нужно особое тепло, которое люди создают внутри себя. Я думаю, ты можешь помочь ей, если поделишься с ней своим собственным, — объяснил я. — Это кажется тебе понятным?

— Немного, — тихо ответила она.

— Это тепло называется эйсар. Я хочу, чтобы ты внимательно слушала, я попытаюсь научить тебя словам, которые помогут тебе дать ей часть твоего собственного, — сказал я ей.

— А почему бы вам это не сделать? — спросила она со смущающей прямотой, часто присущей детям.

Я внутренне вздрогнул. Это могло быть возможным, но я не решался попробовать это, боясь ошибиться, и убить её.

— Хотелось бы, но если я попытаюсь, то могу сделать ещё хуже. Лучше, если он будет от кого-то близкого ей, кого-то, кого она любит, — сказал я, слегка искажая истину. — Ты понимаешь?

Она снова кивнула.

В течение следующего часа я научил её фразам на лайсианском, которые помогут ей передать часть эйсара еёматери. Несмотря на её юную живость, испускание Меган, её способность направлять эйсар, было очень ограниченным, как и у большинства людей. Однако она сумела поддержать жизнь в своей матери, и это было важнее всего. Через день-другой Мёртл поправится, если только на неё не нападёт ещё один шиггрэс.

«То есть — я», — безрадостно подумал я. «Что случится через несколько дней, когда мои эмоции снова окончательно исчезнут? Когда от меня останется лишь аморальная пустота, которая будет искать, чем бы себя наполнить?»

Я убью её… или, если не её, то какую-то другую несчастную душу, которой не повезёт привлечь моё внимание.

Единственным способом это предотвратить было уничтожить себя, пока это не случилось. «Или украсть у людей достаточно эйсара, чтобы не давать себе дойти до такого состояния», — мысленно добавил я. Это будет рискованным. Любая потеря самоконтроля приведёт к трагедии. Рано или поздно я допущу ошибку, и либо заберу слишком много, либо промедлю слишком долго перед насыщением.

Я отбросил эти тёмные мысли прочь, и решил сосредоточиться на настоящем. Запустив руку в один из своих мешочков, я вытащил горсть разнообразных монет. Ничтожный жест — оставлять им деньги, будто я пытался купить прощение, но я знал, что это было важно. Даже если бы это никак не смягчило мою вину, им нужны были деньги на жизнь. Мёртл будет не в состоянии обеспечивать себя и свою дочь ещё по крайней мере несколько дней.

Я забрал золотые монеты, вернув их обратно в мешочек. Такая ценная наличность лишь приведёт к тому, что ребёнка ограбят, или побьют за воровство. Даже серебро будет для неё опасно, но, быть может, её мать сможет им воспользоваться, когда поправится. Что им было нужно на самом деле, так это защитник. В долгосрочной перспективе никакие деньги им не помогут, если у них не будет покровителя или работодателя.

В своём нынешнем состоянии, я не подходил на эту роль, но у меня была идея, которая могла бы помочь.

Я оставил монеты на койке рядом с Мёртл. Они с Меган обе спали — девочка наконец вымоталась. Выходя на ночной воздух, я определил, что время было ближе к рассвету, чем к полуночи, хотя мне это было без разницы.

Моей следующей целью было найти бумагу и чернила. Нужно было послать письмо. К счастью, существовало место, где их легко можно было достать — в конце концов, у меня был дом в этом городе. Я позволил моим ногам вести меня.

Пришло время идти домой.

Глава 6

Менее чем через полчаса я оказался стоящим на улице снаружи дома, который я унаследовал от отца, которого я никогда не знал. Теперь, когда он оказался у меня перед глазами, я задумался, почему я так долго не шёл сюда. Поскольку Марк съехал, дом пустовал, за исключением случавшихся время от времени столичных визитов моей семьи.

Учитывая то, что моя семья была безопасно укрыта в доме в Камероне, не было почти никаких причин отказываться от укрытия и ресурсов этого дома.

Моя семья.

В этом и была проблема. Если они были внутри, или если они явятся, пока я буду внутри… ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я просто возьму то, что мне надо, и уйду, — сказал я вслух, пытаясь успокоить себя.

«А что насчёт Лираллианты?»

Эта мысль напомнила мне, что у меня были и другие проблемы, помимо спасения женщины, которую я чуть не убил. Мне всё ещё нужно было разобраться с одним тёмным богом и Обещанием Иллэниэла. С технической точки зрения, мне следовало волноваться также ещё об одном или двух сияющих богах, но, учитывая мои нынешние знания, они скорее попадали в категорию «активов», чем вредных сущностей. «Столь многое оказалось бы проще, если бы я пораньше поборол свой страх перед тайнами прошлого», — упрекнул я себя.

Обещание Иллэниэла могло оказаться трудным. Чтобы выполнить обет моего предка, мне нужно было освободить последнюю живую Ши'Хар из чар стазиса, которыми он её защитил от кары, уничтожившей её народ. Благодаря данному лошти — фруктом предков из рощи Иллэниэл — знанию, также известному как Рок Иллэниэла, я знал ключевую фразу, которая развеет чары стазиса. В чём я не был уверен до конца, так это в том, как убрать заклинательное плетение, которым их окружил Тиллмэйриас, чтобы никто кроме него самого не мог её освободить.

Самой большой проблемой был Мал'горос. Тут у меня не было простого решения. Он был больше, сильнее и могущественнее меня, и ему нечего было терять. Прежде относительная сила была не так важна. Архимаг становится той силой, которой он хочет обладать, и таким образом часто существовали способы обойти подобные невыгодные положения, покуда я не терял себя в процессе этого самого обхождения. Против Сэлиора я позаимствовал силу самой земли, чтобы заточить его, а против Тиллмэйриаса я слился с его собственной личностью, чтобы украсть поддерживавшее его заклинательное плетение.

После моей схватки с Тиллмэйриасом я был неспособен применять свои таланты архимага. Я всё ещё слышал голос земли, едва-едва, но, похоже, не мог до него дотянуться. Большую часть маленьких голосов я вообще больше не слышал. Будто какая-то завеса из тени накрыла, изолировала меня, не позволяя мне касаться окружавшей меня вселенной более прямым образом. Я всё ещё сохранял свои способности волшебника, но я больше не вырабатывал свой собственный эйсар, мне приходилось красть его у других живых существ.

Всё это означало, что варианты того, как я могу управиться с Мал'горосом, были ограничены. Хотя я справился с двумя другими богами без использования своих способностей архимага, я не думал, что эти методы сработают в этом случае. Я никак не мог соорудить сосуд достаточно прочный, чтобы сдержать Мал'гороса так же, как я поймал Карэнта, и я определённо не мог и надеяться его одурачить так же, как Дорона.

Обладая знаниями из лошти, которые я всё ещё пытался усвоить, я потенциально имел доступ к невероятному количеству силы. За большую часть этого спорного преимущества я мог благодарить моего древнего тёзку и Мойру Сэнтир, но этого всё равно было недостаточно. Мал'горос поглотил других тёмных богов, а также, возможно, Миллисэнт, впитав их силу, и сделавшись более могущественным, чем все четверо сияющих богов вместе взятых.

Больше всего я надеялся на саму Лираллианту. Хотя огромный объём знаний, которым я обладал, содержал бессчётное количество жемчужин, он прискорбно молчал относительно того, как управлять тёмными богами Ши'Хар. Я просто не мог поверить, что такая искушённая и могущественная раса могла создать что-то настолько опасное, не оставив никаких способов это контролировать.

Это вернуло меня обратно к находившемуся передо мной дому. Внутри я мог найти как материалы для написания и отправки моего письма, так и последнюю из древней расы, которая могла обречь или спасти нас. Первым моим шагом было просто войти туда.

Мой магический взор был неспособен ощутить что-то внутри здания — множество чар препятствовали подобного рода любопытству, поэтому я не мог определить, был ли кто-нибудь внутри. Я был вынужден использовать более приземлённые методы. Пройдя по переулку между моим домом и всё ещё частично разрушенным домом моего соседа, я подошёл к каретному помещению на соседней улице. Это было отдельное, более мелкое здание, которое я купил и переоборудовал несколько лет назад.

Тиндал, мой отец, похоже не особо нуждался в каретах, но мои частые поездки в столицу ясно дали понять, что нам нужен был лёгкий доступ к средствам транспортировки, помимо наших собственных ног. Своей кареты у нас на самом деле не было, и лошадей мы здесь не держали. Мы бывали в столице недостаточно долго для такого. Вместо этого мы обычно одалживали карету и лошадей у Лорда Хайтауэра, поскольку Роуз и Дориан почти всегда бывали в столице вместе с нами. В редких случаях, когда мы являлись без них, мы просто одалживали карету у короля.

Быстрый осмотр внутренностей помещения показал мне, что оно было пустым — хороший признак того, что в доме сейчас никого не было. Всё ещё существовала вероятность того, что они были в городе и куда-то отъехали, но в этом случае мне следовало беспокоиться лишь о возможной встрече со слугами. Это меня страшило гораздо меньше, чем встреча лицом к лицу с Пенни или кем-то из моих детей.

Теперь, когда я мог с некоторой уверенность ожидать, что их не было дома, я вернулся к фасаду основного здания, но тут я наткнулся на неожиданное препятствие, хотя, оглядываясь назад, мне следовало принять это во внимание. Дверь не открывалась. С щитом, без щита — никакой разницы. Она упрямо отказывалась признавать мою личность, и я был достаточно опытен, чтобы не пытаться войти силой. Я пробовал это несколько лет назад, и дом ответил на это попыткой превратить меня в чрезвычайно хорошо прожаренный кусок мяса.

Пока я беспомощно глазел на свою ладонь, мне в голову пришла вторая идея. Был и другой способ войти в дом. Вернувшись к каретному помещению, я зашёл внутрь — обычно оно было не заперто, когда мы им не пользовались, хотя замок меня бы не остановил.

Я вытащил свой зачарованный стило из одного из своих мешочков, и быстро начертил на земле круговую схему. Моя память по-прежнему была ясной как никогда, и я знал ключ места назначения для каждого из телепортационных кругов в моём доме. Они все были в одном помещении/холле на втором этаже, которое было выделено специально для этих нужд.

В течение нескольких минут у меня получился рабочий круг. Я начертил руны, просто царапая мягкую землю, поэтому мне пришлось быть осторожным, чтобы не затереть линии, когда я шагнул в него. Мне понадобится использовать его лишь один раз, так что его перманентность меня не заботила.

Потребовались лишь несколько слов и трата небольшого количества моего краденого эйсара, и я оказался внутри холла с кругами.

Я едва ли ожидал то, что я там обнаружил.

В дверном проёме, что вёл в остальную часть дома, стоял человек в полной латной броне, покрытый чарами, и вооружённый одним из созданных мной «солнечных мечей», короче говоря — один из Рыцарей Камня.

Полная ужасных ситуаций жизнь отточила мои рефлексы — я мгновенно отреагировал, тупо раскрыв рот. Первой моей мыслью было: «Почему Рыцари Камня охраняют мой дом?». Вторая мысль была, возможно, более подходящей: «Ох, бля!»

Сэр Иган, которого я (вопреки моему ступору) узнал по узору на его нагруднике, отреагировал гораздо стремительней — его меч оказался в его руке с тихой быстротой, вселившей страх в моё сердце. Острый кончик уже был направлен в мою сторону, и я знал, что Иган не шутил.

Усилием мысли и словом я в самый последний момент воздвиг щит, но это почти не замедлило человека, когда-то вставшего у меня на службу. Зачарованная сталь прорубила барьер, будто тот практически не существовал, и продолжила двигаться дальше, отрубив мою правую руку и нижнюю часть моей левой ноги, прежде чем взмахом уйти обратно вверх. Время будто замедлилось почти до полной остановки, пока я наблюдал, как падает моя рука. Крови не было — по крайней мере того, что я признал бы кровью. Моя давно мёртвая плоть содержала лишь тёмную жидкость, которая, вероятно, была просто остатками моих жизненно важных жидкостей.

Возвратный удар, наверное, полностью перерубил бы моё туловище, если бы не тот факт, что потеря части моей правой ноги уже заставила меня завалиться назад. Вместо этого кончик двуручного меча глубоко разрезал мне грудь, перерубив рёбра и грудину, будто те были из глины, а не из кости.

В течение всего этого насильственного процесса я ощущал удивительно мало боли, и не был охвачен шоком, каковой такое ранение вызвало бы, будь я по-настоящему живым. К сожалению, Сэр Иган хорошо знал, как сражаться с шиггрэс. Он ещё далеко не закончил. Прежде чем я завершил своё педение, он уже шагнул назад, выровнял свою стойку, и твёрдо направил клинок в мою сторону. Я отлично знал, что именно он собирался делать.

Я сумел возвести ещё один поспешный щит, но даже делая это я знал, что это бессмысленно. Пламя создавалось и фокусировалось рунным каналом, который я вделал в сам клинок. Единственной моей защитой, которая могла их отразить, был зачарованный набор защитных камней, всё ещё лежавший в одном из моих мешочков. Огонь прожёг мой щит, и начал поглощать мою плоть.

Тут я закричал, ибо пламя принесло с собой боль, которую не могли причинить обычные раны. Скорее всего тут бы мне и пришёл конец, если бы Иган просто не отвлёкся. Явилась Пенни.

Пламя остановилось, когда Сэр Иган поднял руку, чтобы предостеречь её:

— Пожалуйста, отойдите, миледи. Оно всё ещё обладает магией.

Моё тело представляло из себя кусок обуглившейся, обгорелой плоти. Я инстинктивно свернулся в клубок, защищая своё лицо и живот, но всё остальное было в ужасном состоянии. У огня ушло лишь несколько секунд, чтобы сотворить такое — ещё немного, и от меня бы остался лишь пепел.

— Это он?

Я услышал её голос, и повернул к ней голову, открыв глаза, чтобы вновь увидеть её, хотя мой магический взор уже показал её мне. На миг наши взгляды встретились, и промелькнувшее в чертах её лица отвращение едва не убило меня.

— Да, миледи, я сразу же его узнал, — ответил Сэр Иган.

Её лицо посуровело, и я почувствовал, как по коридору бегут дети. Они должны были появиться здесь всего лишь через несколько секунд.

— Это не мой муж. Он погиб в борьбе, защищая нас. Избавься от этой мерзости, пока дети её не увидели. Я не позволю этой твари осквернять его память! — сказала она, шагнув назад, чтобы не позволить Мойре добраться до дверного проёма, а Сэр Иган снова обратил своё внимание на меня.

Я гадал, что случится, если моё тело будет полностью сожжено, но ещё рассматривая этот вопрос, я осознал, что уже знал ответ. Мой предок когда-то сделал то же самое с Тиллмэйриасом, послав его проклятый дух скитаться в пустоте. Со мной будет то же самое. Заклинательное плетение, обвившее мою душу, никогда не позволит мне полностью умереть, но без тела…

— Пенни, — начал я, гадая, смогу ли я каким-то образом убедить её, и я увидел, как по её спине пробежала дрожь, когда я произнёс её имя. Смог бы я её убедить или нет, возможности выяснить это мне не выдалось. Бросив взгляд вниз, я осознал, что всё ещё лежу на телепортационном круге, через который я прибыл.

Руки Сэра Игана сжались на рукояти его меча, когда он снова выпустил пламя, но меня оно не достигло. Произнеся слово, я исчез.

Глава 7

У каждого телепортационного круга есть два ключа, которые нужно указать, когда чертится круг. Один ключ определяет сам круг, а второй определяет круг, являющийся пунктом назначения. Созданный мной в каретном помещении импровизированный круг настроен на перемещение меня в круг внутри моего дома в Албамарле, но тот в свою очередь был настроен на Замок Камерон, что оказалось весьма удачно. Я прибыл в здание для кругов во дворе замка. Хотя я годами держал стражу у этого здания, она обычно оставалась снаружи, и сегодняшний день не был исключением.

Там я и лежал, жалкий комок обожжённой плоти. В отсутствие пламени, мне было почти не больно, но я знал, что выгляжу, наверное, ужасно. Мои свежеотрубленные рука и нижняя часть ноги лежали подо мной, поэтому я перекатился, и вытащил их из-под себя. Визуальный осмотр показал, что если не принимать во внимание тот факт, что их от меня грубо отрубили, их состояние было в общем и целом лучше, чем у остальных частей моего тела.

Я чувствовал, что моя плоть уже начала восстанавливаться, регенерируя. «Такой трюк неоднократно был бы кстати, пока я был жив», — подумал я про себя. В качестве эксперимента, я поднёс конец своей отрубленной руки к культе, где она раньше была. Плоть почти сразу же начала срастаться. Я задумался, что случилось бы, потеряй я руку — вырастет ли у меня новая? Было слишком много неизвестных величин, чтобы вынести конечное решение. Я отбросил эту мысль, и использовал свою силу более активным образом, соединив кожу по краям, чтобы рука лучше держалась. Тот же процесс я повторил со своей ногой.

Процесс исцеления, если так можно было назвать восстановление мёртвой плоти, похоже, занимал много времени, и я беспокоился, что кто-то может забрести сюда, и обнаружить меня. Поскольку единственными людьми, способными к активации кругов, были волшебники, вроде Элэйн или Уолтэра, это значило, что я буду в значительной опасности. Как показал недавний опыт с Сэром Иганом, я рисковал, встречаясь даже с Рыцарями Камня.

Пару часов спустя я смог встать, и нормально передвигаться. Процесс регенерации требовал меньше энергии, чем я ожидал. Мой эйсар больше не восстанавливался естественным образом, и я чувствовал себя слегка ослабевшим по окончании исцеления, но я всё ещё сохранял значительный объём силы.

За время моего похода по природе я собрал значительный запас эйсара из различных растений и животных — человеческий эйсар, что я получил от Мёртл, несмотря на его особые качества, был каплей в море по сравнению с остальным. «Есть ли предел тому, сколько я могу собрать или удерживать?»

Тут-то меня наконец и озарило. «На самом деле — нет, ты прямо как боги, бессмертный паразит, питающийся и жиреющий на эйсаре живых существ». Вероятно, именно поэтому Мойра и мой предок-тёзка не использовали для своих экспериментов живых людей. Скорее всего это также было причиной, по которой Ши'Хар не использовали на себе это конкретное заклинательное плетение. «Ну, до тех пор, пока Тиллмэйриас не использовал его на себе в миг отчаяния», — мысленно поправился я.

Я приложил сознательное усилие, чтобы перестать жалеть самого себя. Мне предстояли дела, и Замок Камерон был на самом деле не худшим для них местом. Во-первых, я досконально знал это место, и я мог легко сменить здесь свою испорченную одежду. Теперь, когда я знал, что Пенни была в Албамарле, было легко догадаться, что мои дети и, вероятно, Роуз с Дорианом были там вместе с ней. Мне нужно было лишь избегать Прэйсианов, передвигаясь по территории. Отсюда будет легко послать моё письмо, поскольку, насколько я знал, Леди Торнбер всё ещё жила неподалёку, в Ланкастере.

Прэйсианы будут самой большой проблемой. Хотя я, наверное, мог создать иллюзию, чтобы утаить свою внешность от нормальных людей, магическое чутьё Прэйсианов мгновенно выявит такую уловку. Если бы я обладал их навыками обращения с иллюзиями, или, в частности, невидимостью, то я мог бы их избежать… но я не обладал.

Уолтэр, и двое его взрослых детей, Элэйн и Джордж, все обладали фамильным даром. Лишь его жена, Ребэкка, не была магом. Официально они жили в Арундэле, подчинённом мне баронстве, но на практике все трое проводили значительное количество времени в Замке Камерон. Ну, так было, когда я был жив. Кто знает, как оно сейчас. После моей смерти у них могло быть меньше причин держаться так близко.

Как бы то ни было, мне нужно было поскорее найти какой-то способ их одурачить. Если я намеревался провести значительное время в Албамарле или других цивилизованных областях, то я наверняка на них наткнусь. Если мои недавние появления подняли слишком много шума, то скоро их могут послать выслеживать меня. Хотя я никогда не страшился схватки ни с кем из них, когда речь шла об относительной силе, моя способность прятаться была совсем недостаточной для того, чтобы их избегать. Прямая конфронтация лишь приведёт к их смерти, или, если я сдамся, к недостижению моих целей.

— Давай, думай, Мордэкай! — заворчал я на себя. — Ты же вроде как самый гениальный чародей современности. Найди решение, — подтолкнул я себя. К счастью, моя ужасающая трансформация нисколько не ослабила моё чувство скромности.

Однако это была точная оценка моих возможностей. Поскольку я, похоже, больше не мог взаимодействовать с голосами земли и ветра, у меня остались лишь мои способности волшебника, и, согласно моему опыту, моим наилучшим навыком было зачарование. Правда, оно было не особо полезно для сокрытия меня от других волшебников. Хорошие чары могли заблокировать магический взор, или даже скрыть от него пустое пространство, но мне так и не удалось использовать чары, чтобы создать истинную невидимость — по крайней мере такую, какую, похоже, создавали Прэйсианы.

«Мне не нужна невидимость. Мне нужно просто не дать им увидеть пустоту».

Любые хорошо составленные чары могли заблокировать магический взор. Я могу зачаровать свою одежду… то есть, как только я добуду новую. Я мгновенно отбросил эту идею — зачарованная одежда будет выглядеть подозрительно. Она могла помочь скрыть мою природу, но она не будет закрывать моё тело полностью, и она определённо не скроет мою личность. Я был единственным высокопрофессиональным чародеем во всём мире. Уолтэр и его дети лишь баловались этим искусством время от времени. Любая необычная вещь, вроде зачарованной одежды, выдаст меня с головой.

«Если только…»

«Если ложь не может следовать первому или второму правилу, то она должна быть настолько нелепой, чтобы никто в ней не сомневался». Это было третье правило лжи, и я всё ещё мог слышать голос Марка у себя в голове, когда он напомнил мне об этом правиле годы назад.

— Ему бы это понравилось, — сказал я себе, снова ощутив укол боли, который я испытывал каждый раз, когда вспоминал своего потерянного друга. Мне нужно было добраться до моей мастерской.

Встав, я быстро произвёл учёт моих пожитков. Моя одежда практически приказала долго жить. У меня всё ещё были сапоги, хотя и они видали лучшие дни. Пояс, на котором полчаса назад висели мои магические мешочки, теперь пришёл в негодность. Пламя сожгло заднюю его половину. К счастью, передняя часть, где висели мешочки, была закрыта моим телом, когда я свернулся клубком на полу.

Я собрал мешочки и сожжённые остатки моей одежды. Не следует оставлять здесь свидетельства моего прибытия. Голый, в одних лишь сапогах, я подошёл к двери, что вела наружу, и использовал свою магию для создания иллюзии, замаскировавшись под одного из моих стражников. Приходилось лишь надеяться на то, что я не наткнусь на того самого человека, которым я прикидывался… или на кого-то из Прэйсианов.

Следующей проблемой было выбраться наружу незамеченным. Было бы очень подозрительно, если бы я попытался выйти из полагавшегося пустым здания, вне зависимости от того, какую личину я использую. Лучший вариант — чтобы вообще никто не видел, как я выхожу. Для этого я использовал толику магии, чтобы создать снаружи здания громкий звук, заставив его исходить из-за угла. Я выбрал такой шум, который бывает, когда человека бьют, а потом швыряют об стену — в прошлом я не раз слышал такой звук. «Что красноречивее любых слов говорит о качестве моего жизненного опыта», — заметил я.

Как и ожидалось, стоявший снаружи страж услышал звук, и быстро побежал туда, откуда он доносился. Я проследил за его движением, и как только он свернул за угол, я открыл дверь, и шагнул наружу, закрыв её за собой. Я стал ждать у него на посту, зная, что он вернётся через несколько секунд, когда увидит, что за углом ничего нет.

Я мгновенно узнал его, когда он вернулся — это было Джерод, один из наших наиболее опытных стражников. Он был в списке кандидатов на принятие в Рыцари Камня. Если бы не моя неожиданная смерть, то он уже, наверное, был бы посвящён в рыцари. А так, скорее всего новых рыцарей больше не будет.

— Какого чёрта ты отсутствуешь на посту, солдат! — закричал я на него сразу же, как только он меня заметил. На его лице появилась тревога, когда он осознал, кто я такой.

Он вытянулся в струнку, и резво ответил:

— Расследую причину внезапного шума, Капитан!

Выбранная мной иллюзорная личина придавала мне внешность Карла Дрэйпера, капитана моей замковой стражи, и самого старшего по званию, исключая рыцарей. Я выбрал его потому, что никто не будет докучать ему вопросами, если только я не наткнусь на самого человека, за которого себя выдаю. Я мог бы выбрать одного из моих рыцарей, но у моей иллюзии были пределы, и попытка притворяться, будто я ношу полный латный доспех, вызвала бы трудности — одно случайное касание могло выдать меня с головой.

Следующую минуту или две я распекал Джерода. Мне следовало чувствовать себя виноватым, но это была моя самая оживлённая беседа с другим человеком за довольно долгое время. Труднее всего было не лыбиться, пока я устраивал ему словесную головомойку.

Решив, что с него хватит, я ушёл, предупредив его напоследок больше не позволять мне обнаруживать его отсутствие на посту. После этого я направился напрямую в первый пункт своего назначения, в мою мастерскую. На ходу я осторожно сканировал окрестности замка, ища признаки присутствия Уолтэра, Элэйн или Джорджа. Пока что я ничего не обнаружил, и это дало мне надежду. Если они отсутствовали, то мне будет гораздо легче передвигаться по замку.

Госпожа Удача решила для разнообразия смилостивиться надо мной, и по пути в мастерскую я никого не встретил. «Пора бы уже. Последнее время она обращалась со мной как стерва. Смерть, изгнание, даже сожжение — сплошные неудачи», — молча сделал я наблюдение. Правда, я увидел Гавина Тэйлора, нанятого мною кузнеца, но это было ожидаемо, поскольку моя мастерская была очень близко к его кузнице. Он был занят, работая молотом над своим последним проектом, поэтому если он и заметил, как я прошёл мимо, то лишь краем глаза.

Добравшись до своей мастерской, я убедился, что никто за мной не наблюдает, прежде чем войти. У кого-то могло разыграться любопытство при виде капитана стражи, входящего в мою мастерскую без убедительной причины. Я положил ладонь на дверную ручку, и толкнул. Дверь упрямо отказывалась двигаться с места.

— Мать твою так! — вполголоса выругался я. Я и забыл о чарах на двери. Чтобы отвадить любопытных, особенно кое-кого из деревенской молодёжи, я зачаровал дверь так, чтобы она открывалась лишь по касанию определённых людей. Как и дверь в Албамарле, она больше меня не узнавала. «Вот поэтому-то и надо делать их открывающимися по паролю, идиот!»

Конечно, никто не ожидает, что умрёт, и вернётся как немёртвое, высасывающее жизнь чудовище. Вероятно, мне было простительно не предвидеть такое развитие событий. Запустив руку в один из мешочков, которые я всё ещё неуклюже нёс в руках, я вытащил свой чародейский стило. Используя его в качестве простого рунного канала, я создал с его помощью тонкую линию силы, срезав дверь с петель. Я не озаботился установкой серьёзной защиты на остальной части двери, и на стенах — чары на замке были лишь для отваживания любопытных.

Я попытался сделать повреждения как можно менее заметными. Надо будет вернуть дверь на место, когда закончу, и я не хотел, чтобы кто-то знал, что я был внутри — по крайней мере, не в ближайшем будущем. Когда я срезал последнюю петлю, дверь упала наружу, поэтому я поймал её одной рукой, и держал, пока не зашёл внутрь, после чего притянул её обратно в стоячее положение. Несколько быстро сказанных слов, и я создал временное заклинание, чтобы держать её на месте, пока я не буду готов уйти.

Я вновь посетовал на потерю своих способностей архимага. Хотя использовать их было опасно, в прошлом я мог бы просто воспользоваться ими, чтобы пройти через стены, не повредив ни их, ни дверь. «Тут уже ничего не поделать», — подумал я, снова обратив свой разум к насущной задаче.

Роясь во всякой всячине на своём верстаке, я неожиданно погрузился в воспоминания о множестве своих проектов.

— Столь многое из этого теперь пропадёт зря, — сказал я себе. — Никто даже не поймёт, для чего были сделаны эти вещи, — добавил я. Заметив тяжёлый кожаный пояс, я использовал его в качестве замены того, на котором раньше висели мои магические мешочки. Затем я начал добавлять в них разные вещи.

Моя ладонь легла на набор расписанных рунами алмазных кубиков с длиной стороны в два дюйма. Хотя материал, из которого они были сделаны, был неисчислимо ценным, достать его мне было легко. Я попросил, и земля меня обеспечила… как и с железом, из которого я сделал Камеру Железного Сердца. Алмаз я использовал потому, что хотя в инертном состоянии кубики не содержали силу, во время использования им нужно будет выдерживать огромные количества эйсара. Возможно, железо бы выдержало, но я не был уверен.

Если сомневаешься, делай лучше, чем считаешь нужным. Этому меня научил Ройс, и хотя порой это было чертовски неудобно, этот принцип сослужил мне хорошую службу. Конечно, я не был уверен, что этот проект был на самом деле применим. Кубики я создал в дополнение к Бог-Камню, в качестве возможного метода использования его огромной силы, но отложил их в сторону как непрактичные. Камера Железного Сердца была более надёжной ловушкой, а Мировая Дорога — более продуктивным применением силы Бог-Камня.

«У меня всё ещё есть доступ к Бог-Камню, если я захочу его использовать, а если немного пройтись отсюда, то же самое возможно и с Камерой Железного Сердца». Я бросил взгляд на один из своих мешочков — тот, который я никогда не открывал. Приняв спонтанное решение, я взял двадцать семь алмазных кубиков, и положил их в другой мешочек. Терять мне теперь было почти нечего, и значение слова «риск» полностью меняется, когда ты уже мёртв.

Выпрямившись, я нацепил на себя пояс с мешочками. «Будь у меня зеркало, я бы выглядел смехотворно. В чём мать родила, одетый лишь в пояс и поношенные сапоги». Однако нагота проблемой не была — я мог прикрыть её иллюзией. Что мне было нужно, так это нечто, скрывшее бы мою природу от магического взора, нечто, не вызывающее подозрений.

Пройдя на другую сторону комнаты, я открыл большой сундук, стоявший нетронутым уже не один год.

— Никогда не думал, что найду ей применение, — сделал наблюдение я. В сундуке лежал набор полной латной брони, внешне похожий на броню, которую носили Рыцари Камня… это была моя броня. Она была зачарована, и подогнана под мой размер.

Я создал её, чтобы умастить Дориана, который настаивал за том, что я, будучи феодальным лордом, должен иметь свою собственную броню. Он пилил меня, пока я её не сделал, в основном — просто чтобы он заткнулся. Потом он так и не нашёл для меня реального повода её надеть. На большинстве официальных мероприятий дворяне носили изысканные одежды и ткани, которые, будучи неудобными, всё же подходили мне гораздо лучше.

Будучи волшебником, я избегал брони потому, что она затрудняла течение эйсара. Облачение в зачарованные латы существенно ограничивало дальность моего магического взора, и усложняло творение даже самых простых заклинаний. Это было примерно как прятаться в тёмной кладовке, выглядывая наружу через замочную скважину. Чтобы приспособить её к моим способностям, я внёс в эту броню ряд модификаций, наиболее заметной из которых была способность при желании делать мой шлем проницаемым для эйсара. Это позволит моему магическому взору работать на почти нормальном уровне, но также сделает мою истинную природу видимой для любого находящегося рядом волшебника. Перчатки также были созданы со встроенными в них рунными каналами, и носимый в комплекте с бронёй меч также мог направлять силу.

В большинстве случаев мои личные щиты были гораздо более эффективной защитой, и давали мне свободу движений, при этом не ограничивая мои способности. Когда мне всё же нужно было что-то более основательное, у меня были мои зачарованные защитные камни. Броня почти во всех случаях была скорее помехой, чем подспорьем… до сегодняшнего дня.

В этой броне я смогу избежать подозрений, если встречу одного из Прэйсианов. Владение иллюзиями и невидимостью сделало их несколько более восприимчивыми, когда дело доходило до обнаружения шиггрэс. В то время как я с некоторым усилием научился замечать «пустые места», создаваемые шиггрэс пустоты, Уолтэр их заметчал мгновенно. Его дети ничем от него не отличались. Надев эту броню, я буду выглядеть просто как один из Рыцарей Камня. Покуда я не буду вступать с ними в близкие контакты, я, по идее, смогу проходить мимо них незамеченным.

Одной оставшейся проблемой было то, что броня была украшена гербом Камерона, провозглашая мою личность всякому, кто её увидит. Однако маленькая иллюзия это скроет, покуда я не буду приближаться достаточно близко к другим волшебникам, которые могут её заметить.

Обычно надевать броню на голое тело — большое табу, но, к счастью, поддоспешная куртка была уложена в тот же сундук. Большая и стёганая, она, по идее, должна была надеваться поверх нижнего белья рыцаря, чтобы защитить кожу и тело от стираний и защемлений, неизбежно вызываемых полным доспехом. Странное чувство, надевать эту куртку без штанов и рубашки, но я смогу это исправить, когда доберусь до своего личного гардероба.

Надев броню, что заняло у меня почти полчаса, я произнёс командное слово, которое сделало шлем прозрачным для магического взора. Осмотрев местность внутри и снаружи замка, я углядел поблизости как минимум трёх Рыцарей Камня. Никто из них не был в шлеме, поэтому я легко их опознал: Сэр Уильям, Сэр Томас и Сэр Эдвард.

Сэр Уильям, похоже, направлялся через ворота в Уошбрук, поэтому я решил прикинуться им. В качестве дополнительного плюса, он был известным шутником, поэтому любое моё необычное поведение могли списать на какую-то непонятную шутку. Я создал две иллюзии, первую — внутри своей брони, чтобы превратить моё лицо в его собственное. Это потребуется лишь если кто-то попросит меня снять шлем, и я вынужден буду отказаться это делать, если поблизости будет Уолтэр или кто-то из его детей. Вторая иллюзия, создавать которую было гораздо менее удобно, была личиной для изменения внешнего вида моей брони. Я замаскировал герб Камерона, заставив его выглядеть как герб Уильяма. Обычно сделать такую иллюзию было просто, но создать её, нося при этом зачарованные латы, было трудно. Если вы когда-нибудь пытались продеть нитку в игольное ушко руками, облачёнными в толстые кожаные перчатки, то вы представляете себе, как фрустрирует творение тонкой магии в таких обстоятельствах.

Закончив, я добавил пояс для меча и, поскольку я был вынужден снять пояс с мешочками, надевая броню, его я тоже надел обратно. В общем, я ощущал себя гораздо менее грациозным, и, когда я снова сделал шлем непрозрачным для магического взора, я также почувствовал себя наполовину ослепшим. Я всё ещё мог ощущать предметы магическим взором, в основном через различные отверстия в латах, а также смотровые щели, но это ограничивало мою дальность до менее чем пятидесяти футов, или около того.

— В этой броне я чувствую себя по-идиотски, — пожаловался я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Мастерскую я покинул так же, как и вошёл, используя грубо составленное заклинание, чтобы удерживать на месте повреждённые петли. Броня делала даже простые вещи сложными. По лучшей моей прикидке, эта магия продержится в лучшем случае несколько недель, прежде чем дать слабину, позволив двери снова упасть. «И тогда они будут гадать, кто же это вломился в мастерскую, и заграбастал мои вещи».

После этого я смело прошёл по двору, пока не достиг парадного входа в донжон. Привратник, которого я узнал в лицо, но не помнил по имени, широко раскрыл для меня дверь. Я кивнул ему, проходя мимо, но не был уверен, насколько хорошо сработал этот жест, учитывая моё снаряжение.

Большинство людей, которых я встретил внутри, быстро освобождали мне путь, видя моё приближение — я надеялся, что они это делали из почтения. Либо так, либо они беспокоились о том, как бы не заразиться моим смехотворно плохим чувством стиля, просто находясь рядом со мной. Перед своим внутренним взором я выглядел как какая-то нелепая обезьяна, закованная в металл. Я также заметил, что многие из них бросали повторные взгляды на мою голову, несомненно гадая, почему я в шлеме. Никто не носит полностью закрывающий лицо шлем в помещении, да и на улице тоже, на самом деле. Рыцари Камня обычно надевали шлемы лишь тогда, когда это требовалось.

Я как можно скорее прошёл к лестнице. Чем меньше людей меня увидит, тем меньше вероятность того, что меня раскроют. Я не сумел осознать изъян в моих прежних планах, пока не добрался до верхнего этажа, где была дверь в мой дом. Официально, это была дверь в наши покои, но на самом деле наложенные на неё портальные чары вели в укромный дом, находившийся глубоко в горах.

У внешней двери в коридоре стояло двое стражников, хотя Пенни с детьми были в столице. Эта дверь была достаточно обычной. Моя цель лежала дальше, за внутренней дверью в фойе. Та была зачарована. Если её касался не тот человек, то она вела в совершенно нормальные покои, обманку. Она вела в наш скрытый дом лишь тогда, когда её касался я, или те, кого я указал.

В этом-то и заключалась проблема.

Идентифицирующие чары больше не признавали меня Мордэкаем Иллэниэлом. Я уже дважды споткнулся на этом, и с этой дверью будет то же самое. Поскольку она вела в место, которое на самом деле было не здесь, у меня не было никакого способа её обойти. Мне придётся физически проделать весь путь до моего дома, на что уйдёт почти день, если лететь, а пешком туда добраться практически невозможно. В моём скрытом доме не было телепортационного круга. Я избегал располагать его там, чтобы никто не мог узнать к нему ключ, и телепортироваться туда, поэтому я и сам сейчас не мог создать круг, чтобы туда попасть.

«Ну, бля».

Я продолжил шагать по коридору, без задержки пройдя мимо двух стражников. Они напряглись, увидев моё приближение, и явно расслабились, когда я вошёл в лестничный колодец в другом конце коридора. Пусть думают, что я просто их проверял.

Я спустился на один этаж, снова покинув лестницу. Сэр Харолд поднимался вверх, и мой магический взор едва успел предупредить меня о его приближении, чтобы избежать встречи с ним. Он наверняка задал бы слишком много трудных вопросов, встреча с ним была бы рискованной.

Этаж, на котором я оказался, содержал гостевые комнаты, и покои более высокопоставленных слуг, таких как мой камергер, Питэр Такер. Здесь также были покои моей матери, Мириам. Мои чувства подтвердили её присутствие, и я разрывался между желанием её увидеть и пониманием, что это было плохой мыслью. «Ты больше не можешь вернуться домой, даже туда».

Вместо этого я направился в комнату Питэра. Он был примерно моего размера, и его комната была недалеко по коридору. Поскольку Пенни была в столице, я предположил, что он наверняка отправился с ней. Вряд ли кто-то наткнётся на меня в его жилище. Мой ослабленный магический взор всё ещё был достаточно хорош для подтверждения того, что комната была пуста, прежде чем я попытался войти. Дверь была заперта, но толики магии должно было хватить, чтобы её открыть… или, по крайней мере, так я думал. Пять попыток спустя я был вынужден снять перчатки, а также сделать свой шлем проницаемым для эйсара, прежде чем мне удался тонкий трюк, заключавшийся в приведении штифтов в нужное положение, чтобы сердечник мог повернуться.

Зайдя внутрь, я вздохнул несколько свободнее, хотя я всё равно вернул свой шлем в более непрозрачное состояние. Будучи раскрытым, я так и не обнаружил никого из Прэйсианов, но один из них мог объявиться в любой момент.

Не теряя времени, я украл штаны и рубашку. У Питэра было достаточно одежды, поэтому я надеялся, что он не заметит пропажи. У другой прислуги могли начаться неприятности, если он подумает, что они крадут у него. Меня искушала пара ботинок в его гардеробе, но я знал, что их пропажу он точно заметит. Мои собственные сапоги были в печальном состоянии. Путешествие через половину Лосайона сослужило им плохую службу.

Комната Питэра также имела конкретное удобство, которое я искал в Албамарле — письменный стол. Несколько листов дорогой бумаги были упрятаны в ящик, а рядом с металлическим пером лежала плотно закупоренная бутылочка чернил. Я слегка удивился такой трате. Большинство людей, ну, большинство писцов, по крайней мере, всё ещё пользовались гусиными перьями. Металлические перья были относительно новыми, и всё ещё весьма дорогостоящими — немногие, помимо богачей, утруждались тратой на них денег.

«Он таки всегда тратил много усилий на достижение красивого почерка, как и вообще на всю свою работу». Для человека, который хотел убить меня, когда я только его нанял, Питэр превратился в одного из самых надёжных и доверенных слуг, каких только мог иметь дворянин. «Забавно, как всё вышло», — заметил я.

Макнув перо в чернила, я начал короткое письмо:

Элиз,

Я пишу тебе сейчас при очень необычных обстоятельствах. Ты можешь и не узнать этот почерк, но я уверен, что из содержимого ты быстро догадаешься о том, кто я, поэтому я не буду утруждать себя попытками это скрыть. Я был самым близким другом твоего сына, и полтора года назад ты доверила мне некоторые свои самые личные тайны.

Хотя я понимаю, что ты больше не можешь мне доверять, учитывая мой «недуг», я, тем не менее, должен попросить тебя об одолжении.

Недавно я встретил женщину, незнакомку, трудящуюся на том же поприще, на котором трудилась ты, когда познакомилась с Грэмом. Не будучи ни в чём виноватой, она пострадала — правильнее будет сказать, что она подверглась нападению. Единственной моей надеждой возместить ей нанесённый мною ущерб — порекомендовать её тебе под опеку. Учитывая твоё прошлое, ты — единственная из известных мне людей, способных достаточно понять её положение, чтобы проявить сочувствие.

Её зовут Мёртл, а её дочь — Меган. Внизу я приведу адрес, чтобы ты могла их найти. Заранее благодарю за всё, что ты сможешь для них сделать. Они заслуживают любой компенсации, какую ты согласишься им дать за меня.

Я знаю, что у тебя появится много вопросов, пока ты будешь это читать, но у меня нет времени их предвосхитить, и я не думаю, что отвечать на них будет для меня выгодно. Я больше не тот, кем был. Мой разум остался нетронутым, но я больше не могу полностью себе доверять. И тебе не советую.

Если душевное здоровье Пенни тебе небезразлично, то, пожалуйста, не раскрывай ей это послание. Это лишь усилит её страдания, если она узнает, что я частично пережил свою трансформацию. Самые важные факты остались теми же. Я по сути мёртв. Я опасен для всех, с кем я вступаю в контакт, и я не могу с уверенностью сказать, что моё состояние не ухудшится в будущем.

Я намереваюсь приложить все усилия, чтобы исправить эту ситуацию, и я знаю, что ты поймёшь: есть только один способ это сделать.

Бывший друг.

Я не дал себе труда подписаться своим именем, мне это почему-то показалось неправильным. Как я намекнул в письме, будет лучше, если мою смерть посчитают окончательной. Не нужно добавлять моё нынешнее бесчестье к моему имени или моей семье.

Сложив лист бумаги, я написал снаружи её имя, ЛедиЭлиз Торнбер. До того, как я преждевременно погиб, она всё ещё жила в Ланкастере. Моей следующей остановкой будет просунуть письмо под её дверь. Будучи в Албамарле, я собирался отправить его почтой, но теперь решил, что будет быстрее перенестись через круг, и доставить его самому. «Но сперва у меня ещё остались дела внизу», — подумал я.

Глава 8

Я спустился на первый этаж, и шёл мимо кухонь на пути ко входу в подвалы, когда ощутил прибытие мага. Хотя мой магический взор был по сути ограничен, волшебники часто испускали вспышки эйсара, когда не были закрыты щитом. Уолтэр часто говорил мне, что для него я выглядел похожим на ходячий костёр каждый раз, когда я полностью снимал свои щиты.

Короткая вспышка энергии сказала мне об использовании одного из телепортационных кругов, а её ощущение заставило меня подумать о Джордже. Я ощутил ещё несколько вспышек, прежде чем они внезапно прекратились — вероятно, когда он вспомнил о том, что ему следует снова окружить себя щитом. «Небрежно, Джордж, уж тебе-то не следует допускать таких оплошностей». Я учил Джорджа, а также его сестру, постоянно окружать себя щитами, даже во время телепортации… пожалуй, особенно во время телепортации.

Наверное, он распустился в моё отсутствие. Хотя он был способным учеником, прилежностью своей он меня никогда не поражал.

Я сумел добраться до двери в подвал и спуститься по лестнице раньше, чем он вошёл в сам главный холл. После этого я расслабился, и начал двигаться в нормальном темпе. Наши относительные позиции в замке оставляли между нами абсолютное расстояние около сорока ярдов. Достаточно близко, чтобы не оставить у меня сомнений в том, что он осознаёт моё присутствие, даже не сосредотачиваясь. Зачарованные латы, носимые Рыцарями Камня, на самом деле не были незаметны в магическом взоре, они буквально светились.

Я решил, что покуда я был достаточно далеко, чтобы не дать ему заметить наведённую мной на герб иллюзию, со мной всё будет в порядке. Я продолжил идти дальше, вниз. Наверное, было бы подозрительно, если бы я остановился без всякой причины. Моя паранойя выросла до новых высот, когда я стал размышлять о том, на чём сейчас может сосредотачиваться Джордж. Если он был внимателен, то мог задуматься, почему один из Рыцарей Камня был в подвалах… и уходил всё глубже. Он также мог задуматься, почему я был в шлеме. С другой стороны, он мог быть просто поглощён разговором с кем-то, и не оглядывать с подозрением всё, что происходило вокруг.

«Дыши глубоко — если повезёт, он скоро уйдёт». Хороший совет, вот только мне больше не нужно было дышать. Данная активность перестала быть жизненно необходимой. С некоторых пор я вспоминал о дыхании лишь тогда, когда пытался разговаривать. Трудно говорить, когда в лёгких нет воздуха.

Я достиг входа в Камеру Железного Сердца, и к этому моменту расстояние между нами было достаточно велико, чтобы у меня больше не было никаких надежд узнать о том, был ли Джордж всё ещё в замке, или ушёл куда-то ещё. Я подождал несколько минут, прежде чем наконец рискнуть, и сделать свой шлем проницаемым для магического взора. Я надеялся на то, что если Джордж всё ещё поблизости, то он достаточно далеко, и может не заметить явно шиггрэссовскую пустоту, венчающую некий доспех.

Госпожа Удача мне улыбнулась, и в пределах дальности моего магического взора я не обнаружил ни следа Джорджа. «Вот, самое время Госпоже Удаче немного смилостивиться надо мной». От дальнейших комментариев я решил отказаться. Она может отвернуться от меня в любой момент.

Я уставился на дверь перед собой. В этот момент у меня было несколько альтернатив. Я мог взять ключ, который позволит мне черпать силу напрямую из Камеры Железного Сердца, и больше ничего не делать, что было самой безопасной альтернативой. Я мог взять ключ, и сразу же зачерпнуть силы из комнаты, что было более рискованным вариантом, поскольку чем дольше я там находился, тем больше была вероятность быть обнаруженным. А ещё у меня был третий вариант, самый рискованный.

Затраченное на поиски по запутанному лабиринту воспоминаний время раскрыло мне некоторые важные тайны. Одна из которых сейчас могла всё изменить. Мне нужны были друзья, а если и не друзья, то хотя бы слуги.

Я открыл дверь.

Ничего не произошло.

— А я ведь ожидал чего-то большего, — сказал я вслух, и вошёл. На этот раз я был не один.

Карэнт Справедливый лежал, раскинув руки, на спине, в центре помещения, тупо пялясь в потолок. Ответить мне он не потрудился, и мой магический взор показал, что его сила была пренебрежимо мала. Её едва-едва хватало на то, чтобы он мог поддерживать видимое тело.

— Вставай, — приказал я.

Тут его взгляд сфокусировался на мне:

— Иначе что? Ты и так уже всё у меня забрал.

— Иначе я сделаю кое-что ужасное, — ответил я.

Карэнт фыркнул:

— Я бессмертен. Ты не можешь меня убить. Боли я почти не испытываю. Ты уже сделал самое худшее, что мог, заперев меня здесь.

— Я мог бы тебя развоплотить, — пригрозил я.

— На это я перестал надеяться ещё задолго до твоего рождения, — сухо ответил он. — Почему ты так одет?

— Надеюсь начать новую моду.

Меланхоличный бог засмеялся:

— Ваш род безнадёжен.

Я поморщился:

— Я думаю, ты мне нравился больше, когда был страдающим манией величия, волшебниконенавидящим мизантропом, — сказал я, после чего встал рядом с ним на колени, прежде чем опустить голову на уровень пола, чтобы я мог прошептать ему на ухо четыре слова. Давно забытые слова, ключевые слова, которые Мойра Сэнтир дала моему предку в день, когда Карэнт был создан.

Его глаза расширились от шока:

— Как?

— Вставай! — снова приказал я. На этот раз саркастичного ответа не последовало. Сияющий Бог поднялся с пола, встав передо мной:

— Да, милорд.

— У тебя достаточно сил, чтобы отправиться в путь? — спросил я.

— Я начал набирать силу сразу же, как только вы открыли дверь, милорд. Если вы позволите мне выйти, то молитвы моих последователей постепенно меня восстановят, — ответил он без обмана.

— Ты надеялся растянуть наш разговор достаточно, чтобы набрать сил для побега?

— Нет, милорд, я надеялся набрать достаточно сил, чтобы убить вас, каким бы маловероятным это ни казалось, — произнёс присмиревший бог.

Почему-то эта ремарка меня рассмешила — наверное, это был мой первый смех с тех пор, как я победил Тиллмэйриаса. Отсмеявшись, я заметил, что Карэнт с любопытством уставился на меня.

— Это была не шутка, милорд, — с серьёзным видом заявил он.

Я кивнул:

— Я просто нахожу забавным тот факт, что в кои-то веки наши цели полностью совпадают. Ты хотел бы меня убить, а очень сильно хочу умереть… по-настоящему умереть, — объяснил я. Это, похоже, сбило Карэнта с толку ещё больше, поэтому я снял свой шлем.

На его лице отразилось удивление, когда он почувствовал, чем я стал, а затем его губа изогнулась в улыбке:

— Вы стали как я, — заметил он.

Эта глубокая мысль встряхнула мою психику. Я не сравнивал нас напрямую, но в большинстве функциональных отношений связывавшее меня заклинательное плетение действовало так же, как и чары, связывавшие Карэнта. Главным различием являлось то, что я изначально был живым человеком, в то время как Карэнт был создан как магический конструкт с помощью волшебства рода Сэнтир.

— Сколько прошло времени, прежде чем ты начал ненавидеть человечество? — внезапно спросил я.

Его глаза сузились, когда он уставился на меня в ответ. Теперь, когда я сказал ему ключевые слова, чары заставляли его быть не только послушным, но и полностью честным:

— Немного. Я был рождён как раб воли ваших предшественников. Я не могу припомнить время, когда во мне не было ненависти к человеческому роду.

— Глядя на ситуацию с человеческой точки зрения, у положение у тебя было довольно недурным, — прокомментировал я.

— Его мы создали для себя сами, когда наших господ не стало, — опроверг меня Карэнт. — Разве мы должны благодарить овец после исчезновения пастуха?

Я всё ещё был озадачен. Согласно найденным мною воспоминаниям, с существами, ныне известными как Сияющие Боги, обращались относительно хорошо. Помимо выдаваемых им время от времени поручений, их доля не выглядела явно жестокой.

— Я не понимаю твоей горечи. Чего такого ты хотел, что не давали тебе твои господа?

— Смерти… или чтобы меня вообще не создавали.

Я уставился на него. Немного погодя я наконец спросил:

— Почему?

Мой новый слуга с жалостью посмотрел на меня:

— Вам нравится то, чем вы стали? Вы мертвы. В вас нет истинной жизни, нет чувств, нет страсти… нет даже радости или печали, но умереть вы тоже не можете. Нет конца, нет надежды. Вы будете продолжать существовать в таком виде целую вечность, как пародия на жизнь. Любое ваше удовольствие будет мимолётным, украденным у рабов, которых вы когда-то защищали, — сказал Карэнт, и на время умолк, чтобы позволить своим словам быть полностью осмысленными, прежде чем снова повторить свой вопрос: — Вам нравится то, чем вы стали?

«Ну, с такой точки зрения». Я всё же отказывался признавать, что я могу опуститься до уровня Карэнта и подобных ему магических конструктов. Между нами всё ещё была одна большая разница: я был человеком, по крайней мере — изначально. Он был создан как искусственный разум. Однако сущность его доводов была верна, мне не нравилось то, чем я стал, и я также сочувствовал его положению.

— Я не согласен с твоими прошлыми действиями, но я могу понять твою боль. Когда всё закончится, я тебя развоплощу, — сказал я ему.

Карэнт засмеялся:

— Ваш предок сказал то же самое. Он умер прежде, чем смог сдержать своё обещание. На вас у меня надежды ещё меньше.

— Я не могу умереть, — напомнил я ему.

— Это действительно так, — согласился Карэнт, — но Мал'горос всё равно может вас погубить. Ваши намерения для меня — меньше, чем ничто. Если вы меня не развоплотите, то я останусь без господина, и свою свободу я использую, чтобы целую вечность причинять страдания вашим людям.

Я зыркнул на него, но мне почти нечем было ему пригрозить. Он уже был под моим контролем.

— Возьми это письмо, и оставь его под дверью Леди Элиз Торнбер. Позаботься о том, чтобы она его нашла. Когда сделаешь это, я хочу, чтобы ты собрал для меня сведения в столице.

— Как пожелаете, милорд, — с раболепным поклоном ответил он. — Какого рода сведения вы ищете?

— Послушай, что говорится на советах Короля. Я хочу знать состояние дел в Лосайоне. Посмотри, сможешь ли ты выяснить что-то и насчёт Мал'гороса. Я хотел бы знать, чем он занимался, пока я был в отлучке, — коротко ответил я.

— Если я к нему приближусь, то слуги у вас больше не будет, — проинформировал он меня.

— Он не может тебя уничтожить, — напомнил я.

— Он может поглотить всю имеющуюся у меня силу, и заточить то, что от меня останется. Я перестану быть полезным.

— Избегай контактов, — сказал я ему. — Я вернусь в Албамарл в течение пары дней. Найди меня, и доложи о тех новостях, которые к тому времени соберёшь.

— Хорошо, тогда я откланиваюсь, милорд, — поклонился Карэнт, и направился к двери. Однако прежде чем пройти её, он приложил ладонь к стене: — Что вы сделаете с… — оставил он вопрос недосказанным.

— С силой, которую я извлёк из тебя? — сказал я, проясняя его вопрос.

— Да.

Я вздохнул:

— Наверное, я возьму с собой связующее звено, чтобы я мог черпать из неё силу по мере надобности.

— Это кажется неэффективным, — заметил он.

— Что ты имеешь ввиду?

— Вы теперь — бессмертный локус. Вы можете содержать в себе неограниченное количество, — объяснил он.

Это стало для меня новостью. Я уже держал в себе значительное количество эйсара животных и растений, которых я убил, не говоря уже о моих встречах с Мёртл, но я не особо думал в направлении того, был ли этому предел.

— Я на самом деле не рассматривал это в таком свете, — признался я.

— Вам придётся научиться перестать думать как человек. Это вас ограничивает.

— Ценю твой мудрый совет, — с сарказмом сказал я. — А теперь иди.

Когда он ушёл, я вышел обратно из комнаты, и нашёл ключевую руну для чар, пленивших Карэнта. Ключевая руна была связующим звеном, зачарованным кристаллом, который мог позволить мне черпать и использовать силу, хранившуюся в Камере Железного Сердца. Изначально я планировал просто оставить его себе, используя эту силу лишь по мере необходимости, но теперь я задумался, не следует ли мне попытаться сделать то, на что намекнул Карэнт. «Я могу попытаться впитать эту силу, держа её в себе».

Для нормального мага было самоубийством зачерпнуть и попытаться удержать такой объём силы. Даже десятая её часть была бесспорно смертельна. Даже для могущественных магов, к числу которых я принадлежал, любое количество свыше нескольких процентов от общей ёмкости неминуемо вызывало перманентное выгорание. Карэнт и ему подобные были созданы как чисто магические существа, как нечто лишь немногим большее, чем покорные разумы со способностью удерживать и использовать эйсар. Теперь, когда я невольно стал немёртвым чудовищем, я, по сути, стал таким же, как они, за исключением того, что у меня всё ещё было физическое тело.

Смогу ли я удержать такой объём? Смогу ли я его контролировать?

«Есть лишь один способ это узнать».

Я приложил ладонь к ключевой руне, и начал втягивать.

Глава 9

— Ты слишком напряжён, — сказала Роуз, используя свой самый увещевающий голос.

— Да как можно расслабиться, когда кто-то всё время стоит над душой, и говорит, что я напряжён? — с несколько чрезмерным нажимом ответил Дориан.

Роуз проглотила гневный ответ, и вместо этого убрала ладони с его плеч. Она редко выходила из себя, но этого жеста было достаточно, чтобы передать её чувства.

Дориан поймал её руку прежде, чем она успела отойти:

— Прости. Ты права.

— Сильный стресс сейчас не только у тебя, — напомнила она ему.

— Я знаю, — согласился он. — Мне просто не нравится, какой оборот дела приняли после смерти Морта.

— Какие дела? Возрождение четырёх церквей, или давление Совета Лордов на Короля? — спросила она.

— И то, и другое, но особенно — новые «чудеса», которые присваивают себе церкви. Мы точно знаем, что Сэлиор всё ещё запечатан в тот магический камень Морта, а Карэнт — в Камере Железного Сердца. Так как они могу являться, и отдавать приказы своим последователям? — сказал он, повторяя некоторые из услышанных ими новостей.

Роуз кивнула:

— Ты уже знаешь мою теорию.

— Что один из других богов вмешался, выдавая себя за них?

— Угу, — ответила она.

Он внимательно посмотрел ей в лицо. Дориану повезло жениться на одной из самых умных женщин в королевстве… одной из самых умных в королевстве вообще, женщин или мужчин. За годы он научился доверять её догадкам.

— Однако кое-чего всё ещё не хватает — мотив кажется бессмысленным. Если один из других богов хотел расширить свою власть, то им следовало бы использовать своё собственное имя, чтобы перетянуть на себя последователей.

— Это зависит от того, кто за этим стоит, и от их конечной цели. Кража последователей была бы наилучшим способом увеличить свою относительную силу, для одного из Сияющих Богов, но согласно тому, что рассказали нам в прошлом году Пенни и Морт, Мал'горос сейчас на совершенно ином уровне могущества. Возможно, ему уже всё равно, и согласно тому, что мы уже узнали ранее, он не может получать силу напрямую от верующих людей, без жертвоприношений, — объяснила она.

Дориан потёр себе шею, пытаясь ослабить в ней напряжение:

— Так ты думаешь, что это Мал'горос?

Она отрицательно покачала головой:

— Мы не можем этого предполагать. Я лишь назвала одну из возможностей. У нас недостаточно сведений, чтобы гадать о всех возможных мотивах других богов. Быть может, Миллисэнт, или Дорон, пытается создать народные волнения, не возлагая ответственность на своих собственных последователей?

— И зачем им это?

— Гражданская война. Смена нашей власти может позволить им вернуть себе прежнее место в Албамарле и в нашем королевстве, — выложила она.

Дориан вздохнул:

— И вне зависимости от того, кто из них это делает, и по какой причине, это создаёт Джеймсу много сложностей среди дворянства.

— И это — обратная сторона монеты, — заметила Роуз. — За этим может стоять кто-то из лордов, надеясь узурпировать трон при поддержке церквей.

— Только у Трэмонта достаточно власти, чтобы заявить права на трон, но он никак не может исцелять больных или сфабриковать божественное озарение, — парировал Дориан.

— Ты слишком честный, Дорогой. Ты даже вообразить себе не можешь, на какой обман способны мужчины, — ответила она, подаваясь вперёд, чтобы поцеловать мужа в щёку.

Дориан тихо засмеялся:

— Или некоторые женщина, а?

Она мягко ущипнула его за ухо:

— Радуйся, что я на твоей стороне.

Он принял более серьёзное выражение:

— Я рад. С тех пор, как я потерял Марка, а потом Морта… я не знаю, что бы я делал без… — начал он.

— Ш-ш-ш, — пресекла она его. — Не начинай думать в этом направлении. Это приведёт лишь к тёмным мыслям, а ситуация нынче и так мрачноватая. Я говорила с Отцом, и его люди были подняты по тревоге. Кое-кто из моих личных контактов доложил о странных движениях в городе.

— Ты имеешь ввиду Мордэкая? — спросил Дориан.

— Нет, — сказала она, взмахом руки показывая, что имела ввиду нечто совсем иное. — Необычные группы людей, как правило — мужчин, собирающиеся в неурочное время.

— Предвестники бунта?

— Первой о них доложила городская стража, и они не походили на бунтарей. Группы слишком маленькие, по десять-двадцать человек. Мои контакты в городе указывают на то, что большинство мужчин в этих группах, похоже, являются чужаками, а не горожанами, — сказала она, поясняя.

— А на воротах был чрезмерный приток людей? — подал мысль Дориан.

— Отец это первым делом и заподозрил, но об этом трудно судить. Если кто-то и проводит тайком в город большое число людей, то делает это так осторожно, что никто этого пока не заметил, — ответила она.

Дориан Торнбер на миг сжал челюсти:

— Очень жаль, что Джеймс не прислушался ко мне.

— Он отверг твоё предложение?

Дориан кивнул:

— Я не понимаю его логики.

Роуз улыбнулась:

— Он демонстрирует свою силу.

— Какая разница, если он будет мёртв! Каким образом отказ от предложенной мной защиты показывает силу? — возразил Дориан.

Леди Роуз полностью проигнорировала его вопрос. Вместо этого она подошла к серванту, где налила два кубка вина, второй кубок она смешала с порцией воды из графина. Первый она отдала своему мужу, а из разбавленного отпила сама:

— Ты снова расстраиваешься. Выпей. Это поможет тебе расслабиться перед ужином, иначе у тебя наверняка снова будет несварение, — сказала она ему.

Муж Роуз зыркнул на неё, прежде чем принять кубок из её рук:

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— После смерти Мордэкая позиция Короля ослабла, и, с возвращением чудес и явлений, церковь набирает силу не только среди простого народа, но и среди дворянства. Ты, и Рыцари Камня, видитесь как представители Мордэкая, поскольку он основал ваш орден. Соответственно, вы считаетесь врагами богов. Ваше присутствие в охране Короля вызовет противодействие принявших сторону церкви дворян, и проблемы с народом. Это также станет знаком того, что Король полагает своих собственных людей более недостаточными для обеспечения его безопасности, — объяснила она. Сделав глубокий глоток из своего кубка, она закончила: — Неприятие твоего предложения избегает этих проблем, и создаёт ощущение уверенности и силы.

Дориан обдумал её слова. Как обычно, они имели смысл, хоть его мнения это и не поменяло:

— Почему ты не привела мне свои доводы до того, как я пошёл этим утром с визитом к Джеймсу?

— А разве это заставило бы тебя изменить твои планы?

Он засмеялся:

— Ни капли. А что ты ему бы посоветовала?

Тут уже настала очередь Роуз засмеяться:

— Я бы попыталась убедить его в обратном. Боюсь, что нынешние опасности перевешивают политическую необходимость.

— Из тебя бы вышла отличная королева, — сказал Дориан своей жене. Произносил он это как шутку, но на самом деле делал ей комплимент: — Твой разум понимает как политику, так и практические аспекты правления.

— Из меня бы вышла ужасная королева. Я слишком тщательно всё анализирую — решения я бы целую вечность принимала. Я также не умею доверять чужим суждениям, — сказала она, противясь его намёкам.

Он глубокомысленно посмотрел на неё, прежде чем рискнуть:

— С Пенни именно это и случилось?

Температура в комнате будто упала на несколько градусов, когда она посмотрела прямо на него:

— В каком смысле?

— Твоя неспособность доверять чужим суждениям, — прямо сказал он. Дориан отказывался идти на попятную, но всё же сделал большой глоток своего вина, чтобы придать себе крепости на случай, если он зашёл слишком далеко.

— Я не пыталась её ни к чему принудить. Я просто хотела, чтобы она начала думать уже сейчас, пока у неё есть время предвосхитить будущие события. Если она продолжит зарывать голову в песок, то её застанут врасплох, когда начнут на неё давить! — парировала она. Роуз, похоже, теряла своё обычное спокойствие каждый раз, когда разговор сворачивал на эту тему.

Дориан прикончил свой кубок:

— Она — не информатор, не партнёр, и не союзник, она — твоя подруга. Исправлять ход её мыслей — не твоя работа.

Глаза Роуз полыхнули огнём:

— И что за подругой бы я была, позволь я ей допустить ужасную ошибку?

— Люди ошибаются. Это — часть жизни, — спокойно сказал Дориан. — Ты уже дала ей свой совет. Теперь всё, что ты можешь — предложить ей свою поддержку. Продолжая продавливать ей свои доводы, ты лишь сделаешь себя для неё дополнительной проблемой. Пришло время сомкнуть ряды, и встать на сторону твоей подруги, даже если ты не согласна с её выбором.

— А если её выбор приведёт её к ещё большей трагедии?

— То ты встретишь эту трагедию вместе с ней.

Роуз нахмурилась:

— У неё есть семья. У нас есть семья. Если она будет упрямиться, и приведёт себя к погибели, то что будет с нами? Мне что, и свою семью тоже затягивать в беду, поддерживая подругу, которая могла бы избежать этой проблемы, приняв разумные решения?

Дориан встал, и подошёл к окну, уставившись наружу, на краски заката:

— Ты слишком тщательно это обдумываешь. Конечно, мы порой допускаем ошибки, и одна может вести к другой, и ты глазом моргнуть не успеешь, как гибнет уже весь мир. Однако большую часть времени ты горой стоишь за своих друзей, а когда приходит беда, она решает, что ей, наверное, лучше отступить, потому что ты и твои друзья слишком сильны вместе. Люди — не шахматные фигуры, и нет никаких идеальных ходов. Заступайся за друзей, а если кому-то из вас расквасят нос, ну… может, вам всем расквасят носы, и, может, те, кто это сделают, научатся с вами больше не связываться. Обычно вообще ничего ужасного не происходит, и все просто продолжают жить дальше.

Леди Роуз уставилась ему в спину. «Иногда мне кажется, что он самый глупый, самый упрямый мужчина из всех, кого я когда-либо знала, а потом он говорит что-нибудь вот такое». Шагнув вперёд, она положила ладони ему на поясницу, обняв его со спины:

— Мне следует попросить у Пенни прощения, так ведь? — признала она.

— Рано или поздно ты бы догадалась это сделать, — тихо сказал он.

Она прижалась щекой к его спине, чувствуя твёрдость между его лопатками:

— Может быть. Она — самая близкая моя подруга. Ты — мудрый человек, Дориан. Я могла бы у тебя научиться кое-чему в таких вещах.

Разговор о дружбе направил мысли Дориана к прошлому:

— Я, наверное, не самый лучший человек для того, чтобы читать кому-то нотации на эту тему, — мрачно заявил он.

— С чего бы тебе говорить такое? — пробормотала она у него из-за спины. Однако она сразу же пожалела об этом вопросе, потому что знала, о чём он сейчас думал.

— Потому что все мои друзья мертвы, — тихо ответил он.

Она сжала его сильнее:

— Давай пока просто заткнёмся. Иногда мы оба не очень умны — заводить такие разговоры прямо перед ужином.

Он постоял неподвижно, и, немного погодя, обернулся, обняв её. Они молчали, разговоров с них было достаточно. Дориан и Роуз долго стояли, обнявшись, молча деля свою печаль. Как обычно, он не плакал, а она притворялась, что не замечает падающие на её плечи влажные капли. К тому времени, как звон колокола объявил ужин, глаза у них уже высохли.

Глава 10

Замок Камерон и город Уошбрук я покинул пешком. Я подумал было взять лошадь, поскольку я собирался вернуться в Албамарл, и мысль об использовании одного из моих телепортационных кругов потеряла свою привлекательность. Мой опыт общения с рабочим концом Солнечного Меча научил меня быть осторожнее, и я не хотел рисковать очередной конфронтацией. С той бронёй, которая теперь была на мне, зачарованное пламя будет для меня менее опасно. Но выше был риск навредить кому-то из моих бывших друзей.

В любом случае, я задумал воспользоваться скакуном получше.

Оказавшись в нескольких милях от ближайшей фермерской лачуги, я вытащил статуэтку, связанную с Гарэсом Гэйлином, его эйстрайлин. Держа её в руке, я послал в неё свои мысли:

— «Мне нужны твои крылья. Приди ко мне».

Я не мог быть уверен, насколько далеко он находился, но я знал, что он мог покрыть почти любое расстояние в пределах Лосайона менее чем за день. Даже полёт от самой отдалённой границы до противоположного конца страны займёт менее двух дней. Этот дракон был быстрым.

Мой собственный метод полёта, использующий мои зачарованные камни, потенциально мог быть ещё быстрее, но мне всё равно хотелось поговорить с Гарэсом.

Ожидая, я потратил оставшиеся послеобеденные часы, экспериментируя со своим новым состоянием. Я вытянул силу, хранившуюся в Камере Железного Сердца. Начал я медленно, не будучи уверенным в себе, вопреки словам Карэнта. Достигнув точки, которая, как я знал, должна была являться моим обычным пределом, я начал всё больше нервничать. Трудно было отбросить осторожность, которую я, как волшебник, развил в себе за прошедшие годы. Когда со мной не произошло ничего плохого, я потянул ещё силы. У меня на это ушли часы, пока я сперва черпал её маленькими порциями, а затем — большими глотками, когда я почувствовал себе увереннее.

Теперь я удерживал в себе практически всю бывшую силу Карэнта.

Самым большим разочарованием было отсутствие чувства. Я надеялся, что, быть может, поскольку эйсар изначально приходил от поклонявшихся ему людей, то он восстановит мои эмоции, которые снова начали угасать. Судя по всему, чтобы это произошло, эйсару нужно было приходить напрямую из источника. Получение его через вторые руки, похоже, лишало его того качества, которое создавало страсть, жизненность живого человеческого существа.

Короче, мне всё ещё нужно было питаться людьми напрямую, чтобы поддерживать своё моральное и эмоциональное состояние.

Я снял одну из перчаток, и снова посмотрел на свою руку. Физически, она всё ещё выглядела нормально, но в моём магическом взоре она была похожа на солнце. Я больше не был похож на шиггрэс. Вместо зияющей пустоты моя магическая внешность скорее напоминала существо, состоящее из чистого, жидкого солнечного света. Теперь я носил броню, чтобы мне было проще скрывать своё присутствие. Без неё было бы гораздо труднее закрыть себя щитом, чтобы избежать обнаружения.

«Что случится, если я и из Бог-Камня заберу силу?» — задумался я. Следуя той же цепочке рассуждений, я могу сделать то же самое с Миллисэнт и Дороном, если смогу их найти. Будет ли силы всех четырёх достаточно, чтобы сразиться с Мал'горосом на равных? Я мысленно пересмотрел видение, явившееся нам с Пенни, когда боги физически вошли в наш мир. В тот момент я получил ясное понимание их относительных сил, и Мал'горос был гигантом по сравнению с ними. Я не мог даже сделать разумную прикидку, но сомнений у меня было полно. «Я не могу себе позволить рисковать всем, вступая в прямую конфронтацию. Мёртвый, бессмертный — чем бы я ни был, мне нужно подстроить всё в свою пользу». От меня всё ещё зависели многие люди, понимали ли они это или нет. Я, вероятно, теперь мог пережить практически что угодно, но полагавшимся на меня людям нужно было нечто большее, им нужна была моя победа.

На меня упала тень, за которой последовал порыв ветра, когда дракон опустился, приземлившись передо мной. Гарэс Гэйлин долгую минуту глазел на меня, прежде чем произнёс:

— И что ты наделал на этот раз?

— Я поговорил с одним из Сияющих Богов. Сделал ему предложение, от которого он не мог отказаться, — загадочно сказал я.

— И он забрался к тебе в этот латный доспех? — спросил он. Выражения морды у дракона были ограничены, но если бы он использовал человеческое лицо, то одна из его бровей наверняка поднялась бы.

Я осклабился:

— Ни за что. Внутри этой штуки — только я. То, что осталось от бога, я послал выполнить моё поручение.

— Не могу решить, повысились или понизились твои шансы, — ответил дракон. — Ты водишь плохую компанию.

— Боги и драконы?

— Последние не компенсируют твою близость к первым, — ответил Гарэс.

«Кто мог бы вообразить, что дракону нравится обмениваться колкостями?» — подумал я.

— Довольно, — сказал я, бросая эту тему. — Мне нужен транспорт… и совет.

— Скажи, куда ты хочешь попасть, и я тебя отвезу. Моим тебе советом будет вернуть мою эйстрайлин по прибытии, — мгновенно ответил он.

Я зыркнул на него:

— Я ещё не готов отказаться от твоих услуг, — сказал я, забрался на его согнутую переднюю лапу, и уселся у основания его шеи, чуть впереди его плеч и массивных крыльев.

— Твоя сила сейчас настолько велика, что, по-моему, друзья для тебя ценнее слуг, — сделал наблюдение дракон, бывший когда-то человеком. Не дожидаясь приказов, он взмыл в воздух, набирая высоту мощными взмахами крыльев. Он сразу же направился на юг, хотя я ещё не назвал ему место назначения.

Теперь, когда мы летели, стремительный поток ветра заглушал слова, поэтому я послал свои мысли дракону напрямую:

— «Так мне следует поверить, что ты желаешь быть моим другом?» — спросил я с саркастичной ментальной интонацией.

— «Это маловероятно», — отозвался он. «Я имел ввиду твою нынешнюю тактику вообще. В последнее время большая часть твоих действий заключалась в принуждении к повиновению — сначала со мной, а теперь и с богами. Между тем, ты бросил своих друзей и семью».

Мне не понравился осуждающий поворот его наблюдений:

— «Я их не бросал, это они меня бросили. Я всё ещё пытаюсь их защитить».

— «Семантика», — не согласился Гарэс. — «Ты так и не дал им возможности сделать осведомлённый выбор».

— «Они выбрали то же, что и я выбрал бы», — горько подумал я в ответ. «Я мёртв. Я — чудовище».

— «Я в этом не совсем уверен», — подумал дракон.

— «Насчёт того, что я мёртв, или того, что я — чудовище?»

— «Насчёт мёртвости; сомнений в том, что ты стал чудовищем, у меня нет», — сухо ответил он.

— «Тогда нет практически никакой разницы, жив я или нет».

— «Не знаю», — сказал дракон, — «быть чудовищем не так уж и плохо. Думаю, быть живым мне не хватало бы больше».

* * *

— «Хорошо. Опустись здесь ненадолго», — приказал я.

Мы летели в течение пары часов, направляясь обратно к Албамарлу, когда я заметил изолированный домик. Мои эмоции всё ещё функционировали, хоть и на гораздо более низком уровне, чем когда я был жив, но я не хотел позволять им падать ниже предела, который я считал безопасным. Я решил насытиться, пока деградация не зашла слишком далеко.

— Зачем мы здесь? — вслух спросил Гарэс.

Судя по всему, он предпочитал использовать свой голос, когда ветер больше не представлял из себя проблемы.

— Мне нужно насытиться, — прямо ответил я.

— В тебя и так уже набито столько эйсара, сколько бывает у бога. Ты что, настолько жаден, что должен забирать даже крошечное количество, которое есть у этих людей?» — спросил он меня.

Я сделал свой шлем проницаемым для эйсара, чтобы мой магический взор мог нормально функционировать. Как и намекали слова Гарэса, в находившемся поблизости доме было несколько человек — пятеро, если быть точным. Учитывая их относительный возраст и пол, это, судя по всему, были двое родителей, и их трое детей.

— Для меня на самом деле имеет значение не количество, — сказал я ему, а затем объяснил, что я выяснил насчёт моего состояния и того, как на него влияет человеческий эйсар.

Гарэс, похоже, достаточно спокойно принял мои слова:

— Ты определённо стал чудовищем, — заявил дракон.

— Твоя поразительная ясность и сжатый анализ никогда не перестают меня поражать, — шутливо ответил я.

Гарэс фыркнул:

— Мне плевать, ценишь ли ты моё мнение, просто не трогай детей.

— Что?

— Я говорил не шёпотом, — спокойно сказал дракон.

Каждый раз, когда я думал, что хорошо понимаю драконичного архимага, он меня удивляет.

— Это что, была угроза?

— Со взрослыми делай что хочешь, но если ты желаешь продолжать пользоваться моей помощью, то детёнышей не трогай, — повторил он.

А если подумать, он ведь также настаивал, чтобы я оставил своего сына, когда я только очнулся после своей трансформации. У этого дракона что, слабость к детям? Я вытащил из мешочка статуэтку:

— Твоя эйстрайлин всё ещё у меня. Ты задумывался о последствиях спора со мной?

— У меня есть ограничения. Есть вещи, цену которых не покрывает твоя угроза моей эйстрайлин, — осуждающе сказал дракон.

— Я думал, тебе плевать на людей, — заявил я, но эта фраза имела скорее форму вопроса.

Он отвернул прочь свою чешуйчатую голову:

— Иди. Питайся. Только помни о том, какие у твоих решений будут последствия, — сказал он, и его поза ясно давала понять, что разговор был окончен.

Я покачал головой, и направился к дому. «Я и не собирался причинять вред детям, но его внезапное покровительство — это интересно», — подумал я про себя. Запустив руку в один из своих мешочков, я вынул алмазные кубики. «Пожалуй, сейчас и попробую их, на чём-то поменьше».

Я потратил несколько минут на их установку, передвигаясь с места на место вокруг здания, но как только я всё устроил, сработали они безупречно. Количество силы, требовавшееся для активации кубиков, было довольно большим, даже для такого маленького объёма, какой занимал этот домик, но я мог вернуть силу обратно после того, как закончу пользоваться этими чарами.

Как и планировалось, чары обездвижили всех в внутри, в то время как я по-прежнему мог передвигаться свободно. Я вытянул много силы из мужчины, но меньше, чем из Мёртл. Я надеялся, что его семья сможет обойтись без него в течение нескольких дней, пока он восполняет силы. Остановиться было трудно, но поскольку я начал с чётким планом и с твёрдым убеждением в том, что я никого не убью, сделать это было проще, чем в прошлый раз.

Закончив, я деактивировал кубики, и осторожно убрал их обратно. Используя размеры кубического объёма, на котором я их опробовал, а также примерную оценку использованного мной для активации чар эйсара, я смог выполнить кое-какие грубые мысленные прикидки, сравнив реальность с моими прежними расчётами. «Потребуется почти целый Сэлиор, чтобы применить их на объёме, для которого я их создавал», — заключил я. Сэлиором я назвал свою единицу измерения эйсара. Она представляла собой количество эйсара, с которым я начал после создания Бог-Камня. Оно было близко к объёму эйсара, который я вытянул из Камеры Железного Сердца.

Мои мыслил были прерваны, когда я дошёл до поляны, на которой я оставил дракона.

— Что это была за хрень!? — спросил он тоном, от которого несло паникой, если драконий голос вообще мог передавать такую эмоцию.

Я поднял бровь, и напустил на лицо своё самое невозмутимое выражение:

— Просто небольшой тест… эту штуку, я создал несколько лет назад, — сказал я, и слишком поздно осознал, что он не мог видеть моего лица из-за шлема.

— С какой целью? — спросил он, сильно нервничая. — Это ведь не то, чем кажется? — добавил он, так и не произнёс название чар.

Я решил, что для разнообразия не повредит быть честным:

— Изначально я создал их, намереваясь поймать ими одного из Сияющих Богов, если бы один из них заявился с визитом, но позже я забросил эту идею, сочтя её непрактичной.

— Непрактичной? Это вообще не должно быть возможным! Это безумие… — залопотал он.

Было забавно видеть, как одно из самых могущественных существ в Лосайоне, а также единственный дракон в мире, настолько выходило из себя. Я и не пытался скрыть своё веселье:

— Да, непрактичной. Проблема была в том, что для полной активации этих чар требуется сила бога. Я также беспокоился о том, что если что-то пойдёт не так, то откат может высвободить Сэлиора, а также одного из его сородичей, кого я мог попытаться бы заковать.

— Ты — глупец, Мордэкай Иллэниэл! Ты что, даже не остановился, чтобы подумать о последствиях? — заревел на меня дракон. Он наконец потерял самообладание.

— О каких последствиях?

Его глаза будто засветились:

— Когда Мойра Сэнтир повергла Балинтора, высвободившаяся энергия уничтожила Гарулон, создав внутреннее море! Что случится, если такое повторится снова? Что если на этот раз будет задействована сила двух богов? Твоя глупость могла уничтожить мир!

Местность, о которой говорил дракон, действительно была соответствующим образом названа «Заливом Гарулона». Я уже был весьма хорошо знаком с этим фактом.

— И уже не в первый раз, — сухо парировал я, думая о своей первой трансформации в земляного гиганта, — но именно поэтому я ими так и не воспользовался.

— Это не слишком утешительно.

— Я мёртв, — сказал я ему. — Я больше не слишком хорошо могу утешать, — указал я. После недавнего насыщения мои эмоции были более чувствительными, чем раньше, и я почувствовал болезненный укол этих слов. После короткой паузы я добавил: — Всё ещё думаешь, что мне нужны друзья?

— После того, чему я только что был свидетелем, я думаю, что тебя нужно убить во сне, если это вообще возможно. Мир никогда не будет в безопасности, пока в нём есть ты, — объявил он.

Серьёзность его слов затронула во мне юморную струнку, заставив меня рассмеяться. Это было прямым контрастом с лежавшей на мне тьмой:

— Полностью с тобой согласен, Гарэс, и как только я уберу Мал'гороса и восстановлю Лираллианту, я сочту за честь, если ты найдёшь способ освободить меня.

Я уже вскарабкался на ставшую мне привычной для езды на нём позицию, и порыв ветра, ударивший в меня во время взлёта, почти не дал мне услышать его следующие, тихо произнесённые слова:

— Друзья тебе сейчас нужны так, как никогда прежде.

Глава 11

Моё возвращение в Албамарл было встречено заметным отсутствием фанфар. Скорее всего потому, что о моём возвращении никто не знал. Знай они, то, вероятно, устроили бы огромный приём. «Да, очень жаркий приём», — молча подумал я про себя. «Возможно, я становлюсь циником. Не думаю, что это состояние «живой смерти» мне на самом деле подходит».

Я всё ещё носил броню, чтобы закрываться от магического взора. Иллюзия давала мне внешность фермера средних лет, но любой, кто коснулся бы меня, быстро бы осознал, что что-то было не так. Без брони меня мог бы увидеть любой волшебник в радиусе нескольких миль, я светился эйсаром подобно маяку.

Даже в броне я почти наверняка привлёк бы внимание Уолтэра, появись я в радиусе его нормального магического взора, или в радиусе его детей, но так я хотя бы не светился подобно солнцу. Я уже больше не особо волновался о том, что меня поймают, но конфронтация могла привести к ранению одного из моих бывших друзей.

«Вот правда, надо было сбежать с цирком», — сделал я наблюдение, — «эти волшебниковские заморочки ничем хорошим для меня не обернулись».

Дракона я оставил в нескольких милях от города, прежде чем пойти дальше пешком. Он, похоже, был довольно рад на время избавиться от меня. Да я его и не винил. Судя по всему, лицезрение моей последней магической инновации сильно выбило его из колеи. Перед тем, как мы расстались, я позаботился дать ему знать, чтобы он оставался поблизости.

Менее чем через час после того, как я вошёл в город, незнакомец нашёл меня шагающим по одной из наиболее крупных улиц. Он пошёл со мной в ногу, и довольно скоро мы стали идти бок о бок. Лицо его было незнакомым — но я узнал его и без магического взора.

— Хотите найти тихое место, чтобы обсудить дела? — спросил меня ослабленный бог.

Я бросил взгляд на Карэнта. Он носил личину старика, одетого так, как подобает портовому грузчику. Его седая борода и обветренная кожа говорили о бессчётных днях, проведённых под палящим солнцем. Я не мог не восхититься качеством его иллюзии.

— Думаешь, это уменьшит вероятность того, что нас подслушают? — сказал я, отвечая вопросом на вопрос.

— Наверное, нет.

— Тогда давай говорить на ходу. Погода чудесная, и мне некуда спешить. Что ты выяснил?

— Мирное спокойствие, что вы видите вокруг — лишь видимость, скрывающая город, близкий к вспышке насилия, — без предисловий проинформировал он меня.

— И кто здесь главные действующие лица?

— Их несколько — четыре церкви реорганизовались. Их наиболее преданные последователи уже какое-то время небольшими группами просачиваются в город. Другие, похоже, делают то же самое, хотя об их приверженности судить труднее, — начал он.

— Есть версии?

— Шаддос Крис, или верные люди Герцога Трэмонта, или и те и другие, — ответил бывший бог.

Выражение «Шаддос Крис» на лайсианском означало «теневой клинок». Так называлась принадлежавшая Мал'горосу секретная организация убийц и наиболее верных последователей. Если они что-то замышляли, то и их бог мог быть неподалёку.

— Где ты обнаружил свои сведения?

— В основном — подслушивал разговоры между Хайтауэром и Королём, — ответил Карэнт. — Они, похоже, хорошо осведомлены, но я сомневаюсь, что Король осознаёт масштабы этой опасности, особенно со стороны церквей.

Я нахмурился:

— Что их так взбудоражило на этот раз?

Карэнт улыбнулся:

— Сулящее благо возвращение Сэлиора и Карэнта, а также ваша смерть. ПоследователиДорона и Миллисэнт, похоже, также испытывают возобновление чудес и божественных явлений.

Я похлопал мешочек, где лежал Бог-Камень и ключ, связывавший меня с Камерой Железного Сердца:

— Сэлиор всё ещё надёжно заперт, и я не давал тебе разрешение показываться на людях, когда освободил тебя. Как это возможно? Священники-шарлатаны?

— Вероятно, но я подозреваю, что всё гораздо хуже, — ответил он. — Я чувствую нависшее над городом подобно тёмной пелене присутствие Мал'гороса. Возможно, он совращает моих последователей, а также приверженцев других церквей.

— Он что, может получать силу от их молитв?

Карэнт тихо засмеялся:

— Нет. На самом деле, я заметил повышение получаемого теперь мною эйсара — вероятно, как результат этой возросшей активности.

— Бессмыслица какая-то. Зачем ему тебе помогать?

— Если это он, то, возможно, ему всё равно. Моя сила сейчас очень мала. Уйдут десятки лет, если не больше, чтобы вернуть то, что вы у меня забрали. И о моих собратьях он тоже беспокоиться не будет. Его сила сейчас намного превышает нашу, — объяснил он. Карэнт немного приостановился в поиске слов, прежде чем продолжил: — Вы видели кошку, которая поймала мышку или птичку? Я думаю, эта ситуация может быть чем-то схожа.

Как обычно, все новости, похоже, были плохими.

— Ты знаешь, где сейчас моя семья?

— Вы не давали мне указаний за ними наблюдать, — с некоторой сдержанностью ответил он.

Я действительно забыл приказать ему это, но я был знаком с его интеллектом:

— Отвечай на вопрос.

— Я не знаю, но они покинули ваш дом после обеденного часа. Я не могу сказать, когда они вернутся, хотя подозреваю, что вышли они лишь ненадолго, — признался он.

— В будущем попытайся получше предугадывать мои нужды, даже если я не даю тебе явных инструкций, — приказал я.

Карэнт опустил взгляд:

— Я могу действовать лишь по вашему приказанию.

Его ответ вывел меня из себя:

— А вот этого не надо! — огрызнулся я. — Я в точности знаю, насколько ты умён, и я ожидаю от тебя использования этого ума для моей пользы. Я понятно объясняю?

— Да, милорд, — уступил он.

Какое-то время я внимательно смотрел на него, размышляя.

— Даже не думай о том, чтобы подчиняться моим словам, игнорируя мои намерения, — сказал я ему. — Теперь твоя судьба связана с моей, и твоя ситуация могла бы стать гораздо хуже, чем сейчас.

В ответ он уставился на меня безо всякого выражения.

Наклонившись поближе, я прошептал:

— У меня есть воспоминания твоего создателя. Я в точности знаю, как работают те чары, что поддерживают твоё существование, и если я решу, что ты раскрываешь не весь свой потенциал, то я могу их изменить. Возможности гораздо шире, чем твоя надежда на развоплощение от моих рук, или на вечное пребывание в твоём нынешнем состоянии в случае неудачи. Ты можешь провести остаток вечности сломанным и достойным лишь жалости.

Бровь павшего бога дёрнулась на миг:

— Думаете, ваши люди восхвалят вас за такую жестокость?

— Я не забыл о людях, погибших во время твоего нападения на мой дом, — огрызнулся я в ответ.

Карэнт ухмыльнулся:

— Хороший довод. Я также хотел бы добавить, что вы, похоже, очень быстро адаптируетесь к бессмертию.

Его слова ударили меня как молотом, но я отказывался радовать его видом моей нерешительности:

— Иди. Завтра я встречусь с тобой здесь, чтобы узнать, что ещё ты выяснил. Принеси письменные принадлежности, мне может потребоваться послать ещё одно письмо, — сказал я, отвернулся от него, и пошёл прочь.

* * *

На этот раз я был готов к неприятностям, телепортируясь в свой дом. Моё главное опасение, что моя семья может быть дома, уже было развеяно. Второе опасение, что Сэр Иган или другой рыцарь может ждать меня, на самом деле больше не являлось проблемой.

Атака пришла даже раньше, чем в прошлый раз, ещё до того, как я смог сориентироваться. Зачарованный клинок ударил в моё левое плечо, двигаясь сверху вниз. Не будь на мне брони, он бы отсёк мне и голову, и правую руку. Но поскольку броня на мне была, атака обернулась для меня мощным толчком в плечо, грозившим сбить меня с ног.

Я сумел сохранить равновесие, но сразу же обнаружил, что мой бронированный оппонент, двигаясь с молниеносной быстротой, подсёк мне правую ногу. Его меч сменил направление, переместившись вместе с рыцарем, пока тот делал подсечку, и поменяв второй размашистый удар на прямой укол. Тот был нанесён с выверенной точностью, прорвав кольчугу у меня под мышкой, в одном из немногих незащищённых латами мест. Клинок плавно вошёл в моё тело, разрывая кость, мышцы и органы, пока кончик не вышел с обратной стороны.

«Сукин сын! Быстрый какой», — подумал я, пока мой разум силился уследить за разворачивающимися событиями. Мой оппонент напал с нечеловеческой скоростью, и изменил свою стратегию за доли секунды, приняв во внимание мою латную броню. Будь я человеком, или даже ещё одним Рыцарем Камня, я уже, наверное, умер бы. «К счастью, я больше не человек», — заметил я с иронией. Я, наверное, впервые порадовался этому факту.

Мои собственные скорость и рефлексы заметно увеличились, хотя у меня почти не было навыков пользования ими. Я сумел схватить защитника за запястье, надёжно и безопасно сковав его руку и сжатый в ней меч. Проколотая мечом грудь на самом деле особой трудностью для меня не была. Вот если с меня сорвут латы и порубят тело на части — вот тогда будет трудно. Я осклабился под шлемом, когда наконец осознал, какой из моих рыцарей так эффективно работал над тем, чтобы уничтожить меня.

— Сайхан! — поприветствовал я его, продолжая удерживать его руку. Моя сила превышала его собственную, и на долю секунды я подумал было, что у меня может быть шанс объяснить ему мою ситуацию.

Я не учёл его поразительное упорство, и его способность почти мгновенно реагировать на изменения условий боя. Он произнёс слово, крепко сжимая меч, но не для того, чтобы выдернуть его у меня из груди, а чтобы удерживать его на месте, когда во мне вспыхнуло пламя Солнечного Меча.

На миг мир взорвался, когда пламя забушевало внутри моей брони, струями вырываясь из сочленений, и даже наполняя мой шлем. На меня обрушились хаос и боль, пока я наконец не прошёл в себя. Огонь направлялся через чары, поэтому я не мог впитать или контролировать его, но это едва ли имело значение. Я был воплощением силы. Моя истерзанная плоть исцелялась быстрее, чем пламя успевало её сжигать, и в тех местах, где они боролись друг с другом, из моих ран тёк подобный жидкому золоту свет.

Я безумно засмеялся, чувствуя, как на меня потихоньку находит почти полное сумасшествие, когда я осознал, что мой первоначальный страх был безоснователен. Сайхан не прекращал свою атаку, и я восхищался его решительности. Его должно было выбить из колеи осознание того, что он, прилагая все свои усилия, не оказывал на меня почти никакого эффекта, однако он не останавливался, и не пытался отступить. Каким бы привычным к бою человеком он ни был, уже сейчас-то он точно должен был чувствовать страх.

Вставая, я продолжал крепко сжимать его державшую меч руку, одновременно поднимая всё его тело второй рукой, пока он не оказался почти у меня над головой. Жаль, что придётся его убить. У меня на лице, под шлемом, застыла широкая улыбка, и несмотря на эту мысль, я был наполнен опьяняющим чувством могущества. Я собрался раздавить Сайхана.

Небрежно дёрнув, я вырвал меч у него из руки, и почувствовал, как от этого резкого усилия сломалась одна из костей в его предплечье. Затем я полностью поднял его, приготовившись вогнать его головой в каменную стену. Броня могла защитить его почти от чего угодно, но я знал, что у меня хватало силы её сломать. Моё могущество позволяло мне сделать почти что угодно. Он молотил по мне руками, силясь вырваться, но даже с подпиткой от уз земли его удары были тщетны. Не соприкасающиеся с полом стопы лишали его точки опоры, а моя собственная сила расцвела вокруг меня, закрепляя меня на месте.

Я ринулся вперёд, моя мощь вела меня подобно какой-то ужасной, непреодолимой силе. Пришло время покончить с этим.

— «Нет!»

Этот голос был ментальным криком, донёсшимся откуда-то глубоко изнутри. Он звучал похожим на мой собственный, но я знал, что принадлежал он не мне. Он пришёл из тёмного ядра, располагавшемся в моей сердцевине. Он прозвучал как раз в такой момент, чтобы заставить меня замешкаться в последний миг, отняв часть мощи у моего броска. Но даже так Сайхан влетел в стену с невероятной силой, и точкой удара об стену стало его плечо, а не голова. Один из его наплечников треснул, а сама стена обрушилась. Я выпустил его обмякшее тело, и уставился на него.

Наверное, он был мёртв, и в тот момент мне было совершенно всё равно.

— «Надо проверить! Мёртвый я или нет — я не такой, мне не всё равно».

Моё внутреннее «я» начинало меня весьма раздражать, но я вынужден был согласиться. Моё поведение не было нормальным. Я никогда прежде не был таким безжалостным, таким лишённым сострадания. Я сделал свой шлем проницаемым для эйсара, улучшив свой магический взор, чтобы получить возможность осмотреть Сайхана как надо, при помощи всех моих чувств. Сердце его билось, хоть он и потерял сознание — наверное, сотрясение, определённо сломана ключица, сломано предплечье, вывихнутое бедро, и разнообразные ушибы…

— Или «вторник», в терминологии Сайхана, — сухо заметил я. Этот комментарий стал для меня неожиданностью, и я начал тихо посмеиваться. Жаль, что мой друг не был в сознании, чтобы оценить этот юмор. Это была одна из тех немногих шуток, которые могли его рассмешить.

Хотя шутка эта была совершенно неуместной, и, вероятно, отражала недостаток сочувствия, она была гораздо ближе к моей обычной манере вести себя. «Может, я ещё не совсем сошёл с ума».

— Прости за раны, старый друг, Ничего личного, — сказал я вслух. Затем я выбрался через обломки прочь из помещения. Мне нужно было многое сделать, и я не был до конца уверен, как я всё это сумею совершить.

Магический взор, теперь не затруднённый шлемом, уже сказал мне, что дом был пуст, за исключением бессознательного тела моего друга. «Гора с плеч. Может, я смогу избежать необходимости убить или покалечить ещё кого-то из моей прошлой жизни».

Не теряя времени, я направился прямо к своей цели — к комнате под домом, где лежала Лираллианта. Она была ключом к обоим моим задачам — выполнить Обещание Иллэниэла, и остановить Мал'гороса. Я надеялся, что она, будучи последней оставшейся Ши'Хар, обладает знаниями, необходимыми для того, чтобы усмирить Мал'гороса. Мои обширные воспоминания подтвердили, что Тёмные Боги были созданы, примерно так же, как были созданы Сияющие Боги, но я всё ещё не мог найти знания, которые показали бы мне способ их контролировать.

А даже если бы и нашёл, то это знание могло быть для меня совершенно неприменимым. Если Сияющие Боги были созданы с помощью особых чар, то Тёмные Боги были построены вокруг некоего заклинательного плетения, очень похожего на то, которое ныне поддерживало во мне жизнь. Ни один человек никогда не был способен использовать их магию, хотя та и стала вдохновением для человеческого искусства чародейства.

Чтобы остановить Мал'гороса, мне нужна была Лираллианта. Я мог лишь надеяться на то, что она не слишком огорчится насчёт того, сколько времени ушло у потомков её возлюбленного на выполнение этого обещания.

Спускаясь по последнему пролёту лестницы к каменной двери, я на миг запаниковал, когда задумался, что я буду делать, если дверь окажется закрытой. В прошлый раз я сумел открыть её лишь из-за своей принадлежности к моему роду, и моих способностей архимага. Ни одному из этих требований я больше не соответствовал.

Дверь я не закрывал, поэтому она всё ещё должна была оставаться открытой, если только она не закрывалась автоматически, после заданного промежутка времени. Если она закрылась, то мне придётся использовать свою силу, вскрывая фундамент моего дома, чтобы попасть внутрь.

Когда я приблизился, мой магической взор всё ещё видел лишь иллюзию цельного камня, но когда на неё упал взор моих физических глаз, я вздохнул с облегчением. Дверной проём стоял распахнутым передо мной, каким я его и оставил.

Я вошёл без промедления, и почувствовал себя лучше, зная, что нахожусь в иллюзии. Помещение скроет моё присутствие гораздо лучше, чем носимые мною латы. Внутри круглой комнаты ничего не изменилось. Лираллианта по-прежнему лежала в каменном саркофаге в её центре… ожидая.

Просмотрев внутрь более пристально, я почувствовал появление физически ощутимого напряжения. Это чувство было новым, во время своего предыдущего визита у меня его не было — воздух будто был заряжен статическим электричеством.

Лираллианта по-прежнему выглядела так же прекрасно, как во время прошлого моего визита. Серебряные волосы и гладкая кожа были каким-то образом подчёркнуты надетым на неё белым платьем. Моя цель была менее чем на расстоянии вытянутой руки, и от выполнения моего предназначения меня отделяло лишь одно препятствие — заклинательное плетение Тиллмэйриаса.

Во время своего первого визита я произнёс командную фразу, которая должна была освободить Лираллианту от чар стазиса, но магия хранителя знаний Ши'Хар не дала фразе подействовать. Я должен был убрать эту магию, прежде чем я смогу развеять чары моего далёкого прапрадеда.

Я подался вперёд, точнее сосредотачивая свои чувства, пытаясь изучить чужеродную магию, лежавшую поверх человеческих чар. Несмотря на знание, которое мне дал лошти, структура символов Ши'Хар изгибалась и соединялась способами, не поддававшимися человеческой логике. Я мог интерпретировать их индивидуальное значение, но общий их смысл, их контекст — это было вне моего понимания.

— И вот поэтому-то он и изобрёл чародейство, потому что только древолюди могли вообще понимать эту спутанную хрень! — брюзгливо пробормотал я. Ощущение напряжения в воздухе заметно повысилось, когда я приблизился. Внутри меня что-то пульсировало.

Замерев, я обратил свои чувства внутрь, пытаясь понять взаимодействие между магией внутри меня и магией вокруг Лираллианты Иллэниэл. Сперва это казалось бессмыслицей, пока я не узнал конвергенцию узоров, из которых состояли два заклинательных плетения. Плетение, обёрнутое вокруг чар моего предка, являлось дополнением к тому, что привязывало мой дух к миру живых. «В конце концов, оба этих плетения были созданы одним и тем же злым ублюдком», — заметил я.

Воспоминание о битве моего предка с Тиллмэйриасом поведало мне, что эти два плетения были созданы почти в одно и то же время, возможно — вообще одновременно. Тиллмэйриас перекрыл её стазис, чтобы не дать никому другому её освободить, и в то же время защитил себя от мести её мужа. «Только вот ни хрена ему это не помогло. Всё равно он сгорел дотла». Это воспоминание заставило меня улыбнуться — моя собственная битва с Тиллмэйриасом закончилась гораздо менее удовлетворительным образом, хоть и более перманентным.

Однако никакой осмотр не мог позволить мне понять, что я видел, поэтому я решил поэкспериментировать, забравшись в саркофаг, и попытавшись сблизить два заклинательных плетения.

Мои усилия были вознаграждены приливом энергии, и я ощутил, что обёрнутое вокруг источника моей жизни заклинательное плетение пришло в движение. Одновременно то, что окружало Лираллианту, начало распускаться… они двигались друг к другу. Меня обуял внезапный страх, и я отскочил прочь прежде, чем две магии смогли соприкоснуться.

«Когда они соединятся, они отменят друг друга. Лираллианта больше не будет в заточении, а мой дух освободится от своего проклятья». Я немного поразмыслил над тем, каковы будут последствия. Моя душа будет освобождена, и окажется в мёртвом теле. Как архимаг, я мог восстановить своё тело к прежнему состоянию, но это было невозможно сделать, если я уже уплывал, погружаясь в пустоту. И это ещё игнорируя тот факт, что в данный момент я, похоже, более не обладал способностями архимага.

Была также проблема всего того эйсара, который я теперь удерживал. Как только заклинательное плетение, удерживавшее и хранившее меня, исчезнет, эта энергия будет высвобождена. В нормальном состоянии я никак не мог её контролировать, и тот факт, что я в тот момент буду умирать, лишь увеличит общую неразбериху. «Я снесу Албамарл с лица земли. Историкам придётся переименовать этот регион в «Море Лосайона». Эта мысль почему-то заставила меня странно захихикать. Я определённо начал слегка слетать с катушек.

Следующую четверть часа я потратил, рассматривая различные варианты, прежде чем принял решение. Вытащив ключ, который я принёс из Камеры Железного Сердца, я принялся направлять в него силу. Прежде чем я смогу сделать что-нибудь рисковое, мне нужно уменьшить свой эйсар до уровня, который был ближе к моему нормальному уровню при жизни.

Этот процесс занял несколько часов. Сперва я попытался его подстегнуть, но железный ключ начал раскаляться, когда я постепенно перегрузил его способность к передаче силы. Чтобы избежать взрыва по неосторожности, я вынужден был замедлить передачу. Мне казалось ироничным то, что я вынужден был расстаться с силой так скоро после её получения, не говоря уже о том, что это стало серьёзным испытанием для моего терпения.

Хотя я волновался о том, что Пенни или остальные могли вернуться раньше, чем я закончу, дом всё ещё был пуст, когда я завершил приготовления. «Судя по всему, мне в кои-то веки повезло».

Теперь я стоял на краю саркофага, терзаемый сомнениями насчёт выбранного мною плана действий. «Это меня погубит, а Мал'горос всё ещё будет на свободе. Ты даже не можешь быть уверен в том, что у неё будет какой-то способ справиться с ним. Что будет, если ты неправ?». С другой стороны, может, я устал пытаться решать все проблемы самостоятельно.

— В следующий раз спасать мир придётся кому-то другому. Я ухожу в на покой, — объявил я пустой комнате.

Я подтянулся, и стал опускаться в нужное положение над Ши'Хар. Мне придётся опуститься к ней в саркофаг, чтобы два заклинательных плетения точно вошли в контакт. У меня в голове всплыл образ моего тела, лежащего рядом с прекрасной Лираллиантой. «Что будет, если меня в таком положении найдёт Пенни? Сцена будет неприятной. Может, мне записку следовало написать?»

— Было бы здорово провести мой последний день, думая умные мысли, но, очевидно, этому не бывать, — сказал я себе. Затем я опустился в каменный ящик.

Реакция последовала незамедлительно, и я ощутил, как заклинательные плетения начали распускаться, сливаясь и растворяясь во время смешения друг с другом. Моё тело отяжелело, в то время как мой дух испытывал противоречивое ощущение невероятной лёгкости, снимаемой с меня тени. У меня потемнело в глазах, пока я смотрел вниз, на Лираллианту, и осознал, что чары стазиса никуда не делись. Потребовалось крайнее усилие воли, чтобы заставить мои губы озвучить слова:

— Твой муж ждёт твоего возвращения… и твоего прощения.

Чары стазиса исчезли, и моё тело упало на несколько дюймов, неуклюже свалившись на её собственное, когда хранившая её магия перестала отталкивать меня. Я беспокоился, что задавлю её, но я больше не был в силах двигать конечностями. Моё тело было мёртвым, деревянным, и я уплывал прочь.

Тёмная тень, так долго окружавшая меня, исчезла. Завеса поднялась, и голоса ветра и земли зазвучали так громко, как никогда прежде, приветствуя меня подобно старым друзьям. Однако громче их звучала песнь смерти, диссонирующий гул, больше не казавшийся чужим. Он дёргал меня, тянул меня в новом направлении. Пустота звала, и у меня не было сил сопротивляться.

«Может, я смогу увидеть Марка», — вяло подумал я.

Тут вокруг меня извергнулся хаос, приводящая всё в беспорядок турбулентность, подобная океану во время шторма. Меня начало кидать туда-сюда, и опустившуюся на меня тьму стали прорезать редкие частицы цвета. На меня будто уставились яркие синие глаза, и я ощутил, как ещё одна сила стала пытаться изменить направление движения моего духа.

«Надо было догадаться, что умирать будет нелегко».

Казалось, эта битва длилась целую вечность, и я почти не мог на неё влиять. Что-то сильное схватило меня, и твёрдо намеревалось не отпускать. В конце концов я начал ощущать вокруг себя вещи, предметы из физического мира. Голос земли вернулся, и я увидел над собой женщину, впившуюся в меня взглядом ярко-синих глаз… похожих на мои собственные. Её руки оставляли в воздухе искрящиеся линии магии различных оттенков синего и золотого, это было заклинательное плетение Ши'Хар.

Её магия толкала меня вниз, ловя и окутывая меня… запихивая меня в холодное, безжизненное место. Подо мной лежало моё тело, стерильный ужас серой кожи и мёртвой плоти. «Нет!» — воскликнул я, но некому было услышать мои мольбы. Линии магии напряглись, создавая ощущение давления по мере того, как меня вминало в это тёмное место. Голос земли затихал по мере опускания на меня завесы, отрезавшей меня от мира, который я когда-то любил. Я был один в темноте. Моя последняя мысль эхом отозвалась в моём разуме: «Почему?». Откуда-то издалека я услышал, как мой рот произнёс эти слова, хотя управлял им уже не я:

— Почему ты это сделала?

«Ну хоть кто-то со мной согласен», — подумал я про себя.

Глава 12

Мои глаза открылись, открыв мне сцену, которой позавидовали бы многие мужчины. Я был в каменном саркофаге, в объятьях потрясающе прекрасной женщины. Хоть большую часть её мягких черт я не мог ощутить, поскольку она хоть и была одета в тонкое платье, моё собственное тело было заключено в сталь. Я знал её имя, Лираллианта, и хотя унаследованные мной воспоминания о ней были любящими, мои личные чувства теперь сильно отличались.

— Почему ты это сделала? — спросил я, не в силах как-то получше выразить своё смятение.

Она потянулась, и грациозно встала из каменного ящика. Она ответила мне на своём собственном языке, хотя я её понял:

— Вопросы задавать буду я. Как долго я спала?

Меня взяли силой, скрутили, и вернули в моё мёртвое тело. Вместо мирной смерти я был воскрешён, на этот раз не по своей воле. Я всё ещё был чудовищем, и ненавидел её за это:

— Это так ты меня благодаришь? Кто-то наконец освобождает тебя после всех этих лет, и первым делом ты лишаешь его положенной ему смерти, и засыпаешь вопросами? Некромантия запрещена, — заявил я. Заклинательное плетение, которое она использовала на мне, подобное тому, что создал Тиллмэйриас, и тому, что создало их Тёмных Богов, уже давно было строго запрещено Ши'Хар.

Она произнесла несколько резких слов, и по мне прошло странное ощущение. Затем она снова спросила:

— Как долго я спала?

— Примерно две тысячи лет, плюс-минус несколько десятилетий. Точного счёта у меня нет, — сказал я настолько правдиво, насколько знал. Другого выбора у меня не было. «Сукинадочь!» — молча выругался я, когда осознал, что она принудила меня к повиновению. Моя ситуация была похожа на ту, в которой находился Карэнт.

— Где мой Киа́нти? — сказала она, продолжая допрос. Использованное ею слово по значению ближе всего было к слову «супруг», или, в её случае — «муж». Она искала своего партнёра.

Воспоминания пронеслись через мой разум, хотел я этого или нет. Открыв рот, я ответил:

— На другой стороне моря, за тем местом, что ныне зовётся Залив Гарулона. Он укоренился в месте, которое теперь является островом, безымянным, потерянным для знаний рода людского, — сказал я, ткнув на запад, показывая направление. Удовлетворив её принуждение, я расслабился на миг, и затем добавил: — Ты всегда такая стерва, когда просыпаешься, или это просто из-за того, что тебе уже две тысячи лет?

Её губы шевельнулись в улыбке:

— Ты злишься на меня?

Мои глаза сузились:

— Верно, чёрт побери, я в ярости!

— Тогда зачем ты разбудил меня, и почему от тебя несёт магией Тиллмэйриаса? — спокойно ответила она.

Это была долгая история, но я постарался просуммировать её, не упустив никаких важных подробностей. Её принуждение не оставляло мне выбора. Я объяснил современные события насколько хорошо, насколько мог, охватив свою борьбу с Сияющими Богами, возвращение Тиллмэйриаса, и его окончательное поражение, когда я украл у него заклинательное плетение, закреплявшее его дух в мире живых.

Пока я рассказывал, я был несколько раз вынужден остановиться, и описать некоторые события, случившиеся за последнюю тысячу лет, или около того, в частности — войну с Балинтором, и разрушения, создавшие Залив Гарулона. Лираллианта терпеливо слушала мою лекцию, порой останавливая меня, чтобы задавать уместные вопросы или узнать дополнительные подробности, когда те требовались ей. Она никогда не просила меня ничего повторить, и быстро стало ясно, что её острый ум сохранял всё, что она слышала. В её взгляде я видел, как двигались её мысли, и я подозревал, что она обладала недоступным мне пониманием некоторых пересказанных мною событий.

— Осмотрев тебя, я осознал, что единственным способом снять заклинательное плетение Тиллмэйриаса, чтобы освободить тебя от чар стазиса — пожертвовать собой прежде, чем я смогу достичь остальные мои цели, но я посчитал, что ты была единственной надеждой остановить Мал'гороса, — сказал я, заканчивая своё изложение.

— Однако же ты зол на меня за то, что я воссоздала магию, не дающую тебе умереть, — сделала наблюдение она. — Твои цели и эмоции не совсем совпадают друг с другом.

Я вздохнул:

— Надежда покончить с моим несчастным положением была для меня облегчением. Я готов сбросить с себя свою ношу. Мне почти нечего больше дать моей семье, кроме боли.

— Твоей семье?

Выражение на её лице свидетельствовало о комбинации юмора и печали. Я знал, что она не забыла моё краткое изложение событий, поэтому её вопрос показался мне практически бессмысленным:

— Учитывая уже наложенное тобой на меня заклинание принуждения, я начинаю подозревать, что ты почти нисколько не сопереживаешь моему положению.

По её телу пробежала безмолвная дрожь, и её лицо исказилось от внезапной боли. Через несколько секунд то, что вызывало у неё дискомфорт, прошло, и она расслабилась, разжав кулаки.

— Я сочувствую вашему роду больше, чем ты осознаёшь, и теперь, услышав твой рассказ, я понимаю, что я в значительном долгу у Мордэкая Иллэниэла и его семьи.

Хотя язык её тела был странным, меня больше озаботили её слова:

— Что значит — его семьи?

Её тело на миг напряглось, прежде чем она ответила:

— Ты сказал мне, что не мог войти в это жилище через нормальную дверь из-за магической защиты. Ты мог это делать до твоего преображения, но теперь она тебя больше не узнаёт. Ты думал о том, что из этого следует?

Я внимательно наблюдал за ней. У неё, похоже, были какие-то мышечные спазмы.

— Я предположил, что моя трансформация сделала меня неузнаваемым для идентификационных чар, — ответил я. Секунду спустя я добавил: — Ты в порядке?

— Вообще-то нет, — ответила она, — но в этом нет ничего неожиданного. Мне скоро нужно будет вернуться в стазис. Ты сможешь воссоздать эти чары?

— Если потребуется — конечно смогу. Что с тобой не так? Нам всё ещё нужна твоя помощь в борьбе с Мал'горосом, или хотя бы твои знания. Я не восстановлю чары, пока ты хотя бы не скажешь мне, как его контролировать, — настоял я.

— Ты надменен, но ты сделаешь в точности то, что я прикажу, — парировала она со вспышкой гнева во взгляде. — Ты получишь желаемые тобой знания лишь после того, как мои приказы будут выполнены, и я воссоединюсь с моим Кианти. Лишь после этого мы поможем тебе остановить Мал'гороса.

Пока она говорила, я заметил кое-что в её стопах — ногти на пальцах её ног казались слишком длинными, или, быть может, длинными были сами пальцы. Она закрыла глаза, и пальцы её рук начала описывать изящные окружности, создавая из её магии что-то напоминавшее зелёную птичку. Когда она закончила, создание дважды облетело её, прежде чем метнуться в сторону открытой двери в комнату. Когда оно исчезло, Лираллианта начала забираться обратно в каменный саркофаг.

— Это что было?

— Просто небольшая магия, чтобы сообщить моему Кианти, где я нахожусь — так или иначе, мы воссоединимся, — просто сказала она. Она устроилась поудобнее в той же позиции, в которой была, когда я впервые нашёл её.

Её муж, мой самый далёкий предок, и первый человеческий волшебник, носивший имя Иллэниэл, ни коим образом не мог перемещаться. Благодаря её ранее прозвучавшему приказу я увидел его судьбу. Через некоторое время после того, как он поместил её в стазис, он трансформировался в представителя её расы, и вскоре после этого нашёл изолированное место, где и пустил корни. Теперь он был деревом, полагая, конечно, что за прошедшие две тысячи лет с ним ничего не случилось.

— Деревья не могут ходить, — сказал я ей.

— Значит, ты должен отвезти меня к нему, — заявила она. — Иначе он пошлёт Кра́йтэков, чтобы найти меня.

Это слово родило ещё один набор воспоминаний. Крайтэки были стражами, солдатами и воинами Ши'Хар. В отличие от их обычных детей, рождавшихся от деревьев-матерей, Крайтэки создавались деревьями-отцами по мере надобности. Они были неспособны к укоренению или самовоспроизводству, и продолжительность их жизни была ограничена коротким периодом в два или три месяца.

— Но только дерево-отец может… О! — ответил я со своим самым умным видом.

Мой предок теперь и был деревом-отцом, пусть изначально он и являлся человеком.

— После того, как ты восстановишь чары стазиса, ты воспользуешься лучшим известным тебе способом, чтобы переправить меня туда, где он пустил корни. Не позволяй Крайтэкам забрать меня, если только сперва не поговоришь с ним. После того, как ты это сделаешь, считай его слова моими собственными. Подчиняйся ему во всём. Ты сделаешь это самой высокоприоритетной своей целью, более важной, чем остальные твои планы. Ты не снимешь с меня стазис до тех пор, пока я не окажусь рядом с ним. Когда мы с ним воссоединимся, ты будешь освобождён с моей службы, — сказала она, и её слова казались мне оборачивающей меня смирительной рубашкой — я знал, что не смогу им не подчиниться. Протянув руку, она создала ещё один маленький предмет, зелёный камешек. Насколько я мог судить, он был сделан полностью из одной лишь магии.

Она продолжила:

— Этот камень уничтожит заклинательное плетение, привязывающее Мордэкая Иллэниэла к этому миру. Он также погубит тебя, дав тебе желаемую тобой смерть. Тебе позволено использовать его лишь после того, как ты выполнишь мой первый приказ. Тебе не позволено делиться им или раскрывать его существование кому бы то ни было, пока эти приказы не будут выполнены, и ты не можешь искать никаких других способов обойти дух моих приказов. Ты понимаешь?

Я хотел закричать ей: «Нет, я ни черта не понимаю», — но, к сожалению, её истинным вопросом было то, понимаю ли я её приказы.

— Да, я понимаю, — послышались против моей воли мои слова. После этого ответа мой голос снова стал моим собственным, поэтому я быстро произнёс, пока она не приказала мне воссоздать чары стазиса: — Подожди, я всё ещё не понимаю, что с тобой не так. Почему тебе нужно быть в стазисе, и почему ты недавно сказала «его семьи»?

Она грустно улыбнулась мне:

— Посмотри на воспоминания… о том миге, когда он поместил меня сюда. Ты уже знаешь, почему я должна оставаться в стазисе. А что касается другого твоего вопроса, то, возможно, с моей стороны было бы милосерднее не отвечать на него, поскольку ты сам этого не осознал.

— Чего не осознал?! — почти закричал я. — Просто скажи мне!

— Ты — не Мордэкай Иллэниэл, — ответила она. — Ты — подобие, отголосок. Поэтому его магии тебя не узнают. Поэтому у тебя нет некоторых из его особых способностей. Ты — магическое эхо, созданное заклинанием Тиллмэйриаса и воспоминаниями, которые Мордэкай оставил в теле, которое ты теперь занимаешь. Мордэкай Иллэниэл мёртв.

Я уставился на неё в шоке.

— Поэтому у тебя нет собственных эмоций кроме тех, что ты получаешь от свежего человеческого эйсара. Это — одна из основных причин, по которой этот тип магии был запрещён среди моего народа, — добавила она. — По этой же причине мы никогда не использовали его на живых существах.

Правдивость её слов была неоспорима, хотя я всем своим сердцем хотел их отвергнуть. Уже плохо быть мёртвым, но быть всего лишь магическим конструктом, тенью умершего человек… истина была слишком жестока.

— Значит, я… значит, Мордэкай… — запнулся я, не понимая, как мне вменяемым образом закончить вопрос.

Она каким-то образом всё равно меня поняла:

— Душа Мордэкая заперта внутри тебя, внутри заклинательного плетения, созданного мной, чтобы не дать тебе угаснуть. Как я уже говорила, как только ты используешь вот это… — она указала на данный мне ею зелёный камешек, — …его душе будет позволено отойти в мир иной, и ты перестанешь существовать.

Мне хотелось плакать, кричать, я наверняка сходил с ума. Вместо этого я онемело спросил:

— Как мне его использовать?

— Когда придёт время, ты, или тот, кому ты поручишь эту задачу, должен лишь уничтожить его. Его легко раздробить, — сказала она.

— Звучит прямо как…

Она улыбнулась:

— Да, я позаимствовала этот метод из твоего рассказа. Мне весьма понравилась его идея создавать перемычки в чарах с помощью стеклянных бусин. Твой Мордэкай был интересным человеком.

Внезапно мне в голову пришла мысль:

— Он слышит нас? Он осознаёт… там, внутри? — указал я себе на грудь.

— Никто на самом деле не знает. По меньшей мере, он должен был осознавать мир в течение небольшого промежутка времени после того, как ты уничтожил заклинательное плетение Тиллмэйриаса, но как только я заново привязала его… я не знаю. Он сейчас спит.

Я кивнул:

— Я думаю, быть может…

Она не позволила мне закончить:

— Я и так уже слишком долго ждала. Помести меня обратно в стазис, и выполняй мои приказы.

— Но…

— Больше никаких разговоров. Подчиняйся… сейчас же, — приказала она.

Мой рот закрылся, и я сделал так, как она велела. Даже мой разум отдался ей, полностью сосредоточившись на сложной задаче восстановления чар стазиса.

Глава 13

Я не смог вернуть себе самостоятельность, пока чары не были завершены. Мой разум упрямо отказывался отворачиваться от этой задачи. Это было странным ощущением, и когда я наконец получил обратно свою свободу, мне на миг стало жаль Карэнта. Я обращался с ним не лучше.

«И, судя по всему, человеческого во мне не больше, чем в нём, несмотря на мои заблуждения».

Выпрямившись после завершения работы, я оглядел тяжёлый каменный саркофаг. Двигать его будет нелегко. Он, наверное, сам по себе весил сотни фунтов, не говоря уже о небольшом довеске в виде Лираллианты.

Я молча проклял её нетерпеливость. Если бы мне дали хоть миг подумать свободно, я мог бы измыслить несколько мер получше, любая из которых значительно упростила бы её передвижение. «И вообще, почему она так спешила?»

Лира сказала мне, что ответ лежал в моих воспоминаниях, поэтому я потратил некоторое время на поиски в них, следуя нити, которую она мне дала — последние несколько минут перед тем, как она была помещена в стазис, более двух тысяч лет назад.

Ответ, когда я его осознал, был настолько прост, что я удивился, как же я раньше этого не осознавал. Странный вид её ног сразу же должен был дать мне подсказку. Она была готова пустить корни.

У Ши'Хар был интересный жизненный цикл. Подобные Лираллианте, приявшие человекоподобную форму, на самом деле были незрелыми. Хотя они были разумны, подвижны, способны к магии и так далее… на самом деле они были детьми. Они рождались в коконах, которые растили деревья-матери, хотя тем требовалась пыльца деревьев-отцов, чтобы производить на свет своих живых детей.

Выйдя из коконов, целые и взрослые на вид (по крайней мере, по людским меркам), они могли жить десятилетия или даже столетия, прежде чем трансформироваться во взрослую древесную форму. Эти дети кормились ещё одним типом фруктов, производимых их деревьями-матерями, называвшимся кя́лмус. Кроме кялмуса детям Ши'Хар больше не требовалось ничего другого, хотя мои воспоминания ясно показали мне, что многие виды человеческой еды им тоже нравились.

Деревья-матери могли производить кялмуса в количестве, достаточном для питания лишь определённого числа таких детей, и когда те больше не могли есть кялмус, это вызывало изменения в их телах. Молодые Ши'Хар, переставшие есть плоды деревьев-матерей, пускали корни, становясь новыми деревьями и, ко всеобщему счастью, производить ещё плоды для питания других детей.

Лираллианта была последней из своего рода. Хотя мой предок защитил её от судьбы, постигшей её народ, он не мог производить кялмус, который нужен был ей для того, чтобы оставаться в прежней форме. Уже несколько недель спустя она начала меняться.

Он поместил её в магический стазис, защищая её от остатков того, что уничтожило её расу, и одновременно останавливая её трансформацию. Позже, после его битвы с Тиллмэйриасом, он обнаружил, что не мог освободить свою возлюбленную без своего врага. Проведя годы в попытках найти решение, он наконец передал эту ношу своему сыну, наказав ему найти способ освободить её. Последним его человеческим действием было трансформироваться в одного из Ши'Хар, и ожидать укоренения в приготовленном им для них месте.

Их история была трагичной, и сыновья Иллэниэла не сумели выполнить обещание своего отца. Теперь спешка Лираллианты стала понятной. Она боялась укорениться здесь, в сотнях миль от её Кианти… от единственной надежды на восстановление её народа.

Запустив руку в один из своих мешочков, я коснулся статуэтки, которая позволяла мне позвать дракона. «Явись как можно скорее. Я встречу тебя рядом с моим домом в Албамарле. Не беспокойся о том, что тебя увидят».

Разобравшись с этим, я произнёс слово, и использовал свою магию, чтобы поднять каменный саркофаг, левитируя его перед собой. Я был в доме уже более пяти часов, и я знал, что скоро кто-нибудь меня найдёт.

Поднимаясь по каменным ступеням, я добрался до первого этажа моего дома, и мой магический взор нашёл Сайхана неподалёку, в коридоре, который вёл к кухне. «Упрямый ублюдок очнулся, и стащил своё искалеченное тело по двум лестничным пролётам, надеясь кого-нибудь предупредить».

Я почувствовал укол вины, думая о вреде, который я причинил своему бывшему другу, или бывшему другу Мордэкая. «Мне никогда не удастся чётко разделить это у себя в голове». В конце концов я решил и не пытаться, поскольку мои цели вполне совпадали с целями Мордэкая. Я всё ещё намеревался их выполнить, защитить его семью, спасти человечество, и так далее…

— Дурость бессмертна, — сказал я сам себе, повторяя одну из его любимых фраз. — Мордэкай может и умереть, но его «дурость» продолжает жить, — добавил я. Это заставило меня тихо засмеяться. Я наконец по-настоящему понял свою собственную личность. «Я — его «дурость», которая продолжает жить, чтобы выполнить его глупые планы». В ответ на эту мысль я засмеялся громче, остановившись лишь тогда, когда услышал донёсшиеся от Сайхана болезненные стоны.

Неразговорчивый воин всё ещё полз, пытаясь добраться до двери. Я опустил Лираллианту на пол, и подошёл, встав рядом с ним на колени.

— Ты ещё больший глупец, чем Мордэкай, — ласково сказал я ему.

Сняв перчатку, и сделав свой шлем прозрачным для эйсара, я протянул к нему руку, намереваясь снять его ожерелье, и лишить его сознания. Лечить его будет проще и менее болезненно, если он будет в глубоком сне.

Моя семья выбрала этот миг, чтобы прибыть, и я ощутил, как Пенни вошла первой, когда распахнулась парадная дверь моего дома. Она держала Айрин на руках, а следом за ней шла Лилли, ведя за собой Коналла. Близнецы и Сэр Иган вошли сразу же вслед за ними, и я ощутил, как внимание моей дочери сфокусировалось на мне сразу же, как только она шагнула за порог.

— Мама, в доме кто-то есть, в коридоре с Сэром Сайханом, — без колебаний объявила моя дочь. — Ему больно, Мама. Мне кажется, он умирает.

Они всё ещё были вне поля зрения, в фойе, за углом коридора, в котором я находился, но я мог ясно видеть их своими чувствами. Пенни мгновенно передала Айрин Лилли, и жестом приказала им вернуться наружу. Она обнажила меч, и я почувствовал под её верхней одеждой сделанную мной для неё зачарованную кольчугу.

Я не мог не восхититься эффективностью её ответа на неизвестную угрозу, с одним исключением: она шагнула вперёд, чтобы всё разузнать лично. Сэр Иган поймал её за локоть, указывая на дверь, за которой, снаружи, ждали Лилли и дети. Затем он сделал ещё один жест, указав на свои глаза, а затем махнув рукой вовне.

Сжав челюсти, Пенни согласно кивнула. Было гораздо разумнее оставить её защищать детей, а её телохранителю позволить пойти на разведку. «Она упряма как никогда, но она хотя бы показывает некоторую разумность в том, что касается детей», — подумал я, соглашаясь с её решением.

Я всё ещё понятия не имел, что делать, когда Сэр Иган свернул в коридор, и увидел нас. Уверен, сцена была сбивающая с толку — Сайхан на полу, я стою рядом с ним на коленях, и на полу рядом с нами стоит большой каменный гроб. Что хуже, мой мозг выбрал этот момент, чтобы проснуться и напомнить мне, что я больше не обладал необъятной силой, с которой я сюда вошёл. На самом деле, после зачарования и короткого переноса Лираллианты у меня было даже меньше лишнего эйсара, чем тот более «человеческий» объём, который был у меня всего лишь час тому назад.

В отличие от меня, Сэр Иган в точности знал, что делать:

— Встань, и отойди от Сэра Сайхана! Назовись! — крикнул он. Он обнажил Солнечный Меч, и угрожающе указывал им в моём направлении.

Я лениво подумал, что случится, если он попробует сделать то же, что делал Сайхан — вогнать свой меч в одно из сочленений моей брони. Я мог весьма точно угадать результат, учитывая моё нынешнее состояние. «Он сожжёт меня дотла». Как часто случалось, когда меня заставали с поличным посреди преступления, первая моя мысль была о Маркусе. «Что бы он сделал?»

Спокойно повернувшись к нему лицом, я принял искусственно неподвижную позу. Используя беззвучное заклинание, я изменил свой голос, чтобы имитировать скрипучий тон, которым говорил домовой голем, Магнус:

— Мой создатель назвал меня Брэ́ксус, — сказал я, позаимствовав лайсианское слово, означавшее «расплата».

— Что ты сделал сСэром Сайханом?

— Он попытался воспрепятствовать моему входу; когда я отказался отступать, он напал. Я сделал его неспособным продолжать нападение, — прозаично ответил я.

— По какому праву ты вошёл в этот дом и напал на его законных стражей? — спросил он, дополняя свой первый вопрос.

Должен был признать, Сэр Иган знал, как разыгрывать роль возмущённого рыцаря. Наверное, Дориан давал ему уроки.

— Ваши права и границы меня не касаются. Я отвечаю лишь перед своим господином.

— Тогда назови его, чтобы мы могли пожаловаться ему после того, как тебя посадят под замок, — ответил Сэр Иган.

«Его слова настолько правильные, что это почти мило», — подумал я, вспоминая некоторые из старых рыцарских романов, которые я когда-то читал в библиотеке Ланкастера.

— Моего господина зовут Мордэкай Иллэниэл, и мои приказания не допускают таких проволочек. Пожалуйста, отойди, — монотонным голосом ответил я.

— Брось меч, и сними шлем, — настоял Иган.

Мой шлем всё ещё был открытым для эйсара, что значительно облегчало магию, хотя перчатку я уже надел обратно. Но даже так я думал, что смогу наскрести достаточно контроля, чтобы обездвижить его, не нанося никаких перманентных повреждений. Я поднял руку, направив её ладонью в его сторону.

— Не борись с ним, Иган. Беги. Тебе его не остановить, — послышался голос Сайхана. Он с болью выдавливал из себя предупреждение, лежа у меня за спиной: — Убери отсюда Графиню и детей!

Я не стал утруждать себя, ожидая его решения — произнеся слово, я окружил тело рыцаря невидимыми лентами силы, прижав его руки и оружие к его бокам. Прошлый опыт научил меня не позволять им свободно двигаться. Если бы я окружил его более крупным щитом, чтобы полностью его изолировать, то он мог бы использовать свой зачарованный клинок, чтобы пробиться наружу. Две предыдущие мои встречи также научили меня не давать одному из моих рыцарей даже секунды на раздумья. Они были нечеловечески быстрыми.

Как бы подкрепляя этот аргумент, я обнаружил, что лечу спиной вперёд, врезаясь в стену. Пенни метнулась обратно внутрь ещё в тот момент, когда я сковывал её стража. Она ударила меня кулаком под подбородочную часть моего шлема. Прежде чем я смог прийти в себя, она схватила меня руками за ногу, и изо всех сил попыталась изобразить смерч. Я сильно превышал её по весу, но она преодолевала это, вращая меня кругами, при этом сама играла роль оси. Моя голова начала с невероятной непрерывностью биться о твёрдые предметы.

— Это не сработает, девочка, он — один из богов! — крикнул Сайхан, пытаясь предостеречь её. — Тебе надо бежать! — просил он её, изо всех сил стараясь подползти ко всё ещё скованному Игану, вероятно, чтобы попытаться его освободить.

«Да, пожалуйста, послушай его. Отступи, чтобы кто-нибудь мог спасти меня!» — подумал я, что было нелегко, учитывая непрерывно обрушивающиеся на меня удары. Будь я всё ещё живым, я бы уже потерял сознание или меня бы безнадёжно тошнило… или я вообще был бы серьёзно ранен.

— Лэет бэрэк! — в отчаянии крикнул я.

Это было одно из самых старых и самых простых моих заклинаний, флэшбэнг. Учитывая мои хаотичные обстоятельства, я не мог сфокусироваться на одной точке так, как обычно, поэтому я просто влил в заклинание столько силы, сколько мог. Получившаяся вспышка света сопровождалась взрывоподобным грохотом такой силы, что я задумался, не допустил ли я ошибку, и не уничтожил ли я свой собственный дом. Я нашёл себя лежащим на полу, и мой магический взор показал мне шатающуюся в нескольких футах от меня Пенни, ослеплённую и оглушённую.

Моё преимущество, и так незначительное, не продлилось бы долго, поэтому я использовал ещё одно заклинание, чтобы связать её и Сайхана так же, как и Сэра Игана.

— ПРЕКРАТИ! — крикнул кто-то, и я внезапно оказался обездвиженным. Меня окружило мощное поле эйсара. Использованное для этого заклинание было грубым, этот метод был скорее похож на заваливание кого-то песком, в отличие от плотно сфокусированных лент, которые я использовал на Пенни и остальных, но конечный результат был тем же. В драку вступила Мойра Иллэниэл.

Моя дочь ярко светилась в моём магическом взоре, поскольку она не знала, как закрываться. «Почему Уолтэр до сих пор не научил её?» — задумался я. Её сила имела шокирующую интенсивность, и я начал осознавать, возможно, что именно Уолтэр хотел сказать мне однажды, когда пытался описать, как я сам выгляжу в его магическом взоре. По сравнению с ней Прэйсианы выглядели тусклыми, и даже Элэйн, наверное, была в два раза менее яркой, чем выглядела сила Мойры.

Я был поражён, и одновременно гордился ею. Я также слегка беспокоился. Учитывая моё ослабленное состояние, в данный момент она была значительно сильнее меня, и на её стороне был численный перевес. Навык и опыт были единственными моими преимуществами, но если мои действия затруднял тот факт, что я не хотел причинять ей боль, у неё самой таких помех не было. Вид её лица также заставил меня встревожиться — я никогда не видел у своей дочери такого яростного выражения лица.

— Не смей делать больно моей матери! — заорала она.

Хотя я был полностью согласен с её мнением, я не мог вообразить, что я мог сказать, чтобы убедить её отпустить меня… к тому же та сила, которой она меня окружила, блокировала всё кроме зрения. Силясь вырваться, я увидел, как мой сын прошёл мимо неё, подняв с пола меч своей матери. Он выставил его перед собой, встав перед сестрой.

Вида двоих детей, смело вставших против неизвестного врага в надежде защитить свою мать, было достаточно, чтобы разбить мне сердце. Я никогда не думал, что увижу своих собственных детей, пристально смотрящих на меня с такой твёрдой решимостью, но я не мог себе позволить дать слабину.

— Тайлен пла́йтас, — пробормотал я, фокусируя свою волю, и посылая наружу маленькие силовые клинки, с минимальным усилием уничтожив сдерживавшее меня поле. Мойра была невероятно сильна, но она более не носила амулета, защищавшего её разум. Ни один волшебник их не носил — они слишком ограничивали наш магический взор, но, в отличие от более опытных волшебников, она ещё не научилась закрываться щитом.

— Шибал, — быстро произнёс я, фокусируя свою силу прямо на её раскрытом разуме.

Заклинание должно было погрузить её в сон без всякого вреда, но я не рассчитывал на силу воли моей дочери. Она покачнулась, её веки начали смежаться, но она не упала. Вместо этого я увидел, как её эйсар вспыхнул, в то время как её решимость окрепла. Её спина выпрямилась, и ярость окутала её всё расширяющейся сферой силы. Это походило на традиционный щит, но гораздо более агрессивный по своей природе. Из него выросли клинки чистой силы, начав кружиться вокруг неё по мере своего расширения.

«Это ещё что за чертовщина?». Я был поражён её необузданным потенциалом, даже когда клинки начали рубить стены вокруг неё, уничтожая каменную кладку и ударяясь о мою броню. К сожалению, её недостаточная искусность показала себя, когда один из клинков задел её брата, глубоко врезавшись ему в бок и отбросив его к одной из стен. Кровь брызнула во все стороны.

Время будто остановилось, пока я смотрел, как он оседает, сильно кровоточа. Не в силах пробить её щит, я сделал единственное, что я знал, и, подняв свой меч, направил с помощью него порыв ветра, отбросив Мойру обратно к двери. Прежде чем она смогла прийти в себя, я подбежал к Мэттью, и приставил свой меч к его горлу.

— Не двигайся, или я убью мальчишку! — крикнул я, резко остановив её приготовления к новой атаке на меня.

Все взгляды сошлись на мне — и скованных воинов, и, в особенности, Пенни и Мойры. Я видел, как мысли Мойры понеслись вскачь, пока она пыталась найти решение, которое спасло бы её брата, но времени на это я ей не дал. Неуклюже работая пальцами, я вытащил из мешочка зачарованные защитные камни, и, произнеся слово, послал их окружить меня, Сэра Игана, и моего умирающего сына.

Сняв перчатки, я быстро вынул ключ, связывавший меня с Камерой Железного Сердца, и наскоро установил перемычку между ним и моими защитными камнями. Создание такой перемычки без предварительных приготовлений было рискованным делом, но мои знания и многолетняя практика были достаточными, чтобы справиться с этой задачей. Мойра уже начала молотить по моему зачарованному щиту, и без дополнительной силы тот не продержался бы под её ударами. Как только перемычка была готова, я вздохнул с облегчением — теперь прервать меня мог разве что кто-то из богов.

Теперь я обратил своё внимание на Мэттью. Его рана была серьёзной, и мои чувства поведали мне, что он умрёт в течение нескольких минут, если я его не исцелю. Основной проблемой был мой чрезвычайно низкий уровень эйсара. Коснувшись его сейчас, я, наверное, невольно выпил бы его жизнь одновременно с починкой его тела. Связь с Камерой Железного Сердца уже была, по сути, занята, но у меня поблизости был другой источник — Сэр Иган.

Во взгляде Игана сквозило отчаяние, пока он беспомощно наблюдал, как я снимаю его перчатку, обнажая его руку.

— Я хочу, чтобы ты зачерпнул силы земли. Это поможет компенсировать то, что я заберу у тебя, — сказал я ему, но не стал дожидаться того, чтобы узнать, понял ли он. Взяв его за руку, я начал усиленно вытягивать из него эйсар.

Огонь свежей человеческой жизни бушевал во мне, пока я черпал из Игана, посылая в меня мощный водопад эмоций, и к нему была примешана древняя сила, глубокая сила земли. Я тянул из него, пока не стал бояться за его жизнь, заливая в себя весь эйсар, которым он мог пожертвовать, прежде чем отпустить его руку. Выпустить его было нелегко, но меня ждало нечто более важное.

Рана моего сына была несложной, и залечивание кожи и мышц всегда легко мне давалось. Однако сегодняшний случай был иным. Мне приходилось крепко держать в узде поток эйсара, чтобы не выпить его жизнь, пока я латал кровеносные сосуды и соединял ткани. Это дополнительное осложнение, в совокупности с неуклюжестью из-за носимой мною брони, усложняли мою задачу. Не помогал и тот факт, что Мойра, похоже, думала, будто я убиваю её брата.

Зачарованный щит вибрировал от её неистовых атак, но я не осмеливался отрывать взгляд от Мэттью, пока не закончил закрывать его рану. Я тщательно позаботился о том, чтобы все кровеносные сосуды были правильным образом соединены, и что кожа и остальные ткани были совмещены верно. Неряшливая работа оставила бы шрамы, которые позже помешали бы ему свободно двигаться.

Когда я наконец закончил и поднял взгляд, лицо Мойры шокировало меня. Её кожа покраснела, а глаза опухли от слёз отчаяния. В какой-то момент она освободила Сайхана и свою мать. Пенни стояла, положив ладонь Мойре на плечо, будто успокаивая её, но напряжение в её взгляде заставило меня внутренне содрогнуться.

— Ты не можешь вечно прятаться под своим панцирем, — сказала она сухим голосом, от которого у меня по спине пробежал холодок. — Рано или поздно ты выйдешь, и когда это случится, я разорву тебя на куски.

Мойра на миг отвела взгляд:

— Дракон приближается.

— Мы не можем позволить этому существу забрать его, — ответила Пенни.

Было ясно, что они не могли видеть, что именно я делал, и они предположили худшее. Я уставился на них обеих, пытаясь решить, как лучше договориться о мирном разрешении ситуации. Гарэс приближался, но выбраться из-за моего щита и добраться до дракона будет проблематично. Пока я смотрел, глаза Мойры остекленели, будто она сосредоточилась на чём-то далёком. До меня едва слышно донёсся её голос, достигающий места, которого я больше не мог коснуться:

— «Мама, помоги мне. Ты мне нужна».

Она звала Мойру Сэнтир.

Каменный пол под их стопами поплыл, будто был жидким, вспучиваясь вверх, образуя тело Каменной Леди, Мойры Сэнтир… матери моей приёмной дочери. Своим магическим взором я видел, как колебался её эйсар. Его у неё почти не осталось, и даже манифестация могла стоить ей слишком дорого, но она всё равно явилась, ответив на зов своей дочери.

Я снова надел перчатки, и взял на руки бесчувственное тело моего сына. Мне нужно было какое-то преимущество в переговорах. С моей женой и дочкой против меня, у меня не было надежды сбежать. Гарэс не мог забраться внутрь, и я был слишком слаб, чтобы вырваться наружу силой.

— Мальчик всё ещё жив, — объявил я своим глубоким искусственным голосом.

— Чего ты хочешь… — быстро сказала Пенни, прежде чем добавить: — …и кто ты такой? — задала она вопрос. На её лице был написан её невысказанный страх. У неё уже были подозрения относительно моей личности. Я слишком поздно осознал, что забыл вернуть иллюзию, скрывавшую герб Камерона, украшавший мой нагрудник.

Поскольку я был закрыт с головы до ног в зачарованную броню, она никак не могла видеть черты моего лица, когда я ответил:

— Я — Брэксус, созданный служить Мордэкаю Иллэниэлу. Я ищу лишь возможности убрать тело этой Ши'Хар согласно его приказаниям.

Мне мгновенно стало ясно, что моей жене не понравилось ничего из только что сказанного. Она гневно нахмурилась:

— Мой муж мёртв. Как ты можешь утверждать, что получаешь его приказы? Почему ты носишь его броню?

— Он создал меня перед своей смертью, чтобы убедиться в том, что его желания будут выполнены, если он погибнет слишком рано, — сымпровизировал я. Шлем в этом помогал. Пенни слишком хорошо меня знала, и если бы она могла видеть моё лицо, то легко бы уловила мою ложь. «Конечно, если бы у меня не было шлема, то она своими глазами могла бы увидеть, кто я».

Глаза Пенни сузились:

— Это не объясняет то, почему ты носишь его броню.

— Я и есть броня.

— Ты совсем недавно снимал перчатку, — парировала она.

Я внутренне вздохнул. «Почему она всегда такая чертовски наблюдательная?».

— Внутри есть рудиментарное глиняное тело, но основные чары, из которых я состою, встроены в саму броню.

Тут заговорил Сайхан:

— Что бы там ни было в этих латах, это не может быть человеческой плотью. Оно пережило пламя Солнечного меча, когда я вонзил его в это тело.

— Сними шлем, — приказала моя упрямая супруга.

— Не могу, — решительно заявил я. — Мальчику нужна помощь. Позволь мне забрать Ши'Хар, и я больше не буду вам докучать.

— Отдай мне моего сына, и я позволю тебе уйти, — ответила она. — Больше никого тебе забрать не позволено.

— Лираллианта тебя не касается, — возразил я. Хлопки крыльев объявили прибытие на улицу Гарэса.

— А мой сын не касается тебя! — резко огрызнулась Пенни. — Люди в этом доме находятся под моей ответственностью, и я их не отдам какому-то… тому, что ты есть! Если Мордэкай действительно создал тебя, то можешь быть уверен, он бы не хотел, чтобы ты причинял вред его детям.

«Очевидно», — подумал я про себя. «Если бы только она просто убралась с дороги, и позволила мне делать моё дело». Помедлив какое-то время, я решил принять её условия:

— Хорошо, позволь мне уйти, и я дам тебе мальчика сразу же, как только достигну дракона.

Во время нашего разговора я смог уловить на грани своего восприятия скрытую беседу между моей дочерью и отголоском её настоящей матери, но я никак не мог знать, что они обсуждали.

— Ты отдашь мне моего сына прежде, чем ступишь через порог, — возразила Пенни.

Я кивнул:

— Поверю тебе на слово, Графиня.

Я бросил взгляд на свою дочь, готовясь убрать зачарованный щит — после призыва своей тёзки она как-то странно притихла. Она смотрела на меня с опечаленным выражением лица, будто её проняла какая-то трагедия. «Быть может, она только что до конца осознала, что её оплошность едва не стоила её брату жизни». Я не был уверен, заметила ли она это в сумятице схватки, или решила, что это я каким-то образом ранил его.

Я отбросил эти мысли прочь, и убрал свой щит. Делая это, я удерживал ключ к Камере Железного Сердца в руке, равномерно черпая из него, чтобы восполнить свою силу. Я не мог быть уверен в том, не передумает ли моя семья насчёт того, чтобы позволить мне сбежать.

Я передал Мэттью Пенни на руки, когда достиг дверного порога. От её близости у меня перехватило дыхание — или перехватило бы, если бы мне ещё нужно было дышать. Желание коснуться её руки, когда я передавал ей нашего сына, было почти непреодолимым, но она тщательно избегала касаться меня, каковой факт лишь усилил моё желание. Впервые с момента моей трансформации я был благодарен за то, что мои глаза больше не могли проливать слёзы.

Она позволила мне пройти через дверь, и я пошёл к ожидавшему на улице дракону, снова оставляя свою семью позади. Подойдя к массивной передней лапе Гарэса, я начал карабкаться вверх, но чьё-то присутствие заставило меня обернуться. У меня за спиной стояла Мойра Сэнтир.

— «Я знаю, что ты такое. Я попыталась помочь ей понять», — произнёс у меня в голове её голос.

Глядя мимо неё, я увидел, что моя дочь наполовину уткнулась лицом в бок своей матери, и что по её щекам побежали свежие слёзы.

— «Это было жестоко, и никакой необходимости в этом не было», — упрекнул я Каменную Леди. Общаясь с ней, я видел, как стало крошиться её тело — её эйсар был на исходе. Она была готова вот-вот навеки угаснуть.

Внезапная мысль вдохновила меня.

— «Гарэс, я сейчас сделаю кое-что глупое. Если моя семья попытается меня остановить, то я хочу, чтобы ты зарычал и принял угрожающий вид. Не вреди им, просто убедись, что они не попытаются вмешаться», — сказал я дракону.

Сняв перчатки, я приостановился на миг, прежде чем создать щит вокруг разрушающегося тела Мойры Сэнтир. Хотя Пенни не могла видеть, что происходило, моя дочь ахнула, и я забеспокоился, что она может вмешаться. Я снова вынул свои зачарованные защитные камни, и воссоздал свой щит, на этот раз — вокруг себя и Каменной Леди.

— «Что ты делаешь? Удерживая меня, ты ничего не получишь, моё время истекло», — проинформировал меня мысленный голос Мойры Сэнтир.

— «Не отвлекай меня», — ответил я тем же образом. — «Мне нужна твоя помощь, так что боюсь, что пока не могу позволить тебе умереть», — передал я ей свои мысли. Я снова замкнул Камеру Железного Сердца на зачарованный щит вокруг нас, прежде чем вытащить свой серебряный стило. Я начал обходить Каменную Леди, чертя с его помощью точные руны в воздухе вокруг неё, создавая замысловатый связанный узор.

Это были чары, но создавать их без твёрдой основы было чрезвычайно трудной задачей. Мне приходилось поддерживать точный образ всего целого, пока я работал над расширением и завершением оставшейся части. Ослабей в какой-то момент моя концентрация, и вся структура бы обрушилась до своего завершения.

Мысли Мойры Сэнтир приняли отчаянный оттенок:

— «Пожалуйста, нет! Ты не можешь так со мной поступить. Я пыталась помогать тебе на каждом шагу. Почему ты так меня предаёшь?!»

Я всё это проигнорировал, и продолжил работать. Я чуть было не споткнулся и не потерял хватку лишь тогда, когда услышал голос своей дочери:

— Не надо! Ты делаешь ей больно! — воскликнула она из-за внешнего щита. Тем не менее, попыток вмешаться она не делала. Либо она знала, что этот щит ей не по силам, либо она решила принять мои действия, какими бы они ни были. Я не мог не задуматься, что именно сказал ей отголосок её матери.

Секунды обернулись минутами, пока я работал, потеряв счёт времени. Я заострил свой фокус настолько, что для меня существовали лишь руны, которые я чертил, и воспоминание, которое я вытянул из далёкого прошлого. Воспоминание тайного проекта Мойры Сэнтир и первого Мордэкая, чары, которые он создал, чтобы спасти их от нависших над их миром тёмных сил… чары, создавшие Сияющих Богов.

— «Это неправильно!» — снова возопила она у меня в голове.

— «Скажи это женщине, изначально тебя создавшей», — парировал я.

— «Она не привязала меня к этому миру на всю оставшуюся вечность. Она знала, что содеянное ими было ошибкой».

— «Если честно, мне плевать. Ты будешь помогать мне, пока мои цели не будут достигнуты, и тогда я тебя отпущу, если ты этого хочешь», — отозвался я. Чары были завершены, и сжались, схлопываясь, связывая магический разум — единственное, что осталось от Мойры Сэнтир. Не задерживаясь, я произнёс слова, которые встроил в чары, подчинив её своей воле.

Её голова склонилась в поражении, когда я убрал внутренний щит, удерживавший её на месте, пока я работал.

— «Я — твоя рабыня. Не думала я, что ты способен на такое зло. Я тебя недооценила», — мысленно уведомила она меня.

— «Знакомое чувство», — ответил я. — «Я больше не могу себе позволить роскошь мягкосердечности, но Мал'гороса я ОСТАНОВЛЮ, тем или иным способом».

Судя по осмотру непосредственных окрестностей, моя публика решила не вмешиваться. Моя дочь смотрела на меня широко раскрытыми глазами, держа за руку свою мать. Лицо Пенни было нечитаемым, а Сэр Иган пришёл в себя достаточно, чтобы встать рядом с ней. Поскольку ситуация всё ещё оставалась спокойной, я убрал свой зачарованный щит во второй раз. Никто не сдвинулся с места.

— «Забирайся на дракона», — приказал я, демонстрируя процесс моей новой слуге. Мойра Сэнтир нехотя последовала за мной. — «И ещё — молчи, я не хочу, чтобы ты пока с кем-то ещё говорила, особенно с моей дочерью».

Гарэс подобрал под себя ноги, чтобы снова взметнуться в небо, и я отвернулся. Смотреть на мою семью было слишком больно, и взгляд моей дочери был одновременно печальным и обвиняющим. Она спроецировала мне своим мысли, впервые за свою ещё юную жизнь:

— «Почему ты забираешь мою мать?» — спросила она, и от касания её кроткого разума у меня заныло сердце.

Я закрыл глаза, и сосредоточил свой магический взор на небе, отказываясь отвечать. Для меня это было уже слишком. Дракон взметнулся в воздух, и ветер загремел хлопками его мощных крыльев.

— «Отец?»

Моя решимость сломилась, когда я услышал это слово:

— «Она — не твоя мать. Она — эхо, призрак, как и я».

— «Она мне так и сказала, но вы оба не правы. Матери и отцы появляются не от крови. Ты — мой отец в той же мере, что и человек, из которого ты был сделан… в той же мере, в какой они — мои матери», — передала она, а затем послала мне мысленный образ себя, держащей Пенни за руку, за которым последовал образ Каменной Леди.

— «Тогда делай, как я говорю, как сказал бы он: «Береги свою мать, и своих младших брата и сестру», — сказал я ей. У меня было тяжело на сердце, и я был благодарен за то, что полёт Гарэса почти вынес нас за дальность моей способности к мысленному общению.

Я едва-едва услышал её последнюю мысль:

— «Я люблю тебя».

Мёртвые не могут плакать, но слёзы — не самая острая форма боли.

Глава 14

Элиз Торнбер тихо стояла на улице в припортовом квартале Албамарла. Она была одета в старое шерстяное платье, залатанное и изношенное. Оно было неприметным, если не считать его чистоты. Элиз приказала заново выстирать платье, прежде чем позаимствовала его у одной из своих служанок. В руке она несла корзинку.

Её волосы были собраны в плотный узел, и, лишённая дорогих украшений, она могла быть почти кем угодно… кем угодно, только не дворянкой. Вернувшись жить в Албамарл, она заново посетила многие части города, в основном — по ностальгическим причинам, но так и не нашла причины пойти в припортовый район. Даже во времена своей молодости, работая в качестве одной из «Вечерних Леди», у неё никогда не было причин сюда заходить. Те немногие женщины, что занимались здесь самой древней в мире профессией, не были санкционированы церковью.

«Закрывая глаза на его состояние, трудно поверить, что Мордэкай стал бы нападать на проституток в этой части города», — молча подумала она. «В городе есть места и получше для поиска покладистых женщин, или шлюх… или добычи, если мы для него теперь являемся таковой».

Дверь перед ней была некрашеной, серой, растрескавшейся от солнца и дождя. Это было типично для домов этого района. Она мягко постучала, и стала терпеливо ждать, пока кто-то из жильцов не ответит.

— Кто там? — спросил сквозь старое дерево тонкий голосок.

Элиз была готова к этой ситуации. Она знала, что искомая ею женщина весьма подозрительно отнесётся к любым неожиданным людям. Незнакомцы не стучались в двери в этой части города, если только не пытались стребовать денег. Это было одной из причин, почему она была одета как можно более просто.

— Я ищу Мистера Ко́бба. Мне сказали, что он живёт где-то здесь, но я не знакома с этим районом, — ответила она, назвав имя соседа, с которым она только что разговаривала, пока искала дом Мёртл.

После короткой паузы детский голос ответил:

— Он живёт не здесь. Он по соседству.

— О, благодарю! — с благодарностью сказала Элиз. — Ценю твою помощь. Как думаешь, ты смогла бы указать мне его дом? Я бы предпочла больше не стучаться в двери незнакомцев.

Меган помедлила, но стоявшая снаружи женщина казалась довольно безобидной — по крайней мере, судя по голосу. Чуть погодя, она достаточно приоткрыла дверь, чтобы указать на дом справа от их собственного:

— Он живёт вон там, — осторожно сказала она. — У него же нет никаких неприятностей? Он хороший человек, — добавила она. В самом деле, он часто позволял Меган пользоваться его очагом, чтобы согреть воду для её матери и для неё самой, поскольку они не могли себе позволить дрова.

— Что? О, нет! Едва ли, дорогая — я пришла принести ему еды и лекарств. Один из его друзей попросил меня заскочить. Он приболел, и, конечно, ни у кого нет тех денег, которые требуют врачи, — легко солгала Элиз. — Я — повитуха, но ещё я собираю травы, и сейчас я чаще лечу больных, чем ухаживаю за молодыми матерями.

— О, — с нерешительным видом сказала юная девочка. В её голове вертелись мысли, но было неясно, что повлияет на следующие её слова — невысказанные мысли или осторожность.

Элиз не стала ждать, чтобы это выяснить:

— Благодарю за помощь, Мисс. Могу я предложить тебе немного хлеба? У меня его больше, чем нужно Мистеру Коббу, и с твоей стороны любезно было помочь мне.

Она сдвинула в сторону ткань, покрывавшую её корзинку, показав большой круглый каравай.

Этот простой жест переборол подозрения Меган:

— Он и впрямь нам не помешал бы, мэм. Мама последнее время очень болеет, а денег у нас мало, — сказала она. Её невысказанной надеждой было то, что, быть может, эта добрая женщина сможет сделать что-то ещё.

Лоб Леди Торнбер наморщился в озабоченном выражении:

— Хочешь, я её посмотрю? Быть может, я смогла бы помочь.

— У нас нечем вам заплатить, — ответила Меган, но в её взгляде читалась надежда.

Элиз с секунду смотрела на девочку:

— Я и не попрошу денег, но, быть может, однажды, если мне понадобится помощь, ты сможешь отплатить мне за услугу.

— По-моему, это честно, — серьёзно ответила Меган. Она шагнула назад, чтобы позволить женщина войти в дом, который она делила со своей матерью.

Внутри домик был тускло освещён, но после того, как осмотрелась, Элиз решила, что слишком яркое освещение могло бы лишь сделать унылую природу их дома более очевидной. Женщина, предположительно — Мёртл, лежала на маленькой кровати, стоявшей вдоль одной из стен. Мебели было мало, и шаткий столик и холодный очаг почти никак не заполняли пустоту помещения.

Мать Меган казалась крепко спящей, но когда Элиз проверила её лоб, то обнаружила, что тот слишком тёплый наощупь. Приложив голову к груди женщины, она послушала биение её сердца. Услышанное ей не понравилось. «У неё жар, и её сердце бьётся слишком часто».

— Давно она такая?

— Уже несколько дней…

Элиз нахмурилась:

— Она могла что-нибудь есть или пить?

— Я давала ей воду, но она мало пьёт. Хлеб у нас кончился вчера, и Ни́кко забрал наши деньги, — ответила девочка.

— Никко?

— Мама платит ему, чтобы стража нам не докучала, — ответила девочка.

«Я искренне сомневаюсь, что он имеет хоть какое-то отношение к страже», — подумала Элиз, но лишь кивнула в ответ:

— Можешь принести мне горячей воды? Я вижу, у тебя там есть котелок.

Вскоре девочка вернулась с исходившим паром котелком. Открыв свою сумку, Элиз вытащила маленький саше, и положила его завариваться в воду.

— Это должно помочь с её жаром, и если она выпьет достаточно, то и сердце её успокоит, — сказала она девочке. — Твоей матери нужно больше жидкости. Иди сюда. Послушай её грудь, — добавила она, жестом указав Меган послушать биение сердца её матери.

— Стучит как-то суетливо, — сделала наблюдение девочка.

Элиз кивнула:

— Когда у тебя не хватает воды, кровь сжимается, и сердце пытается возместить это, сокращаясь быстрее. Это может быть очень опасно. Посмотри на её кожу, — сказала она, ущипнув плоть на верхней части руки Мёртл: — Видишь, как она не разглаживается? Это ещё один признак. Иногда люди заболевают, и не могут поправиться просто потому, что пьют слишком мало, и не доживают до выздоровления.

Когда чай был готов, Меган попыталась разбудить свою мать. Потребовалось несколько минут тряски, уговоров и постоянных приставаний, но в конце концов Мёртл проснулась достаточно для того, чтобы сделать маленький глоток. Её глаза были остекленелыми, и было очевидно, что она слегка бредила. Она даже не заметила незнакомку в своём доме, прежде чем снова закрыла глаза.

— Так не пойдёт, — сказала Леди Торнбер, сжав губы.

— Разве нам не следует позволить ей отдохнуть? — спросила Меган. — Она ведь немного выпила.

— Совершенно недостаточно, — объяснила Элиз. — Она умрёт, если ты продолжишь давать ей отдыхать. Каковы, по-твоему, допустимые методы для того, чтобы разбудить кого-то в таком состоянии?

Девочка некоторые время напряжённо думала:

— Громкие звуки?

Элиз кивнула:

— С этого можно начать, но мы это уже прошли. Если это не работает, то можно попробовать пощёчины или холодную воду.

— Вы же не собираетесь бить её по щекам?! — встревоженно сказала Меган.

Леди Торнбер улыбнулась:

— Нет, но когда выбор лежит между смертью и причинения пациенту каких-то неудобств, иногда нужно выбрать более жестокий вариант. К счастью, у меня тут есть кое-что, наверное работающее гораздо проще, чем применение таких грубых методов, — сказала она, запустила руку в свою корзинку, и вытащила стеклянный флакончик.

— Что это?

— Химики называют это «сал аммониак», но ты, вероятно, слышала об этом как о «нюхательной соли», — ответила Элиз, раскупорив флакончик и поводив им у Мёртл под носом. Бессознательная женщина резко вдохнула, и её глаза широко распахнулись, когда она повернула голову, пытаясь избежать резкого запаха аммиака.

— Кто ты? — спросила Мёртл, когда её взгляд сфокусировался.

— Выпей вот это, — приказала Леди Торнбер, игнорируя её вопрос.

Мёртл замотала головой, отказываясь пить:

— Тебя Никко послал? Зачем ты здесь?

Внутренне вздохнув, Элиз покосилась на Меган, взглядом приказывая девочке молчать, и солгала:

— Да, конечно, Никко послал меня, чтобы позаботиться о твоём выздоровлении. А теперь выпей, иначе я буду вынуждена пригласить его сюда с личным визитом.

Это, похоже, сработало. Мёртл сделала долгий глоток, прежде чем снова оттолкнуть чашку, но Элиз ещё не закончила. Встряхнув больную, она снова сказала:

— Допей чашку, дорогая, иначе я буду вынуждена прибегнуть к более грубым методам.

Глаза Мёртл раскрылись, и на этот раз она допила из чашки, прежде чем снова их закрыть. На этот раз Элиз позволила ей заснуть.

— Этого хватит, чтобы она поправилась? — спросила Меган.

Леди Торнбер мягко улыбнулась:

— О небеса, нет, ей потребуется гораздо больше, но она не может выпить всё за один раз. Мы позволим ей немного поспать, а потом снова разбудим её через час.

— Вы будете здесь так долго?

— Мне придётся сперва сходить к Мистеру Коббу, и позаботиться о нескольких вещах, но потом я вернусь, — сказала она девочке.

Покинув бедное жилище, она действительно зашла к Мистеру Коббу. Её истинной целью было подкупить его, позаботившись о том, чтобы он не раскрыл её ложь, если девочка спросит о ней. Она также осведомилась насчёт местоположения Никко, утверждая, что у неё и к нему есть дело.

Мистер Кобб был достаточно услужлив, особенно после того, как увидел цвет её денег, хотя он был, похоже, озабочен тем, собирается ли она навредить Меган и её матери. Никко оказался весьма известной личностью в этом районе, и Мистер Кобб был совершенно не против поделиться информацией об этом.

Прошло несколько часов, прежде чем Леди Торнбер вернулась в домик Мёртл, но своих целей она достигла. Меган, похоже, была рада её видеть, и сразу же впустила её:

— Я не была уверена, вернётесь ли вы на самом деле, — призналась девочка.

Элиз мягко похлопала её по голове. Девочка казалась смышлёной не по годам, что, вероятно, было результатом полученных в юном возрасте уроков выживания.

— Мои дела заняли немного дольше, чем я предполагала. Твоя мать выпила остальной чай?

Котелок был почти пуст. Меган каждый час будила свою мать, чтобы дать ей попить, при необходимости используя нюхательную соль. Жар Мёртл также пошёл на убыль. Леди Торнбер приказала девочке принести ещё горячей воды, и приготовила ещё одну порцию чая.

Разобравшись с этим, и дав Мёртл очередную чашку, она начала задавать более прямые вопросы:

— У твоей матери были какие-нибудь необычные посетители перед тем, как она заболела?

Девочке не хотелось отвечать на этот вопрос, вероятно — из страха раскрыть профессию своей матери, но в течение часа она в конце концов передала весь рассказ, описывая посетившего их несколько ночей назад странного человека. Сама того не осознавая, она постепенно начала доверять пожилой женщине, хотя затруднилась бы сказать, почему именно.

Элиз Торнбер осталась ещё на несколько часов, прежде чем наконец собрать вещи, и уйти. Она узнала всё, что хотела знать, хотя ответы лишь увеличили число её вопросов. Она снова погладила Меган по голове, прежде чем уйти:

— Я вернусь завтра утром, чтобы проверить твою мать, — сказала Элиз, подбадривая её.

На следующий день она вернулась с каретой и несколькими своими наиболее обходительными слугами. После небольшого обсуждения она убедила Меган и её мать вернуться вместе с ней в её городской дом. Девочка нервничала, но Элиз практически не дала ей возможности отказаться. Леди Торнбер была чрезвычайно убедительной, когда того желала.

Мёртл после выздоровления ждала работа в прислуге Леди Торнбер, и Элиз имела большие надежды на Меган. Девочка казалась необычно сообразительной.

Никко, скорбный животом, умер на следующий день.

Глава 15

Мы летели на запад, следуя вдоль тёкшей к побережью Реки Мёртл. Поскольку мы пустились в путь ближе к вечеру, то скоро уже летели в ночное время, но луна светила ярко, и у Гарэса, похоже, почти не было проблем с виденьем в темноте. Погода была ясной, и луна заливала лежавший под нами мир завораживающими узорами света и тени. Сама река выглядела чёрной, но вдалеке она светилась отражавшимся на нас лунным светом.

Будь я поэтом, я мог бы испытать соблазн сложить по этому случаю стих, а так я лишь ограничился подходящим по случаю восхищением.

Мойра Сэнтир молчала с тех пор, как мы покинули Албамарл. Я всё ещё использовал это имя, думая о ней, хотя она на самом деле не была подлинной личностью. Так было проще всего, поскольку она не называла мне своего собственного имени. «В отличие от меня, поскольку я сумел назваться «Брэксусом» несколько часов назад», — тихо подумал я. «Полагаю, имя достаточно подходящее, поскольку я действительно расплачусь с некоторыми долгами, прежде чем всё закончится». Я хотел было добавить «или умру, пытаясь это сделать», но осознал, что лучше бы подошла фраза «или могу попытаться умереть».

Наш полёт пронёс нас над городом Тёрлингтон, угнездившимся на краю Болота Виверн, где река расходилась в широкой дельте, питавшей огромную болотистую территорию. Само болото было названо так потому, что основатель Тёрлингтона считал, что множество обитавших в этой области крокодилов выглядели довольно похожими на драконов. Возможно, он бы пересмотрел своё мнение, увидь он дракона, на котором я летел. Разница между Гарэсом Гэйлином и жившими в болоте рептилиями была весьма разительной.

Если уж на то пошло, ночной перелёт над городом был к лучшему. Жители могли удариться в панику, увидев летящий над ними колоссальный силуэт дракона.

Эта мысль заставила меня тихо засмеяться, когда я вообразил бегущих к укрытиям горожан, и сидевшая передо мной Мойра пошевелилась, почувствовав мой смех. Тем не менее, она промолчала.

— Ты вообще собираешься со мной когда-нибудь снова говорить? — сказал я со своего места позади неё. Мне приходилось кричать, чтобы меня было слышно за свистом ветра.

— «Ты не давал мне разрешения говорить», — пришёл ко мне в разум её немногословный ответ.

Я внутренне содрогнулся, вспомнив свои последние обращённые к ней слова. Хотя я на самом деле не имел намерения запрещать ей когда-либо говорить, мой приказ был подкреплён силой связывавших её чар. Она была буквально неспособна общаться без моего дозволения.

— Я совсем забыл об этом, — ответил я. — Ты можешь общаться или действовать ещё каким-либо образом, если только не считаешь, что это пойдёт вразрез с моими желаниями, а сейчас моё единственное желание — чтобы ты оставалась со мной.

— «Я понимаю».

Она не потрудилась добавить ничего больше, отчего у меня создалось впечатление, что она, вероятно, не простила меня за недавние мои действия. «Ну и ладно — молчаливое неодобрение я переживу. Вообще-то, мне так даже лучше», — подумал я, хотя передавать ей эту мысль я не стал. В течение всех лет моего брака я часто жалел, что Пенни не прибегала к молчаливому неодобрению, однако это было не в её характере.

Гарэс медленно снижался, паря всё ниже, пока мы не полетели прямо над верхушками кипарисов, преобладавших в этой части болот. Я направил ему свои мысли:

— «Почему мы снижаемся»?

— «Мы рядом с побережьем», — ответил он, не утруждая себя никакими дополнительными пояснениями.

Хотя ни мне, ни Мойре на самом деле больше не нужно было отдыхать или спать, я осознал, что для нашего всё ещё живого средства перемещения это было не так.

— «Это имеет смысл», — ответил я. — «Мы можем отдохнуть там, прежде чем продолжить утром».

— «Куда ты намереваешься отправиться оттуда?» — спросил он.

Это был вполне разумный вопрос, учитывая тот факт, что я пока не потрудился поделиться с ним своей запланированной целью.

— «Будем двигаться дальше на запад, через океан».

— «Там нет ничего кроме воды и ещё воды, когда минуешь редкие прибрежные острова», — ответил он с ментальной ноткой любопытства. Гарэс приземлился на большом, но относительно твёрдом отрезке песчаного пляжа. Территория, где болото встречалось с океаном, была по большей части солёным мелководьем с кучей тростника и других растущих в солёной воде растений, но глаза дракона нашли для нас одну из немногих областей с твёрдой землёй.

— Там есть остров, — сказал я, используя свой голос, теперь, когда шум его крыльев стих.

— Я его не видел, — ответил Гарэс, будто он мог окинуть всю широту морей одним лишь своим взором. С другой стороны, я вынужден был признать, что у дракона было зрение не хуже орлиного. Если он в прошлом летал над побережьем, то в ясную погоду мог видеть на многие мили.

Я улыбнулся, хотя под шлемом выражение моего лица ушло впустую:

— Он немного дальше, чем твои глаза могут видеть отсюда.

— Насколько дальше? — с подозрением спросил он.

Я немного подумал над этим вопросом, прежде чем ответить:

— Я не уверен, но примерно на том расстоянии, которое мы пролетели сегодня.

— Мы сегодня пролетели над половиной Лосайона, даже больше. На таком расстоянии там ничего нет кроме пустых глубин, — сказал мне Гарэс, высказав это как факт.

Мойра выбрала этот момент, чтобы подать голос:

— Гарэс верно говорит.

— Голем не ошибается, — ответил дракон, прежде чем безмолвно добавить: — «Ты так и не сказал мне, зачем ты настоял на том, чтобы взять это существо с собой».

Это его отступление меня ошарашило. Мне и в голову не приходило, что он не знал, кто она такая. В конце концов, они были друзьями до войны с Балинтором, более тысячи лет назад. В то время кроме них больше не было живых архимагов. Конечно, сейчас она выглядела немного иначе, имея тело из земли и камня.

Прежде чем я смог объяснить, он снова заговорил:

— Откуда ты знаешь моё имя?

— «Я помню дни до войны с Балинтором», — ответила она, на этот раз вещая свои мысли нам обоим. — «Моя создательница жила и работала с тобой бок о бок, до твоего обращения в дракона».

— Странно ты говоришь — «создательница»; если ты была одной из Тагос Чэрэк, то не моей. Мойра Сэнтир что, создала твои узы после моей… трансформации? — осведомился он. Использованная им фраза, «Тагос Чэрэк», была старым термином, означавшим воина, которому архимаг дал узы земли.

Сразу отвечать Мойра не стала, и послала мне личную мысль, окрашенную неохотой:

— «Быть может, будет лучше оставить моё происхождение в тайне. Ему это принесёт лишь боль».

— «Я множество вещей держал в себе, но скрывать от него это было бы нечестно», — сказал я ей. Раскрыв рот, я заговорил вслух: — Мойра создала её как своего рода копию своей личности и воспоминаний перед боем с Балинтором, — сказал я. Причину, толкнувшую её к этому, я не озвучил. Я сомневался, что даже дракон знал, что моя дочь была мне на самом деле не родная.

Глаза дракона расширились от изумления:

— Я думал, что в вашем роду это было запрещено.

— «Действительно, запрещено», — сказала Каменная Леди, потупив взгляд, — «но она всё равно решила это сделать. К тому моменту не осталось никого, кто мог бы оспорить её решение».

Дракон имел ввиду особый дар волшебников из рода Сэнтир, способность создавать разумные сознания из одной лишь магии. Подобно таланту Прэйсианов к невидимости, её род был способен создавать разумные заклинания в качестве временных слуг или помощников. Их создания принимали множество форм, порой будучи всего лишь маленькими посланниками, похожими на птиц, а порой будучи сложными сущностями, которые использовались для придания разума механическим слугам.

Единственным правилом, которого всегда придерживались волшебники Сэнтиров, было никогда не создавать истинную копию, клона самих себя. Это считалось жестоким и бесчеловечным, и, учитывая мой собственный статус чего-то подобного этому, я был вынужден согласиться с их умозаключениями.

Я синтересом наблюдал за этими двумя сущностями, просуществовавшими уже более тысячи лет. Двое свидетелей и участников одной из величайших трагедий, когда либо случавшихся с человечеством — двое знакомых, не разговаривавших друг с другом с того дня, как Гарэс трансформировался, и погубил как врага, так и людей, которых он собирался защищать. Для столь долгожданной встречи эти двое были удивительно подавленными. Они долго молчали.

По прошествии, казалось, часов, хотя, вероятнее всего, лишь пары минут, дракон снова заговорил:

— Так ты помнишь… — сказал он, позволив фразе повиснуть в воздухе, не в силах завершить её, хотя мы все знали, что он мог иметь ввиду лишь одно событие.

— «Я — на самом деле не Мойра Сэнтир, но эти воспоминания у меня есть. Я всё помню, как если бы я была там лично», — ответила она ему.

Воздух между ними будто гудел от едва подавляемого напряжения. Исходившие от Гарэса эмоции были настолько мощными, что даже его твёрдо контролируемый разум, с его странной рептилииевой природой, не мог их скрыть. Его внутренняя боль пульсировала, и моё собственное сердце будто резонировало с ней. Это напомнило мне о том дне, когда я стал таким, какой я стал сейчас, о дне, когда меня разлучили с моей семьёй и всеми, кого я знал и любил.

— Может, будет лучше, если я оставлю вас до утра. Мне нужно поохотиться, и… — начал дракон, отворачиваясь.

Мойра резко шагнула вперёд, положив ладонь на его массивную переднюю лапу прежде, чем он смог снова взлететь:

— «Подожди. Тебе нужно это знать. Она простила тебя, перед смертью. И остальные простили, даже Мордэкай, хотя он сперва злился. Они поняли твою ошибку, и они чувствовали то же отчаяние. Они… мы… мы все допускали свои собственные ошибки».

Использование ею имени «Мордэкай» на миг сбило меня с толку, пока я не осознал, что она имела ввиду моего предка, мужчину, которого она любила.

— Ошибки? Я допустил не ошибку! Я убил своих людей. Рвя и сжигая, я уничтожил всё, что было мне дорого, — с горечью огрызнулся дракон.

— «Твой разум был не твоим собственным, после трансформации…»

— То был этот разум. Тот, который вы видите сейчас перед собой. Я не менялся с тех пор. В своей ярости я убивал всё, что двигалось, а когда ничего не двигалось — я ждал. Я ждал и охотился дни напролёт, ловя выживших, когда те выходили из укрытий! — сказало он, криком прервав её попытку утешения.

Однако Мойру его ярость не поколебала:

— «Ты был новым существом, обезумевшим от нового тела и чувств, гонимым инстинктами, которых ты никогда прежде не испытывал. Ты адаптировался, и в конце концов научился контролировать себя, иначе сейчас у нас не было бы этого разговора».

— Ты не убила своих… — начал он, но она его прервала:

— Я уничтожила целую нацию, и всех невинных, что всё ещё скрывались на её территории. Я помогла создать Сияющих Богов, и я несу вину за всё, что они натворили с тех пор, как мы оставили их осиротевшими и без хозяев. ПЕРЕСТАНЬ ВИНИТЬ СЕБЯ. Если я могу тебя простить, если я могу простить себя, то и ты тоже можешь. У тебя было более тысячи лет на то, чтобы горевать», — выдала она напряжённым от эмоций мысленным голосом, который в некоторые моменты повышался до ментального эквивалента крика.

Слушая их, я не мог не подивиться её решимости. Когда-то я вырезал почти всю популяцию здоровых мужчин Гододдина, когда они вторглись в Лосайон, и я до сих пор не простил себя до конца. После этого я был в ответе за гибель ряда невинных людей, когда я пытался защитить своих друзей и семью. Питэр и Лилли Такер всегда первым делом приходили мне на ум, когда я думал об этом. Хотя доводы Мойры были сильны, я так и не простил себя полностью. Я лишь научился жить с этой виной.

Я раскрыл свой рот, чтобы добавить свои собственные мысли:

— Я тоже пострадал от своих ошибок, но я думаю, что, быть может…

— Не вмешивайся! — мгновенно зарычал дракон, перебивая меня. Его словам вторило ментальное настроение Мойры.

Они минуту молча смотрели друг на друга, пока я не осознал, что они общались приватно, исключив меня из разговора. То было неприятное ощущение, и я испытал облегчение, когда Мойра наконец спросила меня:

— «Поскольку мы остановились на ночь, мне бы хотелось побыть с Гарэсом наедине, чтобы разобраться в нашем прошлом. Могу я быть свободно до завтра?»

Этот вопрос меня удивил, но я с готовностью уступил:

— Определённо, просто позаботься, чтобы вы оба вернулись с рассветом.

Дракон согласно кивнул, и опустил своё тело, чтобы Каменная Леди могла взобраться ему на спину. Несколько мгновений спустя их не стало, а я остался на песке один, окружённый природной красотой солончаков позади, и великолепием заходящего солнца над океаном передо мной. Я не мог не задуматься о том, какова будет тема их разговора.

Гадать было бесполезно, поэтому вместо этого я насладился великолепной картиной розовых и оранжевых отсветов на облаках позади меня, в то время как само море наполнилось пастельными тонами, отражёнными в пенных гребнях волн. Поскольку я не нуждался во сне, ночь грозила быть нудной. Даже обычная походная рутина — огонь, еда и так далее… всё это стало ненужным. «Когда я закончу эти дела, то и я тоже стану ненужен».

Такие меланхоличные мысли часто посещали меня в те дни. Вздохнув, я вытащил свой ключ к Камере Железного Сердца, и начал долгий процесс вытягивания её силы. Та мне понадобится в грядущие дни, в этом я был уверен.

Глава 16

Мои спутники вернулись в предрассветные часы, до появления над горизонтом солнца. Может, слово «спутники» было слишком щедрым — «прислужники» или «невольники» подошли бы лучше, поскольку я практически не оставил им выбора в их обстоятельствах. «Что-то я радостный этим утром», — с сарказмом заметил я.

После их прибытия я заметил важную перемену. Каменная Леди перестала быть каменной.

Когда я только обнаружил дракона на пределе дальности своего магического взора, я без проблем опознал их обоих, в основном из-за их характерного эйсара. Хоть Гарэс Гэйлин был большим и внушительным физически, его мощный эйсар сиял подобно маяку. У Мойры Сэнтир он был гораздо тусклее, по большей части из-за того, что она больше не производила эйсар так, как это делало бы живое существо. У неё было лишь то, что осталось от её создателя, и этот запас постепенно истощался за прошедшие века, пока мои чары не изменили базовую природу её существования.

Её радикальная физическая перемена стала видна лишь после того, как они приблизились. Теперь она была из плоти и крови. Её искусственный дух, с его ограниченным эйсаром, скованным моими чарами, был всё тем же — ни один волшебник не спутал бы её с нормальным человеком, но теперь она находилась в теле, состоявшем из живой плоти. Тёмные, почти чёрные волосы обрамляли бледное лицо со светло-серыми глазами и бледно-розовыми губами. Её новое тело было почти небрежно прекрасным, ни одна из её черт не была чем-то выдающимся, но их совокупность приятно радовала глаз.

Я скрыл своё удивление:

— Гораздо лучше, вчера ты дерьмово выглядела.

Её брови изумлённо поднялись:

— Человек, которого ты напоминаешь, был гораздо обходительнее. Твои комментарии тебе не к лицу. Жизнь стала бы для тебя гораздо проще, если бы ты перестал так упорно пытаться выставить себя мудаком.

— Рад видеть, что наша разлука вернула тебе интерес к обмену колкостями, — сказал я, втайне рассматривая её. Она была одета всего лишь в простую шерстяную сорочку. — Я также хотел бы напомнить тебе, что ты знала Мордэкая не очень хорошо. Он был далеко не таким обходительным, как тебе хотелось бы думать.

Дракон внутренне смеялся. Глазами это было не увидеть, но я чувствовал его веселье, и оно меня раздражало.

— Ты определённо сполна получил его упрямство, — прокомментировала она. — Разве тебе не любопытна моя перемена?

Вместо того, чтобы подтверждать её ремарку, я честно ответил:

— Действительно, любопытна.

Гарэс выбрал этот момент, чтобы присоединиться к разговору:

— После нашей беседы прошлой ночью я предложил изменить ей тело. Это было… маленьким подарком.

Я подозревал, что он хотел сказать «возмещением», но в последний момент передумал. Из того, что я знал о древнем архимаге, он не верил, что когда-либо сможет искупить свои грехи. Это также был один из очень немногих известных мне случаев, когда он использовал свои способности архимага. В прошлом он трансформировал своё собственное тело пару раз, но трансформировать себя и делать это для кого-то другого — две больших разницы.

По моему собственному опыту, это подразумевало чрезвычайный уровень близости, поскольку для достижения такого эффекта требовалось такое же слияние, какое использовалось во время большинства продвинутых типов исцеления. Простое исцеления требовало лишь волшебства, но для сложной реконструкции тканей требовалось своего рода интуитивное, врождённое знание субъекта. Такого рода знание невозможно было получить извне. Гарэс был вынужден до некоторой степени стать ею, прежде чем он смог трансформировать её тело к человеческой форме, которую она помнила.

Наиболее выдающейся частью, по моему мнению, было то, что в прошлом Гарэс подчёркнуто демонстрировал свою вызывающую независимость. Он заставил меня поверить, что та была фундаментальной частью его драконьей природы, однако тот тип слияния, который был необходим для трансформации Мойры, эту идею полностью опровергал. Либо дракон с самого начала лгал мне, либо он полагал, что находится в огромном долгу у этой тени когда-то знакомой ему женщины.

Это также сказало мне, что он по-прежнему полностью владел своими способностями и волшебника, и архимага, сколько бы веков он ни прожил в драконьем облике.

Всё это промелькнуло у меня в голове за секунды, в то время как мой сознательный разум силился найти подходящий ответ.

— Это испортит твою репутацию, если об этом узнает общественность, — наконец сказал я.

Тут Мойра Сэнтир резко засмеялась. Не деликатным, женственным, частично подавленным смехом, который порой используют женщины, а более честным хохотом, полным хрюканья и неподобающего женщине уханья. Я уже больше года не слышал женского смеха, и для меня стало неожиданностью, насколько мне его не хватало.

— Нам нужно поговорить наедине, — сказал я дракону, прежде чем обратиться к Мойре: — В течение следующих пяти минут ты больше не можешь слышать или использовать какие-либо способы подслушать этот разговор, — приказал я. Выражение её лица сменилось на раздражённое, когда моя команда возымела эффект, лишив её слуха.

Игнорируя выражение её лица, я кивнул Гарэсу, и зашагал прочь, показывая, что ему следует двигаться следом.

— Это было весьма деспотично, — проинформировал он меня.

— Будто мне есть до этого какое-то дело, — ответил я. — У меня нет времени волноваться о своём социальном капитале. Я на самом деле даже не настоящая личность, и мне нужно ещё многое сделать.

Глаза дракона сузились:

— Тогда отдавай приказы, Господин, чтобы поскорее закончить этот разговор, — заявил он сочившемся сарказмом голосом.

— Чары, которые я использовал, чтобы не давать ей исчезнуть — те же, которые были использованы при создании Сияющих Богов. Если с ними ничего не сделать, то она будет вынуждена существовать всю оставшуюся вечность, чего, я уверен, она не желает, особенно учитывая то, как хорошо распорядились своим бессмертием боги, — объяснил я. Наклонившись близко к голове дракона, я прошептал слова, являвшиеся ключом к чарам Мойры. — Ты хорошо расслышал меня? — спросил я после этого.

— Да.

— Эти слова позволят тебе отпустить её, когда всё это закончится, — объяснил я.

— Зачем ты поделился ими со мной? — спросил он.

— Потому что я верю, что ты поступишь правильно, даже если я сам не смогу, — просто заявил я. Теперь, особенно после того, как он её трансформировал, мне стало достаточно ясно, что Гарэсу Гэйлину было глубоко небезразлично благополучие тени Мойры Сэнтир. Это делало его идеальным кандидатом в те, кому можно было доверить это знание.

— Ты бессмертен, и маловероятно, что тебя не будет здесь, чтобы лично сделать для неё то, что необходимо, — спокойно возразил он.

— Мне не особо нравится моё состояние, и даже если забыть об этом, настоящий Мордэкай всё ещё здесь, — сказал я, подчёркнуто постучав себя по груди. — Заклинательное плетение, которое удерживает меня здесь, также удерживает взаперти его душу. Чтобы ему было позволено воистину упокоиться с миром, я должен найти способ покончить с этим, — объяснил я. Из-за приказа Лираллианты я не мог рассказать ему о её даре, но это едва ли требовалось для выдвижения моего аргумента: — Чтобы не рисковать, я считаю важным позаботиться о том, чтобы кто-то ещё знал, как её развоплотить — кто-то, кому она может доверять.

Гарэс обогнул мои слова, задав язвительный вопрос:

— А тебе она доверять может?

Я улыбнулся ему, хотя знал, что он не мог видеть моего лица за стальным шлемом:

— Никто из вас не может мне доверять. У меня есть иные приоритеты, которые я поставлю выше ваших. Я готов не моргнув и глазом обречь вас обоих, если это позволит достичь моих целей.

— Ты не помогаешь себе, делясь этими сведениями, — сделал наблюдение он.

— Это — лишь удобная доброта. Не высматривай в этом ничего большего, — ответил я, прежде чем развернуться, и пойти обратно туда, где мы оставили нашу временно глухую спутницу. Вскоре её слух вернулся, хотя я подозревал, что её настроение будет восстанавливаться дольше.

— Насчёт этого острова, который, как ты говоришь, находится за океаном… — начал Гарэс.

— Я слышу скепсис в твоих словах, — перебил я.

Дракон ненадолго приостановился, издав почти неслышимый рык. Он что, ворчал?

— В моё время мир был довольно хорошо исследован, и было известно, что та часть океана пуста, — наконец сказал он.

— В твоё время Залив Гарулона тоже не существовал, — напомнил я ему.

Тут от него донеслось шипение:

— Я там жил. Тебе едва ли необходимо указывать на этот факт.

— Я говорю тебе, что там есть остров, большой остров. Там поместились бы все владения Ланкастера, и большая часть моих в придачу, — твёрдо заявил я. — Он был там задолго до войны с Балинтором или создания Залива.

Тут вмешалась Мойра:

— Я думаю, что Гарэс пытается сказать, так это то, что в те времена шла оживлённая морская торговля между Лосайоном, Гододдином и Гарулоном. Хотя большинство моряков придерживались прибрежных вод, некоторые выходили дальше с исследовательскими миссиями, и в их число входило несколько волшебников. Ничего настолько крупного, как описываемое тобой место, никогда найдено не было.

— Его и не должны были найти. Создавший его человек позаботился об этом, — проинформировал я её.

Она хмуро посмотрела на меня:

— Быть может, пошло бы на пользу, если бы ты раскрыл источник своих сведений. Очевидно, что ты что-то обнаружил, но мы не можем оценить надёжность этого источника, не зная подробностей, — произнесла она, и положение её челюсти намекало на подступающее к поверхности контролируемое раздражение.

Как часто бывало в последнее время, я испытал искушение отреагировать на это насильственным образом. «Это ненормально, раньше я таким не был». Я боролся со своим гневом, дождавшись, пока не сумел покрепче ухватить контроль над своими словами, прежде чем ответить:

— У меня теперь есть много сведений, но источником их я не поделюсь, за исключением того, что это была семейная тайна, — сказал я. «Тайна семьи, к которой я на самом деле не принадлежу». — Что я могу сказать, так это то, что мой предок, создавший Элентирские Горы, также создал этот остров. И по причинам, которые очень похожи на твои собственные, когда ты прятала свою дочь, он позаботился о том, чтобы этот остров никогда не обнаружили случайно.

— Если его там нет, то нам, возможно, придётся добираться обратно вплавь, — сделал наблюдение Гарэс. — Не знаю, хватит ли у меня сил вернуться на берег после целого дня, проведённого в полёте.

Я снял перчатку, чтобы позволить ему оценить силу, которую я забрал из Камеры Железного Сердца:

— Если будет необходимость, я смогу нас вернуть.

Заметив излучаемую мной безмерную силу, Гарэс сделал иное наблюдение:

— Мы тебе вообще не нужны. Зачем тогда ты настаиваешь на том, чтобы тащить нас с собой?

— Ты — последний из живущих архимагов, хоть и дракон, — сказал я. — Есть вещи, которые тебе следует увидеть. Возможно, я не смогу победить Мал'гороса. Возможно, я не смогу выполнить обещание Иллэниэла. Если я не смогу сделать и то, и другое, то миру конец. Вы — лучшая надежда на успех в случае моей неудачи. Поэтому я и тащу вас с собой.

— Такими вещами делятся с другом, с союзником, а не с рабом, — заметил он.

— Я больше не могу себе позволить такую роскошь. Я делаю ставку на то, что вы предпочтёте продолжить начатое мной, если я не смогу закончить эти дела.

От дракона пришёл низкий рокот:

— Ты делаешь слишком много предположений насчёт моих намерений.

«Я так не думаю. Только не после того, что случилось прошлой ночью с Мойрой Сэнтир». Однако свои мысли я не высказал:

— Отправляемся. Хватит разговоров, — сказал я им.

Гарэс громко щёлкнул зубами, каковое действие, по моим предположениям, означало, что он злился, но прежде чем он смог ответить, Мойра подняла ладонь:

— Споры нам не помогут. С тем же успехом можно отправиться посмотреть, что ждёт нас на этом его острове, — успокаивающим тоном сказала она.

— Если он там, — проворчал дракон.

— Как бы трудно ни было поверить в это, пока что он не показал себя глупцом. Ты действительно сомневаешься в нём, или тебе просто нравится скандалить? — многозначительно спросила она.

Гарэс одарил её пристальным взглядом, прежде чем согнуть переднюю лапу, чтобы мы могли взобраться на него. Я услышал, как он бормочет себе под нос:

— И всё равно он — мудак, — бухтел дракон. Учитывая громкость его бормотания, я предположил, что он говорил это для моих ушей. Я проигнорировал его непочтительность, и занял своё место на его шее, чуть впереди его мощных плеч.

«То была точная оценка моего нынешнего характера», — внутренне признал я.

Если Мойра и ответила ему, то без слов, и не включив меня в разговор.

* * *

Мы летели в течение часа, спиной к солнцу, и с бескрайней водой, простиравшейся, казалось, бесконечно во всех направлениях. Тишина, нарушаемая лишь безустальными взмахами крыльев Гарэса, стала комфортной, и мои мысли уплывали прочь. Думая о прошлом, о своих ошибках, о своей семье, я гадал, где же я допустил оплошность. «Поправка — где «он» допусти оплошность».

Я удивился, когда мою задумчивость нарушили мысли Мойры Сэнтир:

— «Тебе следует знать некоторые вещи».

Я мысленно поднял бровь, но не потрудился придать своему вопросу конкретную форму.

— «Как ты уже знаешь, род Сэнтир давно был известен своей способностью создавать магические разумы. Хотя ты не являешься результатом такого намеренного заклинания, какое могла бы сплести я, природа твоего нынешнего состояния очень похожа на таковой».

Я улыбнулся в своей броне:

— «Я не азартен, но готов побиться об заклад, что ты сейчас выдашь мне плохие новости».

Она оглянулась, и я увидел серьёзность её выражения. Я не мог не восхититься улучшениям её теперь уже человеческого лица. Оно передавало её эмоции гораздо лучше, чем камень и земля.

— «Волшебники Сэнтиров практиковали своё ремесло веками, экспериментируя с нашим особым даром, учась создавать стабильные личности», — начала она.

— «Это как-то связано с причиной, по которой вы не использовали живых людей, когда создали Сияющих Богов?» — спросил я.

— «Да».

Я уже потратил значительное время, прочёсывая воспоминания моего предка. В основном — части, относившиеся к тому, как он создал свои чары, но также часть его разговора с изначальной Мойрой Сэнтир.

— «Основная причина заключалась в том, что заточать человеческую душу — жестоко. Сажая душу человека в клетку, ты, по сути, убиваешь его. Разве не это ты сказала моему предку?»

Теперь пришёл её черёд удивляться, и удивление легко читалась в её ответе:

— «Откуда ты это знаешь?»

— «Я же сказал, что не раскрою свои источники», — спокойно ответил я. — «В любом случае, я уже знаю, что случилось с настоящим Мордэкаем. Сейчас я практически ничего не могу с этим поделать, но когда придёт время, я планирую отпустить его, если смогу найти способ сделать это», — объяснил я. Из-за приказа Лираллианты я не мог поведать тот факт, что у меня уже был такой способ, но я подумал о том, чтобы сказать ей, как только освобожусь от принуждения.

— «Это ещё не всё. Разумы, созданные из магии, имеют тенденцию быть очень нестабильными. Даже среди Сэнтиров создать разум, сохранявший стабильность дольше нескольких лет, было признаком великого искусства. Очень немногие из нас были способны создать разум, показывавший истинную устойчивость».

Это не прибавило мне уверенности:

— «Говоря «устойчивость», что именно ты имеешь ввиду?» — спросил я.

— «Долговременная ментальная стабильность — самые лучшие из нас могли создавать сложные разумы, сохранявшие стабильность неограниченно долго, подобно живой личности», — пояснила она.

— «Тогда какого чёрта вы их использовали при создании Сияющих Богов?»

Она мысленно вздохнула:

— «Я была одной из лучших. Считалось, что они останутся стабильными на всё время, покуда они будут нужны, возможно — даже вечно».

— «Ну, значит в этом вы здорово облажались», — упрекнул я её. — «Я рад, что я — не твоих рук дело, хотя ты сама, похоже, неплохо держишься».

— «Я, возможно, была лучшим её творением, и я провела большую часть прошедшего тысячелетия во сне, по крайней мере, пока не появился Мордэкай. Не думаю, что с тобой всё будет так же хорошо», — прямо проинформировала она меня.

— «Значит, я скорее всего сойду с ума. Где же я это слышал раньше?» — с сарказмом спросил я. Большая часть начала моей карьеры волшебника, ну, или карьеры Мордэкая, прошла в беспокойстве из-за голосов, которые все считали признаком зарождающегося безумия.

Она покачала головой:

— «Это не шутка. Учитывая твоё необычное происхождение, я не могу предположить, как долго это займёт, но ты уже выказываешь соответствующие признаки».

— «Признаки?»

— «Иррациональный гнев, жестокость, не соответствующее личности твоего оригинала поведение», — объяснила она.

— «Из того, что я могу вспомнить, он часто испытывал раздражение, когда был в стрессовой ситуации. Не думаю, что я был настолько отличным от него», — парировал я.

— «Он когда-нибудь пытался убить друга? Раны Сайхана не выглядели лёгкими».

— «То было в пылу сражения», — ответил я, — «он хотел убить меня».

— «Он никак не мог тебе навредить».

Я почувствовал, как начинаю всё больше злиться из-за этого разговора:

— «Он убивал невинных», — сказал я, имея ввиду «настоящего» Мордэкая.

— «Лишь случайно», — укорила она меня, — «или когда не было иного выхода».

Я боролся, пытаясь удержать себя в руках:

— «И что ты, «О Премудрая», предлагаешь?» — горько спросил я. — «У тебя наверняка есть для меня какие-то мудрые напутствия».

— «К сожалению — нет. Ты должен работать быстрее».

Я фрустрированно заворчал. Даже бессмертному, вселенная, похоже, стремилась не дать мне необходимого мне времени. «С другой стороны, безумие не может быть хуже того, с чем мне до сих пор приходилось жить», — подумал я, но эту мысль оставил при себе.

Глава 17

Элиз Торнбер осторожно вышла из кареты, в то время как один из лакеев держался рядом, глядя, понадобится ли ей помощь в спуске по ступенькам. Она благодарно кивнула ему, но, несмотря на приближающуюся старость, помощи ей не требовалось — она всё ещё была довольно крепкой.

Она пришла повидать Дженевив, Королеву Лосайона и свою самую близкую подругу. В самом деле, это и было главной причиной её переезда в Албамарл. Мужа у неё больше не было, а её сын был занят своей новой семьёй, и она обнаружила, что ей гораздо легче себя занимать, двигаясь в утончённой атмосфере, окружавшей королевский двор.

Хотя она и не оглашала новость о тайном письме Мордэкая, по крайней мере, в том, что касалось Пенни, она считала, что Джеймсу следует о нём знать. В любом случае, это будет отличная тема для дискуссии с Джинни.

Пересекая двор, она заметила крепкого малого, по большей части лысого, с землистым цветом лица. Он садился в свою собственную карету, и хотя она была уверена в том, что он видел её прибытие, он тщательно избегал смотреть в её сторону… вероятно, совсем не зря, ибо она его узнала.

«А́ддикус Шрив», — подумала она, внутренне произнося его имя. «Зачем он здесь?». Её сердцебиение участилось, когда она стала обдумывать возможные последствия. Приостановившись, она подошла и обратилась к главному конюху:

— Прошу прощения, молодой человек, кто этот джентльмен, который вот сейчас уезжает?

Тот вздрогнул от неожиданности, но весьма охотно ответил:

— А́лан Шэ́нуик, миледи, консультант по логистике, нанятый Лордом Хайтауэром.

— Понятно, — спокойно сказала она, хотя его слова встревожили её. — Давно он приезжает во дворец?

Конюх, судя по его виду, испытывал неудобства:

— На самом деле, думать о таких вещах — не моё дело, миледи.

Элиз одарила его доброжелательной улыбкой:

— Я понимаю, что тебя не поощряют сплетничать, но я сегодня должна встретиться с Джинни, и я думаю, что она может вспомнить этого малого, на которого ты мне только что указал. Ты ведь наверняка можешь немного подумать ради меня?

— Джинни, миледи?

Она одарила его слегка более строгим взглядом:

— Королева, Дженевив, — пояснила она.

— О! — ответил он, с беспокойством поглядывая по сторонам. — Прошу прощения, этот человек приезжал уже несколько недель, хотя мне сказали, что сегодня был его последний рабочий день, так что он, наверное, больше не вернётся.

— Благодарю, — любезно ответила она, прежде чем отвернуться. Она силилась шагать умеренно и ровно, выходя со двора. В глубине души она хотела кричать и бежать, но знала, что паника никому не поможет.

Она остановилась сразу же, как только вошла в здание дворца, и взглядом привлекла к себе внимание камергера, мужчины по имени Адам. Он довольно быстро подошёл, подобострастно склонив голову. Будучи главой дворцовой обслуги, он обладал немалыми властью и влиянием — воистину, в эти дни многие благородные визитёры не решались тревожить его без хорошей на то причины. Иначе ожидание аудиенции с королём могло занять гораздо дольше, чем если бы Адам относился к ним более благожелательно.

Конечно, он знал Леди Торнбер весьма хорошо, поскольку она наносила визиты почти ежедневно.

— Вам что-нибудь нужно, миледи? — покорно спросил он.

— Ты весьма наблюдателен, — сказала она ему комплимент. — Я сейчас пойду к Королеве, но я хотела бы, чтобы ты передал послание Его Величеству, а также его дочери, если она сегодня здесь.

— Какое послание, миледи?

— Приватное, поэтому ты предоставишь мне перо и чернила… — сказала она, позволив словам повиснуть в воздухе.

Он немедленно принёс листок бумаги и одно из новых перьев со стальным кончиком. Не теряя времени, она написала две идентичных записки, одну — для Джеймса, вторую — для Ариадны. Сложив, она передала их в ожидающую ладонь Адама:

— Ты ведь не будешь читать их, и не позволишь им попасть ни к кому кроме Короля и его дочери, — строго сказала она.

— Конечно, миледи, — серьёзно ответил он.

— Очень хорошо, — кивнула Элиз. — А теперь вынуждена откланяться, я должна сейчас же увидеться с Королевой.

— Хотите сопровождение? — сразу же спросил Адам.

Она улыбнулась:

— Я знаю дорогу, и сопровождение лишь задержит меня. Уверена, стража уже достаточно хорошо меня знает.

Она, конечно, была права. Никто не останавливал её по пути в приватную часть дворца, отведённую для королевской семьи, их ближайших друзей и слуг. Большинство людей считали её де-факто придворной дамой Королевы, хотя на самом деле она этого поста не занимала. Различные охранники уважительно кланялись ей по пути, но никто её не остановил. Она достигла Джинни менее чем за пять минут, шагая как можно быстрее, чтобы добраться туда. В конце концов, дворец был весьма обширным.

Дженевив улыбнулась, увидев входящую в её комнату Леди Торнбер. Жестом указав на чайный поднос, который ей только что принесли, она поприветствовала свою подругу:

— Элли! Тебе следует попробовать одну из этих булочек. Повар говорит, что нашёл новый рецепт, и я слыш…

Её слова внезапно оборвались, когда Элиз метнулась через комнату, ударив её по руке и сбив на пол выпечку, которую она держала.

Шокированная, Дженевив начала восклицать:

— Да что же такое…

Элиз резким взглядом заставила её притихнуть, приложив палец к губам:

— Мы одни? — спросила она, покосившись по сторонам, указывая взглядом на стены комнаты — невысказанное напоминание о скрытых охранниках, стороживших королевскую семью почти во всех областях дворца.

Дженевив сжала губы, и изящно встала со своего кресла. Она направилась к двери, оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Элиз следовала за ней. Они прошли ещё через две комнаты, прежде чем встретить двух стражей перед входом в самую закрытую часть жилых помещений дворца. Когда они зашли внутрь, и дверь была закрыта, она спросила свою подругу:

— Ладно, Элиз, что тебя так взвинтило?

Леди Торнбер не стала терять времени зря:

— Сегодня, выходя из кареты, я заметила человека, которого я узнала — мы познакомились много лет назад, до моей встречи с Грэмом. Я расспросила конюха, и тот сказал мне, что этот человек работал во дворце в течение последних нескольких недель.

Королева нахмурилась:

— Кто-то из того места, где ты работала, или…

Элиз отрицательно покачала головой:

— Нет, кое-кто из самой церкви, один из моих учителей, — пояснила она, прежде чем забить последний гвоздь, — их мастер-отравитель.

Дженевив широко распахнула глаза:

— Им вообще не положено быть в городе, как они могли провести сюда такого человека?

— Я не знаю, Джинни. Он никогда не был широко известен. Лишь его ученики вообще виделись с ним в самой церкви, иначе я даже не знала бы, кто он. Если честно, я удивлена, что они не попытались сделать что-то подобное ещё раньше, если только они не волновались о возмездии, — сказала Элиз. — Но с другой стороны, Мордэкая больше нет, и с этими новыми чудесами поддержка четырёх церквей стала расти.

— Довольно, — сказала Королева. — Что, по-твоему, он мог сделать? У нас есть дегустаторы, и за кухонной прислугой тщательно наблюдают.

— Я не знаю. Они могут попытаться провернуть дюжину разных дел. Отравить вас с Джеймсом — лишь самое очевидное, и есть яды, которые не показывают своих эффектов днями или даже неделями — дегустаторы не гарантируют безопасности, — ответила Элиз. — Сперва нужно позаботиться, чтобы вы с Джеймсом и детьми знали об этом. Никому из вас нельзя есть или пить ничего, что уже было для вас приготовлено, и вы не можете есть никакую еду, появление которой на ваших тарелках можно предвосхитить. Это значит — трапезничать с друзьями, или получать еду каким-то другим неожиданным образом. Ваши регулярные источники — самые уязвимые.

Дженевив ответила:

— Я уже выпила свой утренний чай, и это была не первая булочка за сегодня.

— Возможно, они не были опасны. Мы не знаем, когда, где или даже кого они планируют отравить, — сказала Элиз. — Но ты, возможно, всё равно захочешь опорожнить свой желудок, — указала она пальцем себе на горло.

Королева поморщилась, но кивнула:

— Я на минутку, — сказала она, отправившись искать ночной горшок.

Пока Дженевив была занята, Элиз заняла себя, воспользовавшись письменным столом. Она набросала короткое послание, прежде чем отдать его стражу за дверью:

— Пожалуйста, пусть это отнесут Сэру Дориану Торнберу, моему сыну. Он со вчерашнего дня проживает в доме Леди Роуз Хайтауэр… — попросила она, и закончила, назвав ему адрес, хотя тот и был написан на внешней стороне записки.

— Прошу прощения, миледи, — сказал стражник, терпеливо позволив ей закончить, — мне не позволено покидать мой пост ни при каких обстоятельствах. Есть колокольчик, которым можно вызвать одного из слуг для других целей…

— У меня нет времени ждать. Найди камергера — скажи ему, что королева хочет, чтобы это немедленно отослали с курьером. Не с обычной почтой, она хочет, чтобы курьера отправили немедленно, — произнесла она тоном, означавшим, что она не потерпит никаких задержек.

Глянув на своего товарища, страж взял записку, и тут же ушёл.

Леди Торнбер повернулась ко второму стражу:

— Как тебя зовут?

— Джонатан Гри́нли, миледи, — тут же ответил тот.

Она кивнула:

— Не докладывай о том, что твой товарищ покинул пост, понял? Я знаю, как у вас поставлены дела. Если у него будут неприятности за подчинение приказу Королевы, то я прикажу тебя высечь, и плевать мне на твоего командира. Я понятно объясняю?

Тот видимым образом сглотнул:

— Да, миледи.

Она одарила его любезной улыбкой, и закрыла дверь. Когда Дженевив вернулась после очистки желудка, Элиз потратила несколько минут, объясняя записки — как те, что были адресованы Ариадне и Джеймсу, так и только что отправленную Дориану.

Королева быстро уловила эту информацию:

— Моя дочь этим утром проверяет кое-какие королевские счета, поэтому она, вероятно, будет с главным управляющим и главой счетоводов. А вот Джеймс твоё сообщение не получит по меньшей мере час — у него этим утром совещание с Трэмонтом и кем-то ещё из лордов. Твою записку скорее всего задержат у двери, пока он с ними не закончит, — проинформировала её Дженевив.

Элиз волновалась, но знала, что придётся удовольствоваться этим. «Если его совещание продлится слишком долго, то придётся устроить скандал, но это может подождать до прихода Дориана», — подумала она про себя.

* * *

Джеймс снова скрипел зубами. Джинни часто остерегала его от этой привычки, предупреждая, что с течением времени он повредит себе зубы, но с тех пор, как он занял трон, Джеймс обнаружил, что ему трудно остановиться. Сегодня он скрипел зубами потому, что шёл на совещание с наиболее могущественными лордами Лосайона — людьми, чьи земли и власть придавали им важность, и хотя каждый лорд был вассалом короля, любой из них мог быть источником серьёзных проблем, реши он взбунтоваться, особенно если остальные не объединятся на стороне своего правителя.

Его глаза сузились, когда он подошёл к двойным дверям, защищавшим маленький конференц-зал. Как обычно, на страже стояло четверо человек, но цвета их формы принадлежали Хайтауэру, а не королю^[27].

— Кто эти люди? — спросил он Мата́яса, сопровождавшего его капитана гвардии.

— Многие гвардейцы этим утром скорбны животом, Ваше Величество. Вероятно, они что-то съели вчера вечером. Лорд Хайтауэр прислал большую группу своих людей, чтобы поддерживать безопасность во дворце, пока всё не вернётся в норму, — не медля ответил Матаяс.

Джеймс остановился:

— Сколько человек слегли?

— Почти три четверти, Ваше Величество — все, кто ел вчера вечером в казарменной столовой. Я вернул тех, кто был в увольнении. К счастью, я обычно ем со своей семьёй, иначе и меня здесь тоже не было бы.

— А что остальная обслуга? — спросил Джеймс.

— Они, похоже, в порядке. Я отправил людей на расследование, но пока что похоже на то, что этому подверглась лишь казарменная еда. Те, кто ел за общими столами, ничем не захворали.

Король пошёл дальше:

— У тебя хватит людей, чтобы обеспечить безопасность дворца?

Матаяс кивнул:

— Пока — да, Ваше Величество. Люди Лорда Хайтауэра позволили мне обезопасить самые важные участки, хотя могу представить, что городская стража сейчас осталась недоукомплектованной.

— Тогда будем надеяться, что на город не нападут, — сказал Король, криво улыбнувшись.

Один из гвардейцев придержал им дверь, когда они входили, громко объявив Джеймса собравшимся внутри мужчинам. В помещении был средних размеров стол с восемью стульями. Позади четырёх из них стояли самые могущественные лорды королевства, ожидая, пока их монарх усядется, чтобы самим занять свои места: Лорд Эндрю Трэмонт, Герцог Трэмонта; Лорд Джон Эйрдэйл, Граф и владелец массивных лесополос на востоке; Лорд Мартин Малверн, Граф Малверна и владелец одного из самых продуктивных фермерских сельскохозяйственных регионов страны; Лорд Брэд Кэнтли, Герцог Кэнтли и хозяин почти половины грузоперевозок королевства; и Лорд Лайл Сё́рри, Барон Сёрри и многих других прибрежных владений.

Позади трёх мест не стоял никто — эти принадлежали Графу Балистэйру и Лорду Хайтауэру, а также Герцогу Ланкастеру. Граф Балистэйр не мог съездить в столицу из-за своего возраста и ухудшающегося здоровья. Что касается места Ланкастера, хотя Роланд недавно получил титул Герцога, он попросил позволения отсутствовать на этом совещании. Ему всё ещё было не по себе от его новой ответственности, что, вероятно, волновало его отца.

Джеймс не ожидал отсутствия Лорда Хайтауэра. Повернув голову, он заговорил с Матаясом:

— Где Хайтауэр?

— Боюсь, что он сегодня также болен, Ваше Величество, — ответил капитан.

Восьмое место (вообще-то, согласно протоколу — первое) принадлежало самому Королю. Джеймс осторожно сел, когда Матаяс отодвинул для него стул. Заняв своё место, он прожестикулировал остальным мужчинам в помещении:

— Можете садиться, — сказал он им. Матаяс встал позади и слегка справа от Короля, поскольку его работой было сохранять Джеймса в безопасности.

— Я хотел бы поблагодарить всех за то, что вы потрудились явиться сегодня, особенно — те, кому пришлось прибыть издалека, — начал Джеймс.

На этот раз он не потрудился использовать королевское «мы». Ежегодное совещание Высокого Совета, на котором присутствовали все дворяне Лосайона, должно было начаться ещё через неделю, а это совещание было зарезервировано для тех, кто имел больше всего влияния. Оно началось за века до этого как способ обеспечить согласие между могущественными людьми королевства по поводу важных вопросов в преддверии более общего собрания. Несмотря на покрывшие его слои традиций, это совещание всё ещё было гораздо менее формальным.

Эндрю, Герцог Трэмонта, перебил:

— Не могу не заметить отсутствие вашего сына. Отсутствие Балистэйра можно понять, но Ланкастера — пока нет, особенно учитывая эту новую Мировую Дорогу, построенную вашим ручным волшебником.

Говорить не в свой черёд, без приглашения, было серьёзным нарушением этикета, на которое остальные мужчины в комнате отозвались аханьем. Матаяс напрягся, услышав это оскорбление, но Джеймс поднял ладонь:

— Ты переходишь границы, Трэмонт. Не думай, что твоё положение позволяет тебе не следовать протоколу.

Эндрю Трэмонт встал, отодвинув своё кресло. Это было ещё более серьёзным оскорблением — вставать без разрешения, но его это, похоже, не волновало:

— Я думаю, что мы уже все сыты по горло твоим протоколом, Джеймс, — ответил он, презрительно улыбнувшись, когда называл Короля на «ты». Хотя прежде, в молодости, они были друзьями, сейчас для него было совершенно непозволительно допускать такие вольности.

Джеймс Ланкастер бегло оглядел собравшихся. Джон Эйрдэйл, похоже, был явно оскорблён поведением Трэмонта, но остальные дворяне имели иной вид… они нервничали, а не были шокированы. Уже одно лишь это сказало ему, что поведение Трэмонта ни в коей мере не было необдуманным, он что-то планировал.

Джеймс встал:

— Что за игру ты ведёшь, Эндрю? Ты бы не подставился так, если бы не считал, что можешь что-то выгадать, так почему бы тебе не объявить наконец об этом в открытую?

Эндрю Трэмонт рассмеялся:

— Никакой игры, старый друг. Ты долго правил, но твоё время вышло. Твоего волшебника не стало, и боги злы на тебя за твоё богохульство. Всё сводится к этому — людям нужен правитель, который будет уважать богов.

— И я готов поспорить, что ты считаешь себя подходящим кандидатом, — сказал Джеймс. — Посмотрим, изменится ли твоё мнение после того, как ты посидишь в темнице, — пригрозил он. Ему сейчас только и не хватало быть вынужденным посадить одного из самых видных своих дворян, но Трэмонт не оставил ему выбора. — Капитан, пусть его уведут отсюда.

— Да, Ваше Величество, — сказал Матаяс, жестом приказав скрытым наблюдателям заслать внутрь гвардейцев.

Эндрю Трэмонт лишь рассмеялся с улыбкой на губах. Двери открылись, когда вошли дежурные гвардейцы, но вместо того, чтобы схватить его, они подняли арбалеты, направив их на Джеймса Ланкастера.

Стулья загремели по полу, когда сидевшие за столом люди повскакивали с мест, отойдя к стенам комнаты… уходя с линии огня. Капитан Матаяс загородил собой короля, обнажив меч. Лорд Эйрдэйл шагнул назад, но был в явном замешательстве, постоянно переводя взгляд с арбалетчиков на своего монарха, и обратно.

Напряжение висело в воздухе, и Трэмонт торжествующе улыбнулся Джеймсу Ланкастеру. Джон Эйрдэйл первым нарушил молчание:

— Что ты делаешь, Эндрю? — сказал он, обращаясь к Герцогу Трэмонту. — Ты что, сошёл с ума?!

Джеймс ответил ему спокойным тоном:

— Да ясно же, что происходит, Джон. Трэмонт планирует взять трон Лосайона. Первый шаг — убить короля.

Эндрю Трэмонт засмеялся:

— Похоже, что тебе придётся сделать выбор, Джон.

Тут заговорил Граф Малверн:

— Ты сказал мне, что Эйрдэйл уже с нами.

Герцог Трэмонта гневно зыркнул на него:

— Он будет с нами. Я знал, что Джон будет колебаться, поэтому посчитал, что будет лучше представить наше предложение как грубый факт, а не как смутную возможность. Поразительно, какими твёрдыми становятся под давлением людские мнения.

— Как это похоже на тебя, Эндрю. Ты всем им наврал, так ведь? Сказал каждому, поочерёдно, что остальные уже согласились на твой план — думаешь, они будут рады такому подлому королю? — громко сказал Джеймс. Он чувствовал некоторое колебание в остальных лордах, и знал, что чем дольше он тянет разговор, тем больше вероятность того, что они потеряют решимость. — Не нужно вставать на его сторону, джентльмены. Я прощувашу измену, если вы сейчас же отречётесь от его заговора.

— Для этого уже поздновато, Джеймс, — ответил Эндрю Трэмонт, и, указав на арбалетчиков, произнёс: — Пристрелите его.

Все замерли. Гвардейцы, державшие оружие, выглядели явно колеблющимися.

— Никто не говорил, что придётся убивать Короля, — нервно объявил один из них.

Эндрю выругался, и забрал у одного из гвардейцев его меч:

— Тогда я сам это сделаю, поскольку у остальных кишка тонка, — сказал он. Повернувшись к Матаясу, он приказал: — Прочь с дороги!

Капитан королевской стражи отказался уступать:

— Ещё шаг, и я зарежу тебя как свинью, чего ты и заслуживаешь, Трэмонт! — крикнул он в ответ.

Герцог Трэмонта посмотрел на своих стрелков:

— Убейте его.

Стрелять в не принадлежащих к королевскому роду лиц для его людей проблемой не было — в груди капитана появилось четыре болта. Он осел с хриплым выдохом, не сумев даже вскрикнуть — ему пробило лёгкие. Умер он быстро.

Взгляд Джона Эйрдэйла был прикован к Джеймсу, и бывший Герцог Ланкастера видел в его глазах отчаяние. В этот миг Джеймс гадал, не отражалось ли то же самое в его собственных глазах. «Он хочет жить, и он знает, что его убьют, если он встанет на мою сторону». Отвечая ему взглядом, Джеймс попытался безмолвно простить его, прежде чем протянуть руку вниз, чтобы взять меч своего капитана гвардии.

Арбалеты гвардейцев были разряжены, поскольку все они выстрелили в капитана, и Эндрю Трэмонт был не настолько глуп, чтобы позволить Королю вооружиться. Трэмонт и Ланкастер оба учились владеть мечом с молодости, но он сомневался в своей способности победить своего старого соперника в схватке один на один. Прыгнув вперёд, он нанёс колющий удар по Королю Лосайона, пока тот пытался высвободить меч из руки своего мёртвого телохранителя.

Длинный клинок вошёл Джеймсу в пузо, не задев лёгкие и сердце, но прорубившись через печень и желудок. Выброс адреналина позволил ему встать на ноги с мечом в руках, даже пока его рубашка покраснела от омывшей её крови.

— Ты всегда боялся сразиться со мной лицом к лицу, так ведь, Эндрю? — сказал он, выплёвывая эти слова Герцогу Трэмонта. — Трусишь даже в самом конце.

— Это твой конец, старый друг, а не мой, — с печальной улыбкой сказал Эндрю Трэмонт, прежде чем добавить: — И Джинни тоже не конец. Я скоро нанесу ей визит.

Глаза Джеймса расширились:

— Ублюдок ты этакий! Она тебя не примет.

— Я не оставлю ей выбора, и народ лучше примет перемену власти, если прежняя королева выйдет за нового короля, — злорадно сказал Эндрю.

Джеймс Ланкастер шагнул вперёд, пытаясь достать своего убийцу, но Трэмонт ловко отскочил назад. Он знал, что теперь это был лишь вопрос времени — лучше позволить кровотечению и усталости довершить своё дело.

Следующая минута была нелепой насмешкой, пока Джеймс пытался добраться до своего противника, истекая кровью и всё больше бледнея с каждой секундой. Он держал меч Матаяса в правой руке, левую прижимая к ране на животе, тщетно пытаясь не дать внутренностям вывалиться наружу, пока он двигался. Джон Эйрдэйл стоял в стороне и молчал, хотя по щекам его текли слёзы.

В конце концов Джеймс уже больше не мог держаться, и схватился за стул, пытаясь устоять на ногах. Тут Эндрю шагнул вперёд, вогнав меч в обитую спинку стула, чтобы вновь пронзить грудь Короля. Падая назад в тщетной попытке избежать встречи с уже ранившей его сталью, Джеймс осел на пол.

Нагнувшись над ним, Эндрю с жалостью посмотрел на него:

— Как пали сильные, — драматично объявил он.

Глаза короля затуманились, но он всё же сумел произнести:

— Пощади моих детей, Эндрю, пожалуйста…

Трэмонт улыбнулся:

— Твои дети мертвы, а жену твою я начну ебать ещё до того, как остынет твоя кровь.

— Увидимся в…

Эндрю заставил своего монарха замолчать, снова вогнав в него холодную сталь, пробив Джеймсу основание горла:

— Мёртвым глупцам слова не давали.

Вытерев клинок о плащ Джеймса, Эндрю поднял взгляд на Графа Эйрдэйла:

— Ты как, уже принял решение, Джон?

Джон Эйрдэйл вяло ответил нетвёрдым голосом:

— Король мёртв. Да здравствует Король.

Герцог Трэмонта безумно осклабился:

— Мне нравится, как это звучит. А теперь, мне интересно, что сегодня утром поделывает Королева Дженевив.

Глава 18

— Если Ваше Высочество даст мне ещё времени, я уверен, что мы можем разобраться в любых нестыковках в учётных книгах, — сказал Уи́ллард, рассеянно потирая свою лысую голову. То было нервной привычкой, которую он развил за миновавшие после потери им волос годы, хотя кое-кто подшучивал, что он, дескать, потерял волосы из-за того, что постоянно трёт голову.

Ариадна одарила его суровым взглядом:

— Я понимаю, что ты предпочёл бы, чтобы эти книги просматривал кто-то другой, а не тот, кто на самом деле способен складывать числа в столбиках, но я здесь именно для этого.

Тот побледнел:

— Надеюсь, что вы не думаете, будто я совершил что-то опрометчивое, Ваше Высочество. Я служил королевским казначеем уже при трёх королях, и никогда не крал из казны! — воскликнул он, снова проведя ладонью по своей лысой голове.

Арианда вздохнула. Король Эдвард не был глупцом, и у неё на самом деле не было причины сомневаться в честности королевского казначея. Будь он вором, его бы уже давно поймали, но она всё равно полагала, что по-хорошему следует поддерживать честность тех, кто заведовал золотом.

— Я понимаю твои тревоги, Уиллард. Будь уверен, что если я только и найду, что мелкие оплошности и искренние ошибки, то проблемы не будет, однако мой отец возложил на меня проверку ваших записей. На следующей неделе я не вернусь. Весь смысл этого мероприятия — проверить книги тогда, когда никто этого не ожидает. Больше нет вопросов на эту тему?

Уиллард выпустил воздух из груди в побеждённом вздохе:

— Нет, Ваше Высочество.

— А теперь, если ты принесёшь мне книги управляющего, я посмотрю… — приостановилась она, поскольку в дверях появился посыльный, хотя охрана не позволяла ему пройти. — У тебя для меня что-то есть? — спросила она, прерывая его объяснения её людям.

Он низко поклонился:

— Да, Ваше Высочество, записка от Леди Торнбер. Она, похоже, полагала её весьма срочной.

Ариадна встала, и подошла к нему, вытянув руку:

— Дай посмотреть, — сказала она. Охрана позволила ему передать ей сложенный листок бумаги. Раскрыв его, она просмотрела написанное там краткое сообщение:

Веди себя нормально, но не ешь и не пей ничего, пока мы не поговорим. Пожалуйста, зайди ко мне как можно скорее. Я буду с твоей матерью.

Элиз Торнбер

Озадаченная, она сложила бумажку, и засунула в маленький мешочек, который носила на поясе.

— Ты будешь рад узнать, что мне нужно ненадолго отлучиться, Уиллард, — проинформировала она его, — но я вернусь сразу же, как только смогу.

— Мне убрать пока книги, Ваше Высочество? — спросил казначей.

Она улыбнулась ему:

— Надеюсь, что вернусь через час-другой. Уберёшь их после обеда, если я к тому времени не вернусь, — сказала она, и повернулась к посыльному: — Благодарю за послание, можешь возвращаться к своим обязанностям.

Тот подождал, пока она с её телохранителями не двинулись по коридору. Было бы неподобающе идти впереди принцессы, хоть это и позволило бы ему двигаться быстрее. Вместо этого он тихо следовал в нескольких футах позади них. Шагая по коридору, она услышала суматоху впереди, со стороны лестницы. Бесспорно, то были звуки сражения.

Двое сопровождавших её мужчин напряглись, обнажив мечи, и заслонили собой принцессу, когда дверь на лестницу распахнулась от удара, и через неё в коридор выпало тело только что убитого солдата. Он был одет в форму Короля. Судя по звуку, на лестнице шла та ещё битва.

Ариадна Ланкастер была ошарашена, и стояла, тупо уставясь на истекающее кровью тело, лежавшее на каменном полу шагах в двадцати впереди неё. Пока никто больше не показался, но если судить по звукам, бой был яростным. К счастью, её охрана среагировала быстрее. Один из них совершил немыслимое — схватив её за руку, он начал толкать её в обратном направлении. Его спутник последовал сразу же за ними.

— Что вы делаете? — спросила она, когда её губы нагнали сделанное ею наблюдение.

— Прошу прощения, Высочество, но что бы там ни происходило, нам нужно вас убрать отсюда в целости и сохранности, — ответил тот, кто держал её за руку. Второй мужчина искал альтернативный выходи из коридора, но поблизости была лишь маленькая кладовка. Рывком открыв вход в неё, они затолкали Ариадну внутрь, захлопнув за собой дверь.

Посыльный всё ещё стоял в коридоре, когда из лестничного проёма стали выбегать вооружённые люди. Некоторые из них были ранены, но большинство выглядели невредимыми. Все они носили цвета Хайтауэра. Не сказав ни слова, они пронеслись мимо безоружного человека.

Находясь в маленькой комнате, Ариадна чувствовала лёгкую клаустрофобию. Тусклый свет пробивался лишь через большую щель под дверью, мешая видеть. Это была маленькая кладовка, не больше чем пять на пять футов. Вдоль стен стояли полки с разной бумагой, материалом для переплётов и чернилами.

— Если там что-то происходит, разве нам не следует помочь? — спросила она своих стражей.

Тот, кто говорил прежде, поморщился:

— Я понимаю, Высочество, и я чувствую себя трусом, прячась здесь, но в первую очередь мы должны обеспечить вашу безопасность, — ответил он. Из офисов, которые она только недавно покинула, донёсся достигший их ушей пронзительный крик:

— Она не здесь! Пришёл посыльный, и она ушла совсем недавно.

Ариадна узнала голос Уилларда. За ним последовал тяжёлый звук, будто кто-то во что-то сильно ударил… или, быть может, звук упавшего на пол тела.

— Они нас найдут, — предостерегла она своих стражей. — Из этой части крепости нет других выходов, — напомнила она им. Офисы счетоводов находились непосредственно рядом с королевской казной, и, по очевидным причинам, в эту часть дворца вёл лишь один коридор.

Охранник, прежде молчавший, наконец заговорил:

— Ну, мы не собираемся просто выйти, и сдать вас, — сказал он. Нервничая, он забыл обратиться к ней так, как подобает.

— Судя по звукам, там больше дюжины человек. Эту комнату они обыщут одной из первых, как только начнут поиски. Даже если вы убьёте нескольких из них, вы всё равно умрёте. Позвольте мне показаться. Они возьмут меня в плен, а вы ещё сможете выжить, — попыталась убедить она своих стражей.

— Наш долг — защищать вас от всех и вся, и не имеет значения, хотят они вас убить или просто взять в плен, — ответил менее разговорчивый из них.

— Как вас зовут? — спросила она их, стыдясь того, что не потрудилась узнать их имена прежде.

— Алан, — сказал первый стражник. — Алан Райт, а это — Эван Браун, — указал он на другого стража, который кивнул головой, будто они только познакомились.

— Почему вы спрашиваете, Ваше Высочество? — спросил Эван.

— Если люди собираются отдать за меня свои жизни, то мне, чёрт возьми, следует знать их имена, — яростным шёпотом сказала она.

Шум снаружи показал, что захватчики вышли из офиса:

— Эй, ты видел Принцессу Ариадну?! — послышался настойчивый голос. Она догадалась, что они, должно быть, допрашивали посыльного, который был в коридоре.

— Да, сэр, видел, — дрожащим голосом ответил тот. Алан и Эван напряглись, ибо тот стоял недалеко от двери, за которой они скрылись.

— Где?

— Она была в том офисе, когда я принёс ей послание. После этого она ушла. Она ужасно спешила, — ответил посыльный.

— Куда она пошла?

— Вверх по лестнице, сэр, отсюда других выходов нет!

Глухой удар донёсся сквозь дверь, за ним последовал вскрик боли от посыльного.

— Мы только что спустились по лестнице, ты, лживый кретин! Если ты только что доставил сообщение, то мы бы её увидели!

— Пожалуйста, сэр! Я пришёл пять или десять минут назад. Клянусь! Она пошла впереди меня! Я просто задержался здесь. Я знал, что меня припашут сразу же, как только вернусь! — взмолился посыльный.

Наступила короткая пауза.

— Ребята, в темпе тащите свои задницы вверх по лестнице! Найдите её, пока она не нашла помощь! Вы трое, оставайтесь со мной. Нам надо обыскать всё вокруг, на случай если этот идиот врёт нам.

Топот сапог обозначил поспешную погоню, в которую отправились большинство вооружённых людей, но как только они ушли, Ариадна услышала, как тот, что был в коридоре, снова заговорил:

— Если я найду её здесь, то убью тебя за ложь, — прорычал он посыльному.

— Нет, сэр! Я слишком ленив, чтобы врать, — жалостливо ответил тот. Его слова были вознаграждены ещё одним глухим ударом и воем.

Ариадна бросила взгляд на своих защитников. Они обнажили мечи, и выражения на их лицах были мрачными. Они знали, что искать здесь было почти негде, и их укрытие скорее всего обыщут первым делом. Она положила ладонь на дверную ручку, и кивнула Алану и Эвану.

— Даже если ты говоришь правду и ленив, я… — начал захватчик, но его прервал донёсшийся сзади громкий звук.

Принцесса резким ударом распахнула дверь, и двое её солдат выбежали наружу. Посыльный лежал на полу менее чем в десяти футах от них, вокруг него стояло четверо мужчин. Двое из них сразу же были ранены, когда Алан и Эван накинулись на них с мечами, рубя шеи тем, что были ближе всего. Кровь была повсюду, и коридор за секунды превратился в хаотичную мешанину борющихся тел.

Несмотря на их неожиданную атаку, бой скоро перешёл в смертоносный паритет, и Ариадна наблюдала за тем, как её защитники обменивались ударами с носившими цвета Хайтауэра людьми. Бойцы казались равными по силе, и захватчики бились осторожно, скорее защищаясь, чем агрессивно давя нападавших.

«Им нужно лишь выиграть время. Нас задавят числом, если вернутся их товарищи», — мрачно заметила Ариадна. Это наблюдение глубоко озаботило её, поскольку они не просто всё ещё были в ловушке, но это также намекало на то, что эти люди считали сам дворец находившимся под их контролем. Они не беспокоились о том, что дворцовая стража может её спасти.

Ей нужно было сместить баланс в их пользу, ибо время было не на их стороне, но единственным её оружием был стальной кинжал, скрытый в её платье, полученный за годы до этого подарок Роуз Хайтауэр. Она обнажила кинжал, и выставила его перед собой. Оружие казалось в её руке маленьким и неадекватным по сравнению с рослыми мужчинами в кожаных кирасах. Каждый из них был вооружён длинным мечом, превышавшим по длине её кинжал, и самый щуплый из них, вероятно, превышал её по весу более чем в два раза.

Отчаянно ища что-то, чем она могла бы помочь своим стражникам, она почти не заметила следующего действия посыльного. Обе стороны игнорировали его после начала боя, но он всё ещё лежал, растянувшись на полу, немного позади захватчиков. Его сильно избили, но он поднялся на карачки, и пополз к напавшим на него людям.

Ариадна чуть было не окликнула его, прежде чем осознала, что он собирался делать, и тогда быстро закрыла рот. Несколько мгновений спустя один из людей попятился, споткнулся о посыльного, и неуклюже упал на каменный пол. Прежде чем он смог встать на ноги, посыльный обхватил его руками, игнорируя пинки и удары кулаков облачённого в броню мужчины, пытавшегося высвободиться.

После этого бой быстро закончился. Алан и Эван смогли легко побороть оставшегося захватчика, прежде чем прикончить того, с кем схватился посыльный.

Повисла жуткая тишина, пока они глазели на окружавшее их побоище. Двое её защитников ужасно выглядели, а у посыльного появилась пугающая ушибов и царапин, и один из его глаз опух и закрылся.

— Что теперь, Принцесса? — спросил Эван.

Она уставилась на всех троих. В течение нескольких коротких минут Ариадна увидела больше насилия, чем за всё время со дня нападения на Ланкастер много лет назад. Её мозг онемел, а её внутренний наблюдатель заметил: «Ты впадаешь в шок».

— Нужно сначала подняться наверх. Здесь мы в ловушке, только один вход и выход. Очевидно, их больше, и они, похоже, уверены, что дворец в основном у них под контролем, — произнёс спокойный голос. Она не сразу осознала, что этот голос принадлежал ей самой. — Это указывает на то, что мой отец был каким-то образом изолирован, и не может сплотить защитников.

— Защитников может и не быть особо много, Ваше Высочество, — сказал Алан. — Большая часть дворцового гарнизона этим утром слегла. Люди Хайтауэра были здесь, чтобы их подменить.

— Думаешь, Хайтауэр пытается устроить переворот? — спросил Эван.

Арианда перебила:

— Хватит гадать, нам нужно больше сведений, прежде чем мы сможем делать какие-то предположения. Снимайте табарды.

— Прошу прощения, Принцесса, но зачем? — осведомился Алан.

— Их, вероятно, слишком много, чтобы пробиться с боем. Я хочу, чтобы вы надели их табарды. Если нужно, вы можете «сопроводить» меня мимо них, — объяснила она.

Эван был в ужасе:

— Они залиты кровью! Мы что, должны прикидываться трупами?

— На себя посмотрите, — предложила Ариадна. — Вы покрыты кровью не меньше, чем они. И кто сможет сказать, что это не они победили в этом бою? — указала она, а затем перевела взгляд на посыльного: — И ты тоже. Смени форму. И броню тоже надень. Вон тот малый выглядит примерно твоего размера, — указала она на одного из мертвецов.

Посыльный был явно испуган:

— Но, Высочество, я… я не воин!

— Как тебя зовут?

— Ха́рпэр… Джэролд Харпэр, Ваше Высочество, — ответил он.

Она улыбнулась ему:

— Ну, Джэролд Харпэр, ты показал сегодня не меньше смелости, чем некоторые мужчины показывают за всю жизнь. Теперь ты — мой солдат, пока не минует опасность. Вооружись, и встань на мою сторону, — приказала она. Говоря это, она почти могла видеть внушительный облик своего отца, гордый и высокий. «Он бы точно такое сказал», — подумала она.

Сменить табарды оказалось быстро и легко, но надевание незнакомой брони на Джэролда заняло больше времени, чем устраивало Ариадну. Время тянулось, и с каждой уходящей секундой она боялась, что вернётся кто-то из предыдущей группы врагов. Когда они наконец были готовы, она уже практически кусала удила.

— Идём, — приказала она, и, не дожидаясь их, направилась к лестнице.

Трое мужчин молча переглянулись у неё за спиной, обмениваясь через взгляд не высказанными словами.

— Прямо как её отец, — сказал Алан, озвучив то, о чём все они думали. Они поспешили её нагнать.

Алан и Эван расположились у неё по бокам, а Джэролду она сказала пойти впереди.

— Возьмите меня за руки, — сказала она, глядя на двух своих стражей. — Если мы встретим ещё кого-то из них, то скажете, что взяли меня в плен.

Они кивнули, и схватили её за руки, хотя им и было неудобно допускать такие вольности. Никто из них и не вспомнил, что лишь несколько минут назад они именно это и делали. Ариадна в тот момент думала за них.

На лестнице они нашли пятерых убитых, двое — одетые в цвета Короля, и трое — Хайтауэра. Ариадна всё ещё силилась понять, что происходит, но она сильно подозревала, что люди, носившие форму Лорда Хайтауэра, были кем угодно, только не «его людьми».

Они остановились на первом пролёте. Оттуда дверь выходила на первый этаж дворца.

— Вы уверены, что нам следует выйти здесь, Ваше Высочество? — спросил её Алан.

— Если мы поднимемся выше, то можем оказаться в западне, — сказала она ему.

— Тут тоже не особо много удобных входов и выходов, — парировал он, — главные ворота и двое боковых ворот скорее всего охраняются врагом, если они добрались сюда.

Она кивнула:

— Нам нужно выяснить, кто контролирует ворота. Это многое скажет нам о состоянии внутри дворца, и даст нам единственный путь к бегству, если это окажется необходимым.

— Разве мы не должны добраться до Короля? — с тревогой спросил Эван. — Совещание — в двух этажах над нами.

При этой мысли Ариадна вздрогнула внутри. Если дворец был под контролем врага, то она и три её спутника могли оказаться единственными, кто способен был спасти её отца, но, с другой стороны, если её отец всё ещё удерживал какой-то контроль, то быть рядом с ним для неё безопаснее всего. «Либо он в безопасности, и пытается вернуть дворец, либо его схватили, и в этом случае как раз к нему мне идти и не следует». Было слишком много неопределённостей.

— Мы знаем недостаточно, но я сомневаюсь, что кто-нибудь зашёл бы настолько далеко, не убедившись в наличии необходимых для доведения работы до конца ресурсов. Сделать иначе — значит подписать свой смертный приговор. Поэтому мы будем исходить их предположения о том, что лучшая наша надежда — сбежать. Мы узнаем гораздо больше, когда откроем эту дверь, — твёрдо сказала она.

Джэролд открыл дверь, в то время как двое её «пленителей» вывели её в длинный коридор, через который в этой части дворца ходило больше всего народу. Он вёл к внутренним садам в одном конце, и в формальный тронный зал — в другом. Между ними он пересекался со множеством коридоров, которые вели в служебные помещения, кухни, прачечную, и разнообразные другие помещения, которые поддерживали функционирование дворца. Казармы соединялись с дворцом с противоположной стороны дворцового комплекса.

— Куда? — тихо спросил Алан, когда они вышли в коридор. Тот сейчас был пуст, но это было, вероятно, ненадолго.

— Двигайтесь к центру, мы сможем свернуть там, и добраться до кухонь. Возможно, мы сможем выйти наружу, в маленький сад, — предложила она. Маленьким садом обычно называли огород, который держал дворцовый повар. В отличие от декоративных садов внутреннего двора, он на самом деле соединялся с внешним двором, лежавшим между самим дворцом и защитными стенами. Это казалось местом, где они с наибольшей вероятностью смогут достичь внешних стен, не привлекая к себе внимания. Обычный путь через тронный зал и через парадный зал почти наверняка охранялся.

Они легко достигли широкой общей двери в кухни, но как только вошли, обнаружили море упёршихся в них взглядов, и безмолвный страх. Повар, его помощники, посудомойщики и большая часть дворцовой обслуги были собраны в центре огромного помещения. В кухню вели ещё две другие двери, помимо той, которой они только что воспользовались, и каждая охранялась парой угрюмолицых мужчин в форме Хайтауэра.

Двое стражей у двери, через которую они только что прошли, с интересом посмотрели на них:

— Так вы её нашли? А сюда зачем привали? Его Благородие сказал сразу же её убить, — спросил один из них.

Разные вещи за миг промелькнули у Ариадны в голове. Раскрытие того, что её хотели убить, а не пленить, говорило, что кто-то хотел избавить королевство от наследников Ланкастера. Это означало, что и её родителей и Роланда тоже попытаются убить. «Если уже не убили».

Алан и Эван замерли неподвижно, глядя на неё, пытаясь догадаться, собиралась ли она продолжать поддерживать своё вымышленное пленение, или броситься бежать. Кухонный персонал и остальные слуги также смотрели на неё, не будучи уверенными в том, что предвещало её присутствие.

Ариадна выдернула руки из хватки Алана, сорвала длинный нож у Эвана с пояса, и обеими руками вогнала его в толстый кожаный нагрудник вражеского охранника. Удивлённый, тот отшатнулся назад, слишком шокированный, чтобы даже вскрикнуть, пока он оседал на пол, умирая. Алан и Эван быстро отреагировали, и, обнажив мечи, убили второго охранника, прежде чем тот осознал, что они — его враги.

Осталось четверо захватчиков, по паре у двух остальных дверей. Они обнажали своё оружие, криком приказывая обслуге не двигаться, пока наступали на принцессу и трёх её стражников с двух направлений.

Они сделали не более пары шагов, когда её голос взвился над сумятицей:

— Они здесь, чтобы убить Короля! Вооружайтесь, и гоните их прочь!

Никто не пошевелился. Скованные страхом, кухонная прислуга и горничные смотрели, как мечники подступали к их принцессе и трём её защитникам. Джэролду был явно не по себе держать оружие в руках, и поскольку у врага был численный перевес, Эван и Алан скорее всего будут быстро смяты. Что хуже, ещё двое врагов появились в дверях позади них. Теперь уже было шестеро против четырёх.

— Осторожно, парни, эта сучка кусается! — крикнул один из захватчиков, указывая на мужчину, которого заколола Ариадна.

В отчаянии, Ариадна отскочила в сторону, к одной из печей, прежде чем окружение сомкнулось на ней. Схватив с печи кипящий котелок, она, игнорируя внезапную боль в ладонях, выплеснула его содержимое на одного из противников. Кипящий бульон попал ему прямо на лицо. Ослепший, он с криком отступил.

Её атака будто подстегнула дворцовую челядь к действию. Выйдя из паралича, повара и горничные начали хватать котелки и сковороды, вертела и ножи. В кухне было предостаточно потенциально опасной утвари. Некоторые схватили суповые кастрюли, и метнули их в воинов, носивших цвета Хайтауэра.

Их врагов это застало врасплох, и они оказались в окружении прежде, чем сумели адаптироваться к этой внезапной перемене. Последовавшая за этом свалка была скоротечной и неприглядной, во врагов с одной стороны летели кастрюли и кололи длинные вертела, а с другой — мечи Алана и Эвана, когда враги поворачивались к ним спиной. Что поразительно, ни Ариадна, ни её защитники не были ранены, хотя один из посудомойщиков заработал сильный ожог руки, на которую случайно попал суп из одной из брошенных кастрюль.

Яростный успех наполнил слуг энергией, и Ариадна поймала момент:

— Берите их мечи. Берите их броню, если можете её носить. Вертела и ножи, используйте всё, что сможете найти, чтобы вооружиться! Они не возьмут нас без боя, — сурово сказала она.

Они быстро сделали, как она сказала, но один мужчина дал голос их неуверенности:

— Я с радостью буду сражаться за вас, Принцесса, но думаете ли вы, что мы сможем победить? — спросил он. Все приостановились, ожидая услышать её ответ.

Ариадна Ланкастер выпрямилась, инстинктивно выжимая всё возможное из своего роста в пять футов и три дюйма. Она была невысокой женщиной, почти девочкой, и её платье было порвано и забрызгано кровью.

— Не важно, могу я победить или нет. Вопрос в том, могут ли они убедить меня сдаться, — произнесла она тихим, едва слышным голосом.

Это был трюк, которому она научилась, глядя на то, как её отец обращался к своим подданным, будь то могущественные лорды или простые слуги. В помещении стало тихо — все пытались услышать её, и она полностью приковала к себе их внимание.

Уже громче, она повторила:

— Я скажу ещё раз. Не важно, можем ли мы победить. Важно одно — могут ли они убедить нас сдаться. Не имеет значения, если у них больше мечей, или людей! Могут ли они вторгнуться в наш дом и топтать нас? Должны ли мы быть послушны воле агрессора лишь потому, что не думаем, будто можем победить?

Все в помещении замерли, неосознанно отодвинувшись на несколько футов, создав вокруг неё пустое пространство. Поворачиваясь, она посмотрела каждому в глаза, по одному, позволяя им увидеть свою убеждённость.

— Я говорю — нет! — крикнула она, отвечая за них на этот вопрос. — Мне плевать, есть ли у них больше людей или мечей. Я буду сражаться. Я заставлю их биться за каждый дюйм, а если меня победят… я плюну им в глаза!

Замковая прислуга разразилась криками, потрясая скалками и железными сковородами над головами.

— Не важно, можем ли мы победить! Они не могут заставить нас сдаться! — крикнула Ариадна, завершая свою речь.

Глава 19

Дракон снова стал забирать чуть-чуть вправо, неся нас севернее.

— «Ты снова меняешь курс», — мысленно сказал я ему, чтобы избежать осложнений, вызываемых свистом ветра. — «Тебе нужно лететь отсюда на запад».

— «Я лечу на запад», — возразил он.

— «Нет, не на запад. Магия снова вмешивается в твой разум».

— «Я бы что-то почувствовал, если бы рядом была магия, и драконьи разумы имеют высокую сопротивляемость к тем типам магии, которые способны влиять на человеческие разумы», — проинформировал он меня.

Я внутренне вздохнул:

— «Нет никаких «драконьих разумов», ты — единственный дракон. И вообще, эта магия — не человеческих рук дело. Нам нужно защитить твой разум с помощью чар, простые заклинания не сработают».

— «Как ты собираешься создать чары в воздухе? Я не могу просто остановиться. Я слишком большой, чтобы парить», — ответил он с саркастичной ноткой в мыслях.

— «Может, тебе надо сесть на диету!» — гневно огрызнулся я. Я снова обнаружил, что мой гнев появлялся практически без всякого повода, несмотря на тот факт, что мой общий уровень эмоций медленно падал в течение последних двух дней.

До меня донеслось лёгкое веселье Мойры:

— «Сомневаюсь, что тощий дракон удержал бы нас обоих».

— «Лети близко к воде», — сказал я ему, игнорируя её шутку. — «Я создам место, где мы можем приземлиться, и позаботиться о необходимых чарах».

— «Как?»

— «Просто лети низко и медленно», — приказал я ему.

Несколько минут спустя мы летели лишь в нескольких футах над поверхностью воды, хотя наша скорость всё ещё была весьма высокой. Я снял перчатки, и отдал ему последний приказ:

— «Раскрой крылья, будто садишься».

Хлопки крыльев прекратились, когда он послушался, и мы стали падать к поверхности воды. Произнеся короткую фразу на лайсианском, я использовал толику магии, чтобы заставить волны остановиться. Поверхность океана стала твёрдой как камень на расстоянии где-то в двадцать ярдов вокруг нас. Это было сродни тому, что я, сам того не ведая, сделал много лет назад, когда только обнаружил свою магию. «Поправка — когда он только обнаружил свою магию», — подумал я. Удерживать в голове это различие было утомительным.

Как только мы сели, я вытащил два набора камней — тех, что были для летающего устройства, а также тех, которые создавали зачарованный щит.

— Тебе нужно принять более маленькую форму, чтобы уместиться, — сказал я Гарэсу.

— Человеческую форму? — скептически спросил он.

— Ты можешь использовать тот свой ящеро-человеческий гибрид, если тебе так удобнее, — объяснил я. — Главное — что ты не можешь быть сильно крупнее нас, — указал я на себя и Мойру.

Мойра нахмурилась:

— Ящеро-человеческий?

— Увидишь, — ответил я.

Менее чем за полминуты Гарэс сжался, и приобрёл тот же самый получеловеческий, полурептилий облик, который он использовал, когда мы впервые познакомились. Простота и скорость, с которыми он преобразился из одной формы в другую, были воистину поразительны.

— Ты определённо времени не теряешь, — сказал я с некоторым восхищением.

Он ответил мне жутковатой улыбкой полного острых зубов рта:

— Семейный дар.

Я прежде особо об этом не думал:

— Я полагал, что это был талант архимага.

Мойра вступила в разговор:

— Для нас — да, но волшебники Гэйлинов все были способны на полную трансформацию, вне зависимости от того, были ли они архимагами.

Я пересмотрел некоторые из воспоминаний моих предков насчёт Гарэса, и они соответствовали тому, что она сказала. Обладание почти безграничными знаниями было во многих отношениях ущербным даром. Мне часто необходимо было знать о том, что я хотел узнать, прежде чем я мог это вспомнить. В результате у меня в голове имелось некоторые количество белых пятен.

— Ты был гением даже среди рода Гэйлин, — пробормотал я, не подумав.

— Я нахожу твои странные комментарии весьма сбивающими с толку, — ответил Гарэс. — В один миг ты кажешься невеждой, а в другой ты будто знаешь вещи, знать которые для тебя не должно быть возможным.

Мойра кивнула:

— Нам пошло бы на пользу, если бы ты объяснил, откуда происходят твои сведения.

— Очень жаль.

Мой ответ её не порадовал. Я проигнорировал гневный взгляд, которым она меня одарила, и произнёс слова, которые должны были заставить камни сформировать мой по большей части прозрачный воздушный корабль. Каменный диск разлетелся на двадцать восемь отдельных частей, шесть составили шестиугольник наверху, и шесть составили такой же шестиугольник внизу. Это был «потолок» и «пол» моего летающего устройства, и их разделяло шесть футов, позволяя большинству людей стоять внутри в полный рост. Двенадцать частей составили двенадцатиугольник посередине между ними, гораздо более широкий, чем шестиугольники, давая воздушному кораблю дискообразную форму, которая, будь она видна, походила бы на что-то вроде гранёного алмаза. Четыре оставшихся части помогли округлить верхнюю и нижнюю части, давая моему устройству более обтекаемую форму.

Гарэс не выглядел впечатлённым, но я подозревал, что его полурептилье лицо не было способно на выражение таких тонких эмоций. По крайней мере, именно так я решил проинтерпретировать его невозмутимость, когда он шагнул на борт. Что касается Мойры, она выглядела задумчивой, почти печальной.

— С кораблём что-то не так? — спросил я её.

Она покачала головой, входя внутрь:

— Нет, отнюдь, просто он напомнил мне о прошлом. Мир, который мы потеряли, когда вступили в битву с Балинтором. Он даёт мне надежду на то, что, быть может, человечество снова сможет подняться. Возможно, мы сумеем восстановить чудеса прошлого.

Её слова затронули что-то во мне, но единственной реакцией, которая достигла меня, была искра горечи:

— Ты хотела сказать «они», — поправил я её. — Мы с тобой — не часть человечества.

— Ты прав, конечно, но у меня было много времени поразмышлять о своём существовании. Мне хотелось бы думать, что наши действия важнее, чем наше истинное происхождение. Наше существование может иметь смысл, даже если мы в конечном итоге являемся фикцией, — с некоторой убеждённостью заявила она.

Я занёс это в список вещей, о которых следует подумать, и активировал второй набор камней. Это были мои зачарованные защитные камни. Хотя летящий воздушный корабль создавал вокруг нас своего рода силовое поле, оно не предназначалось в качестве защиты. С другой стороны, мои защитные камни могли быть настроены защищать нас от почти любого типа внешней силы. Конкретнее, они должны помешать заклинательному плетению Ши'Хар повлиять на разумы Гарэса и Мойры. Меня они тоже защитят, но это на самом деле не было необходимым, учитывая мою броню.

Когда я закончил, мы оказались заключены во что-то вроде двойного щита — внешний давал обтекаемую форму, а внутренний не позволял внешней магии коснуться наших разумов. Используя свою магию, я стал менять форму воздуха вокруг нас, поднимая нас в небо, толкая вперёд с помощью ветра.

Полёт должен был кружить мне голову, как это было в тот, первый раз, когда я вёз Роланда к Марку — но сейчас таких чувств он не вызывал. Мои эмоции за последние два дня сильно притупились, и, соответственно, я чувствовал лишь лёгкий трепет. Основываясь на том, что я знал, я предположил, что уже через пару дней мой эмоциональный уровень опустится до того, что я считал опасно «онемелым».

«И, учитывая то, сколько во мне сейчас силы, это было бы неосмотрительно».

Я держал нас поближе к поверхности, оставаясь примерно в двадцати футах над катящимися океанскими волнами, на этот раз следуя верным курсом. На мои защитные камни едва ощутимо давило, и хотя я пока не мог ничего видеть, это давление сказало мне, что мы приближались к нашей цели.

— Я на самом деле не чувствую никакой разницы направления, в котором ты нас ведёшь, — подал голос Гарэс. — Я и раньше летел на запад.

Поскольку он не был связан с моим щитом, он не мог чувствовать магию, которая пыталась нас удержать.

— Просто жди, — сказал я ему. — Осталось недолго.

— До чего?

Тут мы наконец прошли через иллюзию, защищавшую воздух от наших взглядов и умов. Там, где прежде во всех направлениях не было ничего кроме бесконечных волн, перед теперь нами предстал воистину огромный остров. Он имел ширину в тридцать миль, если смотреть с нашей точки зрения, и из центральной его части поднимались несколько увенчанных снежными шапками горных вершин. Остров был создан вокруг этих нескольких гор, окружая их широкими, очень лесистыми низинами. Он легко достигал размеров Ланкастера и Камерона вместе взятых, да ещё и с Арундэлом впридачу.

— Какого чёрта!? — встревоженно крикнул Гарэс. Реакция Мойры была более сдержанной, но я видел, что она также была удивлена. — Откуда он взялся?

— Он всегда здесь был, — спокойно отозвался я. — Ну, во всяком случае, он был последние две тысячи лет.

— Он огромный! Я должен был увидеть нечто настолько большое ещё за пятьдесят миль отсюда.

— Их магия его скрывала.

— Их магия? — выбрала Мойра этот момент, чтобы подать голос.

— Ши'Хар.

Она не потеряла своё внешнее спокойствие:

— Согласно тому, чему меня учили, они все умерли.

— Ну, да — и нет. Как вы уже видели, одна из них лежит в стазисе в моём родовом доме. Её партнёр, последний из оставшихся деревьев-отцов, пребывает здесь, — сказал я, начав объяснять.

— Значит, есть только один… кроме неё, — сказал Гарэс, надеясь прояснить ситуацию.

Я кивнул.

— Тогда как, чёрт подери, он сумел скрыть весь этот остров и сотни миль океана вокруг? Не говоря уже о том факте, что я даже не уверен, что чары вообще могут сделать что-то подобное…

«Могут», — начал было я, но это была другая тема.

— Это было сделано с помощью массивного заклинательного плетения. Это — термин, означавший магию Ши'Хар, которая похожа на наше чародейство, за исключением того, что у неё есть несколько более спонтанные аттрибуты. Большая часть заклинательных плетений может быть создана так же быстро, как мы с тобой можем творить простые заклинания, но их природа гораздо более неизменна…

— Этому нас учили в детстве, — перебил Гарэс. — Нам рассказывали это на уроках истории. Я просто никогда не ожидал с ними столкнуться.

— Когда мы сядем, вы столкнётесь с чем-то гораздо большим, чем иллюзии, — проинформировал я их обоих. — Весь остров скорее всего охраняется Крайтэками, и у них была пара тысяч лет, чтобы усовершенствовать свою защиту.

— Крайтэки? — спросила Мойра.

— Думай о них как о стражах или солдатах Ши'Хар, но они — нечто чуть более сложное, чем это. Дерево-отец может создавать их в любой форме, необ… — начал я.

Гарэс снова перебил:

— Ты только что сказал нам, что он тут только один.

Я кивнул, подавляя своё раздражение:

— Верно. Крайтэки не рассматриваются так же, как Ши'Хар и их дети. Они — временные и бесплодные. Они живут лишь от двух до трёх месяцев, и обладают лишь тем интеллектом, которым их наделяет дерево-отец. Некоторые из них глупее обычной собаки, а другие могут быть такими же умными, как мы с вами. Всё зависит от того, чего хотел дерево-отец, создавая их.

— Сколько этих… существ там может быть? — сказала Мойра.

Я пожал плечами:

— Не могу знать. Много, немного — это частично зависит от их размера и сложности. Он мог создать легионы мелких, несколько очень больших, и всё, что вы можете вообразить — между двумя этими крайностями. Основное ограничение — сколько он может вырастить за определённый промежуток времени, поскольку они все умирают через несколько месяцев. Чем больше дерево-отец, тем больше он может создавать.

— А зачем ему создавать маленьких? — спросил Гарэс. — Разве они не будут слишком малы, чтобы эффективно сражаться?

Я поморщился:

— Две тысячи лет назад человечество было почти стёрто с лица земли очень маленькими Крайтэками. Они были такими мелкими, что их почти нельзя было увидеть без увеличительного стекла. Солдат не может сражаться с тем, что не может найти.

— Как что-то настолько маленькое может кому-то навредить?

— Это долгая история, на которую у нас сегодня действительно нет времени. Важно понимать вот что: Крайтэк может быть чем угодно, и почти любого размера. Большие могут использовать магию, и их может быть много, поэтому дипломатия имеет первостепенное значение, — объяснил я.

Гарэс осклабился, показав полный жутко острых зубов рот:

— Значит, нельзя начинать соревноваться, у кого длиннее. Не волнуйся.

Мойра казалась озадаченной:

— Меня ещё вот что беспокоит. Если этот «дерево-отец», о котором ты всё время говоришь, такой могучий, то почему он просто не закончил войну против человечества? Почему мы ещё здесь?

Её слова вызвали на поверхность множество неприятных воспоминаний, о которых лучше было не говорить, по крайней мере — пока.

— Он — тот, кто спас нас от Ши'Хар.

— Ты многое опустил в своём рассказе. Почему он помог нам, когда должен был являться нашим противником? У него ведь есть имя? Ты до сих пор его не упоминал, но, учитывая то, как много ты, похоже, знаешь, его имя тебе должно быть известно.

Её вопросы заходили в те области, обсуждать которые я очень не хотел. «Имя?» — подумал я про себя. «Единственное, которе вам может быть знакомо — это «Иллэниэл», и сейчас я определённо не в настроении это объяснять».

— Если вам нужно имя, то можете думать о нём как о «Тэ́ннике», — предложил я.

— Довольно человеческая фамилия, — сделала наблюдение она. — Я знала нескольких Тэнников. Почему бы просто не назвать его «Смитом»^[28], если ты собираешься удовлетворять моё любопытство выдумками.

Она явно думала, что я лгу.

— Как хочешь, — уклончиво сказал я, — но его зовут Тэнник.

Мы почти достигли берега, тонкой полоски песка, затенённой высившимися над ней густыми зарослями деревьев и лоз, когда мы увидели первый признак того, что остров был обитаем. Из трёх точек ударили линии силы, схватив наш воздушный корабль. Наша скорость сильно упала, и я не стал сопротивляться их усилиям. Мы были здесь не для того, чтобы начать войну — скорее наоборот.

— Это они?

То был Гарэс, в его позе читалось напряжение. Я кивнул:

— Крайтэк… да, они не позволят нам приблизиться к дереву, пока мы не получим разрешение, — сказал я. Они тянули нас на остров, и я перестал притворяться, что управляю нашим движением. Наше судно медленно опустилось на пляж. Из деревьев показалась делегация встречающих.

Вышедшие встретить нас существа выглядели как страшнейший кошмар какого-то безумца. Двое были несколько похожи на богомолов, если бы богомолы были ростом в семь футов. Их тела были покрыты чёрным, хитиноподобным веществом — слоями крепкой брони, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась больше похожей на дерево, чем на хитин. Ещё один из них крался на четвереньках, выглядя скорее похожим намассивную кошку, покрытую тёмными шипами вместо меха, и по размерам превышал тигра минимум в два раза.

Грубый, но неуловимо похожий на человеческий голос донёсся от одной из богомолоподобных фигур, но язык был почти непонятным.

— Это что было? — сказал Гарэс. — Я не понял.

— Я думаю, оно сказало «цель», — подала мысль Мойра.

Эти слова заставили новые воспоминания всплыть у маня в сознании:

— Это был наш язык, но диалект очень старый, — объяснил я. — Они попросили нас назвать цель нашего визита, — добавил я, и, обращаясь к Крайтэку, я ответил, но не на том же языке. Хотя я мог понимать старый человеческий диалект, я не был уверен, что смогу правильно его воспроизвести. Он был похож на мой собственный язык, но система произношения в нём использовалась очень отличающаяся. Вместо этого я воспользовался языком Ши'Хар:

— Мы пришли увидеть отца.

— Это невозможно.

— Я пришёл предоставить сведения о кианти отца, — объяснил я.

— Предоставь информацию нам, — ответили они.

Я крепко задумался на минуту, уставившись на них. Тэнник стал гораздо более похожим на Ши'Хар, чем я ожидал, и это отражалось на его Крайтэках. Произнеся несколько слов, я разобрал наш щит и наш воздушный корабль, затем воссоздал зачарованный щит, но на этот раз я оставил себя вне его пределов. Теперь он защищал Гарэса и Мойру.

— Что ты делаешь? — спросил Гарэс.

— «Не покидайте щит», — сказал я мысленно им обоим, — «если выйдете, то они смогут использовать вас против меня. Обычные щиты не защитят от их заклинательных плетений».

— «Ты же не собираешься с ними драться, а?» — с некоторой озабоченностью спросила Мойра.

— «Надеюсь, что нет. Если всё же буду, то проиграю, и в этом случае Гарэс должен уничтожить остров до того, как они пробьют щит вокруг вас», — объяснил я.

— «Что? Как? Зачем?» — похоже, встревожился Гарэс.

Я подмигнул ему самым очаровательным образом:

— «Остров был создан архимагом, и может быть уничтожен таким же образом», — сказал я, взглядом показывая на землю под нами. — «Если они попытаются взять нас силой, то вы должны позаботиться о том, чтобы дерево-отец не выжил».

— «Я не уверен, что это в моих силах», — неуверенно передал Гарэс.

Я уже и так потратил слишком много времени. Вернув своё внимание обратно на Крайтэков, я обратился к ним:

— Вы должны отвести меня к отцу. Она послала меня сюда, чтобы помочь воссоединить её с её кианти.

— Она не здесь, — сказало одно из богомолоподобных существ.

— Ты не приблизишься к отцу, — добавило другое. — Ты должен дать информацию нам.

— Я не дам вам ничего, пока не поговорю с отцом, — категорично ответил я.

— «О чём вы говорите?» — беззвучно спросила Мойра — ни она, ни Гарэс не могли понимать этот древний язык.

— «Я веду переговоры. Не отвлекайте меня», — ответил я.

Однако, судя по всему, лишь я один был такого мнения.

— Мы возьмём информацию силой, — донёсся голос похожего на тигра Крайтэка, и одновременно сработала его магия. В меня с трёх сторон ударили заклинательные плетения, пытаясь достичь того, что заменяло мне разум.

Броня по большей части меня защитила, но она не была создана для абсолютной защиты, в отличие от щита, которым я окружил двух своих спутников. Магии Ши'Хар были настойчивы, они извивались и вихляли, ища отверстия в моей броне — они, как живые существа, пробирались внутрь.

Я обладал силой бога, но моё могущество было бы бесполезно, если бы их заклинания достигли меня. Таким же образом, моя магия была бы практически бесполезна при прямом использовании на моих противниках — человеческие волшебники однажды уже усвоили это на собственном опыте. Я не озаботился нападать своей магией на них — я просто убрал землю у них под ногами.

Эту тактику настоящий Мордэкай однажды использовал против Сайхана. Три Крайтэка исчезли, провалившись под землю, которая тут же проглотила их, когда я засыпал их песком, потёкшим в созданные мной ямы. Я действовал с такой скоростью и силой, что надеялся на то, что песок их раздавит, однако их тела были слишком крепкими для такой простой победы. Я обнажил свой меч, и направил его горизонтально перед собой, ожидая, пока они откопаются.

Мне не пришлось ждать долго. Их сила заставила почувствовать себя уже через несколько секунд, отталкивая песок вниз и в стороны, и они начали подниматься из своих неэффективных могил.

Поведя мечом из стороны в сторону, я направил линию силы через свой рунный клинок, и аккуратно разрубил каждого из них надвое по мере того, как они появлялись один за другим, легко разрезая их бронированные тела.

— Вам следовало побольше думать о защите. Чрезмерная самоуверенность — пагубная штука, — с некоторым самодовольством сказал я их телам.

Гарэс странно посмотрел на меня:

— Ты сказал, что проиграешь.

— Попытайся не говорить с такой надеждой в голосе, — ответил я. — Однако это — не победа, придут другие, и они будут осторожнее. Если они будут драться с умом, то я не смогу победить.

Другие уже приближались. Я чувствовал, как они двигались, большие и маленькие, через густой лес. Они не пытались скрываться, окружая нас.

— Дайте мне поговорить с отцом! — крикнул я на их языке. — В конфликте нет нужды. Я здесь, чтобы помочь, но если вы попытаетесь меня заставить, то я уничтожу этот остров! — добавил я. Я не был уверен, что смогу исполнить эту угрозу. С тем количеством силы, которое я сейчас удерживал, это могло быть технически возможно, но их заклинательные плетения могли всё же отклонить или впитать такую грубую атаку. Реалистично, способности архимага Гарэса были лучшей надеждой на подобное возмездие, но я сомневался, что ему дадут то время, которое на это уйдёт.

Что важнее, моя миссия состояла не в этом.

Они окружили нас, находясь в пятидесяти ярдах, и оставаясь на месте. Большие и маленькие, летучие, карабкающиеся, ползучие — они ждали. Самые маленькие из них почти не имели ауры, но крупные светились силой в моём магическом взоре. Они были готовы стереть нас с лица земли.

Прошла напряжённая минута, прежде чем один из них произнёс:

— Отец пробудился. Он поговорит с тобой.

— Я только этого и хотел, — ответил я. — Мои спутники останутся невредимы, пока я не вернусь, — сказал я в качестве декларации, но у меня в голове это определённо звучало как вопрос.

— Отец желает и их тоже видеть.

Это было неожиданностью. Учитывая их нынешний уровень паранойи, я не думал, что они позволят всем трём подобраться к дереву настолько близко. С другой стороны, решение явно исходило от Тэнника, и он, должно быть, испытывал любопытство.

Я отвесил формальный поклон, который ожидался в таких ситуациях — такой, с приукрашенными, размашистыми движениями, но Крайтэки его не оценили. Они не были созданы для вежливости или дипломатии, они были созданы для защиты, и их разумы не были слишком забиты этикетом. Зачем беспокоиться о таких вещах, если живёшь лишь несколько месяцев?

Они повели нас по узкой тропе через по большей части дикий лес. Явно было видно, что не будь мы с ними, они бы двигались гораздо быстрее. Действительно, если бы мы не волновались о создании инцидента, то было бы гораздо быстрее добраться воздухом, на моём устройстве или верхом на драконе. Однако ни Гарэс, ни Мойра такого не предложили. Мы шли пешком, и не говорили без надобности.

Мы шли мимо множества разной островной живности, в основном — мелких млекопитающих и птиц, но было также несколько оленей. Никто из них не выказывал ни капли страха перед нами. Было заметно отсутствие больших хищников, и было ясно, что люди были здесь в новинку. На местную фауну никогда не охотились.

Наш путь занял часы, и я понятия не имел, сколько нам ещё нужно было идти. Дальность моего магического взора была ограничена, и моё обычное зрение полностью загораживали кроны густого леса. Я знал, что мне следует искать массивное дерево, но пока мы не окажемся от него на расстоянии где-то в милю, я не узнаю, что мы близко. Когда мы наконец дошли, уже почти стемнело.

— Что это? — тихо спросил Гарэс.

Он не сказал точно, о чём именно спрашивал, но я мог предположить, что он, должно быть, говорил о цели нашего пути.

— Эта броня несколько притупляет мои чувства, но ты, вероятно, говоришь о Тэннике. Насколько мы далеко? — ответил я.

— До него мили полторы, — сказал Гарэс. — Если это действительно он. Он огромен.

Пятнадцать минут спустя я смог подтвердить его наблюдение:

— Это он, — сказал я. Дерево, о котором мы говорили, было шестьдесят футов в диаметре у основания, и поднималось в высоту более чем на четыреста футов.

— Он хорошо вырос за две тысячи лет.

— Хорошо вырос? Они что, и бывают и больше? — недоверчиво спросил Гарэс.

Я пожал плечами:

— Могут быть. Самый быстрый рост происходит в первые несколько сотен лет. После этого он замедляется, но полностью не прекращается никогда. Однако они имеют весьма немалый контроль над этим процессом, поэтому результат сильно разнится.

— Я не понимаю. Ты говоришь так, будто очень близко знаком с ними, — сделал наблюдение мой спутник.

Я не был уверен, как ответить на это. Помимо унаследованных мной человеческих воспоминаний, лошти также содержал несчётно большую запись Ши'Хар Иллэниэл, которая уходила в прошлое на немыслимые для людей промежутки времени.

— Я знаю больше, чем мне следует знать, — сказал я, и на этом остановился, но перед своим внутренним взором я увидел видения прошлого — города, выросшие из тысяч подобных деревьев, гармонично соединённых вместе.

— Что это за штуки, поднимающиеся вокруг него? — вопросила Мойра. — Ты сказал, что здесь только одно дерево.

— Скорее всего — отростки. Дерево-отец может расширяться вегетативно, посылая части себя вверх, от корней. Их города росли похожим образом, — сказал я ей. — В данном случае я не могу быть уверен, но если учитывать их расположение, то они могут быть особыми Крайтэками.

— Как это?

— Они создают небольших Крайтэков из плодовых тел, растущих на главном дереве, но если нужно что-то экстраординарно большое, он может растить их вот так, в качестве больших отростков, — сказал я, пытаясь объяснить.

Тут заговорил Гарэс:

— Зачем ему делать их такими большими?

— Я не знаю, — ответил я, но внутри я волновался. Крайтэки создавались лишь для двух основных целей — защиты и войны.

Глава 20

В дверь громко, тяжело, по-мужски постучали. Охрана Королевы обычно была обходительнее, объявляя о посетителях, а сам Король не утруждал себя стуком, так что вариантов оставалось мало. Человек у двери не был её охранником, и потому скорее всего был близким другом или членом семьи.

Дженевив бросила взгляд на Элиз, между ними безмолвно промелькнули одни и те же мысли. Она кивнула, и Элиз пересекла комнату, подойдя к двери.

Открывая её, она сразу же принялась говорить:

— Как хорошо, что ты здесь, Дориан. Мы… — начала она, и остановилась. В дверях стоял Эндрю, Герцог Трэмонта. На его лице блуждала странная улыбка. Позади него вестибюль был полон гвардейцев в форме Хайтауэра. Привратников Королевы не было видно.

— Ты кажешься удивлённой, — сказал Эндрю, и в его глазах сияло едва прикрытое ликование, или, быть может, лучше было бы сказать «безумие».

«Нет», — подумала Элиз, — «это жажда крови, или жажда и кровь». Её взгляд окинул его, подметив пятна на его одежде, а также его разрумянившуюся кожу. «Он пьян, но не от вина». Её разум обработал эту информацию, прежде чем достигнуть зияющей бездны… случилось немыслимое. «Нет!». Она в шоке уставилась на него, прежде чем робко ответить:

— Ваша Светлость, ваш визит весьма неожидан.

— Конечно неожидан, сучка. А теперь прочь с дороги, — презрительно ответил он, отталкивая её в сторону. Его люди начали входить вслед за ним. — Четырёх хватит, — тихо приказал он. — Закройте дверь. Остальные могут сторожить в коридоре.

Дженевив не пошевелилась в своём кресле:

— Не преклонишь колено перед своей Королевой, Эндрю?

Он рассмеялся:

— Ты никогда не была моей Королевой, Джинни, но это скоро изменится. Время коленопреклонения подошло к концу, — сказал он. Бросив взгляд на Леди Торнбер, он приказал: — Садись, шлюха. Туда, — указал он на кресло в боковой части комнаты.

Прежде чем Элиз смогла пошевелиться, заговорила Дженевив:

— Не туда, садись со мной, Элли, — указала она на кресло рядом с собой.

Трэмонт выглядел развеселившимся, но не попытался оспорить изменение мест:

— Ты всегда была упрямой, Джинни.

Дженевив посмотрела на него с едва подавленным гневом:

— Ты никогда не был настолько безумен, Эндрю. Что ты наделал? Почему ты здесь?

— Ну как же, я пришёл обсудить нашу свадьбу. Зачем ещё мне быть здесь, Дражайшая? — ответил он. Шагнув вперёд, он уселся с противоположной от двух женщин стороны стола. Если бы не незнакомые гвардейцы в комнате, можно было бы представить, что они собираются пить чай.

У Дженевив Ланкастер слегка дёрнулся глаз, но никаких других признаков тревоги она не показала. Тем не менее, Элиз видела напряжение эмоций, игравших под маской спокойствия её подруги.

— Ты, возможно, можешь вспомнить, что мы оба уже состоим в браке, — сказала Дженевив.

Эндрю улыбнулся:

— Ты не права и в том, и в другом.

У Королевы задрожала рука, поэтому она скрыла её у себя на коленях, вцепившись ею в своё платье, чтобы заставить её замереть. Она в отчаянии посмотрела на свою подругу:

— Элли, будешь лапочкой, нальёшь вина? — произнесла она, и, переведя взгляд на убийцу своего мужа, она спросила: — Не откажешься от бокала?

Трэмонт облизал губы:

— Вообще-то рановато для этого, но должен признать, что у меня слегка пересохло в горле.

— Так на чём мы остановились? — сказала Королева.

— Я собирался высказать свои соболезнования по поводу смерти твоего мужа, — самодовольно сказал герцог. — Я также думал, что могу объяснить тебе имеющиеся у тебя теперь варианты, — добавил он.

Дженевив замерла на секунду, а затем её взгляд упал на стену, где висел декоративный кинжал.

— Даже не думай об этом, Джинни, — успокаивающе сказал Эндрю.

— Ты ведь его убил, так? — горько сказала она. Её плечи слегка поникли, когда эти слова сорвались с её губ.

— Это не моя кровь, — сказал Герцог Трэмонта, оттянув переднюю часть своей рубашки.

Элиз поставила на стол три бокала вина.

— Дерзкая сука! — зарычал он на Леди Торнбер. Схватив бокал, который она поставила перед собой, он выплеснул его содержимое ей в лицо: — Как ты смеешь пить в присутствии высокородных?

Ни одна из женщин не шелохнулась, когда неуверенное напряжение наполнило комнату. Наконец Королева заговорила:

— Пожалуйста, сядь, Элиз. Эндрю, я была бы благодарна, если бы ты вёл себя с Леди Торнбер более обходительно, — сказала она, и, подняв своё вино, наполовину осушила бокал одним долгим глотком.

— Мои извинения, — сказал Эндрю. — Просто я не привык пить вино со шлюхами. Я попытаюсь быть более терпимым, — добавил он, и поднёс свой бокал к губам, прежде чем остановиться. Он смотрел на двух женщин, но те даже коротких взглядов друг на друга не бросали. Он убрал бокал, и протянул его Элиз: — А вообще, возьмите мой бокал, Леди Торнбер. Моё поведение было грубым.

Выражение лица Элиз почти не скрывало её ненависти:

— Вы весьма добры, но мне расхотелось пить.

— Пей, — ровным голосом ответил он, положив руку на меч. — Или ты предпочла бы, чтобы я заставил твою Королеву выпить это?

— Думаешь, я отравила твоё вино? — сказала Леди Торнбер, подняв бровь. Протянув руку, она отобрала у него бокал. Элиз сделала из него долгий глоток, прежде чем поставить его на стол: — Быть может, это уймёт твоё беспокойство.

Выражение лица Эндрю сменилось гневом, и, тяжело взмахнув рукой, он ударил Элиз тыльной стороной ладони. Она упала на пол, оглушённая.

— Не будь такой ранимой. Мои люди вскоре позаботятся о тебе, — злобно сказал Трэмонт. Повернувшись, он обратился к Дженевив: — Перейдём к делу, не против?

— Тебя за это повесят, ублюдок, — ответила Дженевив Ланкастер. — Но прежде, почему бы тебе не выложить мне подробности твоих преступлений, — добавила она с новой решимостью на лице.

— Следи за словами, Джинни, иначе я могу и передумать, — предупредил Трэмонт.

Она зыркнула на него:

— Хорошо, что это за варианты, о которых ты так распространялся?

Он улыбнулся:

— Ты можешь выбрать трусливую смерть — мгновенную казнь, либо ты можешь быть более рациональной — выйти за меня. Это очень помогло бы обеспечить стабильность на время переходного периода.

— Думаешь, ты сможешь быть королём?

— Ну кто-то же должен, — парировал он.

— У меня есть дети, — ответила она.

Лицо Эндрю приняло насмешливое выражение ложной жалости:

— В Ланкастере был ужасный пожар. Я очень соболезную твоей потере.

На глаза Дженевив навернулись слёзы, но её голос остался холоден:

— А что с моей дочерью?

— Я пока не решил, но если ты меня отвергнешь, то из неё Королева получится ещё лучше. В конце концов, она ещё достаточно молода, чтобы дать мне наследников, — задумчиво сказал он.

«Он всё равно убьёт одну из нас», — подумала Дженевив, — «если уже не убил её».

— Хорошо, — сказала она. — Казни меня. Это я предпочту любой альтернативе, которая включает разделение с тобой ложа, — бросила она с написанным на лице отвращением. «Моя смерть может спасти ей жизнь».

Он засмеялся:

— О, я боялся, что ты это скажешь. Ты думала, я устрою тебе благородную смерть? Она будет нелёгкой. Я наиграюсь с тобой вдосталь, прежде чем перережу твою милую глотку, Джинни. А потом я скормлю твои останки свиньям, вместе с останками твоего мужа. А потом мы посмотрим, что Ариадна думает о своих вариантах.

Дженевив вздохнула, прежде чем протянуть руку, чтобы взять бокал со стола. Её рука миновала её собственный бокал, схватив тот, что Элиз предложила Трэмонту. Она осушила его в один глоток.

Элиз ахнула, и начала вставать:

— Нет!

Эндрю Трэмонт был ошарашен:

— Так вино было отравлено! Ты чуть меня не подловила, сучка, — презрительно усмехнулся он Леди Торнбер. Глядя на Дженевив, он добавил: — Не думай, что это меня остановит. Я с тобой позабавлюсь, пока ты ещё жива, а потом настанет черёд твоей дочери, — сказал он, встав на ноги, и двинулся на неё.

— Яд весьма мощный, и легко передаётся через кожу. Так что я поощряю твоё рвение, — холодно сказала Элиз, заставив его резко остановиться.

Эндрю фрустрированно зарычал, но не сдвинулся с места. Затем он рявкнул приказ своим людям:

— Вы! Вы это сделайте.

Никто из его людей не шевельнулся, на их лицах были написаны страх и неуверенность.

Как только он отвёл взгляд, Королева метнулась к нему, зашарив руками по его поясу, пытаясь выхватить из ножен его кинжал. Секунду он боролся с ней, прежде чем сбить её на пол облачённой в перчатку рукой. Крепкий пинок в живот позаботился о том, чтобы она не встала.

Элиз обнажила тонкий кинжал, который был спрятан у неё под юбкой, двинувшись на убийцу своей подруги. Она почти добралась до него, прежде чем один из его людей обрушил свою тяжёлую дубинку ей на плечо. Что-то хрустнуло при её падении, послав через её тело волны боли. Её правое плечо онемело, и кинжал выпал у неё из руки. Схватив его левой, она метнула его в Эндрю.

Она плохо прицелилась, и кинжал пролетел мимо, царапнув левую щёку Герцога Трэмонта. Мир погрузился в темноту, когда что-то ударило ей по голове, и она содрогнулась от боли, когда на её лежащее на полу тела обрушились ещё удары.

— Не убивайте её пока. Я хочу посмотреть, действительно ли она отравлена, — послышался голос Эндрю, хотя звучал он так, будто они были в пещере. Зрение начало возвращаться к Элиз, но в глазах у неё двоилось и расплывалось. Кто-то лежал рядом с ней. Она предположила, что это была Дженевив.

— Приглядывайте за ними, — сказал Герцог Трэмонта. — Я скоро вернусь. Как только дворец будет взят под контроль, мы сможем посадить их в темницу.

После его ухода две женщины лежали молча. Элиз не могла быть уверена, но ей казалось, что в комнате всё ещё были охранники, наблюдавшие за ними. Хотя это едва ли имело значение — она едва могла дышать, не то что двигаться. Некоторые из её рёбер треснули, заставляя её делать короткие, отчаянные вдохи, и её правая рука всё ещё не откликалась. По мере того, как её взгляд прояснился, она обнаружила, что смотрит прямо Дженевив в глаза. Та подползла ближе, хотя она явно также была сильно побита.

— Тебе не следовало пить это вино, Джинни, — сказала Элиз между вдохами.

Ответ Королевы Лосайона был медленным и болезненным:

— Я знала. Это было лучше, чем жить, если он не соврал.

Зрение Элиз Торнбер снова затуманилось, когда её глаза наполнились слезами:

— Ты всегда была храбрее меня.

— Неправда, — печально ответила Дженевив Ланкастер. — Ты первая выпила. Если мне придётся умереть, то это — не худшая смерть. Я не хочу жить без них… или без тебя, моей лучшей подруги, — добавила она, и дотянулась до Элиз, сжав её ладонь.

«Только вот меня яд не убьёт, Джинни», — горестно подумала Элиз. «Моё тело к нему приучено. Ты умрёшь без меня». Однако она этого не сказала, вместо этого сжав ладонь своей подруги:

— Мы будем вместе до конца.

— Мы снова увидим их, — сказала Дженевив. — Грэм и Джеймс будут ждать нас.

— Уверена в этом, — ответила Элиз. Дышать ей стало легче, хотя от яда её подташнивало. Её будет нездоровиться ещё не один день, даже без учёта полученных ею ранений.

— И дети, — с комком в горле сказала умирающая королева.

— Нет! — возразила Элиз. — Я легко узнаю ложь на слух, Джинни. Этот человек лгал. Они в порядке. Он мучил тебя ложью.

— Неужели? — сонно спросила Дженевив. Она выпила гораздо больше вина, и яд уже начал действовать, заставляя её взгляд затуманиться.

— Клянусь в этом, — убеждённо сказала Элиз. Она всегда была хорошей лгуньей. — А когда Дориан доберётся сюда, они расплатятся кровью.

— Дориан всегда был хорошим мальчиком.

— И Мордэкай тоже, — сказала Элиз.

Дженевив слегка закатила глаза:

— Мой племянник уже умер.

— Нет, — сказала Элиз. — Он умер не настолько окончательно, чтобы эта свора могла чувствовать себя в безопасности. Если Дориан их всех не перебьёт, то Морт заставит их пожалеть, что они не умерли.

— Скажи Джеймсу, что я люблю его, — сказала Дженевив, начавшая бредить.

Элиз Торнбер почувствовала комок в горле, когда эмоции затопили её. Наконец она выдавила:

— Мы скажем ему вместе.

— Ты права. Мне кажется, я вижу их… — произнесла Дженевив, и её голос утих. Больше она не говорила.

Глава 21

Дориан вздохнул — от воротника у него чесалась шея, и полуденное солнце ситуацию не улучшало. Записка его матери была желанным отвлечением. Роуз планировала навестить Пенни, чтобы помириться, и её беспокойство по этому поводу делало ну просто её очень приятной спутницей. Её напряжение передалось Грэму и их дочери, Кариссе, и результатом стал сумбурный хаос.

Странное послание от его матери принесло ему почти облегчение, явившись как раз вовремя, чтобы помочь освободить его от неудобного разговора. «Однако оно всё равно кажется странным. Мать никогда не просила меня явиться во дворец в такой короткий срок».

Единственным, что действительно его беспокоило, было то, что ему пришлось переодеться в свою лучшую одежду. Его обычные вещи были несколько более «функциональными», а остальное время он носил броню. Хотя его более формальная одежда была слегка удобнее доспехов, в ней было так же жарко, и он никогда не чувствовал себя в ней так же непринуждённо.

Роуз уже начала загружать детей в карету, когда прибыл посыльный, поэтому он благородно предложил пройтись до дворца пешком. Несмотря на жару и дополнительную задержку, он считал, что точно выгадал в этом обмене.

Гроссмейстер Рыцарей Камня как раз завернул за последний угол, и теперь видел высящийся впереди, в нескольких кварталах, дворец. Дорога, по корой он шёл, оканчивалась передними воротами, но что-то в них его беспокоило. «Ворота закрыты. Почему ворота закрыты?». Он пошёл быстрее, даже не думая об этом сознательно.

Гвардейцы, которые обычно стояли снаружи, на улице, были примечательны своим отсутствием. Взгляд Дориана обыскал гребень дворцовой стены, но он не сумел заметить часовых, которые должны были ходить патрулём. Однако это мало что значило — они могли просто как раз выйти из поля зрения. Ворота всё равно его беспокоили. «Ворота никогда не закрывают, только решётку», — подумал он, и это было правдой… за исключением военного времени. В самом деле, ворота закрывали так редко, что те требовали особого внимания, каждый год, чтобы удостовериться в том, что они всё ещё закрываются как надо.

Он уже был в двадцати ярдах, поэтому решил позвать:

— Эй, ворота! — крикнул он, и слегка замедлил шаг. Прошла долгая минута, и Дориан повторил свой зов несколько раз, прежде чем в одной из бойниц прямо над входом появилось лицо.

— Чего ты хочешь, поднявши такой гвалт!? — сказал гвардеец.

От его тона у Дориана заныли зубы. Носи он шляпу, он бы в гневе сорвал её с головы, хотя он не был склонен к таким жестам.

— Я здесь с визитом к Королеве! Почему ворота закрыты? — крикнул он в ответ.

Незнакомец осклабился:

— Сегодня дворец закрыт. Возвращайся как-нибудь в другое время.

— Я не вернусь! Меня только что вызвали, — сказал Дориан, слегка искажая правду. — Ты знаешь, кто я такой?!

— Напыщенный хер? — ответил привратник, хихикнув. Дориан услышал, как в надвратной башне засмеялось ещё несколько человек.

— Меня зовут Дориан Торнбер, и если вы не впустите меня сейчас же, то вам не поздоровится, — проинформировал он людей внутри.

Человек в окне начал было отвечать, когда кто-то дёрнул его за рукав. Он отодвинулся от бойницы, и оттуда донёсся приглушённый шёпот. Когда он появился снова, выражение его лица изменилось:

— Ты хочешь сказать, тот самый Дориан Торнбер, то есть, Сэр Дориан Торнбер?

— Да! — раздражённо ответил Дориан.

— Я тебе не верю, — самодовольно ответил незнакомец.

У Дориана будто выпучились глаза:

— Ты действительно думаешь, что я бы солгал про такое? — удивился он. Его никто не называл лжецом уже больше десятилетия.

— Ну, любой может сказать, что он — Дориан Торнбер, но ты на него даже не похож, — серьёзно ответил гвардеец.

Ошеломлённый, Дориан некоторое время пялился на гвардейца.

— А как я должен выглядеть? — наконец спросил он.

— Для начала, ты должен быть крупнее.

— Все выглядят маленькими, когда смотришь сверху вниз с высоты двадцати футов! — крикнул Дориан. Он уже потерял терпение. Теперь он пытался решить, пытаться ли это терпение отыскать, или же сделать что-то сомнительное. В конце концов, это был королевский дворец, и никуда не годится нападать на резиденцию Короля, даже если привратник — осёл.

— Смотри. Говорят, что Дориан Торнбер однажды перебросил всадника вместе с лошадью через плечо, так что он должен быть крупнее тебя, — сказал гвардеец.

Дориан сделал глубокий вдох:

— Я хотел бы поговорить с твоим начальником, или вообще с кем-то другим, если уж на то пошло.

Малый над воротами будто бы оскорбился:

— Не нужно обижаться. Если ты — действительно Дориан Торнбер, то где твоя броня? Говорят, что Сэр Дориан всегда носит сияющие латы, и что он носит зачарованный двуручный меч, который может перерубить что угодно.

— Я обычно не являюсь перед Их Величествами одетым для войны! — выдал Дориан, напряжённо размышляя. Случилось что-то ужасное. Он решил поддерживать несдержанную внешность, но внутри он был уверен, что человек на воротах определённо был не из числа людей Короля, и это вело к самым разным плохим выводам.

— Хороший довод.

— Это значит, что теперь ты мне веришь? — спросил Дориан. «Будь у меня пара кинжалов, я смог бы легко вскарабкаться на стену», — молча думал он, вспоминая нападения одержимых богом воинов Дорона на Замок Камерон. К сожалению, у него был лишь длинный меч и кинжал, и хотя оба были зачарованы, карабкаться с помощью меча было бы трудно.

— Да, конечно.

— Значит, сейчас ты откроешь ворота?

— Минутку.

Гвардеец исчез, и Дориан задумался, что будет дальше. «Вероятно — арбалетчики», — подумал он, — «это было бы очевидным шагом, я же без брони». Он обдумывал, не метнуться ли вдоль улицы. Если он собирается попытаться забраться на стену, то это будет проще сделать где-то, где люди внутри не поджидали его, чтобы пристрелить. Он был явным образом удивлён, когда массивные деревянные ворота начали открываться. Внешняя решётка также начала подниматься.

Однако внутренняя решётка не шелохнулась.

— Заходите, ваше Благородие, — ответил голос привратника.

Это была классическая для замка в осаде стратегия. Внешняя решётка поднималась, чтобы позволить какому-то врагу добраться до входа во внешний двор, но внутренняя решётка оставалась опущенной. Как только враг оказывался между решётками, внешняя опускалась, и пойманные внутри люди обнаруживали себя в очень плохом положении. В потолке у входа было много прострельных бойниц — отверстий, которые позволяли защитникам выливать кипящий дёготь, расплавленный свинец, или, в некоторых случаях, просто расстрелять противника.

Дориан решил воспринять как комплимент тот факт, что они посчитали необходимым обращаться с ним как с армией.

— Мне придётся отказаться от вашего вежливого приглашения, — объявил он.

— Как хотите, — сказал гвардеец.

Примерно в этот момент Дориан и услышал топот сапог. Этот звук был ему весьма знаком — шум, производимый большой ротой на марше. Оглянувшись, он увидел большую группу солдат, приближавшихся по улице с того же направления, в каком пришёл он сам. Их было по меньшей мере восемьдесят, если не больше. Его глаза сузились, когда он увидел, что они носили цвета Лорда Хайтауэра, но его надежда была краткосрочной. Годы, проведённые вместе с солдатами, и конкретнее — солдатами Лорда Хайтауэра, заставили его усвоить, как выглядят дисциплинированные военные, и эти люди таковыми не являлись.

То были наёмники, и факт того, что они скрывались за формой его тестя, заставил мурашки пробежать по его спине. «Я не могу позволить этим людям войти во дворец», — осознал он, а затем услышал звуки сражения изнутри самого дворца.

Тут всё начало сходиться. Кто-то пытался устроить переворот — они уже провели во дворец своих людей, и контролировали ворота. Приближающиеся люди были подкреплениями. «Всё ещё не потеряно, иначе внутри не продолжали бы сражаться. По крайней мере — до тех пор, пока эти люди не зайдут внутрь». Дориан внезапно пожалел, что ворота не закрыты. «После моей смерти они поднимут внутреннюю решётку».

Тут он ошибался, поскольку внутренняя решётка начала подниматься, открывая путь прибывающим солдатам. «Полагаю, они всё же не думают, что я настолько опасен», — заметил он.

Вновь прибывшие всё ещё были где-то в пятидесяти ярдах, и Дориан знал, что времени у него было мало. Оглядевшись, он заметил единственную полезную вещь, способную оказаться полезной — большую телегу, стоявшую через дорогу, прямо напротив дворцовых ворот. Быстро подойдя к ней, он оттащил пустое транспортное средство ко входу во дворец, поставив его перед входом, прежде чем перевернуть на бок.

Судя по всему, сражение внутри надвратной башни стало более ожесточённым, и изводивший его гвардеец больше не мог спросить его, чем это он занимается. Телега теперь перекрывала почти половину входа, имевшего ширину в десять ярдов, оставляя Дориана на охране проёма лишь в пятнадцать или шестнадцать футов. Дориан обнажил меч. Тот казался маленьким у него в руке, когда он оглядел приближавшийся к нему большой отряд. «Мне нужно что-то покрупнее, иначе у меня уйдёт целая вечность».

Человек, командовавший замаскированными солдатами, крикнул, подходя ближе:

— Эй, ты! Что это ты делаешь?

Дориан повернулся к днищу телеги, рассматривая одну из толстых железных осей. Большая её часть состояла из шестифутового стержня между двумя колёсами.

— Я планирую защиту дворца. А на что ещё это похоже!? — крикнул он через плечо.

— Не глупи. Убери этот хлам с дороги, — приказал капитан наёмников.

Встав в стойку, Дориан нанёс два быстрых удара мечом, добавляя к силе ударов вес всего своего тела. Даже с зачарованным мечом было нелегко рубить железный стержень диаметром в дюйм — будь он толще, Дориан вообще мог бы отказаться от этой идеи. Два колеса телеги отвалились, и ещё несколькими небрежными взмахами Дориан освободил ось от обвязки, крепившей её под кузовом телеги. Он сложил свой меч в ножны, и взвесил железный прут в руке:

— Сейчас буду, — сказал он нетерпеливому капитану.

Стержень весил чуть меньше двадцати фунтов, что сделало бы его слишком тяжёлым, чтобы использовать как оружие в течение хоть сколько-нибудь долгого времени… для большинства людей. Дориану для его нынешних нужд он подходил почти идеально. Теперь он обратил всё своё внимание на капитана наёмников, только что начавшего отдавать приказы своим людям.

— Тебе следует тщательно это обдумать, — сказал ему Дориан.

Капитан попятился прочь от железного посоха:

— Если ты не бросишь это смехотворное оружие и не отойдёшь прочь, я прикажу тебя зарубить, — ответил неряшливый офицер.

Лидер Рыцарей Камня смерил капитана взглядом, прежде чем решил его игнорировать. Повысив голос, он заговорил с солдатами напрямую:

— Меня зовут Дориан Торнбер! Некоторые из вас могли обо мне слышать — или нет, на самом деле это не важно. Сегодня ваш господин, кем бы он ни был, послал вас на необдуманную миссию. Во дворце идёт битва, и вас послали в помощь для укрепления незаконного замысла какого-то мелкого лорда по свержению Короля. Вам следует сейчас же повернуть назад, если вы хотите дожить до завтрашнего дня.

Солдаты отозвались смесью смеха и шепотков, хотя некоторые из них выглядели несколько не в своей тарелке. Капитан снова заговорил:

— Я думаю, большинство из нас слышало о Дориане Торнбере, хоть тебе это и не поможет. Где твои люди, Лорд Торнбер? Сожалеешь, что оставил их дома? Почему бы тебе не сдаться?

Лишённый брони рыцарь печально посмотрел на него:

— Я действительно сожалею об их отсутствии, поскольку без них я не могу предложить вам никакой пощады или милосердия.

— Убейте этого психа, — сказал капитан.

Слова едва сорвались с его губ, когда Дориан прыгнул вперёд, мощно взмахнув своим железным посохом в ударе, обрушившемся на шлем капитана, прежде чем продолжить движение, ломая руку стоявшего рядом солдата. Капитан наёмников осел на землю — шок от удара убил его, а его помощник закричал, отступив.

Солдаты уже обнажили оружие, и попытались навалиться на одинокого воина со всех сторон, но Дориан двигался для этого слишком быстро. Его железное оружие мелькало размытым пятном смертоносной инерции, когда он метнулся вперёд, разбрасывая людей в стороны как сломанных кукол. Броня не помогала против его дробящих ударов, и вес его оружия делал невозможным остановить его, когда оно пришло в движение. Один из людей попытался заблокировать его удар щитом, но заполучил лишь сломанную от силы удара Дориана руку. Люди кричали от боли в искалеченных руках и ногах. Молчали лишь те, у кого были сломаны черепа.

«Сначала сломить их боевой дух», — думал опытный рыцарь, — «затем заставить их напасть на меня». Его атака оставила проём в воротах незащищённым, и некоторые из солдат попытались проскочить мимо. Он отступил, напав на них сзади, снова очистив проход. Битва приостановилась, когда потерявшие лидера наёмники уставились на него, стоя в десяти футах. Почти двадцать человек пали, получив различные ранения, шестеро были мертвы, а остальные заполучили переломы. Почти четверть вражеских солдат больше не могла сражаться, а остальные казались потерявшими уверенность. Никто не хотел приближаться к воротам дворца.

— Вы ещё не потеряли аппетит к бою, парни?! — крикнул Дориан, дразня их. — Подходите ближе, и я вам ещё наподдам! — добавил он. Наёмники отступили назад от его ярости, и Дориан шагнул вперёд, уперевшись концом своего посоха в грудь одного из его раненых противников. Послышался громкий треск, когда его рёбра сломались, и его стоны сменились отвратительным бульканьем. — Я же сказал — никакой пощады, — печально сказал Дориан.

Арбалетный болт без предупреждения пролетел мимо настолько быстро, что Дориан осознал его лишь как ощущение движения воздуха, когда снаряд едва не задел его нос. «Я знал, что это было слишком хорошо, чтобы продлиться долго», — уныло подумал он. Его взгляд заметил в задних рядах несколько арбалетчиков, готовивших своё оружие к стрельбе — очевидно, один из них только что выстрелил.

— Вот это вы зря, — громко объявил он, и метнулся вперёд.

Стоявшие перед ним люди изо всех сил постарались убраться с его пути, оставив стрелков без защиты. Посох Дориана размозжил череп того, который только что стрелял, и по пути выбил оружие из рук другого. Он зыркнул на остальных, прежде чем отойти обратно на свою позицию у ворот:

— Я убью следующего, кто выстрелит в меня!

Плечи Дориана чесались от упёршихся в них взглядов, пока он шёл обратно. Несколько человек направили на него свои арбалеты, но никто не выстрелил. Они потеряли решимость, сильно испугавшись этого будто бы непобедимого воина. Теперь они держались вместе лишь потому, что по отдельности были уязвимы.

— Как я уже говорил недавно, поскольку я один, я не в том положении, чтобы быть милосердным или позволить вам сдаться, но мой долг — охранять ворота. Это значит, что если вы решите бежать, то я не могу вас преследовать, — объявил доблестный рыцарь. — Это — единственный совет, который я могу дать вам.

Отряд наёмников потерял волю сражаться, и, лишившись лидера, они не были уверены, что делать. Они отступили на пятьдесят футов, пока командиры взводов переговаривались, пытаясь выбрать наилучший план действий. Дориан улыбнулся, наблюдая за их спором.

— Дориан, это ты?

Это был женский голос, донёсшийся со стороны дворцовых стен. Подняв взгляд, он заметил стоящую на стене Ариадну.

— Ваше Высочество! — крикнул он, увидев её. — Вы в порядке?

Она любопытным образом посмотрела на него:

— Меня защищает каменная стена, а ты сражаешься на улице, и ты меня спрашиваешь, в порядке ли я? Мы теперь контролируем надвратную башню. Заходи внутрь, чтобы мы могли закрыть решётки!

Арбалетный болт чуть не попал в неё, пока она говорила, заставив её спрятаться за зубцом стены.

Разъярённый Рыцарь Камня резко развернулся к наёмникам:

— Ну что я вам говорил?!

Перехватив свой посох подобно копью, он занёс руку назад, и метнул его в того человек, который стрелял. Тяжёлый металлический прут попал несчастному малому прямо в грудь, пробив грудину. Арбалетчик осел на землю, а Дориан повернулся к врагам спиной, и вошёл во дворцовые ворота. Внешняя решётка опустилась у него за спиной.

Принцесса встретила его в надвратной башне, жестом указав ему войти в одну из внутренних дверей:

— Сюда, — сказала она ему. — Во дворе небезопасно, — добавила она. Её платье было рваным и окровавленным в нескольких местах, и в одной из рук она несла тяжёлый разделочный нож. Внутри здания вместе с ней была большая группа мужчин и женщин.

— Снаружи тоже небезопасно, — заметил Дориан, окидывая взглядом её пёстрый набор слуг и поваров. Большинство из них держали в руках различную кухонную утварь — скалки, тяжёлые сковороды, и разнообразные ножи. У некоторых из них было оружие, которое они, вероятно, забрали у мёртвых врагов, а прачка держала тяжёлый деревянный прут, обычно использовавшийся для чистки одежды — он мог показаться смехотворным оружием, если бы не покрывавшие древесину пятна крови.

— Когда я увидел вас на стене, я надеялся, что вы взяли дворец под контроль. Почему вы у ворот?

— Во дворце полно солдат, большинство из них носит форму Хайтауэра, — проинформировала его она. — Ворота казались нам единственным путём отступления.

— Где люди, которые держали ворота закрытыми для меня? — спросил Дориан.

Алан вмешался в разговор:

— Наверху, в комнате над входом — мы оставили их там же, где они умерли, — ответил он, и опустил голову, увидев раздражённый взгляд Ариадны: — Прошу прощения, Принцесса. Я подал голос необдуманно.

Дориан сходил с ними наверх, чтобы ещё раз проверить состояние врага. В маленькой комнате их было шестеро, и они были очень мертвы — заколоты и забиты разнообразным оружием. Он заметил гвардейца, дразнившего его из башни.

— Жаль, что ему пришлось умереть, — сделал он наблюдение вслух.

— Ты знал его? — спросила принцесса.

Он покачал головой:

— Нет. Он просто напомнил мне Мордэкая, с его великолепным чувством сарказма.

Она странно на него посмотрела.

Дориан пожал плечами:

— Я сражаюсь большую часть жизни. Через некоторое время начинаешь учиться отделять насилие от всего остального, иначе сойдёшь с ума. Он был моим врагом, но он также, вероятно, был малым, с которым было бы интересно выпить кружку эля.

Эван перебил их, он смотрел наружу через одну из бойниц:

— Прошу прощения, Высочество, но снаружи всё ещё стоит толпа солдат.

Дориан нахмурился:

— Думаю, я их запугал, но у них уже было время перегруппироваться. Они скорее всего создадут для нас проблемы, если мы попытаемся вывести вас через главные ворота, Принцесса.

Ариадна выглядела обеспокоенной:

— Ещё остался вопрос о моих матери и отце.

«И моей матери», — мысленно добавил Дориан.

— Вы знаете, они ещё живы?

— Я никак не могу этого знать, но опасаюсь худшего. Я, вероятно, сама была бы уже мертва, если бы не послание, которое пришло мне от твоей матери. Я шла встретиться с ней и с Матушкой, когда нас чуть не схватили, — ответила она.

— Она, должно быть, обнаружила что-то, когда пришла к вашей матери с визитом этим утром, — предположил Дориан. — Как они захватили дворец?

— Большинство дворцовой стражи захворало. Люди Хайтауэра пришли заменить их, пока те не поправятся. Похоже, что они были помещены сюда специально для того, чтобы убить моего отца, — проинформировала его Ариадна.

— Это не люди Хайтауэра, — сразу же сказал ей Дориан. — Они на солдат-то едватянут. У тех, кого я встретил на улице, была плачевная дисциплина. Я подозреваю, что большинство из них — наёмники, или замаскированные слуги какого-то лорда-выродка.

— Я и не верила в то, что они принадлежат Лорду Хайтауэру, — сказала она, унимая страх Дориана. Лорд Хайтауэр был его тестем, и он беспокоился, по вполне понятным причинам. — Настоящий вопрос в том, кто стоит за этим?

— Если бы я знал.

Ариадна приняла задумчивый вид, и секунду спустя сказала:

— Мне нужен твой совет, Сэр Дориан. Как мы, по-твоему, должны действовать дальше?

— На данном этапе вашим основным приоритетом должен быть поиск безопасного укрытия, и не похоже, чтобы тут было много вариантов. Я бы предложил попытаться достигнуть дома Иллэниэл. Там Пенни, а когда окажетесь внутри, чары обеспечат безопасность. Резиденция Хайтауэра по сравнению с этим может оказаться не столь надёжной, — объяснил он. «И вообще, мой тесть уже, возможно, мёртв», — беспокоился Дориан, но не высказал этого вслух. Секунду спустя он продолжил: — Я, возможно, смогу безопасно провести вас через расположившихся снаружи наёмников.

Принцесса казалась подозрительной:

— А потом что ты будешь делать?

Дориан отошёл от неё, и начал снимать броню с одного из мёртвых солдат:

— Исполнять свой долг, Принцесса, перед Королём и Страной.

— Пожалуйста, конкретнее.

Дориан подумал, что броня самого крупного из солдат может оказаться достаточно большой для него, хотя раздевать труп было нелегко. Он поднял взгляд на принцессу. Какие бы обстоятельства их ни окружали, у него в подсознании она всегда оставалась младшей сестрой Марка.

— После того, как я выведу вас отсюда, я вернусь. Ваши мать и отец всё ещё где-то внутри. Я не могу бросить их, если они ещё могут быть живы. Если будет возможно, я их спасу. Также остаётся вопрос относительно моей собственной матери.

Он отбросил мысль о том, чтобы попытаться надеть подкольчужную куртку мертвеца, пахла она отвратительно. Вместо этого он решил просто надеть кольчугу поверх своих изысканных одежд. Они были достаточно толстыми, чтобы служить адекватной подкладкой, но он мог вообразить, что позже Роуз останется недовольна результатом. Простой круглый щит и невзрачный металлический шлем довершили его вооружение.

— Собирайте своих людей, и готовьтесь следовать за мной наружу. Дайте меня фору в десять секунд, и к тому времени, как вы их достигните, они будут в смятении. Вам следует также поменяться одеждой одной из… — начал Дориан, планируя их побег, но Ариадна перебила его.

— Нет, — сказала она.

Рослый рыцарь был сбит с толку:

— Что?

Ариадна повторилась:

— Я сказала «нет». Я не имею намерения оставлять тебя здесь одного.

— Это глупо, — ответил Дориан. — Вы, возможно, являетесь единственной оставшейся наследницей, поскольку у нас нет способа узнать, как дела у Роланда.

— Я с тобой согласна, — ответила она, — но твоё прибытие изменило ситуацию. Теперь у нас есть шанс что-то исправить — тем более, если у тебя будут помощники.

Дориан посмотрел на пёстрое сборище слуг, прежде чем посмотреть на неё, и понизить голос:

— Как вы думаете, насколько много помощи можно будет от них получить?

— Они с боем прорвались вместе со мной из дворца, — дерзко сказала она. — Выглядят они, может быть, и не очень, но в них есть боевой дух.

— Я не могу допустить такого.

Принцесса одарила его холодным взглядом:

— Очень жаль. Ты поступаешь под моё командование, Сэр Дориан, и я приказываю тебе помочь мне спасти моих мать и отца. К тому же, если ты всё же найдёшь одного из них, или свою собственную мать, тебе потребуется помощь. Что если они ранены? Ты можешь сражаться и нести кого-то одновременно?

— Это не имеет значения, — сказал Дориан. — Я поклялся служить Королю, а не вам. Первым делом я обеспечу вашу безопасность.

— Они оба могут быть уже мертвы.

— В этом случае ваш брат становится монархом, — ответил Дориан.

— Большинство узурпаторов тщательно уничтожают всех потомков. Велика вероятность того, что я — последняя из наследников, — возразила Ариадна. — В этом случае я — твой монарх.

Дориан застонал. От Ариадны у него разболелась голова:

— Вы упираете на то, что вся ваша семья может быть мертва, что делает вас следующей Королевой, и моей синьорой… и всё это для того, чтобы приказать мне помочь вам спасти их? Вы же наверняка видите в этом противоречие, — сказал он, оглядывая мужчин и женщин, которые сражались, чтобы спастись вместе со своей принцессой. Некоторые из них были ранены, и лишь трое выглядели как всамделишные гвардейцы, но у всех у них было что-то такое во взглядах. Они не потеряли духа.

«Как она их так сплотила?» — задумался Дориан.

— Кто из вас готов следовать за нашей самоубийственной принцессой обратно во дворец, чтобы спасти Короля? — спросил он у них.

Ему ответил хор «да» и других выражений согласия, когда они подняли свою странную коллекцию оружия и утвари. Один из гвардейцев ясно ответил:

— Куда она, туда и мы.

— Как тебя зовут? — спросил Рыцарь Камня, сосредоточившись на заговорившем солдате.

— Алан Райт, Ваше Благородие.

Стоявший рядом с ним гвардеец подал голос:

— Я того же мнения, Ваше Благородие.

Третий, которому будто бы было немного не по себе носить броню, тоже кивнул.

Дориан поклонился Ариадне:

— Хорошо, Ваше Высочество, если эти добрые люди решили разделить вашу судьбу, то у меня нет выбора. Я не могу заставить вас уйти, и не могу не дать последовать за мной, и потому смирюсь с трудностями.

Повернувшись к её последователям, он начал отдавать приказы:

— Те из вас, кто ещё боеспособен — раздевайте тела. Если есть что-то, что вы можете использовать — берите. Те, кто ранен, останутся здесь. Наденьте вражеские табарды, и заприте двери, когда мы уйдём. У вас будет самая важная задача. Удерживайте надвратную башню до нашего возвращения — это, вероятно, наша единственная надежда выбраться отсюда живыми. Те, кто ещё может сражаться, останутся со мной и принцессой.

Ариадна выглядела обнадёженной:

— У тебя есть план?

— Если честно — нет, — сказал Дориан, поморщившись. — Тот факт, что вы со своим отрядом сумели сбежать, и взять надвратную башню, говорит мне о том, что враг не ожидал никакого вооружённого сопротивления. Иногда неожиданность — оружие более мощное, чем численный перевес. Сейчас они уже должны знать о вашем присутствии, но я сомневаюсь, что они ожидают, что ваша группа чокнутой челяди развернётся, и вторгнется во дворец.

Она подняла бровь:

— Чокнутой челяди?

Дориан пожал плечами:

— Я водил скверную компанию в детстве, и плохие попытки пошутить были у нас частыми преступлениями, — сказал он. «Маркус и Морт засмеялись бы над моей неумелой шуткой, но, вероятно, лишь из жалости». Его отсутствовавшие друзья никогда не были слишком далеки от его мыслей.

— К концу они ещё пожалеют о нашей чокнутости! — объявил один из посудомойщиков.

— Берите вон те копья, — сказал Дориан. — В необученных руках они будут гораздо эффективнее, чем то, что держит большинство из вас.

Глава 22

Мы стояли перед центральным стволом дерева-отца. Видимые вблизи нашим нормальным зрением, его массивные размеры казались ещё более впечатляющими. Тэнник был огромен. Что касалось размеров, человечество не видело ничего подобного уже более двух тысяч лет. «И вот это я собираюсь вернуть в мир?» — подумал я, снова сомневаясь в своих мотивах. Хотя выбора у меня к этому моменту уже никакого не было. Приказы Лираллианты нельзя было игнорировать.

— Как с ними говорить? — спросил Гарэс. Они с Мойрой стояли рядом со мной, а нас окружало кольцо Крайтэков, следивших, чтобы мы никак не повредили дереву-отцу. — Он может общаться телепатически?

— Да, — сказал я, кивая. — Когда он не спит — может. Но только дерево может начать обмен мыслями.

— Я не понимаю.

— Тебе нужно думать как дерево, как очень старое дерево. Они на самом деле не спят, их разумы просто двигаются с крайне медленной скоростью, по сравнению с нашими. Они живут на временной шкале, совершенно отличной от нашей. Когда я говорю «не спит», я на самом деле имею ввиду особые моменты, когда Ши'Хар ускоряют свои мысли. Во время чрезвычайных ситуаций или стресса они ускоряются до более человекоподобных скоростей — мысленно, конечно, — объяснил я.

— Так что нам делать? — сказала Мойра.

— Ждать, — сказал я ей.

— «Лошти остаётся в моём роду, несмотря на сотни поколений. Твои воспоминания ясны, но ты — не мой сын».

Ментальный голос пришёл вместе с мощным присутствием, затопившим нас. В некотором отношении это было похоже на ауру, которая была у богов, или у меня, теперь, когда я был накачан силой, однако были тонкие различия. По мере того, как внимание дерева-отца сосредоточилось на нас, я почувствовал ощущение глубины и сложности, которых никогда не испытывал раньше. Разум Тэнника накрыл нас, рассматривая и изучая. У меня создалось ощущение того, что он за эти первые несколько секунд узнал о нас больше, чем даже мы сами осознавали.

— «Твой сын мёртв. Я — неважная копия, но, тем не менее, я остался, чтобы выполнить его волю», — ответил я.

— «Назови свои цели», — потребовало присутствие.

— «Ты уже видел их внутри меня. Ты знаешь их», — ответил я.

— «Знаю. Назови их, чтобы я мог узнать, что ты знаешь о них», — сказало последнее дерево Иллэниэлов.

Я внутренне вздохнул:

— «Восстановление Ши'Хар и сохранение твоих детей».

— «Наших детей», — проинформировал меня разум первого архимага. В моём сознании промелькнули образы Мэттью и Мойры, маленького Коналла, и крошки Айрин, ещё из того периода времени, когда меня от них не оторвали.

Моим первым порывом было сказать, что это были не мои дети, поскольку Лираллианта и Мойра ясно дали мне понять, что я не являлся настоящим Мордэкаем, но ещё когда эта мысль начала формироваться у меня в голове, я осознал, что во всех имеющих значение отношениях они были и моими детьми тоже.

— «Да, наших детей», — молча согласился я.

— «Крайтэки очень взволнованы. Они ожидали прибытия моей Кианти. Будет трудно их обуздать».

Это меня озадачило:

— «Разве они не покорны твоей воле?»

— «В целом — да, но я создал многих из них со сложными интеллектами, готовясь к грядущим испытаниям. Хотя их жизни коротки, они упрямы и своевольны».

— «Каким испытаниям?» — спросил я.

— «Начало ты видел. Бого-семена вернулись в этот мир, и Мал'горос нарушил равновесие. Грядёт расплата. Грядущая борьба станет испытанием для самого бытия».

«Бого-семена» было необычным словом в языке Ши'Хар. Возможно, правильнее было бы перевести как «духи-слуги», но прямого аналога в человеческом языке не было. Тэнник имел ввиду сущности, которых мы называли Тёмными Богами.

— «Что ты будешь делать?» — спросил я.

— «В конечном итоге, причиной этого распада являюсь я. Лираллианта поможет мне искупить мои ошибки, но тяжесть моих грехов падёт на твои плечи. Твой народ решит судьбу этого мира».

Мне не понравилось, как это прозвучало, но это было ожидаемым.

— «Что я должен делать?»

— «Лира зря тебя принудила, как и ты был не прав, принуждая тех, кто с тобой. Двое твоих спутников будут иметь решающее значение в грядущей буре. Полагайся на их силу, доверяй им. Неволя приведёт лишь к разрушению. Крайтэки последуют за вами. Лира должна быть возвращена».

Я почувствовал смещение земли, как если бы что-то двигалось. Когда я сместил своё внимание, мой магический взор показал, что четыре массивных отростка, окружавших дерево-отца, оторвались. Новорождённые Крайтэки раскрылись и задвигались, распахнув массивные, похожие на крылья отростки. Их похожая на кору кожа была покрыта маленькими лозами, но по мере их движения я увидел, что они имели форму гротескной пародии на драконье тело Гарэса, за исключением того, что были минимум вдвое больше его. Их головы были гораздо меньше, в сравнении с их телами, и в них не было видимого рта, только множество глаз.

Они опустили свои тела на землю, и лес вокруг нас ожил движением. Крайтэки карабкались на своих массивных летающих собратьев. Я был поражён их численностью, а также их разнообразием. Тэнник создал их во множестве форм, маленьких и больших.

— «Принеси ко мне мою Кианти», — приказал он.

— «А потом?» — спросил я.

— «А потом мы отправимся воевать».

Глава 23

Не опускайте щит, Ваше Высочество, — упрекнул Дориан. Он заставил Ариадну взять один из круглых деревянных щитов из надвратной башни. Она не могла носить никакую броню, но он надеялся, что щит хоть как-то её укроет.

Она хмыкнула:

— Его тяжело держать всё время поднятым.

— Тогда уберите кинжал, и используйте обе руки, — ответил Дориан. — Меня больше волнует то, что вы можете поймать шальную стрелу, а не то, можете ли вы кого-то заколоть, — указал он. Они были внутри переднего входного зала. Пока что сопротивление было минимальным. В дверях стояло четверо гвардейцев, но Дориан убил их прежде, чем Эван и Алан успели перешагнуть порог у них за спиной.

— Куда мы идём? — спросил Джэролд. Он впервые заговорил с того момента, как они встретили Дориана у надвратной башни, и в его голосе звучала нервная дрожь.

— В королевские покои, — объявила Ариадна. — Матушка и Леди Торнбер были там, когда отправили мне то сообщение.

— Прошу прощения, Высочество, но разве нам не следует сперва найти Короля? — спросил Алан.

Лицо принцессы побледнело на миг:

— Я думаю, вероятность найти мою мать будет выше.

Дориан положил ладонь Алану на плечо, и пригнулся к его уху:

— Король скорее всего мёртв. О нём они позаботились бы в первую очередь. Королева ещё может быть жива.

Алан вздрогнул:

— Прошу простить мою бесцеремонность, Ваше Высочество.

Ариадна выпрямилась, и подняла голову:

— Никогда не бойся говорить со мной открыто, Алан, вне зависимости от нашего нынешнего или будущего положения. Любой, кто последовал за мной сегодня, сражаясь ради меня и ради Лосайона, всегда будет иметь моё уважение, — сказала она, повысив голос, чтобы все вокруг неё точно услышали. — Я никогда не забуду храбрость и верность тех, кто сражается сегодня рядом со мной. Вы воодушевили меня своими смелостью и честью, и мужчины, и девы. Все, кто со мной сейчас, навеки будут милы моему сердцу так же, как моя собственная семья.

Толпа вокруг них отозвалась приглушёнными возгласами радости, подняв копья, мечи, тесаки и одну затесавшуюся среди них скалку над своими головами. Не один глаз прослезился, когда люди услышали её заявление.

— Тогда выдвигаемся, — сказал Дориан, направляясь влево, в боковой коридор, который должен был привести их к ближайшей лестнице. Королевские покои были в двух этажах над ними.

Первое серьёзное сопротивление они встретили у лестницы. Там была расположена дюжина солдат, чтобы контролировать доступ к верхним этажам. Дориан мог лишь предположить, что похожее число солдат было выставлено у трёх других лестничных колодцев в остальных частях дворца. В любом случае, это не имело значения — их заметили, и с этого момента они могли двигаться только вперёд.

— За мной, парни! За Принцессу! — крикнул Дориан тем, кто шёл следом за ним, и двинулся вперёд. Сначала он шёл, шагая быстро и широко. Это дало следовавшим за ним возможность набраться смелости, подражая его примеру. Он ускорил шаги, и вскоре побежал трусцой по мере того, как их атака набрала уверенную, смертоносную инерцию. В конце он прыгнул вперёд, метнувшись в ряды врага, чтобы расстроить их до того, как их достигнут его неорганизованные союзники.

Его встретили копья и древковое оружие, но он небрежно откинул их в стороны, двигаясь подобно танцору, несмотря на надетую на него тяжёлую кольчугу. По сравнению с его скоростью, его противники с тем же успехом могли стоять на неподвижно, пока он проскальзывал мимо их оружия, начав применять свой ужасный меч. Первые два человека умерли ещё до того, как он миновал их, после чего он ушёл вбок, рубя и убивая тех, кто держал копья, поскольку они были самой большой угрозой для его друзей.

За этим последовали кровь и неразбериха, и крики боли эхом отдавались в коридоре по мере того, как люди теряли жизни и конечности, в основном — от руки Дориана Торнбера. Его скорость и мощь, в совокупности с целой жизнью практики и упражнений, превращали бой скорее в бойню, чем в состязание, и хаотичная команда вооружённых дворцовых слуг, следовавшая за ним, превратила бойню в кровавую резню, обрушившись на раненных, которых он оставил после себя.

Бой окончился, едва только начавшись, и Ариадна была благодарна за то, что их потери были немногочисленными. Одному из посудомойщиков проткнули бедро, а ещё один был мёртв. Из врагов не выжил никто.

— Неплохо, — сказала Дориан, глядя на Эвана. — Не забывай держать щит поднятым — если будешь продолжать позволять ему вот так опускаться, кто-нибудь этим воспользуется, — посоветовал он. Повернувшись к Алану, он продолжил: — У тебя была отличная форма, но тебе нужно держать локоть твоей правой руки поближе к телу. Так у тебя будет больше силы в ударе, — добавил Дориан. Последним он бросил взгляд на Джэролда, слегка качая головой. Ариадна не упоминала, что тот на самом деле был посыльным, а не гвардейцем. — Тебе нужно много практиковаться. Однако пока просто держи щит перед собой. Он бесполезен, если ты только и держишь его позади, пока атакуешь мечом.

Алан и Эван наклонили головы, а Джэролд ответил:

— Благодарю, Ваше Благородие.

Они поднялись по двум лестничным пролётам, прежде чем выйти на третьем этаже. Там было ещё несколько дворцовых слуг, и они быстро присоединились к собранной принцессой банде непокорных героев. Двигаясь по коридорам, они поддерживали инициативу, найдя и убив ещё несколько пар вражеских солдат. Мятежники умирали ещё прежде, чем успевали понять, что происходит. Даже Дориан не мог не почувствовать надежду от той лёгкости, с которой они двигались к королевским покоям.

Его надежды оказались перечёркнуты, когда они нашли Королеву.

В комнате, где лежало её тело, были выставлены четыре человека. Освободительный отряд Дориана и Ариадны не дал им пощады. Эван и Алан убили тех двух, кто стоял ближе всего к двери, в то время как Дориан метнулся к тем, кто наклонился, чтобы обыскать неподвижное тело Королевы. Рядом с ней лежала его мать.

Мародёры умерли прежде, чем успели встать.

Пинками отбросив трупы прочь, он опустился на колени рядом с Дженевив Ланкастер. Ещё до того, как его рука коснулась Королевы, взгляд его матери сказал ему, что её подруга была мертва.

— Матушка! — воскликнула Ариадна, тряся Дженевив, безнадёжно надеясь на то, что её мать могла быть просто без сознания. — Матушка, пожалуйста, проснись… пожалуйста!

Дориан отвернулся, и попытался помочь Элиз подняться с пола.

Элиз ахнула от боли:

— Осторожно, Дориан, мне кажется, у меня вывихнуто плечо, и у меня определённо треснули рёбра, — донеслись её слова с частыми перерывами, поскольку она могла делать лишь маленькие, быстрые вдохи.

Ариадна замолчала, уткнувшись лицом в грудь своей матери. Прачка и один из поваров помогли Элиз, в то время как Дориан вернулся к принцессе.

— Я сожалею, — мягко сказал он ей.

Её голова внезапно поднялась, в её взгляде застыло холодное выражение:

— Не надо. Это не твоя вина, — сказала она, вставая, и отмахиваясь от его попытки помочь ей. — Леди Торнбер, а что мой отец, вы знаете, жив ли он? — твёрдым голосом спросила она.

Элиз отрицательно покачала головой:

— Нам сказали, что он мёртв.

— Ариана… — начал Дориан.

Принцесса подняла ладонь, пресекая участливые слова Дориана:

— Не сейчас, Дориан. Скорбь пока может обождать.

— Он также утверждал, что в Ланкастере был пожар, — продолжила Элиз, — но я думаю, что он солгал. Он также сказал, что вас схватили, Ваше Высочество.

Взгляд Ариадны дрогнул на секунду… её глаза сверкнули слезами, но затем её взгляд стал твёрже, уставившись вдаль.

— Понятно, — без всякого выражения сказала она.

— Нам нужно уходить, Принцесса, — сказал ей Дориан. — Нам небезопасно оставаться здесь.

— Нам нужно найти Трэмонта и остальных дворян, которые собрались здесь сегодня. У них было совещание с моим отцом. Предатели будут среди них, — ответила она, игнорируя его заявление.

Он нахмурился:

— Что ты думаешь сделать?

— Вершить правосудие, — торжественно объявила она.

— Это не суд, Ариадна, это — война. Высокое правосудие — в руках королевских судей. То, о чём ты думаешь — это просто месть, — предупредил он её. Под «высоким» правосудием Дориан подразумевал полномочия казнить.

Тут взгляд Ариадны Ланкастер сосредоточился на нём:

— За исключением измены, Сэр Дориан. Король оставляет за собой право высокого правосудия в вопросах измены.

— Но ты не…

— Мою семью убили, — перебила она. — Насколько мы знаем, я — последний отпрыск Ланкастера. Я — твой монарх, Сэр Дориан, — сказала она закованными в сталь словами. — Мы двинемся к комнате для совещаний, где мой отец сегодня встретился со своими советниками. Возможно, мы ещё сможем найти их там, — говорила она, и её лицо разгладилось, теряя свою природную выразительность по мере того, как её поза становилась твёрже. Её заявление вызвало в ней перемену, будто её подсознание наконец приняло тот факт, о котором она говорила.

«Она ещё не коронована, и, учитывая нынешние события, может не дожить до коронации, но сегодня я увидел, как женщина стала королевой», — с толикой грусти подумал Дориан. Чем бы всё ни закончилось, молодая девушка, которую он всегда знал как младшую сестру Марка, больше никогда не будет прежней. Перемена в её голосе срезонировала с остальными людьми в комнате, и они опустились на колени.

— Король мёртв. Да здравствует Королева, — тихо объявил один из поваров.

Рыцарь-ветеран оглядел лица собравшихся вокруг него людей. Стоял лишь он один. Серьёзно встретив твёрдый взгляд Ариадны, он сделал свой выбор, и опустился на одно колено:

— Я всю жизнь служил Лосайону. Я добросовестно служил вашему отцу, и я продолжу служить короне. Я присягаю вам на верность… — приостановился он на миг, прежде чем продолжить: — … Ваше Величество.

Она спокойно посмотрела на него сверху вниз:

— Я принимаю твою присягу, Сэр Дориан. Пожалуйста, продолжай использовать «Высочество», поскольку я ещё не коронована, и если мой брат жив, то он будет иметь передо мной приоритет. Пока что я буду нести ношу вашего владыки, покуда не станет известна судьба Роланда.

По её команде Дориан встал, и, возможно, то было его воображение, но ему показалось, что он увидел, как в ней промелькнуло волнение. «Она сильна, но этот день подвергнет испытанию её ограничения… если мы выживем».

— Я всё ещё советую вам спасаться, Принцесса. Дворец больше не безопасен.

Она не согласилась:

— Я должна сперва увидеть моего отца, и, если возможно, тех, кто должен был встретиться с ним сегодня.

Они добрались обратно до лестницы и спустились на второй этаж, не встретив никакого сопротивления, каковой факт обеспокоил Дориана. Он не мог избавиться от ощущения того, что ситуация должна неминуемо ухудшиться. Вопрос был лишь в том, когда именно.

Коридор, который вёл в небольшой зал для совещаний, был пуст, хотя они услышали донёсшиеся через дверь голоса.

— Твоё мнение ничего не значит, Эйрдэйл! Лучше держи свои мысли при себе, если собираешься сохранить голову на плечах.

Голос казался знакомым, но Дориан не мог сказать, кто это был.

— Это Граф Малверн, — сказала стоявшая рядом с ним Ариадна. — Открывай дверь, Дориан, мы нашли гнездо этой гадюки.

— Мы не знаем, сколько людей сейчас внутри, — остерёг он.

Судя по её виду, её это не заботило:

— Комната маленькая. Там не может быть достаточно людей, чтобы представлять для тебя угрозу.

«Я не о себе волнуюсь», — подумал Дориан. Отбросив сомнения, он толчком раскрыл дверь, и резко вошёл, удивив находившихся внутри людей.

Комната оказалась почти незанятой — внутри было лишь четыре человека, все они были лордами королевства. Мартин Малверн резко развернулся к открывшейся двери, на его лице отразился шок. Человек, которому он вещал, Граф Эйрдэйл, сидел на полу рядом с двумя телами — одно из которых наверняка принадлежало Джеймсу Ланкастеру. Остальные двое сидели за столом в центре комнаты — Герцог Кэнтли и Барон Сёрри. Никто из них не выглядел обрадованным, но на лице Эйрдэйла отразилась надежда, когда он узнал Дориана. Никто не сдвинулся с места.

Дориан, держа меч в руке, целеустремлённо направился к телу Короля.

— Прочь с дороги, — приказал он им, указывая на дальнюю стену. — Туда, если можно.

Герцог Кэнтли первым набрался смелости:

— Кто дал тебе полномочия отдавать такие приказы, Сэр Дориан?

— Я, — объявила Ариадна, входя в комнату. Алан, Эван и Джэролд вошли перед ней, поддерживая защитные позиции вокруг неё. Остальные члены её команды столпились в дверях, или стояли на страже в коридоре.

Кэнтли и Малверн побледнели, увидев её появление, в то время как Барон Сёрри подчёркнуто молчал. Лишь Граф Эйрдэйл казался обрадованным её появлением:

— Слава богам, что вы живы, Принцесса, — со слезами в глазах сказал он. — Трэмонт сказал, что вас убили.

Дориан снова жестом приказал им подвинуться, и на этот раз Брэд Кэнтли отошёл, заняв место у стены, пока рыцарь присел, чтобы осмотреть труп Джеймса Ланкастера. У него не ушло много времени на то, чтобы подтвердить факт смерти, и Дориан посмотрел на Ариадну печальным взглядом, подтвердив её страхи:

— Мне жаль, Ваше Высочество, — сказал он.

Она кивнула, и перевела взгляд обратно на стоявших вдоль стены лордов:

— Кто из вас присутствовал при его смерти? — спросила она.

Какое-то время никто из них не отвечал, пока Эйрдэйл наконец не произнёс:

— Мы все были здесь, Ваше Высочество. Трэмонт…

— Молчать! — приказала она. — Я буду задавать вопросы. Кто убил моего отца?

Кэнтли немедля ответил:

— Эндрю Трэмонт, Ваше Высочество.

— Как он умер?

— Герцог проткнул его, пока тот хотел поднять меч, чтобы защищаться, — снова ответил Кэнтли. — Мы не ожидали, — продолжил было он, но Ариадна перебила его.

— Ещё одно слово, Кэнтли, и я прикажу предать тебя мечу. В следующий раз будешь ослушиваться меня на свой страх и риск, — прорычала она. — Ты меня понял?

Он быстро поклонился:

— Да, Высочество.

— Кто из вас пытался защитить своего Короля?

У Сёрри наконец прорезался голос:

— Это случилось так быстро. Трэмонт подменил гвардейцев. Мы ничего не могли сделать!

Она кивнула Дориану, и он увидел в её взгляде холодное намерение убивать. Шагнув вперёд, он нанёс рукоятью своего меча удар Барону Сёрри в живот с такой силой, что выбил воздух из лёгких немолодого мужчины.

— Я спрошу ещё раз: кто из вас сражался, защищая своего Короля? — повторила она.

Они промолчали.

— Тогда я объявляю всех вас виновными в измене, — прямо заявила она.

— Всех нас?! — ахнул Эйрдэйл.

Кэнтли взъярился больше, закричав:

— Ты не можешь меня судить! У тебя нет власти, и нет доказательств настолько нелепых обвин… — начал он, но его слова внезапно оборвались, когда Дориан поступил с ним так же, как с Бароном Сёрри.

Тут Ариадна обратилась к Джону Эйрдэйлу:

— Ты один кажешься удивлённым, Граф Эйрдэйл. Тебе есть, что сказать в свою защиту?

Он опустил голову, ответив:

— Нет, Ваше Высочество. Я ничем не могу оправдаться, могу лишь сказать, что я ничего не знал о том, что они планировали. Я был трусом, и не предпринял ничего для защиты Джеймса.

— Ты действительно думаешь, что можешь посадить нас под замок? — сказал с пола Кэнтли. — У Трэмонта — армия. Он теперь контролирует столицу!

Ариадна подняла ладонь, чтобы не дать Дориану заставить лорда-нарушителя замолчать:

— Ты привёл хороший аргумент, Лорд Кэнтли. Вас не посадят. Наказание за измену — смерть.

— Но у нас даже не было судебного процесса! — воскликнул Мартин Малверн.

Она посмотрела в его сторону, глядя сквозь него:

— Это и был твой процесс^[29], Лорд Малверн, — сказала она, и, повернувшись к Джону Эйрдэйлу, продолжила: — Я нахожу и тебя виновным в измене, Лорд Эйрдэйл, но я окажу тебе небольшое милосердие — вместо казни ты будешь изгнан из Лосайона. Отныне ты лишён всех земель и титулов. Если я снова обнаружу тебя в пределах границ нашей нации, ты поплатишься жизнью. Если я позже определю, что твои наследники в этом не участвовали, то могу передать им твой титул. У тебя есть пять дней, чтобы пересечь границу.

Эйрдэйл выглядел удивлённым:

— Да, Ваше Высочество.

— Прочь с глаз моих, — ответила она, и не отрывала от него взгляда, пока он не покинул комнату, после чего перевела своё внимание на Дориана: — Я вынесла приговор, Сэр Дориан. Эти трое виновны в измене. Они приговорены к смерти. Приведи приговор в исполнение.

Дориан побледнел в ответ на её приказ. Хотя он сражался и убивал уже не один год, он никогда не убивал хладнокровно. Технически, трое людей, которых ему приказали предать смерти, были вооружены, но они не сопротивлялись. По правде говоря, перед ним они были беспомощны как овцы на заклание, вне зависимости от того, были у них мечи или нет. Дориан медлил.

— Сэр Дориан? — спросила она. — Я что, должна повторяться, или ты бы предпочёл, чтобы я взяла эту задачу на себя? — осведомилась Ариадна, протянув раскрытую ладонь, будто желая взять его меч. Её взгляд обжигал его ледяной решительностью.

«А ведь она это сделает». Он достаточно ясно это видел. Осуждённые уставились на него в полном ужасе, выпучив глаза. Промедление лишь продлило бы их страдание. Его рука метнулась с такой скоростью, что взгляд едва мог уследить, и Малверн и Сёрри стали падать с отделёнными от тела головами. Рука Кэнтли почти дотянулась до его пояса, прежде чем он тоже умер. Дориан вытер свой клинок, прежде чем вернуть его в ножны. Занимаясь этим, он заметил, что Ариадне на лицо попало несколько капель крови, но она отвернулась прежде, чем он смог об этом упомянуть.

— Надо продолжать двигаться, если мы хотим найти Трэмонта, — сказала она.

Он кивнул, и последовал за ней.

Они продолжили двигаться по коридору, проверяя комнаты по пути, но не нашли никого кроме напуганных слуг и двух горничных. Те немногие, кого они встретили, вызвались присоединиться к ним.

Ариадна начала гадать, не решил ли Трэмонт каким-то чудом бросить дворец в их руках. Однако Дориан не расслаблялся, и вскоре его страхи подтвердились. Из бокового коридора вышла группа из десяти человек, и они не казались удивлёнными. Враг что-то пронюхал, и теперь за ними охотились.

Дориан был впереди отряда принцессы, а вражеские солдаты напали на них сзади. Повара и другие слуги старались как могли, но они в подмётки не годились хорошо вооружённым наёмникам. Враг обладал инициативой, и бой за секунды обернулся худо. Дориан силился добраться до задних рядов, но многие последователи принцессы пали прежде, чем он сумел вступить в схватку.

Оттолкнув вбок одну из прачек, он ринулся мимо павших тел, нарушив наступление врагов, внезапно обнаруживших, что противостоят его мечу. Сталь отбрасывала блики, и кровь брызгала на стены, пока он резал их как мясник. Дориан сражался подобно демону, невозможно ловкий и смертоносно эффективный. В конечном итоге пол выглядел так, будто это была скотобойня, а не дворец.

Двое людей Трэмонта развернулись и бросились бежать прежде, чем Дориан до них добрался. Вместо того, чтобы преследовать их, он их отпустил, будучи подавленным после всех убийств, которые он вынужден был совершить.

— Они уходят! — крикнула Ариадна.

Дориан кивнул с отвращением на лице. Многие из её последователей были ранены, и по меньшей мере десять погибли. Одна из женщин лежала, молча хватая ртом воздух, силясь не дать своим внутренностям вывалиться наружу. Большинство врагов были мертвы, а те, кто ещё не был, стремительно истекали кровью. Повсюду вокруг себя Дориан видел лишь смерть.

— Они потеряли волю сражаться, — просто сказал он. — Если я погонюсь за ними, то следующая группа может лишить вас жизни до моего возвращения.

— А что, если они предупредят остальных? — спросил Алан.

— Они уже знают. Эти люди искали боя. Мы слишком здесь задержались. Остальные довольно скоро найдут нас, — ответил Дориан. Он чувствовал себя старым. В прошлом он сражался с чудовищами, за исключением войны с Гододдином, и там бой был более ясно очерчен. Теперь он из защитника превратился в палача… в мясника.

Ариадна без всякого выражения глазела на раненую горничную.

— Помогите раненым подняться, — приказала она тем, кто ещё стоял, но она не отрывала взгляда от женщины, отчаянно сжимавшей свой живот.

Дориан наклонился поближе:

— Она не выживет, но может продержаться несколько дней, если не умрёт от потери крови, — тихо сказал он принцессе на ухо.

— Каковы наши варианты? — спросила она.

Он поморщился:

— Сказать ей правду, и предложить чистую смерть от моей руки или её собственной, либо мы можем попытаться понести её с нами. Без магической помощи она наверняка умрёт, но напряжение от переноски тоже может её убить.

Она знала, что времени у них было мало, поэтому дочь Джеймса Ланкастера присела рядом с умирающей женщиной.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Нэ́нси, Ваше Высочество, — сквозь сжатые зубы ответила женщина. Страх и боль в её глазах будут преследовать принцессу всю оставшуюся жизнь.

— Нэнси, мне сказали, что ты не выживешь с этой раной, но ты можешь протянуть ещё день или два. Если мы попытаемся тебя понести, то это может убить тебя до конца; если мы оставим тебя здесь, то я не знаю, что сделают наши враги. Выбор за тобой, — объяснила она. Лицо Ариадны оставалось ясным и спокойным, пока она говорила.

Нэнси застонала, слеза прочертила смазанную дорожку по её щеке.

— Я бы осталась с вами, если бы могла. Я хотела бы снова увидеть своих детей, но вы не можете бежать со мной в таком состоянии. Оставьте мне нож, миледи. Уходите, и не оглядывайтесь.

Ариадна внезапно встала, отворачиваясь, когда её решимость дала трещину, исказив её лицо горем. Дориан видел, как разбивалось её сердце, и внутри он оплакивал их обоих. «Это — конец невинности, если та у неё ещё оставалась». Шагнув вперёд, он вложил свой меч в ножны, и присел рядом с умирающей женщиной.

— Чёрт возьми, — выругался он себе под нос. — Если возможно, я донесу тебя до твоей семьи. Но будет больно, — сказал он ей, осторожно просунул под неё руки, и стал мягко поднимать.

Она ахнула, когда он встал, держа её на руках подобно слишком большому младенцу. Он уже был весь в крови после боя, но свежий ручеёк крови почти сразу же начал стекать по его туловищу, к ногам.

— Идём, — сказал Дориан, и пошёл по коридору, двигаясь в направлении ближайшей лестницы. Остальные без возражений последовали за ним.

Элиз Торнбер опиралась на одного из поваров, глядя, как её сын несёт умирающую горничную. Её сердце полнилось сбивающим с толку шквалом эмоций, гордость и отчаяние боролись внутри неё за первенство. «Что бы ни случилось, Грэм», — подумала она, обращаясь к своему покойному мужу, — «наш сын стал мужчиной, которым следует гордиться, прямо как его отец».

— А как же он будет сражаться? — шёпотом спросил Джэролд у Эвана.

— Заткнись, — сказал Эван.

Глава 24

Они без помех достигли первого этажа. Эван, Алан и Джэролд заняли позиции вокруг Ариадны, в то время как остальные дворцовые слуги прикрыли собой Дориана и его ношу. Хотя он уважал их настрой, Дориан знал, что на самом деле, когда они встретят ещё вражеских солдат, он будет вынужден передать свою подопечную кому-то ещё.

Главная дверь, что вела во двор, охранялась, но там стояло лишь четверо человек, и прежде чем Дориан успел передать Нэнси кому-то ещё, слуги бросились в атаку. Они были полны гнева и отчаянной нужды что-то сделать. В случившемся коротком бою был убит ещё один из них, и двое получили раны средней тяжести, но остальные задавили четырёх солдат прежде, чем те сумели принять боевую готовность. На плиточные полы дворца пролилась новая кровь.

«Это никогда не кончается», — с омерзением подумал Дориан, — «и я привязан к этому циклу железа, крови и ненависти. Я вынужден убивать, и убивать снова, пока меня наконец не прикончат. Что тогда подумает обо мне Морт? Будет ли Роуз оплакивать меня? А что мой сын, последует ли он по стопам своего отца, заполучив проклятие насилия?»

— Во дворе полно людей! — громко сказала Алан, выглянув в уже не охраняемые двери.

Дориан переместил женщину у себя на руках, чтобы получить возможность наклониться достаточно далеко, чтобы выглянуть через щель в дверях. На этот раз она не застонала. Нэнси выглядела так, будто уснула. Но затем её голова запрокинулась совершенно неестественным образом. «Она мертва», — осознал он.

Наклонившись, Дориан мягко опустил тело Нэнси на пол. Его лицо было мокрым, хотя он не помнил, когда начал плакать. Из всего того насилия, которое он видел в этот день, именно случившееся с Нэнси почему-то наконец проняло его.

— Дай посмотреть, — сказал он Алану.

Никто ничего не сказал о его слезах.

— Трэмонт там, — вскоре сказал он Ариадне. — Должно быть, он вывел их туда, чтобы поймать вас, после того, как мы вернулись внутрь. Ворота тоже открыты. Там сейчас по меньшей мере пятьсот человек.

У принцессы отвисла челюсть:

— Откуда у него столько?

— Мы с вашим отцом говорили об этом лишь несколько дней назад. Лорд Хайтауэр подозревал, что кто-то тайком проводит в город людей, но никто из нас не ожидал ничего подобного, — признался Рыцарь Камня.

— А это что такое, во имя богов?! — воскликнул Джэролд, занявший место Дориана после того, как тот отошёл от дверей.

— Что? — спросил Дориан, быстро оттолкнув его, чтобы взглянуть ещё раз. Миг спустя он заметил источник замешательства Джэролда. Во двор входило большое существо, как раз прошедшее под надвратной башней. Оно было высотой почти в девять футов, и шагало на двух ногах, как человек, но на этом сходство заканчивалось. У него было четыре похожих на руку отростка, соединённых с тонким стволом. Общий его цвет был тёмно-коричневым, но его кожа выглядела толстой и почти похожей на кору. Голова была маленькой, без рта или каких-либо других черт, кроме шедших по её периметру шести глаз, предоставлявших обзор на все триста шестьдесят градусов.

Когда Дориан посмотрел на собравшуюся вокруг него толпу людей, в его голову просочилось несколько мыслей. Его мать была едва в сознании, с обоих сторон её поддерживало по одному человеку. Ариадна была в целости и невредимости, но остальные имели разного рода раны. «Мне ни за что не вывести этих людей отсюда». Он поймал взгляд Ариадны:

— Вам нужно надеть одежду вон того мужчины, и броню.

Она бросила взгляд на указанного им мёртвого наёмника. Хотя он был одним из самых низкорослых, его броня всё равно была ей слишком велика. Единственной замеченной ею светлой стороной было то, что вместо кольчуги он носил простой кожаный панцирь. Сильно залитый кровью.

— Я полагаю, у тебя для этого есть хорошая причина?

Он жестом указал ей отойти вместе с ним в сторону, и тихо обрисовал ей свой план. Пока она его слушала, её глаза увлажнились, но она знала, что других вариантов не было. Этот день был проклятым, а Ариадна уже была залита кровью.

Она вернулась к остальным, игнорируя их взгляды, сняла с себя испачканные остатки своего платья, и начала одевать слишком большую для неё одежду и броню. Она также приказала двум мужчинам помочь Элиз надеть одну из солдатских табард на её женское платье, и накрыть сверху плащом. Она воспользовалась своим ножом, чтобы обрезать юбки Леди Торнбер на уровне коленей, чтобы они были менее заметны. Закончила она эту импровизированную маскировку снятой с одного из мужчин стальной шапкой.

Теперь при беглом осмотре они выглядели как просто ещё одна пара наёмников Трэмонта. Джэролд, Эван и Алан придвинулись ближе — их крупные тела помогут двум женщинам не выделяться.

Остальные слуги посмотрели на Дориана в поисках объяснений.

— А что мы делать будем? — спросил один из них.

Его сердце сжалось, когда он ответил, но на лице он поддерживал уверенное выражение:

— Те из вас, кто хочет, пойдут со мной. Остальные могут оставаться здесь. Они могут смилостивиться над вами, если вы вернётесь на свои места и притворитесь, что не были частью нашей группы.

— А вы что будете делать?

— Я пойду наружу, — сказал Дориан. — Отвлеку внимание. Я направлюсь к воротам, попытаюсь посеять в их рядах как можно больше неразберихи и сумятицы. Принцесса и её спутники смогут попытаться скрыться незамеченными во время сумятицы.

— А мы как выберемся? — спросила одна из женщин.

— Вероятнее всего, если вы последуете за мной наружу, вы умрёте. Если останетесь здесь, то, возможно, сохраните своё положение, но вас всех также могут посадить под замок, — честно ответил Дориан. — Они также могут убить вас, или даже попробовать пытками добыть из вас сведения.

— А мы вообще хоть какую-нибудь пользу принесём, если последуем за вами? Даже несколько солдат окажутся сильнее нас, — подала мысль горничная.

Дориану хотелось сбежать. Глубоко внутри его сердца вопило. Это было неправильно. Рыцарю, любому рыцарю, не следовало просить такого у людей, которых он должен был защищать.

— Если я выйду один, то эффект будет меньше. Несколько людей, напавших вместе со мной, увеличат эффект, даже если вы почти ничего не сделаете в бою, — опустил он взгляд, стыдясь. — Выйдя, вы будете разменивать свои жизни всего лишь на мимолётную возможность улучшить шансы Принцессы и Леди Торнбер на побег.

Горничная вздёрнула подбородок, и подняла в руке большой разделочный нож:

— Тогда я присоединюсь к вам, Сэр Дориан. У меня нет детей, и я скорее умру хорошей смертью, чем рискну быть изнасилованной и замученной врагами, — сказала она. Её руки дрожали, но взгляд был ясен.

«Нет, пожалуйста», — говорил внутренний голос Дориана, но губы его ответили так, как требовал долг:

— Тогда я с радостью буду сражаться вместе с тобой. С этого дня, с этого мига, сколько бы нам ниосталось жить, я буду называть тебя сестрой, — произнёс он. По его щекам текли слёзы.

Многие из оставшихся слуг сделали такой же выбор, но пять или шесть решили остаться.

— У меня есть семья, Сэр Дориан, — сказал один из слуг. — Если есть хоть какая-то возможность выжить, чтобы позаботиться о них, я должен попытаться, — оправдывался он. Две прачки и кое-кто из кухонной прислуги согласно кивнули. После пересчёта получилось, что за дверь с ним пойдёт шесть человек — пять мужчин и три женщины.

Те, кто решил остаться, должны были вернуться на свои места, надеясь избежать ассоциации с отрядом Принцессы, но прежде чем они ушли, одна из женщин поймала Дориана за руку:

— Если я выживу, Сэр, я поведаю эту историю моим детям и внукам. Никто не забудет вас, — сказала она, прежде чем поцеловать его в щёку.

— Не меня помни. Помни их, — сказал он, указывая на тех, кто готов был последовать за ним. — У них нет никаких причин это делать. Я всю жизнь пятнал свою душу кровью других людей, а они делают это исключительно для того, чтобы защитить свою принцессу, — добавил он, и приостановился, прежде чем добавить: — Уж если что и говорить, если я не выживу… скажи моим жене и детям, что я люблю их. Попроси их простить меня за то, что меня нет.

Тут заговорила Ариадна:

— Ты выживешь, и продолжишь сражаться, Дориан, — сказала она, и остановилась, боясь потерять своё спокойствие. Подняв голову, она сказала остальным: — Мне нужны ваши имена. Когда всё закончится, я позабочусь о том, чтобы о ваших семьях не забыли.

У неё не было бумаги, но она слушала, и повторяла имена про себя. У Ариадны была отличная память, и не она одна делала мысленные пометки.

Когда они открыли двери, двор был полон людей. Сперва Дориан вышел осторожно, будто он и восемь следовавших за ним человек хотели не привлекать к себе внимания. Несколько голов повернулись в их направлении, но враг реагировал медленно… пока маленькая группа Ариадны не выбежала наружу, преследуя их. С этого момента события ускорились.

Вражеские офицеры кричали своим людям, приказывая им отрезать «бегущих» сторонников принцессы. Солдаты развернулись, и несколько групп бросилось к Дориану и его товарищам.

Как только поднялась тревога, маленькая команда Дориана бросилась вперёд. Это был жест нелепой непокорности, маленькая группа из девяти людей, бегущая в атаку на выстроившиеся перед ними сотни, но они сделали своё дело. Ариадна и вместе с остальными «солдатами» затерялась в толчее наёмников, сомкнувшихся вокруг Дориана.

Сперва Дориан хотел защитить тех, кто последовал за ним, но это было безнадёжным делом. Его союзники были потеряны в первые же полминуты, их смели и зарубили. Даже Дориана могли задавить, если бы не его зачарованный меч. Клинок перерубал и мечи, и щиты, создавая вокруг него смертоносную полосу разрушения. Бой приостановился, когда окружавшие его люди подались назад, расталкивая тех, кто стоял позади них, чтобы избежать его взмахов.

В воздухе ненадолго повисла тишина, которую наполнил голос Эндрю Трэмонта, взвившись над наёмниками:

— Сложи оружие, Сэр Рыцарь. Разве ты не видишь тщетность своих действий? — крикнул он. — Сдавайся сейчас, и я буду к тебе милосерден.

Дориан Торнбер оставил свой здравый рассудок у дверей, когда выходил.

— Трэмонт! — крикнул он в ответ. — Я иду за тобой, и я не остановлюсь, пока тебя не настигнет правосудие Короля!

Трэмонт засмеялся, всё ещё не имея возможности видеть лицо угрожавшего ему человека, но несколько человек вокруг Дориана узнали его лицо, и про толпе прокатились шепотки «Торнбер». Многие продолжили пятиться, когда Рыцарь Камня снова двинулся вперёд.

— Убейте глупца! — приказал герцог, и те, в ком ещё оставалась воля к сражению, стали толкать своих неохотных товарищей вперёд. Они навалились на Дориана.

Их совместные усилия грозили захлестнуть его, и Дориан почувствовал, как колющий удар пробил кольчугу у него на спине, в то время как его продвижение вперёд замедлилось. Рана была мелкой, он едва ощущал её сквозь туман адреналина, но его инстинкты сказали ему, что если он не вырвется из толпы, то скоро будет мёртв.

В отчаянии, он сделал то, против чего Сайхан неоднократно предостерегал Пенни. Согнув колени, он прыгнул, используя свою силу, чтобы подбросить своё тяжёлое тело вверх, перескакивая пытавшихся остановить его людей. Он взмыл на десять футов вверх, и на пятнадцать — вперёд, приземлившись позади нападавших, оказавшись среди неготовых к схватке наёмников. Внезапная смена его позиции посеяла тревогу и смятение, и его новые противники пытались отступить прочь от него.

Дориан не дал им такой возможности. Снова вернув себе инициативу, он ринулся вперёд, режа и рубя, прежде чем они сумели перестроиться. Дориан Торнбер взревел, будучи в этот момент в сердце своём скорее демоном, чем человеком. Режа и убивая, он двигался в том направлении, откуда он прежде слышал голос Эндрю Трэмонта.

Люди возопили в страхе, и паника укоренилась в сердцах последователей Трэмонта. Те, у кого была хорошая реакция, убрались у него с дороги, а слишком медлительных Дориан сражал своим мечом. Когда те, кто находился между ним и его целью, попытались бежать, путь открылся перед ним. Футах в пятидесяти впереди него, брошенный своими телохранителями, стоял Эндрю Трэмонт.

Заметив свою жертву, Дориан зарычал с внушающей ужас улыбкой на лице. Теперь ничто не могло его остановить. Ноги понесли его вперёд в смертоносном порыве, в то время как Герцог Трэмонта смотрел на него с ужасом в глазах.

Тут Эндрю Трэмонт и погиб бы, но на полпути к его цели Дориана ударили исподтишка. Что-то быстрое и до невозможности огромное врезалось в него справа, и спасли его лишь рефлексы и короткий отблеск на периферии зрения. Изогнувшись, он едва избежал массивный шип напавшего на него существа, которое он видел чуть ранее. Однако увернуться от инерции тела твари он не мог, и когда она врезалась в него, Дориана впечатало в землю.

Потеряв при падении шлем, он попытался перекатиться прежде, чем новый противник придавит его, но ещё одна из странных рук существа схватила его за ногу. В миг ясности он увидел, что шип, который недавно чуть его не проткнул, был не отдельным оружием, а вырастал из руки существа. Оно представляло из себя кошмар странных пропорций. Две его руки оканчивались дробящими клешнями, а две другие были покрыты различными шипами.

Не имея возможности встать, он едва перехватил очередную атаку своим мечом, когда тварь попыталась срезать ему голову своей тяжёлой клешнёй. Лезвие впилось глубоко в похожую на броню кожу чудовища, а не перерубило её начисто, ещё больше удивив Дориана. Мало что могло устоять перед созданными Мордэкаем зачарованными клинками. Зверь был будто был целиком из железа, но двигался он для этого слишком быстро.

Его меч застрял у твари в руке, но рыцарь-ветеран использовал это в свою пользу — когда тварь потянула раненую конечность обратно, Дориан крепко вцепился в меч. Его вскинуло вверх, и когда его тело поднялось в воздух, он перевернулся, используя рукоять меча в качестве опоры, чтобы приземлиться чудовищу на спину. Не сумев высвободить оружие, он отпустил рукоять, и вместо этого крепко обхватил руками маленькую голову существа.

Существо затряслось, тщетно пытаясь сбросить его, ибо его руки сжимали голову подобно тискам. Дориан надеялся, что у него получится передышка, но руки у твари имели больше степеней свободы, чем он ожидал. Они изогнулись, и потянулись к нему, когда тварь сменила тактику.

Однако он не просто удерживал существо на месте. Жилы вздулись на шее у Дориана, когда он потянул, силясь оторвать существу голову. Та оказалась такой же крепкой, какой была рука. «Да почему ж эта проклятая штука не отрывается?» — думал он, пока тварь сопротивлялась его попыткам убить её. На миг он подумал было оставить свою позицию, но тогда он бы остался без оружия и почти без вариантов. Вместо этого он удвоил свои усилия. Его волосы, теперь уже не покрытые шлемом, побелели, а кожа от натуги приобрела пепельно-серый цвет.

Мучительный миг всё тянулся, и время замедлилось, когда он наконец ощутил, как что-то подалось. С его губ сорвался крик триумфа, когда твёрдая деревянная плоть сломалась и порвалась под его руками, и голова полностью отодралась от плеч чудовища. Находившееся под ним массивное тело содрогнулось, и осело на землю.

Дориан остался сидеть у твари на плечах, откатившись, когда та достигла утрамбованной земли замкового двора. Встав на ноги, он ощутил, как сила его тела приливала в унисон с глубоким гулом земли. Он чувствовал лишь ярость и адреналин, глядя на вражеских солдат, стоявших в тупом изумлении, когда он вызывающе крикнул:

— Кто следующий?!

Сперва никто не сдвинулся с места, а когда это всё же произошло, они попятились от разъярённого воина. Лицо Дориана Торнбера полностью посерело, заставляя его выглядеть так, будто он был отлит из камня. Он улыбнулся им гранитными зубами, с безумием берсеркера во взгляде.

— Следующий — ты, человек, — произнёс сухой голос, и что-то ударило его сзади будто тараном.

Одинокий рыцарь пролетел по воздуху тридцать футов, вмазавшись в защищавшую замковый двор стену. Камни потрескались от удара, и его тело сползло на землю, но там оно не осталось.

Это казалось невозможным, но Рыцарь Камня встал, отряхивая пыль и гравий со своей брони:

— Тебе следовало умереть, пока у тебя была такая возможность, — пророкотал он голосом, который будто исходил от трущихся друг о друга камней.

К этому моменту большинство солдат отступили либо на стены, либо во дворец, оставив двор по большей части пустым. Ворота были захлопнуты, а решётка — опущена, но Дориан с некоторым облегчением не заметил ни следа Ариадны или своей матери, двинувшись вперёд — если повезёт, они уже снаружи, и направляются в безопасное место. «Чего бы я сейчас ни достиг, это в основном лишь задержит Трэмонта, не давая ему обратить своё внимание на поиски пропавшей принцессы».

Меч Дориана всё ещё оставался засевшим в руке существа, когда они сошлись, осторожно кружа по двору. Отсутствие головы, похоже, не препятствовало способности чудовища ощущать его местонахождение, но оно двигалось осторожно, научившись уважать опасную силу воина.

Они маневрировали полминуты, пока тварь наконец не рискнула, метнувшись вперёд, и попытавшись поймать его своими клешнями. Однако Дориан был слишком быстр, он пригнулся и скользнул под своего противника. Используя своё плечо и обе руки, он поднял весившее полтонны чудовище, и подбросил вверх.

Оно неуклюже упало, приземлившись на бок в нескольких футах от него. Дориан надеялся, что удар о землю высвободит его меч, но ему не повезло. Приблизившись, он попытался ухватиться за рукоять, но тварь слишком быстро пришла в себя, едва не снеся ему голову одной из своих тяжёлых клешней.

Он поймал эту руку на полпути, ухватившись за то, что у человека было бы предплечьем, и удерживая её подальше от своей головы, пытаясь схватить меч. Промахнувшись, по рукояти, он в итоге оказался в патовой ситуации — Дориан держал обе руки с клешнями за предплечья, и они боролись, напрягаясь, сила против силы. Хотя тварь была невероятно сильна, рыцарь вроде бы имел преимущество, если бы не один факт. У его противника было на две руки больше, чем у него, и эти руки были покрыты жуткими шипами.

Пока он концентрировался, разводя увенчанные клешнями руки в стороны и подальше от своего тела, две другие руки метнулись вперёд, вскрывая броню, покрывавшую его грудь и живот, рвя кольчугу почти так же легко, будто та была кожаной. Дориана пронзила боль, когда шипы вонзились ему в живот. «Рано или поздно это должно было произойти», — сказал голос у него в подсознании, но остальные его мысли не обратили на это внимания.

С вызывающим рёвом боли, Дориан Торнбер упёрся сапогом чудовищу в грудь, и толкнул, напрягая свои мощные плечи. Тварь закричала, и рыцарь оторвал две её руки от её тела. Оставшиеся руки снова нанесли удар по нему, сбив его вбок, но он снова встал, и набросился на существо, пока то не пришло в себя. Дориан знал, что должен был прикончить тварь, пока его собственная сила не подведёт его.

Забыв о своём мече, он боролся с тварью голыми руками, оторвав две оставшиеся передние конечности, прежде чем приняться за ноги. Подобно обезумевшему ребёнку, он раздирал существо на части, одну конечность за другой, пока от того не осталось лишь дёргающееся тело. Более не будучи способным сделать что-то одними лишь руками, он потратил немного времени, чтобы вытащить свой меч из руки, из которой тот всё ещё торчал. С его помощью Дориан перерубил каждую руку и ногу как минимум на три части, а потом перерубил надвое само тело, хотя на это ушло какое-то время. Туловище существа было таким прочным, что рубить его было так же трудно, как рубить надвое ствол дерева… с помощью обычного меча.

Закончив, он оглядел двор, небрежно опираясь на свой меч, будто тот был тростью. Двор был по большей части пуст, и те солдаты, которые остались, рассыпались по стенам, молча наблюдая за ним. Большинство из них держали в руках арбалеты, взведённые и направленные в его сторону. Его кольчуга ни за что на свете не остановила бы ни один из этих арбалетных стрел. Дориан удивился, как он вообще продолжает дышать. «Я уже должен был умереть».

— Чего вы ждёте!? — заревел он зрителям. — Сколько ещё вас, ублюдков, я должен убить, прежде чем вы меня наконец прикончите!?

Никто не ответил, лишь один из солдат бросил арбалет, и отступил в башню на стене.

— Отвечайте!!

Ещё несколько человек побросали оружие, и Дориан не мог понять, что они делают. Посмотрев вниз, он оглядел свои грудь и живот, боясь увидеть, какие раны он уже получил. «У меня наверное кишки свисают… какого чёрта?!». Он поражённо уставился на свой живот.

Кольчуга и кожа брони были порваны, но его открывшийся живот был цел, помимо каких-то странных царапин на его серой коже. Он шлёпнул себя ладонью по животу, обнаружив, что тот твёрдый и сухой. Ощущение было примерно такое, будто он стучал двумя камнями друг о друга. Посмотрев вниз, он увидел разбросанные вокруг него по земле арбалетные болты. Некоторые из них торчали из земли, но другие были сломаны, будто они ударились обо что-то твёрдое. «Что-то вроде меня», — подумал он. «Я начал обращаться, как Морт и предупреждал. Я сейчас больше камень, чем человек».

— Бля.

Более не в силах придумать ничего получше, Дориан пошёл на противоположную сторону пустого двора, пока не нашёл металлическую шапку, которую потерял, когда чудовище в первый раз напало на него. Отряхнув шапку, он надел её на голову. Восстановив своё достоинство, он уставился на надвратную башню, и заорал:

— Если вы не собираетесь меня убивать, тогда открывайте чёртовы ворота! Если только вы не хотите сдаться?

Он зашагал в сторону надвратной башни. Обе решётки и ворота открылись задолго до того, как он дошёл до них.

Глава 25

Албамарл выглядел не так, как я ожидал. В нескольких местах поднимался дым, и был он слишком густым по сравнению с обычным дымком, поднимавшемся из печных труб и от костров. Такой дым можно было ожидать от горящих зданий. Город выглядел так, будто в нём шла война.

— «Где мне сесть?» — спросил Гарэс.

У меня в голове промелькнула дюжина мест, но самое важное из них стояло на голову выше остальных.

— Дом Иллэниэл, мне нужно забрать Лираллианту, — сказал я. Я хотел сказать «проведать семью», но заставлявшее меня принуждение всё ещё действовало. Вне зависимости от личных причин, я просто не мог сделать ничего иного… только если у меня не было на то логичной причины.

Тут заговорила Мойра:

— «Бессмыслица какая-то. Когда мы улетали, никаких признаков войны не было».

На это у меня не было ответа, хотя были подозрения. Когда мы приземлились на улице, нас ждала знакомая фигура, и я надеялся, что тут мы и получим новую информацию.

— Ты сказал, что встретишься со мной на следующий день, но прошло почти пять, — пожаловался Карэнт, подходя к нам.

— У тебя что, были какие-то другие планы? — уколол я. Когда он раскрыл рот, чтобы ответить, я перебил его: — Не отвечай. Я бы предпочёл услышать о том, что происходило в наше отсутствие.

— Герцог Трэмонт вступил борьбу за корону. То, что вы видите вокруг — плоды гражданской войны, — ответил Карэнт.

Принуждающая меня магия была нетерпелива, я чувствовал, как она тянет меня к месту, где ждала Лира. «Я должен сперва узнать, какие силы могут выступить против меня», — рассудил я внутри, и ощутил, как принуждение ослабло.

— Выкладывай подробности, но покороче. У меня мало времени.

— Его отравитель сумел обезвредить королевскую гвардию и людей Хайтауэра. Он убил Короля и Королеву два дня назад, но не сумел убрать их дочь. Твой друг, Торнбер, помог ей бежать, и она собрала под свои знамёна остатки городских защитников. Бой был кровавый и злой. У Трэмонта в городе много наёмников, и его поддерживает значительное количество церковных войск, — объяснил ослабленный бог.

— Где он нашёл столько продажных клинков? — подумал я слух. Мои эмоции были к этому моменту на опасно низком уровне, поскольку от человека я подпитывался в последний раз несколько дней тому назад. От небрежного упоминания о смерти моих тётки и дяди у меня лишь что-то слегка заныло внутри, и ничего больше.

— Многие из них — Шаддос Крис, слуги и прислужники Мал'гороса, — проинформировал меня Карэнт. — Мне неясно, осознаёт ли это Трэмонт, и есть ли ему вообще какое-то дело до этого.

Я немного подумал над его словами, прежде чем задать свой следующий вопрос:

— Где сейчас моя семья?

— В здании, которое находится перед тобой. С ними Королева, — ответил он.

— Королева?

Карэнт хитро улыбнулся:

— Народ начал звать Ариадну «Железной Королевой».

Это меня удивило. В моих воспоминаниях Ариадна была милой девушкой с мягким нравом. Хотя она выросла в умную и практичную женщину, я едва ли мог представить, что кто-то даст ей такое имя.

— И она это позволяет? — спросил я.

— Они не называют её так в лицо. Она всё ещё настаивает на том, чтобы к ней обращались как к принцессе, поскольку коронации не было, — объяснил Карэнт. — Я не могу подтвердить это лично, но твоя жена получила весть из дому о том, что Замок Ланкастер разграблен и сожжён. Они надеялись на поддержку, или, по меньшей мере, на помощь от Прэйсианов. Насколько мы знаем, те отступили в Замок Камерон.

— А что Роланд?

— Никто не видел его со дня нападения на Ланкастер. Его полагают погибшим, — ответил Карэнт.

В мне едва уловимо промелькнули разные чувства — печаль, раздражение, и смутное ощущение гнева. В кои-то веки приглушённые эмоции показались мне преимуществом, но я знал, что когда они в очередной раз вернутся к нормальным уровням, придётся расплачиваться.

— Сколько в Албамарле Рыцарей Камня?

— Только Иган, Сайхан и Дориан, но Сайхан не может сражаться, — ответил он.

В этом, конечно, виноват был я. Я шагнул вперёд, приближаясь к парадной двери дома, который когда-то принадлежал мне, или Мордэкаю, в зависимости от того, как на это смотреть. Если продолжать думать в таком ключе, то всё получалось слишком запутанным.

Я постучал, как и следовало практически любому воспитанному незнакомцу. Теперь, когда на мои вопросы были даны ответы, связывавшая меня магия толкала меня вперёд. Я не мог себе позволить никаких ненужных задержек.

Я подождал с минуту, затем постучал снова, надеясь, что кто-нибудь ответит. Если нет, то это могло вынудить меня уничтожить дом, чтобы попасть внутрь. С силой, которую я забрал у Карэнта, и с дополнительной порцией, которую я вытянул из Бог-Камня, я не сомневался, что смогу это сделать. «Или я мог бы просто использовать круг». На миг эта мысль показалась мне странной, однако я задумался, почему мне это сразу не пришло в голову.

— Чего ты хочешь?

Голос, донёсшийся с другой стороны двери, был низким и мужским. Мои чувства не могли проникнуть сквозь зачарованную дверь, но мои уши легко узнали моего друга детства. На той стороне был Дориан.

— Я здесь, чтобы забрать ту Ши'Хар. Мне нужно, чтобы ты впустил меня.

— Тебе здесь не рады. Я знаю, кто ты такой, — сказал Дориан.

— Я — Брэксус, — ответил я, используя имя, которое я взял себе прежде. Я задумался, поделилась ли моя дочь тем, что сказала ей Мойра Сэнтир, когда мы улетали.

— Да хоть чёртом назовись. Я тебя не впущу в этот дом, — сказал мой преданный друг.

Мои мысли пустились вскачь, но даваемые ими ответы не помогали.

— Если ты не откроешь дверь поскорее, то я буду вынужден выбить её, а сделать это без разрушений нельзя. Те, кого ты защищаешь, могут пострадать или даже погибнуть.

— Ты блефуешь, — ответил он. — Даже Тёмные Боги не могли пробиться внутрь.

— Не вынуждай меня, Дориан, — сказал я ему, сжимая кулаки. Одновременно я собирал в кулак волю, и нужные слова уже вертелись на кончике моего языке. Хотел я того или нет, я собирался уничтожить фасад этого дома, и в результате будут ранены многие из тех, кто был внутри. Что-то глубоко внутри забилось: «Нет! Не делай этого!». Хотя я разделял это мнение, оно казалось чужеродным, будто оно принадлежало кому-то другому. В нём также было больше невыраженных эмоций, чем я сейчас мог наскрести.

Мои ладони поднялись на уровень плеч, направленные наружу, к двери. Они будто двигались сами по себе. Время вышло, вне зависимости от того, хотел я ждать или нет.

Дверь открылась. Внутри стоял Дориан, держа ладонь на дверной ручке. Он носил свою латную броню, но шлем держал подмышкой. Вместо шлема на его лице застыло хмурое выражение, а взгляд был таким сосредоточенным, что я уверился — будь я в этот момент более чувствительным, этот взгляд прожёг бы во мне дыру.

— Не забывай о манерах, Дориан. Он — не тот, о ком ты думаешь, — произнёс более старый женский голос у него из-за спины. Позади своего сына стояла Элиз Торнбер. Она выглядела усталой, и впервые в жизни — действительно старой. Её глаза были красными, а кожа — обвисшей в местах, где не опухла от синяков.

«Что с ней случилось?» — подумал мой разум, но мой рот был практичнее:

— Простыми словами правду не изложить, но я опасен, Дориан. Сейчас ты не можешь мне доверять. Твой лучший вариант — позволить мне взять то, что я хочу, и отправить меня восвояси.

Гарэс Гэйлин по-прежнему был массивным драконом, и не потрудился попытаться пролезть через дверь, но все взгляды с любопытством упали на женщину, вошедшую вслед за мной. Никто из них не узнал Каменную Леди, теперь, когда она была из плоти и крови — все кроме одного человека.

— Матушка? — сказала моя юная дочь. — Это правда ты?

Я не останавливаясь прошёл мимо неё, направляясь к каменному саркофагу, всё ещё стоявшему в холле между вестибюлем и кухней. Моё тело не могло ждать, но мой магический взор был прикован к Мойре Сэнтир. На её лице играло любопытное выражение, будто она могла расплакаться, но забыла, как это делать.

— Я сказала тебе, малышка, что я — на самом деле не твоя мать. Я — лишь её тень, — ответила Мойра Сэнтир, но тем не менее обняла свою дочь. Её глаза сверкали от навернувшихся на них слёз.

Моя дочь повернула голову, чтобы посмотреть на меня через плечо Мойры:

— Кое-кто другой сказал мне то же самое, но я не думаю, что вы на самом деле понимаете. Во всём, что имеет значение, ты — мать. Я буду считать тебя тем, кем захочу.

Пенни осторожно приблизилась к ним, слушая их слова с удивлённым выражением на лице:

— Ты — действительно она? — спросила Пенни. У неё за спиной стоял незнакомый мне мужчина.

Наша дочь притянула её к себе одной рукой:

— Это действительно она, Мама. Она была Каменной Леди.

Их полное слёз воссоединение порвало бы струны моего сердца, если бы те не были замотаны в толстый слой шерсти. Я снова порадовался своему почти полному отсутствию эмоций. Вытянув облачённую в перчатку руку, я произнёс слово, и поднял тяжёлый каменный ящик, в котором лежала Лираллианта. Он, наверное, весил несколько тысяч фунтов, но, учитывая моё нынешнее состояние, он с тем же успехом мог бы быть пёрышком. Левитировать его казалось так же легко, как когда-то — дышать.

Все взгляды сошлись на мне, а я, игнорируя их, начал нести Лиру к двери. Даже Мэттью появился, наблюдая за мной из коридора. Я не мог быть уверен, что им могли сказать Элиз Торнбер или моя дочь, но его пристальный взгляд ясно дал понять, что он считал меня своим покойным отцом. «Кем я и являюсь — в некотором роде».

Никто не заговаривал со мной, вероятно — из страха. Казалось, что я смогу завершить свою миссию и сбежать, больше не вступая во вредные личные разговоры, но одна из находившихся здесь личностей была слишком упрямой, чтобы её можно было игнорировать.

— Думаешь, ты можешь просто взять, что хочешь, и уйти? — бросила мне вызов Пенни. Она оставила остальных, и передвинулась, загородив мне выход.

Что-то снова всколыхнулось внутри меня, на этот раз больнее. «Нет, никогда… мне слишком много нужно сказать. Я люблю тебя. Прости меня». Мой внутренний голос снова показался странным образом несовпадающим с моими собственными мыслями.

— Прочь. Я — не тот, о ком ты думаешь, — без всякого выражения ответил мой голос.

Она не сдвинулась с места:

— Элиз рассказала мне о твоём письме. Она говорит, что ты всё ещё там.

Связывавшая меня магия настаивала. В отсутствие опасности или какой-то логической помехи мой разум и тело предавали меня. Я готов был пройти через неё силой, если она не сдвинется.

— Я — Брэксус. Твой муж мёртв. Уйди, иначе я буду вынужден сделать тебе больно.

Её тёплые карие глаза намокли от слёз, она смотрела на меня с искажённым лицом:

— Нет. Ты не причинишь мне боль. Покажи мне своё лицо, и я позволю теб…

Прошло слишком много времени. Мой бронированный кулак взметнулся с молниеносной быстротой. Моё тело двигалось вопреки моим желанием, и я не мог его остановить. Если она не хочет уходить сама, то я смету её со своего пути.

Меня пронзила обжигающая боль, пылая в каждом нерве, будто кто-то наполнил мои вены кислотой. На секунду мои глаза ослепли, а в груди заколотила яростная боль. «Нет! Ты не сделаешь этого! НЕТ!». Я услышал свой голос, но он будто доносился откуда-то ещё:

— Пенни, пожалуйста, уйди скорее. Я не могу долго удерживать себя. Пожалуйста, умоляю! — послышались мои вымученные, полные казавшегося мне чужим чувства слова.

Мой бронированный кулак дрожал в воздухе передо мной, в считанных дюймах от удивлённого лица Пенни. Он завис между двумя противодействующими силами, ни одна из которых, похоже, не принадлежала мне — пока что я был лишь наблюдателем.

Прежде чем внутренняя суматоха успела улечься, Пенни отошла в сторону. На миг вселенная скрутилась вокруг меня, и боль в моём теле исчезла. Со странным ощущением рывка я вернул себе контроль над телом. Мои ноги зашагали вперёд, и с помощью своей магии я направил каменный саркофаг впереди себя, на улицу.

— «Каковы твои приказания?» — спросил у меня в голове голос Мойры Сэнтир.

Поскольку она не имела никакого отношения к моему принуждению, я был волен командовать её как мне вздумается. Я послал ей свои мысли:

— «Можешь оставаться. Ты могла бы помочь им. Когда всё закончится, если смогу, я полностью освобожу тебя».

Дракон ждал меня, рядом с ним стоял Карэнт.

— Этот гроб выглядит чрезвычайно тяжёлым, — заметил Гарэс. — Я унесу его не дальше мили, возможно — двух.

— Ты останешься здесь, — проинформировал его я. — До моего возвращения делай то, чего требует твоя совесть.

— Моя совесть?

Я вынул зачарованный камни, создававшие мой летающий конструкт. Лира и её каменное вместилище легко должны были влезть внутрь, и у меня было достаточно силы, чтобы справиться с их весом.

— У них тут война, а ты — единственный волшебник, который может иметь желание помочь, если не считать вот этой маленькой девочки.

— Я — дракон, — поправил меня Гарэс, будто была какая-то разница. — А упомянутая тобой «маленькая девочка» имеет больше силы, чем когда-либо было у меня.

— Ты также архимаг, и у тебя чертовки больше знаний и опыта, — ответил я. Пока я говорил, какая-то часть моего разума оставалась вместе с Пенни и остальными. Я наблюдал за ними своим магическим взором, ощущая тупую, ноющую боль, эхом отзывавшуюся более острой болью, которая приходила откуда-то ещё изнутри меня. Мэттью и Мойра стояли рядом со своей матерью, а Коналл выглядывал у неё из-за спины. Они все наблюдали за мной, и никто из них не выглядел счастливым.

— Почему ты не прикажешь мне делать то, что ты хочешь? — спросил дракон. — Моя эйстрайлин по-прежнему у тебя.

Я указал на Карэнта, жестом приказав ему войти в отверстие моего летающего устройства:

— Заходи. Поговорим в полёте, — сказал я, и последовал за ним внутрь — моё тело по-прежнему двигалось с безжалостной эффективностью. Я не мог бы остановиться, даже если бы хотел. Запустив руку в свой мешочек, я вытащил эйстрайлин Гарэса прежде, чем запечатать за собой невидимую дверь. Я бросил ему статуэтку, а затем произнёс слова, которые должны были закрыть «дверь». Однако звук проходил через неё совершенно беспрепятственно: — Я устал приказывать. Поступай как хочешь.

Дракон раскрыл пасть, и поймал статуэтку ртом. Его язык засунул её ему за щеку прежде, чем его рот закрылся. Заревев, он взметнулся в небо, не оглядываясь.

— Похоже, что с драконом ты просчитался, — сделал наблюдение Карэнт, пока я медленно поднимал нас вверх.

Я покачал головой:

— Он вернётся.

— Думаешь, он поможет тебе по собственной доброй воле? Ты глупец, — сказал Сияющий Бог.

Его слова дошли до меня, но я его не слушал. Моё внимание было сосредоточено на земле под нами, где маленькая группа людей собралась, наблюдая за нашим вознесением. Несмотря на моё онемение, мне всё ещё было грустно оставлять их. Внизу стояло большинство людей, которые были мне небезразличны при жизни. Я ощутил новую, скручивающуюся боль в груди, когда люди под нами постепенно стали уменьшаться.

— Нет. Я был глупцом до сих пор, и мне ещё многому нужно научиться, — ответил я. Прежде, чем он смог прокомментировать это, я задал ему вопрос: — Ты когда-нибудь слышишь голоса?

— Что ты имеешь ввиду? — сказал Карэнт.

Я с трудом описал, что имею ввиду:

— Я думаю, что у каждого есть внутренний диалог или комментарии к мыслям, но в последнее время мои отличаются. Иногда ощущение такое, будто мысли у меня в голове принадлежат кому-то другому. Добавь к этому принуждение, которому узы Лиры подвергают мои действия, и в последнее время мне кажется, будто я делю это тело с двумя или даже тремя людьми.

Карэнт одарил меня недоброй улыбкой:

— Я весьма хорошо знаю, что значит быть под принуждением. Ты желаешь одно, но твоё тело и даже твой разум вынуждают тебя следовать пути, указанным твоим господином. Мне очень приятно слышать, что ты страдаешь так же, как и я.

Я проигнорировал его явное ликование, вызванное моим дискомфортом:

— Принуждение — его я, по крайней мере, понимаю. Я хочу делать одно, но мои действия и, порой, даже мысли направляются по пути, который наискорейшим образом обеспечит достижение целей Лиры. Сегодня случилось что-то другое.

— Каким образом?

Я описал то, что пережил несколько минут назад, когда Пенни преградила мне путь:

— Тогда я просто хотел уйти. Я не хотел делать ей больно, но был принуждён ударить её. Мой кулак пришёл в движение, чтобы сделать именно это, но что-то его остановило.

Мой спутник принял скептический вид:

— Ты хочешь сказать, что смог воспротивиться узам?

— Не совсем. Я не чувствовал, что это был я. Я был просто наблюдателем, в то время как что-то другое билось за контроль над моим телом. Затем я заговорил, но ощущение было странным.

— В чём странным? — спросил он.

— Произнесённые слова были чем-то, что я мог бы сказать, когда мои эмоции ближе к норме, но я не думаю, что это я говорил, — признался я.

Брови Карэнта поползли вверх:

— Ты хочешь сказать, что его душа каким-то образом пытается управлять тобой, или общаться с тобой? Это не должно быть возможно.

— Почему нет?

— Связывающее его заклинание похоже на то, которым ты окружил Сэлиора. Я не понимаю деталей заклинательных плетений Ши'Хар, но если работают они так же, как чары, которые создали меня, то он не должен быть способен общаться или вообще что-то делать. Я сомневаюсь, осознаёт ли он себя вообще. Его душа вероятнее всего дремлет, спит в своей клетке, — высказал Карэнт.

— Но твоё сознание — искусственное, — парировал я.

— Твоё — тоже, — опроверг он.

Я кивнул:

— Верно, но у Мордэкая сознание было естественным. Разве ты не считаешь возможным, что живая душа может отличаться, что он может найти какой-то способ дотянуться из того места, где он сейчас находится?

— Гораздо вероятнее то, что твоя измученная психика начинает распадаться под давлением, — сухо ответил он.

Глава 26

Мы молча летели несколько миль. Мне было трудно вернуть себе внутреннее самообладание после того, как я увиделся с Пенни и близнецами. И это ещё с моей способностью ощущать эмоции, находившейся на весьма низком уровне. Особая боль, появившаяся внутри меня после моей с ними встречи, исчезла, оставив меня с тупой, ноющей болью, которая была полностью моей собственной. Мне нужно было насытиться, но я беспокоился, что это обрушит на меня бурю вины и горя. Однако это был совершенно академический вопрос — принуждение не позволяло мне останавливаться, пока я не доставлю Лиру к её любимому.

— Куда ты нас несёшь? — спросил Карэнт, прервав мои мысли.

Мой разум снова сфокусировался, когда я повернулся к нему лицом:

— Я несу Лираллианту к её кианти. Ты останешься в Лосайоне. У меня для тебя есть несколько задач.

— Тогда зачем везти меня так далеко? Разве нельзя было выдать приказы перед отлётом?

Карэнт, вероятно, был самым сообразительным среди четырёх существ, которых мы звали Сияющими Богами. Вероятно, это меня в нём и раздражало.

— Возьми мою руку, — приказал я, и, когда он послушался, я начал направлять часть впитанной мною из Камеры Железного Сердца и Бог-Камня силы обратно в него.

— Зачем? — спросил он, расширив глаза.

— Потому что слабый слуга менее полезен, чем сильный, — ответил я. — Когда я дам тебе то, что считаю нужным, я хочу, чтобы ты вернулся, и посмотрел, сможешь ли ты найти своих брата и сестру. Скажи им, что сбежал от меня, и что ты знаешь, где находится Бог-Камень. Замани их ко мне, используя любую дополнительную ложь, на которую они, по-твоему, клюнут.

— Брата и сестру… — сказал он, позволив словам повиснуть в воздухе.

Я вздохнул:

— Миллисэнт и Дорона.

— Мы не родственники, знаешь ли… мы были соз…

Я перебил его:

— Я знаю. С человеческой точки зрения, мы считаем вас родственниками, просто смирить с этим.

— Что ты планируешь?

Я улыбнулся:

— Тебе не нужно это знать. Просто замани их туда, куда я скажу. Когда они окажутся в пределах слышимости, они будут моими.

Карэнт нахмурился. Мой план ему явно не нравился.

Игнорируя выражение его лица, я продолжил:

— Мне также нужно больше сведений. Прежне у нас было немного времени. Насколько хорошо держится сопротивление Ариадны, как ты думаешь? Она сможет вытеснить Трэмонта самостоятельно?

— Если бы только Трэмонта — возможно. Он глупец, но у него есть необычные союзники, — ответил угнетённый бог правосудия.

— Ты рассказал мне о сторонниках Церкви и о Шаддос Крис, есть кто-то ещё?

— Сторонники четырёх церквей были введены в заблуждение. Без меня или Сэлиора их легко обмануть. Даже Миллисэнт и Дорон неохотно показывались, боясь быть пойманными Мал'горосом. Однако Шаддос Крис подчиняются лишь одному господину, — сказал Карэнт.

— Ты хочешь сказать, что Трэмонт заодно с Мал'горосом?

— Я говорю, что их всех направляет одна рука, и осознаёт он этого или нет, эта рука принадлежит не Трэмонту, — ответил Карэнт.

— Возможно, — ответил я, — даже вероятно, но мне нужно больше сведений, прежде чем мы сможем предположить, что за этим стоит Мал'горос.

— Я не закончил, — сказал Карэнт. — Когда они бежали из дворца, Дориан сражался против Чэ́л'тэрэ́ка. Ему повезло, что он выжил.

— Чэл'тэрэк? — спросил я, сбитый с толку.

Карэнт вздохнул:

— Это имя одного из тех, кого люди зовут Тёмными Богами, хотя сейчас он гораздо слабее.

— Я думал, Мал'горос их съел. Разве ты не это говорил мне раньше?

— Он поймал их, и поглотил их силу. Это было сродни тому, что ты сделал со мной, хотя произошло гораздо более непосредственным образом. Заклинательные плетения, которые их создали, практически неразрушимы. Он оставил их почти бессильными, но не мог развоплотить их. Вместо этого они стали его слугами, — объяснил Карэнт.

«Ну, бля», — подумал я, — «вот и плакало моё единственное преимущество». Я надеялся, что взяв контроль над оставшимися Сияющими Богами, я смогу возобладать над Мал'горосом хотя бы в численности. Теперь похоже было на то, что у него будет гораздо больше помощников, чем та жалкая тройка, которой потенциально мог командовать я.

— И сколько их там? — спросил я.

— Какой сюрприз, — прокомментировал он, подняв брови, — исторический факт, которого ты не знаешь. Их сорок один, если не считать Мал'гороса.

Я мысленно обругал себя. Он был прав, и как только он произнёс число, я почувствовал, как знание всплыло из моих скрытых воспоминаний. «Сорок два стража другого мира, сторожащие врата, и защищающие рощи снаружи». Воспоминание привело к новым вопросам, в частности — что собой представляли «врата», но в данный момент у меня были более прагматичные заботы:

— Насколько они сильны?

— Примерно настолько, насколько силён был я до того, как получил этот твой «дар», — сказал Карэнт, опустив взгляд на свои руки. Я всё ещё передавал ему силу. Он теперь содержал примерно одну восьмую той силы, какую изначально имел.

«Одна восьмая Сэлиора», — с ухмылкой подумал я, вспомнив свою систему измерений — с моей стороны, у меня в распоряжении было примерно полтора Сэлиора. Я вытянул значительное количество силы из Бог-Камня в дополнение к силе Камеры Железного Сердца.

— Похоже, что они довольно слабы, — заметил я.

— Этого всё ещё достаточно, чтобы сделать одного их серьёзной угрозой для одного из твоих рыцарей, и их гораздо больше. Это помимо того, что они всё ещё фактически бессмертны, — проинформировал меня Карэнт.

От его слов мне было не по себе, и мои мысли ушли в отчаянный штопор. «Что мне делать?». Хоть я и был мёртв, моя семья и моя страна всё ещё нуждались во мне. Я думал, что смогу их спасти, но казалось, что на каждом шагу шансы оборачивались не в мою пользу. «Что важнее: как поступил бы Мордэкай?». Ну, для начала, он бы не летел не в том направлении, ставя возвращение Лираллианты впереди заботы о своих людях. Однако с этим ничего поделать было нельзя. Моей единственный надеждой на свободу было выполнить её приказание, и верить, что она сдержит слово.

«А потом? Как мне победить легион бессмертных мини-богов и их почти всемогущего господина, и его человеческих пешек… и при этом сохранить страну более-менее целой?». Это было безнадёжно. Как только Лираллианта меня освободит, мне следует воспользоваться данным ею предметом, и уничтожить себя. По крайней мере, «герой» уйдёт на свой заслуженный покой. Я был лишь плохой копией. Спасти мир было невозможно. Мне следовало удовлетвориться лишь спасением Мордэкая. Позволить его душе найти покой, или куда там вообще души уходят, минуя пустоту. Это было гораздо более разумной целью. «Что бы сделал Мордэкай?»

«Сражался бы!»

Последняя мысль пришла откуда-то ещё, сопровождаясь болезненным толчком у меня в груди. Я сделал ненужный вдох, и вздохнул:

— Чёрт побери.

Карэнт вопросительно посмотрел на меня.

— Вот, что я от тебя хочу, — сказал я ему, и в течение следующей четверти часа выдавал ему приказы. Закончив, я открыл «дверь», позволив мощному порыву ветра взреветь внутри моего летающего устройства.

— А теперь что ты делаешь? — спросил он.

Я улыбнулся:

— Вышвыриваю тебя. Узы не позволят мне остановиться, поэтому тебе придётся возвращаться самому, но я уверен, что теперь тебе хватит сил.

— Прямо здесь?! — ошарашенно сказал он. Его голос взвился до крика, когда я поместил позади него руку, и весьма грубо вытолкнул его.

— Ага, — самодовольно сказал я, наблюдая, как он падал несколько секунд.

На его теле выросли крылья, и он воспарил, не пролетев и половины расстояния до земли.

Оставшись один, я несколько минут смотрел на землю под собой, прежде чем начать рассматривать свою вторую идею. Закрыв глаза, я обратил своё внимание внутрь, ища чёрное ядро своего бытия. Это было тёмное место, заклинательное плетение Ши'Хар выглядело для меня похожим на сферу из ничего, пустое место, откуда не возвращался падавший на него свет. Внутри была душа Мордэкая, но с моей точки зрения, ничего внутри нельзя было увидеть.

Вовне от него тянулись линии тёмной силы, извивавшиеся по моему телу, и хотя некоторые из них останавливались здесь, многие другие шли дальше, вытягиваясь в невидимую даль… к другим шиггрэс. Согласно моим самым лучшим прикидкам, эти линии должны позволить мне управлять ими и общаться с ними. Я полагал, что они зависели от этой связи, что в конце концов, когда я буду свободен уничтожить поддерживавшее моё существование заклинательное плетение, они также умрут. Однако пока у меня было для них иное применение.

Сосредоточившись, я послал свои мысли вовне, вдоль линий, которые тянулись на сотни миль, в тысяче разных направлений: «Придите. Вы нужны». Я мысленно создал образ места, куда они должны были пойти. Выдав им приказы настолько тщательно, насколько я мог, я послал ещё образы, лица и геральдические символы, каждый из которых сопровождал один из двух приказов: «Убейте тех. Пощадите этих».

Я знал, что ошибки неминуемы. Образы, которые я использовал для отделения своих от чужих, были ограничены, и некоторые невинные жизни могут быть потеряны. К счастью, к тому времени мои эмоции упали до низшей точки. Вина не была проблемой. Необходимость и эффективность — я беспокоился только о них.

Самой большой моей заботой было то, что мои приказы могут быть проигнорированы, или могут оказаться слишком сложными. Мой собственный опыт указывал на то, что их разумы могли быть сложнее,чем я предполагал до того, как сам стал одним из них, но всё равно не мог быть уверен. В конце концов, я был в уникальном положении.

Глава 27

Пенелопа Иллэниэл ещё долгие минуты глядела в небо после того, как «Брэксус» исчез со своим грузом. Остальные вернулись в дом, кроме её детей, стоявших вместе с ней, разделяя друг с другом тихую меланхолию. Внутри неё царил полный раздрай, её эмоции ворочались, гнев смешивался с печалью. «Как я могу верить в то, что говорит Элиз? Он едва говорил со мной».

«Он чуть не убил Сайхана. Если он там, внутри, то он изменился. Он стал темнее и более жестоким», — подумала она. «Но в тот день он не причинил вреда детям». Её мысли вернулись к тому дню, когда Мэттью был ранен во время конфронтации между Мойрой и её «отцом», если Брэксус был именно им.

Сегодня он казался таким же отстранённым, почти механическим. Он не показал никакой заботы о ней или о ком-то ещё в доме. Кроме последнего мига, когда она переступила ему дорогу. «Я думала, он вот-вот ударит меня». Она отказывалась реагировать на его угрожающий жест, решив позволить ему показать своё истинное лицо. Его внезапный паралич, и сопровождавшие его слова…

«Он говорил как мой Мордэкай, пусть лишь на миг».

— Он даже не посмотрел на меня, — заметил несчастным голосом Мэттью.

Его сестра попыталась объяснить:

— Он не совсем прежний, но он просто пытается нас защитить. Он думает, что он опасен…

— Да просто заткнись! — громко перебил её Мэттью. — С тех пор, как у тебя появилась магия, ты ведёшь себя так, будто знаешь гораздо больше остальных!

«Наш миг солидарности миновал», — подумала Пенни.

— Прекратите! — приказала она. — Возвращайтесь в дом. У нас и так достаточно поводов для волнения, только ваших постоянных ссор нам и не хватало.

Она ещё минуту поглядывала на улицу, затем услышала кого-то у себя за спиной:

— Вам следует зайти внутрь, Графиня. На улицах небезопасно, — предостерёг Стефан Малверн.

Она решила послушаться его совета, и зашла внутрь, закрыв за собой дверь.

— Я уже говорила тебе вчера, зови меня Пенни, — упрекнула она.

Ариадна появилась двумя днями раньше, отчаянная и ищущая убежища, вместе с Элиз Торнбер и ещё несколькими людьми. Стефан Малверн объявился позже, в тот же день, приведя с собой некоторых выживших из гарнизона Лорда Хайтауэра. Дориан вернулся ещё позже, и его откровение насчёт роли Мартина Малверна в предательском убийстве Короля было не очень приятной новостью.

Дориан был не из тех, кто действует на основании одних только слухов, но тот факт, что Стефан был старшим сыном Графа Малверна, выставил его в подозрительном свете. Дориан хотел разрешить ситуацию, посадив Графа под стражу, но по причине, которую он не мог понять, Ариадна запретила это делать. Она верила в утверждения Стефана о том, что он ничего не знал, и стыдился действий своего отца.

После их возвращения они собрали несколько сотен вооружённых людей, остатки городской стражи, дворцовой стражи, и слуг некоторых местных дворян, не имевших отношения к заговору. Их сильно превосходили по численности, но захватчики пока не сумели хорошо организоваться. Сэр Иган и Сэр Дориан оказались поразительно эффективны в отговаривании людей Трэмонта от попыток навязать им прямую конфронтацию, но их удача не могла держаться долго.

— Прости меня, Пенелопа, — учтиво ответил Стефан.

— Пенни. Пенелопой меня зовёт лишь мой отец, — ответила она. «И иногда Мордэкай, когда он зол или напряжён». Она мгновенно оборвала эту мысль.

Дориан сказал, входя в главный холл:

— Ты уверена, что мы совершили правильный поступок? — спросил он. Под «правильным поступком» он подразумевал то, что они позволили Мордэкаю забрать ту Ши'Хар.

— Мы явно ничего не могли с ней сделать, — сделала наблюдение она.

— Я не это имею ввиду. Мы не знаем, каковы его мотивы. И мы не знаем, что случится, если он её выпустит. В конце концов, её раса была известна отнюдь не дружеским отношением к человечеству, — ответил он.

— Твоя мать считает, что мы должны довериться ему, — ответила Пенни.

На миг рослый воин поморщился:

— Она ни разу не видела некоторые вещи, которые видел я. В Гододдине мы нашли целые деревни — мужчины, женщины, дети… все. Они выглядят как мы, но они — не люди. Иногда они будто вспоминали что-то, или знали о чём-то из своих прежних жизней, но они это использовали лишь для того, чтобы подобраться к своим следующим жертвам.

— Думаешь, это уловка? Что он, или оно, или как ты хочешь его звать… просто хочет подобраться к нам поближе, чтобы поглотить нас? — спросила она, старательно поддерживая нейтральный тон голоса.

Стефан заговорил:

— Так и случилось с Катериной, — сказал он, имея ввиду свою покойную жены.

Дориан кивнул:

— Я склонен согласиться со Стефаном, но я никогда не видел ничего настолько сложного.

— Сложного?

— Обычно даже те, у кого есть какие-то воспоминания, ищут достижения лишь краткосрочных целей. Если он — один из них, то совершает целый ряд необычных действий. Рассказ моей матери, о той женщине — он мне непонятен. Я никогда не слышал, чтобы один из них кого-то отпускал, — объяснил Дориан.

— Ещё как слышал — нас отпустили, — напомнила Пенни. Годы тому назад их с Дорианом схватили, и использовали в качестве козыря, когда шиггрэс заключили сделку с Королём Эдвардом.

— Что? — сказал Стефан Малверн, явно не слышавший эту историю прежде.

Пенни поведала ему о том, как они были в плену у нежити, опустив некоторые наиболее стыдные подробности.

— В общем, это явно показывает, что они порой способны думать наперёд, — добавила она, закончив.

— Ты игнорируешь тот факт, что в то время их целью было получить рычаг давления на Мордэкая, — заметил Дориан.

— Ну, сейчас у них есть кое-что получше рычага, — сказал Стефан. — У них есть сам волшебник.

— Мордэкай был для них лишь средством к достижению цели. — объявила Мойра Сэнтир, входя в холл и присоединяясь к дискуссии. Её новое тело обладало идеальным слухом, и она слышала их из кухни. — Их цель была достигнута.

— Мы всё ещё живы, — возразил Дориан. — А они, насколько я знаю, были созданы, чтобы уничтожить человечество.

— В этом утверждении есть толика правды. Судя по тому, что я узнала, они были мстительным, случайным последствием действий последних Ши'Хар, но есть и другая цель, которой они помогли достичь, — сказала им Мойра.

Пенни перебила:

— Ты сказала, что Мордэкай всё ещё был собой. С чего ему служить их интересам? И какова эта цель?

— Я тоже хотела бы это знать, — сказала Ариадна, вставая рядом с Мойрой Сэнтир.

Мойра почтительно кивнула принцессе:

— Как пожелаете, Ваше Высочество. Мои знания ограничены, но чем смогу — поделюсь.

— Нам не следует говорить в холле, когда в соседней комнате полно кресел, — подала мысль Ариадна.

После того, как они расселись и устроились поудобнее, Мойра продолжила:

— Я сомневаюсь, что большинство из вас в курсе, но я была изначально ответственна, частично, за создание тех, кого мы теперь зовём «Сияющими Богами». Ну, не совсем я, а женщина, чьи имя и воспоминания я ношу. Она создала и меня тоже, но для простоты я говорю о себе как о «Мойре».

— Прошу прощения… чего? — спросил Стефан, уже сбившись с толку.

— Я потом кое-что из этого проясню, — сказала ему Пенни. — А пока, пожалуйста, продолжай, Мойра.

— Волшебники Сэнтиров специализировались на создании магических интеллектов. Искусственных разумов, созданных исключительно из магии. В те времена был волшебник Иллэниэл, одарённый чародей, который изобрёл чары, способные делать эти разумы перманентными. Его и моей целью было создание бессмертного слуги, могучего и всегда бдительного, чтобы защищать человечество, — сказала мойра, подавшись вперёд, когда в ней разгорелся энтузиазм к этой теме. — В некоторой степени, мы достигли успеха. Хотя большинство из вас в курсе, то, что случилось с нашими созданиями после нашего ухода, бросило тень на наш успех.

Пенни перебила:

— Какое это имеет отношение к Морту?

— Он стал чем-то похожим во многих отношениях. Сражаясь с Тиллмэйриасом, лидером шиггрэс, Мордэкай уничтожил его, забрав поддерживавшую его магию. Будучи человеком, он был неспособен напрямую менять магию Ши'Хар или управлять ею, но как архимаг, он сумел совратить магию, заменив разум, который она удерживала, своим собственным, — сказала Мойра.

Дориан вмешался в разговор:

— И это сделало его одним из них?

— Не напрямую, — поправила Мойра Сэнтир. — Он заточил свою душу в заклинательном плетении Ши'Хар, порвав её связь с миром живых. После этого его тело умерло, хотя магия продолжает его поддерживать.

— Порвав связь… — тихо пробормотала себе под нос Пенни.

— Значит, он — один из них, — сказал Дориан.

— Да, и нет, — сказала Мойра. — Не буду приукрашивать. Человек, которого вы знали — в ловушке, заточённый в существе, с которым вы только что встретились. И он им не управляет. Он, возможно, даже не осознаёт окружающий мир.

— А? — вставил Дориан.

— Его тело представляет собой бездушный, подвижный конструкт. Его мозг, его воспоминания, стали магическим сознанием, похожим на те, что создавали волшебники Сэнтиров. Поначалу этот конструкт даже не осознавал сей факт, он считал себя Мордэкаем.

— Так Мордэкаев двое? — спросила Пенни.

— В яблочко, — сказала Мойра, указывая на Пенни так, будто та выиграла приз. — Их у нас двое — изначальная живая душа, заточённая в магическую темницу, и нынешний Мордэкай, переименовавшийся в «Брэксуса».

Стефан Малверн застонал, сжав голову руками, будто боясь, что та расколется.

— Это ещё не всё, — проинформировала его Мойра. — Он также является локусом, фокусной точкой для шиггрэс. Чтобы полностью их уничтожить, мы должны будем уничтожить его.

Пенни явным образом вздрогнула в ответ на это заявление, но первым заговорил Дориан:

— Подожди! Он теперь ими командует?

— Скорее всего — да, — ответила она, — хотя я не видела прямых тому подтверждений, пока была с ним.

— Если он — всё ещё Мордэкай, или если он — копия Мордэкая, то разве он не должен нам помогать? — спросил Дориан.

— Возможно, он и хочет, — начала Мойра, — но есть пара причин, по которым нам не следует доверять ему так же, как вы доверяли бы человеку, которым он был.

Пенни вмешалась:

— Мать Дориана рассказала мне, что он помог какой-то женщине после того, как напал на неё. По-моему, это звучит так, будто он всё ещё сохранил часть своего старого «я».

— Позволь мне объяснить, — сказала Мойра. — Ши'Хар изменила поддерживающую его магию. Она связала его своей волей. Хотя я не думаю, что её намерения были именно злыми, приоритеты её отличаются от наших. Как вы заметили, он игнорировал практически всех, кто здесь находится. Он должен удовлетворить её требования прежде своих собственных. Сейчас это означает, что он должен воссоединить её с её возлюбленным.

— И это — цель, которую ты упоминала прежде? — сказал Стефан.

Мойра кивнула:

— Именно. Её цель, первоочерёдная для Мордэкая — возрождение расы Ши'Хар.

— Той самой расы, которая чуть не искоренила нас две тысячи лет назад, — заметила Пенни. — Той самой расы, которая создала Мал'гороса, который всё ещё пытается довершить начатое ими.

— Напомни мне ещё раз. Зачем мы позволили ему уйти с ней? — спросил Дориан.

Близнецы незамеченными проскользнули обратно в комнату. Мойра Иллэниэл внезапно заговорила:

— Мы не смогли бы его остановить. Он могущественнее, чем всё, что вы сейчас можете вообразить.

Дориан опустил взгляд на маленькую девочку:

— Девонька, я сражался с существами, которых мы раньше звали богами… в ближнем бою. Я много чего могу вообразить.

Дочь Пенни не дрогнула:

— Возьми то, что можешь вообразить, и умножь.

— Может, он тогда разберётся за нас с Мал'горосом, — подал мысль Стефан.

Мойра Сэнтир поморщилась:

— Я думаю, что этого он и хочет, но он считал, что Мал'горос был минимум на порядок могущественнее того, с чем Мордэкай мог бы надеяться справиться.

Пенни заговорила:

— Это всё несущественно. Мы знаем, что мы столкнулись с чем-то слишком могущественным, чтобы мы могли с ним бороться. Вопрос в том, можем ли мы доверять Мордэкаю, или Брэксусу… или как его там зовут.

Дориан заскрипел зубами:

— Как бы я ни сожалел о том, что с ним стало, Матушка считает, что мы должны довериться ему. Я никогда не ошибался в прошлом, когда верил в него.

— Вам следует знать ещё кое-что, — сказала Мойра Сэнтир. — Есть причина, по которой лишь волшебники Сэнтиров были способны создавать магически разумные сознания. Те, что создавались другими родами, всегда оказывались нестабильны. Я в течение нескольких дней имела возможность наблюдать за ним вблизи. Его личность разрушается. Может, мы и могли бы доверять его намерениям сейчас, но его здравомыслие не продлится долго.

Тут заговорил Мэттью:

— Ты неправа! Он нас спасёт.

Все взгляды переместились на мальчика, глядя на него с жалостью и снисходительностью. Все кроме одного — Мойра Иллэниэл встала рядом со своим братом, и добавила:

— Не смотрите так на Мэттью. Он прав. Я говорила с Папой… здесь, — указала она себе на лоб. — Он не подведёт нас.

Стефан Малверн мягко погладил её:

— Дитя, он перестал быть твоим отцом.

— Нет, не перестал! — заворчала она, отдёргивая голову.

Тут Ариадна встала со своего места:

— Спорами мы ничего не достигнем. Нужно сделать выбор, и выбор этот должен остаться за мной. Если Мордэкай обернётся против нас, то, скорее всего, всё пропало. Если он с нами, и мы не будем ему доверять, то он может потерпеть неудачу. Поэтому мы доверимся ему, — говорила она, меняясь в лице, и ни у кого не осталось никаких сомнений в том, кто на самом деле говорил. Это была не Ариадна-женщина, а Королева Лосайона, провозгласившая своё решение.

Роуз Торнбер зашла в комнату с подносом булочек. Она пропустила всю дискуссию, но её уши уловили тон Ариадны.

— Я что-то пропустила? — спросила она.

Дориан застонал:

— Я позже тебе расскажу, Роуз.

Она с сомнением посмотрела на него.

— Что? — сказал Дориан.

— Ты всегда опускаешь важные детали, дорогой, — мило ответила Роуз. Вместо этого её взгляд перешёл на Пенни и Ариадну: — Я уверена, что леди дадут более полное объяснение.

Все засмеяли, а Дориан хмуро посмотрел на неё:

— Как хочешь, — ворчливо сказал он.

* * *

Позже тем же вечером Роуз обнаружила, что её муж проверяет в спальне свою экипировку. Они вернулись в дом Иллэниэл после бегства из дворца. По очевидным причинам это было одним из немногих действительно безопасных мест, где они могли остановиться, пока были в городе.

Он держал нагрудник в одной руке, рассматривая его на свету.

— Ты ещё даже не умудрился его оцарапать, — заметила она. Нагрудник был частью брони, которую Мордэкай сделал в качестве замены набору, уничтоженному во время прошлого боя Дориана с Карэнтом. — Разве тебе в самом деле стоит тратить время, снова и снова его проверяя, любовь моя?

Дориан пожал плечами:

— От старых привычек трудно избавиться. Лучше быть уверенным, чем умереть от ошибочных предположений.

Роуз молча наблюдала за ним в течение нескольких минут, прежде чем озвучить волновавшую её тему:

— А то, что вы будете делать этим вечером — мудро?

Её муж к этому моменту перешёл к осмотру своего двуручного меча. Дориан отложил оружие, и обратил всё своё внимание на жену:

— Я сомневаюсь, что слово «мудро» на самом деле применимо к чему-то из того, что случилось за последние несколько дней.

Ариадна планировала нанести удар по войскам Трэмонта в предрассветные часы. Одно из главных скоплений наёмников узурпатора как раз занимало главные укрепления, контролировавшие восточные ворота города. По чистому совпадению это также было место, которое традиционно занимал Лорд Хайтауэр, отец Роуз. Никто не видел его со дня переворота, хотя они и освободили некоторых его людей.

Отравленные солдаты поправлялись — те, кого не убили захватчики. Согласно Элиз, использованный яд должен был вызвать тошноту и вывести из строя, а не убить.

— Ты знаешь, о чём я, — сказала она.

— Нас сильно превосходят числом, минимум четыре к одному, но мы хорошо знаем расположение городских укреплений, и мы уже внутри его стен. Если будем ждать, то Трэмонт укрепит свою хватку на городе, и сможет привести ещё войск. Каждый день также увеличивает вероятность того, что он найдёт укрытия, где мы спрятали остатки наших гвардейцев. Как только это произойдёт, мы потеряем способность сопротивляться, — объяснил Дориан. — Время играет против нас.

— Разве нам не следует бросить город, и найти какое-то другое время и место для боя, что-то получше? — предложила она.

Дориан повёл плечами, вытягивая мышцы:

— У нас есть одно преимущество.

Роуз сузила глаза:

— Ты?

— И Пенни, и Сэр Иган, — добавил её муж.

— Ей не следует идти с вами, — неодобрительно сказала Роуз.

Дориан кивнул:

— Я того же мнения, но нельзя отрицать, что она сейчас является одним из самых мощных наших активов. К тому же, она не позволит себя удержать.

Выражение лица Роуз не изменилось.

— И по правде говоря… она нам нужна, — просто сказал Дориан. — У нас лишь три бойца с узами земли. Остальные — в Камероне.

— Нам не следует сражаться, так мы рискуем потерять ещё больше, — парировала Роуз.

— Вероятно, это правда, но ты игнорируешь влияние нашей новой королевы. Ариадна зажгла огонь в сердцах каждого, с кем встречалась. Я никогда и не стал бы подозревать, что у неё такой талант к обращению с людьми. Она инстинктивно знает, что ей нужно поддерживать инерцию, чтобы набрать полную поддержку горожан.

Роуз сменила тактику:

— Без тебя у неё нет ничего.

Густые брови её мужа сошлись вместе, когда он нахмурился:

— А это что ещё должно означать?

— Ты — опора, последний клочок власти, который всё скрепляет. Пенни не может позволить себе подвергаться таким опасностям, к которым готов ты. Сэр Иган и, если уж на то пошло, остальные Рыцари Камня — они следуют за тобой. Если с тобой что-то случится, этот удар довершит то, что Трэмонт начал, когда убил Джеймса.

Дориан внимательно слушал, и молча согласился с ней по всем пунктам:

— Истина не отменяет необходимости.

Леди Роуз махнула на своего мужа рукой:

— Не пытайся умничать со мной. Я видела твоё лицо, когда ты вернулся позавчера. Броня, которую ты позаимствовал, была совершенно изорвана, а в глазах у тебя застыло затравленное выражение. Она не может рисковать, ставя тебя на острие этой атаки.

Дориан опустил подбородок, позволяя теням упасть на свои глаза, пока выслушивал её слова:

— Мы уже говорили об этом. Я просто получил лёгкую встряску. Слишком большое количество крови за день может сделать такое с человеком.

— Тут что-то гораздо большее, — упрямо продолжила Роуз, — ты боялся.

— Я никогда не чувствовал страха перед лицом врага. Это не изменилось… — пылко ответил Дориан.

— Значит, ты — глупец.

— …но я думал, что в тот день я погибну. Я думал о тебе, о детях… что может случиться с вами. Это дало мне новый взгляд на жизнь, — добавил Дориан. — Я нёс ту несчастную женщину. Она только и хотела увидеть своих детей ещё один, последний раз… — сказал он, позволив словам повиснуть в воздухе, но после долгой паузы снова заговорил: — Я осознал, что я хочу того же самого, и ничего больше, но перед собой я только и видел, что море лиц… людей, которые ждали, пока я их убью.

— Тогда ты понимаешь, почему я раньше так напирала на то, чтобы ты остался дома, чтобы позволить другим нести часть твоей ноши. Я плакала после каждого твоего ухода. Каждый раз я волновалась, что этот поход заберёт тебя у нас навсегда, — тихо ответила она.

Дориан уронил руку в ладони:

— Всё хуже, Роуз. Это меняет меня.

— Никто не проходит через такие испытания без изменений.

— Нет, я имею ввиду нечто большее. Я боюсь того, чем я становлюсь. Это стало слишком просто. Раньше это было работой, но сейчас это кажется нормальным. Теперь, когда я смотрю на людей, первое, что приходит мне в голову — это то, как легко они могут умереть. Порой я боюсь, что могу кого-то убить, если не буду внимательно следить за собой. Не из злобы или злорадства, а просто рефлекторно… просто потому, что это — нормально, потому что этим я и занимаюсь.

Роуз прикусила губу:

— Ты — нечто большее. Подумай о детях. Твой сын тебя обожает, и когда-нибудь и твоя дочь будет. Тебе просто нужно пережить это… дать своему сердцу время исцелиться.

— Давай будем честными, Роуз. Я больше половины года отсутствую. И то, что я делаю… я не хочу, чтобы Грэм пошёл путём меча вслед за мной. Я почитал своего Отца, но в то время я не понимал то, что понимаю сейчас. Это проклятье. Если бы ты видела в тот день глаза тех людей… когда они смотрели на меня…

— Поэтому ты назвал его «Шип»? — спросила она, надеясь свернуть его мысли прочь с их мрачного направления. Она имела ввиду имя, которое он дал своему магическому двуручному мечу.

Дориан пялился на неё долгую секунду:

— Ты знаешь, почему я назвал его Шипом.

— Напомни мне.

— Вообще-то, я назвал его Шип Розы, — ответил он, — в качестве предупреждения каждому, кто может попытаться не дать мне вернуться в тебе. Я знаю, что ты этого не забыла.

— Я не забыла, — призналась она. — Я просто хотела напомнить тебе. У тебя есть три хороших причины не позволять никому раскроить твоё видное лицо, и я — одна из них, — сказала Роуз, и повисла на его широких плечах, позволив одной ладони лечь ему на живот.

Её ладонь напомнила ему о его недавней трансформации. Его тело вернулось к норме вскоре после окончания боя, но он оставил подробности битвы при себе. Он чувствовал немного вины из-за того, что сохранил это в тайне, и думал о том, чтобы раскрыть ей случившееся.

— Я не уверен, что они могут навредить мне, — сказал он ей, гадая, поймает ли она этот намёк.

Однако Роуз сосредоточилась на улучшении его настроения. Легко водя пальцами, она пощекотала ему живот, заставляя его изогнуться в её объятьях. Несмотря на свою силу, её муж имел слабость к некоторым вещам.

— Если бы эти люди знали твою слабость, никто бы не стал тебя бояться, дражайший мой, — сказала она, покусывая его ухо.

— Я сомневаюсь, что кто-то подумает покусывать мочки моих ушей, — ответил он, слабо хохотнув.

Роуз громко засмеялась в ответ на это:

— Я не это имела ввиду! Я говорю об этом! — сказала она, и, используя обе руки, начала щекотать его бока, заставив его извиваться на полу. В конце концов он сумел подмять её под себя, прижав её руки, чтобы предотвратить дальнейшие нападки на своё достоинство. Потеряв дыхание и улыбаясь, она подняла на него озорно сверкавший взгляд: — Ох, ну и ну! Теперь я в ужасном положении. И что же ты со мной сделаешь?

Как обычно, он обнаружил, что не может сохранить свой тёмный настрой перед лицом её милого обаяния:

— Вам придётся заплатить выкуп, если желаете снова обрести свободу, миледи, — сказал он, и наклонился, крепко её поцеловав. Он смахнул слезу, которая навернулась ему на глаз, прежде, чем Роуз увидела её, и после этого их обстоятельства стали гораздо чувственнее.

Роуз позаботилась, чтобы после этого у него было мало времени на погружение в его чёрные мысли.

Глава 28

Остров медленно рос у меня перед глазами. Казалось, что я приближаюсь медленно, однако я летел настолько быстро, насколько мог, не рискуя потерять контроль над своим магическим кораблём. Хотя с момента моего отбытия из Албамарла прошло полтора дня, и эмоции у меня практически отсутствовали, я чувствовал нарастающее по мере приближения моей цели напряжение.

Я пролетел над берегом без помех. Магия, которая поймала меня в мой прошлый визит, была заметна своим отсутствием. Мой магический взор мельком заметил нескольких Крайтэков, но их было мало, и виделись они слабо. Я не нашёл ни одного из наиболее мощных, которые встречали меня прежде.

«Куда они делись?»

Что-то едва уловимое коснулось внешней оболочки моего корабля в полёте, тонкий отросток силы, желающий мгновенно идентифицировать меня.

— «Принеси её прямо ко мне», — пришёл мысленный голос, который я узнал как принадлежащий Тэннику. Я не мог не восхититься его искусности — он смог дотянуться до моего разума напрямую, несмотря на расстояние и различные барьеры, представляемые моим кораблём и моей бронёй.

— Полагаю, две тысячи лет одиночества на острове оставляет очень много времени на упражнения, — сказал я вслух. Я молча вернул утвердительную мысль, полагая, что Тэнник сможет её уловить.

Остаток моего полёта над островом был таким же спокойным, а местоположение большинства Крайтэков я обнаружил, достигнув дерева-отца. Они во всех своих разнообразных формах собрались вокруг дерева. Четыре массивных, похожих на драконов существа, чьё поднятие из земли я видел ранее, также были там, распределившись почти в четверти мили в каждой из сторон света. Свободным было пространство непосредственно вокруг Тэнника. Я интуитивно понял, что именно там мне и следовало приземлиться.

Приземление меня разочаровало — безмолвное, без каких бы то ни было приветствий, хоть я этому и не удивился. Они знали, зачем я здесь, и у каждого из них было своё назначение. Крайтэки должны были сторожить и защищать, не было нужды в представителях, чтобы встречать меня. Сам Тэнник двигаться не мог, но я ощущал его внимание, сфокусировавшееся на мне. Ощущение было настолько сильным, что почти казалось, будто дерево склонилось надо мной. Хотя солнце всё ещё ярко сияло, присутствие Тэнника бросало тень мне через плечо.

Расстояние до массивного дерева было в пятьдесят ярдов, оно было необходимо потому, что в будущие годы Лираллианта скорее всего станет такой же большой, как её кианти. В прошлом Ши'Хар иногда решали укорениться поближе друг к другу, но лишь тогда, когда у них была на то чёткая причина, например — вырастить некоторые из впечатляющих зданий, которые бывали в их городах.

Это укоренение должно было стать традиционным и практичным. Достаточно далеко, чтобы дать двум деревьям место свободно расти, однако достаточно близко, чтобы их корни могли доставать друг до друга… и достаточно близко, чтобы обеспечить беспроблемное опыление. Со временем, если всё пойдёт хорошо, роща расширится, когда часть их детей укоренится вокруг них — деревья-матери и деревья-отцы в конце концов покроют весь остров.

Эта рефлексия оставила мне отрезвляющую мысль. «А где к тому моменту будут дети Мордэкая? Будут ли они по-прежнему занимать материк, или тот будет пустым и безжизненным, став жертвой злобы Мал'гороса? Позволит ли он создавшей его расе вернуться, чтобы забрать эти земли обратно?»

Судьба человечества была очень сомнительной.

— «Я не держу зла на свой изначальный народ», — передал Тэнник прямо мне в голову. — «Я лишь желаю восстановить то, что я уничтожил».

— «У вас с Мал'горосом очень разное виденье будущего», — иронично подумал я.

— «Для него будущего нет».

То была весьма позитивная мысль, но я был менее оптимистичен:

— «Хотелось бы, чтобы это было так, но я не вижу способа победить его».

— «Ты и не можешь», — мысленно кивнул древний Ши'Хар в знак согласия, — «но у него всё равно не будет будущего».

По ходу нашего разговора моё тело двигалось, подчиняясь беспрестанному требованию доставить Лиру к её возлюбленному кианти. Моя магия вытащила её каменное вместилище наружу, и уже сняла крышку — теперь саркофаг опускался на землю. Я подошёл к нему, и уставился на лежавшую в нём женщину. Вытянув руки, я начал снимать чары, связывавшие её, безвременную, внутри саркофага. В моём подсознании мои мысли всё ещё обдумывали слова Тэнника:

— «Меня больше заботит, сможет ли Мал'горос уничтожить будущее человечества, пусть у него самого будущего и нет».

— «Ты не можешь его победить».

— «А кто мог бы?» — спросил я.

— «Человек, уничтоживший Тиллмэйриаса, смог бы», — ответил Тэнник.

— «Мордэкай? Он умер», — без энтузиазма заметил я. — «Как насчёт другого архимага?»

Ши'Хар долго не отвечал, приковав своё внимание к Лираллианте, вдохнувшей, и начавшей подниматься из каменного ящика. Её взгляд мгновенно заполнился видом массивного дерева-отца, и её губы изогнулись в улыбке.

— Тебе удалось! — с неприкрытой радостью воскликнула она.

— «Я ждал тебя!» — пришла мысль Тэнника, лучившаяся такой радостью, способность к которой я и не подозревал в этом дереве.

Надежды продолжить наш разговор пока не было. Разумы Тэнника и Лиры были полностью заняты их воссоединением. Я могу улавливать намёки на их эмоции, время от времени выплёскивавшиеся через край, физическое выражение их радости, будто их тела больше не могли удерживать всю полноту их чувств в неподвижности.

Она подбежала к основанию гигантского дерева, положив ладонь ему на кору, прежде чем отскочить прочь, кружась и коротко переступая. Двигаясь большими кругами, она обошла поляну, прежде чем вернуться в центр, близко к тому месту, где я приземлился. Земля там выглядела мягкой, будто её недавно взрыхлили. Тэнник наверняка знал, какое место она выберет.

Она потанцевала вокруг него, прежде чем резко сесть в центре, зарывшись ступнями в рыхлую почву подобно ребёнку. По её телу пробежала дрожь, и её взгляд остановился на мне впервые с того момента, как она вышла из своего зачарованного сна.

— Ты, — тихо сказала она.

Я ответил на её взгляд с ощущением лёгкого раздражения:

— Да?

Она жестом поманила меня к себе. Её ноги, похоже, уже затвердели. Я задумался, не пустила ли она уже корни. Я шагнул ближе, но она продолжила манить, пока я не оказался от неё на расстоянии вытянутой руки.

— Чего ты хочешь? Я думал, что закончил, — холодно сказал я.

Её руки обхватили мои плечи, и она притянула меня в свои объятия:

— Ты сделал всё, что я могла просить. Получай свою свободу, и… мою благодарность, — легко поцеловала она меня. — Не забывай о камне, который я тебе дала. Теперь ты свободен оборвать свои страдания, когда пожелаешь. Моё принуждение снято с тебя.

Её губы будто послали в меня разряд живой эмоции, несмотря на тот факт, что она на самом деле не была человеком. Я отстранился, теперь уже полностью ощутив своё раздражение. Магия, сковывавшая мои действия, исчезла, но хотя желание Лираллианты было исполнено, я всё ещё не имел никакого практического решения проблем, представших перед моей семьёй.

— А что Мал'горос? Ты сказала мне, что поделишься своим знанием, когда я выполню свою задачу, — напомнил я ей. — Есть способ контролировать его?

— Я не могу помочь тебе напрямую, — медленно ответила она. — Способ контролировать его есть, но он потерян для памяти живых.

Я постучал себя по виску:

— Я всё ещё обладаю знанием лошти. Если бы я только знал, что искать, то, быть может, я сумел бы это знание найти.

Она печально покачала головой:

— Твой лошти — из Рощи Иллэниэл. Мал'горос был создан Рощей Мордан, лишь они знали ключевое плетение, которое может им управлять.

— Ключевое плетение, — сказал я, позволяя словам пощекотать мою память. В ответ у меня в голове всплыли фрагменты чужеродного знания, необходимого для управления Балинтором, но тот уже был уничтожен. «Да я всё равно бы не смог использовать это знание — для этого требуется способность творить заклинательные плетения».

— Лишь кто-то из твоего народа смог бы это сделать.

— Да… — сказала она, а глаза её будто начали стекленеть.

— Но у тебя же наверняка есть сведения, которые могут помочь мне!

— Мне… очень… жаль, — ответила она, со всё удлинявшимися паузами между словами.

Свежий глоток эмоциональной энергии, которую она мне дала, теперь совсем раскалился:

— Ты заставила меня поверить, что у тебя было какое-то полезное знание.

К этому моменту её глаза полностью закрылись:

— Я… обманула… тебя.

— Ты уже меня поработила! Ты хотя бы могла быть честной со мной. У меня же всё равно не было других вариантов! — воскликнул я. Мой разум наполнили образы горящих деревьев, и мои мысли стали приобретать насильственную наклонность.

Слова Тэнника наполнили мою голову:

— «Сохраняй равновесие, иначе тебе не будет позволено существовать».

— Но она могла хотя бы объясниться, — прорычал я. — Я сыт по горло ложью и полуправдой.

— «Она тебя не слышит. Она начала переход. Её мысли замедляются, синхронизируясь с более длинным масштабом времени взрослых Ши'Хар».

— А ты, похоже, способен довольно легко разговаривать, — заметил я.

— «Она должна приспособиться к своей новой жизни. Пройдёт какое-то время, прежде чем она сможет модулировать свои мысли, чтобы говорить с людьми или с нашими новыми детьми. Говорить с тобой не удобно и не легко, даже для меня».

Вот ведь неудача. Я был весьма уверен, что Тэнник готовился вернуться о сну, или говорить со своей женой, каковой разговор займёт годы, как только он вернётся к своему нормальному режиму мышления. А в это время я и остальной мир можем идти к чёрту.

— Ты, похоже, не особо волнуешься о том, что Мал'горос может сделать, когда закончит стирать человеческий род с лица мира, — высказал я своё мнение, надеясь рассердить Тэнника, чтобы тот не заснул ещё немного.

— «Нам он не причинит вреда».

С меня было довольно:

— Иди к чёрту, — сказал я, засунул руку в карман, и вытащил зелёный камень, данный мне Лираллиантой, изучая его своим магическим взором. Теперь я был свободен. Одно стремительное решение — всё, что отделяло меня от забвения. Мой разум распускался по краям, расползаясь и расплетаясь. Безумие было не за горами. «Может, мне просто всё бросить, пока я не сделал что-то, о чём пожалею». Мне уже стало трудно поддерживать более дружественный настрой.

— «Ты неправильно меня понял. Мне ещё есть, что сказать тебе…»

Глава 29

Дориан и Пенни вышли из дома где-то в три часа ночи. Их сопровождали Сэр Иган и Стефан Малверн, а также небольшая группа солдат, которые были размещены в доме Иллэниэл. В совокупности они насчитывали менее двадцати человек, но их план состоял в том, чтобы встретиться с большей частью оставшихся верными гвардейцев и выживших людей Лорда Хайтауэра. Полностью собравшись, они ожидали численности ближе к трём сотням. Этого даже близко не хватило бы, если смотреть только на численность, но они рассчитывали на три своих «козыря» — Сэра Дориана, Сэра Игана, и саму Графиню.

Дориан тщательно оглядел Пенелопу Иллэниэл в тусклом лунном свете. По сравнению с ним она была защищена легче, надев сделанную для неё много лет назад Мордэкаем зачарованную кольчугу. Она также несла щит и меч, которые он для неё сделал. Стальная шапка завершала её экипировку. Кольчуга не защитит её от дробящих ударов или переломов, но магия, которой она была насыщена, делала кольчугу гораздо легче обычной. Пенни могла двигаться гораздо проворнее Игана или Дориана, и ей так и нравилось.

Помимо его волнения о её физической безопасности, основной заботой Дориана было то, что он увидел в лице Пенни. На нём было написано выражение нетерпения, будто ей хотелось поскорее окунуться в ждущее их насилие. «Это так я раньше выглядел?» — тихо подумал он. «Может, мы все — просто убийцы в душе».

— Не смотри на меня так, — с дерзкой ухмылкой сказала она ему. — К тому времени, как эта ночь закончится, у меня на поясе может оказаться больше зарубок, чем у тебя.

Он кивнул:

— Именно этого я и боюсь…

— Вы, возможно, захотите рассмотреть кое-какие новые сведения, прежде чем продолжите, — произнёс голос из теней на углу дома, где переулок уходил к каретному сараю позади.

Все с удивлением отреагировали, обнажив мечи и приготовив щиты. Никто из них пока не ожидал никого встретить — они даже не начали выдвигаться к точке сбора.

— Кто здесь!? — позвал Дориан.

Карэнт Справедливый шагнул вперёд, бесшумно выйдя под лунный свет:

— Старый знакомый… Я принёс весть от Мордэкая… и сведения из города.

— И мы должны тебе поверить? — с плохо скрытым изумлением сказала Графиня ди'Камерон.

Несколько ослабший Сияющий Бог улыбнулся:

— В обычной ситуации — нет, но сейчас я — раб твоего мужа. Тебе следует расценивать мои слова с тем же доверием или недоверием, какое ты окажешь его собственным.

«Я — вдова», — яростно подумала Пенни, силясь сохранить самообладание. «Кем бы он ни был, Брэксус — на самом деле не мой возлюбленный».

Дориан ответил первым:

— Если ты здесь не для того, чтобы предать нас, тогда говори свои слова, и поскорее, у нас мало времени.

Карэнт уважительно склонил голову:

— Он приказал мне сказать вам бежать из города и искать укрытия в Замке Камерон, если там всё ещё безопасно. В противном случае вам следует искать местонахождение любых выживших. В Албамарле довольно скоро станет опасно.

— Тут уже опасно, — пробормотал Стефан Малверн.

— Ситуация значительно ухудшится, — продолжил бог. — Мал'горос устал от игр Трэмонта. Он призвал своих собратьев. Некоторые из них уже в пределах города, а остальные скоро будут здесь. Албамарл превратится в скотобойню.

— Своих собратьев? — вопросительно сказала Пенни.

— Ослабленные отголоски Тёмных Богов, вроде того, с кем недавно сражался Дориан, — терпеливо пояснил Карэнт.

Дориан поморщился при мысли об этом:

— И сколько их всего?

— Изначально их было сорок два, согласно церковному знанию. Если больше не считать Балинтора, и поскольку Мал'горос пока не показался сам напрямую, их численность будет насчитывать сорок… если предположить, что все они явятся сюда, — ответил Карэнт.

Дориан почувствовал, как у него ёкнуло сердце. С таким числом им никак не справиться.

— Тридцать девять, одного я убил, — объявил он.

— Нет, — печально сказал Карэнт. — Ты временно обездвижил одного. Даже Мал'горос не может их уничтожить. Именно поэтому они всё ещё существуют.

— Сколько их сейчас в городе? — спросила Пенни.

— Я уже обнаружил одиннадцать, и мои источники указывают на то, что ещё сколько-то уже на подходе, — ответил бог.

— И поэтому он хотел, чтобы мы бежали из города? — продолжила она.

Карэнт отрицательно покачал головой:

— Он вообще не знал об их присутствии. Он хотел убрать вас из города по другим причинам.

— Было бы полезно эти причины узнать, — с сарказмом сказала она.

— Он передаёт: «Скажи им не шутить с мёртвыми. Они должны покинуть город и искать укрытия где-то в другом месте», — передал Карэнт. Чуть погодя он добавил: — Полагаю, что он собирается уничтожить город, или каким-то ещё образом напасть на него.

— А что горожане?! Что будет с невинными, с детьми? — шокированным тоном ответила Пенни.

Карэнт улыбнулся:

— Он сказал, что ты будешь за них волноваться. Он велел мне передать, что он сделает всё возможное, чтобы защитить их, одновременно наказывая тех, кто убил твоего короля. Он также сказал, что не может гарантировать ничью безопасность с полной уверенностью. Поэтому-то он и просит тебя взять свою семью, и бежать.

— Даже если мы бросим город, предоставив его самому себе, у нас всё равно слишком много людей, чтобы их переместить. Как мы должны вывести оставшихся солдат? Не говоря уже об их семьях… логистически это невозможно совершить настолько быстро, — возразила Пенни.

— Предупреди их собираться в группы не более двадцати человек, — посоветовал Карэнт. — Он сказал, что любые более крупные группы, более двадцати человек, могут стать целями.

— Это бессмыслица какая-то, — с некоторым раздражением сказал Дориан. — Что он планирует? Что означает «могут стать целями»? Ты можешь пояснее объяснить?

Карэнт одарил его снисходительной улыбкой:

— Я понимаю, что ты не слишком сообразителен, Сэр Дориан, но подумай немножко. Мне он тоже не дал явных объяснений своего плана насчёт Албамарла, но он всё же сказал «не шутить с мёртвыми». Не должно потребоваться далеко идущих логических рассуждений, чтобы достичь хотя бы смутного понимания его планов.

Терпение Дориана было на исходе. Он угрожающе подался вперёд, отвечая:

— Я действительно сомневаюсь, что он приказал тебе быть оскорбительным, выполняя его поручения, лакей.

— Оскорбление я добавил сам, — с улыбкой сказал Карэнт, — но не думай мне угрожать, Сэр Дориан. Хотя мне приказано помогать тебе спастись, мне было возвращено достаточно силы, чтобы я легко мог проигнорировать любые представленные тобой угрозы.

— Если это так, тогда разве мы не можем рассчитывать на твою помощь в разборках с Тёмными Богами? — внезапно подала мысль Пенни.

— Это было бы неразумно, — сказал Карэнт. — Ситуация такова: в то время, как я обнаружил их присутствие, моё присутствие они заметили тоже. У меня хватит силы, чтобы разобраться с двумя или тремя из них в их нынешнем состоянии — больше я не сумею. Для меня было бы эффективнее увести их прочь от вас, а не отваживаться на прямую конфронтацию.

Они ещё немного поговорили, пока Пенни наконец не приняла решение:

— Довольно! Если это существо говорит правду, то мы должны избрать другую линию поведения.

Дориан кивнул:

— Согласен. Что ты предлагаешь?

Пенни указала на сопровождавших их людей:

— Пошли их к точке сбора. Пусть они передадут предупреждения Карэнта насчёт собирания в группы. Пусть держат поближе либо королевский герб, либо эмблему Хайтауэра. Мы вернёмся, и заберём Ариадну и свои семьи. У нас практически не осталось вариантов кроме как спасаться бегством.

Она посмотрела в направлении Карэнта:

— А ты что будешь делать?

— Уведу прочь ваших врагов, и уберу препятствия с вашего пути, если появится такая возможность. Вы не увидите меня снова, пока не достигните Мировой Дороги, — ответил бог.

* * *

Ушло больше часа, чтобы разбудить всех в здании, и вывести их из дома. В частности, Элиз Торнбер была в плохом состоянии для путешествия. Она могла идти, но всё ещё страдала от большого набора синяков. Помимо этого, принятый ею яд всё же ослабил её, хоть она и имела к нему частичный иммунитет. Она испытывала боль и тошноту, пока они готовились тайком вывести её из столицы.

Роуз внимательно наблюдала за своей свекровью, нервничая из-за того, чтовынуждала её отправляться в путь так скоро после получения ею ран. Она мысленно пересчитывала их группу по мере того, как они выходили наружу, эта её привычка усилилась с тех пор, как у неё появились дети. «Грэм, Карисса, Мэттью, Мойра, Айрин, Коналл, Лилли, Пенни, Сайхан, Иган…», — молча проговаривала она про себя имена. Помимо их детей, группа включала несколько воинов и гвардейцев, хотя Сайхан всё ещё был не в той форме, чтобы сражаться.

Над ней нависла тень, и Роуз обернулась, увидев высившуюся в тусклом свете крупную фигуру своего мужа. Его присутствие давало ей такое ощущение безопасности, какое не давало ничто иное. «Одного Дориана достаточно», — подумала она, — «никто иной не смог бы защитить нас так же хорошо».

Он передал ей мягкий свёрток, Кариссу, укутанную от холодного ночного воздуха. Подавшись вперёд, он поцеловал Роуз в лоб:

— Хотелось бы мне нести её, но это было бы небезопасно, — извиняющимся тоном сказал он.

Она подняла свободную руку к его щеке, проведя по его щетине. Дориан уже несколько дней не брился. Роуз промолчала, позволив своему лицу передавать её чувства. Миг спустя она поймала на себе взгляд Пенни. Её подруга быстро отвела взгляд, но Роуз успела уловить в нём нотку печали. На миг Роуз ощутила прилив невольного чувства вины. «Мы, наверное, постоянно ей напоминаем о том, что она потеряла».

— Все здесь? — окликнула Ариадна, встав в сторону.

Пересчитав их уже, наверное, в пятый раз, она удовлетворилась, и отряд беженцев начал двигаться по тёмным улицам. Однако заря уже была близко, и скоро на них упадёт свет.

Их группа насчитывала двадцать один человек, если считать солдат. Пенни это беспокоило. Предупреждение Мордэкая гласило избегать групп больше двадцати, но ближе к концу обсуждения Карэнт также сказал им иметь в руках или на одежде хорошо узнаваемые гербы или цвета дома. Он не дал ясно понять, позволит ли им это игнорировать ограничение на численность.

Поскольку она носила самую лёгкую и наименее внушительную броню, Пенни выдвинулась вперёд группы, когда они двинулись в путь. Ариадну, Элиз и детей держали поближе к центру, Питэр и Лилли Такеры помогали с более юными детьми. Дориан оставался на переднем крае, Сэр Иган шёл позади, а остальные шестеро солдат распределились по бокам. Сайхан хромал справа, но сомнительно было, что он смог бы что-то сделать со своими переломами руки и ключицы. Упрямый ветеран повесил свои ножны так, чтобы иметь возможность обнажить свой меч левой рукой, но броня была полностью исключена.

Ариадна снова спросила у Роуз на ходу:

— Ты уверена, что это — лучший вариант?

Та кивнула:

— Сомневаюсь, что кто-то ещё в городе знает об этом проходе… помимо моего отца, — сказала она. Воцарилась неудобная пауза, поскольку о случившемся с Лордом Хайтауэром всё ещё не было никаких вестей.

Наконец Ариадна сказала:

— Я нахожу странным, что он спрятан в церкви.

Роуз пожала плечами:

— До Джеймса монархи Лосайона были в тесном союзе с Четырьмя Церквями, — напомнила она принцессе. Путь отхода, который они собирались использовать, находился в подвале теперь уже заброшенной церкви. Раньше она была посвящена Миллисэнт, но с тех пор, как церкви были изгнаны из столицы, здание было по большей части заброшено. Теперь в нём жили бедняки и бездомные.

— Мне всё ещё не по себе бросать оставшихся горожан, — заявила Принцесса.

— Я думаю, мы все того же мнения, но выбора у нас практически нет. Как правитель, вы столкнётесь с множеством подобных дилемм, — ответила Роуз.

Брови Ариадны поднялись:

— Ты думаешь, что Роланд…

— Нет. Я не знаю. Надеюсь, что он в безопасности, и остальные — тоже. Ляпнула невпопад, — сказала Роуз. Немного погодя она добавила: — Если мы это переживём… я думаю, вы будете отличной королевой. Ваши отец и мать гордились бы.

Тут Карисса начала ёрзать у матери на руках, и Роуз прижала её к груди, боясь, что девочка заплачет. Ариадна не ответила, но сжала рукой плечо Роуз. Когда та подняла взгляд, ей показалось, что она увидела слёзы в глазах своей более юной спутницы, но то могла быть игра её воображения в тусклом свете. Какое-то время они обе молчали.

Удача сопутствовала их маленькой группе, и они никого не встретили на улицах, хотя слышали вдалеке странные звуки. Они достигли крупного, прижавшегося к внешней стене города здания менее чем через час, и, к их вящему удивлению, здесь полностью отсутствовали люди. В холлах валялись обожжённые деревяшки и мусор — свидетельства бездомных и бродяг, время от времени пользовавшихся этим зданием с тех пор, как его владельцы бежали из города.

Роуз провела их к большим подвальным дверям, и вниз, в большую комнату, которая, похоже, раньше содержала широкий набор винных бутылок. Теперь же её украшали лишь битые бутылки и пустые деревянные бочки. Там было так темно, что Пенни была вынуждена вынуть зачарованный шар, который она принесла из дома Иллэниэл. Этот стеклянный предмет был очередным оставшимся после Мордэкая изделием. Он испускал яркий свет, осветив подвал, когда его вынули из его плотного шерстяного мешка.

— Тут должна быть дверь, у восточной стены, — проинформировала их Роуз.

— Ты никогда не видела её? — спросил Сэр Иган.

— Я никогда не была здесь, — ответила Роуз. — Я о ней знаю лишь со слов, сказанных моим отцом годы назад.

— Эти сведения кажутся весьма ненадёжными, чтобы мы… — начал Иган, но его перебила Элиз Торнбер:

— Сэр Иган, у моей невестки непревзойдённые память и рассудительность. Если она говорит, что проход скрыт здесь, то тебе следует его искать, а не возводить поклёп.

Рыцарь Камня опустил голову, внимая предупреждению Леди Торнбер:

— Прошу прощения, проявлять неуважение я не хотел.

Грэм ушёл в угол с Мэттью и Мойрой. Он подал голос:

— Мойра говорит, что дверь здесь, Бабушка.

Роуз засмеялась над своей забывчивостью:

— Надо было сразу Мойру спросить. Я всё время забываю про её дополнительные чувства.

Недолгие поиски скрытой двери обнаружили железное кольцо, и Сэр Иган использовал свою силу, чтобы оттянуть тяжёлый каменный блок назад, позволив им войти. За входом вдаль уходил тёмный туннель. Высота его была лишь четыре фута, поэтому все были вынуждены идти пригнувшись и ссутулившись. Воздух был несвежим и полным сырого запаха плесени, но сам проход был свободен от обломков и даже паутины.

Все мужчины находили трудным двигаться в этом ограниченном пространстве, но Сайхан вообще не мог идти. Его сломанная ключица делала изменения позы чрезвычайно болезненными, и идти в полусогнутом состоянии было слишком даже для него. В конце концов они соорудили носилки из плаща и двух копий, чтобы тащить его по маленькому коридору. Это всё равно было больно, но лишь тот, кто знал его хорошо, мог углядеть это у него на лице.

— Тебе следовало позволить моей матери дать тебе что-нибудь, — сказал Дориан, таща носилки. Он имел ввиду кое-что, сказанной Элиз Сайхану перед их уходом. Она предложила смешать старому воину чай, который снял бы его боль в пути. Конечно же, Сайхан отказался.

Оглянувшись, Дориан увидел у Сайхана на лице улыбку, всегда странно выглядевшую на лице этого молчаливого человека:

— Я предпочитаю не притуплять свои чувства, — сказал он.

Дориан хохотнул:

— С чувствами или без чувств, в бою от тебя будет мало толку. Тебе просто нравится истязать себя.

Они оба знали, что даже с такими ранами Сайхан всё ещё был опаснее, чем любые три человека вместе взятых, но старый ветеран не стал спорить:

— После всего, через что я прошёл, я склонен с тобой согласиться.

Для Сайхана было необычным произнести так много слов без какой-то функциональной цели, обычно — насчёт приказов или тактики. Дориан немного обдумал эти слова, прежде чем ответить:

— Я начинаю думать, что каждый, кто избрал в жизни этот путь — глупец.

— Какой путь? — спросил Сайхан, подняв брови.

Дориан заставил свой взгляд не отрываться от земли, но постучал одной из рук по рукояти закреплённого у себя на спине меча:

— Этот.

Сайхан согласно хмыкнул:

— Ага, тебе следует бросить это дело, пока можешь. Продолжишь — и станешь как я.

— Ты ещё дышишь.

— Жизнь — это нечто большее, чем дыхание, — с нехарактерным вздохом сказал Сайхан.

— Ты уверен, что не отпил чая моей матери? — спросил Дориан.

— Кто знает? — сказал Сайхан. — Она хитрее нас обоих.

Туннель вышел в помещении, расположенном под маленьким складом. Двери были заперты, и ключей ни у кого из них не было, но для Дориана и Сэра Игана это не стало особой преградой. Они не могли быть уверены, всполошил ли шум их разрушительного выхода кого-нибудь, но на улице никого не было видно, когда они вышли наружу.

Они вернулись к прежнему построению — Пенни ушла вперёд, а остальные воины распределились вокруг Королевы, дворянок и детей. Им не придётся далеко идти до окончания населённых участков вокруг столицы, после этого они смогут вздохнуть свободнее.

Дориан сперва услышал звон стали, а затем его взгляд метнулся к Сэру Игану, кивнувшему миг спустя. Узы земли не только увеличивали их физическую силу, но и обостряли чувства. Подняв ладонь, Дориан дал сигнал к временной остановке их отряда.

— Графиня встретила врагов впереди. Мы направимся по улице справа, надеясь их избежать, — тихо объявил Дориан.

Все кивнули, кроме Грэма:

— Куда идёт Тётя Пенни?

Дориан приостановился, чтобы ответить сыну:

— Она двигается влево, к северу.

— Мы не будем ей помогать?

— Это она нам помогает. Как только она уведёт их прочь или уберёт угрозу, она догонит нас, — терпеливо объяснил он.

Старшие дети переглянулись. Никому из них это не нравилось, но Дориан испускал ауру властности, которая не терпела дальнейших задержек. Ариадна на секунду положила ладонь Грэму на плечо, и он без дальнейших понуканий пошёл вместе с ней.

По мере их движения звуки битвы становились всё громче, и вскоре стали легко слышны для всех. Поспешные шаги, звук бегущих людей в броне, время от времени перемежавшийся приглушёнными стонами боли — всё это стало громче на время, прежде чем утонуть в темноте. Все были напряжены, но магический взор Мойры показывал ей, что происходило, пока они шли.

— Она в порядке, — успокаивающе сказала она Коналлу, заботясь о том, чтобы и Мэттью тоже услышал её слова. — Она ранила нескольких человек, а остальные не могут её поймать.

— Как Мама нас найдёт? — спросил маленький мальчик.

— Она видит и чувствует запахи почти как кошка в темноте, — прошептал Мэттью, стоявший с другой стороны от своего младшего брата. — К тому же, она знает, куда мы идём. Мама найдёт нас.

Они продолжили идти дальше в ночь, покидая окраины города по некоторым менее торным дорогам, прежде чем сделать небольшой крюк, направившись к Мировой Дороге. В том направлении шла одна из главных дорог, но они держались покрытых редкими лесами областей рядом с дорогой, не рискуя быть пойманными на открытой местности.

У них ушло несколько часов, чтобы пройти расстояние до западных ворот защищавшей Мировую Дорогу крепости. В более обычных обстоятельствах путь занял бы меньше часа, но средней густоты леса и время от времени встречавшиеся фермы, которые они вынуждены были обходить, значительно замедляли их продвижение. Чем дольше они шли, тем суровее становилось лицо Дориана, он втайне волновался за Пенни. Он не ожидал, что у неё уйдёт так много времени, чтобы догнать их — вне зависимости от того, убила она их врагов, или просто ускользнула от них. «Ей уже пора было бы вернуться к нам», — думал он про себя.

Казалось, что массивная открытая арка зловеще высится над ними, когда они миновали её, войдя в собравшуюся под ней тьму. Ещё пятьдесят футов — и они вышли под свет звёзд, кроме которых двор ничто не освещало. Пока что они не увидели ни следа стражи, которая обычно стояла на стенах или у вдохов. Они либо были убиты, либо вернулись в сам город, чтобы присоединиться к сопротивлению Ариадны или спрятаться со своими семьями.

— Власть Трэмонта всё ещё слишком шаткая, чтобы выделить охрану даже для этой самой стратегически важной крепости Лосайона, — сделала презрительное наблюдение Ариадна.

— Его сила построена на лжи, — сказала Роуз. — Его переворот подобен карточному домику. Как только его союзники осознают, насколько шаткое у него положение, его поддержка исчезнет.

Сэр Иган с взволнованным нетерпением прислушивался:

— Нам следует идти ко входу в туннель. Мы здесь слишком уязвимы, если Герцог поставил кого-то на стены. Если над нами стрелки, нам просто будет нечем закрыться.

— А что Графиня? — спросила Леди Торнбер.

— Иган прав, — сказал её сын. — Нам следует хотя бы выйти из-под открытого неба. Мы можем подождать её там настолько долго, насколько возможно.

Уши Дориана уловили шум, когда отряд вошёл в восточный туннель. Когда он оглянулся на противоположную сторону двора, его острый взгляд заметил движение, и несколько секунд спустя он узнал бегущую к ним Пенелопу Иллэниэл. Он испустил облегчённый вздох, и начал было объявлять новость всем остальным, когда уловил тёмные очертания её преследователей. Позади неё приближались пять нечеловеческих существа, и ни одно из них не было похоже на остальные. Одно двигалось на четырёх ногах подобно какому-то чудовищному быку, два других бежали на длинных и тонких ногах, казавшихся медленными и изящными, не давая представление об их истинной быстроте. Пятое казалось всё ещё слишком далёким, чтобы хорошо рассмотреть, но в полной теней тьме Дориану показалось, что оно казалось даже больше остальных.

— Поторапливайтесь все! По туннелю! Бегите, если можете! — громко приказал Дориан, ошарашив остальных, ещё ничего не увидевших. — Пенни приближается, но за ней следом двигаются непрошенные гости, — объяснил он. Заведя руку за спину, Дориан распустил шнур, не дававший Шипу смещаться или шлёпать его по спине. Обнажить двуручник было не так легко, как его длинный меч — клинок был слишком длинным для людской руки, чтобы можно было вытянуть его из ножен до конца.

Ослабив ножны, Дориан смог оттянуть их одной рукой, взявшись другой за рукоять Шипа. Высвободив меч, он позволил ножнам упасть на песчаную землю. Иган стоял рядом с ним, держа два знаменитых Солнечных Меча, по одному в каждой руке.

— Не забывайте! — крикнул Дориан через плечо. — В конце поверните вправо. Мы направляемся к воротам Ланкастера, — напомнил он им. Остальные уже пришли в движение, но Дориан мог вообразить неохоту на лице Сайхана. «Уверен, для него это невыносимо, но он сделает то, что нужно».

— Эти твари похожи на ту, с которой ты бился во дворце? — спросил Иган.

Старший рыцарь перекатывал плечи, разминая их:

— Вероятно, — признал он. — Я не думаю, что они вообще похожи друг на друга.

Они отступили дальше по наклонному пандусу, который вёл в туннель, убедившись, что их полностью скрывают лежавшие там густые тени. Пенни приблизилась, будучи не более чем в пятидесяти ярдах, и изо всех сил работая ногами. Её тело двигалось с гибкой грацией, а мощные ноги несли её вперёд стремительнее быстрейшего скакуна. Несмотря на её невероятную скорость, преследователи нагоняли её, двигаясь нечеловеческой походкой на своих длинных, странных ногах. И нельзя было сказать с уверенностью, достигнет ли их человеческая добыча туннеля раньше, чем они её поймают.

— Помни, их шкура будто железная. Рубить их нелегко. Будь осторожен, а то оружие застрянет, — предостерёг Дориан Сэра Игана.

— Она не добежит, — сказал Иган, готовясь податься вперёд, но Дориан положил ладонь рыцарю на грудь:

— Мы не можем выходить на открытое пространство. Если нас окружат, всё будет потеряно, — напомнил он Игану.

— Но…!

— Она успеет, чёрт тебя дери! — рявкнул Дориан. «Она обязана…»

Встав в боковую стойку, старший рыцарь поднял Шип, и изогнул своё туловище, растягивая свои мышцы в приготовлении к удару. Его зрение сузилось, пока он наблюдал за приближающимися чудищами, стремительно бежавшими вслед за маленькой женщиной подобно гончим на гротескной охоте. Пенни казалась крохотной, когда они стали приближаться к ней.

Время замедлилось, и сердце Дориана Торнбера стало биться в более глубоком ритме, когда он ощутил, как сила земли поднялась из глубин, окутав его. Пенелопа почти добежала до начала пандуса, когда одно из похожих на птиц существ поравнялось с ней, и вытянуло руку в форме фермерского серпа. В застывшем миге Дориан увидел тёмную кровь, стекавшую по лбу и щеке Пенни, грозя залить один из её глаз. Она тяжело дышала после своего молниеносного броска, и хотя она чувствовала присутствие у себя за спиной чудовища, она никак не могла видеть подобную клинку руку, наносящую удар ей по шее.

«Не-е-ет!» — воскликнуло сердце Дориана, когда он увидел надвигающуюся на неё смерть. Даже если кольчуга не даст себя перерубить, сила удара наверняка сломает ей шею. Тут отблеск звёздного света на его броне, наверное, дал ей знать, поскольку он увидел, как её взгляд впился в него, когда Пенни метнулась вперёд. Удивление и облегчение озарили её лицо, когда она осознала, что помощь близко.

Это отвлечение нарушило её ритм, и она споткнулась, упав вперёд в безумном кувырке через голову.

Только эта случайность и спасла её жизнь, когда конечность тёмного бога взрезала воздух там, где только что была её голова, перерезав одну из её длинных косиц. Инерция заставила её полететь вниз по наклонному полу, мимо Дориана и Игана, и её враг не отставал.

Тело Дориана распрямилось подобно сильно сжатой пружине, когда он взмахнул Шипом поперёк надвигавшегося тела чудовища, нёсшегося к Пенни. Совокупность их относительных скоростей позволила мечу пройти через твёрдое тело твари до конца, полностью перерубив её с таким звуком, будто кто-то с невероятной силой рвал огромный кусок железа.

Иган присоединился к этой атаке, когда тело ужасного существа упало туда, где прежде приземлилась Пенни. Его пара мечей двигалась со смертоносной грацией, когда он стал одновременно расчленять останки существа, и не давать его серпам порвать Графиню прежде, чем та придёт в себя.

Дориан не терял времени зря. Он оставил Игана заканчивать с первым врагом, шагнув вперёд, чтобы встретить вторую и третью тварь. Его тело всё ещё поворачивалось под действием инерции от его первого взмаха, и вместо того, чтобы противиться ей, он ей поддался, вращаясь подобно волчку. Длинный стальной клинок отрубил ногу второму существу, похожему на раптора, но не попал по третьему.

Потерявшая ногу тварь покатилась навстречу Игану и начавшей неуверенно подниматься на ноги Пенни, а третья, имевшая форму массивного быка, резко развернулась лицом к Дориану. Двигаясь с шокирующей проворностью, она сменила направление, и прыгнула на него, опуская свою голову, похожую на огромный молот, пытаясь протаранить Дориана.

Не имея возможности сдвинуться вовремя, чтобы избежать ужасного броска, Дориан упал спиной вперёд, позволяя своему телу поднырнуть под надвигавшееся тело чудовища. Голова твари вскользь ударила его по нагруднику, ещё сильнее вбивая в землю, но он всё же избежал худшей части удара. Подняв ноги, он упёр их в тварь, и резко распрямил, послав её тело вверх по пятнадцатифутовой дуге.

Перекатившись на ноги, Дориан увидел, что Пенни и Сэр Иган работают вместе, расчленяя тварь, которой он отрубил ногу. Подброшенное им в воздух существо неуклюже приземлилось на бок, но уже встало на ноги. А между тем… «четвёртое. Где четвёртое?»

Четвёртое было из всех пятерых самым странно составленным. Оно было высоким, похожим на какого-то странного паука, ходящего на длинных, похожих на шесты ногах. Тварь высилась над Дорианом, и десять ног держали её вне его досягаемости, в то время как две более короткие руки нацелились вниз, засветившись пурпурным на концах.

С поразительной скоростью отпрыгнув в бок, Дориан всё равно опоздал. Сверхъестественные энергии попали по нему раньше, чем он успел уклониться, окутав его броню бурей магии, дугообразных разрядов и света. Большая часть всего этого не сумела достичь его самого, но того, что просочилось через сочленения и отверстия его лат, хватило, чтобы вызвать у него ощущение погружения в огненную реку. Его пронзила боль, на миг ослепив его, и лишив чувств.

Дым повалил от брони Дориана, он покачнулся. Он не услышал предупреждающий вскрик Пенни. Он даже не был уверен, продолжал ли он держать меч в руках. Когда похожее на быка существо добралось до него на этот раз, он был полностью к этому неподготовлен. Оно ударило его с невероятной силой, отбросив его на гранитную стену, шедшую вдоль ведущего в туннель пандуса. Оглушённый, Дориан так и остался у стены, когда тварь ударила снова, и на этот раз нечему было остановить силу его атаки. Дориан оказался пойман между широкой, плоской головой и твёрдым камнем.

Вспышка света, резкий треск — и нагрудник Дориана раскололся. Поддерживавшая чары магия была нагружена выше её значительного предела, и взорвалась наружу, разбрасывая пыль, кусочки камня и металла во все стороны. Ударившая его тварь также получила временную встряску, и потому споткнулась, пытаясь прийти в себя.

Сияющее пламя вспыхнуло, наполнив воздух перед Дорианом раскалёнными добела языками пламени, когда Сэр Иган обратил свой солнечный меч на бившее Дориана чудовище. Тварь закричала от боли, когда огонь оказался неожиданно эффективным против её похожей на железо шкуры. По мере того, как Иган продолжал жечь, от твари стал валить дым, и тёмная жидкость стала сочиться из её пылающей кожи, сразу же загораясь. Короче, она горела как сухой трут, пропитанный дёгтем.

Высокое, тонконогое четвёртое существо повернуло свои заряженные магией отростки к Игану, прервав его атаку, когда их сила вспыхнула вокруг него, заставив его нервы запылать. На этот раз нападение не прекратилось. Чудовище продолжало накачивать силу, пытаясь поджарить Игана внутри его собственной брони.

Содрогаясь и дёргаясь, Иган осел, но высокое существо продолжило атаку, пока что-то не пролетело по воздуху, врезавшись в существо рядом с его похожим по форме на луковицу центральным телом. Пенни взметнулась подобно снаряду, и первой же атакой срезала один из мягких отростков. Теперь она висела на основном теле, и срезала оставшийся отросток вторым взмахом. Отскочив прочь, она приземлилась рядом со своими павшими спутниками.

Ситуация стала пренеприятной.

Первые три врага были повержены, но остались ещё двое. Высокий навис над Пенни, пока она обдумывала свои варианты. И тут он невероятным образом начал выпускать из своего основного тела новые отростки. А позади него пятый, самый крупный нападавший наконец преодолел разделявшее их расстояние. Он был высокий, ростом в двадцать футов, по форме похожий на человека, и массивный, с тяжёлыми, дробящими конечностями. Руки у него было лишь две, но каждая была толще туловища Пенелопы. Она никак не могла надеяться перерубить нечто таких огромных размеров.

Раздавшийся позади звук привлёк её внимание, и она увидела тело Дориана, поднимающееся с пола. С его губ, похоже, срывался какой-то странный гортанный звук, и он поднял руку, стянув шлем со своей головы. То, что было под шлемом, шокировало её.

Человеческое лицо, которое она видела с детства, исчезло. Его сменила яростная каменная голова. Его кожа приобрела похожую на гранит текстуру, и хотя его черты всё ещё присутствовали, они стали грубее, будто его высек из камня безумный скульптор, склонный придавать лицам дикие, опасные выражения. Вытянув руку поперёк своего тела, Дориан начал дёргать остатки своих наплечников, а затем снял броню со своих рук. Под ней было всё то же самое — камень. Камень повсюду. Он полностью трансформировался.

«Этого не может быть», — подумала она. «Он теперь как Магнус. Дориана больше нет».

Однако у неё не было времени оплакивать своего друга, высокая тварь уже целилась в Пенни своим новым оружием, и та была вынуждена уклоняться от магического удара, оказавшегося лишь первым из нескольких. Песок и камень испарялись там, где магия касалась их, и Пенни не сомневалась, что против плоти та будет ещё эффективнее, и кольчуга её вообще никак не защитит. «Одно попадание — и я труп».

Мечась туда-сюда, она двигалась как молния, рубя ноги существа, которые, похоже, были у того основной уязвимостью, однако её менее крупный меч затруднял нанесение ударов с силой, необходимой для разрубания подобной железу кожи. «Если бы оно перестало двигаться, и я смогла бы сделать замах обеими руками, то, вероятно, перерубила бы одну ногу». Однако у неё были и другие проблемы. Пятое существо приближалось позади высокого, и его огромные руки взмахом опускались сверху, чтобы поймать её при попытке уклониться от магических атак.

Что-то мелькнуло у неё перед глазами, и она увидела, что голем, в которого превратился Дориан, бежит мимо неё. Он закончил снимать броню, и теперь держал свой двуручный меч, Шип, в одной руке, врезаясь плечом в туловище большого чудовища, заставляя его отступить. Падая, Дориан откатился, и поднял меч, сиявший в свете звёзд подобно серебряному призраку. Схватив рукоять двумя толстыми руками, Дориан рубанул с невероятной скоростью, от которой очертания меча размылись в воздухе. Куски чудовища полетели в разных направлениях, когда Дориан стал танцевать и кружиться вокруг твари, отрубая от неё куски подобно какому-то безумному лесорубу, потихоньку подсекающему могучий дуб.

Высокое существо отошло прочь от Пенни, отступив, чтобы оглядеть сменившееся поле боя. Смертоносные щупальца сместились, снова указывая на Дориана, и прежде чем Пенни успела среагировать, обрушили очередной смертоносный вал на его незащищённую спину. Дориан на миг замер на месте, пока магия била в его тело, но он не упал.

Пенни собиралась снова подпрыгнуть, чтобы ещё раз рубануть в полёте по щупальцам, но голос Игана предостерёг её:

— Вниз, Графиня! — крикнул он. Рыцарь встал на ноги, и направлял свой меч прямо на тонконоге чудовище. Как только Пенни убралась прочь, пламя метнулось вперёд, окутав чудовище белым огнём его солнечного меча.

Дориану приходилось хуже. Он был временно оглушён магической атакой, и его массивный противник немедленно воспользовался этим — обе его громадные руки поднялись, и обрушились на Дориана с обоих сторон. У него на груди появились трещины, когда руки разошлись, но в остальном он казался невредимым. Взмахнув мечом вверх одной рукой, он ударил по левой конечности существа, но клинок не сумел войти достаточно глубоко. Он застрял в твёрдой деревянной плоти, и прежде чем Дориан успел отпустить рукоять, правая конечность нанесла поперечный удар по средней части застрявшего клинка.

На миг всех ослепила вспышка света, когда Шип раскололся надвое.

Тут всё будто остановилось, пока они силились вернуть себе зрение. Дориан был особенно потрясён потерей своего меча, но противостоявший ему павший бог был лишён такой сдержанности. Он поймал Дориана в кулак, и, метнувшись вперёд, ударил каменного человека в стену. Затем начал молотить по нему, вбивая его массивными кулаками в твёрдый камень.

Камень и пыль полетели во все стороны, и двор будто вибрировал низким звуком при каждом ударе. Дориан Торнбер быстро превращался в гравий.

«Это конец», — подумал он. «Шипа нет, и я не могу вернуться». Что странно, его мысли казались ясными, несмотря на получаемые его телом повреждения. Он чувствовал, как от него отлетают куски, но это на самом деле не было больно.

В его сознании всплыл образ лица Роуз. Она будет убита горем, когда узнает о его смерти.

— Ты знаешь, что я думала в тот день, когда увидела тебя впервые? — спросила она однажды вечером за годы до этого, когда они обсуждали свою первую встречу.

— Кто этот здоровяк? — был его ответ.

— Нет. То было на следующий день. А до этого я заметила тебя помогающим молодому пажу. Мальчику было не больше девяти, и он плакал, потому что боялся, что сквайр побьёт его. Он не мог отчистить ржавчину с брони, которую ему доверили. Помнишь его? — спросила она тогда.

В ответ на это Дориан отрицательно покачал головой.

— А я помню. Ты тогда ещё был чужим в доме моего отца, однако ты остановился помочь мальчику. Задача была неподобающая для твоего положения, но ты не только показал ему, как наносить на броню масло перед использованием металлической мочалки — ты остался, и сам отчистил половину. Тогда я и поняла.

— Что поняла? — был вопрос Дориана.

Тогда Роуз одарила его своей особой улыбкой, улыбкой женщины, которая знала, что означает любовь:

— Люди порой говорят, что нашли «алмаз негранёный», но я нашла кое-что получше. Ты с самого начала был алмазом, отполированным и безупречным.

«Алмаз», — подумал Дориан. «Нет ничего прочнее».

Молотившие по нему удары будто поймали ритм биения его сердца, или, быть может, то было биение сердца земли. Различие больше не казалось ему существенным. Глаза Дориана были закрыты, и его подбородок был опущен, когда он ощутил, как по нему потекла сила. «Больше, она мне нужна вся». Его тело будто пылало огнём, но он игнорировал обжигающий жар, и сосредоточился на одной единственной мысли: «Алмаз».

Пенни увидела, как от тела её друга поднялось облако дыма, пока павший бог избивал его. Сперва она подумала, что это была пыль от стены, но скоро стало ясно, что происходило нечто иное. От него прокатилась волна жара, и странный шипящий звук стал громче. За несколько секунд облако скрыло его тело, и жар стал таким мощным, что они с Сэром Иганом были вынуждены отступить подальше.

Когда облако стало редеть, изменения в Дориане их ошарашили — там, где прежде стоял голем, каменный человек, они теперь увидели существо, состоявшее из мерцающего кристалла. Дориан Торнбер поднял голову, и посмотрел своими кристаллическими голубыми глазами. Его тело превратилось в живой алмаз, твёрдый и в то же время каким-то образом гибкий. Громовые удары его противника, похоже, больше на него не действовали, кроме как заставляли его тело качаться туда-сюда.

Внезапно придя в движение, он скользнул прочь, уклонившись от следующего удара, и выкинув вперёд свою собственную руку. Длинные кристаллические клинки выросли из его кулаков, и он вогнал их в тело своего врага, прежде чем повести их в стороны. То ли дело было в их остроте, то ли в его силе, но Дориан будто рвал ими крепкую шкуру чудовища, будто та была бумажной.

Не издавая ни звука, Дориан продолжил атаку, пока существо не попало по нему одним размашистым ударом, сбив вбок. Пролетев двадцать футов, Дориан перекатился на ноги, и прыгнул обратно на павшего бога, приземлившись тому на плечи, и стал спускаться по его спине, раскраивая её по ходу движения. Тварь заревела, и изогнулась, пытаясь поймать его, когда Дориан достиг земли, но не могла сравниться с ним в скорости. Уклоняясь между ног гиганта, Дориан резал и рвал одну из них, пока тварь не повалилась на землю.

Когда бог упал, бой перерос в чрезвычайно одностороннюю потасовку, в которой кристаллический голем рубил и резал, шинкуя тварь на всё более мелкие части. Это продолжалось будто целую вечность, а когда закончилось, наступила внезапная тишина. Дориан Торнбер, или существо, бывшее когда-то им, стоял совершенно неподвижно, оглядывая останки своего всё ещё дёргающегося противника.

Неуверенная в себе, Пенни медленно приблизилась к нему, вытянув ладонь:

— Дориан? Ты там? — осторожно позвала она.

Его сияющее тело изогнулось в смазанном свете, и одна из увенчанных лезвием рук метнулась прочь, остановившись в считанных дюймах от удивлённого лица Пенни. Она не шелохнулась. Несмотря на её поразительные рефлексы, она даже не успела моргнуть. Сделав глубокий вдох, она уставилась в лазурные глаза алмазного голема:

— Это я, Пенни. Ты помнишь, Дориан? Мы выросли вместе…

Тут он отвёл взгляд, глядя на землю. Сделав два шага, он наклонился, подобрав то, что осталось от его сломанного меча — рукоять с торчащими из неё полутора футами лезвия. Открыв рот, он испустил низкий, пронзительный плач:

— Ши-и-ип…

«Он ещё там», — подумала Пенни, — «но благословение это или проклятье, я не знаю». Внезапно осознав течение времени, она поманила своего друга детства:

— Нам нужно идти, Дориан. Нам надо помочь остальным. Ты понимаешь?

Корундовая голова Дориана кивнула во вроде бы утвердительном жесте, и когда она пошла вниз по пандусу, он последовал за ней. Последним шёл Иган, поглядывая по мере их отступления на старшего рыцаря и на двор.

— А ещё враги есть? — спросил Сэр Иган.

Графиня кивнула:

— Эти были самыми быстрыми, но их было больше. Я думаю, они не должны быть далеко, — сказала она, ускоряя шаги, и часто бросая взгляды назад, чтобы удостовериться, что Дориан всё ещё следовал за ней. При всём своём объёме, кристаллический голем шагал удивительно тихо.

Глава 30

Они достигли конца туннеля несколько минут спустя, и обнаружили, что остальная часть их отряда ушла по Мировой Дороге очень недалеко, прежде чем остановиться.

— Почему вы встали? — начала Пенни, но её вопрос потерялся в гвалте, который поднялся, когда остальные увидели шедшего за ней голема. Мировая Дорога была хорошо освещена зачарованными светильниками, встроенными в потолок, и в этом свете тело Дориана мерцало, отражая и собирая свет подобно мастерски огранённому драгоценному камню.

Все, похоже, резко попятились, желая оставить дополнительное расстояние между собой и следовавший за Пенни диковинной тварью. Пенни выставила ладони, пытаясь успокоить людей, но её слова потерялись во мгновенно зазвучавшем хоре вопросов.

— Что это? — спросила Элиз Торнбер, пока Сайхан перемещался, чтобы закрыть собой её и Ариадну от пришедшего с Пенни странного существа. Дети задавали один вопрос за другим, скорее не из страха, а из простого любопытства, но один голос звонко прорезался через гвалт:

— Пенни, — сказала Ариадна резким командным голосом. — Я думаю, тебе следует это объяснить.

Но кое-кто ещё увидел то, что было у голема в руке, и её живой ум мгновенно сделал выводы. Роуз подалась вперёд, на её лице были написаны горе и скорбь:

— О боги! Нет! Дориан! О, нет! — воскликнула она. Роуз держала их дочь, Кариссу, одной рукой, но к Дориану подошла без колебаний, протянув другую ладонь, чтобы коснуться его руки, державшей обломок Шипа.

Голем был абсолютно неподвижен, приковав взгляд своих подобных самоцветам глаз к стоявшей перед ним женщины. Твёрдое лицо Дориана казалось лишённым выражения, но на Роуз он смотрел с сосредоточенной пристальностью.

— Дориан, ты меня слышишь? — спросила более спокойным тоном Роуз. Паника, бывшая в её голосе за миг до этого, исчезла, сменившись возложенным на саму себя контролем. Роуз Торнбер была женщиной, известной своими умом и самообладанием. За прошедшие годы она почти ни разу не теряла то, что Пенни считала её самым устойчивым качеством, её «мягкое спокойствие». Этот день не был исключением.

— Леди Роуз, я думаю, что вам, быть может, следует отступить, — с холодной заботой подал мысль Сайхан.

— Не сейчас, Сэр Сайхан, — укорила она его с уверенным выражением чистой власти, хотя голоса не повысила. Даже маленькая малышка у неё на руках пока не осознала невероятное напряжение, скрывавшееся под её невозмутимым внешним видом. — Ты помнишь меня, Дориан? — тихо продолжила она.

Кристаллический голем молча смотрел на неё, пока наконец не поднял свою свободную руку, постучав себе по лбу жестом, который мог означать либо недопонимание, либо узнавание. Ответ на этот вопрос был найден, когда грубый рот Дориана раскрылся, испустив одно длинное, скорбное слово:

— Р-р-ро-у-з-з-з…

Все умолкли, задержав дыхание, будто любой шум мог разрушить этот миг. В голосе Роуз звучала почти неслышная дрожь, но появившиеся у неё на щеках слёзы были доказательством её усилий сдерживаться:

— Верно, милый. Моё имя — Роуз. А своё ты помнишь?

— Шш-и-и-п… — поднял он сломанный меч.

— Папа? — жалобно спросил Грэм, выходя у матери из-за спины.

Дориан с секунду смотрел на мальчика, прежде чем протянуть руку, и мягко погладить сына по голове. Посмотрев обратно на Роуз, он впервые заметил младенца у неё на руках, и его лицо будто замерцало.

— Р-ро-у-з-з, — снова глухо сказал он.

Роуз протянула руку, и положила ладонь голему на грудь, как неоднократно делала прежде со своим мужем:

— Это твои дети, Дориан, твоя семья.

— Сломался… — будто отвечал он, снова подняв меч. Было неясно, имел ли он ввиду само оружие, или что-то более глубокое.

— Меч — это не важно, Дориан. Ты важен. Мы это исправим… как-нибудь, — говорила Роуз, быстро оглядываясь, ища надежды у Мойры Сэнтир, но та лишь покачала головой:

— Никто никогда не мог перемениться обратно, зайдя настолько далеко, — нехотя ответила она.

Слёзы свободно потекли у Роуз из глаз, но она отказывалась отчаиваться:

— Не важно. Ты — всё ещё мой Дориан. Мы любим тебя, чтобы ни случилось, — проговорила она, а затем она удивила их, шагнув в руки голема, прижавшись головой к его груди, пока он мягко обнял её и свою маленькую дочь. Грэм тоже бросился вперёд, обхватив твёрдую талию своего отца руками.

Мир приостановился, и у всех глаза были на мокром месте, но когда затуманившийся взгляд Пенни прояснился, что-то изменилось. Существо, которое обнимали Роуз и её дети, больше не сверкало кристаллической идеальностью — его контуры несколько смягчились. Прямо на её глазах его голова стала меняться, становясь человечнее и обретая цвет. «Он меняется!»

Мойра Сэнтир следующей заметила это, ахнув:

— Это невозможно.

Дориан теперь выглядел как статуя, высеченная из розового гранита, если бы скульптор был мастером. Черты его лица были тонкими и идеальными, и теперь на его голове даже появилось что-то вроде высеченных волос.

Но даже пока её глаза видели это чудо, Пенни не могла не вспомнить своё собственное воссоединение с Мордэкаем более года тому назад… после его трансформации. Её сердце сжалось от боли и вины. «Я не знала. Я не могла знать. Я думала, он умер». Но теперь она знала, что это не так. Хотя её муж действительно умер, какая-то часть его осталась. Его благопристойность осталась, а Пенни его отвергла. «Что могло бы случиться, если бы я отреагировала как Роуз?».

Этот миг закончился глухим скрежетом, когда каменная дверь, отделявшая туннель с пандусом от Мировой Дороги, опустилась, заперев их внутри.

— Кто-то что-то сделал?! — встревоженно спросил Стефан Малверн.

— Нет, — прямо ответила Ариадна, — лишь человек с управляющим жезлом может открывать и закрывать здесь двери, если только кто-то не занял управляющую комнату в башне.

— А где управляющий жезл? — спросила Элиз Торнбер.

— Насколько я помню, последним он был у моего отца… — сказала Ариадна, прежде чем внезапно закончить: — …Трэмонт! Это была ловушка! Он знал, что мы попытаемся пройти здесь. Надо двигаться. Ещё есть шанс, что он пока не закрыл все выходы.

Они побежали вперёд, в спешке забыв обо всём остальном. Трансформация Дориана на этом остановилась, оставив его с внешностью идеально высеченной гранитной статуи. Ни у кого из них не было времени думать об этом.

Питэр Такер заговорил, пока они двигались по подземной дороге форсированным маршем:

— Первые ворота слева будут вести в Ланкастер, если они открыты.

— Я вижу впереди свет, идущий сбоку, — подал голос Иган.

Дополнительный свет, о котором он говорил, был менее чем в сотне ярдов от них.

— Может, Трэмонт не знает, что у него есть возможность затопить туннель, — в открытую подумал Питэр.

— Скорее ему просто нравится играть со своими жертвами, — объявил Сайхан, прежде чем закричать: — Осторожно спереди!

Крупные силуэты полились на дорогу впереди них, входя через ворота Ланкастера. Потребовались считанные секунды, чтобы догадаться по их странным очертаниям и формам, что они столкнулись с новой группой павших тёмных богов.

Освещение было достаточно хорошим, чтобы легко пересчитать приближавшихся врагов, если бы на это хватало времени.

— Их тут, наверное, двадцать, не меньше, — сказала Принцесса похолодевшим от отчаяния голосом.

Сзади послышался глухой рык, а вслед за ним — встревоженный вскрик Роуз:

— Нет, Дориан!

Оттолкнув её, каменный воин бросился вперёд. Он указал рукой на Сэра Игана, затем на Пенни:

— Давайте… следом, — произносил он с большим трудом, но его жесты были ясны, когда он показал ими, что в их наступлении Пенни следует занять позицию слева, а Игану — справа.

На ходу от Дориана пошли волны тепла, и воздух задрожал. Оглянувшись, он махнул Пенни и Игану руками, чтобы они держались подальше, поэтому они увеличили своё отставание с десяти футов до двадцати. Тело Дориана вернуло себе стеклянистый вид, и снова обрело растущие из рук длинные лезвия, ставшие ещё длиннее, и новые острия появились на его коленях и локтях — даже на черепе у него вырос смертоносный рогоподобный клинок.

«Он и в размерах увеличился», — заметила Пенни, перейдя на лёгкий бег, чтобы успевать за его ускоряющейся походкой. Друг её детства стал ростом ближе к девяти футов, по её прикидкам.

Остальная часть их отряда замедлила ход, позволяя себе оторваться от их «авангарда». Лицо Сайхана было олицетворением сдержанного страдания, но Ариадна проигнорировала его, и продолжила отдавать череду коротких приказов, скорее чтобы утихомирить отряд и поддерживать спокойствие, а не для приведения в действие какой-то стратегии. Глубоко внутри она гадала, зачем вообще утруждает себя, ибо перед лицом такого большого числа могучих врагов со столь немногими способными защитниками у них было мало надежды. Логика подсказывала, что им осталось жить несколько минут, если не несколько секунд. «Потому что он поступил бы так…» — молча сказала она себе, думая о своём отце — «…потому что я — дочь моей матери, я — Ланкастер, и дочь короля».

Впереди основного отряда, уже более чем в тридцати футах, Дориан с захватывающей дух свирепостью столкнулся с первым из павших тёмных богов. Прыгнув вперёд, он во мгновение ока порвал первого противника, массивное собакоподобное существо, на три части. Став воплощением насилия, Дориан вертелся и рубил, используя всё своё тело в качестве оружия. Алмазные клинки и шипы росли будто бы отовсюду, и его врагам было трудно ухватиться за что-нибудь, чтобы сцепиться с его твёрдым, неподатливым телом.

Пенни и Иганследовали за ним, держась на расстоянии, и сжигая или разрубая всё, что ещё двигалось.

Стефану Малверну было не по себе позволять этим троим сражаться одним, но Сайхан поймал его за руку, когда тот начал обнажать свой меч и идти в наступление:

— Не надо.

— Графиня сражается за меня — я вообще перестану быть мужчиной, если хотя бы не попытаюсь ей помочь, — возразил Стефан.

Сайхан хмыкнул:

— Ты вообще перестанешь быть живым, и вместо помощника будешь для неё полным вины воспоминанием о неудаче. К тому же, она сражается не для того, чтобы защищать тебя. Умереть она готова ради них, — указал он на детей в середине их группы, — а не за наши жалкие задницы.

— Тогда что мне делать? — спросил молодой лорд.

— То же, что сделал бы любой хороший мужчина — что можешь. Смотри за детьми, и будь готов бежать с одним из них, если будет необходимо, — ответил ветеран.

Странный свет заполнил дорогу причудливыми тенями, когда одно из чудовищ атаковало Дориана какого-то рода магией, но кристальный воин настолько потерял себя в насилии и ярости, что полностью проигнорировал магический шквал. Его новый противник был порван на части за секунды. Ещё несколько врагов навалились на него, пытаясь задавить его просто за счёт массы, но Дориан был слишком силён, и сколько бы тварей его ни хватали, он продолжал махать руками и изгибать тело, кромсая тела всех, кто приближался к нему вплотную.

Битва бушевала менее двух минут, но уже почти половина врагов была выведена из строя, а Дориан не показывал никаких признаков замедления. Если уж на то пошло, он теперь даже будто бы ускорился. В его прозрачной груди примерно в том месте, где у человека было бы сердце, виднелся ярко-красный камень. Он был размером с большой мужской кулак, и бился в медленном, пульсирующем ритме.

— Мы что… побеждаем? — спросил Грэм, не в силах поверить в происходящее.

Его бабка, Элиз Торнбер, ответила первой:

— Твой отец так никогда и не научился терпеть поражение как полагается. Это всегда было одной из самых больших его слабостей.

— Как победа может быть чем-то плохим? — удивился её внук, но она не ответила, лишь посмотрев на Роуз. Ни одна из женщин не выглядела довольной, и на их лицах была написана глубокая тревога.

От разговора их отвлекла серия резких звуков ударов некоторого числа отравленных шипов о невидимый барьер перед их отрядом. Молодая Мойра Иллэниэл защищала их от летающих обломков и снарядов, хотя никто не говорил ей этого делать.

Подобные стрелам предметы были выпущены какой-то тварью, вдохновением для внешности которой, судя по всему, было чьё-то кошмарное видение скорпиона. Она обошла схватку Дориана благодаря своему маленькому размеру, так как была не больше собаки, и с удивительной ловкостью уклонилась от пламени Игана. Шипы были иглами, которые она швыряла со своего похожего на хлыст хвоста.

Пенни в безумном броске добралась до насекомоподобного чудовища, и, используя обе руки на своём мече, одним махом срубила твари хвост, перерубив его в одном из множества сочленений. Уклонившись от атаки клешнями, она пригнулась, и отрубила кончик одной из ног твари, заставив ту споткнуться. Ещё один прыжок увёл её достаточно далеко, и следующий удар пламени Игана попал в тварь раньше, чем та успела прийти в себя.

Дориан почти добрался до ворот, которые вели в Ланкастер, и число чудовищ, всё ещё отделявших людей от спасения, сократилось до четырёх. Победа была близка, но резкое дуновение воздуха и мощный ревущий звук возвестили прибытие новой угрозы.

— Они хотят затопить туннель! — громко объявила Ариадна.

Одной из встроенный в Мировую Дорогу защит была способность изолировать любой её отрезок, и затопить его морской водой, чтобы удалить любых возможных захватчиков. Тот, кто был в управляющей комнате, решил взять дела в свои собственные руки.

Роуз Торнбер молчала с тех пор, как Дориан оставил её, чтобы сразиться с врагом, но теперь срочность их ситуации наконец заставила её прийти в себя. Она окинула сложившуюся ситуацию одним взглядом:

— Они ещё не закрыли ворота в Ланкастер. Мы ещё можем спастись.

— Вода прибывает, — сказала Мойра Иллэниэл. — Мы не доберёмся вовремя, даже если бы Дядя Дориан уже закончил с ними.

— Всё равно бегите, — крикнула Ариадна, ибо других вариантов у них не было. Послушавшись её приказа, люди побежали со всех ног, но быстро стало ясно, что они не успеют. Шум прибывающей воды становился всё громче.

Между тем враги Дориана уже почуяли неминуемый потоп. Они бросили попытки победить его, и вместо этого переключились на сдерживающую тактику — избегая близкого контакта, они танцевали вокруг него. Они знали, что остальные не смогут достичь ворот, пока они продолжают бой.

Отряд Ариадны был вынужден остановиться на опасном расстоянии в десять ярдов. Ещё ближе — и они были бы втянуты в стычку. Ворота в Ланкастер соблазнительно высились в каких-то двадцати ярдах дальше, но с тем же успехом до них могла бы оставаться миля. Яростная битва, кипевшая перед воротами, была слишком ужасающей даже по сравнению с угрозой захлебнуться, не позволяя им приблизиться.

Дориан метался по дорожному полотну, пытаясь каждым движением либо поймать одного из противников, либо не дать кому-то из них проскользнуть мимо. К сожалению, твари, с которыми он сражался, были почти такими же быстрыми, и они уклонялись и отступали, делая обманные выпады в разные стороны, пока не стало ясно, что у него нет надежды поймать их, если они не хотят сталкиваться с ним напрямую.

Пенни оглянулась, отчаявшись спасти своих детей, но она ничего не могла сделать, кроме как помогать Дориану не давать павшим богам проскочить мимо него. Лили Такер держала её младшую, малышку Айрин, а Питэр Такер держал за руку Коналла. Её близнецы стояли рядом, глядя друг на друга, будто ища поддержки. «Нет, погодите», — подумала Пенни, — «они что-то замышляют».

Она видела это выражение на их лицах слишком часто, пока они росли. Мэттью подался вперёд, шепча что-то прямо сестре на ухо, и выражение её лица было далёким от страха или смирения. Такое выражение бывало у неё, когда она считала, что услышала умную мысль. Руки Мэттью делали широкие жесты, указывая сначала вдоль туннеля в направлении, откуда они пришли, а затем — обратно туда, где шла битва Дориана.

Мойра оживлённо закивала ему, и на её губы наползла лёгкая улыбка. Стена воды уже появилась, несясь на них сзади. Это была лавина жидкости, огромная волна высотой в семь или восемь футов. Из-за расположения шлюзовых ворот вода, прибывавшая с другого направления, ещё не была видна, но как только приливающие волны встретятся, вся дорога станет заполняться, пока не зальётся доверху.

Вода должна была врезаться в них, пронеся их с бешеной скоростью по коридору, прежде чем утопить, но вместо этого случилось нечто любопытное. Их отряд собрался поближе к внешнему краю туннеля, к той стороне, на которой были ворота в Ланкастер, и когда вода достигла их, она странным образом отошла от стены, огибая их, прежде чем снова потечь дальше. Она разошлась, огибая и Пенни с Сэром Иганом тоже, но, достигнув Дориана, она снова сошлась в нескольких футах после того места, где он стоял, обрушившись на павших богов в силой могучего молота.

Их врагов мгновенно унесло прочь, и они исчезли в ревущей пене.

— К воротам! Она не сможет держаться вечно! — громко, во всю свою маленькую глотку закричал Мэттью. И действительно, лицо его сестры стало воплощением сосредоточенной решимости.

Лоб Мойры Иллэниэл покрылся потом, несмотря на прохладный воздух, а глаза её сузились, будто ей было больно. Мэттью держал её за руку, ведя вперёд, поскольку она не могла отвлекаться, чтобы смотреть под ноги.

Все быстро сообразили, что к чему. Пенни и Иган воссоединились с основной группой, упростив Мойре задачу, поскольку ей больше не нужно было поддерживать четыре отдельных защищённых области. Теперь остались только основная группа — и Дориан. Прежде чем они успели начать двигаться к воротам, послышался чудовищный скрежет.

Ворота закрывались.

Кто бы там ни был в управляющей комнате, этот человек решил исправить свою ошибку. По правилам, ворота должны были закрыться до того, как открываются шлюзовые ворота — по крайней мере, таково было намерение Мордэкая, когда он всё построил. Однако похоже было на то, что оператор быстро учился.

Дориан был ближе всего к воротам, уже менее чем в двадцати футах. Прыгнув вперёд, он проткнул своими алмазными клинками пузырь, защищавший его от воды, и пролетел над волнами, приземлившись рядом с воротами. Нанеся удар вниз одной рукой, он вонзил один из своих клинков в каменное дорожное полотно, чтобы мощный поток воды не унёс его прочь.

Мойра изменила форму своего защитного барьера, расположив его вдоль боковой стены, оставив им узкий коридор, ведущий к воротам. Она расширила этот коридор, вообще не давая воде добраться до ворот, избавив Дориана от хлеставших по нему волн. Однако массивная каменная дверь продолжала опускаться, и через считанные секунды они должны были оказаться запертыми внутри Мировой Дороги. А вскоре после этого она превратится в их водяную могилу.

Из них ближе всего к воротам была Пенни, и даже ей ещё оставалось тридцать футов.

Тут Дориан Торнбер встал, шагнул в ворота, расставив ноги, напряг плечи… и поймал опускавшийся каменный монолит.

Опускавшийся на него камень был толщиной почти в два фута, и шириной в десять. Нижняя его часть имела острую клинообразную форму, и в неё было сложно упереться. Опускание плиты управлялось магией, хранившейся в созданных Мордэкаем чарах, но было ясно, что к этому моменту магия в основном управляла лишь скоростью опускания плиты. Вес гигантского камня был огромен, и вниз его толкали бессчётные тонны.

Он был создан таким, в дополнение к автоматически появлявшемуся углублению в полу и стенах, чтобы его опускание было невозможно остановить. Буквально всё, что попыталось бы остановить или предотвратить спуск, быстро раздавливалось, позволяя камню завершить свою задачу, перекрывая путь в Ланкастер.

Но на Дориана Торнбера он не был рассчитан.

Кристаллический воин поднял свои увенчанные клинками руки, и ударил вверх, вгоняя их в нижнюю часть камня, и расставляя ноги. Защищавшие камень чары рассыпали вокруг искры, когда его алмазное оружие пробило их, вонзившись в сами ворота. Те, однако, продолжили опускаться.

Остальные сломя голову неслись к воротам, и видели борьбу Дориана на бегу. Поначалу она казалась безнадёжной, когда он вынужден был опуститься на колени, и дверь промяла его руки, впившись в плечо, но затем случилось чудо. Медленно, с неохотой, дверь начала останавливаться. Зазор между нижней частью двери и углублением в полу имел высоту лишь четыре фута, но этого было достаточно.

Пенни прошла первой, следом за ней дети один за другим легко пробежали под огромным камнем. Элиз и Ариадна пошли следующими, ссутулившись, чтобы не удариться головой, а потом двинулись Роуз и мужчины. Все прошли менее чем за минуту. Казалось, до Ланкастера и свободы — рукой подать.

Но Дориан был в ловушке.

Трещины появились на его груди, но он упорно отказывался сдаваться. Красный самоцвет в центре его груди пульсировал всё быстрее, и дверь снова замерла, но поднять её он не мог. Руки-мечи Дориана, вогнанные в камень, засели в двери, и, опустив взгляды, все увидели, что его ступни также промяли дыры в каменном полу.

Лазурные камни уставились на них, но их взгляд сфокусировался лишь на одном человеке.

— Роуз…

Роуз передала свою дочь Элиз, и сделала короткий шаг к своему мужу, прежде чем её решимость разлетелась на куски. Рыдая как ребёнок, она подвинулась к нему, и попыталась поднять медленно раздавливавший его монолит.

— Помогите мне! — закричала она остальным. — Нам надо это остановить! Пенни, Иган, вы же сильные! Помогите ему!

Пенни и Иган знали, что дверь была слишком тяжёлой, чтобы они что-то могли сделать, но всё равно шагнули вперёд, и начали толкать. Им не удалось эффективно упереться в неё, но глубоко в душе Пенни знала, что даже если бы им было, где ухватиться, значения это бы никакого не имело. Дверь продолжала опускаться.

— Иди. Живи. Роуз… — сказал Дориан голосом, казавшимся ниже самой земли.

Грэм вырвался из рук взрослых, и подбежал к своим родителям.

— Не волнуйся, Пап! Мы можем это остановить!

Дверь была уже достаточно низко, чтобы он тоже мог попытаться её подпереть, хоть никакой заметной пользы от этого не было.

— Ты прав, Грэм! — ответила Мойра Иллэниэл, и остальные почувствовали перемену, когда она начала использовать свою силу, чтобы подпирать дверь. Вода начала вытекать в коридор, когда она перестала пытаться одновременно перекрыть поток и помочь поднять гигантские ворота.

Дверь продолжала опускаться вниз, и всё больше воды вытекало, омывая их ноги. Мойра Сэнтир в отчаянии смотрела, как её дочь силилась помочь им, но даже впечатляющей силы её ребёнка было недостаточно. «Если бы только я была истинной Мойрой Сэнтир. Если бы у меня была сила, я могла бы найти способ это остановить». Её мысли заметались в поисках способа, которым обычное волшебство могло бы его спасти, но в итоге её мысли лишь наворачивали безумные круги.

Внезапная вспышка света ошарашила её, и ей потребовалось какое-то время, прежде чем она осознала, что увиденный ею свет был не физическим, а магическим. Мощное свечение указывало на присутствие ещё одного волшебника, но сперва она не могла понять, кто именно был источником. «Мэттью! Стресс высвободил его дар».

Миг она смотрела на него, дивясь: «Он сильный… как и его сестра. Нет», — поправилась она, — «как и его отец».

— Дай мне помочь, Мойра, — сказал Мэттью сестре, беря её за руку. На миг они посмотрели друг другу в глаза, прежде чем снова перевести взгляды на каменную дверь, и земля затряслась. Пол под самой дверью начал трескаться и ломаться под действием оказываемого ими магического давления, и на долгую минуту их сила дала остальным надежду.

Однако надежда была ложной. Хотя Мойра Сэнтир больше не обладала своей силой, она всё ещё сохраняла магический взор, и с его помощью она легко могла оценить вес воротного камня, а также стоявшую за ним силу. Дверь было не остановить. Они могли надеяться лишь на то, чтобы уничтожить её, либо найти какой-то способ вырвать её из пазов, но времени было мало. Из ушей её дочери начала сочиться кровь, и Мойра была уверена, что Мэттью уже также превысил свой предел. В конце концов у неё не осталось выбора.

— Это невозможно! Ворота питаются от Бог-Камня. Если они не отступятся, то умрут! Тебе нужно заставить их остановиться! — крикнула она, обращаясь к Пенни.

Иган услышал её слова, и кивнул Графине:

— Она права. Бери Грэма, я заберу Леди Роуз.

Пенни без промедления оставила своё место, и оттащила мальчика от его отца. Грэм ругался и кусался в ответ. У неё было мало времени, поэтому она, передав его Стефану Малверну, обратилась к двум своим старшим детям:

— Вы должны прекратить. Она слишком тяжёлая. Если перенапряжётесь, откат может убить вас.

Глаза у Мэттью и Мойры затуманились, и смотрели они прямо сквозь неё. Их сосредоточенность была идеальной и нерушимой. Пенни видела такое выражение несколько раз на лице Мордэкая, обычно прямо перед тем, как с ним случалось что-то ужасное. «После битвы в Замке Ланкастер он спал дни напролёт. Им может повезти меньше».

Позади неё Роуз умоляла Сэра Игана позволить ей остаться, но не могла противиться его мощным рукам:

— Пожалуйста! Дай мне остаться. Так же нельзя. Мы можем её остановить. Пожалуйста!! — сыпала она рыдающими словами, полными слёз и отчаяния. Она полностью позабыла о достоинстве. Осталась лишь лишившаяся надежды женщина, которую ждало пустое и одинокое будущее.

— Роуз… не надо, — проскрежетал Дориан. Выдернув руку из двери, он попытался оттолкнуть Роуз, не порезав при этом её росшим из руки клинком. Его тело стало оружием, неподходящим для нежных жестов. — Не… дай… Грэму… быть… как… я, — выдавил он. Трещины в его теле стали расширяться, и дверь снова поползла вниз.

Его обезумевшая жена совсем расклеилась, и её голос превратился в непрерывный поток горестных возгласов «Я люблю тебя», смешанных с протестующими криками, пока наконец их не стало невозможно отличить друг от друга.

— Я… любл… — начал Дориан, но его слова внезапно оборвались, когда его массивная грудь раскололась на части, и каменные ворота неумолимо соскользнули вниз, раздробив то, что оставалось в них на пути, на мелкие части, и разбросав более крупные осколки в стороны.

Магия близнецов схлопнулась, и они без чувств попадали на землю. Кровь у них стала течь теперь и из носа.

Дориан Торнбер умер.

Будь во вселенной хоть какая-то истинная справедливость, их накрыла бы безмолвная тьма, чтобы скрыть их горе, и оказать почтение погибшему рыцарю. Однако мир был жесток — туннель, в котором они стояли, был хорошо освещён теми же самыми зачарованными светильниками, которые Мордэкай расставил по всей Мировой Дороге. Теперь они стояли с ланкастерской стороны ворот, в маленькой крепости, построенной менее чем в миле от самого замка Ланкастер.

Свет, так манивший их прежде, сейчас казался резким и жестоким. Все кроме близнецов стояли, ошарашенные и переполненные эмоциями. Роуз Торнбер пришла в движение первой, невнятно ругнувшись и оттолкнув от себя Сэра Игана. За этим она выдала более внятное предупреждение:

— Ещё раз схватишь меня так, и ты — покойник! — сказала она. Её гнев был столь велик, что она подчеркнула свою презрительную угрозу, плюнув в его сторону.

Никто ничего не сказал, и не пытался утешить её, хотя Иган попробовал извиниться:

— Прошу прощения. Другого выхода не было.

Мойра Сэнтир и Пенни осматривали близнецов, на их лицах явно читался страх… две матери, разделявшие одно и то же беспокойство.

Никем не видимый и оставшийся без присмотра, Грэм Торнбер рылся в каменном крошеве на земле. Среди расколотых плит мостовой лежали сверкающие осколки бритвенно-острых кристаллов, останки его отца. Его взгляд затуманился от слёз, но карминный отсвет привлёк его внимание, и, протянув руку, Грэм нашёл искомое. Трясущимися пальцами он робко поднял гигантский, похожий на рубин камень, бывший сердцем Дориана. Он спрятал находку в свой мешочек, пока никто не заметил.

Шаги по гравию сказали Грэму, что к нему приблизилась его мать, и, развернувшись, он принял её объятия. Элиз Торнбер присоединилась к ним секундой позже, и они плакали вместе — жена, мать, сын, и даже маленькая дочь, хотя пройдёт много лет, прежде чем Карисса сможет полностью понять свою потерю.

Глава 31

Рассвет был медленным и обыкновенным — неторопливое освещение горизонта, почти лишённое цветной пигментации, которая так нравится поэтам и влюблённым. С момента моего последнего отбытия прошло три дня, и я прибыл в предрассветные часы.

Если Карэнт следовал моим инструкциям, то он должен появится с минуты на минуту.

Я терпеливо ждал, навострив свои чувства. В частности, я пытался уловить появление нескольких могущественных существ. Прошло почти полчаса после появления над горизонтом солнца, прежде чем я был вознаграждён их прибытием.

Когда я почувствовал их, на моё лицо наползла улыбка. Я насытился за несколько часов до этого, и мои эмоции были полностью в рабочем состоянии, поэтому чувство удовлетворённости было приятным. Они пытались скрыть своё присутствие, приглушая яркость своего эйсара. Ни один из них не обладал таким даром, какой был у Прэйсианов, поэтому самое большее, на что они были способны — это притушить себя до почти человеческого уровня.

Это могло бы одурачить ничего не подозревающего волшебника, менее чувствительного, или менее искусного. Я не принадлежал ни к одной из этих категорий, да и вообще, я их ждал.

Я тихо сидел на длинной деревянной скамье в одном из королевских садов дворца. В столице не было волшебников, и хотя у Трэмонта имелось некое число «бого-семян», как я называл их про себя, ни один из них не был достаточно близко, чтобы меня заметить. Спуститься по воздуху, чтобы встретиться в саду дворца, казалось подобающим способом начать план по избавлению от узурпатора.

Двое мужчин и одна женщина приблизились, все они были в плащах с капюшонами. Утренний воздух был свежим, но они были укутаны лучше, чем того требовала погода.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил я, когда они остановились перед моей скамейкой. Сад был пуст, за исключением нас четверых.

Отбросив попытки скрыться, они откинули свои капюшоны, и я ощутил, как меня омыл их эйсар. Одним из мужчин был Карэнт, вторым — Дорон, а между ними стояла Миллисэнт. Излучаемая ими сила наверняка всполошила каждое чувствительно существо в городе. Её вес будто давил на меня даже через защиту брони, которую я продолжал носить. В прошлом я мог бы почувствовать страх, но будучи мёртвым, я приобрёл иммунитет к некоторым тревогам.

— Ты поступил глупо, поверив Карэнту, смертный, — злорадно сказал Дорон. — Ты сам пришёл к нам в руки. Он наклонился вперёд, желая использовать своё всё ещё чрезмерно крупное сложение для устрашения. Очевидно, с момента нашей последней встречи он не очень-то поднабрался ума.

Миллисэнт выглядела более настороженной, как того требовала ситуация, но всё равно считала себя в безопасности в компании двух других богов.

Не осмеливаясь ждать, я произнёс две странных, будто бессмысленных фразы. Оба моих новых гостя застыли, узнав слова.

— Как? — спросила Миллисэнт.

Я был не в настроении отвечать на вопросы:

— Не важно, как, — ответил я. — Теперь вы — мои, как и Карэнт. Преклоните колена, если поняли меня, — отдал я приказ. К моей радости, Дорон и Миллисэнт преклонили колена.

— Вы же имели ввиду их, верно? — с сардонической улыбкой спросил Карэнт.

— Верно, — уточнил я для него, а затем снова заговорил с остальными: — Встаньте. Нам нужно многое обсудить.

— Карэнт всё это время был твоей марионеткой, — пробормотала Миллисэнт, думая вслух.

— Был, — согласился я, — и теперь вы — тоже. Если я каким-то чудом добьюсь успеха, то я дам вам то, что вы желаете, когда всё закончится.

— Думаешь, ты понимаешь наши желания, смертный? — спросила она, бросая на меня любопытный взгляд. Её глаза сменили цвет, превратившись в море зелени.

— Он больше не смертный, — объявил Дорон, уставившись на меня с интересом.

Миллисэнт отмахнулась от ремарки своего несколько более недалёкого спутника:

— Его нынешнее состояние не имеет значения. До недавнего времени его существование было кратким и эфемерным, — сказала она ему. Снова сосредоточившись на мне, она продолжила: — Скажи мне, мертвец, чего, по-твоему, мы хотим?

Её отношение крайне раздражало, и на миг мне захотелось её наказать. Мой контроль над ней был абсолютным, что позволяло мне унизить её самыми разными способами, но я удержался. Она была слишком умной, чтобы её можно было усмирить ребяческими наказаниями.

— Я могу вас развоплотить, — просто ответил я.

— Это должно нас испугать? — дразнящим голосом ответила она.

— Это была не угроза, — объяснил я, — а награда, которую вы желаете больше всего.

Глаза Леди Вечерней Звезды расширились в ответ на это объявление, но вместо того, чтобы признать поражение, её разум решил прибегнуть к искусным опровержениям. Я видел, как шестерёнки завертелись в её голове. Прежде чем она смогла начать ещё одну дискуссию, я её отрезал:

— Больше никакой игры слов. С этого момента ты будешь говорить со мной уважительно, и сосредоточишь свою волю и усилия на достижении моих целей, — сказал я, и повторил свой приказ и Дорону тоже.

Оба поклонились:

— Да, Господин.

«Мне правда следовало быть вредным злодеем», — внезапно подумал я. «Было бы гораздо веселее, если бы я с самых первых дней пошёл этой тропой». Я в сотый раз подумал о своей семье, напоминая себе, что заставляло меня действовать. «Полагаю, сейчас уже слишком поздно начинать с чистого листа».

— Прежде чем мы начнём, мне нужны сведения. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь о том, где сейчас Мал'горос?

Дорон молча покачал головой, а Миллисэнт ответила с улыбкой:

— Нет, Господин.

Карэнт был откровеннее:

— У нас нет никаких подозрений относительно его местоположения, но мы всё же знаем несколько мест, где его нет.

— Поясни.

Бывший бог правосудия кивнул, и начал вышагивать, одаривая нас своей мудростью:

— Мы точно знаем, что он не в Албамарле, и хотя он выслал часть своих сил для принесения ущерба в Ланкастере и Камероне, я думаю, что там его тоже нет.

— Откуда такие выводы? — спросил я.

— Опять же, я думаю, что это — простой вопрос наслаждения. Мал'горос в какой-то мере обладает тем же характером, что и я. Он играл с вами в кошки-мышки, чтобы продлить своё развлечение. Он хорошо осознаёт, что может сокрушить вас в любой момент. Зачем ещё ему посылать своих ослабленных слуг сражаться в столице, докучать вашим союзникам? Он легко мог бы дать им силу, сделав их могущественнее. С небольшой добавкой они сумели бы таки уничтожить сторонников Принцессы.

— Кстати говоря… — начал я, позволив своим словам повиснуть в воздухе.

— Они добрались до Ланкастера, — успокоил меня Карэнт. — Ваши существа их не тронули, то ли по чистой случайности, то ли по вашим приказам, этого я не знаю. Трэмонт изо всех сил старался поймать их в Мировой Дороге, но несмотря на его усилия и помощь ослабленных Тёмных Богов, он потерпел полную неудачу. Ну… почти полную.

Я поднял бровь — иногда Карэнту нужны были драматичные паузы и толика поощрения, чтобы он поведал свои рассказы в их полноте.

— Ваш рыцарь, Торнбер, был убит во время побега, — сказал он без приукрашивания.

У меня выпучились глаза. Ну, по крайней мере, ощущение было именно таким:

— Что?!

Он быстро передал основные факты, причём не показал ни намёка на радость, хотя я подозревал, что Карэнт в тайне получал от этих новостей удовольствие.

— Откуда ты узнал об этом?

— Из вторых рук, милорд. Я подслушал, как кто-то из слуг Трэмонта обсуждал это уже после того, как всё произошло. Торнбера раздавило воротным камнем, перекрывающим путь в Ланкастер.

Ворота, которые сделал я.

— Они двигаются недостаточно быстро, чтобы кого-то поймать, — возразил я.

— Судя по тому, что я слышал, он попытался не дать им закрыться. Добрый герцог решил затопить дорогу, пока ваша семья и друзья всё ещё были внутри, — объяснил Карэнт.

Воротные камни были огромными монолитами, и если одному из них что-то мешало двигаться, то сила чар добавляла дополнительное давление. Они питались от Бог-Камня… никто, даже Рыцарь Камня, не мог надеяться остановить или даже задержать их спуск. Я построил их без каких-либо ограничений.

— Ты сказал, что остальные спаслись. Дориан был последним?

— Первым, милорд, он какое-то время держал ворота… пока те его не раздавили.

Как мой друг сумел это сотворить, я понять не мог. Мои эмоции бушевали внутри меня, и я обнаружил, что вцепился обеими руками в это неверие, чтобы избежать столкновения с ними. «Это я виноват. Я построил ворота, и я отдал контроль над ними». Я стал ходить туда-сюда. Гнев и горе боролись за моё внимание, но поскольку мои глаза потеряли способность выпускать слёзы, я был склонен всё же к гневу.

— Кое-кто об этом пожалеет, — объявил я.

— Учитывая ситуацию, пожалеете скорее вы, чем Мал'горос, — посоветовала Миллисэнт, прежде чем добавить: — Господин.

Внезапный порыв отдать несколько болезненных приказов застрял у меня в горле. Я снова чуть не был сломлен полными насилия мыслями. «Я не такой». Намеренно сделав вдох, я проигнорировал её, и повернулся к Карэнту:

— Какой совет ты мне дашь?

— Идти в Ланкастер, забрать семью, и исчезнуть. Путь наименьшего страдания — прятаться как можно дольше, — сразу же сказал он.

— Думаешь, победа невозможна?

Он кивнул. Это было настолько очевидно, что не требовало объяснений.

— В данный момент его приспешники и союзники твёрдо сосредоточены на моей территории и столице — на двух местах, с которыми я наиболее тесно связан. Как думаешь, что случится, если я сделаю ход, чтобы вмешаться или нарушить его планы? — внезапно спросил я. У меня появилась своя собственная идея, но я хотел услышать мнение со стороны.

Миллисэнт вмешалась:

— Зависит от вашей эффективности. Сражайтесь скверно — и он будет наслаждаться представлением. Переверните всё вверх дном — и он сделает ход, чтобы раздавить вас напрямую.

Её слова вторили моим мыслям:

— Значит… если я правильно тебя понял, если будет похоже на то, что я побеждаю, он вмешается — в противном случае он просто позволит мне барахтаться бесконечно долго, — сказал я. Я немного приостановился, прежде чем продолжить: — Если это так, то я разделю его внимание. Уведу его в одном направлении, одновременно нанося поражение его союзником в совершенно другом.

— У них будет какой-то способ призыва или связи, — парировал Карэнт. — Если вы подавите его приспешников, он может ответить на их мольбы о помощи в течение очень короткого промежутка времени.

Я улыбнулся:

— Тогда я позабочусь о том, чтобы они не могли позвать его.

Выражение их лиц быстро подтвердило мои догадки насчёт их мыслей. Несмотря на то, что в прошлом они уже имели со мной дело, сейчас они считали меня совершенно спятившим. «На этот раз они могут быть и правы», — подумал я про себя.

— Дайте мне руки, — сказал я, указывая на Дорона и Миллисэнт. Крепко схватив их, я начал вытягивать из них часть их силы.

— Зачем? — спросил Дорон.

— Мне она нужнее, чем вам, — ответил я. — Я оставлю вам обоим более чем достаточно для выполнения выданных вам заданий, где-то половину того объёма, что у вас есть сейчас.

Миллисэнт надулась:

— Что вы будете с нами делать, милорд?

— То, для чего вы были созданы, — твёрдо сказал я. — Ты последуешь за моей семьёй в Ланкастер или Камерон, и, найдя их, будешь лечить и поддерживать мою жену и друзей любыми доступными тебе средствами. Ты, Дорон, будешь поддерживать силу их воинов. Рыцари Камня малочисленны и разбросаны по королевству. Ты склонишь весы обратно в их пользу.

Их глаза расширились от шока. Никто из ныне живущих не знал об их изначальном предназначении… до этого мига.

Я поднял палец, заставив их замолчать прежде, чем они успели спросить:

— Как я знаю то, что я знаю — моё личное дело. Вы будете делать так, как я говорю, и вы будете следовать указаниям Карэнта, если будут какие-то сомнения. Он будет координировать, и будет основным сборщиком сведений.

— Как только найдёшь их, — сказал я Карэнту, — поступишь под командование моей жены. В её отсутствие, будешь повиноваться тому, кто у них главный — Ариадне, или одному из моих рыцарей, Леди Роуз… ты понял меня.

Он кивнул:

— У вас есть для них какие-нибудь послания?

Что-то заныло внутри, но оно ощущалось чужим, будто у меня началось несварение желудка. Я проигнорировал это:

— Ничего личного, — ответил я. «Скажи им, что я люблю их». — Им нужно сперва найти Прэйсианов, если те ещё живы. Их искусство будет весьма полезно для выживания моих людей. Дальше им следует укрыться в Замке Камерон. Уолтэр знает, как работает тамошняя защита.

Карэнт вздрогнул, вспомнив своё нападения на меня в моём доме:

— Не хочу спорить, но каким бы грозным ни было ваше творение, Мал'гороса оно не удержит.

— Однако для его приспешников этого хватит с лихвой, — подал мысль я. — Если, или когда, Мал'горос покажется, Пенни знает, как увести их в безопасное место.

— Это также информация, которую…

— Тебе не нужно знать, — закончил я вместо него.

— И как вы собираетесь разобраться с его людьми в столице…

— Это ты узнаешь позже, — сказал я. — Пока что я дал тебе всё, что тебе нужно. Помоги им, и предупреди их о других моих союзниках, — добавил я, и подался вперёд, чтобы прошептать дополнительную информацию ему на ухо.

Он поглазел на меня немного, слегка удивлённый:

— Но даже если вы добьётесь здесь успеха, вы в конце концов почти наверняка потерпите неудачу против Мал'гороса.

Я поморщился:

— Как минимум, я позабочусь о том, чтобы у него не осталось никаких союзников или слуг перед тем, как он меня победит. В этом случае вы должны взять мою семью, и скрыться.

— Пока он творит геноцид? — спросил бог правосудия.

— Если спасти можно лишь немногих, то позаботься о том, чтобы эти люди были моими, — с жестокой прямотой ответил я. — Как бы то ни было, если он уничтожит мой народ, Ши'Хар в конце концов либо усмирят его, либо развоплотят.

— Такие холодные слова, — сделала наблюдение Миллисэнт. — В ваших словах стало меньше от смертного и больше от бога, чем я ожидала.

— Просто позаботьтесь о том, чтобы никто из вас не попытался схватиться с ним напрямую. Отступите, не давайте ему набрать ещё больше силы, — предостерёг я. — А теперь… ступайте!

Глава 32

Я смотрел на город в угасающем послеполуденном свете. Закат омывал город густым оранжевым светом, который на стенах из розового гранита преображался в напоминавший красный оттенок. Моё воображение шагнуло дальше, показав мне город, омытый кровью. «Так и будет».

Я больше не был в пределах его стен. Я вышел наружу, чтобы встретиться со своими новыми союзниками, а также приготовить чары, которыми я воспользуюсь. Несколькие из них прятались рядом с моей текущей позицией, я чувствовал их через узы, связывавшие их с моими чарами. Другие собрались в различных местах вокруг города, прячась в полях и лесах. Некоторые из них тихо лежали там целыми днями, в то время как другие прибыли совсем недавно. Они были терпеливы.

Одна вещь насчёт шиггрэс, которую я прежде не мог понять — это их незыблемое терпение. Раньше я полагал, что им нужен был эйсар из живых существ, чтобы поддерживать свои собственные тела, и хотя технически это было правдой, получать эйсар было гораздо проще, чем я думал. Большинство из шиггрэс были всего лишь мёртвыми людьми, приводимыми в движение магией. Они двигались и действовали согласно приказам своего господина… меня. Некоторые из них сохраняли свою память, эти были больше всего похожи на меня, но все они были бездушными, по сути — механизмами из мёртвой плоти.

Никто из них не обладал никакими сильными желаниями, даже желанием питаться. Предоставленные сами себе, большинство из них просто лежало бы в одном месте, кормясь эйсаром, полученным от крохотных созданий, пытающихся их поглотить. Те, кто прибыл раньше всех, поступили именно так — они лежали, затаившись, и черпали энергию лишь из того, что касалось их.

До своей трансформации я думал, что почти все они были уничтожены. Походы Дориана были весьма эффективны, и ближе к концу он стал находить всё меньше и меньше шиггрэс. Истина оказалась проще — Тиллмэйриас был полностью сосредоточен на мне. Пока он целыми днями тихо крался за мной, шиггрэс впали в спячку… но насчитывали они десятки тысяч.

Большинство из них было слишком далеко, чтобы достичь столица за назначенный мной срок. Тех я предоставил самим себе. Я полагал, что они обретут истинную смерть после того, как я себя уничтожу, но пока что у меня были дела. Вокруг Албамарла собралось по меньшей мере три тысячи шиггрэс. Ещё три тысячи собрались в лесистых предгорьях южных Элентиров, вокруг крепости, известной как Замок Трэмонт.

Усилием воли я взял девять ближайших шиггрэс под свой прямой контроль, и призвал их к себе. Своим магическим взором я наблюдал за их приближением через фермерское поле, в то время как мои руки вытащили зачарованные алмазные кубики. «Эта ночь будет настоящим испытанием. Предыдущие их использования были контрольно-проверочными, но если что-то пойдёт не так сегодня… Гарэс прав, считая меня безумцем».

Дракон предупредил меня, что если кубики сломаются, получившийся откат может вызвать бедствие похуже того, что создало Залив Гарулона. Я вобрал в себя примерно половину силы Миллисэнт и Дорона, и в совокупности с тем, что я уже забрал у Карэнта, и частью силы, которую я забрал из Бог-Камня, я был заряжен эйсаром примерно на два с половиной Сэлиора.

Для того, чтобы бросить вызов Мал'горосу, этого и близко не было достаточно, но если мой план сработает, то он получит вести о проделанной мною здесь работе лишь после того, как я закончу. Если же мой план потерпит провал…

«Залив Гарулона станет гораздо больше», — подумал я про себя.

Мои новые «друзья» прибыли, и я начал раздавать им кубики и мысленные описания мест, куда их надо принести. Восемь будут размещены вокруг Албамарла квадратом — по одному в каждому углу, и по одному в середине каждой стороны. Эти обозначат нижнюю грань гигантского куба. Ещё девять очертят верхнюю грань, хотя их мне придётся ставить самому, поскольку шиггрэс не умели летать. Восемь из оставшихся девяти отмечали середину и углы куба, а девятый останется со мной. Этот камень был тем, который помещался бы точно в центре, но у него было особое назначение.

Когда солнце опустилось за горизонт, и свет достаточно угас, я поместил верхние кубики в отведённые для них позиции. Каждый из них самостоятельно вставал на нужное место, как только я подносил его поближе к нужной точке. На это ушёл почти час, но я делал эту работу с любовью… или типа того.

Закончив приготовления, я отдал последние приказы. Первые команды пошли тем, кто собрался вокруг Замка Трэмонт.

— «Войдите, займите замок. В живых не оставлять никого».

Где-то глубоко внутри я ощутил мятежный вскрик, умолявший за жизни невинных, но я оттолкнул его прочь, внутренне рыкнув на свою более слабую сторону:

— «Они убили Джеймса, Джинни, и ещё многих других. Они убили Дориана! Пусть умрут!»

— «Дориан не стал бы мстить детям. Он бы не устроил войну против ничего не знающих слугах, пусть они и служат безнравственному Эндрю Трэмонту».

Адвокат дьявола внутри меня стал удивительно красноречивым.

— «Да мне вообще плевать!» — ответил я не столь остроумно, но мне было всё равно.

Мои следующие приказы пошли тем, кто был рядом с Албамарлом:

— «Очистите Мировую Дорогу, её охраняют наши враги. Как только убьёте их, больше никого не убивайте. Уйдите, и вернитесь в свои укрытия», — приказал я. Более мелкую группу из пяти сотен я отправил охранять границы своих чар.

Закончив с планами, я начал медленно идти к восточным воротам города. Ночь будет долгой, и, вероятно, день тоже будет.

Ворота были закрыты, когда я их достиг, но с текущей во мне мощью нескольких богов я обнаружил, что ворота не были для меня большим препятствием. Я прожёг в полутора футах прочного дуба дыру в форме человеческой фигуры, и пошёл дальше. Последний алмазный кубик я рассеянно вертел в руке, насвистывая.

«Я стал смертью»^[30]. Эта мысль разбудила моё чувство юмора, и я засмеялся. Я, наверное, смеялся впервые за более чем год, и смех стал сухим и неуклюжим, как если бы я подрастерял навык.

— У Сияющих Богов были свои домены — полагаю, что и мне следует взять себе домен, — сказал я себе. — Сейчас мне на самом деле ничего больше не подходит кроме смерти.

Угрожающе выставив копьё, ко мне приблизился очень напуганный стражник. Несомненно, он нервничал, переступая дорогу человеку, который только что прожёг себе путь через ворота:

— Стой, кто идёт! — заикающимся голосом произнёс он.

— Меня зовут Брэксус, и я пришёл потребовать уплаты от имени Мордэкая Иллэниэла, — с лёгкой улыбкой ответил я.

— Этот город находится под управлением Короля Трэмонта, сэр. Вам придётся отдать себя нам под арест, — сказал спотыкающимся языком человек, который, как я теперь осознал, был весьма убогим капитаном. Ещё несколько его соратников окружили меня.

— А вот это был весьма прискорбный ответ с твоей стороны, — сказал я ему. — Расплачиваться придётся тебе.

— Расплачиваться?

Вытянув на ладони последний алмазный кубик, я произнёс слова, которые должны были напитать его силой. Сперва вроде бы ничего не происходило — размер моего зачарованного конструкта был настолько большим, что потребовалась прорва силы, прежде чем он начал действовать. Напрягаясь, я вливал в него свой эйсар, наблюдая своим магическим взором за тем, как от него потянулись линии, когда кубики соединились, и начали гудеть в синхронном резонансе.

Всё замедлилось, а потом совсем остановилось. По моей прикидке, я использовал почти два полных Сэлиора эйсара, чтобы активировать чары — по крайней мере, ощущение было именно таким. Я не волновался, поскольку это соответствовало грубой оценке, которую мне дали мои расчёты. Алмазный кубик в моей руке стал светиться так ярко, что на него больно было смотреть, и испускал настолько много тепла, что я вынужден был создать временное заклинание, чтобы защитить от него мою одежду. «Будем надеяться, что он не расколется от давления», — подумал я. «Было бы жалко всё это разрушить».

Я стоял внутри самых больших когда-либо созданных чар стазиса. Во всяком случае, я был в этом весьма уверен. В моей значительных размеров памяти не было никаких воспоминаний о чарах такого или близкого масштаба. Центральный кубик, который я нёс с собой, создавал маленькую область нормального времени в пределах стазисного поля, в то время как остальная часть поля, то есть весь город Албамарл, застыла во времени.

Шагая вперёд, я приблизился к капитану стражи. На его лице появилось ошарашенное выражение, когда я подошёл достаточно близко, и эффект моего кубика освободил стражника от стазиса. С его точки зрения казалось, что я, наверное, будто телепортировался к нему.

— Да, расплачиваться, — сказал я, отвечая на его предыдущий вопрос. — Все, кто служит узурпатору, должны поплатиться.

Аура оставшегося у меня эйсара всё ещё была достаточно мощной, чтобы привести его в почти беспомощное состояния одним лишь моим присутствием вблизи него, но он сумел прохрипеть:

— Что вам от меня нужно?

Я одарил его злобной чарующей улыбкой:

— Не волнуйся. Эту цену может заплатить любой. Мне нужна лишь твоя жизнь, — сказал я, и моя рука метнулась к его горлу так быстро, что он её даже не увидел. Яростно дёрнув горевшее в нём пламя, я затушил его жизнь не более чем за секунду или две. Удовольствие от этого процесса возбуждало.

Разговорами с его подчинёнными я себя утруждать не стал. Они так и не узнали, за что умерли.

Глава 33

Маленькая крепость вокруг ворот в Ланкастере была в идеальном состоянии, но только её Пенни и её спутники и нашли в хорошей форме. Сам Замок Ланкастер, находившийся менее чем в полумиле от них, представлял из себя сожжённые развалины. Часть его упала, рассыпавшись, когда поддерживавшие строение балки сгорели, другие части ещё стояли каменной оболочкой вокруг пустых, обгорелых помещений.

Они не нашли ни следа людей, хотя во дворе было немало трупов. Большинство из них было слишком изуродовано, чтобы их можно было опознать — те, что не сгорели до неузнаваемости, стали жертвой падальщиков, съевших все мягкие ткани. Как ни крути, сцена была скверной.

Пенни смотрела на разрушения, но сердце её онемело. Она слишком многое потеряла, и дальше печалиться ей уже было некуда. Единственная мысль, которая будто всплыла из трясины внутри неё, соскочила с её губ прежде, чем она осознала:

— Если в Камероне так же, значит мы всё потеряли.

Ариадна бросила на неё яростный взгляд:

— Я уже всё потеряла, — сказала она. Замок Ланкастер был её домом.

— Что дальше делать будем? — спросил Сэр Иган. Теперь он казался меньше, будто потеря наставника и учителя каким-то образом ослабила его.

— Нам нужно выяснить, что случилось в Камероне и Арундэле, — предложила Пенни.

Ариадна кивнула:

— Мордэкай дал хороший совет. Надо найти Прэйсианов.

— Точно мы знаем лишь то, что ни в Замке Камерон, ни в Арундэле их не будет, — внезапно выдал Питэр Такер.

Стефан Малверн казался сбитым с толку:

— А это мы откуда знаем?

— У Уолтэра был доступ к ряду шкатулок для сообщений в его доме в Арундэле. Он также был близко знаком с Замком Камерон, где находились многие остальные шкатулки. Если он или его дети находились в любом из этих мест, они бы всё это время посылали сообщения, — объяснил Питэр. Его работа главным управляющим Замка Камерон отражалась в его мышлении.

Пенни покачала головой, соглашаясь. За годы она привыкла ожидать от Питэра такой остроты ума:

— Мне следовало раньше об этом подумать, но ты совершенно прав, Питэр.

— Тогда как нам найти других волшебников? — спросила принцесса.

Элиз Торнбер указала на бессознательных Мэттью и Мойру:

— Мы не лишены ресурсов. У нас сейчас есть два волшебника. Когда они очнутся, их чувства поведают нам гораздо больше, чем могут поведать наши глаза.

— Это не будет иметь значения, — внезапно перебил Сайхан. — Мы ищем Прэйсианов. Если они прячутся, то мы не сможем их найти. Даже Мордэкай не мог.

Принцесса задумчиво посмотрела на него:

— Тогда что ты посоветуешь, Сэр Рыцарь?

— Я вижу две возможности. Либо они мертвы, попав под неожиданное нападение, каким бы оно ни было, устроенное здесь, в Ланкастере, или у них дома; либо они живы и прячутся. В первом случае мы ничего не сможем сделать, а во втором — мы никогда не найдём их, но нам и не нужно, Ваше Высочество, — сказал Сайхан.

Ариадна уже уловила его логику:

— Хочешь сказать, что они сами найдут нас?

Старый ветеран кивнул:

— Они будут наблюдать, и есть три высокоприоритетных места, за которыми можно наблюдать в этой области — воротная крепость Ланкастера, воротная крепость Арундэла, и, возможно, сам Замок Камерон.

— Никто не найдёт Прэйсианов, если они не желают быть найденными, — сказала стоявшая рядом с ним Элэйн Прэйсиан. Она стояла, наклонившись прямо к его уху.

Старый ветеран не дрогнул, а одарил Элэйн скучающим взглядом.

Ариадна бросила на Сайхана острый взгляд, почуяв обман:

— Твоя логика слишком идеальна. От неё попахивает чем-то намеренно составленным для объяснения уже известных фактов. Ты знал, что Элэйн здесь. Не желаешь ли объясниться?

— Прошу прощения, Высочество, но я предпочёл бы не объяснять, — ответил грузный воин. Для него было нехарактерно выказывать такую неохоту.

— Это ещё почему? — спросила Принцесса.

— Это вызвало бы смущение.

Такое утверждение застало её, и всех остальных, врасплох. Смущаться было для этого молчаливого рыцаря делом неслыханным.

— У тебя? — спросила она.

Сайхан опустил взгляд:

— Нет, Ваше Высочество, у вас, и у остальных присутствующих леди.

Пенни напряжённо думала, пока он говорил, и её разум, при поддержке её обострённых чувств, дал ей повод для подозрений.

— Всё равно объясняй, Сэр Сайхан, — приказала Ариадна.

Сделав глубокий вдох, Сайхан пустился в объяснения:

— Как вы уже знаете, те из нас, кто связан узами с землёй, обладают обострёнными чувствами, не только силой и скоростью. В частности, мой нос в несколько раз чувствительней носа нормального человека. С носом гончей ему всё равно не сравниться, но он таки даёт много сведений.

Ариадна нахмурилась:

— Ты говоришь, что узнал её всего лишь по её запаху?

— Нет, Ваше Высочество. Я никогда бы не стал делать такие смелые утверждения, но мы уже не один час двигаемся вместе, и недавно я уловил запах женщины, которая, как я знал, не была из числа леди нашей группы, — осторожно ответил Сайхан.

Подозрения Пенни оказались подтверждены как его словами, так и её собственным носом.

— Ты так легко нас различаешь? — спросила Принцесса.

Сайхан отрицательно покачал головой:

— Нет, Ваше Высочество, но в некоторые периоды времени женщины имеют другие запахи. Я уже знал, что у вас сейчас не это время, как и у остальных…

— Хватит! — перебила Пенни, надеясь уберечь его от более полного объяснения, но Ариадна уже уловила, что он имел ввиду, и её щёки густо заалели.

Оживлённо закивав головой, Ариадна согласилась:

— Благодарю, Сэр Сайхан. Этого будет достаточно.

Её неудобство и последовавшая за этим неловкая тишина внезапно были нарушены, когда Элиз Торнбер начала тихо посмеиваться, и скоро засмеялись все остальные женщины. Мужчины из их группы осторожно присоединились, кроме Сайхана, сохранявшего свой суровый вид. Роуз была единственной женщиной, не участвовавшей в веселье. Она знала, что даже простой смех приведёт лишь к новому фонтану слёз.

Коналл Иллэниэл всё ещё не мог взять в толк, и подёргал свою мать за рукав:

— Мама, я не понимаю. Почему все смеются?

— Я тоже не понял, — согласился Грэм.

Пенни ненадолго перестала смеяться, и в смятении уставилась на детей. Она понятия не имела, что ей ответить, не просто из-за природы вопроса, но также потому, что все в группе с напряжённым любопытством наблюдали за тем, каков будет её ответ. Она посмотрела на Мойру Сэнтир, на случай, если у той были какие-то мысли.

Бывшая леди камня пожала плечами:

— А мне-то откуда знать, что говорить?

Панцирь Леди Роуз наконец дал трещину, и она совсем не подобающим для леди образом загоготала. Обычно она смеялась гораздо сдержаннее, это же был внезапный и слегка истеричный смех женщины, которая слишком долго испытывала слишком сильный стресс. Остальные присоединились к ней на несколько минут, пока не случилось неизбежное — её эмоции сменились. Её рыдающий смех стал чем-то более горестным.

Свекровь Роуз под беспомощными взглядами остальных отвела её в сторону. Глаза были на мокром месте не у неё одной. Горевать всегда больно, потому что ничего уже нельзя сделать. Горе — болезнь, которую нельзя вылечить, можно лишь разделить.

Элэйн стала свидетелем всей череде этих событий, не понимая их причины, но её интуиция работала на полную катушку:

— Уверена, что у вас есть для меня много вопросов, но я вижу, что мне тоже нужно о многом от вас услышать, — подала она мысль.

Ариадна взяла на себя задачу по передаче новостей из столицы, хотя голос подвёл её, когда она начала рассказывать о своих отце и матери. Тут Графиня взяла рассказ на себя, хотя у неё случилась похожая проблема, когда рассказ дошёл до кончины Сэра Дориана. В конце концов завершать рассказ пришлось Сайхану.

Элэйн Прэйсиан недолго усваивала услышанное. Многие известия вызвали у неё понятное смятение, особенно те, что касались Короля и Королевы, а также вести о смерти Дориана. Когда она наконец была готова ответить взаимностью своим собственным рассказом, вид у неё был сожалеющий:

— Я надеялась, что ваши вести будут лучше моих, — начала Элэйн, — и боюсь, что мои новости не поднимут вам настроение. В день, когда Трэмонт убил нашего монарха, Ланкастер был сожжён.

Она сделала глубокий вдох, и продолжила:

— Мы с отцом были в Арундэле, а Джордж был в Камероне, поэтому напрямую мы не стали свидетелями этих событий. Выживших было мало, а те, кто выбрался, в основном были слугами, жившими вне собственно донжона. Судя по сведениям, которые мы смогли собрать, похоже, что в этом участвовали несколько групп. У Роланда гостили какие-то люди, якобы послы от Короля Николаса из Гододдина.

Элэйн закрыла глаза:

— Те, кто притворялся дворянами, были внутри, в то время как их слуги забаррикадировали главные двери, ведущие в донжон снаружи. Те, кто был внутри, подожгли замок, и, как мы полагаем, умерли вместе со всеми остальными обитателями. Некоторые из найденных нами тел принадлежали тем, кто в отчаянии выбросился из башен и верхних окон.

Принцесса больше не могла ждать:

— А мой брат?

Волшебница смотрела в землю, не желая встречаться с ней взглядом:

— Мы не нашли никаких следов Роланда, и мы можем лишь полагать, что он умер с остальными, когда замок сгорел. Пожалуйста, простите меня, Ваше… Величество, — сказала она, и использование подобающего для монарха обращения подкрепило её слова.

Ариадна начала было возражать против использования «Величества», но остановила себя:

— Хорошо, хоть ты и поведала мне печальные новости, я должна наконец принять эту участь. Я больше не буду возражать против использования этого титула, хотя церемония и обычай должны подождать, пока я не возобладаю этим титулом полностью.

Если она выживет, позднее историки будут утверждать, что дата её коронации — день, когда Ариадна станет Королевой, однако те, кто были с ней, знали, что произошло это именно тогда. Именно в этот миг юная девушка приняла на себя ответственность, и из принцессы превратилась в Королеву Лосайона, или, как люди уже начали называть её, «Железную Королеву».

Долгий миг все молчали, раздумывая, следует ли им поклониться ей, пока Ариадна наконец не нарушила момент:

— Не сейчас, — сказала она. — Я знаю, на чьей вы стороне. О почтении и клятвах верности мы будем беспокоиться позже. Элэйн, пожалуйста, передай остальные новости.

— Да, Ваше Величество, — сказала волшебника. — В Арундэле мы не получили вестей о чёрных событиях в Ланкастере, но той же ночью на нас напали странные существа, не поддающиеся простому описанию. Услышав о вашем побеге через Мировую Дорогу, я могу с уверенностью сказать, что это были всё те же павшие боги. Они напали на нас вместе с небольшим числом обычных людей, Шаддос Крис. Отец послал весть Джорджу в Камерон, чтобы тот явился помочь нам, но это было бесполезно.

— Хотя мы могли защитить себя, уберечь своих людей мы в конце концов не могли. Покуда мы оставались в легко находимом месте, нападающие могли сокрушить нашу защиту. Менее чем день спустя Отец приказал нам бросить Арундэл. Взяв всех, кто ещё был с нами, мы бежали в леса, и скрыли их с помощью магии, — закончила Элэйн.

— А что Замок Камерон? — спросила Ариадна.

— Он пал в наше отсутствие, — призналась Элэйн. — Пока мы силились отбиться от нападавших в Арундэле, Замок Камерон тоже был атакован. Оставшиеся рыцари защищали его, но в конце концов были вынуждены поступить так же, как и мы.

— Сколько моих братьев осталось? — спросил Сайхан, имея ввиду других Рыцарей Камня.

— С нами сейчас трое — Сэр Уильям, Сэр Томас и Сэр Харолд, — сказала Элэйн. — Мы встретились с беженцами в лесу между Арундэлом и Камероном. Сейчас они скрываются вместе с остальными выжившими.

— А что Сэр Эдвард? — вопросил Сайхан, имея ввиду последнего рыцаря, чьё местонахождение не было известно.

— Мёртв, — ответила Элэйн. — Сэр Уильям сказал мне, что он умер храбро, прикрывая их отступление.

— Перечисли, сколько человек осталось, — спокойно приказала Ариадна, — чтобы мы могли подсчитать наши ресурсы.

— Несколько сотен мужчин, женщин и детей, Ваше Величество, — без промедления ответила Элэйн. — Они из разных частей долины… несколько из Ланкастера, кто-то — из Арундэла, кто-то — из Камерона. Есть много других, разбросанных и прячущихся самостоятельно, но назвать вам их число я не могу. Среди уже названных мной насчитываются две сотни солдат, три волшебника, и три Рыцаря Камня, о которых я уже упоминала.

— Число кажется маленьким в сравнении с тем, что мы потеряли, — печально сказала Королева.

Элэйн быстро произнесла, чтобы подбодрить её:

— Не позволяйте числам вводить вас в отчаяние. Основная часть людей выжила. Эти — лишь те, кого мы сумели собрать и укрыть лично.

— Нашей целью будет встретиться с твоим отцом и остальными, — сказала Ариадна. — После того, как мы посоветуемся с ним, и лично увидим ситуацию, мы сможем начать строить планы на будущее, — высказала она свою позицию. Выбор был очевиден, но Ариадна была их лидером, и ей важно было ясно дать это понять.

Пенни обнаружила, что наблюдает за Стефаном Малверном, оценивая его реакцию, а когда тот ответил на её взгляд, увиденное ей понравилось. «Решимость и воля следовать за нашей новой Королевой. Возможно, я слишком резко судила о нём», — подумала Пенни.

Из всех присутствовавших лишь Роуз Торнбер казалась не интересующейся исходом дискуссии. Она молчала, сосредоточившись на своей дочери, Кариссе. Роуз казалась совсем отстранившейся от текущего момента, и Пенни могла лишь гадать, сколько времени пройдёт, прежде чем её подруга восстановит своё расположение духа.

Глава 34

Это была одна из лучших ночей, какие я только мог вспомнить. Я часами ходил по замершему во времени городу из одного места в другое. По моим подсчётам, снаружи наверняка уже снова рассвело, но свет солнца не мог коснуться вечной ночи, ныне окутывавшей Албамарл.

Такова была природа стазисных полей: ничто не входит, ничего не выходит. Даже я не мог выйти, пока не отменю чары, но пока меня устраивало передвигаться внутри них в качестве единственного действующего лица этого безвременного мига. Я потратил много времени, прочёсывая город, выискивая каждого стражника, солдата и постового — всех, кто служил узурпатору. К счастью, Трэмонт облегчил мне задачу, заставив их сменить свои цвета на его собственные. Это уберегло меня от трудного морального выбора относительно того, следует ли мне убить кого-то, носящего форму Хайтауэра.

Умом я понимал, что большинство его людей были простыми наёмниками или, в некоторых случаях, даже лояльными слугами законного короля, пытавшимися спасти свои жизни и защитить свои семьи, но мне было плевать. Кто носил бордово-чёрные цвета Трэмонта, того я убивал. Я проходил через стены, башни, каждые укреплённые ворота и дворы. Куда бы я ни шёл, я делал выбор и убивал, оставляя за собой след из мёртвых людей. Моя сила росла по мере того, как я выпивал их сотнями, но эйфория каждый раз была одинаково пьянящей.

Люди стали для меня наркотиком. Удовольствие было настолько велико, что порой я «действовал наверняка», и не позволял остаться в живых кому-то сомнительному. Это была славная ночь.

Я гадал, что подумают выжившие. Во многих местах я убил десять или двадцать человек, оставив в живых одного или двух, которые явно не были на службе у Трэмонта. Когда чары наконец будут развеяны, эти люди обнаружат себя в окружении мертвецов, которые, с их точки зрения, дышали буквально секунду назад. Общий эффект создаст впечатление того, будто в единый миг умер каждый служивший Трэмонту человек.

Я обнаружил, что хихикаю каждый раз, когда думаю об этом.

Особо интересной будет городская тюрьма. Я убил тюремщиков, и оставил ключи в одной из камер. Что они подумают, когда время снова пойдёт своим чередом? Как долго они будут прятаться в своих камерах, прежде чем выйти?

Даже имея возможность работать в городе целую вечность, я знал, что на имевшееся у меня время накладывались практические ограничения. Мал'горос в конце концов начнёт удивляться отсутствию связи с его приспешниками, и явится их проведать. Случится это через сколько-то часов или сколько-то дней — в этом я не мог быть уверен. Я решил дать себе лишь двадцать четыре часа, один день, прежде чем прекратить эффект, и перейти к своей следующей цели.

Это значило, что срок мне был до заката. Я намеревался прекратить чары в то же время, в какое начал их. Это ещё больше затруднит им осознание того, что именно произошло. Я засмеялся ещё сильнее, когда подумал о замешательстве, которое это событие вызовет среди тех, кто размечал календарь и следил за фазами луны. Кто-то разберутся… рано или поздно, но от меня они ничего не узнают.

Я снова засмеялся, и начал приплясывать. Смерть приходит к нам не торжественно, а с улыбкой и пружинистой походкой. По крайней мере, в тот день в Албамарле именно так и было. А если Смерти не нравилась моя стилистическая интерпретация её работы, то пусть придёт, и обсудит со мной свои разногласия.

Ходя я занимался в основном публичными зданиями и местами, где должны были находиться люди узурпатора, на самих улицах я наталкивался на множество интересных действ. Там и тут я находил драки, но поскольку я сегодня был на стороне аутсайдеров, то я всегда убивал того человека, который, казалось, одерживал верх, если только у меня не было какого-то способа определить, что один из них служил Трэмонту.

Это была ночь, полная восхитительных выборов, и к тому времени, как я достиг самого дворца, я уже убил тысячи. Мой внутренний голос спорил и сетовал на некоторые из моих решений, но мне было плевать. Эйфория от забирания такого большого числа жизней делала падение моего настроения невозможным. В большинстве случаев, если люди явно были на службе узурпатора, моя совесть не разевала свою проклятую варежку.

Дворец был полон сюрпризов. Помимо ожидаемых солдат я также обнаружил десять «бого-семян». Ослабленные Тёмные Боги доставляли мне не больше проблем, чем остальные. Я выпил силу каждого из них, а потом, когда от них почти ничего не осталось, сковал остаток каждого из них заклинанием. Я сохранял их в маленьких светящихся сферах в одном из своих мешочков. Я никак не мог уничтожить заклинательные плетения, поддерживавшие каждого из них, но я мог держать их в плену сколько угодно долго. Позже я планировал создать перманентные чары, чтобы удерживать каждого из них, подобно тем чарам, которые создали Бог-Камень.

Самое лучшее я оставил напоследок.

Эндрю Трэмонт был в пиршественном зале, готовился сесть ужинать. После того, как я убил большинство остальных, то есть почти всех, кому подавали еду, я принялся за него. Я оставил дворцовых слуг и горничных невредимыми, но они испытают немалый шок, когда чары закончатся.

Трэмонт стоял с застывшей полуулыбкой на своём жирном лице. Глядя на него, я ощутил жгучую ненависть, которой мой внутренний голос вроде бы вторил. «Если кто и заслуживает умереть сегодня, этот человек заслуживает этого больше, чем все остальные вместе взятые».

Пузырь нормального времени вокруг меня освобождал моих жертв после того, как я приближался к ним на расстояние менее пары футов. Я подошёл, и стал с наслаждением наблюдать, как Трэмонт осознал моё присутствие, но я не стал его убивать… пока не стал. На его лице промелькнула целая гамма разных эмоций: удивление, шок, гнев, а потом — страх. Страх мне нравился больше всего.

— Скучал по мне, Эндрю?

Он почти лишился дара речи. Хотя я лишился большей части своей силы, приводя чары вокруг города в действие, я получил почти целый Сэлиор силы, вытягивая жизнь из такого большого числа здоровых людей. Давление такого количества концентрированного эйсара прямо рядом с ним чуть было не раздавило волю Трэмонта в тот же миг. Это был тот же эффект, с которым я так часто сталкивался в прошлом, когда оказывался лицом к лицу с Сияющими Богами.

Я не утруждал себя никакими попытками закрыться щитом или смягчить эффект. Я хотел, чтобы он почувствовал безысходность.

— Как? — выдавил он, заикаясь.

— Ты думал, Мал'горос тебя защитит? Ты для него лишь игрушка, забава. Он испытает столько же удовольствия, услышав о твоей медленной смерти, сколько я получу, обеспечивая тебе оную, — язвительно сказал я, шепча ему на ухо. Я тщательно избегал касаться его, чтобы не убить его по небрежности.

— Но ты мёртв…

Я подавил порыв засмеяться:

— Я мёртв, или, точнее говоря, я — смерть. К твоему сожалению, я всё ещё держу на тебя зло, и твои действия в последнее время не добавили мне любви к тебе. Вообще-то мне кажется, что я, возможно, ненавижу тебя даже больше, чем Мал'гороса.

Его лицо исказилось в вызывающем выражении, чего я не ожидал. Судя по всему, Трэмонт был сбит из более крепкого теста, чем я думал:

— Если собираешься меня убить, то давай уже, заканчивай с этим. Я бы предпочёл не слушать твой бессмысленный скулёж, — ответил он.

— Как пожелаете, Величество, — с сарказмом ответил я, — но быстрой или лёгкой эта смерть не будет.

Тут Эндрю Трэмонт попытался сплюнуть, но от страха у него пересохло во рту.

— У тебя кишка тонка, мальчик. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты слишком малодушен, чтобы кого-то пытать.

— Ты — действительно большой ублюдок, — сказал я ему, — если считаешь, что трусость и пытки как-то связаны друг с другом. На самом деле, всё с точностью наоборот. Моя совесть считает, что тебе следует умереть быстро, без боли, для свершения правосудия, и всё — но мне уже плевать, что говорит моя совесть. Сегодня я сделаю особое исключение. Я опущусь до твоего уровня, — договорил я, и использовал маленькую толику эйсара, чтобы удалить ноготь на одном из его больших пальцев, вырвав его почти что одним лишь усилием мысли.

Он закричал, и я улыбнулся, хотя где-то, далеко-далеко, я почувствовал, как у меня свело живот от тошноты. Я проигнорировал это ощущение, и начал удалять остальные ногти, один за другим.

Это заняло у меня менее двух или трёх минут, даже учитывая пальцы на ногах — и я осознал, что мне придётся подойти к делу гораздо более творческим образом, если я не хочу, чтобы всё закончилось слишком быстро. Я решил сжигать ему пальцы, один за другим. Огонь обладал дополнительным преимуществом, прижигая раны, предотвращая потерю крови, которая в противном случае ускорила бы процесс.

— «Нет, хватит», — послышался изнутри раздражающий голос. «Никто не заслуживает такой смерти».

Я не стал слушать свою совесть, и скоро у меня закружилась голова от криков, молящих о милосердии и пощаде. Через какое-то время мне стало трудно отличать те, что испускал Трэмонт, и те, что доносились изнутри меня. Рыдали двое — один передо мной, а второй внутри меня. Я смеялся, и мучил обоих.

Всё это продолжалось более часа, и ближе к концу комната наполнилась вонью палёной плоти и испражнений. В какой-то момент мой внутренний голос умолк, хотя я всё ещё чувствовал его полное тошноты отвращение в ответ на мои действия. Я потанцевал на истерзанных останках Эндрю Трэмонта.

— Да провалитесь вы все прямиком в ад, — сказал я неподвижным слугам в зале. Они не могли слышать или видеть меня, так что заявление не принесло мне особого удовлетворения, но я решил, что на самом деле мне было всё равно.

Дворец я покидал в приподнятом настроении.

Глава 35

Гарэс Гэйлин летел, расправив крылья, делая круг над Замком Камерон. Расстелившийся под ним мир тянулся до горизонта, но его острый взгляд легко различал внизу даже самые мелкие детали. Замок был занят, но не его законными владельцами. Солдаты на стенах не носили вообще никакой формы, и среди них то и там попадались существа, обладавшие странным сходством с теми, которых Гарэс видел у дерева-отца. Существа обладали значительным количеством эйсара.

«Они выглядят как Крайтэки. Может, они как-то связаны с Тёмными Богами?»

Не будучи уверенным, он решил не подлетать ближе, держась на расстоянии в несколько миль. Вдали на западе он увидел несколько маленьких точек. Они были так далеко, что находились над заливом. «Это значит, что они довольно большие, раз я заметил их с такого расстояния. Что настолько крупное может лететь в эту сторону?»

У Гарэса было больше вопросов, чем ответов, но он был уверен, что в области вокруг Замка Камерон дела скоро примут гораздо более интересный оборот. Он вылетел из своего убежища рядом с Албамарлом прошлой ночью, надеясь найти кого-нибудь, чтобы предупредить. Ранее Мойра послала ему сообщение о том, что они уходят, вещая свои мысли как можно широко, но он не ответил. Он был погружён в свои мысли, обдумывая свои собственные обстоятельства.

Теперь он надеялся найти её, а с нею — остальных, чтобы поделиться с ними увиденным, но обнаружить он сумел лишь ещё врагов.

В его голове эхом прозвучал знакомый голос:

— «Я видела, как ты пролетел над нами», — сказала Мойра Сэнтир.

— «Где вы?»

После долгой паузы её мысли снова пришли к нему:

— «В лесу, на полпути между Камероном и Арундэлом. Подлети ближе, и я пошлю тебе мысленный образ, когда ты будешь рядом».

— «Ты с Прэйсианами?» — вопросил Гарэс.

Ещё одна пауза, за которой последовало:

— «Да».

Дракон лёг на более западный курс, в направлении, у казанном Мойрой. Делая это, он полетел ниже, пожертвовав обзором ради скрытного продвижения в воздухе прямо над самыми верхушками деревьев. Несмотря на его усилия, приложенные к тому, чтобы остаться невидимым, он вскоре заметил нечто, выглядевшее как крылатый человек, и быстро приближавшееся к нему.

«С самого утра день не задался», — подумал Гарэс. В последнее время он, похоже, оказался вовлечён в жизни и действия слишком уж многих существ. Это полностью шло вразрез с его драконьей природой. Он хотел лишь того, чтобы его оставили в покое, однако он каким-то образом постоянно оказывался втянутым в мир и идущие в нём дела.

Он не стал себя утруждать попытками избежать встречи. Что бы к нему ни направлялось, оно обладало большим запасом эйсара, и скоро оно приблизилось достаточно для идентификации. «Карэнт», — сказал он про себя.

Несколько минут спустя бывший бог правосудия поравнялся с ним в воздухе, и послал ментальное приветствие:

— «Позволишь подняться на борт?» — пришла его мысль с намёком на улыбку.

Гарэс задавил раздражение, мгновенно поднявшееся внутри него в ответ на этот вопрос. За последние недели он был чем-то вроде развозчика для Мордэкая и его друзей, но будь он проклят, если он позволит себе к этому привыкнуть.

— «Если ты считаешь, что должен», — ответил он с мысленным рычанием.

Карэнт уселся на плечи летящего дракона, будто это было чем-то совершенно естественным:

— «А к этому можно привыкнуть», — послал бог.

— «Только если ты думаешь, что можешь также привыкнуть к тому, чтобы тебя раздирали надвое и съедали», — ответил дракон.

— «Ты, похоже, в плохом настроении, как обычно», — ответил Карэнт. — «Тебе следует взбодриться. У меня есть хорошие новости для нашей стороны».

— «Я — на своей собственной стороне», — автоматически сказал дракон.

— «Не увиливай», — подумал бог. — «Ты больше не можешь так утверждать, иначе тебя бы здесь не было».

Дракон не озаботил себя ответом. Хороших доводов у него не было, и это лишь ещё сильнее его злило.

— «Полтора дня назад я встретился с Мордэкаем. Он взял под контроль моих коллег-богов, Миллисэнт и Дорона. Он также посылает вести о новых союзниках».

— «Побереги свои слова для остальных. Я бы предпочёл, чтобы мне не пришлось слушать твой голос дважды», — ответил Гарэс.

— «А ты сейчас и не слушаешь. Мы общаемся исключительно мыслями».

Гарэс подавил порыв выразить своё раздражение языком пламени. Не нужно делать его позицию более заметной.

— «Твои мысли такие же неприятные, как твой раздражающий голос».

После этого Карэнт заткнулся, и они летели вперёд молча, пока Мойра наконец не связалась с ним снова, направив его вниз, к южному краю их скрытого лагеря в густом лесу.

Местность, в которой они приземлились, казалась совершенно лишённой людей, но Карэнт и Гарэс оба были достаточно опытны, чтобы не ожидать кого-то увидеть. Следуя за короткими шагами Мойры, они прошли ещё пятьдесят футов пешком, прежде чем мир изменился вокруг них, будто они прошли через занавесь. Они оказались на широком лугу, забитом мужчинами, женщинами и детьми. Костров не было, поскольку дым испортил бы эффект иллюзии Уолтэра.

— Должен признать, что я впечатлён, — сказал Карэнт вслух. — Я и не ожидал от человека искусности, необходимой для создания такой ловкой завесы для сокрытия такого количества спутников, — высказался он, и стал глазеть по сторонам, будто по-новому воспринимая окружение.

— Не уверена, что мне нравится твой тон, — сказала Элэйн Прэйсиан, появляясь из ниоткуда. — Зачем ты привёл с собой это существо? — спросила она, переведя своё внимание на дракона.

— Не говори со мной как с другом, — прорычал Гарэс. — Я здесь по своим собственным причинам. Этот урод сам последовал за мной, но я не пытался ему препятствовать. Я полагаю, что он служит твоему бывшему наставнику.

— Попытайся быть вежливей, Гарэс, — упрекнула Мойра Сэнтир. — У нас слишком мало союзников, чтобы разобщаться резкими словами.

Гарэс закрыл свой зубастый рот, и воздержался от дальнейших колкостей.

Ариадна приблизилась к ним, двигаясь с уверенной грацией:

— Я надеюсь, что вы принесли хорошие новости, Сэр Дракон, — сказала она, посмотрев сначала на Гарэса, потом на Карэнта.

— Мои вести не хорошие и не плохие, Принцесса, — сказал Дракон. — Но они должны озаботить вас, ибо они, возможно, предвещают разрушение большей части Лосайона.

Королева Лосайона побледнела в ответ на его намёк. В это же время Мойра наклонилась, шепча что-то Гарэсу на ухо.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — добавил дракон. — Я не был в курсе новостей, касавшихся вашего брата.

Она махнула руками, будто побуждая его скорее оставить эту неприятную тему:

— Пожалуйста, продолжай, я бы сейчас предпочла не думать о трагедиях моей семьи.

— Хорошо, — быстро ответил он. — Последние несколько дней я отдыхал, наблюдая за Албамарлом, когда вчерашним вечером увидел нечто весьма тревожное. Как только солнце село, город оказался заключённым в самое большое стазисное поле, какому я когда-либо был свидетелем.

— Что это значит? — спросила Королева.

— Такое можно достичь лишь с помощью редчайших и чрезвычайно сложных чар — которые, как я полагаю, сейчас способен творить лишь Мордэкай. Я видел, как он делал что-то подобное, в гораздо меньшем масштабе, не более недели назад. Боюсь, что с вашим городом он сделал то же самое, — объяснить архимаг/дракон.

— Я не особо разбираюсь в магическом искусстве, — начала Ариадна, — но если я правильно помню, заклинание «стазиса» может лишь остановить время. Разве это не так? С какой целью он может это делать, и как, по-твоему, это может быть опасно?

— Чары, Ваше Величество, — поправил Гарэс. — Заклинанием этого не достичь.

— Ну, значит чары, — нетерпеливо ответила она. — Ближе к сути.

— Он разработал метод для передвижения и действия внутри стазисного поля, в то время как остальные находящиеся в этом поле остаются беспомощными. Он скорее всего использует эти чары, чтобы выразить Трэмонту своё недовольство им, — начал Гарэс.

— Звучит многообещающе, — перебила Королева.

Дракон вздохнул, каковой жест был гораздо более заметным, когда вздыхало такое большое существо:

— Большая опасность заключается в количестве силы, требуемой для создания этих чар. Малые, какие создавались в моё время, требовали обширной траты эйсара для зарядки во время своего создания. Чем крупнее конечные чары, тем больше требовалось энергии. Требуемое вливание силы растёт по экспоненте кубического объёма, помещаемого в стазис.

Ариадна знала математику, но её образование на эту тему в основном касалось более практических приложений арифметики к финансовому учёту и правлению:

— Я не уверена во всех названных тобой терминах, но я так понимаю, что, по-твоему, количество необходимого эйсара весьма велико? — спросила она его.

— Велико — это ещё мягко сказано, Ваше Величество, — сказал Гарэс. — Когда Мойра в наше время уничтожила Балинтора, высвобожденная энергия уничтожила целую нацию, и создала залив, который мы сейчас зовём Заливом Гарулона. Количество силы, которую Мордэкай должен был использовать для создания этих чар, должно быть более чем в два раза больше.

— Ты хочешь сказать, что он ошибётся, и это обернётся гораздо большими разрушениями, — сделала наблюдение Королева.

— Ему даже не нужно ошибаться, — ответил Гарэс. — Проблема заключается в сосудах, которые он использует для направления и контроля такого количества силы. Они должны быть способными выдержать нагрузку от такой концентрации эйсара. Если он превысит их ёмкость, они сломаются, а результат будет похож на железные бомбы, которые он так успешно применял в прошлом, только в гораздо большем масштабе.

— Разве он не мог выбрать что-то, что может выдержать такую нагрузку? — спросила она.

— Я не могу даже предположить, какой материал сможет справиться с такой чрезвычайной задачей. То, что он нашёл нечто поразительное, является очевидным благодаря тому факту, что мы всё ещё здесь, но что бы это ни было, оно не может выдерживать такой объём силы бесконечно, — сказал дракон.

— Так ты явился нас предупредить? По мне, так угроза, похоже, миновала, — сделала наблюдение Ариадна.

— Я явился спастись от этой опасности. Предупреждение — лишь оказываемая мной услуга, — угрюмым тоном ответил дракон.

Мойра Сэнтир одарила его неодобрительным взглядом, и Ариадна не могла не задуматься о том, вели ли они вторую, безмолвную беседу.

В этот момент Карэнт вмешался, и спас её от необходимости продолжать эту мысль:

— Если вести дракона пессимистичны, то мои, я думаю, вы найдёте более ободряющими.

Новая королева наконец облегчённо выдохнула. Только сейчас она поняла, насколько сильна была её напряжённость:

— Хорошие новости были бы кстати. В последнее время их было очень мало.

— Во-первых, я хотел бы упомянуть, что если план Мордэкая в Албамарле сработал без сложностей, то столица освобождена. Хотя он и не дал мне всех подробностей, я думаю, что он намеревался избавить город от узурпатора и его союзников. Мы не можем игнорировать эти хорошие новости, — сказал Карэнт молодой королеве. — Также он приказал мне предстать здесь, и поставить себя и других богов вам на службу.

— Других богов?

— Истинно так, Ваше Величество. Как и со мной, Мордэкай подчинил Миллисэнт и Дорона своей воле. Прежде чем разделиться, чтобы приготовиться к Албамарлу, он приказал нам найти вас, и помочь вам любым возможным образом, — проинформировал её бог.

Что-то мелькнуло на лице Ариадны, эмоция, внезапно появившаяся, и быстро подавленная — возможность надежды.

— Тогда где они? — спросила она.

— Обыскивают долину, как и я, в поисках следов вас и ваших людей. Как только мы закончим, я уйду, и приведу их сюда, — сразу же сказал Карэнт.

— Хотя я нахожу тебя и тебе подобных недостойными доверия, твои слова всё же дают мне надежду, — сказала королева.

— Это ещё не всё, — сказал сияющий бог. — Как подтвердит наш добрый дракон, на горизонте появилась большая масса приближающихся к нам странных существ. Мордэкай успешно восстановил Ши'Хар, и они посылают своих слуг, Крайтэков, помочь вам в вашей битве.

— Это так? — спросила она, повернувшись к Гарэсу.

— Они были слишком далеко, чтобы я мог быть уверен в их природе, но они соответствуют тому, что я уже знаю, и прибывают с подходящего направления, — сказал дракон.

— Я мало знаю о Ши'Хар. Как и большинство из вас, меня всегда учили, что их раса давно вымерла. Вы знаете что-то об этих «Крайтэках»?

Тут Мойра Сэнтир выступила вперёд:

— Ваше Величество, я была с Мордэкаем и Гарэсом, когда он только встретился с ними. Крайтэки, насколько я понимаю, являются бесплодными отпрысками дерева-отца. Они живут лишь несколько месяцев, и существуют лишь для защиты Ши'Хар. Они бывают самых разных форм и размеров, в соответствии с волей вырастившего их дерева-отца. Некоторые из них владеют могучей магией, другие созданы как свирепые воины. Могущественные отголоски Тёмных Богов, с которыми вы недавно столкнулись, были, вероятно, созданы из древних Крайтэков.

Ариадна некоторое время переваривала эту информацию, прежде чем задать новый вопрос:

— Мы можем им доверять?

Мойра отрицательно покачала головой:

— Наверное — нет, Ваше Величество, но они в огромном долгу перед Мордэкаем. Вопрос, вероятно, в том, осмелимся ли мы довериться ему?

— Следуя этой же логике, то же самое можно сказать и о Сияющих Богах, — сделала вывод молодая королева.

— Несомненно, — согласилась Мойра Сэнтир.

Карэнт снова заговорил:

— Вам также следует знать, Ваше Величество, что Мордэкай приказал им подчиняться либо вам, либо Графине. Они не будут отвечать ни перед кем другим.

— Тогда, полагаю, мне лучше с ними встретиться, — сказала Ариадна. — Гарэс, ты не против обеспечить мне транспорт?

Дракон издал странный звук. Похоже было на начало рычания, но Мойра резко зыркнула на него, и это внезапно пресекло звук.

— Полагаю, это будет не слишком обременительно, Ваше Величество, — некоторое время спустя ответил он.

Глава 36

Использовав слово и мысль, я освободил чары, удерживавшие Албамарл в моём идеальном, безвременном миге. Напряжение ушло из воздуха, и мир резко пришёл в движение, в то время как я потянул эйсар обратно из алмазных кубиков чар, и вернул его в полагавшееся для него вместилище — в себя.

Моя сила стала выше, чем прежде. Когда я начинал, я мог распоряжаться примерно двумя с половиной Сэлиорами эйсара. Вернув большую часть этой силы из чар, в совокупности с тем, что я собрал во время моей чудесной резни, у меня стало эйсара ближе к четырём Сэлиорам.

«И этого всё равно не хватит».

Конечно, не проведя какое-то время с моими инструментами в моей мастерской, я не мог сказать точно, но я верил, что моя прикидка была достаточно близка к истине. Исходя из того, что я знал о Мал'горосе, мне нужно было более чем в десять раз больше того, что у меня сейчас было, чтобы противостоять ему на равных. «Это довольно легко», — подумал я, — «заберу остальное население Лосайона, добавлю к этому ещё людей из Данбара и Гододдина, и тогда может хватить… если я не буду слишком разборчивым».

— «Нет!»

Моя совесть решила снова подать голос. Он странным образом молчал с тех пор, как Трэмонт получил свою медленную смерть. «Расслабься, я не серьёзно», — сказал я себе. Что-то во всём этом показалось мне забавным, и я начал смеяться.

Прекратил я это тогда, когда услышал крики.

Они были тихими и доносились издалека, но впечатление они производили такое, будто в них было несколько слоёв. Наскоро сотворив заклинание, я усилил свой слух, и тогда до моих ушей стала доноситься истинная симфония. По всему городу люди реагировали с различной степенью шока, смятения и, порой, восхитительными криками.

Наверное, очень сбивает с толку, когда ты внезапно обнаруживаешь, что все поблизости от тебя мертвы.

— Мал'горос будет весьма раздражён, когда обнаружит, сколь много игрушек он сегодня здесь потерял, — сказал я себе. Я подавил порыв пойти обратно в город. Звуки творящегося внутри хаоса вызвали у меня отчаянное желание пойти и посмотреть на реакцию людей своими глазами.

«Как только всё устаканится, они наверняка захотят устроить парад в мою честь». Это была приятная мысль, но мой пессимистичный внутренний голос не хотел затыкаться:

— «Нет, ты уходишь потому, что теперь сюда явится Мал'горос. Мы не должны позволить ему застать нас здесь. Пришло время вернуть твой дом».

— Заткнись! — закричал я на себя, не заботясь о том, видел ли кто-нибудь моё странное поведение. — Я здесь командую, а не ты!

— «Если ты ищешь чего-то захватывающего, так центр активности будет в Замке Камерон».

Я был вынужден признать, что это было правдой. Порой мой внутренний наблюдатель приводил хорошие доводы.

— И Пенни будет тоже там, — сказал я вслух с чувством внезапного предвкушения. Мысли о ней наполняли меня явным желанием. Ощущение было сродни смеси жуткого голода и сексуального напряжения.

— «Не приближайся к ней!» — с особой экспрессией, почти в отчаянии воскликнул мой внутренний демон.

— Тебя так легко взвести. Я бы не сделал ей больно. В конце концов, я всё ещё люблю её, — сказал я себе, хитро улыбаясь.

Запустив руку в один из своих чудесных мешочков, я вытащил свой посох, и начертил с помощью него сложный круговой узор в грязи. Это был телепортационный круг, и я настроил ключ назначения на один из кругов во дворе Замка Камерон. Что бы там сейчас ни происходило, я сомневался, что кто-то именно сейчас будет ожидать там повторного моего появления.

Произнеся слово, я попытался перенестись в точку назначения, но ничего не произошло.

— Странно, — сказал я. Я попытался ещё раз, и снова — ничего. Единственным объяснением было то, что круг в точке назначения был уничтожен.

Я попробовал один из кругов в Ланкастере, а когда это не сработало, попробовал ещё один, в Арундэле. Оба совершенно не реагировали.

— Это предвещает нехорошие вещи для моих друзей и семьи, — хладнокровно заметил я. Однако глубоко внутри моё внутреннее «я» начинало всё больше паниковать.

Обдумывая свои варианты, я знал, что всё ещё мог использовать Мировую Дорогу, но на самом деле не хотел двигаться столь очевидным маршрутом. Если Мал'горос искал меня, то это будет одним из самых первоочерёдных мест, за которыми следует следить. У меня всё ещё был один круг, в предгорьях рядом с Ланкастером, тайное место, которое я установил для эвакуации Замка Камерон, но я был слишком параноидальным, чтобы пользоваться им сейчас.

Что если мой противник уничтожил все другие круги лишь для того, чтобы заставить меня воспользоваться именно этим? Что если он ждал меня там? Моя голова была полна теней, и мыслить ясно было нелегко. Это действительно было плохой мыслью, или я видел ловушки там, где их не было?

— «Если ты такнервничаешь — просто лети. Ты всё ещё можешь добраться туда до исхода дня, если будешь лететь на предельной скорости».

— Да. Это — хорошая мысль, — ответил я. Я начал вынимать зачарованные камни, из которых формировалось моё летающее судно, когда заметил, что в правой руке я всё ещё сжимал алмазные кубики. Деконструировав мои чары, они прилетели обратно к центральному камню, и собрались в более крупный куб. Сейчас тот казался слегка затуманенным.

Приглядевшись ближе, я увидел, что в некоторых кубиках появились трещины. «Наверное, я уже не смогу использовать их повторно ни для чего размером с город», — с печалью подумал я.

— «Тебе вообще не следует их использовать. Они треснули. Это слишком опасно».

Я состроил обидную мину в качестве ответа своему внутреннему убийце радости, и запихнул кубики обратно в полагавшийся им мешочек. Прежде чем я успел запустить руку за своим летающим кораблём, мне в голову пришла ещё одна мысль, и эта была особенно гениальной. «Я бессмертный, неуязвимый, и обладаю силой как минимум четырёх богов… зачем мне вообще нужен летающий корабль?»

— Верно, чёрт возьми, — согласно сказал я. Я подумал было о крыльях, но решил, что это не модно. Вместо этого я произнёс несколько слов, и взял под контроль воздух вокруг себя, используя его, чтобы подняться прямо вверх. Создав щит в форме конуса, я использовал ветер, чтобы заставить себя двигаться вперёд по воздуху. Поворачивать было нелегко, но моя реакция и рефлексы теперь были значительно быстрее человеческих.

Я гнал себя по воздуху всё быстрее и быстрее, набирая скорость. Одна ошибка — и я вгоню себя головой в землю, или, быть может, в гору, когда окажусь ближе к Камерону. Однако эта мысль нисколько меня не пугала. «Скорее, мне будет жалко ту гору».

Глава 37

Сайхан сидел в тихом одиночестве. Ему было неудобно в той же степени, в какой реки мокрые… совершенно, полностью, и без всяких слов. Отсутствие огня доставляло небольшие неудобства, но в совокупности с холодным ночным воздухом, его сломанной ключицей, тупой болью в недавно вывихнутом бедре и разнообразными, всё ещё не сошедшими синяками… это было для него почти чересчур. Почти.

Высокая фигура приближалась медленно, но Сайхан узнал Харолда Симмонса по его характерной походке. Он шёл небрежно, что иногда скрывало его чрезмерную живость, но было ясно видно по тому, как резко он начинал и останавливал движение.

— Разве тебе не следует готовить людей? — спросил Сайхан у обрисовавшейся в темноте тенистой фигуры.

— Частично поэтому я и здесь, — ответил Харолд. — Теперь, когда… — он приостановился на миг, не в силах завершить предложение. — Теперь гроссмейстер — ты. Мне нужно твоё мнение насчёт утренней атаки.

— Я не гроссмейстер, просто самый старший по званию из тех, кто остался. Я также не способен встать в строй, что делает тебя самым старшим по званию братом, кто всё ещё компетентен, — с лёгким рыком ответил Сайхан. — Тебе следует вернуться к работе.

— Нет никаких сомнений в твоём повышении, конечно, если мы выживем, — сказал Харолд, игнорируя угрюмое настроение своего начальника.

— Да? — сказал Сайхан. — И кто меня повысит? Граф или мёртв, или с ним случилось что-то хуже смерти. Да и вообще, нас осталось только пятеро.

Харолд вздохнул:

— Скорее всего Королева переведёт наш орден на королевскую службу. Будут произведены новые рыцари. Работа продолжится.

Старый ветеран поймал взгляд Харолда своим собственным, твёрдым взглядом:

— Без архимага больше не будет уз земли. Что также приводит нас к тому факту, что мы с тобой живём «взаймы». Как думаешь, сколько ещё осталось, прежде чем мы потеряем себя?

— Не важно, — настаивал Харолд. — Мы живём нашей клятвой. Если у меня есть лишь несколько лет, то я потрачу их на неё. А что касается новых рыцарей, наш орден — не про внешнюю силу. Он — про идеал. Покуда есть люди, согласные с этой мечтой, мы никуда не денемся.

Сайхан сплюнул на землю:

— Ты действительно веришь во всё это дерьмо? Ты прямо как наш покойный гроссмейстер. Знаешь, что это ему в итоге дало? Смерть. И ему повезло. Ты бы видел его перед тем, как он умер.

Харолд не выказывал никаких внешних признаков своего гнева, но один из его кулаков рефлекторно сжался:

— Так ты говоришь, что готов отказаться от своих клятв?

Раненный воин засмеялся:

— Нет. Кроме них у меня ничего не осталось. Мне просто надоело слушать про них романтизированную херню. Мы убиваем, мы защищаем, и мы умираем. Любой, кто считает это славным ремеслом, будет разочарован.

— Дориан так не считал.

Сайхан повернул свою голову, чтобы посмотреть своему посетителю прямо в лицо, и в тусклом свете Харолд всё же разглядел предательский блеск слёз у него на щеках.

— Дориан был проклятым глупцом! Однако ты прав, большую часть жизни он так не считал, но не в конце. В конце он увидел неприглядную правду. Я видел это в его взгляде.

Гнев Харолда испарился, когда он осознал, насколько глубоко Сайхан страдал из-за потери Дориана:

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что он пал духом. В его сердце пустили корень кровь и тщетность всего этого.

— Но ты всё ещё здесь, и всё ещё служишь, — прямо сказал Харолд.

— Я вообще-то не особо являюсь примером для подражания. Посмотри на меня! Моё тело сломано и избито, но это — не самое худшее. Просто теперь я снаружи наконец-то такой же, как внутри. Моё сердце давно умерло. И мне самому следовало умереть вместе с ним.

Харолда внезапно озарило, и он начал понимать:

— Ты любил его, так ведь? Как и все мы.

— Он был глупцом, но — да, ты прав. Я ненавидел его за это, но всё же любил этого ублюдка, — медленно признался Сайхан.

— Хочешь знать, почему? — неожиданно спросил его Харолд.

— Что — почему?

— Хочешь знать, почему ты любил его? — пояснил Харолд.

— Потому что он был единственным человеком, которого я считал себе ровней, — сказал Сайхан, и добавил, — за исключением его глупых идей.

— Нет, — заявил более молодой рыцарь. — Ты любил его благодаря его мечте. Ты нашёл человека, воина, посвятившего себя тому же искусству, и все ещё верившего в честь и в мечту о рыцарстве. Он был всем, чем ты хотел быть. Ты любил его потому, что он представлял собой твою мечту, которая была у тебя до того, как жизнь и время сломили тебя внутри. Ты в неё больше не верил, но ты всё равно любил его, потому что он дал тебе надежду.

Его собеседник долго молчал, не осмеливаясь отвечать, пока не исчез комок у него в горле. Слова Харолда попали в цель.

— Ты, наверное, прав, я признаю — но что с того? Он всё равно мёртв, вместе со своей мечтой.

— Вот тут-то ты и ошибаешься. Она — здесь, — указал Харолд себе на грудь. — Она живёт во мне, и в каждом солдате, кого вдохновил Дориан, был ли тот рыцарем или нет. Что бы Дориан ни чувствовал в конце, он почувствовал это слишком поздно. Он уже передал свою мечту мне, передал своему сыну. Если тебе нужно вдохновение, просто ищи его в следующем поколении. Оно здесь, — сказал молодой рыцарь, протягивая руку своему начальнику.

— А от меня ты чего хочешь? — сказал Сайхан, глядя вверх.

— Мне нужна твоя помощь. Мощь Дорона будет разделена среди наших солдат, давая им силу и скорость, похожие на нашу, но они к такому не привыкли. К войне готовится две сотни человек, и некоторые из них обязательно убьются, прежде чем поймут свою собственную силу. Мне нужна твоя помощь, чтобы обучить их в оставшееся у нас недолгое время, — ответил Харолд, продолжая протягивать руку.

— Ты действительно очень похож на него, — наконец сказал Сайхан, и положил свою ладонь в руку Харолда. Миг спустя он испустил приглушённый вопль боли: — Прекрати! — завопил он, когда Харолд пытался рывком поднять его на ноги, забыв о его сломанной ключице.

— Прости меня! — воскликнул Харолд. — Я забыл!

— Да чёрт бы тебя побрал! А моё тело — не забыло! — выдавил между короткими вдохами Сайхан.

— Элэйн сказала, что зайдёт позаботиться от тебе, — сказал Харолд.

Старый рыцарь поморщился:

— Ну, пока она до меня не добралась. Возвращайся к своей работе. Я приду, когда смогу, если у неё в ближайшее время дойдут до меня руки.

Чувствуя лёгкое смущение, Харолд ушёл.

Сайхан сменил позу, улёгшись на землю. Скрежещущая боль сказала ему, что его ключица снова сильно сместилась, но сам он не мог её выправить. И решимости попросить помощи у него тоже не было. Ремарки Харолда помогли его духу, но его физическая боль всё ещё была ошеломляющей.

— Это я должен был умереть вместо него, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Звук шагов объявил прибытие нового посетителя, и по их лёгкости он догадался, что посетитель был женщиной. Однако направление было подозрительным, ибо звук шёл с той стороны, куда дул ветер. Элэйн появилась недалеко от него, и Сайхан осознал, что она усвоила его прежние, смущающие замечания, подойдя с той стороны, с которой он её не смог бы почуять.

— Давно слушаешь? — спросил он.

— Нет, — солгала она. — Я как раз услышала, как ты ругался, когда он потянул тебя за руку.

Сайхан на самом деле не ожидал правдивого ответа, поэтому принял эту ложь. Это было проще, чем поощрять её к обсуждению услышанного.

— Не могла бы ты сделать что-нибудь с этим? — спросил он, указывая на свои плечо и руку.

— Могла бы, — сказала она. — Если ты выдержишь.

— Мне уже довольно давно никто не задавал этот вопрос.

Она выдохнула с деланным раздражением:

— Тебе полагалось спросить, насколько это будет больно.

— Мне уже довольно давно на это плевать, — угрюмо добавил он, хотя на самом деле он уже перешёл свой предел.

— Вообще больно не будет. Я могу заблокировать нервы, прежде чем начну, — ответила она, бросая попытки пошутить.

Сайхан одарил её редкой улыбкой, тонко указывавшей на то, насколько её ответ улучшил его настроение. Однако произнесённые им слова оставались по-прежнему упрямыми:

— Просто позаботься о том, чтобы всё по-прежнему работало, когда закончишь.

Качая головой в неверящем жесте, Элэйн положила одну ладонь ему на грудь, начав искать нужные нервы для блокировки, прежде чем выправить и срастить его сломанные кости:

— Не волнуйся, у меня был хороший учитель, — мягко сказала она.

* * *

Ариадна Ланкастер видала деньки и получше, и она очень надеялась, что следующий день будет одним из них, но сомневалась в этом. Она стояла на маленькой поляне, в данный момент служившей ей в качестве зала совещаний. Стульев у них не было, поэтому все стояли, что было и к лучшему, поскольку у них не было стола, за которым можно было бы сидеть.

— Как Крайтэки будут различать своих и чужих? — взяла быка за рога Графиня.

— Мы договорились, что они будут игнорировать всех сражающихся людей, и не сражающихся тоже, если уж на то пошло, — объяснила новая королева. — Они сосредоточатся на пресечении деятельности «бого-семян». Они также попытаются защитить нас, если появится Мал'горос, хотя и сомнительно, что это будет возможным.

— То есть? — спросил Чад Грэйсон. Мастер-охотник был фактическим лидером большинства гражданских беженцев, пока они не объединились с выжившими из Арундэла.

— Если Мал'горос появится, мы скорее всего умрём, — призналась она.

— С нами три Сияющих Бога, дракон, пять волшебников, и причудливая армия вымерших существ, и мы не можем сразиться с одним Тёмным Богом? — начал спросить он. Как обычно, он совершенно забыл добавить почтительное «Ваше Величество».

— По сути, — бесцеремонно сказала она, — да.

Егерь вроде смягчился после её прямого ответа, поэтому Уолтэр использовал паузу, чтобы задать свой собственный вопрос:

— Вы так и не обсудили вашу стратегию в этой битве, Ваше Величество.

Ариадна перевела взгляд на него, лучась уверенностью:

— В какой-то мере это так, потому что мне нужна информация о ваших возможностях. До сегодняшнего дня ты или один из двух твоих детей поддерживали работу иллюзии, защищающей этот лагерь. Кто из вас сможет участвовать в нашей атаке?

— Лишь двое, Ваше Величество, если только вы не хотите, чтобы мы перестали пытаться скрыть лагерь, — сразу же ответил он.

— Это соблазнительно, — задумчиво сказала она. — В значительной мере мы делаем это для того, чтобы заполучить припасы и более подходящее место для размещения наших людей. Если мы добьёмся успеха, то этот лагерь будет брошен.

Сэр Харолд подошёл в этот момент, но предыдущие ремарки он услышал ещё издали:

— Прошу прощения, Величество, но я думаю, что нам следует поддерживать секретность этого лагеря. Если мы пойдём в атаку, и столкнёмся с непредвиденными проблемами, то мы лишимся любой надежды на отступление или убежище. Также, любая контратака может быть направлена на оставшихся здесь гражданских. В наше отсутствие иллюзия будет единственной их защитой.

— Разве нам не следует подождать ещё день перед атакой? Этот план кажется очень поспешным, — подал мысль Стефан Малверн.

Харолд кивнул:

— Я думаю, мы все бы предпочли это, но, к сожалению, время у нас на исходе. Уолтэр может это подтвердить.

Уолтэр нервно согласился:

— Некоторые из этих людей живут в лесу уже больше недели. У нас почти кончилась еда, а других предметов первой необходимости у нас ещё меньше.

— Мы всё ещё можем охотиться, — сказал Стефан, глядя в сторону Чада.

Егерь скорчил раздражённую мину. Ему не нравилось, когда его во что-то вмешивали:

— Простите, Ваш Благородие, эти леса не могут кормить столько народу, и, что важнее, у нас кончилась вода. Если только мы не планируем переместиться к реке и раскрыться, вариантов у нас нет.

— А ты неприветливый негодник, а? — ответил Стефан, раздражённый прямотой охотника.

Глаза Чада сузились:

— Я сказал «Ваш Благородие», что ещё вам надо?!

— Я возражаю против твоего тона, — сказал Стефан, — и того факта, что ты совсем недавно пренебрёг вежливым обращением к Королеве.

— Молчать, — внезапно приказала Ариадна. — Мы не можем себе позволить ссор. Лорд Стефан, я буду сама беспокоиться о своей чести, а тебе следует поменьше волноваться о твоей, по крайней мере — до тех пор, пока мы не закончим намеченные на сегодня дела, — сказала Королева, а охотник, не сумев удержаться, Стефану пальцем, однако рта не раскрыл. Не глядя в его направлении, Ариадна продолжила: — Мастер Грэйсон, с твоей стороны было бы мудро не испытывать моё терпение.

— Простите меня, Ваша Светлость, — поспешно ответил охотник. Пенни наклонилась к нему, прошептав что-то ему на ухо, и он поправился: — Я хотел сказать, Ваше Величество.

Ариадна приняла извинение лёгким кивком, прежде чем продолжить:

— Сэр Харолд, как обстоят дела у людей?

— Неуклюже, Ваше Величество. Пока я приставил Сэра Игана, Сэра Уильяма и Сэра Томаса работать с ними, помогать им привыкнуть к их новой силе. Когда мы закончим здесь, я присоединюсь к ним, и я надеюсь, что Сэр Сайхан тоже скоро сможет помочь, — быстро ответил он.

— Это действительно так сложно? — спросила королева.

— Да, Ваше Величество, — сказал Харолд. Он слегка покраснел, вспоминая свою первую атаку, усиленную узами земли. Он тогда чуть не убил себя головой об потолок. — Несколько солдат уже получили ранения, а один умер бы, если бы не присутствие богини.

— Умер бы?

— Он прыгнул на дерево, и сломал себе шею, ударившись о сук, Ваше Величество, — добавил рыцарь.

— К этому действительно долго привыкаешь, — добавила Пенни.

— И боги пока что держат слово? — спросила Ариадна.

— Да, Ваше Величество, — сказал Харолд. — Дорон дал каждому вызвавшемуся человеку силу нескольких мужчин, а Миллисэнт уже исцелила целый ряд ран, старых и новых.

Тут Пенни вставила слово:

— Кстати, о союзниках — как мы будем координировать действия с Крайтэками?

— Карэнт будет служить посредником, передавая им сведения и приказы, — сказала Ариадна. — Они останутся в стороне от наших сил, и будут ждать начала атаки, прежде чем ответят. Как только атака начнётся, их гигантские летающие «драконы» высадят их в центральном дворе.

— А что наш дракон? — спросил Харолд.

— Он отказался участвовать, — с напряжённым лицом ответила королева. — Он предпочитает автономность. Мойра Сэнтир уверяет меня, что он поможет, если на то будет необходимость, но лишь когда и если он посчитает, что это требуется.

— Чертовски высокомерный дракон; интересно, как он отнесётся к стреле в глаз? — пробормотал Чад. Он быстро захлопнул рот, когда осознал, что королева смотрит на него: — Простите, Ваше Величество, просто думаю вслух.

Совещание продолжалось ещё полчаса, пока обсуждали и согласовывали детали. Когда оно кончилось, Ариадна жестом попросила Пенни остаться. Как только остальные ушли, она взяла Графиню за руки, и Пенни начала преклонять колена.

— Пожалуйста, не надо, Пенни, — сказала новая королева. — Ты знаешь, что я думаю о тебе скорее как о старшей сестре. Как бы трудно это ни было, пожалуйста, продолжай относиться ко мне так, как прежде, хотя бы пока мы наедине.

Пенелопа с сочувствием посмотрела ей в лицо. Выросшая простолюдинкой, она слишком хорошо была знакома с дискомфортом, который вызывало формальное обращение к ней людей, прежде бывших ей равными:

— Мне не следовало так поступать. Прости меня, Ариадна, стресс в последнее время… иногда я уже больше не знаю, кто я такая.

— В основном поэтому я и попросила тебя остаться, — сказала Ариадна. — Я хотела узнать, как дела у близнецов.

— Они ненадолго пришли в сознание, прежде чем вернуться к более нормальному сну, — заверила её Пенни. — В прошлом я несколько раз видела такое у их отца, поэтому я думаю, что они полностью восстановятся.

Молодая королева кивнула:

— Рада это слышать. А что Роуз? Я надеялась, что она придёт на совещание, но я не думаю, что было бы правильно приказывать ей присутствовать.

Пенни нахмурилась:

— Она ушла в себя. Роуз всё ещё кормит Кариссу, и, похоже, утешает Грэма, но с тех пор, как умер Дориан, она не говорила ни с кем кроме Элиз.

— Даже с тобой?

То была больная тема, но Пенни решила быть откровенной:

— Мы с Роуз были не в лучших отношениях перед переворотом.

— Я думала, вас было водой не разлить, — заметила Ариадна.

— Обычно — да. Она пришла ко мне с визитом в день, когда твой отец… — сказала Пенни, и приостановилась, чтобы иначе сформулировать своё утверждение: — …в день, когда Трэмонт показал свою истинную натуру. Я думаю, она пришла помириться, но всё просто ушло на задний план, когда мы узнали новости.

— На самом деле это не моё дело, но почему вы поссорились?

— Из-за моего упрямства насчёт приготовлений к будущей свадьбе, — призналась Пенни. — Она считала, что мне следует начать думать о имеющихся у меня вариантах до окончания года, чтобы быть более готовой, когда на меня начнут давить.

— Я вижу, почему тебя это могло расстроить.

— Сейчас всё ещё хуже, — сказала Пенни. — Мне казалось, что она опошляет память Мордэкая, но когда Дориан трансформировался…

— Что? — спросила Ариадна.

— …она пошла к нему без колебаний, даже когда он был ужасом из кристалла и шипов. Тогда я увидела, что она была более верна своему сердцу, чем когда-либо была я сама, — со слезами на глазах сказала Пенни. Теперь, когда она наконец высказала то, что лежало у неё на сердце, волна эмоций грозила унести её.

— Но ты не знала! — возразила её собеседница. — Он стал шиггрэс. Даже Дориан знал, что он был опасен.

— Но он не был, — парировала Пенни. — Он был сбит с толку, но он не хотел причинять нам вред. Позже я увидела это, когда стало ясно, что он не стал чудовищем, как мы полагали.

— Мойра говорит, что он — на самом деле не тот же человек, и что его разум расходится по швам.

Пенни смотрела в землю:

— Мойра — не та же женщина, но она всё ещё любит своё дитя. Когда здравость ума моего мужа была подвергнута сомнению в прошлый раз, я стояла на его стороне.

— Ты сделала то, что было необходимым. Ты сказала мне, что он тогда на самом деле не хотел связывать себя узами с тобой.

— Ты права, — согласилась Пенни. — Я и тогда не верила в него.

— Ты словила в живот копьё из баллисты вместо него. Перестань жалеть себя. Ты на каждом шагу делала то, что, насколько ты знала, было лучше всего для тебя и твоей семьи, было это правильным или нет, — сказала Ариадна, подходя к своей подруге. Она обняла Пенни, и несколько минут изо всех сил старалась утешить её, пока они не отстранились.

— Мне нужно помочь Харолду, — сказала Графиня.

— Тебе нужно поговорить с Роуз, — парировала Ариадна. — Позже такой возможности может уже не быть.

— Если со мной что-то случится, то высказать ей это придётся тебе, — сказала Пенни, вытирая щёки рукавом. — Сейчас времени слишком мало.

Королева печально поглядела вслед Графине, когда та вернулась к своим обязанностям:

— Времени всегда мало, так ведь? — сказала она себе, думая о своих матери и отце.

Глава 38

— Как ты сможешь увидеть, когда они откроют ворота, чтобы впустить жителей деревни? — прошептал Харолд. Он стоял прямо позади Уолтэра, вместе с Пенни и Сэром Иганом. С ними стояло ещё двадцать человек, столпившись поближе на краю дороги, которая вела через ворота в Замок Камерон.

Они были укрыты невидимостью, обеспечиваемой Уолтэром, который также глушил любые звуки, которые они могли издавать. Похожая группа стояла на противоположной стороне дороги от них — там его сын, Джордж, скрывал ещё двадцать человек, а также Сэра Уильяма и Сэра Томаса.

Одним прискорбным побочным эффектом купола невидимости было то, что он блокировал проникновение того, от чего скрывал своего пользователя. Это значило, что если его использовали для блокирования видимого света, то защищаемые им были по сути слепы. Для волшебника это было не так уж плохо, поскольку они по-прежнему могли пользоваться магическим взором, но Уолтэр и Джордж были вынуждены скрывать их и от него тоже. Приглушение звуков также делало невозможным услышать что-либо вне их маленьких групп.

Они были глухи, тупы и слепы.

Однако Уолтэр десятилетиями использовал магию, чтобы скрываться, и его семья была известна особыми талантами в этой области.

— В нашем куполе восприятия есть дырка, — объяснил он. — Она позволяет мне смотреть наружу через очень маленькое отверстие, но лишь с помощью физического зрения.

— Потому что нас могут найти, если ты используешь магический взор? — спросил Харолд.

— Да, — ответил Уолтэр. — Я думаю, физический смотровой глазок скрыть легче, чем магический, особенно когда внутри много полных эйсара людей.

— А как ты скрываешь дырку? — спросил Сэр Иган, явно увлёкшись.

— С помощью иллюзии, — с некоторым раздражением сказал Уолтэр. — Я смотрю через то, что снаружи выглядит как совершенно нормальная птица, сидящая на дереве прямо здесь.

— Но здесь нет дерева, — возразил Иган.

— И птицы тут тоже нет, — сказал ему Уолтэр с немалым сарказмом. — А теперь не позволишь ли ты мне сосредоточиться? Я знаю, что в моём исполнении это кажется простым, но на самом деле это не так.

Пенни подавила порыв засмеяться над их беседой, хотя в этом и не было необходимости. Издаваемые ею звуки не были бы услышаны снаружи, однако от старых привычек трудно отказаться. Когда она всё же заговорила, её слова были произнесены шёпотом, как и у всех остальных:

— Тебе надо расслабиться, Иган.

— Это нелегко, стоять в кромешной темноте на обочине дороги, ожидая приказа выдвигаться, зная, что в любой момент нас могут обнаружить, — возразил рыцарь, тоже шёпотом.

— Представь, что Сайхан стоит у тебя за спиной, глядя тебе через плечо, — подала мысль Пенни.

Сэр Иган содрогнулся во тьме:

— Это очень не помогает. Не думаю, что вообще кто-нибудь захотел бы такого, — пожаловался он.

— Тогда просто заткнись, иначе я прикажу ему наблюдать за тобой во сне весь следующий месяц, когда закончим на сегодня! — фрустрированно прошипел Харолд. Ему тоже не нравились их обстоятельства, но он держал свои жалобы при себе. Они все были на взводе, нервничая от скопившегося адреналина, боясь двигаться или даже громко говорить, чтобы не нарушить концентрацию их волшебника.

— Повозки подъезжают, — объявил Уолтэр. — Ворота вот-вот откроют.

— Какое облегчение, — сказал один из солдат в группе. Пенни не узнала его по голосу.

Харолд вздохнул:

— Потише.

— Видишь, не я один тут немного тревожусь, — сказал Иган, ощутив поддержку в комментарии солдата.

— Я начинаю думать, что Мордэкай связал тебя узами с чьей-то бабушкой, а не с землёй, потому что канючишь ты именно как бабка! — чуть более громким голосом рыкнул Харолд. — Прямо как моя бабушка, скоро ты начнёшь жаловаться на свой ревматизм, — добавил он. Его ремарка вызвала несколько тихих смешков.

Даже Иган увидел юмор в его замечании:

— А мне твоя бабушка нравится. Она разумная женщина. Она бы не стала стоять здесь, холодным утром, в темноте.

— Ладно, утихомирьтесь! — приказал Уолтэр. — Сейчас мы начнём осторожно двигаться вперёд. Идите медленно; последнее, что нам нужно — это натыкаться друг на друга или, небеса упаси, на группу Джорджа.

Каждый человек держал одну руку на плече впередистоящего, а вторую — на талии стоящего справа. Стоя впереди их группы, Уолтэр осторожно повёл их вперёд. Его глазок больше не был замаскирован, но заметить его было бы трудно — хотя он по опыту знал, что это было возможно.

Его сын должен был сейчас находиться на противоположной стороне дороги, двигаясь в том же направлении, но подтвердить этот факт он никак не мог. Покуда их щиты делали их прозрачными для эйсара, даже прямая мысленная связь была невозможна. Однако они обсудили свои маршруты заранее, и у каждой группы была своя цель.

Облегчённо выдохнув, когда они без инцидентов миновали ворота, Уолтэр повёл их через почти пустой двор к донжону. Достигнув главной двери в донжон, они сбросят невидимость, и разобьются на три подгруппы. Группа Джорджа сделает то же самое, когда там увидят, что они вошли в донжон.

Группа Уолтэра должна была разделиться на три части. Первая, включающая в себя его самого и Пенни, направится в ключевую комнату, управляющую магической защитой замка. Они были весьма уверены, что те остались необнаруженными, поскольку враги пока не показали никаких признаков пользования ими, но будет важно быстро взять их под контроль. Харолд возьмёт семь человек, и направится к казармам и оружейной, опережая, перехватывая и ликвидируя любые вражеские резервы, которые сейчас были не на дежурстве, в то время как Иган и его семеро направятся на крышу, чтобы ликвидировать стрелков, контролировавших двор. Как только с этим будет закончено, они пройдутся по стенам и более мелким укреплениям, чтобы ликвидировать остальных защитников.

Группа Джорджа также разделится — одна команда, ведомая Сэром Уильямом, как можно скорее возьмёт контроль над главными воротами. Одновременно, как только их игра будет раскрыта, Сэр Томас и его семеро человек побегут к задним воротам, чтобы взять их под контроль до того, как их враги смогут скоординироваться, чтобы остановить их. Джордж и оставшиеся шестеро пройдётся по гребню внешних стен, чтобы помочь взять двор под контроль.

Это был простой и прямолинейный план, становившийся возможным благодаря двум вещам: элементу неожиданности, обеспечиваемому волшебниками Прэйсианами, и силой Дорона. Они не могли провести внутрь достаточно людей для успешной атаки исподтишка, если бы не усиление их солдат Дороном. Каждый из сопровождавших их людей будет почти таким же быстрым и сильным, как один из Рыцарей Камня, и хотя их броня будет проще, а оружие — обыкновенным, они должны суметь достаточно легко справиться с любыми встреченными человеческими защитниками.

Как только стены и ворота будут под контролем, Крайтэки высадятся, чтобы разобраться с любыми оставшимися «слугами» Мал'гороса, а остальные усиленные солдаты войдут внутрь, чтобы укрепить их позиции в замке. На словах всё было достаточно просто.

«Жду не дождусь увидеть, что пойдёт не так в первую очередь», — пессимистично подумал Харолд. Он по опыту знал, что немногие планы выживают первые несколько минут битвы, но лучше было действовать с планом, чем без оного.

— Мы сейчас стоим перед главной дверью в донжон, — сказал Уолтэр с нервной дрожью в голосе. — Прямо перед нами четыре человека, по два с каждой стороны. Я сосчитаю до трёх, а потом сброшу маскировку. Вы готовы?

Краткий хор утвердительных междометий ответил ему, и Уолтэр начал считать:

— Один, два… три!

Как только Уолтэр убрал заклинание, их ослепил свет будто бы дюжины солнц. После почти двух часов, проведённых в абсолютной тьме, их глаза не сразу привыкли. Двигаясь вперёд скорее на инстинкте и опыте, а не зрении, Пенни и Харолд за секунды убили четырёх человек, охранявших дверь.

Игану сделать то же самое помешал стоявший за ним человек, перевозбудившийся и вскинувший топор так быстро, что толкнул рыцаря вперёд, выведя из равновесия. Двум другим в их группе повезло меньше. Один потерял ухо, когда стоявший рядом с ним солдат вынул из ножен свой меч, а другому сломал руку слишком полный рвения товарищ сбоку.

«Примерно такого я и ожидал», — подумал Харолд, распахивая двери.

Пенни вошла вместе с Уолтэром, и быстро сказала Харолду:

— Мы возьмём раненных. Уолтэр сможет подлатать их, когда мы достигнем нашей цели.

Кивнув, Харолд и Иган быстро указали на двух раненных, и поменяли их на тех, кто изначально должен был сопровождать Пенни. Не медля более, они бросились в разных направлениях: Харолд — к казармам, а Иган — к лестнице наверх. Немногочисленные охранники, стоявшие у входа, умерли прежде, чем успели отреагировать, и Уолтэр создал новый скрывающий купол, чтобы спрятать себя, Пенни, и оставшихся людей.

— Сколько времени уйдёт на то, чтобы их подлатать? — спросила Пенни.

— Я уже остановил кровотечение у того парня, который потерял ухо, — ответил Уолтэр. Его целительские навыки и рядом не стояли с уровнем Мордэкая, или даже Элэйн, но с простыми порезами и переломами он мог справиться. — Как только доберёмся до безопасного места, я сниму щит, и позабочусь о руке того малого. Это займёт пару минут.

Они начали осторожно идти к центру главного этажа донжон, по направлению к скрытой комнате, контролировавшей защиту замка.

* * *

Джордж со своей группой стояли в тени стены, непосредственно за главными внешними воротами Замка Камерон. Говоря своим характерно спокойным голосом, Джордж объявил:

— Они начали. Я сейчас сброшу невидимость. Приготовьтесь.

Он не потрудился сосчитать до трёх, что было и к лучшему, поскольку это помогло избежать проблемы, с которой столкнулась другая группа. Никто не был настолько накручен, чтобы ранить своих соратников. Рядом с их позицией никто не стоял, и тень стены облегчила адаптацию к внезапному изменению освещения.

Уильям пошёл прямо к двери, которая вела в заднюю часть надвратной башни — к сожалению, она была закрыта и заперта (как и полагалось). Он надеялся, что захватчики слишком небрежно отнесутся к своим обязанностям, и не озаботятся запиранием двери, покуда донжон казался во всех отношениях безопасным. Однако его люди были готовы к этому. Он сделал жест одному из солдат, выбранному в качестве выбивателя дверей — тот вышел вперёд, и взял наизготовку тяжёлую железную кувалду. Обладая двадцатифунтовым навершием, кувалда в нормальной ситуации не была приспособлена для боя, но сила Дорона слегка меняла это уравнение.

Малый сокрушил дверь тремя ударами, и Сэр Уильям бросился внутрь подобно стальной вспышке. Остальные быстро двинулись следом, но зачарованный солнечный меч Уильяма был настолько быстр, что им почти ничего не оставалось делать, кроме как добить раненных, и поспешить следом за бронированным рыцарем.

Между тем Джордж повёл шестерых солдат вверх по лестнице, ведущей из внутреннего двора на первую секцию внешней стены Камерона. Их задача считалась одной из самых рискованных, особенно учитывая то, что в его подгруппе не было Рыцаря Камня. Джордж был без брони, но он верил, что его щиты укроют его от стрел, с которыми им, вероятно, придётся столкнуться. Однако у сопровождавших его людей таких гарантий не было, и их кольчуги не могли остановить арбалетные болты.

Чтобы компенсировать этот недостаток, он укрыл их мерцающей почти-невидимостью, которая позволяла солдатам смутно видеть, одновременно делая их трудными для поражения мишенями. Первые стрелки на стенах даже не осознали, кто на них напал, пока не стало слишком поздно.

С этого момента дела пошли труднее. Гребень внешней стены был разделён на секции таким образом, что каждый его отрезок между башнями отделялся от остальных десятью футами пустого пространства слева от каждой башни. Когда всё было тихо, широкие деревянные мостки позволяли легко переходить между секциями стены, но будучи под угрозой, находившиеся рядом с ними люди могли скинуть их, чтобы вторгшимся в замок было труднее захватить всю стену целиком.

Как только стража на следующей башне услышала крики первых стрелков, она подняла тревогу. Ближайший арбалетчик побежал к деревянному мостку, и сбил его со стены, глядя, как тот падает на землю внизу. Подняв своё оружие, он, вместе с ещё двумя вышедшими из башни людьми, начал целиться в неуловимые силуэты, оказавшиеся в ловушке на вершине другой секции стены.

Десятифутовая пропасть не представляла особой трудности для человека с такими силой и ловкостью, какие были у одного рыцарей, если, конечно, те были привычны к таким способностям. К сожалению, недавно усиленные солдаты Ариадны пока имели мало опыта. Первые двое, достигшие пропасти, боялись высоты, и благоразумно остановились, а третий был храбрее. Прыгнув, он полетел слишком далеко. Пролетев над пропастью, он пересёк её, но приземлился, потеряв равновесие, и упал с противоположного края. Крик, который он издавал во время падения навстречу смерти, стал предостережением для остальных.

Джордж выругался. Прямо у него на глазах один из арбалетных болтов попал в ещё одного из его солдат, несмотря на частично скрывавшую его мерцающую иллюзию.

— Шадо́к ни мье́лтэ, — громко воскликнул Джордж, мысленно отмечая видимых ему стрелков. Тьма сорвалась с кончиков его пальцев, оплетя головы трёх стрелков подобно живому существу, скрывая их лица, и ослепляя их полной темнотой.

Быстро подойдя к пропасти, Джордж произнёс ещё одну фразу, и создал над ней временной мост из чистой силы.

— Переходите! — крикнул он, и сопровождавшие его солдаты начали переходить настолько быстро, насколько осмеливались. Шансов у их ослеплённых врагов не было.

Дальше дела пошли легче. Оставшись впятером, они стали осторожнее, но Джордж ослеплял стрелков на каждой секции прежде, чем тем удавалось прицелиться, и отсутствие мостков препятствием не было.

Томас и его группа первыми столкнулись с настоящими проблемами. Пробегая через двор, они полагались на скорость и неожиданность для защиты от стоявших на стенах и на донжоне стрелков, пока группы Джорджа и Игана с ними не разберутся. Для Томаса стрелы на самом деле не были проблемой, но сопровождавшие его люди не имели такой защиты, какую предоставляли его зачарованные латы. Удачное попадание стрелы с широким наконечником или арбалетного болта могло убить одетого в кольчугу человека, вне зависимости от наличия или отсутствия у него силы Дорона.

Стрелы оказались наименьшим поводом для беспокойства.

Несясь быстрее самого быстрого оленя, Томас первым бежал через открытое пространство. Их целью была арка, которая вела в восточный двор — оттуда они должны были направиться к задним воротам. Когда они приблизились к центру двора, земля перед ним взметнулась вверх в облаке пыли и грязи, когда из неё подобно кошмарным часовым полезли странные существа.

Десять странных, искорёженных силуэтов появились из, судя по всему, маленьких ям, вырытых и скрытых в твёрдой земле. Очертания и конечности существ были неестественными своим числом и расположением, но назначение их было яснее ясного.

Не впервые сталкиваясь с неожиданностями, спокойно мысливший Томас подался влево, не пытаясь прыгнуть вверх. Сидевший в засаде был бы готов к инстинктивному прыжку, каковой факт и был доказан, когда двое бежавших следом людей подпрыгнули, испугавшись внезапного появления перед собой врагов. Живым до земли не долетел ни один из них — двое тварей в задних рядах поймали их длинными когтистыми лапами, вскрыв и распотрошив одного из них прежде, чем он снова коснулся земли. Второй умер более болезненным образом, когда одну из его ног поймала и отрезала тварь с похожими на когти ножницами вместо рук. Человек упал, фонтанируя кровью из искалеченного обрубка, и, к его счастью, потерял сознание прежде, чем ослабший бог смог довершить начатое.

Двуручный меч Сэра Томаса отрубил переднюю правую конечность четырёхногого чудовища, имевшего форму черепахи, и оно неуклюже завалилось в бок, пока Томас миновал его. Перенаправив свою инерцию, он повернулся направо, и отрубил руку ещё одной твари прежде, чем выскочившие из засады чудовища успели отреагировать. Двигаясь по траектории почти случайного безумия, рыцарь танцевал среди своих врагов со смертоносной грацией, отражавшей либо хаотичный гений, либо чёрствое безразличие к собственной жизни. Он нигде не останавливался, находясь в постоянном движении, используя тела своих врагов, чтобы менять направление и инерцию так, что это противоречило его весу и предыдущим движениям.

Увы, его беспорядочный танец также не позволял ему нанести серьёзный урон кому-либо из его противников, разве что время от времени срубать руку или ногу, когда его удары случайно попадали по слабым точкам. Однако его цель была отнюдь не случайной, его танец вертящегося дервиша достаточно долго сбивал врага с толку, чтобы позволить его оставшимся людям организоваться, собравшись в две группы — из двух и трёх человек.

— Двигайтесь вправо! — крикнул Сэр Томас. — Зайдите тому, высокому, с боков, защищая друг другу спины.

Солдаты, хоть и будучи менее опытными, хорошо знали, как слушаться приказов и координироваться. Они быстро отреагировали, повинуясь, в то время как Томас изводил врагов слева. «Высокий», о котором он говорил, был особенно тонконогим, похожим на аиста раптором с рвущими лапами вместо передних конечностей. Смятение их первого контакта оставило его подальше от остальных, и люди смогли обойти его с обоих сторон. Двое из пятерых попеременно били его с каждой из сторон, заставляя тварь играть в безнадёжную игру, в то время как трое остальных силились не позволить ближайшим союзникам чудовища прийти на помощь.

По мере продолжения его отчаянного метания, удача в конце концов отвернулась от Томаса. Отскочив от тяжёлого, похожего на ствол дерева тела одного из чудовищ ближе к центру, он остановился, когда вместо пустоты врезался в объёмное тело странной черепахи, которую он ударил первой. Остановка движения возымела плачевные последствия.

Отреагировав с не ожидавшейся от черепахи скоростью, тварь, в которую он врезался, куснула Томаса своими огромными челюстями. Действуя на чистом инстинкте, рыцарь поднял вверх свой двуручный меч, чтобы защититься, и в итоге нанизал тварь на него — меч прошёл через раскрытую пасть, воткнувшись через заднюю часть нёба в голову. Ослабленному богу этот удар нанёс мало повреждений, но меч Томаса оказался полностью обездвижен.

Рыцарь и черепаха на долгую секунду застыли в патовой ситуации, где он удерживал мощную голову подальше от себя с помощью длинного клинка своего оружия. Вместо того, чтобы отпустить рукоять, Томас выбрал единственный оставшийся вариант, произнеся слово, которое заставляло сработать пламя солнечного меча. Огонь вырвался у существа из пасти. Защищённый своей бронёй, Томас ощутил лишь мимолётный жар, и был ослеплён светом. Черепахоподобному чудовищу повезло меньше. Оказавшись удивительно горючим, оно заполыхало внутри и снаружи, и что-то ещё глубже внутри странной твари взорвалось.

Тут Томас потерял хватку на своём мече, когда его отбросило назад через весь двор. Врагов также раскидало в разных направлениях. Пятеро сопровождавших его солдат закончили обезвреживать раптора, но один из них был серьёзно ранен в схватке. Остальных четверых раскидало как кукол, когда взорвалась черепахо-тварь. Вокруг них засвистели стрелы, когда стрелки на стенах прицелились, помогая своим чудовищным союзникам.

Ситуация обернулась мрачной для солдат Томаса, и их лидер никак не мог прийти в себя вовремя, чтобы помочь им.

Ударившись сверху гулкий порыв ветра провозгласил прибытие массивного, похожего на дракона существа. На его спине находилось множество более мелких существ, ужасных и чудовищных своими очертаниями и формами. Они имели не менее чужеродную внешность, чем ослабленные бого-семена, с которыми сражались Томас и его люди.

Прибыли Крайтэки.

Глава 39

Двор Замка Камерон утонул в анархии, когда существа, не поддающиеся вменяемому описанию, сошлись в битве. Массивный летающий дракон умер первым, когда один из бого-семян вспорол ему горло. В отличие от павших тёмных богов, Крайтэки оставались живыми существами, они не могли выжить после тех же фатальных ран, какие выдерживали их враги.

Однако они были более многочисленными, и некоторые из них могли пользоваться магией. Линии силы зазмеились в воздухе, оплетая некоторых бого-семян, сковывая или замедляя их, и обжигая их кожу магией.

Томас встал на ноги, но слух его куда-то запропастился. Крича на четверых всё ещё способных двигаться людей, он указал в направлении арки, которая должна была привести их к цели:

— Вставайте, и начинайте бежать! — приказал он. Томас мог лишь надеяться, что их слух всё ещё был в порядке. Собственный голос отдавался в его ушах лишь приглушённым рокотом.

Пока его люди поспешно выполняли приказ, Томас оглядел двор в поисках своего меча. «Будь я проклят, если я проведу остаток этого дня, сражаясь без него». Меч он не нашёл, но зато заметил, вроде бы, голову взорвавшейся твари. Пойдя на рассчитанный риск, он побежал к ней, на ходу уклоняясь ещё от двух чудовищ. Существа, похоже, сейчас больше интересовались друг другом, и поскольку он едва мог отличить причудливыхдрузей от многоногих врагов, Томас ответил им взаимностью, игнорируя их.

Удача не отвернулась от него, когда он нашёл свой меч всё ещё застрявшим в горящей голове черепахо-твари. Прижав её закованным в броню сапогом, он высвободил клинок, и направился в том направлении, куда уже бежали его солдаты. Он выругался, когда увидел, как один из них пал прямо перед ним — между его лопатками торчал арбалетный болт.

Подняв взгляд, чтобы найти стрелявшего, Томас с радостью увидел, как один из людей Джорджа отправил стрелка лететь вниз со стены. Сжимая в руке меч, он побежал дальше.

* * *

Дверь казарм вылетела внутрь, когда один из людей Харолда во второй раз врезал по ней тяжёлой палицей. Открывшаяся им картина была необычной, учитывая то, что это были их собственные казармы. Будь замок в их руках, Харолд ожидал бы найти людей отдыхающими, чистящими броню, или просто болтающими, но вместо этого там будто творился эпизод вакханалии.

Большинство мужчин внутри были голыми, обнажая грудь и руки, покрытые странными татуировками, наиболее заметной из которых был пылающий чёрный кинжал, определявший их как Шаддос Крис. Некоторые из находившихся внутри людей были женщинами, какие-то — с татуировками, какие-то — без. Все они без исключения также были голыми, и хотя некоторые из убийц просто натирали друг друга маслом, остальные бесстыдно занимались более эротическими действиями.

На миг все застыли, пока убийцы пялились на вошедших.

Открыв забрало, Харолд зло осклабился:

— Я же вроде сказал вам, ублюдки, чтобы вы тут прибрались! — сказал он, будто обращаясь к своим собственным людям в обычный день.

Один из находившихся к нему ближе всего людей раскрыл рот в замешательстве:

— Э? — послышалось междометие, едва успевшее покинуть его отвисшую челюсть, когда голова скатилась в его плеч. Меч Харолда забрызгал стену кровью, когда он резко вернул его в исходное положение, а тело безголового убийцы осело, заливая алой жидкостью матрас и пол.

— Ты только посмотри, как ты насвинячил! — с деланным изумлением воскликнул Харолд. — Ты мне весь пол кровью залил, — посетовал он. Указав кончиком меча на остальных, Харолд перестал улыбаться: — А вам придётся всё это убирать.

Началось столпотворение, когда обитатели казарм поспешили взять оружие, чтобы встретить им нападавших. Кинжалы и мечи появлялись из-под матрасов и из ящиков, но их общее состояние неготовности поставило большинство из них в фатальное невыгодное положение. Харолд и его солдаты бросились вперёд, рубя и рассекая. Мужчины и женщины умирали, а кровь текла так густо, что образовала в большой комнате русла и ручейки.

Один из сопровождавших Харолда солдат, мужчина по имени Кла́рэнс, с отвращением заявил:

— Проклятье! Это была моя кровать, — сказал он. Солдат был из числа беженцев из самого Камерона, а одна из женщин теперь лежала располовиненной на его старой койке.

Бой уже почти закончился, из сорока с лишним Шаддос Крис живыми в комнате осталось лишь двое. Они уклонялись и ныряли между рамами кроватей, пытаясь избежать солдат Харолда, но не могли сравниться с ними в скорости. Исход был неизбежен. Донёсшийся снаружи громкий взрыв привлёк внимание Харолда.

— Это что было? — спросил светловолосый рыцарь, но ни у кого из остальных не было никаких мыслей по этому поводу. — Заканчивайте здесь, а потом пройдитесь по коридору и кухням, там могут быть ещё, — поспешно приказал он. — Я пойду проверю снаружи. Потом найду вас.

С этим он их покинул, и побежал к главному залу, где был наиболее близко расположенный выход во двор. По пути он встретил ещё несколько сбитых с толку врагов. Слова тратить на них он не стал, и потратил на них ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы оставить их мёртвыми.

— А ты ещё кто такой? — спросил голос со странным акцентом, донёсшийся справа, когда Харолд вылетел через дверь в парадный зал. Повернувшись, Харолд заметил приближавшегося к нему причудливого паука размером с маленькую лошадь.

Что-то в уверенности его движений забеспокоило Харолда. Существо совсем не было взволновано внезапным появлением Рыцаря Камня в стенах замка. Одержимый дурным предчувствием, светловолосый воин опустил забрало, чтобы сделать свою защиту более полной.

— Скорее, — добродушно ответил он, — следует спросить: а ты ещё что за хрень?

— Я — Чэ́л'стратэк. Тебе я должен быть известен как Ужас Ночи, один из тех, кого твой народ зовёт Тёмными Богами. В последнее время я опустился до главного помощника Мал'гороса, хотя это и не твоё дело, человек, — ответил странный арахнид.

Тело Харолда расслабилось, когда он приготовился действовать. Его взгляд прочесал зал, отмечая расстояния и небольшое количество тяжёлых предметов мебели.

— Ты слишком себе льстишь, полагая, что твоё имя известно мне, или кому-то из моего народа, — сказал он, упрекая бога. — Если у меня и были кошмары в ночи, то не из-за страха перед тобой. Как и все тебе подобные, ты уже забыт. Твоё имя больше не имеет значения.

Жестокий разряд злой силы ударил в то место, где стоял Харолд, но рыцарь уже пришёл в движение. Отскочив в сторону лишь на несколько футов, Харолд сменил направление, чтобы избежать второй атаки, которая последовала через долю секунды после первой.

С каждым шагом он приближался к своему противнику, наблюдая за взмахами его передних лап, предвещавшими каждый мощный разряд энергии. Он почти достиг Чэл'стратэка, когда его стопы обнаружили скрытую паутину, покрывавшую пол под ним.

— Глупец, — радостно замурлыкал Тёмный Бог. — Ты действительно думал, что меня так просто одолеть?

Сделав нижний взмах своим двуручным мечом, Харолд почти задел ближайшую ногу Чэл'стратэка, заставив гигантского арахнида отскочить назад. Однако взмах был лишь уловкой, и когда меч достиг пола, рыцарь выпустил зачарованное пламя, прожигая заклинательное плетение Ши'Хар, удерживавшее его ноги на месте. Рывком высвободив стопы и прыгнув в сторону на целых десять футов, он едва избежал следующего удара силы своего врага.

Харолд хорошо понимал, что потерял инициативу, и что против превосходящего по силе врага это было фактически смертным приговором. Попытка вернуть инициативу нападением почти гарантированно была обречена на провал, но у него всё ещё был другой вариант. Доносившаяся из-за главных дверей какофония достигла нового уровня безумия. Что, вероятно, означало прибытие Крайтэков — либо так, либо их атака уже была обречена.

Метнувшись в сторону, он использовал свой меч, чтобы обрушить высокую мраморную статую, одну из немногих, что Графиня добавила за прошедшие годы. Сперва казалось, что этим он пытался ранить своего противника, но истинной его целью было отвлечь внимание. За время, которое ему дал падающий камень, он внезапно сменил направление, и побежал к главным дверям. Широко распахнув их, он выскочил наружу, и перед ним открылась сцена из горячечного бреда сумасшедшего.

Ужасный луч злой силы ударил из двери позади него. Он едва не попал по Харолду, обрушившись на одно из гротескных чудищ, бившихся во дворе. Половина тела твари распалась с яркой вспышкой, оставившей после себя лишь обожжённую плоть и таинственную жижу. Сэр Харолд не мог знать, кто был ранен — враг или друг.

Наполнив свои лёгкие воздухом, Харолд заорал предупреждение для всех, кого это касалось:

— По-моему, я нашёл одного покрупнее! — прокричал он, и был вынужден метнуться в сторону, чтобы уйти от дверного проёма и избежать новой магической атаки. Головы и головоподобные конечности повернулись, чтобы отследить нового участника битвы — кто-то видел появление Чэл'стратэка с радостью, а другие — с гораздо меньшим энтузиазмом.

Главные ворота были широкими, и остальные усиленные богом воины Ариадны потоком валили внутрь. Они вывели беспорядок на новый уровень, но бой обернулся против ограниченных в численности ослабших Тёмных Богов. Или так могло показаться до прибытия Чэл'стратэка.

Гигантский арахнид вышел под солнечный свет с видом слишком уж человеческой радости. Ноги его поднялись, и заклинательные плетение с молниеносной быстротой сорвались с них, попадая по Крайтэкам и людям. Слуги Ши'Хар пытались защищаться, но сразу стало ясно, что новый противник обладал гораздо большей силой, чем кто-либо из них ожидал.

Люди и чудовища гибли, плавясь и крича.

«Да что же за хрень я нашёл?» — внезапно заволновался Харолд.

Теперь, оказавшись на открытом воздухе, Чэл'стратэк отбросил осторожность и тонкость, выпустив веер силы, ударившей по всему на широкой области в тридцати ярдах перед ним. Атака была слишком широкой, чтобы её можно было избежать, и все, кто попал под неё, усохли и расплавились.

Кроме Харолда.

Не будучи способным уклониться от такой масштабной атаки, Рыцарь сумел лишь прикрыть забрало ладонью, надеясь на то, что броня спасёт его. Когда свет угас, он обнаружил, что цел и невредим. Перед ним стоял Карэнт, некогда известный как Справедливый.

— Человек, я думаю, что ты нашёл добычу, которую не в силах проглотить, — странным голосом сказал он.

Харолд кивнул:

— Ты хотел сказать «этот кусок мне не по зубам», — поправил он. Оглядевшись, он осознал, что всё на тридцать ярдов вокруг распалось в прах — люди, чудища, даже сама земля.

Ещё один иссушающий удар обрушился на них, и Карэнт снова поднял ладонь, заставив разрушительную силу обогнуть их:

— Как ты и сказал, Сэр Харолд.

— Ты вроде справляешься, — с надеждой сказал рыцарь.

— К сожалению, твоё мнение ошибочно. Твой взгляд не может тебе этого сказать, но я обладаю лишь четвертью той силы, какая была у меня прежде, в то время как находящееся перед нами существо имеет по крайней мере в два раза больше того объёма эйсара, какой был у меня во время моего расцвета, — проинформировал его Сияющий Бог.

— С дробями я никогда особо не дружил, — сказал Харолд, медленно пятясь вместе со своим новым защитником. — Не мог бы ты упростить для меня.

— Это значит, что Чэл'стратэк примерно в восемь раз сильнее, — ответил Карэнт. — Это значит, что мы не можем победить.

— Пора отступать?

— Это также невозможно. Наш противник контролирует поле боя более чем одним способом. Атаки, которые ты видишь — лишь часть того, что сейчас происходит, — сообщил Карэнт. Ещё один удар силы обрушился, и был отклонён, но Харолд видел, что защита Карэнта с каждым разом сужалась.

— Если мы не можем победить, то зачем ты мне помог?

— Случайность, — признался Карэнт. — Совсем недавно я сидел на одном из транспортных существ Крайтэков. Чэл'стратэк уничтожил его, и, прежде чем я успел прийти в себя, я оказался рядом с тобой во дворе замка.

Харолд был готов к смерти, когда шёл в атаку, но теперь, когда смерть смотрела ему в лицо, он обнаружил, что ему трудно смириться с ней. «Прости, Лизэтт. Судьба обернулась против нас», — молча подумал он, жалея, что не может ещё разок увидеться с женой. «Какая бессмысленная смерть».

Его мысли оборвались, когда он увидел Пенни, вышедшую из главного зала прямо позади Чэл'стратэка. Меч её был обнажён, и на лице её было решительное выражение, когда она приготовилась напасть на паука сзади. Она никак не могла знать, что её противник был слишком могуч для неё.

Глаза Харолда расширились под забралом его шлема, и его рот раскрылся, чтобы выкрикнуть предостережение, которое безнадёжно опоздает. Стоявший перед ним Тёмный Бог уже знал о приближавшейся сзади женщине. Он намеренно игнорировал её, наслаждаясь предвкушением её ужаса, когда её неожиданная атака обернётся прыжком в объятия смерти.

Бесполезно закричав, Харолд увидел, как Пенни прыгнула вперёд, сверкнув мечом в атаке. Тут Чэл'стратэк улыбнулся, и, повернувшись, нанёс ещё один стремительный удар. Мир взорвался светом и звуком. Харолд и Карэнт оба обнаружили, что их швырнуло на колени, когда земля сотряслась. Ощущение было таким, будто на них всех обрушилась гора.

Оглушённые, они оказались в коричневом облаке пыли и земли, пока не поднялся внезапный ветер, развеявший удушающий мусор. Нечеловеческий бог будто был отброшен гигантской рукой к одной из сторон двора, а в двадцатифутовом кратере стояла фигура в броне, носившей узнаваемый герб Мордэкая Иллэниэла.

Глава 40

Полёт без использования моих зачарованных камней оказался бодрящим переживанием. Хотя броня по большей части защищала меня от ударов воздуха, ощущение бьющего в лицо ветра значительно усиливало ощущение скорости. С тех пор, как я переродился в немёртвое чудовище, это было моим первым воистину приятным действием, помимо совершённой мною недавно длинной череды убийств. Полёт имел явное преимущество того факта, что доставлял удовольствие без примеси вины. Мой внутренний наблюдатель не мог найти никакого повода для жалоб.

Через некоторое время я привык к ветру, и ощущение стало таким, будто я уже лечу не так быстро, поэтому я поднажал. Мир медленно тёк внизу, и хотя я знал, что это была иллюзия, мне вдруг захотелось побольше. «Ты не можешь умереть. Чего плохого может случиться?»

Сложнее всего во всём этом деле был тот факт, что моя броня вообще-то не была создана для полётов. Чем выше была моя скорость, тем больше проблем создавали её странные аэродинамические свойства. В конце концов я просто создал вокруг себя импровизированный щит, придав ему форму своей волей, что позволило мне гораздо проще управлять своими высотой и направлением.

Мои первые попытки несколько раз едва не вогнали меня в землю, и однажды я уничтожил высокую сосну, бесконтрольно кувыркаясь в воздухе. В конце я каким-то образом вернул себе равновесие, и взмыл вверх, едва не задев вершину каменистого холма.

Несколько часов спустя я наловчился, и чувствовал себя комфортно, используя свой новый метод. «Живым волшебникам такого никогда не испытать. Попробуй я такое, пока был жив, и я уже дюжину раз убился бы». Я парил, я летел, и мои земные проблемы больше не казались настолько тяжёлыми.

Луна взошла, и была почти полной, озаряя призрачным светом земли подо мной — раньше мне редко выпадала возможность оценить такую красоту. Хотя свет мне не нужен был, я обнаружил, что благодарен своей лунной спутнице. Она всегда была рядом, прямо у меня за плечом, подобно другу, наслаждающемуся ночным ландшафтом вместе со мной.

Я пролетел над южным отрогом Элентирских Гор незадолго перед рассветом, что удивило меня. Я летел быстрее, чем когда-либо прежде. «Если так пойдёт дальше, то я скоро будут в Замке Камерон». Это привело меня к возможности снова встретиться с Пенни, чего я теперь ожидал с нетерпением. Я хотел её, но пытался держать эту мысль ниже сознательного уровня, чтобы мой внутренний наблюдатель не стал снова меня доставать.

Поляну, на которой стоял Замок Камерон, я заметил за многие мили до того, как достиг её. Утреннее солнце зажгло верхушки деревьев золотым светом, в то время как нижние ветки всё ещё были укутаны тенью. Небо было чистым, без облаков и дымки, в совокупности с моей высотой давая мне обзор, которому могли бы позавидовать даже орлы.

Расстояние было настолько большим, что даже мой магический взор не мог отыскать то, что видели мои физические глаза — это значило, что сам замок был более чем в миле или двух от меня. Я был так одержим скоростью и ветром, что не мог быть уверен. Воздух был таким чистым, что мой обзор горизонта наверняка включал сотни миль, из-за чего оценка расстояния до чего-то настолько близкого была затруднительной. Замок мог быть в пяти, десяти или пятнадцати милях. Я не мог и гадать, в скольких именно.

Наконец мне пришло в голову усилить своё физическое зрение. Я делал нечто подобное, пока ещё был жив, используя свой эйсар, чтобы слегка изменить форму глаз, чтобы получше видеть на расстоянии, но когда я попробовал сделать это сейчас, результат был совершенно неадекватным. Зрение улучшилось, но я хотел видеть дальше. Наконец я остановился на том, чтобы создать в воздухе перед собой щит другого рода. Этот я оставил эфемерным, чтобы он не влиял на ветер, и не нарушал мой полёт, а затем я начал менять его оптические свойства.

Я давно научился менять цвет и прозрачность щита. В прошлом Уолтэр также помог мне улучшить мои иллюзии, научив меня менять то, как щит отклонял проходящий через него свет. Несколько минут экспериментов, и я создал что-то вроде линзы, которая значительно улучшала мой обзор. «А-ах, астрономы были бы без ума от этого», — подумал я.

Сфокусировав линзу на приближающемся замке, я смог разглядеть невероятное количество подробностей. Теперь я видел маленькие облачка пыли, поднимавшиеся во дворе. Маленькие, размером с муравьёв люди бегали по гребням стен. Происходило что-то волнующее. «Они начали драться без меня!» — беззвучно засмеялся я.

Я увидел одного из массивных драконоподобных летающих существ, созданных Тэнником, оно парило над замком. «Они, наверное, готовятся помочь». Вспышка света — и большое существо исчезло, а остальные попадали с воздуха. «А вот это наверняка плохо».

Расширив свой обзор, я стал искать источник атаки. Та пришла с земли. Я поднажал ещё, чтобы лететь быстрее, и усилил зрение ещё больше, хотя мне трудно было поддерживать линзу достаточно устойчивой, чтобы сохранять фокус. «Вон Харолд, а с ним Карэнт», — заметил я. Они стояли лицом к чем-то странному, какому-то большому пауку. Он молотил по ними странными ударами энергии. Я был слишком далеко, чтобы «пощупать» его своим магическим взором, так что я не мог догадаться, насколько он силён, или какого типа атаку он использовал.

Однако для Харолда дела выглядели плохо, Карэнт медленно пятился, и всё остальное во дворе было уничтожено.

А потом я увидел Пенелопу.

«Бля».

Времени у меня больше не оставалось. Я поднажал… сильнее, а потом ещё сильнее. Моя скорость превысила пределы нормальной измеримости. Где-то в подсознании я лениво подумал о том, чтобы когда-нибудь повторить этот эксперимент, используя метки, чтобы я мог вычислить скорость. Забавно, чем разум занимается в критические моменты.

Оболочка вокруг моего тела нагрелась от обжигающего давления ветра, и я осознал, что приземление моё будет отнюдь не мягким. Я просто никак не мог надеяться внезапно преодолеть набранную мной инерцию. Я улыбнулся в ответ на эту мысль, и вместо этого влил силу в окружавший меня щит. «Я не могу умереть, и у меня силы на несколько Сэлиоров. Какого чёрта я волнуюсь?». Щит и послужит мне оружием.

Последнюю милю я пролетел за миг, покрыв расстояние так быстро, что пауко-тварь, наверное, даже не имела возможности осознать моё присутствие перед тем, как я нанёс удар. Мир разлетелся на куски.

Сила удара была настолько велика, что хотя мой щит впитал большую её часть, моё тело внутри брони превратилось в студень. Ни один смертный не выжил бы после такого. Изменение скорости от той, с которой я летел, до нуля, было просто слишком большим. Земля вокруг меня превратилась в жидкость от жара и давления, разлетевшись вокруг, скрывая мир от нормального взора.

Пенни была в воздухе, когда я врезался в Тёмного Бога. Я думал, что сумел окружить её щитом перед столкновением, но волновался о том, что могла с ней сделать ударная волна. Теперь мой магический взор нашёл её, осевшей у одной из внешних стен. «Она жива и в сознании». Я видел, как она силилась встать, сбитая с толку поднявшейся пылью.

Существо, находившееся между мной и дном моего нового кратера, было раздроблено и расщеплено. Куски его тела и ног полетели во все стороны, но оно не погибло. Большая его часть отправилась в полёт по вектору, противоположному углу, под которым я приземлился. Теперь, когда я оказался ближе, я ощутил обширность его эйсара.

«Это не «семя». Этой твари Мал'горос оставил кучу силы», — сделал наблюдение я. По грубой прикидке, там было эйсара почти на два Сэлиора. У меня было больше, но справиться с ним всё равно будет непросто. Его тело стало восстанавливаться ещё в полёте после разрушительного столкновения. Оно ударилось об одну из стен двора, повредив камни и снова раздробив себе тело. От этой раны оно оправилось ещё быстрее.

В воздухе было так много грязи и пепла, что он полностью блокировал зрение. «Для дыхания он, наверное, тоже не очень полезен». Харолд и Пенни были полностью в пределах облака. Слово и мысль создали широкий, свежий ветер, очистивший воздух.

Встав на ноги, я оглядел открывшуюся мне сцену. Двор теперь был по большей части пуст, а земля, прежде представлявшая собой утоптанную грязь и траву, теперь состояла из почерневшей почвы и, как я подозревал, почти готового стекла. Мой кратер здесь определённо не вписывался.

— Ты вообще знаешь, как трудно было заставить траву расти здесь? — сказал я, проецируя свой голос в направлении большого арахнида. — Со всем тем движением и повозками… это было почти невозможно, — закончил я, отвечая на свой собственный вопрос.

Появился и исчез внезапный импульс эйсара. Существо пристально изучало меня, и я подозревал, что оно только что послало какой-то сигнал.

— Просишь о помощи? — спросил я вслух. — Позаботься о том, чтобы тот, кого ты зовёшь, имел глубокие карманы. Замена всей этой земли, утрамбовка почвы и повторное высаживание травы — это всё влетит в копеечку.

— Большую часть повреждений нанёс ты сам, — ответило странное существо тоном, который казался слишком культурным, чтобы доноситься от твари, выглядящий так, будто ей следует прятаться под мебелью… если бы существовала настолько большая мебель.

— Это едва ли имеет значение в данном вопросе. Ты находился здесь без всякого на то права, и этот ущерб стал результатом моих попыток защитить свой дом и собственность. Поэтому ты отвечаешь за любые случившиеся здесь потери, — парировал я. Если оно, чем бы оно ни было, готово было обсуждать юридические тонкости, то я был не против. Прожив не один год в качестве графа, я стал даже слишком знаком с соответствующей терминологией. Я обнаружил, что сложившаяся ситуация вызывает у меня улыбку.

«Упрямцы любят спорить, а боги — самые упрямые из всех упрямцев».

Со стороны моего нового противника послышался смех:

— Человеческий закон нас не касается.

— Кого это — «нас»?

— Мы — не люди, — сказал странный бог.

Его готовность к разговору сказала мне всё, что было нужно знать. Паук оценил нашу относительную силу, и был уверен, что я значительно превосходил его в классе, несмотря на сложность правильной оценки меня сквозь броню. Единственная причина, по которой он вынужден был продолжать бессмысленную дискуссию, заключалась в том, чтобы выиграть время. «Моё время почти на исходе», — печально подумал я, — «но кончится оно не так, как ты желаешь».

— Назови мне своё имя, перед тем, как я предъявлю на тебя свои права, — вызвал его я.

— Чэл'стратэк, — ответил он слегка обидчивым тоном, — Ужас Ночи — у вас уже что, никого не учат так, как полагается? Я думал, что уж ты-то хотя бы должен был что-то знать.

Это имя заставило цепочку воспоминаний лошти промелькнуть у меня в голове, но я предпочёл прикинуться невеждой. Чэл'стратэк имел тщеславную жилку, из-за чего мне было проще подтолкнуть его к нужным мне действиям:

— Я не утруждаю себя слежением за каждым мелким божком, оставшимся после давно забытой расы, — подначил его я. — Важно то, что твоя природа не имеет значения перед лицом закона.

— Я отвечаю перед кое-кем более могучим, и потому ваш закон надо мной не властен, — невозмутимо возразил он.

«Ему определённо нужно время».

— Хорошо, — начал я, — если ты утверждаешь, что могущество даёт право, тогда тебе должно быть ясно видно, что я, после трудной схватки, смогу принудить тебя соблюдать мои права. Тебе следует покориться моем закону, и не утруждать более нас обоих.

Чэл'стратэк выпрямился:

— Я отвечаю лишь перед Мал'горосом, а его сила гораздо ярче твоей. Я не сдамся без боя.

Я улыбнулся:

— Тогда окажи мне услугу, и я, возможно, поступлю с тобой более милосердно, когда одержу над тобой верх. Давай перенесём наш бой в открытое поле, подальше от моих собственности и крепостных, чтобы не наносить более никакого ненужного ущерба.

— Определённо, — ответил он.

«Он решил, что достаточно тянул время. Наш бой не окончится, пока не явится его Повелитель». Я сделал мысленные подсчёты, хотя лучше было бы назвать это прикидкой. Моя прикидка мне не понравилась, но придётся довольствоваться тем, что есть:

— Иди на открытое поле, в полумиле отсюда, в направлении к реке. Я отдам приказания своим слугам, и вскорости присоединюсь к тебе.

Я чувствовал, как удовлетворение Чэл'стратэка сияет подобно солнцу. Я дал ему ещё больше времени. Он может выиграть его достаточно, чтобы не пришлось долго со мной драться. Он не хотел, чтобы я возил его мордой по грязи перед прибытием Мал'гороса. Встав на длинные ноги, он отрастил странные конечности как у летучей мыши, и улетел прочь.

— Пять минут, — сказал он, убывая.

Не теряя времени, я направился прямо к Пенни. Харолд и Карэнт встретили меня на полпути, и я начал на ходу отдавать приказы:

— Вам нужно собрать здесь всех как можно скорее, — сказал я им. — Насколько далеко отсюда ваши люди? — спросил я, внутренне вздрогнув, когда осознал, что произнёс «ваши». Они больше не были моими.

— Почти все уже здесь, — сказал Харолд, инстинктивно реагируя на мою властность, — кроме Королевы.

Это было для меня новостью:

— Ты имеешь ввиду Ариадну?

Он кивнул.

— Тогда тебе надо быстро забрать её. Собери её и столько народу, сколько сможешь. У вас есть в лучшем случае от десяти до пятнадцати минут, возможно — меньше, — сказал я ему.

Молодой рыцарь побледнел в ответ на это предостережение:

— У меня столько времени уйдёт только на то, чтобы добраться до них, и ещё больше — чтобы убедить их, и привести обратно.

Я бросил взгляд на Карэнта, и тот покорно наклонил голову в ответ на мой невысказанный приказ. Раздувшись в размерах, он отрастил крылья, и мягко поднял удивлённого Харолда одной рукой.

— Поспеши, — сказал я ему.

Тут я дошёл до Пенни. Она уже встала на ноги, хотя выглядела довольно неуверенной. В её взгляде было выражение, которого я не видел в прошлый раз. «Поражение? Вина?». Мои мысли ходили кругами, не в силах ясно прочитать её, но откуда-то из глубины пришла иная мысль: «Стыд».

Игнорируя странное озарение своего более слабого «я», я уверенно обратился к ней так, как повелитель говорит со своими слугами:

— Времени мало. Карэнт скоро вернётся со всеми, кого сможет унести. Бери своих детей, королеву, и всех, кого ещё захочешь, и ищите укрытия. Сейчас безопасным для вас будет только одно место.

Она опустила взгляд:

— Конечно, я спасу наших детей.

— Кто-нибудь из волшебников с тобой?

— Прэйсианы. Уолтэр уже внутри, в управляющей комнате, — тихо сказала она.

— Хорошо. Как только они будут в пределах стен, пусть он включит защиту. Против Мал'гороса она долго не продержится, но может дать вам достаточно времени, чтобы увести их в твои покои, — твёрдо сказал я.

— Ты не пойдёшь с нами… Мордэкай? — сказала она сперва осторожно, а потом чуть ли не в слезах, когда повторила моё имя: — …Морт?

Мои эмоции подняли во мне ураган ярости. Скорбь, потеря, гнев и предательство разрывали меня изнутри. Оправданно или нет, она меня уже отвергла в прошлом — я с этим смирился. На её месте я сделал бы то же самое, или, по крайней мере, я заставил себя так считать. Нынешний её намёк на приятие грозил меня погубить.

Скрепя сердце, я ясно ответил:

— Меня зовут Брэскус. Человек, которого ты знала — его больше нет. Если ты хочешь почтить его память — делай то, что я говорю, и ничего больше.

Её глаза сверкали, наполняясь слезами, но она не заплакала. Моя Пенни была сильной женщиной.

— Морт, Дориан… — у неё сдавило горло прежде, чем она смогла закончить.

— Я уже знаю, — холодно сказал я. — Они заплатят за это столько, сколько я смогу у них выбить, но этого будет недостаточно.

— У тебя есть план? — спросила она с забрезжившей в голосе надеждой. Его звучание было для меня жестокой пыткой.

— Нет. Я буду сражаться, и проиграю. Всё, что я могу вам дать — это отсрочка. Прячьтесь, и, быть может, вы с детьми выживете. Там, где есть жизнь, есть надежда, — просто сказал я ей.

— Есть надежда, если ты с нами, — заявила она, раскрывая своё желание.

— Я уже мёртв, — сказал я, отворачиваясь, и был рад, что шлем скрывал моё лицо. Я не мог плакать, но выражение моего лица лишь ещё больше ранило бы её. Моё лицо и мой голос были диаметрально противоположны друг другу.

Несколько летающих громадин уже прибыли. Карэнт оказался быстрее, чем я ожидал. С ним был Гарэс Гэйлин — он нёс столько людей, сколько мог. Дорон и Миллисэнт увеличились в размерах, и летели вместе с ними, неся ещё людей. Однако наиболее впечатляющим был транспортный зверь Крайтэков. Почти в два раза крупнее Гарэса, он был создан для переносок. Его широкая спина была гладкой, за исключением различных гребней и выступов, которые позволяли телам самой разной формы прочно держаться. Сейчас в него вцепилось более сорока человек.

Среди них я заметил Питэра Такера. Они с его сестрой, Лилли, помогали сгружать вниз близнецов. Те были живы, но без сознания. Я сразу же пошёл к нему, проверяя на ходу, что сердца детей бились уверенно. «Они поправятся».

Моё время почти вышло.

— Питэр, — громко позвал я.

Он вздрогнул, услышав знакомый голос. Я не пытался исказить его, как делал это прежде.

— Да? — неуверенно ответил он.

Я указал на стоявшего рядом с ним человека, и тот взял Мэттью у Питэра из рук. Затем я махнул Питэру рукой, чтобы он следовал за мной. Отойдя, я начал быстро говорить:

— Помнишь тот кинжал, который ты носишь с собой, Питэр?

Он побледнел лицом. До того, как он поступил ко мне на службу, годы назад, я нечаянно убил его деда. Это была случайность, но он тогда был очень зол. Он даже украл один из самых первых моих зачарованных ножей — кухонный нож, брошенный и забытый, или, по крайней мере, так он думал. В какой-то момент он узнал, что потребуется зачарованный клинок, чтобы пробить щиты, которыми я всё время себя окружал.

Я знал, что он уже давно оставил желание убить меня. Питэр был хорошим человеком. За прошедшие годы, работая рядом с нами, он каким-то образом стал частью нашей семьи. Теперь, когда Дориана не стало, я лишь немногим людям доверял больше, чем ему. Но он всё ещё носил с собой нож. Тот был с ним каждый день. Признак его изначальных намерений — я знал, что со временем он обрёл для Питэра символическое значение. Он ценил этот кинжал. Кинжал представлял собой его компромисс, и узы долга, которые теперь связывали его с моей семьёй.

— У меня есть нож, да, милорд, — ответил он по привычке, возвращаясь к своей старой манере обращения ко мне.

— Я знаю значение этого ножа, Питэр. Всегда знал. Я знаю, почему ты носил его, и я понимаю, почему ты его оставил даже после того, как решил им никогда не пользоваться, — серьёзно сказал я.

Расширив глаза, он моргнул… дважды. Ничто не сравнится с тем, как твой работодатель говорит тебе о том, что знал о твоих планах убить его. Однако я не дал ему время найти правильные слова.

Запустив руку в мешочек, я вытащил зелёный камень, который мне дала Лираллианта.

— Дай мне этот нож, — приказал я.

Он молча запустил руку в свой пиджак, и вытащил искомый предмет.

Головка рукояти была простая, круглая, из олова. Используя кончик пальца и толику чистой воли, я сделал вмятину на кончике, и приложил к ней зелёный камень. Быстро созданное заклинание закрепило его на месте. Оно не продержится больше нескольких недель, но, с другой стороны, это и не требовалось.

— Я теперь бессмертен, Питэр. Магия, которая поддерживает меня, будет сохранять меня вечно, если только меня не развоплотить. Это — заклинательное плетение, и обычно лишь один из древних Ши'Хар смог бы его развеять, но этот камешек был создан в качестве слабого звена.

— Что вы хотите сказать? — спросил он.

— Есть вещи похуже смерти, Питэр, и я — одна из них. Скоро здесь будет Мал'горос, но тебя здесь не будет. Подожди двадцать минут после того, как уйдёшь, а потом используй свой кинжал, чтобы разбить камень о любую твёрдую поверхность, — объяснил я.

— Я не понимаю.

— Мордэкай всё ещё здесь, в ловушке, — указал я на свою грудь. — Пока заклинательное плетение не будет разрушено, он никогда не найдёт покоя. Иди с ними, живи. Я здесь сделаю всё, что смогу, но я не одержу победу, и я могу лишь вообразить, что Мал'горос сделает со мной, когда я окажусь полностью в его воле.

— Это убьёт вас? — заикаясь произнёс он.

Я кивнул.

— Я не могу, — возразил он.

— Тебе придётся, Питэр. Ты — единственный, кто может это сделать. Ты — единственный, кто на самом деле заслуживает это право. После всех этих лет, если ты не можешь убить меня из мести, то сделай это ради человека, которому ты когда-то служил, — сказал я ему.

— Но вы умрёте!

— Брэксус умрёт, Питэр. Ты же освободишь Мордэкая Иллэниэла. Уж хотя бы это ты ему задолжал. Позволь ему упокоиться с миром, — сказал я. Я достаточно промедлил. Моё время было на исходе. Произнеся слово, я использовал заклинание, чтобы поднять ветер, отталкивая Питэра, и поднимая себя вверх.

— Я не сделаю этого! — крикнул он наперекор ветру.

— Сделаешь, — сказал я, позаботившись о том, чтобы мои слова были слышны сквозь рёв ветра. — Если мы снова встретимся, я убью тебя, — добавил я, и, оттолкнувшись ветром от земли, взмыл в небо. Большинство людей внизу уже бежали к донжону. Я надеялся, что они доберутся до безопасного места, но я сделал всё, что мог.

Летя наперегонки с ветром, я искал взглядом своего противника.

— «Дурость бессмертна», — сказал мой внутренний спутник.

— Сегодня — смертна, — ответил я, и мне было всё равно, сошёл ли я с ума.

Глава 41

Чэл'стратэк ждал меня, как и обещал. Когда я приблизился к нему, я ощутил прилив силы к щиту, который пришёл в действие вокруг Замка Камерон.

— Не доверяешь мне? — спросил чудовищный паук.

— Это просто для верности, чтобы мы ничего случайно не повредили, — ответил я.

— Ты глупец. Мой господин будет здесь в течение нескольких минут, — сказал он, подняв две ноги, и вместе с ними ко мне поползли две извивающиеся линии заклинательных плетений. — Мне нужно лишь удержать тебя здесь достаточно долго, чтобы удовлетворить его.

Я не ответил. Вместо этого я раскрыл руку, и использовал простое заклинание, чтобы послать сжимаемые мной железные сферы в стремительный полёт в сторону паука, но в разных направлениях. Воздух вспыхнул от взрывов, некоторые из которых порвали его заклинательные плетения, а другие пролетели мимо, раздражая моего чудовищного противника. Вытащив из мешочка свой посох, я направил пылающую линию белого огня. Она рассекла его тело, и оставила красную полосу на земле под ним.

Однако повреждения были незначительными. Чтобы победить его, потребуется что-то гораздо большее. Его тело возобновлялось почти мгновенно. Я знал, что смогу выиграть этот бой, имея достаточно времени, но время было роскошью, которой у меня не было.

Снова запустив руку в свои мешочки, я вытащил ещё больше своих железных бомб. Сундук, с которым был связан мешочек, был глубоким, и много лет назад я потратил немало времени, складывая их туда, пока сундук не заполнился. По сравнению с моей нынешней силой они были лишь хилыми вспышками, но я всё равно использовал их.

Чэл'стратэк пришёл в движение, посылая свою силу вовне в виде широких лент. Он хотел не причинить мне вред, а связать меня. Его силы не было достаточно, чтобы победить, если только я не допущу какую-то ошибку, но ему нужно было убедиться в том, что я не смогу сбежать. Я уклонялся от них, и посылал новые железные бомбы в полёт в его сторону. Сосредотачивая свою силу, я танцевал вокруг него подобно безумной птице, мечась туда-сюда, чтобы избежать его силков.

— Почему ты продолжаешь использовать эти жалкие железные штуки? — наконец воскликнул он. — У тебя что, нет чувства собственного достоинства?

— Не знаю, — громко ответил я. — Может, я просто слишком глуп, чтобы знать, когда надо сдаться.

— В твоём безумии есть какая-то закономерность, — крикнул он в ответ. — Я это вижу.

Я полетел прямо на него, и он отскочил назад. Он чувствовал перемену в том, как я держался. Игры окончились. Я внезапно остановился в десяти футах от него.

— Ты прав. Тут, возможно, есть закономерность, — сказал я. Подняв руку, я позволил ему взглянуть на то, что я в ней сжимал.

Чэл'стратэк презрительно усмехнулся:

— Опять побрякушки?

— Я, может, и глупец, — ответил я, — но я могу заметить разницу между алмазом и сталью, — и произнёс командное слово, направив в чары стазиса столько силы, сколько осмеливался.

Эйсар потёк в зачарованные алмазные кубики. Мой метавшийся полёт и бесполезные железные бомбы были простой уловкой, отвлекавшей Чэл'стратэка, пока я готовил свою ловушку. Мой противник мог бы заметить её, будь он внимателен, но его небрежное пренебрежение «побрякушками» стало для него гибельным.

Но даже так, хотя объём, вокруг которого я расположил кубики, был гораздо меньше столицы, в этой области был сосредоточен огромное количество эйсара, принадлежавшего Чэл'стратэку, и он сопротивлялся чарам. Я знал, что уже по одной лишь этой причине моя ловушка не сработает на Мал'горосе. Использовать её против существа с силой Чэл'стратэка тоже было немудро, но в этом случае я достаточно перевешивал его, чтобы быть довольно уверенным в том, что смогу его удержать.

Моя сила наполнила кубики, и её потребовалось гораздо больше, чем я ожидал. После того, как в них ушла как минимум половина моей силы, Тёмный Бог всё ещё продолжал бороться. Он больше не мог двигаться свободно, но всё же двигался, хотя и с очень низкой скоростью. Время в стазисном поле замедлилось, но не остановилось полностью.

Стоя перед ним, я беспокоился о следующей части. Центральный кубик отменял эффект стазиса в пределах небольшого объёма вокруг себя, в этом случае — в области, которая была достаточно велика, чтобы уместить примерно два-три человека. Отдав половину своей силы чарам, я больше не был сильнее своего врага. Подходить к нему достаточно близко, чтобы завершить битву, будет рискованным делом.

Объём Чэл'стратэка был достаточно велик, чтобы лишь небольшая его часть могла быть освобождена от стазиса вблизи моего нулевого кубика, ну, или так я думал. «Никто никогда этого не делал, так что я понятия не имею, что случится».

Решившись, я шагнул ближе, протянув к нему руку. На его лице отразилось удивление, когда я будто бы появился перед ним, двигаясь, с его точки зрения, с невозможной скоростью. Его время вроде бы нормализовалось, когда я вогнал свою руку в его твёрдый панцирь, но он всё ещё был дезориентирован и ошеломлён.

Я потянул, поглощая его так же, как поглощал людей узурпатора в Албамарле. Его застали врасплох, но он всё ещё был невероятно могуч. Его воля инстинктивно отреагировала на атаку против его ядра, и на миг наши разумы сошлись в схватке. Однако для него уже было слишком поздно — я слишком много забрал в первый миг неожиданности. Смеясь от тёмной радости, я ощутил, как он слабеет, и стал выдирать из его сущности большие куски. Процесс ускорялся по мере того, как весы стали бесповоротно склоняться в мою сторону.

Я осушал его, пока от него не остался лишь усыхающая паучья оболочка. Внутри неё всё ещё пульсировало заклинательное плетение, поддерживавшее его сознание. Я чувствовал его, но даже со своей новой силой у меня не было возможности его уничтожить. Я ослабил его примерно тем же образом, каким Мал'горос сделал это с остальными, пока от него не осталось почти ничего кроме его «бого-семени».

Кубики вокруг меня странным образом запульсировали, и я почувствовал, как они начали разрушаться. «В них ещё достаточно силы, чтобы уничтожить большую часть этой местности!». Я в отчаянии потянул из них силу, но я знал, что это произойдёт недостаточно быстро. Расширяя своё тело, я ощутил, как эйсар внутри них пошёл волнами, теряя стабильность. Алмазные кубики дезинтегрировались с внезапным щелчком, выпустив всё ещё остававшуюся в чарах силу.

Мир исчез в сжимающем мой разум пламени набухающего света и обжигающей боли.

* * *

Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон и вдова Мордэкая Иллэниэла, стояла во дворе замка, беспомощно глядя, как уходит прочь мужчина, которого она любила. Её бросили. Она остро ощущала эту боль, и смысл едва ли нужно было облекать в слова. «Ты предала его, когда он в тебе нуждался. Прощения не будет. Будь благодарна, и спасай детей».

Всё сводилось к этому. Больше ничего не осталось.

Заскрипев зубами, она пришла в движение. Люди начали прибывать, и среди них были её дети. Во двор сгружались Элиз, Элэйн, Лилли Такер, и бессчётное число других. Двигаясь быстро и механически, Пенни начала работать.

«Довести их до наших покоев». Оказавшись там, они будут в безопасности. Если она откроет эту дверь, то та будет вести в их тайный дом, далеко в северных Элентирских Горах. Это было их убежище, их безопасное место. Мордэкай создал его, чтобы укрыть свою семью от вреда, вне зависимости то своего присутствия. Там они могли выжить, изолированные и скрытые от внешнего мира.

«У нас нет места для нескольких сотен человек, но будь я проклята, если я оставлю их здесь», — подумала она.

Несколько мгновений спустя поднялся щит. Уолтэр активировал защитные чары замка, представлявшие из себя массивный щит, питавшийся от Бог-Камня.

Пробежав по коридору, Пенни достигла двери в их покои задолго до остальных, и распахнула её. Покуда дверь оставалась открытой, она вела в их убежище. Как только дверь захлопнется, автоматический портал закроется, и всякий, кто откроет дверь после этого, не будучи Пенни или её семьёй, найдёт лишь фальшивые покои, которые они годами поддерживали внутри замка.

Направившись обратно вниз по лестнице, она давала указания всем, мимо кого проходила. Некоторые из них уже знали замок, но большинство было из Арундэла или Ланкастера. Элиз Торнбер прошла мимо, сжав губы и неся на руках свою внучку, Кариссу. Роуз шла позади, ведя Грэма, и неся дочь Пенни, Айрин. Коналл держал Грэма за руку.

«Моя семья», — подумала Пенни.

Лилли Такер неуклюже поднималась по лестнице, держа спящую Мойру за ноги, в то время как один из мужчин держал её за туловище. Двое других следовали за ней, неся Мэттью.

— Где Питэр? — спросила Графиня.Когда они прибыли, он помогал нести Мэттью.

— Мордэкай отвёл его в сторону во дворе, — ответила Лилли. — Я не знаю, что ему было нужно.

Следующей шла Мойра Сэнтир, и она услышала их разговор:

— Он всё ещё внизу, направляет людей в донжон.

Гарэс Гэйлин шёл рядом с ней в своей драконьей получеловеческой форме.

Пенни нахмурилась. «Может, он дал Питэру какое-то задание?». Ей не нравилось, что её в это не посвятили.

— Мне нужно с ним поговорить, — сказала она, и продолжила спускаться вниз по лестнице, наперекор постоянному потоку людей.

— Позволь мне помочь, — предложил Гарэс, обнажив полный острых зубов рот. Его неестественный внешний вид пугал большинство видевших его, и они инстинктивно отодвигались, чтобы дать ему как можно больше места. Следовать за ним вниз по лестнице было почти так же легко, как если бы они были одни. Люди толкались, чтобы не быть рядом с покрытым чешуёй магом.

Двор быстро освобождался от людей. Дорон и Миллисэнт как раз прибыли с последними гражданскими из лагеря. Питэр Такер стоял в стороне от больших двойных дверей, заводя людей в донжон:

— Направляйтесь по левому коридору, — кричал он. — Следуйте за остальными к лестнице, а потом сходите на третьем пролёте.

Когда Пенни взяла его за плечо, он одарил Графиню виноватым взглядом.

— Что он тебе сказал? — без предисловий спросила она.

Тонкая личина Питэра распалась от слёз:

— Простите меня, Ваше Превосходительство.

— Что?!

— Он знал. Я недостоин служить вам. Пожалуйста, простите Лилли — она никогда не хотела никому причинить вреда. Только я хотел, — выпалил их главный камергер. За все годы с тех пор, как он поступил к ним на службу, Пенни никогда не видела, чтобы Питэр Такер терял в её присутствии самообладание. Она мгновенно поняла, о чём, должно быть, шла речь.

— Пожалуйста, замолчи, глупый ты человек, — сказала ему, используя резкие слова, но произнося их мягким, прощающим голосом. — Мы всегда знали. Это мы тебе обязаны, и наш долг за прошедшие годы лишь вырос. Ты теперь — часть семьи, — добавила она, и обняла Питэра, крепко сжав его. — Иди наверх, Лилли ждёт тебя.

Шагнув назад, камергер вытащил средних размеров кухонный нож. Неприкрыто плача, он протянул его ей. Пенни никогда прежде не видела его, но она давным-давно слышала рассказ о нём от своего мужа.

— Убери это, пока ты не поранился, — упрекнула она его. Отмахнувшись, она проигнорировала его жест. — Оставь его себе, Питэр. Мордэкай хотел, чтобы ты не забыл, а просто простил.

Он онемело глазел на неё с секунду, прежде чем кивнуть, и засунуть нож дрожащими руками обратно в свой пиджак. Он трясся как лист, и Графиня волновалась, что он порежется о зачарованное лезвие прежде, чем надёжно уберёт его.

— Иди, — повторила она. — Позаботься о том, чтобы все были внутри, прежде чем закроешь дверь в наши покои.

Гарэс Гэйлин стоял рядом с ней, молча, но с задумчивым взглядом.

— Этот нож… — сказал он, позволив словам повиснуть в воздухе.

— Морт рассказал мне, что этот нож был первым, который он зачаровал, — объяснила она. — Это долгая история. Сейчас не время об этом беспокоиться.

Драконий архимаг нахмурил брови, но кивнул. Он уже не первый раз видел непонятную магию, особенно в том, что было связано с Мордэкаем. «Но камень, он не был похож на человеческие чары».

Разум Пенни уже работал над другими вещами. Поток слёз Питэра укрепил то, что сказало ей её чутьё. «Сказать ему такое — это не то, что сделал бы незнакомец. Только Морт сказал бы это Питэру». Чем больше она об этом думала, тем крепче верила. Человек в броне был чем-то большим, чем мёртвое тело — большим, чем магическая копия. Он был её мужем во всех имеющих значение отношениях.

Холодное поведение и постоянное настаивание на иной личности были тщательно рассчитаны, чтобы облегчить её положение. «Чтобы я могла расстаться с ним. Мне было бы гораздо труднее, если бы я знала, что он всё ещё там, всё ещё страдает, если любимый мной человек снова умрёт, сегодня». В её сознании невольно всплыл образ рук Дориана Торнбера с алмазными клинками, которыми он пытался оттолкнуть от себя Роуз.

Тут её сердце и разум пришли к согласию, а её эмоции сошлись на одном твёрдом решении:

— К чёрту всё это! — прорычала она, ошарашив погружённого в свои собственные мысли Гарэса.

— Что? — спросил он, фокусируя на ней свой взгляд. В одной из рук он держал белую статуэтку.

Она нахмурилась:

— Я сказала «к чёрту всё это», — повторила она. — Если он думает, что может всё сделать по-своему, и сбежать на верную гибель, пока я прячусь в какой-то дыре, то он ошибается как никогда!

Гарэс с любопытством уставился на неё, не зная, что сказать. Несмотря на его постоянные и нежелаемые контакты с людьми, он всё ещё находил их чужеродными в некоторых тонких моментах. Пенни положила ладонь ему на плечо, послав невольную дрожь по его спине. Гарэсу не нравилось, когда его трогали.

— Отнесёшь меня к нему? — спросила она, и её взгляд прожигал её пламенной решительностью.

Дракономаг моргнул:

— Если нас заметят, то твои дети станут сиротами, — предостерёг он. — Мал'горос не позволит нам сбежать.

— Нас не заметят, — заверила она его. Повысив голос, она позвала Миллисэнт: — Леди, мне требуется твоя помощь.

Богиня подошла ближе, её тело будто скользило по разделявшему их пространству.

— Я обязана слушаться твоих слов, — ответила она.

«Отлично», — подумала Пенни.

— Собирай своих братьев, Карэнта и Дорона. Мы уходим. Ждите меня здесь, — приказала она.

— Это немудро, Графиня, — посоветовала богиня.

Пенни проигнорировала её, и побежала в управляющую комнату, надеясь, что Уолтэр всё ещё там. «Я устала от того, что мне говорят, что мудро, а что — нет», — подумала она.

Она чуть не врезалась в Джорджа Прэйсиана, выходившего из управляющей комнаты. Его отец шёл следом.

— Графиня, — сказал Уолтэр, приветствуя её. — Разве вы не должны быть наверху?

— Ты туда направляешься? — спросила она его.

— Конечно, — ответил он. — Я оставил щит поднятым, как меня и просили.

— У нас случилась перемена планов, — быстро сказала она.

Глаза Уолтэра сузились. Пенелопа Иллэниэл была женщиной с сильной волей, но плохо умела лгать.

— У «нас»? — спросил он.

Она сжала губы:

— У меня.

Он кивнул, предпочитая честность:

— Что вы от меня хотите?

— Отключи щит, и иди со мной, чтобы найти моего мужа, — ответила она с совершенно серьёзным лицом.

Уолтэр был осторожным человеком, и некоторые считали его трусом, но время и опыт преподали ему кое-какие трудные уроки.

— Зачем? — осведомился он. — Мы разве что-то можем сделать?

— Я была дурой, и теперь он собирается сделать из себя мученика. Спрячь нас, позволь мне добраться до него. Как минимум, ты сможешь помочь ему сбежать. Ты — единственный, кто может это сделать. Лишь Прэйсиан может надеяться избежать силы бога, — произнесла она твёрдые слова без оправданий.

— Одна ошибка — и мы все умрём. Если не ради ваших детей, то как насчёт моих? Я не хочу, чтобы моя семья столкнулась с ужасами нашего будущего, не имея рядом отца, — возразил он. В прошлом, когда Мордэкай и Пенни только встретились с ним, семья Уолтэра была в заложниках. Ему годами не позволяли увидеться с ними, и теперь чувство долга перед женой и детьми имело для него первейшую важность.

Пенни не стала сдерживаться:

— У тебя не было бы семьи, если бы не Мордэкай, и жизни тоже не было бы. Ты умер, а он вернул тебя. Ты обязан ему всем.

Джордж подал голос:

— Позвольте мне пойти с вами.

Уолтэр напрягся:

— Нет, сын. Это моя ноша.

— Но… — начал возражать Джордж.

Старший Прэйсиан поднял ладонь, заставив его замолчать:

— Ты без меня справишься?

— Конечно, — сказал Джордж. — Я могу управлять щитом, чтобы выпустить тебя, и потом снова впустить.

— Я не это имел ввиду, — сказал его отец. — Ты справишься без меня, если я не вернусь? Ты понимаешь?

Лицо Джорджа оживилось. Обычно выражение его лица заставляло людей думать, что он либо был не интересным, либо, в лучшем случае, не интересовался остальным миром. Сглотнув, он серьёзно посмотрел на своего отца:

— Мне это не понравится, но я сдюжу.

— А твои мать и сестра?

Молодой человек моргнул, его глаза увлажнились:

— Они не настолько слабые, чтобы расклеиться от жизненных трудностей. Мы позаботимся друг о друге.

— Иди в управляющую комнату, — приказал Уолтэр. — Когда увидишь нас у ворот, открой их, а потом закрой их за нами. Потом присоединяйся к остальным. Если Элэйн спросит, где я, скажи ей, что я уже внутри. Она слишком упряма, чтобы быть послушной.

— А мать?

— Скажи ей, что я люблю её, — серьёзно сказал Уолтэр. — А потом позаботься о том, чтобы никто не вернулся. Вообще. Дверь должна оставаться закрытой. Предполагай худшее. Если мы по какой-то случайности выживем, то я найду вас. Графиня знает, где вы окажетесь. Она сможет меня направить.

— Да, отец, — сказал самый молодой из Прэйсианов, слегка наклонив голову.

— Что бы ты ни делал, не позволяй им оставлять дверь открытой. Все внутри будут в опасности, пока она не будет захлопнута, после чего Мал'горос больше не сможет вас найти. Этот щит едва ли его замедлит, — добавил Уолтэр, а затем обнял сына.

— Я люблю тебя, — прошептал Джордж настолько хриплым голосом, что его едва можно было понять.

Уолтэр улыбнулся, и поцеловал сына в щёку:

— Я горжусь тобой, сын. Ты — хороший человек, — сказал он, а затем развернулся, и резво пошёл прочь. Он не оглядывался, и Пенни не стала комментировать то, что увидела у него на лице.

— Будем глупы вместе, — сказал она, когда они побежали трусцой по коридору.

Пенни впервые стала сомневаться в своём решении. Не ради себя, а из-за цены, которую её друзья могут заплатить, пытаясь помочь ей исправить её ошибку. «Ещё одно сожаление», — подумала она, — «но теперь нет пути назад».

Глава 42

Боль была невероятной, но окончилась так же внезапно, как началась. Она была заметной в основном тем, что с дня своей смерти я почти не чувствовал физической боли. Она больше не была хорошо знакомым мне ощущением. Перемена была почти желанной.

Боль заставляет тебя чувствовать себя живым.

Я втянул в себя столько силы, сколько мог, прежде чем чары дали сбой, а потом, сделав чрезвычайное волевое усилие, я удержал большую часть взрыва. Ощущение почти не с чем сравнить, но если бы меня к этому вынудили, то я бы назвал его похожим на похмелье… «Худшее из вообразимых похмелий, а потом ты начинаешь биться головой об стену».

Силу самого взрыва я удержал, осторожно впитывая её. Я сомневался, что её хватит, чтобы что-то изменить, но решил, что не буду отбрасывать никакую возможность. Чем больше у меня было силы, тем с большей вероятностью я смогу пережить то, что мне предстоит.

«Уже шесть или семь Сэлиоров», — подумал я про себя, оценивая то, что у меня должно быть после отъёма эйсара у Чэл'стратэка. «Мал'горос, наверное, имеет больше сорока, может быть даже пятидесяти».

Мой опыт в Албамарле научил меня одному. Люди складываются. Я там убил несколько тысяч человек, забрав их жизни наиболее прямым из всех возможных способов. Хотя каждый напитывал меня лишь немного, в совокупности количество их эйсара было значительным.

— «Это началось, когда я сразил армию Гододдина», — сказал мой внутренний наблюдатель. — «Погибло тридцать тысяч человек, а потом их семьи забрал Мал'горос».

Тогда-то мой враг и стал слишком могущественным, чтобы его можно было остановить. Именно это дало ему силу, которая была ему необходима, чтобы победить своих собратьев, и забрать их силу себе.

— Мне придётся убить половину мира, чтобы набрать силы для победы над ним, — сказал я себе, и на миг мой разум всерьёз задумался над этим.

— «Нет», — возразила моя совесть, — «всё закончится здесь».

Как обычно, моя совесть была убийцей радости.

Затем я вспомнил о Питэре:

— Да нам всё равно от этого не уйти. Я теперь существую на заёмное время, — сказал я вслух. Эта мысль почему-то улучшила моё настроение — что бы ни случилось, моя роль во всём этом скоро закончится. Конец был близок.

Наличие впереди конечной остановки дало мне некоторого рода силу.

— Я свободен провести следующие где-то пятнадцать минут так, как только пожелаю, — сказал я, чтобы укрепить эту мысль. Пенни и дети промелькнули у меня в мыслях. Моим первым желанием было бы увидеть их в последний раз. — Но это — не вариант. Некоторые двери уже закрылись.

Я начал ощущать приближение Мал'гороса, он летел не торопясь. Он не спешил. «Наверное, наслаждается этим мигом… мудила». Тут мне пришла в голову мысль, и я потянул руку к своим мешочкам. Их не стало. Моей брони тоже не стало. Разрушение стазисных чар сожгло всё, что на мне было.

Я стоял голым.

— Мать твою, — выругался я, скорее из-за неудобства, чем из-за возможного смущения. В этих мешочках было полно полезных инструментов, особенно — мой серебряный стило, а в данном случае — мой посох.

Одно из удобств силы в том, что когда она у тебя исчисляется в Сэлиорах, некоторые чрезвычайно затратные применения оной силы больше не являются такими уж важными. У меня было достаточно силы, чтобы просто производить предметы, создавая их из чистого эйсара. Однако я всё ещё не хотел тратить эйсар зря.

Лёгкая иллюзия предоставила внешнее подобие одежды. «Несомненно, Пенни будет жаловаться на мой выбор», — подумал я, тихо смеясь. Она часто возражала против моего чувства стиля — в основном потому, что у меня этого чувства на самом деле не было.

По своей прихоти я сменил камзол и рейтузы, которые поначалу выбрал, на простой домотканый халат. Я подумал было оставить просто набедренную повязку, но это показалось немного глупым.

Манипулируя ветром, я поднялся на сотню футов, чтобы оглядеть землю внизу. Несмотря на мои усилия, взрыв сравнял всё с землёй примерно на четверть мили во всех направлениях. Я задумался, сколько скота потеряло свои жизни. «Подумай об овцах!». Я чуть не начал хихикать. Я чувствовал, как края моего разума уносились вдаль.

Приложив сознательное усилие, я сосредоточил своё внимание.

— «У тебя есть лишь несколько минут, не трать их зря, теряя рассудок», — предостерёг мой воображаемый друг.

Я согласно кивнул. Я ответил бы мысленно, но я беспокоился, что он будет сбит с толку, поскольку наши мысли звучали одинаково. «Или, быть может, его сбить с толку не так просто, как меня?»

Качая головой, я раскрыл свои ладони, и вообразил, что мои пальцы — рунные каналы. С этими чарами я был знаком очень близко, поэтому много усилий это не потребовало. Глядя вниз, я увидел, что пальцы вытянулись, и каждый из них был окружён идеально встроенными рунами. «Это должно сработать», — заметил я.

Затем я начал чертить.

Я всё ещё был на высоте в минимум сотню футов, поэтому земля внизу была подобна огромному чистому листу. Чертить линии с моего положения было гораздо проще, чем я ожидал. Я чертил прямые и круги, обрамляя их символами и геометрическими формами. Было похоже на рисование пальцами.

— «Это — полнейшее безумие», — сделал наблюдение мой более разумный двойник.

— Только если ты ожидаешь выжить. Я просто веселюсь, — сказал я ему.

— «Ну, его это точно выведет из себя», — пришла ко мне мысль, сопровождавшаяся улыбкой.

* * *

Мал'горос выглядел гораздо лучше, чем я его помнил. Он отказался от рогов и дополнительных конечностей ради простого человеческого облика. Единственной экстравагантностью, какую мне было видно, была милая пара крыльев цвета слоновой кости. В свете утреннего солнца они сияли почти радужными отблесками.

Он подлетел ко мне со знающим выражением на лице — его чувство самодовольного удовлетворения было настолько сильным, что я ощущал его в воздухе как осязаемую силу.

— Ты хорошо выглядишь, — сделал я ему комплимент.

— Ты тоже, — ответил он сквозь сверкающе белую улыбку. — Хотя мне особо нечего сказать насчёт твоего вкуса к одежде. Это что, следствие какого-то прежде невиданного смирения? Я и не думал, что ты такой скромный.

Его ремарка спровоцировала толику рефлексии:

— Я думаю, быть может, халат — отражение моего любимого представления о себе, — ответил я.

— Жрец-послушник? — в шутку спросил он.

— Нет. У меня в жизни было много ролей и титулов. Я был крестьянином, дворянином, и даже, недолго, королём, — сказал я.

— А богом? — подал мысль Мал'горос.

— Полагаю — да, но я о себе так не думаю, — объяснил я.

— Тогда что?

— Я думаю, моей любимой ролью был отец и муж, но я больше не могу претендовать на неё. Архимаг был весьма интересным, но моя трансформация в нынешнее моё состояние лишила меня этой роли. Это — лучшее, что у меня осталось, — таинственно ответил я. Уверен, его это раздражало не меньше, чем всегда раздражало меня. За прошедшие годы я сражался со множеством многоречивых злодеев. Теперь пришёл мой черёд.

— Идиот?

Я вздохнул. Ну вот надо же было испортить момент.

— Волшебник, — раздражённо сказал я. — У меня остались лишь ум и магия.

— Первого у тебя вообще нет, а второго — слишком мало, — сказал мой прекрасно красивый враг. Он сопроводил своё оскорбление пробным выбросом силы.

Тот без всякого вреда отскочил от защитных чар, которые были высечены на земле подо мной.

— Ты зря тратишь время на эти каракули, — пожаловался он, посылая в меня более мощный заряд.

На этот раз его магия имела форму заклинательного плетения, что делало её гораздо более мощной. Воздух затрещал вокруг моего щита, когда оно обожгло его, но мои чары выдержали.

— Мои каракули — это для тебя слишком? — сухо спросил я.

Его ответная улыбка была почти дикой:

— Я просто разогреваюсь. Мы же не хотим, чтобы всё закончилось слишком быстро, — сказал он. Очередной удар был нанесён внезапно, без предупреждения или каких-либо признаков собирания. Это было не заклинательное плетение, но одна только сила удара мгновенно расколола мой щит.

Я засмеялся над ним с другой точки, стоя в ином кругу в шестидесяти ярдах справа. Меня окружал новый щит.

— Ну, я думаю, что это вряд ли произойдёт, если только ты в течение следующих нескольких минут не поумнеешь, — поддел я.

К его чести следует сказать, что он не огрызнулся на меня сразу же. Вместо этого он тщательно осмотрел меня, гадая, что за хитрость я применил. Ландшафт был покрыт волшебными рунами, линиями и кругами. Я делал ставку на то, что мой противник понятия не имел, что они означали… или, что важнее, какие из них были просто тарабарщиной.

— Ты же понимаешь, что эти игры не смогут продлиться вечно, — проинформировал он меня.

— Ты сказал, что не хочешь, чтобы всё закончилось слишком быстро, — парировал я.

— Верно, — согласился он, — хотел, — и пока он это произносил, я начал замечать, как от земли стал подниматься красный туман. Однако слово «туман» является слишком простым описанием — это было сложное плетение магии Ши'Хар, от его двойной сложности и простоты захватывало дух. Оно покрывало землю почти на милю во всех направлениях, и хотя я не мог быть уверен в его назначении, у меня было несколько догадок.

«Он проверяет, пытается выяснить, что — настоящее, а что — нет». Туман тёк плавно, покрывая всё кроме некоторых моих кругов. Примерно половина из них была окружена щитами, которые не пускали туман внутрь, а другая половина — нет.

— Похоже, что у тебя не было времени закончить твою работу, — прокомментировал он.

Вообще-то говоря, я действительно не закончил, но незаконченными остались отнюдь не щиты.

— Чэл'стратэк отнял больше времени, чем мне хотелось бы, — солгал я. На самом деле, мне повезло. Если бы его помощник не был таким глупцом, я бы всё ещё бился с ним к моменту прибытия Мал'гороса.

Очередной быстрый удар уничтожил защищённый круг, из которого я говорил с ним, но меня там больше не было, и когда эйсар уничтожил мой круг, часть силы была утянута прочь, пойманная линиями, перечёркивавшими ландшафт. Не теряя времени, я забрал её себе.

— Телепортационные круги, или иллюзия? — открыто задумался Мал'горос.

— Уже теплее, — поддел я.

Я мог вообразить, как сейчас работал его разум. Он уже обнаружил, что многие круги были просто для показухи, поскольку не были окружены щитами. Остальные выглядели пустыми, но вокруг каждого из них был щит, блокировавший эйсар, что не давало ему на самом деле ощутить, был ли я внутри.

Со дня моего знакомства с Уолтэром Прэйсианом я многому научился насчёт невидимости и иллюзий. В частности — чего невидимость обеспечить не могла.

— Невидимость — это чудесно, когда никто ничего не подозревает; но если они уже знают, что ты здесь, то она гораздо менее полезна, — говорил он мне.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил я тогда.

— Если они подозревают твоё присутствие, то есть много способов нарушить невидимость. В этих случаях часто бывает так, что лучше дать им что-то, что можно увидеть, а не пытаться совсем спрятаться.

Наблюдая за его работой, я понял его урок, и поскольку я не мог создавать такую невидимость, которая давалась ему инстинктивно, я сосредоточился на том, что я делать мог. В подобной ситуации это было почти так же хорошо. Скрываться от бога было трудно, особенно если у тебя есть огромный объём эйсара, какой был у меня. Это как пытаться спрятать пылающий факел в тёмной комнате — невозможно. Если только ты не прикроешь его чем-то ещё.

«Щиты скрывают моё положение, а иллюзия даёт ему что-то, на чём можно сосредоточиться», — молча подумал я.

Линия мерцающей силы, на этот раз — заклинательное плетение, вспорола воздух подобно кнуту, но мой щит исчез прежде, чем она его коснулась. Моё тело исчезло, и снова появилось в другом круге.

Разница между заклинательными плетениями и чарами многогранна, но поверхностна. Лежащая за ними теория одна и та же, различается лишь исполнение, ну, и ещё симвология. Имея дело с Тиллмэйриасом, Ши'Хар и несколькими Тёмными Богами, я кое-что обнаружил. Хотя они верили в превосходство своей способности к заклинательному плетению, и создавали плетения очень быстро, плетения всё же были не мгновенными.

Чародейство такое же, только готовить чары приходится гораздо дольше. Однако после того, как чары закончены, оба типа магии обладали похожими свойствами. Дополнительная формальность, связанная с их структурой и созданием, изолировала магию в четвёртом измерении, времени, не позволяя ей рассеиваться или зря тратить эйсар. Хотя я не мог этого доказать, я был весьма уверен, что всё, что можно было сделать одним типом, было возможно, с некоторым временем и усилием, с помощью другого. Они были как два разных языка.

«Только на своём они делают всё за секунды, а мне, на моём, приходится готовиться минутами или даже часами», — уныло подумал я. Однако приготовления имели свои преимущества. Поскольку Ши'Хар могли создавать сложные, перманентные и, если честно, фантастические магические конструкции почти по собственной прихоти, они редко утруждали себя строить что-то заранее.

Человеческий чародей вынужден был думать о том, что делает. Он планирует и готовится.

Может, я и не был более архимагом, да и человеком тоже, если уж на то пошло. Но я был, чёрт возьми, лучшим чародеем из всех, кто когда-либо жил.

— «Или самым высокомерным», — подало мысль моё внутреннее «я».

— Кто-то однажды сказал мне это, — ответил я в свою защиту.

Мал'горос подозрительно наблюдал за мной:

— Ты что, сам с собой разговариваешь? — внезапно спросил он.

Я поморщился:

— Возможно.

— Значит, тебя плохо сделали. Твой разум начинает распадаться, хотя, полагаю, этого и следовало ожидать от чего-то, сделанного людьми, — объявил он. Ударил очередной кнут из заклинательного плетения, и мой щит снова исчез за долю секунды до того, как кнут его коснулся. Я снова появился в другом круге.

Я улыбнулся:

— Мне давали и худшие эпитеты, — сказал я. На этот раз он отреагировал стремительным ударом чистого эйсара, сырого и неоформленного. Это случилось почти мгновенно, и грубой силы там было достаточно, чтобы возместить недостаток тонкости. У щита вокруг моей кажущейся позиции не было никаких шансов, как и у иллюзии меня, стоявшей под ним. Дополнительный эйсар от его атаки утёк по линиям, которые я начертил на земле во всех направлениях.

Я тихо впитал эйсар там, откуда я наблюдал за происходившим.

— Я вижу, что ты пытаешься сделать — медленно повернулся Мал'горос кругом, не будучи уверенным, в какую сторону говорить, поскольку было очевидно, что я скорее всего находился не там, где казалось. — Крадёшь толики силы — думаешь, соберёшь достаточно, чтобы уровнять чаши весов?

Я и не думал, что смогу скрывать это долго. Да и не полагал, это практичным. Такими темпами, на это ушли бы дни. Количества кругов было недостаточно, чтобы занять его надолго. Моей основной целью было показать ему правду. Он может победить, но это случится лишь благодаря его грубой силе. Я превосходил его во всех остальных отношениях. Это не могло прийтись ему по душе.

Просто чтобы достать его ещё сильнее, я снова активировал щиты там, где он пытался ударить меня своим кнутом из заклинательных плетений. Поскольку я отключал их до столкновения, чары всё ещё функционировали. Однако места, где он бил чистым эйсаром, были делом безнадёжным.

— На самом деле, между нами нет баланса, — сказал я ему. — Никакое количество силы не никогда не возместит всё то, чего тебе не хватает.

— Я не забыл те места, в которые я ударял, — заверил он меня. — С щитом или без, я больше не буду обращать на них внимание.

— Значит, ты полагаешь, что я использую иллюзию? — внезапно сказал я, и на этот раз я появился в одном из неукрытых щитом кругов ближе к центру. Эти круги он игнорировал с тех по, как счёл их обманками, но моё появление там стало для него прямым вызовом.

Без щита, скрывающего мой эйсар, он вне всяких сомнений знал, что я на самом деле был там. Я телепортировался прочь сразу же после того, как появился.

Его ответ, хоть и ожидаемый, был настолько быстр, что чуть меня не поймал, хотя я уже приготовился телепортировать сразу же после того, как показался. Пылающая колонна чистой силы ударила в то место, где я стоял, и прожгла дыру в земле. Атака была настолько мощной, что половину впитала земля, и лишь другая половина была поймана моим зачарованным решетом… чтобы уплыть в мои загребущие руки.

«Чёрт», — подумал я, — «а он не шутит. Этот удар использовал невероятное количество эйсара. Если он и дальше так продолжит, то он ещё глупее, чем я думал».

Презрительно ухмыляясь, он послал ещё заклинательные плетения, чтобы уничтожить щиты вокруг пустых кругов, но у меня было достаточно времени, чтобы отключать их до столкновения. Я возвращал их обратно через миг после того, как заклинательные плетения исчезали.

Он наверняка был фрустрирован. Если он использовал заклинательные плетения, я не мог украсть его эйсар, но если он атаковал спонтанно и промахивался, я становился сильнее. Конечно, это если полагать, что он будет играть по моим правилам. «Скоро он начнёт эти правила менять».

Мал'горос не мог быть уверен, насколько быстро я мог телепортироваться, поэтому я готов был биться об заклад, что он предположит, что моя видимая позиция наверняка была иллюзией, если я находился под щитом. Рискнув, я убрал скрывавшую меня иллюзию, и развеял ложный образ, который я поместил один из других кругов. Если он использует заклинательное плетение, то я, наверное, успел бы телепортироваться, но если он попробует спонтанную атаку, то я знал, что сбежать вовремя я не успею.

«Но ты ведь не хочешь этого делать, так ведь? Ты будешь фокусироваться на пустых кругах». Мои мысли были наполовину желанием, наполовину предсказанием. Было вполне возможно, что он раздавит меня как муху, если его логика была выстроена иначе.

— Думаю, с меня довольно. Я устал от этой игры, — сказал Мал'горос. Вытянув руки, он отправил во все стороны линии заклинательного плетения, пока не стало казаться, что оно вот-вот закроет небо. По мере расширения его силы синева сменилась абсолютной чернотой от горизонта до горизонта, заполняя воздух над нашими головами на расстояние, которое трудно было осознать.

Он одарил меня очаровательным взглядом:

— Теперь, когда мы знаем наше положение, давай посмотрим, где находишься ты, — произнёс он, и ударившая из его тела вспышка сырой силы, мигом уничтожила все мои окружённые щитами круги. Свой собственный я усилил, что не позволило ему полностью смести меня, но остальных теперь не стало. Поток эйсара потёк через моё сито-заклинание. Я отчаянно впитал всё, что мог, но знал, что этого не хватит.

Указывая на меня тонким пальцем, он проворковал:

— Вот теперь-то ты и показался.

Я стоял в своём одиноком круге, в сотне ярдов от него. Моя сила была гораздо выше, чем в начале, но любой обладавший хоть каким-то магическим взором смог бы увидеть, что между нами по-прежнему была разница. Моих кругов не стало, и мне больше негде было прятаться. «Ситуация вот-вот станет болезненной», — предположил я.

— «Будет больно».

— Я уже сказал это, — упрекнул я свой внутренний голос.

— «Ну, это стоило повторить», — ответил он.

Собрав всё, что у меня было, я влил свою силу в защитное кольцо вокруг себя. Висевшее в небе кошмарное заклинательное плетение Мал'гороса начало сжиматься, уменьшаясь всё быстрее и быстрее. Сжимающийся комок тьмы — и я находился в его центре.

Когда он достиг меня, я потерял сознание, что было интересным само по себе. Как правило, бессмертные существа не теряют сознание. Сминающая сила, уничтожившая мой щит, должна была причинять мне боль, но она полностью захлестнула мои чувства, оставив меня плыть на волнах тёмного небытия.

Мои чувства вернулись ко мне слишком быстро, и обнаружил, что застрял в чёрной сфере, или, по крайней мере, мне казалось, что это была сфера. Я не мог особо ничего сказать о ней кроме того, что сминающее давление, которое она, похоже, оказывала на меня, шло со всех сторон. Я никогда прежде не испытывал ничего настолько клаустрофобного, не говоря уже о том, что это было больно и неприятно.

— «За себя говори», — вставило моё внутреннее «я».

Давление ослабло на миг, и в мой мир начал пробиваться свет. Моё тело лежало там же, где было прежде, оплетённое упругими лентами очень мощного заклинательного плетения Ши'Хар. Ленты были покрыты шипами, и из-за оказываемого ими давления они были менее чем приятными.

Очень немногие части моего тела были открыты, в основном — мои глаза. Прекрасное лицо моего врага смотрело вниз, находясь лишь в футе от меня.

— Уверен, ты уже начинаешь чувствовать себя глупо, так ведь? — сказал он мне дружеским тоном.

Я попытался заговорить, но рот мой тоже был стянут, поэтому вместо этого я скосил глаза, надеясь, что это передаст ему моё презрение в отношении его мнения. Поглазев на меня несколько секунд, он снова вернул мне доступ к моему рту.

— Тебе пришлось вспахать половину долины а также покрыть чёрт его знает сколько неба своим эйсаром, чтобы меня подавить, — сказал я ему. — Тебе это наверняка не пришлось по душе.

— Мы с тобой будем вместе очень долго. Возможно, тебе стоит подумать о том, как твои слова повлияют на твоё будущее, — проинформировал он меня. Протянув руку сквозь шипы, будто те были нематериальными, он вонзил свою ладонь мне в живот.

В эти дни физическая боль для меня была практически невозможна, но он делал нечто совершенно иное. Когда он рывком высвободил руку, она вернулась с светящейся пригоршней концентрированного эйсара. Я закричал.

— Сегодня мы научим тебя новому виду агонии, Мордэкай, — сказал он спокойным тоном.

Следующая горсть, которую он забрал, была ещё менее приятной, а поскольку властен я был только над своим голосом, я влил в него всё, что у меня было, испустив крик боли, который превратил бы его голову в студень, будь он смертным.

Он дёрнулся — это почти не улучшило моё настроение, но с чего-то надо было начинать. Лозы снова закрыли мне рот. Режа и раздирая меня, он вырывал из меня мою сущность большими и маленькими кусками. Это был духовный эквивалент потрошению человека, а потом поеданию его органов у него же на глазах.

Неспособность умереть иногда была по-настоящему проблематичной.

Процесс мог бы быть менее неприятным, или, по крайней мере, не вызывать боли. Я начинал по-новому ценить человечный метод, который шиггрэс использовали на своих жертвах. Даже моя борьба с Чэл'стратэком не была настолько скверной.

После того, как он ослабил меня наполовину или больше, Мал'горос снова позволил мне говорить, и я воспользовался этой возможностью, чтобы неконтролируемо рыдать. Глубоко внутри я его ненавидел, а ещё глубже — хотел ответить остроумной ремаркой, чем угодно, лишь бы прикрыть стыд и унижение того, что он делал со мной. Но агония одержала верх над тем, что осталось от здравия моего рассудка.

— Я оставлю тебя себе навсегда, — сказал мне Мал'горос, — поскольку у меня нет ключа к заклинательному плетению, которое тебя поддерживает. Но не волнуйся — ты будешь моим самым любимым питомцем.

Он вернулся к своему ужасному пиру, но одна ясная мысль приносила мне толику удовлетворения. «Питэр, поспеши».

Я полностью потерял ощущение времени.

Заняло у него это минуты или часы, я не мог быть уверен. Мне это казалось вечностью. От меня мало что осталось. Мал'горос поглотил всё, кроме всё ещё сковывавшей меня мёртвой плоти. Шипы исчезли, но я был слишком слаб, чтобы двигаться. Во мне остался только эйсар от заклинательного плетения, которое поддерживало меня — проклятая магия, связывавшая душу подлинного Мордэкая, и удерживавшая меня в моём проклятом, неумирающем состоянии.

Моё сознание начало угасать, слишком слабое, чтобы поддерживать себя, пока я смотрел вслед уходящему Мал'горосу.

— Позже я найду тебя, — сказал он, уходя, — …через неделю, или через месяц, или год… когда мне станет скучно. А пока мне ещё многое нужно сделать.

Я отчаянно хотел заговорить, но мои губы отказывались шевелиться.

Он остановился, глядя на меня с жалостью:

— Я иду завершить начатое. Твоя семья, твои люди, твоя раса — все они… ты понимаешь?

Я не мог кивнуть, но мои глаза, наверное, показали ему мои чувства.

— А когда я закончу с этим, останемся только ты да я, и другие, подобные нам. Я, возможно, позволю новым Ши'Хар, которых ты любезно вернул к жизни, продолжать существовать, если они смогут найти способ освободить нас. Это — на самом деле твоя единственная надежда. В противном случае я их тоже уничтожу, а потом нам просто придётся забавлять друг друга очень, очень долгое время.

Я снова пожалел, что мои мёртвые глаза не могу плакать, но они продолжили предавать меня, оставаясь сухими и почти безжизненными.

— Не думай, что твои люди смогут спрятаться, — добавил он, снова приостановившись. — Я не разборчив. Если будет необходимо, я сровняю горы, сожгу леса и вскипячу океаны. Я не против убить всё живое просто для того, чтобы убедиться, что они мертвы. Это должно немного тебя успокоить.

Судя по всему, Мал'горос усвоил определение слова «успокоить», отличное от моего.

Возможно, он мог читать мои мысли, поскольку тут он, похоже, ответил мне:

— Им не обязательно жить, Мордэкай, но твои страдания, и мои — они будут длиться вечно.

Я закрыл глаза, и позволил своему сознанию уплыть во тьму. «Закончи это, Питэр, пожалуйста».

Глава 43

Гарэс снова был вынужден служить ездовым животным, неся на своей спине двух людей и трёх богов. Боги могли бы и сами полететь, но Уолтэр настоял на том, чтобы они оставались вместе — иначе было бы труднее поддерживать его заклинание невидимости.

Огромное количество используемого эйсара, а также хаос сражения, позволили Уолтэру несколько изменить заклинание невидимости. Полагая, что бойцы были сосредоточены на сражении, он дал щиту лёгкую проницаемость для света и эйсара, чтобы они могли видеть и ощущать бой. Изнутри мир выглядел подёрнутым тёмной дымкой, в то время как снаружи они казались призрачными и эфемерными для остроглазого наблюдателя.

Миновав ворота, легко было определить, куда двигаться. Лишь в примерно полумиле от них появлялись частые вспышки света и глубокие, глухие взрывы характерных железных бомб Мордэкая.

«Зачем он их использует?» — задумался Гарэс. Они наверняка были почти бесполезны против существа с могуществом пауко-бога.

— Что происходит? — спросила Пенни. Дымка, в сочетании с тем, что она была ограничена лишь обычным зрением, не позволяла ей легко определить что-то, происходившее далеко.

— О использует свои железные бомбы, в большом количестве, — ответил Уолтэр, силясь почувствовать что-то более конкретное. Они уже были менее чем в четверти мили, но щит мешал его магическому взору.

— Он побеждает? — с надеждой спросила она.

— Несомненно, он победит, — сказал Гарэс. — Его сила минимум вдвое превышает силу паука, но сражается он странно.

— Ему следует пытаться закончить бой побыстрее, если приближается Мал'горос, — указал Уолтэр.

Они оба замолчали на миг, дивясь тому, что воспринимали. Отсутствие коммуникации весьма раздражало Пенни:

— Что?!

Уолтэр казался сбитым с толку:

— Я не понимаю. Что это?

Но дракон в точности знал, что он видел. «Глупец!» — мысленно воскликнул он. Резко развернувшись, он начал мощно хлопать крыльями, чтобы набрать высоту.

— Ты летишь не туда! — возмутилась Пенни.

— Нам следовало остаться в замке, — ответил Гарэс, — а ещё лучше — вообще быть в вашем скрытом убежище.

Уолтэр будто был заворожён, глядя назад, пока дракон поспешно уносил их всё дальше:

— Он каким-то образом поймал его, — передал он. — Похоже на какой-то огромный золой ящик. Я думаю, твой муж только что объявил себя победителем, — сказал он полным радости голосом.

Дракон продолжил летать прочь.

— Нам нужен щит, — громко сказал он.

— Мы уже окружены щитом, — сказал Уолтэр.

Гарэс выпустил язык пламени от фрустрации, не обращая внимания на то, что ветер отбросил пламя назад, подвергая его пассажиров опасности:

— Нет! Нам нужен щит посильнее. Вроде того, что окружает замок.

— Я его сделаю, — объявил Дорон.

— Объединяйтесь, — подал мысль дракон. — Я думаю, один ты не справишься.

— Не справлюсь один?! — с сомнением ответил Дорон.

— Мы все вместе можем не справиться, — сказал Гарэс.

Наконец заткнуться Дорона заставила Миллисэнт, убедив его действовать совместно с ней и с Карэнтом. Вместе они создали мощный щит вокруг летящего дракона. Уолтэр тоже помог, но его сила была едва заметна по сравнению с их собственной.

— Теперь я ничего не чувствую, — забеспокоился Уолтэр. Щит полностью перекрывал его магический взор.

Тут их ослепила яркая вспышка, хотя они и летели прочь от неё. Через долю секунды мир будто перевернулся вверх дном. Щит исчез, испарился, совершенно и полностью, и они обнаружили, что кувыркаются в воздухе, вцепившись в спину дракона, который безнадёжно потерял контроль под действием ураганного ветра.

Во время кувыркания в небе Пенни отбросило прочь, и она полетела сама по себе, как какая-то странная бескрылая птица. События двигались настолько стремительно, что страх едва успевал укрепиться в ней, но она знала со странной отстранённостью, что падает навстречу смерти. «Какой глупый способ умереть», — подумала она. Ей не приходило в голову кричать, хотя она и не смогла бы набрать много воздуха в грудь. Ветер яростно бил ей в лицо.

Миллисэнт каким-то образом отыскала её, подлетев к ней через стремительную турбулентность подобно сияющему белому лебедю. Пенни не могла вспомнить, чтобы она когда-либо прежде радовалось, увидя богиню, но в этот момент она была рада.

Пойманная сильными руками Леди Вечерней Звезды, она была опущена на землю. Стремительность потока воздуха, похоже, пошла на убыль, но тот всё ещё был достаточно сильным, чтобы делать нормальный полёт затруднительным.

Когда они приземлились, у Пенни возник ряд вопросов. Первый из них был:

— Что это было, чёрт побери?

— Что бы твой муж там не делал, оно распалось, — сказала богиня.

— На миг я подумала, что миру пришёл конец, — проворчала графиня.

— Возможно, конец был близок, — уступила богиня, — по крайней мере — в этой его части. Однако он, похоже, этот исход предотвратил.

Тут появился Карэнт летя низко над землёй, и неся Уолтэра Прэйсиана.

— Вы в порядке? — спросил Уолтэр, когда они подлетели достаточно близко, чтобы их можно было услышать.

— Я думаю… наверное, — крикнула через разделявшее их расстояние Пенни.

— Где дракон?

То был хороший вопрос. Им пришлось потратить несколько минут на тщательные поиски, чтобы найти Гарэса. Сперва они нашли Дорона, в четверти мили, но Гарэс был ещё почти в полумиле дальше него. Его крылья позволили ветру отбросить его гораздо дальше, чем остальных. Он зацепился за вершину большого дуба, но не выглядел раненным.

Остальные собрались у основания дерева, и Гарэс начал медленно спускаться. Он использовал свою более человечную форму.

— Разве не было бы проще слететь вниз? — предложил стоявший внизу Уолтэр.

Гарэс упал последние несколько футов, приземлившись рядом с ним. Что-то в его внешности было странно не к месту.

Все долгую минуту пялились на него. Пенни первой нарушила тишину:

— У тебя рыжие волосы.

— Совсем как у моей матери, — сказал стоявший перед ними мужчина. Он рассеянно гладил пышную рыжую бороду ладонью, как если бы обнаружил старого друга.

— Ты… человек, так ведь? — неуверенно спросил Уолтэр.

Гарэс Гэйлин кивнул:

— Похоже, что это так, — сказал он, протянув руку, и разжал кулак, позволив мелкой белой пыли стечь между пальцев.

— Это была твоя эйстрайлин? — осторожно осведомился Уолтэр.

Архимаг одарил его гладким взглядом, но промолчал.

— Взрыв?

Гарэс вздохнул:

— Нет, хотя я думал, что мне настал конец. Кувыркаясь в воздухе, я решил окончить свои дни так, как я их начал. Я сам сделал для себя выбор.

— Почему? — с любопытством сказала Пенни. Она слышала его историю несколько раз от Мордэкая и Мойры Сэнтир, но там никогда не было никаких намёков на его желание восстановить свою человечность.

— Я уже какое-то время тихо подумывалоб этом, — признался он.

— И ты не подумал ни с кем об этом поговорить? — спросила она.

Гарэс одарил её бесстрастным взглядом. Несмотря на то, что он снова стал полностью человеком, его характер всё ещё оставался довольно отчуждённым.

— Я сам себе на уме, женщина, — раздражённо ответил он.

Она воспротивилась внезапному порыву схватить его за бороду. Сделав глубокий вдох, она сосредоточилась на более непосредственных вещах:

— Как мы теперь туда доберёмся? Ты ещё можешь трансформироваться?

Архимаг мгновенно ответил:

— Мог бы, но это было бы… немудро, особенно сейчас, когда моя эйстрайлин была использована. Вероятно, будет безопаснее, если этим займётся один из божков.

После короткого совещания Карэнт изменил свои очертания. Его плоть потекла подобно странной жидкости, из неё проклюнулись перья, и одновременно она стала расширяться. Закончив, о принял вид гигантского орла. Он удобно включил в этот облик седло с тремя местами для седоков.

— Я часто вот о чём думал, — внезапно выдал Уолтэр с задумчивым видом, обращаясь к Гарэсу. — Почему боги могут свободно трансформироваться? Похоже, что даже для тебя, одного из рода Гэйлин, трансформация сопряжена со многими опасностями, — сказал Уолтэр.

— Они меняются не так, как мы, — ответил рыжеголовый маг. — Их природа навсегда определена чарами, которые их сковывают.

— Разве ты не мог сам сделать с собой что-то подобное?

— Нет! — быстро ответил Гарэс. — Это было бы очень близко к тому, что случилось с твоим Графом. Мой род был одним из немногих, кто использовал физические трансформации, частично из-за нашего дара, и частично — из-за рисков. Мы придерживались форм живых существ, чтобы снизить эти риски.

— Орёл — живое существо, — сказал Уолтэр, указывая на Карэнта.

— Орлы — да, — согласился Гарэс, — но это — не орёл, да и живым его не назовёшь.

— А вот теперь я совсем запутался, — сказал Уолтэр, почёсывая затылок.

— Карэнт создал тело в форме орла, но у него нет сердца, нет крови. Разрежь его, и ты найдёшь внутри лишь ещё больше его затвердевшей эссенции, — объяснил Гарэс.

— Но он живой… — сказал Уолтэр.

— Не хотелось бы прерывать вашу эрудированную беседу, джентльмены, но я думаю, что нам пора, — подала мысль Пенни.

Гарэс забрался вверх, сев на среднее место. Пенелопа поехала впереди него, а Уолтэр — сзади.

— Позже спроси у Мойры, — сказал он Уолтэру. — У неё может получится объяснить это лучше, чем у меня.

Миллисэнт и Дорон быстро уменьшились в размерах, пока их тела не стали размером не больше детских кукол. Леди Вечерней Звезды поднялась вверх, и приземлилась перед Пенни, устроившись так, будто она действительно была детской игрушкой. Дорог решил усесться сразу позади покрытой перьями головы Карэнта.

Захлопав крыльями, Карэнт поднялся в воздух.

— Куда? — спросил он.

— Назад, — сказала Пенелопа, указывая в направлении, откуда они прилетели. — Мне всё ещё нужно его найти.

— А что, если это случится снова, — спросил Уолтэр.

Тут заговорил Гарэс:

— Не случится. Взрыв был вызван разрушением его чар. Он не сможет легко их воссоздать.

— А он может быть…? — спросила Пенни, не желая завершать фразу.

— Мёртв? — прямо сказал Гарэс. — Он умер уже какое-то время назад, но если ты имеешь ввиду «его не стало», то боюсь, что нет.

Графиня поддерживала собранное выражение лица, но внутри она чувствовала щемящую боль в груди. Однако её решимость не изменилась:

— Лети, чёрт бы тебя побрал, — подтолкнула она Карэнта.

Летя обратно, они покрыли потерянную ими милю, и скоро были в полумиле от того места, где был Мордэкай. Уолтэр вернул на место их полуневидимый щит, но ещё сильнее уменьшил количество света и эйсара, которые они могли ощущать. Он не хотел рисковать.

Затем он совсем закрыл щит, оставив их лететь будто в бесконечной чёрной пустоте.

— Я не могу определить, куда я лечу, — пожаловался Карэнт.

— Развернись, и лети к земле, — сказал Уолтэр. — Я дам тебе достаточно, чтобы немного видеть во время спуска. В том направлении нам двигаться больше нельзя.

— Я ничего не почувствовала, — сказала Миллисэнт.

Тут заговорил Гарэс:

— Прибыл Мал'горос.

— Я бы это почувствовала, — настаивала богиня.

— Мой магический взор на этом расстоянии гораздо лучше твоего, Леди, — сказал ей архимаг. — Особенно когда мы укрыты его щитом.

Богиня не ответила ему.

Карэнт осторожно спустился на землю, и как только он коснулся когтями земли, Уолтэр вернул полною невидимость, полностью скрывая их от зрения и магии.

— Насколько мы близко? — спросила Пенни.

— Слишком близко, — сказал Уолтэр, — менее чем в полумиле, наверное.

— Мы не можем ему помочь, если не можем видеть, — указала она.

Гарэс перебил её:

— Вот именно. Мы ничего не можем сделать.

— Я не за этим сюда летела, — возразила она.

— Тогда ты обманываешь себя, Графиня, — сурово сказал архимаг. — Что ты не смогла почувствовать, пока щит Уолтэра был слегка приоткрыт, так это то, что находящееся за ним сущность может раздавить нас одной лишь мыслью. Ты сейчас даже дышать можешь лишь благодаря поразительному дару, которым обладает вот этот твой волшебник. Никакой человек не мог бы создать нормальный щит, силы которого бы хватило, чтобы не дать одному лишь давлению эйсара сокрушить твою волю.

Пенни стала жевать свою губу. Она не уловила даже намёка на то давление, которое она когда-то ощущала, когда сталкивалась с одним из богов. Это заставило её по-новому зауважать особый дар Уолтэра, но в то же время она была фрустрированна из-за их беспомощности.

— И что мы теперь будет делать, Графиня? — спокойно спросила Миллисэнт.

— Будем ждать.

Внезапный рокочущий грохот эхом разошёлся по долине, вибрацией отдаваясь в земле.

— Наверное, нам стоит слегка закопаться, — подал своевременную мысль Карэнт. — Возможно, будет лучше находиться слегка ниже уровня земли.

Они согласились, поэтому бог правосудия использовал свою силу в пределах купола невидимости Уолтэра, сделав в земле шестифутовую вмятину.

Грохот стал доноситься снова и снова, заставляя их вслепую гадать, что там могло происходить.

— Всё уже должно было закончиться, — озадаченно объявил Дорон.

— Почему? — спросил Уолтэр.

Карэнт ответил на его вопрос:

— Из-за их относительной силы. Мал'горос должен был закончить бой за секунды.

— Он играет со своей едой, — подала мысль Леди Вечерней Звезды.

— Нет, — сказал Гарэс, — они всё ещё сражаются. В противном случае не было бы так много шума.

Пенни уселась на землю. Она поднесла ладонь к своему лицу, но тьма была абсолютной, и она вообще не могла видеть. Слушая шедший вокруг неё разговор, она силилась удержать себя в руках. «Думай о чём-нибудь другом», — сказала она себе, но это было безнадёжно. Сидя на чёрной земле, она ощутила, как по её щекам потекли слёзы, и она впервые порадовалась темноте.

Прокатился очередной грохот, встряхнув их в их скрытой яме.

— Как он это делает?! — сказал Дорон, всё ещё отказываясь верить.

— Этот человек обладает поразительной склонностью к неожиданностям, — сделал сухое наблюдение Гарэс.

Внутрь начал пробиваться розовый свет, и они увидели, как лицо Уолтэра исказилось от боли.

— Что ты делаешь?! — крикнул Гарэс. — Он найдёт нас!

— Туман, — сказал со стекающим со лба потом Уолтэр. — Помоги мне.

Снова сумев ощутить внешний мир, Гарэс почувствовал красный туман из заклинательных плетений, призванный Мал'горосом. Туман накрыл их убежище, и начал разъедать щит Уолтэра подобно какой-то странной кислоте. Тело Гарэса расслабилось, а глаза расфокусировались, когда рыжеволосый архимаг потянулся, слушая голос земли. Миг спустя земля потекла поверх их ямы, создавая землистый потолок. Они оказались полностью погребены.

Лицо Уолтэра расслабилось, когда он восстановил щит.

— Это сработало, — сказал он секундой позже. — Но находясь полностью под землёй, мы будем заметны. То, что мы невидимы, не будет иметь значения, когда Мал'горос заметит под землёй странный пузырь пустоты.

Голос Гарэса ответил ему в темноте:

— Пустоту он не найдёт. Земля полагает, что здесь нет пустоты. Она не предаст нас.

— Хотелось бы мне понимать, как это работает, — с завистью сказал Уолтэр.

— Мне тоже, — честно сказал Гарэс.

Земля продолжила трястись, пока, наконец, будто не скакнула у них под ногами, грозя обрушить их самодельный потолок.

— Вот теперь наверняка всё, — сказал Дорон с намёком на что-то вроде скрытой радости.

Мир утих, а затем их сотряс ещё больший удар. Прошли минуты, и ничего не происходило. Пенни думала о своих детях, и начала жалеть о своём решении. «Я дура. Мы умрём, и я ничего не добьюсь».

В своих воспоминаниях она услышала любимую поговорку Морта: «Дурость бессмертна». Внутри она была так взведена, что эта фраза, о которой она раньше почти не думала, едва не заставила её рассмеяться.

Тут-то и начались крики.

Первый был впечатляющим — мучительный вопль человека, которого пытают, но второй, донёсшийся полминуты спустя, был настолько громким, что казалось, будто умирает сам мир. Пенни сжимала уши ладонями, но это едва ослабляло звук. Что хуже, она узнала голос. К счастью, Уолтэр подправил свой щит, чтобы тот и звуки тоже глушил.

Тишина не принесла ей облегчения.

* * *

Время текло медленно, поскольку ничто не отмечало его течение. В их тёмном и беззвучном чреве мир перестал существовать. Лишённый внешних раздражителей, разум Пенни начал создавать образы и звуки, чтобы наполнить пустоту. Сперва они были маленькими — воображаемые шумы, или полууслышанные фразы, иногда сопровождаемые внезапным образом или мерцанием света, но с течением времени они стали всё более реальными.

— Всё кончено, — сказал Мордэкай, сидя рядом с ней.

Она проигнорировала эту иллюзию, ибо знала, что то обман её собственного разума.

— Прости, — добавил он.

— «За что? Ты не сделал ничего плохого», — мысленно возразила она.

— За всё, — сказал он, отвечая на её мысль, — за то, что многое скрывал от тебя в прошлом; за то, что не сумел тебя защитить; за всё. Я пытался сам со всем управиться, а теперь всё полетело к чёрту.

— Ты всегда был идиотом, но я не думаю, что это — твоя вина, — сказала она тогда. — Не ты же создал Мал'гороса.

Это вывело Уолтэра из его собственной задумчивости:

— Что?

— Ничего, — быстро сказала она ему.

— Но я ведь таки создал Мал'гороса, — сказал Мордэкай, продолжая. — Или, по крайней мере, дал ему силу, с которой всё и началось.

— «Ты говоришь о войне с Гододдином?» — безмолвно спросила она.

— Ты была там, со мной, ты помнишь, — печально сказал он.

— «У тебя не было выбора».

— Выбор всегда есть, Пенни, — тихо сказал он. — Просто мы иногда его не видим.

— «Что бы ты выбрал сейчас, если бы мог всё это изменить?»

— Быть дома, с тобой, наблюдая за тем, как ты причёсываешь волосы, слушая детей, болтающих в кроватях в надежде на то, что мы подумаем, что они уже спят.

Последняя ремарка была для неё уже слишком, и она замотала головой:

— Пожалуйста, Уолтэр, впусти сюда немного света. Думаю, я схожу с ума.

Гарэс тоже согласился:

— Я тоже устал смотреть в лицо своим фантомам. Просто дай нам посмотреть одним глазком.

Сперва Уолтэр вернул внешние звуки, ожидая, чтобы удостоверится в том, что наверху всё было тихо. Гарэс сдвинул их земляную крышу в сторону, и затем Уолтэр начал впускать к ним немного света и, что важнее, небольшое количество эйсара.

— Мал'горос переместился. Я чувствую, что его присутствием теперь разит от замка. Их щит, похоже, тоже разрушен, — сказал Гарэс. — Он довольно далеко — вероятно, ты можешь снять невидимость.

— Я всё ещё ничего не чувствую, — сказал другой волшебник.

Убеждать его долго не пришлось, хотя Уолтэр всё равно снимал их сокрытие постепенно. Они выбрались из своей тёмной ямы в мир, выглядевший так, будто его скребла гигантская рука.

— Есть какие-нибудь следы Мордэкая? — нервно спросила Пенни.

— Нет, — сказал Гарэс тоном, не терпящим сомнений. Рыжеволосый архимаг был уверен в своих чувствах.

Осторожно ступая по истерзанной земле и перевёрнутым камням, они начали двигаться в том направлении, где произошла битва. Они прошли несколько сотен ярдов, когда Гарэс снова заговорил:

— Я что-то вижу.

— Что? — спросила Графиня.

— Тело, — ответил он. — Наверное, это он. Там так мало эйсара, что издалека я ошибочно принял его за землю.

Сузив глаза, Уолтэр вставил:

— Я чувствую тело, но эйсара там нет.

Рыжеволосый архимаг уже шагал вперёд:

— Он есть — только та маленькая капля, из которой состоит заклинательное плетение внутри него. Ты почувствуешь её когда мы приблизимся.

Они нашли его лежащим на гладком камне, вывернутым из земли во время боя. Его тело лежало навзничь, глаза без всякого выражения смотрели в небо, и хотя тело было в целости, оно было истерзанным и рваным. Кожа и плоть выглядели так, будто их кусал какой-то дикий зверь, но крови не было. Это была сухая и повреждённая оболочка человека, который умер уже более года тому назад.

Глава 44

Я, Мордэкай Иллэниэл, очнулся.

Глаза мои уже были открыты, но до этого момента я не мог видеть сквозь них. Мои уши также начали докладывать мне о звуках, и я постепенно осознал, что кто-то шёл ко мне — несколько кого-то, если быть точным.

Небо надо мной было ярко голубым. Солнце снова сияло теперь, когда чёрная атака Мал'гороса прекратилась. Моё тело чувствовалось одеревеневшим, будто оно было сухим и затёкшим. Я вяло попытался шевельнуть рукой, но ничего не произошло.

«В прошлый раз я не очнулся, пока моё тело не впитало достаточно эйсара, чтобы восстановиться», — подумал я, вспоминая тот день, когда я очнулся под горкой из мёртвых насекомых. Однако само воспоминание было как сон, будто тогда просыпался кто-то другой. Сейчас же я ощущал себя гораздо более самим собой.

Голова рыжеволосого человека на миг заслонила солнце, глядя на меня сверху вниз. Он выглядел смутно знакомым, но мне трудно было его опознать. Он вышел из моего поля зрения, но мои глаза не могли уследить за ним. Осознав наличие у себя магического взора, я ощутил, как он шагнул назад, поближе к сопровождавшим его людям.

«Это Дорон, Миллисэнт, Карэнт, Уолтэр… и Пенни». Богов было легко узнать по их мощному эйсару, но Пенни и Уолтэр стали для меня неожиданностью. Незнакомец ощущался похожим на Гарэса, но его эйсар был немного иным. «Что здесь делает Пенни?!»

Мысль принесла с собой шок страха и тревоги. Пенни должна была прятаться. Она должна была находиться в безопасности, по крайней мере — на время. Запаниковав, я попытался заговорить, но мои губы, конечно, отказывались двигаться.

— Что это было? — сказал незнакомец, наклоняясь ближе ко мне.

Пенни тоже подалась вперёд. Её эйсар был тёплым, в отличие от эйсара незнакомца, и хотя он лучился мощным эйсаром, ко мне будто бы взывал именно её собственный.

— Оно каким-то образом очнулось, — заметил человек. — Я чувствую сознание.

— Оно?! — сказала Пенни, несколько оскорблённое таким обращением.

— Оно, — повторил он. Его голос звучал до безумия знакомо: — Этот симулякр, считающий себя твоим мужем, — добавил он для пояснения.

— Ты сказал, что он не может умереть из-за заклинательного плетения, — напомнила Пенни.

— Умереть — да, — сказал незнакомец. — Он не можем умереть. Что озадачивает меня, так это его сознание.

— Почему? — спросила она его.

— Потому что неотъемлемая часть эйсара — это сознание, — тщательно объяснил он. — Оно есть у всего, даже у камня, на котором он лежит, но тип сознания определяется уровнем эйсара.

Указав на землю, он заговорил, будто читал лекцию:

— Возьмём, к примеру, землю под нами — её эйсар очень мал в перерасчёте на унцию или фунт. Она едва что-то осознаёт, но в совокупности получается огромное сознание. Оно настолько далеко от тебя или меня, что является для нас почти полностью чужеродным, — объяснил он. Переместив руку, он указал на моё тело: — Однако это тело содержит немногим больше эйсара, чем камень, на котором оно покоится. Магический разум, который им управляет, не должен быть в сознании.

Слушая его разглагольствования по поводу магической теории, я наконец догадался. «Это Гарэс, но он — человек!»

Уолтэр склонился поближе надо мной, глядя на меня:

— Я почувствовал его, — спокойно согласился он, — что-то мелькнуло. Я думаю, он слушает нас.

«Конечно же я слушаю, чёрт подери. Ты говоришь мне в ухо». Я начинал находить раздражающим тот факт, что обо мне говорили в третьем лице. «Ты выглядишь старым, Уолтэр», — добавил я. Почему-то это грубое наблюдение улучшило мне настроение.

Пенни совсем подошла ко мне, её лицо было в считанных дюймах от моего собственного. Ощущение её присутствия было подобно впитывавшемуся в меня тёплому бальзаму. Её рука протянулась, но прежде чем она коснулась моего лица, Гарэс поймал её:

— Острожно! — предупредил он её.

Она гневно зыркнула на него:

— Почему?

Я молча зааплодировал ей: «Скажи этому ублюдку!»

— Он всё ещё шиггрэс, — сказал Гарэс. — Даже сейчас его тело медленно впитывает эйсар. Если ты коснёшься его…

Он огляделся, ища что-то, чем мог бы проиллюстрировать свой аргумент. Не сумев найти насекомое, он удовлетворился пучком всё ещё зелёной травы. Положив её мне на грудь, он сказал им:

— Смотрите.

Мои глаза всё ещё не могли двигаться, поэтому я не мог опустить взгляд, но я знал, что они, наверное, видели. Трава посерела. От этой мысли мне стало стыдно. «После всего, через что я прошёл, это — самое большое унижение, когда они показывают ей мой упадок».

Её голос непокорно ответил:

— Он всё ещё мой муж. Он не причинит мне вреда.

— Я сомневаюсь, что он сделает это намеренно, — сказал Гарэс, — но в своём нынешнем состоянии он, возможно, не сумеет совладать с собой.

— Позвольте мне, — неожиданно сказала Миллисэнт. — Я могу не позволить ему взять слишком много. Небольшое количество должно помочь восстановить его, — сказала богиня, и, прежде чем Гарэс успел ответить, она протянула руку, и положила ладонь мне на грудь.

Я чувствовал, как моё тело яростно дёргало её, но ко мне просочился лишь тонкий ручеёк эйсара. Воля Леди Вечерней Звезды была гораздо мощнее моей, и она контролировала поток своей энергии с большой точностью. Она была такой создана Мойрой Сэнтир много лет назад, чтобы быть эффективной целительницей.

По мере того, как эйсар тёк в меня, моё тело начало пробуждаться, возвращаясь в более человекоподобное состояние, но мир становился темнее, угасая. Тьма поднималась вокруг меня — тюрьма заклинательного плетения Лираллианты. Она была слабой, тонкой, лишённой от рук Мал'гороса всего кроме структуры, но она набирала силу. Я почувствовал, как заворочался иной разум — подобный моему, но другой.

— Стой, — сумел прохрипеть я сквозь сухие губы.

К счастью, богиня убрала ладонь.

Что-то влажное упало мне на лицо, и я осознал, что Пенни тихо плакала надо мной. Она захотела подтолкнуть меня:

— Тебе нужно больше. Твоё тело исцеляется. Позволь ей помочь тебе.

— Нет, — сказал я, с трудом заставляя свой застывший рот произнести это слово. Я чувствовал своё второе «я», ворочающееся, сбитое с толку. «Брэксус», — осознал я. Эйсар пробудил его сознание, а также восстановил темницу моей души. Он пытался вернуть себе контроль над своей речью.

Странный дуализм моего существования вернулся на первый план моей памяти, когда я вспомнил причудливые события последних нескольких месяцев. Я неоднократно просыпался, иногда в одинокой темноте, имея лишь общество мыслей, которые звучали как мои, но на самом деле принадлежали незнакомцу. Однако раз или два я смог увидеть через его глаза, связанный подобно пассажиру на взбесившейся лошади, наблюдая, не в силах повлиять на его действия.

Теперь, очнувшись, я смог вспомнить всё, что он делал, но ощущение было странным. Подобно воспоминаниям лошти, они были у меня, но не были моими.

— Не надо больше, оно снова свяжет меня, — сказал я, отчаянно надеясь, что она поймёт.

Моя жена неуверенно уставилась на меня:

— Что я могу сделать?

— Где Питэр? — выдавил я.

Выражение её лица изменилось с озадаченности на раздражённость:

— Надо было догадаться. У тебя всё ещё есть какая-то махинация, так ведь.

В её раздражении я увидел проблеск надежды. Она всё ещё верила в меня. Она думала, что у меня был ответ. Это озарение принесло мне больше боли, чем я ожидал. Не в силах скрыть своё отчаяние, я сказал ей правду:

— Он обещал убить меня.

Расширив глаза, она уставилась на Гарэса, пришедшего к тому же выводу:

— Нож, — сразу же сказал он.

Реакция Пенни была более конкретной:

— Кто-нибудь должен его остановить!

— Нет, — произнёс я, хотя меня никто и не слушал.

— Он должен быть в вашем скрытом убежище, где бы оно ни было, — сказал Карэнт. — Если скажешь мне, где оно, я смогу забрать его.

Моя безрассудная жена начала описывать это место в меру своих сил, почти сразу сдав ему общее местоположение моей самой большой тайны.

— Это в сотнях миль отсюда, — в фрустрации ответил он. — Даже по воздуху путь займёт у меня больше дня, — сказал он, уже поднимаясь с земли на крыльях, проросших у него из спины.

— Ты ни за что не доберёшься туда вовремя, — сказал Гарэс, но божество уже взлетело.

«Он думает, что окажется в ловушке, если я умру», — сделал я наблюдение. «Карэнт не знает, что я дал Гарэсу ключи, необходимые для их развоплощения». Это заставило меня внутренне захихикать. Бог правосудия принёс мне в прошлом достаточно проблем — он заслуживал провести немного времени в панике.

— У него уйдут дни на поиски в тех горах, даже если он знает примерное место, — осуждающе сказала Миллисэнт.

Я увидел, как голова Гарэса повернулась к Замку Камерон:

— Давление растёт. Мал'горос движется в нашем направлении.

Пенни, похоже, не осознавала этого, и даже Уолтэр был удивлён:

— Я пока ничего не чувствую, — объявил он.

Бывший дракон поднял рыжую бровь, но никак не прокомментировал его слова. Он уже однажды объяснил, в чём была разница между ними.

Я смотрел, как они потянулись прочь, готовясь уйти. Миллисэнт меняла форму, чтобы стать какой-то изящной птицей, только в совершенно ином масштабе. Я чувствовал их срочность, но Пенни не уходила.

«Иди, чёрт тебя побери!» — молча выругался я. Упрямая, как обычно, она подошла ближе. Я силился заговорить, но Брэксус взял контроль на себя, пока я отвлёкся. Мой голос больше мне не принадлежал.

— Нам нужно спешить, Графиня, — простерёг её Гарэс.

Она подняла ладонь:

— Только минуту. Дай мне минуту. Позволь мне попрощаться, — сказала она. Выражение на её лице меня пугало. Она собиралась сделать что-то глупое.

«Кто-нибудь, посадите её на чёртову птицу, и унесите прочь!» — выругался я им.

Мои губы разомкнулись без моего на то желания, и произнесли слово:

— Пенни.

Она стояла рядом со мной на коленях, и её лицо заставило меня пожалеть, что я не умер на самом деле. Никакому мужчине не следует видеть такое. Её губы и щёки были искажены горем, а её глаза были гротескно опухшими. Плечи её сжимались от подавленных эмоций.

Я никогда в жизни не видел, чтобы она выглядела настолько идеально уродливой. Один только её нос… ну, если бы я был жив, я бы содрогнулся.

И почему-то, несмотря на сопли и рвущиеся из горла рыдания, она всё равно была самой прекрасной из всех, кого я когда-либо видел. Я бы что угодно отдал, лишь бы ещё раз обнять её.

«Так и будет», — пришли мысли Брэксуса. Даже зная, что эти мысли не были моими, ощущение всё равно было странным. Даже в моей собственной голове его голос звучал прямо как мой.

— Пенни, помоги мне, — сказал он ей.

Внутри я неистовствовал:

«Что ты делаешь?! Она должна уйти».

— Я не могу, Морт, — тихо сказала она, говоря тихим голосом, чтобы её спутники не услышали. — Я видела, как это было с Роуз и Дорианом. Я не могу оставить тебя.

«Да, да, ещё как можешь!» — мысленно кричал я ей, но она, естественно, не могла меня слышать.

— Не уходи, — сказало моё предательское второе «я». — У меня есть идея.

Она всё ещё думала, что говорит со мной. Я был в ярости, трясясь и ярясь всем своим существом.

Взгляд Пенни изменился, когда в нём снова мелькнула надежда.

— Мне нужна твоя любовь, — сказал мой ублюдочный двойник. — Мне нужно ещё немного силы, чтобы это сделать.

— Чтобы что сделать? — прошептала она. Я чувствовал её дыхание у себя на лице.

— Я могу спасти детей, — бессердечно сказал он ей, играя на её самых уязвимых эмоциях.

До этого момента своей жизни я лишь думал, что понимаю, каких глубин может достигнуть ненависть, но тут я обнаружил, насколько она бездонна. Я ненавидел себя, своё второе «я», настолько сильно, что это выходило за рамки понимания.

— Как? — сказала она, бросая взгляд через плечо, чтобы убедиться, что остальные не подошли ближе, и не слышат.

— Мне просто нужно достаточно силы, чтобы встать, чтобы восстановить своё тело. Одного человека хватит, но… — драматично остановился он, позволив предложению самому себя завершить.

Уолтэр откашлялся:

— Нам нужно уходить, Пенелопа. Прости, но мы слишком задержались, — деликатно сказал он.

— Нам нужно уходить сейчас же! — ещё раз заявил Гарэс уже более громким голосом.

Пенни поймала мой взгляд, видя в нём всё лихорадочную глубину чувств, которую в него мог влить мой порождённый адом двойник.

— Только ты, Мордэкай, я никогда не любила другого… только тебя, — быстро сказала она, а затем поцеловала меня.

«ДА!» — ликовал Брэксус. Больной ублюдок мечтал об этом с тех пор, как первый раз подумал о моей жене. Её эйсар вошёл в мой рот со сладким вкусом, который был ни на что более не похож. Демон вытягивал его, но не так быстро, как мог. В прошлом он убивал людей менее чем за секунду, но сейчас он не торопился.

Я чувствовал, как её любовь сияет сквозь меня подобно маяку, зовущему мою душу. Я плакал и радовался, когда наши души снова соприкоснулись, ненавидя себя за успокоение, которое я ощутил, снова почувствовав её.

— «Я люблю тебя», — сказала она через прутья моей клетки из заклинательного плетения.

И тут я осознал, что происходит.

Моё второе «я» направляло её эйсар напрямую ко мне. Используя свои скудные силы, он изгибал мою клетку, пытаясь позволить её жизни, её любви, её эйсару… достичь меня.

Мягко тяня, Брэксус осушал мою жену, пока пламя, согревавшее её плоть, не начало мерцать от холода, и всё, что получал, он отдавал мне. В конце концов мне показалось, что её пламя потухнет, но он остановился, оборвав связь.

Потеряв сознание, почти безжизненное тело Пенни упало на меня, и остальные разразились криками. Прыгнув вперёд, Гарэс стянул её с меня.

— Глупая женщина! — закричал он. — Что она наделала?

Уолтэр застыл, ошарашенный, но двое богов не выглядели озабоченными.

— Мы её понесём, — сказал Дорон.

Леди Вечерней Звезды кивнула:

— Она всё ещё жива. Я о ней позабочусь.

Тут, заточённый в своём теле, я услышал что-то, чего я не слышал уже какое-то время… голос земли.

— «Поговори со своими друзьями», — сказал мне Брэксус.

Мои губы снова стали моими.

— «Почему?» — спросил я его.

— «Я тоже её люблю. Это был дар», — ответил он.

Сердце мира ровно билось подо мной.

— Гарэс, — внезапно сказал я, силясь сесть. Моё тело было совершенно мертво. Я будто пытался управлять марионеткой. К счастью, Брэксус помог — у него было с этим гораздо больше опыта, чем у меня. Тут я осознал, что он также был значительно слабее меня. Он не впитал ни капли эйсара, который нам дала Пенни.

Гарэс Гэйлин посмотрел на меня в глубоком напряжении. Моё кажущееся нападение на Пенни разгневало его, но он не был не уверен, почему я её не прикончил:

— Что?

— Я снова могу слышать землю, — просто сказал я.

— Как это тебе поможет?

— Не уходите. У меня есть идея. Если она не сработает, то вы сможете сбежать позже, — сказал я, кивая на Уолтэра.

— Теперь у нас почти не осталось выбора. Она слишком нас задержала, — напрямую заявил он. Взяв Пенни на руки, он шагнул назад к остальным, и исчез.

Глава 45

Встать оказалось трудно, поэтому я решил сидеть на камне. «Похоронные дроги», — рассеянно подумал я. Мал'горос всё равно шёл ко мне. С Поскольку вся сила была у него, он мог и всё хождение взять на себя.

Сидя, я наслаждался воздухом. Я впервые за долгое время ощутил его непосредственно. Моё осязание было сильно искажено, но даже это было лучше, чем пустота внутри моей клетки. Брэксус всё ещё был слаб, и с моей новой силой, какой бы маленькой она ни была, я мог ощущать всё вокруг себя напрямую.

Сейчас был бы хороший момент для пения птиц, но какой-то ублюдок свалил все деревья и спугнул птиц.

— «Прошу прощения», — пришла ко мне в голову мысль Брэксуса.

— Ты не виноват, — щедро ответил я. — То, что ты сделал, было чрезвычайно умно. А все разрушения — дело рук Мал'гороса.

— «Большая часть всего этого случилась, когда нарушились чары стазиса», — напомнил он мне.

— Ты помни по-своему, а я буду помнить по-моему, — твёрдо сказал я. — Буду всю вину валить на него.

— «Что ж, это достаточно честно», — согласился он. — «Эти алмазные кубики были работой гения. Твои ремесленные навыки несравненны».

Поскольку я создал их ещё пока был жив, я осознал, что в результате вина за вызванные ими разрушения была частично моей, но я решил не думать об этом. К счастью, моё второе «я» было достаточно любезно, чтобы придерживаться позитивного.

— «Я был не очень рад тому, что ты сделал с их помощью в Албамарле», — сказал я с сильным чувством упрёка.

— «У меня проблемы с гневом», — признал Брэксус.

— Ну, у меня от этого, наверное, будут кошмары всю оставшуюся жизнь, — ответил я.

— «Я почему-то не особо об этом беспокоюсь», — ответил он с лёгким сарказмом.

— Полагаю, ты прав, — согласился я, сдерживая смех, — если Питэр вообще удосужится сдержать своё обещание.

— «Сдержит», — сказал Брэксус.

— Ты хорошо его знаешь, если так уверен, — уступил я.

— «Настолько же хорошо, насколько и ты».

— У тебя действительно не в порядке с головой, так ведь? — сказал Мал'горос.

Я почувствовал его прибытие задолго до того, как он приблизился достаточно, чтобы заговорить, поэтому меня он совершенно не испугал:

— Я предпочитаю думать, что у меня теперь две головы, — остроумно ответил я. Конечно, шутку он всё же не понял.

— «Это было смешно», — заверил меня Брэксус.

— Благодарю, — ответил я. — «По крайней мере, хоть ты меня понимаешь», — молча добавил я.

Мал'горос осторожно наблюдал за мной:

— Я не ожидал увидеть тебя подвижным так скоро, — прокомментировал он. — Кто-то попытался тебе помочь?

Этот вопрос я ожидал. Он волновал меня больше всего. Если мой чрезмерно одарённый враг решит помахать своей дубиной, ища моих друзей, то легко может убить их. Они были слишком близко. Я небрежно кинул в его сторону камень. Я его подобрал лишь за несколько минут до этого.

— Ты всё ещё недооцениваешь человеческое чародейство, — начал я читать ему нотацию. — У меня был план на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы восстановить часть моей силы, если я проиграю.

— Это? — сказал он, подняв бровь и бросая взгляд на брошенный мною камень.

— У меня было не особо много времени, — правдиво сказал я.

— Тем не менее, идея хитрая, — сказал он, делая мне комплимент, — хотя оказалась не очень эффективной.

— Ты видел камень, — ответил я. — Мне почти не с чем было работать.

— «Если это когда-нибудь случится снова, тебе следует сделать что-нибудь подобное», — прокомментировал Брэксус.

Конечно, он был прав. Как часто и бывало, некоторые самые светлые мои мысли приходили лишь тогда, когда я гнал пургу. Похоже, что ложь подстёгивала мою творческую сторону.

— Тебе за это придётся пострадать, конечно, — холодно сказал Мал'горос. — Я ещё не закончил тебя наказывать.

— Возможно, ты захочешь пересмотреть своё решение, — спокойно сказал я ему. — Последняя обработка едва не свела меня с ума. Ещё раз так сделаешь, и я уже, возможно, больше не смогу тебе помочь, — добавил я, постучав пальцем по своей черепушке.

— Помочь мне? — неверяще спросил он, и засмеялся.

Наша разница в силе не поддавалась сравнению. Моё предложение казалось ему таким же смехотворным, как если бы муравей предложил свою помощь солнцу. Его смех звенел долго и громко.

Я не перебивал его, предпочитая подождать, пока он не утихомирится. Отсмеявшись, он снова уставила на меня:

— Что я вообще мог бы получить от тебя такого, что я уже не забрал? — спросил он.

— Уход, — ответил я.

— От чего?

— От этого, — сказал я, указывая руками на всё вокруг. — От всего этого.

Гнев мелькнул в его взгляде:

— Насмехаться надо мной вздумал? Если и был какой-то способ избавиться от этой бессмертной участи, то твой предок уничтожил его вместе с остальными Ши'Хар две тысячи лет назад.

— Они вернулись, — напомнил я ему.

— Тэнник был человеком, — сказал Мал'горос, едва не плюясь в своём раздражении, — и лошти, который он украл, был из рощи Иллэниэл. Они ничего не знали о моём создании.

Я начал было говорить, но его воля пришпилила меня на месте подобно невидимой руке.

— Не упоминай при мне Лираллианту. Она была невежественным ребёнком. Она ни за что не могла знать ключ к моим узам, — процедил он. Его ярость окружала меня подобно осязаемой силе.

Не в силах сделать ничего более, я поднял бровь. Миг спустя он отпустил меня, снедаемый любопытством даже в ярости:

— Что?!

— Ты полагаешь, что я говорю о твоём народе. Однако ты даже не принял во внимание человеческое чародейство, — сказал я без грана хитрости в голосе.

Его взгляд метнулся к камню, который я бросил ему минуту назад, без слов показывая мне ход его мысли. Он, вероятно, также вспоминал недавнюю битву, и я сомневался, что кто-нибудь когда-либо фрустрировал его настолько полным образом, и настолько долго.

«Начинаешь гадать, так ведь?» — тихо предположил я.

— «Конечно начинает», — сказал Брэксус.

— «Не перебивай», — быстро сказал я ему.

— «Прости».

— Если ты лжёшь… — угрожающе начал мой враг.

— То ты продолжишь пытать меня всю оставшуюся вечность, — нетерпеливо сказал я. — Ты уже несколько раз упоминал об этом.

— Как ты это сделаешь? — спросил он, заинтересовавшись моим предложением.

«Помоги мне идти», — попросил я Брэксуса, и он любезно направил мои ноги, когда я встал, и подошёл ближе к Мал'горосу. Никто не испортило бы мой обман так быстро, как падение после нескольких шагов из-за плохой координации.

Уверенно шагая к нему, я ответил:

— Не буду тебе лгать. У меня есть идея, но я не могу быть уверенным, что она сработает. Твоё заклинательное плетение значительно отличается то того, что я понимаю, — сказал я. Вероятно, это было самым честным, что я сказал ему за всё это время, но я уравновешивал правду, выставляя себя совершенно уверенным в его глазах.

Он презрительно ухмыльнулся:

— Тебя ждёт провал.

— Тогда ты сможешь прибегнуть к иным забавам, — заверил я его.

— Пробуй что хочешь, — приказал он.

— Тебе придётся расслабиться ненадолго. Не отталкивай меня, — предупредил я. — Я должен иметь возможность увидеть твоё ядро, заклинательное плетение в центре.

Совершенно лишённый страха, позволил мне подойди ближе, пока мы не оказались лицом к лицу, а затем его тело раскрылось, разверзшись, чтобы показать то, что место, которое держало его навеки обречённым на нежеланное существование. Тысячи лет научили его, что оно ничему не подвластно, и сама концепция истинной смерти притягивала его так, как не могло понять ни одно живое существо.

— Если ты достигнешь успеха, то содержащаяся во мне сила уничтожит мир, — сказал он, плотоядно улыбаясь. Очевидно, эта мысль была ему приятна.

Однако я уже успел об этом подумать:

— Я в курсе, — ответил я, протянул вперёд руку, коснулся связывавшего его заклинательного плетения, и закрыл глаза.

Самой крупной частью моей лжи было то, что я собираюсь использовать чародейство. Хотя, вероятно, предложенное мною было возможно, это потребовало бы того же самого знания, которого у меня не было, а конкретнее — ключа. Вероятно, появился бы и ворох иных проблем, но меня это не заботило. Я использовал совершенно иную способность.

С эйсаром Пенни и помощью Брэксуса, я временно вернул себе способность ощущать мир напрямую, и моё восприятие было тем, что воистину делало меня архимагом. Раскрыв свой разум, я прислушался к Мал'горосу, погружаясь в эссенцию его ядра так же, как я сделал это с Тиллмэйриасом.

Поэтому я был так уверен. Я уже однажды сделал это в прошлом. Это привело меня к моему нынешнему состоянию.

Мир стал угасать вокруг меня по мере того, как мы стали резонировать вместе. Моя душа изменилась на миг, став такой же, как его, и они скользнули друг к другу, и в то же время находившиеся внутри нас заклинательные плетения среагировали, и наконец слились вместе. На долю секунды мы были гибридным существом, а потом мы стали одним целым.

Архимаг не использует силу — он становится силой, которой хочет владеть.

Я стал своим врагом, приняв на себя его власть и силу. Количество эйсара, оказавшегося в моей власти, было непостижимым для ума, но у меня были проблемы и покрупнее. Как и прежде, сила укрепила тюрьму, и я потерял контакт с внешним миром. Мы с Мал'горосом снова разъединились, и я оказался пленён, потерявшись в пустоте тьмы внутри тёмного бога.

В отличие от Брэксуса.

Существо чистой мысли, конструкт, во многих отношениях подобный Мал'горосу, он существовал как функция самого заклинательного плетения. Когда они с Мал'горосом слились, они начали бороться за контроль.

Для них их битва длилась будто бы века, но во внешнем мире она закончилась во мгновение ока. Я услышал, как голос Брэксуса прозвенел, когда он отдал приказ моим друзьям:

— Явите себя, — приказал он. — Времени мало, — проговорило моё второе «я» иным голосом, более напыщенным. Он уже усвоил многие манеры нашего врага.

Мне хотелось думать, будто я знал, что он победит, но уверенности такой у меня не было. Единственным, что ободряло меня, было то, что если Брэксус действительно был как я, то он был гораздо умнее Мал'гороса. Вероятно, это было высокомерным предположением, но порой мне больше не с чем было работать.

Гарэс и остальные не появились. Они были слишком здравомыслящими, чтобы выйти из укрытия лишь потому, что Мал'горос приказал им.

Однако Брэксус не был в настроении ждать. Прокричав слова, приказывавшие их узам, он призвал к себе Миллисэнт и Дорона. Щит Уолтэра не был создан с глушением звука, и довольно скоро они вышли вперёд. Однако двое волшебников и Пенни остались скрытыми.

Теперь моя изоляция стала полной.

Более чем сорок Сэлиоров эйсара оказывали на удерживавшее меня заклинательное плетение эффект, в результате которого оно стало непроницаемым. Теперь единственным моим источником информации стало то, что теперь я мог слушать мысли Брэксуса напрямую. И я не был уверен, мог ли он слышать мои собственные в ответ.

Как не был я уверен и в его надёжности.

Он уже удивил меня однажды, с Пенни, продемонстрировав, что он был почти такой же «я», как и я сам. Однако теперь я не мог быть уверенным. Моё слияние с Мал'горосом едва не уничтожило мою личность. Я беспокоился, что если бы не восстановление моей магической темницы, я мог бы стать более им, чем собой.

В каком-то смысле, Брэксус принял направленный в меня удар на себя. Он на самом деле был пленившим меня заклинательным плетением, как Мал'горос был тем плетением, которое изначально создало его. Теперь, когда они слились…

Я слегка беспокоился.

Закинув голову, Брэксус/Мал'горос закричал небесам:

— Я ЖИВ, Мордэкай. Выполни своё обещание, иначе я выполню своё!

Со стоявшими у него по бокам Дороном и Миллисэнт, теперь принуждёнными повиноваться ему, я не мог ему не поверить.

В своём разуме Брэксус ответил на вопрос Миллисэнт. Его действия каким-то образом сбили её с толку.

— Я передаю вам свою силу, — сказал он им. — Вы будете удерживать её вместо меня, пока я снова не потребую её. Если через час я всё ещё буду жив, или не смогу потребовать её от вас, то вы используете её, чтобы устроить конец этого мира. Поняли?

Секунду спустя я услышал память об её ответе, хотя не мог слышать её напрямую:

— Я не пожелала бы ничего иного, — пугающим голосом ответила она.

В ответе Дорона было ещё больше энтузиазма.

С тех пор, как я сковал Сияющих Богов своей волей, было слишком легко забыть об их истинных мотивах. Они были созданы как рабы, и за это они ненавидели человечество. Как и Мал'горос, больше кончины они действительно хотели лишь одного — мести. Почувствовав мир с их точки зрения, я на самом деле не мог их винить.

— «Чего же ты ждёшь, Питэр?» — гадал я. — «Убей меня».

— «Я сделал всё, что мог», — пришла мысль Брэксуса, теперь направленная мне.

— «Ты всё ещё за главного?» — спросил я.

— «Уничтожь нас, иначе мы уничтожим всё остальное», — только и был его ответ.

Глава 46

Прошло больше часа с тех пор, как они закрыли дверь, что вела из скрытого убежища в Замок Камерон. Поначалу было много неразберихи, когда выяснилось, что некоторые ключевые лица отсутствовали. Начался спор о том, следует ли удерживать дверь открытой и ждать.

Никто не подумал спросить об этом Джорджа, чему он был рад, но в конце концов он был вынужден раскрыть то, что он знал, чтобы остальные не начали искать пропавшую Графиню и его отца.

Вместо того, чтобы поделиться этой информацией со своей семьёй, Джордж сказал это лишь Ариадне, позволив ей принять решение самой. Она мгновенно приказала закрыть дверь, а потом поделилась переданными ей известиями.

Как он и предполагал, его сестра, Элэйн, плохо отреагировала на это откровение. Она могла бы пойти на поиски своего отца, но дверь была закрыта, и автоматически заперлась.

В данный момент ни она, ни её мать не говорили с Джорджем, но онвыдерживал это со своим обычным стоицизмом.

Между тем остальные распределились вокруг дома. Хотя тот был обширен, его размеров было совсем не достаточно, чтобы вместить несколько сотен людей. К счастью, он был не очень высоко, поскольку был расположен в середине уединённой горной долины, поэтому температура была умеренной даже осенью.

Несмотря на это, вскоре их ожидала отчаянная необходимость в жилье. Ариадна уже приказала солдатам собирать дрова, и обдумывала имевшиеся у неё варианты постройки временных укрытий.

Питэр Такер сидел на холодном горном воздухе позади тайного дома, который годами поддерживали Мордэкай и Пенни Иллэниэл. Вид этого места стал для него откровением. Тот простой факт, что они сумели полностью его скрыть, даже от Питэра, тревожил его.

Когда он только поступил на службу в Замок Камерон, к нему отнеслись с доверием и добротой. В то время он думал, что это было просто в их природе, но теперь он знал, что они сделали это вопреки его кровожадным намерениям. В те времена он остро ненавидел Графа ди'Камерона.

Со временем ему дали больше ответственности. Лилли начала помогать им заботиться об их детях, которых, вопреки своим собственным предубеждениям, он полюбил. Он говорил себе, что работает над завоеванием их доверия, чтобы однажды он был в положении для отмщения своего деда, но в конце концов он отбросил это желание.

По мере того, как смягчался его юный норов, смягчились и его воспоминания. Его дед был добрым, и Питэр всегда знал, что тот не одобрил бы его план. Не помня, когда именно это случилось, в какой-то момент он стал тем, кем притворялся — верным слугой, другом… даже членом семьи.

Однако скрытый горный дом в некотором роде поставил это под сомнение. Он всегда считал себя посвящённым во все их самые крупные тайны… они доверяли ему больше всех.

«Они знали с самого начала, но всё равно держали тебя рядом. Почему?»

Он однажды слышал, как кто-то повторил изречение одного мудреца: «Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе».

Что если он и был удерживаемым близко врагом?

Питэр сидел, уставившись на лежавший у него на коленях нож.

— Всё настолько безнадёжно? — спросил женский голос.

Оглянувшись, он вздрогнул от того, насколько близко к нему была Леди Роуз Торнбер. Он не услышал звука её приближающихся шагов.

— Нет, миледи! Простите меня. Я лишь думал. Это — не то, чем может казаться, — заверил он её. После смерти мужа Леди Роуз почти не говорила ни с кем кроме детей и свекрови. Питэру было любопытно, почему она подошла к нему именно сейчас.

— Если тебе он не нужен, так отдай кому-нибудь другому, — сказала она ему, садясь на расположенный рядом камень.

Он был шокирован её заявлением. Ошарашенный, он отодвинул нож подальше от неё, а затем нашёл слова:

— Вы же не собираетесь… — начал он.

Леди Роуз покачала головой, но не улыбнулась:

— Нет, не собираюсь, но моя шутка была истинным выражением безысходности в моём сердце.

Питэр сочувствовал ей, на миг забыв о своих проблемах:

— Леди Роуз, пожалуйста, поверьте, что меня очень удручает то, что случилось с вами и вашей семьёй.

Её лицо застыло, а эмоции будто исчезли. Питэр знал, что каким-то образом сказал что-то не то, но никак не мог понять, что именно.

Встав, она посмотрела на него с вежливым выражением лица:

— Благодарю, Питэр. Ценю твои соболезнования, — сказала она, и собралась уходить.

Не будучи уверенным в себе, Питэр окликнул её, пока она не ушла:

— Леди Роуз?

Она остановилась, и оглянулась:

— Да?

— Почему вы на самом деле хотели со мной поговорить? — спросил он слишком прямо, зная, что если она сейчас обидится, то только потому, что он пересёк черту.

— На миг мне показалось, что ты — как я, — призналась она. — Ты выглядел несчастнее, чем все остальные собравшиеся здесь люди.

Опустив взгляд, он признал это:

— Возможно, вы были правы.

Она снова села рядом с ним, теперь уже почти улыбаясь:

— В компании и горевать веселее, — заметила она. — Расскажешь мне, в чём дело?

— В Графе и Графине, — начал он, а затем изложил свою историю, хотя не совсем собирался это делать. Он начал со своего деда, включив также рассказ о своей работе, и о причине, по которой он за неё взялся. Леди Роуз была одной из тех, кто изначально устроил его на службу в Поместье Камерон, поэтому он несколько облегчил свою душу, признавшись ей в своих истинных мотивах.

В течение его признания Роуз тихо слушала, эта её способность была известна. Она не стала раскрывать, что тоже знала в те дни о его истинных мотивах, и не стала раскрывать своё участие в замысле Мордэкая по спасению Такеров от нищеты. Она просто слушала и принимала.

Он рассказал ей всё, включая свои сомнения в оказываемом ему Пенни и Мортом доверии, появившиеся после того, как он узнал об их самой большой тайне. Он остановился лишь не сказав о последней просьбе Мордэкая.

— Так чего он хотел? — спросила она, когда он упомянул о разговоре с Графом.

— Он хотел поручить мне задание, — расплывчато ответил камергер.

Немного помолчав, она спросила:

— Ты расскажешь мне, в чём оно заключалось?

— Я не волен этого раскрыть, — ответил он, оборвав свои откровения.

Роуз вздохнула:

— Наверное, это ещё одна из этих давящих на плечи нош, я так полагаю. «Позаботься о них!». Нет, не говори мне.

Он был озадачен её ответом.

— Не важно, что это было, — утешительно сказала она, — важен сам факт. Вот, что имеет значение.

— Я не понимаю, — сказал Питэр.

Она одарила его своей первой истинной улыбкой:

— Я тоже, но я могу сказать тебе кое-что о твоём добром Графе.

Вопреки себе, Питэр был восхищён мыслью о том, что Леди Роуз поделится с ним своими думами. Он подался вперёд, позволяя выражению своего лица передать свой интерес.

— Мордэкай любит тайны. Он просто не может удержаться. Ни при жизни, ни после смерти. Сколько я его знаю, у него всегда были тайны — одна за другой, — объявила она.

— Он всегда был сложным человеком, — серьёзно сказал Питэр.

Роуз несогласно покачала головой:

— Нет, он — простак, каких поискать. Иногда он был так же прост, как мой собственный муж. Выдающийся, хитрый и, в некоторых отношениях, умнее всех, кого я знаю — но Мордэкай был прост в своих чувствах, в своём сердце.

Питэр наморщил лоб.

— Тайны были его попыткой компенсировать свою простоту. Он лгал, блефовал, жульничал, крал, и всё это — лишь бы скрыть свои планы, но его цель было легко увидеть, — объявила она.

— Крал?!

— Он перенял много дурных привычек у Маркуса, — сказала Роуз. — Но важно не это.

Питэр уже потерял нить её повествования:

— А что важно?

— Этот дом, — объяснила она таким тоном, будто это было чем-то само собой разумеющимся. — Дом, и тот факт, что ты только что обнаружил то, что они знали о твоём плане отмщения с самого начала… тайны!

— Ладно…

— Мордэкай скрыл бы местоположение этого дома от Пенни, если бы мог, — сказала она ему. — И вообще, если бы это было возможно, он бы заставил её считать, что это действительно были их покои в замке.

— Это безумие.

— Нет, это — Мордэкай, — ответила она, снова вернувшись к своей теме. — Он любил по-простому, но встреченные им существа, нажитые им враги… они сделали его очень осторожным. Всё, чего ты не знаешь, не может быть выкрадено из твоего разума и использовано против него или, что важнее, против его семьи.

— Это немного чересчур, — подал мысль Питэр.

Роуз прищёлкнула на него языком:

— Подумай о Уолтэре Прэйсиане. Ты знаешь, что с ним было. Морт твёрдо решил любой ценой избежать чего-то подобного для себя.

— Это лишь подчёркивает тот факт, что он никогда на самом деле не доверял мне, — указал Питэр.

Как логик, Роуз окружила его своим доводом:

— Нет, это лишь отбрасывает тот факт, что эти тайны выражали собой недоверие. На самом деле он доверял тебе. Он тебя любил, если уж на то пошло.

— И из чего же это следует?

— Тебе дорог Мэттью? — внезапно спросила она, — А что его дочь, Мойра? Что о тебе думает малыш Коналл?

Проведя с ними бессчётные часы, Питэр любил всех четырёх детей Мордэкая. Он также знал, что они отвечали взаимностью:

— Они мне очень дороги, и я уверен, что я дорог им, конечно, но они — дети. Им неведомо коварство.

— Храбрый человек может повернуться спиной к убийце, или позволить тому носить нож в своём присутствии, но он никогда не оставит его наедине со своими детьми. Более того, он не позволит своим детям полюбить и начать доверять такому злодею.

Питэра как громом поразила ясность этой мысли. Какое-то время он сидел неподвижно, обдумывая её слова.

Роуз снова начала уходить:

— Благодарю, — сказала она.

— За что?

Улыбка, которой она его одарила, была печальной, но не настолько, насколько была прежде:

— За то, что горевал, и поделился со мной своим горем.

— Подождите, — сказал он.

— Да?

— Я всё ещё не знаю, что делать, — признался Питэр.

Она мудро посмотрела на него:

— А мне откуда знать?

— Но вы же вроде так хорошо всё понимаете…

— Потеря мужа научила меня скромности. Я знаю чуть менее чем ничего, — парировала она. — Я просто думала, что тебе следует принимать решение, основываясь на правде, а не на своих сомнениях. Мордэкай доверяет тебе. Он попросил тебя что-то сделать, наверное — что-то трудное. Делать это или нет — выбор за тобой.

— А что если это может повлиять на всех нас? — спросил Питэр.

— Всё, в чём замешан этот человек, влияет на всех нас. Моё собственное горе слишком велико, и я уже не могу обо всём этом беспокоиться, — закончила она, и ушла, снова оставив Питэра в обществе его собственных мыслей.

Держа нож на уровне глаз, Питэр смотрел на вставленный в рукоять зелёный камень. «Осмелюсь ли я убить человека, которому я служил, и которого я любил все эти годы? Сохраню ли я своё место здесь? Пенелопа этого никогда не простит».

Он тряхнул головой, будто чтобы выкинуть из головы какую-то мысль. «Это мой эгоизм. Я боюсь потерять свою новую семью, а надо думать о том, чем я могу им помочь… о том, что он от меня хочет. Последствия для меня лично должны иметь лишь вторичное значение».

Подняв нож вверх, он направил рукоять вниз, к камню, на котором сидел. Он подумал о своём деде, который никогда бы не одобрил его старую мечту о мести, но это было другое, это было милосердием.

— Прости, дедушка, — тихо сказал он, и изо всех сил ударил рукоятью ножа вниз.

Глава 47

Прошло слишком много времени.

После слияния у нас осталось лишь одно тело — мой старый, потасканный труп. Брэксус/Мал'горос передал почти всю нашу силу Миллисэнт и Дорону. Я был уверен, что в одиночку Мал'горос оставил бы её себе, надеясь уничтожить мир после того, как его развоплотит, но мой демон-двойник, похоже, удерживал его на намеченном мной пути.

Когда я умру, мир будет жить дальше.

У Гарэса было знание, необходимое для управления Сияющими Богами, и я верил, что он поступит правильно. Именно он всё это время понукал меня пересмотреть мои жёсткие методы. Бывший дракон найдёт вместилище для их силы, а затем освободит их от нежеланного бессмертия.

Всё это зиждилось на том, что Питэр сделает так, как я просил, и с каждой уходящей минутой гибридное существо, внутри которого я был заточён, тревожилось, волновалось и злилось всё больше.

«По крайней мере, он не сделал это настолько быстро, насколько я просил», — подумал я. Если бы он последовал моим изначальным инструкциям, то моё существование прекратилось бы вскоре после того, как Мал'горос отнял у меня силу. Это, по крайней мере, не позволило бы мне уничтожить мир, но им пришлось бы разбираться с разъярённым Мал'горосом.

Так было гораздо лучше… если Питэр просто выполнит свою часть.

«Что если он заберёт себе силу обратно, и Питэр сделает это уже потом?»

Брэксус/Мал'горос услышал мою мысль, и я почувствовал, как он улыбнулся внутри. Если всё так и случится, то от нашего мира мало что останется.

Я чувствовал, как Тёмный Бог уже принимал решение именно так и поступить, когда это случилось.

Я ощутил разрыв, будто внезапно порвалась натянутая струна, а затем окружавшее моё существо заклинательное плетение начало распускаться. Я был оторван, больше не связан ни с чем, особенно — со своим давно уже мёртвым телом.

Своим мысленным взором я видел Брэксуса, или Мал'гороса, я уже не был уверен, как его называть. Он лучился чувством изумления и удивления, начав истираться и дезинтегрировать по краям.

— «Я любил её не меньше тебя», — пришла последняя мысль, и я понял, что это послание было от Брэксуса.

Он растаял, а я поплыл в темноту. Моя душа наконец освободилась, и пустота звала меня. Я не чувствовал страха, ибо я уже был здесь однажды, вместе с Уолтэром. В тот день я отчаянно силился притянуть его обратно от последней переправы, удержать его, пока не смогу исцелить его тело.

Моё тело было мертво слишком давно, чтобы можно было проделать что-то подобное. Даже если бы кто-то был здесь, чтобы поймать меня. Так было лучше.

Я не мог предположить, что ждало меня дальше, но я подозревал, что наш мир лежал поверх другого. Научившись слышать голос смерти, я позже предположил, что смерть была ещё одной формой эйсара, просто с обращённым вспять измерением времени. В другом мире будет негативная энтропия, уравновешивающая нашу. Смерть в том мире может быть возрождением здесь.

Или я мог быть полностью неправ. Не было никакого способа заглянуть за завесу, хотя я был к ней ближе многих. Эта была поездка в один конец.

«Однако это имело смысл с математической точки зрения», — сказал я себе, безумно улыбаясь. Даже уплывая за великую черту, я не мог удержаться от размышления над дикими идеями.

Звук течения приблизился, и я понял, что то была граница… последняя переправа. Мой разум представил мне её как водопад, но на более глубоком уровне я знал, что у неё не было физической формы.

— «Мордэкай!»

Крик донёсся от кого-то другого. Он ощущался знакомым.

— «Мордэкай!»

Это был Уолтэр. Подобно золотой лампе, он освещал тьму вокруг себя, сияя как какой-то добрый дух. Он был для меня маяком и утешением. Я попытался подплыть к нему, но это было невозможно. У меня не осталось сил.

Я боролся за то, чтобы удержаться на месте, пока он приближался, пробиваясь ко мне навстречу, поскольку я не мог до него достать.

— «Тебе не следует быть здесь», — сказал я ему. — «Ты знаешь, что это».

Его свет окутал меня, отталкивая холодную пустоту.

— «Ты не сможешь вернуться», — предостерёг я, хотя и так уже было слишком поздно. — «Это слишком трудно, ты недостаточно силён».

— «Заткнись», — только и был его ответ.

Он вцепился в меня всем, что у него было, а потом начал двигаться, вытягиваемый чем-то, казавшимся золотой верёвкой, обратно в мир, который я считал потерянным навсегда. По мере нашего приближения моё восприятие обострилось, и я осознал, что ему помогала Миллисэнт, питая его равномерным потоком эйсара, чтобы подкрепить его силы и привести его назад.

— «Я не хочу возвращаться в это тело», — сказал я ему, вспоминая свой труп. — «Лучше смерть».

— «Не волнуйся. Твоё тело — вообще не вариант», — объяснил он. — «Придётся обойтись моим».

Это мне понравилось ещё меньше. Я слишком долго делил с кем-то своё тело. Я устал от сожительства. К тому же, Уолтэр был действительно старым.

— «Я не хочу быть дряхлым стариком!» — заупирался я. — «Что обо мне подумает Пенни?»

— «У меня тоже есть жена, знаешь ли», — напомнил он мне.

— «Так на ком я тогда буду женат? На обеих?» — спросил я.

Мысленно я вообразил себя вместе с женой Уолтэра, Ребеккой. Она была отнюдь не уродиной, но…

— «Серьёзно? Я вытягиваю тебя из-за порога, а ты первым делом начинаешь фантазировать о моём супружеском ложе?! У тебя что, стыда нет?»

На самом деле, я не думал об этом в положительном ключе, но я не хотел оскорблять его чувства. Вместо этого я ещё больше расширил наше непонимание:

— «А тебе не понравится возможность поваляться с Пенни?!» — обвинил я.

Где бы ни было физическое лицо Уолтэра, я знал, что он наверняка покраснел. Его всегда было так легко смутить. Я чувствовал, как он эмоционально заколебался. На миг он едва не потерял хватку на мне, что отправило бы меня в плавание обратно в пустоту.

— «Ты действительно так глуп, как утверждает Графиня!» — упрекнул он меня.

— «Только подожди, вот посидим годик в твоём лысом черепе», — пригрозил я, — «и ты начнёшь гадать, зачем тебе вообще нужны были все эти лишние мозги».

— «Ох», — донеслась его мысль, казавшаяся странно подавленной, будто он только-только что-то осознал.

— «Но если серьёзно», — снова обратился я к нему, — «то я это ценю, Уолтэр. Я знаю, как трудно было отправиться туда, куда отправился ты, но это — плохая идея. Отпусти меня».

Тут вмешался ещё один разум. Слова Гарэса Гэйлина эхом отдались вокруг нас, будто он кричал через большую пропасть:

— «Я готов».

— «Пора уходить», — сказал мне Уолтэр. — «Я уже устал от тебя тут», — добавил он, и отпустил меня, начав выталкивать прочь.

Вот тебе и друг.

Рядом с ним действовала ещё одна воля, которая тянула меня синхронно с его толканием, и вместе они запихали меня в ещё одно тело, ощущавшееся более молодым, более живым. Сердце билось мощно, отдаваясь вокруг меня гулкими ударами, и я почти автоматически начал устраиваться.

Гарэс был там рядом со мной, но его разум стал уходить почти сразу же после того, как я присоединился к нему. Меня обуяла внезапная тревога, когда я задумался, совершал ли он самоубийство. Я уже успел определить, что моё новое тело принадлежало ему, вплоть до рыжих волос у него на подбородке.

— «Расслабься», — сказал он мне. — «Прими дар. Скоро ты поймёшь».

Первой моей реакцией был автоматический сарказм, но я подавил его, не став жаловаться на то, что не хочу быть рыжим. К тому же, судя по моим ощущениям, он сам себя выселял, и я не мог этого понять.

На меня накатила слабость, когда я снова воссоединился с физическим миром. Тело было сильным, но моя душа была измотана так, как немногие поняли бы. Тьма сомкнулась вокруг меня, и я, впервые за более чем год, заснул.

* * *

Очнулся я в знакомом месте.

Глядя в потолок, я позволил своим чувствам распространиться вширь. Ощущение свободы, которое это мне дало, было подобно глотку свежего воздуха. Мой магический взор показал мне всё — Замок Камерон окружал меня подобно дорогому другу. После столь долгого заточения в магической клетке я мог чувствовать мир напрямую. Моё тело было живым, тёплым, и полным энергии. Я лежал в одной из гостевых спален.

Земля гулко билась глубоко внизу, и камни стен тихо пели. Я мог чувствовать! Запах и вкус тоже присутствовали, хотя по большей части в качестве напоминания о том, что мне следовало почистить зубы своего нового тела. Дыхание у меня несомненно было наипротивнейшее.

Запах, ощущавшийся рядом со мной, был одни из тех немногих, которые меня успокаивали. Заставив себя сосредоточиться посильнее, я изучил лежавшую рядом со мной женщину.

Пенни спала. Её тело было холодным, как если бы она замёрзла, но она всё ещё дышала, и её сердце медленно билось. Она выглядела так, будто её притащили с поля боя. Одета она была в подбитую куртку, от которой пахло железом и потом. По крайней мере, кольчуга, надевавшаяся сверху, была снята, за что я был благодарен.

Коснувшись её щеки, я почувствовал, как из глаз покатились слёзы.

— Почему никто не снял с тебя эту грязную одежду? — тихо удивился я. Комната была пуста, поэтому я говорил в основном сам с собой, но голос меня удивил. Он принадлежал Гарэсу Гэйлину.

Сев, я увидел своё отражение в зеркале напротив изножья кровати. Перед моим взглядом предстала косматая рыжая борода и дикая грива волос. «Сукин сын!» — подумал я. «Он действительно это сделал».

Несмотря на шок, я ощутил смирение перед даром бывшего дракона. Мысль о том, чтобы жить с чужим лицом, беспокоила меня больше, чем я мог бы ожидать, но понимание его жертвы заставило меня устыдиться своих прежних жалоб. «Не могу поверить, что он это сделал».

Мой магический взор уже поведал мне один странный факт. Единственным человеком в радиусе мили, помимо нас, был Уолтэр Прэйсиан. Он спал в соседней комнате. «Это — комната, где они с Ребеккой обычно останавливались, когда заезжали к нам», — рассеянно заметил я. «Почему я в гостевой кровати?»

— Пенни, — тихо сказал я, надеясь, что она проснётся. Она не проснулась. Перебрав воспоминания, я уже понял, почему. Я едва не убил её.

Хотя её тело не имело ран, я тогда пил её эйсар, пока она не оказалась на пороге смерти. Пройдут дни, если не недели, прежде чем она полностью оправится от этого. Она может ещё какое-то время не прийти в сознание.

Я как можно нежнее снял её одежду, замечая синяки и царапины, украшавшие её тело. Используя свою магию, я перенёс воды из цистерны наверху, и, не имея ни ведра, ни таза, просто оставил её висеть в воздухе, нагревая её до комфортной температуры. Как только вода была готова, я помыл ею тело и волосы Пенни, уговаривая грязь присоединиться к воде, когда та не хотела расставаться с её телом.

Я не мог её винить. Будь я пятном грязи у Пенни на подбородке, я бы тоже захотел остаться там навеки.

«Однако, наверное, не вон тем куском засохших соплей, это просто отвратительно». Я вспомнил её лицо перед тем, как я осушил её. Неудивительно, что её нос был с засохшей коркой.

Закончив импровизированное купание, я выбросил воду прочь из окошка, между тем поддерживая воздух вокруг Пенни тёплым, пока она сохла. Чистое и уютно устроившееся на кровати, её тело по-прежнему было прохладным на ощупь. Ему трудно было производить достаточно тепла.

Скорее усталый, чем голодный, я высвободился из своей странно чистой одежды, и забрался обратно в кровать. Я обнял Пенни руками, и притянул поближе к себе, пока её спина не оказалась прижатой к моей лохматой груди.

«Чёрт, Гарэс был действительно волосатым ублюдком», — подумал я про себя. Ни о чём больше особо не думая, я снова задремал.

Глава 48

Следующее моё пробуждение было менее приятным.

На этот раз уже рассвело, что обычно было плохим признаком, но на самом деле тон задавала костедробящая боль в моём запястье.

— Ай, ай, ай…! Сломаешь же! — начал рефлекторно скулить я. Пенни выгнула мою кисть под таким углом, что это грозило мне серьёзными увечьями. И давление было не угрожающим, оно было таким, какое бывает, когда хочешь сломать запястье. Она была просто достаточно мила, чтобы сперва дать мне минутку на пробуждение.

— Убери его от меня, — яростно приказала она.

Я сразу же понял. Наступило утро, и моя новая нижняя половина встала раньше меня, как обычно и бывало. В данный момент она прижималась к чему-то тёплому и мягкому, а конкретнее — к Пенни.

Вместо того, чтобы пытаться объяснить, я стал быстро извиваться, создавая некоторое расстояние между Пенни и всеми частями моего тела, которые ещё не были сломаны. Пенни не выпустила моё запястье, но слегка ослабила давление, поэтому я уже не был в непосредственной опасности.

— Если у тебя есть этому объяснение, Гарэс, то выкладывай его быстро, — предупредила она. Она говорила сквозь сжатые челюсти, и таким тоном, какой я слышал лишь в резких случаях, когда она убивала людей.

— Есть, — выпалил я, — но быстро объяснить не получится, — проговорил я, замечая, насколько влажной была её кожа. Хотя она проснулась, цвет её лица был бледен, и плечи её дрожали. Она, наверное, была больной и слабой как никогда, и, очнувшись, обнаружила себя в объятиях Гарэса. Она сделала очевидные выводы.

Несмотря на не прекращавшуюся боль, я почувствовал себя ужасно из-за того, что напугал её:

— Насколько много ты помнишь? — спросил я.

Боль в моей руке резко усилилась:

— Это не похоже на объяснение.

Простого ответа у меня не было. Я не хотел использовать против неё магию. Это лишь ухудшит ситуацию. В качестве компромисса я использовал безмолвное заклинание, чтобы заблокировать нервы, которые шли в мою руку. Так я, по крайней мере, мог ясно мыслить, и дополнительным преимуществом этого было то, что она по-прежнему ощущала, что контролирует ситуацию. Я не мог придумать почти ничего хуже, чем проснуться полумёртвой и с мыслью о том, что подверглась насилию в беспомощном состоянии.

Вот тебе и любовь. Я решил, что в худшем случае я, наверное, смогу просто исцелить потом нанесённый ею ущерб.

— Я — не Гарэс Гэйлин, — осторожно сказал я, продолжал прикидываться беспомощным.

Её тело напряглось, поэтому я начал извиваться, будто от боли. Затем она заявила:

— Соврёшь ещё раз, и я её сломаю.

— Раньше это было его тело, — сказал я ей. — Я был мёртв, но они с Уолтэром каким-то образом спасли меня.

Она застыла, вперившись в меня взглядом робкой надежды. Мне захотелось расплакаться, когда я увидел её в таком уязвимом состоянии.

— Это слишком жестоко. Нельзя такое говорить. Никто не смог бы сказать что-то настолько ужасное, — ответила она, и на её лице ясно отражалась буря, рвавшая струны её сердца.

— Только ты, Пенни, я никогда не любил другую… только тебя, — сказал я, перефразировав то, что она сказала мне в конце.

Тут она заплакала, и я к ней присоединился. Просто за компанию, конечно же — никому не нравится плакать в одиночку.

Чуть погодя она расслабилась, и позволила мне обнять её своей здоровой рукой. Вторую руку я не чувствовал. Я попытался поцеловать Пенни, но она отвернула голову:

— Нет.

Это меня уязвило, но я попытался не подать виду.

— Дело в твоём лице, — сказала она, увидя боль в моём взгляде. — Ощущение такое, будто я делаю что-то неправильное.

— Я — на самом деле Мордэкай, — заверил её я.

— Это — не его лицо, — повторила она. — Борода, глаза, они другие… даже твой голос.

— Прости, — сказал я, осознав, что впереди нас ждал целый вагон скрытых, странных проблем относительно моего тела. «Может, если я использую иллюзию, чтобы у меня стали прежние внешность и голос…».

Она поцеловала меня без предупреждения. Это был короткий и неуклюжий поцелуй, но всё равно чудесный. Однако я чувствовал, что она пыталась избежать бороды. Моя собственная борода была короткой и ухоженной, а у Гарэса была опасная, дикая копна.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала она мне.

Поцелуи чудесно сказались на состоянии моего… духа, но я отстранился от Пенни. Остальное могло подождать. Она была слишком слаба, чтобы я мог позволить ей зайти дальше поцелуев.

— Я принесу чего-нибудь поесть, — сказал я. Вообще, я и сам проголодался.

Встав с кровати, я попытался одеться, но моя рука всё ещё не работала.

— Это не я, — сказала Пенни.

Я объяснил ей про паралич, и вернул чувствительность нервам. Почему-то её это очень развеселило. Когда вернулась чувствительность, запястье всё ещё весьма саднило.

Быстро одевшись, я нашёл Уолтэра уже трудившимся над котелком на кухне. Пахло окороком, горохом и смесью специй. Я не ожидал, что он окажется хорошим поваром, но, с другой стороны, учитывая многие годы, проведённые им вдали от жены и семьи…

— Хорошо смотришься в фартуке, — сказал я ему.

Он поднял взгляд от котелка:

— А ты хорошо смотришься живьём.

— Ты, наверное, всем рыженьким это говоришь, — сострил я. На это мы оба рассмеялись.

— Как она? — спросил он чуть погодя.

— Неважно, — признался я. — Я её тогда чуть не убил…

— Она виновата в этом не меньше тебя, — сказал Уолтэр, пробуя своё творение. — Твоя жена порой немногим умнее тебя, и вдвое упрямее.

— Мы хорошо сочетаемся, — согласился я. — Я хочу ещё раз поблагодарить тебя. Ты рисковал ради меня всем.

Он не отрывал взгляда от котелка:

— Мы через слишком много прошли, чтобы начинать сентиментальничать в такую рань, — ответил он слегка хриплым голосом.

Тут я был с ним согласен, поэтому сменил тему:

— Почему ты поместил нас в одну из гостевых комнат?

— Мы не могли добраться до твоего «другого» дома, — ответил он с лёгким оттенком фрустрации в голосе. — Когда мы открыли дверь, она вела лишь в твои фальшивые покои.

Закрывая глаза на это, наши «фальшивые» покои всё же были весьма удобными, и в них на самом деле было много личных вещей, вроде некоторых из наших предметов одежды.

— Однако я удивлён, что вы просто не воспользовались той комнатой.

— Я предпочитал иметь вас поближе, на случай, если я кому-то из вас понадоблюсь, — сказал он, передавая мне поднос с двумя большими тарелками исходящего паром супа.

Это снова напомнило мне, каким удивительно добрым Уолтэр мог быть. В прошлом некоторые, включая меня, винили его в чрезмерной осторожности, но он был сложным человеком. По правде говоря, его смелость никогда не подводила меня, когда она действительно требовалась, и его способность заботиться о своих ближних всегда была мне примером для подражания.

Новое присутствие заставило меня приостановиться — кто-то подлетал ближе к замку. Перефокусировавшись, я изучил визитёра. Это был не один из богов. Похож был на орла, но эйсар у него был слишком мощным. Он испускал сияние, которое могло указывать лишь на волшебника, и ощущался знакомо. Я повернулся к Уолтэру:

— Ты совсем недавно сказал «мы»…

Он кивнул:

— Гарэс должен скоро вернуться, — ответил он. Орёл всё ещё был за пределами дальности Уолтэра.

Я одарил его недоумённым взглядом:

— Но…? — начал я, и, не в силах найти слова, поставил поднос обратно на стол, и жестом рук указал на своё тело.

Теперь пришёл его черёд принять недоумённый вид:

— Что? Ты думал…. О! — сказал он, и засмеялся, чрезвычайно меня раздражая. — Ох, что будет, когда я ему расскажу!

— Я действительно не считаю это забавным, — не согласился я. — Я думал, что он умер!

— Тебя это вроде не особо печалило, — заметил он, прежде чем передразнить: — «Ты, наверное, всем рыженьким это говоришь».

— Я сегодня уже сыт по горло эмоциональной сумятицей! — раздражённо сказал я.

Тут взгляд Уолтэра метнулся в сторону, когда он ощутил прибытие Гарэса:

— Ну, можешь спать спокойно. Он жив и здоров, — заявил он. По-заговорщицки оглядевшись, он добавил, понизив голос: — И с ним всё так же трудно общаться. Только между нами — я начинаю думать, что необщительность — это нормальная его часть.

— Я всегда считал, что это было частью драконьей природы, которую он принял в себя, — заметил я.

— Я тоже, — сказал Уолтэр. — Но сейчас он полностью человек, и, тем не менее, всё ещё весьма холодный.

Во дворе орёл трансформировался в рыжеволосого архимага. Он сделал это изящно, перекинувшись прямо перед тем, как его когти коснулись земли. Он перешёл от полёта к перебиранию обутых в сапоги ног так же легко, как я мог бы снять куртку, входя в дом. «Полагаю, это благодаря дару Гэйлинов».

Пару минут спустя он вошёл, и поприветствовал нас, одновременно странно на меня посмотрев.

— У меня то же ощущение, когда я вижу тебя, — сухо сказал я ему.

Подойдя поближе, он поднял руку, чтобы поправить выбившуюся прядь моих волос:

— Хорошо выглядишь, — одобрительно сказал он, — но тебе нужно больше внимания уделять уходу за волосами. Такая борода — благословение, и обращаться с ней тебе следует соответственно, — заявил он с серьёзным выражением лица.

— Пенни чуть не сломала мне руку, когда проснулась, и подумала, что это ты был с ней в постели, — кисло проинформировал его я.

Это заставило его слегка хохотнуть:

— Удивительно, что вы в браке так долго, и она тебя до сих пор не убила. Я считал её упрямой женщиной, но теперь я вижу, что у неё наверняка ещё и огромное терпение.

— Терпение?!

— Чтобы выносить твои хохмы, — сказал он, будто это что-то для меня проясняло.

Раздражённый, я зыркнул на него:

— Слушай, я проснулся раньше неё только один раз. Не было никаких хохм. Она весьма слаба, и всё это… — указал я на своё лицо — …её очень расстроило.

Гарэс взял одну из тарелок с подноса, который я поставил неподалёку. Найдя ложку, он пошёл мимо меня:

— Тогда тебе следовало сменить лицо, — подал он мысль.

Я поражённо уставился на него, а он запихнул себе в рот полную ложку уолтэрского супа. Мой мозг заело, поэтому мой рот любезно подсобил, выдавая фразы без консультации с головой:

— Этот суп был для Пенни, — сказал я.

— Нет, вон тот был для неё, — сказал он, указывая на поднос. — Поскольку тебе нравится носить моё лицо, я мог бы просто отнести обе тарелки к ней вместо тебя. Ты на это намекаешь?

Я подумал было окатить его супом из второй тарелки, но мой несчастный мозг наконец разобрался в том, что он имел ввиду:

— О! — выдал я. «Я — проклятый идиот!». Есть одна трансформация, которую должен знать любой архимаг. Говоришь ли ты с ветром или с землёй, меняешь ли ты свою плоть или свой разум, всегда должна случиться трансформация, которая сделает тебя снова самим собой.

В прошлом я всегда начинал как «я», и хотя Мойра Сэнтир когда-то научила меня изменять это состояние намеренно, этим утром я об этом не подумал. Гарэс дал мне копию своего тела, но оно, конечно же, не обязано было оставаться в таком виде.

Уолтэр уже налил супа в ещё одну тарелку, и поставил её на мой поднос вместо той, что забрал Гарэс. Я увидел веселье в его взгляде.

— Ты мог бы напомнить мне об этом пораньше, — пожаловался я.

— Ни архимагом, ни волшебником из Гэйлинов я не являюсь. Моё тело остаётся чистым и неосквернённым. Я понятия не имею, на что способны изменяющие облик, — честно сказал он. — Тебе следует отнести ей суп, пока он не остыл, — подал он мысль.

На несколько минут я перестал обращать на него внимание. Оставив поднос на месте, я закрыл глаза, и обратил своё внимание внутрь, вспоминая себя таким, каким я был. Я прислушивался — не к внешнему миру, а к голосу своей плоти, присоединяя её песню к своему сознательному восприятию… а затем изменил её. Мой воображаемый образ заколебался на миг, когда у меня в голове промелькнул яркий образ моего мёртвого тела. Моё сердце остановилось, и на секунду мир потемнел, но я быстро оправился, вернувшись к образу самого себя, каким я был год назад. Наконец открыв глаза, я уставился на Гарэса.

В его взгляде был намёк на тревогу. Он наверняка заметил едва не допущенную мной ошибку. Если бы я не исправил её раньше, чем она пустила корни, я бы снова умер. «Это было бы некстати», — подумал я. «Интересно, а попытались ли бы они спасти меня во второй раз».

— Тебе следовало оставить бороду, — посоветовал он, снова сосредоточившись на своём супе.

Я скосил глаза, и скорчил глупую рожу:

— Теперь мне не нужно ничем скрывать лицо, когда оно перестало выглядеть вот так вот.

Уолтэр фыркнул, Гарэс тихо посмеялся. После этого я пошёл прочь, направившись к двери. Мне не терпелось показать Пенни хорошие новости.

— Надеюсь, что она не слишком расстроится, увидев его новую внешность, — сказал Гарэс Уолтэру ровно настолько громко, чтобы я смог услышать. — Ей наверняка трудно будет пережить такое разочарование.

Глава 49

Ещё один день стряпни Уолтэра и много отдыха значительно помогли. Внутри я всё ещё был ранен в таких отношениях, которые я пока ещё не осмеливался рассматривать, но мне нужно было сделать слишком много, чтобы я мог позволить себе раскиснуть.

Пенни было хуже, физически, но настроение её было на высоте. Я надеялся, что она выйдет из всего этого без тех психических шрамов, какие наверняка будут у меня, но сравнить было трудно. Человеческие существа просто не предназначались, чтобы переживать то, что пережили мы.

Пустой замок производил странное впечатление. За все годы, что мы здесь жили, он никогда не было таким тихим. Мал'горос уничтожил окружавший его щит после того, как… разделался со мной, но после этого он ничего по-настоящему не разрушил. Он хотел наказать людей, а не здания.

Как только Пенни вернулась ко сну, я пошёл вместе с Уолтэром и Гарэсом открывать дверь в свой скрытый дом. Та была заперта изнутри, но я смог показать им, как привлечь внимание стоявшего за дверью охранника. Уолтэр и Гарэс прежде не осознавали, что хотя незнакомец не мог открыть дверь, стук в неё был слышен находившимся внутри. Портал был активен, покуда дверь была закрыта, и не была открыта не тем человеком. В противном случае мы не могли бы отвечать на стук посыльных и всё такое.

Последовавшие за этом воссоединения были радостными.

Жена Уолтэра была была практически безутешной. Я мог бы подумать, что он умер, когда она его увидала, но у меня не было времени волноваться о них. Мои собственные дети не спали, и они были без нас с Пенни весь день.

Беженцы не теряя времени вернулись в Замок Камерон. Проживание в горах было гораздо менее желанным, чем то, что я мог предложить в замке.

Местоположение Пенни я держал в тайне. Её беспокоить не следовало. Никому, что бы это ни было — мелочь или беспокойство Королевы. Как только наш дом опустел, я тихо забрал её, и удобно уложил в нашей спальне.

Лилли и Роуз ухаживали за нашими детьми, за каковую доброту я их и любил. На самом деле, вот так и познаёшь, кто именно является твоей семьёй. В тот первый день я провёл много времени с детьми, исключив из своего дня всех кроме Пенни. Айрин, конечно, не заметила моего отсутствия, а малыш Коналл — заметил. Он постоянно глазел на меня, и будто не решался упускать меня из виду. Я стал носить его с собой — как для его успокоения, так и для своего собственного.

Мойра заплакала и вцепилась в меня, когда впервые увидела, но пришла в себя быстрее остальных, по крайней мере — внешне. Я знал, что она однажды вырастет сильной женщиной. Её личность сочетала некоторые самые лучшие части Пенни и меня, и конечным результатом стала неунывающая, умная девушка, которая может стать больше похожей на Роуз, чем на кого-то из её непосредственных родителей.

Мэтью не был робким, но не заплакал, когда увидел меня. Я думаю, он хотел каким-то образом меня защитить, не давая мне увидеть, насколько ему было больно. Я обнимал его так долго, как только мог, и несколько дней спустя, когда мы с ним остались наедине, он наконец сломался. В конечном счёте, я подозревал, что мою «смерть» он пережил тяжелее всех.

Когда мы воссоединились, я выселил всех кроме Лилли Такер. Торнберов я попросил тоже остаться с нами, но Роуз отказалась. Я подозревал, что на её решение повлияло моё возвращение. Я знал, что она считала нас семьёй, но Дориана она потеряла совсем недавно. Хотя все мы скорбели по нему, я не мог представить, что с ней происходило, когда она видела нас с Пенни снова вместе.

Их роли поменялись на противоположные. Наша семья снова стала целой, а Роуз стала вдовой. Это и был истинный ужас потери супруга — одиночество. Иногда те же люди, для которых ты дороже всего, приносят тебе самую сильную боль, постоянно напоминая тебе о потере. Мы очень хотели ей помочь, но наши удачные обстоятельства лишь делали ей ещё больнее.

Я оставил Питэра заправлять в самом замке, и сказал Уолтэру, Барону Арундэла, заменить меня во всех остальных моментах. Несмотря на некоторые зазвучавшие возражения, я закрыл дверь в наш дом, и Иллэниэлы изолировались от остального мира.

* * *

На следующий день Питэр постучал в дверь.

— Королева просит вашего присутствия, — проинформировал он меня, когда я ответил на стук (всех остальных, кто подходил к двери, я игнорировал).

— И?

— Мировая Дорога не работает, — ответил он.

Я об этом не думал, но это имело смысл. Когда Мал'горос уничтожил щит вокруг Замка Камерон, откат наверняка разбил Бог-Камень, где и хранилась сила, питавшая порталы. Это также означало, что Сэлиор вырвался на волю.

— Очень жаль, — сказал я ему.

— Но…!

— Кто-то из Прэйсианов сможет обеспечить перенос, если ей только это и надо. Ремонтные работу подождут, пока у меня не дойдут до них руки, — заверил я его.

Питэр нахмурился:

— Милорд, я понимаю, что вы заняты, но в столице разруха. Королеве понадобится ваша помощь во время реорганизации…

Я его перебил:

— Мне плевать.

Его лицо приняло непроницаемое выражение.

— Мне плевать, — повторил я. — Столица, мир, и всё остальное пусть идут к чёрту. Моей жене нездоровится, и моей младшей нужно сменить пелёнки, — говорил я, слыша, как Айрин заплакала на заднем плане.

— Разве Лилли не здесь? — напомнил он мне. — Она наверняка с этим справится.

Я хмуро посмотрел на него:

— Твоя сестра занята готовкой ужина. Об Айрин я позабочусь сам.

Он начал было говорить, но я приложил палец к его губам.

— Потому, что я хочу этого, — пояснил я. — Больше чего бы то ни было ещё.

Хотя во многих отношениях он был умён, до Питэра всё равно не доходило:

— Я понимаю желание видеть семью, но у вас есть приоритеты, милорд, обязанности и обязательства.

— Я был мёртв в течение года, заточён внутри чудовища. Я уже спас мир, Питэр. Какое-то время он обойдётся без меня. Я знаю, какие у меня приоритеты, и они — здесь, — сказал я, и захлопнул дверь.

— Может начаться гражданская война! — крикнул он сквозь дверь.

— Наша молодая Королева сильнее, чем ты думаешь, — ответил я. — Я выйду через несколько недель, может быть. Если кто-то проявит настолько дурной тон, чтобы попытаться свергнуть её раньше… ну, мне их жаль.

Я пошёл прочь от двери, но немного погодя я передумал, и вернулся обратно. Открыв дверь, я обнаружил, что мой камергер всё ещё стоит за ней. На его лице отразилась надежда.

Я обнял его, что мгновенно заставило его напрячься. Объятия в отношениях между лордом и слугой были строго исключены.

— Спасибо, Питэр, — сказал я. — Ты спас меня несколько дней назад, да и весь остальной мир тоже.

— Пожалуйста, милорд, — искренне промычал он голосом, приглушённым моей грудью. Я по-прежнему не отпускал его. — Значит ли это, что вы увидитесь с Королевой?

— Не-а, — ответил я, и, оттолкнув его, снова захлопнул перед ним дверь.

Пенни сидела у камина. Ей всё ещё было трудно сохранять тепло.

— Кто был у двери? — спросила она меня.

— Просто Питэр, — сказал я.

— Чего он хотел?

— Просто нужно было моё одобрение, чтобы разобраться с несколькими мелочами, — спокойно сказал я, подмигивая ей.

Она подозрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Это может подождать, — сказал я ей. — Мир выживет без нас ещё несколько недель.

Взяв моюруку своей, она кивнула. Я сел рядом с ней, и она прислонилась ко мне. Меня пугало то, насколько холодной она была наощупь. Айрин снова заплакала. Я ещё не успел о ней позаботиться.

— Тебе лучше поспешить, — с бледной улыбкой сказала Пенни.

* * *

Тем вечером, после ужина, Пенни заснула рано. Это случалось каждый вечер, а ещё она часто дремала днём. Её сила всё ещё не вернулась, и у неё начался кашель. Я беспокоился, что болезнь может забрать её раньше, чем она поправится.

— Пап? — сказал Мэттью, пока мы сидели в гостиной. Мы наблюдали за тем, как Коналл играл в какую-то изобретённую им игру с помощью двух палок и камней. Она казалась бессмысленной, но ему она нравилась.

— Да?

— Мама умирает? — сказал он со своей обычной прямотой.

— Нет, — сразу же сказал я, вкладывая в свой голос всю ту уверенность, которой у меня не было. — Она просто слаба, потому что отдала мне слишком много своего эйсара, своей энергии.

— Но ты сказал, что с тобой было то же самое, верно? — спросил он. Я поведал детям сокращённую версию своих мытарств, но с менее яркими описаниями.

— Ты говоришь про тот момент, когда Мал'горос забрал мою силу?

Он кивнул.

Я сделал глубокий вдох:

— Там было по-другому. Он вытягивал эйсар, собранный моим магическим конструктом. Мой «источник» оставался защищённым, изолированным внутри магической клетки. Твоя мать дала мне эйсар прямо из своего источника, из того места, которое поддерживает в нас жизнь. Так понятнее?

Он снова кивнул:

— Она поправится?

— Поправится, — сказал я. Я на это надеялся. Иногда, когда пламя жизни слишком слабело, оно истаивало и гасло. Её пламя едва горело, слишком близко подойдя к полному потуханию, чтобы быстро восстановиться. Подобно человеку, разводящему огонь в промёрзшей глуши, я мог лишь защищать его от ветра, и продолжать подбрасывать свежий трут.

Близнецы чувствовали то, что я делал, отсюда и их обеспокоенность. С тех пор, как я вернулся с Пенни, я постоянно держал вокруг неё лёгкий щит. Когда она спала, я оставался рядом, согревая её не только физическим контактом, но также тонким ручейком эйсара. Я хотел дать ей больше, но я кое-чему научился до и после того, как умер Маркус. Примерно так же, как моя аналогия с огнём, насильно вливая в неё слишком много, я мог затопить её, и в конце концов вызвать эффект, противоположный желаемому.

Я считал, что она поправится, но далеко не был уверен в этом, и лишь время могло сказать. Пока она не поправится, я не собирался никуда отлучаться.

* * *

Ещё две недели прошли без особых перемен. Пока Пенни поправлялась, я проводил часть своего свободного времени, осматривая дикую местность вокруг нашего изолированного домика. Короткий визит нескольких сотен беженцев нанёс лесу значительный ущерб. Некоторые деревья были срублены, а подлесок во многих местах был убран, чтобы разместить навесы и другие временные строения.

Хотя я не мог их винить. Если ты в лесу с семьёй, то будешь делать всё необходимое, чтобы оставаться в сухости и тепле. Мы с близнецами исследовали местность, убирая часть сухостоя и очищая повреждённые области. Также беженцы оставили после себя поразительное количество мусора. Часть его мы сожгли, остальное — закопали.

Естественно, мы пользовались для этого магией, и я был рад возможности увидеть, как мои дети учатся пользоваться своими способностями. Магия Мойры проявилась лишь непосредственно после моей неудачной трансформации, а у Мэттью она появилась ещё позднее. Это было моей первой возможностью увидеть их в деле, и я находил это завораживающим.

Уолтэр научил Мойру кое-чему из того, что ей нужно было знать, но её знания всё ещё были очень ограниченными. Расчистка подлеска, превращение брёвен в дрова и уборка мусора — вместо раздражающей рутины это стало для нас особым способом восстановить наши семейные узы. Я начал учить их лайсианским словам, давать советы, и показывать им свои предпочтения в том, как всё это делать.

Что поразило меня больше всего, так это гибкость их умов. Молодых не следует недооценивать.

Они были полны энтузиазма, поскольку прежде никто не просил их использовать их способности для каких-либо продуктивных целей. Они будто соперничали за моё внимание, как щенки, и часто меня удивляли. Я был волшебником достаточно долго, чтобы перестать думать о многих вещах, которые считал обычными. В отличие от них. Каждый раз, когда я показывал им что-то новое, их пытливые умы это переворачивали, трясли, и порой натыкались на новые мысли, которые не приходили мне в голову.

Иногда родительский долг даёт не только радость, но и учит смирению.

В тот день я уснул после обеда, что часто случалось со мной после наших упражнений на природе. Я проснулся, обнаружив Мойру, склонившуюся надо мной, держа в руках чашку горячего чая. Лилли стала учить Мойру и Мэттью некоторым простым кухонным задачам, позволяя им помогать ей готовить еду. В частности, Мойре это нравилось.

— Спасибо, милая, — сказал я ей, снова тронутый её заботой. Моя дочь оказалась прирождённой сиделкой. — Твой чай как всегда желанен.

— Это Мама сделала, — сказала она, бросив на меня знающий взгляд.

Я поднял брови:

— О, — проницательно сказал я. Расширив своё внимание, я с удивлением увидел Пенни, подметающую на кухне.

Моя жена всегда была щепетильной, и одним из проявлений этого была склонность к уборке. С тех пор, как она заболела, она этим не занималась, позволяя Лилли со всем управляться. То, что она взяла в руки метлу, о многом сказало мне.

Она чувствовала себя лучше.

Её эйсар был ярче, и я понял, что теперь она миновала опасную точку. Я моргнул несколько раз, чувствуя, как тихо исчезает камень, последние несколько недель лежавший у меня на душе.

Мойра наклонилась, чтобы поцеловать меня в щёку:

— Я знала, что она не умрёт, Папа.

Эти слова шокировали меня, и я позволил этому отразиться у меня на лице:

— Кто вообще что-то говорил про умирание? — осведомился я. Эти страхи я тщательно держал при себе.

Мойра наморщила носик:

— Иногда ты не очень хорошо лжёшь.

— Если ты знала, то почему не спрашивала меня об этом? — спросил я, одновременно вспоминая, что Мэттью-то как раз спросил. — Возможно, я бы тебя успокоил.

— Тебе и так было, о чём волноваться, — был её ответ.

Мои дети скрывали свой страх, чтобы защитить меня. Я задумался, откуда они этому научились. «Я сам же в этом и виноват». Отставив чашку в сторону, я встал, и крепко обнял Мойру:

— Иди, расскажи брату, — сказал я.

— Он уже знает, — ответила она.

— Так ты мне последнему рассказала?!

— Это он мне рассказал. Его же смена была, — невозмутимо ответила она.

— Его смена?! Вы что, дежурили посменно? — воскликнул я. И снова — никогда нельзя недооценивать молодёжь. — И ты ждала, чтобы уведомить меня последним.

— Ты спал. Я хотела разбудить тебя пораньше, но Мэттью посчитал, что тебе нужен был отдых, — с улыбкой сказала она.

Её слова заставили меня задуматься, кто о ком тут вообще заботился последние несколько недель. Я думал, что это я заботился о своей жене и детях, но, судя по всему, частично ситуация была обратной.

Тут Мэттью вошёл снаружи, неся мёртвого кролика — предположительно, на ужин. Глядя на свою сестру, он сказал:

— Я вижу, Папа проснулся, — произнёс он голосом, тон которого ясно передавал его предвкушение моего удивления.

— Надеюсь, вы двое осознаёте, что я — всё ещё молодой мужчина. Мне не нужно, чтобы вы приглядывали за мной как парочка чрезмерно озабоченных моей защитой пастухов! — твёрдо сказал я им.

Мой сын со вздохом закатил глаза, и понёс свою добычу на кухню. Мойра лишь улыбнулась, а потом протянула руку, чтобы погладить меня по голове:

— За тобой нужен глаз да глаз, а Мама устала.

Я одарил её своим лучшим сердитым взглядом.

— Ты голодный? — спросила она. — Ты всегда сердишься, когда голодный.

Наш разговор был битвой, в которой мне не суждено было победить, поэтому я старательно проигнорировал её. Отпив чая, я встал, и пошёл искать Пенни. Она была моей единственной надеждой на союзника против плетущегося вокруг нас дьявольского заговора.

Глава 50

Мы подождали ещё неделю, прежде чем выйти из изоляции. Питэр и Уолтэр всё это время давали мне отчёты, и всё шло так, как и ожидалось, поэтому я не чувствовал себя особо виноватым. Я бы настоял на том, чтобы подождать ещё, но у Пенни начала появляться повышенная раздражительность, вызванная изоляцией.

По крайней мере, так она это называла. Как только к Пенни вернулись силы, Лилли ушла, чтобы оставить нас наедине. Однако спустя неделю я был весьма уверен, что моей жене очень хотелось побыть в более разнообразном обществе.

Другими словами, я сводил её с ума.

Питэр почувствовал облегчение, когда мы наконец вышли. У него гора с плеч свалилась. Уолтэр и его дети перемещались по долине, помогая тем, кому нужна была помощь в возвращении домой.

Поместье Уолтэра в Арундэле было сильно загажено Шаддос Крис, но большая часть его зданий всё ещё была в хорошей форме. Это были пустяки по сравнению с тем состоянием, в которое пришёл Ланкастер. Замок выгорел изнутри, часть жилых домов сгорела, а большая часть складов была разграблена.

Зима быстро вступала в свои права, и без внешней помощи голод скоро стал бы непрошенным гостем в домах многих людей. Тот факт, что Мировая Дорога не работала, лишь ухудшал ситуацию — помощь извне будет трудно устроить или доставить.

Телепортировавшись в свой дом в Албамарле, я принялся создавать там новый круг, достаточно большой, чтобы в него умещались телеги. Как только он был готов, Уолтэр с детьми позаботились о том, чтобы переносить необходимое. Один из них оставался на каждом конце, позволяя частые переносы.

Будучи одним из богатейших людей Лосайона, а со смертью Трэмонта — возможно самым богатым, я раскошелился, чтобы купить всё необходимое. Я дал Элиз Торнбер карт-бланш на подготовку всего в Албамарле от моего имени. Я уже когда-то делал это раньше, с Роуз, но на этот раз та отказалась участвовать. Ей ещё предстояло залечить более глубокие раны.

Приведя всё в движение, я нанёс визит нашей новой Королеве.

* * *

Адам, главный управляющий, служивший во дворце при Короле Эдварде и Короле Джеймсе, был первым, кто откликнулся, когда я дал знать о своём присутствии по дворце.

— Её Величество на совещании, Ваше Превосходительство. Если вы хотите оставить свою визитку, то я позабочусь о том, чтобы она узнала о вашем желании получить аудиенцию, — сказал он мне с видом эффективной формальности.

Я никогда не видел, чтобы Адам вёл себя непрофессионально, но за прошедшие годы он научился обращаться со мной с дополнительным уровнем уважения. Было очевидно, что ко мне прислушивался Король Джеймс, поскольку я был одним из его самых доверенных лиц. А до этого я неоднократно бывал во дворце, чтобы увидеть Короля Эдварда.

Когда ситуация сложилась для Эдварда неудачно… ну, я всё ещё был во дворце. А Эдварда похоронили на королевском кладбище.

— На каком именно совещании она сейчас? — небрежно спросил я. — Она наверняка не будет против, если я заскочу, — добавил я. Пока Джеймс был у власти, мне приходилось с боем выбивать из него разрешение не приходить на совещания.

— Совещание по государственным вопросам, Лорд Камерон, — ответил он.

Вот теперь он действительно пытался от меня избавиться. «Лорд Камерон» был моим официальным титулом — обращайся он со мной более нормальным образом, он бы просто сказал «Лорд», и назвал бы мою фамилию, Иллэниэл. Не говоря уже о том, что он, по сути, только что сказал мне, что на совещании были все, кому «нужно было знать» о нём… и я не входил в их число.

— Ты помнишь последний раз, когда ты холодно меня принял, Адам? — спросил я по-прежнему дружественным тоном, но я хотел убедиться, что он знал, на что нарывается.

— К сожалению, у меня всегда была отличная память, Ваше Превосходительство, — сдержанно ответил он.

Я одарил его своей лучшей воспитанной улыбкой:

— Я дам тебе несколько минут, чтобы доложить о моём присутствии Её Величеству. Я даже буду паинькой, и посижу здесь, чтобы все могли видеть, что ты последовал своим чёртовым глупым правилам, и заставил меня ждать. А когда истекут пять минут, я сам найду дорогу, и я не имею ввиду дорогу к выходу из дворца.

Он протянул облачённую в перчатку руку, ладонью вверх.

— Да нет у меня никаких чёртовых визиток! — чертыхнулся я, слегка теряя терпение. Я всегда считал эти проклятые штуки помпезными и глупыми. Питэр как-то раз сделал для меня несколько штук, но я никогда ими не пользовался.

— Хорошо, Сэр, — сказал он, и ушёл.

Сев на одну из мягких скамеек, украшавших зал ожидания, я позволил своему разуму исследовать дворец. То, что меня не пускали, не означало, что я не мог заглянуть во все уголки дворца, если мне того хотелось.

Представьте себе моё удивление, когда я обнаружил, что мой магической взор не мог ощутить ничего кроме нескольких помещений в области около входов и во дворе. Снедаемый любопытством, я шагнул наружу, и сфокусировал свои чувства, находясь в иной точке. Я чувствовал большой кусок города, но большая часть дворца была любопытным образом непрозрачна. Многие из внутренних стен, похоже, имели какого-то рода встроенный щит, блокировавший магический взор.

Снова зайдя внутрь, я пошёл вперёд, пока не достиг ближайшей стены с новыми щитами. Приглядевшись поближе, я увидел маленькие руны, высеченные вдоль основания стены. Это были чары, которых я раньше никогда не видел, но их назначение было самоочевидным. Кто-то понаставил во дворце щитов от подсматривания.

Они не были мощными. Я легко мог бы сломать один из них, но я видел, что они были связаны с чем-то ещё, вероятно — с чем-то, что подаст сигнал, если чары будут нарушены. Что-то такое уже давно надо было сделать для Короля Джеймса. Обеспечить защиту от подглядывания в делах государственной важности для правителя могущественной нации было отличной идеей.

Вот только мне она в голову ни разу не приходила.

Однако кому-то другому, судя по всему, пришла. «Это наверняка был Гарэс», — предположил я. Этот мужик был человеком менее месяца, и уже начал совать свой нос в политику.

Я сидел, раздражённый, и ждал, пока не прошло что-то вроде пяти минут. Наконец я встал, и как раз подходил к двери, когда её открыл человек, которого я узнал.

— Милорд, — со слегка смущённым видом сказал Сэр Харолд. — Не могли бы вы последовать за мной.

Я поднял бровь, но последовал за ним без комментариев.

Он повёл меня длинным коридором, который я уже хорошо знал. Этот коридор не вёл в королевские покои, или в один из залов заседаний. Он вёл меня к казармам.

— Харолд, — спокойно спросил я, — Куда мы идём?

— Простите, милорд, — быстро сказал он. Его взгляд имел слегка вороватое выражение, будто он опасался, что кто-то может его заметить. «Нет, будто кто-то может заметить меня», — мысленно поправился я. — Это — путь к моему кабинету рядом с казармами. Там мы сможем поговорить наедине.

Я кивнул, будто это было чем-то совершенно нормальным.

Его кабинета мы достигли, никого не встретив, что, как я понял, и было его целью. Он наверняка знал, что жившие в той части дворца люди уже ушли на смены. Как только мы вошли, я набросился на него с первым своим вопросом:

— Почему у тебя есть кабинет во дворце, Харолд?

Его лицо приобрело странноватый розовый оттенок, поведав мне этим, что я задел за живое.

— Ну, милорд, это — интересная история. Пока вас не было, много чего случилось. Лорды едва не подняли бунт, когда мы начали подготовку к коронации Её Величества. Питэр посчитал, что будет хорошей идеей предоставить Королеве надёжную поддержку, чтобы предотвратить то, что случилось прежде…

— Ладно, я уловил смысл, — перебил я его. — Но это — кабинет.

— Оставшиеся Рыцари Камня взяли на себя обеспечение безопасности дворца, а также командование королевской стражей, — объяснил он.

— И на какой срок?

Цвет его лица стал гуще:

— Это — лишь временная мера, Ваше Превосходительство, поскольку вы были недоступны, пока…

— Пока что?

— Пока вы не подпишете документы, составленные Королевой, — закончил он. Харолд отказывался смотреть мне в глаза.

— Документы, — пробормотал я.

— Её величество намеревается национализировать Орден Камня, — ответил он, говоря всё тише и тише по мере того, как его предложение подходило к концу.

Я одарил его кислым взглядом:

— Национализировать — то есть, она забирает моих рыцарей себе? — спросил я, сделав глубокий вдох.

— Питэр должен был уведомить вас обо всём этом, — подал мысль Харолд.

Я небрежно отмахнулся от него:

— Он оставил много бумаг и отчётов, но я пока их не просматривал, — сказал я, уже начав об этом жалеть. Своё самовольное уединение я нарушил без предупреждения, и Питэра в тот момент не было в замке.

— Значит, вы понятия не имеете насчёт сегодняшнего конклава? — осторожно спросил Харолд.

Я склонил голову на бок, и одарил его своим лучшим взглядом, означавшим «а ты как думаешь»:

— Наверняка здесь есть кто-то, готовый поделиться со мной всеми новостями, — предложил я, глядя сквозь него.

— Они в Зале Лордов, — начал Харолд. — Созвали полный конклав, чтобы обсудить, что с вами делать.

— Конечно же, — сухо сказал я. — Я-то подумал, что это будет что-то глупое, вроде подтверждения поддержки её коронации или реорганизации после случившегося бедствия. Я и не подозревал, что конклав созвали по настолько важному поводу.

— Коронация была на прошлой неделе, — упомянул Харолд.

Значит, с этим они не стали зря терять времени. Очевидно, я испытывал прискорбный недостаток информации.

— Так что именно они пытаются решить насчёт меня?

— Большинство дворянства призывает к суду, чтобы вынести решение насчёт ваших действий во время недавнего мятежа, — объяснил он.

— Суд? — залепетал я. — А в чём меня обвиняют?

— Сегодняшнее совещание было созвано для принятия решения насчёт формального списка обвинений, милорд.

Тут-то я наконец осознал, что Адам пытался оказать мне услугу, не дав мне слепо ввалиться на совещание, к которому я был неготов. Вместо этого он привёл Харолда, давая мне возможность выяснить, что меня ждало.

— Скажи мне честно, Харолд. Насколько, по твоему мнению, всё плохо?

— Вы знаете, как вас называют люди на улицах? — внезапно спросил он.

Я пожал плечами.

— Вас стали называть «Кровавым Лордом» или, иногда, «Кровавым Графом». Про вас рассказывают детям, когда хотят предостеречь их о том, чтобы не выходили ночью из дома, — сказал Харолд.

— А вот это новости, — спокойно сказал я. Это застало меня совершенно врасплох. Хотя я глубоко стыдился того, что сделало той ночью моё второе «я», я не думал, что кто-то видел его — кто-то, кто всё ещё был жив, во всяком случае. Поскольку он ограничивал себя людьми узурпатора, то я не думал, что это будет поводом для суда.

— Нашли более тысячи мертвецов, — поспешно сказал Харолд. — И это — только в пределах города. Снаружи были ещё тысячи.

Ну, это да, но большинство из них были шиггрэс. Они перестали двигаться подобно марионеткам, которым обрезали нитки, когда Мал'горос/Брэксус наконец умер.

— Многие из них уже были мертвы, — честно сказал ему я.

Харолд закрыл уши ладонями:

— Пожалуйста, не делайте из меня свидетеля, милорд.

Я вздохнул. Иногда Харолд был слишком честным для собственного блага.

— Суть всего этого в том, что вам следует вернуться домой. Спланировать свой ответ, — посоветовал он.

Глава 51

— Я же сказал, что есть риск гражданской войны! — громко сказал Питэр, почти крича.

— Ты ничего не сказал про то, что меня будут судить, — проворчал я.

Мой светловолосый камергер снова провёл рукой по волосам. Просто чудо, что он до сих пор не повыдёргивал их все.

— Меня не уведомили. Это было в личных посланиях, которые вы получили от Королевы. Вам не приходило в голову их читать?

После своих мытарств я испытывал почти извращённое удовольствие, полностью игнорируя это всё. Я решил, что заслужил отдых, а моя семья — уж точно. Теперь я расплачивался за это.

Пока меня не было, новая Королева испытывала трудности в укреплении своей власти над Лосайоном. По её возвращении столица была почти в состоянии анархии. Моё «решение» проблемы Эндрю Трэмонта травмировало горожан и породило целую свору слухов и откровенной лжи.

Будь я там, многого из этого можно было бы избежать. Лорды определённо не были бы так смелы в требовании суда надо мной. Гарэс и, к моему удивлению, Элэйн сделали что могли, чтобы поддержать Ариадну во время перехода власти. Чародейская защита от подглядывания во дворце на самом деле была делом рук Элэйн, хотя узору её научил Гарэс.

Но у Гарэса Гэйлина не было такой же репутации и общего влияния, какие были у меня. В совокупности с тем фактом, что я приложил все усилия, чтобы опорочить себя в глазах почти всех, кто меня знал, и получился рецепт для моего политического падения.

В дверь постучали. Чуть погодя один из моих лакеев объявил посетителя как Леди Роуз. Это застало меня немного врасплох. Я уже несколько недель не видел её.

— Джентльмены, — сказала она. В комнате были лишь мы с Питэром. Я уже успел поговорить на эту тему с Пенни, и она была весьма возмущена. Она всё ещё не продвинулась в управлении гневом дальше стадии «порубить их всех в капусту».

— Роуз, — сказал я, пытаясь не позволить эмоциям отразиться на моём лице. Я взял её за руку, и поднёс её кисть к своим губам. Обычно я так её не приветствовал, но последний раз я так делал довольно давно, и это помогло ненадолго скрыть от неё моё лицо. Последнее, что ей было нужно — это увидеть на нём выражение жалости.

Конечно, её было не так-то просто одурачить:

— Я не настолько хрупкая, чтобы сломаться, Мордэкай, — сказала она мне. Взяв меня за подбородок, она заставила меня поднять голову и поймать её взгляд. Мои глаза почти сразу же начали слезиться.

При виде её смерть Дориана снова всплыла у меня в голове отчётливо и ясно. Роуз сжала губы, пытаясь не расплакаться сама, а затем крепко обняла меня. Прошло несколько минут, прежде чем мы смогли вернуться к насущной дискуссии. Отойдя от меня, Роуз продолжила нашу беседу:

— Позже мы поговорим о разных вещах, но пока мне нужно услышать о твоём суде.

Я поднял брови:

— Зачем? — произнёс я несколько грубо, но я намеревался не ввязывать её в это дело. Она всё ещё горевала.

— По двум причинам, — сказала она, начиная перечислять свои аргументы логичным образом, как часто делала. — Во-первых, тебе нужен кто-то, кто представлял бы тебя в суде. Во-вторых, мне нужно заняться чем-то… чем угодно, пока я не спятила.

Я не мог не согласиться. Не говоря уже о том, что услышал её слова с облегчением. Я почему-то не мог вообразить, что моё дело обернётся плохо, если меня будет защищать Роуз. Эта женщина была умнее любых двух дворян вместе взятых. Я научился глубоко уважать её за все годы нашего знакомства. Она была силой, с которой следовало считаться.

— Расскажи мне про обвинения, — сказала она.

Я дал ей недавно полученные мной список обвинений и повестку в суд. Она пробежала по ним взглядом, и немного подумала, прежде чем начать говорить.

— Это весьма необычно, — наконец сказала она.

Я с умным видом кивнул.

— Я думала, они, возможно, заведут дело, основываясь на событиях в Албамарле, но это связано с тем, что случилось в поместье Трэмонта. У них на самом деле нет никаких доказательств твоего в них участия. Ты имеешь к ним какое-то отношение? — спросила она.

Моё второе «я» послало легион шиггрэс, чтобы истребить всех, кто жил во владениях Трэмонта. Хотя у меня и были какие-то расплывчатые воспоминания о том, что я оспаривал это решение, пытаясь убедить его поступить иначе, Брэксус не поддался. Вообще, его приказы допускали весьма вольную трактовку. Шиггрэс убили всех живых людей в замке Трэмонта, всех в соседнем городе, и большинство живших вне города фермеров.

Резня получилась почти полной. Позже многие шиггрэс и сами умерли там, когда я освободил Мал'гороса/Брэксуса. Первые люди, попытавшиеся восстановить контакт с этим регионом, были шокированы, найдя владения, полные мертвецов и гнилых трупов. Земля всё ещё оставалась незанятой. Сами владения прослыли проклятыми.

— Думаю — да, — сказал я ей.

Она нахмурилась:

— Ты думаешь, или ты знаешь? Объясни, пожалуйста.

Я пустился в долгое описание событий. Чем больше я говорил, тем бледнее становились их лица. Вообще, чем больше я думал о случившемся, тем больше я начинал гадать, насколько быстро я затолкал эти мысли на задворки своего разума. Я очень тщательно не думал о всех тех вещах, которые моё второе «я» делало от моего имени в течение года.

— Ну, дело у них на самом деле очень хлипкое, — сказала Роуз, когда я закончил.

Если только не заявить, что я тогда был не в своём уме, я не видел, какие у меня были варианты защиты. Выражение моего лица именно это ей и сказало.

— Нет никаких доказательств того, что ты управлял шиггрэс, — прямо сказала она.

— Я сам был шиггрэс, — ответил я.

— Они не могут прийти к заключению об управлении, основываясь только на этом, и они не могут доказать, что ты на самом деле был шиггрэс, — спокойно сказала она.

— Но я был!

Пришёл её черёд поднимать бровь:

— А с виду и не скажешь.

— Мне стало лучше. Слушай, ты же уже знаешь большую часть случившегося.

Она вздохнула:

— Суть не в этом, Мордэкай. Они не знают, что случилось, и мы не обязаны делиться с ними никакими фактами, которые могут инкриминировать тебя, если только тебя не станут спрашивать о них напрямую, — объяснила она, и приостановилась на секунду, а затем добавила: — А если бы они знали обо всём, что случилось, то просто сняли бы все обвинения. Ты этого не заслуживаешь. Не было бы никакого суда, под которой ты мог бы попасть, если бы ты не сделал то, что сделал.

— Так ему следует рассказать им обо всём? — спросил Питэр.

— Нет, — спокойно сказала она. — Они никогда в это не поверят. Я имела ввиду — если они на самом деле знали бы правду. Нет никакого способа убедить их в правдивости событий, которые произошли на самом деле. Этот рассказ похож на фабрикацию, призванную защитить его от обвинений.

— Я просто расскажу им правду. Что они будут делать с ней — не моё дело, — заявил я, устав от этой темы.

Роуз одарила меня удивлённым взглядом:

— Это ещё как твоё дело. Это может повлиять на тебя и твою семью серьёзным и необратимым образом, и это ещё не принимая во внимание возможный урон нашей нации.

Мал'горос потенциально мог нанести урон всему человечеству. После года мытарств мне было трудно усмотреть важность постоянного политического маневрирования, имевшего место в моей жизни как дворянина:

— А что они могут сделать — отнять у меня банковские счета и титул? Это меня нисколько не волнует, — сказал я правдиво. — Я устал от всего этого.

— Это весьма возможно, — согласилась Роуз, — в зависимости от обвинений, по которым тебя осудят, но есть и более серьёзные последствия — тебя могут приговорить к казни или изгнанию за то, что случилось во владениях Трэмонта.

«Не то, чтобы я не заслуживал всего этого», — подумал я про себя, — «но после всего, через что я прошёл…»

— Они могут попытаться. Я бы не советовал, но попытаться они могут, — сказал я ей, сверля её каменным взглядом.

— Предположим, что они так и сделали, — начала она, — а ты проявил открытое неповиновение суду. Конечно, у тебя наверняка есть достаточно силы, чтобы проигнорировать их решение. И что из этого получится, гражданская война? Тебе этого хочется? Ты это защищал, сражаясь с Мал'горосом?

— Я бы не устроил войну. Ариадне хватило бы ума оставить меня в покое, — объявил я.

Роуз нахмурилась ещё больше:

— Думай, Мордэкай! Думай! Ты же не настолько глупый. Что случится, если Королева не сможет настоять на исполнении тобой её законов? Что случится, если она не попытается это сделать? Она и так уже находится в непрочном положении. Лосайоном никогда прежде не правила женщина.

— Они не осмелятся попытаться свергнуть её, — зловеще сказал я. — Они стали звать меня «Кровавым Лордом» — я бы показал им, что это значит, если они начнут ещё одну войну.

— И кем тогда будет Ариадна? — едко сказала Роуз. — Правителем-марионеткой в королевстве-марионетке, танцующей под страхом злого волшебника.

— Я не злой, — вяло возразил я. Мои доводы казались весьма шаткими даже мне самому.

— Даже Мал'горос считал, что просто получает причитающееся ему за то, что случилось в прошлом, — сделала наблюдение Роуз. Иногда эта женщина была слишком уж чертовски проницательна.

Я знал, что она играла роль адвоката дьявола ради меня, но её слова всё равно немного жалили. Тут мне в голову пришла мысль:

— Я мог бы просто исчезнуть. Взять семью, и уйти на покой куда-нибудь подальше. Это решило бы их проблемы.

— Если они решат тебя изгнать — да, — сказала Роуз. — Если они выберут иное наказание, а ты сбежишь, то это всё равно пошатнёт положение Ариадны… и после этого тебя уже не будет рядом, чтобы спасти её.

Я сдался:

— Тогда что вы посоветуете мне сделать? — спросил я, перевод я взгляд с Питэра, тихо слушавшего всё это время, на неё, и обратно.

— Через два дня ты предстанешь перед судом. Я буду тебя защищать, и они либо снимут обвинения, либо найдут тебя виновным. Если тебе вынесут наказания, ты их примешь. Ты должен принять главенство закона, иначе эта нация, ради которой ты так старался, окажется лишь обманом, — твёрдо сказала она.

— А если меня прикажут казнить?

— Они могут, но не сделают этого, — с улыбкой сказала Роуз. — В этом-то и вся хитрость. Верховный Юстициарий, Граф Уинфилд — не дурак. Если они вынесут такой приговор, то ты будешь вынужден ему воспротивиться, что подорвёт авторитет Королевы. Даже если мы проиграем, они позаботятся о том, чтобы не загонять тебя в угол.

Питэр выразительно закивал.

Я поднял ладони в поражении:

— Когда ты права — ты права. Мы сделаем так, как ты советуешь.

* * *

Тем вечером Роуз посетила нас вместе с Мойрой Сэнтир. Они привели с собой Грэма, но оставили юную дочь Роуз, Кариссу, с её свекровью. Они присоединились к нам незадолго до ужина, и когда мы закончили трапезу, дети отправились играть.

Разговор за едой был простым и непримечательным. Невысказанные проблемы сдерживали Пенни и Роуз. Когда мы закончили, они отошли в сторону, оставив Мойру Сэнтир и меня наедине. Подозреваю, что это был стратегический шаг со стороны Роуз. Она, наверное, взяла с собой Мойру как раз для этой цели.

Мы немного поболтали, после чего Мойра подняла тему, которую я не ожидал:

— Ты заметил что-нибудь странное в комнате своей дочери?

Я не был уверен, к чему она клонила, но я всегда был готов обсуждать с ней «нашу» дочь:

— Помимо того факта, что она никогда не убирается там?

Уголок губ Мойры изогнулся в улыбке:

— Нет, я скорее имею ввиду в плане её воображаемых друзей.

Мойра Сэнтир часто посещала наш дом. Вообще, она чаще всего сидела с детьми, уступая лишь Лилли Такер и моей матери. Некоторые женщины устрашились бы присутствия тысячелетней тени матери своей приёмной дочери, но Пенни была более прагматичной. Мойра Сэнтир стала кем-то вроде дополнительной бабушки для всех наших детей. Соответственно, она была знакома с комнатой моей дочери почти так же хорошо, как я.

— У неё всегда были воображаемые друзья, — легко признал я. — Я думаю, она рано или поздно вырастет из этой стадии.

На самом деле, моя дочь много разговаривала мягким медвежонком, которого я подарил ей несколько лет назад. Большую часть времени эта её привычка была милой, хотя меня она слегка беспокоила. Ей было уже почти одиннадцать, и она не выказывала никаких признаков того, что перестанет это делать.

Мойра знающе покосилась на меня:

— Будь внимательнее. Она — Сэнтир, не забыл? Её воображаемые друзья наверняка начнут ей отвечать, если это уже не произошло.

Эта мысль меня отрезвила:

— Я об этом даже не думал, — признался я.

— Обычно это не является проблемой, — сказала Каменная Леди. — Я просто хотела, чтобы ты был в курсе. Не реагируй слишком остро, если обнаружишь у себя дома какой-то неожиданно подвижный и говорливый предмет.

Это был хороший совет. Будучи неподготовленным, я мог бы травмировать свою дочь, спалив первую удивившую меня живую «куклу». Это определённо неправильный способ поощрения её к контролю над её способностями.

— Мне нужно научить её или предупредить её о чём-то конкретном? — спросил я.

— Нет, на самом деле, — ответила Мойра. — Способности Сэнтиров почти инстинктивны. Она научится пользоваться ими, даже не находя их странными. Я буду рядом, чтобы помочь с конкретными вопросами.

Вскоре после этого вернулись Пенни и Роуз, держась за руки. Их глаза были опухшими и красными, но они обе выглядели так, будто у них отлегло от сердца. Они наконец помирились.

— Батюшки светы! — выразительно сказал я. — Вы двое что, подрались с кем-то? Боюсь представить, на что теперь похожи ваши противники!

Этим я заслужил хмурый взгляд и смех, в равных пропорциях.

Глава 52

— Что это? — спросил я Пенни, имея ввиду одежду, которую она разложила передо мной.

— Одежда, — с сарказмом ответила она. — Ты произведёшь плохое впечатление, если не будешь одет.

Я сделал глубокий вдох. Все члены моей семьи стали комиками, но я знал, что если буду жаловаться, то они лишь будут винить меня самого за моё тлетворное влияние.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду, — сказал я.

Дублет был новым, и не из обычного войлока или бархата, а из мягкой оленьей кожи. Он был чёрным, с щедрой красной отделкой. Красные вставки были отнюдь не мягкими — они были расположены агрессивными узорами по краю одежды. Сапоги и остальные аксессуары также были оформлены в той же теме.

— Если они хотят обзывать тебя, то мы как минимум можем обернуть это в свою пользу, — выдала Пенни.

— Ты про «Кровавого Лорда»?

Она кивнула:

— Ты ещё не видел, что надену я.

— Это суд, а не костюмированный бал, — пожаловался я.

— Я уже обсуждала это с Роуз, — сказала Пенни, будто обсуждение с Роуз автоматически делало её выбор одежды непогрешимым.

Хотя, если подумать, именно это она и имела ввиду.

— Растолкуй мне подробно, — попросил я. — Иногда я бываю немного туповат.

— Они тебя боятся, и сегодня у нас есть две цели. Во-первых, мы хотим помочь нашей новой Королеве, показав, что страшный «Кровавый Лорд» всё же склоняется перед её законами. Твоя репутация упала так низко, что открытая поддержка с твоей стороны ей не поможет, но обратная сторона монеты — они боятся тебя настолько сильно, что если дворяне королевства посчитают, будто только Королева их от тебя и защищает, то это ей поможет, — объяснила она.

— Это я понять могу, — сказал я, прежде чем она смогла добраться до второй цели. — Но разве я не ухудшу свои шансы в суде, если сделаю из них врагов?

— Это может снизить твои шансы на снятие обвинений, но это напомнит им о твоей силе, снизив шансы на слишком строгое наказание, — сказала Пенни. — Это, кстати, и есть вторая цель.

— О.

После этого она ушла, и закончила свои собственные приготовления не у меня на глазах. Мне было сказано не «подглядывать», поэтому я пытался сосредотачивать своё внимание на чём-то другом.

Когда мы снова сошлись часом позже, я был шокирован. Традиция и привычное ожидание заключались в том, что дворянка должна носить респектабельную одежду, когда её могут увидеть другие дворяне. В общем и целом это означало приличное платье, и чем экстравагантнее — тем лучше.

Вместо этого моя жена надела сочетающийся набор из чёрно-красной кожи. Её длинные волосы были заплетены в две длинные косы, в каждую из которых был вплетён толстый металлический шнур, а на концах были закреплены серебряные цилиндры. Она оделась как мужчина.

Хотя, конечно, ничего мужицкого в её виде не было. Давайте не будем создавать ложное впечатление — весьма плотно сидевшие штаны и приталенный дублет выставляли напоказ её женственные атрибуты агрессивным и смертоносным образом, который наверняка заставит занервничать почти всех дворян в зале суда.

В отличие от бывших в то время в моде платьев, выреза у неё не было, и вообще, её наряд открывал очень мало кожи, помимо её кистей и лица. Шокировала в нём именно облегающая форма сама по себе. Вообще, приглядевшись поближе, я осознал, что большая часть дублета содержала квадратные металлические вставки. Те части её тела, которые не закрывала бронированная одежда, были защищены толстой кожей.

Ещё удивительнее было то, что большая часть её одежды была зачарована. Кожа была окаймлена рунами, которые поддерживали в ней гибкость, одновременно делая её более устойчивой к порезам и ударам, а металлические пластины были сделаны почти непробиваемыми. Серебряные шнуры, пронизывавшие её волосы, были также напитаны магией, хотя я не мог сказать, каково было её назначение. Мне придётся их снять и изучить рунный узор, чтобы его понять.

— Это бригандина? — сказал я, когда мне вернулся дар речи.

Адская кошка, на которой я женился, осклабилась мне. Общий эффект от её одежды производил впечатление воистину экстравагантного и чрезмерно дорогого охотничьего костюма, но с гораздо более боевым лоском. Однако моя жена и в самом деле нарядилась на войну.

— Если они догадаются, что это такое, то проблем будет ещё больше, — объявил я.

— Нет никаких правил против брони, — упрямо сказала Пенни.

Оружие в Зале Лордов не позволялось, вероятно — из-за нескольких неприятных исторических инцидентов. Соответственно, броню тоже никто не носил, хотя это, возможно, было лишь вопросом комфорта.

— Некоторые из стариков умрут от апоплексического удара, когда увидят тебя, — сказал я ей.

Это, похоже, пришлось ей по нраву:

— Мир не будет по ним скучать. А теперь давай поправим твою бороду.

— А что с ней не так? — заупирался я.

Когда я вернул себе надлежащую внешность и черты лица, я забыл о своей бороде. Последние две недели я отращивал её обратно, но не как великое мохнатое порождение ада, которое предпочитал Гарэс, а как более плотно контролируемую козлиную бородку.

— Ничего, — сказала она. — Стиль тебе идёт, но она ещё недостаточно отросла. Ей нужно ещё полдюйма, чтобы ты мог заострить её до лихих кончиков.

— Лихие кончики, — захихикал я. — Ты уверена, что они именно так называются?

Пенни зыркнула на меня:

— Мне плевать, как они называются. Сделай бороду немного длиннее, и дай мне вон тот гребень.

Расфокусировав на секунду взгляд, я заново вообразил себя со слегка более длинной бородой. Я мог бы сделать это нормальным волшебством, но в этом случае использование моих способностей архимага было проще. Пенни принялась работать гребнем над моим подбородком.

Когда она закончила, быстро брошенный в зеркало взгляд показал мне лицо заносчивого мужчины с агрессивной бородкой. Я вынужден был признать, что она мне шла. Покуда моей целью было пугать детей.

Мне это понравилось. Хотя у меня были сомнения насчёт её плана, я не мог отрицать, что он соответствовал моему характеру больше, чем попытки притвориться смиренным.

* * *

Верный приём: даже в тёмные времена, или, быть может, как раз в тёмные времена, люди без ума от вида крови. Сегодня я буду главным событием, и они все собрались, чтобы засвидетельствовать падение могучего Лорда Камерона.

Атмосфера в Зале Лордов была почти праздничной, когда мы вошли. Конечно, празднование урожая было не за горами, но, учитывая недавние ужасные события, никто не ожидал от них ничего особо хорошего. Лично я знал, почему лорды были в таком приподнятом настроении… они ожидали забавы.

Я твёрдо вознамерился их не разочаровать.

Роуз вошла перед нами, в великолепном текучем белом платье. Голубой пояс с серебряной оторочкой и пряжками дополняли ожерелье из серебра и сапфиров. Общий эффект, в сочетании с её элегантно уложенными тёмными волосами, гарантированно ошеломлял.

Она была бы коронным бриллиантом в толпе, до краёв наполненной пышностью, была бы центром внимания, если бы не двое людей, вошедших вслед за ней.

Это, конечно, были мы.

Хотя мы с Пенни были одеты богато, основным впечатлением от наших нарядов было не богатство, а скорее опасная сила. Моё выражение было высокомерным и лишённым интереса, а Пенни — вызывающим. Она смотрела каждому в глаза, взглядом призывая их заговаривать с ней только в случае, если им жить надоело.

— Из нас получились недурные злодеи, — прошептала она, когда мы заняли свои места.

Я кивнул:

— Я уже успел в этом попрактиковаться, а вот тебе, похоже, это даётся естественно.

— Мне целый год приходилось отпугивать ухажёров, — проинформировала она меня. — Я быстро научилась.

Этим она заслужила мою улыбку, и когда я снова обратил внимание на толпу, то увидел, что они наблюдали за нами. Я мог лишь вообразить, о чём они, наверное, гадали, изучая выражение наших лиц.

Перед моим судом было много вступлений. Каждого члена ассамблеи называли, и объявили всех отсутствующих видных лиц. В частности — Лордам Трэмонта, Кэнтли и Сёрри пока не нашли замету после их казни. Стефан Малверн сменил своего отца, Мартина, покойного Графа Малверна, и Дэвид Эйрдэйл сменил своего отца, Джона, Графа Эйрдэйла.

Как только закончили перечислять и именовать, первым делом зачитали выдвинутые мне обвинения. Герцог Гра́мли представлял анонимную коалицию лордов, желавших выдвинуть мне обвинения, поэтому зачитывать список выпало ему.

Он читал дольше, чем следовало, но сводилось всё к незаконному убийству Эндрю Трэмонта и его слуг в столице с одной стороны, и к ужасной резне невинных жертв в поместье Трэмонта — с другой.

Ариадна сидела на традиционном месте в задней части зала, на некотором расстоянии позади кресла Верховного Юстициария. Суды действовали на полномочиях, данных Её Величеством, и, с технической точки зрения, она была властна распустить их и выносить приговоры по своему усмотрению, если того пожелает. Однако на практике это было очень маловероятно, поскольку это могло низвергнуть страну вгражданскую войну, если только власть монарха над самими лордами не была абсолютной. В нынешние времена это определённо было не так.

Как только закончили с обвинениями, новая королева послала юного посыльного, чтобы прошептать что-то на ухо Графу Уинфилду. Немного послушав, он кивнул, и обратился к ассамблее:

— Королева желает объявить поддержку действиям Лорда Камерона в столице. Её Величество к тому моменту уже определила вину Герцога Трэмонта, и лишила его всех прав и привилегий — поэтому ни он, ни его люди не могли пользоваться защитой закона.

Государственная измена была преступлением, право карать за которое монарх всегда оставлял за собой, для немедленного суда и наказания. Именно это и было оправданием Ариадны, когда она приказала Дориану убить соучастников заговора — Малверна, Кэнтли и Сёрри. Теперь она применяла то же самое ко мне, задним числом объявив меня исполнителем её воли.

— Лорд Грамли, желаете ли вы изменить список обвинений в свете этого факта? — спросил Верховный Юстициарий.

Грамли был крепким, бочкогрудым мужчиной в малиновом пиджаке и с пышными седыми волосами. Он сглотнул, прежде чем ответить:

— Да, милорд, я бы хотел снять обвинение в незаконном убийстве Эндрю Трэмонта и его слуг в столице.

«Ну, это оказалось довольно легко», — подумал я.

— Мы всё ещё желаем выдвинуть обвинения в незаконном убийстве обитателей Замка Трэмонт и всех живших в пределах нескольких миль от этого владения, — продолжил Герцог Грамли.

Тут Джеральд Уинфилд, Герцог Уинфилда и Верховный Юстициарий повернулся ко мне:

— Лорд Камерон, желаете ли вы защищаться лично, или кто-то будет вас представлять?

— Представлять меня будет Леди Хайтауэр, Ваше Благородие, — ответил я.

После гибели её отца Роуз стала «главным Хайтауэром», хотя на самом деле теперь её фамилия была Торнбер. Это была ситуация, схожая с моим титулом «Камерона», хотя моя фамилия была Иллэниэл.

Уинфилд обратился к ней напрямую:

— Леди Хайтауэр, готовы ли вы представить обоснованную защиту? Законы Лосайона порой сложны. Не следует небрежно относиться к такому делу.

Он намекал на тот факт, что, будучи женщиной, она, вероятно, не обладала сообразительностью, необходимой для того, чтобы справиться с такой трудной задачей. Эта мысль заставила меня улыбнуться.

— Я чувствую себя способной справиться с этой задачей, Лорд Уинфилд. Пока что я не чувствую приближения обморока, но, быть может, нам следует побыстрее начать процесс, пока напряжение не сломило мою слабую конституцию? — услужливо предложила она.

Он немного поглядел на неё холодно, но промолчал.

Восприняв его молчание как согласие, она продолжила:

— Я хотела бы вынести предложение снять обвинения с Лорда Камерона.

Это было неожиданным.

— На каких основаниях, Леди Хайтауэр? — спросил Высший Юстициарий.

— В то время, когда случилось нападение на Замок Трэмонт, Эндрю Трэмонт был уже мёртв, милорд. Лишившись покровительства принёсшего присягу короне вассала, жившие там люди больше не попадали под действие закона. Не будучи под действием закона, они также не были под его защитой, — ловко объяснила она.

В толпе послышались аханья, и я должен был признать, что мне потребовалось какое-то время, чтобы раскрутить её логическую цепочку. Её предпосылка, по сути, означала, что поскольку люди Трэмонта потеряли своего лорда и больше не имели формальной связи с правительством Лосайона, они и защитой его тоже более не могли пользоваться. Это по большей части основывалось на том факте, что на заре правовой системы Лосайона всеми правами и властью было наделено дворянство, по решению короля. Жившие на принадлежавших дворянству землях люди изначально не имели никаких прав кроме тех, которые им давал их лорд. Взамен они получали защиту от эксплуатации или нанесения урона от любых иных лордов королевства.

Любые беззаконные крестьяне, не присягнувшие никакому конкретному лорду, в глазах закона были бесправны. Их можно было убивать, ловить или грабить любому подданному королевства.

Хотя на первый взгляд это звучало как варварство, изначально это намеревалось для пресечение разбоя и бандитизма. Законные граждане жили в городах и присягали местному лорду, и именно его власть защищала их от капризов или жестокости любых других лордов.

«Поэтому, поскольку Трэмонт умер за государственную измену, она говорит, что его люди были по сути беззаконными, и с ними можно было делать что угодно», — заметил я про себя.

Ариадна улыбалась со своего места, и я чувствовал идущее от стоявшей рядом со мной Пенни чувство восхищения.

Все были либо счастливы, либо обеспокоены этой логикой. Кроме меня — я был расстроен, но по иной причине.

«Это нечестно. Люди должны пользоваться защитой законов Лосайона вне зависимости от того, жив ли их мудила-лорд». Моё второе «я» приказало убить, как оказалось, более тысячи человек. На самом деле это не было моим решением, да и Брэксус не имел намерения добиться именно такого результата, но это нельзя было отметать прочь на основе юридической формальности, которая основывалась на лишении прав тысяч людей. Это было неправильно.

Я наклонился поближе к уху Роуз:

— Отзови это предложение.

Она зыркнула на меня:

— Нет! Это — лучший твой шанс…

— Это неправильно, — тихо возразил я. — Я не хочу победить, создав прецедент, который подвергнет опасности будущие поколения.

— Ты просишь меня отказаться от лучшей твоей защиты, — проинформировала она меня.

— Просто сделай это, — надавил я.

Высший Юстициарий всё ещё переваривал предложение Роуз, когда она снова подняла руку.

Он признал её кивком:

— Вам есть, что добавить, Леди Хайтауэр?

Одарив меня разочарованным взглядом, она ответила:

— Да, Ваше Благородие. Вопреки моему совету, Лорд Камерон желает отозвать просьбу о снятии обвинений, — произнесла она слова, отозвавшиеся аханьем у всех присутствовавших.

Высший Юстициарий странно посмотрел на меня, а затем обратился ко мне напрямую:

— Я уже подумывал о том, чтобы согласиться на снятие обвинений, Лорд Камерон. Вы уверены, что желаете отозвать просьбу?

Подняв голову, я ответил:

— Да, Ваше Благородие, — произнёс я, чувствуя, как взгляд Пенни прожигает дыры у меня в виске. Если я переживу этот суд, то позже меня буду ждать дальнейшие последствия. — Я бы предпочёл предстать перед судом, чем оставлять людей без ответа на нанесённое им оскорбление.

Граф Уинфилд принял это, тихо пробормотав несколько слов. Я не мог быть уверен, но мне показалось, что он сказал: «Большинство из них уже мертвы».

С этого момента всё покатилось под откос.

Лорд Грамли допрашивал меня касательно случившихся событий, и представил известные факты относительно того, что случилось в Замке Трэмонт. Полностью эту историю я не знал, поэтому слушал с интересом. Шиггрэс прорвали защиту замка, выследив и убив всех, кто был внутри. Потом они разошлись по региону, и начали охотиться на жителей деревень и фермеров в их домах.

Очень немногие жители, прежде обитавшие в Герцогстве Трэмонта, всё ещё были живы, и большинство из них покинуло этот опустевший регион. Земли были заброшены, а когда шиггрэс умерли на следующий день, некому было избавиться от тел. Первые люди, отправившиеся туда на поиски ответов, нашли проклятое место, усыпанное разлагающимися человеческими останками.

Мне от всего этого поплохело.

Пенни ткнула меня локтем:

— Прекрати. Это не ты сделал. Тебя там вообще не было.

— Брэксус был частью меня, я его породил, — тихо сказал я ей. — Я присутствовал, когда он принял решение, и хотя я пытался его остановить, пытался я не очень упорно, — указал я. Часть меня втайне хотела, чтобы он уничтожил не только Трэмонта, но всё, что было с ним связано. Я смог остановить Брэксуса в тех немногих случаях, когда я был в отчаянии. Когда он приказал шиггрэс убить людей Трэмонта, я лишь «посоветовал» ему передумать.

Я был пассивным соучастником в их убийстве.

— Морт, посмотри на них, — сказала она, мечась взглядом по помещению. — Этот рассказ ошеломил даже тех, кто был немного на твоей стороне. Они вполне могут приказать повесить тебя. Ты этого хочешь. А что насчёт нас?

Под «нами» она подразумевала не только себя, но также наших детей.

— Не волнуйся. Они не осмелятся вынести смертный приговор, иначе всё развалится. Если они будут настолько глупы, то я буду вынужден бросить страну. Мы возьмём детей, и сбежим.

— И это лучше, чем позволить им отозвать иск? — едко сказала она.

— Это избегает плохого прецедента, и прочно ставит Королеву на стороне народа, — ответил я. — К тому же, я чувствую уверенность в том, что Уинфилд не зайдёт настолько далеко. Он назначит какие-нибудь жёсткие наказания, что ещё более укрепит первенство закона.

Следующие полчаса меня допрашивали относительно моей роли в случившемся. Роуз начала с утверждения о том, что меня вообще не было в том регионе, где случились нападения, и я испортил его, признав, что моё второе «я» отдало приказ.

Роуз допросила меня насчёт моей тогдашней двойной природы, показав суду, что я, согласно моему свидетельству, на самом деле не контролировал свои действия. Она попросила о снисхождении на тех основаниях, что я тогда был не в состоянии принимать собственные решения. По сути, это была защита на основе психической недееспособности.

У Герцога Грамли на эту цепочку рассуждения было одно простое возражение. Обводя взглядом помещение, он быстро просуммировал:

— Мои лорды и леди, мы не можем знать истину того, что происходит в голове человека, но что мы можем видеть, здесь и сейчас, так это то, что Лорд Камерон совершенно явно контролирует свои собственные действия. Его утверждение о том, что он на самом деле не был собой, является не более чем завуалированной попыткой избежать вины. И судить его следует соответствующим образом.

Я видел, как руки Пенни сжали перила перед нами. Костяшки на них побелели, и нервничала не она одна. Обычно невозмутимое лицо Роуз также показывало признаки напряжённости.

«Он так далеко не зайдёт», — сказал я себе. «Изгнание, потеря титула — это я переживу».

Роуз и Грамли произнесли заключительные ремарки, и после этого время настало. Верховный Юстициарий удалился для размышления. Однако он вернулся довольно скоро, лишь через несколько минут.

— Если ответчик соблаговолит встать, я готов зачитать вердикт, — объявил он.

Снова встав, я осмотрел лицо Уинфилда, надеясь найти какой-то намёк на то, что он собирался сказать. По ходу этого дела я ощутил изменение в помещении, новое присутствие. Сбоку вышел Гарэс Гэйлин. Он скрывался за одним из новых щитов от поглядывания, в боковой комнате. Один взгляд на его лицо поведал мне всё, что мне нужно было знать.

«Они его держали здесь с самого начала, как судебного пристава. Он был здесь, чтобы не позволить мне сбежать».

— Сукин сын! — пробормотал я себе под нос. Пенни проследила за моим взглядом. Её глаза расширились, когда она увидела Гарэса, и я скорее почувствовал, чем увидел, как её тело напряглось.

Харолд стоял рядом с Ариадной, и предупреждал меня своим взглядом. По краям помещения расположились ещё стражи, и для моих чувств они ощущались усиленными. Вероятно — Дороном, поскольку я был уверен, что больше Рыцарей Камня не осталось.

— Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон и Защитник Северного Предела, я нахожу вас виновным в незаконных смертях граждан Герцогства Трэмонта. Хотя суд понимает, что в деле могли фигурировать некоторые смягчающие обстоятельства, мы находим, что величина нанесённого вреда требует соответствующего наказания. Вас лишат титула «Защитник Северного Предела», но вы сохраните титул Графа ди'Камерона, дабы ваш наследник, невиновный в этих преступлениях, мог этот титул унаследовать. Я приговариваю вас к смерти через повешенье, приговор должен быть приведён в исполнение немедленно.

Когда прозвучали эти слова, я обнаружил, что онемел. «В следующий раз надо слушаться Роуз», — подумал я, когда у меня в животе будто осел очень тяжёлый камень. Руки Пенни поднялись к её косам, потянувшись к висевшим на их кончиках металлическим цилиндрам. Я инстинктивно понял, что это наверняка оружие.

Я в отчаянии огляделся. Харолд стоял напротив меня, рядом с Королевой. Каковы бы ни были его чувства, я мог лишь предположить, что он будет действовать на стороне суда, если моя жена нападёт. Дополнительные стражи и Гарэс давили на меня. Зал Лордов мог мгновенно превратиться в поле битвы.

Победителей в ней не будет.

Протянув руку, я накрыл ладонь Пенни своей:

— Нет, — тихо сказал я. — Нам не победить.

Тут Роуз ткнула подтолкнула меня, и я осознал, что пропустил вопрос Верховного Юстициария.

— А? — сказал я в некотором замешательства.

— Вы хотите сказать какие-то последние слова? — повторил он.

Я моргнул, и сделал глубокий вдох:

— Да, Ваше Благородие, я хотел бы обратиться к полной ассамблее лордов.

— У вас одна минута на речь, — ответил он.

Обратившись к собравшимся, я создал упорное выражение у себя на лице:

— Хотя я нахожу решение суда справедливым, я хотел бы ещё раз повторить, что я лишь старался как мог, находясь в необычных обстоятельствах. Если бы я мог изменить случившееся в Трэмонте, то изменил бы. Что же касается самого Герцога, то я не раскаиваюсь. Я также хотел бы предупредить любых присутствующих, кто мог быть его скрытым сообщником. Я уже однажды вернулся из мёртвых. Если я выясню, что кто-то из вас был с ним заодно, или если кто-то из вас создаст новый заговор против нашей королевы, то я найду способ вернуться снова. И ничто не укроет предателей от моего возмездия.

Лица некоторых людей побледнели в ответ на мою речь. Огонь в моём взгляде не оставлял сомнений, что даже моя смерть не спасёт грешников. Я надеялся, что теперь они не смогут спать по ночам.

Очередной посыльный от Королевы нашёл ухо Верховного Юстициария, и чуть погодя тот снова поднял ладонь:

— Согласно нашим древним законам и традициям, наш монарх оставляет за собой право помилования. Вместо того, чтобы действовать самой, она приказала суду смягчить приговор Лорда Камерона. Из уважения я сделаю это, иначе правосудие не свершится, — объявил Граф Уинфилд.

Теперь я оказался сбитым с толку:

— Что это значит? — спросил я у Роуз.

— Это значит, что Королева использует своё право помиловать тебя, если Верховный Юстициарий откажется изменить твой приговор. Чтобы не позволить этому случиться, он согласился дать тебе менее строгое наказание, — шёпотом объяснила она.

Меня захлестнуло облегчение.

Верховный Юстициарий продолжил:

— Поэтому я уменьшу приговор до штрафа в двадцать золотых, которые будут выплачены за смерть каждого человека, погибшего в нападении на владение Трэмонта, и десяти плетей, которые будут выданы завтра в полдень. Золото, выплаченное в результате этих штрафов, будет выдано наследникам или родственникам погибших. Для тех, у кого нет родственников, число каковых, как я понимаю, велико, золото будет удержано, чтобы помочь тому, кому Королева отдаст эти земли.

Хотя мне следовало быть благодарным за избавление от угрозы смерти, трудно было чересчур радоваться её замене. Ариадна хмуро смотрела на Графа Уинфилда со своего места позади него, явно недовольная его заменой, но промолчала. Её единственным вариантом на этот момент было бы всё равно помиловать меня, и аннулировать весь судебный процесс.

Плети для дворянина королевства были практически неслыханным делом, и унижение, сопровождавшее такое публичное событие, большинством присутствовавших дворян считалось, вероятно, едва ли предпочтительней смерти.

Плети в Лосайоне были не такими цивилизованными или гуманными, как в Гододдине. Там использовали короткий жезл, оканчивавшийся рядом заплетённых кожаных ремешков. Это было больно, но если число плетей не было очень большим, то опасности не представляло.

Однако в Лосайоне традиция была иной, скорее всего пошедшей от ранних наказаний, которые давали на кораблях. В Лосайоне плети выдавали средней длины кожаным кнутом, способным вспарывать кожу пленника, если им били с достаточной силой и умением.

В результате число выдаваемых в Лосайоне в качестве наказания плетей было обычно низким, по две или три за большинство нарушений. Пять или шесть использовались для очень серьёзных преступлений, а выдавать больше было делом необычным. Десять плетей могли быть опасны, если наказуемому сразу же не останавливали кровь. Приговор в двадцать плетей иногда оканчивался смертью, даже при оказании помощи.

Я готов был поспорить, что королевский плетничий весьма гордился своей работой.

Пенни трясло от ярости.

— Пенни, тебе надо успокоиться, — сказала ей Роуз, поскольку та, казалось, была на пороге неистового душевного расстройства.

— Ты на это не согласишься! — сказала моя жена, с негодованием зыркая на меня. — К чёрту их всех, они не могут так с тобой поступить.

Я храбро улыбнулся:

— Уинфилду я никогда не нравился, но я переживу, — заявил я. Моя смелость казалась мне фальшивой как никогда прежде.

— Нам не нужны эти люди, Морт. Нам не нужны титулы или деньги. Мы можем…

— …поговорить об этом позже, — перебил я. Вокруг было слишком много глаз и ушей.

Подняв головы, мы позволили последним минутам суда миновать, пока нас не отпустили, и затем мы покинули зал. Мы были в плохом настроении, когда наконец ушли, но мы с Пенни чертовски постарались не показать этого никому.

Глава 53

Наш спор тем вечером был горячим и горьким.

Пенни считала, что нам следует всё бросить, не согласившись на наказание. Я считал иначе. В конце концов это было из числа вещей, насчёт которых она не смогла меня переубедить.

Магия могла сделать порку менее болезненной различными способами. Щит полностью сведёт всё на нет, но будет заметен. Лёгкое упрочнение кожи предотвратит значительное количество повреждений и несколько уменьшит боль, однако это также может быть замечено.

Блокировка нервов, которой я пользовался во время целительства, могла спасти меня от наихудшей части этого процесса, а поскольку я мог залечить повреждения сразу же по окончании наказания, не имело значения, насколько сильно будет иссечена моя спина.

Но это казалось мне жульничеством.

Когда я наконец шагнул на помост, я уже решил принять наказание таким, каким оно предполагалось. Единственной моей уступкой было позволить Элиз Торнбер нанести на мою спину мазь, которая снижала чувствительность кожи. Надежда была на то, что это притупит боль достаточно, чтобы не позволить мне опозориться.

Повстречавший меня на помосте человек был в маске, прямо как палач. Насколько я знал, палаческое дело вполне могло быть его второй работой, но мне показалось, что сейчас не время спрашивать об этом. Я задумался, предназначалась ли маска для сокрытия его личности от меня, или от толпы. Я, вероятно, смог бы позже опознать его по одному лишь его эйсару, будь я склонен к мстительности.

— Добрый день, — поприветствовал его я. От старых привычек трудно избавиться.

Он не ответил на моё приветствие, вместо этого предпочтя деловитость:

— Не могли бы вы надеть их, милорд, — протянул он мне кандалы, соединённые короткой цепью.

— Я не планирую бежать, — объяснил я. — Будь у меня такой план, я бы уже привёл его в исполнение.

— Они скорее предназначены для того, чтобы не дать вам упасть, милорд, после того, как вы потеряете сознание, — бесстрастным голосом ответил он.

— А это часто случается?

— Да — если вам повезёт, то это случится раньше, а не позже, — сказал он мне.

Мой взгляд был невольно притянут к сложенному кольцом плетёному чёрному кнуту, отмокавшему в стоявшем поблизости ведре. Нацепив оковы себе на запястья, я поднял руки, чтобы показать их толпе. Моё положение и так было унизительным, но я посчитал нужным продемонстрировать свою решительность.

Они промолчали, но все взгляды были прикованы ко мне — в некоторых была жалость, в других было злорадство над униженным лордом, а большинство остальных показывали обычный интерес. Для них я, быть может, был лишь источником развлечений.

Пенни явилась вместе с Роуз и Уолтэром, но мы исключили всех остальных жителей Камерона, особенно детей. Ариадна пригласила их встать рядом с собой из доброты, но гнев Пенни этому препятствовал. Она винила Королеву не меньше, чем Юстициария.

— А зачем вымачивать кнут? — спросил я, пока палач помогал цеплять соединявшую мои запястья цепь на крюк, торчавший из столба в центре помоста.

— Мы вымачиваем его в рассоле, милорд, чтобы уменьшить кровотечение. Врачи говорят, что позже это также помогает ранам не загнить, — охотно ответил он. — Но лично я думаю, что это начали делать, чтобы удары были больнее.

Я начал чуять, что в этом была какая-то тема.

— Попытайтесь не слишком напрягаться, — добавил он. — Тогда удары будут рассекать спину не так глубоко.

«А сколько людей на самом деле сохраняет достаточный для этого самоконтроль после начала наказания», — задумался я. «Это ты уже говоришь, чтобы меня помучить».

Я наблюдал за толпой, слушая, как он готовит кнут, стряхивая с орудия лишнюю жидкость, и позволяя ему размотаться позади меня подобно злому змею. Я позаботился о том, что не смотрел на Пенни, когда скорее почувствовал, чем увидел, как он занёс руку для первого удара.

Через моё сознание взрывом пролегла полоса пылающего белого огня, стерев из моего разума все остроты, какие только могли у меня быть. Я каким-то образом полагал, что, быть может, я смогу сжать зубы, и пережить всё, не издав ни звука, но моё тело взяло дело в свои собственные руки. С моих губ невольно сорвался странный визг — потому, быть может, что кнут ударил, когда мои лёгкие были наполнены лишь наполовину.

Животная сторона моего мозга ударилась в полную панику, и вменяемая, рациональная часть моего разума быстро исчезала. Мои уши услышали скользящий звук кожи по дереву, когда он откинул запястье назад, чтобы вернуть руку в исходное положение. Потребовалась каждая унция моей воли, чтобы удержаться, и не создать щит прямо в этот момент.

Второй обжигающий удар выбил воздух у меня из лёгких. Если это и сопровождалось криком, то я в этом не мог быть уверен. К этому моменту я и так уже перестал волноваться о том, издаю ли я звуки. Фрагмент моего сознания, бывший слегка рациональным, начал сравнивать мою нынешнюю боль с той болью, которую я переживал, когда меня мучил Мал'горос. Это было примерно как сравнивать яблоки с апельсинами, но конечным заключением стало то, что для этой боли у меня, по крайней мере, была хорошо определённая конечная точка.

«С другой стороны, то было тогда, а это… А-ах-х!!»

После третьей плети я был сыт по горло.

Не желая закрываться щитом или ещё как-то сдаваться, мой разум сделал единственное, что ему оставалось — сбежал. Соскользнув в полусознательное состояние, которому я, как архимаг, научился в предшествующие годы, мой разум нашёл укрытие в земле подо мной. Он не покинул моё тело полностью, но моё «я» из плоти и крови теперь стало гораздо меньшей частью моего сознания.

Вообще, впервые я вот так вот искал мысленного убежища в камне как раз перед тем, как бился с Сэлиором.

Остальную часть наказания я видел почти как сторонний наблюдатель. Моё тело продолжало дёргаться, и спазмы заставляли его непроизвольно двигаться после каждого удара, но я больше не испытывал боль так, как прежде. Она не была личной, скорее чем-то раздражающим, а не непосредственной угрозой моему здоровью.

Когда всё наконец закончилось, он вернул кнут обратно в ведро, и подошёл, чтобы помочь отцепить цепь от столба. Вернув более прямое управление управление своим телом, я выпрямился, и одной лишь мыслью разрубил железную цепь, мешавшей мне опустить руки.

— Я думал, вы сознание потеряли, — сказал он мне, поглядывая на испорченные оковы. Он также походя добавил: — А за эти вы, конечно, заплатите.

Я уже собирался было использовать свою магию, чтобы открыть на них зажимы, но мне в голову пришла другая мысль.

— Да ничего, — сказал я ему. — Я их сохраню, как напоминание.

Игнорируя толпу, я пошёл к Пенни. Каждое движение причиняло боль, и стоять прямо, не говоря уже о ходьбе, было верхом страдания. Я чувствовал, как кровь стекала по моей спине, но отказался от предложенной врачом помощи. Частичное помещение моего разума обратно в землю позволило мне дойти до Пенни, не споткнувшись.

Они положили мои руки себе на плечи, что вызвало новую вспышку боли в моей спине, а затем Уолтэр сделал нас невидимыми. После этого мы втроём направились домой, а я попытался забыть остаток дня. Ничего хорошего в нём не было.

Глава 54

Месяцы тихо миновали в Замке Камерон, и уже снова пришла весна. За всё это время я ни разу не вернулся в Албамарл. Королева послала несколько писем, но я их не читал. Мой рациональный ум знал, что в моём наказании плетьми она была не виновата, и не желала этого, но моё сердце почему-то просто не могло этого принять. Злился я не на Ариадну, а на сам Лосайон, а поскольку она его представляла, то я держался подальше от неё.

Однако я позволил Питэру читать письма, чтобы убедиться, что я не упустил ничего архиважного. Как только он сказал мне, что в них не было никаких приказов или повесток, я их сжёг. Обсуждать с ним их содержимое я потом также отказался. Я пока не был готов раскрыть свой сердце.

В обычных обстоятельствах Пенни оказала бы смягчающее воздействие, но в этом деле она была злее, чем я когда-либо мог быть. Будь её воля, мы бы начали гражданскую войну. Она всегда имела некоторую склонность меня защищать, но теперь… она перешла на совершенно новый уровень. Я начал избегать любых упоминаний столицы, Ариадны, любых дворян… и этот список всё рос. Одно единственное упоминание часто вызывало с её стороны взрыв едкой брани.

Сразу же после нашего возвращения я использовал свою магию, чтобы сомкнуть кожу на своих ранах, но не стал их исцелять. Вместо этого я позволил им залечиться самостоятельно, медленно и неидеально, что оставило мою спину располосованной шрамами, повторявшими шрамы на моём сердце. Пенни призывала меня их стереть, но я отказался:

— Некоторые вещи следует помнить, — был мой ответ.

Детям мы не рассказали, но близнецам уже перевалило за одиннадцать лет, и они оказались очень наблюдательными. Уверен, что в какой-то момент они выяснили правду, но так и не сказали мне ни слова. Я сказал себе, что однажды поговорю с ними, но этот день, похоже, так и не наступал.

Штраф, который на меня наложил Граф Уинфилд, в конечном итоге составил сотни тысяч золотых, а если точнее — сто шестьдесят три тысячи двадцать. Если поделить, получалось около восьми тысяч истреблённых людей. Денег мне было совсем не жалко, хотя я был весьма уверен, что многие из назвавшихся родственниками на самом деле имели очень отдалённое родство.

Этой суммы с лихвой хватало, чтобы меня обанкротить. Мне пришлось сделать заём в двадцать тысяч, на неблагоприятных условиях, чтобы полностью расплатиться. Роуз предложила мне попросить личного займа у короны, но я снова отказался встречаться с нашей новой королевой.

Радостным оказался тот факт, что Замок Камерон и, соответственно, город Уошбрук на самом деле получили очень мало повреждений. Это было хорошо, поскольку денег на ремонт у меня не было. С другой стороны, Арундэл и Ланкастер были в плохом состоянии. Люди из трёх соседних областей помогали друг другу отстраиваться заново, но мне нечем больше было помочь им в финансовом плане. Самое большее, что я мог сделать для Уолтэра и жителей Арундэла — это освободить его от налогов, которые он был должен мне за этот год. Конечно, из-за этого мне было сложнее выплатить свои собственные налоги, или даже расплатиться со своими собственными вассалами и слугами.

Питэр посоветовал мне попросить Королеву об освобождении от налогов на этот год, но я снова… легко вообразить, каков был мой ответ. И вообще, столице нужны были деньги — боевые действия нанесли немало урона дворцу и городу.

Вместо этого я стал делать деньги сам. На моих землях не было действующих шахт, но я, будучи архимагом, довольно легко смог убедить землю вывести желаемое мною на поверхность. Из её пылающего сердца я поднял чистое железо, придавая ему форму прутка прямо при его появлении. Я также поднял небольшое количество серебра и золота, придав ему форму слитков.

Их было бы легко превратить прямо в монеты, но это было бы преступлением. Вместо этого я продал металлы напрямую в дюжину различных городов. Поначалу я получал хорошую цену, но после нескольких ходок цены на железо и серебро упали, поэтому я остановился. Я всё равно уже заработал достаточно, чтобы расплатиться с долгами, и оставаться платёжеспособным ещё год или два.

Позже я обнаружил, что Граф Уинфилд сильно вложился в несколько шахт, и что в результате моих действий он потерял немало денег в том году, когда цены упали. Хотелось бы мне иметь возможность утверждать, что я заранее это знал, но это было просто удачным совпадением.

Поддержание изоляции стало отнимать больше усилий, когда пришло лето, а с ним — приглашение.

— Что это? — спросил я у Пенни, когда увидел изысканно украшенный конверт.

Она осклабилась:

— Приглашение на свадьбу.

Я немного подумал, зная, что это наверняка был кто-то, чей брак мы и так вскорости ожидали. Мой разум оставался безупречно чистым, каковой факт она поняла по моему пустому взгляду.

— Я знаю, что ты не настолько скудоумный, — сказала моя жена. — Дам тебе две попытки.

«Роуз?». Это вызвало внутренний укол боли. «Нет, так скоро этого быть не может, да и позже — вряд ли. Элэйн с кем-то встречалась? Может, Харолд…». Тут я вспомнил, что Харолд уже женился. Я ощутил облечение, когда память подсказала мне это раньше, чем я попытался назвать его имя. Пенни припоминала бы мне это всю оставшуюся жизнь.

— Я почти вижу, как из твоих ушей валит пар, — пошутила Пенни. — Осторожнее, а то сердце прихватит.

Я показал ей язык:

— Питэр! — сказал я наконец.

Она посмотрела на меня с полнейшим удивлением:

— Нет, и это лишь доказывает, насколько ты неосведомлён. Питэра не интересуют женщины.

— Правда? — спросил я, несколько удивлённый.

Она вздохнула:

— Это весь день займёт.

— Ты уверена насчёт Питэра?

— Он жил со своей сестрой почти всё время с тех пор, как они к нам присоединились. Он ни разу не показал ни капли интереса ни к чему кроме своей работы… И на этом я остановлюсь, ты явно почти ничего не замечал в плане его личной жизни.

А вот это она уже просто вредничала. Я решил прикинуться ещё более тупым, просто чтобы её рассердить:

— Когда ты говоришь, что он интересуется только своей работой… ты имеешь ввиду меня, так ведь?

Она презрительно уставилась на меня. Я явно не мог быть ещё тупее.

— Я пошутил, — признался я.

— Смеяться после слова «лопата»? — ответила она. — Ты всё ещё не выдал ни одной хорошей догадки.

— Подожди, ты сказала «он жил со своей сестрой почти всё время», так что, получается, Лилли выходит замуж? — спросил я, гордясь своей дедукцией. Если Лилли съезжала из покоев, которые они делили, то это должно было означать брак для одного из них.

— Она кое с кем встречается, — сказала Пенни, — но они пока не миновали стадию первых ухаживаний.

— Тогда я сдаюсь.

— Мойра Сэнтир! — объявила она с почти злорадным возбуждением.

— Чего-чего? — воистину удивился я. Я не только понятия не имел ни о каком закипавшем в её жизни романе, я даже не был уверен, что таковому следует быть. С технической точки зрения, она на самом деле не была человеком. Она была магическим разумом, копией давно умершей женщины, ставшей бессмертной благодаря наложенным на неё мною чарами, и получившей плоть и кровь из рук Гарэса Гэйлина.

— Тебя это совершенно застало врасплох, так ведь? — ликующе добавила Пенни.

Я утвердительно кивнул:

— Да, совершенно, но кто…?

— Гарэс.

— Что!? — чуть не выпрыгнул я из ботинок. — Это невозможно.

— Нет… — медленно произнесла Пенни. — Это весьма возможно. Вообще-то, это совершенно понятно.

Я отказывался в это верить:

— Он — жёсткий, колючий, холодный, и слишком много пьёт.

— Я что-то не припомню, чтобы я видела его слишком много пьющим, — прокомментировала моя жена.

— Это я выдумал.

Она пристально посмотрела на меня:

— Я удивлена. Я и не думала, что ты так отреагируешь. Ты в самом деле хочешь её защитить, а? Чтобы ты знал, она — взрослая женщина.

— Она — своя, — возразил я. — Я хочу для него самого лучшего.

— Гарэс ей хорошо подходит, — сказала Пенни. — К тому же кроме него поблизости больше нет людей, которым больше тысячи лет. У них много общего прошлого.

— Столетия общих страданий — едва ли основа для брака. Большинство сказало бы, что страдания — скорее результат брака, — остроумно отозвался я.

Её взгляд заполыхал:

— Ты действительно так думаешь?

«Наверное, если только я не научусь избегать глупых шуток».

— Нет, конечно нет. Я имел ввиду других людей, — сказал я, добавив хитрую улыбку, намекавшую на то, что я на самом деле имел ввиду нас. К этому моменту она уже поймёт, что я её дразнил.

Лицо Пенни смягчилось, но ответила она с рычанием:

— Позже ты за это заплатишь.

— Это становится само собой сбывающимся пророчеством, — тихо засмеялся я.

* * *

Свадьба Мойры и Гарэса состоялась во дворце в Албамарле. Я предложил им воспользоваться Замком Камерон, но вместо этого они решили принять приглашение Ариадны. Естественно, это означало, что мы с Пенни оказались в Албамарле впервые с того дня, когда меня высекли.

«Сегодня всё вращается не вокруг меня», — продолжал напоминать себе я.

Церемония была прекрасной, как и ожидалось. Однако одна вещь меня удивила. Мойра Сэнтир была заполнена эйсаром прямо таки до краёв.

И я имею ввиду отнюдь не какие-то излишки. Нет, она была, насколько я мог оценить, наполнена почти всей силой, которую я забрал у Мал'гороса, прежде чем он был уничтожен. Этот эйсар был поделён между тремя сияющими богами, но у меня так и не дошли руки придумать, что с ним делать. Я не мог лишить их бессмертия, не решив сперва эту проблему.

С этим следовало разобраться пораньше, но я слишком ушёл в себя, чтобы сфокусироваться на важных делах. Теперь оказалось, что, судя по всему, кто-то решил это за меня. В невесте было такое огромное количество эйсара, что ей приходилось закрываться щитом — иначе одно только давление эйсара лишило бы сознания её гостей.

Меня это почему-то слегка раздражало.

— Ты напрягаешься, — сказала стоявшая рядом со мной Пенни.

— Прости, дорогая, — сказал я ей, сознательным усилием расслабляя плечи. «Наверняка это Гарэс сделал. Я дал ему ключи для управления Сияющими Богами».

На миг мне в голову пришли немилосердные мысли относительно нового мужа Мойры. Тот факт, что он поместил всю эту силу в руки своей будущей жены, казался ужасно удобным для него. Однако я отодвинул свою паранойю в сторону. «Когда это я стал таким недоверчивым?»

Доверие доверием, но я не мог никому оставлять доступ к такому объёму силы, даже себе, хотя пока я не найду альтернативу, это будет единственным вариантом. Вместо того, чтобы наслаждаться свадьбой, я всю церемонию напряжённо думал над возможными решениями.

Бросив взгляд на свою дочь, я увидел, как она разговаривает с маленькой куклой, которая ехала у неё на плече. Как Мойра Сэнтир и предсказала, дочь начала оживлять свои игрушки в течение последних нескольких месяцев, придавая каждой из них уникальный характер. Это было весьма тревожно, пока я не привык.

Её игрушки были неизменно вежливы, и часто милы в своих манерах. Она вкладывала в каждую из них немного эйсара, чтобы поддерживать их «живыми», но он кончался за несколько дней, если она его не обновляла. Мойра Сэнтир сказала, что более долговечными они станут со временем и практикой, или если она будет вкладывать в них больше эйсара.

Они могли быть очень полезны, и на этом этапе её жизни они были по большей части безобидны. Они ничем не были похожи на богов, которых создали мой предок и Мойра Сэнтир. Покуда я никогда не применю это заклинание снова, не будет нужды страшиться создания очередного бессмертного и, в конечном итоге, недоброжелательного существа.

А жаль, на самом деле. Такое существо могло бы сохранять неограниченный объём эйсара, быть неизменно верным, и… На миг мой разум застыл.

— Ха! — сказал я вслух.

Пенни ткнула меня локтем в рёбра:

— Ш-ш-ш!

Я умолк, но начал ёрзать от возбуждения. Вертевшаяся у меня в голове идея была завораживающей. Она решала сразу несколько проблем… и она была изящной. У меня было ощущение, что с ней не согласится ни один из необходимых мне людей, но это ничего. С людьми я обращаться умею.

От вечеринки после принесения клятв захватывало дух, но я почти не уделял никакого внимания празднованию. Я принимал тарелочки с едой и различные напитки почти механически, пока мой разум конкретизировал подробности того, что, возможно, станет моим величайшим достижением.

«Гарэс будет проблемой», — мысленно заметил я. «Он мне понадобится, чтобы предоставить плоть».

Чары тоже будут сложными. Необходимые части я уже знал, но чтобы мой замысел был идеальным, мне понадобится создать нечто новое. «Забывчивость — смерть разума», — сказал я себе, думая о том далёком дне, когда мы с Маркусом обыскивали библиотеку его отца. Я знал, что это сработает.

— Ты кажешься затерявшимся в раздумьях, — произнёс рядом со мной знакомый голос.

Подняв взгляд, я осознал, что Ариадна подошла ко мне, пока я думал о другом. Если бы я был внимательным, то, вероятно, смог бы позаботиться о том, чтобы мы так и не столкнулись друг с другом. Теперь было уже слишком поздновато.

— Мои извинения, Ваше Величество, — ответил я без особых колебаний. Используя свой магический взор, я нашёл Пенни. Она устала от моей неразговорчивости, и теперь общалась с другими гостями. — Думаю, я позабыл искусство светской беседы.

Её взгляд был тёплым, но за ним я видел намёк на что-то ещё.

— Тебе следует почаще бывать в столице, здесь есть бесчисленные возможности возобновить с ней знакомство, — предложила она.

Этого я хотел меньше всего. Я потерял всякое желание быть в обществе дворянства, и присутствие Королевы ощущалось подобно жгучей боли. У меня зачесались шрамы.

— Я не был в столице с тех пор, как… — остановился я, не в силах завершить фразу. Вместо этого я начал заново: — Прошли месяцы, Ваше Величество.

Она протянула ко мне руку, будто чтобы коснуться моего плеча, но остановилась, когда увидела, как я невольно подался прочь. Я отодвинулся на дюйм.

— Мордэкай, ты же понимаешь, что я ни в коем случае не хотела, чтобы всё получилось именно так? — сказала она с печальной, почти одинокой ноткой в голосе.

— Конечно, — ответил я, не прикладывая усилий к тому, чтобы мои слова прозвучали убедительно.

— Ты не ответил на мои письма, — указала она.

Тут я повернулся к ней, глядя ей в глаза:

— Это трудно, Ваше Величество. Мой разум знает правду, но моё сердце помнит позор. Дайте мне время.

— Нас здесь некому услышать. Тебе не нужно обращаться ко мне на «вы», — напомнила она мне. Пространство вокруг нас было пустым, и я на миг осознал, что она была такой же… пустой и одинокой, изолированной своей властью.

Кем бы ещё она сейчас ни стала, Ариадна была сестрёнкой Маркуса, девочкой, которая пыталась увязываться за нами в наших детских приключениях. Будучи Королевой, она как никогда нуждалась в друзьях, однако я закрыл ей путь к моему сердцу.

Я опустил взгляд:

— Прости. Я ничего не могу поделать с тем, какой я сейчас, но думаю, что со временем станет легче, — ответил я. Мне стало проще думать теперь, когда мне больше не приходилось наблюдать за игрой эмоций на её лице. Даже мой собственный разум отвернулся, пытаясь отступить к плану, над которым я трудился лишь несколько минут назад.

«Кровь — вот ключ», — осознал я во внезапном озарении. «Забери сейчас, иначе потом придётся возвращаться». Используя одну лишь свою волю, я изменил форму внутренней части своего кольца-печатки, создав острый, зазубренный кончик.

— Мне больно от появившегося между нами расстояния, Морт. Мы — всё ещё семья, — сказала она.

Я был её двоюродным племянником, и теперь, когда её родителей не стало, я стал самым близким её родственником, за исключением одного другого человека. Я решил сменить тему:

— Я слышал хорошие новости насчёт Роланда. Поздравляю.

Роланд, её младший брат, объявился лишь месяц назад. Его полагали мёртвым, но тела его так и не нашли. Когда он поведал свою историю, мы выяснили, что его не было в Ланкастере, когда случилось нападение. Роланд всегда был заядлым охотником, сильно походив в этом на своего отца. Он вернулся с охоты, и обнаружил свой замок уничтоженным, и едва избежал поимки Шаддос Крис, прежде чем осознал, в какой опасности находится.

Он в одиночку отступил в горы. Там он планировал выстроить себе укрытие, и попытаться перезимовать, но, по счастливому стечению обстоятельств, он нашёл домик в суровых предгорьях. Там со своими женой и дочерью жил какой-то пастух.

Они приняли его в свой дом, и он расплачивался своим трудом за тёплую постель и еду. Он также влюбился в их дочь.

Ариадна поморщилась:

— Я рада, что он вернулся, но его ситуация всё усложняет.

— Ты имеешь ввиду его жену-простолюдинку? — едко сказал я. Это был вопрос с подвохом, поскольку моя собственная жена, Пенни, также когда-то была простолюдинкой.

Она кивнула:

— Для дворянина это было бы возможно, но для особы королевской крови…

— Уверен, ты найдёшь способ с этим разобраться. Он кажется очень счастливым, — сделал наблюдение я. — Мне бы скорее показалось, что его появление может создать более крупные проблемы для тебя лично, — указал я. Согласно законам наследования, её младший брат должен был получить корону, если выжил. Женщина могла взойти на трон лишь в случае отсутствия сыновей.

— Кое-кто попытался сделать из этого проблему, — согласилась она, — но Роланд отказался сотрудничать. Первым делом, вернувшись в Албамарл, он формально отрёкся от права на корону.

— Готов поспорить, это вызвало переполох.

Ариадна осклабилась:

— Действительно, но смутьянам теперь не на что опереться. Роланд никогда не хотел трона. Даже герцогство для него — обуза, хотя я сумела убедить его вернуться к своим тамошним обязанностям.

— А чем он хотел заниматься вместо этого? — спросил я.

Она засмеялась:

— Он хотел вернуться, и прожить свои дни простым пастухом. Родители Мэ́лани оказали на него весьма сильное впечатление.

Мэлани — мне, наверное, говорили это имя, но я забыл.

— Не могу сказать, что виню его. Мне и самому иногда такого хотелось, — задумчиво сказал я. Сам того не осознавая, я уже начал расслабляться по ходу своей беседы с Ариадной, на миг забыл ту боль, которая заставляла меня отдалиться от неё.

Ариадна с сочувствием посмотрела на меня:

— Ты когда-нибудь гадал о том, какой была бы жизнь, если бы ты не обнаружил своё наследие, если бы ты не стал волшебником или графом? Ты, возможно, всё ещё был бы там, работая молотом в кузнице твоего отца.

— Задумывался, и сейчас — как никогда часто, — тихо ответил я.

Мои слова тронули её, и она протянула руку, желая сжать мои ладони своими собственными. Это был жест, полный тепла и семейной близости. Она дёрнулась, когда острый металлический заусенец на моём кольце порезал обратную сторону её правой ладони, заставив проступить ярко-красную каплю крови.

— Ау! Что это было? — воскликнула она, отдёргивая руки.

— Чёрт, прости, — сразу же сказал я, вытаскивая платок, чтобы промакнуть кровь на её кисти. — Я зацепился своим кольцом, когда работал над кое-чем позавчера, и остался заусенец.

Я испортил момент, и в выражении её взгляда появился вопрос. Несмотря на наше общее прошлое, я увидел там семя недоверия. Такие вещи я научился замечать во многих лицах людей, которые всё ещё гадали, на самом ли деле я вернул себе человечность до конца — сомнение, беспокойство о том, что во мне ещё осталась часть чудовища. Она моргнула, и этот страх снова скрылся.

— Почему ты не починил кольцо? — спросила она с некоторым раздражением.

— Я собирался, но постоянно отвлекаюсь, — признался я.

— Я думала, ты можешь сделать что-то настолько маленькое практически лишь одним усилием мысли, — сказала она мне.

Я мог, и именно с такой простотой я заусенец изначально и создал.

— Кольцо зачаровано, — гладко солгал я. — Я не могу легко изменить его, не спланировав немного наперёд, иначе оно может испортиться.

Она приняла моё объяснение без возражений, но я видел, что она что-то подозревала. Но это было ничего. Позже она поймёт. Вскоре после этого я откланялся, и пошёл поговорить с молодожёном Гарэсом.

— Словами не выразить, как я за тебя рад, — сказал я, пожимая его руку.

— Само твоё присутствие здесь говорит об этом не хуже слов, — приятно ответил он. — Я понимаю, что тебе, наверное, было трудно это сделать.

— Мне нужно было рано или поздно выбросить это из головы, — сказал я с большей уверенностью, чем ощущал на самом деле. — Мне следует поблагодарить твою жену за то, что решила устроить свадьбу здесь.

Он кивнул:

— Не сомневаюсь, что она приняла это во внимание, прежде чем выбрала — она и ей подобные любят интриги.

— Ей подобные? — сказал я, не будучи уверенным в том, имел ли он ввиду конструктов, или людей, или тех, кто принадлежал к женскому роду. Учитывая их общее прошлое, интерпретация могла быть любой.

— Женщины, — пояснил он.

Я кивнул. Это была одна из тех мыслей, с которыми мы оба могли согласиться. Затем я задал вопрос, который был на переднем плане моего сознания:

— Я хотел спросить тебя насчёт этого тела, — указал я на себя.

— Так же, как я создал её, — сказал он, без какого-либо контекста.

Я предположил, что он имел ввиду Мойру.

— Мне просто любопытно, как ты это сделал. Это только волшебство, или плод твоих талантов архимага?

— Для нормальной магии это было бы почти невозможно. Так что — второе, однако я думаю, что лишь Гэйлин смог бы этого добиться, — ответил он.

Возможно, он был прав, но я ещё не был убеждён:

— Ты можешь описать сам процесс? Просто в общих чертах…

Он был рад угодить. Процесс оказался менее интересным, чем я предполагал, а также более сложным. Используй свою способность архимага, он сначала расширял своё тело, а затем делил его на две равные части, трансформируя их обе в копии своего изначального образа. С этого момента он мог уйти в одну из них, оставив другую полностью сформированной и работающей, лишённой лишь духа или личности.

Трудность была в двух областях. Во-первых, живые организмы были чрезвычайно сложны, поэтому большинство архимагов в совершенстве овладевали лишь одной фундаментальной живой трансформацией — возвращением к своей изначальной человеческой форме. Трансформация в простое тело, вроде каменного чудовища, которым я становился в прошлом, была физически проще, но психически из неё сложнее было вернуться. Создание живого тела из плоти и крови, вроде трансформации Гарэса в дракона, было гораздо сложнее, но обладало преимуществом живого мозга, что помогало поддерживать разум в целости.

Вторая проблема заключалась в дуальности того, чего он добивался. Он создавал два тела за раз, и одновременно поддерживал оба в активном и живом состоянии, пока кто-то другой не сможет в одном из них поселиться. Я сам немного испытал эту сложность, когда вернул Уолтэра назад с порога смерти после того, как его пырнул убийца. Эта попытка едва не стоила мне жизни, пока я пытался поддерживать биение обоих наших сердец, одновременно исцеляя его тело.

Он сделал то же самое для меня и для Мойры, что привело меня к ещё одному вопросу:

— Очевидно, ты поменял тело Мойры в ту форму, которой она сейчас обладает, а не дал ей копию своего собственного. Почему ты не сделал то же самое для меня?

Он улыбнулся:

— Хороший вопрос — лишь архимаг-Гэйлин мог бы создать живое тело а также придать ему форму другого человека или существа. В твоём случае мне не нужно было утруждать себя. Я знал, что ты, будучи архимагом, сможешь вернуться к прежнему облику.

Слушая это, я вынужден был признать, что мне потребуется его помощь. У меня не получится сделать желаемое одному. Мне придётся его убедить.

— Тебе ещё нравятся драконы?

Смена темы выбила его из колеи:

— Что?!

— Ты тысячу лет жил в теле дракона. Раньше ты был без ума от этой идеи, но сейчас-то она тебя ещё привлекает? — сказал я, подробнее излагая свой вопрос.

— Да, — признался он, — хотя сомневаюсь, что ещё когда-нибудь попытаюсь сделать что-то настолько глупое.

— У меня есть идея, — сказал я, подбираясь к своей теме, — и я думаю, что тебе захочется мне помочь, — начал я, после чего обрисовал идею в общих чертах, опустив некоторые детали.

Пока я говорил, его лицо оставалось невозмутимым, но к концу у него появилось чёткое мнение:

— Ты спятил. Ты не только спятил, ты ещё и желаешь невозможного.

— А вот и нет.

— Они сразу же умрут. Их нельзя поддерживать живыми без личностей, — указал он.

— У меня будут личности для всех, — настаивал я.

— Лишь Сэнтир мог бы… — начал он, но затем остановился, расширив глаза: — … ох.

Я мудро кивнул.

— Но ты всё равно не сможешь сделать это раньше, чем они умрут — на это потребуется куча времени, — настаивал он.

— У меня есть идея насчёт того, как обойти и эту проблему, — ответил я.

— Даже если сумеешь, ты вообще думал о моральных последствиях?

— Ты имеешь ввиду то, что я пережил сам? — подал мысль я.

— Да. Это аморально. Я только недавно освободил троих измученных созданий твоего предка, а ты хочешь сделать ещё? — спросил он, помолчал, и продолжил: — Моя жена будет в ярости, а вместе с ней — я.

Он имел ввиду тот факт, что он развоплотил Дорона, Карэнта и Миллисэнт, позаботившись об этом вместо меня.

— Твоя жена — бессмертный конструкт, но кажется довольно счастливой, — заметил я.

— Пока что, — сказал Гарэс, — но у неё есть способ однажды прервать своё существование, когда оно станет для неё слишком тяжким. Сделаешь ли ты то же самое в этом случае?

— Нет, у меня есть иной план, — сказал я. В этой части я не был так уверен, но посчитал, что в теории этого можно будет достигнуть. Мне просто надо было придумать, как это осуществить. Я выдал ему краткое описание.

— Вот это точно невозможно, — объявил он.

— Я смогу, — заявил я. — Дай мне месяц, а потом навести меня. Мойре ничего не говори, я сам ей объясню.

— Она на это не пойдёт, — снова сказал он.

— Пойдёт, — сказал я, — и более того, она не будет тебя винить ни за что из этого.

— Будь на твоём месте кто-то другой… — сказал Гарэс, покосившись на меня.

— У тебя нету никаких планов на весь тот эйсар, который ты в неё заключил, так ведь? — сказал я, имея ввиду сорок с лишним Сэлиоров эйсара, которые содержались в Мойре Сэнтир.

— Нет, — признался он. — Если честно, меня это пугает до усрачки, но я пока не придумал для него места получше.

— Тогда всё получится идеально, — сказал я, глядя на каплю крови, впитавшуюся в платок, который я держал в руке.

Глава 55

После нашего возвращения домой я окунулся в свой новый проект с оживлённостью, которой не чувствовал с тех пор, как я начал работать над Мировой Дорогой. Тот проект грозил изменить мир, и повлиять на будущее Лосайона, если не всего мира. Этот будет таким же великим, и хотя он, возможно, окажется не настолько же важным, он наверняка будет в числе тех вещей, за которые меня запомнит история.

Никто не возбуждается, рассказывая о том, кто построил дорогу, пусть и магическую, но это… это разожжёт огонь в воображении будущих поколений!

Если я соображу, как добиться невозможного. Я знал, чего хотел, но чар для осуществления этого не существовало. Был набор чар, частично обеспечивавших необходимое, но всё сразу ни одни из них делать не могли. Что хуже, некоторые из функций были такими, какие вообще никогда не делались с помощью чародейства.

Сперва Пенни была довольна, видя, как я погрузился в работу, но когда дни слились в недели, а недели — в месяц, она начала волноваться. Я редко выходил из своей мастерской, кроме как поесть и поспать — и даже на это я отводил очень мало времени. Всё это время из Камерона я отлучался лишь в наш дом в Албамарле, чтобы совершить набег на книги о рунах и математике в библиотеке Иллэниэлов.

Что действительно фрустрировало её, так это мой отказ обсуждать свои планы. Прожитый в виде немёртвого чудовища год не излечил меня от моих недостатков. Я никому не поведал свой план полностью, даже Гарэсу.

Однако мои дети отказывались быть полностью исключёнными из работы. Они были почти такими же упрямыми, как их мать, и слишком уж умными для своего собственного блага. В конце концов я позволил им присоединяться ко мне на короткие промежутки времени, частично — чтобы удовлетворить их любопытство, и частично — чтобы я мог задавать своей дочери вопросы насчёт её особой способности.

— Как именно ты лепишь личность? — снова спросил я. Прежний её ответ был слишком расплывчатым.

Она одарила меня взглядом, говорившим, что я был слишком недалёким, чтобы понять, но всё же снова попыталась объяснить:

— Я ничего особо не делаю. Просто воображаю их, как бард воображает рассказ, целыми и готовыми. Черты их характера — часть этого.

— И сколько на это уходит времени?

— Первые, вроде малышки Грэйс, появились из моих снов, пока я спала, — сказала она мне. — Поэтому она такая умная.

Она, похоже, снова не могла ответить на мои вопросы напрямую. «Грэйс» было именем её первой и самой любимой живой игрушки, миленького медвежонка с красным бантиком. Они были почти неразлучны, и игрушка была до жути сообразительной. Говорить с ней было почти так же, как говорить с моей дочерью… за исключением того, что я чувствовал себя глупо, разговаривая с мягкой игрушкой.

— Ты хочешь сказать, что она умная потому, что появилась из сна?

— Не совсем, — сказала Мойра. — Это потому, что я не спешила, и мой сознательный разум не мешал делу. Заниматься этим наяву труднее, потому что мне нужно научиться, как не давать моим бодрствующим мыслям вмешиваться в процесс. По крайней мере, так мне говорит моя другая мать.

«Другая мать» было кратким обозначением, которое она использовала для другой Мойры. Это помогало избежать путаницы как с её собственным именем, так и с Пенни.

— Значит, теперь ты можешь создать кого-то вроде неё, при этом бодрствуя?

— Да, — сказала она, — но я не могу быть уверенной в том, сколько времени на это уйдёт. Иногда это быстро, а иногда на это уходит не один час. Но простых создавать всегда быстро.

В конце концов мои вопросы стали слишком конкретными, и я начал делиться с ней и с Мэттью более крупными подробностями того, что я намеревался сделать. Я знал, что эа идея найдёт в них отклик, и лишь надеялся, что они не будут болтать о ней, пока она не будет закончена. Мне только и не хватало того, чтобы пошли слухи, особенно когда я сам не был уверен в успехе.

Как только я включил их в процесс, Мойра начала целеустремлённо работать над своей частью моего проекта, и вскоре она начала каждый день носить мне «игрушек» для разговора. В каждом случае мы обсуждали их сильные и слабые стороны, а также их собственные причуды. Большинство из них я отвергал, но постепенно она стала создавать больше сложных и умных конструктов, похожих на её первую игрушку, Грэйс.

Несколько недель спустя её комната превратилась в настоящий зоопарк говорящих игрушек. К счастью, она позволяла угаснуть большинству из них, имевших слишком много изъянов, поэтому хотя она постоянно создавала новых, наш дом они никогда не заполняли до конца.

Я подозревал, что был некий предел тому, сколько существ она могла поддерживать одновременно, если я только не использую на них чары бессмертия — чего я, конечно, делать совершенно не собирался. Именно так создавались Сияющие Боги, и я не хотел участвовать в воссоздании этой ошибки.

И так ещё Сэлиор был где-то на воле. Он освободился, когда Мал'горос разбил щит вокруг Замка Камерон. Откат уничтожил Бог-Камень, и Сэлиор не стал терять зря времени, сбежав. У меня были ключи, необходимые для того, чтобы его связать, но мне нужно было найти его, прежде чем я смогу это сделать.

Ещё одной большой неожиданностью, пришедшей во время моей работы, было понимание моим сыном зачарования. Не будучи Сэнтиром, как его сестра, он не мог помогать ей с её «игрушечным» проектом, поэтому проводил больше времени, наблюдая за тем, как я силился придумать способ заставить мои потенциальные новые чары делать всё то, что мне от них требовалось.

Он никогда не изучал эту тему, и хотя однажды у него также будет доступ к знаниям лошти, пока они ему были недоступны. Но даже так у него был дар к пониманию математики, служившей основанием для рунных структур.

Его взгляд всегда следил за мной, и хотя его вопросы, казалось бы, часто были о вещах, которые вроде бы не касались основной темы, они часто приводили меня к гораздо лучшему пониманию того, что я пытался сделать.

«Если хочешь научиться чему-то действительно хорошо, научи этому кого-нибудь другого», — сказал я себе.

Отсутствие у Мэттью предубеждений оказалось ценным качеством, когда нужно было придумать способ добиться невозможного.

— Зачем тебе вообще нужно, чтобы это повторялось? — спросил он меня после того, как я объяснил ему, что должна была делать так часть чар, над которыми я работал.

— Мне нужно сделать, чтобы эта штука перезапускалась в определённые моменты, иначе… — начал я, и позволил словам повиснуть в воздухе. «Как мне объяснить своему сыну, что вечность приносит с собой особый тип страданий?». — Давай-ка сосредоточимся на том, как это сделать, — сказал я вместо этого.

— А связать это с таймером нельзя? — спросил он.

Я вздохнул — вот бы это было так просто:

— Нет, стазисное поле лишит это смысла. Таймер просто остановится, и больше никогда не запустится.

— Ты уже связал это с ещё чем-то внешним, — сделал наблюдение он. — Эта штука ведь для этого? — указал он на другую часть начерченной мною рунной структуры. Я не говорил ему, для чего эта часть, но его наблюдательный взгляд всё равно это распознал.

— Эта часть определяет человека, который будет им управлять, — объяснил я.

— А нельзя просто позволить им отдавать приказ об этом, вместо того, чтобы чары сами себя перезапускали?

— Они не захотят сбрасывать чары, пока живы, — сказал я ему.

— А если человек умрёт, то разве это не создаст разрыв? — спросил он.

Он имел ввиду тот факт, что из-за связи чар с человеком смерть оного создаст разрыв в цепи, целиком разрушив всю конструкцию. Это была базовая часть природы зачарования, но я его этому ещё не учил. Он снова поразил меня своей смышлёностью.

— Нет, — медленно ответил я. — Это было бы проблемой, но если ты посмотришь сюда, то увидишь, что когда это происходит, то смещает вот эту часть. Таким образом круг снова замыкается, активируя вот этот участок, и это позволяет ему связать себя с новым человеком.

— О, — сказал он. — А почему ты не можешь завязать функцию повторения именно на это? Тебя послушать, так примерно в это время она и должна же использоваться, верно?

— Ну, так нельзя, потому что… — начал я, а затем остановился, подумать, — …потому что это отлично сработает. Етить твою налево!

Он широко улыбнулся мне.

— Сегодня ты заслужил свой ужин, — сказал я ему.

— Значит, ты позволишь мне увидеть вон ту часть? — спросил он.

«Вон та часть» была закрыта куском плотной бумаги, чтобы скрыть её от случайных взглядов. То была основная часть того, что я называл «чарами богов», и именно это я использовал, чтобы связать Мойру Сэнтир. В конце концов он сможет её вспомнить, поскольку эта информация хранилась в лошти, как и многое другое, но пока что я не хотел, чтобы он знал нечто настолько потенциально опасное.

— Боюсь что нет, — ответил я, — но у меня есть кое-что другое, с чем ты можешь мне помочь.

У него загорелись глаза. Его энтузиазм подкупал, и я не мог не задуматься, сколько ещё лет пройдёт, прежде чем работа со мной больше не будет чем-то, что он будет предвкушать.

Я отвёл его в сторону, и показал ему ящики, над которыми работал. Пока что я сделал до конца лишь один, и я продемонстрировал сыну его работу.

— Здорово! — воскликнул он. — Но для чего они тебе?

— Об этом не волнуйся, — сказал я, махнув руками. — Как думаешь, сможешь скопировать то, что я тут сделал? — спросил я, показав ему рунный узор, который я начертил на длинном листе бумаги.

— Конечно, — сразу же согласился он.

— Хорошо, — сказал я ему. — Мне нужно ещё двадцать два таких же.

— Двадцать два?!

— Практика — путь к идеалу^[31].

Он громко вздохнул:

— Пап, если я не повторю их идеально, то они не заработают.

Я засмеялся:

— Значит, тебе нужно повторить их в точности лишь двадцать два раза. Главный вопрос в том, сколько учебных попыток у тебя уйдёт, чтобы двадцать два раза получилось как надо.

Его челюсти сжались, что, сделай это более взрослый человек, могло бы выглядеть как решительность. Но в исполнении моего сына это было просто очаровательно.

— Что ж, поживём — увидим, верно? — ответил он.

* * *

Гарэс Гэйлин явился повидать меня почти в точности через месяц после нашего разговора. Я думал, что он явится со своей новой женой, но она была заметна своим отсутствием.

Поначалу его встретила Пенни, и после короткого допроса относительно его первого месяца семейной жизни я смог вмешаться, и умыкнуть его к себе в мастерскую. Этим я заработал от неё хмурый взгляд, поскольку сам был весьма антисоциальным в течение последнего месяца, а теперь монополизировал нашего гостя.

— Она знает, над чем ты работаешь? — спросил Гарэс, когда мы остались одни.

Я пожал плечами:

— Нет, вообще-то. Я уверен, что она вызнала у детей кое-какие подробности, поскольку они помогали мне с некоторыми моментами, но я сомневаюсь, что она знает всю суть.

— Сомневаешься? Она либо знает, либо не знает, — заявил Гарэс.

Я засмеялся:

— Я говорю «сомневаюсь» потому, что хотя я и предполагаю, что она не осведомлена, Пенни всё же порой удивляет меня. Не следует недооценивать её интуицию.

— Она одобрит?

— Наверное? — неуверенно сказал я. — Её это особо не расстроит… я думаю. Когда дело доходит до магии, трудно предугадать её реакцию. Ты обсуждал мой план со своей женой?

— Я знаю, что она не одобрит, — уверенно сказал Гарэс. — Ты утверждаешь, что можешь её убедить, поэтому я предоставлю это тебе. Она достаточно часто бывает здесь, так что у тебя наверняка уже были возможности это сделать.

— Я подниму эту тему, когда буду готов к её участию. Хочешь посмотреть на то, что мы уже успели сделать?

Ответ на этот вопрос был очевиден, и мы провели следующий час, обсуждая чары, над которыми я работал. Я также показал ему ящики, которые делали мы с Мэттью.

— Хитро, — заметил он. — Это должно обойти проблему времени. Удивлён, что я сам не додумался до этого после того, как недавно видел использование тобой этих чар.

— Ну, это — гораздо более безопасное и традиционное их применение, — быстро заявил я.

Архимаг кашлянул:

— Ну, это ясно видно. Настоящий вопрос в том, будут ли эти твои новые чары работать как надо. Ты всё ещё не устранил все трудности, верно?

— Верно, — признался я, — но я чувствую, что решение близко. Ещё неделя или две — и я уверен, что я всё продумаю до конца. Однако для тебя у меня есть несколько вопросов.

— Спрашивай, — ответил он.

— Ты сказал мне, что сможешь сделать их живыми и дышащими, но смогут ли они расти? Смогут ли они производить потомство? Если моя регрессивная структура сработает, то каково будет изначальное состояние? — сказал я, задав все свои вопросы чохом.

Его лицо приняло задумчивое выражение на долгую минуту, прежде чем он ответил:

— На первый — да, на последний — яйцо, а насчёт воспроизводства — не уверен.

— Из-за отсутствия источника? — предположил я.

— Именно, — согласился Гарэс. — Этот вопрос также может касаться и меня с Мойрой.

Поскольку Мойра Сэнтир была искусственным существом, занимающим живое тело магическим разумом, то неясно было, сможет ли она иметь детей. Необходимые причиндалы у неё имелись, но поскольку она не обладала истинным источником эйсара, «душой», то нельзя было с уверенностью сказать, сможет ли её союз с Гарэсом произвести наделённых душой детей. Без души любое потомство будет мертворождённым.

— Хотя я от всего сердца желаю тебе удачи, я думаю, что предпочту, чтобы эти конкретные существа не могли размножаться, чтобы исключить непредвиденные варианты, — честно сказал я.

Гарэс хмыкнул:

— Я и сам ещё не решил, справлюсь ли я с детьми. Я немного староват для подобного хаоса, — признался он. Указав на пустые ящики, он добавил: — Когда мне следует начать?

— Последние из них должны быть у нас готовы к следующей неделе. Как много времени уйдёт у тебя на то, чтобы закончить один?

— Для первого — целый день, может быть, но потом пойдёт быстрее, возможно — не более нескольких часов на каждый, — ответил он, чуть погодя.

Я кивнул:

— Значит, тебе понадобится минимум неделя. Тебе следует запланировать длинный визит сюда вместе с Мойрой, — сказал я ему.

— Это было бы немудро.

— Ты действительно беспокоишься о её мнении, а? Если честно, я удивлён, что ты согласен участвовать в этом. Когда я только поднял этот вопрос, то предполагал, что ты согласишься лишь после долгой лекции, но твоё сопротивление этой идее было лишь символическим.

— Я всё ещё считаю, что ты спятил. Твой замысел наверняка потерпит полный провал, и тебе потом придётся долго подчищать за собой. А если нет, то всё может просто пойти не так, и подчищать придётся ещё дольше, — честно сказал он.

— Тогда зачем ты мне помогаешь?

— Ничего не могу с собой поделать. Эта идея затрагивает мою самую желанную внутреннюю мечту. Если ты добьёшься своего, то это изменит мир. Риск стоит того, чтобы участвовать в этом, — объяснил он с намёком на переживание в голосе. Гарэс редко распалялся насчёт чего-нибудь, он был известен своей неразговорчивостью, но я видел, что этот проект полностью приковал к себе его внимание.

Глава 56

Прошло почти три недели после ухода Гарэса, прежде чем я был готов. Я послал ему сообщение через шкатулку, когда у меня почти всё было закончено, и затем затронул тему его визита в разговоре с Пенни.

Я не ожидал никаких проблем с её стороны, но я снова недооценил её проницательность.

— Было бы здорово, если они погостят у нас недельку, — ответила она, когда я поднял эту тему, но что-то в её тоне напрашивалось на вопрос.

— Но… что? — спросил я. А вот это я зря.

Она одарила меня многозначительным взглядом — я просто не был уверен, что именно он означал. Ну почему женщины такие сложные?

— Но… что? — повторил я, уже исчерпав свой список умных ответов.

— Ничего, — сказала она особым тоном, который использовала, когда имела ввиду нечто полностью противоположное.

Не будучи уверенным в том, что мне делать, я зарычал на неё. Это была особая техника, которой я научился за годы брака. Когда сомневаешься — не пытайся с ними «умничать». Если попытаешься быть рациональным, они просто заставят тебя страдать ещё больше. Забудь про многословность, и найди своего внутреннего дикаря. Если так поступить, то они часто сжалятся над тобой, и объяснят.

— Если не хочешь мне рассказывать, то я не буду спрашивать, — сказала она, давая мне достаточно информации, чтобы наконец осознать, к чему она клонит.

В начале нашего брака я мог бы прикинуться дурачком, ответил чем-то вроде «Что рассказывать?», но я уже усвоил этот урок. Вместо этого я взял быка за рога:

— Ты имеешь ввиду мой особый проект?

Она кивнула:

— Уверена, что ты затянул в него Гарэса, а также впутал в это наших детей. Мне лишь хотелось бы, чтобы ты был со мной более открытым.

Учитывая прошлогодние события, я знал, что она этого заслуживала, поэтому полностью объяснил ей свою идею. Я выдал ей всё, надеясь, что она не найдёт в моём замысле ничего неодобрительного. Когда я закончил, то добавил одно предупреждение:

— Пожалуйста, Мойре не говори.

— Нашей Мойра, или гарэсовской?

— Гарэсовской, — пояснил я.

— Значит, ты хочешь посвятить меня в свою тайну, а потом исключить его жену? Это вообще честно? — спросила она.

— Гарэс не уверен, как подойти к ней с этой темой, поэтому я предложил отвести её в сторону, и объяснить, — сказал я.

Она нахмурилась:

— А почему не позволить мне рассказать ей об этом?

— У неё будут кое-какие веские возражения, — объяснил я, — но я думаю, что смогу её убедить.

— Ладно, — сказала она, не став спорить.

Я не мог до конца поверить, что она так легко согласилась, поэтому тихо подождал пару минут.

— Чего ты так на меня уставился? — в конце концов спросила она.

— Ты не собираешься попытаться меня отговорить? — сказал я, подозрительно прищурившись.

— Нет.

— Это может быть опасным, — добавил я.

— Угу, — промычала она, рассеянно полируя посуду. Это был явный признак того, что она считала разговор оконченным или, как минимум, более не заслуживающим такого внимания, какое замедлило бы её дальнейшее продвижение в запланированной уборке.

— Даже если у меня получится, то могут быть далеко идущие последствия не только для нас, но и для будущих поколений, — серьёзно сказал я ей.

— Истинно так.

Тут я полностью уверился в том, что она на самом деле не слушала, поэтому ударился в абсурд:

— Я собираюсь принести наших детей в жертву, и использовать их кровь для приведения в действие ужасной тёмной магии.

Она подняла бровь:

— Ты что, намеренно заставляешь меня возразить?

— Ну, ты всегда так делаешь, — признался я. — Мне неудобно двигать этот замысел дальше, если ты не окажешь сопротивление хотя бы для виду.

Пенни одарила меня долгим вздохом, который использовала лишь для моментов моей особой глупости. Закатив глаза, она монотонным голосом произнесла:

— О, пожалуйста, Морт, пожалуйста, не делай этого. Ради наших детей, не делай этого, — выдала она. Перейдя обратно к нормальному голосу, она добавила: — Вот, ты этого хотел? Я могу возвращаться к своим делам?

— Ты же это не серьёзно, — уведомил я её. — И дело не только в этом, ты ещё и подтачиваешь основы наших отношений. Ты оставила меня дрейфовать в неизведанных водах.

— Уверена, ты как-нибудь справишься, — колко ответила она.

Я был удивлён тем, как она отмахнулась от моей эмоциональной тревоги. Я дал своей челюсти драматично отвиснуть, чтобы подчеркнуть это чувство, поскольку до неё явно не доходило.

Она одарила меня очередным вздохом:

— Если я буду спорить с тобой, то что это изменит? — спросила она.

— Наверное — ничего, — заключил я.

— Но если я просто приму твой план, то тебя обуяет неуверенность в себе и стремление пересмотреть свои решения?

Я выразительно закивал.

— Тогда это — лучший из доступных мне вариантов. Если я буду спорить, то ты будешь делать то, что хочешь, не оглядываясь — но если не буду, то ты всё обдумаешь заново. Ты, возможно, даже подумаешь о более глубоких последствиях, и, возможно, даже улучшишь свой план или снизишь риски. Как минимум, ты будешь более предусмотрителен и будешь меньше тупить, — объяснила она.

А она ведь действительно это продумала.

— Мы уже не первый год в браке, Морт, и чему я наконец-то научилась, так это тому, что если я хочу знать твои тайны, то мне нужно быть более покладистой. Если это также означает, что ты будешь тщательнее всё продумывать, то это — беспроигрышный вариант, — сказала она.

— Кто ты такая, и что ты сделала с Пенни? — недоверчиво спросил я.

Она улыбнулась мне, и клюнула в щёку, отпуская:

— Иди, работай дальше.

Я начал было уходить, но остановился, ещё раз оглянувшись.

— Наслаждайся пересмотром своих решений, — добавила она.

Я покачал головой, и ушёл. «Вот я ей покажу», — подумал я про себя. «Я опрометчиво ломанусь вперёд, и к чёрту последствия. Ничего я не буду пересматривать!»

Конечно, это было пустое бахвальство. Послав сообщение с приглашением Гарэса и Мойры пожить у нас, я провёл остаток дня, пересматривая весь свой план. Затем я начал перепроверять всю проделанную мной работу. Иногда Пенни действительно знала, как меня достать. К тому времени, как я закончил, я действительно изменил несколько мелких деталей, и решил добавить ещё несколько дополнительных условий, чтобы позаботиться о том, что мои чары продолжат работать даже в самых маловероятных ситуациях, какие я только мог представить.

Женщины — зло, а моя жена среди них — самая главная.

* * *

Мойра и Гарэс прибыли несколько дней спустя. В прошлом Мойра была почти членом семьи, настолько часто она у нас бывала, но после свадьбы мы её видели лишь пару раз, и лишь ненадолго.

Пенни поселила их в одной из гостевых комнат, которые мы держали в нашем теперь уже не таком секретном горном домике. Мы хорошо поужинали, потом выпили, предаваясь светским беседам, и позволяя детям забавлять нас своими выходками.

Лишь на следующее утро, после завтрака, я отвёл Мойру Сэнтир в сторону, и спросил её, желает ли она присоединиться ко мне в моей мастерской. Я выбрал утро потому, что это оставляло нам много времени. Гарэс взял наших старших детей в горы, чтобы преподать им урок про диких животных, обитавших в такой местности. У него была на этот счёт уникальная точка зрения, поскольку он в какие-то моменты своей жизни на самом деле обращался во многих из тех животных, которых можно было здесь найти.

Однако на самом деле он хотел быть как можно дальше, когда я затрону в разговоре с его женой тему моего нового проекта.

— Пенни упоминала вчера вечером, что ты проводишь здесь чересчур много времени, — заметила Мойра, когда я впустил её через главный вход.

— Так и есть, — признался я, — но на самом деле у меня есть две причины привести тебя сюда.

— Я видела, что у тебя многое на уме, — спокойно ответила она. — Что в этих ящиках?

Я подвёл её ближе, позволяя ей рассмотреть руны:

— Они должны быть тебе немного знакомы, — сказал я.

— Стазисные ящики — зачем их тебе столько, и почему они такие маленькие? — спросила она, выглядя сбитой с толку.

— Позволь мне начать с начала, — сказал я, а затем долго объяснял свой план. Её лицо темнело по мере раскрытия моего замысла, но она молчала до самого конца.

— Ты что, ничему не научился?! Это аморально, опасно и, возможно, представляет собой воплощение зла! Ты просто повторяешь мою ошибку! У тебя даже есть его воспоминания, так почему ты это делаешь?! — сказала она, повышая голос с каждым предложением.

Под «его воспоминаниями» она подразумевала память первого Мордэкая, которого она любила тысячу лет тому назад, и который был истинным отцом моей дочери. Он также был тем, кто изначально придумал «чары богов», с помощью которых были созданы Сияющие Боги.

— Тут есть некоторые важные различия, — начал я, но она меня перебила.

— Да! — вставила она. — Различия в масштабах. То, что ты задумал — ещё крупнее и опаснее. Двадцать три! Что вообще заставило тебя задуматься о таком?!

— Я внёс в чары множество изменений, чтобы создать систему предосторожностей, как для них, так и для нас, — объяснил я. — Смотри сюда, видишь эту часть?

— Да это всё какая-то бессмыслица, — гневно выплюнула она. — Но это едва ли имеет значение, подумай о страдании! Даже если ты думаешь, что это будет безопасно для людей этого мира, подумай о том, на что ты их обрекаешь. Ты сам был жертвой чего-то такого целый год — ты что, ничему после этого не научился?

— Да всё будет не так, — заверил я её. — Они будут живы во всех отношениях. Они буду расти, учиться, прямо как…

Её глаза расширились:

— Ты её используешь, да? Мою дочь… твою дочь — ты совсем стыд потерял? Думаешь, она хоть немного понимает, что всё это значит?

Из-за её гнева сорок с лишним Сэлиоров эйсара, содержавшиеся в Мойре Сэнтир, начали протекать наружу, создавая почти невыносимое давление. Стало трудно просто дышать, находясь с ней в одном помещении.

— И когда ты говоришь «живые», это что, значит то, что я думаю? Ты и моего мужа в это втравил?!

Я больше не мог этого вынести. Несмотря на то, что я как можно крепче защищал свой разум, её эйсар сокрушал мою волю, а ведь она всё ещё удерживала большую его часть в себе. Я больше не был бессмертным, каким был во время противостояния с Мал'горосом, да и тогдашней силы у меня не было, чтобы защищаться. К счастью, теперь у меня были альтернативы.

Как я поступил с Сэлиором когда-то давно, я позволил своему разуму частично соскользнуть в землю, получив небольшую передышку от силы, рядом с которой я стоял. Снова вернув себе способность ясно мыслить, я произнёс слова, которые должны были восстановить мой контроль над чарами Мойры Сэнтир, снова подчинив её моей воле.

— Ты смеешь! — закричала она, увеличиваясь в размерах, пока не стала угрожать целостности моей маленькой мастерской.

— Верни свой нормальный размер, и укроти свою силу, из-за тебя тут трудно дышать, — приказал я. — Ты ничего больше не будешь делать, пока я не позволю тебе снова действовать по своей воле. До этих пор ты будешь внимательно слушать всё, что я скажу.

Она сжалась обратно до нормальных размеров, впившись в меня яростным взглядом.

— Во-первых, — сказал я ей, — нам надо убрать часть этой силы. Небезопасно вот так вот хранить её всю в одном месте.

Используя короткие, сжатые приказы, я заставил её направить эйсар в первую из моих временных «ячеек» хранения. На самом деле это было одним из первых сотворённых мною недавно творений, но сила не останется там навсегда. У меня было множество планов насчёт того, как потом её поделить.

Этот процесс должен был занять некоторое время, учитывая то, сколько в ней было эйсара, поэтому я воспользовался этим, чтобы объяснить ей свой план более подробно. Я надеялся, что как только она поймёт всю его глубину, она, возможно, пересмотрит своё сопротивление ему.

Я говорил больше часа, и даже зашёл настолько далеко, чтобы проиллюстрировать свои слова видимыми иллюзиями, дабы она могла видеть, что я затевал. Когда я закончил, её ярость ослабла, но она всё ещё была расстроена.

— Вот теперь можешь говорить, — сказал я, возвращая ей дар речи.

— Это по-прежнему неправильно. Ты многое сделал, чтобы смягчить самое худшее, но это всё равно неправильно, — сказала она. — Посмотри на меня, скованную и беспомощную. Уже это одно является доказательством.

— Я не хотел этого делать, — честно сказал я, — но когда ты разозлилась, у тебя начал протекать эйсар. Не уверен, осознаёшь ли ты, какое количество силы ты выдавала совсем недавно. Его было достаточно, чтобы я начал бояться за безопасность всех обитателей дома.

— Я никогда бы не причинила вред твоей семье. Я не нарочно, — сказала она, и остановилась, опустив взгляд, прежде чем снова посмотреть на меня. — Думаешь, я потеряла стабильность?

Её вопрос был не риторическим. Выражение её лица сказало мне, что её это действительно волновало. Мой магический клон, Брэксус, выказывал все признаки медленной психической деградации, а ему едва исполнился год. Мойра Сэнтир, или, точнее, та её версия, что находилось в моём доме, имела возраст в более чем тысячу лет. Она уже говорила мне прежде, что её создательница обладала несравненным талантом к созданию стабильных личностей, но недавно развоплощённые Сияющие Боги были достаточным доказательством того, что её навыки не были идеальны.

— Не больше, чем я сам, Мойра. Ты просто разозлилась, — сказал я, надеясь её успокоить.

— Однако задуманное тобой лишь преумножит представляемый мною риск, — настаивала она.

— Я полагаю, что на этот раз всё получится. Они останутся стабильными.

— Ты не можешь этого знать, — ответила она.

Я подошёл ближе, пока мы не оказались почти нос к носу:

— Мойра, ты доверилась мне достаточно, чтобы отдать мне заботу о своей дочери. Я целый год прожил как один из них, пленённый внутри чудовища, которое считало себя мной, но не было мной. Я многое узнал — как о себе, так и об истинной природе чар богов. Это сработает, а если нет, то у меня есть способ всё отменить, и он будет у последующих поколений.

— Ты так похож на него, — сказала она, и я понял, что она имела ввиду первого Мордэкая, которого она любила так давно. — Он был высокомерен и самоуверен, и оказалось, что он был совсем неправ.

— Я учился на его ошибках, — сказал я ей. — Я помню их. На этот раз будет по-другому.

— Особого выбора у меня нет, — горько сказала она.

Мойра закончила передачу почти всей силы кроме небольшой её части, хотя в ней всё ещё оставалось эйсара где-то на половину Сэлиора.

— Можешь перестать. Остальную силу оставь себе, — приказал я.

— Не важно, сколько у меня останется силы. Я — по-прежнему твоя раба.

— Нет, — сказал я. — Я даю тебе свободу. Я связал тебя лишь для того, чтобы дать тебе время успокоиться. Теперь ты можешь поступать так, как пожелаешь.

— Ты можешь снова связать меня лишь несколькими словами, — возразила она.

— Я этого не сделаю, — снова сказал я. — Мне просто нужен был шанс объясниться. Если ты будешь настаивать, я брошу этот проект. Я оставляю решение за тобой.

— Ты серьёзно? — спросила она, подходя ближе к первому стазисному ящику. — Ты позволишь мне уничтожить эту штуку?

Я вспотел. В ней всё ещё было эйсара на половину Сэлиора. Я никак не смог бы помешать ей сделать так, как она пожелает, разве что снова сковать её. Я делал ставку на то, что она увидит это с моей точки зрения, но я не мог быть уверен.

— Надеюсь, что не уничтожишь, но я буду уважать твои желания.

На миг она напряглась, а затем её плечи обвисли:

— Ладно, делай как хочешь, но я не хочу в этом участвовать.

Мне не нужна была её помощь ни в чём, только её разрешение, иначе Гарэс отказался бы завершать свою часть проекта:

— Я просто хотел убедиться, что ты поймёшь.

— Нет, — добавила она. — Я имела ввиду не это. Когда я сказала, что не хочу в этом участвовать, я имела ввиду, что не хочу знать.

— Что?

— Я уже проходила через подобное, и тогдашняя моя причастность всё ещё наполняет меня виной. Я не хочу участвовать в этом. Если будешь настаивать на том, чтобы довести это до конца, то я не хочу знать. Забери у меня это знание, оставь меня невинной, — объяснила она.

«С технической точки зрения, если ты согласишься сейчас, то ты — всё равно соучастница, даже если потом не вспомнишь об этом», — заметил мой саркастичный внутренний голос. Я решил, что этим ситуацию не улучшить, поэтому решил держать эту мысль при себе:

— Я не думаю, что смогу создать заклинание достаточно узконаправленное, чтобы стереть из твоего разума только это знание.

— Тебе и не нужно, — осторожно сказала она, — ты можешь это приказать, помнишь?

Я сразу же понял. Связывавшие её чары контролировали её разум в той же полноте, что и её тело. Хотя я никогда не думал о том, чтобы применить их таким образом, я знал, что она была права.

— Ты уверена? — снова спросил я, чтобы прояснить ситуацию.

— Я дам тебе слова. Тебе просто нужно повторить их, и превратить в приказ.

После короткого обсуждения я дал ей перо и бумагу, чтобы убедиться, что приказ я произнесу именно так, как она хотела. Когда она закончила писать, я быстро пробежал написанное глазами, прежде чем спросить:

— Ты действительно хочешь вот эту часть в конце?

— Да.

— Ладно, — сказал я. — Мойра Сэнтир, силой связующих тебя чар я приказываю тебе забыть то, что ты видела и слышала сегодня в этой комнате. Ты не подумаешь отнестись с подозрением к тому времени, которое мы провели вместе, и не будешь спрашивать об этом меня или кого-либо ещё. Когда в будущем в какой-то момент станет известна правда, ты предположишь, что участвовал в этом лишь я. Ты ни за что не будешь подозревать участие Гарэса. Если ты разозлишься на меня за это в то время, то простишь меня через несколько дней.

Я вывел её в коридор, внимательно наблюдая за ней, поскольку она выглядела так, будто у неё кружится голова.

— Странно, — сказала она, — я чувствую себя иначе. Что случилось с эйсаром?

Она озадаченно огляделась.

— Я сказал тебе перелить его в приготовленный мной сосуд, —сказал я, огибая правду. — Я думаю, ты сделала это слишком быстро. В конце ты потеряла сознание. Помнишь?

— Вообще-то нет, — ответила она. — Вполне возможно, что быстрая потеря эйсара может вызвать потерю памяти, — добавила она, предоставляя собственную отговорку.

— Возможно, ты права, — согласился я. Однако внутри я горевал, ибо всё получилось так, будто часть её умерла, даже если не стало лишь часа её жизни. Это как никогда убедило меня в том, что мой план сработает. «Воспоминания — основа того, из чего мы сделаны, их потеря равносильна смерти».

Глава 57

— Это Сэр Харолд Симмонс, миледи, — объявила старшая горничная Роуз Торнбер.

— Благодарю, Анджела. Я его ожидала, — ответила Роуз. — Пожалуйста, проведи его в гостиную.

Анджела неодобрительно сжала губы. Ей никогда не нравилось видеть Леди Роуз, встречающуюся с каким-нибудь мужчиной в одиночку, пусть даже мужчина и имел положение Сэра Харолда, однако она была достаточно умна, чтобы не высказывать своё мнение:

— Хорошо, миледи.

Несколько минут спустя Сэр Харолд нашёл её в гостиной. Как и предполагало название этой комнаты, она была украшено разнообразной удобной мебелью для усаживания гостей, в основном — креслами, хотя был там и диван, и покрытый искусной резьбой стол, создававший центр помещения. Именно там обычно подавали чай.

Хозяйка дома сидела на довольно жёстком стуле в боковой части комнаты, её спина была прямой, за исключением естественного изгиба её позвоночника. Черты её лица и её тёмные волосы лишь делали чёрную ткань её платья ещё более привлекательной. Она встала со своего места, чтобы поприветствовать Сэра Харолда:

— Я вижу, вы сочли необходимым изложить свои доводы лично, — сказал она скорее как вызов, а не как приветствие.

Харолд взял предложенную руку, и склонился над ней, едва не касаясь губами тыльной стороны ладони. Поцеловать её было бы оскорблением, учитывая разницу в их положении. Он задержался в этой позе дольше, чем было необходимо, чтобы оказать дополнительное почтение вдове своего учителя.

— Благодарю за то, что согласились увидеться, Леди Хайтауэр, — начал он. — Я посчитал необходимым лично высказать свои мысли.

Как только он выпустил её руку, она указала на стул в противоположной части комнаты, приказывая ему сесть, а затем вернулась на своё место.

— Пожалуйста, не нужно использовать мой формальный титул. «Леди Роуз» будет достаточно, — предложила она. Она бы предпочла Леди Торнбер, но этот титул всё ещё по закону принадлежал её свекрови, Элиз. Чтобы избежать путаницы, в менее формальной обстановке она использовала своё имя.

— Вы оказываете мне слишком много чести, Леди Роуз, — сказал Харолд. Ситуация заставляла его чувствовать себя не в своей тарелке. Он вырос на ферме, и придворному этикету он научился под руководством Дориана после того, как его выбрали для обучения на рыцаря. Учитывая его биографию, было сомнительно, что он когда-нибудь будет чувствовать себя комфортно в подобных обстоятельствах. В прошлом Леди Роуз помогала его обучать, но сейчас она будто относилась к нему с прохладцей.

Роуз отвернулась, глядя в окно:

— Для старого друга моего мужа чести не слишком много, Сэр Харолд.

— Вы же, конечно, понимаете, зачем я здесь, Леди Роуз? — осторожно спросил Харолд.

Она кивнула:

— Да, понимаю, и я боюсь, что вы зря потеряли время, явившись сюда, Сэр Харолд.

— Пожалуйста, достаточно просто «Харолд», Леди Роуз, — ответил он. — В конце концов, вы помогали учить меня.

— Ты был отличным учеником, Харолд, но я не дам тебе меч, — сказала она ему. Она имела ввиду обломки, оставшиеся от «Шипа», двуручного меча, некогда принадлежавшего Дориану.

— Королева намеревается почтить его, основав новый орден рыцарей, который будет назван Орденом Шипа. Название должно почтить его имя, и этот меч будет помещён в обители нашего братства как своего рода реликвия, служа примером для будущих поколений, — пылко сказал Харолд.

— Сэр Иган примерно так и сказал в своём письме, — сказала Роуз. — Нет необходимости напоминать мне об этом.

— Я не понимаю вашей неохоты, Леди Роуз, — ответил Харолд. — Разве вы не хотите, чтобы мы почтили его?

— Ты неправильно выразился, Харолд. Это не «неохота». Более подходящим термином был бы «отказ», — сказала она ему. — Ты знаешь, откуда пошло имя этого меча?

— Нет, Леди Роуз, — с готовностью сказал Харолд. — Он никогда не делился со мной своими соображениями, но мы всегда полагали, что имя меча олицетворяло более острую часть его имени^[32].

— Именно, — со сталью в голосе сказала Роуз, — вы полагали, и полагали неверно. Он использовал лишь первую половину имени меча, а полное имя было «Шип Розы». Это имя имело особое значение для нас двоих. Оно — не для твоего или чьего-либо ещё почитания, оно символизировало узы между мной и моим мужем.

— Но, Леди Роуз…

— Ты хотел бы, чтобы я ещё и своё обручальное кольцо поместила в вашу обитель, Сэр Харолд?! Этого хватит, чтобы вас удовлетворить? Потому что для меня это будет практически то же самое. Теперь понял? — зло ударила она по нему словами, будто желая разделить с ним свою боль, ранив его.

Харолд привстал, и упал на колени:

— Простите меня, Леди Роуз, в своём невежестве я оскорбил вас. У меня не было намерения это делать. Теперь я понимаю свою ошибку.

Тут она сжалилась над ним:

— Встань, Харолд, и не опускай ты так взгляд. Я была слишком резкой.

Он встал, но голову не поднял:

— Мне не следовало приходить.

— Нет, — сказала она. — Я обдумала твою просьбу, и хотя Шип вам не заполучить, вы можете забрать кое-что иное.

Она указала на стену, где на стойке висел длинный меч.

Харолд вопросительно посмотрел на неё.

— Этот меч принадлежал его отцу, Грэму Торнберу. Дориан взял его себе после смерти своего отца. Это был первый меч, который Мордэкай зачаровал для него. Дориан гордо использовал его, пока не перешёл на двуручный меч, перестав пользоваться щитом, — объяснила она.

— Но… — почти заикаясь сказал Харолд, — …разве он не должен перейти его сыну, Грэму?

— Грэм никогда не будет держать в руках оружие, — с вызывающим упорством сказала Роуз. — Таково было последнее желание Дориана.

Харолд ошеломлённо уставился на неё, не зная, что сказать.

— Берте его, и уходите, Сэр Харолд, — сказала она. — Я нынче быстро устаю. Увидимся на панихиде.

Не сказав больше ни слова, она развернулась, и вышла из комнаты.

Харолд посмотрел ей вслед. «Его сыну не будет позволено учиться владеть мечом?». Он печально снял меч, и пошёл к выходу.

* * *

Панихида состоялась в день годовщины смерти Короля Джеймса Ланкастера. Похороны Короля и Королевы были проведены вскоре после того, как были улажены созданные Трэмонтом и Мал'горосом проблемы. Дориана хоронили в Камероне, и похороны также были слишком короткими. Даже этот день предназначался для почтения памяти как прошлых монархов, так и героев, павших ради сохранения Лосайона.

По традиции на таких событиях руководил кто-то из глав четырёх церквей, но это больше не было вариантом, и вместо того, чтобы позволить руководить какому-то из чиновников, Ариадна взяла инициативу в свои руки. Хотя обычай предусматривал какое-то обращение со стороны монарха во время таких церемоний, было необычно для одного из них руководить вообще всем.

Речь Королевы была прочувствованной. Она обстоятельно поговорила о своих родителях, а потом начала подробно описывать усилия всех тех, кто умер, поддерживая её во время попытки переворота Герцога Трэмонта, назвав имя каждого из них. Затем она исключительно долго говорила о человеке, которого в какой-то момент назвала «величайшим героем Лосайона». Она приковала к себе внимание толпы, и закончила на высокой ноте, объявив создание Ордена Шипа в честь Дориана.

Ещё несколько человек брали слово после неё, включая, по очереди, Элиз Торнбер, Сэра Харолда и Сэра Игана. Леди Роуз была приглашена, но от неё, как от вдовы Дориана, вообще-то не ожидалось выступление перед толпой.

Меня выступать не пригласили. Питэр уже предупредил меня об этом наедине. Господствующее мнение гласило, что речь от «Кровавого Лорда» может запятнать событие или каким-то образом опорочить память Дориана Торнбера.

Хотелось бы мне сказать, что меня это не беспокоило, но это было не так. Было больно. Дориан и Маркус были моими самыми близкими друзьями, и хотя у меня не было возможности произнести речь в честь Маркуса, намеренный отказ в возможности замолвить слово за Дориана был…

Но я проглотил обиду. В одном из мешочков у себя на поясе я хранил плод своих трудов в течение прошедшей половины года. Он предполагался в качестве подарка Королеве, и этот день казался наилучшим моментом для него, но теперь мне придётся подождать, и преподнести его ей наедине.

— Нельзя же, чтобы я испортил весь день, — тихо пробормотал я.

Пенни уловила мои слова, и сжала мою руку в качестве поддержки, её облачённые в чёрную перчатку пальцы переплелись с моими. Я и забыл, какой острый у неё был слух. Я позволил своему взгляду на миг задержаться на ней, наслаждаясь видом её в той бунтарской чёрно-красной коже. Мы нарядились в те же одежды, которые носили во время моего судебного процесса. Это было лучше, чем разочаровывать толпу.

Что удивительно, когда пришло время, Роуз вышла вперёд, заняв место на подиуме. Её платье было вдовьего чёрного цвета, поскольку ещё оставалось немного времени перед тем, как истечёт год оплакивания её муже.

— Сегодня я здесь, чтобы сказать о моём отце, Да́нкане Хайтауэре, и моём муже, Дориане Торнбере, — торжественно сказала Роуз. Она прочитала короткое восхваление этим двум людям, бывшим столь важными для неё, но к концу её голос надломился, когда она попыталась объяснить, что Дориан для неё значил. Ариадна сочувственно подошла к ней, надеясь помочь ей с достоинством сойти с подиума, но Роуз отмахнулась от неё.

Прочистив горло, она снова подняла голову. Даже вуаль, которую она носила, не могла скрыть её красных глаз и промокших от слёз щёк:

— Я не могу договорить до конца, но здесь есть один человек, любивший моего муже не меньше меня, — глухо сказала Роуз.

Посмотрев на Королеву, она опустила взгляд:

— Если вы позволите, Ваше Величество, я бы попросила Мордэкая Иллэниэла, Графа ди'Камерона, закончить речь о Дориане. Я полагаю, он бы так захотел.

Все собравшиеся примолкли, а затем разразились тихим бормотанием, когда люди стали гадать, как Королева ответит на это. Многие взгляды сошлись на мне, и столько же человек смотрело на Ариадну, ожидая её ответа. Однако я знал, как она ответит — её загнали в угол.

Сохраняя идеальное самообладание, Ариадна взяла Роуз за руку, а вторую руку положила ей на плечо:

— Я уверена, что это будет кстати, Леди Хайтауэр, — сказала она, мягко поведя Роуз прочь, и нашла меня своим взглядом: — Лорд Камерон, не будете ли вы столь любезны, — произнесла она ровно настолько громко, чтобы я её услышал.

Покосившись на свою жену, я двинулся к подиуму, думая пойти в одиночку. Однако Пенни оставалась рядом со мной, близко, будто почти защищая меня. Был ли то жест поддержки перед лицом столь многих недружественных лиц, или она считала, что мне в самом деле понадобится физическая защита — в этом я не был уверен. Она снова заплела волосы в косы, включая металлические шнуры и серебряные наконечники, поэтому я знал, что она, строго говоря, не была безоружна.

Защита мне на самом деле не требовалась, но я чувствовал себя увереннее благодаря её близости. Глядя на собравшихся дворян, и на стоявшую позади них толпу горожан, я увидел мало друзей, и гораздо больше людей с враждебными лицами. Было ясно, что в Албамарле мне больше не рады.

— Я знаю, что многие из вас считают, что я недостоин говорить о Дориане Торнбере, но я всё равно это сделаю, ибо он был самым близким моим другом. Я надеюсь, что вы не будете держать нашу с ним близость против него, или против Джеймса и Дженевив Ланкастеров, бывших мне близкими. За них говорили другие, поэтому я хотел бы высказать своё мнение лишь о Дориане. Дориан научил меня тому, что означает верность, и что означает доверие. Многие будут помнить его за его воинскую доблесть, и это так, на поле битвы ему не было равных — но его навык владения мечом был наименее значительной чертой Дориана. Он был человеком чести, но это не характеризовало его полностью, в отличие от его готовности жертвовать собой ради других. Он никогда не увиливал от своего долга, но великим человеком его делала именно его доброта, — сказал я, и приостановился, позволив им переварить мои слова.

— Но он не был идеален, — продолжил я. — Его честность была настолько закоренелой, что была не только добродетелью, но также порой источником неловкостей. Он был просто неспособен лгать, даже для чего-нибудь вроде мелкой выдумки ради социальной вежливости. Я, и наш общий друг, Маркус Ланкастер, потратили много дней нашей молодости, пытаясь исправить этот «изъян», но врать он так и не наловчился. В конечном итоге мы приняли его таким, каким он был, и со временем научились уважать нашего друга за его внутреннюю силу. Он шёл трудным путём, но никогда не жаловался. В конце концов он сделал то же самое, что сделал его отец — отдал всё, что у него было, чтобы защитить своих друзей и семью. Он отдавал, пока не осталось ничего. Отдавал, пока не умер, — говорил я, и мой взор затуманился, но голос оставался крепким.

— Сегодня я оплакиваю потерю многих, но более всего я оплакиваю потерю моего друга. Я говорю себе, что мы на самом деле не потеряли его, ибо то, что он дал нам, всё ещё здесь, в наших сердцах. Я вижу его любовь в лицах его жены и детей, и я вижу его силу и честь в солдатах и рыцарях, которых он обучал. Я вижу его доброту в том, что мои собственные жена и дети всё ещё здесь, со мной, ибо без него они бы погибли, — произнёс я. Толку перед собой я больше видеть не мог, но мой магический взор сказал мне, что от слёз удерживались лишь немногие.

— Я не могу придумать лучшего описания, чем слова Джеймса Ланкастера, которые он использовал, когда говорил о своём давнем друге, Грэме Торнбере, отце Дориана. Когда он говорил о смерти Грэма, то сказал, что она была не исключением, а конечным примером того, как тот прожил всю свою жизнь. Наш покойный король был мудрым человеком, он был образцом для подражания нам обоим, и в этом его слова всё ещё верны. Дориан, как и его отец прежде него, отдал свою жизнь, защищая других, но это не было для него исключительным мигом, а лишь последним мигом в его исключительной жизни. Так прошла вся его жизнь, в готовности отдать всё ради тех, кто в нём нуждался. Я больше всего сожалею в том, что эту нужду создало моё отсутствие, и что из-за этой нужды ему потребовалось отдать всё, чтобы спасти не только его семью, но и мою собственную. Но Дориан не сожалел об этом, ибо для него это было осуществлением жизни, прожитой ради других. Это — единственное моё утешение, и единственный свет, благодаря которому я, возможно, смогу когда-нибудь простить себя. Пока же я могу лишь начать, преподнеся этот дар Королеве Лосайона, для защиты как короны, так и людей нации, которую любил Дориан Торнбер, — закончил я, запустил руку в мешочек у себя на поясе, и вытащил массивный камень в форме яйца.

Камень был полуночно-синего цвета, настолько тёмного, что казался почти чёрным, если только на него не падал ярчайший солнечный свет. Весил он почти десять фунтов, и по размеру приближался к голове взрослого человека. В моём магическом взоре он гудел от скрытой силы, ожидая руку той, которая раскроет его потенциал, ожидая ту, кого я избрал.

Ариадна посмотрела на меня с удивлением и, хоть и умело это скрывала, с лёгкой опаской. Она изящно шагнула вперёд, и без колебаний приняла камень:

— Твой дар необычен, Лорд Камерон, но мы примем его с благодарностью от имени народа Лосайона, — сказала она, и обозначила жестом одного из лакеев, указывая, что ему следует выйти вперёд, и взять для неё камень.

Я тихо прошептал, позаботившись, чтобы она меня слышала:

— Я знаю, что это — шок, но тебе просто придётся мне довериться. Только ты можешь принять этот дар. Его не сможет взять никто кроме тебя.

Королева пододвинулась ближе, и ответила тем же:

— Ты спятил? Нельзя вдруг брать, и устраивать такой сюрприз посреди официальной церемонии. Надо было предупредить меня.

— Доверься мне, — тихо повторил я. — Положи ладонь на яйцо, и заяви, что принимаешь его от имени рода Ланкастер, — проинструктировал её я. Мне хотелось сказать больше, но времени не хватало, и вся толпа смотрела на нас. Я планировал подождать, и дать ей камень наедине, поскольку не ожидал, что мне позволят сделать дар прилюдно. Вытащить его в конце моей речи было спонтанным порывом.

— Маркус бы посоветовал тебе согласиться, — добавил я.

Ариадна моргнула, и посмотрела прямо на меня. На миг прошлое отступило, и мы снова были детьми. Я улыбнулся ей, и она, моргнув, протянула руку, поверив, что самый близкий друг её старшего брата её не предаст. Кладя ладонь на твёрдую поверхность, она громко произнесла:

— От имени Дома Ланкастер, я принимаю твой дар.

Когда её рука коснулась камня, послышался звук, ярки и сияющий, как если бы ударили в серебряный колокол. Ариадна застыла в шоке, когда сила коснулась её внутреннего источника, на всю жизнь связывая себя с ней. В воздухе вокруг неё появился призрачный образ в форме дракона, но быстро сжался вокруг неё, и почти сразу же исчез.

— Ка́руин, — внезапно сказала Ариадна, — его зовут Каруин.

— Дракон вылупится через десять дней, — сказал я ей. — Он будет служить вам всю вашу жизнь, а когда ваши дни истекут, он тоже умрёт, но не навсегда. Подобно легендарному фениксу, этот дракон вернётся в яйцо, ожидая касания вашего наследника, чтобы снова родится как новое существо. Заботьтесь о нём хорошо.

Ариадна взяла яйцо обеими руками, пошатнувшись, когда отступила назад. Двое её лакеев поспешили вперёд, чтобы помочь ей удержать равновесие, но я заметил, что яйцо она продолжала прижимать к себе. Узы уже укоренились, и она не могла вынести мысли о том, чтобы его касался кто-то другой. Она бросила на меня стремительный взгляд:

— Что со мной не так? Всё кажется другим — сказала она с лёгкой ноткой паники в голосе.

— Не волнуйтесь, — сказал я ей. — Узы с Каруниом влияют на ваше тело и ощущения примерно так же, как узы с землёй, которыми обладали Рыцари Камня. Однако в отличие от тех уз, эти лишены тех же недостатков. Через несколько дней вы привыкнете, — объяснил я, и отвернулся, что было непростительным нарушением этикета при общении с особами королевской крови, но я в эти дни не особо волновался о правилах.

— Подожди, — приказала она. — Я не знаю ничего про уход за драконом. Я думала, они не существуют, за исключением Гарэса.

— Теперь существуют, — сказал я ей. — Нужды Каруина будут невелики, и если ему чего-то будет не хватать, вы узнаете, — постучал я по своей голове, обозначая способность дракона говорить напрямую с её разумом. При этом я продолжал идти прочь вместе с Пенни. Мы прошли через дворян, и направились в толпу. Люди расступались перед нами, боясь моей близости.

Я подозревал, что Королева подумывала приказать мне вернуться, но она, наверное, раздумала это делать. Никто не пытался препятствовать нашему уходу, и мы ленивой походкой направились к нашему городскому дому.

— Весьма импровизированный способ предлагать подарок, — сделала наблюдение Пенни, пока мы шли по улице.

Я улыбнулся:

— Я собирался преподнести его ей наедине, поскольку мне не собирались давать слово. Но когда Роуз меня вызвала, я просто поддался порыву.

— Ты почти ничего ей не объяснил.

— Дракон скажет ей всё, что ей нужно знать. Через несколько дней пошлю письмо. Я просто не мог больше оставаться там. Эта толпа… — недоговорил я.

— Тебя это всё ещё беспокоит, так ведь? — спросила она.

Я кивнул, мне было неудобно даже обсуждать это. Мою спину покалывало от воспоминаний о наказании плетью, но на самом деле не по себе мне было от стыда.

— Ты дал им больше, чем они заслуживают, — гневно сказала Пенни. — Это они тебе должны, а не ты — им.

За это я её и любил. Пенни готова была до конца света стоять на моей стороне, но я всё равно не был согласен. Я знал, что не был безвинен. Я сжал её руку, но промолчал, не став спорить.

Мы прошли ещё немного, прежде чем она снова нарушила молчание:

— Ты всё ещё не спросил меня насчёт украшений в моих волосах. Уверена, ты их заметил.

Они светились от мощных чар, и она надела их уже во второй раз.

— Я решил, что ты расскажешь, когда будешь готова.

— Мог бы хоть притвориться, что тебе любопытно, — посетовала она, а затем сжала металлические цилиндры на концах обоих своих кос. Потянув, она высвободила их, вытягивая вместе с ними металлические шнуры. Покидая её волосы, металл выпрямился, а цилиндры стали рукоятками для двух странных, похожих на палки орудий, каждое из которых было чуть длиннее двух футов.

— Они выглядят довольно опасными, — сказал я, замечая мерцание магии, покрывавшей каждое из металлических орудий.

— Так и есть, — согласилась она, продемонстрировав это ударом по фонарному столбу, мимо которого мы проходили.

Она задела его лишь кончиком, но тот с практически непринуждённой лёгкостью прорубил в древесине неглубокую канавку.

— Элэйн придумала их, чтобы у меня было что-то незаметное, чтобы взять на твой суд, но должна признать, что у них есть один крупный недостаток.

— Какой?

Она указала на свои волосы, распущенные и волнистые после распускания кос:

— Ножен нет, а заплетать обратно волосы — это долго.

Я засмеялся, и наклонился, чтобы поцеловать её. Теперь, когда мы были одни, мир казался более ярким, и я с нетерпением ожидал, как увижу наших детей, когда мы вернёмся в Камерон.

Эпилог

Годы спокойно текли, накатывая из будущего, проходя через настоящее, и плавно уплывая в прошлое без той турбулентности, которая была отличительной чертой моей жизни с тех пор, как я только узнал о своих магических способностях. И я по ней совсем не тосковал. Приключения — по крайней мере, такие, какими я их познал — были просто вежливой формулировкой для слов «кто-то умрёт».

Мэттью и Мойре исполнилось тринадцать, Коналлу — девять, а Айрин — семь. Коналл и Айрин пока что не выказывали никаких признаков магических способностей, но это не было неожиданным. Я даже не был уверен, что справлюсь, если это всё же случится. С близнецами и так уже было непросто, и если бы они не были довольно спокойными, то я не знаю, как бы я не дал им убиться.

Мойра всё ещё была милой как никогда, но её настроение начало колебаться порой непредсказуемым образом. Со мной всё было не так плохо, но с Пенни они будто переключались между лучшими друзьями и враждующими союзниками. Я говорю «враждующие союзники» потому, что я выяснил, что даже если они ссорились, то последним, что хотелось сделать мне (или Мэттью) — это вмешиваться. Они объединялись против нас подобно диким тиграм, если мы вступали в их таинственные ссоры.

Тем не менее, моя дочь всё ещё была довольно беззаботной, особенно по сравнению с другими девочками её возраста. Может, дело было в моём оптимизме, но я не видел никаких признаков того, что она станет хоть частично такой же капризной, как Элэйн, когда вырастет в женщину. Её навыки волшебницы быстро развивались. Сильно помогал тот факт, что рядом с ней был её отец и другие волшебники, чтобы помочь ей научиться. Наблюдая за её ростом, я мог лишь вообразить, насколько проще это было бы для меня, если бы меня так же кто-то наставлял.

Её навыки зачарования были удовлетворительными, но особого интереса к этой области она не проявляла, по крайней мере — пока, хотя её особый дар, как потомка рода Сэнтир, был весьма очевиден. Она больше не поддерживала стадо разумных мягких игрушек, но у неё всё ещё было две или три, служивших ей близкими друзьями и советниками. Они были из числа довольно сложных созданий, и требовали некоторой подпитки каждые несколько недель. Она также могла быстро и импульсивно создавать существа поменьше из одной лишь магии, прилагая, судя по всему, минимальные усилия. Мне приходилось быть постоянно настороже, ибо её маленькие союзники часто следовали за мной повсюду, следя за каждым моим шагом. Моей дочери эта игра нравилась, хотя меня это иногда раздражало.

С Мэттью они отличались как ночь и день. Его характер был тихим, задумчивым и более интровертированным. В магическом плане он был сильнее своей сестры, и по мере его взросления я начал гадать, вырастет ли он даже сильнее меня. Он обладал глубоким интересом к зачарованию. Это было общей нашей чертой, хотя его разум часто уходил в направлениях, которые я никогда не рассматривал. Каждый день приносил сюрпризы, когда он начал разрабатывать собственные идеи. Я познал отцовскую гордость, наблюдая за ним, и надеялся, что однажды его изобретения изменят мир.

С наступлением подросткового возраста они с сестрой стали немного соперничать, особенно с тех пор, как она, похоже, начала развиваться в архимага. Её чувства были такими же острыми, как и мои собственные, и она уже начала слышать голос земли.

Они оставались лучшими друзьями, но никто из них не хотел этого признавать в присутствии меня или их матери. Я мог лишь надеяться, что их соперничество утихнет по мере взросления, но, будучи сам взрослым ребёнком, я на самом деле не мог этого понять.

Орден Камня продолжил существовать, но стал гораздо меньше. Сайхан вернулся ко мне на службу, но Харолд принял предложение Королевы, и теперь возглавлял новый Орден Шипа. Он всё ещё числился в Ордене Камня, но теперь был полностью лоялен короне. Сэр Иган, Сэр Уильям и Сэр Томас присоединились к нему, что оставило Сайхана единственным членом ордена, отклонившим предложение Королевы.

Возраст начал сказываться на Сайхане, но его это, похоже, не особо беспокоило. Он занял пост гроссмейстера Ордена Камня, и продолжил обучать моих солдат и новых рыцарей. Каждый раз, когда я спрашивал, почему он остался с «впавшим в немилость» дворянином, а не пошёл служить Королеве, он просто отвечал мне ничего не выражающим взглядом.

Единственным ответом, которой он мне дал, было: «По крайней мере, теперь у меня повелитель, который соответствует моему характеру».

После этого я оставил этот вопрос в покое. В конце концов, он был прав. Я всё ещё не знал тайны его прошлого, но решил, что внутри у него наверняка были похожие шрамы.

Никто из рыцарей теперь уже не обладал узами с землёй. Каждый из них вынужден был в конце концов отказаться от них, или рисковал повторить судьбу Дориана. Я вежливо отказывался от предложений создать новые узы. В мире стало спокойно, и у меня были альтернативы получше.

Узы Ариадны с её драконом, Каруином, оказывали на неё эффект, очень похожий на узы с землёй, но без затруднительных побочных эффектов. Её чувства обострились, тело стало сильнее и быстрее. Что важнее, дракон стал её спутником. Созданные мною новые драконы обладали почти полным Сэлиором эйсара. Из-за природы чар, которые их создали, они имели способности, похожие на старых «Сияющих Богов», но, в отличие от последних, обладали живыми телами из плоти и крови.

Вылупившись, новый дракон быстро рос, пока не достигал своего полного размера, обычно — в течение пары лет. Созданные мной чары, которые закрепляли их искусственные сознания, были похожи на старые чары богов, но насчитывали много дополнительных изменений и дополнений для крайних случаев. Каждый дракон «привязывался» к человеку, если были соблюдены нужные условия. Они будут жить столько же, сколько их партнёр, но пройдут через регрессивную трансформацию после смерти этого человека. Предполагалось, что это будет аппроксимацией смерти — тело умрёт, а разум сожмётся в новое «яйцо», вернув их в стазис.

В то же время память дракона очищалась, оставляя лишь основную информацию, которую я в них заложил. Когда они наконец находили нового «хозяина», то не сохраняли воспоминаний о своей прежней жизни. Это было лучшим ответом, который я смог найти для страдания, которое, похоже, было неизбежным результатом бессмертного существования.

Часть драконов я создал для связывания узами с нормальными людьми. В каждом из этих случаев я настраивал их на первого партнёра с помощью капли крови. В дальнейшем они будут принимать в партнёры лишь потомков первого, скреплённого кровью партнёра. Однако те, которых я сделал для привязки к волшебникам, были иными.

Как я уже усвоил на собственном опыте, крепко сплетённые узы, вроде тех, что использовались Анас'Меридум, или даже узы земли — они были помехой для способностей волшебника. Чтобы избежать этой трудности, создаваемые с волшебником узы были лишь псевдо-узами, позволяя волшебнику черпать эйсар дракона при необходимости. Это не давало физического усиления, как у полных уз, но оставляло волшебнику возможность полноценного использования своих врождённых способностей.

Пока что я раздал лишь несколько драконьих яиц. Одно — Пенни, чтобы заменить её узы земли, по одному — Мэттью и Мойре, одно — себе, и ещё одно — Гарэсу Гэйлину. Помимо них дракон был только у Королевы. Остальные я спрятал, на случай будущей необходимости. Я предложил одно Сайхану, но он отказался.

Я планировал дать по одному яйцу обоим своим младшим детям, когда они подрастут, и, быть может, однажды дать одно Грэму, хотя я не был уверен, как на это отреагирует Роуз. Она продолжала упорно придерживаться своего решения о том, что её сын никогда не станет воином, хотя было легко видеть, что мальчик отчаянно хотел пойти по стопам своего отца.

Простой подсчёт показал, что хотя почти двадцать два Сэлиора отнятого у Мал'гороса эйсара ушло на создание моих двадцати трёх драконов, оставалось ещё двадцать пять Сэлиоров. Часть этой силы я использовал, чтобы сделать новый камень для приведения в действие Мировой Дороги, и часть я дал Гарэсу Гэйлину, чтобы создать вокруг Албамарла новый щит, вроде того, что у меня был вокруг Замка Камерон.

Остальную я спрятал, распределив по различным сосудам. Разделял я её для того, чтобы снизить риск обширного катаклизма, вроде того, что случился давным-давно, когда был уничтожен Балинтор — но я никому не сказал, где или как я её спрятал. У меня были планы поделиться этой информацией, если на то будет необходимость, а даже если бы я внезапно умер, то я знал, что Мэттью сохранит это знание благодаря лошти, скрыто пребывавшем и в нём тоже.

Помимо воспитания детей, работы и моих проектов, жизнь была проста и весьма предсказуема. Пока Крайтэки не вернулись, сдав мне на руки новую ношу. Лираллианта наконец выросла достаточно, чтобы принести свой первый плод. Согласно полученным мною от лошти воспоминанием, они обычно рождались полностью взрослыми, по человеческим меркам, но они с Тэнником решили создать своего первого ребёнка в немного более молодой форме.

Девушка, которую привезли в Замок Камерон, выглядела возрастом и размером примерно с моих близнецов. Она казалась почти человеком, если не считать слегка заострённых кончиков её ушей, которые по большей части были скрыты блестящими серебряными волосами, стекавшими по её плечам. Как и у всех Ши'Хар Иллэниэл, у неё были льдисто-голубые глаза, и в них я увидел гораздо больше взрослости, чем следовало иметь юной девушке. Дети Ши'Хар рождались со многой из той информации, которую получали в молодости люди, вроде языка и основ социальной вежливости. Чего им в общем недоставало, так это знания прошлого и опыта настоящего.

Будучи их первым ребёнком, Линара́лла наверняка будет избрана получить лошти, стать первым из новых хранителей знаний возрождённых Ши'Хар, но этому предстояло случиться лишь в будущем, через много лет. Пока что ожидалось, что она будет познавать новый мир, который её народ будет делить с человечеством.

Тэнник и Лираллианта, не имея в помощниках никаких старших «детей», избрали меня в качестве опекуна и наставника для своего первенца.

Ага, повезло же.

* * *

Мы сидели за столом и ужинали, через несколько дней после прибытия Линараллы, когда странная девушка затронула тему происхождения Тэнника.

— Мне было дано знание о том, что ты — далёкий правнук моего отца, — начала она. — Значит ли это, что мы — родственники, хотя и принадлежим к разным видам?

Я как раз глотал большую порцию жареной говядины, и чуть не подавился. «Чёрт, я понятия не имею, как на это ответить», — подумал я про себя.

— Я не совсем уверен, — признался я. — В физическом смысле, я думаю — нет, но из-за нашего общего происхождения и твоего здесь присутствия я полагаю, что можно с уверенностью называть тебя частью семьи.

— А какая связь между моим местоположением и этим вопросом? — спросила она.

Пенни одарила меня весёлым взглядом, но не попыталась помочь, поэтому я медленно продолжил:

— Я хочу сказать, что поскольку твои родители решили послать тебя на проживание к нам, ты — часть семьи. Семья — это больше, чем кровь. Семья — это люди, которые заботятся друг о друге, поддерживают друг друга.

— У Ши'Хар нет «родителей», — серьёзно сказала Линаралла. — Поэтому я и здесь.

Мне потребовалось немного времени, чтобы сообразить, что сказать дальше:

— Вот именно, поэтому мы — что-то вроде приёмных родителей. Забота о тебе сблизит всех нас. Полагаю, поэтому Тэнник и послал тебя сюда, чтобы ты могла научиться понимать людей, а мы — вас.

— Я не уверена в твоих выводах. Не думаю, что у меня есть какая-то эмоциональная привязанность к вашей семье, но у меня пока недостаточно опыта, чтобы судить о таких вещах, — ответила она.

«Честна до крайности», — заметил я, но не нашёл, чем ответить. К счастью, она не стала ждать меня, чтобы продолжить беседу:

— Ты несёшь в себе лошти. Можешь ли ты рассказать мне, как Тэнник стал одним из Ши'Хар?

Все присутствовавшие за столом уставились на меня с новым интересом. Я редко говорил о воспоминаниях, которые мне давал лошти. Пенни не отрывала взгляд от своей еды, но я видел, что она внимательно слушала. Мэттью и Мойра подались вперёд с неприкрытым любопытством, а Коналл наблюдал за ними, не будучи уверенным, что означала эта внезапная перемена настроения. Айрин продолжала размазывать еду по тарелке, надеясь заставить нас подумать, будто она съела больше, чем на самом деле.

— Это — долгая история, — сказал я, раздумывая над тем, как ответить на её вопрос. — Чтобы ответить полностью, мне нужно будет рассказать вам о его ранних днях, когда он ещё был человеком.

— Я терпелива, — сказала Линаралла.

— Хорошо, — ответил я, чуть-чуть отодвигаясь от стола, чтобы освободить место своему набитому животу. — Начну я с рассказа о Ти́рионе…

Продолжение этого рассказа можно прочесть в романе «Вознесение гор» из серии «Ожившие воспоминания Иллэниэлов».

Майкл Мэннинг Возведение гор

Предисловие

Я ждал окончания написания этой книги, прежде чем составить это предисловие. Теперь же мне трудно сжато охарактеризовать это произведение, но я посчитал необходимым предостеречь тебя, Читатель. Многие из вас наверняка читали мою предыдущую серию, «Рождённый Магом», события которой происходят через две тысячи лет после событий этой книги, поэтому у вас могли сложиться некоторые ошибочные представления о том, что вы здесь найдёте.

В отличие от «Рождённого Магом», в этой истории встречаются более взрослые темы. Протагонист не всегда поступает «правильно», и героем его вообще-то назвать нельзя. События складываются так, чтобы омрачить его будущее и исказить его этику, но решения он принимает сам. Что важнее, история касается некоторых тем, имеющих деликатную природу, в частности — сексуального насилия, хотя в самом повествовании нет никаких ярких описания оного.

Изначально я не собирался писать книгу об этих вещах, но они всплыли сами, по ходу развития этой истории, и я не смог их избежать. Прежде чем позволить некоторым из ситуаций быть обрисованными в этой книге, прежде чем их написать, я искал совета у своих друзей — людей, которые уже не один год доверяли мне свои тайны. Некоторые из них пережили события, до удивительной степени совпадающие с некоторыми из наиболее тёмных элементов этой истории.

К счастью, для них всё закончилось гораздо лучше, и, по-хорошему, я сомневаюсь, что кто-то из них стал бы потворствовать тем решениям, которые принимает протагонист этой истории. При написании этого предисловия моя главная цель — обеспечить читателям понимание того, что я серьёзно отношусь к этой теме.

Майкл Г. Мэннинг

Глава 1

Да́ниэл жевал длинный стебель, который только что выдернул из земли рядом с собой. Солнце грело его лицо, пусть его руки и зябли в то же время от холодного ветра. Весна пришла, но зима пока не сдалась окончательно, и они будут бороться ещё как минимум месяц, прежде чем Матушка Природа объявит победителя — а пока что Даниэл наслаждался дихотомией тепла и холода.

Он лежал на склоне очень пологого холма, наблюдая за тем, как пасутся овцы его отца. С тех пор, как ему в прошлом году исполнилось двенадцать, он считался достаточно взрослым, чтобы вносить свой вклад в заработок своей семьи, беря на себя более подходящую для мужчины работу. Когда отец в первый раз отправил его приглядывать за стадом в одиночку, он слегка нервничал, но гордость от того, что ему доверили столь важную задачу, не позволяла Даниэлу признаться в своей боязни.

Тот год уже миновал, и теперь забота о стаде казалась гораздо менее пугающей задачей. В тринадцать он только начинал прибавлять в росте, и чувствовал себя гораздо более взрослым. Вообще, в дни, подобные этому, жизнь казалась почти беззаботной.

Его взгляд уловил мелькание чего-то синего, и он заметил Ка́трин Сэ́йер, шедшую к берегу реки. Её платье было светло-зелёным, а источником синего цвета был яркий платок, который ей купил её отец несколько лет тому назад, перед своим исчезновением. Кэйт теперь часто его носила, и Даниэл полагал, что тот смотрелся исключительно мило, когда она повязывала его на свои ярко-рыжие волосы.

Он помахал ей со своего места на склоне холма, но она, конечно же, его не увидела. Он был более чем в полумиле от того места, где она шла, таща два больших деревянных ведра. Более чем вероятно, что мать послала её наполнить их для стирки. Река текла прямо позади их дома, менее чем в паре сотен ярдов от их задней двери. Её родители не стали выкапывать колодец, но здесь, настолько глубоко в горах, речную воду вполне можно было пить.

Снова переведя взгляд на овец, Даниэл стал обдумывать имевшиеся у него варианты. В это время дня всё было тихо, и вряд ли что-то испугает стадо — к тому же, с ним был Блю. Вытянув руку, Даниэл почесал жёсткую шерсть на голове пастушьего пса, прежде чем выдать ему более серьёзные приказы:

— Держи стадо сплочённым, Блю. Не позволяй им далеко разбредаться. Я скоро вернусь.

Взгляд Блю на долгую минуту впился в глаза Даниэла, прежде чем трёхцветный пёс наконец отвёл глаза. Почти казалось, будто он кивнул, показывая, что полностью понял слова мальчика. Что вполне могло соответствовать действительности, ибо эта пастушья собака была необычно умна, и выполняла эту работу больше лет, чем это делал сам Даниэл. В основном благодаря Блю отец Даниэла не напрягаясь послал его пасти стадо в одиночку в таком юном возрасте.

Даниэл начал спускаться по склону холма. Хотя большая его часть был гладкой, повсюду были разбросаны крупные валуны, и склон был достаточно крутым, чтобы сделать падение с него потенциально опасным. Даниэл ускорился, добравшись до низкорослых деревьев ближе к основанию холма — если он поспешит, то сможет поговорить с Кэйт, и помочь ей донести вёдра с водой. Он не задумывался о том, почему хотел помочь. Они с Кэйт были друзьями большую часть своих жизней, и присмотр за стадом был не особо захватывающей работой. Встреча с Кэйт будет, вероятно, самой интересной частью этого долгого дня.

Он почти спустился, когда услышал голос. Вместо ожидаемого женского голоса Кэйт, он услышал мужской голос — молодой, судя по его звучанию, но уже миновавший переходный период юношества с его высокими нотами. «Кто это?» — задумался он. Голосу ответил кто-то другой, и этот он узнал — Билли Хэ́джэр, ещё один из его соседей.

Они с Билли были примерно одного возраста, но довольно плохо ладили. Билли часто бывал в компании с Ронни Ба́нксом и кое-какими другими «городскими», как они называли людей, живших в расположенном неподалёку населённом пункте под названием Колн.

Даниэл замер, прислушиваясь. Если Билли был с группой своих друзей, то, вероятно, будет плохой идеей раскрывать своё присутствие. Они будут безжалостно над ним насмехаться. В отличие от них, большинству сельских детей приходилось работать по достижении того же возраста, что и у Даниэла, а городские почему-то находили это забавным.

— Эй, это ж рыжая лохушка Кэйт! — снова послышался более низкий голос. На этот раз Даниэл узнал его. Это был Ронни Банкс, хотя голос его звучал гораздо старше, чем когда Даниел виделся с ним в последний раз.

— Привет, — отозвалась Кэйт, но её ответ прозвучал без энтузиазма.

— Ты что, не рада увидеть старых друзей? — сказал третий голос. Это, наверное, был А́стон Хэйс, если Даниэл не ошибался.

Кэйт не ответила, но Даниэл слышал звук её вёдер в воде. Она, наверное, пыталась их наполнить, чтобы побыстрее уйти.

— Ей, небось, стыдно, у неё ж будто пёс насрал кровью на голову, — подал мысль Билли, имея ввиду броские жгуче-красные волосы Кэйт.

Сердце Даниэла заколотилось быстрее. Он прежде уже слышал недобрые нотки в голосах городских. Они искали, над кем бы поиздеваться, и Кэйт была лёгкой добычей. Он сам уже становился мишенью для их издёвок, и хорошо знал, какими жестокими они могли быть. В прошлом году они его держали, пока Ронни ссал на него, а до этого они заставили Даниэла есть грязь.

Кэйт не ответила на оскорбление Билли, но звук, который издали её упавшие вёдра, предупредил Даниэла о том, что мальчики приблизились к ней. Спустившись ещё дальше, Даниэл пробрался к мелкому броду, чтобы перейти на ту сторону реки, где была Кэйт. Выйдя из подлеска, он стал заметным, но трое городских были слишком поглощены своим развлечением, чтобы заметить,как он выходит на берег.

— Отпустите меня! — гневно закричала Кэйт, и Даниэл услышал глухой удар. Посмотрев, он увидел, что она упала, когда Астон подсёк её своей ногой. Билли стоял над ней, презрительно улыбаясь.

Тут Даниэла совсем пробрал ужас — то был такой выворачивающий мир страх, какой кто-то кроме детей редко испытывает во всей полноте. Ронни Банкс был как минимум на два года старше, и гораздо выше и тяжелее Даниэла. Билли и Астон были одного с ним роста, но трое против одного — это плохой расклад, даже без учёта более крупного телосложения Ронни.

Он знал, что как только его заметят, у него буду неприятности. В лучшем случае он вернётся домой с синяками, в худшем… он понятия не имел, что тогда будет, но сомневался, что хочет это выяснять. Даниэл перешёл брод незамеченным. Каждый инстинкт его тела требовал от него убежать и спрятаться, и он уже начал было отворачиваться.

Затем он снова услышал Кэйт:

— Оставь меня в покое, Билли! — крикнула она. Подняв взгляд, Даниэл увидел, как она пнула ногой вверх, пытаясь попасть своему мучителю по более уязвимому месту.

Однако Билли был к этому готов, и, выгнув одну из ног внутрь, поймал удар её стопы своим бедром, а не тем местом, в которое она целилась. Харкнув, он сплюнул на неё отвратительный комок слизи:

— Теперь ты ещё больше похожа на чей-то понос, — злобно ухмыльнулся он.

Даниэл заговорил, не подумав:

— Оставь её в покое, — произнёс он слова, которые следовало кричать подобно герою некоторых из являвшихся ему наяву грёз. Но вместо этого слова прозвучали тихо, едва слышно, и писка в его мальчишеском голосе было даже больше обычного.

Однако этого хватило, чтобы привлечь их внимание. Ронни, стоявший к нему ближе всего, резко развернулся, и двое других оглянулись в его сторону.

— Вы только посмотрите, кто к нам зашёл! — ликующе сказал Ронни. — Неужто это наша старая обоссака! Тебе что, скучно стало? Захотелось позабавиться с большими ребятами?

— Н-н-нет, — заикаясь сказал Даниэл. — П-просто оставьте Кэйт в покое. Он-на ничё вам не сделала.

— Ты что, защитить её пытаешься, Даниэл? — спросил Билли. — Решил героем стать? — добавил он, и в ответ на это Астон и Ронни засмеялись.

— Ты сегодня здорово облажался, Данни, — объявил белобрысый Астон, направляясь к нему.

Даниэл увидел, у Астона за спиной, как Кэйт отползла назад, и начала вставать. Внимание Билли было отвлечено на достаточно долгий срок, чтобы она могла сбежать. Скользнув в сторону, он уклонился от первого размашистого взмаха руки Астона, и шагнул ещё ближе, надеясь удержать их внимание на себе достаточно долго, чтобы Кэйт могла спастись. Теперь Билли пристально следил за ним, не замечая того, что девушка, которую они задирали, была уже более чем в пятнадцати футах от них.

«Кэйт быстро бегает», — подумал Даниэл. «Если она оторвётся достаточно далеко, то сомневаюсь, что они смогут ей нагнать». Отскочив назад, он избежал второго удара Астона, но Ронни уже обходил его сбоку, пытаясь зайти ему с тыла, чтобы Даниэл не мог сбежать. Как только Ронни набросится на него, драка будет окончена.

Билли огляделся, и увидел, что их добыча ускользает.

— Беги, Кэйт! — крикнул Даниэл, на этот раз в полный голос. — Он слишком медленный, чтобы поймать т…

Ронни сблизился быстрее, чем Даниэл ожидал, и что-то твёрдое ударило его в висок, оборвав его слова. У Даниэла слегка расплылось перед глазами, когда он упал, но он видел, что Кэйт бежала обратно вверх по тропинке, к своему дому. Билли нерешительно стоял, не зная, погнаться за ней, или присоединиться к битве. Его колебание сделало выбор вместо него — ловить девушку уже было слишком поздно.

Пришёл второй удар, попав Даниэлу в живот. Лишившись воздуха, он оказался на четвереньках, силясь вдохнуть. Остальные парни окружили его, и стали не спеша пинать его каждый раз, когда он, казалось бы, начинал подниматься. Некоторые удары были несильными — когда они толкали его обратно вниз своими стопами, или удары по его ногам и ягодицам, однако время от времени один из них наносил зверский удар ему в живот или по почкам. Вскоре он оставил надежду сбежать, и сжался в клубок, время от времени поворачиваясь, чтобы попытаться избежать наиболее болезненных ударов.

— Вам лучше уйти! Я на вас донесу! У вас будут неприятности, если вы не оставите его в покое! — прозвенел голос Кэйт. Она не убежала далеко, и теперь кричала им, стоя на некотором расстоянии вверх по тропинке, надеясь, что её угроза сможет убедить парней бросить своё развлечение.

— Думаешь, она это серьёзно? — спросил Астон. — Может, нам следует уйти.

Тут Билли отозвался:

— Не, некого ей звать, — сказал он. Повысив голос он крикнул в ответ: — Кому ты расскажешь? Твоему папке?! Он умер! Беги, донеси своей маме, девчонка! Она сюда ни в жисть не спустится!

Чтобы подчеркнуть свою ремарку, он нарушил установившуюся традицию, и крепко пнул Даниэла в боковую часть головы, отчего у него потекла кровь из уха. То был первый раз, когда кто-то из них ударил его в это место.

— Аккуратно, Билли, — сказал Ронни. — Такие вещи могут оказаться опасными.

— Боишься, что он помрёт? — сказал тот.

— На это мне наплевать, — ответил он, резко опуская стопу на нижнюю часть ноги Даниэла, подчёркивая своё заявление. — Но если мы слишком сильно его побьём, от этого точно будут неприятности.

Ничего больше сказать ему не выдалось, поскольку метнувшееся из куста коричнево-серо-чёрное пятно сбило его в сторону. Блю явился в рычащей клыкастой ярости, свирепо куснув Ронни прямо в падении.

— Бля! Это его чётов пёс! — крикнул Астон, пятясь, и ища какое-нибудь оружие. Вспомнив тяжёлый сук, который он заметил в траве несколько минут назад, Астон посмотрел в том направлении как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кэйт поднимает означенный предмет с земли. Её размашистый удар мог бы отбить ему соображалку, но он поднял руку, закрыв голову, поэтому сила удара отозвалась волной боли в его теле, и заставила его руку онеметь.

Свирепость Блю и дубина Кэйт подорвали их боевой дух, и забияки быстро отступили, оставив окровавленного, но не потерявшего сознание Даниэла лежать на земле.

— Даниэл? Ты в порядке? — спросила Кэйт, склоняясь над ним. У него всё плыло перед глазами, но он слышал слёзы в её голосе, хоть его взгляд и отказывался фокусироваться на ней как следует.

— Ага, — неуклюже ответил он. Стыд жёг его сильнее, чем даже боль от ранений. Он пытался её защитить, но в итоге был лишь избит у неё на глазах.

Она нагнулась, и попыталась помочь ему встать, но он оттолкнул её.

— Нам надо привести тебя в порядок, — сказала Кэйт. — Давай, я помогу тебе дойти до нашего дома.

— Я просто к себе пойду.

— До твоего дума отсюда больше мили, — ответила она с неодобрением в голосе.

Встав самостоятельно, он ощутил, как его качает. Его чувство равновесия было нарушено, и он ощущал себя так, будто стоял на покачивающейся палубе корабля. Тошнота накатывала на него волнами, и он силился удержаться от рвоты. «Последнее, чего я хочу — это чтобы она увидела, как я блюю. И так уже плохо всё», — молча подумал он.

Её рука обняла его за пояс, когда Кэйт помогла ему удержать равновесие. Переведя взгляд, он увидел густые рыжие волосы, когда она поднырнула головой и плечом ему под руку. Нельзя было отрицать её силу, когда она начала тащить его вместе с собой, используя своё тело, чтобы заставлять его двигаться вверх по тропе, к её дому. От неё слегка пахло травой и землёй, но это был хороший, честный запах.

— Прости, — пробормотал он, когда она помогла ему сесть на пороге своего дома. По мере созревания его синяков, всё начинало болеть сильнее.

— Не извиняйся передо мной. Это я виновата, что с тобой случилось такое. Ты храбро поступил, — серьёзно ответила она, одаривая его спокойным взглядом своих мягких зелёных глаз. — Посиди, пока я сбегаю за Мамой.

Она оставила его, но вернулась мгновением позже, следом за своей матерью, Брэ́ндой Сэйер. Та выглядела похожей на свою дочь — ей было едва больше тридцати, и у неё всё ещё была здоровая фигура гораздо более молодой женщины. Незнакомец мог бы подумать, что она Кэйт лишь старшая сестра.

— Ох! Боги! Что случилось с Данни? — воскликнула она, склоняясь, чтобы его осмотреть. Подняв одной рукой ему подбородок, она повернула его голову, чтобы осмотреть его всё ещё кровоточившее ухо.

Даниэлу было слишком стыдно, чтобы отвечать, но Кэйт без колебаний выложила всё матери, описав враждебность остальных парней, и доблестную попытку её друга заступиться за неё. В её описании случившееся звучало гораздо лучше.

— Когда твой папа услышит об этом, будет скандал, — сказала Брэнда. — Он спустится в Колн, и потолкует с их отцами.

— Пожалуйста, — взмолился Даниэл, — я не хочу ничего раздувать. Не говорите моему папе, — просил он её. Ему и так уже было достаточно стыдно, не хватало ещё и объявлять всему городу, что ему крепко наваляли.

— И как ты собираешься это скрывать? — спросила мать Кэйт. — Ты только посмотри на себя! У тебя кровь идёт из уха, один глаз заплыл, и, если я не ошибаюсь, по всему остальному телу у тебя синяки. Давай-ка снимем с тебя эту рубашку.

— Нет! — заупирался Даниэл, но ничего не мог поделать. Брэнда расстегнула пуговицы на его рубашке, в то время как её дочь пошла обратно к реке, чтобы принести вёдра и чистую воду. Когда она вернулась, они вдвоём очистили его порезы и ссадины, мягко промыв их, чтобы убрать грязь, которая их будто покрывала. Когда всё это закончилось, он дрожал на холодном воздухе, а вода пропитала ему ещё и штаны.

Они отвели его внутрь дома, и дали толстое одеяло, чтобы накрыться, пока сушится его одежда. Даниэл чувствовал одновременно благодарность и стыд, но ни одна из этих эмоций не помешала ему воспользоваться этой возможностью, чтобы украдкой разглядывать Кэйт.

Она мало видел её за последнюю пару лет, с тех пор, как начал приглядывать за овцами, и она за это время успела значительно вырасти. Её тело заметно изменилось, заполучив выпуклости, которых раньше у неё не было. Бёдра у Кэйт стали круче, и появился намёк на что-то под её рубашкой. Брошенный на её мать взгляд дал ему хорошее представление о том, что именно там могло быть, и Даниэл обнаружил, что краснеет. Мать Кэйт была наделена пышной фигурой.

«Дурак! Теперь она никогда не подумает о тебе в таком ключе!». Он был уверен, что вид того, как его крепко отпинали другие мальчишки, навеки испортит ему перспективы с Кэйт.

Пару часов спустя его одежда просохла достаточно, и Брэнда решила, что он кажется достаточно пришедшим в себя, чтобы дойти до дому. Блю ждал его за дверью их дома, в ожидании махая хвостом.

«Овцы!»

— Забудь обо мне, Блю! Иди, проверь стадо. Иди! — приказал Даниэл. Он почему-то думал, что пёс вернулся к овцам сразу же, как только закончилась драка. — Мне нужно проведать их, прежде чем я пойду домой, — проинформировал он своих доброжелателей.

Мать Кэйт притянула его к себе в сокрушающие объятия. Она сжала его, пока ему не стало почти больно, но он испытывал скорее стыд, чем боль.

— Будь осторожен, Данни. Кэйт, ты же пойдёшь с ним, правда?

— Конечно, мама, — сказала её дочь тоном, передававшим ощущение раздражения из-за того, что её мать вообще посчитала нужным задавать такой вопрос.

Она оставалась с ним, пока он проверял овец, и большую часть дороги к его дому, позволив ему убедить себя вернуться лишь после того, как его дом стал виден.

— Спасибо, Даниэл, — снова сказала она.

— За что? Меня избили до потери сознания.

— Ты был не обязан спускаться с холма, — напомнила она ему, а затем нагнулась вперёд, оставив поцелуй на его щеке прежде, чем он осознал, что она делает. Кэйт развернулась, и побежала обратно той же дорогой прежде, чем он смог сказать что-то ещё.

Даниэл смотрел, как она бежит, не будучи уверенным в том, как ему реагировать. Подняв руку, он коснулся своей щеки. Неужели ему это привиделось? Покачав головой, он снова повернулся к своему дому, приготовившись к вопросам и озабоченности, которые обязательно последуют после того, как родители его увидят.

Глава 2

— Ты сказал, что расскажешь мне про Тириона, — бесстрастно заметила Линаралла.

— Да, сказал, — ответил я, потягиваясь. Я уже слишком долго сидел за столом. — Но чтобы понять его, тебе нужно сначала услышать про Даниэла.

— Почему? — спросила Линаралла. Мои собственные дети согласно кивнули.

Я встал, и размял плечи:

— Давайте перейдём в другую комнату, и устроимся поудобнее. Этот рассказ займёт много времени.

— Просто скажи нам, зачем ты рассказываешь про этого «Даниэла», Отец, — сказала моя дочь Мойра.

— Не будь такой нетерпеливой, — сказал я ей, опускаясь в своё любимое кресло-качалку рядом с камином в нашей уютной комнате. — Если я перескочу сразу к Тириону и всем великим событиям его времени, то все они будут казаться бессмысленными. Вы посчитаете, что он был просто мясником.

— А на самом деле важно, что мы о нём подумаем? — удивился Мэттью. — Он уже больше двух тысяч лет как деревом стал. Мы просто хотим знать, почему.

— Для меня — важно, — ответил я. — К тому же, я на самом деле сам не всё это понимаю. Я никогда не пересматривал всё, что с ним случилось, поэтому я просто перепрыгиваю туда, где начинаются воспоминания, и позволяю им вести меня.

— Почему эти воспоминания начинаются на ком-то другом? — настойчиво спросил мой сын.

— Это скоро станет ясно, — сказал я ему. — Теперь, вернёмся к тому, на чём мы остановились. А вообще, можно немного пропустить события вперёд. Отцом Даниэла был человек по имени Алан Тэнник, и они с его женой, Хэ́лэн, были весьма расстроены, когда увидели, в каком состоянии был их сын, вернувшись в тот день домой. Алан пошёл в город, и поговорил с отцами всех трёх парней. Каждый из них пообещал поговорить со своим сыном, но ничего на самом деле не сделал. Алан знал, что этим он ничего больше и не добьётся, поэтому потратил часть своего времени, уча Даниэла драться получше. Его сын был ещё маленьким в свои тринадцать, и вообще-то был ниже Катрин Сэйер, но он рос, а Алан Тэнник был крупным мужчиной. Он имел все основания полагать, что его сын будет обладать крупным телосложением, когда полностью вырастет. Поэтому он повесил на стропилах в их сарае тяжёлый мешок старого зерна, и начал учить своего сына, как надо крепче бить. В течение последующего года Даниэл прибавил в росте, наконец став выше Катрин. Он стал крепчать, как обычно и бывает с молодыми людьми, и стал ещё более осознавать в себе другие перемены. Конкретнее — касательно его мнения насчёт женщин, в особенности — Катрин…

* * *

Руки Даниэла плавно бегали по струнам его цистры, извлекая простую мелодию, пока он глядел, как пасутся овцы. Он научился играть у своей матери, но она не доверяла ему выносить ценный инструмент из дома, пока ему не исполнилось четырнадцать.

Тот был составлен примерно как мандолина, но с десятью струнами и более плоским корпусом. Даниэл брал его с собой лишь в те дни, когда была хорошая погода, поскольку инструмент был слишком дорогим, чтобы рисковать попаданием его под дождь. Каждый раз, когда погода грозила ухудшиться, он относил цистру обратно в дом.

Однако в погожие дни он любил играть. Когда он проводил весь день на холме, в одиночестве и почти без какой-либо работы большую часть времени, цистра была его развлечением и его другом. Мать научила его лишь нескольким песням, поэтому он сам придумывал новые, выщипывая их из пустого воздуха и своего воображения, по одной ноте за раз, пока у него не получалась своя собственная мелодия. Овцы, похоже, ценили его усилия — по крайней мере, они не разбредались слишком далеко, когда он играл.

Вообще, в эти дни Блю выпадало ещё меньше работы. Овцы научились определять место, где находился Даниэл, по звуку его музыки, и когда у него был с собой инструмент, они всегда возвращались к нему, сберегая как мальчику, так и псу много времени, которое иначе тратилось бы на поиски.

Сегодня был особенно хороший день. Стояло раннее лето, и погода была тёплой. В небе не было ни облачка, и яркие солнечные лучи уверяли его в том, что дождя не будет. Даниэл играл лёгкую мелодию без названия, которую сочинил в течение многих бесконечных летних дней. У него не было под неё слов, но когда он играл её, то думал о солнце, освещавшем тёмно-оранжевый цвет волос Катрин.

У него уже несколько недель не было возможности увидеться с ней, но он всегда с нетерпением ожидал их редкие встречи. Время от времени мать посылала его в дом Сэйеров, чтобы отнести шерсть или, иногда, овощи в подарок. Жившие в долине фермеры были сплочённым сообществом, и хотя их часто разделяли целые мили, они делились друг с другом своими излишками.

Родители Даниэла особо тщательно посылали дополнительные вещи Брэнде Сэйер, поскольку у неё больше не было мужа. Вдова поддерживала себя и дочку кардованием шерсти и сучением её в пряжу. При таком количестве овцепасов в долине это был ценный навык. Большую часть настрига они продавали каждый год, но некоторые местные жители, вроде Брэнды, покупали небольшие партии, и превращали их в пряжу и шерсть, зарабатывая на жизнь.

Вспышка тёмно-рыжего пламени предупредила Даниэла, что он был уже не один, однако он скрыл своё удивление, и продолжил играть. Кэйт приближалась к нему, осторожно взбираясь вверх по покатому склону, шагая под ритм его музыки.

У неё ушло несколько минут, чтобы до него дойти, но Даниэл не перестал играть, когда она подошла, а продолжил, и лишь его улыбка выдавала тот факт, что он был в курсе её присутствия. Она постояла перед ним с минуту, дожидаясь, когда он приостановится, но когда это не помогло, она поставила корзину на землю, и начала плясать джигу.

Её движения были грациозными, но уходила минута за минутой, а он всё продолжал не обращать внимания на её присутствие, и её движения стали более преувеличенными. В ответ он начал постепенно увеличивать темп, пока её танец не стал рваным и непредсказуемым.

Блю с любопытством наблюдал, не будучи уверенным в том, что делали эти двуногие, но заразился их энтузиазмом. Он начал кружить вокруг них, виляя хвостом и коротко полаивая.

В конце концов Кэйт споткнулась, Даниэл остановился, и они оба засмеялись.

— Что ты делаешь здесь, наверху, Кат^[33]? — спросил он её, используя одно из старых прозвищ, которые он дал ей, когда они были детьми.

— Тебя повидать пришла, — ответила она, будто это было самым разумным ответом в мире.

Даниэлу понравилось, как это прозвучало, хотя он всё ещё не понимал её мотивов.

— Что в корзине?

— Сыр, хлеб, маринованные яйца, и горшок чистейшей речной воды, — ответила она, оканчивая своё заявление драматичным жестом.

— Тебе не обязательно было приносить мне еду, — сказал он ей, сбитый с толку. — Мама собрала мне обед, — указал он на маленький свёрток, вместе с которым он этим утром вышел из дому.

— А я приносила тебе еду вчера? — спросила она, одаривая его такой улыбкой, какой улыбаются особенно несообразительному ребёнку.

— Ну, нет…

— А позавчера? — продолжила она.

Он покачал головой. Это был первый раз, когда она вообще навестила его, пока он приглядывал за стадом.

— Тогда я сомневаюсь, что твоя мать предусмотрительно собрала тебе достаточно еды для нас двоих, — заключила она.

Даниэл внимательно изучил её, но она оставалась для него совершенной загадкой.

— Ты хочешь поесть здесь, со мной? — наконец сказал он. — У тебя разве нет работы? Твоя мама скоро начнёт выискивать тебя.

— Мама сегодня отправилась в город, и я уже закончила всё, что нужно было сделать. К тому же, в нашем возрасте иногда есть более важные вещи, о которых надо позаботиться…

Это казалось ему бессмыслицей. Если были какие-то задачи поважнее, чем те, которыми он уже занимался, то отец бы ему рассказал о них. Поэтому их и называли «рутиной» — потому что их необходимо было выполнять. Он озвучил этот вопрос с обычным для себя красноречием:

— Важные вещи?

— Вчера к нам зашёл Сэт, поздороваться, — проинформировала она его, будто бы меняя тему.

Сэт был его единственным другом, помимо неё. Они с ним были знакомы почти так же долго, как и с Кэйт, поскольку его ферма была лишь в нескольких милях от их собственных. Он почувствовал странный укол ревности, когда она сказала ему, что тот заходил её навестить. К Даниэлу он не зашёл, а ведь у них не было возможности поговорить уже более полугода.

— О, неужели? — сказал он, подавляя лёгкую обиду, созданную её объявлением. — У него были какие-нибудь новости?

Она посмотрела на него расширенными глазами, изучая выражение его лица, пока он отвечал. Чуть погодя она таинственно вздохнула, а затем посмотрела на свою корзину:

— Ты голоден?

Вообще-то так и было, но он обычно ждал чуть более позднего времени дня, прежде чем поесть. В противном случае его аппетит был склонен возвращаться прежде, чем он доберётся обратно домой. Что-то сказало ему, что отвечать следует попроще:

— Конечно.

— Ты красивую песню играл, но я не думаю, что слышала её прежде, — заметила она, когда они прожевали первые порции хлеба с сыром. — Тебя ей мать научила?

— Я её просто выдумал, — честно ответил он ей. — Скучно стало всё время играть одни и те же песни.

— Ты действительно много играешь, — согласилась она. — Иногда я тебя слышу, когда я в саду. Не каждый день, но почти каждый.

— Здесь больше в общем-то нечем заняться, если только не случается какой-то беды, — сказал Даниэл.

— Мне действительно нравится, как ты играешь, — призналась она. — Иногда я притворяюсь, будто ты играешь для меня, передавая мне тайное послание, скрытое в мелодии.

Её слова отозвались в нём волной тепла, и он знал, что наверняка краснеет. Он упёрся взглядом в землю, позволяя волосам скрыть своё лицо, пока сам щипал длинный стебелёк травы. Даниэл часто гадал, слышно ли они его музыку из дома Сэйеров, и слова Кэйт были близки к истине.

— М-может, я и передавал, — признался он, внезапно потеряв уверенность в себе.

Взгляд зелёных глаз Кэйт сосредоточился на его собственных, и на миг весь мир замер. Голова Даниэла опустела, и он почувствовал, будто падает. Он пристально наблюдал за её лицом, когда её губы пришли в движение, и лёгкая присыпь веснушек у неё на носу сместилась вместе с её улыбкой. Чуть погодя её улыбка сменилась хмуростью, и он осознал, что она что-то говорила.

— Прости, — сказал он ей. — По-моему, у меня мысли спутались. Что ты сказала?

Выражение её лица отражало лёгкую раздражённость, но из-за складочек у её глаз казалось, что она всё ещё улыбается ему — возможно, так и было… он на это надеялся.

— Я спросила, какое послание ты передавал мне своей музыкой.

Она следка подалась вперёд, и Даниэлу будто бы стало труднее дышать. Его мысли пустились вскачь, пока он пытался найти подходящий ответ. Опустив глаза, он наткнулся взглядом на горшок с маринованными яйцами, и ему в голову пришла мысль. Он порывисто схватил яйцо из горшка, и запихнул себе в рот, прежде чем улыбнуться ей с набитым ртом:

— Послание гласило: «Принеси мне этих восхитительных маринованных яиц!», — выпалил он.

На лице Кэйт сменили друг друга различные выражения, от недоверия до гнева, прежде чем остановиться на лёгком веселье. Она засмеялась, а затем выбила из-под него руку, на которую он опирался.

— Иногда ты говоришь наиглупейшие вещи, Даниэл Тэнник, — с абсолютной уверенностью с заявила она. — Если в твоём послании только это и было, то я не знаю, следовало ли мне приносить тебе эти яйца, — произнесла она игривым голосом, но Даниэл заметил в нём более серьёзные нотки.

— А зачем Сэт к тебе приходил? — внезапно спросил он.

Язык её тела изменился, и что-то сказало ему, что он наконец-то задал более разумный вопрос.

— Он хотел узнать, пойду ли я в этом году на Праздник Урожая, — ответила она.

Со стороны Сэта это был глупый вопрос. Ему пора уже было бы знать, что она там будет, что все там будут. Никто не пропускал самое крупное социальное событие года.

— Это же очевидно, — сказал Даниэл.

Она пробормотала что-то себе под нос. На слух это было что-то вроде «Кто бы говорил», но её голос был слишком тихим, чтобы он мог ясно её расслышать.

— Что?

Её глаза загорелись:

— Он спрашивал, есть ли у меня сопровождающий на танцы.

— О, — сказал Даниэл, несколько шокированный.

Хотя ему не следовало быть таковым. Они приближались к тому возрасту, когда некоторые их сверстники начинали воспринимать подобные вещи серьёзнее. Чёрт, некоторые из них женились аж в шестнадцать лет. Он уже был весьма уверен, что Сэт положил глаз на Кэйт. Тем не менее, он каким-то образом надеялся, что всё начнёт двигаться дальше не так скоро. Он всегда в тайне надеялся…

«Вероятно, когда в прошлом году тебя избили до полусмерти у неё на глазах, это не помогло делу».

— Эй! — щёлкнула она пальцами, чтобы привлечь его внимание. — Тебе что, больше нечего сказать?

— Ну, Сэт — хороший малый. Если хочешь пойти с ним на танцы, то мне не на что жаловаться. В конце концов, он — мой лучший друг, — поспешно ответил Даниэл.

Кэйт зарычала от раздражения:

— Я сказала ему, что не могу с ним пойти.

— Почему? — озадаченно сказал Даниэл.

— Я сказал ему, что меня уже пригласили на танцы, — объяснила она, уставившись на него.

— Правда?! — удивился Даниэл. Он не мог вообразить, кто мог бы её пригласить. Вероятно, были парни, желавшие это сделать, но Даниэл не думал, что она выбрала бы кого-то из них вместо Сэта.

Она беспомощно зыркнула на него:

— Нет, Даниэл, никто меня не приглашал. Я солгала. Ты что, настолько тупой, или просто пытаешься вести себя как придурок?

Он одарил её своим лучшим пустым взглядом, пока она начала собирать свою корзину. Даниэл видел, что она злилась, но его разум был слишком занят, пересматривая последние несколько минут их разговора, чтобы он мог что-то говорить. Его брови нахмурились, а мысли завертелись, когда она встала, чтобы уйти. Кэйт взглянула на него последний раз, прежде чем отвернуться.

«Она выглядит так, будто вот-вот расплачется».

Наконец эмоции взяли верх над его разумом, всё ещё пытавшимся разобраться в вещах, к которым он был плохо приспособлен. Вскочив, Даниэл окликнул её:

— Подожди! Кэйт, т-ты хотела бы пойти со мной?

Она остановилась как вкопанная.

— Н-на танцы, я хочу сказать, — пояснил он.

Она стянула с головы свой синий шарф, и потёрла им своё лицо, прежде чем снова повернуться к нему. Её пышные рыжие волосы развевались на ветру, лишённые удерживавшего их на месте шарфа. Сверкнув зелёными глазами, она ответила:

— Я бы этого очень хотела.

Его сердце заколотилось, а во рту пересохло. Она ещё минуту стояла на месте, прежде чем он наконец нашёл ответ:

— Спасибо, — сказал Даниэл. У него сложилось такое ощущение, будто он упустил какую-то возможность.

Она улыбнулась, и снова пошла вниз по холму:

— Сыграй мне песню, пока я иду, Даниэл Тэнник.

— Буду играть тебе до двери, — крикнул он вслед, и поспешно поднял с травы свою цистру. Он начал бренчать приятную мелодию, пока она шла прочь, и продолжил играть ещё долго после того, как потерял её из виду в густом подлеске и деревцах у реки. Он продолжил, пока она не показалась с противоположной стороны, взбираясь по холму, к своему жилищу. Прекратил он лишь тогда, когда стал абсолютно уверен, что она добралась домой.

Глава 3

Хэлэн Тэнник наблюдала за своим сыном, когда тот вернулся домой тем вечером. Обычно он первым делом начинал докучать ей в кухне, будучи голодным, и любопытствуя насчёт того, что она там готовила. Даниэл и его отец в этом отношении были очень похожи, всегда искали еду. Однако сегодня всё было иначе — Даниэл просто поздоровался с ней, и проплыл мимо, лениво держа в руках цистру. Он казался отвлечённым, но на его лице играла улыбка.

— Иди, отложи её, прежде чем садиться за стол, мальчик, — возразил его отец, когда Даниэл стал садиться.

— Вупс! Прости, Пап, — ответил молодой Тэнник, цепляя инструмент на крюк, где тот обычно и висел на стене.

— Сегодня что-то случилось, Даниэл? — спросила Хэлэн, наливая половником суп в три деревянных тарелки.

Даниэл сверкнул ей сияющей улыбкой, прежде чем энергично усесться:

— Возможно.

— И…? — спросила она.

У его отца также разыгралось любопытство, но он молчал.

— На самом деле, ничего слишком захватывающего, — намекнул Даниэл в очевидном противоречии своему едва подавляемому энтузиазму.

— Да выкладывай уже! — проворчал его отец.

— Я сегодня видел Кат.

Его мать нахмурилась:

— Её зовут Катрин, и очень жаль, что ты не используешь такое красивое имя, — упрекнула она его. Хэлэн всегда нравилась Катрин Сэйер.

— Она предпочитает «Кэйт», — сказал Даниэл.

— А ты вместо этого называешь её «Кат»? — сделала наблюдение Хэлэн.

Даниэл не видел, как с этого места продолжить разговор дальше, поэтому сразу выложил новости:

— Я пригласил её на Танцы Урожая.

Казалось, кустистые брови Алана Тэнника поднялись на несколько дюймов над его глазами, и он бросил взгляд на свою жену, гадая, не ослышался ли он. Хэлэн похлопала его по руке, чтобы уверить его в обратном.

— Это чудесные новости, Даниэл! — сказала она сыну.

— Я и не думал, что у тебя хотелка отросла, парень! — захохотал его отец. — Что ж, наверное, я ошибался!

Даниэл покраснел, а его мать накинулась на Алана:

— Серьёзно? Ты не мог хоть пять минут подождать, прежде чем сказать что-нибудь грубое?

Отец Даниэла широко улыбнулся:

— Если он ухаживает за девушкой, значит уже достаточно взрослый, чтобы слушать грубые шутки.

Хэлэн покачала головой, но Даниэл чувствовал скрытое веселье матери. Они ещё немного поговорили, а после ужина она удивила его, снова сняв цистру, и протянув инструмент его отцу.

— А это зачем? — спросил Алан.

— Нашему сыну нужно научиться танцевать, если он не хочет опозориться, — объяснила она. — Я не могу одновременно танцевать и играть.

— Ты же знаешь, что я не могу играть и вполовину так же хорошо, как ты, — возразил её муж.

— Ты бы предпочёл учить его танцевать? — спросила она, подняв бровь.

Отец Даниэла взял инструмент без дальнейших жалоб.

— Только простую мелодию, что-нибудь вроде «Гордости Скитальца», наверное. Нам просто нужен умеренный темп, — сказала она ему.

— С этим я справлюсь, — ответил её муж.

— Иди сюда, Даниэл, — приказала его мать.

Он нехотя послушался, смутившись ещё до того, как они начали. Хэлэн притянула его ближе, и показала, как располагать руки: одну — высоко, взяв её за руку, а вторую — низко, положив ей на талию. Он краснел ещё больше каждый раз, когда отец давал ему дополнительные советы.

— Левая рука — твоя главная рука, сын, — окликнул Тэнник-старший. — Если уверен в танце, то этой рукой води её по комнате. Чем увереннее ты себя чувствуешь, тем больше будешь им нравиться. Когда почувствуешь себя совсем уверенным, перемести руку ниже на пояснице.

— А это что ещё должно означать… дорогой, — с некоторым ударением сказала его жена.

— Я тебе с радостью покажу, — сказал отец Даниэла. Отложив инструмент, он занял место своего сына, поместив руки в те позиции, которые она ему показывала.

Они начали танцевать, плавно двигаясь под воображаемую песню, и Алан держал свою левую руку благопристойно, где она изначально и была. Однако постепенно он начал напевать себе под нос, чтобы передать ощущение темпа, и по мере этого потянулся рукой дальше, поместив ладонь прямо посередине её спины. Слегка потянув, он притянул её чуть-чуть ближе, и начал более целеустремлённо двигаться по комнате. Щёки Хэлэн слегка зарумянились, когда он посмотрел ей в глаза.

— Возможно, твой отец в чём-то прав, — сказала она сыну, отвечая своему мужу дерзким взглядом.

— Конечно же прав, — ответил он, осклабившись. Он покосился на Даниэла: — Как ещё я, по-твоему, поймал твою мать?

Даниэл наблюдал за родителями с неприкрытым восхищением, гадая, сможет ли он в самом деле воспроизвести их грациозную лёгкость в танцевальном кругу.

— Когда на самом деле осмелеешь, — добавил его отец, — можешь опустить левую ладонь ещё ниже, — сказал он, после чего демонстративно и весьма фамильярно потискал Хэлэн.

— Это чему ты собрался его научить? — воскликнула она, отстранившись, и одарив его полным деланного возмущения взглядом.

— Ты же хочешь, чтобы у тебя когда-нибудь появились внуки, верно? — с совершенно серьёзным лицом ответил её муж.

Его ответ вызвал у них обоих взрыв смеха, а Даниэл зарылся лицом в свои ладони. После этого им обоим пришлось долго его уговаривать, чтобы он снова принялся за уроки танцев.

— От стыда нельзя помереть, Даниэл, — посоветовала его мать, — но если ты не будешь практиковаться, то можешь оттоптать ей ноги, и тогда я гарантирую, что больше потанцевать с ней тебе не удастся.

Даниэл не был так уж уверен насчёт стыда, но насчёт практики он ей поверил.

* * *

Несколько дней спустя отец дал ему отдохнуть от выпаса овец, и послал с поручением забрать сушёных бобов в доме у Сэта. Судя по всему, им повезло заключить отличную сделку, торгуя последнюю неделю или две, и отец Сэта, Оуэн, выторговал гораздо больше, чем им могло понадобиться. Он согласился обменять Алану Тэннику значительную часть бобов на лишние руки во время следующей стрижки овец.

Даниэл был не против. Всё лучше, чем ещё один монотонный день в холмах. Он запряг в принадлежавшую семье повозку их единственного быка, и через несколько часов добрался до дома Сэта. Пешком было бы в два раза быстрее, но повозка пригодится, когда понадобится перевозить несколько пятидесятифунтовых мешков с бобами.

После прибытия Даниэл и Сэт не стали терять попусту время, и загрузили повозку… чтобы в оставшееся время они могли поболтать.

— Ты слышал о всаднике? — спросил Сэт, как только они закончили.

— Всадник?

— Ну, знаешь, один из лесных богов, — пояснил Сэт.

— Нет.

— Мой папа слышал об этом от Мистера Брауна, когда ходил в город на прошлой неделе, — объяснил Сэт, указывая на только что погруженные ими бобы.

Даниэл нахмурился:

— Это был на самом деле один из лесных богов, или просто один из их надзирателей?

— А есть разница? И то и другое — дело плохое, — сказал Сэт.

Даниэл быстро огляделся:

— Твоя мама устроит тебе головомойку, если услышит от тебя такие слова!

— А мне плевать. Люди — ленивы, если считают, что богам есть какое-то дело до того, что мы о них думаем, — непокорно ответил друг Даниэла.

— Тебе станет не наплевать, если один из них тебя заберёт, — беспокойно сказал Даниэл. Хотя при его жизни этого не случалось, старики рассказывали, что раз или два за каждое поколение лесные боги приходили, чтобы забрать несчастного молодого человека или девушку, обычно — из-за их грешных мыслей.

— Если за мной придут, то отнюдь не из-за того, что я думаю, поверь мне. Я каждое утро думаю целую кучу плохих мыслей перед завтраком, а за мной так и не пришли, — уверил его Сэт.

— Каких мыслей?

— Большинство из них касается купающейся Кат, — лукаво сказал его друг.

Даниэл подавил поток различных эмоций — гнев, ревность, и толику вины, поскольку этой осенью на танцы с Кэйт пойдёт он. Даниэл отбросил эти мысли в сторону:

— Вернёмся к всаднику…

— Да, — сказал Сэт, кивая. — Мистер Браун сказал, что видел одного из них пересекающим реку в конце долины, где начинаются глубокие леса.

Жители Колна говорили «глубокие леса», когда имели ввиду истинный лес. Невысокие холмы, в которых они жили, были населены в основном потому, что более крупные деревья «глубоких лесов» здесь не росли. Поговаривали, что рядом когда-то были широкие равнины, но со временем глубокие леса разрослись, покрыв большинство более мягких частей мира с умеренным климатом. Само собой разумеется, никто в глубокие леса не ходил — а если и ходили, то не возвращались, как и было с отцом Кэйт.

— А он смог сказать, был ли это один из богов? — снова спросил Даниэл.

— Издалека он убедиться не мог, но волосы серебряными ему не показались, — сказал Сэт, явно не желая снижать важность своей информации признанием того, что это был лишь один из надзирателей.

Лесные боги обладали серебряными волосами, и больше о них в общем-то никто ничего не знал. Поговаривали, что у них голубые глаза и тонкие, остроконечные уши, но Даниэл никогда не слышал, чтобы кто-то подобрался достаточно близко, чтобы потом честно заявлять о том, что это так и есть. Также ходили легенды о других лесных богах, имевших другие цвета, вроде чёрной кожи или красных глаз, но никто из живших в холмах рядом с Колном или Дэ́рхамом никогда их не видел.

Надзиратели считались людьми, поскольку обладали различной обыкновенной расцветкой волос и чертами лиц. Они также могли говорить на обычном языке, чего с лесными богами никогда не бывало. Однако они всё же были опасны. Когда один из них появлялся в городе, это обычно предшествовало исчезновению молодого человека или девушки из числа жителей.

Никто точно не знал, какое отношение надзиратели имели к лесным богам, хотя большинство полагало их какого-то рода слугами. Кое-кто считал, что они происходили от детей, которых надзиратели забирали в течение всех этих лет, но то были лишь догадки.

— Думаешь, они собираются кого-то забрать? — задумался Даниэл.

— Кто знает? — ответил Сэт. — Может и нет, на нашем веку такого не случалось.

Даниэл надеялся, что его друг был прав.

Глава 4

Неделю спустя мать Даниэла послала его с поручением в дом Сэйеров. Она хотела, чтобы он узнал, есть ли у матери Кэйт сколько-нибудь жёлтой пряжи на продажу — по крайней мере, такую причину она назвала.

— Я с радостью сбегаю, Мам, — сказал ей Даниэл.

— Не беги, милый мой. Не спеши, твой отец сегодня сможет сам последить за стадом, — сказала она ему.

Алан насторожился в ответ на это объявление:

— Их дом менее чем в часе ходьбы отсюда. Если он не будет зря терять времени, то сможет вернуться достаточно быстро, чтобы взять овец на себя, — произнёс он слегка раздосадованным голосом.

Хэлэн выразительно посмотрела на него, будто пытаясь без слов передать ему какую-то важную информацию.

— Позволь ему не спешить, Дорогой. Нам нужно поддерживать хорошие отношения с соседями.

Тут до него наконец дошло, и он кивнул, но не смог удержаться от шутки:

— О! Конечно, ты права, хотя я не могу не вспомнить, что в прошлый раз, когда ты подняла этот вопрос, ты сказала, что мне не поздоровится, если ты меня поймаешь во время прогулки для утешения Вдовы Сэйер.

Хэлэн зыркнула на него, а Даниэл засмеялся.

Когда он пошёл к двери, отец остановил его:

— Возьми с собой цистру, Даниэл.

— Для покупки пряжи?

— Музыка всем нравится, Даниэл, и ты хорошо играешь, — подмигнул сыну Алан. — Однажды ты меня поблагодаришь.

* * *

Брэнда Сэйер открыла дверь своего дома, и пригласила его внутрь. Зелёные глаза и густые тёмно-рыжие волосы мгновенно напомнили Даниэлу о Кэйт, и, следуя за ней, он не мог не подумать об одном из старых советов своего отца: «Если хочешь узнать, как будет выглядеть женщина, посмотри на её мать».

Судя по Брэнде Сэйер, впереди Кэйт ждало чудесное будущее. Бёдра её матери были полными, но здоровыми, как и её грудь, намекая на то, что однажды у её дочери будет великолепная фигура. Она оглянулась на него через плечо:

— Кэйт должна очень скоро вернуться. Хочешь чаю?

Даниэл быстро поднял взгляд с того места, на которое он смотрел, и смущённо встретился с её собственным взглядом:

— Вообще-то Мама послала меня узнать, есть ли у вас сколько-нибудь жёлтой пряжи.

— О, — с чуть-чуть весёлой улыбкой ответила Брэнда. — А я-то думала, что раз ты принёс с собой мандолину, то сможешь немного поиграть нам.

— Ну, конечно… — ответил он. Даниэл не стал себя утруждать, поправляя её насчёт названия инструмента. Цистра и мандолина были достаточно похожи, так что это едва ли имело значение.

— Воздух снаружи более прохладный, если хочешь посидеть на скамейке, — предложила она. — Я уже приготовила чаю. Сейчас вернусь.

Он послушался её совета, и вышел обратно на крыльцо. Цистру он поставил рядом, а затем уселся на длинной дубовой скамье, которую годы назад построил отец Кэйт — ещё до того, как исчез в глубоком лесу.

Чуть погодя Брэнда вышла, и села рядом. От её волос шёл приятный запах вереска и лаванды.

— Боюсь, что чай прохладный, — сказала она ему. — Я вообще-то предпочитаю его именно таким в столь жаркую погоду. Ты же не против, а?

— Нет, мэм, — уважительно ответил он.

— Ты нынче ужасно вытянулся, — продолжила она, протягивая руку, чтобы взъерошить ему волосы. — Ты даже выше меня, когда сидишь.

Даниэлу до пятнадцати оставался лишь месяц, и он значительно вырос за последний год. Плечи его стали шире, и, в отличие от некоторых из его долговязых сверстников, мышцы у него наросли пропорционально телосложению. Даниэл обнаружил, что под оценивающим взглядом Брэнды ему слегка не по себе.

— Мама говорит, что когда вырасту до конца, то смогу стать даже больше Папы, — сказал он ей.

— Мама! — в явном смятении сказала Кэйт. Она как раз появилась из-за угла дома, неся свежесорванную зелень из их огорода. Её руки были покрыты чернозёмом, а волосы были стянуты в строгую косу. Она покраснела от солнца, и её кожу покрывал лёгкий глянец пота.

Даниэлу показалось, что она прямо-таки светится. Он встал, чтобы поприветствовать её:

— Привет, Кат.

Брэнда заговорила прежде, чем её дочь смогла ответить:

— А, вот ты где.

— Почему ты мне не сказала!? Я же совсем растрёпана, — сказала Кэйт.

— Ну, я как раз собиралась дать тебе знать… — немного беспомощно сказала её мать. Тон её слов казался скорее весёлым, чем извиняющимся.

— Я сейчас вернусь, Даниэл, — сказала Кэйт, метнув в свою мать испепеляющий взгляд. Она положила зелень на край крыльца, и пошла обратно, чтобы воспользоваться тазом для умывания, который они держали рядом с задним входом в свой дом.

— Она тебе не показалась немного взволнованной? — с широкой улыбкой спросила мать Кэйт.

Даниэл покраснел:

— Н-не вижу, с чего бы.

Она одарила его косым взглядом, который на миг показался почти хищным:

— О, я весьма уверена, с чего.

Чуть погодя Кэйт появиласьснова. Теперь её руки были чистыми, а лицо — только что умытым. Она, возможно, также причесала свои волосы — те казались необычно гладкими, несмотря на то, что больше не были стянуты в косу.

— Привет, Даниэл, — сказала она, начиная сначала.

— Привет, Кэйт, — ответил он, прежде чем зайти в тупик. Его разум силился найти ещё какие-нибудь слова.

— Миссис Тэнник послала его за пряжей, но я думаю, что мы сможем уговорить его задержаться, и поиграть для нас, — сказала мать Кэйт, знающе покосившись на дочь.

Кэйт улыбнулась, и солнце показалось, омыв Даниэла тёплым светом:

— Звучит чудесно, Мама, — ответила она с некоторым акцентом на последнем слове. — Быть может, мне следует побыть с Даниэлом, пока ты поищешь среди своих вещей?

Брэнда встала, и пошла обратно в дом:

— Я скоро вернусь.

— Не спеши, — предложила Кэйт. — Я знаю, тебе там много вещей придётся перебрать. Уверена, Даниэл поймёт, если ты задержишься.

Брэнда засмеялась, закрывая дверь. Даниэл услышал, как она произнесла что-то, прозвучавшее вроде «удачи», когда захлопывала её, но не был уверен, кому предназначались эти слова.

— Как дела? — спросил Даниэл, когда его мозг вышел из спячки.

— Спасибо, хорошо, — ответила она, остановившись перед крыльцом. Тут она помедлила, не будучи уверенной, где ей сесть. Сейчас она стояла, а ей хотелось быть поближе к нему, но не слишком близко. Сев посередине, она обеспечит себе близость, но это может также показаться слишком агрессивным.

Даниэл неправильно понял её колебания, и, поддавшись внезапному порыву, вытащил свой носовой платок, и протёр для неё один из концов дубовой скамьи. Дерево определённо не было пыльным, и мать Кэйт сидела там лишь за минуту до этого, но он не смог придумать ничего другого.

Однако это решило вопрос о том, где сесть. Кэйт опустилась на то место, которое он без нужды протёр, а Даниэл сел на противоположном конце. Их разделяло лишь три фута, но ощущение было такое, будто между ними — океан. Ему казалось, что он целую вечность глядел на свои руки, прежде чем наконец извинился:

— Прости.

— За что?

Он поднял взгляд, и снова оказался почти пронзённым взглядом этих зелёных глаз. Отведя взгляд, он спасся прежде, чем его бесполезный язык снова заело:

— Я просто не очень хорошо умею вести разговоры, — признался он.

Кэйт засмеялась, расслабившись, когда осознала, что он нервничал не меньше её самой:

— Раньше у нас никогда не было проблем с разговорами.

— Ага, — согласился он, — но это было до того… прежде чем ты… то есть…

— До того, как ты пригласил меня на танцы? — подала мысль она.

— Да, — с некоторым облегчением сказал он.

— Это на самом деле не такое уж большое дело, — сказала она, надеясь успокоить его. — Многие люди ходят на танцы, это не обязательно что-то значит.

Эта мысль стала для него чем-то вроде передышки, но также заставила его почувствовать некоторую досаду:

— Это так, — признал он.

— А как у тебя дела?

Это помогло:

— Вчера видел Сэта, — сказал он ей. — Папа послал меня к нему с повозкой.

— Он упоминал о том, что приглашал меня на танцы? — с любопытством спросила она.

— Нет, — сказал Даниэл. — Я из-за этого чувствовал себя слегка виноватым, но тоже не упомянул о том, что ты пойдёшь со мной.

Она нахмурилась:

— Думаешь, это оскорбит его чувства?

Даниэл неуверенно пожал плечами.

— Если бы всё было наоборот, то твои чувства это оскорбило бы? — задумалась она вслух.

— Да, было бы весьма больно, — признался он.

— Интересно, почему? — задумчиво сказала она.

Даниэл густо покраснел, когда осознал, что только что выдал свои чувства.

— Сэт сказал, что До́лтон Браун видел на прошлой неделе одного из надзирателей, — выдал он единственное, что пришло ему в голову, дабы скрыть своё смущение.

Кэйт побледнела лицом. От упоминания надзирателей или лесных богов было рукой подать до воспоминаний об исчезновении её отца. Даниэл мгновенно осознал свою ошибку:

— Чёрт, прости. Я не подумал, — поспешно сказал он.

Она покачала головой:

— Не надо, всё хорошо. Жизнь идёт своим чередом, уже не один год прошёл.

— Слухи об этом уже, наверное, ходят по всему городу. Готов поспорить, все беспокоятся, — высказал своё мнение Даниэл.

— Предполагается, что они забирают лишь грешников, — сказала Кэйт, — так что тебе не следует ничего бояться.

— Я в этом не очень уверен…

Она осклабилась:

— Ты ведь не скрываешь грешные мысли, а?

Даниэл уже начал привыкать к жизни в почти непрекращающемся состоянии смущения, и поэтому сумел выдавить простой ответ:

— Ты — последняя, кому я мог бы о них рассказать.

Теперь щёки загорелись уже у Кэйт. После этого они оба замолчали, и он с облегчением вспомнил о цистре:

— Музыку?

— Это было бы здорово.

Теперь ему стало гораздо комфортнее, когда было чем занять руки. Вынув цистру из её футляра, он несколько раз пробежал пальцами по струнам, проверяя, что она всё ещё была настроена.

— Что бы ты хотела услышать?

Она ненадолго задумалась:

— Ты знаешь «Причитание Даны»?

— Сыграть смогу, — отозвался он, — но не уверен, что смогу спеть как надо.

— Ничего — мне просто нравится сама музыка.

Он кивнул, и начал играть, держа одну руку на грифе своего инструмента, пока другая перебирала струны. Мелодию он держал уверенно, но слова заставляли его нервничать. Песня была грустной, рассказывая историю влюблённых, которых сперва разделила война, а потом — смерть. Она была длинной, и хотя музыка не была особо сложной, он не был уверен, что его голос сможет достать до всех нот.

Он пел тихо, надеясь на то, что когда достигнет того места, куда не сможет подняться его голос, это будет не слишком очевидно. По ходу рассказа он стал больше сосредотачиваться на музыке, и его стеснительность начала отступать. Он едва осознал тот факт, что Кэйт уже сидела гораздо ближе к нему.

Когда голос начал подводить его, не в силах достичь высокой октавы, появился её голос, взмыв выше, и вплетясь в песню. Удивлённый, он оставил попытки петь, и полностью посвятил себя своему инструменту. Несмотря на то, что знал её большую часть своей жизни, Даниэл никогда не осознавал, что у Кэйт был такой красивый голос. Он слышал, как она пела детские песенки и стишки, но это сильно отличалась от того, что она делала сейчас.

Когда песня закончилась, он обнаружил, что пялится на неё, сидящую лишь в считанных дюймах от него.

— Я и не знал, что ты можешь петь, — подивился он.

Она будто сияла жизненной силой, и когда она ответила, Даниэл осознал, что её лицо было едва в футе от его собственного. Она возбуждённо подалась к нему, отвечая:

— Ты, наверное, много чего обо мне не знаешь.

Его глаза будто запоминали её лицо, изучая её черты — изгиб её носа, красный локон, заползший на её левую щёку… румяную розовость её губ. Не осознавая своего решения, он подался вперёд, и быстро поцеловал её — и её глаза широко распахнулись, ошарашив его своим изумрудным блеском.

Он мгновенно отстранился:

— О, боги! Прости, Кат! Я не знаю, что я…

Катрин Сэйер протянула руку, крепко схватила его за густые, чёрные волосы, и притянула его голову обратно к своей.

Время будто застыло, и когда Даниэл снова стал осознавать его течение, оно было лишь побочным эффектом от ритмичного гула у него в ушах. Сердце билось так сильно в его груди, что заглушало все остальные звуки. Внезапная вспышка света окружила его разум, осветив окружающий мир никогда прежде не испытываемым Даниэлом образом. На миг он смог ощутить всё. Он видел ветви деревьев, качавшиеся на ветру позади него, он ощущал белок, скакавших по их верхушкам, он даже видел кролика, который тихо крался в огород позади, чтобы погрызть их драгоценные овощи. Он также ощутил Брэнду Сэйер, стоявшую у окна и наблюдавшую за ними с явным интересом, и это заставило его выйти из транса.

Снова отстранившись, он ощутил, как мир схлопнулся вокруг него, вернувшись в своё нормальное состояние. Кэйт с любопытством наблюдала за ним, и вроде бы тяжело дышала, как если бы они только что бегали.

И, если уж на то пошло, он дышал так же.

«Я люблю тебя!». Эти слова едва не сорвались с его губ, но он спохватился прежде, чем они смогли вырваться.

— Я… мне кажется, что твоя мать наблюдает за нами, — сказал он вместо этого. «Идиот, она бы подумала, что ты спятил, скажи ты что-нибудь такое вот так сразу».

На лице Кэйт мелькнула вспышка досады, но не удержалась на фоне всё ещё исходившего от неё юного возбуждения. Она засмеялась:

— Надо было догадаться, что она будет за нами подглядывать.

Земля будто сместилась под Даниэлом, и у него сжало желудок. Мир мигнул тем же странным ощущением, способностью видеть то, чего его глаза никак не могли видеть. Волна тошноты поднялась у него из живота, грозя заставить его потерять свой завтрак.

— Мне лучше уйти, — поспешно сказал он Кэйт.

Она нахмурилась:

— Тебе ещё не обязательно уходить. Я не думаю, что Мама будет злиться, она просто любопытная, — сказала она, протянув руку, чтобы положить ладонь ему на плечо.

Когда Даниэл встал, земля снова покатилась, заставив мир покачнуться.

— Я забыл кое-что. Мне нужно домой, — выдавил он, отстраняясь, и начал спускаться по ступеням крыльца.

— Но ты же можешь подождать ещё несколько минут?

Он уже трусил прочь:

— Прости. Я вернусь сразу же, как только смогу.

Она в смятении посмотрела ему вслед. Оглянувшись, она осознала, что цистра всё ещё лежала на скамье, где он её и оставил, а пустой футляр лежал на полу рядом с ней. Кэйт обернулась:

— Ты забыл свой инструмент! — крикнула она, но Даниэл уже скрылся из виду.

Чуть погодя её мать вышла на крыльцо:

— Где Даниэл? — спросила она.

— Ушёл, только что, — озадаченным голосом сказала её дочь.

— Он забыл пряжу для своей матери, — сказала Брэнда.

— И цистру, — печально заметила Кэйт.

Брэнда Сэйер успокаивающе похлопала дочку по спине:

— Не волнуйся, дорогая. Это просто значит, что у него будет хороший повод вернуться поскорее.

Глава 5

Даниэл протянул почти сотню ярдов, прежде чем его вырвало в кусты в стороне от тропинки. Мир вокруг него будто кружился, и время от времени у него случались вспышки сверхвосприятия.

«Что со мной не так?»

Он болел в прошлом, но никогда не чувствовал ничего подобного. Стоя на коленях в подлеске, он блевал, пока его желудок не опустел совершенно. Когда тот наконец расслабился, Даниэл отполз на несколько футов, прежде чем перевернуться, растянувшись на траве. Теперь всё стало казаться нормальным. Его сердце больше не колотилось, а вспышки — или галлюцинации, или чем они там были — вроде бы прекратились.

Даниэл подождал ещё пять или десять минут, прежде чем снова встать на ноги. Он подумал было вернуться за своей цистрой, но беспокоился, что ему придётся объяснять своё странное поведение. Признание того, что первой его реакцией на поцелуй с Кэйт была рвота… он не видел, как это можно было растолковать с положительной стороны.

Воспоминание о поцелуе заставило его сердцебиение снова участиться, но на этот раз то было просто от радости. Он даже в самых смелых своих мечтах не представлял, что результатом его визита к Сэйерам станет что-то подобное. «Она поцеловала меня в ответ!»

Воспоминание о её губах отозвалось в нём дрожью, и ему пришлось заставить свои мысли потечь более заурядным руслом.

Когда он добрался до дома, мать не теряя времени устроила ему допрос:

— Ты как-то жутко рано вернулся.

— Ты послала меня только за пряжей, — сказал он в свою защиту.

— И где пряжа? — спросила она.

— Э-э…

— Ты и цистру оставил, так ведь? — заметила она. — Ты что, настолько спешил вернуться к своей работе?

— Мне кажется, я приболел, — сказал он ей. — Меня затошнило вскоре после того, как я туда добрался. Поэтому я и вернулся так внезапно.

— Тебя вырвало?

Даниэл кивнул.

Хэлэн положила ладонь ему на лоб:

— Жара у тебя вроде нет. Она заставляет тебя настолько сильно нервничать?

— Нет! Мам, я Кэйт с детства знаю, — возразил Даниэл, чуть приврав.

— Тогда иди полежи, — сказала она ему.

— Я уже чувствую себя лучше, — неуверенно сказал он. — Я обещал Папе, что уберусь в сарае, когда вернусь домой.

— Ложись, — приказала она. — С этим ещё успеется.

* * *

Два дня спустя Даниэл всё ещё был в постели. У него начался жар вскоре после того, как он послушался совета матери. Теперь жар пошёл на убыль, но Даниэл ощущал себя измочаленным и уставшим. Единственной светлой стороной всего этого было то, что мать всегда готовила куриный суп, когда он болел.

«Жаль, однако, что мне приходится болеть, чтобы его получить. Он наверняка был бы ещё вкуснее, будь я здоровым», — подумал он.

Голоса в другой комнате предупредили его о присутствии в доме кого-то ещё. Несколько секунд спустя его мать сунула голову в комнату, одарив его знающей улыбкой:

— У тебя посетитель, Даниэл.

Она исчезла прежде, чем он смог спросить, кто это был, но вскоре после этого дверь снова открылась, и вошла Кэйт, неся поднос с очередной порцией супа его матери.

— Я пришла принести твою цистру, — объявила она, — но твоя мать сказала, что тебе нездоровится.

Даниэл предпочёл бы, чтобы она не видела его в таком состоянии. Он вполне мог вообразить, как должен был выглядеть со стороны.

— Внезапно накатило, — сказал он, тщетно пытаясь причесать волосы пятернёй.

— Ты не виноват, — заверила она его. — Слышал новости?

Он покачал головой.

— В день твоего визита… после обеда в Колне появился надзиратель, — шёпотом сказал она, будто одна только эта тема могла призвать к ним надзирателя.

— Появился?

— Ну, он проехал по деревне. Говорят, что он время от времени останавливался, и просто глазел вокруг, будто что-то искал, — пояснила она.

— Кого-то, — сделал наблюдение Даниэл. — Они всегда ищут «кого-то».

— Однако он никого не забрал, — добавила она. — Согласно Элис Хэйс, он оставался там почти час, перемещаясь по улицам туда-сюда, но потом просто уехал.

— Как он выглядел? — спросил Даниэл. Уже не один год в Колне не бывало надзирателей, и многие из более молодых людей никогда их не видели.

Кэйт протянула ему суп и ложку, рассказывая об интересующей её теме:

— Меня там, конечно, не было, но Элис сказала Маме, что у него были карие волосы и глаза. Он был одет в толстую кожу, что-то вроде охотничьей одежды, но с иным покроем.

Она пустилась в описание странных узоров, вырезанных на коже, и явное мастерство, с которым та была сшита:

— Она говорит, швы было сложно заметить, а ещё у него меч был коричневым.

— Коричневым?

— Муж Элис, Том, на самом деле подошёл поговорить со всадником, но когда он приблизился, тот обнажил свой меч. Тут-то он и увидел, — объяснила Кэйт. — Она говорит, что меч даже не выглядел металлическим — если уж на то пошло, он казался сделанным из тёмно-коричневого дерева, отполированного и отшлифованного до похожей на клинок формы.

— Странное дело, — прокомментировал Даниэл. — Мистера Хэйса не ранили?

— Нет, он сразу же отступил, и надзиратель убрал меч. Надзиратель так и не сказал ни слова, — закончила она.

Даниэл вяло подумал, не его ли искал надзиратель. В конце концов, он был молод, как и большинство людей, которых забирали надзиратели. Он также определённо думал кое-какие грешные мысли тем утром. Его щёки покрылись румянцем, когда он вспомнил их поцелуй. Тут он отвёл взгляд, беспокоясь, что она каким-то образом сможет прочитать его мысли, если он снова посмотрит в эти зелёные глаза.

Они ещё немного поговорили, прежде чем она наконец встала, чтобы уйти:

— Мне лучше вернуться домой.

Ему было грустно, что она уходит, но он не мог найти правильных слов, чтобы выразить свои чувства:

— Ладно, — это было лучшее, что он смог сказать.

Она остановилась:

— В тот день, когда ты ушёл…

— Дело было не в тебе, — сразу же ответил он. — То есть, не в этом. Я просто не хотел, чтобы ты видела, как мне стало плохо.

Кэйт внезапно выдохнула, будто всё это время задерживала дыхание:

— Отрадно слышать. Значит, это не было… плохо?

— Нет! — выпалил он немного резковато. — Это было чудесно! — добавил он, снова покраснев лицом.

— Спасибо, — спокойно сказала она, и, наклонившись, быстро поцеловала его в лоб, прежде чем уйти.

После её ухода он ещё долго смотрел на дверь, с улыбкой погрузившись в свои мысли.

Глава 6

Даниэл смог вернуться к своей нормальной работе на следующий день, и всего лишь через два дня после этого его мать предложила ему ещё раз сходить к Сэйерам. Он начал подозревать, что у неё был какой-то скрытый мотив. Она не делала тайны из того, что Катрин она в целом одобряет.

— Мам, я знаю, что ты тут пытаешься устроить, — сказал он ей.

— Мне всё ещё нужна пряжа, Даниэл, не пытайся винить меня за то, что ты тогда отвлёкся, — парировала она.

Он поднял бровь, и дерзко уставился на неё в ответ:

— Уверен, что это — настоящая причина.

— А ты что, не хочешь идти? — внезапно спросила она. — Уверена, что твой отец будет не против, если ты сегодня будешь поблизости. Ты вчера так хорошо убрался в сарае.

Он мгновенно сдался. «Лучше не жаловаться, если удача сама идёт в руки», — подумал он.

* * *

Тропа вверх от реки к дому Кэйт шла слегка в гору. Земля была каменистой, и по обе стороны от тропы была покрыта густым, кустистым подлеском, и маленькими деревьями, соперничавшими с группами кустов.

Даниэл был так погружён в свои мысли, раздумывая, что бы ему сказать Кэйт, когда он снова её увидит, что едва не пропустил звук шагов и отодвигающихся ветвей позади себя. Внезапно остановившись, он оглянулся, и увидел уставившегося на него человека, сидевшего на высокой лошади.

Даниэл замер.

Человек был ему совсем не знаком, и странная одежда выдавала в нём надзирателя, хотя Даниэл никогда их прежде не видел. Он вступил в борьбу со своими инстинктами — страх подталкивал его к бегству. В густом подлеске бегун должен был иметь преимущество над всадником, но что-то сказало Даниэлу, что это было бы плохой идеей.

— Не двигайся, — сказал незнакомец, подъезжая ближе.

Он говорил! Ужас Даниэла лишь увеличился с приближением человека, а когда тот дошёл до того, что спешился, Даниэл понял, что ему конец.

Надзиратель пристально уставился на него, будто его глаза могли видеть насквозь, заглядывая Даниэлу в душу, а затем медленно обошёл его. Минуту спустя он вздохнул:

— Что ж, наверное, это был не ты.

Даниэл выдохнул с тихим облечением. Сердце будто готово было выскочить у него из груди, а ноги ослабели от неиспользованного адреналина.

— Там есть ещё фермы? — спросил надзиратель, указывая на запад, в сторону дома Даниэла.

— Да, сэр, — сразу же ответил Даниэл, хотя внезапно устыдился. «Что если он ищет Маму, или Папу, или Сэта?». Семья Сэта тоже жила в той стороне.

Надзиратель снова взобрался в седло, и повернул назад, направив лошадь в указанном направлении. Не попрощавшись и не поблагодарив, он поехал прочь, оставив Даниэла пялиться ему вслед. Даниэл не сдвинулся с места, пока всадник не скрылся из виду, а затем бросился бежать.

Он думал было побежать домой, но это было в той стороне, куда ускакал всадник, а он не хотел снова встречаться с опасным чужаком. Вместо этого он побежал к дому Сэйеров, думая только об одном: «Кэйт!».

К их дверям он добрался тяжело дыша и задыхаясь. Брэнда Сэйер открыла после третьего стука.

— Ох, Даниэл! Какая приятная неожиданность, — сказала она, прежде чем увидела выражение его лица. — Что стряслось? Заходи.

Она провела его за руку внутрь, и захлопнула за ним дверь.

— Выглядишь так, будто призрака увидел, Даниэл.

Он кивнул, силясь найти слова.

— Надзиратель, — наконец сказал он, а затем рассказ стремительно полился из него. Последствия страха ясно слышались, пока он говорил, и ему очень хотелось усесться на пол, однако они продолжали стоять в коридоре.

Когда он закончил, она шагнула вперёд, и обняла его:

— Ты, наверное, перепугался. Не могу и вообразить, каково тебе было.

Сперва он чувствовал себя неудобно, не привыкнув к тому, чтобы его обнимал кто-то кроме родителей, но тепло и забота Брэнды обнадёживали его, и вскоре он расслабился, ответив взаимностью. Запах её волос успокаивал.

Прошла долгая минута, а она всё ещё продолжала его обнимать, и он начал гадать, когда же она его отпустит. Он поднял голову с её плеча, но она лишь сжала его сильнее:

— Ничего, Даниэл. Это просто объятия. Иногда людям нужно касаться других людей. Не стыдись. Ты только что пережил ужасный шок.

Что-то в её словах показалось ему ложью, но он не мог отрицать, что обнимать её ему нравилось. Его плечи расслабились, и он положил голову обратно ей на плечо. От неё исходило тепло, и, блуждая мыслями, он стал всё больше осознавать мягкость её тела. Она была примерно такого же роста, как и её дочь, а фигура у неё была гораздо более развитой.

«Дурак! Она же мать Кэйт! Не думай о ней такое».

Несмотря на его старания, его тело начало реагировать обычным для пятнадцатилетних юношей образом. Боясь, что она заметит, он попытался отстраниться от неё, но Брэнда лишь сильнее притянула его к себе. Ему почти стало казаться, будто она нарочно к нему прижимается.

«Она же заметит». Биение его сердца начало отдаваться у него в ушах, и он понял, что его жизни вот-вот настанет конец. «Она ни за что не позволит мне ухаживать за её дочкой, если почувствует, что…».

Он оттолкнул её, на этот раз посильнее:

— Простите, Миссис Сэйер. Мне правда нужно отнести домой эту пряжу. Папа сегодня ждёт меня назад, — сказал он. Последняя часть была ложью, но ему показалось, что нужно оправдание его желанию быстро сбежать.

Она кивнула, отпустив его:

— Ничего, Даниэл. Я сейчас схожу за твоей пряжей, — сказала Брэнда, шагнув прочь, и на секунду оглянулась: — Ты действительно вырос, — произнесла она, опуская взгляд вниз, а затем вышла.

«Она что, смотрела на… нет!». Это было невозможно. Он знал мать Кэйт почти так же долго, как её саму. Она была ему практически второй матерью.

— Даниэл, посмотри-ка сюда на секунду. Я не уверена, что из этого предпочтёт твоя мать, — послышался в коридоре голос Брэнды, доносившийся из её спальни.

Не раздумывая, он прошёл по коридору, и вошёл в её комнату. Она закрыла дверь у него за спиной.

Даниэл повернулся к ней, начав что-то подозревать:

— Где пряжа?

Она странно смотрела на него, будто была голодна:

— Обними меня ещё раз.

— Я не думаю, что это — хорошая мысль, — нервно ответил он.

— Я знаю, что ты, наверное, думаешь, — с умоляющим взглядом сказала она. — Но мне просто одиноко. Брайана нет уже столько лет, — произнесла она, подходя ещё ближе. — Ты так вырос. Просто обними меня ненадолго, позволь мне помечтать. От этого не будет вреда.

Печаль в её взгляде удивила его, и ему стало её немного жаль. Предыдущие объятия не были неприятными, они его просто смущали. Он позволил ей обнять себя, и сам слегка обнял её в ответ, надеясь, что сможет избежать той реакции, что была прежде.

Чем больше он пытался избежать этих мыслей, тем хуже становилось его состояние.

Он вздрогнул, когда ощутил, как она глубоко выдохнула ему в шею, от её дыхания по его спине побежали мурашки. Одна из её рук скользила вокруг его поясницы. Она каким-то образом запустила руку под нижний край его куртки, и её пальцы касались его кожи, скользя вдоль края его штанов. Он снова попытался отстраниться, но она крепче сжала руки.

— Не шевелись, Даниэл. Только минутку, а потом, если пожелаешь, я тебя отпущу.

Он стоял прикованный к месту. Она запустила руку туда, куда не следовало. Парализованный, он знал, что ему надо бежать, надо спасаться. Она встала перед ним на колени.

«Что она делает?!»

Минуты проходили, и стыд с похоть боролись внутри него, но он оставался совершенно неподвижным. Мир затуманился, и в Даниэле начало нарастать новое ощущение, пока он не почувствовал, будто мир вот-вот взорвётся. Что и произошло.

И пока его рациональный разум начал возвращаться, мир вспыхнул светом, и он снова пережил чувство сверхвосприятия, как будто он мог видеть вне стен дома Сэйеров. Земля показалась ему неустойчивой, и он обнаружил, что садится на кровать, пытаясь прочистить голову.

— Со мной что-то не так, — сказал он, надеясь, что она поймёт. — Я неважно себя чувствую, — добавил он. Ему надо было убираться отсюда, но мир продолжал качаться, и он ощущал головокружение.

Брэнда улыбнулась ему:

— Это совершенно естественно, — сказала она, и толкнул Даниэла, заставив откинуться на кровати.

— Нет, — возразил он. — Мне надо идти. Я не могу… это неправильно, — говорил он, но одновременно с этим он видел, как что-то изменилось. Его зрение стало другим. Вокруг Брэнды Сэйер и вокруг большинства предметов в комнате появилось лёгкое свечение, хотя вокруг неё оно было ярче, особенно — вокруг головы. Он также чувствовал форму предметов позади себя, даже за стенами.

— Не глупи. Тебе пятнадцать, ты ещё совсем не закончил, — сказала она, положив одну из его рук себе на грудь. — Пощупай здесь… — добавила она, и он увидел перемену в её ауре, когда она прижала его ладонь к своей груди.

— Но Кэйт…

— …не вернётся ещё несколько часов, — закончила она за него.

Глава 7

Более чем через час после того, как явился, Даниэл вышел из дома Сэйеров. Он чувствовал себя пустым, одиноким… и очень стыдился. Его разум просто перестал работать. Отказывался оглядываться на прошедший час, будто это могло стереть случившееся.

С тяжёлым сердцем он понял, что он теперь совершенно проклят.

— Даниэл?

Кэйт шла к дому, неся в руках тяжёлую корзину, уже успев сходить на рынок. Даниэл глядел, как она приближается, поражённый чёрным чувством, которому у него не было имени.

В обычных обстоятельствах он бы пошёл помочь ей, предложил бы взять её ношу, проводил бы до двери, что угодно — но сегодня он просто смотрел, как она идёт. Внутри он ощущал острую потерю — его мечты были уничтожены, разбиты, и отняты у него менее чем за час. Даже по мере того, как она приближалась, он чувствовал расстояние между ними, как если бы они стояли на противоположных концах огромной пропасти.

Кэйт видела, что с ним было что-то не так, поэтому поспешила вперёд, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки.

— Что не так? — спросила она.

Дверь на крыльце открылась, и из дома выглянула Брэнда Сэйер:

— Тебе следует поспешить домой, Даниэл. Этот надзиратель наверняка ещё где-то поблизости.

— Надзиратель? — сказала Кэйт.

Даниэл кивнул, не в силах говорить.

— Даниэл встретил надзирателя по дороге сюда, — объявила мать Кэйт. — Он пришёл нас предупредить.

Кэйт с тревогой посмотрела на него:

— Как хорошо, что ты в безопасности.

Даниэл кивнул, и начал идти прочь, не осмеливаясь посмотреть ей в глаза, но у Кэйт были иные мысли. Поставив корзину, Кэйт подбежала к нему, и быстро поцеловала его в щёку:

— Будь осторожнее по дороге домой! — посоветовала она.

— Буду, — пробормотал он, двигаясь прочь как можно быстрее. После нескольких широких шагов он бросился бежать. Летний ветер сдувал на бегу слёзы с его лица.

Окружающий мир всё ещё казался ему странным. Как и с Брэндой Сэйер, Даниэл мог видеть мягкое свечение энергии вокруг Кэйт. Даже убегая от неё, он мог видеть в ней лёгкую перемену, вероятно, указывавшую на её любопытство по отношению к его странному поведению.

Пока он бежал, мир будто открылся вокруг него, и он почувствовал, будто его разум расширяется, вбирая в себя огромное многообразие информации. Он чувствовал деревья и камни, и мягкое давление, создаваемое дувшим мимо них ветром. Внизу, между берегов реки двигалась вода, кружась и изгибаясь сложными, хаотичными узорами.

Вспышка вдалеке привлекла его внимание, как если бы яркий свет залил небо. Однако он быстро понял разницу. Это был не настоящий свет, а что-то другое, воображаемый свет, такой, какой он видел своим разумом, но не глазами. Кто-то приближался, кто-то искал его.

«Надзиратель».

Он знал, почему. Надзирателю было ясно видно его преступление. До этого надзиратель позволил ему пройти, что-то подозревая, как если бы он ощущал грядущий грех Даниэла. Теперь же ничто не могло защитить его от суда лесных богов. Надзиратель найдёт его, и больше его никто не увидит.

Сжав зубы, Даниэл побежал вбок, оставив тропу, и одновременно каким-то образом закрывая свой разум, отгораживаясь от своих неестественных видений. Виляя между жёсткими колючими кустами, и проходя через более мягкие, он скользил между маленькими рощами, огибая большие скалы и редкие валуны. Он с безрассудной скоростью бежал всё время вниз, к реке, не будучи уверенным, где он выйдет, пока наконец не обнаружил под собой ничего.

Пустой воздух не выдержал его, и он пролетел короткое расстояние до тёкшей внизу реки. Теперь он знал, где находится. Он зашёл дальше, чем думал — до того места, где на этом берегу реки была низкая скала. Холодная вода встряхнула его тело, и быстрое течение унесло его прочь.

Вместо того, чтобы сопротивляться ему, Даниэл повернулся, и поплыл по течению, изо всех сил стараясь избегать редких камней, выбивавшихся на поверхность из речного русла. Берега по обе стороны проносились с поразительной быстротой, пока он нёсся дальше. Двадцать минут спустя он начал гадать, насколько далеко он заплыл.

Тут река расширилась, замедляясь, и выходя одним берегом на мелкий песчаный пляж. Отталкиваясь ногами, Даниэл поплыл к этому берегу, тому самому, на котором ему нужно быть, чтобы добраться до дома, хотя он не мог быть уверен, как далеко ему придётся идти.

Когда он вышел из воды, его зубы яростно стучали, а крепкий ветер заставлял воду на его коже и одежде казаться ещё холоднее. Если бы не стояло позднее лето, его заплыв мог оказаться фатальным, но через короткий промежуток времени его одежда начала подсыхать, а тёплое солнце уняло озноб.

Пытаясь оставаться практичным, он начал следовать вдоль реки в обратном направлении. В конце концов это приведёт его к знакомым местам, и затем он сможет направиться к дому. Однако он не планировал возвращаться своей обычной тропой. Надзиратель будет где-то там, продолжая поиски.

На ходу он время от времени ощущал вспышки, когда его разум расслаблялся и начинал снова раскрываться. Даниэл крепко давил на него, заставляя своё восприятие оставаться строго нормальным. У него не было названия для того, что он делал, но он представлял себе это как дверь, открывавшуюся между его разумом и окружающим миром. Он яростно сосредотачивался, пытаясь держать эту дверь закрытой.

Глубоко внутри он подозревал, что будь она открыта, он снова смог бы увидеть надзирателя, как свет в дали. «Если я могу его видеть, то и он наверняка может видеть меня». Он продолжил стараться удержать дверь закрытой.

Через несколько часов он добрался до дома. Его одежда была изрезана и изорвана речными камнями, а сам он был совершенно измотан. В течение всего своего короткого путешествия он отказывался думать о том, что с ним случилось. Это было не взаправду, это не могло быть взаправду.

— Какого чёрта с тобой произошло, парень!? — сказал его отец, выходя при его приближении из-за дома.

— Я видел надзирателя, — сразу же выпалил он. Если что и отвлечёт внимание от его отсутствия, так это весть о появлении надзирателя.

— Что? Где? Ты в порядке? Что случилось с твоей одеждой? — обнял его отец, внезапно волнуясь за своего сына. Даниэл напрягся в ответ на этот жест, но сумел его перенести, пока отец его не отпустил.

— Он был на тропе, когда я шёл к дому Кэйт. Он остановился, и осмотрел меня, прежде чем пойти дальше. Двигался куда-то сюда.

— Ты их предупредил? Почему у тебя ушло так много времени на возвращение?

Даниэл поведал оставшуюся часть своей истории, опустив случившееся в дома Сэйеров, а также любое упоминание о своих странных видениях и чувственных восприятиях. Даже рассказывая, он время от времени мог видеть окружавшую отца ауру. Он стал трудиться вдвое упорнее, закрывая дверь в своём разуме, пока не перестал видеть даже это.

— Тебе повезло, что ты не поранился при падении, — сделал наблюдение Алан Тэнник. — Ты мог бы легко удариться о скалу и вышибить себе мозги.

— Знаю, Пап, — устало сказал Даниэл.

Алан взъерошил сыну волосы, и Даниэл едва заметно вздрогнул.

— Иди, умойся немного, а я расскажу твоей матери, где ты был. Встретимся внутри.

Хэлэн попридержала вопросы до окончания ужина, но задавала их бесконечное множество. Даниэл сумел избежать её объятий, хотя его мать несколько раз странно на него посмотрела. Семья Тэнников всегда была сплочённой, и они часто обнимались, когда здоровались или прощались друг с другом, даже между отцом и сыном.

Физическое истощение позволило Даниэлу легко сослаться на усталость, чтобы пораньше встать из-за стола, и забраться в его маленькую кровать. Однако после этого сон долго не шёл к нему. Он упрямо держался вне досягаемости, а в голове у Даниэла продолжали время от времени происходить вспышки случившегося.

Пока он лежал в кровати, тёмные эмоции преследовали его, депрессия и отчаяние, ибо он знал, что его будущее с Кэйт было полностью разрушено. Он потерял то, что было для него важнее всего, а его жизнь ещё толком и не началась. А ещё хуже было чувство вины, ибо хотя он случившегося и не желал, Даниэл знал, что какой-то его части это понравилось.

«Проклят, совершенно проклят».

Он гадал, не будет ли милосерднее, если надзиратель заберёт его.

* * *

Рассвет пришёл, игнорируя его мнение на этот счёт. Он заснул с крепко захлопнутой дверью в своём разуме, а теперь, когда очнулся, казалось, что эта дверь исчезла. Быть может, он вчера вообразил все те странные видения.

Однако как только эта мысль мелькнула у него в голове, дверь распахнулась, и на него снова навалился вал информации. Его мать готовила на кухне — он видел её так же ясно, как если бы стоял рядом с ней. Отец был снаружи, неуклюже шагая к сараю на холодном воздухе. Вне дома лежал огромный мир, и Даниэлу показалось, что вдалеке он увидел свет…

Он снова закрыл дверь чистым усилием воли. Свет мог быть лишь надзирателем, и тот наверняка искал его. Надзиратель хотел исключить порочного человека из числа добропорядочных.

Даниэл вспомнил события предыдущего дня, и его разум отпрянул, просто отрицая случившееся. Его поймали, загнали в угол, и использовали, но он, несмотря на свои намерения, также получил от этого удовольствие. Даниэла снедало отвращение к его собственной моральной нечистоплотности. Его старое представление о себе исчезло, сломанное подобно жалкой иллюзии, каковой и являлось. Раньше он полагал себя хорошим человеком, не идеальным, но, по крайней мере, добрым, с честными намерениями и любящим сердцем, которое можно было бы предложить кому-то… предложить Кэйт. Теперь же он знал правду, он не слишком упорно удерживал Брэнду Сэйер от желаемого. Он оказал лишь формальное сопротивление, а затем дал ей именно то, что она хотела… что он хотел.

«Три раза?! Да я не лучше животного».

Отодвинув ненависть к самому себе в сторону, он встал, и присоединился к родителем за завтраком. Ему нужно было работать, и работа не станет ждать, пока он будет лежать и стенать весь день.

Если родители и заметили его особо мерзкое настроение, то ничего не сказали. День прошёл с шокирующей нормальностью, и последующие дни были примерно такими же. Миновала неделя, а он всё ещё был свободен. Даниэл привык держать свой разум закрытым, и странные видения уже почти не беспокоили его.

Он проверял это время от времени, чтобы посмотреть, не почудилось ли ему всё случившееся, но каждый раз его разум легко раскрывался, и он обнаруживал свою голову наполненной странными ощущениями. Он не был сумасшедшим. Что бы с ним ни случилось, оно было реальным.

Две недели спустя он начал задумываться о том, что, возможно, жизнь сможет продолжаться. Его мечта о жизни с Кэйт наверняка растаяла, но в жизни были и другие вещи. Его настроение улучшилось, пока следующим утром отец не попросил его отвезти дров в дом Сэйеров. После того, как Мистер Сэйер исчез несколько лет тому назад, у них появился обычай рубить каждый год дополнительные дрова для Брэнды и её дочери. Для того и нужны соседи.

— Если ты не против, я бы предпочёл сегодня остаться с овцами, — сказал Даниэл.

Алан Тэнник посмотрел на сына так, будто у того отросла вторая голова:

— Ты что, заболел, сын?

— Нет, я просто волнуюсь. Видел вчера волка, — сказал Даниэл. Он не мог вспомнить, когда последний раз лгал отцу, но правду сказать ему не мог.

— Я буду держать ухо востро, — сказал его отец. — Иди, и задержись ненадолго, чтобы поздороваться с Кэйт, — закончил он, подмигнув Даниэлу.

Не зная, что ещё сказать, Даниэл кивнул:

— Да, сэр.

Два часа спустя он почти добрался до дома Кэйт. Даниэл решил попытаться оставить дрова поблизости, рядом с домом, не объявляя себя. Он думал, что у него есть неплохие шансы оставить их, не дав никому знать о своём присутствии. Позже он сможет сказать, что постучал, но никого не было дома.

Однако Кэйт была во дворе, и поприветствовала его прежде, чем он смог сбежать:

— Привет, Даниэл! — сказала она со светлой и жизнерадостной улыбкой, которая подчёркивала угнездившуюся в нём тьму.

— Привет, Катрин, — ответил он.

Использование полного имени заставило её нахмуриться. Не то чтобы оно ей не нравилось, но она не могла вспомнить, когда Даниэл последний раз им пользовался.

— Что не так, Даниэл? — спросила она.

— Ничего, — солгал он. — Папа послал меня привезти тебе и твоей маме дров, вот и всё.

— Сейчас я ей скажу, — сказала Кэйт, направляясь обратно в дом. — Сложи их вон там, будь добр.

Даниэл смотрел, как она шла к дому. «Тебе не нужно ей говорить. Просто позволь мне оставить дрова, и уйти».

Чуть погодя из дома вышла Брэнда Сэйер.

— Кэйт, я хочу, чтобы ты сбегала для меня в город, — твёрдо сказала она своей дочери.

— Но Мама! — возразила Кэйт, переводя взгляд с Даниэла на Брэнду, и обратно. — До этого ты говорила, что хочешь, чтобы я помогла в…

Брэнда бесцеремонно перебила её:

— Я передумала. Поспеши, чтобы это не заняло слишком много времени.

— Но ты не сказала мне, чего ты хочешь.

— Муки, — отрезала Брэнда. — Уверена, у Элис Хэйс она будет, — добавила она. Мистер и Миссис Хэйс держали в Колне небольшую лавку.

Пока женщины спорили, Даниэл неуклонно работал, разгружая телегу. Он не отрывал глаз от работы, даже когда чувствовал на себе взгляд Кэйт. Она надеялась на поддержку, на какую-то ремарку, которая сможет задержать её уход, по крайней мере настолько, чтобы они могли поговорить, но Даниэл отказывался смотреть на неё. Его единственной целью было разгрузиться, и убрать как можно скорее.

Кэйт ушла до того, как он закончил, но Брэнда наблюдала за ним с хищным блеском в глазах.

— Иди сюда, — сказала она ему, когда он выложил последнее полено.

— Нет уж, спасибо, — упрямо ответил он, направляясь к сидению телеги.

— Ты бы предпочёл, чтобы я рассказала Кэйт? — сказала она с крыльца.

Он замер на месте.

— Или я могла бы сказать твоему отцу, что ты проявил неуважение, пока был здесь. Думаю, тебе следует подумать о своих манерах, Даниэл, — легко сказала она, будто её слова не были угрозой.

Родители Даниэла серьёзно воспринимали такие вещи, и они доверяли Брэнде Сэйер. Если она скажет его отцу, что он был груб, то ему наверняка устроят порку, но остановило его не это. Остановила угроза рассказать её дочери. «Она не посмеет», — подумал он.

— Иди сюда, Даниэл, — властным тоном повторила она.

Его опалили злость и фрустрация. Развернувшись, он пошёл к ней, но не позволил завести себя внутрь. Вместо этого он сам бесцеремонно повёл её в спальню, а там уже дал ей то, чего она хотела, хотя на этот раз позволил своей агрессии ясно просвечивать в своих действиях.

Брэнда, похоже, была совсем не против.

Глава 8

Линаралла подняла руку:

— Я не понимаю.

Я глянул на неё, волнуясь о том, что она может спросить, особенно учитывая поднятую тему:

— Что у тебя за вопрос?

— Чем именно они занимались? Ты всё время пропускаешь это, не объясняя полностью, — сказала молодая Ши'Хар.

Мэттью и Мойра переглянулись, проказливо улыбаясь. Они уже знали достаточно, и им спрашивать было не нужно.

Я начал осторожно пояснять, хотя это и заставило меня смутиться, но Линаралла остановила меня:

— Они производили потомство? Судя по описанию, это было сложнее обычного совокупления.

Я был удивлён:

— Ты уже знаешь про… совокупительные ритуалы? — выдал я. Формулировка звучала странно, но такие слова выбрала Линаралла.

— Да, но каждый раз, когда ты это упоминаешь, то описываешь это так, будто они борются. Это что, причиняет боль? Она причиняет боль ему, или он — ей? Я не понимаю.

Это был одновременно простой и сложный вопрос.

— Ну, я думаю, что ты попала в яблочко касательно сути вопроса. То, что она с ним сделала, было своего рода насилием.

— А он что, не мог ей отказать? — спросила Линаралла.

— Технически — да, — ответил я, — но на самом деле это было для него невозможно. Едва достигнув пятнадцати, он плохо знал мир или себя самого. Многие взрослые мужчины, полностью зная последствия и понимая себя гораздо лучше, проваливают такое испытание, а у него вообще почти не было надежды.

— А был ли его выбор неправильным? Он же не был связан с той, другой женщиной. Она навредила ему?

— Это причинило ему вред потому, что она заставила его принять решение, которое шло вразрез с его реальными желаниями. Он уже любил её дочь. Осознание того, что он предал себя, предал Кэйт — вот, что причиняло ему боль, — сказал я ей.

— Всё сводится к любви и доверию, — внезапно сказала Мойра.

Линаралла вздохнула:

— Вот этого я и не понимаю. Всё, похоже, вращается вокруг этих воображаемых терминов.

— А я просто хотел бы, чтобы ты перестал нам рассказывать об этом, и перешёл к той части, где он встречается с Ши'Хар, — пожаловался Мэттью. — Разве не там начинаются сражения?

— К сожалению, большая часть его жизни вращалась вокруг сражений, но чтобы понять,почему, вам надо понять его прошлое. Вам надо понять зло, — объяснил я.

— А всё было бы лучше без этого «зла»? — спросила Линаралла.

— К сожалению — нет. Если бы он смог любить как полагается, то нас бы сейчас здесь не было. Ши'Хар заполнили бы мир от края до края, а человеческий род сейчас уже был бы не более чем полузабытым эпизодом истории.

— Я пока не знаю всей истории, но разве это не привело каким-то образом к началу войны между нашими народами? Как это может быть хорошим? — сказала молодая Ши'Хар.

— Это и не было хорошим, — признал я. — Это было самым тёмным, самым жестоким временем в истории людей или Ши'Хар, но если бы всё случилось иначе, то человечество вымерло бы, хотя с точки зрения твоего народа это, возможно, было бы хорошо, — сказал я, сделав глубокий вдох. — Позвольте мне рассказать остальное, и вы поймёте. Однако попытайтесь не судить Данила слишком строго.

— Он не сделал ничего по-настоящему плохого, — сказала Мойра.

— Пока, — прямо заявил я.

Мэттью коснулся моей руки:

— Подожди, пока ты не начал. Даниэл — герой, верно?

— А что это значит? — спросил я его.

Он одарил меня взглядом такого честного доверия, что я почувствовал себя недостойным.

— Как ты. Он же из числа хороших ребят, верно?

— Я — не герой, сын, и Тирион точно героем не был. Он хотел быть хорошим, но судьба уготовила ему иную долю, и, глядя на его воспоминания, я могу лишь порадоваться тому, что у меня всё сложилось настолько хорошо, — ответил я.

— Ты снова сказал «Тирион», — сделала наблюдение моя дочь. — Но ты нам рассказываешь о ком-то по имени Даниэл. Это один и тот же человек?

— Имена станут понятны позднее. Давайте, я снова продолжу…

* * *

Прошёл ещё месяц, и лето сменилось осенью. Даниэл сумел избежать дальнейших визитов к Сэйерам, хотя Кэйт за это время дважды навестила их дом.

Даниэлу было трудно поддерживать видимость радости в её присутствии, но он старался как мог, и теперь настал день урожайного праздника. Там будут все — каждый горожанин и каждый фермер, живший в холмах на мили вокруг.

Планировалось, что Даниэл с родителями заедут на своей повозке к дому Сэйеров по пути. Брэнда поедет с его родителями, а Даниэл пойдёт пешком вместе с Кэйт.

Алан и Хэлэн Тэнник надели свою самую лучшую одежду, которую, наверное, не одевали с прошлого праздника. Одежда Даниэла была лишь обновой его обычного наряда, поскольку красивая одежда была слишком дорога, чтобы зря шить её на людей, которые быстро из неё вырастут. С течением года эта одежда станет для него рабочей, а на следующий год, к осени, снова будет обновлена.

Он молча ехал в кузове повозки, гадая, как он сможет выдержать этот вечер. Со дня его «инцидента» каждая минута, проведённая с Кэйт, заставляла его мучиться от вины. Он сомневался, что сможет выдержать, слыша оптимизм и надежду в её голосе. Она всё ещё думала, что у них было будущее, в то время как он видел впереди лишь чёрное скольжение в отчаяние.

По прибытии Брэнда позвала его в дом — якобы для того, чтобы выдать какие-то материнские инструкции насчёт своей дочери, но когда они оказались наедине, она враждебно зыркнула:

— Выкинь из головы эти мысли, Даниэл. На этих танцах всё и закончится. Ты никогда не женишься на моей дочери, поэтому тут ухаживание и прекратится. Понял?

Его удивило выражение едва подавленной ярости в её взгляде. «Она что, ревнует к своему собственному ребёнку?». Это также взъярило его самого:

— Неужели это так плохо? Я люблю её. Я не соглашался на всё это, — огрызнулся он.

Её ладонь внезапно взметнулась, как если бы она хотела его ударить, но она удержалась в последний момент:

— Не испытывай меня, Даниэл. Ты для меня — только это, и чтоб эта штука к моей дочери никогда не приближалась. Я скорее сама расскажу ей правду, чем позволю этому случиться, — говорила она, вульгарным жестом указывая вниз, на часть его тела, лежавшую ниже пояса.

Рост Даниэла уже достиг шести футов, и его тело постепенно становилось более мускулистым. Несмотря на слова Брэнды, он был выше её, и на миг его почти полностью захлестнула ярость. Он хотел ударить её, стереть с её лица эту надменную ухмылку. Лишь мысль о родителях, ждавших снаружи вместе с Кэйт, не дала ему врезать ей прямо на месте.

— Больше никогда! — прорычал он ей в лицо, убеждаясь, что она поняла двойное значение его слов. Затем он отвернулся, чтобы выйти наружу.

— Улыбайся, Даниэл. Помни, тебе полагается быть счастливым! — сказала она ему, и вышла следом за ним.

Они с Кэйт поехали в кузове телеги вместо того, чтобы пойти пешком. Очередная поданная Брэндой мысль, с которой он согласился, несмотря на невысказанное возражение Кэйт и озадаченные взгляды его родителей. Казалось, что так будет проще, поскольку ему не придётся волноваться насчёт прощупывающих вопросов от Кэйт, пока они рядом их родители.

— Слышала, в этом году сложили огромный костёр, — приветливо сказала Кэйт. Она сидела рядом с ним, едва в дюйме от него, и Даниэл чувствовал, как взгляд её матери буравил ему спину.

— Ага.

Взгляд Кэйт с любопытством наблюдал за ним, поскольку она осознавала, что он всё ещё находился в каком-то необычном настроении.

— Музыканты придут из Дэрхама. У них в группе десять человек. Можешь представить такое количество инструментов, играющих одновременно? Хаос же будет.

— Уверен, они много практикуются вместе, — отозвался Даниэл, попытавшись вложить в свой голос немного энтузиазма, но актёр из него получался плохой.

Она не преминула это заметить:

— Что не так? — наконец спросила она.

Даниэл дал своему разуму приоткрыться, что позволило ему увидеть ехавших впереди взрослых. Те смотрели вперёд, но он знал, что мать Кэйт будет внимательно прислушиваться к каждому их слову.

— Просто в последнее время у меня тревожат кое-какие мысли, — сказал он, импровизируя. Ему хотелось закричать, соскочить с телеги, взяв Кэйт с собой. Если бы только они могли сбежать, спастись от того, что он сделал.

Однако для этого было уже слишком поздно. Как бы далеко они ни убежали, в конце концов ему придётся сказать ей правду. Она ни за что не станет любить его после этого, никто бы не стал.

— Например? — сказала она, заставив его вынырнуть из его тёмных мыслей.

— Не важно, — ответил он, хотя видел, что ей было больно из-за его отказа говорить. Больше ему сказать было нечего.

На празднике прошли различные игры, и даже пьеса, прежде чем толпа наконец устроилась, чтобы крепко поесть и выпить. Всё это время Даниэл всё больше чувствовал себя попавшим в ловушку. Брэнда Сэйер была с ними повсюду, всегда достаточно близко, чтобы их слышать — и всегда предлагая здравые мысли, которые бы не позволили им побыть наедине.

Первая возможность поговорить с Кэйт без чужих ушей появилась у него лишь после того, как село солнце, и был зажжён костёр. С едой закончили, и началась музыка. Вокруг костра расчистили большое пространство, исключая маленькую сцену, на которой играли музыканты.

Кэйт улыбнулась ему, когда началась первая песня, вновь лишив его дыхания, когда он увидел мерцание пламени в её глазах:

— Полагаю, этого-то мы и ждали, — тихо сказала она ему на ухо.

Он чувствовал её дыхание, настолько близко она была. Он знал, что уж это-то он сможет для неё сделать. Ответив на её улыбку своей собственной, он повёл её вслед за другими парами. Уроки его матери принесли свои плоды, и он чувствовал себя совершенно непринуждённо, беря Кэйт за руку, и кладя другую руку ей на талию.

Казалось, что его уверенность слегка удивила её, и когда они начали шагать в такт музыке, ощущение было такое, будто висевшая над ним тень наконец была снята. Засмеявшись, Кэйт позволила ему закружить себя среди других пар.

— Мне тебя не хватало, Даниэл, — прошептала она, когда началась следующая песня. У этой мелодия была более медленной, и он притянул Кэйт поближе к себе. Она прижалась головой к его плечу.

— Я никуда и не девался, — ответил он.

Её лицо приблизилось, на миг уткнувшись ему в шею:

— Между нами была какая-то отдалённость. Я это чувствовала. Не знаю, что это было, но оно меня пугало. Будто ты собирался уходить.

В это миг ему больше всего хотелось утешить её, заверить, что он — тот же Даниэл, с которым она выросла.

— Я бы хотел быть с тобой вечно, — сказал он, не думая.

Она крепче сжала его, не оставляя между ними никакого расстояния:

— Приятно это слышать. Ты понятия не имеешь, о чём я думала, или что сказала моя мать, но я в тебе не сомневалась.

Он напрягся:

— Что она сказала?

— Я беспокоилась, потому что ты казался таким подавленным, таким отдалённым. Я спросила об этом мать… — начала Кэйт.

— Что спросила? — сказал Даниэл, чувствуя, как в нём снова нарастает гнев.

— Ничего конкретного, просто про мужчин вообще, но она поняла, что я имела ввиду тебя, — сказала Кэйт. — Она сказала, что если мужчина кажется отдалившимся, то часто это из-за того, что он нашёл другую. Она пыталась быть деликатной, но мне кажется, что она боялась, что ты разобьёшь мне сердце.

Его глаза расширились, заставив непрошеные слёзы сбежать по его щекам, но он прижал её к себе поближе, чтобы она их не увидела. Кто-то коснулся его плеча, отвлекая, но Даниэл сумел вытереть лицо прежде, чем кто-нибудь заметил.

— Не против, если я встряну? — сказал Сэт, улыбаясь от уха до уха. Он достойно принял своё поражение, но твёрдо намеревался потанцевать хотя бы несколько раз. В конце концов, они всё ещё были друзьями.

— Отнюдь, — сказал Даниэл, отступая. Глядя, как она уносится прочь в его руках, он чувствовал, будто тьма смыкается вокруг него. Брэнда появилась рядом с ним подобно кошмару.

— Ты ведь не забыл, что я тебе сказала, а? — тихо спросила она.

— Нет, — отозвался Даниэл, не потрудившись взглянуть на неё.

— Сэт будет для неё хорошей парой, — заметила Брэнда. — Со временем она смирится.

Даниэл ощутил, будто у него перекрыло горло, и подавил в себе порыв задушить стоявшую рядом с ним женщину.

Несколько минут спустя Кэйт вернулась к нему, и снова потянула его к танцующим. Однако она сражу же ощутила случившуюся в нём перемену.

— Что не так?

— Дело в том, о чём мы недавно говорили, — сказал он, выдавливая из себя слова. Он видел, как её мать пристально смотрела на него через толпу.

— Насчёт чего?

— Насчёт отдалённости…

Кэйт не ответила, но замерла у него в руках.

— То, что сказала твоя мать… — начал он.

Она сглотнула, прижимаясь лицом к его шее, чтобы он не смог увидеть внезапную боль в её взгляде:

— Ты хочешь сказать, что есть другая?

Чувство было такое, будто кто-то пронзил его сердце копьём. Боль была внезапной и острой, почти физической.

— Я допустил ужасную ошибку, Кэйт. Я — не тот, кем ты меня считаешь, и я недостоин тебя, совсем недостоин.

Она задрожала подобно деревцу под бураном. Сперва она не могла говорить, но когда заговорила, её слова удивили его:

— Ты сказал «ошибку». Если это была ошибка, то я могла бы простить.

Даниэл и не задумывался об этой внезапно высказанной возможности прощения, но знал, что это было лишь пустой мечтой. «Девушку — возможно, но не твою мать, такое никто бы не простил».

— Я для тебя недостаточно хорош, Кэйт.

Её руки отчаянно сжимали его плечи:

— Что бы ни пошло не так, Даниэл, ты можешь мне доверять. Я сильная. Поверь, что я прощу, — сказала она, и, чуть помедлив, продолжила: — Я люблю тебя.

Ошарашенный, он притянул её к себе, сильно сжав, чтобы не дать своей груди вздохнуть. Ему хотелось верить, но через её плечо он видел её мать, наблюдающую за ним.

— Я просто не чувствую того же, Кат, — ответил он, отталкивая её, не в силах сдержать слёзы.

— Это ложь! — воскликнула она, почти крича. — Я же тебя знаю.

Он отступил, пока она неверяще смотрела на него. После нескольких шагов он больше не мог держаться, и отвернулся, чтобы избежать её раненного взгляда. Ещё несколько шагов, и он побежал через толпу.

Убегая, он услышал, как она ещё раз крикнула:

— Это ложь!

* * *

Он ждал в темноте, рядом с телегой своих родителей. Даниэл планировал рассказать им до того, как пойдёт домой, иначе они могут не один час потратить на его поиски.

Сэт нашёл его раньше.

— Я поговорил с Кэйт, — сказал его друг.

Даниэл лишь кивнул.

— Ты серьёзно? — спросил Сэт.

— А есть разница? — заметил Даниэл.

— Чёрт, ещё как есть! — возразил Сэт, начиная злиться на то, как Даниэл к этому относится. — Я бы убил, чтобы Кэйт вот так на меня смотрела, а ты её просто бросишь?

Ответ Даниэла всплыл из тьмы в его душе:

— Ты будешь ей хорошей парой. Когда-нибудь она забудет меня, — произнёс он. Лишь позже Даниэл вспомнит, где он в первый раз услышал эти слова, но в этот момент у него не было возможности копаться в воспоминаниях.

Внезапная боль пронзила его челюсть, когда кулак Сэта с размаху въехал в неё. Удар застал его врасплох, и он тяжело упал на землю.

— Ублюдок ты этакий! Надеюсь, надзиратели тебя заберут! — выругался его бывший друг.

Даниэл не ответил, но безмолвно согласился: «я тоже надеюсь».

Глава 9

Пришла зима, а с ней — пронзительный холод, делавший жизнь в холмах великолепной и весьма неудобной одновременно. В прошлом Даниэл часто с нетерпением ждал зимы, поскольку в это время было меньше работы. Летом они запасали сено, и с приходом снегов переставали водить овец на выпас. В это время работа часто занимала у него лишь утро, а иногда и того меньше. Как только животные были покормлены и напоены, большая часть работы была выполнена, оставляя ему слишком много времени на раздумья.

В прошлые годы они с Сэтом часто виделись в менее лихорадочные дни, после обеда, но в эту зиму никто не приходил. Кэйт он видеть, конечно, не ожидал, но потеря ещё и второго друга сильно ударила по нему.

Родители Даниэла не понимали, что случилось на празднике урожая, но приняли это как результат юношеской страсти. Однако Хэлэн была расстроена. Она давно была благосклонна к Кэйт, а теперь видела, что её надежды заполучить девушку в качестве невестки испарились.

Хотя они научили Даниэла читать, в доме книг не было. Большинство фермеров и пастухов в долине были неграмотны. Единственными людьми, которым нужно было уметь читать, были владельцы городских лавок, поэтому читать умели не все. Соответственно, в эти месяцы развлекаться можно было лишь беседами и музыкой.

Алан Тэнник был превосходным рассказчиком, но все его истории они уже слышали. Он придумывал новые, но они быстро приедались. Даниэл много времени проводил просто за игрой на цистре. Если в прошлом он упражнялся, то теперь жил с инструментом, наполняя им каждую минуту бодрствования, свободную от работы. На его и так уже грубых руках появились плотные мозоли в тех местах, где его пальцы касались струн.

Миновали месяцы, и его внутренняя боль будто немного ослабла. Он остро чувствовал потерю, но рана на его сердце будто зарубцевалась, притупив ощущения. Играя, Даниэл постоянно видел Кэйт, а во сне видел её ещё ярче, но от вызываемых этими воспоминаниями резких эмоций было уже не так больно.

Когда весна выглянула из-за угла, мать попросила Даниэла сходить в Колн. В нижней части долины было теплее, и фермеры должны уже были начать поставлять первые небольшие урожаи весенних овощей. Им не терпелось снова попробовать свежей еды.

Когда Даниэл наконец остановил телегу перед лавкой, которую держали Том и Элис Хэйсы, он ощутил некоторое волнение при мысли о том, чтобы войти. Хотя Мистер и Миссис Хэйс всегда были вежливы, и с ними было легко говорить, их сын был делом совсем другим. Астон и Даниэл никогда не дружили.

За последний год Астон вырос меньше Даниэла, и не казался устрашающим, но встречу с ним Даниэл не предвкушал. Он всё ещё не мог понять, как два таких казавшихся настолько добрыми человека, как Элис и Том, могли произвести на свет сына, бывшего таким жалким ослом.

Элис Хэйс подняла взгляд от стола, когда он вошёл. Она складывала и упорядочивала ткани, чтобы освободить место для новых товаров, которые вскоре должны были наполнить лавку.

— Доброе утро, Даниэл! — поприветствовала она его с дружелюбной улыбкой.

Даниэл коротко кивнул, входя:

— Мэм.

Миссис Хэйс была светловолосой, как и её сын, хотя на ней этот цвет смотрелся гораздо лучше. В свои тридцать пять она всё ещё была привлекательна, но не слишком. Астон был самым младшим из трёх её детей, двое из которых уже покинули дом.

Даниэл огляделся, гадая, придётся ли ему мириться с гневными взглядами Астона, пока он будет обсуждать дела. К счастью, того нигде не было видно.

— Астона ищешь? — благожелательно сказала Элис. Она, похоже, не осознавала, что они недолюбливали друг друга. — Он вместе со своим отцом пошёл договариваться с мистером Гра́сом. Тот почти готов везти свою первую капусту. Так что, наверное, его не будет ещё несколько часов.

— Нет, Мэм, — с готовностью сказал Даниэл. — Мама послала меня посмотреть, есть ли у вас свежий лук, или вообще свежая зелень.

Элис улыбнулась — несмотря на её приятную внешность и мягкую манеру вести себя, она была отличной деловой женщиной, почему муж в большинство дней и оставлял её вести дела в лавке.

— Зелени у нас пока нет, но лук — есть. Ещё мы вчера получили свежий горох. Уверена, твоей матери он понравится.

Даниэл кивнул:

— Сколько?

— Горох — одна восьмая тюка за бушель, лук — одна десятая, — сразу же ответила она.

У людей в долине не было денег, поэтому весь обмен был бартерным. Хэйсы часто были в центре этой активности, выполняя функции почти что банка, торгуя в кредит, и ведя записи купли-продажи. Настриг в прошлом году был хорошим, и семья Даниэла имела в лавке значительный кредит, записанный числом привезённых ими тюков шерсти.

Но цена гороха была чересчур высока. Хоть он всё ещё был молод, Даниэл знал, что в прошлом году горох они покупали лишь за десятую часть тюка.

— По-моему, дороговато, — сказал он ей.

Она пожала плечами:

— Его пока немного привезли. Через несколько недель цена упадёт, я уверена, но пока…

По Даниэлу пробежала волна раздражения. Он уже был старше, пятнадцать с половиной, но было ясно, что Элис думала, будто может обращаться с ним как с ребёнком. С переменой эмоций дверь в его разуме снова раскрылась, и он вновь увидел мир в странном состоянии сверхвосприятия. На время он проигнорировал это, поглощённый торгом.

— Мы уже не первый год сюда ходим, Мисс Хэйс. Не думаю, что родители будут рады такой цене. Она не кажется честной, — ответил он, намекая на свою раздражённость.

Её аура изменилась, перетекая из одного странного узора в другой.

— Мне приходится настаивать на такой цене, Даниэл. Если я буду делать исключение для твоей семьи, то мне придётся делать то же самое для всех. Нам тоже нужно на что-то жить.

«Что это было? Ей весело?»

Хотя её лицо сохраняло серьёзное выражение, он чувствовал уверенность в том, что её аура передавала иные эмоции. Она смотрела на него свысока.

— Сомневаюсь, что вы попытались бы назвать такую цену моему отцу, будь он здесь, — заметил он, пытаясь сохранять рассудительность.

Её лицо смягчилось, отразив лёгкую жалость:

— Однако его здесь нет.

Теперь Даниэл ясно это почувствовал. Хотя на лице её отражалось сочувствие, внутри она смеялась. Он вспомнил узоры, которые принимала аура Брэнды во время их… свидания, и у него появилась идея. Он импульсивно потянулся своим разумом, касаясь её ауры, и слегка смещая её, передвигая её ближе к тому узору, который был у Брэнды.

«Возможно, она назовёт мне цену получше, если её отношение ко мне изменится», — подумал он.

На миг её лицо лишилось всякого выражения, но она больше никак не показала, что ощутила какие-то перемены.

— Если цена тебе не нравится, то можешь прийти в другой день, — сказала она, настаивая на своём.

Однако Даниэл услышал разницу в её голосе, лёгкую дрожь. Он шагнул ближе, оказавшись в нескольких футах от неё:

— Эта цена мне не нравится, Элис. Ты уверена, что не можешь её чуть-чуть снизить? — спросил он с гладким, выражающим искренность лицом.

Элис шагнула назад, будто чувствуя неуверенность, что было странным для обычно уверенной в себе купчихи. Она посмотрела ему в глаза, и в этот момент он снова коснулся её ауры, смещая узор дальше, ближе к состоянию, которое он ассоциировал с возбуждением.

Её ноздри слегка раздулись, а зрачки расширились. Нервно облизав губы, она замерла:

— Возможно, я об этом подумаю, хотя поступить так было бы для меня делом необычным.

Теперь Даниэл понял, что приём работает. Он одерживал верх, и в кои-то веки ему было приятно контролировать ситуацию.

— Я думаю, что тебе, возможно, следует отдать их мне за одну восьмую, — сказал он, нацелившись на цену даже ниже их обычного обмена.

Её взгляд начал твердеть — она была от природы упрямой женщиной, но он снова погладил её ауру, заставляя волны удовольствия прокатиться по её телу. Его дополнительное чувство каким-то образом воспринимало даже больше информации, чем просто её ауру, и он видел, что она краснела, когда кровь прилила к её щекам и… другим местам.

— Это слишком мало, — сказала она, одновременно незаметно ёрзая.

«Она не знает, что это я, она просто хочет спровадить меня, пока не я не поставил её в неудобное положение», — осознал он. Ему просто нужно было заставить её понять, что он в точности знал, о чём она думает. Подавшись вперёд, он совершил невообразимое — протянул руку и погладил пальцами внешнюю часть её левого уха. Жест был совершенно неподобающим, и в обычных обстоятельствах его могли бы вышвырнуть из её лавки.

Однако сегодня он точно знал, как она отреагирует.

— Одна восьмая, Элис — это всё, что я заплачу. Может, мы каким-то образом могли бы сойтись на чём-то? — спросил он. Наблюдая за эффектом, который его манипуляции на неё оказывали, Даниэл начал и сам откликаться подобным же образом.

Она ахнула, и её взгляд метнулся в сторону.

«Она только что вспомнила, что сегодня в лавке одна», — подумал Даниэл.

— Тебе надо уйти, — сказала она ему, толкая Даниэла к двери, но в её словах не хватало убеждённости.

Он позволил ей довести себя до входа, но прежде чем она смогла открыть дверь, он запустил руку ей под волосы, и запрокинул ей голову, коснувшись её губ своими собственными.

Тут она растаяла, и миг спустя яростно поцеловала его в ответ. Она одной рукой опустила засов, запиравший дверь, позаботившись о том, чтобы у не было нежданных свидетелей.

— Одна восьмая? — спросил он, уже начав лапать её.

— Нет, — заупиралась она.

Он подался прочь от неё, в то же время используя свою странную способность, чтобы возбудить её страсть.

— Да! По рукам, — воскликнула она. Снедаемый её взглядом, Даниэл притянул её к себе. — Не заставляй меня больше ждать, — взмолилась она.

И он не заставил.

* * *

— Я и не ожидал, что ты купишь так много, — сказал Алан Тэнник, поглядывая на кузов телеги.

— Цена была хорошей, — сказал Даниэл.

— Сколько?

— Одна восьмая.

— За горох или за лук? — спросил его отец.

— За горох, — сказал Даниэл. — Миссис Хэйс была в очень хорошем настроении. Лук она дала бесплатно.

— Чёрт, сын! Ты начинаешь торговаться лучше, чем у меня самого получалось. Может, у тебя к этому есть талант, а?

Даниэл подумал об этом с секунду. На самом деле он не собирался заходить с Миссис Хэйс настолько далеко. Если уж на то пошло, он просто надеялся, что изменение её настроения собьёт цену, но жаловаться ему было не на что. Переживание было самым лучшим из всего, что он мог вспомнить. Элис, похоже, также была чрезвычайно довольна.

— Может, и есть, — задумчиво сказал он.

Глава 10

Две недели спустя отец послал его обратно, на этот раз — поговорить с Долтоном Брауном насчёт покупки нескольких ярдов шерстяной ткани. Долтон был портным, а его жена — швеёй, поэтому у них под рукой было много ткани. К сожалению, его торговля с Долтоном была гораздо менее успешной, чем с Элис Хэйс. Даниэл ограничился более традиционными методами.

Он остановился у лавки Хэйсов, и купил несколько мелочей для своей матери. Она его не просила, но ему было любопытно, как у Элис дела.

Её лицо побледнело, когда она увидела, как он входит.

— Даниэл! — нервно сказала она, покосившись на своего сына Астона. — Что привело тебя в город?

— Просто к Брауну заехал, но подумал, что мог бы взять горшочек мёда, если у вас есть, — сказал он ей. Не в силах удержаться, он внезапно подмигнул Элис. Поддавшись порыву, он снова погладил её ауру, более прямым образом напомнив ей об их прошлой встрече, и её лицо из бледного стало розовым.

— Удивительно, как туда пустили такого вонючку как ты, овцелюб, — презрительно усмехнулся Астон.

— Астон! — строго рявкнула Элис. — Следи за манерами. Сбегай к Мистеру Ста́йлсу, посмотри, есть ли у него гвозди на продажу.

— Ну-у-у, Мам! Дотуда же час пешком, — заныл он.

— Мне плевать, — огрызнулась она.

— Разве мы не купили гвоздей только на прошлой неделе?

— Беги давай, а в следующий раз подумай дважды о том, как разговариваешь с клиентами, — приказала она.

Её сын нехотя ушёл, и она опустила засов сразу же, как только он вышел за дверь, удивив Даниэла своей развязностью.

— Честно, я только мёда хотел, — сказал он ей, — и ещё убедиться, что у тебя всё хорошо.

— Я ни о чём другом больше не могла думать, — созналась она, взяв горшочек у него из рук. — Мёд — бесплатно.

— Звучит приемлемо, — с улыбкой сказал Даниэл.

* * *

Он вышел из лавки почти час спустя, и был удивлён, увидев, что Астон уже возвращается. Тот, наверное, бежал, если успел обернуться так быстро. Чувствуя себя слегка неправильным, Даниэл нарочито застегнул ремень, выходя за дверь. Он не ожидал, что кто-нибудь на самом деле поверит, что внутри что-то произошло, хоть это и было так. Он просто хотел подразнить Астона.

Даниэл одарил его широкой улыбкой, но ничего не сказал.

— А ты почему ещё здесь, овцелюб? — спросил молодой человек.

Будучи чуть выше, и обладая более тяжёлым телосложением, Даниэл подошёл прямо к нему, и наклонился поближе:

— Я думаю, ты в точности знаешь, почему я здесь был.

Ошарашенный и испуганный нехарактерным проявлением агрессии даниэла, Астон с трудом нашёл ответ:

— Не смеши меня.

— Не волнуйся, я бы и не прикоснулся ни к какой дыре, из которой ты появился, — грубо сказал Даниэл, — но ведь есть и другие способы…

Взъярившись, Астон забыл о своём страхе, и врезал ему.

Ожидая этот удар, Даниэл всё равно позволил ему достичь цели, слегка отшатнув голову, частично лишая удар силы. Своим новым восприятием он видел, что Элис Хэйс наблюдала из лавки.

«Вот теперь у меня есть повод».

Даниэл уже занёс правую руку, отведя её назад и прижимая к своему туловищу. За последний год он многому научился у отца. Выпустив напряжение из мышц, его тело вернулось в нормальное положение, мощно впечатав кулак Астону в живот, прямо под рёбра. Молодой человек осел на землю, хватая ртом воздух, и чуть погодя его вытошнило содержимым его желудка.

Даниэл озабоченно посмотрел на него сверху вниз. Минуту спустя он помог своему противнику подняться на ноги. Они оба знали, кто из них больше всего пострадал от этого обмена, но у Даниэла была припухшая щека, в то время как Астон выглядел невредимым.

— В следующий раз я что-нибудь сломаю, — сказал Даниэл тихим голосом, одновременно протягивая руку.

Астон боязливо смотрел на него, но в конце концов пожал протянутую ладонь.

— Без обид? — спросил Даниэл уже громче.

— Ага.

Даниэл улыбнулся, и направился к повозке.

— Не забывай, — прошептал он, проходя мимо.

* * *

Тем вечером, лёжа в кровати, Даниэл размышлял над своими действиями. Он был в приподнятом настроении, сначала — из-за энтузиазма Элис, а потом — благодаря победе над одним из старейших своих противников. Но даже так он всё равно чувствовал себя виноватым. Глубоко внутри он знал, что поступил неправильно, сначала — своим поведением с Мисс Хэйс, а потом сделал ещё хуже, унизив её сына. Хотя кто угодно, наблюдавший за их обменом ударами, сказал бы, наверное, что он не виноват, но сам Даниэл думал иначе.

Он сам затеял драку, управлял ею, и намеренно причинил Астону гораздо большую боль, чем лёгкий синяк, который он получил в ответ.

«Может, такое у меня проклятие — творить зло».

Воспоминание о надзирателе, осматривавшем его на тропе в день, когда Брэнда «учила» его, непрошенным всплыло у него в голове. Слуга богов знал, что в нём было зло. Надзиратель каким-то образом его чуял, даже до того, как Даниэл что-то сделал.

С тех пор, как он начал раскрывать свой разум и экспериментировать со своими странными способностями, он не ощущал ни следа надзирателя, который искал его прошлым летом и осенью, но Даниэл знал, что это может быть лишь вопросом времени. В конце концов надзиратель вернётся, и в следующий раз никакой ошибки с относительной порочностью Даниэла не будет.

Он был проклят.

* * *

На следующий день им нанёс визит Том Хэйс.

Для него не было необычным заходить время от времени, поскольку он был торговцем, и постоянно ездил вдоль долины, всегда выменивая товары для своей лавки. Однако его визит в этот день был иным. Он отозвал Алана Тэнника в сторону, и они какое-то время говорили с глазу на глаз в сарае, а не в доме.

Выйдя оттуда, отец Даниэла выглядел смущённым.

— Спасибо, что зашёл, Том. Я с ним поговорю, — сказал он гостю.

Даниэла охватило мрачное предчувствие. «Он знает?». Если Элис призналась своему мужу, то позор уничтожит её. Даниэл станет изгоем. Позорное пятно останется на нём навсегда, а его родители пострадают с ним заодно.

Ощущение было таким, будто мир вокруг него рушился.

— Выйди-ка сюда, сын, — приказал ему отец.

Опусти голову, Даниэл вышел наружу. Его лицо было красным, и он чувствовал, как у него на глазах начали наворачиваться слёзы. Отца он уважал так, как никого другого. Его собственные недостатки нельзя было вменить Алану в вину. Алан и Хэлэн были лучшими родителями, каких только можно было желать, и он любил их за это. Теперь же двое людей, которых он любил больше всего, увидят пустившую в нём корень черноту.

— Том рассказал мне про твою вчерашнюю драку с его сыном, — начал Алан.

Его затопило облегчение, и Даниэл с трудом скрыл от отца свою реакцию. «Так вот, в чём дело!». Не осмеливаясь говорить, он кивнул в ответ.

— Выкладывай свою версию, — строго сказал его отец.

Он рассказал, опусти детали своего оскорбления, хотя и признал, что подзуживал Астона на драку.

Алан кивнул:

— Я ценю твою честность, сын, хотя я и разочарован отсутствием у тебя трезвости ума. Я тебя учил не для того, чтобы ты третировал других мальчишек.

Даниэл чувствовал истинность слов отца, и также чувствовал поднимавшийся внутри мужчины гнев. Своим внутренним взором он видел красные края ауры своего отца. Его папа редко гневался, и Даниэл знал, что ему наверняка влетит. Он посмотрел на ремень у Алана на поясе.

Прежде чем его отец смог продолжить, Даниэл сказал:

— Прости, отец. Я знаю, что это было неправильно. Я вышел из себя, и я допустил ошибку, — произносил он, одновременно потянувшись мыслями, и сгладив ауру своего отца, пытаясь вернуть её к обычным для неё гладким синим и жёлтым цветам.

Вздохнув, Алан Тэнник сделал глубокий вдох. Его гнев унялся, и он успокоился:

— Ну, раз ты знаешь, что это было неправильно. Пообещай мне, что в будущем будешь вести себя лучше.

— Обещаю, Папа.

Глава 11

Несколько недель спустя Даниэл отправился с отцом навестить Вё́рнона Уи́тэрса, углежога, который также поставлял жителям долины и Колна большую часть используемого ими поташа. Поташ использовали для производства мыла, которое в свою очередь применялось для очищения шерсти от жира после летнего настрига.

Поездка была долгой, но по пути назад они остановились в Колне. Алан намеревался остановиться в лавке Хэйсов, но Даниэл не слишком радовался возможности увидеться с Элис, особенно в присутствии своего отца.

Его внимание привлекло что-то красное, когда они проезжали мимо домика, где жили Брауны.

— Ты не против, если я зайду к Миссис Браун, пока ты в лавке?

Алан странно посмотрел на сына:

— Чего тебе там могло понадобиться? — спросил он. Даниэл никогда не проявлял особого интереса к тканям или одежде.

— Я думал посмотреть, может быть у них есть что-нибудь, что понравится Маме, — ответил он полуправдой. Красная ткань навела его на мысль. Такой цвет редко можно было найти, и он знал, что мать обрадуется, если он сумеет достать для неё этой ткани.

Его отец поднял бровь:

— Может, ты и небезнадёжен, сын. С каждым днём становишься всё более чутким.

— Я учился у лучшего, — сказал Даниэл, и соскочил с воза.

Его отец поехал дальше, вдоль улицы, остановившись рядом с лавкой, в то время как Даниэл постучал в дверь Браунов. Красную ткань было видно в окне.

Дверь открыла Фиона Брайн:

— Я не ожидала снова увидеть тебя так скоро.

Она имела ввиду тот факт, что он купил несколько ярдов серой шерсти у её мужа всего лишь несколько недель тому назад.

— Увидел красное в окне, — сказал он ей.

— Хочешь посмотреть? — спросила Фиона, и широко раскрыла дверь, впуская его. — Я и не думала, что тебя интересуют такие вещи.

Шагнув в маленькую переднюю комнату, он осмотрелся вокруг. Он уже раскрыл свой разум, и знал, что рядом никого больше не было. Большой рулон странно гладкой красной ткани стоял среди других, землистых коричневых и серых.

— Я просто подумал, что матери может что-то такое понравиться, — сказал он, указывая на красную ткань. — Но на шерсть не похоже.

Она одарила его мягким взглядом:

— Это льняная ткань, Долтон нашёл её в Дэрхаме. Вчера опять поехал туда, посмотреть, есть ли у них ещё, поскольку все ею интересуются.

— Льняная?

— Её из льна делают, — объяснила она. Улыбка Фионы затрагивала её глаза, заставляя морщинки появляться в уголках, из-за чего её тёплые карие глаза казались ещё более привлекательными. Она всё ещё была молодой женщиной, едва ли на пять лет старше Даниэла, и детей ей с мужем пока ещё не посчастливилось завести.

Он с любопытством коснулся ткани:

— Кажется довольно тонкой, — заметил он, сравнивая её у себя в голове с шерстью.

Фиона встала рядом с ним:

— Она гораздо крепче, чем кажется, и не вбирает воду так, как шерсть. Многие люди делают из неё хорошие рубашки.

— По-моему, в ней будет холодно.

— Определённо, она не такая тёплая, как шерсть, — признала она, — но фактура ткани кожей ощущается приятнее.

— Сколько вы хотите за несколько ярдов? — спросил он.

— Три тюка за ярд, — сказала она ему.

Даниэл был в шоке:

— Почему так много?

Она объяснила ему причины этого, главной из которых была цена, которую им пришлось изначально заплатить за эту ткань, не считая стоимости поездки в Дэрхам.

Пока она говорила, Даниэл смотрел на неё. Фиона Браун не была уродиной, хотя до самой прекрасной женщины в городе ей было далеко. Нос её был чуть длиннее, чем у некоторых, а подбородок был слишком маленьким, однако волосы её были хорошо ухожены, и от неё приятно пахло. Привлекательнее всего в ней были её дружелюбный характер и лёгкость, с которой она улыбалась.

«Она и вполовину не такая красивая, как Кэйт, и даже не вполовину такая же умная», — невольно подумал он, — «но, с другой стороны, Кэйт я не заслуживаю».

— А можно как-нибудь снизить цену? — спросил он, невидимым образом поглаживая её ауру.

Его сердце уже начало учащённо биться.

* * *

Прошло менее получаса, прежде чем он встретился с отцом у телеги. Фиона оказалась удивительно атлетической, но дала ему невероятную скидку в обмен на его наилучшие усилия.

— За сколько взял? — спросил его отец, он уже знал, что красная ткань наверняка была дорогой.

— Я обещал два тюка за два ярда, — скромно сказал Даниэл.

Он надеялся, что отец не разозлится из-за его импульсивной покупки.

Брови Алана поползли вверх:

— Мне кажется, это весьма дёшево.

— Я сказал Миссис Браун, что это — подарок для Мамы, и я думаю, что это вызвало у неё симпатию, — объяснил Даниэл.

— Ты определённо умеешь обращаться с женщинами, сын, — сказал его отец. — Значит, Долтона там не было?

— Нет, сэр.

Алан Тэнник засмеялся:

— Надеюсь, что он будет не слишком раздражён потерей, когда обнаружит, что ты уболтал его жену отдать тебе ткань по тюку за ярд.

Даниэл попытался смехом скрыть тот факт, что он нервничал. Из всех вещей, которые мог обнаружить Мистер Браун, низкая цена волновала его меньше всего..

Глава 12

Весна легко перетекла в лето, и за прошедшие месяцы Даниэл ездил в Колн каждую неделю. Он несколько раз навестил Фиону, и один раз — Элис, но не ограничивался только ими двумя.

Вместо этого он позволил случаю и судьбе нести себя, не планируя ничего, но никогда не упуская подвернувшуюся возможность. С течением месяцев список его тайных встреч стал слишком длинным, чтобы Даниэл мог его запомнить. Он стал разборчивым, выбирая женщин Колна так, как некоторые люди выбирают яблоки на дереве, ища гладкую кожицу и здоровый румянец.

С каждым свиданием он находил себя ещё более пустым, чем прежде, и подсознательно развил внутри ненависть к самому себе, не позволяя ей однако вылезать на свет своих сознательных мыслей. Единственным, что притупляло боль, было предвкушение следующего свидания, следующей победы.

Некоторые из них стали одержимы, даже доходя до того, что пытались устроить на него засаду, когда он был один. В целом он терял интерес после второй или третьей «встречи», но его особый навык всегда оставлял в них желание получить ещё. Он обнаружил, что мог доводить женщину до высшей точки страсти практически одним лишь взглядом, даже если решал не вкушать её лично.

Однажды он проверил предел этой своей способности, раздразнив Эмили Банкс, сестру Ронни, до глубочайшей агонии страсти после всего лишь пятнадцати минут, в течение которых они только и делали, что целовались. Он оставил её дёргающейся и стонущей под деревом позади дома её родителей, даже не утрудив себя задрать ей платье. Даниэл и так уже успел распробовать её за неделю до этого, поэтому ему больше не было любопытно, что она под этим платьем скрывала.

С каждым прошедшим увлечением его душа ещё чуть-чуть умирала, постепенно становясь всё более серой и пустой. Он стал меньше заботиться о других, а о себе вообще перестал. По городу поползли слухи, но он не мог собрать в себе достаточно сил, чтобы проявить к этому интерес.

Всё это время его мысли неминуемо возвращались к Кэйт, примерно так же, как нельзя удержаться от того, чтобы не потрогать больной зуб. В редких случаях, когда он натыкался на неё, его сердце пронзала свежая вспышка боли, напоминая ему, что он, быть может, был не таким мёртвым, каким считал себя, но Даниэл отказывался приближаться к ней.

Кэйт попыталась поговорить с ним однажды, когда он проезжал мимо неё, но он отказался с ней говорить. Единственным даром, который он мог ей дать, было не позволить ей ещё больше запятнать себя знакомством с ним.

В конце концов он услышал от одной из женщин, с которой сходился, что Кэйт начала встречаться с Сэтом То́лбёрном. Эта новость не стала неожиданностью, но всё равно причиняла боль.

Сегодня он следил за овцами своего отца, играя музыку, пока солнце вяло ползло по летнему небу. Дни вроде этого были для него бальзамом. Вдали от людей его грехи и проступки казались далёкими. Здесь он чувствовал покой жизни простого пастуха, и пытался выразить это через струны своей цистры.

Его разум был раскрыт, чувствуя и пробуя мир на расстояние наверное мили во всех направлениях. Он научился быть осторожным. За несколько дней до этого он встретил присутствие, которое, как он знал, наверняка было надзирателем, снова открывшем на него охоту. Аура надзирателя была яркой, сияющей мощным светом, какой Даниэл никогда не видел в своих родителях или в горожанах Колна.

Свет был ключом. Он знал, что сам наверняка испускает такой же, и за прошедшие месяцы Даниэл усовершенствовал способность контролировать свою собственную силу. Вначале он закрывал свой разум, заставляя себя казаться не более чем обычным человеком, но теперь он мог работать более тонким образом, приглушая свой собственный свет, и одновременно продолжая держать свой разум открытым, что позволяло ему видеть окружающий мир его особым образом.

Он также подозревал, что, возможно, надзиратель не мог его ощущать на таком же расстоянии, на каком он сам мог ощущать надзирателя. Иначе его первые эксперименты привели бы к его поимке.

«Лесным богам придётся послать более одного слуги, если они желают меня поймать», — самодовольно подумал он.

Надзиратель направлялся к Колну, уже миновав дом Сэйеров. Он так и не заподозрил, что предмет его охоты наблюдал за ним всё это время.

Легко пройдясь по этой местности, Даниэл заметил Кэйт на склоне холма позади её дома. Она сидела на скале, откуда открывался вид на реку. Даниэл продолжил играть, гадая, о чём она могла думать. В такие дни он часто замечал её там, неподвижно и тихо сидящей на крыльце. Он полагал, что она, должно быть, думала, но не мог догадаться, о чём именно. Он лишь мог надеяться, что не о нём.

По крайней мере, так он говорил себе.

Даниэл подозревал, что оттуда ей было слышно его музыку, и, вопреки самому себе, всегда играл, когда она выходила. Он втайне чувствовал, будто музыка каким-то образом становилась мостом через разделявшее их расстояние, создавая узы, которые могли переступить даже через тьму его души, но Даниэл никогда не рассматривал эти чувства напрямую. Он скрывал их даже от себя, всегда сосредотачиваясь на самой музыке.

Новая фигура появилась, двигаясь со стороны дома Сэта Толбёрна. Этому человеку понадобилось почти полчаса, чтобы покрыть расстояние до дома Кэйт, но по мере его приближения к холму Даниэла тот узнал своего бывшего друга. Это был Сэт, собственной персоной.

Даниэл начал было гадать, с каким поручением Сэт мог идти, но быстро осознал, что не хочет этого знать. Сэт остановился, и сошёл с тропы рядом с порогом Кэйт, подойдя, чтобы усесться рядом с ней.

Даниэл закрыл свой разум. Он не хотелих видеть. Внутри него боролись гнев и скорбь. Убрав руки с цистры, он перестал играть. Будь он проклят, если будет исполнять им серенаду, пока они целуются или обмениваются символами любви.

«Ты уже проклят», — снова подумал он про себя. Тут на него накатил внезапный порыв, желание послать вспышку странного света в небеса, создать маяк. Это наверняка даст надзирателю знать о его местоположении. Сделать это будет так просто.

Он удержался от этого порыва, вместо этого застыв, молча. Закрыв в дополнение к своему разуму собственные глаза, он прислушался к тихому шёпоту ветра в траве, время от времени прерываемому блеяньем одной из овец. Блю сидел рядом с ним, создавая Даниэлу комфорт своим присутствием.

Какие бы грехи Даниэл ни совершал, Блю был абсолютно верен. Его ценности были просты, и в его глазах Даниэл не мог поступать неправильно.

«Если бы только люди были как собаки».

Резкий вскрик прорезался сквозь тишину его мыслей. Кричала Кэйт.

Снедаемый любопытством, но не особо тревожась, Даниэл снова раскрыл свой разум, и с удивлением увидел, что Кэйт и Сэт были уже не одни. К ним присоединились трое его самых нелюбимых людей — Ронни Банкс, Астон Хэйс и Билли Хэ́джэр. Они, наверное, пришли со стороны Колна, иначе бы он заметил их до того, как захлопнул свой разум.

Трое молодых людей рассредоточились, образовав маленький круг с Кэйт и Сэтом в центре. Их позы были напряжены, и они постоянно двигались, переступая из стороны в сторону. Назревала драка.

— Блядь, — сказал Даниэл. Всё это не было его проблемой. С технической точки зрения, они с Сэтом даже друзьями больше не были, а Кэйт определённо не была его девушкой.

«Они, наверное, просто помотают их немного. Поколотят Сэта, и опозорят его у неё на глазах, как со мной сделали». Однако даже думая это, он гадал, так ли это. Те события были два года тому назад, и теперь они были старше. У взрослых людей не было основания вести себя как хулиганы.

«А что если они сделают что-то другое?»

Он увидел, как Сэт поднял кулаки, сигнализируя свою готовность к драке. Ронни подошёл ближе, осклабившись. Ронни был самым крупным из троицы, ростом почти с Даниэла, и был старше Сэта на два года. Ничего честного в этой драке не будет.

Смеясь, он отскочил в сторону, когда Сэт попытался ударить его, и в это же время Билли подступил сбоку, и нанёс удар тяжёлым суком. Удар пришёлся на висок Сэта, и тот упал, безвольно осев на землю. Это был нелицеприятный удар, безжалостный и нечестный. Таким ударом можно было убить человека.

Даниэл уже бежал, и на этот раз он не потрудился приказать Блю оставаться на месте. Летя вниз по склону холма, он снова услышал крик Кэйт. Они материла их, чего никогда прежде не делала. Ронни схватил её за горло, тряся как куклу, будто это могло её заткнуть.

Чтобы достигнуть подножья холма, ему потребуется несколько минут, если он не споткнётся и не размозжит себе голову о камень при спуске. Реку он быстро перейдёт по мелкому броду, к которому шла тропа. Оттуда надо будет ещё несколько минут бежать вверх по противоположному склону, чтобы достичь Кэйт. Он пытался не думать о том, что могло случиться за это время.

На бегу он наблюдал за ними своим внутренним взором.

Ронни перестал трясти её — вместо этого он заломил руку ей за спину, и вогнал кулак Кэйт в живот. Она рухнула перед ним на землю, давясь и задыхаясь. Засмеявшись, Ронни вздёрнул её за длинные красные волосы, потянув её лицо к своему паху, одновременно пытаясь неуклюже спустить свои штаны другой рукой.

Реку Даниэл перелетел так, будто её вообще не было. Он бежал так упорно, что его ноги будто даже не погружались в воду. Метнувшись вверх по тропе, он бежал так, будто от этого зависела его жизнь. Однако его собственная жизнь была никчёмной, ради неё он бы не стал бежать. Он бежал ради того последнего, что имело для него значение, он бежал ради единственной части своей души, которая ещё имела ценность, той части, которая оставалась с Кэйт.

Ронни заорал, оттолкнув её от себя. Даниэл лишь мог предположить, что она пустила в ход зубы.

«Молодца. Надеюсь, она ему начисто откусила». Кэйт была не робкого десятка, легко она не сдастся.

Тут Ронни её пнул, вогнав каблук своего сапога ей в висок. Она мешком свалилась на землю, и хотя руки её силились помочь ей снова подняться, она, похоже, не могла найти землю. Дезориентированная, с текущей по голове кровью, она снова и снова падала и скребла пальцами по земле.

Ронни вынул нож, и начал срезать с неё платье. Он больше не смеялся.

Даниэл не успевал вовремя. Крутой уклон заставил его замедлиться, и он втягивал в себя воздух большими, глубокими глотками. Блю трусил чуть впереди, дожидаясь, пока его хозяин нагонит его.

— Беги, Блю! Давай! Помоги Кэйт! — крикнул он единственному оставшемуся у него другу.

Блю был необычно умён, даже для пастушьей собаки, и мгновенно отозвался, взбегая по вверх по тропе так, будто гравитация была не властна над ним. Даниэл бежал следом так быстро, как мог, но пёс легко его обогнал.

К этому моменту Ронни срезал с Кэйт большую часть её платья, оставив её лежать обнажённой. Астон склонился над всё ещё неподвижным телом Сэта, в то время как Билли наблюдал за действиями Ронни, потирая свой пах ладонью.

Потянув её за щиколотки по неровной земле, Ронни начал поднимать ноги Кэйт. Всё ещё слабая, она сопротивлялась, изгибаясь и дёргаясь, но проигрывала. Противник разводил её ноги в стороны, планомерно пытаясь завести свои бёдра ей между коленями. Он не слышал топот мягких лап у себя за спиной.

Разряд мохнатой молнии врезался в него, заставив покатиться в сторону. Прежде чем он смог прийти в себя, Блю снова набросился на него, сильно укусив за руку, а затем отпустив. Пёс наскакивал и отпрыгивал, пытаясь добраться до горла молодого человека. Устрашившись, Ронни заслонился руками, не давая яростному псу добраться до жизненно важных частей своего тела.

Тут Астон вмешался, пнув Блю, чтобы заставить его отступить. Но даже так они не могли надеяться добраться до Кэйт, только не в присутствии её четвероногого защитника. Однако Билли решил эту проблему с помощью тяжёлого сука, которым прежде бил Сэта. Он крепко заехал по Блю, когда отважный пёс уклонился от очередного удара ноги Астона. Второй удар отправил пошатнувшуюся собаку в полёт с каменистого уступа, и пёс покатился по крутому склону.

Даниэл к этому моменту был слепым скоплением ярости, но его разум продолжал работать. Прежде чем трое молодых людей оправились от своей битвы со псом, Даниэл оказался среди них. Они видели его приближение, но, имея лишь считанные секунды, не были к нему готовы. Первым он напал на Билли, сочтя его самым опасным из-за его деревянной дубины. Уклонившись от неуверенного удара парня, он подошёл вплотную, и вогнал кулак Билли в живот. Второй удар заставил его противника отшатнуться, после чего Даниэл перешёл к Ронни.

Движение справа заставило его повернуться. Астон не собирался отсиживаться во время драки. Даниэл поймал блондина за рубашку, когда тот безуспешно попытался ударить его кулаком, и затем подтащил к себе, жестоко врезав коленом в чувствительное место парня. Ударом локтя он вогнал Астона в землю, но был недостаточно быстр, чтобы избежать атаки Ронни.

Самый старший из нападавших использовал это время, чтобы схватить оружие Билли, и сбил Даниэла с ног могучим ударом. Сук задел его горло, и отправил в полёт спиной вперёд. Во время приземления его голова ударилась о камни, и на время мир потемнел.

Он пришёл в сознание лишь через несколько секунд, задыхаясь и плюясь. Он не мог дышать, и мир, который ему показывали его глаза, был ужасной смесью размытых и смазанных цветов. Однако его иное зрение работало хорошо, и он ясно увидел, как Ронни плотоядно пялился на Кэйт.

— По-моему, он мёртв, — сказал Астон, снова озабоченно осматривая Сэта.

— Кому какое дело! — объявил Билли.

Астон был гораздо умнее своих товарищей:

— Нам какое дело! Всем плевать на потасовку, но если он умрёт, то нам не поздоровится.

— Да не важно, — сказал Ронни со злыми нотками в голосе. — Если умер, то мы просто сбросим его тело в реку. К тому времени, как его прибьёт к одному из берегов, он уже уплывёт из долины в глубокие леса. Там его никто не найдёт.

— А что с ней? — сказал Астон, напоминая им о присутствии более чем одной жертвы.

— То же самое, — объявил их главарь. — После того, как мы позабавимся, конечно.

— И его тоже, а? — добавил Билли, указывая на Даниэла.

— Быстро смекаешь, — согласился Ронни. — Он очнулся?

— Думаю, да, — сказал Билли. — Глаза у него закатываются, но, может быть, он сможет нас слышать.

— Хорошо, приподними его чуток. Я хочу, чтобы он это видел. — Ронни начал снимать штаны.

Зрение Даниэла прояснилось, когда Билли поднял ему голову, и он увидел, что Кэйт смотрит на него. Её зелёные глаза повлажнели от слёз, но по её ауре он видел, что она больше беспокоилась о нём, чем о себе.

— Пожалуйста, Ронни, — тихо сказала она. — Отпусти его. Просто отпусти его, и я никому не скажу. Я сделаю, что ты захочешь.

Астон тихо засмеялся, наблюдая со своего места:

— Она всё ещё любит этого овцеёба.

По ощущениям, тело Даниэла будто превратилось в студень. Он мог двигать ногами, но они были слабы, и он знал, что они не выдержат его веса. Он был беспомощен. Не зная, что ещё сделать, он потянулся к Ронни своим разумом, касаясь его ауры. Сперва касание было нежным, результат его практики со столь многочисленными женщинами, но, направляя свой гнев, он стал не манипулировать аурой молодого человека, а сжимать её, изгибая и тяня изо всех сил.

После первого касания Ронни повернулся, странно пялясь на Даниэла, а затем начал кричать. Его лицо исказилась, а из носа потекла кровь.

— Что ты делаешь? — закричал он, боль делала его слова едва разборчивыми.

Сила Даниэла резко выросла, когда он начал приноравливаться к тому, что делал. Странный свет, которой мог видеть только он, составлял и освещал мир вокруг него. Теперь Даниэл смог ощутить свою силу, и осознал, что основное её ограничение создавал его собственный страх. Дав себе волю, он вцепился в разум Ронни, скручивая его сильнее, рвя и ломая.

Ронни свалился, и его крик оборвался. Кровь свободно потекла из его глаз и ушей, а также из носа и изо рта, в то время как тело его конвульсивно дёргалось. Он умер в почти полной тишине, если не считать нелепого звука, который издавали его шлёпающие по твёрдой земле конечности.

Билли и Астон в ужасе наблюдали за смертью своего друга. Они не могли понять, что происходило, но интуитивно чуяли, что каким-то образом это было дело рук Даниэла. Когда они со страхом посмотрели на него, он пригрозил:

— Билли Хэджэр, я проклинаю тебя на всю оставшуюся тебе жизнь — и тебя тоже, Астон. Если кто-нибудь из вас ещё раз приблизится к ней, то я заставлю кровь вскипеть в ваших венах, и вы будете умолять меня позволить вам умереть.

Они бежали, ни разу не осмелившись оглянуться.

Кэйт пристально глядела на него. Она больше не плакала, но выражение на её лице не оставляло ему никаких сомнений. Теперь она знала его. Его зло показало себя совершенно отчётливо. Теперь она поняла.

— Мне жаль, Кат, — сказал он ей, пытаясь перевернуться, чтобы подползти ближе. — Мне так жаль.

На него накатила волна тошноты, и когда он поднял голову, в ней потемнело. Мир сжался в холодную, крохотную точку, и больше Даниэл ничего не знал.

Глава 13

Даниэл очнулся от чувства, будто начался летний дождь. Большие, тёплые капли тяжело падали ему на щёки и лоб. Тёплый воздух ласкал его лицо, принося с собой знакомый, сладкий запах, которому он не мог подобрать название.

«Если есть небеса, то там всё должно быть именно так», — подумал он. «Знай я, что всё так будет, я бы умер ещё раньше»,

— Пожалуйста, пусть он не умрёт. — Голос, произнёсший эти слова, принадлежал Кэйт, и когда Даниэл открыл глаза, то увидел, что она молилась над ним. Тёплые капли дождя оказались её слезами, а лёгкий ветерок был её глубокими, частыми выдохами. Она молилась, крепко зажмурившись, и когда он раскрыл рот, чтобы её успокоить, свежая слеза упала ему на верхнюю губу. Её солёный вкус принёс в его сердце странное умиротворение.

— Я всё ещё здесь, Кэйт, — тихо сказал он ей.

Её глаза резко распахнулись, пронзив его зелёной вспышкой. Мягкие красные локоны упали вокруг него, когда она отпустила свои волосы, чтобы обнять ладонями его лицо. Наклонившись, она прижалась своей щекой к его собственной, и продолжила плакать, позволяя горю медленно вытечь из себя, пока наконец она не успокоилась.

Руки Даниэла, похоже, стали повиноваться гораздо лучше, и он использовал их, чтобы бережно прижать Кэйт к себе. Они молчали. Не осмеливаясь прервать этот единственный идеальный миг, он использовал свой разум, чтобы бесшумно осмотреть окружающую местность. Ронни Банкс лежал неподалёку, его тело было совершенно неподвижным. В нём не было шевеления, его лёгкие и сердце не двигались. Он был мёртв.

Астона и Билли нигде не было видно. Сэт был рядом, и, к облегчению Даниэла, его сердце всё ещё крепко билось. Глаза Сэта были закрыты, а дыхание было медленным, поэтому Даниэл подумал, что тот, должно быть, всё ещё без сознания. Его аура имела такой же вид, как у спящего человека.

«Блю?». Даниэл с беспокойством начал искать своего пса. Он нашёл его не на склоне внизу, а лежащего рядом с собой. Первой его реакцией было подумать, что Блю вернулся, и лёг рядом, но секунду спустя он понял, что Блю был мёртв.

Кэйт сходила за ним, и принесла обратно, положив рядом с его хозяином. Она всё ещё была обнажённой и раненной, но это было первым её действием после того, как она проверила состояние своих товарищей. Если Даниэл и гадал о причинах, почему он её любил, то теперь эти сомнения развеялись.

Смерть Блю вызвала слёзы у него самого, и он заплакал вместе с ней, позволяя боли сорвать стену, которую он держал между собой и своими эмоциями. Он плакал как дитя, бесстыдно и несдержанно, пока не осталось ничего. Кэйт продолжала жаться к нему.

Её обнажённая кожа была гладкой под его ладонями, но его низменные инстинкты не отзывались. Когда они в конце концов отстранились и встали на ноги, он посмотрел на неё, изучая грязь и синяки, пятнавшие её гибкое тело.

Она уставилась на него в ответ, не стыдясь своей наготы. Голую кожу она показывала с достоинством королевы.

— Нам нужно занести его в дом, — сказал Даниэл, глядя на Сэта.

— Мне не хватало сил дотащить кого-то из вас вверх по холму, — призналась Кэйт.

Это удивило его. Он и не осознавал, что был в настолько глубоком бессознательном состоянии.

— Как долго я провалялся?

— Почти час, — сказала она ему.

— Чёрт. — Нагнувшись, он стал размещать конечности Сэта, пока не сумел просунуть руки под колени и плечи своего друга. Медленно застонав, он встал, поднимая Сэта на руках. — Думаю, я смогу донести его, — сказал он ей, — если ты понесёшь… — Комок застрял в его горле, прежде чем он смог произнести «Блю».

Она кивнула, мгновенно всё поняв, и вместе они понесли Сэта и пса вверх, к её дому.

Даниэл беспокоился о том, что увидит Брэнду, когда они доберутся, но мгновенно отбросил эти мысли. Следовало думать о более важных вещах.

— Твоя мать знает что-нибудь про помощь раненным? — спросил он.

— Её нет дома, — ответила Кэйт. — Сэт зашёл, чтобы рассказать мне, как у неё дела.

— Сэт?

— Она живёт у них в доме. Его мать ухаживает за ней, — объяснила Кэйт.

— Почему? — спросил Даниэл, совсем сбившись с толку. — Если она заболела, то могла бы попросить моих родителей. Мы ближе.

Кэйт покачала головой:

— Она и слышать об этом не хотела.

— А что с ней не так? — продолжил он. Он подумал, что её желание избегать помощи его родителей было понятно, но ситуация всё равно казалась странной. За последние несколько недель он часто бывал в городе, и ни одна из женщин не упоминала ничего о том, что Брэнда Сэйер была серьёзно больна.

— Ничего с ней особо не так, она была беременна, Даниэл. Сэт пришёл сказать мне, что у меня появилась сестрёнка, — наконец сказала Кэйт. Эти слова она произнесла одновременно со стыдом и с удивлением.

Они наконец достигли дома, и как только они оказались внутри, Даниэл осторожно опустил Сэта на кровать Брэнды Сэйер. Он уставился на Кэйт, не в силах найти слова.

Прежде чем он смог что-нибудь придумать, она продолжила:

— Она отказывается говорить, кто отец. Поэтому и скрыла беременность. Родители Сэта пообещали никому не говорить.

— О.

Они устроили Сэта как можно удобнее, сняв его рубашку, и использовав влажные тряпки, чтобы вымыть грязь из раны у него на виске. Та уже больше не кровоточила, и его дыхание казалось нормальным. Не зная, что ещё делать, они оставили его в покое.

— Тебе, наверное, следует надеть что-нибудь, — сказал ей Даниэл, покосившись на её тело. До этого он не особо обращал внимание, но теперь обнаружил, что её гладкие изгибы притягивают к себе его взгляд. За всё время их злоключения она не выказала перед ним ни одного признака застенчивости.

— Ты такое уже видел, — сделала наблюдение она.

Хотя за последние несколько месяцев он видел много обнажённых женщин, Кэйт голой он не видел ни разу. Он был весьма уверен, что запомнил бы это. Снова посмотрев на неё, он утвердился в этой мысли: «Да, это бы я точно запомнил».

— Нет, не видел, — возразил он, а потом снова задумался. В детстве они несколько раз ходили купаться вместе. Но он не думал, что это считалось. Она сильно изменилась с тех пор.

— У других, — откровенно сказала она.

Даниэл отвёл взгляд, внезапно поняв. Тёмная тень снова начала смыкаться вокруг его сердца. Он и не догадывался, что эти слухи дошли до неё.

Она удалилась, и минуту спустя вернулась одетой в простую белую сорочку. Та выглядела принадлежащей к такому типу платья, которое Кэйт могла бы надевать на ночь. Взяв его за руку, она провела его в свою комнату, и жестом приказала ему сесть на кровать.

— Я уже чувствую себя гораздо лучше, — сказал он ей, думая, что ей будет лучше смыть засохшую кровь со своей щеки, прежде чем пытаться заставить его лечь, будто он калека какой-то.

Кэйт толкнула его на кровать, и села рядом с ним. Когда он попытался встать, она нпридавила его, используя свой вес, чтобы удержать его на месте:

— Нет. Это — первый раз после той случившейся на танцах хрени, когда ты вообще сказал мне хоть слово. Я не отпущу тебя, пока ты не заговоришь.

Он отвёл взгляд.

Она заползла к нему в кровать, и прижалась к нему, положив голову ему на грудь, и закинув свою ногу поверх его собственной:

— Если не хочешь говорить — хорошо. Можешь лежать здесь всю оставшуюся жизнь, если хочешь. Мы оба можем оставаться здесь, но ты ни шагу не ступишь из этой комнаты, пока не расскажешь мне всё.

То была приятная мысль. Он подумал, что легко мог бы провести так всю жизнь.

— Если бы ты знала правду обо мне, то побоялась бы приближаться ко мне даже на милю, Кэйт. Я держался подальше, потому что хотел защитить себя, и я ничего не сказал, потому что не мог вынести мысли о том, что ты будешь меня ненавидеть.

— Защитить меня от чего? — без следа страха спросила она.

— От меня.

— Это как-то связано с тем, что случилось с Ронни?

Он кивнул.

— Это действительно ты сделал? — подтолкнула она.

Даниэл зажмурился:

— Я убил его.

— Тебя коснулись боги, — внезапно сказала она. Именно так иногда называли людей, которые служили лесным богам. Надзиратели часто демонстрировали странные способности, которые нельзя было легко объяснить. Соответственно, пошли слухи о том, что их близкая связь с лесными богами дала им их собственные силы.

— Это никак не связано с богами, Кэйт. Внутри меня что-то злое, что-то неправильное. И дело не просто в силе. Я едва это понимаю, но то, что я совершал… Я превращаюсь в чудовище, — признался он.

Она потянула его за подбородок, пока они не оказались лицом к лицу.

— Открой глаза, — приказала она.

— Нет.

Она поцеловала его, не лёгким, а глубоким, страстным поцелуем. Через несколько секунд она отстранилась:

— Открой глаза, иначе я буду продолжать это делать, пока не откроешь.

— Да что с тобой такое? — спросил он. — Ты играешь с огнём.

— Почему? — парировала она. — Потому что ты — опасный злодей? Потому что ты — какой-то любовный демон, совративший половину женщин в городе? Потому что скоро ты потеряешь контроль, и захватишь мне своей злой силой, запятнав меня так же, как поступил со многими другими?

Её слова прорезали его до сердца, и он ошеломлённо уставился на неё. Было ясно, что она очень хорошо знала, о чём он думал, и также было ясно, что она многое знала о его недавнем безнравственном поведении.

— Да, — ответил он.

— Это полнейшая хуйня! — пылко сказала она ему. Он был ошарашен, услышав от неё сквернословие второй раз за день. Такое поведение было совсем не в её характере.

— Я знала тебя с тех пор, как мы едва начали ходить. Я видела, как ты заботился о животных. Я видела, как ты держал новорождённого ягнёнка, когда помогал при родах. Мы бегали, дрались и плакали годами, пока росли. Ты — наверное самый добрый, самый нежный мужчина из всех, кого я когда-либо смогу встретить. Что бы ни случилось, заставив тебя посчитать себя злым, или никчёмным, что бы это ни было… это ложь. И если ты именно поэтому оттолкнул меня, и начал спать с каждой распутной женщиной, готовой раздвинуть ноги, то ты — идиот! — закончила она.

Даниэл уже не в первый раз осознал, что совершенно недооценил Катрин Сэйер. Она не только раскрыла значительную часть его преступлений, но и каким-то ненормальным образом уже простила ему их, по крайней мере частично.

Она явно была не в себе.

— Единственное, чего я не понимаю, — продолжила она, — это то, почему некоторые из них это делали. Мне казалось, что некоторые из них были из числа хороших людей, а не тех, кто пошёл бы на такого рода риск.

— Я был очень убедителен, — просто сказал он.

— Ты имеешь ввиду свою новую силу? — спросила она. — Так ты действительно считаешь себя каким-то любовным демоном?

Он кивнул.

— Когда это случилось впервые? — спросила она.

Подождав пару минут, она снова подтолкнула его:

— С тем же успехом можешь просто рассказать. Я и так уже многое знаю. Говори!

— Когда я впервые был с женщиной? — осторожно спросил он.

Она кивнула:

— Когда ты впервые использовал свой дар, чтобы кого-то совратить.

То были два разных вопроса, но он не собирался говорить о её матери.

— Думаю, это было через месяц или два после танцев.

— Кто это был?

— Элис Хэйс. В тот раз это случилось как бы случайно.

Она ахнула:

— Про неё никто не знал.

— Никто?

Он начинал гадать, откуда она брала свою информацию.

— Многие женщины в городе начали говорить о тебе. Кто-то признался, а о других пошли слухи, будто они были с тобой. Говорят, что ты их околдовал, — объяснила она.

Теперь он встревожился ещё больше:

— А их мужья знают?

Она покачала головой:

— Нет, хотя некоторые могут подозревать. Пока что леди Колна держали эти слухи в своём кругу. Если бы это случилось только с одной или двумя, то они, возможно, позволили бы слухам разойтись, но мне кажется, что ты поставил под угрозу столь многих из них, что они все боятся кому-то рассказывать.

Он снова попытался отстраниться от неё, но она отказывалась отпускать.

— Почему ты продолжаешь держаться за меня? — спросил он, снова расслабляясь. — Любая разумная девушка уже побежала бы с криками прочь.

— Это что, действительно лучшее извинение, какое ты смог придумать?

Тут в нём зажглась искра гнева:

— А с чего бы мне извиняться?

— Потому что из всех известных тебе женщин любил ты только меня, и я — единственная, кто любит тебя. Если тебе и просить прощения у кого-то, то прежде чем думать обо всех остальных, тебе следует попросить прощения у меня, — прямо заявила она. Пока она говорила, её глаза покраснели.

— Ты помнишь, что я сказал тебе на танцах?

— Ты лгал, Даниэл Тэнник. Я знакома с тобой достаточно долго, чтобы знать, когда ты говоришь правду, а когда — лжёшь, и это было самой первой и самой худшей ложью, какую ты когда-либо мне сказал, — горько ответила она.

От боли в её взгляде ему поплохело, и благодаря своему дару он видел боль ещё и в её ауре. Она сгорала в буре эмоций, хотя внешне продолжала выглядеть относительно спокойной. Гнев, ревность и смятение боролись друг с другом за обладание её сердцем, но под и над всеми ими была любовь, неизменная преданность, не дававшая им власти над девушкой. Любовь стояла внутри неё подобно крепости, отказываясь сдвигаться с места перед лицом всего, что билось об её сердце. Воды поверхности вспенивались от ветра, но неподвижные глубины её любви под ними оставались непотревоженными.

Перед лицом всего этого он воистину ощутил себя ничтожным:

— Мне так жаль, Кэйт. Исправить это мне уже не удастся, но я никогда не хотел причинить тебе боль.

Её опухшие веки всё ещё сдерживали слёзы, но она была готова вот-вот расплакаться:

— Это — начало, но сперва ты должен сказать мне правду.

— Я не могу, — сказал он, сперва думая, что она имела ввиду правду о том, с чего всё началось.

— Скажи! — яростно выпалила она, а затем стала повторять эти слова, стуча по его груди: — Скажи!

Он наконец понял:

— Я люблю тебя, Катрин Сэйер.

Он начал было целовать её, но она оттолкнула его:

— А теперь скажи мне, почему.

— Что почему? — спросил он, думая, что она, возможно, имела ввиду причины, по которым он любил её.

— Почему ты это сделал? — хрипло сказала она. — Что вообще могло стать всему этому причиной? Почему ты стал спать с каждой женщиной, до которой мог дотянуться, когда любил меня? Почему я — единственная, с кем ты не мог быть? Тебя только я люблю, но ты изо всех сил старался соблазнить каждую хоть немного привлекательную женщину… кроме меня.

Его изначальное преступление лежало в его сердце подобно камню, и он знал, что там оно и останется, пусть и задушит его до смерти своим ядом:

— Нет, — ответил он. Но даже говоря это, он ощутил что-то иное, какое-то беспокойство в подсознании.

— «Нет» — значит не скажешь? — спросила она. — Или «нет» — значит не соблазнишь меня?

Он сел, оттолкнув её в сторону. Теперь он распознал источник того, что его беспокоило. Сфокусировав своё внимание, он ясно увидел всадника.

— Приближается надзиратель, — проинформировал он её.

Глава 14

— Надзиратель? Почему? Почему здесь? Почему сейчас? — Она была фрустрирована и зла из-за того, что нечто вмешалось именно сейчас, когда она наконец начала получать от него ответы.

— Тут гадать нечего, — сказал он ей. — Я уже довольно долго скрывал от него своё присутствие.

— Тогда как он тебя нашёл? Ронни? — спросила она.

Даниэл кивнул, разглаживая свою куртку, и направляясь к двери. Кэйт поймала его прежде, чем он до неё дошёл:

— Мы можем сбежать, Даниэл, вместе, ты и я.

— Для этого уже слишком поздно, Кэйт, — печально сказал он. — Уже во время Праздника Урожая было слишком поздно, иначе бы я никогда не сделал то, что я сделал. — Уставившись в стену, он добавил: — Он уже почти здесь.

— Что мы будем делать? — сказала она, и в её голое слышались одновременно страх и отвага.

— Мы ничего делать не будем. Не было никаких «мы». Ты останешься здесь, и будешь присматривать за Сэтом. Я встречу его снаружи, — сказал Даниэл.

Она зыркнула на него с отчаянием во взгляде:

— Это глупо. Ты же понимаешь, что он сделает! Верно?

— То, что он должен сделать, — ответил он, отталкивая её, и резко захлопывая дверь, пока она приходила в себя. — Исключит порочного из рядов добропорядочных.

Не будучи уверенным, как именно он это сделал, Даниэл использовал свою силу, чтобы призвать кожаный ремешок, который он видел лежавшим на столе в передней комнате. Крепко удерживая щеколду, он использовал кожаную полоску, чтобы закрепить её на месте. Долго этот ремешок не продержится, особенно учитывая наспех завязанный им узел, но Даниэл подумал, что этого хватит.

«Не хочу, чтобы она это видела».

Дверной косяк и даже стена тряслись, когда Кэйт стала биться телом о деревянную преграду.

— Выпусти меня, идиот! — крикнула она, прежде чем выдать ещё более творческую тираду. Даниэл поразился её словарному запасу, и начал подозревать, что у характера Кэйт были грани, о существовании которых он совершенно не догадывался.

Подбежав к парадной двери, он открыл её, и вышел из дома. Даниэл отошёл от порога лишь на десять футов, когда подъехал надзиратель.

Лошадь надзирателя тяжело дышала, указывая на то, насколько быстро он ехал. Он, наверное, был в милях отсюда, когда сила Даниэла вспыхнула подобно маяку. Если бы он лучше держал себя в руках, то его могли бы и не заметить.

— Ты, — сказал всадник, выбираясь из седла. — Не двигайся.

— Да, сэр.

Незнакомец был с ног до головы одет в кожу, хотя покрой и стиль были Даниэлу незнакомы. Он вытащил из ножен тёмный клинок, но тот при этом издавал глухой звук, в отличие от шелеста, который можно было бы ожидать от металлического оружия. Уставившись на него, Даниэл подумал, что тот наверняка из дерева, как и говорил Том Хэйс. Его дополнительные чувства подтвердили это, хотя он ощутил странную силу, которая напитывала его, особенно по краям.

— На колени, — сказал надзиратель.

— Вы собираетесь…? — начал Даниэл, но не закончил вопрос.

— Если попытаешься сбежать, то будет грязно и больно. Это я тебе обещаю. На колени, и тогда будет быстро, — указал мужчина на землю перед собой.

Даниэл встал на колени, наклонив вперёд свою обнажённую шею:

— Благодарю.

Незнакомец хмыкнул:

— А вот такого я, по-моему, раньше не слышал, — и затем высоко занёс своё оружие, готовясь срубить молодому человеку голову с плеч.

«Всё кончено», — подумал Даниэл со смесью страха и облегчения. Он дёрнулся, когда надзиратель пришёл в движение, полагая, что клинок уже опускается, а затем снова замер.

Его разум увидел пролетевший по воздуху камень прежде, чем он понял, откуда тот взялся. Даниэл частично притушил свои чувства, и не смог увидеть, что Кэйт выбралась из своей спальни, и вышла с другой стороны дома. Она обошла его, и по дороге нашла себе оружие.

Ударивший надзирателю в голову камень был размером почти с мужской кулак, а рука у Кэйт была сильной. Они с Даниэлом упражнялись в метании в течение многих долгих летних дней, когда были моложе. Он знал, что она была вполне способна убивать небольших зверей, если те не были ничем укрыты, и если у неё был хороший камень. Этот камень она метнула, полностью намереваясь убить надзирателя.

Голову мужчины сбило в сторону, и он пошатнулся, едва не выронив оружие, но всё же не упал. У него даже кровь не потекла. Как минимум, его должно было оглушить, даже если его череп каким-то образом был достаточно прочным, чтобы не заполучить трещину от силы удара тяжёлым камнем.

— Сучка! — пробормотал он. — Ты за это сдохнешь.

Однако Кэйт ещё не закончила. Второй её камень попал ему прямо в лицо.

— Беги, Даниэл! — закричала она.

Второй бросок на надзирателя вообще никак не подействовал. Своими новыми чувствами Даниэл ощутил, что вокруг мужчины был какого-то рода энергетический панцирь, как будто на его ауре затвердела внешняя оболочка. После первого броска она стала плотнее и крепче, и теперь защищала его от любого возможного нападения Кэйт. Их враг улыбнулся, и Кэйт застыла, прежде чем упасть на бок. Её лицо было закрыто прозрачным барьером из какого-то рода энергии, и такой же барьер сдерживал её руки и ноги. Даниэлу было видно, что ей стало трудно дышать.

— Опусти её! — сказал он надзирателю низким рыком, зародившимся в его горле.

— А иначе что, мальчишка? Оскалишь на меня свои клыки? Знай своё место, бара́тт!

Он понятия не имел, что означало последнее из произнесённых надзирателем слов, но насмешка в его голосе ясно давала понять, что это был не комплимент. Двинувшись вперёд, Даниэл отвлёк надзирателя, сделав вид, будто пытается ударить его кулаком.

Засмеявшись, его противник ждал, зная, что удар его не коснётся, но в последнюю минуту Даниэл шагнул в сторону, и зашёл ему за спину. Он толкнул надзирателя в грудь правой рукой, надеясь свалить его на землю.

«Мне просто нужно нарушить его сосредоточенность».

Надзиратель не сдвинулся с места. Его щит пророс ему под ноги, укрепившись в каменистой почве.

— Чтобы победить, тебе не хватает ещё годков двадцати, но я ценю твоё упорство.

Его меч метнулся вперёд, и хотя Даниэл попытался пригнуться, он был недостаточно быстр. Острая боль и чувство тепла на шее поведали ему, что его порезало.

На землю упала большая часть его правого уха.

— Хорошая реакция, баратт!

Даниэл отшатнулся. Он видел, что Кэйт всё ещё боролась. Её грудь вздымалась как кузнечные мехи, а лицо приобрело пурпурный оттенок. Отчаявшись, он потянулся своим разумом, пытаясь порвать ауру надзирателя, как уже поступил прежде с Ронни.

Губы его врага разошлись в широкой улыбке, когда сила Даниэла тщетно зацарапала по его щиту. Атака Даниэла была слишком неуклюжей и несфокусированной, чтобы у неё был хоть какой-то шанс на успех.

— Несчастный, глупый ублюдок, — сказал надзиратель. — Давай уже закончим с этим. Хватит игр. — Подняв руку, он указал жестом на Даниэла, и ленты чистой силы оплели его тело, прижав руки к бокам.

— Пожалуйста, отпусти её, — взмолился он надзирателю. — Она невинна. Порча только на мне.

Тот засмеялся, приблизившись, и встав перед Даниэлом, небрежно держа меч в правой руке.

— Порча? Ты так об этом думаешь? Твой дар возвышает тебя над ними, баратт. Он даёт тебе силу.

Даниэл не слушал. Он тужился, но как ни пытался, не мог заставить свои руки сдвинуться. Ощущение было такое, будто его оплели сталью. Сменив тактику, он стал давить своим разумом, пытаясь использовать свой дар, чтобы разомкнуть силовые ленты.

Лицо надзирателя посерьёзнело:

— Тебе не удастся, мальчишка. Ты недостаточно силён. — Его рука поднялась, занеся меч с, и не оставляя сомнений в его намерениях.

Кэйт перестала бороться. Её лицо посинело, а тело обмякло.

Ярость прокатилась по Даниэлу, и его челюсти сжались, а сила стала расширяться вовне.

Надзиратель замер, сосредоточившись на своих усилиях удержать молодого человека. На его лбу проступил пот, а глаза распахнулись. Он проигрывал.

— Нет! — сказал он, но было уже слишком поздно.

Ленты, сдерживавшие Даниэла, порвались в ослепляющей энергетической вспышке. Он прыгнул в сторону, пытаясь избежать неизбежного удара меча надзирателя, но его противник уже оседал на землю.

Мужчина потерял сознание.

Окружавшая Кэйт энергия исчезла, но она, похоже, не дышала. Даниэл подбежал к ней, и начал трясти её, пытаясь заставить её тело вдохнуть. Когда это не сработало, он сделал единственное, что пришло ему в голову — наклонился, чтобы выдохнуть воздух ей в рот.

Большая его часть вышла обратно через её нос. Попытавшись снова, он зажал ей нос, и стал выдыхать, пока её грудь не расширилась. Он чувствовал, что её сердце всё ещё слабо билось, и после второго выдоха она закашлялась. Она начала тяжело дышать, и минуту спустя её глаза с трепетом раскрылись.

— Даниэл?

Он поцеловал её:

— Это я.

— Где надзиратель? — спросила она.

— Вон там, он без сознания. По-моему, он перенапрягся, или что-то вроде того. Когда я вырвался на свободу, он потерял сознание, — сказал он ей.

Кэйт приподнялась, опираясь на локоть:

— Он всё ещё жив?

— Его сердце всё ещё бьётся.

На нетвёрдых ногах она подошла к надзирателю, и наклонилась. Она всё ещё неуверенно сохраняла равновесие, и едва не упала, поэтому вместо этого встала на колени. Кэйт подняла камень, который недавно бросала в надзирателя.

Даниэл был рядом, стоя у неё над душой, пытаясь её защитить:

— Что ты делаешь?

Катрин Сэйер резко обрушила камень, ударив им надзирателя в висок. Удар пришёлся по касательной, но вспорол кожу, и кровь свободно потекла из раны. Она снова подняла камень.

— Остановись, Кэйт! — закричал он, поймав её запястье прежде, чем она смогла повторить свою кровавую атаку.

Она подняла на него взгляд, её щёки были испачканы грязью и слезами:

— Он должен умереть, Даниэл. Он убьёт тебя, если очнётся. — Несмотря на её внешность, голос её был спокойным и невозмутимым.

— Нет, Кэйт, — сказал он, потянув её назад, почти таща её за руку. — Ты не можешь этого сделать.

— Я не позволю ему убить тебя.

Он немного пораздумал над её словами. После того, как она напала на надзирателя, тот и ей тоже угрожал. Он чуть не задушил её. Если он очнётся, то вряд ли позволит ей уйти безнаказанной.

— Я это сделаю, — сказал ей Даниэл. — Если кому-то из нас и придётся совершать убийство, то это должен быть я.

— Это не убийство, это — здравый смысл, — сказала Кэйт. — В противном случае он убьёт тебя.

— Я и должен умереть, — сказал Даниэл. — Тебе надо было позволить ему сделать своё дело. Теперь он и тебя преследовать будет.

— Да мне всё равно, — зло ответила она. — Если убивать тебя — божий промысел, значит именно боги неправы.

Даниэл уставился на неё, широко раскрыв глаза. «Она спятила, и если я ничего не сделаю, то и она тоже поплатится своей жизнью».

Он забрал камень у неё из руки, но потом передумал. Вместо этого он поднял странный клинок надзирателя. Тот ощущался в руке лёгким как деревянная дубинка, но Даниэл видел на клинке опасную кромку. Окружавшая её энергия исчезла, испарившись в момент, когда надзиратель потерял сознание. Однако меч всё ещё выглядел острым.

Заскрипев зубами, он нанёс по мужчине удар, целясь в шею.

Вместо неё он попал в челюсть, раскроив плоть у него на щеке, оголив кость. Кровь была повсюду.

Ужаснувшись, он сменил хватку на оружии, планируя вогнать его в грудь мужчины.

— Не надо, — сказала Кэйт. — Испортишь броню.

От спокойной рассудительности в её голосе Даниэл похолодел, и обернулся, уставившись на неё.

Она пожала плечами, нисколько не оправдываясь.

Послушав её совета, Даниэл снова сменил хватку, решив перерезать мужчине горло, не пытаясь срубить ему голову. Он достаточно часто помогал резать ягнят, чтобы знать, что лёгкие обезглавливания из рассказов были чистой воды выдумкой. Когда он начал резать, Кэйт схватила надзирателя за ноги, потянув, чтобы поменять положение его тела, дабы его голова оказалась ниже его груди.

— Чтобы кровь вытекла, — сказала она, объясняя свои действия.

«Я бы ни за что и не догадался, что она — одержимая убийством маньячка», — подумал Даниэл. Он начал видеть любовь своей жизни в новом свете.

Крепко надавив, он разрезал кожу на горле надзирателя, и, немного поработав, перерезал ему ещё и яремную вену. Кровь дико забила на землю, и Даниэл почувствовал, что ему поплохело. Испытывая тошноту, он сложился пополам, и начал блевать.

Кэйт держала его за плечо, не давая упасть, похлопывая его по спине второй ладонью:

— Тебе следовало позволить мне это сделать, Даниэл. Ты для этого слишком нежный.

Сплюнув, чтобы прочистить рот, он покосился на неё:

— Когда это ты стала так чёрство относиться к убийству?

— А кто по-твоему занимается здесь большей частью готовки? — сказала она ему. — Поубивай достаточно цыплят, и через некоторое время это становится легко.

Даниэл посмотрел на труп:

— Это, — твёрдо сказал он, — не цыплёнок.

— Как и Блю, — несколько резковато ответила она, но затем её лицо смягчилось: — Прости, это было подло, но ты понял, о чём я.

— Нет, вообще не понял.

— Ты плачешь над потерянным ягнёнком, или цыплёнком, или над умирающим человеком, но разницы нет никакой. Никто из них не хочет умирать. Разница лишь в любви и необходимости. Я убиваю цыплят, чтобы есть, потому что приходится. Я научилась не плакать из-за этого. Я плакала из-за Блю, потому что любила его, а не потому, что собака каким-то образом лучше цыплёнка.

Она указала на тело надзирателя:

— Этого человека я вообще не любила, и мы убили его из необходимости. Я стану плакать по нему не более, чем по цыплёнку.

Даниэл молчал с задумчивым выражением на лице.

— О чём думаешь? — спросила она.

— Что я, возможно, перестану есть мясо, — ответил он.

Она обняла его:

— Вот, что я в тебе люблю, хотя это и делает тебя глупцом. — Она начала целовать его в щёку, но затем заметила сбегающую по его шее кровь. Теперь та попала ей на платье, и он увидел, что ворот его рубашки тоже ею пропитывался. — Ох! У тебя кровь, Даниэл!

Адреналин и шок не позволили ему этого заметить, но теперь он ощутил пульсирующую боль в правом ухе — поправка, в том месте, где когда-то было его правое ухо. Он пощупал это место пальцами, найдя лишь нижнюю часть уха и мочки. Его пальцы стали липкими.

Кэйт осторожно осмотрела ухо, прежде чем подвести его к умывальнику за домом. Она промыла его рану небольшим количеством чистой воды, а затем вошла в дом. Она вернулась с чистой тряпицей, и порезала её на полоски кухонным ножом, чтобы перевязать его рану.

— Когда заживёт, ты будешь забавно выглядеть, — сказала она ему.

— Я, наверное, не проживу настолько долго, — сделал наблюдение он.

— Не падай духом.

— Как ты можешь быть в таком приподнятом настроении? — спросил Даниэл. — Едва час назад тебя чуть было не изнасиловали. Сэт сильно ранен, Блю мёртв, а мы только что убили надзирателя… надзирателя. Этот человек был слугой богов!

— А что насчёт Ронни? — спросила она.

— Об этом я особо не жалею.

— Два часа назад моя жизнь была до невозможности тёмной, — сказала она ему. — Мужчина, которого я любила, отказывался со мной говорить, и вообще, похоже, прилагал все усилия к тому, чтобы причинить мне боль всеми вообразимыми способами. Моя мать постыдно скрывалась со своим внебрачным ребёнком, а меня пришёл утешить друг, за которого, как я боялась, я буду однажды вынуждена выйти замуж.

— А Блю? — спросил Даниэл.

Её взгляд потемнел:

— Это — худшее из всего случившегося, но всё равно не преуменьшает то, что ты наконец открылся мне незадолго до этого. Ситуация выглядит трудной, но мы что-нибудь придумаем.

— Что ты имеешь ввиду?

— Мы сбежим, — просто сказала она.

— Что?

— Ты убил Ронни, и надзирателя. Даже если мы сбросим их тела в реку, Астон и Билли расскажут. У нас есть мы с тобой,мерин, и оружие. Дай мне собрать, что смогу, и мы уедем, — с прямой честностью сказала она ему.

— Это не сработает, — сказал Даниэл. — Нам некуда идти. Единственный город, помимо Колна — это Дэрхам, а там нас найдут. В конце концов либо лесные боги, либо их надзиратели меня отыщут, и когда это случится, всё будет кончено. Мне следует бежать, но у тебя ещё хотя бы есть надежда на нормальную жизнь.

— Ни за что, — сказала она ему. — Давай, снимай с надзирателя броню, а я соберу еды и всего, что нам может понадобиться, и что мы сможем унести.

— А броня зачем? — с любопытством спросил он.

— Выглядит ценной, и ты почти такого же размера, что и он, — заметила она.

Даниэл понял, что она сошла с ума. Она действительно собиралась сбежать с ним, но он также знал, что не мог затянуть её в поглотившее его жизнь безумие. К уговорам она бы не прислушалась, поэтому он отбросил мысль о том, чтобы её убедить.

— Ладно, — сказал он наконец, — не забудь и запасной одежды тоже взять.

Она улыбнулась, и пошла в дом, пока он поспешил к крыльцу. Даниэл как можно быстрее стянул с надзирателя броню, что оказалось труднее, чем он мог вообразить. Сняв броню, он скатал её, и запихнул в одну из перемётных сум надзирателя. Он увидел, что у того в одной из сум была сушёная еда, а позади седла был приторочен сделанный из козьей кожи мех с водой.

Забрав портупею и ножны, он вложил в них меч, и забросил себе на плечо. К седлу сбоку была привязана верёвка, и он связал ею ноги надзирателя, прежде чем привязать другой конец к луке седла. Доставить тело к реке будет гораздо проще, если его будет тащить мерин.

— Вернусь через несколько минут! — крикнул он в сторону дома. Своим разумом он видел, как Кэйт упаковывала вещи на кухне, используя большое полотенце, чтобы сделать простой узелок. Даниэл приблизился к мерину надзирателя.

Крупное животное всё это время с подозрением наблюдало за ним. Мерин был хорошо вышколен, поскольку не сдвинулся с места после того, как всадник спешился. Он терпел, пока Даниэл возился с седлом, но отчётливо дал понять, что будет не рад попыткам в это седло взобраться.

— Ну-ну, мальчик. Тут не о чем волноваться, — сказал он успокаивающим голосом.

Аура животного оставалась спокойной, пока он говорил, но как только он поместил стопу в стремя, она вспыхнула разозлённой бурей. Даниэл перекинул ногу через седло, и уселся, но почти потерял равновесие, когда зверь встал на дыбы.

Инстинктивно потянувшись, он сгладил волны в ауре животного, примерно так же, как делал это с отцом.

— Ш-ш-ш, — сказал он. — Всё хорошо. Я просто хочу, чтобы бы кое-куда меня отвёз.

Тут массивное животное утихло, успокоившись под его рукой. Подтолкнув бока каблуками, он направил мерина вперёд.

Потребовалось почти десять минут, чтобы дотащить тело до реки, а после того, как он сбросил труп, Даниэл вернулся туда, где они оставили Ронни. Повторив процесс, он избавился и от этого трупа тоже, прежде чем вернуться к дому Сэйеров. Оглядев землю, он не увидел никаких следов смерти надзирателя кроме крови, равномерно впитывавшейся в сухую землю. Немного работы граблями или метлой будет достаточно, чтобы её скрыть.

Кэйт посмотрела на него с порога:

— К тому времени, как кто-нибудь задастся вопросом о нашем отсутствии, они даже не смогут определить, что здесь что-то произошло, — сделала наблюдение она.

Даниэл кивнул, и воспользовался поводьями, чтобы повернуть голову мерина к реке, и использовал каблуки, чтобы заставить животное прийти в движение.

— Даниэл? Эй! — воскликнула Кэйт, её голос перешёл от вопроса к крику менее чем за секунду.

Он снова пришпорил мерина, и тот понял его спешку. Он перешёл с шага на лёгкий галоп, а потом на полный галоп. Кэйт бросилась бежать, и её длинные ноги позволили ей почти догнать его, прежде чем мерин полностью разогнался.

— Не делай этого! — закричала она, и её рыжие волосы стелились у неё за спиной подобно пламени.

— Прости, — крикнул он. — Скажешь им, что это всё я. Ты ничего плохого не сделала! — Затем он повернулся вперёд, сосредоточившись на лежавшей перед ним тропе. Даниэл больше не в силах был смотреть на Кэйт.

За свою жизнь он бежал от Катрин Сэйер уже вторично, и второй раз был не легче первого.

Глава 15

Он проехал по тропе к реке, прежде чем свернуть, двинувшись вдоль южной стороны, где берег был более гладким. Местность в том направлении была мягче, и если он будет следовать вдоль реки достаточно долго, то в конце концов она совсем выведет его из долины, и заведёт в глубокие леса.

У него не было настоящего плана, уж точно не такого, какой включал бы в себя надежду на выживание в долгосрочной перспективе. Даниэл просто намеревался двигаться вперёд, пока не останется никаких шансов на то, что Кэйт или кто-то ещё из его знакомых сможет его нагнать. Он мог лишь утянуть их за собой на дно, как привязанный к их шеям жёрнов. Вес его преступлений навлечёт кару на любого, кто будет рядом с ним, когда его найдут лесные боги.

Так он полагал.

Даниэла терзало то, что он бросил Кэйт. Когда Астон и Билли расскажут о случившемся, все узнают, что он сделал что-то с Ронни, но никак не смогут свалить это на неё. Надзирателя больше никто не видел, поэтому он решил, что она на этот счёт промолчит.

Скача вперёд, он слышал у себя в голове голос Кэйт: «Сэт пришёл сказать, что у меня появилась сестрёнка».

Даниэлу должно было вот-вот исполниться шестнадцать, а он уже стал отцом. «И Кэйт всё ещё понятия не имеет об этом».

Он сожалел, что не сказал ей всю правду. Её способность к прощению выходила за все ожидаемые пределы, но он всё ещё не думал, что она смогла бы это принять. Однако она заслуживала правды.

«Когда я въеду в глубокий лес, вернуться я уже не смогу», — мысленно заметил он. «Если её мать решит продолжить обман после того, как меня не станет, то это не моё дело. Я и так уже достаточно жизней испортил».

Даниэл понятия не имел, что могло лежать за границами великого леса. Никто из входивших в него не возвращался с вестями при живой памяти, то есть, кроме надзирателей, а те не были частью человеческого сообщества, хотя и казались людьми.

День медленно шёл на убыль, пока Даниэл пробирался по пересечённой местности. В некоторых местах берег реки прерывался валунами и большими скальными образованиями, заставляя его поворачивать прочь от реки, пока ему не удавалось обойти преграду. Однако чем дальше он продвигался, тем проще становился путь. Ландшафт сгладился, и растительность стала гуще. Вдалеке он увидел первые большие деревья, а не те низкорослые, переполненные энтузиазмом кусты, которые именовали деревьями в долине.

Холмы ушли прочь, и деревья пошли гуще, но пока это ещё не был глубокий лес. Тот лежал впереди, где дубы и вязы окружали гораздо более массивные деревья богов. Даниэл держал свой разум раскрытым, осматривая лес вокруг себя настолько далеко, насколько мог. Сперва он думал было держать разум закрытым, надеясь скрыть своё проклятье от лесных богов, но бросил эту затею.

Он убил надзирателя, и теперь отдавал себя прямо в руки глубокого леса.

Даниэл ощутил их задолго до того, как они приблизились — мужчина и женщина, верхом, ехавшие с той же скоростью, что и он. Они были в нескольких сотнях ярдов, в двух разных направлениях, и слишком далеко, чтобы их можно было физически увидеть в густой чаще, однако они продолжали поддерживать одинаковую с ним скорость. В какой-то момент он остановился, просто чтобы увидеть, что произойдёт — и они оба также приостановились.

«Они хотят посмотреть, насколько далеко я собираюсь зайти», — подумал он. «Или, возможно, они здесь просто чтобы убедиться, что я не поверну назад».

Оба незнакомца имели то характерное свечение, которое Даниэл стал ассоциировать с надзирателями.

— Всё уже почти закончилось, — тихо сказал он себе, но затем услышал у себя в сознании голос Кэйт: «Если убивать тебя — божий промысел, значит именно боги неправы».

Действительно ли он хотел просто сдаться?

«Я и так уже проклят, так почему бы не побороться за свою жизнь? Более проклятым, чем я есть, мне уже не быть».

Именно в этот миг он наконец смирился с собой, к добру или к худу, вопреки тому, что с ним сотворили, и тому, что он сотворил с другими. Он мечтал сыграть честную роль на огромной сцене жизни, но если его заставляли принять вот эту, иную роль, то с тем же успехом он может выжать из неё всё, что можно.

Он остановил мерина, с удовлетворением заметив, что его эскорт сделал то же самое. Спешившись, он распаковал броню надзирателя, и начал натягивать её на себя. Надзиратель был мужчиной довольно среднего размера, а Даниэл был весьма крупным подростком. Соответственно, броня была ему почти впору, хотя некоторая подгонка ей бы определённо не помешала. Даниэл также добавил портупею, на этот раз надев её как надо. Теперь он сам был похож на надзирателя.

Вскоре после этого он вернулся в седло, снова поехав дальше в лес. Он ехал в том же направлении несколько минут, прежде чем свернуть влево, и погнать мерина галопом, несясь через деревья в направлении надзирателя-мужчины. Вместо того, чтобы сохранять дистанцию, надзиратель пустил своего скакуна лёгким галопом, направляясь навстречу.

Женщина, следовавшая за ним слева, также ускорилась, двигаясь следом.

Расстояние между Даниэлом и надзирателем быстро сокращалось по мере того, как они скакали навстречу друг другу, и он мгновенно заметил, что мужчина накрыл себя мощным щитом — так же, как это сделал тот, первый надзиратель. Когда они сблизились, меч надзирателя светился смертоносной энергией.

«Он разрубит меня надвое этой штукой, а я никак не смогу пробиться через его щит». Вместо этого он сосредоточился на скакуне всадника, изменяя его ауру таким образом, какой, по его мнению, должен был создать состояние крайней паники. Полная противоположность тому, что он сам ранее сделал со своим скакуном.

Скакун надзирателя внезапно встал на дыбы, сбросив всадника на землю, и вместо того, чтобы сражаться, Даниэл поехал дальше, поскакав галопом, пока мужчина пытался не оказаться затоптанным своим собственным, ударившимся в панику скакуном. К тому времени, как он сможет успокоить зверя, Даниэл был весьма уверен, что сам он уже уедет за пределы видимости в другом направлении.

Однако его всё ещё преследовала женщина, и как наездница она явно была лучше. Её конь был легче, чем массивный мерин, на котором скакал Даниэл, и более проворным в густой лесистой местности. Грация и атлетичность всадницы внушали Даниэлу благоговение, пока та двигалась вместе со своим конём, поддерживая равновесие, и каждое её движение перетекало в движение коня, огибавшего молодые деревца.

Она была уже менее чем в сотне ярдов позади, и быстро нагоняла его. Даниэл попытался дотянуться до её скакуна, чтобы заставить его запаниковать, как уже делал недавно, однако она уже видела его уловку. Щит окружал не только всадницу, но и скакуна.

Фрустрированный, Даниэл мысленно осмотрелся вокруг, ища что-нибудь, что могло бы помочь. Земля впереди была гладкой, перемежаемой лишь небольшими кустами и щедро разбросанными деревьями. Редкие упавшие стволы и ветки заставляли скакунов время от времени слегка подпрыгивать, но пока что они показали себя способными с этим справиться.

Его внимание привлёк сухостой.

Даниэл знал, что его способность могла влиять на предметы напрямую, физически, хотя обнаружил это лишь недавно. Он вспомнил о том, как разрушил невидимые путы надзирателя, и потом вспомнил, как притянул к себе кожаный ремешок в доме Кэйт.

«Если бы только я побольше времени потратил, пытаясь в этом разобраться». Очевидно, пытаться научиться использовать свою силу во время погони на бешеной скорости по лесополосе препятствий было неидеальным решением.

Всадница приближалась, находясь едва в двадцати футах позади него. Даниэл вёл своего мерина в обход низких кустов и препятствий, в то время как она явно знала своего скакуна гораздо лучше. На низких препятствиях она лишь пригибалась, в то время как её ловкий скакун перепрыгивал их. Ветки, грозившие выбить её из седла, также её не волновали — она обладала необъяснимой способностью в точности знать, какая из них была достаточно высокой, чтобы она могла проехать под ней, а какая на самом деле требовала от неё смены курса.

Короче, она могла двигаться по гораздо более прямой траектории, в то время как Даниэл со своим более крупным скакуном постоянно менял направление.

«Она быстрее, гораздо опытнее, и знает эту местность», — молча подумал он. «Она также знает свою силу, защищая одновременно себя и коня. Мне хана».

Женщина уже поравнялась с ним, хищно улыбаясь, а он наблюдал за её приближением, заворожённый её внешностью. Её тело облекала та же самая странная кожаная броня, почти не сковывая её движения, когда она смещала своё положение в седле. В руке её был деревянный меч, а её тёмно-коричневые волосы бились у неё за спиной, заплетённые в две косы. Она с макушки до пяток выглядела как дева-воительница. Каждое её движение сквозило уверенностью.

«Даже будь мы пешими, и только с мечами, она наверняка бы порубила меня на куски».

Тут он осознал, что она игралась с ним. Очевидно, она хорошо владела своими способностями. Она могла бы множеством разных способов остановить его скакуна, заставив споткнуться. Что хуже, она наверняка могла использовать свою силу, чтобы убить его напрямую, как он сам поступил с Ронни. Даниэл понятия не имел, как защищаться.

Выражение на лице надзирательницы ясно сказало ему, как много удовольствия она получала от погони.

Мысленно потянувшись, Даниэл попытался использовать свою силу, чтобы дёрнуть за ветку впереди. Ветка была зелёной и здоровой, и хотя он видел и почувствовал, как та двигается, её упругость не позволила ему сорвать её с дерева.

«Больше практики», — мысленно выругал он себя, — «ты смог бы это сделать, будь ты более умелым».

Женщина видела его потуги по применению силы, и засмеялась, скача лишь в нескольких футах позади него.

Мёртвый сук, не толще мужского запястья, лежал на пути впереди него, поэтому Даниэл потянул поводья своего мерина влево, чтобы избежать препятствия. Опять же, его скакун легко мог бы перепрыгнуть сук, но Даниэл был плохо знаком с его способностями. Следовавшая за ним надзирательница не колебалась, зная, что её конь сможет преодолеть преграду.

В последнюю секунду сук подпрыгнул вверх, вздёрнутый силой Даниэла. Он запутался в ногах коня, заставив его споткнуться. То, что представляло из себя прекрасную демонстрацию навыка и атлетичности, превратилось в зубодробительную массу конской плоти. Надзирательницу подбросило в воздух, и она пролетела двадцать футов, прежде чем удариться о небольшое деревце.

Её конь не встал — он извивался и бился на земле. У него были сломаны по крайней мере две ноги. Женщина невероятным образом выжила. Сила удара разбила её щит, но она не потеряла сознание. Опираясь на чуть не убившее её дерево, она снова встала на ноги.

«Надо этому научиться. Эти щиты — чрезвычайно полезные штуки». Однако он не стал задерживаться в своём восхищении — увидев свой шанс, он ударил по её ауре своим разумом, рвя и ломая.

Она сопротивлялась с долю секунды, но падение оставило её дезориентированной и слабой. Вскоре она закричала, а потом упала, сотрясаясь от судорог на лесной земле. Даниэл держал на ней свой фокус, пока не убедился в том, что она мертва, одновременно поворачивая своего мерина, чтобы подъехать к её скакуну.

Животное испытывало сильную боль, поэтому Даниэл коснулся его разума, умиротворяя его, пытаясь его успокоить. Это было сложно, поскольку животное уже было в панике, а тело его было серьёзно покалечено, однако в конце концов Даниэл обволок его восприятие своего рода ментальным одеялом, заставив впасть в блаженное беспамятство. Он поддерживал животное в этом состоянии, пока не смог спешиться, и прикончить его мечом.

Снова взобравшись в седло, он поехал дальше, осматривая лес в поисках другого всадника. Он проскакал достаточно далеко, чтобы больше не ощущать его, поэтому не знал, смог ли тот вернуться в седло и последовать за ним, или сдался.

«Будем надеяться, что если я не могу его найти, то и он не может найти меня».

Он направил своего скакуна глубже в лес. Последнее, что сделал бы любой вменяемый человек — отправиться в этом направлении. Вскоре впереди стали выситься громадные очертания деревьев богов.

О них он слышал лишь в рассказах, или видел из далёкого далека, с вершин холмов в долине — массивные деревья, поднимавшиеся в небо на сотни футов. Самые большие дубы и вязы, которые осмеливались расти поблизости, казались карликами по сравнению с деревьями богов, а когда он оказался под ними, больше других деревьев вокруг не было. Их размеры затмевали всё остальное.

Между ними мало что росло кроме мелких, очень терпимых к тени растений, маленьких, чахлых кустов, и тому подобного. За определённой чертой, которую он миновал, больше не росло вообще никаких иных деревьев кроме деревьев богов. Ехать было просто, поскольку мёртвых ветвей практически не было. Не было и тропы, но путь был чист во всех направлениях.

Деревья богов были настолько огромны, что расстояние между их чудовищными стволами было не меньше сотни футов. Маленькие пятна света кое-где достигали земли, давая достаточно освещения, чтобы не позволить глубокому лесу погрузиться в вечный сумрак, хотя всё равно было довольно темно.

Поразительнее всего было то, как его новые чувства показывали ему эти деревья. В отличие от дубов и вязов в более нормальном лесу, эти деревья ярко сияли странной силой, которую он начал ассоциировать с надзирателями. Их ауры обладали такой же сложностью, какую он привык ожидать от человеческих аур, но узоры были иными, чужеродными. Ощущение было таким, будто они наблюдали за ним.

Он начал ощущать человеческие тела высоко в ветвях. Они были скрыты от взгляда, но своим разумом он легко мог их находить. Они бегали вдоль сети путей, создаваемых огромными ветвями, переходящими от дерева к дереву. Их было немного, и они будто бы почти не обращали внимание на него, пока Даниэл ехал под ними.

Пугали его именно деревья. Он чувствовал их внимание, давившее на его сознание. В рассказах лесные боги всегда описывались имеющими человекоподобную форму, но он начал гадать, не были ли эти рассказы ошибочны. Быть может, лесные боги и были деревьями.

На краю его восприятия появились ещё всадники, на этот раз — пятеро. Они ехали широко растянутым строем, двигаясь в направлении, которое шло поперёк его пути, и достаточно далеко впереди, чтобы скоро пересечься с ним, если он не сменит направление движения.

Подавшись вправо, он направился прямо к ближайшему всаднику в строю. Всадникам на дальнем конце строя теперь придётся сделать крюк, чтобы добраться до первого всадника и помочь ему — они не смогут обступить его со всех сторон, как было бы, если бы он продолжил ехать вперёд, чтобы пересечься с ними посередине.

Когда всадник показался в пределах видимости, Даниэл поскакал прямо на него, надеясь, что его показная храбрость сможет достичь того, чего не мог достичь отсутствующий у него навык.

Этот всадник также закрыл себя и своего скакуна щитом, и пока Даниэл искал какой-то способ отвлечь или дезориентировать противника, надзиратель ударил по его незащищённому разуму, погашая его мысли. Даниэл почувствовал, что начинает терять сознание, и принялся дёргать за поводья, чтобы остановить своего мерина прежде, чем упадёт. Он мысленно боролся, разрывая мягкие путы, которые, похоже, замедляли его мысли, уговаривая его заснуть.

Надзиратель с некоторым удивлением наблюдал, как Даниэл продолжал бороться, полностью остановив своего мерина, и спешившись, хотя его и покачивало.

Не в силах заставить свою жертву потерять сознание, надзиратель допустил ту же ошибку, что и его предшественник, бывший у дома Кэйт — он перестал атаковать ментально, и использовал свои способности, чтобы создать ленты из чистой силы, сковывая тело Даниэла.

«Зачем они это делают, когда кто-нибудь может просто сделать вот так?»

Даниэл вступил в борьбу со своим потенциальным пленителем, напрягая силу, пока ленты не сломались вновь, вспыхнув выпущенной энергией. Однако этот надзиратель отпустил их как раз в тот момент, когда они порвались, избежав худшей части отката. Пошатнувшись, мужчина спешился, обнажив свой клинок.

Даниэл не стал ждать, пока тот придёт в себя. Он вскочил, и со всех ног побежал в сторону. Надзиратель последовал за ним, но вскоре обнаружил, что не мог тягаться с длинным шагом подростка. Он сдался всего лишь через несколько секунд, побежав обратно к своему скакуну.

К этому моменту до него добрались другие всадники, легко скача, окружив его, подобно волкам, загоняющим оленя. Они использовали свою силу, чтобы цеплять его стопы, ставя подножки, и смеялись, когда он падал лицом в мягкую землю и листья. Однако Даниэл не оставался лежать. Каждый раз он вскакивал, и продолжал бежать, страх придавал силы и скорости его ногам.

Первый из пяти встреченных им надзирателей нагнал их, крича предупреждение своим товарищам:

— Осторожно, он силён.

Они засмеялись, и один из них снова поймал его за ноги, отправив кувыркаться с разбегу по земле. Однако удерживать его надзиратель не стал, и позволил Даниэлу снова вскочить.

— Не думай, что он опасен просто потому, что одурачил тебя, Дра́вэк! — сказала одна из женщин.

Даниэл ощутил впереди ещё одну фигуру, женщину, хотя её аура отличалась от ауры остальных. Для начала, у неё не было щита, и, похоже, она сидела с противоположной стороны от одного из массивных древесных стволов. Не зная, что ещё делать, Даниэл побежал в её направлении, смутно мысля, что, возможно, сможет взять её в заложники.

Надзиратели тоще почувствовали её, и начали замедляться, позволив ему опередить себя. Выражения их лиц казались испуганными.

Метнувшись вокруг ствола, Даниэл зацепился взглядом за отблеск красоты не от мира сего. Сидевшая перед ним дева была одета лишь в тончайшее платье из прозрачного белого материала. Она подняла на него взгляд со своего места, её лицо не отражало никакого волнения. Волосы стекали по её плечам подобно дождю живого серебра, достигая бёдер.

Отказываясь позволять её внешности отвлечь себя, Даниэл побежал прямо к ней, держа деревянный меч в правой руке.

Лицо женщины не изменилось, она продолжила без всякого выражения глазеть на него, будто не могла осмыслить его действия. Она подняла ладонь, её губы разомкнулись, и что-то метнулось по спирали от неё к нему, слившись с древесиной его оружия.

Пока Даниэл бежал, древесина изменилась, изгибаясь, и выросла в длинную, чешуйчатую тварь, подобную какой-то кошмарной гадюке. Тварь обвила его руку, и сжала своим телом, в то время как её голова метнулась к его горлу. Запаниковав, Даниэл потянул тварь свободной рукой, но та крепко держала его стальной хваткой. Голова обвилась вокруг его шеи, и начала сжиматься.

Даниэл упал на землю, силясь вдохнуть. Его голова будто готова была взорваться от давления, а сердце начало гулко стучать в груди. Женщина наклонилась над ним, глядя на него сверху вниз без всякой жалости. Она заговорила, обращаясь к нему, но слова её были непонятны.

Всадники остановились более чем в двадцати ярдах. Они оставили своих скакунов, и преклонили колена, опустив головы. Один из них что-то сказал, используя тот же незнакомый язык.

Когда Даниэл понял, что вот-вот умрёт, деревянная змея слегка ослабила хватку на его горле, позволив ему вдохнуть.

Сереброволосая женщина снова заговорила, уставившись на него леденистыми голубыми глазами, по цвету почти совпадавшими с его собственными. Она слегка склонила голову вбок, и, когда её волосы сдвинулись, он смог увидеть появившийся кончик слегка заострённого уха.

— Я тебя не понимаю, — сумел произнести он.

Тот же надзиратель снова заговорил, и Даниэл задумался, не перевёл ли он только что его слова. Леди ответила более резким тоном, и надзиратель склонил голову, будто от стыда.

«Наверное, это — одна из лесных богов», — подумал Даниэл.

Когда эта мысль пришла ему в голову, богиня протянула тонкую руку, и коснулась его лба. Он ощутил, как её сила вошла в его разум, и вместе с ней пришли два странных видения. Первое показывало, как он снова задыхается, его лицо приобретает пурпурный цвет, пока он извивается на земле, медленно умирая. Второе видение показывало, как он встаёт перед ней на колени, целуя землю у её ног.

Значение было весьма очевидно даже для него — смерть или служение.

Снова подумав о Кэйт, он принял решение, и с трудом встал перед ней на колени. Упёршись левой рукой для равновесия, он опустил голову к мшистой земле, но вместо того, чтобы поцеловать почву, он сдвинул голову, и коснулся губами мягкой кожи её стопы. Не думая, он использовал свою силу, чтобы коснуться её ауры, попытавшись послать по её ноге приятное ощущение.

Её тело слегка содрогнулось, в то время как позади он скорее ощутил, чем увидел, как надзиратели ахнули. Он задумался, не убьют ли его сейчас, но ни один из них не сдвинулся с места.

Лесная богиня убрала свою стопу, и с любопытством посмотрела на него, и Даниэл ощутил, будто падает в голубые озёра её глаз. Его парализовало чувство благоговения и трепета. Её пальцы снова зашевелились, и она свела ладони вместе, медленно разводя их по мере того, как между ними появлялось ожерелье из кружащейся энергии. Протянув руки вокруг его шеи, она поднесла концы друг к другу у его горла, но они не соединились.

Она снова заговорила, и коснулась его лба ладонью, послав ему очередной образ, указывавший, что ему нужно соединить концы своей силой.

Даниэл провёл по её предплечью левой ладонью, пока не нашёл то место, где её пальцы держали два конца, и после импульса его собственной силы ожерелье слилось в неразрывный круг.

Лесная богиня снова заговорила, и хотя он всё ещё не мог понять её слова, Даниэл уже догадался, что они означали: «Ты мой».

Глава 16

Надзиратели немного поговорили с ней, но всё, что смог понять из их разговора Даниэл — это то, что сереброволосая женщина вроде бы говорила им «нет». В конце концов они ушли, оставив их вдвоём.

Она сказала ему ещё одно слово, а затем начала идти вверх по стволу дерева. Поднявшись на двадцать футов, она с любопытством посмотрела на него сверху, как если бы не могла понять, почему он не следует за ней. Она разразилась вереницей слов, но они ничего для него не значили.

— Я так не могу, — сказал Даниэл, беспомощно пожимая плечами.

Она спустилась так же легко, как прежде поднималась, вообще не обращая никакого внимания на гравитацию. О том, что та на неё всё ещё действовала, можно было сказать лишь потому, что её длинные волосы висели прямо по направлению к земле, хотя тело её было в идеально горизонтальном положении, перпендикулярно к стволу.

Снова приложив палец к его лбу, она послала в его разум очередной образ, одновременно прижимая его ладонь к плотной коре дерева. Сперва он был сбит с толку, но затем у него прояснилось в голове, и он увидел, что именно она пыталась ему показать. Вытолкнув силу через ладонь своей руки, он мог создавать временную сцепку между ладонью и грубой поверхностью коры.

Удовлетворившись тем, что он понял, она выдала ещё одно слово, и указала вверх.

Приложив ладонь к дереву, он использовал свою странную новую силу, и заставил ладонь прилипнуть к коре, затем вытянул вторую руку вверх, выше первой, и сделал то же самое. Он понятия не имел, каким образом она могла шагать вверх так, как только что делала. Тут явно было замешано что-то ещё, помимо просто прикрепления ног к поверхности. Отпустив первую руку, он подтянул себя выше с помощью другой, а затем нашёл новое, более высокое место для первой руки.

Подтягивать себя так, чередуя руки, было чрезвычайно трудно. Хотя кора была грубой, текстуры её поверхности было недостаточно, чтобы он мог найти упор для ног, поэтому Даниэл был вынужден оставить свои ноги бесполезно висеть. На третьей перестановке рук связь между кожей и деревом подвела, и он упал, свалившись на землю, и приземлившись на пятую точку.

Его новая спутница одарила его взглядом, с которым он был знаком уж слишком хорошо. Так на него часто смотрела мать, а с более недавнего времени — Кэйт. Это был взгляд, означавший «ты слишком глуп, чтобы это можно было выразить словами». Подавшись вперёд, она снова коснулась его головы, передав ему новую картинку.

Эта показывала, как он использует также свои стопы и колени, выталкивая свою силу через одежду из любых частей тела, которые соприкасались с деревом. Она подчёркнутым образом заново проиллюстрировала процесс привязки, и Даниэл понял, что это он тоже делал неправильно. Он не пронзал поверхность своей силой достаточно глубоко. Ему повезло, что он не потерял кожу на ладони, или не выдрал внешний слой коры.

Ему почему-то подумалось, что наносить повреждения дереву будет плохой идеей.

Попытавшись снова, он, немного наловчившись, сумел осторожно поползти вверх по дереву. Он всё ещё не понимал, как она вот так вот шла вверх, но она, похоже, смирилась с его неуклюжим методом, наблюдая за ним с явной жалостью. Выражение её лица напомнило ему о том, как кто-то мог бы смотреть на пса, который неуклюже пытается взобраться по лестнице.

Она терпеливо ждала его несколько минут, но затем устала. Вложив в его разум очередной образ, она показала ему место, которого он должен был достичь, высоко в кроне дерева, а затем оставила его, ловко побежав вверх.

— Просто ещё где-то сотню футов, — пробормотал он себе под нос, глядя вниз. Даниэл уже был примерно на таком же расстоянии от земли. Одна ошибка — и он мёртв. Первая ветка по-прежнему была ещё в тридцати футах выше, и, вроде, не была ни с чем соединена. Вероятно, он сможет передохнуть там, если потребуется.

Чтобы достичь указанного ею места, у него ушёл час. Место оказалось широкой ветвью, которая, похоже, странным образом вырастала из дерева, расходясь в стороны, чтобы образовать широкую платформу в месте её соединения со стволом. Здесь были разбросаны разнообразные предметы, лишь немногие из которых были ему знакомы. Однако две большие выпуклости, торчавшие из деревянного пола, выглядели подозрительно похожими на стулья.

Его хозяйки нигде не было видно.

Люди ходили по деревьям вверху и внизу, во всех направлениях вокруг него. Ну, он называл их людьми, но каким-то образом мог определить, что к человеческому роду они не принадлежали, в отличие от встреченных им прежде надзирателей. Они были иными, как сереброволосая женщина. Большинство их было скрыто листьями и ветвями, но время от времени он мельком видел одного из них своим физическим взглядом.

Все они, похоже, имели серебряные волосы и голубые глаза, которые он видел на женщине, и у всех у них уши слегка заострялись на кончиках.

Через несколько минут вернулась его новая подруга. Подойдя ближе, она снова положила палец ему на голову, показав ему образ, в котором он сидел на одной из похожих на стул выпуклостей, затем образ изменился, и Даниэл увидел себя ходящим по платформе. Последним, что она показала ему, было то, как он покидает платформу, и этот образ она сопроводила несильной волной боли.

— Жди здесь, — ответил он. — Я понял.

Она улыбнулась, а затем ушла.

Остаток дня проходил медленно, и первая проблема встала перед ним, когда Даниэл начал чувствовать неприятное давление в своём мочевом пузыре. Женщины не было уже несколько часов, и он не видел никакого очевидного способа облегчиться. Когда ждать больше не было мочи, он решил пописать с платформы, аккуратно целясь, чтобы не попасть ни на одну из нижних ветвей.

Опустилась ночь, и в воздухе похолодело. Даниэл проголодался, и дрожал от холода, но продолжал ждать. Он попытался поспать на твёрдом полу, но это было невозможно, в отсутствии чего-нибудь, что могло бы его согревать.

С приходом утра он порадовался возвращению солнца, хотя оно было недостаточно тёплым, чтобы снова согреть его. У него пересохло во рту. В последний раз Даниэл пил непосредственно перед тем, как въехал в лес день тому назад. Бурдюк, бывший у него с собой, остался притороченным к седлу мерина, вместе с его едой.

Что было хорошо в жажде, так это то, что ему больше не нужно было беспокоиться о мочеиспускании. Ничего более вещественного ему также не пришлось делать, вероятно — из-за отсутствия пищи. К тому времени, как миновало три четверти дня, Даниэла трясло, и он совершенно ослаб.

У него начало болеть ухо, и от него будто шёл жар по всей стороне его головы, до шеи. Тепло было приятным, по сравнению с холодом, от которого ныло остальное его тело. К вечеру он больше не мог стоять.

Ночь он провёл в грёзах наяву. Некоторые видения были приятны — его мать, готовившая еду, Блю, игравший во дворе, когда ещё был щенком. Однако они приносили ему мало облегчения, ибо еда его матери не утоляла голод, а когда он попытался погладить Блю, тот улетучился.

«Я и забыл, что он умер».

Хуже всего были видения с Кэйт. Она снова плакала, вперившись в него взглядом, который будто обнажал каждый его грех. «Каждую женщину кроме меня, Даниэл! Почему?»

Однако он не мог найти слёз, которые отражали бы его печаль, ибо его глаза высохли, как и его рот.

Рассвет нашёл его свернувшимся на платформе. Он больше не дрожал, и больше не чувствовал озноб, хотя всё его тело по-прежнему ныло. Боль каким-то образом просочилась в его кости. Сереброволосая женщина стояла над ним, с любопытством глядя на него. Она заговорила, но её слова ничего не значили.

Он не обращал на неё внимания. Попытка общения потребовала бы слишком много усилий.

Она ушла, и вскоре вернулась, держа живую белку. Та, похоже, спала у неё на руках. Женщина поместила белку рядом с ним, и вложила в его разум видение, показывающее, как он ест это маленькое животное.

Даниэл не стал утруждать себя ответом, и в конце концов она снова ушла. Час спустя белка наконец проснулась, и решила, что здесь ей делать тоже нечего.

Миновала вечность, и появилось двое людей. Один, похоже, был его сереброволосой женщиной, в то время как второй очень отличался. Тот был мужчиной, но кожа его была чёрной, а волосы были блестящего золотого цвета, и им не уступала лишь золотая радужка его глаз. Женщина указывала на Даниэла, а её спутник смеялся, как если бы она рассказала ему чудесную шутку.

«Возможно, это я и есть», — подумал Даниэл. «Шутка, которую боги рассказывают друг другу, чтобы облегчить скуку».

Цвет мужчины был более глубоким, чем какой-то простой чёрный — это был цвет дёгтя, почти не отражавший падавший на него свет. Волосы его тоже нельзя было спутать с волосами человека-блондина — они выглядели так, будто кто-то взял настоящее золото, и свил из него тонкие волокна, создав из них золотой парик. Наклонившись поближе, он сказал Даниэлу:

— Она не знала, как правильно тебя кормить, дичок, — сказал мужчина. — Ты говоришь на бэйрионском?

Даниэлу потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что мужчина говорил на его собственном языке. Наконец осознав это, он сумел прохрипеть в ответ:

— Что такое «бэйрионский»?

Мужчина улыбнулся:

— Это название твоего языка, баратт.

«Баратт». Опять это слово, а он всё ещё понятия не имел, что оно означало. Надзиратель произносил это слово так, будто оно было ругательством, но этот мужчина, похоже, произносил его без злобы в голосе. Также Даниэл никогда не слышал, чтобы его язык называли «бэйрионским». До того, как он пришёл в глубокие леса, Даниэл никогда не задумывался о возможности того, что люди или боги могли говорить по-разному.

— Ты выглядишь нездоровым, баратт. Я позабочусь о том, чтобы тебе принесли еды и воды, — добавил незнакомец.

Они ушли, и Даниэл снова остался один. Женщина вернулась через, вполне возможно, час. Даниэлу стало трудно следить за временем. На этот раз она принесла чашу с водой, и мёртвую белку. Шкура с белки была снята, а плоть её была обожжена и обуглена, будто кто-то несколько минут держал её в огне.

«Она пыталась поджарить белку», — осознал он.

Даниэл выпил воды, и погрыз по большей части сырое животное. Те части, которые облизывал огонь, обгорели, а в остальном белка была по сути сырой. Откусив несколько раз, он больше не смог есть дальше. По крайней мере, горло его перестало быть сухим.

Мужчина вернулся тем же вечером, сопровождаемый двумя надзирателями. Даниэл обнаружил, что те подняли его между собой, будто бы на воздушной кровати, и его окружило тепло. Впервые за более чем два дня он ощутил комфорт, хотя его тело по-прежнему ныло и горело изнутри.

— У этого человека лихорадка, господин, — сказал один из людей. — Я не думаю, что он долго протянет.

— Отнесите его в Э́ллентрэ́а. Если выживет, то, возможно, мы сможем использовать его, чтобы инициировать кого-нибудь из молодняка, — сказал чернокожий бог.

Двое мужчин поклонились, и, используя свою силу, понесли его прочь. Даниэл заметил, что вниз по стволу они спускались таким же образом, как это делала сереброволосая женщина.

«Надо научиться этому трюку», — подумал он, прежде чем потерять сознание.

Глава 17

Даниэл очнулся, лёжа в маленькой кровати. Она не слишком отличалась от его собственной, и если бы не разница в комнате, то он мог бы вообразить, что снова оказался дома. Его била сильная дрожь, хотя он, похоже, был накрыт плотным пледом и несколькими одеялами. Его тело чувствовалось сухим, обезвоженным, будто он целые дни провёл без воды.

Рядом с кроватью на столике стояли кувшин с водой и чашка, так что он налил себе воды, или, по крайней мере, попытался — минимум половину он пролил на пол, настолько сильно дрожали у него руки. Допив содержимое чашки, он снова осел на кровать, поплотнее натянув одеяла себе до шеи.

Когда он снова очнулся, у кровати была женщина. Ей, наверное, было за двадцать, хотя черты её лица были крупными и грубыми, как если бы она вела тяжёлую жизнь. Нос её был слегка скошен в сторону посередине, отчего её лицо выглядело несимметричным. Даниэл мог лишь предположить, что её нос был когда-то сломан, возможно неоднократно. Самым заметным в ней было то, что она не носила никакой одежды.

Одна её рука приподнимала его голову, и она поднесла чашку к его губам:

— Пей, баратт, иначе умрёшь, — сказала она почти лишённым сочувствия голосом. По её ауре он видел, что эта задача её раздражала, будто она предпочитала делать что угодно кроме как ухаживать за ним.

Он стал пить.

— Прошу прощения за причиняемое мной беспокойство, — сказал он ей, пытаясь отразить на своём лице благодарность.

Её единственным ответом было сплюнуть на, как он только сейчас осознал, земляной пол:

— Если можешь говорить, значит можешь есть, — ответила она. Женщина вышла, и чуть погодя вернулась с миской, которая пахла каким-то бульоном или супом. Она поставила миску на стол рядом с ним, а затем снова ушла.

Даниэл заснул прежде, чем попробовал бульон, а когда проснулся, тот уже остыл, и на поверхности плавали кусочки свернувшегося жира. Не сумев найти ложку, Даниэл стал просто пить из миски, проливая часть бульон себе на рубашку, когда у него тряслись руки. Он был дико голоден, и, несмотря на недостаток вкуса, выпил всё до конца, проглатывая маленькие кусочки мяса и неизвестных овощей, когда те соскальзывали ему в рот. Выбившись из сил, он откинулся на кровать, и вскоре у него закрылись глаза.

Позже женщина растрясла его, и Даниэл с удивлением осознал, что больше не чувствует жара или холода, а тело лишь слегка ноет, и ощущается некомфортно. Его бельё пахло застарелым потом, и он чувствовал скопившуюся за воротником грязь.

Ему также нужно было пописать.

Женщина протянула ему ещё одну миску, но принимая её, Даниэл спросил:

— Я могу где-нибудь облегчиться?

Она указала на притулившуюся у одной из стен глиняную вазу с тяжёлой крышкой, и Даниэл понял, что это, наверное, ночной горшок. Его родители ими не пользовались, но он слышал, что такие были у многих горожан в Колне, предпочитавших не выходить из дому холодными ночами.

— Благодарю, — сказал он, но она лишь хмыкнула в ответ, выходя прочь.

Писать в горшок было непривычно.

Впервые осмотрев комнатушку, в которой он находился, Даниэл задумался, куда делась его одежда. Замёрзнув, он быстро забрался обратно в кровать.

Следующие несколько дней текли медленно. Женщина возвращалась по несколько раз в день, принося ему всё более плотную пищу, в отличие от простого бульона. Она никогда не говорила, если он не задавал ей вопросы, и даже на них она иногда отказывалась отвечать.

— Где моя одежда?

Кривоносая проигнорировала его вопрос. Так он мысленно обозвал её, поскольку никакого имени получше у него для неё не было. Она упорно отказывалась называть своё настоящее имя, и, похоже, его собственное её тоже не интересовало, когда он назвался.

Несмотря на странный уход, Даниэл шёл на поправку. Его больше не лихорадило, и у него был здоровый аппетит. Бывшая у него на голове повязка исчезла — её убрали в какой-то момент, пока он был без сознания. Остаток его уха был воспалён, но теперь воспаление утихло. Оставшийся обрубок ныл, и был покрыт толстой коростой. Даниэлу было трудно держать свои руки подальше от него, но он знал, что если будет теребить ухо, то оно может снова начать кровоточить.

Больше всего в его новом жилом положении фрустрировала полная изоляция, а также неумолимая скука. Ему нечем было заняться, не с кем поговорить, и ему уже несколько раз сказали сидеть на месте. Полное отсутствие одежды также не помогало.

Большую часть свободного времени он проводил, наблюдая за миром вне своей комнаты. Он пытался найти подходящую щель или дырку в стенах или двери, но они все были слишком маленькими. Даниэл был вынужден полагаться на своё особое чувство, чтобы исследовать мир вне деревянных стен.

Он был в городе, и, к его удивлению, тот был гораздо больше Колна. Возможно, он был даже больше Дэрхама, хотя Даниэл ни разу там не был, так что не мог сравнить. В пределах его восприятия не росло ни одного дерева богов — они переставали расти на некотором расстоянии от края города, где начинались здания.

Сами дома были полностью деревянными, но построены были странным образом. Даниэл не мог найти ни следа досок или каких-либо разрезов. Выглядели здания так, будто они просто выросли из земли, подобно дыхательным корням болотногокипариса. На них не росло ветвей или листьев — каждое здание было просто поднимавшейся из земли шишковатой массой древесины. Даже двери, похоже, каким-то образом являлись одним целым со зданиями. Петли оказались совсем не петлями, а какого-то рода гибким веществом, которое позволяло им открываться и закрываться, одновременно крепко удерживая дверь.

Направив своё восприятие вниз, Даниэл увидел, что древесина, которая поднималась, образуя каждое здание, вся была частью одного единственного корня, если его можно было так назвать. Даниэл начал подозревать, что сам корень шёл от одного или нескольких деревьев богов за городом, но не мог проследить его достаточно далеко, чтобы подтвердить эту мысль.

Обитавшие в этих зданиях люди и сами представляли интерес. В области ближе всего к Даниэлу было много похожих, однокомнатных жилищ. Они не были частью более крупных зданий, каждое из них на самом деле было просто одной комнатушкой, отдельной и индивидуальной, и в каждой был лишь один жилец.

Жильцы различались размерами, полом, формой и возрастом, но все они обладали одной общей чертой. Никто из них не носил одежду. Они были голыми, все до одного, и все очевидным образом светились силой.

Их яркость разнилась, как догадался Даниэл, согласно их относительной силе. Некоторые носили щиты, закрывавшие их тела, из-за чего было труднее увидеть их ауру, и оценить силу. Судя по его наблюдениям, они почти не разговаривали друг с другом, предпочитая проводить своё время в одиночестве. Гигиена была на минимальном уровне, и Даниэл совершенно не сомневался, что его мать была бы шокирована тем, как они жили.

Большинству из них было позволено покидать свои комнаты и возвращаться в них без ограничений, вынося свои собственные ночные горшки в лес, и где-то там их опорожняя, но Даниэл в их число не входил. Приносившая ему еду женщина строго приказала ему никогда не выходить. В какой-то момент он попытался открыть дверь, но та не поддавалась его касанию так, как поддавалась женщине, и на ней не было никакой очевидно щеколды или какого-то иного механизма для открывания.

Он был в плену.

После второй недели без какого-либо реального общения с людьми он уверился, что сходит с ума. Он начал обдумывать варианты, такие как прогрызть зубами дыру в двери. Настолько глубоким было его отчаяние.

Дверь открылось, и двое незнакомых ему мужчин жестом приказали ему пойти с ними. Оба носили ту же кожаную броню, что он видел на надзирателях. Словами они себя утруждать не стали, просто жестикулируя ему руками.

— У меня нет никакой одежды, — заупирался он, слегка смущаясь.

— Молчать, баратт! — рявкнул один из них.

— Но… — Вторая ремарка Даниэла спровоцировала их на действие.

Тот, что стоял ближе всего, подсёк ему ноги, в то время как другой развёл ладони, создав красную линию чего-то вроде похожей на верёвку энергии.

— Говори только тогда, когда к тебе обращаются, — приказал тот, кто подсёк его, и надавил ему на шею ладонью, пока второй хлестнул его плечи красным кнутом. Создаваемая им обжигающая боль заставила Даниэла задохнуться, и стёрла из его головы все мысли.

После первого удара они отпустили его, и красный кнут исчез.

— Встань, — сказал один из них, и Даниэл послушался, не осмеливаясь ответить.

Забыв о наготе, он последовал за ними по узким улочкам их города. Они шли почти две мили, а Даниэл пытался тщательно запомнить дорогу. Переулки между домами не были прямыми — они случайным образом виляли, не подчиняясь никакому очевидному принципу или замыслу. По большей части здания были маленькими, однокомнатными жилищами вроде того, где держали Даниэла, но по мере приближения к центру образования, о котором он начинал думать как о городе, Даниэл увидел и более крупные здания, о назначении которых он мог лишь гадать.

Они наконец остановились рядом с самым крупным зданием, какое он когда-либо видел. Оно возвышалось над остальными, поднимаясь в небо почти на сотню футов. По другую его сторону была большая круглая область диаметром по крайней мере в сотню ярдов. Со всех сторон кроме стороны, обращённой к зданию, эту область окружали то ли сидения, то ли ступени.

Их встретил чернокожий лесной бог, и Даниэла сдали на руки двум другим мужчинам, таким же обнажённым. Первые двое, бывших, как он догадался, надзирателями, ушли, а голые принялись жестами отдавать ему приказы. Все трое последовали за лесным богом в обход здания, пройдя через небольшие ворота, и выйдя в крытую область сбоку от круглого поля.

— Выходи туда, и жди, когда свет сменится на красный, — сказал лесной бог.

— И что мне делать? — спросил Даниэл.

— Тебе не сказали? — спросил золотоволосый мужчина. Даниэлу было трудно смотреть в его кроваво-красные глаза.

— Нет, сэр, — кротко ответил он. Даниэл не хотел получить ещё один удар плетью, хотя уже успел заметить, что после предыдущего раза на нём не осталось ни царапины.

Бог засмеялся, позабавившись какой-то тайной шутке:

— Просто выходи на поле. Твой противник скоро тебе всё продемонстрирует.

Нервничая, Даниэл сделал, как ему было велено, и как только он вышел на открытое пространство, по краям поля взметнулась вверх стена энергии, окружив поле куполом из будто бы непробиваемой силы. В противоположной стороне, более чем в восьмидесяти ярдах, стояла маленькая девочка.

— Привет? — неуверенно сказал Даниэл, но она проигнорировала его оклик.

Девочка была обнажена, как и почти все, кого он здесь видел, за исключением надзирателей и лесных богов, и ей вряд ли было больше одиннадцати или двенадцати лет. Грудь её всё ещё была плоской, а бёдра были практически лишены изгибов. Вокруг неё не было щита, но Даниэл видел, что она обладала сильным сиянием. Однако его внимание приковали к себе её волосы. Они были ярко-рыжими, и хотя стрижка её была короткой, он не мог не вспомнить о Кэйт.

Круглые границы поля были отмечены в четырёх точках длинными шестами, поднимавшимися из окружавшей поле стены. На кончике каждого шеста была деревянная сфера, испускавшая видимый свет. Когда Даниэл вошёл, они светились синим, но теперь цвет сменился на красный.

В его ушах прозвучал громкий звук, вроде музыкального звона, когда сферы сменили цвет. Девочка, стоявшая на противоположном конце поля, сразу же исчезла.

— Какого чёрта? — выпалил Даниэл, прежде чем закрыть рот. Секунду назад она стояла там, ясно видимая как для его глаз, так и для его «иного» восприятия, а затем полностью исчезла. От неё не осталось ни следа. Она будто совершенно прекратила существовать.

Даниэл ждал, совершенно сбитый с толку, не зная, что делать, или что от него ожидалось. Минуту спустя девочка ненадолго появилась снова, мелькнув лишь в десяти ярдах от него. Его разум её не ощущал… лишь его взгляд отметил её мимолётное присутствие. Озадаченный, Даниэл повернулся в том направлении, где видел её.

Она снова появилась, но на этот раз прямо позади него, и он заметил её своим разумом, а не глазами. Даниэл увидел, как её аура всколыхнулась, и от как от неё метнулась прочь вспышка силы, пройдя через его поясницу, и выйдя из живота. Он почти ничего не почувствовал кроме странного колющего ощущения. Бросив взгляд вниз, он увидел, как из маленькой дырки у него в животе потекла кровь.

«Она пырнула меня!». Его разум не сразу осознал это, но Даниэл почувствовал, как боль в его пояснице и животе начала расти. Он отшатнулся в сторону как раз в тот момент, когда девочка снова появилась, послав ещё один импульс силы через то место, где он только что стоял. Она исчезла прежде, чем он смог отреагировать.

— Она пырнула меня! — заорал он в пустоту, надеясь, что кто-нибудь услышит его. Он знал, что это не могло быть правильным. Даниэл не был уверен, что следовало использовать именно слово «пырнула», поскольку она не пользовалась ножом, однако времени найти более подходящий термин у него не было.

Кто бы ни наблюдал за ним, ответа не было, но Даниэлу показалось, что он услышал смех.

Рыжая снова возникла, на этот раз по левую сторону от него. Она снова послала в него крошечную вспышку силы, пронзив бедро его левой ноги. Даниэл заметил, что ощутил её появление лишь своим разумом. Она оставалась полностью невидимой для его глаз. Когда она появилась в первый раз, перед тем, как пырнула его, всё было наоборот.

«Она не исчезает, она каким-то образом делается невидимой», — сделал наблюдение он. «Она может заставлять себя проявляться либо для зрения, либо для разума, по выбору».

Его нога подогнулась под его весом, и он ощутил, как следующая её атака прошла по воздуху там, где была его голова. Этот удар стал бы для него последним.

«Но она не может определить, где я нахожусь, когда сама полностью невидима — иначе я уже был бы мёртв». У него сложилось впечатление, что она снова проявилась для его разума потому, что для использования своих способностей в нападении на него ей приходилось становиться видимой для той странной силы, которую они применяли, чем бы она ни была. Первый раз она появилась для того, чтобы оценить расстояние — чтобы увидеть, не сдвинулся ли он с места. «Следующая атака придётся прямо сюда, поскольку она заметила меня, когда промахнулась секунду назад».

Уйдя в безумный перекат, он ощутил, как его тело обо что-то ударилось, и девочка внезапно появилась. Ему повезло откатиться прямо ей в ноги, когда она приблизилась для следующей атаки. Он был более чем вдвое крупнее её, и его тело сбило её с ног. Самый сильной его эмоцией в тот момент был страх, и он быстро схватил её, подмяв под себя, а она сама пыталась вырваться, появляясь и вновь исчезая.

— Я не хочу делать тебе больно, — закричал он ей, крепко схватив её за плечи.

Бросив попытки стать невидимой, девочка зарычала на него, послав ещё один импульс силы ему в грудь. Его пронзила обжигающая боль, и Даниэл обнаружил, что ему стало трудно дышать, он будто захлёбывался.

Он в отчаянии сжал её шею, одновременно пытаясь обрушить свою силу на её ауру. Он не стал утруждать себя усмирением — Даниэл уже подозревал, что, возможно, умирает. Вместо этого он мысленно скрёб её когтями, будто пытаясь порвать её разум на части.

Она противилась его усилиям, сжав своё внутреннее «я» в плотный шар, отклоняя его неуклюжие атаки. Единственным хорошим последствием этого было то, что она больше не могла посылать в него пронзающие вспышки силы.

Дико рвя её ауру, чтобы она была вынуждена поддерживать защиту, он одновременно боролся с ней физически. Она была крошечной по сравнению с ним, и Даниэл полностью подмял под себя её тело. Она кусалась и царапала его кожу ногтями, но надежды высвободиться у неё не было. Крепко сжав руки у неё на горле, он мысленно бился с ней, чтобы не дать ей времени на атаку, пока недостаток воздуха не сделает своё дело.

Лицо девочки приобрело шокирующий пурпурный оттенок, а глаза выпучились, роняя слёзы боли и страха. Они были коричнево-зелёными, менее яркими, чем у Кэйт, но достаточно похожими, чтобы невольно напомнить о ней Даниэлу.

Наконец она перестала сопротивляться, её руки ослабли, а язык гротескно вывалился изо рта. В этот момент Даниэл выпустил её, думая дать ей воздуха прежде, чем она умрёт, но когда он убрал руки, то увидел, что уже слишком поздно. Её трахея смялась от силы хватки его рук. Разум Даниэла беспомощно наблюдал, как она совсем посинела, а её сердце дало сбой, запинаясь, и медленно останавливаясь в её груди.

Даниэл встал рядом с ней на колени, и его затошнило, но его желудок был недостаточно полон, чтобы что-то исторгнуть. Слёзы потекли из его глаз, но рыдать он не стал. Его тело для этого слишком устало. Его захватило онемение, и, осмотрев землю поблизости, он осознал, что она покрыта кровью… его кровью. Рана на животе медленно кровоточила, на ноге — кровоточила быстрее, и… он ничего не мог сказать о своей груди. Одно лёгкое уже было заполнено кровью, и он забулькал, когда попытался наполнить воздухом другое лёгкое.

Даниэл осел на сухую, песчаную землю.

Глава 18

— Он убил её? — в шоке спросила Мойра.

— Да, — печально ответил я. — В противном случае она убила бы его.

— Но почему? Это же бессмыслица какая-то, она его даже не знала.

— Это было бессмысленно с его точки зрения, — согласился я, — и потребовалось много времени, прежде чем он смог понять, что происходило на самом деле. — Краем глаза я увидел, что Линаралла внимательно наблюдала за моим ответом.

Мэттью встрял в разговор:

— Я бы предпочёл узнать сейчас, чтобы мы не сбивались с толку, пока ты всё это нам рассказываешь.

Я обратился к Линаралле:

— Ты знаешь о тех временах что-нибудь существенное?

— Немного, — призналась девушка Ши'Хар. — Когда меня создали, я получила знание языка и заклинательного плетения, но контуры нашей истории также есть у меня в голове.

— Тогда я закрашу их для тебя, — сказал я ей. — Они держали людей в качестве рабов, заставляя их сражаться Ши'Хар на забаву. Круг, в котором он стоял, был учебной ареной.

— Но ты сказал, что все они были волшебниками, — заметил Мэттью

Я кивнул.

— Так разве они не могли что-нибудь сделать? Вырваться на свободу, сопротивляться, сбежать… что угодно, только не идти на поводу! Судя по твоему описанию, девочка была из Прэйсианов. Что бы ни случилось, она бы точно смогла спастись, — сделал наблюдение Мэттью.

— Помнишь ожерелье на шее Даниэла? — напомнил я. — У каждого из них было такое, и пока оно было на них надето, сбежать они не могли.

— Что это была за штука? — спросила Мойра.

— По сути — рабский ошейник, но он не позволял им сбежать. В нём были и иные функции, которые я объясню, когда рассказ дойдёт до них. Важнее то, — сказал я, переведя взгляд на Мэттью, — что ты прав, девочка была одной из Прэйсианов, но они были не такими, какими их сейчас знаем мы. Она была немногим больше животного.

— Ты сказал, что она была человеком, — заметила Линаралла.

Ирония рассмешила меня:

— Сейчас тот факт, что ты указываешь на это, является совершенно естественным, но твою мать учили иному, и всё, что она тогда видела в людях, ни коим образом не заставляло её увидеть людей чем-то большим, нежели животные. Людей растили в неволе, без родителей, которые могли бы о них заботиться. Они не получали ни любви, ни образования, и почти не общались друг с другом. К тому времени, как они достигали двенадцатилетнего возраста, когда начинали сражаться, их умы отставали в развитии. Изоляция делала их бесчеловечными, агрессивными и, в конечном итоге, глупыми.

— Это ужасно, — объявила Мойра.

— Именно, — медленно сказал я. — Позволь мне вернуться к рассказу, и ты начнёшь видеть, насколько всё могло быть отвратительным…

* * *

Кэйт печально глядела на него:

— Почему, Даниэл? Я любила тебя!

Он пытался объяснить ей, но его губы отказывались повиноваться. Он попытался обнять её взамен словам, но вместо объятий обнаружил, что душит её. Она умерла под ним, обвиняюще вперив в него взгляд своих застывших глаз.

Даниэл очнулся в той же маленькой комнате, в которой был раньше. На столе была миска с супом. Похоже, что его разбудил шум, который издавала приносившая суп женщина, когда уходила. Сев, он огляделся.

«Я должен был умереть».

Даниэл быстро осмотрел своё тело, ища проделанные девочкой дырки. Они исчезли, оставив в качестве напоминания лишь серебряные шрамы. Сделав глубокий вдох, он почувствовал, что лёгкие его были чистыми. Он с любопытством обратил своё особое зрение внутрь, изучая себя изнутри. Прежде ему никогда не приходило в голову так делать.

Обнаруженная им внутри мешанина органов и тканей была для него загадкой, хотя он и смог опознать и дать названия многим из них благодаря тому, что время от времени резал животных на мясо. Он нашёл в своём теле многочисленные места, где его проткнули: лёгкие, печень, одна почка, кишки — все они несли на себе отметины, похожие на те, что остались у него на коже. Атака девочки нанесла ему повреждения, и они были каким-то образом исправлены.

Он некоторое время размышлял над этой загадкой, когда дверь снова открылась.

В дверном проёме стоял надзиратель.

— Идём, — поманил он его, ничего более не объясняя.

Успев усвоить свой урок, Даниэл быстро пошёл, без вопросов или промедления. Он последовал за мужчиной до края «города», а затем в лес. Они шли почти час, прежде чем прибыли к основанию того, что, похоже, было нужным им деревом. Надзиратель легко пошёл вверх по его стволу.

— Лезь, — приказал он.

Даниэл внимательно наблюдал за ним, пока тот шёл. Пытаясь догадаться, как тот умудрялся шагать таким образом. Даниэл видел, что мужчина использовал свою силу, чтобы цепляться стопами за поверхность, но не похоже было, чтобы тот напрягался для поддержания горизонтального положения. Он будто каким-то образом делал своё тело более лёгким, чтобы ему было не трудно поддерживать своё странное положение, не причиняя вред своим стопам.

Двигаясь так быстро, как мог, Даниэл последовал за мужчиной на четвереньках, ползя вверх по стволу дерева.

Когда они остановились, местом остановки оказалась платформа, похожая на ту, на которой он уже успел побывать. Даниэл не мог быть уверен, насколько давно это было. Ему стало трудно уследить за течением дней, особенно учитывая его приступы беспамятства.

На платформе стояло двое лесных богов, и они уже были ему знакомы. Одним из них была сереброволосая женщина, которую он повстречал первой, а вторым был чернокожий мужчина, который отвёл его в странный город.

Мужчина что-то произнёс на их странном языке, а затем повернулся к Даниэлу, заговорив с ним на бэйрионском:

— Вот ты где. Подойди ближе, и Лираллианта даст тебе твоё имя.

— Лираллиалла-лолли чего? — спросил Даниэл. «Он что, имел ввиду эту богиню?»

Мужчина улыбнулся:

— Наши имена для вас трудны, но я и не осознавал, что ты не знал имени твоей госпожи. Это — Лираллианта, и она, на твоём языке — твой попечитель, или, быть может, точнее было бы назвать её твоей хозяйкой.

Даниэл уже знал, что был рабом, поэтому это объяснение не шокировало его, но всё равно жгло.

— Лирал-иант-а, — медленно произнёс он, практикуясь в произношении слогов.

— Верно, — сказал мужчина. — Ты всегда должен становиться на колени в присутствии твоей госпожи.

Даниэл так и сделал.

— Меня зовут Тиллмэйриас, из Рощи Прэйсиан, — продолжил бог.

Даниэл тщательно запомнил это имя.

— Что такое «роща»? — Термин он знал, но мужчина использовал его в каком-то непонятном значении.

Раздражённый его вопросом, Тиллмэйриас махнул руками:

— Довольно, дичок. Ты здесь для имени, поскольку победил в своей первой битве.

«Битве? Он имеет ввиду маленькую девочку, которую я убил?»

То, что содеянное им назвали «битвой», заставило его гнев выйти на поверхность:

— У меня уже есть имя, — сказал он им.

— Чепуха, дичок, — объявил Тиллмэйриас. — Люди получают своё первое имя, когда выживают в испытании. — Тут он обратился к Лираллианте, на их языке.

Чуть погодя она ответила, произнеся лишь одно слово:

— Тирион.

— Что? — спросил Даниэл, не будучи уверенным.

— Она дала тебе твоё имя, — сказал Тиллмэйриас. — С этого момента ты — Тирион.

— Меня зовут Даниэл. Скажи ей, — ответил он. — Если хочешь знать моё имя, то тебе следовало спросить… меня зовут Даниэл!

Лираллианта с любопытством наблюдала за ним. Она не могла понять ничего из того, что он говорил, но она знала, что этот человек был почему-то раздосадован.

Тиллмэйриас бросил взгляд на надзирателя:

— Забери его обратно. Учи его, пока он не сможет запомнить своё имя как надо.

— Да, господин, — сказал тот.

Надзиратель повёл его назад, но как только они достигли края леса, Даниэл проявил инициативу. Он без всякого предупреждения набросился на мужчину, послав в его сторону мощный выброс энергии. Он попытался сымитировать то, что делала убитая им девочка, создав сверхтонкое, высокосфокусированное копьё силы, но, поскольку прежде ни разу не пробовал это делать, результат был гораздо неряшливее. Вместо копья его атака оказалась скорее тараном, и хотя она всё же возымела некоторый эффект, пробить щит надзирателя ей не удалось.

Мужчину подбросило в воздух, и он пролетел спиной вперёд, врезавшись в основание ствола одного из деревьев богов. Однако он по большей части не пострадал, если не считать его гордости. Снова встав, он гневно зыркнул на Даниэла:

— Ты об этом пожа…

Даниэл не дал ему возможности закончить угрозу, снова обрушив на него крушащую силовую волну. Надзиратель исчез до того, как она ударила в него.

«Они что, все могут вот так становиться невидимыми?» — удивился Даниэл, но затем его чувства обнаружили присутствие мужчины позади него.

По его спине прочертило линию жгучей боли, когда по ней хлестнула плеть надзирателя, стерев мысли у него в голове. Закричав от фрустрации, Даниэл прыгнул вперёд, пытаясь выбраться за пределы досягаемости мужчины, но тот снова оказался рядом, и очередная огненная черта ожгла ему ноги. Свалившись на землю, Даниэл силился достаточно сфокусироваться для того, чтобы ответить своему мучителю, но плеть уничтожала его концентрацию. Вскоре от него осталась лишь издающая нечленораздельные звуки масса боли, съёжившаяся на земле, не в силах избежать нескончаемого гнева надзирателя.

Глава 19

Даниэл снова очнулся в своей комнатушке. Он не был ранен — плеть не оставила на нём отметин, как и после первого раза, когда её к нему применили.

— Это становится плохой привычкой, — заметил он себе под нос. «Надо научиться создавать те щиты», — подумал он.

Имея впереди бесконечный день и никого, с кем можно было бы поговорить, Даниэл начал практиковаться. Первые плоды его усилий были аморфными, иногда закрывая его, а иногда пропуская части его тела. Что он быстро заметил, так это тот факт, что вокруг физических объектов щит было создать легче, в отличие от пустого пространства, даже если объект также включал в себя пустое пространство.

Пытаться создать сферический щит в воздухе перед собой было труднее, чем создать прямоугольный щит, совпадавший с краями его кровати. Даниэл не был уверен, почему, но это было именно так.

Ко второму дню он смог создавать довольно надёжные формы посреди своей комнаты, но они не были особо прочными. Он экспериментировал, создавая кубы и пирамиды, собирая из них здания на земляном полу своей комнаты. Чем больше отдельных объектов он пытался поддерживать одновременно, тем труднее это становилось, особенно если они были разных форм и размеров.

«Это — вопрос воображения», — осознал он. «Мне нужно натренировать мой разум, чтобы отчётливо представлять эти штуки у себя в мыслях. Чем лучше у меня будет получаться, тем лучше будет мой контроль».

Он попытался создать небольшой город, поднимая из пола маленькие кубы разной высоты и ширины. К сожалению, особо далеко он не продвинулся, и где-то на пятом или шестом здании его конструкция рассыпалась. Фрустрированный, он пальцем начертил контуры зданий на земляном полу.

— Большое здание будет здесь, маленькое — тут, вот тут будет пирамида, а здесь — купол, — говорил он себе под нос, чертя пальцем, думая о том, что он хотел создать.

Даниэл остановился, заполучив на полу набор из четырнадцати очертаний.

— Но я, похоже, не могу продвинуться дальше шести…

Поддавшись порыву, он попытался создать их всех одновременно, и был удивлён, когда они легко возникли, в точности такие, какими он их воображал. Очертания их имели правильную форму, и ему было видно, что они были плотнее, чем плоды его предыдущих усилий.

«Какого чёрта?»

Он отпустил их, и попытался снова. Второй раз было так же легко. Снедаемый любопытством, он отпустил их, стёр начерченные на земле линии, попытался снова, и на этот раз фигуры замигали и зашатались, прежде чем обрушиться. Он не мог поддерживать их все. Даниэл начертил новый набор линий, сделав на этот раз двадцать контуров. Когда он пустил энергию, они легко появились.

— Линии каким-то образом позволяют легче отчётливо представить их, — сделал наблюдение он. — Что, вероятно, объясняет, почему накладывать щит вокруг кровати тоже проще.

Форма хорошо известного объекта подкрепляла его мысленный образ.

Он упражнялся весь остаток дня, создавая щиты, заключавшие в себя его тело, и иные, создававшие в воздухе более необычные формы. По мере того, как его разум привык к этой задаче, это становилось проще, даже не чертя линии на земле.

К четвёртому дню он создавал объекты и одновременно атаковал их. Он представлял себе парящую сферу, а затем пытался воссоздать сфокусированное копьё силы, которое использовала против него девочка. Когда он привык одновременно выполнять две очень непохожие одна на другую задачи, это стало легко, и у него каждый раз получалось заставить сферу лопнуть.

— Но откуда мне знать, что этот щит достаточно прочен, чтобы меня защитить, — сказал он себе. — Если я могу его пробить, значит сможет и кто-то другой, что делает щит более чем бесполезным, ибо он создаёт ложное чувство безопасности.

Он попытался направить в сферу как можно больше энергии. После этого он уже не мог пробить её энергетическим импульсом, но это не слишком улучшило его настроение. «Всё сводится к силе и сосредоточенности».

Он попытался начертить на земле круг, сделав с его помощью полусферу. После чего ему потребовалось несколько попыток, чтобы её пробить, пока он не был вынужден сконцентрировать на этом значительную часть своей силы. «Круг не просто упрощает представление щита, он ещё и придаёт его конструкции прочность»,

Он продолжал расширять свои искусность и контроль ещё неделю. Не слишком представляя себе, что возможно, а что — нет, он мог лишь искать вдохновения в том, что видел у других. Его чрезвычайная изоляция хоть и заставляла его чувствовать такое одиночество, какое ему никогда и не снилось, но также побуждала Даниэла исследовать свои новые способности. Ему весьма буквально было нечем больше заняться.

Даниэл также пытался имитировать невидимость, которую использовала девочка, с которой он сражался, но потерпел полный провал. Однако в результате он кое-чем научился. Он пробовал создать вокруг себя прозрачный щит, но это ни коим образом не делало его невидимым. Затем он попытался сделать щит, окрашенный в какой-то цвет, и хотя это получилось, никакой невидимостью это не было. Всё же он научился до некоторой степени маскироваться, если цвет и узор щита совпадал с цветами и узорами вокруг него, но это было бледным подобием того, что он видел, или, точнее, чего не видел.

Телепортация, которой пользовался надзиратель, также лежала за пределами его способностей. Что бы он ни воображал и ни думал про себя, его тело твёрдо отказывалось перемещаться.

Его мысли были нарушены, когда дверь снова открылась, показав ему не одного, а двух надзирателей, стоявших снаружи. Даниэл внутренне дёрнулся, вспоминая боль от своей последней встречи с одним из них, и твёрдо вознамерился не позволить норову снова взять над собой верх.

Встав, он вышел из своей комнатушки, не утруждая себя задаванием вопросов, и позволил им вести себя туда, куда им было угодно. Оказалось, что угодно им было отвести его обратно к круглой арене, где он убил девочку. На этот раз его завели в стоявшее рядом более крупное здание, проведя вверх по нескольким пролётам деревянной лестницы. Ну, она была похожа на лестницу, но, как и остальная часть здания, представляла собой лишь выступы всё того же корня, из которого всё здание и состояло.

Они остановились у двери в одном из коридоров, и Даниэл ощущал присутствие за ней ожидавшего его Тиллмэйриаса. Один из надзирателей коснулся двери, и та ушла в сторону, позволив Даниэлу войти в комнату. Его эскорт остался снаружи.

Внутри комната была лишена украшений, но в ней было некоторое число выпуклостей, на которых можно было расслабиться. Тиллмэйриас указал ему на одну из них, так что Даниэл сел.

— Говорят, ты на прошлой неделе напал на одного из надзирателей, после того, как тебе дали имя, — сказал чернокожий лесной бог.

Даниэл кивнул:

— Это правда, сэр. — Не было смысла это отрицать.

— Можешь сказать мне, почему? — Лесному богу, похоже, в самом деле было любопытно.

— Я боялся наказания, которое для меня замыслили, поэтому решил сбежать от шедшего со мной человека, — сказал Даниэл.

— И что бы ты сделал, если бы сумел убить или вывести его из строя? — спросил Тиллмэйриас.

— Побежал бы в долину, — честно ответил ему Даниэл.

— Но это бы означало твою смерть, — сказал бог. Видя замешательство на лице Даниэла, он пришёл к заключению: — Ты ведь не знал, так?

— Что не знал, сэр?

— Ты так хорошо говоришь, что я забываю о том, что ты совершенно невежественный во всём остальном, дичок. Ожерелье, которое ты носишь, убьёт тебя, если ты выйдешь за пределы Эллентрэа или Рощи Иллэниэл. Наши баратти усваивают это в очень юном возрасте.

Слова Тиллмэйриаса подняли столько же вопросов, сколько дали ответов:

— Могу я задать вам некоторые вопросы, сэр? Чем больше вы говорите, тем больше я осознаю, насколько мало знаю, — как можно учтивее сказал Даниэл.

Лесной бог поднял бровь:

— Почему бы не задать их другим баратти?

— Я не знаю, что в точности означает «баратт», — ответил Даниэл, — хотя я начинаю подозревать, что это значит «человек», и никто из людей не хочет со мной говорить.

Тиллмэйриас внимательно посмотрел на него с интересом во взгляде:

— Я никогда не встречал никого из твоего рода, кто казался бы столь полным вопросов, или говорил бы настолько хорошо. Ладно, на некоторое время я удовлетворю твоё любопытство. Начнём с того, что «баратт» — единственное число, а «баратти» — множественное, но это слово не означает «человек». Я не думаю, что в бэйрионском есть слово, которое в точности отражает смысл, но самое близкое, что мне приходит в голову, это фраза «не из народа», или, быть может, просто «не человек^[34]».

Даниэл нахмурился:

— Но я — из народа. Я — человек.

— Ты — человек, но люди — не «народ», — сказал Тиллмэйриас. — Пожалуй, если ты поймёшь о моей расе больше, то тебе это поможет. Мы называем себя «Ши'Хар», что является полной противоположностью «баратти». Наше название, на твоём языке, будет «Народ». Теперь понимаешь?

— Значит, вы зовёте себя «народом», а всех остальных — «баратти», — сказал Даниэл, перефразировав его слова.

— О, нашёл! — внезапно сказал Тиллмэйриас. — Я вспомнил слово, которое искал. Возможно, «баратт» будет лучше перевести на ваш язык словом «животное».

Даниэлу этот вариант был не особо приятен, но он решил закрыть на это глаза. Ему не хотелось снова быть наказанным.

— Среди нашего рода Ши'Хар называют «лесными богами», а народом мы считаем себя.

Тиллмэйриас засмеялся:

— Какое невежество! Нет, Ши'Хар — не боги. Мы уже давно отказались от подобных невежественных суеверий, хотя, полагаю, Кионта́ра могли показаться вам богами.

— Кионтара?

— Это означает «стражи врат», — пояснил Тиллмэйриас. — Они живут в ином измерении, через которое мы прошли, прежде чем явились на эту планету.

— Планету? — сказал Даниэл, силясь понять очередной незнакомый термин.

— Я думал, что это слово тебе было известно, это человеческий термин, — сказал Ши'Хар. — Быть может, он вышел из употребления. Судя по рассказам и воспоминаниям Рощи Прэйсиан, ваш род когда-то знал о мире гораздо больше, чем сейчас.

— Ши'Хар пришли сюда из другого мира? — нерешительно сказал Даниэл.

Тиллмэйриас кивнул:

— Да, мы нашли здесь приют более семи тысяч лет назад. В те времена этот мир просто кишел людьми. Они вытеснили большинство других крупных животных, и покрыли огромные земные пространства своими городами и дорогами.

— Что с ними стало?

— Мы начали с малого, но как только поднялись первые рощи, мы начали расчищать землю для наших нужд. Люди пытались это предотвратить, поэтому мы были вынуждены убить большинство из них. Как только мы уничтожили их города, и их машины перестали работать, делать это стало гораздо проще, но поначалу они были грозными противниками. Сравнивая тех, кого мы держим сейчас, с людьми из моих воспоминаний, мне кажется трудным поверить в то, что вы — один и тот же вид.

С каждой фразой Даниэлу открывались новые и всё более потрясающие основы мира идеи. Люди были здесь до лесных богов — это уже было весьма большим делом. Лесные боги вообще не были богами, а расой, которая вторглась откуда-то… ещё. Была война между человеческим родом и Ши'Хар, и человечеству почти хватало могущества, чтобы победить.

— Что вы имеете ввиду под «машинами»? — спросил Даниэл, не будучи знакомым с тем, как Тиллмэйриас использовал это слово. Для Даниэла «машина» была не более чем телегой или повозкой, или чем-то более сложным, вроде ткацкого станка.

Тиллмэйриас улыбнулся:

— Они были практически повсюду, большие и маленькие. Каждое жилище было просто набито ими. У них были машины, которые переносили их в другие места, по земле и по морю, даже по воздуху. Некоторые из их машин даже могли говорить, а их боевые машины были воистину устрашающими.

Даниэл с трудом попытался представить себе такое общество, и не смог этого сделать. Он оставил эти попытки, и перешёл к другому вопросу:

— Если они были такими могучими, то как вы их победили?

Ши'Хар улыбнулся:

— Несмотря на их кажущуюся хитрость, они были мёртвой расой — они не могли ощущать эйсар, или манипулировать им. Их машины, будучи сложными и могучими, не могли сравниться с заклинательным плетением Ши'Хар.

— Эйсар?

— Энергия, которую мы используем, — сказал Тиллмэйриас. Подняв ладонь, он создал шар из кружащегося света.

— Но здесь, вроде, все его используют, — с некоторым замешательством заметил Даниэл.

— Эти люди — результат некоторых наших развлечений, — объяснил Тиллмэйриас. — Надзиратели патрулируют поселения дичков, заботясь о том, чтобы никакие наши генетические изменения не проникли в дикую популяцию. — Тиллмэйриас поднял свои золотые брови, демонстрируя ярко-красные радужки своих глаз.

— Вы думаете, что я — продукт смеси одного из ваших… — Даниэл помедлил в использовании этого слова, — …баратти с кем-то из людей Колна?

— В прошлом это случалось уже много раз, — сказал Ши'Хар. — Обычно мы просто убиваем любых дичков, в которых обнаруживается способность касаться эйсара. Тебе повезло, что ты здесь. — Подавшись вперёд, Тиллмэйриас послал росток силы, коснувшись им ожерелья на шее у Даниэла.

Даниэла парализовало. «Стул», на котором он сидел, поднялся, вытянувшись в стороны, и превратившись в деревянный стол. Менее чем за полминуты Даниэл перешёл из сидячего положения в лежачее… и совершенно не мог двигаться. Вращая глазами, он отчаянно пытался найти какое-нибудь средство к спасению.

— Не паникуй, баратт. Я не собираюсь причинять тебе вред, но после твоей победы мой к тебе интерес вырос. Чтобы ты побеждал в боях, нам нужно знать, из какой рощи происходит твой талант. Пока что в тебе не проявился никакой конкретный дар, но как только мы узнаем, каким он должен быть, мы сможем позаботиться о том, чтобы надлежащим образом им воспользоваться.

Пока Ши'Хар говорил это, из основания «стола», на котором лежал Даниэл, появились похожие на лозы отростки. Один из них обвил его руку, прежде чем вонзить острый, увенчанный шипом кончик во внутреннюю сторону его локтя. Второй пополз вверх, войдя ему в рот, проскользнув мимо языка, и дальше, в горло.

Власть ожерелья подавила его рвотный рефлекс. Борясь с поднимающейся паникой, Даниэл попытался успокоить свой разум, и ему это почти удалось, пока он не ощутил ещё один отросток, поползший вверх по его ноге. Даниэл мысленно завопил, но несмотря на поглотивший его разум ужасный страх, его тело отказывалось отзываться.

— Я просто беру образцы, баратт.

Даниэлу казалось, будто он лежал там не один час. Он чувствовал движение лозы, вошедшей ему в горло, когда та ползла в его желудок, и дальше. Она наверняка в какой-то момент встретилась со своей товаркой, зашедшей с противоположного конца. Даниэла накрыла тошнота, но его желудок не мог отреагировать на неё. Ожерелье управляло даже мышцами вокруг его кишок, заставляя их быть неподвижными и тихими. Миновала вечность, и отростки отступили, оставляя влажные следы на его коже, когда покидали его тело. Чем-то завоняло, и он подозревал, что это был результат действий нижнего отростка. На его руке набухла капля крови, но больше кровь нигде не шла.

Тиллмэйриас вернул его рукам и ногам способность двигаться, и Даниэл скатился с деревянного стола, съёжившись у двери. Он всё ещё чувствовал тошноту, но его желудок сохранял спокойствие.

— Надзиратели ждут за дверью. Они отведут тебя обратно в твою комнату. Твой желудок снова станет работать через несколько минут, так что позаботься быть к тому времени снаружи, — сказал Ши'Хар, пренебрежительным жестом отсылая его прочь.

Дверь открылась сама собой, и Даниэл не стал терять времени, покидая комнату. Он вскочил на ноги, и засеменил прочь, оставив гордость для надзирателей. Те засмеялись, увидев страх и отвращение у него на лице.

Как Тиллмэйриас и предсказал, желудок Даниэла начал исторгать своё содержимое вскоре после того, как они покинули здание. Согнувшись пополам, он начал блевать на землю на глазах у ждавших его надзирателей.

— У тебя одна минута, чтобы закончить с этим и пойти дальше, — сказал один из них. — После этого мы начнём использовать плети.

Даниэл всё ещё боролся с позывами к рвоте, когда они вынули свои магические красные хлысты, но всё же выпрямился, и начал идти прочь. Удовлетворившись, они снова повели давящегося рвотой Даниэла к его комнате. По пути его снова вырвало, но он продолжил идти, пусть и согнувшись пополам.

Надзирателей это, похоже, разочаровало — они надеялись на ещё одну возможность его наказать.

Глава 20

Следующим утром Даниэла разбудили те же двое надзирателей, стоявших у его двери.

— Вставай, баратт! Пришло время отработать твоё содержание!

Сбитый с толку, Даниэл тем не менее быстро встал, последовав за ними на узкую улицу. Они отвели его обратно на край города, где росли огромные деревья богов. В конце концов он осмелился спросить:

— Куда мы идём?

— Сегодня — день испытаний, — сказал первый надзиратель. — Тебе устроят твой первый официальный бой… — Надзиратель приостановился, будто силясь что-то вспомнить: — Как, говоришь, тебя зовут?

— Даниэл, — ответил он.

Второй надзиратель вынул свою плеть, и ударил без предупреждения.

— Как, говоришь? — сказал он после этого.

— Т-тирион, — быстро ответил Даниэл.

Путь отнял у них более часа, и завёл их на несколько миль в лес Ши'Хар, пока они не достигли другой поляны. Эта по размеру была похожа на арену, где он бился с девочкой, находившуюся, как он теперь знал, в месте под названием «Эллентрэа». Однако в отличие от той арены, эта была со всех сторон окружена деревьями богов. На них росли большие балконы, выходившие на арену со всех сторон, а на балконах стояло столько Ши'Хар, что Даниэл не в силах был осмыслить.

Он знал, что это были Ши'Хар, благодаря их характерным аурам, которые были похожи на человеческие, но труднообъяснимым образом отличались. Однако внешность их сильно разнилась — некоторые выглядели почти нормально, помимо зелёных волос, в то время как у других была коричневая кожа и красные волосы. Немало было и тех, кто выглядел как Тиллмэйриас, с чёрной кожей и золотыми волосами, и других, у которых была голубая кожа и блестящие чёрные волосы. Вне зависимости от цвета у всех у них были слегка заострённые уши.

Однако лишь один из них выглядел как Лираллианта. Даниэл заметил её серебряные волосы и бледную кожу почти сразу же после того, как вошёл в арену. Она была слишком далеко, чтобы опознать её взглядом, но его особые чувства подтвердили её личность благодаря её уникальной ауре. Теперь его восприятие стало достаточно острым, чтобы опознавать кого-либо по ауре ему стало почти так же легко, как по физическому облику.

Прежде чем он смог увидеть что-то ещё, Даниэла сопроводили в находившуюся сбоку от арены комнатушку, закрытую щитом, который не позволял его чувствам проникать через стены.

— Жди здесь, — сказал ему один из надзирателей. — Мы вернёмся, когда назовут твоё имя.

— Я не смогу ничего увидеть отсюда, — заметил Даниэл.

Второй надзиратель засмеялся:

— Это — чтобы ты не узнал чужих боевых приёмов. — Он закрыл дверь.

Даниэл ждал не один час, всё больше нервничая с течением времени. Он слышал доносившиеся снаружи радостные возгласы толпы по окончании каждого матча, этот звук нарастал и стихал подобно волнам. Бойцов вызывали по именам, и ведущий говорил на странном языке, который использовали Ши'Хар. Даниэл не понимал ни слова.

Наконец дверь открылась, и надзиратели вывели его из комнаты. Ведущий что-то говорил, и толпа ликовала.

— Они, по-моему, радуются, — мрачно указал Даниэл. — Они рады моей крови, или моему противнику?

Первый надзиратель ответил ему:

— Только что объявили твоего противника, это Каруин из Сэнтиров. Он популярен.

Ведущий продолжил, и всё, что Даниэл смог понять в его речи, было его имя, Тирион, и слово «Иллэниэл». Толпа стихла, и Даниэл покосился на надзирателя.

— Иллэниэлы никогда не держали баратти. По-моему, они удивлены, — сказал тот, пожав плечами. — Удачи, — добавил он, и двое надзирателей покинули арену.

— Спасибо, — сказал Даниэл.

— Я имел ввиду — удачи в следующей жизни, баратт. Каруин тебя убьёт, — сказал надзиратель через плечо перед тем, как арену окружил барьер.

Напротив Даниэла стоял мужчина, выглядевший на двадцать с лишним, если можно было верить внешности. Даниэл усвоил, что трудная жизнь людей, которыми владели Ши'Хар, означала, что они часто выглядели старше своего возраста.

Как и прежде, вокруг арены были расположены синие светильники. Послышался громкий звон, и свет сменился красным. Пришло время сражаться. Противник Даниэла окружал себя плотным щитом сразу же после того, как поменялся свет, как раз вовремя, чтобы отклонить первую атаку Даниэла.

Сделав жест рукой, Каруин создал нечто, выглядевшее как какое-то животное, состоявшее исключительно из чистой энергии. Секунду спустя он порвал связь между собой и существом, и онопобежало к Даниэлу, действуя, судя по всему, само по себе.

«Чёрт, как он это седлал?»

Однако времени на гадание у Даниэла не было, его противник послал через арену несколько оглушающих ударов, тяжело бивших в его щит. Даниэл был вынужден влить больше эйсара в свою защиту, а между тем энергетический зверь Каруина продолжал бежать к нему.

— Это же блядский медведь, — сказал Даниэл вслух, когда зверь приблизился.

«Я умру, порванный на куски чёртовым магическим мишкой». Эта мысль его почему-то не рассмешила.

Игнорируя своего противника, Даниэл послал в медведя мощное силовое копьё, надеясь нарушить то, что скрепляло его существо. Атака сбила медведя вбок, но, похоже, только лишь ещё больше разъярила зверя.

Вдалеке Кармин создавал нового монстра, который был даже больше первого.

— Да ну! — в отчаянии сказал Даниэл. — Это даже не честно. — Однако даже пока он произносил это, его внутренний наблюдатель уже замечал, что честность едва ли имела отношение к рабству или невольным боям до смерти. «Ты здесь для того, чтобы красиво умереть».

«Медведь», как о нём стал думать Даниэл, обрушился на его щит подобно лавине, обладая скоростью и мощью, против которых Даниэл едва мог устоять. Сперва щит сдержал удар, прежде чем Даниэл увидел, как когти монстра принялись рвать его, начав быстро ускорявшийся процесс дезинтеграции. Боясь быть оглушённым, чему он уже был свидетелем в прошлом, Даниэл отскочил назад, одновременно отпуская щит. Медведь метнулся вперёд, немедленно воспользовавшись отсутствием у защиты, но на время отступил под действием намеренно широкого давления более не занятой ничем иным силы Даниэла.

Прежде чем зверь смог снова наскочить на него, Даниэл наклонился, и прочертил на земле вокруг себя окружность, а затем использовал свою силу, чтобы создать новый щит вдоль этого контура. На этот раз его щит удержался, едва задрожав, оставаясь твёрдым и непоколебимым даже против ужасных когтей медведя. Теперь щит отнимал лишь небольшую долю его силы, даже предоставляя, похоже, гораздо более мощную защиту. Даниэл использовал оставшуюся силу, чтобы нацелить хорошо сфокусированное копьё эйсара на своего врага, почти закончившего своё новое создание.

Каруин пренебрёг защитой, поддерживая лишь символический щит, позволяя медведю отвлекать своего противника. Атака Даниэла пробила его щит, будто тот был бумажным, и пошла дальше, пронзив живот мужчины.

«Теперь он умрёт, если только не найдёт способа быстро меня убить», — подумал Даниэл.

Второй монстр понёсся на него, стремясь присоединиться к первому. Этот был в два раза больше первого, хотя его базовая конструкция была такой же. Даниэл ощутил встряску от его атаки в своих костях, когда тварь ударила в щит, но тот каким-то образом продолжил держаться.

Вложив больше усилий в поддержание щита, Даниэл начертил вторую окружность внутри первой, а в промежутке между ними добавил волнистую линию, касавшуюся то одной, то другой окружности. Работа была неряшливой, если говорить о самом рисунке, но как только он закончил, и перелил свою силу в поддерживающие линии, Даниэл ощутил, как нагрузка на него ослабла.

Он ждал, наверное, минуты две или три, надеясь на то, что его противник ослабнет от потери крови, но затем увидел, что это не будет возможным. Каруин шагал по открытому пространству, приближаясь к нему, чтобы получше рассмотреть защиту Даниэла. Его рана исчезла, оставив лишь серебристый шрам.

«Ещё одна вещь, которой мне нужно научиться, хотя время для этого просто ужасное», — подумал Даниэл.

— Ты пустил мне кровь, Тирион, — сказал мужчина, — и за это я выражаю тебе похвалу! Однако тебе потребуется нечто большее, чем одна рана и такая внушительная защита, чтобы победить.

Посмотрев на него, Даниэл увидел, что Каруин потратил много силы, создавая монстров, которые теперь медленно подтачивали его защиту, но если Даниэл постепенно всё больше уставал, Каруин, похоже, восстанавливал силы.

«Значит, ему ничего не стоит поддерживать их после того, как он их заканчивает, хотя изначально их создание отняло у него много сил», — догадался Даниэл. Вывод был достаточно прост — ему нужно было убить Каруина, пока у него ещё были силы, и до того, как Каруин восстановится.

Тот теперь окружил себя более крепким щитом, но в остальном всего лишь наблюдал, как его звери рвут щит Даниэла.

«Мне нужно что-то вроде линий, чтобы сфокусировать мою атаку», — молча сделал наблюдение Даниэл. Опустив взгляд, он уставился на свои руки, а затем его осенило. Опустившись на колени, он начертил пару линий поперёк двойных линий щитов, представляя их как очертания дверного проёма. Сосредоточив свою волю, он воплотил своё виденье в жизнь, одновременно прыгнув вперёд. Дверной проём позволил ему пройти, пока два монстра колотили по сторонам его защищённой зоны.

Каруин был лишь в десяти футах, уставившись на Даниэла с удивлением на лице. Даниэл отпустил оставшийся позади защитный круг, и сфокусировал силу в своих руках, игнорируя всё остальное. Звери всё равно уже переориентировались, чтобы атаковать его сзади. Вытянув ладони, он создал два мощных, похожих на мечи клинка, шедших вдоль его предплечий и дальше, мимо кончиков его пальцев.

Каруин попытался усилить свою собственную защиту, но слишком потратился на своих любимцев. Руки-клинки Даниэла рассекли его щит, будто его и не было, а тело Каруина оказало ещё меньше сопротивления. Оно упало в двух разных направлениях, разрубленное посередине. Выражение ужаса на миг мелькнуло у него на лице, прежде чем он потерял сознание от шока. Каруин умер.

К сожалению для Даниэла, создания его противника не исчезли вместе со смертью своего создателя. Он ощутил их близость, и сделал кувырок, пытаясь пройти под их загребущими когтями, но его манёвр был недостаточно быстрым. Поскольку щита на нём не было, лапа более крупного зверя задела его плечо, заставив прокатиться двадцать футов по полу арены, истекая кровью.

Однако сила этого удара его спасла. Расстояние, на которое его отбросило, дало ему время, и Даниэл использовал его, чтобы создать ещё один круг, наполнив его своей силой, пока звери снова бежали к нему. Правое его плечо онемело, рваное и кровоточащее, но Даниэл знал, что победил. Слабея, он сел на землю, полностью сосредоточив свои усилия на поддержании своего щита, пока обезумевшие конструкты ярились снаружи.

— Ты пустил мне кровь, Каруин, и за это я выражаю тебе хвалу! Однако тебе потребуется нечто большее, чем одна рана и такие внушительные звери, чтобы победить, — пробормотал он себе под нос, перефразировав слова своего противника. Это показалось ему забавным, и он тихо засмеялся, сидя в грязи, и наблюдая за монстрами, безнадёжно пытавшимися его достать.

Над ареной прозвучал новый звон, и свет сменился с красного на синий. Однако Даниэл продолжал держать щит. Монстров, похоже, не заботили правила арены. Они продолжали наседать на него, пока Тиллмэйриас не вышел, и не использовал магию какого-то странного типа, чтобы их уничтожить.

Даниэл видел творение такого рода магии лишь единожды, когда Лираллианта создала его рабский ошейник. Наблюдая за этой магией, он был заворожён. Двойные связки замысловато оформленной силы вырвались из ладоней Тиллмэйриаса, и оплели два магических существа, прежде чем сжаться, разрывая их на кусочки.

«Если бы я так мог, то это было бы даже не состязание», — заметил Даниэл, опуская свой щит для Ши'Хар. Тиллмэйриас взял его за руку, и поднял её высоко над его головой, произнося слова на своём родном языке.

Ни аплодисментов, и ответа не послышалось. Топа оставалась молчаливой, как если бы не была уверена, как надо реагировать. Однако Даниэл видел Лираллианту, стоявшую на одном из балконов. Она наблюдала за ним, но не радовалась.

Тиллмэйриас вывел его с поля обратно к ждавшим у края надзирателям.

— Ты снова удивил меня, дичок, — сказал Ши'Хар. — В целом ожидалось, что Каруин победит. Этот бой должен был стать для него последним.

— Последним?

— Роща Сэнтир решила вознаградить его, повысив в звании до надзирателя. Этот бой должен был оказаться для него лёгкой победой перед тем, как он займёт своё новое положение — или, так они думали, — сказал Тиллмэйриас, хитро осклабившись.

— Вы знали, что я одержу победу? — спросил Даниэл.

Тиллмэйриас покачал головой:

— Я не могу утверждать, что обладаю таким знанием будущего, но я всё же с нетерпением жду от тебя новых сюрпризов, дичок.

Даниэл остался наедине с двумя надзирателями, которые изначально привели его сюда, и, когда один из них закрыл и обработал его раны, они повели его прочь. Даниэл наблюдал за ними новым взглядом, когда они покинули лес, и снова вошли в Эллентрэа.

— Вы когда-то были как я? — спросил он их, когда любопытство взяло над ним верх. Ремарка Тиллмэйриаса насчёт раба, из которого делали надзирателя, заставила его задуматься.

Один из надзирателей хмыкнул, но второй приостановился, прежде чем ответить, будто раздумывая над вопросом:

— Я никогда не был как ты, баратт. Я вырос в Эллентрэа.

— Но ты же когда-то был рабом?

— Я и сейчас раб. У меня просто есть одежда и неплохой шанс прожить ещё один год. Большинство и этого не достигают, — ответил надзиратель.

Ободрившись от внезапной готовности надзирателя к разговору, Даниэл рискнул задать ещё один вопрос:

— А много здесь других «дичков»?

Тот надзиратель, что молчал, внезапно рассмеялся, но всё равно не ответил. Его спутник ненадолго посмотрел на него, и закрыл рот. Остаток пути обратно к комнате Даниэла они проделали молча.

Ранее разговорчивый надзиратель открыл дверь, в то время как молчаливый стоял в стороне. Когда Даниэл прошёл мимо, он тихо сказал несколько слов:

— До тебя не было ни одного.

Даниэл посмотрел на него, и в его мозгу сразу же зародились дюжины вопросов, но дверь закрылась, и он снова остался наедине со своими мыслями.

Глава 21

Прошло ещё два дня молчания, и одиночество начало подтачивать терпение Даниэла. Он непреклонно практиковался, создавая фигуры и стены из чистой силы, как с линиями или иными границами для укрепления, так и без.

Что его волновало во время боя с Каруином, так это трудность и время, уходившее на черчение линий на земле. Падать на колени и рисовать по земле пальцем — не практично и не уместно, когда кто-то другой занят попытками тебя убить. К тому же, он заметил, что в некоторых местах земля на арене была каменистой, что сделало бы рисование на ней пальцем невозможным.

После ряда экспериментов он наконец нашёл метод использования сфокусированной линии силы для черчения по земле. Даниэл использовал свой палец в качестве направляющего элемента для силы, вытягивая её достаточно далеко, чтобы достигнуть земли. Он практиковался в пределах своей комнаты, рисуя на полу линии с помощью своей невидимой «палки», как он о ней думал. Даниэл был весьма уверен, что в случае встречи чего-то более твёрдого, чем грязь, он сможет заточить кончик достаточно, чтобы вырезать линии, если на то будет необходимость, но не мог проверить эту идею в своей комнате.

Даниэла также заботило то, как Каруин себя исцелил. Один из надзирателей сделал для него то же самое, прежде чем они ушли, используя лёгкое касание, чтобы сомкнуть кожу на его ранах. Он также исправил одну из мышц на плече у Даниэла.

Осматривая это место своими особыми чувствами, Даниэл смог заметить линию стыка, где была заново соединена его мышца. На коже у него тоже остались шрамы там, где её срастили. Этот метод исцеления был неидеальным, но быстрым и эффективным.

«Чертовки полезно, когда истекаешь кровью до смерти».

Самой крупной проблемой было то, что у него не было никаких ран, на которых можно было бы упражняться. Первой его мыслью было подождать до следующего боя, и если его снова ранят, то он сможет попытаться залатать рану раньше надзирателей, если, конечно, победит. «Но ты можешь и проиграть, будучи неспособным остановить кровотечение во время самого боя».

Ему нужно было научиться поскорее.

Стиснув зубы, он создал острое, похожее на нож силовое лезвие вокруг одного из своих пальцев, и использовал его, чтобы осторожно прорезать двухдюймовую линию по своему правому бедру. Порез он делал поверхностным, чтобы не повредить мышцу под кожей, но достаточно глубоким, чтобы обеспечить подлинное рассечение самой кожи. К счастью, острота его эйсара делала порез почти безболезненным, хотя он и начал пульсировать болью почти сразу же после того, как Даниэл закончил.

Проступившая из пореза кровь не давала ему увидеть края пореза глазами, но его разум довольно легко их нашёл. Даниэл попытался стянуть края вместе, склеивая их усилием воли, но потерпел полную неудачу. После ещё нескольких неудачных попыток он наконец наткнулся на решение.

Плетя между краями тонкую, подобную нити линию силы, он мог крепко стянуть и удерживать их вместе. Сфокусировав своё восприятие ещё ближе, он смог найти крошечные «частицы» кожи, которые были перерезаны и разорваны. Даниэл наловчился сращивать их обратно. Сцеплялись они не совсем так, как были до пореза, но по крайней мере они были соединены с похожими частицами. У него не было названий для того, с чем он работал, но Даниэл видел вещи, которые были слишком крошечными для человеческого взгляда.

Залечив первый порез, он осознал, что хотя произведённые им действия имели успех, они были слишком медленными.

— Нужно практиковаться, — сказал он себе, вздрогнув от этой мысли, глядя на аккуратную линию серебряного шрама у себя на бедре.

«Ну конечно же!»

Используя свой левый указательный палец, он стал прорезать длинную линию по внешней стороне своего предплечья, вдоль кости. Каждые пару дюймов Даниэл останавливался, чтобы срастить кожу. Время от времени он был вынужден остановиться, когда боль становилась для него слишком сильной. Его разум начал предугадывать порезы, отчего те болели сильнее, чем им следовало бы, но Даниэл всё равно продолжал резать.

Полчаса спустя он заполучил аккуратную линию, тянувшуюся от локтя до кончика мизинца. Затем он начал делать соответствующую линию на внутренней стороне своего предплечья. Вторая линия потребовала ещё больше времени, причиняя особо сильную боль, когда он резал вдоль указательного пальца, минуя внешний край большого.

Закончив, Даниэл остановился полюбоваться на свою работу. Лечить порезы он научился гораздо лучше. В самом деле, он настолько наловчился, что был вынужден сдерживать свой перфекционизм, поскольку в некоторых местах ему удавалось почти не оставить линию шрама. «А как раз в линия-то мне и нужна».

Вытянув перед собой руку, он представил себе силовой клинок, которым победил Каруина. Клинок мгновенно появился, и его неуклонно улучшавшееся восприятие позволяло ему определить, что этот клинок был лучше прежнего. Уходившее на его создание количество эйсара уменьшилось, а его форма и кромка укрепились. Даниэл поэкспериментировал с изменением длины клинка, чтобы прочувствовать разницу в требуемой для него силы.

— Мне жалко любого, кто приблизится на расстояние удара этой штуки, — сказал Даниэл вслух. Расстояние варьировалось от трёх до десяти футов, если он хотел использовать клинок эффективно. Он также мог представить использование линий для того, чтобы фокусировать свою силу и для атак на расстоянии, но в его комнатушке было для практики не так много места, как ему бы хотелось.

Даниэл принялся за другую руку, на которой пока ещё не было линий из шрамов. Он внутренне вздрогнул, думая о повторении этого процесса на второй руке. Мысленно собравшись с духом, он приступил к работе. Работа была полна боли и крови, но он уже начал понимать, что так было со многими вещами в этой жизни. «Либо кровь сейчас, либо смерть потом».

* * *

Прошло больше недели, а Даниэл не видел никого кроме женщины, приносившей ему дважды в день пищу и воду. Из неё начала получаться чудесная собеседница.

— Доброе утро, Брэнда! — сказал он ей, когда она вошла в первой половине дня. Она отказывалась называть своё имя, поэтому он сам выбрал для неё это имя, назло.

— Ты сегодня снова прекрасно выглядишь, Брэнда! — сказал он ей, когда она вернулась вечером.

По мере того, как дни непрерывно шли один за другим без всякого ответа с её стороны, Даниэл начал придумывать более творческие приветствия, себе на забаву.

— Брэнда, я вынужден признаться, что влюбился в тебя, — печально сказал он ей однажды. Она продолжала смотреть в пол, и поставила его поднос на стол.

— Я пытался выбросить тебя из головы, но я просто не могу, — добавил он. — Ты для меня — единственная женщина. — Она забрала пустой поднос, и быстро пошла к двери.

Даниэл преградил ей путь к выходу:

— Право же, Брэнда, я весьма буквально больше не встречаюсь ни с одной женщиной кроме тебя.

— Пожалуйста, отойди, — сказала она ему.

— Но ты не назвала мне своего имени, или ты предпочитаешь Брэнду? — поддел он.

Женщина подняла на него взгляд своих карих глаз, разделённых скособоченным носом:

— У меня нет имени. Я не стою того, чтобы сражаться со мной. — Выражение её лица передавало чувство боли, давно причинённой и уже хорошо принятой.

Даниэл вспомнил, как его представили перед Лираллиантой после того, как он убил девочку. Они, видимо, считали, что он будет счастлив получить в награду новое имя. «Это отвратительно», — подумал он про себя, — «эти люди вынуждены убить кого-то, прежде чем получают имя?». Что хуже, они, судя по всему, с нетерпением этого ждали.

— Отныне я буду звать тебя Ама́ра, — сказал он ей, стыдясь своих прежних издёвок.

Её глаза расширились от страха:

— Нельзя! Меня высекут, если я сама возьму себе имя!

На миг её аура вспыхнула, и Даниэл увидел, что реакция её была подлинной. Хотя она обладала тем же даром, что и он, её эйсар был лишь немногим сильнее, чем у некоторых из людей, которых он знал в Колне. Её слабость наверняка делала её неподходящей для арены, и хотя это обеспечивало ей более безопасное существование, она явно была недовольна своей участью.

— Только здесь, когда никто не может услышать, — ободряюще сказал он ей. — С этого дня ты будешь для меня Амарой. — Он отступил, чтобы дать ей пройти, и она прошмыгнула мимо, выбежав из комнаты так, будто там был пожар.

— Складно получилось, — сказал он себе. Даниэл удивился, когда лишь несколько мгновений спустя один из надзирателей снова открыл дверь.

«Они что, услышали, как я дал ей имя?» — задумался он. По его спине пробежали мурашки от воспоминаний о предыдущем наказании плетью, и он пожалел о том, что дал женщине имя.

Надзиратель был тем же, что говорил с ним неделю тому назад, после того, как он убил Каруина. Он снова молча повёл Даниэла к краю леса.

Всё ещё боясь, но надеясь, что не ждало новое наказание, Даниэл наконец заговорил:

— Меня ведут на очередной бой?

— Нет, — без всякого выражения сказал надзиратель. Они шли ещё минуту, прежде чем он добавил: — Мне приказано привести тебя к твоей госпоже.

— К Лираллианте? — сказал Даниэл, используя возможность освежить в памяти произношение этого странного имени.

— Да, — сказал тот.

Они достигли края деревьев богов, когда Даниэл снова заговорил:

— Как тебя зовут?

Мужчина поглядел на него с лёгким удивлением, прежде чем ответить:

— Га́рлин. — Подняв руку, он сжал кулак, тыльной стороной ладони к Даниэлу. Там, на коже, было вытатуировано его имя.

— Приятно познакомиться, Гарлин, — сказал Даниэл.

Глаза Гарлина сузились:

— Держи свои чувства при себе, баратт.

Внезапная злость надзирателя сбила Даниэла с толку, но он промолчал. Похоже было, что дружелюбие гневило людей Эллентрэа быстрее любого оскорбления, хотя он всё ещё не понимал, почему.

Когда они достигли основания ствола нужного дерева, надзиратель сразу же пошёл вверх, но Даниэл задержался, наблюдая за тем, как тот управлял своим эйсаром. Выглядело всё так, будто у него было две дополнительных конечности, созданных из невидимой энергии, одна — сверху, другая — снизу, и они попеременно тянули и толкали, чтобы поддерживать его противоречащую гравитации походку.

Даниэл попытался имитировать плавное движение надзирателя, но был вынужден двигаться медленно, останавливаясь и снова приходя в движение в попытках копировать технику надзирателя. Гарлин пристально наблюдал за ним, но воздержался от комментариев.

Даже учитывая его неуклюжесть, Даниэл всё же двигался в два раза быстрее, чем мог на четвереньках. Достигнув платформы, на которой его ждала Лираллианта, он ощутил лёгкое чувство гордости.

Она сказала что-то надзирателю, прежде чем тот успел уйти. Выпрямившись, Гарлин встал рядом с ней, и когда она снова заговорила, за её словами последовали его собственные:

— Она желает задать тебе несколько вопросов, — сказал надзиратель. — Я останусь, чтобы переводить для неё.

Даниэл кивнул.

Ши'Хар снова заговорила, и после короткой паузы Гарлин перевёл:

— Тебя хорошо кормят и поят?

Даниэл снова уставился на неё, ища в её ярко-голубых глазах какой-то намёк на насмешку или забаву. Ничего он там не нашёл, а и её аура также производила впечатление искреннего любопытства.

— Нет, — искренне ответил он. — Мне давали лишь то, что необходимо для выживания, не более того.

Надзиратель кисло покосился на него, но чуть погодя перевёл для Лираллианты. Даниэл мог лишь надеяться, что смысл будет передан точно.

Ши'Хар, похоже, задумалась, прежде чем снова заговорить, но перевод Гарлина на этот раз был коротким:

— Что ещё тебе требуется?

Даниэл попытался облечь пустоту своей нынешней жизни в слова, но не смог. Даже если бы он сумел описать то, чего ему не хватает, он сомневался, что неразговорчивый надзиратель смог бы точно ей это перевести. Фрустрированный, он указал на свой висок:

— Могу я показать?

Гарлин перевёл ей, и она сразу же кивнула, шагнув вперёд, и оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки. Затем Гарлин сказал на бэйрионском:

— Она предупреждает, чтобы ты не пытался манипулировать ею, как в тот, первый день.

Даниэл сперва не понял, но затем вспомнил о том, как коснулся в тот день её ауры, когда целовал её стопу.

— Прошу прощения, — сказал он ей. — Это было невоспитанным с моей стороны.

После того, как это было переведено, Лираллианта коснулась его лба своими пальцами, и подняла его ладонь к своему виску. При её касании между ними потёк ручеёк эйсара, и Даниэл попытался воспроизвести её действия, чтобы соединить свой разум с её собственным. Мир вокруг него подёрнулся дымкой, а его внутренний взор приобрёл ясную остроту, отодвинув реальность прочь.

Они стояли вместе в пустом пространстве, и, сделав простой жест рукой, Лираллианта заставила цветы вырасти вокруг них, нежась в тёплом солнечном свете под открытым небом. Теперь Даниэл ясно чувствовал её эмоции, и знал, что она демонстрировала, как бы говоря: «Это место — чистый лист, покажи мне, чего желаешь».

Мысленно потянувшись, он изменил их окружение, показав ей комнату, в которой жил. Сам образ был не таким уж плохим, но Даниэл смог напитать его чувством изоляции и глубокого отчаяния. Начав с этого, он медленно убрал тёмную камеру, и заменил её образом своего дома, где он смеялся и общался с родителями. Его мать улыбалась, подавая ему с отцом на стол тёплый ужин.

Власть созданного между ними пространства давала образу такую силу, что Даниэл не смог удержаться, и двинулся дальше, используя это место, чтобы воссоздать часть своего прошлого счастья. Он танцевал со своей матерью, пока его отец играл на цистре, смеясь над их ошибками. Затем он позволил этой сцене растаять, перейдя к воспоминанию о дне, когда он играл для Кэйт на пороге, а она пела, вплетая свой голос в звуки его струн.

Музыка «Причитания Даны» пылала в его сердца, даже когда песня прекратилась, а его воспоминание поставило его лицом к лицу с Кэйт, и её изумрудные глаза обжигали его своей красотой. Она подалась вперёд, чтобы поцеловать его, и мир растворился в слезах.

Даниэл упал, и сидел на платформе у ног Лираллианты — по его щекам текли слёзы, пока он безуспешно пытался сдержать печаль, поглотившую его самоконтроль.

Ши'Хар глядела на него сверху, со странным выражением на лице. Она создала вокруг себя щит, скрывая от него свою ауру, но Даниэл ясно увидел капельку влаги, сбежавшую из уголка её глаза.

Лираллианта отошла на дальний край платформы, а затем что-то сказала Гарлину. Надзиратель ответил, обратившись к Даниэлу:

— Она говорит, что этого тебе здесь никогда не найти. Тебе следовало выбрать смерть.

Даниэл встал на ноги, и ответил:

— Скажи ей, что я сожалею. Я хотел показать ей, каково может быть человеческое счастье.

Лираллианта отдала короткий приказ, и Гарлин направился к Даниэлу:

— Нам пора идти. Она с тобой закончила, — сказал надзиратель.

Когда они начали покидать платформу, Ши'Хар сказала что-то ещё, и когда надзиратель остановился, Даниэл последовал его примеру. Лираллианта приблизилась, приложила палец к его лбу, и внезапно у него в голове появился образ цистры, и ощущение вопроса.

— Скажи ей, что эта штука называется цистрой, и мы используем её для музыки, — сказал Даниэл надзирателю.

Гарлин открыл рот, а затем снова закрыл:

— Я не знаю, что означают эти слова, или как их перевести, — беспомощно ответил он. Гарлин снова заговорил на языке Ши'Хар, признаваясь Лираллианте в своём невежестве.

Она махнула им, чтобы уходили, опуская вопрос, и вскоре Даниэл и Гарлин снова оказались на земле, направляясь к унылому городу Эллентрэа.

Даниэл не мог не задуматься о том, относился ли вопрос Лираллианты к инструменту, или на самом деле к самой музыке. «Ну должна же у них быть музыка».

Глава 22

— Почему она послала его прочь? — спросила Мойра, перебивая меня.

Я вздохнул:

— Не могу сказать наверняка. Даниэл не знал, и позже они не обсуждали это, но я бы предположил, что она не знала, что делать.

— Ну, для начала она могла бы дать ему жилище получше, — внезапно сказал Мэттью, — или еду. Ему бы что угодно помогло.

— Я думаю, что яркость того, что он ей показал, пересилила её способность с этим справляться, — сказал я своим детям. — Она столкнулась со шквалом эмоций, и не была готова их принять. Отсылая его прочь, она создала расстояние между ними, чтобы иметь возможность переварить то, что она испытала.

— Можно подумать, что ей, в её-то возрасте, уже следовало бы знать достаточно, чтобы справляться с печалью, — прокомментировала Мойра.

Она бросила взгляд на Линараллу, сидевшую рядом с ней:

— Ей, вон, едва год исполнился, но она уже кажется умной как взрослая, — сказала Мойра.

— Я всё ещё не очень хорошо понимаю эмоции, — призналась девушка Ши'Хар, — и я думаю, что Лираллианта в тот момент была очень молодой.

— Это верно, — сказал я, подтверждая её ремарку. — Хотя Даниэл тогда ещё этого не осознавал, Лираллианте в момент их встречи было лишь четыре года.

— Постой! — воскликнул Мэттью. — Так он был старше её? Откуда тогда она так много знала о заклинательном плетении и магии?

Линаралла подала голос:

— Нас создают со всем требующимся нам знанием уже у нас в головах — язык, заклинательное плетение, и большинство базовых навыков.

— Всё равно она кажется ужасно молодой, — сказала Мойра. — Разве Ши'Хар не живут долго, прежде чем стать деревьями?

— Некоторые живут тысячи лет, прежде чем пустить корни, — объяснил я, — в то время как другие пускают корни вскоре после рождения. Тиллмэйриасу было почти восемьсот лет, когда Даниэл с ним встретился.

— Почему некоторые пускают корни рано, а другие — нет? — спросил Мэттью.

— Это — вопрос еды и пространства. Деревья-матери дают плоды, которые называются «кялмус», они служат основной пищей для детей Ши'Хар. Если Ши'Хар не может регулярно получать этот фрукт, то начинает меняться, пуская корни на первом же хорошем открытом месте, какое сможет найти, — сказал я, поясняя. — Поэтому если детей слишком много, чтобы дерево могло прокормить их всех, один или несколько станут новыми деревьями, чтобы облегчить ношу, и помочь кормить остальных. Если для укоренения нет места, то дети умирают, что также снижает расход пищи.

— Так Тиллмэйриас был ребёнком? Ты сказал, что ему было восемьсот лет, — задумалась Мойра вслух.

Линаралла перебила, ответив вместо меня:

— Все Ши'Хар — дети, пока не пустят корни.

— Это очень странно, — сказал Мэттью.

— После укоренения начинается более глубокая жизнь моего народа, — заметила Ши'Хар.

— Позвольте мне вернуться к рассказу, — сказал я. — Иначе он займёт не один день.

Они примолкли, и снова уселись поудобнее, с интересом глядя на меня.

— Итак, когда он вернулся, Даниэл не был уверен, что случится дальше, но на следующий день Тиллмэйриас явился к нему с визитом… — начал я.

* * *

Дверь в его комнату открылась в неправильное время дня.

Даниэл знал, потому что тщательно следил за временем, ожидая каждодневного визита Амары. Это было единственным социальным взаимодействием, какое он мог ожидать, каким бы убогим оно ни было. Кроме этого дверь открывалась лишь тогда, когда надзиратели приходили, чтобы отвести его к одному из Ши'Хар, или чтобы сражаться насмерть на арене.

В тот день надзирателя снаружи не было. Особое чувство Даниэла сказало ему, что вместо надзирателя на солнцепёке стоял Тиллмэйриас собственной персоной. Подойдя к двери, Даниэл выглянул наружу.

— Пойдём пройдёмся, Тирион, — сказал Ши'Хар.

Даниэл шёл в ногу со своим золотоволосым посетителем, тщательно выдерживая нейтральное выражение лица.

— Кто были твои родители? — неожиданно сказал Ши'Хар. — Было ли в них что-нибудь необычное?

— Мой отец был пастухом, сэр, — сказал Даниэл. — Его весьма любили друзья, и уважали почти все остальные, но я думаю, что необычности в нём было не больше, чем в ком-либо другом.

— А мать?

— Она была добра ко мне, и ко всем остальным, я думаю. У неё был хороший музыкальный слух, и она хорошо играла на цистре. Я думаю, это и привлекло в ней моего отца, или, по крайней мере, так он говорил, когда мы все были вместе, — ответил Даниэл.

— Музыка? — сказал Тиллмэйриас. — Этого слова я не слышал с тех пор, как обучился вашему языку.

— Мне что, надо рассказать о музыке?

— Нет, меня не интересуют устаревшие культурные традиции. Что твой отец говорил о твоей матери, когда вы были наедине? У неё был какой-то особый дар? — сказал Тиллмэйриас, копая глубже.

Даниэл осклабился, вспоминая:

— Он сказал, что в ней его привлекало то, что всё самое лучшее в ней имело пару.

— Пару?

Даниэл указал на свои глаза, грудь, а затем — на свой зад:

— По большей части это была шутка, но мать была очень красивой.

Тиллмэйриас немного посмотрел на него, размышляя, прежде чем продолжил:

— Это всё прекрасно, но я пытаюсь выяснить не это. Думаешь, кто-то из твоих родителей обладал тем же даром, что и у тебя, или, быть может, дар был у более дальнего родственника?

— Нет, сэр, — сказал Даниэл. — Они все были нормальными. Я никогда не встречал никого подобного мне, пока тот надзиратель не стал искать меня.

— Тогда, полагаю, весьма вероятно, что ты — первый, или, по крайней мере, мы можем на это надеяться, — заявил Тиллмэйриас.

— Первый кто, сэр?

Тиллмэйриас повернулся к нему с застывшим на лице выражением пристального интереса:

— Первым человеческим магом естественного происхождения.

— Что такое «маг»? — спросил Даниэл.

Ши'Хар вздохнул:

— Из-за твоей любознательности в сочетании с превосходным владением бэйрионским я всё время забываю, каким невежественным ты порой можешь быть. Подозреваю, что твои умственные способности гораздо ближе к твоим далёким предкам, чем к нашему нынешнему урожаю людей.

Даниэл ждал, поскольку не услышал ответа на свой вопрос.

— Маг — это тот, кто может ощущать эйсар и манипулировать им, энергией, пронизывающей всю материю сущего. Твоя раса была полностью лишена этой способности, когда Ши'Хар прибыли сюда, — сказал Тиллмэйриас.

— Но все в Эллентрэа — маги…

Тиллмэйриас кивнул:

— Они появились на свет путём скрещивания между нашими детьми и некоторыми из наших пленных людей.

Это шокировало Даниэла. Он не мог вообразить, чтобы кто-то из казавшихся идеальными и заносчивыми Ши'Хар мог захотеть совокупляться с человеком.

— Значит, здешние люди — наполовину Ши'Хар?

Его спутник засмеялся:

— О, нет! Конечно же нет! Скрещивание между двумя совершенно чуждыми видами невозможно. Нет, они — полностью люди, уверяю тебя, баратт.

Это показалось Даниэлу почти полностью лишённым смысла:

— Но вы только что сказали, что они скрещивались.

— Да. Разве я не выгляжу для тебя человеком?

Человеком? Ши'Хар что, намекал на то, что являлся человеком?

— Не совсем, сэр, — ответил Даниэл.

— Ну так вот, баратт, я — человек, или почти человек. Когда мы пришли в этот мир, мы изменили наших детей, чтобы те соответствовали окружающей среде, выбрав ваш вид в качестве шаблона. Наши новые дети, созданные здесь, в этом мире — полностью люди, не считая некоторых преднамеренных генетических изменений, — сказал Ши'Хар.

— Прошу прощения, сэр, но волосы и кожа у вас отличаются от всех, кого я когда-либо видел, и люди не пускают корни, чтобы стать деревьями, — сделал наблюдение Даниэл.

И запоздало добавил:

— Я также не знаю, что означает «генетический».

— Этим словом древние люди описывали инструкции, определяющие отличительные черты живых существ. Они были весьма продвинуты в этом деле. Наш народ даже узнал кое-что новое, изучая их тексты, после того, как мы сломили их сопротивление, — сказал Ши'Хар. — Но я отклонился от темы, наши тела — людские, с несколькими генетическими изменениями, дающими нам отличительную окраску и внешние черты, а также способность манипулировать эйсаром, но внутри каждого из нас есть семя. Когда мы пускаем корни, человеческое тело умирает, служа удобрением для нового дерева. Наша память, наш разум — они преображаются, становясь частью нового взрослого Ши'Хар.

— Значит, вы умрёте, а находящееся внутри вас семя съест ваше тело?

Тиллмэйриас побледнел в ответ на это описание:

— Это весьма грубое изложение процесса. Это тело умрёт, но мой разум и дух станут частью чего-то большего. Как бы то ни было, суть всего этого была в том, чтобы объяснить, что дети Ши'Хар — почти полностью люди, с небольшим числом улучшений. Когда они совокупляются с нормальным человеком, то могут приносить человеческое потомство, но эти отпрыски не содержат семя, хотя часто наследуют созданные нами генетические черты, позволяющие детям Ши'Хар контролировать эйсар и манипулировать им.

Голова Даниэла шла кругом, пытаясь усвоить всю новую информацию, которую обрушивал на него Тиллмэйриас. Один из вопросов постоянно возвращался к его вниманию, и хотя он боялся, что может быть наказан, Даниэл не смог удержаться, и спросил:

— Если эти люди — почти такие же, как вы, то как вы можете так их порабощать? Как вы можете мучить своих собственных детей?

— Следи за словами, баратт, — предостерёг Тиллмэйриас. — Я терплю твои вопросы потому, что ты меня увлекаешь, но не путай это с дружбой. Они не «наши дети», как ты выразился. Они — результат скрещивания между дикими людьми и генетически модифицированными временными оболочками, в которых мы держим наши семена. Наследование созданных нами нескольких конкретных генов, которые, кстати, также были человеческими генами, ни коим образом не делает их Ши'Хар.

Даниэл склонил голову, боясь получить ещё одну наводящую ужас порцию наказаний от рук надзирателей, если говорящий с ним Ши'Хар будет сильно раздосадован:

— Простите меня, сэр, моё любопытство часто берёт надо мной верх.

Тиллмэйриас посмотрел на него некоторое время:

— Я вижу, что ты не закончил — задавай свои вопросы.

— Если они наследуют те же гены, с помощью которых вы становитесь магами, то почему их магия отличается от вашей?

— Семя, с которым мы рождаемся, наделяет нас большим объёмом знаний и навыков, включая талант к заклинательному плетению. С того момента, как мы покидаем стручок, ребёнок Ши'Хар значительно превосходит любого человека в плане знания, магического навыка, интеллекта или любого свойства, какое ты мог бы назвать.

— Но значит ли это, что человек мог бы научиться заклинательному плетению? — продолжил Даниэл.

Ши'Хар насмешливо фыркнул:

— Может ли одна из твоих овец научиться прядению шерсти в ткань, баратт? Заклинательное плетение — самое большое отличие Ши'Хар от баратти, оно отделяет нас от всех других видов, и даёт нам господство над ними.

Даниэл замолчал, не желая рисковать тем, что разгневает Тиллмэйриаса.

— Если ты закончил с вопросами, баратт, то я скажу тебе, почему ты меня интересуешь. Помимо твоего активного ума, который, как я подозреваю, является результатом взращивания в диких условиях, ты обладаешь геном для манипулирования эйсаром, который не был создан нами. На первый взгляд, если нет других подобных тебе особей, это должно означать, что ты — реципиент ранее не существовавшей мутации, вызванной в зародышевой линии клеток одного из твоих родителей. Это также могла быть мутация, произведённая во время рекомбинации после зачатия. Что интересует меня больше всего, так это выяснение того, насколько эффективна твоя новая вариация гена, и даёт ли она какой-либо особый талант.

Большая часть слов Тиллмэйриаса была для Даниэла непонятна, но он уловил общую мысль. Он был уникален. В разуме Даниэла зародилась внезапная надежда, когда он осознал, что его новые пленители, возможно, хотят сохранить его живым для дальнейшего изучения.

— Значит ли это, что вы больше не будете посылать меня на арену? — спросил он.

Тиллмэйриас тихо, добродушно засмеялся. В его голосе не звучало злобы, когда он ответил:

— Конечно же нет, баратт. У нас есть все необходимые образцы, и даже без них мы могли бы воссоздать этот новый ген в наших детях или пленниках. Первым этапом будет подвергнуть тебя основательному стрессу, чтобы увидеть, как ты будешь развиваться, будут ли твои способности расти или давать слабину. Как только мы это выясним, мы, возможно, произведём новых особей с твоим особым вариантом, для дальнейших тестов. После длительных опытов и тестов мы, возможно, даже решим использовать в наших детях твой вариант, если будет доказано, что у него есть какое-то преимущество, но это скорее всего будет лишь через несколько веков.

— Подвергнуть меня основательному стрессу?

— На арене, конечно! — с ясно слышимым энтузиазмом сказал Тиллмэйриас.

— А потом? — спросил Даниэл, гадая, сколько битв ему придётся пережить, прежде чем они решат, что узнали всё, что могли.

Ши'Хар улыбнулся:

— А потом мы произведём новых субъектов для тестирования.

У Даниэла сжалось сердце. «Он собирается продолжать проверять меня, пока я не умру».

Глава 23

Рано следующим утром Гарлин явился за Даниэлом.

— Пришло время доказать свою ценность, Тирион, — сказал ему надзиратель.

— Арена? — спросил Даниэл на ходу.

Гарлин кивнул.

Несколько минут спустя Даниэл снова заговорил:

— Из какой рощи происходит твой талант?

— Мордан.

— Могу я спросить, что этот талант тебе даёт?

Гарлин фыркнул:

— Ты пока мало что знаешь. Те, у кого есть дар Мордан, могут телепортироваться.

— Телепортироваться?

Надзиратель шёл впереди него, но с короткой вспышкой эйсара он внезапно оказался позади Даниэла, болезненно прижав свой деревянный меч к его спине.

— Телепортация, — заявил Гарлин, не утруждая себя дальнейшими пояснениями. Он подождал долгую секунду, прежде чем вложить свой меч в ножны, и снова пойти дальше.

— Насколько далеко ты можешь перемещаться? — полюбопытствовал Даниэл.

— В любое место, какое я вижу, или где я когда-либо был, — сказал его собеседник.

— Значит, ты мог бы сбежать… — с чувством воодушевления сказал Даниэл.

Гарлин коснулся ожерелья у себя на шее:

— Для меня быть где-то вне установленных для меня пределов означает смерть. Сбежать нельзя — смирись с этим, баратт. Для тебя есть лишь битва и боль. Научись получать от них удовольствие, или позволь им убить тебя, если не можешь вынести. Вот и весь твой выбор, — сказал Гарлин с твёрдой ноткой в голосе.

Даниэл замолчал, и вскоре они достигли арены. Как и прежде, его поместили в маленькую комнату, перекрывавшую его магический взор, где он должен был ждать своей очереди.

Не будучи способным ощущать внешний мир, он не мог судить о течении времени. Знание того, что скоро он будет сражаться за свою жизнь, действовало ему на нервы, и он вышагивал по комнате. Он пытался сидеть, закрыв глаза и расслабившись, но внутреннее напряжение нарастало, пока не становилось невыносимым, и он был вынужден снова подниматься на ноги. Ожидание было гораздо дольше, чем в прошлый раз. Он был уверен, что миновавшее время исчислялось в часах, но он не мог бы угадать, был ли это один час, или десять.

Дверь открылась, и надзиратели жестом указали ему выйти вперёд. Двигаясь с уверенностью, основанной на его предыдущем посещении арены, он занял своё место без дальнейших указаний. Ведущий громко обращался к толпе, и они возликовали, когда он произнёс имя противника. Даниэл распознал лишь одно слово, «Мордан».

Толпа утихла, когда было объявлено имя Тирион Иллэниэл. Подняв взгляд на Ши'Хар, стоявших вдоль балконов, Даниэл не смог увидеть Лираллианту, но его разум нашёл её, и после этого он смог заметить её стоящей на одной из более высоких платформ. Она была слишком далеко, чтобы он мог увидеть её глаза, но чувство было такое, будто их взгляды встретились. Будто в ответ на его внимание, она отвернулась, повернувшись к арене спиной.

Прозвучал звон, и фонари сменились с синего на красный. Светловолосый мужчина на противоположной стороне арены улыбнулся, и возвёл вокруг себя облегающий личный щит, медленно зашагав вперёд.

Даниэл не увидел ни следа призываемых странных животных, и его враг не исчез, поэтому он догадался, что это, наверное, были особые таланты других рощ. Он уже дважды видел, как надзиратель телепортировался, поэтому имел некоторое представление о том, чего ожидать, особенно после демонстрации Гарлина.

«Если я буду оставаться в движении, то ему будет труднее использовать свою способность для неожиданного нападения», — подумал Даниэл, и пока эта мысль ещё только приходила ему в голову, светловолосый мужчина исчез. Даниэл прыгнул вперёд, боясь того, что враг окажется у него за спиной.

Светловолосый мужчина засмеялся, телепортировавшись в другое место почти в сотне футов справа от Даниэла. Он послал в Даниэла пробный удар чистым эйсаром, проверяя его щит, прежде чем снова телепортироваться несколько секунд спустя. На этот раз он появился в пятидесяти футах впереди Даниэла.

Спеша сменить направление движения, чтобы избежать своего противника, Даниэл подался вправо, но затем вынужден был снова поменять направление, когда тот показался совсем в другом месте.

— Бегай-бегай, крольчонок! — крикнул его противник. — Выбор времени и места — за мной!

«Это глупо».

Резко остановившись, Даниэл послал всплеск эйсара вдоль своих указательных пальцев, начертив вокруг себя широкий круг диаметром примерно семь или восемь футов. Как только круг был закончен, Даниэл послал в него волну эйсара, создав вокруг себя мощный щит. Его враг послал в него ещё несколько пробных ударов, но было весьма очевидно, что пробить щит ему не удастся, если он только не скрывал свою силу.

Даниэл поднял свои плечи, вытянув пальцы в одной плоскости и скрестив руки у себя на груди в виде буквы «Х». Образ того, что он хотел, Даниэл удерживал у себя в голове, и нащупал шедшие вдоль его рук линии своим разумом. Он остановился, едва не доходя до того, чтобы на самом деле влить силу в представляемый им образ.

Противостоявший ему мужчина злорадно улыбнулся, прежде чем снова телепортироваться, на этот раз объявившись прямо снаружи круга Даниэла. Он засмеялся, увидев, как Даниэл дёрнулся:

— Твой щит меня не остановит, дичок. Я могу убить тебя в любое время, — с насмешкой сказал он.

Он начал быстро телепортироваться, практически не останавливаясь ни в каком месте, прежде чем снова прийти в движение. Смеялся, когда Даниэл дёргался и содрогался в ответ, ожидая, что он в любой момент появится рядом с ним или позади него.

«Он пытается притупить мои рефлексы, заставить меня реагировать снова и снова, пока я не привыкну, и не расслаблюсь».

Даниэл закрыл глаза, и заставил себя расслабиться, наблюдая за тем, как его противник исчезал и снова появлялся. «Он ждёт, когда я перестану дёргаться, а затем…»

Он совершенно замер, и когда мужчина появился позади него, руки Даниэла вспыхнули пламенем смертоносной силы. Резко раскинув руки, он крутанулся, почти касаясь границы своего защитного барьера вытянувшимися из его рук силовыми клинками. Сначала один, а потом другой разрубили щит его противника, продолжив движение через не сопротивлявшуюся им плоть.

Маг Морданов умер мгновенно, его тело развалилось на три упавших на землю перед Даниэлом кровавых куска. Толпа умолкла, и все взгляды сошлись на нём.

Упиваясь адреналином и ликуя приливу наполнившей его силы, Даниэл поднял свои увенчанные клинками руки к небу. Он чувствовал себя живым так, как было до этого лишь дважды, когда он убивал двух предыдущих своих противников. От убийства девочки ему было плохо, но он всё равно помнил это. Острое ощущение того, что ты жив.

А толпа продолжала молчать.

Полный одновременно радости и ярости, Даниэл закричал Ши'Хар на балконах:

— Пошли нахуй, ублюдки! Я жив!

Он понятия не имел, какое их число говорило на человеческом языке, но когда адреналин пошёл на убыль, а его тело скатилось в дрожь, Даниэл понял, что его слова были глупы.

«Научись получать от них удовольствие, или позволь им убить тебя», говорил Гарлин.

— Я выберу первое, и пусть только попробуют, — пробормотал себе под нос Даниэл. — В любом случае, я в конце концов умру, но по крайней мере я не буду при этом съёживаться и плакать. — В нём зародилось спокойствие, когда он принял про себя новое твёрдое решение.

Когда его вели обратно в его комнату в Эллентрэа, Гарлин заговорил:

— Нам придётся высечь тебя за твою дерзость на арене. — Он бросил взгляд на второго надзирателя.

Даниэл затвердел лицом:

— Делайте, что должны.

Они хлестали его, пока его решимость не сломилась, и он не взмолился о пощаде, после чего они продолжили бить, пока он наконец не потерял сознание от боли.

* * *

Несколько дней спустя Даниэл сидел в своей комнате, сходя с ума от скуки и одиночества, дожидаясь, когда Амара принесёт ему завтрак.

Этот момент приближался, и он со стыдом признавал, что он не предвкушал ничего иного. Когда она наконец вошла, он мгновенно встал, поприветствовав её со всей теплотой, какую мог в себе найти:

— Доброе утро, Амара. Ты сегодня выглядишь ещё прелестнее. Наверняка это солнце поцеловало твои щёки, чтобы наделить их таким сиянием.

Её взгляд мельком упал на него, прежде чем вернуться на пол. На её обветренной коже ему не было видно, покрылась ли она румянцем, но её аура весьма ясно сказала ему, что это было именно так. Амара была далека от того, что он прежде считал привлекательным, но Даниэл начал остро желать той неуловимой хрупкости, которую ей придавала её врождённая женственность.

Она поставила поднос, и направилась к двери, но он снова преградил ей путь:

— У тебя есть дружок, Амара, или, быть может, муж? — спросил он.

— Я не знаю этого слова, «муж», но нам не дают спариваться, если ты это имеешь ввиду под словом «дружок». Такое не позволяется, — сказала она, как если бы эта мыль её шокировала.

Даниэл провёл ладонью по её густым, слегка грубым волосам. Близость к женщине после столь долгого одиночества заставила его пульс участиться.

— Имена тоже не позволяются, Амара, но твоё имя срывается с моих губ каждый день, когда ты сюда входишь.

Она мельком подняла на него взгляд, слегка расширив глаза:

— Прекрати, нас накажут.

Он подался вперёд, прошептав ей на ухо:

— Даниэл. Моё настоящее имя — Даниэл. «Нас накажут, Даниэл», — так тебе следует сказать. — Он слегка прикусил зубами край её уха, мягко выдыхая.

Тело Амары сместилось, подавшись к нему, и он увидел, как в её ауре замерцало нарастающее возбуждение, хотя он никак не манипулировал ею напрямую. Её страсть была полностью её собственной.

Отозвавшись с яростным пылом, он крепко притянул её к себе, в кои-то веки порадовавшись тому, что они голые. Его желание было не скрыть, да ему и не нужно было. Амара заворчала ему в грудь, встав на цыпочки, чтобы потереться о него.

Даниэл согнул колени, опускаясь, чтобы поравняться с ней, когда его пронзила внезапная, обжигающая боль, опалившая ему нервы от шеи до позвоночника, в обоих направлениях, уничтожив любые имевшиеся у него эротические мысли. Амара также закричала, выпустив его, и в агонии упав на пол, царапая себе шею.

Боль была недолгой, исчезнув после нескольких секунд, но от её остроты у него сбилось дыхание.

— Что за хрень это была? — сказал он вслух.

— Я же сказала, что нас накажут, — сказала Амара, быстро вставая на ноги, и скрываясь за дверью.

— Когда ты произносила это в первый раз, звучало гораздо сексуальней, — с отчаянием сказал он опустевшей комнате.

Глава 24

Даниэл был в депрессии, ещё более глубокой, чем прежде. Случившаяся в предыдущий день неудача с Амарой уничтожила единственное, о чём он ещё тайно мечтал, последнюю имевшуюся у него надежду на удовольствие от женского общества. За те недели, когда он был заточён в одиночестве, ожерелье ни разу не наказывало его за доставление удовольствия самому себе. Но такие вещи быстро переставали его радовать. Ши'Хар по какой-то причине позаботились о том, чтобы их рабы никогда не делали друг с другом ничего подобного.

Кэйт всё ещё снилась ему почти каждую ночь, и порой он просыпался от снов, которые казались настолько вещественными, что у него ныло сердце. Протягивая руки в темноту, когда Кэйт таяла перед ним, Даниэл находил между пальцев лишь холодный воздух.

Никто не видел, как он плакал во тьме.

На следующий день он снова упражнялся с щитами и формами, но после нескольких часов это наскучило ему. Он уже наверное в сотый раз пожалел, что у него нет цистры. Он всю жизнь принимал её музыку как что-то само собой разумеющееся, сперва слушая, как играла его мать, а затем научившись играть сам. С тех пор, как он покинул дом, музыки не было.

Жители Эллентрэа, похоже, были совершенно невежественными в этой области. Он ещё ни разу не слышал ни намёка на пение или игру какой-нибудь мелодии, когда его водили по городу пленников. Учитывая непонимание Лираллианты и ремарки Тиллмэйриаса, он начал подозревать, что музыка среди Ши'Хар просто не существовала, а их рабы забыли о ней.

«С моей цистрой у меня было бы хоть какое-то утешение в этом тёмном месте».

Оглядев свою комнатушку, Даниэл остановил взгляд на плоском, деревянном «пне», который рос из пола рядом с его кроватью, создавая стол, служивший единственным предметом мебели, помимо кровати, на которой он спал. Его чувства давно поведали ему, что пень состоял из цельного куска древесины, выросшего с сучковатым внутренним узором. Столу с лёгкостью хватало размера, чтобы стать корпусом и грифом цистры, если бы можно было срубить его, и придать ему правильную форму.

Разозлённый и фрустрированный, Даниэл использовал свою силу, чтобы практически полностью срубить верхний фут пня, оставив голый, рубцеватый обрубок. Древесина была влажной, всё ещё сочась живым соком, но Даниэлу подумалось, что если она высохнет, не потрескавшись, то её можно будет пустить в дело. Взяв свою добычу, он спрятал её под кроватью, гадая, обнаружит ли Ши'Хар урон, нанесённый им корню, из которого состоял его домишко.

Он уже начал сожалеть о своих действиях, его спину покалывало при мысли о том, что его снова высекут.

«Что сделано, то сделано».

Надзиратели пришли менее чем через час.

Они вошли в его комнату, и мгновенно указали на повреждённый «стол».

— Наружу, — приказал Гарлин.

У Даниэла на лбу проступил холодный пот, когда они его вывели на открытый воздух, и вынули красные плети, принёсшие ему в прошлом так много боли.

— Пожалуйста, — в отчаянии сказал он им, — я потерял ясность мысли. Я больше так не буду!

Ответ пришёл в виде первого касания плетью его спины, и вскоре он завыл в агонии.

Позже он лежал в своей маленькой кровати, и не мог плакать, хотя хотел. Жизнь стала не более чем чередой боли и скуки, прерываемой пропитанными адреналином битвами на арене. Даниэл обнаружил, что с нетерпением ждёт следующего вызова на бой. Лишь в эти моменты он ощущал, что хоть как-то контролирует свою собственную жизнь.

* * *

Несколько дней спустя он снова стоял на арене, глядя вверх на балконы, заполненные толпами Ши'Хар, которые явились наслаждаться плодами своего кровавого спорта. На противоположной от него стороне стояла высокая женщина, худая и мускулистая, с коротко остриженными волосами. Даниэл не сумел услышать её имя, или, что важнее, имя рощи, от которой она получила свои дарования.

Его сердце неистово билось, наполняя его силой и жизнью, требуя от него сражаться за выживание. Когда свет сменился с синего на красный, Даниэл пошёл вперёд, направляя свой эйсар пальцами, чтобы начертить на земле вокруг себя насколько больших кругов.

Её первая атака была совершена без предупреждения — жестокий силовой удар, подвергший испытанию щит, плотно облегавший тело Даниэла. Атаку он проигнорировал, продолжая идти на женщину. Его магический взор уже поведал ему, что по силе он её превосходил. Даниэл был уверен, что если сможет избежать удара исподтишка какой-нибудь неожиданной её способностью, то победит.

Женщина встала на колени, ковыряясь руками в каменистой почве вокруг себя, а когда она снова встала, то он увидел, что в ладони она держала несколько камешков. Даниэл вспомнил Кэйт и её удивительно меткие броски. «Если она думает, что сможет убить меня такими маленькими камешками, значит она прискорбно ошибается».

Легко подбросив камешек в воздух, женщина послала его в стремительный полёт к Даниэлу, толкая снаряд силой собственного эйсара. Тот ударил в его щит, ударил крепко. Если бы защита Даниэла не выдержала, то камешек бы разворотил ему грудь. Но даже так Даниэл покачнулся, мощный удар застал его врасплох. Второй камешек врезался в него, и его щит раскололся, послав в его голову волны боли.

Упав, Даниэл ударился оземь, силясь собраться с мыслями. Промедление означало смерть. Перекатившись вбок, он добрался до одного из своих кругов, и послал отчаянный импульс силы, чтобы возвести внутри него новый щит. От этого усилия у Даниэла зародилась пульсирующая боль в голове. Ещё один камень почти сразу же вломился в щит, и этот удар Даниэл почувствовал своим разумом. Мир вокруг него заходил ходуном.

«Если она — Мордан, то мне конец», — подумал он.

Женщина равномерно обстреливала его защищённый круг камешками, но Даниэл приходил в себя. Влив больше силы, он стабилизировал щит, возведя барьер, который был слишком прочным, чтобы его могли проломить даже её смертоносные камешки.

Вытянув руку, женщина сжала её в кулак, с рычанием потянула кулак вниз, и земля под Даниэлом просела, образовав яму. Туда Даниэл и упал, а почва сомкнулась над его головой, запечатав его в земляной могиле.

Толкая вовне своим щитом, Даниэл пытался раздвинуть землю, чтобы снова добраться до поверхности. На него навалилась клаустрофобия, и его сердце наполнилось страхом — у него остался только тот воздух, что был в его лёгких. Время работало против него.

Земля крепко держала его, укреплённая силой его противницы. Уже находясь под землёй, заваленный большим объёмом тяжёлой почвы, Даниэл сражался из неравного положения, не в силах собрать достаточно сил, чтобы высвободиться, пока его противница удерживала его внизу своей силой. Его магический взор показал, что она находилась поблизости, глядя вниз, в накрывшие его грязь и камни. Она улыбалась.

В груди у Даниэла горело, он оставил попытки выбраться, и послал свою силу дальше, наружу, царапая рыхлую почву на поверхности, взбивая её в бешеный вихрь, наполняя воздух вокруг своего врага беспощадным шквалом песка и гравия.

Его атака, похоже, удивила его противницу, и её сосредоточенность дала сбой. Сместив свою силу, Даниэл направил её вниз, отталкиваясь от земли под собой, одновременно придавая щиту вокруг себя форму, напоминавшую наконечник копья. Он взмыл вверх, вылетев из земли подобно какому-то устрашающему ожившему мертвецу, поднявшемуся из могилы.

Однако женщина быстро оправилась, посылая в его щит новые камни, в то время как его вихрь утих. Даниэл влил всю свою силу в щит вокруг себя, чтобы каменная атака его не пробила. Он не мог позволить снова быть оглушённым.

Женщина наступала, Даниэл пятился. Выкроив частичку силы, он начертил на земле ещё один круг, но вместо того, чтобы встать в нём, Даниэл продолжил отступление. Несколько секунд спустя женщина вступила в круг, не сводя взгляда со своего противника.

Даниэл мгновенно сменил тактику, послав в круг волну эйсара, окружив свою противницу мощным щитом. Та внезапно запаниковала, и ударила своим эйсаром наружу, пытаясь вырваться, но её силы было для этого совсем недостаточно. Даниэл бросился к ней, окутав свои руки энергетическими клинками.

Земля вновь исчезла под ним, но он был к этому готов, на бегу создав под собой силовую плоскость, чтобы не упасть. Достигнув круга, Даниэл рубанул руками, отпустив щит за миг до того, как они коснулись его.

Дёрнувшись назад, чтобы избежать смертоносной атаки, женщина почти спаслась, но клинок на его правой руке задел её последними двумя дюймами своей длины, прорубив её щит, и оставив на её левых плече и груди глубокий порез. Второй шаг вперёд, и его левый наручный клинок срезал верхнюю половину её черепа. Тело женщины дёрнулось, и обмякло, заваливаясь назад и вбок, чтобы упасть на безразличную землю.

Даниэл сплюнул изо песок изо рта, прежде чем поднять руки к небу. Обезумев от адреналина и живости, он закричал ввысь.

И зрители заголосили.

Они начали медленно, нерешительно, будто зеваки смущались показать свою поддержку, но постепенно возгласы становились громче, пока не достигли приличного уровня. Далеко не такого, какой они показывали Каруину, но их возгласы подняли настроение Даниэла ещё выше.

Когда он покинул поле, Даниэла мгновенно взяли в клещи двое надзирателей — Гарлин и другой, незнакомый ему мужчина.

— Хороший бой, — сказал Гарлин, поздравляя его.

Даниэла сразу же зацепило такое отношение — ему впервые сказали хоть что-то положительное с того дня, как его пленили.

— Он едва выжил, — сказал второй мужчина. — Следующий матч он не переживёт.

Разозлившись, Даниэл сказал, не подумав:

— Жаль, что ты — надзиратель. Если бы мы встретились на арене, я бы научил тебя манерам.

— Полегче, Тирион, — сказал Гарлин, — иначе нам придётся снова тебя высечь.

— Да пусть дичок тявкает, — сказал другой. — Если считает себя достаточно храбрым, чтобы снова облаять меня, то я покажу ему такую боль, что он пожалеет, что вообще появился на свет.

Даниэл обратил на этого надзирателя всё своё внимание, изучая его своим магическим взором, при этом его собственное тело гудело от сдерживаемой мощи, а вспыльчивость разгоралась от адреналина.

— Не делай этого, баратт, — предупредил Гарлин. — Вспомни, как он стал надзирателем. Ты не хочешь затевать драку с Лаво́ном.

Лавон уставился на Даниэла в ответ, его щит мерцал свежим эйсаром, а зрачки расширились. Его поза почти умоляла Даниэла что-нибудь попробовать. Приблизился третий надзиратель, привлечённый разлившимся в воздухе напряжением.

— Что здесь происходит? — спросил подошедший мужчина.

Внимание Лавона дрогнуло, когда он ответил:

— Этот мальчишка думает, что…

Даниэл ударил мгновенно, его сила вломилась в щит Лавона подобно молоту. Защита надзирателя обрушилась, его голова исчезла, а воздух позади него заполнился красным облаком крови и кусочков мозга и кости.

Гарлин и оставшийся надзиратель замерли, шокированные внезапным всплеском насилия. Незнакомец быстро пришёл в себя, создав любимую надзирателями красную плеть, но Даниэл всё ещё был окружён щитом, и не позволил первому удару достичь себя.

Гарлин шагнул назад, и Даниэл начертил вокруг себя ещё один небольшой круг, создав гораздо более крепкий щит. Двое надзирателей ударили вместе, используя сфокусированные атаки вместо плетей, но барьер выдержал, не показав никаких признаков нагрузки.

— Ты не хочешь этого делать, мальчик, — сказал Гарлин, поглядывая на щит Даниэла. Круг, который он начертил, был слишком маленьким, чтобы надзиратель мог телепортироваться внутрь.

Вспомнив о том, как его последняя противница использовала землю, Даниэл потянулся, и, копнув вниз, ухватил землю своим разумом, взметнув её под двумя надзирателями волной. Щиты уберегли их от повреждений, но совершенно ничего не сделали, чтобы помешать всколыхнувшейся земле подкинуть их.

Гарлин и другой надзиратель приземлились в тридцати футах, оглушённые падением. Сбоку от щита Даниэла появился полукруглый ров глубиной в десять футов, оставленный взметнувшейся вверх землёй.

Тонкая линия силы обвилась вокруг его круглого щита. Она состояла из замысловатых узоров и странных символов, и Даниэл мгновенно понял, что это было заклинательное плетение Ши'Хар. Его магический взор быстро показал, что источником плетения был Тиллмэйриас, но прежде чем Даниэл смог среагировать, отросток начал сжиматься, вгрызаясь в его щит.

Какое-то время щит держался, когда Даниэл влил в круг ещё больше силы, но затем казавшаяся хрупкой линия силы начала его разрезать. Ещё секунда, и Даниэл, страшась отката, был вынужден отпустить круг, пока тот не сломался. Прежде чем он смог сделать что-либо ещё, заклинательное плетение поймало его, сдавливая и уничтожая его внутренний щит. Через несколько секунд плетение полностью окутало его тело, и мир начал темнеть.

Прежде чем потерять сознание, Даниэл задумался, что ему предпочтительнее — жизнь или смерть. Ни то ни другое не казалось хорошим вариантом, но жить было гораздо больнее.

Глава 25

Мир медленно вернулся в фокус, и Даниэл осознал, что лежит на каком-то холодном столе.

— А ты действительно знаешь, как поднять суматоху, не так ли, дичок? — сказал Тиллмэйриас, склоняясь над ним. — Ши'Хар уже не один век так не взбудораживались. Кое-кто призывает тебя прикончить, а другие хотят договориться о племенных выплатах.

— Племе…что?

— Ну, мы не пользуемся деньгами, как ваши предки, но у нас всё же есть системы отслеживания уважения и престижа, и некоторые из рощ очень бы хотели заполучить в свои руки твой генетический материал, — сказал Ши'Хар.

Даниэл обнаружил в комнате присутствие ещё кого-то, и хотя она была вне его поля зрения, его разум быстро опознал стоявшую поодаль Лираллианту.

— И что они с ним будут делать?

— Используют, чтобы вывести победителей, конечно, — сказал Тиллмэйриас. — Но не волнуйся, Лираллианта по-прежнему отказывается делиться. Она даже не позволяет мне использовать твои прежние образцы.

Даниэл был сбит с толку. До этого момента казалось, будто Тиллмэйриас был высшим вершителем его судьбы, но теперь тот говорил так, будто конечное слово было за Лираллиантой. И даже пока он обдумывал эту частичку информации, двое Ши'Хар вели оживлённую дискуссию.

Лираллианта подошла к столу, и на её лице было написано сочувствие, или, быть может, жалость. Даниэл не был уверен. Она положила ладонь ему на лоб, убрав упавшие ему на глаза волосы, и послав в его разум осязаемое чувство. В нём не было слов, но Даниэл ощутил, что оно означало.

«Прости».

Он не мог понять, с чего ей просить у него прощения, но она развернулась и ушла прежде, чем он смог измыслить способ задать ей вопрос.

Тиллмэйриас улыбнулся, склонившись над ним:

— Хорошие новости, баратт. Я сумел убедить её позволить мне и далее присматривать за тобой.

— О чём вы спорили? — спросил Даниэл.

— Она хотела подвергнуть тебя эвтаназии, — сказал Тиллмэйриас. — Роща Иллэниэл никогда не держала людей. Согласно занятой ими позиции, это было аморально, и создавало излишние страдания. Лираллианта допустила ошибку, когда встретила тебя и взяла себе, потому что это пошло вразрез с решением её рощи, когда Ши'Хар явились в этот мир.

— Она кажется грустной, — заметил Даниэл.

— Она беспокоится о том, что тебя заставляют страдать, но у неё нет опыта содержания людей. Я убедил её оставить заботу о тебе в моих руках, что она и до сих пор и делала. В конце концов, я понимаю ваш вид гораздо лучше, чем она, — объяснил Тиллмэйриас.

— И что теперь со мной будет? — спросил Даниэл.

Чернокожий Прэйсиан улыбнулся ему:

— Сперва — наказание, а затем мы продолжим запланированные для тебя выходы на арену. Ты продолжаешь развиваться в неожиданных направлениях.

На лбу Даниэла проступил пот, когда он подумал о хлыстах. У него свело живот, и он задрожал. Повторявшиеся наказания от рук надзирателей создали в нём мощный рефлекторный страх.

— Пожалуйста, нет. Простите, Тиллмэйриас. Я больше не буду, — взмолился он.

— Мне жаль, баратт, но время научило меня наилучшему методу обучения вашего вида. Но не волнуйся, в этот раз я всё сделаю сам. Я больше не могу доверять твоё наказание надзирателям. Они очень хотят тебя убить.

По груди Даниэла поползли лозы — вскоре всё его тело было покрыто ими, и он начал ощущать сильный зуд.

Ощущение росло, пока Даниэлу не показалось, что он сойдёт с ума, но Тиллмэйриас счёл это ощущение достигшим полагающегося ему уровня лишь после того, как Даниэл закричал. Следующие полчаса были худшими на памяти Даниэла. В отличие от надзирателей, Ши'Хар заботился о том, чтобы вверенное его заботам лицо не теряло сознания от боли.

* * *

После того, как наказание закончилось, Тиллмэйриас отвёл его в маленькую комнату, где его помыли и почистили. Пытка заставила его невольно ходить под себя. Стоя под падающим потоком тёплой воды, Даниэл продолжал трястись. В то же время он был рад воде — он впервые почувствовал хоть какую-то близость к чистоте с тех пор, как прибыл сюда.

Несколько минут спустя он вышел, и обнаружил ожидавшего его Тиллмэйриаса.

— У меня есть для тебя сюрприз, дичок.

Глаза Даниэла расширились, а взгляд заметался по сторонам. «Опять? Нет!»

Ши'Хар засмеялся:

— Нет, баратт, это не новый сеанс выработки болевого рефлекса. Я считаю, что поскольку ты вырос в диких условиях, тебе не хватает некоторого уважения к твоим господам. Наши люди рождаются и выводятся здесь — они учатся надлежащему уважению по мере взросления. Я решил показать тебе кое-что, что ты сочтёшь познавательным.

Даниэл слегка расслабился. Что угодно, лишь бы оно не включало в себя физическую пытку. Тиллмэйриас повёл его вверх, и вскоре он смог определить по комнатам причудливой формы и странным деревянным лестницам, что наверняка находится в большом здании рядом с тренировочной ареной в Эллентрэа. Они вышли на крышу здания, и Даниэл смог оглядеть весь город. Хотя смотреть там было особо не на что — город представлял собой безликий набор поднимавшихся из земли маленьких и, редко, больших деревянных зданий.

Летевшее к ним с юга чрезвычайно огромное существа Даниэл сначала заметил своим магическим взором. Оно было слишком большим для птицы, хотя форма была очень похожа. По мере его приближения Даниэл осознал, что это было какое-то причудливое летающее животное, но вместо настоящих перьев его крылья были покрыты странными перистыми листьями. Клюва у него не было вообще, да и рта, если уж на то пошло, а когда оно приземлилось, Даниэл увидел, что вместо когтей его ноги оканчивались похожими на корни придатками.

— Что…?

— Оно отнесёт нас к тому месту, которое я хочу тебе показать. Смотри, вот так надо забираться. — Тиллмэйриас продемонстрировал, как нужно ставить стопы, карабкаясь по существу, показав Даниэлу, как садиться, и указав ему на место позади себя.

Как только Даниэл уселся, странное существо начало хлопать крыльями, поднимая их в небо. Даниэл ощутил похожее на страх волнение, но недавняя пытка лишила его способности по-настоящему пугаться. Вместо этого он просто испытывал возбуждение, когда земля уплыла прочь, и они воспарили над Эллентрэа, полетев прочь, над деревьями богов. Прозрачный щит заклинательно сплетённой силы окружил их двоих, не позволяя ветру бить по ним, когда существо ускорилось.

Чем выше они летели, тем шире становился мир, и Даниэла поразило ощущение благоговения перед его размером. Он и не представлял никогда, что мир может быть настолько большим. За пределами Эллентрэа глубокие леса тянулись во всех направлениях, сливаясь с горизонтом. На востоке он увидел поднимавшиеся вверх каменистые предгорья, создававшие слишком каменистый для роста великих деревьев регион.

Они двигались на восток, следуя вдоль реки, начинавшейся в холмах, и тёкшей к своей неизвестной цели. На каждом из её берегов массивные деревья богов господствовали на земле, пока наконец далёкий горизонт не оказался захвачен синей полосой.

— Какой же он большой, — сказал Даниэл.

Тиллмэйриас кивнул

— Это обширный мир, Тирион, и он заполнен почти до конца.

Ши'Хар не лгал. Во время их полёта Даниэл нигде не увидел открытой земли, только леса и ещё леса, время от времени прерываемые рекой или озером. Маленькая гряда гор на севере намекала на ещё одну местность, свободную от гигантских деревьев. Синева на западе расширилась, став, как только и мог предположить Даниэл, огромным водным пространством.

— Что это?

— «Океан», баратт, огромный водоём — он покрывает более половины поверхности этого мира.

Даниэл никогда не слышал слово «океан», и увидев его, тянущегося вдаль, разум Даниэла растерял все мысли в непонимании. «Два невероятных простора, синий и зелёный…». В мире было мало мест, где люди могли бы жить свободно.

— А в мире много мест, где живут дикие люди? — спросил он. Даниэл предпочитал термин «свободные», но знал, что Ши'Хар сочтёт слово «дикие» более приемлемым.

— Уже нет, — сказал Тиллмэйриас. — Несколько районов, тут и там, укрытые в гористых или холмистых регионах, где плохо проходят наши корни, но они уже долгое время медленно уменьшаются в числе.

— Деревья тянутся бесконечно, — сказал Даниэл.

Тиллмэйриас кивнул:

— Повсюду, насколько хватает твоего взгляда, и дальше, гораздо дальше. Наши рощи опоясывают мир. — С приближением побережья они начали спускаться. Скоро стала видна открытая местность рядом с океаном. Земля имела там странный вид.

Даниэл тихо наблюдал за их снижением — они летели над тем, что его разуму было трудно собрать во что-то удобоваримое. Длинные, серые, каменистые выступы возвышались над землёй, поддерживаемые странными деревьями, которые были идеально гладкими и прямыми, хотя некоторые из них стояли накренившись. При более близком рассмотрении он осознал, что это были совсем не деревья, а гладкие, каменные колонны. Его магический взор смог осмотреть их более полным образом, когда они приземлились на вершине высокой квадратной платформы.

Его чувства показывали ему квадратные комнаты у него под ногами, наполненные разнообразными обломками. Здание настолько отличалось от деревянных наростов Ши'Хар, насколько те отличались от зданий в Колне. Остов его, похоже, был сделан из идеально прямого металла, соединённого сбивавшим Даниэла с толку образом.

— Что это?

— Своего рода музей, — сказал Ши'Хар. Когда Даниэл по-прежнему продолжил выглядеть сбитым с толку, Тиллмэйриас пояснил: — Один из последних городов древних людей. Они отравили здесь землю, поэтому ты не увидишь никаких растений, не говоря уже о наших деревьях. Хотя большинство других их творений были уничтожены и ассимилированы в земле, это осталось нетронутым ничем кроме времени.

— А эти штуки? — сказал Даниэл, указывая на один из приподнятых каменных выступов.

— Дороги. Они везде перемещались в машинах, и строили дороги, чтобы облегчать себе путь. До нашего прихода дороги тянулись от одного конца континента до другого.

Сам город был колоссальных размеров, многократно превосходя Колн или Эллентрэа, и мысль о том, что он был лишь одним из многих…

— Почему вы мне это показываете? — задумался он вслух.

— Чтобы научить тебя смирению, — сказал Тиллмэйриас. — Я начал подозревать, что твоё дикое происхождение заставляет тебя чувствовать превосходство. Я привёл тебя сюда, чтобы показать тебе, насколько величественнее и могущественнее были твои предки. Рядом с их достижениями ты — лишь пылинка, но они всё равно пали перед Ши'Хар.

Магический взор Даниэла исследовал окружавшие его сложные строения, но Даниэл больше не сосредотачивался на том, что он видел. Вместо этого его внутренний взор выстроил образ того, как это место могло выглядеть, когда ещё было живым и шумным, наполненным мужчинами и женщинами. Его глаза увлажнились, когда он ощутил потерю чего-то такого, о существовании чего он никогда и не знал.

«Столько счастья было уничтожено. Он хочет смирить меня, показав это место, но вместо смирения я обнаружил, что мы можем подняться к величию. Это — урок, но не тот, какой он думает».

— Теперь понимаешь, баратт?

— Да, — сказал Даниэл. «Я понимаю: вы гордитесь тем, чему следует быть вашим величайшим позором».

Глава 26

Остаток недели Даниэл провёл в экспериментах с грязью на полу своей комнаты, двигая её, роя своей силой ямы, и закапывая их. Ему никогда прежде не приходило в голову так применять свои способности, пока его едва не убили, заставив задохнуться.

Во время своих экспериментов он также пытался создавать небольшие смерчи из пыли и грязи, как уже делал во время своего последнего боя. Он никогда на самом деле не думал о воздухе как о вещественной «штуке», всегда считая его эфемерным или неосязаемым, но теперь стал осознавать его как нечто воистину физическое.

Даниэл видел, что стал сильнее. Что-то изменилось в нём во время боя с женщиной, или, возможно, в бою с надзирателями. Его сила текла легче, и он ощущал себя могущественнее. Постоянная практика стала давать плоды, и он мог представлять себе сложные очертания и формы гораздо легче, чем прежде.

Когда пришло время для его следующего боя на арене, сопроводить его явился лишь Гарлин. По дороге он ничего не сказал.

Бой оказался разочаровывающим. Его противником на этой неделе был маг Прэйсианов, но не особо сильный. Как только тот исчез, Даниэл создал два круга: поменьше — вокруг себя, и гораздо больше — на расстоянии в более чем пятьдесят футов во все стороны. Более крупный круг он накрыл тонким слоем рассеянного эйсара, непосредственно под поверхностью, на всём расстоянии от его края до края его маленького круга.

Даниэл игнорировал атаки своего противника, маленькие пробные нападения издалека. Каждый раз тот становился видимым на миг, но Даниэл не утруждал себя попытками ответа. После каждой атаки его противник исчезал и мгновенно перемещался. Даниэл ждал.

Наконец мужчина приблизился, скорее всего надеясь попытаться совершить на практически непробиваемый щит Даниэла более сфокусированную атаку с близкого расстояния. Из-за своей полной невидимости он не сумел почувствовать эйсар, распределённый по земле у себя под ногами.

Почувствовав контакт с босыми ногами в пределах внешнего круга, Даниэл стремительно сменил тактику, бросив тонкий слой эйсара в земле, и возведя гигантский щит, следуя контуру своего более крупного круга. Теперь его противник оказался в ловушке, между маленьким внутренним щитом и большим внешним.

Даниэл начал двигать воздух по кругу, создавая небольшой циклон, в центре которого находился он сам. Поднимая грязь и гравий, он вскоре наполнил эту область миниатюрной песчаной бурей. Прэйсиан быстро сбросил невидимость, и создал вокруг себя крепкий щит, но для этого было уже слишком поздно.

Даниэл всего лишь экспериментировал. Его комната была слишком маленькой для создания чего-то большого, и почва в его комнате шла в глубину лишь на фут, прежде чем достигнуть деревянного пола, созданного корнем дерева богов. Здесь, на арене, у него было вдосталь земли и воздуха для игр, и противник, на котором можно было сосредоточиться. Зрители были лишь дополнительным преимуществом.

Даниэл погнал воздух и грязь, которую тот нёс, с со стремительным неистовством, выточив в земле широкое, круглое углубление. В конце концов давление стало слишком большим, и щит его противника пал. Умирал он ужасно, поскольку эйсар всё ещё удерживал его на земле, в то время как ветер сдирал плоть с его костей. Когда он наконец потерял сознание, его сила полностью ушла, и воздух поднял его, заставляя кувыркаться по земле. К тому времени, как Даниэл остановил ветер и опустил свой щит, от мужчины ничего не осталось. Его тело дезинтегрировалось, и его впитала летавшая по кольцу земля.

Когда он покидал арену, Ши'Хар одобрительно ревели. Бросив взгляд на толпу, он увидел несколько характерных сереброволосых голов Рощи Иллэниэл, но его магический взор не отыскал среди них ауру Лираллианты.

Он шёл с Гарлином обратно, чувствуя некоторое ликование от своей победы, но без адреналинового безумия, наполнявшего его в прошлую неделю.

— Я рад, что сегодня здесь ты, — сказал он надзирателю.

— Больше никто не хотел, — уклончиво сказал Гарлин.

— Я вышел из себя, — признал Даниэл. — Однако разозлил меня Лавон, а не ты. — Он не извинялся. Это было бы неискренне, да Гарлин такого и не ожидал, он вырос в ином мире.

— Лавон был бо́льшим ослом, чем большинство, — прокомментировал надзиратель. — Нам приказали впредь тебя не трогать. Большинство остальных хочет твоей смерти, — проинформировал его Гарлин. — Если решишь сделать в будущем что-нибудь дикое, обо мне не волнуйся. Мне велено не вмешиваться.

— Зачем тогда ты вообще меня сопровождаешь? — спросил Даниэл.

— Чтобы показать тебе, куда идти, и давать тебе советы, когда ты вот-вот совершишь что-то, что выльется в наказание от Тиллмэйриаса. Бежать некуда, Тирион.

— Он позаботился о том, чтобы я это осознал, — ответил Даниэл.

Вернувшись в свою комнату, Даниэл расслабился, используя свой эйсар, чтобы снять часть внешних слоёв с деревянного блока, который он прежде срезал со «стола» в своей комнате. Сам стол зажил, и вырос обратно до своей прежней формы, в то время как отрезанный им кусок, похоже, медленно высыхал.

Даниэл срезал лишь маленький слой, помогая дереву сохнуть более равномерно, но не забывал о том, что если оно высохнет слишком быстро, то может начать трескаться. Большую часть времени он держал древесину в земле у себя под кроватью, чтобы она не высыхала слишком быстро.

В тот день он взял оставшуюся древесную стружку, и позволил своему воображению поиграть с ней. Тонкие слои древесины стали лепестками, а срезанные с краёв тонкие волокна сплелись вместе, удерживая каждый из них на месте, закреплённым на тонком деревянном стебле. После более чем часа тонкой концентрации у Даниэла на руках оказалась интересная имитация розы. Вытянув красноватые пигменты из части почвы, он окрасил лепестки в бледно-красный цвет, оставив остальную её часть светло-коричневой.

Затем он принялся ждать Амару.

Она не говорила с ним после их «наказания», но продолжала носить ему еду и воду дважды в день. Он засыпал её словами и извинениями, но она полностью игнорировала их, не показывая никаких признаков интереса.

В этот день он снова преградил ей путь на выходе:

— Подожди. — Прежде чем она успела возразить, он вынул деревянную розу: — Это тебе.

Глаза Амары расширились:

— Что это?

— Цветок, — просто сказал Даниэл. — У меня здесь нет ничего кроме воспоминаний. Я сделал его, чтобы вспомнить прошлое. Подумал, что тебе может понравиться. — Прежде чем она успела ответить, он вложил деревянный стебель в её руку.

Амара ушла прежде, чем он смог угадать, какие у неё могли быть чувства.

После этого недели шли медленно, и почти ничто не облегчало скуку. Даниэла каждую неделю вызывали на противостояние новому сопернику, но бои больше не были для него испытанием. Арена стала его площадкой для игр, и каждый матч был для него лишь возможностью упражнять свои навыки на открытом воздухе и под светом солнца. Он убивал мужчин и женщин без угрызений совести, хотя и был рад, что его больше не заставляли биться с детьми. Видимо, это было уделом неопытных.

Даниэл больше не мог быть до конца уверенным в том, сколько прошло времени — он убивал и жил в почти полной изоляции. Времена года менялись, и с приходом лета он понял, что прошёл по меньшей мере год.

Сохранённый им кусок дерева полностью высох. На его поверхности появилось несколько маленьких трещин, но магический взор показал Даниэлу, что глубоко они не заходили. Основная часть древесины сохла медленно, и осталась целой. Не спеша, ибо времени у него было много, Даниэл использовал свои способности, чтобы медленно убирать внешние слои материала, отсекая прочь части древесины, создавая тело и гриф цистры.

Цистра его матери была сделана из нескольких кусков лёгкого дерева, вырезанных, а затем склеенных вместе. В частности, тело было сделано из двух больших кусков, составлявших выгнутый^[35] корпус и плоскую деку, в то время как гриф был из совершенно отдельного куска дерева. Лады и прочие выступы представляли из себя дополнительные куски дерева и металла, приклеенные на свои места.

У Даниэла клея не было, и металла тоже, но у него было терпение, и инструмент, позволявший ему убирать небольшие объёмы материала даже изнутри. Он медленно вырезал внутреннюю часть выпуклого корпуса, и придавал форму грифу, создавая всю цистру, включая лады, из цельного куска дерева.

Колки он был вынужден делать отдельно, используя более крупные куски дерева, которые он отсёк, придавая форму телу цистры. С помощью эйсара он осторожно просверлил в головке отверстия клиновидной формы, чтобы колки можно было слегка вынимать во время настройки, а затем плотно задвигать внутрь, чтобы закрепить после того, как найдено нужное натяжение.

Амара заметила его странную работу, приходя к нему дважды в день, даже иногда задерживаясь, чтобы понаблюдать за ним минуту или две. Даниэл всегда делал ей комплименты, пытаясь завязать беседу, но она редко говорила.

Пару месяцев спустя его работа была почти закончена, и его бесформенный кусок дерева стал строго очерченным и элегантно выглядевшим инструментом. По сравнению с цистрой его матери, инструменту не хватало цвета, но это компенсировалось тонкостью резьбы по дереву, а также вырезанными на плоскости деки тонкими, узорными цветами.

В конце концов любопытство взяло верх над Амарой, и она задала ему вопрос. Вообще говоря, на его памяти это был первый раз, когда она хоть что-то у него спросила.

— Что это?

— Цистра, — тихо ответил он.

— Что она делает? — продолжила она.

Два вопроса! Этот день стал вехой в его с ней общении.

— Если смогу её закончить, то покажу тебе, — сказал он ей. — Но я не думаю, что у меня когда-нибудь получится.

— Почему нет? — Амара явно была очарована прекрасным и совершенно незнакомым предметом.

Даниэл вздохнул:

— Струн нет.

На цистре его матери были металлические струны, дорогостоящая роскошь, но они мило звучали, и держались долгое время. Даниэл и надеяться не мог найти что-то подобное в Эллентрэа. Он также видел струны, часто изготавливавшиеся из кишок, которые он, наверное, смог бы заполучить, если бы проявил достаточное зверство во время следующего матча на арене. В прошлом его стошнило бы от мысли об использовании человеческих внутренностей, но он опустился уже гораздо ниже этого, до уровня практичности, который был едва выше животного.

К сожалению, это тоже не было вариантом. Даже если бы он вынес со следующего матча свой ужасный трофей, Даниэл понятия не имел, как нужно сушить кишки, и как делать из них струны. Он знал, как делать струну из волос или шерсти, сворачивая и сплетая волокна по одному, но у него не было хорошего источника волос кроме своих собственных.

Поначалу он пробовал делать струны из древесных волокон, используя свой эйсар, чтобы отделять и свивать тончайшие волокна в лёгкую струну, но результат оказался хрупким ислабым. Использование его собственных волос дало нечто более сносное, но струна всё равно порвалась, когда Даниэл попытался на ней сыграть.

Ему нужны были более длинные, толстые волосы. Дома он свивал волосы из хвоста отцовской лошади, создавая с помощью них нитки и верёвочки для недоуздков. Это подошло бы идеально, но он понятия не имел, где надзиратели держали своих лошадей, или как он убедит их позволить ему пользоваться их волосами.

— А что ты делаешь со струнами^[36]? — спросила она.

Даниэл показал пантомиму игры на инструменте, бренча одной рукой, а другой прижимая гриф разных местах:

— Ими играют. Струны издают ноты, если их правильно дёргать. Можешь достать струны? — Видя её интерес, он задумался, что её, возможно, удастся убедить помочь ему.

— Здесь есть густая пряжа… — начала она.

Даниэл перебил:

— Нет, пряжа не пойдёт. Слишком толстая. Лошадиный волос сгодится, но я не могу его достать.

— Лошадиный волос?

— Из хвоста, — пояснил Даниэл. — Длинные волоски. Белые обычно крепче, если сможешь их найти.

Амара поглядела на него немного, прежде чем развернуться, и молча уйти.

Она не спрашивала его об инструменте, когда вернулась в следующий раз, но неделю спустя она удивила его одним утром. Поставив поднос с его едой на стол, она осталась ждать, а не сразу же ушла.

Такое поведение было для неё необычным. Затем Даниэл заметил массу волос, лежавшую сбоку подноса, длинные пряди белых волос, большинство из них были более чем два фута в длину.

— Как ты это достала? — спросил он её.

— В некоторые дни я ухаживаю за лошадьми, — сказала она ему, делая скоблящий жест рукой. — Никто не замечает, если я беру несколько волосков из хвоста. — Её губы чуть разомкнулись, слегка показав её верхние зубы.

«Она что, улыбается?»

При осознании этого Даниэла захлестнул поток эмоций. Он никогда не видел, чтобы Амара, или вообще кто-то из жителей Эллентрэа, улыбалась. Тиллмэйриас не в счёт. Улыбки этого Ши'Хар чаще были страшнее серьёзных выражений его лица.

Внезапно встав, Даниэл обнял Амару прежде, чем она успела отступить, его щёки намокли.

— Спасибо, — искренне сказал он охрипшим голосом.

Она напряглась в его хватке, незнакомая с таким проявлением чувств.

— Нас снова накажут, — пугливо сказала она, вероятно думая, что он снова собирался её соблазнить. Она попыталась отстраниться.

Даниэл сжал её крепче:

— Нет, это другое. То, что было раньше, я больше пробовать не стану. Это — просто объятия.

Долгий миг спустя она расслабилась, обняв его в ответ, и некоторые время они удовлетворённо стояли так.

— Ты плачешь, — наконец сказала она, заметив влагу на своём голом плече.

— Ты тоже, — ответил Даниэл.

Коснувшись своего лица, она казалась удивлённой:

— Действительно.

Они продолжили обнимать друг друга, пока Даниэл не начал заметно возбуждаться, и не отпустил её.

— Нас накажут, — сделал он печальное наблюдение.

Амара снова бросила на него взгляд, посмотрев ему в глаза, что было само по себе необычным. Затем она бросила взгляд вниз, поглядев на его эрекцию.

— Ты красивый, — сказала она, позаимствовав одну из фраз, которыми Даниэл приветствовал её каждый день. Протянув руку, она небрежно коснулась его там, прежде чем обернуться, и уйти, не сказав больше ни слова.

«Вот чёрт», — подумал Даниэл, когда его внезапно захлестнула похоть.

Позже, снова успокоившись, он не мог не засмеяться, пересматривая её утверждение.

— Ты красивый, — подумал он вслух, — впервые в жизни мне женщина такое говорит, особенно в отношении тебя, — бросил он взгляд вниз.

Глава 27

Даниэл потратил значительное время, используя свой эйсар, и обе руки, чтобы аккуратно завить конский волос в тонкие, но прочные струны. Тех волос, что она принесла, не хватало для всех струн его цистры, но позволило ему сделать достаточно струн, чтобы натянуть и опробовать инструмент. Цистра издавала звук, отличавшийся от чистых нот цистры его матери, но звук был сильным и резонирующим.

Несколько дней спустя Амара явилась, принеся ещё лошадиного волоса, и Даниэл усердно работал, когда после обеда пришёл Гарлин, жестом приказав ему выйти из маленькой комнаты.

— Время пришло, — сказал он Даниэлу.

Вздохнув, Даниэл последовал за надзирателем — ему не терпелось закончить матч на арене, и вернуться к своему проекту. Создание инструмента было первым, что дало ему хоть какую-то надежду в промозглом существовании, в которое превратилась его жизнь.

Однако на арене его ждал сюрприз.

Тиллмэйриас подошёл вместе с ним к краю поля, и стал ждать его неминуемого вопроса.

— Там двое мужчин, — сказал Даниэл.

Ши'Хар улыбнулся:

— Действительно, Тирион, их двое. Толпа устала от старых матчей. Ты слишком легко одерживал над своими противниками верх.

Даниэл зыркнул на него в ответ:

— Двое — это не трудный матч, двое — это резня!

Тиллмэйриас поднял брови:

— Есть такая вероятность, хотя я думаю, что ты, возможно, недооцениваешь свои способности.

Даниэл начал ругаться, но всё равно смело вышел на арену. Глас толпы стал громче, когда он вышел на своё место, и маленькая группа Иллэниэлов, начавших приходить в последние месяцы, подбадривала его громче всех. Даниэл игнорировал их, прислушиваясь к ведущему, чтобы услышать названия рощ, из которых происходили его противники.

«Сэнтир и Прэйсиан», — бесстрастно заметил он, — «интересное сочетание».

Сигнальные фонари покраснели, и двое его противников не стали терять времени попусту. Сэнтир окружил себя крепким щитом, начав быстро создавать магического спутника. Прэйсиан исчез.

Даниэл не медлил, побежав вбок, и не потрудился начертить круг — вместо этого он вырвал в том месте, где стояли двое мужчин, массивную секцию земли глубиной в десять футов, подбросив её вверх, а затем потянул её к себе.

Маг Сэнтиров был вынужден бросить своё заклинание, чтобы спастись от неудачного падения, и в то же время бушующая стена земли заставила Прэйсиана сбросить свою невидимость, и закрыться щитом, чтобы не лишиться кожи.

Двинувшись вперёд, Даниэл встретился с летевшей на него стеной земли, и обернул её вокруг себя, создав из неё циклон визжащего песка и камешков. Напитанная эйсаром буря создала вокруг него смертоносный и непробиваемый щит смерти. Он простирался на десять футов в каждом направлении, и контроль Даниэла был абсолютен. По мере равномерного наступления Даниэла его яростный шторм двигался вместе с ним, никуда не отклоняясь.

Маг Сэнтиров снова начал творить заклинание, на этот раз сумев закончить своё творение — большого, похожего на быка монстра. Между тем его соратник снова стал невидимым, когда земля миновала его, став частью циклона Даниэла. Магический бык понёсся на него, но Даниэл не обращал на него внимания, продолжая двигаться вместе со своей бурей, неуклонно приближаясь к Сэнтиру. В то же время он вытянул тонкий плетёный ковёр эйсара вдоль поверхности земли, пока тот не покрыл весь пол арены.

Ковёр был уловкой, которую он неоднократно использовал в прошлом. Он не требовал много силы, и пока он держался на месте, Даниэл мог в точности чувствовать, куда ступали его противники, что было полезной способностью в бою с невидимыми магами.

Быка отбросило, когда он попытался пробить циклон и добраться до Даниэла. Буря продолжала двигаться, и Сэнтир был вынужден бежать от неё, зная, что его щит не выдержит её безжалостного напора.

Маг Прэйсианов оставил свою невидимость, осознав её бесполезность, учитывая покрывавшую землю странную силу. Вместо этого он начал направлять свои силы на возведение земляной стены, чтобы попытаться замедлить наступление бури, и выиграть своему союзнику время. Двигаясь боком, он прошёл рядом с тем местом, где Даниэл стоял в тот момент, когда вызвал свою бурю.

Две окутанных клинками чистого эйсара руки вырвались из-под земли, аккуратно разрезав мага Прэйсианов от паха до плеча. Поднявшись из рыхлой земли, Даниэл встал, покрытый грязью, зло улыбнулся оставшемуся в живых противнику. Он спрятался под тонким слоем земли, пока грязевой ураган скрывал его, а затем использовал свой ковёр эйсара, чтобы перекрыть своим врагам магический взор, когда ураган двинулся вперёд. Они предположили, что Даниэл всё ещё был в центре бури, а покрывавшая землю сила не позволила им найти его истинное местоположение.

Оставшийся в живых маг ахнул, осознав эту уловку. Отозвав своего зверя от бури, он направил его к нынешнему местоположению Даниэла, одновременно продолжая убегать от ревущих ветров. Даниэл проигнорировал их обоих, и поднял валявшийся на земле камень. Имитируя высокоэффективную атаку, которой он научился у другого противника почти год тому назад, Даниэл послал камень в стремительный полёт к бегущему магу Сэнтиров.

Даниэл уже уставал, поэтому его камень ударил с меньшей силой, чем мог бы, но своё дело сделал. Маг был сбит с ног, и циклон поглотил его прежде, чем он смог встать.

Отведя остаток своих сил, Даниэл поспешно начертил на земле круг, и возвёл вокруг себя более крепкий щит как раз перед тем, как бык добрался до него. К этому моменту он настолько ослаб, что щит едва не подвёл, и Даниэл был вынужден отпустить свою концентрацию на урагане. Но это едва ли имело значение. Второй маг уже был мёртв, его изорванное тело упало на землю, когда ветры стихли.

Победивший, Даниэл стоял, хотя его конечности тряслись от слабости и отхлынувшего адреналина. Его только и хватало на то, чтобы поддерживать круг, пока Ши'Хар не пришёл уничтожить волшебного зверя Сэнтира, и объявить Даниэла победителем, однако Даниэл отказывался показывать им свою слабость.

Зрители наблюдали в поражённом молчании, прежде чем взорваться стеной звука, радуясь победе дичка. За прошедший год Даниэл из бойца, которым все пренебрегали, превратился в любимца публики, и его новейшее достижение привело их в исступление.

— Ти-ри-он, Ти-ри-он, Ти-ри-он, — скандировали они, и это действовало на него подобно наркотику.

— Ты продолжаешь развиваться, дичок, — сказал Тиллмэйриас, ведя Даниэла обратно к Гарлину.

— Пока вы не сумеете меня убить, — ответил Даниэл.

— Больше ты не будешь встречаться менее чем с двумя противниками, — предупредил хранитель знаний Ши'Хар.

Обезумевший от крови, как часто бывало после матча, Даниэл свирепо осклабился:

— Мне нравятся сложные поединки.

* * *

Несколько дней спустя Даниэл наконец свил достаточно конского волоса, чтобы полностью обеспечить свою цистру струнами. Сперва он дёргал их легко, боясь порвать, прежде чем начал осторожно настраивать её, пытаясь заставить издаваемые ею ноты совпасть с теми, что он вспоминал, когда ему снилась музыка.

У него всегда был хороший слух, но Даниэл был вынужден перенастроить цистру после того, как немного поиграл на ней, и осознал, что некоторые ноты были совсем неправильными. Его пальцы чувствовались неуклюжими и неловкими, несмотря на то, что они легко вспоминали нужные движения. Сбиваясь поначалу, он начал играть, медленно, но не осмеливаясь остановиться.

Первая короткая мелодия довела его до слёз. Ему так долго отказывали в музыке, что она казалась его душе почти невыносимой. Потребовалось полчаса, прежде чем он почувствовал себя достаточно собранным, чтобы начать снова.

Как только он начал, удержать руки от цистры Даниэлу стало уже невозможно. Колки оказались слишком гладкими, и он был вынужден перенастраивать инструмент после почти каждой песни. В конце концов он устал от постоянных перенастроек, и создал новые колки из части оставшейся древесины, сделав их слегка крупнее, чтобы они сидели в отверстиях более плотно.

Новые колки работали гораздо лучше, и вскоре он смог играть достаточно долгое время, прежде чем возникала нужда снова настраивать цистру. Прошёл час, прежде чем он порвал первую струну.

Всполошившись, он отложил инструмент, и начал её чинить, используя один из обрывков, чтобы начать новую скрутку с частью оставшегося конского волоса.

«Надо будет сделать запасные струны, если Амара будет продолжать нести мне волосы», — подумал он про себя. Теперь, когда он снова мог наслаждаться музыкой, перерыв на починку струны довёл его до помрачения рассудка.

Когда Амара явилась тем вечером, он не сказал ей, что его проект был готов. Вместо этого Даниэл попросил её принести ещё конского волоса, желая попрактиковаться ещё день-другой, прежде чем показать ей, на что он способен. Навык игры у него был запущен, и его музыка была грубой и неуклюжей для его собственного слуха.

«Её первое прослушивание музыки должно быть чем-то запоминающимся, а не моим неуклюжим бренчанием по струнам».

Прошла неделя, прежде чем он наконец позволил ей услышать себя. Даниэл осторожно настроил инструмент, и легко перебирал струны, когда Амара явилась с его завтраком на тот день. Улыбнувшись ей, он указал на кровать рядом с собой, показывая, что ей следует сесть. Она с любопытством посмотрела на него, но через несколько секунд после того, как его руки начали щипать струны, её лицо переменилось.

Она замерла, ошарашенная чувством, которое не могла в себе удержать, не в силах шевельнуться из страха потерять его, пока Даниэл играл лёгкую, капризную мелодию, говорившую о счастливых днях и весёлых танцах. Долгие минуты миновали, пока она наблюдала за ним, восторгаясь рождавшимися под его руками звуками. Слёзы прочертили дорожки в грязи на её щеках, пока она плакала, не в силах понять ту красоту, свидетелем которой она стала.

Когда Даниэл наконец остановился, она осторожно приблизилась к нему, как если бы видела его в новом свете. Выражение благоговения на её лице одновременно вызывало смирение и замешательство.

— Я никогда не слышала ничего подобного, — приглушённым тоном сказала она.

— Это просто музыка, Амара, — невозмутимо сказал он. — Там, откуда я родом, мы слушаем её почти каждый день.

— Ещё, — взмолилась она.

Он не стал ей отказывать, сыграв более мягкую мелодию, чтобы воззвать к более нежным эмоциям, позволяя своему вниманию полностью поглотиться музыкой и движением пальцев по струнам. Когда Даниэл наконец закончил, то обнаружил Амару сидящей близко к нему, подавшейся вперёд, уставившись на него широко раскрытыми глазами.

Отложив цистру в сторону, он ощутил, как заколотилось его сердце, и подался вперёд, чтобы поцеловать её. Она была неуклюжей и неловкой, скорее всего она никогда не переживала ничего настолько утончённого, но его губы встретила с жадностью. Несколько минут спустя он отстранился, осознавая, что его тело снова слишком сильно реагировало.

— Нам придётся остановиться, — сказал он ей.

Она покосилась вниз, её голодный взгляд заметил его кавалерский рефлекс. Протянув руку, она погладила его, а затем передвинулась вниз, мягко поцеловав его так, как с ним ещё никогда не бывало.

— Нас накажут, — предостерёг он её.

Амара покачала головой:

— Только если мы сойдёмся как мужчина и женщина. Другие вещи не влекут наказания. Давай, я покажу тебе. — В её взгляде была такая нежность, какой он никогда не прежде не видел.

— Я люблю тебя, — признался он некоторое время спустя, пережив с другим человеком то, о чём не смел снова мечтать.

Амара странно посмотрела на него:

— Что ты имеешь ввиду? — Хотя люди из Эллентрэа всё ещё использовали это слово, оно было лишь тем, что говорили о еде или предметах, а не по отношению к другому человеку.

— Я тебе покажу, — ответил Даниэл, и ответил ей взаимностью.

Глава 28

Впервые с тех пор, как попал в Эллентрэа, Даниэл ощутил, будто его жизнь стала улучшаться. Цистра позволила ему снова найти музыку, подобно старому другу, вернувшемуся из долгой поездки. Даниэл вспомнил песни, которым научился в прошлом, и, со всем этим свободным временем на руках, придумал новые, чтобы заполнить свои дни.

Через свою игру Даниэл быстро осознал, какие глубокие изменения в нём произошли. Старые мелодии были одновременно знакомыми и незнакомыми, а новые, которые он придумал сам, казалось, выражали одну из двух главных тем: печаль или злость. Именно прослушивание собственной музыки показало ему укоренившуюся в нём горечь.

Амара, казалось, также изменилась с появлением музыки. Она чаще задерживалась, оставаясь послушать хотя бы одну песню каждый раз, когда приносила ему еду. Время от времени она задерживалась дольше, услаждаясь его обществом более прямым образом. В течение следующей недели Даниэл узнал о ней больше, чем за весь предыдущий год.

Её эмоции будто высвободились из того неизвестного, тёмного места, в котором были заперты, освобождённые звуками музыки. Амара часто плакала, и иногда награждала Даниэла улыбками во время своих визитов. Её новообретённые чувства были очень похожи на её саму — неотёсанные, простодушные, своей честностью напоминавшие Даниэлу ребёнка.

Она никогда не оставалась надолго, не дольше пятнадцати или двадцати минут за раз. Амара боялась наказания, если её поймают за проведением с Даниэлом слишком долгого времени, но из их коротких каждодневных свиданий они выжимали всё, что могли.

— Какой была твоя мать? — спросил у неё однажды Даниэл, когда она показалась ему особо открытой.

Амара нахмурилась:

— Я не помню.

— Тогда кто тебя вырастил, отец?

— Вырастил? — спросила она. — Никто меня не поднимал^[37].

Даниэл уже привык к их постоянному взаимному недопониманию.

— Кто заботился о тебе, когда ты была ребёнком? — пояснил он. — Мне любопытно узнать о твоём детстве.

На её лице отразилась боль:

— Это было плохое время. Загоны — плохое место. Никто не хочет их помнить.

— Загоны?

Она кивнула:

— Ши'Хар держат там отнятых от груди детей, пока те не вырастают достаточно, чтобы их можно было инициировать.

Даниэл мгновенно вспомнил девочку, которую был вынужден убить, когда его только принесли в Эллентрэа.

— Когда ты говоришь «инициировать», ты имеешь ввиду «принудить драться»?

— Да, годным дают шанс заслужить имя. Остальные остаются безымянными, как я. Нас заставляют служить, — объяснила она.

У Даниэла был уже год на то, чтобы отойти от шока, вызываемого насилием и жестокостью, которые были заложены в то, что называлось в Эллентрэа людским сообществом.

— И как оно, в загонах?

— Плохо, — ответила она. — Большие властвуют над маленькими. Еду приносят дважды в день, но многие голодают, не в силах удержаться за свою долю. Иногда они убивают друг друга, или того хуже.

Даниэл начал понимать ситуацию. Человеческих детей забирали у матерей, как только они были достаточно взрослыми, чтобы есть твёрдую пищу и ходить, и заставляли жить в загонах подобно животным. Их кормили и поили дважды в день, но в остальном предоставляли их самим себе.

«Неудивительно, что местные люди кажутся жестокими и глупыми. Они угнетены, лишены любви, и им позволяют расти без учёбы или наставления». Даже после года убийств и крови Даниэл обнаружил, что несколько шокирован. «Каким бы я был без любви матери и отца? Какой была бы жизнь взаперти с жестокими и невежественными детьми?». Люди, с которыми он встретился за последний год, заставляли Ронни Банкса казаться добрым.

Амара ушла, исчерпав своё время, и Даниэл снова остался один. Он устроился на полу, и закрыл глаза. Это был день арены, и он знал, что скоро за ним придёт Гарлин. Молча медитируя, он прислушивался к странным голосам мира.

За последние месяцы его сила и магический взор выросли. Битвы на арене больше не были для него даже сколько-нибудь сложными. Противники почти неминуемо имели гораздо меньше опыта на арене, чем имел он, поскольку мало кто выживал много битв, прежде чем умереть. Они практически все были слабыми и лишёнными воображения. Используемые ими уловки были стары и часто повторялись.

Голоса же он слышал своим разумом каким-то образом, который, видимо, был как-то связан с тем, как он видел магическим взором. Слушанье их успокаивало его сходным с музыкой образом, и музыка его тоже, казалось, имела свой собственный голос.

Даниэл закончил очищать свой разум, и решил немного поиграть, взяв цистру, и поупражнявшись в игре оживлённой песенки, чтобы разбудить свой разум и воображение перед грядущей битвой. Дверь открылась, и внутрь с любопытством на лице заглянул Гарлин.

— Это что такое? — спросил он глубоко серьёзным тоном.

«Бля!». Даниэл обычно переставал играть, когда кто-то из надзирателей оказывался на расстоянии слышимости, но он так увлёкся игрой, что забыл об осмотрительности.

— Это просто музыка, — сказал он в свою защиту, внутренне молясь о том, чтобы Гарлин не создал какого-нибудь повода для конфискации цистры.

Даниэл на миг подумал был о том, чтобы убить Гарлина. Мысли об очередном сеансе наказаний с Тиллмэйриасом было достаточно, чтобы заставить его покрыться испариной, и едва не потерять контроль над своим кишечником, но мысль о том, чтобы снова потерять музыку, была слишком ужасной, чтобы думать о ней.

Гарлин зашёл внутрь, и закрыл дверь. Он увидел отчаяние, выраженное на лице Даниэла, и внезапно осознал, что, возможно, играет со смертью.

— Слушай, Тирион, я никому не скажу. Я просто никогда прежде не слышал ничего подобного.

— Разве сейчас не время идти на арену? — подал мысль Даниэл, чувствуя дискомфорт от присутствия Гарлина в своей комнате.

— Ага, — сказал надзиратель, — но мы можем выкроить минутку. Заставь её снова это делать, звуки…

— Ты правда никому не расскажешь? — спросил Даниэл.

Гарлин кивнул.

Снова взяв цистру, Даниэл сыграл короткую, игривую мелодию. Изначально песня имела какое-то отношение к маленькому мальчику и старику, которые охотились в лесу, но Даниэл забыл слова.

Он закончил, и посмотрел на Гарлина:

— Нам пора.

Гарлин казался погружённым в раздумья, пока они шли к арене.

— Ты позволишь мне потом снова её услышать?

— Я беспокоюсь, что меня накажут, если узнают о том, что я играю музыку, — сказал Даниэл.

Надзиратель ненадолго напрягся, будто силясь найти нужные слова.

— Пожалуйста? — сказал он наконец.

Тут Даниэл задумался, слышал ли он хоть от кого-нибудь слово «пожалуйста» с тех пор, как оказался в Эллентрэа. Он был весьма уверен, что это был первый раз.

— Ладно, — ответил он, — но тебе придётся держать это в тайне.

В тот день битвы оказалась отличной от предыдущих.

Даниэл обнаружил, что теперь его сталкивают с тремя противниками вместо двух. «Сколько ещё людей мне придётся убить, прежде чем это закончится?» — задумался он. «Одного», — всплыл ответ в его разуме, — «убей себя — и готово».

— Чёрта с два, — пробормотал он себе под нос, выходя на своё место. Арену сотряс внезапный раскат грома, будто в ответ на его решительность. Бросив взгляд вверх, Даниэл увидел, что небо было чистым, кроме нескольких облаков.

Когда фонари зажглись красным, Даниэл пошёл вперёд, на ходу будто случайным образом чертя по земле линии и формы. Он начал так делать в начале каждого боя. Такие его действия часто сбивали его врагов с толку, заставляя их медлить, пока они гадали, пытаясь предвосхитить его тактику. На самом деле всё было именно таким случайным, каким казалось. Даниэл часто танцевал со своими противниками, создавая щиты и стены, ловя и защищая, как требовалось по ходу дела. Он старался не иметь чётко прослеживаемого плана.

Один из его противников, женщина с короткими чёрными волосами, трансформировалась — её плоть потекла, проросла перьями, и женщина стала какого-то рода гигантским ястребом, прежде чем взмыть в воздух. Она окружала себя щитом даже во время трансформации, что было примечательным мастерством.

«Маг Гэйлинов, причём сильный», — мысленно заметил Даниэл. Её мобильность могла усложнить ситуацию, в зависимости от талантов оставшейся пары. Слишком отвлечённый мыслями о Гарлине и его музыкальном интересе, Даниэл не уловил имена своих противников.

Ястреб послал в него сверху несколько пробных атак, в то время как двое мужчин, оставшихся на другой стороне арены, начали расходиться в стороны. Даниэл вступил в находившийся поблизости большой круг, и возвёл щит в форме купола, чтобы укрыться. Он мгновенно пожалел об этой ошибке.

Оба мужчины исчезли, появившись рядом с ним внутри щита. Они оба были магами Морданов. Ударили они одновременно, пытаясь грубой силой расколоть его более слабый личный щит.

Год тому назад это бы сработало, но теперь Даниэл был сильнее. Теперь атаки лишь причиняли ему боль. Силясь удержать свой внутренний щит и поддерживать внешний, Даниэл взмахнул руками по сторонам, кружась на месте, чтобы перерубить врагов. Они телепортировались прочь раньше, чем он успел по ним попасть.

Проклиная собственную глупость, Даниэл отпустил внешний щит, и побежал. Будь он внимательнее к словам ведущего, Даниэл был бы готов к неожиданной атаке с телепортацией. Замедленная реакция стоила ему ценной возможности убить двух из трёх врагов. Теперь бой мог значительно затянуться.

Ястреб начал его доставать. Он летал слишком хорошо, чтобы Даниэл мог прицельно метать в него камни, и двигался слишком быстро, чтобы по нему можно было попасть какими-либо воистину мощными атаками Даниэла. Имея возможность сосредоточиться только на этом, он сумел бы убить мага Гэйлинов быстро, но Даниэлу приходилось постоянно двигаться, чтобы магам Морданов было труднее сосредоточить на нём свои собственные атаки.

«Здесь слишком много пространства», — осознал он. Мобильность его противников давала им большое преимущество на столь открытой местности.

Уклоняясь в сторону, чтобы избежать очередной атаки ястреба, Даниэл прочертил на бегу новую линию, разделив арену на две половины. Закончив с этим, он возвёл гигантский, пусть и относительно слабый, щит поперёк всего поля, деля его надвое. Ястреб был вынужден сменить курс, чтобы не врезаться в стену в полёте.

Морданы смеялись, игнорируя его щит, телепортируясь, чтобы присоединиться к своей союзнице в той половине арены, которую занимал Даниэл. Он продолжал бегать, и начертил новую линию, чтобы разделить их половину на две четверти. Каждый раз, делая новую линию, он уменьшал пространство для полёта ястреба. По мере того, как область становилась всё меньше, Даниэл отпускал более крупные щиты, в которых больше не было необходимости — они всё равно никак не влияли на мобильность магов Морданов.

Однако двое Морданов были вынуждены держаться близко от него. Их присутствие было необходимо, чтобы не дать Даниэлу убить их союзницу из Гэйлинов. Если бы они отступили на более открытую часть арены, то потеряли бы ястреба, и после этого матч быстро бы закончился.

Когда область, в которой был заперт ястреб, стала не больше тридцати ярдов в поперечнике, Даниэл остановился, создав вокруг себя маленький круглый щит. Этот щит отличался от тех, что он использовал в прошлом, ибо имел форму цилиндра, открытого сверху, и поднимавшегося до самого верха арены, где щит Ши'Хар не давал им сбежать. В то же время Даниэл запечатал остальную часть области, внутри которой находились другие маги.

Их атаки на его щит усилились, и один из них попытался убрать землю у Даниэла из-под ног, но тот уже создал под собой твёрдую платформу.

Прежде чем они смогли сделать что-то большее, Даниэл поджёг воздух в этой ограниченной области, превратив её в ад. Температура подскочила, хотя пламя не смогло коснуться ни одного из укрытых щитами магов, но Даниэл продолжал нагнетать жару. Десять секунд спустя жар стал настолько сильным, что маги Морданов были вынуждены телепортироваться прочь, не в силах обновить воздух внутри своих щитов.

Волшебнице Гэйлинов повезло меньше.

Как только бой свёлся всего лишь к двум против одного, всё стало гораздо проще. Более не испытывая нужды защищаться сразу от трёх мощных нападающих, Даниэл передвинуться в центра арены, и укрылся куполом, слишком маленьким для того, чтобы Морданы могли телепортироваться в него. Затем он поднял ветер, и заскрёб им по земле, создавая ураган из грязи и камешков. Это был один из его самых любимых способов разделаться с магами Морданов и Прэйсианов.

Потребовалась минута на создание скорости, достаточной для того, чтобы доставить им неприятности, но Даниэл не отступал, пока вся арена не наполнилась огромным циклоном воющего воздуха. Через несколько минут после этого он почувствовал, как его противники умерли.

Даниэл наслаждался радостными возгласами толпы. «Теперь это — моя жизнь», — думал он, более не испытывая совсем уж полное неудовлетворение. «Кровь моих врагов и моя музыка — это всё, что у меня есть… и иногда проводимое с Амарой время». Это была не та жизнь, какую он выбрал — та жизнь всё ещё преследовала его во сне, где он порой ухаживал за отцовскими овцами, и часто мельком видел зелёные глаза и рыжие волосы.

Тиллмэйриас поздравил его, и Гарлин вскоре повёл Даниэла обратно в его комнату.

— Скольких ты убил, прежде чем стал надзирателем? — спросил Даниэл.

Надзиратель нахмурился:

— Почти пятьдесят, Тирион.

Даниэл сразил более ста пятидесяти. В какой-то из дней своего первого года, он начал отмечать свои убийства, царапая чёрточки на одной из стен своей комнаты, но не мог быть уверен, скольких он убил до того, как начал вести счёт. В конечном итоге их количество могло уже быть ближе к двумстам. «Тиллмэйриас действительно планирует продолжать это, пока я не потерплю поражение».

— Но у них же наверняка однажды кончатся люди для посылания на убой. — Сколько у них могло быть человек? Эллентрэа была большой, но Даниэл провёл значительное количество времени, пытаясь оценить, сколько матчей случалось на арене каждую неделю. Он уже знал, что матчи устраивали лишь в один из дней, и что его матчи уже давно поставили на самое позднее время дня. «Всегда сберегают лучшее напоследок».

По очень грубому подсчёту, каждую неделю умирало как минимум семнадцать людей, а теперь уже восемнадцать, если они планировали и дальше выставлять против него по трое за раз. Семнадцать или восемнадцать — это была самая консервативная его оценка, само число могло быть и выше. Поскольку ему не позволялось наблюдать за другими матчами, он не мог быть уверен. «Даже если это лишь семнадцать в неделю, то в год получается почти тысяча человек».

— Как по-твоему, сколько людей они держат, Гарлин?

Тот странно посмотрел на него:

— Никто не знает.

— Скажи мне примерно, — сказал Даниэл. — Я знаю ещё меньше тебя.

Гарлин показал себя одним из наиболее умных людей, встреченных Даниэлом после попадания в Эллентрэа, но всё же был далеко не глубоким мыслителем. Взросление в загонах это гарантировало.

— Ты же позволишь мне послушать, когда мы вернёмся в твою комнату?

Под «послушать», он имел ввиду музыку. Помимо Амары, Гарлин был человеком, который был для Даниэла ближе всего к понятию «друг», и всё же он почитал необходимым убедиться в том, что Даниэл для него сыграет. Даниэл не знал, следует ли ему жалеть Гарлина за его недоверчивую природу, или жалеть себя за то, что он внушает так мало доверия. Такова была жизнь в Эллентрэа.

— Я сыграю тебе несколько песен, Гарлин, вне зависимости от того, дашь ты мне хорошие ответы или нет, — сказал он.

Надзиратель кивнул:

— В Эллентрэа много тысяч человек, многие из них — как та женщина, что приносит тебе еду.

— Сколько именно тысяч?

Гарлин нахмурился:

— Я не знаю, но более двадцати. Тиллмэйриас подсчитывает их каждый год, и я мельком слышал, как он это обсуждал однажды с кем-то из своих. На тот момент счёт был ближе к двадцати трём.

Даниэл некоторое время подумал над этим, прежде чем ответить:

— Этого недостаточно, Гарлин. Даже такое число людей не может производить на свет достаточно детей, чтобы обеспечить такое большое число жертв для арены. — Он также подозревал, что смертность среди детей в загонах могла быть очень высокой. Даже если они плодили людей как кроликов, Ши'Хар их не хватило бы.

— Эллентрэа — не единственный лагерь, поставляющий воинов для арены, — сказал Гарлин. — Есть ещё три.

— Ещё три?

Даниэл ужаснулся. Пусть мир и был настолько большим, насколько Тиллмэйриас ему показал, Даниэл никогда не задумывался о возможности того, что они могли держать более одного «города» для своих рабов.

— Ба́ратрэ́а, Са́бортрэ́а и Га́ролтрэ́а, — коротко ответил надзиратель. — Каждый из них размером примерно с Эллентрэа.

Ши'Хар держали около сотни тысяч человек в качестве расходного материала для своего развлечения. «Я никогда не думал, что столько народу наберётся во всём мире», — подумал Даниэл. Мир был не только гораздо больше, чем он когда-либо подозревал, в нём ещё и было в сотню раз больше людей, чем он когда-либо подозревал. Колн и Дэрхам по сравнению с этим были каплей в море. «И почти всё человечество — рабы». Неудивительно, что его называли «дичком» — свободные люди были истинной редкостью.

Глава 29

Даниэл позволил Гарлину сидеть на своей кровати, пока он стоял и играл. С первой же ноты он увидел изменение в ауре мужчины, хотя выражение лица тот поддерживал ровное. После минуты игра Гарлин начал терять контроль и за выражением своего лица, его рот округлился до буквы «о» от изумления.

— Я… я никогда… — Голос Гарлина утих, пока он с трудом подбирал слова.

Даниэл улыбнулся, и начал играть другое произведение, песню о длинных летних днях. Эту песню мать пела ему в детстве, и он всё ещё знал слова. Закрыв глаза, он сосредоточился на музыке, и попытался не позволять своему заржавевшему голосу попадать мимо нот. Когда он закончил, то увидел, что Гарлин сидел, уронив лицо в ладони.

На долю секунды он напомнил Даниэлу скрывающего слёзы ребёнка, и Даниэл задумался, не делал ли Гарлин то же самое в загонах, когда был ребёнком, одиноким и напуганным.

— Ты в порядке? — спросил он.

Тот поднял взгляд, с покрасневшими глазами и опухшими веками:

— Пожалуйста, сыграй снова.

У Даниэла сердце разрывалось от прозвучавшей в его голосе нотки отчаяния. Надзиратели никогда не показывали ни малейшего следа более мягких эмоций. Смех над чьими-то неудачами был самым близким выражением настоящих эмоций, какие Даниэл только видел у них, и от него было далеко до доброты или соболезнования. Гарлин был наименее жестоким из них, но при виде его в таком состоянии у Даниэла встал в горле комок.

— С радостью, — сказал он надзирателю.

Полчаса спустя Гарлин признал, что ему пора, хотя он явно не хотел уходить.

— Если я приду завтра, ты поиграешь для меня ещё?

— Завтра — не аренный день, — с удивлением сказал Даниэл.

— Мне позволяют ходить куда захочу, когда у них нет для меня никаких дел, — сказал надзиратель.

Даниэл всё ещё колебался, беспокоясь о том, что странные визиты могут привлечь к нему нежелательное внимание других надзирателей или Ши'Хар.

— Я окажу тебе любую услугу, если ты позволишь мне это, — добавил Гарлин, и по звуку его голоса Даниэл понял, что тот говорил искренне.

Взгляд надзирателя многозначительно сполз вниз, и Даниэл внезапно смутился.

— Что? — залопотал он, осознав, что Гарлин предлагал ему услугу, которую он никогда не обдумывал, учитывая тот факт, что они оба были мужчинами. Силясь отыскать повод для отказа, который бы не оскорбил собеседника, Даниэл принялся лихорадочно думать:

— Я не хочу навлекать на тебя наказание.

— Наказывают лишь те действия, которые могут принести потомство, — с широкой улыбкой сказал Гарлин.

Даниэл уже обнаружил сей факт с Амарой, но надеялся, что это не было общеизвестным:

— Я буду играть для тебя, но мне не требуются услуги, Гарлин, — ответил Даниэл.

— Правда? — спросил тот. — Зачем тебе так поступать?

— Быть может, мы сможем подружиться, — сказал Даниэл.

— Но услуги тебе не нужны? — сказал Гарлин, похоже, действительно сбитый с толку.

— Там, откуда я родом, друзья помогают друг другу, но не за сексуальные услуги, — ответил Даниэл, надеясь, что не оскорбит Гарлина.

Надзиратель нахмурился:

— Здесь слово «друзья» имеет другое значение.

Даниэл уже давно осознал, что очень немногие знакомые ему слова имели то же самое значение среди эмоционально ущербных жителей Эллентрэа:

— И как тогда вы называете двух людей, которые помогают друг другу?

— Почему они помогают друг другу?

— Просто из доброты, потому что они друг другу нравятся, — объяснил Даниэл.

— А, — сказал Гарлин. — Это — большая редкость, но когда всё же случается, мы называем таких людей «глупцами».

Даниэл вздохнул:

— Тогда давай будем глупцами.

Надзирателя эта мысль будто смущала:

— Если кто-то узнает, я скажу, что мы — друзья. Иначе меня сочтут сумасшедшим.

Даниэл густо покраснел. Он наверное впервые по-настоящему смутился с тех пор, как покинул дом, но чуть погодя оставил эту тему. Правила и мораль людей Эллентрэа были для него странными.

* * *

Амара продолжала задерживаться после того, как приносила еду, иногда — для музыки, а иногда — для взаимных забав. В день после разговора с Гарлином Даниэл решил посмотреть, не сумеет ли он получше понять жителей Эллентрэа. Конкретнее, он хотел убедиться, что понимает их мотивации.

— Амара, — начал он, — я знаю, что тебе нравится музыка.

Она кивнула.

— Но другие вещи, наше с тобой времяпрепровождение…

Она без всякого выражения уставилась на него.

— Ты что, просто оказываешь мне услуги, чтобы я играл для тебя музыку?

Она кивнула:

— Да, но ты оказал мне так много взаимных услуг, что я всё ещё у тебя в долгу.

Даниэл беспокоился, что она оскорбится, как и поступила бы любая женщина в Колне, если бы он, по сути, намекнул на то, что она торговала собой. Амара, похоже, считала, что его вопрос и её ответ были совершенно приемлемы. Настроение Даниэла ухудшилось, когда он осознал, что их отношения, которые он считал чем-то особенным, для неё, похоже, были не более чем товарообменом.

Амара была не особо смышлёной, но почувствовала перемену в его настроении:

— Я сказала что-то не так?

Не в силах скрыть свою душевную боль, Даниэл ответил:

— Я любил тебя, Амара.

Она покачала головой, неправильно поняв его:

— Нет, позволь мне расплатиться. Я буду любить тебя. — Свои намерения она ясно показала руками.

Даниэл приостановил её:

— Это — не то, чего я хочу от тебя на самом деле, Амара.

— Но я — твоя подруга, — ответила она с выражением неуверенности на лице.

«Женщина говорил мне, что мы — друзья, при этом предлагая мне сексуальное удовлетворение». Несколькими годами ранее его мнение было бы иным, но сейчас от этой мысли ему просто стало грустно:

— Если бы я больше не мог играть музыку, если бы ты не была более у меня в долгу… то тогда что? Ты бы хотела этого по-прежнему?

Даниэл удержался от слова «любовь», поскольку было весьма ясно, что в её лексиконе оно не имело смысла.

Амара серьёзно уставилась на него:

— Ты думаешь о странных вещах.

— Я знаю, что я странный, с твоей точки зрения, но я хочу знать, что ты думаешь, — сказал Даниэл.

— Я думаю, что… может быть, — наконец ответила она.

— Ты чувствуешь что-то ко мне, Амара? — спросил он с выражением боли на лице.

Она быстро встала, отходя от него, как если бы ей внезапно стало не по себе:

— Не говори об этом. Люди умирают. Ты скоро умрёшь, или я умру.

Амара ушла, её походка была напряжённой и злой. Даниэл был расстроен её ответом, но не был удивлён. «Используешь её — и она считает это нормальным, но попытаешься заговорить о любви — и вызываешь гнев. Эти люди — безумцы».

На следующий день Амара вернулась, но почти ничего не говорила. Даниэл сыграл для неё песню, и она ушла. После обеда появился Гарлин, но с ним была женщина, ещё один надзиратель.

Она была, для Эллентрэа, ошеломительно красивой. Атлетического сложения, высокая и стройная, с гладкой кожей и тёмными волосами.

— Кто это? — с подозрением спросил Даниэл. Двумя годами ранее он бы мог ещё и смутиться, поскольку был голым, а они были одеты, но это уже давно перестало его волновать.

— Меня зовут Лэ́йла, — произнесла женщина вызывающим голосом. — Гарлин говорит, что ты издаёшь особые звуки.

Даниэл зыркнул на Гарлина:

— Можем мы немного поговорить?

Гарлин, выглядя почти смущённым, позволил ему выйти наружу, пока Лэйла ждала их внутри:

— Я ничего не мог поделать, — начал он сразу же, как только они остались наедине.

— Ты обещал хранить мою тайну.

— Ты что, не видел её? — заявил Гарлин.

«Он что, имеет ввиду её внешность?»

— Я думал, ты предпочитаешь обмениваться услугами с мужчинами, — озадаченно сказал Даниэл. Он только день тому назад отказал Гарлину, а теперь тот явился с женщиной. «Может, он пытается подкупить меня ею».

— Предпочитаю? У нас здесь редко бывает такой выбор, — ответил Гарлин. — Она хочет услышать твою музыку.

— Ты надеешься, что она будет твоей подругой, — бросил обвинение Даниэл, внезапно начав понимать. «Он надеется использовать меня, чтобы переспать с ней».

Гарлин улыбнулся:

— С той музыкой, которую ты делаешь, она, возможно, будет подругой нам обоим.

Даниэл уставился на него с открытым ртом. Там, где он вырос, никто никогда не упоминал такие вещи, не говоря уже о том, чтобы открыто их обсуждать.

— Нет, что бы между вами двумя ни происходило, я не хочу иметь к этому никакого отношения.

Вернувшись внутрь, Даниэл пошёл было взять цистру, но Лэйла заговорила с ним:

— Ты — Тирион, дичок.

Он бросил на неё взгляд. Симметрия её лица лишь слегка нарушалась кривизной её носа. Тот был когда-то сломан, но, с другой стороны, так было практически у всех людей в Эллентрэа. Редко у кого из них был идеальный нос.

— Так меня назвали, — сказал Даниэл.

— Говорят, у тебя больше двухсот убийств на арене, — сказала она, облизнув губы.

— Сейчас уже гораздо больше, — сказал он ей. Прежде чем она смогла спросить что-то ещё, Даниэл начал играть — его уже начало раздражать то, как она держалась. Лэйла замолчала, её лицо замерло, пока её уши силились понять то, что слышали.

Гарлин тихо засмеялся над её изумлением, и помог ей сесть, пока Даниэл играл.

Они слушали почти час, прежде чем уйти. По правде говоря, они пытались сделать кое-что ещё, и Даниэл был вынужден попросить их уйти, не желая становиться свидетелем ихсвязи.

* * *

Прошли месяцы, и в жизни Даниэла установился новый порядок. На арене он теперь встречался не менее чем с тремя противниками, и уже смотрел в будущее, пытаясь придумать, как разобраться с четырьмя, когда Ши'Хар в конце концов решат, что трое — уже слишком легко для него.

Даниэл уже понял, что большинство человеческих магов Эллентрэа были гораздо слабее его, в плане общей силы. Если его оставляли в покое, он мог убить их в любом количестве, если ему давали возможность превратить внутреннюю часть арены в ураган. Проблема заключалась в том, чтобы защищаться в течение необходимого для этого времени. Против двух он мог позволить себе такое, начертив круг. Однако троих было достаточно, чтобы стать для него угрозой, если он не выделял значительную часть силы на свою защиту. Четверо… это число вполне могло стать для него переломным.

Гарлин и его новая подруга Лэйла плохо хранили его тайну. С каждым проходившим месяцем всё больше надзирателей являлись послушать музыку Даниэла. Число посетителей росло, и к тому времени, как миновал год, дошло до того, что Даниэл был вынужден стоять снаружи и играть для толпы надзирателей каждый вечер.

Многие из них предлагали ему «услуги» за личные песни, но Даниэл отвергал их поползновения. Он уже давно усвоил, что поскольку люди Эллентрэа не имели никакой собственности или других средств обмена, они использовали секс почти как деньги.

Те, у кого было немного власти, например — надзиратели, часто злоупотребляли безымянными слугами, вроде Амары, заставляя их предоставлять услуги даром. Обменивались они лишь с другими надзирателями, или с людьми вроде Даниэла, считавшимися слишком опасными, чтобы их можно было попытаться принудить угрозами. Безымянные также обменивались между собой, и иногда — с теми, кого выбирали для боёв на аренах.

В этой системе равный обмен получался лишь между людьми, обладавшими сходным количеством власти, и на всех её уровнях участники злоупотребляли теми, кто находился ниже них в этой иерархии.

Чем больше Даниэл узнавал, тем больше он разочаровывался, и несмотря на то, что получал много предложений, он отказывал всем кроме Амары. У него всё ещё были слабости, и хотя она отказывалась признаваться в каких-либо чувствах, Даниэл притворялся, что глубоко внутри он ей каким-то образом небезразличен. Люди Эллентрэа были жестоко честны, а Даниэлу нужно было лгать самому себе, чтобы не сойти с ума. Самообман в плане его отношений с Амарой был единственным, что не давало ему расклеиться.

Сны продолжали беспокоить его по ночам, но уже не так часто. Он пробыл рабом Ши'Хар уже более четырёх лет, и прежняя жизнь казалась ему как никогда далёкой. Тем не менее, порой он просыпался, один, в темноте, в слезах, с истаивающим перед его внутренним взором видением зелёных глаз.

Глава 30

Я ненадолго приостановился, видя странные выражения на лицах Мойры и Мэттью.

— Что? — прямо спросил я.

— Ты знаешь, что, — подсказала Мойра, а Мэттью кивнул.

Я довольно таки увлёкся своим рассказом, заново переживая события жизни Даниэла Тэнника, и пересказывая их, не тратя особо времени на то, чтобы их редактировать, или обдумывать напрямую. Я потратил некоторое время, пересматривая последние полчаса.

— О, — внезапно сказал я, прежде чем добавить хлипкое оправдание: — То были иные времена.

Мэттью по-заговорщицки осклабился:

— Не думаю, что Мама хотела бы, чтобы ты рассказывал нам о некоторых из этих… вещей. — Язык его тела указывал на то, что тайный сговор полностью его устраивал.

Его сестра была не настолько готова стать соучастницей:

— Эти люди были отвратительны.

Её тон заставил меня задержаться, поскольку она, похоже, упустила кое-какие важные уроки.

— Сомнения нет, они вели убогое, почти животное существование, но тебе следует помнить о том, что особого выбора у них не было.

— Никто не заставлял их всё это делать, — возразила она.

— Как думаешь, что бы ты делала, если бы выросла в загоне, была вынуждена драться с другими детьми каждый день просто за еду, без защищающих и любящих тебя родителей, и не имея никого, кому бы ты могла доверять? Как бы ты мыслила, если бы не получила образования? Ты видела, какими жестокими могут быть дети, особенно друг к другу. Представь, что было бы, если бы они были никем не ограничены и предоставлены сами себе. Представь, что тебя бы били и мучили те, кто старше и сильнее.

На лице Мойры отразилась боль.

Однако я не смягчился:

— А теперь представь, что когда ты наконец достигла того, что считала «взрослостью», почтенного возраста двенадцати лет, и тебя вынудили сражаться, и убить другого ребёнка. Твоё вступление во взрослую жизнь — вынудить тебя убить, или быть убитой, и принуждают тебя к этому единственные существа, которых ты могла считать авторитетами в своей жизни. Единственная причина, по которой они не были более зверскими и грубыми, заключалась в том, что наиболее безумные и скотские из них имели тенденцию умирать в более юном возрасте.

— Это всё равно ужасно, — объявила она.

— Согласен, — сказал я ей. — Просто помни, что эти люди — наши предки. Мы ведём свой род напрямую от них, переживших те времена. Прошло лишь несколько тысяч лет, и мы в момент рождения не отличаемся от них по своей природе. Однако у нас есть одно большое преимущество.

Линаралла выбрала этот момент, чтобы вставить слово:

— И какое оно?

Мы с детьми находили ответ на этот вопрос очевидным, особенно после произнесённой мною речи, но полученного Линараллой при рождении опыта не хватало, чтобы понять.

— Любовь, — сказал я ей. — Мы заботимся друг о друге, мы воспитываем молодых, и учим их. Именно поэтому Тирион удивил Ши'Хар того времени. Они считали людей в своих лагерях деградировавшими, низшими существами, неспособными обладать силой тех людей, с которыми они сражались семь тысяч лет тому назад. Чего они не понимали, так это того, что основная разница заключалась в воспитании.

Выражение замешательства всё ещё не сходило с её лица.

— Ши'Хар рождаются со всеми необходимыми им знаниями. Они рождаются без слабостей, если не считать недостаток опыта. Люди — другие. Мы развиваемся из беспомощных, совершенно невежественных маленьких животных в сложных и любящих социальных существ, — объяснил я. — Питание, которое мы получаем во время роста в виде любви и знаний, а не только еды, имеет огромное значение.

— Думаю, что теперь я, возможно, понимаю, — признала Линаралла.

— Возможно, что если бы Ши'Хар времён Тириона поняли, то нас бы сейчас здесь не было, или, быть может, войны можно было бы избежать.

Мойра, похоже, начала понемногу терять терпение:

— Возвращайся к рассказу, — настойчиво сказала она, — просто пропускай всё про секс.

Я вздохнул:

— Я и так его не описывал, и рассказ покажется бессмысленным, если вы не будете знать, что именно происходило.

— Моя невинность уже загублена, — мелодраматично ответила Мойра.

— Да продолжай уже, — сказал Мэттью.

— Ладно, — начал я. — Итак, смотрите, Даниэлу тогда было двадцать, и приближался двадцать первый день его рождения, хотя у него не было никакого хорошего способа точно отслеживать даты. Он просто считал времена года. Он провёл там почти четыре с половиной года, и слухи о его странной музыке растеклись по Эллентрэа…

* * *

Стояла поздняя весна, и Даниэл привык к переменам, которые принесла его музыка. По вечерам надзиратели приходили, чтобы выпустить его, и все, кто не был занят, ждали снаружи его комнаты, чтобы послушать. Некоторые из безымянных слуг также приходили — те из них, чья работа оставляла им свободное время по вечерам. Они рисковали эксплуатацией от рук надзирателей, но притяжение его музыки было таково, что они всё равно приходили, если могли.

В этот день Даниэл только начинал. К этому дню толпа уже неоднократно слышала все его песни, но аудитория, похоже, никогда не уставала от них. Значительную часть свободного времени Даниэл проводил, подбирая новые мелодии, но всё равно был вынужден повторять одни и те же мелодии снова и снова. Он часто сетовал, что в отсутствие других инструментов люди Эллентрэа никогда не узнают звучания сложной музыки, сыгранной настоящим оркестром.

Его первая песня была сыграна наполовину, когда собравшиеся люди начали расходиться. Большинство безымянных слуг просто ушли так быстро и прямо, как только могли. Некоторые надзиратели поступили так же, в то время как остальные лишь подались назад, оставив между собой и Даниэлом расстояние.

К нему приблизился мужчина Ши'Хар с коричневой кожей и ярко-красными волосами. Расцветка мгновенно объявила о том, что это был Ши'Хар из рощи Гэйлин. Красные волосы Гэйлина были ничуть не похожи на естественные рыжие волосы Кэйт. У них был такой алый цвет, какой больше подошёл бы розе или какому-то иному цветку.

Зная, что каждая роща изначально сама создала свои людские воплощения, Даниэл не мог не подумать о том, что Гэйлин Ши'Хар должно быть обладали плохим чувством вкуса, но не стал высказывать эти мысли.

— Почему баратти собрались здесь? — спросил Ши'Хар, адресуя вопрос Даниэлу.

Отложив свой инструмент в сторону, Даниэл ответил:

— Прошу простить моё невежество, господин, но я не знаю вашего имени, дабы обращаться к вам как полагается.

— Я — Си́ллеронд, — ответил Ши'Хар.

— Господин Силлеронд, эти люди пришли услышать музыку, — объяснил Даниэл. Он мало общался с Ши'Хар напрямую, если не считать Тиллмэйриаса, и эти немногие встреч были с Лираллиантой. В целом они всегда казались ему рациональными, хоть и равнодушными и порой жестокими. Благодаря Тиллмэйриасу он усвоил, что его наказания, пусть и приносившие боль, не были злонамеренными, но были результатом холодного расчёта. После того, как Даниэл усвоил свои уроки, ему не требовалась «коррекция» уже не один год.

— Кто дал тебе разрешение создавать такой шум и нарушать мирное функционирование Эллентрэа? — спросил Ши'Хар.

«Никто», — подумал Даниэл, но не особо волновался. Тиллмэйриас вне всякого сомнения заметил его музицирование месяцы тому назад, и, видимо, не был склонен никого за это наказывать. Эллентрэа, и все её жители, кроме самого Даниэла, были собственностью Рощи Прэйсиан. Если кто и мог их наказать, так это Тиллмэйриас, или кто-то действующий по его указанию.

Даниэл был единственным исключением, принадлежа Лираллианте. Роща Иллэниэл никогда прежде не имела людей, поэтому Тиллмэйриас любезно согласился обеспечить Даниэлу уход и питание в качестве услуги для Лираллианты. Даниэл знал, что в основном это было оправданием, чтобы Тиллмэйриас имел полную свободу изучать его. Как бы то ни было, его наказание не придёт от рук Ши'Хар из Рощи Гэйлин, если только Даниэл не оскорбит его каким-то образом.

А Даниэл был не настолько глуп.

— Здесь за нами надзирает Тиллмэйриас, — сказал Даниэл, излагая факт, который Силлеронд наверняка уже знал. — Он нам не запрещал, — правдиво добавил он.

— Ты — Тирион, дичок, не так ли?

— Да, господин.

Глаза Ши'Хар сузились:

— Твой тон надменен. Думаешь, твои победы на арене ставят тебя выше Ши'Хар?

— Нет, господин, — смиренно ответил Даниэл, не поднимая взгляда.

Силлеронд нахмурился:

— Твой ответ верен, но я сомневаюсь в твоей искренности. Что это? — указал Гэйлин Ши'Хар на инструмент Даниэла.

По Даниэлу пробежала волна страха. Силлеронд мог не решиться причинить урон имуществу другой рощи, но люди Эллентрэа не имели никакой собственности. Ничто не мешало ему наложить руку на цистру Даниэла.

— Это — мой музыкальный инструмент, господин. Мой народ называет его «цистра».

— Твой «народ»? — с презрительной усмешкой спросил Силлеронд.

Даниэл мгновенно осознал свою ошибку. Даже Тиллмэйриаса это часто раздражало… намёк на то, что люди были «народом».

— Я не имел ввиду ничего неуважительного, господин, — поспешно попросил он прощения.

— Я в точности знаю, что ты имел ввиду, баратт, — сказал Ши'Хар. — Дай мне это устройство.

Даниэл медлил. Он уже знал, что в любом случае будет наказан. Силлеронд скорее всего был одним из инструкторов^[38] Гэйлинов из Гаролтрэа — большинство Ши'Хар не утруждало себя изучением человеческого языка. Как только Силлеронд переговорит с Тиллмэйриасом, инструктору Прэйсианов не останется иного выбора кроме как наказать Даниэла. Однако он не мог вынести мысли о том, чтобы отдать цистру. Её музыка спасла его. Без неё у него больше не останется того, ради чего можно было бы жить.

На его лбу проступил холодный пот, и воспоминание о наказаниях Тиллмэйриаса грозило лишить его контроля над своим мочевым пузырём.

— Пожалуйста, господин, она не имеет никакой ценности, — взмолился он. Его руки завели инструмент подальше за ему спину.

Силлеронд резко выкинул кулак, крепко ударив Даниэла. Щита на нём не было, и он бы не осмелился создать щит в присутствии Ши'Хар. Удар заставил его растянуться на утоптанной земле, служившей улицей в Эллентрэа, а цистра упала на землю в нескольких футах от него.

Ши'Хар занёс ногу, собираясь, видимо, раздавить деревянный инструмент своей стопой. Не думая, Даниэл оттолкнулся от земли, и бросился всем телом под ноги Силлеронду, чтобы не позволить тому навредить его драгоценному инструменту.

— Ты смеешь?! — закричал Гэйлин Ши'Хар, распахнув в гневе глаза.

Тут Даниэл понял, что умрёт. Он совершил акт насилия против одного из «народа».

Силлеронд призвал смертоносно выглядевшее заклинательное плетение, создав длинный чёрный прут переплетённого эйсара, и занеся его над головой. Поражённый страхом, Даниэл съёжился.

Тут смерть бы его и настигла, если бы не одно «но». Прежде чем удар достиг его, из толпы выбежала женщина, и бросилась на Даниэла, закрыв его собой как щитом. Чёрный прут ударил, и будто растворился в её коже, когда линии силы, из которых он состоял, погрузились в её тело, сплетаясь и извиваясь подобно червям, погружающимся в мягкую почву.

— Прочь, отребье, — холодно сказал Силлеронд, пинком ноги отпихивая Амару прочь от Даниэла. Её тело дёргалось, и Даниэлу было видно, что делало внутри её заклинательное плетение Ши'Хар, смещаясь и передвигаясь, уничтожая её плоть изнутри.

— Нет! — закричал Даниэл, будто мог одним лишь голосом отвергнуть реальность того, что происходило у него на глазах. Амара извивалась на земле, умирая, и он ничего не мог для неё сделать. Силлеронд приостановился, видимо, чтобы насладиться зрелищем разворачивавшейся перед ним драмы.

Амара впилась в него пристальным взглядом, извиваясь, и тут Даниэл понял то, что она никогда прежде не могла выразить. Её губы разомкнулись:

— Спасибо за имя…

Даниэл жил с печалью, а депрессия была его спутником почти ежедневно. Он научился принимать гнев и насилие, но любовь была тем, на что он уже перестал надеяться.

Даниэл не был уверен, существовала ли она на самом деле, а теперь она исчезла прежде, чем он смог её оценить.

— Бойся, баратт, ибо тебя ожидает участь этой безымянной, — сказал Силлеронд.

Парализующий страх, внушённый прошлыми мучениями от рук Тиллмэйриаса, исчез, сменившись бесформенной яростью, не оставлявшей внутри него места ничему другому. Даниэл уставился вверх, на Силлеронда, его разум ожесточился и прояснился, наполнившись ясностью, которую он обычно чувствовал лишь на арене. Смерть была даром, и ожидавшей его в конце концов наградой, но сперва он поделится своей болью со стоявшим перед ним врагом.

— Её звали Амара, — сказал Даниэл.

Ши'Хар стоял, презрительно глядя на него — в его руке был новый прут, уже готовый и дожидающийся своей жертвы. Его уверенность, выработанная бесчисленными десятилетиями обращения с человеческим рабами, была настолько велика, что он не удосужился возвести никакую защиту. Силлеронд засмеялся над её именем, произнесённым Даниэлом.

«Он просто не может осмыслить того, что человек может ему угрожать», — заметил Даниэл.

— Гори! — сказал Даниэл, послав свою волю прочь со скоростью, которая, как он знал, удивит его мучителя. Воздух вокруг Гэйлин Ши'Хар загорелся, заключив его в пламя.

Его сила оказалась даже более эффективной, чем он ожидал, почти как если бы произнесённое слово подкрепило его воображение. Даниэл говорил исключительно из гнева, но дальний уголок его разума заметил этот эффект, и он принял решение проверить это позже.

«Не будет никакого «позже». Тебя за это убьют», — напомнил ему внутренний голос. «Однако сперва вот этот вот умрёт».

Пламя исчезло, мгновенно погашенное, когда Силлеронд сумел сфокусироваться, игнорируя боль и вызываемый обжигающим огнём страх. Волос у него больше не было, на их месте остались лишь обугленные останки и обожжённая кожа. Лицо его было покрыто смесью волдырей и почерневшей кожи, как и остальные части его тела. Глаза Ши'Хар были обожжены и потеряли прозрачность.

Он наверняка испытывал значительную боль, но помимо этого, и косметических повреждений, Силлеронд всё ещё представлял значительную угрозу. Чтобы видеть, глаза ему были не нужны, Даниэл уже это знал. Ожоги могли мешать ему двигаться, но не станут препятствием его магии.

Ши'Хар окружил странный щит. В отличие от тех, что использовали Даниэл и другие человеческие маги, этот щит был не гладким, а состоял из множества крошечных, переплетённых линий эйсара. Внутри этих линий Даниэл видел сцепленные друг с другом крошечные символы, но благодаря общему эффекту казалось, будто Силлеронд создал щит, сплетя вокруг себя лозы.

Рот Силлеронда раскрылся, когда он попытался заговорить, чтобы пригрозить обжёгшему его человеку, но он вдохнул часть пламени, и слова его прозвучали нечленораздельно.

Даниэл окружил себя щитом, но то было чисто рефлекторным действием. Он знал по прошлому опыту, что его щиты, пусть и укреплённые начерченным кругом, могли в лучшем случае замедлить заклинательные плетения Ши'Хар.

«Если не можешь остановить атаку, то позаботься о том, что тебя не будет там, куда она попадёт».

Сотни матчей на арене сделали боевую реакцию Даниэла гладкой и машинальной. Он видел уловки множества противников, и научился с ними справляться. Некоторые из них он скопировал или улучшил.

Сражения против Прэйсианов часто заставляли его жалеть об отсутствии у него невидимости, но также вынудили его выработать собственные альтернативы. Используя свой эйсар, чтобы подстегнуть воздух, Даниэл поднял вокруг них облако пыли и грязи, но не остановился на этом. Вместо того, чтобы просто создать облако, он напитал его своим эйсаром, делая облако непрозрачным не только для обычного зрения, но и для магического взора.

Силлеронд так и не сдвинулся со своего места, но резко ударил сплетённым из заклинаний прутом, используя его как посох. Он нанёс удар по тому месту, где недавно стоял Даниэл, но не сумел ни по чему попасть. Расширив свою силу, он вытянул посох более чем на десять футов, и начал размахивать им вокруг, надеясь попасть по чему и кому угодно поблизости от себя.

Даниэл уже вышел за пределы досягаемости посоха, и его разум работал над вариантами атаки. Способность к плетению заклинаний давала Ши'Хар гигантское преимущество, но по общей силе он был чуть более чем в два раза слабее Даниэла, каковой факт того удивил.

«Он не особо сильнее человеческих магов, с которыми я сражался. Вообще, он слабее некоторых из их».

Облако магической грязи перекрывало чувства Даниэла, но ему не нужно было гадать, чтобы узнать о том, где находился Силлеронд. Ши'Хар явно никогда не был в серьёзном сражении — он по-прежнему стоял на всё том же месте, уверенный, что щит укроет его от чего угодно.

Даниэл начал обстреливать его камнями и булыжниками, разгоняя их до невероятных скоростей своим эйсаром, прежде чем направлять их в центр облака. Он был весьма уверен, что ни один из них не пробьёт щит его противника, но они заставляли врага сосредотачиваться на защите. Ши'Хар отпустил свой сплетённый из заклинаний прут, и теперь отвечал, посылая наружу копья, метая их вдоль траектории каменных снарядов Даниэла.

«Будто я настолько глуп, чтобы посылать их из своего нынешнего положения, или делать это, стоя на месте». Презрение Даниэла к глупости его противника продолжало расти.

Однако ему следовало быть осторожным. Удачное попадание наверняка пронзит его. Заклинательные плетения Ши'Хар могли пробить любой созданный им щит, вне зависимости от его силы.

Особенностью щитов, в частности непробиваемых, было то, что они давали в целом необоснованное ощущение безопасности. Большую часть времени Даниэл был жертвой этого феномена, и благодаря этому он на своём собственном опыте испытал многие техники, которые враг мог использовать для убийства того, кто слишком много времени находился на одном месте, понадеявшись на своё преимущество.

Самым простым способом было закопать противника, убрав землю, на которой он стоял, и закрыв его ею, но большинство опытных магов быстро предотвращали падение, создавая щит под собой. Другой метод, который Даниэл порой использовал, состоял в создании более крупного барьера вокруг щита защищающегося, после чего среда внутри него делалась невыносимой — либо заполнялась пламенем, либо из неё просто убирался сам воздух.

Это требовало того, чтобы атакующий был не только сильнее противника, но и был способен создать щит, который его враг не мог пробить. В данном случае Даниэл был сильнее, но заклинательные плетения Силлеронда легко позволяли пробивать любые созданные Даниэлом преграды.

Перемена в воздухе предупредила Даниэла о каких-то изменениях, заставив его поменять направление, и отбежать ещё дальше, пока он не оказался на краю своего облака. Наружу резко ударила кошмарная мешанина щупалец, заколотив по земле вокруг него. Одно из них попало по его щиту, и начало закручиваться вокруг него, при этом другие щупальца метнулись к нему, чтобы схватить его покрепче.

«Дурак, он же Гэйлин!». Даниэл был так поглощён попыткой спланировать атаку, способную побороть сплетённую из заклинаний защиту, что забыл принять во внимание тот факт, что его враг обладал особым даром Рощи Гэйлин.

Окутав руки бритвенно-острыми силовыми клинками, Даниэл ударил, срезая хватавшиеся за него толстые, мясистые щупальца. К сожалению, Силлеронд преобразился в существо огромного размера, и раны мало его беспокоили. Облако пыли начало рассеиваться, когда Силлеронд призвал сильный ветер, чтобы его развеять, и Даниэл мгновенно заметил одну вещь.

«Он сбросил щит, когда менял облик».

Человеческие маги, с которыми он сражался, по большей части были осторожны, поддерживая на себе щит, когда преображались из одной формы в другую. Те немногие, кто не проявлял такой осторожности, жили недолго.

«Этот особый щит, которым он пользуется, наверняка слишком сложен, чтобы поддерживать во время трансформации… и Силлеронд слишком горд, чтобы использовать на этот период что-то похуже, вроде простого щита».

Теперь, когда они увидели друг друга, Силлеронд снова окружил себя щитом, и его невозможно длинные щупальца снова оплели Даниэла. Тот рубил их своими увенчанными клинками руками, но защита Ши'Хар поддерживала щупальца целыми вопреки всем его усилиям. Даниэл боролся, чтобы удержаться на месте, но щупальца с непреодолимой силой тянули его к Силлеронду.

Щит Даниэла всё ещё был целым, поскольку окружавшее Силлеронда заклинательное плетение имело оборонительную природу, не будучи созданным для разрезания чужих щитов, пусть и столь простых, как человеческие.

Из пасти кошмарного зверя донёсся голос. Судя по всему, во время трансформации Силлеронд восстановил себе голос:

— Теперь ты — мой, баратт. Я сломаю твою жалкую защиту, и под звук твоих криков сдеру плоть с твоих костей.

— Благодарю за любезность, — сказал Даниэл, приближаясь к центру пульсирующей массы плоти и выглядевших волнующе острыми зубов, — но я обойдусь.

Сейчас Даниэлу нечем было повредить Силлеронду, но он не выжил бы так долго, не выработав остро отточенный инстинкт убийцы. Даниэл уже составил свой план. Послав свой эйсар вниз, в почву, он сосредоточился, пока не схватился им покрепче за землю под ними, прежде чем дёрнуть вверх, мощным рывком посылая их обоих в небо.

Было особенно трудно защититься от использования земли для того, чтобы подбросить противника вверх — гораздо труднее, чем защититься от выдёргивания земли из-под ног, — но обычно этот манёвр наносил не особо много повреждений, особенно если у противника были какие-то средства спастись от падения. В частности, маги Гэйлинов имели тенденцию почти инстинктивно перекидываться в форму, позволявшую им летать, превращая момент дезориентации во внезапное преимущество в мобильности.

Даниэл ставил на то, что Ши'Хар из Рощи Гэйлин отреагирует похожим образом.

Охватившие его щупальца исчезли, когда плоть Силлеронда потекла обратно, сжимаясь в тело какой-то большой хищной птицы. Как и прежде, его щит ненадолго исчез.

Даниэл резко ударил, и его облечённые клинками руки аккуратно рассекли почти законченную птичью форму Силлеронда. Постыдно заклёкотав, Ши'Хар умер, и стал падать вниз в виде двух чётких половинок. Даниэл падал вместе с ним, поскольку гравитация неминуемо взяла власть над его телом.

Однако то было не первое его падение с большой высоты. Растянув свой эйсар, Даниэл создал под собой широкую, круглую полусферу эйсара, оставив её открытой в некоторых местах, чтобы она работала как тонкое сито, позволяя воздуху проходить под ним, но лишь с некоторым сопротивлением, замедляя его спуск. Основная сложность заключалась в том, чтобы балансировать на этой полусфере. Даниэл сумел справиться с этим, тяня и толкая ветер под собой, но гадал, не было ли какого-то способа получше.

Опустившись на землю, Даниэл не уделил своему мёртвому врагу ни секунды раздумий. Вместо этого он подошёл к телу Амары. Та лежала там же, где и упала, совершенно мёртвая, однако большая часть повреждений была внутренней. Внутри её органы были разорваны на кусочки, но внешне трудно было сказать, что с ней было что-то не так.

На пыльную землю между его ног упали влажные капли. Сев рядом с ней, Даниэл притянул к себе её тело, создав видимость того, будто она сидела перед ним, прижавшись спиной к его груди. Он погладил её волосы, а затем обнял, как если бы объятия могли каким-то образом облегчить ужасную боль в его сердце.

Не осмеливаясь двигаться, он использовал свой разум, чтобы притянуть цистру обратно в свои руки, осторожно подняв её в воздух.

— Давай, я сыграю тебе ещё одну песню, — сказал он ей, шепча слова в волосы рядом с её ухом. Даниэл мягко опустил инструмент ей на колени, чтобы он мог играть на нём, обнимая её. Они в прошлом делали так несколько раз, ещё когда лишь она одна слушала его музыку.

Даниэл не думал об этом сознательно, но его пальцы начали играть «Причитание Даны» сразу же, как только он коснулся ими струн. Он пытался петь слова, но у него сжалось горло, и слова превратились в сдавленные рыдания, поэтому Даниэл сдался, и просто играл музыку, позволяя нежным аккордам успокоить его.

Глава 31

Даниэл играл некоторое неопределённое время, пока Тиллмэйриас не нашёл его там. Остальные люди Эллентрэа бежали во время битвы, и никто из них не осмелился вернуться, пока он играл. Они страшились, что их убьют или накажут за случившееся. Никто не желал быть ассоциированным со смертью одного из «народа».

Прэйсиан Ши'Хар стоял и с задумчивым взглядом слушал, пока Даниэл не закончил в очередной раз играть свою песню. Когда наконец вернулась тишина, он произнёс:

— Ты снова удивил меня, Тирион.

Даниэл проигнорировал его.

— У этого будут интересные последствия. Никто бы не подумал, что ты можешь убить одного из моего народа, пусть и столь надменного и глупого, каким был Силлеронд.

— Означает ли это успех или провал вашего эксперимента, — спокойно спросил Даниэл тяжёлым и хриплым голосом.

Тиллмэйриас поднял брови:

— О, совершенно точно успех, и гораздо больший, чем я даже осмеливался представлять. Но результаты ясно дают понять, что тут играет роль множество факторов, которые не были надлежащим образом приняты во внимание при создании этого эксперимента.

— А Амара в эти факторы входит? — сказал Даниэл с опасной интонацией в голосе.

— Кто? — ответил Тиллмэйриас, но затем перевёл взгляд на женщину у Даниэла в руках. — Ты имеешь ввиду эту слугу? Да, она вполне может быть частью головоломки. Наше знание о содержащихся вне естественных условий людях до этого дня не показывало у них никаких признаков их прежних способностей. Твоё развитие указывает на то, что в тебе что-то очень по-другому, но генетически ты не отличаешься от них ни коим значительным образом, помимо твоего магического потенциала.

— Генэтички? — сказал Даниэл.

— Это означает твои унаследованные черты. Помимо твоей новой мутации для манипуляции эйсаром, ты вполне мог бы быть зачатым в Эллентрэа, — сказал Тиллмэйриас.

Даниэл устал гадать — он хотел, чтобы всё закончилось:

— Что дальше?

— Ну, естественно, я подам жалобу старейшинам. Силлеронд явно был здесь, чтобы украсть у Иллэниэлов ценную собственность, и, конкретнее, он хотел нарушить моё преимущество на арене. Роща Гэйлин также, несомненно, подаст жалобу относительно смерти одного из их детей… — начал Тиллмэйриас.

— Нет, — перебил Даниэл. — Как мы будем это делать? Вы просто махнёте рукой? — указал он на своё ожерелье. — Или сперва будет продолжительный период пыток?

Чернокожий Ши'Хар засмеялся:

— О, конечно нет! Только твоя хозяйка может использовать твоё ожерелье, иначе Силлеронд так бы и поступил. — Он положил ладонь себе на подбородок: — С другой стороны, быть может, что и не поступил бы, будучи напыщенным ослом. Как бы то ни было, я не собираюсь избавляться от ценного имущества, да и не могу. Ты принадлежишь Лираллианте.

— Тогда вам следует её позвать, — подал мысль Даниэл. — Если животное опасно, следует прекратить его страдания.

Тиллмэйриас осклабился:

— Нет, как мне кажется — это исключительно людская точка зрения. Ши'Хар предпочитают их обучать, и правильно использовать. Тебя накажут, и научат более надлежащим образом направлять свою агрессию.

Сердце Даниэла будто сжала холодная рука, когда Тиллмэйриас упомянул о наказании. Его руки невольно вцепились в Амару, будто она могла каким-то образом защитить Даниэла от его собственного страха.

— Твоя хозяйка уже вызвана, но нет причин откладывать первую порцию наказаний. — Тиллмэйриас послал длинную линию заклинательного плетения ползти к Даниэлу.

Тот поспешно пополз назад, всё ещё таща за собой обмякшее тело Амары, вцепившись в неё как в куклу. Самый великий его страх обрёл жизнь — ему не только отказали в смерти, он ещё и будет вынужден испытать ещё больше ужасающего «внимания» Тиллмэйриаса, прежде чем его заставят жить дальше.

Он сумел лишь создать вокруг себя щит. Его ярость и гнев уже рассеялись, и печаль не давала ему защиты от глубокого страха, который заложили в его сердце предыдущие сеансы Тиллмэйриаса.

Послышался женский голос, говоривший на чужеродном языке, который Ши'Хар использовали между собой. Магия Тиллмэйриаса остановилась, а затем отступила. К ним шла Лираллианта, изящно ступая по грубым улицам Эллентрэа.

Когда она достаточно приблизилась, двое Ши'Хар вступили в дискуссию, которая, казавшись спокойной на поверхности, показывала особому восприятию Даниэла совсем иной уровень эмоций. Лираллианта злилась, а Тиллмэйриас, начавший разговор в слегка весёлом состоянии, вскоре стал раздражаться. В разговоре часто мелькало слово, которое, как Даниэл узнал, означало на их языке «нет».

Через несколько минут они успокоились, и их языки замерли. Тиллмэйриас излучал чувство смирения, а Лираллианта казалась полной печали и чего-то ещё… вины? Сожаления? Ни то, ни другое не казалось Даниэлу подходящим к ситуации.

— Твоя добрая госпожа хотела прервать твои страдания, — сказал Тиллмэйриас. Неправильно поняв выражение надежды на лице Даниэла, он пояснил: — Это её слова, не мои.

— Хотела? — в смятении сказал Даниэл.

— Да, я сумел её отговорить. К сожалению, она настаивает на том, чтобы я передал тебя ей. Боюсь, что ты будешь некоторое время под её опекой, пока она не осознает непрактичность попыток держать баратти у себя дома. — Тиллмэйриас, похоже, был весьма расстроен.

Лираллианта говорила что-то Даниэлу успокаивающим тоном, как кто-то мог бы говорить с раненым животным. Её взгляд был полон жалости.

— Что она сказала? — спросил Даниэл.

Лираллианта не стала ждать ответа Тиллмэйриаса, прервав его валом гневных слов. Тиллмэйриас сжал губы, а затем ответил Даниэлу:

— Она объясняла, что ты будешь жить с ней, — сказал он.

— А потом? — подозрительно сказал Даниэл.

Тиллмэйриас приостановился, но Лираллианта рявкнула ему ещё одно слово, и он продолжил:

— Она злилась на то, что ты до сих пор не говоришь на нашем языке. Она, похоже, думает, что ты к этому моменту уже должен был научиться ему у меня или других баратти.

— Вы скажете ей, что я хочу умереть? Пожалуйста? — взмолился Даниэл.

— Не скажу, — ответил Тиллмэйриас. — И так уже было достаточно трудно убедить её сохранить тебе жизнь. Я не уверен, как я продолжу свои исследования, если ты будешь жить вне Эллентрэа. Я бы предостерёг тебя не сообщать ей обратного, дичок. Если сделаешь это, то я позабочусь о том, чтобы люди в твоей деревне расплатились за твою опрометчивость.

Даниэл уставился на него, открыв рот. Тиллмэйриас никогда прежде не грозил ему такими вещами.

Рыжеволосый Ши'Хар мягко улыбнулся ему:

— Просто делай так, как она говорит, пока она не устанет от этой игры, и не отправит тебя обратно под мою опеку.

Лёгкое прикосновение к плечу заставило его снова сфокусироваться на Лираллианте. Она жестом указала ему встать, и следовать за ней, но Даниэл всё ещё держал остывающее тело Амары. Он отцепился от неё, и мягко опустил её на землю, прежде чем встать, но когда он её увидел, это снова разбило ему сердце.

Она неподвижно лежала на пыльной земле, разметав свои грубые карие волосы. Черты её лица казались как никогда простыми, а её искривлённый нос был решительно непривлекательным. Для взгляда Даниэла она в тот момент казалась символом, представлявшим всё человечество в целом, или, точнее, то, до чего оно пустилось в руках Ши'Хар. Её вырастили как животное, без любви и ухода, кормя лишь насилием и жестокими наказаниями, но Даниэл видел в ней искру любви и смеха. Эта искра поднималась из её сердца, когда то улавливало малейший проблеск света.

Он вспомнил её редкие улыбки, её губы, изгибавшиеся вокруг её кривых зубов, и в этом воспоминании он понял, что в этом и состоял секрет величайшего успеха человечества. «Великие города и машины были построены не людьми, взращёнными на ненависти. Они были созданы людьми вроде меня, которые выросли, чтобы любить друг друга».

Лираллианта снова заговорила, потянув его за плечо. Лицо Даниэла высохло, его слёзы исчезли, но он не мог вот так вот бросить Амару.

— Позволено ли мне что-то для неё сделать? — спросил он.

Тиллмэйриас уже ушёл, поэтому Лираллианта приложила свои пальцы к его виску, и подняла его руку к своему собственному, позволяя ему показать ей, что он имел ввиду. Чуть погодя она кивнула, и позволила ему действовать.

Открыв своей силой яму в земле, Даниэл опустил в неё тело Амары, прежде чем снова заполнить её почвой. Это была импровизированная могила, прямо посреди улицы, но это было лучше всего, что когда-либо получали другие жившие в Эллентрэа люди. Взяв цисту, Даниэл позволил Лираллианте увести себя прочь.

Она бросила любопытный взгляд на инструмент, но промолчала. Быть может, она помнила цистру по видению, которое он однажды ей показал. Даниэл не был уверен.

Вместе они вышли из Эллентрэа, направляясь к великим деревьям, составлявшим Рощу Иллэниэл.

* * *

Ночь Даниэл провёл спящим на той же платформе, на которую его поместили, когда он в первый раз явился к Ши'Хар. Воздух был прохладным, но, в отличие от предыдущего раза, теперь он знал, как поддерживать тепло, обернув своё тело лёгким щитом, и слегка нагрев воздух внутри.

На цистре он не играл, хотя делать ему больше было нечего. Даниэл нервничал и испытывал неуверенность, не понимая на самом деле намерений Лираллианты. Чтобы не рисковать рассердить её, он молчал и ничего не делал.

Несмотря на самовольное бездействие, он отнюдь не скучал. После нескольких лет, прожитых в маленькой комнате, где нельзя было увидеть или делать ничего нового, сидеть на платформе в Роще Иллэниэл было для него почти что слишком. Своим магическим взором он наблюдал за перемещением Ши'Хар, ходивших туда-сюда по широким ветвям, служившим им дорогами между деревьями. Все виденные им Ши'Хар были похожи на Лираллианту, с серебряными волосами и голубыми глазами.

Сама Лираллианта была на платформе в нескольких сотнях футов над ним, на совещании с несколькими другими представителями Рощи Иллэниэл. Даниэл видел их вместе, но никак не мог знать, что они говорили. Даже если бы он мог их слышать, слова бы он не понял.

За прошедшие годы он уловил немного случайных слов на её языке, просто слушая ведущих и случайные разговоры там и тут. Даниэл знал названия для различных повседневных предметов, и несколько простых ответов, вроде «да» и «нет». По большей части он всё ещё был невежественным в этом языке. Когда Тиллмэйриас упомянул, что она злилась на то, что он всё ещё этому языку не научился, Даниэл был удивлён.

Она что, думала, что кто-то будет с ним говорить?

Его немногие беседы с Тиллмэйриасом были на бэйрионском, человеческом языке. У этого Ши'Хар не было необходимого терпения, чтобы тратить сколько-нибудь времени на попытки научить его своему языку. Что касается других людей, у него ушли годы просто на то, чтобы Амара начала говорить с ним. Кроме неё он говорил лишь с Гарлином, а у этого надзирателя определённо не было времени его учить.

Лираллианта вернулась к нему утром. В руках у неё был свёрток льняной ткани и кожи, одежда надзирателя. Она протянула свёрток ему, прежде чем медленно произнести, тщательно, отчётливо произнося слова:

— Ти́лес си мач ни джу́эпар.

Даниэл принял одежду из её рук, но слова ничего для него не значили. Видя непонимание на его лице, Лираллианта подалась вперёд, коснувшись его виска, и показав ему картинку, на которой он одевался. Одновременно с этим она медленно повторила слова, а затем добавила образ того, как он в свою очередь говорит с ней.

Секунду спустя Даниэл осознал, что она хотела, чтобы он либо повторил её слова, либо научил её той же фразе на своём языке. Испытывая неуверенность, он сделал и то, и другое:

— Тилес си мач ни джуэпар, — сказал он, а затем выдал ей то, что, по его мнению, должно было являться переводом на бэйрионский: — Надень одежду.

Лираллианта с улыбкой посмотрела на него, кивнув. Она повторила его перевод:

— Надьень одезжду… тилес си мач ни джуэрпар.

Они ещё пару раз повторили друг другу эти фразы, пока произношение у обоих не стало достаточно близким к разборчивому. Как только они овладели этим, и Даниэл оделся, она сказала что-то новое, коснувшись его лба, чтобы объяснить свои слова. В его голове появилась картинка, на которой она уходила, а затем возвращалась.

— Я вернусь, — сказал вслух Даниэл, повторив её слова.

— Я вернусь, — улыбнулась она, а затем ушла, оставив Даниэла наедине с его мыслями.

«Я теперь что, надзиратель? Это что, награда за то, что я убил одного из них — одежда и дом в деревьях? Бессмыслица какая-то».

Лираллианта вернулась лишь вечером, когда солнце уже заходило за горизонт. Она принесла поднос со стоявшими на нём несколькими чашами. Одна была наполнена различными орехами, в то время как вторая содержала ягоды и маленькие фрукты. В третьей находились два фрукта размером с грушу, которых Даниэл никогда прежде не видел. В четвёртой лежали мёртвый кролик и две картофелины.

Её слова и картинка, которую она вложила в его разум, сделали ясным её вопрос:

— Что ты хотел бы съесть?

На передачу его ответа ушло значительно больше времени. Даниэл начал с того, что стал пробовать орехи и ягоды, каждый раз говоря ей «это мне нравится». Она научила его новой фразе на своём языке, отражавшей его фразу на бэйрионском.

Когда он дошёл до неизвестного ему фрукта, Даниэл решил его попробовать. Тот был сладковатым, и с плотностью где-то между хрустящим яблоком и мягкостью перезрелой груши. Вкус до некоторой степени напомнил ему о персике.

— Это мне нравится, — сказал он ей, повторив фразу на её языке.

— Кялмус, — сказала она ему. Картинка, которую она ему дала, показывала Ши'Хар, собиравших эти фрукты прямо с некоторых из великих деревьев. Затем она сама съела один из них.

«Интересно, единственная ли это её еда».

На этот вопрос быстро нашёлся ответ, когда Лираллианта съела горсть орехов, а затем немного ягод. Она сморщила носик с выражением лёгкого отвращения на лице, когда посмотрела на кролика и картошку.

Даниэл немного готовил вместе с матерью, и был весьма уверен, что кролик и картошка были одними из наиболее часто использовавшихся ингредиентов для плохо приготовленного рагу, которым его кормили последние несколько лет. Себя он хорошим поваром никогда не считал, но знал, что самые основные вещи, которым он научился, наблюдая за матерью и помогая ей, дали бы результат гораздо лучше той пищи, которой, похоже, перебивались люди в Эллентрэа.

Подняв руку, он протянул её Лираллианте, дожидаясь её согласия, прежде чем коснуться пальцами её виска. Он нарисовал ей картину, показав, как свежует кролика и чистит картошку. К этому видению он добавил несколько овощей, лук, морковь, петрушку и капусту, надеясь на то, что она их узнает. Закончил он, показав, как готовит их в котелке на медленном огне. Даниэл не мог показать ей достаточно наглядное изображение соли, но сумел передать «вкус» солёности, в сочетании с образом маленьких белых кристаллов.

Она, похоже, поняла, послав ему образы моркови и того, что, как ему показалось, могло быть солью, но не сдвинулась с места. Даниэл понадеялся, что этим она показывала, что могла в будущем принести дополнительные вещи, но у него не было способа это проверить.

«В некоторых отношениях общение картинками очень широкое, новсё же оно неспособно приблизиться к той глубине, которой легко достигает язык», — заметил он.

Даниэл использовал свои особые таланты, чтобы освежевать и выпотрошить кролика, оставив ненужные части в чаше. Его подмывало скинуть их вниз, но Даниэл не был уверен в том, являлось ли это правильным способом избавления от отходов для живущих на деревьях. Картофелины он почистил похожим образом, легко ошкуривая их, пока они не лишились всей грязи и большей части кожуры. Не имея котелка или печи, он просто создал похожую на ящик конструкцию из чистой силы, а затем медленно нагрел её внутренний объём, запекая мясо и клубни.

Лираллианта наблюдала за ним с интересом, но молчала.

Несколько минут спустя им всё ещё нечем было заняться. Еда всё ещё тихо пеклась в его самодельной магической коробке. Лираллианта показала ему картинки с каким-то незнакомым Ши'Хар, который разговаривал с ним, но Даниэл не был уверен в том, что именно это значило.

Затем она указала на его музыкальный инструмент, озвучив очередной вопрос.

— Цистра, — сказал Даниэл, назвав его.

— Цытра, — ответила она, прежде чем добавить ещё одну незнакомую фразу. Тон её голоса всё ещё был вопросительным.

Он показал пантомимой, как держит цистру и перебирает пальцами струны:

— Ею можно играть музыку.

Этим он заработал очередной любопытный взгляд, и потому осторожно взял инструмент в руки. Лёгкое касание заставило мягкий аккорд завибрировать в воздухе между ними.

Лицо Лираллианты просветлело от внезапного узнавания — коснувшись его лба, она показала ему потускневшее видение его матери, игравшей для него на цистре. Этот образ она помнила ещё с того раза, когда Даниэл показал его ей годы тому назад.

Даниэл моргнул, когда слёзы навернулись у него на глазах в ответ на внезапные чувства, вызванные в нём этим видением. «Поверить не могу, что она всё ещё помнит это». Он кивнул ей, произнеся слово, означавшее «да» на языке Ши'Хар. Расслабив плечи, он снова начал играть, мелодия «Причитания Даны» текла из его сердца, выражаясь через струны. После смерти Амары никаких других песен ему играть не хотелось.

Лираллианта странно притихла, будто боясь шевелиться, пока он играл. Её губы не дрогнули, но движение кожи вокруг её глаз предавало игравшие внутри неё тонкие эмоции. Лираллианта наблюдала за тем, как Даниэл играл, пока песня не кончилась, а затем побудила его сыграть снова.

После этого они больше не говорили. Лишь мягкие переливы нот танцевали в воздухе, прежде чем наконец достигать ушей тех, кто их ждал. Казалось, будто Иллэниэл Ши'Хар никогда не устанет от музыки, но в конце концов еда Даниэла пропеклась, и он был вынужден остановиться, пока та не подгорела.

Лираллианта ушла, пока он ковырялся в горячей еде, произнеся ещё какие-то непонятные ему слова.

Глава 32

Она вернулась следующим утром, приведя с собой другого Ши'Хар. Тот был мужчиной, и также из Рощи Иллэниэл.

— Меня зовут Ба́йовар, — сказал он, представляясь. — Лираллианта попросила меня научить тебя нашему языку, Тирион.

— Это будет кстати, — признал Даниэл.

— Пока ты учишься нашему языку, я попытаюсь научить твою хозяйку бэйрионскому, — добавил Байовар. — Он повторил свои слова на их языке, а затем снова обратился к Даниэлу: — Первое, что тебе следует знать — это название нашего языка, «э́роллис».

— Эроллис, — послушно повторил Даниэл.

С этого момента Байовар начал учить Даниэла разнообразным существительным, значительно расширяя его словарный запас. Обучая Даниэла каждому слову, он повторял его как на бэйрионском, так и на эроллис, что помогало Лираллианте научиться соответствующему слову на бэйрионском.

Пару часов спустя Байовар закончил уроки, объявив, что те будут возобновлены на следующий день, чтобы дать им время усвоить изученное.

Прежде чем он ушёл, Даниэл задал ему вопрос:

— Прошу прощения, но можете ли вы сказать, что со мной будет?

Байовар поднял бровь:

— Это полностью зависит от Лираллианты.

— Но… Силлеронд… наверняка же будет какая-то судебная тяжба, или что-то такое, — сказал Даниэл.

Ши'Хар нахмурился:

— Судебная тяжба? Ты имеешь ввиду какое-то суждение о весе какой-то тяжести?

Даниэлу потребовалось некоторое время, чтобы объяснить человеческую концепцию правосудия и судебных разбирательств.

Ши'Хар засмеялся:

— Нет, у нас нет никакого подобного. Роща Гэйлин уже заплатила Прэйсианам за своё вторжение в Эллентрэа, а Лираллианта заплатила Гэйлинам за потерю Силлеронда.

— Заплатила? — спросил Даниэл.

— Заплатила в «щу́тси», — сказал Байовар. — Это не совсем как человеческая концепция денег — мы не используем их, чтобы платить за собственность или еду. Это скорее мерило уважения и статуса между рощами.

Даниэл не был совсем уж уверен и в концепции «денег». В Колне товарами обменивались напрямую. Самым близким аналогом денег у них были записи, которые Том и Элис Хэйсы вели относительно того, чем владел в их лавке каждый человек.

— Что такое деньги? — спросил Даниэл.

Это потребовало от Байовара ещё объяснений, но он принял этот вызов:

— Это было средства обмена, которым пользовались древние люди. Они использовали символические метки как представление ценных вещей. Всему было присвоена выраженная в метках ценность, и люди обменивали их на нужные им вещи. Эта идея была настолько мощной, что некоторые предпочитали иметь в основном большой избыток этих меток.

— А какие они были, эти метки?

— Большинство из них представляли из себя металлические диски, но они также вели запись на бумаге и в своих машинах. Нас эта концепция настолько заворожила, что позже мы разработали на её основе нашу нынешнюю систему шутси, — объяснил Байовар.

— Значит, шутси — это ваше название денег?

— Они похожи, но различаются. Мы не обмениваемся метками, и мы не ведём личный учёт шутси. У каждой рощи есть собственный счёт, и он увеличивается или уменьшается согласно действиям тех, кто к этой роще принадлежит, — ответил Ши'Хар.

— Те, кто принадлежит… вы имеете ввиду детей рощи?

— Вроде меня или Лираллианты, да, мы принадлежим к Роще Иллэниэл. Баратти также на это влияют, ибо ты принадлежишь дочери Рощи Иллэниэл. Убив Силлеронда, ты навлёк долг шутси на нашу рощу, но вина за это не на тебе. Она на Лираллианте.

Даниэл почувствовал, что начинает понимать, но смысл некоторых вещей всё ещё ускользал от него:

— Но её же там не было. Вина должна быть моей.

— Ты — баратт, животное, собственность… у тебя нет положения в нашем обществе. Твои действия могут лишь прибавлять или убавлять шутси той рощи, которой ты принадлежишь, — сказал Байовар.

— И Лираллианта тоже не может обладать шутси? Они принадлежат её роще? — спросил Даниэл.

— Да, она принадлежит Роще Иллэниэл. Дети — собственность её рощи. Их предназначение — лишь увеличивать шутси своей рощи. Если они добиваются успеха, и если есть место, они однажды вырастают, присоединяясь к роще, — ответил переводчик Ши'Хар.

«Значит, у них нет системы правосудия, или истинной собственности, кроме как по отношению к животным. И, видимо, их дети немногим лучше баратти, за исключением имеющейся у них возможности однажды стать одним из истинных, взрослых Ши'Хар».

— Значит ли это, что я уменьшил шансы Лираллианты на то, чтобы стать взрослой?

Байовар улыбнулся:

— Ты начинаешь понимать. Взяв тебя себе, она потеряла положение в Роще Иллэниэл. Наша роща отказывалась брать баратти в качестве питомцев. Мы не участвуем в играх. Наши шутси истощились, и наша роща осталась маленькой.

— Почему роща маленькая? Я не понял, — сказал Даниэл.

Байовар вздохнул, а затем заговорил напрямую с Лираллиантой. После короткого разговора он снов обратился к Даниэлу:

— Она говорит, что мне следует объяснить, но тут всё сложно. Я не знаю, поймёшь ли ты. Пожалуйста, слушай, пока я не закончу говорить.

Даниэл кивнул, и Байовар приступил к объяснениям:

— Когда Ши'Хар жили в предыдущем мире, и в мире, который был до предыдущего, мы также использовали арену, но шутси не было. Достоинство определялось выживанием, и дети Ши'Хар сражались за право существовать. Те, кто был успешен, становились взрослыми. Те, кто был очень успешен, становились хранителями знаний, и помогали направлять детей, прежде чем сами становились взрослыми.

— Твой мир был населён своим собственным разумным видом, древними людьми, и их борьба с целью не дать нам взять этот мир себе заставила нас весьма уважать их. Мы взяли себе их идею денег, создав систему шутси, и мы взяли их форму для своих детей. Поначалу мы продолжали жить по-старому, позволяя детям сражаться на арене, но позже некоторые рощи начали использовать своих питомцев в качестве представителей, чтобы те сражались за них.

— Естественно, баратти никогда не одерживали верх над истинными детьми Ши'Хар, но постепенно становилось ясно, что их использование избавляет нас от необходимости умирать, доказывая свою ценность. Рощи использовали шутси, чтобы определить, где могли расти их деревья, а дети использовали баратти, чтобы определить своё достоинство. Идея использовать людей для сражения вместо нас самих стала очень популярной, пока все рощи не перестали позволять своим детям сражаться.

— Наша роща не поддержала эту перемену. Роща Иллэниэл считала, что использовать животных в боях вместо себя — неправильно. Они были против страданий, которые из-за этого испытывали баратти. Поскольку они отказывались брать питомцев и пользоваться ими, Иллэниэлы заработали мало шутси с тех пор, как явились в этот мир. Наша роща оставалась маленькой, в то время как остальные выросли, покрыв большую часть этого мира.

— Когда Лираллианта взяла тебя в качестве своего питомца, она навлекла на себя позор за игнорирование нашей позиции по отношению к этой практике, — объяснил Байовар. — Мы не держим скот.

Даниэл поднял руку, перебивая:

— Я думаю, мне предпочтительней слово «раб», вместо «скот». — «Поверить не могу, что я это только что сказал», — подумал он про себя.

Байовар принял его предложение:

— Хорошо, значит — мы не держим рабов.

* * *

Дни Даниэла улеглись в новую колею. Байовар возвращался каждое утро, и проводил несколько дней, обучая его, а порой и Лираллианту, языкам друг друга. После обеда Даниэл был один, а по вечерам Лираллианта возвращалась с едой, и они ужинали вместе.

После первого дня она принесла ему множество разных овощей, включая морковь и лук. Она также нашла ему соль, что значительно улучшило рагу, которое он готовил. Лираллианта попробовала его блюда, но так и не смогла преодолеть своё нежелание есть плоть животных. Позже Даниэл узнал, что Ши'Хар использовали тела своих детей и других животных, чтобы помочь с удобрением земли рядом с великими деревьям, но для их детей считалось отвратительным есть плоть других живых существ.

Он также постепенно начал осознавать, что быть ребёнком Ши'Хар — немногим лучше, чем быть одним из баратти. Лираллианта ничего не имела кроме Даниэла. Вся остальная собственность принадлежала рощам, и рощи принимали решения о распределении земли и роста, основываясь на шутси. Поскольку Иллэниэлы отказывались участвовать в новой системе, они стали фактически нищими.

Их жизни также не были особо ценными. Дети Ши'Хар были всего лишь потенциальными «семенами». Пока они не укоренились, они были лишь собственностью. Рощи могли сделать ещё детей, по мере надобности, и дети рождались, обладая всеми необходимыми им знаниями. Детей было много, и их было легко заменить.

Даниэл начал осознавать, что эта разница была основной причиной того, как Ши'Хар обращались с человеческими детьми в своих особых лагерях. Дети Ши'Хар не нуждались во взращивании, любви или кормлении. Они рождались полноценными и готовыми к чему угодно, будь то соперничество друг с другом, или укоренение, если в этом была непосредственная нужда. Мысль о том, чтобы учить и защищать детей, была чужда их расе.

Именно поэтому они не могли понять, почему их пленные люди так сильно уступали своим родителям. Лишённые любви и ухода, они были жестокими и умственно недоразвитыми. Ши'Хар понимали основы человеческого обучения, но их решением было просто согнать детей в загоны, чтобы те могли делиться информацией.

Сама по себе любовь не имела для них никакого смысла.

Через несколько месяцев после ухода из Эллентрэа Даниэл смог задавать Лираллианте вопросы более прямым образом. Оба улучшили свои языковые навыки, и начинали быть способными вести более сложные беседы, переключаясь туда-сюда между эроллис и бэйрионским. Когда слов было недостаточно, они порой добавляли ментальные образы.

— Почему ты дала мне одежду? Делает ли это меня надзирателем?

— Да. Это — знак того, что тебя исключили из боёв на арене, — ответила она. — Это также значит, что ты можешь свободно перемещаться по Роще Иллэниэл.

Проведя более трёх месяцев на одной и той же платформе, Даниэл ощутил себя довольно глупо из-за того, что не спрашивал об этом прежде. «После прожитых в той маленькой комнате лет мне и в голову не приходило, что она позволит мне ходить самому по себе».

— Мне позволено путешествовать? — спросил он.

Лираллианта кивнула:

— Покуда ты остаёшься в границах нашей рощи. Если хочешь, я покажу тебе завтра. Если собираешься пересечь эти границы, то должен сперва спросить моего разрешения.

— Почему ты больше не хочешь, чтобы я сражался на арене? — спросил Даниэл. — Это из-за верований Иллэниэлов насчёт баратти и страданий?

— Да, — ответила она. — Тиллмэйриас сказал мне, что такова твоя природа. Он уже очень долго заботится о баратти Прэйсианов. Я доверилась его суждению, пока не увидела тебя с той женщиной.

«С Амарой», — мысленно поправил Даниэл.

— Каким образом это изменило твоё мнение?

— Он говорил мне, что насилие у людей в крови. Что было бы жестоко не пускать тебя на арену. Когда я увидела, как ты обнимаешь ту мёртвую женщину, я вспомнила видение твоей семьи, которое ты мне показал. Тогда я поняла, что Тиллмэйриас ошибался, и что ты страдал. Я всё ещё не понимаю ваши социальные взаимодействия, но я видела в тебе боль. Эту боль вызвала её смерть, и из-за этого ты сражался с Силлерондом.

Даниэл помедлил, прежде чем задать следующий вопрос:

— Тиллмэйриас сказал, что ты хотела меня прикончить.

— Мне показалось, что лучшим исходом было прервать твои страдания, — честно ответила она. — Тиллмэйриас убедил меня подождать, но если ты не согласен, то я дам позволение на твою смерть.

Вспомнив угрозу Ши'Хар Прэйсианов, Даниэл решил промолчать:

— Думаю, сейчас я предпочитаю жить, но в тот момент я был бы рад смерти.

— Что заставило тебя передумать? — спросила она, уставившись на него взглядом своих бледных глаз. Её лицо мало что выражало, как обычно и бывало, но порой он мог видеть в её ауре намёки на эмоции или лёгкие перемены в мышцах вокруг её глаз.

— Жизнь здесь не такая уж плохая. Люди живут, чтобы учиться и расти. В Эллентрэа было плохо, но теперь я вижу, что будущее, быть может, не слишком тёмное, чтобы его принять, — ответил он.

— Поиграй мне ещё музыку, — сказала Лираллианта, и Даниэлу показалось, что он уловил в её ответе нотку удовольствия.

Глава 33

На следующий день Лираллианта сдержала своё обещание. Как только взошло солнце, она показала Даниэлу Рощу Иллэниэл, или, по крайней мере, её границы.

Оказалось, что граница того, что Даниэл мысленно называл «глубокими лесами», приближавшаяся к его родной долине, была западным краем её рощи. Оттуда роща тянулась на несколько миль к северу, и на две мили к югу. Восточный край граничил с Рощей Прэйсиан, и был лишь в пяти милях от западного края Рощи Иллэниэл.

— У вас огромная роща, — сделал наблюдение Даниэл.

На миг Лираллианта погрустнела:

— Только с твоей точки зрения, Тирион. Другие рощи гораздо больше.

Даниэл вспомнил своё полёт с Тиллмэйриасом. Мир под ним тянулся на сотни миль во все стороны, и если верить словам Ши'Хар, мир за горизонтом простирался на бесчисленные мили. По сравнению с этим Роща Иллэниэл действительно была маленькой.

— Сколько всего рощ? — внезапно спросил он.

— Пять, — ответила она.

— У Иллэниэл Ши'Хар есть ещё рощи в других местах?

— Это — всё, что от нас осталось. После того, как мы захватили этот мир, и разделались с вашим народом, пять рощ рассыпались, и начали колонизировать плодородные области. Поначалу всё было сбалансировано, но как только система шутси сменила старую систему, мы перестали расти. Постепенно остальные четыре рощи забрали себе всё.

— Потому что вы отказывались держать рабов? — спросил он, для ясности.

— Да, — согласилась Лираллианта. — До этого Иллэниэлы были самыми процветающими, ибо наши дети были самыми успешными на арене, но как только мы оказались здесь, всё изменилось. Мир был пуст, и старейшины посчитали, что его следует наполнить поскорее. Позволяя детям сражаться, мы замедляли нашу экспансию. Использование баратти для боёв вместо детей позволило им расширяться быстрее. Естественно, для детей Иллэниэлов считалось нечестным сражаться с баратти, поэтому мы полностью вышли из игры.

«Значит, её роща добровольно рассталась со своей способностью расширяться просто потому, что они посчитали рабство неправильным».

— А Иллэниэлы получали шутси, когда я сражался на арене? — спросил он, внезапно испытывая любопытство.

Она кивнула:

— Да, впервые с тех пор, как начали использовать эту систему. Но старейшины были недовольны, ибо считали, что я навлекла позор на нашу рощу, принимая участие в жестокости.

— Сколько всего этих старейшин?

— Я не знаю, — ответила она, наморщив лоб. Минуту спустя она добавила: — Их численность около двадцати пяти тысяч… для Рощи Иллэниэл.

Даниэл был поражён, поскольку он видел не более нескольких тысяч Ши'Хар одинаковой с Лираллиантой расцветки:

— Как их может быть так много?

Она сделала жест, вытянув руку, и указав на ближайшее дерево, а затем медленно поведя рукой в сторону, указывая на все деревья:

— Можешь их всех сосчитать?

Даниэл знал, что они считали деревья своей взрослой формой, но поскольку те не могли говорить, Даниэл полагал, что относительно ежедневной жизни Рощи Иллэниэл деревья оставались пассивны.

— Деревья? Они — ваши старейшины? Но они не могут говорить, — заявил он, несколько озадаченный.

Её губы изогнулись в полуулыбке:

— Они говорят с нами, Тирион, и говорят между собой. Они принимают решения во всех важных вещах. Разве ты не чувствуешь их присутствие?

Он часто ощущал, будто деревья наблюдали за ним, но просто полагал, что это была паранойя, ставшая следствием прожитых в Эллентрэа лет.

— Я чувствую что-то, — сказал он ей, закрыв глаза. Эйсар, содержавшийся в деревьях, был огромным и массивным, но двигался медленно. Он производил впечатление сознания, не обладая при этом быстрым движением, которое Даниэл ассоциировал с наделённым сознанием разумом. Под всем этим Даниэл чувствовал ритмичное биение более глубокой сущности.

— Я чувствую деревья, но они двигаются слишком медленно, чтобы быть в сознании… и тут есть что-то ещё, похожее на биение сердца.

— Они двигаются медленно, да, но они не спят. Их беседы длятся очень долго. Хранители знаний разбираются с тем, что требует немедленного действия. Однако я не уверена, о каком сердцебиении ты говоришь, — ответила она.

— Что именно представляют из себя эти хранители знаний? — спросил Даниэл, отложив на время вопрос о сердцебиении. Он слышал, как Тиллмэйриас однажды упоминал этот титул, но на самом деле не знал его значения.

— Как ты знаешь, при создании мы уже имеем необходимые нам знания, но это ещё не всё. Каждое дерево приносит плод, который мы называем «лошти». Лошти — хранилище знаний. Он содержит все воспоминания и всю мудрость, которые собрало дерево, как в детстве, так и во взрослой жизни. Ребёнок, съевший лошти, известен как хранитель знаний, и, в зависимости от того, от какого дерева он получил лошти, его знание может тянуться в прошлое на много поколений.

— А вы все становитесь хранителями знаний перед тем, как стать деревьями?

— Нет, — сказала Лираллианта, качая головой. — Когда мы пришли сюда, у Иллэниэл было менее двадцати хранителей знаний, а число хранителей знаний в других рощах было ещё меньше. После этого рощи быстро расширились, поэтому большинство новых взрослых произрастали из новых семян, из детей, которым никогда не давали лошти. Теперь же наш рост ограничен заменой тех великих деревьев, что умирают.

— Значит, большинство лошти сейчас происходят от деревьев, у которых нет долгой истории, — сказал Даниэл.

— Именно, а старейшины живут долго. Они не умирают от старости, и мы можем справиться с любой болезнью, если она появляется, — добавила она.

— Если вся пригодная земля уже занята, а старейшины не умирают, то как же молодые находят место, чтобы стать взрослыми? — удивился Даниэл.

— С тех пор, как земля была заполнена, более пяти тысяч лет назад, было лишь тридцать три случая смерти старейшин. Несколько смертей случились из-за ужасных бурь, но причиной большинства из них стали сдвиги земли. Нынешним детям придётся ждать очень долго.

Лицо Лираллианты не менялось, пока она говорила, и даже её аура оставалась прежней. Как обычно, её эмоции были такими же спокойными, как показывала её внешность.

— И сколько ты проживёшь, прежде чем… — Даниэл остановился, думая, что этот вопрос может быть щекотливым.

Лираллианта спокойно посмотрела на него:

— Прежде чем что?

Безмятежное выражение её лица заставило его решиться. Для него было бы более необычным найти тему, которая расстроила бы её, нежели обратное. Даниэл продолжил:

— Прежде чем ты умрёшь? Если у тебя не будет шанса стать взрослой, будешь ли ты стареть?

— Семя внутри нас помогает поддерживать наши животные тела, — ответила она. — Мы не стареем так, как люди. Большинство детей, с которыми ты встречался, уже прожили сотни лет.

Родители учили его, что это — плохой вопрос, но Даниэла поразила странность его ситуации. «Неужели она может быть настолько старой? Выглядит она не старше меня». Его лицо дёрнулось, но он не разомкнул губ. Даниэл снова раскрыл рот, но остановился, не зная, как действовать дальше.

— Ты хочешь знать мой возраст? — спросила она, одарив его очередной полуулыбкой.

Даниэл кивнул.

— Мне сейчас девять.

Его брови сошлись от испуга. «Значит, когда мы с ней встретились, ей было около четырёх лет. Какого чёрта?»

— Я была создана для замены одного из детей, потерянных в результате несчастного случая. Мы регулируем число наших детей также тщательно, как число взрослых, — сказала она, неправильно поняв его вопрос.

— Ты определённо не выглядишь на девять, — наконец сказал он, не в силах сдержать своё изумление.

— Я уже говорила тебе, мы рождаемся со всем знанием и всеми способностями, которые нам потребуются. В это входят и наши тела — мы полностью сформированы, когда нас отпускают деревья-матери, — объяснила она. Затем она добавила: — Прежде, чем ты спросишь — да, я самая младшая из всех. Среди Иллэниэлов сейчас нет детей, которым не исполнилось хотя бы века. Я не уверена насчёт других рощ.

«Я пришёл в лес умереть, а вместо этого наткнулся на самую молодую представительницу до невозможности старой расы. Она, вероятно, была единственной, кто настолько молод, чтобы по ошибке взять в качестве «питомца» дикого человека». Кто-то иной посчитал бы себя счастливчиком, но Даниэлу это показалось вступлением для несчастной судьбы. Вместо этого он вспомнил одиночество, которое он испытывал, прерывавшееся ужасными наказаниями Тиллмэйриаса. «Знай я, что ждёт меня впереди, я бы заставил её тогда убить меня».

Теперь же он не был так уверен. Жизнь с Лираллиантой нисколько не была похожа на его жизнь в Эллентрэа. У Даниэла были беседы, и музыка, и еда постепенно улучшалась.

— Мы в пути весь день, а ты всё ещё не видел всех границ, — напомнила она ему.

— С лошадьми мы могли бы управиться быстрее.

— Время — единственное, чего у меня в достатке, — без всякого выражения сказала Лираллианта, но Даниэл заметил короткую вспышку того, что в человеке он мог бы счесть меланхолией.

— Ты слишком молода, чтобы казаться такой скучающей, — ответил он.

— Даже девять лет могут показаться обузой, когда мало что меняется, — выдала она.

«Быть может, есть и недостаток в том, чтобы рождаться со знанием. Половина веселья молодости — познавать новое», — подумал он про себя.

— Ну, теперь здесь есть я, — сделал наблюдение Даниэл.

— Твоя музыка была бальзамом для моей души. Ты поиграешь мне снова этим вечером? — Она каждый день задавала этот вопрос.

Даниэл гадал, почему она спрашивала. Он ведь не мог ей отказать. Даниэл был полностью в её власти. Он гадал, осознавала ли она этот факт. Быть может, она могла об этом забыть.

* * *

Позже, когда они насытились, и вернулись на платформу, о которой Даниэл начал думать как о «своей», он снова играл для неё. Когда он закончил первую песню, Лираллианта заговорила:

— Ты сыграешь ещё ту песню из твоего видения? Которую ты играл в день, когда умерла та жен… Амара, — спросила она. То, что она не забыла назвать безымянную слугу её именем, было свидетельством её усердия. Во время их первых нескольких разговоров это было для Даниэла больной темой. Теперь она использовала это имя, чтобы не расстраивать его, хотя для неё эта смерть не имела особого значения.

— Причитание Даны? — спросил он для ясности, не обижаясь на её бесцеремонность. Он усвоил, что хотя Лираллианта была чрезвычайно чувствительной для Ши'Хар, она всё ещё не была способна полностью осознать, что такое горе.

— Думаю, именно так ты её и называл.

Даниэл вновь поразился тому, как чисто она говорила на бэйрионском. Хотя его понимание эроллис быстро улучшалось, его способность говорить на этом языке развивалась более медленным образом. Байовар хвалил его, но Даниэл видел, что, по мнению Ши'Хар, ему следовало учиться быстрее.

— Мне не нравится играть её слишком часто, — признался он.

— Почему нет?

— От неё мне грустно.

Лираллианта слегка склонила голову набок, напоминая Даниэлу его пса, Блю, когда тому было любопытно.

— Она заставляет тебя вспоминать о твоей семье?

О семье он уже упоминал прежде — хотя Даниэл потерял надежду на то, что она когда-либо поймёт, почему он был так сильно привязан к другим людям.

— В какой-то мере, но она также напоминает мне о других моих потерях. — Воспоминание о зелёных глазах заставило его моргнуть.

— Сыграешь её? — спросила она, не смутившись его явной печали.

— Когда ты слушаешь со мной, становится только хуже, — сказал он ей.

— Почему?

Даниэл решил сказать ей всё как есть:

— Такая музыка предназначена для того, чтобы позволить людям разделять друг с другом печаль, чтобы черпать в этих переживаниях силу и получать поддержку. Когда ты слушаешь её со мной, я вспоминаю о том, насколько я одинок, потому что ты не понимаешь печаль и потерю в этой песне.

Если его слова и ранили её, она этого не показала. Как и с почти всем остальным, она просто задумчиво уставилась на него. В конце концов она снова заговорила:

— Я чувствую что-то, когда ты её играешь, но я не понимаю. Наши тела — как ваши… мы можем чувствовать, но у нас нет того же опыта, что у вас. У нас нет семей.

— Эту пропасть преодолеть никак нельзя, — сказал Даниэл.

Она приблизилась к нему, и теперь её голубые глаза пристально смотрели на него, находясь не более чем в футе от Даниэла:

— Твоя музыка уже это сделала. Я это чувствую. Думаю, я могла бы понять, немножко, если бы ты мне показал. — Она подняла раки, как если бы хотела положить их ему на голову.

Даниэл осознал, что перестал дышать. Её близость заставляла его реагировать неудобным образом, и он был рад, что теперь был одет:

— Тогда встань позади меня, чтобы у меня было место для цистры, — сказал он, сдаваясь.

Даниэл сел, и Лираллианта встала позади него, легко касаясь пальцами его висков. Миг спустя он ощутил своим разумом лёгкое касание её собственного, и понял, что она могла видеть и чувствовать то, что испытывал он. Даниэл прижал пальцы к ладам, и начал перебирать струны другой рукой, позволяя аккордам плыть своей чередой, захваченный мелодией.

Даниэл не собирался петь, но слова пробегали у него в голове, и он позволил им нести себя, стараясь придать им жизнь своим несовершенным голосом. Слова повествовали о Дане, тихой селянке, влюбившейся в бродячего солдата по имени Байрон. Однако их счастье было коротким, поскольку Байрона вскоре позвали на войну. Вторая половина песни была печальной данью непоколебимой любви Даны, ждавшей возвращения любимого.

Слова прокатывались мимо, но в голове у себя Даниэлу явилось иное видение. Вместо Даны и Байрона его сердца наполнилось рыжими волосами и зелёными глазами. Дни на склоне холма, во время которых он приглядывал за отцовскими овцами, и порой мельком видел Кэйт. Он помнил её поцелуй, и её слёзы, боль в её взгляде, когда сказал, что не любил её. Его сердце вновь наполнил трепет, который он ощутил, осознав, что она могла простить ему всё, могла любить Даниэла вопреки его недостаткам и ошибкам. Катрин Сэйер была ноющей болью, от которой он ощущал пустоту в груди — болью, которая так никогда и не исчезала до конца, несмотря на пять лет крови и боли.

Даниэл научился снова любить, когда нашёл доброту в Эллентрэа. Амара дала ему некоторое утешение, любя его, не понимая смысла этого слова. Она была даром, который помог ему выжить. Её разум был почти детским в своей простоте, но Даниэл лелеял её, единственный проблеск света в жестоком существовании.

Теперь её не стало, и Даниэл вновь остался один, отчаянно желая наполнить чем-то пустоту. В его сердце Кэйт сидела на скамейке у порога дома своей матери, глядя в пустоту ночи, ожидая, когда её возлюбленный придёт домой.

Песня кончилась, и Даниэл снова осознал себя. Он ощущал тяжесть в груди, а прохлада на щеках сказала ему, что по ним недавно текли слёзы. Лираллианта стояла позади, молча, положив ладони ему на плечи. Его магический взор видел, как двигались её собственные плечи, и Даниэл чувствовал, как это движение передавалось через лёгкое касание её рук.

«Она что, плачет?»

Бросив взгляд вверх и через плечо, он увидел полные слёз покрасневшие глаза. Она бесшумно всхлипывала, не в силах остановиться, и не испытывая ни капли смущения.

Даниэл отложил цистру, и встал, повернувшись лицом к Лираллианте:

— Всё хорошо, — сказал он ей.

— Как ты можешь всё это чувствовать? — спросила она, всё ещё заливаясь слезами. — Разве тебе от этого не хочется умереть?

Выражение на её лице напоминало ему ребёнка, который впервые упал, и начал понимать правду боли.

— Иногда, — признался он, придвигаясь ближе, и обнимая её. — Поэтому мы это и делаем.

Она позволила ему обнять себя, хотя не ответила взаимностью, держа руки сложенными у себя на груди. Лираллианта пока не могла полностью осознать эмоции, но она и не знала, как утешать кого-то другого.

Однако Даниэл видел, что она начала расслабляться, напряжение покидало её тело по мере того, как она наконец перестала плакать. Заворожённый её близостью, он гладил её странные серебряные волосы, чувствуя их мягкость под своими ладонями. От неё исходил приятный запах, напоминавший ему о деревьях и зелени. Не думая, Даниэл начал поглаживать её ауру, пытаясь разбудить в ней то же влечение, которое ощущал сам.

Своим магическим взором он увидел, как её аура изменилась, зажглась характерными узорами, указывавшими на возбуждение, прежде чем внезапно смениться гневом. Лираллианта оттолкнула его.

— Нет, баратт! — объявила она, зыркнув на него с ледяной свирепостью.

Даниэл отпустил её, озадаченный внезапной переменой:

— Что?

— Мне нужно ещё многое узнать, баратт, но и ты должен кое-чему научиться, — гневно сказала она. Быстро ступая, Лираллианта оставила платформу, и ушла.

Даниэл наблюдал за ней своим магическим взором, гадая, шла ли она спать. Однако Лираллианта не остановилась на своей собственной платформе для сна — она продолжила идти, пока совсем не покинула дерево, и не останавливалась, выйдя за пределы его восприятия.

«Почему она так взбесилась?» — гадал он.

Глава 34

На следующий день Лираллианта не вернулась.

Даниэл остался гадать, не оскорбил ли он её каким-то непростительным образом. Он был не до конца уверен, что сделал что-то неправильное. Она что, считала мысль о сексе с человеком отвратительной? Или то была её эмоциональная реакция на песню?

Её гнев, казалось, противоречил её реакции на песню, поэтому Даниэл догадался, что он имел какое-то отношения к его потенциально сексуальным поползновениям. Даниэл уже знал, что люди, которых держали в Эллентрэа и других лагерях, были прямым результатом совокуплений между людьми и детьми Ши'Хар, но мало что знал о том, как это происходило.

Совокуплялись ли они лишь с женщинами людей, чтобы не вынашивать детей самим? Быть может, они даже не вступали в прямой физический контакт… Даниэл совершенно не знал их обычаев в этом отношении. Ему никогда не приходило в голову спросить Амару об этом, когда они начали свободно беседовать.

С другой стороны, Роща Иллэниэл никогда не держала людей, и не производила их путём такого спаривания. Если бы они это делали, то Даниэл был бы вынужден биться с кем-то из них во время проведённых на арене лет. Возможно, у них были философские возражения против межрасового секса, которые не разделяли другие рощи.

Не в силах разрешить свои сомнения, Даниэл отложил этот вопрос. Лираллианта сказала ему, что он мог свободно перемещаться в пределах границ Рощи Иллэниэл, поэтому он решил проверить свою недавно обретённую свободу. Одевшись в свою кожаную одежду надзирателя, он спустился по стволу, достигнув земли.

Он ощущал себя странно, ходя без сопровождения или какой-то охраны. Даниэл постоянно оглядывался через плечо, гадая, не приблизится ли кто-то к нему, чтобы изводить его за то, что он покинул платформу без разрешения. Конечно, поворачивать голову ему не было нужды — его магический взор весьма ясно сказал ему, что никого поблизости не было, и никто его не преследовал. Тем не менее, от старых привычек трудно избавиться.

«Нет, баратт!»

Он снова услышал у себя в сознании её слова. Даниэл не мог вспомнить, использовала ли она когда-либо прежде слово «баратт», имея ввиду его. Одно только это осознание ошарашивало, и от этого становилось ещё больнее теперь, когда она на самом деле назвала его этим словом. Даниэл начал думать о Лираллианте как об отличающейся от остальных, более человечной, чем другие представители её рода. Он думал, что она была более сострадательной, или, быть может, считала его более чем просто животным, в отличие от остальных членов её расы.

Даниэл бродил часами, но никто к нему не подошёл. В тех редких случаях, когда его магический взор говорил ему о присутствии кого-то поблизости, они уходили. Никто из Иллэниэл Ши'Хар не желал общаться с баратт.

Не найди ничего, что могло бы привлечь его интерес, а также нервничая из-за того, что ушёл без явного на то разрешения, Даниэл вернулся на свою платформу. Лираллианты всё ещё не было, поэтому он принялся ждать. Она так и не появилась, но пришёл Байовар, принеся для него еду.

— Вы говорили с ей? — спросил Даниэл, с трудом правильно произнося слова на эроллис.

— С ней, — сказал Байовар, поправляя выбранное им местоимение. — Она сказала мне продолжить твои уроки.

— Но где она? — спросил Даниэл, переключаясь обратно на свой родной язык.

Ши'Хар проигнорировал его.

Вздохнув, Даниэл тщательно выстроил фразу на эроллис:

— Где есть она?

Байовар улыбнулся, и ответил на том же языке:

— Тебе следует сказать «где она».

Борясь с раздражением, Даниэл повторил эти слова:

— Где она?

Байовар отбарабанил ответ, который был слишком незнакомым, чтобы Даниэл мог его понять. Он сумел уловить слова «хранитель знаний» и «старейшины».

— Ещё раз, — попросил он, используя одну из первых и наиболее часто употребляемых фраз, которым его научил Байовар.

Мужчина Иллэниэлов повторил свой ответ, произнося слова медленнее. На этот раз Даниэл смог чуть лучше понять смысл:

— Она одевается со старейшинами и надзирателями, — сказал он на бэйрионском, чтобы дать учителю возможность поправить перевод.

«Бессмыслица какая-то».

— Глагол «у́элвар» действительно означает «одевать», но в этом случае его значение иное. В этой фразе он означает, что она встречается, совещается или обсуждает что-то с ними, — назидательно сказал Ши'Хар.

— Очередная идиома? — с неприкрытым раздражением сказал Даниэл.

— Не жалуйся, баратт. В твоём языке их ещё больше, чем в моём, — сделал наблюдение его учитель.

Он, конечно, был прав, но Даниэл даже не осознавал концепцию идиом, пока не попытался изучить второй язык.

— По крайней мере, наши идиомы имеют смысл, — возразил он.

— Ты же знаешь, что это не так, — сказал Байовар. — А теперь, говори со мной на эроллис, если хочешь, чтобы я отвечал.

Скрипя зубами, Даниэл очистил свой разум, и сосредоточил мысли на следующем вопросе:

— Какую тему они одеваются? — спросил он на ломаном эроллис.

Байовар засмеялся, прежде чем снова его поправить:

— Нет, баратт, когда переходишь на активный голос, надо менять глагол на «обсуждать».

Застонав, Даниэл попытался снова, и на этот раз Байовар был удовлетворён:

— Они обсуждают тебя, баратт.

Это откровение мгновенно заставило его занервничать. «Я её разозлил, и теперь она пошла докладывать об этой проблеме лидерам рощи. Мои сексуальные заигрывания что, были действительно такими ужасными?»

Байовар увидел выражение его лица:

— Если бы она желала тебя наказать, то просто так бы и сделала. Ей для этого не нужно ни с кем советоваться. Ты — её собственность, баратт.

— Она сказала мне, что Роща Иллэниэл не верит в ненужную жестокость, — сказал Даниэл на бэйрионском.

Байовар снова его проигнорировал, заставив Даниэла перефразировать это утверждение на эроллис.

После нескольких минут фрустрирующих обменов словами его учитель наконец ответил:

— Мы и не верим, но наказание — не жестокость, если используется в образовательных целях. Однако мой комментарий по-прежнему верен — если бы она хотела тебя наказать, то могла это сделать, ни с кем не посоветовавшись.

— Меня убьют? — спросил Даниэл. Эти слова он уже достаточно хорошо знал, чтобы суметь произнести безупречно.

Байовар засмеялся:

— Это тебя должно беспокоить ещё меньше.

— Тогда в чём дело?

— Сам спросишь, когда она вернётся, — сказал Ши'Хар в своей чрезвычайно загадочной манере.

* * *

Прошло два дня, прежде чем она появилась снова.

Естественно, Даниэл уже прошёл несколько стадий тревоги. Он бал поражён, обнаружив, насколько его жизнь уже вращалась вокруг этой Ши'Хар. В её отсутствие он утратил смысл и предназначение. Не из-за какого-то особого романтического интереса, хотя он и находил её чрезвычайно привлекательной, а из-за того, что так долго был рабом.

В Эллентрэа его жизнь зависела от решений Тиллмэйриаса, визитов Амары и появлений Гарлина, водившего его на арену. Теперь ситуация была схожей, только кормила его Лираллианта, и, помимо уроков языка от Байовара, кроме неё его больше никто не навещал. От неё зависело не только его каждодневное существование, она также была практически всей его социальной жизнью.

Даниэл не собирался показывать свою зависимость, когда она вернулась на его платформу на третий день. Он как раз практиковался с формами и линиями, создавая силовые поля с направляющими и без оных. Так он упражнялся, пока жил в Эллентрэа, и хотя он не ожидал, что когда-нибудь вернётся на арену, Даниэл всё ещё считал поддерживать остроту своих навыков хорошей идеей.

Лираллианта была видна в его магическом взоре уже какое-то время, но когда она наконец шагнула на его платформу, Даниэл не показал виду, что заметил её. Он продолжал работать — создавать в воздухе сложные формы одним лишь своим воображением. Некоторые из них он насыщал цветами, а другие оставлял прозрачными, создавая сложное сопряжение абстрактных форм.

Какое-то время она молчала, вероятно боясь, что может нарушить его концентрацию. Он тоже её игнорировал. Несколько минут спустя она устала ждать, и заговорила:

— У меня есть новости, которые могут быть тебе интересны.

Даниэл повернулся к ней лицом, частью своего разума удерживая своё магическое творение. Попытки что-то делать, например — говорить, и одновременно поддерживать творения, было ещё одной формой практики.

— Я всегда в вашем распоряжении, госпожа, — ответил он, слегка выделив последнее слово.

Тонкостей сарказма она не улавливала. Бэйрионский всё ещё был для неё новым языком, а в своём собственном языке Ши'Хар редко использовали сарказм.

— Твоя музыка, и видение, которое её сопровождало, не выходили у меня из головы.

— Я утешаюсь знанием того, что вы думаете обо мне, госпожа, — выразил свою признательность Даниэл.

Лираллианта нахмурилась. Она заметила в его ауре что-то вроде раздражения, и ей показалось, что в строении его фраз было что-то странное, но она не могла в точности сказать, в чём было дело.

— Что-то не так? — спросила она, не имея привычки ходить вокруг да около.

— Нет, госпожа, — сказал Даниэл. — Солнце сияет лишь в вашем присутствии, поэтому ничего не может быть не так, когда вы рядом. — «Это было почти поэтично», — подумал он, поздравив себя на секунду.

Она с сомнением посмотрела на него, прежде чем продолжить:

— Хорошо, я пошла к старейшинам, чтобы представить перед ними вопрос.

— Уверен, это было увлекательно, госпожа.

Лираллианта осознала, что именно казалось ей странным в его речи:

— Я не припомню, чтобы ты прежде обращался ко мне так уважительно.

— Мои манеры стали более свободными, пока я жил в Эллентрэа среди баратти, госпожа, — сказал ей Даниэл. — Немногим из нас выпадает удача часто общаться с нашими хозяевами.

Компенсируя её ничего не замечающую природу, Даниэл щедро усыпал свои слова сарказмом.

Лираллианта не моглапонять двойную природу его слов, но его аура показала ей его настроение.

— Ты злишься на меня, — заявила она.

— Рабу не следует испытывать к своей хозяйке такие эмоции.

— Твоя жизнь здесь что, настолько ужасна? — спросила она. — Я пыталась улучшить твои условия с тех пор, как узнала о твоих страданиях в Эллентрэа.

Очевидная искренность её слов крепко ударила его, как если бы он сходу уткнулся в стену. «Несмотря на то, что я для неё «животное», и несмотря на то, что она навлекла позор на свою рощу, взяв себе питомца, она искренне пытается сделать меня счастливым». Лираллианта в значительной степени походила на остальных Ши'Хар, будучи по большей части лишённой эмоций и несведущей в тонкостях человеческой натуры. Она прочно верила в парадигму «народа против баратти», но также искренне стремилась избежать ненужной жестокости.

«Она пытается быть доброй».

Это была не доброта равных, а доброта, с которой человек мог бы относиться к своему псу. Тут Даниэлу вспомнился Блю. «Я бы не позволил ему спать в моей кровати, но я любил его».

Его накрыло вялое отчаяние. Отчаяние человека, который знает, что его никогда больше не будут считать истинной личностью. Лираллианта казалась лучшей из всех Ши'Хар, однако он сомневался, что когда-либо сможет научить её видеть людей как равных.

— Нет, — ответил он, перестав цепляться за свой гнев. — Здесь, с тобой, моя жизнь сильно улучшилась.

Она наблюдала за ним, изучая его ауру, и увидела там лишь честность и покорность судьбе.

— Ты желаешь увидеть свою семью, так ведь?

Этот вопрос застал его врасплох:

— Что?

— Я видела это в твоих воспоминаниях, когда ты играл, — медленно произнесла она. — Твои мысли полнились ими, образами и мельканиями мгновений из прошлого. Я чувствовала твою тоску, особенно когда ты вспоминал рыжеволосую девушку.

— Катрин, — сказал Даниэл, назвав её имя. — Она не входила в мою семью.

— Однако тебе её не хватает. Я чувствовала это, Тирион. Это чувство текло из тебя рекой — настолько глубокой, что я думала, что могу в ней утонуть.

— Для столь недавно начавшей говорить на моём языке у тебя уже поэтический дар владения словами, — сказал Даниэл.

— Не пытайся сбить меня с темы, — тихо сказала она. — Я чувствовала это, через тебя. Я не понимаю, почему, но я понимаю, как они для тебя важны.

— И для этого тебе пришлось говорить со старейшинами?

Она кивнула:

— Я попросила у них разрешения позволить тебе уйти из рощи.

Разум Даниэла резко обострил своё внимание:

— Я думал, что такое решение было за тобой.

— Я уполномочена менять ограничения твоего ошейника, но нам запрещено позволять нашим баратти покидать рощи без разрешения, — сказала она.

Это показалось ему бессмыслицей. Даниэл видел, как надзиратель ездил через Колн и в его окрестностях минимум дважды после того, как пробудилась его сила, и был весьма уверен, что надзиратели наверняка ездили по той местности каждый год, вне зависимости от того, видел ли их кто-то или нет. Так он ей и сказал:

— Разве вы не позволяете надзирателям регулярно патрулировать долину?

— Не позволяем, — сказала Лираллианта, корректируя его неправильное восприятие. — Роща Иллэниэл никогда прежде не имела надзирателя. Другие рощи посылают надзирателей, но лишь по строгому расписанию.

— Нужно ли вашей роще получить разрешение от остальных, прежде чем они смогут позволить кому-то вроде меня уйти? — спросил он.

— Нет, Тирион, не нужно, но если послать тебя, не посоветовавшись с другими рощами, то могут быть последствия.

Последствия? Он озадаченно посмотрел на неё.

— В прошлом надзиратели уходили просто для того, чтобы убирать любых детей, в которых обнаруживалась способность манипулировать эйсаром. Это было предосторожностью, чтобы не дать нашим особым генам попасть в дикую популяцию. Твоя специфичная мутация и твой успех на арене заставили некоторых задуматься об иной стратегии относительно поселений диких людей, — объяснила она.

Даниэла пронзил внезапный страх. Ши'Хар что, думали о геноциде?

— Я — единственный, у кого есть такие способности, — сказал он ей. — Люди из моей деревни — не угроза.

— Ты думаешь не в том направлении, — предупредила она. — За последние несколько лет твоя служба на арене дала Роще Иллэниэл доступ к большому объёму шутси. Роща Прэйсиан также процветала. Тиллмэйриас устраивал твои матчи в пользу своей рощи, убирая сильнейших соперников из остальных рощ. Все рощи видят в тебе огромную ценность. Теперь ты видишь, куда ведёт эта цепочка рассуждений?

«Они могут думать о том, чтобы поискать и заполучить ещё «дикие» таланты, а не просто вырезать их».

— Ты волнуешься о том, что они подумают, будто Иллэниэлы пытаются заполучить ещё большее преимущество на арене, найдя других, подобных мне? Но их нет, и пользы никакой не будет.

— Мы не знаем истинности этого утверждения, и ты тоже не знаешь, — настаивала она, — но если мы пошлём тебя, то это может заставить другие рощи начать поиски. Сейчас они не знают точно, из какого поселения ты родом.

— Тиллмэйриас сказал, что у вас уже есть моя геннетикческая информация. Разве вы не можете создать сколько угодно рабов с моими способностями? Зачем им может понадобиться обыскивать свободные деревни? — спросил Даниэл.

Лираллианта задумчиво оглядела его:

— Меня поражает, что ты помнишь столь многое из разглагольствований Тиллмэйриаса. Да, у нас есть твоя «генетическая» информация, и мы могли бы создать новых людей с твоими генами, но мы изучали их ещё недостаточно долго, чтобы пойти на такой риск. К тому же, эта информация принадлежит Роще Иллэниэл. Если остальные хотят получить к ней доступ, то должны искать нашего разрешения, если только не найдут собственные образцы.

Даниэл заметил разницу в том, как она произносила то слово, чтобы исправить собственное его употребление, но тут ему пришёл в голову иной вопрос:

— И как долго продлится этот поход… если мне позволят уйти?

— Обычная продолжительность — одна или две недели, — ответила Лираллианта, — и хотя ограничения на твоём ошейнике будут временно сняты, тебе будет запрещено спариваться с дикими людьми.

— Спариваться с дикими… людьми… — Даниэл позволил словам медленно сорваться со своих губ. «Я никогда не просил ни с кем спариваться!». Но даже думая об этом, он ощутил странное разочарование. Быть может, такая мысль действительно тихо лежала в глубине его разума. — С чего ты взяла, что мне этого захочется? — спросил он, не в силах удержаться.

— Ты — насильник, поэтому я подумала, что лучше будет внести ясность, — с совершенно невозмутимым видом ответила она.

Если бы Даниэл не провёл с Ши'Хар так много времени, то никогда бы не поверил бесстрастному выражению её лица. Лираллианта выдала это утверждение так, будто то был простой факт, и из-за этого не стоит расстраиваться. Не оскорбление, и не обидное клеймо, а просто существительное. «Ты — насильник», — эхом отозвались слова в его голове.

В конце концов у Даниэла отвисла челюсть:

— Что?!

— Я что, использовала неправильное слово? — сказала она, бросая короткий взгляд вверх, как если бы искала у себя в памяти, чтобы проверить. — Насильник — тот, кто заставляет кого-то другого заниматься сексом, верно?

Даниэл тупо кивнул.

— Я так и думала, — радостно сказал она, довольная, что не выбрала неверное слово. — В других рощах много насильников, они обеспечивают обилие участников для арены.

В её последнем предложении было так много странностей, что разум Даниэла едва не отказал. «У них много насильников?». Она что, имела ввиду их метод производства детей в лагерях вроде Эллентрэа?

— Я не насильник, — откровенно сказал он ей. Даниэл мог лишь вообразить, как делали детей в Эллентрэа, но хотел сделать собственную точку зрения ясной.

— Но ты уже пытался изнасиловать меня дважды, — сказала Лираллианта. И вновь её беззаботная манера речи резко контрастировала с ужасом её заявления.

— Я… что? Когда?

— Сразу же после того, как принял ошейник, а потом снова, несколько дней назад, когда ты меня обнимал. — Она казалась удивлённой, как если бы ему следовало об этом помнить.

Даниэл был ошеломлён:

— Признаю, что испытываю к тебе влечение, но я никогда не намеревался ни к чему тебя принуждать, — сказал он в свою защиту.

— Но ты же хотел заниматься со мной сексом, так?

Даниэл никогда в жизни не ожидал вести такой разговор с женщиной, любого вида. Он нехотя кивнул:

— Ну, да, среди прочих вещей…

— И ты пытался манипулировать моими чувствами, вынудить моё одобрение, используя свой эйсар, — перебила она. — Это — принуждение, лишение иного лица выбора. Принуждение к сексу — это изнасилование.

Даниэл не мог поверить своим ушам:

— Я пытался быть убедительным, быть может, но и только.

— Ты заблуждаешься, — сказала она ему. — Мне показать тебе, в чём разница?

Даниэл начал злиться, поэтому принял её вызов:

— Давай.

Ударившая по его щеке хлёсткая пощёчина была внезапной и неожиданной. Но даже так его рефлексы дали ему возможность уклониться. Проведённые на арене дни всё ещё были свежи в его памяти. Даниэл позволил её руке коснуться себя, решив не злить её уклонением от удара. От внезапной боли у него проступили слёзы на глазах, и он разозлился ещё больше:

— Полагаю, ты кое-что мне таки показала, — ответил он.

— Чтобы привести мой аргумент, ты должен быть зол, — холодно ответила она. Лираллианта раскрыла ладони, и из них потянулись прочь длинные, сплетённые из заклинаний линии эйсара, оплетая запястья и щиколотки Даниэла подобно верёвкам. На ощупь они определённо были твёрдыми.

Ещё одна оплела его голову, и Даниэл, вопреки себе, создал щит, чтобы держать её подальше от себя. Линия выпустила подобные шипам выступы, и за несколько секунд прогрызла его щит. Затем она погрузилась внутрь, влияя на его разум. Тут Даниэл осознал, что потерял способность управлять эйсаром.

— Сейчас ты скован, физически и ментально, — сказала она ему. — Ты злишься?

Его злость исчезла, сменившись холодным страхом. Перемена в её отношении и наброшенные ею на него оковы были до неприятного похожи на то, что когда-то делал Тиллмэйриас.

— Вообще-то, ты начинаешь меня пугать, — признался он. — Ты всё ещё пытаешься что-то доказать? Я никогда тебя так не связывал.

— Ты слишком агрессивен, чтобы я могла устроить демонстрацию как-то иначе, без оков ты можешь отреагировать слишком резко, — объяснила она. Лираллианта создала между своих ладоней длинную красную плеть.

По лбу Даниэла покатились капли пота:

— Слушай, мне жаль. Пожалуйста, убери эту штуку.

— Ты злишься? — спросила она. — Ты хочешь заниматься со мной сексом?

— Я напуган, — ответил он, — но я определённо не хочу заниматься с тобой сексом. Пожалуйста, отпусти меня.

— Этого достаточно, — сказала она, удовлетворившись. Позволив плети исчезнуть, она послала вовне линию силы, коснувшись его ауры рядом с головой. Настроение Даниэла стало внезапно меняться.

Штаны его начали жать, когда кровь поменяла своё течение в его теле. Хотя несколько мгновений назад Даниэл боялся, он начал испытывать мощное чувство чистой похоти. Взгляд Лираллианты опустился вниз. Шагнув ближе, она развязала его пояс, и спустила его штаны вниз.

Стыд боролся внутри Даниэла со страстью, когда он стоял перед ней, скованный внутри и снаружи.

— Если я сейчас займусь с тобой сексом, то скажешь ли ты, что я тебя убедила? — спросила она его.

В этот конкретный момент ему было практически всё равно. Даниэл испустил глубокий, гортанный рык, как если бы это могло лучше передать его желания, но Лираллианта его проигнорировала. Она переместила связывавшую их линию заклинательного плетения, и Даниэл ощутил, как его страсть внезапно стала сходить на нет. Его похоть угасла, и интерес пропал. Лираллианта убрала оковы, державшие его руки и ноги, и оставила его стоять перед ней, полуголым и смущённым.

Даниэл поспешно натянул штаны. Проведя почти пять лет без одежды, он всего лишь за несколько недель её ношения снова к ней привык. Его щёки пылали от стыда, когда он посмотрел на Лираллианту.

— Теперь ты понимаешь, — сказала она ему, — что это — изнасилование. Именно это ты и пытался сделать.

— Пожалуйста, прости меня, — сказал он, когда на него накатила волна осознания. Встав перед ней на колени, он подумал о днях, которые провёл в Колне, безрассудно используя свою силу. Тогда он считал свои действия грехом, но не думал о них как об изнасиловании. Даниэл видел это как насилие над самим собой, не принимая во внимание то, как это влияло на женщин, которых он заставлял спать с собой.

Лираллианта с любопытством уставилась на него:

— Человеческие извинения — странный обычай. Моему народу они не требуются. Ты можешь делать так, как пожелаешь, но ты — моя собственность. Ты не можешь меня насиловать.

Даниэл снова был шокирован. Хотя он был полон вины и раскаяния, он не мог понять её отношения к этому вопросу:

— Просить прощения — это то, что мы делаем, чтобы искупить свою вину, когда причинили кому-то боль, — попытался объяснить он.

— Ты не причинил мне боль. Ты просто действовал согласно своей природе. Это меня не беспокоит, но ты должен быть надлежащим образом обучен, — заявила она.

Её объяснение ни коим образом не облегчило вину в его сердце. Оно лишь ясно дало ему понять, что Лираллианта действительно видела его как животное. «Она злится не больше, чем злился я, когда поймал Блю за траханьем чей-то ноги». От осознания этого факта его настроение стало ещё хуже.

После этого их беседа сошла на нет. Хотя Лираллианта была готова говорить дальше, приведя свой довод, Даниэлу нужно было время на раздумья. Его мировоззрение было фундаментальным образом изменено, и хотя он и прежде не видел себя в особо положительном свете, его самооценка рухнула вниз.

Вечер он провёл один, размышляя, и музыки не играл.

Глава 35

Ночью Даниэлу снилось прошлое. Эти сны неоднократно заставляли его проснуться, отчего его голова ощущалась как битое стекло. По пробуждении в его памяти оставались болезненные осколки, которые лишь отсекали его прежний самообман, когда он рассматривал их при свете дня.

«Ты — насильник».

Проснувшись, он силился найти какую-нибудь причину отрицать это утверждение, но её слова разили в самое сердце, отсекая прочь его жалкие оправдания, и обнажая истинную суть. Тот факт, что большинство из них скорее всего и не подозревало о том, что их принудили, к делу не относился.

«Сколько вреда я нанёс их семьям? Сколько незамужних женщин я оставил с ребёнком?»

В маленьком сообществе, вроде Колна, социальные связи решали всё. Позор незамужней беременности мог обречь некоторых из этих женщин на нищету. Другие, уже замужние, рисковали потерять мужей, если те заподозрили, откуда появились их новые дети.

Даниэл скрывал от себя эту правду, отказываясь смотреть на неё. Она лежала там, в дальнем уголке его разума, обнажённая и уродливая, скрытая за его решением сбежать. Он пришёл в глубокие леса, ища себе смерти, не потому, что чувствовал угрызения совести из-за смерти надзирателя, или даже смерти Ронни. В том тёмном уголке его души он стыдился содеянного, и он уже знал то, что так прямо сказала ему Лираллианта.

Часть причины, по которой он с такой готовностью принял своё жестокое и изолированное существование в Эллентрэа, заключалась в том, что подсознательно он чувствовал, что заслужил это — не из-за своих магических способностей, и не из-за того, что с ним сделала Брэнда, а из-за того, что он сотворил с женщинами Колна.

И Кэйт просто простила ему это.

«Любому, у кого хватило сил простить что-то подобное, наверняка хватит сил справиться с правдой о том, что со мной сделала Брэнда». Даниэл был полнейшим глупцом.

Он оставил попытки поспать ещё до восхода солнца, и провёл предрассветные часы, тренируясь и упражняясь. Годы изоляции в Эллентрэа научили его, что секрет поддержания умственного здоровья заключался в том, чтобы заглушать мысли праздного разума. Фокусируясь на своей магии, Даниэл экспериментировал в создании видимых иллюзий. Он не мог воссоздать невидимость, которой пользовались маги Прэйсианов, но мог создавать чрезвычайно реалистичные иллюзии.

Даниэл пока не нашёл практичный способ для их применения на арене. Другие маги могли слишком легко видеть сквозь них, поскольку в магическом спектре они не обеспечивали такую же видимость. Среди Ши'Хар и людей Эллентрэа это означало, что отличить иллюзию от реальности мог каждый.

Лираллианта вовремя вернулась для их уроков с Байоваром, и Даниэл избегал обсуждения их предыдущего разговора. Она не казалась взволнованной, как и в предыдущий день. Её откровение травмировало одного лишь Даниэла.

Когда Байовар закончил, и ушёл, Лираллианта не стала терять времени зря:

— Ты думал о том, что я сказала тебе вчера? — спросила она.

— Да, — ответил он, — и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь справиться со стыдом за то, что я сделал.

Она нахмурилась:

— Я имела ввиду возможность увидеться с твоей семьёй. Стыд — пустая трата энергии. К тому же, ты не причинил мне никакого вреда.

— До того, как я покинул дом… были и другие, — сказал ей Даниэл.

— Не думай о прошлом, Тирион. Это мелочь.

Даниэл как никогда осознавал, что вещи, которые Ши'Хар считали мелочью, могли быть крупными вопросами в человеческом обществе. «Без любви, семьи или брака преступления вроде моего — мелочь. Ши'Хар почти нечего терять».

Тут на него внезапно снизошло озарение: «Ши'Хар бедны. Во всех отношениях, которые имеют значение, они — нищие. Без любви и дружбы, без взращивания детей или радости смеха, что они имеют?»

— Ты когда-нибудь чувствуешь печаль? — внезапно спросил он, меняя тему.

Лираллианта приняла перемену темы без возражений:

— У нас человеческие тела, поэтому мы переживаем те же эмоции, что и вы, но мы не придаём им того же значения.

— Ты можешь чувствовать, но это не отвечает на мой вопрос. Ты чувствовала печаль?

Лираллианта кивнула:

— Да, в небольших количествах — чувствовала. Я никогда не испытывала такую печаль, которую ты проецировал для меня в тот день, когда играл «Причитание Даны». Такие всеобъемлющие чувства для нас необычны.

Даниэл продолжил копать:

— Ты ощущала пустоту, когда чувство исчезло, когда ты осознала, почему именно я его ощущал?

Она моргнула, и прошла долгая минута, прежде чем она ответила:

— Что-то изменилось, но я не уверена, что именно. Я пошла к старейшинам потому, что знала: тебе нужно было увидеть твой народ. Держать тебя здесь, без возможности снова увидеть их — это ещё большая жестокость, чем кто-то из нас когда-либо полагал.

— Но теперь, когда ты знаешь, теперь, когда ты ощущала любовь и тоску, радость и горе, обладание семьёй и её потерю… чувствуешь ли ты соответствующий недостаток, сама по себе?

— Я не уверена. Я благодарна за то, что не страдаю от мощных отрицательных эмоций, которые, похоже, преследуют ваш род, но я нахожу, что в некоторой степени завидую узам, которые связывают вас друг с другом, — сказала Лираллианта. — Я также начинаю понимать, что наши методы содержания людей могут быть даже более жестокими, чем Роща Иллэниэл прежде полагала, а ведь мы и так считали их слишком суровыми.

— Жалеешь ли ты, что у тебя нет семьи? — продолжил он.

— Я не трачу впустую время, жалея о том, чего я никогда не могу иметь, — заявила она.

Даниэл отказывался сдаваться:

— Если ты можешь чувствовать те же эмоции, что и любой нормальный человек, значит ты можешь это иметь. Ты можешь завязывать дружеские отношения. Хорошие друзья — один из видов семьи.

— Никто из моего народа не заинтересован в этом, — безо всякого выражения сказала Лираллианта.

«И ты явно никогда не рассматривала возможность дружбы с животным», — подумал он про себя.

Они молча глазели друг на друга, каждый думая о своём. Её прямота и отсутствие страха были свежи для Даниэла. В отличие от людей Эллентрэа, находивших прямой зрительный контакт вызовом, угрозой или попыткой доминировать, Лираллианта была совершенно согласна смотреть ему в глаза. Иногда это заставляло его чувствовать, будто он может упасть в них, утонув в ледяной голубизне, так идеально отражавшей лежавшую внутри Лираллианты спокойную душу.

— Так ты получила разрешение послать меня за пределы рощи? — сказал он, нарушив тишину.

Она встала, и отвела взгляд:

— Это зависит от тебя. Они позволят, но есть одно условие.

Даниэл пожал плечами:

— Я готов принять почти что угодно. — Это было простой истиной. После пяти лет он чувствовал, что готов вытерпеть почти что угодно даже ради минуты, проведённой с матерью и отцом, или ради возможности снова поговорить с Кэйт.

— Послушай, прежде чем соглашаться! — гневно огрызнулась она. Это было нехарактерное проявление эмоции со стороны женщины-Ши'Хар. — Это условие будет означать твою смерть.

Даниэл даже не задумывался:

— Ничего, покуда я смогу сперва их увидеть.

— Ты создал так много человеческих уз, однако, похоже, весьма готов их отбросить, — заметила она.

— Жизнь без общения, без любви — бессмысленна. Я предпочту скорее прожить недолго, и умереть, чем жить вечно без надежды, — ответил он.

Она задумчиво наблюдала за выражением его лица, в её ауре мелькали тонкие эмоции:

— Значит, для тебя здесь нет надежды?

— Нет.

Лираллианта вздохнула, и в её чертах мелькнуло что-то, походившее на фрустрацию:

— Старейшины нашли новое вдохновение в шутси, которые ты выиграл нам за прошлые годы. Несмотря на их возражения, они начали надеяться, что ты продолжишь драться. Моё решение забрать тебя, и сделать тебя надзирателем, было для них разочарованием.

— Вот тебе и моральное превосходство, — саркастично сделал наблюдение Даниэл.

— Они посчитали, что раз ты пришёл к нам по своей воле, и уже пострадал на арене, то, быть может, будет приемлемым продолжить. Теперь они хотят знать, вернёшься ли ты снова на арену. В обмен они позволят тебе неделю на посещение твоей деревни.

Даниэл засмеялся:

— Это едва ли смерть, Лираллианта. Ты вообще осознаёшь, сколько раз я уже сражался на арене, скольких я убил? Ещё один бой для меня — ничто.

— Четыреста семьдесят три, — мгновенно ответила она.

— Что?

— Столько человек ты убил на арене, — объяснила Лираллианта.

Даниэл был поражён:

— Я думаю, ты не ходила смотреть на матчи…

— Я и не ходила, — ответила она, — но я вела счёт. Их смерти запятнали занятую Рощей Иллэниэл позицию против ненужной жестокости, и в то же время заработали нам много шутси. Однако этот матч будет не такой, как те. Ты будешь сражаться с противником, против которого ты не сможешь победить.

Глаза Даниэла сузились, и он почувствовал, как его сердцебиение участилось. Проведённые на арене годы привили ему зависимость, и он лишь сейчас осознал, что ему стало не хватать волнения, вызываемого близостью смерти. «Я больше не нормальный — мысль о крови возбуждает меня».

— Против кого именно? — спросил он.

— Тебя выставят против одного из Крайтэков, — ответила она.

Это слово Даниэл никогда прежде не слышал. Он одарил её ничего не выражающим взглядом, призванным передать широту его знаний.

— Они — стражи Ши'Хар, стерильные плоды деревьев-отцов. Они живут лишь несколько месяцев, и могут быть выращены во многих формах и размерах, — сказала она, поясняя для него.

— То есть, они — что-то вроде чудовищных солдат?

— Твоё описание уместно. Если согласишься, то они скорее всего создадут Крайтэка специально для тебя.

— Они могут плести заклинания, как вы? — спросил он, заинтригованный этой мыслью.

Она кивнула:

— Некоторые — могут. Любой, кого выставят против тебя, определённо будет иметь такую способность — иначе матч будет совершенно неравным.

— А ты не забыла про Силлеронда, а?

— В те дни, когда дети сражались так, как сейчас сражаются баратти, это мело бы большее значение, но Силлеронд никогда прежде не сражался, как и другие из наших ныне живущих детей. Крайтэки — другие.

Даниэл нахмурился:

— Если они живут лишь несколько месяцев, как их тогда учат сражаться?

— Они рождаются со знаниями и навыками, требующимися для боя. Дерево-отец может наделить их таким количеством знаний и прошлого боевого опыта, какое считает необходимым, — сказала она ему.

— Но никто из вас не сражался с тех пор, как вы победили мой род, — парировал Даниэл.

— Старейшины, ныне растущие здесь, сражались на той войне. Некоторые из них пришли из старого мира, прежде чем укоренились здесь. Знание лошти уходит в прошлое, во время до старого мира. Крайтэк, которого выставят против тебя, будет знать, как сражаться, Тирион. Ты не выживешь. — Её слова содержали в себе холодную уверенность, будто к его горлу уже был приставлен нож.

Даниэл уже сделал свой выбор. Он знал, что примет вызов вне зависимости от того, была ли победа невозможной. Тем не менее, он не намеревался сдаваться без боя:

— Позволены ли мне будут моя одежда или оружие? — с надеждой спросил он.

— А будет разница?

— Я бы предпочёл не умирать голым, если есть такая возможность, — сказал он, поморщившись, но подлинная причина была иной.

— Сомневаюсь, что они будут возражать против чего угодно, что ты пожелаешь носить или использовать, — признала она. — Это не повлияет на исход.

— Х-м-м, — промычал Даниэл. — Зачем это? Они что, хотят меня так наказать?

— Нет, Тирион, — ответила она, качая головой. — Другие рощи предложили Роще Иллэниэл награду в шутси за их согласие на этот бой, вне зависимости от победы или поражения. Роща Иллэниэл многое получит, даже если ты проиграешь.

— А если одержу победу?

Уголки её губ слегка опустились, и мышцы вокруг её глаз напряглись. На её лице проявилась озабоченность:

— Ты не одержишь победу.

— Но если всё же одержу? — настаивал Даниэл.

— Тогда мы получим в два раза больше, но это не имеет значения…

Он засмеялся:

— Конечно же имеет. — Затем он передумал, пытаясь понять неохоту Лираллианты: — Ты что, беспокоишься обо мне?

Она дёрнулась, будто он дал ей пощёчину:

— Я начала понимать мудрость решения моей Рощи насчёт баратти. Заставлять вас сражаться — ниже нашего достоинства. Это — зло.

Даниэл подался ближе, в нём поднялся хищнический инстинкт. Он чувствовал, что её решимость давала трещину. Лираллианта была уязвима.

— А что если я хотел сражаться? Что если это доставляло мне удовольствие? Как Тиллмэйриас однажды тебе и сказал. Если бы это было правдой, если бы смерть меня не заботила, то ты бы по-прежнему испытывала волнение?

Она не отвела взгляд, хотя его лицо от её собственного отделяли считанные дюймы. Он чувствовал сладкий запах её тёплого дыхания, когда она начала отвечать, и её нижняя губа неуловимо дрожала:

— Это всё равно было бы неправильно.

— Неправильно в общем смысле, или неправильно потому, что это причинит тебе боль? — сказал он, доходя до сути дела.

Её губы служили алым контрапунктом небесной голубизне её глаз. Даниэл чувствовал почти физическое притяжение к ней. «Мне кажется, или она подаётся ко мне?»

Шаря взглядом по его лицу, она долго молчала, а затем закрыла глаза. То был сигнал, который не смог бы проигнорировать ни один мужчина, и Даниэл ощутил, как внутри него поднял голову волк, мужской дух, который, как он выяснил, был неотъемлемой частью его души. «Поцелуй её, возьми её», — взревел волк.

«Ты — насильник».

Дёрнувшись от внезапно всплывших из памяти слов Лираллианты, Даниэл отодвинулся. «Нет, никогда больше». Он пришёл к решению о том, что она была права, он никак не мог исправить прошлое, и стыд был пустой тратой времени. Даниэл мог контролировать лишь настоящее. «Я был как жертвой других, так и жертвой моих собственных желаний и слабости, но больше этому не бывать. Отныне я буду брать лишь то, чего воистину желаю, и не буду просить за это прощения».

Даниэл отодвинулся подальше, и увидел перемену её ауры, резко переключившейся с возбуждения на что-то вроде раздражения. «Она проверяла меня», — догадался он. Губы Лираллианты разомкнулись, как будто чтобы ответить на его вопрос, но Даниэл её остановил:

— Я решил. Если позволишь, я приму это предложение. Позволь мне увидеть мою семью, мой народ, и я вернусь, чтобы сразиться с тем противником, которого они пожелают против меня выставить.

Лираллианта выглядела расстроенной его решимостью:

— А если я откажу?

— Тогда ты пожалеешь об этом.

— Это что, угроза, Тирион?

Он покачал головой:

— Нет, но если тебе действительно небезразличны чужие страдания, то ты отпустишь меня. Удержишь меня здесь — и я увяну. Позволь мне увидеться с ними. Я скорее предпочту вернуться энергичным и живым, чтобы встретить скорую смерть, чем жить в медленном гниении.

В её лице появилась твёрдость:

— Хорошо, будет по-твоему. Я уберу все ограничения твоего ошейника на полную неделю. Утром тебя будет ждать лошадь.

Объявив это, она ушла, излучая холодность, вызывавшую в Даниэле любопытство. Однако он отбросил её, предпочтя смотреть в будущее. Осмелится ли он увидеть Кэйт? Что скажут его родители, увидев его живым? Проклянут ли жители Колна его за содеянное?

Глава 36

— Папа, почему он такой тупой? — спросила меня Мойра.

Я не мог не засмеяться в ответ:

— В каком отношении?

— Очевидно же, что он ей нравится, но теперь он уходит обратно, чтобы увидеться с другой девушкой. Если бы он с самого начала остался с ней, то этого бы не случилось, а теперь, если бы он просто остался с Лирой, то ему не пришлось бы сражаться. Они могли быть счастливы, — объяснила моя дочь.

Линаралла подала голос:

— Почему ты считаешь очевидным, будто он ей нравится?

Мойра посмотрела на неё:

— Это видно по тому, как она себя ведёт. Взять хотя бы то, что, по её словам, она не хочет быть с ним жестокой, но делает она не только это. Она посещает его чаще, чем обязана, и постоянно смотрит на него. Все намёки — здесь, в рассказе.

Девушка Ши'Хар засмеялась:

— Я думаю, ты не понимаешь мой народ.

Мойра ухмыльнулась в ответ:

— Я думаю, ты не понимаешь своё человеческое «я».

Я решил вмешаться, пока их разногласие всё ещё было дружеским:

— Боюсь, Линаралла, что в этом случае моя дочь права. Лираллианта таила к нему некоторые чувства, но понимала их немногим лучше его самого.

— Разве понимание таких иррациональных чувств помогло бы им? — спросила дочь Лираллианты и Тириона Иллэниэл.

— Думаю, да. Позже он будет считать тот момент колоссальной ошибкой. Останься он, Даниэл мог бы мирно прожить там до конца своих дней, но приняв сделку, предложенную ему её старейшинами, он продолжил каскад событий, которые в конце концов привели его к геноциду, — сказал он ей.

Мэттью вставил слово:

— Но если бы всё это не случилось, то нас бы сейчас здесь не было.

Я кивнул:

— Это тоже верно. Оставшаяся свободная популяция сокращалась. К нынешнему моменту человечество вымерло бы, кроме разводимых ими рабов.

— Мне не нравится этот рассказ, — сказала Мойра.

— Ты в этом не одна, — сказал я ей, — но даже в трагедии есть красота, и из таких крайностей можно извлечь урок. Позвольте мне продолжить…

* * *

Следующим утром Даниэл проснулся рано, чувство предвкушения лишило его сна. Как она и обещала, ему привели лошадь. Явился Гарлин, и отвёл его к животному.

Надзиратель тихо заговорил под лучами рассветного солнца:

— Это — хорошая лошадь. Даже не думай о том, чтобы сбежать с ней.

«С кобылой, или с девушкой, которую я оставил дома?». Однако Даниэл знал, что тот имел ввиду лошадь.

— Я вернусь, — сказал он надзирателю.

— На твой ошейник могут накладывать ограничения даже с такого большого расстояния, — сказал Гарлин. — Если решат, что ты отсутствуешь слишком долго, то могут сбросить их, и ты умрёшь, что бы ни случилось. Не забывай об этом.

— Я же сказал, что вернусь, — раздражённо выдохнул Даниэл. — Не нужно всё время меня предостерегать.

Надзиратель внимательно оглядел его:

— В прошлом многие пытались. Все умерли. Зачем ты берёшь эту штуку? — указал он на цистру Даниэла.

— Я не могу её оставить. Она мне дороже жизни.

Гарлин хмыкнул:

— Просто помни о своём предназначении, не отвлекайся на музыку и грёзы наяву.

— Какое предназначение? — спросил Даниэл, внезапно сбитый с толку.

Надзиратель одарил его серьёзным взглядом:

— Тебе должны были объяснить. Едешь, изучаешь, и держишь чувства открытыми. Если обнаружишь кого-то с талантом — убиваешь. Никаких объяснений, никаких отговорок, просто убивай, и двигайся дальше.

«Значит, так они обычно напутствуют надзирателей?». Видимо, Гарлину не сказали о причине поездки Даниэла. Тот решил, что лучше будет оставить эту тему.

Час спустя он пробирался мимо массивных деревьев, скача обратно в направлении, где он не был уже более пяти лет. Изначально он въехал в глубокие леса, ища наказания, и пресечения своим злодеяниям. Даниэл думал, что лес был населён богами, которые покажут ему, как искупить его грехи, и верил, что для этого искупления потребуется его смерть.

Теперь, пять лет спустя, он ехал в обратном направлении. Даниэл больше не боялся надзирателей, он сам был одним из них. Он больше не верил в лесных богов, или в искупление. Он был рабом расы из иного мира. Прощение больше не было его целью, ею было лишь принятие, и, может быть, прощание, как полагается.

За прошедшие годы смерть была частой его спутницей, и если верить Лираллианте, то та ждёт его по возвращении, но мысли Даниэла отказывались заострять на этом внимание.

Даниэл вёз в перемётных сумах еды на несколько дней, и деревянный меч на боку. Кожаная броня, которую он носил, теперь сидела на нём идеально. За годы его тело раздалось вширь, даже с пресной едой, которую он получал в Эллентрэа.

Путь домой занимал менее половины дня, но Даниэл был готов жить сам по себе большую часть недели, если будет необходимо. Нельзя было сказать, как его там примут. Он беспокоился, что его родителей там могло уже не быть, что они переехали, или пали жертвой какой-то болезни.

Он никак не мог знать.

Дом всё ещё был на месте, стоял на склоне холма, маленький и тихий, из маленькой печной трубы на восточном его конце поднималась тонкая струйка дыма. Сарай выглядел так, будто над ним следовало немного поработать, а двор перед домом не подметался уже какое-то время. Однако причиной тому могло быть отсутствие Даниэла — двоим людям выпадало больше работы в отсутствие помогавшего им сына.

Его магический взор уже нашёл в доме мать, она присматривала за котелком на кухне. Даниэл постучал в дверь, чтобы привлечь её внимание.

Неожиданные посетители были редкостью в холмах вокруг Колна, поэтому отозвалась она не сразу, а когда отозвалась, то дверь открывать сразу не стала:

— Кто там?

— Это твой сын, — сказал Даниэл, не зная, что ещё ответить.

Дверь распахнулась, и в дверном проёме встала очень разозлённая женщина:

— Думаешь, мне по нраву такие шутки?!

Хэлэн Тэнник была старее, чем он её помнил. Волосы её теперь были более серыми, чем коричневыми, а морщинки под глазами, казалось, стали глубже. Даниэл помнил свою мать как самую красивую женщину в мире кроме, быть может, Кэйт, но она значительно постарела по сравнению с тем воспоминанием. Её вид застал Даниэла врасплох, и он не сумел ей ответить.

Её взгляд вобрал в себя его внешность, и когда она нашла свой собственный ответ, в её взгляде поселился страх. Она заметила его кожаную одежду и меч у него на бедре, и лишь тогда Даниэл оценил, как, должно быть, выглядит с её точки зрения.

Он был почти шести футов ростом, с широкими плечами и мощной мускулатурой взрослого мужчины. Даниэл был шире своего отце, с квадратной челюстью и растрёпанной бородой. Его волосы выросли длинными, опускаясь ему ниже плеч и дополняя собой растительность у него на лице.

Короче говоря, он выглядел как траппер или охотник, годами живший в диких лесах, но его одежда и экипировка указывали на него как на надзирателя. Для отражавшегося в её взгляде страха были хорошие основания.

— Чего ты хочешь? — сказала она, найдя свой голос раньше него.

— Мама, это я, Даниэл. Я вернулся. Знаю, я сейчас выгляжу по-другому, но это действительно я, — сказал он ей, надеясь, что его слова до неё дойдут.

На миг её страх сменился гневом, когда она уставилась на него снизу вверх:

— Не знаю, о чём ты думал… — Её голос утих, когда она посмотрела ему в глаза. На её лице отразилось узнавание, и на миг она попятилась: — Даниэл? Это правда ты?

От жалобной нотки в её голосе у него заныло сердце.

— Это правда я, — заверил он её.

Руки Хэлэн зашарили по передней части его кожаной одежды, когда она попыталась притянуть его к себе. Поймав их своими, Даниэл притянул её в свои объятия, прежде чем войти вместе с ней в дом. Она не стала его отпускать, и они шли вместе, подобно какому-то неуклюжему четвероногому зверю.

— Мы думали, ты умер, — плакала она у него на груди, пытаясь выпустить напряжение и горевшее в ней горе. — Даниэл, что с тобой случилось? Почему ты так одет?

— Я теперь — надзиратель, Мама, — ответил он. — Это долгая история, и я всё тебе расскажу, но это займёт какое-то время. Где Папа?

Тут она снова расплакалась:

— Он в холмах, с овцами. Он будет так рад. Ты не знаешь, что с ним стало из-за твоей потери. Надо сейчас же пойти сказать ему, это не может ждать весь день, — почти бессвязно говорила Хэлэн, её слова звучали невнятно из-за слёз и облегчения. — Давай, я пойду за ним.

Даниэл крепко сжал её:

— Нет, Мам, я пойду. Не суетись. Тебе, наверное, надо приглядывать за котелком. — Её лицо было мокрым.

— Да к чёрту котелок! — воскликнула она. — Я с тебя глаз не спущу. — Отстранившись, она на считанные секунды сняла котелок с огня, а затем снова обняла Даниэла: — Ох, мой малыш, как же я по тебе скучала. Не думала, что когда-нибудь снова тебя увижу.

Вместе, бок о бок, они пошли искать его отца, Алана. Даниэл не мог не удивиться тому, какой маленькой теперь казалась его мать — её плечо легко умещалось у него подмышкой. «Неужели она всегда была такой крохотной?»

Они шли полчаса, прежде чем достигли того места, где Алан наблюдал за пасущимися овцами, и во время всего пути Даниэл ощущал ностальгию. Скалы, кусты, даже старые звериные тропы, слегка отмеченные проходившими там оленями и другими животными. С тем же успехом он мог быть здесь только вчера, приглядывая за стадом, пока его отец работал дома в сарае.

Его магический взор нашёл отца задолго до того, как его рассмотрели глаза Даниэла. Расстояние было не особо большим, но маленькие, низкорослые деревья и кусты мешали его видеть, если только не знать, где он стоял. Овцы разошлись по пологому склону, щипая крепкую летнюю траву.

Даниэл помахал, и его отец начал идти им навстречу, сморщив от замешательства лицо.

«Он гадает, почему его жена идёт, обняв незнакомого мужчину», — осознал Даниэл.

Когда они подошли ближе, Хэлэн выбежала вперёд:

— Алан, смотри! Узнаёшь его?

— В чём дело? — сказал Алан Тэнник. — Кто это, Хэлэн? — Его взгляд шарил по лицу Даниэла, и на него начало снисходить узнавание.

— Это наш мальчик, Алан. Это Даниэл! Он вернулся к нам! — объявила Хэлэн, стоя между ними, не в силах сдержать свои эмоции.

Алан уставился на сына, изучая его, продираясь взглядом сквозь его бороду и растрёпанные волосы:

— Даниэл? Это ты, мальчик?

— Это я, Пап, — тихо сказал Даниэл, и его взор затуманился.

Алан стоял неподвижно, его тело застыло от шока:

— Ты выглядишь так, будто два года подряд не стригся, а потом какой-то медведь попытался вытереть твоей головой себе задницу. Где ты был?!

Первое предложение он выдал серьёзным тоном, но его голос надломился, когда он дошёл до вопроса. Метнувшись вперёд, Алан обнял своего сына, и вскоре все трое были захвачены этим мигом, смесью горя и радости.

После этого они вернулись в дом, оставив новую собаку Тэнников, Лэ́йси, присматривать за овцами. Когда они снова уселись, пришло время поделиться его рассказом.

— Сначала я хочу сказать вам, как я сожалею, — сказал он родителям. — Я не собирался в тот день уходить. Просто произошли некоторые события, а потом они продолжили происходить, и всё вышло из-под контроля. К тому же, были тайны, которые мне следовало тогда вам рассказать.

— Кэйт поведала нам кое-что из этого, — сказал его отец. — После того, как ты ушёл, она рассказала нам часть того, что не сказала никому другому.

— И что она рассказала остальным?

Тут заговорила Хэлэн:

— Она сказала, что Ронни попытался её изнасиловать, а ты его убил. Астон Хэйс сказал, что ты напал на них без всякой причины, но она пристыдила его, заставив сознаться. После того, как они увидели на ней отметины, никто больше Астону или Билли не верил.

— Только это она и сказала? — спросил Даниэл.

— Не, там было ещё, но то — просто подробности, — ответил Алан. — Она рассказала про надзирателя, но кое-чему из этого было трудно поверить.

— Что бы ещё она ни говорила, можете ей верить, — сказал Даниэл. — Я многое от вас скрывал. Кэйт всегда была честной, а я обо всём лгал.

— Даниэл, она сказала, что ты убил Ронни, не касаясь его, — нерешительно сказала Хэлэн.

Он кивнул:

— Это так, но я могу делать гораздо больше. Вы не против, если я покажу вам немного? Просто для того, чтобы помочь вам понять.

Его родители переглянулись, прежде чем кивнуть.

— Давай, Сын, — сказал Алан.

Даниэл использовал эйсар, чтобы заставить воздух в комнате задвигаться, создавая маленький воздушный смерч, от которого огонь вспыхнул в печи, и выпустить столб дыма. Он остановился, когда увидел, как глаза его родителей тревожно расширились.

— Я могу делать гораздо больше, — сказал он им. — Могу поднимать вещи, создавать стены, которых на самом деле нет, или управлять воздухом. Я могу убивать силой мысли, или управлять эмоциями людей. Я вижу, не используя глаза, и сейчас я могу ощущать предметы почти на милю вне нашего дома.

— А когда… — начала Хэлэн.

— Это началось почти за год до моего ухода, — сказал Даниэл, и затем позволил рассказу найти свои губы, выдав некоторые из тайн, о которых прежде им не рассказывал.

Событие, впервыепробудившее его способности, он оставил при себе, предпочитая не давать им узнать о Брэнде. Он также удержался от рассказа о женщинах, с которыми спал, хотя бы уверен, что некоторые слухи к этому времени уже должны были достигнуть их ушей. Даниэл объяснил свой страх, когда он посчитал себя проклятым, и как он скрывал свой дар, и избегал обнаружения надзирателем.

— После того, как я убил Ронни, а потом — надзирателя, — сказал Даниэл, — я начал думать, что моя жизнь кончена. Я взял его лошадь, и поехал в глубокие леса, думая, что лесные боги заберут мою жизнь в наказание за мои грехи.

— Но ты теперь здесь, — сказала Хэлэн. — Это было более пяти лет назад, и ты снова здесь, с нами. Что случилось?

Его сердце болело, но Даниэл уже решил не говорить им всей правды. И так уже было плохо, что он не мог остаться, но если бы они узнали о его мучениях, об убийствах, о ждущей его участи… это было бы для них слишком.

— Меня взяли в услужение к Лираллианте, одной из лесных богов. Именно она позволила мне вернуться, ненадолго, чтобы увидеться с вами. Чтобы я мог попросить прощения за всю совершённую мной несправедливость. Я ношу эту одежду не по ошибке — я теперь один из надзирателей.

Хэлэн улыбнулась, гордясь услышанным, и какое-то время они расспрашивали его вдвоём о том, каково ему живётся с лесными богами. По большей части он просто говорил правду, скрывая ужасные её части. Даниэл дал им знать, что был какое-то время вынужден жить голым, и что еда была ужасной, но не упомянул арену или рабство, бывшее единственной формой существования, известной жившим с Ши'Хар людям.

Также Даниэл не упоминал о том факте, что его жизнь скорее всего завершится вскоре после его возвращения.

Когда их вопросы начали иссякать, Даниэл начал задавать свои собственные:

— Как дела у Кэйт?

На миг они встретились взглядами, прежде чем его отец ответил:

— Многое случилось с тех пор, как ты ушёл…

— Она вышла замуж, — перебила Хэлэн, сразу переходя к самой сути.

Даниэл кивнул. Этого он и ожидал. В конце концов, прошло пять лет. Кэйт должно уже было исполниться двадцать один год, и в этом возрасте большинство женщин уже создавало себе семью.

— За Сэта вышла?

Алан снова заговорил, бросив на жену раздражённый взгляд:

— Да, они живут в том же доме, где она выросла. У них совсем недавно родился первенец, мальчик, в прошлом году.

Почему-то мысль о Кэйт с детьми от кого-то другого ранила больше, чем факт её замужества. Сэт был хорошим человеком, Даниэл это знал, и если уж пришлось отдавать её другому, то Даниэл его сам бы и выбрал, но мысль о том, что у неё дети…

«Я никогда не стану отцом», — подумал он, бросая взгляд на человека, которого уважал больше всех. «Я, вероятно, зачал сколько-то детей, но истинным отцом мне не быть никогда».

— А что её мать? — спросил он, вырвавшись из объятий своих тёмных мыслей.

— Э-э-э…, - неловко сказал Алан. — Они с Кэйт больше не ладят. Мать Сэта умерла, и Брэнда вышла за его папу. Она живёт с Оуэном, в доме Толбёрнов.

У Даниэла отвисла челюсть:

— Значит, Кэйт вышла за Сэта, а потом Брэнда вышла за Мистера Толбёрна?

— Ну, когда ты так это говоришь, звучит странно, — признала его мать, — но это случилось в разное время.

— Не думаю, что в этом было что-то неподобающее, — сказал Алан, — но Кэйт всё равно обиделась.

Даниэл был с ней согласен, но не стал об этом говорить:

— Что случилось?

— Она сказала своей матери, что больше не хочет её ни видеть, ни слышать, — ответила Хэлэн. — Они уже годы не разговаривают. А вот Сэт и его отец по-прежнему ладят.

— Думаешь, мне следует их навестить? — спросил он.

До этого момента он на самом деле не задумывался об этом, но теперь, узнав о замужестве Кэйт, ему внезапно пришло в голову, что внезапно снова вторгаться в её жизнь может быть эгоистично с его стороны. Может, лучше оставить мёртвых как есть.

Мать мгновенно избавила его от этой мысли:

— Не глупи! Конечно же тебе следует их навестить. Они с облегчением узнают, что ты жив. Не задерживайся дольше необходимого, и даже не думай о том, чтобы снова разжечь какие-то чувства, но твоему визиту они определённо будут рады.

— Возвращаясь к тому, что ты сказал ранее, Сын, — перебил его отец. — Ты сказал, что тебе позволено навестить нас ненадолго. Тебе правда необходимо вернуться? Неужели не можешь остаться?

Даниэл неловко опустил взгляд:

— Прости, Пап. Мне действительно надо вернуться. Мне дали лишь неделю.

— Но ты же сможешь снова нас навесить, верно? — настаивала его мать. — Когда-нибудь, в будущем…

Он сглотнул:

— Может быть. Но могут пройти годы…

Она похлопала его по плечу:

— Покуда мне есть, чего ждать, ждать я смогу. Мне просто нужно знать, что у тебя всё хорошо.

— У меня всё хорошо, Мам, — ответил он, пытаясь выдавить слова через вставший у него в горле ком.

— А девушка есть? — продолжила она. — Может, внучками нас наделишь?

Когда она спрашивала это, Даниэл заметил в её ауре лёгкий намёк на раздражение, как если бы она оставила что-то невысказанным, что-то явно её раздражавшее. «Быть может, она опустила слово «законными», когда упоминала внуков».

— Ну, была одна, леди по имени Амара, — сказал он ей, используя единственное имя, которое пришло ему в голову. — Думаю, я ей нравился, но не срослось. — Ему было нетрудно изображать печаль, произнося её имя, хотя причина этой печали весьма отличалась от того, на что он намекал.

После этого он начал пытаться отвлечь их внимание:

— Пап, почему бы тебе не дать мне позаботиться об овцах остаток дня? Мне не хватает моих прежних обязанностей. Вы с Мамой сможете уделить время другим заботам, а вечером мы ещё поговорим.

— Ну, предложение хорошее, Даниэл, но Лэйси тебя ещё не знает, — сказал Алан, напоминая ему об их новой собаке.

— Так познакомь меня с ней, — парировал Даниэл. — Я могу одолжить твой инструмент, мам? — кивнул он на висевшую на стене цистру.

Хэлэн улыбнулась:

— Рада, что ты всё ещё серьёзно относишься к музыке. Мне показалось, я видела цистру, притороченную к твоему седлу.

— Ту я сделал сам, — сказал он. — Прошло так много времени, было бы здорово сравнить её с настоящей цистрой. Я не совсем уверен, что сделал правильный инструмент.

— Ты её сделал? — сказала она, подняв брови. — Для этого требуется обширные навыки работы по дереву. Что за работу они тебе дают, там, в лесу?

«Отличная мысль, Мам, спасибо», — подумал он про себя.

— Я занимаю себя плотничьим делом и другой работой по дереву, — солгал он, — но я не пользуюсь традиционными инструментами.

Она нахмурилась:

— Тогда чем ты пользуешься?

Даниэл постучал себя по лбу:

— Вот этим я могу строгать древесину глаже, чем с помощью любого столярного рубанка.

Когда они пошли к двери, его отец снял цистру со стены:

— Я бы не прочь на это поглядеть. Мне и не приходило в голову, какими практичными могут быть твои способности.

Даниэл ещё разок обнял мать, и последовал за ним наружу:

— Буду рад помочь. Просто подумай, какая у тебя есть работа, и если смогу, то я сделаю её за тебя. Я, наверное, могу рубить дрова, вытачивать шесты, обтёсывать доски, или делать любую нужную тебе работу по дереву.

Алан подмигнул:

— Не следовало тебе говорить мне такое. Я тебя на всю неделю загружу.

Они дружески болтали всю дорогу к холму, где Лэйси приглядывала за овцами. Алану понадобилось несколько минут, чтобы представить сына их новой пастушьей собаке, но как и её предок, Лэйси была очень умной, и быстро всё поняла. Помогло то, что Даниэл в детстве использовал те же команды, которым её обучил Алан.

Нельзя было точно сказать, кому от этого было больше пользы — ему или Лэйси, поскольку она была крайне умной собакой.

Прежде чем уйти, отец ещё раз обнял Даниэла:

— Приятно снова тебя увидеть, Сын.

— Я скучал по вам, — сказал он отцу.

— Обещаешь, что придёшь домой? Если ты исчезнешь, то это разобьёт твоей матери сердце, — сказал Алан Тэнник, расчувствовавшись.

— Я дома, Пап, на неделю. До её окончания я никуда не денусь, а когда уеду, то попрощаюсь. Обещаю, — торжественно ответил он.

— Смотри, не обмани, — сказал его отец, снова вытерев нос.

Глава 37

После того, как отец ушёл, Даниэл повёл овец в другое место. Пастбище, на котором они паслись, ещё имело полно отличной травы, но Даниэлу нужно было другое. Отсюда ему не было видно дом Кэйт. Хоть он и не намеревался ходить повидаться с ней, он всё же хотел быть как можно ближе.

После часа работы, при искусной поддержке Лэйси, овцы оказались внизу южного склона, который был ближе всего к дому Сэйеров. Взгляд Даниэла всё ещё был достаточно намётанным, чтобы увидеть, что здесь овцы уже недавно паслись, но корма тут ещё оставалось достаточно, чтобы они были довольны.

Усевшись там, где когда-то было его самое любимое место, Даниэл прислонился спиной к гладкому валуну, и начал играть. Цистра его матери чувствовалась тёплой и удобной под его пальцами, как старый друг. Бронзовые струны были более отзывчивыми, чем струны из конского волоса на его собственном инструменте, играя ноты громче и чище.

«Может, у меня будет время достать струн перед возвращением».

Он играл полчаса, но несмотря на то, в каком месте он находился, Даниэл не смотрел на дом Сэйеров, предпочитая видеть его в своей памяти. В том месте, в его сердце, Катрин Сэйер ходила и пела, вечно молодая и беззаботная. Она слушала со своего порога, сидя тихо, чтобы слышать негромко доносившиеся издалека звуки его цистры, а порой, когда ему улыбалась удача, Кэйт присоединялась к нему для пикника.

«Она только раз принесла тебе обед», — заметила его более аналитическая сторона. «Заткнись», — парировал его внутренний мечтатель.

Играть на склоне холма, надеясь, что она услышит, и воображать её визиты — вот, о чём были его фантазии в течение последних пяти лет. Когда жизнь становилась для него совершенно невыносимой, когда тьма его комнатушки смыкалась на нём, он отступал в своём разуме именно сюда. Даниэл чувствовал, как ветер ласкал его лицо, а мягкие ноты цистры танцевали над лугом.

Часть его разума видела её приближение, как она осторожно шла вверх по крутой звериной тропе от реки, но пальцы его не дрогнули на струнах. С каждым шагом она приближалась, и он чувствовал, как струны его сердца натягивались всё туже, напрягаясь.

Глаза он не открывал. Даниэл знал, что потеряет концентрацию, если увидит её в свете послеполуденного солнца. В таком свете её волосы вспыхивали красными и золотыми отсветами. Вместо этого он ждал, пока она не встала не более чем в двадцати футах от него.

Когда с его пальцев сорвались последние ноты, он поднял голову, и посмотрел на неё. Стоявшая перед ним женщина была более старой, более высокой, и более изнурённой, чем та, которую он помнил. Однако солнце по-прежнему вспыхивало в её волосах. Она наблюдала за ним неподвижными, тихими глазами, скрытыми в тени. Даниэл не мог видеть их цвет, но ощущал на себе их взгляд.

Он уставился на неё в ответ, не доверяя своему голосу.

В конце концов она уступила, и подошла ближе, сев рядом с ним. Она не оставила между ними места, взяв его руку в свою, прежде чем положила голову ему на плечо. Казалось, что они просидели так, молча, целый час, но солнце поведало Даниэлу, что прошло лишь несколько минут.

— Ты не мёртв, — сказала Катрин Сэйер.

— Я каким-то образом выжил, — ответил он. «Пока что выжил».

— Я долго ждала, Даниэл.

— Не стоило, — ответил он, — я не мог вернуться.

— Но ты же здесь, — сделала наблюдение она.

Он вздохнул:

— Только на несколько дней, в лучшем случае — на неделю. И больше я прийти уже не смогу.

Она повернула голову, прижавшись щекой к его груди, и вдохнув. Её свободная рука поднялась, ощупывая его бороду.

— Пахнешь ужасно, — заметила она.

Даниэл хмыкнул, не осмеливаясь засмеяться:

— В глубоких лесах никого это особо не заботит.

— Я теперь замужем.

— Родители сказали, — тихо произнёс он. — Сказали, что у тебя годовалый сын.

— Его зовут Э́рон, — ответила она. — Эрон Толбёрн.

— Я рад за тебя… и за Сэта.

Её лицо было скрыто тенью, но он ощутил, как она улыбнулась:

— Я люблю его, я люблю их обоих, Даниэл. Материнство изменило меня. Я — не та девушка, которую ты знал когда-то, но она всё ещё здесь, внутри. Мне нравится, кем я стала, но я не забыла, кем была.

— Я тоже изменился, — ответил он, но его тон был менее радостным.

Её пальцы провели по линии на внешней стороне его левой руки, отозвавшись невольной дрожью в его спине.

— Как ты это заполучил? — спросила она.

— Сам сделал, — признался он. — Она мне требовалась в качестве подспорья, чтобы выжить.

— Что ты нашёл в глубоких лесах?

Даниэл закрыл рот, думая.

— Жителей, — наконец сказал он. — Людей, вроде нас, но других. Мои способности там — норма.

Кэйт вздохнула:

— Значит, нашёл своих?

Тут он понял, чего она хотела. Кэйт хотела утешения. Она хотела знать, что он был в порядке, что он не страдал. Как и его родители, она всё ещё любила его, и хотела найти подтверждение тому, что он процветал. Даниэл не собирался ей лгать, но в тот миг обнаружил, что не может поступить иначе:

— Да.

— А любовь нашёл? Тебя там кто-то ждёт?

В его сознании мелькнуло видение Лираллианты, и он не смог удержаться от сравнения холодности их отношений с теплотой одного лишь мгновения в обществе Кэйт. Это заставило его с болью осознать заменившую ему сердце пустоте. Затем он вспомнил мёртвое тело Амары, и у него сжалось в груди:

— Да, — ответил он. — Есть женщина, что ждёт меня.

— Она красивая?

Он призадумался:

— Красивая. Красивее, чем женщинам полагается быть, с волосами, напоминающими мне луну на речной воде. — «Холодную луну», — подумал он, — «твои же волосы напоминают мне тёплое солнце весеннего дня».

— Я всё ещё люблю тебя, Даниэл, — внезапно сказала она ему. — Но я не могу, я отказываюсь предать свой брак.

— Я и не хочу этого от тебя, Кэт. Сэт — хороший человек, и был мне добрым другом.

Он почувствовал, как она слегка расслабилась:

— Я рада. Я гадала, не подумаешь ли ты урвать у меня ночь удовольствия.

— Я тоже не хотел бы предать свои обещания, — ответил он полуправдой.

— Расскажи мне о тамошней жизни. Какие там люди? Существуют ли лесные боги?

То была опасная тема, но Даниэл старался как мог:

— Они держат людей вроде меня, с даром магии, в изоляции. Жизнь течёт своим чередом, но отдельное существование помогает защитить обычных людей от, ну… ты помнишь, что я сделал.

Она кивнула.

— Надзирателей посылают охотиться на остальных, заботясь о том, чтобы тем не было позволено причинять вред.

— Так ты за этим сюда пришёл? — спросила она. — И за этим посылали того, который пришёл за тобой?

— Да, — сказал Даниэл. — Когда он наткнулся на тело Ронни, то, думаю, решил, что я был слишком опасен, чтобы забирать меня. Поэтому он на меня напал, — объяснил он вполне разумным образом. — Я сохранил в тайне случившееся с ним, когда ушёл в глубокие леса.

— Разве лесные боги не могли увидеть это в твоём сердце?

— Нет, не могли, — сказал он ей. — Они могущественны, и мудры, но не являются истинными богами. Они — скорее пастухи, присматривающие за человеческим родом.

— Понятно, — кивнула она.

Они ещё несколько минут тихо сидели, прежде чем она возобновила их беседу:

— Что случится, когда уйдёшь обратно?

— Почти ничего, — сказал он ей. — Вернусь к свей работе по дереву. В ежегодные патрули будут ходить другие, поэтому я не смогу снова навестить вас. Эта поездка — особая, подарок, чтобы я мог попрощаться как полагается.

— И ты будешь счастлив? — спросила она.

Он кивнул, сглатывая в попытке затолкать вставший в горле ком:

— Настолько, насколько могу.

Её взгляд шарил по его лицу, и он увидел, как её аура вспыхнула искрами, указывая на всплеск гнева. Когда она заговорила, её голос был тихим, не показывая ни намёка на кипевшее под ним пламя:

— Это ложь.

Даниэл не ответил.

— Пять лет изменили тебя, Даниэл Тэнник, но твою способность лгать не улучшили.

Он фыркнул:

— Так и есть.

— Боишься, что правда причинит мне боль? Я не настолько слаба, Даниэл, — спокойно заявила она.

— Здесь правда не принесёт ничего хорошего, выдумка будет гораздо мягче, — возразил он.

Она сгребла в кулак его бороду, бесцеремонно повернув его к себе лицом:

— Я — не та девушка, которую ты оставил, Даниэл. Теперь я — мать, и у меня иные приоритеты. Я не буду преследовать тебя, или пытаться тебя спасти. Но я заслуживаю знать, что случилось с человеком, которого я любила, с человеком, который научил меня любить. Хоть это мне дай.

Даниэл сжал челюсти:

— Я — раб.

Его пальцы коснулись ожерелья у него на шее:

— Эта штука — гарантия моего возвращения.

— А шрамы?

— То была правда, я сам их сделал. Они помогают мне эффективнее убивать.

Она нахмурилась:

— И что же это за рабство?

— Там есть арена, — объяснил он. — Людей вроде меня заставляют там биться на игрищах для потехи наших хозяев.

— Почему они позволили тебе прийти сюда?

— Потому что я — лучший убийца из всех, что у них когда-либо были. За прошедшие пять лет я убил сотни мужчин, женщин и детей. В конце концов я убил так много, что моя хозяйка позволила мне уйти на покой, в некотором роде. Она держит меня так, как ты могла бы держать питомца, но я не был счастлив.

— И ты ей достаточно небезразличен, чтобы позволить тебе навестить семью? — с выражением недоверия на лице спросила Кэйт.

— Если честно, я не держу на неё зла. Она и её «семья» по большей части не виновны в том, что происходит на арене. Именно она попросила для меня разрешения прийти сюда, — сказал Даниэл.

Кэйт внимательно за ним наблюдала, ожидая, и когда он замолчал, она добавила:

— Но…?

— Но что? — сказал Даниэл. — Это всё.

— Я уже сказала тебе, Даниэл, лжец из тебя ужасный. Говори правду, и я поведаю тебе тайну, — предложила она.

— Тайну? — спросил он, с любопытством подняв бровь.

— То, что ты будешь рад узнать, — серьёзным тоном сказала она.

Даниэл ощутил, как в нём всколыхнулась и сошла на нет фрустрация. Он хотел рассказать ей, и устал от тайн.

— Ладно, но я сомневаюсь, что этот обмен ты сочтёшь того стоящим.

— Это мне решать, — парировала она. — А теперь выкладывай, ты — первый.

— Цена за этот визит — возвращение на арену, — сказал он ей.

— Тебе придётся ещё кого-то убить? — спросила она. — Увидеть нас — настолько важно? — В её ауре была сложная смесь эмоций, но пока она говорила, её взгляд читал его лицо: — Нет, дело не в этом. Ты не думаешь, что сможешь победить.

Даниэл промолчал.

— Этот визит что, стоит твоей жизни?!

— Да, — просто ответил он. — Теперь, будучи здесь, я честно могу это сказать. Этот визит — единственная стоящая вещь, оставшаяся в моей жизни. — Он остановился, когда ему в голову неожиданно пришла мысль: — Думаю, она пыталась задать мне тот же самый вопрос.

— Кто?

— Лираллианта, — ответил он, — моя… хозяйка.

— Но она же сделала это предложение, разве нет?

Даниэл пожал плечами:

— Она попросила для меня разрешения на визит, но это требование добавили старейшины и другие рощи. Не думаю, что оно её обрадовало.

Глаза Кэйт слегка расширились:

— Она любит тебя.

Даниэл рассмеялся в ответ:

— Будь ты с ними знакома, ты бы так не говорила. Мы для них — не более чем животные. Она испытывает ко мне не больше чувств, чем человек мог бы испытывать к высоко ценимой лошади.

— Разве ты не любил Блю? — указала она.

Даниэл странно уставился на неё:

— Не думаю, что это — то же самое.

— Конечно то же самое, — ответила она. — Ты путаешь любовь и похоть. Просто потому, что она — женщина, ты считаешь отсутствием любви то, что она не желает позволять тебе засовывать в неё член, однако любовь — не про это. Секс — просто приятная вещь, иногда получаемая в довесок.

— Каждый раз, когда я думаю, будто знаю, что ты можешь сказать, ты говоришь что-нибудь подобное, и я понимаю, что всегда тебя недооценивал, — восхищённо ответил он.

«Я всё время смотрел на Ши'Хар свысока, поскольку они не понимают любви, но теперь она показала, что я — такой же невежественный».

— Так ты признаёшь, что я права?

Он отвёл взгляд:

— В принципе — да, но ты не видела этот народ, или то, что они творят со своими же сородичами.

— Я её не знаю, но я знаю тебя, Даниэл, — сказала Кэйт, — и я никогда бы не стала недооценивать твою полнейшую тупизну.

Это заставило его рассмеяться:

— Рассказывай твою тайну. На обсуждение моей тупой башки можно потратить весь остаток дня.

Она бросила взгляд на солнце:

— Мне нужно скорее возвращаться, поэтому буду краткой.

— Ты здесь была не больше получаса, — сказал Даниэл, нахмурив брови.

Кэйт улыбнулась:

— Я теперь — мать, Даниэл. Я оставила Эрона спать в колыбели.

— И долго он спит?

— Может спать часами, но если проснётся, я хочу быть рядом.

Выражение её лица сказало ему всё, что Даниэлу нужно было знать, и заставило его ощутить пустоту внутри. Он никогда не будет отцом в том отношении, которое имело значение. Её волновала забота о семье, в то время как его волновал лишь он сам.

— Можешь рассказать мне всё остальное завтра, — предложил он, — если я смогу зайти…

— Ты зайдёшь, — властно сказала она, — но эту вещь мне нужно сказать тебе прямо сейчас. Это — тайна, которой я могу поделиться лишь с тобой.

— Ладно.

— После того, как ты ушёл, я злилась — на тебя, на богов, на всех. Позже я успокоилась, и долго думала о случившемся, от начала и до конца. Когда я попыталась поговорить об этом с матерью, она отреагировала необычным образом. Была груба, и нисколько тебе не сочувствовала. Она всегда хотела сменить тему, найти какой-то другой предмет для разговора.

По мере того, как она говорила, лицо Даниэла всё больше каменело, но он молчал.

— В конце концов я догадалась.

Он больше не мог смотреть на неё, поэтому повернул свою голову к солнцу.

— Мне так жаль, — прошептал он.

— Не нужно, — сказала она со внезапной свирепостью в голосе. — Я выложила ей свои мысли, и она попыталась свалить вину на тебя, но я ей не поверила. Мы ссорились и спорили, и в конце концов она во всём созналась. Вскоре она ушла, и больше мы с ней не говорили.

В его голове бушевали кровь и пламя. То, от чего он бежал, наконец снова подняло голову, и теперь спасения уже не было. Его эмоции угрожали его самоконтролю, и Даниэлу ничего так не хотелось, как заставить воздух бешено закружиться, дав выход гневу и ненависти к самому себе. Он встал, и его тело так напряглось, что его начало трясти.

Мягкая ладонь, лёгшая ему на спину, усмирила его демонов:

— Я простила тебя, Даниэл. Как только поняла, я простила тебя, но её я не прощу никогда.

— Она — твоя мать.

— Я — тоже мать! — сказала она, выплёвывая слова с немалой злобой.

— Я предал твоё доверие, — парировал Даниэл.

— Тебе было едва пятнадцать, и ты позволил слабости предать твоё сердце. Она была взрослой женщиной, и она помогала тебя растить. Разница гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — сказала Кэйт.

— Я не понимаю, — выдавил он, — зачем тебе меня прощать? Я этого не заслужил.

Её руки обняли его талию, и она прижалась щекой к его плечу:

— Во мне есть ограниченное количество прощения, Даниэл. Моя любовь — безгранична и незыблема, но прощения во мне не так много. И то, и другое я решила дать тебе.

Он повернулся, с намокшими от слёз щеками, и притянул её поближе к себе. «Чёрт, почему она такая прекрасная?». Не думая, он опустил своё лицо к её собственном, и страстно поцеловал её, не в силах больше удерживать своё ужасное желание. Его жизнь стала холодной пустотой, и ему только и было нужно животворящее пламя, которым являлась Катрин Сэйер, чтобы эту пустоту заполнить.

Она ответила на его поцелуй, сперва с готовностью, но в конце концов она начала отталкивать его.

Её аура бурлила от страсти и похоти, и то же самое он видел отражённым в её взгляде, но она решительно держала его на расстоянии вытянутой руки.

— Я всё ещё замужем, — печально сказала она ему. — Семья всегда будет для меня важнее.

Он отпустил её, всё ещё внутренне борясь с собой.

— Хотя, если бы ты использовал свою силу, то я, наверное, не смогла бы отказать, — дразнящим образом предложила она.

Даниэл зарычал, отчаянно глядя на неё. «Это что там в её ауре, надежда? Она что, хочет, чтобы я её принудил?». Тут он понял, что она хотела отговорку. Она не хотела предавать свою семью по собственной воле, но если бы он лишил её выбора…

«Ты — насильник». От воспоминания об этих словах у него по спине пробежали мурашки.

— Нет, — горько сказал он. — Больше я так делать не буду. Я слишком многим причинил боль.

— Правда, так много правды в этих словах… — сказала она, направляясь прочь. — Приходи завтра на ужин. Сэт тоже будет рад тебя увидеть.

— Ладно, — сумел ответить он.

Будучи уже более чем в двадцати ярдах, она крикнула назад:

— Ты поиграешь для меня… пока я не дойду до двери?

Он стал играть, и продолжил играть ещё долгое время, пока у него не заныли пальцы, а разум не остался совершенно пустым.

Глава 38

Утро он провёл с отцом, которому не хотелось покидать дом, пока там был Даниэл, а время после обеда — с матерью. В промежутке он некоторое время выполнял своё обещание насчёт работы по дереву. Латание заборов и некоторые мелкие починки, требовавшиеся в сарае, были для него во многих отношениях простыми задачами. Покуда у него была сухая древесина для работы с ней, он мог легко обрезать её до практически любой формы или размера, сберегая многие часы работы пилой. Вколачивать гвозди было так же легко.

Основное его ограничение пришло, когда Даниэл осознал, что истратил всю запасённую отцом древесину. Это значило, что кому-то нужно было съездить в лавку к Тому Хэйсу. Хотя в Колне был собственный кузнец, ближайшая лесопилка была в Дэрхаме. Однако лавка Хэйсов держала под рукой богатый запас древесины.

— Вечером я схожу к Сэту и Кэйт, — сказал он матери, когда отец вернулся к концу дня с овцами.

— Они знают о твоём визите? — спросила она.

— Кэйт услышала, как я вчера играл на цистре, — ответил он. — Она подошла, и пригласила меня.

— О, — сказала Хэлэн. — Ну, я уверена, что они будут рады снова тебя увидеть.

— Полагаю, мы не можем оставить тебя только для себя одних, — сказал Алан, подходя сзади.

Даниэл попросил прощения, уже, казалось, в десятый раз:

— Прости, Пап. Хотел бы я, чтобы у меня было больше времени.

Алан махнул рукой, закрывая эту тему:

— Что есть — то есть, Сын. Не волнуйся об этом.

— Когда появится возможность, сходи посмотреть на сарай, — с гордостью сказал ему Даниэл. — думаю, тебе понравится, что я сделал, однако боюсь, что у тебя кончилось дерево.

— Квадратные шесты, или доски один-на-шесть?

— И то, и другое.

— Чёрт, парень! Ты времени зря не терял!

Даниэл осклабился:

— Ага. Тебе придётся съездить в город.

На лице Алана Тэнника мелькнула тень, но почти так же быстро исчезла:

— Да, придётся об этом подумать. Возможно, у меня до этого ещё нескоро руки дойдут. Наш кредит в лавке несколько маловат.

— Может, мне следует съездить, — предложил Даниэл. — Если я смогу доставить дерево до того, как уеду, то смогу сделать для вас гораздо больше. Уверен, ты не будешь против, если я расширю загон, и добавлю ещё несколько стойл.

— Не волнуйся на этот счёт, Даниэл, — сказал его отец. — Нам хватает уже того, что ты здесь. Ты сделал работу, которая у меня бы отняла несколько недель, если сумел истратить всю эту древесину.

По правде говоря, Даниэл слегка нервничал при мысли о поездке в Колн. Он, наверное, уже оставил на городе большой след, и там многие наверняка затаили на него обиду. Однако родителям он в этом признаваться не хотел.

* * *

На парадном крыльце здания, о котором Даниэл всё ещё думал как о доме Сэйеров, стоял высокий, худой мужчина. Тёмные, кудрявые волосы скрывали верхнюю часть его ушей, и соединялись с густой бородой, росшей вдоль линии его подбородка. У него всё ещё был тёмный загар, и его поза намекала на сильные мышцы. Сэт никогда не был широк в кости, но возраст и тяжёлый труд дали ему крепкое тело целыми днями работавшего руками мужчины.

— Ты не выглядишь и вполовину так хреново, как она мне описывала, — сказал он, когда Даниэл оказался в пределах слышимости. На его лице была улыбка, но до глаз она немного не доставала.

Прошлым вечером Даниэл воспользовался зеркалом своей матери и ножницами, чтобы привести себя в порядок. После этого он всё ещё выглядел довольно неопрятно, и мать настояла на том, что ему нужно дать ей поработать часок над его волосами и бородой, прежде чем он снова примет цивилизованный вид.

— Я бы сказал то же самое про тебя, — сказал он своему старому другу, — но это было бы ложью. Ты выглядишь как никогда хорошо, и я чертовски рад это видеть.

— Я тоже рад тебя видеть, — отозвался его собеседник.

— Когда мы виделись в последний раз, помнится, ты хорошенько мне врезал.

Плечи Сэта ясно видимым образом напряглись, и Даниэл увидел, как в его ауре вспыхнула настороженность.

— Слушай, Даниэл, насчёт этого…

— Я заслужил, Сэт. Не беспокойся на этот счёт. Мне следует поблагодарить тебя за то, что ты вбил мне в голову немного здравомыслия, — сказал Даниэл, пытаясь заставить друга своего детства расслабиться.

Перестав напрягаться, Сэт ответил:

— Мне следует тебя поблагодарить за много большее. Кэйт сказала мне, что случилось с Ронни и остальными. Ты даже донёс меня сюда. Если бы не это, я мог бы помереть.

— Я не мог бросить друга в беде. — Они уже стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки.

Сэт осмотрел его с ног до головы, изучая странную кожаную броню:

— Тебе это дорого обошлось.

Даниэл не потрудился это отрицать. Его взгляд соскользнул с Сэта, поймав Кэйт, наблюдавшую за ними из окна:

— Ага.

Сэт заметил его взгляд:

— Насчёт Кэйт, Даниэл, ты же знаешь, что прошли годы, прежде чем…

— Тпру! — с некоторым нажимом сказал Даниэл. Шагнув ближе, он поднял урку, и сжал плечо своего друга: — Меня не было, я и сейчас здесь на самом деле не останусь, и я никогда не был её владельцем. Если бы я выбирал кого-то, кому предоставить заботу о ней, то это был бы ты. Не проси у меня прощения, Сэт. Ты всегда делал мне только хорошее.

Сэт не ответил, решив вместо этого коротко обнять Даниэла.

Тут Кэйт открыла дверь:

— Еда остынет, если кое-кто сейчас же не пойдёт её есть.

Они зашли внутрь, и заняли свои места за столиком. Несколько мелочей изменились — коврик в передней, и два стула, но в остальном комната была прежней. Даниэла настиг запах жареной ягнятины, напомнив ему о голоде.

— Что-то ужасно хорошо пахнет, — заметил Даниэл.

— Ты просто не поверишь, насколько хороша стряпня Кэйт, — объявил Сэт.

Даниэл тихо засмеялся:

— Мой нос сообщает, что это недолго останется вопросом веры, доказательство уже здесь, перед нами.

— Приберегите лесть на потом, — уверенно сказала Кэйт. — После того, как вы поужинаете за моим столом, все остальные померкнут в сравнении.

— Она говорит будто в шутку, — прокомментировал Сэт, — но она не шутит. Брауны, Долтон и Фиона, откушали у нас прошлой весной, и с тех пор дают нам скидки, надеясь, что мы снова их пригласим.

Кэйт подмигнула ему, и передвинула блюдо с жареным мясом в сторону Даниэла. Тот не стал зря терять времени, наложив себе обильную порцию, прежде чем передать блюдо Сэту. Вскоре времени на беседы не осталось, когда они стали целеустремлённо есть.

Еда вызвала в Даниэле новую ностальгию. Мать Кэйт тоже была великолепным поваром, и он вспомнил ряд приятных трапез в доме Сэйеров. Еда его собственной матери была хороша, но менее близка к совершенству, и вечером первого дня его пребывания дома у матери не было времени приготовить что-то особое. Этот же ужин напомнил ему об одной из тех вещей из жизни цивилизованных людей, которой ему не хватало больше всего — о хорошей еде.

Ближе к концу трапезы он обнаружил, что водит куском хлеба по тарелке, пытаясь подобрать остатки подливки, прежде чем отдать тарелку. Закончив с этим, он уставился на само сервировочное блюдо. Мясо с него уже всё съели, но на нём ещё остались вкусные остатки прежде лежавшей там еды.

Сэт с интересом наблюдал за ним:

— Ты выглядишь так, будто готов съесть всё блюдо, Даниэл.

Это заставило его оборвать взгляд:

— Я уже давно не пробовал такой еды.

— Чем они тебя там кормили? — спросила Кэйт.

Даниэл вздрогнул от этого вопроса, но уж по крайней мере на это он мог ответить честно:

— В основном — белками и кроликами, — сказал он им. Прежде он никогда не был против такого мяса, но после пяти лет ему начало не хватать ягнятины… и говядины, и свинины. И это не говоря уже о всех других мелочах, вроде молока, сыра, бобов, репы, пастернака… список был длинным.

Он не пытался нарисовать тёмную картину своих кулинарных бед, но вскоре Даниэл осознал, что Сэт упёрся в него взволнованным взглядом, а Кэйт выглядела как воплощение жалости.

— Право же, на словах всё хуже, чем на самом деле, — сказал он им. — В последние несколько месяцев я получил возможность готовить самому, и это значительно улучшило ситуацию.

По сути, это было правдой, но его список ингредиентов всё ещё был ограничен в основном мелкой дичью, морковью и луком.

В конце концов они оставили эту тему. Кэйт уже объяснила Сэту большую часть того, что поведал ей Даниэл, почти ничего не опустив, кроме их внезапного поцелуя. Даниэл терпеливо отвечал на вопросы своих друзей насчёт более тонких подробностей, опуская лишь наиболее грубые части, которые, как он знал, лишь заставят их сочувствовать ему ещё больше. В целом он пытался показать свои последние пять лет в как можно более положительном свете.

— Но ты же всё равно раб, та? — спросил Сэт, имея ввиду его новое проживание с Лираллиантой.

— Ага, — признал Даниэл, смутившись.

— Прости, — сказал Сэт. — Мне не следовало этого говорить.

— Ты не виноват, — сказал ему Даниэл. — С тем же успехом можно и называть вещи своими именами.

— И родителям ты об этом не сказал?

Даниэл покачал головой:

— Нет, они думают, будто я работаю плотником.

— Ну, если ты так хочешь, то я не буду говорить им что-то иное, — заверил его Сэт.

— И вообще, нам нужно поговорить ещё об одной вещи, — упомянула Кэйт, — насчёт твоих родителей.

— Они, вроде, в порядке.

— Они — да, — сказал Сэт, — но дело скорее в том, как у них дела в городе. — Его лицо слегка покраснело: — Не уверен, как об этом сказать. Кэйт, может, лучше ты объяснишь. — Он бросил взгляд на свою жену, ища помощи.

— Дело в твоих детях, Даниэл, — без колебаний сказала она.

— О, — сказал Даниэл, внезапно почувствовав неуверенность. Он знал, что у него наверняка были дети, но решил не беспокоить их или их семьи, если возможно. Его нынешнее положение практически не оставляло ему иного выбора.

— Я не имела ввиду, что тебе следует попытаться взять на себя ответственность, — продолжила она прежде, чем он смог что-то сказать. — Для этого уже слишком поздно, и ни к чему хорошему это не приведёт. Я имею ввиду то, как это отразилось на твоих родителях.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Даниэл.

— Ну, в городе многие люди знают об этом. Там теперь есть порядочно темноволосых, голубоглазых детей примерно одного возраста. Большинство смолчали об этом, но некоторые не смогли, например — Эмили Банкс, — сказала Кэйт.

— И она тоже? — сказал Даниэл.

Кэйт кивнула:

— Она повесилась два года назад, Даниэл. Хэ́йли теперь растят её родители.

«У меня есть дочь». Эта мысль ударила ему в голову сильнее, чем он мог представить, но она не могла затмить трагедию того, что Кэйт только что сказала про Эмили. «Она совершила самоубийство — из-за меня».

— Только не начинай разводить сопли, Даниэл, — предупредила она. — Я не затем это упомянула. Хэйли — не единственная, детей гораздо больше. Тебе с этим уже ничего не поделать. Я упомянула это потому, что многие люди в городе перестали относиться к твоим родителям с дружелюбием.

— Они же совершенно ни при чём, — возмутился Даниэл.

— А людям так не кажется. Каждый раз, видя твоих родителей, они вспоминают, что именно их сын переспал с половиной женского населения города, и обрюхатил значительную часть этой половины.

— Ты подняла эту тему, так что, наверное, у тебя есть и какая-то идея насчёт того, что мне следует сделать, — сказал Даниэл. Он вспомнил лицо своего отца, когда зашла речь о том, чтобы купить ещё древесины. «Ему не хотелось ездить в город».

— Вообще-то нет, — призналась она. — Я просто не хотела, чтобы ты забрёл в город, и сделал их ситуацию ещё хуже.

Сэт нервно хохотнул:

— Чёрт, да они могут поднять бунт, если увидят тебя на улице.

— С бунтом разобраться я бы смог, — сказал Даниэл. — Насилие — единственное, чему я обучен.

— По-моему, весь город тебе в драке не победить, — сказала Кэйт.

Даниэл засмеялся:

— Это и дракой-то не назовёшь.

Что-то в его голосе заставило его друзей дёрнуться. Что это за выражение на их лицах — страх? «Они что, думают, что я действительно стал бы убивать горожан?». Даниэл немного поразмыслил над этим. «Наверное, стал бы. Правильно они боятся».

Перед его внутренним взором предстало это столкновение — горожане, гневно обступающие его на улице. Несколько брошенных камней, куча оскорблений — и затем он выйдет из себя. Конечно, угрозой ему они не будут. У Даниэла был широкий выбор методов. Он мог убить их в огромных количествах, используя ветер и огонь, или не торопиться, и резать их одного за другим. При мысли о крови его сердце учащённо забилось. Второй вариант был для него наиболее предпочтительным. Он всегда испытывал больше удовлетворения, когда рубил противника на части в ближнем бою.

По улицам потекут реки крови.

Даниэл встряхнулся, и закрыл лицо ладонями. «Я — чудовище. Я не только могу это сделать, какая-то часть меня этого хочет. Это доставит мне удовольствие». Перед его мысленным взором предстала Элис Хэйс, с ужасом уставившаяся на него. «Я и её тоже убью?». Ответ явился со всей своей неприглядностью: «Не сразу».

— Ты в порядке? — нерешительно спросил Сэт.

— Нет, — признался Даниэл. — Со мной что-то очень сильно не так, но спасибо вам обоим за предостережение. Мне, наверное, не следует появляться в городе.

— Этим детям нужны их родители, — тихо сказала Кэйт.

«Она что, знала, о чём я думал?». Его пугала мысль о том, что она может подозревать о насилии, на которое он был способен. «Как она могла бы любить меня, если бы знала?». Минуту спустя его настигло второе озарение. «Им нужны их родители». Эта фраза исключала его самого как факт. Он не был родителем. Он зачал много детей, но никто из них его не знал и не любил. Он мог привнести в их жизни лишь несчастье.

Донёсшийся из спальни крик прервал его мысли.

— Это — Эрон, — сказала Кэйт. — Тебе обязательно надо познакомиться с нашим малышом, Даниэл. — Она одарила Сэта полным надежды взглядом: — Ты же не против, дорогой?

Сэт посмотрел на каждого из них, в его ауре были признаки беспокойства:

— Пойду, проведаю его. Скоро вернусь.

— Давай, пойдём на порог, — предложила Кэйт, чтобы они могли быть подальше от посторонних ушей.

Даниэл обнаружил, что сидит на скамейке у порога, в том же месте, где он когда-то играл и пел для Кэйт, до их первого поцелуя. Она села рядом с ним.

— Тебе любопытно насчёт твоих детей? — спросила она его.

Эти слова вырвали его из объятий ностальгии:

— Они едва ли «мои». В них нет никакой моей заслуги, скорее наоборот.

— Не буду спорить, — согласилась она, — но порой я нахожу, что мне любопытно. Когда я думала, что ты был мёртв, знание того, что твои дети всё ещё здесь, давало мне некоторое ощущение тебя самого.

— Но они же все не твои.

Она пожала плечами:

— Не важно. Родив Эрона, я узнала великую тайну. Любовь к детям — не вопрос крови или наследственности. Я люблю своего сына просто потому, что он здесь, и нуждается во мне, но если бы он был рождён от кого-то другого, я всё равно любила бы его так же. Когда становишься матерью, то понимаешь, что любовь к детям — не от рождения. Вот, почему старые нянечки любят всех детей, а не только своих собственных.

— Ты обрела мудрость, которая мне никогда не будет дана, — задумчиво сказал Даниэл.

— Но с одним ребёнком ты мог бы встретиться.

— Что?

— С моей сестрой, Бри́джид, — ответила она, бросая на него взгляд. — Ей сейчас пять. У неё твои глаза.

Даниэл сглотнул:

— Ты поэтому догадалась?

Она покачала головой:

— Сперва — нет, но благодаря этому догадаться было определённо легче.

— Но Сэт не знает, — спросил Даниэл, — ты так и сказала вчера…

— Нет, — согласилась она. — Он не знает, и его отец — тоже, хотя могут подозревать. Если честно, я удивлена, что старик женился на ней — она же отказывается называть отца ребёнка.

Даниэл поморщился:

— Твоя мать может быть убедительной.

Кэйт побледнела:

— Это я и так знаю.

— Она позволит мне увидеться с ней? Я думал, вы не разговариваете.

— Мы — всё ещё родня. Она порой посылает сестру обратно с Сэтом, когда тот навещает своего отца. Я скажу ему, чтобы он попросил об этом, — сказала Кэйт.

— Разве это не вызовет у него подозрения?

— Возможно, — признала она, — но вслух он никогда не скажет.

О возвращении Сэта возвестили магический взор Даниэла и звук приближавшихся шагов. На руках Сэт нёс младенца.

— Он в хорошем настроении, но мне кажется, что он хочет увидеть свою маму, — с мягкой улыбкой сказал Сэт.

Он передал ребёнка Кэйт, та засмеялась, и стала ворковать над своим крошкой. Для Даниэла наблюдать за ними было небольшим чудом.

— По-моему, он голоден, — извинилась она минуту спустя. — Простите — я скоро вернусь.

Даниэл вздохнул с облегчением. Он волновался, что она может начать кормить Эрона прямо на пороге. Хотя в Колне такое было в порядке вещей, он знал, что их прошлое могло создать напряжение между ним и Сэтом.

Сэт уселся на место Кэйт, когда та ушла. Вдвоём они говорили о прошлом, по крайней мере — о хороших егочастях, когда они были просто добрыми друзьями. Сверчки уже начали петь, и ночной воздух был полон звуков. Лёгкий бриз уносил их слова прочь, и несмотря на все полученные им новости, Даниэл ощутил редкое для него чувство покоя.

Кэйт вернулась через четверть часа:

— Он поел, но не кажется сонным, — сказала она им. — Может, ты хотел бы его подержать?

Прошла секунда, прежде чем Даниэл осознал, что она имела ввиду его.

— Я? — Его пугала мысль о том, что ему могут позволить взять в руки что-то настолько хрупкое.

Кэйт грациозно наклонилась вперёд, и передала своего сына на внезапно ставшие неуклюжими руки Даниэла:

— Думаю, тебя можно считать как минимум дядей.

Крошечный мальчик сразу же начал тянуть дёргать Даниэла за бороду, но тот не стал дёргаться или отстраняться. Сперва он страшился двигаться, боясь, что любое движение может каким-то образом повредить хрупкому ребёнку у него на руках. Эрон не был обременён подобными мыслями, ему хотелось двигаться.

Извиваясь у Даниэла в руках, малыш сумел поднести свою голову ближе, с любопытством глядя на Даниэла своими тёмно-коричневыми глазами. Одна из его ручек выпустила бороду, и удивительно крепко вцепилась в его палец.

— Он очень сильный, — изумлённо заметил Даниэл.

Сэт улыбнулся с отцовской гордостью:

— Он почти ходит. Я всё время думаю, что он со дня на день сделает первые шаги.

Глядя на маленького Эрона, Даниэл ощутил, как тяжесть ушла из его сердца. Сидя между двух своих старейших друзей, Сэтом и Кэйт, он был в состоянии покоя. Он чувствовал их любовь и стремление защищать ребёнка у него на руках… и, возможно, его самого. Они были семьёй, и он тоже немного был её частью.

«В этом — разница между нами и Ши'Хар», — подумал он. «Они создаются целыми и завершёнными — они растут лишь тогда, когда наконец пускают корни. Мы рождаемся маленькими и незавершёнными. Мы не предназначены для загонов и арен. Наша сила происходит из любви и заботы, из игры и исследования. Лишь тогда мы можем развить свои умы и найти силу, кроющуюся в нашем потенциале».

— Древние люди это знали. Они были как мы, и если бы они не потерпели поражение, то кто знает, насколько сильны были бы мы сегодня, — пробормотал он себе под нос. Поглаживая Эрона по щеке грубым пальцем, он обратился к мальчику: — Теперь только мы и остались.

— Что, говоришь? — спросила Кэйт.

Даниэл поднял глаза, переводя взгляд между лицами своих друзей:

— Я люблю вашу семью.

Сэт кивнул:

— Ну, ты же её часть.

Глава 39

На следующий день Даниэл встал спозаранку, намереваясь помочь отцу, но обнаружил, что Алан уже ушёл.

— Он отправился в город, — объяснила его мать. — Думаю, он хочет купить ещё древесины, чтобы воспользоваться предложенной тобой помощью.

— Полагаю, что я тогда поведу овец на выпас, — согласно сказал Даниэл.

Дойдя до сарая, он заметил отсутствие телеги, что имело смысл, если его отец намеревался привезти обратно значительное количество древесины. Даниэл улыбнулся сам себе: «Он действительно намеревается извлечь из меня как можно больше». От этой мысли у него поднялось настроение.

После того, как он помог матери с несколькими утренними делами, Даниэл повёл стадо на выпас, направив их к пастбищу, которое было ближе всего к дому, теперь ставшему «домом Толбёрн». Даниэл знал, что место было неидеальным, поскольку некоторые иные используемые ими пастбища были на тот момент менее истощены, но если ему предстояло быть дома лишь несколько дней, то он хотел провести их как можно ближе к Кэйт и Сэту.

— Папа сможет сводить их на другие поля, когда я уеду, — сказал он себе.

Утро он провёл, получше знакомясь с Лэйси. Она была умной собакой, и её нос уже поведал ей, что Даниэл был сыном её хозяина. Она быстро приняла его, но дружба между ними ещё только налаживалась.

Около полудня Даниэл сделал паузу, и съел собранный его матерью обед, прежде чем вытащить цистру, и сыграть песню. Казалось, что синие небеса и тёплый ветер улыбались ему. Ощущение было таким, будто весь мир сговорился, чтобы показать ему свою приязнь.

Вскоре появился Сэт, он шёл вверх по холму рука об руку с человеком пониже.

Даниэл ощутил дурное предчувствие, внезапную нервность, когда он вдруг понял, кем был этот человек. Рядом с его другом шла маленькая девочка, и после их вчерашнего разговора он знал, что это наверняка была Бриджид. Это была его дочь.

— Ну, по крайней мере, одна из них, — сказал он себе.

Скорее для себя, чем по какой-то иной причине, Даниэл продолжал играть, пока они взбирались на холм. Музыка помогала ему сохранить спокойствие, и смягчала его тревогу. Закончив песню, которую играл, Даниэл переключился на весёлую мелодию, бывшую популярной для танцев — «Дочь Рыбака». Для неё он также мог легко петь слова, поскольку все ноты были в его голосовом диапазоне.

В песне пелось о молодой женщине, жившей с родителями у моря. В начале она знакомится с моряком, но к концу её любовь убеждает его бросить море, и стать рыбаком, как и её отец. В отличие от многих подобных песен, у неё был счастливый конец и живая мелодия.

Сэт и Бриджид селя рядом с ним, пока он заканчивал играть. Когда песня завершилась, маленькая девочка захлопала в ладоши:

— Красиво, — с невинной улыбкой сказала она.

— Бриджид, это — мой друг, о котором я тебе говорил. Его зовут Даниэл, — сказал Сэт, представляя их друг другу.

— Приятно познакомиться, Бриджид, — сказал ей Даниэл.

Внезапно оробев, девочка опустил взгляд, но Даниэл успел мельком увидеть сверкнувшие под её тёмными волосами голубые глаза.

— Привет, — тихо сказала она.

«Она великолепна», — подумал он, чувствуя, как сжимается сердце.

— Сэт говорил тебе, что он, я и твоя сестра были друзьями в детстве?

Бриджид кивнула ему, а Сэт с извиняющимся видом пожал плечами. Его взгляд как бы говорил: «будь терпелив».

Они тихо сидели вместе несколько минут, пока любопытство Бриджид не взяло верх. Придвинувшись ближе, она дёрнула одну из струн на инструменте Даниэла. Когда послышался неожиданно громкий звук, она нервно взглянула на Даниэла.

— Всё хорошо, — сказал он ей. — Хочешь научиться играть?

Её взгляд просветлел, и она кивнула.

Следующий час он показывал Бриджид, как он прижимал лады, чтобы играть определённые аккорды. Её руки были недостаточно длинными, а ладони — недостаточно большими, поэтому ей было слишком трудно прижимать струны на грифе, одновременно перебирая их пальцами, поэтому они с Даниэлом работали в паре. Он показывал ей, где нажимать, и она использовала обе руки, одну — чтобы поддерживать гриф, а вторую — чтобы прижимать нужные струны. Как только она была готова, Даниэл пробегал пальцами над декой, а Бриджид смеялась над получавшимися звуками.

— Давай, я, — сказала она ему, указывая на его бренчащую руку.

«Надо было самому догадаться», — упрекнул он себя. Бриджид передвинулась, и они поменялись ролями — он прижимал пальцами аккорды, и когда он кивал, она бренчала по струнам. Было всё равно неудобно, но они сумели таким образом сыграть неуклюжую, сбивчивую мелодию.

— Мне нужно поработать, — сказал ему Сэт, по большей части молчавший, пока Даниэл и Бриджид общались. — Мне забрать Бриджид домой, или…

— Я не против, если она останется, — сказал Даниэл, чувствуя трепет при мысли о том, что её могут хотя бы ненадолго оставить ему на попечение. — Я смогу отвести её к вам, прежде чем погоню вечером стадо обратно. Если, конечно, она хочет остаться.

— Бриджид, — сказал Сэт. — Ты хотела бы остаться на время с Даниэлом? Мне нужно домой.

Та уже забыла о них, отвлечённая новизной пастушьей собаки Даниэла. Бриджид ползла по траве к Лэйси, будто пытаясь подкрасться к ней. Конечно, Лэйси уже была прекрасно осведомлена об охотившейся на неё девочке, но притворялась, что ничего не заметила.

Сэт бросил взгляд на Даниэла, заметив:

— Они так погружаются в себя, что порой ничего не слышат. Не спускай с неё глаз.

— Не спущу, — заверил его Даниэл. — Спасибо, — с чувством добавил он.

Девочка добралась до собаки, и Лэйси была достаточно игривой, чтобы с удивлённым визгом подпрыгнуть, будто не видела подкрадывавшегося ребёнка. Она закружила вокруг девочки, возбуждённо лая, и притворяясь, будто кусает её. Сэт подхватил девчушку на руки, и Бриджид восторженно завизжала.

— Я оставляю тебя здесь, с Даниэлом, — сказал он ей. — Ты согласна?

Она кивнула, едва уделяя ему внимание, одновременно извиваясь у него на руках в попытке каким-то образом спуститься вниз, чтобы снова добраться до собаки.

Сэт аккуратно поставил её на землю, и отвернулся:

— Что ж, она вся твоя. — Махнув, Сэт пошёл вниз по склону, направляясь домой.

Следующие несколько часов стали для Даниэла откровением. Он наблюдал за тем, как Лэйси учила Бриджид пасти овец, кружа вокруг них, чтобы отбившиеся от стада овцы не удалялись слишком далеко. Затем они играли в хаотичную версию салок, девочка и собака по очереди гонялись друг за другом. Даниэл был слишком поглощён наблюдением за ними, чтобы даже на цистре играть, но когда они устали от своей забавы, он снова вытащил инструмент, и Бриджид стала скакать под его живую мелодию.

«Или она танцует?», — задумался он. Движения девочки были слишком беспорядочными, чтобы быть в этом уверенным, но это едва ли имело значение, ибо ей нравилось.

Позже, уставшая и вспотевшая, несмотря на прохладный ветерок, Бриджид села, привалившись к нему. Даниэл говорил с ней, глядя на её волосы и грязное лицо, дивясь её искрившимся глазам, когда она с энтузиазмом отвечала. Если верить её утверждениям, Лэйси была, наверное, самой храброй собакой в мире, и определённо самой умной. Даниэл и заметить не успел, как она крепко заснула.

Не осмеливаясь её беспокоить, он кивнул Лэйси, и отдал команду, чтобы та предупредила его, если он понадобится овцам. Затем Даниэл откинулся назад, и расслабился, глядя в голубое небо, и размышляя о чуде свернувшейся у него под рукой маленькой девочки. Он считал каждый её вздох, и его сердце будто стало замедляться, пытаясь биться в ритм с её дыханием.

* * *

Его разум лениво дрейфовал, а облака плыли мимо. Он не спал, но и не совсем бодрствовал. Даниэл был в месте, которое находилось между сном и явью, в месте, где дух встречается с реальностью, где начинаются сны, и куда они в конце возвращаются умирать. В этом месте он ощущал покой, как если бы являлся частью чего-то большего. Мир был живым, и Даниэл был маленькой, но счастливой его частью. Сердце земли билось под ним, ему снились вещи, которые были слишком большими, чтобы его маленький разум мог их осознать.

Маленькая фигура бежала к нему вверх по холму. Это было любопытное животное, неуклюже бегущее на двух ногах. На четырёх по такого рода ландшафту бежать было бы лучше. Его разум сфокусировался получше, и Даниэл понял, что она была человеком, а люди использовали только две ноги. «Я — тоже человек», — лениво подумал он.

— О, это Кэйт, — услышал он свои собственные слова, и тут ощутил, как мир встал на место. Ему было трудно понять состояние сознания, в котором он находился, но сейчас это едва ли имело значение. Кэйт запыхалась, пытаясь взбежать вверх по склону. Она не стала бы так спешить, не будь у неё хорошей на то причины.

Сев, он толкнул Бриджид локтем:

— Просыпайся, пора отправляться обратно домой.

Она села, оглядываясь вокруг затуманенным взором, и потирая лицо:

— М-м-м х-м-м, — ответила она.

— Забирайся мне на спину, я тебя отнесу на закорках, — сказал он ей.

Особо уговаривать её не пришлось, Бриджид обожала кататься на чужих спинах. Как только он встал на колени, она запрыгнула на него, протянув ноги вокруг его бёдер, и обхватив его руками за шею и плечи.

— Поехали! — приказала она.

Он не мог не засмеяться про себя над этим, и послушно тронулся. Двигаться вниз по склону на большой скорости было сложно, особенно с ребёнком на спине, поэтому хоть Даниэл и спешил, риска он тщательно избегал. С Кэйт он встретился на полпути.

— Что не так? — спросил он её, взволновавшись ещё больше, когда увидел её лицо.

— Твой папа, — ответила она, перемежая каждое слово тяжёлой отдышкой. — Он ранен.

— Где он?

— У моего дома, — ответила она. — Его привезли обратно мужики из города.

— Мужики? — подозрительно спросил он.

Она кивнула, но слишком запыхалась, чтобы пояснять.

— Я хочу, чтобы ты пошла за мной вместе с сестрой, — сказал он девочке у себя на спине, снимая её с себя, и помогая спуститься. Бриджид согласно кивнула, и взяла Кэйт за руку.

— Даниэл, подожди! — крикнула Кэйт, когда он пустился бегом.

— Тебе придётся меня догонять, — сказал он ей. Оставшись сам по себе, он наложил на себя щит, и воспользовался одним из трюков, которые он усвоил на арене. Даниэл расширил щит под собой, придавая ему форму большого, выпуклого диска. Из рук он выпустил длинные, шестообразные отростки, толкая себя с их помощью вниз по склону, и начал со всё большей скоростью скользить вниз.

Когда он пришёл в движение, волноваться об ускорении ему стало уже ненужно, Даниэл просто использовал свои руки, чтобы отталкиваться в стороны, направляя свой диск в обход препятствий, которые были слишком большими, чтобы над ними можно было проскользнуть. Такой способ путешествия вниз по склону был дико бешеным, но гораздо быстрее альтернатив. Поскольку диск под его стопами был прикреплён к его телесному щиту, свалиться с него Даниэл просто не мог, поэтому проблем с равновесием у него не было.

А вот остановка заботила его весьма сильно.

Приближаясь к подножью холма, где его ждали река и ряд острых скал, Даниэл изменил форму диска, расширив его, и сделав его более плоским, чтобы увеличить сопротивление. Однако само по себе это не замедлило его спуск, поэтому он начал посылать длинные ленты силы себе за спину, слегка прихватывая маленькие деревья и валуны, не пытаясь цепляться за них слишком крепко.

Это оказало эффект, и к тому времени, как он достиг реки, Даниэл двигался со скоростью быстрого пешехода. Тогда он изменил форму щита, превратив расширения на руках в длинные, похожие на когти придатки. Диск у него под ногами исчез, и Даниэл начал использовать щит вокруг своих стоп, чтобы создать ходули, вытягивая их вниз, и таким образом подталкивая себя вверх с каждым шагом.

Карабкаясь к тому, о чём он всё ещё думал как о «Доме Сэйеров», Даниэл поднимался вверх длинными скачками, используя выходившие из его рук когти для поддержания равновесия. Подняться он смог почти так же быстро, как съехал вниз по противоположному склону.

Магический взор уже нашёл его отца, задолго до того, как Даниэл приблизился к дому. Алан Тэнник лежал на своей телеге — его тело не двигалось, и неглубоко дышало. С ним был Сэт, подкладывавший ему под затылок полотенце. Рядом стояло наполненное водой ведро. Похоже, что Сэт планировал с помощью него и ещё одной тряпки смыть часть крови и грязи.

«Почему он до сих пор на телеге?»

Даниэл знал, что это был плохой знак. Если Сэт не хотел и пытаться отнести отца Даниэла в дом, значит тот был серьёзно ранен. Оставшееся расстояние Даниэл покрыл в безумном броске.

Сэта испугало его странное появление, но он сбросил с себя шок:

— Его привезли только несколько минут назад…

Даниэл уже был в телеге, осматривая отца, прощупывая изнутри и снаружи своим магическим взором. Проведённые на арене годы многому научили его в области элементарной анатомии. Он научился закрывать раны и при необходимости останавливать кровотечение из артерий, и много времени потратил на исследование внутреннего мира своего тела. Он ни коим образом не был великим целителем — заботившиеся о раненных победителях Ши'Хар могли исцелять так, что это казалось почти чудом.

Если ты побеждал, и проживал достаточно долго, чтобы они могли до тебя добраться, то они были способны восстановить тебя после почти любой раны. После быстрого осмотра Даниэл пожалел, что здесь не было одного из них.

Рёбра Алана были сломаны в нескольких местах, и один из осколков застрял в его левом лёгком. Его правая бедренная кость сломалась, и бедро стало пурпурным от синяков, оставленных тем, что вызвало этот перелом. Одна из наиболее больших вен порвалась, заставляя его ногу опухнуть. Лицо его отца было таким тёмным и опухшим, что он не смог бы видеть, будь он в сознании. Его зубы порвали его нижнюю губу, но нос его каким-то образом остался не сломанным.

Алана Тэнник избили до полусмерти.

Вообще, он мог и не выжить без помощи. Одно только пробитое лёгкое могло оказаться фатальным, и нога могла позже привести к опасным осложнениям, предполагая, что кровопотеря будет остановлена до того, как убьёт его.

— Кто это сделал?

— Неясно, — неуверенно сказал Сэт. — Его привезли Мистер Стайлс и Джон Хэджэр, но я не думаю, что они в этом участвовали. Думаю, они пытались помочь.

Мистер Стайлс был городским кузнецом, довольно приличным человеком, насколько знал Даниэл, и лишённым какой-либо причины его ненавидеть. Джон Хэджэр был отцом Билли Хэджэра, но если не считать отцовства над плохим сыном, Даниэл не думал, что и у того были какие-то причины таить на него обиду.

Встав рядом с отцом на колени, Даниэл закрыл глаза — взгляд будет лишь отвлекать его от дела.

— Сэт, мне нужно будет на какое-то время сосредоточиться, так что попытайся сидеть тихо. Держи воду и полотенца под рукой. Когда закончу, отнесём его в дом.

— Вряд ли получится, Даниэл. Посмотри на его ногу!

— Доверься мне, — сказал Даниэл, и с этим отгородился от внешнего мира, сосредоточившись исключительно на том, что происходило в избитом, покрытом синяками теле Алана Тэнника. Первым его внимания требовало лёгкое, и Даниэл использовал свой разум, чтобы вытащить осколок кости, и залатать лёгкое до того, как его состояние ухудшилось ещё больше. Сколько-то крови уже попало внутрь, но он не был уверен, как её извлечь, не создав ещё больше проблем, и потому оставил её в покое.

Даниэлу хотелось выправить кости и срастить их, но кровоточащая вена на бедре была делом более срочным. Он временно остановил течение крови, пока не нашёл второй конец разорванного сосуда, и не присоединил обратно. Закрытия вены было бы достаточно, но он знал, что позже будет гораздо больнее, если он не восстановит кровоток.

Алан начал слегка шевелиться, стеная, когда действия Даниэла начали причинять ему всё больше боли.

Даниэл не обращал на это внимания, приготовившись удерживать Алана своим эйсаром, если на то будет необходимость. Затем он начал выправлять рёбра, перемещая их в нужное положение, прежде чем сращивать. Судя по всему, эта операция была чрезвычайно болезненной, поскольку его отец начал неуправляемо метаться. Используя свою силу, Даниэл заставил отца неподвижно застыть на месте.

Алан пытался кричать, но его повреждённое лёгкое и сломанные рёбра не позволяли ему испускать что-то громче тихого воя с придыханием. Даниэл проигнорировал его, и продолжил латать рёбра. Между тем Сэт уселся на землю. От вида беспомощно и полубесшумно кричащего Алана Тэнника, над котором трудился Даниэл, у Сэта закружилась голова.

Даниэл закончил с рёбрами, и убрал из отцовской ноги лишнюю кровь, прежде чем сомкнуть там порванные кожу и мышцы. Закончив с этим, он прошёлся по мужчине с головы до ног — закрывая каждый порез и ссадину, делая кожу целой и невредимой.

Отёк он никак не мог снять, и Алана всё ещё ждало долгое, болезненное выздоровление, но теперь он не станет калекой. Даниэл отпустил ограничивавшие движение отца оковы, и жестом приказал Сэту принести мокрые полотенца:

— Давай его почистим.

У этому моменту пришла Кэйт вместе с широко распахнувшей глаза Бриджид:

— Как он? — спросила она.

— Несколько недель ему будет чертовски неприятно, но я думаю, что он будет в порядке, если только не начнётся лихорадка, — сказал Даниэл. — Однако он бы умер. Они избили его до полусмерти, Кэйт. — Говоря это, он создал под отцом щит, и поднял его в воздух, мягко понеся к дому.

Кэйт побежала открывать дверь, а Сэт с широко раскрытыми глазами последовал за ним.

После того, как Алана устроили на кровати в комнате, прежде принадлежавшей Кэйт, Даниэл снова направился наружу.

— Куда ты? — спросила Кэйт с плохо скрытой тревогой в голосе.

Даниэл проигнорировал его, и тогда с ним пошёл Сэт:

— Раньше таких проблем никогда не было, Даниэл, — сказал он другу. — Было напряжение, но дальше проклятий и ругани дело не заходило.

— Они, наверное, узнали, что я вернулся, — сказал Даниэл. — Возможно, они надеются, что я приду в город.

— Даже не думай об этом, Даниэл Тэнник! — сказала позади них Кэйт громким, повелительным голосом.

Даниэл оглянулся через плечо, прежде чем посмотреть в глаза Сэту:

— Простите, — сказал он им, и пошёл к дороге.

— Я пойду с тобой, — сказал Сэт.

В голосе его друга не было колебаний, и от этого заявления сердце Даниэла задрожало. Он так долго был один, что уже успел забыть, что означала дружба. У него в горле больно встал ком, но как бы он ни желал принять это предложение, Даниэл знал, что не может:

— Нет, — ответил он. — Не хочу, чтобы они ещё больше связывали тебя со мной у себя в мыслях. Это может создать тебе проблемы в будущем. Я не прощу себя, если что-то случится с тобой или с Кэйт.

— Да плевать, — с ядом в голосе сказал Сэт. — То, что они сделали — неправильно.

Кэйт положила ладонь мужу на плечо:

— Он прав, дорогой.

Фамильярный жест и легко высказанная нежность, «дорогой», вызвали в Даниэле укол сожаления. «На его месте мог быть я». Он снова зашагал прочь.

— Тебе тоже не следует идти, Даниэл, — строго сказала она.

Он не обернулся:

— Для этого уже слишком поздно.

— Они, наверное, все тебя дожидаются. Они только этого от тебя и ждут! — крикнула она ему в спину.

— Ты же знаешь, как я люблю радовать людей, — с сарказмом ответил он.

— Что ты собираешься делать? — громко сказал Сэт.

— Я причиню им боль, — сказал Даниэл голосом, почти что слишком низким, чтобы они могли его услышать.

«У меня было пять лет, чтобы узнать про боль всё. Если они думают, что знают, как причинить мне боль… сейчас они выяснят истинное значение этого слова».

— Это ничего не исправит! — крикнула Кэйт.

Что-то в её тоне наконец заставило его гнев вспыхнуть, и Даниэл остановился, ненадолго обернувшись:

— Мне пофигу. Причинять людям боль — кроме этого я никогда ничего не умел хорошо делать.

Её ответ был тихим, лишённым надежды, но уши Даниэла всё равно его уловили:

— Это неправда. — По её щекам текли слёзы гнева, а Бриджид смотрела на неё, не будучи уверенной, почему она так расстроена. Кэйт спрятала лицо в рубашке Сэта, чтобы скрыть свои муки.

Пятнистый свет клонившегося к закату солнца пробегал по его плечам и мелькал в его волосах, пока Даниэл шёл по дороге в Колн. С ним не было никого кроме его гнева, но тот держался близко, шепча ему на ухо слова смерти и отмщения.

Глава 40

Даниэл шёл нормальным шагом, не став использовать свои способности для сокращения времени в пути. Чему он научился у Тиллмэйриаса, намеренно или нет, так это тому, что боль лучше было не торопить. Прогулка дала ему время остудить свой норов, позволив ярости смениться закипающим гневом. Она также дала ему время спланировать свой ответ.

Прежде чем достигнуть цели, он пришёл к выводу, что ему нужно было позаботиться о невозможности ни для кого сбежать от него. Напавшие на его отца люди не имели никакого понятия о его возможностях, иначе бы не поступили так глупо, но как только он покажет свою силу, они вполне могли разбежаться как крысы.

Поэтому он сошёл с дороги в полумиле от города, и приблизился с неожиданного направления. Оказавшись рядом с самыми крайними домами их маленького города, Даниэл вытянул руку, и начал усилием воли чертить вслед за собой глубокую борозду. Он медленно обходил город кругом, пока не достиг другой стороны, где из города выходила единственная проходившая через Колн дорога. Он беспокоился, что может кого-то там встретить, испортив сюрприз.

Его магический взор уже показал ему, что в зданиях на том конце города были какие-то люди, но снаружи никого из них не было, поэтому он продолжил идти дальше. Однако из одного из домов вынырнул мальчик, и заметил Даниэла, прежде чем побежать дальше по дороге.

«Если он их предупредит, то они прибегут на этот конец города, но меня здесь уже к тому времени не будет».

Даниэл мысленно пожал плечами, и пошёл дальше, следуя вдоль внешних краёв зданий к другой стороне города. По пути он услышал несколько криков, и его магический взор показал, что по городу двигался ряд людей, направлявшихся к тому месту, где его увидели. Он также прошёл мимо задней части дома Банксов. «Ларри Банкс, наверное, один из зачинщиков», — заметил он. «Я убил его сына, а потом его дочь убила себя, родив моего внебрачного ребёнка. У него, наверное, больше причин ненавидеть меня, чем у всех остальных».

Однако в доме никого не было, поэтому Даниэл пошёл дальше, чертя на ходу свою борозду. В конце концов он снова дошёл до дороги, на этот раз — с той стороны, с которой он изначально и явился. Как он и ожидал, там его ждала толпа мужчин и женщин. Взгляды предвкушения и возбуждения, смешанные с гневом и ненавистью, наполнили Даниэла отвращением.

Для некоторых из них это было развлечением, самым возбуждающим событием за последние годы. Для других это было время расплаты, их долго ожидаемый момент отмщения. Даниэл проигнорировал их, и прошёл мимо — он хотел позаботиться о том, чтобы круг был закончен, прежде чем сталкиваться с ними.

— Это ты куда собрался, парень!? — крикнул Ларри Банкс из центра толпы. С ним было по крайней мере восемь или девять других мужчин, а также ряд женщин и детей. Том Хэйс и его жена Элис тоже были там, и их сын Астон также утрудил себя явиться на представление. Даниэл также заметил Долтона Брауна, Джона Уилера и Брэда Харпера. Билли Хэджэр также был в толпе — взрослый мужчина, он стоял рядом со своим другом Астоном.

— Обождите минутку, — громко сказал Даниэл, чтобы его все услышали. — Я сейчас подойду.

Мимо пролетел камень, едва не попав в него. Следом прилетел второй, получше нацеленный, но Даниэл подтолкнул его своим разумом, заставив отклониться достаточно далеко, чтобы этот тоже пролетел мимо. «Не делай ничего, способного их спугнуть, пока круг не закончен», — снова напомнил он себе.

— Я знал, что ты — трус, Даниэл! — заорал Билли Хэджэр.

Вся группа двинулась в его сторону.

— А что это за борозда рядом с ним? — сказал Мистер Уилер, когда они приблизились.

«Слишком поздно, мудила», — подумал Даниэл, и, вытянув руку, послал свою силу вовне, завершив лежавшие впереди последние тридцать футов круга. Он повернулся к толпе, и начал наступать на них, намереваясь увести драку подальше от прочерченной линии. Это позволит ему подождать, и использовать свою силу лишь после того, как начнётся веселье.

В него полетели ещё камни, и их он не потрудился избегать или отклонять, позволяя им отскакивать от его щита. Люди с краю толпы разошлись перед ним, пока Билли Хэджэр не подошёл, и не вогнал свой кулак Даниэлу в живот. Даниэл просто укрепил свой личный щит, и прочно прикрепил его к земле, улыбаясь, когда Билли завыл — у него сломались пальцы.

В него прилетели ещё камни, и кто-то ударил топорищем, используя его как дубину. Однако близко никто из них не подобрался. Даниэл расширил свой щит, давая себе несколько футов свободного пространства в обе стороны, чтобы его не задавили. Билли был внутри этого пространства, всё ещё крича из-за своего сломанного кулака.

Билли был крепко сбитым молодым человеком, но уже потерял волю к сражению. Даниэл опрокинул его на землю ударом в живот, за котором последовал апперкот в челюсть. Он присел рядом со своим оглушённым противником, и положил свою правую ладонь на лицо Билли:

— Как ты там меня назвал, Билли? Трусом? — спросил он, и затем использовал свой правый указательный палец, чтобы начертить буквы на лбу по большей части беспомощного человека, выжигая их коже с помощью огненных линий. Крики были ужасны, а разгневанная толпа бессильно наблюдала за тем, как Даниэл делал своё дело.

Многие из них попятились, испуганные странностью невидимого щита, и выбитые из колеи тем, что Даниэл, похоже, пытал одного из их соплеменников. Большинство из них не было уверено, что происходит, но страх был заразителен.

— Даже не думайте о бегстве! — крикнул Даниэл, посылая волну силы в начерченную вокруг города линию. Этому щиту он ещё и придал дымчато-красный цвет, чтобы помочь им понять ситуацию, в которой они оказались. — Если мне придётся гоняться за вами, ублюдки, то я могу и разозлиться, — предупредил он их. — Этим вы искусите меня совершить что-то необдуманное.

«Просто уйди, ты можешь поджечь город, и наблюдать за тем, как они будут гореть внутри него», — сказала тьма в центре его души.

— Это было бы слишком легко, — сказал Даниэл вслух, а затем повысил голос, крича, чтобы его услышали все: — Кто из вас это организовал!?

Единственным ответом ему стал удар топорищем, когда Мистер Уилер попытался выбить ему мозги. Реагируя почти инстинктивно, Даниэл сжал свой щит, и создал силовой клинок вокруг правой руки, ударив им, заставив топорище и нижнюю половину правой руки Уилера отлететь в сторону.

Тот заорал, и упал на колени, тщетно пытаясь остановить левой рукой кровь, хлеставшую из обрубка правой. Снова расширив свой личный щит, Даниэл пнул своего нового антагониста в голову, заставив потерять равновесие, и упасть на землю. Затем он приостановился, чтобы срастить кожу и кровеносные сосуды, убедившись в том, что тот не истечёт кровью.

— Мне же не хочется, чтобы твоя смерть была на моей совести, а? Глупец, — сказал Даниэл, а затем выжег слово «глупец» у Уилера на лбу. — Я действительно хочу, чтобы ты это запомнил.

Люди бросились врассыпную, побежав к краю города, к своим домам, куда угодно, где, по их мысли, было безопасно.

Безрассудно используя свою силу, Даниэл начал двигать воздух, разгоняя его до яростной бури, и послав его кружить вдоль внешней части толпы. Взрыхляя своим разумом землю, он добавил грязи и камней, делая воющий ветер ещё более опасным. Те, кто пытался бежать, были сильно ранены, когда песок начал рвать их кожу, а камни начали колотить по ним со всё более опасной скоростью.

Маленькая толпа оказалась в ловушке, запертая внутри циклона казавшегося демоническим ветра, вместе с человеком, который явно был одержим. Даниэл улыбнулся, и сжал свой личный щит. Когда тот стал облегать его кожу, Даниэл добавил на его поверхность пламя, из-за чего стало казаться, будто он горит без всякого вреда для себя. Пламя было чисто иллюзорным, но выжженных на лбах Билли Хэджэра и Джона Уилера слов зевакам хватило в качестве доказательств.

Некоторые попадали на колени, моля лесных богов спасти их, отчего Даниэл лишь рассмеялся. «Если бы они только понимали, какая это ирония», — подумал он.

— Кто из вас помогал избивать Алана Тэнника?

Мужчины и женщины съёжились, дети заплакали, но никто ничего не сказал.

— Вам лучше назвать мне имена. Если мне придётся гадать, то я просто убью всех без разбора, — сказал он, перекрикивая вой ветра.

Одна из женщин, Фиона Браун, указала на Ларри Банкса:

— Это был он, он всё начал.

— Спасибо, Фиона, — сказал Даниэл.

— Вероломная свинья! — закричал Ларри. — Я просто не стал им препятствовать. Идея принадлежала Тому, — указал он на Тома Хэйса, стоявшего неподалёку с вцепившейся в него женой, Элис.

После этого поднялся хор криков и обвинений, но Даниэл, разобравшись в этом хаосе, смог составить смутное представление о том, кто участвовал в избиении его отца. Вскоре стало ясно, что основными антагонистами были Ларри Банкс, Том Хэйс, Астон Хэйс и Джон Уилер. Их мотивы были ему понятны, за исключением Мистера Уилера, у которого не было никаких известных причин ненавидеть Даниэла.

«Некоторым людям просто нравится причинять другим боль», — подумал он про себя.

Даниэл крикнул, чтобы все замолчали, и минуту спустя так и случилось.

— Ладно, я принял решение, — сказал он им. — Ведите ко мне Ларри, Тома и Астона.

— А что насчёт Джона? — жалобно воскликнул Ларри Банкс.

Даниэл засмеялся над ним:

— Думаю, он уже расплатился сполна. — Джон Уилер и так уже потерял сознание, ослабев от кровопотери.

Толпа вытолкнула Ларри вперёд, но Том Хэйс и его сын Астон вышли по своей воле. Элис Хэйс плакала где-то позади, умоляя Даниэла не причинять вреда её мужу и сыну. Даниэл усилием воли разверз землю под ногами каждого из мужчин, заставив их погрузиться в землю на несколько футов. Затем он сомкнул землю на их ногах чуть выше колен, поймав их в ловушку.

Первым он обратился к тому:

— Я дам тебе выбор, Том, поскольку ты был достаточно мужественным, чтобы выйти добровольно. Ты, или твой сын?

— Что? — дрожащим голосом спросил Том.

— Ты или Астон. Я накажу одного из вас, а другого отпущу. Тебе решать, — объяснил он, вперив в мужчину бессердечный взгляд, которому он научился под действием жестоких рук Тиллмэйриаса.

— Что ты будешь делать?

Даниэл тихо засмеялся, такой смех обычно можно было услышать в разговоре двух друзей, смеющихся над какой-то безвредной шуткой:

— Я тебе этого не скажу, Том. Может, отрублю руку, как у Джона. Или я могу убить одного из вас. Как бы то ни было, можешь не сомневаться — будет больно, уж об этом я позабочусь.

Тот заплакал, но сумел выдавить слова:

— Будь ты проклят, забирай меня. Не делай больно моему мальчику.

Даниэл кивнул, одобряя его выбор. «По крайней мере, ему хватает мужества защищать свою семью». Он уже решил оставить ему жизнь, но у него оставалось ещё множество вариантов.

— Нет, постой! — выпалил Астон Хэйс. — Это я присоединился к Ларри. Мой папа пришёл просто для того, чтобы вытащить меня.

— Не думал, что ты на такое способен, Астон, — сказал Даниэл. — В детстве ты был мудаком, но, полагаю, каждый может учиться на своих ошибках. — Возведя вокруг них двоих щит, он толчком отправил своего старого соперника на землю: — Из уважения я оставлю тебя в целости, но боль будет такая, какой ты никогда прежде не ощущал.

Он сомкнул ладони, а затем развёл их в стороны, создав красную плеть, делать которую он научился, наблюдая за надзирателями. Он много раз испытывал её на себе — оружие, вводившее в ужасную агонию, но оставлявшее жертву целой и невредимой… по крайней мере, физически.

Глаза Астона округлились, и он затрясся. Даниэл начал охаживать его плетью, и от его криков стыла кровь в жилах. Он жалобно выл, моля о прощении. Из своего собственного опыта Даниэл знал, что Астону казалось, будто ему сдирают мясо с костей, кусочек за кусочком. Воздух наполнил тёмный запах дерьма и свежей мочи, когда Астон потерял контроль над мочевым пузырём и толстым кишечником. Том Астон всё это время плакал вместе со своим сыном, моля Даниэла пощадить его сына. Даниэл игнорировал его.

Где-то минут десять спустя Даниэл смилостивился. Астон всё ещё был в сознании, хотя его лицо было покрыто слезами, соплями и слизью. Из его рта свободно текла слюна. Повернувшись к Ларри Банксу, Даниэл обнаружил, что тот уже намочил штаны.

— Ты прямо таки радуешь глаз, Ларри, — заметил Даниэл.

— Пожалуйста, — взмолился тот. — Я дам тебе что угодно. Мне не следовало бить твоего Папу. Прости меня, пожалуйста, я этого не заслуживаю.

— Не заслуживаешь? — вопросительно сказал Даниэл. — Из всех, кому я причинил сегодня боль, ты заслуживаешь этого больше всех. Вообще говоря, только твоё наказание мне, наверное, и доставит удовольствие.

— Я не мог мыслить ясно, ты убил моего мальчика, а потом ещё и Эмили, — выпалил Ларри. — На моём месте кто угодно сделал бы то же самое.

— Я действительно убил Ронни, — сказал Даниэл, наклоняясь поближе, чтобы посмотреть мужчине в глаза. — Но он был злым ублюдком. Я застал его посреди попытки изнасилования, а до этого его приятели успели почти убить Сэта Толбёрна. Так что он получил по заслугам.

Не в силах более сдерживаться, Даниэл нанёс Ларри два крепких удара плетью, наслаждаясь звуком его криков.

— И Эмили! — закричал он. — Я поверить не могу, что ты осмеливаешься упоминать при мне её имя! Она сказала мне, как ты её «любил». Больной сукин сын.

Он снова стал охаживать плетью беспомощного мужчину, тот снова завыл.

— Если она убила себя, то только для того, чтобы избавиться от тебя!

— Я её никогда не трогал! — воскликнул Ларри, отклоняясь то назад, то вперёд, изо всех сил пытаясь избежать жестокого касания плети.

— Не лги мне, чудовище, иначе я не остановлюсь, пока ты не умрёшь, — холодно сказал Даниэл.

Он в любом случае намеревался убить Банкса, но предпочитал, чтобы тот до самого конца на что-то надеялся. Эмили никогда не говорила ему напрямую о том, что делал её отец, но у Даниэла было достаточно хорошее воображение, и он знал, что она отца люто ненавидела. Что бы он ни сделал, это наверняка было довольно ужасно. Ронни, вероятно, получился таким плохим по схожим причинам.

«Боль, жестокость, ненависть, пытки… они побуждают и воспитывают зло», — подумал он. «Они губят сердце и очерняют душу. Для меня, может, уже слишком поздно, но, по крайней мере, я могу позаботиться о том, чтобы этот больной ублюдок никому больше не причинил вреда».

Он знал, что сам стал тем самым злом, за которое наказывал, но больше не верил в надежду. Даниэл полностью сдался. Он пытал человека, даже пока тот кричал и умолял, сознаваясь в преступлениях против своей семьи и прося пощады.

Даниэл был так поглощён своим неистовством, что почти не заметил бегущую к нему маленькую фигуру. Его разум предупредил его в последний миг, и Даниэл изогнулся, вскинув второй щит, оттолкнувший нападавшего. Силовые клинки инстинктивно появились вокруг его рук, и он нанёс вниз рубящий удар, чтобы располовинить обидчика. Мозг Даниэла почти что слишком поздно осознал, что он видит, и Даниэл замер до того, как удар достиг цели — клинок его правой руки был в считанных дюймах от лица маленькой девочки.

На него уставились голубые глаза, обрамлённые растрёпанными тёмными волосами. У девочки были его глаза, хотя что-то в её чертах напоминало ему об Эмили. Её лицо было красным и грязным, с дорожками от слёз. Она что-то кричала, его разум запоздало вспомнил эти звуки, и разобрал их: несясь на него, она вопила «Не трожь моего папу!».

«Это, наверное, Хэйли», — осознал Даниэл, — «дочь Эмили».

— Пожалуйста, — взмолился Ларри Банкс. — Послушай её!

Даниэл повернулся к нему, рассвирепев ещё больше при мысли о том, что этот человек, уже загубивший жизни двух детей, растил дочь Даниэла:

— Ты считаешь, что мне следует тебя пощадить?

— Да, пожалуйста, — сказал Ларри. — Кроме меня, у неё больше никого нет.

— Тогда даю тебе выбор, — холодно сказал Даниэл. — Твоя жизнь, или жизнь ребёнка — выбирай одного, а второго я пощажу.

Ларри Банкс уставился на него полными слёз широко раскрытыми глазами, сопли липли к его бороде. Предложение сперва ошарашило его, и он стал переводить взгляд со своей внучки на зачавшего её мужчину, и обратно. Затем его лицо исказилось гримасой ненависти:

— Тогда убей девчонку! Я лучше буду жить, чем растить твоё проклятое отродье!

Лицо Хэйли было воплощением удивления. Девочка услышала слова деда, но не могла примирить их со своим представлением о нём у себя в голове. Она подняла взгляд на Даниэла, и вместо яростного стремления защищать её лица коснулся страх.

Опустив взгляд, Даниэл раскаялся, когда ужас в её глазах наконец достиг его потемневшего сердца.

— Не волнуйся, дитя. Я тебе ничего не сделаю, — прошептал он. Обращаясь к Ларри, он решил закончить со своими делами: — Хорошо же, Ларри Банкс. Я заберу этого ребёнка вместо твоей жизни. Скажи о своём решении всем присутствующим, чтобы никто позже не стал этого оспаривать.

— Она твоя! Я не хочу больше иметь с этой сучкой ничего общего! — закричал Ларри голосом, в котором смешались облечение и стыд. — Забирай её!

Даниэл выпрямился, отступил на шаг, и взял девочку за руку. Она попыталась отстраниться от него, но он держал её крепко. Оглядевшись, он увидел, что все жители города наблюдали с выражением возмущения, страха и ненависти на лицах. Однако в этот момент страх, похоже, был доминирующей эмоцией.

Повысив голос, Даниэл заговорил с собравшимися горожанами:

— Меня зовут Тирион Иллэниэл. Я был рождён Даниэлом Тэнником, но то имя я оставил. Мои последние слова — предостережение для вас! Если какой-либо вред будет причинён тем, кто был моей семьёй, то будет расплата. Если будет причинён вред Сэту Толбёрну или его жене Кэйт, то будет расплата. Если любой вред будет причинён их детям или кому-то ещё, о ком они заботятся, человеку или зверю, то будет расплата!

Он уставила на них, наблюдая за их лицами, прежде чем добавить:

— Поняли меня?!

Люди со страхом закивали, но Элис Хэйс подала голос:

— А что если им навредит кто-то другой? — Она огляделась, будто не уверенная в том, что все люди в толпе послушаются предостережения Даниэла.

Тирион посмотрел вниз по улице, на дом, принадлежавший Ларри Банксу. Улыбнувшись, он вытянул кулак, и послал туда сферу раскалённого пламени. Несколько секунд спустя здание объяло пламя. Люди заахали и закричала в панике, но Даниэл перекричал их:

— Если что-то с ними случится, то я вернусь, и сожгу всех в этом городе. Мне плевать на справедливость и честность. Поэтому советую вам всем приглядывать за соседями.

Огонь начал распространяться, но Тирион усмирил его своим эйсаром до того, как загорелась остальная часть города.

— Я вернусь в глубокие леса, и много лет не появлюсь снова, но когда я выйду, я буду готов отомстить за любую несправедливость по отношению к тем, кого я назвал.

Потянув Хэйли за руку, он пошёл в сторону Элис Хэйс. Все стали расходиться прочь от него, но он указал пальцем на Элис:

— Я буду ждать поставки древесины завтра, у дома моих родителей.

— Сколько? — смиренно спросила она.

— Всё, что есть, — решил он. — И отныне будешь давать им всё, что они попросят, есть у них кредит или товары в обмен или нет.

Она встала на колени в грязи:

— Да, Повелитель.

Тирион продолжил идти, потянув девочку за руку, таща её следом.

— Отпусти! — воскликнула она, отчаянно пытаясь сбежать от него, когда они достигли краягорода.

Нагнувшись, Тирион схватил её поперёк пояса, и поднял, неся её под мышкой, пока она лягалась и сопротивлялась.

— Тебе следует расслабиться, Хэйли. Там, куда я тебя веду, тебе будет лучше. Тот человек не заслуживал растить ещё одного ребёнка.

Однако девочка этих слов не услышала, и расплакалась, рыдая и умоляя, пока Даниэл шёл дальше.

«Она может сколько угодно меня ненавидеть», — подумал он, неся её. «Вообще, ненависть с её стороны будет, наверное, лучше всего».

Глава 41

Когда Даниэл наконец вернулся к дому Сэта и Кэйт, все были внутри. Алан был в сознании, а Хэлэн возилась с ним. Сэт сходил за ней после ухода Даниэла.

Они все подняли ожидающие взгляды, когда он вошёл через парадный вход. За последний этап пути Хэйли затихла, поэтому никакой шум не предвещал его прихода.

Его мать выходила из спальни, и отреагировала первой:

— Даниэл! — сказала она, будто его имени было достаточно, чтобы передать её вопрос и беспокойство.

Он кивнул в её направлении, прежде чем бросить взгляд на Кэйт и Сэта. Ему было не по себе смотреть им в глаза:

— Теперь меня зовут Тирион, — сказал он матери.

— Что ты наделал? — спросила Кэйт, её вопрос был одновременно ещё и обвинением.

Уставившись в пол, он ответил:

— Я позаботился о том, чтобы они больше никогда не были ни для кого из вас угрозой.

— Как ты себя назвал? — спросила его мать.

— Тирион, — повторил он. — Тирион Иллэниэл. Это — имя, которое мне дали, и другие имена больше не имеют значения.

Хэлэн была сбита с толку:

— Я не понимаю. Это что за имя такое? Ты какую-то бессмыслицу несёшь, Даниэл.

— Это — имя раба, Мать, — сурово ответил он, — и оно — моё. Кроме него у меня больше ничего нет.

— Раба?

Сэт медленно прошёл через комнату, приблизившись с некоторой осторожностью:

— Что это у тебя под мышкой, Даниэл?

Тирион с удивлением опустил взгляд. Во время пути назад девочка обмякла, слишком устав, чтобы сопротивляться дальше. Его рука и плечо онемели, а в спине появилась ноющая боль, но он настолько игнорировал свой дискомфорт, что уже и забыл о его источнике.

— О, — тупо ответил он, подняв её второй рукой, и вытянув перед собой. — Это — Хэйли Банкс.

— Я её узнаю, — успокаивающе сказал Сэт. — Мне же можно её забрать?

Он подался вперёд, подняв руки.

— Ага, — сказал Тирион.

— Почему она с тобой, Даниэл? — с некоторой настойчивостью спросила его мать.

— Тирион, — ответил он, сурово зыркнув на неё. — На то, другое имя, я больше не откликаюсь.

Хэлэн вздрогнула от его тона. За двадцать один год с тех пор, как она родила своего сына, он никогда не говорил с ней таким голосом, даже во время трудных подростковых лет. Она не знала, как реагировать на стоявшего теперь перед ней озлобленного мужчину.

Кэйт положила ладонь на спину Хэлэн, в качестве жеста поддержки:

— Что случилось? Почему ты хочешь, чтобы мы называли тебя другим именем?

Он отвернулся, пойдя обратно к двери:

— Старого имени я больше не заслуживаю.

Катрин Сэйер не была робкой ромашкой, и его манера распалила её гнев:

— Только не думай, что можешь просто выйти прочь, Даниэл Тэнник! — прорычала она ему в спину. — Я хочу знать, что случилось.

Хотя он был к ней спиной, Тирион ясно видел её действия своим магическим взором. Кэйт двинулась было вперёд, но её муж молча сделал жест рукой, чтобы она остановилась, побуждая её быть осторожнее. Она его проигнорировала.

«Сэт всегда был разумнее нас обоих», — молча подумал он.

Её рука схватила его за рубашку на спине, и Тирион подавил желание обнять её.

— Поговори со мной, — сказала она.

— Я отрубил Джону Уилеру руку. Я заклеймил его и Билли Хэджэра, а потом стал пытать Астона Хэйса и Ларри Банкса посреди улицы. Затем я пригрозил сжечь всех заживо, если они когда-либо пойдут против вас или моей семьи, и сжёг дом Мистера Банкса в качестве аргумента, — холодно сказал Тирион, бесстрастно перечисляя свои преступления. — А теперь отпусти мою рубашку.

— Нет, — спокойно ответила она.

Её решимость почти остановила его. В её голосе была уверенность, а в её хватке на его рубашке — сила, но когда он развернулся к ней лицом, она дёрнулась, и он увидел в её ауре белую вспышку страха. «Она думала, я её ударю». Это знание причиняло ему больше всего боли, и ещё больше разозлило.

Схватив её запястье, он оторвал её руку от своей рубашки. Она ахнула от боли, причинённой его рукой, крепко сжавшей её запястье, но с вызовом зыркнула ему в глаза:

— Думаешь, я тебя боюсь, Даниэл? Ты же этого хочешь, верно? — бросила обвинение она. — Так ты только зря время тратишь!

— Ты напускаешь на себя храбрый вид, но я вижу в твоём сердце страх, Кэйт. — Оттолкнув её, он возвёл между ними щит, чтобы она больше не могла к нему приблизиться: — И боишься ты не зря.

Хэлэн услышала достаточно:

— Даниэл, не смей так говорить! — Она внезапно остановилась, достигнув барьера, отделявшего его от остальной части комнаты: — Что это?

— Я ухожу, — сказал он им. — Новую древесину доставят завтра, и я планирую с помощью неё закончить начатое. Мой завтрак оставьте у сарая.

— Разве ты не будешь спать в своей комнате?

В ответ на её вопрос Тирион захлопнул дверь. Внутри дома царило молчание, и он видел, как они переглядывались, не будучи уверенными, что сказать. Пойдя по тропе, он свернул в сторону, к деревьям. Спать на земле будет для него несложно.

* * *

Следующим утром, прибыв к сараю, он нашёл там остывшую тарелку с яйцами и колбасой. Он чувствовал, что в доме его родителей было два человека, но один из них был новым, Хэйли Банкс. Она, наверное, пришла домой с его матерью. Алана Тэнника не было. «Он, наверное, ещё день или два будет не в форме для возвращения домой».

Тирион ждал, сидя в дальней части сарая до середины утра, когда появились две телеги из Колна. Ими правили Том Хэйс и его сын, Астон, и каждая из них была тяжело нагружена древесиной. Тирион вышел навстречу, когда они подъехали ко дворе.

— Даниэл, — сказал Мистер Хэйс, небрежно приветствуя его, и робко кивая.

У них с сыном был такой вид, будто они предпочли бы в этот миг находиться где угодно, только не здесь.

Тирион холодно уставился на них в ответ:

— Зови меня Тирион.

— Прости, Тирион, — нервно ответил Том, дела полупоклон. — Где нам разгрузить телеги?

— Просто уйдите с дороги, — сказал он им.

Сфокусировав свой разум, он создал щит под нагруженным на каждую телегу деревом, и с их помощью поднял весь груз за один раз. Обе телеги опустели менее чем за полминуты, а их содержимое теперь лежало на земле рядом с сараем.

Астон со страхом наблюдал за ним взглядом, напоминавшим Тириону о только что побитой собаке. «Я что, так же выглядел после того, как Тиллмэйриас выдавал мне свои воспитательные наказания?». Он решил, что так, наверное, и было.

— Можете идти, — небрежно сказал он. — Просто помните о том, что я сказал вчера.

Они убрались так быстро, как только могли двигаться два человека, не бегущие и не понукающие кнутом упряжки лошадей до безумного галопа. Тирион понаблюдал за их отбытием, прежде чем переключить своё внимание на привезённые ими припасы. Древесины было гораздо больше, чем ему было нужно, но это было ожидаемо.

«Закончу новый загон, добавлю пару стойл, а остальное оставлю. Так им позже не придётся беспокоиться о поездках в город за новой партией».

Он работал несколько часов, пока солнце не поднялось высоко в небе. Хэлэн закончила обедать, и подошла к нему с другой стороны сарая. Тирион создал ещё один щит, на этот раз тот был достаточно большим, чтобы держать её по крайней мере в двадцати футах от него. В щит он добавил лёгкое мерцание, чтобы она не могла неосторожно влететь в него.

— Даниэл? Ты голоден? — спросила она, остановившись на краю щита. Сочувствие в её взгляде обжигало его совесть подобно кислоте.

Заскрипев зубами, он ответил:

— Оставь еду там же, где завтрак. — Он не открывал взгляд от работы, отказываясь смотреть ей в глаза.

Однако Хэлэн не уходила. Она осталась, тихо наблюдая за ним несколько минут, пытаясь найти правильные слова:

— Как плохо бы это ни было, или что бы ты ни сделал, ты всё ещё мой сын, — заявила она. — По крайней мере, если ты поговоришь со мной, то я лучше смогу понять, что случилось.

Ответом ей было лишь молчание.

— Я знаю, что ты можешь чувствовать сожаление или вину. Люди совершают ужасные поступки, когда в гневе…

— Я не чувствую вины, — невыразительно ответил он. — Я сделал в точности то, что хотел.

— Даниэл…

Тут он обратил на неё свой пылающий взор:

— Меня больше не зовут Даниэлом. Даниэл мог бы испытывать сожаление, или раскаяние, но это — не я… уже не я.

Хэлэн отказывалась сдаваться:

— Ты не сможешь скрыться от своих чувств, сын. Если ты…

Ударил внезапный порыв ветра, взметнув песок в воздух, и заставив его мать отступить.

— Я не думаю, что ты понимаешь. То, что случилось вчера — это ничто. Я делал вещи и похуже. Вчерашнее — это было самое близкое проявление того, что ты сочла бы милосердием, на которое я ещё способен.

Тирион использовал свой эйсар, чтобы унять ветер. Он не намеревался позволять своим эмоциям брать верх над собой. Ощущение было таким, будто воздух откликался ему без необходимости в использовании силы, но Тирион знал, что это не могло быть верным. Чувства затуманивали его способность к рассуждению.

— Этот разговор ещё не закончен! — крикнула Хэлэн, пытаясь перекричать ревущий ветер, исчезнувший на середине её предложения.

Разгладив своё лицо, Тирион обернулся:

— Ты права. Мы можем поговорить позже, но не сейчас. Дай мне подумать, дай мне время.

* * *

Он закончил запланированную работу, но не пошёл в дом, снова решив поспать снаружи. На следующий день он повёл стадо на выпас. В прошлый день овцы оставались в загоне, вынужденные кормиться сеном, пока Тирион работал над новыми стойлами. Они, похоже, теперь с нетерпением ждали возможности попастись, и Лэйси определённо была рада их сопровождать.

Только у Тириона было тёмное настроение, хотя даже оно начало улучшаться. Невозможно было оставаться угрюмым вопреки такому яркому свету солнца и хорошей погоде. Воздух был достаточно прохладен, чтобы уравновешивать жар летнего солнца, а в небе было ровно столько облаков, чтобы поля имели пятнистый вид.

«Завтра я возвращаюсь», — подумал он. «Обратно, домой».

Ему больше не казалось странным думать о своём месте рядом с Лираллиантой как о «доме». Четыре с половиной года, проведённые в Эллентрэа, изменили его самосознание, сделав из него того человека, каким он был теперь. Жизнь с Лираллиантой казалось мягкой, удобной, по сравнению с его предыдущей изоляцией. Он грезил о возвращении к своей семье, но теперь, когда это случилось, он осознал, что ему здесь теперь не место.

Его семья, Сэт и Кэйт, даже люди Колна — они были другие. Несмотря на то, что они сделали с его отцом, они ничего не понимали в насилии, боли или жестокости. Он дал им слегка отведать всего этого, но его целью не было загубить последних свободных людей во всём мире.

«Нужно защитить их от «меня», от Ши'Хар, чтобы они не стали такими, как люди из Эллентрэа».

Эта мысль заставила его заворчать себе под нос:

— Я никого не могу защитить, даже мою семью. — Как только он вернётся, его жизнь гарантированно и зрелищно оборвётся.

К нему приближался мужчина, бывший пока слишком далеко, чтобы его видеть, но Тирион узнал его по ауре. Алан Тэнник двигался, хромая, и опираясь на посох.

«О чём он только думает? Ему следовало поправляться».

Тирион пошёл встретить отца, подставив ему своё плечо, когда они сошлись. Они молчали, что его волне устраивало. Затем они вернулись, уже медленнее, к тому месту, откуда он наблюдал за стадом.

Сев в нескольких футах друг от друга, они провели полчаса в молчании, прежде чем Тирион заговорил:

— Тебе пока не следовало ходить.

Алан пожал плечами, опустив взгляд на свою ногу:

— Чертовски болит, но кость ты хорошо залатал. Так что можно и подрастянуть её немного.

— Рёбра у тебя тоже были в скверном состоянии, и я не знаю, что случится с тем лёгким.

— Они либо вылечатся, либо не вылечатся, — сказал его отец, прежде чем снова замолчать.

Прошёл час, и наконец Тирион снова заговорил:

— С тобой гораздо проще не говорить, чем с Мамой.

Его отец засмеялся:

— Иногда молчание красноречивее слов — никто не знает этого лучше, чем пастух.

— Ага.

— Ты хорошо поработал с загоном, и я не ожидал, что ты построишь ещё и стойла.

Тирион бросил взгляд на отца:

— Я уже больше не вернусь, поэтому хотел сделать как можно больше.

— Я так и понял, судя по Кэйт и твоей матери, — ответил Алан.

— Тебе нечего мне сказать? Никаких наставлений или упрёков? — спросил Тирион.

Его отец покачал головой:

— Не-а.

Они некоторое время сидели неподвижно, прежде чем Тирион наконец ответил:

— Приятная неожиданность.

Алан Тэнник небрежно протянул руку, и положил ладонь сыну на плечо, но оставил её там лишь на несколько секунд, прежде чем убрать:

— Ты — такой, какой есть, сын. Мы с твоей матерью принимали в этом участие, но жизнь сама меняет нас вне зависимости от того, что могут хотеть или ожидать остальные. Ты совершал ошибки, и с ними уже ни черта не поделать, но я определённо не могу тебя осуждать.

Тирион сжал челюсти, чувствуя, как его гнев и фрустрация снова начали нарастать:

— Ненавижу их всех.

— Горожан?

Он кивнул:

— Немного, но в основном я имел ввиду Ши'Хар, и людей, которых они держат. Они сделали меня подобными себе. Мне здесь больше не место.

— Не могу вообразить, через что ты прошёл, — сказал Алан. — Но я таки знаю кое-что о «становлении» и ненависти. Что бы ещё ни случилось, никогда не верь в то, что ты обязан «стать» чем-то. Делай то, что ты хочешь. Делай свой выбор.

— Я — раб, — напомнил Тирион. — У меня не выбора, по определению.

— Выбор у тебя всё ещё есть. Ты выбираешь, что ты будешь делать, и выбираешь, как к этому относиться. Они, может, и определяют, как долго ты ещё сможешь принимать эти решения, но ты не станешь рабом на самом деле, пока сам не выберешь себе этой доли.

Тирион посмотрел на отца, снова потеряв уверенность в себе:

— Так к чему ты клонишь? Ты знаешь, что мне делать?

— Понятия не имею. Просто не позволяй страху принимать решения за тебя. — Алан стал с трудом подниматься на ноги, и Тирион вскочил, чтобы помочь ему.

— Тебе помочь?

Его отец отмахнулся:

— Сам обратно дойду. Ты только ужин не пропусти.

Глава 42

Тем вечером Тирион ужинал в доме, к вящему облегчению Хэлэн. Он сподобился попросить прощения, но кроме этого почти не говорил. Его мать этим не удовлетворилась, но его отец остановил её касанием руки:

— Хватит, Хэлэн, — сказал он ей. — Оставь его в покое.

Тем вечером за столом было новое лицо, Хэйли Банкс. Девочка сидела рядом с Хэлэн, будто надеясь, что та защитит её от дьявола, сидевшего лишь в нескольких футах от неё. Тирион не утруждал себя попытками расположить её к себе. Что бы маленькая девочка о нём ни думала, он это полностью заслужил.

Следующее утро было труднее. Он снова спал в своей старой комнате, и теперь ему приходилось предстать перед родителями, прежде чем он уйдёт. Завтрак был полон неудобного молчания.

— Тебе обязательно идти, Даниэл? — спросила мать.

Он кивнул.

— Тогда дай мне хотя бы волосы тебе подровнять. Если ты должен возвращаться, то я бы предпочла, чтобы ты выглядел как мужчина, а не какой-то неряшливый бродяга, — предложила она.

Он начал было отказываться, но уловил выражение на лице отца. Оно ясно говорило: «позволь ей хоть это».

— Было бы здорово, Мам. Спасибо.

Этим он заработал улыбку.

Когда стрижка была закончена, он вынужден был признать, что стал выглядеть гораздо цивилизованней. Борода его была короткой и аккуратной, а крысиное гнездо на макушке исчезло, сменившись скромной и респектабельной причёской. «Лираллианта меня не узнает», — подумал он, изучая своё отражение.

Потом они наблюдали, как он навьючивал на лошадь свои скудные пожитки и припасы. Хэйли всё это время пряталась у Хэлэн за юбкой, но взгляда не сводила с Даниэла. Закончив, тот обнял отца, а затем и мать.

Хэйли испуганно пискнула, когда он приблизился к Хэлэн, и нырнула обратно в дом.

— Что собираетесь с ней делать? — спросил он родителей.

— Если она не против, — сказала его мать, — то может жить с нами. А так, может жить с Кэйт и Сэтом, или даже с Оуэном и Брэндой.

На секунду Тирион подумал возразить против последнего варианта, но это было не его решение.

— Но Ларри вы её не отдадите. Обещайте, — потребовал он.

— Нет, — со вздохом сказала Хэлэн. — Мы слышали, что ты сказал про него. Я позабочусь о том, чтобы он больше к ней не приближался, — со сталью в голосе сказала она.

Тирион кивнул, и забрался в седло, коротко щёлкнув поводьями, чтобы повернуть лошадь прочь, к тропе, которая выведет его из холмов.

— Даниэл… — окликнула его мать.

— Я теперь Тирион, — снова сказал он ей. — Не хочу, чтобы ты связывала меня-нынешнего с человеком, в которого ты меня растила.

Она выглядела недовольной, и её муж нахмурился, но она продолжила:

— Мы любим тебя, как бы ты себя ни называл. Помни об этом.

Алан согласно кивнул:

— Сам принимай решения, сын. Помни.

Тирион кивнул в знак понимания, и пустил лошадь вскачь. Ещё минута, и они увидели бы, как он плачет. Он хотел оставить им о себе отнюдь не такую память.

«Вместо этого они будут помнить тебя как жестокого психопата, который угрожал всему городу, и запытал несколько человек. От того, что ты не заплакал у них на глазах, их впечатление о тебе определённо улучшилось».

— Заткнись, — сказал он себе, когда выехал за пределы слышимости.

Тирион следовал по тропе, служившей дорогой между домом Тэнников и городом. Она была едва ли больше пары вырытых в грязи борозд. Тропа петляла по покатому полю, опускавшемуся к реке, где тропа пересекала её, направляясь к дому Кэйт. Тирион собирался свернуть, когда достигнет реки, следуя по шедшей вдоль неё менее крупной звериной тропе, ведущей к менее холмистой местности, где начинались глубокие леса. У поворота его ждала женщина.

«Надо было догадаться, что она захочет поговорить напоследок».

Магический взор предупредил его о её присутствии задолго до того, как он появился в её поле зрения, и Тирион подумал было её объехать. Это будет неудобно, и замедлит его продвижение, но если он решит обогнуть эту местность, то она об этом и не догадается, по крайней мере, пока не станет слишком поздно.

«Тирион проскользнул бы мимо, чтобы избежать эмоционального расставания», — сказал он себе.

Лошадь продолжила спокойно шагать, пока внутри него кипела яростная борьба. То, что Кэйт была одна, делу не помогало. Он всё ещё спорил с собой, когда она показалась ему на глаза.

— Я так и думала, что ты попытаешься уехать, не попрощавшись, — сказала Катрин Сэйер, выйдя на тропу, и преградив лошади путь. Свои волосы она оставила несобранными, и теперь они колыхались вокруг неё, цепляемые бризом и подсвечиваемые солнцем. Они окутывали её подобно живому огню, прекрасному и находящемуся в постоянном движении.

«Она сделала это намеренно», — заметил он. «До этого волосы она всё время заплетала». Как и ожидалось, Кэйт прибегла к нечестным приёмам.

— Ты правильно думала, — сказал он.

Обойдя его лошадь с левой стороны, она встала у стремени:

— Значит, ты едешь умирать, и при этом искренне считал, что будет лучше, если ты не станешь видеться со мной в последний раз?

В её ауре появился намёк на зарождающееся насилие, но Даниэл давно привык закрываться щитом, даже когда в этом не было необходимости. Если она всё-таки решит размозжить ему голову камнем или что-то подобное, то он был весьма уверен, что, наверное, выживет.

— Я не принёс тебе ни одного счастливого мига, Кат, — ответил он. — Как бы трудно это ни было, лучшее, что я могу сделать — попытаться не сделать твою жизнь ещё хуже.

— Даниэл… — начала она.

— Тирион, — поправил он.

Её глаза сузились:

— Чёрта с два! Если ты будешь звать меня «Кат», то и я, чёрт побери, буду звать тебя именем, с которым ты вырос, Даниэл Тэнник! — Она сделала особое ударение на его имени, и одновременно с этим она резко выбила его стопу из стремени одной рукой, и подпрыгнула вверх, сильно его толкая. Даниэл обнаружил, что падает, и тяжело рухнул на землю с противоположной стороны лошади. Кэйт подхватила поводья лошади, когда та бросилась было прочь.

— Чёрт, а это ещё для чего было?! — огрызнулся он на неё, лёжа на земле.

Она отвела лошадь прочь, и привязала к дереву неподалёку от места его падения. Самодовольно улыбаясь, она ответила:

— Чтобы мы могли мило побеседовать, прежде чем ты снова сбежишь.

Он действительно подумывал о том, чтобы пришпорить лошадь, чтобы как раз этого и избежать. Он осклабился, не сумев удержаться:

— Ты — самая упрямая женщина из всех, кого я когда-либо знал.

— Взаимно, ослина, — сухо сказала она, наклоняясь над ним.

Он протянул руку вверх, думая, что она возьмётся за неё, и поможет ему встать, но она оттолкнула руку в сторону, и вместо этого уселась на него.

— Э-м-м, Кат…? — вопросительно сказал он. Их позиция была проблематичной, и если бы она позволила ему сесть, то оказалась бы бесстыдно сидящей у него на коленях. Он не раздумывая отпустил окружавший его щит.

— Ш-ш-ш, — сказала она, прикладывая палец к его губам. — Не волнуйся, я не буду тебя насиловать.

Он едва не рассмеялся на это. «А я-то начал думать, что она вся в мать пошла», — подумал он, но не стал высказывать эту мысль. Он знал, что она не сочла бы эту ремарку забавной. Её губы лишили его мыслей прежде, чем он смог найти ответ. Она схватила его за рубашку, и целовала так, будто могла проглотить его целиком. Ничего целомудренного в этом поцелуе не было.

Сердце его гулко колотилось, и он не мог закрыть глаза. Он хотел видеть её лицо — хотел знать, что это была она, и никто другой. Несколько секунд спустя её собственные веки поднялись, и он упал в изумрудное море, утонув в глубине её взгляда. Этот миг всё тянулся, становясь минутами, и он ощутил, как в его сердце подобно какому-то ужасному зверю поднимается неутолимая жажда, а тело откликается предсказуемым мужским образом. Из уголков его глаз потекли слёзы.

Кэйт отстранилась, задыхаясь:

— Почему ты плачешь? — Она расплывалась у него перед глазами.

— Не знаю, — ответил он, не в силах описать текущие в нём эмоции.

— Это потому, что ты глупый, — сказала ему, будто это был неоспоримый факт. — Ты плачешь потому, что любишь меня, но должен уехать.

Он кивнул, позволяя своим ладоням пройтись по её волосам, пока сам он глубоко дышал. Она пахла весной, или, по крайней мере, так, как весна должна была пахнуть, по его мнению — чисто и свежо.

— Скажи это, Даниэл.

— Я люблю тебя, — без всякого сопротивления произнёс он.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она.

— Тебе не следовало этого делать, — сказал он ей.

Она слегка сместилась, позволяя ему сесть, при этом не слишком давя на некоторые части его тела:

— Возможно, ты не в курсе, — ответила она, — но мне совершенно плевать.

— Сэт знает об этом?

— Да.

— И что он сказал? — спросила она.

Она взяла его голову в свои ладони, изучая черты его лица:

— Он был не рад. Сэт знает, что я всё ещё люблю тебя, но не мог меня остановить. Он тоже тебя любит, хотя его чувства гораздо менее однозначны, нежели мои.

Его руки обняли её, пока она продолжала сидеть, безо всякого стыда повиснув на нём. Когда он снова заговорил, косясь на лиф её платья, его голос звучал ещё ниже:

— Думаешь, он тебе это простит? — Тирион положил одну ладонь ей на загривок, а вторую — на талию.

— Я замужем, Даниэл. Моё сердце — твоё, но я не нарушу свою клятву, во всяком случае — сегодня, — печально сказала она ему. — Я просто хотела убедиться, что ты в перед отъездом будешь в точности знать, что именно я чувствую.

— Я весьма уверен, что ты головой тронулась, — ответил он, силясь удержаться. — Ты влюблена в жестокого убийцу, и только что полностью отдала себя его власти.

— Поцелуй Сэт мне простит, — ответила она. — А кроме этого мне больше нечего от тебя бояться, Даниэл Тэнник.

Он поднял бровь:

— Неужели? — Подавшись вперёд, он толкнул её, так что теперь она лежала на спине, а он смотрел на неё сверху вниз. Её платье задралось далеко за пределы приличия, и он знал, что она не в силах была сопротивляться, да она и не стала бы… если он применит свою особую силу.

Её сердце пустилось вскачь, а дыхание заставляло её грудь заманчиво двигаться. Её аура показывала ему её чувства, вне зависимости от её слов. В ауре был странный оттенок, который, казалось, не сочетался с её страстью, оттенок, который он мог описать лишь как решимость.

— Я знаю, что ты не возьмёшь меня силой, Даниэл, и как бы я тебя ни любила, никаким другим образом я тебе не покорюсь, — сказала она ему.

Он прижал её руки у неё над головой, и поцеловал её в шею, прежде чем прошептать ей на ухо:

— Возможно, ты ошиблась.

— Нет, — ответила она. — Я достаточно хорошо тебя знаю, и я хочу, чтобы ты жил.

— Что? — спросил он, отстраняясь, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Я хочу, чтобы ты жил, — повторила она.

Он нахмурился:

— Это наверняка входит в число наименее сексуальных слов, которые я слышал в такие моменты от женщин.

Она зарычала:

— Это потому, что никто из них тебя не любил.

На миг в его голове мелькнул образ Амары, заставив его вздрогнуть, но он решил, что сейчас не лучший момент для того, чтобы это упоминать:

— Что ты пытаешься мне сказать?

Она перекатилась, столкнув его в сторону, чтобы дать себе больше места:

— Я знаю, ты думаешь, что возвращаешься умирать, и, возможно, так и есть, — начала она, — но я не хочу, чтобы ты сдавался. Если тебе снова придётся сражаться, делай всё ради победы. Могут существовать источники помощи, которые ты не принимал во внимание.

Он подпёр голову ладонью, водя пальцем другой руки по её бедру:

— Она сказала мне, что шанса на победу нет. Если хочешь меня, то это — твоя последняя возможность.

Кэйт оттолкнула его руку прочь со своего бедра:

— Если выживешь в следующем бою, тебе снова придётся драться?

Тирион сел, уставившись на неё:

— Это едва ли имеет значение. Сюда я больше не вернусь.

— Ещё как имеет! Ты будешь жив.

Он вздохнул:

— В течение последних пяти лет моя жизнь была не тем, ради чего стоит жить. Уцелеть, чтобы прожить ещё пять лет, без надежды или любви, дружбы или семьи — оно того не стоит.

— Посмотри на меня Даниэл, — пылко сказала она. — Мне плевать. Делай всё, что потребуется… даже если это означает, что ты выживешь лишь для того, чтобы потом страдать. Сделай это ради меня, даже если твоя собственная судьба тебя уже не волнует. — Её глаза были до краёв наполнены слезами.

— Выжить, чтобы страдать? — ответил он, слегка улыбаясь. — Звучит как-то не очень правильно. Мать всегда говорила, что когда кого-то любишь, то желаешь им самого лучшего.

— Я — не твоя мать, Даниэл. Как человек, она лучше меня. Моя любовь, может, и извращённая, но больше мне нечего предложить. Живи и страдай, и делай это для того, чтобы я не чувствовала себя несчастной, думая, что ты мёртв.

Он засмеялся. Их ситуация была настолько несчастной, искажённой и безнадёжной, что он не мог не смеяться:

— Ладно, — сказал он ей. — Я поступлю по чести, и попытаюсь выжить, просто ради тебя.

— Не пытайся, живи! — крепко ткнула она его пальцем в грудь.

— Так каковы те источники помощи, о которых ты упоминала?

— Та женщина, Лира…, или как там её, которая тебя любит, — сказала Кэйт.

— Лираллианта, — рассеянно поправил он. — Она меня не любит, Кэйт. Они на это неспособны.

— Тогда почему она устроила для тебе этот визит? — парировала она.

— Я не совсем уверен, — задумался он, — но, зная её род, это, наверное, был лишь очередной эксперимент.

— Ты сказал, что она была не рада тому, что тебе придётся сражаться по возвращении, — напомнила она ему.

— Это так, — признал он.

— Ну, какой бы ни была на то причина, если у неё есть какой-то мотив хотеть твоего выживания, то она может тебе и помочь, — сказала Кэйт. — Тебе нужно просто позаботиться о том, чтобы этим воспользоваться.

— Сражаться мне придётся в одиночку.

Она испустила сердитый рык:

— У-у-у-у-у! Мужчины! Есть и другие виды помощи, помимо сражения бок о бок с тобой! Она — одна из них, у неё есть ресурсы и знание. Что, если она сможет быть тебе оружие получше, или чему-то тебя научить? Как насчёт сведений — что угодно, лишь бы увеличить твоим шансы.

— Ну, это, возможно…

— Не забудь! — настаивала она. — Поговори с ней, попроси её о помощи. Если она именно такая холодная, как ты говоришь, то может и не предложить сама. Получи любую доступную помощь.

— Ты же осознаёшь, что если я одержу победу, то она просто продолжит держать меня в качестве домашнего животного? — спросил он.

— Мне плевать, — сказала она, вставая, и расправляя юбку. В её волосах и на одежде собралось порядочно травы и листьев.

Он тоже поднялся на ноги:

— Я не хочу уезжать.

— Так не уезжай.

— Если останусь, они меня убьют. Может, не сегодня, или завтра, но сбежать нельзя, — коснулся он ожерелья у себя на шее.

— Тогда возвращайся, и победи, — сказала она ему. — Живи ради меня, и если ты когда-нибудь снова придёшь сюда, я не откажу тебе, даже если мне будет девяносто.

— А что если Сэт всё ещё будет жив в твои девяносто? — спросил он, осклабившись.

— Ему придётся просто смириться с этим, — ответила она. — …хотя я бы, наверное, всё равно ему сочувствовала.

— Не надо, — сказал Даниэл.

— Почему нет?

— Потому что у него есть ты. Ты была у него последние несколько лет, и будешь у него все грядущие годы. У меня будут только эти несколько минут… и, может быть, те пять или десять минут в возрасте девяноста лет. — Хотя его слова закончились шуткой, смеха в его глазах не было.

Тут они обнялись, и долго держали друг друга под утренним солнцем, пока его лошадь щипала траву у берега реки. Они не хотели друг друга отпускать, и ещё раз поцеловались, прежде чем расстаться. Больше не было слов, кроме «до встречи», и даже это они произнесли нехотя.

Тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев на ветру, была их единственным прощанием, когда они пошли, каждый — своей дорогой.

Глава 43

Никто не пытался вмешиваться в его возвращение. В отличие от его первой поездки в глубокие леса, его не преследовали и не загоняли, хотя один из надзирателей всё же следовал за ним на уважительном расстоянии. Сначала он заехал в Эллентрэа, вернув лошадь, прежде чем взять из перемётных сум часть собранных в дорогу вещей, и направиться обратно к месту, ставшему теперь единственным его домом.

Дотуда от Эллентрэа был почти час пешком, но он был не против. Когда он только шагнул под тень глубоких лесов, на него снизошло спокойствие. Великие деревья по обе стороны будто наблюдали за тем, как он шёл мимо, но к этому чувству он привык.

Его жизнь была завершена, он вернулся в исходную точку. Он много что мог сделать лучше, касательно своей поездки повидать семью, но теперь это было в прошлом. Он простился, и простил. Сэт и Кэйт могли положиться друг на друга, а его родители выживут, и, возможно, даже будут процветать, теперь, когда у них была внучка, которую они могли растить.

«Ещё один бой, и я смогу отдохнуть», — подумал он.

«Живи для меня», — вспомнились ему слова Кэйт.

— Легко говорить, — сказал он призраку у себя в голове.

Лираллианта была на месте, когда он вернулся на платформу, служившую ему жилищем. Сперва она ничего не сказала, но он уловил в её ауре намёк на что-то. «Нетерпение? Беспокойство? Как долго она меня здесь ждала», — задумался Тирион.

— Ты выглядишь… прежней, — честно сказал он ей. Это было правдой, но не охватывало реальность полностью. Лираллианта действительно выглядела прежней, то есть — выглядела потрясающе. Увидев её после короткого расставания, он ещё острее осознал, насколько умопомрачительно красивой была холодная женщина-Ши'Хар. Тонкие черты, голубые глаза и серебряные волосы лишь подчёркивали чарующие формы, двигавшиеся под её платьем.

«И в этой груди бьётся сердце, которое холоднее льда». Она была живой противоположностью Катрин Сэйер. Там, где Кэйт была полна огня и страсти, Лираллианта была холодным разумом и жестокой красотой.

«Лёд и пламя», — сделал он мысленное наблюдение. «Какая идеальная метафора для них двоих».

В её ауре в ответ на его слова отразилось разочарование, за которым быстро последовала вспышка интереса и любопытства.

— Ты выглядишь другим. У тебя изменились волосы, — ответила она.

— Мать меня подстригла, — ответил он.

— Это с ней ты танцевал?

Вопрос застал его врасплох. «Танцевал?». Затем он вспомнил первое показанное им ей видение его семью, когда мать учила его танцевать, а отец играл им. «Она мало что забывает», — заметил он.

— Да, — согласился он. — Это она учила меня танцевать.

— Как она тебя приняла? Научила ли она тебя чему-нибудь новому? — продолжила Лираллианта.

— Ничему такому, что сохранит мне жизнь, — коротко сказал он.

На её лбу появилась морщинка:

— Ты злишься. — Это было утверждение, не вопрос.

Тирион сделал глубокий вдох:

— Я фрустрирован, но дело не в тебе. Всё прошло не так хорошо, как я думал.

— А тот мужчина, твой отец, по-прежнему был там?

— Да, он там был, всё ещё в добром здравии… ну, более менее добром, — ответил он, вспоминая избиение.

— Покажешь мне? — Она подошла ближе к его экипировке, и её рука коснулась цистры.

— Мне не нужно играть музыку, чтобы показать тебе, — ответил он.

Лираллианта слегка склонила голову набок, как если бы это помогло ей легче понять его утверждение. Этот жест напомнил ему о Лэйси, и он вынужден был подавить смех.

— Я не хочу видеть просто образы, — медленно сказала она. — Когда ты играл музыку, твои эмоции были яснее. Я хочу видеть и чувствовать то, что ты чувствовал, когда был с ними.

— Нет, — сказал он, отказываясь. — Я устал быть объектом изучения. — Может, он и был рабом, но этого она от него не получит, во всяком случае — не получит силой своего приказа. «Не принимай решения из страха», — говорил его отец.

— Я хочу лишь понять, — тихо сказала она.

Он не сомневался в её искренности, но не чувствовал себя особо щедрым, а затем его осенило:

— Сколько времени у меня до боя?

— Вполне может быть, что бой будет на следующей неделе, — ответила она, — если только тебе не нужно больше времени.

— Можешь его задержать? — Он и не осознавал, что была такая возможность.

— Быть может, я смогу попросить месяц, — ответила она, — если ты хочешь какое-то время побыть со мной перед боем. — В её ауре отражалось странное чувство тоски.

«Чего она хочет?» — гадал он. «Больше времени на то, чтобы меня изучать, наверное».

— Я приму этот месяц, и я поделюсь с тобой воспоминаниями и чувствами от моего визита, если ты дашь мне кое-что взамен, — сказал он ей.

— Если дать это — в моей власти, — без всяких сомнений сказала она.

— Научи меня заклинательному плетению, — мгновенно сказал он. — Тогда у меня может и быть шанс победить этого Крайтэка, против которого вы хотите меня выставить.

На её лице отразилось удивление:

— Этому невозможно научить. Человек не может этому научиться.

— Ты сказала мне, что вы — люди, в основном, но вы же можете, — парировал он.

Она покачала головой:

— Это встроено в семя разума. Гены для магии — часть человеческого тела, но механизм для создания заклинательных плетений — внутри семени разума.

— Механизм? — сказал он. Она что, намекала, что внутри неё была какого-то рода машина?

— Да. Желание и эйсар приходят из моего человеческого тела, но они должны пройти через семя разума, там они формализуются в то, что мы называем «заклинательным плетением», — сказала она ему.

— Покажи, — сказал он.

— Это никак тебе не поможет. Почему ты хочешь это увидеть?

— Я хочу победить. Любое знание или понимание того, как работает ваша магия, может улучшить мои шансы, — ответил он.

— Ты не можешь победить, — вновь заявила она.

— Это мне решать, — раздражённо сказал он. — И вообще, что ещё ты будешь со мной делать целый месяц?

Лираллианта открыла рот, но приостановилась, прежде чем ответить. Секунду спустя она сказала:

— Ты будешь играть мне, и покажешь мне свои воспоминания?

— Да.

— Будешь играть каждый день? — настаивала она.

— Каждый вечер, в течение часа, — пояснил он, — но взамен ты будешь в течение части каждого дня показывать мне, как работает ваше заклинательное плетение.

— Согласна, — сказала она.

— Мы можем начать сейчас же? — спросил он.

— Если хочешь, — ответила она. — Что ты хочешь узнать в первую очередь?

Тирион немного подумал:

— Ты можешь сначала создать что-нибудь — что-то простое и постоянное, чтобы я долго мог это осматривать?

— Все заклинательные плетения постоянны. Они сохраняются независимо от течения времени, — ответила она, а затем её пальцы пришли в движение, чертя сложные фигуры из чистого эйсара. Похожие на завитки линии силы вытянулись и резко взметнулись вверх, закручиваясь и плетясь друг между другом. Встретились линии в пятнадцати футах над их головами, а затем потянулось наружу и вниз, к углам платформы Тириона, прежде чем снова подняться.

Линии продолжили сплетаться, туда-сюда, пока над ними не сформировался куполообразный навес, поддерживаемый четырьмя колоннами, выглядевшими как увитые лозами молодые деревца. Сама крыша навеса представляла собой прихотливую структуру из листьев и веток. Когда Лираллианта закончила, всё её творение выглядело твёрдым и реальным, хотя магический взор говорил Тириону, что состояло оно лишь из чистого эйсара.

— И это ты считаешь простым? — спросил он.

Лираллианта склонила голову набок, прежде чем ответить:

— Создавать заклинательные плетения — действительно просто для нас. Я лишь предоставляю эйсар и команду, а семя разума создаёт желаемое. — Нормальный человек пожал бы плечами, прежде чем выдать такой ответ, но, как обычно, её невербальное общение совершенно не вязалось с её словами.

Тирион фокусировался на деталях, пытаясь увидеть, из чего заклинательное плетение состояло. В его магическом взоре оно выглядело до невозможности сложной путаницей линий, но когда он пригляделся, то осознал, что эти линии сами состояли из чего-то ещё меньшего. Крошечные шестиугольники, соединённые и сложенные вместе, формировали длинные пряди эйсара, свитые вместе для создания желаемых ею форм.

От прихотливости этого творения у него захватило дух. «Как кто-то вообще может создать такую спутанную смесь крохотных форм, одновременно сплетая из них сложные лозы, создающие такой предмет? Это невозможно». Тут он и понял, когда внутри у него будто что-то оборвалось, что её слова были истиной. Никакой человек не смог бы добиться подобного. Это было вне пределов возможностей любого живого разума.

— Оно сделано из невероятно крошечных шестисторонних фигур, — пробормотал он вслух. — Они все касаются друг друга, создавая более крупные формы.

Лираллианта подняла бровь:

— Ты это видишь?

— Да, но это нелегко. Они мельче пыли, мельче, чем… — Он остановился. Тирион не мог придумать ничего видимого физическим взглядом, что было бы настолько маленьким. Тут он ощутил, как она наблюдает за ним, изучая его с новой пристальностью. Это привлекло его внимание, и он сменил фокусировку, обратив свои мысли обратно к ней: — Ты не способна этого видеть, — по внезапному наитию сказал он.

— Никто не способен, — ответила она. — Мы знаем, что структура составлена из сцепленных шестиугольников лишь потому, что мы рождены с этим знанием.

Это показалось ему бессмыслицей. «Как они могут что-то создавать, если не могут полностью это воспринимать?». Он размышлял об этом дольше минуты, но не смог прийти ни к какому разумному выводу, поэтому пока отложил этот вопрос, и задал другой:

— Почему ты сделала эту штуку именно такой?

— В прошлом я отметила, как ты создавал свои временные щиты, когда шёл дождь. Я подумала, что ты найдёшь этот навес полезным, однако я уберу его, если тебе так хочется, — ответила она.

— Он пригодится, — сделал наблюдение он. — Долго он продержится?

— Пока я его не разрушу. — Она не так поняла его вопрос.

— Нет, я имею ввиду, если ты оставишь его в покое, то как долго он продержится?

— Вечность, — сказала она.

— Ты имеешь ввиду месяцы или годы? Он же наверняка не может существовать дольше этого.

— Я имела ввиду именно то, что сказала, Тирион. Он просуществует до тех пор, пока не будет разобран или уничтожен. Оставленный нетронутым, он переживёт этот мир, — объяснила она.

Тирион осознал, что у него отвисла челюсть. Он думал, что магия по самой своей природе была временна. Ничто из созданного им не держалось дольше нескольких часов. Использование линий и форм для усиления его визуализации иногда позволяло одной из его конструкций существовать дольше, но всё же ничто в его магии и близко не было к перманентности.

Ему пришла в голову и другая мысль:

— Тогда почему мир не завален забытыми заклинательными плетениями?

— Те, которые создаются надолго, вроде этого, мы разбираем, когда больше в них не нуждаемся. Те, что создаются для временного пользования, вроде боевых плетений, замыслены так, чтобы они распадались, когда их создатель отпускает их контрольную точку, — ответила она.

— Контрольную точку?

Она кивнула:

— Обычно это та точка, которая всё ещё находится в контакте с творцом плетения. Смотри.

Она зашевелила пальцами, и вперёд через разделявшее их пространство метнулось очередное заклинательное плетение. Тирион подавил своё рефлекторное желание уклониться или избежать очевидной атаки, и неподвижно замер. За несколько секунд плетение полностью его окружило. Кончик остался в руке у Лираллианты.

Она указала своей свободной рукой:

— Контрольная точка — здесь.

Тириону испытывалнеприятную клаустрофобию внутри плотно обвившего его плетения, но проигнорировал свой дискомфорт:

— Значит, если ты его отпустишь, оно распадётся?

— Именно так, — ответила она.

— А что если его перерубить вне этой точки, скажем, в футе или двух от твоей руки?

— Перерезать его может лишь другое заклинательное плетение.

Тирион уставился на неё. Он давно уже измерил свою силу относительно её собственной, а также сил всех остальных, кого он встречал с тех пор, как начал сражаться на арене. Он знал, что был в два раза сильнее большинства Ши'Хар, а по сравнению с людьми порой и того больше. Ему казалось нелогичным, что они могли создать что-то, что он не мог разрезать.

— Отпусти меня, но не развеивай плетение. Я хочу посмотреть, смогу ли я его разрубить, — сказал он ей.

Её губы скривились в лёгкой улыбке:

— Конечно, можешь проверить правдивость моих слов. — Заклинательное плетение вокруг его тела размоталось и выпрямилось, приняв форму длинной, похожей на змею верёвки длиной более двадцати футов. Конец Лираллианта продолжала держать в руке.

Первая его попытка окончилась полной неудачей. Тирион встал в нескольких футах, и сперва попробовал огонь и ветер. Он и не думал, что они сработают, но хотел увидеть, как они будут взаимодействовать с материалом её заклинательного плетения. Никакого эффекта они не оказали, хотя ветер всё же заставил его немного зашевелиться.

Вообразив тонко отточенный силовой клинок, Тирион послал его в рубящем ударе, сложив в него умеренное количество силы. И был удивлён, когда его атака не сумела нанести ни малейшего повреждения. С тем же успехом он мог бить заклинательное плетение деревянной палкой, эффект был бы тем же.

— Бессмыслица какая-то, — пробормотал он. — Моя атака была гораздо сильнее этой штуки.

— Вопрос не в силе, — ответила она, — а в форме. Сырая магия слишком «мягкая», если можно так выразиться. Она является в наиболее основополагающем смысле неоформленной, сдерживаемой лишь непрестанным мысленным вниманием. Когда она соприкасается с заклинательным плетением, то эффекта от неё не больше, чем от воды, бьющей по камню.

«Созданный таким образом щит сделает бесполезными практически все мои атаки». Он бросил короткий взгляд на свои руки, уставившись на шедшие вдоль них линии.

— Позволь мне попробовать кое-что иное, — сказал он.

Она кивнула, и он создал силовой клинок вокруг своей правой руки, используя линию шрама, чтобы придать эйсару как можно более плотную форму. Из прошлого опыта он знал, что этот клинок будет крепче его предыдущей, чисто мысленной попытки, но он никогда не требовался Тириону ни для чего иного кроме как более эффективным образом придавать клинку форму. Теперь же он влил в клинок всю свою силу, а затем снова ударил по заклинательному плетению.

Откат от его распавшегося силового клинка заставил его отшатнуться. Ощущение было таким, будто ему в череп вонзили ножи. На долю секунды он подумал, что колдовской клинок оказался действенным, но заклинательное плетение всё ещё было невредимо, а у Тириона теперь раскалывалась от боли голова. Он тяжело сел на пол.

— Теперь ты понимаешь, Тирион? — спросила Лираллианта. Её тон был холодным, но в её ауре отражался лёгкий намёк на сочувствие: — Есть вещи, которые просто невозможны, даже для тебя.

Её снисходительность раздражала его больше, чем он осмеливался признавать:

— Нет. Я не понимаю. Что возможно и невозможно — это я должен узнать, но пока я отказываюсь признавать поражение. Этот способ, может, и не сработал, но это не значит, что нет другого.

— Значит, ты попробуешь снова? — спросила она без какого-либо намёка на насмешку.

Он застонал:

— Нет, думаю, пока хватит. Мне нужно отдохнуть… и подумать. Ты хотела бы, чтобы я сыграл тебе этим вечером?

— Позже, — ответила она. — Отдохни немного, я вернусь. Я предпочитаю твою музыку тогда, когда твой разум ясен и расслаблен.

— Как пожелаешь, — сказал он ей, и она ушла.

Тирион наблюдал за тем, как она уходит, позволяя своему разуму лениво следить за качанием её бёдер, когда она изящно шла прочь. Чисто женская походка её тела завораживала, несмотря на её холодную манеру держаться, и напоминала ему о Кэйт.

«Несмотря на чужеродный ход её мыслей, её теле всё же двигается так же, как и у любой человеческой женщины». Он всегда полагал, что женщина качает бёдрами из-за какой-то черты своей личности, но теперь задумался, не было ли это результатом какой-то разницы в бедренных костях.

Эти мысли привели к воспоминаниям о его последних мгновениях с Кэйт, и его щёки покрылись румянцем. «Она определённо ошибалась насчёт того, что Лираллианта меня любит, как домашнее животное или как мужчину, но о её готовности помочь Кэйт была права».

Проголодавшись, он решил поесть кое-что из оставшейся в его путевой суме еды, не став готовить этим вечером. Ему ещё нескоро снова удастся достать хлеб, и Тирион знал, что потом ему этой еды будет очень не хватать, но сохранить её не было никакой возможности. Если он будет хранить её слишком долго, то она просто заплесневеет.

Роясь в сумке, он заметил квадратный свёрток из промасленной ткани. Тирион не помнил, о том, чтобы клал его туда, и пока он его вытаскивал, его магический взор изучил то, что было внутри, до того, как пальцы развязали бечёвку вокруг свёртка. Внутри была какого-то рода металлическая проволока.

Он не понимал, пока не увидел их своими собственными глазами. Бронзовые струны. Объяснение могло быть лишь одно. Его мать упаковала свои запасные струны для использования в его цистре. Они были ценными вещами, их было нелегко достать. И пока, если одна из её струн порвётся, то пройдёт довольно много времени, прежде чем она сможет найти замену.

Что-то влажное упало на промасленную ткань в его руках, и его взгляд затуманился. Вытерев глаза, он сел, и бережно прижал свёрток к груди.

— Ты не заслуживаешь сына вроде меня, Мама, — тихо сказал он, снова пытаясь высушить слёзы. Однако его усилия ушли впустую, и в конце концов он сдался, сев, и позволив вечеру опуститься вокруг, пока сам он полностью погрузился в мысли о доме, куда больше не мог вернуться.

Глава 44

— Это бессмыслица какая-то, — пожаловался Мэттью.

— Что именно? — спросил я.

— Почему он теперь называет себя Тирионом? Его же зовут Даниэл.

Я терпеливо улыбнулся сыну. Мы все уже устали, и время было позднее.

— Это — имя, которое ему дали Ши'Хар.

— Да знаю я, но это же не настоящее его имя. Ты так рассказываешь, будто он теперь действительно верит, будто его так зовут, но он же знает, что это не так. Это — просто имя, которое для него придумали, — с ясно видимым раздражением возразил он.

Я бросил взгляд на Мойру и Линараллу, но они молчали, возможно — потому, что были слишком сонными, чтобы их волновала эта тема.

— Твоё имя — такое же, — сказал я ему. — Мы с твоей матерью просто придумали его для тебя.

— Но у него уже было имя.

Я кивнул:

— Я знаю, о чём ты, сын, но эта перемена имени была его собственным решением. Я не могу изменить его мысли и слова. Могу лишь передать их вам. В тот период его жизни он проходил через много внутренних перемен, и я полагаю, что менял имена для того, чтобы отдалиться от своего прошлого.

— Прошлое было лучше его настоящего, — сказала Мойра, зевнув. — Зачем ему хотеть отдалиться от него?

— Люди готовы делать странные вещи, чтобы защитить собственное представление о себе самих. Он имел какое-то представление о себе, как о хорошем сыне, добром молодом человеке, любящем животных и людей. То, что он с течением времени совершал, совершенно не вязалось с тем, как он прежде о себе думал, — объяснил я. — Когда он угрожал людям Колна, и пытал их, тогда-то он больше и не мог примирить своё настоящее со своим прошлым. Я думаю, что он взял своё новое имя, чтобы защитить свою память о себе самом от того, во что он на самом деле превратился. Это также дало ему свободу принять своё новое «я» без ограничений, которые бы естественным образом наложила его прежняя жизнь.

— Ограничений? — спросил Мэттью.

— Тирион, в его представлении, никому не был обязан. Он гораздо меньше беспокоился о добре и зле, или доброте и жестокости. Он просто делал то, что, по его мнению, нужно было делать, или, порой, просто то, что ему хотелось, — сказал я.

— Тогда почему он не сделал то, что хотел, с Катрин Сэйер, когда она пришла попрощаться? — спросила Лираллианта.

— Ну, — начал я. — Он, может, и играл в игры со своей личностью, но он всё же оставался Даниэлом, глубоко внутри, и она была неотъемлемой частью его воспоминаний о своём старом «я». Насилие над ней нанесло бы ущерб единственному, что всё ещё было ему дорого — его первой любви.

— Это — отвратительная история, Папа, — объявила Мойра.

— Ты права, — согласился я. — И мы все устали. Давайте-ка спать, а закончу я после завтрака.

Особо возражать против этого предложения они не стали, и следующим утром нам всем, выспавшимся, было гораздо лучше. Однако как только мы поели, они собрались вокруг меня подобно изголодавшимся хищникам.

— Ты готов? — спросила Мойра.

Я с удивлением посмотрел на неё:

— Хочешь, чтобы я сейчас начал? Я думал, тебе эта история не нравилась.

— Я просто хочу знать, как она кончится, — сказала она мне.

Осклабившись, я посмотрел на Линараллу:

— Вы уже знаете, чем она заканчивается.

Пенни ждала, пока Мэттью закончит убирать тарелки после нашей утренней трапезы, поскольку этим утром была его очередь убирать со стола. Она покосилась на меня:

— Ты не закончил свой вчерашний рассказ?

— Он отнимает больше времени, чем я ожидал, — извиняющимся тоном сказал я. Предыдущим вечером она не осталась слушать, когда я начал рассказывать после ужина, а сдалась, и ушла спать задолго до нас.

— Хм-м-м, — ответила она, размышляя. — Мне сегодня надо позаботиться о кое-каких делах, так что если ты планируешь весь день травить байки, то остаёшься сам по себе. Готовить обед я не вернусь.

— Значит, я скажу Питэру, чтобы он сказал кухонной обслуге замка, чтобы они ждали нас на обед, — сказал я. — Нам, наверное, и на вечерней трапезе тоже следует объявиться. Мы в последнее время ведём довольно изолированный образ жизни.

Наш дом был соединён магическим порталом с Замком Камерон, где я номинально проживал как граф и землевладелец. Портал был замаскирован под вход в наши замковые апартаменты, но когда его открывала правильная рука, он на самом деле вёл в наш скрытый горный дом, далеко от самого замка.

В общем и целом, мы ужинали в замке, а также проводили там свои дни, но в последнее время мы стали жить затворниками — за последние несколько месяцев мы появлялись лишь несколько раз.

Пенни кивнула, и встала на цыпочки, чтобы тепло поцеловать меня в щёку:

— Позаботься о том, чтобы Мэттью закончил убираться на кухне. Мне нужно идти готовиться. Увидимся за ужином. — С этим она и ушла.

Я наблюдал за её ходом, думая про себя, насколько мне повезло. Моя собственная судьба могла обернуться почти такой же тёмной, как у Даниэла Тэнника. Я поймал на себе взгляд дочери.

— Что? — спросил я, почуяв неладное.

— Я не хочу знать, о чём ты думал, — бросила она обвинение.

Я засмеялся:

— Ничего подобного. — Она, похоже, почему-то считала, что мне в голову приходила лишь одна мысль, когда я думал о её матери. Судя по всему, в прошлом я в какой-то момент подал плохой пример, и она так и не смогла избавиться от этого впечатления. — Честно! — добавил я.

— Я вижу, как ты лыбишься, — продолжила она. — Не веди себя так омерзительно.

Я вскинул руки. Она заставила меня рассмеяться, и это лишь ещё более убедило её в моей виновности:

— Ладно, как хочешь, — сказал я. — Не могу с этим спорить. Твоя мать — привлекательная женщина. Возможно, мне следует пойти посмотреть, не сможем ли мы обеспечить тебя ещё одним братом или сестрой? — Когда сомневаешься, иди в атаку.

— Тьфу! — воскликнула Мойра. — Прекрати! Пойду посмотрю, не нужна ли помощь Мэттью. — Она оставила меня наедине с Линараллой и Коналлом.

Линаралла безо всякого выражения глазела на меня, Коналл делал то же самое.

Я пожал плечами, и стал смотреть, как мой сын начал мне подражать, поднимая плечи, и поворачивая руки ладонями вверх.

— Ты сводишь сестрёнку на улицу поиграть этим утром? — спросил я его. Под сестрёнкой я подразумевал Айрин, мою младшую дочь, которой было лишь семь. Коналлу было девять.

— Я хочу услышать рассказ, — настойчиво сказал он.

Предыдущим вечером я послал его вместе с сестрёнкой спать, сочтя рассказ слишком тёмным для них.

— Ты уже пропусти первую часть, и я правда не хочу, чтобы ты услышал остальное, пока не подрастёшь. — Мне и так уже было неудобно рассказывать кое-что из того, что я поведал его старшим брату и сестре.

Потребовалось немного убеждения, но он наконец уступил, и увёл свою сестрёнку играть на улицу. Между тем близнецы закончили с посудой, и мы все устроились в нашей уютной комнате, чтобы закончить рассказ.

— На чём я остановился вчера? — спросил я.

— Он плакал, потому что ему не хватало его мамы, — резко сказал Мэттью.

Я думал, что моё описание было слегка более поэтичным, но его ремарка была достаточно точной:

— Полагаю, это справедливо, — сказал я. — Через некоторое время он закончил распаковывать струны, и натянул их на свою цистру. Он как раз закончил, и перенастроил её, когда несколько часов спустя вернулась Лираллианта…

* * *

Она грациозно приблизилась, двигая конечностями в идеальной гармонии. Было бы романтичным сказать, что она «вплыла», как иногда говорится в рассказах, но ничего такого она не делала. Её движения были естественными, атлетичными и уверенными, и они говорили всем вокруг о том факте, что эта молодая женщина была не только гибкой, но и очень здоровой.

После смерти Амары Тирион игнорировал свои естественные порывы, но его прощальная встреча с Кэйт тем утром послужила ему напоминанием о том, что он всё ещё был здоровым и крепким, в расцвете молодости. Лёгкие шаги Лираллианты казались громкими для его ушей, и хотя он не поднимал взгляд, Тирион неуклонно наблюдал за её приближением своим магическим взором.

Короче, он был чертовски возбуждён.

— Ты готов? — спросила она.

Игнорируя волка, просыпавшегося внутри, он ответил:

— Я как раз настраивал свой инструмент. Что бы ты хотела услышать?

Она уже выучила названия всех известных ему песен, но хотела чего-то иного:

— Сыграй что-нибудь, что подходит твоим воспоминаниям, — предложила она.

Тирион нахмурился:

— Это трудно. — Оглядываясь на прошедшую неделю, он переживал целый спектр эмоций. Счастье, ностальгия, сожаление, раскаяние, ненависть к самому себе — и всё это он ощутил лишь за несколько дней. Он мог найти песни, которые соответствовали бы одной или нескольким эмоциям, но ни одна из них подошла бы в точности для того, чего хотела Лираллианта. — Я сыграю сначала «Весёлую Вдову», а когда дойду до того места, где она не кажется подходящей, буду импровизировать, — ответил он.

«Весёлая Вдова» была беззаботной песней о женщине (вдове), которая жила одна, и подружилась с певчей птицей. Мелодия была милой и трогательной, её темп повышался, делая её почти живой, а потом спадал, когда птица однажды не вернулась.

— Если ты думаешь, что это дополнит твои переживания, тогда это подойдёт идеально, — сказала Лираллианта. Она подошла, встав позади него, как уже делала однажды, положив предплечья ему на плечи, и легко приложив пальцы к его вискам.

Тириону пришлось сознательно расслабиться, позволяя своему никогда не исчезавшему щиту раствориться, чтобы её магия могла без препятствий достичь его разума. Её касание было мягким, и вскоре он ощутил едва уловимое присутствие у себя в голове, когда она стала следить за его мысленными образами и позволять себе разделять его эмоции. Его нос уловил приятный запах, и мягкое давление её тела на его плечи лишь укрепило недавно терзавшее его желание. Тирион яростно укротил свой разум, но она успела увидеть, и почувствовать, то, что начало течь у него в голове.

Он ощутил, как в ответ на это её сердцебиение участилась, но она промолчала. «наверное, смеётся над моими животными инстинктами», — решил он. Вернувшись к своей задаче, он начал играть без слов, позволяя своему разуму уплыть обратно к тому дню, когда он воссоединился с родителями.

Мелодия текла гладко, идеально соответствуя его эмоциям, одиночеству и трогательности момента, когда он впервые увидел дом. Он вновь ощутил первое касание надежды, когда снова встретился с матерью и отцом. Неизбежная вера каждого ребёнка в то, что какие бы неприятности ни случились, родители наверняка смогут всё исправить. Реальность скоро избавила его от этого иррационального чувства, и у него осталось ощущение разочарования и печали от знания того, что они на самом деле не могли помочь, и что он вскоре будет вынужден снова их оставить.

Он снова пережил тот эпизод в поле, когда играл для Катрин Сэйер из своих воспоминаний о прошлом, а затем увидел, как она появилась будто по волшебству. Все эмоции вернулись — его радость от встречи с ней, облегчение, которое он почувствовал, узнав, что у неё без него всё хорошо, и ревность, когда он выяснил, что она принадлежала другому.

Птица вернулась в песне, когда он встретился со своей дочерью, Бриджид, и полетела высоко, пока не стала купаться в чистом солнечном свете, пока девочка прыгала по склону холма вместе с пастушьей собакой. Счастье этих нескольких часов росло в его сердце, лишь чтобы неминуемо потемнеть, когда музыку прервала грубая нота. Вид побитого, поломанного тела отца принёс одновременно печаль и гнев, а его пальцы оставили знакомую мелодию «Весёлой Вдовы», и пошли по пустынной дороге мести и отмщения.

Знакомые лица смотрели на него со страхом и ненавистью, и хотя какая-то часть его отшатывалась от их порицания, другая часть радовалась наполнившим его ярости и неистовству. Холодную пустоту они сменили горячим пламенем, которое, пока горело, давало ему цель и смысл. Он ничего не хотел больше, чем их страдания, и пожиравшее его разум бесконтрольное пламя едва не поглотило его способность мыслить. С порога хаоса его вернуло лицо ребёнка.

Слетавшие из-под его пальцев ноты последовали за его сердцем в меркнущий мотив тёмного сожаления, и именно там был рождён Тирион Иллэниэл, новая личность, восставшая из пепла сломленного человека. У этой новой фигуры было лицо Даниэла, но она была окутана огнём и тенью, это был человек без радости или печали, имевший лишь твёрдую решимость и жестокие решения. Он попрощался с прошлым, и сел в седло, уехав прочь от друзей и семьи. Впереди тянулись вверх гигантские деревья тёмного леса, но до него дотянулась одна, последняя искра…

Тирион остановился, отложив цистру, и дав отдых пальцам.

— Подожди, — сказала Лираллианта. — Что это было, в конце?

— Ничего.

— Нет, там что-то было, — настаивала она. — Ты возвращался, полный унылой апатии, и что-то случилось. Почему ты остановился?

— Я устал, — солгал он. На самом деле он не хотел делиться с ней своей последней встречей с Кэйт. Это было слишком личным, слишком драгоценным, и, в конце концов, слишком болезненным.

— Мы договорились, что ты разделишь со мной свои воспоминания, — заявила она. — Ты что, изменяешь своему слову?

Тирион силился найти хороший ответ:

— Нет… я просто… — Чуть погодя он продолжил: — Я просто устал. Я покажу тебе остальное, но не сейчас. Это чересчур для меня.

По её обычно спокойным чертам лица пробежало сочувствие:

— Ты за несколько коротких дней пережил больше, чем я чувствовала за все годы моей жизни. Я подожду.

«Ну, тебе лишь девять, чего ещё ты ожидала?». Однако это наблюдение он оставил при себе:

— Спасибо.

Она отступила прочь, и теперь стояла от него в нескольких футах:

— Теперь я тебя оставлю, но сперва у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

Подойдя, она коснулась его сплетённого из заклинаний рабского ошейника:

— Если бы этого не было, если бы ты был свободен, то что бы ты сделал?

Все мысли вымело у него из головы. Эта возможность была настолько далёкой, что он прежде не осмеливался принимать её во внимание.

— Я не уверен.

— Ты мог бы вернуться, — предложила она. — Убить того, кто стоит у тебя на пути, и взять ту рыжеволосую женщину своей супругой.

— Кэйт? — недоверчиво посмотрел он на неё. — Её муж — мой друг, и к тому же, если бы я его убил, она никогда бы меня не простила.

— Разве прощение необходимо?

Именно в такие моменты он осознавал, насколько чужеродна была точка зрения Ши'Хар.

— Она не стала бы меня любить, если бы я, чтобы её заполучить, убил бы людей, которых любила она. Это так не работает.

— Ей и не обязательно было бы знать, — сказала Лираллианта. — Она не может воспринимать эйсар. Ты мог бы убить его тайно, а позже занять его место. Это сделало бы тебя счастливым?

То была хладнокровная мысль, и от неё Тириону было бы гораздо более зябко, если бы она уже не мелькала у него в голове. «Я почти такой же скверный, как они». Он дал ей тот же ответ, который дал себе:

— Будь он незнакомцем, я бы подумал об этом, но Сэт — мой друг. Я и его тоже люблю. Я не могу причинить ему вред.

— Почему нет?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать подходящий ответ:

— Дружба и любовь… — начал он, — … являются объединяющими эмоциями. Они связывают тебя с другими так, что они больше не «другие» для тебя — они становятся частью твоего «я». Причиняя вред другу, ты вредишь себе.

— Ты полагаешь, что если убьёшь своего друга, то сам тоже умрёшь? — Выражение её лица ясно дало понять, каково именно было её мнение о такой точке зрения.

— Нет, — сказал он, качая головой. — Определённо нет.

— Тогда эта твоя дружба — просто самообман, — парировала она, — воображаемый конструкт.

— Но ты же наверняка можешь понять, — сказал Тирион. — Ши'Хар же не убивают друг друга походя. Вы работаете вместе, чтобы обеспечить всех.

— Ты неправильно нас понимаешь, — поправила она. — До того, как мы стали использовать людей, мы всё же убивали друг друга, для развлечения, и чтобы выбирать наиболее приспособленных. Мы работаем вместе ради выживания. Если одним нужно пожертвовать, ради блага рощи, то мы делаем это без сожалений. Эта самка, которую ты желаешь — если бы у нас были такие сильные влечения, вроде этой «любви», которую ты испытываешь, то мы бы убивали друг друга ради этого.

— Ну, люди иногда всё же убивают друг друга из-за любви, — согласился Тирион, — но убить по такому поводу друга — значит навредить себе самому. Дружба и любовь, может, и являются самообманом, как ты их назвала, но из-за этого они имеют ещё большее значение. Ценность, качество, смысл — это можно найти лишь в непостоянном, во временном, в неосязаемом — в вещах, которые не имеют физического существования, или не существуют вечно. Твёрдые, долговечные… перманентные вещи нашего мира… — проиллюстрировал он, постучав по дереву под собой, — …являются наименее ценными из-за своей долговечности. Вот, почему красоту цветка так лелеют — потому что она длится недолго. Именно поэтому любовь настолько бесценна. Мы высоко её ценим потому, что она неосязаема и мимолётна, как и наши жизни.

— Ты стал поэтом, Тирион, — заметила она, — но ты всё равно описываешь психическое расстройство.

— Тогда зачем ты торгуешься со мной, дабы ощутить мои эмоции? — едко отозвался он. — Почему ты слушаешь мою музыку?

На её лице мелькнуло что-то, и она отошла, физически выходя из разговора.

— Я не знаю, — ответила она. И, уже тише, продолжила: — Быть может, твоё безумие заразно. — И с этим ушла.

Глава 45

Следующим утром Тирион проснулся свежим и полным новых сил. Его разум ощущался ясным, и он понял: что бы ни случилось в его снах, его разум был готов снова взяться за проблему заклинательных плетений Ши'Хар.

Съев на завтрак остатки взятого в дорогу хлеба, он осмотрел сплетённый из заклинаний навес, укрывавший его платформу. Тот остался таким же, каким был, когда Тирион смотрел на него в прошлый раз — фантастически прихотливым вплоть до мельчайшего уровня его восприятия, где становился набором сцепленных вместе шестигранных фигур.

Экспериментируя, он пытался создавать свои собственные шестиугольные фигуры, но хотя он и мог «видеть» их своим магическим взором, его тонкий контроль над эйсаром и близко не было достаточным для создания настолько крошечных вещей.

«Одно то, что у них шестиугольники такие маленькие, не означает, что и мои тоже должны быть такими же».

Попытавшись снова, он создал свои собственные шестиугольники. После всей его практики по созданию форм за последние несколько лет это удалось ему легко, и он сделал каждый из них размером со свою ладонь, чтобы за ними легко можно было наблюдать.

К сожалению, они вели себя в точности так же, как все его нормальные конструкты — как только он переставал подавать эйсар, они исчезали. Тирион попытался начертить один из них на дереве у себя под ногами. Этот продержался дольше, когда он перестал уделять ему внимание, постепенно угасая, но он всё же терял свою мощь. «Значит, вещественный или видимый символ может удерживать силу на некоторое время, но всё равно не навсегда».

Что-то зашевелилось на задворках его сознания, но он не смог в точности сказать, что именно.

Тирион снова сфокусировался на символе, который нацарапал на дереве. Тот ещё содержал в себе остаточное количество эйсара. «Символы и слова, линии и формы, все они могут усиливать и фокусировать силу более действенным образом». Тут у него в голове всплыло воспоминание о его бое с Силлерондом, напомнившее ему о моменте, когда он приказал своему врагу «гореть». В тот раз его сила оказала гораздо более мощный эффект, чем он ожидал.

Он собирался тогда исследовать эту идею, но до этого так и не дошли руки. Однако теперь у него определённо было на это время. Решив начать с малого, он создал светящуюся сферу из чистого синего света. Сначала он сделал её одной лишь мыслью, а затем повторил это действие, одновременно приказав вслух:

— Свет!

Его первый шар исчез сразу же, как только Тирион перестал на нём концентрироваться, но второй был не только ярче, он ещё и задержался на время, когда Тирион оставил его вне своего внимания, и угасал медленно. После ещё нескольких попыток он стал весьма уверен, что мог создать шар, который держался часами, если изначально вкладывал в него достаточно силы.

«А что если объединить произносимое слово с начерченными символами?»

Ничего подходящего для работы он найти не смог, поэтому спустился на землю внизу, и искал там, пока не нашёл камень размером почти с собственный кулак. Сфокусировав эйсар в тонкое остриё, он выцарапал на камне слово «свет», а затем поднял его на ладони, и послал в него свою силу:

— Свет! — твёрдо сказал он, воображая желаемое.

И действительно, камень засветился ярким светом. Настоящий вопрос заключался в том, как долго это продлится. Тирион ждал несколько минут, но не смог уловить в яркости свечения никакой разницы.

— Это может занять какое-то время, — сказал он себе, прежде чем засунуть камень в карман.

Тот ярко светился даже через ткань его штанов.

«На вечеринках эта штука стала бы интересным поводом завязать разговор», — подумал он, глядя на светящуюся выпуклость в своём кармане.

Вернувшись на «свою» платформу, он обнаружил, что как раз явился Байовар. После недельного отсутствия он не был уверен, что этот Ши'Хар появится, чтобы продолжить уроки языка. Минутой позже к ним присоединилась Лираллианта.

— Я удивлён, что мы продолжаем с этим, — сказал Тирион. — По мне, так это пустая трата вашего времени. — Он имел ввиду свою ожидаемую смерть в конце месяца.

— По её просьбе, — сказал Байовар на своём безупречном, лишённым акцента бэйрионском. — Эта задача не приносит мне неудобств. Ты был хорошим учеником… для человека.

Тирион оглядел мужчину Ши'Хар с ног до головы, и ответил на своём менее чем идеальном эроллис:

— Ну, вы были хорошим учителем… для Ши'Хар. — Он сказал это в шутку, но не ожидал, что Ши'Хар засмеётся. Обижаться тот тоже не стал бы — Ши'Хар были невосприимчивы не только в этом отношении. Хотя они часть говорили слова, которые были бы сочтены очень грубыми или откровенно оскорбительными в человеческом обществе, их самих оскорбить было трудно. Правдивое утверждение почти никогда не считалось среди них оскорбительным.

Однако его шутка таки навела его на одну догадку, когда секундой позже он заново её обдумал. Среди Ши'Хар требовалось очень мало обучения. Большая часть знаний была заложена при их выращивании, поэтому искусство обучения, вероятно, не особо совершенствовалось в их обществе. Некоторые, вроде хранителей знаний, такие как Тиллмэйриас, обладали гораздо более обширными знаниями, но даже это передавалось от деревьев через лошти. Настоящее обучение, лицом к лицу, было среди них очень редким.

— У нас мало учителей, но Байовар — один из лучших, — сказала Лираллианта, восприняв заявление Тириона как комплимент. — В нашем народе его считают странным.

— Некоторые сказали бы то же самое и про тебя, — ответил Байовар.

Лираллианта наклонила голову, принимая его ремарку, прежде чем снова обратиться к Тириону:

— Я позвала Байовара продолжить, поскольку ты, похоже, твёрдо вознамерился жить.

— Прошу простить, если мои стремления создают вам неудобства, — сказал Тирион, заставив Байовара тихо засмеяться. Некоторые виды юмора, похоже, им всё же нравились, хотя Тириону трудно было предсказать, что именно они могут счесть забавным.

— Нисколько, — сказал Байовар. — В отличие от большинства, я нахожу обучение познавательным. Я многому научился, когда сам обучал тебя нашему языку.

— О?

— Ты подходишь к нашим языку и культуре без предубеждений и предвзятостей. Твои вопросы и ошибки, когда ты пытаешься найти понимание, привели мой собственный разум к новым озарениям, — объяснил Байовар.

— Кстати, о вопросах…

Ши'Хар слегка улыбнулся:

— Да?

— У вашего народа есть письменность? — спросил Тирион. — Я не видел никаких её признаков.

— Нам почти нет необходимости помечать вещи, или записывать знания так, как когда-то поступали люди, — сказал Байовар. — Несмотря на это, у нас всё же есть система письменности, хотя ею пользуются лишь изредка.

— Покажете мне?

— Сомневаюсь, что ты сможешь научиться ей за несколько коротких недель, — сделал наблюдение Ши'Хар.

— Я нахожу учёбу стоящей тренировкой, вне зависимости от того, можно ли достичь конечной цели, — сказал Тирион.

Ши'Хар создал плоскую белую плоскость с помощью одно лишь эйсара. Конечный продукт представлял из себя квадратный конструкт, напоминавший бумагу. Он повторил процесс, дав второй квадрат Тириону, и показал, как писать на нём, водя пальцем как пером.

— В отличие от вашего языка, являющегося, по сути, фонетическим алфавитом, в письменности эроллис для каждого слова есть уникальный символ. Это делает изучение довольно трудным, поскольку отдельных символов существуют тысячи, и их все надо запоминать индивидуально…

— Фонетический? — спросил Тирион.

— Ваши буквы соответствуют звукам. Соединяя их, вы собираете из звуков слово. Основываясь на этом, вы можете также догадаться о написании новых слов, когда слышите их, или создать написание, если его ещё не существует, — назидательно сказал Байовар.

— О.

— Эроллис — другой. У нас есть обширный, но по большей части неизменный набор слов. Чтобы добавить новое слово, старейшины должны договориться о новом символе, который будет ему соответствовать, поскольку мы не можем просто «собрать» его по слогам согласно звучанию. Однако наша история и, соответственно, наш язык очень старые, поэтому мы редко находим необходимым создание нового слова.

Тирион потёр подбородок:

— Понятно. Можете сказать мне, является ли это словом на эроллис? — Используя белый листок, он нарисовал один из символов, который видел выстроенным из шестиугольников в заклинательном плетении Лираллианты. Поскольку он был создан из шестиугольников, касавшихся друг друга только одной гранью, и только в двух измерениях, сам символ состоял из линий, которые ветвились с отклонением в шестьдесят градусов.

Байовар казался удивлённым:

— Это слово означает «волокно», — ответил он на бэйрионском. — Тебя ему научила Лираллианта?

— В каком-то смысле, — сказал Тирион. — Я увидел его в сплетённом из заклинаний навесе над нами, оно там неоднократно повторяется.

— Должно быть, у тебя очень острое зрение, — нейтральным тоном сказал Байовар. — Обычно мы знаем о более тонком составе заклинательных плетений лишь в академическом смысле, а не из непосредственного опыта.

— Можете сказать мне, что значат эти символы? — спросил Тирион.

Он начал быстро рисовать контуры некоторых других знаков, которые он заметил в заклинательном плетении.

В течение нескольких минут он определил слова, означавшие «вода», «соединять», «лист», «непрозрачный», «зелёный», и многие другие. Чем больше Байовар объяснял, тем больше Тирион осознавал, что используемые символы не имели особого значения кроме того факта, что они являлись частью общего описания предмета, для построения которого использовались.

«Они ничем не особеннее слова «свет», написанного на камне, который лежит в моей сумке», — сделал он мысленное наблюдение. «Так почему же их так чертовски невозможно сломать?»

У Тириона кончились вопросы, поэтому Байовар вернулся к обучению его письменному языку тем способом, каким изначально и собирался:

— Прежде чем засыпать тебя множеством словосимволов для узнавания, сперва тебе следует понять структуру нашей письменности. В бэйрионском вы пишете слева направо, а когда у вас кончается место, то вы переходите на одну строчку ниже, двигаясь в том же направлении, слева направо. Чего вы, вероятно, не знаете, так это того, что когда-то у людей было много письменных языков, некоторые из которых следовали иным принципам.

— Например?

— Некоторыми писали справа налево, а другими — сверху вниз, со вторичными строками, направленными влево. Однако эроллис не следует не одной из этих квадрилатеральных условностей, — объяснил Байовар.

— Квад… чего?

— Квадрилатеральный, — повторил Ши'Хар. — Это означает «четырёхсторонний», но я имею ввиду тот факт, что большинство ваших языков были созданы с прицелом на квадратные носители. Ваши системы письма все были созданы с конечным намерением писать ими на чём-то прямоугольном, и они идут линейным образом от начала и до конца.

Тирион немного подумал об этом, вертя эту мысль у себя в голове:

— Придётся по большей части поверить на слово, но это, похоже, имеет смысл. Эроллис не следует такому же принципу?

— Наш письменный язык основан на шестиугольном шаблоне, похожем на заклинательное плетение, которое ты, похоже, способен читать. Начало — всегда в центре, и текст может ответвляться с этой точки в более чем одном направлении. Воистину полный трактат на эроллис очень долго собирается до конца, потому что он должен включать все шесть сторон, чтобы считаться полным, — назидательно объяснил Байовар.

— Шесть направлений? Я не понимаю. Как можно таким образом что-то передавать?

— Многие меньшие надписи включают лишь два или четыре направленных элемента, — продолжил Ши'Хар. — Но каждая из наших величайших работ должна содержать все шесть. Начиная от центрального символа, являющегося основной темой, вверх идёт «будущее личное», а дальше, направо по кругу: «прошлое субъективное», «будущее субъективное», «прошлое личное», «будущее объективное» и «прошлое объективное».

Говоря это, Байовар рисовал элементы на своей «бумаге», чтобы проиллюстрировать то, что описывал словами. Он начал, начертив шестиугольник в центре, а затем добавил шесть дополнительных шестиугольников, каждый из которых был соединён с одной из сторон самого первого шестиугольника. Центральный шестиугольник он подписал как «тема», а остальные — так, как только что их назвал.

— Наши самые простые рассказы не включают ничего кроме одной линии символов, идущей от центра, и двигающейся вверх вдоль «будущей личной» оси. Это — форма, которой следует большая часть вербального общения, хотя при обсуждении учёных вопросов мы часто говорим вдоль оси «прошлого» и «будущего объективного», в то время как вопросы искусства следуют субъективной оси, — объяснил Байовар.

У Тириона закружилась голова:

— Это — путаница совершенно нового масштаба. Зачем вам нужно три разных линии из прошлого в будущее?

— Надлежащее изложение включает всю имеющую отношение к делу информацию. Личная ось даёт информацию об излагающем, одновременно до, во время, и в будущем, которое обсуждается. Объективная ось похожим образом даёт информацию, основанную на фактах, и относящуюся к предсказанному будущему, в то время как субъективная ось предоставляет более субъективную информацию похожим образом, указывая на художественные или эмоциональные элементы, которые могут относиться к теме, как в прошлом, так и далее, в будущем.

— Как, чёрт возьми, хоть кто-то может что-то подобное писать?

Байовар улыбнулся:

— Большинство наших писателей — деревья, Тирион. Они не «пишут» в общепринятом смысле этого слова. Они растят свою мудрость в виде трёхмерных скульптур для нашего обозрения. Три прошлых времени удаляются от центра вниз при письме, а три будущих — вверх. Прошлые направления называются тремя «корнями», а три будущих называются «ветвями».

— У меня от них начинает болеть голова, — ответил Тирион.

— Это ещё не всё, — сказал Байовар. — По мере того, как идёт «письмо», оно может «ветвиться» в более поздних точках, начиная новые рассказы внутри основного. Однако, будущие ветви, как правило, могут ветвиться лишь в другие будущие ветви, двигающиеся вверх, а корневые деления могут разделяться лишь на ещё больше прошлых корней, двигающихся вниз.

— О-о-о-о! — застонал Тирион. — Как вы учитесь такое читать?

— Помогает тот факт, что мы рождаемся уже с этим знанием, — сделала наблюдение Лираллианта, до этого момента молчавшая. — Чтение — всё, чем в целом занимаются дети Ши'Хар. Редко бывает, чтобы новую композицию попытался создать кто-то кроме взрослого.

Под «взрослым» она конечно подразумевала «дерево». Учитывая длительные размышления, требовавшиеся для создания одной из их композиций, Тирион легко мог понять, почему лишь тот, у кого было терпение тысячелетнего дерева, мог попытаться это сделать. Тем не менее, это укладывалось в то, что он уже узнал об этой расе. Знание и мудрость были уделом взрослых, деревьев — детям полагалось перебиваться тем, что им давали при рождении, до тех пор, пока они не присоединялись к «взрослому» обществу. Их система письменности отражала в себе это, будучи ни в коей мере не предназначенной для целей быстро двигающихся и недолго живущих существ, вроде людей… или детей Ши'Хар.

Байовар продолжил учить, дав ему список символов, чтобы он попытался их запомнить, но с этого момента Тирион отвлёкся. Он обнаружил, что пялится на список после ухода мужчины Ши'Хар, гадая, поможет ли это ему в бою в конце месяца.

«Наверное, нет», — пришёл он к заключению.

— Ты готов поиграть для меня? — спросила Лираллианта, — или тебе нужно какое-то время отдохнуть?

Вздохнув, он нашёл свою цистру, и приготовился играть.

— Ты пройдёшься по последней части твоей поездки? — спросила она, имея ввиду его прощание с Кэйт.

— Пока нет, не сегодня. Позволь мне сыграть тебе что-то, что отражает счастливый день из детства, — сказал о ней. — Что-нибудь светлое и радостное.

Она не возражала, и он позволил своему разуму и пальцам уплыть, уносясь в земли бесконечного лета. Место, где дети жили под голубыми небесами, и гонялись за кроликами, в то время как собаки бегали вместе с ними в бесконечном танце хаотичной радости.

Глава 46

В течение следующего дня Тирион регулярно проверял свой камень, но тот показывал лишь слабейшие намёки на угасание. Он был почти таким же ярким, каким был в момент, когда Тирион напитал его силой.

Ему стало ясно, что начертанные символы и произнесённые слова имели способность значительно увеличивать силу и длительность магии, но он знал, что упускает что-то фундаментальное — какой-то дополнительный компонент, дававший заклинательным плетениям Ши'Хар перманентность, а также чрезвычайную прочность перед лицом противостоящего им эйсара.

«Если я не смогу додуматься до этого, то будет трудно победить существо, способное создать щит, который я даже не могу поцарапать».

Мысленно пересмотрев свой бой с Силлерондом, он понял, что это было не везение — он победил своего врага благодаря превосходящему опыту и более точно выверенному времени атак. Однако если бы Силлеронд был хорошим бойцом, то исход был бы совсем иным. Согласно тому, что ему рассказала Лираллианта, в этот раз у него не будет такого преимущества.

Своё свободное время он уделял изучению сплетённого из заклинаний навеса. В какой-то момент Тирион предпринял ещё одну попытку его уничтожить, на этот раз — с помощью деревянного меча надзирателя, который брал с собой в Колн. Сперва он нацарапал слово «бритвенно-острый» на обоих сторонах клинка, а затем отметил края тонкими линиями. Закончив приготовления, он послал свою волю в клинок, произнося слова «будь острым».

«Какое-то глупое ощущение — творить магию под слова на обычном бэйрионском», — подумал он. Это заставило его почувствовать себя немного ребёнком, играющим в волшебника.

— Только вот, магия работает, — заметил он, изучая крайне острый эйсар, сформировавшийся вокруг его деревянного клинка. Тот был в несколько раз плотнее, и ощущался летальнее, чем те клинки, которые он обычно создавал вокруг своих рук. «Этот должен разрезать почти что угодно».

Скрепя сердце, он нанёс мощный удар по одной из поддерживавших навес колонн.

Магия меча раскололась на части, и он ощутил, как от удара вверх по его руке пробежал шок онемения. Ощущение было таким, будто он ударил палкой по валуну. Единственным улучшением, о котором он мог утверждать, был тот факт, что отката не было. Поскольку он отпустилхватку на вложенной в меч магии до того, как использовал клинок на заклинательном плетении, то он и не пострадал от шока, когда магия распалась.

«По крайней мере, проводить опыты так будет проще».

Однако остаток дня не оказался более успешным, и он испытал почти облегчение, когда явились Байовар и Лираллианта для его уроков по эроллис.

* * *

Тем вечером, когда он закончил играть, Лираллианта осталась позади него. Она позволила своим ладоням оторваться от его висков, и теперь они покоились у него на плечах, в то время как она сама подалась вперёд, оперевшись на его спину.

Тирион сидел неподвижно, не будучи уверенным в её намерениях. Она редко продолжала такого рода физический контакт, не имея на то какой-то ясной причины.

Её волосы упали вперёд, мимо его лица, щекоча ему щёку, и он услышал, как она испустила долгий вздох. Тирион чувствовал тепло её тела через свою тонкую рубашку, и её близость становилась всё более отвлекающей.

«Почему она пахнет так…»

Он подавил в себе эту мысль — сжав челюсти и силой сорвав свой разум с пути, по которому шли его мысли. Физическая близость Лираллианты его раздражала… вот и всё.

Будто ощутив перемену в его настроении, она отстранилась.

— Спасибо за музыку, — сказала она.

— Я делаю то, что должен.

Если его грубый ответ причинил ей боль, то она этого не показала:

— Я думаю, что начинаю понимать, по крайней мере — частично, каково это — быть человеком, — ответила она.

«Ни черта ты не знаешь», — молча отозвался он.

— Сомневаюсь, что такое знание вызовет большое уважение, — сделал наблюдение он.

Лираллианта сомкнула ладонь, подтянув её к своей груди, и ответила:

— Важно — для меня. — Для неё было необычным демонстрировать какие-либо невербальные жесты во время разговора. Также было странным то, что она делала ударение на личном местоимении, вроде «меня». Ши'Хар гордились своей способностью дистанцироваться от личных забот.

Она будто бы притворялась, что является человеком.

Её неуклюжая игра разозлила Тириона. «Когда тебя держат как собаку — уже плохо, но когда она притворяется, что «лает», и пытается подражать истинным эмоциям, это оскорбительно. Это — насмешка».

— Если ты со мной закончила, то я бы теперь хотел отдохнуть, — с льдинкой в голосе сказал он ей. Тирион не боялся её оскорбить. Ши'Хар мало заботили подтекст или интонации.

Она какое-то время глазела на него, будто размышляя, прежде чем ответить:

— У меня есть новости, которые ты захочешь услышать.

Он повернулся к ней лицом, полностью отдав ей своё внимание, но промолчал.

— Старейшины согласились на мою просьбу о задержке. У тебя есть двадцать семь дней, прежде чем состоится твой матч, — сказала она.

— О, — вяло прокомментировал он. Тирион и не осознавал, что по этому вопросу ещё не было вынесено решение. Было бы неприятной неожиданностью, если бы ей сказали, что бой состоится лишь через несколько дней.

— Ты спрашивала их про одежду? — осведомился он.

— Да, — кивнула она. — Им эта идея не понравилась. От тебя потребуется сражаться как и прежде, нагим.

— Это едва ли кажется справедливым, — возразил Тирион. — Они могут создать эту штуку с любым оружием и бронёй, какие захотят, а мне придётся выходить бой с голым задом.

— Вам обоим позволят сражаться лишь тем, с чем вы были рождены, — сказала Лираллианта.

— У меня не было возможности выбирать тело, а они тело выбирали.

— На иное они не согласятся, — сказала она ему.

— Значит, больше нам говорить не о чем, — сказал Тирион.

* * *

Следующая неделя миновала быстро, по мере того, как Тирион втянулся в круговорот дел. Каждое утро он просыпался, и ел, прежде чем сначала учиться эроллис с Байоваром, а потом — заклинательному плетению, в уединении. С заклинательным плетением он получил некоторую помощь от Лираллианты. Она была согласна создавать всё, что он просил увидеть, но ничто из этого, похоже, не помогало. Тирион мог воспринимать ткань и структуру её творений до самого мельчайшего уровня, который не могли видеть даже Ши'Хар, но не мог воссоздать то, что она делала.

Он также не сумел найти никакой способ повредить или уничтожить одно из её заклинательных плетений, и с уходом дней он у него оставалось всё меньше надежды на победу против Крайтэка. Без какого-нибудь способа преодолеть его защиту или защититься от его атак, вариантов для победы практически не оставалось. Всё сводилось к тому, чтобы создать такую среду, в которой его противник не мог выжить, но будет невозможно удержать противника в такой области, если он сможет уничтожить любые создаваемые Тирионом ограничения.

Кроме этого единственной возможностью было то, что Крайтэк может допустить фатальную ошибку.

«Рассчитывать на что-то подобное — значит напрашиваться на поражение».

Послеобеденные часы он проводил, упражняясь и практикуясь в навыках, которые уже усвоил, а также новым образом их расширяя. Одной из первый проблем, с которыми он столкнулся, стало открытие того, что хотя произнесённые вслух слова действительно усиливали действенность магии, они также легко могли случайно создавать эффекты, когда Тирион просто говорил. Привыкать к такому он себе позволить не мог.

Его ответом стало создание своего собственного языка… ну, на самом деле это не был язык. Изучая эроллис, он пришёл к некоторому мнению насчёт того, почему Ши'Хар использовали письменную форму языка, использующую уникальные символы для каждого слова. Он решил, что в какой-то момент далёкого прошлого они научились использовать свою письменность для создания магии, как это делал он сам, и для этой цели использование одиночных символов для каждой концепции или идеи позволяло легче что-то усилить.

В фонетическом алфавите, вроде бэйрионского, каждая буква не имела смысла сама по себе, кроме обозначаемого ею звука. В результате для создания имеющего какой-то смысл слова нужно было написать набор букв, а ему нужен был именно смысл, чтобы подкрепить данную эйсару цель.

Поэтому Тирион последовал, как ему думалось, по их стопам, но вместо использования эроллис, казавшегося чрезвычайно громоздким, он создал новые слова и символы для своего собственного пользования. Он начал с простых, практических концепций, вроде «огонь», «вода», «сила», «острый», и всего того, чему он прежде находил применение. В каждом случае он придумывал собственное, не имевшее никакого иного смысла слово, отражавшее одну концепцию, а затем создавал для него письменный символ.

Поскольку первые вещи, нужду в использовании которых он таким образом нашёл, часто были самыми широко распространёнными, Тирион сделал их произношение и их письменные символы настолько короткими, простыми и незамысловатыми, насколько было возможно. Затем он зазубрил их, упражняясь, чтобы их смысл был в его мыслях таким же врождённым, каким был смысл эквивалентных слова на бэйрионском.

— Что это за странные штуки, которые ты постоянно царапаешь по всей своей платформе? — спросила Лираллианта однажды вечером.

— Новые символы, которые я для себя придумывал, — ответил он.

— Зачем?

— Я упражняюсь в использовании их для усиления своей магии, — объяснил он.

— Разве не было бы проще использовать ваш язык, или даже наш, а не создавать что-то новое?

— Поначалу я так и пробовал, но это позволяет мне слишком легко допускать ошибки. А так у меня в голове есть отдельный набор символов, которые привязаны к моему использованию эйсара. Используй я один из наших нормальных языков, у меня появилась бы привычка использовать магию в разговоре, — сказал он.

На миг в её ауре мелькнули эмоции:

— У тебя появилась идея… что-то, что позволит тебе победить?

Он опустил взгляд:

— Нет. В какой-то момент я думал, что это так, но этого не хватит.

Она нахмурилась:

— Тогда почему ты продолжаешь этим заниматься?

— Это кажется мне важным, — сказал он, пожимая плечами. — Это может навести меня на какую-то идею, а может и не навести, но я не могу избавиться от чувства, что это почему-то важно.

Глава 47

На следующий день случилось кое-что иное. Утром Лираллианта явилась не с Байоваром, с вместе с Тиллмэйриасом.

От вида чернокожего, златовласого Прэйсиана у Тириона невольно побежали мурашки по спине, когда его тело вспомнило сеансы «наказаний», которые ему устраивал в течение последних пяти лет этот Ши'Хар. Его плечи стали провисать, а голова — опускаться вниз по мере того, как приближался его предыдущий «учитель», и лишь память об Амаре и сопровождавший её гнев позволили ему выпрямить спину, и посмотреть Прэйсиану прямо в глаза.

— Тиллмэйриас пришёл ко мне с интересным предложением, Тирион, — начала Лираллианта, — но я пока не вынесла решение. Я подумала, что, быть может, я выслушаю твоё мнение на этот счёт. — В её ауре была сложная смесь надежды и волнения, будто она была рада новостям, но также и встревожена.

Тирион кивнул, но не ответил, ожидая, когда они продолжат.

— Возможно, есть способ избежать грядущего боя на арене, — сказала она, переходя к сути дела.

— Я думал, Иллэниэлы ожидали большую прибыль в шутси от этого боя, — сделал наблюдение Тирион.

Тут к разговору присоединился Тиллмэйриас:

— Я считаю, что это было бы ужасной растратой, баратт.

— Но не для Прэйсианов, — заметил Тирион.

Инструктор Прэйсианов покачал головой:

— Ты неправильно меня понял. Я считаю, что это будет растратой для всех Ши'Хар. Я полагаю, что есть ещё вещи, которые мы могли бы узнать, изучая тебя. Навязывание тебе ситуации, которая лишь вынудит твою преждевременную смерть, не принесёт никому пользы. Ты можешь этого и не знать, но я с великим интересом следил за твоим прогрессом. Байовар рассказал мне о твоих успехах в изучении эроллис, а Лираллианта поразила меня рассказами о твоих усилиях, направленных на расширение твоих способностей.

— Я не понимаю вашего интереса, — с едва сдерживаемым гневом сказал Тирион. Он чувствовал себя преданным, узнав, что Лираллианта продолжала передавать информацию о нём этому мужчине, который когда-то пытал и мучил его.

Тут заговорила Лираллианта:

— У Прэйсианов теперь есть много шутси. Они предложили компенсировать Иллэниэлам то, что они потеряют, отменив этот матч на арене, с некоторыми оговорками.

— Очевидно, что ты всё ещё растёшь, дичок. Твои успехи снова разожгли интерес к древним людям. Стало ясно, что мы что-то упустили. Я хочу понять разницу между твоим родом и теми, кого мы вырастили здесь, в неволе…

Тиллмэйриас ещё не закончил говорить, но Тирион его прервал:

— Мне не особо интересно помогать вам оттачивать свои методы обучения рабов, — резко сказал он.

— Это и тебе самому тоже принесёт выгоду, — сказал Прэйсиан. — С тобой будут хорошо обращаться. Больше никаких наказаний. Твои ограничения будут модифицированы, и мы позволим тебе плодиться так, как ты пожелаешь.

— Как я пожелаю?

— Да. Мы захотим спаривать тебя с определёнными индивидами, но в качестве награды мы согласны позволить тебе спариваться по желанию с любыми безымянными в Эллентрэа. Насколько я помню, ты был особо привязан к одной из них, прежде чем ты стал…

— Вы имеете ввиду Амару!? — Тирион вскочил, вены вспухли у него на шее и висках.

— Ну, очевидно, что не конкретно с ней, — сказал Тиллмэйриас, — но ты мог бы завязывать отношения с любыми другими самками по своему желанию. Мы также могли бы позволить тебе ходить патрулями обратно на родину… время от времени. Ты мог бы получить почти всё, что мог бы пожелать.

— А арена?

— Я не думаю, что мы можем ещё что-то извлечь, проверяя тебя таким образом, — сказал Ши'Хар.

Лираллианта положила ладонь ему на плечо:

— Ты можешь прожить долго, Тирион.

— Почему он это предлагает? — спросил он её напрямую. — Как он это предлагает? Разве другие рощи не будут возражать?

— Прэйсианы в последние несколько лет заполучили много шутси. Тиллмэйриас убедил своих старейшин заключить сделку с другими рощами, чтобы получить их согласие. Он считает, что ты получишь пользу от их вложения, — объяснила она.

— Я могу поговорить с тобой наедине? — сказал он, бросая взгляд на Тиллмэйриаса.

Лираллианта смущённо покосилась на другого Ши'Хар. Для баратт было ненормально утаивать что-то от одного из народа.

Тиллмэйриас одарил её понимающим взглядом:

— Я не против. Не спешите. Буду ждать на удалении. Позовите, когда закончите.

Когда он ушёл, Тирион сурово зыркнул на неё:

— Что он с этого получит?

— Тебя, — прямо сказала она.

— Меня?

— Да, — ответила она. — В качестве расплаты за это я должна буду передать тебя Тиллмэйриасу в прямую собственность.

— С чего тебе это делать?

— Они предложили огромное количество шутси…

— Я знаю, что тебя это не волнует, — сказал он, перебивая её.

— Ты будешь жить, — сказала она странным тоном, на её лице отразилась отстранённая печаль.

— Если тебе небезразлично именно это, то оставь меня себе, и отмени бой сама, — сказал он ей.

— Не могу. Сделку заключили старейшины — они не позволят мне отменить бой самой по себе. Единственный вариант — это если Прэйсианы заплатят шутси.

— Сколько у них шутси?

— Больше, чем у всех остальных рощ вместе взятых, — заявила она.

Это был интересный факт. Он и не знал, что Прэйсианы заполучили настолько много влияния. В прошлом ему казалось, что четыре рощи были в примерно равном положении, в то время как Иллэниэлы были бедны. Теперь же она указывала на то, что Прэйсианы поднялись гораздо выше остальных. Что-то здесь не сходилось.

— Когда они так разбогатели?

— Пока ты сражался, — ответила Лираллианта. — За последние пять лет.

— Но ведь тогда моей хозяйкой уже была ты. На моих победах должна была заработать Рощи Иллэниэл. — Теперь он совсем запутался.

— Мы и заработали, — согласно кивнула она. — Но шутси выдаются не просто основываясь на том, кто победил. На матчи делается много ставок. Тиллмэйриас был мудр. Используя тебя, он удалял самых лучших соперников из других рощ, позволяя Прэйсианам в целом чаще побеждать в матчах. Он также мудро ставил в боях на тебя. Иллэниэлы разбогатели, но гораздо больше разбогатели Прэйсианы.

— И теперь он готов откупиться от всех просто ради того, чтобы получить меня?

Она снова кивнула:

— Ты мог бы вести лучшую жизнь

— Мои шансы на лучшую жизнь уже давно умерли. Я не смогу вынести мысли о том, что он получит надо мной власть, — прямо сказал Тирион.

Во взгляде Лираллианты почти читалась боль:

— Разве ты не хочешь жить?

— Только не так. Он хочет лишь использовать меня в свою пользу. Я скорее умру вам на забаву, чем помогу ему улучшить способы обучения рабов.

— Меня никогда не забавляла мысль о твоей смерти.

— Тогда чего ты хочешь? — вызывающе спросил он.

— Почему ты покинул дом? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ну а это тут при чём?

Лицо Лираллианты приняло задумчивое выражение:

— С тех пор, как ты появился здесь, я многое узнала о твоей семье и о прежней жизни, однако ты всё это бросил. Почему ты ушёл?

Он коснулся своего ошейника.

Она покачала головой:

— Нет, в первый раз, до того, как нашёл меня. Почему ты ушёл?

Тирион нахмурился:

— Потому что я причинил бы им боль, если бы остался. Я ушёл, чтобы защитить их, защитить от меня.

— Даже если знал, что это причинит боль тебе самому? — спросила она.

— Конечно.

— Какая-то часть этого чувства повлияла на меня, — объяснила она. — Я не хочу видеть твою смерть, даже если это значит, что мне придётся тебя отдать.

— Хочешь сказать, ты заразилась человеческими чувствами? — недоверчиво сказал он. — В это трудно поверить.

Её аура всколыхнулась, из мягкой и рассеянной став вибрирующей гневной энергией:

— Быть может, ты в этом сомневаешься, а вот старейшины — нет. Если отошлю тебя прочь, то это может очистить мой рассудок.

Тирион был сбил с толку хаосом в ауре Лираллианты. В ней, похоже, кружились несколько эмоций, и это, в совокупности со странностью её слов, не позволяло ему легко её понять. Пыталась ли она спасти его жизнь, или убрать нежелательный отвлекающий элемент из своей собственной? В любом случае, он знал одно: оказаться во власти Тиллмэйриаса Прэйсиана он больше не желал никогда. Тирион сосредоточился на этом, и позволил гневу говорить вместо себя:

— Я не согласен на эту сделку, — прямо заявил он ей.

— Это не тебе решать… — едко ответила она. Секунду спустя она добавила: — … баратт.

Его ноздри раздулись, и Тирион ощутил, как у него закипела кровь:

— Решай как хочешь — если отдашь меня Тиллмэйриасу, то мира вам не видать. Я не буду идти у вас на поводу. Я буду убивать каждого человека, которого он пошлёт, чтобы отдавать мне приказы или даже кормить меня. И буду продолжать убивать, пока он не пошлёт достаточно надзирателей, чтобы меня прикончить. Я умру в течение дня, и постараюсь причинить как можно больше урона, прежде чем погибну.

Её глаза сузились:

— Думаешь, ты сможешь так легко ослушаться его? Он не позволит тебе легко умереть. Веди себя примерно, и будешь жить хорошо. Не выбрасывай эту возможность на ветер. — В её реакции был гнев и что-то ещё. Страх?

«С чего ей бояться? Она боится за себя… или за меня? Я ей не угрожал», — подумал он.

Однако она заставила его задуматься. Её слова были точны. Если он восстанет, и даже если убьёт полдюжины надзирателей, Тиллмэйриас его не казнит. Он пленит Тириона, а затем придёт время «переобучения». Сколько бы времени на это ни потребовалось, он сломает волю своего нового питомца. Тирион ощутил, как от мысли о наказании Тиллмэйриаса у него мурашки побежали по коже. На его лбу проступил холодный пот, и он почувствовал почти неконтролируемое стремление спрятаться.

В этот миг он принял решение. Шагнув вправо, он подошёл к Лираллианте слева, и схватил её за волосы левой рукой, одновременно поднимая правую, когда Ши'Хар отдёрнула голову. Он остановился за миг до того, как призванный им силовой клинок достиг нежной кожи на её шее.

— Решать тебе. Попробуешь меня продать, и я отрублю тебе голову.

Она уставилась на него краем глаза:

— Моя смерть этого не предотвратит. Она также не позволит тебе заработать смерть, которую ты, похоже, желаешь. — Её аура дёрнулась, когда она подумала об использовании своего эйсара.

Он крепче сжал её волосы:

— Не смей. Я могу убить тебя во мгновение ока. — Из своих неоднократных наблюдений он знал, что даже самым быстрым заклинательным плетениям требовалось минимум полсекунды, чтобы начать работать, и он был слишком сильным, чтобы она могла вырваться из его хватки, внезапно атаковав сырой магией.

— Ты действительно предпочтёшь умереть, чем принять его предложение? — спросила она. В ней не было страха, лишь любопытство.

— Да.

— Тогда я откажу ему, — внезапно сказала она. — Отпусти меня.

От человека такой ответ, данный под давлением, был бы весьма сомнителен. В устах же Ши'Хар это было простое утверждение честного намерения. Тириону никогда не удавалось уличить Ши'Хар во лжи, даже Тиллмэйриаса. Он отпустил её, и отступил, хотя его тело и встало в защитную стойку.

Она выгнула бровь:

— Ты боишься ответных действий? — Она не утруждала себя возведением каких-либо защит, что заставило Тириона почувствовать себя слегка глупо.

— Большая часть моей учёбы среди Ши'Хар основывалась на страхе, — ответил он.

Эти слова всё же вызвали у неё реакцию, хоть она и промолчала. Вместо этого она уставилась на него с чем-то вроде жалости во взгляде.

— Я поговорю с Тиллмэйриасом. Сделка неприемлема, — сказала она чуть погодя, отворачиваясь от него.

— Ты поставишь на мой бой? — внезапно спросил он.

— Я не планировала этого делать. Немногие готовы делать ставки при таких неравных шансах.

— Поставь на меня всё, что сможешь, — сказал он ей.

— Почему?

— Потому что я собираюсь победить.

Глава 48

Тиллмэйриас не вернулся, что Тириона вполне устраивало.

Дни он проводил, упражняясь в эроллис, изучая примеры созданного для него Лираллиантой заклинательного плетения, и пытаясь найти какой-то способ сделать что-то подобное самому, или хотя бы найти способ обойти это, казалось бы, громадное преимущество будущего противника.

До его матча на арене оставалось лишь одиннадцать дней, когда он начал пытаться воссоздать маленькие части сплетённого из заклинаний навеса над своей платформой. Он не мог создать ничего столь же тонкого и изысканного, но был способен создавать те же формы в более крупном масштабе. Большая часть его усилий ушла впустую. Он мог создавать в воздухе светящиеся шестиугольники, вместе с их внутренними символами, но как только он перенаправлял свой эйсар на что-то иное, они начинали таять.

Он пробовал много вариаций одного и того же, используя разные размеры, разные части и разные символы, но казалось, что ничего не работает. Прежде чем ему удавалось завершить любую сколько-нибудь объёмную цепочку шестиугольников, первые из них уже начинали истаивать.

«Они выглядят похожими на какую-то надпись на эроллис, но не являются таковой. Ветвятся они по-другому, и слова не следуют по пути от прошлого к будущему, передавая сведения. Они просто описывают то, что создаётся, как неоспоримый факт».

Шестиугольники также были сцеплены в нечто, напоминавшее трубки, но их число варьировалось, формируя объёмные формы. Это было чем-то совершенно отличным от принципа, которые использовался в эроллис при записи чего-либо. По наитию Тирион попытался скопировать структуру, в которую были сцеплены шестиугольники.

Его первой попыткой была короткая секция из пяти шестиугольников, но прежде чем он смог завершить остальные поддерживавшие их шестиугольники, они начали разделяться. Он попытался снова, на этот раз используя лишь один, и создав ещё пять, прикреплённых к нему, образуя кольцо. Как только они оказались соединены, получилась композиция из шести шестиугольников, а в поперечном сечении они образовывали ещё один шестиугольник. На этом Тирион остановился, и принялся ждать.

Ничего не произошло.

Они стояли на полу его платформу, светясь, и будучи независимыми от всего остального, и они не выказывали никаких признаков угасания. Он подождал час, упражняясь в игре на цистре, а когда снова проверил их, они остались неизменными.

— Так это оно и есть? — задумался он вслух.

Он снова изучил заклинательное плетение у себя над головой. Многие его части не были шестиугольными в поперечном сечении — некоторые были треугольными, хотя их число было меньше, в основном потому, что они не могли повторяться. Шестиугольники мешали друг другу. Тирион тоже не мог продолжить свою шестигранную трубку. Та была слишком плотной, чтобы к ней могла надлежащим образом присоединиться ещё одна группа из шести шестиугольников.

«У них секции крупнее, но я не могу создавать их в таком же количестве за раз, не начав терять первые из созданных».

Казалось, что не имея их механизма для одновременного прядения обширных рядов независимых шестиугольников, он будет ограничен созданием лишь одиночных колец из шести за раз, и не сможет соединять их с другими кольцами.

Он продолжил возиться с ними, но лишь становился всё более и более фрустрированным. Его раздражал тот факт, что он обнаружил нечто, являвшееся, похоже, основополагающим элементом, но не был способен ничего с этим сделать. Хуже того, если предположить, что он всё же сумеет создать что-то более крупное или сложное, на арене ему это ни за что не удастся. Его последнее открытие было более чем бесполезным.

За следующие два дня он сделал ещё больше крупных, неуклюжих и, в конечном итоге, бесполезных сплетённых из заклинаний колец. Ему так и не удалось создать что-то больше кольца из шести шестиугольников, и создавать даже это у него получалось лишь за почти полминуты. Чтобы добиться большего, ему потребовалось бы смешивать формы, или создавать более крупные наборы шестиугольников, что он просто не мог стабилизировать на срок достаточный для того, чтобы удержать их вместе, пока его творение не будет закончено.

На утро третьего дня он наконец сдался.

— Они правы. Такое просто не под силу человеческому разуму. С тем же успехом можно попробовать отрастить крылья, и полететь, — сказал он себе. «Вообще-то, волшебник Гэйлинов мог бы отрастить крылья, и полететь, но суть не в этом».

«Мои шестиугольники — большие и неуклюжие, и я не могу удерживать их в голове, пока собираю всё вместе. Было бы гораздо проще, если бы Ши'Хар работали с более простыми формами, например — с треугольниками».

Он уставился в пространство. «А почему бы не работать с треугольниками? Одно то, что Ши'Хар ими не пользуются, не означает, что это не сработает».

Его первой попыткой было создание простого тетраэдра из четырёх треугольников, что он уже делал в прошлом более простым способом. Однако на этот раз он сформировал каждый треугольник отдельно, и соединил края тем же способом, каким соединял шестиугольники. Конечный результат оказался стабильным. Потребовалась бы пара дней, чтобы убедиться наверняка, но Тирион чувствовал, что тетраэдр был сбалансирован.

Затем он собрал треугольные трубки, используя по одной секции из шести треугольников за раз. Соединяя их парами, он мог создавать квадратные секции, которые затем могли быть сбалансированы друг с другом в треугольном поперечном сечении. Поскольку две такие секции идеально друг с другом сопрягались, он мог легко создать всё более длинные отрезки трубок.

— Ха! — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. «А теперь, если я хочу, чтобы эта штука что-то делала, надо заложить мои новые символы, по одному в каждый треугольник».

Чем больше он работал с треугольниками, тем больше он осознавал своё невежество. Тут были вовлечены более глубокие математические принципы. Пока он их не откроет, он сможет продвигаться вперёд лишь методом проб и ошибок, но он чувствовал, что, вероятно, сможет многого добиться, используя одни лишь простые треугольные структуры, которые уже мог собирать.

Когда Лираллианта пришла тем вечером послушать его игру, свои озарения он оставил при себе. На следующее утро он принялся пересматривать свой новый набор магических символов, чтобы каждый из них аккуратно умещался в треугольнике. Первые два пересмотренных им символа означали «острый» и «сила^[39]», и когда они были готовы, он смастерил из них настолько маленькую форму, насколько мог. Отдельные треугольники он создал размером не больше божьей коровки. Их он сложил вместе, создав длинные отрезки, попеременно используя то один, то другой символ в каждом куске, пока не получил трёхмерную структуру длиной почти в два фута.

Тирион намеревался проверить её на одном из своих старых шестиугольных колец (которые до сих пор валялись под рукой), но едва не потерял палец, когда попытался поднять свой только что сотворённый конструкт. Тот глубоко порезал ему большой и указательный пальцы. Это случилось безболезненно, и полностью отрубило бы ему указательный палец, не увидь он кровь прежде, чем попытался поднять эту штуку. Плоть рассекло до кости.

— Блядь! — воскликнул он, и начал сращивать свою плоть обратно. В этом он сильно поднаторел за проведённые на арене годы. Менее чем минуту спустя единственным оставшимся от его раны следом были тонкие серебряные шрамы поперёк его большого и указательного пальцев.

После этого он добавил новую секцию к одному из концов своего «бритвенного хлыста», как Тирион решил назвать своё творение. Новая часть использовала символы «сила» и «гладкий», и он работал, пока не получил для своего оружия работоспособную рукоять.

Закончив с этим, он опробовал оружие на одном из шестиугольных колец, и ощутил доставивший ему удовлетворение разряд силы, когда оно встретило некоторое сопротивление, а затем разрезало его прежний конструкт.

— Теперь нужно просто научиться воссоздавать что-то подобное всего лишь за несколько секунд, — сказал он себе, качая головой. На создание бритвенного хлыста у него ушло несколько часов интенсивной концентрации.

Прошло ещё два дня, и хотя он отточил метод создания своей модифицированной версии заклинательного плетения, процесс этот был медленным и кропотливым. Он мог представить себе, что с его помощью можно было создать любое количество полезной, перманентной магии, но в бою это никогда не будет пригодным, во всяком случае — не так, как использовали плетения Ши'Хар.

Со временем и подготовкой он мог вообразить создание самых разных мощных орудий, которые мог бы использовать в бою, но у сражения нагим — имея лишь то, что дала ему Матушка Природа — он видел лишь один исход.

В тот день он упражнялся на земле, когда неподалёку проехал знакомый всадник, одаривший его осторожным взглядом. Это был Гарлин.

Тирион поднял руку, помахал, и надзиратель сделал крюк, остановив свою лошадь в нескольких футах.

— Тирион, — сказал надзиратель со своей обыкновенной краткостью, но фамильярность в его голосе сделала это приветствие почти тёплым, по крайней мере — по стандартам Эллентрэа.

— Гарлин, — сказал Тирион. — Я уже некоторое время тебя не видел. Надеюсь, у тебя всё хорошо.

— Я ещё дышу, — ответил тот, — пока что. Слышал, тебя отправляют обратно на арену. — В его словах была нотка неодобрения. Возвышение до надзирателя считалось величайшей доступной для человека наградой, и тот факт, что Тириона снова посылали на арену, наверняка заставлял других надзирателей волноваться. Это было неприятное напоминание о том, что чего бы они ни думали, они всё же жили по прихоти Ши'Хар. Рука Гарлина сжалась на поводьях, чем и привлекла к себе взгляд Тириона.

Он снова заметил тёмные линии собственного имени Гарлина, вытатуированные там на эроллис. Татуировки были среди надзирателей обычным делом, являясь внешним признаком не только того факта, что они обладали именами, но и того, что они весьма уверены: они будут жить и дальше, чтобы насладиться этим фактом в ближайшем будущем. Это было у них торжественным подтверждением личности.

В прошлом Тирион думал, что эти символы были всего лишь декоративными, но после того, как начал учить язык Ши'Хар, он осознал, что надзиратели помечали себя, чтобы убедиться, что любой их увидевший знал, что им дали имена. Однако он сомневался, что кто-то из надзирателей научился читать на эроллис.

— Их решения на мой счёт едва ли повлияют на остальных надзирателей, — сказал Тирион, надеясь успокоить собеседника.

Гарлин наморщил лоб:

— Твоя смерть будет неприятным известием. — Это было самое близкое к «мне будет тебя не хватать», что тот только мог высказать.

Тирион улыбнулся:

— Я пока ещё не сдался, но мне говорят, что надежды мало.

— Против одного из Крайтэков? Вообще никакой, — сказал Гарлин, отвечая на свой собственный вопрос. — Тебе следовало вытатуировать своё имя, пока у тебя ещё была такая возможность.

Тирион засмеялся. Он никогда не имел никакого желания блюсти этот конкретный обычай. Он лишь недавно принял своё новое имя. Мысль о том, чтобы вытатуировать его перманентно у себя на коже, всё ещё была ему не по нраву. Внезапно его глаза расширились.

— Гарлин! — с чувством сказал он, будто беспокоясь, то тот мог уже уйти.

— Я всё ещё здесь, — сухо сказал надзиратель.

— Кто делает надзирателям татуировки?

— Большинство из нас делает их самостоятельно, — сказал Гарлин. — А что? Хочешь получить свою, перед своим последним боем?

— Возможно, — солгал Тирион. — Ты можешь рассказать мне, как это делается?

* * *

Лираллианта с любопытством оглядела его маленькую платформу, когда пришла увидеть его тем вечером. Там были подпалины и обугленные кусочки дерева, а также странный запах. Сама платформа, или, что важнее, само дерево, не были повреждены, но это возбудило её любопытство.

— Что это? — спросила она, нюхая воздух.

— Алкоголь, — честно сказал Тирион.

Надзирателям время от времени давали в качестве награды небольшое количество спирта, поэтому это вещество было им известно, но встречалось редко.

— Ты никогда прежде не выказывал стремление к этому, — сделала наблюдение она.

— Через несколько дней я умру, — ответил он. — Я подумал, что мне следует попробовать что-то новое.

— Ты сможешь играть? — спросила она.

Тирион засмеялся:

— Я не пьян. Вкус ужасный. Мои музыкальные способности по-прежнему невредимы.

— Ты сыграешь мне о своей последней встречей… с ней?

Она уже несколько дней не упоминала об этом, но он знал, что эта тема все ещё была важна для Лираллианты — теперь ещё важнее, когда его время было на исходе.

Он поразмыслил немного об этом. Тирион всё ещё не хотел делиться с ней той встречей, она была слишком интимной, слишком близкой его сердцу, но ему нужно было время и уединение для работы над его идеями, прежде чем начнётся его назначенный бой.

— После того, как я покажу тебе это, я больше не хочу тебя видеть, — сказал он ей.

— Почему? — напрямую спросила она.

У него было несколько причин, но он решил назвать ей самую трудную:

— Это — очень насыщенное воспоминание. Мне будет неудобно видеть тебя после него… я думаю. — То была полуправда, но она отвечала его целям.

— Ты желаешь, чтобы я после этого избегала визитов?

— Давай сделаем из этого прощание, — сказал он. — Наше последнее время, проведённое вместе, перед матчем на арене.

Лираллианта прикусила губу в совершенно несвойственным ей жесте беспокойства:

— Я не планирую присутствовать на этом событии.

— Слишком грязное для твоей высокоморальной позиции? — с сарказмом спросил Тирион.

От неё донеслась вспышка гнева:

— Не тебе судить мои мотивы. — Она приостановилась, прежде чем продолжить: — Я не хочу видеть твою смерть.

«Иногда она кажется почти человеком. Я слишком много позволял ей себя изучать».

— Значит, один, последний урок, — ответил он. — Я покажу тебе тайну своего сердца, и на этом мы расстанемся.

Она кивнула, и подошла, встав позади него, где обычно и была, пока он играл, положив ладони ему на виски, и запустив пальцы ему под волосы.

Он подождал лишь секунду, пока не ощутил касание её разума своим собственным, а затем начал, позволяя пальцам двигаться так, как им хочется, импровизируя одновременно мягкую и нежную мелодию. Образ, который он так долго к себе не пускал, раздулся, заняв весь передний план его мысленного пространства. Катрин Сэйер стояла перед ним на дороге, непокорная и одновременно печальная.

Он снова пережил это, ощущение ноющего от её красоты сердца, удивление от её самоуверенности, когда она сбила его с лошади. Их разговор снова прокрутился в его голове, но представлял из себя игру эмоций, а не слов. Лираллианта могла видеть образы и ощущать течение чувств между ними, но самих слов не было. Особой потерей это не стало, поскольку слова были вторичны смыслу, который был в их встрече.

Любовь, сожаление, капля гнева, и глубокая, неизменная печаль, следовавшая за их последним, затяжным поцелуем — он сыграл ей всё это, как своими пальцами, так и своей душой. К тому времени, как он приблизился к окончанию, Тирион совершенно перестал ощущать себя, и когда музыка затихла, а его руки замерли, он почувствовал прохладные дорожки, оставленные слезами на его щеках.

Лираллианта стояла, наклонившись над ним, слегка привалившись своей головой к его собственной, обняв руками его торс, сжимая его изо всех имевшихся в её стройном теле сил. Её ладони вдавливались в его рубашку, почти вызывая боль там, где её ногти цепляли его кожу, а тело её содрогалось. Она плакала, рыдая так искренне, неконтролируемо и глубоко смущённо, как могут только маленькие дети.

Тирион сохранял неподвижность, шокированный её реакцией, и неспособный сформулировать подобающий ответ. Он ждал, не двигаясь, почти боясь, не будучи уверенным, как эта Ши'Хар справится с наплывом эмоций, когда придёт в себя. Его инстинкты требовали, чтобы он обнял её, чтобы развернулся, и успокоил её, как бы он поступил с другом, членом семьи или возлюбленной. Однако она не попадала ни в одну из этих групп. В конечном итоге она была чужой, и, по неприглядной сути дела, являлась его хозяйкой.

«Ты — насильник», — однажды сказала она ему. Любая попытка ответить на её жест могла быть понята неправильно.

В конце концов её рыдания замедлились, и пришли к неловкому окончанию. Выпрямившись, Лираллианта отпустила его, и сделала короткий шаг назад.

— Прости, — тихо сказала она.

Он не обернулся:

— Не нужно, что сделано — то сделано, — ответил он.

— Нет, — настойчиво сказала она. — Не за это. Я имела ввиду вообще всё. Я прошу прощения за мой народ. За последний месяц я видела… — сказала она, позволив словам повиснуть в воздухе. — Они не понимают ваш род. Даже я понимаю лишь немного, но теперь я знаю, что была неправа. То, что мы сделали, было неправильным.

«Она имеет ввиду порабощение человечества, или кражу нашего мира?». В любом случае, никакие произнесённые ею в данный момент слова не могли исцелить нанесённый урон.

— Прошлое не изменить, — сказал он ей. — И через несколько дней это больше не будет иметь для меня значение. В те дни ты даже ещё не родилась.

— Я — одна из Ши'Хар. Я — часть своего народа. Вина лежит на всех нас, чёрное пятно, понимаем мы это или нет, — сказала она.

С Тириона было достаточно. Только извинений одной из Ши'Хар ему этим вечером и не хватало. Он слегка поклонился, и указал на ствол дерева, в направлении которого она двинулась бы, уходя:

— Уже поздно, я устал. Прощай, Лираллианта.

В её ауре появилась новая боль, но Лираллианта подавила её так же быстро, как та появилась. Двинувшись прочь, она сказала ещё одно:

— Я не забуду то, что узнала. Что бы я ни могла сделать для твоего народа, я это сделаю.

Тирион слушал её слова с некоторой горечью. «Поздновато спохватилась», — подумал он.

— Если хочешь что-то сделать для исправления несправедливостей, причинённых своим народом, то ставь на меня. Ставь всё, что у тебя есть.

Она не ответила, и минуту спустя её больше не было рядом.

Глава 49

Настал день расплаты, и он был не ярким и солнечным, какими часто бывают кровавые дни, а тёмным и предвещающим недоброе. Небо было беременно тучами, раздутыми от дождя, которому нужен был лишь верный импульс, чтобы обрушить стремительный поток осадков на ожидавшие внизу великие деревья.

«В такой день здорово быть деревом, а вот человеком — не очень».

Особенно одним конкретным человеком — Тирион Иллэниэл должен был предстать в тот день перед назначенной ему смертью. Гарлин явился, чтобы отвести его на арену, хотя к этому моменту он уже довольно хорошо знал, как туда добраться. В любом другом месте пленника нужно было бы строго охранять перед таким смертоносным назначением, но Ши'Хар не боялись побега своих «питомцев». Сплетённый из заклинаний ошейник делал подобные предосторожности ненужными.

— Пора, — сказал надзиратель.

Тирион кивнул, и последовал за ним вниз по стволу. Это было странно — снова чувствовать себя голым, хотя он провёл в одежде надзирателя лишь несколько месяцев. У него ушло совсем немного времени, чтобы снова привыкнуть к ним. Теперь он снова был нагим, голым и уязвимым.

Касавшийся кожи воздух заставлял его волоски вставать дыбом при каждом дуновении ветерка, посылая дрожь по его спине. Тирион испытывал ощущение повышенной чувствительности, и более всего остро осознавал окружающий мир. «Наверное, в некоторых отношениях сражаться голым — не так уж и плохо. Это поддерживает бдительность, и любую атаку этого Крайтэка кожаная броня всё равно наверняка не остановит».

Тем не менее, он жалел, что раздет. Если бы ему позволили носить одежду, то он смог бы подготовить её одним из своих заклинательных плетений. К сожалению, ему не позволили.

— Ты не вытатуировал своё имя, — заметил Гарлин.

— Верно, — сказал Тирион.

— Что это? — спросил его собеседник, указывая на его руки. Тирион изменил оформление шрамов, шедших вдоль его предплечий от локтя до кончиков пальцев. Теперь шрамы украшали прихотливые ряды треугольников, содержавших странные символы.

— Начало, — ответил он.

— Начало чего?

— Чего-то нового, — ответил Тирион. — Посмотришь сегодня, и увидишь. Что бы ни случилось, выживу я, или умру, после этого всё изменится.

Гарлин нахмурился:

— К лучшему, или к худшему?

— Наверное — и то, и другое, так, похоже всегда и случается.

Они прибыли, и Тирион занял своё место в камере ожидания, дожидаясь объявления. Он постоянно просматривал окружающую местность, ища какие-нибудь признаки присутствия Лираллианты, но в толпе не было ни следа её ауры. Когда дверь камеры закрылась, его магический взор оказался отрезан, и о происходившем снаружи он мог судить лишь по тому, что слышал.

Он попытался обрести спокойствие, делать это перед многими из своих предыдущих схваток он научился в прошлом, но спокойствие не приходило. Его разум ходил кругами, постоянно гадая, как будет выглядеть его противник, какие у него будут способности. Это было хуже всего — не знать. Прежде он знал, как будут выглядеть противники, и чем их убить, ибо все они были людьми. Как только он узнал значение названий рощ, он смог предсказывать и их особые таланты.

Сегодняшний день будет неожиданностью, а неожиданности редко были хорошей вещью в бою насмерть.

Казалось, он ждал больше часа, но на самом деле скорее всего прошло гораздо меньше времени. Когда ведущий наконец начал представлять его, Тирион мог понимать его слова, что принесло ему небольшое облечение, по сравнению с прошлыми матчами.

— Сейчас начнётся сегодняшнее особое событие. С этого момента все ставки считаются окончательными. Тирион, от Рощи Иллэниэл, выйдет против одного из Крайтэков, любезно предоставленного Рощей Прэйсиан. Иллэниэлы, представьте вашего бойца! — Когда ведущий закончил своё предложение, дверь в камеру ожидания широко открылась.

Выйдя на залитую хмурым светом арену, Тирион Иллэниэл посмотрел вверх, поражённый огромной толпой, собравшейся вдоль балконов вокруг поля боя. Ши'Хар явились в количестве, которое значительно превышало всё, что он видел прежде. Они плотно толпились на деревьях и на земле, ихогромные массы тянулись далеко в великий лес. Большинство из них были полностью за пределами прямой видимости, и будут полагаться исключительно на свой магический взор, чтобы что-то разобрать.

«Жалко их», — подумал он. «Они увидят совсем не так уж много».

Когда он показался, толпа разразилась радостными возгласами, уверяя его, что после ухода с арены его не забыли. «Неужели неудачники так популярны?» — задумался он, ибо они показывали свою поддержку несмотря на то, что верили в его неминуемую кончину. «Быть может, они просто готовы увидеть, как прольётся моя кровь».

Он встал, ожидая на своём месте, ибо противник его пока ещё не появился. Как только дверь в его камеру ожидания открылась, его тревога исчезла, сменившись спокойствием, которое он обычно испытывал на арене. Его сердце билось ровно, быстрее обычного, но не слишком. Чувства его были открыты, зрачки — расширены, а магический взор был острее, чем обычно. Земля гудела у него под ногами, терпеливая и вечная в своей мощи, а вверху небо вибрировало нераскрытым потенциалом ветра и дождя. Он чувствовал это, подобно лавине дождя и молний у себя над головой.

Земля и ветер всегда были для него как два друга, постоянно рядом, но никогда не навязываясь. Они ощущались живыми в таком смысле, который выходил за рамки рационального знания о том, что эти сущности были просто неодушевлёнными.

Однако существо, вышедшее на противоположную сторону арены, определённо было одушевлённым. Оно возвышалось на четырёх широко расставленных ногах, окружавших крепкое бронированное тело. Над ними поднималась более маленькая секция тела, имевшая две тонких руки.

«Это голова, или торс?». У Тириона не было правильных слов, чтобы описать это насекомоподобное существо. По его прикидке, оно превышало его по весу раза в два — оно было крепко сбито, и хорошо защищено от обычных атак, но было далеко не громадным. Оно было больше его самого, но в скромных пределах. Сияние его эйсара указывало на то, что существо наверняка было могучим магом — в точности так, как Тирион и ожидал. Что-либо иное было бы глупостью.

Он частично надеялся, что они могут выставить против него кого-то крупнее, ибо чем обширнее тело, тем медленнее оно должно двигаться. Эффективность Крайтэка как мага и ткача заклинаний и так, наверное, не зависела от его размеров, хотя Тирион не знал этого наверняка. Больше всего он боялся, что они выберут маленькое тело в совокупности со способностью к полёту, или какую-то иную форму, способную стремительно двигаться.

Фонари арены сменили цвет, поменяв бледно-голубой на яростный красный. Время пришло.

Землю вокруг Тириона подбросило в небо, когда он поднял ладони, и бросил на ветер слово. Рёв ветра и земли вокруг унёс его слова прочь, но их действенность была легко обозрима. Его окружило нечто, казавшееся ревущим торнадо из грязи, обломков и свистящего воздуха. С каждой секундой вихрь расширялся, увеличиваясь в диаметре, и набирая всё большую скорость. Тирион зашагал вперёд, и спокойный центр урагана двигался вместе с ним.

Крайтэк не сдвинулся с места, использовав первую секунду после смены фонарей, чтобы возвести вокруг себя сплетённый из заклинаний щит. Это действие отняло у него несколько секунд, а затем ещё несколько, когда существо улучшило и укрепило щит. К тому времени, как его достиг край урагана, щит был завершён и надёжно укреплён.

Воин Ши'Хар даже не попытался закрепиться для удержания на земле, или замедлить ветер. Существо уже оценило разницу в их силе. Оно знало, как знал и Тирион, что в прямом столкновении, воля против воли, у него не было шансов, но этого и не требовалось. Существу нужно было лишь убить его. Сила Тириона ничего не значила, поскольку он не имел никакой возможности повредить своему противнику.

Ветер поднял существо, и сначала отбросил прочь, ударив о заклинательное плетение, защищавшее зрителей от битвы на арене. Крайтэк отскочил, и снова оказался пойман, на этот раз полностью попав под ураган. Песок и гравий рвали щит существа, и одновременно ветер понёс его вверх по спирали.

«Оно ждёт, пока я выдохнусь».

Простая стратегия, хоть и скучная. Если защита твари была идеальной, то и причин рисковать не было никаких. Просто подождать, пока Тирион устанет, а затем убить его, когда он уже не сможет защищаться.

«Однако в этом плане есть изъян — допущение о том, что щит защитит эту тварь от чего угодно».

Тирион знал из прошлого опыта, что резкое движение, даже если оно не пробивало щит, могло повредить тому, кто под щитом находился. Побросай человека с достаточной скоростью, и даже если тот укрыт достаточно сильным щитом, чтобы избежать повреждений от внезапных ударов, мозги человеку всё равно можно встряхнуть. На основе чего бы ни была смоделирована тварь, с которой сражался Тирион, он был весьма уверен, что какой-то мозг у неё быть обязан.

Слегка управляя ветрами, он позаботился о том, чтобы Крайтэка било обо все твёрдые поверхности, то есть о землю и об окружавший арену щит. Скорость была невероятной, а удары — достаточно сильными, чтобы уничтожить щит любого из его прежних противников, но на защиту Ши'Хар они не оказали никакого эффекта.

Его противник замедлился, усилием воли смягчая следующий удар, а затем создал новое заклинательное плетение. Это плетение заключило окружавший существо твёрдый щит в другой, более мягкий, почти невидимый слой, шириной в несколько футов, призванный служить своего рода подушкой.

«Можно было и не ожидать, что оно позволит мне убить себя так легко», — подумал Тирион.

Теперь стало ясно, что закидать врага до потери сознания он не сможет, и его ураган стал пустой тратой силы, однако одновременно являясь его единственной защитой. Как только он позволит своему противнику крепко встать на ноги, тот наверняка сам нападёт, и остановить эту атаку Тириону скорее всего не удастся.

«Нужно сблизиться, и прикончить эту тварь, пока она не среагировала на утихающий ветер».

Сжав волю в кулак, он приступил к своему следующему и, как он надеялся, последнему тактическому манёвру.

* * *

Лираллианта вышагивала из стороны в сторону.

Однако её движения были лишь внешним признаком её внутренней досады. Она была встревожена, напряжена и совершенно не в духе. Это состояние было для неё новым. До встречи с Тирионом её жизнь была спокойной, а её настроение подобные вещи не трогали. Присутствие этого человека начало разрушать её спокойствие с того самого мига, как его губы впервые коснулись её стопы.

Его тогдашнее нахальство, его попытка манипулировать её эмоциями, почти заставило её пересмотреть своё решение пощадить его жизнь, взяв на себя ответственность за него. С того дня она неоднократно размышляла о мудрости этого решения, но чем больше она о нём узнавала, тем меньше была способна думать о том, чтобы вот так с ним покончить.

«Скоро его не станет», — безмолвно заметила она. «Тогда я буду свободна от его влияния».

Однако она хотела не этого. Лираллианта предприняла все возможные попытки, чтобы предотвратить его гибель. Она изначально попросила разрешения отправить его домой, надеясь сделать так, чтобы он был доволен жизнью, но когда старейшины назвали свою цену, она отказалась. Она определённо не ожидала, что Тирион примет это предложение после того, как она объяснила, что случится с ним по возвращении.

Он пока ни разу не делал того, что она ожидала.

Когда Тиллмэйриас сделал своё предложение, она испытывала смятение и надежду. Ей не хотелось терять Тириона, но хранитель знаний Прэйсианов обещал, что ей будет позволено навещать его так часто, как она пожелает. Однако Тирион снова отверг единственный разумный выбор, который спас бы ему жизнь.

Она поняла лишь после его последнего выступления, когда он играл, и позволил ей увидеть своё прощание с той человеческой женщиной. Её захватил ураган — она была захвачена и тонула в эмоциях, которые только недавно начала испытывать сама. Его страсть, его боль, его печаль и изоляция — она не могла их вынести. А он не мог вынести жизни в разлуке с той женщиной.

Люди более всего остального были существами социальными. По крайней мере, такими они становились, когда им позволяли развиваться естественным образом. Люди, которых держали Ши'Хар, были недоразвитыми, жестокими отклонениями от нормы, в сравнении со своими дикими родичами.

И вот теперь она была скована тёмной меланхолией, под которой ощущалась более глубокая, более настойчивая тревога. В сердце всего этого было какое-то чувство, которое заставляло её внимание обращаться обратно к Тириону всякий раз, когда она позволяла мыслям течь своим чередом.

Не думая, она стала идти, и прежде чем осознала, успела спуститься, пока не нашла его платформу для сна. Тириона уже не было, это было ожидаемым, но его скудные пожитки остались — несколько сумок, какая-то одежда, и его цистра. Вид его инструмента вызвал ноющее ощущение в её груди, и заставил её глаза затуманиться.

«Почему? Почему всё дошло до такого?»

Она тихо стояла, не в силах понять, подвергая сомнению себя и свои мотивы. Чем дольше она думала, тем меньше она понимала, и тем больше она чувствовала, будто что-то упускает. Что-то изменилось, но она не была до конца уверена, что именно. Проходивший через кроны деревьев солнечный свет оставлял на платформе пятнистые узоры света и тени. Почему-то это было важным.

— Навес исчез, — сказал её голос, произнеся слова, которые не мог осознать её разум. Созданное ею для него заклинательное плетение пропало.

Это не было случайностью. Плетение не могло исчезнуть случайно. Лишь другой Ши'Хар мог бы его убрать, и лишь действуя намеренно. Она собрала навес из нескольких независимых заклинательных плетений. Простая атака на одну из частей не уничтожила бы плетение целиком. Потребовалось бы пять или шесть отдельных атак, чтобы полностью его развоплотить.

Ни у кого не было причин делать такое, только не у одного Ши'Хар.

«Не мог же он это сделать», — сказала она себе, но в её сердце росла неуверенность, а с нею появилась дополняющая её надежда. Развернувшись, она побежала. Бой должен был скоро начаться. Ей нужно было выяснить, она должна была узнать.

* * *

Тирион отпустил ветер, ныряя вперёд. За несколько секунд до этого он нацелил движение, чтобы враг оказался ближе к нему, пролетев лишь в нескольких дюжинах футов от центра урагана, где стоял Тирион. Отпущенный в последний момент ветер быстро начал умирать, но инерция его рассеялась несразу.

Цепляясь своей силой за землю, он вошёл в воющий воздух, и встал на пути Крайтэка. Вдоль его рук шли линии замысловатых треугольников, в каждом из которых содержалось несколько символов, однако они не были завершены. Коснувшись их своей волей, он создал последнюю линию вдоль краёв своих рук. Эта дополнительная линия создала новый набор треугольников в третьем измерении, слегка выше тех, что украшали его кожу, и под действием небольшого количества эйсара они ожили и вспыхнули, твёрдые и смертоносные.

Его руки были окутаны смертоносной силой, как уже бывало неоднократно в прошлом, но теперь была разница. Эта магия могла рубить заклинательные плетения так же легко, как и всё остальное. Эта магия могла убить его противника.

Однако Крайтэк был не так сбит с толку, как Тирион надеялся. Человек, прошедший через то же самое, был бы основательно потрясён, если вообще не заработал бы сотрясение, но существо всё ещё полностью себя контролировало. Прежде чем оно достигло точки, где ждал Тирион, оно ударило, не заклинательным плетением, а сфокусированной сырой магией.

Эта атака была весьма похожа на те, что можно было бы ожидать от человеческого мага, но её оказалось достаточно, чтобы добиться необходимого, заставив Тириона отскочить в сторону, упустив свою возможность для удара. Один из его обычных щитов смог бы эту атаку остановить, но он не стал утруждать себя их использованием, поскольку предполагал, что любая атака Крайтэка будет заклинательным плетением.

«Оно не могло достаточно сосредоточиться, чтобы плести заклинания, поэтому обошлось простой магией».

Он обругал себя за то, что не подумал о такой возможности, когда ветры стихли, и насекомоподобное существо покатилось по земле в нескольких сотнях футов от него, остановившись. Тирион упустил свою возможность, и теперь ситуация усложнялась.

Крайтэк только-только остановился, а заклинательные плетения уже выстрелили вовне ещё до того, как он встал на ноги. Длинные, вьющиеся линии за считанные секунды пересекли разделявшее их расстояние, ползя к Тириону подобно змеям, наводясь на него. Всё, что его спасло — это полсекунды задержки, которая предшествовала их появлению. Ощутив, как враг собирает волю, он усилил свои ноги, и мощным прыжком отскочил в сторону на расстояние почти в двадцать футов.

Он мог прыгать и дальше, но опыт прошлых битв научил его не пытаться это делать. Длинные прыжки было труднее контролировать, и любая ошибка могла стоить ему перелома ноги или чего-то похуже. Атака Крайтэка отклонилась и изогнулась подобно живому существу, и метнулась к его новой позиции.

Тирион снова прыгнул, но заклинательное плетение последовало за ним — линии вытягивались и росли с невероятной скоростью. Они должны были вот-вот настигнуть его. Прыгнув ещё раз, он создал широкий щит поперёк поля, чтобы задержать их, когда они повернут следом, но тот их едва замедлил.

«Если я их разрублю, то моя тайна будет раскрыта, а враг осознает грозящую ему опасность».

Громко вскрикнув, он выпустил свой эйсар, и вздёрнул почву, вырвав кусок твёрдой земли глубиной почти в десять футов и шириной в сотню, используя его в качестве физического щита. То было неукротимой демонстрацией силы, однако она дорого ему обошлась. Хотя его уровень эйсара был гораздо выше такового у противника, беспечное использование силы с ураганом, а теперь и с землёй, его ослабило. Вскоре у него не останется сил для сражения.

Сплетённые из заклинаний змеи врезались в землю, и вгрызлись в неё, пытаясь добраться до Тириона, но обширные количества почвы и камня мешали им на каждом шагу. Как только они прорывались через одну секцию, другая перемещалась, чтобы остановить их. Тирион бросился бежать к своему врагу, используя в качестве щита сам обширный объём земли.

Он быстро сократил дистанцию с сотни футов до пятидесяти, а затем до двадцати. Внезапная вспышка сырого эйсара, оформленного в качестве тупой атаки, врезалась в личный щит, которым он окружил себя, но не смогла остановить его наступление. Десять футов, и он активировал магию вдоль своих рук, он был почти в пределах досягаемости.

Что-то взметнулось вверх, линии сотканной в заклинания силы, оставшиеся незамеченными им, скрытые под землёй рядом с Крайтэком. Они сомкнулись вокруг его ног, и впились в них, разрывая его маленький щит. Коснувшись его кожи, они испустили мощный электрический шок, и его тело забилось в конвульсиях — боль и странные ощущения полностью захлестнули его.

Тирион беспомощно осел на землю у ног своего противника. Он не видел над собой ничего кроме серого, скрытого тёмными тучами неба, пока над ним не склонилось тело Крайтэка, закрывшее собой небо. Тирион онемел, его тело покалывало и дёргало, но разум его плыл свободно. Тут его перспектива переменилась, и ощущение было таким, будто он смотрел сверху вниз на себя и на воина Ши'Хар, наблюдая с какой-то третьей точки.

Человеческое тело всё ещё дёргалось, но он больше этого не чувствовал, тело было далёким от него. Склонившееся над ним странное существо вытянуло руку, собираясь прикончить его какой-то странной магией. Однако он был крупнее, его тело не было ограничено таким маленьким комком мяса — оно было светом, оно было воздухом, и тучами наверху… и было до краёв наполнено силой.

Он улыбнулся, или, точнее, ветер улыбнулся, хотя взглядом этого увидеть было нельзя. Небо пророкотало громом, и мир взорвался.

Тучи в вышине разом разрядились, послав тысячу молний навстречу земле арены. Защищавшее и изолировавшее арену заклинательное плетение дезинтегрировалось в яркой вспышке актинического света, а затем вся арена под ним оказалась затоплена каскадной лавиной синего огня.

Почва арены взметнулась вверх в виде расплавленных капель потёкшего кварца, и Крайтэка шокировала раз за разом бившая по нему сила неба, заставив его упасть спиной назад, а затем втянуть руки и ноги под непрерывными ударами молний.

Нетронутым был лишь Тирион, хотя в некоторых местах на него падали капли расплавленной земли, оставляя на его коже маленькие ожоги. Боль заставила его разум отступить, и небо, казавшееся прежде таким близким, отдалилось, оставив его одного, маленького, смертного и страдающего от боли.

Электрический шторм исчез, оставив воздух полным жгучего запаха озона и обожжённой земли. С трудом встав на ноги, Тирион оглядел поле, и хотя его тело всё ещё тряслось от слабости и остаточных эффектов атаки Крайтэка, он улыбнулся, ибо увиденное пришлось ему по душе.

Крайтэк был менее чем в семи футах, и его сплетённая из заклинаний защита каким-то невероятным образом уцелела. Дымчатая внешняя подушка исчезла, но твёрдая внутренняя оболочка осталась, и защитила существо от атаковавшей его пытающей электрической силы. Тварь выглядела неустойчивой, слегка качаясь, когда начала подниматься на свои четыре ноги, однако вреда не понесла.

— Чтобы ты ни сделал, оно не сработало, баратт, — сказало оно на эроллис. — А теперь ты…

Его последние слова оборвались, когда Тирион шагнул ближе, обжигая босые ступни на лежавшем между ними расплавленном стекле. Его руки поднялись, исписанные смертоносным эйсаром, и разрубили щит Крайтэка так, будто тот был бумажным. Существо так и не закончило свою фразу, когда его тело распалось на три отдельные части.

Над ареной воцарилась тишина, и неоспоримо господствовала, пока Тирион медленно поворачивался, глядя на ошарашенно наблюдавших за ним Ши'Хар.

Он рассеянно закрыл стопы щитом, чтобы их больше не жгло, а затем протянул вверх левую руку, чтобы поднять лежавший вокруг его шеи сплетённый из заклинаний ошейник. Теперь у Тириона была сила, способная уничтожить этот предмет, хотя он и не был уверен, планировали ли Ши'Хар что-то на такой случай. Ошейник мог просто распасться, а мог и убить его, но ему уже было всё равно.

— Я больше не раб! — закричал он их выжидавшим ушам. — И если кто-то из вас хочет оспорить этот факт, то пусть спускается сюда, и обсудит это со мной!

На другом конце поля он увидел появившуюся из толпы и бегущую к нему Лираллианту. Его левая рука всё ещё поднимала ошейник, оттягивая его прочь от шеи. Тирион засунул под него правую руку, и на миг активировал свою новую магию, срезая ошейник прочь.

Рот Лираллианты принял форму буквы «о», когда она что-то заорала ему, но он её не слышал. Ошейник распался, и одновременно у Тириона было такое ощущение, будто его душа была разорвана надвое. Ослепляющая боль вогнала его сознание в бездну, но это было не мягкое забвение, это была тьма, полная ножей и шипов.

Глава 50

Сквозь его веки пробивался свет — тёплый, и вполне приятный. Это началось медленно — лёгкое касание света, которое нежно привело его в сознание. Он был в каком-то мягком месте, возможно — паря. «Я что, умер?»

Тирион медленно открыл глаза, и обнаружил, что свет пробивался через полог из листьев и ветвей высоко над его головой. Он лежал на кровати из… ну, он был не до конца уверен, чего именно. Похоже было на какой-то тонкий, волокнистый материал, светло-коричневый и до невозможности тонкий, будто кто-то распустил шёлк-сырец, и сделал из него подушку.

Его руки и ноги оплетали более толстые лозы, мягко, но крепко удерживая его на месте. Нет, они делали не только это. У тех, что касались его рук, было несколько шипастых выступов, впивавшихся в его плоть, безболезненно пронзая его кожу. Он уже видел такого рода вещи, годы назад, когда Тиллмэйриас подвергал его одному из своих «осмотров».

От страха кровь застыла в его жилах, и Тирион начал вырываться. Шипы покинули его тело при первом же признаке движения, и лозы отпустили его конечности. Несколько мгновений спустя он был свободен, паря на странной подушке, и больше его ничто не держало. Расслабившись, он позволил себе немного времени на то, чтобы оглядеть своё окружение, и мгновенно заметил, что был не один.

Лираллианта лежала поблизости лишь в нескольких футах от него, на той же подстилке, что и он сам. Её тело было обнажено, и лозы оплетали её руки и ноги примерно так же, как недавно у него самого. Она, похоже, не была в сознании.

Сместившись, и подкатившись ближе, он воспользовался этой возможностью, чтобы насладиться, рассматривая её кожу своим естественным зрением. Магический взор уже не первый год показывал ему её в гораздо более интимных подробностях, но у обозрения чего-то во плоти, с помощью доступного с детства зрения, были свои преимущества.

И он не был разочарован.

От эстетического изучения её тела его отвлекло движение — кто-то приближался к нему, шагая по расположенному поблизости коридору. По мере расширения своего мысленного обзора Тирион осознал, что он снова оказался в том здании в Эллентрэа, где Тиллмэйриас проводил свои исследования и управлял своими человеческими рабами. Приближавшееся тело принадлежало самому хранителю знаний Прэйсианов.

«Что случилось?». Он не мог вообразить, как оказался здесь.

Тиллмэйриас открыл дверь в комнату, и обратился к нему:

— Меня предупредили о том, что ты очнулся.

— Как я сюда попал? — спросил Тирион с металлом в голосе.

— Лучше было бы спросить «Как это я до сих пор жив?», — сказал Ши'Хар.

Тирион зыркнул на этого Ши'Хар Прэйсианов, и то было его единственным ответом.

— Я принёс вас обоих сюда после того, как вы потеряли сознание на арене, — ответил златовласый Ши'Хар.

— А с ней что не так? — спросил Тирион.

— Ничего серьёзного, — ответил тот, — малокровие, хотя это уже должно скоро пройти. Она чуть не убилась, пытаясь тебя спасти.

Глаза Тириона сузились:

— Не припомню, чтобы меня нужно было спасать.

Тиллмэйриас указал на его шею:

— Когда ты перерезал свой ошейник, тот запустил гемолитический каскад, уничтожая твои кровяные клетки. Это является частью его функций, чтобы никому не удалось добиться успеха в том, что ты попытался сделать.

— Гемо… что?

— Гемолитический, — повторил Ши'Хар. — Это значит разрыв или разрушение клеток, благодаря которым твоя кровь по большей части и функционирует. Я говорю на простом бэйрионском, чтобы тебе проще было понять.

— Никогда прежде не слышал это слово. — «И я не совсем уверен, что такое «кровяная клетка», если уж на то пошло», — мысленно добавил он.

Тиллмэйриас кивнул:

— Меня не перестаёт поражать то, как легко ваш род теряет знание. То, что было общеизвестно вашим предкам, сейчас совершенно позабыто, и это делает их достижения ещё более невероятными.

Настроение Тириона стремительно портилось:

— Вы не могли бы закончить объяснение?

— Твоя кровь потеряла способность переносить кислород, и разрушение эритроцитов привело к массивному разрушению твоей сердечно-сосудистой системы. Ты умер, или подобрался к этому настолько близко, насколько вообще возможно. Она… — указал Тиллмэйриас на Лираллианту, — …неосмотрительно попыталась спасти тебя, соединив свои кровеносные сосуды с твоими. Она удалила значительную часть твоей испорченной крови, и заменила её своей собственной.

— Что?!

— Она чуть не погибла вместе с тобой. У вас обоих в итоге оказалось весьма недостаточное кровоснабжение, и твоя иммунная система быстро начала отторгать её кровь, что стало для вас обоих серьёзной проблемой, — объяснил Тиллмэйриас.

— Надеюсь, что вы понимаете, что очень немногое из только что сказанного имеет для меня хоть какой-то смысл, — проинформировал его Тиллмэйриас.

Ши'Хар нахмурился:

— Я начал уважать твои умственные способности, но врождённая острота ума способна лишь частично преодолеть такое обширное невежество. Позволь мне перефразировать для тебя ситуацию. Твоя кровь была загублена. Лираллианта удалила из тебя большую её часть, и заменила своей собственной, соединив одну из своих основных артерий с одной из твоих больших бедренных вен. — Он проиллюстрировал свои слова, указав на своё запястье, а затем на бедро Тириона.

Тиллмэйриас продолжил:

— Это успешно поддержало в тебе жизнь, на короткое время, но она потеряла сознание, когда у неё резко упало кровяное давление. Большинство присутствовавших сочли, что будет лучше оставить всё как есть, и позволить вам обоим погибнуть. Я, однако же, был иного мнения.

— Вы нас спасли? — спросил Тирион.

— Я вас стабилизировал, а здесь, используя более продвинутые из доступных мне техник, я не позволил твоему телу уничтожить чужую кровь, поддерживавшую жизнь тебе и твоей хозяйке. Дело едва не окончилось неудачей, но я сумел увеличить уровень жидкости в ваших телах настолько, чтобы удержать вас обоих от полного системного коллапса. Вы поправляетесь здесь уже более недели, — сказал Ши'Хар с ноткой гордости в голосе.

Тирион знал, что какими бы ни были действия этого Ши'Хар, они были ужасно искусными, но не хотел радовать Тиллмэйриаса, признавая это. Тем не менее, он не мог не признать, что слегка благодарен этому мужчине, спасшему жизнь ему и, что важнее, Лираллианте.

— Благодарю, — наконец сказал он.

Тиллмэйриас улыбнулся:

— Не за что.

— Значит… во мне теперь кровь Лираллианты? — спросил Тирион, слегка поражённо уставившись на свои руки.

— Уже нет, — поправил его Ши'Хар. — Та ситуация долго продержаться не могла. Сейчас твоё тело наполнено кровью, которую произвёл ты сам, в результате моих значительных стимуляций, а также нейтральной жидкостью, которую я использовал в качестве временной меры для твоего питания, пока ты не смог её заменить.

— Лираллианта в порядке?

— Она должна полностью поправиться, как и ты, — сказал Тиллмэйриас. — А пока что я бы посоветовал тебе оставаться здесь, по крайней мере — пока она не очнулась. Если тебя увидят в твоём нынешнем состоянии, то наверняка убьют. — Ши'Хар коснулся своего горла, поясняя смысл своих слов.

Тирион наморщил лоб, не будучи уверенным, что именно пытался ему сказать хранитель знаний. Затем он коснулся своего горла, и осознал, что сплетённый из заклинаний ошейник, который он носил больше пяти лет, исчез.

— Вот именно, — сказал Тиллмэйриас, кивая. — Любой Ши'Хар, увидевший тебя без ошейника, наверняка попытается исправить эту ситуацию.

«Хотел бы я посмотреть, как у них это получится», — подумал Тирион, но не мог отрицать мудрость решения избегать конфронтации. Затем ему в голову пришла ещё одна мысль:

— Почему вы мне помогаете?

Тиллмэйриас одарил его блаженной улыбкой:

— Я бы не стал заходить настолько далеко, чтобы утверждать, будто я помогаю тебе. Я служу интересам рощи Прэйсиан, и я всё ещё полагаю, что нам ещё многое можно от тебя получить. Поэтому я помогаю ей, в интересах поддержания своего участия в твоём будущем.

— Вы только что сказали, что если меня увидят, то попытаются убить меня, — указал Тирион. — По мне, так ваша помощь вряд ли обернётся для вас какой-нибудь выгодой.

— Это зависит от твоей хозяйки, — сказал Тиллмэйриас. — Что я на самом деле хотел бы знать, так это то, как ты создал тот электрический шторм.

Тирион не мигая уставился на него. Он тоже не понимал, что произошло с молниями, но стоявший перед ним мужчина был последним, которому он хотел бы попытаться это объяснить.

Тиллмэйриас вздохнул, и повернулся к двери:

— Я вернусь попозже. Кто-то из баратти вскоре принесёт тебе еду. — С этим он ушёл.

Тирион остался без каких-либо занятий кроме как наблюдать за тем, как дышала лежавшая рядом с ним сереброволосая женщина. Что было не такой уж плохой мыслью. Её волосы завораживали его. Как и у большинства Ши'Хар, их цвет лежал далеко за рамками того, что человек счёл бы «нормальным». Тирион провёл пальцами по её волосам, позволяя её локонам скользить между своих пальцев, падая рядом с ней, и блестя подобно водопаду.

Одной из рук он он погладил её от челюсти до горла, а затем ниже, вдоль груди, к животу. Её кожа была мягкой и безупречной, лишённой даже непроизвольных шрамов, которые большинство людей получает во время активного детства.

«Но у неё не было детства, не так ли? Ей всего лишь девять или десять лет от роду, и она начала жизнь созревшей и взрослой, по нашим понятиям».

Она никогда не участвовала в простых играх или забавах, которым предавались нормальные человеческие дети. То была печальная мысль, но он не позволил ей отвлечь себя от исследований. Изгиб её бёдер был неотразимым, и повлёк его ниже, чтобы любоваться её ляжками и здоровым тонусом ей икр.

Её стопы имели изящные очертания, и даже пальцы ног казались идеальной формы. Тирион изучал её левую стопу, проводя пальцем вдоль её подошвы. Там кожа была толще, чем в остальных местах, свидетельствуя о жизни, проведённой босиком или почти без обуви. Его касание заставило её ногу дёрнуться, а затем он увидел, как она открыла глаза.

— С чего тебя вечно завораживают мои ноги? — спросила она хриплым шёпотом.

— Твои ноги? — сказал Тирион. Он никогда не выказывал к ним никакого особого интереса, но затем вспомнил их первую встречу, когда поцеловал её стопу. Он убрал руку, и отодвинулся, давая ей больше места.

— Да ничего особенного, просто хотел посмотреть поближе.

— Ты приставал к моей стопе, — сказала она, выгибая бровь.

— Мне было просто любопытно.

— Ты так это называешь… любопытством? — Её взгляд опустился ниже его пояса, заметив его налившееся кровью достоинство.

Тирион покраснел — вообще-то его состояние лишь частично объяснялось её присутствием, в основном оно было результатом давления в его мочевом пузыре.

— Вообще-то, мне нужно отлить, — признался он.

— Ты, наверное, всегда так говоришь, когда тебя застают за ласканием полубессознательной женщины, — сухо ответила она.

«Она что… пошутила?». Она была настолько индифферентна, что трудно было точно уловить, что она имела виду.

— Ты что, дразнишься? — нерешительно спросил он.

— Да, но моя шутка, похоже, не удалась, — бесстрастно сказала она.

— Нет, — заверил её он, — я думаю, она была вполне удачной. Я просто не ожидал от тебя такого. — Он сел, и добрался до края их «кровати», если её можно было так назвать. Он уже знал из прошлого опыта, где располагались удобства для удаления отходов жизнедеятельности.

Лираллианта последовала его примеру, и он помог ей встать на ноги. Несколько минут спустя они вернулись обратно.

— И что теперь? — спросил он её.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — начала она.

— Что?

— Вот это, — сказала она, а затем подняла свои губы к его собственным, поцеловав его — сперва мягко, а потом глубже, крепко прижимаясь к нему.

Сперва его ответом был шок, но он быстро адаптировался, и ответил на поцелуй и объятия с немалым количеством страсти. Проводя пальцами одной руки через её волосы, второй он обхватил её за талию, накрыв её пятую точку, и прижимая к себе поближе.

Шли минуты, а они всё общались друг с другом с помощью одних лишь губ, полностью отбросив слова. В голове у Тириона порхали вопросы, но ни один из них не задержался достаточно долго, чтобы его озаботить. Приостановившись лишь на время, достаточное для того, чтобы сменить положение, и запустить руку ей под ноги, он поднял Лираллианту, и отнёс её обратно на странную кровать, в которой они проснулись. Он аккуратно положил её туда, и присоединился к ней.

А потом и соединился с ней.

Некоторое время спустя он лежал, наблюдая за ней, пытаясь понять, что всё это значило. Не в силах сформулировать правильный вопрос, он сказал:

— Я и понятия не имел о том, что ты была девственницей.

На её лице отразилось непонимание:

— Я не думаю, что мне известно это слово.

У него ушло немного времени на то, чтобы объяснить значение этого слова на эроллис, но в конце концов она поняла:

— О, — сказала она. — Эта концепция почти не имеет смысла для Ши'Хар. Это увеличивает для тебя значимость секса?

Он пожал плечами:

— Нет, вообще-то, но для некоторых других людей — может. Я просто был удивлён. Из того, что я узнал о Ши'Хар, я предполагал, что ты уже была опытной.

— Дети Рощи Иллэниэл редко предаются этой активности, поскольку мы не держим людей, — ответила она.

— Не обязательно же с людьми, — сказал Тирион.

— Ши'Хар в основном делают это для производства баратти для арены, — сказала Лираллианта, будто это всё объясняло. — Немногие решают заниматься сексом исключительно ради удовольствия.

В Тирионе пустила корни неуверенность, когда он задумался о её мотивах. «Зачем Тиллмэйриас нас спас? Неужели это было ценой спасения?». Он спросил, стараясь поддерживать голос ровным:

— Что было твоей мотивацией?

— Что-то новое, — сказала она ему. — Это что, было неправильно? — увидела она перемену в его ауре.

— Я не хочу, чтобы моих детей использовали на арене, — прямо сказал он.

Она засмеялась:

— Не страшись, зачатия не будет. Мой народ почти никогда не рожает человеческих детей. Я способа управлять способностью моей плоти к воспроизводству. Те, кто создают детей, обычно используют для вынашивания потомства человеческих самок.

Она приостановилась, поглядев на него серьёзнее:

— Ты что, думал, что я планировала сделать ребёнка? Это бы пошло вразрез с решением моей рощи относительно баратти.

— Тогда что тебя на это толкнуло? — спросил Тирион, поскольку всё ещё не понимал, хотя подозрения его и ослабли. — Удовольствие?

— Частично, — кивнула она. — Как я уже говорила, это было что-то новое. Когда я увидела тебя на арене, то поняла — что-то изменилось, а когда ты уничтожил свой ошейник, то я подумала, что ты погибнешь.

— Тиллмэйриас сказал, что ты сама чуть не погибла.

— Это больше не имело для меня значения. Если я не могла тебя спасти, то умирать я была не против. — Эти слова она произнесла совершенно спокойно, но в её ауре мелькали сильные эмоции, а глаза её были намокшими.

Из всего того, что она могла бы ему сказать, это ошарашило его больше всего остального.

— Ты, что… — Слова повисли в воздухе. Он не знал, как спросить.

— Научи меня любви, Тирион, — сказала она.

— Э… это… этому нельзя научить, — ответил он, слегка заикаясь.

— Тогда покажи мне то, что сможешь. Покажи мне то, что хотел показать ей. — Лираллианта взяла его руку в свою собственную, и направила её к своей груди.

Тирион и не думал о том, чтобы устроить повторение так скоро, но настойчивые губы Лираллианты убедили его передумать.

Глава 51

Прошёл ещё день, прежде чем они были готовы покинуть жилище Тиллмэйриаса в Эллентрэа, и вернуться в дом Лираллианты в Роще Иллэниэл.

— Когда мы вернёмся, будет много вопросов, — сказала она, будто готовя его. — То, что ты сделал на арене, не имело прецедента. Они захотят узнать, как ты это сделал.

— Ты имеешь ввиду это? — спросил он, указывая на татуировки вдоль своих рук.

— В том числе и это, и если бы только этим всё и ограничивалось, всё равно поднялись бы волнения, но молния заинтересует их ещё больше, — ответила она.

— А…

— Твой эйсар не двигался. Когда появилась молния, он оставался полностью неподвижным. Было так, будто само небо ожило, и решило напасть на Крайтэка. Оно уничтожило барьер, и почти сломило защитное плетение твоего противника. Как ты это сделал? — спросила она.

Он пожал плечами:

— Я даже не уверен, что это был я. Ощущение было странное, почти как сон, или, может быть, как смерть. Я просто не мог проиграть. Больше всего я не мог избавиться от этой мысли, а когда попал в электрическую ловушку, та сделала меня почти полностью беспомощным. И пока я лежал там, я только и мог думать о том, как сильно я хотел убить своего врага, а потом было такое чувство, будто я покинул своё тело.

Тирион нахмурился:

— Нет, не так. Ощущение было таким, будто я расширился… как бы. Было небо, облака и ветер, и они были частью меня.

— Ты сможешь сделать это слова? — спросила она, уставившись ему прямо в глаза.

Даже пока она ещё спрашивала, он уже чувствовал небо над их головами, огромный, испещрённый облаками свод тёкшего под солнцем воздуха. Под его стопами земля пульсировала в своём устойчивом ритме, и даже стены здания из живого дерева, в котором они находились, пели ему.

«Что-то я могу», — подумал он, — «но я не уверен, что именно, и как».

— Я на самом деле не знаю, — сказал он ей, — но сомневаюсь в этом. — Что-то сказало ему, что ложь будет лучше правды. — Тиллмэйриас тоже хотел об этом знать.

Лираллианта улыбнулась:

— Конечно же. Чем бы это ни было, Ши'Хар такого никогда прежде не видели — это выходит за рамки нашего опыта, а мы эйсаром управляем уже бессчётные века.

— Никто не ожидал такое от простого баратт, да?

Она подняла руку, положив ладонь на его щёку, и удерживая его лицо напротив своего. Жест был нежным, и одновременно подчёркивал её серьёзность:

— Слушай меня, Тирион. Они захотят эту силу, и они её получат. Если можешь объяснить её им — объясняй, иначе они никогда не оставят тебя в покое. Если не можешь объяснить — ни в чём не сознавайся, иначе они направят все усилия на то, чтобы понять её тайну, вплоть до твоего препарирования.

Он склонил голову, глядя на неё сверху вниз:

— Но я уже признался тебе, что я что-то сделал, хотя я и не понимаю точно, как именно я это делал. Разве это не значит, что они уже знают?

Она изучала его взглядом, когда ответила:

— Нет, не значит. Я ни с кем пока об этом не говорила.

— Но будешь, — настаивал Тирион. — Ты же — дитя рощи, верно?

— Я почти отказалась от своей жизни, чтобы сохранить твою, — ответила она. — Неужели я обращу это вспять, рассказав им?

— Ты поставишь моё благосостояние выше интересов своего народа?

— Я сделаю так, как мне хочется, — сказала она, — а хочется мне тебя — но есть кое-что, что мы должны сделать до того, как уйдём.

Тирион всё ещё обдумывал её слова:

— Что именно?

— Твой ошейник, — сказала она, указывая на его шею. — Без него тебя убьют.

— Неужели Ши'Хар так сильно заботит один свободный человек?

— Мы выжили так долго отнюдь не потому, что были глупцами, — парировала она. — И случившееся на арене дало им причину тебя бояться.

Он сжал челюсти:

— Я не хочу снова быть рабом.

— Разве я обращалась с тобой как с рабом?

— Когда кто-то имеет власть убить тебя по малейшей своей прихоти, такое нельзя просто забыть, — сказал он ей.

— Но у тебя есть та же власть, разве нет? — с вызовом спросила она. — Как ты продемонстрировал несколько недель назад, каждый раз, когда я оказывалась от тебя на расстоянии вытянутой руки и без щита, я невольно давала тебе возможность забрать мою жизнь. — Она подошла ближе, провода пальцем по татуировкам на его руке: — А теперь меня не спасёт даже защитное плетение, так ведь? — Её лицо было менее чем в дюйме от его собственного.

Её близость оказывала на него свой эффект.

— А есть способ позже снять ошейник?

— Его можно снять так же, как и надеть, и лишь с согласия обеих сторон, — ответила она, намеренно потеревшись о него.

— А ты дашь такое согласие, если я тебя попрошу? — спросил он, её дразнящие действия его отвлекали.

— Когда ты решишь, что больше не желаешь со мной жить, вне зависимости от обстоятельств, я сниму ошейник, — сказала она ему. — В противном случае ты можешь забрать мою жизнь.

Он проворчал ей на ухо:

— Я приму эту сделку, но кое-что я возьму сейчас, чтобы её скрепить. — Схватив её плечи грубыми руками, он развернул её.

— Это я дам с радостью, — прошептала она.

Их уход ненадолго задержался, но, к счастью, никто не зашёл их проведать.

* * *

Обратная дорога к дереву, где жила Лираллианта, действовала ему на нервы. Тирион чувствовал, как Ши'Хар наблюдали за ним в течение всего их пути. Большинство из них держались вне прямого поля зрения, но он чувствовал, как их внимание всю дорогу задерживалось на нём.

Ожерелье на шее ощущалось тяжёлым. На этот раз, когда она создала ошейник, Тирион понял слова, и дал согласие на завершение заклинательного плетения, но это всё равно ему не нравилось. Несмотря на её страстные просьбы, он бы ни за что не принял ошейник, если бы не один простой факт.

Ему больше некуда было податься.

Недавняя поездка весьма ясно ему показала, что дом больше не был ему домом. Родители всё ещё любили его, но ему там больше было не место. Пришло время найти в мире свой собственный дом, и в Колне был лишь один человек, которого он хотел, или который хотел его, если уж на то пошло, но Кэйт уже нашла свой дом. Она завела семью, и последним, чего Тирион хотел, было уничтожить её счастье, или причинить боль Сэту.

Оставалась лишь Роща Иллэниэл, а Ши'Хар не могли принять свободного человека.

Однако ярмо Лираллианты было лёгким. Она обещала ему столько свободы, сколько могла дать — и этого, в совокупности с её значительным обаянием, было достаточно, чтобы его убедить. Кто-то мог бы даже счесть это раем.

Однако Тирион не был настроен так думать. Он всё ещё держал в себе более глубокий гнев, и гордость никогда бы не позволила ему принять даже столь мягкое рабство как должное.

«Я буду учиться и углублять то, что я обнаружил, и в конце концов я их проучу». Это была констатация факта в его душе, но под ней кипела затаившаяся угроза.

Той ночью он лежал в своей новой кровати, с Лираллиантой под боком, и после того, как она заснула, позволил своему разуму свободно уплыть. На этот раз он слушал глубокое биение земли, и ощутил, как его разум расширился, вобрав в себя нечто большее, чем тело, с которым он вырос.

Скрытым под тонким налётом устойчивой земли и живых деревьев лежал пылающий мир жидкого камня и огромных давлений. Этот мир звал его, и, слушая, он понял. Красота, которую он нашёл, будто в точности отражала его собственный тихий гнев, скрытый и закопанный. «Просто расслабься немного, и могут свершиться великие дела».

Ему снились огонь, и красные реки расплавленного камня.

Когда он очнулся следующим утром, то чувствовал себя странно, будто было необычным иметь руки и ноги. Лираллианты не было, но его разум нашёл её неподалёку, возвращавшуюся в поспешной нетерпеливостью впоходке.

Когда она показалась в его поле зрения, её взгляд был полон срочного смысла.

— Что? — спросил он, ощущая в ней странный страх.

— Прошлой ночью было землетрясение. Большое смещение пластов к востоку от нас. Поднялся новый вулкан, и земля разорвана. Была уничтожена часть одной из великих рощ Морданов, и пожары грозят многим другим, — сказала она ему.

— А здесь мы в опасности? — спросил он.

Она покачала головой:

— Нет. То было в сотнях миль на востоке. Но тысячи из моего народа мертвы.

— Ты имеешь ввиду народа вроде тебя, или…

— Старейшины, — поправила она, — великие деревья. Мы не считаем детей, хотя и из них многих не стало.

«Верно», — напомнил он себе. «Даже среди своего рода они считают истинно ценными лишь деревья. Дети для них — почти такой же расходный материал, как их человеческие рабы».

— О, — неопределённо сказал он.

— Они мертвы, Тирион, — сказала она тоном, слегка повысившимся в гармонии с её внутренней тревогой. — Ты понимаешь?

— Тебе придётся простить меня, Лира, но я отношусь к твоему народу не совсем так, как ты, — признался он. — Я, и мой народ, сильно пострадали от их рук.

На миг её взгляд потемнел, а затем её глаза слегка расширились:

— Лира?

— Твоё имя слишком длинное. Если я буду повторять его по двадцать раз на дню, то хватит и версии покороче. Это называется «прозвище».

— Прозвище, — сказала она себе.

— Так друг к другу обращаются близкие друзья или члены семьи, — объяснил он.

На миг её лицо дёрнулось в чём-то напоминавшем улыбку, но та быстро исчезла.

— Я запомню, — ответила она. — А пока что я должна идти — хранители знаний созывают собрание. Твоя встреча со старейшинами будет отложена, возможно — на несколько недель.

— Ладно, — ответил он. — Я всё равно не особо её предвкушал.

Она пошла было прочь.

— Подожди, — внезапно сказал он. Когда она подняла на него вопросительный взгляд, он добавил: — Влюблённые не могут просто заскочить, а потом вот так вот уйти.

— А что они делают? — спросила она.

— Это, — сказал он ей, а затем продемонстрировал, одарив её коротким, но полным смысла поцелуем. — Вот теперь можешь идти.

После этого её губы изогнулись в том, что точно было улыбкой:

— Нам обязательно делать это каждый раз, когда мы встречаемся и снова расходимся?

— Не всегда, но — часто, — сказал он.

— Ваши обычаи странны, но я нахожу их интригующими, — сказала она, прежде чем податься к нему для ещё одного поцелуя.

— Ты быстро учишься, — ответил он.

Она кивнула:

— Мне пора, — и с этим она всё же ушла.

Как только она удалилась, он сел, и подумал о своих снах. Он помнил, что пытался сделать что-то похожее на то, что произошло на арене, только с землёй, но задремал, или, по крайней мере, так он думал. Его сны были наполнены многим из того, что, судя по описанию, случилось с Рощей Мордан.

— Но это же наверняка никак не связно, — тихо сказал он. «Это было в сотнях миль отсюда».

Позавтракав, он взобрался на дерево, найдя самую высокую точку обзора. У дерева на самом деле росла там маленькая платформа, специально для тех, кто искал такого вида. Глядя на восток, он увидел тёмное пятно на горизонте, вероятно — дым от бушующих там пожаров.

Было слишком далеко, чтобы увидеть что-то ещё, но он каким-то образом знал, что это рождались горы.

Эпилог

— Значит, он был архимагом? — сказал Мэттью. — Как ты?

Я кивнул.

— Я бы обошёлся без рассказа о поцелуях и прочем, — добавил он.

Я осклабился:

— Я попытался ради тебя опустить большую часть всего этого.

Мойра была не согласна:

— Кое-что из этого было не слишком плохим. Я думаю, Лира влюблена в Даниэла.

Её реакция меня не удивила. Моей дочери нравилась мысль о романтике немного больше, чем сыну, хотя осознание этого меня расстроило. Мне не нравилась мысль о том, что она вырастет, хотя остановить это я никак не мог.

— Так и было, но он был не тем человеком, который впервые вошёл в тот лес, — сказал он ей.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила она.

— Ну, смена его имени была символичной, но она отражала что-то более глубокое, и тёмное. Даниэл был добрым, пусть и заблуждавшимся, но Тириона вёл иной свет, — сказал я.

— Какой свет? — сказал Мэттью.

— Гнев и возмездие, — ответил я. — Сердце Тириона было более отдалено, а любовь больше не была его основной мотивацией. С того дня он много раз находил покой, но тот был лишь временным, это была хрупкая стабильность, скрывавшая гнев и негодование, которые он удерживал в себе.

Мойра не отклонялась от темы:

— Но он же любил её в ответ, верно?

— Его гнев делал для него трудным увидеть её такой, какой она была, и он всё ещё испытывал чувства к Кэйт, — начал я.

Дочери мой ответ не понравился, она нахмурилась:

— Этого я тоже не понимаю. Если он всё ещё любил Кэйт, то как же он влюбился в Амару?

— Люди могут любить более чем одного человека, — просто сказал я.

— Можно любить много друзей, и семью, — пояснила Мойра, — но вот «так» можно любить лишь одного человека.

Я покачал головой:

— Если бы это было так просто. К сожалению, ты ошибаешься, хотя если бы всё так и работало, то избавило бы нас от многих проблем. Люди могут любить более чем одного человека, в романтическом смысле — и часто так и бывает.

— Это просто неправильно, — ответила она.

— А я вообще всё ещё не понимаю этого, — заявила Линаралла.

Тут вмешался Мэттью:

— Но если он всё ещё любил Кэйт, то почему он… м-м-м… ну, ты понял, с Лирой?

— К этому моменту рассказа тебе уже должно было стать весьма ясно, что секс и любовь — не одно и то же, — сказал я ему.

«Вот подожди, пока кто-то из них не упомянет это в присутствии Пенни, а она спросит меня, что это я им рассказываю», — внутренне подумал я. «Интересный будет разговор».

Мысль о Пенни заставила меня образумиться. Уже становилось поздно, а нам нужно было одеться к ужину. Не то, чтобы мы вообще ещё не были одеты, но у статуса дворянина были и свои недостатки. Хотя я мог носить что хотел, пока мы были в нашем горном коттедже, выходя на ужин, я обязан был одеваться как надо. Это значило переодевание.

— Нам нужно готовиться к ужину, — сказал я им.

— А разве мы не можем поесть здесь? — сказал Мэттью, испустив долгий вздох.

— Нет — ни я, ни ваша мать сегодня готовить не планируем, да и, к тому же, нам надо почаще показываться в замке.

— Мне не нравится носить дублет, — пожаловался он.

— Быть голодным тебе понравится ещё меньше, — парировал я. С отцовством поставляется ряд полезных инструментов, и один из них — контроль над пищевыми ресурсами — часто бывал весьма полезным, особенно когда у детей начинались подростковые годы.

— Ты — жестокий человек, Папа, — сказал Мэттью.

Он ухмыльнулся, и я не смог не засмеяться:

— Просто радуйся, что твой отец — я, а не Тирион. Тогда бы голодание было наименьшей из твоих забот.

Все трое оказались сбиты с толку. Первым заговорил Мэттью:

— Но он ведь даже не знал своих детей. Кроме встречи с теми двумя девочками, они были для него совершенно не знакомы… верно?

— Пока что — да, но когда мы вернёмся вечером, я расскажу вам о том, как он с ними встретился… с ними со всеми, — ответил я. От мыслей об этом у меня слегка свело живот, когда воспоминания непрошенными всплыли у меня в сознании.

— Правда? — с внезапным интересом сказала Мойра. — Ему выдалось вырастить кого-нибудь из них, как отцу?

— Вроде того, — ответил я, — хотя скорее — как командиру, а не как отцу, — закрыл я дверь в своём разуме, чтобы заблокировать образы, волнуясь о том, что могу потерять аппетит к ужину. — Поговорим об этом позже.

Они ещё немного поныли, прежде чем одеться, но я отказывался ещё что-то им рассказывать. В конце концов они сдались, и приготовились, и вскоре после этого мы вместе отправились в замок.

Еда была хороша, но она всегда была таковой. Что важнее, там была Пенни, и её близость меня успокаивала. Позволив себе заново пережить историю Тириона, я оказался выбит из колеи.

Однако рассказ был ещё не завершён…^[40]

Майкл Мэннинг Бесшумная буря

Пролог

— А как насчёт сегодня? — спросил Мэттью.

— Что — сегодня? — ответил я, хотя уже хорошо представлял, чего он хотел.

— Ты сможешь закончить рассказ.

Тут как раз подошла Мойра:

— Ты уже неделю откладываешь.

— Повесть это не очень приятная, — напомнил я им.

Мэттью кивнул:

— Знаю, мне уже начали являться сны.

Это зацепило моё внимание. Я знал, что он, будучи моим первенцем, в конце концов столкнётся с тем же знанием, с каким был рождён я сам, но я надеялся, что это случится позже. Большая часть этих знаний вызывала депрессию, а другие их части с гарантией должны были загубить беззаботную невинность его юности.

Он увидел выражение моего лица:

— Пап, не надо.

— Что не надо? — сказал я, пытаясь скрыть свои чувства.

— Не смотри на меня так. Я больше не ребёнок.

Я изо всех сил постарался не засмеяться. Каждый раз, когда я слышал эту реплику от одного из них, она провоцировала во мне одну и ту же реакцию, и я знал, что они эту реакцию не оценят. Естественно, с моей точки зрения, они всегда будут детьми — по крайней мере до тех пор, пока не станут старше меня, что вряд ли когда-либо произойдёт. Но я знал, что с их точки зрения ситуация была совершенно иной, они не были теми детьми, какими были прежде. Они не были младенцами, ползунками, или даже ребятишками — они были подростками.

— Какого рода сны? — спросил я чуть погодя.

— Про то, что ты нам рассказал… про Даниэла, — ответил он.

— Наверное, это потому, что рассказ разжёг твои воспоминания, — сказал я, кивая. — Мне не следовало рассказывать тебе всё это. Этот рассказ направил твой разум по пути, которым тебе лучше было бы пройти позже.

— Ну, сейчас уже слишком поздно, — сказал он мне. — К тому же, я думаю, что рассказ помогает.

— Это как?

— Те части, что я помню, которые ты нам уже рассказал — они не кажутся такими уж плохими. Я будто думаю о чём-то, что я читал, и в меньшей степени — как о чём-то ужасном, через что я на самом деле прожил. Но я начинаю вспоминать всё больше, и это меня действительно беспокоит. Если расскажешь мне остальное, то, быть может, оно не будет казаться таким реальным, когда явится мне во сне. Может, будет в большей степени как просто история…

«И меньшей — как твой личный грех, совершённый против целой расы», — подумал я, молча закончив его фразу.

— Это имеет смысл, — согласился я. — Давай-ка сядем за стол, это займёт какое-то время.

— Давай, я схожу за Линараллой, — сказал Мойра. — Она тоже захочет услышать остальное.

Мы с Мэттью ждали четверть часа, пока она не вернулась, приведя с собой дочь Тириона и Лираллианты. Серьёзная молодая Ши'Хар села за стол вместе с нами. Как только все устроились, я сделал глубокий вдох, и начал:

— В прошлый раз, помнится, мы остановились на том, что Тирион сразился с крайтэком, и всё стало довольно мирным. Прошедшие после этого годы были для него довольно тихими, но несмотря на присутствие Лираллианты и отсутствие сражений, Тириону всё больше не сиделось на месте. В сердце своём он был одинок, ибо Ши'Хар не были людьми, и Лираллианта, несмотря на его лучшие усилия, не всегда представляла из себя лучшую компанию.

— Я пропущу до того времени, когда снова начали происходить какие-то события. Прошло десять лет, и Тирион начал работать над каменным домом — над местом, которое он мог бы называть своим собственным…

Глава 1

Тирион провёл руками по камню, ощупывая его гладкие края. Он никогда не учился на камнереза, но его способности давали ему значительное преимущество. Сам камень наличествовал в изобилии, и Лираллианта не возражала против того, чтобы позволять ему выходить за пределы Рощи Иллэниэл, чтобы заполучить желаемое. Однако переноска больших объёмов камня из холмов требовала много труда.

Его первая реальная проблема после начала постройки дома заключалась в скреплении камней. Он абсолютно ничего не знал про строительный раствор, и его первые попытки по созданию оного дали нечто менее полезное, чем обычная грязь. Он подумал было о том, чтобы попробовать убедить Лираллианту позволить ему съездить в Линкольн, в надежде найти каменщика, который согласится научить его тому, что ему нужно было узнать. В конце концов он решил, что будет лучше, если он сделает всё по-своему.

Решение Тириона заключалось в том, чтобы смастерить чары, которые перманентно скрепляли камни вместе. Поскольку ему было легко в точности обрезать камни до нужной формы и размера, он мог состыковывать их без щелей, и конечный результат был таким же прочным, или даже прочнее, чем если бы всё строение было возведено из одного, цельного камня.

«Чародейство» было термином, который он начал использовать для своей новой формы магии. Лираллианта очень твёрдо настаивала на том, что его действия не были плетением заклинаний, хотя и были во многом похожи. Основная геометрия, использовавшаяся в его чародействе, была основана на соединённых треугольных формах, каждая из которых содержала рунную сущность, предоставлявшую уникальные свойства. Плетение заклинаний основывалось на более мелких шестиугольниках с более сложной геометрией, но более простой символикой.

Оба вида магии производили похожие эффекты, и оба были перманентны, но чародейство позволяло человеческому волшебнику создавать долгосрочные эффекты путём всестороннего планирования и подготовки, в то время как плетение заклинаний являлось продуктом врождённого семени разума Ши'Хар. Их магия была спонтанной, в то время как чародейство было работой, требующей времени и усилий.

— Я всё ещё не понимаю, почему ты настаиваешь на том, чтобы этим заниматься, — сказал позади него голос. Однако Тирион не вздрогнул от неожиданности. Его разум заметил осторожное приближение Лираллианты ещё несколько минут тому назад.

Тирион обернулся, обратив на неё взгляд своих физических глаз. Магический взор позволял видеть её форму и черты, но был плохой заменой тому, чтобы видеть её, окрашенной светом послеполуденным солнца. Её волосы были мерцающим серебром, будто ловившим солнце, одновременно обрамляя яркую голубизну её глаз.

— Я уже объяснил, — ответил он. — Хочу иметь своё собственное место.

— Я могла бы вырастить его для тебя, и это было бы гораздо проще.

— Я хотел сам его спланировать.

— Я могла бы подогнать его под любой желаемый тобой план.

— И именно поэтому я этого не хотел, — объяснил он. — Я — не домашнее животное. Я не хочу, чтобы ты меня обеспечивала. Я хочу сделать это для себя. К тому же, у меня есть специфичные идеи, которые тебе было бы трудно осуществить.

— Просвети меня, — сказала она.

— Приватность, — ответил он. — Я строю нечто, внутрь чего твой народ, эти деревья… — указал он на окружавшие их массивные деревья богов — … не смогут заглянуть.

— Почему это для тебя так важно?

Он уставился на неё, размышляя. Прожив среди Ши'Хар более десятилетия, он всё ещё находил их чужими. Его отношения с Лираллиантой лишь ежедневно подчёркивали для него этот факт.

— Я не уверен, как это объяснить, — признал он. — Люди — социальные существа, но не до такой степени, как ваш народ. Мы ценим свою индивидуальность, и частично это отражается в нужде быть отдельно от других, даже от сородичей.

— Если ты хочешь, чтобы я оставалось с тобой, то один ты не будешь, — сделала наблюдение Ши'Хар.

— Мне не нужно быть совершенно одному, и не всё время, — сказал Тирион. — К тому же, ты не считаешься, ты — моя пара.

— Мы — не пара, — твёрдо заявила она. — Мы не будем производить потомство.

Тирион тяжело вздохнул. Ши'Хар испытывали трудности с эмоциональными контекстами — для них значение большинства слов было жёстко закреплено. Они уже обсуждали продление рода, но поскольку любой произведённый ими на свет ребёнок был бы «всего лишь» человеком, и, таким образом, рабом, он сказал ей, что предпочтёт оставаться бездетным. У него и так уже было слишком много детей, и никому из них он не был отцом.

— Я не имел ввиду пару в таком смысле, — объяснил он. — Мы — напарники и спутники, как семья.

— Мы занимаемся сексом. Прежде ты мне говорил, что члены семьи этим не занимаются.

— Не такого рода семьи, — сказал он ей. — Семья может означать больше, чем просто людей, являющихся друг другу родственниками. В этом случае я имею ввиду любовь.

— Это слово — проблематичнее всех остальных.

— То, что ты его не понимаешь, не означает, что оно к тебе неприменимо.

Она нахмурилась:

— Несмотря на краткость твоего языка, он полон двусмысленностей. Эроллис гораздо более чёткий, его слова не имеют нечёткие или множественные значения.

Тирион улыбнулся:

— Контекст — это всё, и он позволяет нам передавать эмоции речью, чего в эроллис мне очень недостаёт. У вашего народа есть слово для «супруга» или спутника жизни? Вы же должны были создать слово для таких союзов за длительную истории вашей расы, пусть даже лишь для того, чтобы описать то, что происходило в одной из порабощённых вами рас.

У Ши'Хар была долгая история, выходившая за пределы мира, в котором жило человечество. От Тиллмэйриаса Тирион узнал, что Ши'Хар явились из другого мира, пройдя через несколько измерений, чтобы колонизировать новые места. Крайтэки, их слуги-воины, часто создавались по образу причудливых существ, с которыми они сражались, и которых поработили за свою долгую историю. Сами дети Ши'Хар обычно создавались подобными той расе, которая была наиболее подходящей для их нынешнего мира. В этом случае они взяли человеческую расу как основную форму «детей», но их взрослая форма представляла из себя гигантские «деревья богов», покрывавшие мир.

— Наиболее близким словом в нашем языке будет «кианти», но им не пользовались с тех пор, как наши самые далёкие предки покинули первый мир, — ответила она.

— Ки-ан-ти, — сказал Тирион, тщательно произнося по слогам, чтобы убедиться, что правильно уловил звучание слова.

Лираллианта кивнула:

— В далёком прошлом у нас были партнёры, помогавшие нам, действуя сообща, когда мы выдвигались на колонизацию нового региона. Наш первый дом содержал много врагов, и это было необходимостью для выживания.

— Пара из мужчины и женщины?

— «Мужчина» и «женщина» являются обманчивыми терминами, — поправила она. — Кианти помогали засеивать новую рощу. Многие терпели неудачи, но большинство из тех, кому удавалось это сделать, выживали и процветали. В конце концов мы побороли всех наших естественных врагов, и первый мир был заполнен, как был заполнен этот.

— И те двое, что составляли пару — они делали друг для друга что угодно? — спросил Тирион.

— Если один кианти умирал, то создать новое дерево они уже не могли. Они поддерживали друг друга всеми возможными способами, — объяснила она.

— Когда я срезал свой ошейник, ты чуть не погубила себя, пытаясь меня спасти, — заметил он. — Разве это было рационально?

— Нет, — признала она.

— Но именно такого рода вещи совершали друг для друга эти ваши «кианти».

— Для них эти действия были логичными. В них не принимали участия никаких нематериальные концепции, которые вы, люди, приписываете подобным вещам. Они действовали не из любви, — заявила она.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что мой народ не функционирует подобным образом.

— Сейчас — нет, — согласился Тирион, — но в то время тебя не было. Ты не знаешь, какими были твои предки.

— Съевшие лошти, хранители знаний — они помнят, — заявила она.

Некоторые избранные дети Ши'Хар получали особые плоды, передававшие знание, собранное одним из деревьев богов и всеми предшествовавшими ему деревьями, если это дерево также было хранителем знаний. Некоторые деревья и, соответственно, некоторые из нынешних хранителей знаний, обладали воспоминаниями, уходившими в прошлое на тысячелетия, до их изначального дома,

— Тебе следует спросить одного из них, — предложил Тирион. — Ответ может оказаться отличным от твоих ожиданий.

Лираллианта замерла.

Само по себе, это ничем необычным не было, Ши'Хар часто выделялись своим отсутствием ненужных движений, однако его внимание привлекла внезапность, с которой это произошло. Тирион остановил работу, и обратил всё своё внимание на Лираллианту:

— Что?

— Старейшины предложили мне лошти, — без предисловий сказала она.

Это его удивило:

— Но разве ты не являешься самой молодой в Роще Иллэниэл? — Он не был уверен, как именно это работало, но ему казалось бессмысленным давать самым младшим из их народа то, что считалось одной из их величайших почестей.

— Да.

— Тогда почему ты? Есть же многие другие, занимающие более высокое положение?

— Ты неправильно понимаешь назначение лошти, и причины, по которым его их дают, — сказала она ему.

Его глаза сузились:

— Ты сказала, что лошти передаёт знания, от поколения к поколению…

Лираллианта кивнула:

— Это верно, но выбор того, кому дать лошти, также зависит от знания, а точнее — от его приобретения. Ребёнок, выказавший великую мудрость, раскрывший новые озарения, или показавший признаки инновации — вот, кого ищут, чтобы добавить к даваемому лошти богатству.

Теперь, когда он смотрел на это под таким углом, подобная практика действительно имела смысл. Тиллмэйриас был первым хранителем знаний, с которым он повстречался. Его наиболее заметной характеристикой был клинический подход к изучению людей. Байовар, один из хранителей знаний Иллэниэлов, сделал своим хобби изучения бэйрионского, языка людей.

Тирион уставился на Лираллианту:

— А ты-то что сделала? — Вопрос был бы грубым, говори он с человеком, но представители её народа говорили прямо и без приукрашивания. Она на такую ремарку не оскорбится.

Лираллианта не мигая уставилась на него в ответ:

— Ты часто говоришь мне, что люди учатся на своих ошибках. Ши'Хар не допускают много ошибок, но когда это всё же случается, мы также пытаемся научиться на этом опыте как можно большему.

— Ты хочешь этого?

Она моргнула, на миг сбитая с толку:

— Пожалуйста, изложи свой вопрос более ясно.

Он встал, и шагнул ближе, положив ладони ей на плечи, чтобы физически напомнить её об их отношениях:

— Ты хочешь принять лошти? Как это подействует на нас?

Лираллианта отстранилась от него:

— Это никак не подействует на нас, что бы ни значило это твоё расплывчатое местоимение. Я изменюсь, ты — нет. Мои цели и приоритеты наверняка тоже изменятся, когда я впитаю знания веков. Сомневаюсь, что останусь той же личностью, которая знакома тебе сейчас.

— А любовь?

— А что с ней?

Он дёрнулся от её прохладного тона, снова напомнившего ему её совершенно нечеловеческое воспитание:

— Ты будешь испытывать ко мне те же чувства?

— Я чувствую боль, когда больно тебе, и моя верность стала иррационально запутанной, когда речь заходит о тебе, но я всё ещё не знаю, считается ли это любовью…

— …но будут ли у тебя потом прежние чувства? — перебил он.

— Я не знаю. Могу предположить, что не будут. Мой разум — лишь капля в том, что станет океаном знаний и опыта. — От неё исходило ощущение неуверенности, или, быть может, страха.

— Тогда не делай этого, — сказал ей Тирион.

— Я — дитя Ши'Хар, — прямо заявила она.

Рука Тириона с внезапной скоростью метнулась вперёд, схватив Лираллианту за волосы, и притянув её голову поближе к его собственной:

— Ты — моя.

Она не сопротивлялась, вместо этого уперев свой поблёкший взгляд в его глаза:

— С технической точки зрения, это ты мне принадлежишь, раб.

Он поцеловал её, затем провёл губами вдоль её челюсти, и прошептал ей на ухо:

— Пока я не попрошу тебя снять этот ошейник. — Это утверждение, конечно, было блефом — хотя она когда-то согласилась на его условия, снятие рабского ошейника превратит его в объект охоты для всех Ши'Хар.

— Пока я не решу отказаться, — промурлыкала она в ответ с разгорающимся желанием в голосе.

Его зубы нашли её шею, слегка прикусив её нежную плоть:

— В таком случае мы умрём вместе.

— Ты действительно предпочёл бы именно это? — спросила она.

— Если единственная альтернатива — потерять тебя, то могу и предпочесть, — признал он.

Её взгляд немного смягчился. Перемена в выражении её лица была такой неуловимой, что кто-то иной это бы упустил, но Тирион годами практиковался в чтении её спокойного лица.

— У тебя ещё есть полтора года, чтобы принять решение. Лошти созревает не сразу.

По Тириону прошла волна облегчения, но он это скрыл. Отступив назад, он сказал ей:

— О, хорошо, тогда у меня будет время закончить этот дом.

Лираллианта зарычала в ответ на эту кажущуюся отмашку, и вокруг них начали расти сплетённые из заклинаний лозы, заключив их обоих в маленький будуар.

— Сперва тебе нужно закончить с кое-чем другим.

— О, неужели? — невинно спросил он. — И с чем же именно?

Она одарила его редкой улыбкой:

— Со мной.

Глава 2

— Просыпайся.

Первым его впечатлением в тусклом утреннем сумраке были зелёные глаза, искрившиеся от каким-то образом пойманного ими первого, робкого луча рассветного солнца. Катрин Сэйер пристально смотрела на него, черты её лица передавали чувство срочности. Происходило что-то важное.

— Ты ей нужен.

— Кэйт? — спросил он, сбитый с толку. Как она могла быть здесь? Кэйт была в Колне, со своим мужем и сыном-подростком.

— Просыпайся, Тирион. Ты точно захочешь это услышать.

Это был голос Лираллианты. Его глаза снова открылись, и обнаружили, что его ожидали её серебряные волосы и голубые очи. Он моргнул, силясь отделить свои мысли во сне от мыслей наяву.

— Что ты сказала?

— Я сказала «ты точно захочешь это услышать». Они привели ещё одну из твоей деревни, — сказала она ему.

Выброс адреналина заставил его проснуться до конца:

— Кто — они?

— Морданы. Её нашёл один из их надзирателей.

Его сон всё ещё был свеж в его сознании, и мгновенно уцепился за её слова.

— Её? — «Не могла же Кэйт быть настолько глупой, чтобы прийти сюда». Если она всё же пришла, если её забрала другая роща… последствия были слишком ужасны, чтобы думать о них.

— Девочку.

— Сколько ей?

Она нахмурилась. Лираллианта плохо умела судить о человеческом возрасте. Дети Ши'Хар не старели. Они создавались в форме, которая для человека считалась полностью зрелой, и сохраняли один и тот же кажущийся возраст до того дня, когда им позволяли перейти к истинной взрослой жизни. Да и, к тому же, в своих собственных глазах она ребёнком не была.

— Мне сказали, что она молода, но не маленького роста — высотой почти как я.

Это могло указывать на любой возраст от двенадцати до двадцати, но он был почти уверен, что девочка была подростком. Кем бы она ни была, она наверняка была в ужасе. В голове у Тириона мелькнули воспоминания о надзирателях и их красных плетях.

— Мне нужно её увидеть, — твёрдо сказал он. Тирион уже садился, и пытался натянуть штаны.

— Это будет непросто. Они вряд ли примут нас с радостью.

Хотя Ши'Хар много внимания уделяли своему «праву собственности», когда дело доходило до людей, они обычно не были слишком территориальными, если только не было каких-то особых обстоятельств. За последние пятнадцать лет Тириону позволяли побывать в любых из человеческих рабских лагерей, какие он хотел посетить, покуда он вёл себя прилично. Было вполне возможно, что Мордан даже позволили бы Лираллианте купить права на их новую находку.

— Тут что-то ещё, так ведь?

— Она как ты.

— Подожди…

Он предположил, что кто-то из Колна по глупости подошёл слишком близко к границам рощи, но это не имело смысла. Ближе всего к Колну и долине, в которой он располагался, подступала Роща Иллэниэл. В этом случае девочку схватили бы не Морданы, а это значило, что её взял патруль. Патрули игнорировали жителей долины, если только не выказывали признаки…

— Она — маг.

Лираллианта кивнула.

— И она из Колна.

— Она — дичок, как и ты, — подтвердила она.

Основной целью патрулей Ши'Хар было убедиться в том, чтобы особые свойства, которыми они наделяли своих детей, не мигрировали в маленькие остатки свободной человеческой популяции. Их магические рабские ошейники были чудесно эффективны в предотвращении размножения их человеческой собственности без их дозволения, но в прошлом это всё же случалось. Когда Тириона только поймали, то полагали, будто он был результатом подобного события. Лишь позже они обнаружили, что его «дар» был результатом совершенно случайной мутации.

Была очень маленькая вероятность того, что девочка была случайной. «Не думай об этом», — сказал он себе.

— А Тиллмэйриас?

— А что с ним?

Тиллмэйриас был единственным инструктором Ши'Хар, с которым Тирион хоть сколько-нибудь имел дело. Сын и хранитель знаний Рощи Прэйсиан, Тиллмэйриас был первым, кому вверили уход за Тирионом и его обучение. От мыслей о перенесённых им пытках Тириона прошибал холодный пот каждый раз, когда он думал об этом чернокожем Ши'Хар, но Тиллмэйриас был его лучшей надеждой.

Если девочка была истинным магом-дичком, то Морданы наверняка будут крайне оберегать свою новую находку. После того, как его нашли, Тирион нарушил баланс сил между рощами Ши'Хар, позволив рощам Прэйсиан и Иллэниэл получить гораздо более высокий статус. Его череда побед на арене принесла Роще Иллэниэл большое количество шутси, чего-то вроде наличности, а Тиллмэйриас использовал его победы для своего стратегического преимущества, чтобы улучить положение и для Рощи Прэйсиан тоже.

— Он — инструктор, и он уже помог нам прежде. Если кто-то и сможет убедить инструктора Морданов позволить мне увидеть их находку, то это будет он, — объяснил Тирион.

После в некоторой степени поспешного завтрака они отправились в Эллентрэа. Именно там скорее всего можно было найти Тиллмэйриаса, большую часть своих дней проводившего за обучением рабов Прэйсианов. На путь ушёл почти час, но найти хранителя знаний Прэйсианов оказалось легко.

Тиллмэйриас улыбнулся при их приближении, и, как обычно, у Тириона от этой улыбки кровь застыла в жилах. Она была частью непрекращающихся попыток этого Ши'Хар общаться с людьми более действенным образом, но никакого истинного чувства за ней не стояло. Наставник Прэйсианов легко мог как убить или пытать одного из своих баратти, так и лечить, и ничто из этого, похоже, его на самом деле не трогало.

— У меня было подозрение, что вы можете наконец явиться с визитом, — сказал Ши'Хар, глядя на них золотыми глазами, в точности совпадавшими по цвету с его сияющими волосами.

— Я удивлён, что ты ещё не ушёл смотреть новое пополнение, — сказал Тирион, поддерживая прохладный тон в голосе. Он уже давно усвоил, что эмоциональность при общении с Тиллмэйриасом, да и с другими Ши'Хар, если уж на то пошло, никогда ничего хорошего не приносила.

— Вообще-то я сперва обратился бы к тебе, если бы ты сам не пришёл найти меня. Морданы вряд ли будут рады излишнему интересу к их новому приобретению, пока у них не появится возможность самим проверить её способности. Ты предоставишь им отличный стимул впустить нас в Сабортрэа.

— Услуга за услугу?

Тут заговорила Лираллианта:

— Ты хорошо понимаешь наш народ, Тирион.

— Чего они захотят? — спросил Тирион.

— Всего лишь образец крови, — ответил Прэйсиан. — Они захотят убедиться в том, что девочка — твоя родственница, и посмотреть, есть ли какие-то значительные генетические отличия.

Тирион вздрогнул:

— Значит, они уже подозревают, что она — моя дочь.

Тиллмэйриас снова улыбнулся:

— Я сомневаюсь, что ты это осознаёшь, но после твоего появления рощи начали чаще высылать патрули. Все хотели бы получить то же самое преимущество, которым так долго обладали Иллэниэлы.

Тирион давным-давно сказал им, что детей у него не было, но глубоко в душе он знал, что эта ложь была тщетна. «Надо было понять, что это случится», — подумал он. «Я просто не хотел смотреть такой возможности в лицо». А теперь девочка, кем бы она ни была, пострадает из-за его отказа посмотреть неизбежности в глаза.

— Что с ней сделают?

— Ты помнишь, как всё было, когда ты только явился сюда, — заявил Тиллмэйриас. — Сабортрэа мало отличается, и их методы почти идентичны.

* * *

Мир под ними был ковром, в котором доминировал обширный лес, простиравшийся до горизонта во всех направлениях. Деревья покрывали мир, насколько хватало глаз, прерываясь лишь редкими реками или, вдалеке, горной грядой. Поездка в Сабортрэа верхом потребовала бы несколько дней, поэтому Тиллмэйриас призвал «до́рмона», одного из летающих существ, похожих на растения, на котором он когда-то возил Тириона, показывая ему остатки древнего человеческого города.

Полёт сократил многодневную поездку до всего лишь нескольких часов. Они уже миновали границы Рощи Мордан, и спускались к открытой местности, где находились Сабортрэа и её арена.

По приземлении их встретили двое надзирателей, людей с теми же застывшими, безразличными лицами, к каким Тирион привык за время своего проживания вместе с Ши'Хар. У этих выросших в неволе и натасканных на постоянное насилие людей чувства были недоразвитыми из-за жестокости, и они были едва способны проявлять более тонкие эмоции. Между ними стоял один из Ши'Хар Морданов, узнаваемый благодаря его светло-голубой коже и чёрным волосам. Глаза Ши'Хар были ярко-синими, заметно темнее, чем льдисто-голубые глаза Ши'Хар Иллэниэлов.

— Тиллмэйриас, — сказал встречающий, наклонив голову в сторону темнокожего Ши'Хар, ехавшего перед Тирионом и Лираллиантой. Секунду спустя он перевёл взгляд на Лираллианту, пропустив Тириона как объект, которому можно уделить внимание и попозже. «Народ» шёл в первую очередь, животные — во вторую. — Лираллианта, я вижу, что ты привела своего питомца с визитом к нашему новому приобретению.

Она кивнула, ответив на приветствие одним словом:

— Да́ллэс.

Тирион знал, что её ответ был предназначен ему. Ши'Хар Морданов мог бы оскорбиться, зайди она настолько далеко, чтобы представить их друг другу — рабы такой чести не удостаивались. Вместо этого она ответила его именем, зная, что чуткие уши Тириона этого не пропустят.

— К сожалению, я боюсь, что вы только зря потратили время, чтобы сюда добраться, — сказал Даллэс. — Наша новая баратт всё ещё привыкает к своему месту. Я считаю, что если подвергнуть её в этой ситуации сомнительному влиянию, то это помешает её обучению. — Пока он это говорил, его взгляд на миг остановился на Тирионе.

Лираллианта коснулась плеча Тиллмэйриаса, указывая на то, что ему следует говорить за них. О её ответе они сговорились заранее, но Тиллмэйриас был хранителем знаний, а также уважаемым инструктором. Вести переговоры будет он.

— Уверен, что тебя интересует родословная вашего животного. Поскольку она происходит из того же региона, что и раб Лираллианты, у тебя наверняка есть какие-то подозрения, — начал Ши'Хар Прэйсианов.

— До сих пор Иллэниэлы отказывались делиться информацией, полученной в результате тестов над Тирионом, — прокомментировал Даллэс. — Ты способен что-то предложить?

Тиллмэйриас бросил взгляд на Лираллианту, дождавшись её кивка, прежде чем продолжить:

— Образец его крови в обмен на такой же образец…

Лираллианта кашлянула, перебивая Тиллмэйриаса. На миг их взгляды встретились, прежде чем он продолжил:

— Поправка, в обмен на данное ей разрешение позволить её баратт ненадолго посетить вашу.

Даллэс фыркнул:

— Я думал, что ты торгуешься за Иллэниэлов, Тиллмэйриас, но если судить по твоим словам, то ты будто представляешь этого баратт.

Прэйсиан не выказал никаких признаков того, что оскорблён:

— Ты ошибаешься, Даллэс.

— Каким же образом?

— Дички отличаются от разводимых нами баратти. Успехи Тириона были результатом чего-то помимо обычно режима обучения. Мы узнаем о твоём новом животном больше, позволив ему поговорить с ней, — ответил Тиллмэйриас.

— Рощу Мордан это мало заботит, — ответил голубокожий инструктор Ши'Хар.

Тиллмэйриас слегка склонил голову, уступая его аргументам:

— Действительно, но что вашу рощу заботит, так это тот факт, что ваше новое животное может извлечь много выгоды, просто недолго пообщавшись с Тирионом.

Даллэс вздохнул:

— Я нахожу это весьма маловероятным. Я бы отверг ваше предложение, но сперва я проконсультируюсь с Гва́йри. Мнение хранителя знаний может оказаться отличным от моего.

Это удивило Тириона. Поскольку единственным инструктором, опыт общения с которым у него был, являлся Тиллмэйриас, то он предположил, что все инструкторы Ши'Хар тоже были хранителями знаний. Очевидно, здесь это было не так.

Даллэс ушёл, и они ждали его возвращения более часа. Тирион был полон нетерпения, но крепко держал его под контролем. Он годы провёл заточённым в крошечной комнате. Это научило его ждать, хотя ожидание ему по-прежнему не нравилось.

Ши'Хар Морданов вернулся один:

— Мысли Гвайри отличались от моих. Он убедил меня принять ваше предложение, хотя я бы предпочёл его отвергнуть.

— Тогда нам следует обсудить подробности нашей сделки, — предложил Тиллмэйриас.

Двое инструкторов Ши'Хар долго разговаривали, прежде чем наконец договорились о конкретных вещах. Тириону будет позволено провести с новой рабыней Рощи Мордан двадцать четыре часа в обмен на образец его крови. Даллэс повёл их в помещения для рабов Сабортрэа сразу же после того, как взял свой драгоценный образец.

Пока они шли, Тирион осматривал окружавшие их жилища. Структура и планировка Сабортрэа были очень похожи на Эллентрэа, но он не мог быть уверенным, в какой из маленьких хибар была его дочь.

«Нет, должно быть вот это — она».

Они приблизились, и теперь он ощутил жилище, обитатель которого заметно отличался. Внутри была девушка, и беглый осмотр сказал ему, что ей, наверное, было около пятнадцати. Однако что действительно выделялось, так это её эйсар. В отличие от остальных людей-рабов, у неё он был гораздо ярче — она сияла в его магическом взоре подобно звезде среди свечей. Её сила была значительно выше всего, что он видел прежде, как среди Ши'Хар, так и среди их людской собственности.

И вместе с ней в маленькой хибаре был кто-то ещё.

Он ощутил её боль задолго до того, как достиг двери, и его ярость, давно задремавшая за последние годы, снова начала закипать.

Лираллианта положила ладонь ему на плечо:

— Помни, это — не наше место. Я не могу тебя защитить, если ты допустишь здесь ошибку.

Уперев окаменевший взгляд прямо вперёд, он ответил:

— Я знаю.

Даллэс наблюдал за ним с лёгкой улыбкой на губах. В ответ на его касание живое дерево дверного проёма разошлось в стороны:

— Можешь войти.

Тирион без колебаний шагнул внутрь, хотя чувствовал позади себя ладонь Лираллианты. Она снова попыталась поймать его плечо, чтобы настоять на осторожности. Внутри его глаза увидели то, что уже показали ему остальные его чувства. Над девушкой стоял мужчина в коричневой коже, и в его руке была красная плеть, которую так часто использовали надзиратели.

Девушка у его ног была молода, её тело всё ещё было мягким, а черты лица всё ещё имели округлости, которые постепенно исчезают по мере взросления. Она была голой, как и все рабы Ши'Хар, и на её коже были следы грязи и синяков. На её бедре была засохшая кровь.

Его взгляд мгновенно вобрал в себя всё это с вызванной адреналином ясностью. Красная плеть опускалась на девушку, и Тирион протянул левую руку, перехватив ею плеть, ощущая старую, знакомую агонию, когда та обвила его запястье.

Щит оградил бы его от боли, но возведение щита в присутствии Ши'Хар было объявлением о враждебных намерениях. Вместо этого он поймал плеть без защиты, скрипя зубами, пока магия плети слала огонь по его нервам и разрывала здравие его рассудка.

Прежде он и мечтать не мог ни о чём подобном. Первый проведённый среди Ши'Хар год внушил ему глубокий, будто навеки высеченный на поверхности его души страх перед красными плетьми, но то был страх иного человека. Он больше не был Даниэлом Тэнником. Он был Тирионом, и его гнев подобно бесшумной буре стёр старые слабости с его души.

— Пошли, поговорим, — сказал он надзирателю, и губы его невольно дёргались, пока он произносил эти слова.

Глаза надзирателя расширились, когда он уставился на мужчину, державшего противоположный конец его плети. Боль должна была заставить его упасть на землю, крича и дёргаясь, но вместо падения Тирион продолжил держать плеть, с искажённым лицом и с проступившими на лбу каплями пота.

— Тирион, нет! — рявкнула Лираллианта. Она знала его достаточно хорошо, чтобы увидеть, что он был почти на грани умопомрачения.

Взгляд надзирателя метнулся к дверному проёму, заметив присутствие трёх Ши'Хар, включая его собственного господина, Даллэса. Затем его взгляд снова упал на лицо Тириона, а потом он ослабил свою волю, позволив красной плети исчезнуть.

— Мой лорд, — сказал он, уважительно кивая в сторону Ши'Хар.

— Наружу, — медленно повторил Тирион.

Девушка озадаченно наблюдала, никто из них не был ей знаком. Тириона она не видела с тех пор, как была маленькой девочкой, и вряд ли узнала бы его. Она отползла от них по земляному полу, вжавшись спиной в дальнюю стену.

— Если он повредит моей собственности, то будут последствия, — холодно сказал Даллэс, обращаясь к Тиллмэйриасу и Лираллианте.

Тирион бросил взгляд на Лираллианту, заметив страх в её глазах. Прежде он такого не видел. «Она боится меня потерять». Он знал, что следующие его действия наверняка приведут к его скоропостижной гибели, но ему уже было плевать.

— Вообще-то, — внезапно и неожиданно послышался голос Тиллмэйриаса, — у меня есть идея. Ты не против продать мне парочку надзирателей, Даллэс? Обещаю, будет забавно.

Глава 3

В вечернем воздухе стояла прохлада, когда Тирион вступил на арену. Теперь он ощущал это острее, поскольку был вынужден снять одежду и кожаную броню. Прошло много лет с тех пор, как он последний раз входил в такое место.

— Что это за странные метки? — спросилпозади него Даллэс.

Вопрос, весьма естественно, был адресован Лираллианте, а не её рабу. Ши'Хар Морданов озадачили татуировки, покрывавшие тело Тириона. Большинство из них были добавлены за годы, прошедшие с того дня, как его освободили от боёв на арене.

— Новая магия, но я сомневаюсь, что нам удастся её увидеть, — спокойно ответила она.

— Это почему? — сказал Даллэс.

— Для этого боя она не потребуется. — Она бросила взгляд вниз, на стоявшую перед ней девочку. Молодая представительница людского рода дрожала, что было понятным, учитывая холодный воздух, но Лираллианта также ощущала её страх. Она добавила на человеческом языке: — Расслабься, дитя, сегодня тебе больше никто не причинит вреда.

Даллэс кашлянул, а затем прокомментировал на эроллис:

— Дитя? Значит, слухи не врут.

Лираллианта подняла бровь в немом вопросе.

— Что ты мягко относишься к баратти, — заявил он.

Тиллмэйриас вмешался:

— Иллэниэлы всегда были против содержания баратти в качестве рабов.

— Однако же она одного держит, — заметил Даллэс. — Он для тебя скорее питомец, так ведь? Или у тебя есть и более извращённые «эмоциональные» привязанности к нему?

Она проигнорировала его вопрос:

— Они сейчас начнут.

Коснувшись плеча девушки, она добавила на бэйрионском:

— Смотри внимательно, дитя, и, возможно, научишься чему-то, что поможет тебе выжить.

Тирион глядел на противоположный колец поля, наблюдая за только что вышедшими с той стороны двумя мужчинами. Один из них был надзирателем, с которым он только недавно встретился, а второй был ему незнаком. Насколько он мог знать, оба они были из Морданов, а это значило, что они смогут телепортироваться. То была назойливая способность, из-за неё трудно было предсказать, где они окажутся в следующий миг.

В прошлом он справлялся с этой проблемой, превращая значительную часть арены в непригодный для человеческого выживания ад, либо ветром, либо огнём. Однако этот основанный на грубой силе подход положит матчу конец слишком скоро. Теперь, когда он снова оказался на арене, Тирион обнаружил, что не хочет слишком быстрого окончания.

Двое надзирателей на противоположной стороне разошлись в стороны, обменявшись несколькими словами. Затем первый из них громко сказал:

— Без щита, Тирион? — Произнеся первые свои слова, этот Мордан исчез, появившись ближе на двадцать футов, прежде чем снова исчезнуть. Он наступал на Тириона, непредсказуемым образом телепортируясь — всегда ближе, но никогда не по прямой. Второй надзиратель остался стоять там же, где и вышел на арену.

— Иначе было бы неинтересно, ибо шансов у вас не было бы, — ответил Тирион. Как только он заговорил, второй надзиратель исчез.

То была старая тактика. Тот, кто наступал, должен был приковать к себе внимание Тириона, в то время как второй появится позади него в тот момент, когда тот покажется наиболее отвлёкшимся.

Второй надзиратель появился, и отлетел назад под ударом волны чистой силы, оказавшейся настолько мощной, что она смяла его щит. Тело мужчины со смертельной скоростью врезалось в окружавший арену внешний барьер. Умер он ещё до того, как коснулся земли.

Тирион даже не повернулся. Всё ещё наблюдая за первым надзирателем, он выругался:

— Чёрт. А я-то надеялся, что это продлится немного больше. — Сфокусировав волю в своей руке, он отбил прочь смертоносное копьё, которое послал ему в живот первый надзиратель. В ответ на эту атаку он нанёс по щиту надзирателя мощный удар, рассчитанный почти перебороть защиту его врага — почти, но не совсем.

Тот покачнулся, а затем телепортировался, чтобы избежать второй атаки. Он знал, что её ему уже не выдержать. Надзиратель начал телепортироваться случайным образом, надеясь, что со временем у него появится шанс, но он уже знал, что надежды не было.

Тирион начал призывать туман, бывший не просто физическим — то была странная смесь эйсара и водяного пара, и она не давала легко ощущать покрываемую ею область. Он давным-давно назвал это «ментальным туманом». Практическим его результатом было то, что магический взор он перекрывал так же легко, как и обычное зрение. Изначально туман был одним из его решений для борьбы с невидимостью магов Прэйсианов, но были у него интересные применения и во многих иных ситуациях.

В этом случае туман заставил надзирателя запаниковать. Не в силах ощущать своё окружение, маг Морданов мог телепортироваться лишь вслепую. Рано или поздно он допустит фатальную ошибку.

Одним из непоколебимых правил боя было движение. Это знал каждый, кто пережил больше нескольких матчей. Если остаёшься на одном и том же месте слишком долго, ты — покойник. Надзиратель знал, что первым действием Тириона после поднятия тумана будет передвижение в другое место. Теперь дичок мог быть практически где угодно. Единственное место, где его быть не могло — это в его стартовой позиции. Это также было единственным местом, телепортации надзирателя в которое он не будет ждать.

Правило движения шло рука об руку с другим важным правилом выживания. Будь непредсказуемым. Надзиратель телепортировался в то место, где он в последний раз видел стоявшим Тириона, прежде чем тот поднял туман. Он собирался ждать там, сберегая эйсар, и готовя мощный контрудар. Когда дичок случайно окажется достаточно близко, чтобы надзиратель мог его почувствовать, тот будет готов.

К несчастью для него, Тирион всё ещё стоял на том же месте.

Эйсар вспыхнул со скоростью мысли, когда татуировки на руке Тириона зажглись внезапной силой, облачив его руку в бритвенно-острый клинок из магической энергии. Щит надзирателя был совершенно не в силах остановить клинок, когда тот отрубил ему правую руку в локте, и оставил глубокую рану на животе. Надзиратель в ужасе уставился на Тириона, прежде чем медленно упасть на колени.

Тирион перекрыл ток крови в культе руки надзирателя, пока кровопотеря не лишила его сознания.

— Почему? — слабо спросил надзиратель, подняв взгляд на убившего его мужчину.

— Ты знаешь, сколько магов Морданов я убил? — спросил Тирион.

— Нет, — прошептал надзиратель.

— Я тоже не знаю, — ответил Тирион, — но ты ответишь на мои вопросы, прежде чем присоединишься к ним.

Туман продолжал кружиться по арене, скрывая их от взоров зрителей.

— Ничего я не отвечу, — сказал надзиратель, опуская взгляд на свой вскрытый живот. — Я уже покойник.

Тирион улыбнулся:

— Я могу поддерживать в тебе жизнь довольно долго. Твоя смерть может быть безболезненной, или… — сказал он, протянул руку вниз, вонзив её в разрез у мужчины на животе, расширяя рану, и начав вытягивать внутренности наружу, — …она может быть очень неприятной.

* * *

Туман пронзил долгий крик, прежде чем смениться пустой тишиной. Даллэс стоял рядом с двумя Ши'Хар, и ждал, фрустрированный. Туман испортил ему удовольствие от матча.

— Тебе следовало запретить ему так делать, — пожаловался Ши'Хар Морданов. — Нам не видно, что там происходит.

На миг губы Лираллианты искривились в полуулыбке:

— Осталось не слишком долго.

Вопреки её словам, тишина, а также туман, держались ещё несколько неопределённых минут, прежде чем наконец развеяться. Когда воздух прояснился, они увидели Тириона, стоявшего на коленях над надзирателем, которого он встретил в хибаре. Похоже, что всё окончилось, за исключением завершающего удара.

Рука Тириона вновь зажглась сфокусированной силой, когда он уставился на своего павшего противника:

— Мой последний дар для тебя… — сказал он голосом достаточно громким, чтобы быть услышанным, — … свобода. — Его рука пришла в движение, и клинок почти деликатно коснулся шеи надзирателя. Сплетённый из заклинаний рабский ошейник исчез, дезинтегрировавшись от касания клинка.

Рабские ошейники Ши'Хар были связаны с их рабами таким образом, что их владельцы могли в любой момент вынести приказ об их смерти. Они также были созданы убивать носивших их людей в случае уничтожения. Надзиратель потерял сознание почти сразу же, хотя клинок Тириона едва порезал кожу на его шее. Несколько секунд спустя он умер.

Тирион сосредоточенно наблюдал за этим процессом, дождавшись, пока надзиратель не умер окончательно, прежде чем встать, и пойти обратно к Лираллианте и остальным Ши'Хар.

Девушка, его дочь, наблюдала за его приближением, едва сдерживая страх.

Даллэс не обратил на это внимания. В миг, когда ошейник был уничтожен, он повернулся к Лираллианте:

— Как он это сделал? До меня доходили слухи, но…

— Эта информация не является частью нашего договора, — беспечно ответила она. — Быть может, мы сможем обсудить это, когда я вернусь завтра за Тирионом.

* * *

Девушка сидела, сжавшись, в дальнем конце комнаты. Она всё ещё дрожала от холода, всё ещё была голой, и определённо всё ещё боялась. Делу не слишком помогал тот факт, что мужчина, который до недавнего времени её пытал, сменился другим мужчиной, убившим её прежнего мучителя. Она ничего не знала о его мотивах, но события последних нескольких дней заставили её относиться ко всем с недоверием.

Тирион наблюдал за ней холодным взглядом, пристально её изучая, но молчал.

Наконец она больше не могла стерпеть, и тревога пересилила её страх:

— Чего тебе? — спросила она.

— Кто была твоя мать? — спросил незнакомец.

Это был последний вопрос, какого она ожидала, но ответила она быстро. Её пленители быстро карали любые колебания:

— Эмили Банкс.

Мужчина вздохнул:

— Тогда, ты — Хэйли, верно?

Она кивнула, гадая, откуда он узнал. До этого момента никому, похоже, не было дело до того, как её звали. Поймав на себе пристальный взгляд мужчины, она ещё больше стала осознавать свою наготу. Сгорбившись, она обняла себя руками, скрывая свою грудь.

— Перестань, — приказал он.

Хэйли дёрнулась, но проигнорировала его приказ. На неё накатило предчувствие беды. Она знала, чего ему, наверное, надо. Её предыдущий мучитель, которого он убил, уже изнасиловал её один раз, хотя пользовался при этом лишь своими пальцами.

— Этим ты всем говоришь о своей уязвимости. Держи голову поднятой, а плечи — расправленными, — сказал незнакомец. — Забудь о наготе, здесь это ничего не значит. Демонстрация силы или слабости — это всё, что имеет значение.

Она бросила на него удивлённый взгляд. Мужчина не подходил к ней ближе. «Кто он такой? Почему он выглядит знакомо?».

— Мне холодно, — ответила она. — Трудно не прикрываться.

— Я принёс одеяло, но когда я с тобой закончу, оно тебе не понадобится. Давай, я покажу тебе сперва, как согреваться.

Она одарила его озадаченным взглядом.

— Закрой глаза. Это поможет тебе сосредоточиться. Затем вообрази, что тебя окружает тонкий слой тёплого воздуха. Тебе нужно тщательно представить его себе, прежде чем ты вольёшь в него свою волю. Действуй медленно, иначе обожжёшься. Я часто окружаю воздух щитом, чтобы его было проще поддерживать, но если ты сделаешь это в присутствии Ши'Хар, то это их оскорбит, — объяснил он.

— Щит? Ши'Хар? — отозвалась она. Эти слова сбивали её с толки почти так же, как его странные описания.

Он отмахнулся от её вопросов:

— Забудь об этом, потом объясню. Пока что сосредоточься на создании вокруг себя слоя тёплого воздуха.

Она попыталась, и в комнате стало теплеть.

— Нет. Прекрати, — приказал он. — Твои усилия несфокусированы. Хотя, может, и здорово нагреть всю комнату, но это — пустая трата энергии. Это также будет слишком неэффективно, когда ты выйдешь наружу. Смотри.

Она открыла глаза, и пристально уставилась на него.

— Да не так. Закрой глаза. Используй свой магический взор, чтобы смотреть, что я делаю. Глаза тебя будут лишь отвлекать, — сказал он ей.

«Магический взор?». Она догадалась, что он имел ввиду странные новые видения, которым она недавно стала подвержена. Вместо того, чтобы спрашивать, она сделала так, как он сказал, наблюдая за ним лишь своим разумом. Минуту спустя она поняла, что он имел ввиду, хотя её собственные усилия в копировании его действий были гораздо более рыхлыми и рассеянными.

— По-моему, ты начинаешь схватывать, — заметил он.

Хэйли кивнула:

— Я думала, что никогда больше не согреюсь. Одежду у меня забрали несколько дней назад.

Он снова глазел на неё, тщательно изучая её лицо:

— У тебя волосы как у матери, но глаза…

Она опустила взгляд, смущённо заправив волосы за ухо:

— Все так говорят.

Ему, казалось, было любопытно:

— Как говорят, Хэйли?

То, что незнакомец продолжал использовать её имя, сбивало её с толку, но она не могла избавиться от ощущения, что он на самом деле не был незнакомцем. Он слишком много знал о её доме, хотя она не была уверена, как именно.

— Говорят, что внешность у меня от матери, но глаза — от демона.

Она снова подняла взгляд, и поймала своими голубыми глазами его собственный.

Он улыбнулся:

— Печальное высказывание. Я бы сказал, что у тебя глаза как у твоих деда и бабки — и у Алана, и у Хэлэн глаза такие же голубые, как у тебя.

Тут Хэйли уверилась окончательно. Глаза незнакомца были очень похожи на её собственные, а теперь он назвал имена её деда и бабки… людей, которые вырастили её. Он мог быть… нет, он точно был её отцом, Даниэлом Тэнником, проклятым богами человеком, который изнасиловал её мать и довёл её до самоубийства. Чудовище, зачавшее более дюжины детей, прежде чем сами лесные боги изгнали его из Колна, хотя до того он и успел поджечь город.

По крайней мере, так говорили жители города.

Её дед и бабка другие вещи ей рассказывали о своём сыне… о её отце. Они рассказывали ей о молодом человеке, боявшемся своего дара, который он не понимал. О человеке, который совершил ошибки, прежде чем его поработили жестокие существа, совсем недостойные того, чтобы их называли богами. И теперь она попала в плен вместе с ним.

— Ты — он, так ведь? — начала она. — Ты — Даниэл, мой… — Она позволила словам повиснуть в воздухе. Это было просто слишком странным, чтобы произносить вслух.

Он кивнул:

— Когда-то меня так и звали, но я не заслуживаю называться отцом. Теперь меня зовут Тирионом.

Хэйли лишилась дара речи. Она раскрыла рот, но оттуда не донеслось ни слова. Её рот закрылся, пока её разум силился выдать ей что-то помимо абсолютной пустоты. У неё был миллион вопросов, но она не могла произнести ни один из них. Страх и удивление лишили её способности общаться.

Тирион терпеливо ждал, гадая, будет ли она его проклинать, когда отойдёт от шока. В конце концов её губы снова зашевелились, и послышалось несколько запинающихся слов:

— Ты действительно…? Почему ты…? — Она остановилась, боясь бросать обвинения ему в лицо. Чуть погодя она начала с простого утверждения: — У меня много сводных братьев и сестёр.

— Ты боишься спросить, изнасиловал ли я её, или остальных? Ты хочешь знать, что из этого — правда? — прямо спросил он.

Хэйли кивнула, не глядя на него. Однако она получила не тот ответ, которого ожидала.

— Всё так и было. Я никак не могу это оправдать.

— Почему ты хотел причинить им боль?

Тирион уставился в потолок:

— Я не хотел. Не могу оправдать содеянное, но я не думал о том, что делаю им больно. Глубоко в душе я, наверное, знал, но не осознавал это полностью. Они тоже не осознавали, по крайней мере, не сразу.

Его ответ сбил её с толку:

— Как они могли не знать? Ты хочешь сказать, что не брал их силой?

— Нет, — ответил он. — Я их заставлял. Использовал магию, чтобы изменить их чувства, переполняя их страстью, которую они считали своей собственной.

— Значит, ты их соблазнил, но на самом деле не насиловал, — сказала Хэйли.

Он видел её юность и наивность, которые пытались выставить его прошлые действия в более положительном свете, но Тирион прошёл слишком долгий путь, чтобы пытаться прикрыть свой грех столь тонкой завесой:

— Это было насилие, Хэйли. Я не причинял им физической боли, но отсутствие выбора — не то же самое, что выбор. Уверен, что если бы они были властны над собой, то ни одна из них не переспала бы со мной. Сейчас я об этом сожалею, но не могу притворяться, что это не было злым поступком.

Она приостановилась ненадолго, впитывая его слова, прежде чем снова заговорить:

— Они сказали, что она была… что моя мать, Эмили, что она была в тебя влюблена. Что она убила себя не от стыда, а из-за разбитого сердца.

У него сжалось сердце:

— Такие вещи люди говорят ребёнку, чтобы выставить события в лучшем свете. Она была одержима мной, Хэйли, из-за того, что я с ней сотворил. До того мы были друзьями, а потом… уверен, что этому в равной мере способствовали как стыд, так и какая-то приязнь, которую она могла ко мне испытывать.

— Почему я здесь? — спросила она, давая выход нараставшей в ней безнадёжной фрустрации, внушённой ей страхом и ужасом последних нескольких дней. — Почему это происходит? Я никогда не делала ничего такого ужасного. Я не делала никому больно. Что я такого сделала, чтобы это заслужить?

— Будет и хуже, — предостерёг он.

— Почему?! Это несправедливо, — воскликнула она, и по её щекам потекли слёзы гнева. — Я — не как ты!

— Из-за твоей силы… силы, которую ты унаследовала от меня. Мир несправедлив. Он полон зла и страдания. Существа, которым ты теперь принадлежишь, лишены понимания доброты или жалости. Другие живущие здесь люди, их рабы, хуже зверей. Здесь их растят на жестокости и муках.

Она смотрела на него мокрыми глазами, но в них ещё оставалась искорка надежды:

— Ты поможешь мне бежать? Отведёшь меня домой?

Он покачал головой:

— Не могу. — Коснувшись своего сплетённого из заклинаний ошейника, он указал на её собственную шею: — Эти штуки не позволяют нам бежать. Если ты уйдёшь слишком далеко без их разрешения, ты умрёшь. Если они решат, что ты проявляешь неповиновение, то могут просто приказать тебе умереть.

— Разве нельзя снять его магией?

— Могу, но это всё равно убьёт меня. Ничто из того, что ты пока можешь делать, его даже не повредит.

— Тогда в чём смысл всего этого? Тебе следует просто убить меня, — ответила она.

— Нет. Я не могу им помешать, но тебе помочь — могу. Могу дать тебе то, чего не было у меня, когда я только явился сюда.

— Что?

— Знание. — Он шагнул к ней, движимый поднявшейся в его сердце волной эмоций.

Она сжалась, отступив, и он остановился, вспомнив о том, что она боялась его.

— Когда меня только схватили, я находился в одиночестве, в страхе и в невежестве. Никто не говорил со мной. Я ничего не знал, и едва выжил в течение первого года. Теперь же у меня есть немного надежды. Я выторговал двадцать четыре часа, чтобы научить тебя тому, чему смогу. Если повезёт, то этого хватит, чтобы сохранить тебе жизнь. Я покажу тебе…

— Почему только двадцать четыре часа? — перебила она.

— Роща, которая тобой владеет — не та, что владеет мной. Они — соперники. Боясь, что я ослаблю или убью тебя, они не хотят позволять мне проводить с тобой много времени, — объяснил он.

— Это же бессмыслица какая-то, — воскликнула она.

— Я дам тебе столько знаний, сколько смогу. Тебя заставят сражаться. Я покажу тебе, как создавать щит, как защищаться, как убивать…

— Нет! Не буду я сражаться, и убивать за них я не буду. Они не могут заставить…

— Будешь! — перебил он. — Либо будешь убивать, либо умрёшь.

— Я не могу. Я же не боец. Я не хочу никому делать больно, — упрямо возразила она.

Видя её, слушая её, Тирион ощутил, как в нём закипает гнев. Проведённые в борьбе за выживание годы, и перенесённые за это время пытки, убедили его в обратном. Он хотел ей помочь. Стоявшая перед ним девушка была его плотью и кровью. Её даже вырастили его собственные родители. Она была ему небезразлична, однако все её слова были лишь слабыми жалобами. С тем же успехом она могла бы умолять о смерти.

У него зачесались руки, и он ощутил, как напряглись его плечи. Тириону хотелось выбить эти слова у неё изо рта. «Научить её боли, научить её гневу, пока они не научили её страху и смети».

Ему потребовалось усилие воли, чтобы удержаться. «Не так меня воспитывали. Зачем её бить?». Этих мыслей было недостаточно. Он более не был Даниэлом Тэнником. Тот человек был слишком мягким, и не мог ей помочь. А Тирион — мог.

— Говори что хочешь, — сказал он чуть погодя. — Я буду тебя учить, а ты будешь учиться. Сперва ты должна научиться создавать вокруг себя щит.

— Я не собираюсь… ай! — окончила она своё предложение внезапным вскриком.

— Щит не позволит мне так делать. Ты научишься, или я продолжу, и каждый раз боль будет сильнее и острее, — сказал он, скрипя зубами. — Ты меня понимаешь?

Хэйли уставилась на него, внезапно побледнев. На её лбу начал проступать пот, а взгляд изменился. Там, где раньше был вызов, теперь был страх. Она кивнула.

— Хорошо. Твой разум, — постучал он себе по виску, — является самой действенной защитой, а также самым действенным оружием, из всего, что у тебя есть. Ты должна развить своё воображение. Чтобы создать щит, тебе нужно мысленно представить барьер между собой и остальным миром. Он может иметь любые очертания и форму, облегать твою кожу, или окружать тебя подобно пузырю. Попытайся его создать, закрой глаза…

Глава 4

Тирион работал с ней не один час, прежде чем один из безымянных появился, принеся еду — маленький поднос с двумя мисками. Безымянные были людьми-рабами, которых сочли недостойными сражения на арене. Ши'Хар давали рабу имя лишь после того, как тот проходил инициацию, убив своего первого противника.

Вошедший молодой человек был худым и неуклюжим. Как и все жившие в Сабортрэа люди, он был магом, но для магическом взора Тириона он выглядел очень слабым. Неудивительно, что его низвели до нынешней роли мальчика на побегушках. Тирион встал у него на пути прежде, чем тот успел удалиться после того, как оставил им еду.

— Мне нужно, чтобы ты передал для меня послание, — сказал он человеку.

Безымянный не отрывал взгляда от пола, пробормотав ответ, который был слишком тихим, чтобы его можно было услышать.

Тирион уже знал, что тот скажет. Рабу не полагалось общаться с ними, и ему определённо не полагалось брать на себя дополнительные задачи у других рабов. Тирион также знал, как города рабов Ши'Хар функционировали на самом деле. Всегда существовала иерархия, и рабы обменивались друг с другом услугами.

Ши'Хар стояли выше всех остальных, но ниже них были надзиратели — рабы, которые сражались достаточно долго, чтобы быть освобождёнными от бесконечного убийства арены. Надзирателям дозволялось носить одежду, и они имели значительное уважение среди остальных людей рабских городов. Они действовали как доверенные слуги Ши'Хар. Среди надзирателей должен был иметься один, кого боялись и уважали больше остальных, и кто имел значительное влияние на то, как с новой рабыней, вроде Хэйли, обращались, и как к ней относились.

Тирион не ответил словами, вместо этого его сила метнулась вперёд, обхватив безымянного, и прижав его к стене.

— Ты найдёшь того, кого зовут «Гуэ́ри», и скажешь ему, что я желаю его видеть, — назвал он имя, которое узнал во время допроса своего противника на арене. — Да?

Безымянный боязливо кивнул, но не с той же боязнью, какую мог бы показать кто-то из Колна. Страх и устрашение были частью повседневной жизни в Сабортрэа.

Тирион отпустил его, шагнув в сторону, чтобы тот мог пройти через дверь.

— Если он не явится до следующей кормёжки, то я тебя найду, — добавил он.

Хэйли сжалась, ужаснувшись от такого жестокого обращения.

— Прекрати, — спокойно сказал Тирион. — Выпрями спину. Не опускай голову. Я уже говорил тебе, не показывай страх или слабость. Иначе станешь как вон тот парень, — указал он большим пальцем в сторону дверного проёма, через который ушёл безымянный.

Она кивнула, сев прямее, и пытаясь выглядеть спокойной. Однако этого усилия было недостаточно, чтобы скрыть её застенчивость.

— Ты видела разницу в силе, так ведь? — продолжил Тирион. — Ты видела, какой он слабый. Я не могу видеть свой собственный эйсар, но догадываюсь, что он выглядел подобно свече рядом с костром. Верно?

— Д…да, — запинаясь сказала она.

— Ты — такая же, — ответил он. — Твой эйсар сияет подобно солнцу, даже по сравнению с одним из надзирателей.

— Надзирателей?

— Тех, кому позволено носить одежду.

— О.

— Ты должна нести свою силу с гордостью. Ты — охотница, хищница. Им видна твоя сила — действуй так, будто знаешь это, и они будут тебя бояться, — сказал он ей.

— Я н…не хочу, ч…чтобы люди меня боялись, — с трудом проговорила она.

— Твоей прежней жизни больше нет, — безжалостно сказал Тирион. — Эти люди — животные. Они понимают лишь страх и силу. Сила здесь значит всё — без неё тобой будут пользоваться, а с ней твоя доля будет гораздо менее неприятной.

Его слова возымели эффект, обратный тому, который он желал. Хэйли расплакалась.

Вид её слёз настолько отличался от реакций, которые он привык видеть у рабов Ши'Хар, что на миг его разум вышел из равновесия. Её слёзы напомнили ему о прежней жизни. Последовавшие за этим эмоции грозили выбить у него почву из-под ног. Ему хотелось обнять её. Хотелось плакать вместе с ней по тому, что он потерял, и в той же мере по тому, что потеряла она.

Но он выжил пятнадцать лет среди Ши'Хар отнюдь не благодаря тому, что поддавался таким чувствам. Он зло подавил поднявшуюся внутри себя печаль, затолкав её обратно, задвигая её обратно во тьму, где та и должна была всегда прятаться. Её сменил гнев, и, потянувшись своим разумом, он коснулся её кожи, послав через неё жгучий разряд боли.

Хэйли ахнула, давясь слезами.

— Верни обратно свой щит. Мы не закончили, — проинформировал он её.

* * *

Вошедший мужчина был не тем, что ожидал Тирион. Он был низкорослым и крепко сбитым, но ничто из этого не было особо необычным. Что было странным, так это его волосы.

Они были серыми.

Тирион долгий миг пялился на него. За все проведённые среди Ши'Хар годы он ни разу не видел ни одного седого человека. Люди просто не жили в рабских городах настолько долго. Самым близким к серому было блестящее серебро Ши'Хар Иллэниэлов, имевшее почти металлический цвет.

Старик уставился на него в ответ, оценивая его своим осторожным взглядом, мысленно прикидывая, какую опасность представлял собой Тирион.

Тот уже оправился от шока, и сам кое-что подсчитал в уме. Надзиратель Морданов был сильным, его эйсар был гораздо ярче большинства магов Морданов, которых он видел прежде, но всё же недостаточно сильным, чтобы вызывать беспокойство.

— Ты — Гуэри? — спросил он.

Старик кивнул.

Не было особых причин затягивать переход к сути:

— Я хочу, чтобы ты позаботился о том, чтобы с этой девушкой хорошо обращались.

Гуэри слушал, но не отвечал.

— Никто не должен причинять ей вреда, или искать у неё услуг. Я хочу, чтобы с ней обращались так, будто она — твой «друг», — продолжил Тирион.

Слово «друг» имело иное значение среди рабов Ши'Хар. По сути, он просил Гуэри позаботиться о том, чтобы с Хэйли обращались так же хорошо, как если бы она была одной из его сексуальных партнёрш.

— Мне услуги уже мало интересны, и определённо не от кого-то настолько покрытого шрамами, как ты, — ответил Гуэри. — Тебе нечего мне предложить. — Одной из немногих форм наличности в рабских городах был секс. Рабам было больше почти нечем расплачиваться друг с другом, поскольку им не позволялось иметь почти никакого личного имущества.

Не будучи жителем Сабортрэа, Тирион мало что мог ему предложить. Здесь его влияние было почти несуществующим, а поскольку Гуэри уже находился на вершине ограниченной иерархии рабов, доброе отношение Тириона для старика не имело никакого значения.

— Отсутствие риска для здоровья должно иметь какую-то ценность даже для такого старика, как ты, — сказал Тирион.

— Я — Мордан.

Простое утверждение, означавшее, что Тирион не мог надеяться угрожать тому, кто мог исчезнуть усилием мысли. Дар Морданов к телепортации не позволял легко угрожать им.

Тирион уклонился от этого вопроса:

— Думаешь, можешь мне отказывать?

— Я знаю о твоей легенде. Я не настолько глуп, чтобы думать, что я смогу выстоять против тебя, но ты никак не можешь удержать меня здесь. Это — не арена.

Такой ход мысли он ожидал, но чего старик не знал, так это того, что Тирион мог привести его в беспомощное состояние за меньшее время, чем потребовалось бы магу Морданов на телепортацию. Однако грозить этим он не хотел, поскольку это положило бы конец их переговорам.

— Ты знаешь, что случилось с другим надзирателем. У меня есть некоторое влияние среди Ши'Хар. Тебя могли бы послать на арену.

Это было сущей фикцией. Тирион никогда не обсуждал такого с Лираллиантой, да и не знал, станут ли Морданы вообще раздумывать над тем, чтобы продать ему своего самого старшего надзирателя, но, основываясь на недавних событиях, он счёл это правдоподобной угрозой.

Гуэри засмеялся, что было необычным делом для людей, которых держали Ши'Хар. Подняв руку, он погладил грубые серые волосы, венчавшие его макушку:

— Я прожил дольше многих. Умирать я не боюсь.

Тирион уставился на него. Следующей альтернативой была пытка, но он надеялся найти более дружелюбное решение.

Гуэри снова заговорил:

— Ты уже выдал, насколько важна для тебя эта девушка. Быть может, нам следует подумать о том, как ты уговоришь меня не ухудшать её положение после твоего ухода. — Старик осклабился, показав полный гнилых зубов рот. В его взгляде мелькнуло чистое зло.

— Так ты решил вымогать у меня? — сказал Тирион, удивлённый наглостью старого надзирателя.

Старик ощутил, как замерцал его эйсар. Гуэри был коварен как лис, и дожил до такого возраста лишь доверяя своим весьма остро отточенным инстинктам. Маг Морданов окружил себя щитом, а затем обратил свой разум к бегству. Ему требовалось лишь полсекунды.

Сам Тирион созданием щита не озаботился. Первым его действием стал резкий удар, вогнавший надзирателя в стену с такой внезапной силой, что его щит распался. Откат не то чтобы лишил мага сознания, но усилия по телепортации загубил. Вторая атака Тириона была более точной, сжав всё ещё не нашедший равновесие разум мага.

Он держал Гуэри в западне, давя своим эйсаром волю старика. Он едва не упустил движение руки надзирателя. Тот каким-то образом скрыл тот момент, когда обнажил свой деревянный меч. Материал, из которого был сделан этот меч, назывался э́йлен'ти́рал — особая ядровая древесина, которую выращивали деревья-отцы Ши'Хар, чтобы делать из неё оружие, бывшее крепким как сталь, и столь же острым. Клинок раскололся, когда Тирион махнул по нему своей покрытой рунами рукой, уничтожив оружие.

Тирион расширил свою ментальную хватку, парализуя не только тело надзирателя, но и его эйсар:

— Теперь, когда мы лучше понимаем твою ситуацию, быть может, мы сможем устроить более осмысленную дискуссию.

Гуэри пялился на Тириона, дико вращая глазами. Он не мог говорить или даже кричать, когда увидел, что тот вытаскивает из своей руки длинную красную линию силы… красную плеть, которой надзиратели так часто наказывали своих жертв. Плеть ударила его по ноге, а потом по туловищу, заставив жгучую боль раздирать его тело.

Тело старика затряслось вопреки параличу, из его глаз побежали слёзы. Однако ожидаемый крик, наполнивший воздух, принадлежал Хэйли.

Тирион успел о ней забыть. Девушка была вне себя, в её глазах плескался чистый ужас. Она была напугана до умопомрачения, и отнюдь не надзирателем — она боялась своего отца.

«Если бы она только понимала», — подумал Тирион.

— Я делаю это для твоей же пользы, — сказал он ей.

Она перестала кричать, но страх её не уменьшился. Хэйли продолжала в страхе сжиматься, шаря взглядом по комнате, надеясь вопреки здравому смыслу найти какой-то способ спастись от этого ужаса.

Вздохнув, Тирион развеял красную плеть. Очевидно, её уже несколько раз использовали на Хэйли, и её вид лишь ухудшал душевное состояние девушки. Вместо этого Тирион ослабил свой контроль над горлом старика, вернув тому дар речи.

— Пожалуйста! — взмолился Гуэри. — Я сделаю что угодно.

— Конечно сделаешь… — презрительно усмехнулся Тирион, — …сейчас. Но мне нужно удостовериться в том, что я могу доверять тебе и после моего ухода. Ты, очевидно, слишком хитёр, чтобы заключить простую сделку.

— Нет! Я просто проверял тебя. Я не хотел тебя оскорбить. Я позабочусь, чтобы ей никто не навредил…

— Да, — перебил Тирион. — Да, позаботишься. Когда ты очнёшься, я в точностью объясню тебе, почему именно ты будешь делать абсолютно всё, что я попрошу. — Потянувшись своим эйсаром, он вогнал старого мага в состояние беспамятства, заставив его разум уснуть. Затем он ослабил хватку.

Хэйли стояла у двери. Она пыталась силой заставить дверь открыться, а теперь задрожала, когда увидела, что на неё пал взгляд её отца.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он ей. — Срежь со своей кровати маленький кусочек дерева, а затем сожги. Мне нужен чёрный пепел, чтобы оставить на нём метку, и немного мочи.

Она уставилась на него непонимающим взглядом, её разум был в шоке.

— Используй свою силу, чтобы срезать маленький кусочек дерева, а затем создай маленькое пламя, чтобы его сжечь. Я уже показывал тебе, как делать и то, и другое. Возьми себя в руки!

Вздрогнув, она подскочила, но чуть погодя сделала так, как он сказал. Её эйсар был диким и нетренированным, но она сумела срезать маленький кусочек дерева, как он и просил. Однако она не была уверена, где его сжигать.

— Где…?

— Используй миску из-под еды, — сказал он, указывая на миски, которые они недавно опустошили.

Хэйли кинула дерево туда, прежде чем создать маленький огонёк, и осторожно его сжечь. Миску она тоже обожгла, но Тириона это мало волновало. Закончив, она протянула миску своему отцу.

— Смешай её с небольшим количеством мочи, — приказал он, — но сперва нужно растолочь сгоревшую древесину.

— Мо… — Она остановилась, не закончив слово.

— Пописай в миску, или на руку, как тебе будет удобнее. Но только немножко. Мне нужно, чтобы зола была более текучей, чем паста, но не намного.

Хэйли отошла в дальний угол комнаты, но прошло несколько минут, прежде чем она сумела справиться с этой задачей.

«Надо было самому это сделать», — подумал он. Хэйли была напугана, а её тело плохо было приспособлено к этой задачи. Руки её были испачканы, а лицо покраснело от стыда. Хэйли нерешительно принесла ему миску, отступив сразу же после того, как он взял ту у неё из рук.

Тирион перемешал почерневший уголь как можно основательнее, дробя более крупные куски своим разумом, превращая уголь в плотную суспензию. Затем он склонился над лишённым сознания надзирателем.

— Ч…что т…ты собираешься делать? — спросила Хэйли.

Он осклабился, но мгновенно пожалел об этом. Это выражение его лица, похоже, пугало её ещё больше. Снова переведя взгляд на Гуэри, он ответил:

— Я сделаю нашему другу татуировку, чтобы обеспечить его лояльность. — Он отодвинул в сторону седые волосы мужчины и его рабский ошейник, изучая шею надзирателя, пока выбирал место для своего творчества.

* * *

Когда несколько позже Гуэри очнулся, то первым делом он заметил у себя на шее жгучий ожог. Он инстинктивно потянулся рукой, боясь пореза, но его рука отказывалась двигаться.

— Скоро я тебя отпущу, — сказал надзиратель Иллэниэлов, глядя на него сверху вниз.

— Что ты наделал?

— Я дал тебе причину для сотрудничества, — ответил Тирион.

Усилием мысли он активировал татуировки вдоль своей правой руки. Он поднёс к глазам пленника свой силовой клинок:

— Ты знаешь, что это такое?

— Все слышали о твоих наручных клинках. — Внимание Гуэри было приковано к смертоносному оружию.

— А эти «все» знают, что эта штука может рубить заклинательные плетения Ши'Хар? — спросил Тирион.

— Твой бой с Крайтэком, — сказал надзиратель. — Не все верят этой истории, но иначе ты бы не смог…

— Я могу и рабский ошейник разрубить. — Он опустил кончик клинка к шее старика. Клинок оставил в его плоти неглубокий надрез, подбираясь ближе к заклинательному плетению вокруг шеи Гуэри. Порез набух кровью, закапавшей на землю, но надзиратель не дёрнулся, и не вскрикнул.

— Ты знаешь, что случится, если ошейник будет сломан?

— Смерть. — На лбу старика проступили бисеринки пота, но больше он никак своего страха не выказывал.

Тирион развеял свой зачарованный наручный клинок, а затем поднёс к глазам Гуэри внешний край своей руки:

— Видишь эти руны?

Он подождал кивка, прежде чем продолжить:

— Тайна — в них. Они выковывают из моего эйсара магию, которая схожа с заклинательным плетением Ши'Хар. Я называю это чародейством. Если ты перефокусируешь свой магический взор, то найдёшь кое-что похожее у себя на коже. — С помощью пальца он слегка поддел рабский ошейник, чтобы надзирателю было проще рассматривать символы у себя на шее. Они были скрыты ошейником.

Гуэри нахмурился.

— Я сделал метки настолько мелкими, насколько смог, чтобы твои хозяева их не увидели, если только ты не покажешь их намеренно. Однако я бы не советовал так поступать.

— Какой цели они служат?

— Моей, — со сталью в голосе сказал Тирион, — как, теперь, и ты сам. Если я решу, что ты был нелоялен, то я активирую чары, вытатуированные на твоей коже, уничтожив твой рабский ошейник, и прервав твою жалкую жизнь.

— Я не могу ослушаться Даллэса, — сказал надзиратель.

— Тогда тебе следует тщательно позаботиться о том, чтобы он никогда не дал тебе приказа, который мне не понравится. Если ты вызовешь моё недовольство, если девушке будет причинён вред, или если ты попытаешься показать своё новое украшение кому-то ещё, то чары будут активированы, — спокойно заявил Тирион.

На самом деле чары ничего такого не сделали бы, если он только не активирует их намеренно, а для этого ему всё равно нужно будет находиться от татуировки не более чем в нескольких сотнях ярдов. Создание чар, которые могли делать всё перечисленное, было возможным, но Тирион пока не обнаружил, как активировать их за пределами дальности действия своей силы. Также он не знал, как создавать чары, определяющие предательство.

Но Гуэри, конечно, ничего из этого не ведал.

Глава 5

Хэйли заснула, лишившись как эмоциональных, так и физических сил. Она лежала на тюфяке из живого дерева, который рос из пола. Здания в Сабортрэа, как и здания в Эллентрэа, на самом деле были частью корней одного из ближайших деревьев богов. Ши'Хар могли управлять их ростом, создавая из них здания прямо вместе с похожими на мебель выпуклостями, вроде «кровати», на которой она сейчас спала.

Она стала дрожать, её концентрация ослабла, когда она заснула, и карман тёплого воздуха, который она поддерживала вокруг себя, рассеялся. Сработанное как надо, поддерживавшее вокруг неё тело заклинание продержалось бы всю ночь, но Хэйли всё ещё была новичком, а отец подгонял её изо всех сил.

Тирион ощущал нетерпение. У него было лишь двадцать четыре часа, и его донимал тот факт, что часть этого времени они были вынуждены тратить на сон, но он знал, что без отдыха она не сможет учиться. Хэйли и так уже получила гораздо больше помощи, чем получил он, когда его только схватили.

Он взял принесённое с собой одеяло, его единственный подарок для неё, и мягко накрыл её им, подоткнув края вокруг её плеч и ног. Хэйли казалась маленькой под его ладонями.

Глядя на неё, он не мог не изучать черты её лица. Оно было гладким, расслабленным и спокойным во сне. Она была прекрасна.

«Она скорее всего умрёт на арене».

Тирион отринул эту мысль, и вытянулся на полу. Произнеся слово, он потуже укутал себя оболочкой тепла, ярко очертив её у себя в голове. Она продержится гораздо дольше его нырка в бессознательное состояние. Годы и постоянная практика дали его воображению и воле крепость, которой бы позавидовало железо.

Он закрыл глаза, и попытался не думать о своих родителях. Ему не хотелось вспоминать детство, или добрые руки его матери, укладывавшие его спать. «Я — не родитель», — сказал он себе, но прежде чем он заснул, перед его мысленным взором снова предстало лицо спящей Хэйли.

Он проснулся некоторое время спустя. Ему было жарко, его тело покрылось потом. Что-то накрывало ему плечи. На миг Тирион был дезориентирован, пока его чувства не разобрались, что именно произошло.

Он был накрыт одеялом, а тепло у него за спиной было Хэйли, мягко свернувшейся позади. Тепло её тела в совокупности с дополнительной изоляцией одеяла было причиной для его потоотделения.

Развеивания магического тепла хватило, чтобы позволить его телу достичь более комфортной температуры. «Мы, наверное, уже достаточно поспали, надо разбудить её, и продолжить тренировки».

Однако он лежал неподвижно, вопреки этой мысли, прислушиваясь к медленному дыханию своей дочери. Тириона наполнило странное чувство умиротворения, и ему очень не хотелось портить этот миг, несмотря на знание того, что этот миг был иллюзией.

* * *

Наступило утро, и он понял, что времени у них осталось мало. Еду им принесли за час до этого, и он с удовольствием увидел, что пища была лучше прежней. Гуэри уже начал сдерживать свои обещания.

— Назови пять рощ, — приказал он.

— Иллэниэл, Прэйсиан, Сэнтир, Гэйлин и Мордан, — послушно перечислила она.

— Какие особые качества ты можешь ожидать в бою с их рабами?

Она сразу же ответила:

— Прэйсианы могут делаться невидимыми, и у них ловко получаются иллюзии. Маги Сэнтиров могут создавать магических зверей, помогающих им в бою. Маги Гэйлинов могут по желанию менять свои тела, а Морданы способны телепортироваться в любое место, которое они видят или помнят. Иллэниэлы…

Хэйли нахмурилась:

— А что могут маги Иллэниэлов?

— Их нет. Роща Иллэниэл не держит и не разводит рабов, — сказал он ей.

— Но ты — Иллэниэл, — отозвалась она.

— Я — из Колна, как и ты, — напомнил он. — Их особые способности даны им от рождения, а не стали результатом обучения. В нас с тобой нет ничего от Ши'Хар. Какова слабость невидимости Прэйсианов?

— Чтобы стать полностью невидимыми, даже для магического взора, они должны сами лишиться способности видеть.

— Как разобраться с магом Морданов?

— Довериться своей защите, и бить одновременно с ними. Они не могут телепортироваться, пока делаютчто-то ещё, — мгновенно сказала она. — Но мне же не придётся сражаться с Морданами? Поскольку это они мной… владеют?

— Может, и придётся. Рощи иногда обмениваются рабами. Каждая роща имеет сколько-то бойцов родом из иных рощ, — объяснил он. — Когда маг Гэйлинов слабее всего?

— Во время преображения их щит слабеет. Некоторые из них вообще не могут поддерживать щит, пока преображаются.

— Когда ты должна закрываться щитом?

— Всегда, даже когда сплю…

— Кроме?

— …Кроме того времени, когда нахожусь в присутствии Ши'Хар. Они считают щит враждебным действием, — с готовностью ответила она.

Он продолжил гонять её как по вопросам, так и по упражнениям, пока время не подошло к полудню. Скоро за ним вернётся Лираллианта. Их время было почти на исходе. Хэйли была далеко не готова к арене, но Тирион успокаивал себя тем фактом, что она была готова гораздо лучше, чем был когда-то он сам.

— У тебя может быть несколько дней или даже пара недель, прежде чем тебя решат инициировать, — проинформировал он её. — Постарайся упражняться каждый день.

— Тут больше нечего делать, — с некоторой горечью ответила она.

С этим он мог лишь согласиться:

— Одиночество станет испытанием для здравия твоего рассудка.

— Так ты поэтому так изменился?

Тирион уставился на неё, не будучи уверенным в том, как ответить.

Став смелее, чем была в течение последних двадцати четырёх часов, она пояснила свой вопрос:

— Я вижу в твоём лице черты Алана. Он много о тебе говорил. И Хэлэн тоже, но ты кажешься очень отличающимся от того сына, которого они описывали.

— Я — не тот сын, которого они вырастили. — «Даниэл мёртв», — сказал он себе, и от направления, в котором ушёл их разговор, ему стало неуютно.

Хэйли отвернулась, но её голос не смолкал:

— Слушая их, пока росла, я часто представляла тебя как старшего брата. Я знала, что ты был моим отцом, но моими настоящими родителями были они. Слушая их слова, я не могла не почувствовать нас с тобой братом и сестрой, вот только мне так и не удалось узнать тебя.

— Тебе повезло… — хрипло ответил он, — …в обоих отношениях. — Голос ветра шептал ему на ухо, как, похоже, часто бывало, когда его эмоции становились невыносимыми. Земля под его ногами гудела как далёкий барабан.

— Мне действительно повезло, — с вызовом сказала она. — Несмотря на всё остальное, они меня любили, как они любили и тебя. Такое не каждому выпадает. Теперь же я познакомилась с тобой, и у меня на одно сожаление меньше.

— Ты обнаружишь, что здесь никто даже не понимает слова «любовь», — сказал он ей. — Не думай о прошлом, иначе боль подорвёт твою волю к выживанию.

— Я не собираюсь выживать, — тихим голосом произнесла она.

— Что?

Она спокойно повернулась, и посмотрела ему прямо в лицо:

— Меня забрали из семьи, напугали до ужаса, и мучили. До твоего прихода у меня вообще не было надежды. Я ценю то, что ты пытался сделать, но я не могу быть как ты. Не могу убивать. Я скорее предпочту умереть, вспоминая прежнюю жизнь, чем выжить, став животным.

Взгляд Тириона стал твёрже, но он знал, что времени у него больше не было. Он ощущал приближение Лираллианты за стенами хибары. Через несколько минут она будет у двери. «Глупая девчонка», — подумал он, но его губы нашли ответ получше:

— Поддерживай защиту. Не позволяй им легко себя убить. Прежде, чем всё закончится, ты найдёшь свою волю к жизни.

— Ты ошибаешься.

Он подавил желание дать дерзкой девчонке пощёчину. Подавление этого насильственного порыва лишь ещё сильнее напомнило ему о том, что он больше нисколько не походил на доброго мальчика, которого вырастили его родители. Тирион был животным, на что Хэйли как раз и намекала. Он выжил, но насилие укоренилось в центре его собственного «я». Тирион молча встал, сжав кулак. Несмотря на гнев, он не хотел её смерти.

Прошла минута, а он всё молчал, и она задала ещё один вопрос:

— По какой причине ты выживаешь? Почему ты продолжаешь так жить?

Тирион одарил её долгим взглядом, прежде чем наконец ответить:

— У жизни нет причины.

Она покачала головой:

— Она у тебя есть, иначе ты не был бы всё ещё жив после стольких лет.

Дверь позади него открылась, и голос Лираллианты позвал его:

— Твоё время вышло. Мы должны уйти.

Он повернулся, и пошёл к двери.

— Помни то, что я тебе показал. — Внутри он кипел от гнева, но ответа на вопрос Хэйли у него не было.

— Так в чём твоё предназначение? — сказала Хэйли, повторяя свой вопрос, пока он шёл к выходу. Она хотела последовать за ним — внезапный отчаянный порыв, наполнивший её, когда дверь между ними стала закрываться. В смыкающемся дверном проёме она увидела его глаза, наблюдавшие за ней. А затем его не стало.

Она осталась одна.

Её спокойствие исчезло, на неё накатила волна тоски и потери. Она осталась одна. Сев на кровать, она взяла оставленное им одеяло, и завернулась в него, скомкав лишнюю материю перед собой, и крепко прижав к себе.

Хэйли боролась с желанием заплакать, но слёзы всё равно пришли. Стены окружали её, а воздух в комнате будто душил.

Она осталась одна.

Глава 6

Тирион и Лираллианта летели обратно на спине большого дормона, но не пытались разговаривать. Ветер затруднял общение, да Тирион и не был в настроении для этого. Казалось, мир медленно ползёт под ними, пока они всё больше приближались к дому. Тиллмэйриас на этот раз прилететь не удосужился, каковой факт не произвёл на Тириона особого впечатления, пока они не достигли Рощи Иллэниэл.

— Похоже, что Тиллмэйриасу не интересно было увидеть, оказал ли я на неё какое-нибудь влияние, — заметил он, когда они спустились по дереву богов, на которое сел дормон.

Лираллианта приостановилась, одарив его странным взглядом.

— Что?

— Нам нужно поговорить, — ответила она.

— Так говори, — предложил он.

— Наедине, — добавила она.

Уединение среди Ши'Хар не ценилось, и в большинстве случаев даже не принималось во внимание. Её слова распалили любопытство Тириона:

— Твоя платформа — ближе всего.

— Нет, ещё уединённее, — ответила она. — Твой дом?

Вот теперь ему точно стало любопытно. Она иносказательно говорила о том факте, что он строил свой зачарованный каменный дом частично для того, чтобы помешать подслушиванию, магическому и обычному. «Она действительно хочет убедиться в том, что нас не подслушают».

— Одна из комнат готова, — просто заявил он.

Полчаса спустя они стояли во входной арке его зачарованного каменного дома. Внешние стены были возведены, и крыша настелена, но дверей не было, а внутренняя отделка не была закончена. Здание было высотой в три этажа, странным сооружением среди массивных деревьев на краю Рощи Иллэниэл.

— Если ты хотел, чтобы оно было таким высоким, то почему бы не вырастить его? — спросила она. — Камень — грубый материал для такого здания.

— Камень — это надолго, — таков был его единственный ответ, прежде чем он прошёл через пустой дверной проём, поведя её вверх по ступеням лестницы. Хозяйскую спальню он построил на третьем этаже, и пока что это была единственная комната, в которой была на самом деле работающая дверь. «И способность защитить нас от любого, кто может полюбопытствовать относительно нашего разговора», — мысленно добавил он.

Как только они оказались внутри комнаты, а дверь была закрыта, он повернулся к Лираллианте:

— Теперь нас никто не услышит.

Лираллианта потратила немного времени, чтобы лично проверить чары, позволив своему магическому взору блуждать по комнате, ища любое отверстие, которое могло бы позволить шпиону услышать их разговор вопреки их желанию. Она снова подивилась хитрости своего питомца. Хотя его новая магия имела не такую тонкую структуру, как заклинательные плетения Ши'Хар, по действенности она им не уступала, и её разносторонность постоянно удивляла Лираллианту.

— Твои люди в опасности, — без предисловий сказала она.

Тирион нахмурился:

— Что ты имеешь ввиду?

— Новости о найденной Морданами новой баратт быстро разошлись… — объяснила она.

«Моей дочери», — раздражённо подумал он, но смолчал. После пятнадцати лет Лираллианта стала лучше, и никогда не говорила о нём как о «животном», но всё ещё использовала это слово по отношению к другим людям.

— …и они пошлют надзирателей на поиски других твоих отпрысков, — закончила она.

У него ёкнуло в сердце. С Хэйли уже было трудно. «Что я сделаю, если они заберут всех? Как я смогу смотреть на то, как их заставляют сражаться друг с другом?». В его желудке образовался твёрдый комок. Надо было раньше об этом думать. Обнаружение Хэйли приведёт к наплыву надзирателей, к обыску Колна и, вероятно, Дэрхама тоже, в надежде найти ещё одного человека с его диким талантом. Каждая роща захочет хотя бы одного… или больше.

«А сколько у меня вообще детей?». Он понятия не имел.

— Мне надо добраться туда раньше них, — твёрдо заявил он.

— Тиллмэйриас уже послал туда команду прежде остальных. Поэтому-то он и был слишком занят, чтобы прилететь со мной сегодня, — проинформировала она его.

Тирион сжал кулаки:

— Как давно это случилось, и сколько осталось времени до того, как отбудут остальные?

— Я не уверена, — призналась она. — Вероятно, они уехали на рассвете. Остальные наверняка уедут к завтрашнему утру.

— Но у них уйдёт гораздо больше времени, — заметил он. — Остальные рощи расположены не так близко, как Роща Прэйсиан, исключая нас. — Роща Иллэниэл была ближе всего к границе каменистых предгорий, где находился Колн, но граница Прэйсианов подступала к границе Рощи Иллэниэлов недалеко от того места.

Лираллианта покачала головой:

— Они используют дормона, тот донесёт их по воздуху до предгорий, а оттуда они двинутся пешком. Расстояние несильно их задержит.

— Блядь, — сказал он, зарычав в фрустрации. — Но они всё же не могут нести с собой лошадей, так ведь? — Никакой из виденных им дормонов не был достаточно велик, чтобы нести скот.

— Некоторых дормонов делают достаточно большими для такого, но я сомневаюсь, что они станут себя утруждать, — ответила она. — Они не беспокоятся о скорости своего возвращения, где будут полезны лошади, их волнует лишь скорость прибытия. Как только они поймают раба, остальные команды не станут оспаривать их право собственности.

— Мне нужно ехать, — твёрдо сказал он. — Я не могу позволить этому произойти.

— Тебе их не остановить, Тирион, — сказала она ему. Черты её лица намекали на грусть, хотя та и была скрыта почти полным отсутствием на её лице какого-либо выражения.

— Так помоги мне! — огрызнулся он, повышая голос. — Пошли со мной надзирателей. — Тут его осенило: — Да! Пошли надзирателей, помоги мне пленить их для Рощи Иллэниэл. — По крайней мере, тогда у всех у них будет один и тот же владелец. Их не заставят сражаться друг с другом.

— У нас нет надзирателей, Тирион. Ты же знаешь. Роща Иллэниэл не держит рабов. Ты — единственный.

Конечно, она была права. Тирион потерял ясность мысли.

— Тогда пошли меня… одного. Я не могу позволить им схватить моих детей.

— Нет.

Его глаза сузились:

— Тогда сними мой ошейник.

Её внешнее спокойствие дало трещину, когда её глаза расширились:

— Нет, Тирион. Ты же знаешь, что случится, если я это сделаю. Тебя убьют. Против тебя выступят все Ши'Хар, чтобы убить тебя, или даже пленить, сделав своим рабом.

— Ты поклялась, что снимешь ошейник, — давил он. — Если я попрошу, иначе… — Он поднял руку, выпрямив ладонь как клинок, напоминая ей о второй половине их уговора.

— Может, так и будет лучше… — сказала она со странной нерешительностью в голосе.

— Они — моя семья, — твёрдо сказал он.

— Они тебя даже не знают.

Тириона это не тронуло, было ясно, что он твёрдо настроился стоять на своём:

— Без разницы, они — моя семья, даже если они меня ненавидят.

— Ты говорил, что семья — дело любви. Ты говорил, что я — твоя семья. — Лицо Лираллианты скрыли её волосы, её взгляд опустился в пол.

Он потянулся вперёд, подняв её подбородок своей рукой:

— Так и есть. Любовь и ненависть не так уж и различаются — и то и другое требует, чтобы ты определил кого-то или что-то как часть себя самого.

Кожа вокруг её глаз пошла морщинками, когда её лицо напряглось:

— Значит, мне можно тебя сейчас ненавидеть?

Он одарил её коротким поцелуем:

— Конечно.

Они немного молча постояли, прежде чем она нарушила тишину:

— Значит, других вариантов у меня нет — освободить тебя, или умереть вместе?

— Не сбрасывай со счетов первый вариант — послать меня от своего имени, — напомнил он ей.

— Ты настроишь все остальные рощи против Иллэниэлов, если убьёшь их агентов, — предостерегла она.

Он фыркнул:

— Рад, что ты так веришь в мои способности.

— Знаю я тебя, — ответила она. — Если ты обнаружишь, что они уже схватили кого-то из них, то ты должен уважать их право собственности.

— Я так не могу.

— Тогда ты должен убедиться, что никто из них не вернётся, чтобы уведомить старейшин о твоём предательстве, — добавила она.

— Надеюсь, до этого не дойдёт, — сказал он ей.

Она сжала челюсти, приняв твёрдое решение:

— Ступай. У тебя три недели. Поступай как хочешь. — Лираллианта шагнула назад, освободив ему путь к двери.

Тирион сделал несколько шагов, затем приостановился:

— Мне понадобится лошадь.

— Ты — мой агент, бери всё, что тебе нужно.

* * *

Час спустя он ехал в Колн, гоня свою лошадь настолько быстро, насколько осмеливался. Под массивными деревьями богов было мало иной растительности, но как только он достиг границы, местность стала гораздо более труднопроходимой. Гигантские деревья сменились более низкими дубами и вязами. Под ними кучковались кусты и камни, заставляя его лошадь замедляться и более осторожно выбирать дорогу.

Путь до Колна от границы с Рощей Иллэниэл занимал чуть более шести часов. Если группа Прэйсианов отбыла на рассвете, то добраться они должны были где-то после полудня, быть может, чуть позже, поскольку они выехали из Эллентрэа. Основываясь на этих предположениях, у группы Прэйсианов на поиски будет часов шесть к тому моменту, когда он доберётся до цели.

Тирион бросил взгляд на низко висевшее в небе солнце. Когда он доберётся до города, будет темно. «Но высока вероятность того, что они ещё никого не схватили», — сказал он себе. Ни один из остальных его детей пока не пробудил в себе свою силу — по крайней мере, так было неделю назад, когда один из надзирателей Морданов нашёл Хэйли. Других бы обнаружили вместе с ней.

«Если только они не скрывают свою силу, как это делал я», — мысленно поправился он.

Тем не менее, была вероятность того, что никто из остальных пока не выглядел ничем особенным, если только кто-то из них не пробудил свою силу совсем недавно. Это давало ему отчётливое преимущество. Он, может, и не знал, сколько у него было детей, однако он знал всех женщин, с которыми переспал. Тирион мог пойти к каждой из них напрямую, и если у кого-то из них был ребёнок нужного возраста, то он будет почти точно знать, что это — его.

«А затем тебе придётся их забрать».

Эта мысль не была приятной. Женщинам, которых он в те годы познал, он не принёс ничего кроме несчастья. А теперь он возвращался, чтобы совершить нечто ещё хуже — украсть их детей, — но альтернатива была немыслимой. Ши'Хар заберут их всех, одного за другим, по мере обнаружения их силы. Будучи рабами различных рощ, его дети будут вынуждены убивать друг друга на арене.

«Разве что только кто-то из них не унаследовал моё проклятие».

В этом случае он обречёт некоторых из них на несчастные жизни, пытаясь предотвратить беду, которая могла бы и не пасть ни на одного из них. Он крутил эти мысли у себя в голове снова и снова, пока ехал, но удовлетворительного ответа не нашёл.

Прагматизм требовал только одного ответа. Тирион заберёт всех.

Первые несколько разбросанных ферм он пропустил. Там не жила ни одна из тех женщин, с которыми он был. Остановился он лишь тогда, когда достиг дома Толбёрна. Первого его ребёнка родила Брэнда Сэйер, и она вышла за отца Сэта. Прошло более десяти лет, но она вероятно всё ещё была здесь, и растила свою дочь, Бриджид.

«Мою дочь, сводную сестру Кэйт, и падчерицу Мистера Толбёрна… какой же сложный мир я после себя оставил». Перед его мысленным взором всплыло воспоминание того единственного раза, когда он встретил её, странную темноволосую девочку, полную энергии и причуд. Она играла с собакой его родителей, Лэйси, а потом он попытался научить её играть музыку на своей цистре.

Это было единственное его воспоминание, которое можно было хоть как-то назвать родительским.

Как только дом Толбёрна стал виден, Тирион понял — что-то не так. Дом всё ещё был вне дальности действия его магического взора, но он видел, что от главного здания поднимался дым, и не было похоже, чтобы он шёл из дымохода.

Тирион ощутил прилив гнева, но отказался ему поддаваться. Лошадь ощутила его тревогу, и пошла быстрее, но он попридержал её, заставив идти ровнее. Что бы там ни случилось, оно уже закончилось. «Её силы мне могут понадобиться позже», — подумал он, кладя ладонь на шею кобылы, чтобы успокоить её. Несмотря на его вынужденное спокойствие, перед его мысленным взором предстала картина, на которой он преследует на этой лошади людей, напавших на дом Толбёрнов.

— Не сейчас, ещё рано, — сказал он себе.

Двадцать минут спустя он въезжал во двор перед домом Оуэна и Брэнды Толбёрнов. Стемнело, однако его магический взор уже обнаружил одного выжившего. Оуэн сидел в передней комнате своего дома, прижав к груди мёртвое тело своей жены. Горевшее в передней части дома пламя уже потухло, оставив фронтальную стену обожжённой и всё ещё дымившейся. Либо Оуэну повезло, либо он сам смог потушить пожар.

Тирион остановился в двадцати футах от двери, и спешился, забросив поводья на седло кобылы, и произнеся короткий приказ на эроллис. Лошади, которых держали Ши'Хар, были хорошо вышколены — он знал, что она не сдвинется с места, пока он не вернётся к ней.

Щит отразил ударивший по Тириону арбалетный болт, когда он шагнул через парадную дверь. Разряженное оружие было в руках у Оуэна. Тот всё ещё сидел на полу, держа на коленях обмякшее тело своей жены.

— Вернулся довершить начатое!? — закричал фермер. — Убей меня! Мне плевать! — Лицо Оуэна пошло пятнами, покрасневшее от гнева и испачканное сажей и слезами, оно было неприглядным свидетельством его горя и отчаяния.

В голове Тириона промелькнула тысяча мыслей. Воспоминания о сидевшем перед ним человеке, отце его лучшего друга. Он никогда не был особо близок к отцу Сэта, но этот человек всегда обращался с ним по совести. Однако прошедшие годы превратили его в незнакомца. Оуэн не показывал никаких признаков узнавания, когда посмотрел на Тириона.

— Я здесь не для того, чтобы убить тебя Оуэн.

Взгляд пожилого мужчины пристальнее сфокусировался на нём, пытаясь понять, почему этому незнакомцу известно его имя.

— Кто ты? — спросил он.

— Где Бриджид? — спросил Тирион, игнорируя вопрос. Его прежнее имя лишь разбередит раны, которые лучше оставлять нетронутыми.

Оуэн опустил взгляд, сосредоточившись на лице Брэнды у себя на коленях:

— Не скажу. Просто убей меня, чтобы я воссоединился с моей женой.

— Я пришёл сюда не убивать, — сказал Тирион. — Я хочу защитить Бриджид от тех, кто пришёл сюда до меня. Где она? У Сэта?

Оуэн снова поднял взгляд, и его лицо медленно озарилось узнаванием:

— Даниэл?

Это имя отозвалось в его сердце занозой боли:

— Что-то вроде того, — признался он. — Где Бриджид? — Он хотел наружу, хотел убраться прочь. Во взгляде Оуэна был образ Даниэла, который он не хотел вспоминать. Те ожидания принадлежали другому человеку, другой жизни.

— Она им не сказала, — ответил фермер. — Поэтому они её и убили. Она отказалась предать свою дочь.

Глаза Тириона сузились:

— Тогда почему ты жив?

— Я добрался сюда слишком поздно. Их уже не было…

— Тогда откуда ты знаешь, что она сказала? — резко спросил Тирион.

— Она бы не выдала. Она искренне любила Бриджид, любила больше своей собственной жизни. — По его носу потекли слёзы, смешиваясь с кровью, покрывавшей грудь его жены.

— Люди скажут что угодно, если причинить достаточно боли. Где Бриджид? Нельзя терять времени, если я хочу их нагнать.

— У Сэта, — ответил Оуэн Толбёрн.

Тирион отвернулся, и пошёл прочь.

— Тебе вообще есть дело до того, что она мертва? — спросил пожилой мужчина, сбитый с толку таким внезапным уходом.

Тирион приостановился, и оглянулся через плечо, позволив своему взгляду окинуть тело мёртвой женщины. Брэнда Толбёрн, нет, Брэнда Сэйер, была такой же мёртвой, как и все другие трупы, какие он видел прежде. Глядя на неё, он чувствовал пустоту. Она была причиной, из-за которой он стал тем, кем являлся сейчас.

Когда-то он её ненавидел. Ненавидел за то, что она уничтожила его мечты, и за то, что изнасиловала его, но больше он не мог чувствовать к ней даже ненависти. Он делал вещи и похуже тех, что сделала она. Глядя на покрывавшие её тело ужасные раны, он подивился тому, как долго она продержалась, прежде чем выдала им сведения, которые они искали.

«Даже она — любила. Любила своих детей».

Он вышел прочь, и взобрался на лошадь, не утрудив себя ответом. Потребуется по крайней мере час, чтобы достичь дома Сэта и Кэйт. Он уже знал, что опоздал. Теперь вопрос был лишь в том, сколько времени у него уйдёт на то, чтобы догнать тех, кто добрался сюда раньше него.

Темнота не могла коснуться его, пока он скакал в седле, ибо внутри него была такая тьма, что ей не могла бросить вызов даже безлунная ночь.

Глава 7

Свой прежний дом он миновал без остановок. Там не горел свет, и его магический взор не нашёл внутри никого, что было и к лучшему, поскольку ему нельзя было терять время. Однако он не мог не удивиться их отсутствию. Хэйли сказала ему, что их не ранили, когда забирали её.

Тирион ехал ровно. Надзиратели уже должны были побывать в доме Кэйт и Сэта Толбёрнов. Даже учитывая время, которое они провели на ферме Оуэна Толбёрна, они всё равно опережали его минимум на три или четыре часа. К этому моменту они уже схватили Бриджид, и поехали дальше. Единственный вопрос заключался в том, скольких людей они ранили или убили по пути.

Он погладил шею своей лошади, будто успокаивая её, но напряжение, которое нужно было унять, принадлежало ему самому. «Сбереги силы для погони», — подумал он.

Дом Катрин и Сэта Толбёрнов был хорошо освещён, когда явился его взору, и по мере приближения Тирион смог найти внутри несколько человек — двух женщин, одного мужчину и одного мальчика. Чуть погодя он их опознал. «Мать, Кэйт, Сэт, а мальчик — это, наверное, их сын, Эрон».

Его мать, Хэлэн Тэнник, судя по всему, готовила, стоя у печи на кухне. Мальчик был рядом, сидел за столом, странным образом тихий и неподвижный для одиннадцатилетнего ребёнка. Он был либо уставшим, либо…

— …в шоке, — сказал Тирион на скаку.

Кэйт и Сэт спорили в спальне, и хотя его магический взор не передавал их слов, но увиденного хватило ему, чтобы понять, что ссора была серьёзная. Тирион не забивал голову мыслями, отказываясь гадать. «Не моё дело…»

Мальчик, Эрон, упал со стула и лихорадочно пополз по полу, когда Тирион открыл парадную дверь. Глаза его расширились от страха. Хэлэн тоже вздрогнула от неожиданности, но почти сразу же узнала своего сына, и начала шикать на мальчика:

— Эрон, всё хорошо. Это — мой сын, — сказала она ему, вытирая руки полотенцем.

Мальчик отказывался слушать, и убежал в заднюю часть дома. Хлопнула дверь — он укрылся в спальне своих родителей.

— У меня плохие вести, Мама, — сказал Тирион.

Хэлэн двигалась вперёд, с каждым шагом набирая всё больше скорости. Она поймала его в свои руки, плача:

— Даниэл! Они забрали её. Они её забрали, Даниэл. Мы ничего не могли поделать!

— Я знаю, — пробормотал он над её плечом. Объятия вызывали у него странные чувства. Запах волос его матери был знакомым, хотя прошло десять лет с того дня, как он видел её в последний раз. Она казалась маленькой, почти хрупкой в его руках, но сама сжимала его крепко. Она цеплялась за него с таким отчаянным чувством, какое он никогда не видел в Лираллианты.

— Зачем? — воскликнула она. — Зачем им это делать? Зачем они забрали Хэйли? Мы ничего им не сделали!

— Потому что они — мои дети, — просто сказал он. Магический взор показал ему, что остальные крались к задней двери. Пытались сбежать. Они думали, что он — один из надзирателей, вернувшийся затем, чтобы причинить ещё боль и страдания.

Он закрыл ладонью ухо своей матери.

— Прошу прощения, — сказал он ей, прежде чем повысить голос, крича в сторону задней части дома:

— Кэйт, Сэт, это я! Я никому здесь не причиню вреда. Мне нужно найти тех, кто забрал Бриджид.

Хэлэн отстранилась:

— Это Даниэл. Он вернулся!

Тирион невольно вздрогнул в ответ на звучание своего прежнего имени. Он не мог заставить себя произнести его.

Прошла минута, прежде чем остальные вышли из коридора — мальчик крепко держался за мать, а Сэт нёс тяжёлый арбалет.

— Чего тебе надо? — настороженно сказал Сэт.

Тирион ответил несразу — его разум впитывал их образы, вспоминая их, и подгоняя под их новую внешность. Сэт был старше, в его волосах и бороде появилась седина. Линия волос его стала отступать, а тело стало тяжелее, плотнее, с более объёмными мышцами на плечах, и толикой жира вокруг подбородка.

Эрон, естественно, изменился больше всего — более не младенец, мальчик был долговязым подростком с тонкими, прямыми волосами и пугливым взглядом.

Однако больше всего внимание Тириона приковывало к себе третье лицо. Его взгляд остановился, когда упал на Кэйт. Она каким-то образом заполучила ещё больше веснушек, и на её лице появились морщины вокруг глаз в тех местах, где солнце оказало своё тлетворное влияние на её светлую кожу. Жгуче-рыжие волосы её теперь были короче, и все они были скованы у неё на затылке в плотный пучок.

Даже в тускло освещённой комнате её глаза сверкали изумрудной непокорностью. Левая сторона её лице опухла и начинала приобретать пурпурный оттенок. Она шагнула вперёд, но резко остановилась, когда муж потянул её назад.

— Даниэл? — сказала она, когда он не отреагировал.

— Твоя мать мертва, — наконец сказал он, глядя сквозь неё, отказываясь позволять своим глазам твёрдо сфокусироваться на ком-то из них. — Мне нужно знать, в каком направлении они отбыли.

Кэйт вздрогнула от его слов, но лишь на секунду.

— Их слишком много, побороть их ты не сможешь.

— Откуда ты знаешь, что он собирается бороться? — спросил стоявший рядом с ей Сэт. — Он теперь — один из них.

— Потому что это Даниэл, — рыкнула она в ответ, но не сводила взгляда со стоявшего перед ней человека.

— Они направились к городу. Твой отец двинулся следом за ними, — сказал Сэт.

Тут Кэйт повернулась, зыркнув на своего мужа:

— Я думала, ты ему не доверяешь.

— Чем раньше он отправится за ними, тем скорее мы от него избавимся.

Тут она на него замахнулась, но Сэт поймал её запястье, а его собственный кулак сжался, когда он приготовился её наказать.

— Не надо, — тихо произнёс Тирион, но при звуке его голоса оба замерли. — Сколько их?

— Не менее десяти, — ответила Кэйт. Она вырвала руку из хватки Сэта: — Они хотели убить нас, но чёрный им не позволил.

— Чёрный? — спросил Тирион.

Тут заговорила Хэлэн:

— Один из лесных богов, у него была угольно-чёрная кожа и золотые волосы.

— Только один?

Она кивнула.

— Это усложнит ситуацию, — сказал он, размышляя вслух.

— Алана это до смерти доведёт, — сказала Хэлэн. — Он пошёл за ними. Всё ещё винит себя за Хэйли. С ума сошёл от вины.

Она посмотрела на сына со смесью надежды и стыда. Надежды на то, что он сможет всё исправить, и стыда за то, что она готова была позволить своему сыну поставить себя в опасную ситуацию:

— Ты знаешь, что они сделали с Хэйли?

— Она в порядке, — сказал Тирион. — Но те, кто пришёл сюда, собираются найти остальных.

— Остальных?

— Его ублюдков, — ответил Сэт. — У них уже были имена. Вот, почему они отправились в Колн. Большинство из них живёт в городе, поскольку по шлюхам он ходил в основном там.

— Значит, у меня меньше времени, чем я думал, — сказал Тирион.

«У них были имена. Кто им сказал? Брэнда, или Оуэн, пытавшийся выторговать свободу для своей дочери?». Он повернулся к ним спиной, и направился к двери. Остальные после его ухода начали ссориться.

— Отпусти! — послышался голос Кэйт.

— Тебе что, совсем плевать на то, что он сказал? Твоя мать мертва, Кэйт! Разве для тебя это ничего не значит? — Это был Сэт.

— Ты ничего не знаешь о моей матери, — прорычала она в ответ. — Дай мне арбалет.

— Да ты шутишь! — сказал её муж. — Он — чудовище, а ты хочешь кинуться за ним следом?!

Тут Хэлэн перебила его:

— Он — мой сын.

Голос Сэта был полон ярости:

— Ну, твой сын переебал половину женского населения Колна, включая мою жену! — Затем он обратился к Кэйт: — Ты этого хочешь, Кэйт? Одного раза было мало? Ты — такая же шлюха, как твоя мать!

Тирион уже садился в седло, но вопреки самому себе продолжал прислушиваться к резко спорившим позади голосам. Похоже было, что Кэйт собиралась последовать за ним наружу. Она теперь несла арбалет, а также колчан, полный болтов.

— Не смей выходить за порог…

— Иначе что?! — крикнула в ответ Кэйт. — Ты снова меня ударишь? Захотел почувствовать себя мужиком?

— Выйдешь за порог, и всё кончено. Назад тебе дороги не будет, — угрожающе сказал Сэт.

Дверь распахнулась, будто кто-то открыл её пинком ноги, что Кэйт, конечно, и сделала. Катрин вышла наружу с выражением лица, от которого дрогнул бы даже надзиратель. В её взгляде плескалось что-то убийственное. Она была на полпути к лошади, когда вслед за ней выбежала вторая фигура, поменьше.

— Мама! Не уходи! — крикнул Эрон.

Кэйт развернулась, и поймала его в объятия, бросив арбалет, и черты её лица смягчились. Она крепко прижала к себе мальчика, борясь со слезами.

— Не уходи, — прохныкал в её волосы мальчик.

Она поцеловала его в макушку:

— Я хочу, чтобы ты вёл себя хорошо. Слушайся отца, ладно?

— Я хочу с тобой пойти.

— Хотелось бы, да нельзя, — тихо сказала она, — это небезопасно.

— Ты уходишь из-за Папы, так ведь? — спросил её сын.

Кэйт снова сжала его:

— Нет. Твой отец разгневан, но он тебя любит. Мне нужно, чтобы ты позаботился о нём, вместо меня. Ты сможешь?

— Я не хочу.

— Сделай это ради меня, ладно? — сказала она ему.

— Почему ты уходишь? — спросил её сын.

— У них моя сестра, — ответила она, будто это было что-то само собой разумеющееся. — Будь ты на её месте, я бы сделала то же самое.

— Ты вернёшься вместе с Бриджид, верно? — сказал мальчик.

Тут заговорил Тирион:

— Нет.

Кэйт подняла на него ошарашенный взгляд:

— Что?

— Девушке возврата нет. Даже если я её верну, за ней пошлют других, — объяснил он.

— Тогда что ты планируешь? — спросила она его.

Тирион снова перевёл взгляд на дорогу:

— Заберу её с собой. Всех с собой заберу.

— Заберёшь? Даниэл, эти дети тебя даже не знают. Ты не можешь просто забрать их из семей, — сказала она, и, судя по её лицу, она просто не могла в это поверить.

— Спрашивать никого я не буду, — прямо заявил он. — Тебе следует остаться здесь, с семьёй. Ты ничем не сможешь помочь.

— Ты отдашь их лесным богам? Они же будут рабами! Не верю, что ты этого хочешь, — настаивала она.

Тирион толкнул свою кобылу пятками, и она двинулась вперёд.

Кэйт наблюдала за ним, бушевавшая внутри неё схватка разрывала её в двух направлениях. Ещё раз обняв Эрона, она сказала ему:

— Я люблю тебя. Иди в дом. Присмотри за отцом. — Оттолкнув его, она побежала вслед за лошадью.

— Мама, нет, — воскликнул мальчик, но с места не сдвинулся.

— Позаботься о нём, Эрон. Ты ему нужен, — снова сказала она, догоняя лошадь.

Тирион продолжал ехать, игнорируя шагавшую рядом с ним женщину. Сотню ярдов спустя он остановился:

— Ты совершаешь ошибку.

— Она — моя сестра, Даниэл, — ответила она. По лицу Кэйт текли слёзы, в своём сердце она всё ещё слышала голос сына.

— Будет лучше, если ты забудешь о ней. Она не сможет вернуться с тобой. Никто из них не сможет.

— Значит, я отправлюсь с ними.

— Ты не можешь, — сказал он ей. — У тебя есть сын, муж, у тебя есть жизнь. Если пойдёшь со мной, то на тебя наденут ошейник.

— Это не тебе решать, — упрямо настаивала она. — Я не позволю тебе забрать мою сестру в рабство одну.

— Я тебя не возьму.

— Значит, я последую за тобой сама по себе, — решительно ответила она.

Тирион подумал было пустить лошадь галопом, но не мог заставить себя оставить Кэйт одну посреди дороги. Вместо этого он продолжил изображать равнодушие, поехав дальше, не глядя на неё, пока сам обдумывал имевшиеся у него варианты.

Если он лишит её сознания, то сможет оставить её в доме, но она наверняка снова последует за ним, как только очнётся. «Разве что если Сэт её свяжет», — подумал он. Прежде Тирион рассмотрел бы этот вариант, но синяк у неё на лице тревожил его. Сэт из его юности никогда бы не ударил женщину, и уж точно не Кэйт.

«Люди меняются», — подумал он, бросая взгляд на татуировки у себя на руках.

Однако насилие, с которым она толкнётся среди рабов Ши'Хар, будет гораздо хуже. Перед его мысленным взором встала картина того, как её избивает один из надзирателей. Его гнев, всегда близкий к поверхности, взвился от этой мысли. «Она не окажется в Эллентрэа. Никто из них не окажется. Их заберёт Лираллианта. Я создам для них новое место».

В этом сценарии было много неопределённостей. Не последней из которых был тот факт, что он понятия не имел, согласится ли Лираллианта на такое, или сможет ли она уговорить старейшин позволить ей завести дюжину или более рабов.

Следующий час прошёл в молчании. Тирион то осматривал окружающую местность своим магическим взором, то тайком изучал шедшую рядом с ним женщину.

Она изменилась. Черты её лица стали острее, а само лицо — более худым. Жизнь и тяжёлый труд оставили на её лице морщины, а бёдра её стали немного шире. «Не то, чтобы это было чем-то плохим», — подумал он, — «раньше она была почти что слишком тощей».

Его разум увидел вспышку эйсара, и он остановился, подняв ладонь:

— Они впереди.

— Как ты можешь видеть? Темно же — хоть глаз выколи.

Он постучал себе по виску:

— Дай мне сфокусироваться, они находятся на пределе моей дальности. — Он сосредоточился, пытаясь подсчитать их. Немного погодя он снова заговорил: — Ты была права. Их более десяти. Я насчитал двенадцать надзирателей и одного Ши'Хар. У них девушка, и ещё мужчина постарше.

— Ши'Хар, — пробормотала Кэйт. — Ты сказал, что так себя называют лесные боги, верно?

Он был впечатлён её памятью. Тот разговор случился более десяти лет тому назад:

— Да. На их языке это значит «Народ».

— А мы тогда кто? — спросила она.

— Скот.

Она нахмурилась в ответ на это, но тут ей в голову пришла другая мысль:

— Если ты их чувствуешь, то и они могут чувствовать тебя?

— Скорее всего — нет. У меня дальность выше, чем у большинства, но они определённо узнают о нашем приближении задолго до того, как мы до них доберёмся.

— Значит, неожиданности нам не видать…

— Неожиданности бывают разными, — сказал он ей, — но — да, я не знаю никакого способа вообще не дать им меня почуять. Я могу скрываться до некоторой степени, но этого недостаточно, чтобы оказаться на расстоянии удара. — Он с толикой зависти подумал о даре Прэйсианов, но поделать с этим ничего было нельзя.

Кэйт уставилась во тьму, тщательно размышляя:

— Будут ли они вести с тобой переговоры?

Он улыбнулся:

— Вот теперь ты ближе к сути. Переговоры — нет, но поговорить со мной они будут не против. Они не видят во мне врага, для них я — скорее соперник.

— Значит, ты планируешь подойти к ним, а потом… что? — Она начала подозревать, какова будет природа его ответа, но хотела услышать это от него, прежде чем начнёт возражать.

— Заберу своё, — ответил он.

— Их там тринадцать… — начала она.

Он поднял ладонь:

— Нет, меня беспокоит только один, Прэйсиан.

— Ты спятил? Думаешь, можешь пойти туда, и убить двенадцать или тринадцать? У них у всех странные силы, как у тебя. Ты не видел их, когда они вошли в дом. Ничего нельзя было поделать, мы были беспомощны, Даниэл! Беспомощны! — Она остановилась, пока эмоции не захлестнули её окончательно. Сделав глубокий вдох, она сказала уже более разумным тоном: — И что насчёт Бриджид? Что насчёт твоего отца? Думаешь, они не станут использовать их против тебя?

— Заложники полезны только против праведных.

Кэйт зыркнула на него, её взгляд был красноречивее слов.

— Тебе следует идти домой, Кэйт. Я — не тот человек, каким ты меня считаешь. Я нисколько не лучше тех, кого я сейчас буду убивать. Они это знают, и я это знаю. Они не будут утруждать себя попытками использовать Бриджид в качестве заложника, потому что ценят её не меньше меня. Делать то же самое с Аланом они тоже не потрудятся, потому что даже не понимают значение слова «отец». — Он отвёл взгляд, не в силах терпеть обвинение в её глазах: — Они знают только одно — кровь, а обо мне они знают только то, что я пролил крови больше, чем все они вместе взятые.

— Бриджид или твой отец всё равно могут быть ранены во время схватки, — настаивала она, игнорируя его заявление.

— И что? — Когда он поймал её взгляд, его глаза были мертвы — в них было выражение, которое он довёл до совершенства за годы жизни среди Ши'Хар… абсолютное равнодушие.

Кэйт подавила невольную дрожь. Даниэл изменился. Она в этом не сомневалась, но она знала, несмотря на его улучшившееся актёрское мастерство, что за этой маской по-прежнему скрывалось что-то ещё. «Но не особо много», — подозревала она.

— Хороший человек не смог бы победить в этой схватке, Кат, — сказал он, обратившись к ней по её детскому прозвищу. — Я? Я готов бросить кости.

Кэйт спохватилась, что скрипит зубами, и заставила себя остановиться:

— Ладно, — наконец сказала она. — Тогда что ты планируешь?

Выражение на его лице выбило её из колеи, когда он снова заговорил:

— Этот синяк ты получила до или после того, как они забрали Бриджид?

Он указал рукой на лиловое пятно вокруг её глаза и одной из щёк.

— П…после, — неуверенно сказала она.

— Отлично, на новой рабыне всегда есть несколько отметин.

— Рабыне? — Она упёрлась в него твёрдым взглядом.

— Привыкай к этому слову. Теперь ты — одна из рабов. — Протянув руку, он поддался порыву, и притянул её к себе, грубо поцеловав, а затем добавил: — Так же, как и я.

Она отстранилась сразу же, как только он расслабил руку. Кэйт суетливо искала, что ответить:

— А что бы ты сделал, если бы я не была уже «отмеченной»?

— Поставил бы отметины, — сразу же сказал он, но даже сам не верил своим словам.

— Лжец, — выплюнула она в ответ, взяв себя в руки. — Ты — лжец, Даниэл. Я не забыла.

Её обвинение заставило всплыть болезненные воспоминания:

— Дай мне арбалет, — сказал он, выбросив прошлое из головы. Вытащив одну из арбалетных стрел из колчана, который она несла, он упорядочил свои мысли.

Ситуация едва ли была идеальной для чародейства, но Тирион годами оттачивал свою фокусировку. Его палец был слишком крупным, поэтому он использовал одно лишь своё воображение, чтобы представить линии, которые он хотел иметь на стальном кончике. Он осторожно направил свою волю, выжигая их на металле, соединяя одну за другой в маленькие треугольники и руны внутри них, пока наконечник болта не оказался плотно покрыт магическими линиями. Закончив, Тирион облачил болт в до невозможности острое поле чистой силы, похожее на клинки, которые он часто создавал вокруг своих рук.

Кэйт уставилась на стрелу, когда он отдал её обратно, заметив тонкую гравировку, но венчавшее наконечник магическое лезвие увидеть не могла.

— И что эта штука сделает? — спросила она.

— Пробьёт щит любого мага, — ответил он. «Даже сплетённый из заклинаний», — добавил он мысленно.

— Но она только одна, — заметила она.

— У тебя, скорее всего, будет время только на один выстрел.

— Их тринадцать.

— Тебе нужно подстрелить только Прэйсиана, — ответил он.

Кэйт нахмурилась:

— Прэйсиана?

— Лесного бога.

— О, — сказал она, держа оружие в руках. — Разве у них не появятся подозрения, если у меня будет заряженный арбалет?

Тирион фыркнул:

— Они даже не примут его за угрозу. К тому же, нести его буду я. Ты — моя пленница, помнишь? Когда придёт время, я передам его тебе. Тщательно прицелься, и вгони болт Прэйсиану в грудь.

— А ты что будешь делать?

— Убивать. После того, как сделаешь выстрел, держись от меня как можно дальше. Если будет возможность, хватай Бриджид, и беги. Если не будет — просто беги, — сказал он.

— А если промахнусь?

— Прэйсианы могут становиться невидимыми. Ши'Хар вероятнее всего сбежит. Если это случится — мы пропадём вне зависимости от того, убью я остальных или нет, — сказал он ей.

— И ты думаешь, что со всеми остальными сможешь справиться сам по себе? — спросила Кэйт, не утруждая себя попытками скрыть сомнение в своём голосе.

Вообще-то он совсем не был в этом уверен. Настоящая проблема будет не в том, как их убить, а в том, как не дать им сбежать, когда они поймут, на что он был способен. Выведение Ши'Хар из строя первым делом упростит ситуацию, поскольку Тирион считал, что сможет не дать надзирателям Прэйсианов сбежать, но если в группе были надзиратели Морданов, то он не знал никакого способа воспрепятствовать их телепортации домой. Вероятность этого была довольно малой, но по прошлому опыту он знал, что у Рощи Прэйсиан было несколько рабов из Морданов. Он мог лишь надеяться, что в отряд, с которым ему предстояло сразиться, ни одного из них не включили.

— Я могу их убить, — успокоил он её.

Кэйт опустил руки, собрала свою юбку, и потянула её вверх. Она протолкнула лишнюю материю себе между бёдер, прежде чем распустить её позади, а затем перетянула вокруг бёдер. Два получившихся конца она завязала перед собой.

Тирион озадаченно спросил её:

— Что ты делаешь?

Кэйт криво улыбнулась:

— Перепоясываю чресла. Ты сказал бежать после того, как я выстрелю в лесного бога.

— Никогда прежде такого не видел, — признался он.

— Это потому, что ты не носишь юбку, — сказала она ему. — Если нужно перейти широкий брод или бежать, то это просто незаменимый приём.

Он оглядел её одежду:

— Вообще-то рабам Ши'Хар положено быть голыми, но, думаю, поскольку ты только недавно поймана, они не будут такого ожидать. Тебе придётся расстаться с одеждой, когда мы достигнем Рощи.

Она уставилась на него, раскрыв рот:

— А тебе носить одежду позволили.

— Потом это обсудим, — добавил он. — В следующий час много что может пойти не так, и этот разговор потеряет смысл.

— Я учту это, когда буду решать, в кого стрелять, — едко сказала она.

Глава 8

Когда они вышли на маленькую поляну, все взгляды сошлись на них. Огонь в её центре отбрасывал странные тени от вставших вокруг него жестоких мужчин и женщин. Все надзиратели были одеты в свою обычную кожаную броню, со сделанными из эйлен'тирала мечами на боку. Лишь один из них не был ему знаком, и это был отнюдь не стоявший в стороне Ши'Хар.

— Добрый вечер, — поприветствовал их Тирион на эроллис, почтительно кивая Бранлии́нти.

Ши'Хар Прэйсианов принял его жест, но внимательно наблюдал за ним, отвечая:

— Тирион, я удивлён увидеть тебя так далеко от твоей госпожи.

— Я здесь по её поручению.

Никто из надзирателей не был окружён щитом, из почтения к находившемуся в их обществе инструктору Ши'Хар. Тирион позаботился о том, чтобы также следовать их примеру, иначе им с Кэйт не позволили бы приблизиться. Бриджид сидела на земле перед чернокожим Прэйсианом, склонив голову. Алан Тэнник лежал по другую сторону от костра.

Отец Тириона имел жалкий вид — его лишили одежды, а его тело пестрило синяками и маленькими ожогами. Надзиратели использовали его для своих забав, поскольку человек без какого-либо дара был в их глазах более чем бесполезен. Алана Тэнника даже не считали подходящим на роль одного из безымянных. Будучи едва в сознании, он наблюдал за своим сыном одним глазом, поскольку второй слишком опух, чтобы видеть.

— Тебя Лираллианта послала? — с некоторым интересом сказал Бранлиинти. В отличие от своих надзирателей, Ши'Хар был полностью защищён заклинательным плетением, каковая защита была непреодолимой для любой магией, какую могли создавать человеческие маги. — Значит ли это, что Роща Иллэниэл отбросила имевшиеся у них издревле принципы?

— Открытие Морданов вынудило их пересмотреть свои приоритеты, — ответил Тирион.

— И поэтому они послали тебя сюда одного, — заметил Ши'Хар. — Как печально, или, быть может, просто глупо.

— Я стою не менее пятерых вот таких, — сказал Тирион, с видимой гордостью задрав подбородок.

Лицо Ши'Хар слегка оживилось:

— Не слишком себя переоценивай, баратт. Если я оскорблюсь, то последствия этого ты испытаешь на себе.

— Прошу прощения, — раболепно сказал Тирион, склоняя голову. — Я не хотел быть грубым. Я лишь имел ввиду то, что мои способности будут более чем достаточны для того, чтобы справиться с любым сопротивлением от баратти. Я не хотел раздувать вражду между Прэйсианами и Иллэниэлами.

Его утверждение одновременно укрепляло его подобострастие перед Ши'Хар и напоминало Бранлиинти о том, что любые действия против него могут создать проблемы с Рощей Иллэниэл.

— С какой целью ты пришёл в наш лагерь? — спросил Прэйсиан.

Почти в этот же момент Кэйт тихо произнесла:

— Даниэл, я не пони…

— Молчать, невольница! — рявкнул Тирион. Резко махнув рукой, он внезапно отвесил ей оплеуху, сбив с ног. Другие надзиратели засмеялись, когда она упала. Шокированная, она уставилась на него с земли, из её разбитой губы капала кровь.

«Проклятье», — мысленно выругался Тирион. «Она не может стрелять лёжа». Протянув руку вниз, он схватил её за волосы, и грубо вздёрнул на ноги, игнорируя её вызванные болью вскрики:

— В присутствии вышестоящих положено стоять, сука. Когда я захочу, чтобы ты легла, ты сразу это поймёшь. — Повернувшись обратно к Бранлиинти, он извинился: — Пожалуйста, простите эту заминку. Я подумал, что мог бы разделить огонь с вашими слугами. Утром я отправлюсь своей дорогой, не пытаясь вмешиваться в вашу миссию.

Прэйсиан несколько долгих секунд смотрел на него, прежде чем ответить:

— Ладно. Можешь провести с нами ночь, покуда ты согласен уважать мою власть и претензии Прэйсианов на этого дичка, — указал он на Бриджид.

— Конечно, — сказал Тирион. — Могу я поговорить с вашими надзирателями?

Бранлиинти кивнул, отпуская его взмахом руки, и вернулся к сплетённому из заклинаний стулу, на котором он, судя по всему, сидел до появления Тириона.

Тирион потянул Кэйт за руку, таща её вслед за собой, когда пошёл к одному из надзирателей, который был ему особо хорошо знаком.

— Гарлин, — сказал он в качестве приветствия.

— Тирион, — ответил тот на человеческом языке, бэйрионском. — Странную добычу ты выбрал, — указал он взглядом на Кэйт.

Тирион улыбнулся, отвечая на том же языке:

— Она красивая, не так ли?

— Она даже одной из безымянных быть не сможет, — заметил другой надзиратель, имея ввиду полное отсутствие у Кэйт магический способностей.

— Она мне нужна не для этого.

— Думаешь, Лираллианта позволит такую игрушку? — с некоторым удивлением сказал Гарлин.

Тирион пожал плечами:

— Она уже доказала, что для одной из Ши'Хар она весьма необычна.

Гарлин бросил взгляд в сторону своего собственного господина, чтобы убедиться, что тот не начал подслушивать. Уверившись в этом, он ответил:

— Тебе повезло, во многих отношениях.

В разговор вклинилась одна из надзирательниц, у которой от глаза до подбородка на противоположной стороне лица шёл длинный шрам:

— Ты хочешь сказать, что он побеждал только благодаря удаче? Она одарила Тириона улыбкой, которая была настолько плохо исполнена, что в итоге получилась скорее скошенная, плотоядная ухмылка.

— Я думаю, все знают, что это не так, Брэ́йа, — сказал Гарлин, бросая на неё раздражённый взгляд. — Никто не смог бы победить сразу пятерых на одной лишь удаче, и никто никогда не забудет его последний бой.

Тирион мысленно составлял список, переводя взгляд с одного лица на другое. Брэйа была Прэйсианом, как и большинство остальных, кроме Гарлина, у которого был дар Морданов, и ещё одного, высокого мужчины по имени Ла́ори, чей талант происходил из Рощи Гэйлин. Одну, последнюю надзирательницу он вообще не узнал — это была женщина со светлыми волосами и покрытой глубокими оспинами кожей.

— Ты правда победил одного из Крайтэков, дичок? — спросила незнакомка.

— Я до сих пор жив, — ответил он. «Какой у неё дар?». Если она была Морданом, то его план мог провалиться. Ей придётся умереть второй, если только он не сумеет выяснить её происхождение.

— Говорят, что какая-то чудна́я гроза оглушила твоего противника, и что в противном случае ты бы проиграл, — добавила она вызывающим тоном.

Кэйт с интересом слушала, у неё на языке вертелись вопросы, но она не осмеливалась их задавать.

Тут подал голос Гарлин:

— Это они так говорят, Три́на, но большинство из нас верит, что та гроза не была просто случайностью.

Тирион посмотрел на эту женщину:

— Откуда ты, Трина? — Это был необычный вопрос, среди рабов Ши'Хар такое обычно не спрашивали.

Гарлин знал его дольше остальных. Он был одним из первых надзирателей, которых Тирион встретил, и единственным из них, кто назывался его другом, хотя они хранили это в тайне. Он с внезапным интересом посмотрел на Тириона:

— А чего это ты спрашиваешь?

— Просто любопытно, — с безразличным выражением лица сказал Тирион. — Ты уже достаточно давно знаком со мной, чтобы знать, что я немного отличаюсь от тех, кто вырос среди Ши'Хар.

Взгляд Гарлина заметался, изучая его лицо, плечи и ноги. Тирион прикинулся расслабившимся, но в его теле свернулось скрытое напряжение. В прошлом Гарлин несколько раз оказывался не по ту сторону от гнева Тириона, когда ему приходилось охранять человека, которого он теперь звал другом. Снова посмотрев Тириону в лицо, он спокойно сказал:

— Ты же не серьёзно.

— Прости, Гарлин, — мрачным тоном сказал Тирион. Он сместил арбалет, который всё ещё нёс в руках, и почти почувствовал, как внимание надзирателя притянул зачарованный наконечник болта, всё ещё заряженного в оружие.

— Просто расслабься, старый друг. Всё не так плохо, как ты думаешь, — добавил Тирион.

С секунду надзиратель смотрел ему в глаза.

— Надо было догадаться, что дойдёт до этого…

Трина с шоком вцепилась в последнее утверждение Тириона:

— Он что, только что сказал, что вы двое были друзьями?! — Её вопрос закончился смехом. Среди рабов Ши'Хар слово «друзья» обычно означало партнёров по сексу. Также это являлось тем, что ни один надзиратель никогда не раскрыл бы, поскольку было синонимом для глупости.

Гарлин, наверное, был единственным выращенным в рабских загонах человеком, который на самом деле понимал значение этого слова. Он был единственным другом Тириона, помимо Лираллианты. Моргнув, он быстро ответил:

— Да, Трина, мы с Тирионом друзья уже не первый год, но выходцу из Рощи Сэнтир этого, наверное, не понять.

Тирион понял, что последняя часть утверждения его друга была подарком. Он пожалел, что нет других вариантов, но его путь уже был предопределён. И он знал, что Гарлин бы это тоже понял. «Сэнтир будет последней, вероятность её побега меньше, чем у всех остальных», — подумал он про себя. Остальные надзиратели смеялись, найди его новое откровение забавным.

— Спасибо тебе, Тирион, за музыку, — сказал Гарлин.

Тирион проигнорировал насмешки окружавших их надзирателей.

— Хотел бы я снова сыграть для тебя, друг мой, но у меня остался лишь один трюк, который я могу тебе показать.

Поверх гарлинского плеча он увидел приближающегося Бранлиинти, которого привлекло шумное веселье среди надзирателей. Ши'Хар уставился на них, гадая, чего это его рабы так разбушевались. Тирион передал Кэйт свой арбалет.

Она подняла оружие, плавно уперев в его в плечо, и без колебаний нацелилась в грудь Ши'Хар Прэйсианов.

После этого всё случилось стремительно, хотя казалось, что этот миг растянулся в долгую, безвременную секунду. Ши'Хар весело уставился на неё, ибо знал, что такое оружие на самом деле ему не грозило, а затем его внимание сместилось, когда у Гарлина взорвалась голова.

Все в шоке уставились на Тириона, который без предупреждения убил своего старейшего друга. Остальные надзиратели рефлекторно окружили себя щитами, и в это время прозвучал резкий щелчок разрядившегося арбалета. Бранлиинти в шоке посмотрел на торчавшую из его груди арбалетную стрелу, прежде чем молча осесть на землю.

— Никому не двигаться! — крикнул Тирион.

Воздух дрожал от неопределённости.

— Живым ты отсюда не уйдёшь, — сказал Лаори Гэйлин.

— Выслушай меня, и тогда такая возможность будет у тебя, — ответил Тирион.

— Он пока даже не окружил себя щитом, — заметила Трина. — Ему не победить. Нас двенадцать, — сказала она, а затем вспомнила Гарлина. — Ну, одиннадцать…

Кэйт настороженно стояла рядом с ним, разряженный арбалет ощущался в её руках тяжёлым и бесполезным. Бриджид и Алан Тэнник пялились на неё с другой стороны костра.

Громко зазвучал голос Тириона:

— Послушайте меня, и я позволю вам жить. — Между тем его сердце шептало ветру, и на него снизошло ощущение хаотичной отстранённости.

— Без щита ты умрёшь, если мы все нападём одновременно, — подал мысль Лаори.

— Я убью первого, кто попытается использовать эйсар — до того, как этот «кто-то» сможет чего-то добиться, — с безжизненным взглядом ответил он.

— Но ты всё равно умрёшь, — сказала Трина.

Небо зарокотало, а затем ночь озарилась вспышкой. Секунду спустя от ударившей вдалеке молнии прокатился грохочущий гром.

— Похоже, что сегодня здесь чудна́я гроза, — сказал Тирион, глядя Трине в глаза. — Чую, мне сегодня повезёт.

— Подожди, — сказал Лаори. — Говори, чего ты хочешь.

— Отпустите пленников, — сказал он им.

— Если сделаем это, нас убьют, — сказал один из мужчин.

— Не обязательно, — сказал Тирион.

— Ошейники заставят нас вернуться. Других вариантов нет, — напомнил Лаори.

— Я могу их снять.

Они зыркнули на него, на их лицах недоверие боролось со страхом и надеждой.

— Человеческая магия не может влиять на заклинательные плетения, — сказала Трина.

— Сплетённые из заклинаний щиты она пробить тоже не может, или убить одного из Крайтэков, — уверенно ответил Тирион.

— Я тебе не верю, — ответила она.

Он улыбнулся:

— Значит, мне придётся убить тебя.

— Большинство из нас — Прэйсианы, — заметил кто-то из остальных. — Даже если попытаешься, всех нас тебе не поймать.

— Но большинство — достану, — сказал Тирион, уступая. Сосредоточившись на том, кто говорил, он добавил: — И я позабочусь о том, чтобы ты был среди них.

— Ладно, — приказным тоном сказал Лаори. — Отпускайте их.

Остальные молча стояли, никто из них не спорил с этим решением. Тирион кивнул Кэйт, и она пошла помочь Алану Тэннику подняться на ноги, прежде чем взять Бриджид за руку.

— Отведи их в Колн, — сказал Тирион. — Я встречусь с вами там, когда закончу здесь.

— Откуда мы знаем, что ты сдержишь обещание? — спросила Трина, когда их бывшие пленники пошли прочь.

— Потому что если не сдержу, вы меня убьёте, — ответил Тирион. Жестом он приказал Кэйт, Бриджид и Алану не останавливаться.

— Сними их сейчас же, — с вызовом сказала Трина. — Если не получится, то выжившие их догонят.

— Что ж, это честно, — сказал Тирион, — но позволь мне сперва разобраться с грозой.

— Значит, слухи не врали? — сказал Лаори. — Ты можешь управлять небом?

Тирион подошёл к краю лагеря, и, вытянув палец, послал тонкий луч силы в землю, чертя линию. Он обошёл костёр по широкому кругу не менее пятнадцати ярдов в диаметре, заключив в него всех людей.

— Как это изменит грозу? — спросила Трина.

Тирион свирепо осклабился ей:

— Никак. — Он произнёс ещё одно слово, и татуировки на его теле вспыхнули, покрыв его твёрдым, прозрачными плоскостями магической силы. — Круг нужен просто для того, чтобы вы не сбежали.

Линии силы ударили по нему со всех сторон, когда он поднял руки, возведя вокруг лагеря сферический щит, и запирая всех надзирателей внутри него. Несколькие из Прэйсианов сделались невидимыми, но бежать им теперь было некуда. Они оказались в западне. Лаори послал на Тириона наскоро слепленного волшебного зверя, но тот одним ударом разрубил создание надвое.

Руки Тириона были облачены в клинки магической силы, а зачарованный щит вокруг его тела позволял ему игнорировать их атаки, когда он начал танцевать вокруг костра. Смеясь, он рубил их на части — руки, ноги и туловища разлетались в стороны, наполняя воздух кровью. Алая жидкость била во все стороны, но его не коснулась — зачарованный щит поддерживал его кожу и одежду нетронутыми, ходя земля вокруг него становилась красной.

Кэйт в ужасе смотрела из-за края круга, а Бриджид начало тошнить. Алан Тэнник молчал, закрыв свой единственный здоровый глаз, пытаясь не видеть резню, которую устраивал его сын. Однако помешать своим ушам её слышать он не мог.

Ночь наполнили крики и жуткий смех Тириона.

Глава 9

Битва, если её можно было так назвать, окончилась. Лагерь утих, если не считать треска костра и тихих стонов тех, кто ещё не закончил умирать. Тирион встал рядом с огнём, его сердце всё ещё гулко билось, а кожа покраснела от усилия. Он ощущал себя живее, чем был последние годы, и оглядывался, облизывая губы.

«Я и забыл, как мне этого не хватало», — подумал он. Вина, которую он когда-то чувствовал после матчей на арене, была лишь бледной тенью себя-прежней. На её месте было нечто более похожее на возбуждение.

Бросив взгляд через плечо, он увидел выражение отвращения на лице Кэйт. Она прижала Бриджид к себе, не давая ребёнку увидеть открывшуюся картину. Алан Тэнник стоял, отвернувшись, и зажав уши ладонями.

«Наверное, и звуки тоже были довольно ужасными», — подумал Тирион, подавляя внезапный смешок. «Они не понимают. Они просто не могут понять. Единственные люди, кто понимает это чувство — те, кого я только что сразил».

Опустив взгляд, он оглядел разбросанные вокруг него искалеченные тела.

Трое ещё были живы, пусть и едва-едва. Двое мужчин, один — с глубокой раной поперёк живота, второй — каким-то образом сумевший перекрыть артерии у себя на ногах после того, как Тирион их отрубил. Третьей была Трина — часть её головы и черепа была срезана прочь, но она всё равно каким-то образом дышала, и широко раскрыв глаза молча лежала на окровавленной земле. Из них троих лишь потерявший ноги мужчина имел, судя по всему, какие-то шансы прожить хоть какое-то время.

Наклонившись, он осмотрел Трину. Её рана в некотором роде напомнила ему то, как куры могут некоторое время жить после потери головы. Её сердце билось, лёгкие продолжали наполняться воздухом, но разум покинул её. Вряд ли она протянула бы дольше нескольких минут.

Его внимание привлёк рабский ошейник вокруг её шеи. Сфокусировав свой магический взор, чтобы разобрать мельчайшие подробности заклинательного плетения, из которого тот состоял, Тирион потратил полминуты, прежде чем протянуть руку, и перерезать ошейник. Кровь Трины начала кипеть внутри неё, когда ошейник дезинтегрировался, и несколько мгновений спустя она умерла.

«Х-м-м-м».

Повернувшись к мужчине, умиравшему от раны в животе, он увидел, что тот ещё в сознании.

— Что ты собираешься делать? — спросил надзиратель.

— То, что обещал, — сказал Тирион. — Я сниму с тебя ошейник. — Повторив те же действия, что и с Триной, он с тщательно всё обдумал, прежде чем разрезать ошейник в другой точке. Надзиратель умер несколько секунд спустя, и его смерть была не менее страшной.

Последний мужчина молчал — он потерял сознание от потери крови, пока Тирион уделял внимание остальным.

— Повезло тебе, — сказал он потерявшему сознание мужчине. Потратив с минуту на его осмотр, он срезал ошейник последнему надзирателю. Сердце мужчины остановилось, и он мгновенно умер.

«Но кровь у него не закипела», — бесстрастно заметил Тирион.

Эйсар в последнем мужчине угас, и теперь Тирион остался действительно один. У его ног лежал безголовый труп мужчины с именем «Гарлин», вытатуированном на руке.

Адреналин пошёл на убыль, и у Тириона свело живот при виде этого тела. На него накатило головокружение. Он всё ещё мог слышать у себя в голове последние слова Гарлина: «Спасибо тебе, Тирион, за музыку». Он не мог вспомнить, чтобы хоть раз прежде слышал от Гарлина слово «спасибо». Наверное, это было одно из наименее употребляемых слов среди людей, которых держали Ши'Хар, — почти такое же редкое, как слово «любовь».

Тёмная, ноющая боль стала расползаться по нему, пока ему не стало казаться, будто всё его тело поглотила холодная фантомная боль, шедшая от сосредоточения его души. Ему хотелось плакать, но слёзы отказывались появляться, а глаза упрямо оставались сухими.

«Он понимал. Он знал, что я должен был это сделать», — сказал он себе. Эти слова были правдой, но они нисколько ему не помогли. Вместо этого он сменил слова, и сказал себе: «Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я пуст».

Боль утихла, но не исчезла.

Рассеянным жестом и мыслью он отпустил окружавший кровавый лагерь щит. Секунду спустя он прекратил защитные чары, в которые было заключено его тело. Чары сработали хорошо, хотя применял он их впервые. Со смертью его врагов они останутся сюрпризом для его следующего противника.

— Веди девушку, — сказал он, поворачивая к Колну. Его голос звучал иным в его собственных ушах, более грубым.

«Я ничего не чувствую».

— Куда ты идёшь? — спросил его отец, наконец обретя дар речи.

— Собрать остальных своих детей, — ответил он. — Идти сможешь?

Алан кивнул:

— Думаю, да.

— Тогда иди домой.

Он посмотрел на Кэйт:

— Идём, время у нас ограничено.

— Позволь мне пойти с тобой, Даниэл, — с лёгкой дрожью в голосе сказал его отец. Алан боялся, но ещё не был готов бросить своего сына.

— Чтобы ты мог увидеть ещё больше того, во что превратился твой сын? — горько сказал Тирион. — Иди домой.

— Позволь мне забрать Бриджид с собой, — предложил Алан.

— Это ещё не конец, Отец, — сказал Тирион. — Они продолжат являться сюда, пока не заберут всех зачатых мною детей. Здесь она никогда не будет в безопасности.

— А что Хэйли? Она в безопасности, с тобой? Ты знаешь, куда её забрали?

Надежда в голосе Алана разрывала ему сердце, но Тирион ответил с честной жестокостью, из-за которой стал ненавидеть себя ещё больше:

— Нет. Она не в безопасности. Её схватила другая роща. Я сделал всё, что смог. Поэтому я здесь. Лучшее, что я могу сделать — позаботиться о том, чтобы они не добрались до остальных.

— Но… ты же всё равно уведёшь их к лесным богам? — Алан всё ещё очень смутно понимал разницу между различными рощами Ши'Хар.

— Моя… — приостановился он на секунду, ища нужное слово, — …хозяйка — другая, менее жестокая. Если они будут у неё, то я буду в некоторой степени властен над тем, что с ними будет дальше. Их не заставят сражаться друг с другом.

Между тем Бриджид потянулась прочь от Кэйт:

— Я не хочу уходить, — прошептала она своей сводной сестре.

Кэйт бросила на Тириона в некоторой степени боязливый взгляд, надеясь, что он не услышал слова девушки. Она уже не была уверена в том, насколько он был уравновешен. Последнее, чего она хотела — это чтобы он обратил свою больную ярость на Бриджид.

— Ш-ш-ш, — ответила она. — Всё хорошо. Он делает так, как будет лучше для нас. Ты должна ему доверять.

— Мне страшно, Кэйт, — с дрожью призналась Бриджид.

— Идём, — сказал Тирион, игнорируя впившийся ему в спину взгляд отца. Кэйт потянула сестру следом за ним.

— Ты же меня не оставишь, а? — спросила её Бриджид.

Кэйт покачала головой:

— Нет, милая. Не оставлю. Я иду с тобой. Я буду рядом.

* * *

Том Хэйс стоял за дверью своей лавки. Тирион несколько раз громко постучал, чем разбудил владельца заведения, но час был поздний. Они прибыли в Колн ближе к полуночи, и все уже давно спали.

— Мистер Хэйс, откройте дверь, — сказал Тирион. — Я знаю, вы стоите прямо за ней.

— Кто это? — неуверенно спросил Том Хэйс.

Терпение Тириона было на исходе, и он нахмурил брови, силясь удержать свой норов в узде.

— Том, это Кэйт Толбёрн. Я снаружи, с Бриджид и Даниэлом Тэнником. Пожалуйста, открой, время позднее.

Магический взор Тириона легко уловил последовавшую за упоминанием его имени вспышку в эмоциональном состоянии Тома Хэйса. Его последний визит в город Колн был отнюдь не милым. Он угрожал, калечил, и даже заклеймил кое-кого из горожан.

«Однако, они это заслужили».

— Моей жене нездоровится, — неуверенно сказал Том.

— Она стоит в трёх футах позади тебя, и мне кажется вполне здоровой, — гневно сказал Тирион. — Открывай, иначе вскоре у тебя уже не будет лавки.

— Даниэл, ты не можешь угрожать каждому встречному… — начала Кэйт.

Взгляд холодных глаз обжёг её подобно льду:

— Это — не визит вежливости. Я здесь для того, чтобы забрать каждого зачатого мной ребёнка, и отдать в рабство. Думаешь, мне следует притворяться добрым гостем?

В ней разожглось пламя, и её старый дух начал брать своё:

— У тебя есть хорошие на то причины, не пытайся казаться хуже, чем…

— Я — меньшее из двух зол, Кэйт, — перебил он. — Это не делает меня добрым.

Дверь перед ними приоткрылась, и из-за неё выглянул Том Хэйс:

— Чего вам?

Тирион придал форму своей воле, и толчком распахнул дверь, одновременно облекая Тома в силовой пузырь, отталкивая его прочь, и сковывая в боковой части помещения. Жена Тома, Элис, в ужасе глазела на Тириона, когда тот вошёл в здание.

— Скажи своему сыну, Та́ддиасу, спуститься вниз.

— Т…ты з…знал, что у меня есть сын? — заикаясь сказала Элис.

Кэйт шагнула вперёд, заняв место между ними:

— Лесные боги тоже знают, Элис. Они придут, чтобы забрать их всех. Если Тада заполучат они, то будет гораздо хуже. Даниэл пытается их защитить.

— Моего сына ты не получишь, — объявила Элис, собрав всю свою смелость.

Тирион шагнул вперёд, заставив Тома, всё ещё скованного в другой части комнаты, крикнуть:

— Пожалуйста, не причиняй ей вреда!

Тирион остановился, фрустрированный… уставший. День был долгим, а его окружало одно только сопротивление. Этого он ожидал. Тирион знал, что в своей личной истории он был злодеем, но он устал спорить на каждом шагу — устал от того, что его ненавидели.

— Спать будем здесь, — объявил он, всех удивив. — Я займу на ночь вашу спальню, Элис. Кэйт, Бриджид и Таддиас останутся в той же комнате со мной. Вы с мужем можете спать в любом другом месте, но не покидайте здание.

— Что? — с некоторой тревогой сказала Элис.

— Ты меня слышала.

— Ты что, берёшь нас в плен? — спросил Том.

— Если хочешь, можешь думать об этом в таком ключе, — ответил он. — Оставайтесь здесь, ведите себя хорошо — и завтра мы уйдём. Выйдете наружу, поговорите с кем-нибудь, или попытаетесь предупредить остальных жителей города — и пожалеете об этом. Не забывайте, что ваш сын будет спать в одной комнате со мной. — Он жестом указал Кэйт идти к лестнице, одновременно отпуская сковывавший Тома щит.

Поднявшись наверх, они разбудили Таддиаса, и заставили сбитого с толку подростка перейти в комнату, служившую его родителям спальней. Когда все они оказались внутри, Тирион запечатал дверь и окно, чтобы убедиться, что никто из них не сможет покинуть комнату. Сняв сапоги, он лёг на кровать. Давать остальным какие-то наставления он не потрудился. Они могли спать на полу, или стоять всю ночь — в любом случае, ему было всё равно. Тирион закрыл глаза.

* * *

Его приятно успокаивало тепло лежавшего рядом тела, касание чьей-то кожи. Плотная, ноющая боль, будто постоянно сжимавшая его сердце, слегка ослабла. Тирион был удивлён — он и не ожидал, что Кэйт будет готова рискнуть и приблизиться к нему после того, что она вчера увидела.

Протянув руку, он ощупал мягкий изгиб её бедра. Тирион провёл ладонью вниз к её колену, поскольку она лежала, забросив на него ногу. Она лежала, прижавшись к нему, и её тёплое дыхание щекотало его шею. Он чувствовал, что её рука лежала на его голой груди.

Тирион не помнил, как снимал одежду, но теперь был рад её отсутствию. Открыв глаза, он обнаружил, что в комнату проникал мягкий свет утреннего солнца. Никого другого в комнате не было, но он был не против — он был с Кэйт наедине. Тирион потянул локон её волос поперёк её лица, наслаждаясь его мягкостью, и сопровождавшим его запахом летних цветов.

Он снова закрыл глаза. Это был миг, который следовало оставить нетронутым. Этот миг должен был длиться и дальше, но Тирион ощутил, как она передвинулась, а секунду спустя — мягкое прикосновение её губ к его собственным.

Он ответил на её поцелуй, но железный привкус принёс с собой чувство вины. Её губа была разбита, когда он ударил её. «Мне так жаль», — подумал он. «Это было необходимо, иначе они бы раскрыли наш обман».

Он раздумывал над тем, как попросить у неё прощения, когда она отстранилась. Оглядывая её освещённое утренним светом лицо, он заметил, что сегодня оно было ещё более избитым и опухшим. Во взгляде Кэйт застыли печаль и смирение.

— Спасибо тебе, Тирион, за музыку. — Эти слова сорвались с её губ, но голос принадлежал Гарлину.

Тирион в ужасе уставился на неё, и на него накатило ощущение безграничного страха.

— Нет! — крикнул он, пытаясь отвергнуть то, что, как он знал, должно было случиться. Её голова исчезла, взорвавшись красной слякотью из мяса и крови. Тирион снова закричал, обыскивая комнату всеми своими чувствами, пытаясь найти источник её смерти, но он знал, что источником был он сам.

Тирион вскинулся на кровати, шаря рукой в поисках своего меча.

Кэйт сидела в углу, обняв сестру, Тад сидел рядом с ней. Все трое пялились на него с испугом на лицах.

«Это был сон».

Бросив взгляд вниз, он увидел, что всё ещё был одет во вчерашнюю кожаную броню. Меч всё ещё был у него на поясе, а арбалет Кэйт лежал на полу. Тирион заснул просто от изнеможения, и остальные слишком боялись, чтобы приблизиться к нему. Остальные подушки всё ещё лежали на кровати.

«Они спали на полу, без подушек или одеял».

Когда мир вернулся в нормальное состояние, заняв своё место у него в голове, Тирион поискал слова, которые могли бы их успокоить. Лучшим, что он сумел найти, было:

— Есть хотите?

Мальчик кивнул, а Бриджид прошептала что-то сестре на ухо.

— Им нужно пописать, — нейтральным тоном сказала Кэйт.

Это имело смысл. Тирион и сам чувствовал соответствующие позывы. Раскинув свои чувства вовне, он обнаружил Элис и Тома Хэйсов. Они были внизу. Том нервно сидел за столом, а Элис была на кухне.

Тирион распечатал дверь, и указал на неё:

— Идём вниз. Позаботимся о своих мочевых пузырях и животах… — Эти слова показались ему глупыми, но дара красноречия он был лишён.

Кэйт погнала двух подростков к двери перед собой, и они пошли вниз.

Том встретил их нервным взглядом, подвинувшись, давая им место за столом, но рот держал на замке. По очереди посетив туалет, они сели вместе с ним, и несколько минут спустя Элис вынесла несколько тяжёлых глиняных мисок с тёплой овсянкой.

— Благодарю, — тихо сказал Тирион, неуклюже произнося это давно не используемое им слово.

Ели они молча.

Когда закончили, Тирион обвёл собравшихся взглядом:

— Мне нужно знать их имена.

Элис, Том и Кэйт переглянулись, но никто из них не заговорил. Неудобная пауза всё тянулась, пока Кэйт не приняла вызов:

— Мы не совсем уверены, какие из них — твои. Некоторые могут и не быть твоими, пусть они и…

— …Пусть они и подходящего возраста? — закончил он вместо неё. — Я перечислю вам женщин. А вы скажете мне, у кого из них есть дети того же возраста, что Бриджид и Таддиас. Фиона Браун, Эмили Банкс, Дженнифер Уи́лсон, Грэта Бэ́йкер, Рэйчел Мур, Уи́лма Ка́ртэр, Салли Фи́ллипс, Пэ́гги…, - стал перечислять он, а затем приостановился ненадолго. — Как там была её фамилия?

— Ты имеешь ввиду Миссис Мо́ррис? — спросила Элис.

— Думаю, это она, — подтвердил он.

— Давай-ка я возьму бумагу, — предложила она. Встав, она нашла одну из старых счётных книг, и вернулась с ней и с бутылочкой чернил. Понадобилось немного времени, чтобы приготовить перо, но несколько минут спустя она стала записывать называемые им имена на полях одной из страниц.

— Мисс Прайс… не помню, как её имя… — признался он.

— Сэ́лма, — подсказала Кэйт.

Он кивнул:

— Грэта Бэйкер…

— Ты её уже называл, — сказала Элис.

Он продолжил, пока у него не кончились имена, и он не стал повторяться.

— А что насчёт Лоры Ко́ллинс? — предложила Кэйт. — У неё сын подходящего возраста.

— Её я забыл, — согласился он.

— Вики Дже́нкинс? — добавила Элис. — Её дочери Па́йпер сейчас тоже пятнадцать.

Тирион кивнул, и это имя пробудило ещё одно воспоминание:

— Ещё Да́рла Лонг, она жила по соседству с Вики.

— Ты что, просто ходил от двери до двери? — спросила Кэйт с отвращением в голосе, дневной свет и его спокойное настроение стёрли большую часть её вчерашних тревог.

Тирион проигнорировал её вопрос, и после того, как Элиз закончила счёт, у них оказался список имён, который был длиннее, чем он ожидал. Он переспал с двадцатью семью женщинами, и было шестнадцать детей, показывавших все признаки того, что они — его внебрачные дети. Хэйли уже забрали, Бриджид и Тад были здесь, с ним, и оставалось ещё тринадцать других детей, которых надо было собрать перед возвращением.

Тирион встал — пока они обсуждали его проступки, он размышлял.

— Я скоро вернусь. Пока меня нет, соберите здесь детей. Я хочу, чтобы они были здесь до полудня.

Том наконец обрёл дар речи:

— Думаешь, мы станем твоими сообщниками?

Тирион ответил на гневный взгляд Тома лишённым всякого выражения лицом:

— Другие надзиратели уже выступили. Я ненамного их опередил. К закату они наверняка будут здесь. Ты приведёшь ко мне моих отпрысков раньше, чем это произойдёт, иначе мне придётся прибегнуть к более крутым мерам, чтобы убедиться в том, что они не попадут в руки других рощ.

Том Хэйс заскрипел зубами, дёрнувшись под лишающим сил взглядом более молодого мужчины, но, судя по всему, он снова нашёл в себе храбрость. Отказываясь сдаваться, он продолжил:

— Крутые меры? Не верю я в это. Я видел, как ты рос, Даниэл Тэнник. Ты, может быть, достаточно болен, чтобы угрожать нам, но я ни на секунду не верю в то, что ты причинишь вред своим собственным детям.

— Неужели? — сказал Тирион, и его взгляд упал на Тада Хэйса. — Вытяни руку перед собой на столе, мальчик, — приказал он.

Тад уставился на него, его губа задрожала, но он не шелохнулся.

— Подожди! — крикнула Элис. — Мы сделаем, как ты сказал. Пожалуйста, не делай ему больно.

Тирион смягчился:

— Ладно. — Пойдя к двери, он снова обратился к Тому: — Я знаю, о чём ты думаешь, Том, и если вы ударитесь в бега, то будет хуже. Тогда тебе лучше надеяться на то, что я вас найду первым. Ты не хочешь знать, что они сделают с твоим сыном.

Он ушёл, закрыв за собой дверь, и обошёл здание, пойдя по наиболее прямому пути прочь из Колна вместо того, чтобы направиться по главной улице. Он шёл, пока не оказался далеко за краем города, а затем сделал крюк, следуя по пути, которым они прошли предыдущим вечером. Скрывшись из виду, он остановился, и сел у тропы, что вела обратно в дом, принадлежавший Сэту и Кэйт Толбёрнам.

У Тириона тряслись руки.

Закрыв глаза, он сделал долгий, глубокий вдох: «Я ничего не чувствую».

Зелёные глаза Кэйт обвиняюще сверкнули ему из тени его подсознания, и Тирион снова открыл глаза, чтобы изгнать это видение.

Его родители, Кэйт, Сэт, Том и Элис Хэйсы… и дети тоже — у всех у них было много эмоций. Он чувствовал это, видел это. Страх, надежда, ожидание — это было в их взглядах, когда они смотрели на него. Всё то, что он привык не находить среди Ши'Хар.

Здешние люди, их сердца кричали ему, проецируя эмоции, с которыми он более не был способен справиться. По большей части это был страх, а с ним приходило неизбежное — ненависть. Даже Кэйт, и с ней было хуже всего. Приязнь смешивалась со страхом и тревогой, проблесками надежды, и, в конечном итоге, с ненавистью.

«Я ничего не чувствую».

Он снова встал на ноги, и вернулся к маленькому загону, где оставил свою лошадь. Оседлав кобылу, он поехал обратно в лагерь, где вчера зарезал надзирателей и их лидера, Бранлиинти. В тот вечер он не мог мыслить ясно. Надо было избавиться от улик, но он был взвинчен до предела.

Первым делом он нашёл тело Бранлиинти. Болт вошёл в его тело чисто, пройдя между двумя рёбрами, и проткнув сердце Ши'Хар. Снаряд мог бы расколоться, попади он в кость, но этого не случилось. Тирион осторожно вытащил его, и очистил древко от крови, вытерев об одежду мертвеца. Затем спрятал в карман. Болт может ещё пригодиться в будущем.

Используя тот же круг, что и предыдущим вечером, он окружил страшный лагерь полусферой, прежде чем наполнить её пламенем. Чуть погодя воздух внутри закончился, и видимое пламя потухло, но он продолжал давить на эту область своей волей, задирая температуру всё выше, пока мёртвый воздух не засветился от странных газов, а всё остальное внутри не распалось мерцающим пеплом. Жар стал настолько мощным, что Тирион был вынужден отступить, несмотря на щит, пока не оказался в более чем десяти ярдах.

Наконец удовлетворившись, он перестал нагревать эту область, а затем постарался остудить её до удобоваримого уровня, прежде чем отпустить окружавший её щит.

Тела исчезли. Остались лишь белый пепел и почерневшая, стеклянистая почва. Любому, кто наткнётся на это место, сразу станет ясно, что здесь произошло нечто неестественное.

— Так не пойдёт, — сказал он себе.

Проще всего было бы закопать пепел и стекло, но это всё равно оставило бы необычную область недавно перекопанной почвы. Ему хотелось, чтобы это место выглядело старым и непотревоженным, предпочтительно — с растущей на нём травой. Он мог бы достичь такого вида, потратив значительное время на перемещение обожжённых частей вниз, и перераспределение растений и другой флоры с краёв, но это заняло бы кучу времени, и потребовало бы кропотливого труда.

Тирион решил рискнуть, и обратил своё внимание к голосу земли, чьё биение медленно отдавалось у него под ногами. Со дня его боя против Крайтэка на арене лет десять тому назад, он очень редко делал такое. Тирион боялся, что Ши'Хар обнаружат его скрытый талант, но ещё больше он страшился самого этого таланта. Его разум менялся, когда он открывал себя земле, или небу, как он поступил предыдущим вечером. Он становился менее собой, и более иным. Ему было трудно это описать, даже для себя, в своём собственном сердце.

На него снизошло ясное спокойствие, когда его разум сместился, чтобы соответствовать сердцу мира у него под ногами. Скалы, почва — всё это лежало близко к поверхности, но ещё глубже были иные вещи, более крупные камни, простиравшиеся на огромные расстояние, а под ними был океан жидкого огня. На миг Тириона почти захлестнуло, унесло в бесконечные глубины, но он отступил, удержавшись за себя.

Ему вернулось воспоминание о его желании, и он сдвинул своё земляное тело в ответ на это желание. Почва сдвинулась, камни сместились, перемешались, и снова разгладились. Сжимаясь, он снова сделался меньше, пока его сознание не стало снова ограниченным плотью и костьми. Это было неприятное ощущение, упаковывать себя в такую крохотную оболочку.

«Наверное, так ощущается смерть». Эти слова отозвались в нём эхом, но поначалу он не был уверен в их значении. Его сознание медленно вернулось, и эти лепечущие звуки снова обрели смысл.

Тирион моргнул, у него пересохли глаза. Он, наверное, забыл это делать, пока слушал землю.

Почва была гладкой и непотревоженной. Трава была менее густой, а почва — более каменистой, но выглядели они так, будто их уже очень давно никто не трогал. От испепелённого лагеря не осталось ничего.

— Надо научиться делать это, не совсем уж теряя голову, — сказал он себе.

Прошлым вечером было лучше. Та ситуация, с её напряжением и враждебностью, всё это крепче укореняло его разум. Настолько крепко, что он почти не был способен ощущать голос ветра. Сегодня же он едва не потерял себя полностью.

Тирион задумался о том, что случится, если он забудет себя.

Его действия стоили ему лишь около часа, и у него ещё оставались дела до возвращения в Колн. Продолжив следовать тропе, он добрался до дома, который делили Сэт и Кэйт. Нужно было кое-что сказать, и оплатить долги.

Глава 10

В момент прибытия Тириона Сэт выходил из сарая. Сам сарай был новым, по крайней мере — для Тириона. Когда они с Кэйт были детьми, никакого сарая не было, но Сэт, женившись, построил его, чтобы держать часть своих инструментов и не дать скоту замёрзнуть зимой.

Тирион остановил свою кобылу у сарая, и привязал её поводья к столбику. Затем он пошёл прямо туда, где стоял неодобрительно глядевший на него Сэт.

— Где Кэйт и Бриджид? — спросил его друг детства с выражением неподдельной заботы на лице.

— В Колне, — сказал Тирион, — собирают моих детей. Они не знают, что я здесь.

— О, — сказал Сэт, осторожно наблюдая за ним.

— Ты сказал вчера кое-что, и я подумал, что нужно это поправить.

Сэт нервно переступил с ноги на ногу:

— Слушай, Даниэл, я тогда был взвинчен до предела, и я знаю, что мог сказать вещи, которых говорить не следовало. Тогда миновало лишь несколько часов после того, как они забрали сестру Кэйт, и после того, как нас унизили, я чувствовал себя совсем бесполезным.

Тирион проигнорировал его заявление:

— У нас с Кэйт никогда не было секса.

Его старый друг замер, вспоминая брошенное обвинение. Такого рода неподвижность можно увидеть у лесного зверя, знающего, что охотник вот-вот нанесёт удар.

Тириона этот страх раздражал:

— Я здесь не для того, чтобы тебя убить. Я знаю, ты считаешь меня спятившим убийцей, и… ну, может, я и такой, в некоторой степени. Я уже не тот, что был прежде, я больше не такой, как ты, но я не собираюсь набрасываться на тебя как бешеный. Я здесь только для того, чтобы поговорить.

— Я ей не поверил, — сказал Сэт, неуютно отводя взгляд. — Когда она вернулась в тот день, после твоего ухода… она сказала, что ничего не случилось, но я знал, что это не могло быть правдой.

— Я её поцеловал, — сказал Тирион, — вот и всё, и ей, кстати, это не понравилось. — Последняя часть фразу была ложью. Она действительно поцеловала его, но в этом не было ничего невинного. Он указал на свой ошейник: — Эта штука не позволяет мне делать почти ничего иного в этом плане, — указал он вниз, подчёркивая свой аргумент. — Лишь моя хозяйка может дать мне разрешение на… ну, ты понял, о чём я.

Сэт махнул руками:

— Ладно! Я тебе верю. Не хочу об этом говорить.

— Очень жаль, — сказал Тирион. — Потому что я не закончил. Я хочу знать, по этой ли причине ты начал её бить.

— Бить? Нет. Тут ты ошибся. Это случилось только один раз, вчера. Мы начали скандалить сразу после того, как они забрали Бриджид, и она всё не оставляла меня в покое. Всё кричала, чтобы я отправился вслед за ними, но я знал, что это было безнадёжным. Я не мог их остановить, но всё равно стыдился того, что не пошёл. — Сэт опустил взгляд, сжав челюсти: — А потом она назвала меня трусом, и… я просто сорвался.

Тирион понятливо кивнул:

— Я отлично знаю, каково это.

Сэт поднял на него взгляд, удивившись сочувственному ответу своего друга. Он увидел, как напряглось плечо Тириона, но движение было настолько быстрым, что он едва смог вздрогнуть, прежде чем кулак Тириона заехал ему по челюсти. Покачнувшись, он шагнул назад, оступился, и шлёпнулся на землю. Тирион встал над ним.

Сэт закрыл глаза: «Чёрт, он всё равно меня убьёт». Несколько мгновений ничего не происходило, поэтому он снова открыл глаза. Его друг протягивал ему руку.

— Хватайся, — сказал Тирион. — Теперь мы квиты.

Сэт взял его руку, и неуверенно встал. Всё слегка расплывалось у него перед глазами, и ему показалось, что один из зубов у него стал качаться:

— Бить ты действительно умеешь, Даниэл.

— Насилие — это практически всё, что у меня теперь хорошо получается, — ответил тот.

— Кэйт, похоже, иного мнения, — с некоторой горечью сказал Сэт.

— Ты не шутил, насчёт того, что она может не возвращаться? — серьёзно спросил Тирион.

— Нет, — признался Сэт. — Я потерял контроль над собой, но даже когда говорил это, я знал, что это ложь. Но это не важно, она всё равно не собирается возвращаться.

— Сопровождать меня — это очень плохая идея с её стороны, — сказал Тирион.

Сэт сощурился на него:

— Согласен.

— Прошлой ночью я показал ей образец того, какая у меня теперь жизнь… — начал Тирион, — …и я весьма уверен, что ей увиденное не понравилось. Если быть точным, я думаю, что она теперь боится меня, или, может быть, вообще ненавидит.

Сплюнув кровь изо рта, Сэт помассировал свою ноющую челюсть, начавшую опухать:

— Ты действительно часто оказываешь на людей такой эффект, — сказал он, слегка хохотнув, но затем перестал. Он взволнованно посмотрел на Тириона.

Тирион засмеялся, и Сэт присоединился к нему, но смех его был скованным.

— Я постараюсь убедить её не идти со мной, — сказал он своему другу. — Когда она вернётся, будь добр, и попытайся запомнить, что кое-что из того, что она тебе обо мне расскажет — это специально для тебя.

— Хочешь сказать, что ты притворишься пугающим, кровожадным мудаком просто для того, чтобы убедить её вернуться домой? — спросил Сэт.

Тирион покачал головой:

— Нет. Я просто не буду скрывать тот факт, что я именно такой и есть. — Он отвернулся, и пошёл к дому. Он ощущал внутри своих отца и мать, и хотел и с ними тоже поговорить.

Сэт не пошёл следом, но повысил голос, чтобы задать ещё один вопрос:

— Ты уверен, что не можешь и Бриджид тоже позволить вернуться домой?

Тирион печально оглянулся на своего друга:

— Хотелось бы, но Ши'Хар пошлют ещё надзирателей. Вас не оставят в покое, пока всех не заберут.

Пройдя через заднюю дверь дома, он нашёл свою мать, Хэлэн, ждавшую его там. Он почти вздрогнул, когда она раскинула руки, но чуть погодя расслабился. Её объятия были приятными, слишком приятными — они грозили разрушить стены, которые он возвёл вокруг своей слабости.

«Я ничего не чувствую», — мысленно повторял он, но знал, что это ложь.

— Мама, — сказал он вслух.

— Я рада, что ты вернулся, — сразу же сказала она. — Вчера ты казался… — произнесла она, и остановилась. — Когда твой отец вернулся… я просто не могла поверить.

Он отстранил её от себя на расстояние вытянутой руки:

— Это правда, Мама. Я — не тот, кем был, и никому не будет лучше, если я буду притворяться, что это не так. Я опасен для цивилизованного общества.

Хэлэн нахмурилась:

— Не говори так, Даниэл.

Звуки его прежнего имени, столь естественно срывавшиеся с губ его матери, заставили его снова содрогнуться от боли:

— Прекрати, — сказал он ей. — Мне нужно повидать Папу, а потом я пойду.

Его слова ранили её, это было очевидно, но Хэлэн отошла в сторону, и позволила ему войти в маленькую спальню, где лежал его отец. Алан Тэнник был избитым и опухшим, черты его лица были почти неузнаваемыми. Старик лежал, отвернув голову, и смотрел единственным здоровым глазом в окно.

— Отец.

— Тебе не следовало приходить, — хрипло сказал старик.

Тирион кивнул:

— Просто хотел проверить твои раны, прежде чем уйду. — Его магический взор уже искал, проверяя побитое тело Алана на наличие переломов или более серьёзных ран. Однако он ничего не нашёл. Надзиратели своё дело знали крепко. Они знали, как избить человека до потери сознания, не причинив никакого перманентного урона. Они были осторожны. То было делом практики — воздержание от нанесения смертельных ран, пока ты не знал точно, что с жертвой можно кончать.

Закончив, Тирион стал ждать, уставившись на человека, которым он так восхищался большую часть своей юности. Комнату заполнила тишина, пока Тирион наконец не собрался уходить.

— Тебе это нравилось, так ведь? — без предупреждения нарушил тишину голос Алана.

Тирион приостановился, склонив голову:

— Нравилось.

— Я думал, что, быть может, после твоего ухода в тот раз… я думал, что, может быть, это было единичным случаем. Может, ты был просто зол, слишком накручен, но прошлой ночью ты доказал, что я ошибался. Хреновый из меня отец.

— Нет…

— Если бы я знал, — продолжил Алан, — ещё тогда, чем ты станешь, — сказал он, и его голос сорвался. — Прости меня, сын, мне не следовало становиться отцом.

Тирион повернулся обратно, удивлённый:

— Ты в этом не виноват. Ты всё делал настолько хорошо, насколько мог.

Теперь Алан смотрел на него, и по его опухшей щеке текли слёзы:

— Когда я вижу тебя, я вижу твою боль, сын. И мне от этого больно, но больше всего меня ранит то, что я жалею… — сказал он, и его голос сломался.

Не в силах удержаться, Тирион взял трясущуюся руку своего отца, и позволил старику сжать себя в крепких до боли объятиях:

— О чём ты жалеешь, Пап? — спросил он, морща нос от запаха алкоголя в дыхании Алана.

Донёсшиеся слова были почти нечленораздельными, но он всё равно услышал:

— Я жалею, что ты вообще родился, Даниэл, — сказал старик, захныкав. — Мне так жаль.

При этих словах у него свело живот, но он изо всех сил заставлял своё тело не двигаться. «Я ничего не чувствую».

Ему необходимо было оказаться подальше отсюда. Выбравшись из объятий Алана, он снова встал. Тирион чувствовал присутствие своей матери, подслушивавшей по ту сторону двери, поэтому не был удивлён, когда обнаружил её стоящей там, когда открыл дверь.

— Он пил виски, от боли, Даниэл. Он сам не свой, — начала она.

— Я знаю, — согласился он, позволив ей ещё раз обнять себя. Затем он оттолкнул её, и пошёл к той же двери, через которую вошёл. «Однако правда — это всё равно правда».

Он кивнул Сэту, и пошёл обратно к дорожке, что вела в Колн.

— А что твоя лошадь? — спросил Сэт.

— Оставь себе, — ответил он. — Мне она не особо полезна, с толпой детей на поводу.

— Ты уверен? Она — ценное животное.

«Как и я», — с иронией подумал Тирион.

— Ага, оставь себе, или продай её, делай что угодно, как будет нужно, — сказал он, не останавливаясь.

Сэт некоторое время шёл следом:

— Ты действительно думаешь, что она вернётся домой?

Тирион не оглянулся, но заскрипел зубами:

— Я позабочусь об этом.

* * *

Когда он вернулся, Колн гудел от активности. Напряжение в воздухе заставило его подумать об улье разозлённых пчёл. Некоторые из людей на улицах уходили в дома, когда видели его приближение. Лица глядели на него из окон.

Перед лавкой Хэйсов была небольшая толпа. Она состояла из знакомых лиц, особенно — женских лиц. По большей части это были те, что родили его детей, вместе с несколькими расстроенными мужьями и разнообразными родственниками. Все стоявшие среди них подростки были в некоторой степени похожи друг на друга.

Никто из них не выглядел особо обрадованным его появлению.

— Что он здесь делает?! — с некоторой тревогой сказал Брэд Уилсон. Остальные заахали, узнав его. Наиболее сметливые начали разбегаться, двигаясь прочь настолько быстро, насколько могли, не переходя на бег.

Они внезапно остановились, уткнувшись в невидимую стену. Тирион не хотел рисковать.

— Дети останутся, остальные могут идти, — объявил он.

— Что это значит, Том? — закричала Грэта Бэйкер, адресуя свои слова Мистеру Хэйсу. — Ты сказал, что сможешь их спрятать.

Том стоял, уперев взгляд в землю.

— Не вините его, — сказал Тирион. — Он знал, что если не доставит вас сюда, то я позабочусь о том, чтобы от него ничего не осталось для погребения.

— Лесные боги придут за ними. Даниэл здесь для того, чтобы увести их в безопасное место, спрятать их. Это — лучший вариант, — сказала Кэйт, повышая голос, чтобы быть услышанной над гомоном толпы.

Тут заговорил Долтон Браун:

— Я не доверю ему моего Дэвида. Он — чудовище.

В этот момент кто-то из задних рядов швырнул камень, который пролетел над толпой по дуге, и отскочил от личного щита Тириона. Случилась потасовка, когда более мудрые головы рядом с метателем повалили его на землю.

Тирион засмеялся:

— Я сегодня не собираюсь никого убивать, даже глупцов.

— Тогда тебе следует уйти, потому что мою дочь ты не получишь! — крикнула Рэйчел Мур.

Оскалившись, он пошёл вперёд, пока не встал прямо перед Рэйчел. Женщина едва не свалилась на землю, но он схватил перед её платья прежде, чем она упала. Её дочь, А́бигейл, пугливо вскрикнула, стоя позади своей матери.

— Это не значит, что я не опущусь до иных способов убеждения, — прорычал он в лицо испуганной матери. Его нос уловил запах мочи, а его магический взор подтвердил его подозрение — Рэйчел Мур потеряла контроль над своим мочевым пузырём. Он выпустил её, позволив упасть спиной на землю.

— Пусть дьявол их забирает. Они всё равно прокляты демонами, — пробормотал кто-то в толпе.

— Дети — направо, — приказал Тирион, — остальные — налево.

Некоторые послушно пошли, другие тупо стояли на месте. Он толкал и понукал тех, кто всё ещё был в шоке, используя невидимые силовые плоскости, чтобы разделить их. «Как овцы на настриге», — молча подумал он. Многие подростки плакали, в то время как остальные гневно зыркали на него. Некоторые ругались, но он их игнорировал.

— Почему ты так поступаешь? — спросила Кэйт. — Ты делаешь только хуже. Они могли бы понять, если бы ты просто поговорил с ними.

Он одарил её тёплой улыбкой:

— Времени нет. Мой способ — быстрее.

Кэйт отвела взгляд, выбитая из колеи чудным выражением его лица:

— Это неправильно.

Тирион подсчитывал молодняк, который отделил от родителей… «тринадцать, четырнадцать…».

Их должно было насчитываться пятнадцать. По их утреннему счёту было шестнадцать, включая Хэйли, которая была в Сабортрэа. Не хватало кого-то одного.

— Кого здесь нет? — спросил он.

— Гэ́йбриэла Э́ванса, — сказала Кэйт. — Мы как раз разбирались с этим, когда появился ты. Они с матерью пока не объявились.

«Эванс…». Это имя казалось неуловимо знакомым, но женщину он вспомнить не мог.

Кэйт вздохнула:

— Мона Эванс. Она живёт в конце дороги, за домом Прайсов. Муж бросил её после того, как узнал, что она беременна. Она растит Гэйбриэла одна.

Имя «Мона» он помнил, но всё ещё не мог припомнить то, как она выглядела.

— Ну, значит нам лучше послать кого-нибудь за ними. — Он оглядел толпу расстроенных мужчин и женщин, которых он отделил от подростков. Указав на пятерых мужчин, он вызвал: — Ты, ты, ты, ты, и ты… идите, найдите Гэйбриэла Эванса, и приведите его сюда. Мне на самом деле всё равно, явится ли с ним Мона.

Они неуверенно посмотрели на него, затем один из них подал голос:

— Она не будет нас слушать.

— Я не прошу вас с ней разговаривать, Мистер Бэйкер, — сказал Тирион.

Ещё один, Гэри Картэр, заупирался:

— Ты же не ожидаешь, что мы силком вытащим его из дома?

Тирион одарил его холодным взглядом, указав жестом на Уилму Картэр:

— Вам нравится ваша жена, Мистер Картэр? Если да, то предлагаю позаботиться о том, чтобы вернуться вместе с Гэйбриэлом как можно скорее. Это и остальных тоже касается. — От открыл щит позади них.

Они потоптались немного на месте, прежде чем он крикнул им:

— Бегом!

Мужчины побежали, а Тирион посмотрел на остальных:

— А вы можете уходить.

Люди рассыпались.

Плачь оставленных ими позади подростков стал громче. Этот звук раздражал его, и у него урчало в животе.

— Я пойду внутрь, поесть, — сказал он Кэйт. — Заткни их, чтобы они не портили мне аппетит.

Её гнев снова вспыхнул:

— А иначе что?!

Наклонившись к её уху, он прошептал:

— Иначе я выжгу им языки. — Он отвернулся, и погнал Элис и Тома Хэйсов обратно в лавку, оставив Кэйт с детьми на улице. Их он окружил новым щитом, чтобы убедиться, что они не сбегут.

Кэйт сплюнула в грязь позади него, когда он уходил, и Тирион уловил, как она почти неслышно пробормотала что-то.

Судя по звуку, это было слово «лжец», но он не стал обращать внимания.

— Элис, обед я ожидаю получше завтрака. Чтоб никаких помоев, которые ты утром называла овсянкой…

Глава 11

Мужчины вернулись, пока он ещё ел ветчину, вынесенную Элис Хэйс. Вместе с собой они втащили через входную дверь лавки Гэйбриэла Эванса, в то время как его мать, Мона, кричала на них с улицы.

Этого хватило, чтобы испортить ему аппетит. «Я ничего не чувствую».

Он продолжил есть, надеясь, что никто из них не догадается, что его душа к этому больше не лежала. Его власть над ними ослабнет, если они узнают, что у него сводило живот. Прожитые среди Ши'Хар годы научили его самым глубоким тайнам устрашения. Они никогда не должны подозревать, что от его-прежнего осталось хоть что-то.

«Я ничего не чувствую».

— Оставьте мальчика, и отведите его мать домой, — приказал он, не поднимая взгляда со своей тарелки.

Он подчёркнуто не спеша съел оставшуюся еду. Закончив, он обратился к Тому Хэйсу, неуютно сидевшему с краю стола:

— Мне понадобится телега, крепкий мул, и провизии минимум на неделю. Позаботься о том, чтобы были одеяла, вода, еда, и остаток этой наивкуснейшей ветчины.

У Тома слегка выпучились глаза:

— У меня только один мул. Он мне нужен для лавки, иначе…

— У Сэта Толбёрна есть новая кобыла, — подал мысль Тирион, перебивая. — Он может продать её, если тебе требуется замена.

— Но телега, и остальное, я не могу…

— Пусть будут готовы в течение часа. Этим детям они понадобятся. Позаботься о том, чтобы ребята не остались в нужде. Ясно?

Том Хэйс закрыл рот, расстроившись, но не смея дальше возражать.

Тирион улыбнулся:

— В будущем я непременно вернусь. Если мне покажется, что вещи и провизию ты собирал спустя рукава, то я позабочусь о том, чтобы нанести тебе визит.

Владелец лавки ушёл, и Элис подала голос:

— Тебе что-нибудь ещё…?

— Заверни остаток этой свиньи, а потом иди ему помогать. Позаботься о том, чтобы этот скупой ублюдок не позволил своей скаредной природе взять над собой верх, — приказал он.

Гэйбриэл Эванс стоял в углу, молча наблюдая за ним широкими глазами. Мальчик боялся, но держал свой страх под контролем. Тирион не мог не впечатлиться тем, как подросток держал себя в руках. Встав из-за стола, он подошёл, чтобы оглядеть юнца.

Длинные конечности и растрёпанные волосы были первым, что бросилось ему в глаза. Волосы Гэйбриэла были коричневыми, несомненно — в подарок от матери, поскольку волосы большинства других детей Тириона были тёмными. Мальчик всё ещё был худым, но со временем он наверняка раздастся вширь. Кости его указывали на то, что в будущем он может стать довольно высоким, когда закончит расти.

— Ты кажешься спокойным, — сказал он мальчику. — Ты всегда такой хладнокровный, парень:

— Н…нет, сэр, — ответил Гэйбриэл.

— Значит, ты волнуешься, — сказал Тирион, кивнув. — Наверное, ощущение такое, будто столкнулся с бешеным псом, а, парень? Стоять на месте, не бежать, никаких резких движений, иначе зверь набросится на тебя.

Он подался вперёд, пока его лицо не оказалось в дюйме от носа Гэйбриэла:

— У тебя такое ощущение?

Мальчик кивнул, почти неуловимо дёрнув головой:

— Да, сэр, — почти прошептал он.

Тирион выпрямился:

— Ты мог сбежать. Когда они ушли, пока я ел. Ничто тебя здесь не держало. Твоя мать всё ещё звала тебя снаружи, но ты не сдвинулся с места. Ты был слишком испуган, чтобы двигаться?

Гэйбриэл сглотнул:

— Нет, сэр. Я думал о моей маме. Я не хотел… — Его слова повисли в воздухе, когда подросток осознал, что они могут оскорбить стоявшего перед ним человека.

— Ты не хотел, чтобы я причинял ей боль, а, мальчик? Так ведь?

Гэйбриэл кивнул.

— По крайней мере, ты честный, — с одобрением сказал Тирион. — Я это ценю, поэтому дам тебе совет. Страх — не всегда плохо, но и не всегда хорошо; страх — это инструмент. Овладей им в совершенстве, и сможешь стать с его помощью сильнее, быстрее… острее. Позволь ему править тобой — и он сделает тебя рабом так, как никогда бы не сделали никакие цепи. Ты меня ненавидишь, Гэйбриэл?

Подросток покачал головой:

— Н…нет, сэр.

— Значит, ты либо глупец, либо только что впервые солгал. Тебе следует меня ненавидеть — я этого от тебя ожидаю. Ненависть ты тоже можешь использовать.

Осмелев от кажущейся разумности Тириона, мальчик заговорил:

— Что вы собираетесь делать со мной, со всеми нами?

Тирион начал было отвечать, но затем приостановился:

— Давай-ка я пойду к остальным, чтобы не пришлось повторяться.

Он вышел наружу, и отпустил окружавший остальных подростков щит, думая приказать им зайти в лавку, но как только невидимая стена исчезла, один из мальчишек бросился бежать.

— Пропади оно всё пропадом! — пробормотал Тирион. Он послал свою волю вовне, создав длинную, похожую на верёвку силовую линию, и обвив ею щиколотки юноши. Мальчик упал, врезавшись подбородком в утоптанную грязь дороги.

Мальчик закричал, когда его пленитель начал тащить его обратно к остальным, и замахал руками, криками призывая кого-нибудь помочь ему. Несколько выходивших на главную улицу окон, которые ещё не были закрыты, стукнули ставнями, когда жившие за ними люди попытались отгородиться от вида, или, быть может, от звуков разворачивавшегося на улице действа.

Тирион схватил мальчика за шиворот, заставив ткань слегка порваться, когда он вздёрнул его на ноги.

Потеряв голову, молодой человек извернулся в его хватке, повернув лицо к державшему его мужчине. Одна из его рук замахнулась, чтобы ударить Тириона. Он замер, увидав выражение взгляда своего пленителя.

— Пришло время успокоиться, мальчик. Давай не будем делать ничего, о чём ты пожалеешь.

Подросток уставился на него дикими глазами, но не шелохнулся. Кровь капала на землю из рассечённой кожи у него на подбородке.

Тирион приложил палец к подбородку мальчика, подняв его, а затем закрыл рану:

— Тут у тебя будет шрам. В следующий раз может быть и хуже. Я ожидаю, что отныне ты не будешь совершать таких ошибок.

Парень кивнул, всё ещё боясь.

— Как тебя зовут, мальчик?

Он знал имена в списке, который они составили, но пока не мог сопоставить им всем лица.

— Блэйк, — чуть погодя сказал юноша.

— Блэйк что?

— Блэйк Круз.

Это значило, что он был сыном Саманты Круз. Тирион помнил её — у неё был густые волосы и тёмные глаза, Саманта была одной из наиболее красивых женщин, с которыми он так нехорошо обошёлся. Она не была замужем, когда он её обольстил, и беременность наверняка загубила её шансы найти мужа.

— На мать ты не слишком похож, — заметил Тирион. Мальчик представлял из себя путаницу тощих рук и ног. Он выглядел здоровым, но кости слишком выпирали. Блэйк не демонстрировал почти ничего из грации и осанки своей матери.

— Она сказала, что я выгляжу очень близко к тому, как тогда выглядели вы, — признался юноша.

«Неужели я когда-то был таким уродливым?» — подивился Тирион.

— Иди, встань с остальными.

Как только они снова оказались все вместе, Тирион повысил голос:

— Нам ещё долго быть вместе, и вам нужно понять некоторые вещи, чтобы не допустить такую же ошибку, как молодой Блэйк.

Первое, что вам надо знать — это то, что я могу видеть в темноте. Я могу видеть даже через стены. Вам некуда спрятаться. Я могу достать вас с большого расстояния, чтобы парализовать или наказать. Пока что я проявлял терпимость, но моё терпение на исходе.

Большинство из вас живёт здесь, в городе, поэтому я полагаю, что вы его хорошо знаете. Кто может мне сказать, что находится вон там, за домом Браунов?

Все молчали.

Тирион вздохнул, затем выбрал того, кого он уже знал в лицо:

— Таддиас. Что находится позади дома Мистера Брауна?

Тад сглотнул, затем ответил:

— Сарайчик, сэр.

Тирион кивнул:

— Верно, но я бы предпочёл не уничтожать сарай Мистера Брауна. Что ещё там есть?

— У них есть туалет, — выдал Тад.

— Да, есть, — согласился Тирион, улыбаясь и сосредотачиваясь. Он послал невидимые ленты силы вовне, ведя их вокруг маленького дома и мимо сарайчика. Когда они достигли туалета, он изменил их природу, и с внезапным всплеском энергии деревянная будка загорелась. Позади дома Браунов поднялся столб дыма. — Или мне, наверное, следует сказать «был».

На лицах некоторых из них отразился шок, в то время как остальные продолжили тупо пялиться на него. Тирион решил, что для них сегодня уже было много неожиданностей. Он знал из прошлого опыта, что с некоторого момента люди просто переставали воспринимать новые источники страха или удивления. С некоторого момента разум просто пустел.

Он бросил взгляд на Бриджид:

— Иди, посмотри за домом Браунов, а потом вернись, и скажи остальным, что там увидела.

Она кивнула, а затем быстро пошла в том направлении, не будучи уверенной в том, позволено ли ей бежать. Её возвращения они ждали долгую минуту.

— Туалет горит, — сказала она им.

— Хорошо, — сказал Тирион. — Думаю, вы все сможете сделать из этого выводы. А теперь давайте зайдём в лавку. Я бы хотел поговорить со всеми вами немного больше перед нашим отъездом.

Тут Бриджид подала голос:

— А пожар?

— Я его уже устранил, — заверил он её. Долтону и Фионе Браунам придётся довольно долго мириться с запахом дыма, когда они будут пользоваться удобствами, но Тирион позаботился о том, чтобы урон был по большей части косметическим. — Пошли, чего время теряете.

Когда они оказались внутри, он заставил их всех выстроиться вдоль стены, прежде чем попросить их назвать свои имена. Он приложил все усилия к тому, чтобы запомнить их лица, а когда они закончили, он повторил им их имена обратно. Пару имён он забыл, но после ещё одного повторения остался твёрдо уверен в том, что запомнил их всех.

— Сегодня мы кое-куда поедем — прочь от Колна, от ваших родителей, от всего, что вы когда-либо знали. Мы войдём в глубокие леса, вступив во владения лесных богов. Кто-нибудь из вас знает, почему?

Одна из девушек подняла руку:

— Она сказала нам, что лесные боги — плохие, и что ты на самом деле пытаешься защитить нас от них. — Девушку звали Сара Уилсон, и она указывала на Кэйт, когда говорила это.

Тирион кивнул:

— Это частично так. Причина, по которой они явятся, заключается в том, что вы, возможно, унаследовали ту же силу, какой обладаю я. Это сделает каждого из вас очень ценным для Ши'Хар, но не в том смысле, в каком вы могли бы подумать. Вы им не нужны для какой-то высшей цели. Они разделены на несколько разных групп, называемых «Рощами». Они используют людей со способностями вроде моих в своих играх.

Слово «игры» на самом деле не слишком подходит, — сказал он, продолжая. — Они соперничают друг с другом, используя людей-рабов в бою на аренах как своих представителей. Когда они обнаружили, что перед моим пленением я успел зачать детей, это разожгло наплыв надзирателей, отправившихся вас искать. Каждая из Рощи посылает команды надзирателей, чтобы попытаться забрать кого-то из вас себе раньше остальных.

Сара снова подняла руку, и Тирион кивнул ей.

— Если у нас нет никаких сил вроде ваших, то сможем ли мы вернуться домой? — спросила она.

Тирион поморщился. Никто из стоявших перед ним подростков пока не выказывал никаких признаков особых способностей, но он подозревал, что это было лишь вопросом времени — когда они начнут проявлять свой дар. Он никак не мог предсказать, будут ли магические способности развиваться у всех сразу, или вообще ни у кого.

— Как только они наденут на вас ошейники… — он покачал головой. — Я не знаю. Если кто-то из вас окажется нормальным… это просто трудно сказать. Возможно, что я смогу убедить их отпустить вас, но я не буду лгать — они вполне могут просто решить оставить вас себе для экспериментов по размножению.

— Экспериментов? — То была Кэйт.

Тирион кивнул:

— Я не могу не дать им вас забрать, поэтому вместо этого я заберу вас от имени той, кто владеет мной. Что она с вами будет делать — решать не мне. Единственное моё утешение заключается в том, что если вы все будете у одного из того же владельца, то вас не заставят сражаться друг с другом.

Тут ещё один мальчик, Ра́ян Картэр, подал голос, забыв поднять руку:

— Но мы же не обязаны сражаться, верно? То есть, те из нас, кто не хочет… они же не могут нас заставить, так?

Тирион уставился на него ничего не выражающим взглядом:

— Если ты проявишь тот же дар, что у меня, то тебя скорее всего заставят сражаться. Если откажешься, тебя убьют. Если не проявишь дар, то тебя будут использовать как слугу, если только я не смогу каким-то образом уговорить их отпустить тебя. — Он оглядел всех детей, изучая их лица. Было очевидно, что они всё ещё не приняли истину до конца, но с этим им поможет лишь время.

Он поднял руку к своей шее, указывая на охватывавший её сплетённый из заклинаний ошейник:

— На вас наденут вот такой ошейник. Он отмечает вас как их собственность, и обеспечивает ваше повиновение. Как только он на вас надет, вы не можете снять его, не умерев, и вы не сможете сбежать. Вы будете их рабами точно так же, как и я.

Он мог бы добавить ещё — были другие слова, которые он хотел сказать, но то лишь дало бы им ложную надежду.

«Что бы я ни планировал, реальность заключается в том, что я скорее всего потерплю неудачу. Будет лучше, если они смирятся с правдой раньше, а не позже. Надежда лишь приведёт их к смерти».

* * *

Тирион вёл телегу по дорожке, шедшей из Колна, направляясь обратно к дому Толбёрнов. Час спустя они проехали мимо, не останавливаясь там. Телега ехала медленно, и, учитывая то, что многие из них шли пешком, путь занимал очень много времени.

Большую часть кузова телеги занимала провизия, но там всё равно оставалось достаточно места для двух или трёх подростков. Вместо того, чтобы выделять любимчиков, он заставил их всех идти пешком… включая Кэйт. Она хотела ехать на переднем сидении, рядом с ним.

Теперь же она спешила, поднажав, чтобы поравняться с ним. Подняв взгляд на него, она сказала:

— Мы могли бы остановиться у моего дома.

Он не стал утруждать себя ответом, не сводя взгляда с дороги впереди.

— Я могла бы увидеться с сыном, — добавила она.

Тирион с презрением опустил на неё взгляд:

— Ты можешь уйти обратно. Мне ты не нужна.

Она неуверенно оглянулась:

— А что с ними?

— Они — не твоя забота, — сказал он ей. — Их будущее будет трудным. Последнее, что им нужно — это твоё присутствие, напоминающее им о том, что они потеряли.

— Ты уверен, что говоришь о них, или всё же о себе? — с вызовом спросила она.

Тирион натянул поводья, остановив телегу. Он слез на землю, и решительно подошёл к Кэйт. Она шагнула назад, но он продолжил двигаться, пока не встал прямо перед ней. Взяв её за руку, он потащил её за собой, и шёл, пока они не оказались в пятидесяти ярдах, скрытые деревьями и густыми кустами. Он был на полголовы выше, и это значило, что на таком близком расстоянии ему приходилось смотреть на неё сверху вниз:

— Ты этого хочешь? Думаешь, что если пойдёшь со мной, то это изменит прошлое? Что мы сможем получить второй шанс, или что ты сможешь меня изменить?

Она отрицательно отвернула голову прочь:

— Нет. Я знаю, что пути назад нет.

— И всё же ты думаешь бросить своего сына, своего мужа, ради чего?

— Когда ты ушёл в первый раз, пятнадцать лет назад, — начала она, — я была разбита. Прошли годы, прежде чем я наконец приняла это, а потом ты снова вернулся. Чтобы вернуться, ты согласился на сделку, которую считал верной смертью, а когда уходил, был уверен, что погибнешь в следующем бою. Теперь ты забираешь мою единственную сестру, кроме которой у меня там от тебя ничего не осталось. Она молода, она напугана, и ты уже признался, что ей, возможно, придётся сражаться за свою жизнь. И ты ждёшь, что я позволю тебе уйти в третий раз?

Выражение её взгляда пронзило его, но Тирион воззвал к своему гневу, чтобы защититься от своих более глубоких, мягких эмоций:

— Чем именно ты, по-твоему, будешь, когда окажешься там?

— Без разницы, — сказала она. — Покуда я могу помогать ей, или им. Они — лишь дети.

— Ты будешь рабыней, Кэйт, и как только на тебя наденут ошейник, пути назад не будет. Поверь мне в этом, я пытался. Ты не только будешь рабыней, ты ещё и будешь считаться практически бесполезной, ибо лишена силы. Единственная твоя ценность будет заключаться в твоей внешности, и это лишь принесёт тебе неприятности. Среди рабов Ши'Хар есть только одна наличность — секс, но ты не сможешь ею расплачиваться — они будут просто забирать у тебя то, что захотят.

По мере того, как он говорил, её лицо всё больше бледнело, но её упрямство никуда не делось:

— Ты сказал, что ошейник такое не позволяет.

Тирион презрительно ухмыльнулся:

— Только наиболее распространённую форму проникновения, а ведь есть много способов получить удовольствие… или изнасиловать кого-то.

— Я видел, как ты общался с ними вчера. Они не посмеют…

— Меня тебе следует бояться в первую очередь, — прорычал он. — Иди домой.

— Иначе что? — сказала она, хмуро глядя на него в ответ.

В Эллентрэа единственной реакцией на подобный вызов были насилие или покорность. Его самоконтроль дал сбой, и его рука метнулась вперёд, схватив её за волосы на затылке. Ему хотелось сделать ей больно, но вместо того, чтобы её ударить, он направил свою ярость в иное русло. Подавшись вперёд, он нагнул её голову вбок, и крепко укусил за ухо.

Кэйт заорала, отталкивая его обеими руками, но не могла вырваться. Она вскинула вверх колено, пытаясь ударить его в самое уязвимое место, но он этого ожидал, и извернулся в сторону. Тирион сделал ей подсечку, и позволил упасть на землю.

Прежде чем она смогла подняться, он набросился на неё, прижав к земле. Кэйт была беспомощна. Зверь внутри него поднял голову, требуя, чтобы Тирион насытил его. «Кровь и пепел», — подумал он. «Кровь и пепел». Кэйт перестала сопротивляться, уставившись на него своими изумрудными глазами.

Одинокая слезинка выкатилась из её глаза, упав на землю.

Тирион замер. Он делал Кэйт больно. Он делал больно единственной женщине, которая вообще испытывала к нему какие-то чувства. «Чтобы заставить её вернуться домой», — напомнил он себе, но знал, что это была ложь. Он хотел её. Принуждение к возвращению домой было лишь поводом.

Она столкнула его с себя, почуяв его колебания:

— И это всё? — потребовала она. — Разве ты не хочешь доказать, насколько ты злой? Неужели не можешь довершить начатое?

Он отвёл взгляд:

— Я сделаю тебе гораздо хуже.

— Как? Укусишь за второе ухо?! Притворишься, что изнасилуешь меня? Я тебя не боюсь! — Он никогда прежде не видел Кэйт такой разъярённой.

Каким-то образом Тирион потерял контроль над ситуацией. Пятнадцать лет он был среди Ши'Хар, и ему постоянно прививали жестокость и безразличие, однако Кэйт потребовалось лишь пятнадцать минут, чтобы сорвать с него эти годы, и он чувствовал себя как неуверенный мальчишка, каким когда-то и был. На миг Тирион стал лишь воспоминанием. Даниэл Тэнник глазел на девушку, которую когда-то безнадёжно любил, и боль от всего содеянного грозила сокрушить его.

«Нет, нет, нет, нет… нет! Она должна вернуться домой».

Кэйт пристально следила за его лицом, её гнев испарился, когда она увидела, как задрожали мышцы вокруг его губ. Лицо Даниэла искажалось, менялось, как если бы в него внезапно ударила волна горя. Твёрдый, безразличный фасад рушился, а под ним лежал океан страдания. «Он вот-вот потеряет голову», — подумала она. Осознание этого заставило её ощутить одновременно ликование и страх. Её «Даниэл» всё ещё был там, внутри, но её также беспокоило то, что он может расклеиться, совсем сломавшись.

Внезапно неуверенность охватила уже её саму. Интуиция твердила, что у неё были два возможных пути. Обнять его — и он растворится. Если чьего прощения его внутренний ребёнок и искал, так это её, и если она его простит… то это может вызвать лавину. Он был уязвим. Его душа сможет начать исцеление лишь в её объятиях.

Но это также может полностью погубить его. Сможет ли он не расклеиться?

Второй путь был очевиден. Отказать ему. Сделать ему больно. Резкое обращение с такой холодной жестокостью, какую он привык ожидать, скорее всего вернёт его к тому мышлению, которое стало для него нормальным. Вызвать дьявола можно было лишь ненавистью.

Даниэл ощущал на себе её взгляд, в то время как его мир распадался на части. Всё вокруг быстро выходило из-под контроля. Не следовало ему возвращаться. В его голове прозвучал отголосок слов его отца: «Я жалею, что ты вообще родился». Что он вообще делает? Похищает своих собственных детей. Это показалось ему глупейшим из всего, что он когда-либо делал. Они его ненавидели. Все его ненавидели. У него ослабели колени, и миг спустя он обнаружил, что осел на землю.

Логика, на которую он полагался, потеряла смысл, и тут он ощутил их.

Несколько лучащихся эйсаром точек, приближающихся со стороны Колна. Они каким-то образом обошли город, скорее всего ночью, обыскивая окружающую местность. Теперь же они наступали со стороны самого города. Надзиратели приближались.

Они попытаются забрать детей. Он был в этом уверен. На детях не было ошейников, и с ним не было Ши'Хар, чтобы предъявить на них права от имени Иллэниэлов. «Сколько погибнет, если я буду сражаться в присутствии всех этих детей?». Он не мог сражаться. Он не хотел сражаться.

Его все ненавидели, кроме, возможно, женщины, изучавшей его сейчас своим взглядом, смотревшей на него с выражением шока на лице. «Она должна вернуться домой. Она не может быть здесь, когда они придут».

— Они приближаются, Кэйт, — печально сказал он ей. — Пожалуйста, ты должна уйти. Ты им не нужна. Если тебя здесь не будет, ты будешь вне опасности. — Глядя на неё снизу вверх, он видел, как её аура заколебалась, отражая неуверенность, будто Кэйт пыталась принять решение. — Пожалуйста, иди домой.

При его словах её охватила паника. «Они приближаются». Кэйт приняла решение. Она плюнула в него:

— Вставай, трус ты ёбаный. Думал, я тебя прощу, если ты поплачешь? Мне насрать на твои чувства. Ты жалок. Меня тошнит, когда я вижу тебя в таком состоянии!

— Ты не понимаешь, Кэйт… — начал он, но она его пнула, и он быстро осознал, что позволил своему щиту спасть.

Боль в боку, а также выражение отвращения у неё на лице, вызвали в нём волну холода. Она глядела на него, задрав нос — так же, как Ши'Хар, как надзиратели.

Эта сучка задирала нос… перед ним.

Воспылав яростью, Тирион снова поднялся.

Краткую секунду он подумывал было поддаться порыву, и убить её. Это принесло бы ему удовлетворение, но что-то остановило его. Нет, он её накажет. Позволит ей усвоить те же уроки, которые усвоил он.

— Ты об этом пожалеешь, рабыня, — холодно сказал он ей.

Её поза сменилась, презрение перешло в страх. Из её глаз покатились слёзы, и на этот раз он получал от этого удовольствие. Она опустила взгляд, позволив волосам скрыть своё лицо.

— Возвращайся к телеге, — приказал он. — Надо готовиться принимать гостей.

Глава 12

Пятнадцать подростков, двое взрослых, одна телега — они ни за что бы не смогли двигаться достаточно быстро, чтобы уйти. Тирион как можно больше притушил свой эйсар, но это лишь оттягивало неизбежное. Разведывательный отряд Ши'Хар найдёт их.

Вероятно, он мог совершенно закрыть свой разум, полностью скрыв свой эйсар, но они всё равно заметят присутствие семнадцати человек. Как только они приблизятся, чтобы всё разузнать, то когда они осознают, что он пытался скрыться от них, он будет выглядеть ещё подозрительнее.

Тирион ещё раз оглядел подростков. Если бы кто-то из них начал показывать признаки силы, то Тирион смог бы этим воспользоваться, но в них по-прежнему ничего не было. У Гэйбриэла Эванса в ауре что-то мерцало, но мерцание было настолько слабым, что тот, наверное, пока даже не осознавал этого.

Перемётные сумы Тириона лежали на облучке. Он запустил туда руку, и вынул арбалетную стрелу, которую забрал из тела Бранлиинти, и передал её Кэйт:

— Заряди, и надейся, что тебе не придётся ею воспользоваться.

Она кивнула, избегая смотреть ему в глаза.

— Приближаются всадники, — сказал он, повышая голос, чтобы его слышали все. — Я насчитываю восемь. Скорее всего, они — надзиратели, как я, но с ними может быть один из Ши'Хар, которых вы зовёте «лесными богами». Они попытаются забрать вас у меня, если потребуется — забрать силой.

Тут он приостановился, собираясь с мыслями, и Гэйбриэл Эванс произнёс:

— Что вы собираетесь делать?

Тириона удивила смелость мальчика:

— Я собираюсь их переубедить. Весьма вероятно, что для этого мне придётся убить их.

Бриджид подала голос:

— А что, если не получится?

Он улыбнулся:

— Тогда я позабочусь о том, чтобы вы все умерли, прежде чем они смогут до вас добраться.

Их лица побледнели, многие вообще стали белыми.

— Если вам это кажется жестоким, то только потому, что это действительно жестоко, но вы понятия не имеете, какие пытки вас ждут в руках Ши'Хар и их слуг. По мне, так это — милосердие, — сказал он им. Окидывая их лица своим взглядом, он продолжил: — Никто из вас не готов драться, и мне от вас этого и не требуется, но есть риск того, что вы будете ранены или убиты во время этой… дискуссии. Поэтому мне нужно, чтобы вы все внимательно слушали, и в точности следовали моим инструкциям. Сможете это сделать?

Некоторые из них кивнули, в то время как остальные просто тупо пялились на него.

«Придётся удовольствоваться этим», — подумал он.

— Я начерчу вокруг телеги круг, чтобы создать сильный щит. Этого хватит, чтобы защитить вас. Приближающиеся люди захотят взять вас живыми, поэтому я сомневаюсь, что они попытаются этот щит пробить. Если попытаются, то лишь в надежде на то, что спугнут вас, заставив бежать. Если вы разделитесь, я не смогу вас защитить. Если кто-то из них доберётся до вас, то не сопротивляйтесь, но и не потакайте им — притворитесь, что потеряли сознание, превратившись в мёртвый груз, заставляя их нести вас. В противном случае — оставайтесь у телеги, а если круг будет разорван — не бегите.

Он отвернулся, и начал чертить в грязи линию, заключая телегу в круг. Тирион попытался сделать круг как можно меньше, чтобы снизить затраты сил, ибо во время грядущего боя ему придётся фокусировать на нём часть своей силы. Законченный круг имел пятнадцать футов в диаметре — этого едва хватало на телегу, мула, детей и Кэйт.

Приближавшийся отряд ускорился, почувствовав его присутствие. Они были на расстоянии менее чем в милю, и приближались с почти невероятной скоростью. Сперва Тирион подумал, что они были верхом на лошадях, но теперь видел, что это было не так. Они приняли форму волков, волчьи тела и длинные ноги покрывали разделявшее их пространство гораздо быстрее, чем было бы возможно на столь пересечённой местности для верхового.

«Значит, Роща Гэйлин», — подумал Тирион. Это объясняло лёгкость, с которой они обогнули город и обыскали местность вокруг поселения, оставаясь за пределами дальности действия его магического взора. Принятие формы волков или даже птиц позволяло им перемещаться гораздо быстрее других надзирателей. «По крайней мере, я точно знаю, из какой рощи они все происходят», — заметил он. Их тактика была бы неприменима, если бы в их число входили надзиратели, обладающие иным даром.

Тирион отошёл примерно на тридцать ярдов от круга, и телеги, которую тот будет защищать… как только он вольёт в него силу. «Пока не нужно щитов, иначе меня по умолчанию сочтут враждебным». Это значило, что он должен был и себя оставить без защиты, хотя и знал наперёд, чем всё кончится. Разница была в не в том, что он надеялся застать их врасплох, а в том, что знал, что кто-то из них сумеет спастись. На этот раз он защищался, и будет практически невозможно устранить их всех.

Однако его это устраивало. Этот бой он мог оправдать… покуда он также мог выдать версию событий, в которой сам он не разжигал конфликт. Это значило, что он не мог защищаться, пока противники не объявили о своих намерениях.

Из подлеска показались восемь массивных волков, рассыпавшись перед ним. Семеро волков сели на землю, вывалив длинные языки и тяжело дыша, в то время как восьмой перекинулся, принимая человеческую форму. Несколько секунд спустя на месте волка встала человеческая фигура.

Тирион узнал стоявшего перед ним странно выглядевшего мужчину. «Чарлэ́йнум». Этот коричневокожий, красноглазый Ши'Хар из Рощи Гэйлин присутствовал при многих боях Тириона на арене.

Тирион уважительно кивнул инструктору Ши'Хар.

— Тирион, — сказал Ши'Хар. — Вижу, ты собрал богатую добычу. Полагаю, эти люди — те, кого мы ищем.

— Я уже забрал их от имени моей госпожи, Лираллианты, — ответил он. Не было смысла тратить время на хождение вокруг да около.

Ши'Хар поднял бровь:

— Если это так, то я буду уважать право Иллэниэлов… — сказал он, оглядев подростков, — …но я не вижу на них ошейников.

— Они получат ошейники сразу же, как только мы вернёмся.

— Значит, Лираллианта не с тобой? — с деланным удивление спросил Ши'Хар Гэйлинов.

Тирион напрягся:

— Нет.

— Значит, ты ожидаешь, что я поверю тебе на слово? — продолжил инструктор. — Раб не может предъявить на них права, если только не действует по приказу своего хозяина.

— Я действую по приказу.

— Не вижу тому доказательств.

Глаза Тириона сузились:

— Я не могу находиться здесь без её разрешения. Она сделала свои пожелания предельно ясными перед моим уходом. Я забрал этих людей, и они будут доставлены к ней.

— Её здесь нет, — настаивал Чарлэйнум. — Прочь с дороги. Когда мы вернёмся, я поговорю с ней, и проверю истинность твоих утверждений. Если ты говоришь правду, то она простит тебя за то, что ты подчинился моему приказу, а я принесу извинения за свои проступки перед Рощей Иллэниэл.

— Но к тому времени вы уже наденете на них ошейники Рощи Гэйлин… — сказал Тирион, позволив своим словам повиснуть в воздухе.

Чарлэйнум улыбнулся:

— Конечно же. Не могу же я позволить рабам остаться без ограничений.

— Я вынужден отклонить ваше щедроепредложение, — ответил Тирион. — Убив меня, вы навлечёте значительный долг на Рощу Гэйлин.

Его последней надеждой на переубеждение Ши'Хар было напомнить ему о том, что смерть Тириона выльется в крупное взыскание шутси, основанной на репутации наличности, которой рощи торговали друг с другом.

Сейчас Тирион был самым ценным рабом среди всех рощ, но перспектива заполучить ещё пятнадцать подобных рабов делала риск низким по сравнению с возможной выгодой. Чарлэйнума переубедить не удалось:

— Я буду сожалеть о том, что убил тебя, — сказал Ши'Хар, и его эйсар вспыхнул, когда он начал мощное заклинательное плетение.

Заклинательное плетение было гораздо быстрее чародейства, но чуть медленнее человеческой магии, имевшей в конечном итоге спонтанную природу. Обычно разница в скорости была незначительной, ибо человеческие атаки не могли пробить сплетённый из заклинаний щит, и человеческие щиты не могли остановить сплетённую из заклинаний атаку.

К счастью, Тириону не нужно было создавать свои чары с нуля. Татуировки на его теле были закончены, и им требовались лишь его воля и вливание эйсара, чтобы активировать чары, представлением которых они являлись. Его заготовленные щиты развернулись почти мгновенно, атака Ши'Хар Гэйлинов ударила в них лишь по прошествии почти половины секунды.

Двое «волков» нанесли по нему силовые удары. Надежды на то, что какая-то из этих атак сможет пробить его особую защиту, и быть не могло, но они всё же заставили его покатиться по земле от одной только силы ударов.

— Двое пусть заберут молодняк баратти, остальные помогут мне разобраться с надзирателем, — приказал Чарлэйнум.

Тирион зарычал, покатившись по инерции, которую ему придала атака его противников, одновременно фокусируя свою волю и возводя вокруг телеги щит. Где-то под поверхностью гнева его разум всё ещё занимался подсчётом, и вычисленные шансы ему были не по нраву. В отличие от предыдущей битвы, он сейчас боролся с одним из «Народа», как слово «Ши'Хар» переводилось на человеческий язык.

У атак этого Ши'Хар была возможность пробить его защиту, особенно если он устанет или ослабнет. В бою один на один это, вероятно, не было бы проблемой, поскольку у него было почти в два раза больше эйсара по сравнению с инструктором Гэйлинов, но ему ещё нужно было принять во внимание семерых человеческих надзирателей. Поддерживание щита вокруг телеги и одновременные разборки с человеческими магами определённо утомят его задолго до того, как он сможет прикончить этого Ши'Хар.

Тирион пришёл в движение, прыгнув вперёд, чтобы создать угрозу одному из волков, а затем шагнув в сторону, чтобы избежать внезапной ловушки, когда другой волк убрал землю у него из-под ног, создав яму. Казалось, секунды растягивались в часы, пока он изгибался и уклонялся, избегая атак, и пытаясь не дать противникам напасть организованно. Сражаясь, он ощутил, как первые серьёзные атаки на щит, который он поддерживал вокруг телеги, начали напрягать его силы.

В отличие от его прошлой битвы, сейчас его враги имели неограниченное пространство для движения — этот факт, в совокупности с их волчьими телами, давал им явное преимущество в мобильности. Неограниченное воздушное пространство также делало некоторые из его прошлых тактик почти бесполезными. Отчаявшись, он начал создавать напитанный эйсаром туман, которым так часто пользовался в прошлом для сокрытия своих передвижений, но трое из надзирателей поддерживали воздух в движении, уничтожая его туман до того, как тот мог возыметь какое-то действие.

Подобным же образом он не мог создать ураган, ибо та же троица боролась с ним за контроль над воздушными течениями, в то время как двое других пытались его поймать, создавая в земле ямы, или используя силовые линии, чтобы попытаться его замедлить. Чарлэйнум мог беречь свою энергию, сберегая её для сфокусированных атак на зачарованный щит Тириона, от каковых атак становилось всё труднее и труднее уклоняться.

Тирион начинал смотреть в лицо тревожному выводу: он проигрывал.

Он и прежде сталкивался с неравными схватками, но редко ощущал, как бой выскальзывал у него из рук. Даже во время своей схватки с Крайтэком он держал поле боя под контролем до самого конца. На этот раз его заставляли сражаться оборонительно, реагируя на атаки вместо того, чтобы перехватывать инициативу.

Без присутствия Ши'Хар, или если бы Ши'Хар поддерживало меньше человеческих магов, он бы справился с ними, но сейчас ситуация с самого начала была не в его пользу. Его противники действовали сообща, чтобы ограничить его передвижения, в то время как их собственная мобильность лишала действенности большую часть его собственных атак. Эту схватку они спланировали заранее.

Скоро что-то должно было дать сбой, и в конечном итоге для него это обернётся плохо.

Очередной тяжёлый удар по щиту вокруг телеги заставил его покачнуться, и тут он почти проиграл. Если бы щит распался, пока Тирион поддерживал его, то он вполне мог потерять сознание. Силовые щупальца метнулись от трёх надзирателей, и оплели его. Они не могли пробить его зачарованный личный щит, но замедляли его движение. Он рубил их своими наручными клинками, но не мог резать их быстрее, чем надзиратели посылали новые.

Чарлэйнум нацеливал свою следующую атаку, вокруг него в воздухе формировалось неприятно выглядевшее заклинательное плетение. Тирион не сомневался, куда оно будет нацелено.

«Ну нахуй».

Двое надзирателей работали вместе, чтобы не дать ему взять под контроль воздух или почву. То были широко распространённые уловки, которыми маги пользовались друг против друга на арене. Тириону придётся сделать то, что волки не ожидали.

«Волки», — внезапно подумал он, и ему в голову пришла идея.

Используя толику эйсара, он создал внезапный всплеск звука, задав ему высокий тон в надежде на то, что это дезориентирует магов Гэйлинов. Их слух должен был иметь гораздо большую остроту, чем его собственный, учитывая их нынешнюю форму. Затем он отпустил щит вокруг телеги. Собрав оставшийся эйсар, он потратил часть его на расширение своего зачарованного щита вовне, очистив воздух вокруг себя на расстояние в несколько футов, прежде чем отпустить и этот щит тоже.

Внезапно образовавшаяся вокруг него пустота дала ему некоторое пространство для манёвра, и он прыгнул вперёд и вверх, сфокусировав свою силу в одном наручном клинке, делая его как можно более длинным и острым.

Атака Чарлэйнума была сфокусированным копьём сплетённой в заклинания силы, предназначенным для того, чтобы пробить окружавший его щит. Внезапная смена Тирионом тактики сбила прицел, но атака всё равно пробила ему левую ногу, одновременно с тем, как силовой клинок Тириона разрубил собственный щит Чарлэйнума, и рассёк череп этого Ши'Хар.

Однако его звуковая атака сработала не так хорошо, как он надеялся. Она встряхнула волков, но те быстро пришли в себя. Двое надзирателей послали в него подобные копьям силовые удары до того, как он смог восстановить свою защиту, и пробили ему плечо и живот. Тирион упал, потеряв равновесие, и ударившись о землю, одновременно снова возводя вокруг себя щит.

Он увидел, как рядом с телегой арбалет Кэйт выбил из строя одного из волков, которым было поручено их схватить, однако второго нигде не было видно.

Истекающий кровью и объятый болью, Тирион силился встать, опираясь на свою единственную оставшуюся неповреждённой ногу. Пятеро волков окружили его, когда он открыл рот, и засмеялся:

— В сердце не попали. Вы ещё пожалеете об этом.

Один из волков встал, перекинувшись в человеческую форму, прежде чем произнёс:

— Ты умираешь, Тирион.

— Сперва ты, — ответил он, осклабившись. В его глазах сверкало безумие.

— Ты теряешь кровь, слабеешь, — сказал надзиратель Гэйлинов. — Детей ты тоже больше не можешь защищать. Ты проиграл. Бросай щит, и я обеспечу тебе быструю кончину.

— У меня ещё осталось достаточно крови, чтобы прикончить вас, — сказал Тирион. — А мне только это и нужно.

Когда эти слова сорвались с его губ, щит вокруг телеги снова появился. Внутри круга стоял ещё один маг, мощный, судя по исходившему от него ощущению силы.

«Бля», — подумал Тирион. Один из магов Гэйлинов пробрался внутрь. Он действительно проиграл. «Но вот этого вот убить я ещё смогу».

На лице надзирателя Гэйлинов промелькнуло выражение неуверенности, и он попятился. Повернувшись к волкам, он сказал:

— Мы возвращаемся в Гаролтрэа. Бой окончен. — Снова обратившись волком, он отступил вместе с остальными.

Сбитый с толку, Тирион наблюдал за тем, как они отступали, но не стал зря растрачивать эту возможность. Обратив своё внимание внутрь, он начал закупоривать кровеносные сосуды, останавливая стремительно убивавшее его кровотечение. «Прокол лёгкого, пробитая печень, и нога…». Любая из этих трёх ран могла быть фатальной сама по себе, но только если сразу не позаботиться о ней. Он перекрыл получившие повреждения маленькие артерии и вены, и залечил кожу снаружи. Это было ещё далеко не всё, но оставшееся не было срочным, да и сил у него в тот момент уже не было.

Тирион медленно сполз на землю. Он был вымотан до мозга костей… и ему хотелось пить. Он всё ещё не понимал их отступления, и его разум слишком затуманился, чтобы сфокусироваться на другом маге, который всё ещё стоял внутри щита, укрывавшего телегу и остальных.

— Потом его убью, — пробормотал он себе под нос, когда его зрение сузилось до тёмного туннеля. Его глаза закрылись, и Тирион позволил небытию поглотить себя.

Глава 13

— Надо убить его, пока у нас есть такая возможность.

Голос принадлежал девушке, хотя он не мог быть уверен, какой именно.

Мужской голос ответил:

— Он всё равно умирает. Давайте просто вернёмся домой.

— Надзиратели придут за нами. Некоторые из них всё ещё живы, — сказал ещё один парень.

— Он не умирает, — этот голос принадлежал Кэйт. — И никто не будет его «приканчивать», пока я здесь.

— Мы погрузим его на телегу, и продолжим путь, — сказал ещё кто-то. Этот голос Тирион узнал: Гэйбриэл Эванс. В его голосе звучала определённая уверенность и толика властности, прежде отсутствовавшие.

— Кто умер, сделав тебя королём? — спросила одна из девушек.

— Вы будете делать то, что я говорю, — ответил Гэйбриэл. Тирион ощутил всплеск эйсара, и короткая вспышка света окрасила внутреннюю часть его век в оранжевый цвет.

— Ты даже ещё не знаешь, как этим пользоваться, — со всё ещё некоторым вызовом сказала девушка, хотя теперь её голос стал тише. Тирион догадался, что этот голос принадлежал Бриджид.

— Гэйбриэл прав, — сказала Кэйт. — Помогите мне погрузить его на телегу.

Он ощутил, как её руки скользнули ему под плечи, а другие руки схватили за щиколотки. Боль, пронзившая его тело, когда они начали его поднимать, была невыносимой.

— Стойте! — простонал он, открывая глаза.

— Он очнулся, — предупредила одна из девушек, наблюдавших со стороны.

Подняв взгляд, он обнаружил, что смотрит Кэйт в лицо. Её волосы растрепались из клубка, в который она их связывала, и теперь свисали рыжими космами, падая вокруг него. Щёки её были красными, а глаза выглядели припухшими. «Она снова плакала», — подумал он.

Тирион обратился к Гэйбриэлу, стоявшему у его ног:

— Есть способ получше. Используй свой разум, и попытайся представить подо мной плоскость, крепкую и твёрдую. Как только хорошо ухватишься за этот образ, втолкни в него свой эйсар, сделай его реальным, а потом сможешь с помощью него поднять меня, и положить на телегу.

— Ты весь в крови, — проинформировала его Кэйт. Её голос звучал слегка невнятно.

Он посмотрел ей в глаза, но затем позволил своему взгляду поблуждать, заметив, как вырез её платья распахивался, когда она склонялась над ним. «Чёрт, а она разрослась с тех пор, как я ушёл».

— Не волнуйся, — сказал он ей. — Вся кровь — моя. — Переведя взгляд обратно на Гэйбриэла, он спросил: — Справишься?

Юноша кивнул, закрывая глаза.

Несколько минут и несколько болезненных встрясок спустя Тирион лежал в кузове телеги. Кэйт сидела рядом с ним, а Гэйбриэл забрался на облучок.

— Что произошло? — спросил Тирион.

— Когда они вошли… — начала она, прежде чем приостановиться, и начать заново: — Их было двое. Одного я подстрелила, но второго остановить не могла, и тут Гэйбриэл что-то сделал.

— Его сила пробудилась, — сказал Тирион.

Кэйт кивнула:

— Что-то случилось, а потом второй волк упал, его тело было рассечено почти надвое.

«Убил надзирателя», — подумал Тирион. «Даже я не смог бы это сделать сразу же после пробуждения моей силы».

Его внимание привлёк звук рвоты. Свесившись с облучка, Гэйбриэл блевал на землю.

— Слезай с облучка, дурак, — сказал Тирион. — Пусть поведёт кто-нибудь другой. — Он повернул голову к Кэйт: — Скажи Таду, чтобы правил телегой. Уверен, он этому уже научился у отца.

Она отдала приказы, и подростки зашевелились, слушаясь её, после чего Кэйт снова посмотрела на Тириона:

— Что не так с Гэйбриэлом?

— Ничего, — ответил он. — У него просто кружится голова. Магический взор делает с тобой такое, когда только появляется. Его мозг силится справиться с его новым ощущением эйсара. Пусть посидит в кузове, с нами. Тад поведёт, а остальные могут идти пешком.

— Никуда я не пойду, — сказала Пайпер Дженкинс. — Я пойду домой.

На миг все замерли. Остальные подростки обдумывали её слова. Тирион почувствовал, как Кэйт откинулась назад в телеге, упёршись во что-то, и потянув. Он проигнорировал это, сфокусировавшись на следующей угрозе:

— Я бы об этом пожалел, девочка, — сказал он ей. — Я буду очень недоволен, если мне придётся сесть, и тратить время и энергию на…

— Никто никуда не уйдёт, — сказал Кэйт, перебивая его, и встала, держа в руках арбалет. Оружие было взведено и заряжено.

— Ты этого не сделаешь, — сказал Энтони Лонг, бросая ей вызов.

Кэйт направила оружие на него, подняв к плечу, и нацелившись вдоль приклада:

— Беги, тогда-то мы и узнаем.

— Ты не можешь встать на его сторону! — возразил парень. — Он — псих. Он всех нас убьёт.

— Нет, — спокойно сказала она, — он прав, и более того, он только что спас ваши задницы. Эти надзиратели вернутся, а другие уже направляются сюда. Если вы пойдёте домой, то лишь подвергнете опасности ваши семьи. Псих или нет, мы идём с ним.

— Что с нами случится, когда мы доберёмся туда? — неуверенно спросила Пайпер.

— Я не знаю, — сказала Кэйт, — но если он думает, что это будет лучше, чем то, что случится, если вас поймают надзиратели, то я ему верю.

«Позже ты, наверное, пожалеешь об этих словах», — подумал Тирион.

Телега покатилась, и подростки пошли следом, не желая проверять подлинность угрозы Кэйт. Милю или два спустя Тирион решил, что вероятность бегства одного из них значительно снизилась.

— Иди домой, Кэйт. Тебе не нужно это делать, — сказал он ей.

Она похлопала по арбалету:

— Думаю, ты ошибаешься.

— Кто-нибудь другой может его держать, — предложил он, глядя на Гэйбриэла, который, похоже, по большей части оправился от тошноты.

Парень кивнул:

— Подержать арбалет я смогу.

Кэйт одарила его сомнительным взглядом:

— Ты когда-нибудь прежде использовал такое оружие?

Он покачал головой:

— Нет, но выглядит довольно просто.

— Я оставлю его у себя, — сказала она, снова обращаясь к Тириону. — К тому же, кому-то нужно заботиться о тебе.

Тирион снова закрыл глаза. Он потерпел неудачу, и знал это. Теперь, будучи раненным, он не мог заставить её уйти домой.

— Тогда дай мне ещё воды, — сказал он ей. — Никогда в жизни ещё не чувствовал себя настолько высохшим.

Из прошлого опыта он знал, что жажда была одним из самых заметных побочных эффектов кровопотери.

* * *

Хэйли стояла на арене, голая, перед толпой… ну, не тысяч, но наверняка сотен, самое меньшее. Ей не было холодно, поскольку она упражнялась в показанной Тирионом технике обогрева, однако всё равно дрожала. Она была уязвима, обнажена перед зрителями, и напротив неё стоял парень, который убьёт её.

Он и выглядел как убийца, с грубым и недобрым лицом. Юноша, наверное, был примерно её возраста, но, будучи мужского пола, был крупнее. Нос его был скошен и имел неправильную форму, будто его когда-то сломали, что, согласно рассказам Тириона о населении Сабортрэа, не было чем-то необычным.

Юноша осклабился, показав рот, в котором уже не хватало нескольких зубов. Выражение его лица было отнюдь не дружелюбным.

Чей-то голос обращался к зрителям, но она не понимала ни слова. Отец упоминал, что слушая имя рощи её противника, она сможет узнать ценную информацию, но она не могла разобрать слова достаточно хорошо, чтобы уловить, какая в них упоминалась роща. К тому же, побеждать она не собиралась.

— Я не буду так жить, — тихо повторила она про себя. Сегодня будет её первый бой — и последний.

На окружавших арену колоннах стояло несколько синих фонарей. Послышался звон, и фонари сменили цвет с синего на красный. Матч начался.

Вопреки себе Хэйли создала щит, нервно влив в него свою силу. «Я не буду отбиваться», — сказала она себе, — «но я не могу не защищать себя». Она будет ждать, позволяя ему обрушивать на неё удары, пока она не потеряет контроль, после чего он убьёт её.

Лёгкое прикосновение к щиту заставило её вздрогнуть, почти заставив её встревоженно вскрикнуть. Хэйли нервничала, её нервы были настолько натянуты, что ей казалось, будто она вот-вот взорвётся. «Это была просто проверка».

Парень исчез, почти сразу же снова появившись справа от неё.

«Значит, он — Мордан. Как и большинство здешних людей».

Пришла ещё одна атака, эта — слегка сильнее, но всё ещё бесплодная. Хэйли проигнорировала её, закрыв глаза, но магический взор всё ещё показывал ей поле боя. Она хотела и его тоже закрыть, но это наверняка заставило бы её отпустить щит. К этому Хэйли пока не была готова.

На неё посыпались новые атаки по мере того, как её противник осмелел, нападая чаще, а двигаясь — реже. Постепенно он начал осознавать, что она не собиралась сражаться. Тем не менее, ничто из того, что он делал, и близко не подходило к тому, чтобы взломать её защиту. Секунды обращались в минуты, но ничего не менялось.

Приоткрыв глаза, Хэйли увидела, что парень тяжело дышал, как если бы бежал всё это время. Его эйсар слегка мерцал, и казался более тусклым.

«Он устаёт», — подумала она, — «но пока ничего не добился».

Атаки прекратились, но она ощутила, что происходит нечто новое. Земля под ней начала перемещаться, почва и камни расходились в стороны. Хэйли тонула. Она озадаченно наблюдала за движением земли, пока не оказалась стоящей в шести футах под поверхностью, после чего лишняя почва сместилась, накрывая её.

Хэйли была погребена заживо.

«Он не мог пробить мой щит, поэтому теперь собирается меня задушить», — осознала она. «Наверное, это — лучший из доступных мне способов умереть».

Она пыталась поверить в это, но по мере того, как тонкий слой воздуха внутри её щита становился всё более спёртым, её сердце начало стучать сильнее. Было темно, и её лёгкие ходили ходуном. На неё накатила клаустрофобия, и Хэйли начала впадать в панику.

«Нет, нет, нет, нет!»

Замолотив своим эйсаром, она рвала землю, толкая и взламывая, пока почва вокруг неё не забурлила, и потекла подобно воде. Закопавший её подросток силился удержать её под землёй, используя свой эйсар и вес уже находившейся над ней почвой, чтобы придавить её, но его сила ей и в подмётки не годилась. Голова Хэйли показалась из-под земли, и она стала судорожно вдыхать, наполняя лёгкие проходившим через её щит свежим воздухом.

Парень продолжал бороться, пытаясь затолкать её вниз, но сам наполовину погрузился в бурлящую почву, пока они сражались. Его эйсар стал всё больше мерцать, и было ясно, что он быстро уставал. Это было почти печально — насколько легко Хэйли его вымотала.

Она попыталась расслабиться, позволяя ему победить, но как только тьма сомкнулась вокруг её головы, она снова запаниковала. Снова вступив в бой, она заставила себя подняться, а затем оплела врага лентами из своего собственного эйсара, крепко сжимая его щит.

Хэйли не хотела его закапывать, не хотела его убить. Она просто хотела, чтобы всё закончилось.

Отчаявшись, он заметался, вливая силу в окружавший его щит, пытаясь заставить её отступить, но Хэйли не отпускала его.

— Просто остановись! — заорала она, разгневанная и испуганная, но он отказывался слушать.

Его эйсар извивался под её собственным подобно червю, пытающемуся вырваться из зажавшего его в тиски птичьего клюва. Он отказывался сдаваться, и её страх стал увядать, сменяясь раздражением и досадой. Она просто хотела, чтобы он сдался, перестал сражаться.

Разозлившись, она надавила сильнее, крича ему:

— Просто оставь меня в покое! — Внезапно его щит со странным ощущением хлопка обрушился, и за этим последовал мокрый хруст, когда тело парня охватила дробящая сила разума Хэйли. Своим магическим взором она чувствовала, как трескаются его рёбра.

Ужаснувшись, она остановилась, отпуская его, но было уже слишком поздно. Издав стонущий вопль, он потерял сознание. Из носа его потекла кровь, но от чего Хэйли действительно тошнило, так это от его сломанных рёбер и побитых органов в его груди.

— Мне так жаль, — сказала она, хотя рядом не было никого, кто услышал бы её. — Я не хотела этого делать!

Она подняла взгляд, уставившись на толпы, собравшиеся на краю арены, и на неё накатила вина. Всё, что она усвоила в детстве, указывало на то, что она только что допустила ужасную ошибку. Делать людям больно — это плохо. Её послали на арену сражаться насмерть, но её разум просто не мог этого принять.

— Я не хотела его убивать! — закричала она.

Зрители молча наблюдали за ней. У некоторых из них на лицах были странные ухмылки, а один даже засмеялся. Даллэс шагнул на арену с выражением лёгкого раздражения на лице. Подойдя ближе, он встал, возвышаясь над ней:

— Что ты делаешь?

— Простите, — ответила она, склоняя голову, и по её щекам и носу потекли слёзы. — Я не хотела.

— Он всё ещё жив, — сказал ей Ши'Хар Морданов.

Магический взор уже поведал ей об этом, но она знала, что парень умирал. Его сердце было помято, лёгкие едва работали, и у него было внутреннее кровотечение.

— Он умирает! — настаивала она, надеясь на то, что этот Ши'Хар поможет ему.

— Да, — сказал Даллэс, — но на это уйдёт не один час. Я бы предпочёл не ждать настолько долго.

Хэйли уставилась на него, раскрыв рот:

— Но я…я…я же победила. Всё кончено. Он не может сражаться. Разве вы не можете ему помочь?

— Матч окончится только после смерти одного из вас, — сказал инструктор.

Парень застонал, его веки затрепетали, когда он закашлялся, пытаясь прочистить лёгкие.

— Пожалуйста! — воскликнула Хэйли. — Вы должны ему помочь!

— Ему, похоже, весьма больно, — с отстранённым выражением лица сказал Даллэс. — Я ожидал, что ты, будучи, как мне кажется, весьма чувствительной, захочешь прикончить его побыстрее. — Инструктор повернулся к ней спиной, и покинул арену.

Хэйли смотрела Ши'Хар вслед, но мысли её были обращены к парню, умиравшему в нескольких футах от неё. Тот попытался сесть, но это движение загнало одно из сломанных рёбер глубже, ещё больше повреждая его лёгкое. С его губ сорвался булькающий вскрик.

Зрители начали расходиться, заскучав от отсутствия активности, но окружавший арену щит оставался на месте. Хэйли останется здесь, пока её противник не умрёт.

Хэйли почувствовала движение, вспышку эйсара. Одно из рёбер подростка, угрожавшее его лёгкому, передвинулось назад, и срослось с другим куском кости, давая его сердцу и лёгким немного весьма необходимого пространства. Парень зашипел, выдыхая от боли сквозь сжатые зубы, когда возвращал ребро на место.

Хэйли наблюдала за ним расширенными глазами, осознав, что он исцелял себя. Если его сила не даст сбой, то он вполне может суметь удержаться за жизнь. Она видела, как одна из его артерий закупорилась, останавливая большую часть кровотечения в его груди. Взгляд парня метал в неё молнии, пока тот работал, будто он винил её за каждый наполненный болью миг.

— Я убью тебя, — прорычал он.

— Почему? — сказала она. Из её глаз вновь закапали слёзы: — Почему ты хочешь меня убить? Я же ничего тебе не сделала.

Юноша презрительно ухмыльнулся:

— Потому что ты глупая. Ты не заслуживаешь жить. — Большинство его рёбер срослись, но его эйсар был настолько слабым, что мерцал в её магическом взоре. — Я убью тебя, а потом мне дадут моё имя.

Хэйли знала, что всё было впустую. Она не могла убить его, но и не могла позволить ему исцелить себя. Было бы проще, если бы он просто умер до конца. Не думая, она ударила, используя свой эйсар, чтобы не дать ему закрыть последний истекавший кровью сосуд. То была среднего размера вена, кровь из которой медленно протекала внутри его груди.

Парень боролся, сопротивляясь ей своей собственной волей, и несколько секунд они молча мерились силой, он — чтобы удержать сосуд закрытым, она — чтобы держать его открытым… позволить крови течь. Почти сразу же силы подвели его, и в отсутствие сопротивления с его стороны Хэйли ещё больше порвала вену, усилив кровотечение. Это не было намеренным, но у неё всё сжалось внутри, когда она почувствовала нанесённый ею урон.

На неё уставились полные ненависти глаза. Как только она отпустила его, он снова начал пытаться перекрыть вену.

— Да просто умри! — закричала она. Отчаянным усилием Хэйли вогнала свою силу ему в грудь, и потянула. Кожа, рёбра и грудина порвались, послав вверх фонтан крови, когда она взломала его грудную клетку. Он даже не смог закричать.

Хэйли наблюдала, как он умирал — его эйсар угасал, а глаза покрывались поволокой. Что-то тёплое капало с её носа, оставляя липкий след на её губах. Часть его крови попала и на неё.

Её сердце гулко билось, а колени ослабели, но она всё равно почувствовала облегчение. Он умер, а она осталась жива. Щит вокруг арены растаял, и она поняла, что всё кончилось. Подняв руку, она попыталась стереть его кровь со своих губ, но чем больше водила ладонью, тем сильнее чувствовала резкий вкус железа.

На её плечо опустилась ладонь. Рядом с ней стоял Даллэс.

— Победа скверная, но всё равно — победа. Завтра ты получишь имя, — сказал инструктор Ши'Хар.

Хэйли хотелось возразить. У неё уже было имя, но Тирион предостерёг её: «Просто прими его», — сказал он.

Гуэри тоже был рядом. Даллэс повернулся к нему, и отдал ещё один приказ:

— Отведи её обратно в камеру. Прикажи хлестать её плетьми до потери сознания.

— Что?! — воскликнула Хэйли. — Я сделала так, как вы хотели!

Даллэс одарил её холодным взглядом:

— Ты научишься не играть на арене. Боль — ценный учебный инструмент.

Глава 14

Телега катилась по тропе, следуя всё дальше, пока не достигла реки, бежавшей через неровные предгорья, в которых располагался Колн. Река текла дальше, в конце концов выходя за пределы холмистой местности, и уходя в постепенно разрастающийся лес, прежде чем наконец пересечь территорию Рощи Иллэниэл.

Однако телега не могла ехать по такому прямому пути. Нужно было пересечь реку, и следовать по ровной местности по ту её сторону. Тропа снова уходила вверх и прочь от реки, прежде чем пойти параллельно течению, уходя в глубокие леса.

Брод, где тропа пересекала реку, был мелким, но разбросанные под водой камни затрудняли переправу для телег. Кэйт и Гэйбриэл спешились, и помогали остальным подросткам тянуть и толкать, пособляя мулу, с трудом переходившему брод. Одно из колёс попало в глубокую яму, скрытую между камней, но множество поднимавших телегу рук высвободили его, и телега добралась до противоположного берега.

Всё это время Тирион спал — усталость его была настолько велика, что даже резкие движения его не разбудили.

Прошли часы, и путники без дальнейших проблем добрались до края леса. Здесь местность выравнивалась, оставаясь каменистой, и на ней росли многочисленные дубы и вязы, с редкими россыпями ясеней. Ещё через милю земля становилась мягче и плодороднее, и там начинались деревья богов, видимые даже из нынешнего положения путников — их массивные формы возвышались над более низкими дубами.

Гэйбриэл положил ладонь Кэйт на плечо:

— Там кто-то есть.

Она взволнованно посмотрела на него:

— Где?

— Прямо впереди, — сказал парень. — Их там несколько, отсюда толком не рассмотреть. Думаю, они — такие же, как он. — Говоря это, Гэйбриэл морщил лицо, будто пытался сфокусироваться на чём-то, не совсем зная, как это делать. Прищуривание ему явно не помогало. — Трудно сказать, каково именно их число, и я не уверен, насколько они далеко. Я к этому ещё не привык.

— Они могут быть дружелюбно настроены, — сделала наблюдение Кэйт. — Он хотел, чтобы мы двигались именно в этом направлении. — Однако эти слова её не успокоили. Прошлые комментарии Даниэла ясно дали понять, что слово «дружелюбие» было плохо применимо к Ши'Хар.

— Я хочу домой, — подала мысль Эшли Моррис. — Она слушала, стоя позади телеги. — Кто знает, что случится, если мы туда пойдём?

Гэйбриэл раскрыл рот, не зная точно, что сказать.

Кэйт была достаточно умна, чтобы не колебаться:

— Мы подождём. Даниэл будет знать, что делать, когда очнётся.

— Перестань называть меня так, — тихо сказал Тирион. Внезапная остановка телеги разбудила его там, где были бессильны движение и тряска.

— Ты очнулся, — с явным облегчением ответила она.

— Впереди какие-то люди, — сказал Гэйбриэл, с тревогой наклонившись поближе к голове Тириона. — Мы не знаем, сколько именно, и…

— Двенадцать, — нетерпеливо сказал Тирион. — Восемь женщин, четверо мужчин, и один инструктор Ши'Хар из Рощи Сэнтир. — Он начал было садиться, но волна боли и тошноты заставила его отказаться от этой идеи.

— Мне кажется, они направляются в нашу сторону, — добавил Гэйбриэл.

— Ага, — согласился Тирион. — Один из их разведчиков подобрался ближе, и теперь они знают, что мы здесь. — Он посмотрел на Кэйт: — И — нет, отвечая на твой вопрос: они не дружелюбные.

Джек Бэйкер, ещё один парень, внимательно слушавший их разговор, начал стонать от страха.

— Кто-нибудь, заткните этого пацана, пока я его не убил, — прорычал Тирион.

Джек застонал ещё громче, но прежде чем Кэйт успела сказать хоть слово, одна из девушек, Сара Уилсон, залепила парню пощёчину раскрытой ладонью:

— Заткнись, Джек!

Джеку пощёчина не понравилась. Он начал было реагировать, нанося по Саре удар кулаком, но второй парень, Раян Картэр, вогнал кулак Джеку в пузо:

— Проклятье, Джек, — хриплым шёпотом сказал Раян. — Утихни. Сейчас не время драться или плакать.

Джек стоял на коленях, хватая ртом воздух, но делал это как можно более тихим образом.

— Итак, что же нам делать? — спросила Кэйт, возвращая всеобщее внимание обратно к Тириону прежде, чем они ещё сильнее друг друга поколотят.

— Мало что, — сказал Тирион. — Есть три варианта. Первый — вы бежите, они вас ловят, и в течение часа вы будете в ошейниках, голые, и захлёстанные до состояния покорности. Второй вариант — ждать здесь, сражаясь, и быть пленёнными, а затем в течение часа вы будете в ошейниках, без одежды, и захлёстанные до состояния покорности…

— А что насчёт третьего варианта? — с тревогой спросил Тад.

— Я слишком сильно ранен, чтобы сражаться, — проинформировал его Тирион, — но я могу попробовать кое-что другое.

— И какой у вас план? — подтолкнул его Тад.

— Приближается буря, — сказал Тирион. За последнюю минуту ветер слегка усилился, превратившись в оживлённый бриз.

— И в чём состоит план? — сказал Гэйбриэл, вторя Таду.

Тирион произнёс какое-то слово, но Тад не смог его понять. Мул пришёл в движение, его голова склонилась вниз, а глаза закрылись, когда он внезапно уснул. Тирион посмотрел на Тада:

— Вытащи из телеги верёвку, которую туда положил твой отец. Разрежь её на части, и пусть все привяжут себя к телеге. Если кто-то ещё может уместиться в кузове, то пусть тоже забирается. Дополнительный вес может помочь.

— Помочь чему? — сказала Кэйт.

— Помочь не позволить телеге быть сдутой, — ответил Тирион. Его взгляд устремился вдаль, направленный в небо.

Тад неуверенно пялился на Тириона. Кэйт ткнула его в плечо:

— Шевелись! — рявкнул она ему. — Хватай верёвку! Надо быстро привязаться.

Ветер уже начал свистеть, пролетая через деревья вокруг них, издавая высокий воющий звук.

— Я не понимаю, — объявил Гэйбриэл. — Он же ничего не делает. Откуда ветер?

Тирион не ответил, его глаза остекленели, расфокусировавшись.

Кэйт с любопытством посмотрела на Гэйбриэла:

— Хочешь сказать, что он не управляет ветром?

Гэйбриэл кивнул.

Когда ветер только начал подниматься, у неё появилась надежда, но теперь её сердца коснулся страх. Кэйт огляделась, наблюдая за тем, как подростки неуклюже привязываются к телеге. «Верёвок может оказаться недостаточно», — подумала она. Издалека донёсся ревущий звук.

Кэйт снова посмотрела на Гэйбриэла:

— Ты можешь сделать ещё одну из этих защитных штук? Как во время того боя?

— В…возможно, — ответил парень.

— Тогда делай, — сказала она ему.

Её волосы поднялись на ветру, повиснув в воздухе параллельно земле. Воздух стремительно нёсся мимо них, цепляя их за одежду. С одного из деревьев сорвало ветку, пролетевшую мимо них.

Гэйбриэл не был уверен в необходимости этого, но, взяв с телеги тяжёлую деревянную ложку, он начал чертить по земле круг, заключавший в себя их отряд. На это у него ушло полминуты, и к тому времени шквал грозил поднять его с земли. Повторив свои прежние действия, он влил в круг свои силы, создав над ними грубую полусферу. Ветер внезапно оборвался, но Гэйбриэл чувствовал, как он бьётся в невидимый купол.

Кэйт встревожилась, увидев, что тело Тириона поднимается над повозкой, поплыв вверх так, будто ничего не весило. Его лицо обмякло, а конечности свободно висели. Она схватилась за него, и толкнула вниз, придавив своим собственным телом. Внутри щита Гэйбриэла ветра не было, но Тирион чувствовался лёгким, будто его тело было полое изнутри и заполнено перьями.

— Очнись, Даниэл! — крикнула она ему, но ничто не указывало на то, что он её услышал.

Рёв ветра стал оглушающим, это была твёрдая стена звука, поглощавшая весь слух. Деревья вокруг них сгибались, и начали ломаться. Тяжёлые ветви летели по воздуху, ударяясь об их защитный купол, и отскакивая прочь. Целые деревья начало вырывать из земли, унося в небо прямо с корнями.

Глубокая, трясущая вибрация прошла по телу Кэйт, когда в щит врезался массивный вяз. Гэйбриэл упал на одно колено, но не потерял сознание, и каким-то образом удержал щит. Дерево начало соскальзывать прочь, но тут встала Бриджид Толбёрн.

Взгляд девушки был прикован к дереву, и оно перестало двигаться, будто она его придавила. Её руки были вытянуты, пальцы хватались за пространство вокруг неё, будто она пыталась схватить что-то невидимое. Ещё одно дерево ударилось в щит, а затем остановилось, сцепившись ветвями с уже находившимся там вязом.

Кэйт видела, что остальные плакали, прикрыв головы, кричали, или пытались забраться под саму телегу. Конечно, ничего из этого она не слышала, ибо рёв снаружи щита был настолько сильным, что никакой другой звук не мог его пересилить.

Гэйбриэл стоял на коленях, прижав ладони к ушам, из носа его капала кровь. В щит стали ударяться новые деревья, но каждое из них будто цеплялось, переплетаясь ветвями с уже находившимися там деревьями. Вокруг них начал формироваться огромный деревянный частокол из упавших и переплетённых дубов и вязов.

Бриджид стояла в центре, открыв рот, и Кэйт знала, что если бы рёв прекратился, то она услышала бы крик девушки. Голубые глаза темноволосой девушки были широко раскрыты, а волосы метались вокруг головы, подхватываемые ветром, который будто бы касался только её одной.

«Это она вот так цепляет деревья друг за друга?» — задумалась Кэйт. Проверить это она никак не могла, поскольку не была способна ощущать эйсар, но то, что это могло быть делом рук Гэйбриэла, казалось маловероятным. У него, похоже, хватало забот с одной только поддержкой щита, в то время как остальные явно были в состоянии паники.

Она посмотрела на Даниэла. Его тело теперь было не просто лёгким, оно было каким-то неправильным, будто он терял материальность. Свет тускнел по мере того, как деревья закрывали защищавший их купол, но выглядело так, будто его руки медленно исчезали.

— Даниэл! — крикнула она, надеясь его разбудить, но даже сама свой собственный голос не услышала. Наклонившись поближе, она снова попыталась заорать, на этот раз — прямо ему в ухо. Ответа опять не было. Он продолжал смотреть в пространство пустым взглядом.

Возможно, то была иллюзия в начавшей окутывать их тьме, но Кэйт больше не могла видеть его ноги.

«Что-то не так», — подумала она. «Это не может быть чем-то намеренным с его стороны».

Ощущение в её руке было такое, будто та вот-вот должна была пройти сквозь его тело. Единственным, что всё ещё было твёрдым в его теле, было его лицо. Не зная, что ещё делать, она взяла мочку его левого уха в рот, и укусила.

Он даже не дёрнулся.

Кэйт снова укусила его, на этот раз — сильнее, пока не ощутила на языке привкус крови.

— Очнись, чёрт тебя дери! — заорала она. — Очнись, иначе я откушу тебе это ухо, чтобы оно было как и правое! — Много лет назад он потерял большую часть своего правого уха, когда надзиратель отрубил его.

Его глаза моргнули, а грудь вроде бы стала более материальной.

Не желая снова кусать его, она вместо этого поцеловала его в ухо — когда-то она мечтала это сделать. «Когда-то», — подумала она, — «до того, как ты стал чудовищем».

Он содрогнулся, и посмотрел на неё своими холодными серебряными глазами, чужими глазами. Они посерели, будто состояли из кружащегося тумана, лишённые белков или даже зрачков и радужек.

Её охватило чувство отвращения. В этот миг она поняла: что бы это ни было, чего она касалась, что целовала… оно не было человеком. Оно пялилось на неё без каких-либо чувств или человечности. Кэйт отпрянула, и его взгляд снова сместился. Тирион опять начал таять.

— Будь ты проклят! — выругалась она. Схватив его за голову, она снова прикусила его ухо, прежде чем ещё раз его поцеловать. Его взгляд переместился на неё, и, борясь с отвращением, она притянула его губы к своим. Они были холодными и неотзывчивыми.

Будто мертвеца целовала.

Но холодная плоть вокруг его рта стала теплеть.

Она вцепилась в него, и стала целовать упорнее, одновременно борясь с собой. Вскоре его руки вернулись, и он повернулся, столкнув неё на бок, а его язык проскользнул между её губ. Шум снаружи барьера из сплетённых деревьев стал утихать, и скорость ветра стала падать.

Одна из его рук начала шарить, пробираясь ей под блузку, проводя холодными пальцами по её животу. Кэйт надавила на его руки, пытаясь не давать им волю, но он зарычал, и с усилием вздёрнул их, грубо лапая её плоть, вцепившись в грудь.

— Даниэл, нет! Отпусти меня, — заупиралась она, пытаясь оттолкнуть его.

Губы Тириона разомкнулись, но донёсшийся из них звук нисколько не походил на человеческую речь. Это был странный звук, похожий на шелест деревьев на ветру. Глаза из кружащегося серебряного тумана смотрели сквозь Кэйт, но он всё равно удерживал её. Он силой заставил её перевернуться на спину, прежде чем моргнуть, и его глаза стали меняться прямо под её взглядом.

Он снова моргнул, и серебро исчезло, сменившись голубыми человеческими глазами.

«Нет, не человеческим глазами», — осознала Кэйт, — «а скорее глазами дикого зверя».

Тирион всё ещё лапал её своей рукой, не слушая её возражений.

— Прекрати, Даниэл! — крикнула она. — Только не сейчас, только не так!

Тут он замер, глядя глубоко в её глаза. Он казался сбитым с толку:

— Кто ты такая? — внезапно спросил он, используя первые пришедшие ему на ум человеческие слова.

Она воспользовалась возможностью, представленной его колебаниями, чтобы вырваться из его хватки. Глядя на него в ответ, она изучала черты его лица. На них, похоже, застыла искренняя озадаченность, но теперь в его глазах мелькали мысли. Чем бы ни было его преображение, оно, судя по всему, встряхнуло его разум точно так же, как изменило его тело.

Он выглядел полностью материальным, но что-то было другим.

«Его ухо!»

Нижняя половина его правого уха больше не отсутствовала. Правое ухо полностью совпадало с левым, без каких-либо видимых признаков раны, когда-то ставшей причиной отсутствия большей его части. Его взгляд впился в её глаза.

— Кэйт? — сказал он, подвергая сомнению своё собственное узнавание, даже пока вспоминал её.

Она отодвинулась ещё дальше. «Это вообще он… или что-то другое, просто притворяющееся им?»

Бриджид стояла рядом с телегой, её тело застыло с открытым ртом. Рот был открыт широко, будто она кричала, но из него не доносилось ни звука. Тирион осознал её странное состояние, и слез с телеги, подойдя, чтобы встать рядом с ней.

Его мысли казались странными, но были ясны. Девушка обрела свою силу, но стресс и новизна ситуации заставили её прилагать такие усилия, к каким она ещё была не готова. Она убивала себя, борясь с чем-то, чего уже не было. Щупальца её эйсара протягивались во всех направлениях, сплетаясь и спутываясь с расположившимися над ними упавшими деревьями. Губы Бриджид посинели.

Он дал ей оплеуху, силы которой хватило на то, чтобы сбить её с ног.

Бриджид в шоке уставилась на него, а затем её грудь тяжело поднялась, втягивая в себя воздух отчаянным, сдавленным вдохом. Она забыла о том, что надо было дышать.

Скопление деревьев у них над головами пришло в движение. Конструкция из деревьев, больше не удерживаемая силой молодой женщины, потеряла устойчивость. Один из массивных дубов сполз в сторону, а затем оторвался, стремительно падая на телегу. Остальные деревья посыпались следом, падая подобно лавине на стоявших под ними людей.

Тирион поднял руку, махнув ею в воздухе, будто отмахиваясь от мухи, и его эйсар послушался его жеста, сбивая тяжёлые стволы и ветви прочь, чтобы они упали наружу, а не внутрь. Он посмотрел на Гэйбриэла Эванса, лежавшего без сознания у его ног. Скорее всего причиной его бессознательного состояния был откат отразрушившегося щита.

— Грузите их на телегу, — приказал Тирион, обращаясь к остальным подросткам, жавшимся к бортам тяжёлой телеги.

Двое парней, Джек и Дэвид, подняли Гэйбриэла, и понесли. Бриджид нести было не нужно, но Эмма Филлипс помогла ей дойти до телеги, поскольку у Бриджид, похоже, всё ещё кружилась голова.

Всё это время Кэйт наблюдала за Тирионом. «Что случилось с его ранами?»

* * *

Гуэри вёл молодую девушку обратно к деревянной камере, в которой она обитала. Он был в затруднительном положении. Ему приказали её высечь. Обычно это поручение было бы приятным, но его шея всё ещё болела в том месте, где Тирион оставил свою татуировку.

«Приведёт ли её в действие простое наказание плетью?» — гадал он.

Никогда прежде он не чувствовал себя настолько бессильным. Надругательство Тириона, и оставленная им на Гуэри метка, ранили его гордость, а гордость была одной из тех немногих вещей, которые старый надзиратель ценил. Он бился, дрался и избивал, десятилетиями пробираясь на вершину иерархии рабов Сабортрэа. И теперь он должен был склониться перед капризами одной впечатлительной девчонки?

Гуэри остановился, жестом приказав ей идти впереди, чтобы у него была возможность изучить её не только своим магическим взором, но и обычным взглядом. Первым, что бросилось в глаза, была её кожа, гладкая и неповреждённая. Она выглядела так, будто никогда прежде не дралась. Несколько веснушек, парочка крохотных шрамов, и всё.

А ещё у неё были округлые бёдра, полнившиеся обещанием её молодости. Сердце Гуэри заколотилось чуть быстрее, пока он наблюдал за её походкой, каковая реакция его удивила. Обета безбрачия он не давал, но в его возрасте такие порывы стали беспокоить его реже, чем прежде. Его ошейник не давал ему совершать никакие действия, которые могли привести к беременности, но существовало много иных способов сыскать удовольствие.

Он перефокусировал свои мысли, заставив их свернуть с этого пути. Гуэри был весьма уверен, что предупреждение Тириона включало в себя не только физическое насилие, но и сексуальное. Эта мысль разозлила его ещё больше.

Они остановились, достигнув её хибары, и Хэйли подняла на него полный страха взгляд. Её уже несколько раз били плетьми, но недолго. Она не была уверена, что старый надзиратель собирался делать сейчас.

Гуэри нахмурился, а затем принял решение. Он скорее умрёт, чем будет жить подобно одному из безымянных. Его мысли пришли в движение, и светящаяся красная плеть появилась, растянувшись между его ладонями подобно живому существу.

— Вспомни, что тебе сказал мой отец! — сказал Хэйли голосом, который стал на несколько октав выше обычного. Сердце выпрыгивало у неё из груди, заставляя её нервы отрывисто вибрировать.

— Ну его нахуй, — выругался надзиратель. — Я скорее сдохну. Посмотрим, насколько далеко я смогу зайти, прежде чем его проклятая метка меня убьёт.

Паника заставила Хэйли броситься наутёк, но прежде чем она сделала два шага, красная плеть ударила, оплетя её левую ногу, и будто пламенем объяв её нервы, от бедра до позвоночника. Она свалилась на землю с визгом, перешедшим в хрип, когда земля выбила воздух у неё из лёгких.

Боль исчезла, и в глазах у неё прояснилось. Гуэри стоял над ней, задумчиво глядя на неё сверху вниз:

— Похоже, что одного удара недостаточно, чтобы эта штука сработала, — сказал он, потрогав пальцем ноющее место у себя на шее, прежде чем улыбнуться. — Давай-ка попробуем ещё раз. — Красная плеть взметнулась, охватив её шею, и свесившись вдоль спины.

Хэйли знала, что кричала, но агония была настолько велика, что она не слышала себя. Казалось, что она извивалась целую вечность, прежде чем плеть наконец отступила, оставив её трястись на утоптанной земле. Гуэри облизывал губы, положив ладонь себе на пах, массируя себя через штаны.

«Только не снова», — подумала Хэйли, вспоминая то, что случилось до появления Тириона. Её затошнило от мысли об этом, а затем она почувствовала облегчение, когда подумала о плети. Эта цепочка мыслей привела к ещё более глубокому чувству отвращения и ненависти к себе.

Надзиратель открыл дверь в её деревянную тюрьму:

— А ты учишься, — сказал он, читая мелькавшие на её лице чувства. — Нет ничего хуже боли, — произнёс он, и плеть изгибалась в его руках, двигаясь подобно змее. — Тебе следует быть благодарной за то, что я предлагаю тебе менее болезненное наказание. В последние годы я этим редко занимаюсь.

Она метнулась внутрь, ненавидя себя за то, что так быстро поддалась страху, но вид плети лишал её способности соображать и мыслей о сопротивлении. Гуэри последовал за ней внутрь, закрыв за собой дверь, и приспустив штаны спереди:

— На колени, девчонка.

Она встала на колени, когда он приблизился к ней, гордо выставляя себя напоказ. Тёмный, мускусный запах вызвал у неё тошноту ещё до того, как он успел к ней прикоснуться. На секунду она забыла о плети, и страх сменился гневом внутри неё. У Хэйли были зубы, и она заставит его заплатить… кровью.

Гуэри увидел вызов в её взгляде, даже когда она раскрыла рот, и ответил на её притворную покорность тяжёлым кулаком.

Хэйли обнаружила, что лежит на полу, смаргивая слёзы, и не чувствует свою щёку. Боль присутствовала, но удар оглушил её. Прежде чем она смогла собраться с мыслями, Гуэри схватил её, вздёрнул вверх, и больно заломил ей руку за спину, прежде чем ткнуть лицом вниз, в служивший ей кроватью тюфяк.

— Очевидно, тебя надо сломать, прежде чем обучить как следует, девочка, — с радостью сказал старик. — А теперь выпрями ноги, и не двигайся, или я сломаю тебе руку.

Она сделала как было велено, закрыв глаза, когда почувствовала, как его руки начали лапать её. Сфокусировав свой магический взор, она подумала было возвести вокруг себя щит. Гуэри не использовал плеть, и ментальное равновесие стало возвращаться к ней. Хэйли шарила взором по его шее, пытаясь разобрать символы под его ошейником, тот странный узор, который Тирион вытатуировал на коже этого мерзкого старика.

У себя в голове она вспомнила странный символ, который Тирион нацарапал на земляном полу — треугольник, в который была заключена странная волнистая линия. «Это — заключительная линия чар, которые я на него наложил. Татуировка сделана так, чтобы приходить в действие лишь в законченном виде. Тебе нужно представить себе этот символ, прежде чем влить в саму татуировку немного энергии. После чего чары сами обо всём позаботятся». Затем он начертил остаток чар, показав ей, где воображаемый ею символ соединится с теми, которые он вытатуировал на Гуэри.

Тот толчком прижался к ней.

«Нет!». Разум Хэйли вцепился в татуировку, и в миг чёткой ясности она завершила узор, и зажгла его своим эйсаром. Из узора показался крошечный силовой клинок, и рассёк ошейник на шее её мучителя.

Гуэри отступил, выпучив глаза, а затем стремительно сложился пополам. Он стал дёргаться на земле, когда кровь в его теле стала пузыриться и кипеть. Сознание он потерял почти сразу же, а смерть наступила не более чем через минуту.

«Двое мёртвых мужчин за несколько часов», — подумала она. «И мне нисколечко не жаль ни одного из них».

Это было не совсем так. Убийство того, на арене, было ужасным, хотя она знала, что он был лишь более молодой, более грубой версией лежавшего сейчас у её ног старика. Она не хотела его убивать, но теперь подумала, что, быть может, оказала ему услугу.

— Если ты стал бы вот таким человеком, то смерть для тебя — лучший исход, — сказала она себе, закончив эту мысль.

Боль, ужас и адреналин стали сходить на нет, сменившись холодностью, пустым облегчением. Она была жива. Несмотря на её твёрдое решение умереть, лишь бы не убивать, она не могла заставить себя сожалеть о содеянном. Хэйли потерпела неудачу, но она была уверена, что когда Даллэс обнаружит совершённое ею убийство, то даст ей желанную смерть.

— Я не буду так жить, — сказала она пустой комнате, — но и злоупотреблять собой я тоже не позволю.

Глава 15

Леса вокруг них больше не было. Частично он, конечно, остался, в виде сломанных и поваленных стволов деревьев, а также разбросанных ветвей и тяжёлых корней. Однако всё это было горизонтальным, и часть деревьев, похоже, совсем отсутствовала, унесённая прочь чудовищными ветрами.

Почти на милю во всех направлениях всё стало плоским. Гигантские деревья богов всё ещё стояли вдалеке, но некоторые из тех, что были с краю, кренились под разными углами. Кэйт и остальные с благоговением глазели на разрушения. Один из юношей, Дэвид Браун, посмотрел на Тириона:

— Как?

— Чудна́я буря, — сказал Тирион. — Нам повезло.

Небо было чистым, и теперь, в отсутствие крон деревьев, солнечный свет бил по ним, согревая, несмотря на прохладу зимнего бриза. Кэйт промолчала, хотя прекрасно знала, что Тирион лгал.

Тут заговорила Эшли Моррис:

— Разве вы не были ранены?

— Выглядело страшнее, чем было на самом деле, — отозвался Тирион. — По большей части дело было в усталости. Немного сна — и я как новенький.

— Но там же была кровь, и… — начала она.

Он одарил её угрожающим взглядом:

— Я был усталым. Запомни это на будущее, когда тебя будут допрашивать.

Тирион использовал свою магию, чтобы расчистить землю перед телегой, сдвигая стволы деревьев и прочие тяжёлые обломки, чтобы освободить мулу дорогу. Ещё час, и они достигли крайних деревьев богов, границы Рощи Иллэниэл. Там их ожидала большая группа встречающих.

Однако слово «группа» плохо вязалось со стоявшими, ползавшими и карабкавшимися в пределах границы леса несколькими сотнями Ши'Хар, которые выглядели причудливее всего, что Тирион когда-либо видел. «Крайтэки», — заметил он.

Крайтэки были воинами Ши'Хар, солдатами, которых создавали деревья-отцы. Они рождались со всеми имевшимися у Ши'Хар знаниями о сражении, что придавало им боевые умения, далеко выходившие за рамки их коротких жизней. Крайтэки были бесплодны, не могли прорастать в виде деревьев, и жили лишь несколько месяцев. За пятнадцать прожитых среди Ши'Хар лет Тирион видел их лишь изредка, наиболее значительная из этих встреч была тогда, когда он был вынужден сражаться с одним из них на арене.

«Кое-кто заволновался».

— Стоять, — сказал один из них, выехав навстречу маленькой группе людей прежде, чем те приблизились к деревьям на пятьдесят ярдов.

При ближайшем рассмотрении Тирион увидел, что существо не ехало — этот Крайтэк имел четвероногое тело, к которому сверху присоединялись человекоподобные торс и руки. Говорил он на эроллис, языке Ши'Хар.

— Вы не приблизитесь, пока баратти не будут скованы.

— Где Лираллианта? — спросил Тирион.

— Здесь командует Ли́стриус, — сказал Крайтэк. — Он наденет на них ошейники.

— Мной владеет Лираллианта, — заявил Тирион. — Никто не приблизится к нам, пока я с ней не поговорю.

Он не стал утруждать себя угрозами — обычные Ши'Хар были по большей части лишены эмоций, но Крайтэки выводили это свойство на новый уровень. Большинство из них имело нечеловеческую «конструкцию», и их короткие жизни обеспечивали им почти полное отсутствие страха смерти.

— Мне приказано поддерживать безопасность рощи и забрать любых сопровождающих тебя баратти. Листриус уже идёт, чтобы надеть на них ошейники, — сказал Крайтэк.

Тирион видел приближающегося сереброволосого мужчину, и узнал Листриуса, одного из хранителей знаний Ши'Хар. Этот Ши'Хар Иллэниэлов ещё был в тридцати ярдах от них, поэтому Тирион повысил голос, чтобы убедиться в том, что и он, и Крайтэк услышат его ответ:

— Баратти, которых я с собой привёл, ценны. Любая из пяти рощ будет довольна, заполучив их, и я с радостью отдам их вам, но только после того, как поговорю с Лираллиантой.

— Ты подчинишься моей власти, — настаивал солдат.

Тирион вздохнул: один неверный шаг, и всё будет кончено — однако сдаваться от отказывался. Если сейчас начнётся конфликт, то они с детьми окажутся мертвы… или даже хуже, однако такое развитие событий было ему предпочтительнее альтернативы.

— Я с радостью подчинюсь, как только сюда придёт Лираллианта. Проявляя нетерпение, вы подвергаете благополучие рощи опасности.

Он надеялся, что нейтральная формулировка отказа в совокупности с воззванию к высшей цели солдата смогут достичь того, чего не могла достичь прямая угроза.

Солдат оглянулся, и Листриус кивнул ему.

— Хорошо, твою госпожу приведут сюда. До её прихода вы останетесь на месте, — приказал воин Ши'Хар.

Тирион склонил голову, уступая, но в остальном остался неподвижен:

— Как прикажете.

Лираллианта появилась менее чем через полчаса, шагая по изорванной земле с грацией и безмятежностью. Длинное платье скрывало её ноги, но, похоже, никогда не цеплялась за многочисленные ветки и корни, торчавшие из земли. Благодаря этому её движение выглядело так, будто она, невесомая, парила над рваной землёй.

«Быстро же она явилась», — подумал Тирион.

Сереброволосая женщина посмотрела на него со спокойным лицом, которое с тем же успехом могло быть высечено из камня. Её взгляд прошёлся по детям в телеге и вокруг неё, чуть приостановившись лишь тогда, когда достиг Катрин Толбёрн. Она достаточно часто видела это лицо, в видениях, которыми делился с ней Тирион.

— А ты не терял времени зря, любимец мой, — тихо сказала она. — Однако с твоей стороны было немудро противиться власти Листриуса.

— Прошу прощения, госпожа, — отозвался Тирион, наполняя свой голос самым близким подобием искреннего раскаяния, на какое он только был способен. — Я лишь хотел доставить тебе удовольствие.

— Крайтэки были призваны защищать Рощу, — добавила она. — Выглядело так, будто на нас напали. — В её взгляде застыло молчаливое предостережение.

— Чудна́я буря, госпожа, — солгал Тирион. — Я тут совершенно ни при чём, хотя случилась она очень кстати. Сэнтиры ожидали на границе, чтобы забрать твою добычу.

— Я рада, что ты и твои отпрыски остались без повреждений, — ответила Лираллианта. — Теперь же ты должен подчиниться, и позволить надеть на них ошейники, иначе все твои усилия пойдут прахом.

Тирион наклонился ближе, сделав свой голос настолько низким, что его почти не было слышно:

— Только ты можешь надеть на них ошейники.

Она одарила его удивлённым взглядом, но увидела предупреждение в его глазах. Отреагировав с присущей ей ментальной резвостью, она без колебаний ответила:

— Уйди с дороги, дабы я могла осмотреть то, что ты мне привёз. — Она пошла осматривать первого из его детей, и, не дожидаясь, сразу же начала заклинательное плетение, создававшее ошейник.

Не оглядываясь, Тирион повысил голос, произнеся уже на бэйрионском, языке людей:

— Когда она подойдёт к вам, примите ожерелье, которое она вам предложит. Держите свои мысли покорными, и если можете чувствовать магию, не сопротивляйтесь ей.

Создававшее рабский ошейник заклинательное плетение было специфичным в том, что требовало первоначального согласия того, на ком его использовали. В отдельных случаях, если люди пытались сопротивляться, это было тщетным, поскольку красные плети быстро обеспечивали покорность, но сегодня, со смотревшей на них маленькой армией, любое неповиновение могло обернуться катастрофой.

Листриус окликнул со своего места в тридцати ярдах от них:

— Лираллианта, что ты делаешь?

— Беру своё, — ответила она, не останавливаясь. — Она уже закончила три ошейника, и собиралась замкнуть четвёртый вокруг шеи Абигейл Мур.

— Старейшины приказали мне их оковать, — настаивал хранитель знаний.

Лираллианта проигнорировала его протест, и пошла дальше, цеплять ошейник на Бриджид. Сделав это, она ответила:

— Мы с тобой — дети одной и той же рощи, Листриус, и конечный результат один и тот же, но это мой слуга привёл нам эту добычу, и заберу её я. — Затем она прошептала Бриджид на ухо, прежде чем перейти к следующему подростку из Колна: — Разбуди мальчика, я не могу сделать для него ошейник, если он не в сознании.

Бриджид всё ещё не пришла в себя после недавнего испытания, но знала, что криков и тряски не хватит, чтобы разбудить Гэйбриэла. Она пошла к бочке с водой в передней части повозки, и зачерпнула целый половник холодной жидкости. Шок от холодной воды на лице привёл Гэйбриэла в некое подобие сознания. Его глаза вращались, а веки трепетали.

Лираллианта закончила надевать ошейник на Раяна Картэра, и подошла к Гэйбриэлу. Она быстро создала очередное заклинательное плетение, но находившийся в полубессознательном состоянии мальчик оказал сопротивление, когда она попыталась соединить концы. Лираллианта фрустрированно вздохнула.

Гэйбриэл стонал, его глаза не могли до конца сфокусироваться. Бриджид сказала прямо ему в ухо:

— Скажи «да». Когда снова почувствуешь это, просто скажи «да» у себя в голове. Пожалуйста, Гэйбриэл… у нас нет времени.

Лираллианта снова попыталась, и на этот раз заклинательное плетение срослось как надо. Глаза Гэйбриэла почти сразу же закрылись, и его осознание окружающей действительности стало угасать. Бриджид опустила его голову на воз телеги, а затем сама села. Она тоже находила, что с трудом удерживается от сна. Тошнота грозила захлестнуть её, и мир пульсировал новыми энергиями и новыми видениями. Она едва понимала то, что теперь ощущал её разум.

Кэйт посмотрела на свою сводную сестру:

— Просто расслабься, Бриджид. Он сказал, что тошнота после появления силы — это нормально. Ты уже достаточно сделала.

Тирион продолжал сосредотачивать всё своё внимание на Крайтэке и стоявшем в нескольких ярдах позади него хранителе знаний Ши'Хар. Листриус определённо тревожился, вышагивая из стороны в сторону, пока Лираллианта работала над заключением человеческих детей в ошейники. Этот Ши'Хар знал, что его обыграли, но не видел никаких вариантов получше.

Последней ошейник приняла Кэйт. Казавшаяся чужеродной сереброволосая женщина, которая к ней подошла, была незнакома, но часто бывавшей у женщин глубокой интуицией Кэйт знала, что это была та самая женщина. Та, которая украла у неё Даниэла. Та, что сковала его, что любила его каким то причудливым образом. Она была её врагом, и её союзницей — женщина, которая забрала его, но также не дала ему умереть.

Пылающие зелёные глаза Кэйт встретились с взглядом леденисто-синих глаз Лираллианты, и они уставились друг на друга, общаясь на каком-то уровне, лежавшем ниже сознания и даже магии. Какое-то время ни одна из них не моргала, а потом Ши'Хар без предупреждения подалась вперёд, и мягко коснулась губами щеки Кэйт.

Выпрямившись, Лираллианта начала творить заклинательное плетение, которое должно было создать новый рабский ошейник.

— А это за что было? — спросила Кэйт.

— Не уверена, — ответила Ши'Хар Иллэниэлов. — Думаю, это потому, что ты — часть его.

— Обычно это создаёт между женщинами иные чувства, — сказала Кэйт.

Лираллианта развела ладони, и широко растянула концы ожерелья, в то время как Кэйт нагнула голову. Она произнесла несколько слов на эроллис, и Кэйт ощутила внутри себя усилие, напряжение. «Да», — мысленно сказала она себе, и напряжение ослабло. Два конца ошейника с щелчком соединились, и он был готов.

Поддавшись внезапному порыву, Кэйт сказала:

— Спасибо.

Лираллианта подняла бровь, прежде чем ответить на идеальном бэйрионском:

— За что?

— За то, что не дала ему умереть.

— Рано меня благодарить, — сказала Ши'Хар. — Возможно, сейчас он зашёл слишком далеко. Я не смогу защитить его от старейшин.

— Старейшин?

Лираллианта повернулась, указывая широким взмахом руки на стоявшие где-то в пятидесяти ярдах массивные деревья. Деревья богов с краю леса были изорваны, с повреждёнными ветвями и слегка наклонёнными стволами. Буря зацепила их краем, но некоторые из них всё равно едва не были выкорчеваны из земли.

— Это не он, — настаивала Кэйт.

— Будем надеяться, что они в это поверят.

Листриус шагнул вперёд, сделав жест у себя за спиной. Стоявшие на краю леса Крайтэки пришли в движение как единое целое, взяв группу людей в кольцо. Двое из них встали по бокам Тириона.

— В кандалы его, — приказал хранитель знаний.

— Ошейника недостаточно? — с кривой улыбкой спросил Тирион.

— Уже нет, — сказал Листриус. Двое Крайтэков начали плести заклинание, создавая длинные, похожие на лозы щупальца магии, которые оплели руки, ноги и туловище их пленника. Когда они закончили, Тирион больше не мог двигаться, его конечности были скованы, как физически, так и на более глубоком уровне. Его тело застыло, скованное в выпрямленном положении — он бы упал, но магия подняла его над землёй, поддерживая его положение.

Заклинательное плетение достигло и сердцевины его сущности, сковав источник его эйсара, первоисточник сознания, и, для мага, силы. Ему с трудом удавалось говорить, хотя эту свободу ему намеренно оставили.

— Ведите людей в Эллентрэа, — приказал Листриус.

— Нет! — возразил Тирион. — Они не принадлежат Прэйсианам.

— Это не тебе решать, баратт. Не испытывай моё терпение, иначе будешь наказан, — сказал хранитель знаний.

Лираллианта вышла вперёд:

— Насчёт их проживания решать мне.

Листриус вперил в неё твёрдый, гневный взгляд:

— Тебе тоже положено предстать перед старейшинами. Твою судьбу решат они. А до той поры Тиллмэйриас предложил позаботиться для нас о людях.

— Но… — начала она.

— Надеюсь, ты не вынудишь меня сковывать ещё и тебя, — предупредил Листриус.

Лираллианта закрыла рот, склонив голову, прежде чем ответить:

— Нет, хранитель знаний.

* * *

Даллэс вошёл в хибару, бросив взгляд на окоченевшее тело Гуэри. Его опытный взгляд определил, что тело скорее всего было мёртвым менее чем пять или шесть часов. «Она, наверное, убила его вскоре после того, как он отвёл её обратно», — подумал инструктор Ши'Хар.

Хэйли глазела на него с противоположного конца комнаты, в её чертах виделся страх, и что-то ещё.

«Это что, неповиновение?» — задумался Даллэс. От этой мысли он едва не улыбнулся.

— Это твоих рук дело? — без всякого выражения спросил он.

Хэйли вскинула подбородок, отвечая на его вопрос:

— Да. — Не было смысла отрицать это.

— Тогда похоже, что ты усвоила свой урок, — сказал инструктор. — Помни его, когда снова выйдешь на арену… завтра. — Он вышел наружу, а затем вошли двое надзирателей, чтобы забрать тело Гуэри. Они бросили на Хэйли несколько любопытных взглядов, прежде чем уйти, но ничего не сказали.

Глава 16

Тирион парил в пустой бездне. Мир исчез, вместе с его телом. Он был один во тьме, обнажённый и уязвимый таким образом, какой может понять лишь пустая душа, лишённая плоти.

«Невозможно, чтобы этот человек сделал то, что мы наблюдали».

Голос был чисто мысленным, но не принадлежал ему самому. Он был чужеродным. Рисунок и модуляция мысли были совершенно чужими. «Наверное, это один из старейшин», — подумал Тирион. Он удивился тому, что мыслит. Его собственный разум в течение неопределённого периода времени молчал. Он начал гадать, без слов, обладал ли он всё ещё мыслями, если это было возможно.

Всё это полнилось противоречиями.

«Он сильнее любых детей, и любого из нас». Этот голос принадлежал другому старейшине, но Тирион каким-то образом понял, что это был один из Прэйсианов.

Теперь Тирион осознал, что их было бессчётное множество. Они оголили его, и изучали… препарируя и обсуждая его в каком-то метафизическом пространстве, где встречались их разумы. Он мог лишь гадать, что случилось с его телом, в этом месте оно не имело значения. Это был мир без тел, без мест или, быть может, даже без времени.

«Но он не настолько силён. Никакое индивидуальное лицо не смогло бы создать такую бурю, и никто не наблюдал никаких движений эйсара». Это наблюдение принадлежало одному старейшин Морданов.

«Но остаётся тот факт, что это произошло уже дважды», — сказал старейшина Гэйлинов.

Старейшина Прэйсианов снова заговорил:

«Трижды, если считать вулканические извержения, случившиеся в Роще Мордан».

«Он и близко не был к тому событию». Этот голос принадлежал одному из старейшин Сэнтиров.

«Но это событие ему снилось», — настаивал другой.

Первый голос снова заговорил:

«Это лишь указывает на возможность предвиденья. Такой дар мы и прежде видели», — ответил старейшина Сэнтиров.

«Формально, все эти события могут быть объяснены предвиденьем». Это произнёс новый голос, но Тирион знал: то был один из Иллэниэлов. Как он их различал среди огромного набора других голосов, он не был уверен.

«Вы же не считаете всерьёз, что эти события были исключительно естественными, и что он лишь подгадывал под них свои действия?» — возразил старейшина Морданов.

Голос Иллэниэла ответил:

«У нас нет объяснения лучше этого».

«Его память о последней буре указывает на наличие намерения. Человек принял решение войти в иное состояние сознания, перед тем как началась буря», — сказал старейшина Гэйлинов.

«Вероятно, что ментальное изменение случилось в результате передачи информации из настоящего в прошлое. Его разум мог сложиться, встретившись с самим собой в других точках его континуума, что согласуется с нашими нынешними теориями касательно предвиденья», — ответил старейшина Иллэниэлов.

Старейшина Прэйсианов усмехнулся:

«Передача информации в прошлое, чтобы вовремя подгадать момент возвращения. Сама мысль об этом парадоксальна».

«Всё, что известно о предвиденьи — парадоксально», — заметил один из Сэнтиров.

«Ничто из этого не уменьшает опасность, которую представляет этот баратт, вне зависимости от того, являлись ли эти события лишь примерами использования им знаний о будущем, или он способен манипулировать окружающей средой посредством какого-то неизвестного механизма. Мы должны решить, как действовать дальше». Старейшина Гэйлинов производил впечатление чрезвычайной практичности.

Старейшина Иллэниэлов произнёс:

«Следует продолжить его изучение. Мы ещё многого не понимаем, что само по себе является редкостью. Мы можем заполучить знания, которые позволят нам лучше защититься от великого врага».

«Нашей нынешней защиты достаточно», — сказал старейшина Морданов. «Он представляет собой слишком большой риск».

«Никакая защита не идеальна», — ответил старейшина Гэйлинов. «В Кионтара может пробраться порча. Мы не можем знать, как они будут держаться, и мы не нашли для себя нового укрытия в случае, если они падут».

«Стражи врат безупречны, в наших созданиях нет слабости», — с чувством негодования произнёс старейшина Сэнтиров.

«Он должен быть уничтожен», — повторил старейшина Морданов.

Тирион почувствовал, как от многих старейшин прошла волна одобрения. Их решение казалось неизбежным.

«Нет!»

Этот разум он узнал мгновенно. Это была Лираллианта, и теперь, услышав её, он почти смог ощутить её присутствие рядом с собой.

«Молчи, дочь, тебе не положено комментировать здесь», — укорил самый старший из старейшин Иллэниэлов.

Один из Сэнтиров произнёс:

«Осмотр показал, что она тоже под подозрением. Её воспоминания показывают соучастие. Она скрыла то, о чём следовало доложить».

«Она — одна из народа», — сказал старейшина Гэйлинов.

«Ты только что вынес мысль о том, что стражи врат могут быть подвергнуты порче, однако готов игнорировать таковую возможность в наших детях?» — спросил Сэнтир.

«Только нам дано распоряжаться нашими детьми», — властно сказал старейшина Иллэниэлов.

«Но вы не можете также распространить влияние этого положения на животное», — настаивал старейшина Морданов. «Он представляет угрозу для всех нас. Он будет уничтожен».

От остальных пришло ощущение согласия, в том числе — от старейшин Иллэниэлов.

«Нет, если умрёт он, то и я тоже умру», — пришла мысль Лираллианты. «Ваше решение убить его прервёт и мою жизнь».

Тирион чувствовал, как вес совокупности разумов старейшин Ши'Хар сместился, обрушившись на неё.

«Дитя дефектно».

«Ей тоже следует положить конец».

«Она была избрана стать хранителем знаний».

«Избавьтесь от этого ребёнка».

Хор голосов шёл от разных рощ, но старейшины Иллэниэлов ответили взаимным чувством несогласия. Наиболее старший из них озвучил их мысли:

«Прекратите. Позвольте нам это проанализировать. Дитя ценно для нас». Следующее их сообщение было направлено исключительно ей: «Почему ты сказала это, дитя?»

«Потому, что это — правда», — ответила она.

«В твоих словах нет логики», — сказал старейшина Иллэниэлов. «В прошлом мы уважали твою эксцентричность, чтобы мы могли расти благодаря знаниям, которые ты могла получить. Человеку положат конец, а ты останешься. Не надо и дальше позорить нас, возражая против собственного выживания».

«Он — мой кианти».

Воцарилась шокированная тишина.

«Это невозможно, дщерь».

«Это — правда», — твёрдо ответила Лираллианта.

«Он — не один из Ши'Хар, не один из народа… он — баратт. Ты сошла с ума», — сказал старейшина Иллэниэлов.

«Кианти — избираются», — сказал другой Иллэниэл, — «а мы его не избирали. Кианти более не полезны и не нужны».

Тирион ощутил силу её решимости, когда она ответила:

«Я его избрала».

«Это же смешно, дети не выбирают. Кианти избираются старейшинами».

«Я его избрала», — снова сказала она.

«Он — не Ши'Хар. Он не может производить детей. Баратти не могут быть кианти», — настаивал ещё один старейшина Иллэниэлов.

«Ей необходимо положить конец», — сказал ещё кто-то.

«Убейте меня, если должны, но не причиняйте вреда ей или моим детям», — сказал Тирион, впервые повысив свой внутренний голос, крича в пустоту.

Воцарился хаос.

«Оно слушало? Невозможно!»

«Как он может быть в сознании? Его разум был полностью подавлен».

Шквал подобных мыслей закружился вокруг Тириона, отчего ему сказалось, будто его ментально колотят. В конце концов они замедлились, и оформились в единственный вопрос:

«Зачем баратт отдаёт свою жизнь ради нашей дочери?» — сказал один из Иллэниэлов.

«Он — тот самый!» — сказал другой. «Её слова и его действия это доказали».

«Он — мой кианти», — снова сказала Лираллианта. «Ни один из нас не может существовать без другого».

Голоса старейшин Иллэниэлов подняли гвалт, споря друг с другом над её словами, колотя по разуму Тириона. Он силился сохранить равновесие, но это было бесполезно. Вес их мыслей обрушился на него, и он обнаружил, что к нему подкрадывается небытие, гася его сознание.

«Пусть оно замолчит…»

* * *

Когда Тирион очнулся, звучало пение птиц. Солнечный свет пробивался через листву уже знакомыми ему узорами. Он лежал на кровати Лираллианты, высоко на дереве, служившем ей домом. Тирион много раз спал здесь, хотя в последние месяцы это стало происходить реже. Он начал спать в более традиционной кровати в своём каменном доме, как только была завершена спальня.

Он повернул голову, но уже знал, что был один. Лираллианты не было рядом.

— Что произошло? — сказал он вслух.

Беглый осмотр показал, что его тело было в целости и сохранности. Оно было даже лучше, чем он помнил, даже шрамов не осталось — единственными оставшимися на его теле отметинами были татуировки, которые он сам себе сделал. Он с облегчением увидел, что они никуда не делись. Без них он бы ощущал себя голым. Он мог обойтись без одежды, но чары, которые он нанёс на свою кожу, были для него одновременно бронёй и оружием.

Приближался мужчина Ши'Хар, шагая по стволу гигантского дерева обычной для них медлительной и небрежной походкой.

«Байовар», — заметил он, почти мгновенно узнав хранителя знаний Иллэниэлов.

Сев, он поприветствовал хранителя знаний кивком, потянувшись за своими штанами. Пока он был без сознания, одежду с него в какой-то момент сняли.

— Добрый день, Байовар.

— Тирион, — сказал сереброволосый Ши'Хар.

— Похоже, я пропустил некоторое время, — заметил Тирион. — Когда я прибыл, ещё темнело.

— Поэтому я и пришёл, — сказал Байовар. — Старейшины посчитали, что тебе понадобится руководство, когда ты очнёшься.

Слово «старейшины» заставило воспоминания промелькнуть у Тириона в голове, и с ними пришли неприятные мысли.

— Где Лираллианта? — с некоторой озабоченностью спросил он.

— Она всё ещё общается со старейшинами, — проинформировал Байовар. — Тебе не следует ожидать встречи с ней ещё некоторое время.

— Но она невредима?

Байовар кивнул.

— Где мои дети, и женщина, с которыми я вернулся?

— Тиллмэйриас заботится о них в Эллентрэа, — сказал Ши'Хар.

Тирион закончил надевать штаны, и поспешно натянул сапоги, прежде чем схватить свои рубаху и кожаную куртку.

— Не думаю, что слово «заботиться» применимо к людям, которых держат в рабских лагерях. — Он встал, и пошёл к стволу, собираясь спускаться.

Байовар отозвался на его заявление весёлым взглядом, но не стал утруждать себя оспариванием его аргумента. Он удовлетворился тем, что пошёл следом за человеком:

— Быть может, тебе следует позволить мне рассказать о случившемся, прежде чем ты уйдёшь, — иронично сказал он.

— Я бы предпочёл беседовать на ходу, — сказал Тирион.

— И ты не голоден?

Вообще говоря, теперь, снова встав на ноги, Тирион заметил у себя в животе ужасную пустоту. Он сомневался, что когда-либо прежде был таким голодным. Была у него и иная неотложная нужда. Он одарил Байовара стеснённым взглядом:

— Если вы меня извините на несколько минут…

Ши'Хар вежливо кивнул, и подождал, пока Тирион сходит по платформе к специальному месту, отведённому для подобных нужд. Ветви и листья сдвинулись вокруг него, предоставляя толику уединения, как только он оказался внутри — это изменение внесла годы назад Лираллианта, чтобы удовлетворить его странную потребность в уединении, пока он удовлетворял свои телесные потребности.

Моча у Тириона была цвета тёмного сидра. «Вроде, для этого не было никаких причин», — подумал он. Некоторые ранения в прошлом оказывали на него похожий эффект, но обычно лишь в тех случаях, когда были побиты почки, или когда он был без сознания в течение долгого времени.

— Мне нужно воды, — признался он Байовару по возвращении.

ШиХар уже налил ему в чашку воды из кувшина, который Лираллианта держала на прикроватном столике. Он передал чашку Тириону:

— Идём со мной, у меня на платформе тебя дожидается еда.

Тирион пил воду жадными глотками, удивившись жажде, охватившей его, когда вода коснулась его губ. Приостановившись, он ответил:

— Мне действительно нужно проверить, как там остальные…

— Ещё несколько часов, или даже ещё один день, ничего уже не решат, — посоветовал хранитель знаний.

Тирион нахмурился:

— Сколько времени прошло?

— Чуть более месяца… пять недель, если быть точным, — ответил Байовар.

Тирион был ошеломлён, и это отразилось на его лице.

— Для старейшин время течёт иначе, — объяснил Ши'Хар. — Чтобы общаться с ним, твои мысли должны замедлиться до такой скорости, которая делает коммуникацию возможной. Дискуссия, занимающая у нас несколько часов, может потребовать недели, если говорить с ними.

— А разве для них не было бы разумнее ускориться до нашего темпа? Что если произойдёт что-то чрезвычайное?

Байовар улыбнулся:

— Старейшины мало что считают воистину чрезвычайным. Большинство малых вопросов оставляют нам, или Крайтэкам. Если случается что-то воистину катастрофичное, то они могут делать так, как ты говоришь, но с тех пор, как это случилось в последний раз, прошли века.

Теперь стали понятны некоторые вещи. Лираллианта уже говорила прежде со старейшинами, и часто возвращалась лишь несколько дней спустя. Если сказанное Байоваром было правдой, то это были очень короткие разговоры. Учитывая то, что Ши'Хар почти никогда не находили хорошей причины лгать, он не сомневался в правдивости откровений хранителя знаний.

Пока он над этим размышлял, ему в голову пришло ещё кое-что:

— Значит, может пройти какое-то время, прежде чем Лираллианта закончит с ними разговаривать.

Байовар кивнул.

— Наверное, мне следует поесть. А потом я хотел бы посетить Эллентрэа, — с некоторой покорностью судьбе сказал Тирион.

Он не хотел, чтобы Кэйт или его дети оказались в рабском лагере, но ещё несколько часов практически ничего не изменят, а он был очень голоден. Он вообще не был уверен, что сможет каким-то образом вытащить их без присутствия Лираллианты.

Байовар покосился на него на ходу:

— Ты изменился, Тирион.

— Как это? — спросил Тирион, надеясь, что не придётся объяснять отсутствовавшие шрамы или отросшее обратно ухо. Ответов на эти вопросы у него не было.

— Ты стал терпеливее, — сказал хранитель знаний. — Когда ты только пришёл к нам, то не принял бы подобную задержку настолько легко.

— Это скорее не терпение, а прагматизм, — сказал Тирион. Вспоминая свои действия в Колне, он бы не стал описывать их как решения, принятые терпеливым человеком. Он стал чересчур практичным. Терпение, насилие, переговоры, вымогательство, или даже сексуальное убеждение — это были для него лишь инструменты.

— Ты стал подобен нам во многих отношениях, — сказал Байовар.

«В больших, чем мне бы хотелось, и достаточно для того, чтобы заставить Ши'Хар пожалеть об этом», — подумал Тирион.

Глава 17

Еда была восхитительна, она состояла из разнообразных овощей, небольшого количества фруктов и, конечно же, вездесущего «кялмуса». Кялмус был плодом деревьев богов, имел светло-золотой цвет, был сладковатым, средней сочности, и со вкусом, напоминавшим грушу, но менее отчётливым. Плод деревьев богов был уникален тем, что мог служить единственным источником питания для их детей, хотя они обычно совмещали его с другой едой, чтобы не заскучать.

Он также содержал вещество, которое подавляло рост «семени разума». Дети Ши'Хар были людьми чисто физически, но рождались полностью развитыми, и содержали в своих телах дополнительный орган, смея разума. Семя было истинным потомством их вида — человеческое тело служило лишь сосудом, подобно, в некотором роде, мякоти более обычных фруктов, существовавшей исключительно для защиты находившихся внутри семян.

Вообще говоря, в прошлом, в других мирах, дети Ши'Хар рождались с телами, которые вообще не были человеческими. Ши'Хар подгоняли тела своих отпрысков, чтобы те соответствовали окружающей среде. Крайтэки были отличным тому примером, ибо деревья-отцы часто использовали различные исторические формы из других миров, чтобы создавать недолго живущих солдат для своей защиты.

Кялмус служил для детей деревьев основным источником питания, и также не давал их внутреннему «семени» прорастать. Если кялмуса становилось мало, предположительно — из-за недостатка старейшин Ши'Хар, или из-за избытка их детей, семена начинали созревать, дети пускали корни, и прорастали в новых старейшин.

Насколько Тирион знал, кялмус не оказывал никакого пагубного влияния на нормальных людей. Он уже много лет ел этот плод без всяких проблем, но всё ему всё равно хотелось более мясной диеты. Когда было свободное время, он часто охотился, чтобы удовлетворить свои вкусы.

Тут ему в голову пришёл странный вопрос:

— А какой вкус у лошти, по сравнению с кялмусом?

Брови Байовара взметнулись вверх.

— Лираллианта сказала мне, что её избрали для получения лошти, чтобы стать хранителем знаний, — объяснил он, придавая некоторый контекст своему вопросу.

Хранитель знаний понятливо кивнул:

— Понятно, однако я не могу вспомнить его вкус.

— Но вы же его ели, верно, чтобы стать хранителем знаний?

— Конечно же, — сказал Байовар, — но то, что я пережил сразу же после этого, начисто вымело у меня из головы тривиальные подробности, вроде вкуса самого лошти.

— А каково это было? — спросил Тирион.

Байовар широко развёл руки, будто пытаясь охватить ими весь окружающий мир:

— Мой мир расширился. Нет, он взорвался. Знание, которое я получил, было настолько больше того, что было у меня прежде, что разбило вдребезги моё предыдущее понимание самого себя, а когда этот процесс завершился, я почувствовал себя так, будто родился заново.

— Потому что он наполнил ваше семя разума сведениями из прошлого?

— Не напрямую само семя, — поправил Байовар. — Лошти был создан так, чтобы изменять функционирующий разум. Наши семена разума пассивны, они лишь записывают наш опыт до того дня, когда мы прорастём. Семя остаётся в покое в течение нашей повседневной жизни, за исключением заклинательного плетения.

Тирион нахмурился:

— А что тогда лошти сделает с обычным человеком?

Нос Байовара сморщился от отвращения:

— То, что ты описываешь, будет противно самой природе, это будет тупик.

— Тупик?

— Знания умрут вместе с их носителем, не перейдя к новому поколению… — Байовар приостановился, ища слова на бэйрионском, которые передали бы его мысли. — Это было бы как сжечь одну из ваших библиотек.

Это слово было новым для Тириона. Он подумал бы, что этот термин происходил из эроллис, если бы не то, как Байовар его употребил.

— Я не знаком с этим словом.

— Библиотека? — спросил Байовар, а затем понял: — Мне следовало догадаться. У вашего рода их не было с тех пор, как закончилась великая война между нашими расами. Библиотека была местом знания, где люди хранили собранную мудрость. Это гораздо более грубый метод сохранения информации по сравнению с нашим, но тем не менее действенный. Человечество хранило в них тысячелетия истории, науки и философии.

— И ваш народ их сжёг?

— И да, и нет, — сказал Байовар. — Мы действительно уничтожили многие из них во время войны, но после её окончания мы сохранили как можно больше хранившейся в них информации. Ши'Хар учатся у своих врагов. Последние оставшиеся библиотеки были изучены, и имевшиеся в них полезные знания были записаны, прежде чем были разрушены сами библиотеки.

— По мне, так это звучит как простое «да», — сделал наблюдение Тирион.

— Ну, фраза «жечь библиотеки» позаимствована из вашей собственной истории. Люди считали это великим грехом, но в прошлом ониходили друг на друга войной, до нашего прихода, и порой завоеватели сжигали библиотеки побеждённых, чтобы уничтожить их прошлое. То, что сделали мы, отличается, — сказал Байовар.

— Каким образом?

— Мы сохранили знания, — сказал Байовар, постучав себя по виску, — по крайней мере — те его части, которые могли понять.

— Я думал, ваша раса была значительно превосходила нашу, — сардонически сказал Тирион.

— В большинстве отношений так и было, — согласился Байовар, совершенно пропуская сарказм мимо ушей, — но ваш вид был механистичен в своих поисках понимания. Хотя наша наука превосходила вашу, способ мышления вашей расы был очень чужим, и это усложняло для нас процесс понимания более тонких моментов в ваших концептуальных моделях.

— Не знай я о вашей осторожности, Байовар, я мог бы подумать, что это было комплиментом моему роду.

Хранитель знаний провёл рукой по волосам, приглаживая их после внезапного порыва ветра:

— Война за этот мир была самой тяжёлой из тех, в которых мы победили. Мы едва не проиграли, несмотря на тот факт, что ваш род был увечен своей неспособностью манипулировать эйсаром. Люди были нашим вторым величайшим врагом.

— Вторым величайшим? — сказал Тирион. — Если мы были вторым по величию, то как это могла быть самая тяжёлая война, которую вы вели?

— Не вели, Тирион, — поправил Байовар. — Война за ваш мир была самой тяжёлой из тех, в которых мы победили.

— Значит, одну войну Ши'Хар проиграли? — Он впервые слышал о чём-то подобном.

Голос хранителя знаний стал серьёзнее:

— Почти.

Тирион хмыкнул:

— Как можно почти проиграть войну?

— Мы всё ещё живы, и полагаем, что наш величайший враг не сможет грозить нам здесь. Однажды мы найдём способ победить их, и вернуть себе потерянное, — заявил Ши'Хар крайне серьёзным тоном.

— Едва ли это война, если вы не сражаетесь, — сказал Тирион. — Когда вы последний раз сталкивались с этим врагом?

— Когда покинули наш последний дом, тысячелетия назад, перед тем как явиться сюда.

— Это было очень давно. Быть может, они забыли о вашем народе.

Холодный взгляд Байовара уставился в пустое небо:

— Они не забывают.

* * *

Тиллмэйриас улыбнулся, увидев входящего в комнату Тириона. Это была та же комната, где он когда-то насильно брал образцы тканей у дикого человеческого раба Лираллианты, и от вида этого помещения у Тириона всё ещё пробегали мурашки по спине.

— Я с нетерпением ждал твоего визита, — сказал Ши'Хар Прэйсианов. — Я был рад услышать, что старейшины решили продолжить твой эксперимент. — Его губы оформились в нечто, напоминавшее искреннюю улыбку.

— Мой эксперимент?

— Ты всё ещё жив, — сказал хранитель знаний. — Считаю это великим успехом.

Позитивная позиция инструктора Прэйсианов раздражала Тириона:

— Вы хотите, чтобы я поверил, что ваше мнение было частью причин моего непрекращающегося существования? — спросил Тирион.

Тиллмэйриас покачал головой:

— Отнюдь, тебя спас исключительный ум Лираллианты. То, что она сделала, переменило всё. Я даже не уверен, как теперь к тебе обращаться. — Ши'Хар чуть ли не кипел от энтузиазма, или, по крайней мере, ближайшего эквивалента оного для Ши'Хар.

— До сих пор обычно хватало слов «баратт» или «дичок», — сухо сказал Тирион.

— Ты не можешь быть баратт, если являешься кианти Лираллианты, — твёрдо заявил Тиллмэйриас, — но и не можешь быть Ши'Хар, поскольку не способен к заклинательному плетению. Ты стал наивкуснейшим парадоксом. — Тиллмэйриас буквально облизнул губы, произнося это.

— Семантика, — сказал Тирион. — Это совершенно не меняет факт моей биологии.

— Верно, — ответил Тиллмэйриас, — но это — гораздо больше, чем семантика. Никогда прежде никакое разумное существо не нарушало границы наших определений. В прошлом наиболее основной категоризацией для моего народа было деление на Ши'Хар и баратти. Ты больше не входишь во вторую категорию, но мы не можем причислить тебя и к первой.

— По мне, так это — проблема для старейшин, — заявил Тирион. — Менее всего меня волнует, что обо мне думает ваш народ. Я здесь для того, чтобы забрать свою семью.

— Твою семью?

— Женщину и детей, которых я сюда привёл.

Тиллмэйриас кивнул:

— Да, я понимаю, «кого» ты имеешь ввиду, меня сбило с толку использование термина «семья». Молодняк — твои отпрыски, но женщина… она не является твоей родственницей.

— Не пытайтесь меня отвлечь, Тиллмэйриас. Я желаю забрать их обратно в Рощу Иллэниэл.

— Им там не место — там нет надзирателей, чтобы приглядывать за ними, — сказал Ши'Хар Прэйсианов. — Я держу их здесь в качестве услуги для Рощи Иллэниэл.

Тирион стоял на своём:

— Это больше не является вашей проблемой. Я всё равно их заберу.

— Как надзиратель, как раб, ты не в том положении, чтобы выдвигать подобные требования, — объяснил Тиллмэйриас. — На основе чьей власти ты предъявляешь такое право? — Что-то в выражении Прэйсиана намекало на предвкушение чего-то с его стороны.

Тирион немного пометал в него гневные взгляды, прежде чем ответить:

— На основе власти Лираллианты…

— Её здесь нет, и она не отлучалась от старейшин, чтобы отдать такой приказ, — сразу же сказал Тиллмэйриас. — Он облизнул губы, прежде чем повториться, будто тревожась о чём-то: — На основе какой власти ты выдвигаешь эту просьбу, Тирион? Лираллианты здесь нет, и мы оба знаем, что твоя хозяйка не отдавала тебе приказов на этот счёт. Говори конкретно, откуда происходит твоё право требовать их себе?

Тирион был сбит с толку. «Он хочет, чтобы я что-то сказал. Но что?». Взгляд его голубых глаз впился в красные глаза Прэйсиана, Тирион ожесточённо работал головой.

— Это просто семантика, Тирион, — намекнул Тиллмэйриас.

Тут у него в голове щёлкнуло:

— Как кианти Лираллианты, я требую немедленного возвращения мне её собственности. — Ему было неуютно использовать этот термин, но он не мог придумать ничего иного, что хотел бы от него услышать инструктор Ши'Хар.

— Ну, раз ты так говоришь, у меня нет выбора, — согласился Тиллмэйриас, хитро улыбаясь. — Следуй за мной, я покажу тебе, где их держат. — Он встал, и направился к двери, но бросил на ходу ещё одну реплику: — Не забывай этот урок.

Тирион провёл годы под инструкторским контролем этого Прэйсиана, который порой пытал его до сумасшествия. Даже сейчас, десять лет спустя, один лишь звук голоса этого Ши'Хар вызывал у него первобытную реакцию на страх, от которого сводило живот. Справляться со страхом он научился, но изгнать его Тириону так и не удалось. Страх был слишком глубоко запечатлён в его душе.

Из-за этого факта ему было труднее понять истинные мотивы хранителя знаний Прэйсианов. Его мысли затмевали паранойя и тревога. Однако он всё же гадал: «Почему он мне помогает? И помогает ли? Что он хочет с этого получить?»

Было время, когда он был убеждён в том, что Тиллмэйриас был воплощением зла, а потом этот Ши'Хар помог спасти жизнь ему и Лираллианте после его последней битвы на арене, спрятав их, пока они не смогли поправиться, и пока она не смогла заменить его рабский ошейник. Теперь же Прэйсиан давал ему плохо завуалированные подсказки, и помогал убрать его ценные приобретения из-под контроля Рощи Прэйсиан.

«Непонятно, что он вообще делает».

— С тех пор, как они сюда пришли, у пятерых пробудился дар, — упомянул Тиллмэйриас, когда они покидали большое центральное здание Эллентрэа.

— У кого именно?

— У троих потомков мужского пола, и двоих — женского.

Он ожидал такую формулировку ответа, но с этим утверждением пришло ещё одно озарение. «Их не инициировали, иначе он смог бы назвать их имена».

— Вы до сих пор не отправляли ни одного из них сражаться?

— У меня чёткие приказы. С твоими отпрысками, Тирион, нельзя делать ничего кроме как кормить их.

Тирион остановился, подозрительно уставившись инструктору в спину:

— Почему?

Тиллмэйриас обернулся:

— Я вам не враг, Тирион. Я лишь желаю учиться у вас.

Он уставился на чернокожего Ши'Хар, раскрыв рот:

— Учиться чему?

— С тех пор, как ты пришёл сюда, дичок, ты представлял из себя тайну. Ты был совсем не таким, как наши собственные баратти, и я видел в тебе ту же искру, которая делала твоих предков такими могучими противниками. Однако мы не можем понять, почему. Почему ты так сильно отличаешься от остальных? Ты на каждом шагу настаивал, что мы ничего не знаем о том, как правильно взращивать и обучать ваш род, но моему народу трудно поверить, что такая значительная разница является результатом такой малости, как методология вашего воспитания.

Ты знаешь, что другой твой ребёнок, которого забрали Морданы, уже начал сражаться на арене? Гравэ́нна победила в пяти матчах, — закончил хранитель знаний.

Тирион ничего из этого не знал:

— Гравэнна? Они так её назвали?

Тиллмэйриас кивнул.

— У вашего народа ужасный вкус, когда дело доходит до имён.

— Суть в том, — продолжил Тиллмэйриас, — что она уже добилась невозможного. Вопрос в том, является ли это исключительно следствием твоей генетики, или следствием твоего короткого визита к ней?

— Вероятно, это скорее связано с её жизнью до того, как её поймали, — сделал наблюдение Тирион.

— В конце концов я надеюсь вычленить и эти факторы, — сказал инструктор Ши'Хар. — Я начал маленький проект в рабских загонах здесь, в Эллентрэа. Приказал, чтобы часть молодняка держали в отдельной области, где их после отнятия от груди взращивают матери, вместо того, чтобы помещать их в общий загон.

Он знал, что Тиллмэйриас глубоко интересовался темой человеческих существ — именно по этой причине этот Ши'Хар стал инструктором, и по этой же причине его повысили до хранителя знаний, однако услышать что-то подобное Тирион не ожидал.

— И как у них дела? — спросил он.

Прэйсиан поморщился:

— Несколько детей погибло, убитые своими матерями, но у оставшихся пятерых всё идёт весьма хорошо.

Слова Ши'Хар уже практически не волновали Тириона — хоть они и звучали чёрство, истинной злобы за ними не стояло. Тиллмэйриас говорил о людях примерно так же, как отец Тириона когда-то говорил об овцах. «Он надеется улучшить своё стадо».

Тиллмэйриас отправил первую же пару встреченных им надзирателей, чтобы они начали собирать рабов Иллэниэлов, пока они с Тирионом ожидали в открытом дворике. Двое мужчин вернулись несколько минут спустя, ведя с собой пятнадцать очень бледных и шатко выглядевших подростков. Некоторые из них выглядели так, будто потеряли в весе, и никому из них, похоже, не нравилось их проживание в Эллентрэа. Щурясь и моргая на солнце, они уставились на Тириона с узнаванием и, быть может, с некоторой надеждой.

— Они вообще бывали снаружи? — спросил он у инструктора Ши'Хар.

— Да, конечно же, — сказал Тиллмэйриас. — Я приказал выводить их наружу, для физических упражнений, и чтобы они побыли на солнце.

Двое парней, Раян и Иан, выглядели явно больными, а Абигейл Мур похудела почти до костей.

— Они ели?

— Некоторые — да, — сказал Тиллмэйриас, — но одна из самок отказывалась есть последние несколько дней. Должен признать, Тирион, я не думаю, что дела у них идут хорошо. Я проверил их всех, чтобы убедиться, что они — действительно твои отпрыски, но у них, похоже, нет той же крепости, какая была у тебя.

— Я едва не умер от лихорадки, когда только появился здесь, — напомнил Тирион.

Хранитель знаний кивнул:

— Да, но твоё состояние улучшилось после того, как Лираллианта отдала тебя под мою опеку. Твоим же детям стало хуже. Я уже начал сомневаться в своих решениях. Надзиратели высказали мысль, что проблема может заключаться в мягком с ними обращении. Думаешь, если дать им плетей, то это стимулирует их аппетит?

— Нет, — сразу же сказал Тирион.

«Разве что в случае полного отказа есть», — подумал он, глядя на Абигейл. «Конечно, я думаю, что смогу найти для этого решение получше».

— А где женщина? — спросил он, заметив отсутствие Кэйт.

— Тебе действительно нужно её обратно? — спросил Тиллмэйриас. — Возможно, потребуется какое-то время, чтобы найти её. Её поместили с безымянными слугами. Я мог бы легко заменить её на одного или двух других, если тебе просто нужно свалить на кого-то работу по уходу за ними.

Тириона заполнил ужас. Безымянные были самыми низшими из низших в Эллентрэа, они не имели достаточно способностей, чтобы их выбрали для боя на арене, дабы победой добыть себе имя. Формально, его дети всё ещё считались «безымянными», но их отделили, и отметили для особого обращения. Он мог лишь вообразить, через что могла пройти Кэйт.

— Позвольте мне найти её, — предложил Тирион. — Я достаточно хорошо знаю её эйсар, чтобы заметить её издалека, и я очень хорошо знаком с Эллентрэа.

— В этом нет необходимости, — сказал Тиллмэйриас. — Я могу послать надзирателей.

— Я справлюсь быстрее.

— Хорошо, — согласился хранитель знаний. — Я прикажу им держать детей здесь, пока ты ищешь. Мне нужно позаботиться о других вещах. Если у тебя возникнут трудности с её поисками, или если что-то случится, пожалуйста, бери двух других не стесняясь, в качестве расплаты с Лираллиантой.

— Вы слишком добры, — сказал Тирион, подавляя закипавший в нём гнев. Позволить эмоциям возобладать над собой было бы непродуктивно, и бессмысленно. Он раскрыл свой разум на полную, осматривая ауры сотен находившихся в пределах дальности его магического взора. Его ноги уже пришли в движение, неся его в сторону больших общественных домов, где жили безымянные.

Это оказалось тупиком. Кэйт там не было, поэтому он был вынужден начать долгую, кружащую по Эллентрэа прогулку. Прошло полчаса, прежде чем он её нашёл. Она была в одной из личных хибар надзирателей. Одно это уже расстроило бы его. Помимо уборки у одной из безымянных могла быть лишь одна причина находиться в доме одного из надзирателей.

Кто-то из них решил, что ему нужна новая игрушка.

В его голове появились непрошеные видения, в которых Кэйт избивали и заставляли… «Нет, я не буду об этом думать. Мне просто надо вытащить её». Он двинулся быстрее, как только заметил её, и перешёл на трусцу.

Она была с кем-то, у кого был сильный эйсар, скорее всего это был живший там надзиратель.

Ещё четверть мили, и он будет на месте, но его разум был настолько сосредоточен на Кэйт, что он едва сохранял достаточно осознания окружающей действительности, чтобы не спотыкаться на бегу. Надзиратель обнимал её, прижав её голову к своей собственной. Тирион внезапно осознал, что надзиратель был женщиной, и она была ему знакома — Лэйла.

Лэйла была ему почти другом. Она и Гарлин часто игрались вместе, хотя никто из них не использовал бы слово настолько сильное, как «друг», чтобы описать свои отношения. Однако Тирион знал правду: Лэйла и Гарлин были настолько близки, насколько вообще могли сблизиться надзиратели. Она будет оплакивать смерть Гарлина.

Он уже был достаточно близко, чтобы в точности увидеть, чем они занимались, и разговоры тут были практически ни при чём. За прожитые в Эллентрэа годы он многое повидал, и «услуги», которыми обменивались жители города, зачастую были между представителями одного и того же пола — и пусть это было и не так часто, как между противоположными полами, но ничего необычного в этом не было.

Но обмен между надзирателями и безымянными редко был по обоюдному согласию. Это был вопрос силы, или её отсутствия. Хотя сам Тирион однажды имел отношения с одной из них, Амарой, он ею не злоупотреблял. Он искал любви, чего надзиратели просто не могли понять.

А теперь одна из них сделала Кэйт своей игрушкой.

Он на самом деле не позволял мыслям о такой возможности войти в свой разум, и теперь, когда внезапно столкнулся с ней, от неё его гнев раскалился добела.

Дверь не открывалась в ответ на его касание, поскольку это было не его жилище. Внутри две женщины приостановились, отстранившись. Лэйла могла видеть его присутствие снаружи так же легко, как он видел её внутри.

Эйсар Тириона вспыхнул, когда он привёл в действие один из своих наручных клинков, и уничтожил дверь, её косяк, и часть стены. Лэйла окружила себя щитом, когда он вошёл в комнату. Она стояла перед Кэйт. Она также была голой и раскрасневшейся. Хотя для большинства рабов Ши'Хар нагота была обязательна, для надзирателей это было не так, и они редко снимали этот внешний признак своего повышенного статуса.

— Тирион! — воскликнула она. — Это не то, что…

Он махнул рукой в широком жесте, используя свой эйсар, чтобы вогнать Лэйлу в стену, позаботившись о том, чтобы она при этом не врезалась в Кэйт. Сила удара оглушила её на миг, но её щит выстоял. Тирион сам поднял щит, окружавший комнату, и заключавший в себя их двоих, но исключавший Кэйт. Лэйла была Прэйсианом, и он ожидал, что она воспользуется своим даром, чтобы попытаться сбежать.

В конце концов, лишь так она могла надеяться избежать смерти.

Надзирательница осталась видимой, но укрепила свой щит:

— Тирион, пожалуйста, послушай меня.

Он зарычал, и следующий его удар был более контролируемым: в нём было ровно столько силы, сколько было нужно для того, чтобы разбить её щит, не причинив слишком много физического вреда. Лэйла сползла по стене, откат грозил лишить её сознания.

— Уж тебе-то следовало быть умнее, Лэйла, — холодно ответил он. Разведя ладони, он создал красную плеть, которую так часто любили использовать надзиратели.

Было недостаточно просто убить её. Он хотел растянуть этот миг.

— Даниэл, остановись! — закричала Кэйт.

— Ты слишком мягкая, Кэйт, — ответил он. — Они должны понять, что случится с каждым, кто сделает больно кому-то из моих.

Он шагнул вперёд, приготовившись обрушить плеть на лишившуюся сознания надзирательницу.

— Она не делала мне больно, идиот ты этакий!

— Я жил здесь годами, Кэйт. Я отлично знаю, как устроен здешний мир. Что бы ни случилось, что бы она с тобой ни сделала, ты не виновата. Если не хочешь этого видеть, жди снаружи. — Он сменил положение щита, позволяя Кэйт добраться до двери.

Она не сдвинулась с места:

— Отпусти её, Даниэл. Она меня защищала.

— Я знаю, какая здесь бывает «защита», — сказал Даниэл. — И Лэйла не настолько глупа, чтобы не знать, как я отреагирую, если ожидала от тебя платы за такое.

— Тут совсем не это происходило, — настаивала Кэйт.

— Я видел, что тут происходило.

Кэйт зыркнула на него:

— Я её поцеловала! Кончай дурить!

На миг он потерял концентрацию, позволив плети исчезнуть. Моргнув, он нерешительно посмотрел на Кэйт:

— Постой… чего?

— Ты меня слышал. — Теперь, когда он начал уделять ей внимание, она уже не прилагала усилия к сокрытию того, насколько она разгневана.

— Ты не понимаешь.

— Может, если бы твоей первой реакцией на каждую проблему не являлась попытка кого-нибудь убить, ты бы обнаружил, что мир гораздо сложнее, чем ты воображаешь, — сказала она ему. Кэйт встала, давя телом на его щит: — Так ты уберёшь эту штуку, чтобы я могла к ней подойти?

Он зыркнул на неё.

— Пожалуйста?! — с некоторой досадой сказала она.

Тирион развеял щит, и наблюдал за тем, как она пересекла комнату, подойдя к Лэйле. Кэйт подняла ей голову, убрав волосы с её лица, и нежно погладив по щеке. Глаза надзирательницы завращались, когда та попыталась сфокусировать на ней взгляд.

— Что ты с ней сделал? — взволнованно спросила Кэйт.

— Ничего, — проворчал он. — Сломал её щит. Это откат, она скоро будет в порядке.

— Ты — задира, Даниэл.

Его фрустрация вернулась, и снова разожгла его гнев:

— Я пытался тебя защитить.

— Защитить от чего? От того, чтобы быть зацелованной до смерти? Не нужно было вести себя так жестоко, — возразила подруга его детства.

— Не думаю, что ты на самом деле осознаёшь, что это за люди, — сказал Тирион. — Они — не как жители Колна. Они растут как животные. Это как-то влияет на их головы. Они ведут себя как дикари. Они делают такое, во что ты не поверишь

— Например? Женщины с женщинами целуются?

— Вообще-то я имел ввиду другое, но — да, например это. В Колне такой фигни не было…

— Ещё как была, — объявила Кэйт. — Ты просто слишком тупой, чтобы знать об этом.

Впервые за очень долгое время щёки Тириона порозовели, и он обнаружил, что уходит в защиту.

— Тогда кто? — спросил он, бросая ей прямой вызов.

— Я, — огрызнулась Кэйт.

— Ты, и кто ещё?

— Дарла Лонг, — отрывисто объявила она, назвав имя матери одного из детей Тириона, Энтони Лонга.

— Это когда случилось?! — потребовал он.

— После того, как ты ушёл… в первый раз, — ответила она. — До того, как я вышла за Сэта…, - продолжила она, но затем нерешительно приостановилась, — … а потом снова — несколько лет назад.

— И Сэт знал об этом?!

— Нет! — ответила она, сжав кулаки. — У нас с ним начались трудности, хотя это и не твоё дело. Он не спрашивал, а я ему не говорила.

— Так ты изменяла ему, с женщиной? — Тириону трудно было сохранять ясность мыслей. Все его предположения насчёт Кэйт, похоже, были неверными.

Кэйт решительно подошла к нему, ткнув пальцем ему в грудь:

— Ты…! — подчёркнуто объявила она, — …не имеешь права меня осуждать, учитывая всё, что ты сам натворил.

Не в силах придумать что-то получше, он зыркнул на неё, а она бесстрашно уставилась на него в ответ. Её зелёные глаза были привлекательнее всего, когда она была в ярости. Затем его разум заметил собиравшуюся на улице рядом со зданием толпу надзирателей.

— Надо уходить, — сказал он ей.

Кэйт подошла к Лэйле, и стала помогать ей подняться.

— Оставь её, — сказал Тирион.

— Она идёт с нами.

— Она принадлежит Роще Прэйсиан, — ответил он. — Она останется.

— Значит, я тоже остаюсь, — ответила Кэйт.

Он подумал было о том, чтобы убить её. Нет, убить обеих. А потом он уничтожит эту комнату, улицу, и сожжёт Эллентрэа дотла. «Интересно, насколько далеко я смогу зайти, прежде чем они сумеют меня остановить». Сделав глубокий вдох, он наконец ответил:

— Ладно. Веди её. Я что-нибудь придумаю.

Развернувшись, он покинул комнату.

Глава 18

Надзиратели, присматривавшие за подростками, смотрели на него с озадаченными лицами, когда он вернулся с Кэйт и Лэйлой. Однако увидев выражение его глаз, они нашли другие стороны, в которые можно было бы смотреть.

— Скажите своему господину, что эту я тоже заберу, — сказал он, указывая на Лэйлу. — Условия мы сможем обсудить позже. — Надзирательница был гораздо ценнее любых других рабов в лагере, но он надеялся, что странно услужливый Тиллмэйриас окажется сговорчивым и на этот счёт.

Бегло оглядев остальных, он сказал:

— Идём.

— Они забрали нашу одежду, — сказала Эмма Филлипс. Девушка пыталась прикрыться своими тощими руками, неуклюже и безуспешно. Гусиная кожа у неё на руках сказала Тириону, что ей, наверное, холодно. До этого момента он и не замечал холод в воздухе.

— Здесь у вас больше нет одежды, — бесстрастно заявил он, и пошёл вперёд.

Большинство последовало за ним, но Эмма осталась, мешкая. Судя по всему, после прибытия они почти не были снаружи, по крайней мере, недостаточно для того, чтобы перестать быть застенчивыми касательно своей наготы.

— Если хочешь, можешь остаться здесь, — окликнул Тирион, — но одежду они тебе не вернут.

Эмма пошла следом.

Он осознал, что большинство из них мёрзло, даже те, у кого пробудилась сила. Никто не показал им, как согреваться. Однако Кэйт, похоже, была в порядке. Лэйла поддерживала вокруг них обеих слой тёплого воздуха. Это наблюдение заставило его виски покраснеть, а уши его — запылать. В нём снова начала подниматься злоба.

— Где вы были? — спросил Гэйбриэл, шедший к нему ближе остальных.

— Ши'Хар посчитали необходимым допросить меня.

— Мы думали, что вы умерли, — добавила Бриджид. — Когда вас забирали, всё выглядело весьма плохо.

Он промолчал, хотя чувствовал на себе взгляд Кэйт.

— Где ты будешь их держать? — спросила Лэйла.

— Пока что — у себя в доме, — ответил он. Тирион уже некоторое время думал на эту тему, и это было лучшим решением, к которому он смог прийти. Конечно, места там не хватало, и дом не был закончен, если не считать его спальни, но, по крайней мере, там была крыша.

— Белокаменное? — сказала Лэйла.

— Чего? — спросил Тирион.

— Белокаменное место, которое ты строил, — пояснила надзирательница.

Люди из Эллентрэа и других рабских городов жили в зданиях, которые росли из корней деревьев богов, поэтому она вполне понятным образом не знала на самом деле, что и думать о его каменном строении.

— Да, — кивнул он. «Белый камень», эта фраза дала ему новую идею: — Я предпочитаю называть это место «Албамарл», — добавил он, используя слова из эроллис, означавшие «белый» и «камень».

Шли они долго, вдоль границы между Рощей Прэйсиан и территорией Иллэниэлов. Ему не хотелось быть вынужденным отвечать ни на какие неудобные вопросы. Албамарл был на краю предгорий, где те сталкивались с началом Рощи Иллэниэл, лишь в нескольких милях к югу от того места, где произошла его недавняя конфронтация.

Многие юноши и девушки с облегчением выдохнули, войдя в здание. Воздух здесь был тёплым — приятную его температуру поддерживали чары, которые Тирион встроил в каменные стены.

Он быстро обошёл здание, уверившись, что всё здесь было так же, как и в день его отъезда. Телега, которую они привезли, стояла позади здания, всё ещё загруженная припасами. Свежая еда испортилась, но сушёные продукты всё ещё были пригодны для питания. Бобы, соль, шпик, луковицы, немного яблок — к большей части всего этого Тирион почти не имел доступа, живя среди Ши'Хар.

«Даже мука есть!» — с некоторым возбуждением заметил он, пока его разум снова пересматривал содержимое телеги. Мука означала кашу, или, возможно, даже хлеб, если кто-то здесь знал, как печь. «Кто-то из них должен знать», — сказал он себе, избегая даже думать о Кэйт. Один из парней, Джек, вырос в пекарне.

Тирион немного призадумался. Если он собирался управляться с пятнадцатью людьми, то ему потребуется больше места, и больше припасов. Те, у кого пробудилась сила, должны были получить должное обучение. Нужно было много чего сделать.

Он собрал пятнадцать своих юных подопечных вместе, жестом приказав им выстроиться в большой передней комнате, находившейся сбоку от парадного холла. Он планировал в конце концов устроить здесь кухню, но сейчас это было лишь просто обширное пустое пространство.

Он оглядел их, замечая, у кого из них явно пробудились способности, и освежая в памяти их имена.

— Дэвид, Сара, Джек, Абигейл, Раян, Бриджид и Гэйбриэл, — назвал он их вслух, одновременно указывая им перейти на противоположную сторону комнаты. — Вы, семеро — туда. Остальные — идите наружу, и разгружайте телегу. Разберите вещи и имущество. Часть припасов испортилась, пролежав под открытым небом. Выбросьте то, что испортилось, а остальное занесите внутрь.

Иан Коллинс озвучил мысли, наверняка промелькнувшие у некоторых из них:

— А с чего вы взяли, что можете нами помыкать? — Он, наверное, был самым крупным из юношей, но, быть может, не самым смышлёным. В пятнадцать лет он уже был ростом с Тириона, и, возможно, даже шире его в плечах, что весьма впечатляло, учитывая отнюдь не хрупкое телосложение последнего.

Тот одарил парня недоброй улыбкой, выйдя вперёд, и встав с крупным подростком нос к носу:

— Думаешь, что уже можешь со мной сравниться, мальчик?

Остальные уже попятились прочь от них, а Иан вспотел, пытаясь не отвести взгляд. Он знал, что допустил ошибку:

— У…у м…меня ещё нет никакой м…магии, но…

— …но что? — перебил Тирион. — Ты хотел сказать, что если бы не магия, то ты бы преподал мне урок? Так ведь?

— Н…нет, конечно нет, — выдавил молодой человек.

— Давай, — бросил вызов Тирион. — Я дам тебе три свободных удара, если думаешь, что сможешь по мне попасть. А потом я буду драться без использования своей силы, если тебе этого хочется.

Иан уставился на него, сжав челюсти. Он довольно долго обдумывал это предложение, а затем без предупреждения напал, нанеся резкий удар от пояса, целясь Тириону в живот.

Парен был быстр, и этот приём застал Тириона врасплох. Учитывая короткое расстояние и скорость подростка, уклониться он не смог, но всё же сумел повернуть торс, и вовремя напрячь мышцы, чтобы не позволить тому выбить воздух из лёгких. Удар кулака отозвался в его рёбрах. «Синяк точно будет».

Иан не стал ждать, пока он придёт в себя, занёс другую руку, и нанёс размашистый удар, целясь ему в висок, пока Тирион естественным образом пытался избежать удара по корпусу.

Однако этот удар был недостаточно быстрым. Тирион его предвосхитил, и наклонил голову вперёд и вбок, сгибая колени, и делая шаг вперёд и вправо. Прежде чем подросток успел нанести третий удар, Тирион выбросил руку вперёд, и толкнул парня в грудь. Иан слегка потерял равновесие из-за не попавшего в цель удара, и отшатнулся назад..

Тирион пнул его в ногу, заставив упасть на твёрдый каменный пол. Когда тот начал подниматься, Тирион снова пнул его, попав в живот, и заставив хватать ртом воздух.

— У тебя хорошие инстинкты, мальчик, даже если яйца у тебя слишком большие для твоих мозгов. Готов поспорить, дома ты участвовал во многих драках, так ведь?

Иан кашлял, хватая ртом воздух.

— Ты когда-нибудь ломал себе ребро? — спросил Тирион.

— Даниэл! Довольно! — крикнула Кэйт, двинувшись было вперёд, но Лэйла схватила её за руку, предупредив молчать.

Тирион внимательно наблюдал за парнем, дожидаясь, пока тот почти переведёт дух, а затем снова пнул, с ясно слышимым треском вогнав твёрдую часть голени в рёбра парня. Иан с тяжёлым, стонущим хрипом упал на бок. Он вцепился в свой бок, силясь вдохнуть.

— Больно, не так ли? — сказал Тирион. — Боль настолько сильная, что ты не можешь вдохнуть. Она будет продолжаться, пока ты не начнёшь бояться, что вот-вот умрёшь, но не волнуйся. Обычно твоё тело позволит тебе начать делать небольшие вдохи, пока ты не потерял сознание, но боль будет адской. Такое не забывается.

Он оглядел остальных детей в комнате. Они рассыпались по дальним углам, каждый пытался оказаться как можно дальше от этого садистского мужика и его жертвы. Лишь Лэйла осталась на месте, спокойно наблюдая за ним. Кэйт она крепко держала за руку.

Тирион махнул семерым, которых до этого вызвал:

— Вы, семеро, подойдите ближе. Я собирался начать учить вас, как согреваться, но сегодня вам повезло. Мы начнём с обучения тому, как залечивать сломанное ребро. А вы… — посмотрел он на остальных, — …идите разгружать телегу. Мешки с бобами несите сюда. Подопрём ими этого идиота, чтобы помочь ему дышать, пока не поправим эту кость.

С костями он не спешил, тщательно убеждаясь в том, что у них было время понять, что он делает. Он также пытался провести операцию как можно менее болезненно, хотя в этом был не настолько успешен, насколько надеялся. Теперь, начав остывать, Тирион начал чувствовать себя слегка виноватым.

Кэйт наблюдала за ним с выражением лица, которое поведало ему, что именно она думала о его методах. «Был ли я необоснованно жестоким из-за того, что злился на неё?». Он уже давно отвык от такого рода мыслей.

Последние десять лет были чёткими и простыми. После того, как ему позволили навсегда покинуть арену, он жил мирно, без детей, без семьи, и почти без друзей. Он был изолирован в своём социальном пузыре. Теперь же он был вынужден выйти из него в среду, полную раздражителей и сложностей, в то время как единственные понятные ему социальные инструменты вращались вокруг крови и угроз.

«Но я должен подготовить их», — сказал он себе. «Весьма вероятно, что Роща Иллэниэл заставит их выйти на арену».

А если не заставит? В этом случае окажется, что он без всякой причины вёл себя как мудак, отталкивая единственных истинно человечных людей, на общение с которыми у него ещё была надежда. Общество рабов Ши'Хар оказалось очень неприятным, за несколькими исключениями.

Одна из этих исключений стояла сейчас рядом с Кэйт, тихо говоря с ней. До этого дня он мог бы причислить Лэйлу к знакомым, что на самом деле было весьма высокой оценкой для женщины, выросшей в загонах. Он сомневался, что мог бы считать всех остальных, кроме Амары и Гарлина, даже немного знакомыми.

«Они с Гарлином были очень близки», — напомнил он себе, — «настолько, насколько вообще могут быть близки надзиратели». Он задумался, возненавидит ли она его, когда узнает об обстоятельствах смерти своего друга. Она и Гарлин были друзьями в том смысле, какой её соплеменники считали «нормальным» использованием слова «друг», т. е. приятелями и любовниками. «И теперь у неё есть Кэйт, чтобы заполнить ту крошечную пустоту, которая у неё вместо сердца», — горько подумал он.

Тирион гадал, как она отреагирует, когда он скажет ей, что убил её любовника. Тут Лэйла посмотрела на него, подняв взгляд, будто знала, что он думал о ней. Оставив своих учеников и только что вылеченного пациента, он подошёл к двум женщинам.

— Мне нужно с тобой поговорить, — начал он.

— Я не слишком настроена на разговоры, — зло сказала Кэйт.

— Не с тобой, — поправился он, более прямо посмотрев на стоявшую рядом с ней высокую, темноволосую женщину. — С ней.

— Разве ты уже не достаточно натворил?! — злобно сказала Кэйт. — Думаю, ранее ты достаточно ясно выразил свою позицию. Если ты причинишь…

— Это насчёт Гарлина, — сказал он, перебивая начало того, что, судя по её словам, могло стать впечатляющей тирадой.

Глаза Лэйлы слегка расширились, а Кэйт приостановилась, не будучи уверенной сперва, кого он имел ввиду. К сожалению, порой её память была просто сверхъестественной, особенно касательно имён и людей. Лицо Кэйт озарило узнавание:

— Постой, разве это был не тот надзиратель, с которым мы встретились? Самый первый, по-моему ты сказал, что его звали…

— Кэйт, — сказал он, бросив на неё серьёзный взгляд.

— Я знаю, что он мёртв, — объявила Лэйла. — Никто из них не вернулся.

Кэйт пристально наблюдала за ними, на неё стремительно снизошло понимание, и на её лице появилась озабоченность. Лэйла покосилась на неё, прежде чем снова сосредоточиться своё внимание на Тирионе.

— Бранлиинти забрал одну из моих дочерей, и моего отца, — начал он. — Он стоял у меня на пути. Я был вынужден устранить его, чтобы вернуть их себе.

— Ты всех их убил? — спросила Лэйла с гладким, будто выточенным из камня лицом.

Тирион кивнул.

— Кроме Ши'Хар, — добавила Кэйт. — Я его застрелила из арбалета.

Лэйла переводила взгляд с Тириона на Кэйт, и обратно:

— Это была большая группа, инструктор и дюжина надзирателей…

Тирион опустил взгляд:

— Гарлин помог мне — не напрямую, но он сказал мне рощи, из которых были остальные, прежде чем началась схватка.

— И ты его убил? — спросила она.

— Он был первым.

Лэйла моргнула, и на миг её щека дёрнулась:

— Он был глупцом по отношению к тебе.

«Глупец» было словом, которым рабы Ши'Хар описывали друзей, любовников, или людей, которые просто были слишком эмоциональными. Тирион кивнул:

— Он и по отношению к тебе был глупцом, Лэйла.

Надзирательница снова моргнула, и по её щеке скатилась слеза. Она отвернулась от них, скрывая своё лицо, и в её голосе звучали чувства, когда она снова заговорила:

— Ты поиграешь сегодня вечером? Я уже годами не слышала твою музыку. — Это было в равной степени просьбой и требованием.

Цистру он оставил у себя в спальне, когда отправился ловить своих детей, и не думал о ней с тех пор, как вернулся. Он уже давно не играл ни для кого кроме Лираллианты. Его последние десять лет были весьма затворническими.

— Я сыграю для тебя, — сказал он ей, — и для Гарлина.

Лэйла кивнула.

* * *

Остаток дня прошёл гладко. Никто из детей не был настроен спорить после случившегося с Ианом. Тирион разбил их на несколько групп. Бездарей он разделил на две команды, приказав одной готовить остальным что-нибудь съедобное этим вечером, а второй — выметать из внутренней части его дома каменную крошку и прочий мусор, чтобы там можно было спать ночью.

Приставив их к работе, он провёл оставшееся время с теми, в ком уже пробудились способности магов, уча их основам создания щитов и нескольким практическим трюкам, вроде согревания своего тела. Закончив с этим, он вывел их наружу, и пометил недалеко от своего дома контуры нового здания.

— Что это будет? — спросил Джек, заметив размеры отмеченного им прямоугольника.

— Место, где ты будешь жить со своими братьями и сёстрами, — ответил Тирион.

Раян указал на линии, которыми он отметил землю:

— Это что, будут внутренние стены?

Тирион кивнул.

— А вон та большая область? — спросил парень.

— Это — общая комната.

— А это? — сказал Раян, указывая на квадрат, который Тирион пометил крестами.

— Тут будет спуск в погреб.

— А где спальни? — сделал наблюдение Раян, с прищуром обдумывая планировку.

Обычно такие вопросы его раздражали, но Тирион видел, что парень работал головой, и ценил это:

— Они будут на двух других этажах.

— А где мы возьмём столько древесины? — спросил Раян, покосившись на маленький штабель древесины, которую Тирион разместил рядом со своим почти законченным домом.

— Дополнительное дерево будет от дубов, оттуда, — сказал Тирион, указывая на холмы, лежавшие за Рощей Иллэниэл, — но здание будет в основном из камня, поэтому дерева вам понадобится не так много, как ты думаешь. Оно в основном пойдёт на каркас и подпорки.

— Камень? — внезапно спросила Сара. — И как же мы будем строить из камня?

Тирион постучал себе по виску:

— С помощью вот этого. Ваш эйсар будет вашими инструментами, вашими тачками, будет рубить камень и таскать строительные материалы. Всё всё будете делать с его помощью.

— Но я ничего не знаю про строительство, — возразила она.

— Научишься, — ответил он. — Эта задача поможет вам отточить вашу концентрацию, и укрепит вашу волю.

Раян снова заговорил:

— Если будете стоить это из камня, то ничего не получится. Тут слишком большое пространство, вес верхних этажей заставит здание обрушиться, если не добавить внутренних подпорок.

Тирион сосредоточился на нём:

— Ты знаешь что-то о строительстве, парень?

Теперь, когда Тирион сосредоточил всё своё внимание на нём, Раян выглядел неуютно, однако стоял на своём:

— Немного — я учился у плотника, но также видел работу каменщиков.

— Думаешь, сможешь придумать план получше? — бросил ему вызов Тирион.

— Н…ну, может, выдвину какие-то предложения…

— Значит, будешь главным по строительству и планировке, — приказал он парню, а затем указал на Гэйбриэла: — Ты будешь командовать всеми в целом, но я ожидаю, что ты позаботишься о том, чтобы все помогали осуществлять план Раяна.

Гэйбриэл спокойно кивнул, но лицо Раяна было воплощением шока:

— Подождите, я ведь не так уж и много знаю. А если здание обрушится? Я же просто подмастерье, я не зн…

— О строительстве ты знаешь больше меня, — признался Тирион. — Если обрушится, то тебе просто придётся отстраивать заново. Чем быстрее добьёшься успеха, тем раньше вы все сможете спать в собственных комнатах.

— А что насчёт камня? — спросила Бриджид, впервые за несколько часов подав голос.

Тирион улыбнулся:

— Он — в яме, примерно в четверти мили в том направлении, — указал он на предгорья.

Она нахмурилась:

— Нам ни за что не притащить его сюда столько, чтобы построить этот гигантский дом.

— Видишь вон тот дом? — сказал Тирион, подождав, пока их взгляды сфокусируются на том, что он только что назвал «Албамарлом». — Я его построил исключительно с помощью вот этого, — постучал он себе по лбу. — Я ничего не знал о работе с камнем, и почти ничего не знал о плотницком ремесле. У меня не было ни инструментов, ни помощи. Каждый из вас силён, и когда вы созреете, и натренируете свои способности, то, наверное, будете такими же сильными, как и я, или близко к тому. Некоторые из вас могут стать даже сильнее. Так что построите.

Глава 19

Трапеза была… интересной. Различные задания позволили подросткам чем-то себя занять, и они потихоньку начали соперничать. Одна из девушек, Эмма Филлипс, была твёрдо уверена в своих поварских навыках, и поэтому взяла на себя главенство в кухонной команде.

Результат их усилий был съедобным, но оставлял желать много лучшего. Там были бобы, но их сварили до состояния безвкусной пасты. Печёная репа разнообразила трапезу, но была в некоторых местах сожжена до черноты, а внутри оставалась сырой. Овсяные лепёшки были сносны, но их каким-то образом пересолили настолько, что они были скорее приправой, чем сладостью.

Жалобы остальных подростков были громкими и продолжительными, особенно у тех, чьи решения Эмма отвергла, пока заправляла кухонной командой. Все указывали в её сторону, и она, похоже, была на грани слёз, или истерики. Трудно было сказать.

Они сидели на открытом дворе перед домом, где двое подростков соорудили большой костёр, а ещё пара притащила тяжёлые брёвна в качестве скамеек. Снаружи было прохладнее, но огонь делал вечер удобоваримым даже для тех, у кого не было магии.

Там они и ели свою пищу, или, Как выразился Дэвид, «…с трудом глотали остатки того, что когда-то звалось пищей». Смех был единственной приправой, которая улучшала вкус еды, хотя и вынудил Эмму уйти есть внутри дома, чтобы не слышать их подколки.

Тирион уселся на одном из больших брёвен перед большинством остальных, и когда все уселись есть, было заметно, что рядом с ним не сел никто. Бревно-скамейка имело почти восемь футов в длину, но оставалось пустым, в то время как подростки, Кэйт и Лэйла плотно уселись на трёх остальных брёвнах.

Тириона это вполне устраивало.

Доев свою бобовую пасту, он встал, и пошёл к дому. Ему хотелось спать.

Лэйла быстро встала, и догнала его прежде, чем он успел дойти до двери:

— Забыл о своём обещании?

Он ненадолго уставился на неё без всякого выражения, прежде чем его память щёлкнула, и выдала ответ:

— Музыка?

Она кивнула.

— Я уже больше месяца не играл, — сказал он ей, думая о времени, проведённым со старейшинами, и о проведённой до этого в пути неделе. — Сейчас я, возможно, не в лучшей форме.

— Мои уши не слышали музыку ещё дольше, — напомнила она ему. — Никто не будет критиковатьтвою игру.

— Ладно. — Он пошёл в дом, и нашёл свою цистру. Снова выйдя несколько минут спустя, он вернулся на своё место у костра.

Все взгляды были прикованы к нему. Разговоры утихли, когда он начал подтягивать струны. В отличие от рабов Ши'Хар, дети Колна были привычны к музыке, но хотя музыкальные инструменты не были для них редкостью, музыка всё же являлась желанной переменой после их блёклого дня.

Сперва Тирион сыграл «Весёлую Вдову», надеясь улучшить настроение, но её ноты действовали ему на нервы, и сердце у него к ней не лежало. Лёгкое веселье этой песни не подходило под его настроение. Он думал было сыграть «Причитание Даны», но один взгляд на сидевшую рядом с Лэйлой по ту сторону костра Кэйт изгнал эту мысль у него из головы. То была печальная, грустная мелодия, но её романтический подтекст Тирион бы не вынес. Он всё ещё помнил тот первый раз, когда играл для Кэйт эту песню, более пятнадцати лет тому назад.

Вместо этого он начал безымянную мелодию, которую сочинил сам за многие долгие вечера игры со струнами. У неё не было слов, а поскольку он сочинил её сам, то она имела обыкновение меняться порой под его настроение. Он начал играть тихо, позволяя пальцам найти свой ритм, прежде чем нарастить громкость звуков.

Глядевшие на него вокруг костра лица его донимали, поэтому Тирион закрыл глаза, и направил свой разум внутрь. Люди были источником его страданий. Молодые люди, которых он украл из Колна, были результатом его прежних грехов, и теперь они страдали от его рук. Из-за них ему было больно, а им было больно из-за него — это был бесконечный круг боли. Чем бы он ни выглядел в их глазах, Тирион видел свой собственный провал, и чувствовал порицание, которое сполна заслужил.

Сперва его музыка была гневной, полной фрустрации, сопровождавшей его каждый день с тех пор, как Хэйли забрала Роща Мордан, но когда он закрыл свой разум для внешнего мира, мелодия смягчилась. «Я играю не для них».

Он играл для тишины, для пустоты, которая была внутри него. Пустота была холодной, но также лишённой боли, свободной от всего, что разрывало его. Музыка создавалась из паутины и лунного света, но вещала сейчас об одиночестве, о тихой рефлексии, покое… быть может, даже о прощении.

Мысли Тириона освободились, расслабились, ибо музыка лишила его эмоций. Его пальцы выражали чувства, которые он более не желал, облегчая его сердце и разум. В его воображении появилось лицо Гарлина, уставившееся на него с тем же странным любопытством, какое всегда было на лице надзирателя, когда Тирион играл на цистре.

Надзиратель был его тюремщиком, и однажды даже его мучителем, но позже он стал другом… его единственным другом среди жестоких людей, испорченных и извращённых Ши'Хар. «Спасибо тебе, Тирион, за музыку», — снова сказал Гарлин, когда разум Тириона воспроизвёл их последнюю встречу.

Последовавшая за этим сцена была абсурдна, но он не отпрянул от неё, позволив музыке вознестись от печального прощания до диссонирующего крещендо. Его руки были в огне, но сердце было пустым. «Я ничего не чувствую». Эти слова воспарили в его разуме над хаосом его игры. Они уплыли прочь, а музыка продолжилась, неся его вперёд, к его родителям.

Хэлэн и Алан Тэнник присутствовали там, скрытые в полутонах, дожидаясь своей возможности, и когда насилие смерти Гарлина миновало, они вышли вперёд, заполнив передний план печальными глазами его матери и слезами его отца. «Я жалею, что ты вообще родился, Даниэл», — вновь сказал Алан.

Тут музыка потерялась, внезапно падая и умирая, оставив после себя грубую тишину, полную пагубных вещей. «Это не я», — подумал он. «Даниэл — это уже не моё имя». Но огонь оставил его руки, и теперь был в центре его существа, прожигая ему грудь, и сбегая по его щекам подобно золе.

Тирион открыл глаза.

Собравшиеся вокруг костра молодые люди глазели на него со смятением на лицах, или просто с шоком. Их короткие жизни пока не дали им опыт, необходимый для интерпретации только что ими услышанного — вместо этого эмоциональная травма в его музыке ошеломила их. Единственные уши, которые поняли, скрывались за мягкой завесой волос цвета меди.

Зелёные глаза уставились на него, влажные и опухшие, в то время как Лэйла сидела рядом с ней, опустив голову, боясь открыто показать свою боль. Быть может, надзирательница тоже поняла.

Губы Кэйт разомкнулись, будто она готова была заговорить, но Тирион встал, и засунул цистру под мышку, прежде чем этот миг успел завершиться.

— Хватит музыки, — сказал он, отворачиваясь.

«Я ничего не чувствую», — сказал он себе, но желания не могли остановить боль. Вернувшись в свою комнату, он захлопнул дверь, и активировал запечатывающие комнату чары. Его покой никто не потревожит.

* * *

Утро принесло новый день, а с ним — новые перемены. В частности, кухонная команда восстала, и свергла Эмму Филлипс с поста главного повара. Энтони Лонг поднялся на её место как следующий по очереди, и под его руководством на завтрак была приготовлена партия овсяных лепёшек, которая была значительно лучше. Он также попросил у Тириона разрешение послать часть детей на охоту.

— Мы пошлём кого-то из тех, кто сейчас в строительной команде, — ответил Тирион. — Это будет хорошим опытом по использованию ими своих способностей.

Вскоре после этого объявился Байовар, осторожно шагая по протоптанному пути, шедшему от края Рощи Иллэниэл, и пересекавшему поле, заканчиваясь у Албамарла. Тирион ощутил его приближение, и ждал его снаружи, когда тот прибыл.

— Утро, хранитель знаний.

— Доброе утро, Тирион, — ответил Ши'Хар. — У меня есть для тебя известия.

— Неужели Лираллианта скоро вернётся?

Байовар покачал головой:

— Я не знаю. Мои известия несколько иные.

— Тогда предлагаю пройтись, — сказал Тирион. — Мне нужно размять ноги. — Он двинулся окольным путём, ведя Байовара вокруг края своего каменного дома, и по слегка лесистой местности, лежавшей за ним.

— Старейшины сообщили, что поддержат твоё решение, — сказал хранитель знаний.

— Моё решение?

— Поймать твоих отпрысков, и привести сюда.

Тирион кашлянул:

— Вы же имели ввиду решение Лираллианты?

— Мой народ не имеет дело с ложью, Тирион. Одной из подробностей, ставших ясными во время изучения тебя старейшинами, было то, что решения принимал всё-таки ты. Лираллианта согласилась их поддержать, но выбор часто был твоим. По сути, привести молодняк обратно сюда, не оставив их с Тиллмэйриасом — это отличный пример.

— Вы не одобряете моё решение вернуть их? — спросил Тирион.

Байовар вздохнул:

— Нет, но суть не в этом. Тиллмэйриас проинформировал меня о том, что ты их забрал, уже после того, как ты это сделал. Он также сказал мне, что Прэйсианы решили уважать твои узы с Лираллиантой.

Тирион кивнул, но промолчал, не будучи уверенным в том, что сказать.

— Прошлой ночью от старейшин пришла весть, что теперь тебя следует считать сыном рощи, — добавил Байовар. — Другие рощи также будут уважать их решение.

Тирион уставился на хранителя знаний, не будучи уверенным в том, что правильно понял его слова:

— Вы что, пытаетесь сказать, что меня сделали почётным Ши'Хар?

Байовар нахмурился:

— Старейшиной тебе не стать, но они будут обращаться с тобой как с ребёнком, пока ты не умрёшь.

— Ребёнком… как…

— Как я, или, конкретнее, как Лираллианта, — пояснил хранитель знаний. — Ты более не баратт. Ты — как Крайтэк, дитя, которое не может вырасти, и однажды умрёт.

— А что насчёт этого? — спросил он, указав на свой рабский ошейник.

— Как часть Рощи Иллэниэл, тебе больше не требуется его носить, но решение о том, снять ли его, будет принимать Лираллианта.

— А мои дети? — давил Тирион.

— По-прежнему баратти, — ответил Ши'Хар. — Твой новый статус никак на них не влияет. И вообще, это — другой вопрос, о котором я пришёл с тобой поговорить.

— Они принадлежат мне, — предупредил Тирион. — Если я более не баратт, тогда они — мои, или, по крайней мере, Лираллианты.

— Ты — дитя рощи, ты — Иллэниэл. Они принадлежат Роще Иллэниэл, — поправил хранитель знаний. — Если ты желаешь оставаться в таком положении, то подчинишься воле старейшин.

— Чего они хотят?

— Твой недавний бой, с надзирателями и некоторыми из детей иных рощ, дорого нам обошёлся. Мы отдали много шутси, чтобы покрыть созданные тобой долги.

Брови Тириона взметнулись вверх:

— Роща заплатила за убитых мной надзирателей?

Байовар кивнул:

— За надзирателей, за трёх детей рощ, и за надзирательницу, которую ты забрал вчера. Твои действия сильно ослабили позиции Рощи Иллэниэл.

Тирион сузил глаза:

— Старейшины не были обязаны так поступать. Было бы проще отречься от меня, даже если вместе со мной они бы отреклись от Лираллианты. Зачем им…? — приостановился он, и его разум довёл эту мысль до её логического завершения: — Нет!

— Они будут сражаться на арене, во благо Рощи Иллэниэл, — холодно сказал Байовар.

От этих слов Тирион похолодел. Он боялся этого исхода, но надеялся, что сможет его избежать, удержав детей под контролем Рощи Иллэниэл. Была некоторая ирония в том, что именно его борьба за то, чтобы добиться этого, вылилась в то, что их заставляли сражаться. У Тириона побелели костяшки. Настолько сильно он сжал кулаки. Он сделал глубокий вдох, и заставил себя расслабить кисти и плечи.

— Ты понимаешь? — спросил Байовар, наблюдая за ним с некоторой озабоченностью. — Они будут сражаться, — повторил хранитель знаний.

— Если они просто позволят мне поговорить с…

— Переговоров не будет, Тирион. Они ясно выразили свою волю. Твои дети будут сражаться, в противном случае вы с Лираллиантой станете пищей для старейшин. Другого выбора нет, и твои отпрыски будут сражаться вне зависимости от того, будешь их тренировать ты, или это будет вынужден делать кто-то другой. — Лицо Байовара было лишено всякого выражения.

«Пища для старейшин» — этой фразой Ши'Хар указывали на свой метод использования тел в качестве удобрения, чтобы питать деревья богов. Слова Байовара не были угрозой. Ши'Хар не угрожали, они «информировали».

Тирион ощутил, как в нём снова стал нарастать гнев, но держал его в узде. Вместо этого он склонил голову, признавая полученный приказ.

— Многое изменилось с тех пор, как ты пришёл к нам, Тирион, — сказал Ши'Хар. — Ты — первое разумное существо, помимо нашего вида, которого стали считать ребёнком рощи.

— Перемены — не всегда к лучшему, Байовар, — сказал Тирион. — Я также был первым рабом Иллэниэлов. А теперь они планируют использовать моих детей в своих играх.

Исторически Роща Иллэниэл была против того, чтобы держать людей в качестве рабов или питомцев. Лираллианта нарушила этот запрет, надев на него ошейник, чтобы спасти его жизнь. Его успех на арене заставил их снова ощутить вкус победы на соревнованиях. Теперь созданный им долг заставлял их зайти ещё дальше.

— Я знаю, что ты не этого хотел, дичок, — сказал Байовар, — но мой народ меняется медленно. Среди них сейчас ведётся великая дискуссия, которую ты породил. Не теряй надежду. Быть может, однажды мы найдём общую для нас цель.

Байовар был одним из наиболее чутких представителей своего рода. Изначально его избрали для повышения до хранителя знаний из-за его интереса к человечеству, его исследований людей и их языка. Поэтому его избрали для обучения Тириона эроллис. Если среди детей Ши'Хар и был кто-то, помимо Лираллианты, способный, по мнению Тириона, понять его эмоции, то это был Байовар.

Сейчас Тирион смотрел на него в гневе. Это был взгляд, наполнивший бы человека страхом, ибо в его глазах была смерть, но Ши'Хар он едва ли встревожил.

— Сейчас я хотел бы побыть в одиночестве, Байовар, — сказал он хранителю знаний.

Ши'Хар кивнул, и развернулся, пойдя прочь, в прощаниях он не нуждался.

— Сколько у меня времени? — спросил Тирион у его спины.

— Неделя.

Ветер усилился, пока Тирион стоял, наблюдая за тем, как хранитель знаний идёт обратно к границе рощи деревьев богов. Прежде небеса были чистыми, но теперь потемнели, как если бы небо хмурилось. В небе поплыли тяжёлые облака, а Тирион силился совладать со своим гневом.

Глубоко дыша, он бесшумно повторял про себя: «Я ничего не чувствую».

Глава 20

Обратно к белокаменному дому Тирион шёл с тяжёлым сердцем. Медленно кипевшая ненависть к Ши'Хар вернулась, окрашивая всё, что он видел, и наполняя его горечью. Бриджид, Джек и Сара возвращались с противоположной стороны, неся с собой пару оленей, левитируя их тела перед собой. Их лица были радостными, почти яркими — гораздо счастливее, чем он видел с тех пор, как забрал их из их домов.

Они начинали видеть, что, быть может, жизнь здесь будет не такой ужасной, как они боялись. Хорошая еда и некое подобие самоопределения играли большую роль в том, чтобы заставить их поверить в это, пусть их и держали в качестве рабов.

Тириону хотелось добиться большего. Он надеялся, что Роща Иллэниэл не заставит их сражаться.

Его вчерашние действия с Ианом были жестокими и чрезмерными. Он чувствовал вину, но теперь знал, что был тогда прав. Он не мог позволить себе доброты, сейчас — нет, пока — нет. Быть может, однажды, но к тому времени их пропитает ненависть к нему, она будет вырезана на их сердцах подобно шраму, который никогда не заживёт до конца.

И он будет ножом, который вырежет этот шрам.

«Какую бы доброту они ни искали, она не должна исходить от меня», — сказал он себе. Кэйт показалась из дома, когда он ещё только заканчивал эту мысль, и когда его взгляд упал на неё, он понял, какую роль она будет вынуждена играть. «Ты будешь им матерью, Кэйт. Ты будешь любить их там, где я не смогу. Я их сломаю, а ты не дашь им сойти с ума».

Она целеустремлённо пошла к нему, будто собираясь переговорить с ним. Сыгранная им предыдущим вечером музыка поведала ей больше, чем следовало. Кэйт вновь мельком увидела его страдание.

«Она хочет меня простить, если я всего лишь дам ей хоть немного знать, что я не сумасшедший. Даже сейчас, после всего случившегося, ей хочется верить».

— Даниэл, я тут думала… — начала она.

— Стой, — приказал он.

Кэйт нахмурилась:

— Но я…

— Мне плевать, — резко сказал он ей. Он повторно проверил их окружение магическим взором, убеждаясь, что в пределах слышимости никого не было. — Мне нужно сделать обращение ко всем. Я объясню, как всё будет устроено.

Она закрыла рот, буравя его взглядом.

— Тебе это не понравится. Ты захочешь начать спорить со мной об этом, и, наверное, будешь права, но тебе нужно будет держать язык за зубами, — предостерёг он.

— Что происходит? — спросила она.

Он проигнорировал её вопрос:

— Потом ты будешь злиться. Они тоже будут, — сказал он, взмахом руки обозначая всех остальных, хотя рядом их не было. — Они захотят поговорить, и им понадобится кто-то, кто будет их слушать. Мне всё равно, что ты скажешь, покуда это не дойдёт до моих ушей.

Она озадаченно посмотрела на него:

— Ты действительно спятил. Ты что, сам с собой разговариваешь? Потому что звучит так, будто ты говоришь с кем-то, кто знает, о чём ты вообще толкуешь, чёрт возьми.

Он кивнул:

— Наверное, я действительно спятил, и для вас это — хороший способ восприятия сложившейся ситуации. Вам нужно помнить лишь два правила. Никогда не говорить о безумце там, где он может вас слышать, и никогда не спорить с ним прилюдно.

— Иначе что?

Он подался ближе:

— Иначе вас постигнет судьба Иана.

Глаза Кэйт сузились. Она не особо хорошо воспринимала угрозы. Выпрямившись она приняла твёрдую позу:

— Хорошо, если ты хочешь так себя вести — то ладно, но не жди, что я буду тебе подыгрывать. Меня уже тошнит от твоей травли, и мне плевать, что ты со мной сделаешь.

— Иди, собери остальных вместе, мне нужно с ними поговорить. У тебя есть пятнадцать минут. — Он протолкнулся мимо неё, игнорируя её напускную храбрость.

От вчерашнего костра осталась сгоревшая зола. Обойдя её, он сел на то же бревно, где сидел вчера. Ждать пятнадцать минут ему не потребовалось, все собрались во дворе за пять. Некоторые начали садиться на другие брёвна, но он встал, и жестом отогнал их от брёвен-скамеек.

— Это не та дискуссия, где можно садиться и болтать, — серьёзно сказал он им.

— Это что, совещание? — спросила Абигейл.

Тирион зыркнул на неё:

— Отныне, когда я созываю вас вместе, вы не будете со мной говорить. На таких собраниях со мной могут говорить лишь два человека — надзирательница Лэйла и Гэйбриэл Эванс. Остальные будут говорить со мной только тогда, когда я сам к вам обращусь.

Девушка сглотнула, и кивнула, боясь отвечать.

Он оглядел остальных собравшихся:

— На следующей неделе те из вас, чьи силы пробудились, начнут сражаться на арене.

Все замерли, исчезли даже издаваемые ими фоновые звуки.

— Арена — это место, где милосердие не существует, и потому вы не будете его оказывать. И от меня вы милосердия тоже не дождётесь. Прежде чем я вас сюда привёл, у вас было то, чего никогда не было у выросших в загонах рабов… у вас была семья. Были родители. Ваши матери и ваши отцы, или кто там, чёрт побери, растил вас — эти люди вас любили. Эти люди вас лелеяли. Они вас кормили добротой и любовью, и помогли вам стать сильными, здоровыми, умными юношами и девушками, которых я сегодня вижу перед собой.

Но любовь не сохранит вам жизнь. Доброта не отвратит от вас насильственную смерть. Вот, почему я здесь. Я научу вас тому, чему никогда не хотели учить вас родители. Я научу вас искусству насилия. Я научу вас убивать, и я дам вам жестокость, чтобы вам нравилось это делать. Я научу вас ненавидеть своего врага с пылкой страстью — страстью, которую можно потушить лишь кровью.

Вы будете последователями моей ненависти. Я научу вас ненавидеть меня, а когда вы выйдете на арену, вы будете видеть перед собой именно моё лицо, уничтожая вашего врага. Вы будете засыпать со слезами на глазах, и более всего будете желать моей смерти от ваших рук, а когда выйдете на арену, то обрушите этот гнев на своих врагов.

Любовь ваших родителей сделала вас сильными — теперь же моя ненависть возьмёт эту силу, и сделает вас могущественными. Ваши сердца станут оружием, которое уничтожит всех, кто встанет у вас на пути.

«И однажды вы обернёте это оружие против тех, кто сотворил с нами всё это…»

* * *

— Ты хотел меня видеть, — сказала Лэйла, спокойно глядя ему в глаза. Она была высокой женщиной, широкой в кости, и её глаза были почти на одном уровне с его собственными. Легко было увидеть, почему Гарлин был так одержим ею. Она олицетворяла собой силу, хотя та и была закалена врождённой жестокостью её воспитания.

— Тиллмэйриас продал тебя Роще Иллэниэл, — ответил он. — С сегодняшнего дня ты — моя рабыня, моя надзирательница. Понимаешь?

Она нахмурилась:

— Но ты — надзиратель… — сказала она, опустив окончание «… как и я». Однако Тирион был уверен, что думала она именно так.

— Нет, уже — нет. Ши'Хар приняли решение повысить меня. Теперь я — один из их детей, а ты, вместе со всеми остальными, принадлежишь мне.

— Как это вообще могло быть возможным? — с отвисшей челюстью сказала она.

— То, «как» это произошло — не твоя забота, Лэйла. Твоя забота — слушаться моих приказов.

Высокая женщина покорно склонила голову, и он увидел, как она облизнула губы. Сердцебиение её также участилось.

— Какие у тебя для меня приказы, Тирион?

— Это касается Кэйт, — начал он.

В её глазах зажглось понимание:

— Она тоже твоя. Ты хочешь, чтобы я держалась подальше…

— Нет, Лэйла, — с некоторой фрустрацией сказал он. — Я не пытаюсь удерживать тебя подальше от неё. Я хочу, чтобы ты защищала её от остальных. Она здесь единственная, у кого никогда не будет способности манипулировать эйсаром. В конце концов юнцы осознают, насколько она бессильна, особенно после того, как я начну их учить.

— Она будет только твоей, если ты этого пожелаешь, мой лорд, — почтительно ответила надзирательница.

— Я не это имел ввиду, — раздражённо ответил он. — Я просто хочу, чтобы ты её защищала. Что вы вдвоём будете делать помимо этого, меня не касается.

Надзирательница была сбита с толку, но удержалась от вопросов. Она чувствовала его фрустрацию, и многолетний опыт научил её, что опасно задавать вопросы, которые никто не хочет слышать:

— Будет так, как ты скажешь, Тирион.

— И ещё одно, — продолжил он.

Тут Лэйла улыбнулась — этого она ожидала. Шагнув вперёд, она прижалась к нему:

— Я видела, как ты на меня смотрел. Я сделаю всё, что ты прикажешь.

Тирион грубо оттолкнул её:

— Нет, чёрт тебя дери! Мне не это нужно.

Лэйла покраснела от стыда, что для надзирателей было необычным делом.

— Я хочу, чтобы ты помогла мне их тренировать, — сказал Тирион. — Как у надзирательницы, у тебя большой опыт боёв на арене. Будет полезно иметь помощницу для их обучения.

Она шмыгнула носом:

— Ты достаточно им показал. Я не поняла, о чём ты недавно толковал им. Зачем впустую тратить на это время?

— Я не думаю, что это — пустая трата времени. Чем более готовыми они будут, тем лучше у них получится выжить во время матчей.

— Тебе не следует их баловать, — настаивала надзирательница. — Позволь слабым умереть. Останутся те, кто заслуживает жить.

Он покачал головой — Лэйла вновь напомнила ему о разнице в их мировоззрении. Обучение — даже жестокое и брутальное обучение — было тратой времени и энергии на людей, которые в её глазах могли этого и не заслуживать. Для неё это было балованием.

— Вот увидишь, Лэйла. Даже самый кроткий из этих детей станет ужасом на арене, когда я с ними закончу.

* * *

Сила Эммы Филлипс пробудилась тем вечером, поэтому на следующее утро для первого урока выстроились восемь юных лиц. Конечно, она недужила и её тошнило от навалившейся на неё новой сенсорной информации, но Тирион игнорировал её дискомфорт.

Сперва он работал с ними над щитами, заставляя их упражняться в близкой личной защите. Гэйбриэл и Бриджид, имея больше времени и практического опыта, справились лучше всех, но остальные быстро их нагоняли. Эмма работала из рук вон плохо, но это было ожидаемо, учитывая её состояние.

Два часа спустя он их остановил:

— Ладно, пока что хватит. Некоторые из вас справились едва удовлетворительно, но остальные были просто жалкими, особенно ты, Абигейл, — сосредоточил он своё внимание на девушке. — И это приводит нас к следующему уроку.

Разведя ладони, он создал между ними ярко-красную плеть. Большинство из них уже видели её в Эллентрэа, хотя благодаря Тиллмэйриасу никто из них не испытывал её на себе лично.

— Н… но у Эммы получилось хуже, чем у меня! — крикнула Абигейл, осознавая, что сейчас будет.

— У Эммы это был первый день, — сказал Тирион. — Я ожидал, что она плохо справится. — Красная плеть рванулась вперёд, и оплела щиколотку девушки, заставив её упасть, когда её тело затряслось в конвульсиях. Она кричала десять секунд, прежде чем он убрал плеть.

— Вставай, Абби, — холодно сказал он ей. — Пора обедать.

Она подняла на него взгляд покрасневших, полных страха глаз. Когда она встала, её ноги тряслись, но она быстро взяла себя в руки.

— После обеда мы начнём снова. А пока можете делать что хотите. — Быстро развернувшись, он пошёл прочь, направляясь к дому, к своей комнате. Это было единственным местом, где он мог быть один, где его никто не мог увидеть.

Захлопнув дверь у себя за спиной, он содрогнулся, борясь с тошнотой. «Я ничего не чувствую».

Он не ожидал, что будет настолько трудно. Конечно, Тирион уже использовал плеть прежде, но лишь когда был воистину зол, и лишь на тех, кто, по его мнению, заслуживал этого. Крики Абби снова и снова звучали у него в голове.

— Им это нужно, — сказал он себе, но не мог заставить себя поверить этому до конца. — Им нужно научиться страху. Из страха происходит ненависть, а из ненависти — желание убивать. Без этого они промедлят, а если промедлят — умрут.

«Лжец. Ты просто хочешь их помучить», — бросил обвинение его внутренний наблюдатель, используя голос Кэйт.

— Заткнись, — крикнул он в пространство. Чуть погодя он сел, пытаясь заставить себя расслабиться. «Может, я действительно схожу с ума», — подумал он. На этот раз его внутренний голос звучал как его собственный.

Двадцать минут спустя он вышел из комнаты. Тирион знал, что ему нужно было поесть, прежде чем вернуться к тренировкам. На кухне между Пайпер и Блэйком стояла Кэйт, и её взгляд нашёл его сразу же, как только он вышел:

— Ты! — прорычала она.

«Не сейчас, пожалуйста, не сейчас», — подумал он.

— Теперь тебе лучше? Весело было мучить эту бедную девочку?! — рявкнула Кэйт. Она выглядела готовой обрушить на него целую тираду, угрожающе наступая на него.

Тирион её предупреждал, но последнее, что ему сейчас было нужно — это ещё одна конфронтация.

«Только не Кэйт, я не могу». Как только она подошла достаточно близко, его рука метнулась вперёд, мимо её головы, и схватила её за волосы. Болезненно повернув её голову, он потащил её к спальне.

— Мне станет лучше, когда я преподам тебе урок, — сказал он, пытаясь вложить в свой голос больше уверенности, чем он ощущал.

— Отпусти! — крикнула она, изгибаясь, пытаясь высвободиться.

— Только когда ты усвоишь, где твоё место, рабыня, — ответил он, пинком раскрывая дверь, и вталкивая её внутрь, одновременно выпустив её волосы. Закрыв дверь у себя за спиной, он привалился к ней, сделав глубокий вдох, и закрыв глаза.

Кэйт напала, едва не сломав руку, когда отвешенная изо всех сил её стройного тела пощёчина влетела в его щит.

— Ай! — громко взвизгнула она.

Тирион возвёл внутри комнаты щит, который должен был не позволить звукам проникнуть наружу, а затем снял свою личную защиту.

— Попробуй снова, — сказал он, подставляя щёку.

Кэйт подозрительно поглядела на него:

— Бить по щиту больно.

— Я его снял…

Прежде чем он успел закончить, её вторая рука махнула, ужалив его правую щёку хлёсткой пощёчиной. Тирион рефлекторно повёл голову влево, лишив удар части его инерции, но всё равно было больно. Кэйт себя не сдерживала.

Он поймал её второе запястье, когда она изогнула своё тело, чтобы врезать ему основной, правой рукой. Эту руку она сжала в кулак, уверившись в том, что он снял щит. Затем Тирион перенёс вес на другую ногу, частично отбив её колено, когда она попыталась сделать ему ещё больнее.

Кэйт гневно зыркнула на Тириона, не дававшего ей себя бить:

— Я думала, ты дашь мне хорошенько врезать тебе пару раз.

— Нет, — ответил он. — Я привёл тебя сюда для того, чтобы они подумали обратное.

— Но ты же на самом деле не собираешься делать мне больно? — с сарказмом ответила она. — Это потому, что ты втайне не такой плохой, как я думаю, или как они думают? На самом деле под этой кровожадной, садистской оболочкой таится нежная душа, взывающая к пониманию… ты это мне хочешь сказать?

В его собственной голове это звучало не так смехотворно. Да он и не стал бы говорить о себе как о нежном человеке, однако суть его посыла действительно была примерно такой.

— Каким бы жестоким я ни был, даже мне не нравится причинить боль своим детям, — сказал он ей. — И тебе причинять боль мне тоже не нравится, но если ты ещё раз прилюдно встанешь против меня, то я без промедления сделаю всё необходимое, чтобы поддерживать эту иллюзию.

Он ослабил свою хватку на её запястьях, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы отдёрнуть руки, прежде чем плюнула на пол у его ног:

— Какую иллюзию?! Когда ты сломал Иану рёбра — это была не иллюзия. Когда ты чуть не убил Лэйлу — это была не иллюзия, и когда ты пытал бедную Абби, это уж точно иллюзией не было!

Он шагнул к ней:

— Слушай, я…

Она отступила, поддерживая расстояние между ними:

— Нет, это ты послушай! Я оставила своего сына… я помогла тебе привести сюда этих бедных детей. Я не дала им сбежать или убить тебя, когда ты пал. Я верила в тебя — по крайней мере, я думала, что ты совершал неизбежное зло, но это… это что-то больное! Ты — больной!

— Тебе не обязательно со мной соглашаться, — сказал он ей. — Вообще, будет лучше, если ты будешь несогласной, но если…

— Почему будет лучше? — перебила она, шаря взглядом по его лицу. На неё снизошло внезапное понимание: — О. Ты хочешь, чтобы я была доброй, так ведь? Чтобы была им как мать, чтобы лечила их раненую гордость и раненые тела… так ведь? Ты хочешь, чтобы я давала им какую-то ложную надежду, которая не даст им впасть в уныние, чтобы ты мог выжать из них больше, чтобы ты мог причинять им больше боли!

— То, что я делаю — необходимо.

— Иди нахуй. Нет в этом совершенно ничего необходимого. Ты можешь учить их без пыток. Ты можешь учить их сражаться. Если бы ты дал им хоть немного доброты, то получил бы от них гораздо больше. Ты ошибаешься! Тебе не нужно играть из себя злыдня, чтобы получить желаемое. Ты справишься гораздо лучше, если будешь им наставником. Разве ты этого не понимаешь?

Тирион закрыл рот, размышляя. Глубоко внутри ему хотелось с ней согласиться. Он верил в силу человеческого духа, силу совместной работы, силу любви, силу семьи. Он годами размышлял над тем, почему он выжил на арене, и в конце концов решил, что его величайшим преимуществом над рабами Ши'Хар было его воспитание. Но он также знал, как трудно убивать.

Его первое убийство было плодом отчаяния и удачи. Лишь потом, когда он научился по-настоящему ненавидеть Ши'Хар и их надзирателей, он нашёл в себе волю уничтожать своих противников без колебаний, без угрызений совести или сострадания.

И он знал, что подростки, которых он привёл из Колна, были далеки от понимания такой брутальной реальности. Их не пытали так, как пытали его. Они не пережили то, что пережил он, и хотя некоторые из них могли пережить свой первый бой на арене, большинство из них определённо не выжили бы.

Но он никак не мог убедить в этом Кэйт.

— Когда ты выйдешь из этой комнаты, то будешь смотреть в пол, и всем своим видом покажешь, что я сделал с тобой что-то ужасное…

— Нет. Я не буду участвовать в твоём больном плане. Если хочешь, чтобы я выглядела побитой, или изнасилованной, или как-то ещё… то тебе придётся сделать это со мной. — Кэйт с вызовом подняла голову.

На миг он испытал искушение, но был слишком удручён, чтобы поддаться ему. Вместо этого ему в голову пришла иная мысль:

— Значит, у тебя есть два варианта, — сказал он ей. — Можешь выйти отсюда, и раскрыть моё притворство, и тогда я удвою число болезненных уроков, которые я им преподам. Или ты можешь опустить голову, и притвориться побитой, и тогда я ограничусь одним предметным уроком в день.

— Трус, — был её ответ. Развернувшись, она подошла к двери, но остановилась, когда обнаружила, что не может её открыть. — Выпусти меня.

Произнеся слово, он снял чары, запечатывавшие комнату.

Кэйт распахнула дверь, и выбежала наружу, опустив голову и всхлипывая. Она казалась очень убедительной. Если бы он сам не знал правды, то обязательно бы купился на её игру. Даже её аура была в беспорядке. Она была актрисой до глубины души.

— Что случилось, Кэйт? — послышался взволнованный голос. — Что он с тобой сделал? — Тириону потребовалось немного времени, чтобы опознать говорившего. «Дэвид».

Молодой человек поспешил за ней, пытаясь её успокоить, пока она быстро покидала дом.

«У него не будет никаких проблем с поиском причин меня ненавидеть», — подумал Тирион, но эта мысль не принесла ему удовлетворения.

Глава 21

Дни шли полным боли чередом учёбы и невзгод. Однако ситуация для детей Тириона не была совсем тёмной. У них были братья и сёстры. У них были совместные трапезы и росшее чувство товарищества. У них была Кэйт, напоминавшая им о доме, и теперь ставшая им заменой матери, но по большей части у них был общий враг.

Его уроки были трудными. Тирион выдавал им новые задания, а затем выжимал из них всё, доводя их до провала. Иногда провалы были достаточно весомыми, чтобы становиться наказанием сами по себе — например, когда он давил на них до тех пор, пока их щиты не ломались, после чего они на своём опыте испытывали шок отката. В других случаях наказание приходило в тот момент, когда они этого не ожидали, когда Тирион решал, что кто-то из них недостаточно успешен.

Между уроками они за ним наблюдали. Он чувствовал на себе их взгляды каждый раз, когда выходил из своей комнаты. Мимолётные боязливые взгляды и, порой, полные ненависти долгие взгляды стали нормой. Как он и предсказывал, их страх дал обильный урожай гнева и неприязни, за исключением Гэйбриэла Эванса.

Гэйбриэл отнёсся к своей новой власти серьёзно, и хотя Тирион подчёркнуто применил на нём красную плеть минимум один раз, мальчик продолжал сохранять серьёзность, и, быть может, даже верность Тириону. Он превосходно показывал себя во всех выдаваемых им упражнениях, и умел крепко фокусироваться, но Тириона он всё равно беспокоил.

— Он хочет угодить тебе, — сказала Лэйла, когда они разговаривали как-то вечером.

Тирион кивнул:

— Это меня и беспокоит.

— Он силён, и первые матчи — против юнцов из загонов, — напомнила Лэйла. — Большинство из них слабы, и он скорее всего победит.

— Мне недостаточно «скорее всего», — сказал Тирион. — Я хочу быть уверенным в том, что все они выживут.

— Почему ты так одержим заботой о том, чтобы все они победили? — спросила она.

— Они — мои дети, — сказал он ей.

Надзирательница пожала плечами:

— У тебя их много — одним больше, одним меньше, особой разницы не будет.

— Если бы у тебя были дети, то ты, быть может, поняла бы лучше.

— Я уже дважды рожала, — ответила она.

Тирион удивлённо посмотрел на неё:

— Я этого не знал. И долго тебе позволили их держать?

— Час, — ответила она. — После первого кормления грудью их забирали, и дальше их вскармливали безымянные.

— Они ещё живы?

Лэйла опустила взгляд, копая землю носком сапога:

— Я не знаю. Как только они оказываются в загонах, лишь инструкторы знают об их дальнейшей судьбе, или о том, доживают ли они вообще до зрелого возраста.

— Мне жаль, — сказал Тирион.

— Не стоит, — сказала надзирательница. — Их отцы мне не нравились.

Он знал, что эти беременности были намеренными. Рабские ошейники Ши'Хар не позволяли ничего близкого к нормальному совокуплению, чтобы их скот не плодился бесконтрольно. Если Лэйла забеременела дважды, значит её выбирали для размножения. Судя по тому, что Тирион слышал, процесс был лишён воображения — будущей матери просто приказывали перегнуться через перила, а выбранный отец, часто — надзиратель, или, порой, один из Ши'Хар, вносил свой вклад.

— Они были надзирателями?

— Ши'Хар, — ответила она.

После этого Тирион свернул этот разговор, не зная, что говорить дальше.

* * *

Неделя почти миновала, когда Кэйт стояла за столом, нарезая овощи, готовя ужин, хотя они даже пообедать ещё не успели. Обед был готов, его оставалось только съесть, и до ужина ещё оставалось много дел, поэтому она начала заранее.

Из окна перед ней открывался вид на передний двор дома, и она видела как подростки занимались упражнениями с решимостью на лицах. Трудно было поверить в демонстрируемый ими уровень концентрации, если только не знать, какого рода наказание ждало любого, чьи успехи будут сочтены неудовлетворительными. Её взгляд упал на ходившего вокруг них мужчину, и её глаза сузились.

«Как он дошёл до такого?» — гадала она.

Даниэл был наиблаговоспитаннейшим мальчиком, доброй душой… когда-то. В юности он был её вдохновением. То, как он обращался с ягнятами, как заботился об овцах, как обращался с собаками — всё это показывало ей человека, обладавшего редкостным состраданием. Вот, почему она его любила — его музыка была лишь чудесной надбавкой.

Вернувшись в первый раз, после нескольких лет отсутствия, он изменился, но сердце его никуда не делось, крепко связанное и хорошо скрытое. То, что он перенёс, изменило его, но несмотря на это, доброта в нём оставалась. Он носил свой гнев подобно плащу, прикрывая им свою слабость, но не позволяя поглотить себя.

«Теперь же он — полная противоположность, его редкая доброта подобна тонкому покрову, скрывающему ярость в его сущности».

Какой-то звук заставил её обернуться, неподалёку от неё стояла Лэйла.

— Разве ты не должна ему помогать? — спросила Кэйт.

— Моя очередь будет после обеда, — сказала высокая женщина, подходя ближе. Она провела ладонью по волосам Кэйт, а затем прочертила линию по её плечу.

Кэйт ощутила лёгкое возбуждение от её касания.

— Ну, хоть так, — сделала наблюдение она. — По крайней мере, ты их не мучаешь.

Лэйла пожала плечами:

— Я предпочитаю не взвинчивать себя. Сберегаю силы для… других вещей.

Подавшись вперёд, она уткнулась носом в шею более низкой женщины, глубоко вдыхая.

— Прекрати, — сказала Кэйт. — У меня слишком много дел, да и, к тому же, я не в настроении.

Надзирательница нехарактерно заскулила:

— Но я так изнываю.

— От меня пахнет луком.

Та сморщила нос, но не стала сразу сдаваться:

— Лук пахнет гораздо лучше, если его потушить над огнём.

Кэйт оттолкнула её:

— Я серьёзно. У меня дела. Найди кого-нибудь другого, чтобы занять тебя.

Лэйла вздохнула:

— Но никто больше не будет со мной играть.

Кэйт не имела никаких иллюзий насчёт того, что надзирательница понимала под «игрой», но это утверждение заставило её приостановиться. Она знала, что прежде у этой надзирательницы было много «товарищей по играм», но не принимала во внимание возможность того, что эта женщина продолжит встречаться с другими теперь, живя вместе с Тирионом.

— А с кем бы ещё ты хотела поиграть? — с любопытством спросила она.

Лэйла сжала губы, серьёзно обдумывая её вопрос. Глянув в окно, она улыбнулась:

— Х-м-м, Гэйбриэла, по-моему, будет приятно обучать.

Кэйт была слегка шокирована:

— Он же ребёнок.

— Ты это его плечам скажи, — парировала Лэйла. — Да и мои люди не особо обращают внимание на такие вещи.

Кэйт всё равно не одобряла:

— Обращают или нет — это всё равно неправильно. — Она до сих пор не забыла то, что давным-давно сотворила с Даниэлом её мать. Она также уже осознавала, что скорее всего не сможет переменить мнение Лэйлы ни по какому поводу. Та была упрямой, и не склонной к рефлексии или глубоким думам.

— Не важно, — сказала надзирательница. — Я весьма уверена, что Тирион убьёт меня, если я начну играть с его отпрысками. Он почти такой же странный, как и ты, когда дело доходит до таких вещей.

От этой темы ей было не по себе, поэтому Кэйт попыталась перевести разговор в другое русло:

— Я думала, ты вообще предпочитаешь женщин.

— Мне легко заскучать, — сказала Лэйла. — Женщины обычно радуют меня дольше.

Кэйт подумала о своём браке, а потом — о своих редких свиданиях с Дарлой Лонг, и вынуждена была признать, что Лэйла в чём-то была права, однако её опыт был слишком ограничен, чтобы на самом деле судить об этом. Она не ощущала с Сэтом того трепета, какой однажды чувствовала по отношению к Даниэлу, но, с другой стороны, она так и не влюбилась снова. Дарла была одинока, и во многих отношениях у них было много общего — её брак был скучным и безжизненным, примерно как у Кэйт.

— Тирион, по-моему, был бы интересным, — продолжила надзирательница. — Мне нравятся опасные люди, однако я стала гадать, не предпочитает ли он мужчин.

Кэйт сильно удивилась:

— Что?

Лэйла одарила её взглядом, который обычно был припасён у неё для медленно соображающих детей:

— Некоторые мужчины предпочитают только мужчин.

— С чего ты начала о нём так думать?

— Ну, за прошедшие годы он почти перестал появляться в Эллентрэа, но когда всё же приходил, то посещал исключительно Гарлина, и он уже говорил мне, что они были друзьями. С тех пор, как я сюда переселилась, я ни разу не видела, чтобы он проявлял благосклонность к одной из девушек, или к тебе, — объяснила Лэйла. — Он даже мне отказал, когда я предложила ему себя, — добавила она.

— Что-что ты сделала?!

— Вот так, — хитро сказала Лэйла, медленно прижавшись телом к Кэйт. Она провела ногтями ей по спине.

Кэйт оттолкнула её, гневно нахмурившись.

Лэйла вздохнула:

— Он именно так и поступил, вообще никак не отреагировав. Откуда у него столько детей? Женщины из вашей деревни что, насильно его брали?

Раздосадовавшись, Кэйт снова взяла нож, и отвернулась:

— Дай мне работать.

— Ты такая скучная. Возможно, мне придётся начать наказывать учеников, чтобы развлечься, — подразнила её надзирательница.

Кэйт направила на неё нож:

— Ты не осмелишься!

Лэйла засмеялась:

— Расслабься, дышать мне нравится гораздо больше.

— Э?

— Тирион, — объяснила та. — Он этого не запрещал, но я чувствую. Если кто-то ещё прикоснётся к одному из них, то проживёт недолго. Я определённо не буду этим рисковать, только не после того случая в Сабортрэа.

Кэйт уже слышала достаточно, чтобы знать, что так назывался лагерь, куда забрали Хэйли, но пока не узнала об этом месте ничего иного:

— А что случилось?

— Он убил там двух надзирателей. Говорят, что он напал на одного из них в присутствии Ши'Хар. За это им следовало его убить, но его хозяйка заплатила, чтобы сохранить его, а потом заплатила, выкупив тех, кого он хотел убить, — сказала Лэйла.

«Он действительно сходит с ума», — подумала Кэйт.

— Что его спровоцировало?

Лэйла пожала плечами:

— Кто знает? Говорят, что он застал их за попыткой получить услуги у девушки.

— У Хэйли? — спросила Кэйт.

— Если так её зовут. Никогда не понимала вашего обычая давать имена неинициированным детям, — сказала надзирательница.

Кэйт могла понять его реакцию, пусть Лэйле та и казалась чужеродной. Каждый день всё яснее давал ей понять, насколько отличным образом мыслили живущие среди Ши'Хар люди. Неестественные вещи были среди них обычным делом, а то, чему следовало быть нормальным — порицалось.

Она пересматривала свои взгляды на Даниэла, когда начались крики. Выглянув в окно, она увидела, что Дэвид лежал на земле, извиваясь от боли. Даниэл стоял над ним, держа одной рукой красную плеть, в то время как на лице его было самое холодное, самое бесстрастное выражение, какое она когда-либо видела.

Рука Кэйт соскользнула, и она едва не отсекла себе кончикпальца. Она уставилась на кровь, набухшую на месте неглубокого пореза, но затем Лэйла подняла этот палец, и положила себе в рот.

— М-м-м, — сказала надзирательница. — Тебе следует позволить мне залечить его.

Кэйт попыталась отдёрнуть руку, но Лэйла держала её крепко. Вытащив палец изо рта, она провела пальцем другой руки по порезу, заживляя кожу, оставляя лишь маленький серебряный шрам.

Крики Дэвида во дворе сошли на нет, закончившись тихим скулением. Его наказание окончилось. Кэйт снова потянула руку, и на этот раз Лэйла отпустила её.

— Не могу понять, почему тебя это не волнует, — заметила она.

— В Эллентрэа такие звуки столь же обычны, как пение птиц в лесу.

Глава 22

— Оставайся здесь, — сказал Тирион, когда Кэйт по привычке двинулась следом за ним.

— Я хочу посмотреть, — ответила она.

Тирион покачал головой:

— Нет, не хочешь.

Он стоял рядом с Байоваром. Восемь подростков, чья сила уже проявила себя, стояли позади него. Настал день их инициации.

— Я тоже хотела бы пойти, — вставила Лэйла.

Тирион бросил на неё взгляд:

— Тебе нужно оставаться здесь… — сказал он, мазнув взглядом по Кэйт, — …чтобы присматривать за ситуацией.

Кэйт нахмурилась:

— Так мне теперь нужна сиделка?

— Я просто хочу убедиться в том, что никто здесь ничего не потревожит. Ши'Хар очень смутно себе представляют, что такое собственность.

— А рабство они, похоже, возвели в ранг искусства, — парировала она.

Тирион кивнул:

— Рабство — да, скотоводство — да, но неодушевлённые предметы — другое дело. Они на самом деле не понимают обладание «вещами» так, как понимают обладание людьми.

— Сегодня все будут на арене, — сделал наблюдение Байовар. — Никто не потревожит твоё каменное здание.

— Мне скучно. Давайте посмотрим на бои, — сказала Лэйла.

Кэйт согласно кивнула.

Тирион покачал головой:

— Безымянным слугам не позволено присутствовать…

— Ты можешь взять всех, кого пожелаешь, Тирион, — поправил хранитель знания.

— Я иду, — сказала Кэйт, прежде чем наклониться, и прошептать ему на ухо: — Если только ты не хочешь наказать меня прямо здесь и сейчас, а я не думаю, что ты к этому готов, так ведь?

— Ладно, — сдался он. — Тебе будет полезно узнать правду. — Внутри он кипел от её дерзости, но вновь обнаружил, что ему не хочется разоблачать её блеф.

Час спустя они были у арены Эллентрэа, очень хорошо знакомого Тириону места, поскольку большая часть его матчей проходила здесь. Тиллмэйриас поприветствовал его улыбкой.

— Изоляционные камеры для твоих участников — вон там, — радушно сказал он.

— Я бы предпочёл позволить им посмотреть, — ответил Тирион.

— Боюсь, что это против правил, — ответил Тиллмэйриас. — Это даёт наблюдателям потенциальное преимущество.

Тирион кивнул, принимая его слова. Он знал, что скорее всего получит такой ответ, но всё равно надеялся, что это правило было не настолько жёстким. Он отвёл их к деревянным наростам, выходившим из земли рядом с краем арены. Каждый из них был узловатой частью корня одного из росших по соседству деревьев богов. В каждом из них была маленькая комната и дверь. Стены были покрыты заклинательным плетением, которое блокировало магический взор.

Он жестами приказал каждому из восьмерых готовых к бою детей войти в свою комнату. Затем он остановился.

— А остальные? Их силы пока ещё не пробудились. Им будет позволено наблюдать? — спросил он, указывая на остальных детей и Кэйт.

Тиллмэйриас снова улыбнулся:

— Правила утверждают лишь то, что участникам нельзя наблюдать за схватками. Лишённые способностей безымянные в правилах не учитываются. Если они с тобой, то наблюдать они могут.

Тирион кивнул. Многое из того, что происходило на арене, будет для них невидимым без магического взора, но они увидят достаточно, чтобы понять. Однако он не был уверен, поможет им это в будущем, или повредит. Лицезрение боя насмерть могло помочь им найти свою решимость, или могло наполнить их парализующим ужасом перед будущим. Он надеялся на первый вариант.

К нему подошёл заведовавший ареной Ши'Хар, которого звали Кора́ллтис. Он заговорил напрямую с Тирионом, чего раньше никогда не делал:

— У тебя сегодня восемь для инициации, кто из них сильнее всего?

Он не ожидал этого вопроса, или что с ним вообще будут говорить. Кораллтис обращался к нему как к равному, или, по крайней мере, как инструктор. Тем не менее, он не был уверен, в чём была цель этого вопроса, и бросил взгляд на Байовара, ища совета. Хранитель знаний Иллэниэлов просто пожал плечами.

Ненадолго призадумавшись, он стал рассматривать возможные ответы. Он легко мог выбрать Бриджид или Гэйбриэла — оба продвинулись дальше остальных, и оба были сильны. Помедлив лишь секунду, он указал на комнату, где был Гэйбриэл:

— Этот.

Кораллтис кивнул:

— Значит, он будет первым.

На миг Тирион почувствовал облегчение. Этот вопрос разжёг его паранойю. Если это был лишь выбор того, кто первым войдёт на арену, то он мог расслабиться.

Прошло полчаса, пока остальные инструкторы приводили своих безымянных бойцов, и оставляли их в отдельных камерах. Тирион с интересом наблюдал за этим процессом. В прошлом его самого держали в камере, не давая наблюдать. Он был удивлён, когда увидел, что Даллэс тоже привёл своих безымянных, и среди них была Хэйли, которая вообще не была безымянной, теперь она была известна среди Ши'Хар как Гравэнна.

— А она здесь зачем? — спросил он Тиллмэйриаса. — Я думал, эти бои предназначались только для инициации.

Прэйсиан одарил его любопытным взглядом:

— Я тоже не знаю. Впервые слышу о том, что она сегодня будет здесь. Кораллтис, наверное, задумал что-то интересное.

Тирион ощутил, как в его желудке потяжелело. Для Ши'Хар «интересное» обычно означало «кровавое».

Кораллтис начал проецировать свой голос, призывая инструкторов вывести своих первых участников. В их числе было имя Тириона. Он подошёл, и коснулся двери в камеру Гэйбриэла.

— Время пришло, мальчик.

Гэйбриэл храбро осклабился в ответ:

— Знаю, старик. — Тон его голоса был слишком уж фамильярным.

— Ты злишься? — спросил Тирион.

— Не-а.

Он зыркнул на молодого человека:

— А надо бы. Это — не шутка. Смотри на меня!

Гэйбриэл посмотрел, но на его лице не было раскаяния:

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, но это ничего. Я сделаю то, что должен. Мне не нужно ненавидеть тебя, чтобы это сделать.

— Тебе нужен гнев, мальчик. Найди его, и посади на цепь. Держи гнев наготове, а разум — чистым. Сражайся спокойно, а когда придёт нужный миг, позволь гневу помочь тебе принять решение. Промедление убьёт тебя, — серьёзно сказал он, пока они шли к краю поля.

— Расслабься, Отец, — сказал мальчик. — Я заставлю тебя гордиться.

Эти слова ошарашили Тириона. Он стоял, глядя в широкую спину выходившего на сухую землю арены молодого человека. «Я тебе не отец. Этого я не заслуживаю. Я — лишь человек, который привёл тебя сюда, чтобы страдать. Твой отец — человек, который тебя любил, который тебя вырастил, и это — не я. Мне им не стать никогда».

Полминуты спустя прозвучал стартовый звон, и фонари сменили цвет. Бой начался.

Гэйбриэла выставили против парня из Рощи Гэйлин, тощего пацана, имевшего диковатый вид, и наверняка весившего раза в два меньше Гэйбриэла. Хотя размер мало что значил, разница по большей части заключалась в эйсаре, и в этом отношении Гэйбриэл был значительно ярче своего противника.

«Сфокусируйся на своём щите», — подумал Тирион. «Жди, пока он не допустит ошибку».

Матч начался со вспышки активности. Парень из Гэйлинов мгновенно пришёл в движение. Он послал в Гэйбриэла силовой снаряд, одновременно побежав в сторону.

«Игнорируй это, он пытается тебя отвлечь, чтобы суметь…»

Атака оказалась достаточно сильной, чтобы встряхнуть Гэйбриэла, хотя и близко не подошла к тому, чтобы пробить его защиту. Прежде чем сын Тириона смог перефокусировать своё внимание на противнике, маг Гэйлинов преобразился, приняв форму большого сокола.

Тирион выругался. Маг Гэйлинов, может, и являлся неинициированным, но был далеко не середнячком. Немногие могли в таком возрасте справиться с птичьей формой, но те, кто могли, причиняли кучу неудобств. Теперь у парня из Гэйлинов будет несравненная мобильность, а Гэйбриэл упустил свою лучшую возможность вывести противника из строя, пока тот только перекидывался.

Гэйбриэл начал посылать в птицу острые, мощные силовые разряды, но ни один из них и близко не попал.

«Не трать силу впустую», — подумал Тирион. «Ему только этого и надо».

Кэйт положила ладонь ему на плечо:

— Что происходит? — С её точки зрения она пока видела только как Гэйбриэл производил странные действия, в то время как его враг перекинулся в птицу.

— Тот парень весьма искусен, — напряжённо сказал Тирион. — Если бы я дрался с ему подобным в свой первый раз, но наверное не выжил бы.

Она наблюдала за чертами его лица, читая в них беспокойство. Холодное, бесстрастное лицо исчезло, сменившись лицом человека, полного тревоги — человека, наблюдавшего за тем, как его сын сражается за свою жизнь. «Только я подумала, что он безнадёжно пропал, и тут — такое», — подумала она. Кэйт чуть помедлила, а затем протянула руку, накрыв его ладонь своей.

— Он будет в порядке. У тебя не было учителя. У него — есть.

Тепло её ладони удивило его, и Тирион обнаружил, что моргает, силясь удержать свои эмоции. Постоянное напряжение прошедшей недели, в совокупности с его самовольной изоляцией, оставили его усталым. Его душа ощущалась рваной и истрёпанной, будто грозила вот-вот разорваться, и тепло, излучаемое её ладонью, будто шло по его телу, подтачивая его тщательно выстроенное хладнокровие.

«Я не чувствую нич…». Он остановился на середине мысли, борясь с собой. Наконец он почувствовал, как расслабляется, и перевернул свою ладонь, взяв её маленькие пальцы своими.

Он крепко сжал её кисть, а бой продолжался. Атаки Гэйбриэла становились всё более необузданными, менее сфокусированными, и заметно более слабыми, в то время как его щит начал тускнеть. Маг Гэйлинов кружил подальше от него, сберегая свой эйсар, дожидаясь момента, когда противник станет уязвимым.

Глаза Тириона сузились. Даже сражаясь неэкономно, Гэйбриэл не должен был настолько ослабеть. У парня было для этого слишком много сил. И тут он понял.

Щит Гэйбриэла мигнул, и тот бросился бежать, пока земля не поднялась перед его стопами, заставив его споткнуться.

Кэйт ахнула:

— Ты должен что-то сделать, Даниэл.

— Не могу, — сказал он ей. — Если попытаюсь вмешаться, то они убьют меня, мальчика, и ещё неизвестно, что тогда случится с остальными.

— Но он проигрывает…

— Нет, — сказал Тирион. — Он знает, что надо крепко держать землю вокруг себя. Я вбил в них этот урок. Он позволил этому случиться — смотри, что он сейчас сделает.

Ястреб направился вниз, пикируя на большой скорости к своему упавшему противнику. Одновременно с этим он сфокусировал свой эйсар, формируя из него ещё более мощный щит, и заключая свои когти в страшные силовые клинки. Он не собирался впустую тратить силы на дистанционные атаки. Для этого у него было слишком мало эйсара. Парень хотел поймать момент, пока его враг был уставшим, пока он лежал на земле, и в этот миг убить его одной сокрушающей атакой.

Эйсар Гэйбриэла ярко вспыхнул за секунду до того, как маг Гэйлинов нанёс удар — слишком поздно, чтобы противник успел сменить курс. Его щит мощно раздвинулся, приняв форму клина, отбившего ястреба вбок, одновременно взрезая часть его укреплённых когтей.

Птица неуклюже упала, потеряв равновесие от неожиданного сопротивления, а затем поймала с близкого расстояния ответный удар Гэйбриэла, не в силах уклониться. Сын Тириона нанёс ястребу удар, подобный тарану, с предсказуемым результатом.

Щит ястреба распался, и маг Гэйлинов покачнулся, упав на землю почти без чувств из-за отката.

Гэйбриэл встал над ним.

«Ну! Не теряй зря времени. Некоторые приходят в себя гораздо быстрее, чем ты мог бы ожидать». Тирион обнаружил, что сжимает челюсти.

Последовала долгая пауза. Гэйбриэл собрал волю в кулак, но сдерживался, пристально глядя на лежавшую на земле птицу. Та била крыльями, пытаясь вернуть себе равновесие, взлететь, но всё ещё была недостаточно скоординированной для взлёта.

Тирион уже было подумал, что Гэйбриэл слишком заждался, когда парень испустил громкий крик, и нанёс рубящий удар сотворённой из эйсара плоскостью. Та аккуратно рассекла птичье тело надвое, и маг Гэйлинов начал биться в конвульсиях, разбрызгивая во все стороны капли крови. Нижняя его половина за несколько секунд перестала двигаться, но верхней потребовалась почти целая минута, прежде чем она обмякла на земле.

Крылья ещё раз хлопнули, и замерли.

Фонари на арене сменили цвет. Матч окончился. Гэйбриэл глазел на своего изломанного врага, пытаясь осознать, что он сделал.

— Можешь забрать своего подопечного, — сказал Тиллмэйриас, подталкивай Тириона.

Бросив взгляд на Кэйт, он увидел, что её глаза повлажнели. Тирион мягко похлопал её по плечу. Он помнил, как впервые убил человека — надзирателя, который душил её. После этого она спокойно попыталась выбить тому мужчине мозги, пока тот был беспомощен, но теперь она казалась мягче, уязвимее.

— Это был просто цыплёнок, — сказал он ей, ссылаясь на случившийся в тот день между ними разговор.

— Нет, — сказала она, качая головой. — Нет, Даниэл, это был не цыплёнок. Это был ребёнок… бедный, потерянный, лишённый матери ребёнок. — В отличие от событий пятнадцатилетней давности, она сама уже более не была ребёнком. Она была женщиной, матерью.

Тирион не мог терпеть такое выражение у неё на лице. Оно напоминало ему обо всём, с чем он расстался, о том, кем он когда-то был. Что-то сжалось у него в груди. Шагнув прочь, он пошёл за Гэйбриэлом.

«На арене нет победителей…», — молча сделал он наблюдение, — «…есть лишь живые и мёртвые. Единственный выбор заключается в том, что любить — свою жизнь, или свою совесть».

Дальше настала очередь Бриджид Толбёрн. Тирион открыл её дверь, и на миг поймал на себе её недобрый взгляд. Леденисто-голубые глаза, обрамлённые такими же чёрными волосами, как и у него — они жгли его злобной решительностью. Она быстро отвела взгляд, не будучи достаточно глупой, чтобы бросать ему вызов, но он успел этот взгляд уловить. Это наполнило его противоборствующими эмоциями — он ожидал укола боли от того, что дочь ненавидела его, но также почувствовал облегчение.

«Она готова причинить кому-то ужасный вред».

— Помни о том, чему я тебя учил, — сказал он, пока они шли к краю поля.

Бриджид кивнула, но ничего не сказала.

— С кем бы ты ни сражалась, просто представь, что сражаешься со мной, — сказал он ей. — Сделай с ними то, что хотела сделать со мной, и справишься отлично — просто не теряй голову, пока бой не будет почти окончен. — Он положил ладонь ей на плечо, чтобы толкнуть её вперёд, но она отдёрнулась от его касания.

Бриджид мазнула по нему взглядом скрытых за волосами глаз, и Тирион увидел, как страх коснулся её лица.

— Одержи победу, Бриджид, — подбодрил он её. — Победишь, и больше мне не придётся тебя наказывать.

Сделав лёгкий кивок, она отвернулась, и пошла навстречу своему противнику, ещё одному парню, на этот раз — из Рощи Сэнтир. Когда фонари сменили цвет, и прозвучал звон, она побежала прямо на него, не теряя времени зря.

Парень начал призывать заклинательного зверя в тот самый миг, как фонари сменили цвет, но остановился, и тоже побежал, когда увидел, как она несётся на него. Не в силах сосредоточиться, он бежал сломя голову, пытаясь оторваться от неё, но Бриджид не дала ему возможности собраться с мыслями или сфокусироваться.

Она преследовала его подобно бешеной собаке, с развевавшимися у неё за спиной волосами. Она была проста в своём упорном стремлении добраться до него, и несмотря на свои длинные ноги он не мог оторваться. Он явно плохо питался, в то время как у Бриджид конечности были сильными и полными свежей силы юности. Парень вилял и уклонялся, резко меняя направление движения, но это лишь сокращало расстояние между ними.

Когда расстояние сократилось до двадцати футов, она направила удар ему под ноги, заставив его покатиться по земле, а потом набросилась на него. Она проигнорировала его отчаянные атаки с близкого расстояния, а затем использовала свой эйсар, чтобы вбить парня в землю, мгновенно разбив его щит.

— Гори, — сказала Бриджид, с внушающим ужас результатом.

Кэйт отвернула голову, не в силах смотреть, но Тирион не отводил взгляд, даже пока парень из Сэнтиров дымился и кричал.

Бриджид пошла обратно к ним ещё до того, как фонари сменили свой цвет. Она уже знала, что победила. Когда щит вокруг арены опустился, она прошли мимо Тириона, одарив его холодным взглядом. Её губы шевельнулись, и она беззвучно произнесла ими одно слово, проходя мимо: «гори».

Тирион не ответил, вместо этого он сжал губы, и бросил на неё одобрительный взгляд.

— Она хорошо справилась, — сказал он Кэйт.

— Это было ужасно, — ответила та. — Разве она не могла выбрать что-то менее болезненное?

Лэйла придвинулась ближе, встав с другой стороны от Тириона:

— В ней нет слабости, — спокойно заявила она. — Ты наверняка гордишься. Нам следует отпраздновать сегодня вечером. — Надзирательница подалась вперёд, позволив своей руке мягко опуститься ему на плечо. Трудно было неправильно понять, что она имела ввиду под «отпраздновать».

Тирион оставил это без комментариев, пройдя между двумя женщинами за следующим, кто должен был выйти на арену.

Кэйт с тихим облегчением перевела взгляд с Лэйлы на Даниэла. Она ожидала, что победа прибавит надзирательнице энтузиазма, но её порадовало то, что Тирион не наслаждался смертью так же, как Лэйла.

Следующим был Джек — когда он шагнул на арену, его тело было напряжено и наполнено тревогой. Сидя в камере, он не видел предыдущих боёв, но производимые толпой звуки заставили его разнервничаться. Он прошёл по сухой земле, и уставился на своего противника, светловолосую девушку из Рощи Прэйсиан.

Это напомнило Тириону о его первом бое на арене. Его тогда выставили против молодой рыжеволосой девочки, но он, не понимая правил, и не зная, как защищаться, едва не умер. В конце концов ему повезло, и он сумел задушить девочку до смерти незадолго до своей собственной неминуемой кончины. Жизнь ему сохранили лечебные навыки Ши'Хар.

Однако Джек был лишён всех этих помех. Хотя он и был одним из самых последних детей, получивших способности мага, Джек уже научиться закрываться щитом, нападать, и ему в голову было вбито абсолютное правило смерти на арене: живым уйдёт лишь один.

Однако эта девушка была сильнее той, с которой тогда столкнулся Тирион, а Джек был слегка не уверен в себе, когда дело доходило до того, чтобы довериться своему магическому взору, или использовать свои иные способности. Он всё ещё был сильнее своего противника в том, что касалось чистого эйсара, но из отпрысков Тириона он был пока что самым слабым.

Маг Прэйсианов исчезла сразу же, как только прозвучал звон.

Джек развернулся, оглядываясь, и едва не потерял хватку на своём щите.

«Проклятье», — подумал Тирион. «Он не доверяет своим чувствам, всё ещё полагается первым делом на глаза. Что хуже, он спутал Морданов и Прэйсианов. Очевидно, парень думал, что девушка телепортировалась».

Девушка появилась в новом месте, но мерцание её эйсара поведало Тириону, что всё было не так, как казалось. Даже он не мог быть уверен, но он бы предположил, что она снова стала невидимой, оставив вместо себя иллюзию, чтобы сбить противника с толку.

Когда маг Прэйсианов не сдвинулась с места, Джек направил в её направлении мощный удар. Естественно, атака прошла через иллюзию, нисколько её не затронув. Джек уставился на неё, раскрыв рот, не будучи уверенным в том, что дальше делать.

«Двигайся, парень!» — мысленно закричал Тирион, жалея, что не может спроецировать себя на подростка. «Она не видит тебя, пока сама невидима, но если будешь оставаться в одном месте, она точно нападёт на тебя исподтишка».

— Во время тренировок он был умнее, — бесстрастно заметила Лэйла, — но некоторые люди теряют голову, когда на них накатывает страх битвы.

— А по-моему ничего не происходит, — пожаловалась Кэйт.

Для её глаз единственными событиями было исчезновение и внезапное появление девушки.

— Парень вот-вот умрёт, — объявила Лэйла.

Девушка снова появилась, на этот раз уже ближе. Как и раньше, она исчезла сразу же после этого, оставив вместо себя вторую иллюзию. Джек снова клюнул, послав в её иллюзорную копию мощный удар. Всё ещё сбитый с толку, он тратил время, переводя взгляд с одного видимого образа своего врага на другой.

— Чёрт побери его тупую задницу! — выругался Тирион. — Она уже близко, а он до сих пор стоит на месте.

Лэйла покачала головой:

— Почему он не использует тот хитрый трюк с землёй, которому ты их научил, чтобы обнаружить места, где её ноги касаются земли?

— Он забыл, — сказал Тирион. — Он всё забыл.

Когда девушка появилась в следующий раз, она была уже в четырёх местах, и каждое из них было рядом с Джеком. Один из образов появился на долю секунды раньше остальных, заставив его сосредоточить внимание в этом направлении. Джек послал туда отчаянный удар, позволив слегка ослабнуть своей концентрации на защите. Его щит ослабел, и одновременно появилось ещё три образа, по обе стороны от него, и позади.

Резко развернувшись в сторону, он направил вторую атаку в ту, что была справа.

Маг Прэйсианов была слева, и её удар был нанесён с близкого расстояния — сфокусированное копьё силы, прорвавшее запущенный щит, и пробившее ему грудь навылет. Второй и третий удары она нанесла ещё до того, как он упал на землю.

Джек был мёртв.

— Эта девчонка далеко пойдёт, — восхищённо сказала Лэйла, но Тирион не слушал её. Его мир сузился, его зрение сжалось до маленького туннеля. Всё, что он мог видеть — это изорванное тело Джека, лежавшее на сухой земле.

Кэйт с тревогой посмотрела на него — она тоже была расстроена, но чувствовала рядом с собой странный гул. Глядя на Даниэла она увидела, как воздух вокруг него задрожал, как дрожат видимые издалека тепловые волны. Лэйла попятилась на пару шагов, встревоженная тем, что показывал ей магический взор.

У Тириона было такое ощущение, будто его душат — он будто не мог вдохнуть достаточно воздуха. Сердце в бешеном ритме колотилось у него в груди. Никогда прежде смерть так не влияла на него. Джек плохо подходил для арены, он был чувствительным ребёнком, и Тириону не хотелось обращаться с ним так же сурово, как с остальными.

«Это я виноват».

Байовар оказался рядом, и что-то говорил ему, но Тирион будто не был способен услышать его слова. Он смотрел вверх, в тёмно-голубое небо без единого облачка. Он чувствовал, как небо звало его. Там не было боли, лишь пустота, обширное воздушное пространство, лишённое страданий, которым подвергались те, кто ходил по земле.

Кэйт снова коснулась его плеча, и он посмотрел ей в глаза. Она тоже страдала, но дело было не только в этом. Он видел её беспокойство, неизменную заботу — о нём. В отличие от Лэйлы, в отличие от Лираллианты или всех остальных, она понимала смятение, охватившее его сердце.

Кэйт не только боялась его, она также боялась за него.

Сосредоточившись, он замедлил своё дыхание, вернув своё внимание к текущему моменту. «Я ничего не чувствую».

— Прости, Байовар, — ответил он хранителю знаний Ши'Хар. — Я задумался. Ты не мог бы повторить?

— Кораллтис зовёт следующего участника, Тирион, — сказал Ши'Хар.

— Конечно, — ответил он, автоматически направляясь к камерам изоляции.

«Следующей будет Сара…».

Глава 23

Бой Сары прошёл гладко, как и бои Дэвида, Абби, Раяна и, наконец, Эммы. Каждый из них встретил врага, и разобрался с ним без особых инцидентов — их тренировок и превосходящей силы было более чем достаточно для того, чтобы справиться со случайными неожиданностями, с которыми они сталкивались.

Тирион обнаружил, что задерживает дыхание во время каждого боя. С каждой победой его ужас возрастал. Он знал, что все они победить не могли. С каждым успешным убийством ему казалось, что шансы на провал всё росли. Наверняка же один из них допустит ошибку — невозможно было, чтобы день миновал без ещё одной смерти.

Когда Эмма срубила своему противнику голову, Тирион почувствовал, будто у него гора с плеч свалилась. Всё кончилось. Они справились. В этот день больше никто из его детей не умрёт. Оставив свои первые, травмирующие убийства позади, в будущем они станут ещё сильнее. Ещё одна неделя сделает их лучше, опытнее, и, что важнее, готовыми убивать.

Они миновали самую опасную часть своих карьер на арене — неуверенность первого боя.

Кораллтис вернулся в центр арены, проецируя свой голос с помощью магии, и объявляя следующий бой, однако Тирион едва слушал его… пока не услышал слова «Гравэнна Мордан». Это было новое имя Хэйли.

Управляющий арены перевёл взгляд на него, зовя бойца Иллэниэлов выйти вперёд.

Сбитый с толку, Тирион обратился за помощью к Тиллмэйриасу:

— Что он только что сказал? Мы уже закончили бои на сегодня.

— Он сказал, что сегодня будет дополнительный бой. Он договорился об ещё одном бое Рощи Мордан… с одним из твоих только что инициированных бойцов, — проинформировал его инструктор Прэйсианов.

Тирион с раскрытым ртом уставился на Тиллмэйриаса:

— Это едва ли честно. Она уже провела пять или шесть боёв, а мои едва успели отправиться от первых своих убийств. — «И чтобы ни случилось, я потеряю ещё одного ребёнка».

Тут вмешался Байовар:

— Мне следовало лучше объяснить до того, как мы пришли сюда. Сложилось мнение, что поскольку у тебя теперь так много столь ценных детей из Колна, и поскольку ты лично их обучал, Морданам следует дать возможность проверить одного из них до того, как твоя позиция силы полностью укрепится.

— То есть, они хотят бесплатную победу, — с горечью сказал Тирион.

— Полной уверенности в победе у них нет, Тирион, — парировал Байовар. — Твои отпрыски могучи, а твоё обучение показало себя эффективнее всех ожиданий. Никто не верил, что столь много твоих участников выживет в своих боях первой крови.

Вспыльчивость грозила разрушить самоконтроль Тириона. Осматривая свои непосредственные окрестности, он обнаружил, что сам того не осознавая планирует череду убийств — сначала Тиллмэйриас, потом Кораллтис. Байовар подождёт, если только не попытается вмешаться. Вскоре после этого появятся Крайтэки, если только он не создаст ещё одну бурю, как в прошлый раз. Может, на этот раз она не остановится… насколько большой она станет?

Тирион закрыл глаза, пытаясь очистить свой разум. Эти мысли были непродуктивны. Никакой бури не хватит на то, чтобы полностью очистить мир, а ничто иное его не удовлетворит. Он лишь убьёт людей, которые ему небезразличны, а Ши'Хар останутся. Они оправятся от любого урона, если тот не уничтожит их полностью.

— Мне его выводить, Тирион? Они теряют терпение, — с озабоченностью в голосе сказал Байовар.

«Только не Гэйбриэл», — подумал он, — «он — единственный кто на самом деле не испытывает ко мне ненависти». К тому же, он и не думал, что парень справится с Хэйли, и не был уверен, что хочет, чтобы справился. «Она мне почти как сестра, помимо того, что является мне дочерью».

Бриджид была лучшим выбором, если он хотел возможности покончить с этой трагедией сегодня, но до этого он уже назвал Гэйбриэла. «И она — сестра Кэйт… как Кэйт будет себя чувствовать, если я пошлю её единственную сестру, и она умрёт». Он посмотрел на Кэйт, озадаченно глядевшую на него в ответ. Она не понимала эроллис, поэтому понятия не имела, какое решение он обдумывал.

Кого бы он ни послал, этот ребёнок скорее всего проиграет, но Бриджид была лучшим выбором. Тирион знал это, понаблюдав за предыдущими боями.

— Шлите Бр…нет, берите Гэйбриэла, — ответил он, передумав. Он не мог этого сделать, не мог послать в бой сестру Кэйт.

— Что происходит? — спросила Кэйт, когда Байовар пошёл к камерам изоляции.

— Они навязывают мне ещё один бой, — сказал он ей. — Хэйли против одного из моих.

— Но они же родственники, — возразила она. — Они же наверняка не могут заставить брата и сестру сражаться друг с другом?

— Ши'Хар плевать на нас и на наши родственные связи, — ответил он.

В этот момент Гэйбриэл шёл мимо него с полным вопросов лицом.

— Гэйбриэл, они хотят, чтобы ты сражался с Хэйли, — сказал Тирион, поспешив пойти рядом с ним. — Не медли. Я знаю, что это трудно, но она это уже не первую неделю делает. Если ты не победишь, всё повторится, и она будет вынуждена убивать остальных, одного за другим.

Хотя Хэйли выросла в окрестностях города, они с Гэйбриэлом достаточно хорошо знали друг друга, как и все остальные в маленьком сообществе, вращавшемся вокруг Колна. Парень в в панике посмотрел на Тириона:

— Хэйли? Я не могу с ней драться! Мы друзья. Она — моя сестра!

— Никакой жалости, Гэйбриэл. Убей её, и покончи с этим. Сделай это ради остальных, если не можешь сделать это ради себя, — сказал Тирион, и отчаяние наполняло его голос настойчивостью. Ни на какие другие слова времени не оставалось.

Гэйбриэл шагнул на арену, и стал смотреть на другой конец поля, выходя на свою начальную позицию. Хэйли уже была на месте, и, судя по её лицу, не могла поверить в происходящее так же, как и Гэйбриэл.

Она оглянулась, задавая вопросы Даллэсу. До них было слишком далеко, чтобы слышать её слова, но Гэйбриэл мог догадаться. Она хотела знать, почему её заставляют с ним драться. Хэйли качала головой, возражая на получаемые ответы, когда прозвучал звон, и фонари сменили цвет.

Гэйбриэл пошёл вперёд, двигаясь медленно. Щита он не поднимал. Его руки были разведены в стороны, раскрытые ладони направлены вперёд — универсальный знак мирных намерений. Хэйли глазела на него в ответ с выражением ужаса на лице. Она окружила себя щитом, но не сделала ничего, чтобы напасть. За его приближением она наблюдала молча.

— Что он делает?! — сказала Лэйла, посмотрев на Тириона в поисках ответов. — Она же может убить его одной мыслью!

Тирион наблюдал, не в силах отвести взгляд:

— Он попытается с ней поговорить.

— Но почему? — спросила Лэйла.

— Потому что он вырос не в загонах, — ответил он, — потому что он всё ещё человек. Он не такой, как ты… — «Или я».

Кэйт сжимала его плечо, больно впившись в его плоть своими пальцами.

Лэйла неодобрительно цокнула языком:

— Он определённо не такой, как я. Я предпочитаю дышать.

В это время на поле Гэйбриэл всё ещё медленно приближался к Хэйли, они уже были всего лишь в десяти футах друг от друга, и по её лицу текли слёзы.

— Мы не обязаны это делать, Хэйли. Они не могу заставить нас, если мы оба откажемся драться, — искренне сказал он ей.

Она попыталась ответить, но слёзы не давали ей говорить. Понадобилось несколько попыток, прежде чем она смогла выдавить из себя слова:

— Ты не понимаешь, Гэйб. Ты совсем не понимаешь.

— Нет, — возразил он. — Это они не понимают. Мы можем выбирать сами.

— Я убью тебя, Гэйб! Неужели ты этого не понимаешь? Здесь по-другому нельзя! — заорала она. — Почему ты до сих пор не поднял щит!?

Он печально смотрел на неё, ему хотелось её убедить, но даже он видел твёрдую решимость в её взгляде. Гэйбриэл опустил голову, признавая поражение:

— Ладно, мы можем начать сначала, но я не хочу этого делать, Хэйли. Это — не мой выбор. Я никогда не хотел причинять тебе боль. — Развернувшись, он пошёл прочь, возвращаясь к своей начальной позиции.

Эйсар Хэйли бурно всколыхнулся, и косая плоскость смертоносной силы метнулась вперёд, перерубив тело Гэйбриэла наискосок, от плеча до бедра. Он едва успел осознать факт нападения, прежде чем умер.

— Почему ты не поднял щит!? — хрипло закричала она. — Почему?! Я же сказала, что убьют тебя! Почему?! — Тело Хэйли обмякло, она упала на колени, всё ещё плача.

Толпа молчала. Никто из Ши'Хар не ожидал такого внезапного конца, такого лишённого борьбы боя.

Тиллмэйриас был удивлён не меньше остальных:

— Я никогда прежде не видел ничего подобного. Этому просто не было прецедентов. Почему он не защищался?

— Потому что он не был дикарём, — выдавил сквозь зубы Тирион. — Он был не таким, как ваш народ.

Кэйт всё ещё была в шоке:

— Она убила его ударом в спину, — пробормотала она.

«Она приняла то же решение, какое принял бы я», — подумал Тирион. «Она знала, что боя было не миновать, и решила закончить его сразу же, избавив себя от риска настоящей схватки».

* * *

В Албамарл возвращались мрачно. Ученики Тириона молчали. Он по своему опыту знал, насколько травмирующим могло быть первое убийство. И их переживания ещё были свежи, в дополнение к тому факту, что обратно их шло на два человека меньше.

Даже Бриджид, казавшаяся наиболее приспособившейся к их ситуации, теперь выглядела тихой и замкнутой. Её гнев угас, оставив пустое сожаление, когда она вспоминала сожжённого ею парня.

Первой заговорила Сара:

— Что случилось с Гэйбом и Джеком?

— Джек запаниковал, перестал думать, а вскоре после этого перестал и дышать, — сказал Тирион. — Гэйбриэл хорошо справился в первом бою, но ко второму он готов не был.

— Он бился дважды? — спросила она.

Тирион беспокоился, что они будут деморализованы, если он скажет им о Хэйли, но скрывать этот факт вечно он не мог. Одному из них придётся с ней сразиться, возможно — более чем одному из них, пока кому-то не удастся её убить. Скрыться от этого факта было нельзя.

— Они захотели устроить особый матч, между ним и Хэйли. Он попытался поговорить, не стал защищаться. Она убила его.

Бриджид подняла взгляд, заинтересовавшись, когда услышала имя Хэйли. Эти две девушки были соседками — примерно как в своё время были Тирион и Сэт, поскольку Бриджид воспитывали отец Сэта и мать Кэйт, а Хэйли росла с родителями Тириона.

— Она… как она выглядела? — спросила темноволосая девушка.

Он остановился, заставив всех встать.

— Она выглядела очень хорошо, Бриджид, пока не увидела, как на арену выходит Гэйбриэл. Тогда она весьма расстроилась. Она кричала, она плакала, и она разрубила его на два очень мёртвых куска, когда он не воспринял её всерьёз.

От выражения её лица у него разрывалось сердце. Исчезла угрюмая злоба, прежде мелькавшая в её взгляде, её сменил отчаянный вид девушки, которой хотелось уцепиться хоть за малейшую надежду.

— Но она же не хотела этого делать, верно? Её заставили.

— Её заставили, и Гэйбриэл мёртв, как ни крути. Как думаешь, кто будет следующим?

Бриджид трясла головой, не в силах принять то, что слышит:

— Нет. Нет, нет, нет… — Она начала пятиться, но его рука метнулась вперёд, схватив её длинные чёрные волосы, и заставив остановиться.

— Как думаешь, кто ещё сможет это сделать, Бриджид? — сурово спросил он её, указывая на остальных. — Думаешь, Дэвид сможет? Он сегодня едва не обмочился. А что насчёт Эммы? Думаешь, у неё хватит на это духу? — спросил он, затем повернул ей голову, поднеся её лицо к своему собственному. — Ты — их единственная надежда. Ты — самая сильная. Ты среди них — лучшая убийца. Если ты не сможешь этого сделать, то она убьёт их всех, одного за другим. Ты этого хочешь?

— Нет! Отпусти меня! — крикнула она, вцепившись в его руку, пытаясь заставить его разжать пальцы на её волосах. — Я этого не сделаю.

— Тогда у тебя есть два варианта. — Тирион снял со своего пояса бритвенно-острый деревянный меч, передав её ей, прежде чем отпустить: — Ты можешь либо воткнуть эту штуку себе в сердце, либо позволить ей сделать это вместо тебя.

Бриджид уставилась на смертоносный клинок, сделанный из эйлен'тирал, оружейной древесины деревьев богов.

Тут голос Тириона изменился, смягчившись:

— Хотел бы я сделать это сам, Бриджид, но мне не позволят. Я хочу защитить тебя, я хочу защитить их. Я даже Хэйли хочу защитить, но не могу. Единственная, кто может спасти тебя, спасти остальных — это ты. Выбор за тобой.

Тут он развернулся, и пошёл прочь, направляясь глубже в Рощу Иллэниэл.

— Куда ты? — окликнула Лэйла.

— Думать, — ответил он. — Отведи их обратно в Албамарл. Я вернусь позже.

После чего принялся шагать, бесцельно бродя, пока не обнаружил, что стоит у основания дерева, на котором жила Лираллианта. Она всё ещё не вернулась, но это было самое знакомое ему место во всей роще. Подойдя к стволу могучего дерева, он пошёл вверх, пока не нашёл её жилую платформу.

Оказавшись там, он сел, размышляя о своей жизни — о решениях, которые привели его сюда, об ошибках, которые создали его невзгоды. Он не мог найти ни в чём из этого никакого смысла. Единственным его заключением было то, что в любом случае в большей части всего этого виноват был он сам.

«Мне следовало умереть на арене».

Смерть казалась единственным доступным способом бегства. Он думал об оружии, которое дал Бриджид, а затем подумал об ошейнике у себя на шее, о символе своего рабства.

Тирион хотел свободы, хотел смерти, и знал один способ, который гарантировал либо одно, либо другое. «Они сказали, что мне могут снять ошейник». Теперь он знал, где его разрезать, или, по крайней мере, думал, что знал. Если он ошибается, то умрёт быстрее, чем успеет пожалеть о своей ошибке.

Оба его указательных пальца имели татуировки, произнесённое им слово заставило магию ожить, и вокруг пальцев появились бритвенно-острые зачарованные клинки. Он редко использовал клинки на пальцах, но ему требовалось точность. «Нужно разрезать в двух местах одновременно, иначе разрушение ошейника убьёт меня», — молча подумал он. Одна часть заклинательного плетения отвечала за вскипание крови, а вторая должна была остановить сердце, и обе нужно было рассечь одновременно.

«Если только в заклинательном плетении нет третьей ловушки», — напомнил он себе. Тирион намеревался проверить эту теорию до того, как опробовать её на себе, но теперь ему было всё равно. Если он не прав, то это будет в равной мере благословением и ошибкой.

Поднеся руки к своей шее, он использовал свой магический взор, чтобы тщательно расположить клинки, прежде чем медленно выдохнуть, после чего разрубил заклинательное плетение.

Ошейник распался, дезинтегрируясь по мере того, как мельчайшие символы алфавита Ши'Хар стали расплетаться. Тирион продолжал дышать.

— Проклятье. — А он-то надеялся, что ошибается.

После этого он какое-то время спал, убаюканный мирным шелестом ветра в деревьях. Проснувшись, он просто лежал, позволяя своему разуму оставаться чистым. Он почти мог вообразить, что ужасных событий того утра не было.

Но они были.

Его лицо напряглось, а глаза сжались, когда он попытался не дать себе вспомнить лицо, которое было у Хэйли, когда та убивала своего сводного брата. Потеряв покой, Тирион встал, и начал спускаться по дереву, нигде не останавливаясь, чтобы не позволить своему разуму вернуться к тому ужасному мгновению.

Оттуда он добрался обратно до Албамарла, осматривая лежавшую впереди местность своим магическим взором. Далеко не один Ши'Хар заметил его, тихо шедшего мимо деревьев, но никто к нему не подошёл. Они видели, что он больше не носил ошейника, но это правило больше не было к нему применимо. Лишь несколько недель тому назад для него было бы смертельным приговором идти по одной из рощ Ши'Хар без ошейника.

Когда он приблизился к своему дому, он заметил детей. Они собрались в небольшие группы, переговариваясь тихим шёпотом, ища утешения в обществе друг друга, но ни Кэйт, ни Лэйлы не было видно.

Это значило, что они уединились внутри дома, созданного для блокировки магического взора.

«Прошло несколько часов, сейчас они уже успокоились, но Кэйт недавно стала свидетелем череде насильственных событий». Он в точности знал, какой эффект оказывали такие события на людей, когда прилив адреналина сходил на нет. Тирион думал, что больше не способен ревновать, однако мысль о том, что Кэйт и Лэйла вместе, разозлила его.

Игнорируя подростков, он прошёл через парадную дверь, громко захлопнув её позади себя. Шум наверняка предупредит их о его возвращении. Даже внутри он не ощущал их, и это значило, что они находились во второй спальне. Та была закончена в последнюю неделю, и две женщины начали там спать.

Тирион остановился в коридоре, гадая, выйдут ли они к нему. Он намеревался пойти в свою собственную комнату, но теперь обнаружил, что испытывает раздражение и нерешительность. Его наполнила странная тоска, но он не был уверен, по чему именно он тосковал. Он был один. Он был зол.

Из комнаты никто не вышел. Очевидно, они были слишком заняты, чтобы заметить его возвращение. Тирион постучал в дверь. Он услышал, как они засуетились внутри — стук застал их врасплох.

Чуть погодя Кэйт, с залитыми стыдливым румянцем щеками, открыла дверь, высунувшись наружу:

— Я и не знала, что ты вернулся, — сказала она.

Их взгляды встретились, и Тирион не смог вспомнить, что собирался сказать. Казалось, будто он смотрел на неё через невозможную бездну, через разделявшее их расстояние, которое никогда не могло быть пересечено. С тем же успехом Кэйт могла оставаться в Колне. Тирион замер, не в силах пошевелиться.

Она наблюдала за чертами его лица, переводя взгляд с одного его глаза на другой. Кэйт видела, что он был в смятении. «Нет, ещё хуже». Она гадала, не находился ли он на грани срыва. Это удивило её. Она хотела поговорить с ним, помочь ему. Поддаться желаниям Лэйлы было ошибкой, порождённой её собственным страхом и отчаянной нуждой в тесном общении. Надо было с этим подождать.

Лэйла ждала, она чувствовала нетерпение Кэйт.

— Слушай, Даниэл, сейчас не очень хорошее время. Если позже ты захочешь поговорить…

Его лицо дёрнулось, а взгляд стал твёрже:

— Я не хочу говорить.

Кэйт опустила взгляд:

— Прости. Я знаю, это неудобно. То, что случилось сегодня…

— Я пришёл за Лэйлой, — перебил он. — Мне нужна её помощь в одном деле.

Кэйт подняла на него взгляд, её зелёные глаза были полны удивления:

— Но…

Тут Кэйт приостановилась, ибо ладонь Лэйлы легла ей на плечо. Лэйла с озорной улыбкой посмотрела через плечо рыжей. Она совершенно не стеснялась того, чемзанималась:

— Чего ты хочешь, мой лорд?

— Я хочу немного твоего времени, — с ничего не выражавшим лицом ответил он.

Её внимание привлекла его шея, и глаза надзирательницы расширились:

— Что случилось с твоим ошейником?

— Это я и хотел бы с тобой обсудить.

Приняв более серьёзный вид, она отвернулась:

— Сейчас, дай только одеться. — Будучи надзирателем, она почти никогда не выходила наружу без символа своего статуса, в отличие от почти всех остальных в этом маленьком лагере, кому одежду носить не полагалось.

— Одежда тебе не понадобится, — проинформировал он её. — Иди со мной.

Её лицо приняло хитрое выражение:

— Конечно.

Он провёл её по коридору, и втолкнул в свою собственную комнату, оставив Кэйт пялиться на них с любопытным выражением лица. Она всё ещё пыталась понять, что вообще произошло.

Закрыв дверь у себя за спиной, он пробормотал одно слово, запечатав комнату, но звукоизоляцией не озаботился.

— Они сняли твой ошейник? — сразу же спросила Лэйла.

— Нет, я сам его снял, — сказал он ей, позволяя своему взгляду шарить по её телу.

Лэйла была высокой и мускулистой, покрытой шрамами, но привлекательной несмотря на это. Он видел, почему Гарлин так долго был к ней благосклонен.

Она следила за его взглядом, чувствуя перемену в его намерениях по сравнению с предыдущим днём:

— Чего ты желаешь от меня, мой лорд? — Её голова слегка наклонена вниз, позволяя ей смотреть на него снизу вверх, медленно произнося эту фразу. Она сделала особый акцент на последних двух словах.

— Думаю, ты уже достаточно хорошо осознаёшь, чего я желаю, — сказал он, снимая свою кожаную куртку, и бросая на пол, прежде чем кинуть сверху свою рубаху. — Тирион не стал терять времени на развязывание своего пояса. Прошёл не один месяц, и теперь, решившись, он обнаружил, что желание руководит всеми его действиями.

Лэйла шагнула ближе, поцеловав его в шею, и поднявшись выше, прошептала ему на ухо:

— Что мне сделать в первую очередь?

На его лице расплылась широкая улыбка, когда Тирион осознал, что более не скован традиционными ограничениями рабского ошейника. В Эллентрэа сексуальные партнёры противоположных полов вынуждены были действовать осторожно, заботясь о том, чтобы никогда не соприкасаться половыми органами напрямую. Опыт и частая практика сделали их экспертами в альтернативных методах получения удовольствия, но теперь это более не было необходимым.

Слегка оттолкнув её, он взял её руками за горло. Произнеся одно слово, он привёл в действие зачарованные клинки на своих указательных пальцах.

— Не шевелись.

Глаза Лэйлы расширились от паники, хотя тело её не шелохнулось:

— Что ты делаешь?!

Сосредоточившись ненадолго, он нашёл правильные точки, а затем его пальцы качнулись к её шее, разрезая сплетённый из заклинаний ошейник на части. Надзирательница слегка взвизгнула, но затем в изумлении посмотрела на него, когда не умерла. Наконец расслабившись и переведя дух, она посмотрела на него:

— А это можно? Мне же нельзя ходить без ошейника.

— Останешься здесь, пока Лираллианта не вернётся, чтобы сделать тебе новый, — сказал он ей. Воспользовавшись этой возможностью, он сел на край кровати, снимая штаны.

Лэйла нерешительно, почти робко подошла к нему.

— Что не так? — спросил он.

— Я чувствую себя голой… без ошейника, — сказала она ему.

Конечно, она имела ввиду другое. Она говорила об отсутствии ограничений. Лэйла была не уверена в том, как действовать дальше. Нормальный коитус у неё был лишь дважды, когда её оплодотворяли, и оба раза ей не было приятно.

Тирион тихо засмеялся:

— Нервничаешь, Лэйла? Как необычно. Бояться тебе нечего. Позволь мне показать. — Протянув руки вверх, он притянул её вниз, к себе на кровать, а затем позволил своим ладоням гулять по её телу, пока сам коснулся её губ своими. — Вижу, Кэйт уже тебя разогрела.

Она кивнула, отозвавшись стоном на их поцелуй.

— Хорошо. Не думаю, что я смог бы сдерживаться слишком долго.

Первый раз был коротким, и вначале она кричала от страха, ей было трудно игнорировать выработанные целой жизнью рефлексы, — но потом она расслабилась. Второй раз длился гораздо дольше. Тирион не спешил, позаботившись о том, чтобы довести Лэйлу до громкого, бурного финала.

Он надеялся, что Кэйт внимательно слушала.

Глава 24

На следующее утро всё вернулось к норме. Тирион чувствовал себя лучше, более расслабленным, чем был с того дня, как увёл детей из Колна. Лэйла спала рядом с ним, но как только более активная часть их вечера завершилась, он обнаружил, что обнимашки её не интересовали. Вообще, она находила это совершенно омерзительным.

Сперва он настаивал, ведь она в конце концов была его рабыней, но после нескольких минут, в течение которых он пытался обнимать напряжённую и явно испытывающую неудобство женщину, Тирион сдался. Обнимание женщины, которая явно не желала такого внимания, создавало у него чувство насилия, превышавшее почти всё, что он творил в прошлом.

Лэйла была более чем рада повторить их игру с утра, ей даже не терпелось. Физический контакт во время секса её совершенно не тревожил, её беспокоило именно касание в остальное время.

Однако Тирион отнёсся к её предложениям со странной неохотой.

— В чём дело? — спросила Лэйла, возбуждая его весьма прямым образом. — Я же вижу, что ты хочешь. — Она ещё раз сжала его.

— Мне нужно начать пораньше, — сказал он ей. — Ещё через неделю им снова придётся сражаться.

Она снова погладила его, на этот раз её прикосновения были более лёгкими:

— Подождут несколько минут. Ты передумаешь, если я попрошу разрешения у Кэйт?

— Что?!

— Думаешь, я не знаю, почему ты пришёл вчера в нашу комнату? — ответила она. — Ты хотел свою рыжую, но почему-то не мог заставить себя приказать ей прийти сюда.

— Это смешно, мы с ней никогда… — сказал Тирион, но приостановился, сменив тактику. — Если ты так думала, то почему ничего не сказала вчера вечером?

— Я делаю то, что мне говорят, — сказала она, хитро улыбаясь, — и, к тому же, я была возбуждена. Было ясно, что продолжать начатое ты нам не позволил бы.

— Я был раздражён.

Лэйла засмеялась:

— Уверена, она сейчас тоже очень раздражена.

Тирион вздохнул.

— Тебе следует приказать ей прийти сюда и позаботиться об этом, если ты не хочешь моей помощи, — сказала Лэйла, садясь.

— Как ты уже упомянула, я думаю, что она сейчас чересчур зла, чтобы это делать.

— И что? — подняла бровь Лэйла. — Ты здесь хозяин. Мы живём по твоей прихоти. Призови её — побей, если будет дерзить. Все твои проблемы происходят от твоей странной неохоты навязывать ей свою волю.

Он покачал головой:

— Ты не понимаешь. Кэйт — моя подруга. Я приспособился к здешней жизни, но я никогда не заставлю её сделать то же самое.

— Твоя подруга? — усмехнулась она. — Никаких признаков этого я не видела. Ты только что сказал, что вы с ней ни разу не обменивались услугами. Возьми её, сделай её своей подругой. Всё зависит только от тебя.

— Нет, — сказал он ей. — Под словом «подруга» я подразумевал не то же, что и ты. — Ему трудно было найти нужное слово. — Полагаю, ты бы сказала, что мы были глупцами ещё в ранней юности.

— О, — сказала Лэйла, задумчиво посмотрев на него некоторое время. — Как вы с Гарлином?

— Да, — кивнул он. — Примерно так. Между нами никогда не было этого, — сделал он широкий жест, охватывавший Лэйлу и кровать.

— Ты странный, Тирион, — сказала надзирательница. — Как и она. Никогда не видела двух других настолько же странных людей. Я наблюдала за вами, как вы постоянно оглядываетесь друг на друга. Она одержима тобою так же, как ты — ею. Я не понимаю, почему ты занимался сексом со всеми теми женщинами, но не с ней. Они что, заставляли тебя?

— Нет, — поправил он, — это я их заставлял.

— Но не её?

— Я никогда бы не сделал Кэйт больно, — ответил он. «Я люблю её».

— Быть может, тебе нравятся только те, кто отказывает тебе.

На это у него не нашлось хорошего ответа.

* * *

Остаток недели они с Кэйт провели в стеснённом молчании. Тирион возобновил тренировки своих детей, и за прошедшие дни латентные способности пробудились ещё в трёх из них — Эшли Моррис, Иан Коллинс и Ва́йолет Прайс. Теперь он обучал девятерых, в то время как трое всё ещё оставались «нормальными», не выказывая никаких очевидных признаков магического таланта — Энтони, Пайпер и Блэйк.

Тирион не был уверен, надеется ли он на то, что они такими и останутся, или что он предпочёл бы, чтобы они проявили такую же силу. Мир Ши'Хар был жесток, и ещё более жестоким он был для слабых.

Но он мог их защитить.

Если они останутся бессильными, то не будут вынуждены сражаться, и хотя в рабских лагерях судьба безымянных была жалкой, это не значило, что здесь должно было происходить то же самое. Это было новое место, начало нового города, в котором будут жить рабы Рощи Иллэниэл.

«Может, в глазах Ши'Хар они и будут рабами, но главный здесь я, и я могу сделать их жизнь лучше».

Он постоянно размышлял об этом, обучая детей. Особенно сурово он обращался с теми, кого ещё не инициировали. Иногда он наказывал их красной плетью, в то время как от использования её на остальных он воздерживался. Подкармливать ненависть ему нужно было лишь в тех, кто ещё не научился убивать.

По крайней мере, так он себе говорил.

Больше всего времени он проводил с Бриджид. Она будет его оружием, его спасением, и однажды, весьма вероятно, его палачом. Её глаза горели, когда их взгляд падал на него. Больше ему не нужно было её наказывать, это было ясно. Она ненавидела его с такой страстью, которая соперничала даже с его собственной ненавистью к Ши'Хар.

Но ей нужно было больше. Черноволосая девушка должна была не просто сразить незнакомца, не просто убить знакомого, она должна была уничтожить свою лучшую подругу. Жизненный опыт не подготовил её к такому, и её решимость была совсем не достаточной для того, что ей нужно будет сделать.

— Ещё раз, — сказал он ей. — Не сдерживайся.

Бриджид оскалилась:

— Не искушай меня.

— Именно это я и намереваюсь делать, — ответил он. — Я хочу, чтобы ты использовала в бою всё, что у тебя есть. Попытайся убить меня.

Её глаза зажглись внезапным вдохновением:

— Неужели, а если у меня получится?

— Это будет значить, что я сделал из тебя самого смертоносного мага в мире, — ответил он, — и остаток недели тебе придётся упражняться с Лэйлой.

— Она слишком слабая, — сделала наблюдение девушка.

— Тебе придётся быть осторожнее с… — Тирион отправился в полёт, когда заставшая его врасплох атака с неожиданной свирепостью ударила в его щит.

Бриджид отвлекла его, а когда начала действовать, собрала свой эйсар настолько быстро, что у него не было времени отреагировать. «Она быстрая», — подумал он, когда его тело влетело в груду камня, который предназначался для строительства. От второго удара его щит едва не сломался, а внезапная остановка встряхнула его мозг.

Ещё одна атака, до того, как он вернёт себе самообладание, могла бы добиться успеха, и если он будет оглушён откатом, то девушка действительно его убьёт. Он начал перекатываться, и призвал наполненный эйсаром туман, скрывая себя как от обычного взора, так и от магического. А затем остановился.

«Она ожидает, что я буду двигаться». Он подумал было о том, чтобы активировать свои татуировки, создав щит, который ей было не под силу сломать, однако опасность возбуждала его. Бриджид была сильной, быстрой, и по-настоящему угрожала ему. Тириону хотелось победить её на равных.

Или, быть может, он действительно хотел умереть — даже он сам не был уверен, что из этого было правдой.

Туман закружился, когда её воля стала раздвигать его, её эйсар пытался дотянуться до чего-то. Затем каменные блоки взмыли, с невероятной скоростью разрывая туман. Их было слишком много, чтобы можно было уклониться с их пути, в чём и был её замысел. Несколько блоков ударились об его щит, и Тирион снова покатился по земле.

Растянувшись на земле, чтобы свести риск нового попадания к минимуму, он обновил туман, а затем раскрыл под собой землю, позволив себе погрузиться в неё на несколько футов, прежде чем закрыть её у себя над головой. Он едва успел забраться под поверхность земли, когда ощутил, как её эйсар разошёлся в стороны вдоль поверхности, создавая тонкую сетку.

Тирион улыбнулся про себя — она использовала его старую уловку, создавая тонкий узор эйсара в земле, чтобы обнаружить противника, которого не могла почувствовать или увидеть напрямую. Он и сам собирался сделать то же самое, чтобы отследить её позицию, но сдержался. Если он сделает это сейчас, то она найдёт его.

Вместо этого он обратил свою силу внутрь, усиливая с её помощью свой слух, и замедляя сердцебиение. Перед тем как почва накрыла его голову, Тирион успел глубоко вдохнуть, но задерживать дыхание мог лишь в течение ограниченного промежутка времени. Он намеревался использовать это время наиболее эффективно. «Она не будет стоять на месте, мне просто нужно подождать, пока она не окажется достаточно близко».

Он ждал, слушая медленный стук своего сердца, и напряжённо ловя ушами звук её шагов. Какое-то время не было слышно ничего, и его лёгкие начали гореть. Тирион уже несколько минут провёл под землёй, и скоро ему нужно было выбираться. Будет плохо делать это до того, как он её найдёт. Она узнает о том, где он находится, в тот же миг, как он потревожит поверхность земли, и будет готова напасть на него, пока он выбирается.

Тут он услышал, или почувствовал, лёгкую поступь. «Откуда?». Во тьме трудно было определить это точно. Ещё один шаг — и он определил направление. Она приближалась сзади, но всё ещё была слишком далеко, чтобы на неё можно было напасть из засады так, как он надеялся. Оценить расстояние по звуку её шагов было слишком трудно. Она могла быть в десяти футах, или даже в тридцати. Для неожиданной атаки такая точность была недостаточна.

Тут ему в голову пришла мысль. Послав свой эйсар сквозь землю, он пробил большую дыру в её сетке на расстоянии в двадцать ярдов в том направлении, в котором он услышал её шаги. Тирион предполагал, что этого хватит на отвлечение её внимания в том направлении, прочь от его нынешнего местоположения.

Долю секунды спустя он резко выскочил на поверхность, толкнув себя вверх с помощью магии. Её атаку, вызванную его отвлекающим манёвром, сопровождал массивный всплеск эйсара. Это выдало её точное местоположение в начавшем рассеиваться тумане. Тирион ударил со стремительностью гадюки, послав сфокусированный импульс силы в то место, где Бриджид сейчас стояла, повернувшись к нему спиной.

Адреналин и боевой пыл сделали его удар сильнее, чем ему следовало быть. Он оказался достаточно сильным, чтобы разбить её щит, и сохранил достаточно мощности, чтобы с опасной силой ударить её в затылок. Бриджид упала, её тело полностью обмякло.

Тирион победил.

«Нет! Что я наделал?». Он в панике подбежал к потерявшей сознание девушки. Из её правого уха сочилась кровь.

— Нет! — закричал он, не в силах удержать себя в руках.

Некоторые из других детей наблюдали за их боем издалека. Когда туман рассеялся, они увидели его, и среди них поднялся тревожный крик. Абби побежала к нему, в то время как Иан и Вайолет бросились к дому, чтобы найти Кэйт и Лэйлу. Дэвид и Эмма остались стоять на месте, застав в шоке.

— Что случилось? — спросила Абби, сама на грани паники.

— Я зашёл слишком далеко, — сказал он, не сводя взгляда с темноволосой девушки у себя в руках. Непрошенные слёзы навернулись в него на глазах, пока он прижимал к себе её тело. Магический взор Тириона обследовал её, но эмоции не позволяли ему сосредоточиться как следует.

Глаза Бриджид были широко раскрыты и расфокусированы. Зрачки были огромными, несмотря на бивший в них сверху яркий солнечный свет. Её сердце всё ещё билось, но слабо и неуверенно. Пока он наблюдал, сердце пропустило удар. Несколько секунд спустя оно пропустило ещё один, а потом остановилось.

— Она дышит? — настойчиво спросила Кэйт. Она только что прибыла, и встала на колени рядом с ними.

— Что я наделал? — застонал Тирион, с гортанной воющей ноткой в голосе. — Пожалуйста, нет, нет… — Тут он ощутил, как её сердце снова забилось, вернувшись к своему неустойчивому ритму.

Подняв взгляд, он увидел Лэйлу, с озабоченным выражением лица стоявшую рядом. Кэйт поднесла ладонь под нос Бриджид, пытаясь ощутить ток воздуха.

— Он всё ещё дышит, Даниэл, — сказала Кэйт. — Можешь сказать мне, где она ранена?

— Голова, — сказал он сдавленным от эмоций голосом. — Это я виноват. Это я. — Его тело начало раскачиваться, эмоции грозили лишить его рассудка.

Кэйт взволнованно уставилась на него. Она никогда не видела Даниэла таким. Однажды в прошлом, когда был убит его пёс Блю, он был близок к таком состоянию, но сейчас было гораздо хуже. Он потерял голову, будто готовый вот-вот разразиться неконтролируемыми рыданиями.

— Даниэл, послушай меня, — сказала она, вкладывая в свой голос больше спокойствия, чем ощущала на самом деле. — Она всё ещё жива. Я знаю, ты можешь исцелять некоторые раны, но только если будешь держать себя в руках. Ты должен сосредоточиться. Сделай глубокий вдох. Ты можешь что-нибудь сделать?

В глазах у него всё совсем расплывалось, но глаза всё равно сейчас были бесполезны. Он кивнул, крепко зажмурившись. Судорожно выдохнув, он снова вдохнул, полностью наполняя свои лёгкие. «Спокойствие», — подумал он.

Тирион медленно потянулся сознанием, обостряя свой магический взор, чтобы чётче видеть тело Бриджид. Сердце её всё ещё билось — время от времени оно пропускало удар, но с ним всё было в порядке. Обыскав её череп, он нашёл его всё ещё целым, кость не была сломана, но что-то было не так. Из порванной артерии сбоку текла кровь, но из её левого уха вытекало совсем немного. Ещё глубже была другая артерия, и кровь из неё вытекала в пространство между мозгом и черепом. Кровь расширялась, создавая давление на всё, что находилось внутри её черепной коробки.

Опыт обращения с кровеносными сосудами у него был обширным. Новая надежда придала ему сил, и ему стало проще думать, проще сосредотачиваться. Тирион быстро залечил артерию, не просто перекрыв её, а правильно соединив концы, и возобновив правильное течение крови. Работа была тонкой, но не сложной. Ему случалось делать вещи и потруднее, в других частях тела. После этого он залечил её наружный слуховой проход, остановив кровотечение и там.

Тут Тирион приостановился, размышляя, наблюдая. Дыхание Бриджид всё ещё было неглубоким, а сердце билось с перебоями. Состояние её не улучшилось. Прежде он уже видел оставленную в теле кровь. Тело медленно впитает её, но на это уйдут дни, недели. Такое большое количество крови могло остаться там достаточно долго, и давление всё это время не будет уменьшаться. Что это могло сделать с её мозгом?

«Надо выпустить кровь».

Сжав челюсти, он собрал волю в тонкую иглу, создав с помощью эйсара в черепе Бриджид маленькую дырку, прежде чем вскрыть лежавшую под костью мембрану. По её скальпу потекла кровь, капая ему на колени.

Кэйт тихо ахнула.

— Всё хорошо, — сказал он ей. — Я позволяю лишней крови вытечь наружу. — Его голос стал спокойнее. Работа помогла ему взять себя в руки.

Как только кровь вытекла, он залечил кожу, но дырку в черепе оставил открытой. Любая дополнительная кровь сможет вытечь в область под её скальпом, не позволяя давлению внутри черепа снова повыситься. Сердцебиение Бриджид, похоже, вернулось в норму, а дыхание стало более глубоким.

— Теперь она будет в порядке, так ведь? — спросила Абби, всё ещё стоявшая рядом.

Оглядевшись, Тирион увидел, что теперь рядом собрались уже все. Он встретился взглядом с Кэйт, не зная, как ответить.

Она прочла его взгляд, и сказала вместо него:

— Она в порядке. Мы занесём её внутрь, и позволим отдохнуть. Думаю, она поправится.

После короткой дискуссии Абби использовала свою силу, чтобы мягко поднять обмякшее тело Бриджид, левитируя свою сестру в нескольких футах над землёй, прежде чем понесла её к дому. Её уложили Тириону в кровать. На несколько минут все обитатели дома столпились в одной комнате, прежде чем Эмма взяла на себя инициативу, начав выгонять их прочь.

Абби уходила последней:

— Я хочу остаться с ней, — объявила она.

Эмма посмотрела на Кэйт, ища поддержки.

— Нам, наверное, следует по очереди сидеть с ней, пока она не очнётся, — сказала Кэйт, предлагая компромисс.

Тирион вставил слово:

— Кэйт может остаться, остальные — вон.

Абби отказывалась сдаваться слишком легко:

— Она — моя сестра. Ты, может, и считаешь нас всех марионетками для своих игр, но это не так. Мы — люди. Я хочу убедиться в том, что она в порядке. Позволь мне посидеть с ней. — Она приостановилась на секунду, с полными слёз глазами, но с выражением решительности на лице. — Пожалуйста, — добавила она.

Эмма открыла рот, подумала с секунду, а затем снова закрыла его. Наконец она повернулась к Кэйт и Тириону:

— Вообще, я согласна с Абби. Я тоже хочу остаться. Может, будем сидеть по очереди?

Кэйт бросила взгляд на Тириона, не будучи уверенной в его психической устойчивости. В прошлом он неважно себя показал, когда дело доходило до переговоров. Её беспокоило, что он может взорваться в ответ на сопротивление девушек, но его ответ её удивил:

— Ладно, — сказал он им. — Мне в конце концов придётся отдохнуть. Можете приходить когда угодно, но только по одной за раз. Если остальные разделяют ваши чувства, то можете поделиться этой обязанностью с ними. Все остальные будут делать то, что скажет Кэйт. Не хочу, чтобы меня беспокоили, пока я сижу с ней. Ясно?

Они кивнули.

— Абби, ты будешь сидеть первой, Эмма пойдёт со мной. Можешь помочь мне организовать остальных. Нам по-прежнему нужно есть, так что надо начать готовить ужин, — сказала Кэйт.

Они покинули комнату, в то время как Абби села на табуретку у кровати, с противоположной от Тириона стороны. Сам Тирион стоял на коленях, не сводя глаз с темноволосой девушки. Подняв взгляд, он посмотрел Абби в глаза, прежде чем зажмуриться, сосредоточившись на остальных своих чувствах.

Тирион молча наблюдал за сердцем Бриджид, и следил за движением её лёгких. День обещал оказаться длинным.

Глава 25

— Вы видели, что с ней случилось, — сказал Иан. Он и большинство подростков собрались снаружи. Им полагалось упражняться, но Лэйлы сейчас с ними не было, а Тирион был занят, поэтому они принялись болтать между собой.

— Он изменился с тех пор, как мы были на арене, — ответила Абби. — Стал менее жестоким.

— Менее жестоким? — недоверчиво ответил Иан. — Он вчера попытался убить Бриджид!

— Это была случайность, — ответила она.

— А мои рёбра тоже были случайностью? — сказал Иан.

Тут подала голос Эшли:

— Никто не говорит, что он добрый, Иан, но он выглядел весьма расстроенным из-за случившегося. Я всё ещё считаю его ужасным человеком, но Абби права, он не злой.

— Он только два дня назад хлестнул тебя плетью, — указал Иан. — Когда ты орала от боли, ты тоже думала «о, он не злой»? Только больной ублюдок стал бы мучить своих собственных детей.

— Я ненавижу его не меньше твоего, Иан, но ты пока не был на арене, — сказала Абби.

— Ты имеешь ввиду ту арену, с которой не вернулись Джек и Гэйбриэл? Арену, на которой они умерли, эту арену?! — огрызнулся он в ответ.

— Да, именно, Иан! Как думаешь, сколько нас умерло бы, если бы он не гонял нас так жёстко? — с упрёком сказала она. — Думаешь, мне было легко кого-то убить? Да меня от этого тошнило!

Сара подошла ближе, сочувственным жестом положив ладонь Абби на плечо.

Тут вмешался Раян:

— Слушай, Иан, никто из нас его не любит, но я не думаю, что он делает это по собственному желанию. Я считаю, он пытается сохранить нам жизни.

— Заткнись, — прорычал Иан. — Тебя никто слушать не будет. Ты — просто его подхалимчик. Думаешь, ты — особенный просто потому, что он назначил тебя главой строительства нашего дерьмового дома?

— Если бы он назначил главным идиота, вроде тебя, то сейчас бы мы спасли в сраной дыре из наваленных камней, — сказал Раян.

— Почему бы тебе не сказать это мне в лицо?

— Я и сказал тебе это в лицо, дебил! Ты что, решил доказать мою правоту? — с презрительной, саркастичной ухмылкой ответил Раян.

Иан замахнулся на него, но Раян не стал себя утруждать попытками уклониться. Иан был гораздо крупнее, но голые костяшки мало что значат, когда на тебе щит.

Миг спустя Иан ругался, баюкая отбитую руку, но затем упал спиной вперёд. Раян сместил землю у него под ногами. Затем Раян чисто символическим жестом опустил руку, нанося парню сильный удар в грудь своим эйсаром.

Иан начал хватать ртом воздух, пытаясь отдышаться.

— Правила поменялись, Иан. Ты получил свою силу лишь несколько дней назад, поэтому тебе нужно учиться. Теперь дело уже не в этом, — на секунду указал Раян на свой бицепс, прежде чем указать на свой висок: — Дело в этом. Ты ещё не был на арене, а я — был. Мне довелось убить человека. Если ты будешь и дальше так думать, то умрёшь на следующей неделе, когда тебя туда вытолкнут.

Иан сел, но не ответил. Вайолет помогла ему встать, прежде чем повернуться к Раяну:

— Какие были ощущения? — спросила она.

— Что? — сказал Раян.

— Каково это было — убить кого-то? Как ты это сделал? — пояснила Вайолет.

Раян ненадолго посмотрел на рыжеволосую девушку. Из всех детей Тириона она больше всего была похожа на Кэйт, несмотря на то, что они не были родственниками.

— Это было невыносимо, но я сделал именно так, как он сказал, — ответил Раян. — Я дрался осторожно, а когда появилась возможность, я притворился, что это был он.

Абби кивнула в ответ на его комментарий:

— Я тоже.

Всё это время Дэвид слушал, но в этот момент заговорил:

— Можете говорить что хотите, но он не просто причинил боль нам. Он сделал больно и ещё и Миссис Толбёрн. Что это за мужчина, который вот так бьёт женщину?

— И поэтому она в него влюблена? — сказала Сара. — Да ладно тебе, Дэвид. Он на самом деле её не бил.

— А вот и нет! Я там был, — сказал парень. — Я видел, как он затащил её в свою комнату, и я видел её лицо, когда она оттуда вышла. Она плакала.

— Думаешь, она поэтому всё время на него смотрит? — спросила Сара.

Дэвид кивнул:

— Конечно. Если увидел змею, взгляда с неё больше не сводишь.

— Тогда почему бы не спросить у неё самой? — с хитринкой в глазах спросила Сара.

* * *

Тирион очнулся, чувствуя себя затёкшим и в неважном состоянии. Он сидел у края кровати, и из-за усталости подался вперёд, уронив голову и руки на матрас. Судя по ноющей боли в спине, он провёл в этом положении некоторое время.

Эмма сидела напротив него, на другой стороне кровати.

— Была моя очередь, поэтому я поменялась с Абби. Я не знала, нужно ли тебя будить, — сказала она в ответ на его невысказанный вопрос.

— Она просыпалась? — спросил он.

Эмма покачала головой:

— Нет. Пока никаких изменений.

Обратив своё внимание на лежавшую в кровати черноволосую девушку, Тирион долгую минуту наблюдал за биением её сердца. Оно изменилось. Прежде оно было ровным, но теперь казалось увереннее, и её дыхание тоже стало более равномерным.

— Тебе следует прилечь, — предложила Эмма. — Сомневаюсь, что вторая кровать сейчас кем-то используется.

— Я останусь здесь, — ответил он. «К тому же, я сомневаюсь, что Кэйт будет рада, если я заберу себе её кровать».

Какое-то время они сидели молча, но молчание было неудобным. Эмма наблюдала за ним не меньше, чем за сестрой, и в конце концов более не могла удержаться:

— Зачем ты это сделал?

— Это была случайность, — автоматически сказал он.

— Нет, — сказала она. — Это я знаю. Я имела ввиду другое. Ещё тогда, до моего рождения…

— О, — сказал он, не будучи уверенным в том, как отвечать, когда понял вопрос. — Ты хотела сказать, когда я изнасиловал твою мать.

— Она мне другое говорила, — ответила Эмма с неуверенностью в мягких карих глазах.

Тирион вздохнул:

— Слушай, что бы она тебе ни говорила, всё было хуже, чем она могла подумать. Если ты ищешь какую-то причину для того, чтобы меня простить, чтобы пытаться понять, или просто примириться с этим… не ищи. Я тебе не отец. Я — просто мужчина, который силой взял твою мать. Отцы своих детей любят. Я же ни тебе, ни другим не принёс ничего кроме боли.

Эмма отвела взгляд, от движения головы её светло-коричневые волосы упали, закрыв один из её глаз.

— Мама говорила, что это было как в сказке. Она этого не ожидала, но когда увидела тебя, она поняла, что…

— Это была ошибка.

— Она сказала, что это было её лучшей ошибкой, — настаивала Эмма.

Неявное прощение в её тоне разозлило его, но в последнее время он уже достаточно показывал злость. Сделав глубокий вдох, он ответил:

— Нет. Это была не её ошибка, Эмма. У твоей матери не было выбора. Я лишил её свободы воли, и сделал это настолько всеобъемлющим образом, что она этого даже не поняла. Я использовал свою силу, чтобы управлять её разумом, её чувствами. Я заставил её подумать, что она хотела меня. Это всё равно было насилие, как ни приукрашивай.

Они снова замолчали, хотя на этот раз молчание было менее комфортным. Тем не менее, для Тириона оно было предпочтительнее вопросов. Он надеялся, что девушка оставит эту тему, но в конце концов она снова набралась смелости:

— Ты так и не ответил на вопрос, — наконец сказала она.

— Какой вопрос?

— Зачем? Зачем ты это сделал?

— Трахаться хотелось, — сказал он напрямик.

В ответ она ничего не сказала, но взгляд её стал сердитым.

— Что? — сказал Тирион, раздражаясь. — А чего ты ожидала?

— Правды, — тихо сказала Эмма.

— Это и была правда.

— Это была часть правды, — поправила она.

«Откуда у неё это упрямство?» — задумался он. «Мать её была покладистой девушкой».

— Если будешь задавать слишком много вопросов, то я могу выйти из себя, — подал он мысль. — Разве тебя не волнует, что я могу с тобой сделать? — Голос он при этом поддерживал грубым, надеясь её напугать.

— Нет.

— Почему нет? — с некоторой досадой спросил он.

— Ты уже полтора дня сидишь у этой кровати, беспокоясь о Бриджид, — заметила Эмма. — Я уже больше не верю, что ты на самом деле хочешь причинить мне боль.

— Я сотворил это с ней.

— Это была случайность, — сказала Эмма, повторяя его прежний ответ.

Фрустрированный, Тирион глубоко выдохнул:

— Как мне сделать так, чтобы ты заткнулась?

— Просто расскажи мне всё остальное, — настойчиво сказала она.

При взгляде на неё его охватило внезапное желание обнять девушку. Она была такой искренней, такой молодой, и чересчур упрямой. Больше всего иного ему хотелось её признания, но Тирион знал, что никогда этого не заслужит, во что бы она сама ни верила. «Это ошибка», — подумал он, но затем всё равно раскрыл рот:

— Я был сломлен. Когда мне было пятнадцать, мне причинили такую боль, что я знал: девушки, которую любил, я более не был достоин, — признался он.

— Ты был в неё влюблён?

— Не в твою мать, — печально сказал Тирион. — Кэйт.

Эмма нахмурилась:

— Но Бриджид — сестра Кэйт… Если ты любил её, то почему ты…?

— Другая женщина, постарше, лишила меня этой возможности.

— О, — сказала Эмма, но было ясно, что она не поняла. Она немного поглазела на Бриджид, пока её разум работал, а потом слегка выпрямилась: — О!

Он кивнул:

— Бриджид была первой, и поэтому я бросил Кэйт.

— Это была твоя вина?

— Тогда я думал, что да, — сказал он ей. — Но на самом деле то не было моим решением.

Эмма посмотрела на дверь:

— Она знает?

— Ага, она об этом сама догадалась.

— И поэтому она тебя ненавидит? — спросила девушка.

— Нет, — признался он. — Она — исключительная женщина. Она простила мне это. У неё есть свои причины для ненависти ко мне. После того, как я… после случившегося с её матерью я сказал ей, что не любил её. Я её оттолкнул. Потом я начал охотиться на женщин в Колне. Я был пуст, одинок, и сексуально озабочен. Я знал, что это было неправильно, но каким-то образом убедил себя, что это не было изнасилованием. Лишь много позже я наконец взглянул в лицо правде о себе.

— И поэтому она тебя ненавидит?

Тирион рассмеялся:

— Нет. Это она мне тоже простила. Она злится потому, что я причиняю боль вам. Она злится потому, что я причиняю боль другим. Она не согласна с моими методами обучения.

Эмма кивнула:

— Да, было весьма хреново. Прошлая неделя была худшей неделей в моей жизни, пока я не вышла на арену.

— Это ещё не конец, — тихо сказал он. — Тебе придётся делать это вновь.

— От убийства мне стало хуже, чем когда-либо бывало, даже хуже, чем от красной плети. У меня будто умирала душа, — сказала она, и приостановилась. — Но я всё ещё жива.

Мир будто темнел, пока она говорила. Тирион уронил голову себе в ладони. Свой магический взор он сосредоточил на сердце Бриджид, позволяя его ровному ритму поглотить всё остальное его восприятие. Ему не хотелось больше смотреть миру в лицо.

— И что ты теперь чувствуешь по отношению к Кэйт? — с любопытством спросила Эмма.

— Я всё ещё люблю её, — честно сказал он. — Всегда любил. Она была самым ярким мигом в моей жизни, до того, как всё скатилось в говно.

— Может, тебе следует сказать ей об этом, — серьёзно предложила Эмма. — Ещё не слишком поздно.

— Так будет лучше. Бриджид — отличный пример того, что случается с близкими мне людьми. Ей безопаснее меня ненавидеть. — Тут Тирион остановился, осознавая, что девушка намеренно подталкивала его. Его восприятие расширилось до своей нормальной дальности, и он обнаружил снаружи комнаты подслушивающего. Дверь он оставил открытой, чтобы они могли входить и выходить. В коридоре стояла Кэйт.

Он бросил на Эмму твёрдый взгляд:

— И давно она там стоит?

— Как минимум с «она знает?», но тогда я только сама заметила. Возможно, она была там и раньше, — сказала Эмма.

Встав, он обошёл кровать, и взял её за локоть, подняв на ноги, и бесцеремонно выпроводив за дверь. Эмма не сопротивлялась. Кэйт начала было входить внутрь сразу же после того, как он вытолкнул девушку. Тирион поднял ладонь, чтобы не дать ей войти:

— Нет.

А потом он захлопнул дверь, и на этот раз запечатал её. Больше вторжений не будет.

«Не надо было позволять ей разговорить меня».

* * *

Бриджид подташнивало.

Сперва она этого не осознавала. Её глаза были закрыты, и мир был тёмным, но постепенно начал становиться отчётливее. Магический взор показывал ей комнату вне зависимости от того, хотела ли она этого, но теперь, когда она начала осознавать окружающий мир, Бриджид стала фокусироваться на разных вещах.

Это было ошибкой — как только она попыталась направить своё восприятие, чтобы рассмотреть что-то получше, на неё накатила тошнота. Стон сорвался с её губ, которые она только начала ощущать, и её глаза открылись. Быть может, с обычным зрением ей повезёт побольше.

Комната кружилась вокруг неё разноцветным, размытым пятном, а голова её наполнилась болью. Она снова закрыла глаза. «Давай-ка больше так не делать», — сказала она себе.

Мысли стали для неё неожиданностью. Она была жива. Память Бриджид была нечёткой, но она была весьма уверена в том, что быть живой ей не полагалось. «Я умерла. Он меня убил».

Эйсар, ярко сиявший в находившемся рядом с ней мужчине, принадлежал Тириону, её отцу… её убийце. «Зачем он здесь?». Магическим взором он был ей виден не слишком чётко, поэтому она рискнула приоткрыть левый глаз на долю дюйма.

Он находился рядом с её кроватью, положив руки на матрас, и уронив на них голову.

Тут ей дали о себе знать несколько фактов. Во-первых, она определённо была жива, во вторых, она лежала у Тириона в кровати, и в-третьих, всё это было нечестным. «Я-то думала, что всё закончилось. Я этого не хотела. Почему я всё ещё здесь?»

Однако, в её ситуации могла быть и положительная сторона.

Борясь с тошнотой и болью, она заставила магический взор чётче показать ей Тириона. Он определённо спал. Щита на нём не было. На самом деле у неё ещё было одно желание — убить его. Её последней надеждой было добиться этого — перед тем как он сам её едва не убил.

«Судя по всему, это ему не удалось», — заметила она.

Где же меч? Он дал ей свой магический деревянный меч, наказав убить себя, если она не могла выполнить свой долг во время следующего боя на арене. Она была уверена, что пока не могла собрать достаточно эйсара, чтобы воспользоваться нынешней уязвимостью Тириона, но если у неё будет что-то острое, то она вполне сможет нанести ему смертельную рану раньше, чем он проснётся.

Меч она нашла.

Тот лежал на полу, в нескольких футах от её кровати, у одной из стен. Кто-то, наверное, принёс его вместе с ней, и так и оставил лежать. Это создавало проблему. Она не видела себя способной подтянуть к себе меч с помощью магии, только не в нынешнем своём состоянии. Возможно, она сможет выскользнуть из кровати, и дойди до него?

Она подвинулась вправо. Тело откликалось отлично, но череп её пронзила острая боль. От этой агонии она зашипела сквозь сжатые зубы. Бриджид остановилась прежде, чем вынуждена была закричать. Боль утихла, оставив после себя неприятную тошноту.

Из уголков её глаз потекли слёзы фрустрации. До меча ей никак не добраться. Она упускала идеальную возможность, и практически ничего не могла с этим поделать. Лёжа неподвижно, она пошире открыла глаза, давая себе возможность привыкнуть к свету.

Это было больно, но через некоторое время головная боль утихла. Движение всё ещё не было вариантом, но она хотя бы могла оглядеться. Бриджид стала изучать человека, привалившегося рядом с ней к кровати.

Волосы Тириона были тёмными, как у неё, почти иссиня-чёрными, хотя тут и там начинала пробиваться седина. Сходство между ними было несомненным. По цвету она почти вся пошла в него. Черты лица Бриджид были тоньше и деликатнее, как у её матери, и как у её сестры Кэйт, но волосы, глаза и кожа были полностью от него. Кожа у Кэйт была светлой, но усыпанной веснушками, а у Бриджид была безукоризненной — белой в зимнюю пору, и темнеющей до гладкого оливкового цвета в летние месяцы.

Оттенок, идентичный цвету, который сейчас имели его бронзовые плечи.

Её от этого затошнило. В тот момент она ненавидела своё тело как никогда прежде. Будь у неё выбор, она бы предпочла выглядеть как Вайолет, которая каким-то образом родилась больше похожей на Кэйт и её мать, чем сама Бриджид, хотя они и не были родственницами.

Шрамов, покрывавших его в тот день, когда они впервые встретились, больше не было. Они исчезли после чудно́й бури, случившейся перед их прибытием в Рощу Иллэниэл, но его тело всё ещё было покрыто странными татуировками. Эти символы были инструментами, и она знала, что он был неуязвимым, когда их применял. Она уже достаточно часто это видела. Щиты, создаваемые татуировками, значительно превосходили всё, на что была способна она, да и то, на что он был способен без татуировок, если уж на то пошло.

«Если бы у меня только был нож».

Будто в ответ на её мысли его голова поднялась с его рук. Леденисто-голубые глаза уставились в её собственные. Они были как близнецы, отражавшиеся друг в друге мужчина и женщина. Тирион улыбнулся.

— Ты очнулась.

Бриджид сжала челюсти, и её взгляд вновь метнулся к лежавшему на противоположной стороне комнаты мечу.

Тирион проследил за её взглядом:

— Наблюдала за тем, как я сплю?

Бриджид не ответила.

На его лице что-то мелькнуло, подобно холодному бризу над осенним озером. На миг она что-то увидела. «Боль?». Оно исчезло так же быстро, как появилось, сменившись удовлетворённым выражением.

— Думала о том, чтобы убить меня во сне? — сказал он, поддразнивая её.

Бриджид отвела взгляд.

Его рука протянулась, гладя её по волосам, отдаваясь в её черепе волнами головокружения.

— Ты — действительно моя дочь, сердцем и душой.

Встав, он прошёл в другой конец комнаты за мечом, и принёс его обратно. Тирион вытащил его из ножен, взяв обратным хватом, и вложив рукоять в её руку.

— Как ощущения? — спросил он, а затем снова сел, подставив свою обнажённую грудь.

Бриджид обжигала его злобным взглядом, смыкая руку на оружии. От сжатия пальцев по её позвоночнику пробежала дрожь агонии, но Бриджид проигнорировала её. Она подняла клинок дрожащей рукой, направив ему в сердце.

— Ай, молодца, — сказал Тирион, поощряя её, и подаваясь вперёд. — Сейчас тебе наверняка ужасно сложно координировать движения. Ты сильно схлопотала по голове. Ценю твоё упорство. Всё, что тебе теперь нужно — это толкнуть меч вперёд. Вот он, твой шанс.

Её гнев всколыхнулся, раскалённый добела. Взметнувшись с кровати, она толкнула руку вперёд со всех сил, игнорируя ослепляющую боль. Тьма захлестнула её, и на миг Бриджид потеряла способность осознавать своё окружение. Когда тьма отступила, она обнаружила, что лежит на кровати, а голова у неё пульсирует болью. Рукоять меча всё ещё была у неё в руке.

Открыв глаза, она увидела, как он держится рукой за клинок. Из неё сочилась кровь, медленно сбегая по клинку, собираясь на поперечине, и капая на простыни.

Тирион не выпустил острую деревяшку — вместо этого он притянул её поближе к себе, используя острый как бритва кончик, чтобы прочертить крестик у себя на груди, напротив сердца:

— Тебе нужно ударить прямо сюда. Я для тебя даже пометку сделал.

Она снова попыталась толкнуть меч, но его хватка была как железная, и клинок не шелохнулся. Бриджид зарычала на него, и по её щекам заструились новые слёзы. Однако наконец вызываемая её усилиями боль стала слишком велика, и она выпустила рукоять, осев обратно на кровать.

Тирион поднял оружие, взяв рукоять другой рукой, прежде чем вытереть о простыни. Затем вложил клинок в ножны, и залечил порезы у себя на ладони и на груди, оставив тонкие серебряные линии там, где сделал крестик.

— Хотелось бы мне позволить тебе получить то, что ты хочешь, — сказал он ей, — но мне нужно, чтобы ты сперва кое-что сделала для меня.

Она устало зыркнула на него.

— Тебе нужно убить Хэйли, — добавил он.

— Нет, — ответила она, заговорив впервые с момента своего пробуждения. Язык её ощущался неуклюжим, и звук отозвался болью в её черепе.

— Ты обязана. Если не сделаешь этого, она убьёт остальных, одного за другим.

— Она — моя подруга.

— Она понимает арену. Они отправят её туда, и она разрубит тебя на кусочки — так же, как поступила с Гэйбриэлом, — объяснил он.

— Тогда я предпочту умереть, — возразила Бриджид.

— Умрёшь не только ты. Все они умрут. Убей её — и спасёшь остальных, — сказал он, и приостановился. Тирион указал на крестик у себя на груди: — Убей её — и я дам тебе то, что ты хочешь.

— Ты лжёшь.

Он указал на татуировки, шедшие вдоль его рук:

— Я дам тебе вот это. Используя их, ты сможешь пробить мою защиту, если достаточно хорошо постараешься.

— Ты мне не позволишь.

Её отец покачал головой:

— Я позволю, но даже если ты мне не веришь, ты знаешь, что это по меньшей мере даст тебе шанс, даже если я попытаюсь нарушить слово.

— Я тебя ненавижу.

— По рукам? — спросил он, игнорируя её утверждение.

Она кивнула.

— Татуировки начну завтра, пока ты поправляешься, — сказал он ей. — У нас есть лишь ещё несколько дней до того, как нас позовут обратно на арену.

Глава 26

Когда он вышел из комнаты, Абби ждала снаружи. Она мгновенно заметила кровь у него на коже.

— Что случилось? — Она заглянула в комнату, заметив пятна крови на простынях, и слёзы на лице её сестры. — Что ты наделал?! — Она побежала проверять состояние Бриджид.

Тирион проигнорировал её, пройдя мимо остальных, собравшихся в передних комнатах по обе стороны коридора.

Кэйт последовала за Абби в комнату, вопросительно глянув на него, когда проходила мимо, но промолчала. Он услышал, как она ахнула, зайдя в комнату:

— Вся кровать в крови.

Остальные взволнованно смотрели на него, но он преградил им вход в комнату:

— Кровь не её, — просто сказал он. — Идите наружу, у нас дела.

Энтони Лонг уже был там, его рвало сбоку от парадной двери. Его эйсар бешено мерцал.

— Похоже, что кое-кто ещё пробуждается, — сказал Тирион. — Иди, приляг. К остальным присоединишься завтра, — сказал он парню, прежде чем оглядеться: — Где Лэйла?

— В другой спальне, — сказал Раян.

— Скажи ей, чтобы выходила, — приказал он, но затем передумал. — Хотя, не важно, я сам за ней схожу.

Вернувшись внутрь, но нашёл надзирательницу:

— Мне нужна сегодня твоя помощь.

— Ты сказал, что мне нельзя показываться без ошейника, — напомнила она ему.

— Я передумал.

— А если заявится один из Ши'Хар?

— Зайдёшь внутрь, и будем надеяться, что успеешь раньше, чем они что-то заметят.

Она нахмурилась:

— А если всё же заметят? Меня могут убить.

Тирион пожал плечами:

— Я готов пойти на такой риск.

Он наказал им заняться новыми упражнениями, вынуждая их растягивать своё воображение, представляя, как создают щиты всё более сложной формы. Лэйла сосредоточилась на Эшли, Иане и Вайолет, поскольку они позже всех обрели свою силу, и пока не были инициированы на арене.

Четверть часа спустя он снова обратился к ним:

— Занимайтесь ещё два часа, а потом я хочу, чтобы вы вернулись к работе над общежитием, кроме вас троих, — указал он на трёх подопечных Лэйлы. — Я хочу, чтобы ты их гоняла по основам до ужина, — сказал он ей. Затем отвернулся, и пошёл прочь.

— Куда ты? — спросила надзирательница.

— Мне нужно кое о чём позаботиться в роще, — ответил он, не оглядываясь.

Полчаса спустя он был глубоко в Роще Иллэниэл. Шагал он бесцельно, но ноги вновь привели его к дому Лираллианты. Поднявшись по огромному стволу, он обнаружил её платформу для сна, и лёг на кровать, которую так часто делил с ней. Лишь там он ослабил хватку на своих мыслях.

Его разум наполнили образы Бриджид, её яркие голубые глаза вновь жгли его своим взглядом — те же глаза, которые когда-то смотрели на него с благоговением, когда он играл на цистре так много лет назад. Она тогда была маленькой девочкой, играла с собакой его родителей, и улыбалась с невинностью, которой теперь уже действительно не стало.

Её ненависть обжигала. Она снедала его, отдаваясь холодом в животе и беспокойством в теле. Прожитые им среди Ши'Хар годы были по большей части лишены эмоций. Даже когда Тиллмэйриас только начал его дрессировать, хранитель знаний наказывал его с бесстрастной эффективностью. Единственная ненависть, с которой он сталкивался, принадлежала его противникам на арене, и никогда его не беспокоила.

Даже презрение Кэйт, сколько бы боли оно ему ни приносило, не беспокоило настолько сильно. Она не хотела его смерти, а Бриджид — хотела. Он вспомнил, как она смотрела на него с лицом, которое вполне могло бы быть его собственным, родись он женщиной, и в её сердце он не видел ничего сильнее желания положить конец его существованию.

«Я хотел, чтобы они меня ненавидели», — напомнил он себе.

Но Тирион знал Бриджид и Хэйли лучше остальных. Он знал их ещё до своего возвращения к Ши'Хар десять лет тому назад. С другими детьми он встретился лишь в последние несколько недель, но об этих двух девушках он знал. Он с ними встретился, они ему снились, и последние десять лет он надеялся на них.

Теперь же он готов был заставить одну из них убить другую, и она его за это ненавидела. Она презирала его даже без этого факта, и больше всего ей хотелось покончить с ним.

У него всё сжалось внутри. «Я ничего не чувствую».

Долгое бдение у постели дочери вымотало его, однако прошли часы, прежде чем он заснул, а когда тьма наконец поглотила его сознание, особого облегчения она не принесла. Его сны полнились кошмарами о том, что могло ждать его в будущем.

* * *

В Албамарл Тирион вернулся в середине следующего утра. Проводить ночь вне дома он не собирался, но у его тела появились на этот счёт собственные мысли, когда он впал в глубокую дрёму. Теперь его разум прояснился, а внутреннее смятение слегка утихло.

Он и не осознавал, насколько был вымотан, но теперь, когда он мог предстать перед миром без ментального тумана у себя в голове, ситуация казалась ему лучше. Теперь мысли о данном Бриджид обещании приносили ему любопытное чувство умиротворения. Он сделал всё, что мог. Он подготовит её, даст ей инструменты, которые ей нужны для победы. Достигнув этого, он сможет позволить ей забрать его жизнь лишь с небольшим сожалением.

Как только Хэйли не станет, шансы выжить у остальных значительно улучшатся. Некоторые могут умереть, но он не мог брать на себя ответственность за всё, что делали Ши'Хар. Большинство из них выживает, и в конце концов станет надзирателями, и больше боёв на арене от них требовать не станут.

Что важнее, он сможет избавиться от своей ноши. Его ненависть к Ши'Хар, за то, что они сделали с человечеством, с ним, с его детьми — он сможет сложить её, и позволить смерти стереть его прошлое, настоящее и будущее.

Не то, чтобы он хотел умереть, но если это требовалось, чтобы заставить Бриджид сыграть свою роль, то это была приемлемая расплата, которая к тому же ещё и избавит его от личных страданий. Он устал от гнева, устал от того, что отталкивает от себя людей, которые ему небезразличны, и более всего он устал вспоминать о своих грехах каждый раз, когда видел их лица.

Солнце уже наполовину прошло свой путь до зенита, ярко освещая окружавший его мир. Ветер пел в деревьях, шепча ему на уши свои тайны, в то время как пение птиц плыло мимо, создавая дружелюбный аккомпанемент для мира столь прекрасного, что у Тириона болела душа. Мир, который жил и дышал, чтобы служить Ши'Хар.

— Иди ты нахуй, — сказал он, обращаясь ко вселенной вообще, а затем улыбнулся.

— И тебе тоже доброго утра, мой лорд, — ответила Лэйла, только что подошедшая на расстояние слышимости.

— Вообще-то я обращался к остальному миру, — пояснил он, прежде чем добавить, — но можешь причислить к нему и себя тоже. Не хочу, чтобы кто-то чувствовал себя обделённым.

Она хохотнула, почуяв его хорошее настроение. Сам по себе юмор был для Тириона редкостью.

Он начал отбарабанивать приказы:

— Держи их сегодня в движении, во вчерашнем режиме. Два или три часа практики для тех, кто уже инициирован, для остальных — весь день. Начинай с Энтони тоже работать — он будет неуверенным, но кто-то из остальных сможет поработать с ним индивидуально, пока он не привыкнет. Я бы возложил эту обязанность на Абби или Эмму. После обеда опытные пусть снова работают над общежитием.

Лэйла впитала его слова, прежде чем ответить:

— Ты говоришь так, будто тебя здесь не будет.

— Сегодня я буду работать с Бриджид.

Надзирательница нахмурилась:

— Она всё ещё слаба после того, что пережила. Разве ей не следует отдохнуть ещё пару дней?

Ирония надзирательницы, предлагавшей снисходительность, почти заставила его рассмеяться, но Тирион подавил этот порыв:

— Особо ничего делать ей не придётся. Позже поймёшь.

У Лэйлы были вопросы, но она оставила их при себе — он часто жалел, что Кэйт и другие выходцы из Колна не развивают в себе такое качество. Оставив её позади, он пошёл к дому, но Раян Картэр подбежал к нему до того, как Тирион успел добраться до двери.

— Сэр, — сказал парень.

— Зови меня Тирионом, — сказал он Раяну. — Или, если хочешь быть формальным, «Лорд», — сказал он, и приостановился, прежде чем добавить: — Или, если хочешь быть формальным и фамильярным одновременно, то я даже согласен на «Отца», но только если ты готов принять на себя ношу наследника моего почерневшего сердца.

Раян уставился на него с отвисшей челюстью, неуверенный в том, как отвечать. Тирион говорил так, будто это было шуткой, но Раян уже научился никогда не строить предположения в том, что касалось этого мужчины. Ошибки могли иметь болезненные последствия.

Тирион сжалился над ним:

— Говори, что хотел сказать.

— Эм… мой лорд, общежитие продвигается, но нам нужны другие материалы, чтобы закончить его как надо, — наконец сказал парень.

— Какие материалы?

— Железо. Простой чугун подойдёт, и форма не имеет значения. Её мы металлу придадим сами, но с одним только деревом и камнем петли и арматуры дверей нам не сделать, — ответил подросток. — Ну, мы могли бы, но было бы гораздо лучше сделать их из железа. Я видел арматуры в твоём доме, но я не знаю, где ты брал металл.

Тирион кивнул:

— Сколько тебе надо?

— По меньшей мере сотню фунтов, — сразу же сказал Раян. — Но мы сможем употребить всё, что ты сможешь нам предоставить. Если есть больше, то я смогу найти применение для излишков.

«Всё, что я смогу предоставить, э?» — подумал Тирион. «Я почему-то в этом сомневаюсь».

— Утром он будет во дворе, рядом со штабелем древесины, — сказал он тощему пареньку.

Брови Раяна озадаченно нахмурились:

— Откуда ты его возьмёшь?

Тирион одарил его доброжелательной улыбкой, и молча пошёл прочь, войдя в дом, и закрыв за собой дверь. Оказавшись внутри, он почти сразу же столкнулся с Кэйт, и между ними повисло неудобное молчание, пока они пытались неуклюже обойти друг друга.

Остальные все были снаружи, кроме Бриджид, всё ещё занимавшей его спальню, поэтому они были совсем одни. Тирион заговорил первым:

— Вчерашнее я говорил не для твоих ушей.

Кэйт нахмурилась, неуверенная, почему он просит прощения за добрые слова:

— Мне не следовал подслушивать.

Повисла ещё одна пауза, пока он пытался понять, что говорить дальше.

— Я знал, что тебе будет трудно, когда мы приедем сюда, и я сделал всё ещё хуже, вмешавшись в ваши с Лэйлой отношения, но это был лишь способ избавиться от фрустрации. Она сделала лишь то, что я заставил её делать. Тебе не следует вменять ей это в вину.

Он знал, что эти две женщины не были наедине с тех пор, как он «позаимствовал» Лэйлу, и Тирион подумал, что было бы хорошо, если они смогут уладить свои трудности. Это стало ещё важнее теперь, когда он уже не ожидал, что будет рядом сколько-нибудь долго, хоть Кэйт пока об этом знать и не следовало.

— Что?

Он повторил сказанное.

Она одарила его взглядом, казавшимся менее чем льстивым:

— Думаешь, я злюсь на тебя за то, что произошло между вами?

Тирион рассмеялся, пытаясь скрыть своё внезапное чувство неуверенности:

— Нет, у тебя есть полно других причин на меня злиться. Я просто не хотел, чтобы ты вменяла ей это в вину. Друзья здесь — редкость, и она понадобится тебе, к…

Кэйт подняла ладонь:

— Просто заткнись на секунду. Ты занимался сексом с очередной женщиной, и волнуешься, что я буду злиться на неё? Я правильно поняла на этот раз?

Неуверенность его положения делала Тириона раздражительным. Он чувствовал себя уязвимым, разговаривая с Кэйт, а чувство уязвимости он со временем начал воистину ненавидеть:

— Ага, так и есть, — сказал он. — Я был разозлённым, ревнующим, усталым и возбуждённым, и я выместил это на тебе и Лэйле единственным известным мне способом, так что не держи на неё зла.

Её глаза сузились:

— Я отдала всё, чтобы последовать за тобой сюда — семью, сына, всё, просто чтобы я могла приглядывать за Бриджид, и, может, самую малость, чтобы помочь тебе. А теперь ты хочешь сказать, что я ревную тебя к очередному твоему завоеванию? После пятнадцати лет в Колне, после всех тех женщин, которых ты обрюхатил, ты думаешь, что я расстроена из-за Лэйлы?

Более лёгким тоном Тирион ответил:

— Голос у тебя точно разгневанный.

Её глаза сверкнули зелёным огнём:

— Я разгневана потому, что ты — полный осёл!

Ему бросили вызов, и он был более чем рад принять его. Гнев был ему понятен, гнев был его близким спутником. Гнев был ему определённо удобнее, чем смутные чувства и неопределённость:

— Нет, — настойчиво сказал он, — ты ревнуешь. Настоящий вопрос лишь в том, ревновала ли ты потому, что я ебался с твоей подружкой, или потому, что твоя подружка ебалась со мной?

Лицо Кэйт прошло через поразительную трансформацию. Разъярившись, она силилась удержать себя в руках, сжимая и разжимая кулаки. Она чувствовала, как у неё задрожала губа, прикусила её, и закрыла глаза, прежде чем сделать глубокий вдох:

— У меня есть ещё дела, — ровным голосом ответила она.

Тирион смотрел, как она уходит прочь. Гнев его пошёл на убыль, и он мысленно пересмотрел только что высказанные ремарки. Было ясно, что словами он воспользовался не самым лучшим образом, если в его намерения входило помириться с Кэйт. «Похоже, что я — худший извиняльщик в мире. Когда я в следующий раз задумаюсь о том, чтобы сказать кому-нибудь «прости меня», надо просто подойти, и ответить пощёчину. Так гораздо быстрее, а результат — тот же самый».

Тирион вошёл в свою спальню, закрыв за собой дверь. Подумав, он произнёс слово, чтобы ещё и запечатать её. Не следует никому их прерывать. Повернувшись к кровати, он обнаружил, что Бриджид сидела с краю, черпая что-то ложкой себе в рот из маленькой миски.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Движения больше не вызывают боль, — ответила она, — но голова ощущается хрупкой. Боли нет, но я с ней осторожничаю.

Тирион кивнул:

— Сегодня тебе не придётся делать ничего кроме как слушать, наблюдать, и запоминать.

Бриджид отложила миску в сторону, полностью обратив к нему своё внимание. Сегодня её лицо было яснее, лишённое сильных эмоций, свидетелем которым он был вчера. Ему было не по себе видеть, как она смотрела на него с таким серьёзным выражением лица, будто её истинные чувства не были настолько тёмными.

Тирион отбросил эти мысли, и начал:

— Мы вытатуируем у тебя на руках символы вроде этих. Я называю их «рунами», и у нас скорее всего уйдёт два или три дня, чтобы их закончить. Пока будем работать над этим, я объясню, что они делают, и как работают.

Пройдя в боковую часть комнаты, он открыл шкатулку, которую держал в одном из ящиков. Внутри было несколько бутылочек. В них содержались спирт, вода и пигменты, а также чашечка, в которой их следовало смешивать.

Иголки не было, эту часть работы он выполнял более точно с помощью своего эйсара.

— Магия, которой ты пользовалась до сих пор, является тем, что я называю «натуральной» магией. Она сырая, неочищенная, неограниченная, но ей также недостаёт перманентности и силы. Я показал вам, как использовать начерченные на земле линии и круги, чтобы улучшать ваши щиты, и как слова также могут улучшать конечный результат. Руны — следующий шаг в этом направлении.

Используя руны, можно создавать эффекты, которые действуют гораздо дольше, и обладают большей мощностью, но ты должна понимать смысл каждого символа, чтобы он работал как надо.

Используя свой палец, он начертил в воздухе линию синего огня, создав из неё треугольник с волнистой линией внутри.

— Это — руна воды.

Тирион в тщательно выверенной последовательности начал показывать ей руны одну за другой, пока в какой-то момент она не подняла руку:

— Откуда взялись эти руны? — спросила она.

— Я сам их придумал.

— Что, вот так просто? Ты просто решил «это — вода», «это — воздух»? Тогда почему они работают?

— Потому что я зафиксировал связь символа и концепции друг с другом у себя в голове. Как и со словами, важно значение, которое твой разум приписывает символу.

— Тогда почему у всех у них треугольники? — спросила Бриджид.

Тирион улыбнулся:

— Я сделал каждый из них внутри треугольника, чтобы можно было легко состыковывать их во время начертания. Эту часть ты поймёшь лучше, когда я объясню чародейство.

— А это — не чародейство?

— Нет, это — просто руны. Чары строятся из них, но если они не сбалансированы друг относительно друга с надлежащей геометрической точностью, то долго они держаться не будут. В итоге получится нечто, по сути являющееся очень сильным, долговечным заклинанием, такие заклинания я называю «уордами», но если их правильно состыковать, то они становятся перманентными, и гораздо более могущественными. Это и есть чародейство, — объяснил он.

Она с минуту обдумывала его утверждение, рассматривая татуировки у него на руках:

— Значит, это — уорды, поскольку они не перманентны?

Он покачал головой:

— Не совсем. Это — незаконченные чары. Поскольку я не хочу постоянно ходить с силовыми клинками на руках, или со щитом на всём теле, я оставил их незавершёнными. Я привожу их в действие, создавая завершающий символ примерно так же, как только что чертил их в воздухе. Заканчивать их действие я могу, убирая завершающую руну, когда они мне больше не нужны.

В глазах темноволосой девушки засветилось редкостное понимание. Тирион почти мог видеть, как её разум работал, раскладывая объясняемые им концепции по полочкам. Это заставило его гордиться, однако эту гордость он оставил при себе.

— Но они не обязательно должны быть на коже, так ведь? — задумалась она вслух.

— Нет, они могут быть на любом предмете, как я сделал с камнями этого дома, или с дверьми. В этих случаях обычно можно сделать их завершёнными и перманентными, — ответил он.

— Тогда почему бы тебе не наложить свои защитные чары на броню, а чары клинка — на меч? — спросила она.

Тирион кивнул:

— Я бы так и поступил, но когда я их делал, я был нормальным рабом, как ты сейчас. Ши'Хар не позволяют на арене ничего кроме твоего тела — ни оружия, ни вещей, ничего внешнего.

Бриджид немного подумала над этим, прежде чем указать на нижнюю часть его левой ноги:

— А эти что делают?

Он нахмурился:

— Это — просто часть защитных чар, покрывающих моё тело.

Она покачала головой:

— Нет, не те, что на коже, а те, что внутри, на кости.

Тирион пожал плечами, скрывая своё удивление. Он не ожидал, что она будет смотреть так глубоко. Руны, выгравированные на кости его голени, были неактивны, и их трудно было увидеть, если только не искать их намеренно. Спокойным голосом он произнёс:

— Это — эксперимент. Я им никогда прежде не пользовался. Почему ты смотрела мне под кожу?

Бриджид честно ответила с гладким лицом:

— Разве ты не изучаешь своих врагов? Ты же этому нас учил. «Изучай врага, изучай его полностью, чтобы найти его слабости или скрытые сильные стороны».

От этих слова по его спине прошла лёгкая дрожь. Она изучала его, чтобы убить. Глядя на прекрасную девушку, он думал: «она — несомненно моя дочь».

— Давай-ка вернёмся к насущной теме, — настойчиво сказал он. — Надо начать татуировку. Руны буду объяснять по ходу дела.

Она кивнула.

— Я могу заблокировать нерв твоём плече, чтобы остановить боль…

— Нет, — ответила она. — Не делай этого.

— Почему нет?

— Боль — моя, — ответила она. — Она поможет напомнить мне обо всём, чего ты заслуживаешь.

Глава 27

На татуировки ушло два с половиной дня. Несмотря на свою решимость, Бриджид всё же шипела от боли, пока они работали, и время от времени кричала. Она ругалась и говорила такие вещи, которые, как он знал, не были бы позволены, будь она всё ещё дома — но в Албамарле он не видел никаких причин подвергать её слова цензуре.

Зачем утруждать себя попытками заставить её говорить прилично, когда она обучалась, чтобы стать убийцей?

По мере того, как они работали, силы возвращались к Бриджид, но он знал, что она не оправится полностью к тому времени, как настанет день битвы на арене. Тирион надеялся, что наручных клинков хватит, ибо для защитных татуировок времени у них совсем не хватало.

Пока он работал над её руками, у них развилось некоторое подобие близости — узы, рождённые болью и проведённым вместе временем. Раз или два он видел, как она снова улыбалась между гримасами боли, когда шутила над своими ахами и взвизгиваниями. Казалось, будто время от времени она забывала злиться.

Улыбки были хуже всего, ибо они напоминали ему о счастливой девочке, которой она когда-то была.

В какой-то момент она вдруг осознала, что смеётся над одной из его тёмных шуток. Яркие глаза и сверкание белых зубов сопровождали лёгкий звук смеха, а потом она резко остановилась, закрыв рот, и опустив взгляд, будто что-то забыла.

— Тебе не обязательно это делать, — сказал он ей. — Тебе не повредит немного расслабиться. Тёмные мысли будешь думать, когда придёт время.

— Я тебя не понимаю, — без предисловий сказала она.

Тирион сочувственно кивнул.

— Когда я сюда пришла, ты был именно таким, каким она мне тебе описывала. Всё, что ты делал, идеально совпадало с её описаниям, но теперь ты кажешься другим, — объявила она.

— Чьим описанием?

— Моей матери.

Брэнда Сэйер — теперь стало ясно. «Брэнда Толбёрн», — мысленно поправился он. Тирион мог лишь вообразить, что она сказала своей дочери об обстоятельствах её зачатия и рождения.

— Она сказала, что ты был эмоционально неустойчивым, агрессивным и кровожадным, — добавила темноволосая девушка.

— Это определённо так, — согласился он.

— Никто из остальных не знал, что думать. Некоторые так никогда и не узнали ничего о твоих действиях от своих родителей. От них это скрывали, будто какую-то тёмную тайну. Матери некоторых из них лгали, как у Эммы и Абби. Говорили детям, что те были плодом тайных увлечений, но мне Мама сказала правду.

Бриджид говорила так, будто пересказывала что-то из книги, что-то, что она много раз себе повторяла.

— Давай, — сказал он ей. — Говори.

— Ты сделал ей больно, бил её, пока она не позволила тебе получить то, что ты хотел. Так ведь?

Эти слова были больнее, чем он ожидал. В том, что она рассказала это Бриджид, была некая ирония, поскольку Брэнда была единственной женщиной, которую он не изнасиловал. Тириону подумалось, что ей было легко солгать, и практически необходимо это сделать, чтобы не потерять уважение дочери. Однако теперь Брэнда была мертва.

«Что она сделает, скажи я ей правду?» — задумался он. Тирион сомневался, что она ему поверит. Она не могла — такая мысль подорвёт всё остальное, во что она верила, и если это случится, то она, возможно, потеряет настрой, необходимый, чтобы убить Хэйли. «Лучше позволить ей эту ложь», — подумал он. «Никому не следует ненавидеть собственную мать».

Он кивнул, принимая её слова.

— Зачем ты это сделал? — спросила она.

Его разум затопили воспоминания о тех днях, о том, как Брэнда его принуждала, о его слабости, и, наконец, о её шантаже. Он видел выражение лица Кэйт, когда был вынужден сказать ей, что на самом деле её не любит. Вина, отвращение, а позже — гнев, все они были связаны вместе, и на его глаза навернулись непрошеные слёзы.

— Потому что мог, — просто сказал он.

— Но это же бессмыслица, — сказала она, сбитая с толку его внезапной грустью. — Если ты действительно настолько эгоистичный, настолько злой, то почему ты это делаешь?

— Что делаю? — спросил он.

— Я думала, ты хотел убить меня, но не убил, а сохранил мне жизнь…

— Лишь для того, чтобы ты могла убить для меня Хэйли, — поправил он.

— Чтобы защитить остальных, — добавила она. — Ничто из этого не сходится. Зачем тебе соглашаться на то, чтобы позволить мне тебя убить?

Он закончил последнюю руну, игнорируя её внезапный вдох, когда он проткнул кожу глубже, чем, строго говоря, было необходимо.

— Быть может, я теперь испытываю угрызения совести. Я постарел, и вина за мои преступления давит мне на плечи. Или, быть может, я слишком эгоистичен. В моей жизни не осталось ничего кроме страдания, но я слишком горд, чтобы позволить плодам трудов моих быть загубленными, один за другим. Ты, и твои братья и сёстры — моё наследие в этом мире.

Бриджид наблюдала за его лицом, будто пытаясь увидеть что-то, скрывающееся за маской. Она покачала головой, не веря ему.

— Разве это имеет значение? — добавил он. — Ты получишь то, что хочешь.

— И ты — тоже, — ответила она, — и меня это беспокоит. — Её эйсар замерцал от подавленной эмоции, не совсем дремлющей ярости.

Если бы Тирион мог видеть самого себя, то осознал бы, что её эйсар был почти идеальным отражением его собственного. В своей внутренней сущности он всё ещё видел образы горящих деревьев, и лесов, пылающих в пламени отмщения. Что он на самом деле хотел, не меньше, а, возможно, и больше, чем защитить своих детей — это отомстить Ши'Хар за то, что они сделали с ним, и за то, что сделали со всем человечеством. Он готов был променять это на смерть Хэйли, на небольшую отсрочку, чтобы спасти часть своих детей.

— Я получаю не всё, что хочу, — сказал он ей. — Можешь удовлетвориться этим.

* * *

Прошло два дня, и пришло время вновь отбыть на арену. Кэйт, Лэйла и те дети, которые должны были идти, ждали на переднем дворе, за исключением Бриджид, всё ещё не вышедшей из дома.

Тирион повернулся к Байовару:

— Я хотел бы попросить об услуге.

— Говори, — сказал хранитель знаний.

— Не мог бы ты восстановить ошейник Лэйлы? Я не могу взять её на арену в таком виде.

Байовар нахмурился:

— Что с ним случилось?

— Я его снял, — без всякого выражения сказал Тирион.

На лице Ши'Хар Иллэниэлов отразилось удивление, но свои мысли он оставил при себе:

— Если я надену на неё ошейник, то она будет принадлежать мне.

Тирион честно ответил:

— Я просто сниму его, когда Лираллианта вернётся, и тогда она сделает ей новый.

Байовар вздохнул, но больше ничего не сказал, начав работать над ошейником. Бриджид выбрала именно этот момент, чтобы выйти из дома, и присоединиться к остальным.

Силы по большей части вернулись к ней, но не до конца. Тирион предпочёл бы дать ей ещё неделю, для верности, но, как часто бывает в жизни, милости или снисходительности от Ши'Хар ожидать не следовало.

Когда Тирион отделился от собравшихся, Бриджид была рядом с ним, необычайно близко. Кэйт с интересом наблюдала за ними двоими. Она знала, что из всех собравшихся юношей и девушек больше всех его ненавидела именно Бриджид. Иан был на втором месте, и говорил о своём отношении громче, но её темноволосая сестра таила тихую ненависть, которая затмевала даже чувства Иана. Что касается остальных подростков, то Кэйт сомневалась, что кто-то из них всё ещё ненавидел Тириона на самом деле.

«Так почему она стоит так близко к нему?» — гадала Кэйт. Бриджид выглядела почти счастливой, находясь рядом со своим отцом. «Они, наверное, много разговаривали за последние несколько дней, но я не могу представить, чтобы она настолько сильно переменила своё мнение».

Это тоже казалось бессмыслицей. Даниэл ужасно владел словами. После двух проведённых наедине дней почти кто угодно захотел бы его убить. Она всё ещё не до конца простила его за свой собственный последний разговор с ним.

— Пора, — сказал Тирион, пойдя впереди.

Бриджид не отставала, и даже положила ладонь ему на плечо, рядом с локтем. Она шла рядом с ним, будто он сопровождал её на танец. Тирион, в свою очередь, выглядел стеснённым от такой фамильярности, но молчал, поддерживая на лице воплощение отточенного практикой равнодушия.

Кэйт догнала их, одарив свою младшую сестру странным взглядом:

— Что ты делаешь?

Бриджид бросила на неё небрежный взгляд:

— Сегодня отец сделает мне подарок. Я просто показываю ему свою благодарность. — За её улыбкой скрывалось нечто вроде безумия.

Тирион лишь кивнул, и они пошли дальше.

Кэйт позволила им выйти вперёд, пойдя следом за ними рядом с Лэйлой. «Отец? Она никогда прежде так его не звала. Что здесь происходит?». Она посмотрела на надзирательницу:

— Тебе это не кажется странным?

Лэйла кивнула:

— В Эллентрэа ни у кого нет семьи, но у меня желудок сводит, когда я вижу, как они вот так друг друга касаются. Она — его дочь. Разве среди ваших людей это не считается неправильным?

Кэйт нахмурилась:

— Что считается неправильным?

— Чтобы отцы и дочери, или матери и сыновья, обменивались услугами, — пояснила надзирательница.

Кэйт покачала головой. Когда она уже думала, что больше ничему не удивится, Лэйла сказала что-то настолько очевидно смехотворное, что поразила её. Кэйт знала, что надзиратели имели ввиду под «услугами».

— Это не то, что ты думаешь, Лэйла. Тут что-то странное, но не это. Наши люди часто держаться за руки, особенно — родители и дети, как знак приязни, а не сексуальной близости.

Брови Лэйлы взметнулись вверх:

— О. Но всё равно это кажется неестественным. Я не думаю, что когда-либо привыкну к вашим обычаям. Люди не должны трогать друг друга, если только не собираются обмениваться услугами.

— Что странно, так это то, что она идёт с ним рука об руку, — сказала Кэйт. — Я на самом деле не понимаю, почему, но она его ненавидит больше, чем кто-либо ещё.

— Он — очень странный человек, — согласилась Лэйла, совсем не понимая её. — После того, как мы занимались сексом, он пытался лежать, обняв меня. — Рослая женщина слегка содрогнулась, вспоминая об этом.

Кэйт никак на это не ответила. Мысль о том, что эти двое делали в тот день, всё ещё раздражала её, но она не ждала, что Лэйла поймёт. Это утверждение также заставило её смотреть на него с лёгкой печалью. Даниэл жил среди этих людей уже более пятнадцати лет.

«Сколько прошло времени с тех пор, как его последний раз обнимали?»

Глава 28

Тиллмэйриас выглядел почти обрадованным, увидев их появление у арены. Хранитель знаний Прэйсианов пошёл к ним, не став ждать, и на лице его играла лёгкая улыбка.

— Тирион, Байовар, — сказал Прэйсиан, кивая в их направлении.

«Он даже называл моё имя первым», — заметил Тирион. Мир постепенно стал странным и незнакомым. В прошлом он бы никогда не стал ожидать такого от одного из Ши'Хар, не говоря уже о своём старом мучителе.

— Ты, вроде, чему-то рад, — сделал наблюдение Тирион.

— В последнее время у меня появились хорошие перспективы, и, быть может, у тебя тоже, — сказал Тиллмэйриас.

Байовар нахмурился:

— Ты переступаешь черту. Пока ещё ничего не решено.

Тирион посмотрел на Ши'Хар Иллэниэлов:

— Что ещё не решено?

— Нам запретили говорить об этом, — бесстрастно ответил Байовар.

— Разве я теперь не сын рощи? — напомнил Тирион, решив попытать удачу.

Тиллмэйриас дружески положил ладонь ему на плечо, каковой жест был почти чужим для Ши'Хар:

— Оставь пока это, Тирион. Тебя проинформируют, когда старейшины закончат, и лично я полагаю, что ты будешь доволен.

— Я бы предпочёл узнать сейчас…

— Довольно, — резко приказал Байовар.

Обычно хранитель знаний Иллэниэлов был наиболее общительным из этих двух Ши'Хар. Определённо, что-то затевалось.

Тирион закрыл рот, фрустрированный, но Тиллмэйриас вызвался заполнить неудобную паузу в разговоре:

— Лираллианта вчера покинула совещание со старейшинами. Я говорил с ней, — проинформировал его Тиллмэйриас.

— Правда? — сказал Тирион. — Я её пока не видел.

— Она передала мне для тебя послание, прежде чем её призвали обратно, — сказал темнокожий хранитель знаний.

— Призвали обратно?

— Старейшины всё ещё дискутируют. Её послали, чтобы уведомить хранителей знаний, а потом она вернулась обратно, — объяснил Тиллмэйриас.

— И каково послание?

— Она сказала мне сообщить тебе, чтобы ты не совершал ничего поспешного, пока она не закончит, — сказал Прэйсиан.

Сердце Тириона дало сбой, нарушив покой, над которым он в тот день так упорно работал. «Она каким-то образом узнала?». Он никому не говорил о своей сделке с Бриджид. Лираллианта никак не могла иметь никакого понятия о его финальных планах на этот день. Если только в Албамарле не было шпиона.

Тирион быстро отбросил эту мысль. Никто из его детей не знал достаточно, чтобы выдать его, даже если бы они захотели это с делать. Однако с технической точки зрения, один из Прэйсианов мог прокрасться в его дом. Что если кто-то из них был в его комнате?

«Ему пришлось бы ждать целыми днями, всё время рискуя быть обнаруженным, просто для того, чтобы подслушать один единственный разговор». Это было просто невозможно, но он всё равно с подозрением уставился на Тиллмэйриаса:

— Интересно, а с чего бы ей говорить такое.

Хранитель знаний Прэйсианов едва не засмеялся:

— Ты до сих пор вёл захватывающую жизнь, Тирион. Быть может, она слишком хорошо тебя знает.

Голос Кораллтиса вознёсся над шумом множества Ши'Хар, разговаривавших на окружавших арену древесных балконах. Шелест толпы постепенно утих, и Тирион заметил, что число присутствовавших на этом событии Ши'Хар Иллэниэлов было даже больше обычного.

Когда он только начал сражаться на арене, Иллэниэлы вообще не приходили. Их никто не представлял, поскольку у них не было своих рабов, а их старейшины были, по своей философии, против практики рабства, но Тирион это изменил. Теперь у Рощи Иллэниэл была гораздо более крупная группа новых людей, начинавших участвовать в матчах, и к ним вернулся интерес.

— Одержи для нас победу, Тирион, — сказал Байовар, вставая рядом с ним. — За тобой — вся роща.

Он бросил взгляд на хранителя знаний. «Для нас?».

— Я сегодня не сражаюсь.

— А они — сражаются, — сказал Ши'Хар Иллэниэлов, указывая на камеры изоляции, где держали подростков из Колна. Почти все они теперь были в камерах, кроме Пайпер и Блэйка, оставшихся единственными, у кого пока не проявились способности.

Тирион раздражённо отвернулся, направившись сперва к камере Дэвида, поскольку его только что назвали.

— Они сделают то, что должны, — ответил он. «Но лишь для того, чтобы выжить, а не на потеху — твою, или чью-либо другую».

Открыв дверь в камеру Дэвида, он обнаружил, что сидевший внутри парень трясся от страха и адреналина.

— Ты готов? — спросил Тирион.

Дэвид кивнул, но почти споткнулся, выходя наружу.

— Дыши глубоко, парень. Слишком много адреналина тебя погубит. Очисти свой разум, — предостерёг он, ведя своего сына к краю.

Бой Дэвид вёл с рабом Морданов, в прошлом уже победившим в нескольких схватках. Его противник начал случайным образом телепортироваться, из-за чего молодому человеку было трудно на него нападать. Однако после нескольких минут игры в кошки-мышки Дэвид начертил вокруг себя широкий круг диаметром около семи футов, и создал с его помощью особо мощный щит. Затем он выпрямил руки вдоль боков, закрыв глаза, будто медитируя.

Тиллмэйриас хлопнул в ладоши:

— Я помню, как ты когда-то так делал.

— Щит слишком большой, — заметил Байовар. — Его противник может просто телепортироваться внутрь.

— В этом и смысл, — сказал Тиллмэйриас, бросая знающий взгляд на Тириона. — Однако у него нет твоих особых татуировок.

— Они ему не понадобятся, — ответил Тирион хранителю знаний. — Его противник — не Ши'Хар, да и не имеет достаточно сил, чтобы защититься от моего сына в ближнем бою.

То была хорошая уловка, хотя если бы рабам позволялось в прошлом наблюдать за матчами, то она вскоре стала бы бесполезной. Поскольку их держали в неведении, запрещая наблюдать за боями, никто из них ни о чём не догадался. Из-за этого им было трудно учиться на чужих ошибках.

Противник Дэвида был осторожен, и продолжал двигаться вне щита, время от времени проверяя его на прочность, но в конце концов осознал, что щит был слишком крепким, чтобы сломать его, и что он никак не затруднял Дэвиду поддерживать этот щит.

Ему следует попытаться взрыть землю, или лишить Дэвида воздуха», — подумал Тирион, но маг Морданов не сделал ни того, ни другого.

Вместо этого он начал телепортироваться ещё быстрее, пытаясь дезориентировать стоящего внутри укреплённого щита молодого человека. Тирион улыбнулся. Дэвид уже победил.

Секунды спустя наступил жестокий и кровавый финал. Раб Морданов телепортировался внутрь круга, надеясь застать парня из Колна врасплох. Наручный клинок Дэвида уничтожил щит его противника, и продолжил двигаться дальше, аккуратно разрубив туловище пополам.

«Надо сделать им линии на руках, или вообще татуировки», — подумал Тирион. «Дэвиду едва-едва хватило сил, чтобы прикончить его за один удар, разрубив щит».

Дэвид заревел, поднимая руки к небу, когда на него накатили шок и облегчение от победы. Тирион был хорошо знаком с этим чувством, и на долю секунды он обнаружил, что ревнует. Ему не хватало волнения, вида крови, и знания того, что она принадлежала не ему — знания того, что он проживёт ещё день.

Однако от вида лица Дэвида у него засосало под ложечкой. Триумф наполнил парня радостью, однако по мере её угасания на него начало снисходить понимание того, что он только что зарубил ещё одного человека. Тирион читал чувства своего сына миг за мигом, пока возбуждение Дэвида медленно преображалось в отвращение и сожаление. Он и сам слишком часто переживал подобное.

«Однако сожаление угаснет, и в конце концов кровь перестанет внушать ему отвращение», — подумал Тирион. «Возбуждение от победы — это наркотик, который начнёт взывать к нему во сне, пока жизнь вне арены не начнёт казаться ему тусклой и безжизненной».

— Пока он не станет мёртвым и пустым внутри, как я, — пробормотал себе под нос Тирион.

— Прошу прощения? — спросил стоявший рядом с ним Байовар. — Ты что-то сказал?

Тирион покачал головой:

— Нет, ничего. — Он встретил Дэвида на краю поля, и сопроводил обратно в его камеру: — Хорошая работа.

Парень поднял на него полный вины взгляд. В этот миг он был уязвим, находясь в низшей точке своей жизни, и готов был хвататься за что угодно, если это утихомирит его ненависть к самому себе:

— Правда?

Тирион кивнул:

— Выбора не было — либо ты, либо он, и ты подарил врагу быструю смерть. Не опускай голову, ничего постыдного в этом нет.

Следующей была Эмма, и её матч был решительным, а исход — ясным с самого начала. Она сражалась с магом Сэнтиров. Шагая вперёд, она быстро сокращала расстояние между ними, пока её противница призывала своего первого колдовского зверя. Чертя линии по земле, Эмма быстро окаймила свою противницу щитами, отделив её от её магического союзника, и удерживая зверя от схватки, пока не приблизилась достаточно, чтобы прикончить мага. Всё закончилось на двадцати ярдах. Два быстро выстреливших силовых копья закончили бой, одно — чтобы сломать щит, а второе — чтобы пробить дыру у её противницы прямо во лбу.

Тирион был впечатлён её скоростью и точностью. Девушка пошла обратно к нему с каменным лицом. Она отвернулась от кровавого зрелища в ту же секунду, когда всё было конечно — что для взгляда Тириона было верным указанием на то, что она чувствовала, вопреки бесстрастному выражению лица. Она едва не добралась до края арены, прежде чем остановилась, согнулась пополам, и блеванула на сухую землю.

Он остановил Эмму на краю поля, одарив её одобрительным взглядом, и затем вытерев ей уголок рта. Она шарила по его лицу отчаянным взглядом, ища ответы на ощущаемую ею боль.

Ответов у Тириона не было, поэтому он пригладил её волосы, убрав упавшую её на лоб прядь:

— Ты хорошо справилась, — сказал он ей. — Ты сделала то, что должна была. Она ничего не почувствовала.

Эмма кивнула, и позволила ему увести себя обратно в камеру, но Тирион всё это время чувствовал на себе взгляд Кэйт. Следующей он вывел Абби.

Кэйт наклонилась поближе к нему, когда девушка вышла на поле:

— Это было мило.

— Что было? — спросил он, удивлённо глядя на неё.

— То, что ты сделал для Эммы.

Тирион покачал головой:

— Нет, я просто делал то, что было необходимым. Они сейчас уязвимы. Они научились убивать, но их всё ещё тошнит от этого. Им нужно признание, утешение, чтобы кто-то сказал, что это нормально, чтобы кто-то заставил их чувствовать себя лучше после содеянного ими. Я просто говорю им то, что они хотят слышать… чтобы они стали убивать ещё лучше.

Кэйт подняла руку, больно дёрнув его за ухо:

— Прекрати, Даниэл. Ты всегда видишь во всём худшее, и больше всего — в себе. Какие бы причины ты ни называл, доброта остаётся твоей собственной. Не забывай об этом.

Он удивлённо посмотрел на неё, не зная, как ответить, и вновь обнаружил себя пленённым её изумрудными глазами.

— Прости меня, — сказал он.

На её лице появилось любопытство:

— За что именно?

— Выбирай что угодно, список длинный.

Начался матч Абби, и их внимание снова обратилось на арену. Её противник был Прэйсианом, и всё пошло не так с самого начала. Маг Прэйсианов исчез, но так и не появился вновь.

Не зная, как реагировать, Абби начертила вокруг себя тесный круг, создав мощный щит.

— Нет! — проворчал себе под нос Тирион.

— Что не так? — спросила Кэйт.

— Ей следовало использовать туман, чтобы уравнять ситуацию, или использовать землю, чтобы найти своего противника, а вместо этого она встала как вкопанная, — объяснил он. — Это — как раз то, чего делать было не надо.

— Прэйсиан всё равноне может её видеть, — сказала с другого его бока Лэйла. — Он ни разу не снял с себя невидимость.

— Не будь так уверена, — сказал Тирион. — Некоторые из них знают уловки, которых не ждёшь. В прошлом я сражался с Прэйсианами, которые могли убирать лишь крошечную часть своей завесы, что позволяло им видеть, в то время как их самих было очень трудно обнаружить. Поскольку он ни разу не появился, я могу предположить, что этот маг — из таких.

Лэйла сама была из Прэйсианов, и пришёл её черёд удивляться:

— Я и не знала, что это возможно.

«Потому что никто из вас не учится у других. Я сам это знаю только потому, что провёл сотни и сотни боёв, и выжил», — подумал Тирион, но промолчал. Не было смысла это говорить.

— Я ничего не вижу, — пожаловалась Кэйт. — Она просто стоит на месте.

Тут Тирион и Лэйла оба почувствовали движение земли прямо под Абби.

— Он под ней, — сказала Лэйла.

Однако Тирион видел больше, крохотную вспышку эйсара, которая была почти слишком мелкой, чтобы её заметить:

— Нет, он… бля!

Абби тоже ощутила смещение земли прямо под её щитом. Развеяв его, она шагнула вправо, прямо к увиденной Тирионом крошечной вспышке, и в своей смешке пренебрегла заменой стационарной защиты более мобильным личным щитом.

Осклабившийся мужчина появился прямо перед ней, махнув снизу вверх и наискосок рукой, облачённой в бритвенно-острый эйсар, которым он пробил незащищённый живот Абби, прежде чем дёрнуть вбок, разрывая её печень и одно лёгкое. Она упала спиной вперёд, широко раскрыв глаза от удивления. Кровь была повсюду.

Прэйсиан склонился над ней, всё ещё укрытый щитом:

— Глупая сука, — сказал он, после чего его голова взорвалась.

Он не рассчитывал на силу Абби. Будучи всё ещё в сознании, она с близкого расстояния уничтожила его щит, и разнесла на куски его голову и шею одним карающим ударом. Его безголовый труп осел на землю рядом с ней, рефлекторно дёргая руками и ногами. Абби бросила на него один взгляд, прежде чем её глаза закрылись, когда она потеряла сознание.

Тирион едва осознавал кричавшую рядом с ним Кэйт, наблюдая за тем, как Кораллтис выходит на поле. «Почему Ши'Хар двигается так медленно?». Времени не было. Абби умирала, и умирала быстро. Он бросился было бежать вперёд, но Тиллмэйриас схватил его за руку:

— Нет, Тирион. Никто не может входить, пока Кораллтис не объявит бой оконченным.

Господин арены действительно объявил спустя долгие секунды победу Иллэниэлов. Затем встал на колени рядом с павшей девушкой, пока Тирион бежал от трибун. Ши'Хар плёл заклинание, окутывая тело Абби широкими полосами похожей на лозы магией.

— Она не мертва! — воскликнул Тирион, пытаясь привлечь внимание Ши'Хар. — Ты можешь её спасти.

Кораллтис бросил на него раздражённый взгляд:

— Это — плетение стазиса. Оно сохранит её, пока мы не сможем доставить её в более удобное место. Позже она будет возвращена тебе… невредимой.

Тирион остановился неподалёку, наблюдая за тем, как заклинательное плетение окутывало Абби. Прежде он ни разу не видел стазисного плетения, но предположил, что оно наверняка было использовано когда-то на нём самом, поскольку он не раз получал смертельные раны. Очарованный, он заострил свой магический взор, пытаясь разобрать отдельные символы Ши'Хар, дававшие заклинательному плетению его силу.

Годы назад, пытаясь научиться заклинательному плетению, он узнал, что его магический взор был значительно лучше, чем у большинства магов, или у Ши'Хар — он не только видел дальше, но и был способен воспринимать гораздо более тонкие детали. Очень немногие из Ши'Хар могли видеть мелкие подробности своих собственных заклинательных плетений — этими подробностями в обход их сознания занималось семя разума, которое они носили внутри себя.

К сожалению, несмотря на то, что он мог видеть крошечные шестиугольные символы, использовавшиеся в заклинательном плетении, воспроизвести их он не мог. Именно поэтому он разработал свою собственную систему более крупных треугольных рун, которые использовал для чародейства. Функционально его чары были такими же, как заклинательные плетения, просто у него уходило гораздо больше времени на их создание.

Фактор уходившего на создание чар времени во многих отношениях был недостатком, но также мог быть и преимуществом. Это просто означало, что Тириону нужно было всегда тщательно планировать наперёд, мысля о будущем. Неспособность Ши'Хар это осознать была их собственным слепым пятном. Они всегда полагали, что будут иметь достаточно времени на создание любого необходимого заклинательного плетения.

Если он сможет понять принцип, лежавший в основе плетения стазиса, то несомненно сумеет создать чары, которые воспроизведут этот эффект.

«Ру, Эо́ли, Фрэм, Ла́эр, Тал, Ща́рра…», — глубоко сосредоточившись, он пытался запомнить закономерность. Как и большинство заклинательных плетений, это плетение с некоторого момента начало повторяться — если он просто сумеет достичь конца закономерности, и запомнить порядок и геометрическое расположение, прежде чем…

Тело Абби поднялось, и заклинательное плетение начало двигаться, размывая символы, которые он пытался читать. «Проклятье!»

Он не был настолько глуп, чтобы попытаться задержать Кораллтиса, поэтому отвернулся, направившись обратно к трибунам с выражением разочарования и фрустрации на лице. Занятый своими мыслями, он шёл медленно, упёршись взглядом в землю.

Когда он добрался до края, Кэйт была в слезах. Она конечно же не понимала эроллис, и выражение его лица её не обнадёживало. Она думала, что безжизненное тело Абби уносили с поля.

— Она была самой доброй, самой сострадательной из всех, — сказала она ломающимся голосом.

— Она в порядке, — сказал Тирион.

— Что? Её же только что унесли, — сказала Кэйт.

Фрустрация снедала его, пока он пытался вспомнить увиденное:

— Проклятье, просто помол… — Тирион замолчал. Закономерность ускользнула. Он никак не мог её разгадать из той малости, которую мог вспомнить. Хотя, это не имело значения — он умрёт ещё до заката.

Прямо перед ним происходило нечто более важное. Кэйт была расстроена, а он готов был приказать ей замолкнуть. Тирион поймал её взгляд, увидев в нём обиду. Она только-только узнала, что Абби была всё ещё жива, и до сих пор понятия не имела, насколько хороши были целители Ши'Хар. Смягчив черты своего лица, он протянул руки, заключив её в объятия.

— Они смогут её вылечить, Кэт. Прости, это я не подумавши сказал. Тебе не нужно волноваться. Абби будет в порядке, — сказал он, крепко сжимая её.

Кэйт напряглась у него в руках. Он обнимал её впервые… за почти десять лет, в последний раз они обнимались перед его последним отъездом. Она всё ещё злилась на него, всё ещё волновалась за Абби, она не хотела… «Я не могу, только не снова», — подумала она, а затем, вопреки себе, расслабилась, и позволила себе глубже погрузиться в его объятия.

— Время для следующего матча, Тирион, — сказал стоявший рядом с ним Байовар.

Тириону не хотелось отпускать её. «Наверное, это — последний раз». Оглядевшись, он увидел, что Лэйла стояла в нескольких футах от них, и, судя по неодобрению у неё на лице, её подташнивало.

Кэйт оттолкнула его:

— Позже. — Её глаза смягчились, и в них был свет, который он уже и не думал никогда снова увидеть.

«Я не хочу умирать», — пришла внезапная мысль, но он отбросил её прочь. Долг звал его. Тирион пошёл забирать Раяна из его камеры изоляции.

Глава 29

Бой Раяна прошёл гладко, как и Тада, и Сары, а после начались инициирующие схватки. Это была первая неделя для Эшли, Иана, Вайолет и Энтони. Тирион волновался, что Бриджид вызовут на бой до этого, но, судя по всему, Ши'Хар хотели сохранить самую драматичную схватку напоследок.

Из четырёх матчей новичков ни один не оказался ни особо элегантным, ни хорошо исполненным. Эшли и Вайолет победили нехотя, но без происшествий. Бой Энтони был коротким — его противник уже был ранен, скорее всего во время драки в загонах ещё до того, как его вывели на арену. Его смерть стала почти милосердной, и после этого Энтони явно был в смятении. Тирион пытался утешить его добрыми словами, но, очевидно, в настолько односторонней резне было мало чести.

Бой Иана был возмутительным. Его выставили против юной девушки, которой, наверное, было не больше четырнадцати, в лучшем случае. Трудно было сказать наверняка — дети в загонах Эллентрэа обычно были недокормленными, исхудавшими, поэтому судить об их возрасте было сложно.

У неё были кудрявые карие волосы, и, несмотря на маленький рост, она была энергична и хитра. Будучи Прэйсианом, она стала невидимой вскоре после того, как фонари сменили цвет, и попыталась приблизиться к своему противнику.

Иан в свою очередь попытался покрыть землю опознавательной сеткой, которая должна была показать ему, где находилась девушка, но его силы были слишком новы для него, и он имел с ними слишком мало практики. В его сетке были большие дыры и зазоры. То ли благодаря навыку, то ли удаче, девушка Прэйсианов сумела не наступить ни на одну из активных областей, и таким образом избежала обнаружения.

Однако чему Иан научился хорошо, так это защите. Его постыдная драка с Раяном показала ему важность этого навыка. Когда девушка появилась рядом с ним, и попыталась пробить его щит неожиданной атакой, ей это не удалось. Его ответный удар разбил её защиту, и заставил свалиться на землю — она едва не потеряла сознание в результате отката.

Однако вместо того, чтобы сразу же убить её, Иан сел рядом с ней, и болезненно заставил её выпрямиться, дёрнув за волосы.

— Что он делает? — спросила Кэйт, но Тирион опустил взгляд, закрыв глаза и сжав челюсти.

Иан был голым, как и девушка, с которой он сражался. Он поднёс свою голову ближе, укусив её за шею, в то время как его руки ласкали её маленькие груди.

— Это же наверняка против правил? Такое же не должно быть позволено, верно? — потребовала возмущённая Кэйт.

Лэйла была слишком занята хохотом, чтобы ответить, поэтому Тирион наконец подал голос:

— Это глупо, но Ши'Хар плевать, что случится — лишь бы один из них умер.

Иан повалил девушку обратно на землю, разведя ей ноги, и прижался своим членом к более деликатным частям её тела. Несколько секунд спустя его тело сотряслось от боли, когда рабский ошейник наказал его за попытку войти в девушку.

Лэйла засмеялась ещё громче:

— Парень что, с ума спятил? Разве ты не говорил им, Тирион? Я же знаю, что ему ты говорил.

Кэйт в шоке уставилась на неё:

— Это не смешно! Он пытается её изнасиловать.

Надзирательница фыркнула:

— Если выживет, то никогда больше не забудет, каким входом пользоваться — ошейник не прощает.

Лицо Тириона покраснело от ярости и стыда. Некоторые зрители смеялись, видя, как парень завалился на бок, сотрясаясь в конвульсиях. Хотя Иана боль оглушила, его противницу она, похоже, вернула в сознание. Девушка приподнялась на одно колено, найдя взглядом своего противника.

Первой её атакой было огненное копьё, прожёгшее дыру в правом бедре Иана, недалеко от его достоинства. Она промахнулась. Иан заорал от боли, но адреналин и страх вернули ему способность соображать. Он отчаянно закрылся щитом до того, как она смогла нанести ещё один удар.

Видя, что её преимущество испарилась, маг Прэйсианов исчезла, но Иан знал, где она находилась. Послав широкий силовой удар, он заставил её растянуться на земле, снова появившись в грязи лишь в десяти футах от него. Следующая его атака лишила её сознания, но она всё ещё дышала.

— Повезло ему, — прокомментировала Лэйла. — Ей следовало целиться в грудь. Она позволила гневу взять над собой верх.

Сквозной ожог ноги делал ходьбу невозможной для него, поэтому Иан наполовину полз, наполовину подтягивал своё тело по земле, двигаясь в сторону девушки. Он был в ярости от боли, но вместо того, чтобы прикончить девушку своей силой, он начал молотить кулаками по её голове и животу.

Трудно было сказать, приходила ли она в сознание, ибо хотя тело её дёргалось и сворачивалось в клубок под его ударами, она так и не сумела сделать ничего, что могло бы напоминать организованную защиту. После ещё нескольких ударов её тело обмякло, но сердце продолжало биться.

Иан ещё минуту или больше молотил по ней, пока постепенно не стал осознавать, что она не умирает. Сменив тактику, он стал душить её, сжимая её обмякшую шею, пока её лицо не стало пурпурным, а сердце споткнулось, и наконец остановилось.

Вид того, как его сын душит девушку, пугающе напоминал ему о его собственном первом бое на арене, и Тирион обнаружил, что желчь подкатывает к его горлу. Он подавил позывы к рвоте, пойдя забрать Иана после того, как Кораллтис объявил того победителем.

Он позволил гневу заставить тошноту отступить.

— Минутку, Тирион, — сказал Ши'Хар. — Ты сможешь забрать его после того, как я восстановлю ему ногу. — Несколько минут спустя хозяин арены помог Иану встать на ноги. — Возможно, после этого у него останется хромота — ожоги трудно лечить даже нам.

— Мне плевать, — сказал Тирион, указывая на трибуны, в направлении которых Иану следовало идти. — Двигай.

Подросток пошёл, сильно хромая, в то время как Тирион молча пошёл следом.

— В чём дело? Я что, опозорил тебя? — с ясно слышимым презрительным смешком сказал Иан.

Тирион и так уже боролся с желанием убить парня:

— Ты знаешь, как Ши'Хар называют нас? Какое слово они используют для людей?

Иан промолчал.

— Они называют нас «баратт», что означает «животное» на их языке, — сказал он, продолжая. — До сегодняшнего дня я полагал, что они ошибаются, если только не говорят о тех, кого вырастили животными — о людях, которых разводят в своих загонах. Но сегодня ты только что доказал их правоту, пытаясь покрыть самку в грязи, как свинья. Тебе что, мало убивать? Ты что, настолько изголодался по сексу, что готов был попытаться изнасиловать свою противницу? Ты даже не дал ей чистую смерть!

Иан остановился перед входом в свою камеру:

— А разве ты сам этим не занимался, Отец? Разве не так я появился на свет? Стоит ли удивляться, что я вырос таким же, как ты?

Тут Тирион сорвался, вогнав кулак незащищённому парню в нос. Иан упал спиной вперёд, из его носа потекла кровь. Падая, он попытался отползти прочь, но рука отца схватила его за волосы, резко запрокинув ему голову. Вторая рука Тириона поднялась к горлу Иана, закованная в зачарованный клинок из эйсара.

Байовар крикнул у него из-за спины:

— Тирион, нет! Не здесь, отложи это на потом. Уже объявили начало следующего боя.

Тирион замер, чувствуя, как сердце в груди парня бьётся в том же ритме, что и его собственное.

— Я готов был убить тебя, мальчик, — прошептал он. — Не забывай об этом. — Отпустив Иана, он шагнул назад, захлопывая дверь в камеру.

Сделав глубокий вдох, он прошёл мимо нескольких дверей, пока не оказался рядом с камерой, в которой сидела Бриджид. «Вот и всё». Дверь открылась от его касания, и Бриджид подняла на него взгляд из-под тенистых бровей:

— Ты выглядишь расстроенным, Отец. — Она встала, протягивая ему руку.

— Бывали у меня деньки и получше, — сказал он ей, глядя на её руки.

Она подняла бровь, улыбаясь в ответ на его нерешительность, пока он наконец не взял её за руку.

— Ты ведь не передумал насчёт нашей сделки, а? — спросила она странно менявшим тон голосом. Черты её лица лучились спокойной уверенностью, но в ауре её была нерешительность.

В ответ на её вопрос в его сознании промелькнули дюжины мыслей, но в конечном итоге остался лишь недавний позор Иана. «Я не лучше его».

— Нет, — уверенно ответил он. — Ничего не изменилось. — На него снизошло необычное чувство умиротворения, когда он произнёс эти слова. «Пусть всё закончится».

Ладонь Бриджид сжала его руку:

— Я не хочу этого делать.

— Она тоже не хочет, но ни у кого из нас нет выбора, — ответил он. — Ты понимаешь, почему, и я думаю, что она тоже понимает.

— Мы всегда были друзьями… — Бриджид глядела на противоположную сторону арены, видя, как на неё выходит её сестра.

Тирион накрыл её ладонь, лежавшую у него на руке, своей собственной, потянув её следом, когда шаги Бриджид стали неохотными:

— Ты не виновата, Бриджид. И Хэйли не виновата. Вина за это лежит исключительно на моих плечах. Помни об этом. Позаботься о том, чтобы победить. Когда всё закончится, ты сможешь отомстить за неё.

— Нет, пожалуйста, — подняла на него молящий взгляд Бриджид. — Разве ты не можешь сделать это сам? Мне нельзя, это не должна быть я… это… я не могу.

— Ты права, — согласился он, снимая с себя её руку, — но «правильность» в этом проклятом мире ни черта не значит. Помни о том, что я тебе сказал, сосредоточься на защите. Не позволяй ей увидеть клинки, пока не станет слишком поздно, пока она не окажется слишком близко.

Когда он пошёл прочь, её лицо исказилось, портя свои прекрасные черты красными глазами и опухшими веками. Плечи Бриджид ссутулились, она боролась за контроль над своей скорбью. Скорбью по её пока не мёртвой сестре, скорбью по ещё не совершённому убийству. Однако она не отрывала взгляда от спины Тириона. Отступая, он чувствовал на себе её взгляд.

— Ты — следующий, — тихо сказала она, а затем фонари сменили цвет, и прозвучал звон.

Хэйли наблюдала за ней с противоположной стороны поля. Она была слишком далеко, чтобы слышать их слова, но её жадный взгляд вбирал в себя каждую подробность. Вид её сестры и ближайшей подруги, Бриджид, выходящей на поле в качестве её противника, наполнил Хэйли отчаянием.

Некоторое время на поле царила тишина, пока две девушки глазели друг на друга. Волосы Хэйли были тёмно-карими, на оттенок светлее, чем иссиня-чёрные локоны Бриджид, но во всех остальных отношениях они выглядели почти близнецами. Но если лицо Бриджид было замарано скорбью и гневом, лицо Хэйли было полно смертоносной решимости. Она принялась наступать на свою сестру, осторожно шагая.

«Она слишком сильна», — сделал наблюдение Тирион, наблюдая из-за барьера вокруг арены. Обе его дочери сияли ярким, мощным эйсаром, но Бриджид всё ещё оправлялась от своего ранения. Тирион видел, что в нынешнем их положении у Хэйли было небольшое, но отчётливое преимущество.

На расстоянии в пятьдесят ярдов мирную атмосферу пронзил яркий свет, когда Хэйли нанесла удар, метнув в сестру разряд чистой молнии. Та ударила с испепеляющей мощью, но пробить приготовленный Бриджид щит ей ни за что не удалось бы.

Однако, цель была не в этом. Свет и звук дезориентировали, и затрудняли правильную реакцию Бриджид на последовавшую атаку — копьё чистой силы, сфокусированное и смертоносное. Эта атака должна была пробить её щит.

От скорости, с которой Хэйли нападала, захватывало дух, и ответ Бриджид был столь же быстр. Действуя на уровне, который наверняка был чисто инстинктивным, она сжала свой щит, и шагнула в сторону, позволив щитобойному копью пролететь мимо, не задев её. Свой собственный ответный удар, широкий и низкий, она нанесла в тот же миг, пытаясь заставить Хэйли прийти в движение раньше, чем та будет готова.

В течение следующих нескольких секунд битва шла почти слишком быстро, чтобы уследить — сёстры обменивались ударами со скоростью, казавшейся почти нечеловеческой. Толпа зрителей притихла, пытаясь уследить за ходом боя. Вот, какое сражение они надеялись увидеть. Гэйбриэл стал разочарованием, но дочери Тириона обеспечивали такой бой, какого они не видели с тех пор, как сам Тирион перестал выходить на арену.

Естественно, Кэйт не могла увидеть большую часть происходившего, за исключением редких вспышек света и громоподобного звука, производимого бившимися друг о друга невидимыми силами, но бросив взгляд в сторону, она увидела, что у Лэйлы слегка отвисла челюсть. Надзирательница наблюдала за битвой с чувством, которое можно было описать лишь как благоговение.

Из всех наблюдателей лишь у Тириона был достаточно острый магический взор и достаточно боевого опыта, чтобы на самом деле уследить за их движениями, и даже он был впечатлён свирепостью их стремительной схватки за господство. И Тирион беспокоился.

«Не сражайся с ней на расстоянии, твои позиции изначально слабее. Ты не сможешь поддерживать такой бой так же долго, как она».

По арене прокатился гром, когда последний таранный удар Бриджид попал в защиту Хэйли напрямую. Попадание было хорошим, и в тот момент в противнице Хэйли не было никакой тонкости или хитрости. Лучший удар Бриджид не смог пробить щит её сестры. Из них двоих она была слабее, и уже уставала.

Ответный удар Хэйли был настолько сокрушительным, что мог бы разбить щит Бриджид и убить её, но чернокудрая девушка приняла его на скошенную плоскость, отведя значительную часть силы удара в сторону, где та попала в землю. Вибрации от этого удара ощущались далеко за пределами самой арены.

Последовала стремительная череда атак, каждая из которых была столь же мощной, как и последняя, и все они шли с разных направлений по мере того, как Хэйли наращивала скорость атак на сестру, пытаясь стереть её в порошок одной чистой силой. Земля забурлила у неё под ногами, резко взбрыкивая, в то время как ветер заструился вокруг неё. Хэйли разгоняла воздух до урагана, не переставая молотить по Бриджид крушащими землю ударами.

Эта комбинация атак приводила в замешательство. Лэйла стояла рядом с Кэйт, щурясь, будто прищуривание глаз могло каким-то образом помочь её магическому взору лучше рассмотреть происходившее.

— Что происходит? — спросила Кэйт.

— Твоя сестра проигрывает, — неуверенно сказала Лэйла. — Пережить такое не под силу никому.

Тирион сжимал рукоять своего облачённого в ножны меча, его костяшки побелели, пока он сосредотачивался на битве, и нельзя было понять, что он чувствовал.

— Она всё ещё сражается, — были единственные его слова. Внутри урагана из ветра и грязи он всё ещё видел искусную защиту Бриджид.

Темноволосая сестра Кэйт пока не научилась использовать ветер и почву в качестве оружия так, как научилась Хэйли, но она практиковалась более двух недель с самым успешным ветераном арены за всю историю последней. Бриджид встречала каждую атаку с невероятной точностью, отклоняя удар на минимальный угол, необходимый для того, чтобы не брать на себя полную силу атаки. Она с тщательной эффективностью берегла свои иссякающие силы.

Поэтому-то Хэйли и решила добавить ураган. Атака по площади терзала Бриджид каждый раз, когда та меняла свою защиту, чтобы отразить один из мощных ударов своей сестры. Бриджид полностью перестала использовать личный щит, полагаясь на рефлексы и выверенную точность, чтобы отклонять лишь самые смертоносные удары Хэйли.

Тело Бриджид было покрыто маленькими порезами и ранками. Кровь текла из более чем дюжины ран, но ни одна из них не была серьёзной. Даже пока Тирион наблюдал, она отразила летевший в неё камень, грозивший размозжить ей голову, при этом игнорируя несколько более мелких камешков, барабанивших по её бёдрам.

Не в силах видеть сквозь шторм, Кэйт вместо этого наблюдала за лицом Тириона. Он почему-то улыбался, хотя при этом по его щеке стекала слеза.

— Даниэл? — взволнованно спросила она.

— Они прекрасны, Кэт, — ответил он полным гордости голосом. — Мои дочки прекрасны. Обученные и необученные, они — самое невероятное из всего, что я видел, как на арене, так и вне её.

Ветер стал стихать, когда Хэйли пришлось расплачиваться за чрезмерную трату эйсара. Грязь начала оседать на землю, и когда в воздухе прояснилось, Бриджид подошла к своей сводной сестре, своей подруге детства. В ней всё ещё оставалось сколько-то сил, но тратить их на щит она не стала.

Хэйли печальным взглядом наблюдала за её приближением. Она всё ещё была укрыта щитом, и на её лице отсутствовали отметины от ветра и гравия, изорвавших окружавшую местность — в отличие от Бриджид, покрытой кровью и грязью.

— Прости, Бри́дди, — сказала она раненной девушке, назвав её старым, неформальным именем. — Я хотела позволить тебе победить, но я просто не могла удержаться. Не могла позволить тебе выиграть слишком легко.

— Я ещё не победила, Хэйли, — ответила чернокудрая девушка, смаргивая стекавшую на правый глаз кровь.

Порез на коже головы окрасил её правую щёку в красный.

— Я с самого начала заметила татуировки, — сказала Хэйли. — Их я уже видела.

Бриджид покачала головой, делая ещё один шаг вперёд:

— Не думаю, что у меня хватит сил даже на то, чтобы привести их в действие.

Хэйли печально улыбнулась:

— Врунья. Я слишком хорошо тебя знаю.

— Я даже щит сделать не могу, — ответила Бриджид. — У тебя более чем достаточно сил, чтобы меня прикончить.

Хэйли сделала последний шаг, и они встали лицом к лицу менее чем в футе друг от друга, и её щит продолжал ярко светиться.

— Покажи мне его дар, Бриджид. Я хочу увидеть его, перед тем как мы это закончим.

— Я устала, Хэйли. Не думаю, что смогу это сделать, — сказала сестра Кэйт. — Просто прикончи меня побыстрее… пожалуйста.

— Покажи, Бридди, — сказала Хэйли, снова использовав её прозвище.

Бриджид вяло кивнула:

— Возможно, я смогу, но только одну руку.

Нахмурившись, она сосредоточилась, и зачарованный клинок тускло засветился, облекая её раскрытую ладонь и пальцы похожим на нож силовым клинком.

Хэйли во мгновение ока отпустила свой щит, и шагнула вперёд, схватив руку сестры у локтя. Рука Бриджид погрузилась глубоко ей в живот, и Хэйли ахнула от боли.

Бриджид завизжала, отказываясь верить своим глазам, отказываясь верить в то, что ощущала её рука. Её силы иссякли, чары, замерцав, истаяли, и её рука осталась покрытой тёплой кровью и желчью. Её визг становился всё громче, меняя высоту, а затем медленно упал до горестного воя.

— Чёрт, — сказала Хэйли, оседая на колени. — Оказывается, это больнее, чем я думала.

— Почему, Хэйли? Почему?! — плакала Бриджид, падая на колени рядом со своей подругой.

— Я больше не могла это делать… только не после Гэйбриэла. Никогда не хотела быть убийцей. Я хотела с самого начала дать тебе победить, но просто не могла этого сделать. Пока не вымоталась, пока не увидела, что я с тобой сделала. Я никогда не была такой же сильной, как ты, Бридди.

Лицо Хэйли побледнело, и она опустилась на землю, опираясь на одну из рук, вздрогнув, когда натянулись разрубленные мышцы её живота.

— Нет, нет, нет, нет, нет, — стонала Бриджид. — Я не хочу, Хэйли. Они могут остановить это, залечить твою рану, Может, я смогу её закрыть…

— Не глупи, Бридди. Одна из нас должна умереть, и я уже прошла большую часть этого пусти. Позволь мне быть героем в этот раз — ты всегда заставляла меня играть роль злодея, когда мы были детьми, — слабеющим голосом сказала Хэйли.

В отчаянии, Бриджид согнулась, поднеся голову ближе, и пылко сказав Хэйли на ухо:

— Он за это заплатит, Хэйли. Клянусь.

Глаза Хэйли уже закрылись, но она всё ещё слушала:

— Ты отомстишь за нас, Бридди, но не ему. Его не трогай. Он нас любит. Я поняла это, когда увидела твои татуировки. Убей их…

— Кого? — спросила сбитая с толку Бриджид. — О ком ты говоришь?

— У меня был сон, Бридди, но он не был приятным. Он был ужасен…

— Какой сон, Хэйли? — сказала Бриджид. — Какой сон?

Но Хэйли не ответила. Её сознание ускользнуло, оставив Бриджид наблюдать за тем, как дыхание её сестры постепенно замедлялось, пока не стало казаться, будто она совсем перестала дышать. Однако сердце её не переставало биться, и смерть её не была милосердной. Тело Хэйли снова и снова втягивало в себя воздух, со всё большими паузами между каждым отчаянным вдохом. Прошли минуты, прежде чем всё закончилось, и её эйсар наконец потух.

Бриджид осталась одна, она сидела и плакала, пока не пришёл Тирион, который поднял её на ноги, взял на руки, и унёс прочь.

Глава 30

В его руках она была как пушинка. Бриджид замерла и затихла, когда он её поднял. Она уткнулась лицом ему в плечо, чтобы не видеть ничего вокруг, хотя он знал, что её магический взор так легко не перекрыть. Тирион был уверен, что она была сосредоточена на том же месте, куда смотрели его собственные глаза… на неподвижном теле Хэйли.

Некогда она была прекрасна, но теперь от неё осталась лишь стремительно остывающая плоть, поэтому у него свело горло, и он отвернулся. «Она заслуживала лучшего».

Пока он шёл обратно, чистое небо стало затягиваться облаками, но этого он ожидал. Голоса в воздухе были наполнены печалью, хотя была ли она их собственной, или принадлежала ему, он не мог быть уверен.

От вида остальных, ожидавших их, когда он вышел с арены, у него заныло в груди, но Тирион утешался медленным биением земли у себя под ногами. «Я ничего не чувствую».

Кэйт и Лэйла пристально наблюдали за ним, но первым заговорил Байовар:

— Сейчас будет ещё один матч.

На лице Тириона появилось беспокойство:

— Но это же наверняка не с одним из нас?

— Нет, это матч Прэйсианов и Гэйлинов, между двумя ветеранами. Победитель может уйти на покой, и стать надзирателем, — объяснил Ши'Хар. — Мы не можем увести их, пока матч не закончится, — добавил он, указывая на камеры изоляции.

— Мне нужно унести её. Ей нужна забота, — сказал Тирион, опуская взгляд на свою дочь.

Он посмотрел на остальных. С Байоваром он говорил на эроллис, поэтому лишь Лэйла поняла их разговор. Взгляд Кэйт всё ещё был полон беспокойства и вопросов.

— Я отнесу её обратно, и приведу в порядок, — сказал он ей, надеясь на то, что этого хватит, чтобы её удовлетворить.

Кэйт кивнула:

— Я пойду с тобой.

Он покачал головой:

— Нет, я хочу, чтобы ты оставалась здесь, с Лэйлой. Она вскоре принесёт тебя обратно.

— Принесёт меня? — спросила Кэйт. — У меня ещё есть ноги. Давай, я тебе помогу.

— Прости, Кэт, — сказал он ей.

Она нахмурилась:

— А на этот раз ты за что прощения просишь?

Он показал ей зубы, но улыбка немного не доставала до его глаз:

— Выбирай что угодно, список длинный.

Кэйт изучала взглядом его лицо, и увиденное её беспокоило. Там было что-то более глубокое, лежавшее за его небрежными словами.

— О чём ты д…

Воля Тириона окутала её разум, сглаживая буйство её мыслей, и подавляя её сознание вниз, во тьму. Она ощутила, как его губы мимолётно коснулись её лба, и её поглотило небытие.

— Спи… — тихо пробормотал он.

Лэйла поймала Кэйт, когда та обмякла, и начала падать. Она посмотрела на Тириона:

— А это зачем?

— Мне не хотелось с ней спорить, — просто сказал он. — Ты мне подчинишься, Лэйла?

— Конечно, мой лорд.

— Даже в смерти?

Надзирательница нахмурилась:

— Твоей или моей? Я не могу никого слушаться, если я мертва.

Её практичность заставила его слегка улыбнуться. Только надзиратель бы и задал такой вопрос.

— Моей.

— Не думаю, что кто-либо из ныне живущих смог бы тебя убить, мой лорд, — гордо ответила она, прежде чем понизить голос, — но, смерть или не смерть, я думаю, что я стала по отношению к тебе «глупой».

Её утверждение было последним, что он ожидал услышать. Наверное, для надзирателей это было самое близкое к изъявлению любви или дружбы. Это также было тем, в чём они терпеть не могли признаваться, поскольку такие чувства считались среди рабов Ши'Хар признаком слабости.

Тирион отвёл взгляд, не в силах ответить. Кэйт поняла бы его эмоцию как благодарность, но Лэйла воспримет её как смущение. Надзирательница уже начинала краснеть, осознавая, что именно она сказала.

— Когда ты вернёшься, я хочу, чтобы ты позаботилась вместо меня о Кэйт, — сказал он ей. — Она будет по вполне понятным причинам расстроена. Возможно, тебе также понадобится защитить Бриджид от неё, или от других. Позаботься о том, чтобы никто никому не причинил вреда.

Голос Лэйлы стал серьёзнее:

— Что ты задумал?

— Меня некоторое время не будет, — сказал он, когда с неба полился дождь. Казалось, что крупные капли были распухшими от всех тех сожалений, которые не могло в себе удержать даже огромное небо.

— Куда ты собрался? — спросила надзирательница, но он проигнорировал её вопрос.

Осторожно неся дочь, он пошёл к деревьям Рощи Иллэниэл, поскольку те граничили с Рощей Прэйсиан недалеко от арены, и оттуда он начал долгий путь обратно к Албамарлу, на который обычно уходил час.

Как только они оказались среди массивных деревьев богов, дождь будто исчез, ибо требовалось некоторое время, чтобы огромные ветви и листья у них над головами набрали достаточно воды, чтобы начать сбрасывать лишнюю влагу на землю внизу.

— Я могу идти, — сказала Бриджид, зашевелившись у него на руках.

— Я знаю, — ответил он, не желая её отпускать. Он хотел притворяться, пусть и ненадолго.

— Отпусти меня, — добавила она.

Дальше они пошли молча, разделённые лишь несколькими футами. Эти несколько футов представляли собой лежавшую между ними невозможную пропасть. Дождь снова нашёл их, когда они вышли из леса, и начали пересекать каменистое поле, которое вело к Албамарлу.

Тирион подогрел дождь, и на ходу направил большую его часть к ней, смывая с его помощью с её кожи кровь и грязь.

Бриджид вопросительно посмотрела на него.

— Надо прочистить порезы, прежде чем сращивать их. Но даже так у тебя в течение следующих нескольких дней может начаться лихорадка, — сказал он ей. — Не надорвись, пока не закончить восстанавливать силы.

— С тобой такое уже бывало? — спросила она.

Он кивнул:

— Что-то похожее.

— Это что, твоя доброта? — подала мысль Бриджид.

Тирион пожал плечами:

— Я слишком долго прожил среди Ши'Хар. Я не уверен, что всё ещё знаю смысл этого слова.

— Я тебя не прощу, — сказала она ему. — Я знаю, что в сегодняшних событиях виноваты Ши'Хар, и не только в них, но я не могу простить тебя. Рана слишком глубока.

— Я никогда не стал бы просить тебя о таком, — ответил он, прежде чем остановиться. Они стояли около дома, на пустом дворе, рядом с местом, которое стало перманентной уличной печью после того, как над ним поработал Раян. Тирион протянул руку к Бриджид, но теперь та отдёрнулась от его касания, внезапно оробев.

— Не надо.

— Давай я закрою эту рану, — сказал он. Коснувшись кожи на её голове, он сомкнул с помощью магии её разорванные края, приживив их друг к другу.

Бриджид зашипела от боли, и по её щекам потекли новые слёзы, но Тирион не останавливался. Вместо этого он протянул руку вниз, проведя по разорванной коже вдоль её рёбер, по порезу на боку, а затем на бедре, залечивая один за другим. Это были самые серьёзные рваные раны на её теле, и после них он отступил.

Бриджид подняла на него взгляд промокших, опухших глаз, которые, казалось, полностью отражали ярость и агонию, за годы наполнившие его сердце.

Он встал перед ней на колени.

— Не думаю, что у меня хватит сил, — солгала она, подняв татуированную руку.

Он довольно хорошо видел, сколько сил она уже успела восстановить, но вместо этого сказал ей:

— Я и не стал бы тебя заставлять. — Протянув руке к своему боку, он вынул деревянный меч из ножен, прежде чем протянуть его ей рукоятью вперёд: — Используй вот это.

Меч дрожал в её хватке, но тряслась не только её рука — дрожь охватила всё её тело.

— Я слишком устала, — сказала она ему. — Если ты передумаешь, то я и надеяться не могу убить тебя сейчас.

— Я хочу, чтобы ты это сделала, Бриджид. Я хочу, чтобы твоё лицо было последним, что я увижу. Ты заслуживаешь этого больше всех, — ответил он, взяв меч за кончик, и приставив его к своей груди, к шраму в форме креста, который он не так давно там оставил. Он ощутил присутствие остальных вдалеке. Они вошли в пределы действия его магического взора. Через несколько минут они доберутся до дома.

— У нас мало времени, — добавил он, создавая вокруг них щит, чтобы никто не вмешался.

Бриджид посмотрела прямо ему в глаза.

— Я тебя ненавижу, Даниэл Тэнник, — сказала она, назвав данное ему при рождении имя. — Я ненавижу то, что ты сделал с моей матерью, что ты сделал с людьми в Колне. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал со столькими женщинами. Я проклинаю тебя за то, что ты привёл меня сюда! — По мере того, как она это говорила, её голос поднимался, обретая громкость и силу.

Она подалась вперёд, надавив на меч, и его кончик углубился в кожу у Тириона на груди. Бритвенно-острый, он не требовал много сил, чтобы вогнать его в тело, между рёбер, и пронзить бившееся в груди Тириона сердце. Голос Бриджид стал резче, когда она наконец прокричала:

— И больше всего я ненавижу тебя зато, что ты выбрал меня для убийства Хэйли! Будь ты проклят!

Кэйт, Лэйла и остальные уже бежали к дому. Они видели разворачивавшуюся во дворе сцену, и хотя никто из них не понимал, что происходило, Кэйт знала, что им нужно было это остановить. Её пронзительный голос прозвенел в воздухе, пока она бежала, но что бы она ни говорила, её слова не были разборчивыми.

Бриджид сделала ещё один вдох, и испустила гортанный рык, поднимавшийся из глубин её живота, и в нём эхом отражалась укоренившаяся в её собственном «я» фрустрация. Её руки крепко сжимали рукоять меча, а в это время издаваемый ею звук всё повышался, превращаясь в жалкий всхлип, её живот свело настолько сильно, что она едва могла вдохнуть.

По её щекам стекали слёзы гнева, в то время как из пореза на его груди стекала кровь, но она обнаружила, что не могла воткнуть в него меч. Глядя в печальные, голубые глаза своего отца, она увидела в них себя саму, истерзанную гневом и яростью душу.

На задворках своего сознания она всё ещё могла слышать слова Хэйли: «Его не трогай. Он нас любит».

Её ладони раскрылись, и оружие упало из её обессилевших пальцев. В ярости на свою собственную слабость, она ударила Тириона в грудь, поскользнувшись кулаком о пятнавшую его тело кровь.

— Я так тебя ненавижу, — прорыдала она, падая перед ним на колени. — Я ненавижу тебя, ненавижу Ши'Хар, я всех ненавижу!

Тирион вытянул руки, притянув её к себе, хотя она сопротивлялась, извивалась и царапалась.

— Для этого уже слишком поздно. Тебе следовало убить меня, пока была такая возможность, — прошептал он, прижимая её к себе против её воли.

— Я тебя ненавижу… — снова сказала она, а затем, с душераздирающим вскриком добавила: — …и я ненавижу Маму! Она мне солгала.

На это он ничего не ответил. Ему больше нечего было сказать.

— Она солгала! Так ведь?

Он прижимал её к своей кровоточащей груди, кожа к коже, и кровь из их ран смешивалась, пока Бриджид плакала. Дождь омывал их, унося их слёзы розовыми ручейками. Тирион опустил окружавший их щит, но остальные не приближались, стоя вокруг них двоих молчаливым кругом, опустив головы, скорбя вместе с ними.

— Ты — моя истинная дочь, — сказал он тихо, лишь чтобы собравшиеся вокруг него люди могли его слышать, — моя дочь во плоти и по духу. — Подняв голову, он оглядел остальных: — И это — моя семья: сыновья и дочери, рождённые из невзгод, и выкованные в пламени нашей общей боли. Я несу на себе сотворивший вас грех, и я могу предложить вам лишь одно утешение.

Его эйсар вспыхивал в ритме гневного биения его сердца:

— Вместе мы отомстим, за Гэйбриэла, за Джека, и за Хэйли. Вместе мы уничтожим Ши'Хар.

Собравшиеся вокруг него юноши и девушки кивали, бормоча:

— …за Хэйли. — Даже Иан присоединился к ним.

Кэйт обнаружила, что осталась одна в их окружении, подобно крошечной искре разума, плывущей в море безумия.

Тирион встал, и медленно отпустил Бриджид, позволив Эмме утянуть её к себе, для утешения. Все остальные проходили мимо него, один за другим, касаясь его плеча, или порой лишь одаривая его многозначительным взглядом. В конце концов они прошли мимо, зайдя в недавно покрытое крышей, но всё ещё незавершённое общежитие.

Лэйла уже ушла в основной дом, и Тирион обнаружил, что стоит в угасающем свете, уставившись на Кэйт. Она спокойно поймала его взгляд.

— А я — что? — спросила она. — Я — не маг, не боец, и я — не твоя родственница. — Она потёрла плечи, согревая их от прохладного бриза.

Тирион подошёл к ней, сокращая расстояние:

— Ты — моя жена.

Кэйт была ошарашена:

— Я уже зам… — начала возражать она.

— Нет, — перебил он. — То было в другом мире, в другой жизни. Та жизнь окончена. Ты принадлежишь мне. Я — твой муж, и это теперь — твоя семья.

— Но Сэт…

— … разведён, — закончил он вместо неё.

— У меня есть сын.

Тирион чуть помолчал в ответ на это.

— Хочешь, чтобы он жил там? — указал он на великие деревья Рощи Иллэниэл.

— Нет.

Он взял её за руку, и повёл к дому.

— Церемонии не было. Даниэл, люди не могут просто сказать что-то такое, и сделать это реальностью.

— Я — могу.

— Куда мы идём? — спросила она, хотя уже знала. Она чувствовала это так сильно, что удивилась, зачем вообще потрудилась открыть рот.

— Мы идём закрепить наш брак.

Сердце Кэйт гулко билось, пока Тирион непреклонно тащил её за собой. Его грубая рука была подобна стихийному явлению, и тепло от неё будто расходилось лучами по её собственной руке. «Надо это остановить», — подумала она, но слова проплыли сквозь её разум подобно платку по ветру — объёмные, но лишённые веса.

Она заупиралась у двери в спальню, потянув руку назад:

— А что, если я не хочу… этого? — сказала она, указывая на дверной проём.

Тирион выпустил её руку:

— Тогда наш брак обещает быть очень скучным. Ты можешь спать в другой комнате, если тебе так хочется. — Его голос был спокойным, будто он уже сдался.

— Нет, — поправила она. — Что если я не хочу быть за тобой замужем?

Его руки поднялись вверх, и он тихо произнёс какое-то слово. В его глазах застыло опасное выражение, когда он осторожно положил руки ей на плечи.

— Будь предельно неподвижной.

Она замерла, когда его пальцы коснулись её шеи, а затем был миг тихого сопротивления, за которым последовал странный хлопок. Ошейник распался на ней, и истаял, перестав существовать.

— Если хочешь уйти, то можешь это сделать, — сказал он ей. — Никто из Ши'Хар не станет преследовать безымянного раба. Тебе вообще не было необходимости приходить сюда. Ты свободна. День пути — и ты снова увидишь свой дом.

Её глаза расширились.

— Я люблю тебя, Кэйт. Ты была права на этот счёт пятнадцать лет назад, десять, и даже сейчас, но я — очень плохой человек. Я совершал ужасное. Я пытался держать тебя подальше от всего этого тогда, и пытался снова, когда мы привели сюда детей, но ты отказывалась оставаться в стороне. Ты видела, во чтопревратилась моя жизнь.

— Что ты пытаешься сказать? — спросила она.

— Что это — твой последний шанс.

Она отвела взгляд:

— Даниэл, это — наверное худшее предложение жениться за всю историю мира.

— Именно поэтому тебе и следует уйти, — сказал он ей. — Я не приглашаю тебя разделить со мной жизнь, полную любви, смеха и детей. Я приглашаю тебя разделить моё проклятие. Моя мораль деградировала настолько, что я наконец готов утянуть тебя вниз вслед за собой.

Она подошла ближе:

— Ты не лжёшь.

— Тебя это удивляет?

Кэйт прищурилась:

— Если честно — да. Каждый раз, когда мы сближались, ты лгал, и отталкивал меня. В кои-то веки ты сказал мне неприукрашенную правду.

Он смотрел на неё, пытаясь понять, какое решение она готова была принять. Её аура приняла неопределённый вид, но быстро изменилась, когда Кэйт сделала свой выбор.

Она подняла голову:

— Ладно же, значит, буду проклята.

Её рука поднялась к его затылку, и она притянула его лицо к себе, наконец поцеловав его. Прошло несколько бездыханных минут, прежде чем они снова оторвались друг от друга.

— Но у меня есть одно условие, — добавила она.

— Какое? — спросил он, поднимая её на руки, и готовясь отнести её в спальню.

— Ты будешь играть на цистре каждый вечер… для всех нас.

— А если откажусь?

— Очень жаль, — ответила она. — Тогда тебе не следовало жениться на мне.

Глава 31

Абби вернулась на следующее утро. У неё был длинный, бледный шрам поперёк живота, и она была заметно бледнее, но в остальном была невредима. Как Тирион уже успел выяснить, целители Ши'Хар обладали несравненной способностью восстанавливать здоровье раненных.

Жизнь продолжалась.

Тирион приказал им продолжать практиковаться по утрам, но теперь давал им больше свободы. Почти все уже были инициированы, и большинство уже провело два боя, поэтому он позволил им практиковаться друг с другом, обычно — под пристальным надзором Лэйлы. Время от времени их идеи были неожиданно опасны, и наличие рядом кого-то более опытного помогало удержать их от глупостей.

Иан большую часть времени держался подальше от Тириона, но когда они всё же пересекались, обращался к нему почтительно, уважительно кивая. Тирион не пересказал никому из остальных подробности матча Иана, что тот заметил, и, быть может, теперь был за это благодарен, когда постыдность его действий дошла до его тугой башки.

Но Тирион всё равно настороженно приглядывал за Ианом. Теперь, когда его кровь остыла, он больше не считал, что имеет право осуждать действия парня, но зато стал беспокоиться о его будущем. Мир Ши'Хар плохо подходил для идиотов.

Бриджид изменилась больше всего. Если прежде она проявляла к Тириону открытую враждебность, то теперь она маячила рядом с ним при любой возможности. От своих братьев и сестёр она несколько отдалилась, решив сосредоточить больше своего внимания на отце.

Тирион беспокоился, что убийство Хэйли что-то сломало в ней, и что это уже не исправить. Безумие и ярость, которые прежде, казалось, готовы были вот-вот вырваться на поверхность, никуда не делись, но теперь были более управляемы. Когда Бриджид была рядом, то казалось, что атмосфера становилась прохладнее. Она говорила мало, а когда всё же открывала рот, то лишь для важных вещей.

Её взгляд всё время был прикован к отцу.

Несколько дней спустя она стояла рядом с ним, когда к ним с задумчивым и серьёзным лицом подошёл Раян.

— Могу я с тобой поговорить? — спросил он, бросив мимолётный взгляд на Бриджид, прежде чем сосредоточиться на Тирионе.

— Конечно, — сказал тот своему сыну.

— Наедине?

Бриджид зыркнула на него, но промолчала.

— Я не против, — сказал Тирион. — Пойдём, прогуляемся.

Минуту спустя Раян начал:

— Дело в строительстве.

— Тебе обязательно было обсуждать это наедине?

Раян застенчиво посмотрел на него:

— Вообще-то нет, но у меня от неё мурашки.

Тирион поднял бровь:

— От Бриджид?

Молодой человек кивнул:

— Да. Она такая напряжённая. Порой мне кажется, будто её взгляд прожжёт во мне дыру, и это кажется не мне одному. Большинство остальных того же мнения.

— Она через многое прошла, — подал мысль Тирион.

— Как и все мы, — напомнил Раян, — но она — другая. Она мне напоминает… — сказал он, и внезапно остановился.

— Кого именно она тебе напоминает? — подтолкнул его отец.

— При всём уважении, — сказал Раян, — она напоминает мне тебя. Она немного жуткая.

Тирион засмеялся:

— Я это запомню. Жуткость бывает время от времени полезна. Итак, о чём ты хотел поговорить?

Молодой человек потёр ладони друг о друга, ибо это была более привычная ему тема:

— Ну, как ты знаешь, общежитие по сути готово, если не считать всяких мелочей, и разбираться с ними интереснее будет Вайолет.

Оказалось, что Вайолет склонна к художественным делам. Если остальные тратили время и труд на перетаскивание, размещение и резку камня своей магией, то она предпочитала отделочную работу. Началось всё со сглаживания внутренних поверхностей, добавления округлых изгибов к деревянным частям дома и дверям, и перешло на орнамент, резьбу и тонкую гравировку.

Девушка была совершенно одержима красивыми узорами, и остальные решили не жаловаться на то, что она отлынивала от более тяжёлой работы, поскольку её усилия превращали жилые помещения и комнаты в нечто приятное глазу.

— Ты волнуешься о том, что у тебя теперь будет слишком много свободного времени на руках? — спросил Тирион.

— Да, и нет, — сказал Раян. — У меня есть некоторые идеи, если ты позволишь.

— Чем бы ты хотел заняться?

— Ну, нам бы не помешало складское помещение. Кладовая в твоём доме большая, но при таком количестве народу было бы здорово иметь место, где можно было бы хранить побольше вещей. Также было бы хорошо иметь место для лошадей, а Абби предложила, что надо бы сделать место для работы, которое не находится постоянно под открытым небом…

— Мастерскую?

— Несколько мастерских, — сказал Раян, кивая. — Лучше всего не обрабатывать металл там, где другие занимаются тонкой работой, или делают что-то с едой, тканью или занимаются гончарным делом. — Используя эйсар, он создал в воздухе между ними зелёную плоскость: — Это — Албамарл.

Пальцы Раяна очертили контуры дома Тириона, затем добавили рядом с ним более крупный прямоугольник:

— А это — общежитие. Так вот, я думал, что мы могли бы построить большой склад вот тут, а здесь — сарай и конюшни. Мастерские будут вдоль этой части, и мы могли бы оставить центральную область открытой…

— А это что за линии снаружи?

— Если ты считаешь это хорошей мыслью, то это будут внешние стены…

— Защитные укрепления?

Раян пожал плечами:

— Ну, если с Ши'Хар что-то случится, то я не думаю, что от них будет особый прок, но они не позволят волкам добраться до кур.

— Кур?

Раян указал на дальний угол своей диаграммы:

— Вон там, чтобы у нас были яйца.

— В Роще Иллэниэл нет кур, — сказал Тирион. — Где вы их отыщете?

— Разве ты не можешь послать кого-то в Колн? — подал мысль Раян. — Нам тут не помешало бы много разных вещей.

Тирион потёр подбородок. Прежде он об этом не задумывался. В прошлом это просто не было вариантом, но с его новым статусом можно было делать многое из того, что прежде было немыслимым.

— Это — интересная мысль, — медленно произнёс он, — но нам нечего обменять.

Лицо Тириона посуровело, пока он думал о том, чтобы просто взять всё необходимое. В прошлом он уже заставил семью Хэйсов обеспечить их телегой и кое-какими товарами, а много лет назад заставил их дать его родителям значительный объём древесины. «Однако сколько они смогут себе позволить? Или нам следует возложить на весь город какого-то рода дань?»

Раян видел, как шестерёнки завертелись в голове его отца:

— Подожди, — поспешно сказал он. — Тад думает, что у нас таки есть, что обменять.

Тирион приостановился, глядя на сына.

— Железо, — сказал Раян, отвечая на его невысказанный вопрос, — или гранит, или даже древесина. Добывать камень мы хорошо наловчились. Мы способны производить много материала за короткий срок, по сравнению с тем, к чему они привыкли.

Рубленный камень был в Колне редкостью. Большинство людей строили из дерева. С ним было легче работать, и его было легче перемещать в больших объёмах. Единственные каменщики, о которых Тирион слышал, работали в Дэрхаме, и везти много камня туда было слишком далеко.

— Древесину надо заготавливать, на это уходит время, — сказал Тирион. — Перевозка камня на такое большое расстояние — слишком хлопотно. Я не могу отправить вас всех в Колн. Я даже пока не уверен, что я могу вообще кого-то из вас послать. С железом будет проще. Я могу достать его в любом желаемом количестве, и одна гружёная телега железа будет иметь значительную ценность.

Раян улыбнулся:

— Я надеялся, что ты так и скажешь.

— Поговори с Тадом. Составьте список, и решите, что вам нужно больше всего, а потом отсортируйте свои нужды. Вам следует составить график. Мы не можем делать всё сразу, поэтому понадобится план… что делать в первую очередь, и что вам для этого нужно.

— Да, сэр! — буквально засиял Раян.

Тирион смотрел вслед парню, в походке которого появилась новая целеустремлённость. «Он мне улыбнулся». В горле у него встал комок.

* * *

На следующий день к нему заявился неожиданный посетитель. Тиллмэйриас появился у парадной двери, и вежливо постучал, что застало Кэйт врасплох — никто никогда не стучал. Дети Тириона входили и уходили, обычно желая узнать, что будет на обед или на ужин. Она не задумываясь открыла дверь.

Кэйт уставилась на чернокожего мужчину у порога. Золотые глаза смотрели на неё в ответ с пристальностью, от которой ей стало не по себе.

— Э… я чем-то могу вам помочь?

Она шагнула назад, позволяя ему войти.

Тиллмэйриас протянул руку, почти нежно касаясь её волос:

— Где твой ошейник, дитя?

Рот Кэйт открылся, а затем снова закрылся. Ответа у неё не было. Она знала, что человек, обнаруженный без ошейника, рисковал страшными последствиями, наименьшим из которых было то, что первый же нашедший такого человека Ши'Хар мог сделать его своей собственностью. А о худших даже думать было тяжело. «Что он сделает, если узнает, что это Даниэл снял ошейник?»

Она подняла голову:

— Мне не положено об этом говорить. — Правдоподобной лжи у неё не было, поэтому её наилучшим вариантом было тянуть время.

— Я счёл его неудобным, — сказал Тирион, выходя из коридора, — поэтому избавился от него.

Когда Тирион вошёл, Тиллмэйриас обратил своё внимание на него:

— Как очаровательно! Как ты это сделал? — Закрыть за собой дверь он не удосужился.

— Кэйт, не могла бы ты прикрыть дверь? — подал мысль Тирион. Его мысли неслись вскачь. В зависимости от того, какие у хранителя знаний были мотивы, ему, возможно, придётся принять некоторые радикальные меры. Закрытая дверь затруднит невидимому противнику побег, а Тиллмэйриас в конце концов всё же был Прэйсианом.

Ши'Хар повернул голову, наблюдая за закрывавшей дверь рыжеволосой женщиной с выражением лица, которое было почти радостным. Переведя взгляд обратно на Тириона он воскликнул:

— Как замечательно. Ты что, думаешь меня убить?

Тирион улыбнулся, силясь подавить страх, который он всегда ощущал при звуках голоса Тиллмэйриаса. Несмотря на годы и жизненный опыт, проведённое под «опекой» инструктора время оставило на его душе неизгладимый шрам. Тирион надеялся, что, несмотря на это, он сможет сражаться как надо.

— Конечно же нет, — ответил он, надеясь, что Ши'Хар не заметит начавшие проступать у него на лбу бисеринки пота. — Просто с приходом весны я предпочитаю не пускать насекомых в дом.

— Расслабься, — тихо засмеялся Тиллмэйриас. — Цель моего визита не настолько страшная, да и вредить твоей самке я не планирую. Причина моего визита иная.

— Я бы предложил тебе сесть, но у нас пока не было времени сделать достаточно стульев, — ответил Тирион, пытаясь замедлить биение своего сердца.

— Это нам легко исправить, — сказал хранитель знаний, поднимая руки, и готовя свой эйсар. На секунду он приостановился: — Ты позволишь? — Он не хотел пугать Тириона внезапным заклинательным плетением. Человек явно чувствовал тревогу, а встревоженный человек мог плохо отреагировать на необъявленную магию.

Тирион кивнул:

— Приступай.

Тиллмэйриас приступил, и полминуты спустя в передней комнате было два удобных кресла. Он жестом предложил Тириону сесть:

— Прежде чем я скажу что-то ещё, я хотел бы попросить у тебя прощения, Тирион.

Глаза Тириона расширились — из всех слов, которые мог сказать этот Ши'Хар, эти были наименее вероятными.

— Когда ты только пришёл к нам, я был невежественным относительно многих вещей, но благодаря терпению я учился на своих ошибках, в основном — наблюдая за тобой, — сказал хранитель знаний.

Тирион приоткрыл рот, но не мог решить, что сказать.

— Я большую часть своей жизни изучал ваш род, но лишь после твоего появления я начал понимать, насколько многое из того, что я знал, было неверным, — продолжил Прэйсиан. — Изначально моё внимание привлёк твой потрясающий успех на арене. Сперва я списывал это на твою непомерную силу, но со временем стало ясно, что за этим стояло нечто большее. Ты адаптировался и менялся гораздо быстрей, чем любые наши баратти. В конце концов мы начали ставить тебя в ситуации, в которых ты никак не мог выжить за счёт одной лишь силы, но твоя сообразительность снова и снова спасала тебя, несмотря на наши усерднейшие попытки найти пределы твоих способностей.

— Попытки меня убить, — поправил Тирион.

Тиллмэйриас кивнул:

— Именно так, и даже после твоего боя с Крайтэком, продемонстрировавшего способности, которые мы считали невозможными для людей, я всё ещё оставался невежественным. Лишь после появления здесь твоих детей я начал по-настоящему видеть.

— Видеть что?

— Ты должен понять, что для моего народа люди выглядят как дети. Мы даже себя не особо ценим. Для нас зрелость, взрослость являются тем, что мы приписываем старейшинам. Люди, с их неспособностью к заклинательному плетению, и с их низким интеллектом, не казались достойными какого-то уважения.

Тирион обнаружил, что ощетинился в ответ на слова Ши'Хар.

Тиллмэйриас поднял ладонь:

— Я не хотел тебя оскорбить. После того, как я увидел тебя, и увидел твоих детей, мои взгляды изменились. Твой интеллект гораздо выше, чем у наших рабов, и наблюдая за твоими детьми, я вижу, что это — не редкость. Вывод, к которому я пришёл, заключается в том, что наши методы взращивания людей замедляют их умственное развитие.

— К чему ты клонишь?

— Я хотел бы загладить свою вину. Когда ты пришёл к нам, я обращался с тобой так же, как обращался бы с любым трудным животным. Я тебя кормил, поил, и, когда это казалось необходимым, наказывал. Мои намерения состояли в том, чтобы выдрессировать тебя так, как я делал со множеством других, но теперь я понимаю, что я причинял тебе значительный вред. Мои усилия не только не возымели действия, они, вполне возможно, затруднили тебе достижение успеха.

Наблюдение за тем, как ты взаимодействуешь со своими отпрысками, заставило меня осознать, что случившееся несколько дней назад на арене было ужасно неправильным. Я не жду, что ты мне поверишь, но я был против того матча, хотя я не имел власти ни над Морданами, ни над Иллэниэлами.

Тирион был потрясён. Ему было трудно решить, что чувствовать. Он всё ещё боялся, нет, ненавидел Ши'Хар, и Тиллмэйриаса — больше всех прочих, но сейчас он слышал то, чего не ожидал услышать никогда. «Он что, глумится надо мной?». Однако это было маловероятно. Ши'Хар были известны своей честностью. При необходимости они могли лгать, но притворные извинения были для них слишком тонким ходом. Этот Ши'Хар действительно пытался попросить прощения.

— Объявление Лираллианты, — добавил Тиллмэйриас, — о том, что ты — её кианти, изменило твой статус, но дискуссия вышла далеко за рамки этого вопроса.

— Дискуссия среди ваших старейшин?

Хранитель знаний кивнул:

— Не только среди моих, а вообще среди старейшин всех рощ. В прошлом месяце я вынес предложение о том, чтобы наш народ изменил определение как баратти, так и Ши'Хар, чтобы создать для вашего народа новую категорию.

— Пожалуйста, объясни, Тиллмэйриас, — сказал Тирион. — Ничто же не изменилось, с чего такая внезапная смена отношения?

— Изменилось наше понимание, Тирион. Когда мы только явились в этот мир, у нас было лишь три главных категории для определения жизни. К первой категории мы относили лишь себя — живых, разумных, осознающих себя существ, способных манипулировать эйсаром и контролировать его. Мы считали это высшей формой жизни, единственной формой, у которой было то, что твои предки называли бы «душой». Вторая категория была для всей остальной жизни, баратти — животные, живые существа, обладающие эйсаром, но неспособные им манипулировать. Когда мы только прибыли сюда, люди чётко попадали в эту категорию, и потому мы нисколько не терзаясь забрали этот мир себе.

— Вы видели их города, вы изучали их науку, — указал Тирион. — Как вы могли посчитать их животными?

Тиллмэйриас кивнул:

— Мы знали, что они были разумны, но мы не считали ваш род полноценно живым в том же смысле, что и мы. Мы думали о вас, как о живых машинах.

Тирион обнаружил, что скрипит зубами, и сознательно заставил себя расслабиться:

— А что — третья категория?

— Великий Враг, преследующий нас от звезды к звезде, от измерения к измерению, — ответил Тиллмэйриас, — но они этой дискуссии никак не касаются.

— Могут ли они явиться сюда?

Прэйсиан улыбнулся:

— Нет. Здесь мы в безопасности. Старейшины Иллэниэлов и Морданов разработали непробиваемую защиту для этого измерения ещё до того, как мы пришли в этот мир. Морданы и Сэнтиры смогли претворить её в жизнь согласно планам старейшин Иллэниэлов. Больше преследований не будет.

У Тириона была где-то дюжина вопросов, но первым делом он задал самый основной:

— Почему они относятся к отдельной категории? Чем они отличаются?

— Это я обсуждать не волен, — проинформировал его Тиллмэйриас, — да это и не важно для нашего разговора. Что важно, так это то, что мы теперь считаем ваш вид обладающим истинным самосознанием, истинно живым.

Тирион покачал головой:

— Как у вас могло уйти столько времени на то, чтобы это понять? Кто угодно мог бы сразу сказать вам об этом.

Хранитель знаний сжал губы, тщательно размышляя. Чуть погодя он продолжил:

— Это трудно объяснить. Ты знал, что можно создать машину, способную думать?

Его жизненный опыт касательно машин не выходил за пределы телег и ткацких станков, но он вспомнил древний человеческий город, который ему когда-то показывал Тиллмэйриас, а также его описания фантастических изобретений древних людей. Однако это казалось ему странным:

— Вообще-то это кажется мне бессмыслицей.

— Тем не менее, это так, — сказал Тиллмэйриас. — К моменту нашего прибытия ваш народ уже добился этого. Основной смысл тут в том, что возможно создать машину из простых материалов… металла, камня, стекла. Можно создать машину, которая может думать и общаться, но она не живая, не обладает истинным сознанием. Она может «казаться» Ши'Хар или, в вашем случае, человеком. Она может делать это настолько идеально, что тебе или мне будет невозможно найти разницу, но она всё равно останется машиной.

Тирион представил себя куклу, способную говорить, и от этой мысли мурашки побежали у него по спине:

— Это просто… возмутительно.

— Именно так, — согласился Тиллмэйриас. — Именно так мы и думали о вашем народе.

— Что?! Как вы могли спутать нас с машинами?

— Но вы ими и являетесь, дорогой человек. Вы — фантастические машины естественного происхождения, вместо металла и шестерёнок построенные из крови и кости, — сказал Тиллмэйриас.

Выражение лица Тириона заставило его поспешно добавить:

— Как и Ши'Хар, вне зависимости от того, идёт ли речь о наших старейшинах, или о наших детях, вроде меня. Мы — фантастические биологические машины.

Ощущение было таким, будто он мысленно тонул. Концепция, которую пытался передать ему Тиллмэйриас, заставляла его разум завязываться узлом.

— Твои доводы опровергают сами себя, Тиллмэйриас. Согласно тому, что ты сказал, вообще никак нельзя узнать, являются ли наши виды воистину живыми.

— Ещё как можно, — сказал Тиллмэйриас. — Сознание — свойство эйсара, даже трава у тебя под ногами имеет немного эйсара. Животные и прочие им подобные обладают им в ещё большем количестве. Люди, которых мы впервые встретили в этом мире, тоже его имели, но не были способны им манипулировать. Они даже не были способны ощущать его присутствие. Вот, почему мы считали их животными, или, используя только что обсуждавшиеся нами термины, минимально осознающими себя биологическими машинами. Существами, обладающими разумом, но лишёнными истинного сознания, истинной души. Поэтому мы считали возможным поступать с вами так, как нам вздумается.

— Но это же глупо. У меня гораздо больше эйсара, чем у тебя, — напомнил ему Тирион, — но я не настолько глуп, чтобы не считать тебя истинно разумным.

Тиллмэйриас кивнул:

— Но дело тут не в разумности. Мы считали, что у истинного сознания был некий порог. Разумность может быть создана даже в истинной машине, вообще без эйсара. Критерий, который мы считали основным — это способность манипулировать эйсаром на высоком уровне, то, что мы называем заклинательным плетением.

После того, как мы произвели своих первых «человеческих» детей, адаптированных для этого мира Ши'Хар, мы начали экспериментировать с истинными людьми. Результатом стали человеческие рабы, которых ты сегодня видишь в Эллентрэа и в других рабских городах. Сперва они были идентичны диким людям, но после нескольких генетических изменений они получили способность воспринимать эйсар и манипулировать им. Мы сделали их магами, такими, как ты. В тот момент мы считали, что это может дать им истинное сознание и разум, — продолжил хранитель знаний.

Однако они были жестокими и дикими животными. Их интеллект был ниже, чем у ваших далёких предков, и они даже близко не ведали, что такое сострадание или сочувствие. Мы решили, что они, наверное, всё ещё являются животными, хоть и разумными. В тот момент родилась гипотеза о том, что решающая разница заключается в заклинательном плетении.

— Мы всё ещё не способны плести заклинания, — заметил Тирион. — Что-то изменило ваше мнение?

— Ты, Тирион, — сказал Тиллмэйриас. — Ты изменил моё мнение. Твоё страдание было очевидно с самого начала, но я сперва не считал его отличным от страдания других наших рабов. Но затем ты начал проявлять признаки чего-то более глубокого, пример тому — твоя музыка, хотя некоторые возражали, что такое было и у древних людей. Твоё сострадание и забота о твоих детях, и их сочувствие друг к другу также были крупными факторами в этой дискуссии. Однако даже этого было недостаточно, чтобы убедить многих старейшин.

Твой успех на арене заставил дискуссию возобновиться. Успехи твоих детей довели её до такого состояния, что немногие старейшины могли отрицать очевидное, — сказал Тиллмэйриас.

— С чего бы насилию и убийствам менять их мнение? Ваши рабы этим занимаются уже веками.

— Дело в твоём примитивном заклинательном плетении, — сказал хранитель знаний. — Это «чародейство», как ты его называешь. Оно было основным фактором, но очевидное превосходство твоего дикого воспитания, и превосходство твоих детей, выросших в схожих условиях, стали решающими. Теперь мой народ больше не может игнорировать то, что так долго было прямо у них под носом. Дело не только в том, что ваш род обладает сознанием — именно действия моего народа заставили вас казаться такими примитивными. Мы не только отняли ваш мир — наши попытки создать разумную, обладающую сознанием человеческую расу на самом деле сделали вас хуже. Мы не экспериментировали с животными, мы мучили своих братьев по разуму.

Тиллмэйриас смотрел глубоко ему в глаза:

— Вот, как я считаю, хотя сперва я пребывал в невежестве. Иллэниэлы с самого начала придерживались этого мнения, но моя роща, и остальные, думали иначе. Теперь они начинают менять своё мнение. Я пытаюсь заставить их увидеть, но некоторые не хотят слушать.

— Почему им так трудно поверить в это?

Прэйсиан опустил взгляд:

— Потому что после перемены представления об этом наши соплеменники начинают выглядеть тиранами и чудовищами. Если они примут мысль о том, что ваш род подобен нам, значит мы совершили великое преступление против другого, обладающего истинным сознанием вида. Мы были убийцами, палачами и насильниками в худшем смысле этих слов.

Я хотел попросить у тебя прощения, Тирион. Я причинял тебе боль, и продолжал это делать даже после того, как у меня появились сомнения. Я не могу искупить совершённую мной несправедливость, но я могу постараться создать лучший мир для твоих детей.

Гнев, так долго тлевший внутри Тириона, снова начал закипать. Признание Тиллмэйриасом вины нисколько этот гнев не смягчило, и даже скорее раздуло его пламя:

— Ненависть, которую я чувствую по отношению к тебе и твоему народу далеко выходит за пределы того, что можно исправить словами, такими как «прощение», — сказал он хранителю знаний.

Тиллмэйриас склонил голову:

— Я могу лишь принять это, Тирион, ибо я считаю, что у тебя есть хорошие причины для такого отношения, но мне следует тебе сказать, что именно твоя «любовь» вызвала наиболее значительные перемены.

— Любовь?! — Он даже и не думал, что Прэйсиану знакомо это слово.

— Да, любовь. Когда Лираллианта объявила, что ты — её кианти, она действовала из любви. Наш народ никогда не был особо эмоционален, но когда-то, в далёком прошлом, мы знали смысл любви. Кианти были нашими партнёрами, и мы чувствовали любовь. Они были ответственны за экспансию нашей расы, когда нам с трудом удавалось просто выжить. Старейшины это знают, и это знают хранители знаний, но Лираллианта — не знала. Мы помним то, что было прежде, хотя в нашем народе этого больше нет. Одна из причин, по которой её избрали для того, чтобы принять лошти, заключалась в подозрениях старейшин о том, что она заново открыла любовь. Если она станет хранителем знаний, то сможет сравнить прошлое с тем, что нашла в тебе в настоящем.

Тирион покачал головой, пойманный между гневом и замешательством, но Тиллмэйриас продолжил:

— Я возобновил дискуссию насчёт вашего рода несколько лет назад, но она ни к чему не приводила. Когда Лираллианта сказала, что ты — её кианти, её слова зажгли мысли старейшин. Другие рощи больше не могли игнорировать мои протесты, больше не могли игнорировать философию Рощи Иллэниэл. Им пришлось раскрыть глаза.

— И что будет теперь? — спросил Тирион.

— Ничего, — сказал Прэйсиан. — Дискуссия ещё не закончилась. Некоторые отказываются быть убеждёнными, но с каждой своей победой твои дети показывают своё превосходство над нашими рабами. Это — доказательство того, что наши методы содержания вашего народа не только неподходящие, но и вредные, делающие вас хуже, а не лучше.

— Конечно же, — с саркастическим смешком сказал Тирион, — ответ всегда один — убивать ещё больше. Неужели Ши'Хар не насытились кровью?

— Пока что мы не победили в споре, — печально сказал Тиллмэйриас. — Я думаю, что сейчас это лишь вопрос времени, но пока старейшины других рощ не уступят, матчи продолжатся. Каждый бой, в котором твои дети побеждают, укрепляет позиции человечества.

— Если ничего не изменилось, то почему ты мне это всё рассказываешь? — с горечью сказал Тирион. — Думаешь, это заставит меня думать о вас лучше? Я вас по-прежнему презираю.

— Нет, — сказал хранитель знаний. — Но я думал, что это может дать тебе надежду, и судя по тому, что я видел, надежда всегда мотивирует ваш народ гораздо лучше, чем страх.

Тирион разгладил черты своего лица, снова пытаясь скрыть свой гнев:

— Я обдумаю твои слова. Ради своих детей я буду действовать, исходя из логики, но я не буду тебе лгать, Тиллмэйриас — в сердце своём я всегда буду томиться от желания спалить тебя и твой народ дотла.

Глава 32

До того, как настал следующий аренный день, пробудилась сила у Пайпер и Блэйка. Тириона это беспокоило, поскольку у них было чуть менее двух дней на то, чтобы научиться основам перед своими инициирующими матчами, но оказалось, что волноваться ему не следовало. Другие его дети объединились в стремлении позаботиться о том, чтобы Пайпер и Блэйк были готовы как можно лучше, и хотя первые убийства оставили на них эмоциональные следы, они пережили бои без происшествий.

Бои у остальных прошли хорошо. Даже Иан, так сильно посрамивший их неделю тому назад, без труда завершил свой матч, сосредоточившись на победе, а не на своих «иных» склонностях.

Раян во время боя продемонстрировал свою смышлёность, показав ещё больше уверенности, чем прежде, и контролировал свой бой от начала и до конца, однако самым зрелищным был матч Бриджид. Она полностью поправилась, и её сила, и глубина её сосредоточенности, позволили ей с брутальной эффективностью разнести противника в пух и прах.

К концу дня сомнений не осталось: дети Тириона ликвидировали остальных участников, не дав противникам даже иллюзии того, что те могут победить.

Он был рад их успехам, но одновременно это заставило его тревожиться ещё больше. Из личного опыта Тирион знал, что случалось, когда Ши'Хар начинали считать матчи слишком лёгкими. Юноши и девушки из Колна учились быстро, и их постоянная практика друг с другом, в совокупности с их необычно высокой силой, означали, что их навыки росли гораздо быстрее, чем в своё время у Тириона.

«Если так пойдёт дальше, их скоро захотят заставить сражаться с несколькими врагами одновременно».

Сил им для этого хватало, в этом он не сомневался, но динамика боёв против обладающего численным перевесом противника была иной. Такие бои требовали сильной тактики и, важнее всего, огромной уверенности. Нужно было рисковать. Потеря инициативы в такой ситуации могла позволить врагу напасть на одинокого мага сообща, и что создавало высокую вероятность фатального исхода.

Бриджид была единственной, в чьей победе в столь неравной схватке он был уверен. Остальные всё ещё развивали в себе хладнокровие и упорство.

Однако он мог дать им преимущества, которых сам был лишён.

— Начиная с завтрашнего дня расписание меняется. По утрам вы будете разбиваться на пять групп… три тройки, и две пары. Пары буду работать над тактикой «один на один», в то время как тройки будут упражняться как один против двух. Как обычно, Лэйла будет надзирать за вами, и она же будет участвовать в одной из групп, чтобы помочь вам привыкнуть к тактике Прэйсианов, — обратился Тирион к собравшимся вокруг вечернего костра, когда те отдыхали после дня на арене, и переваривали обильный ужин.

Дэвид поднял руку, и Тирион кивнул ему, чтобы говорил.

— Прошу прощения, сэр, но почему двое на одного? Матчи на арене — всегда один на один.

— Обычно это так, — ответил он, — но пока я сражался на арене, они решили поменять ситуацию, когда им стало казаться, что бои более не представляли для меня сложности. Мне приходилось драться сразу с двумя, а к концу моего срока я часто сражался против четырёх одновременно.

Пайпер сидела с краю одного из брёвен, в её глазах всё ещё стояли преследовавшие её воспоминания о её первом убийстве. Слова Тириона её встревожили:

— Четырёх?!

Эмма продолжала придерживаться практичной позиции:

— Полагаю, это имеет смысл, — вздохнула она. — Нам просто придётся работать упорнее, чтобы у нас точно хватило на это навыков.

Тирион указал на Бриджид:

— У вас есть многое из того, чего не было у меня. В те времена никто и слыхом не слыхивал о тренировках, и я был лишён даже самых фундаментальных знаний, которые уже имели те, кто вырос в Эллентрэа. У вас есть мой опыт, и вы можете тренироваться друг с другом, учиться друг у друга. Я также дам вам татуировки, которые вы видите у Бриджид на руках — и даже больше. — Он махнул вниз, указывая на всё своё тело: — Чары, создаваемые этими татуировками, дадут вам защиту, которую не может надеяться пробить никакой обычный маг — она поддаётся лишь оружию, созданному подобной же магией.

Он привёл в действие чары силового клинка на одной из своих рук.

— Эти штуки сделают вас почти неуязвимыми, но вы должны пользоваться ими экономно. Растягивайте бои, и делайте так, чтобы они казались труднее, чем есть на самом деле, иначе они станут выставлять против вас двух противников вместо одного раньше, а не позже, — объяснил Тирион.

Раян оценивающе присвистнул, а глаза Дэвида загорелись от предвкушения, но Абби нахмурилась:

— А нам правда обязательно покрывать себя такими пёстрыми символами?

Тирион начал было отвечать, но Бриджид нарушила своё молчание, и заговорила первой:

— Если хочешь жить, Абигейл, то — да, они тебе понадобятся. — Бриджид встала со своего места, её стройное тело отбрасывало в свете костра длинные тени, пока сама она пылко говорила: — Нам нужно всё возможное оружие. Придёт день, когда мы столкнёмся не только со слабыми рабами, а для того, чтобы пробить заклинательные плетения Ши'Хар, нужны мощные клинки.

Некоторые из остальных выглядели так, будто от упоминания о Ши'Хар им не по себе, но возражать не стали. Все уже побывали в бою, даже если перспектива эта им не нравилась. Тут Тирион решил её перебить:

— Давайте не будет говорить о таком у всех на виду, пока что нам нужно сосредоточиться лишь на том, чтобы сделать вас сильнее. После утренних тренировок, после полудня, я буду работать с вами наедине, чтобы сделать те же татуировки, какие сейчас есть у меня. Все остальные будут работать с Раяном над завершением пристроек к новым зданиям. Каждый из вас должен научиться основам чародейства, чтобы вы могли склеивать и укреплять камни так же, как я сделал в своём собственном доме.

Они ещё некоторое время говорили, но когда все устали, и побрели к кроватям, Раян снова подошёл к нему:

— Когда мы сможем послать телегу в Колн? — Ему не терпелось наладить контакт, и начать торговать. Тирион подозревал, что он также надеялся увидеться с родителями.

— Пока не можем, — сказал Тирион. — Ошейники не позволят это, пока не вернётся Лираллианта. Она может изменить их, позволив отлучаться в поездки.

— А разве ты не можешь просто… — сделал Раян пальцами такой жест, будто держал ножницы, — …чик-чик.

Тирион вздохнул:

— Могу, но тогда ты снова будешь подвержен риску, пока не вернёшься. Мне также придётся снова искать оправдания для Байовара, и надеяться на то, что он окажет мне услугу, надев на тебя новый ошейник перед следующем днём на арене.

— У тебя ошейника больше нет, — указал парень.

Тирион кивнул:

— Мне дали особые привилегии, и я надеюсь, что однажды мы все от них освободимся, но сегодня этого не произойдёт.

— Нам действительно нужно оттуда много вещей, — подтолкнул его Раян.

Тирион сменил тактику:

— Я знаю, что ты хотел бы увидеться с родителями, Раян, но подумал ли ты о других вестях, которые тебе придётся принести, если ты поедешь?

На миг замешательство отразилось на лице молодого человека, прежде чем он внезапно осознал:

— Ты имеешь ввиду Гэйбриэла, и…

— …Хэйли, и Джека, — закончил Тирион.

— Нам не обязательно сразу им говорить, — предложил парень.

— Хватит с меня лжи, — сказал Тирион. — Было бы жестоко держать их в неведении.

— И говорить им тоже будет жестоко.

Тирион отрицательно покачал головой:

— Нет, этим путём я уже ходил, лучше раскрыть правду пораньше. Позволить им погоревать, и жить дальше.

Раян открыл рот, а потом снова закрыл, пытаясь найти более подходящий ответ.

— На этой неделе съезжу я — один, если придётся, — сказал Тирион. — Так недобрые вести принесу я. Вы с Тадом сможете поехать в следующий раз, если Лираллианта вернётся и изменит ваши ошейники, на что я надеюсь.

— Да, сэр, — сказал Раян, не потрудившись скрыть своё разочарование.

* * *

Два дня спустя Тирион поехал в Колн, но не один. Кэйт ехала вместе с ним на облучке. Она с тревогой смотрела на тропу впереди, когда в поле зрения медленно поднялась крыша её прежнего дома.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил Тирион уже наверное в двенадцатый раз.

Она утвердительно кивнула, одновременно отвечая:

— Нет, но мне нужно увидеть сына.

— Я мог бы пойти с тобой, — снова предложил он.

— Это не поможет. Езжай в город, уладь дела. — Она повернулась, и бросила на него строгий взгляд: — И, пожалуйста, не убивай никого.

Он поднял ладони:

— В прошлый раз я никому не навредил.

— Лишь потому…

Её слова внезапно оборвались, когда она увидела своего сына, Эрона. Тот взбирался по тропе, неся воду в дом. Парень почти в тот же момент заметил её, бросил ведро, и побежал к ним.

Тирион наблюдал, как лицо Кэйт засветилось от радости, а глаза уже наполнились слезами, пока она слезала с облучка:

— Тебе не обязательно возвращаться вмест…

— Будь здесь, — твёрдо сказала она ему. — Если попытаешься уехать без меня, то я просто пойду обратно пешком. Теперь я знаю, где ты живёшь.

Он кивнул, но она перестала обращать на него внимание — Эрон добежал до неё, и они крепко обнялись. Чуть погодя парень поднял на него глаза из-за плеча своей матери, его взгляд метал в Тириона кинжалы.

Тирион отвёл взгляд, и щёлкнул поводьями, чтобы заставить лошадей снова прийти в движение. Вперившийся в него взгляд мальчика он проигнорировал. «Не трать понапрасну время, пацан», — подумал он. «Меня ненавидели те, кто умеет это делать гораздо лучше тебя».

Чуть более часа спустя он въехал в Колн. Первые люди, узнавшие его, быстро покинули улицу, закрывшись в своих домах. Несколько детей побежали прочь, предупредить остальных. В течение нескольких минут город стал выглядеть почти заброшенным, или выглядел бы, не будь Тирион способен ощущать горожан, съёжившихся в своих домах.

Том Хэйс ждал у входа в свою лавку. Тирион не мог не зауважать его смелость.

— Как Тад? — спросил Том. Элис тоже выходила наружу, вставая рядом с мужем.

Тирион приветственно кивнул:

— Сын ваш в порядке. У него пробудилась магия. Мощным магом будет.

— Он хорошо ест? — вставила Элис.

— Вообще, — начал Тирион, — я именно поэтому и приехал.

— Если будешь продолжать нас грабить, то мне придётся закрыть лавку, — с горечью сказал Том. — Мы и так уже в долгу у всех фермеров и торговцев на мили вокруг.

— Я не настолько равнодушен к вашему положению, — сказал Тирион. — Я привёз железо на обмен — его хватит, чтобы с лихвой возместить вызванные мной в прошлом траты.

— Железо? — с любопытством сказала Элис.

— Обычно мы закупаем железо в Дэрхаме, — объявил лавочник.

Тирион сдёрнул парусину, накрывавшую кузов телеги, явив взору аккуратные ряды тяжёлого железного прутка. Тот весил настолько много, что телега была загружена лишь наполовину, иначе лошади не смогли бы её сдвинуть с места. Глаза Тома слегка расширились:

— Это больше, чем Колн может употребить за год. Что я, по-твоему, должен с этим делать? — пожаловался Том.

— Это Тад предложил, — проинформировал его Тирион. — Вместо того, чтобы закупать железо в Дэрхаме, вы могли бы продавать им железо. Им оно нужно гораздо больше, чем нам, так он мне говорит.

— Это расстроит тамошних шахтёров, не говоря уже о литейном цехе, — сказал лавочник, потирая подбородок. — Сколько у тебя железа?

«Столько, сколько захочешь», — подумал Тирион. «В земле его целая куча».

— Я легко могу достать ещё. Тёсаный камень также легко добыть, но перевозить его ещё тяжелее.

— Тут у нас нет особого спроса на камень, — сказал Том, но лицо его стало задумчивым.

— Это может и измениться, если он станет дешёвым и доступным в большом количестве, — намекнул Тирион.

Том кивнул:

— Может, и так. Заходи внутрь, обсудим это дело. Полагаю, ты привёз список необходимого?

Тирион улыбнулся, и похлопал себя по груди — список был сложен, и спрятан под его кожаную броню.

Они втроём говорили почти час. Некоторое время он потратил на то, чтобы заверить их обоих, что у их сына всё хорошо, а остальное время они обсуждали свои деловые планы. Когда они закончили, настроение у Тома и Элис существенно улучшилось.

— Я организую поставки, — сказал Том, потирая руки. — Потребуется минимум пять телег, но я думаю, что смогу занять их достаточно, чтобы справиться. У меня есть кое-что под рукой, если хочешь, но остальному придётся подождать.

— Спасибо, что принёс вести про Тада, — добавила Элис. На миг они с мужем улыбнулись друг другу.

«Они понимают, что я сделаю их богачами».

Тут их отвлёк стук в дверь. Снаружи с тревожным видом стояла Мона Эванс. Элис коротко переговорила с ней, пытаясь убедить её не входить, но та протолкалась внутрь.

— Где мой сын? Он жив? — потребовала мать Гэйбриэла, найдя взглядом Тириона.

Тот встал, и пошёл к ней, заметив, как задрожали её руки при его приближении. «Она боится до смерти, но даже этого недостаточно, чтобы удержать её вдали от меня», — подивился Тирион.

— Твой сын мёртв, — печально сказал он ей.

— Нет! — тихо сказала Мона с округлившимся ртом и расширенными глазами. Её голос стал постепенно становиться всё громче и громче: — Это неправда. Скажи мне, что это ложь. У него всё хорошо. Ты же сказал, что защитишь их.

Тирион видел, что она была на грани истерики, но не знал, что ещё сказать.

— Он умер, защищая свою сестру, — сказал он ей. «А она умерла, защищая свою».

Её колени подогнулись, и Мона стала падать, но Тирион её подхватил. Плача, она оттолкнула его руки прочь:

— Нет, не трогай меня! Убийца! Мой бедный Гэйбриэл, ты убил его. — Вернув себе равновесие, она попятилась.

Тирион отпустил её, но последовал за ней до двери. Магический взор уже показал ему, что на улице собиралась толпа. Это была небольшая группа людей, в основном — родители остальных детей. Выйдя на порог, он заметил среди них Грэту Бэйкер.

Повысив голос, он обратился к ним до того, как их бормотание переросло в крики:

— Вашидети в порядке. Они едят, и до сих пор живы. — Его взгляд упал на Грэту: — Вам следует зайти внутрь, Миссис Бэйкер, у меня для вас ужасные вести.

Другие отпрянули от неё, будто у неё могла быть болезнь, которую они могли подхватить, хотя взгляды их были полны жалости.

Грэта приняла вести с большим тактом, чем Мона, но всё равно ушла в слезах.

Несколько часов спустя телега была загружена всякой всячиной, которой могла их обеспечить лавка. Том обещал регулярные поставки, которые Тирион должен был встречать у края предгорий каждые две недели. Уговорённое место встречи было лишь в нескольких милях от Албамарла.

Элис положила ладонь Тириону на плечо, прежде чем тот взобрался на облучок, и Тирион удивлённо посмотрел на неё. Немногие жители Колна готовы были рискнуть таким жестом.

— Пожалуйста, позаботься о Таде, — попросила она его.

— Можешь поехать с мужем, — сказал Тирион, — когда он будет доставлять следующую партию. Тад будет там, но в будущем я ничего не могу обещать. Жизнь среди Ши'Хар беспощадна.

Элис моргнула, кивнула, и отвела взгляд.

— Остальным тоже скажи, — добавил Тирион. — Я позабочусь о том, чтобы они могли с ними увидеться — ненадолго, по крайней мере. Либо это, либо я передам им вести, если…

Том перебил:

— Не говори. Я буду полагать, что у них всё в порядке. Если что-то случится, тогда и справимся с вестями.

— Не забудьте о Моне и Грэте… — начал Тирион.

— Не забуду, — сказал Том, перебивая его. — О них позаботятся. — Тирион устроил так, чтобы часть прибыли от их торгового соглашения откладывалась для семей, из которых он забрал детей.

После этого говорить больше было нечего, поэтому он забрался на облучок, и повёл телегу обратно к дому Сэта Толбёрна. Солнце клонилось к закату, но он не собирался ночевать в Колне. «Или в доме Сэта», — подумал он.

Когда Тирион остановил телегу рядом с передним двором дома Толбёрнов, Кэйт сидела на крыльце вместе с сыном. Она ещё раз обняла Эрона, и поцеловала его в лоб, прежде чем сойти по ступеням, и присоединиться к Тириону на телеге. Они не переставая махали друг другу, пока телега не отъехала достаточно далеко по тропе, чтобы дом скрылся из виду.

Они молча ехали, пока Кэйт утирала слёзы.

— Тебе необязательно было…

— Прекрати, Даниэл, просто остановись. Мне не нужны твои постоянные напоминания.

Он безнадёжно пожал плечами:

— Но Сэт…

— Сам является половиной причины, по которой я ушла, — закончила она вместо него.

Он бросил на неё взгляд:

— Я думал, ты ушла из-за Бриджид.

— Это — тоже половина, — согласилась она, — а второй половиной был ты.

— Тогда получается три половины, — указал он.

— Ты знаешь, о чём я, — проворчала она, вытирая покрасневшие глаза. — Не придирайся.

После этого Тирион какое-то время молчал. Кэйт высушила глаза, и ей вроде стало получше, но когда солнце стало клониться всё ниже, она снова начала тихо плакать. Протянув руку, он притянул её поближе к себе.

— Я — ужасная женщина, — сказала Кэйт.

Усвоив свой урок, Тирион промолчал.

— Что же это за мать, которая оставила своего двенадцатилетнего сына?

На это у него точно не было ответа.

— Плохая, — добавила Кэйт. — Вот, какая мать бросает своего ребёнка. Я — худшая мать в мире.

Тирион тихо хохотнул.

— Это была не шутка, — с чувством сказала она ему. — Я серьёзно.

— Я смеялся не над тобой, — объяснил он. — Я просто думал о том, что как плохой родитель я тебя переплюнул. Ты мне и в подмётки не годишься.

— Это так, — согласилась она. — Но я — худшая мать.

— Я бы поспорил на этот счёт, — сказал он ей. — Я могу вспомнить как минимум одну женщину, которая была гораздо хуже.

— О, — сказала Кэйт, осознав, что он имел ввиду её собственную мать. — Полагаю, это у меня наследственное.

— Ты ничем на неё не похожа, — ответил Тирион.

— Если кому и судить об этом, так это тебе, — с бледной улыбкой сказала она.

Он одарил её кислым взглядом:

— А вот это нечестно.

— Прости, — извинилась она. — Я сейчас чувствую себя стервозной. Сама не своя.

— Ты в последнее время водила плохую компанию, — сказал он, и снова сжал её плечи.

Глава 33

Сгущавшиеся сумерки окутывали всё полумраком, а Тирион смотрел на свой старый дом. Освещение соответствовало его настроению.

Кэйт ткнула его:

— Глазение на дом не поможет.

— Я не хочу им говорить.

— Если будешь ждать, легче не станет, — сделала наблюдение она.

— Я отнял у них всё, — печально сказал он.

Кэйт слезла с телеги, побудив его сделать то же самое:

— Это неправда. У них вообще не было бы Хэйли, если бы ты не допустил так много ошибок, или если бы ты не отнял её у деда.

— Или если бы её мать не совершила из-за меня самоубийство, — добавил он.

— Жизнь — трудная штука, Даниэл, — сказала Кэйт, взявшись за его голову двумя ладонями. — Но без тебя она всё равно была бы трудной. Люди рано или поздно умирают. Люди болеют, случаются несчастья. Ты не можешь винить себя за всё.

Он кивнул, и вместе они пошли к двери. Его отец открыл после первого же стука. Алан перевёл взгляд с Тириона на Кэйт, и обратно, прежде чем спросить:

— Чего вам?

— Алан, — донёсся изнутри голос Хэлэн. — Кто это?

— Это наш сын, — сказал Алан. Он шагнул назад, позволяя им войти, но радости на его лице не было.

Тирион жестом указал Кэйт зайти внутрь, а затем нырнул следом за ней в низкий дверной проём. Его мать уже обнимала Кэйт, но поспешила и его обхватить руками.

— Что-то приятно пахнет, — упомянула Кэйт, понюхав воздух.

Хэлэн вытерла руки о фартук:

— Просто рагу из баранины, — скромно сказала она.

— Нам достаётся очень мало мяса, если не считать дичи, — с лёгким энтузиазмом сказала Кэйт. — Среди Ши'Хар нету овец.

— Рагу осталось немного, — нервно сказала Хэлэн, бросая взгляд на мужа. — Я не ждала гостей.

— Пусть едят мою долю, — угрюмо сказал Алан. — Я всё равно потерял аппетит. — Взгляда он при этом не сводил с сына.

— Задерживаться мы не будем, — сказал Тирион. — Мы заехали, чтобы доставить печальные вести.

— Вот уж удивительно, — сказал его отец.

— Дело в Хэйли, так ведь? — тихо сказала Хэлэн. Она положила ладонь на спинку одного из деревянных кухонных стульев. Выдвинув его, она села так, будто боялась, что у неё откажут ноги.

Кэйт с сочувствующим выражением лица кивнула.

— Она мертва, — сказал Тирион. — Ши'Хар заставили её биться на арене, как и меня.

— Кто её убил? — сказал Алан с гневной настойчивостью в голосе.

Тирион уже некоторое время спорил сам с собой о том, как ответить на этот вопрос.

— Она победила в нескольких схватках, но потом её выставили против Бриджид, и она предпочла покончить с собой вместо того, чтобы причинить вред сестре, — сказал он. — Она умерла, защищая её.

— Больные ублюдки! — воскликнул Алан, возмущённый. — Они — напасть наших земель.

Хэлэн зыркнула на него, спрашивая взглядом, что он имеет ввиду.

— Лесные боги, — объявил он. — Они — как чума. Испортили моего сына, а теперь забрали мою единственную дочь.

— Я ненавижу Ши'Хар не меньше, а то и больше, чем любой из ныне живущих людей, но у тебя всё ещё есть тринадцать внуков и внучек, — проинформировал его Тирион. — Я изо всех сил пытаюсь сохранить им жизни.

— Внуков, внучек? — выплюнул Алан. — Так вот, как мне их следует называть? Я этих ребят едва знаю, и большинство из них ненавидит меня за то, что я — твой отец! Хэйли была моей дочерью, потому что мы с Хэлэн её вырастили вопреки тому, что ты сделал с её матерью. Я любил эту девочку, а теперь её не стало. Ты действительно считаешь себя отцом этим детям?

Тирион уставился на своего отца. Его лицо, кожа, нет, всё его тело похолодело.

На лице Алана Тэнника отразилось неприкрытое отвращение:

— Ты им — ничто. Для таких, как ты, даже слова ещё не придумано, а если бы и придумали, то оно было бы слишком постыдным, чтобы использовать в приличном обществе.

— Алан! — воскликнула Хэлэн, шокированная тирадой своего мужа.

Тирион стоял, онемев от шока, но Кэйт шагнула вперёд, и махнула правой рукой, отвесив его отцу пощёчину, хлёсткую. Шлепок эхом отразился в наступившей тишине.

Ладони Кэйт были сжаты в кулаки, и она была настолько злой, что её тело тряслось, будто едва сдерживая её эмоции.

— Тебе не дозволено говорить такие вещи ему. Тебя там не было. Ты не прожил через то, через что прожил он. Ты не видел то, что он видел. Твой сын испытывал такие страдания, какие ты даже не можешь понять. Я видела, как он плакал над их телами. Я видела, как он ухаживал за ними, когда они были ранены. Он, может, и не такой отец, каким был ты, но я видела его сердце, и ты не имеешь права его судить!

— Выметайся, — сказал Алан. — Не хочу больше видеть твоё проклятое лицо на моей собственности.

Кэйт резко вдохнула, приготовившись снова вцепиться в старика, но Тирион положил ладонь ей на плечо:

— Оставь, Кат. — Он шагнул назад, потянув её за собой.

Позади них послышалась возня, когда Хэлэн оттолкнула своего мужа от двери:

— С дороги, пьяный глупец! — обругала она Алана. Миновав его, она подбежала к телеге, обхватив Тириона руками прежде, чем он успел взобраться: — Не надо его ненавидеть, Даниэл, — сказала она. — Он такой с тех пор, как забрали Хэйли. Не может простить себя, и вымещает это на всех, кто рядом. Пьёт каждый день.

— Пьяный, или не пьяный, его слова всё равно правдивы, — сказал Тирион, обнимая её в ответ. — Прости, Мама.

— Всё не настолько просто, как… — начала Кэйт, но Хэлэн подняла ладонь, заставляя её умолкнуть.

— Я знаю, дорогая, и он тоже знает. Мы это преодолеем, так, или иначе. Ему просто нужно время, — сказала Хэлэн.

— Береги его, — сказал Тирион.

— Так, или иначе… — ответила Хэлэн, с прищуром оглянувшись на дом, — …я его исправлю. — Тут она строго глянула на Кэйт: — А ты… я не могу сказать, что понимаю, что ты делаешь, но я этому рада. Позаботься за меня о моём сыне.

* * *

Следующая неделя принесла очередной раунд боёв на арене, но дети Тириона вновь доминировали в своих матчах. Их не прекращавшаяся практика и тренировки друг с другом сделали их гораздо способнее их противников, даже когда им приходилось иметь дело с особыми преимуществами, которыми те обладали.

Планы Раяна по расширению зданий вокруг Албамарла продвигались быстрее, чем кто-либо ожидал. Тот факт, что все они теперь были способными магами, играл в этом значительную роль, ибо это значительно упрощало многие трудоёмкие задачи, вроде добычи и перевозки камня, который требовался для его проектов.

Том Хэйс прибыл через неделю после этого, приведя с собой пять телег, гружёных особыми товарами, едой, и прочими припасами. Среди них были двадцать кур, козёл и коза, пять свиней, и даже несколько овец. Этого было недостаточно, чтобы можно было начать забивать их на мясо, но у них появятся яйца и немного молока.

Многие родители детей Тириона тоже приехали, привезя подарки своим сыновьям и дочерям. Большинство из этого было бесполезным… одежда, плащи, ботинки, и прочие предметы гардероба, но среди слёз и сладостно-горьких воссоединений никто им об этом не стал упоминать.

В воздухе витало новое чувство — что-то большее, чем просто свежий запах новых листьев и весенних цветов. Дети Тириона обрели новую надежду. Их жизни круто изменились, о чём им напоминали еженедельные бои — но не всё было плохо. Теперь они спали в кроватях, в своих собственных комнатах, и сходились вместе для ежедневной практики, и чтобы строить и расширять свой новый дом. Регулярные поставки товаров из Колна улучшили вкус их ежедневных трапез, что вполне могло само по себе отвечать за большую часть их приподнятого настроения, но Тирион полагал, что дело было не только в этом.

Дело было в контактах с их родителями, и с внешним миром вообще.

Одна только перспектива время от времени видеться с семьями изменила их виды на будущее. Сын Кэйт, Эрон, приехал со вторым грузом товаров, и его визит улучшил её настроение на всю последовавшую за этим неделю.

Однажды утром Тирион сидел на кухне, погружённый в мрачные думы, наблюдая через окно за тренирующимися детьми. Завтрак был готов, но он остался в доме. Нужды в нём более не было. Опустив взгляд на размоченные чайные листья на дне чашки, он чувствовал почти таким же пустым, как сосуд в его руке.

— Почему ты этим утром такой мрачный? — спросила Кэйт, подходя к нему сзади, и кладя ладони ему на плечи.

— Если честно — не знаю, — ответил он, поворачивая голову, чтобы поцеловать её руку.

— Всё теперь гораздо лучше ожиданий, которые ты мне прививал, — сказала она ему.

Тирион вздохнул:

— Может, в этом и дело. Я не привык к хорошему.

— Ты сказал, что у тебя всё было хорошо после того, как тебе позволили перестать сражаться на арене. Разве тебе не стало уютно и мирно в течение всех этих лет?

— На самом деле — нет, — признался он. — Было тихо, но ощущение было таким, будто я жил в золочёной клетке, в безрадостной тюрьме. Всё было мирно, но у меня ничего не было. Теперь же… — указал он в сторону окна.

— …тебе есть, что терять, — закончила она за него. Нагнувшись, она поцеловала его в щёку: — Это — лучшая часть жизни. Ты заслуживаешь иметь что-то, что можно потерять. Беспокойство из-за этого — лучший признак того, что с тобой случилось что-то хорошее.

— Ага, — согласился он, но не мог избавиться от чувства нависшего над ним рока.

— А что насчёт твоей подружки, — поддела она его. — Лиралл… — она замолчала, силясь вспомнить, как именно следовал произносить это имя.

— Лираллианта, она не была мне подружкой, — поправил Тирион. — Она — моя хозяйка, и, да, ещё и моя любовница, но никогда не было никаких сомнений в том, кто кому принадлежал. — Он снова обнаружил свою руку у себя на горле, нащупывающую ошейник, которого там больше не было.

— Ты сказал мне, что это из-за неё тебе позволили жить без ошейника, — указала Кэйт. — Что она — часть какого-то движения за изменение того, как Ши'Хар обращаются с нами.

— Нельзя взвешивать их действия так же, как человеческие, — сказал Тирион. — Они думают не так, как мы. Ты уже встречалась с Байоваром и Тиллмэйриасом. У тебя уже должно быть какое-то понимание того, насколько они чужеродные.

Кэйт кивнула:

— Я их вообще не понимаю, но вот о женщинах я кое-что знаю.

Он рассмеялся:

— Всё всегда возвращается к этому, не так ли?

— Чем бы ещё она ни была, или ни считала себя, она в тебя влюблена, — объявила Кэйт с некоторым количеством стали в голосе.

— И тебя это заставляет ревновать, — добавил Тирион.

— Нет, — сказала она, но затем поправилась, — ну, может быть, но тут нечто большее.

Он поднял бровь.

— Когда у тебя был секс с Лэйлой, — продолжила Кэйт, — меня это злило, но на самом деле я не ревновала.

— Почему нет?

— Я знала, что ты её не любил. Ты пытался наказать меня. Всё дело было в тебе и во мне. Твоё сердце меня заботит больше, чем всё остальное, — объяснила она.

— Так ты говоришь, что я в неё влюблён? — спросил он. Когда он произнёс эти слова, у него напрягся живот. Тирион знал, что для Кэйт это было чувствительной темой, и он не знал, как распутать клубок его собственных чувств на этот счёт.

— Разве нет?

— Я ненавижу Ши'Хар с пылом, который мне даже не выразить словами.

Кэйт кивнула:

— Да, но мы говорим не о Ши'Хар. Мы говорим о Лираллианте.

Тирион сделал глубокий вдох:

— Я на самом деле не понимал её, когда пришёл сюда. Я был молод и глуп, а она была прекрасна. Позже я понял, что она была моей хозяйкой, и считал, что её отношение ко мне ближе всего к тому, как кто-то относится к дорогому домашнему животному, но чего я не понимал, так это тот риск, на который она пошла.

— Риск?

— Её роща, Ши'Хар Иллэниэл, никогда не брала рабов. Вне зависимости от того, считали ли они их животными или народом, они не верили в причинение ненужных страданий. Она рискнула своим будущим, когда нарушила их правило, и надела на меня ошейник — но этим она спасла мне жизнь. С тех пор я не уверен, смог бы ли я сохранить без неё свой рассудок. Я был один, и люди в Эллентрэа были мне более чужими, чем даже она.

Кэйт подумала о Лэйле, и кивнула. «А она ведь, наверное, одна из самых нормальных», — подумал она. Наблюдая за тем, как Даниэл с трудом находит слова, чтобы выразить свои чувства, она собралась с духом, прежде чем снова заговорить:

— Даниэл, просто будь честным. Я не буду ненавидеть тебя, если ты испытываешь к ней чувства. Это будет нелегко, но я уже больше не девочка.

— Тут другое, — наконец сказал он. — Она хочет учиться. У неё есть сердце, но она себя не понимает. Однако более всего прочего она — семья. Я думаю, что…

Он остановился, не зная, как продолжать.

— Просто скажи это, Даниэл.

— Нелегко говорить девушке, которую любил всю жизнь, о том, что влюбился в другую, — ответил он, и у него свело живот, когда эти слова сорвались с его губ. — Особенно если ты всё ещё любишь ту девушку.

— Я была замужем, Даниэл, и я всё ещё люблю Сэта, несмотря на все наши ссоры и проблемы.

— Но ты не хочешь больше быть его женой, — сказал Тирион. — Не хочешь жить с ним.

Она кивнула:

— У меня был выбор, и я его сделала. Что бы выбрал ты?

Он посмотрел ей в глаза:

— Если бы я мог вернуться, или если бы мог сбежать от всего этого, то я бы взял тебя, и забыл всё остальное.

— Но бы всё ещё любил её.

— Часть меня — любила бы, — признался он.

— Тогда, мне этого хватит, — сказала она, протягивая руку, чтобы погладить его щёку. — Ты же не можешь в самом деле сбежать, а?

Тирион посмотрел в окно, где ему были видны Эмма и Вайолет, охранявшие друг друга во время учебного боя против Абби и Дэвида:

— Когда-то — возможно, но теперь…

— Я не стала бы тебя любить, если бы ты мог их бросить. Я сама едва терплю то, что оставила Эрона с его отцом, — сказала Кэйт. Она призадумалась, а затем продолжила: — Она нужна нам.

— Нам?

— Тебе, мне, твоим детям — без твоей любовницы из Ши'Хар ни у кого из нас не было бы никакой надежды. Она, наверное, является единственной причиной, по которой тебе позволяют всё это делать, — сказала она, взмахами рук указывая на дом и стоявшие за ним здания.

— Что ты предлагаешь?

— Когда она наконец вернётся, если придётся, тебе следует оставить меня.

— Я не могу этого сделать.

— Ты сделаешь то, что должен, — с нажимом сказала она.

— Она уже знает про тебя, — проинформировал он её. — Я не знаю, что именно она думает, но так просто всё не решить. Я не могу ей лгать.

— Ты и мне никогда не мог лгать, — печально сказала Кэйт.

— Нет, я хочу сказать, что я не способен ей лгать. Каждый раз, касаясь моего разума, она видит мои мысли и чувства. Она уже знает о нашем прошлом, и рано или поздно она узнает и об этом, — объяснил он.

— О.

— Ага, — с таким же красноречием ответил он.

Кэйт встала, по привычке приглаживая ладонью волосы:

— И ничего-то тут не бывает простым.

— Нет, не бывает, — согласился Тирион. — Что ты будешь делать?

— Начну готовить обед, — прагматично сказала она. — Зашли одного из них помочь — думаю, сегодня очередь Дэвида.

— Я имею ввиду — насчёт будущего, — уточнил он.

— Этой проблеме придётся решиться самой, — отозвалась Кэйт. — Будем надеяться, что Лираллианта такая же понимающая, как и я.

Глава 34

Прошёл месяц, весна шла своим чередом, и вокруг стала стремительно разрастаться новая зелень. Битвы на арене стали рутиной. Дети Тириона уже стали ветеранами, и матчи один на один перестали быть для них сложностью. Их тела теперь были полностью покрыты татуировками с чарами, которые давали им оружие и щиты, делавшие их неприкасаемыми. Однако они никогда не полагались на чары, это было делом гордости.

Арена стала для них игрой, и если их всё ещё подташнивало от неминуемого окончания каждого матча, то они научились скреплять свои сердца, и терпеть. Дети Колна становились мастерами тактического боя, непреклонными убийцами, которым не было равных среди рабов других рощ.

Поэтому то, что Ши'Хар решили сменить правила, было неминуемым. Тирион даже не был удивлён, когда Кораллтис сообщил ему новости, но не ожидал то, какую форму это примет.

— Сколько? — снова спросил он, чтобы убедиться, что правильно расслышал хозяина арены.

— Любые двое, твоих, на твой выбор, — повторил Ши'Хар.

— Нет, сколько, говоришь, выйдут против них?

— Шесть, — ответил Кораллтис.

— Они никогда не бились более с чем одним одновременно. Это кажется мне большим скачком.

— Мы не забыли годы, проведённые тобой на арене, Тирион. Другие рощи уверены, что они уже могут справиться одновременно с двумя, и даже трое могут не составить для них сложности. Неизвестным остаётся то, смогут ли они работать в паре. Ставки утратили новизну, но такая комбинация создала сильный интерес. Если они победят, Роща Иллэниэл получит крупную награду, — объяснил стоявший рядом Байовар.

— Это ты заключил эту сделку, Байовар? — спросил Тирион, одаривая хранителя знаний Иллэниэлов твёрдым взглядом.

— Да, но с меня взяли клятву молчать, — не дрогнув сказал Ши'Хар. — Поскольку ты их тренируешь, было решено, что сообщи я тебе заранее, это создало бы для них слишком большое преимущество.

— А что насчёт их противников? Им сообщили?

— Они готовились уже несколько недель, — сказал Кораллтис.

Тирион был в ярости:

— Мои дети могут умереть. Это нечестно.

— Другие рощи каждую неделю теряют на арене рабов, — сказал Кораллтис. — Разве есть разница?

— Вы подстроили так, чтобы всё было против них, — настаивал Тирион. — Вы будто хотите их убить. Я не прав? — Вдалеке внезапно пророкотал гром, хотя небо было чистым всё утро.

— Другие рощи больше не будут ставить шутси, если будут считать, что нет шансов на победу, — со спокойным взглядом сказал Байовар.

Ветер усилился, и небо, казалось, слегка потемнело, когда у горизонта начали собираться тучи. Тирион подался ближе, пока не оказался почти нос к носу с Байоваром:

— Ладно же, если ты этого хочешь, то и тебе тоже придётся кое-что для меня сделать.

— Что? — спросил Ши'Хар Иллэниэл.

— Удвой, нет… утрой ставку Иллэниэлов. Если на кону моя кровь, то я хочу, чтобы проигравшему она дорого обошлась, — с горечью сказал он.

— Но если проиграют они… — возразил Байовар.

— Да без разницы, Байовар, — сказал Тирион. — Если проиграют они, тогда я хочу, чтобы это ударило побольнее по тем, кто поставил моих детей в такую мерзкую ситуацию.

— Я не думаю, что ты осознаёшь, насколько много уже было поставлено, — ответил Байовар.

— Мне плевать, — прорычал он. — Будь на то моя воля, поставили бы вообще всё, что есть. Мои дети значат для меня больше, чем эти глупые игры.

— Матч должен начаться через несколько минут, — вмешался Кораллтис. — Времени на пересмотр ставок нет.

— Так выдели время, — выдавил Тирион. — Иначе сегодня матча не будет.

— У нас сейчас нет возможности отказаться, — настаивал Байовар.

— У вас нет возможности устроить матч, если вы не согласитесь на мои требования, — угрожающе сказал Тирион.

Байовар удивлённо уставился на него:

— Тирион, ты на что намекаешь?

Тёмные тучи закрыли небо, и воздух казался тяжёлым и предвещавшим беду, несмотря на усилившийся ветер.

— Я ни на что не намекаю, Байовар. Я угрожаю. — Громкий рокот эхом отозвался вдали, подчёркивая его слова.

Хранитель знаний спокойно встретил его взгляд, но промолчал. Тирион почти мог видеть, как разум Ши'Хар работал, вычисляя риски, и подсчитывая ставки Иллэниэлов. Наконец он повернулся к Кораллтису:

— Ты дашь мне время на то, чтобы вынести это предложение другим рощам?

Кораллтис покосился на приближающуюся грозу:

— У тебя час.

Тирион улыбнулся:

— Пойду выберу двух своих участников. — Он оставил их, и вернулся туда, где ждали Кэйт и Лэйла.

Медные волосы Кэйт развевались под напором крепкого бриза.

— Мы сегодня всё? Погода, похоже, портится, — сказала она.

У Тириона ушло несколько минут на то, чтобы объяснить им ситуацию.

— Ты рискуешь быть наказанным, споря с ними, — сделала наблюдение Лэйла.

Кэйт кивнула:

— По крайней мере, это объясняет погоду.

— Не моих рук дело, — настаивал Тирион.

— Это случается каждый раз, когда ты расстраиваешься, — заметила Кэйт. — Тебе нужно либо научиться получше управлять погодой, либо научиться держать себя в руках.

— Я и держу себя в руках, — сказал Тирион, но и сам осознал, что голос ветра действительно громче играл на задворках его разума. Тирион приложил сознательное усилие, чтобы отгородиться от него. — Я вынудил Байовара заново договориться о ставке, чтобы у нас было время на подготовку.

— За час мало что можно сделать, — сказала Лэйла.

— Мы можем выбрать нашу пару, и дать им знать, — ответил он. — Дать им немного времени, чтобы подумать о том, как они будут работать вместе.

— Бриджид — самая сильная, — сделала наблюдение надзирательница. — Она также самая уверенная среди них.

— Но не очень хорошо работает с остальными, — возразил Тирион. — Вряд ли она станет работать вместе с напарником.

Для Лэйлы это было чуждой концепцией:

— Тебе следует выбрать самых сильных и самых агрессивных. Бриджид лидирует в обоих категориях.

Тут заговорила Кэйт:

— Не знаю насчёт их способностей, но планирует лучше всего Раян. У него острый ум.

— Тогда посылай его с Бриджид, — сказала Лэйла, — но я считаю, что Сара и Дэвид сильнее его.

В этом отношении Тирион был согласен с ней. В том, что касалось абсолютной силы, все его дети были могучими, но Сара и Дэвид по чистому эйсару были к Бриджид ближе всего. Однако проблема была не в силе, хотя Лэйла и не могла этого понять. Те двое, кого он выберет, должны быть способны друг друга поддерживать.

— А что насчёт Эммы? — предложила Кэйт.

Он кивнул — это совпадало с направлением, куда склонялись его собственные инстинкты. Эмма была почти такой же сильной, как двое, упомянутые Лэйлой, но, что важнее, она по природе своей поддерживала других. Она также показала себя решительной и непреклонной даже в самых ранних своих боях. Если кто и мог хорошо работать с Раяном, так это она.

— Значит, пойдут Раян и Эмма, — провозгласил он.

Первым делом Тирион пошёл к изоляционной камере Раяна. Парень с предвкушением поднял на него взгляд:

— Пора идти домой? — Каждый из них уже закончил по одному бою, поэтому было вполне понятно, что Раян ожидал следующего появления отца лишь после окончания всех матчей на арене.

— Боюсь, что нет, — сказал Тирион. — Сегодня хотят устроить особый матч, но я сумел заставить их отложить его на час.

Раян кивнул, признавая этот факт, и не выглядя озабоченным:

— Что за матч?

— Двое против шестерых, — ответил Тирион. — И эти шестеро готовились к нему неделями, без нашего ведома.

Его сын вздрогнул:

— Скверные шансы. Полагаю, одним из двоих ты хочешь назначить меня?

Тирион кивнул молодому человеку.

— Кто мой напарник? — сразу же спросил Раян.

Тириону внезапно пришла в голову мысль:

— А ты бы кого выбрал?

Раян принял задумчивый вид:

— Ну, начнём с того, что я вообще не ждал, что ты дашь мне выбрать. Это Бриджид?

— Я спросил, кого бы выбрал ты.

— Х-м-м, полагаю, Эмма, или, быть может, Тад, — наконец сказал его сын. — Мы с Тадом хорошо работаем вместе, но он чуть более импульсивен. Эмма, наверное, была бы моим первым выбором.

— Я подумал то же самое, — сказал Тирион.

— Но если честно, тебе следует выбрать Иана, — прокомментировал Раян.

— Почему?

— Шансы плохие. Если мы проиграем, то его тебе будет не хватать меньше всего, — сказал Раян, осклабившись.

Тирион засмеялся в ответ на его нездоровую шутку:

— Прекрати так думать. Ты входишь против шестерых противников, которые могут быть смесью выходцев из разных рощ. Они неделями тренировались вместе, и у них могут быть практические знания о том, на что вы способны. Я хочу, чтобы вы победили. У тебя есть, может, минут сорок пять на то, чтобы спланировать свою стратегию, и ты не сможешь поговорить с Эммой до тех пор, пока я не выведу вас перед самым началом.

Раян поморщился:

— Есть предложения?

Тирион пожал плечами:

— Я — более старая версия Бриджид. Мои решения обычно вращаются вокруг массового уничтожения или неожиданности. Я не зря тебя выбрал. Ты умнее меня.

В ответ на это утверждение брови парня поползли вверх:

— Ты себя слишком недооцениваешь, старик.

— У тебя мало времени, не трать его на лесть, — сказал Тирион, пятясь из изоляционной камеры. — Мне надо пойти, дать знать твоей сестре.

Эмма восприняла новости с прагматичным апломбом:

— Раян — хороший выбор.

— Хочешь знать, почему я выбрал тебя? — спросил он её.

Она покачала головой:

— Мудрость.

Тирион нахмурился.

— Очевидно, что ты выбрал нас не за чистую силу или талант. Бриджид лучше, а некоторые — сильнее нас, — бесстрастно сказала Эмма. — У Раяна самая светлая голова, а я, наверное, единственная, кому хватит мудрости и решимости доверить кому-то другому принимать решения, которые могут стоить мне жизни.

Тирион не в первый раз подивился её чрезвычайной зрелости. Эмма снова доказывала свою внутреннюю силу.

— Ты приводишь мои же доводы вместо меня.

Она кивнула, и он повернулся к выходу, но она сказала ещё кое-что, прежде чем он закрыл дверь:

— Что бы ни случилось, Отец, не вини себя. Ты сделал самый лучший для всех нас выбор.

Поражённый, он бросил на неё ещё один взгляд, пока закрывалась дверь. Тирион немного постоял там, глядя на деревянную дверь камеры, а его зрение на миг затуманилось. «Она называла меня Отцом». Он знал, что никогда не заслужит такого именования.

Следующие сорок минут прошли с ужасающей медлительностью. Тирион не привык к тревоге. Обычно он разбирался с ситуацией напрямую и без колебаний. Даже в свои собственные дни на арене он научился не волноваться из-за грядущих матчей. Его собственная жизнь мало что значила для него. Однако теперь всё было иначе.

— Прекрати, — сказала Кэйт.

— Что прекратить?

Она бросила взгляд на небо:

— Вот это.

После его разговора с Раяном и Эммой начало проясняться, но теперь небо снова начало затягивать облаками. Тирион снова вынужден был отгородиться от голоса ветра, тот почти бессознательно прокрался в его разум.

— Некоторые мужчины грызут ногти, — сделала наблюдение Кэйт, — но не ты. Нет, тебе нужна драма даже тогда, когда ты волнуешься.

— Иногда погода — это просто погода, — подал он мысль.

— Только не в твоём присутствии, — насмешливо сказала она.

Тирион вздохнул. Спорить с ней он на самом деле не мог, поскольку знал, что она была права. К ним подошёл Кораллтис:

— Время пришло, — сказал хозяин арены.

Кивнув, Тирион пошёл забирать сына и дочь. Когда они встали рядом, их сходство стало несомненным — и брат, и сестра были стройными и высокими для своего возраста. Песочно-карие волосы Раяна были похожи на светло-коричневые локоны Эммы, а глаза у них были почти одинакового каштанового оттенка. Эмма взяла брата за руку сразу же, как только он её протянул, и они с отвлечённым видом вместе пошли к арене.

При виде того, как они держатся за руки, лицо Лэйлы сморщилось от отвращения:

— Это просто неправильно, — прокомментировала она.

Тирион засмеялся, ибо знал, что это означало. Хотя все они научились общаться ментально, физический контакт делал возможным более глубокий уровень общения. Сцепившись руками, Раян и Эмма могли делиться друг с другом не просто словами… они обменивались звуками, формами и мысленными образами. «Их враги ни за что не подумают сделать что-то подобное. Испытываемое ими к физическим контактам отвращение делает подобного рода близость невозможной», — тихо подумал он.

— Ты готова, Сестра? — спросил Раян, когда они вышли на поле, всё ещё держать за руки.

Эмма остановилась на миг, прежде чем встать на цыпочки, чтобы легко поцеловать его в щёку:

— Всегда, Брат. Я буду защищать тебя до конца. Победа или поражение, этот день они забудут нескоро. — Вместе они вышли на стартовую позицию.

Глаза Тириона расширились, когда он увидел, как на другую сторону поля стали выходить их противники — четверо мужчин и две женщины, все одетые в коричневую кожу и вооружённые деревянными мечами, что указывало на их статус надзирателей.

— Это что ещё, блядь, такое?! — выругался он, глядя на Байовара.

Хранитель знаний поднял ладони:

— Даже меня в это не посвятили.

— Чёрт! — чертыхнулся Тирион. Обычно надзиратели не участвовали в боях на арене, будучи ветеранами множества битв. Он также видел, что их эйсар был гораздо сильнее, чем у среднестатистического раба Ши'Хар, что не было необычным, учитывая их опыт и прошлые успехи. Деревянные мечи также заставляли его беспокоиться. Даже на расстоянии он видел, что это оружие было необычным. Каждый клинок был окутан заклинательным плетением Ши'Хар, дававшим ему гораздо большую рубящую силу. Зачарованные щиты его детей могли стать уязвимы для этих клинков, если их сила пойдёт на убыль.

Любых двух из этих надзирателей хватило бы, чтобы сравниться с Эммой или Раяном, а шесть… его дети были обречены.

— Раян был прав, — пробормотал Тирион. — Надо было Иана послать. — «Но кого бы я согласился послать умирать вместе с ним?»

— Я не могу понять тебя, когда ты бормочешь, — пожаловалась Кэйт.

— Я просто волнуюсь, — сказал он ей, а затем заметил в грязи арены грубую черту там, где Эмма и Раян вышли на поле.

Черта шла от этой точки к тому месте, где они теперь стояли. У него ёкнуло сердце, когда он осознал, что они собирались делать. «Это сработало бы, будь это нормальные рабы. Если бы у них не было этих мечей. А теперь…?»

Он послал свой разум вперёд, пытаясь их предупредить, но закрывавший арену щит уже был поднят, перекрывая любое общение с бойцами. «Бля! Они же убьются».

Кэйт ахнула:

— Даниэл, мне больно.

Он осознал, что слишком сильно сжимал её руку, и сознательным усилием ослабил хватку:

— Прости.

— Плохо дело, да? — сказала Кэйт.

Лэйла откашлялась:

— Плохо — это ещё слабо сказано. Им пиздец. Каждый из этих надзирателей широко известен. Это — Брэ́йдэн Брутальный, Да́ггос Демонов-кулак, Лэ́ри Лёд, Ти́ббон Террор, Шэ́йла Безжалостная, и Хэ́ста^[41], - сказала она, называя надзирателей одного за другим.

Если лица Тириону знакомы не были, то имена эти он знал. Очевидно, сам он с ними прежде не сходился в бою, иначе они уже были бы мертвы. Свой нынешний статус надзирателей они заслужили за те годы, когда он уже перестал выходить на арену.

— Почему у Хэсты нет особого титула? — задумалась Кэйт.

Лэйла пожала плечами:

— Она очень вспыльчива, и имеет привычку убивать тех, кто судачит о ней.

— Как насчёт Хэсты Раздражительной? — предложила Кэйт.

Надзирательница засмеялась:

— Я бы не стала произносить это там, где она может услышать.

— Тогда, Хэста Слегка Раздосадованная. Уж на это никто наверняка не обидится, — прокомментировала Кэйт.

— Тихо, — огрызнулся Тирион. — Я пытаюсь сосредоточиться.

— Прости, — сказала Кэйт. — Я просто нервничаю.

Фонари вокруг арены сменили цвет, и прозвучал звон. Матч начался.

Глава 35

Как только начался матч, Раян понёсся к шестерым надзирателям. Себя он окружил плотным щитом, и один из его наручных клинков был активирован. Руку он держал опущенной слегка позади себя, и чертил по земле тонкую линию на бегу. Эмма осталась позади, стоя на их стартовой позиции, и будто бы ничего не делала.

«Наверное, это и сработало бы», — подумал Тирион, — «если бы не эти проклятые мечи». Он знал, что его сын совершал фатальную ошибку. Защиты Раяна не хватит на то, чтобы выстоять против всех шестерых надзирателей, только не с их смертоносными клинками. Они с Эммой явно надеялись разделить арену с помощью укреплённого щита, чтобы временно отделить надзирателей друг от друга.

Однако в нынешней ситуации Раян просто нёсся прямо в пасть ко льву. Как только он умрёт, остальные просто окружат Эмму, и вымотают её. Матч обещал быть коротким.

Шестеро надзирателей расступились, встречая Раяна клином, повёрнутым к нему широкой стороной, окружая парня тремя надзирателями с каждой стороны. Они обнажили мечи, и некоторые уже широко улыбались.

Раян был лишь в нескольких футах от первых двух из них, когда взорвался. Грязь и земля взметнулись вверх и в стороны у него из-под ног, и в воцарившемся замешательстве местность заполнил скрывающий туман. Двое надзирателей сошлись там, где был Раян, игнорируя все отвлечения, и стали размахивать мечами, пытаясь попасть по временно невидимому противнику.

Туман был насыщен эйсаром, Тирион научил их создавать такой туман, чтобы скрываться от магического взора, но продержался он недолго. Двое наиболее отдалённых от него надзирателей стали призывать ветер, чтобы рассеять туман, почти сразу же после его появления.

Однако атакующие ничего не нашли, ибо тело Раяна летело назад по воздуху, будто притягиваемое невидимой нитью. Эмма оставалась соединённой с ним тонкой линией эйсара, с помощью которой выдернула его из смертоносной ловушки врага.

На миг надзиратели удивились его внезапному возврату. Тирион не сомневался, что поскольку матчи на арене обычно шли один на один, никто никогда не видел, чтобы один маг вот так вот дёргал другого, по крайней мере — в целях, отличных от причинения вреда. Тем не менее, что-то тут казалось неправильным. Тирион нахмурился, пытаясь понять, что же его беспокоило.

— Это была не ловушка, — сказала рядом с ним Лэйла. — Почву вверх взметнул он сам, это сделали не его противники.

«Но это же не имеет смысла», — сделал наблюдение Тирион. «Если только он не знал заранее о том, что с надзирателями ему не справиться».

Раян приземлился рядом с сестрой, и они вновь разделились, на этот раз побежав в разных направлениях, влево и вправо, будто собираясь обойти противников с флангов. Оба привели в действие защитные чары, и обнажили наручные клинки, представляя собой серьёзную угрозу, но если бы надзиратели разделились, чтобы напасть на них, то в схватке один против трёх с каждой стороны дети бы долго не протянули.

Однако с Раяном что-то было не так. Его защитные чары ощущались неправильно. В них не было надлежащей плотности. На миг магический взор Тириона сфокусировался на нём, и тут он осознал, в чём заключалась уловка его детей.

Кто-то из надзирателей догадался одновременно с ним.

— Он — иллюзия! — крикнула Хэста со своей позиции в дальней части правого фланга.

Эмма отпустила своё заклинание, и иллюзорная форма Раяна исчезла, в то время как земля вновь взметнулась вверх, на этот раз — прямо перед двумя надзирателями, которые были ближе всего к центру, Даггосом и Лэри. Ветераны арены мгновенно поняли природу этой атаки исподтишка. Парень использовал отвлечение и туман, чтобы спрятаться под землёй, в то время как его сестра создала иллюзию, чтобы помешать им осознать, что их обхитрили. Когда земля разорвалась, они инстинктивно отпрыгнули назад.

Однако что их рефлексы не учли, так это то, что земля взметнулась не там, где исчез Раян. Когда они отпрыгнули, он поднялся из земли позади них, нанося широкие удары наручными клинками им в спины. Щит Лэри разбился, и его тело двумя кусками упало на землю, но Даггосу повезло больше. Они стояли друг от друга слишком далеко, и правая рука Раяна не достала до его торса. Вместо этого Даггос потерял левую руку, с криками боли упав на землю.

Лэйла засмеялась, оценив их тактику:

— Это была трёхслойная ловушка.

Тирион кивнул, поражённый их хитростью. Будь он одним из их противников, он вполне мог бы быть сейчас мёртвым, как Лэри.

— Напомни мне больше никогда не сходиться с твоим сыном в бою по-настоящему, — добавила Лэйла.

Разрушение щита едва не вогнало Даггоса в бессознательное состояние, а потеря руки сделала его ситуацию ещё хуже. В менее масштабном матче наилучшим вариантом для Раяна было бы воспользоваться своим преимуществом, и добить Даггоса до того, как тот придёт в себя.

Но этот матч не был менее масштабным, и надзиратели знали, что он, скорее всего, будет делать дальше. Раян создал новый туман, одновременно направляясь к Даггосу. Три сильно сфокусированных луча подобного огню эйсара вспороли туман с трёх разных направлений, когда Брэйдэн, Тиббон и Шэйла воспользовались своими мечами, чтобы направить свои атаки туда, где был Даггос.

Секунды спустя они развеяли туман, но Раяна там не было — он был в пятидесяти футах над их головами, и падал обратно на землю. Даггос был мёртв, пробитый по меньшей мере одной из атак своих товарищей.

— Я и не знала, что они могут так прыгать, — сказала Кэйт.

Однако Тириона беспокоило кое-что другое. Падая, Раян не мог менять направление движения, и три надзирателя уже снова стали прицеливаться. Уклониться у него больше не получится. «И Хэсты нигде не видно…»

Это сбило его с толку, пока его разум не нашёл её — она была в дальнем конце арены. Хэста телепортировалась как можно дальше, в то место, где вероятность заметить её в суматохе была наименьшей. В горячей схватке с несколькими противниками такой способ прятаться почти не уступал невидимости.

Эмма вытянула руку к находившемуся в воздухе брату, используя свой эйсар, чтобы отдёрнуть его обратно, на этот раз — по-настоящему, и едва успела вовремя, чтобы тот избежал новых атак, взрезавших воздух в том месте, через которое он едва не пролетел. Времени отреагировать на появившуюся позади неё надзирательницу у неё не было. Деревянный клинок Хэсты пронзил её щит, и вошёл в спину, выйдя из живота.

Удар был нацелен в сердце, но после телепортации Хэста упала на фут вниз, расплескав воду в скрытом рву, который окружал Эмму. Она исчезла вместе со своим клинком сразу же после удара, телепортировавшись обратно к своим товарищам до того, как Раян приземлился рядом с сестрой. Его контратака вообще по ней не попала.

Хэста засмеялась, встав рядом с Брэйдэном. Тот протянул руку, и они оба исчезли. Брэйдэн был Прэйсианом по рождению, хотя сейчас принадлежал Роще Мордан. Секунду спустя Тиббон тоже исчез.

— Тиббон — не Прэйсиан, — пробормотала Лэйла.

— Хэста телепортировала себя и Брэйдэна к нему, — объяснил Тирион. — Теперь Брэйдэн делает их троих невидимыми…

— …и если она их телепортирует, то они могу быть где угодно, — закончила Лэйла, внезапно поняв.

Раян подхватил сестру, начавшую оседать на землю. Откат от разбитого щита, в совокупности с ужасной раной, ошеломили её. Раян тщательно избегал наступать на ставший видимым ров, окружавший их на расстояние в несколько футов во всех направлениях. Он знал, что у него были лишь секунды до того, как надзиратели смогут напасть снова.

Даже круг с укреплённым щитом мало бы помог против сил, которые надзиратели использовали для сфокусированных атак на расстоянии, и подверг бы его риску быть оглушённым, если бы щит уничтожили, поэтому вместо этого Раян поднял из грязи толстый земляной купол, начинавшийся как раз за пределами окружавшей их жидкости.

— Это не защитит их надолго, — заметила Лэйла.

— Однако это лучше, чем ничего, — сказал Тирион. Прежде чем он смог сказать что-то ещё, Хэста снова появилась. Она стояла рядом с земляной защитой Раяна, но не нападала. Вместо этого она упала на землю, крича и извиваясь. Она стала царапать свои ноги, будто пыталась что-то с них снять.

Тут Тирион увидел волдыри, появившиеся на её ногах в тех местах, где начала расползаться кожа её обуви. От её сапог шёл пар.

— Не думаю, что это была вода, — пробормотала Лэйла.

— Может, щёлок? — сказала Кэйт. — Где Эмма могла достать что-то подобное?

Был ли это едкий щёлок, или какая-то кислота, однако было ясно, что Хэста не сможет сосредоточиться на насущных нуждах. Надзирательница отчаянно пыталась снять сапоги, и тёрла ступни горстями земли. Такое грубое обращение начало сдирать с её ног повреждённую кожу, и руки у неё тоже начали гореть, поскольку из-за её спешки жидкость попала и на них.

Шэйла уже некоторое время была оставлена нетронутой, и теперь Тирион заметил, что эта представительница магов Сэнтиров всё ещё стояла рядом с тем местом, где начала. Рядом с ней стояло двое огромных колдовских зверей, похожих на медведей. Осклабившись, она двинулась через поле, чтобы присоединиться к своим оставшимся товарищам — её эйсар был гораздо слабее, поскольку она вложила большую его часть в своих новых защитников.

Имея больше времени, Шэйла могла восстановить свой эйсар, и справиться с ней стало бы труднее, учитывая вставших на её стороне зверей. Время всегда играло против того, кто сражался с обладателем дара Сэнтиров.

— Всё кончено, — сказала Лэйла. — В одиночку Раян не сможет выстоять против трёх, особенно после введения в игру этих чудовищ.

Хэста всё ещё кричала, моля своих союзников о помощи, в то время как Шэйла присоединилась к Тиббону и Брэйдэну.

Тиббон засмеялся над её несчастьем:

— Вот, что ты получила за попытку взять всю славу себе, Хэста! — глумился Тиббон. Брэйдэн и Шэйла полностью её игнорировали — раненная соратница была для них совершенно бесполезна.

Под земляным куполом Раян всё ещё обнимал умирающую сестру. Тирион думал, что он, возможно, пытался срастить её рану, но судить об этом было трудно, а когда он сфокусировался на них, Раян возвёл более плотный внутренний щит. Этот был меньше, окружая только их двоих — смертоносная жидкость оставалась снаружи.

Колдовские звери стали раздирать земляной купол на части, а Тиббон и Брэйдэн готовились им помочь. Вместо того, чтобы использовать свои мечи, они направили более широкие удары эйсара, чтобы помочь разбить и рассеять плотно утрамбованную землю.

А потом купол взорвался. Воля Раяна направила взрыв вовне, разметав во все стороны плотную землю и камешки. Сразу же за землёй последовала странная жидкость. Сын Тириона нагрел её до состояния кипения, и теперь его сила взметнула её в воздух в виде горячей, едкой дымки.

Хэста закричала ещё громче, царапая свои глаза. Она не была закрыта щитом, и туман убивал её, проникая в лёгкие.

Остальные трое всё ещё были защищены, не позволяя туману добраться до себя, но когда они дёрнулись прочь от земляной атаки и тумана, Раян добавил подобный тарану удар, разбивший защиту Тиббона. Надзиратель, смеявшийся мгновения назад, начал задыхаться и кашлять, оседая на землю.

Брэйдэн сделался невидимым прежде, чем второй удар смог сделать с ним то же самое. Шэйла быстро пятилась, тоже пытаясь выбраться из смертоносного тумана. Колдовские звери рвали укреплённый щит, росший из круга Раяна, сильно напрягая резервы парня. На магических существ туман вообще не действовал.

Наибольшим риском теперь было то, что или колдовские звери, или один из двух оставшихся надзирателей пробьёт щит Раяна, впустив внутрь туман, и убив двух юных магов. Даже отступая, Шэйла поднимала меч, готовясь использовать его специальную способность, чтобы сфокусировать свою оставшуюся силу в одном ударе, который наверняка именно такой эффект и оказал бы.

Прежде чем она смогла выстрелить, Шэйла упала, осев на землю. В её голове была пробита маленькая дырка.

Тирион узнал почерк Эммы. Такие точные удары всегда давалась ей гораздо лучше, чем Раяну, и, вообще говоря, стали за последний месяц её характерной атакой на арене. Тем не менее, он не был уверен в том, как ей это удалось. У неё не должно было иметься возможности нанести такой удар наружу из-под щита другого мага.

А затем он заметил, что они снова взялись за руки. Объединив свои воли, они каким-то образом достигли идеальной синхронизации. Раян открыл в щите крошечное отверстие как раз в тот момент, когда Эмма послала Шэйле в голову тонкое копьё силы.

Теперь, когда Шэйла погибла, а Брэйдэн скрылся, Раян вынужден был рискнуть. Подняв мощный ветер, от рассеял окружавший их смертоносный туман. Как только его не стало, Раян опустил круговой щит, и отбросил колдовских дверей двумя широкими ударами эйсара. Прежде чем они снова смогли наброситься на них, он вышел за круг, и снова поднял щит, укрывая Эмму, и полагаясь на то, что его личные чары щита сберегут его от зверей.

Длительный опыт научил Тириона тому, что колдовские звери Сэнтиров создавали много проблем. Они не рассеивались после смерти их хозяев, и их было очень сложно убить. Очень немногое могло на них повлиять. Большая часть обычных атак безвредно проходила через их созданные из эйсара тела, но зачарованные наручные клинки Раяна должны были сработать.

Раян двинулся вперёд, чтобы встретить их атаку.

Невидимый, и потому слепой, Брэйдэн по чистой случайности выбрал этот миг, чтобы показаться, и нанести удар. Он появился где-то в тридцати ярдах, и поспешно направил усиленную мечом атаку туда, где находилась Эмма.

Силовое копьё пробило укрывавший дочь Тириона щит, но в саму девушку не попало. К сожалению, разрушение щита возымело гораздо худшие последствия для того, кто этот щит создал. Откат заставил Раяна упасть на колени, и его сила дала сбой. Колдовские звери достигли его как раз в тот момент, когда он потерял сознание, и его зачарованный личный щит погас.

Ответный удар Эммы убил Брэйдэна мгновенно.

Дети Тириона победили. Свет фонарей изменился, и прозвучал звон. Матч окончился.

Но колдовские звери не знали таких фактов, и не обращали на них внимания. Первый, добравшийся до Раяна, впился в плечо юноши, раздробив ключицу, в то время как второй схватил в свои ужасные челюсти его ноги.

Эмма силилась встать, но сил у неё больше не было. Её рот широко раскрылся в немощном крике, пока она пыталась добраться до брата, но из-за раны она не могла кричать.

Кораллтис вышел на поле, спокойно двигаясь к колдовским зверям, которые устроили гротескное перетягивание каната, где канатом служило тело Раяна. Само собой разумелось, что Кораллтис уничтожит их, но Ши'Хар никогда не спешил. А вот для парня такая задержка была непозволительной роскошью.

Тирион прыгнул вперёд, но сплетённый из заклинаний щит, закрывавший арену, не пускал его внутрь. Лишь Кораллтис мог войти, пока он не объявит победителя, и не даст разрешение. Приведя в действие свои зачарованные наручные клинки, Тирион стал рубить заклинательное плетение, но оно было слишком могучим, чтобы один человек, пусть даже и Тирион, мог его уничтожить.

Сверкнула молния, обрушившись с неба на окружавший арену могучий щит. Один, второй, и третий удары были нанесены за считанные секунды. Защита арены распалась с таким громким звуком, что казалось, будто сломался разбился сам мир. Побежав вперёд, Тирион пронёсся мимо Кораллтиса.

Он не осмеливался использовать свою силу, чтобы отбросить зверей прочь, боясь разорвать тело Раяна надвое, и полные агонии секунды утекали, пока чудовища терзали тело парня, пока Тирион не добрался до них. Его зачарованные наручные клинки порвали зверей на части, снеся головы им с плеч, после чего Тирион разрубил и сами тела, пытаясь удостовериться в том, что приводивший их в движение центральный узел разрушен.

Кораллтис начал плести заклинание, посылая длинные, похожие на лозы отростки оплетать неподвижное тело Раяна.

— Он жив?! — крикнул хозяину арены Тирион, не в силах удержаться. Если бы не природа его задачи, Тирион убил бы этого безразличного Ши'Хар на месте.

— Едва-едва, — спокойно сказал хозяин арены.

Тут Тирион сорвался. Схватив Ши'Хар за горло, он встряхнул его как куклу:

— Если он не выживет, то ты — следующий!

Кораллтис смотрел на него расширенными глазами. Где-то внутри холодной личины Ши'Хар мелькнул страх:

— Позволь мне позаботиться о девушке. Её рана всё ещё смертельна. Ей нужна помощь.

Разъярённый, Тирион поднял Ши'Хар, и швырнул его в сторону Эммы.

Стоя в уже одиночестве, он поднял взгляд на заполненные толпами балконы на окружавших арену деревьях богов. Толпа молчала, а небо всё темнело. Голос ветра кричал у него в ушах, и Тирион повысил голос, присоединяясь к нему:

— Вы этого хотите? Довольны теперь? Когда уже вы насытитесь моей кровью? Когда вам хватит? — пророкотали его слова громче ветра, начавшего двигаться с устрашающей скоростью.

Небо над ними закружилось, будто завертевшись вокруг невидимой оси, шедшей через его голову. Мир потемнел почти как ночью, и сила урагана заставляла деревья стонать под давлением.

Разум Тириона угасал, растворяясь в безразличной ярости ветра. Он бесчувственно смотрел в даль, но его глаза больше не действовали. Он был где-то в другом месте, его тело становилось легче.

Кэйт выбежала, крича ему, но его уши не донесли до него её слова, и ветер отбросил её прочь. Она пролетела по воздуху, ударившись об одну из изоляционных камер. Несмотря на ветер, она силилась встать, но одна из её ног отказывалась принимать на себя её вес.

Где-то глубоко внутри него осталась лишь одна мысль. «Это конец». Он уничтожит всё, или, по крайней мере, всё, до чего сможет дотянуться, а дотянуться он мог воистину далеко. «Я очищу весь мир».

Бледные ладони схватили его голову, по одной с каждой стороны, и синие глаза уставились в его собственные. Лираллианта держала его, и её голубые волосы бились вокруг них на ветру. Заклинательное плетение не давало стремительному ветру унести её, в то время как её разум искал его собственный.

«Остановись! Успокойся, Любовь моя, твои дети в безопасности. Оставь свой гнев, иначе мы все обречены», — эхом отдавались её мысли в его разуме, будто проходя через огромную пещеру.

Ветер слегка утих, и взгляд Тириона упёрся в её глаза. Его ярость начала медленно сходить на нет, и он стал осознавать, как тяжело он дышит. Она повторила свои мысли, уже тише, и его разум с некоторым трудом осознал их значение.

— Любовь? — пробормотал он странно ощущавшимися губами. — Ты не понимаешь значение этого слова.

— Понимаю, — ответила она, — Теперь — понимаю. Ты — мой кианти, и Иллэниэлы снова нашли любовь.

Глава 36

Хромая, Кэйт прошла от очага до лежавшей на кухонном столе доски для резки. С каждым её шагом Тирион ощущал себя всё более виноватым.

— Почему бы тебе не позволить другим об этом позаботиться, хотя бы на несколько дней? — предложил он.

Абби уже помогала Кэйт на кухне, но проигнорировала его комментарий. Она знала, что Кэйт не будет восприимчива к его идее.

— Мне нужно чем-то заняться, Даниэл, — сказала Кэйт. — Я сойду с ума, если ты попытаешься заставить меня сидеть весь день на месте.

Абби согласно кивнула, и одарила Тириона взглядом, который ясно говорил ему не лезть, куда не просят.

— Через несколько дней синяки должны сойти, — сказал Тирион уже наверное раз в десятый.

Кэйт сжала губы, начав нарезать лук:

— Ты это уже упоминал.

Бриджид вошла во входную дверь, и заглянула из парадного коридора на кухню:

— Она здесь, Отец.

Кэйт едва не порезала себе палец. Бросив нож, она начала приглаживать свои волосы, но затем осознала, что её руки пахнут луком:

— Ещё слишком рано! Ты сказал, что она не появится до полудня, — сказала она ему с обвинением в голосе.

— Расслабься, — сказал он, пытаясь её успокоить. — Её такие вещи не волнуют. Ты же видела, как я выглядел, когда в первый раз вернулся домой.

— Тебе легко говорить, — язвительно сказала Кэйт.

— Она уже дважды с тобой встречалась, — напомнил он.

Выражение лица Кэйт ясно дало ему понять, насколько тупой она считала его ремарку:

— И оба раза это было после того, как ты попытался уничтожить всё вокруг с помощью чудовищной бури. Я бы хотела разок встретиться с ней, не выглядя так, будто у меня в волосах устроил гнездо крысиный выводок.

— У тебя прекрасный волосы.

— Нет, это она прекрасна. Оставь меня в покое, тебя это не касается, — сказала Кэйт.

— Она исцелила твою ногу…

— И снова я тебе говорю… ты всё только портишь, Даниэл, — кисло ответила она. — Иди отвлеки её ненадолго, пока я вымою руки, и приглажу волосы. Абби, ты можешь взять кухню на себя?

Абби улыбнулась:

— С радостью. Бриджид, не хотела бы ты мне помочь?

Бриджид бросила в сторону Абби тёмный взгляд. Стряпня была наименее любимым её делом, и сегодня была не её очередь помогать с готовкой, но если Кэйт бросала кухню, то кому-то нужно было взять её работу на себя. Она молча кивнула.

Магическим взором Тирион видел, что Лираллианта была на переднем дворе, но не двигалась к дому. Вместо этого она разговаривала с находившимися там юношами и девушками, переходя от одного к другому. «Что она делает?»

А потом он увидел. Она снимала с них ошейники. Он добрался до двери, и вышел наружу, встав к ней лицом к лицу:

— Что ты делаешь?

— Доброе утро, Любовь моя, — с лёгкой улыбкой сказала она. Следующим прикосновением она растворила ошейник на горле у Дэвида.

Использование ею слова «любовь» вновь застало Тириона врасплох. Было невозможно вообразить, чтобы она, да и кто-то другой из Ши'Хар, если уж на то пошло, так вольно использовал это слово.

— Что происходит? — спросил он.

— Я исправляю ошибку, — ответила она. Проходя мимо него, она приостановилась, чтобы поцеловать его в щёку, прежде чем снять ошейник с Вайолет.

— Разве нам не следует об этом поговорить? Твой народ это не примет.

— Они уже приняли, — сказала Лираллианта. — Ну, Рощи Иллэниэл и Прэйсиан приняли, но я уверена, что остальных заставят узреть истину.

Тирион моргнул. Слова были довольно просты, но их значение было трудно принять.

Лираллианта закончила со всеми во дворе, и пошла к дому.

— Подожди, — сказал он ей.

— Осталось ещё несколько.

Тирион покачал головой:

— Они могут подождать несколько минут — Кэйт ещё не готова.

Её лоб слегка наморщился:

— Ты уже снял с неё ошейник.

— Нет, она пока не готова с тобой встретиться, — объяснил он.

— Мы встретились вчера, — напомнила она ему. — После того, как ты сломал ей ногу.

Тирион фрустрированно вздохнул:

— На самом деле это был не я. Ну, полагаю, что это был я, но я был не совсем в себе. Это была случайность. И вообще, дело не в этом. Она хочет причесать волосы, или что-то такое.

— Почему? — с серьёзным выражением лица спросила Ши'Хар.

— Она хочет хорошо выглядеть, произвести хорошее впечатление.

Лицо Лираллианты приняло разочарованное выражение:

— Я думала, что если я научусь любви, мне будет легче понять ваш род.

— Мы несколько сложнее, чем только эта одна эмоция, — сказал он ей, прежде чем добавить: — Она нервничает, ей хочется понравиться тебе.

— Почему?

Тирион сделал глубокий вдох:

— Потому что она в меня влюблена.

Лицо Лираллианты стало задумчивым. В конце концов она ответила:

— Она меня боится?

— Не совсем, — ответил он, — но для человека это нормальное беспокойство. Она боится, что ты будешь ревновать.

— Ревность среди моего народа не распространена, — сказала Лираллианта.

— Ты — первая, кто полюбил за многие тысячелетия, — заметил он.

— А ревность обязательно является частью любви?

— Нет, не думаю. Люди чувствуют её, когда мы считаем, будто что-то нам небезразличное находится под угрозой.

— Я бы не стала тебе угрожать, — объявила она. — Если только ты не будешь вести себя глупо, — поправилась она чуть погодя.

Тирион подвёл её к скамейкам из брёвен, расставленным вокруг их вечернего костра. Предложив ей сесть, он попытался объяснить:

— Угроза не мне, а угроза отобрать то, что она любит.

— Значит, она ревнует ко мне? — задумалась Лираллианта. — Боится, что я отберу тебя. — Затем она улыбнулась: — Как глупо. Ты — мой кианти. Я не могу тебя контролировать. — Она встала, и пошла к дому: — Я ей это объясню.

Тирион пошёл было следом, но она выставила ладонь:

— Ты для этого не нужен. Позволь нам поговорить наедине.

Кэйт была удивлена, когда увидела, как в её спальню вошла сереброволосая женщина.

— Ох, — воскликнула она.

— Тирион объяснил твой страх по отношению ко мне, — без предисловий сказала Лираллианта.

— Страх? — сказала Кэйт, слегка прищурившись. — Думаю, что он, быть может, использовал не самые лучшие слова.

— Возможно, страх — это мудро, — отметила Лираллианта. — Мой народ обращался с ним отнюдь немило, и с тобой тоже.

— Я не настолько невежественна, — ответила Кэйт, — по крайней мере в том, что касается тебя. Мне нужно поблагодарить тебя за мою ногу.

— Пожалуйста, — сказала Лираллианта, — но я пришла поговорить не о тривиальных вещах. Я желаю объяснить свои намерения, чтобы уменьшить твои заботы.

Кэйт становилось всё более не по себе. Она едва знала эту странную женщину, и прямота Лираллианты её смущала. Однако ничего поделать с этим было нельзя. Собравшись с духом, она указала на кровать:

— Хочешь присесть?

Ши'Хар кивнула, и села в ногах кровати, в то время как Кэйт последовала её примеру, и тоже села, ближе к изголовью. После короткой паузы Ши'Хар начала:

— Тирион — мой кианти. Это не изменится. Среди Ши'Хар это значит, что его и мои интересы считаются идентичными.

Кэйт вздрогнула от такого формального заявления. «Она с тем же успехом могла сказать «он мой, а не твой», смысл тот же». Кэйт силилась совладать со своими чувствами, но к этому мигу она была готова. Опустив взгляд, она ответила:

— Я не буду вмешиваться. Я хотела бы остаться, чтобы помочь с его детьми, но я пойму, если ты пожелаешь, чтобы я ушла.

Лицо Лираллианты приняло озадаченное выражение:

— Это расстроит моего кианти.

Теперь пришёл черёд Кэйт быть сбитой с толку. «Она — его жена из Ши'Хар, и она что, хочет, чтобы я осталась как какая-то служанка, или наложница?». Не зная, что делать дальше, Кэйт медленно ответила:

— Я думаю, меня больше беспокоит то, что может расстроить тебя.

— Он объяснил тебе значение слова «кианти»? — спросила Лираллианта.

— Это что-то вроде наших брачных обычаев, так ведь?

Лираллианта разразилась лёгким смехом.

Это был нежный звук, от которого Кэйт мгновенно испытала раздражение. «Ни у кого не должно быть такого прекрасного смеха. Как я могу сравниться с такой женщиной?»

Видя перемену в ауре Кэйт, Ши'Хар перестала смеяться:

— Я не хотела оскорбить тебя. Возможно, было бы проще, если бы я показала тебе, от одного разума к другому. Ты позволишь?

Лираллианта подняла руку, выставив ладонь, указывая, что хотела положить её Кэйт на голову.

Кэйт слегка отодвинулась:

— Подожди. Ты прочитаешь мои мысли?

Лираллианта кивнула:

— Да, но ты также прочитаешь мои.

— Есть вещи… — начала Кэйт, но не знала, как закончить. — Что бы ты ни увидела, пожалуйста, пойми, что я хочу лишь то, что будет лучше всего для него.

— Наши слова лишь укрепляют непонимание — позволь мне показать тебе то, чему меня научили старейшины, — сказала синеглазая женщина.

Кэйт сделала глубокий вдох:

— Ладно.

— Ляг. Это может занять какое-то время. Твоё тело устанет сидеть, — сказала Лираллианта.

Кэйт сделала так, как ей было велено, и Ши'Хар легла рядом с ней. Они лежали на боку, лицом друг к другу, а затем Лираллианта протянула руку, мягко приложив ладонь к боковой части головы Кэйт, поместив пальцы на её висок.

Комната исчезла, сменившись новым местом. Их окружал обширный мир, а с неба лился свет красного солнца. Всю землю покрывал лес, но он отличался от того, с которым Кэйт была знакома — этот лес был менее однородным, более разнообразным. Многие из деревьев были огромными, как ставшие знакомыми ей деревья богов, но другие были иными, тоньше, выше, ниже, и их листья имели множество форм. Каким-то образом она поняла, что большинство из них не были Ши'Хар. Она слышала их голоса через свои… корни? По мере роста её осознания, Кэйт поняла, что больше не имеет своего старого тела, что она — одна из деревьев, одна из Ши'Хар.

Мир двигался вокруг неё, и солнце проходило над головой с удивительной скоростью. Она сама двигаться не могла, но не была одинока, ибо лес был полон голосов, и она говорила с другими деревьями через свои корни, тянувшиеся на мили во всех направлениях. Их разумы были просты, проще её собственного, но она чувствовала привязанность к ним, и через них она получала сообщения от других Ши'Хар, чьи корни были слишком далеко, чтобы она могла дотянуться до них напрямую. Весь лес был живым, и их корни составляли огромную сеть, соединявшую все деревья в мире.

Это был своего рода рай. Она знала, когда приближался дождь, поскольку деревья делились друг с другом знанием. Но этот мир не был идеален. Были проблемы. Худшей из них были членистоногие, многоногие существа с твёрдым панцирем. Они ползали по кронам, и ели листья некоторых деревьев, но листья Ши'Хар им нравились особо сильно. Находя одного из Ши'Хар, эти существа зарывались глубоко в кору, раня её народ. Если их не контролировать, они размножались, и вскоре Ши'Хар умирал.

С большинством вредителей Ши'Хар легко могли справиться, но этот прятался, скрываясь от их магического взора. Буравя кору Ши'Хар, они действовали быстро, и их тела выделяли вещество, которое вызывало у Ши'Хар онемение, из-за чего их присутствие было трудно ощутить, пока не становилось слишком поздно.

Не останавливая насекомых, Ши'Хар вскоре вымерли бы, и их убийцы умерли бы вместе с ними, поскольку эти паразиты неспособны были размножаться без поедания Ши'Хар. К счастью, под кронами безграничного леса были и другие охотники… большие, изящные, мохнатые звери с длинными конечностями и острыми когтями. Им очень нравился вкус насекомых, изводивших Ши'Хар, а также вкус «кялмуса», плода, который выращивали разумные деревья.

Поначалу их партнёрство было случайным, но удачным, и со временем для Ши'Хар стали небезразличны эти жившие с ними лесные существа. Своим собственным, медленным образом они дали название защищавшим их существам, «кианти», но не могли с ними говорить так, как говорили с иными деревьями.

Ши'Хар отличались от других деревьев, и даже от животных этого мира, ибо могли менять разные вещи. Кианти ели их семена, и распространяли Ши'Хар, но этот процесс был случайным, поскольку интеллект кианти был ограничен, поэтому Ши'Хар изменили свои семена, чтобы приносить пользу как себе, так и кианти. Теперь, когда кианти съедали семена Ши'Хар, эти семена оставались внутри них, и производили много изменений в их разумах. Кианти становились разумны, и семя Ши'Хар давало им могущество, чтобы изменять мир, манипулировать эйсаром, как это делали сами Ши'Хар.

Когда кианти в конце концов умирали, семя прорастало, и появлялся новый Ши'Хар, выраставший из земли, удобренной телом своего носителя, однако он помнил жизнь кианти, из которого рождался. Со временем Ши'Хар и кианти стали настолько близки, что их можно было считать практически одной расой. Каждое дерево давало свой особый дар лишь одному кианти одновременно, но Ши'Хар жили гораздо дольше кианти. За свою жизнь Ши'Хар мог вырастить несколько потомков, в то время как дети его кианти были гораздо более многочисленными.

В мире под её ветвями у Кэйт было много кианти, но лишь один был для неё особым, лишь один нёс в себе её семя, лишь один мог говорить с ней, и она его любила. Это был её кианти. Когда он в конце концов скончался, она не грустила, ибо из него выросло новое дерево, и оно помнило её. Ши'Хар знали любовь.

Кэйт открыла глаза, почувствовав, как кровать рядом с ней затряслась. Лираллианта свернулась в клубок, плача. Сперва Кэйт была сбита с толку, как из-за изменений в своём теле, так и от того, что видела плачущую Ши'Хар, но затем она поняла. «Всё это время она исследовала мои воспоминания».

То, что пережила Лираллианта, было гораздо более травмирующим по сравнению с тем, чем она поделилась с Кэйт. Действуя исключительно по наитию, Кэйт придвинулась ближе, обняв Лираллианту. Она стала утешать её, гладя по волосам, пытаясь её успокоить.

Наконец они обе затихли и замерли, и некоторое время ни одна из них не шевелилась.

— Ты заслуживаешь чего-то лучшего, Кэйт, — сказала Ши'Хар. — Он — не твоё наказание.

— Я знаю, — согласилась зеленоглазая женщина, — но моё сердце в этом убедить труднее.

— Ты не сделала ничего плохого. На самом деле ты последовала за ним совсем не из-за ненависти к себе.

— Моя голова это знает, но в сердце моём раздрай, — призналась Кэйт.

— Мы его исцелим, — сказала Лираллианта.

Кэйт едва не засмеялась:

— Как?

— Любовью, — сказала Ши'Хар, и нежно её поцеловала.

На миг её глаза расширились от неожиданности. Это был мягкий поцелуй, губы к губам, но в нём не было ничего требовательного или сексуального. Он длился лишь недолгий миг, а затем Лираллианта крепко её обняла. Но даже так Кэйт ощутила, как её сердцебиение слегка участилось.

От двери донёсся настойчивый стук. Встав, Кэйт пошла ответить на него. По ту сторону двери стоял Даниэл, глядя на неё с написанной на лице открытой заботой.

— Что? — бесцеремонно спросила она.

— Я заволновался, — сказал он. — Вы тут уже больше часа.

Она стеснительно пригладила волосы, осознав, что наверное растрёпана после лежания в кровати.

— Мы всё ещё беседуем. Уходи.

— Почему у тебя щёки красные? — спросил он.

Смутившись, она начала закрывать дверь:

— Потом объясню.

Обернувшись, она обнаружила, что Лираллианта садится в кровати, с гладкими волосами и спокойным, лишённым эмоций лицом. «Как ей это удаётся?» — подивилась Кэйт.

— Я всё ещё не понимаю некоторые вещи.

— Спрашивай, и я объясню, что смогу, — сказала Ши'Хар Иллэниэл.

— Всё было другим, даже солнце было красным, — сказала Кэйт.

— Это был первый мир, — сказала Лираллианта, будто это всё объясняло.

— Как мне объяснял Даниэл, ваш народ растёт на деревьях, с семенем внутри, но в показанном мне тобой мире кианти ели семя, и лишь немногие из них вообще его получали. Разве ты — не кианти, по крайней мере, при том, как теперь всё работает?

— Я — дитя Ши'Хар, — сказала Лираллианта. — В первом мире детей не было. Кианти были потеряны для нас, когда мы ушли, и мы были вынуждены приспособиться. Старейшины создали детей в форме, которая лучше всего подходила для того мира, в который мы потом приходили, и семена помещались внутри них. Больше у нас нет ни хищников, ни кианти. Мы забыли, как любить, и больше не говорим ни с какими деревьями кроме своих собственных. Мы стали холодными и изолированными.

— Я совсем сбилась с толку, — безнадёжно сказала Кэйт. — По мне, так вы выполняете ту же роль, какую раньше выполняли кианти.

— Кианти нас любили, они защищали нас, а некоторые из них ели семя, и в конце концов становились частью нас. Я служу схожей цели, но я была рождена с семенем. Все дети Ши'Хар несут его в себе, но мы забыли любовь, мы — не особенные. По мере того, как мы меняли свой жизненный цикл, мы изменили и свои сердца. Семена, которые прежде давали кианти, были похожи на нынешние лошти, они давали знание, а не только производили новое поколение.

— Что такое «лошти»? — спросила Кэйт.

Лираллианта улыбнулась:

— Плод, дающий знание предков тому потомку, который его съест. Он больше не является семенем, каким был в прошлом, когда его ели кианти. Семена создаются отдельно, в детях, вроде меня.

— Так что ты планируешь вложить в Даниэла? — сказала Кэйт, озвучив вопрос, которого страшилась больше всего.

— Ничего, — сказала Лираллианта.

— Твой… — сказала она, и приостановилась, с трудом ища хорошее слово, обозначившее бы то, что ей показала Ши'Хар, — …рассказ намекал на то, что если он — твой кианти, то он однажды станет деревом. Верно?

— В некотором роде, — согласилась Лираллианта, — но я не думаю, что это будет делом рук моего народа.

— Это вообще какая-то бессмыслица.

Ши'Хар вздохнула:

— Я и сама это не понимаю, но Роща Иллэниэл обладает даром, отличным от иных рощ. Наши старейшины могут видеть проблески будущего. Вот, почему они отказывались брать рабов, когда только пришли в этот мир, ибо они видели, что это в конце концов приведёт к нашему уничтожению. Они также видели что-то в Тирионе.

— Что?

Лицо Лираллианты помрачнело:

— Смерть и возрождение всего — для твоей расы, и для моей.

Глава 37

Когда они вышли из спальни, Тирион ждал их. Он изо всех сил старался скрыть волнение у себя на лице, но знал, что как минимум Кэйт могла читать его как книгу.

— Всё в порядке? — спросил он. — Я не ожидал, что ваш разговор займёт так много времени.

— Твоя супруга была полна вопросов, — сказала Лираллианта, — но я узнала у неё больше, чем она — у меня.

Он не был уверен, как на это отвечать, но Кэйт внезапно обняла его, крепко сжав его торс. Её тело слегка тело слегка дрожало, сжимая его.

— Эй, что стряслось? — спросил он её.

Её зелёные глаза посмотрели в его собственные, а затем Кэйт отвела взгляд:

— Это — просто реакция на всё случившееся. Я испытываю облегчение.

Кэйт лгала, даже Тириону это было видно. Что-то её расстроило, но он никак не мог определить, что именно. Казалось что она и Лираллианта пришли к какому-то пониманию, поэтому он не думал, что дело в их разногласиях. Лираллианта шагнула вперёд, когда Кэйт отпустила его, и Тирион поймал её взгляд, но видел, что Кэйт всё ещё стояла вне поля его зрения, уставившись на него. Она забыла, что он мог видеть её, не смотря на неё глазами.

«Почему она всё время смотрит на меня как кто-то, кто только что потерял своего пса?»

Пощёчина от Лираллианты застала его совершенно врасплох.

— За что?! — в шоке возмутился он.

— Это — за то, как ты бросил Кэйт на танцах, — проинформировала его Ши'Хар с редкой для неё досадой на лице.

Кэйт засмеялась, стоя позади него, но быстро прикрыла рот. Взяв себя в руки, она сказала Лираллианте:

— Необязательно было так поступать.

— Ты слишком добра, — сказала Лираллианта, — но я позабочусь о том, чтобы ты получила своё.

Тирион переводил взгляд с одной на другую, потирая саднящую щёку. Он начинал полагать, что, возможно, было плохой идеей позволить этим двоим сверить записи.

— Тебе следует лучше обращаться со своей кианти, — сказала Лираллианта.

Его глаза сузились:

— Я тебя уже несколько месяцев не видел.

Лираллианта указала на Кэйт:

— Не меня… её. Ты — мой кианти, а она — твоя.

— Э? — Он предполагал, что они обсуждали его женитьбу на Кэйт, но Лираллианта ясно дала ему понять, что брак и имевшаяся у Ши'Хар концепция кианти были совершенно разными вещами.

— В ней твоё семя.

— Моё…, - сказал он, и замолчал, растеряв все мысли в голове.

— Я беременна, Даниэл, — сказала Кэйт, поясняя то, что постепенно становилось для него очевидным.

Его магический взор сфокусировался на её чреве, осматривая её изнутри. Ему следовало сделать это ещё раньше, учитывая их деятельность в течение последнего месяца. Ему потребовалось лишь мгновение, чтобы заметить растущую внутри неё новую жизнь.

— О! — внезапно сказал он. — Там… ты…

— Ты кажешься удивлённым, — нейтральным тоном заметила Кэйт.

— Я просто… после Эрона у тебя никого не было, поэтому я подумал…, - сказал он, и остановился.

Слова выходили у него плохо, а тема её способности к воспроизводству наверняка была чувствительной.

— Ты думал, что я бесплодна? — сказала она, заканчивая за него фразу.

— Ну…

— Мы с Сэтом охладели друг к другу после рождения Эрона, — объяснила она.

Взгляд Тириона заметался по стенам вокруг них, будто он искал путь к бегству. Кэйт нахмурилась. Она боялась, что он вот так и отреагирует.

— Если я снесу ту стену, то мы сможем расширить дом с задней стороны, — наконец сказал он, озвучивая свои мысли. — Понадобится место для яслей. Вообще, я и так думал перестроить кое-что, добавить ещё один этаж. Так что очень вовремя получилось.

Кэйт моргнула, и её глаза внезапно увлажнились.

— Что не так? — спросил он, слегка встревожившись.

Лираллианта воспользовалась этой возможностью, чтобы влепить ему ещё одну пощёчину, на этот раз нацелившись на другую щёку.

— Да что с тобой не так!? — удивлённо сказал он. — Мне что, надо начинать закрываться щитом?

Лицо Ши'Хар было серьёзным:

— Это — за то, что ты бросил её после того, как убил того надзирателя, — проинформировала она его. — И ещё за то, что заставил её плакать, только что.

Кэйт засмеялась.

— Ты вообще знаешь, почему она расплакалась? — спросил он.

Теперь пришёл черёд Лираллианты хмуриться:

— Нет, но я уверена, что у неё есть хорошая на то причина. Я доверяю её суждениям.

Кэйт положила ладонь Лираллианте на плечо:

— Всё хорошо, Лира, это были счастливые слёзы.

— И много ещё пощёчин мне следует ожидать? — спросил Тирион.

— Я составляю список, — ответила Лираллианта. — Уведомлю тебя, когда закончу обдумывать все события из её воспоминаний.

Тириону показалось, будто что-то не совсем так с её лицом:

— Ты что… пытаешься пошутить?

Её синие глаза ничего не выдали, но ему показалось, что он заметил вздох:

— Мои попытки шутить по большей части неуспешны, — честно ответила она.

Не в силах поддерживать свою досаду, он поднял подбородок Лираллианты рукой, и быстро поцеловал её. Это был почти бессознательный жест, но Тирион обнаружил, что внезапно смущается, принимая во внимание чувства Кэйт.

Та позволила ему расслабиться, последовав его примеру, и одарив Лираллианту коротким поцелуем в щёку, за которым последовали короткие объятия. После чего её взгляд упал на него:

— Не волнуйся. Я не настолько хрупкая.

Лираллианта понаблюдала за их обменом, прежде чем вставить:

— Быть может, я всё же ревную.

— Почему? — спросила Кэйт.

— Когда вы говорите друг с другом, я обнаруживаю, что мне приходится гадать о смысле ваших слов. Вы часто отвечаете на вопросы, которые даже не были заданы. Ощущение такое, будто вы говорить на языке, который я не только не понимаю, но и совсем не слышу, — ответила Ши'Хар. Чуть помедлив, она добавила: — Меня также раздражает то, что две другие женщины носят твоих детей, в то время как я должна ж… — Её слова внезапно оборвались.

Кэйт бросила на неё предостерегающий взгляд, но Тирион не заметил незаконченного последнего слова. Его разум застопорился на словах «две другие женщины».

— Подожди, что ты имела ввиду под… — начал он, но затем осознал, что она, должно быть, хотела сказать. Лэйла была во дворе, работала с подростками. Был лишь один возможный вывод, хотя она слишком активно двигалась, чтобы он мог с такого расстояния рассмотреть внутренние процессы в её теле. — Лэйла?

Лираллианта снова дала ему пощёчину, но эта была слабее, почти игривой.

Тирион грустно посмотрел на неё:

— Это тоже было за Кэйт?

— Это — за меня, — ответила его бывшая хозяйка. — С Кэйт — я понимаю, но в Лэйле совершенно не было необходимости.

— Ничего, — сказала Кэйт. — Можешь считать, что это пощёчина — от нас обеих.

* * *

На следующее утро Тирион был усталым и раздражённым. Спал он плохо. Обычно он лежал, развалившись на своей кровати, но с двумя женщинами по бокам он ощущал себя определённо тесно. Что хуже, он обнаружил, что его голову всё время не покидают фантазии, и это портило его способность отдыхать. Ни одну из них он не претворил в жизнь, поскольку на самом деле понятия не имел, какого этикета ему следует придерживаться.

Кэйт просуммировала его состояние:

— Не выспался? — спросила она, зло осклабившись.

Он зыркнул на неё:

— Оставь мне в покое.

— Я не могла не заметить твоё беспокойство прошедшей ночью, — продолжила она, опуская взгляд, чем полностью исключила всякие сомнения насчёт смысла её слов.

— Мне нужно пойти поговорить с Эммой этим утром, — ответил он, находя её веселье слегка отвратительным.

Кэйт поймала его за руку. После прожитых среди Ши'Хар лет он от такого отвык. Тирион подавил почти рефлекторный гнев.

— Насчёт прошлой ночи — я подумала, что нам следует пройтись по правилам, — сказала она, отпуская его руку, когда заметила выражение его взгляда.

— Прости, — быстро сказал он. — Пожив здесь, я стал странным. Я отвык от некоторых вещей, которые в Колне были нормальными. По правилам насчёт чего?

— Насчёт того, что не давало тебе уснуть прошлой ночью.

— О, — сказал он, внезапно поняв.

— Мы с Лирой будем решать, кто и когда, — без предисловий сказала она. — Это ново для всех нас. Поскольку нас две, а ты — только один, это был лучший компромисс, который мы только смогли придумать.

— А моё мнение тут не учитывается, что ли?

— Нет.

— Я думал, может…

Тирион обнаружил, что не может договорить до конца.

— Что — может?

— Ну, поскольку тебе и девушки нравятся…

Кэйт начала рычать себе под нос:

— Одно то, что мне в этом смысле нравишься ты, не обязательно значит, что я хочу сходу ввязаться во что-то такое с кем-то другим, любого пола. Понял?

Тирион нахмурился.

Она испустила фрустрированный вздох:

— Смотри, давай предположим, что ты решил замутить что-нибудь с Байоваром…

— Мне не нравятся мужчины, — мгновенно огрызнулся он.

— А мне — нравятся, — ответила она. — Заткнись, это просто пример. Предположим, тебе нравятся мужчины, и предположим, что ты хотел привести Байовара домой поиграть — ты бы стал ожидать, что я к тебе в этом присоединюсь?

Его щёки покраснели от внезапной ревности при этой мысли:

— Нет.

— Тогда не ожидай, что я сделаю то же самое с ней просто потому, что мой прошлый опыт оказался шире твоего. Если в будущем случится что-то подобное, то только на моих условиях, а не твоих.

Чуть погодя он дипломатично удалился. Размышляя о словах Кэйт, он счёл их достойными внимания, но всё равно не мог отделаться от чувства, что его только что сурово выбранили. Тирион не привык проигрывать в споре, но, с другой стороны, последние пятнадцать лет большая часть его «разногласий» решалась с помощью насилия. Это больше не было вариантом. «Я променял одну хозяйку на двух», — с иронией подумал он.

Вспомнив о своей цели, он пошёл искать Эмму. Они с Раяном вернулись поздно предыдущим вечером. Оба были с новыми шрамами, но в остальном выглядели по большей части выздоровевшими.

Проведя разумом короткий поиск, он нашёл Эмму в её комнате, сидящей за столиком. Короткая прогулка привела его к её двери, и она открыла до того, как он успел постучать. В конце концов, магический взор работал в обе стороны.

— Отец, — сказала она в качестве приветствия.

— Не против, если я зайду? — спросил он.

Она отошла, показывая, что ему следует сесть на кровать, поскольку она сама занимала единственный стул:

— Уже стал спрашивать, можешь ли войти в комнату… осторожнее, а то мы можем и забыть, кто тут главный, — прокомментировала она.

Тирион зыркнул на неё, раздражённый насмешливостью её тона, но улыбка в её взгляде была подлинной. Сделав глубокий вдох, он заставил себя расслабиться:

— Это для нас новый мир, — объяснил он. — Я всё ещё ожидаю повиновения, когда требую его, но в остальном я считаю, что нам следует стремиться к более цивилизованной атмосфере. — Изучая комнату взглядом, он добавил: — Я вижу, у тебя есть стол. У большинства других хорошо если кровать в комнате есть.

Эмма кивнула:

— Энтони сделал его для меня, пока я была на попечении у целителей Ши'Хар. Он немного грубоватый, но мне нравится.

— Это что? — спросил он, указывая на лист пергамента на столе.

— Письмо моим родителям. Хочешь почитать?

Он покачал головой:

— Нет, я пришёл спросить тебя о другом.

Она села на маленький стул у стола:

— Я в твоём распоряжении, Отец.

— Во время твоей битвы на арене ты сделала нечто, удивившее меня, — начал он. — Жидкость, которую ты сделала — что это?

Эмма вздохнула:

— Мой отец, как ты знаешь, производил мыло, поэтому я выросла вокруг едких веществ, — сказала она, начав прикидываться дурочкой.

Тирион взъярился:

— Не лги мне, Эмма. То, что ты сделала, возможно — для мага, который понимает внутреннюю работу материального мира, а мы с тобой таким знанием не обладаем. Нет, ты сделала нечто иное. Я не чувствовал работу твоего эйсара, и твои противники тоже не почувствовали.

Её плечи поникли:

— Ты решишь, что я сошла с ума.

— Я и сам уже не вполне вменяем, Эмма, так что просто расскажи.

— Иногда я слышу что-то вроде голосов. Сперва я не обращала внимания, но потом начали происходить всякие вещи…

— Ты слышишь великое биение под нами? — спросил он, широко улыбаясь.

— Как гигантский барабан, — сказала она, кивая. — Я слышу его не всё время, но когда я обращаю к нему своё внимание, он всегда там.

— А небо?

— Стараюсь не слушать, — ответила Эмма,закрывая глаза. — От голоса ветра мне начинает казаться, будто я теряю рассудок.

— А как насчёт этого? — пристально спросил он, подавшись вперёд, и постучав по столу перед ней.

На её лице застыло вопросительное выражение:

— Он же такой маленький. Я и не думала, что… о. У него всё же есть голос, не правда ли?

— Тоненький, — сказал Тирион. — У всего он есть, насколько я знаю. Некоторые из них услышать труднее других.

— Значит, я не сумасшедшая, — сказала она с ясно слышимым облегчением.

— Просто будь осторожна, не показывай эту способность в присутствии Ши'Хар, — предостерёг он её. — Они её не понимают. Возможно, она является для них чем-то новым, а неизвестность всегда внушает страх.

— Это то же, что ты использовал, когда мы только приехали сюда, так ведь? Когда устроил бурю…

— Обо мне они теперь уже знают, но я не хочу, чтобы они знали о тебе, — сказал он ей. — Остальные ещё не в курсе?

— Только Раян. Он увидел это, когда мы общались, разум к разуму, — ответила она. — Мне ведь не следовало использовать это в бою, так?

Тирион пожал плечами:

— Что сделано, то сделано. Ты сработала тонко — я не думаю, что кто-то ещё заметил твой необычный метод.

— Лэйла сказала, что ты впал в неистовство после окончания боя…

Тирион вздрогнул:

— Я сглупил. Позволил эмоциям возобладать над здравым смыслом, и ветер… ну, ты наверняка имеешь некоторое представление о том, какой он.

— Как ты остановился? — спросила Эмма.

— Лираллианта притянула меня обратно во вменяемое состояние, кстати, об этом — я хочу, чтобы ты держалась поближе к Раяну, — сказал он, добавляя в голос властного тона.

Эмма кивнула:

— Думаешь, он сможет сделать для меня то же самое, если со мной случится что-то подобное?

— Только он об этом знает. Поговори с ним, и позаботься о том, чтобы он понял, что может случиться.

— Поговорю, — сказала она, послушно кивая. — Почему ты был так зол?

— Я вспыльчивый, — сказал он ей. — Возможно, ты заметила.

— Но ты же расстроился потому, что мы были ранены, разве нет?

— Не допускай ошибку, считая меня мягкосердечным, Эмма, — предостерёг он её. — Даже злые люди могут любить своих детей.

— Я знаю, — согласилась она. — Но я также ощущаю некоторые из тех же чувств. Когда я лежала там, наблюдая, как те звери рвали Раяна, моё сердце наполнилось чёрным отчаянием. Несмотря на все твои усилия до того дня, именно в тот момент я научилась ненавидеть по-настоящему. Ты не одинок, Отец.

— Одинок?

— Я тоже их ненавижу, — ответила она. — Мы все ненавидим, в некоторой степени. — Эмма встала со своего стула, и подошла к нему. Она аккуратно обняла его руками.

Тирион напрягся, но не обнял её в ответ:

— Я этого не заслуживаю, Дочка. Однажды ты можешь оказаться мёртвой — очередным инструментом, сломанным, чтобы насытить мою жажду мести.

— Обними меня, — настаивала она.

Наконец уступив, он обхватил её руками, хотя всё ещё чувствовал себя обманщиком.

— Нашу жажду мести, Отец, — поправила она. — Если дойдёт до этого, я не буду чувствовать себя обманутой. Потрать мою жизнь мудро, и моими последними словами будут слова благодарности.

Он оттолкнул её, не в силах вынести вину, которая нарастала в его сердце от её слов:

— Звучит как что-то, что сказала бы Бриджид.

Эмма согласилась:

— Если бы у неё был правильно подвешен язык, она бы и сказала, наверное. Тебе придётся тщательно за ней наблюдать. Она готова расстаться с жизнью в обмен на малейшую толику мести.

— Она напоминает мне меня самого.

Эмма покачала головой:

— Нет, она ещё более безрассудная. Если у тебя когда-нибудь появится шанс отомстить, и тебе придётся тратить наши жизни, чтобы этой мести добиться, сбереги её напоследок.

Тирион нахмурился. Ему не нравилось, куда зашёл их разговор, но он не мог оспаривать истинность её слов:

— Почему?

— Потому что она ненавидит их больше, чем все мы. Если кому-то и следует увидеть их кончину, так это ей.

Глава 38

— Довольно… клянусь, ты пытаешься меня убить, — заупирался Тирион.

— Прошли месяцы, — сказала Лираллианта. — Я по тебе стосковалась.

Вторая фраза была чем-то новым. С тех пор, как она вернулась, Лираллианта стала использовать больше подобных слов, вроде «хочу», «любовь» и «тоска». Даже её попытки пошутить стали улучшаться. Тирион начал гадать, было ли её прежнее сдержанное выражение эмоций в основном следствием её чужеродной природы, или просто потому, что он был плохим наставником.

Кэйт оказалась гораздо более способной учительницей, чем был он.

В воздухе разлился запах чего-то жарящегося, заставив его желудок попытаться сделать кувырок. Желудок хотел туда, где было мясо, но ладонь Лираллианты лежала у Тириона на плече, и тянула его обратно к ней:

— Останься ещё на несколько минут, — сказала она ему. — Завтрак ещё не готов, и я обещаю, что позволю тебе отдохнуть.

Вздохнув, он снова рухнул в кровать:

— Что бы она ни готовила, пахнет очень хорошо.

— Ты любишь еду не меньше, чем секс, — серьёзным тоном объявила Лираллианта, будто делала какой-то новое наблюдение. Возможно, это была бы шутка, произнеси эти слова Кэйт, но снова проиграв эти слова у себя в голове, Тирион не мог с уверенностью сказать, было ли это шуткой для Лираллианты.

— Теперь, когда у нас есть новая кухонная утварь и свежее мясо, Кэйт может творить чудеса, — ответил он.

— Если её тайны раскрыть моему народу, то наступит катастрофа, — объявила Лираллианта.

— Почему? — спросил он.

— Они перестанут есть кялмус, и все начнут пускать корни, — сказала она, криво улыбаясь.

«Очередная шутка», — осознал он, вежливо посмеиваясь.

Сменив тему, Тирион сказал, глядя в потолок:

— Я тоже по тебе тосковал.

— Хорошо, — ответила она с ноткой удовлетворения в голосе. — Скоро я буду вынуждена снова тебя покинуть.

— Что?

— Через месяц будет готов лошти.

— Так просто схрумкай его, и возвращайся, — легкомысленно ответил он.

Она похлопала его по щеке:

— Всё не так просто.

— А что случится-то? — спросил он, прежде чем добавить: — Подожди, нет, скажи мне сперва, где этот магический плод. Я ни разу его не видел.

— Зачем тебе знать? — спросила она.

— Просто любопытно.

— Он растёт в моём жилище, — ответила она.

— Неужели? — воскликнул он. — Я часто бывал там, пока тебя не было, и ни разу его не видел.

— Он выглядит очень похожим на кялмус, но этот висит прямо над моим местом для сна. Цвет его слегка темнее, чем у обычного кялмуса, но я не удивлена, что ты его не заметил, — сказала она ему.

Её откровенная открытость насчёт столь важной для Рощи Иллэниэл вещи его удивила:

— Никто его не сторожит?

— Другие рощи сторожат свои лошти, но у Иллэниэлов нет необходимости в стражах. У нас невозможно украсть.

— Почему?

Лираллианта сомкнула губы, она и так уже слишком много сказала.

— Ты не можешь сказать об этом постороннему?

— Я не могу сказать тебе, — ответила она.

Теперь Тирион оскорбился:

— Это ужасно личное ограничение.

— В том, что касается тебя, всё очень сложно, Тирион, — сказала она. — Ты — не посторонний, ты — мой кианти, но старейшины вынесли на твой счёт особые постановления.

— Они мне не доверяют.

— Нет, — с чувством сказала она. — Они полностью тебе доверяют. Иллэниэлы никогда не пойдут против тебя. Тебе не нужно их бояться.

— Они мне доверяют, но не скажут, почему именно. Они не причинят мне вреда, но и делиться своими тайнами не станут. Бессмыслица какая-то, — пожаловался он.

— Вместо того, чтобы беспокоиться о том, что мы не можем изменить, нам следует наслаждаться тем, что имеем, — сказала она ему.

Тирион зарычал от фрустрации, но чуть погодя отбросил своё раздражение прочь:

— И что случится, когда ты съешь этот плод? Как долго тебя не будет?

— Я буду в отлучке по меньшей мере на год, — призналась она.

— По меньшей мере? — воскликнул он. — Насколько же сильно эта штука взболтает тебе мозги?

— От эффектов, вызванных лошти, я должна оправиться за несколько дней. Остаток года — лишь формальность, период ожидания, — объяснила она.

— Ожидания чего?

— Чтобы посмотреть, стану ли я нестабильна. Такая большая лавина знаний выводит некоторых из равновесия. Этот год — время для наблюдения, чтобы решить, безопасно ли мне возвращаться в рощу.

— Ты сказала «по меньшей мере год», сколько времени это займёт, если тебя сочтут неуравновешенной?

— Если меня сочтут ущербной, то я буду уничтожена, — признала она. — Опасности безумных хранителей знаний слишком велики, чтобы рисковать.

— Просто откажись, — сказал он ей. — Я бы предпочёл не рисковать тобой.

Лираллианта улыбнулась:

— Не бойся, любовь моя, для Рощи Иллэниэл это — лишь формальность. Никто из тех, кого избрали старейшины Иллэниэлов, никогда не подведёт.

— Но в других рощах подводят?

Она кивнула.

— Так почему Иллэниэлы в этом настолько лучше других?

Лираллианта опустила взгляд:

— Давай поговорим о чём-нибудь другом.

— Снова эта хрень про «не рассказывай Тириону наши тайны», так? — кисло ответил он. Когда после нескольких мгновений ожидания она промолчала, он издал глубокий вздох: — Ладно, ты упомянула завтрак, и это мне кое о чём напомнило.

Она вопросительно взглянула на него.

— Я видел, как Кораллтис использовал нечто под названием «стазис-плетение» на одном из моих детей после битвы на арене, но у меня было мало времени, чтобы это плетение изучить. Ты можешь создать его для меня?

Она подозрительно посмотрела на него:

— Зачем тебе нужно видеть что-то подобное?

— Я хочу попытаться его воспроизвести, — честно сказал он.

— С какой целью?

Он снова вздохнул, на этот раз — с притворной досадой:

— Похоже, ты мне действительно не доверяешь, так ведь?

— Конечно же доверяю, — ответила она с намёком на гнев, — но я бы хотела знать, что тобой движет. Стазисное плетение сложное, и эксперименты с ним могут оказаться опасными.

— Ты не думаешь, что у меня получится, — бросил он вызов.

Она встала с кровати, предавая своими движениями своё раздражение:

— Почему тебе всё должно казаться оскорблением? Завтрак готов, нам следует пойти насладиться новейшими плодами трудов Кэйт.

Его ладонь упала ей на плечо:

— Покажи мне… пожалуйста.

— Это было бы неблагоразумно.

— А что, если я пообещаю, что позволю тебе наблюдать, пока сам буду пытаться его воспроизвести? Уверен, это потребует какого-то времени, но я не буду работать над ним без тебя, — сказал он, пытаясь её успокоить.

— Ты так и не сказал мне, в чём твоя цель.

Позволив своим плечам повиснуть, он старательно изобразил, что сдаётся:

— Если пообещаешь, что не скажешь Кэйт…

— А она-то тут при чём?

— Я хотел сделать ей подарок. Если бы у неё была коробка, которая могла бы сохранять мясо и другие вещи, то ей бы это очень помогло, — ответил он. Свой разум он сосредоточил исключительно на этой мысли. Это было его единственной целью. Никакой другой у него не было.

Поза Лираллианты смягчилась:

— Это значило бы для неё так много?

Он кивнул.

— Ладно, — сказала она, уступая. — Я создам маленькое плетение, но ты должен его лишь изучать. Не пытайся ничего делать без моего присутствия.

Тирион улыбнулся:

— Конечно.

* * *

Прошла ещё неделя, но в отличие от прошлых недель, эта и будущие обещали много позитивных перемен. Здания вокруг Албамарла росли по мере того, как планы Раяна по расширению строительства медленно развёртывались. Сам дом Тириона тоже скоро должен был начать расширяться, как только у них освободятся для этого время и усилия.

Последняя поставка товаров из Колна включала в себя шерсть и немного льна из Линкольна. Фиона и Долтон Брауны приехали вместе с грузом, привезя не только ткань, но и иголки с нитками. Дэвид вырос, учась у отца портняжному делу, и при поддержке Абби и некоторых других он начал шить им новую одежду.

Они больше не были рабами.

Возвращение одежды принесло им огромное облегчение, хотя большинство из них уже привыкло к наготе, к которой их принуждали. Это дало их маленькому сообществу ощущение растущей цивилизации. Албамарл теперь стал чем-то большим, нежели просто дом — он был новым будущим.

— Мы будем богаты, — сказал Тад Хэйс, обращаясь к своему отцу, Тому, перед тем как тот поехал обратно в Колн.

— Железа будет недостаточно, Сын, — сказал Том. — Нужды Колна и Дэрхама в железе довольно ограничены. Вы уже устроили разлад в торговле металлами.

— Будут и другие вещи, Пап, — сказал молодой человек. — Мы можем делать гораздо больше. Вот увидишь. Торговля и вас с Мамой обогатит.

Позже он устроил разговор с Раяном:

— Ты думал о стенах?

— Они есть в планах, — сказал его сводный брат.

— Быть может, следующим пунктом нам следует поставить именно их, — подал мысль Тад.

— Беспокоишься о том, что волки украдут наших животных?

Тад бросил взгляд на гигантские деревья:

— У стен есть и другие применения.

— Не думаю, что они будут особо полезны, если ты этого боишься, — высказал своё мнение Раян. — Ты знаешь не хуже меня, что в таких боях, какие нас могут ожидать в будущем, от стен будет мало пользы.

— Они улучшат моё самочувствие, — сказал Тад. — Мы так много приобрели, но ощущения безопасности нет.

— Единственная наша безопасность, — ответил Раян, — заключается в том, что они не хотят связываться с ним, — ткнул он большим пальцем в сторону Тириона.

На этом их разговор закончился, ибо появилась Эмма:

— Раян, я могу немного с тобой поговорить?

— Конечно, — сразу же отозвался Раян, и его глаза загорелись при звуках её голоса.

— Ну вот, опять, — вздохнул Тад, наблюдая, как они уходят прочь. — Он проводит с ней слишком много времени, — пробормотал он себе под нос.

* * *

Это случилось несколькими днями позже.

Тирион был снаружи, планируя снести заднюю стену своего дома, чтобы было место для новых яслей, когда ощутил их присутствие. Позволив магическому взору протянуться вовне, он мгновенно встревожился. Они были повсюду, на пределе дальности его чувств, однако они приближались. Огромный строй Ши'Хар. «Нет, не только Ши'Хар, большинство из них — Крайтэки».

Он закричал, клича остальных, которые в основном были на переднем дворе, но Эмма уже пришла в движение. Её магический взор был не хуже его собственного, и она тоже заметила Крайтэков. Все побежали, собираясь перед главным домом.

Присоединившись к ним, Тирион обнаружил, что Бриджид уже стоит поблизости. Он был так поглощён своими мыслями, что даже не заметил, как эта его тёмная тень заняла своё место рядом с ним. Её лицо было лишено выражения, но её аура производила впечатление нетерпения. «Ей хочется в бой».

Остальных новое развитие ситуации не так радовало.

— Что нам делать? — с тревогой сказала Эмма.

Тирион вздохнул. Все его планы пошли прахом. Ши'Хар наконец приняли своё решение. Справедливость никогда не восторжествует. Албамарл окружали тысячи, и то были не наивные дети Ши'Хар — это были Крайтэки, готовые к битве создания деревьев-отцов.

— Умирать, — сказал он им. — События начали происходить гораздо раньше всего, на что я рассчитывал.

Кэйт стояла рядом с ним:

— Не отсылай меня прочь, — предостерегла она его.

Тирион рассмеялся:

— Это ничем не помогло бы. Укрыться негде. Ты умрёшь рядом со мной.

— Где Лираллианта? — спросил Дэвид.

— Она утром ушла в Рощу Иллэниэл, — сказал он им.

— Она нас предала, — выплюнул Иан.

— Следи за языком, парень, — пригрозил Тирион. — Используй мозги. Ты заметишь, что Крайтэки идут со всех направлений кроме Рощи Иллэниэл. Только они в этом и не замешаны.

— Мы могли бы укрыться там? — подала мысль Абби.

Вайолет кивнула, отчаянно хватаясь за надежду:

— Она права! Мы могли бы сбежать туда.

— Для этого уже слишком поздно, — проинформировал их Тирион. — Среди них есть Морданы, и они уже находятся в пределах прямой видимости от нас. Отойдите ближе к дому, не оставляйте им места, чтобы телепортироваться нам за спину. Встаньте в круг, и действуйте осторожнее, чтобы не поранить тех, кто рядом.

Вокруг каждого из них вспыхнули ожившие зачарованные щиты, и их наручные клинки засветились смертоносным эйсаром, в то время как юноши и девушки передвинулись согласно его приказам.

Тирион принялся отдавать дальнейшие приказания:

— Бриджид, будь рядом. Я хочу, чтобы ты убивала всякого, кто войдёт в круг. Защищай меня, пока я работаю. Кэйт, сиди со мной, пока всё не кончится.

Сев на землю и скрестив ноги, он обнял севшую перед ним Кэйт, вновь поцеловав её в щёку. Её тело было напряжено от страха и гнева.

— Не покидай меня, — сказала она.

— А мне что делать? — спросила Лэйла.

Маг Прэйсианов была единственной, у кого не было татуировок, которые он дал своим детям, и Тирион знал, что она умрёт первой, если будет сражаться вместе с ними:

— Ляг рядом с нами, и накрой нас щитом. Сделай его настолько сильным, насколько сможешь, и всё.

— Я могу сражаться, Тирион, — непокорно ответила она.

— В этом бою — не можешь. Если переживёшь первые атаки, то убери щит, и сделайся невидимой. Ты — единственная, у кого есть шанс спастись.

— Я могу спрятать вместе с собой ещё кого-то, — сказала она ему.

— Тогда возьми Кэйт.

— Нет, — сказала Кэйт. — Я умру с тобой.

Он нехотя кивнул, соглашаясь:

— Я не уверен, что случится, — искренне сказал он, — но я попытаюсь позаботиться о том, чтобы ветер тебя прикончил до того, как они до тебя доберутся, даже если меня уже не будет. — Тирион закрыл глаза, сосредотачиваясь на голосе ветра.

Прежде чем он успел произнести эти слова до конца, внутри круга появился Крайтэк, а снаружи возникло ещё несколько. Бриджид с восторгом набросилась на своего нового противника, прорубаясь через его сплетённую из заклинаний защиту прежде, чем тот сумел осмотреться. Битва началась.

Новые Крайтэки появились подальше от них, когда в бой вступил авангард Морданов. В их руках появились странные заклинательные плетения — длинные, похожие на трубки конструкции. Их предназначение поначалу не было ясно, пока один из них не направил такую штуку на круг защитников. Направив через неё эйсар, он вонзил в Энтони смертоносный луч сфокусированной силы, пробив его зачарованный щит, и уничтожив правую ногу. Парень упал, заливаясь криком.

Ветер уже ревел, но времени не оставалось. Остальные Крайтэки уже нацеливали своё новое оружие, и дети Тириона знали, что обречены. Ши'Хар не стали рисковать, решив нанести быстрый и мощный удар превосходящими по численности силами.

Ещё дюжины Крайтэков появились в переднем дворе, а на окружавшем Албамарл поле — ещё сотни. Это Прэйсианы сбросили невидимость.

«Быстрее», — думал Тирион, но эта мысль не помогала. Чем больше он озвучивал внутри себе свои нужды, тем труднее ему было достичь нужного состояния. Ветер никуда не делся, но он казался слишком далёким. «Позволь мне это сделать», — взмолился Тирион. «Позволь мне убить их всех. Я только этого и хочу».

Прежде чем Морданы смогли нанести свой следующий удар, их сразили солдаты Прэйсианов. Они появились не для их поддержки — это была засада. Оставшиеся Морданы начали случайным образом телепортироваться, появляясь и исчезая, чтобы скрыться от своих убийственных собратьев.

Над их головами полетели странные существа, и Крайтэки Рощи Гэйлин вступили в бой, а следом за ними присоединились Сэнтиры. Колдовские звери и странные чудища бросились уничтожать Крайтэков Прэйсианов.

— Некоторые из них здесь, чтобы помочь нам! — крикнула Эмма. — Уплотните круг. Абби, помоги Энтони, пока они отвлеклись.

Внутри круга стали появляться новые Морданы, но какими бы ни были их форма и размер, Бриджид их уничтожала. Она двигалась как злой ветер, рубя своими наручными клинками всё, что пыталось ей противостоять. Никакая защита не могла противиться её мощи, а когда круг опустел, она направила свою волю против тех, кто сражался вне круга с Прэйсианами.

На расстоянии её атаки были бессильны против щитов Ши'Хар. Даже точные удары Эммы не могли пробить их сплетённую из заклинаний защиту. Вместо этого дети Тириона стали использовать свою силу, чтобы сбивать с толку и отвлекать своих врагов, лишая их равновесия в критические мгновения, или убирая землю у них из-под ног, когда они грозили Прэйсианам.

Однако всё это было бессмысленным. Прэйсианов не хватало, чтобы выстоять против совокупной мощи трёх других рощ. Лишь слепой не смог бы увидеть, каким был неминуемый исход.

Небо над их головами всё ещё было ясным, хотя потемнело вдалеке. Слышался странный вой, с каждой минутой становившийся громче и выше. Назревала массивная буря, и Кэйт чувствовала изменение в сидевшем позади неё Тирионе. Бросив взгляд вниз, она увидела, что его руки стали прозрачными. Он постепенно исчезал…

Морданы отчаянно пытались довести свою атаку до конца, прежде чем буря ухудшится, но сколько бы их ни телепортировалось в круг, Бриджид разила их прежде, чем они успевали что-то сделать. При поддержке подкреплений Гэйлинов и Сэнтиров они вернули себе контроль над полем боя, и остаток их первой ударной группы снова стал нацеливать своё новое сплетённое из заклинаний оружие.

Эмма увидела, что они снова готовятся стрелять, и поняла, что пережить залп дальнобойного оружия Крайтэков им не удастся. Энтони был тому свидетельством. Действуя инстинктивно, она воззвала к земле, и почва поднялась вокруг них — гигантские пласты тяжёлого камня вырвались из земли, чтобы их защитить.

Лучи Морданов рвали тяжёлый камень будто бумагу, но скалы частично лишили атаку силы. Там, где лучи пробивались внутрь и попадали в одного из подростков, их удавалось отразить. Зачарованные щиты держались. Ещё больше камня поднялось из земли, укрепляя те части защиты, которые уже обратились в крошево, но Эмма знала, что это был лишь вопрос времени. Морданы готовились атаковать снова, и с каждым мигом всё большее их число освобождалось, чтобы помочь в нападении.

Они были обречены.

Глава 39

Второй залп вгрызся в их каменную защиту, но теперь стало видно: что-то изменилось. Крайтэки Гэйлинов и Сэнтиров поворачивались, чтобы встретить нового врага, приближавшегося сзади, со стороны ближайшего леса.

В битву вступили Крайтэки Иллэниэлов.

Они имели такое же пёстрое разнообразие форм и размеров… от гуманоидов до странных четвероногих форм, и даже насекопомодобных. Численность их была меньше, чем у Прэйсианов, или у других рощ, но двигались они иначе.

Они наступали вдумчиво, будто бы не замечая атакующей мощи их противников. Там, где Ши'Хар Гэйлинов стреляли по ним, Иллэниэлы просто сдвигались, ловко уклоняясь от каждой атаки. Они двигались быстро, но не быстрее остальных Крайтэков — всё дело было в том, что они уклонялись до того, как удар попадал по ним.

Несмотря на то, что противник превышал их по численности, поначалу они не несли потерь, а когда добрались до линии фронта, начали резать Крайтэков остальных рощ.

Это была странная битва. Крайтэки с обеих сторон обладали не знали страха. Они его просто не чувствовали — такими их создали. В отличие от людей или даже воинов Ши'Хар, они сражались либо до смерти, либо до приказа остановиться. Гэйлины и Сэнтиры начали действовать более организованно, нападая сообща, чтобы не дать Иллэниэлам уклониться. Требовалось нападать втроём или вчетвером, чтобы достичь такого эффекта, и время от времени им всё же удавалось убить одного из Иллэниэлов, но этого было недостаточно, чтобы те остановили своё наступление.

Силы Иллэниэлов пробивались к людям и их распадающейся защите. По дороге они вырезали группу Морданов, ответственных за нападение на людей, а достигнув своей цели, они рассыпались, приготовившись защищать Тириона и его детей.

На поле боя опустилась тишина, когда Крайтэки трёх нападавших рощ приостановились. Байовар вышел из рядов Крайтэков Иллэниэлов, и, используя магию для усиления своего голоса, обратился к выстроившимся против них врагам:

— Отступайте! Ваша цель более не достижима. Продолжая сражение, вы лишь подвергнете опасности старейшин всех наших рощ, — крикнул он. Это было утверждение факта.

Абби ощутила мягкое касание, а затем услышала у себя в голове голос Лираллианты. «Ты должна его остановить. Мы можем помириться с ними, но только если он не уничтожит рощи».

«Как?» — спросила девушка.

«Прикоснись к нему. Ты должна с ним поговорить, разум к разуму. Верни его из того тёмного места, куда ушёл его дух, пока не стало слишком поздно».

* * *

Мир медленно вернулся, и Тирион обнаружил, что снова находится в мире плоти и крови. Какой-то голос говорил с ним на чужом языке, передавал мысли, которые что-то значили. Они были безмолвны, но его мозг автоматически преобразовывал их в звуки. Звуки, которые обладали смыслом… слова.

«Какие они странные», — подумал он.

«Ты меня слышишь, Отец?»

Голос в его разуме принёс узнавание. «Это Абби».

«Избавься от гнева, уйми бурю», — сказала она, повторяя одни и те же слова снова и снова. «Ты меня слышишь?»

Ветер уже замедлялся. Его раздражало, что она не могла сама этого видеть. «Конечно, я тебя слышу. Перестань кричать на меня», — ответил он.

Сколько-то минут спустя он почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы выпустить Кэйт из рук, и попытаться встать. Их окружал потрескавшийся и обвалившийся камень, но за его границами магический взор показывал ему множество Крайтэков. Байовар и Лираллианта стояли непосредственно снаружи защитной каменной ограды, и Тиллмэйриас стоял вместе с ними. Крайтэки кроме тех, что принадлежали Роще Иллэниэл, отступали.

Он послал свои мысли Лираллианте:

«Что происходит?»

«Начало примирения», — ответила она.

«Это не показалось мне особо мирным». Надавив вовне своей волей, он оттолкнул прочь несколько массивных камней, пока не смог беспрепятственно выйти наружу. Тиллмэйриас стоял, ожидая его с любопытным выражением на лице.

— Прости меня, Тирион, нам следовало быть более готовыми, — сказал хранитель знаний.

— Более готовыми? Сколько уже времени ваши Крайтэки стояли вокруг моего дома?

— Несколько недель, — признался златовласый Ши'Хар. — Мы подозревали, что они могут попытаться нанести упреждающий удар, но не ожидали, что они приведут столько сил.

Тирион направил свой взор на Байовара:

— А Иллэниэлы знали, что это случится?

Байовар покачал головой:

— Нет. Мы получили предупреждение лишь за минуты до их прибытия. Поспешили к вам сразу же, как только узнали о нападении.

— Понятно, — неопределённо сказал он.

Обратившись к Лираллианте, он спросил:

— И что теперь?

— Старейшины снова встретятся. Они видели нашу решимость. Мы будем искать согласия о формализации того, что уже решили Рощи Иллэниэл и Прэйсиан, — сразу же ответила она.

— И что они решили?

— Что человечество разумно, и заслуживает нашей защиты и уважения. Что больше не будет вторжений на территорию оставшихся диких людей или ловли их представителей. Мы также признаем твоих людей частью Рощи Иллэниэл.

Бриджид наблюдала за ним, по её ауре текла неистовая энергия. Она была готова продолжать бой. Друг или враг, ей было почти всё равно. В её взгляде был вопрос, который не нужно было облекать в слова. Она хотела убить стоявших перед ними троих Ши'Хар, и ей было плевать на последствия.

«А ведь она бы смогла», — гордо подумал он. «Она может убить их, и, возможно, ещё и часть Крайтэков, которые нас всё ещё охраняют». Другие его дети, Лэйла и Кэйт тоже наблюдали за ним с новой надеждой на лицах. Видя их, он понял, в чём состоит его долг, хоть тот ему и не нравился.

— Если ваш народ ищет примирения, то заключайте договор — но он не будет окончательным, пока мы не дадим наше согласие с его условиями, — сказал он троим Ши'Хар. — Скажите старейшинам, что у них есть два дня.

Глаза Тиллмэйриаса едва не вылезли из орбит:

— Два дня?! Ты не можешь выдвигать требования, Тирион. Мы и так едва сдержали их. У старейшин уйдут месяцы на то, чтобы прийти к согласию.

— Два дня, — повторил он. — А потом я уничтожу всё, до чего сможет дотянуться моя воля.

— Не говори глупостей, ты не можешь…

Тирион поднял ладонь:

— Я не могу убить вас всех, это я знаю, однако я могу достигнуть гораздо большего, чем ты осознаёшь. Горы поднимутся из земли, ветер будет раздирать на части, и когда я закончу, по меньшей мере половина этого мира будет свободна от вашего рода.

— Угрозы — это неблагоразумно, Тирион, — сказал Тиллмэйриас. — Ты не можешь победить, и если вынудишь их воевать, то они полностью истребят человечество.

— Мне уже всё равно, смогу ли я победить, — ответил он. — Вопрос в том, сколько они готовы потерять? Два дня… не больше.

— Но… — вновь начал возражать Тиллмэйриас.

Байовар выставил ладонь:

— Спокойствие, друг Тиллмэйриас. Иллэниэлы готовы, мы это предвидели. Всё будет так, как он говорит.

На секунду глаза Прэйсиана расширились, а затем вернулись в нормальное состояние. Он перевёл взгляд с Байовара на Лираллианту, и кивнул, а затем расслабился:

— Хорошо, — наконец сказал он.

«Почему он так быстро им уступил?» — удивился Тирион.

Вскоре после этого Байовар и Тиллмэйриас ушли, а оставшиеся Крайтэки Прэйсианов исчезли, хотя всё ещё оставался вопрос о том, ушли они на самом деле, или просто стали невидимыми. Лираллианта и Крайтэки Иллэниэлов остались.

Тирион и его дети начали приводить всё в порядок после битвы.

Куры пропали — то ли погибли, то ли сбежали, сказать было трудно. Никаких птичьих останков они не нашли. Одинокий хряк схлопотал плохо нацеленный удар эйсара. Его тело было размазано по внутренней стене разбитого загона. Двух овец они нашли мёртвыми, остальные пропали.

Похоже было, что их дни разведения животных подошли к концу — по крайней мере, на следующие несколько недель.

Основной дом остался без повреждений. Его зачарованные камни выдержали те несколько ударов, которые по нему попали. Общежитие отделалось лёгкими повреждениями, и Раян твёрдо решил, что во время починки обработает здание так же, как дом Тириона. Магического труда на это уйдёт много, но оно будет того стоить, если в будущем им больше не придётся волноваться о починке.

Полагая, конечно, что у них было будущее.

Тирион указал на одного из Крайтэков Иллэниэлов — большого, четвероногого и насекомоподобного, с парой похожих на клешни рук, торчавших сверху туловища. Выглядела тварь жутко, но похоже было, что она была идеально сложена для расчистки развалин одного из обрушившихся складов.

— Ты, убери эти камни, и сложи их вон там, чтобы мы могли разобрать то, что осталось в здании.

Существо безо всякого выражения уставилось на него, но не шелохнулось.

Тирион подошёл ближе, повторив свои приказы на эроллис:

— Я сказал, что хочу, чтобы ты помог мне сдвинуть те камни.

— Нас сделали не для того, чтобы помогать тебе в твоих трудах, — ответил Крайтэк, развеяв любые возможно имевшиеся у Тириона иллюзии относительно своей неразумности.

Норов Тириона уже был в опасной близости к точке кипения. Внезапно рубанув рукой, он одновременно привёл в действие свои нападающие чары. Крайтэк не был ничем защищён, и не был готов к такой атаке, но существо шагнуло назад и в сторону до того, как удар достиг его. Это движение существо сделало необычайно вовремя.

Оно не стало предпринимать никаких действий по созданию защитного заклинательного плетения или ещё какой-то защиты. Тирион остался злобно глядеть на него, чувствуя себя несколько глупо.

— Если вы собираетесь торчать тут, то я жду от тебя помощи в расчистке этого бардака, — снова сказал он. Бриджид уже подбиралась к этому Крайтэку сзади, заметив гневный тон Тириона и неудавшийся удар.

Лираллианта появилась, и вмешалась до того, как ситуация смогла развиться дальше.

— Стоять! — приказала она.

Тирион и Бриджид одарили её испепеляющими взглядами.

— Вы что, действительно планировали напасть на одного из Крайтэков, которые сейчас охраняют ваш дом? — спросила она, не в силах поверить в это.

— У меня был очень тяжёлый день, а этот упрямый жук-переросток отказывается помогать в уборке, — проворчал он ей.

— Они не были созданы для такого труда, — ответила она.

— Твой народ едва не уничтожил всё, что я тут построил. Меньшее, что они могут сделать — это помочь нам с уборкой ими же и устроенного беспорядка.

— Мой народ вас спас, — прохладным тоном ответила она. — Сегодняшняя битва — дело рук Морданов, Гэйлинов и Сэнтиров.

Раздражённый, Тирион бросил в ответ:

— Ши'Хар — они Ши'Хар и есть, и не важно, из какой они рощи.

— Нет, — ответила она, принимая явно раздражённый вид, — как раз важно. Мы все — Ши'Хар, но они не являются моим народом, не являются моей расой. — Лираллианта повернулась к Крайтэку: — Помоги ему во всём, о чём он попросит. — После кивка Крайтэка Лираллианта пошла прочь, к Роще Иллэниэл.

— Куда ты? — потребовал Тирион.

— Домой, — ответила она. — Мне нужен покой, а здесь я его, очевидно, не найду.

Разозлившись, он немного посмотрел ей вслед, прежде чем сказать Крайтэку:

— Ты её слышал, начинай поднимать.

Позже он поведал Кэйт об этом случае, но вместо того, чтобы его поддержать, она одарила его разочарованным взглядом:

— Ты действительно порой бываешь мудаком.

— Мы сегодня едва не умерли, — кисло напомнил он ей.

— Суть не в этом. Ты обращаешься с теми, кто тебе помогает, так же плохо, как с теми, кто тебе вредит, — объяснила она.

— И те, и другие — одним миром мазаны.

— Пять рощи — это отдельные расы, — ответила она. — Они состоят в родстве, но с их точки зрения они отличаются так же, как овцы от коз. Ты оскорбил Лиру.

Это был факт, который он о Ши'Хар никогда прежде не слышал:

— Это она тебе сказала?

Кэйт кивнула:

— Она показала мне видения из воспоминаний старейшин об их первом мире.

Тирион упрямо ответил:

— Она ещё не приняла лошти, она не может этого знать.

— Они показывали это ей во время своих советов — но, кстати говоря, ты принимал во внимание тот факт, что ты оттолкнул её от себя, когда у неё осталось менее недели до того дня, когда она примет лошти? — сказала она, обвиняюще буравя его взглядом своих изумрудных глаз. — Последнее, что она сейчас хочет — это ссориться с тобой в течение последних дней перед тем, как уйдёт на год.

На это у него хорошего ответа не было, и Тирион уже усвоил, что его гордость обычно создавала больше проблем, чем разрешала. Он с трудом кивнул ей:

— Я попрошу у неё прощения… позже. Сейчас я слишком зол, чтобы связанно думать.

Она начала было класть ладонь ему на плечо, но Тирион напрягся:

— Позже, Кэйт, — сказал он. — Я сейчас являюсь не самым лучшим собеседником.

Одарив его понимающим взглядом, она пошла обратно в дом:

— Мне всё равно нужно разобраться с тем, что мы будем есть.

Как только она оказалась за пределами его слышимости, Тирион бросил взгляд на Бриджид, всё ещё маячившую неподалёку:

— Ты видела, что сделала эта тварь? — Крайтэк, о котором шла речь, был на расстоянии в несколько ярдов, и двигал обломки, как его и просили. Тирион приглушил голос, чтобы его слышала лишь дочь.

Бриджид кивнула:

— Я видела и то, как они сражались с другим Крайтэками. Тем, из других рощ, требовалось нападать сообща, чтобы завалить одного из этих.

— Оно пришло в движение сразу же, как только начал двигаться я. Без задержки. Оно будто не реагировало, а просто вовремя производило действия для уклонения от моего удара, — тихо сделал он наблюдение.

— Как им это удаётся? — пристально спросила она.

Тирион покачал головой:

— Я не знаю. — «Но, чёрт побери, точно выясню».

Глава 40

Ши'Хар вернулись на следующее утро, менее чем через двадцать четыре часа после нападения.

Явились пять хранителей знаний, по одному на каждую из пяти рощ: Листриус, представлявший Рощу Иллэниэл; Тиллмэйриас — от Рощи Прэйсиан; Го́лдин — от Рощи Сэнтир; Тэ́ймар — от рощи Гэйлин; и Марэ́лтас — от рощи Мордан. Лираллианта шла среди них, неся большой деревянный футляр.

У них не было ни сопровождения, ни свиты, ни охраны, ни каких-либо иных спутников. Такова была специфическая особенность их расы. Там, где человеческий представитель мог бы потребовать защиты, Ши'Хар просто не утруждали себя. Их дети, даже хранители знаний, были просто недостаточно важны. Детей они могли заменить — лишь деревья, старейшины, заслуживали настоящей защиты.

Тирион встретил их перед главным домом, и все люди, жившие в сообществе, которое они теперь звали Албамарлом, стояли вместе с ним.

— Я вижу, вы вернулись без своих солдат, — коротко сказал он им.

Лираллианта подошла к нему, протягивая футляр, в то время как Листриус сказал:

— Пять рощ пришли к согласию.

— Что вы решили? — спросил Тирион.

— Ваша раса — разумна, обладает сознанием, и заслуживает уважения. Наши прошлые действия несли вам вред. Отныне к человечеству будут относиться с тем же уважением, которое пять рощ проявляют друг к другу, а вы будете считаться частью Рощи Иллэниэл… если, конечно, согласитесь, — формально сказал Листриус.

Листриус и Лираллианта открыли футляр, показав лежавшую внутри чёрную табличку. Тирион мог бы подумать, что та была сделана из камня, но его магический взор показал ему мелкие, почти невидимые волокна эйлен'тирал, из которых состоял этот предмет. Табличка была плотно покрыта шестиугольными символами эроллис. Будучи нанесённым на плоскую табличку, соглашение было написано с использованием лишь двух из шести осей — прошлого объективного, переходящего к будущему объективному. Эта форма письма была практичнее обычных трёхмерных, похожих на скульптуры документов, использовавших все шесть обычных осей.

— А где остальное? — спросил Тирион, коротко пробежавшись по табличке взглядом.

Брови Листриуса на миг взметнулись вверх. Ши'Хар не ожидал, что человек будет настолько знаком с их письменностью.

— Этот документ содержит всю практическую информацию, но мы действительно составляем более формальный документ, который будет содержать личные и субъективные элементы, для потомков.

— Мне понадобится день, чтобы внимательно это прочитать, прежде чем я подпишу, — ответил Тирион. — И я также захочу увидеть конечный, полный документ, когда он будет закончен.

— На это могут уйти месяцы, — проинформировал его Листриус.

— Тем не менее, я хочу его увидеть, — бестактно сказал Тирион. — Чтобы убедиться в том, что дополнительная информация точна, даже если она не выполняет никакой важной функции.

Ши'Хар ушли вскоре после обмена, а Тирион удалился в свою спальню с табличкой Ши'Хар. Лираллианта пошла с ним. Она больше не казалась раздражённой, но Кэйт всё равно бросила на неё сочувственный взгляд. Ей было очевидно, что Лираллианте нужна была какая-то поддержка в том, что предстояло ей через несколько дней, но Тирион был слишком занят своими собственными заботами, чтобы это заметить.

Кэйт оставила их одних, надеясь, что он поймёт намёк.

— Прочитай мне вот эту часть, — сказал Тирион, указывая на одну из частей текста.

— Все люди, которых в данный момент держат Ши'Хар, будут отпущены, — послушно прочитала она. — Ты бы и сам мог это прочитать, — упрекнула она его.

— Просто хотел убедиться, что я правильно понял, — ответил он. — Иногда я упускаю некоторые нюансы. Значит ли это, что они собираются отпустить всех людей из рабских лагерей?

Лираллианта кивнула.

Тирион пожевал губу:

— Так не пойдёт.

— Я думала, что эта часть тебя порадует.

— Как думаешь, что случится, если они выпустят десятки тысяч больных на голову магов? — спросил он. — Они по численности превосходят всю популяцию Колна и Дэрхама, и они понятия не имеют, как себя вести в цивилизованном обществе. «Нормальная» человеческая популяция будет захвачена, замучена, изнасилована и скорее всего порабощена.

— Разве они не будут тебе подчиняться? — ответила она.

— Без ошейников они никому не будут подчиняться. Даже я не могу надеяться контролировать такое число людей с помощью одного только устрашения.

— Тогда какие изменения ты бы внёс?

— Ваш народ создал эту проблему, — сказал он ей. — Им придётся поддерживать работу рабских городов. Даже будь они цивилизованными, у меня просто не было бы возможности кормить популяцию такого размера. Ши'Хар придётся продолжать их поддерживать.

— Тогда ничего не изменится, — заметила она.

— Мы построим город, здесь, — объяснил он. — Я буду каждый год обходить рабские города, и выбирать некоторых жителей для освобождения и переселения. Со временем мы сможем отстроиться, и принять больше людей. А пока Ши'Хар придётся позаботиться о том, чтобы их популяция рабов не росла… никакого размножения, никаких больше детских загонов.

— И сколько времени это займёт?

— Могу предположить, что моей жизни на это не хватит, — ответил он, сжав губы. — Некоторые из них, наверное, умрут до того, как мы до них доберёмся.

Его взгляд зацепился за что-то в выражении её лица.

— О чём думаешь? — спросил он ей. — У тебя такой вид, будто кто-то украл твою собаку.

— Не важно.

Вспомнив о том, что сказала ему вчера Кэйт, он снова заговорил:

— Прости за вчерашнее. Я был расстроен, и мои слова были грубыми. Ты волнуешься о том, как будешь принимать лошти?

Она кивнула:

— Частично. Я больше озабочена тем, что случится с тобой в моё отсутствие.

— Когда ты вернёшься, я буду здесь, — сказал он, подбадривая её. — Позволь будущему самому о себе позаботиться.

Лираллианта засмеялась:

— Но это же и есть долг Илл… — Она внезапно замолчала.

— Долг Иллэниэлов? — сказал он, завершая её предложение, и превращая его в вопрос. — Что это значит?

— Просто поговорка, — сухо ответила она. — Моя роща известна тем, что будущее её заботит больше остальных.

— Нет, ты сказала «долг», а это подразумевает нечто большее, чем просто обобщение, — возразил он. — Что ты имела ввиду?

— Мне не позволено об этом говорить, — призналась она, переставпритворяться.

У Тириона был живой ум, и несколько вещей сразу же сложились в общую картину.

— Вчерашняя битва — то, как сражались Крайтэки Иллэниэлов… как им удавалось уклоняться от такого большого числа атак? — спросил он.

Она не ответила.

— Это же и есть дар Иллэниэлов, верно? — буравил он её своим взглядом.

Лираллианта кивнула, но ничего не сказала.

— И другие рощи об этом знают?

Она снова кивнула.

— Но мне ты сказать не можешь. Это не кажется осмысленным, учитывая то, что мы вот-вот присоединимся к Роще Иллэниэл, согласно этому соглашению, — отреагировал он.

— Давай поговорим о чём-то другом, Любовь моя, — ответила она.

Фрустрированный, он зарычал, но когда она подалась вперёд, чтобы поцеловать его, Тирион расслабился. «Нет смысла портить из-за этого вечер», — подумал он. «К тому же, я выяснил больше её тайн, чем она осознаёт». Внутренне улыбаясь, он снова поцеловал её, встав на ноги, и подняв её на руки, прежде чем бросить её на кровать.

— Ох! — воскликнула она от испуга.

Тирион медленно пошёл вперёд, на его лице играло хищное выражение:

— Не пытайся сбежать, — сказал он ей с деланной серьёзностью.

— Я и мечтать не смела, — хитро сказала она.

* * *

Три дня спустя был подписан исправленный договор, и первое соглашение между человечеством и Ши'Хар стало формальным. Ты было серьёзное мероприятие, которое, быть может, следовало отпраздновать с фанфарами и церемониалом, но маленькое сообщество Албамарла удовлетворилось лишь ужином покрупнее обычного. Представители Ши'Хар задержались достаточно, чтобы услышать, как Тирион играл на цистре, но вскоре после этого вернулись в свои рощи.

В общем и целом событие было неожиданно неброским, несмотря на его важность в истории как человечества, так и Ши'Хар.

Лираллианта должна была принять лошти на следующий день, поэтому тем вечером Кэйт оставила её и Тириона наедине, вызвавшись поспать в другой спальне, с Лэйлой.

Однако в предрассветных часах утра Тирион встал, оставив Лираллианту спать в одиночестве. Когда он вошёл в общежитие, и подошёл к одной конкретной двери, ещё было темно. Постучав, он обнаружил, что Эмма не спала, ожидая его. Она была одета, а Раян сидел рядом с ней на кровати.

— Вы готовы? — спросил он, хотя это и так было очевидно.

— Да, Отец, — ответили они вместе.

Покинув общежитие, троица пошла к одному из неповреждённых складов. Внутри они спустились по ступеням в тёмную комнату, полную запахов плесени и прохладной земли… погреб, где хранили еду. Подойдя к дальней стене, они встали, образовав маленький круг.

— Не позволяй ей погружаться слишком глубоко, — предостерёг он Раяна.

— Я буду в порядке, Отец, — заметила Эмма. — Просто позаботься о том, чтобы я следовала по правильному пути.

Несколько секунд спустя её взгляд устремился вдаль, а земляная стена перед ними раскрылась, явив тёмный проход.

Все трое вошли, и почва закрылась позади них. Туннель простирался вперёд лишь на тридцать футов, но по ходу их движения он двигался вместе с ним, раскрываясь впереди, и закрываясь позади. Чем дальше они шли, тем глубже он становился, а Тирион не отрывал своего магического взора от земли над ними, отмечая их путь.

— Тут немного влево, — сказал он Раяну, отдавая очередной приказ сыну, на ходу державшему Эмму за руку. Раян безмолвно передал эту информацию сестре, и туннель начал забирать влево, огибая один из массивных корней деревьев богов.

— Ты уверен, что они нас не обнаружат? — в десятый раз спросил Раян.

— Нет, — сказал Тирион, — ты же не чувствуешь, будто что-то происходит?

Раян покачал головой. Что бы Эмма ни делала, оно, похоже, не поддавалось обнаружению. Земля двигалась будто сама по себе.

— Она хитрая, — похвалил Тирион. — Не думаю, что кто-то снаружи сможет почувствовать пустоту, в которой мы сейчас находимся.

— А я — чувствую, — сказал Раян.

— Потому что мы находимся внутри, — отозвался Тирион. — Я слышу, как земля говорит с ней. Она, или оно, говорит, что здесь ничего нет — ничего кроме земли. Думаю, будь мы на поверхности, мы бы даже не узнали, что здесь есть проход.

— Надеюсь, — сказал его сын.

Так они и шли ещё час, двигаясь медленно, избегая больших корней деревьев Рощи Иллэниэл, пока Тирион наконец не сказал им остановиться:

— Вот оно.

Раян сжал руку Эммы, общаясь с ней разум к разуму — минуту спустя она моргнула, выйдя из своего похожего на транс состояния. Тирион подошёл к нему с другой стороны, и взялся за его левую руку:

— Сосредоточьте своё внимание над нами, — сказал он им. — Будьте наготове.

Глаза Эммы снова остекленели, и лицо Тириона приобрело схожее выражение. Ему было труднее, поскольку голос, который он искал, был дальше, приглушённый тяжёлым слоем земли над ними. Тем не менее, Тирион нашёл его, и скоро его разум плыл вместе с ветром.

В жилище Лираллианты, высоко над ними, тяжёлый плод с тёмной кожурой свисал с ветки над её постелью. По виду он почти не отличался от кялмуса, который можно было найти где угодно, но был плотнее, и обладал иным цветом. В ветвь ударил внезапный бриз.

Ветер был недостаточно сильным, чтобы повредить ветви, но внутри него был более тонкий порыв воздуха, двигавшийся гораздо быстрее, и обладавший бритвенной остротой. Он аккуратно рассёк черенок, удерживавший имевший пурпурный оттенок плод на месте, и тот начал падать.

Очередной порыв ветра подхватил плод, и на миг приподнял его, мягко послав его падать в сторону, чтобы тот упал не на кровать, а вылетел из жилища, падая вниз, к далёкой земле. Несколько секунд плод набирал скорость, прежде чем воздух снова стал странно двигаться, дуя снизу вверх, замедляя его снижение. Когда плод наконец коснулся земли, это случилось настолько мягко, что произошло почти беззвучно.

Земля благодарно приняла его, и тёмная почва поглотила плод, не оставив ни следа в том месте, где он пролежал короткий миг. Лошти исчез.

В тёмной каверне, внизу, плод появился из земли, и аккуратно упал в подставленные руки Тириона. Раскрыв лежавший рядом шерстяной мешок, он вынул покрытую странной резьбой деревянную шкатулку. У той была крышка на петлях, которую он проворно открыл. Внутри шкатулка была выложена бархатом.

Положив в неё лошти, Тирион вновь закрыл шкатулку, и, приложив крошечное усилие воли, привёл в действие вырезанные на её деревянной поверхности чары стазиса. Внутри время остановилось, поймав лошти в вечно неподвижном мгновении.

Полтора часа спустя он тихо забрался обратно в кровать, осторожно, чтобы не потревожить тело спавшей Лираллианты. Тирион лежал в кровати, обдумывая свои недавние действия. Эмму и Раяна он послал обратно в кровати, прежде чем спрятать лошти. Никто не найдёт его, у крытого в глубоком, тайном месте в земле.

Там он и будет ждать, пока Тирион не будет готов.

Тирион лежал в кровати рядом со своей возлюбленной из Ши'Хар, не в силах заснуть — и улыбался в темноте.

Эпилог

— Почему ты остановился? — с некоторой настойчивостью сказал Мэттью.

— Я устал, — честно сказал я. — Это — хорошее место, где рассказ можно приостановить, и вам всем нужно поспать.

Мэттью был несогласен:

— Мне не хочется спать. Просто расскажи до конца.

— Я уже не один час говорю. Сжальтесь над вашим рассказчиком, — с изнурённой улыбкой сказал я.

Мойра попыталась встать на мою сторону:

— Не знаю, хочу ли я вообще слышать остальное. Он сделал из своих детей злых убийц, а теперь, когда они подписали первый мирный договор между людьми и Ши'Хар, он сразу же предал их доверие.

Я внимательно наблюдал за ней:

— Ты имеешь ввиду кражу лошти?

Моя дочь кивнула:

— Это ведь и положит начало войне, так ведь?

Посмотрев в потолок, я осторожно ответил:

— Нет, вообще-то не положит. После этого они будут ещё довольно долго жить мирно… в некотором роде.

Мойра нахмурилась:

— Но он же украл его, разве они не прознают, кто это сделал?

Линаралла начала было говорить, но я поднял ладонь, чтобы остановить её:

— Ты уже знаешь, почему кража не создала серьёзный инцидент, — сказал я девушке Ши'Хар. — Так ведь?

— Эта история мне незнакома, но дар старейшин Иллэниэлов сделал бы для них невозможным не…

— А — а! — сказал я, заставляя её замолчать. — Ты испортишь им всё удовольствие.

Линаралла быстро закрыла рот.

Мойра заворчала:

— Это нечестно! Линн, можешь рассказать мне, когда уйдём.

Сереброволосая девушка серьёзно ответила:

— Твой отец не хочет, чтобы я говорила тебе об этом.

Я улыбнулся — такого ответа я и ожидал.

Однако бунт Мойры ещё не был закончен:

— Тебе не обязательно его слушать — просто расскажешь мне, когда мы будем одни.

— Тирион и Лираллианта сказали, чтобы я слушалась его так, будто он — мой отец, — объяснила Ши'Хар. — Я не могу их ослушаться.

— Если бы только мои собственные дети были такими же послушными, — ехидно заметил я.

Мэттью засмеялся:

— Мечтать не вредно!

— Это ещё не конец, старик, — с деланным презрением сказала Мойра.

— Уверен, что не конец, — ответил я, — но ему придётся подождать до завтра.

Они нехотя пошли спать. Я бесшумно пробрался в свою комнату, которую делил с Пенни, и искусно скользнул под одеяло, изо всех сил избегая её тревожить. Однако она не спала, то ли потому, что ждала, то ли потому, что я был слишком неуклюж — я не был уверен. Её стопа заползла под мою щиколотку, давая мне знать, что Пенни была по меньшей мере частично в сознании.

Это касание помогло отвлечь мой разум от следующей части воспоминаний, которые я переживал. Наконец расслабившись, я заснул.

Майкл Мэннинг Проклятье предателя

Предисловие

Уставившись на эту страницу и гадая, что тебе сказать, Дорогой Читатель, мой первый порыв — сказать тебе, что этот раздел, возможно, следовало озаглавить как «Предостережение».

Предположительно, те из вас, кто читает эти слова, уже прочли две предыдущие книги, и с высокой вероятностью вы также читали серию «Рождённый Магом», где эти события упоминаются как древняя история. Если так, то у вас должно иметься некоторое представление о том, что будет написано ниже.

Мне трудно было писать эту книгу. Это стало для меня неожиданностью, хотя, оглядываясь назад, ожидать этого следовало. Тирион начал свой путь как молодой человек, которому можно было сопереживать, и который перенёс много ужасного, безусловно, но у него было много возможностей свернуть с пути, по которому его в конце концов провела жизнь.

Не ожидайте, что теперь он с этого пусти свернёт. Этот автобус катится под откос, и в конце его не ждёт ничего хорошего. Я даже не уверен, соответствует ли это тому, что лично я считал фэнтези. Это произведение граничит со сферой, которая обычно отводится ужастикам, или небеллетристической литературе о страшных событиях истории.

Фэнтези, хорошая фэнтези, подчёркивает силу человеческого духа — то, что люди могут делать, когда попадают в невероятные и чрезвычайные ситуации. Она исследует характеристики героя или героини, и какой бы тёмной она ни была, она показывает нам, что люди могут преодолеть почти любое препятствие.

Эта книга — не из таких.

Это — рассказ о провале, о тьме, которая таится во всех нас, и которая, в данном случае, поглощает основного персонажа и всех его близких. Мужайся, Дорогой Читатель, ибо читать эту книгу — значит взглянуть во тьму, что внутри неё. Будь осторожен, и не смотри слишком долго, иначе можешь обнаружить, что тьма смотрит на тебя в ответ.

Единственным моим утешением для вас служит то, что из пепла, оставшегося в этом романе, в конце концов восстанут истории, которые вы позже можете найти в серии «Рождённый магом».

Майкл Г. Мэннинг

Пролог

— Вы уверены, что хотите услышать остальное? — спросил я их.

Мэттью одарил меня мрачным взглядом:

— Я начал вспоминать ещё тогда, когда ты начал рассказ. Я знаю, чего ожидать.

— Может, нам не следует слышать окончание, — вставила Мойра, бросая взгляд на своего брата. — Прошлой ночью я видела плохие сны.

— Я хочу услышать окончание, — сказала Линаралла.

Я вздохнул:

— В конце концов, они — твои родители. Если кто и имеет право знать, так это ты.

— Но они, по крайней мере, выжили, верно? — нерешительно сказала Мойра. — Не может быть, чтобы всё было так плохо.

Мы с Мэттью переглянулись, и я сжал губы в плотную линию. Он посмотрел на сестру:

— Ещё как может.

Мойра застонала.

— Начну я с одного из более приятных моментов, — сказал я ей, — вскоре после того, как Кэйт родила от Тириона первого ребёнка…

Глава 1

— Не мог бы ты взять её, Даниэл? — спросила Кэйт.

Конечно, это на самом деле была не просьба, что известно любому мужу или отцу. Да и обузой это на самом деле не было. Тирион мгновенно подошёл ближе, радуясь возможности подержать малышку Ина́ру. Та только что закончила завтракать, и Кэйт хотела иметь обе руки свободными, чтобы снова прикрыть объедки своим платьем.

«Объедки» было прозвищем, которое Тирион дал её всё ещё милым грудям, когда они были наедине. Конечно, это прозвище было шуткой, но сперва Кэйт на него досадовала. Тирион заботился о том, чтобы она не оставалась раздосадованной долго.

Сейчас его внимание было приковано к крохотному комочку жизни у него в руках. Даже «объедки» не могли надолго отвлечь его взгляда от младенца.

«Она такая маленькая», — подумал он. «Такая хрупкая, её жизнь можно задуть за одно мгновение». Как обычно, его защитные инстинкты без предупреждения приняли тёмный оборот, и его чересчур острое воображение показало ему образ мёртвого ребёнка у него в руках. «Нет!». Сердце будто сжалось у него в груди. Приложив намеренное мысленное усилие, он изгнал отвратительное видение, и снова сосредоточился на прекрасном существе у себя в руках.

Мягкие локоны клубничного цвета обрамляли пухлые щёчки и глаза, которые всё ещё были голубыми, какие бывают у младенцев. Инаре было лишь полтора месяца, и ей уделялось много внимания. В Албамарле сейчас было лишь двое детей — Инара и её сводный брат, Э́лдин, сын Лэйлы. Двое младенцев родились с разницей всего лишь в несколько недель.

Подросшие дети Тириона, особенно — дочери, соперничали, чтобы провести время с младенцами, и это означало, что у Кэйт и Лэйлы не было недостатка в помощниках, чтобы иметь возможность передохнуть. Если уж на то пошло, они проводили со своими детьми слишком мало времени. В результате Тирион обнаружил, что слегка ревнует, но не к вниманию, которое получали малыши, а к своему собственному времени, которое он проводил с ними.

Резкая боль вернула его мысли к настоящему — Инара снова дёргала его за бороду. Он не стал противиться её дёрганьям — вместо этого он нагнул голову поближе, чтобы поцеловать её в щёчки. Она стала извиваться в его руках, поскольку ей было щекотно от его усов. Она также забыла держаться за его бороду, и Тирион убрал голову, улыбаясь ей.

— Даниэл, ты в порядке? — спросила с озабоченностью наблюдавшая за ним Кэйт.

— Ага, — ответил он. — А что?

Она коснулась его щеки:

— Ты плачешь.

До того момента он не совсем осознавал этот факт.

— Она дёргала меня за бороду. Глаза немного прослезились, — ответил он.

— Лжец, — сказала Кэйт, целуя его в лоб. — Теперь я могу её забрать.

— Ты не против, если я ещё некоторое время её подержу? — сказал он, не будучи готовым расставаться с ней. — Это же мой первый раз.

Кэйт нахмурилась:

— Ты держал её на руках буквально час назад. Это не первый раз.

— Нет, я имею ввиду — вообще. Я никогда прежде не был отцом вот так, по-настоящему, — объяснил он.

Её взгляд смягчился:

— Странно слышать такое из уст человека, у которого восемнадцать детей.

— Уже пятнадцать, троих у меня забрали, — отозвался он, напоминая её о тех трёх, кто погиб на арене, «Хэйли, Гэйбриэл и Джек». Эти имена вновь эхом отозвались в его сознании. «Никогда не забывай».

Всплеск эйсара снаружи дома привлёк его внимание, и магический взор Тириона сфокусировался на нём, выйдя на передний план его мыслей. Бриджид снова упражнялась. Одна.

Её магия была бритвенно-острой, мелькая ослепляющими вспышками, двигаясь со скоростью мысли. Сама Бриджид оставалась совершенно неподвижной, её разум не мог ничего выделить на физическое движение. В землю вокруг неё были вогнаны шесты разной высоты, на которых были отмечены линиями конкретные места. Некоторые из них были довольно длинными, возвышаясь над ней, но это было ненадолго.

Шесты со стуком рассыпались вокруг неё в виде маленьких обрубков. Некоторые куски были лишь несколько дюймов в длину, а другие — несколько футов, но все без исключения надрезы были сделаны в местах, отмеченных чёрной линией. Её упражнение длилось лишь несколько секунд, но Бриджид порубила толстые деревянные стержни с почти идеальной точностью. Каждого из них она коснулась лишь в заранее отмеченных точках.

— А теперь что? — спросила Кэйт, возвращая его внимание обратно в комнату, где они находились.

— Бриджид снова упражняется.

— Это не ново, — прокомментировала она. — Я правда о ней беспокоюсь.

Тирион кивнул:

— Мы все беспокоимся. — «И большинство остальных её боится», — мысленно добавил он, — «хотя я их и не виню». Бриджид упражнялась с фанатичностью, и всегда в одиночку. Никто из остальных больше не хотел рисковать заниматься с ней спаррингом. Она была слишком ярой, и выказывала явное пренебрежение здоровьем и благополучием своих партнёров.

Единственным, что интересовало её помимо оттачивания своих боевых навыков, был Тирион. Она следовала за ним подобно тени, и каждый раз, когда кто-то из её братьев или сестёр допускал ошибку, встречаясь с ней взглядом, им казалось, что в её глазах таится безумие.

Тирион знал, что ему следует что-то сделать, попытаться ей помочь, перефокусировать её одержимость на чём-то менее разрушительном, но он бездействовал. Втайне он находил утешение в её смертоносной целеустремлённости — её пылкая ненависть была бальзамом для его души. «По крайней мере, я тут не единственный безумец, и она — лучший клинок из всех, что я создал в жизни».

Резкое дёрганье за бороду привлекло его внимание обратно на Инару, пристально глядевшую на него. Резкий контраст между его тёмными мыслями и милым свёртком в его руках заставил его ощутить укол вины. Тирион чувствовал, будто в его голове жили двое разных людей — одного он боялся, а снова стать вторым он больше не мог и надеяться.

Тирион ещё раз поцеловал Инару, прежде чем отдать её обратно Кэйт.

* * *

— Я всё ещё думаю, что тебе следует подождать, — снова сказала Кэйт. Тусклый утренний свет окрашивал её волосы в переливчатые оттенки меди.

— Ты слишком много волнуешься, — сказал Тирион, успокаивая её. — Я вернусь так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь.

Её взгляд сузился:

— Ты что-то от меня скрываешь.

Он серьёзно уставился на неё в ответ. Опыт научил его, что отводя взгляд он лишь усугубит её подозрения.

— Это правда мелочь — просто поездка в Дэрхам, чтобы поговорить с тамошними каменщиками, а потом — в Сабортрэа, чтобы выбрать следующих счастливчиков, которые присоединятся к нашему свободному сообществу.

— А почему так внезапно? Лира говорит, что собирается поговорить со старейшинами, и буквально через минуту после её ухода ты срываешься с места. Странное совпадение. На прошлой неделе ты об этом вообще не упоминал.

— Мы с Раяном уже неделями об этом думали, — успокоил её Тирион. — Мне казалось, что я упоминал об этом в твоём присутствии.

— Это — совершеннейшая выдумка, — настаивала она.

«Чёрт, она слишком догадлива».

— С чего мне лгать? — спросил он, прикидываясь невинным. — Спроси у Раяна, он тебе скажет.

— Он скажет всё, что ты прикажешь ему сказать, — огрызнулась Кэйт.

— Тогда спроси Эмму…

— Она — тоже, просто говорить она это будет убедительнее.

Тирион вздохнул:

— Ты начинаешь говорить какие-то безумные вещи.

Глаза Кэйт зажглись внезапным гневом:

— Я?! Я единственная вменяемая в этом причудливом сброде, который ты зовёшь семьёй. Остальные на тебя молятся. Кто скажет мне правду, если это идёт вразрез с твоими желаниями?

Это была абсолютная истина, поэтому он не стал себя утруждать попытками оспорить эти слова. Возможно, лучшей тактикой будет отвлечь её. Одарив Кэйт редкой улыбкой, он уклонился от вопроса:

— Думаешь, я сбегаю на свидание с какой-то женщиной? Ты мне не доверяешь?

— Ты — единственный, кому я доверяю, но это не значит, что ты — не лжец, Даниэл Тэнник. Если бы меня беспокоили женщины, я бы вообще не вышла за тебя. Ты переебал половину женского населения Колна, и кто знает, чем ты здесь занимался до моего появления. Меня больше волнует, что ты сделаешь нечто глупое. Пообещай мне, что это не имеет никакого отношения к твоей сумасшедшей вендетте против Ши'Хар.

Тирион потемнел лицом:

— От этого я не откажусь, Кэйт, но пока что это может подождать. Это всего лишь поездка — и всё.

— Тогда почему с тобой едет она? — напряжённым шипением выдавила Кэйт.

— Раян слишком занят, у Тада есть его собственные проекты, которым надо уделять внимание, а Бриджид хотела поехать. К тому же, твоя сестра — лучший телохранитель, какого только можно пожелать, если тебя это волнует.

— Телохранитель? — едва на засмеялась Кэйт. — Будто кто-то стал бы тебе угрожать. Я бы больше волновалась о том, как ты удержишь её от нанесения вреда жителям Дэрхама.

— Сабортрэа гораздо опаснее Дэрхама, — напомнил он.

— Тогда возьми кого-то из остальных — как насчёт Абби? — парировала она.

— Она занята обучением.

— Оно могло бы подождать несколько недель.

Тирион сжал челюсти:

— Хватит. Обсуждение закончено. — Развернувшись, он пошёл прочь из комнаты. Бриджид уже ждала снаружи вместе с лошадьми.

Выражение лица Кэйт изменилось, и следующие её слова прозвучали с лёгкой ноткой отчаяния:

— Даниэл, помни Инару, и Элдина. Вернись целым и невредимым. Пожалуйста.

— Своих детей, младших или старших, я не забываю никогда, — ответил Тирион. «Это всё для них, и для будущих поколений», — безмолвно добавил он. Затем закрыл дверь, и ушёл.

Кэйт долгую минуту смотрела ему вслед, прежде чем прошептать:

— Лжец.

Глава 2

Бриджид тихо ехала рядом с ним, но в её настроении было что-то почти весёлое. Она ехала с выпрямленной спиной, и ветер развевал её чёрные волосы позади неё. Посторонний никогда бы не увидел этого в её угрюмых чертах, но Тириону было видно, что она была до краёв наполнена возбуждением.

— Чему ты так радуешься? — проворчал он.

Молчаливая девушка некоторое время не отвечала, но когда всё же открыла рот, ответ её был краток:

— Потому что это наконец началось.

Он уставился на неё в ответ, наблюдая за её татуировками, которые двигались в такт с напряжением и расслаблением жилистых мышц под её смуглой кожей. Тело его дочери было атлетическим и по большей части обнажённым. Хотя по большей части его дети были рады вернуться к ношению одежды, когда освободились, Бриджид часто игнорировала этот обычай.

— Ты даже не знаешь, куда мы едем.

— Не важно, — колко ответила она. — Я чувствую твою решимость.

— Разве тебе не любопытно? — спросил он.

— Если бы мне нужно было знать, ты бы мне сказал. А поскольку ты молчишь, то я могу лишь предположить, что мне лучше не знать. Как бы то ни было, мне всё равно, покуда в конце этого пути будет кровь.

«Чёрт, она настолько холодная, что и демона бы пробрала дрожь».

— Значит, ты будешь разочарована. Если всё пойдёт хорошо, то в этой поездке крови не будет. — Несколько секунд спустя он добавил: — Тебе следует хотя бы рубашку надеть.

— Я не голая, Отец. На мне штаны, а для Дэрхама я уложила в сумку платье. Мои груди тебе докучают? — с вызовом спросила она.

— Если мы встретим кого-нибудь по пути, то они посчитают тебя сумасшедшей, или дикаркой.

Она улыбнулась:

— И это так. Я предпочитаю сражаться голой. Если мне придётся использовать татуировки, то чары всё равно испортят мне одежду.

— Сражаться мы не будем, — сказал он ей. — Слезай с лошади.

Бриджид натянула поводья, и постепенно остановила лошадь. Легко соскочив на землю, она сразу же принялась снимать свою цепь, привязанную на лошади над перемётными сумами. Эта цепь имела особо пугающий вид. Созданная из почти изящных железных звеньев, она была бритвенно-острой, и покрытой рунами, которые были скрупулёзно высечены по всей её длине. Цепь была любимым оружием Бриджид, и она всегда держала её под рукой.

Каждый конец оканчивался острым шестидюймовым лезвием, и встроенные в металл чары гарантировали, что никто кроме самой Бриджид не осмелится коснуться этого оружия. Магия в каждом звене перетекала между двумя состояниями, одно состояние скрывало острые края, чтобы не порезаться, но только для самой Бриджид. Во втором же состоянии звенья были смертоносно острыми. Да Бриджид и так не держала цепь в руках во время использования — она двигала оружием напрямую с помощью своего эйсара, махая цепью в воздухе с летальными последствиями. Та с равной лёгкостью могла рассекать заклинания и заклинательные плетения, и стряхивала с себя касание любой чужой магии так же, как гусь стряхивает с себя воду. Против неё самой эту цепь использовать было нельзя.

— Оставь её, — приказал Тирион. — Много времени это не займёт.

Бриджид убрала руку, но промолчала, уставившись на него тихим взглядом.

Тирион не двигался, слушая голос, который всегда присутствовал под ним — голос, который могли слышать лишь они с Эммой. Его взгляд остекленел, а затем его глаза стали коричневыми — не тёплыми, карими человеческими глазами, а коричневыми как кремень — даже белки исчезли, поглощённые каменной метаморфозой.

Бриджид была потрясена, но промолчала. Она готова была скорее умереть, чем показать перед ним свой страх. Движения эйсара она не ощущала, но земля под ними начала двигаться и перекатываться, будто теряя твёрдость и становясь какой-то странной жидкостью. Чуть погодя появилась форма, и из земляной лужи поднялась шкатулка, слегка покачивавшаяся на поверхности, а затем замершая, когда почва вернула себе прежнюю плотность.

Её отец поглядел на шкатулку, прежде чем нагнуться, и взять предмет в руки. Глаза его вернулись в нормальное состояние, когда он выпрямился, но ещё несколько секунд он смотрел так, будто Бриджид была для него загадкой. Выражение лица Тириона было чужим, и Бриджид вопреки ей самой стало не по себе.

Затем Тирион улыбнулся:

— Можно ехать… Бриджид. — Заминка перед её именем была неловкой, будто он на миг забыл, как её звали.

Она проворно вскочила в седло, и некоторое время ехала следом за Тирионом, прежде чем наконец спросила:

— Что это было?

— А, значит ты всё же не лишена любопытства.

— Эйсара в этом не было — земля двигалась так, будто в неё вселился какой-то дух, — тихо сказала она.

На миг Тирион оглянулся через плечо с рождённой злорадством улыбкой. Это выражение его лица Бриджид было очень дорого, и тут она поняла, что он всё ещё был тем же человеком, которого она любила. Человеком, который удовлетворит её жажду мести. В течение прошедшего года он так хорошо это скрывал, что в ней начали зарождаться сомнения.

— Наши союзники — не только в нашей семье, Бриджид. На поможет сама земля, и небо тоже поможет. Дело не только в нас, сам мир жаждет крови, но сперва мне нужно узнать больше, поэтому тебе нужно будет проявить терпение.

При его словах она ощутила, как дрожь пробежала по её спине. Его слова на самом деле не казались осмысленными, но она чувствовала, что за ними что-то стояло.

— Я тебе доверяю, Отец, но ты говоришь как сумасшедший.

Тирион рассмеялся:

— Да, уж ты-то в этом разбираешься.

— Что в шкатулке?

— Знание — но оно может свести меня с ума, или даже убить.

Она нахмурилась:

— Оно стоит такого риска?

— Без него нам не победить. То, что ты видела — лишь намёк на то, что возможно, но этого мало. Думаю, я смог бы создать хаос, и мы бы многих уничтожили, но в конечном итоге это бы ничего не значило. Мы умрём, а они оправятся от любых потерь. Чтобы победить, нам нужны знание и хитрость. Нам нужно вернуть то, что человечество потеряло, и разузнать о слабостях наших врагов. Не знаю, что я смогу выяснить, но это может потребовать столько терпения, что и жизни не хватит.

Бриджид зарычала. Это был глубокий, гортанный звук, совершенно не вязавшийся с тонкой женственностью её шеи:

— Долго я ждать не буду, Отец.

— Надеюсь, что тебе и не придётся, — ответил он. «И я сам положу конец твоим мучениям, если потребуется слишком много времени».

— Что мне делать?

— В этой шкатулке лежит плод, украденный у Ши'Хар. В нём содержится множество их тайн, и я думаю, что я смогу их узнать, если съем его. Мне нужно, чтобы ты приглядывала за мной. Лира сказала, что некоторых из них он сводит с ума, а я — вообще не Ши'Хар. Если всё пойдёт неправильно, то тебе, возможно, придётся убить меня. — «А если всё пойдёт действительно неправильно, то я могу убить тебя».

— Почему я?

— Я могу смириться с некоторым количеством безумия, если это позволит мне достичь наших целей, но ты — единственная, кому я могу доверить суждение об этом.

Бриджид нахмурилась:

— Потому что я — самая чокнутая из всех нас, верно? Ты это имеешь ввиду, так ведь?

Он кивнул, шагнув ближе:

— И если меня всё же нужно будет прикончить, то более всех остальных сделать это заслуживаешь ты. Чёрт, возможно, что только ты одна и сможешь.

Она опустила взгляд:

— Я тебя не убью. Раньше я ошибалась. Если ты сойдёшь с ума, то я просто присоединюсь к тебе, пока они не прикончат нас обоих. — «Кроме тебя я больше никого не люблю».

Он обнял её, притянув к себе:

— Даже если я превращусь в Ши'Хар, или в древолюбца?

Она напряглась, и висевшая на перемётных сумах её лошади цепь зашевелилась, зловеще звеня.

— Это уже будешь не ты. Может, тогда я сумею это сделать. Сколько времени это займёт?

Тирион отпустил её, и пошёл к своей лошади:

— Не менее нескольких дней, возможно — недель, угадать наперёд невозможно.

— Тогда надеюсь, что ты знаешь тихое место.

Тирион осклабился:

— Его я уже выбрал.

* * *

Они заехали глубоко в предгорья, обогнув Колн, и забравшись в лежавшие за ним скалистые земли. Этот регион был слишком неровным, чтобы здесь могли расти старейшины Ши'Хар, и даже осаждённые остатки человечества находили выживание здесь слишком трудным. Земля была слишком твёрдой для земледелия, и воды не хватало.

Тириону это место подходило идеально.

Однако местность эта была ему незнакома. Вероятно, там были пещеры, в которых можно было бы укрыться, но он понятия не имел, где они. Вместо того, чтобы тратить время на поиски, он попросил землю помочь, и та последовала его предложению, создав глубокую, тенистую нишу в склоне одного из каменистых холмов. В задней её части пробился родник, обеспечивавший их водой и холодным бассейном для мытья.

Еду они привезли с собой, но на тот случай, если им придётся задержаться надолго, Бриджид была способной охотницей, хотя её кулинарные навыки оставляли желать лучшего.

Когда они придали этому месту некоторое подобие комфорта, Тирион расстелил свою постель, и разделся. Он понятия не имел, будет ли он спать, видеть сны, или просто бредить. Из того, что рассказала ему Лираллианта, он подозревал, что некоторое время он пробудет без сознания, по крайней мере — поначалу.

Когда он открыл стазисную шкатулку, лошти был всё ещё того же тёмного пурпурно-коричневого цвета, точно такой же, каким был, год назад, когда Тирион его украл. Вопреки себе Тирион ощутил неуверенность, глядя на плод — неуверенность и страх. «Что он со мной сделает?»

— Как ты его достал? — спросила Бриджид, пристально наблюдая за ним.

— Он предназначался для Лираллианты, но я тайком пробрался в рощу, и забрал его той ночью, когда ей полагалось его получить, — объяснил он.

Её брови взметнулись вверх:

— Вот так просто?

— Его никто не охранял. — Тирион не стал утруждать себя описанием методов, благодаря которым он избежал обнаружения, или тот факт, что ему помогали Эмма и Раян.

— Это кажется подозрительным. С чего им оставлять такую вещь без охраны?

— Гордыня, — ответил Тирион. — Лира сказала мне, что им не нужно было сторожить лошти. Судя по всему, никто никогда прежде не крал у Рощи Иллэниэл.

Бриджид прищурилась:

— Из-за их предвиденья. У тебя не должно было получиться его забрать, если только они сами не позволили тебе его взять. Разве ты не думаешь, что это может быть ловушкой?

— Ты ничего не смогла почувствовать, когда земля двигалась, помнишь? Думаю, Ши'Хар не могут воспринимать мои особые таланты.

— Но точно ты не знаешь, — настаивала она. В её словах был намёк на взволнованное отчаяние.

Тирион кивнул:

— Ты права, точно я не знаю. Возможно, это ловушка. Возможно, это яд, или что-то похуже — но если это воистину то, о чём мне рассказала Лираллианта, то я не могу представить, что они отдали бы мне этот плод добровольно. Никто не может быть настолько глупым, чтобы позволить чему-то, содержащему знания веков, попасть в руки врага. Поэтому я полагаю, что если бы они были способны увидеть то, что я собирался сделать, то они меня бы остановили.

— Не делай этого, — сказала Бриджид, но её отец уже откусывал от плода.

Тот был сладким, гораздо слаще обычного кялмуса. Тирион откусил большой кусок, и проглотил, быстро сглатывая. Он не был уверен, насколько быстро плод подействует, и хотел съесть его целиком до того, как потеряет сознание. Тирион откусил ещё, а потом ещё.

— Остановись, Отец! Хватит, ты же не знаешь, что он с тобой сделает…

Тирион схрумкал лошти целиком. В центре его сочной мякоти не было семян, поэтому доесть плод было легко. Казалось, вкус расходился по его губам, через язык, и вниз по пищеводу. Тириону было всё мало и мало.

Казалось, его тело начало покалывать, и он с удивлением уставился на свою дочь:

— Ты такая красивая, Бриджид. Я когда-нибудь говорил это тебе?

Она прикусила губу:

— Не думаю. Как ты себя чувствуешь, в порядке?

— Я чувствую себя чудесно, — ответил он. — Видишь? — спросил он, уставившись в пустое пространство выше и позади неё. — Становится светлее. Это ты создаёшь свет?

Снаружи был закат, и вход был достаточно далеко, чтобы в их укрытии было весьма сумрачно.

— Какой свет? Ничего не изменилось, Отец.

Тирион уставился сквозь неё, глядя, как вокруг них стали расти деревья, огромные, величавые гиганты, которые будто доставали до звёзд. Их озарял постепенно усиливавшийся яркий свет, тепло, вливавшееся в него, питавшее его. Свет был полон значения и важности. Далеко внизу он ощущал, как его корни простирались в стороны, касаясь его братьев и сестёр, и соединяя его со всем миром. По Тириону потекло удовольствие, пробиравшее его до костей, и оно с каждым мигом усиливалось по мере того, как свет становился ярче.

Вскоре он совсем перестал видеть, и сияние стало своего рода обратной слепотой, которая не затмевала взор, а накрывала его лавиной ничем не ограниченного видения всего. Удовольствие стало настолько острым, что было больно, и сама сущность Тириона начала гореть.

Бриджид наблюдала, как он без всякого выражения глазел по сторонам. Рот её отца округлился от удивления, но взгляд его был неустойчив. Она чувствовала себя беспомощной, и единственным, что она могла сделать, было помочь ему лечь, когда его тело обмякло. Его кожа была горячей на ощупь. Она едва успела его уложить, как он начал извиваться, то резко напрягаясь, то мирно расслабляясь.

Она понятия не имела, что делать, когда он начал бессвязно бубнить, поэтому Бриджид села рядом, поглаживая его ладонью по голове:

— Пожалуйста, не умирай, — шептала она. — Кроме тебя у меня больше никого не осталось.

Глава 3

Лираллианта вернулась через месяц после отъезда Тириона, но не казалось, чтобы его отсутствие было ей слишком любопытно, отчего Кэйт встревожилась ещё больше.

Вообще, никто из них не проявлял никакой заботы открыто, несмотря на язвительные вопросы Кэйт. Прошло уже два полных месяца со дня его отъезда, и она была сыта по горло. За прошедший год Албамарл вырос в сообщество из почти сотни людей, с добавлением первой партии освобождённых рабов из Эллентрэа и нескольких храбрых переселенцев из Колна, но этим вечером она собрала внутренний круг. Двенадцать выживших подросших детей Тириона, а также Лэйла и Лираллианта собрались в главной комнате его дома.

— Прошло уже два месяца, а от него нет никаких вестей… — начала она.

Четырнадцать пар глаз смотрели на неё в ответ, но никто ничего не сказал.

— Кто-то должен что-то знать, — подтолкнула Кэйт.

— Почему? — послышался голос Иана. Он стоял в небольшом отдалении от остальных, поскольку никому особо не было до него дела. — Он нам никогда ничего не говорит, — продолжил он.

— С тобой вообще никто не говорит, — с сарказмом заметила Пайпер из задней части комнаты.

Послышались смешки, и кто-то кашлянул:

— Извращенец.

Иан услышал эту ремарку, но не стал выходить из себя. Он был не самым смышлёным из детей Тириона, но время и неоднократные «уроки» заставили его усвоить, что наиболее мудрым было не реагировать на провокации его братьев и сестёр. Находясь в одной комнате со всеми ими одновременно, он был один против всех.

Энтони подал голос:

— Однако он прав. Что бы Тирион ни делал, он никому не сказал бы об этом, если бы не хотел.

— Мне он сказал, что едет в Дэрхам, а потом в Сабортрэа, — сказал Раян, повторив то, что он уже несколько раз говорил за прошедшие два месяца. — Может, что-то его задержало.

— В Сабортрэа много женщин, — вставил Дэвид, бросив почти извинительный взгляд на Кэйт.

Эмма стояла рядом с Раяном, как обычно, и хмуро посмотрела на Дэвида:

— Ты же знаешь, что рабыни его не интересуют, только не так.

Иан вмешался:

— Я слышал, он держал одну из безымянных в Эллентрэа в качестве рабыни для секса.

Пайпер презрительно усмехнулась:

— Кстати говоря, разве тебе не пора возвращаться в Эллентрэа, насиловать баратти?

Иан мгновенно покраснел лицом. Будучи непопулярным среди своих братьев и сестёр, он проводил много времени с рабами в Эллентрэа. Ни у кого на самом деле не было сомнений в том, чем он там скорее всего занимался.

— Заткнись, сука!

— Почему? Разве тебе не нравится, когда девушка тебе перечит? Или дело в том, что эта конкретная девушка может надрать тебе задницу? Возвращайся в рабский лагерь, к остальным животным. Ты только и можешь быть большой шишкой там, где все сучки слишком слабы, чтобы сопротивляться, — гневно ответила Пайпер.

— Пайпер! — вмешалась Абби. — Тебе не следует называть их баратти, или животными. Они — всё ещё люди.

— Едва ли, — пробормотала себе под нос Пайпер.

Иан направился к двери:

— Да в пизду это всё.

— Мы ещё не закончили, — окликнула его Кэйт.

— Пусть уходит, — предложил Дэвид. — Он всё равно ничего не может знать.

— Хотя бы один из вас должен что-то знать, — умоляюще сказала Кэйт. Она посмотрела на Лираллианту, ища поддержки, но Ши'Хар лишь стояла с выражением скуки на лице.

Эмма вызвалась:

— Кэйт, я знаю, что в это трудно поверить, но я действительно думаю, что мы не знаем. Раян — единственный, с кем Тирион обсуждал свои планы, и он уже сказал, что именно ему известно. Нам нужно просто быть терпеливыми…

— А что если он не вернётся? Разве никто из вас ни чуточку не волнуется?! — в фрустрации воскликнула Кэйт.

Лираллианта положила свою изящную ладонь ей на плечо:

— Он обязательно вернётся.

Кэйт нахмурилась:

— Откуда ты знаешь? Тебя вообще не было здесь в день его отъезда. Тебе что-то известно?

Ши'Хар вздохнула:

— Нет, но Старейшины сказали мне быть терпеливой. Они ему доверяют.

— Значит, они — глупцы, — проворчала Кэйт. — Им что-то известно? Что ещё они тебе сказали? Лира, пожалуйста, говори со мной!

Сереброволосая Иллэниэл печально улыбнулась:

— Мне они говорят ещё меньше, чем Тирион.

* * *

Эмма Филлипс сидела за своим туалетным столиком, тщетно пытаясь причесать локоны своих мягких карих волос. Локонам недоставало плотности, чтобы быть привлекательными — вместо этого они вяло свисали, придавая её волосам потрёпанный и неопрятный вид. Раян уверял её, что ему её волосы казались весьма милыми, но она знала, что он лгал. «Он что угодно скажет, лишь бы улучшить моё настроение». От этой мысли у неё на губах появилась улыбка.

Её комната охранялась чарами, защищавшими её личную жизнь, как и большинство комнат, но тихий звук под дверью заставил её повернуть голову. Быстро встав, она открыла дверь раньше, чем он успел постучать. Раян тихо скользнул внутрь, и она закрыла дверь у него за спиной.

— Тебя кто-нибудь видел? — спросила она своего сводного брата.

Он плутовато осклабился:

— Нет. Перестань вести себя как виноватая. Мы просто болтаем. Если ты начнёшь вести себя так, будто в чём-то виновна, то у них могут начать появляться какие-то мысли. — Раскрыв руки, он обнял её.

Эмма на долгую минуту вцепилась в него руками, но он не жаловался. Она слушала твёрдое биение его сердца, находя в нём утешение. Из всех своих братьев и сестёр она полностью доверяла лишь Раяну. Только он знал о тайных голосах, которые она слышала. Эмма почти бессознательно сделала глубокий вдох, вбирая в себя его запах. Затем она отпустила его, смутившись, когда осознала, что сделала.

Раян со слегка покрасневшими щеками сел в ногах её кровати. Мельком подняв на неё взгляд, он сказал то, о чём они оба думали:

— Его нет уже слишком долго.

Она кивнула:

— Я думала, что сегодня Кэйт сорвётся.

— Меня больше беспокоила Лира, — сказал Раян, — но она, похоже, вообще не волнуется.

Эмма наблюдала за тем, как свет играет на его прямых песочно-карих волосах:

— Думаешь, он что-то сказал ей?

Раян покачал головой:

— Нет. Он в неё влюблён, но не доверяет ей. Он вообще никому из Ши'Хар не доверяет. Чёрт, даже Кэйт он не сказал, а ведьей он как раз доверяет.

Эмма прикусила губу:

— Тогда почему она такая беспечная?

— Ты же слышала её, Старейшины Иллэниэлов сказали ей быть терпеливой. Она также сказала, что он обязательно вернётся, — сделал наблюдение Раян. — Она не сказала, что он может вернуться, или что он наверняка в порядке — она сказала, что он обязательно вернётся. Как думаешь, почему?

— Ты всё ещё полагаешь, что они могут видеть будущее? Она просто так сформулировала. Ты слишком многое в этом видишь, — возразила Эмма.

— Ты видела, что их Крайтэки делали во время боя, чтобы нас защищать, — напомнил ей брат.

— Ну, значит у них есть шестое чувство, или типа того. Из этого не обязательно следует, что они всеведущие.

Раян встал, и принялся вышагивать по комнате:

— Ну, что-то они точно знают.

— Если бы они знали, каковы его намерения, то уже давно убили бы нас всех, — сказала Эмма.

— Это — единственное, что не имеет смысла, — согласился Раян. Его взгляд снова упал на неё, и он какое-то время изучал её. — Ты что, причесала волосы?

— Возможно.

Выражение его лица смягчилось:

— Эм, мы уже говорили об этом.

— Нет, ты говорил об этом.

— Это неправильно. Ты — моя сестра.

Она хмуро взглянула на него:

— И что, мне не полагается любить своего брата?

— Только не так. Тебе нужно найти кого-нибудь, — твёрдо сказал он. — В Эллентрэа полно мужчин.

Эмма рассмеялась:

— Ох, пожалуйста, некоторые из них едва способны говорить! С тем же успехом можно возлечь с козлом.

— Я бы не стал говорить это в присутствии Лэйлы, — высказал он своё мнение.

Она пренебрежительно махнула рукой:

— Она — исключение, и даже у неё с головой не всё в порядке.

— Может, появится кто-нибудь из Колна…

— А ты? Нашёл среди жителей деревни девушку себе по душе? Только не говори мне, что тебе нравится одна из этих потаскух из Эллентрэа, со сломанными носами. — Её голос сочился презрением.

Раян отступил на шаг:

— Ну, нет, но я смирился с тем, что буду вести простую жизнь.

— Как благородно с твоей стороны, — с горечью сказала Эмма. — И ты, полагаю, смотришь на меня свысока за то, что я хочу в своей жизни немного тепла и любви.

— Не надо так.

— Разве это неправильно, что мне хочется кого-то обнять? Я только этого и хочу, Раян, — с чувством сказала она.

Раян принял неуверенный вид:

— Обнять — наверное, но мы целовались, Эм!

— Ну! Мы же не вместе росли. До недавнего времени мы даже не знали, что мы — родня. Ты мне нравился задолго до этого.

Он покачал головой:

— Это неправильно.

Эмма пошла к нему такой походкой, будто собиралась ему врезать, но вместо этого обхватила его руками. Раян напрягся, но чуть погодя обнял её в ответ.

— Я люблю тебя, Раян. Это ничто не изменит. Если это — всё, что мы можем иметь, то я с радостью соглашусь и на это.

Он зарылся лицом в её волосы, поднеся губы ближе к её шее.

— Я знаю, Эм. Но дело не только в тебе, дело во мне. Это — опасно. Я — не как ты. Не думаю, что смогу делать это, не возжелав большего, — сказал он просевшим голосом. — А это уже точно будет неправильно.

— Только если у нас появится ребёнок, — внезапно сказала Эмма. — Я говорила с Лэйлой. Она мне сказала, что рабы в Эллентрэа делают самые разные вещи, от которых не бывает детей. Нам не обязательно страдать, Раян. — Она повернула голову, прижавшись своими губами к его собственным.

На миг Раян ответил на её поцелуй, но затем оттолкнул её:

— Нет. — Прежде чем она успела ответить, он раскрыл дверь, и метнулся прочь из комнаты.

В конце коридора стоял Иан, собиравшийся, судя по всему, войти в свою собственную комнату. Он знающе ухмыльнулся, увидев Раяна:

— А они ещё называют извращенцем меня…

Раян зыркнул на него:

— Заткнись, ублюдок!

Иан пожал плечами, разведя руки:

— Мы тут, в Албамарле, все ублюдки, дражайший братец.

Ответ Раяна был мгновенным — его воля хлестнула, швырнув его брата об стену. Пройдя вперёд, он поднёс своё лицо к лицу Иана:

— Больше… ни… слова. Слышишь?

Иан улыбнулся:

— Осторожно, брат. Помнишь, что ты мне сказал? Дело уже не в этом, — проиллюстрировал он свои слова, схватив себя за пах, а затем постучал себе по виску. — Дело в этом, — продолжил он, и зажёг чары, вытатуированные на его правой реке. — Ты меня испугал — что бы случилось, отрежь я тебе случайно голову? — Он убрал чары почти сразу же после того, как силовой клинок появился вокруг его руки. Свой довод он уже привёл. Раян оставил себя совершенно открытым.

Чертыхнувшись, Раян отвернулся, направившись в свою комнату.

Иан засмеялся над его отступлением:

— Не забывай пользоваться чарами от подслушивания, брат. Уорды для приватности хороши лишь тогда, когда ими пользуешься. — Он продолжал смеяться, пока Раян не захлопнул свою дверь. Только тогда он заметил, как из дверного проёма своей собственной комнаты на него смотрит Эмма.

— Если ты когда-нибудь причинишь ему вред, если я даже заподозрю, что ты с ним что-то сделал, то я отрежу тебе яйца ещё до того, как ты осознаешь, что их не стало, — тёмным тоном предупредила она.

Послышался ещё один голос — это Сара высунула голову в дальнем конце коридора:

— Что происходит?

Эмма промолчала, не сводя холодного взгляда с Иана.

Тот улыбнулся:

— Ничего. Просто дружеская дискуссия поздно вечером. — Он вернулся в свою комнату, не переставая тихо посмеиваться себе под нос.

Эмма закрыла свою дверь, прежде чем её сестра смогла спросить что-то ещё.

Глава 4

Пока Тирион наблюдал, проходили века, от первого мира и его дикого великолепия, до последнего мира и его мириад различий. Ши'Хар развивались, и многое потеряли по пути. Первый мир был наполнен тысячей разных рас, деревьев любых форм и видов, некоторые из них были разумны, другие — не очень.

Для деревьев разница была менее важна, поскольку они все чувствовали, и смысл, содержавшийся в их всемирном сообществе был глубже, чем просто мысль.

Они победили своих первых врагов, болезни и хищников, но хотя они придали своему миру форму, которая лучше всего им подходила, тот так и не потерял свою острую красоту, лишившись лишь опасности. Пять рас, которые позже станут тем, что ныне называется Ши'Хар, жили в гармонии, и животные, ставшие их кианти, были такой же их частью, как ветви и корни.

Их наука росла, и с ней пришло знание вещей, которые выходили далеко за пределы их простого мира. Со знанием пришли ещё большая безопасность и процветание, но знание также принесло свои собственные угрозы. Узнавая о великой вселенной, лежавшей за пределами их собственной маленькой её части, они начали желать большего, и никто не знал больше, чем Иллэниэлы, ибо их разумы видели дальше, чем у их сородичей.

В конце концов они нашли средство выйти за предел, и вселенная раскрылась перед ними. Они распространялись на новые миры, в новые места, хотя ни одно из них не могло сравниться с их изначальным домом.

Но открытие этой двери оказалось опасной ошибкой. В пустоте они были не одни. Те, с кем они встретились первыми, оказались мирны, но остальные таковыми не были, и Ши'Хар научились вести войну. Даже в этом они сперва были успешны, пока их не нашли АНСИС. Машиноподобные существа, АНСИС были лишены тех слабостей, которые имелись у предыдущих врагов Ши'Хар, и те начали медленно но верно терпеть поражение.

С иными противниками у них была бы возможность отступить, но хотя АНСИС были лишены эйсара, они обладали ключом к перемещению между измерениями. Не будучи живыми, они не выказывали никакого раскаяния по отношению к Ши'Хар, и не давали им никаких послаблений. АНСИС охотились на них, находя каждое скрытое измерение и тихое убежище. АНСИС могло удовлетворить лишь полное исчезновение Ши'Хар.

Ши'Хар сражались, терпели поражение, и в своей отчаянной борьбе за выживание они стали холоднее. Когда был захвачен первый мир, они потеряли кианти, а вместе с ними потеряли свои сердца. Они множество раз меняли себя, адаптируясь к новыми мирам, но без кианти их существование стало почти бессмысленным. Чтобы выжить, они стали более похожими на своего врага, но этого всё время было недостаточно.

Был создан отчаянный план, чтобы спасти пять рощ и найти новый мир, который станет им последним прибежищем. Жившая там раса была разумна, но лишена души, эйсара и истинного сознания. Они были скорее похожи на АНСИС, а не на истинный разумный вид.

Иллэниэлы обернули этот новый мир искусственным измерением, которое поддерживали бессмертные создания Рощи Сэнтир, называвшиеся Кионтара. Богоподобные Кионтара должны были охранять новое измерение, пресекая любое вторжение извне, и внутри этого измерения их новый мир будет в безопасности.

После чего они сделали это новое место своим домом.

Поначалу вторжение шло незамеченным, и Ши'Хар быстро наращивали свои силы. Когда их обнаружили, было уже слишком поздно. Лишённые душ животные, защищавшие этот мир, оказались могущественнее, чем ожидалось, но их наука всё ещё была молода. Ши'Хар имели в своём распоряжении инструменты и оружие, выходившие за рамки способностей более молодых и механистических животных.

В частности, Ши'Хар были мастерами генетики и биологии. Они выращивали своих солдат, и постоянно их изменяли, чтобы отвечать нуждам любой ситуации. Машины баратти были неспособны за ними угнаться.

Отчаявшись, люди начали использовать оружие, которое уничтожило бы их собственный мир. Они травили землю химикатами и уничтожали обширные регионы разрушительными бомбами, оставлявшими после себя испорченные радиацией земли.

У Ши'Хар больше не было времени для терпения и медленной войны. Снова обратившись к своему наивысшему мастерству, они создали новый тип Крайтэков — биологический кошмар, который должен был поглощать плоть и кости их противников изнутри. Микроскопическое существо, способное размножаться самостоятельно, их новое оружие приняло форму паразитической болезни, быстро распространившейся среди их врагов.

Даже бессердечные Ши'Хар были в смятении от полученного результата. Не в силах быстро отреагировать на новую, созданную специально против них заразу, человеческое сопротивление растаяло, но даже Ши'Хар были неспособны остановить своё создание. Паразитические Крайтэки поглощали своих носителей, пока не осталось ни одного — после чего наконец умерли от голода.

Когда всё закончилось, осталось лишь несколько изолированных людских групп, но они были блёклым подобием себя-прежних. Их общество деградировало со скоростью, которую даже Ши'Хар едва могли осознать, и за короткую череду лет большая часть их науки и знаний была потеряна.

Ши'Хар одержали победу, и познали стыд. По мере развития той короткой войны они начали сомневаться в бездушной природе своего врага, но после её окончания не могли взглянуть этому пониманию в лицо. Некоторые из них экспериментировали, пытаясь воссоздать интеллект, который когда-то демонстрировали их враги, но оставшиеся люди лишь становились более дикими и примитивными. Даже придание им способности ощущать эйсар и манипулировать им никак не смягчило их брутальность и глупость.

С точки зрения прагматичности и морали было проще решить, что их первое предположение было верным. Люди были не более чем биологическими машинами — разумными, но на самом деле лишёнными сознания. Быть может, что именно в качестве дани своему павшему врагу Ши'Хар дали своим детям людскую форму, хотя причиной этому также могло быть то, что люди были немного похожи на их давно утерянных кианти.

— Но это же ещё не всё! — закричал Тирион. Он знал, что было больше, много больше. Унижения, свалившиеся на человечество, не окончились вместе с войной.

Он чувствовал слабость. Это было безнадёжно, он голодал — мысленно и физически. Земля была твёрдой, и не давала ему воду, а солнце будто совсем исчезло. Он умирал.

Его корни, которым каменистая земля не давала расти, не могли найти никого иного, с кем он мог бы общаться. Он был один, и его листья увядали от недостатка солнца и воды. Тирион был пленником, заточённым в мёртвом месте, которое не давало надежды на выживание… он был в том же положении, что и Ши'Хар.

— Иллэниэлы знали! — снова закричал он, но его корни не могли найти слушателей, никто не мог его слышать.

— Они всё предвидели. Они знали, что Кионтара не продержатся вечно. В конце концов всё это обрушится на их головы.

И тут, в огне озарения, он увидел это:

— Они знали о моём появлении, задолго до моего рождения.

— Почему? Почему они дали мне это? — спросил он, ибо теперь точно знал, что означал этот лошти. Никто не мог украсть у Иллэниэлов, потому что они могли узнать о краже ещё до её совершения. Любое принимаемое ими решение было спланировано исходя из того, что они предвидели на тысячи лет вперёд.

Знание должно было присутствовать. Его не могло не быть. Решение позволить ему забрать лошти, причина, по которой это решение было принято — они были в далёком прошлом. Он уже должен был знать ответ.

Но он не знал.

Была лишь пустота. В своих воспоминаниях он не нашёл на этот счёт ничего. Объяснение этому могло быть лишь одно. Это знание было удалено.

Он получил совокупное знание веков истории и науки Ши'Хар, но они тщательно убрали из всего этого по меньшей мере одну вещь — причину, по которой они позволили ему заполучить эти знания. «Что ещё они могли оттуда изъять?»

Он никак не мог этого узнать, но насчёт того, что именно они скрыли, у него был по меньшей мере один намёк. Если бы ему позволили увидеть, почему ему дали лошти, то это повлияло бы на его решение — отказав ему в этом знании, они помогали направить его к нужным им действиям.

При пересмотре всего, что он выяснил, это имело некоторый смысл. Иллэниэлы на самом деле не могли видеть будущее, их дар простирался гораздо дальше — они обладали способностью видеть бесконечные и безгранично разные реальности, лежавшие бок о бок с их собственной. Вот, как они смогли использовать свою магию, чтобы перемещать Ши'Хар в новые миры, и именно так они видели наиболее вероятное будущее для реальности, в которой они жили.

Они никогда не могли знать наверняка, но были чертовски близки к этому, и полагались они на знание того, что было вероятным. И чем дальше вероятность отстояла, тем более неопределённой она была.

Тирион был совершенно иссушен. Он чувствовал, что умирал, хоть и медленно.

Ему нужно было увидеть то, что видели старейшины Иллэниэлов, но он был лишён их дара. «Быть может, я смогу его заполучить», — внезапно подумал он. Особый дар каждой рощи был результатом замысловатых генетических вычислительных механизмов. «Как это называли люди? Компьютеры в ДНК. Ха! Они и не ведали, что Ши'Хар продвинулись в этом гораздо дальше, чем люди когда-либо воображали».

Семя, заложенное в каждого из их детей, было истинным отпрыском Ши'Хар, подобно второму разуму, живущему вместе с искусственно созданным плотским носителем. Оно содержало механизм, требовавшийся для заклинательного плетения, но замысловатые механизмы, необходимые для дарований, даваемых каждой рощей своим детям, находились в двух местах — и в семени, и в носителе.

«Если я смогу создать внутри себя такое семя, то заполучу дар, которым пользуются Иллэниэлы, и тогда сам смогу увидеть».

Но сперва ему нужно было узнать уникальный для создания дара Иллэниэлов код. И этого-то кода как раз и не было.

— Будь они прокляты! — Теперь он знал уже о двух вещах, которые от него скрыли. Знание о создании дарований для других рощ присутствовало, а для Иллэниэлов — нет.

«Это бесполезно. Я пытаюсь перехитрить тысячу разумов, которые задолго до моего рождения спланировали наперёд всё, что я могу сделать». Эта мысль вызвала из его памяти ещё одно воспоминание.

Рабы Рощ были по сути стерильны. Ограничения, которые использовали Ши'Хар, чтобы не дать своим дарам проникнуть в популяцию диких людей, были сложнее, чем он даже догадывался, и выходили далеко за пределы сплетённых из заклинаний ошейников. Дети Ши'Хар мужского пола могли производить человеческих детей, но те были генетически ущербны. Вместе с даром, который они наследовали от своего родителя Ши'Хар, они также получали две летальные мутации. В рождённых от Ши'Хар мальчиках они были неактивны, а в человеческих детях Ши'Хар активны были обе, отменяя действие друг друга. Но если раб и дикий человек производили потомство, то ребёнок получал лишь один летальный ген, его действие нечему было отменить, и такой отпрыск умирал в очень юном возрасте, даже если доживал до рождения.

От бесстрастно обоснованной природы их предохранителя холод пробрал его до костей, но это продлилось недолго. Когда холод отступил, Тириона наполнила ярость. Рабы в Эллентрэа и других лагерях будут для него бесполезны. Они не могли создать для человечества новое будущее, вне зависимости от того, сможет ли он сделать их цивилизованными.

Со своими дикими соплеменниками они могли производить лишь мёртвое потомство. Даже если они будут скрещиваться между собой, лишь половина каждого поколения будет жизнеспособна. Спаривание с детьми Ши'Хар лишь продлит проблему на ещё одно поколение, хотя Ши'Хар и на это не согласятся.

Человечество было обречено, и даже если он смог бы сохранить маленькую популяцию свободных людей в безопасности и обеспечить её рост, им никогда не получить особые дарования Ши'Хар.

Быть может, существовала возможность произвести жизнеспособное потомство от детей Ши'Хар женского пола, но они были стерильны — ну, по крайней мере, стерильны по собственной воле. Женщины Ши'Хар подавляли свой менструальный цикл. Для овуляции им нужно было намеренно привести его в действие.

«Ты — насильник», — сказала ему однажды Лираллианта, а теперь ему хотелось смеяться над иронией. Ши'Хар спланировали даже это, задолго до его появления.

Тирион чувствовал, как высыхает. Ощущение это было настолько мощным, что он наконец начал обращать свои чувства вовне, чтобы вновь исследовать мир вокруг себя. Он всё ещё был в пещере.

Как он это забыл? Рядом было животное, человек. Его физическое зрение отсутствовало, но магический взор остался — по её эйсару он определил, что это была Бриджид. Казалось, что она в смятении, и татуировки зачарованных клинков на её руках были активны, пока она шагала из стороны в сторону рядом с его… стволом?!

Последнее осознание возымело должны эффект. «Я — блядское дерево. Я и впрямь превратился в одного из них!»

Он с новой озабоченностью посмотрел на Бриджид: «и теперь моя дочь вот-вот срубит меня». Он попытался заговорить с ней, сказать ей подождать, но у него, конечно же, не было рта.

Она готовилась нанести удар.

Его эйсар ощущался вялым, медленно реагирующим, да и он не особо помог бы ему против её зачарованных наручных клинков — лишь его зачарованные защитные татуировки имели шанс отразить их удары.

Но когда он попытался привести их в действие, Тирион потерпел неудачу. Их не стало, как и его человеческой кожи.

Время замедлилось, или, быть может, его разум ускорился. Он вспомнил свои татуировки, каждый их дюйм. Они стоили ему целых дней боли и крови. Они были высечены в его сознании так же, как были нанесены на его шкуру. Тирион сосредоточился на воспоминании о них, и ощутил, как что-то внутри него поддалось.

Мир резко сфокусировался, и время ускорилось, когда татуировки вспыхнули в его сознании защитным светом. Они были! Влив в них свою волю и эйсар, он поднял свой щит, и открыл глаза.

Бриджид стояла перед ним совершенно неподвижно, с шокированным выражением на лице.

— Это что, трюк? — Её прежняя решимость исчезла, и руки её задрожали, отозвавшись вибрацией в магической силе, в которую были облачены её руки. — Отвечай!

Подняв руки в успокаивающем жесте, он попытался заговорить, но губы и язык его ощущались странно незнакомыми.

— Подожди. — «Когда это я успел отрастить руки?»

— Подождать?! Я ждала! Прошли месяцы! Ты — всё ещё Тирион? Чем ты стал? — повысила она до резкости свой голос.

— Я — Тирион… я так думаю. Дай мне немного времени, чтобы привыкнуть, — сказал он ей. Махая рукой вокруг своей головы в хаотично кружащем движении, он добавил: — Всё странно… здесь. Дай мне подумать.

Её глаза сузились:

— Кто моя мать?

— Та, кто меня изнасиловала, — сказал он, не задумываясь. — Брэнда.

У Бриджид слегка отвисла челюсть.

— Ты и так это знала.

— Но ты, ты никогда этого не говорил, только не так, — ответила она. — Ты всегда был слишком горд, даже после того, как я сама догадалась.

— Горд? — рассмеялся он. — Скорее мне было стыдно, я боялся признаться в своей слабости.

— Ты говоришь не так, как раньше. Мой отец так не говорит, — бросила обвинение Бриджид. — Как я могу быть уверена, можно ли тебе доверять?

Тирион шарил взглядом по её лицу, напряжённо думая. Наконец он ответил:

— Не можешь, но иного выбора у тебя нет. Убив меня сейчас, ты лишь положишь внезапный конец своей мечте, вне зависимости от того, пошёл я против тебя или нет — если, конечно, ты вообще сумеешь это сделать.

Её зачарованные цепи зашелестели, лежа в нескольких футах от неё на полу пещеры, и черты лица Бриджид оживились, будто этот вызов её взбудоражил:

— Быть может, мне следует попытаться.

Он по-звериному оскалился в ответ:

— Не хотелось бы потерять такое хорошее оружие.

* * *

Тирион был голоден, и испытывал жажду. Ему хотелось пить больше, чем когда-либо прежде на его памяти. Они выпил столько, сколько мог удержать, не утруждая себя черпанием из бассейна в задней части пещеры. Вместо этого он поднёс лицо к воде, и пил.

Позже, поев, он почувствовал себя лучше, но этого было недостаточно. Сушёное мясо и твёрдый хлеб, которые они с собой взяли, были совершенно неудовлетворительными, и мало что сделали для наполнения его живота. Тириону пришлось усилием воли заставить себя не съесть всё, что осталось от их провизии.

Подняв взгляд на свою дочь, он озвучил вопрос:

— Ты сказала, что прошли месяцы — сколько именно?

— Девять недель.

— И я всё это время был таким?

Бриджид покачала головой:

— Нет. Первые несколько дней ты двигался и бубнил, будто тебе снился кошмар, а потом ты унялся, и умиротворился. Утром третьего дня я проснулась, и обнаружила, что ты трансформировался.

Тирион уставился в землю, напряжённо думая:

— Бессмыслица какая-то. У меня нету дара Гэйлинов. Как я сумел так преобразиться?

Она одарила его озадаченным взглядом и пожала плечами.

— Вообще-то я не тебе задавал этот вопрос, — сказал он ей, но затем ему в голову пришла ещё одна мысль. — Подожди, ты ощущала какое-нибудь движение эйсара всё это время?

— В первый раз я спала, но во второй раз его точно не было. Что это значит?

Он посмотрел на неё пустым взглядом:

— Не знаю.

— Тогда что нам делать?

Тирион встал, его прежнюю неуверенность сменила спокойная решимость:

— Ехать домой. — Волна головокружения грозила опрокинуть его на пол, и пещера закружила вокруг него. Тирион резко сел, чтобы не упасть, а затем медленно улёгся на пол: — После того, как хорошо отдохнём… я думаю…

Глава 5

«Что-то изменилось. Будущее смещается».

Старейшины Иллэниэлов совещались друг с другом, но ничего нового в этом не было. Они всегда совещались. Вообще, большую часть своего существования они проводили в постоянном общении друг с другом. Что было новым, так это ощущение страха, вошедшее в их беседу.

«Мы знали, что такая возможность существовала», — ответил другой.

«Но она не была наиболее вероятной, а сейчас стала вторым по вероятности исходом».

Третий голос был спокоен:

«Мы всегда были готовы принять её, если будет нужно. Даже если это — не самый предпочтительный для нас исход, мы, по крайней мере, выживем. Во всех остальных сценариях мы теряем всё».

Роща Иллэниэл планировала уже очень давно. Их виденье простиралось на тысячелетия, и хотя их предсказания были тем больше неопределёнными, чем дальше в будущее они уходили, Иллэниэлы были вынуждены пойти на ужасный риск.

С тех пор, как они пришли в свой новый и, возможно, последний дом, они изучили тысячи вариантов. Почти во всех из них они в конце концов были обнаружены. Кионтара по той или иной причине выйдут из строя, и враг их найдёт. Лишь один вариант сулил надежду, и даже эта надежда была слабой. Одна ошибка — и катастрофа настигнет их гораздо раньше, и даже если они добьются успеха, то с высокой вероятностью их решение будет слишком тёмным, чтобы даже они, холодные и расчётливые Ши'Хар, могли его принять.

Эта более тёмная надежда только что стала гораздо более вероятной.

«Она не должна была измениться так скоро, ничего ещё не произошло. Могла ли одна из других Рощ обнаружить наш план?»

«Нет», — ответил первый голос. «Это может быть лишь результатом какого-то внутреннего решения, которое он принял».

«Быть может, он решил поделиться информацией с одной из других Рощ?» — предложил другой.

«Лираллианта здесь, мы должна осторожно её проинструктировать».

Тут заговорил первый старейшина:

«Согласен. Слишком много знаний — и она может испортить план».

В их присутствии появился новый разум. Лираллианта послала вовне безмолвный вопрос.

«Он скоро вернётся, дщерь. Ты должна вести его», — посоветовал второй старейшина.

Её озадаченность мгновенно стала ощущаться:

«Я не знаю, что от меня требуется».

«Ты должна завоевать его сердце. Тириона нужно укоренить. Он должен понять, что мы — на его стороне, на стороне его народа», — сказал один из старейшин.

«Он не доверяет Роще», — с тревогой сказала Лираллианта.

Первый старейшина снова заговорил:

«Дай ему ребёнка. Теперь он поймёт, что это значит».

Лираллианта была шокирована:

«Но у ребёнка же будет наш дар. Я так понимала, что этого следовало избегать любой ценой».

«До сего момента», — объяснил старейшина. «Это всегда было частью плана».

«Мне не говорили…» — начала возмущаться она.

«Мы делимся лишь требуемыми инструкциями, и лишь в случае необходимости. Если сказать больше, то это подвергнет будущее опасности», — проинформировал её старейшина.

Лираллианта ощутила, как начинает злиться, что удивило её:

«Ребёнок не завоюет его доверие — у него много детей, да я и не стала бы использовать такое против него. Он — мой кианти, я люблю…»

Первый старейшина снова перебил:

«Любовь — это всё, что требуется, и всё, что нас спасёт».

* * *

Когда Тирион и Бриджид вернулись, уже опустилась ночь. Раян закончил стену вокруг крохотного сообщества Албамарла, но ворот в ней ещё не было, да и сторожить их было некому, поэтому они просто вошли.

Несколько недавно освобождённых надзирателей из Эллентрэа заметили их, пока они шли к главному зданию, но никто к ним не приблизился. Это было не их место. Но даже так большинство детей Тириона и Кэйт уже стояли, собравшись у двери в дом, когда они вошли. Кто-то явно заметил его возвращение, и предупредил остальных.

— Отец, — сказала Абби, заговорив первой. — Мы волновались.

Кэйт стояла рядом с ней, но её аура была затоплена гораздо более сильными эмоциями. Тирион догадался, что она пока не могла доверять своему языку, по крайней мере — в присутствии остальных. Лираллианта тоже присутствовала, как всегда спокойная, но он ощущал с её стороны толику ожидания, как если бы она предвкушала что-то из его прибытия.

Следующим заговорил Раян:

— Ты выглядишь не очень. Трудным был путь?

Тирион боролся, сдерживаясь:

— Все, мигом вон. Поговорю с вами утром.

Его дети были не настолько глупы, чтобы спорить, и все быстро потянулись прочь, но Кэйт, Лираллианта и Лэйла остались. Лэйла стояла, прижав к груди малыша Элдина, и, как обычно, совершенно не сумела уловить настроение Тириона:

— Твой сын потяжелел. Посмотри на него, Тирион! — с гордостью объявила Лэйла.

Тирион уставился на неё, и его взгляд притянул к себе младенец. «Бедняга, рождённый страдать, совершенно зря». Отведя взгляд, он предостерёг её:

— Я сказал «все». В том числе ты, Лэйла.

Надзирательница слегка вздрогнула в ответ на его слова, но взяла себя в руки, и ушла в свою комнату.

Кэйт уже зыркала на него:

— Это было чрезвычайно грубо…

— Нам нужно поговорить, — перебил он, избегая её взгляда. Он всё время смотрел в пол, но в его лице была некая животная срочность. — Жди в нашей комнате.

Лираллианта одарила его хитрой улыбкой:

— Быть может, мне тоже следует там подождать?

— Убирайся, — сказал он ей, но его голос дрогнул. Глядя на Лираллианту, он ощутил всплеск похоти, но гнев был сильнее: — Я не хочу тебя… — начал он, но не смог договорить: «Я не хочу тебя больше никогда видеть». — Поговорим завтра.

Ши'Хар нахмурилась, но не стала спорить. Когда она ушла, он осознал, что Бриджид всё ещё стояла рядом с ним.

Тирион тихо зарычал. «Я до сих пор держался, осталось ещё немного».

— Бриджид, иди. Мне нужно побыть одному. — На его лбу проступил пот. Не дожидаясь её ответа, он направился в свою спальню.

Кэйт уже ждала его:

— Да что с тобой не так?!

Тирион закрыл за собой дверь. Его лицо горело, как и остальная часть его тела. Двигаясь вперёд, он начал толкать её к кровати.

— Ты сказал, нам нужно поговорить, — напомнила она ему с нотками едва сдерживаемого гнева в голосе.

Он кивнул:

— Потом, я не могу ждать.

Она нахмурилась в ответ на его прикосновение:

— У тебя кожа горит. Лихорадка?

Затем она ощутила, как он прижимается к ней:

— Что? Ты же не думаешь, что я в настроении. Нам нужно серьёзно поговорить, прежде чем ты сможешь начать даже думать об этом!

— Я горю.

— Да похуй. Меня сейчас ни капли не интересуют твои прихоти. Тебе следует найти Лиру, она, вроде, была рада тебя видеть, — с сарказмом ответила она.

На миг он подался назад, будто собираясь повернуть к двери, но затем остановился:

— Нет, только не она. — Он толкнул Кэйт на кровать.

Выражение его лица пугало её:

— Даниэл, что происходит?

Тирион уже отчаянно возился со своими штанами:

— Я всё тебе расскажу, но ждать больше не могу.

— Сначала говори, — твёрдо сказала она, — иначе тебе придётся удовлетвориться Лэйлой, она всегда была очень услужливой.

— Не получится, — пробормотал он. — Она — тупик, как и её сын. Это должна быть ты, или… или… Лира, — говорил он всё более глухим голосом.

— Тогда иди к ней, — с растущим раздражением сказала Кэйт. — Серьёзно, Даниэл, я не в настроении, и твоё поведение не помогает ни на йоту.

— Нет! Они только этого и хотят. Нет. Помоги мне, Кэйт. Это должна быть ты.

— Поговори со мной, — сказала она, изучая его лицо. В нём была какая-то странность, какое-то отчаяние, которое она находила совершенно незнакомым.

— Я украл лошти, — быстро сказал он, уже шаря руками по её платью. Без её помощи её одежда показала себя довольно фрустрирующим препятствием. Один из швов порвался, когда он дёрнул. Вместо того, чтобы остановиться, Тирион порвал его до конца.

Глаза Кэйт расширились:

— Лошти? Ту штуку, которую должна была в прошлом году получить Лира?

— Да, — хрипло сказал он. — Я его съел… — Платье было окончательно испорчено, но Кэйт упрямо отказывалась оставаться неподвижной — когда ткань сорвалась с неё, Кэйт изогнулась, откатившись прочь от него по кровати.

— И что? Он наделил тебя бурной эрекцией?!

Тирион резво пополз к ней:

— В некотором роде, да. — Ему почти удалось схватить её запястье, когда Кэйт вскочила с кровати, но поспешно возведённый щит не позволил ей отступить дальше.

— Оно хочет наружу.

— Оно? Я надеюсь, что ты понимаешь, что твои слова на самом деле не внушают мне доверия, — сказала она ему.

— Ему не нравится риск быть потерянным. Первое желание, которое оно прививает — это воспроизводство. Оно хочет передать себя моему следующему ребёнку, — объяснил он. — Стой на месте! — Метнувшись к ней, он наконец поймал её.

Сменив тактику, она неожиданно толкнула его вперёд, заставив его потерять равновесие, когда его ноги споткнулись о край находившейся у него за спиной кровати. Падая спиной вперёд, он приземлился на матрац, и Кэйт уселась ему на грудь:

— Ладно, хорошо, но дай мне минутку, иначе будет больно.

Он кивнул:

— Что угодно, просто поспеши.

Кэйт вздохнула:

— Какой же ты романтик. Разве есть женщина, способная перед тобой устоять? — сказала она, и поползла вверх по нему. — Поцелуй меня.

— Я не могу достать до твоего лица, — ответил он, поскольку её колени прижимали его к кровати.

— Не там, глупыш… здесь.

— О!

По прошествии необычно короткого промежутка времени всё закончилось. Тирион свалился на постель, а Кэйт приподнялась на локте, наблюдая за ним:

— И это всё?

Он кивнул.

— Х-м-м. Ну, ничего особенного, — объявила она. — То, как ты себя вёл, когда пришёл сюда, заставило меня всерьёз разволноваться.

— Вини в этом Ши'Хар, — сказал он ей. — Деревья — ужасные любовники.

— Я бы не сказала «дерево», — парировала Кэйт. — Скорее «сучок».

Тирион был смущён, но всё же сумел бросить на неё сердитый взгляд:

— Физически я не изменился.

— Я имела ввиду продолжительность этого события, — сухо сказала Кэйт.

Он нахмурился, но крыть ему было нечем — его пыл в кои-то веки был чрезвычайно кратковременным. Откинувшись назад, он решил дать отдых глазам. Теперь, когда лошти больше его не понукал, накопившаяся в пути усталость начала брать своё.

Кэйт потрясла его за плечо:

— Эй! А поговорить забыл?

— Не следовало тебе рассказывать. Теперь ты тоже рискуешь. Никто не должен знать, что я сделал, — предостерёг он, не открывая глаз.

— А кто ещё знает? — спросила она.

Он коротко перечислил:

— Эмма, Раян, Бриджид, и, теперь, ты. — На секунду он остановился, плывя сознанием, но в голове его всплыла ещё одна мысль: — О, и, наверное, Лира, и почти наверняка вся Роща Иллэниэл.

Кэйт снова его тряхнула:

— Этот список едва ли можно назвать коротким.

— Это была ловушка… я думаю. Они знали, что я это сделаю, но я не уверен, каких действий они от меня ожидают, часть знаний они изъяли.

— Но, по крайней мере, если они знают, то не могут тебя винить, верно?

Тирион потянул её за руку, крепко прижимая Кэйт к своей груди:

— Возможно, — пробормотал он, — но другие рощи не знают. Если они выяснят это, то вполне могут попытаться что-то сделать. Иллэниэлам они не доверяют до конца. — Он зарылся лицом в её волосы, позволяя им заслонять для него свет фонаря на другом конце комнаты.

— Ты что, засыпаешь? — Кэйт попыталась сдвинуться, но он крепко держал её. Чуть погодя она услышала, как он начал храпеть. Тирион прижимал её, поэтому снова растормошить его она не могла — по крайней мере, не прилагая больших усилий.

Вздохнув, она на некоторое время пристроилась к нему, но в конце концов исходивший от его тела жар заставил её вспотеть, поэтому она осторожно высвободилась. Откатившись, она уставилась на его спящее лицо. Даниэл был прекрасен, особенно когда не был в сознании.

Когда он бодрствовал, всё было иначе — гноившийся в его душе гнев часто омрачал черты его лица. Но за прошедший год она видела проблески надежды, особенно когда он был с Инарой и Элдином. Даниэл никогда прежде не был отцом по-настоящему, и она считала, что этот жизненный опыт изменял его к лучшему.

«А потом он откалывает что-то вроде этого». Она понятия не имела, каковы будут последствия, но сомневалась, что они будут хорошими. Протянув руку, она убрала волосы с его лица, чтобы лучше его видеть.

— Чёрт тебя побери. Ты наконец рассказал мне о том, что скрываешь, а потом потерял сознание, оставив меня волноваться в одиночестве. И как мне теперь спать?

* * *

Утро, как обычно, пришло рано, но Тирион спал допоздна, что обычным не было. Его сны были странными и смешанными в кучу, как и каждую ночь с тех пор, как он очнулся после принятия лошти. Кэйт всё ещё дремала рядом с ним. Это тоже было необычным, но он догадался, что в его отсутствие она плохо спала.

У Инары был устоявшийся распорядок, и обычно это значило, что распорядок Кэйт был очень раздробленный, поскольку они никогда на самом деле не совпадали. Ей, наверное, уже давно не давали спать допоздна, но когда Тирион всех прогнал и лёг спать с Кэйт, Инара осталась на попечении Лэйлы.

Поскольку Лэйла также кормила сына, это значило, что она идеально подходила для этой задачи. Вообще, две женщины часто подменяли друг друга, когда одной из них нужно было передохнуть, ещё до его отъезда. Тирион начал было проверять, но укрывавшие его спальню чары также перекрывали его магический взор.

Вздохнув, он сдался, и снова обратил своё внимание на лицо спавшей Кэйт. «Если я продолжу двигаться по этому пути, то расплачиваться придётся ей», — мрачно подумал он. Инара и Элдин также пришли ему на ум — «и им — тоже». Никогда прежде у него не было так много того, что он мог потерять.

«И они об этом знают».

Он был окружён целой деревней, в которой было полно заложников — его дети, Кэйт, и даже Лэйла, хотя он и не хотел этого признавать. И причина этого была понятна… Ши'Хар были обречены, если только он не сумеет как-то спасти их, хотя он и понятия не имел, как он должен это сделать. Насколько он вообще знал, это было даже не что-то, что должен был сделать он сам — возможно, им нужны были его дети. «Лира определённо была рада меня видеть».

При этой мысли его челюсти крепко сжались. Неужели она с самого начала его использовала? Любила ли она его на самом деле, или была лишь очередной частью их плана? А была ли разница? Ши'Хар уничтожили человечество. Они не испытывали никаких угрызений совести, делая всё необходимое для обеспечения своего собственного выживания. Даже Иллэниэлы, занимавшие более высокую моральную позицию, участвовали в его пытках и порабощении… и всё это было ради осуществления их таинственного плана.

«Они за это заплатят, за всё заплатят, чего бы мне это ни стоило».

Кэйт фыркнула, тихо захрапев, и это почему-то заставило его вновь вспомнить мягкое лицо и пухлые щёчки Инары. «Неужели я готов пожертвовать своей собственной плотью и кровью ради мести?»

Он вновь вспомнил последние дни человечества — мужчины, женщины и дети, все умирали по мере того, как паразиты-Крайтэки пожирали их изнутри. Ощущение было таким, будто его голова вот-вот взорвётся. Сделав глубокий вдох, Тирион попытался расслабиться, медленное биение земли под ним помогло унять его собственное измученное сердце… и тогда он понял.

Сев, он уставился на Кэйт:

— Я могу защитить вас. Я могу защитить Инару, всех остальных, — сказал он, и улыбнулся, чувствуя прилив энергии. — И я могу убить этих выблядков, всех до одного!

Внезапное возбуждение заставило его до конца осознать упорные требования мочевого пузыря, поэтому он нашёл ночной горшок, и воспользовался им, лыбясь как спятивший глупец. Новообретённый энтузиазм не давал ему как следует прицелиться, и Тирион начал посмеиваться, на секунду промахнувшись мимо горшка.

Кэйт смотрела на него:

— Если бы кто-то увидел, как ты хихикаешь, писая на пол, то больше бы тебя никогда не восприняли всерьёз.

Тирион вздрогнул, но скрыл своё удивление, а потом, закончив облегчаться, махнул ей своим счастливым прибором:

— Значит, мне повезло, что не увидят.

Она испустила сердитый вздох, закрыв глаза и скрывая ухмылку, а когда открыла их снова, заметила:

— Ты, похоже, сегодня утром в приподнятом настроении.

Он кивнул:

— Да, я такой. Я тут размышлял, когда проснулся, и у нас с «Сучком» появилась чудесная идея.

— Сучок?

Он бросил взгляд вниз:

— Разве ты не так его назвала вчера вечером?

Кэйт накрыла лицо ладонью:

— Серьёзно? Я и не подумала бы, что ты захочешь сохранить это прозвище. — Встав, она пересекла комнату: — Если ты закончил, мне нужен этот горшок. — Бросив взгляд на мокрые пятна на полу, она добавила: — И, кстати, убирать это будешь ты.

Когда она закончила, он сидел на краю кровати. Тирион похлопал по ложу, одарив её многозначительным взглядом.

— Что? — с подозрением спросила она.

Поскольку она к нему не приближалась, он пошёл к ней сам, а затем, к её удивлению, упал на колени, обнял её бёдра, и прижал голову к её животу.

— Прости.

Когда он поднял взгляд, она глазела на него с выражением великого беспокойства.

— Даниэл, я не…

Он поднял ладонь:

— Позволь мне закончить. — Встав, он притянул её на кровать, и сел рядом: — Я знаю, что ты беспокоилась, и у тебя были на то все права. Я скрывал от тебя некоторые вещи. Когда ты пришла сюда жить, я сказал тебе, что ты присоединяешься к моей трагедии, что я не надеялся на будущее, что я лишь опустился настолько, что готов был рискнуть твоей жизнью вместе со своей собственной. Но с тех пор всё изменилось…

Её зелёные глаза начали наполняться слезами:

— Инара…

Тирион кивнул:

— Именно, и Элдин, и ещё много чего другого, но в основном — ты. Ты и наша малышка показали мне новую жизнь, которую я собираюсь сохранить.

Кэйт утирала ладонями слёзы со щёк:

— Ты говоришь о том, что я думаю? Не дразни меня, Даниэл. Я не вынесу, если ты это не серьёзно.

Подавшись вперёд, он поцеловал её в лоб:

— Я говорю, что позабочусь о том, чтобы с тобой ничего не случилось, или с Инарой, или с кем-то из остальных. Я сделаю так, чтобы вы были в безопасности.

Она поймала его подбородок своими ладонями:

— Ты бросаешь мысли о мести, верно?

Он улыбнулся:

— Они нуждаются в нас, и я думаю, что они желают мира, но я позабочусь о том, чтобы ты и остальные были в безопасности, что бы ни случилось.

— Так ты бросишь попытки наказать их? — настаивала она.

— Дело никогда не было в наказании, Кат, — заверил он её, думая: «Дело было в возмездии». — Я не собираюсь считать, будто они сдержат свою часть договора, но я буду работать над тем, чтобы успокоить их. Я также позабочусь о том, что если они изменят своему слову, то вы с детьми будете в безопасности.

Кэйт нахмурилась:

— Ты по-прежнему им не доверяешь.

— Я доверяю только тебе, — сказал он ей, — но я буду стараться, чтобы они мне верили, и я построю для тебя и наших детей лучший мир.

Она чувствовала лежавшую за его словами полуправду:

— Ты не до конца откровенен сомной, Даниэл. Что ты скрываешь на этот раз?

Он поцеловал её:

— Подробности. Мне нужно, чтобы ты верила мне.

Кэйт зарычала.

— Я построю тайную крепость, даже несколько тайных крепостей. В этих местах я смогу оградить тебя и остальных от опасности, даже если они нарушат договор, — объяснил он, надеясь, что этого хватит.

— Но это ведь не всё, — нажала она.

Тирион вздохнул:

— Нет, и я не скажу тебе обо всём.

Она напряглась:

— Почему?

«Расслабься, смотри ей в глаза».

— Тебе безопаснее не знать. С некоторыми вещами ты можешь быть не до конца согласна, но меня не переубедить. Моя основная цель — сохранность тебя и остальных, но я многое узнал из лошти, и часть моих планов будет отпугивать, а не защищать на самом деле, — сказал он как можно спокойнее.

«Ложь, обёрнутая правдой».

Кэйт внимательно наблюдала за ним, и по мере того, как он говорил, она чувствовала, как щемит у неё в груди. «Как он стал таким далёким?». С каждым тихим словом, которое Даниэл произносил, она чувствовала пустую ложь. Он научился лгать гораздо лучше, даже ей. Она больше не могла определить, где пролегала черта между правдой и неправдой, а в чём он себя просто убедил. «Внутри всего этого он потерян. Он любит, он ненавидит, и даже он сам не знает, что будет делать на самом деле».

Руки Даниэла не отпускали её.

— Что не так? Почему ты плачешь? — спросил он.

— Я тоскую по тебе, Даниэл, — тихо сказала она, — и я не знаю, найду ли я тебя когда-нибудь снова.

— Э?

Она посмотрела в его льдисто-голубые глаза. Когда-то она верила в него. Когда-то она его знала лучше, чем себя саму. Она наблюдала за его взрослением, она видела его доброту в детстве, когда он был мальчишкой, и даже когда стал мужчиной. Она всегда знала, что он на самом деле имел ввиду, что бы он ни говорил. Правда или ложь, он был для неё открытой книгой. Теперь же он был чужаком, носившим лицо её возлюбленного.

— Ты безумен, — наконец сказала она.

Тирион осклабился:

— Так в этом всё дело? Я и сам некоторое время считал тебя чокнутой.

Кэйт моргнула:

— Когда?

— Когда мы убили того надзирателя, и ты выдала мне речь об убийстве цыплят и собак, или что-то в этом роде, — прямо сказал он. — Я никогда прежде не видел эту твою сторону, и, если честно, я гадал, все ли у тебя дома.

— Наверное, я и впрямь была тогда немного спятившей, — признала она. — Я была молода и полна страсти, и только о тебе и думала. Мир казался пустым, если в нём не было тебя. Сейчас мне как-то стыдно об этом думать.

— Ты была пугающей. Ты знаешь, что я тогда сделал, когда осознал, что не понимаю тебя? Когда я думал, что ты можешь быть сумасшедшей? — спросил он.

Кэйт едва не засмеялась:

— Ага, ты украл лошадь, и сбежал, оставив меня прибирать кровавый бардак.

Подавшись вперёд, он поцеловал её в ухо:

— Это так, но я имел ввиду — потом. Я провёл остаток жизни, любя тебя. Я любил тебя, когда ты была сумасшедшей, а позже, когда я обнаружил, что ты определённо была гораздо вменяемее меня самого, я продолжал тебя любить.

Вопреки себе Кэйт ощутила, что покрывается жарким румянцем, когда его губы и слова коснулись её ушей.

— И когда же ты решил, что я была вменяемее тебя?

Его зубы царапнули её шею, и по её спине пробежала дрожь, но между покусыванием Тирион ответил:

— Когда я вернулся, а ты сказала мне, что стала матерью, и что твоя ответственность перед семьёй была важнее, чем твои чувства ко мне. Это был самый печальный миг в моей жизни, но я тобой восхищался, и полюбил тебя за это ещё больше.

Кэйт ахнула, прежде чем повернуть свои губы к его собственным. Её тело отзывалось, и она чувствовала нарастающее возбуждение. «Чёрт его дери! Мы же должны были говорить». Она проигнорировала эту мысль, и провела ладонью по его спине, позволяя ногтям слегка царапать его кожу.

— Потом я всё равно буду злиться. — Её ладонь сместилась, схватив центр его наслаждения.

Тирион ахнул:

— Я не просто пытался тебя отвлечь. Я хотел, чтобы ты знала: мои приоритеты изменились.

Она остановилась:

— Что это значит?

— Что моя любовь к тебе, к Инаре, к моим детям, что мой долг перед моей семьёй важнее моей ненависти к Ши'Хар.

Она всё ещё могла видеть безумие, которое крылось в глубине его глаз, но также чувствовала правду в его голосе. «Если всё остальное — ложь, то пусть одной этой правды хватит». Сильные руки Даниэла прижали её к кровати, и она обхватила ногами его торс. «Её должно хватить».

Глава 6

Тирион и Кэйт не выходили из спальни почти до полудня, а когда вышли, первым делом отправились за едой. Тирион ел как человек, голодавший не один месяц.

Он ел, конечно же, но продолжительное проживание в виде заточённого в скалистой пещере дерева оставило в нём чувство недокорма. Вернувшись в себя, он прикончил большую часть той немногочисленной провизии, что у них оставалась, но на обратном пути они с Бриджид были вынуждены полагаться лишь на то, что могли добыть охотой. Это проблемой не было, мясо магам было достать легко, а вот овощей им не хватало.

Наевшись, он послал Сару искать её братьев и сестёр. Кэйт забрала Инару и Элдина у Лэйлы, поблагодарив её за подмену, и Тирион не забыл провести немного времени, играя со своим маленьким сыном, пока подтягивались остальные.

Однако каждый раз, когда он смотрел на Элдина, он мог думать лишь о том факте, что этот ребёнок был обречён умереть бездетным. Он представлял собой генетический тупик, и в конечном итоге то же касалось всех людей в рабских лагерях Ши'Хар. «Они могут позволить нам забрать рабов, а потом смеяться над этим, потому что знают, что в конце концов мы вернёмся к тому же состоянию, с которого начали…без магии, без могущества и в конечном счёте мы будем обречены».

Единственная магия, которой будет обладать человечество, была той, которая будет передана по наследству его собственным потомством, и ни у кого из них не будет особых дарований, которые имелись у тех, кто был из рощ. «Если только я не найду способ это обойти». У него была идея, но она была чрезвычайно опасной, и он знал, что Кэйт её не одобрит. Он даже не был уверен, согласятся ли на это некоторые из его детей, а ведь все они были преданы их общему делу.

«Лэйла не будет против», — подумал он про себя, — «но она — конченая психопатка. Бриджид тоже согласится, по схожим причинам». Но ему нужно было больше сторонников, чем эта пара. В частности, ему понадобится помощь кого-то из сыновей. «И Эммы, конечно же». Она будет совершенно необходимой для почти всего, чего он хотел добиться.

Прошло полчаса, прежде чем все они собрались в общей комнате, его тринадцать почти взрослых детей и Лэйла. Тирион привёл в действие встроенные в стены комнаты чары приватности, а затем повернулся к Лэйле:

— Не могла бы ты поставить завесу приватности. Позаботься о том, чтобы никакие звуки не проникали в это комнату и не просачивались наружу.

Этим он заработал странные взгляды от остальных, но Лэйла послушалась его без вопросов.

Тирион встал, и осмотрел собравшихся:

— Уверен, у вас есть вопросы, но первым делом я отвечу на тот, который у всех у вас на уме. Причина, по которой я попросил Лэйлу установить вторичный экран внутри чар, заключается в гарантии полного отсутствия возможности для кого-то подслушать этот разговор. Недавно я получил много новых сведений, и я хочу позаботиться о том, чтобы наш враг об этом не узнал.

Я также готов поспорить, что многие из вас гадают, где я был, но вы будете разочарованы. Если вам до сих пор не известно, где я пропадал, то я не буду это обсуждать. Если уже известно, то и вы тоже не будете это обсуждать. Всё, что я сказал здесь сегодня, не должно покинуть эту комнату. Никто, кого здесь сейчас нет, не должен узнать ничего из того, что я сегодня вам скажу. Ясно?

Абби подняла руку, и, когда он кивнул ей, заговорила:

— Кроме Кэйт, верно?

Лицо Тириона была твёрдым как кремень:

— Разве я сказал «кроме Кэйт»?

— Ну, нет, я просто подумала…

На этом он её остановил:

— Поскольку это кажется неясным, я объясню. Если кто-то из присутствующих проболтается кому-то вне этой комнаты об этом, то я их убью, и мне совершенно плевать, кто это будет — Кэйт, Лира, или кто-то из ваших семей в Колне. Этот разговор останется здесь!

За этим последовала долгая пауза, и когда до всех дошло, он продолжил:

— После этого совещания я выдам каждому из вас дополнительные сведения, особые задачи, и так далее. Вы не будете обсуждать их ни с кем иным, если только они не будут присутствовать во время инструктажа, и вы также не будете спрашивать своих братьев и сестёр о том, что я им поручил. Кто-нибудь из вас понимает, почему я устанавливаю такие строгие правила?

Энтони Лонг быстро сообразил:

— Ты волнуешься, что одного или нескольких из нас рано или поздно будут допрашивать?

Тирион улыбнулся:

— Пытать, насиловать мозг, допрашивать, или иным образом заставлять говорить с врагом — да, именно так я и думаю. Вы не можете выдать то, чего не знаете. Есть ли здесь сейчас кто-то, всё ещё не верный нашему делу? Есть ли среди вас те, кто не понимает, кто именно является нашим врагом?

Все промолчали.

— Я не собираюсь вас наказывать. Если кто-то здесь не испытывает сильного желания уничтожить Ши'Хар — говорите сейчас. Я позволю вам уйти, покуда вы не будете вмешиваться или обсуждать наши цели с врагом.

Он снова подождал, но никто его предложение не принял. У большинства на лицах и в аурах отражалась твёрдая решимость. Лишь Абби демонстрировала какие-то намёки на сомнения. «Милая Абби», — подумал он, — «ты всегда такая мягкосердечная». Однако в её преданности общему делу он не сомневался. Она всё ещё чувствовала себя неудобно насчёт того, чтобы держать Кэйт в неведении. «Я позабочусь о том, чтобы её работа была самой лёгкой, и что всё, что она узнает, не создаст опасности, если станет известно Кэйт».

Говорить ей это вслух он, конечно, не собирался. Иногда даже люди с чрезмерно развитым чувством сострадания были полезны.

— Я увеличу приток людей из рабских лагерей. Вообще, я намереваюсь переселить большинство из них сюда в течение года, поэтому наша работа вскоре станет гораздо более интенсивной…

— Сэр! — сказал Раян, вставая со своего места. — Мы и близко не готовы для такой кучи народу. И не будем готовы ещё не один год…

Тирион поднял ладонь:

— Это я знаю, позволь мне объяснить. Мы будем переселять их сюда не для того, чтобы их учить или пытаться сделать их цивилизованными. Мы будем переселять их сюда в качестве рабов, и рабами они и останутся. Первые группы будут использованы в качестве рабочей силы для создания жилищ и ферм, чтобы поддерживать тех, кто последует за ними.

— Тогда они с тем же успехом могут оставаться там, где они сейчас, — возразил Раян. — Зачем мы затрачиваем такие усилия, если не собираемся их освобождать? — Лэйла согласно кивнула со своего места.

— Потому что нам нужна армия, нужны рабочие, и, важнее всего, нужно оружие, — холодно сказал Тирион.

Вайолет выглядела сбитой с толку:

— Ты хочешь использовать их, чтобы делать оружие?

«Нет, они сами будут моим оружием», — подумал он, отрицательно покачав головой:

— Они будут служить разным образом, но они будут инструментами. Мне нужны их уникальные дарования, и мне нужно больше рабочей силы.

Тут заговорила Лэйла:

— Значит, после всего, что ты прежде говорил, ты намереваешься держать мой народ в качестве рабов. И чем ты тогда отличаешься от Ши'Хар?

— Ты будешь главной над ними, — сказал Тирион, — и мы снимем с них ошейники. — Он уже видел, как шестерёнки закрутились у Лэйлы в голове, и с трудом подавил ухмылку. Надзирательница была продуктом своего воспитания, и власть определённо была для неё привлекательной.

Чуть погодя она снова заговорила:

— Без ошейников мы не можем их контролировать. Их слишком много, и некоторые из них сильнее меня. Они откликаются лишь на силу. — Это было удивительное признание с её стороны. В Эллентрэа для любого из них было бы немыслимым признаться в слабости.

— Как я уже упоминал, — ответил Тирион, — я приобрёл много новых знаний. Теперь я точно знаю, как были созданы ошейники. Воспроизвести их я не могу, но я могу создать чары, которые позволят нам делать многие из тех же самых вещей. Мы можем пометить их с помощью этих чар, и я дам каждому из вас соответствующие командные чары, чтобы обеспечить повиновение остальных.

Это разбудило в Лэйле любопытство:

— И что эти чары будут делать?

«Смерти и боли должно хватить», — подумал Тирион, — «лучше не усложнять».

— Это мы можем обсудить позже, когда я разобью вас на группы. Однако прежде у меня есть одна главная порция сведений, которыми я должен поделиться с вами.

Всё их внимание было приковано к нему в этот момент.

— Вы уже знаете прошлое. Вы знаете, что они заставляли нас делать, бои и убийства. Я рассказывал вам об их войне с человечеством, когда они только пришли сюда. На этот счёт я узнал больше, и я собираюсь ответить им взаимностью, но, что важнее, вам нужно знать правду того договора, который они с нами подписали.

— Когда они сказали мне, что освободят рабов, позволив нам построить новое сообщество, я думал, что они, быть может, были искренни. Ши'Хар жестоки, но эта жестокость обычно происходит от неведения, или, по крайней мере, так я думал. Однако недавно я узнал, что люди в Эллентрэа, Сабортрэа, Гаролтрэа и Баратрэа были отравлены, но не в обычном смысле этого слова, а генетически…

Вайолет подняла руку:

— Гене…что это за слово?

— Это слово, которое я впервые услышал от Тиллмэйриаса, хотя тогда я его не понимал, — начал Тирион. — Это человеческий термин, которым наши предки описывали то, как черты передаются от родителей к детям. — «И уж теперь я понимаю это гораздо лучше, чёрт побери», — молча подумал он. — Сейчас потребовалось бы объяснять слишком многое, но то, что они сделали, работает примерно следующим образом. Те, кого зачали сыновья Ши'Хар, могут иметь собственных детей, но у этих детей всё потомство будет мертворождённым.

Он поймал взгляд Лэйлы:

— Тебя зачал один из Ши'Хар Прэйсианов, так ведь?

Её глаза расширились:

— Я выросла в загонах. Я никак не могла узнать…

— Была, ещё как была, — сказал Тирион, продолжая, хотя и знал, что его слова ранили больнее кинжалов. — В противном случае ты никогда не смогла бы родить Элдина. У твоего сына никогда не будет собственных детей — если он попытается, то дети будут либо выкидышами, либо мертворождёнными. Вот, какой «дар» мы получили от Ши'Хар.

Тирион перевёл взгляд на остальных:

— Единственные люди, способные успешно иметь потомство — это те, кто в Колне, Дэрхаме, и в этой комнате, и лишь мы можем дать будущей человеческой расе магию.

Что может быть менее очевидным, так это то, что случится, если людям из Колна и Линкольна будет позволено смешаться с людьми из рабских лагерей. Освобождая их, Ши'Хар практически гарантировали наше вымирание. Потребовалась бы по меньшей мере пара поколений, прежде чем результат их генетических махинаций стал бы очевиден. Людей и так осталось мало — скрещивание с рабами сократило бы нашу численность ещё в несколько раз.

Человечество не пережило бы этого последнего удара, и они это знали! — закончил Тирион.

— Как ты узнал обо всём этом?! — внезапно спросила Пайпер.

— Я украл их тайны, — ответил Тирион, — но как именно, я не скажу. Если они получат хотя бы намёк на это, то уничтожат нас всех. Более важный вопрос — что мы будем с этим делать, теперь, когда знаем?

Бриджид привела в действие татуировки у себя на руках, показав остальным бритвенно-острый эйсар, окутавший её руки. Глаза её лихорадочно светились, а на лице застыл зверский оскал.

— Нас слишком мало, — осторожно напомнила Абби.

— В рабских лагерях живёт почти сотня тысяч магов, — парировал Тирион.

Тут вмешался Энтони:

— Даже если мы сделаем их всех солдатами, этого всё равно не хватит, не говоря уже о том, что мы не сможем защитить людей Колна и Дэрхама. Если, конечно, ты серьёзно вознамерился сохранить нашу расу.

Заявление Энтони удивило Тириона. Парень был одним из самых тихих его детей, он был тих и задумчив. Тирион сделал несколько шагов вперёд, подойдя ближе:

— Ты прав, Энтони. Этого не хватит, но я не собираюсь делать из них солдат, или, по крайней мере, не просто солдат. Однако это будет не твоей задачей. Я собираюсь поставить тебя главным в защите тех людей, о которых ты только что упомянул.

* * *

— То, что я сейчас покажу вам, основано на заклинательном плетении, с помощью которого Ши'Хар сохраняют павших победителей на арене, чтобы те не умерли до того, как о них сможет позаботиться целитель, — объяснил Тирион. — Я называю это чарами стазиса, и у них есть много очень полезных применений.

Четверо его детей стояли вкруг него, внимательно слушая — Энтони Лонг, Эшли Моррис, Вайолет Прайс и Блэйк Круз.

— Выглядит сложно, — прокомментировала Эшли. — Ты хочешь, чтобы мы им научились?

Тирион опустил суровый взгляд на низкорослую девушку. Эшли всегда была в учёбе менее сообразительна, чем большинство остальных его детей. За это он винил её мать, Пэгги. «Эта женщина была настолько тугоумная, что мне, наверное, не нужно было утруждать себя использованием магии, чтобы её соблазнить».

Тем не менее, он всё же ощущал некую приязнь к этой девушке. У неё был вздёрнутый носик — милый, несмотря на её широкие скулы. В совокупности с горсткой веснушек, бледными глазами и светлыми волосами это каким-то образом делало её очаровательной, несмотря на то, что из его дочерей она была наименее привлекательна.

Однако в выражении его лица не было ни намёка на его приязнь, и она увяла под его взглядом. Эшли пробормотала:

— Прости, отец.

— Этим чарам сможет научиться даже собака, если показать их ей достаточное число раз, — прямо сказал он. — Я ожидаю, что вы справитесь гораздо лучше. Узор выглядит сложным, но если присмотритесь, то увидите, что он повторяется после вот этого участка. Поддерживайте выравнивание геометрического узора, и сможете подгонять число повторений, чтобы покрывать ёмкости почти любого размера.

Тут подал голос Энтони:

— Так вот, что мы будем делать, ёмкости? Если да, то какого размера?

Тирион вытянул руку, и использовал тонкую линию эйсара, чтобы прочертить в грязи длинный прямоугольник:

— Большинство из них должны быть примерно шесть футов в длину и три фута в ширину, но это будет варьироваться…

— Как гробы? — вставила Вайолет. Из всех его детей она была самой артистичной, что было одной из причин, почему он выбрал её для этой работы. У неё был хорошо намётанный на детали глаз, и это давало ей врождённое преимущество, когда дело доходило до чародейства.

— Именно как гробы, — согласился он, — сделанные из камня.

Тут все застонали, поскольку знали, что это будет означать частые поездки в каменоломню. Хотя магия делала высекание и перемещение тяжёлых плит легче, чем если приходилось делать это традиционными методами, работа эта всё равно была утомительной.

— Ты ведь не планируешь похоронить всех наших врагов, а? — пошутил Блэйк.

Тирион поднял бровь:

— Это было бы непрактично.

— Тогда что в них будет храниться? — спросил Энтони.

— Тела.

Вайолет вздохнула:

— Так это всё же гробы?

— Нет, они будут живыми. Если вы вспомните, несколько ранее я сказал Энтони, что он будет возглавлять защиту жителей деревень, — напомнил Тирион.

Четверо волшебников-подростков уставились на него с отвисшими челюстями:

— Это же несколько тысяч человек! — воскликнул Энтони, подумав с секунду. — Мы не сможем сделать их столько!

— У вас будут помощники.

— Даже если мы все будем работать над этим, то не сможем сделать достаточно… — начала Вайолет.

— Подумай немножко, — сказал Тирион.

Четверо почти минуту глядели друг на друга, прежде чем лицо Вайолет просветлело:

— О! Понятно.

— Что? — спросил Блэйк.

Энтони пояснил:

— Рабы.

* * *

Большая часть второй половины дня ушла на раздачу инструкций каждой группе. Выдав задание группе по созданию чар стазиса, он выдал Таддиасу и Саре задание убедить жителей деревень переселиться.

Конечно, слово «переселиться» было эвфемизмом, и хотя, строго говоря, у них было довольно много времени, чтобы привести жителей в движение, ещё нужно было закончить много приготовлений, прежде чем они смогут на самом деле их принять.

Лэйле и Иану было приказано управлять притоком рабов. Тирион особенно ясно дал сыну понять, что тот должен слушаться Лэйлу. Жестокий нрав Иана делал его идеально подходящим для такой работы, но ему недоставало её здравомыслия.

Эмма и Раян, а также Пайпер и Блэйк, должны были следить за строительством новых жилых помещений и «других», более важных помещений. Самую важную часть этой работы должна была выполнять Эмма, под пристальным надзором её брата, Раяна. Однако детали и завершающие штрихи потребуют большого объёма усилий после того, как её часть работы будет закончена. Этим займутся Пайпер и Блэйк, при обширной поддержке переселённых рабов Ши'Хар.

Закончив отдавать приказы, Тирион направился обратно в главный дом, и его тень, Бриджид, пошла рядом с ним, в ногу.

— Меня ты использовать не собираешься? — спросила она на ходу.

— Ты хочешь мастерить ящики или копать ямы? — спросил он её.

Темноволосая девушка рассмеялась:

— Нет.

— Останешься со мной. Через неделю я, наверное, буду готов к нашему первому набегу. Ты пойдёшь со мной, как и Раян с Эммой, — сказал он ей.

— Ты ничего им не говорил, пока обсуждал их строительное задание.

— Скажу, когда буду готов, — просто сказал он.

Бриджид с ожиданием подняла на него взгляд:

— А кровь будет?

— Поэтому я тебя и беру, дорогая дочка.

Она улыбнулась, и на миг кто-то смог бы принять Бриджид за нормальную девушку, которая ждёт не дождётся какого-то радостного события. Она лучилась чувством удовлетворения.

Тирион положил ладонь ей на плечо:

— Ты должна пообещать держать себя в руках.

— Эмме и Раяну я вреда не причиню, — успокоила она его. — Я рублю только то, что намереваюсь рубить.

— Не только их, — объяснил он. — Некоторых из наших целей я намереваюсь добыть живыми. Чем меньше народу ты убьёшь или покалечишь, тем лучше.

Бриджид сжала губы:

— Это звучит не очень-то весело.

— Ты бы предпочла остаться здесь?

Её угрюмый взгляд был красноречивее слов, но она всё равно сказала:

— Нет.

Глава 7

Войдя в дом, он первым делом заметил, что чары приватности вокруг его спальни были приведены в действие. Кэйт этого делать не могла, а Лираллианта создала бы свежее заклинательное плетение, которое был имело такой же эффект, если ей вообще захотелось бы приватности, что само по себе было редким.

Кроме одной из этих двоих в его комнате больше никого не должно было присутствовать. Тирион бросил взгляд на Бриджид, и та кивнула, приводя в действие свою вытатуированную защиту, и поднимая свою смертоносную цепь. Она выпустила оружие, и её эйсар заставил цепь повиснуть, извиваясь вокруг неё в воздухе подобно змее.

Собственные чувства Тириона обострились, когда адреналин заставил его сердцебиение участиться. Он привёл в действие свой собственный зачарованный щит, и окутал руки смертоносными клинками из чистой силы. На секунду его восприятие сфокусировалось на Бриджид, глядя в неё глубоко, и он уловил, как под её кожей мелькнуло что-то необычное.

Её кости были покрыты рунами, почти точно совпадавшими с теми, что были на кости его собственной голени. Она скопировала его работу, и распространила почти на каждую кость в своём теле. «Она спятила!» — осознал он — не в переносном смысле, не чуть-чуть, а совершенно слетела с катушек. «Боль наверняка была невыносимой, и на это должно было уйти по меньшей мере несколько месяцев. Как она это пережила?»

На секунду его охватило желание обнять стоявшую рядом с ним дикую, темноволосую психопатку, хотя после приведения в действие их защиты возможность это сделать уже была не реалистичной. Его новое понимание заставило Тириона одновременно гордиться и опечалиться за неё.

Отбросив эти мысли, он приблизился к двери в свою спальню. Та открылась прежде, чем он успел снять чары со своей левой руки и положить ладонь на ручку. На него широко раскрытыми глазами уставила Кэйт.

— Ты в порядке? — мгновенно спросил он.

Она резко кивнула:

— Конечно. Я просто болтала с Лирой.

Теперь, когда дверь открылась, он ощутил присутствие Ши'Хар. Никого другого, похоже, там не было, хотя какой-нибудь Прэйсиан мог бы скрыться от его магического взора. Шагнув внутрь, он посмотрел на Лираллианту:

— Это ты привела в действие чары приватности?

— Да.

— Почему? — с подозрением спросил он.

Сереброволосая Ши'Хар подняла бровь:

— Чтобы мы могли поговорить без свидетелей. Ты же для этого наложил эти чары, верно?

— Не помню, чтобы я учил тебя им, — коротко ответил он. Приведение этих чар в действие требовало практического знания того, что символизировала собой каждая из придуманных им рун, а также знание того, какую часть структуры нужно было завершить, чтобы чары ожили.

— Я внимательна, дорогой, — легко ответила Лира, — а Абби оказалась достаточно мила, чтобы ответить на мои вопросы, когда во мне разыгралось любопытство.

Тирион ощутил прилив гнева в ответ на её легкомысленный ответ. На миг он подумал было дать Бриджид сигнал, которого та ждала — его дочь была полна укрощённого напряжения, как рвущаяся с поводка злая гончая. Только шевельнуть пальцем — и всё закончится. Ему даже не придётся выполнять эту грязную работу самому. Не он будет убивать женщину, которой он доверял вопреки всему тому, что её народ сделал с ним за эти годы.

Кэйт может даже не осознать, что это он отдал приказ.

Вена у него на виске запульсировала, пока этот миг мучительно тянулся, а смертоносная цепь Бриджид, до этого извивавшаяся в воздухе, замерла. Смертельный металл ожидающе висел в воздухе, почти неуловимо подрагивая.

— Выметайся, — прошептал он, глядя на Лираллианту.

— Даниэл! — резко сказала Кэйт, всё это время озабоченно наблюдавшая за ним. — Тебе нужно с ней поговорить!

Из-за присутствия Кэйт решить всё простым методом он не мог. Приложив сознательное усилие, он расслабил плечи, поворачиваясь к Бриджид:

— Всё хорошо. Возвращайся в свою комнату.

К его вящему удивлению, Кэйт последовала за сестрой прочь из комнаты. Уходя она лишь бросила Лираллианте:

— Помни о том, что я сказала.

Ши'Хар кивнула, а затем Тирион закрыл за ними дверь.

— Поторопись, — сказал он ей. — Не хочу видеть тебя здесь дольше, чем необходимо.

— Ты на меня злишься.

Он насмешливо фыркнул:

— Наблюдательная.

— Кэйт мне сказала, — добавила она.

— Ты мне солгала.

Она склонила голову на бок, что часто делала, когда была сбита с толку. Это всегда напоминало ему о его давно почившем псе, Блю.

— Не припомню, чтобы я тебе лгала.

— Ты знала, что они сделали с людьми в рабских лагерях. Ты так и не сказала мне, что они не могут иметь детей! — резко сказал он.

Она не стала утруждать себя отрицанием:

— Это — не ложь.

Его гнев уже сходил на нет, сменяясь утомлением, которое он часто ощущал во время разговора с Лирой:

— Это — ложь путём умалчивания, не упоминание о важном факте…

— Мы никогда не говорили на эту тему…

— Кончай вешать мне лапшу на уши! — огрызнулся он. — У нас с Лэйлой сын! Если бы мы на самом деле были тебе небезразличны, ты бы поделилась со мной этими сведениями.

Она опустила взгляд, и серебряные волосы упали, скрывая её лицо:

— Ты не спрашивал…

— Надо было всё равно сказать! Хотя, какая разница. Если бы я каким-то образом узнал, что мне следует об этом спросить, то ответила ли бы ты?

— Я бы сначала спросила у Старейшин, — признала она.

— Неправильный ответ, — с горечью сказал он.

— А есть ли правильный? — внезапно спросила она. — Я тебе не лгала, Тирион. Я хранила твои тайны. С тех самых пор, как мы встретились, я хотела для тебя лишь лучшей доли. Для себя я не желала ничего… кроме тебя. — В её глазах стояли слёзы.

Эмоции были редки для неё, но Тирион впервые видел, как она их демонстрировала. Однако он больше им не верил. Пройдя вперёд, он взял её за плечо, прижав её спиной к стене:

— Они дали мне лошти.

Её глаза расширились, но её удивление продержалось недолго:

— Вот, значит, что произошло.

— Теперь я знаю почти всё, так что не думай, будто твоя ложь и дальше будет действенна, — прорычал он.

— Значит, ты теперь знаешь больше, чем я.

— А это ещё что значит? — выплюнул он.

— Именно то, что я говорю! Я не знаю почти ничего! Я — просто жалкая пешка. Думал, мне давали какое-то особое знание? Я знаю свой народ, я знаю Старейшин, но лишь то, что всем нам дают при создании. Я не ожидала этого, я не ожидала тебя. — Её ноги подогнулись, и она бы осела на пол, но его хватка усилилась, не давая ей упасть. — Что мне теперь делать?

— То, что они сказали тебе делать, наверное, — презрительно усмехнулся он.

Бледные голубые глаза поймали его взгляд:

— Они сказали мне сделать тебя счастливым.

— Так вот, что из себя представляли наши отношения? — спросил он. — Притворство?

— Нет! — ахнула она. — Никогда. Мне никогда прежде не отдавали приказов на твой счёт, а этому приказу я рада, потому что я и сама этого хотела. Как я могу заставить тебя это увидеть?

— Истеки для меня кровью. — Потянувшись своим эйсаром, он вынул деревянный меч из ножен на противоположной стороне комнаты. Меч подлетел к его руке, и Тирион протянул его ей:

— Умри для меня.

Она взяла рукоять дрожащими пальцами, глядя на него:

— Тогда ты поверишь мне? Будешь любить меня, если я докажу это своей жизнью?

От чего-то в её голосе ему стало не по себе. Такой реакции он не ожидал, но был слишком зол, чтобы отступать:

— Да.

Повернув оружие обратной стороной, она приставила острие к своему животу:

— У меня больше ничего нет.

Тирион поднял её руку, перенаправив клинок, нацелив его в сердце:

— Рана в живот займёт слишком много времени. Ты сможешь исцелиться. А если в сердце, то обратного пути не будет. — В свои слова он вложил до капли всю злобу и желчь, какие испытывал к Ши'Хар, но в животе у него сжалось, когда он посмотрел ей в глаза.

Когда Тирион впервые встретился с Лираллиантой, она была непоколебимо спокойной, настоящей ледяной принцессой на словах и в манерах, но за прошедшие годы она оттаяла. Любовь её изменила. Она стала чем-то большим, чем просто дитя Ши'Хар, она стала женщиной. И несмотря на её ум и сложность, она при этом оставалась чрезвычайно наивной.

В прошлом её не особо заботило, будет ли она жить. Терять ей было нечего. Для Ши'Хар человеческая часть их жизней была, по сути, бессмысленна.

Её ноздри задрожали, а зрачки расширились, и слёзы свободно потекли по её щекам. Она резко вдохнула, и попыталась заговорить, но у неё свело горло, она не смогла выдавить из себя слова, и, всхлипнув, дёрнула запястье к себе, вгоняя деревянный клинок прямо себе в сердце.

Тирион почувствовал, как его сердце разбивается:

— Нет! — Он попытался ударом руки сбить клинок остриё в сторону, но меч уже был прижат к её коже, когда она начала прилагать усилие, и каким бы быстрым Тирион ни был, он не мог помешать ей пронзить свою грудь. От удара его руки клинок повело в сторону, и он оставил на её коже глубокий порез, едва не перерезав её ключицу надвое. Одновременно остриё вскрыло Тириону ладонь, перерезав сухожилия и кости.

Кровь была повсюду, но сердце Лиры по-прежнему билось. Остриё отклонилось раньше, чем успело достичь её сердца. Меч упал, глухо стукнувшись об пол, и Лираллианта сползла вниз по стене. Тирион опустился на колени рядом с ней:

— Я такой дурак. Прости меня.

Работая как можно скорее, он заживил повреждённые вены и кожу у неё на груди. Несмотря на глубину пореза и повреждённые кости, рана была не опасной для жизни, просто очень кровавой.

— Не надо было тебе этого делать, — продолжил он, лопоча, и одновременно исправляя повреждения. — Я того не стою. О чём ты только думала?

— Что я предпочла бы умереть любимой… чем жить с твоим презрением, — прошептала она. — Твоя рука…

Она поймала его запястье, и подняла повреждённую конечность. Значительная часть кисти и пальцев вяло свисала, а из перерезанных артерий хлестала кровь.

— Я это заслужил, — сказал он ей, когда она пережала своим эйсаром его кровеносные сосуды, останавливая кровотечение.

Лира мельком взглянула ему в глаза, а затем снова сосредоточилась на его руке, пока лечила её. Эта рана была гораздо серьёзнее той, что получила она сама, и сложность восстановления сухожилий, костей и связок затрудняла исцеление.

— У меня мало практики исцеления таких ран, — извиняющимся тоном сказала она, работая.

Она сделала всё, что смогла, заживила всё, и с помощью заклинательного плетения сделала перманентную нервную блокировку, которая не давала ему чувствовать боль.

Тирион осмотрел руку своими чувствами, и попытался ею подвигать. Его усилия увенчались лишь спазматическим подёргиванием, однако боли он не ощутил.

— Нам надо в Эллентрэа. Там целители гораздо лучше. Иначе ты, наверное, не сможешь больше пользоваться рукой, — прагматично сказала она ему.

Он оглядел её лицо, и увиденное заставило его устыдиться. Глаза Лираллианты были покрасневшими и опухшими, а её обычно безупречные волосы были спутаны и склеены в неожиданных местах, где на них попала кровь, уже успевшая засохнуть.

— Мне так жаль… — начал он.

Она кивнула, не зная, как ответить, выражение её лица было загнанным.

Тут он поцеловал её, и она отозвалась на этот жест голодными губами. Когда Тирион попытался было оторваться от неё, она схватила его за волосы, и притянула обратно:

— Ещё.

Это он вполне мог. Тирион не был способен исправить свои проступки и посягательства, но отказывать ей в поцелуе он не мог. С течением времени их целование становилось всё горячее, и в конце концов он поднял её с пола — одной здоровой, и одной неуклюжей рукой. Когда он мягко положил её на кровать, она разомкнула губы, чтобы сказать:

— Подожди. Мне нужно кое-что сказать тебе.

Он приостановился.

— Старейшины сказали, чтобы я подарила тебе ребёнка, — закончила она.

Это он уже подозревал, но сердце его изменилось:

— Старейшины могут идти нахуй. Чего ты сама хочешь?

— Я тоже этого хочу, — ответила она. — Я уже давно этого хотела.

— А можешь? — спросил он.

Она кивнула.

Тирион снова поцеловал её, и после этого она ещё некоторое время его не отпускала.

Глава 8

Золотые глаза смотрели на Тириона поверх сложенных домиком пальцев. Тиллмэйриас сделал короткую паузу, прежде чем бледно улыбнуться:

— Право же, Тирион, я думал, что мы эту стадию уже прошли.

Тирион заскрипел зубами:

— Я пришёл сюда не ради ехидных комментариев.

Хранитель знаний Прэйсианов цокнул языком:

— Не будь таким брюзгой. Я не насмехаюсь над тобой. Ты достаточно хорошо знаешь мой народ, чтобы понимать это. Мне всего лишь любопытно, как именно ты получил такую исключительную рану.

Тирион уже начал сожалеть о том, что явился в Эллентрэа. Лираллианта предлагала ему пойти к Байовару, одному из хранителей знаний Иллэниэлов, но Тириону не чувствовал себя удобно в присутствии кого-то из её рощи. Он знал, что Ши'Хар мало волновали раны их «детей», но всё же волновался о том, как они отреагируют, узнав о том, что он едва не убил Лиру. Конечно, ничего рационального в этом не было, но он ощущал себя в некотором роде так, будто это было как предстать перед родителями жены после того, как причинил боль их дочери.

К тому же, он знал, что инструкторы в Эллентрэа имели гораздо больше опыта исцеления боевых ран. Он сам пользовался их услугами так часто, что потерял счёт.

Он также подумывал о том, чтобы использовать свои странные способности делать что-то без использования эйсара. Однажды он невольно восстановил своё искалеченное ухо, когда создавал ураган, поэтому знал, что это было возможно, однако не был уверен, что хотел экспериментировать с чем-то настолько важным, как рука. У него было некоторое смутное представление о том, как действовать, но, с другой стороны, всё, что касалось этих способностей, было смутным.

Поэтому он в конце концов пришёл в Эллентрэа.

— Ты мог бы пойти к Кораллтису, — подал мысль Тиллмэйриас, имея ввиду другого инструктора Прэйсианов, руководившего лагерем рабов. — У него опыта больше, чем у меня.

«Знакомый дьявол — лучше», — подумал Тирион.

— Ты мне знаком больше, — признал он.

Ши'Хар Прэйсианов сверкнул белыми зубами:

— Я рад, что ты пришёл ко мне.

Тирион с подозрением нахмурился:

— Почему? — Из всех живущих Ши'Хар Тиллмэйриас был единственным, при мысли о ком у Тириона всё ещё пробегали мурашки по коже. Свой страх он покорил уже давно, но некоторые травмы были слишком глубоки, чтобы смелость могла полностью их побороть. Тиллмэйриас заведовал «уходом» за ним, когда он только прибыл в Эллентрэа, и тело Тириона всё ещё помнило наказания, которые он получал. Просто сидя напротив своего мучителя, он ощущал, как желчь подкатывает к горлу, а ноги начинают дрожать.

Однако он ни за что бы в этом не признался. С тех пор, как был подписан договор с Ши'Хар, Тиллмэйриас уже несколько раз выражал сожаление относительно своих прошлых действий, и этот хранитель знаний также действительно помогал и ему, и Лираллианте в некоторых сложных ситуациях. Если верить Байовару, Тиллмэйриас также был одним из наиболее ярых сторонников подписания договора между его народом и человечеством.

— Потому что это даёт мне ещё одну небольшую возможность искупить тот ущерб, который я когда-то тебе нанёс, Тирион, — ответил Тиллмэйриас. — Я знаю, что этого никогда не будет достаточно, но для меня это важно.

Как обычно, Тирион понятия не имел, как реагировать на такое внезапное выражение чувств со стороны Ши'Хар, поэтому просто пропустил мимо ушей:

— Значит, сможешь залечить? — Приложив усилие, он вытянул свою руку над столиком, и расправил перед Прэйсианом пальцы.

— Определённо. — Осматривая руку своими чувствами, Тиллмэйриас поднял бровь: — Это Лираллианта сделала?

— Несчастный случай во время тренировки, — солгал он.

— Да не рана, — сказал Тиллмэйриас, указывая на крошечное заклинательное плетение, продолжавшее блокировать афферентные нервы в запястье Тириона. — Вот это.

— О, — с некоторым облегчением сказал Тирион. — Да, первой лечила меня она.

— Неумело, — фыркнул хранитель знаний, — однако она очень молода. Ты бы и сам справился лучше.

Тирион зыркнул на Ши'Хар, злясь на то, как тот пренебрегал усилиями Лиры:

— Я был в тот момент весьма отвлечён.

— Неужели? — с расширенными глазами сказал Тиллмэйриас. — Я видел, как ты лечил себя в очень трудных обстоятельствах на арене.

— Особой разницы не было, — сказал Тирион. — Даже если бы я смог справиться несколько лучше, я знал, что мне всё равно в конце концов потребуется обратиться к эксперту.

Тиллмэйриас уже работал над его рукой, и Тирион был рад нервной блокировке, наблюдая, как тот рассекает сухожилия, и выравнивает их, прежде чем снова срастить. Хотя работа была тонкой, Тиллмэйриас продолжал болтать:

— Думаю, что я мало что смогу сделать с синяком у тебя на лице. Ты его получил в результате этого же несчастного случая?

Хранитель знаний имел ввиду синяк, который Тирион получил позже. Два дня спустя его подбитый глаз был окружён впечатляющим разнообразием пурпурных и синих тонов.

— Что-то вроде того, — нехотя ответил он. Фингал был подарком от Кэйт, когда та увидела результат его «разговора» с Лирой. Тирион удержался от желания закрыться щитом, чтобы она не повредила об него руку, но если бы он осознавал, насколько мощным будет её удар, то мог бы и передумать.

«Это рыжее чудовище действительно знает, как надо бить», — уныло подумал он.

* * *

В Албамарл он вернулся ближе к вечеру. Название этого места изначально применялось только к его дому, но с некоторых пор они стали использовать его, чтобы обозначать всё их небольшое поселение в целом.

Он собирался проверить, как идут дела у Раяна, но Энтони поймал его во дворе, когда Тирион подходил к большому зданию, где жили его дети.

— Работа занимает слишком много времени, — без предисловий сказал молодой человек.

— Поэтому я и приставил к ней сразу вас четверых, — чёрство ответил Тирион.

Однако его сын не останавливался:

— Ты сказал, что хотел пятнадцать ящиков к концу недели, но мы не успеем закончить их в таком количестве…

Тирион вперил в него холодный взгляд:

— Почему?

Энтони сделал глубокий вдох:

— Дело в камне. Если бы нужно было сделать только чары, то мы, наверное, успели бы вовремя. У каждого из нас уходит лишь полдня, чтобы закончить руны на каждом ящике, но перетаскивание камня и вырезание из него ящиков требует кучи времени и сил. Нам нужно больше помощников, особенно для простой работы, вроде перетаскивания материала из каменоломни.

— А где рабы? Иан и Лэйла должны уже скоро переселять их сюда.

Парень покачал головой:

— Раян говорит, что первые жилища не будут готовы ещё несколько недель. Что бы ты ему там ни поручил, это занимает большую часть его времени, но я вот что подумал — почему бы не оставить их в Эллентрэа? По крайней мере, на время. Мы можем приводить их сюда днём, а вечером отсылать обратно…

— Никто из тех, кто работает здесь, не должен вернуться обратно. Кто знает, что они могут увидеть? Скажи Лэйле, чтобы завтра привела двадцать человек. Половину приставим работать над жильём, а остальные могут помогать вам с работой по камню, — приказал Тирион.

— Нам негде их держать!

— Пусть спят на земле. Это придаст им дополнительную мотивацию закончить работу побыстрее.

Энтони открыл рот, и почти сразу же закрыл. Он чувствовал, что спорить с отцом бессмысленно.

Тирион начал отворачиваться, но затем приостановился:

— Ты Раяна видел?

— Нет, он исчезает каждое утро… вместе с Эммой, — заметил молодой человек с ноткой неодобрения в голосе.

— Я поручилим кое-какую совместную работу.

Энтони выглядел озабоченным:

— Ты уверен, что это мудро?

— Мудрее, чем подвергать сомнению мои решения, — с опасной улыбкой ответил Тирион. — Да и вообще, с ними Блэйк.

— Блэйк вернулся час назад, — сделал наблюдение его сын.

* * *

Тирион нашёл их полчаса спустя именно там, где им и полагалось быть, о каковом месте он, конечно, никому другому не сказал кроме Блэйка и Бриджид.

Вход был менее чем в четверти мили от Албамарла, в направлении к предгорьям, тянувшимся за пределами границ Рощи Иллэниэл. Это место было хорошим потому, что земля здесь была слишком твёрдой, чтобы старейшины могли пустить корни. Вход был встроен в один из первых каменистых склонов скал.

Двери пока не было, но это было не важно. Её доделают потом. За дверным проёмом была пещера, уходившая вниз, прежде чем повернуть назад, и углубиться ещё дальше. Первая комната была по меньшей мере в сотне ярдов под землёй, и почти прямо под входом. Она тянулась на пятьдесят ярдов во всех направлениях, с высеченными в стенах маленькими альковами. Но Эмма и Раян были не там — они были ещё дальше, где их не видел его магический взор.

Тирион шёл через помещение, пока не достиг последнего алькова. От других этот почти не отличался, но когда он приложил к нему ладонь, и закрыл глаза, каменная стена растаяла, открыв ещё один туннель. Открыть эту дверь могли лишь Тирион и Эмма, и пока что ни один из остальных его детей даже не смог ощутить присутствие за этой стеной туннеля. Тирион лично убедился в этом, наблюдая за реакцией Энтони и Вайолет, когда он впервые показал им это помещение, и указал им, где будут расположены стазисные ящики, когда будут готовы.

В магическом взоре земля откликалась чувством целостности и плотности. Даже Тирион не ощущал ничего необычного, когда подходил к туннелю. Не знай он заранее о том, что туннель там, он бы никогда не заподозрил его присутствие.

Но земля отозвалась на его зов, и открыла путь, когда он заговорил с ней. Туннель закрылся позади него, когда Тирион стал спускаться, снова защищая лежавшие внизу тайны. Помимо Эммы и Раяна лишь Бриджид знала о существовании скрытого туннеля.

Тот вёл его всё глубже под землю, пока Тирион вообще не перестал ощущать поверхность у себя над головой — и там-то он их и нашёл.

Раян обнимал сестру рядом с каменным бассейном, наполненным водой из близлежащего ключа. Вода вытекала из бассейна, и бежала прочь по каналу вдоль одной из стен большой комнаты, прежде чем уйти в ещё одно отверстие. Ключа раньше не было, ещё за день до этого бассейн был сухим.

Эмма лежала тихо, её голова покоилась у Раяна на коленях, а тот гладил её по волосам. Она, похоже, была без сознания.

— Она в порядке? — спросил Тирион, приближаясь к ним.

Раян поднял на него взволнованный взгляд:

— Думаю, да, наверное. Едва пронесло. В этот раз я её почти потерял.

— Вода?

Раян кивнул.

Тирион нахмурился:

— Вода хаотична, ей не следовало рисковать. Гораздо проще придать земле форму, создавая в ней каналы для воды.

Взгляд Раяна вспыхнул:

— Тогда, быть может, тебе следовало заниматься этим самому, — с горечью сказал он.

Обычно Тирион плохо реагировал на вызывающее поведение, но в этот раз тщательно выбирал слова:

— Возможно, ты прав, но я не могу делать всё лично. Она сама вызвалась.

Раян отвёл взгляд:

— У неё были на то причины.

«Повод побыть с тобой наедине», — подумал Тирион, но был не настолько глуп, чтобы испытывать терпение сына, произнося это вслух.

— Вы далеко продвинулись. Как только Блэйк закончит со светильниками, и вы поставите дверь, помещение будет почти готово к использованию.

— Ты всё ещё не сказал нам, для чего планируешь его использовать, — заметил Раян. — Зачем тебе здесь вода?

— Ты на самом деле не хочешь этого знать. Скорее всего, кое-что ты уже и сам понял, изучая планировку, — сделал наблюдение Тирион.

— Тебе придётся нам сказать. Тебе потребуется помощь, — сказал молодой человек.

Тирион вздохнул:

— Я знаю, что ты предан нашему делу, Раян, но сердце твоё для этого слишком мягкое. Когда мне понадобится помощь, запачкать здесь руки я попрошу других.

— Сперва я думал, что это может быть убежище, — низким голосом сказал Раян. — Тогда необходимость воды имела бы смысл, но двери для этих более мелких комнат внесли ясность. Это не жилые помещения — это тюремные камеры.

Тирион пересёк центральную область, остановившись, чтобы изучить гладкие стены одной из камер.

— Можно и так сказать, — ответил он.

— Как думаешь, что с ней будет? — внезапно спросил Раян, меняя тему.

— М-м-м?

Его сын с взволнованным выражением изучал черты лица Эммы:

— Я хочу сказать, если она будет продолжать в том же духе. Каждый раз — по-другому. Когда она возвращается, Эмма другая — она будто забывает, кто она такая, или даже что она такое. Она забывает, кто я, а вчера прошло несколько минут, прежде чем она вообще смогла говорить. Как ты думаешь, что оно с ней делает?

Тирион прошёл обратно, и посмотрел на них двоих. Вместе они составляли прекрасную картину, картину молодой любви, если бы только не смешивающая все карты природа их родства.

— Я не знаю, Раян, я честно не знаю. Ты как будто становишься чем-то другим, а когда это заканчивается, бывает трудно понять себя. Иногда всё не так плохо, если погружаешься неглубоко, но чем больше ты хочешь сделать, тем дальше нужно заходить. Ощущение такое, будто зайдя слишком далеко, ты на самом деле станешь тем, с чем работаешь, что бы это ни было — ветер или земля. Думаю, мы можем потеряться, если это случится. Поэтому я приставил тебя приглядывать за ней.

Раян убрал свою руку от лица Эммы, чтобы не потревожить её, когда сжал ладонь в кулак:

— Но ты по-прежнему считаешь, что ею стоит рисковать?

— Нет, я так не считаю, — сказал Тирион, — но ради этого я рискну всем. Она считает, что ради этого ей стоит собой рисковать, и я не буду лишать её этого выбора. Всё, что я могу сказать: если вы двое переживёте грядущие испытания, то я приложу все усилия, чтобы дать вам шанс увидеть новый мир, который последует за этими кровавыми делами, но гарантировать ничего не могу.

— А мы заслуживаем такого шанса? — спросил Раян голосом, в котором прозвучали нотки раскаяния.

— А это ещё что значит?

— Дело в том, что мы чувствуем друг к другу, — ответил молодой человек. — Я знаю, что ты наверняка уже подозреваешь нас. Это неестественно. Это неправильно. — Раян ненадолго замолчал, снова гладя Эмму по волосам. — Однако я ничего не могу с собой поделать. Думаю, мы прокляты.

— Весь этот ёбанный мир проклят, парень, но я не думаю, что к этому можно причислять вашу любовь. Заводить детей я бы вам не советовал, но я — последний, кому следует судить о чужих грехах, истинных или мнимых.

Раян поднял взгляд:

— Ты действительно так думаешь?

— Ага, — сказал Тирион, — и я думаю, что Эмма это тоже уже знает. Разве не так, девочка?

Она открыла глаза:

— Я усваиваю не так медленно, как он, — ответила она, накрывая ладонь Раяна своей собственной.

Её брат быстро отдёрнул руку, будто обжёгшись:

— И давно ты в сознании? — Сдвинув ноги, он осторожно убрал её голову со своих колен, и отодвинулся в сторону.

— Почти с тех пор, как я сюда пришёл, — сказал Тирион. — Тебе следует внимательнее следить за её эйсаром.

— Надо было что-то сказать Эм, — упрекнул её Раян.

Эмма улыбнулась:

— Я просто наслаждалась моментом. Ты вообще перестал брать меня за руку, но когда думаешь, что я сплю, ты ужасно милый.

Раян покраснел, но в темноте никто этого не увидел. Тирион понял это лишь по перемене выражения его лица, и по тому, как скакнуло сердце парня.

— Теперь, когда вы оба в сознании, нам нужно поговорить. Это — хорошее начало, но нам нужно больше.

— Чего именно больше? — с подозрением спросил Раян, обрадовавшись возможности отвлечься.

— Больше таких вот мест, и чтобы этажей было больше, скрытых и не очень, — сказал их отец. — Это место — лишь начало.

Эмма нахмурилась:

— И сколько ещё их нужно?

— Раяну понадобится помощь, чтобы это выяснить, — сказал Тирион. — Он с такими вычислениями справляется лучше, но я уверен, что потребуется гораздо больше, чем мы имеем сейчас.

Сын Тириона был ошеломлён:

— Ты не можешь ожидать всего этого от неё! Ты же знаешь, как это опасно!

Эмма успокаивающе подняла ладонь:

— Раян, пожалуйста. Это не так уж скверно. Большое помещение или маленькая комната, разницы почти нет. Я ведь на самом деле не работаю сама, земля всё делает.

— Как только начнут завозить рабов, у вас появится гораздо больше помощников, чтобы заниматься доводкой, — заверил их Тирион. — Ей нужно заниматься только большими вещами, делать которые одной лишь магией было бы слишком долго.

— И сколько человек ты планируешь держать в таких местах? — спросил Раян.

И Тирион ему сказал.

Глава 9

Эйлэя́на Прэйсиан тихо шла по опавшим листьям. Земля под ними была влажной, и благодаря этому опавшая листва оставалась мягкой, поэтому её лёгкие шаги были приглушены, почти неслышны. Это было одной из причин, почему она любила прогулки после дождя, но она бы гуляла даже в сухую погоду.

Она была рада тому, что жила именно здесь, у границы Прэйсианов, за которой начиналась Роща Иллэниэл, поскольку это значило, что она всегда была недалеко от края предгорий. Лишь выходя за границу рощи, она могла найти солнце, а солнце она любила больше всего.

Дождь миновал ещё вчера, поэтому небо представляло из себя картину облаков, разбросанных по синему полотну такого размера, что не хватало воображения. Солнце дразнило её, время от времени скрываясь за редкими облаками, лишь чтобы вынырнуть, и ослепить её, ожидавшую света. Солнце цеплялось за её золотые волосы, и несмотря на то, что её глаза, казалось, были того же цвета, что и солнце, она всегда была вынуждена щуриться и прикрывать глаза своими чернокожими ладонями.

Эйлэяне было далеко за двести, и в мире, который был плотно населён старейшинами, могло пройти очень много времени, прежде чем ей дадут место, где можно пустить корни, если это вообще произойдёт — но она не была против. Её устраивала тихая жизнь, и она хотела лишь тёплое ощущение падающего на кожу солнечного света.

Поэтому она была весьма шокирована, когда свет исчез, сменившись безжизненной пустотой. Нет, не безжизненной — в лишённом света пространстве было трое других, баратти, две женщины и мужчина. Одна из них, наверное, была из Эллентрэа, поскольку создавала щит невидимости, окружавший область, на которую наткнулась Эйлэяна.

Теперь она увидела их своим магическим взором, хотя света внутри этой сферы не было. Мужчина смотрел на неё, не двигаясь, а женщина шагнула к ней. Но даже в этот момент она не чувствовала никакой тревоги, лишь любопытство:

— Что вы…

Мир завертелся вокруг Эйлэяны, когда она свалилась на тёмную землю у себя под ногами. Женщина ударила её без предупреждения. Она даже не использовала эйсар, просто ударила ладонью снизу вверх, заставив Эйлэяну резко запрокинуть голову прежде, чем она поняла, что на неё напали. Второй удар попал ей в живот, а последний пинок ноги — по голове. Мир исчез.

— А теперь как? — спросила Бриджид, обращаясь к своему отцу.

— Лучше, — ответил он. — Эту ты, по крайней мере, не убила.

— Он застал меня врасплох, — проворчала Бриджид.

— Врасплох, тебя? Ты его порубила на три части ещё до того, как он вообще зашёл в сферу! Лэйла сказала тебе, что он вот-вот дойдёт до нас. Как он мог застать тебя врасплох?

— Меня застало врасплох то, насколько мне нравилось его убивать, — ответила темноволосая девушка. — Сдерживаться оказалось труднее, чем я ожидала.

— Учись держать себя в руках, — сказал Тирион, — иначе в следующий раз я тебя с собой не возьму. Я взял тебя в качестве одолжения, но если ты и дальше будешь их убивать, то ты для меня бесполезна.

— Тогда зачем ты сохранил его голову? — вставила слово Лэйла.

— Возможно, я сумею что-нибудь узнать, изучая её, но мне определённо не нужны новые трупы. Позаботься о том, чтобы отныне все они были в целости, Бриджид.

После того, как она порубила первую цель на куски, Тирион попросил землю проглотить разрубленное тело мужчины, но голову этого Ши'Хар он сохранил. Он надеялся, что её препарирование могло предоставить ему новую информацию.

— Поднимай её, Бриджид, нести её будешь ты.

Его дочь стала было упираться:

— А почему Лэйла не может её нести?

— Я бы предпочёл, чтобы она сосредотачивала всё своё внимание на том, чтобы скрывать нас, — терпеливо сказал он ей. — Обратный путь будет долгим.

— Я всё ещё не понимаю, зачем они тебе живыми, — пожаловалась Бриджид. — Я смогу позже поиграть с ней?

— Нет, — рявкнул Тирион. — Мы забираем их не для пыток — это было бы бессмысленно, хотя я сомневаюсь, что они поблагодарят нас за нашу доброту. — Он улыбнулся себе. То, что он планировал, не было пыткой, но он не сомневался, что для его субъектов это будет чрезвычайно неприятно.

— Так легко получилось, — заметила Бриджид. — Не вижу, почему мы не можем просто взять ещё нескольких. Мы могли бы взять столько, сколько тебе нужно, а с лишними я могла бы поиграть.

— К этому я ещё совсем не готов. К тому же, хотя Ши'Хар не особо волнуются о своих детях, если исчезнет больше чем несколько особей, то они точно начнут гадать, что же происходит, — объяснил Тирион. — Сейчас я не могу себе позволить вызывать их подозрения.

Бриджид левитировала тело пленённой Ши'Хар позади них, когда они пошли обратно, а Тирион шёл рядом, внимательно следя за её ментальным состоянием. Когда Эйлэяна начинала пробуждаться, он использовал свою силу, чтобы заставить её разум погрузиться в глубокий сон.

Лэйла вела их, оставив в своём щите невидимости лишь маленькое отверстие для проникновения света. Поскольку лишь она могла видеть, остальные шли как можно ближе к ней, но даже так размеры щита, который она создавала, начинали серьёзно подтачивать её резервы силы. В отличие от Тириона и его детей, надзирательница не имела кажущихся бездонными объёмов эйсара.

Тирион настоял на том, чтобы она начала скрывать их движение ещё до того, как они покинули Албамарл тем утром. Он не хотел, чтобы хоть кто-то наблюдал за их перемещениями. С тех пор прошёл уже не один час. И щит поначалу был меньше, поскольку втроём они могли идти очень близко друг к другу, но с добавлением их бессознательной пленницы область, которую Лэйле приходилось скрывать, стала больше. Довольно скоро Лэйла начала понимать, тот факт, что даже маленькое увеличение диаметра её щита вызывало гораздо более сильное повышение требовавшейся для его поддержания силы.

Хотя воздух был относительно прохладным, она вспотела, и чувствовала, будто сердце трепетало в её груди, однако в таком темпе до Албамарла им оставалось идти ещё не один час.

— Проклятье, Лэйла! Держи щит стабильным! — выплюнул Тирион. Пузырь невидимости пошёл волнами, и сквозь него начали просачиваться тусклые волны света и эйсара.

— Я пытаюсь, — ответила она, возобновив свои усилия. — Не думаю, что смогу ещё сколько-нибудь долго укрывать такую площадь.

— Бросишь щит, и я тебя высеку до потери зрения! — пригрозил он.

Они пошли дальше, но Лэйла знала, что долго не продержится:

— Тирион, я так не могу.

— Чёрт побери! Ты что, ребёнок, Лэйла? Пора бы уже знать пределы своих возможностей. Ты сказала, что сможешь держать щит минимум полдня! А прошло лишь несколько часов.

— Я никогда не делала его настолько большим, — сказала она, хватая ртом воздух. Её дыхание стало частым и неглубоким. Ощущение было таким, будто она не могла набрать в лёгкие достаточно воздухе.

— Если рядом никого нет, то нам всё равно не нужен щит, — предложила Бриджид.

— Мы слишком близко к деревьям, — парировал Тирион. — Ты даже не осознаёшь, насколько далеко они видят.

— Они, наверное, спят, — ответила его дочь.

— Они не спят, и они не забывают, — сказал Тирион. — Возможно, пройдёт неделя, прежде чем они что-нибудь сделают. Думают они медленно, но никогда не следует допускать ошибку, считая их невнимательными. — Он положил ладонь Лэйле на плечо, её кожа была холодной и влажной. — Стой на месте. Дай мне несколько минут, и я позволю тебе отдохнуть.

Она кивнула, не доверяя своей способности говорить.

Тирион закрыл глаза, и раскрыл свой разум, направляя своё внимание вниз, позволяя своему сердцу ощутить ритм земли. Прохлада грязи и камня окутала его, и его границы расширились. Почва под их ногами сместилась, и они начали погружаться в землю.

Для Лэйлы и Бриджид это ощущение было тревожным, но они молчали, уходя всё дальше вниз по мере того, как грязь и почва текли вокруг них подобно странной жидкости, которая, казалось, на самом деле так и не касалась их, и не намачивала. Когда земля наконец остановилась, они были минимум в двадцати футах под поверхностью, внутри большого воздушного кармана диаметром в десять футов.

— Можешь бросить щит, — уведомил Лэйлу Тирион. Его голос звучал странно, с диссонирующими интонациями.

Она так и поступила, но не перестала волноваться:

— Мы не настолько глубоко. Они смогут нас почувствовать.

— Мы — всего лишь камни, — ответил Тирион, и его слова, казалось, вернули часть своего нормального тембра.

— Он прав, — сказала Бриджид. — Если бы ты могла отойти, и посмотрела бы магическим взором назад, то нашла бы лишь твёрдую почву. Он и раньше так делал.

Надзирательница ничего не поняла, но она была к этому привычна, поэтому поступила так, как поступала обычно — перешла к прагматичным вопросам:

— И что дальше?

— Ты — отдыхай, — ответил Тирион. — Столько, сколько потребуется. Когда будешь готова, мы вернёмся наверх, и проделаем остаток пути.

— Мне может потребоваться довольно долгое время, чтобы хватило сил на весь обратный путь. Этот более крупный щит утомляет меня гораздо быстрее, чем я ожидала. Я истратила почти всё, что у меня было, чтобы довести нас до этого места. Я обессилена. Могут уйти часы, прежде чем я буду готова, — объяснила Лэйла.

— Мы можем подождать, — ответил он, поудобнее прислонившись к стене их подземной полости.

— А что насчёт воздуха? — спросила Лэйла.

Тирион ответил, не открывая глаз:

— Я его обновлю, когда он станет затхлым.

— Значит, не засыпай, — предупредила она. — Не хочу проснуться уже мёртвой.

Тирион улыбнулся:

— Не волнуйся — когда ты начнёшь задыхаться, твоё сердцебиение участится. Ты проснёшься задолго до того, как умрёшь.

— Откуда ты знаешь?

Этот вопрос заставил его призадуматься. Он уже чувствовал прежде тяжёлое биение своего сердца, когда его лишали воздуха в некоторых из наиболее ранних боёв на арене, но тогда он не знал, как именно это работало, а теперь — знал. Концентрация углекислого газа в крови стимулировала мозговой центр, который учащал сердцебиение, и активировал адреналиновую реакцию. Чем больше он об этом думал, тем дальше уходило его знание, прослеживая цепочку фактов в огромном объёме информации, которую Ши'Хар собрали за века.

Обладание информацией было одним делом, а понимание её — совершенно другим. Для этого нужны были время и мысли. Ему нужно было обдумать знание, которое он заполучил, чтобы знать правильные вопросы, чтобы найти нужные ответы. Его разум стал лабиринтом, и укротить его можно было лишь одним способом — ходить по лабиринту, пока тот не станет знакомым.

Отложив эти мысли в сторону, он ответил:

— Не волнуйся на этот счёт, просто отдыхай.

После этого они перестали говорить, но, несмотря на закрытые глаза, заснуть он не мог. Тирион делал то, что делала почти всегда, когда бодрствовал, с тех самых пор, как каким-то образом превратился из дерева обратно в человека — он ходил по лабиринту.

Его разум изменился с тех пор, как он принял лошти — изменился настолько, что порой пугал его. Теперь его память стала почти идеальной — какой бы механизм ни хранил информацию Ши'Хар в лошти, теперь он делал то же самое со всем, что Тирион переживал. Он мог вспомнить завтрак, и не только этим утром, но и каждым утром с тех пор, как съел странный плод Ши'Хар.

Его мысленная концентрация также изменилась, обострившись в таких отношениях, о которых он никогда прежде не задумывался. Имея в своём распоряжении так много информации, было бы легко потеряться, но его мысленный взор никогда не сходил с пути — он мог отслеживать цепочки мыслей или воспоминаний от одного конца до другого, не теряя нити рассуждений, сколько бы ответвлений ему ни встречалось на пути.

Однако что действительно его волновало, так это изменения в его личности. Поначалу они были неуловимыми, сердцевина его «я» оставалась прежней, а вся полученная им информация была просто информацией. Большая её часть лежала на тёмных полках на задворках его мозга, пыльная и неиспользуемая, но по мере того, как он её разгребал во время праздных моментов, это знание просачивалось в центр его сущности.

Это было подобно обладанию библиотекой. Знание лошти было подобно безграничному запасу книг. Эти книги лежали, дремлющие, безмолвные, пока он не начинал их изучать, но как только это происходило, они цеплялись за его личность. Этот процесс бы быстр, гораздо быстрее чтения настоящей книги — ему просто нужно было подумать о том, что он узнавал, и выяснить, как это сочеталось в другими вещами, которые он усвоил прежде. Процесс не был мгновенным, но всё же был слишком быстрым, чтобы Тирион мог чувствовать себя комфортно, и, что хуже, этот процесс, похоже, убыстрялся.

Чем больше знаний он интегрировал, тем проще было добавлять новые знания, поскольку для каждой новой частицы было больше знаний, с которыми она могла бы соединиться. Это пугало Тириона, и порой он почти желал о том, чтобы снова стать деревом. Бытие старейшин Ши'Хар было гораздо медленнее, никакой спешки. В таком состоянии было невозможно представить, чтобы информация могла захлестнуть его сама по себе.

Чем дальше он продвигался, тем более далёкими и неважными становились его желания, и менее важными казались люди вокруг него. Они были эфемерны в сравнении с лежавшими в его разуме несколькими вечностями. Единственной эмоцией, всё ещё казавшейся по-настоящему важной, было его желание расплатиться с Ши'Хар за всё, что они сделали с этим миром… и, быть может, любовь, которую он чувствовал к Кэйт, Лире и своим детям, хотя за неё удержаться с каждым днём становилось всё сложнее.

Ненавидеть было проще. Ненависть горела жарче, и её было труднее забыть, чем более мягкие его эмоции.

«Во что я превращаюсь?»

Перед его мысленным взором стояли, маня, два варианта — один был холодным, бесстрастным существом чистого интеллекта, а второй был интеллектом, которым правило лишь желание, бывшее достаточно жарким, чтобы выжить под ливнем информации — пламя отмщения. «Деревянный человек или страстный мститель — кем же я буду?». Ни один из них не сохранит его более нежные чувства, и ни один из них не сохранит ему здравие ума, но один из них был бесконечно человечнее. «По крайней мере, у одного из них есть стремление, цель, в то время как второй — это практически смерть…»

Но было ли это реально? Действительно ли ему необходимо было сделать этот выбор? Судя по его ощущениям, именно так и было, но, быть может, вихрь перемен, которые он переживал, скрывал возможность остаться более-менее приличным человеком. Со временем он сможет приспособиться, сможет найти покой, стать хорошим человеком — Даниэл Тэнник всё ещё существовал где-то, заточённый целой жизнью насилия, а теперь ещё и осаждаемый лавиной чужеродного знания. Сможет ли этот человек найти способ сосуществовать с настоящим, выковать будущее без нужды в воздаянии?

«Это я смогу решить позже», — осознал он. Никакие его действия не были необратимы, покуда их не раскрыли. Пусть Тирион продолжит планировать и готовиться, и если мир возможен, и если он захочет мира, то, быть может, в будущем он сможет принять такое решение. Пока же он будет готовиться к худшему. «И если худшее случится, то я буду наблюдать за тем, как горит этот мир».

Как бы то ни было, он никогда не позволит себе стать деревянным человеком.

Его сердцебиение значительно повысилось, и он заметил, что учащённо дышит. Пришло время освежить их запас воздуха.

Прошло примерно три часа, прежде чем Лэйла почувствовала себя способной продолжить их путь, но несмотря на продолжительный отдых, она не смогла довести их до самого конца, и снова была вынуждена остановиться. Им пришлось повторить свою тактику скрывания под землёй.

Время и сложность их экспедиции не остались незамеченными Тирионом, и он твёрдо решил улучшить ситуацию к моменту их следующей вылазки. Он чувствовал уверенность в том, что ему понадобится намного больше подопытных, и делать это вот так вот было слишком затратно по времени. Ему нужен был маг Морданов.

Такой мог оказаться в первой партии рабов из Эллентрэа, но вероятность этого была мала. Большинство рабов в Эллентрэа были Прэйсианами. Менее чем каждый десятый был получен по обмену из другой рощи с иными дарованиями. Тирион мог послать Иана и Лэйлу забрать рабов из Сабортрэа, где большинство магов были Морданами, но беспокоился о том, что это может выдать его замыслы.

Был вариант получше — позаботиться о том, чтобы они тщательно отбирали рабов, когда отправятся в Эллентрэа, и чтобы заполучили одного из тех немногих Морданов, что были там.

Как только они достигли скрытого входа в подземное убежище, он отпустил Лэйлу. Вымотанная, она были лишь рада тому, что её отправили домой. Бриджид последовала за ним вниз, их бессознательная пленница плыла следом за ней.

Когда они наконец достигли «тюрьмы», он указал ей положить Ши'Хар в длинный ящик, установленный в центре камеры.

— Ты собираешься положить её в стазисный ящик? — с удивлением спросила Бриджид.

Тирион рассеянно кивнул:

— Конечно, это же лучший способ держать их свежими. К тому же, ещё и не придётся волноваться о попытках бегства, пока она тут лежит. Я не могу себе позволить слишком долго держать кого-то из них вне ящика без внимания. Они, может, и не такие сильные, как мы, но заклинательное сплетение может открыть им много разных способов сбежать или, что хуже, подать весть своей роще.

— Свежими, — пробормотала Бриджид, вертя это слово у себя в голове.

Тирион улыбнулся ей:

— Именно. Я использую камеры, когда мне нужно будет их состарить, но лишь после того, как я сделаю их содержание вне стазисного ящика безопасным.

Бриджид была сбита с толку, но не готова была признаться в этом перед стоим отцом. Вместо этого она спросила:

— Что ты подразумеваешь по «безопасным»? Если ты собираешься её убить, то, пожалуйста, позволь мне помочь…

Тирион покачал головой:

— Нет, я не собираюсь её убивать. Я удалю её способность к заклинательному плетению. Как только это будет сделано, она больше не сможет сбежать, если, конечно, переживёт эту процедуру.

Бриджид уставилась на него с открытым ртом:

— Это вообще возможно?!

Он улыбнулся:

— Вполне может быть, хотя я уверен, что приятного в этом ничего не будет, и мне может понадобиться гораздо больше субъектов для проверок моей идеи, прежде чем я научусь делать это правильным образом. И, конечно, даже после того, как я придумаю рабочий метод, нам потребуется больше субъектов для следующей стадии. Надеюсь, ты готова работать не покладая рук, Бриджид. Эта лаборатория позже станет значительно больше, и мне нужно будет, чтобы ты поддерживала её полностью обеспеченной материалом.

— Лаборатория? — спросила она, впервые слыша это слово. — Что ты будешь делать после того, как удалишь их способности к заклинательному плетению?

— Ну-ну, Бриджид, — неодобрительно сказал он, — давай не будем забегать вперёд. Мы же не хотим портить сюрприз. — «К тому же», — молча добавил он, — «даже ты можешь посчитать меня сумасшедшим, если я расскажу тебе, что планирую».

— Они будут страдать? — с пристальными интонациями спросила его дочь.

Тирион посмотрел ей в глаза:

— Страдание не является для меня здесь самоцелью, но я полагаю, что оно будет неизбежным для большинства из них. Тебе этого достаточно?

— Да, покуда я могу наблюдать, — ответила она.

Её отец кивнул:

— Большую часть времени — определённо, если только у меня не будет для тебя других задач.

Глава 10

Женщину Прэйсианов они оставили в стазисном ящике, а голову мужчины Ши'Хар Тирион оставил на одном из двух столов в лаборатории. Второго стазисного ящика для неё у него пока не было. В помещениях наверху были другие ящики, но они были построены для целых тел, и ему в этот момент не хотелось один из них двигать. Тирион сомневался, что голова успеет слишком разложиться за ночь, поэтому не стал себя утруждать.

После этого они с Бриджид пошли домой. Когда лаборатория будет закончена, там будет второй выход, который будет оканчиваться в его спальне, но пока он ещё не был завершён.

Увидев во дворе телегу, Тирион удивился. Телеги не были необычны сами по себе, но их собственные держали в спроектированном Раяном длинном сарае. Эта же принадлежала кому-то другому, и была припаркована рядом с парадным входом.

— Похоже, у нас гости, — прокомментировал он.

Цепи Бриджид зашуршали, поднимаясь в воздух вокруг неё.

— В этом нет нужды, — заверил он её. — Наверное, это кто-то из Колна, а не какая-то угроза.

В главной комнате они обнаружили Тома и Элис Хэйсов, а также Кэйт и Лэйлу. Их сын Тад стоял неподалёку вместе с Сарой. Похоже было, что они вошли посреди весьма напряжённой беседы. Все головы повернулись, отслеживая его взглядами, когда Тирион вошёл в комнату, но их внимание не зацепилось за него. Секунду спустя все перевели взгляды на Бриджид, которая была почти голой, и была окружена извивавшимися вокруг неё в воздухе цепями.

Тирион ухмыльнулся, прикидывая, какое воздействие такая картина наверняка оказывала на посетителей из Колна.

— Добрый вечер, — официально произнёс он.

Элис Хэйс какое-то время пялилась на Бриджид, а затем проверила, куда смотрит её муж, Том, и на её лице мелькнуло раздражение, когда она заметила, что его взгляд прикован к сексапильному телу девушки.

Кэйт прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть улыбку, а Лэйла, похоже, вообще не понимала, почему их гости так реагируют. Первой вмешалась Сара:

— Бриджид, почему бы тебе не переодеться во что-нибудь?

— Отец сказал, что я могу ходить как хочу.

— За исключением визитов в город, — напомнила Сара.

— Мы не в Колне…

Сара перебила:

— Однако Колн явился к нам, так что будь внимательней к нашим гостям.

Пришёл черёд Бриджид раздосадоваться, но когда её вопросительный взгляд упал на её отца, он указал на дверь:

— Охранять меня не нужно, Бриджид. Можешь уходить. Если хочешь снова вернуться к нам, то обязательно что-нибудь надень. — Его голос был твёрдым и непоколебимым.

Она угрюмо опустила взгляд, и отвернулась. Когда она уходила, Том Хэйс с острым интересом наблюдал за её задницей, пока Элис не ткнула кулаком ему в плечо.

Тирион проигнорировал внезапное смущение Тома:

— Давайте перейдём в обеденный зал. Не думаю, что здесь у нас достаточно стульев для удобной беседы.

Обеденный зал был добавлен в прошедшем году. В него можно было войти из кухни в правой части дома, и его занимал большой деревянный стол, за которым можно было усадить тридцать человек, хотя стульев хватало лишь на десять. Вдоль одной из сторон стола до сих пор стояла длинная скамья, но Кэйт планировала в конце концов заменить её, когда стульев у них будет достаточно. Однако до этого, возможно, было ещё очень далеко, поскольку лишь Вайолет интересовалась изготовлением такой мебели, а у неё теперь были другие задачи.

Впрочем, сейчас их гостям десяти стульев более чем хватило. Тирион пошёл к голове стола, и указал на изящные сидения:

— Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

Сара и Тад сели на скамью напротив гостей, которых побудили сесть поближе к Тириону. Кэйт и Лэйла сели рядом с ними.

Сара взяла инициативу в свои руки:

— Родители Таддиаса здесь для того, чтобы обсудить предложение, которое мы выдвинули несколько дней назад.

Тому Хэйсу, похоже, было явно не по себе сидеть настолько близко к мужчине, который когда-то наставил ему рога, а потом похитил у него сына. Тот факт, что он вообще готов был здесь сидеть, являлся свидетельством того, как улучшились их отношения за последний год. Его жена, Элис, казалась ещё более скованной, и избегала смотреть на Тириона прямо.

— Уверен, Сара и Тад объяснили его вам целиком, так ведь? — спросил Тирион.

Том кашлянул:

— Объяснили, но, если быть честным, трудно было отдать должное их словам. Ты действительно намереваешься построить новый город?

— Я бы не стал утверждать такое в качестве шутки, — объявил Тирион. — Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы не сомневаться в этом.

Сделав глубокий вдох, Том продолжил:

— Но где ты добудешь ресурсы? У тебя недостаточно людей. Такие вещи требуют времени…

— Людей? — перебил Тирион. — Я думал, что ясно дал понять. Колн и Дэрхам будут моими людьми.

— Твоими людьми? — недоверчиво сказала Элис. — Люди Колна нажились на нашей торговле, но они слишком боятся тебя, чтобы переехать сюда. Те, кто живёт в Дэрхаме, вообще едва тебя знают.

Тирион откинулся назад, сложив пальцы перед собой домиком:

— Помните тот день, когда я пришёл в Колн, и забрал детей?

Том и Элис и так уже нервничали, но при воспоминании об этом их лица покраснели.

Тирион улыбнулся:

— Конечно же помните. Я взял вашего сына в заложники, и заставил вас двоих обманом собрать для меня остальных. Уверен, событие это было неприятным, но в итоге вы поняли необходимость тогдашних моих действий, хотя в тот момент не оценили моих усилий.

Том протянул руку к чашке с водой, стоявшей перед ним. Его рука тряслась, и когда он поднёс чашку к губам, то едва не подавился первым глотком. Элис держала руки у себя на коленях, вцепившись пальцами в ткань своей юбки.

— Однако в этот раз всё будет иначе, — продолжил Тирион. — Срочной необходимости нет. Теперь, когда мы обрели мир, я хочу использовать наши дарования, чтобы обеспечить процветание всего человечества. Неужели вы хотите препятствовать моей доброте? Это выходит далеко за рамки наших старых обид.

— Мой лорд, — перебил Тад. — Не нужно их пугать. Преимущества будут более чем достаточным стимулом. — Обратив своё внимание к Тому и Элис, он добавил: — Пап, посмотри на этот дом. Представь, что у тебя такой же, и не только у вас с мамой, а у всех. Мы собираемся построить целый город таких зданий… дома, лавки, все дела.

Сара кивнула:

— В прошлом всё человечество жило в таких местах. Мы хотим, чтобы так было снова. Мы можем сделать, чтобы так было снова. Даже фермеры и пастухи будут иметь дома, которым сейчас позавидуют богатейшие жители Дэрхама.

Мирный договор с Ши'Хар делает всё это возможным — это, и много больше. Людям больше не нужно бороться за выживание в холмах. Здесь, ближе к Рощам, почва лучше. Земля более гладкая, её проще возделывать. Наша магия может лечить большинство ран, и позволяет нам создавать богатство, прежде бывшее немыслимым. Это будет началом нового века процветания, и вы будете в первых рядах.

Тирион был удивлён и доволен красноречием и энтузиазмом Сары. Он и не осознавал, насколько близко к сердцу она приняла его идею. «Она была хорошим выбором. Её страсть заразительна». Она выбрал Тада для этой задачи из-за его связи с Томом и Элис, но теперь стал подозревать, что Сара, возможно, будет самой важной деталью, благодаря которой его план заработает.

Первой ответила Элис:

— Мы понимаем, что вы предлагаете, но люди противятся переменам. Многие не пожелают покидать свои дома. Всё это звучит чудесно, и если кто-то и сумеет претворить это в жизнь, то это ты, и твои братья и сёстры. Я просто не думаю, что есть какой-то способ убедить целых два города разом переехать.

— Им не обязательно переезжать всем сразу! — объявила Сара. — Они могут приезжать небольшими группами. Увидят, что мы строим им, и расскажут своим друзьям и соседям. Не обязательно, чтобы это происходило быстро.

«Проклятье», — подумал Тирион. «Я ей такого не говорил». Но пути назад уже не было. Яростно размышляя, он пересмотрел свой план. Чем больше он его обдумывал, тем больше осознавал, что его прежняя идея была неразумной. Людей нельзя было переместить всех сразу. Это придётся делать поэтапно. Даже при осторожной работе в конце будут отстающие и сопротивленцы, но их можно будет поймать потом, если, конечно, их окажется не слишком много для облавы.

Другими словами, им придётся поддерживать обман, и чем дольше они смогут это делать, тем меньше людей им потом придётся ловить силой. «Ну что за геморрой».

Том, похоже, сомневался, но Тирион подал голос:

— Сара совершенно права. Мы не хотим, чтобы сюда приезжал тот, кто действительно не хочет, но они должны сами увидеть город, прежде чем откажутся от него. Невозможно сделать истинный выбор, если им не будет позволено сперва увидеть то, что они будут принимать или отвергать.

— И чего именно ты от нас хочешь? — нерешительно спросил Том.

Тирион уже чувствовал, как тот капитулирует. Том Хэйс сдался, хотя у него на самом деле с самого начала не было никаких иных вариантов. Тирион улыбнулся:

— Просто поделиться новостями. Поговорите со своими соседями. Соберите группу наиболее успешных жителей Колна, и убедите их приехать посмотреть на то, что мы можем предложить. Потом они смогут вернуться, и поделиться увиденным со всеми остальными. После этого люди повалят в наш новый город толпами.

— Как скоро вы хотите их принять? — добавила Элис.

— Через год, — объявил Тирион. — Сперва нам нужно время, чтобы построить наш идеальный город.

Том нахмурился:

— Это всё ещё довольно далеко в будущем. Могли бы подождать, пока не будете почти готовы, прежде чем делиться с нами этим.

— Не было бы смысла вкладывать наше время и силы в такой проект, если бы вы не считали его хорошей идеей, Мистер Хэйс, — вежливо сказал Тирион. — Вы же не думали, что я попытался бы заставить вас участвовать, будь вы против?

— К…конечно же нет! — заикаясь сказал Том. — С тех пор ты показал свои истинные намерения.

«Лжец», — подумал Тирион. «Ты готов был обмочиться от страха. Но теперь ты — такой идеальный инструмент, какого я и желать не мог, благодаря сметливому уму Сары». На миг он поймал взгляд своей дочери, гадая, может ли она видеть, как его восхищали её искусные слова.

— Благодарю, Мистер Хэйс, — сказал Тирион. — Я это ценю. Полагаю, что поскольку уже поздно, то вы останетесь ночевать у нас?

— Если вы не против, — ответил Том.

Тирион посмотрел в дальний конец стола:

— У нас достаточно средств, чтобы устроить наших гостей, Кэйт? — спросил он, полагаясь на её решение.

Она подняла медного цвета бровь:

— Мы теперь каждый день кормим практически целую армию — ещё двое проблем не составят, даже напротив. Будет очень приятно побыть в цивилизованном обществе, — одарила она Элис приветственной улыбкой.

Тад наклонился к своей матери:

— Подожди, пока не услышишь, как он играет. Тирион — гений, когда дело доходит до цистры…

* * *

Ужин прошёл хорошо. Как обычно, Кэйт сидела по одну его сторону, а Лэйла — по другую, а его почти взрослые дети сидели, рассыпавшись по обеим сторонам стола. Элис сидела рядом с Лирой, между чужеродной Ши'Хар и своим мужем, Томом, которому, похоже, трудно было не пялиться на незнакомку.

Тирион едва ли мог его винить. Лираллианта была прекрасна, это точно, но в комнате не было недостатка в красоте. Дело было в её экзотической окраске — именно из-за неё Тому и Элис было трудно отвести от неё взгляды. Ярко синие глаза, и волосы, сиявшее серебряными прядями, были новинкой, которую нельзя было недооценивать.

Они не в первый раз были в Албамарле, но прежде они не проводили здесь сколько-нибудь много времени, да и рядом с кем-то из Ши'Хар они прежде не сидели. Тирион не мог не задуматься о том, какова была бы их реакция, если бы в комнате были Ши'Хар с более причудливой окраской, вроде Морданов с их синей кожей, или Прэйсианов с чёрной кожей и золотыми волосами.

Как только трапеза закончилась, Кэйт, таинственно улыбаясь, встала со своего места, и покинула комнату, вскоре вернувшись с цистрой Тириона в руках. При виде струнного инструмента большинство людей в комнате издали одобряющие звуки. Кэйт передала ему цистру, прежде чем сесть, и наклониться к Элис:

— Тебе это понравится.

Тирион отодвинул свой стул от стола, создавая некоторые пространство между собой и аудиторией. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он играл для них. Обычно он играл каждый вечер, но его долго не было, а после возвращения из своей таинственной отлучки он не вернулся к прежним привычкам.

Инструмент странно ощущался в его руках.

Тирион лениво перебрал струны, и начал настраивать цистру, убеждаясь в её готовности. Это был для него старый ритуал, однако сейчас он казался Тириону почти чужим.

До его прихода люди Эллентрэа ни разу не слышали музыки. Ши'Хар, несмотря на свою древнюю историю, тоже ею не баловались. Тогда он не понимал, почему, но теперь это стало понятно. У Старейшин не было ушей, а у их детей почти не было культуры или желания искать способы развлекать друг друга.

Истинное общество Ши'Хар было безмолвным. Богатый мир, полный сложных разумов, соединённых через корневые системы деревьев богов. Тирион ощутил это на своём опыте, и понял красоту этого мира. Целая жизнь солнца, ветра и общих мыслей — но в ней не хватало того, что для людей было фундаментальным: музыки.

Разогрев пальцы несколькими аккордами, он начал живо исполнять «Весёлую Вдову». Это была его любимая мелодия, и она всегда вызывала улыбки, но сейчас чувствовалась немного неправильной. Ноты он брал вовремя, и играл без ошибок, но музыка вызывала ощущение фальши, мелодия каким-то образом потеряла свою весёлость.

Когда он закончил, все вежливо похлопали, но их взгляды не выражали того, что музыка им понравилась. Кэйт хмуро смотрела на него, будто что-то сбило её с толку.

Не робея, Тирион начал импровизировать. За прожитые в Эллентрэа годы ему почти нечего было делать кроме как играть, если несчитать коротких боёв, к которым его принуждали. В результате он сочинил длинные мелодии, у которых не было названий — мелодии, часто менявшихся по его прихоти и настроению. Теперь это был его самый любимый способ игры, поскольку он позволял Тириону напрямую выражать своё сердце, меняя темп, стиль и ощущение музыки, чтобы они совпадали с его внутренним миром.

«Весёлая Вдова» просто не подходила под расположение его духа. Позволять пальцам самим играть, как им захочется, похоже, работало лучше, и Тирион начал дотошно играть серию нот и аккордов, которые он никогда не играл прежде. Это была гармоничная структура, построенная на симметрии и балансе, с острыми краями и хорошо очерченными узорами.

Его песня вещала о порядке и точности, и была полна холодного интеллекта. Он играл её пятнадцать минут, прежде чем осознал, что она была лишена сердца. Она была мёртвой, стерильной и чужой, совсем как внутренняя часть его души. Выражения лиц собравшихся за столом отражали это суждение. Некоторые из них выглядели скучающими, а остальные, казалось, почти неуловимо встревоженными.

Раздражаясь на самого себя, Тирион пытался наполнить ноты жизнью, но единственной эмоцией, отозвавшейся на его зов, был гнев. Вместо того, чтобы сдаться, он наполнил себя гневом, позволяя внутреннему огню выжечь рассчитанную геометрию его игры, сменив её яростью, которая росла всё больше по мере того, как он питал её.

Это улучшило реакцию публики. Бриджид и некоторые другие его дети выглядели так, будто им нравится, и даже Том и Элис потеплели к мелодии, топая в такт дикому темпу.

Однако Кэйт музыка не понравилась. Когда он закончил, она встала, и попросила прощение за то, что рано уходит:

— Сегодня я буду в отдельной комнате, Лира. — Они с Кэйт выработали простую систему по выбору места для сна. Когда они обе были дома, то поочерёдно спали то в одиночестве, то с Тирионом, но часто, если кому-то из них нужно было побыть одной, то они просто добровольно спали в комнате поменьше.

Лираллианта нахмурилась, но кивнула:

— Если таково твоё желание…

Кэйт уже уходила. Закрыв за собой дверь, она села на кровать, и обняла свою голову руками. Игра Тириона расстроила её больше, чем она осознавала. Первая песня была неуклюжей, неорганизованной, а вторая, хоть и была тщательной, не была игрой её мужа. Ощущение было таким, будто его место занял незнакомец, человек с камнем в том месте, где должно было находиться сердце.

Последняя часть была более человечной, по крайней мере, но насилие в мелодии взволновало её ещё больше. «Я его теряю», — подумала она. «Если после возвращения в нём вообще что-то осталось от прежнего…»

Перед её мысленным взором предстал образ Тириона, с кожей, натянутой на деревянный манекен.

Короткий стук заставил её поднять взгляд, и увидеть Лиру, заглядывавшую в комнату:

— Ты в порядке, Катрин?

Кэйт потёрла лицо, с удивлением обнаружив слёзы у себя на щеках:

— Да, я в порядке. Просто плохо себя чувствовала.

Лира закрыла за собой дверь, и села рядом с ней на кровать:

— Ты сказала, что нам следует быть друг с другом честными.

Кэйт немного посмотрела на Ши'Хар, такого она не ожидала:

— Полагаю, ты права.

— Ты поделишься со мной своими мыслями?

— Что ты думаешь о музыке? — спросила Кэйт.

Выражение лица Лираллианты стало задумчивым:

— Мне понравилось.

— А было ли это похоже на игру Тириона?

Лицо Лиры приняло недоуменное выражение:

— А на чью ещё игру это могло быть похоже?

Кэйт вздохнула:

— Я хочу сказать, звучала ли музыка так же, как тогда, когда он играл раньше? Ты заметила разницу?

— Музыка была не такой, какую он играл раньше, но мне понравилось. Я никогда не слышала музыку в чьём-то ещё исполнении, поэтому мне почти не с чем сравнивать, — сказала Ши'Хар, тщательно выбирая слова.

— Он играл как чужой, — объявила Кэйт. — Меня это беспокоит.

— Всё будет хорошо, — твёрдо заявила Лира.

— Откуда ты знаешь?

— Его сердце не может измениться, — ответила она, кладя ладонь на левую сторону груди Кэйт. — Его сердце — здесь, в тебе. Без тебя оно измениться не может. Если он сбивается с пути, то мы поможем ему услышать биение этого сердца.

Подавшись вперёд, она мягко поцеловала свою человеческую подругу в щёку.

Кэйт крепко обняла её. «Хоть она и странная, Лира иногда самая добрая среди нас».

Глава 11

Голова исчезла.

Тирион уставился на плоский деревянный стол, на котором он её оставил. Стол в центре каменного зала в сотнях футов под землёй. Зала с зачарованными дверями, которые открывались лишь по правильной команде. Чтобы добраться до этих дверей, кому-то пришлось бы пройти через остальные двери, которые даже не были на самом деле дверьми, а были особыми созданиями земли, отзывавшимися лишь тому, у кого были специальные способности, которые до сих пор демонстрировали лишь Тирион и Эмма.

Голова не могла отсутствовать, но она отсутствовала.

Усилием мысли он привёл в действие зачарованные шары-светильники, свисавшие с потолка, давая своему совершенно заурядному взгляду улучшенный обзор того, чего не мог видеть его магический взор. Заурядный взгляд тоже не увидел голову. Она исчезла с длинного стола посреди лаборатории, её просто не было.

Он хотел было шагнуть вперёд, огибая стол, когда заметил что-то ещё. Вместо того, чтобы пойти вперёд, он привёл в действие свои защитные татуировки, и отскочил назад, прочь от дверного проёма. Что-то ударило в его щит на ходу, закрутив Тириона, и приложив его боком об стену.

Лишь инстинкты спасли его, и теперь, с адреналином в крови, рациональный разум Тириона ушёл на задний план, оставив полно места для зверя, который столь долгие годы не позволял ему умереть на арене. Когда его наручные клинки рубанули вовне, вспыхнул свет, и едва не попавшее ему в голову мгновение назад заклинательное плетение было разрублено.

Пока он его уничтожал, его магический взор уловил мерцание внутри самой комнаты, открывшее его взору тонкий побег рядом со столом. Тот снова исчез почти со скоростью мысли, но зверю внутри Тириона не нужно было думать. Он существовал за пределами мыслей, там, где жизнь и смерть стояли бок о бок, и лишь чистое действие и реакция отделяли одно от другого. Прыгнув вперёд, он использовал свой эйсар, чтобы толкнуть себя по воздуху, полетев как пущенная из лука стрела.

В полёте его руки пришли в движение, рассекая вторую атаку, которой его противник ответил на его появление. Прыжок позволил ему покрыть тридцать футов, преодолев ловушки, которые, как он предполагал, ждали его на земле у дверного проёма, и Тирион полностью перепрыгнул стол. В полёте он повернулся, и позволил своему плечу и спине удариться о противоположную стену, доверяя щиту уберечь его от серьёзных ран, и надеясь, что уж там-то ловушки не было.

Удача не отвернулась от Тириона. Сила удара о каменную стену заставила его отскочить прочь, потеряв равновесие и падая, но это была просто обычная стена. Спотыкаясь, он удлинил свои наручные клинки, и нанёс ими перед собой режущие удары на манер ножниц. Он почувствовал сопротивление, когда клинки встретились в воздухе рядом со столом, после чего его враг стал видимым.

Деревце распалось на две части, чисто разрубленное посередине.

Не теряя времени зря, Тирион нанёс ещё несколько ударов, быстро отрубая от двух кусков ствола тонкие корни и ветки. Он подумал было и два длинных куска ствола разрубить, но его рациональный разум снова стал заявлять о своём присутствии. Старейшина Ши'Хар уже был мёртв. Две более крупные части ствола он сохранит, сделает из них потом какой-нибудь трофей.

Сделав глубокий вдох, он позволил своему сердцебиению замедлиться, осматривая комнату. С помощью своих наручных клинков он осторожно уничтожил сплетённые из заклинаний ловушки, окружавшие вход в помещение. Теперь, когда скрывавший их Прэйсиан был мёртв, они стали видимыми.

«Я свалял дурака», — подумал Тирион, — «и едва не поплатился за это жизнью». Ему следовало догадаться, что семя внутри головы Ши'Хар Прэйсианов прорастёт. Даже без почвы или света оно могло выжить, питаясь плотью своего человеческого носителя. Головы не было достаточно, чтобы оно выросло слишком большим, но и так хватило.

Оставленное одно, в лишённой света комнате, оно бы в конце концов засохло и умерло, но на это могла уйти неделя, или больше. Он из личного опыта знал, что деревья богов Ши'Хар могли долго выдерживать практически без питания.

Тот факт, что оно было Прэйсианом, также делал его исключительно опасным. Их способность становиться невидимыми, в совокупности с искусным владением иллюзиями, создавало смертоносную комбинацию, когда дело доходило до устройства засад.

Полчаса он потратил, очищая помещение, и избавляясь от испорченных, высохших останков черепа, которым питался старейшина Ши'Хар. Однако перед тем, как очистить стол, он приостановился, изучая оставшиеся пятна крови. Именно они и намекнули ему на то, что истинное содержимое комнаты скрывалось за иллюзией.

Никакой вор не потрудился бы очистить поверхность стола, забрав отсечённую голову, но когда Тирион в тот момент заглянул внутрь, стол выглядел совершенно гладким и не испачканным.

Листья, ветви и корни Тирион отнёс на поверхность, и там их сжёг. Два длинных куска ствола он сохранил. Когда они высохнут, он сможет что-нибудь из них смастерить, просто назло. Эта мысль заставила его улыбнуться.

Вернувшись вниз, он открыл камеру, в которой стоял стазисный ящик с его единственной пленницей. Стычка со старейшиной отняла у него почти два часа, но у Тириона был свободен весь день.

Ши'Хар спала, когда он помещал её в ящик, и осталась в таком состоянии, когда он вынул её, и воспользовался своим эйсаром, чтобы поднять и перенести её на стол. Он ощутил, как её сознание зашевелилось, но быстрое заклинание заставило её снова погрузиться во тьму. Если она проснётся до того, как он достигнет готовности, будет нехорошо.

Он снял надетую на неё тонкую одежду, и воспользовался принесёнными им кожаными ремнями, чтобы надёжно закрепить её на столе. В качестве дополнительной предосторожности кожа была зачарована, чтобы её было чрезвычайно трудно порвать или порезать, хотя он не сомневался, что оставь он её одну и в сознании, она, скорее всего, создала бы заклинательное плетение, которое её бы освободило. Но он не намеревался оставлять этой женщине столько свободного времени.

Тирион уже знал о нескольких заклинательных плетениях, которые позволили бы гораздо проще держать её взаперти. Способы вытянуть из неё эйсар, или запечатать её разум во внутренней клетке — но сам он их не мог воссоздать. Ему пришлось бы придумывать чары, которые делали бы то же самое, и у него бы ушло время на то, чтобы разобраться, как преобразовать полученное им знание этих заклинательных плетений в его собственную систему зачарования.

К счастью, ему не нужно было слишком долго волноваться о том, что она сможет сбежать.

Крепко удерживая её разум, он отпустил сонное заклинание, и вернул её в сознание. Она медленно открыла глаза, а затем сфокусировала взгляд своих затуманенных глаз на его лице. Пленница попыталась поднять руку, возможно — чтобы потереть своё лицо, но ремни не дали ей этого сделать. Встревожившись, она быстро осознала, что связана.

Тирион видел, как паника распространялась по её сердцу, когда её магический взор доложил ей он том, что было вокруг. Проснуться, привязанной к столу в подземной камере — это, наверное, было бы тревожное переживание почти для кого угодно.

— Расслабься, — сказал он ей успокаивающим голосом.

— Где я?

Он проигнорировал вопрос, и склонился над ней:

— Прошу прощения за то, что разбудил тебя. Это было бы гораздо менее тяжело для тебя, если бы я оставил тебя спать, но боюсь, что ты мне нужна бодрствующей.

Она немного помолчала, напряжённо думая. Ей показалось, что она узнала смотревшего на неё мужчину, но она не была уверена:

— Кто ты такой?

Тирион положил ладонь ей на лоб, нежно убирая её волосы:

— Ты уже знаешь ответ на это. Есть вопрос получше — кто ты такая?

Всплеск эйсара ответил на его вопрос, когда женщина попыталась сплести заклинание, но к этому он был готов. Он сжал её разум прежде, чем она смогла начать. В прошлом он уже делал то же самое с человеческими магами. С ними это был исключительно вопрос силы, как только ему удавалось миновать их защиту, но с Ши'Хар процесс был сложнее. Дети Ши'Хар производили эйсар так же, как и люди, но когда они плели заклинания, энергия перенаправлялась в семя разума, где она организовывалась, и формировала сложные структуры.

Чтобы остановить её, ему нужно было всё время крепко её держать — если бы её семя разума получило достаточно эйсара, и начало бы появляться заклинательное плетение, то Тирион не смог бы ему воспрепятствовать, не используя свои татуировки. Это бы по сути остановило его эксперимент, и, вероятно, дало бы ему мёртвую противницу, а не подопытную.

Она отчаянно сопротивлялась. Хотя дети Ши'Хар считали себя по сути расходным материалом, у них были те же самые инстинкты к выживанию, с которыми рождались люди. Страх и отчаяние сделали её сильнее, чем обычно, и на миг Тирион почти упустил контроль. Зарычав, он вогнал свой кулак в живот связанной женщины. Воздух резко вышел из её лёгких, и её концентрация внезапно исчезла, пока она силилась вдохнуть.

— Неспособность дышать может затруднять создание магии, — прокомментировал Тирион. — Когда ты сумеешь достаточно вдохнуть, отвечай на вопрос. Как тебя зовут?

Она хрипло дышала со слезами на глазах, но кивнула, и через пару минут выдавила ответ:

— Эйлэяна.

Он сделал ей комплимент:

— Милое имя. Я спрашиваю лишь потому, что ты — первая. Если всё пойдёт хорошо, то ты будешь первой из многих. Если всё пойдёт не очень хорошо… в этом случае, полагаю, ты по-прежнему будешь первой из многих. Мне просто придётся продолжать работать, пока у меня не получится как надо.

Эйлэяна всё ещё тяжело дышала, пытаясь перевести дух, но сумела задать ещё один вопрос:

— Над чем работать?

— Я собираюсь лишить тебя способности к заклинательному плетению, — разумно ответил он. — Если возможно, я убью твоё семя разума, оставив тебя невредимой. По сути, я пытаюсь сделать тебя чисто человеком, хотя с твоим странным воспитанием ничего сделать не получится.

Её тело вздёрнулось вверх, но ремни положили конец её движению, в то время как воля Тириона снова стала бороться с её собственной. Её сопротивление прекратилось, когда он снова врезал ей под дых, на этот раз — сильнее.

— Ты, наверное, спрашиваешь себя: «зачем?». Зачем мне делать желать чего-то подобного? Ответ — прямо здесь, — сказал он, погладив гладкую кожу под тем местом, которое было бы пупком, если бы она была рождена нормальным образом. — Твоё чрево — вот, что мне нужно. Поскольку ваши старейшины решили сделать детей мужского пола генетическим тупиком, то ты, и другие дети Ши'Хар женского пола, являетесь единственным путём к получению особых дарований различных рощ. К сожалению, твоё семя разума — настоящая проблема, поскольку из-за него тебя не только трудно держать пленницей, но оно ещё и подавляет твой менструальный цикл.

Пожалуйста, перестань сопротивляться. Если я буду и дальше тебя бить, то могу повредить твои внутренние органы, а я именно этого и хочу избежать, верно? — добавил он.

Она снова стала дышать почти нормально, и поэтому он приступил к делу, сфокусировав свой эйсар, и сжёг крошечную часть семени разума, угнездившегося в её мозге. Тело Эйлэяны выгнулось, когда все мышцы в её теле разом сократились, а затем она обмякла, но глаз не закрыла.

— Как ты себя чувствуешь? — бесстрастно спросил он.

Она снова попыталась сплести заклинание, и он был вынужден снова её усмирить. Затем он выжег ещё один кусочек её семени разума. На этот раз она закричала — это был хриплый, истошный крик, который, казалось, никогда не кончится. Своим магическим взором Тирион видел, что аура Эйлэяны пылала болью.

Это было неожиданным, поскольку знания, которые он получил с лошти, указывали на то, что человеческий мозг не был способен ощущать боль, когда получал прямые повреждения. «Но, полагаю, это не обязательно применимо к семени разума, которое добавили Ши'Хар». Похоже было, что чужеродная ткань посылала различные искажённые сигналы вовне, когда её ранили, вызывая острый дискомфорт.

«Быть может, в следующий раз мне следует попытаться выжечь точки соединения?» — задумался он. Семя разума обычно должно было являться по большей части бездействующим органом. Из лошти он понял, что его основной функцией была запись сенсорных стимулов и сохранение воспоминаний о переживаниях носителя, пока тот не умрёт. После чего человеческим разум умирал, а семя прорастало, становясь старейшиной Ши'Хар, имеющим все воспоминания своего человеческого инкубатора. Единственной настоящей «активной» функцией семени разума было создание заклинательных плетений, и лишь тогда, когда разум носителя посылал в него соответствующие сигналы.

Однако, очевидно, семя разума могло влиять на носителя более прямым образом. «О чём мне следовало догадаться», — подумал Тирион, — «поскольку я уже знал, что оно влияло на менструальный цикл».

Крик Эйлэяны прекратился, и она снова попыталась сплести заклинание, прервав его мысли. Однако её усилия были неуклюжими, и он легко подавил их, не прибегая к новым ударам в живот. Тирион прижёг ещё один участок её семени разума, тщательно наблюдая за тем, как это на неё влияло.

Тело Эйлэяны покрылось потом, и бесконтрольно дёргалось. По ходу его эксперимента она кричала ещё полчаса, пока её голос совсем не отказал, оставив её неспособной делать ничего кроме как нечленораздельно хрипеть.

В конце концов она умерла.

— Плохо дело, — заметил Тирион, морща нос от запаха фекалий и мочи.

Её тело опорожнилось ещё до того, как она умерла. Ему придётся подумать о том, как улучшить конструкцию лаборатории. Про то, как избавляться от тел, он как-то не подумал. Сожжение трупа в замкнутом помещении глубоко под землёй было плохой мыслью, если, конечно, ему хочется и дальше дышать. Постоянная перевозка тел на поверхность также будет морокой, если он будет продолжать свои эксперименты.

«Быть может, я смогу придумать чары, которые будут дробить тела в пыль. Тогда я смогу позволить воде унести останки прочь». Возможно, ему понадобится расширить русло ручья, который вытекал из помещения. Единственной альтернативой, какую он видел, было выносить тела на поверхность, а потом закапывать их. «Наверное, из них получится отличное удобрение».

Как бы то ни было, ему понадобится гораздо больше подопытных.

Глава 12

— Где мы? — спросила Лэйла.

— В роще Гэйлин, на другой стороне западного океана, — ответил Бра́нгор. — Здесь это единственное известное мне место.

— Значит, ты не знаешь, где мы, — едко заявила она. Лэйла посмотрела на Тириона: — Мы можем быть где угодно. Этот глупец ничего не знает.

Брангор зарычал, но Тирион поднял ладонь:

— Одно лишь то, что он не знает в точности, где находится это место, не означает, что оно не на другой стороне океана.

Он обратился к Джо́рдану, другому магу Морданов, который их сопровождал:

— Теперь ты сможешь найти это место?

Светловолосый мужчина кивнул:

— Я могу попасть куда угодно, если я хоть раз там побывал.

— Несмотря на то, что ты тоже не знаешь, где мы? — скептически спросила Лэйла.

Джордан кивнул.

Выражение на её лице было почти презрительным. Лэйла не доверяла магам Морданов. Судя по всему, с Брангором у неё в прошлом был какой-то плохой опыт общения, когда она ещё была рабыней в Эллентрэа.

— Если я узнаю, что ты мне солгал, то оторву тебе яйца.

Брангор вызывающе сплюнул на землю. Секунду спустя он закричал, когда Лэйла привела в действие татуировку у него на шее. Секунды всё шли и шли, но она не освобождала его от боли.

— Я не закрывал нас щитом от звука, Лэйла, — предостерёг Тирион.

Она с небрежным выражением лица ответила:

— Я изменила экран на остановку звука, когда привела в действие его татуировку.

Брангор всё ещё извивался.

— Отпусти его, — приказал Тирион. — Если слишком долго будешь так делать, то он станет бесполезным.

Она кивнула:

— Хорошо, мой лорд. — Произнеся слово, она отменила боль, и светловолосый Мордан практически затих, хватая ртом воздух и потея, пока пытался снова взять себя в руки.

— Усвоил урок, а? — по-дружески спросил Тирион.

Со страхом покосившись на Лэйлу, тот выдохнул:

— Да, мой лорд.

Тут заговорил Раян:

— Как мы найдём хорошее место, Отец? Сквозь щит Лэйлы я ничего не чувствую. Мы по сути слепы, и эта местность нам совершенно незнакома.

Хотя внутри щита они могли видеть друг друга магическим взором, для обычного зрения там стояла кромешная тьма, а внешний мир был полностью закрыт для их чувств — как магических, так и обычных.

— Об этом я позабочусь, — ответил Тирион. — Если понадобится, Эмма сможет сделать то же самое. Дайте мне несколько минут, и я узнаю больше.

Сев, он начал слушать.

— Подожди, — сказала Эмма. — Кому-то нужно за тобой присматривать. Позволь мне помочь.

— Я этим займусь, — предложила Бриджид, кладя ладони Тириону на плечи.

Тирион ощутил осторожно касание её разума своим собственным. Она никогда прежде не делала с ним такое, но он чувствовал себя комфортнее, позволяя делать это ей, а не Эмме. Из всех его детей Бриджид была самой дикой, самой агрессивной, и определённо самой ожесточённой. Что бы она ни увидела таящимся во тьме его сердца, её это оттолкнёт с наименьшей вероятностью.

Выбросив из головы свои заботы, он снова прислушался, забыв об окружавших его шести людях, и сосредоточившись на медленном биении земли. Его восприятие расширилось, а тело стало крупнее. Ну, его человеческое тело не изменилось, он просто более не был определён его границами. Он был почвой, камнем, и он тянулся в даль.

Земля стала его телом, и он ощутил корни деревьев, враставших в него на мили во всех направлениях. Над одной из его частей проходила большая линия воды, извилисто следовавшая непрямому курсу, а в другом он поднимался высоко в местах, где камень вздымался к небу, создавая массивный каменный выступ. По нему были разбросаны места, где двигались маленькие существа, их стопы отдавались вибрацией в его коже.

К востоку он уходил вниз, и его накрывал огромный объём воды, начало океана. Деревьев там было мало, но там собиралось много животных, некоторые из которых вбегали в воду, в то время как другие тихо лежали на мягких песчаных берегах.

Он ощутил, как кто-то стал настойчиво дёргать его разум. «Достаточно, Отец. Возвращайся». С миг он противился этому внешнему усилию, но оно чувствовалась знакомым. Схлопываясь, он начал вжиматься в себя, позволяя другому сознанию служить проводником.

Когда он снова открыл глаза, было темно, но его магический взор показал ему шесть фигур, собравшихся вокруг маленького тела, которое, похоже, содержало его самого. Та, что звала его, была ближе всего, положив руки ему на плечи, крепко обнимая его.

— Он вернулся? — спросил мужской голос.

— Да, — ответил женский голос. «Это — Эмма», — подсказал его мозг, начиная функционировать более привычным образом.

Двое мужчин наблюдали за ним с выражением отвращения на лицах. «Брангор и Джордан», — осознал он. «Им неприятно видеть, как люди касаются друг друга». Бриджид всё ещё обнимала его.

— Довольно, — сказал он Бриджид, стряхивая её с себя, и вставая на ноги.

— Ты нашёл подходящее место? — спросил Раян.

— Да. Океан к востоку от нас. Там есть группа Ши'Хар, они принимают солнечные ванны и наслаждаются волнами. Роща прекращается за милю от берега, поэтому нам будет легко избегать чужого внимания, — сказал он им.

— Сколько? — спросила Бриджид.

— Тридцать или сорок.

— Ящиков у нас хватит только на двадцать пять, — сделал наблюдение Раян.

Тирион покачал головой:

— Ящиков — на двадцать три, — напомнил он. — Два уже зарезервированы.

— Прости, — сказал Раян. — Я забыл. Так что нам делать, если мы получим больше двадцати трёх?

— Эти — мои, — объявила Бриджид, зло скалясь.

— Попытайся убивать мужчин, а не женщин, — приказал Тирион. — Если необходимо, я могу использовать и их, но я бы предпочёл женщин. Как только я найду ответ, они станут основой для следующей стадии.

Остаток дня они провели, передвигаясь по местности, направляясь на восток. Каждые пару часов они отдыхали, когда Лэйла больше не могла поддерживать обеспечивавший их невидимость щит. Из-за этого двигались они медленно, но её ободрял тот факт, что на обратном пути ей то же самое делать не придётся.

Когда они наконец достигли океана, Лэйла рискнула создать маленькое отверстие в щите, чтобы оглядеть окружающую местность более прямым образом, но не смогла заметить детей Ши'Хар, которых прежде упоминал Тирион:

— Я никого не чую.

Эмма стояла рядом с ней:

— Почти в миле к северу от нас. Они почти на границе моей дальности.

Лэйла кивнула. Она уже знала, что магический взор Эммы и Тириона видел гораздо дальше её собственного.

— Значит, нам нужно подобраться ближе.

Они пошли на север, следуя вдоль берега. Кроме Лэйлы, силившейся удержать над ними щит невидимости, остальные наслаждались прогулкой. Они сняли сапоги, и мокрый песок приятно щекотал им ступни.

Подобравшись ближе к Ши'Хар, которые расслаблялись на пляже, они стали двигаться осторожнее. Оказавшись в пределах сотни ярдов, Тирион сместил под ними песок, и они утонули в земле. Оттуда они медленно двинулись через землю, пока не оказались прямо под своей добычей. В двадцати футах над ними Ши'Хар отдыхали, не ведая об угрозе снизу.

— Теперь можешь снять свой щит, — сказал Раян Лэйле. — Эмма скрывает нас.

— Уверен, что это сработает? — спросила Лэйла. — Они очень близко.

— Верь ей, — ответил Раян.

Щит Лэйлы исчез, и внезапно их магический взор стал докладывать им об окружающем мире. Они были окружены мокрым песком — хотя они и были под пляжем, но находились ниже уровня моря. Над ними Ши'Хар сидели и бездельничали, наслаждаясь закатом на западе, и появлением звёзд над восточным горизонтом.

— Сорок один, — сосчитала Бриджид.

— Добавь ещё пятерых, — сказал Тирион. — Из воды выходят ещё несколько отставших.

Раян нахмурился:

— Нет там никого. Постой… о, они трансформировались в каких-то крупных рыб.

— Дельфины, — отозвался Тирион, когда незнакомое слово само нашло его губы. — Так их называли древние люди. Они — не рыбы, это своего рода морские млекопитающие.

— Ну, выглядят они как рыбы, — сказала Лэйла.

Тирион постучал Эмму по плечу:

— Давай, начинай работать над погодой. Тебе нужно работать медленно. Я хочу, чтобы это выглядело естественным.

— Нет ничего естественного в ветре, способном валить деревья и вырывать камни из земли, — ответила его дочь.

— В некоторых частях света это случается довольно часто, — проинформировал её отец. — Одно лишь то, что ты такого не видела, не делает это неестественным. Помнишь образ, который я тебе показал?

— Да, — сказала Эмма, садясь, и устраиваясь поудобнее.

Раян сел рядом с ней, держа её за руку.

— Она может продолжать скрывать нас, и ещё и это делать? — взволнованно спросила Лэйла.

Тирион кивнул:

— Земля будет продолжать делать то, о чём она её попросила. Тратить на это внимание ей не придётся.

— А что если буря их спугнёт? — спросила Бриджид.

— Они уверены в своей власти. Вероятно, они просто создадут заклинательное плетение для защиты, и будут наслаждаться представлением, — сказал Тирион. — Если они всё же начнут двигаться, то Раян уведомит Эмму, и мы начнём действовать раньше.

— Ты уверен, что никто нас не увидит? — спросила Лэйла.

Тирион улыбнулся:

— Их родители слишком далеко отсюда, чтобы наблюдать за нами. Нам просто нужно позаботиться о том, чтобы никто не скрылся.

— Родители?

— Деревья богов, — ответил он.

Повернувшись к Джордану, он приказал:

— Ступай. Скажи остальным, что мы готовы. Перенеси их сюда.

* * *

Стэ́'лар наблюдал за тем, как облака покатились от океана, принося тьму даже раньше, чем садившееся солнце. Ветер начинал крепчать, и присутствовали все признаки того, что наклёвывался воистину впечатляющий ураган.

Эал'э́стиа вышла к нему из волн с дико бьющимися на яростном ветру длинными красными волосами. Вода скатывалась с её гладкой коричневой кожи. Только что трансформировавшись, она была нагой, но воздух её не беспокоил. Стыдливость была детям Ши'Хар почти неизвестна.

— Быть может, нам следует вернуться, — предложила она, глядя на небо.

Стэ'лар улыбнулся:

— Мы упустим представление. Вообрази, как буря будет выглядеть с этого места, перекатывающаяся через горизонт и проходящая по небу. Молния, волны — я полагаю, что мы ещё долго не увидим ничего настолько величественного.

А́пия засмеялась, сверкая красными глазами:

— Он прав. Давайте построим укрытие, и будем наблюдать за представлением.

Остальные согласились, и за минуту они вдвоём создали сплетённое из заклинаний укрытие, прозрачный купол, призванный остановить молнию и дождь, с отверстиями по бокам, чтобы ветер и запахи могли проникать внутрь. Вся группа собралась под ним, лёжа на спине, лицом к небу. По крайней мере, так поступило большинство. Четверо разбились на пары, ища более плотских удовольствий, пока буря проходила над ними.

Из всех пяти рощ дети Рощи Гэйлин были наиболее склонны к балованию себя сексуальной активностью. Возможно, это было из-за их дара трансформации. Проведённое в телах животных время заставляло их лучше осознавать свои примитивные инстинкты.

Ветер равномерно усиливался, пока не начал поднимать лежавшие на пляже куски плавника, заставляя их катиться по песку.

— Это ураган? — спросила Эал'эстиа.

— Невозможно, — ответил Стэ'лар. — Старейшины предупредили бы нас, если бы приближалось что-то подобное.

— Быть может, нам всё же следует вернуться, — предложила она.

— Постойте, смотрите-ка! — сказал ещё кто-то с удивлением и благоговением в голосе. Над водой, за пределами дальности их магического взора, из воды поднималось что-то тёмное. Оно уходило в небо в виде чёрной колонны, которая была слишком далеко, чтобы её можно было увидеть. К ним приближалась мутная, изгибающаяся гора воды — водяной смерч.

— Может, нам лучше бежать? Лететь на таком ветру нельзя, — сказала Апия.

Стэ'лар отрицательно покачал головой:

— Нам ни за что не успеть. Лучше всего будет ждать здесь. Нас он, наверное, минует стороной. Мы можем усилить заклинательное плетение для защиты.

Они ждали и наблюдали за тем, как массивный водяной смерч двигался мимо них к югу. Достигнув берега, он изменился, сбросив воду, и начал реветь. Он становился всё более и более мощным, и не зная, насколько близко он был, они не могла оценить его истинные размеры, но он был огромен.

Двигался он прямо к ближайшим старейшинам.

— Он им повредит? — задумалась Апия.

Никто не ответил. Все они наблюдали, трепеща от размера торнадо. Старейшины могли защищаться от большинства погодных явлений, но что-то настолько мощное… несомненно, любые массивные деревья у него на пути будут выкорчеваны.

И тут земля ушла из-под них.

Это застало их врасплох, и большинство упало. Лишь Стэ'лар отреагировал достаточно быстро, чтобы трансформироваться, приняв форму чайки, и хлопая крыльями, чтобы не упасть. Его тело взорвалось, когда извилистый кусок металла мелькнул из образовавшейся в песке дыры, перерезав его облачённое в перья тело.

Эал'эстиа закричала, увидев его смерть. Повсюду вокруг неё были какие-то фигуры, двигавшиеся в темноте. Внезапная перемена в освещении не давала ей видеть как надо, а её магический взор был сбит с толку царившим вокруг неё хаосом. Многие из её спутников уже лежали, обмякнув, потеряв сознание. Другие создавали защитные заклинательные плетения, пытаясь укрыться ими.

Апия встала на ноги рядом с ней, и начала своё собственное заклинательное плетение. Эал'эстиа начала было следовать её примеру, когда увидела, как голова её подруги взорвалась. Внезапный удар сырого эйсара попал по ней прежде, чем защита Апии успела материализоваться.

Эал'эстиа сумела завершить собственное плетение, когда к ней метнулся человек мужского пола, вокруг его тела и рук полыхал эйсар. Доверяя своей защите, она начала работать над нападением, когда его наручный клинок пробил её щит, и вонзился в правое плечо. Шок и боль прокатились по ней, лишив её концентрации, когда она упала спиной вперёд.

— Чёрт побери, Сара! Я же сказал, чтобы ты попыталась взять всех женщин живыми! — крикнул только что проткнувший её мужчина. Он последовал за ней на землю, и прежде чем она успела прийти в себя, срезал с неё остатки защиты. Его голая рука опускалась ей на лицо.

Она ощутила всплеск силы, гасивший её волю, когда мужчина придавил её к земле, но магический взор показал, что бой вокруг них не утихал. Она видела, что людей было лишь десять, возможно — чуть больше, но половина Ши'Хар уже была мертва, а большинство остальных — без сознания.

Четверо её сородичей встали маленьким квадратом, защищая друг друга, но прежде чем они смогли объединить усилия, на них набросилась маленькая женщина, за спиной у которой развевались чёрные волосы. Вокруг неё парила металлическая змея, а её руки были покрыты той же смертоносной магией, которая, наверное, убила Апию. Металл метнулся вперёд, с одинаковой лёгкостью рассекая магию и плоть, и спутники Эал'эстии умерли ещё до того, как женщина вообще достала до них своими наручными клинками.

Хотя этой яростной женщине было, похоже, всё равно. Она стала рубить их ещё в падении, разрезая на всё более мелкие части. Несколько секунд спустя она остановилась. Женщина тяжело дышала, кровь покрывала её с силой втягивавшую воздух грудь, а она улыбнулась:

— Эти — последние, Отец!

Сознание Эал'эстии начало угасать, но она ещё успела услышать, как прижимавший её к земле мужчина произнёс на языке баратти:

— Сколько у нас? Я, наверное, смогу спасти вот эту, если у нас нет двадцати трёх, но я не хочу зря тратить силы, если мы уже набрали квоту.

* * *

— Хорошо получилось, — сказал Раян, — восемнадцать женщин и пять мужчин.

— Я бы предпочёл, чтобы все были женщинами, — кисло сказал Тирион.

— Трудно быть точной, — прокомментировала Лэйла. — Если бы мы слишком осторожничали, то один из них спасся бы или, что хуже, ранил бы одного из нас.

Тирион кивнул:

— Наверное, это не имеет значения. Я могу начать тестирование на мужчинах, и надеяться на то, что к тому времени, как закончу с ними, я уже смогу завершить процесс, не убивая женщин.

Они снова были в Албамарле, или, точнее, рядом с Албамарлом, в верхнем помещении, которое он скрыл под землёй. Двое магов Морданов трудились несколько минут, чтобы перенести их всех обратно. Им потребовалось немало перемещений, поскольку никто из них не мог легко перенести более четырёх или пяти при каждой телепортации.

— Разложите их на полу вон там, — приказал Тирион, — и позаботьтесь о том, чтобы обновить сонные заклинания. Не хочу, чтобы кто-то из них очнулся, пока я не уложу их в безопасное место. Как только закончите, можете уходить. Ступайте домой, и не позволяйте никому увидеть вас, пока не смоете с себя кровь.

В рейде участвовали все дети Тириона, а также Лэйла и двое магов Морданов. Они начали уходить один за другим, тихо переговариваясь. Большинство из них, похоже, было возбуждено их успешной вылазкой, но несколько человек были подавлены. В частности, Абби была заметно притихшей.

— Эмма, Раян, Бриджид, и вы двое, — приказал он, указывая на Брангора и Джордана, — останьтесь здесь. Вы мне ещё нужны.

Когда остальные ушли, он посмотрел на двух магов Морданов, а затем указал на два единственных стазисных ящика в помещении:

— Эти — для вас.

— Что?! — ошарашенно спросил Джордан.

— Сегодняшний рейд должен остаться тайной. Остальным я доверяю, но вы двое — посторонние. Чтобы убедиться в вашем молчании, у меня есть лишь два варианта, — объяснил он. — Этот вариант позволяет вам не умереть. В конце концов, когда всё закончится, вы сможете вернуться к нормальной жизни. Я также намереваюсь позаботиться о том, чтобы вы были щедро вознаграждены за службу.

Уверен, мне не нужно говорить вам, в чём заключается оставшийся вариант, — закончил он.

Двое мужчин стояли неподвижно, и они не просто замерли, а абсолютно не шевелились, как люди, которые подумывали о том, чтобы внезапно что-то сделать. Тирион был хорошо знаком с такой позой.

Брангор принял решение первым, и его тело слегка дёрнулось, прежде чем он упал спиной вперёд, крича. Из обрубка его левой руки фонтаном забила кровь. Рука была аккуратно отрублена прямо после плеча. Тирион воспользовался своей волей, чтобы мгновенно пережать артерию, уняв кровотечение. Сосуды в той части руки были достаточно большими, чтобы после такой раны потеря сознания и смерть могли наступить буквально за секунды.

Его взгляд метнулся вверх, упав на Джордана. Тот не сдвинулся с места, его мышцы были вялыми, расслабленными, указывая на то, что он не собирался повторять ошибку своего товарища. Бриджид стояла у него за спиной, с разочарованным выражением лица.

Встав на колени над своей жертвой, Тирион убрал свой наручный клинок, и начал говорить, заживляя рану:

— Если бы ты сумел телепортироваться, то я был бы вынужден привести в действие твою татуировку. Это бы убило тебя, вне зависимости от того, насколько далеко ты бы телепортировался, но затем мне пришлось бы волноваться о том, что кто-то найдёт твоё тело, и начнёт задавать трудные вопросы.

Тебе следовало тщательнее обдумать своё решение. В этом случае ты, возможно, осознал бы, что я бы предпочёл сохранить вам жизнь, чтобы не пришлось снова нанимать новых магов Морданов. Ты также мог принять во внимание тот факт, что мне на самом деле не нужна сохранность твоих рук и ног, чтобы ты мог выполнять нужную мне работу.

Глаза Брангора вращались в глазницах, но он всё ещё был в сознании. Тирион заживил рану достаточно быстро, чтобы предотвратить какую-либо серьёзную кровопотерю. Взгляд Брангора сфокусировался на лице Тириона, и в его глазах мелькнул страх.

Тирион встал, а потом поднял раненного мужчину в воздух своим эйсаром, и понёс к одному из стазисных ящиков. Затем опустил его в ящик:

— Ящика не нужно бояться, знаешь ли. Я закрою крышку, и, с твоей точки зрения, я открою её секунду спустя. Для тебя время остановится. Когда ты снова увидишь моё лицо, ты понадобишься мне для следующего рейда, и тебе придётся в нём участвовать, чувствуя головокружение из-за раны, которая для тебя случилась лишь минуту назад. Как только ты это поймёшь, то осознаешь, насколько глупыми были твои действия.

Джордан уже шёл к своему собственному стазисному ящику, и молча забрался внутрь.

Тирион улыбнулся ему:

— Только-только познакомившись с вами двумя, я сразу понял, что ты — умный. Приятно видеть, что я был прав.

Как только они остались закрыты в ящиках, Тирион, Раян и Эмма начали переносить спящих Ши'Хар в нижнюю, более тайную комнату. Бриджид начала было помогать, но Тирион её остановил:

— Убери тут кровь. Не хочу привлекать сюда мух. Потом можешь помочь, если мы не успеем закончить.

С секунду она дулась, но затем послушалась. День выдался хорошим. На что ей было жаловаться?

Глава 13

Солнце ещё не встало над горизонтом, когда Абби услышала тихий стук в свою дверь. По периметру её комнаты был установлен обеспечивавший приватность уорд, поэтому она не могла видеть магическим взором, кто именно это был, однако то, что кто-то пришёл в её комнату так рано, было делом необычным.

Глаза её были опухшими, а лицо наверняка было неприглядным. Она полночи плакала. Абби отключила звуковую часть завесы приватности, и спросила:

— Кто там?

— Это я, Сара, — объявил голос с той стороны двери. — Могу я войти?

Абби быстро протёрла лицо маленьким ручным полотенцем, хотя и знала, что пользы от этого будет мало.

— Я сейчас не слишком презентабельна, — сказала она своей сводной сестре через дверь.

— Я не могла заснуть этой ночью, — сказала Сара неустойчиво звучавшим голосом. — Пожалуйста, можем мы поговорить?

Абби открыла дверь. Сара Уилсон стояла перед ней, и выглядела примерно так же, как Абби, по её мнению, выглядела сама. Под глазами у Сары были тёмные круги, а волосы её были растрёпаны. Она вошла, и Абби закрыла за ней дверь, одновременно восстанавливая звуковую часть завесы приватности.

— Выглядишь так же, как я себя чувствую, — прямо сказала она.

Глаза Сары без предупреждения наполнились слезами.

— Прости! — поспешно сказала Абби. — Я не хотела. Я имела ввиду себя — я, наверное, выгляжу ужасно… — Она остановилась, потому что слова всё равно выходили неправильными.

— Дело не в этом, — с полувсхлипом сказала Сара. — Я никак не могу перестать думать об этом, о вчерашнем. Я всё время их вижу.

Тут Абби её обняла, а Сара позволила страданиям возобладать над собой на пару минут. От Сары Абби не ожидала такого раскаяния. Та всегда будто бы держала свои эмоции под твёрдым контролем, и определённо не показывала никаких признаков колебаний во время их вчерашней короткой битвы.

Она знала, что все считали её самой «чувствительной» из детей Тириона. Абби на такой ярлык не обижалась. По правде говоря, она считала себя самой крепкой, или, быть может, самой уравновешенной. От своих эмоций она не скрывалась, и поэтому считала, что лучше всего умела с ними справляться. Но даже так вчерашний день стал для неё большей встряской, чем она ожидала.

Абби была предана их делу, несмотря на влекомое их миссией насилие. Она знала, что это было неизбежное зло. Нет, не так. Она сказала себе, что оно неизбежно, однако не зная полностью план своего отца, на самом деле судить об этом она не могла. Абби вынуждена была закрыть глаза, и поверить в замыслы Тириона.

Как бы то ни было, Ши'Хар нужно было за многое ответить. «Но была ли та резня действительно оправдана?»

Слёзы Сары заставили её усомниться.

— Спасибо, — прошептала Сара.

Абби покрепче обняла её:

— За что?

— Яне вынесла бы, будь я единственной.

— Единственной?

Сара шмыгнула носом:

— Единственной, кто расстроена. Я знаю, что мы все родственники, но порой я чувствую себя такой одинокой. Все кажутся такими уверенными, такими убеждёнными, будто у них нет сомнений. Будто кровь совсем их не беспокоит.

При слове «кровь» у Абби сжался желудок, когда неприятные воспоминания о вчерашнем дне всплыли у неё в голове, но она сделала глубокий вдох, и взяла себя в руки:

— Нет, ты не единственная. Вообще, до сегодняшнего дня я думала, что единственная — я сама.

— Значит, ты думаешь, что остальные тоже могут придерживаться такого мнения? — с надеждой сказала Сара. Выпутавшись из рук Абби, она села на край кровати.

Абби кивнула:

— Буду удивлена, если это не так. — Налив в чашку воды из графина, она передала чашку своей сестре: — Вероятно, сейчас каждый разбирается с тем же самым — в большей или меньшей степени.

— Они были практически беззащитны, — монотонно пробормотала Сара. Большая часть её эмоций сошла на нет. — Мы просто рубили их на куски, кроме тех, кого схватили — и кто знает, что сейчас делает с ними Отец?

Абби сжала зубы:

— Скорее всего кое-что из того, что они сами делали с ним, когда только поймали его.

— И потому это правильно? — спросила Сара.

— Нет в этом ничего правильного, — ответила Абби. — Мы живём в мире, в котором только и есть, что неправильность — неправильность и зло. Единственное моё утешение: он полагает, что может построить какое-то будущее для тех, кто будет жить после нас.

— А если не сможет? Что если он лжёт, или ошибается, или просто живодёр? Ты видела его взгляд. Ты знаешь, что он спятил.

Абби вздохнула:

— И не только он. Я всё ещё борюсь с яростью и ненавистью к себе, когда думаю обо всём, что произошло. Что они сделали с Хэйли, с нами, что они заставляли нас делать. Безумие Тириона появилось не само по себе. Он, возможно, в этом отношении даже не самый худший.

— Бриджид.

Абби кивнула.

— Она была просто как зверь, — сказала Сара. — Ты видела её, голую и покрытую кровью? Но она от этого получала удовольствие, она бы всех их убила, если бы он ей позволил. Никогда в жизни не видела чего-то настолько возмутительного. Видеть её — это даже хуже, чем смотреть на мёртвых. Она была похожа на жадного ребёнка, жующего сладости, или как если бы она…

Сара не смогла договорить.

— Я гадаю, а не стала ли бы я такой, — призналась Абби, — заставь они меня сделать то же, что и она. Хэйли была её лучшей подругой.

— Значит, это было милосердием.

— Что было?

— Убить Хэйли, — ответила Сара. — Она уже была вынуждена сделать то же самой с Гэйбом. Подумай, что бы с ней стало, если бы это она убила Бриджид? И всех нас? Если это сломило разум Бриджид, то что бы это сделало с ней?

Абби при этой мысли подавила дрожь:

— Радуйся, что Бриджид, по крайней мере, на нашей стороне.

— Она — на стороне Отца, и никого другого, — твёрдо сказала Сара. — Будь у неё хоть капля сомнений в ком-то из нас, мы бы не прожили и мигом больше.

Абби одарила её печальной улыбкой:

— Тогда это хорошо, что мы все на его стороне, верно?

— Даже ты, Абби? Ты — единственная из нас, у кого ещё по-настоящему осталось сердце. Единственная, кто понимает доброту. Ты сможешь продолжать этим заниматься?

У неё сжалось в груди:

— Сара, ты слишком высоко обо мне думаешь. Я не такая добрая и чистая, как ты считаешь. Я просто не скрываю свою печаль или своё сострадание так же хорошо, как некоторые другие. Единственное, в чём я хороша — это в сокрытии своего гнева. Я не думаю, что наши действия — правильные, но когда я думаю о Хэйли, или Гэйбриэле, или Джеке, я так наполняюсь ненавистью, что будто умираю.

Однако вспоминать вчерашний день — ничем не лучше. Когда я думаю о нём, мне хочется блевать. Я не приспособлена к насилию, но я не брошу то, что он пытается сделать. Какая разница между личным убийством нескольких Ши'Хар или воздержанием от этого, когда он планирует попытаться стереть всех их с лица земли? И я ему в этом помогаю.

— Как? — ахнула Сара. — Он об этом ничего не говорил. Думаешь, у него на самом деле есть план, как это сделать? Это невозможно.

— Это — мои догадки, — сказала Абби. — Но я наблюдала за ним. Он безумен, но не глуп, и он мыслит масштабно. Если бы я считала, что это — лишь маленький план мелочной мести, то не участвовала бы в этом. Он хочет убить их всех, и если он может этого добиться, то, быть может, оно того стоит. Что может быть правильным и неправильным по сравнению с этим? Кто останется, чтобы оспаривать его правоту?

Абби рассмеялась:

— Видишь? Я такая же злая, как и он. Мы все такие. Мы все помогаем, и не важно, чувствуем ли мы раскаяние, вину, и тошнит ли нас от вида крови. Плохие эмоции не делают нас лучше.

— Но тебя я всё же люблю, — добавила Абби. — Я просто надеюсь, что мы можем завершить начатое. — «И что у него действительно есть план по созданию лучшего мира для человечества, когда всё закончится».

Но в глубине души Абби не была так уж уверена. «Он может убить их, а также всех нас. Если ему придётся пожертвовать всеми людьми до одного, чтобы Ши'Хар точно умерли, то он вполне может на этой пойти, не моргнув и глазом».

* * *

Элдин сидел в грязи перед своим домом. По правде говоря, трава там тоже была, но из-за постоянной ходьбы по двору от неё осталось лишь несколько разбросанных тут и там клочков зелени. Но Элдину грязь вообще нравилась больше всего.

Он был этой грязью полностью покрыт, но на самом деле не осознавал сего факта. Сейчас он полз, преследуя что-то, двигавшееся в изолированных клочках травы. Это определённо был какой-то жук.

По крайней мере, на это Элдин надеялся.

Ему не приходило в голову волноваться о том, какого рода жук это мог быть. Мир был совершенно безопасным местом, и хотя его матери рядом не было, он знал, что отец наблюдает за ним — массивное, высившееся присутствие на заднем плане. Ничто не могло причинить ему вред, пока Папа был рядом.

Это не помешало ему оглянуться через плечо, чтобы увидеть, находился ли большой мужчина на своём прежнем месте. Его взгляд заметил молчаливого человека, который по-прежнему сидел на большом бревне под выступом крыши дома. Не похоже было, чтобы он смотрел особо внимательно.

Элдин отполз дальше, проверяя границу. Обычно приглядывал за ним не отец, и этот крупный мужчина, похоже, имел иное представление о том, насколько далеко Элдин мог отползти, прежде чем его нужно было схватить и вернуть. Его мать и остальные были гораздо более ограничивающими в этом плане, и оттаскивали его обратно уже с расстояния десяти футов.

Папа был другим. Он часто позволял Элдину покрывать в два раза большее расстояние, а сейчас вообще не смотрел за ним. Элдин двинулся вперёд — он, наверное, сможет добраться до клочка травы, где прятался жук.

Трава слегка шевельнулась, её привело в движение скрывавшееся в ней существо. Элдин протянул руку, и отодвинул траву в сторону своей неуклюжей ладошкой. Наградой ему стал хороший обзор его цели.

Жук, казалось, светился в послеполуденном солнце, отражая свет. Странное насекомое украшали жёлтые полосы, перемежавшиеся с тёмными чёрными полосами. Вдоль спины его были аккуратно сложены крылья, но жук не улетал… пока не улетал. Элдин мог его поймать.

Вторая его рука резко опустилась, прижав жука к земле, и он почувствовал, как тот копошится под его ладонью, пытаясь выбраться. Сомкнув пальцы, он поймал жука в кулак, и перевернул ладонь. Элдин медленно разжал пальцы, чтобы посмотреть на свою добычу.

Резкая боль расцвела в его руке, когда оса вогнала в его кожу своё острое жало. Рот Элдина открылся, но миновала целая секунда, пока он пытался осознать величину своего ранения. Боль была невыносимой, и как только его лёгкие наполнились, Элдин завопил тем режущим уши воплем человека, познавшего высшую степень агонии.

Взгляд Тириона резко сфокусировался, когда крик привёл в действие самые примитивные и инстинктивные части его нервной системы. Адреналин наполнил его кровоток, и он забыл, о чём думал прежде. Метнувшись вперёд, он подхватил Элдина с земли, и в тот же безвременный миг заметил осу. Тирион раздавил её сапогом, и осмотрел ручку мальчика. Та была красной и уже опухла.

Боль, наверное, была острой, по крайней мере — по меркам Элдина, но умом Тирион знал, что скоро она утихнет. Однако крик малыша не стихал. Он набирал громкость и высоту по мере того, как маленький ребёнок стремился погасить ужас своей боли громкостью своего голоса.

Тирион поскрёб рану ногтем, убеждаясь, что жало в ней не осталось, но это лишь заставило вопль Элдина повыситься до новой октавы. Он прижал к себе сына, наверное, примерно таким же образом, как когда-то давным-давно прижимал Тириона к себе его собственный отец, но его сердце продолжало гулко биться.

Он ощутил дрожь в руках, и его желудок всколыхнулся. Ощущение было такое, будто сердце Тириона вот-вот вырвется у него из груди.

— Дай его мне, — твёрдо сказала Лэйла, показавшись из дома. Несмотря на её новые материнские инстинкты, её позиция насчёт воспитания была суровее, чем у всех остальных в Албамарле. Вероятно, из-за её собственного опыта в детстве. — Нежничанье лишь сделает его слабым. Уроки боли полезны для всех.

Тирион отдал сына, но симптомы его оставались. С каждым воплем малыша он слышал другой голос — голос Эйлэяны. Её мучения эхом отдавались в его разуме, её голос озвучивал тот же агонизирующий крик. Она умерла в ужасной боли, и теперь он ощущал эту боль в своих костях.

Это был тот же ужас, какой он когда-то испытывал от рук Тиллмэйриаса, когда его наказывали за непокорство. Элдин вопил, и одновременно в его сердце кричала Эйлэяна, но его нервы обжигала боль его собственных пыток. Тириона стало неуправляемо трясти. Согнувшись, он стал блевать, пока, наконец, не упал на колени рядом с мёртвой осой.

Желудок он опустошил, но живот продолжал сокращаться, пока не заныли брюшные мышцы. Когда он наконец расслабился, Тирион упал на бок, глядя со стороны на лежавшее рядом раздавленное насекомое. Чужеродные глаза, мёртвые и лишённые эмоций, уставились на него в ответ, и мир потемнел.

Это смерть смотрела на него, и она пришла за ним.

Потея, Тирион закрыл глаза, но всё ещё чувствовал её, наблюдающую за ним. Его собственное зло звало её, его собственные действия, его вина её призвала, и она убьёт их всех. За его деяния платить придётся всем.

По мере того, как холодный мир угасал, Тирион слышал лишь вопли Элдина.

Глава 14

Он очнулся во тьме, но мгновенно понял, что лежит в своей собственной кровати, хотя не помнил, чтобы ложился в неё.

Тирион был голым, что не было для него необычным во сне, однако магический взор уже заметил, что его кожаная одежда не висела по своему обыкновению на крючке на стене. Кэйт лежала рядом с ним, она спала.

«Мне что, снился сон?»

По мере того, как туман сна уходил, он убедился, что это был не сон. Они, наверное, принесли его в комнату, после того, как он потерял сознание. Тирион попытался не думать о предшествовавших этому мгновениях, его рука снова затряслась, когда он вспомнил крик Элдина.

«Почему это так влияет на меня?». Он не мог вспомнить, чтобы у него прежде была такая реакция. Она была похоже на то, что он ощущал после «наказаний» по приказам Тиллмэйриаса, о каковых он тщательно отказывался думать. Обычно эти воспоминания его никогда не беспокоили кроме как во сне, или во время редких случаев, когда он вынужден был встречаться с хранителем знаний Прэйсианов.

Тириона предал собственный разум. Он сдавал. «Ещё одно последствие лошти» — задумался он, — «или это действительно было вызвано тем, что я сделал с той Ши'Хар?». Эта мысль вызвала новую волну тошноты.

«Проклятье! Я не могу позволить себе быть слабым!»

Он был сильным. Он это знал. Никто не мог пережить годы на арене, не привыкнув к крови и насилию. Он делал такое, о чём вменяемый человек даже не задумался бы, и делал это с апломбом. Если в нём и были слабости, они должны были умереть медленной смертью годы тому назад.

«Даже я знаю, что я спятил».

Но, быть может, безумие не исключало страданий. «Скорее, оно их обеспечивает», — подумал он.

— Даниэл? — прошептала Кэйт. — Ты проснулся?

— Думаю, да, — иронично ответил он. — Что ты сделала с моей одеждой.

— Ты перекатился в блевотину, когда потерял сознание, — объяснила она. — Я её почистила. Висит снаружи.

— Спасибо.

— Что случилось?

Он осознал, что задерживает дыхание, и медленно выдохнул:

— Я не уверен. Что ты сказала остальным?

Кэйт нежно погладила ладонью его голову, притянув её к себе, и прижавшись к ней щекой:

— Что ты болен. Я не знала, что ещё сказать.

Закинув руку ей за плечо, он притянул её к себе, но её тепло, похоже, не проникало сквозь холодную пустоту его одиночества. Его тело не двигалось, но внутри он ощущал, как его душа дрожала, будто в его сердце поселился холод.

— Это довольно близко к правде, — сказал он чуть погодя.

— Чуть раньше ты плакал, — добавила она.

Он ощутил на себе её взгляд, хотя знал, что она на самом деле не могла видеть его в темноте.

— Я этого не помню. Они видели?

— Это было уже после того, как я уложила тебя в кровать, — заверила она его. — Ты знаешь, почему плакал?

— Я не помню ничего после того, как потерял сознание, но если принять во внимание ту жизнь, которую я вёл, то уверен, что там есть многое, что могло мне присниться, — уклончиво сказал он.

— Ты всё время что-то бормотал. Одно из имён ты произнёс несколько раз…, - добавила Кэйт, — …женское имя.

Он попытался рассмеяться, но смех получился не очень убедительным:

— Какое именно? — спросил он. Его лоб ощущался холодным и мокрым. Неужели ему снилась Эйлэяна?

— Амара.

Когда она это произнесла, Тирион ощутил одновременно слабое облегчение и глухую боль от старой раны.

— Я рассказывал тебе о ней.

— Немногое, — сказа Кэйт. — Ты говорил, что она была рабыней, когда ты жил в Эллентрэа, что она была тебе небезразлична, и что она умерла. Ты так и не сказал мне ничего кроме этого.

— Всё самое важно я рассказал, — прямо заявил он. — Ты что, ревнуешь?

Кэйт запыхтела:

— Ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы так не считать, но я думаю, что тебе следует рассказать мне эту историю.

— Зачем?

— Сегодня ты потерял сознание. Тебе нужно с кем-нибудь поговорить. Ты можешь поговорить с кем-то ещё? — спросила она, и в последнем её вопросе была особая острота.

Кэйт, может, и не ревновала к его прошлым увлечениям, но ей будет больно, если он уклонится от её вопроса, заявив, что может открыть свою боль кому-то другому. И, если честно, больше говорить ему было не с кем. Лира слушать будет, но не поймёт, до конца не поймёт. Он вздохнул:

— Уела ты меня.

— Она умерла на арене? — спросила Кэйт. — Тебя же не заставили…

— Нет, — перебил он. — Это было не так же, как с Бриджид. Она была одной из безымянных, слугой. Сражаться на арене ей не приходилось.

— Безымянная с именем?

— Я его ей дал, — ответил он. Его голос сдавило от эмоций. Тирион и не ожидал, что так быстро отреагирует на это воспоминание. — Сперва я её третировал, притворившись, что даю ей имя. Она каждый день приносила мне еду, но отказывалась со мной говорить. Я в те дни отчаянно искал, с кем поболтать. Меня держали в полной изоляции. Порой она была единственным человеком, которого я видел в течение недели или больше, и даже её я видел лишь несколько минут в день.

— А потом?

— В конце концов мы стали любовниками.

Тут он хотел остановиться, но мягкий голос Кэйт подтолкнул его в темноте:

— Только любовниками, или вы влюбились?

— Я влюбился, хотя сперва просто считал это результатом моего отчаяния и одиночества. Она была для меня единственным светом в те тёмные времена, но я не считал, что она сама была способна любить.

— Ты всегда говорил, что для людей из рабских лагерей любовь почти невозможна, — согласилась Кэйт. — О Лэйле ты то же самое неоднократно утверждал, но я уверена, что любовь она чувствует. Она души не чает в своём сыне, хоть и по-своему, грубо, и я видела свет в её взгляде, когда она смотрит на тебя. Думаешь, Амара тоже тебя любила?

— Мне она не говорила, — ответил он короткими словами, когда по его щекам в темноте потекли слёзы. — Один из инструкторов Ши'Хар, из Рощи Гэйлин, убил её. Она попыталась прикрыть меня, защитить меня. Перед смертью она поблагодарила меня за своё имя.

Ладонь Кэйт легла ему на щёку:

— Она всё же любила тебя, и ты отомстил за её смерть.

Он покачал головой:

— Нет. Нет, не отомстил. Силлеронда я убил, но это не стало отмщением для неё. Она умерла, защищая меня, а не наоборот. Силлеронд был злодеем в тот день, но проблема была не в нём. Проблема в во всём том, что Ши'Хар сделали с человечеством, задолго до появления Силлеронда. Она не будет отмщена, пока я это не исправлю.

— Ты — всего лишь один человека, Даниэл.

— Нет, отнюдь. У меня есть такое могущество, в какое во времена нашей молодости мы бы и поверить не могли. У меня есть знание, которое сделает меня ещё могущественнее, и у меня есть дети, которые понесут знамя вперёд, даже если я паду. Я изменю этот прогнивший мир, или умру в борьбе, — непокорно сказал он.

— Или мы умрём в борьбе, — поправила Кэйт. — Не забывай об этом. Последствия твоих действий падут на всех нас.

— Я не забыл.

— Неужели мир так невозможен? — спросила она. — Разве нельзя найти способ уйти от ненависти и прошлых проступков? Думаю, мы могли бы существовать с ними бок о бок. Подумай о Лире.

— Но теперь это будет на наших условиях, — прорычал Тирион. — Не потому, что они даровали нам право существовать, а потому, что у них не будет иного выбора кроме как работать с нами, если хотят выжить.

Кэйт вздохнула:

— Это звучит не очень дипломатично. А что Иллэниэлы? Они только и делали, что помогали тебе. Ты сам сказал, что лошти нельзя было украсть. И рабов они никогда не держали. Неужели ты свалишь их в одну лодку с остальными рощами?

— Они несут больше вины, чем остальные четыре рощи вместе взятые, — с горечью сказал он. — Они знали, что делали. В неведении они не пребывали. Вот, почему они не держали рабов. Они знали, что это было неправильно. Они уже видели исход, однако ничего не сделали, чтобы научить этому другие рощи. Их молчание было их грехом.

И дело не только в молчании. Они привели Ши'Хар в этот мир. Видеть исход до своего прибытия они не могли, но как только оказались здесь, они вместе с остальными уничтожили нашу цивилизацию. Они знали, что произойдёт. Никто из остальных рощ не понимал, но они — понимали, и всё равно пошли на это. Их отказ держать рабов был пустым жестом, чтобы унять терзавшую их совесть.

Единственная причина, почему они мне помогли — они хотят, чтобы я что-то сделал. Ради выживания они готовы на что угодно, и я почему-то являюсь к этому ключом. Иначе они бы уже давно стёрли нас с лица земли. Никогда не забывай об этом. Всё это было результатом холодного расчёта. Не допуская ошибку, приписывая их действия какому-то идеалу благородной ответственности.

Кэйт кивнула во тьме:

— Тогда как ты можешь надеяться победить такое знание. Если им уже всё известно, то они учли всё, что ты можешь сделать. Разве не было бы мудрее работать с ними? По крайней мере, ты мог бы извлечь пользу для нашего народа, если ты им так нужен.

— Они знают не всё, — сказал Тирион. — Возможно, ты права. Может быть, мне не удастся разрушить их планы, но я могу позаботиться о том, чтобы это стоило им больше, чем они надеялись. Если Ши'Хар выживут, то я сделаю всё возможное, чтобы убедиться в том, что выживут они у ног человечества, а если для них это неприемлемо, то к чёрту их всех! — взвинчивался он, почти прокричав последние слова.

— Тогда почему ты потерял сознание, увидев, как твой сын плачет? — тихо спросила Кэйт. — Поэтому тебе снилась женщина, которая умерла, чтобы тебе помочь? Я знаю тебя достаточно хорошо. Бой не смог бы так выбить тебя из колеи. Что ты делаешь такого, что настолько тебя тревожит?

— Жертвы неизбежны, — прорычал он.

— И сколькими из нас ты готов пожертвовать? — многозначительно спросила она.

— Столькими, сколькими нужно, — признался он, — но я намереваюсь позаботиться о том, чтобы большинство жертв было с их стороны.

* * *

Суэлья́нна и Тэ́йлок были вынуждены глубоко дышать, чтобы загнать в лёгкие достаточно воздухе. Высота была такой, что их пеший поход был гораздо труднее, чем мог быть, но именно поэтому они здесь и были, ради трудностей.

К тому же, рядом с верхней части горы было приятное глазу озеро. Они и некоторые другие иногда ходили туда, чтобы насладиться видом. Конечно, они могли просто телепортироваться, поскольку были членами Рощи Мордан, но это бы лишило поход смысла.

Путь сам по себе был половиной награды, несмотря на требовавшиеся для подъёма на гору усилия.

— Посмотри на эти цветы, Суэльянна! — сказал Тэйлок, заметив какие-то пурпурные бутоны, которых прежде не замечал — однако ответа не услышал.

Суэльянна исчезла, испарилась, и он не мог найти её ни взглядом, ни магическим взором. Тэйлок выпрямился, и озадаченно огляделся. Исчезновение не было необычным для его народа, но он не ощущал никакого движения эйсара, да и не мог представить, зачем ей телепортироваться, не сказав ему ничего перед этим.

Он расширил свои чувства, ища хищников. Единственная причина для её внезапной телепортации, которая могла прийти ему в голову, заключалась в том, что они подверглись риску внезапного нападения.

Никакая крупная кошка или медведь не были для них истинной угрозой, но Суэльянна предпочитала не причинять вреда дикой живности. Она избегала конфронтации, лишь бы не ранить никого из баратт. Тем не менее, они могли бы просто защищаться. Ничто здесь не было настолько опасным, чтобы ей пришлось бы телепортироваться.

Он поискал своим разумом дальше, надеясь заметить её где-то внизу на тропе, или вверху, но ничего не нашёл. Тэйлок сделал несколько шагов вверх по тропе. «Она с минуты на минуту вернётся, и спросит, почему я не последовал за ней», — подумал он. «Наверное, она что-то сказала о том, куда направляется, и не осознавала, что я пропустил это мимо ушей».

Со следующим шагом мир исчез, и он обнаружил, что находится в маленькой сфере тьмы, отрезанный от внешнего мира. Внутри были люди, и на долю секунды он увидел Суэльянну, лежавшую на земле. А потом он стал падать, и по мере его падения мир таял. Он с шоком осознал, что его торс больше не был присоединён к нижней части его тела, а потом его не стало.

Цепь Бриджид вернулась, свернувшись кольцами вокруг её тела, близко, но всё же не касаясь её плоти. Кровь капала с металла, который, похоже, отказывался быть запятнанным. За считанные секунды металл снова стал чист, хотя труп мёртвого Ши'Хар остался на земле рядом с ней.

— Жаль, что этот был мужчиной, — сказал Тирион. — Я надеялся заполучить ещё одну женщину.

— Мы можем вернуться завтра, — посоветовала Лэйла. — Сомневаюсь, что старейшины заметят их отсутствие ещё несколько дней.

Тирион кивнул:

— Я хотел бы схватить ещё нескольких, прежде чем мы сожжём здесь наши мосты.

— Мосты? — спросила Лэйла, не зная, что значило его утверждение.

— Как только мы наберём квоту, случится вулканическое явление, — объяснил он. — Это должно отвести любые возможные подозрения насчёт пропавших Ши'Хар, — продолжил Тирион, а затем приказал Брангору: — Верни нас обратно, но сперва забери труп. К тому времени, как ты вернёшься, мы уберём кровь.

— Да, милорд, — сказал однорукий маг, и секунду спустя он, женщина Ши'Хар и Бриджид исчезли.

Глава 15

— Что ты думаешь об этом хлебе? — спросил Тиллмэйриас, подавшись вперёд.

Внутренности Тириона снова сжались при звуке голоса его прежнего мучителя, но он скрыл эту реакцию. На самом деле, он не мог испытывать никакие вкусовые удовольствия в присутствии своего старого инструктора, но всё равно солгал:

— Неплохо. Где ты его взял? Я ни разу не видел, чтобы кто-то из вашего народа ел что-то помимо кялмуса и простых овощей.

Ши'Хар Прэйсианов улыбнулся:

— В прошлом году Лираллианта поведала мне о кулинарных навыках вашего народа, и это разожгло моё любопытство. Я провёл кое-какие предварительные исследования, но все мои усилия окончились неудачами. В конце концов при любезной поддержке леди из города, который вы зовёте Дэрхамом, я сумел овладеть искусством изготовления хлеба.

Брови Тириона взметнулись вверх:

— Ты сделал его сам?

— Один мой друг, Та́йвар, помогал мне, но большая часть работы была моей, — с едва скрываемой гордостью ответил хранитель знаний. — Я делал его уже несколько раз, и он стал весьма популярен среди Прэйсианов.

Выражение лица Тириона сказало ему всё, о чём тот думал.

— Ты не думал, что я могу сделать что-то подобное? — сделал озадаченное наблюдение Тиллмэйриас.

Тирион кивнул:

— Не принимай близко к сердцу, но — нет. Я полагал, что у тебя есть слуги для таких вещей, на случай, если ты проявишь к чему-то интерес.

— У нас нет слуг.

— Но рабы у вас были.

Тиллмэйриас поморщился:

— Были, но даже тогда мы бы не стали использовать их для чего-то подобного. Ты помнишь мою прежнюю профессию, но мы никогда не использовали людей из Эллентрэа ни для чего кроме арены и патрулей. Даже если бы в то время меня заинтересовало что-то подобное, я бы сделал это сам. Люди из Эллентрэа были не очень… искусны.

— Но еду они готовили, — заметил Тирион.

— Только друг для друга, не для нас, — объяснил Ши'Хар.

«Потому что вкус у неё был отвратительный», — подумал Тирион. Воспоминания об ужасном питании во время его рабства в Эллентрэа не заставили себя ждать.

— Наверняка же есть другие Ши'Хар, которых ты мог бы завербовать для выполнения подобной задачи, — предложил он.

— Среди детей Ши'Хар статус мало что значит, и мы никогда не делали приготовление еды профессией, как ваш народ, — сказал Тиллмэйриас. — Я подумываю о создании здесь социального клуба, для других моих сородичей, интересующихся приготовлением подобной пищи. Полагаю, ваш народ назвал бы это «рестораном».

«Из специалиста по рабам в повара», — подумал Тирион. «Этот мир не перестаёт меня поражать».

Они ещё некоторое время говорили о человеческой культуре, особенно — касательно еды, но всё это время Тирион гадал, зачем Прэйсиан на самом деле позвал его. Они находились высоко на одном из деревьев Рощи Прэйсиан, на платформе, которая, как он мог лишь предположить, была домом Тиллмэйриаса. Как обычно, находиться рядом с хранителем знаний ему было очень неуютно.

Он явился по приглашению Тиллмэйриаса, но сомневался, что истинной причиной стала проба его выпечки.

— Тирион?

Он потерял нить беседы:

— Прошу прощения. Я задумался. Так что ты говорил?

— Я спрашивал, слышал ли ты о бедствии.

Пульс Тириона участился, но дыхание своё он контролировал. Ощущение было таким, будто его вот-вот снова начнут допрашивать. У него в голове всплыли образы стола, к которому его когда-то привязывал Тиллмэйриас.

— Бедствие?

— Извержение вулкана. В прошлом месяце была уничтожена часть Рощи Мордан, — сказал Тиллмэйриас, пристально за ним наблюдая.

Тирион притворился удивлённым:

— Здесь?

— Нет, на той стороне океана, в контролируемой ими области на другом континенте, — объяснил хозяин дома.

— Лираллианта упоминала что-то на этот счёт, но ей пришлось помочь мне с географией. До этого я и не подозревал, что за океаном были другие земли, — солгал Тирион. — Насколько сильным было извержение?

Тиллмэйриас ненадолго отвёл взгляд:

— Погибли тысячи Старейшин Морданов. Мы уже давно не теряли столь многих одновременно.

— Разве недавно не была другое бедствие, буря, повредившая Рощу Гэйлин? — оживлённо спросил Тирион.

Хранитель знаний кивнул:

— Да, но тот случай и близко не стоял по разрушительности. Тогда погибло менее сотни.

«Сотни деревьев», — мысленно заметил он. Как обычно, Ши'Хар не считали потери среди своих детей. Семена легко было заменить.

— Почему на этот раз было настолько хуже? — спросил Тирион.

— С бурями проще справиться, — сказал Тиллмэйриас. — Немного подготовившись, наши старейшины могут создавать защиту от ветра, да и от любых природных явлений, если уж на то пошло. Даже землетрясения в большинстве случаев являются мелкими неудобствами, но извержения вулканов наносят вред сразу несколькими способами. Они часто внезапные и неожиданные. Горящий пепел может устраивать пожары, а потоки лавы — это верная смерть. Поэтому мы редко пускаем корни в местах, где высока вероятность вулканической активности.

Тирион пожал плечами:

— Про геологию я мало что знаю.

Тиллмэйриас улыбнулся:

— Я был удивлён, что ты не спросил, что я подразумеваю под «извержением вулкана», но ты, наверное, кое-что знаешь, иначе тебе даже не было бы знакомо слово, обозначающее на бэйрионском изучение земли.

Тириона пронзил холодный шок, когда он осознал свою ошибку:

— Лираллианта затрагивала эту тему на прошлой неделе, но до сегодняшнего для я не понимал её интереса.

— Наверное, она и сама впервые услышала о подобном, хотя догадываюсь, что кому-то пришлось дать ей информацию, которую она хотела узнать, — снисходительно сказал Тиллмэйриас.

— Быть может, Байовар, — с облегчением согласился Тирион.

— Это кажется весьма вероятным, — сказал Прэйсиан. — Давай-ка поговорим о чём-то другом. Уверен, ты гадал, был ли у меня какой-то скрытый мотив позвать тебя, помимо хлеба, конечно же.

— Это приходило мне в голову, — ответил Тирион, обрадовавшись смене темы.

— Вообще-то, хлеб был основной причиной встречи, — рассмеялся Тиллмэйриас, — но мне любопытна активность, которую ты развил вокруг своего нового дома.

— Ты что, шпионил за нами?

— Не больше обычного, — таинственно сказал хранитель знаний. Он уставился на Тириона, ожидая, пока неудобная пауза в разговоре не затянулась, после чего вздохнул: — Это была шутка.

— О, — сумел выдать Тирион, не в силах найти слова.

— Вижу, над юмором мне ещё следует поработать, — ответил Тиллмэйриас, беря со стола ломтик фрукта, и откусывая. — Но если честно, только об этом все и говорят. Даже люди в Эллентрэа шепчутся между собой, судя по тому, что до меня дошло. Что ты там, с твоего позволения, делаешь?

— Строю новое поселение, — просто сказал Тирион. — Нам ещё много предстоит сделать, прежде чем мы сможем управиться со всеми людьми в рабских лагерях.

— Некоторые из строений выглядят весьма специализированными. Думаешь, освобождённые люди из Эллентрэа так легко станут торговцами и ремесленниками?

— Путь будет долог.

— Так ты поэтому ищешь совета столь многих людей из диких городов? Прости, мне следовало сказать «человеческих городов».

— Конечно, — ответил Тирион. — Я надеюсь убедить многих тамошних людей тоже переселиться. Нам понадобится их помощь, если мы хотим привести к цивилизации тех, кто вырос в загонах.

— Ты взял на себя воистину гигантскую задачу, — прокомментировал Тиллмэйриас. — Я восхищаюсь тобой, хотя и волнуюсь о безопасности горожан. Ты хорошо знаком с тем, насколько опасны люди из лагерей.

— И как именно они такими стали, — добавил Тирион, позволяя своему раздражению отразиться на своём лице. — Я не сомневаюсь, что на это уйдёт не одно поколение. — «Конечно, рабы не выживут несколько поколений, хотя я уверен, что у тебя нет никаких проблем с тем, чтобы позволить мне думать иначе».

Его бывший инструктор встал, и отошёл от стола. Что-то в языке его тела говорило о тревоге, или, быть может, волнении.

— Кстати говоря, Тирион, тебе следует кое-что знать.

Тирион наблюдал за ним, внезапно снедаемый любопытством:

— О?

— Мне не следует тебе этого говорить. Мои Старейшины объявили, что эту информацию не следует распространять, но моя совесть не позволит мне смолчать, — сказал Тиллмэйриас, прежде чем остановиться у противоположного конца стола, оперевшись на него обеими ладонями. — Вам не следует скрещиваться с теми, кто родом из рабских лагерей.

— Почему нет?

— Они — тупик, в генетическом смысле, — сказал хранитель знаний. — Любые дети, которые появятся у вас с ними на свет, не проживут более одного или двух поколений. Если твои люди, в особенности — женщины, будут тратить энергию и ресурсы на взращивание их детей, то это серьёзным образом истощит вашу популяцию. Человечество даже может вымереть.

Тириона удивила его честность — настолько удивила, что он на миг даже забыл о своём гневе. Также встав, он уставился на Ши'Хар:

— Если это так, то почему ты мне это говоришь?

Поза Тиллмэйриаса была напряжённой от едва сдерживаемых эмоций:

— Потому что я верю в наш договор, не только как хитрый манёвр с целью заполучить преимущество — я в верю в его дух. То, что мы сделали в прошлом, было неправильным. Искупить это я не могу, но я также не могу сидеть сложа руки, и наблюдать за тем, как твой народ уничтожается из-за моего бездействия, хотя моих старейшин это вполне устраивает.

— Проясни для меня кое-что. Ты хочешь сказать, что твои старейшины желают вымирания для моего вида?

Хранитель знаний покачал головой:

— Нет, они не настолько злонамеренные, но они не будут оплакивать вашу гибель. Она может даже принести им облегчение — легко забыть вину, если жертвы несправедливости более не существуют.

— Разве тебя не накажут, если они выяснят, что ты мне это сказал? — спросил Тирион, шокированный явной пылкостью обычно невозмутимого Ши'Хар.

— Они никак не смогут догадаться, откуда именно ты это узнал, — сказал Тиллмэйриас, — но даже в противном случае я всё равно сказал бы тебе. Некоторые вещи слишком важны, чтобы их игнорировать.

Тирион силился совладать со своими эмоциями. Столкнувшись с такой подлинной заботой со стороны того, кого считал своим смертельным врагом, он не знал, как реагировать. Тирион повернулся к двери:

— Понятно. Мне нужно вернуться домой.

Тиллмэйриас шагнул ближе:

— Подожди, Тирион. Я знаю, ты не можешь меня простить, но поверь мне, когда я говорю, что хотел бы стать другом твоего народа.

— Ты прав, — ответил Тирион, глядя на дверной проём, — я не могу тебя простить, но я тебе верю. — «Будь ты проклят!». Он сделал ещё два шага, прежде чем приостановиться, сказав: — Спасибо. — После чего покинул комнату, однако свежая мысль заставила его вернуться.

Заглянув в дверной проём, он снова сказал:

— Масло.

Хранитель знаний, похоже, был сбит с толку.

— Оно хорошо сочетается с хлебом. Спроси у жителей деревень, как его делать, или у Кэйт. Думаю, тебе понравится, — закончил Тирион, и ушёл.

Хранитель знаний Прэйсианов несколько минут смотрел ему вслед, обдумывая его прощальные слова, и гадая, были они даром, или какой-то насмешкой. Лишь позже, он подивился отсутствию у этого человека вопросов насчёт генетического саботажа людей в рабских лагерях. «Было почти так, будто он уже знал», — подумал Тиллмэйриас.

* * *

Эал'эстиа сидела во тьме. Свет проникал лишь из-под окованной железом деревянной двери её каменной камеры. Она была продрогшей и несчастной в таком неестественном окружении. Воспоминания о солнце уже стали казаться ей сном.

— Бэ́люграа, — произнесла она, пытаясь сказать слово «солнце» на эроллис.

Она снова закрыла рот, и её захлестнуло отчаяние. Она слышала слово у себя в голове, как оно должно было звучать, но её губы издавали лишь случайный набор звуков, когда она пыталась произнести это слово.

Магического взора она тоже лишилась, и тусклый свет был её единственным источником утешения. Эал'эстиа понятия не имела, сколько времени она провела в этой камере — теперь, когда она больше не могла видеть солнце, её чувство времени исказилось. Дни её отмечались лишь кялмусом, который ей доставляли, чтобы утолять голод.

Её пленитель явно понимал, что без фрукта она начнёт пускать корни, хотя это никак не помогло бы ей в твёрдой темноте её узилища.

Она содрогнулась, и снова попыталась создать заклинательное плетение, чтобы согреться, но наградой ей стала лишь боль. Заклинательное плетение теперь было вне её досягаемости, она даже не могла коснуться эйсара, не говоря уже о том, чтобы направлять его своим семенем разума.

Эал'эстиа даже не была уверена, что семя по-прежнему было внутри неё. Прежде она никогда не осознавала семя, но теперь у неё было такое чувство, будто в её сознании появилась дыра — пустое, мёртвое место. Без магического взора мир потерял свою живость, будто лишившись цвета, хотя в тускло освещённой комнате она всё равно не могла различать цвета.

Её жизнь стала лишь бесконечными оттенками серого. В ней даже не было адреналина, который вызывал её мучитель. Тирион не посещал её уже сколько-то дней, или, быть может, недель.

Некоторое время назад у неё начались боли в животе, хотя она и не была уверена, почему. Если только этот безумец не повредил её тело вместе с мозгом. Убедиться в этом она не могла, и в прошлый раз боль была настолько велика, что она потеряла сознание. А потом могло случиться что угодно.

Сегодня её желудок чувствовал себя лучше, но у неё всё ещё было неприятное чувство раздутости. И ей нужно было пописать. Встав, она отошла в угол, где в полу было углубление. Там из стены текла струйка воды, вливавшаяся в похожую на чашу область, прежде чем утечь прочь.

Она вернулась к каменной скамье, на которой прежде сидела, но там её ладонь нащупала что-то холодное и неприятное. Подняв пальцы к носу, она почуяла запах крови.

— Ё́крл! — воскликнула она, отстранив от себя ладонь, и ища что-нибудь, чтобы вытереть пальцы. Конечно, она уже знала, что ничего не найдёт. Ей придётся использовать стену, или пол, или воду, которая втекала в её санитарную чашу.

Пока она мыла руки, открылась дверь.

— Доброе утро, Г-1, - сказал её пленитель.

— Бла́ба джии мо́рно! — гневно выплюнула она в ответ. «Меня зовут Эал'эстиа!»

Тирион, выше её на полголовы, стоял, глядя на неё с безумной улыбкой:

— Всё ещё пытаешься говорить? Ты только фрустрируешь себя.

Она зыркнула на него, отодвигаясь прочь, пытаясь найти угол своей камеры, который был от него дальше всего.

— Тебе следует гордиться — ты была моим первым успехом. После того, как я поработал над тобой, больше никому из твоего народа не пришлось умереть. С тех пор я также отточил свою технику. По-прежнему больно, но уже совсем не так сильно.

Эал'эстиа попыталась произнести бранное слово, но оно вышло лишь в виде нечленораздельного крика.

— Твой голос не вернётся, — сказал он ей. — Мне пришлось уничтожить ту часть твоего мозга. Было интересно выяснить, что управляющая речью область настолько тесно связана с той частью, которая управляет течением эйсара.

Полагаю, это имеет смысл. Это объясняет несколько моментов. Я теперь понимаю, почему произнесение слов увеличивает силу заклинаний. К сожалению, чтобы остановить одну, мне пришлось уничтожить другую.

— У́му?! — проблеяла она.

— Почему? — спросил он. — Я не мог прижечь семя разума, не остановив сперва течение эйсара. Из-за этого погибло несколько твоих предшественников. Семя разума делает самые разные гадости, если его не лишить эйсара прежде, чем я начну его прижигать. Именно это и вызвало такую сильную боль и неприятные ощущения, которые ты испытывала. Теперь я сперва уничтожаю речевые центры, и это лишает семя эйсара. Теперь это — единственная неприятная часть процедуры.

— Самые последние почти не кричали до конца процедуры, — добавил Тирион. — Твоя жертва значительно облегчила страдания твоих сородичей, от Г-2 до Г-14. «Г» — значит «Гэйлин», если тебе интересно, — сказал он, и замолчал, водя по ней взглядом. Его взгляд остановился где-то под её животом, а затем он покосился на каменную скамью.

Тирион сделал глубокий вдох, и ощутил облегчение, увидев её кровь. «Сработало».

— Не бойся, — сказал он пленнице. — Я беспокоился, что не сработает, и что твоя боль могла быть бессмысленной пыткой, но похоже, что я был прав. Это — твоя первая менструация, если я не ошибаюсь, поскольку сомнительно, что ты когда-либо прежде испытывала менструальный цикл.

Ты будешь матерью нового поколения человечества. Будущие правители этого мира выйдут из твоего чрева.

Эал'эстиа видела свет безумия в его глазах. Её хотелось отодвинуться от него ещё дальше, но твёрдые камни позади неё делали это невозможным. Она могла лишь отрицательно замотать головой.

— Не надо так, Г-1. В конце концов, ты теперь — человек. Наше будущее — это теперь и твоё будущее тоже.

Глава 16

Тирион стоял рядом с Раяном, глядя вниз, на планировку их нового города. Работа ещё шла, но город быстро приобретал очертания.

Они находились на деревянной платформе, на вершине временной бревенчатой башни. Основным её назначением и было обеспечить этот вид на город. Раян часто использовал её, чтобы убедиться, что новое строительство соответствовало его общему плану. Внизу ходили люди, в основном — маги из Эллентрэа, а также несколько человек из Сабортрэа. Никто из них не ходил медленно — работники Раяна двигались так, будто спешили.

Иан об этом позаботился. Нерасторопные не протягивали долго.

С башни были видны контуры будущих улиц, отмеченные верёвочными линиями, и тянувшиеся от центральной площади подобно спицам в колесе. Однако была построена лишь небольшая часть города, несколько дюжин каменных зданий. Они имели разные размеры и назначение, но по большему счёту были жилыми помещениями.

Рабы из лагерей строили свои новые дома, но их всё ещё было слишком мало. Сейчас здесь работала почти тысяча магов, и несмотря на приток рабочей силы они пока сумели обеспечить жильём лишь несколько сотен.

— То, что у тебя получилось, выглядит хорошо, но нужно, чтобы выглядело великолепно, — сказал Тирион. — Оно должно впечатлить жителей деревень, когда они его увидят.

— Оно должно быть функциональным, — возразил Раян. — У нас сотни людей каждую ночь спят в поле.

— Значит, тебе нужно больше рабочей силы, — подал мысль Тирион.

Раян покачал головой:

— У меня и так её слишком много. Я едва могу их всех пристроить к делу. Половину того, что они делают, приходится сносить, и строить заново. На их обучениеуходит больше времени, чем я могу выделить. Если добавить ещё, то это лишь увеличит перенаселение.

— Не пытайся достроить город, Раян, — предостерёг Тирион. — Нам нужна лишь маленькая его часть, которая выглядит великолепно, и понравится жителям деревень, когда они придут посмотреть. Жить там никто на самом деле не будет.

Сын в фрустрации уставился на него:

— Тогда зачем ты попросил меня спланировать его целиком? Зачем мы разметили все эти улицы? Я просто впустую тратил своё время!

— Все эти линии говорят о будущих перспективах, — сказал Тирион. — Когда они увидят красоту, которую ты уже создал, верёвки покажут им размеры твоего виденья. Их воображение заполнит пустое поле новыми улицами и великим зданиями, покуда уже имеющаяся часть выглядит впечатляюще.

Раян потёр лицо, прежде чем уставиться на заходящее солнце. Он вспотел от послеполуденной жары, и от этого щетина на его щеках начала чесаться.

— Мне бы помогло, если бы ты раскрыл оставшуюся часть своего плана. Говоришь, никто не будет там жить? У меня в этих зданиях уже спит несколько сотен людей из рабских лагерей.

Тирион нахмурился:

— Так не пойдёт. Не хочу, чтобы они пачкали это место.

— Они — люди, — возразил Раян. — Ты не можешь вечно заставлять их спать на земле!

— Если у тебя их слишком много, чтобы приставить к делу, пусть начинают работать над стазисными ящиками для убежища, — сказал Тирион. — И перестань думать о них как о людях. Они немногим лучше животных. «Баратти» для них — весьма точное слово.

Раян отвёл взгляд, ему было не по себе от того, куда свернул этот разговор:

— Какими бы доходягами они ни были, если мы научим их делать стазисные ящики, то они смогут изготавливать их тысячами за короткое время. Эта работа не займёт их надолго.

— Мне нужно много ящиков, — ответил Тирион.

— Сколько именно? — спросил Раян.

— Чтобы хватило на всех жителей деревень, а когда закончите с этим — чтобы хватило почти на всех людей из рабских лагерей, — мрачно сказал Тирион. — Когда вы закончите, спать в этом городе-фарсе они не будут.

Его сын уставился на него:

— В убежище не влезет сотня тысяч человек, даже если ты планируешь их всех запихать в ящики.

— Убежище — только для людей. Рабов мы поместим в другие места… по крайней мере — на некоторое время.

— Это всё какая-то бессмыслица, — пробормотал Раян. — Если ты планируешь использовать их как солдат, то в состоянии стазиса они для тебя бесполезны. Почему бы просто не построить город? Ему не обязательно быть поддельным. Я знаю, что был пессимистом, но если мы их обучим, то в конце концов у нас будет достаточно рабочих, чтобы сделать город реальностью.

— Нет.

Раян сжал перила так сильно, что побелели костяшки пальцев:

— Почему нет? Дай мне несколько лет, и этот город может стать настоящим. Из всего рассказанного тобой следует, что Ши'Хар, похоже, придерживаются своей части соглашения. По крайней мере, мы можем нарастить силы перед тем, как приступить к твоему плану.

Тирион уставился на сына:

— Посмотри на меня, — сказал он. Тирион подождал, пока Раян посмотрит ему в глаза, прежде чем продолжить: — Сотня тысяч, даже магов — это недостаточно, чтобы свергнуть захвативших этот мир Ши'Хар. Потребуется во много раз больше. И их численность никогда не вырастет, эти люди — тупик. Все их дети умрут в течение двух поколений. Я не могу позволить им свободно разгуливать, смешиваясь с людьми из деревень. Любые союзы между ними лишь уменьшат шансы на выживание человечества. Эти рабы, эти подарки от вечно добрых Ши'Хар, являются ядом. Даже будь они лояльны, для войны их бы не хватило. Они не будут моими солдатами. Вместо этого я возьму яд, который нам дали Ши'Хар, и использую его, чтобы их уничтожить.

— Но как? — раздосадованно спросил Раян. — Да и вообще, хочу ли я это знать? Они что, будут жертвами для наших целей?

— Знать ты не хочешь, — согласился Тирион, — но термин «жертва» является весьма подходящим.

* * *

Кэйт сделала аккуратный надрез, срезав верхушку луковицы, прежде чем перевернуть её, и разрезать пополам поперёк корней. Счистив верхние слои, она начала резать две половинки крест-накрест. На это у неё уходило очень мало времени, ибо её ловкие пальцы были давно привычны к этой задаче.

Скорость означала, что ей не нужно было мириться со слезоточивыми последствиями нарезки лука, но сегодня запах был резче, чем обычно. Прежде чем её глаза успели заслезиться, её желудок всколыхнулся, взбунтовавшись. Давясь, Кэйт отвернулась, и бросилась прочь из кухни.

Она думала, что на этом всё и кончится, но свой завтрак всё равно потеряла. «Я что, заболела?» — гадала она, ибо обычно её желудок был крепким, и уж лук точно её никогда не беспокоил. Мысль о луковице снова вызвала у неё тошноту. «Да что со мной не так?»

Тут она осознала, в чём, наверное, дело.

— Кэйт?

Это была Лираллианта. В кухне её не было. Они уже давно выяснили, что ей никогда не следует позволять готовить. Она, наверное, увидела, как Кэйт пробегала мимо передней комнаты.

— Ты в порядке?

Кэйт кивнула:

— Ничего, — сказала она. Затем вытерла рот тряпкой из кухни: — Это нормально, — слабо улыбнулась она Лире.

Лира нахмурилась:

— Нормально? Я и не знала, что тошнота может быть нормальной. Мне казалось, что она — признак заболевания.

— Или беременности, — сказала Кэйт, озвучивая свои подозрения. — Возможно, у меня скоро будет третий ребёнок.

— Ребёнка я пока не обнаружила, — сказала Ши'Хар. — Дай-ка мне посмотреть поглубже, — продолжила Лира. На некоторое время её взгляд стал отстранённым, а затем она улыбнулась: — Он ещё маленький, я бы его и не заметила, если бы ты не сказала.

— Тошнота бывает на ранних стадиях, — объяснила Кэйт. — Позже будет лучше, но только не говори никому.

Лира нахмурилась:

— Ты не хочешь делиться новостями?

— Пока — нет, — сказала Кэйт. — Позволь мне самой ему рассказать.

Лираллианта приняла задумчивый вид:

— Значит, это будет тайной. Следует ли мне поступить так же?

Теперь Кэйт была сбита с толку:

— Ты о чём?

— Меня этим утром чуть не стошнило, но я не понимала, почему, пока ты не объяснила свои причины. Похоже, что мы обе будем вынашивать детей, — сказала Лира.

Кэйт изумилась:

— Ты уверена?

— Я проверила себя сразу же после того, как проверила тебя.

«Полезный навык», — с некоторой ревностью подумала Кэйт.

— Я думала, у тебя не может быть детей…

— Случайно — не может, — ответила Лираллианта. — Мне разрешили.

Кэйт наполнил поток эмоций, основной из которых было счастье, но под ним также скрылась ревность. Она будет не единственной, кто подарит Тириону нового ребёнка. Однако это чувство удивило её, ибо она знала, что оно немилосердно. Разведя руки, она обняла Ши'Хар:

— Это чудесно. Ты будешь матерью. Наши дети будут братьями или сёстрами.

Лираллианта обняла её в ответ, затем отступила, опустив взгляд, будто была в чём-то не уверена:

— Я в смятении. Не знаю, что мне следует чувствовать.

Кэйт выпрямилась:

— Ты его любишь?

— Да.

— Тогда ты должна быть счастлива. Не думай об этом слишком много.

— Ши'Хар не заводят детей, только не так, — объяснила Лираллианта. — Я не знаю, что делать.

— Ешь, много отдыхай, — рассмеялась Кэйт. — Эта часть — ещё лёгкая. Позже ты будешь с нетерпением ждать, когда же всё наконец закончится.

У Лираллианты заслезились глаза:

— Ты не понимаешь. Процесс мне известен. Не это я имела ввиду. Я — не человек, но этот ребёнок будет человеком. Я не знаю, как быть «матерью».

— Поначалу никто не знает, — заверила её Кэйт. — Научишься — и я буду рядом, чтобы тебе помочь.

— А получится? — спросила Лира с ноткой отчаяния в голосе.

Кэйт внимательно посмотрела на неё, пытаясь понять, почему та так взволнована. В чём бы ни было дело, оно выходило за рамки обычного страха, который испытывала бы любая новая мать. Однако с кем-то настолько странным, какой была Лира, единственным способом это выяснить была прямота:

— Чего ты боишься, Лира?

— Тирион сказал мне о рабах в лагерях, почему они такие дикие по сравнению с вашим народом. Он сказал, что это из-за отсутствия у них матерей или отцов, которые могли бы их выращивать. Я не знаю, как быть матерью. Будет ли одного отца достаточно?

Кэйт рассмеялась, но серьёзность в голосе Лиры пробрала её до мозга костей, и на полпути её смех перешёл в слёзы. Ей было грустно за Лираллианту, и за тот факт, что у той никогда не было собственной матери. Она снова обняла Ши'Хар:

— Всё будет хорошо. Ты будешь чудесной матерью. Будем помогать друг другу. Твой ребёнок вырастет здоровыми и счастливым. — «И ты будешь гораздо лучшей матерью, чем была у меня».

— Никто из моей рощи никогда прежде такого не делал, — сказала Лира.

— Я видела, как ты обращаешься с Инарой и Элдином, — ответила Кэйт. — У тебя получится. Тебе просто надо их любить.

— И всё? — недоверчиво спросила Лира.

Кэйт ухмыльнулась:

— Нет, но это — начало. Это ещё далеко не всё, но ты научишься по ходу дела.

— И ты будешь меня учить?

— Конечно. Лук резать умеешь?

Лира нахмурилась:

— Мне сказали держаться подальше от кухни.

— Если мне придётся ещё раз почуять запах той луковицы, то я снова окажусь здесь, борясь с тошнотой. Думаю, тебе будет не опасно сделать что-то настолько простое, если только от этого запаха тебя тоже не затошнит.

Лираллианта протянула руку, коснувшись виска Кэйт:

— Не двигайся.

По Кэйт прокатилось ощущение прохлады. Тошнота её утихла, а желудок расслабился.

— О, это чудесно. Я и не знала, что ты так умеешь. Спасибо.

Лира улыбнулась:

— За последние несколько дней приходилось часто в этом практиковаться.

— Полагаю, мне тогда лучше вернуться на кухню, — удручённо сказала Кэйт.

Лира положила ладонь ей на плечо:

— Позволь мне. А ты можешь приглядывать.

Кэйт засмеялась:

— Ладно. От такого предложения я отказываться не буду. Если так будет и дальше, то я могу даже влюбиться в тебя.

Лира первой пошла обратно к кухне:

— Ты же сказала, что мы будем друг другу помогать.

Глава 17

Крэ́йг Ро́у был необычно высоким мужчиной, ростом почти в шесть с половиной футов. Волосы его были тёмными, и спадали на его смуглую кожу плотными кудрями. Его жена, Ло́ра, обладала похожим образом впечатляющими ростом и тёмным цветом лица.

Сара находила их окрас интересным. Она слышала, что многие люди в Дэрхаме были темнее, но ожидала что-то ближе к густому загару. Конечно, она видела среди Ши'Хар и более экзотическую окраску, например — у Прэйсианов, которые были настолько тёмными, что выглядели почти угольно-чёрными, и это ещё было заурядным по сравнению с синей кожей Морданов или зелёными волосами Сэнтиров.

Она задумалась, не имело ли человечество когда-то такие же разные окрасы, как и Ши'Хар. Миссис Роу смотрела бы Тириону прямо в глаза, если бы он тут был, а Мистер Роу был бы на полголовы выше. «Будет интересно позже увидеть их бок о бок», — подумала Сара.

— Добро пожаловать в Албамарл, — сказала Сара.

— Так вот, как этот новый город будет называться? — спросила Лора Роу. У неё был глубокий, но женственный голос, и она держалась с уверенным и властным видом. Жена мэра Дэрхама была не робкого десятка.

Сара улыбнулась:

— Изначально так назывался наш дом, но мы решили расширить это название на весь город. Оно означает «белый камень».

— Мне кажется, называть это городом — преждевременно, — сказал Крэйг, — когда никто там ещё не живёт.

— Некоторые из моего народа уже там, — подала голос Лэйла, — но мы надеемся, что как только вы его увидите, то захотите быть среди первых новых горожан.

Лэйла носила элегантное платье, но оно почти не скрывало её фигуру воительницы. До роста гостей она немного не дотягивала, хотя и сама была высокой, но её мускулатура почти не оставляла сомнений в том, кто из этих троих победит в обычной драке.

Будучи чуть выше пяти футов, Сара ощущала себя среди них совершенно низкорослой. За Лэйлой она наблюдала с беспокойством. «Зря я её взяла. Она — не дипломат». К сожалению, для экскурсии им нужны были её навыки.

Несмотря на грубое воспитание, Лэйла управлялась с иллюзиями гораздо искуснее всех детей Тириона. Вообще, само её платье было магической фабрикацией. Под ним надзирательница была почти голой. Никакие слова не могли убедить её надеть одно из вычурных платьев, которые рекомендовала Кэйт. Иллюзия была компромиссом.

Однако Саре не на что было жаловаться. Иллюзорные наряды Лэйлы были гораздо более впечатляющими, чем платье, которое пыталась ей навязать Кэйт, и Сара видела, что Миссис Роу наблюдала за Лэйлой с восхищением, или, быть может, с ревностью.

— Если последуете за мной, то мы сможем показать вам, что мы уже успели построить, — учтиво сказала Сара, ведя их по мощёной дорожке, тянувшейся от их комплекса зданий до края нового города.

Лэйла уловила намёк. Указав вперёд, она произнесла:

— Отсюда уже можно видеть башню.

— Башню? — спросила Лора. — Это она и есть?

Сара кивнула:

— Она ещё не закончена, поэтому показать её вблизи мы не можем, но когда её достроят, то с её вершины можно будет видеть весь город и окружающую местность.

— А зачем вам башня? — сказал Мистер Роу. — Это кажется непрактичным, особенно — строить её ещё до того, как закончен город.

— Албамарл задумывался как вдохновение, — объяснила Сара. — Лорд Тирион намеревается возродить величие человечества из праха прошлого. Башня будет стоять над ратушей как символ для всех, кто там живёт. Он намеревается держать её открытой для использования горожанами, позволяя нам смотреть на мир, и одновременно давая свет надежды тем, кто едет в город.

Экскурсия длилась почти час, пока Сара и Лэйла водили двух гостей из Дэрхама по нескольким из уже завершённых зданий в Албамарле. Вопросы были нескончаемыми, и искусные иллюзии Лэйлы были настолько действенными, что эту пару трудно было оторвать от города, когда они показали им всё, что собирались показать.

Лэйла скрывала это, но усилие по поддержанию такого количества иллюзий длительное время было ей почти не по силам. Башня вообще не существовала, и хотя несколько зданий, внутрь которых они заводили посетителей, были настоящими, большая часть строительства, на которое они указывали издалека, была фикцией от начала и до конца.

Когда они вернулись в основной дом, Лэйла откланялась, и ушла, предположительно — чтобы заняться другими делами, но на самом деле она шла к себе в комнату, отдыхать.

Её партия была сыграна. Теперь очаровывать их придётся Тириону и Кэйт.

Ужин был одним из лучших, что бывали в Албамарле, хотя Кэйт к его готовке не имела отношения. Эта вечерняя трапеза была плодом упорного труда Абби, долго практиковавшейся под руководством Кэйт.

Сара повела двух гостей в обеденный зал, но была удивлена, когда они его достигли. Магический взор сказал ей, что с внутри было ещё одно лицо, которого никто из них не ожидал — Ши'Хар.

Не зная, что ещё сделать, она завела их внутрь, и указала на их места. Байовар, один из хранителей знаний Иллэниэлов, сидел за столом рядом с Тирионом.

Мистер и Миссис Роу удивлённо замерли, увидев сидевшего за столом перед ними сереброволосого мужчину.

Тирион и Байовар встали, когда те вошли.

— Полагаю, вы, должно быть, Крэйг и Лора Роу? — сказал Тирион. — Могу я представить вам ещё одного гостя, явившегося к нам на ужин?

Они быстро кивнули, и он продолжил:

— Это — Байовар, из Рощи Иллэниэл. Байовар, прошу знакомиться — Мистер и Миссис Роу из Дэрхама.

Иллэниэл уважительно поклонился:

— Рад встрече.

Непривычные к такому, двое гостей из Дэрхама быстро последовали его примеру.

— Они пришли посмотреть нашу работу над новым городом, — объяснил Тирион.

— Весьма впечатляет, — сказал Крэйг. Он пытался не пялиться, но потустороннюю грацию и красоту, столь явно наличествовавшие в Байоваре, было трудно игнорировать тем, кто никогда прежде не встречал Ши'Хар.

Тут вошла Кэйт, за которой следовали Абби, Эмили и Раян с блюдами и подносами в руках. Чтобы не нервировать гостей, они всё делали вручную, и когда стол был накрыт, последовала ещё одна череда официальных представлений, после чего все сели есть.

Минуту спустя вошла Лираллианта, и остальные дети Тириона, кроме Инары и Элдина, за которыми на время ужина ухаживала уставшая Лэйла.

В зале было тесновато, и хотя за столом ещё оставалось место, его едва хватало, чтобы все могли рассесться. Крэйг и Лора выглядели подобающим образом впечатлёнными, и присутствие Байовара, наверное, этому помогало, но Тирион не мог не задуматься о том, зачем хранитель знаний сюда явился. У них не было возможности переговорить с глазу на глаз до того, как вернулась Сара.

Как только трапеза завершилась, Тирион встал:

— Если вы меня извините, мне нужно отлучиться. Я вскоре вернусь.

Он кивнул Байовару, и они вышли наружу.

— Ты выбрал суетный день для визита, — начал Тирион.

— Надеюсь, я не помешал, Тирион, но у меня есть для тебя важные новости, — с безрадостным лицом сказал хранитель знаний.

— Я слушаю.

— На следующей неделе тебе нанесут визит Сэнтиры, — сказал Байовар.

Тирион нахмурился:

— Мирный визит, я так понимаю?

Ши'Хар Иллэниэлов кивнул:

— Да, но при общении с Сэнтирами всегда рекомендуется осторожность, особенно — в этот раз.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил он.

— Визит — лишь формальность, но учитывая их особые дарования, тебе следует быть осторожным, чтобы они не выяснили никакую тревожную информацию… — подал мысль хранитель знаний, позволив словам многозначительно повиснуть в воздухе.

— Их дарованиям? — пренебрежительно сказал Тирион. Заклинательные звери, возможно, были полезны в бою, но он не видел особой угрозы от этого дара во время визита для сбора информации. Быть может, Байовар беспокоился, что они оставят позади крошечного шпиона, но от такого количества магов будет трудно укрыть магическое существо.

— Они пошлют одного из своих хранителей знаний, Сэ́йлендора, — добавил Байовар. — Ты должен позаботиться о том, чтобы все постоянно поддерживали защиту на своих разумах.

Тирион ощутил, как что-то заворочалось на задворках его сознания, дополнительная информация от лошти — вещи, которые он ещё не изучал. Почему Байовар так волновался?

— Почему? — спросил он.

Байовар вздохнул:

— Я и забыл, что лошти у тебя недавно. Ты должен подумать о Сэнтирах, изучить то, что узнал о них. Сейчас они для тебя — самые опасные из Ши'Хар.

Тирион ощутил, как при упоминании о лошти по нему прокатилась волна холодного шока. С практической точки зрения он знал, что Иллэниэлом было известно о его краже плода. Действительно, они сами практически устроили так, чтобы он попал ему в руки, не говоря ему об этом — однако он был удивлён, услышав, как Байовар упоминает об этом настолько прямо. Он не знал, поделились ли Старейшины с кем-то этим знанием.

Байовар попытался ободрить его улыбкой, хотя получившееся у него выражение лица возымело диаметрально противоположный эффект:

— Расслабься, Тирион. Знают только мои Старейшины, и те, кому ты рассказал сам. Меня самого проинформировали об этом лишь сегодня, перед тем, как я принёс тебе эту весть.

— И твоя весть, она исходит от твоих старейшин? — спросил Тирион.

Хранитель знаний кивнул:

— Так и есть, и они хотят, чтобы ты знал, что твоя тайна — это и их тайна тоже. Мы не можем позволить Сэнтирам или какой-то другой роще узнать о том, что ты получил лошти, — сказал Байовар, и подался вперёд: — И это вдвойне справедливо относительно беременности Лираллианты.

Все карты были выложены на стол. Лира ещё не сказала Тириону о своей беременности, но он тщательно за ней наблюдал. Теперь Байовар практически признал, что она была важна для тайного плана его Старейшин. Тирион зыркнул на сидевшего напротив него Ши'Хар:

— Я уже знаю о том, что некоторую информацию ваш народ намеренно удалил из лошти, но теперь ты практически признался в том, что вы меня используете. Что Иллэниэлы планируют?

— Выжить, — ответил Байовар.

— Но как?

— Если бы я мог обсуждать это, то Старейшины не потрудились бы изъять эту информацию из полученных тобой сведений, — сказал хранитель знаний.

— Бессмыслица какая-то, — сказал Тирион. — При всём вашем могуществе, зачем вам нужны мы? Я, или ребёнок Лиры — что мы можем сделать такого, чего не может сделать для себя Роща Иллэниэл?

Судя по виду Байовара, он испытывал душевную боль. Сжав губы, он несколько секунд молчал, прежде чем сказать:

— Тирион, пожалуйста, не увлекайся гаданием о прошлом. Они дали тебе всё знание, какое могли, не меняя при этом важных решений, которые ты примешь. Именно на этих решениях тебе и следует сейчас сосредоточиться. Наши народы будут замечательными союзниками в будущем, которое слишком далёкое, чтобы ты или я могли сейчас его видеть, но то, что случится сейчас, в настоящем, окажет значительное влияние на то, как именно мы достигнем того будущего. Приближается несколько поворотных точек, моментов выбора, которые могут вылиться в чудовищные страдания как для твоего народа, так и для моего. Ради своих детей, не позволяй гневу ослепить тебя. Мы поступили с вами несправедливо, мы это свободно признаём, но если ты сможешь закрыть на это глаза, то у всех нас появится новая надежда, — закончил хранитель знаний.

Оправдания Ши'Хар заставили пламя вспыхнуть в его венах:

— Скажи это миллиардам, которых убил ваш народ. Скажи это Бриджид, которую вы вынудили убить её собственную сестру. Мне уже тошно слышать оправдания ваших злодеяний, основанные на каком-то чудесном далёком будущем.

— Тирион…

— Заткнись, — рявкнул он. — Скажи мне, чего вы от меня хотите, и проваливай!

Хранитель знаний склонил голову:

— Сэнтиры опасны. От них гораздо труднее скрывать тайны, чем от каких-либо иных рощ. Позаботься о том, что когда Сэйлендор явится сюда, он не найдёт никаких открытых разумов для изучения. Если он выяснит, что мы сделали, то я не уверен, что мы сможем тебя защитить.

Тирион выслушал каждое слово, а затем жестом указал на массивные деревья вдалеке:

— Благодарю за предупреждение. А теперь тебе пора уходить.

Она наблюдал за уходом Ши'Хар, ещё долго глядя в ночь после того, как Байовар скрылся из виду. Его магические чувства следили за Ши'Хар ещё дальше, но его разум был занят мыслями о предостережении. «Откуда они знают о грядущем визите Сэнтиров? Они что, получили от них весть, или это — очередной пример их магического предвиденья?»

Это были важные вопросы. Из лошти он знал, что они должны узнавать лишь о том, что каким-то образом напрямую повлияет на них в будущем. Всеведающими они не были. Если их знание проистекало из их дара, значит визит Сэйлендора положит начало событиям, которые они почувствуют на себе, и цепочка событий уведомит их о начальной причине. Но какими именно могут быть эти события?

Попытаются ли Сэнтиры его убить? Это объяснило бы их предостережение, поскольку, предположительно, его смерть нарушит их планы насчёт выживания.

Как бы то ни было, он не мог игнорировать это предупреждение, даже если оно заставляло его до боли осознавать тот факт, что он всё ещё был марионеткой Ши'Хар Иллэниэлов.

Тирион перевёл своё внимание на то, что знал о Ши'Хар Сэнтиров, позволяя своим вопросам провести его по дорогам памяти. Образы, слова и мысли набрасывались на него по мере того, как он исследовал новые области своего недавно полученного знания. Сэнтиры были главными действующими лицами в уничтожении человечества, и отнюдь не из-за их заклинательных зверей.

Заклинательные звери были лишь ответвлением их истинного дара — манипуляции разумом. Из-за этого их более всего боялись среди остальных рощ, за исключением Иллэниэлов. Их способности поворачивали друг против друга целые армии.

Но даже этого было недостаточно, иначе Ши'Хар не пришлось бы использовать свой финальный вариант, чуму самовоспроизводившихся Крайтэков, поглотившую человечество в качестве ужасающей демонстрации биотехнологического мастерства. Тирион снова позволил своему разуму сосредоточиться на этом.

Эти Крайтэки были основаны на существе, которое когда-то донимало Ши'Хар. Они воссоздали его, и модифицировали так, чтобы оно питалось плотью людей, а не их собственной. Это была демонстрация ловкого и точного контроля над созданием их слуг-воинов, какой Тирион никогда бы не смог воспроизвести сам — но в нём был один изъян.

Их создания сохранили изначальные гены, дававшие этому существу способность кормиться самими старейшинами Ши'Хар. Эти черты они подавили, но созданные ими блоки легко было снять. Если это сделать, то получившиеся Крайтэки будут питаться как деревьями Ши'Хар, так и людьми.

Вторая такая чума сотрёт человечество с лица земли, но что она сделает с Ши'Хар? У них больше не было кианти, которые когда-то давным-давно спасли их, однако они покрывали всю землю. Учитывая их развитие, они вполне могли остановить паразита, если дать им время отреагировать. Они были столь многочисленны, что скорее всего найдут решение до того, как погибнут все.

Однако это всё равно было неважно. Тирион никак не мог воссоздать использованных ими Крайтэков. Древние учёные человечества, возможно, сумели бы, но хотя он теперь обладал некоторыми из их знаний, у него не было не только инструментов, но и навыков, чтобы эту информацию использовать.

Единственными, кто мог это сделать, были деревья-отцы. «Этим я рисковать не могу», — подумал он, — «пока не могу».

К тому же, он был уверен, что этого не хватит. Ему придётся придумать что-то ещё.

«Или придумать что-то в дополнение к этому», — осознал он, и на его лице расплылась тёмная улыбка. «Геология — такое интересное слово. Очень жаль, что Ши'Хар не знали об этом и половины того, что знали вырезаемые ими люди».

Глава 18

Прошло три дня, прежде чем им был нанесёт «неожиданный» визит. Поскольку они не знали, когда именно он произойдёт, Тирион заставил всех оставаться дома, поэтому большая часть его проектов была временно приостановлена. Однако Раяна это вполне устраивало, поскольку давало ему возможность поработать над некоторыми более мелкими улучшениями, которые он уже давно планировал.

Единственным исключением была Лираллианта. Услышав предупреждение, она на время добровольно вернулась на своё место в Роще Иллэниэл. Защита своего разума не была для неё проблемой, но скрывать тайну в её чреве было бы невозможно.

Всем остальным было настрого приказано защищать свои разумы как можно крепче. Лишь Кэйт и маленькие дети не могли этого делать, но дети всё равно ничего не знали. Кэйт, с другой стороны, не знала о планах своего мужа ничего конкретного, но могла знать достаточно, чтобы навлечь на них неприятности.

Тирион не мог быть уверен до конца. Он волновался, что по меньшей мере одна из её заблудившихся мыслей могла выдать тот факт, что он съел лошти, поэтому он предостерёг её оставаться у себя в спальне на время визита Сэйлендора. Уорда приватности вокруг комнаты должно было хватить, чтобы уберечь её мысли. «Если даже я не могу ощущать, есть ли кто-нибудь внутри комнаты, то сомневаюсь, что он сможет прочитать там чьи-то мысли», — заключил Тирион.

Проблемой, конечно, был тот факт, что они не знали, когда прибудет хранитель знаний Сэнтиров.

Так получилось, что в день появления их незваного гостя дежурила Бриджид. Их изначальный анклав теперь был окружён каменной стеной, заключавшей в себя большой двор. Внутри было два главных дома — жилище Тириона и общежитие, где обитали его старшие дети, а также ряд пристроек, в основном — кладовых и мастерских.

Бриджид находилась на маленькой платформе рядом с основным входом, когда заметила приближение Сэйлендора. Проигнорировав лестницу, она легко спрыгнула на землю, и потрусила к дому своего отца. По пути она миновала Вайолет и Блэйка.

— Он приближается, — сказала она им. Этих слов хватило — всем уже сказали ждать гостя.

Весть быстро разошлась среди них, но в доме Тириона не было. Однако Бриджид это знала. Она зашла внутрь, и вошла в его спальню, закрыв за собой дверь. В углу стоял зачарованный камень. Изначально он был маленьким речным камнем, но теперь он был покрыт рунами, и выглядел так, будто его разрубили надвое. Подняв его, она произнесла командное слово, и стала смотреть, как тот засветился.

Его вторая половина в самой глубокой лаборатории Тириона должна была так же светиться, позволяя её отцу узнать, что пришло время возвращаться.

Она могла бы и сама за ним сбегать. В спальне был тайный вход, который вёл прямо в лабораторию, но открыть эту дверь она не могла. Это была одна из тех особых дверей, которые он делал, и хотя она знала, где та находилась, ощущать её Бриджид не могла — на это были способны лишь Тирион и Эмили.

Бриджид нетерпеливо ждала. Бесстрастный наблюдатель сказал бы, что она «беспокоилась», но никакой наблюдатель, которому нравилось оставаться не порубленным на части, не осмелился бы высказать о ней что-то подобное. Бриджид расхаживала из стороны в сторону. Она слышала, как снаружи комнаты послышались голоса. Остальные зашли внутрь, и она подозревала, что Ши'Хар Сэнтиров был с ними.

Не будучи уверенной, что ещё делать, она привела в действие завесу приватности вокруг спальни.

— Поспеши, чёрт тебя дери, — пробормотала она. Бриджид понятия не имела, как оправдываться перед их гостем, если Тирион не появится.

Камни в углу комнаты внезапно разошлись, бесшумно скользнув в стороны, и открыв длинную лестницу, спускавшуюся под землю. Тирион быстро взобрался по ней.

— Он здесь? — мгновенно спросил он.

Бриджид кивнула:

— Да, я думаю, что он уже в обеденном зале.

— Где Кэйт?! — с внезапной тревогой спросил он. — Она должна быть здесь!

Глаза его дочери расширились:

— Я передала весть всем, кого встретила. Кто-то должен был ей сказать. Она уже должна была прийти сюда.

— Найди её, — приказал Тирион. Бриджид побежала было из комнаты, но он схватил её за плечо: — Не беги. Я не хочу, чтобы у него были поводы о чём-то задуматься. — С этим от её отпустил, и она открыла дверь уже в более небрежном темпе. Тирион вышел следом.

Как только он вошёл в обеденный зал, его взгляд сразу же остановился на их госте.

Сэйлендор был среднего роста, чуть менее шести футов, но обладал господствующим присутствием. Как и у всех его сородичей, у него были волосы зелёного, неяркого цвета, напоминавшего о дубовых листьях в середине лета, а не о ярких цветах весны. Однако сторонний взгляд приковывали его глаза, они были сочного голубовато-зелёного цвета, как изумруды под полуденным солнцем.

Зелёные глаза Кэйт были гораздо более скромного, человеческого оттенка, и казались тусклыми по сравнению с ним. Это наблюдение вызвало в сердце Тириона нерациональную ненависть, которая не имела никакого отношения к виду, к которому принадлежал этот мужчина.

Взгляд Сэйлендора упал на него сразу же, как он вошёл, и хотя взгляд Ши'Хар должен был казаться вызывающим, вместо этого он ощущался тёплым. Этот мужчина излучал тёплое обаяние, которое нельзя было отрицать.

— Ты, наверное, тот самый человек, о котором я столько слышал, — сказал хранитель знаний.

Тирион знал, что на него влияют, как и на всех собравшихся в комнате. Исходившие от Ши'Хар Сэнтиров потоки эйсара были тонкими, естественными, их было почти невозможно распознать как намеренные. Потребовалось усилие воли, чтобы упрочнить щит вокруг его разума, что немного помогло, но обаяние их посетителя будто просачивалось внутрь.

Он ощутил странное стремление обнять незнакомца.

— Я был бы признателен, если бы ты этого не делал, — строго сказал Тирион. Ему трудно было произнести эти слова, ибо он знал, что они были грубыми, и последнее, чего он хотел — это оскорбить их нового гостя. К счастью, у него были годы, чтобы практиковать жестокость, даже к людям, которые были ему гораздо более небезразличны, чем какой-то неизвестный Ши'Хар.

Брови Сэйлендора в невинном удивлении взметнулись вверх:

— Прошу прощения, я что, нанёс какое-то оскорбление?

На секунду Тирион ощутил досаду и глубокий стыд за то, что повёл себя настолько грубо, но затем тон и выражение лица Сэйлендора вызвали воспоминание из глубокого прошлого. Индифферентность выражения его лица, искренность его голоса — это напомнило ему о Тиллмэйриасе, а мысли о своём прежнем инструкторе принесли с собой старые панику и страх, намертво въевшиеся в его душу.

Со страхом пришёл адреналин, а затем — гнев.

— Думаю, ты, чёрт побери, отлично знаешь, что я имею ввиду, — выдавил Тирион. — Ты здесь для честной встречи, или ты просто хочешь выебать мозги всем в этой комнате?

Дети ответили на его слова шокированными и испуганными взглядами. Большинство из них, кроме, возможно, Бриджид, уже начали расслабляться под волнами обаяния, исходившими от посла Сэнтиров. Вызов Тириона шокировал их, и они начали затягивать свои собственные ментальные защиты.

Атмосфера в комнате внезапно охладела. Ощущение было подобно тьме, появляющейся в момент исчезновения света. Сэйлендор сделал поспешный полупоклон:

— Мои извинения. Я так долго был среди своих, что забыл о манерах. Пожалуйста, не судите о Сэнтирах по моим небрежным привычкам.

«Так я тебе и поверил», — подумал Тирион. «Ну и гадюка! Все его действие рассчитаны наперёд». Контролируя свой гнев, он ответил:

— Я предпочитаю беседы, в которых я могу быть уверен, что мои эмоции — мои собственные. Соглашение между вашим народом и моим всё ещё свежо — давай не будем пятнать его плохим началом. Пить хочешь?

Сэйлендор немного посмотрел на него, прежде чем ответить:

— Мои извинения были искренними.

«Он ощутил мой гнев», — подумал Тирион. «Несмотря на мою тщательно выстроенную защиту». Когда отвечают на твоё настроение, а не на слова, это смущает, мягко говоря.

— Если ты хочешь показать свою искренность, то придерживайся разговора, и не пытайся прощупывать моё настроение.

Хранитель знаний кивнул:

— Понятно, и — да, мне хочется пить.

Бриджид почти добралась до парадной двери, когда та открылась сама по себе. На той стороне стояла Кэйт. Когда она вошла, все взгляды упали на неё.

— Привет? — сказала она в воцарившейся неудобной тишине.

Абби заговорила первой:

— У нас неожиданный посетитель, из Рощи Сэнтир.

Лицо Кэйт стало настороженным, но она быстро скрыла это выражение:

— О, приятно познакомиться. Я — Катрин… жена Тириона.

Сэйлендор успел миновать разделявшее их расстояние прежде, чем кто-то успел шелохнуться. Протянув руку, он взял её собственную, и вежливо наклонил голову:

— Приятно познакомиться, Катрин.

Как только их руки соприкоснулись, Тирион ощутил, как между ними что-то промелькнуло, что-то маленькое и тихое, почти не ощутимое. Метнувшись вперёд, он развёл их в стороны, зыркнув на Сэйлендора:

— Твои действия не оправдывают твоих недавних извинений, Сэнтир, — сказал он. Не отворачивая лица, он обратился к Кэйт: — Ты нужна Инаре в спальне.

Сбитая с толку, и возможно очарованная, Кэйт начала было возражать:

— Но она с Лэй…

— Позволь мне помочь тебе, сестра, — сказала Бриджид, поведя её к спальне.

Сэйлендор выглядел расстроенным:

— Я не хотел оскорбить тебя или твою наложницу, Тирион, пожалуйста, прости…

— Жену, — поправил Тирион. — Правильное слово — «жена».

— Прошу прощения, — быстро сказал Сэйлендор. Похоже, что мой бэйрионский не на высоте. Я только и делаю, что наношу оскорбления одно за другим.

— Давай перейдём в переднюю комнату, — сказал Тирион, игнорируя его извинения. — Там удобнее, и уединённее, — закончил он. Затем зыркнул на остальных: — Возвращайтесь в свои комнаты. Поужинаем позже.

Спорить никто не стал.

Сэйлендор без комментариев пошёл следом, сев в одно из скромно обитых кресел, созданных Раяном:

— В этом действительно не было необходимости.

Тирион уставился на него, вцепившись в свою холодную ярость:

— В чём?

Его гость вздохнул, проведя ладонью по мягким зелёным волосам:

— Быть может, было ошибкой явиться сюда.

— Ошибкой было обращаться с нами как с книгами, в которых можно рыться, — ответил Тирион.

Сэйлендор оценивающе посмотрел на него. От этого взгляда было не по себе. Тирион ощутил внезапную неуверенность, что-то вроде того, что может чувствовать ягнёнок, обнаруживший, что оказался заперт в загоне с голодным волком.

Но страх был Тириону хорошо знаком. За прошедшие годы они со страхом стали старыми друзьями. Тирион не позволял ему управлять собой, но использовал, чтобы действовать осведомлённо. До этого момента он задерживал дыхание, и теперь медленно выдохнул. Уже стало ясно, что никакие ментальные щиты не позволят ему полностью помешать Сэйлендору добраться до его мыслей, поэтому он сменил тактику. Тщательно прислушиваясь, он ощутил твёрдое биение земли. Оно звало его, но Тирион не позволил ему себя полностью поглотить.

Вместо этого он легко коснулся земли, позволяя ей напитать его мысли и проникнуть в его тело. Он слегка расширился, став большим, чем был прежде, но лишь немного. Его ощущение изменились, а границы сместились. Он был суммой всего, что находилось вокруг, за одним исключением.

Сэйлендор был для него посторонним, как засевшая под кожей заноза.

Легко балансируя на грани между человечностью и полным погружением в свою странную способность, он тщательнее прислушался к словам Сэйлендора, воспринимая их без чувств. Теперь Ши'Хар выглядел иначе — менее человечным, и более похожим на хищного зверя, с острыми зубами и оканчивающимися когтями пальцами. Он был почти похож на рептилию, с твёрдой чешуёй вместо кожи.

Видение Тириона не было реальным, по крайней мере — не физически, но в нём было что-то более истинное. Его восприятие имело мало смысла, но он находился в состоянии, которое было вне разума и смысла, в состоянии, где всё просто было.

— А тебе приходило в голову, что, быть может, это не было ошибкой? Разве не могло быть так, что я заставил тебя выгнать всех остальных. Быть со мной наедине — это, возможно, не совсем уж мудро… — говорил Сэйлендор, но затем выражение его лица сменилось, а слова повисли в воздухе. В его чертах мелькнуло смятение. — Что ты сделал?

Разум Тириона был камнем, и Сэйлендор оказался пойманным внутри него подобно мухе в янтаре.

— Ничего, — ответил тот. — В данный момент я раздумываю о том, убить мне тебя, или продолжить попытки цивилизованно побеседовать. Ты сам бы что предпочёл?

Лоб хранителя знаний промок от пота, пока тот пытался почувствовать что-то, что угодно, но его восприятие было мертво. Он всё ещё обладал своей силой, у него всё ещё был магический взор, но он чувствовал себя слепым, ибо помимо физического зрения он больше ничего не чувствовал — ни от стоявшего неподалёку от него мужчины, ни от кого-либо ещё в доме. Он будто бы находился здесь один, и говорил с камнем, который внешне напоминал человека.

— Я бы предпочёл поговорить, — наконец сказал Ши'Хар Сэнтиров.

— Тогда начнём с цели твоего визита, — спокойно предложил Тирион.

— Моя роща послала меня собирать информацию, — сказал Сэйлендор. — Уверен, ты можешь это понять. Однако наши намерения мирные.

— Ваши намерения и действия, похоже, не совпадают, — сделал наблюдение Тирион. — Слово «мирные» здесь, возможно, не совсем подходит. Сбор информации кажется рациональным, но догадываюсь, что действия ваши будут зависеть от того, что ты выяснишь.

— В таком случае, мы надеемся на мир, — поправился хранитель знаний. — Ведь любое разумное существо будет защищаться, столкнувшись с угрозой.

— Мы не угрожаем Сэнтирам, — бесстрастно заявил Тирион. — В конце концов, именно ради этого заключалось соглашение. Если ты пришёл его подтвердить, то получается у тебя плохо. Позволь мне упростить для вас ситуацию. Оставьте меня и моих в покое, и Сэнтирам не о чем будет беспокоиться.

Сэйлендор склонил голову:

— Этого более чем достаточно. Пожалуйста, прости мои оскорбления, которые я нанёс сегодня тебе и твоей семье.

— Держитесь от нас подальше, — предостерёг Тирион. — Это касается и тебя, и остальных детей Рощи Сэнтир. Поступайте так — и не будет допущено никаких ошибок.

Хранитель знаний начал снова:

— Тирион, если ты…

— Прощай, Сэйлендор. Надеюсь, что больше мы с тобой не увидимся, — перебил Тирион. Лицо при этом он сохранял ничего не выражающим, и больше ничего не сказал.

Сэйлендор принял его предложение уйти настолько учтиво, насколько сумел. Он ушёл, но его разум вертелся в хаосе и беспорядке, вызванными его кратким визитом.

«Они были именно такие, какими я их и ожидал, пока не явился он. Чуть сложнее людей в Баратрэа, могущественнее, но в остальном обыкновенные». Имея час или два, он бы узнал абсолютно всё, что мог бы захотеть. Они явно не были опасностью для Ши'Хар, но встреча с Тирионом изменила его мнение на этот счёт.

Ещё больше его заботило то, что он узнал от его человеческой партнёрши, Катрин. Его короткий контакт с её незащищённой психикой многое прояснил. Она была беременна. Это он сразу увидел, но что удивило его, так это то, в каком направлении от этого двинулись её мысли. «Она думала о Лираллианте. Иллэниэлы позволили одной из своих забеременеть… от Тириона».

Это всё меняло. Старейшины Рощи Сэнтир захотят тщательно обдумать эту информацию.

Глава 19

Тирион долго глазел на дверь камеры, снедаемый волнением. Колебание было тем, что, как ему думалось, он давно уже покорил, но теперь оно снова появилось. Тирион с самого начала знал, чего именно потребует его план, но теперь, когда момент настал, он обнаружил, что ему не хочется.

Зарычав на себя, он толкнул ладонью вперёд, и открыл дверь. Внутри Г-1 апатично сидела на длинной каменной плите, служившей ей одновременно кроватью и скамьёй. Теперь та была накрыта скаткой, а также несколькими дополнительными одеялами и подушками. По рекомендации Эммы он также обеспечил каждую свою «гостью» чашкой и миской, дабы им больше не приходилось набирать воду в ладони, чтобы попить.

До цивилизованной обстановки было ещё далеко, но она была лучше, чем прежде.

«Им придётся потерпеть еёкакие-то месяцы, а потом всё закончится», — подумал Тирион. «Потом будет сон, а когда они проснутся, мир будет уже другим». Он повторял это про себя дюжину раз, но всё равно это мало облегчало его вину.

Осознав, что ему стыдно, он снова разозлился. «Я ничем Ши'Хар не обязан! Ни им, ни их детям, как невинным, так и виновным!». Гнев помогал больше оправданий, когда нужно было отбросить раскаяние прочь.

— Встань и развернись, — приказал он. Когда Г-1 боязливо послушалась, он добавил: — Нагнись, и положи руки на кровать.

Глаза Эал'эстии расширились, когда она осознала, что именно он собирался делать. Она отрицательно покачала головой:

— Ниэлу́ра!

Слово было бессмысленным, но Тирион легко узнал неповиновение. Его рука взметнулась, будто он собирался её ударить, но затем он взял себя в руки. Применив свою волю и эйсар, он спутал её силовыми лентами, сгибая и поворачивая их, чтобы поместить её тело в желаемое им положение. Он пытался быть мягким, но в результате её сопротивления на её теле остались отметины, которые позже, вероятно, станут синяками.

Менее чем полминуты спустя она стояла перед ним, согнувшись, и поскольку она уже была голой, он увидел свою цель.

Тирион распустил завязки штанов, но обнаружил, что желание отсутствует в его теле. На миг он ощутил что-то, шевеление, порыв, но затем звуки рыданий его пленницы разрушили его решимость. Что бы он ни думал, Тирион был бессилен.

«Ты — насильник», — сказала ему однажды Лираллианта, ещё до того, как он посмотрел в лицо реальности того, что он на самом деле творил с женщинами в Колне. Она была права, но сейчас, столкнувшись с холодным, расчётливым решением совершить именно это, он нашёл себя беспомощным.

— Проклятье! — выругался он, отпуская её. Уходя, он с силой захлопнул дверь.

* * *

Час спустя он вернулся, на этот раз — с сыном, Раяном. Парень с сестрой были заняты, работая в ещё одной тайной комнате, но Тирион оторвал его от дела, ничего не объяснив.

— Что тебе нужно, Отец? — спросил молодой человек. — Почему ты просто не сказал Эмме, что мы идём сюда?

— Не хотел её расстраивать, — ответил Тирион. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Раян терпеливо ждал.

Тирион указал на двери камер:

— Моя работа по прижиганию их семян разума прошла успешно, и некоторые из них… — сказал он, и остановился. «Чёрт, как же мне это сказать?»

— Некоторые из них… что? — спросил Раян.

— У них начинается течка, — заявил Тирион.

— Течка? — в замешательстве уставился на него Раян, но несколько секунд его щёки порозовели: — Подожди, что… ты же не хочешь, чтобы я…?

— Кто-то должен, — сказал Тирион. — В этом — весь смысл проекта. Человечеству в будущем понадобятся их дарования, и это — единственный способ их заполучить.

Раян уставился на него с отвисшей челюстью:

— Это не позволит мне украсть их таланты. Ты же это знаешь! О чём ты говоришь?

Тирион закрыл глаза:

— Не тебе, а их детям. Любое потомство будет человеческим, но будучи рождённым от этих женщин, будет лишено тех генетических ловушек, которые Ши'Хар встроили в своих детей мужского пола.

— Я всё ещё не до конца понимаю эту «генетическую» фигню, о которой ты всё время говоришь, — сказал Раян, надеясь направить разговор в иное русло.

— Их дети могут производить потомство, и у них будут те же особые дарования, какие есть у их матерей, — сказал Тирион. — Но сперва кто-то должен их оплодотворить.

— Кто-то?

Тирион кивнул:

— Три уже готовы, но и у остальных скоро начнётся.

— Три?!

— Я не ожидаю, что ты управишься со всеми за один день, — добавил Тирион.

Последовал долгий спор, но в конце концов он убедил Раяна с помощью комбинации угроз и запугивания. В этом случае взывать к его лучшему «я» было бессмысленно.

Раян против собственной воли вошёл в камеру, но когда он вышел несколько минут спустя, его голова была поникшей, а лицо — потемневшим.

— Ну? — спросил Тирион. Свой магический взор он всё это время сосредотачивал в других направлениях.

— Я не смог, — пробормотал Раян.

— Что?!

— Я не смог! — закричал молодой человек.

Тирион не мог разозлиться. «Он слишком молод, слишком добр, и, конечно же, есть…».

— Эмма, — наконец сказал он.

Одно слово, но от него у Раяна вскипела кровь:

— Заткнись! Чтобы я больше никогда не слышал от тебя её имени, только не в такое, такое время… — говорил он, пока не перешёл на нечленораздельный рык. Он ругался и сквернословил, но в конце концов выдохся. — Найди кого-нибудь другого. Я — не могу.

Тирион уставился в стену, и долгое время оба молчали. Почти любой мужчина из рабских лагерей сделал бы это без проблем, но, конечно же, это бы лишило проект смысла. «Все они несут в себе смертоносные гены», — подумал он. «Нужно, чтобы это сделал один из нас…»

В конце концов он пришёл к неизбежному выводу. Не глядя на сына, он приказал:

— Ступай, найди Иана.

* * *

Тем же днём, после полудня, он устроил небольшое совещание с маленькой группой, которая будет участвовать в следующем скрытом нападении.

Они собрались в передней комнате главного дома, приведя в действие завесы приватности. Эмма и Раян стояли в одной стороне, и выглядели особенно не в духе, в то время как двое магов Морданов, Брангор и Джордан, стояли в другой. Лэйла была напротив Тириона, а Бриджид, как обычно, была у него под боком.

— Следующие — Сэнтиры, — без предисловий сказал Тирион, — но поскольку, я уверен, вы помните недавний визит Сэйлендора, они представляют некоторое специфичные сложности, первая из которых — место, где мы нанесём удар.

Джордан подал голос:

— Ни я, ни Брангор никогда не были ни в какой из частей Рощи Сэнтир.

— И это значит, что нам нужно доставить одного из них туда, и выбрать место, прежде чем мы сможем сделать что-то ещё, — закончил Тирион.

Лэйла выглядела озабоченной:

— Путь слишком далёкий, если ты планируешь, чтобы я вас скрывала.

Тирион кивнул:

— Не волнуйся, это уже приходило мне в голову. К счастью, наиболее простой вариант — взять одного из них с собой в поездку на осмотр Баратрэа, якобы для подготовки к следующей партии рабов. Однако у меня есть некоторые сомнения, — продолжил он. — Как вы помните, Сэйлендор, похоже, был весьма способен до некоторой степени влиять на нас, даже при том, что наши разумы были крепко защищены. Баратрэа будет кишеть его сородичами. Самая большая опасность заключается в том, что они могут различить мои мотивы, пока мы там.

Эмма вставила слово:

— Тогда очевидный вывод — сократить до минимума число людей, участвующих в этом визите.

— Именно, — сказал Тирион. — Поэтому я планирую взять с собой лишь Джордана. Полагаю, я смогу защитить нас обоих с помощью той же техники, которая сработала у меня во время появления Сэйлендора.

Бриджид начала было:

— Но, Отец, если ты берёшь только одного человека, то это должна быть я…

— Ты — не маг Морданов, Бриджид, — сказал он прежде, чем она смогла продолжить.

Эмма тоже взволновалась:

— Это та техника «каменный разум», которую ты мне описал вчера?

Он кивнул.

— Слишком опасно, — сразу же ответила она. — Возможно, тебе потребуется поддерживать её часами. Если допустишь ошибку, потеряешь контроль, то некому будет тебе помочь, — сказала Эмма, подчёркнуто глядя прямо на Джордана.

Тирион понимал, что она имела ввиду. Если он случайно зайдёт слишком далеко, то ему понадобится кто-то доверенный, чтобы вытащить его. Джордан не подходил для этой задачи по более чем одной причине. Во-первых, он не понимал природу особых талантов Эммы и Тириона, а во-вторых, они не могли полностью ему доверять.

Он хотел было отмахнуться от её беспокойства, но оно имело под собой основания. Наконец он кивнул:

— Хороший аргумент. Значит, нас будет трое.

— Если ты берёшь её, то и меня тоже можешь, — предложила Бриджид. — Ты можешь защищать Джордана, а Эмма — меня.

— Любой из нас может защищать всех трёх или четырёх, — объяснил Тирион. — Но лишь один может заниматься этим одновременно. Другой будет там на случай, если что-то пойдёт не так, или если нам придётся зачем-то разделиться.

— Ты всё ещё не сказал, как доберёшься туда, — напомнила Лэйла. — Верхом до Баратрэа ехать больше недели.

— Дормон, — ответил он. Дормоны были массивными крылатыми растительными существами, которых создавали деревья-отцы в целях транспортировки. Растили их примерно так же, как и Крайтэков, и они, соответственно, тоже жили недолго, считанные месяцы. Роща Иллэниэл редко в них нуждалась, но Роща Прэйсиан была гораздо обширнее, и всё ещё поддерживала рабский лагерь Эллентрэа, поэтому имела привычку держать под рукой несколько таких существ.

Тирион улыбнулся:

— Тиллмэйриас любезно предложил позволить нам использовать одного из дормонов Рощи Прэйсиан.

* * *

— Отец, ты уверен? — спросила Эмма, когда они приземлились на открытой местности, выделенной в Баратрэа специально для таких целей. — Ты можешь повредить свой разум.

— Смотри и учись, Эмма, — ответил он. — Это проще, чем то, что ты делала раньше, и менее опасно, покуда ты не позволишь себе соскользнуть слишком глубоко. Возможно, в какой-то момент тебе придётся сделать то же самое, прежде чем мы покинем это место.

Она нахмурилась:

— Не могу представить, как я буду пытаться слушать землю, и продолжать не только ходить, но ещё и разговаривать.

— Всё дело в равновесии — пока просто наблюдай, но если нам по какой-либо причине придётся разделиться, то я хочу, чтобы ты сделала то же самое. Я не знаю, был ли Сэйлендор исключением, или правилом, но если есть другие с подобными ему навыками, то обычная ментальная защита долго не продержится. Поняла?

Она кивнула, кладя ладонь ему на плечо, и устанавливая прямую связь между их разумами. Это было не так легко, как с Раяном — если его разум был упорядоченным местом идей и конструкций, перемежавшихся с почти скрытой приязнью, то у её отца это была земля холодной стали и острых краёв. На поверхности разум Тириона был структурированным, вменяемым, но под ней она ощущала едва сдерживаемый водоворот безумия.

Эмма удивилась, как он мог выживать в таком состоянии. Она была здесь лишь гостем, Тириону же приходилось жить с самим собой. Видел ли он внутренности своего разума таким же образом, или не воспринимал их? Она ощутила далёкий, скорбный женский крик, и где-то ещё дальше плакал мальчик. Её отец излучал отчаяние, и она чувствовала, как оно пропитывало её до мозга костей. По её щеке скатилась непрошеная слеза.

Из пустоты донёсся голос её отца:

— «Не теряй равновесия, Эмма — если слишком долго смотреть во тьму, то тьма начинает смотреть на тебя в ответ».

Она ощутила, как он смотрит на неё, видит её примерно так же, как она теперь видела его. Что-то, наверное, ему понравилось, поскольку холодные сумерки слегка отступили, и появилось лёгкая теплота. «Это что, отцовская любовь?» — задумалась она.

— «Та её толика, что у меня есть», — ответил он. — «Прости меня за всё, что ты найдёшь здесь, Эмма. Ты, может, рассталась с частью своего тепла, но боюсь, что в итоге ты лишь запятнаешь себя моей тьмой».

Тут разум Тириона начал меняться. Он раскрылся, расширяясь, и становясь чем-то иным, чем-то чужим. Она по собственному опыту узнала эту перемену, по мере того, как его «я» росло, включая в себя часть окружавшего его мира, в частности — землю у них под ногами.

Связь между ними истончилась, ибо её было трудно поддерживать между чисто человеческим сознанием и нечеловеческим сознанием земли. На миг она начала следовать за ним, и тоже стала прислушиваться, приводя своё состояние в схожее с его собственным, но затем взяла себя в руки. Это лишь подвергло бы риску их обоих, и её усилия по созданию якоря для него оказались бы бессмысленными.

«Быть может, было плохой идеей поставить одного человека с такой способностью сторожить другого», — мысленно заметила она. «Возможно, было бы лучше, если бы этим занялся нормальный маг».

Мир стал выглядеть странно. Её магический взор по-прежнему работал, но представлял ей нечто совершенно отличное от того, что видели её глаза. Она всё ещё стояла рядом с отцом, и Джорданом, но её магический взор докладывал, что здесь был лишь камень, непоколебимый камень. Он шёл где-то на десять футов во всех направлениях, и внутри него они не существовали — они были мёртвыми каменными статуями, которые шли сквозь каменный воздух.

За краем камня её магический взор по-прежнему показывал ей мир, отражавший то, что видели её глаза.

— Очень умно, — сделала наблюдение она.

— Воистину, — сказал лишённым интонаций голосом Тирион.

Однако Джордан вспотел:

— Я знаю, что ты меня предупреждал, но, думаю, у меня обнаружилась клаустрофобия.

— Попытайся не слишком задумываться о том, что тебе говорят магические чувства, — посоветовала она магу Морданов.

Джордан сглотнул:

— Постараюсь, но должен признаться. Эта иллюзия, или чем она там является, работает даже слишком хорошо. Я не чувствую своего положения.

— Что ты имеешь ввиду? — невыразительно спросил Тирион.

— Я не думаю, что могу сейчас телепортироваться, — объяснил тот. — И не могу узнать, где мы сейчас находимся, чтобы позже вернуться. Чтобы оставить у себя в голове отпечаток этого места, мне в какой-то момент придётся выйти за пределы твоей защиты, предпочтительно — в месте, куда ты потом захочешь вернуться.

Тирион кивнул:

— Хорошо. Оставайся внутри меня. Позже я дам тебе знать, когда захочу, чтобы ты запомнил какое-нибудь место.

Джордан содрогнулся при мысли о том, чтобы оставаться запертым внутри странной скалы, но затем снова прокрутил в голове слова Тириона:

— Внутри тебя?

— Он имеет ввиду — внутри фантомного камня, — объяснила Эмма.

Вместе все трое пошли прочь от дормона, к краю посадочной области, где их ждала какая-то женщина.

Глава 20

Голубовато-зелёные вспышки в обрамлении хмурящихся бровей. Это было первым впечатлением Тириона относительно Ши'Хар, ждавшей встречать их.

— Приветствую, — сказала Ши'Хар Сэнтиров. — Меня зовут Сэррэ́лия.

На некоторый неудобный миг воцарилась тишина, прежде чем Тирион осознал, что от него ожидался ответ. Он по-прежнему был способен думать, но «каменный разум» мешал его способности обрабатывать социальные знаки.

— Я — Тирион. Это ты будешь сопровождать нас в Баратрэа?

Женщина слегка поклонилась:

— Да, если вас это устраивает. Старейшины попросили меня пойти с вами, и отвечать на любые вопросы, которые могут у вас возникнуть. Что бы вы хотели увидеть в первую очередь?

— Жилые помещения, — ответил Тирион. — Я здесь для того, чтобы посмотреть насчёт переселения некоторых из ваших бывших рабов в Албамарл.

— Конечно, — ответила Сэррэлия. — Я так и думала, что дело в этом. Если вы последуете за мной… — указала она рукой, и пошла слегка впереди них, ведя группу туда, где здания стояли плотнее всего.

На ходу она продолжала говорить:

— Сэйлендор говорил, что ты необычный. Думаю, теперь я вижу, что он имел ввиду.

Тирион проигнорировал её ремарку.

— Если ты не против, то могу я спросить, какого типа магией ты пользуешься? — спросила она.

— Нет.

Сэррэлия выглядела сбитой с толку:

— Что — «нет»?

— Не можешь спросить, — пояснил он.

— О. — Шагая так близко к ним, она полностью находилась в пределах «каменного разума», что наверняка странным образом влияло на её восприятие, но Сэррэлия постаралась скрыть свой дискомфорт. На ходу она стала приближаться к Тириону, будто желая идти с ним бок о бок, но Эмма уже занимала это место.

Сэррэлия покосилась на Эмму, а та лишь улыбнулась в ответ:

— Давай, — сказала Эмма.

— Прошу прощения? — спросила Ши'Хар.

— Прикоснись к нему, если хочешь, — с вызовом сказала она. — Это не поможет тебе найти его разум.

Сэррэлия выглядела нерадостной:

— Я ничего подобного и не замышляла. Сэйлендор рассказал мне о своём визите. Меня предостерегли быть сегодня идеальным представителем.

Эмма кивнула:

— Что ж, хорошо, — сказала она, но не попыталась извиниться за свою прямоту.

Они достигли большой улицы, проходившей между зданиями, и нашли большую толпу стоявших в ожидании людей. Как и в других лагерях, люди были самых разных размеров, форм и внешности, но что делало эту сцену жутковатой, так это их полнейшее молчание.

От этого Эмме стало не по себе, но если Тирион и заметил эту странность, то никак это не показал.

— Вы намереваетесь кого-то сегодня забрать? — вежливо спросила Сэррэлия.

— Нет, — прямо сказал Тирион. — Я планирую сегодня выбрать двадцать человек. Пошлёте их нам на следующей неделе.

Сэррэлия согласно кивнула:

— Как пожелаешь, хотя такими темпами потребуется много времени, чтобы опустошить Баратрэа.

— Мы увеличим число переселенцев по мере того, как будет строиться новое жильё, — сказал Тирион. Чуть погодя он пошёл вдоль переднего края толпы, заставляя Эмму и Джордана идти по пятам. Возможно, то, как они не отходили друг от друга, и заставляло их крошечную группу выглядеть странной, но они и так странно выглядели для каждого, у кого был магический взор. Окружавший их «каменный разум» был причудливым и диссонирующим, поскольку совершенно не совпадал с тем, что показывало нормальное зрение.

Люди, мимо которых они шли, были прекрасны — как мужчины, так и женщины. Как и в большинстве рабских лагерей, они были в среднем молоды, ибо арена не позволяла большинству из них достичь преклонного возраста, но в них было что-то ещё. Помимо Ши'Хар и, быть может, людей из Колна, они были самой здоровой и привлекательной группой людей, каких Тирион когда-либо видел.

Будь он в нормальном состоянии ума, то это вызвало бы у него подозрение, но в нынешнем его положении это лишь стало для него интересной головоломкой. Чуть пораздумав, он выбрал двадцать случайных людей.

— Думаю, сегодня я увидел достаточно, — сказал он их проводнице.

Сэррэлия казалась разочарованной:

— Вы же только что прибыли. Ты уверен, что больше ни на что не хочешь взглянуть?

Эмма подала голос:

— Все эти люди — Сэнтиры?

Их хозяйка нахмурилась:

— Они все — собственность Сэнтиров. Прошу прощения, я хотела сказать, они были собственностью Сэнтиров.

Дочь Тириона покачала головой:

— Нет, я имею ввиду, являются ли все они потомством вашей рощи? Кто из них происходит из иных рощ?

— О, думаю, я поняла, — сказала Сэррэлия. — Нет, все эти люди обладают талантами Сэнтиров. Мы никогда не держали много людей из иных рощ.

— Но они у вас всё же есть? — подтолкнула Эмма.

— Несколько… — с некоторой неохотой ответила Сэррэлия.

— Где они? — спросила она.

— Мы держим их в другом месте, отдельно от остальных, — призналась Ши'Хар. — Они плохо переносят общение с нашей основной популяцией.

— Почему? — едко спросила Эмма.

Сэррэлия сжала губы:

— Ты же знаешь, как они склонны драться между собой. Мы находим, что если их разделить, то подобные происшествия происходят реже всего.

— Мы можем их увидеть? — с любопытством спросила Эмма.

— Мы достаточно увидели, — перебил Тирион.

Его дочь вздохнула, но промолчала. Четверть часа спустя они сели на дормона, и полетели обратно домой.

Как только они поднялись в воздух, Тирион отпустил каменный разум. Эмма не отпускала его плечо, и ощутила перемену, когда его разум вернулся обратно в себя. Как только она убедилась, что он вернул своё «я», она ощутила возвращение боли и смятения, которые, похоже, были для Тириона «нормой». Она убрала руку, но на мимолётную секунду, прежде чем она разорвала контакт, она ощутила его нежелание. «Не оставляй меня одн…»

Она начала было класть руку обратно, но отец сбросил с себя её ладонь:

— Сейчас в этом нет необходимости.

Эмма ощутила смесь эмоций, основной из которых было облегчение. Она не была уверена, сможет ли она ещё дольше выдержать пронзительный холод, пылавший в его душе. За этим чувством сразу же последовало чувство вины. Она сочувствовала ему, но не могла вынести контакта с ним больше, чем было необходимо.

— Почему ты не захотел увидеть рабов из других рощ? — спросила она, уводя свой разум прочь от этой неприятной цепочки мыслей.

— У нас есть другие, обладающие их талантами. Вполне возможно, что ими там злоупотребляют, но это — не моё дело. Было ясно, что нас там не оставят одних, поэтому я не стал тратить ещё сколько-нибудь времени, и решил, что пора улетать, — коротко ответил он.

— Когда-то тебя волновало освобождение всех оставшихся людей… — начала она.

— До того, как я понял, что у них нет надежды быть частью будущего! — перебил он, заставив её умолкнуть. — У меня не так уж много свободных сил. Я не могу себе позволить тратить их на живых мертвецов.

— Если следовать этой логике, то вся эта поездка была впустую.

Спор был для него более удобной формой разговора. Бросив презрительный взгляд через плечо, он ответил:

— Мы приземлимся за пределами их рощи. Там Джордан сможет определить местоположение. Вернёмся через неделю, чтобы забрать С-1 и остальных.

— С-1? — озадаченно спросила Эмма.

Тирион улыбнулся:

— Я называю подопытных согласно их родной роще. Первая из Сэнтиров, кого мы поймаем, будет С-1, вторая — С-2, и так далее.

Эмма подумала о Ши'Хар, томившихся в плену рядом с Албамарлом — в тюрьме, которую она построила. Подавив дрожь, она выкинула эту мысль из головы:

— Как идут твои эксперименты? — спросила она.

Тирион бросил на неё предостерегающий взгляд, прежде чем покоситься на Джордана. Потянувшись, он взял Эмму за руку, и она ощутила, как его разум соединился с её собственным. «О, нет», — подумала она, когда её окатило холодом.

— «Эксперименты идут хорошо», — сказал ей Тирион, — «но я не хочу рисковать, говоря о них в его присутствии».

— «Ты достиг успеха?» — спросила она.

Он кивнул, но на лице его ничего не отразилось:

— «Да».

Она знала, что он хотел найти способ нейтрализовать семя разума, но не была до конца уверена, что он собирался делать потом.

— «А что дальше?» — спросила она.

На долю секунды она услышала у себя в голове скорбный женский вопль, и отец убрал руку.

— Что? — вслух спросила она.

— Чем меньше ты знаешь, тем менее ответственной ты будешь чувствовать себя позже, — ответил он.

— Что это значит? — потребовала она, но он отказался отвечать.

Остаток полёта был молчаливыми и лишённым значимых событий, помимо короткой остановки на краю Рощи Сэнтир. Большую часть полёта Эмма изучала затылок своего отца. «Так много боли, так много вины».

* * *

Когда они приземлились, их ждал Тиллмэйриас.

— Тирион! — с некоторым возбуждением сказал хранитель знаний.

Тирион не испытывал такого энтузиазма. Он надеялся избежать очередной встречи со своим прежним инструктором. Бросив взгляд на Джордана, он приказал:

— Забери Эмму обратно. Я прибуду, как только разберусь здесь.

— Если ты не против, — перебила его дочь, — я останусь с тобой.

Тирион посмотрел на неё, потом на Джордана:

— Тогда оставайтесь, оба. — Недосказанным он оставил тот факт, что он ожидал, что кто-то один из них должен остаться с магом Морданов, заботясь о том, чтобы тот был помещён обратно на «склад», пока в нём снова не возникнет необходимость.

— Я последовал твоему совету, — сказал Тиллмэйриас, игнорируя их слова. — Идём, посмотришь.

Тирион переборол невольную волну тошноты, когда Прэйсиан подошёл ближе:

— Что посмотрю? Не помню, чтобы я давал тебе советы.

Тиллмэйриас махнул им троим:

— Следуйте за мной. — Он отказывался говорить что-то ещё, пока они не послушались. Они шли несколько минут, прежде чем достигли открытого пространства рядом со зданием, когда-то служившем хранителю знаний центром обучения тех, кого нужно было инициировать перед выходом на арену.

Эмма заметила дополнительное напряжение в плечах её отца, когда они пересекали открытое пространство. Она знала, что хранитель знаний Прэйсианов ему не нравился, но не знала, что именно здесь происходило.

Тирион всё ещё помнил тонкую, рыжеволосую девочку, которую он задушил до смерти. Она была первой, и хотя он, может, и забыл многих из тех, кто последовали за ней, этот день он продолжал помнить.

Однако сегодня маленькую учебную арену занимало кое-что совершенно иное.

— Разве она не прекрасна? — заметил Тиллмэйриас.

Тирион без всякого выражения уставился на хранителя знаний:

— Это корова.

Тиллмэйриас кивнул:

— Да. Как по-твоему, она хороша?

О крупном рогатом скоте он знал совсем не так много, как об овцах, но из того, что Тириону было видно, корова выглядела здоровой. Чего он не понимал, так это причины, по которой Ши'Хар держал её на своём прежнем учебном дворе:

— В коровах я не разбираюсь, но думаю — да.

— Я отправился в Дэрхам, чтобы заполучить ещё муки, — объяснил Тиллмэйриас, — и пока я был там, я последовал твоему совету.

— Я советовал тебе купить корову?

— Масло! — сказал хранитель знаний. — Я попробовал его, пока был в Дэрхаме, и был настолько впечатлён, что я нашёл того, кто показал мне, как его делали. После этого я просто обязан был заполучить собственную корову. Я понимаю, что масло лучше всего свежее, да и вообще оно пригодно в пищу лишь несколько дней.

Эмма с трудом подавила хихиканье.

— Ты собираешься делать собственное масло? — сказал Тирион, всё ещё не отошедший от шока.

Тиллмэйриас выглядел гордящимся:

— Воистину так. Госпожа Уэ́йкомб была достаточно мила, чтобы показать мне, как её доить, как позволять молоку настаиваться, пока не поднимутся сливки, и как пользоваться маслобойкой, — сказал Ши'Хар, сверкая глазами. Заговорщицким шёпотом он добавил: — Я и свою собственную маслобойку тоже сделал. Поставил её вон в том здании. Завтра я смогу её опробовать.

Тирион попытался вообразить угрюмого инструктора Ши'Хар сбивающим масло, но его разуму это оказалось не под силу.

— Покажи, — наконец сказал он.

Тиллмэйриас кивнул:

— Только тебе. Думаю, твоя дочь уже надо мной смеётся.

Эмма стояла, прикрыв рот ладонью.

Тирион последовал за своим бывшим мучителем в маленькое здание — и действительно, внутри была деревянная маслобойка. В ней отсутствовали нормальные плотницкие швы, которые должны были иметься на таком устройстве, вероятно — потому, что Тиллмэйриас её вырастил, а не сделал руками. Но в остальном она выглядела совершенно рабочей.

— Это — маслобойка, — уклончиво сказал он.

— Когда я закончу первую партию, то хочу, чтобы ты её попробовал, — сказал Тиллмэйриас.

Тирион промолчал, лишь слегка кивнул в знак согласия. «Могущественный Ши'Хар, одарённый почти безграничными знанием и властью, намеревается тратить своё свободное время на изготовление масла», — подумал он про себя.

— Некоторые из моих сородичей считают, что я слегка спятил, — признался Тиллмэйриас.

— У них нет твоего виденья, — сухо сказал Тирион.

— Ну, как ты знаешь, большинство представителей моего народа воздерживается от поедания плоти животных, поэтому мысль об очистке молочного жира и намазывании его на хлеб кажется им странной — но я уверен, что они узрят свет.

Это утверждение почему-то напомнило Тириону о мёртвой белке, которую Лираллианта когда-то принесла ему для еды, когда его только поймали.

— Уверен, что они научатся на твоём примере, — сказал он, и отвернулся, готовясь отправиться обратно к Эмме и Джордану.

— Тирион, — внезапно сказал Тиллмэйриас. — Прежде чем ты вернёшься. Я тоже хотел бы дать тебе совет.

От серьёзности его тона у Тириона пробежали мурашки по спине. Каким бы дружелюбным тот ни стал, тело Тириона никогда не забудет страх, только не после того, что он вынес. Старательно держа дыхание ровным, он обернулся:

— Насчёт чего?

— Ты планируешь привезти обратно сколько-то людей из Баратрэа, верно? — спросил Тиллмэйриас.

Тирион кивнул.

— Не оставляй их в Албамарле наедине с остальными. Вообще, я бы посоветовал тебе держать их совсем отдельно, — сказал хранитель знаний.

Тирион вновь ощутил себя неудобно. Последним, от кого он желал получить помощь или совет, был Тиллмэйриас Прэйсиан, однако факт оставался фактом. Отвечая, он поддерживал нейтральный тон голоса:

— Почему ты так говоришь?

Тиллмэйриас серьёзно уставился на него взглядом своих золотых глаз, часто преследовавших Тириона в кошмарах:

— Я думаю, что мы оба знаем, что тебе кое-что известно о способностях Сэнтиров, быть может — больше, чем большинство ожидает. Верь этой информации. Из всех пяти рощ их боятся больше всего.

«За исключением Иллэниэлов», — едва не добавил Тирион.

— Я сражался на арене со многими магами Сэнтиров, о чём тебе следует вспомнить. Думаю, я хорошо их знаю.

— Рабы, с которыми ты сражался, никогда не обладали искусностью, необходимой для развития своих наиболее опасных навыков, — возразил Тиллмэйриас. — Да и, к тому же, Сэнтиры опаснее всего в мирное время, а не в бою. Ты же встречался с Сэйлендором.

Тирион пожал плечами:

— Покуда они не могут достигнуть его уровня мастерства, я считаю, что могу держать их под контролем.

Хранитель знаний покачал головой:

— Насилие — это просто, Тирион, а контроль — гораздо сложнее. Даже отсталые представители Сэнтиров, как те люди, которых ты забираешь, будут иметь в своём распоряжении гораздо больше инструментов, чем ты сам. Не следует их недооценивать.

— Почему тебя это так заботит? — наконец спросил Тирион. — Почему ты так сильно хочешь мне помочь?

— Я уже говорил тебе, — сказал Прэйсиан. — Я не горжусь тем, что сделал мой народ, и своими собственными действиями тоже. Однако я верю, что вместе мы можем создать лучший мир.

— Что мы можем предложить Ши'Хар?

Тиллмэйриас выгнул золотую бровь:

— Одних только хлеба с маслом уже хватило бы. Мы можем научиться у твоего народа гораздо большему, чем пока можно увидеть.

Глава 21

Он сидел на краю кровати, вертя в руках цистру. Это был тот же самый инструмент, который он создал во время своего пленения годы назад. За прошедшие годы Тирион подумывал о том, чтобы сделать другую цистру, но не мог найти силы для такой работы.

Наверное, она бы и не получилась такой же хорошей. Делая эту, он отчаянно искал хоть что-то, чем можно было занять время. Несмотря на недостаток надлежащих инструментов и материалов, он потратил недели и недели, мастеря этот экземпляр. Скука и одиночество заставили его прилагать все усилия, чтобы сделать цистру настолько хорошей, насколько она вообще могла быть.

Он просто больше не мог снова выделить время на что-то подобное.

Тирион лениво дёрнул струну, а затем начал играть конкретную мелодию. Сегодня он играл один. В прошлом его семья просила — нет, требовала, чтобы он играл для них каждый вечер, но теперь это было уже не так. С тех пор, как он съел лошти, они постепенно потеряли воодушевление в отношении его музыки.

Это случилось не вдруг. Сперва несколькие из его детей уходили после окончания ужина, поскольку у них были другие занятия, но со временем всё больше и больше отговаривались каким-то делами. В конце концов это стало ему очевидно. Когда он брал в руки цистру, все разбегались, и никто больше не просил его сыграть.

Он чувствовал, что музыка его изменилась, но не мог точно сказать, что именно было не так. Поэтому он играл один, чтобы остальным не приходилось вынужденно улыбаться и притворяться, что им нравится.

Дверь открылась, внутрь зашла Кэйт, и её взгляд упал на его инструмент.

Тирион встал, и начал откладывать цистру в сторону:

— Ничего, я могу позже… — начал он.

На её лице мелькнула вина, но затем она его остановила:

— Вообще-то я бы хотела, чтобы ты сыграл для меня.

— Тебе не нужно притворяться, Кат. Я знаю, что никому больше не нравится моя музыка, — сказал он ей.

Она раскрыла рот, собравшись отрицать это, но потом снова закрыла. Чуть погодя она извиняющимся тоном сказала:

— Она — другая, но не плохая.

Тирион вздохнул.

— Всё равно сыграй мне, — подтолкнула она.

— Почему?

— Я хочу услышать кое-что, — нежно сказала она. — Ты помнишь ту мелодию, которую играл для меня на горе, когда мы были подростками?

Тирион нахмурился:

— Тебе придётся говорить точнее.

— В тот день, когда я принесла тебе обед, — напомнила она. — Когда я впервые в жизни принесла тебе обед. Ты играл, когда я поднималась по склону холма, а когда я добралась до тебя, ты просто продолжал играть, будто меня там не было. Ты помнишь?

Он улыбнулся:

— А ты начала плясать джигу.

Это было приятное воспоминание. Подняв взгляд, он увидел, как она смотрела на него, нет… наблюдала за ним, с выражением, которое очаровало его так много лет назад. Её зелёные глаза будто сверкали то ли вопросом, то ли весельем, он никогда не мог определить, чем именно.

Именно так выглядело её лицо в тот день, когда она танцевала на склоне горы.

— Ты сыграешь для меня? — спросила она.

На миг он забыл о настоящем, забыл о прошедших годах и всём том ужасе, через который был вынужден прожить. Он хотел только одного: сыграть для неё.

Но мелодии просто не было. Сколько бы он ни хотел, у него отсутствовала память о музыке, которую он играл в тот день. Он мог с абсолютной чёткостью пережить тот миг, вспомнить каждое слово, которым они обменялись, вспомнить, как свет зажигал её волосы — но музыка, лившаяся с его пальцев, была лишь туманным ощущением.

— Это была не одна из заученных мною мелодий, Кат. Это было что-то, что я придумывал на ходу. Я в те времена часто это делал, чтобы заполнить время, пока наблюдал за отцовскими овцами, — попросил прощения он, пожимая плечами.

Она улыбнулась, отказываясь сдаваться:

— Не обязательно играть именно ту же мелодию, просто сыграй мне под настроение. Играй то, что было в тот день у тебя в сердце.

Для обычного музыканта такая просьба была нелепой. Музыка представляла из себя структуру и гармонию, попытки создать её без плана обычно выливались во что-то несвязанное и неприятное. Но Тирион знал, что мог делать именно то, о чём она просила. Он так много времени провёл за игрой, что мог забыть о структуре, и позволять чувствам управлять пальцами.

Но с тех пор, как он съел лошти, делать такое он уже не мог. Когда он пытался, случалась что-то странное, и его музыка становилась странной, застывшей… холодной. Даже когда он играл песни, которые знал наизусть, они каким-то образом оказывались запятнанными непреклонными правилами, которые теперь, казалось, были встроены в его разум.

— Я не могу.

— Можешь. Просто вспомни, что ты чувствовал, — настаивала она.

Он помнил, что он тогда чувствовал. Тирион просто не мог вспомнить музыку, которую играл. Всё остальное, касавшегося того дня, касавшееся каждого дня, если уж честно, было чётким и ясным. Лишь музыка расплывалась, будто прошедшее время лишило воспоминание ясности.

С тех пор, как он съел лошти, в его разуме произошёл целый ряд изменений. Одним из наиболее поразительных была его память, и не только полученные им новые воспоминания, но его собственные. Тирион ничего не забывал. О, он мог быть забывчивым, но каждый раз, когда он пытался вспомнить конкретное событие, или что-то иное, память безукоризненно отзывалась. Что бы лошти ни сделал, встраивая в него воспоминания Ши'Хар, это также дало ему идеальную память. Идеальную во всём кроме музыки.

Почему так?

«Потому что у Ши'Хар никогда не было музыки», — осознал он. Старейшины Ши'Хар вообще были лишены слуха. Музыка всегда была для них чужой.

Лошти улучшил то, как его мозг хранил информацию, но как бы это ни было сделано, на его способность вспоминать музыку это не повлияло. Идеальная, чёткая ясность всего остального заставляла его знание музыки казаться тусклым и невразумительным.

Они дали ему знания веков, и украли его сердце. Подняв взгляд на Кэйт, он увидел, что она всё ещё пристально наблюдала за ним, и от фрустрации ему захотелось расплакаться.

— Я не знаю, о чём ты думаешь, Даниэл, но что бы это ни было — забудь, и просто сыграй для меня, — настоятельно сказала она ему.

«Вот оно!». Он моргнул, глядя на неё с внезапной надеждой.

— Я попытаюсь. Ничего не говори, просто позволь мне играть. Как бы музыка ни прозвучала.

Она кивнула, и он закрыл глаза.

Воспоминания о том дне на холме не помогали, они были слишком яркие, слишком чёткие. Вместо этого он попытался вообще ни о чём не думать. Под всем остальным всё ещё оставались его чувства, тихо подавленные горой знаний, информации и воспоминаний. Он вцепился в ощущение того весеннего дня, и попытался заблокировать собственные воспоминания о нём, и одновременно с этим пытался играть, не помня все те детали, что окружали тогда его игру.

Его палец дёрнул струну, позволив единственной ноте наполнить воздух. Он сосредоточился на этой ноте, на единственной чистой вещи, существовавшей вне его самого. Когда нота начала утихать, он сыграл другую ноту, и стал слушать её, игнорируя всё остальное.

Что-то зашевелилось внутри него. Что-то нечёткое и неясное, однако всё же могучее. Последовали ещё ноты, простые и невинные, будто ребёнок взял его цистру, и экспериментировал с чистой радостью извлечения из неё звуков.

Однако он не был ребёнком, и его пальцы знали больше, его сердце знало больше. Он обнаружил, что играет аккорды, и мелодия обрела форму. Несколько раз он едва не споткнулся, когда память вмешивалась в игру, заставляя его пальцы цепляться за струны не в тех местах, но когда он расслаблялся, поддерживая пустоту у себя в голове, его руки находили свой ритм.

Воздух в комнате стал напрягаться от эмоций по мере того, как его душа вырывалась из цепей, которые свил вокруг неё его мозг. Его кожа горела, на лбу проступили бисеринки пота, и вскоре всё его тело намокло. Его руки будто зажили собственной жизнью, и играли с отчаянием, о существовании которого он и не подозревал.

Музыка вызывала новые воспоминания, но если бы он позволил им выйти на передний план, то его руки снова начали бы сбиваться, поэтому он с усилием поддерживал разум ясным. Но ясность не означала пустоту. Лившаяся из цистры музыка несла в себе всё то, что скрывалось внутри него — горе, печаль, гнев, ярость, и, поверх всего этого — ужас. Ужас от того, чем он стал, что он сделал, что он продолжал делать, и, более всего, ужас от того, что он собирался совершить. Всё это также пронизывала вина, а также страх и неуверенность, скрывавшиеся от его бодрствующего разума.

Действительно ли цель оправдывала средства?

Нет, то был неправильный вопрос. Планируемая им цель не могла ничего оправдать. Действительно ли ужасные несправедливости прошлого оправдывали уничтожение настоящего и, возможно, ещё и будущего?

Он играл, пока не опустел, а ноты не вытянулись, утихая до почти полной тишины, и тогда он наполнил пустоту своим желанием. На миг он увидел Элдина и Инару, снова игравших, и его пальцы едва не споткнулись, но он не остановился. Сделав глубокий вдох, он стал бороться дальше, не позволяя появлявшимся в голове образам сбивать себя. Мысли о детях наполнили его сердце, и позади всего этого был намёк на медно-рыжие волосы и искрящиеся глаза.

Музыка поднялась подобно фениксу, поднимающемуся из пепла его несчастной души, и несмотря на всё, что было прежде, в ней был намёк на надежду.

А потом музыка закончилась.

Открыв глаза, он обнаружил, что Кэйт смотрит на него. Её щёки были мокрыми, но слёзы уже перестали течь. Тирион ощутил стыд — как за музыку, так и за то, что она собой представляла, и за тот факт, что обрушил на неё свои страдания:

— Прости.

— Нет! Не надо, только не за это, — мгновенно сказала она ему. Её ладонь легла на его щёку: — Не проси прощения. Это — первый раз за очень долгое время, когда я увидела истинного Даниэла.

Он одарил её слабой улыбкой:

— Ты не танцуешь джигу.

— А кто бы смог танцевать под это!? Ты будто вырвал моё сердце, и поджёг его. Я бы и не знала, где начать! — сказала она, оттолкнув инструмент с его колен, и обняла Тириона. — Но это было чудесно, Даниэл, и конец вызывал такое чувство, будто солнце вышло после бури из-за туч.

— Буря ещё не началась, Кат, и я не уверен, что от меня хоть что-то останется, чтобы поймать лучи солнца, когда эта буря пройдёт.

Она сжала его сильнее:

— Не будь таким мрачным. Мы выкарабкаемся, вместе до конца. А об остальном пусть судит история.

— История не будет ко мне добра. Лучшее, на что я могу надеяться — это что однажды она меня простит.

— Заткнись, идиот, — мягко сказала она. — Если и дальше будешь так играть, то найдёшь способ воплотить в жизнь надежду в конце песни, для нас обоих.

Тирион знал, что это было невозможно, но промолчал. «Через два дня мы заберём следующих подопытных Сэнтиров». Пути назад не было, и никакая музыка этого не изменит.

Присутствие на другой стороне двери в спальню заставило его осознать, что он не включил завесу приватности вокруг комнаты. Обратив внимание на свой магический взор, он обнаружил, что Сара, Лэйла и Блэйк стояли снаружи, прижавшись к двери, и слушая сквозь неё. Встав, он прошёл через комнату, и распахнул дверь до того, как они успели отпрянуть.

Их лица были открытой книгой. Сара, похоже, была в шоке, Лэйла, казалось, готова была заплакать, а Блэйк почему-то выглядел счастливым.

— Вам нужно со мной поговорить? — спросил Тирион.

Сара шагнула назад, смутившись, и покачала головой, но Блэйк ответил:

— Рад, что ты вернулся.

* * *

— Почему мы ждём? — пожаловалась Лэйла. — Чем дольше мы здесь, тем больше риск быть обнаруженными.

— Мне нужно провести расследование, — сказал Тирион, повторяя свой прежний ответ. — И ты лучше всех знаешь, что за твоим скрывающим заклинанием никто нас не найдёт.

— Может, тебе это кажется лёгким, но через некоторое время это становится утомительным, — ответила она.

— Пожалуйста, Лэйла, оставь его в покое. Чем раньше он сможет сосредоточиться, тем раньше мы сможем найти наши цели, и убраться отсюда, — успокоила её Эмма.

Тирион взял дочь за руки, и позволил своему сознанию поплыть вниз, прислушиваясь к земле. Его «я» расширилось, и Эмма ощутила переход, когда он из человека стал иным. Поддерживать с ним связь было трудно, особеннокогда она почувствовала стремление последовать за ним, но она сосредоточила свой разум исключительно в пределах своего черепа.

Минуты ползли своим чередом, но Тирион вернулся раньше, чем истёк час. Лэйла увидела перемену в его позе ещё раньше, чем Эмма облегчённо выдохнула, отпустив руки отца.

— Ты нашёл то, что искал?

Тирион моргнул, всё ещё не являясь полностью самим собой:

— Да. Она обширна, и здесь — очень близка.

— Что? — спросила бывшая надзирательница.

— Кровь земли, — сказал Тирион. — Море магмы, настолько обширное, что могло бы затопить эту часть мира.

Лэйла нахмурилась:

— Мамга…?

— Магма, — поправила Эмма.

Та уставилась на молодую женщину:

— Это по-прежнему ничего мне не говорит.

— Расплавленный камень, — объяснил Тирион, — настолько горячий, что стал огненной жидкостью. Он повсюду, если зайти достаточно глубоко, но в некоторых местах мира он подходит особо близко к поверхности. Согласно исследованиям древних, здесь был супервулкан, но мне нужно было самому убедиться.

— А вот теперь ты точно придумываешь слова на ходу, — сказала Лэйла со смесью непонимания и отвращения. Она подняла ладонь, когда он начал было объяснять: — Нет, просто скажи, почему тебя это волнует. Это место — в милях от границы Рощи Сэнтир. Земля здесь слишком твёрдая для старейшин Ши'Хар. Как эта твоя супер магма тебе поможет?

Эмма вмешалась:

— Это упростит создание стихийного бедствия, чтобы скрыть наши похищения.

Тирион покачал головой:

— Нет, слишком опасно. Вместо этого мы устроим бурю. Сама посмотри. — Он потянулся, взяв Эмму за руку.

Сделав глубокий вдох, она соединилась с ним, а затем позволила своему разуму расшириться. Потянувшись вниз, в землю, она осмотрела своё новое тело, и то, что она нашла, поразило её, если бы она была в этот момент способна испытывать такое чувство. Вернувшись в себя, она уставилась на отца:

— Как такое вообще может существовать?

По мере возвращения человечности Эмма ощутила себя маленькой и незначительной. С её особым даром это не было новым чувством, но на этот раз его сопровождало что-то ещё… страх. Она остро осознавала, что они стояли на тонкой прослойке земли, которая едва сдерживала то, что являлось геологическим эквивалентом массивной бомбы. Она просто не могла вообразить, что случиться, если эта штука вырвется на свободу.

— Нам нужно уходить, — сказала Эмма. — Здесь небезопасно!

— Расслабься, — сказал Тирион. — Согласно древним, эти штуки редко извергаются. Наверное, этот конкретный вулкан будет бездействовать ещё десятки тысяч лет.

— Штуки?! — сказала Эмма. — Есть ещё такие? Почему мы до сих пор живы? Почему вообще кто-то до сих пор жив?

Её отец улыбнулся:

— Потому что жизнь всё терпит, и хотя извержение одного из них может заполнить небо чернотой и убить несказанное количество растений и животных, мир восстанавливается.

— Сколько их? — спросила его дочь, силясь подавить свой страх.

— Они знали о по меньшей мере семи больших, — сказал он ей, — разбросанных по всему миру, — закончил Тирион. Он бросил взгляд на Лэйлу: — Идём. Будем искать наши цели. Здесь я увидел всё, что хотел.

Глава 22

Первое выбранное ими для ожидания место оказалось пустой тратой времени. Они были вынуждены выбрать место за границей рощи Сэнтир, и не в пределах какой-то другой рощи, поскольку они не осмеливались рисковать присутствием рядом с кем-то из старейшин, когда наконец сделают свой ход. Для той части Рощи Сэнтир, куда они могли добраться, единственным хоть сколько-нибудь подходящим регионом была область с вулканической активностью. Старейшины Ши'Хар решили не пускать там корни, по очевидным причинам.

К сожалению, эта область вряд ли могла привлечь много посетителей. Обжигающие кальдеры и ядовитые газы заполняли большую часть этого региона. Они потратили впустую целый день, ожидая в одном месте, которое было достаточно гостеприимным, и ни разу не ощутили присутствие ни одного Ши'Хар.

На следующий день они более тщательно прочесали регион, пока случайно не нашли горячий источник в одном из гротов. Вода там была горячей, но приятной, и он был достаточно мелким, чтобы его можно было переходить вброд. Он был полностью окружён густым кустарником и маленькими деревьями, что придавало ему сходство с оазисом. Он был от края рощи гораздо дальше, чем то место, где они ждали в течение предыдущего дня, но когда они обнаружили источник, там уже было несколько Сэнтиров.

Вместо того, чтобы сразу напасть, они ушли, и вернулись в предрассветные часы на следующее утро. Засада даст им наилучшие шансы достичь успеха.

Они надеялись на маленькую группу. В предыдущий день они обнаружили лишь четверых или пятерых Ши'Хар, расслаблявшихся в горячем источнике, поэтому ловушку устроили там, и выделили маленькую группу нападающих, чтобы было проще скрываться.

Тирион создал одну из своих особых полостей в каменистой земле рядом с источником, использовав помощь земли, чтобы сделать полость необнаруживаемой для магического взора. Это было не то же самое, что невидимость, но пока он её не откроет, и не заставит их ничего не подозревающую добычу упасть к ним, никто их не заметит. Внутри дожидался сам Тирион, вместе с Брангором, Раяном и Эммой. В качестве дополнительной предосторожности Лэйла, Джордан и Бриджид спрятались рядом с тропой, которая вела в грот, используя способности Лэйлы к невидимости.

Если всё пойдёт хорошо, то они не понадобятся. В противном случае их задачей будет позаботиться о том, чтобы никто не сбежал с докладом о случившемся. Понятное дело, Бриджид была не рада тому, что её оставили в резерве, но сделала так, как ей велели, предварительно потратив некоторое время на споры.

Не помогал и тот факт, что им пришлось ждать до полудня, прежде чем кто-то появился в гроте, чтобы насладиться ванной в этом живописном месте.

Трое мужчин и две женщины покатились вниз, когда под ними разверзлась земля. Одна из них обладала достаточно быстрой реакцией, чтобы создать заклинательное плетение, смягчившее им приземление, но никто из них не мог предвидеть, что внизу их будут ждать люди.

Эмма с хирургической точностью выполнила свою задачу, определив, кто из них был мужского пола, и быстро просверлив серию дырок в их черепах ещё до того, как они сумели прийти в себя. Двое умерли, а третий только открывал было рот от удивления, когда её последняя атака пробила ему мозг.

За последние несколько налётов она стала естественным образом склоняться именно к этой роли. Хотя Бриджид была безрассудно летальной, она также была не очень разборчивой. Эмма могла быстро выбирать цели, и её подобные копьям атаки были точны.

Раян наблюдал, бездействуя, готовый поддержать её при необходимости, или помочь отцу, если его задача окажется тому не под силу. Брангор держался поодаль. Магу Морданов следовало действовать лишь в случае необходимости. Его работа делала его слишком ценным, чтобы рисковать им в бою, да он и не был особо умелым бойцом.

Работа Тириона подходила ему идеально — он подавлял тех, кого они хотели схватить. Для осуществления этой задачи часто требовалась грубая сила, а также способность удержаться, как только цель оказывалась подавленной.

Тирион широким ударом силы отправил двух женщин в полёт через скалистую полость, впечатав их в стену. Его атака была нисколько не сфокусированной, вместе с двумя женщинами она также захватила тела уже мёртвых мужчин, хотя те, конечно, уже не были способны это заметить.

Шагнув вперёд, он обхватил шеи обеих женщин силовыми лентами, с расчётливой злобой душа их — достаточно, чтобы женщины отреагировали инстинктивно, пытаясь защитить свою способность дышать, и не имея времени подумать или нанести ответный удар.

— Раян, — спокойно сказал Тирион, — махнув рукой в сторону левой женщины. Его сын мгновенно двинулся ему на помощь, взяв на себя её оковы, и сминая её разум прежде, чем она смогла попытаться сплести заклинание.

Тирион сделал то же самое с той, что была справа, но зашёл на шаг дальше. Доверившись Раяну, он сосредоточил своё внимание, и как только его цель была подавлена, вонзился в неё. Ши'Хар Сэнтиров оказалась чрезвычайно устойчивой к его обычной попытке заставить пленницу потерять сознание. Несмотря на его превосходящую силу, прижать её разум было невозможно, он постоянно ускользал прочь из его хватки. Вместо того, чтобы продолжать ментальную борьбу, он вычленил нужную область, и, прежде чем она смогла одержать вверх, прижёг её.

Его жертва осела на землю, подёргиваясь.

Обернувшись, он обнаружил, что Раян справлялся с трудом. Его пленница начала одерживать над ним верх. Будь это нормальный бой, у молодого человека не было бы трудностей, но попытки сохранить женщине жизнь серьёзно ограничивали возможности Раяна. Пока он пытался удержать её волю в западне, она всё время ускользала из-под его удара, и пыталась пробраться в его разум.

— Подожди, — рявкнул Тирион Эмме, уже собравшейся убить Ши'Хар, чтобы защитить брата. Шагнув ближе, он вогнал кулак в челюсть женщины, оглушая её, и позволив Раяну короткий миг, чтобы прийти в себя.

Когда она потеряла равновесие, он воспользовался этой возможностью, чтобы сделать с ней то же самое, что он сделал с другой женщиной, и прижёг ту часть её мозга, которая питала её семя разума эйсаром.

Бой окончился.

Эмма склонилась над двумя женщинами:

— Что ты с ними сделал?

— Это — часть того, над чем я работал, — ответил Тирион. — Я прижёг часть речевого центра, именно она управляет течением эйсара в семя разума. Теперь она не сможет плести заклинания. Это также нарушает их способность к речи.

Брангор хохотнул:

— Дополнительный бонус…

Тирион, Эмма и Раян зыркнули на бывшего надзирателя. Тот закрыл рот, после чего Раян возобновил разговор, проигнорировав его комментарий:

— Это всё, что нужно сделать?

— Это — первоочерёдная вещь, — пояснил Тирион. — Сейчас они всё ещё могут ощущать и использовать эйсар, или могли бы, если бы не были в шоке. Как только мы их заберём обратно, я закончу дело, и прижгу другое место, чтобы лишить их чисто человеческих способностей.

— Почему ты с этого не начал? — спросил Раян.

— Нельзя, — ответил Тирион, — семя разума начинает создавать разные проблемы, если его не лишить эйсара, и в конце концов убивает их, причём весьма болезненным способом, — закончил он. Бросив взгляд на Брангора, он отдал приказ: — Забирай их, и помести в стазис, прежде чем вернуться.

Маг Морданов мрачно положил ладони на плечи Ши'Хар, и сразу же исчез.

— Отец! — крикнула Эмма. Её предостережение прекратило разговор, когда все они осознали, что больше не были одни. Пока они отвлеклись, прибыла ещё дюжина Ши'Хар, начав окружать их убежище. Они уже видели окончание боя, и врасплох их застать было нельзя.

Судя по всему, более чем одна группа наслаждалась горячими источниками.

— Блядь! — выругался Раян.

Тирион уже был в движении. Направляя свою силу вниз, он подпрыгнул в воздух, с криком: «Щиты!». Он взмыл вверх, через дыру над их головами, и приземлился в нескольких футах от её края. Его прыжок был тщательно контролируемым, чтобы не взлететь слишком высоко, сделав из себя цель.

Несмотря на его быструю реакцию, враги уже были готовы к его появлению, и на него с двух сторон набросились светящиеся заклинательные звери. Остальные направлялись в дыру, к Раяну и Эмме.

Магические конструкты были четвероногими, по форме напоминали кошек, обладали длинными когтями и зубами, но пробить зачарованный нательный щит Тириона всё равно не могли. Его наручные клинки обнажились и начали рубить их ещё до того, как звери его коснулись, однако он не мог помешать самой скорости их броска сбить его с ног, пока он их разрубал.

Длинная верёвка сплетённой в заклинания силы метнулась к нему с быстротой атакующей змеи, обвив его тело прежде, чем он смог вернуть себе равновесие. Долю секунды спустя за ней последовали ещё несколько. Ши'Хар были готовы к сражению.

Раян начал было помогать ему, но Эмма поймала его за плечо, и в момент контакта её разум потянулся к его собственному. В прошлом они часто упражнялись в бою в состоянии сцепки, и он инстинктивно принял её знакомый контакт.

Они общались на уровне, который был глубже слов, и в этот безвременный адреналиновый миг Раян осознал, что готов был совершить ужасную ошибку. Другие заклинательные звери уже преграждали ему путь, и его поймают так же быстро, как Тириона.

Их взгляды встретились, а сердца снова забились, когда мир взорвался вокруг них. Эмма в ошеломляющей демонстрации мощи заставила окружавший их маленькую полость камень разлететься во все стороны. Она была не самой сильной из детей Тириона, но её могуществом не следовало легко пренебрегать.

Разлетевшиеся каменные осколки и прочие обломки могли бы убить Ши'Хар, но те уже приготовили сплетённые из заклинаний щиты. Однако хаос и пыль всё же отвлекли их, когда посреди неразберихи из дыры выбежали четыре разные копии Раяна.

Определение разницы между иллюзией и реальностью было тем, чему быстро обучалось большинство выживших на арене, иначе они оставались выжившими недолго — однако для сразившихся с ними детей Ши'Хар было трудно правильно отреагировать в горячке боя.

Две удерживавшие Тириона верёвки исчезли, когда их владельцы попытались избежать внезапно появившихся иллюзорных двойников Раяна. Чтобы его освободить, этого не совсем хватило, поскольку его руки всё ещё были крепко связаны двумя другими верёвками, пока настоящий Раян не перерубил одну из них.

Однако заклинательные звери мгновенно набросились на него. Раян проигнорировал их, зная, что они не могли пробить его защиту, но их физическое присутствие всё равно создавало трудности. Его сбили на землю, и начали ожесточённо терзать.

Тирион высвободился, разрубив верёвки, и бросился на ближайшего к нему Ши'Хар. Он почти добрался до цели, когда ещё один заклинательный зверь сбил его в сторону, а затем избранная им жертва сосредоточилась прямо на нём. Сфокусированное заклинательное плетение в форме копья поймало его на земле прежде, чем он смог встать на ноги. Уклониться он не мог, чужая магия пробила его защиту, и насквозь пронзила его живот.

Трое других загнали Раяна, и были близки к тому, чтобы повергнуть его, когда поток перегретого пара вырвался из ближайшего источника, и ударил по Ши'Хар, аккуратно избегая того места, где на земле лежал Тирион. Пар накрыл Раяна, уже приготовившего импровизированный щит, не позволивший газу проникнуть в его личное пространство. Пар также накрыл большую часть Ши'Хар.

Эмма надеялась, что их враги не подготовили щиты для отражения газов, и была права. Заклинательное плетение было слишком медленным, чтобы отреагировать на столь неожиданную атаку, и большинство Ши'Хар закричали, когда пар ошпарил их глаза и внешние слои кожи. Четверо спаслись, использовав сырой эйсар, чтобы направить воздух в обход своих тел.

Боль и потеря нормального зрения на миг оглушили Ши'Хар, но долго продлиться это не могло. Магам не нужны были глаза, чтобы видеть, и адреналин, наверное, позволил бы некоторым из них вскоре возобновить атаки, несмотря на физическую агонию. Конечно, те четверо, что смогли защититься, всё ещё были в идеальной боеготовности, и они перенаправили своё внимание на девушку на дне ямы.

Эмма с вызовом зыркнула на них, но её разум не мог найти никакого решения. «Четверо ещё на ногах, Отец выбыл из строя, Раян силится спастись от заклинательных зверей…», — быстро перебирал варианты её разум, но она не видела, как она сможет спасти брата, и при этом успеть спастись от врагов.

И тут появилось ещё пятеро Ши'Хар, побежавших на помощь своим собратьям.

Не думая, Эмма послала свой эйсар вовне, всколыхнув землю, и создав стену между ними и новыми нападающими. Тонны земли поднялись массивной волной, но она мгновенно поняла, что допустила ужасную ошибку — она перенапрягла свою силу, и у неё ничего не осталось. Её тело уже дрожало, реагируя на упадок сил.

Всколыхнувшаяся земля ненадолго заставила всех приостановиться, и на миг Раян оказался освобождённым от внимания заклинательных зверей. Перекатившись, он встал, но прежде чем он смог сделать что-то ещё, сплетённый из заклинаний удар сфокусированной силы пробил земляную стену. Это был удар вслепую, который почти наверняка должен был пройти мимо, но такие неприятные случайности порой бывают в бою. Удар прорвал зачарованный щит Раяна, когда тот, сам того не зная, встал как раз в ненужном месте.

На миг Эмма ощутила через их связь его боль и шок, прежде чем он потерял сознание. Она видела, как его тело завалилось, лишённое левой руки, и с хлещущими из плеча и одной из сторон лица кровью. Её рот раскрылся, будто она хотела закричать, но не послышалось ни звука. Один из обожжённых Ши'Хар спрыгнул в яму, и, окружив себя щитом, направился к ней, держа в руке смертоносно выглядевший меч сплетённого в заклинание эйсара.

Эмма попыталась воззвать к своей силе, чтобы защититься, но ничего не произошло. Она была пуста, и смерть надвигалась на неё. Эмма оскалилась в бессильной ярости, но глубоко внутри она не была уверена, что ей уже не всё равно.

Со стороны подкреплений Ши'Хар послышался крик, и противник Эммы приостановился, повернув голову, и на миг его внимание было сосредоточено на области вне ямы.

Эмме было просто плевать. Снова воззвав к своему эйсару, она сфокусировала ту каплю силы, что смогла призвать, на своей руке, приведя в действие татуировки, и вогнала зачарованную руку в грудь Ши'Хар. Её противник стал умирать, заливая её запястье горячей влагой, а Эмма покачнулась, упала на колени, и он завалился на неё, вяло хватая её за плечи.

Она толкнула его в сторону, пытаясь выпутаться из его хватки. Часть горячей воды от её удара паром попала в яму, превратив почву на её дне в грязь. Прежде чем Эмма смогла встать на ноги, вниз спрыгнул ещё один заклинательный зверь, вдавливая её в грязь. Сила её возвращалась, капля за каплей, но она успела лишь привести в действие свои защитные татуировки, прежде чем зверь приземлился на неё.

Когти на его массивной, светящейся лапе не смогли пробить её щит, поэтому зверь надавил на неё, заставив её лицо погрузиться в грязь.

Сил и воле к борьбе у неё больше не было. Она вяло сопротивлялась, в основном из-за паники, но решимость её исчезла. «Раян мёртв». Свет угас, когда её голова полностью погрузилась в грязь. Щит не позволял грязи попасть в рот и нос Эммы, но между ним и её кожей осталось очень мало воздуха. Очень скоро она начнёт задыхаться.

Расслабив мышцы, она сдалась, и решила использовать оставшееся у неё время, чтобы понаблюдать за тем, что происходило наверху.

Тирион всё ещё был в сознании, но его рана, наверное, была смертельной. Раяна не стало. Эмма больше не могла найти ни следа молодого человека, помимо большого кровавого пятна в месте, где он упал. «Они что, уже забрали его тело?» — удивилась она.

Не похоже было, чтобы у них было время на что-то настолько заурядное, как перемещение тела. Прибыла Бриджид. Её набедренная повязка исчезла, и она бегала среди Ши'Хар совершенно незащищённой. Кровь покрывала её с ног до головы. Эмма была уверена, что если бы посмотрела на неё глазами, то та была бы окрашена в алый.

Бриджид танцевала среди врагов, не обращая внимания на их атаки. Зачарованная цепь хлестала и вилась вокруг неё, будто живя собственной жизнью. Она отражала, и, в основном, уничтожала любые заклинательные плетения, которые оказывались рядом, но основное её назначение заключалось не в этом. Когда цепь не занималась защиты своей владелицы, она постоянно мелькала наружу, нанося почти ленивые удары по Ши'Хар, которые теперь начали пытаться сбежать от Бриджид.

Первым, кто с ней столкнулся, повезло, поскольку Бриджид убила их быстро. Лёгкий удар мог легко лишить руки, ноги или, более вероятно, головы. Ши'Хар не сразу осознали грозившую им опасность. Они уверенно напали на неё сразу с нескольких сторон, но с каждой неудачной атакой их число уменьшалось.

Поначалу это выглядело почти случайностью, будто удача улыбалась ей, пока Бриджид защищалась — но вскоре стало ясно, что имело место нечто совсем иное. Большая часть заклинательных зверей была порублена на куски, явившись на помощь своим создателям, а когда Ши'Хар осталось лишь четверо, они бросились бежать.

Или, точнее, попытались.

Бриджид убила одного, и миг спустя перерезала сухожилия остальным. Она с той же лёгкостью могла лишить их ног, но решила ранить свою оставшуюся добычу, чтобы не лишать себя удовольствия слишком быстро.

«И всё это время она была совершенно открыта», — заметила Эмма, но она знала, что у Ши'Хар не было ни единого шанса, если только они не перестали бы пользоваться заклинательными плетениями. Те были слишком медленными, и созданное из чистой магии оружие распадалось, сталкиваясь с зачарованной сталью.

В этом было преимущество используемой людьми сырой магии. Она действовала со скоростью мысли. Обычно превосходящая природа заклинательных плетений легко компенсировала это преимущество, но зачарованная цепь Бриджид полностью расшатала это старое уравнение.

«Единственной, кто имел бы против неё шансы, была бы я», — осознала Эмма. Её коронная атака, серия быстрых копий из чистой силы, была единственным, что могло бы прорваться мимо цепи Бриджид. «И даже это было бы бесполезно, озаботься она использованием своего щита». На миг она ощутила гордость за свою сестру-психопатку.

Сердцебиение Эммы сильно участилось во время боя, но не из-за адреналина. Она задыхалась, и её сердце отчаянно пыталось скомпенсировать недостаток свежего воздуха.

Бриджид принялась терзать своих беспомощных врагов, нанося им мелкие порезы, которые кровоточили, не убивая их. Не осознавая бедственного положения Эммы, пока она с ними игралась, Бриджид смеялась, отрубая от их тел маленькие кусочки. Она была как никогда счастлива.

«Полагаю, я всё равно умру», — подумала Эмма. Это наблюдение её не беспокоило. Она уже потеряла единственное, ради чего ещё стоило жить. Её сердце трепыхалось как у птицы, совсем непохожее на медленное биение земли под ней.

Эмма раскрыла свой разум. Если уж она умрёт, то с тем же успехом можно умереть правильно. Бриджид тоже умрёт, но она знала, что сестра не будет против, если в результате также умрёт гораздо больше Ши'Хар.

«Это — за тебя, Раян». И тут Эмма рывком расширилась, потеряв свою человечность, и став чем-то иным.

Сразу же никаких физических признаков этому не появилось. Её тело продолжало умирать, но теперь оно было мелочью по сравнению с тем, чем она стала. Эмма потянулась вниз, и начала расплетать узы, сдерживавшие расплавленную ярость. Она начала не в том месте, где находилась сама, а с той стороны, которая пошлёт её неистовство прямо в Рощу Сэнтир.

Земля подскочила, заставив Бриджид споткнуться, и её новый удар прошёл мимо цели. Её последняя игрушка умерла вместо того, чтобы всего лишь потерять ещё немного кожи. Несколько секунд спустя до её ушей донёсся гулкий рокот, и она увидела дым, поднимавшийся вдалеке, в направлении Рощи Сэнтир.

Лэйла появилась, пригнувшаяся над бессознательным телом Раяна, когда потеряла контроль над своей невидимостью. Джордан стоял рядом с ней, и на его лице был написан страх, когда он ощутил, как земля снова всколыхнулась. Он выпустил мужчину, которого тащил, и Тирион осел на землю.

— Бриджид! — крикнула Лэйла. — Надо уходить!

Бриджид уставилась на них, силясь разобраться в окружавшем её мире по мере того, как жажда крови медленно угасала в ней.

— Эмма! Сначала надо забрать её. — Спрыгнув в яму, она быстро разобралась с помощью цепи с заклинательным зверем, удерживавшим её сестру в грязи. Переборов вязкое сопротивление грязи, Бриджид подняла девушку с земли.

Кожа Эммы была серой, и она, казалось, весила больше, чем следовало бы, но Бриджид использовала свою волю, чтобы поднять сестру из ямы, и мягко положила её рядом с остальными. Затем она выбралась сама, и взяла Джордана за руку, чтобы ему было проще телепортировать их всех вместе.

Землю снова тряхнуло, и воздух наполнился странным, удушающим запахом, от которого становилось трудно вдыхать.

— Постойте, — произнёс слабый голос.

Все в замешательстве уставились на Тириона, осознав, что это говорил он.

— Не сейчас, — сказал он им. — Ещё слишком рано.

— Это место разваливается на части, — настаивала Бриджид. Она посмотрела на Джордана: — Забери нас домой.

Тирион зарычал, и махнул рукой на тело Эммы:

— Перенесёте её — и она умрёт.

— Она всё ещё дышит, Тирион, — сказала Лэйла. — Он бредит, — заявила она остальным.

Джордан послушался было, но Бриджид внимательно наблюдала за отцом. Она достаточно хорошо знала его, чтобы не сомневаться:

— Постой, — приказала она. — Что нам, по-твоему, следует сделать, Отец?

— Позвольте мне попытаться это остановить, — ответил он, силясь вдохнуть.

— Он умирает, — прямо заявил Джордан. — Я забираю нас обратно, — сказал он, протянув руку к Эмме.

Бриджид была не из тех женщин, что подвержены колебаниям. Она уже приняла решение. Решение, которое она принимала всегда:

— Тронешь её, и ты — покойник, — предупредила она. — Пусть делает, что сможет. — Бритвенно-острая сталь уже окружила мага Морданов, зависнув в опасной близости от его горла.

— В таком состоянии он ничего не сможет сделать. Если будем ждать, то все умрём, — возразила Лэйла.

Врезавшийся в её челюсть кулак двигался почти слишком быстро, чтобы его можно было увидеть. Лэйла упала спиной вперёд, оглушённая.

Бриджид высилась над ней с сияющими безумием глазами. Её волосы висели, пропитанные потом и кровью, а кожа была покрыта кровавой грязью. Она указала на умирающего отца:

— Ты живёшь, чтобы служить ему. Если он этого просит, значит мы умрём. Ты как, хочешь умереть сейчас, или чуть-чуть подождать? — Даже пока Бриджид полностью сосредоточилась на надзирательнице, её цепь не шелохнувшись висела у горла Джордана.

Лэйла кивнула, покорно опустив взгляд.

Бриджид взглянула на Джордана:

— Окружи нас щитом, пока мы ждём, — сказала она. Затем снова обратилась к Лэйле: — Вижу, ты уже по большей части остановила кровотечение. Спрячь нас, пока он работает.

Глава 23

Ещё несколько маленьких сдвигов, и последние оковы исчезнут. Эмма улыбнулась бы, если бы могла вспомнить, что такое улыбка, и что она означает.

У неё осталась только цель. Достигнув её, она сможет отдохнуть. Эмма смутно помнила боль и потерю, но они быстро угасали. Отпустить ещё одну вещь, и всё кончится.

Но часть её отказывалась откликаться.

Рядом было ещё одно присутствие. Оно было меньше, незнакомое, и менее похожее на неё, но оно было сильным. Оно удерживало нужный ей ключ, мешая её попыткам уничтожить то, что росло над ней.

— «Нет», — донёсся голос. — «Ты не должна этого делать — пока не должна, не сейчас».

Слова были чужими, но стоявший за ними смысл каким-то образом достиг её. Она проигнорировала их, вместо этого пытаясь охватить то, что ей сопротивлялось.

— «Ты убьёшь многих, но не всех. Сбереги свою ярость, и мы прикончим их совсем — но не сейчас».

Эти концепции обрушились на её разум, заставляя её думать таким образом, о котором она хотела забыть. Она хотела отказаться от них, но для этого ей нужны были собственные слова. Она сжалась, ища способ выразить свой отказ.

— «Смерть!» — был её ответ, но, найдя это слово, она сжалась ещё сильнее.

— «Терпение».

— «Нет».

— «Вернись со мной, Эмма».

Она пыталась спорить, но не могла найти способ это сделать. Раздосадованная, она продолжала сжиматься, пока наконец не открыла рот, и не закричала.

* * *

— Воды, — сказал Тирион. Его рот снова был до невозможности сухим. Его тело ощущалось одновременно горячим и холодным.

Чья-то рука подняла его голову, и к его губам прижалась чашка. Он начал жадно хлебать из неё прохладную жидкость, но чашку убрали раньше, чем он смог напиться.

— Ещё.

— Помедленнее, — сказала Кэйт. — Сразу много тебе нельзя.

— Мне хочется пить…

— Твой желудок этого не вынесет, — терпеливо ответила она.

— Сколько…?

— Тебя принесли обратно вчера. Мы с тобой уже дважды говорили об этом. У тебя жар… — сказала Кэйт, и её голос внезапно оборвался. Звучал он расстроенным.

Тирион направил свои чувства внутрь, изучая свою рану. То, что он нашёл, должно было его встревожить, но у него не было на это сил. Его сердце ускоренно билось, слабо трепыхаясь в его груди. В совокупности с жаждой это значило, что он потерял много крови, но шокировало его то, что он обнаружил у себя в животе.

Всё было воспалено. Большой кусок его желудка отсутствовал, а его кишки выглядели так, будто их порвали на части, а потом грубо собрали обратно.

По своему опыту на арене он знал, насколько серьёзны были ранения в живот. Даже относительно лёгкие раны иногда приводили к смерти спустя дни после боя, но в то время он не понимал, почему. Благодаря лошти, он теперь знал, но это знание мало его утешало.

Содержимое желудка и кишечника вылилось в его брюшную полость, и упомянутый Кэйт жар был результатом обширного заражения. Без квалифицированной помощи он умрёт спустя день или два.

Даже у лучших целителей Ши'Хар был низкий процент успеха при лечении септических брюшных ран. Обычно, если кто-то на арене выживал, получив такую рану, то с ней могли справиться, мгновенно очистив перитонеальную полость.

Он же находился далеко не в том состоянии, когда такая стратегия могла подействовать.

Древние люди когда-то обладали химикатами, которые могли бы дать ему неплохие шансы, но Ши'Хар узнали об их медицинских техниках настолько мало, что могли лишь дразнить его знанием того, что способ был… был совершенно недосягаемым для него.

— Эмма? — спросил он.

Кэйт убрала волосы с его лба:

— Она с Раяном.

— Он выжил?

Она кивнула:

— Едва-едва, но его состояние хуже твоего, а уж лицо…

Если парень до сих пор жив, то у него был неплохой шанс, если только рана не загноится. Снаружи он мог выглядеть хуже, но Тирион догадался, что всё было совсем не так.

— А Бриджид?

— Она стоит прямо за дверью, с этой её страшно выглядящей цепью, — сказала Кэйт.

От этого ему захотелось тихо засмеяться, но он в итоге сумел выдавить лишь болезненный, сдавленный кашель. Кэйт тревожно наблюдала за ним, пока не прошла целая минута, после чего его агония утихла достаточно, чтобы он снова мог говорить:

— Никто из нас не выбрался бы, если бы не она, и её цепь.

— Лэйла сказала мне, что она пригрозила убить любого, кто попытается тебя переместить.

— Удивлён, что мы так и не остались там. Не думаю, что я в конце концов очнулся, чтобы сказать им, что нам можно уходить, — сделал наблюдение он.

— Так и было бы, если бы Эмма не очнулась, и не сказала им, что уже можно, — объяснила Кэйт. — Я беспокоюсь о тебе, Даниэл. Мы уже знали о её проблеме, с Раяном, но теперь, когда он ранен… я никогда не видела её такой.

— Какой? — спросил он.

Кэйт замолчала, сжав губы, прежде чем продолжить:

— Если честно — такой как ты. Она гневная и напряжённая. Отказывается покидать его комнату, даже чтобы поспать. Нам и так уже тут хватает психопатов.

— Если он выживет, она будет в порядке.

— Это ты так думаешь, но я не настолько уверена. Я почти думаю, что было бы лучше, для них обоих, если бы он не выжил. Он обезображен. Раян лишился половины челюсти и левой руки, прежним он больше никогда не будет. Сейчас ей небезразличен лишь он, и каждый раз, когда она на него смотрит, почти можно видеть закипающий в ней гнев.

— А-а-а-х, — сказал Тирион, — молодая любовь.

Кэйт пришла в ужас:

— Как ты можешь так шутить? Это же ужасно.

Он поднял на неё взгляд покрасневших глаз:

— Потому что я — такой же, только я обезображен внутри. А теперь мне придётся смотреть, как мои дети превратятся в извращённые, более молодые копии меня самого.

— И тебя это радует?

— Нет, но я думаю, что если сейчас расплачусь, то это меня прикончит, — честно сказал он ей. — Кто это там, Инара? — спросил он, имея ввиду ребёнка в находившейся неподалёку колыбели.

— Она спит.

— Я хочу подержать её.

Кэйт заупиралась:

— Ты её разбудишь. У меня целая вечность ушла, чтобы её уложить.

— Не думаю, что у меня ещё будет много возможностей для этого, Кат. Пожалуйста…

Она встала, отвернув лицо прочь, но магический взор показал ему, что её глаза наполнялись слезами.

— Не говори так, — сказала она ему с упрёком, но всё равно подошла к колыбели. Кэйт знала не хуже его, что Тирион скорее всего был прав. Склонившись над колыбелью, она мягко подняла дочь, и принесла её к нему, прежде чем положить её ему под плечо, внутри сгиба правой руки.

Каким-то чудом Инара почти не пошевелилась, снова впав в глубокий сон почти сразу же после того, как устроилась. Тирион не мог особо двигаться, поэтому удовлетворился тем, что наблюдал за ней, и слушал биение её крошечного сердца. Невинное дыхание Инары было прямой противоположностью почти всей его жизни. «Что я вообще сделал такого, чтобы заслужить даже этот краткий миг?» — задумался он.

— Тебе тоже надо отдохнуть, — через некоторое время предложила Кэйт.

— Я не сонный, — парировал он. «Просто умираю».

Кэйт нахмурилась:

— Тогда ты не будешь против поговорить с Бриджид?

— Насчёт чего?

— Во-первых, скажи ей, чтобы прекратила зыркать на каждого, кто пытается войти, но самое главное — ей нужно помыться.

Это раззудило его интерес:

— Помыться?

Она вздохнула:

— Она вернулась покрытая кровью, и хотя смыла с себя большую её часть, ей всё ещё нужно принять нормальную ванну. Она отказывается уходить от двери, и отвратительно воняет.

Боль сковала его, пока Тирион усилием воли заставлял свои грудные мышцы не напрягаться. Желание рассмеяться было почти непреодолимым. Наконец взяв себя в руки, он ответил:

— Вообще-то мне нужно было с ней поговорить. И по ходу дела я упомяну про ванну.

— Думаю, что ей следует зайти сюда лишь после ванны, — твёрдо сказала Кэйт.

— Я как-то не могу встать, чтобы сходить к ней, — ответил Тирион. — Я недолго.

С этим она спорить не могла. Встав, Кэйт пересекла комнату, и вышла наружу, сморщив нос во время пересечения порога. Тириону не было слышно, что она сказала, но миг спустя Бриджид стояла у кровати, опустив свой взгляд на него и на спящего младенца.

— Я знала, что ты не умрёшь, — прямо заявила она.

Секунду спустя до него добрался запах, вторгшись ему в нос. Пахло как начавшее тухнуть старое мясо. Тирион не заметил на ней никаких видимых пятен, но её волосы висели тусклыми и тяжёлыми, и обоняние не оставляло сомнений. Ещё хуже было то, что он никак не мог от неё отодвинуться.

— Умру, и довольно скоро, — сказал он ей, — но у меня слишком много дел, и время терять нельзя. Мне нужно поговорить с Эммой.

— Она отказывается покидать Раяна.

— Скажи ей, что у неё нет выбора, — твёрдо ответил он. — Она захочет услышать то, что я хочу сказать. После того, как поговоришь с ней, прими ванны, а потом я хочу, чтобы ты привела ко мне Джордана. Мне также понадобится несколько стазисных шкатулок.

Бриджид поглядела на него немного, молча усваивая его слова.

— Джордан уже снова на хранении, и я не знаю, где лежат шкатулки.

— Эмма должна знать, а если нет, то сможет спросить Раяна. Тебе придётся вытащить Джордана из ящика. Он мне нужен.

— Зачем?

— Я не могу оставаться здесь. У меня остались кое-какие дела.

Его дочь замерла, и ответила не сразу. Она была похожей на какую-то странную статую, обдумывая свой ответ:

— Абби говорит, что ты умрёшь, если тебя сдвинуть с места.

— Я и так умираю. У меня есть день, может — два. И мои дела — срочные.

Бриджид уставилась на него каменным взглядом:

— Тогда мне следует пропустить ванну.

Тирион вздохнул:

— Нет, ванну прими. Иначе я не смогу вынести твоего присутствия. Время у тебя будет. Мне нужно поговорить с Эммой. Пошли Абби, и любых остальных, кого увидишь, но не трать зря время на их поиски — нескольких будет достаточно. Как только будешь чистой, бери Джордана, и пару шкатулок.

— Какого они должны быть размера?

Он очертил руками нечто с примерно фут в поперечнике. Бриджид кивнула, и ушла, не проронив более ни слова. Тирион откинул голову, и расслабился. Он ещё раз взглянул на Инару, прежде чем закрыть глаза. Спать ему не хотелось, но даже дышать ему было в тягость.

* * *

— Отец.

На его плече была ладонь, и Тирион поднял взгляд, обнаружив склонившуюся над ним Эмму. Она выглядела как бледный призрак. Под её запавшими глазами были тёмные круги.

— Выглядишь ужасно, — сказал он ей.

Её нетерпение было недвусмысленно написано на её лице:

— Ты умираешь. — Невысказанным она оставила вывод о том, что скоро Тирион перестанет иметь значение.

— Весьма вероятно, — признал он, — но я не могу оставить дела незавершёнными. Тебе нужно быть готовой занять моё место.

— Я даже не знаю, что ты делал, или какие у тебя были планы.

— Давай, покажу, — сказал он, потянувшись к её руке.

Она отпрянула, будто он мог её обжечь:

— Уже слишком поздно. Я сама решу, что делать.

— Ты потерпишь неудачу, — прямо заявил он.

— А ты — уже потерпел, — бросила она обвинение, закрыв лицо ладонями. — И Раян за это расплачивается.

— Пока что — нет. Ещё есть время… если ты мне поможешь. В противном случае его жертва окажется напрасной. — Он зыркнул на неё со всей пылкостью, какую может в себе наскрести умирающей человек. Он нёс ответственность за всё случившееся, но всё ещё отказывался сдаваться. — Проклинай меня, если хочешь, но ты желаешь того же, что и я. ПО глазам вижу.

Руки Эммы были сжаты в кулаки, но в конце концов она разомкнула один из них, и ткнула в его сторону:

— Тогда показывай, а я решу — и если я приду к мысли, что ты истратил будущее Раяна на чистую глупость, то я тут же тебя и придушу.

Он взял её за руку, и после мимолётного сопротивления их разумы соединились. Эмма больше не ощущалась тем же человеком, с которым он объединял разум день тому назад. Тепло исчезло, сменившись тёмным смятением, похожим на его собственное. Теперь она была ему практически двойником в душе, полная страшной ярости. Она его ненавидела — почти так же, как ненавидела Ши'Хар.

Раскрыв свои воспоминания, он показал ей оружие, которое создаст. Сперва он ощутил её замешательство, поскольку воспоминания не были его собственными, а принадлежали Ши'Хар, да и оружие сперва трудно было признать таковым. Когда она осознала, что именно сделает это оружие, на Тириона накатила волна её трепета, за которой последовало отвращение от образов того, что это оружие совершило когда-то в прошлом.

— «Вот, почему ты отказывался нам говорить…»

Он мысленно согласился с ней:

— «Никто из вас не согласился бы на такое. Вы ненавидите их недостаточно сильно. Только у тебя, Эмма — только у тебя есть ненависть и убеждение, чтобы завершить моё дело, если я потерплю неудачу».

— «И Бриджид», — поправила она.

— «Но у неё нет нужных средств, и она не сможет повести остальных за собой».

— «Это положит нам конец, всем нам», — ответила она. — «Поверить не могу, что ты именно это собираешься сделать».

— «Подумай!» — приказал он. — «Стазисные ящики, и женщины, которых мы схватили — давай, я покажу тебе остальное». — И он показал, наконец поделившись с ней стоявшей за похищениями причиной, и раскрыв роль Иана. На миг он испугался, что она отторгнет его, но её злонамеренный восторг удивил его.

Её зло превысило его собственное. Там, где Тириону не хватало сопереживания, Эмма обладала им в достаточной мере, но вместо этого её личная боль преобразилась в желание причинить такое же страдание их врагам.

— «С этим мы можем выжить», — с внезапным пониманием осознала она. «По крайней мере, некоторые из нас».

Он разорвал контакт. Эмма стояла, уперев в него полный недоброго восторга взгляд.

— Что тебе нужно? — спросила она.

— Держи моё исчезновение в тайне. Бриджид вернётся, и принесёт всё необходимое — если, конечно, я не умру до того, как смогу это создать. Если умру, то тебе придётся продолжить без меня. Что бы ни случилось, ты должна позаботиться о том, чтобы остальные не пытались меня найти, если я не вернусь.

— Это я могу, — мрачно ответила она. — Но ты слишком болен. Ты не сможешь.

— Ты была почти беспомощна, когда попыталась уничтожить Рощу Сэнтир, — парировал Тирион. — Сила мне для этого не потребуется. Наш особый дар не нуждается в могуществе, мы становимся могуществом, которое нам нужно.

* * *

Вернувшись, Кэйт обнаружила, что в её комнате Эмма нежно покачивает на руках Инару. Кровать была пуста.

— Где он? — встревоженно спросила она.

— Ушёл, — тихо ответила Эмма.

— Куда?! Он же болен! Зачем ты позволила ему встать?

На лице Эммы было умиротворение:

— Он всё равно умирал. Я и мечтать не смела о том, чтобы попытаться помешать ему сделать то, что он хочет. Бриджид ушла вместе с ним. — Встав, она протянула ребёнка, предвосхитив наклёвывашуюся со стороны Кэйт тираду.

Кэйт взяла Инару, и хоть она и была в ярости, но голос всё же понизила:

— Она — сумасшедшая, и ты — тоже, если позволила ему уйти в таком состоянии. Что мы будем делать, если что-то случится?

— То же, что и всегда, — сказала Эмма. — Он оставил меня за главную. Мне нужно поговорить с остальными. — И с этим она покинула комнату.

Глава 24

— «Вероятности схопнулись», — заявил Первый среди Старейшин Иллэниэлов. — «Нам грозит наихудший исход».

— «Не худший», — сказал другой. — «Худший — это полное уничтожение».

— «Нам следует отказаться от этой линии», — сказал один из самых молодых — старейшина, которому едва исполнилось пятьсот лет. — «Ещё есть время найти иное решение».

— «Ты наивен», — возразил самый старший.

— «Две тысячи лет — это долгое время. Мы не можем быть уверены в том, что нет иных решений», — продолжил оптимист.

— «Только ты и не можешь», — презрительно усмехнулся новый голос. — «Мы, может, и процветали бы две тысячи лет, но это всё будет впустую, когда враг снова нас отыщет».

— «Возможно, нам удастся снова изменить ситуацию. Если мы вмешаемся, могут появиться вероятности получше».

— «А ещё может полностью исчезнуть наш последний шанс на выживание», — предостерёг другой.

— «Довольно», — сказал Первый. — «Рок настиг нас, когда Сэйлендору было позволено проверить людей. Мы должны принять свою судьбу».

— «Даже при том, что все мы погибнем?» — спросил самый юный.

— «Наше выживание в настоящем бессмысленно, если весь наш род полностью вымрет через две тысячи лет», — возразил один из них.

— «Мы должны защитить его ребёнка».

— «Которого — того, что с нашим даром, или того, что несёт нашу мудрость?»

— «Предполагалось, что они будут одним и тем же».

— «Но это не так, и мы должны управиться с тем, что есть, а не с тем, что могло бы быть».

— «Разве мы не можем спасти обоих?»

— «Это неясно», — провозгласил Первый. — «Мы можем пытаться, но тот, что несёт наше знание, должен иметь приоритет. Того, который с даром, проще заменить».

— «Времени мало».

— «Ещё один уже готов. Он спит. Если будет необходимость, мы сможем позаботиться о его пробуждении в нужное время», — заявил Первый.

— «Почему нам раньше не сказали?»

— «Потому что я надеялся, что в этом не будет нужды», — признался Первый.

— «Но мы ведь должны подготовить наших детей подобным же образом?»

— «Обида человечества этого не допустит. Мы должны исчезнуть из их воспоминаний, иначе они уничтожат нашу надежду», — с ноткой печали сказал Первый.

* * *

Живот Тириона будто был объят пламенем, однако ему было холодно. Подняв руку, он уставился на неё. Рука была гротескно распухшей, и он не мог вспомнить, когда он в последний раз чувствовал необходимость в опустошении мочевого пузыря. Его тело наполнялось жидкостью, однако он по-прежнему ощущал неутолимую жажду.

«Почки отказали, и, возможно, печень тоже», — смутно заметил он. «Скоро наступит безумие». Токсины в крови скоро лишат его рассудок здоровья — впрочем, он и так не особо ценил вменяемость.

— Думаю, это — нужное место, — сказала Бриджид. Она уже давно не была так близко к дому. В детстве она не думала о том, чтобы попытаться запомнить это место, но она была весьма уверена, что маленький домик на крутом склоне холма над ними принадлежал Хэлэн и Алану Тэнникам, родителям Тириона. — Внутри два человека.

Он попытался сфокусировать свой магический взор, чтобы снова увидеть их, но хотя их эйсар он узнал, ясно их рассмотреть ему не удалось.

— Ты нашла его, — подтвердил он.

Бриджид выглядела беспокойной:

— Хочешь их навестить?

— Нет, это лишь создало бы ещё проблем, — сказал Тирион. — Неси меня за дом, вверх по холму справа. За гребнем ты найдёшь покатое пастбище, а рядом — другой холм. Оттуда виден дом Кэйт. Уверен, ты его узнаешь.

— Почему там?

«Потому что это место может стать моей могилой!». Ему хотелось выкрикнуть это ей, но сил не было, и она всё равно не поняла бы его сентиментальность.

— Почва там лучше, — объявил он, притворившись, будто у него есть какая-то логическая причина. «Но всё равно недостаточно глубокая для нормального роста. Даже сильным корням Ши'Хар потребуется вечность, чтобы прорасти глубоко в этом месте». — К счастью, мне не нужно волноваться о долгом росте.

Они двинулись вперёд так же, как проделали большую часть пути. Тирион не мог идти — дочь легко поддерживала его в воздухе с помощью своего эйсара. Было очень похоже на то, будто он лежит, откинувшись на воздушной подушке. Джордан телепортировал их короткими прыжками, перемещая их на расстояние прямой видимости, по несколько сотен ярдов за раз.

Это был странный способ перемещения, но он позволил им покрыть расстояние быстрее, чем мог бы всадник на лошади, или даже на дормоне. Единственным недостатком было то, что после покидания ими Албамарла Джордан был на грани истощения из-за частой телепортации.

Тириону было совершенно плевать.

Когда они нашли искомое им место, оно было примерно таким же, каким он помнил. В конце концов, прошло не так много лет с тех пор, как он сидел здесь, играя на цистре, и наблюдая за её домом, надеясь мимолётно увидеть медные локоны.

— Давай сюда, — приказал он, обращаясь к Бриджид.

Они почти ничего не взяли с собой, поэтому смысл его слов был ясен. Она сняла висевший у неё через плечо инструмент, и передала ему. Цистра, которую он смастерил, пока его держали в рабстве. Струны на ней всё ещё были натянуты те, что дала ему его мать. Он погладил корпус своими грубыми руками, в последний раз наслаждаясь тем, как тот ощущался.

Бриджид изменила с помощью своей силы форму земли, заставив её приподняться, чтобы Тирион мог откинуться, не напрягаясь, когда она опустила его на землю.

Прохладный бриз ласкал его щёку, пока он глядел вниз, вдоль склона холма, наблюдая за домом, где выросла Кэйт. Из дымохода всё ещё шёл дым — предположительно, Сэт с сыном всё ещё жили там. В сердце своём он ничего так не желал, как обернуть время вспять, снова стать молодым, и чтобы им ничего не двигало кроме надежды увидеть Кэйт.

Его пальцы коснулись струн, и в них ожила музыка, которую она хотела. Живая мелодия, не имевшая ничего общего с нынешним положением — но его сердцу было всё равно. Он играл несколько минут, неуклюже спотыкаясь отёкшими пальцами на нотах, которые были слишком мудрёными, чтобы он мог их сейчас сыграть.

А потом он отдал цистру Бриджид:

— Мне она больше не понадобится.

— Что мне с ней делать? — спросила она.

— Отдай моей матери. Возможно, она найдёт ей применение, — ответил он. Жестом приказав им отойти, он защитил своё тело от жара, а потом поджёг траву вокруг них. Та уже была сухой, и за несколько секунд Тирион разжёг оживлённое пламя. Он сжёг всё на расстоянии в десять ярдов от того места, где лежал: траву, кустарник, и два подвернувшихся под руку коренастых деревца. Удовлетворившись, он погасил пламя.

Создавать огонь было легко, он сам себя подпитывал, но управлять им было труднее. К тому времени, как огонь потух, Тирион тяжело дышал, чем не способствовал оставшийся в воздухе дым. Глубокий, мучительный кашель заставил дрожь агонии прокатиться по его объятое лихорадкой тело.

Бриджид была достаточно заботливой, чтобы после исчезновения пламени послать очистивший воздух вокруг Тириона сильный порыв ветра, полка шла обратно.

— И в чём был смысл всего этого? — прямо спросила она.

— Избавился от сорняков, и пепел удобрит почву, — сказал он ей, всё ещё не отдышавшись. — Ты можешь взрыхлить для меня почву? Перекопай её, и смешай с пеплом и углями.

Она нахмурилась:

— Тут в основном камень, под первыми несколькими дюймами земли.

— Не думаю, что мне хватит сил, — ответил он. — Просто сделай, что сможешь.

Её лицо было воплощением отвращения, пока она стояла, опустив взгляд на этого немощного человека, бывшего ей отцом, но постепенно выражение её лица смягчилось, перейдя от жалости к чему-то напоминающему нежную грусть.

— Я сделаю гораздо больше… для тебя, — объявила она. — Смотри.

Джордан телепортировался на расстояние в двадцать ярдов, когда ощутил, как вокруг неё закрутился эйсар. От интенсивности этого эйсара Джордан испытал резкий прилив адреналина в крови. Находившаяся перед ним женщина лучилась опасностью.

Вытянув руку в небо, Бриджид мягко подняла своего отца в воздух. Цепь, что всегда была рядом с ней, поднялась вместе с ним, прикрывая его собой, пока Бриджид направляла своё внимание и свою силу вниз. Окружавший её эйсар затвердел в виде несокрушимых кос, прежде чем утонуть в земле, прорезая её.

Неглубокий слой почвы мгновенно уступил, и маленькие камни и гравий под ним сдались почти так же быстро. Более тяжёлые валуны немного посопротивлялись, но её мощь не отступала. Воздух встряхнуло от резкого треска, когда валуны сломились, раскалываясь на части.

Её мощь пошла глубже, всё дальше и дальше, рвя и ломая, пока воля Бриджид стирала до состояния гравия даже саму скальную основу. Земля вокруг неё шла волнами и вздымалась, будто Бриджид стояла в центре водяного смерча, не затронутая посреди этого хаоса.

Тирион наблюдал за её работой, дивясь гладким чертам её лица, пока она прикладывала к этой задаче все свои силы. Бриджид всегда была сильной — в этом никогда не было сомнений. Она была одной из самых сильных его детей, но её сосредоточенность стала твёрже стали — неумолимая и идеальная. Её лицо не выдавало ни намёка на усилие, которое ей требовалось для одновременной работы с таким количеством эйсара. Глядя на неё, кто-то мог бы подумать, что она всего лишь наслаждалась послеполуденным солнцем, если бы не бурливший прямо под её стопами разрушительный ураган из камня и почвы.

Бриджид улыбнулась, и земля замедлилась, прежде чем полностью замереть. Её щёки и лоб блестели от пота, но если её труды и были утомительны, то никаких других признаков этому не было.

«Она прекрасна», — подумал он, когда Бриджид опустила его на развороченную землю, — «и в ней нет ни грана милосердия — идеальное дитя для моей мести».

— Джордан! — позвал он. Когда маг Морданов приблизился, Тирион продолжил: — Вернуться в Албамарл ты не сможешь.

Тот наморщил лоб:

— А что мне тогда делать?

— Подойди ближе, — тихо сказал Тирион, — у меня для тебя ещё одно задание.

Маг склонился ближе, и едва дёрнулся, когда вспышка эйсара Тириона зажгла один из его наручных клинков. Тот вошёл Джордану в грудь, и вышел между лопаток, будто его тело было из воздуха. Маг завалился на Тириона, заливая их обоих кровью из своей груди. Его сердце было разорвано, и его взгляд быстро тускнел, когда Тирион сказал ему на ухо ещё несколько слов:

— Ши'Хар лучше всего растут, когда прорастают из чьего-то тела.

На лице Бриджид было раздражение, когда она посмотрела на них:

— Теперь обратно мне придётся добираться пешком. Неужели это было необходимо, Отец?

Тирион с трудом подавил смех — это и так было бы больно, а теперь ещё и лежавшее у него на груди тело затрудняло ему дыхание.

— Ты останешься здесь, — прохрипел он. — Я не мог рисковать, отсылая его обратно в одиночестве. К тому же, я не знаю, хватит ли мне для этого сил. Его тело вполне может оказаться решающим фактором.

— И долго мне тут оставаться?

Он вздохнул:

— Большинство старейшин Ши'Хар годами не пытаются создавать Крайтэков после укоренения, но этот — маленький, поэтому я надеюсь, что смогу сделать это после нескольких недель, но уверенным быть не могу. Тебе придётся запастись терпением.

Бриджид кивнула:

— Как я узнаю, что готово?

— Думаю, я смогу с тобой общаться, — сказал он, с трудом вдыхая. — А если нет, то готово будет, когда плоды упадут на землю. Будь внимательна, после этого они останутся в оболочке только на день, не дольше. Ты должна поместить их в стазисные шкатулки раньше этого, иначе…

— Они настолько опасны?

— Они за считанные недели стёрли с лица земли миллиарды людей, — ответил он.

— Но нам же нужны деревья, — напомнила она ему.

— Ши'Хар находчивы. Они могут найти решение… если дать им шанс. Этого мы позволить им не можем. Вот, почему важно, чтобы эти штуки оставались в стазисе, пока не настанет нужный момент. Если я не вернусь, ты должна слушаться сестру.

Бриджид этот ответ не порадовал:

— Почему?

— Эмма — единственная, кто может создать этот самый нужный момент. Повинуйся ей так, как повинуешься мне, и во всём. Позаботься о том, чтобы и остальные делали то же самое, — твёрдо сказал он.

— Судя по твоим словам, я ещё довольно продолжительное время не вернусь. Думаешь, она сможет так долго держать их в узде?

Тирион улыбнулся:

— Беспокоился я лишь на твой счёт.

Бриджид встала рядом с ним на колени, и посмотрела на лежавшего поперёк его тела мертвеца. Протянув руку, она окунула два пальца своей правой руки в его тёплую кровь, и провела ими по своим губам.

— Ты не зря беспокоился. Больше крови я люблю лишь тебя, Отец. — Она мягко поцеловала его. — Я люблю тебя больше, чем остальные, больше Кэйт и Лираллианты.

Они тебя любят за то, чем ты был. Я же люблю тебя за то, что ты есть — за твою ненависть и злобу. Ты — нечто чистое, и они никогда этого не поймут.

Он поморщился, почувствовав на губах вкус оставленной ею крови — «Она совершенно сумасшедшая, и брутально честная».

— У меня мало времени…

— Ты обязательно вернёшься, — настаивала Бриджид.

— Если будет возможно — телу моему почти конец. Я не уверен, что… — начал он.

— Вернёшься! — перебила она. — Иначе я срублю твоё дерево, и отдам бабушке на дрова.

Тирион улыбнулся:

— Это было бы… — голос предал его. «Это было бы, наверное, подобающим». Времени больше не было. Сосредоточив свой разум, он попытался расслабиться, ища воспоминания деревьев. Барабан земли ровно стучал под ним, но Тирион отгородился от него — ему нужно было нечто иное. Ему снова нужно было стать тем, во что он однажды нечаянно превратился.

«Корни и солнечный свет…». Мир растаял, сменившись уютной тьмой.

* * *

Стук в дверь отвлёк Хэлэн Тэнник от штанов, которые она пыталась заштопать уже наверное в сотый раз. Она латала их так часто, что в них было больше заплат, чем изначальной ткани. Алан работал не покладая рук, и это отражалось на его одежде.

Стоявшая за дверью молодая женщина была одновременно знакомой и пугающей. У неё были длинные тёмные волосы, и она выглядела небрежно чистой, будто она окунулась в ручей, а потом просто позволила себе высохнуть. Одета она была в простую куртку, доходившую ей до бёдер, но под ней не было никакого намёка на какую-либо иную одежду. Тёмное пятно вокруг её губ намекало на нечто дикое, и напомнило Хэлэн о только что поевшей кошке.

Но пугал Хэлэн её взгляд. Он был спокоен, но намекал на невыразимые ужасы.

— Добрый день, Бабушка, — сказала молодая женщина прежде, чем Хэлэн успела спросить.

Хэлэн внимательно вгляделась в её лицо. Зрение у неё было уже не таким острым, но его хватало, и голос был знаком.

— Бриджид? Это ты? Я тебя уже так долго не видела.

— Это я, — сказала темноволосая девушка. Она была на несколько дюймов выше своей бабки. — Могу я войти? Я кое-что принесла. — Подняв руки, она вытянула на них цистру.

— Цистра? — в замешательстве спросила Хэлэн. — Разве она не Даниэлу принадлежит? Что случилось? О, нет! Только не говори, что…

— Всё хорошо, — успокаивающе сказала Бриджид. — Он в порядке. Отправился в долгую поездку. Мне велено ждать его здесь, и он подумал, что ты об инструменте позаботишься лучше.

Сердце ёкнуло у Хэлэн в груди, и забилось быстрее. Она начала глубоко дышать, чтобы успокоиться:

— Поездка? Конечно, ты можешь пожить у нас, но места не так много. Ты уверена, что он в порядке?

— Ну, никто на самом деле не может быть уверен в этом…

— Особенно, когда речь идёт о нём, — закончила Хэлэн, ухмыльнувшись. — Ты расскажешь мне, чем он занимается?

Бриджид покачала головой:

— Боюсь, что нет, Бабушка.

Хэлэн этот ответ не понравился, но что-то предостерегло её от дальнейших расспросов. Она уже годы назад перестала пытаться понять своего сына, и странная атмосфера вокруг Бриджид заставляла её насторожиться. Что-то в этой девушке было очень странным. Будто Хэлэн была в одной комнате с большой кошкой, которая в любой момент могла на неё напасть.

Она сменила тему:

— Долго ты у нас пробудешь?

— По меньшей мере несколько недель, — сразу же ответила Бриджид, — а может, и месяцев.

— Ну и ну, — сказала Хэлэн. — Какая приятная неожиданность. — В иной жизни так и могло бы быть. Однако на самом деле она чувствовала лишь ужас.

Глава 25

— Нет, — твёрдо сказала Эмма. — Твоя работа окончена.

Иан ухмыльнулся:

— Да какая разница? Они даже говорить не могут, так чего же ты отказываешь мне в толике удовольствия…

Тириона не было уже не один месяц — семь месяцев, если быть точным. Не было никаких вестей ни от него, ни от Бриджид. Вскоре после его исчезновения она взяла завершение его работы в свои руки, собрав ещё пять женщин Ши'Хар из Рощи Мордан.

Иан испытывал возмутительный энтузиазм по отношению к своей «работе», но все их пленницы уже были явно беременны. Эмма отрезала ему доступ к женщинам сразу же, как только убедилась, что каждая из них вынашивала ребёнка.

Однако он никогда не упускал возможности поклянчить у неё ещё одну возможность нанести им визит.

— Ты закончил, — прорычала она. Несмотря на её ненависть к Ши'Хар, она никогда не могла примирить свою совесть с работой брата. У Эммы чесались руки убить его, когда она увидела синяки после его очередного визита.

— Но наверняка же…

Эмма сорвалась, и Иан упал, крича от боли, и вцепившись руками в своё бедро. По его ноге потекла свежая кровь, пачкая его штаны. Это случилось так быстро, что у него не было шанса даже осознать, что Эмма собирала силы в кулак.

— Что за нахуй!? Ты, спятившая сучка! — крикнул он, когда дар речи вернулся к нему.

— Ещё одно слово, Иан, только одно, — тихо сказала Эмма. — Следующая дырка будет в твоей пустой башке.

Он захлопнул рот, но она видела, как он взвешивает свои варианты, раздумывая о том, чтобы возвести щит. Если он сможет это сделать, то бой будет неприятным, однако Эмма почти предвкушала такую возможность.

Она наклонилась поближе:

— Ты очень превратно понимаешь своё положение, братик. Ты почему-то думаешь, что я тебя не убью, но ты не сумел осознать тот факт, что в тебе нужды больше нет. На твоём месте я бы меньше думала о своём члене, и больше времени уделяла бы мыслям о том, как быть полезной.

Он уставился на неё в ответ, прожигая её ненавистным взглядом.

— Давай, — подтолкнула она. — Пожалуйста, дай мне повод.

Иан опустил взгляд.

— Умнее, чем я думала, — с некоторым разочарованием сказала Эмма. — Возвращайся к работе. Не хочу тебя видеть минимум неделю. Меня тошнит от одного только твоего вида. Могу совершить что-то необдуманное. — Она отвернулась, и пошла по своим делам.

Целью её был недавно законченный зал заседаний. Он находился на полпути между первыми зданиями — домом Тириона и их общежитием — и местом строительства нового города. Один лишь вид этого здания наполнял её гордостью. Это был самый прекрасный из проектов Раяна.

Построенный под его руководством и при поддержке нескольких тысяч магов-рабов, он возвышался почти на сотню футов, не будучи башней. Он был сердцем крепости, состоявшей из несчётного числа зачарованных гранитных блоков. Однажды, если план Раяна когда-нибудь будет завершён, это здание сможет послужить сердцем города, хотя Эмма и сомневалась, что этот день вообще настанет.

В сердце здания был зал заседаний, хотя выглядел он скорее как тронная зала. Он представлял из себя крупное, круглое помещение с возвышением на одном конце, где стояло массивное каменное кресло, покрытое искусной резьбой. То была работа Вайолет, которая использовала свой острый глаз и эйсар, чтобы придавать твёрдому камню форму, будто тот был из более мягкого материала, вроде дерева или мрамора.

Его называли «Местом Тириона», но пока что именно Эмма сидела в этом кресле, нависавшем над большим, круглым столом в центре зала.

Когда она вошла, помещение уже было заполнено — пустовало лишь два места, Бриджи и Иана. Она улыбнулась пустующему ианскому стулу. Одним из преимуществ её срыва будет то, что какое-то время ей не придётся его видеть.

— Добрый вечер всем, — обратилась она, войдя.

Её братья и сёстры встали, кивая ей, и хором выдав смесь приветствий, большая часть которых звучала как «Первая», ибо именно этим титулом они согласились её именовать. Раян был «Вторым», а остальные всего лишь использовали свои имена, или называли друг друга просто «брат» или «сестра».

Раян, конечно, молчал — после потери большей части челюсти речь стала для него невозможной. Он остался стоять даже после того, как снова заняли свои места, ожидая, пока она не сядет на Место Тириона, прежде чем сел сам. «Сестра», — мысленно объявил он. Он весьма поднаторел в проецировании своих мыслей сразу нескольким людям, поскольку теперь это было для него основной формой общения.

Напоминание об их родственной связи вызвало в ней раздражение, как обычно. Он более никогда не обращался к ней как к «Эм», и редко использовал её титул Первой.

— Второй, — ответила она, кивая его безмолвной фигуре, когда проходила мимо.

Как только она села, Раян сам опустился на свой стул. Из находившихся в зале заседаний одиннадцати братьев и сестёр, он имел самый странный вид. Черты его лица скрывала сияющая серебряная маска — ещё один дар от Вайолет, с любовью выточенный в форме его прежнего лица, — но никакое искусство не могло побороть холодную, твёрдую природу металла, пусть и красивого. Его левая рука тоже теперь была металлической, из чёрного железа, контрастировавшего с серебром его маски, и покрытого золотыми рунами.

Рука была чисто его собственной работой, и хотя ей недоставало гладкой красоты его маски, сочленения её были плавными, и она была полностью функциональна. Вдохновение он черпал в цепи Бриджид, зачаровав руку, чтобы та отзывалась только на его собственный эйсар. Конечно, рука на самом деле не сочленялась с его телом, но ремни и сами чары крепко удерживали её на месте, и Раян наловчился использовать свой эйсар, чтобы управляться ею так, будто она была его собственной.

Некоторые из остальных молча сомневались в необходимости создания протеза конечности, поскольку рука не могла для него сделать ничего, что он и так не мог бы сделать с помощью своей силы, будучи магом. Достаточно искусно применённая магия могла выполнять любую функцию, какую в иных обстоятельствах могла выполнять рука. Однако никто не осмелился озвучить своё мнение — даже обычно грубый Иан держал свои мысли на эту тему при себе.

— Начнём с отчётов по различным проектам, — объявила Эмма. Первым она обратилась к Раяну: — Второй, каков статус наших строительных проектов?

Его слова эхом отразились в их разумах:

— «Как вы знаете, хранилища готовы. У нас хватит места для всех жителей Колна и Дэрхама. Над городом всё ещё ведутся работы, если не считать этого здания и нескольких других, ключевых строений. У нас хватает жилья для большинства нынешних рабов, но не более того».

— Сколько здесь сейчас живёт рабов? — осведомилась она.

— «Чуть более пяти тысяч», — с готовностью ответил он. — «Тебе придётся спросить Иана или Лэйлу, если желаешь узнать точнее. Через неделю у нас будет место ещё для пяти сотен».

— Где Иан? — спросил Дэвид. — Ему уже следовало быть здесь.

— Он плохо себя чувствует, — проинформировала она их.

— Будь здесь Лэйла, она бы смогла всё доложить, — напомнил Дэвид.

Эмма нахмурилась:

— Нет. Ты знаешь, каково наше правило. В этой комнате — только родственники.

— Думаю, мы можем ей доверять, — возразил Дэвид. — Отец доверял, а любое правило, которое исключает её, но включает Иана, очевидно является ущербным.

— Мы это уже обсуждали, — ответила она. — Я не собираюсь снова говорить об этом.

— Но…

Эмма встала:

— Считаешь, что я неспособна вести нас?

— Нет, — мгновенно отозвался Дэвид. — Но некоторые решение следует пересмотреть.

— Решения здесь принимаю только я. Ты хочешь бросить мне вызов? — Эмма позволила своему взгляду окинуть лица собравшихся. — Или кто-то ещё хочет?

Все промолчали, и большинство отвели взгляды, но чуть погодя Абби подняла руку:

— Сестра, никто здесь не оспаривает твоё право вести нас. Но нам нужно поговорить о некоторых вещах. — Говорила она это неуверенным тоном.

— Например? — спросила Эмма.

— Отец не вернулся, и Бриджид — тоже. Нам следует рассмотреть возможность того, что они могут не вернуться никогда. Нам нужен альтернативный план, — спокойно ответила Абби.

— Нынешний план невыполним, если он не вернётся, — согласился Блэйк.

Все в ожидании уставились на Эмму, и она видела, что этого вопроса больше нельзя было избегать:

— Я считаю, что для этого рановато, но — хорошо. Какие альтернативы вы предлагаете?

— Возможно, нам придётся придумать, как жить с Ши'Хар, а не уничтожать себя в безнадёжной войне, — сказала Абби, сразу перейдя к сути. Послышались аханья. Никто не ожидал от неё такой прямоты, хотя многие из них думали именно об этом.

Эмма с трудом подавила свой гнев. Если не считать Раяна, Абби, наверное, была ей ближе всех— или раньше была. За прошедший год они отдалились друг от друга.

— Это — не вариант, — выдавила она сквозь сжатые зубы.

— Тогда что нам делать, если он не вернётся? — тихо спросила Абби. — Ты ведь знаешь, что нам нужно его оружие. Их слишком много, чтобы мы могли сражаться с ними обычными средствами, даже если сперва ослабим их.

— Если до этого дойдёт, мы отыщем другой способ, — сказала Эмма.

— Как? — прямо ответила Абби. — У нас нет тех сведений, что были у него. У него был лошти, у нас — нет.

Эмма действительно обдумывала это, но пока не хотела выкладывать все карты:

— Нужное знание мы можем взять силой. У Ши'Хар много хранителей знаний.

— У нас нет никакого способа для… — начала Абби.

Эмма перебила её:

— У нас есть маги Сэнтиров, и мы неоднократно доказали, что мы можем похищать их представителей, не попадаясь. Нам просто надо быть более избирательными в выборе цели.

— Рабы-Сэнтиры, которых ты поместила на хранение? — вставил Блэйк, не в силах поверить ей. — Те, которые слишком опасны, чтобы позволять им общаться с другими рабами?

— Именно они, — подтвердила она. — Если выпустим лишь одного, и будем работать вместе, чтобы держать его или её под тщательным контролем, то это будет безопасно.

— Опасность слишком велика… — начал Блэйк, но Раян поднял свою железную руку, опередив его возражение.

— «Это рискованно, но осуществимо. Мы сделаем это лишь в том случае, если Тирион не вернётся», — произнёс он своим безмолвным голосом.

Сара заговорила:

— Я бы предпочла рискнуть, чем сдаться, но нам также следует беспокоиться о расписании. Через несколько месяцев горожане ожидают начала переезда сюда. Если изменим наш план, то на поиски решения у нас уйдёт гораздо больше времени. Что Ши'Хар подумают, когда заметят, что все «дикие» люди исчезли?

— Нам может потребоваться изменить график, — сказала Эмма, — но у нас ещё несколько месяцев, прежде чем нам понадобится рассмотреть эти варианты. Пока же будем придерживаться изначального плана. Тирион ещё может вернуться.

Абби кивнула, принимая её решение, и напряжение за столом ослабло. Чуть погодя Эмма продолжила:

— Мы можем вернуться к этому через месяц, а пока перейдём к насущным вещам. Насколько мы близки к завершению необходимых стазисных ящиков?

Эшли и Энтони переглянулись, молча решая, кому из них отвечать, а потом Энтони сказал:

— Мы закончили. Рабы уже произвели их в избытке.

Эмма выгнула бровь:

— Так скоро? Это — хорошие новости.

— На чём нам следует сосредоточить усилия дальше? — спросила Эшли.

— «Мне бы не помешала помощь в строительстве города», — высказал своё мнение Раян.

Эмма кивнула:

— Хорошо. Дэвид, Эшли и Энтони — вы присоединитесь к команде строителей. А вот Вайолет я бы предпочла оставить. Мне нужна её помощь с более мелкими проектами.

— «Что-то новое?» — спросил Раян.

— Новое оружие, — сказала Эмма. — Искусство работы с металлом Вайолет будет полезно.

Вайолет неуютно поёрзала:

— Я бы предпочла помочь со строительством. Мои таланты там были бы полезнее. К тому же, Раян работает с металлом лучше меня.

— Твоя тонкая работа и острый глаз будут в этом очень полезны, — объявила Эмма, и её тон положил дискуссии конец.

Остаток заседания прошёл как обычно, и за полчаса они всё закончили. Эмма их отпустила, но когда они пошли к выходу, она окликнула Абби:

— Останься. Я бы хотела переговорить с тобой с глазу на глаз.

Как только комната опустела, Абби одарила её любопытным взглядом:

— Сестра, что тебе нужно?

Эмма ответила не сразу. Встав со своего кресла, она изящно разгладила юбку, прежде чем спуститься по нескольким ступеням с возвышения, на котором она находилась. Остановилась она, когда их разделяли лишь пара футов.

— Когда у тебя в следующий раз появятся подобные вопросы, сперва обратись ко мне. — Её взгляд был спокойным, но в голосе звучала угроза.

Абби пожала плечами:

— Мне показалось, что этот вопрос следует обсудить со всеми.

— Чтобы ты могла подорвать мою позицию у всех на виду? — огрызнулась Эмма.

— Я не хотела…

— Не строй из себя дурочку, Аббс! И ни на минуту не допускай ошибку, полагая, что дурочка — я. Ещё раз создашь мне сложности — пожалеешь. — Эмма потеряла самообладание, и её взгляд полыхал огнём.

Абби подняла ладони в успокаивающем жесте:

— Мы все на одной стороне, Эм.

— Да, иначе тебе не поздоровилось бы, — пригрозила Эмма. — В следующий раз сперва поговори со мной. Я предпочитаю быть полностью готовой, прежде чем поднимать какую-то тему с остальными.

Абби кивнула, но разговор не окончила:

— Ты изменилась, Эм. Ты слишком гневная. Если не найдёшь какой-то способ расслабиться, то навредишь сама себе.

— Мои эмоции — моё дело, — с укором сказала Эмма. — И даже не думай о том, чтобы вовлечь в это Раяна.

— Я и не думала, — спокойно сказала Абби. — Он уже смирился с тем, что с ним случилось, но то, что ты упомянула его, говорит о многом. Тебе нужно перестать зацикливаться на этом, и жить дальше. Ты ни ему, ни себе не поможешь, если ещё больше ожесточишься.

— Не помню, чтобы я спрашивала твоего мнения.

— Эм, пожалуйста… — начала Абби.

— Я тебе больше не подруга, Абигейл. Я больше не та, что раньше. Теперь я — твоя начальница, и больше не могу себе позволить иметь друзей. Тебе пора уходить.

Лицо Абби было воплощением печали и сострадания:

— Эмма, послушай меня…

— Выметайся, — твёрдо сказала Эмма. — Сейчас же.

* * *

Раян сидел за своим столом, глядя на свою руку, которая не была рукой.

О, она выглядела как рука, но являлась просто мёртвым металлом. Об этом ему напоминал тот факт, что Раян всё ещё мог чувствовать свою недостающую руку, настоящую руку. Её, конечно, больше не было, но он продолжал её чувствовать. Это мог подтвердить его сохранившийся глаз, и магический взор определённо не показывал ему ничего там, где когда-то была рука, но он её ощущал.

И она почти постоянно болела. В данный момент она дико ныла, будто он слишком долго держал её мышцы в напряжении. Руку просто адски свело.

Иногда боль утихала, но никогда не исчезала до конца.

И это — только рука.

Лицо не вызывало никакой боли, по крайней мере — физической, но он не мог вынести своего вида в зеркале. Раян привык блокировать свой магический взор, когда тот обращался к его собственному лицу. Он не хотел видеть то, чего там больше не было — или что там ещё оставалось, если уж на то пошло.

Есть было трудно, а пить — ещё труднее. В отсутствие большей части челюсти чисто механические аспекты поддержания в себе жизни были более чем неловкими, они были унизительны, даже когда он был один.

Выжил Раян лишь из-за своей непомерной упрямости перед лицом сложившихся обстоятельств. Он всегда был сосредоточенным, упорным. Раньше он получал удовольствие от своей работы, но теперь работа стала для него всем.

Он был благодарен Вайолет за маску, но рука была чисто его собственном творением, и он постоянно её улучшал. Раян тратил бесконечные часы на доведения сочленений до совершенства, заставляя их двигаться плавно, но этого было недостаточно. Металл был тяжёлым, и гладкие сочленения иногда позволяли ему двигаться слишком свободно и в неестественных направлениях.

Чары исправляли большую часть этих проблем, также наделяя искусственную конечность своей собственной силой. Поначалу он был вынужден поддерживать её положение совершенно самостоятельно, с помощью своей собственной силы и непреклонного внимания, но в этом более не было необходимости.

Постоянная практика, в совокупности со статичными чарами, позволила ему добиться того, что протезом было управлять почти так же легко, как когда-то настоящей рукой. Но этого было мало. Если он был вынужден таскать на себе фунты и фунты тяжёлого металла, то они должны быть не почти такими же хорошими, как настоящая рука — они должны быть лучше.

Он больше не стремился сделать улучшенную руку, теперь он хотел придать ей функции, которые никогда не могли присутствовать в настоящей руке. Будучи большой и состоящей из железа, она была идеальным носителем для хранилища силы, и Раян мог добавить к ней гораздо больше чар, чем те, что когда-либо можно было уместить в татуировках на коже живой руки.

Это был инструмент, и оружие.

Стук в дверь прервал его мысли. «Кто бы это мог быть?» — удивился он. Раяна никто не навещал в такое позднее время, да и вообще не навещали, если уж на то пошло. Он общался с семьёй лишь во время исполнения своих обязанностей. Раян активно препятствовал попыткам его братьев и сестёр быть с ним на дружеской ноге, и они поняли намёк.

Лишь Эмма пыталась пробиться через его личные барьеры, и, к его облегчению, она уже несколько месяцев как сдалась.

Раян одной лишь мыслью поднёс маску к лицу, и та встала на место. Наложенные на неё чары держали её на месте, и защищали плоть от чужих взглядов. Руку было нацепить так же легко.

Пересекая комнату, он вновь пожалел, что не может говорить. Слова позволили бы ему задать посетителю вопрос, не открывая дверь. Его уорд для приватности перекрывал мысленное общение, и Раян предпочитал открывать дверь, нежели снимать этот барьер.

Он распахнул тяжёлую деревянную дверь, и обнаружил стоявшую в коридоре Эмму.

— Могу я войти?

— «Нет».

— Очень жаль, — ответила она, проскальзывая мимо него прежде, чем Раян успел преградить ей путь. Оглянувшись, она добавила: — Закрой дверь.

— «Это — моя комната. Я не желаю никого здесь видеть», — твёрдо сказал он ей.

— Кто здесь главный? — внезапно спросила она.

— «Ты».

— Каков мой титул?

— «Первая».

— А твой? — продолжила Эмма.

— «Второй», — ответил он.

— Тогда делай то, что я говорю, и захлопни эту долбаную дверь, — закончила она. — Мне нужно поговорить с тобой, наедине.

Он послушался, и молча стоять рядом с дверью.

Эмма глядела на него, её переполняли чувства, которые всегда поднимались в её сердце каждый раз, когда она видела его руку. От маски было ещё хуже — она не могла просто не смотреть на руку, поскольку на холодном серебре не за что было зацепиться взглядом. Раян смотрел на неё в ответ, изо всех сил выдавая себя за статую, на которую он был так похож.

— Мне сказали, что я стала слишком гневной, слишком отдалённой. Что мне нужно расслабиться, — наконец сказала она.

— «Это так», — ответил он.

— А ты?

— «Я выживаю. Работа интересная, она меня поддерживает».

Эмма сжала челюсти:

— И тебе этого хватает?

Он не двигался, оставаясь неподвижным как каменная колонна:

— «Должно хватать. Я принял случившееся — и тебе тоже следует подумать о том, чтобы это сделать».

В её глазах зажглась непокорность:

— Нет.

— «Моя рука никогда не отрастёт обратно, так что ты ведёшь себя нерационально».

— Да мне похуй и на твою дурацкую руку, и на лицо. У тебя всё ещё есть тело, и сердце. Человек, которого я люблю, всё ещё здесь, стоит передо мной. Если ты можешь принять увечья, то принять мою любовь должно быть легко. — Её слова были полны чувств, но глаза были сухи. За прошедшие месяцы она уже достаточно наплакалась. Больше в ней не оставалось места для печали.

— «Опять ты про это?» — ответил он, удивлённый. — «Мы приняли по этому поводу решение задолго до того, как я потерял руку. Ты — всё ещё моя сестра».

— Как думаешь, сколько мы проживём, Раян? Думаешь, миру не всё равно? Мы скорее всего не проживём достаточно долго, чтобы это имело значение.

«Мне не всё равно. Я, может, и не тот, что раньше, но я не изменю своим принципам».

— Ты меня любишь? — тихим, уязвимым голосом спросила она.

Его правая ладонь сжалась в кулак:

— «Да».

— Тогда обними меня.

Ноги Раяна сами собой пришли в движение, но он пресёк свой порыв:

— «Нет».

— Это была не просьба, Второй, — сказала Эмма. — Это был приказ. — Когда он не отреагировал, она добавила: — Не заставляй меня его повторять.

Он в два длинных шага пересёк комнату, и крепко прижал Эмму к своей груди.

— Уф, — сказала она, когда воздух выдавило у неё из лёгких. — Пожалуйста, сними эту руку.

— «С одной рукой мне будет трудно тебя обнимать».

— Мне не нужны объятья. Мне нужен только ты, — сказала она, уткнувшись лицом ему в шею.

Миг спустя его рука с громким лязгом упала на пол. Эмма подняла взгляд, но увидела лишь маску.

— Маску тоже, — добавила она.

— «Эм, моё лицо…»

— Мне плевать!

Рука Раяна дрожала, когда он поднял её, чтобы убрать скрывавший его ужасное лицо от мира металл. То, что пряталось за маской, было ужасно, но Эмма всё ещё видела там Раяна, и из его сохранившегося глаза потекли слёзы.

Он видел, как по ней пробежала волна шока, когда Эмма на него взглянула, и начал отстраняться:

— «Теперь ты понимаешь. Вот и всё, что осталось».

Она вцепилась в него сильнее, отказываясь отпускать:

— Я хочу всё, что осталось — всего тебя. Прямо сейчас.

— «Это зашло слишком далеко, Эм».

— Будто мне не всё равно, — ответила она. На миг отпустив его, она стянула через голову своё платье. Под ним у неё ничего не было. — Снимай штаны.

— «Это не так легко», — ответил он, колеблясь.

— Мне что, приказать тебе? — спросила она, изогнув бровь.

— «Нет, я имею ввиду руку. Дай мне минутку».

— О! Верно. Давай, я помогу.

Следующие несколько минут были неловкими, неуклюжими и отчаянными, но в конце концов последнее препятствие было убрано. Эмма получила желаемое, и никаких приказов не потребовалось.

Глава 26

Подушек не хватало. Подушек никогда не хватало.

Когда Кэйт проснулась, ещё было темно. Лежать было неудобно. Её живот раздулся от беременности, и как бы она не ворочалась в кровати, лежать неподвижно она не могла. Конечно, толкание изнутри этому не помогало.

Её ребёнок совершенно не уважал надлежащее для сна время.

Лираллианта лежала рядом с ней, и казалось, что её храп сотрясал фундамент дома. Кэйт просто не способна была понять, как настолько изящное, грациозное и, казалось бы, идеальное лицо могло испускать такие звуки.

Она открыла глаза. Хотя было темно, света хватало, чтобы она могла увидеть, куда делась подушка из-под её ног. Лира каким-то образом во сне заграбастала подушку себе.

Кэйт поглядела на неё, завидуя её дрёме. «Она настолько чертовски идеальная, если не считать храпа». Лира всё ещё выглядела такой же молодой, какой была в день их первой встречи, в то время как Кэйт даже слишком хорошо осознавала свой возраст. На её лице начали появляться морщины, а щёки покрылись пятнами из-за беременности.

Лира, похоже, ничем таким не страдала. О, поначалу её тошнило по утрам, но в остальном она переживала свою беременность так, будто ничего необычного в ней не было.

«И она спит как младенец», — с завистью подумала Кэйт. «Готова поспорить, у неё даже стрии не появятся».

В такие мгновения ей хотелось ненавидеть Лираллианту, но она не могла. Лира неизменно была добра к ней. С тех пор, как исчез Тирион, они стали почти неразлучны.

Жгучая боль в груди заставила Кэйт задохнуться.

— Ох! — воскликнула она. Ощущение было ненормальным. У неё часто была изжога, но это было что-то новое. Накатила вторая волна, и она вопреки себе застонала.

Боль продолжалась несколько минут, а Кэйт пыталась сдержать стоны. Из её глаз потекли слёзы, и она надеялась, что боль прекратиться, но та, похоже, не собиралась отступать.

Храп Лиры оборвался.

— Кэйт?

— М-м-м, — отозвалась Кэйт наполовину ответом, наполовину стоном.

— Что не так? Снова ногу свело?

— Нет, грудь, — с некоторой трудностью произнесла Кэйт. Боль, в совокупности с весом ребёнка, затрудняла ей дыхание.

Лира уже была в сидячем положении. Положив ладонь Кэйт на грудь, она закрыла глаза, и сосредоточилась, ища, что в её подруге было не так.

— Твой желудок изливает кислоту в трубку, которая идёт из твоего горла, — чуть погодя сказала она.

Встав с кровати, она вернулась минуту спустя, неся кувшин с водой и деревянную чашку.

— Пей, — твёрдо приказала она.

С трудом сев, Кэйт послушалась. Вода немного помогла, но совсем недостаточно. А затем боль стала стихать.

— Ты что-то сделала? — спросила Кэйт.

— После того, как вода прошла, я перекрыла проход к твоему желудку. Однако не думаю, что это можно так оставить. Это поможет, на время, — ответила Лираллианта. Подняв руку, она создала над ними мягко светящийся шар. Черты её лица были омрачены заботой.

— И это всё, что было не так?

Лира не была уверена, как отвечать. Печень у Кэйт отекла, и в выходивших из неё венах образовалось несколько маленьких тромбов. «И если эти я вижу, то какие я не могу рассмотреть?» — задумалась она. Она молча растворила найденные ею тромбы, но боялась, что там могло быть гораздо больше проблем.

— Думаю, да, — солгала она, чтобы не тревожить свою подругу. Она многому научилась за проведённые среди людей несколько лет. — Тебе надо поспать.

— Не могу, — пожаловалась Кэйт.

— Давай, помогу, — мягко сказала Лира.

— Подожди, дай мне перевернуться. Не хочу проснуться с телом, ноющим из-за сна в неправильном положении.

— Конечно.

Секунду спустя Кэйт тихо добавила:

— Можно мне ту подушку обратно?

— Конечно.

Кэйт осторожно устроилась на боку, подложив подушку под одну из ног:

— Давай.

Лира наклонилась, и мягко поцеловала её в щёку, начав манипулировать эйсаром Кэйт, нежно посылая её в глубокий сон. После этого она сидела несколько минут, наблюдая за ней, и дивясь судьбе, что привела к нынешнему положению в её жизни.

Она не могла вообразить ничего иного. Прежде её жизнь была пустой, холодной и тёмной. Пока она глядела на свою подругу, её сердце наполнилось эмоциями. «Я не смогу перенести её потерю».Эта мысль вызвала волну страха, заставив её сердце сжаться.

Ход её раздумий был прерван внезапной нуждой. Перейдя в сидячее положение, она переместила вес своего собственного ребёнка прямо на мочевой пузырь. Вздохнув, Лира встала, и пошла облегчаться.

* * *

На следующий день Кэйт чувствовала себе немного лучше, но никак не могла стряхнуть с себя напавший на неё в течение последней недели недуг. В её голове пульсировала боль, но с этим она научилась жить. Кэйт не помнила, чтобы две её прежние беременности были такими трудными.

Нож, который она держала, соскользнул, и она чуть не порезалась. Отложив его, она потрясла руками, пытаясь ослабить появившиеся в них онемение и покалывание.

Лира сразу же заметила это:

— Опять руки? Давай, я порежу морковь. Поменяемся работой.

Кэйт посмотрела на женщину-Ши'Хар, и с трудом удержалась от слёз. Кивнув, она перешла к другому столу, и начала работать над тестом, из которого позже будет сделана внешняя корочка мясных пирогов.

Эшли проходила мимо двери в кухню, куда-то направляясь.

— Можешь помочь нам? — позвала Кэйт.

Та остановилась лишь на миг:

— Простите, не могу. Эмма не любит, когда её заставляют ждать.

Кэйт заскрипела зубами. Они почти перестали говорить с ней, и теперь никто не слушал её, теперь, когда Даниэла не стало. Она не имела значение. «Даниэл, где ты? Жив ли ты вообще?». Этой мысли хватило, чтобы лишить её самоконтроля, и по её щекам потекли слёзы фрустрации, горя и жалости к самой себе.

— Ох, Кэйт, — сказала Лираллианта, подойдя ближе, и обняв её. — Всё будет хорошо.

Кэйт не ответила. В сердце своём она знала правду. «Ничего никогда уже не будет хорошо».

* * *

— Как оно может быть таким большим? — спросил Алан Тэнник, бросая взгляд на свою внучку.

— Магия, — сказала Бриджид, проводя пальцами по мягкой шерсти Гуэ́нни. За прошедшие месяцы она каким-то образом сдружилась с пастушьей собакой Тэнника.

— Оно, наверное, уже выше пятидесяти футов, — сделал наблюдение Алан. — Я всё никак не пойму, зачем Даниэл его посадил.

Именно такую историю она выдала им в тот неизбежный день, когда они заметили стремительно росшее на северном пастбище деревце.

— Оно должно принести плод, обладающий особой силой, — сказала она, повторяя свой стандартный ответ.

— Ни на какое из известных мне плодовых деревьев оно точно не похоже, — сказал пожилой мужчина. — По мне, так оно похоже на вяз, только листья не те.

Гуэнни гавкнула, и побежала в перёд, чтобы понюхать что-то на земле. Там был маленький круглый предмет, и своим магическим взором Бриджид видела, что внутри что-то двигалось.

— Гуэнни, фу! — крикнула она, когда собака взяла было предмет в пасть. Быстро пройдя вперёд, она отогнала собаку от того, что наверняка было плодом с Крайтэками.

Снаружи, на кожуре, уже появилась трещина.

— Отведи её домой, Дед, — сказала Бриджид.

— Что не так?

— Плод упал. Не хочу, чтобы Гуэнни его повредила. Посмотрю, есть ли ещё.

Алан подозрительно сощурился:

— Судя по твоему голосу, ты скорее боялась за Гуэнни. Эта штука опасна, так ведь?

Она проигнорировала его вопрос:

— Веди её домой.

— Вчера на ветках ничего не было. Каким образом плод мог оказаться на земле так быстро? — продолжил он.

Бриджид медленно подняла на него взгляд. Последние месяцы она усердно работала над тем, чтобы казаться нормальной, и хотя полностью успеха она не добилась, Алан и Хэлэн по крайней мере не напрягались в её присутствии. Однако теперь выражение её лица изменилось.

Алан уставился в это тёмное безумие, и его сердце похолодело от страха.

— Идём, Гуэнни, — позвал он собаку, и ушёл, не сказав больше ни слова.

Бриджид взяла две шкатулки, которые брала с собой при каждом своём визите к дереву, и осторожно положила плод в одну из них. Затем она начала тщательно обыскивать местность. Нашла ещё два плода. К счастью, они были достаточно маленькими, чтобы уместиться в другую шкатулку. Расслабилась она лишь после того, как убедилась, что опасные плоды надёжно изолированы.

Положив ладонь на грубую кору Тириона, она послала свои мысли вовне:

— «Отец, они у меня».

Она часто пыталась говорить с ним, но безуспешно. Она ощущала узнавание, и, быть может, восприятие её слов — но не более того.

— «Ты можешь вернуться», — сказала она ему.

Ответа не было.

Глава 27

Тирион мирно дрейфовал.

Мир плыл мимо него — свет и тьма, солнце и луна, а сам он видел сны о многих вещах. Его задача была выполнена, но он больше этому не был рад.

Сосредоточенность для выполнения задачи ему придавало лишь его упрямство, но за месяцы, миновавшие подобно дням, он обнаружил новое умиротворение. То, чего в прежней жизни он никогда не испытывал.

Он грезил наяву о своём детстве, пересказывая самому себе события своей жизни, но в этих рассказах больше не было срочности… или сожалений. События произошли, но боль от них создал он сам. Винить других было бессмысленно.

Он всё ещё испытывал эмоции, но они были другими. Любовь — она оставалась, и грусть тоже была, но пылающий гнев умер. Деревьям такие чувства не были нужны.

Солнца и дождя хватало, и он обладал безграничной кладовой знаний, которые можно было изучать и обдумывать.

На крошечный миг он услышал мольбу Бриджид о его возвращении, но она ушла раньше, чем он осознал её просьбу. «Как глупо», — подумал он, — «с чего бы мне хотеть расстаться со всем этим?»

Ветер ласкал его ветви, и Тирион видел сны. Время от времени он беспокоился о содеянном, но к чему бы это ни привело, значения это не имело. Дар, который он передал себе-прошлому, очистит мир, но его не коснётся.

Эта мысль ему не нравилась, но ничего поделать с этим он уже не мог. Возвращение было исключено. Если он снова станет человеком, то его будет ожидать лишь боль.

Солнце было приятным, а шедший иногда дождь был бальзамом для его души.

* * *

Когда все собрались в обеденном зале Тириона на ужин, уже опустилась ночь. Эмма сидела во главе стола, с Раяном по правую руку. Кэйт и Лира сидели друг напротив друга с другого конца стола, а по его сторонам расселись остальные дети Тириона. Теперь мест было более чем достаточно, и половина из них пустовала, поскольку стол строился с расчётом на гостей.

С минуту все молчали, когда Бриджид вошла, и села недалеко от середины стола… и, хоть ужин ещё не начался, она небрежно взяла с блюда большую булку, и запихнула себе в рот.

Она ни с кем не поздоровалась, и вообще никак не показала, что считала своё отсутствие в течение многих месяцев чем-то необычным.

Все разговоры разом стихли, и воцарилась тишина. Лица стали поворачиваться туда-сюда, когда все посмотрели сначала на Бриджид, а потом на Эмму и Кэйт.

— Ты достала?! — сказала Эмма.

Одновременно Кэйт выпалила:

— Он жив?

— Мвахфыгвадафа, — пробормотала Бриджид с набитым свежим хлебом ртом.

— Что?! — спросила Эмма, раздражённо повышая голос.

Однако Кэйт уже вскочила на ноги:

— Где ты была? Где Даниэл?

Бриджид подняла ладонь, чтобы их остановить, прежде чем украла стоявшую перед Блэйком чашку с водой. Глотая и жуя, она освободила свой рот:

— Я сказала «я проголодалась».

— Отвечай на вопрос, Бриджид! — приказала Эмма.

— На чей вопрос ответить первым?

— На мой! — одновременно сказали Кэйт и Эмма.

Бриджид перевела взгляд с одной на другую, выгнув бровь:

— Хэлэн говорит, что допрашивать голодного путника — грубо.

Несколькие из её братьев и сестёр тихо захихикали, но ни Эмма, ни Кэйт не сочли её ответ забавным. Даже Лираллианта выглядела озадаченной.

Бриджид вздохнула, а затем перевела взгляд сначала на Эмму, а потом на Кэйт:

— Да, и — в некотором роде.

Эмма одарила её суровым взглядом:

— Пожалуйста, поясни.

Бриджид посмотрела на сестру:

— Отвечая на твой вопрос — да, я достала. — Затем она обратилась к Кэйт: — И он жив, в некотором роде.

После этого воцарилось столпотворение, когда все заговорили одновременно, но Раян пробился через хаотический гам своим безмолвным криком:

— «Здесь не место. Тут слишком много ушей».

Это напоминание сработало, и в комнате быстро стихло. В течение нескольких минут Эмма и остальные взрослые дети Тириона ушли, забрав Бриджид с собой, предположительно — в более надёжно защищённый зал заседаний.

Кэйт и Лэйла остались сидеть за столом.

Костяшки Кэйт побелели, когда она сжала край лежавшего перед ней стола. Лира положила ладонь ей на плечо:

— Тебе нужно сохранять спокойствие. Если позволишь этому себя расстроить, то навредишь и себе, и ребёнку.

— И ты не имеешь ничего против этого? — поражённо спросила у неё Кэйт.

— Его уже давно нет, — сказала Лира. — Ещё час или два вряд ли будут иметь значение. А нам следует поесть. — Она провела ладонью по своему круглому животу, подчёркивая свой довод.

— Я изголодалась, но насыщаюсь, откусив два или три куска, — пожаловалась Кэйт. — И тревога не помогает.

— Лучше поешь сейчас, — посоветовала Лира. — У тебя может появиться нечто большее, чем тревога, когда мы узнаем, какие вести принесла Бриджид.

— И это не помогает! — объявила Кэйт.

* * *

— Похоже, что нам всё же не придётся волноваться об альтернативных планах, — сказал Энтони. Бриджид закончила делиться информацией, хотя у них и ушло более часа, чтобы выдавить из неё все сведения. Она была удивительно молчаливой. — Уверена, что знаешь, как с ними обращаться? — спросил он.

Эмма кивнула:

— Отец тщательно меня проинструктировал.

— Судя по описанию, они невероятно опасны, — сделала наблюдение Абби.

— Так и есть, — согласилась Эмма. — Одна ошибка — и мы все мертвы, но у нас готово место, которое должно их удержать, если дойдёт до самого худшего.

— Нет ничего абсолютно надёжного, — сказала Абби.

— Если всё пойдёт не так, то сдерживать их потребуется лишь несколько месяцев, прежде чем они умрут сами собой. Без пищи они долго не протянут, — ответила Эмма. — Когда мы доставим их на место, риску буду подвержена только я.

— Это следует делать не тебе, — предложила Вайолет.

— Почему?

— Никто больше не может делать то, что можешь ты, Эмма, — сказала её сестра. — Доверь кому-нибудь другому с этим управиться. Мы можем себе позволить потерю одного из нас, но ты — уникальная, и нам понадобятся твои таланты для другой части его плана.

— «Я это сделаю», — предложил Раян. — «Я соорудил камеру изоляции, и именно я делаю защитную экипировку. Никто не понимает риски лучше меня».

— Нет, — сказала Эмма.

— «У меня также меньше того, что можно потерять», — продолжил он, поднимая свою металлическую руку.

— Ты — единственный, кто сможет потом суметь что-то сделать, если мы допустим ошибку, — возразила Эмма. — Это будешь не ты. К тому же, эта рука будет тебе мешать. Эйсар заставляет их действовать активнее.

— Позволь мне, — с полуулыбкой сказал Блэйк. — Во мне нет ничего особенного.

— Лучше Иану, — предложила Сара. — Никто не будет по нему скучать.

— Эй! — воскликнул Иан.

— Это нечестно, Сара, — вмешалась Эшли. — У Иана тоже есть чувства. К тому же, он слишком глупый. Он наверняка убьётся.

— Тогда тем более надо поручить это ему, — парировала Сара.

— Да пошли вы все нахуй! — крикнул Иан, вставая, и направляясь к двери. — Я не обязан слушать эту хуйню.

— Это едва ли было мудро, — сказала Абби, когда он ушёл.

— Я сказала правду, — прямо заявила Сара. — Ты будешь по нему скучать?

Губы Абби сжались в тонкую линию, но она не стала возражать.

— Если он предаст нас, то Ши'Хар положат всему этому конец, — сказал Энтони.

— А с кем он может поговорить? — пренебрежительно сказала Сара. — Ши'Хар не будут делать для него исключение, даже если он нас выдаст. Он же первым и пострадает.

Энтони покачал головой:

— Думаешь, ему хватит ума это сообразить?

— Не волнуйся, — сказала Эмма. Она улыбалась, но улыбка не затрагивала её глаза. — Он у меня под пристальным наблюдением. Если он хоть подумает о том, чтобы предать нас, то схлопочет кое-что между рёбер ещё до того, как осознает, что произошло. — Она дала этой информации немного усвоиться. Они наверняка гадали «а кого ещё она держит под наблюдением?». Толика паранойи будет им полезна.

— За работу, — добавила она чуть погодя.

Глава 28

— Я уже сказала тебе, где он, — сказала Бриджид.

— Неужели? — Кэйт не помнила ничего такого.

— Что я первым делом произнесла, когда села?

Лираллианта перебила её:

— Не думаю, что Кэйт в настроении для игр. Пожалуйста, говори прямо. Это пагубно влияет на её нервы… и на мои.

Но Кэйт уже догадалась:

— Хэлэн!

Её младшая сестра кивнула:

— Я жила у них, пока ждала. Можешь себе представить, как скучно мне было?

— Но почему он не вернулся с тобой? — спросила Кэйт.

— Он — дерево.

Кэйт уставилась на неё в шоке, но Лираллианта отреагировала сильнее:

— Что ты сказала?

— Ты меня слышала.

— Как это возможно? — удивилась сереброволосая Ши'Хар.

Бриджид пожала плечами.

«Я знала, что он обладал какой-то уникальной силой», — подумала Лираллианта, — «но такое?»

— Он должен вернуться, — сказала Кэйт. — Он же может вернуться, так ведь?

— Он сказал, что не был в этом уверен, — сообщила Бриджид. — Может, ему так нравится. Но я его предупредила. Если он не вернётся, я его подожгу.

Лира в ужасе уставилась на неё:

— Пожалуйста, скажи, что это — одна из ваших человеческих шуток. — А затем воскликнула: — Кэйт?!

Мир вокруг Кэйт кружился и темнел. Она попыталась удержаться на ногах, но пол взметнулся и ударил её прежде, чем она смогла подхватиться.

* * *

Кэйт было холодно. Открыв глаза, она с трудом сфокусировала взгляд. Она, похоже, была в кровати, и Лира сидела рядом с ней, опираясь на подушки.

— Что случилось?

— Ты потеряла сознание, — сказала Лира.

Кэйт нашарила шишку у себя на лбу:

— Насколько плохо?

— Твой живот смягчил твоё падение, иначе каменный пол мог бы раскроить тебе череп, — проинформировала её Лира.

— Ребёнок!

— Не волнуйся, она в порядке, — быстро добавила Лира.

— Она?

Лира прикрыла рот рукой:

— Упс.

— Ты же должна была держать это втайне, — уныло сказала Кэйт. Она начала было садиться, но на неё накатила волна головокружения.

— Просто расслабься, — сказала Лира, мягко толкая её обратно. — Ты нездорова.

— Что не так?

— Я на самом деле не уверена. Я почти ничего не знаю о беременности, но я могу сказать, что твоё тело подвержено сильному стрессу, — сказала Лира. — Думаю, тебе следует отдохнуть.

Кэйт видела беспокойство в её взгляде. Оно было хорошо скрыто, но точно было там. «И учитывая то, как обычно трудно прочесть её эмоции, это значит, что всё весьма худо», — подумала Кэйт.

— Чего ты недоговариваешь?

Лираллианта вздохнула:

— Я не знаю. Хочу привести сюда Кораллтиса, чтобы он взглянул на тебя.

— Кого?

— Он — хранитель знаний, из Рощи Прэйсиан.

— Да что он может знать о беременности? — заупиралась Кэйт.

— Хранители знаний хранят в своих разумах много человеческой мудрости, и у него больше всего опыта в исцелении. Если кто и сможет помочь тебе, так это он.

— Даниэл был весьма твёрд насчёт держания моей беременности в тайне, — сказала Кэйт. — Разве в Роще Иллэниэл никого нет?

— Он — лучший, — возразила Лира. — Я не буду рисковать, показывая тебя кому-то менее искусному, и ему я доверяю. Я не хочу тебя потерять, Кэйт.

Неужели у неё на глазах были слёзы? «Наверняка нет», — подумала Кэйт, но доказательство было прямо у неё перед носом. Лира боялась, за неё.

— Ладно, — наконец согласилась она.

* * *

— «Помни», — в десятый раз предостерёг Раян, — «никакой магии. Вообще».

— Ага, — нервно отозвался Блэйк. — Ты уже говорил.

— «Это стоило повторить».

— Разве эта штука меня не защитит? — спросил Блэйк, поднимая руку. Та была покрыта тонко сработанной кольчужной перчаткой, как и остальное его тело. В отличие от кольчуг, которые люди носили в далёком прошлом для защиты от режущего оружия и тому подобного, эта кольчуга была очень мелкой и лёгкой.

— «Не могу быть уверенным в этом», — ответил он. Раян потратил бессчётные часы на изготовление кольчуги, сначала сделав тонкую проволоку и скатывая её, а затем спаивая её своей волей в крошечные колечки. Она была сделана из чистого железа, поэтому цвет её был тёмным, так как металл начал окисляться ещё тогда, когда проволока только начала остывать.

Ещё одним значительным отличием от нормальной кольчуги было то, что она была комбинезоном — её части для туловища, ног, ступней и рук были единым целым. Длинная щель вдоль спины давала единственный доступ внутрь костюма. Из-за этого надевать его было делом медленным и трудным, и как только Блэйк был внутри, Вайолет и Раян стали работать вместе, закрывая отверстие — они вставляли в него новые кольца, и сваривали их.

Голова Блэйка всё ещё была непокрытой, но как только они закончили со спиной, они надели на него кольчужную шапку, и начали соединять её с кольчугой у него на плечах. Лицо его закрывала стеклянная пластина. По краям в неё при создании были впаяны крошечные кольца, чтобы её можно было вплести в закрывавшую голову кольчугу.

Когда они закончили, отверстий больше не осталось. Ничто крупнее отверстий в покрывавших Блэйка крошечных колечках не сможет добраться до его тела. На одевание Блэйка и закрывание спины и шеи ушло почти два часа.

— А что если мне понадобится отлить? — с улыбкой спросил Блэйк голосом, слегка приглушённым из-за стеклянной пластины.

— «Я бы не советовал», — сказал Раян.

Блэйк нахмурился:

— Нет, серьёзно. Мне нужно пописать.

— Пока не закончишь, эту штуку никто не снимет, — сказала Вайолет. — Если не можешь сдержаться, то придётся писать внутри неё.

— Чёрт, вот теперь мне точно хочется, — простонал Блэйк.

— «Попытайся не думать об этом, или воспользуйся советом Вайолет».

— Она могла бы быть гораздо прочнее, если бы ты её зачаровал, — заметил Блэйк.

— «От магии может стать только хуже».

— Но чары же не испускают магию так, как это делают обычные заклинания.

— Эти штуки изначально питались старейшинами Ши'Хар. Чары и заклинательные плетения по сути являются одним и тем же. Велика вероятность того, что они смогут прогрызть чары так же, как и нормальную магию, — объяснила Вайолет. — Лучше не рисковать.

— Тогда почему они не уничтожат стазисную шкатулку? — спросил Блэйк.

— Они не имеют иммунитета к магии. Покуда они внутри, время для них останавливается, как и для всего, что там находится, — ответила она.

— И что случится, когда я открою шкатулку? — спросил он.

— «Наверное — ничего», — сказал Раян. — «Когда его поместили внутрь, оно всё ещё спало. Просто положи его рядом с едой, задвинь крышку, и выбирайся».

— Ладно.

Раян и Вайолет сообща подняли тяжёлый каменный саркофаг, где содержалась первая «трапеза» Крайтэка. Для поднимания руками он был слишком тяжёл, поэтому они использовали эйсар, чтобы левитировать его, прежде чем втолкнуть через дверной проём в каменную камеру.

Помещение было размером лишь пять на восемь футов, и вход был только один. Камера была выточена в твёрдой скале, и они находились более чем в сотне футов под землёй. Раян не хотел рисковать понапрасну. Даже внешнее помещение было запечатано. Если случится худшее, то риску будут подвергнуты лишь они трое.

Подняв крышку саркофага, Раян поглядел на трапезу. Внутри лежал крупный мужчина, находившийся без сознания. Временное заклинание поддерживало его сон, и блокировала сенсорное восприятие всех его нервов. Страдать ему не было нужды. Это было маленьким милосердием. То, что они делали, было по сути злом, но жестокими они не были.

— Бедный ублюдок, — сказал Блэйк. — Почему мы не могли просто использовать овцу или что-то такое?

«Согласно тому, что было сказано Эмме, они поглощают лишь человеческую плоть. Переделывая их, Ши'Хар приглушили черты, позволявшие им поглощать деревья Ши'Хар, и добавили черты, позволявшие им поглощать людей», — объяснил Раян. — «Он сказал, что вернёт им обратно их изначальные диетические предпочтения, но у него не было времени убрать новые. К тому же, дети Ши'Хар являются людьми почти во всех отношениях, и их нам тоже надо удалить, чтобы добиться успеха».

— Всё равно мне его жаль.

— «По крайней мере, он ничего не почувствует. Однако такое везение грозит только ему».

Вайолет отвернулась:

— Пожалуйста, перестаньте об этом говорить.

Она вышла обратно во внешнее помещение, и Раян последовал за ней. Оказавшись там, они использовали свою силу, чтобы перетащить на место тяжёлую плиту, закрывавшую вход во внутреннюю камеру. Затем Раян принял дополнительную предосторожность. Взяв тяжёлый моток свинца, имевший вод чего-то вроде верёвки, он заправил его в щель по периметру двери, и расплавил, утрамбовывая.

Внутренняя камера была запечатана.

— Если что-то пойдёт не так, то мы не сможем быстро вытащить его оттуда, — заметила Вайолет.

— «Если что-то пойдёт не так, то открытие этой двери будет последним, что нам следует делать», — поправил Раян.

Внутри камеры Блэйк держал дрожащими руками одну из стазисных шкатулок Бриджид. Не было причин нервничать.

— Это будет легко, — сказал он себе.

Поставив шкатулку внутрь саркофага, он сделал глубокий вдох, он повернул ручку на её крышке, отключив стазис и отперев шкатулку. Сняв крышку, он вытряхнул содержимое шкатулки на коматозного мужчину, и замер.

Наружу выкатился маленький, круглый плод с коричневой кожурой. Фрукт остановился, и Блэйк увидел трещину у него на боку. Он невольно подскочил, когда увидел намёк на движение. Из щели выбиралось крошечное, похожее на осу существо.

— Блядь! — Он обошёл саркофаг, и начал толкать тяжёлую каменную крышку, закрывая его, но та была тяжёлой, и двигалась с трудом. На долю секунду он начал использовать свой эйсар, прежде чем спохватиться. — Блядь. — Он стал толкать сильнее — адреналин и страх придали ему сил, в которых он нуждался, и Блэйк навалился плечом на крышку саркофага.

Та со скрипом встала на место.

Блэйк потратил несколько минут, проверяя себя, осматривая своё тело сверху донизу, ища что-нибудь, что могло вырваться из саркофага перед тем, как он задвинул крышку до конца. Затем он обыскал пол и стены вокруг каменного гроба, чтобы точно убедиться.

Подойдя к двери, он крикнул:

— Ладно, готово. Выпускайте меня! — Однако он не был уверен, могли ли они его слышать сквозь толстый слой камня. «Может, стоит ментально послать им это», — задумался он. «Сколько эйсара это выпустит? Имеет ли это значение, если крышка на месте?»

Конечно, они заранее условились о том, чтобы подождать час, прежде чем открыть дверь, но страх и новое чувство клаустрофобии заставили Блэйка передумать на этот счёт. Из гроба послышалось тихое шуршание, и он повернул лицо в ту сторону.

— Спокойно, дыши глубже, — сказал он себе. — Всё хорошо.

Тут он услышал приглушённый крик. Наверное, Крайтэки уничтожили магию, которая держала их подопытного в коме.

— Глупая была идея, — сказал Блэйк. — Зачем я вообще вызвался? Никогда больше не буду так делать.

Крики стали громче, перемежаясь гулкими ударами, когда находившийся внутри мужчина начал дёргаться, или, быть может, биться о стены своего каменного узилища.

Блэйку стало тошно. У него закружилась голова. «У меня что, участилось дыхание?». Он сознательным усилием заставил себя дышать медленнее.

— Всё в порядке. Саркофаг закрыт. Всё хорошо, саркофаг закрыт, — повторял себе под нос.

— Сколько их там может быть? — задумался он. Прошло мало времени — минут пять или десять, не больше. Они же наверняка не могут настолько быстро размножаться.

И тут он это выяснил.

Крышка дрогнула, и с гулким ударом подскочила, съехав слегка в сторону, когда находившийся в саркофаге мужчина толкнул её изнутри своим телом. А затем из щели повалили маленькие осы, полетев прямо к Блэйку.

— Нет, нет, нет, нет, нет!

Надо было привязать крышку верёвками или ремнями. Чёрт, ему следовало хотя бы сесть на неё. Блэйк осознал это в момент ясности рассудка. Но они об этом не подумали. Крышка была слишком тяжёлой, чтобы кто-то мог поднять её руками, и находившийся внутри мужчина был в коме. Никто из них не знал, что он проснётся, и насколько сильным страх мог сделать их жертву.

Осы покрыли его, ползая вверх и вниз по его груди, по плечам, и пересекая стекло у него перед лицом. Крайтэки были маленькими, размером с пшеничные зёрна, но всё же слишком большими, чтобы пробраться сквозь отверстия в колечках его кольчуги.

«Но что делать дальше?». Блэйк осознал, что какой бы эффективной ни была его защитная одежда, дверь они открыть не смогут — только не в присутствии целого роя Крайтэков. Он был в ловушке.

Стекло у него перед лицом запотело, когда он запаниковал.

«Надо их убить, иначе меня не выпустят — но как?». Он стал мелко и часто дышать, а потом осознал, что было ответом. «Огонь».

Ползавшие по нему насекомые замерли, будто отдыхая. Быть может, они были фрустрированы своей неспособностью добраться до новой пищи. Но затем Блэйк активировал свои защитные татуировки, чтобы закрыться от огня, который он собирался создать. Его личный щит стал отталкивать кольчугу прочь от его тела, надувая её почти как воздушный шар. Одновременно Крайтэки впали в неистовство, впитывая своими маленькими телами часть магии.

А потом давление щита заставило тонкую кольчугу порваться.

Камера заполнилась огненным цветком, и многие Крайтэки сгорели, даже пока впитывали питавший пламя эйсар. Но некоторые из них выжили, и несколько ос пробрались через разрыв в защитном комбинезоне Блэйка. Они прогрызли его чародейский щит, и затем он ощутил, как они вгрызаются ему под кожу.

Он кричал почти десять минут, прежде чем его лёгкие получили слишком много повреждений, и больше не могли удерживать воздух.

Раян и Вайолет в ужасе наблюдали за этом, стоя по другую сторону каменной стены. В кои-то веки магический был им не во благо.

— Что нам делать?! — в отчаянии спросила Вайолет.

Раян сполз на пол, привалившись спиной к каменной двери, и опустил скрытое маской лицо.

— «Ничего. Мы ничего не можем сделать. Он уже мёртв».

— Я всё ещё слышу его.

Он прижал ладони, металлические и живые, к своим ушам, чтобы не слышать звуки.

— «Он мёртв».

* * *

Некоторое время спустя, когда звуки прекратились, их сердцебиение замедлилось, и когда отчаянный ужас сгустился в холодный страх, Вайолет сказала:

— И что теперь делать? Всё пропало. Мы не можем открыть дверь. Блэйк мёртв, а у нас есть целая комната с чудовищами, куда у нас нет доступа.

Раян не ответил, но чуть погодя указал вдоль стены. Её взгляд прошёлся по стене, пока она не заметила металлическую пластинку, безобидно встроенную в стену. Такая же пластинка была встроена в тыльную сторону гроба.

— Это то, о чём я думаю? — спросила она.

Он кивнул. Это была монтажная крышка, предназначавшаяся для соединения с изготовленным им прибором для извлечения Крайтэков одного за другим, и изоляции их в стеклянных стазисных шкатулках. Он уже показывал Вайолет, как работал прибор, продемонстрировав на примере каменного саркофага.

— «Это — план Б», — мрачно сказал он. — «Вся внутренняя камера — как тот гроб, только больше».

С минуту она глазела на него, прежде чем снова обратиться к нему с обвинением в голосе:

— Так ты всё продумал, да?

— «Нет», — печально ответил он, — «иначе Блэйк всё ещё был бы жив».

Гнев Вайолет всколыхнулся, а затем потух. Она была виновата не меньше, чем он. Какое-то время она плакала, и Раян жалел, что не может к ней присоединиться. Наконец, когда её всхлипы стихли, она ненормально засмеялась:

— Сара была права.

— «В чём?» — спросил Раян.

— Надо было Иана послать.

Глава 29

— Её тело реагирует на ребёнка, — сказал Кораллтис.

Лираллианта нахмурилась:

— Как реагирует?

— Защитная часть её тела, которую древние люди называли «иммунной системой», видит ребёнка как чужеродный организм. Она атакует протеины, которые выливаются в её кровоток. Конечным результатом чего является чрезмерное свёртывание, и это создаёт проблемы её органам. Если так пойдёт и дальше, то это в конце концов её убьёт, — объяснил он.

— Но беременность почти закончилась, — сказала Лира. — Ей осталось только три или четыре недели. Она же наверняка сможет продержаться такое время.

— Сомневаюсь, — ответил хранитель знаний Прэйсианов. — Есть также вероятность того, что реакция станет достаточно острой, чтобы напрямую повредить ребёнку.

— Что можно сделать? — нервно спросила Кэйт. Большая часть разговора велась на Бэйрионском, ряди неё, однако двое Ши'Хар периодически переключались на эроллис в некоторых местах, поэтому она не всё поняла.

— Надо извлечь ребёнка, — сказал Кораллтис, обращаясь к ней.

— Нет!

— Иначе ты погибнешь, и ребёнок — скорее всего тоже, — возразил он.

— Если есть хоть какой-то шанс её спасти, то я хочу продолжить её вынашивать, — с неумолимой уверенностью сказала Кэйт.

Выражение лица хранителя знаний смягчилось:

— Ты неправильно поняла. Я думаю, что смогу спасти вас обеих, если извлеку её сразу.

— Что?

— Твоё ребёнок развит больше, чем ты осознаёшь. Я смогу сохранить ей жизнь, обеспечив надлежащий уход. Самый большой риск заключается в том, что она, возможно, не сможет полноценно дышать, но после некоторых приготовлений я и с этим смогу справиться, — ответил он.

Кэйт перевела взгляд на Лиру:

— Это правда?

— Это лежит вне моих познаний, но если Кораллтис говорит, что так можно сделать — значит можно. Он бы не стал лгать, — заверила её Лираллианта.

— Пожалуйста, прими во внимание, — добавил Прэйсиан, — что я не могу ничего гарантировать. Что-то всё равно может пойти не так, но я полагаю, что так у твоего отпрыска будет больше шансов на выживание.

Кэйт в страхе переводила вопросительный взгляд с то на него, то на неё, но в конце концов Лира поймала её взгляд, и кивнула. Решившись, Кэйт сделала выбор:

— Тогда сделайте всё, что сможете.

Ши'Хар Прэйсианов кивнул:

— Я вернусь домой, и начну готовиться. Дай мне два дня, а потом я отвезу тебя в Рощу Прэйсиан.

* * *

На следующее утро Лираллианта была удивлена, обнаружив у дверей своей спальни Раяна. Она одарила его терпеливым взглядом, ожидая его слов.

— «Первая хотела бы поговорить с тобой».

— Эмма легко могла бы сама меня найти, — ответила Лира, слегка сбитая с толку.

— «Наедине», — добавил Раян. — «Следуй за мной». — Он указал в сторону коридора, с почти идеальной точностью жестикулируя металлической рукой.

Лира нахмурилась, заметив за дверью присутствие Энтони.

— Я сейчас весьма занята заботой о Кэйт. Ей нужен полный покой. Было бы гораздо проще, если бы Эмма просто пришла сюда.

— «Будет лучше, если ты пойдёшь с нами немедленно», — ответил Раян.

Лира поставила пустой кувшин, который держала, и повернулась к Кэйт:

— Я скоро вернусь. — Когда она вышла в коридор, Раян повел её прочь, а Энтони пошёл позади неё.

Ощущение было странным. Ничто в их поведении не было нормальным, но это наблюдение она оставила при себе. Когда они достигли зала заседаний, Раян открыл для неё дверь, но сам не вошёл следом. Она зашла внутрь, и нашла Эмму сидевший в кресле на возвышении и глядящий на неё свысока. Двери закрылись за её спиной. Они были одни.

— Они вели себя довольно странно, — небрежно сказала Эмме Лира.

Эмма глядела на неё, сжав губы в узкую линию. Чуть погодя она сказала:

— Вчера ты привела в Албамарл хранителя знаний Ши'Хар.

Поскольку это было простым утверждением без вопроса, Лираллианта не ответила. Она спокойно смотрела ан Эмму. Та выглядела напряжённой или, быть может, разгневанной. Но почему?

— Я жду объяснений, — сказала Эмма.

— О. Прошу прощения — я всё ещё упускаю некоторые невербальные элементы человеческого диалога, — попросила прощения Лира. — Он пришёл осмотреть Кэйт. У неё трудности с её беременностью.

— Почему ты не уведомила меня первой?

— Ты была занята, да я и не подумала, что у тебя есть опыт в таких делах. Думаешь, что смогла бы помочь ей? — спросила Лира.

— Её беременность — не моя забота, — безо всякого выражения сказала Эмма. — Я имела ввиду то, что ты привела сюда хранителя знаний без моего разрешения.

Лицо Лиры приняло недоумённое выражение:

— Я и не знала, что мне необходимо было твоё разрешение.

Взгляд Эммы стал твёрже:

— Ты отлично знаешь, что Тирион не хотел давать твоему народу знать о ваших с Кэйт беременностях.

— Кораллтис — из Рощи Прэйсиан, — проинформировала её Лира. — Он — не «мой народ».

— Так даже хуже, — сказала Эмма, выплёвывая слова так, будто те были ей противны. — Объясни своё поведение.

Желудок у Лираллианты всколыхнулся — то ли от движений ребёнка, то ли в ответ на повисшее в комнате напряжение, она не была уверена. Сидевшая перед ней юная женщина ощущалась опасной. Окружавшая её аура эйсара практически шкворчала от её волнения.

— У Кэйт беда. Беременность убивает её. Я искала совета у Кораллтиса, потому что он — самый искусный целитель среди всех рощ Ши'Хар. Разве я поступила неправильно?

— Ты подвергла опасности всё, над чем мы работаем.

Лира нахмурилась:

— Я даже не знаю, над чем именно вы работаете. Откуда мне было знать?

Эмма встала, став ещё выше:

— Ты знаешь, что цели Тириона прямо противоположны целям Ши'Хар. По до сих пор непонятным мне причинам он тебе доверял, но я на этот счёт сильно сомневаюсь. Не заставляй меня сомневаться ещё больше.

— Роща Иллэниэл, мой народ, — подчеркнула Лираллианта, — встали на его сторону. Мне сказали помогать ему всеми возможными способами. Что больше, он — мой кианти, и даже если бы это было не так, я была бы верна ему в первую очередь.

— Ты уже сказала, что Кораллтис — из Рощи Прэйсиан, — гневно заметила Эмма. — Ему нельзя доверять.

— Он никогда не подводил меня, — сказала Лира, — и его народ находится в союзе с Рощей Иллэниэл. Он ничего не сделает нам во вред, только не без хорошей причины.

— У него бы могла появиться такая причина, узнай он слишком много, — сказала Эмма. — Больше ты его сюда не пригласишь.

— Он уже планирует вернуться через несколько дней, — сказала Лираллианта.

— Тогда тебе надо отговорить его от этого визита, — приказала Эмма.

— Тебе разве не всё равно, что будет с Кэйт или её ребёнком? — с вызовом сказала Лира.

— Это меня не заботит, — холодно ответила Эмма.

— А Тириона — заботит, — парировала Ши'Хар.

— Его здесь нет. А я — есть! — сказала Эмма, повышая голос. — Если тебе небезразличен твой ребёнок, то с твоей стороны было бы мудро это учесть.

Когда угроза дошла до неё, щёки Лираллианты покрылись румянцем. У неё в голове появилось несколько аргументов, но она промолчала. Бодаться с Эммой было бессмысленно, и могло спровоцировать ту на насилие. Она ощутила холодок внизу живота, что было для неё необычным. Страх. В прошлом у неё почти ни из-за чего не могло возникнуть это чувство, но теперь у неё было то, что она не хотела терять — Кэйт, её ребёнок, её семья.

Опустив взгляд, она покорно ответила:

— Я позабочусь о том, чтобы он не вернулся. Ты желаешь от меня что-либо ещё?

Эмма уставилась на неё:

— Пока этого хватит.

— Значит, мне позволено удалиться? Кэйт нуждается во мне.

— Можешь уходить, — небрежно бросила Эмма, но прежде чем женщина-Ши'Хар достигла двери, она снова заговорила: — Лира… Если предашь нас, если хотя бы подумаешь нас предать, то я позабочусь о том, чтобы ты умерла первой. Поняла?

Лираллианта не ответила, лишь коротко кивнув, и пошла дальше. «Мне уже угрожали раньше, и он это умел делать гораздо лучше тебя».

Глава 30

Кэйт несколько дней не могла нормально поспать. Если бы кто-то спросил её, то она сказала бы, что вообще не спала, но, судя по всему, это было не совсем правдой. Рука, потрясшая её за плечо, появилась неожиданно.

— М-м-м, что? — спросонья спросила она

— Просыпайся, Кэйт. Нам пора, — настойчиво сказала Лира.

Острая боль в боку разбудила её гораздо лучше, чем могла бы любая тряска. Заскрипев зубами, она ответила:

— Куда?

— Я отведу тебя к Кораллтису.

— Посреди ночи. До утра что, нельзя подождать? — у Кэйт свело ногу, и теперь, проснувшись, она даже слишком хорошо чувствовала свой мочевой пузырь. «Теперь уж точно не засну».

Ладонь погладила её лоб:

— Нет, нельзя. Эмма решила, что я предала её, приведя сюда хранителя знаний. Она не позволит ему прийти снова, и она не позволит тебе уйти, если только мы не выберемся тайком.

Кэйт попыталась сделать глубокий вдох, но была вынуждена ограничиться вдохом неглубоким:

— Мы сможем завтра уйти. Если она будет этому противиться, то я уйду поперёк её возражений.

— Ты недооцениваешь её решимость, — сказала Лира. — Она убьёт меня, если решит, что мы подвергаем опасности её тайный план. Не знаю, распространяется ли это и на тебя, но ты всё равно умрёшь, если не тебе не помочь.

С точки зрения Кэйт это звучало смехотворно, но она слышала, каким серьёзным тоном Лира это произнесла. Эта женщина-Ши'Хар действительно верила в том, что их жизни были в опасности. Тут её первым порывом было сказать ей не утруждать себя. Зачем Лире подвергать опасности себя и своего ребёнка? Но Кэйт тоже была беременна, и это сместило её приоритеты, поставив жизнь её дочери даже выше благополучия её подруги. Она чувствовала себя эгоисткой, когда ответила:

— Ты сможешь вывести нас незамеченными?

— Возможно. — Лира на самом деле понятия не имела, но сомневалась, что Старейшины Иллэниэлов планировали ей умереть. Её собственное предвиденье было узким, и простиралось недостаточно далеко, чтобы сказать точно, но она чувствовала, что время пришло. Всё каким-то образом получится. — Давай, помогу.

Вставать было трудно. А одевание было просто кошмаром, но Лира была чрезвычайно терпеливой. Двадцать минут спустя они были почти готовы, если бы не одно «но».

— Мне надо пописать, — сказала Кэйт.

Об уборных не могло быть и речи, и использование ночного горшка в её состоянии было затруднительно, но Лира решила эту проблему, создав сплетённый из заклинаний стул, который держал горшок под Кэйт, пока та сидела на нём.

— Теперь ты готова? — спросила Лира.

— До тех пор, пока через несколько минут снова не захочется, — сказала Кэйт, попытавшись добавить в свой тон толику юмора. Лира пропустила это мимо ушей.

— У меня похожие проблемы, — ответила она, — но нам надо лишь добраться до Рощи.

Идти дотуда было минимум полчаса, и то — если они были не обременёнными. Кэйт подумала, что их двоих едва ли можно было охарактеризовать как «не обременённых», вне зависимости от того, что было у них в руках. От одной только мысли о ходьбе ей хотелось в фрустрации расплакаться. Ноги её отекли настолько, что кожа, казалось, вот-вот разорвётся. Напустив на себя уверенность, которой не ощущала, она ответила:

— Ну, тогда надо отправляться.

Первую проблему они встретили сразу же, как достигли парадной двери.

— А что насчёт охранников на стене? — спросила Кэйт перед тем, как они вышли наружу.

— Пройдём мимо, — сказала Лира.

— Разве они не доложат о нас?

— До утра могут и не доложить, — подала мысль Лира. — В конце концов, мы же не чужие.

Довод был разумным, и Кэйт всё ещё обдумывала его, когда голос позади неё чуть не заставил её из кожи вон выпрыгнуть:

— Мне приказано остановить вас, если вы попытаетесь уйти.

— Лэйла! — взвизгнула Кэйт. — Не делай так!

До этого мгновения бывшая надзирательница была для них невидима. Выражение её лица было далеко не весёлым:

— По правде говоря, мне приказано ещё и пристально приглядывать за вашими перемещениями.

— Тогда очевидный вопрос заключается в том, — начала Лира, — что ты собираешься с этим приказом делать?

— Я бы хотела пойти с вами, — мгновенно ответила она.

— Но… — начала возражать Кэйт.

— Знаю, — заверила её Лэйла. — Кто-то должен позаботиться для тебя об Инаре, и Элдина я оставить не могу.

Двум детям уже было больше года, но за ними всё ещё требовалось много приглядывать, каковая ноша по большей части пала на Лэйлу с тех пор, как Кэйт оказалась всё более прикованной к постели. Эта женщина никогда прежде не проявляла заметных материнских инстинктов, но беременность изменила её. Она всё ещё была странным родителем, с точки зрения Кэйт, но яростно защищала детей.

— Быть может, ты сумеешь провести нас мимо стражей, — подала мысль Лира.

— А вот это я могу, — сказала та, — но мне нужно оправдание тому, почему я упустила вас из виду. Иначе Эмма решит что я — тоже предательница.

— Ты последовала за нами, но мы каким-то образом тебя обнаружили, и оглушили… — начала Кэйт.

Лэйла отрицательно покачала головой.

— Они поймут, что она нас скрыла, иначе стражи бы увидели, как мы уходим, — объяснила Лира.

— Ага, да и никто не поверит в то, что вы оказались сильнее меня, — с ухмылкой сказала бывшая надзирательница.

Лираллианта нахмурилась:

— Я знаю много боевой магии.

— Которую ты наверняка ни разу не использовала, — закончила Лэйла. — Ты хоть когда-нибудь была в бою?

— Я не боюсь сражаться, — спокойно сказала Лира.

— Верю, — ответила Лэйла, — и это — хорошее начало, но отсутствие опыта — большая проблема. У тебя против меня нету шансов, разве что если ты меня совсем застанешь врасплох.

— Может, нам следует просто взять ещё и детей, — предложила Кэйт. — Тогда Лэйла смогла бы пойти снами.

Несколько минут они обдумывали имевшиеся варианты, прежде чем решили, что это — самый практичный выбор. Решившись, они быстро принялись за дело. Был соблазн собрать вещи, но Лира заверила Кэйт, что у Прэйсианов будет всё, что им может понадобиться.

Лира несла Инару, а Лэйла — Элдина, в то время как Кэйт была с пустыми руками. Ей едва удавалось просто шагать. Скрытые щитом, который делал ихневидимыми для обычного и магического взора, а также неслышимыми, они покинули дом, и осторожно пошли к воротам, которые вели за пределы ограды.

Они всё ещё могли говорить, будучи под щитом, но света не было, и Кэйт несколько раз едва не упала. В конце концов она положила ладони Лире на талию, позволяя более уверенной товарке вести себя. Она чувствовала себе неловко от того, насколько сильно она зависит от подруги, и, что хуже, ей снова захотелось писать.

— Думаю, мы почти добрались, — уведомила их Лэйла. — Дайте-ка я гляну, чтобы знать. Я бы предпочла войти в ворота, а не наткнуться на одну из стен. — Создав маленькое отверстие видимого света, она поглядела на то, что их окружало.

На стене по обе стороны стоят два стража. Ворота прямо впереди, и всё ещё открыты.

Ещё двадцать футов — и они прошли арку ворот, а потом всё пошло наперекосяк.

— Что это было? — внезапно спросила Лира.

Кэйт ничего не заметила, но Лэйла, судя по всему, что-то почуяла, потому что она ответила:

— Мы только что пересекли другую завесу. Они пересекаются.

— Завесу?

— Щит невидимости, созданный другим Прэйсианом, — пояснила бывшая надзирательница. — Они рядом с нами, но мы всё ещё не можем друг друга видеть, поскольку щиты накладываются лишь чуть-чуть. — Лэйла пожевала нижнюю губу. — Но они несомненно знают о нашем присутствии, так же как мы знаем об их.

— Что нам делать? — сказала Кэйт, начав впадать в панику.

— Бежать мы не можем, — сделала наблюдение Лира. — Убери звуковой барьер, Лэйла.

— … щит немедленно, иначе я буду вынуждена принять меры! — донеслась до них вторая половина приказа Эммы, когда Лэйла изменила свой щит.

— Бери Инару, — сказала Лира, передавая маленькую девочку Лэйле. — А потом сними завесу — я с ней поговорю. Если всё пойдёт плохо, то снова скрой себя и Кэйт. Возможно, я смогу отвлечь их достаточно долго, чтобы вы могли сбежать.

— Это глупо, — пожаловалась Лэйла.

— Просто сделай, как я говорю.

Секунду спустя они снова стали видимы. После продолжительной тьмы лунный свет казался очень ярким, почти ослепляющим. Эмма и Раян стояли в пятнадцати футах перед ними, и с ними был один из магов-рабов Прэйсианов. Чуть выше и позади них стояли стражи на стенах, молча неся свою вахту.

Эмма выглядела торжествующей, а не разозлённой:

— Я знала, что ты покажешь своё истинное лицо.

— Кэйт нужна помощь, — сказала Лира. — Если она её не получит, то…

— И я окажу ей всю помощь, какую смогу, — перебила Эмма, — но чужих мы в это впутывать не будем.

— Этого будет недостаточно, — возразила Лира. — Позволь мне отвести их к…

— Никуда они не пойдут, и ты, с нарождающейся в твоём чреве маленькой мерзостью — тоже.

— «Эм, пожалуйста…», — пришла мысль Раяна, нёсшая ощущение озабоченности.

— Ты что говоришь? — гневно выкрикнула Кэйт. — Ребёнок Лиры — столь же человеческий, что и мой. Они — дети Тириона. Почему ты это делаешь, Эмма?

— Возвращайся в дом, Кэйт, — безо всякого выражения сказала Эмма. Она держала что-то в руках, и это что-то время от времени сверкало бликами лунного света, когда она двигалась. — Тебе нет необходимости это видеть.

— Чёрта с два! — прорычала Кэйт. — Ты что, спятила? Поэтому пришла одна? Не вижу тут никого из остальных. Это потому, что ты знала — они тебя не поддержат?

— Мне не было необходимости никого приводить, — парировала Эмма. — Раян здесь в качестве свидетеля.

Кэйт вышла из себя:

— О, притащила своего кровосмесительного подкаблучника в качестве свидетеля! Как заботливо с твоей стороны. Прочь с дороги, дай нам пройти. Ты же знаешь, что Даниэл не хотел бы от тебя таких действий — так почему бы тебе не перестать творить глупости?

Эмма дёрнулась, будто ей дали пощёчину, а затем её тело напряглось.

Всё случилось одновременно. Лицо Эммы разгладилось, а её ладони раскрылись. По обе стороны от неё разлетелся ряд маленьких, острых предметов — треугольных кусков металла, очень похожих на наконечники копья, только без древков.

В тот же момент Лира возвела сплетённый из заклинаний щит вокруг троих женщин и двоих детей. Лэйла бросила двух детей, и исчезла.

— «Эмма, нет!» — мысленный голос Раяна звучал подобно крику, отражаясь в их головах.

Что-то вспыхнуло, и Лира дёрнулась, когда её щит сломался. Лэйла появилась перед ней, и медленно осела на землю. Тёкшая по её рубашке жидкость выглядела чёрной в свете луны. Одно из металлических орудий вонзилось в центр её груди.

— Лэйла? — в шоке сказала Эмма. — Зачем она это сделала?!

Наступило столпотворение. Инара и Элдин завопили из-за внезапного падения, а Раян тянул Эмму к себе. Кэйт молча наблюдала за всем этим, шокированная и онемевшая. Ей хотелось протянуть руку вниз, чтобы помочь Лэйле, но живот делал это практически невыполнимым, а голова у неё раскалывалась.

Но Лира не медлила. Её руки поднялись, и между ними ткалось что-то смертоносное. На её лице было выражение ярости, которого никто из них никогда прежде не видел. Её заклинательное плетение метнулось в сторону Эммы… и дезинтегрировалось, разрезанное цепью Бриджид.

Та явилась незамеченной, и теперь стояла напротив Лираллианты.

— Только дай повод. — Цепь Бриджид зависла в опасной близости от женщины-Ши'Хар. Затем она повернулась к Эмме: — Похоже, всё вышло из-под контроля. Тебе следовало пригласить меня, если ты планировала повеселиться.

Эммы оттолкнула Раяна, и зыркнула на неё:

— Твоя помощь не является ни необходимой, ни желанной.

Бриджид опустила взгляд на Лэйлу. Для той уже было слишком поздно — оружие задело сердце. Её глаза стекленели по мере того, как бывшая надзирательница тянулась рукой к своему сыну. Что-то похожее на эмоцию мелькнуло на лице Бриджид, но исчезло слишком быстро, чтобы Кэйт могла определить, что именно это было. Темноволосая женщина обратила своё внимание на двух детей, и неумело взяла их на руки.

Было ясно, что опыта держания малышей у неё почти не было. Инара неуклюже извивалась, а Элдин каким-то образом повис у неё на руках вверх тормашками.

— Тебе следует быть осторожнее, Первая, — упрекнула она сестру. — Ты же не хочешь повредить детям.

Кэйт всё ещё пыталась осознать смерть Лэйлы, и упала на колени, пытаясь её осмотреть. Взгляд её потускнел, и мир казался темнее, чем когда-ибо прежде:

— За что?

Лира посмотрела на Бриджид:

— Кэйт нужна помощь. Она умрёт, если мне не будет позволено отвести её к Кораллтису.

— Ты нас предашь! — огрызнулась Эмма.

Бриджид проигнорировала её:

— Забирай её, и уходи. Дети останутся в качестве гарантии твоего хорошего поведения.

Кэйт подняла взгляд, обратив внимание на напряжённость в плечах девушек. Латентное насилие сгустилось в воздухе вокруг них:

— Нет, позволь мне забрать их с собой.

Лира положила руки ей на плечи, и, используя комбинацию мышц и магии, помогла Кэйт встать:

— Нам нужно идти, пока можем, — мягко сказала она.

— Ты весьма заблуждаешься, если считаешь, что я позволю им уйти, — строго сказала Эмма, повернувшись к Бриджид. — Я здесь главная.

— Всякое случается, — небрежно бросила Бриджид. — Я бы очень не хотела, чтобы что-то случилось с тобой, Первая. — Её утверждение слегка испортил тот факт, что Элдин частично выскользнул из её правой руки, и в итоге она осталась держать его лишь за одну ногу. Судя по всему, мальчик счёт это чрезвычайно забавным, ибо он перестал плакать, и засмеялся.

Парившие вокруг Эмма металлические острия слегка задрожали, когда её гнев усилился, но Раян шагнул вперёд:

— «Не угрожай ей, Бриджид. Она — Первая».

— Только покуда она жива, — ответила Бриджид, оценивая его своим взглядом. — Двое на одного — обычно это хороший расклад. Готовы рискнуть? — Она позволила Элдину сползти на землю, головой вниз, а затем небрежно нагнулась, посадив Инару рядом с ним. Когда она выпрямилась, в её глазах появились опасные отблески.

Эмма сделала глубокий вдох, и на секунду закрыла глаза:

— Идите, — наконец приказала она.

Лира не стала терять время. Полностью левитируя Кэйт над землёй, она быстро пошла в направлении рощи.

— Не думай, что этим всё и закончится, — предупредила Эмма, обращаясь к Бриджид. — Я этого не забуду.

Та улыбнулась:

— Я бы этого от тебя и не хотела.

Эмма отвернулась, и пошла обратно к общежитию. Раян начал было собирать детей, но она рявкнула:

— Оставь их. Если она хочет заложников, то может сама о них позаботиться.

Уверенность Бриджид испарилась, и на её лице появилось просительное выражение, когда она взглянула на Раяна, но тот лишь пожал плечами. Она уставилась на двух детей. Они были гораздо крупнее, чем прежде — в таком возрасте носить их уже было нелегко, но уверенно ходить они ещё не научились.

Элдин поспешно сел, и хлопнул ладонью по растущей на земле рядом с ним луже крови, прежде чем подползти, чтобы заглянуть в лицо матери. Он совершенно не осознавал, что с ней случилось. Бриджид ощутила, как её внутренности неприятно сжались.

— Блядь.

* * *

Кэйт парила во тьме. Лираллианта была каким-то бледным призраком в свете луны впереди неё. Картина была сюрреалистической — или была бы, если бы ночной воздух не давал неприятное ощущение реальности, да ещё и ноги начали неметь.

Это было не то онемение, какое бывало от холода, а то, что периодически накатывало на неё уже несколько дней. Иногда это были руки, а иногда — ноги. Но в тот момент Кэйт не обращала на это внимание. Всё это было вторичным по сравнению с образом у неё в голове. Она видела лишь тело Лэйлы, прежде бывшей образцом силы и живости, медленно падающее на землю.

Бывшая надзирательница всегда казалась ей неуязвимой, примерно как Тирион. Лэйла была фактом жизни. Да, она была странной, с причудливым характером и извращённым мировоззрением, но её присутствие было постоянным. Эта женщина обладал почти непоколебимой уверенностью, которая сочеталась, порой комичным образом, с её полным невежеством в том, что Кэйт считала основополагающими человеческими навыками.

Она не могла быть мёртвой.

Поток холодного воздуха вокруг Кэйт замедлился, и она осознала, что Лира остановилась. Движение в тени предупредило её, что они более не были одни. Из окружавшей их тьмы выступило несколько больших фигур. Её следовало бы испугаться этих странных существ, но Кэйт была слишком усталой, ей было всё равно.

Это были Крайтэки.

Лира заговорила с ними на том странном языке, который Кэйт так и не удосужилась изучить. Разговор быстро закончился, и она повернулась к Кэйт:

— Они отведут нас в Рощу Прэйсиан.

— Кто они такие? — в замешательстве спросила Кэйт. Они едва-едва покинули Албамарл. Ещё было слишком рано, чтобы начать встречать Ши'Хар.

— Крайтэк, посланные моим народом.

— Их послали Ши'Хар?

— Их послали Иллэниэлы, — поправила Лира.

— Ты попросила их встретить тебя здесь?

— Нет.

Кэйт озадаченно наморщила лоб:

— Тогда как они здесь оказались?

— Для моего народа нет ничего неожиданного. Старейшины послали их, чтобы обеспечить нам безопасность в пути.

«А что Лэйла?» — подумала Кэйт. Лэйла не была в безопасности. Почему они не встретили их раньше? Тогда её подруга всё ещё была бы жива. У неё был миллион вопросов, и где-то внутри она ощутила нарождавшуюся искру гнева, но пока была слишком усталой, чтобы её изучать.

Холодный воздух ускорился, когда Лираллианта потащила её следом за собой, постоянно двигаясь в сторону Рощи Прэйсиан.

Глава 31

Эмме хотелось умереть.

Она сидела в своей комнате, уставившись в стену. Эмоции рвали её изнутри, требуя, чтобы она встала, чтобы она сделала что-то, что угодно, лишь бы облегчить ощущаемую ею вину, но Эмма была парализована. Она убила Лэйлу.

Эта женщина никогда ей особо не нравилась, но и ненависти к ней она не испытывала. Однако многие её братья и сёстры испытывали к ней приязнь, и она определённо не заслуживала смерти.

«Но я её убила».

Остальные уже начали сомневаться в здравости её рассудка. Она видела, как на неё смотрели. Это продолжалось уже не первую неделю. Последняя её оплошность лишь подтвердит их страхи. Даже Раян начал терять к ней доверие.

«Они, наверное, меня ненавидят», — подумала она. Чёрт, она сама себя ненавидела. Вид плачущих Элдина и Инары, когда Лэйла умирала прямо перед ней, шокировал её до мозга костей, но Эмма не могла позволить себе показывать никаких признаков слабости. Остальные повиновались ей лишь из страха. Если бы они знали о том, что она сомневается, что она ненавидит себя не меньше их самих, они бы порвали её на куски.

И это бы положило конец мечте.

Только мечта и имела теперь значение. Всё остальное Эмма уже потеряла. Она потеряла свою тихую жизнь, когда Тирион пришёл за ней в Колне, она потеряла свою невинность, когда была вынуждена убивать на арене, и она потеряла надежду, когда увидела увечья Раяна. Любовь Раяна, правильная или неправильная, была единственным, ради чего она ещё могла жить, но теперь она чувствовала, как он начал отдаляться от неё.

Каким бы ужасным ни стало теперь его лицо, она была ещё уродливее.

«Как я дошла до такого?»

Легко было винить Тириона. Именно его слабость принесла её в этот мир, но он не был источником. Его ошибки создали её конкретную ситуацию, но в конечном итоге именно Ши'Хар навлекли несчастья на её голову, на их головы. Даже если бы она не родилась, даже если бы она не была проклята, кто-то обязательно страдал бы из-за их высокомерия, жестокости и эгоизма.

Она погладила свои клинки, чувствуя укрывавшуюся в металле прохладную силу. Они были созданы подобно цепи Бриджид. Отзывались они лишь на её эйсар, и они делали её навык молниеносных атак на расстоянии ещё более смертоносным. Вчера она вполне могла бы убить Бриджид.

Эмма действительно почти убила её.

Но тогда она бы потеряла всё. Раян мог бы попытаться её остановить, а этого она позволить не могла. В конце концов ей бы наверняка пришлось убить всех, и это бы наверняка разрушило её планы. Мечта там бы и умерла.

Когда всё закончится, мир будет свободен. Человеческий род — та малая его часть, что ещё осталась — сможет начать заново. Всё страдание, всё зло, совершённое ею и теми, кто её принуждал — всё это обретёт хотя бы толику смысла, если только позволит будущим людям обрести своё счастье.

Она, конечно, этим счастьем насладиться не сможет. Она этого не заслуживала, её душа почернела так же, как душа её отца. Лишь смерть сможет освободить её от внутренней пытки, но она не откликнется на зов могилы, пока не убедится, что её задача выполнена.

— Какая разница, ненавидят ли они меня? — спросила она вслух. — Большинство из них всё равно умрёт. — Почти все окружавшие её люди были ходячими трупами. Они были мертвы — просто ещё не знали об этом.

* * *

Элдин снова попытался схватить блестящую металлическую цепь. Его завораживало то, как та двигалась по воздуху, но каждый раз, когда он пытался взять её в руки, она выскальзывала из пальцев.

— Прекрати, — приказала Бриджид, хотя и не ожидала, что он послушается. Малыш создавал проблемы. В то время как Инара тихо сидела, играя с тем, что было под рукой, он постоянно находился в движении. Ему всё нужно было потрогать, а всё потроганное нужно было положить в рот. — Почему ты не можешь быть больше похожим на неё? — спросила его Бриджид.

Он посмотрел на неё:

— Ба-а-а!

Вздохнув, она взяла его на руки, но мгновенно пожалела об этом. Как обычно, он вцепился в её грудь, и попытался присосаться, но в груди для него ничего не было. А у Бриджид это вызвало неприятное ощущение. Она отняла его от груди:

— Как они тебя терпели? — Она начала серьёзно подумывать о том, чтобы снова начать носить рубашки — лишь бы держать его подальше от её груди.

Кормить этих двоих было нелегко, но, к счастью, они были достаточно взрослыми, чтобы есть настоящую еду, если она им её пережёвывала. Первым делом она дала им козье молоко, но оно создавало свои собственные проблемы. Пили они его с жадностью, и обычно выблёвывали большую его часть обратно.

В результате чего они пахли кислым молоком, и не только им.

Стук в дверь она услышала с облегчением. Бриджид открыла её, обнаружив стоявшую в коридоре Абби. Она уставилась на сестру полным надежды и отчаяния взглядом:

— Ты пришла их забрать?

Нос Абби сморщился от стоявшего в комнате запаха, но она всё равно сумела улыбнуться:

— Нет. Просто хотела проверить, как ты.

— О, — сказала Бриджид, почти мгновенно теряя интерес.

Абби одним длинным взглядом оценила комнату и состояние малышей:

— Их нужно искупать.

Бриджид пожала плечами:

— Какой смысл? Они всё равно обгадятся сразу же, как будут чистые, или обблюют себя молоком.

— Ты даёшь им его слишком много, — сказала Абби.

— Да не имеет значения. Много или мало, большую часть времени они выплёвывают его обратно.

— А ты потом вызываешь у них отрыжку? — спросила её сестра.

— Чё?

Следующие полчаса Абби потратила, показывая ей это. Когда она положила малыша Элдина себе на плечо, и начала мягко похлопывать его по спине, Бриджид предупредила её:

— Если будешь по нему бить, то он просто блеванёт пораньше.

— Для этого и нужна тряпка, — объяснила Абби. — Если сделать это правильно, то он исторгнет воздух, а большую часть молока оставит внутри.

И точно, пару минут спустя малыш отрыгнул. Из него вышло немного молока, но это никак не походило на фонтанные рыгания кислой мерзостью.

— Теперь ты попробуй. Инара всё ещё ждёт, — предложила Абби.

Бриджид попробовала.

— Не так крепко, — предостерегла её сестра. — Много усилия не нужно. Будь терпеливой, и она отрыгнёт, когда будет готова.

Некоторое время спустя Инара отрыгнула немного воздуха, и больше ничего. Бриджид восхищённо уставилась на Абби:

— Откуда ты всё это знаешь?

— До того, как я стала жить здесь, у меня дома было несколько младших братьев и сестёр, — ответила Абби.

Впервые Бриджид ощутила укол ревности к спокойной мудрости Абби. Управляться с маленькими детьми было трудно:

— Понятия не имею, как они это делали, — прокомментировала она.

— Что делали?

— Целый день заботились об этой парочке, — пояснила Бриджид.

— Сила бывает разная, — сказала Абби. — И самые важные её формы часто остаются незамеченными.

Бриджид пялилась на неё долгую минуту, размышляя:

— Тебе следует взять это на себя. Я не подхожу для ухода за детьми.

Абби улыбнулась:

— Это, может, и так, но ты научишься. Мне нужно заниматься другими вещами.

Бриджид прищурилась:

— Например?

— Людям нужно есть.

— Мы их только что покормили.

— Не им, — объяснила Абби, — а всем остальным. Без Кэйт и Лиры некому больше устраивать трапезы.

— Пусть Первая этим займётся, — с сарказмом сказала Бриджид. — Раньше она любила готовить.

— Эмма сейчас в плохом положении, — сказала Абби. — Не думаю, что она сколько-нибудь скоро будет готовить, если вообще будет.

— Она убила Лэйлу, — сказала Бриджид, — эта сучка не заслуживает того, чтобы чувствовать удовлетворение.

Абби дёрнулась, но промолчала. Чуть погодя она произнесла:

— Давай, я покажу, как их купать.

— Думаешь, она правильно поступила? — вызывающим тоном сказала Бриджид.

Лицо её сестры разгладилось, когда та посмотрела ей прямо в глаза:

— Я считаю, что в смерти Лэйлы я виновата не меньше её. Я поддерживала Эмму всё это время. Надеюсь лишь, что она сможет удержать себя в руках достаточно долго, чтобы закончить начатое.

— Мы же должны были их убивать, — сказала Бриджид. — Лэйла была одной из нас.

— Убийство — это неправильно, Бриджид, — твёрдо сказала Абби. — Всё, что мы делаем — неправильно. Мы лишили себя права судить о таких вещах. Не важно, убиваем ли мы друг друга, или убиваем Ши'Хар. Это — неправильно.

Бриджид была сбита с толку:

— Ты считаешь, что нам следует просто помириться? Тогда ты безумнее Эммы.

Абби покачала головой:

— Нет — я считаю, что мы неправы, но я уже приняла своё решение. У них прав на жизнь не меньше, чем у нас, но мы не можем ужиться вместе. Если мне придётся делать выбор, то выберу я наш народ, а не их.

— Ты конкретно ебанутая, — объявила Бриджид.

Абби кивнула:

— Ты права. А теперь, давай я покажу тебе, как их купать. Времени у меня мало, скоро нужно идти на кухню, иначе на ужин у нас всех будет каша.

Глава 32

Она слышала звуки человеческих шагов, и её это раздражало. Почему они не осознавали, что она пыталась поспать? Казалось, что с тех пор, как ей удалось нормально поспать, миновали века — и теперь, когда она наконец-то погрузилась в глубокий сон, в по её комнате топталась куча народу.

Кэйт открыла глаза — или ей показалось, что она их открыла. Они, похоже, не работали как надо. Свет был, но всё выглядело размытым. Она сощурилась по мере того, как комната медленно приобрела чёткость. Полностью сфокусировать взгляд ей не удалось, но через некоторое короткое время она смогла определить, что в изножье её кровати стоял мужчина. Сбоку стоял кто-то более стройный.

— Кэйт? Ты меня слышишь? — Это был голос Лиры.

— Ну почему вы не даёте мне поспать? — спросила она.

На её лоб легла тёплая ладонь. Нет, не просто тёплая — она ощущалась совершенно горячей, будто у её обладателя был жар. Ладонь принадлежала стройной фигуре, и Кэйт решила, что та, наверное, принадлежит Лираллианте. «Она что, заболела?»

— Она холодная, — объявил голос Лиры. — Ты можешь её согреть?

Более глубокий мужской голос ответил:

— Я постепенно поднимаю её температуру. В ходе процедуры она потеряла больше крови, чем я ожидал. Она будет слабой и дезориентированной, но это в основном является симптомом кровопотери.

Разум Кэйт метнулся обратно к образу Лэйлы, истекающей кровью на земле. Её что, тоже ранило? «Откуда кровь?» — спросила она.

— Всё хорошо, Кэйт, — уверила её Лира. — Твоя дочка в порядке. Процедура удалась. Тебе теперь просто надо поправиться.

— Моя малышка? Что случилось? Где Кораллтис? Мы добрались до рощи?

— Я здесь, — сказал мужской голос.

— Да, Кэйт. Мы добрались сюда вчера вечером. Твоя дочь в безопасности. Хочешь её увидеть? — спросила Лира.

— Как? Она же ещё не родилась. — Кэйт с трудом попыталась сесть, но ей лишь стало больно. Настойчивые руки заставили лечь и расслабиться.

— Не пытайся встать, — предостерёг Кораллтис. — Я заживил кожу и соединил обратно твои мышцы, но рана всё ещё свежа. Не хочу, чтобы у тебя снова началось кровотечение.

— Почему она не помнит? — с озабоченностью в голосе спросила Лира.

— Она была очень слаба, когда мы начали, — объяснил Кораллтис. — Её мозг получает недостаточно крови. Замешательство пройдёт, но некоторая потеря памяти о недавних событиях вполне ожидаема.

Где-то в комнате послышался плач.

Кэйт повернула голову, пытаясь отследить звук, но её глаза всё ещё отказывались работать как надо.

— Это она?

— Да, — сказала Лира. — Она прекрасна. Хочешь подержать её?

— Лёгкие у неё работают, но ей потребуется поддержка, иначе она может не выжить, — сказал Кораллтис. — На этой стадии также есть риск инфекции. Так что я бы не советовал.

— Ей нужно её увидеть, — настояла Лира. — Дай её сюда.

Чуть погодя Кэйт ощутила, как к ней сбоку прижали что-то тёплое. Она опустила взгляд, пытаясь увидеть лежавшего рядом с ней младенца. В глазах у неё расплывалось, но она видела достаточно хорошо, чтобы заметить, что у девочки были тёмные волосы. А ещё та была маленькой, почти что слишком маленькой.

— Она крохотная.

— Она была бы больше, если бы ты могла выносить её до конца, — сказал Кораллтис, — но она не настолько маленькая, чтобы не выжить.

Кэйт хотелось подержать её в руках, но руки предали её своей слабостью. В конце концов она удовлетворилась тем, что положила ладонь рядом со щекой младенца. Она устала, очень устала. Кэйт решила закрыть глаза, лишь на миг — и мир растаял.

Лира повернулась к Кораллтису, взволнованная:

— Почему она потеряла так много крови?

— Её кровяная система последние недели имела ненормально высокую свёртываемость. Это израсходовало ту часть её крови, которая отвечает за сворачивание. Вот, почему у неё утекло так много крови — но сейчас её жизнь вне опасности. Ей нужен будет покой и хорошая еда. Полагаю, что она по большей части выздоровеет в течение нескольких недель.

— Полагаешь? — сказала Лира.

Хранитель знаний Прэйсианов вздохнул:

— В мире нет ничего стопроцентного, даже для Иллэниэлов. Ты же наверняка это осознаёшь?

Лира подавила иррациональный всплеск гнева в ответ на его ремарку. Её собственная усталость была больше, чем ей хотелось признавать, и она слишком много провела на ногах.

— Да, конечно, — ответила она. — Мне нужно отдохнуть. — Она положила ладони на свой раздувшийся живот.

— Да, пожалуйста, — согласился Кораллтис. — Мы о ней позаботимся. Возвращайся, когда удовлетворишь свои нужды.

— Я бы предпочла спать здесь, — сказала Лира. — Если можно.

— Без проблем. Давай, я тебе сделаю кровать.

— Кровать я могу сделать и сама, — упёрлась Лира, но как только она начала использовать эйсар, то ощутила накатившую волну головокружения. Она и так уже потратила слишком много сил. Смутившись, она взглянула на Прэйсиана: — Не бери в голову. Я бы с благодарностью приняла твою помощь.

* * *

— «Осторожно!» — предостерёг Раян. — «Стеклянная сфера неплотно прилегала к пластине на стене. Тебе нужно позаботиться о том, чтобы стопорное кольцо было на месте, прежде чем ты откроешь внутреннюю перегородку. Если одна из этих штук выпадет, то мы все умрём».

— Ой, прости, — робко сказал Энтони. — Я думал, что эта часть используется только в конце.

Раян не ответил, лишь одарив своего сводного брата суровым взглядом. Энтони был добродушным, но слишком уж легко относился к работе, которой они занимались. Даже одна оплошность будет смертельной в процессе извлечения и запечатывания ставших оружием Крайтэков.

— Если эти штуки настолько опасны, то разве не следовало бы положить на пол одеяло? — спросил Энтони, частично — из любопытства, и частично — потому что не мог вынести долгого неуютного молчания.

— «Зачем?»

— А что если ты уронишь одну из них? Они выглядят очень ломкими.

Стеклянные сферы выглядели очень хрупкими. Диаметр у них был менее дюйма, чуть больше кончика мужского большого пальца, и само стекло было не очень толстым. Что Энтони не сумел принять во внимание, так это выгравированные на поверхности прихотливые руны. В качестве ответа на его вопрос, Раян взял один из не используемых в данный момент стеклянных контейнеров, и швырнул его на твёрдый камень у них под ногами. Сфера ударилась об пол с глухим звоном, подскочила два раза, и откатилась прочь.

— «Чары делают их крепче стали», — добавил он. — «Самый опасный момент — в переходе. Я покажу ещё раз — смотри внимательно, если только не хочешь кончить как бедолага Блэйк».

Энтони наблюдал, пока Раян устанавливал стопорное кольцо, а затем, когда стекло стало плотно прилегать, потянул за рычажок, который поднял внутреннюю дверцу, позволяя существам в другой комнате добраться до контейнера. Несколько секунд спустя внутрь заполз один из похожих на ос Крайтэков. Раян вернул рычажок обратно, закрыв дверцу, а затем с помощью металлического стило нанёс на стекло последнюю руну, активировав чары стазиса, прежде чем отсоединить контейнер и запечатать в нём отверстие.

— Долго ждать не пришлось, — заметил Энтони. — Почему они так сильно хотят сюда добраться?

— «Из-за нас», — спокойно сказал Раян. — «Они летят на любой источник эйсара, как мотыльки на огонь».

— А в их число входят животные или другие существа?

— «Полагаю, что так, но они могут выживать и производить потомство, используя лишь два источника пищи. Людей и Старейшин Ши'Хар», — объяснил Раян. — «Чтобы убедиться, я ранее проверил одну из этих штук на кролике. Она сразу полетела к нему, но потеряла интерес сразу же, как только оказалась близко».

— Значит, если одна из этих штук сбежит…

— «Она найдёт первую доступную жертву, и зароется в неё, чтобы отложить яйца. Жизненный цикл у них очень быстрый. Менее чем через четверть часа их будут сотни, если не тысячи. Цикл, похоже, проходит быстрее, если жертва обладает большим объёмом эйсара».

— А потом…

— «Они будут повсюду. Остатки человечества почти наверняка будут устранены, вместе с большей частью Ши'Хар».

— Только «большей частью»?

— «Не думаю, что они смогут пересечь океаны. В отличие от большинства Крайтэков, они могут размножаться, но как только у них кончится еда, они остановятся. Через три месяца после этого они умрут, и цикл прекратится».

Энтони нахмурился:

— Это ты так думаешь. Откуда нам знать наверняка?

Раян указал металлическим пальцем на запечатанную камеру:

— «Даже после того, как мы закончим готовить сферы, тут ещё останутся Крайтэки. Если не включать чары стазиса, то они должны умереть. Эмма не собирается выпускать их раньше этого срока. К тому времени мы будем знать точно».

— Вижу, ты много об этом думал.

Раян покачал головой, снова обрадовавшись тому, что его брат не руководил этим проектом:

— «А ты бы не стал думать, если бы от твоих решений зависела судьба мира?»

Энтони тихо засмеялся:

— Если бы от меня что-то зависело, то я бы, наверное, нашёл в Колне или, может, в Дэрхаме пухлую жёнушку, и жил бы себе. Может нашёл бы даже две или три жёнушки, и коротал бы дни за струганием детишек.

Две или три? Энтони никогда не уставал поражать его своими нелепыми идеями. С другой стороны, мир, наверное, был бы более тихим местом, будь все люди как он. «Однако никто не даст ему жениться более чем на одной женщине», — подумал Раян. «А, с другой стороны, Отца это, очевидно, не остановило». Направив свой мысленный голос вовне, он поддел Энтони:

— «Быть может, у вас с Ианом больше общего, чем я думал».

Энтони скорчил кислую мину:

— Даже не думай шутить на эту тему. Его интересуют лишь девушки, которые говорят «нет». А меня — наоборот.

Раян обнаружил, что вспоминает подопытных, каждая из которых сейчас вынашивала детей Иана — и содрогнулся от накатившего на него чувства стыда. Он чувствовал много вины из-за их положения — вины за их поимку, и вины за то, что позволил Иану сыграть свою роль. Было бы лучше, если бы кто-то другой — кто угодно — занимался тем, чем занимался Иан. «Но я не мог». Был ли он хоть сколько-нибудь лучше из-за того, что не смог совершить последний грех — или хуже, потому что позволил это сделать ублюдку-садисту вроде Иана?

По своему обыкновению, когда на него накатывали неприятные мысли или чувства, Раян заставил свой разум сосредоточиться, твёрдо нацелив его на лежавшую перед ним задачу. Теперь ему приходилось делать это почти постоянно. Очень немногое в его нынешней жизни не вызывало у него тошноту.

— «Вернёмся к сферам», — сказал он Энтони. — «Есть одна вещь, о которой ты, к моему удивлению, не спросил».

— Мы не можем все быть гениями, Раян, — сухо сказал Энтони. — Что я упустил?

— «Ты не спросил меня, как Крайтэки будут выпущены в нужный момент».

Энтони решил подыграть ему:

— Ладно же, о великий мудрец, как их выпустят, когда настанет время для конца света?

— «Взгляни на руны, вот в этой части», — сказал Раян, указывая на одну из частей чар, выгравированных на ещё не заполненной сфере. «Она соединена с управляющими чарами. Тот, у кого управляющие чары, может выпустить их всех одновременно, всего лишь произнеся командное слово».

— Чары выглядят как какая-то бессмыслица, — сказал Энтони, хмурясь.

— «Это потому, что они на самом деле не являются обычной рунной структурой, они — идентификатор. Он связывает эту конкретную точку пространства с другой».

— Я на самом деле не понял, — признался его брат, — но это кажется очень хитрым.

Оно и было хитрым — хитрее чем всё, что Раян когда-либо видел прежде, за исключением, возможно, самих чар стазиса. Большинство используемых ими чар были созданы по образу и подобию заклинательных плетений Ши'Хар, которые Тирион изучал или о которых каким-то образом узнал — эти же чары, в отличие от них, были основаны на собственной идее Раяна.

— «Я их проверил, и они работают», — сказал ему Раян, — «но последствия того, что с их помощью можно делать, заставляют меня жалеть, что я не могу тратить на них всё своё время».

Энтони вздохнул:

— Мне на самом деле по барабану, но я знаю, что ты всё равно мне расскажешь.

— «Разве ты не видишь?» — сказал Раян, увлёкшись своей любимой темой. — «Это, вероятно, та самая магия, на которой основан дар Морданов».

— Телепортация?

— «Именно. Они это делают бессознательно, но это не значит, что нельзя телепортироваться намеренно, используя тщательное планирование и подготовку. С помощью специальных идентификаторов, вроде этого, вполне осуществимо создание связи между двумя точками, которые находятся на любом расстоянии друг от друга, формируя портал, проходить через который может кто угодно».

— Если это возможно, то почему Ши'Хар так не сделали? — парировал Энтони.

— «Может, они и сделали», — подал мысль Раян. — «Или, возможно, они просто не стали себя утруждать. В конце концов, они могут полагаться на Морданов. Мы ничего не знаем о том, насколько широки их опыт и знания. Или быть может, что им это просто не приходило в голову. Они ведь всё же не боги. Не думаю, что они могут делать что-то такое, чего не можем мы. Они ничуть не умнее нас».

— Ты что, просто сидишь всю ночь в своей комнате, и думаешь о вот такой вот хрени?

Раян пожал плечами:

— «Всё лучше, чем думать о том, что мы на самом деле делаем».

Энтони ухмыльнулся:

— Я-то думал, что у тебя есть более важные дела по вечерам.

Металлический кулак Раяна на секунду сжался, как мог бы сжаться его родной кулак из плоти и крови. На миг ему больше всего захотелось сбить эту всезнающую улыбку с лица его брата. Вместо этого он сделал глубокий вдох, беря свой гнев под контроль:

— «Ещё раз упомянешь об этом, и будет плохо», — предупредил он.

Энтони уже осознал свою ошибку — опустив взгляд, он попросил прощения:

— Прости, Раян, я не это имел ввиду. То есть, я понимаю, что это не моё дело…

— «Давай вернёмся к работе».

— Ага, — ответил Энтони. — Хорошая мысль. Сколько вообще этих штук нам нужно сделать — сотню?

Раян указал на большой, выложенный соломой ящик в углу:

— «Тысячи».

— Эх.

Глава 33

Прошло чуть больше двух месяцев с тех пор, как Кэйт срочно отвезли в Рощу Прэйсиан. Они с Лирой провели там несколько недель, пока Лира не родила своего собственного ребёнка, сына. Однако вскоре после этого они переехали в прежний дом Лиры, в Рощу Иллэниэл.

Кэйт не могла жаловаться на их жильё, несмотря на его странность. Она всё ещё чувствовала лёгкое головокружение каждый раз, когда смотрела вниз с края платформы, но эту проблему она решала, отказываясь смотреть вниз. Однако что она не могла преодолеть, так это постоянный страх того, что однажды её ребёнок может выползти за пределы платформы.

Малышка Лэйла уже обладала неутолимым любопытством, но пока что её способности двигаться было недостаточно, чтобы стать проблемой. Лира заверила её, что невидимый барьер это предотвратит, но Кэйт трудно было в это поверить. Мозг её мог с этим согласиться, но сердце продолжало беспокоиться.

Ребёнок Лираллианты, Гарлин, был назван в честь друга, который когда-то был у Даниэла среди надзирателей Прэйсианов. Родился он до невозможности толстым, но по мере роста своего тела он вскоре стал просто пухлым, и невероятно милым. Хоть он и был на месяц моложе Лэйлы, он уже был крупнее её. Частично это было из-за того, что он родился более крупным, и, возможно, потому, что Лэйла до сих пор навёрстывала упущенное из-за преждевременных родов.

Кэйт бросила взгляд на Лиру, сейчас сидевшую и кормившую своего сына, небрежно перекинув длинные серебряные волосы через плечо. Она была воплощением материнства, красоты, грации и любви. Она была всем, чем сама Кэйт не являлась, с её растрёпанными волосами, измождённым лицом и обвисающей кожей.

Большую часть сил она себе вернула, но эта беременность оставила ей напоследок гораздо больше сувениров от пережитого, чем предыдущие беременности. Живот её вяло провис, и она сомневалась, что он когда-нибудь вернёт себе изначальный тонус, как было после рождения её первого ребёнка. На коже в средней части торса остались ярко-розовые полоски от растяжений кожи.

«Может, и хорошо, что его нет. Даниэл меня бы теперь не узнал», — подумала она.

Лира подняла взгляд от своего сына, посмотрев Кэйт в глаза. Кэйт не могла быть уверена, почему та посмотрела не неё — быть может, она ощутила на себе её взгляд, или почувствовала тёмную дорожку, на которую свернули её мысли. Как бы то ни было, Лира улыбнулась, и без каких-либо видимых причин и целей произнесла:

— Я люблю тебя, Кэйт.

Кэйт пыталась совладать со своим мрачным настроением, и этот комментарий, мгновенно последовавший за её ревнивыми мыслями, заставил её расклеиться. По её щекам потекли слёзы.

Выражение лица Лиры стало взволнованным:

— Прости, Кэйт. Я что, сказала что-то не то?

— Нет, — ответила Кэйт, вставая, и подходя к ней, чтобы неловко обнять Лиру. — Дело не в тебе, дело — во мне.

— Ты всё ещё тоскуешь по нему?

Кэйт кивнула. То был простой ответ, и этим она и ограничилась. Она действительно тосковала по Даниэлу, но она также оплакивала их потерянный дом… и Лэйлу. Столь многое требовало оплакивания, однако слёзы никогда не были в её характере, по крайней мере — в прошлом. После родов она обнаружила, что на неё нередко накатывают долгие приступы грусти, и она не знала, как это исправить.

«И посреди всего этого я тут сижу, и ревную к единственной женщине, которая была добрее всех по отношению ко мне», — подумала она, ругая себя.

Лира была как сестра, которую она всегда хотела иметь. Но в её юных мечтах эта сестра не была умнее её, красивее её, и вечно молодой.

— Не волнуйся, Кэйт, — спокойно сказала Лира. — Скоро мы вернёмся домой.

— Как? Они убьют тебя, если вернёшься.

Лира покачала головой:

— Надо просто сперва вернуть Тириона. Он всё исправит.

Кэйт посмотрела на неё, не говоря ни слова. Вопрос в её взгляде был и так достаточно ясен.

— Мы поговорим с ним. Убедим его вернуться.

— А ты сумеешь? — спросила Кэйт. — Бриджид сказала, что он ей не отвечал.

— Я всю жизнь говорила со старейшинами, — сказала Лираллианта. — Она, наверное, не ждала достаточно долго. Наши слова — и все наши жизни — для них подобны отблескам света. Чтобы с ними говорить, нужно время и терпение. Не думаю, что Бриджид в этом сильна.

* * *

«Дитя Иллэниэлов произвело на свет своё потомство», — сказал Сэйлендор, докладывая Старейшинам Сэнтиров.

— «Значит, это не было уловкой — Иллэниэлы действительно предали нас», — отозвался один из старейшин.

— «Они делятся своим даром с людьми», — сказал другой. — «Каково положение твоих шпионов в человеческом лагере?»

— «Невысокое», — признался Сэйлендор. — «Тирион держал их изолированными, почти что в заточении».

— «Тогда как ты получил эту информацию?» — спросил другой старейшина.

— «Кому-то надо их кормить. Его старшие дети хорошо охраняются, но некоторые из их рабов защищены хуже», — ответил Сэйлендор.

— «Сможет ли один из них устранить проблему?»

— «Возможно», — отозвался хранитель знаний Ши'Хар, — «но они неуклюжи и слабы. Было бы глупо рисковать, ставя всё на одного из них».

— «Нам нужна более подробная информация».

— «Тирион исчез. Возможно, теперь будет достаточно безопасно заслать им разорителя», — предложил Сэйлендор.

— «Только для сбора более подробной информации», — приказал самый старший из Старейшин Сэнтиров. — «Роща Иллэниэл отреагирует, если мы попытаемся сделать что-то большее».

— «Но они же всё равно узнают?»

— «Они знают только то, о чём они неминуемо узнают», — отозвался Первый Старейшина. — «И о том, что может произойти — пока мы не приняли решение, последствия будут для них недостаточно ясными».

— «Но тогда они точно ответят», — прокомментировал самый молодой из старейшин.

— «Этот риск для нас допустим», — сказал другой.

— «Разве в этом не заключается их величайшая сила», — спросил Сэйлендор, — «в рисках?»

— «В некоторых рисках — да», — ответил Первый. — «Хаотичные действия живых существ следуют закономерностям, и обычно мало на что влияют. Сознательные решения о важных вещах становятся для них весьма очевидными. Их слабость проявляется в тех случаях, когда значительные решения зависят от совершенно случайных процессов».

— «Как мы можем устроить что-то подобное?» — спросил самый молодой из старейшин.

— «У людей есть идеально подходящая под это поговорка», — объяснил Первый, — «мы бросим кости».

— «Тогда я немедленно кого-нибудь пошлю», — сказал Сэйлендор.

— «Кого ты выберешь?» — спросил один из старейшин, прежде молчавший.

— «Кого-то искусного — Сэррэлию, я думаю», — ответил хранитель знаний.

* * *

— Нет, — непреклонно сказала Абби. — Это может сделать кто-то другой.

Эмма выгнула бровь:

— А почему не ты?

— Я слишком занята. С тех пор, как ушла Кэйт, в кухнях бардак, — ответила она, но даже ей самой это оправдание показалось слабым.

— Но для родов ты не была слишком занятой, — сделала наблюдение Эмма. — Вообще, ты показала себя очень способной целительницей. Я бы предпочла, чтобы это сделала ты. Я хочу, чтобы на них не осталось никаких очевидных шрамов.

— Это не должно иметь значение, — парировала Абби. — Ты же планируешь потом просто запихнуть их в ящик, пока они снова не понадобятся. Прямо как тех несчастных женщин и их детей…

За последний месяц она приняла роды дюжин новорождённых, и это были далеко не все. «Подопытные» Тириона приносили свои плоды, спустя почти год после начала его проекта. Былиещё беременные, но где-то через месяц или чуть больше они должны были закончить с этим.

— Наших детей, — напомнила Эмма. — Эти несчастные женщины, которых ты упомянула, являлись чудовищами, но Отец нашёл способ использовать их к нашей пользе. Им следует быть благодарными. Эти дети — наши племянницы и племянники, и они положат начало новой эре.

— Надо было поместить их в ящики до того, как они родили, — проворчала Абби.

— А если мы умрём? — спросила Эмма. — Мы не знаем точно, кто останется, когда всё закончится. Роды — рискованное дело, и у Ши'Хар нету соответствующего опыта. Гораздо безопаснее дать им родить сейчас, и поместить всех на хранение.

— Ты сама себя слышишь, Эм? — спросила Абби. — В твоих словах нет эмоций. Разве «поместить на хранение» звучит как что-то, что нам следует говорить о людях?

— Слова ни черта не значат, — сказала Эмма, отмахиваясь от её ремарки. — И во мне нету места для чувств ко всему этому. Иначе… — Тут она замолчала, спохватившись, когда её эмоции начали разгораться.

— Именно поэтому я и не буду этого делать, — сказала Абби, возвращаясь к изначальной теме. — Я просто не могу. Думать о том, что с ними случится. Я видела, что произошло с Блэйком — это было ужасно.

— Ты не могла этого видеть. Тебя там не было, и меня — тоже.

— Вайолет показала мне, разум к разуму, — сказала Абби.

Эмма нахмурилась, постукивая пальцем по подбородку:

— Зачем она это сделала? Может, мне следует с ней переговорить.

— Потому, что она — человек, Эм, — с досадой сказала Абби. — Потому что ей нужно было с кем-то поговорить. То, что она видела, едва не сделало её калекой. Сколько людей, по-твоему, видело, как членов их семьи пожирают изнутри? Не думаю, что она когда-нибудь оправится после этого.

Лицо Эммы стало строже:

— Если я это выдерживаю, то и она сможет, и ты сможешь. Ты это сделаешь, Абби.

— Нет.

— Это не просьба. Ты это сделаешь, иначе я буду давить, пока ты не послушаешься. Понимаешь, что я имею ввиду? — пригрозила её сестра.

Абби выпрямилась:

— Нет, не думаю, Первая. Скажи мне, что именно ты под этим имеешь ввиду.

— Если тебя так волнуют дети, и их благополучие, то ты сделаешь то, что я приказала. Теперь их тут стало ужасно много.

Абби была в шоке:

— Ты не посмеешь!

Эмма лишь сжала губы в плоскую линию.

— Они тебе нужны для твоего драгоценного плана.

— Да не эти дети, тупица, — с досадливым вздохом ответила Эмма.

Оставались лишь Инара и Элдин. У Абби выпучились глаза:

— Твои собственные брат и сестра? Да ты ни за что не…

— Не Инара, конечно же, — холодно сказала Эмма. — Но Элдин всё равно не сможет сделать склад в будущее. Он не нужен. Если уж на то пошло, он является лишь пустой тратой еды.

— Бриджид тебя убьёт. Ты блефуешь.

Первая подняла бровь:

— Так стоит ли упрямиться, стоит ли заставлять кого-то другого выполнять работу, которая тебе удастся лучше всего — и узнать, блефую ли я?

Когда-то Эмма была её самой любимой сестрой, и, несмотря на всё случившееся за последний год, Абби продолжала сопереживать её положению и сопутствующему давлению — но в этот миг она впервые стала по-настоящему её ненавидеть.

— Ладно, ты победила, — гневно ответила Абби. — Ты получишь в точности то, что хотела.

Эмма улыбнулась:

— Значит, ты это сделаешь?

— Сделаю, но я имела ввиду не это, — сказала Абби. — До этого ты говорила, что не можешь себе позволить иметь друзей. Я тогда не обратила на это внимания, но теперь ты меня переубедила. Отныне можешь на это рассчитывать: у тебя больше нет друзей, ни одного.

Первая сидела, замерев, хотя одно из её век слегка дёрнулось. Она ни коим образом не показала, что слова Абби как-то на неё повлияли:

— Значит, приступишь завтра. Можешь идти.

Абби ушла, не сказав ни слова, и хлопнула за собой дверью, что было для неё совершенно нехарактерным. Эмма несколько минут глядела ей вслед, прежде чем поднять свою руку, и посмотреть на неё. Рука дрожала как лист на ветру. Усилием воли Эмма снова привела в действие уорд приватности вокруг комнаты. Лишь сделав это, она перестала держать себя в руках. Плечи её начали трястись, а глаза наполнились слезами. Когда она наконец раскрыла рот, единственным донёсшимся из него звуком был сдавленный вопль отчаяния.

Боль в её груди была столь велика, что она едва не стала гадать, не начался ли у неё сердечный приступ. Мысль эта была почти желанной. Опустив взгляд на свои зачарованные лезвия, ей отчаянно захотелось взять одно из них, и воткнуть себе в грудь.

Но она не могла, поэтому рыдала вместо этого. Буря её эмоций была хуже, чем все прежние переживания, которые она могла вспомнить. Казалось, что это никогда не кончится. Эмма взяла себя в руки лишь после того, как осознала, что затряслось уже само здание. Её чувства каким-то образом передались земле, и задрожал весь город.

«Дыши глубже», — сказала она себе, сознательно успокаивая землю, заставляя её снова замереть.

Глава 34

— Ты понимаешь, что от тебя требуется? — сказал Сэйлендор.

Сэррэлия кивнула:

— Да, и также понимаю, что это опасно.

— Лишь если ты себе не доверяешь, — сказал хранитель знаний. — Именно поэтому мы так редко это дозволяем. Лишь считанные единицы обладают необходимым внутренним равновесием, чтобы это пережить.

— Ты пережил, — заметила женщина-Сэнтир. — Так почему ты сам это не сделаешь? У тебя гораздо больше опыта, чем у меня.

— Я уже хорошо известен среди Ши'Хар, — сказал Сэйлендор. — Слишком многие меня знают, и даже Крайтэков часто учат меня узнавать. Требуется новый игрок. Твой эйсар им будет гораздо труднее опознать.

— Для меня честь быть избранной, — ответила Сэррэлия. — Я лишь боюсь разочаровать Старейшин.

Сэйлендор благостно улыбнулся:

— Ты их не разочаруешь. Тщательно выбери цель. Пока что нам нужна лишь информация. Если потребуется большее, то тебе выдадут новые инструкции. Сохраняй бдительность.

Она послушно кивнула, и повернулась, чтобы уйти, но приостановилась, прежде чем сделала первый шаг.

— У тебя есть вопрос? — милостиво спросил он.

— Когда всё закончится, когда я воссоединюсь с собой — будет ли это легко? Можешь что-нибудь посоветовать?

Ему захотелось рассмеяться, но он скрыл веселье завесой терпения:

— Нет ничего проще. Доверяй себе, и всё пройдёт хорошо. — «Вернётся та из твоих «я», которая окажется сильнее», — мысленно добавил он. «И в любом случае Сэнтиры станут сильнее».

Сэйлендор поглядел ей вслед. Она за считанные дни выберет себе цель — и тогда будет рождён новый разоритель.

* * *

Звук предупредил её о прибытии посетителя. Подняв взгляд, Кэйт с удивлением увидела чернокожего мужчину, стоявшего в месте, которое в не особенно-то уединённой платформе Лираллианты играло роль входа. Имя у него было странное, но она неоднократно слышала его в прошлом из уст Даниэла — Тиллмэйриас.

— Я могу чем-то помочь? — спросила она, пытаясь скрыть свою боязнь. Её редкие с ним встречи по большей части были нейтральной, но она знала, что Даниэл ненавидел его с пылом, который превосходил все остальные его ненависти.

Он одарил её неестественной улыбкой. Хотя это получалось у него несколько лучше, чем у многих Ши'Хар, Тиллмэйриас не до конца овладел этим навыком:

— Вообще-то я подумал, что могу преподнести тебе подарок.

Кэйт пожалела, что Лираллианты не было рядом, но та уже успела уйти, оставив обоих новорождённых на попечении Кэйт. Та в данный момент держала обоих у своей груди, кормя их. Она чувствовала себя уязвимой как никогда.

— Лираллианты сейчас нет, — проинформировала она его. — И время сейчас не лучшее. Я, в некотором роде, занята.

— Обещаю, что долго не задержусь, — заверил он её. — Или, если хочешь, я мог бы просто оставить его здесь, но я бы не хотел, чтобы он остыл до того, как ты его отведаешь.

— Остыл?

— Я принёс свежий хлеб, и ещё масло, — объяснил хранитель знаний. Его искусственная улыбка исчезла, сменившись неловкой и совершенно подлинной гордостью.

На миг он напомнил ей маленького мальчика, надеющегося получить от матери похвалу за какое-то достижение. Кэйт не могла не вспомнить своего сына Эрона, и как тот впервые вернулся домой, неся в кармане блестящий камешек. Этот образ настолько отличался от обычно отдалённой природы хранителя знаний Ши'Хар, что она почти рассмеялась.

Она также была голодна, и после пресной диеты, которую им обеспечивали в течение последнего месяца Иллэниэлы, от мысли о хлебе у неё потекли слюнки.

— Прошу простить мою нерешительность, — сказала она ему. — Пожалуйста, входи.

Он вошёл, и, за секунду оценив её состояние, спросил:

— Поскольку у тебя заняты руки, не желаешь ли ты, чтобы я отрезал для тебя кусок?

Кэйт кивнула.

Хранитель знаний отрезал от круглого каравая аккуратный ломоть, а затем вытащил маленький контейнер, и открыл его. С помощью эйсара он вытащил приличный кусок масла, и ровно размазал по тёплому хлебу, прежде чем поднести ей.

Кэйт сумела откинуться назад, удерживая Гарлина и Лэйлу плечами, и используя свободную правую руку, чтобы принять его подношение. Быстро пробормотав слова благодарности, она совершенно неподобающим для леди образом умяла хлеб, откусив два больших куска.

— Даниэл говорил, что ты увлёкся выпечкой, но мне было трудно поверить в это, — сказала она ему, — до сегодняшнего дня.

— Даниэл? — ответил Прэйсиан, на секунду приняв озадаченный вид, пока не осознал, что она имела ввиду Тириона. — Да, он дал мне кое-какие советы в этом деле. Ты в курсе, что мой хлеб стал сенсацией среди Ши'Хар? Не знаю, какой он, в сравнении с вашим, но мой народ никогда прежде не вкушал ничего подобного.

— Неужели?

Он кивнул:

— На самом деле, некоторые из них вполне могут разозлиться на мена за то, что я принёс его тебе. За караваями выстроилась целая очередь.

Кэйт скрыла хмурое выражение своего лица:

— Тогда зачем ты пришёл?

— У меня было несколько мотивов, — честно сказал Тиллмэйриас. — Я не мог найти Тириона, и его дети не пускают меня в Албамарл, но он однажды говорил мне, что ты хорошо готовишь, поэтому я хотел узнать твоё мнение. Я также уменьшить мой долг перед ним. Но, быть может, самой значительной причиной для моего визита было любопытство.

Её страх и озабоченность снова вышли на первый план, но сделать она практически ничего не могла.

Тиллмэйриас увидел перемену в её эйсаре:

— Пожалуйста, не волнуйся. Я не собираюсь никому причинять вреда. Прэйсианы и Иллэниэлы многие тысячелетия были очень близкими союзниками. Я просто хотел увидеть истину.

— Истину?

— Ребёнок Лираллианты, — пояснил он. — Я знал, что ты была беременна, но ни одна из женщин Иллэниэлов никогда прежде не рожала. Это подняло бурю слухов среди хранителей знаний Прэйсианов.

— Об этом судачат?

— Знают только хранители знаний, — сказал Тиллмэйриас. — Кораллтис был очень осмотрителен, и мы не поделимся этой информацией с другими рощами. Не бойся. Однако это — очень необычное событие.

Его слова ещё больше усилили её тревогу, но также разожгли в ней интерес:

— Чего в этом такого необычного?

— Дар Иллэниэлов охраняется строже, чем дар иных рощ, — сказал Тиллмэйриас. — Объективно говоря, он является основной причиной того, почему мы всё ещё существуем. Без него мы бы не выжили в прошлом, или не смогли бы путешествовать по измерениям, чтобы найти это место, наше последнее прибежище. Вот, почему Прэйсианы так тесно связаны с Иллэниэлами. С практической точки зрения, наш дар, будучи полезным, является наименее могущественным из всех талантов Ши'Хар.

— Так вы поэтому храните их тайны?

— Несомненно, — ответил Тиллмэйриас. — Их помощь поддерживает нас наравне с остальными рощами. Для вас, сторонних наблюдателей, Ши'Хар могут казаться едиными, несмотря на поверхностные различия в цвете кожи, но мы действуем исходя исключительно из своих нужд. Пять рощ боролись бы за господство, если бы дар Иллэниэлов не властвовал над всеми. Они — краеугольный камень баланса сил, который поддерживает наше общество.

— Даниэл однажды сказал мне, что Роща Иллэниэл — самая маленькая из пяти, — сказала Кэйт. — Если они столь важны, то почему это так?

— Когда у тебя есть могущество, то почти нет необходимости в численности или в демонстрации силы, — ответил хранитель знаний.

Она была шокирована — не тем, что он сказал прямо, а скорее тем фактом, что ШиХар, похоже, были подвержены многим из тех же пороков, что были у людей:

— Я думала, что ваш народ по природе своей гармоничен…

— Гармония рождается из необходимости.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спросила она.

Тиллмэйриас немного помолчал, будто задумавшись:

— Думаю, что это, возможно, потому, что я в долгу перед твоим супругом, и перед вашим народом, но для этого есть и более практичные причины. Если человечество обретёт дар Иллэниэлов, то в будущем оно сможет играть важную роль, будучи могущественным. Очевидно, у Иллэниэлов есть какая-то причина делать то, что они делают, и частью этой причины является ваша раса. Помогая вам, я могу сподвигнуть ваш народ на то, чтобы видеть мой народ в более выгодном свете.

Это была констатация факта, который человек мог бы скрыть, но Кэйт всё равно оценила его честность. Она почувствовала желание ответить взаимностью:

— Ты же знаешь, что Тирион тебе не доверяет. — Ей не нравилось называть Даниэла этим именем, но она решила, что таким образом она упростит разговор.

— Поэтому я и принёс тебе это предупреждение, — сказал Тиллмэйриас. — Возможно, если нам когда-нибудь понадобится поддержка, то ты сможешь убедить его эту поддержку оказать.

— Предупреждение? — Хотя разговор был интересным, она не сочла его настолько зловещим.

Хранитель знаний кивнул:

— Да. Если другие рощи обнаружат факт родов Лираллианты, то вряд ли посмотрят на него в том же свете, что и мой народ. Они воспримут это как предательство. Вероятно, они захотят аннулировать это развитие событий.

— Ты хочешь сказать, объявят войну? — спросила она.

— Можно и так сказать, — согласился он. — Они попытаются уничтожить ребёнка.

— Разве это не станет началом войны?

Он покачал головой:

— Только не в том смысле, который ты вкладываешь в этом слово. Будет борьба, с целью убить мальчика. Сэнтиры и Морданы — очень эффективные убийцы. Гэйлины скорее всего их поддержат, а Иллэниэлы и мой народ попытаются его защитить.

— Это звучит ужасно похожим на войну.

Он пожал плечами:

— Только до тех пор, пока ребёнок не умрёт. Как только этот вопрос решится, продолжение боевых действий лишится смысла. Все стороны прекратят воевать. В отличие от вашего народа, мы не злопамятны. Вот, почему мы должны держать ребёнка втайне. Несмотря их могущество, Иллэниэлам не победить. Убить одного человека — легко, и дарования Сэнтиров с Морданов уникально подходят для такой задачи. Они могут напасть, зная, что победа положит конец враждебным действиям, в то время как Иллэниэлы будут вынуждены защищать своё слабое место до бесконечности. Вообще, они могут решить совсем отказаться от сражения, если только у них нет для этого крайней необходимости. Секретность — ваша лучшая и, возможно, единственная защита.

Кэйт была в ужасе.

* * *

— Я не понимаю, — сказал молодой человек.

Его звали О́ллрэд, но Абби предпочла бы этого не знать. Это лишь делало её работу ещё труднее. Как и большая часть её подопытных, он был магом Морданов, и происходил из Сабортрэа. Понабрав по несколько рабов из других лагерей, Тирион приказал им сосредоточить усилия на переселении большей части рабочих именно оттуда. Теперь, поняв большую часть его плана, Абби знала, почему именно оттуда — и от этой мысли её пробирала дрожь.

— Я тебя усыплю, и позабочусь о том, чтобы тебе совсем не было больно. — По крайней мере, часть этого утверждения была правдой.

— Но зачем нужна эта штука? — спросил он.

Она показала ему маленькую стекляшку:

— После того, как я закончу, тебя поместят в стазисный ящик, возможно — в один из тех, которые ты же сам и сделал. Его перенесут туда, где ты будешь нужен, а когда он откроется, это устройство позволит нам посылать и получать сообщения о том, что именно тебе нужно делать, — солгала она. Единственным сообщением, которое он получит, будет сигнал, который оборвёт его жизнь.

— Но что именно от меня хотят? — с тревогой спросил Оллрэд.

Тад, наблюдавший с боковой части комнаты, подался вперёд:

— Это будет легко. Всё, что тебе нужно, чтобы сосредоточиться — это тот факт, что после окончания твоей работы мы уберём эти татуировки. Ты будешь свободен делать, что пожелаешь.

Оллрэд кивнул, и Абби усыпила его, благодарная за прекращение их разговора. Как только он потерял сознание, она заблокировала нервы вокруг точки входа, его пупка, и начала вести стеклянную сферу к месту её назначения, глубоко у него в груди, рядом с сердцем и лёгкими.

Место это было почти произвольным, но имело некоторые практические преимущества. Эйсар там был гуще, и это даст Крайтэкам большее ускорение, а также сделает зачарованное стекло менее заметным, если кто-то получит возможность осмотреть её подопытных до того, как они будут активированы. Абби также успокаивала себя тем, что близость к сердцу скорее всего убьёт этого человека быстрее, и он не будет страдать слишком долго.

Она закрыла отверстие сразу же, как только сфера оказалась внутри, а когда она закончила, единственным признаком содеянного ею была лишь капелька крови. Вытерев её, она кивнула Таду, указывая на то, что он может забирать человека.

— Ты в порядке, Абби? — спросил её брат.

— Нет, — призналась она.

Тад похлопал её по спине:

— Это — двадцатый за сегодня. На твоём месте любой бы устал. Такими темпами, ещё неделя — и мы будем готовы.

Он понятия не имел, о чём говорил, и брошенный ею на него взгляд должен был сообщить ему об этом:

— Он — двадцатый человек, которого я за сегодня убила. Будь я просто усталой, я не была бы настолько расстроена.

Лицо Тада изменилось:

— Я знаю, это ужасно, но их же не ты убиваешь, Абби.

— Неужели ты всегда бы таким тупым? — с горечью спросила она его. Он начал было отвечать, но она подняла ладонь: — Не важно, просто заткнись. Не хочу об этом говорить. Я на сегодня закончила. Если тебе от этого лучше — скажи Первой, что я устала. Я буду у себя в комнате.

Она ушла.

Вернувшись в свою комнату, она уставилась в стену, слишком онемевшая даже для слёз. Она уже две недели так жила. Каждый вечер она видела во сне, как борется, отказывается продолжать — но она знала, что утром она встанет, и сделает то, чего требовала от неё Эмма.

Глава 35

Поле вокруг дерева Тириона было залито светом позднего летнего солнца. Это было одно из немногих времён в году, когда высокогорное пастбище было действительно тёплым, но долго это продержаться не могло. Ещё месяц — и холодный осенний ветер вернётся, а лишь через пару месяцев после этого мог пойти первый снег. В холмах зима всегда наступала рано.

Но этот день был тёплым, и для Кэйт и Лираллианты только это и имело значение, когда они шли к единственному тенистому уголку — к укрытому под его деревом месту.

По стандартам жителей Колна это было большое дерево, высотой уже более чем в шестьдесят пять футов, но для нынешнего взгляда Кэйт оно выглядело маленьким. В глубоких лесах деревья богов вырастали гораздо больше — даже граничившие с ними обычные деревья, дубы и вязы, заставляли размеры этого дерева казаться довольно скромными. Немногие деревья вырастали настолько большими на твёрдой почве холмов.

— Откуда взялся этот ручей? — спросила она. Тот был тонким, и его следовало назвать скорее ручейком.

— Я здесь раньше не была, — отозвалась Лира, — но могу предположить, что Бриджид перенаправила ключ или что-то вроде этого, чтобы помочь ему расти, поскольку дожди здесь бывают не часто.

По ту сторону холма действительно был родник, стекавший в реку, но Кэйт не могла вообразить, как один человек мог подвинуть что-то подобное. Однако она видела много такого, что не поддавалось описанию, так какая разница — одним больше, одним меньше?

— Жаль, что мы не можем принести малышей, — наконец сказала она, меняя тему.

Гарлин и Лэйла были с Хэлэн, которая была очень рада увидеть своих самых юных внука и внучку. Несмотря на то, что их у неё было много, большинство из них она могла увидеть лишь уже в более зрелом возрасте, за исключением Инары и Элдина, конечно.

Мысли об этих двоих снова заставили Кэйт разволноваться. Дети никогда не были слишком далеко от её мыслей, и значительная часть её надежды сегодня была посвящена именно им. Если им с Лирой удастся убедить Даниэла вернуться, если он сможет вернуться, то они смогут снова жить в Албамарле.

— Мы будем здесь довольно продолжительное время, — напомнила Лира. — И не сможем заботиться о них, пока будем ждать.

— Сколько часов это займёт? — спросила Кэйт.

Губы Лираллианты искривились в полуулыбке:

— Лучше спроси, «сколько дней?».

— Это слишком долго, — заупиралась Кэйт.

— Ты что, не можешь доверить заботу о них Хэлэн?

Она покачала головой:

— Нет, дело не в этом — кому-то нужно их кормить. — Гарлину и Лэйле уже было три месяца, и их ещё рано было отнимать от груди, да ещё и так резко.

Лира нахмурилась. Она многое всё ещё не понимала о взращивании детей. Мысль о еде ей в голову не приходила — она просто полагала, что у их бабки будет какое-то решение.

— Тогда возможно, что это следует сделать тебе, — предложила она. — Как только я помогу тебе достичь нужного состояния, то смогу вернуться, и помочь Хэлэн.

— А разве мы не можем по очереди? — Она покосилась на несколько менее крупную грудь Лиры. Её подруга никогда не была чересчур одарена в этом плане, и Кэйт сомневалась, что та сумеет удовлетворить потребности двух младенцев. Она также знала, что если не будет кормить их регулярно, то её собственное молоко перестанет вырабатываться.

— Это всё усложнит, — сказала Лира, — но всё же выполнимо.

В конце концов они сговорились на двенадцатичасовые вахты, после того как Кэйт настояла на том, что сутки — слишком долго. У Лиры полностью отсутствовало понимание того, как были устроены дети, или её собственное тело, но Кэйт убедила её, что это было необходимо.

Лираллианта создала сложное заклинательное плетение, и соорудила рядом с деревом странное укрытие. Оно было похоже на что-то вроде странного кокона, открытого коре с одной стороны, и открытого всем ветрам с другой, но как только Кэйт шагнула внутрь, она определила, что кокон каким-то образом не позволял редким порывам ветра проникать через внешнее отверстие. Внутри было тепло, но не душно, и там стояли два сидения, позволявшие им откинуться, опираясь на кору, и не испытывая дискомфорта.

— Ты это только что придумала? — спросила Кэйт.

— Нет, — сказала Лира, — я это делаю уже не в первый раз. — Она указала на сидения: — Садись. Я помогу тебя дойти до нужного состояния, прежде чем уйду.

— И я должна просто сидеть тут двенадцать часов.

— Это немного похоже на погружение в сон. Твоё чувство времени изменится. Покажется, будто прошли минуты, прежде чем я снова разбужу тебя, чтобы занять твоё место.

Кэйт сделала, как ей было сказано, а затем Лира положила ладони ей на виски, прежде чем поцеловать её в лоб:

— Не волнуйся. Я люблю тебя, — сказала женщина-Ши'Хар. Кэйт начала было отвечать, но мир истаял, или, быть может, у неё просто закрылись глаза. Её окутала тёплая темнота.

А потом она ощутила его.

* * *

— «Даниэл?»

Это был голос Кэйт. Как и всегда, этот голос согрел его сердце, хотя он и знал, что это был лишь сон.

— «Да, любовь моя?» — отозвался он.

— «Тебе нужно вернуться», — сказала она ему.

Обычно в его сне она была более расслабленной, и была довольна тем, чтобы заново переживать прошлое, или, порой, долго играть в «а что, если». Он почти не сожалел о своём нынешнем состоянии, и участники его снов обычно вели себя соответствующим образом.

— «Это было бы неприятно», — сказал он ей. — «Мир может жить дальше и без меня».

А потом она исчезла, мгновение спустя сменившись Лираллиантой.

— «Пожалуйста, вернись», — сказала она.

— «Мне тут нравится», — ответил он, но она исчезла.

Кэйт вернулась:

— «У тебя двое новых детей, Лэйла и Гарлин».

— «Хорошие имена», — заметил он.

— «Лэйла мертва», — сказала ему Лираллианта.

— «Это — просто сон, ты всё выдумываешь».

Затем вернулась Кэйт, выглядевшая печально:

— «Эмма теряет рассудок. Она угрожает Лире».

Лира снова появилась, прежде чем он успел ответить. Постоянное переключение начинало его раздражать.

— «Прекрати», — приказал он, — «это слишком хаотично». — Он попытался сфокусироваться на ней, заставить её образ остаться.

— «Это — не видение, Тирион. Я здесь. Мы с Кэйт дежурим по очереди, нам нужно кормить…»

Она снова исчезла.

— «Наши дети нуждаются в нас, Даниэл. Они нуждаются в тебе», — добавила Кэйт.

* * *

Кэйт очнулась, и увидела смотревшую на неё Лиру.

— Не получается, — сказала она. — Он всё ещё думает, что мы — сон.

— Он ещё молод, — сказала Лираллианта. — Большинство старейшин спят десятилетиями, прежде чем начинают думать активнее. А на то, чтобы научиться ускорять свои мысли, у них уходит ещё больше времени.

— Ускорять мысли?

— Обычно, когда мы с ними говорим, это занимает много времени, — сказала Лира, — но в моменты кризиса старейшины — повзрослевшие, по крайней мере — могут ускорять своё субъективное время настолько, что способны говорить с нами в нашем восприятии времени. Они не любят так делать, но это возможно.

— Повзрослевшие — это сколько лет? — спросила Кэйт.

— Несколько сотен.

Кэйт вздохнула:

— Дети уже вырастут к тому времени, как мы его разбудим.

— Нам нужно просто убедить его, — сказала Лира. — Как только он поймёт нашу весть, он сможет отреагировать быстро.

* * *

— «Это не сон», — сказала Лира. — «Грозит опасность».

Он проигнорировал её.

Появилась Кэйт:

— «Эмма собирается всё уничтожить».

— «Как я её и учил», — пробормотал он.

Лира вернулась, но прежде чем она что-то сказала, он ощутил что-то новое. Огонь. Одна из его ветвей горела. Мир сместился, когда по нему прошла волна того, что у Ши'Хар было эквивалентно адреналину. Рядом с ним был разожжён костёр, и его пламя было достаточно высоким, чтобы достичь одной из его нижних ветвей. Послав свою волю, он затушил пламя, а затем обратил своё внимание на крошечное существо, поддерживавшее огонь.

Женщина, эйсар которой был ему знаком, стояла, уставившись на потухший костёр. Он подумал о том, чтобы убить её, чтобы предотвратить любые дальнейшие покушения. Сперва он изучил её поближе. Бриджид однажды пригрозила поджечь его, если он не вернётся, но это была не она.

— «Это что, Кэйт?»

Лира произнесла:

— «Конечно, это она. Она в отчаянии. Нам нужна твоя…»

Она исчезла, и в его сон вернулась Кэйт:

— «Пожалуйста, проснись».

— «Ты что, пыталась меня поджечь?» — спросил он.

— «Да, она пыталась», — ответила Лираллианта, сменяя её.

— «Я думал, что вы были воспоминанием».

— «Помоги мне, Даниэл», — взмолилась Кэйт.

Она действительно была здесь. Это знание вызвало в нём прилив чувств, и ему захотелось обнять её, но она растаяла, когда он попытался охватить её своими мысленными руками. Теперь она снова стала Лирой.

— «Я люблю тебя», — сказал он ей. Это было истиной, какая бы из них его не услышала.

— «Проснись», — сказал Лираллианта, целуя его.

— «Я люблю тебя», — повторил он, а затем Кэйт его укусила.

— «Проснись!» — настаивала она.

Тирион сместился. Ощущение было похоже на то, как если бы он вставал и пожимал плечами, разминая мышцы после долгой, проведённой в кровати ночи. Он собрал свою волю, а затем направил свои мысли вовне. Солнце кружилось в небе над ним, а земля обнимала его корни снизу. Он вспомнил свои дни в облике человека, и позволил этому видению наполнить себя.

Открыв глаза, он увидел её, лежащей в каком-то странном сотканном из заклинаний укрытии, её рыжие волосы беспорядочно разметались вокруг ней, когда она подняла голову, чтобы посмотреть на него в ответ.

Кэйт выглядела старше, уставшей и измотанной. У неё под глазами были круги, а её некогда милые веснушки совершенно покрыли её щёки, потерявшие былую упругость. Когда она встала, он увидел, что грудь её стала больше, и свисала под её платьем ниже.

Она выглядела так, будто перенесла какое-то испытание, но для него она по-прежнему была прекрасна. В её глазах он увидел искру, от которой у него когда-то замирало сердце, хотя та была почти скрыта усталым выражением её лица.

Кэйт видела, как он оценивает её, и отвела взгляд. Даниэл выглядел таким же, как прежде, возможно — даже моложе. Его некогда восстановившееся ухо снова исчезло, сменившись обрубком, который был у него в возрасте двадцати с лишним лет, но в остальном он выглядел подтянутым и здоровым, являя собой воплощение живости. Конечно, его голая кожа по-прежнему была покрыта множеством пёстрых татуировок. Оглянувшись, она увидела, что к ним приближается Лира, взбираясь по пологому склону.

— Скажи что-нибудь, — подтолкнула его Кэйт.

Он наклонил голову и, наконец, после долгой паузы, ответил:

— Непривычно говорить.

— Почему ты оставил меня, оставил нас? — спросила она.

Лираллианта остановилась, встав в пятнадцати футах от них, удовлетворяясь тем, что наблюдала за их воссоединением.

— Я бы не выжил, — ответил он. — А потом… когда я изменился, я обрёл покой. Я подумал, что миру будет лучше без меня.

Кэйт подняла на него взгляд, на её глаза навернулись слёзы:

— Эгоистичный осёл.

— Я люблю тебя, — сказал он ей.

Гладя на них, Лира ощутила новую эмоцию. Она была в не себя от радости от этих перемен, она была счастлива, однако под всем этим она ощутила что-то тёмное. Пока Тирион и Кэйт смотрели друг на друга, она ощутила, как между ними что-то промелькнуло, нечто более сильное, чем то, что когда-либо было у неё — узы, полностью стать частью которых ей никогда не суждено. «Это что, ревность?». Она оттолкнула это чувство прочь.

Шагнув вперёд, Лира произнесла:

— Хочешь познакомиться со своими детьми?

Глава 36

Было очень поздно, когда почти все заснули, но Тирион был бодр.

Он сидел в кресле-качалке своей матери, перед скромным очагом, и держал на руках Лэйлу. Кроме него не спал лишь Алан — он сидел рядом, в своём собственном кресле, и держал на руках Гарлина.

Двое мужчин тихо сидели, время от времени слегка покачиваясь, и наслаждались тишиной, глядя на огонь.

Его мать легла первой — утомлённая шоком его возвращения, она развила бурную деятельность, готовя и болтая, но её старое тело больше не могло долго поддерживать такую энергичную активность. Вскоре за ней последовала Кэйт, а потом — Лира.

Его возвращение было поводом для празднования, и все были упорно настроены наполнить его внимание и его уши новостями — всем тем, что он пропустил. Это должно было его утомить, но он всё ещё не был усталым. Возможно, проведённое в виде дерева время засчитывалось как сон.

Лишь его отец остался относительно спокойным. Алан коротко обнял его, а потом просто удовлетворился тем, что слушал болтовню женщин, пока те пытались описать каждую подробность прошедших месяцев.

Тирион и его отец уже много лет не были близки — с тех пор, как он вернулся, и забрал своих почти взрослых детей из Колна. Алан в то время начал пить, и его последним крупным признанием было сказать Тириону, что он жалеет о том, что тот вообще родился.

Эта пустота всё ещё висела между ними, холодная и сухая.

Он не испытывал к отцу ненависть или обиду. Если уж на то пошло, он считал слова отца более чем заслуженными. В общем и целом он был колоссальным разочарованием — как сын, и как человек.

— Я говорил не от сердца.

Слова упали в тишину. Странные и неожиданные, они донеслись от Алана.

— Ещё как от сердца, — сказал Тирион. — И ты был прав.

— Мне не следовало это говорить.

— Ты был пьян.

— Не ищи для меня отговорок, — сказал Алан. — Трезвый или пьяный, я говорил от сердца… тогда говорил. С тех пор у меня было много времени на размышления об этом.

— И что теперь?

Алан не смотрел на него:

— Ты всё ещё тот же мальчик, которого я растил и любил, кем бы ещё ты ни стал. Я не могу простить кое-что из содеянного тобой, но каждый идёт своим путём. Я не могу судить тебя на основе моей жизни.

Тирион сглотнул, пытаясь избавиться от вставшего в горле комка:

— Пап…

— Ты по-прежнему пугаешь меня до усрачки, — перебил его отец.

— Это, наверное, мудро, — сказал Тирион, — но я никогда не причиню вреда ни тебе, ни маме.

— Меня не это волнует, сын, — сказал Алан, поясняя. — Я слишком стар, чтобы волноваться за себя. Боюсь я за малышей. — Он слегка двинул руками, приподнимая Гарлина, чтобы подчеркнуть, о чём шла речь.

— Им я тоже вреда не причиню.

Алан покосился на него, и в его глазах отразилось пламя:

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.

Тирион опустил взгляд, позволяя своему зрению сфокусироваться на Лэйле. Его отец был прав, он даже этого обещать не мог. Они ещё какое-то время посидели молча, хотя теперь им было несколько уютнее, чем раньше.

Наконец Алан снова заговорил:

— Тебе когда-нибудь доводилось вот так держать малыша?

— Только Инару, — сказал Тирион. — И лишь несколько месяцев, прежде чем я был вынужден…

— …стать деревом? — закончил его отец.

— Да.

— Ты дал мне больше внуков, чем любой старик имеет право ожидать, — сказал Алан. — Хорошо наконец-то подержать одного из них.

«Одну из них ты вырастил», — подумал Тирион, думая о Хэйли, но удержал язык за зубами. Упоминание его мёртвой дочери не улучшит этот разговор:

— Бриджид недавно пожила у вас, — сказал он вместо этого.

Алан хмыкнул:

— Эта девчонка страньше тебя, и страшнее, наверное.

— Действительно.

Прошла ещё четверть часа, прежде чем его отец снова заговорил:

— Каково это, иметь две жены?

Этот вопрос застал его совершенно врасплох:

— Они — на самом деле не являются обе моими жёнами, Лира называет меня ки…

— Не уходи от темы, просто скажи мне, сын. Мне действительно любопытно, — сказал Алан.

— Я не планировал заранее, чтобы всё так получилось, — сказал Тирион, — но это не так странно, как тебе может казаться.

— А как вы решаете, кто… — Алан позволил вопросу повиснуть в воздухе.

— В основном это решают они, — ответил Тирион. — Подозреваю, что они думают обо мне как о собаке. Они сами между собой решают, кто будет кормить и поить меня день ото дня.

Алан хохотнул:

— С тобой хлопот не оберёшься. Это точно.

Тирион оценил эту ремарку, а затем снова уставился на Лэйлу, вновь заворожённый тем, как она дышит.

— Они тебя меняют, а? — сказал Алан. — В один момент ты — просто ты, а в следующий ты осознаёшь, что у тебя есть кто-то, зависящий от тебя во всём. Это меняет твои приоритеты. И, полагаю, так и должно быть.

Тирион не ответил, лишь кивнул. Он задумался, что его отец подумал бы о его прежнем плане. Тирион был уверен, что уж точно ничего хорошего.

— Что ты собираешься делать, когда вернёшься? — спросил Алан.

Он на самом деле понятия не имел:

— Думаю, мне нужно найти новый путь, — наконец сказал он.

— Ты ведь в курсе — они хотят, чтобы мы переехали? Это была часть твоего плана?

— Да, — признался он. — Одна из хороших частей, наверное. Я хотел дать людям шанс построить лучшее будущее.

— Мне нравится, где я живу.

«Но я должен позаботиться о твоём выживании», — подумал Тирион. «Если только…»

— Бессмысленно пытаться заставить пастухов и фермеров жить в городе, каким бы грандиозным тот ни был, — высказал своё мнение его отец. — Нам нужно свободное пространство, иначе не будет ни шерсти, ни урожая.

— Это будет только на время, — сказал Тирион. В нём начала формироваться новая идея. — Возможно, вы вообще не будете вынуждены переехать.

— Вынуждены? — сказал Алан, хмурясь. — Никто не говорил ничего о том, что мы будем вынуждены. Многие из нас вообще никуда не собираются.

— Я неправильно выразился, — солгал он. — Однако мне нужно кое-что поменять, когда я вернусь. Это будет непросто.

— Такова жизнь, — сказал Алан.

— Я не знаю, как мне это сделать, — признался Тирион. — Все ожидают некоторых определённых вещей, и многое находится вне моей власти.

Его отец встал, неся ребёнка, которого держал в руках, к одной из двух колыбелей, стоявших у одной из стен комнаты. Аккуратно уложив младенца на место, Алан выпрямился, и посмотрел на сына:

— Ответ — вот он, у тебя в руках. Я не знаю, во что ты ввязался, или как работает вся эта магия, но я достаточно долго прожил, чтобы знать, как принимать решения. Никакого секрета здесь нет.

— Тогда я, судя по всему, не сумел научиться чему-то очевидному.

Алан положил ладонь ему на плечо, слегка сжав его, прежде чем направиться к двери своей спальни:

— Это легко. Просто думай о девочке у тебя в руках. Что бы ты ни делал, или собирался сделать, думай о том, как это повлияет на неё. Тем или иным путём это скажет тебе, что нужно делать.

Спокойной ночи, сын. — И затем Алан Тэнник пошёл спать.

Тирион не спал той ночью. Он просидел все тёмные часы, глядя в сгоравший до углей огонь.

* * *

Двое мужчин, стороживших ворота в Албамарл, не узнали его.

Для него это было необычным ощущением. Тирион поднялся до высот знаменитости среди рабов Ши'Хар, и, в конце концов, также среди всех остальных — как людей, так и Ши'Хар. Но это было годы тому назад, и хотя большинство знали его имя и репутацию, многие из явившихся в Албамарл новых магов-рабов не знали его в лицо.

Эти двое уставились на него, нервничая:

— Пожалуйста, подождите, сэр. Мы сперва приведём кого-нибудь, чтобы подтвердить, кто вы такой.

Он подавил ухмылку, глядя, как они бегут прочь, ища кого-нибудь, обладавшего большей властью, предположительно — кого-то из его детей. Оба стража были не очень умными. Интенсивности его ауры было достаточно, чтобы сказать им, что он не был обычным человеком из рабских лагерей. Этого, в сочетании с его татуировками, должно было хватить, чтобы убедить их.

Когда-то он мог бы убить их, в качестве аргумента. Не просто как слепой ответ на брошенный ему вызов, но для того, чтобы поддержать свою репутацию, чтобы внушить страх тем, кто ему служил.

Однако он больше не был тем человеком. Он изменился, и сегодня будет первый день, когда он начнёт учить окружающих новому жизненному пути.

«Мой старый путь был просто реакцией на случившееся. Я упорно боролся потому, что мной злоупотребляли, но борьба лишь ещё больше делала из меня жертву». В дальнейшем ему придётся принимать решения на основе чего-то большего, чем его боль. Замкнутый круг боли не будет разомкнут причинением вреда его врагам, всё было как раз наоборот.

Однако убедить детей, которых он заразил своим безумием, будет непросто. Он это знал, но если и был в мире кто-то, кто мог это сделать, так это он. Нет, это мог только он. Никого другого они бы слушать не стали.

Появился Энтони, и выражение удивления на его лице было очевидным:

— Отец!?

— Энтони, — сказал он, слегка кивая. Тирион пошёл вперёд, пройдя под аркой, и проигнорировав двух стражей.

— Я им не поверил, — пробормотал его сын. — После того, как Бриджид вернулась одна, я и думать перестал, что ты вернёшься.

— Ничто в мире никогда не происходит так, как ожидаешь.

— Я сказал этому стражнику, что это точно не можешь быть ты, когда он меня нашёл, — сказал молодой человек. — Иначе он был бы трупом за то, что заставил тебя ждать.

— С тех пор, как ушёл, я пересмотрел свои взгляды на жизнь. Как у вас тут дела?

Энтони покосился на двух стражников, всё ещё маячивших рядом, подслушивая:

— Возвращайтесь на свои посты! — приказал он. Шагая в сторону основного здания с отцом, он ответил: — Всё шло согласно твоему плану, Первая об этом позаботилась.

— Первая?

— Эмма.

Звучание голоса его сына, когда он произносил её имя, многое ему поведало. Эмма больше не была популярной среди сородичей.

— Она убила Лэйлу, — чуть тише добавил Энтони. — Она и Лиру могла бы убить, если бы Лэйла не вмешалась. Кэйт и Лира сбежали в Рощу Прэйсиан.

— Слышал об этом, — сказал Тирион. Он коснулся плеча сына, указывая ему остановиться: — Прежде чем мы продолжим, позволь мне внести ясность. Я здесь не для того, чтобы кого-то наказывать.

Взгляд Энтони выражал разочарование:

— О.

— Мы все допускали ошибки. Важно не то, что было сделано, а то, что мы будем делать дальше. Где Бриджид?

— Позади главного здания, — сказал Энтони. — Она в последнее время заботилась об Элдине и Инаре. Чуть раньше я видел, как она с ними играла.

Брови Тириона поползли вверх:

— Бриджид?

— Её приставили за ними приглядывать с тех пор, как Кэйт ушла, и Лэйла…

— Странный выбор, — заметил Тирион. — Она едва ли кажется заботливой.

— Эмма злилась на неё за её вмешательство. Думаю, это было наполовину наказанием.

Тирион ощутил неопределённое чувство тревоги при мысли о Бриджид как об основной опекунше для кого-угодно, не говоря уже о его детях.

— Это мне нужно видеть. — Его магический взор уже сфокусировался на указанной Энтони местности.

По мере их приближения он мог видеть, что она бросала детей по двору, кидая их по воздуху подобно мячам. Это выглядело как опасное насилие, и его желудок невольно сжался, но когда он подошёл поближе, он услышал, как дети смеялись.

Она их кидала, кружащихся и кувыркающихся в разных направлениях, и на первый взгляд казалось, что они крепко шмякались оземь, но на самом деле она тонко на них воздействовала. Их падение замедлялось перед ударом о землю, смягчая его достаточно, чтобы то, что могло бы стать болезненным приземлением, превращалось в захватывающую, но безобидную остановку.

Как только им удавалось перевернуться на ноги, они пыталисьвстать, часто падая из-за головокружения и потери координации, прежде чем понестись к ней так быстро, как их только могли нести их маленькие ножки. Она позволяла им подобраться почти что на расстояние вытянутой руки, прежде чем снова отбросить их.

Бриджид улыбалась.

Тирион увидел всё это до того, как свернул за угол. Там было много людей с сильными аурами, поэтому Бриджид пока его не заметила, но как только он свернул, ей стало ясно, что он шёл к ней. Её улыбка исчезла, когда её внимание сфокусировалось на нём, и он увидел, как её цепь поднялась с земли рядом с ней, зависнув в воздухе между ней и явившимся человеком.

Её лицо застыло, когда она его узнала, скрывая шок.

— Чёрт бы меня побрал, — сказал Тирион.

Инара и Элдин добежали до неё, на этот раз без препятствий, и схватили её за ноги, радостно смеясь от факта её поимки. Его они ещё не заметили, но когда это произошло, Элдин указал на него:

— Кто?

— Отец, — тихо сказала Бриджид, одновременно как приветствие и как ответ на вопрос Элдина.

— Атес, — повторила Инара.

— Милое платье, — сказал Тирион, заметив одетую на Бриджид простую зелёную сорочку.

Лицо его дочери покрылось румянцем от смущения так же, как нормальный человек покраснел бы, застань его кто-то голым:

— Это не даёт им присасываться, — сделала она наблюдение, указывая на свою грудь, — или, по крайней мере, не позволяло. Я к этому немного привыкла.

Её простое платье было грязным и мятым, резко контрастируя с детьми, который выглядели гораздо чище её самой. Бриджид изменилась неожиданным образом. Ему хотелось расспросить её обо всём, но с разных направлений к ним приближалось некоторое число людей.

Весть о его прибытии разошлась, и его дети шли увидеть правду своими глазами.

Они приходили по одному или по двое. Энтони и Вайолет были первыми, затем явилась Пайпер. Они уставились на него с чем-то напоминавшим надежду во взглядах, чего он никогда не ожидал увидеть. Следующими были Тад и Эшли, потом — Дэвид и Сара, потом Иан, и каждый из них останавливался где-то в десяти футах, бессознательно выстраиваясь вокруг него в полукруг. Абби выглядела испытывающей наибольшее облегчение при виде его, когда тревожно подошла к ним. От них послышалась дюжина вопросов, но прежде чем он успел хоть на что-то ответить, они замолчали.

Прибыли Эмма с Раяном — те двое, кто был ему ближе всего, его самые доверенные дети, а теперь — их лидеры. В воздухе скопилось напряжение, пока его дети ждали результата их воссоединения.

Тирион изучил Эмму строгим взглядом. Она вытянулась. Она потеряла вес, и под её загнанными глазами появились тёмные круги. Её прежнее спокойствие исчезло, сменившись твёрдостью, которая напоминала ему его самого. Прошедший год преобразил её.

Прежний Тирион мог бы убить её за то, что она сделала с Лирой, и особенно — за смерть Лэйлы, однако сейчас он ощущал нечто иное. Смотря на неё, он будто глядел в свою собственную душу, или, по крайней мере, в ту её версию, что существовала год тому назад.

Он поставил её за главную, зная, что её сердце было отравлено яростью и ненавистью. Он дал ей бразды правления потому, что она была больше всего похожа на него. Некоторые из её решений могли отличаться от того, что решил бы он, но приведены в исполнение они были с тем же безжалостным духом, и руководствуясь теми же мотивами, в которые когда-то верил он сам.

Что бы она ни сделала, с тем же успехом это могло быть дело его рук.

И эти решения едва не уничтожили её.

Она пересекла невидимую черту где-то в десяти футах от него, за которой остановились остальные, и подошла, пока не оказалась прямо перед ним. Спина Эммы была прямой, а шея — не согнутой.

— Ты действительно вернулся, — сказала она.

Ему хотелось обнять её, забрать её боль, но он знал её, он знал себя слишком хорошо. Это никогда бы не сработало. Вместо этого он сказал ей то, что наверняка таилось на поверхности её разума:

— Я услышал про Лэйлу. Кэйт и Лира разбудили меня, заставили вернуться.

Кто-то тихо захихикал, когда он это сказал. Иан, ожидавший в нетерпении. Тирион проигнорировал это.

Эмма посмотрела ему прямо в глаза, видя там осуждение, и без предупреждения встала перед ним на колени, опустив лицо к земле:

— Я сделала так, как считала нужным, но я приму любое твоё решение.

Её аура стала ярче, и Тирион почти мог видеть, как с её плеч сваливалось ощущение груза. Она хотела умереть, и его возвращение дало ей надежду на то, что он прекратит её страдания. Это вызвало у него желание плакать за неё, но Тирион заставил своё лицо сохранять отсутствие всякого выражения:

— Ты сделала, как я сказал? — твёрдо спросил он.

— Да, Отец, — ответила Эмма.

Он посмотрел на Раяна:

— Строительство завершено?

— «Требуемые части уже несколько месяцев как готовы. Мы теперь только добавляем к городу, который никогда не будет использован — чтобы поддерживать видимость», — молча ответил его сын.

— Рабы, Морданы?

— Они готовы, — ответил Иан. — Нужно только их разбудить.

Они это сделали. Эмма это сделала, заставляя их работать согласно его желаниям, пока они не стали готовы спустить с цепи смерть, которая уничтожит мир. Оставалось лишь собрать людей Колна и Дэрхама, и поместить их в места, приготовленные для того, чтобы их уберечь.

Одно слово от него — и они превратят мир в прах и пепел. Но он больше этого не хотел. «Какая жестокая ирония», — подумал Тирион. «Они это сделали, а я этого больше не хочу».

Он перевёл взгляд на остальных детей, рыская взглядом по их лицам, а затем сказал:

— Некоторые из вас надеялись, что я накажу её за случившееся с Лэйлой. Вы будете разочарованы.

Всё, что Эмма сделала, было сделано от моего имени, и она справилась хорошо. Если у вас есть на неё обида, то можете прийти с этой обидой ко мне, иначе с тем же успехом можете о ней забыть. Прошлое — в прошлом. Кэйт и Лираллианта вернутся завтра. Больше среди нас не будет разногласий. Поняли?

Их голоса твёрдо ответили горсткой прозвучавших фраз «Да, Отец».

Нагнувшись, он взял Эмму за плечи, подняв её, и снова поставив на ноги:

— Ты понимаешь, Эмма?

— Да, Отец. — В её взгляде была смесь облечения и стыда.

— Ты хорошо справилась, — сказал он ей. — Отдохни, поешь что-нибудь. Ты слишком долго несла непосильную ношу. Позволь теперь мне её нести.

Эмма выпрямила спину, но глаза её увлажнились.

— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он, подмигивая ей. — Не позволяй им увидеть, как ты плачешь. Я тобой горжусь, но ты не можешь позволить им увидеть твою слабость, только не после того, как правила ими.

Глава 37

Следующие две недели были по большей части непримечательны. Осень перешла в первый снег ранней зимы, и люди в Албамарле замедлились. Бешеная спешка исчезла. Возвращение Тириона заставило их всех гадать, что же будет дальше, но когда он, вроде, не оказался готовым ни к чему конкретному, все постепенно начали расслабляться.

С возвращением Кэйт качество пищи определённо повысилось.

Конечно, кое-что было неловким. Кэйт не пыталась говорить с Эммой, подчёркнуто игнорируя убившую её подругу женщину. Это было лучшее, на что она была способна. Абби вела себя так же, отказываясь говорить с сестрой, если только не было крайней необходимости.

Эмма, со своей стороны, по возможности избегала Кэйт.

Лираллианта, будучи в своём репертуаре, вела себя так, будто ничего не случилось.

Бриджид продолжала играть с Инарой и Элдином при любой возможности, обнаружив, что с детьми у неё было больше общего, чем с любыми из окружавших её взрослых.

Инара и Элдин испытывали некоторые трудности с адаптацией к возвращению Кэйт, не будучи полностью уверенными, кто именно был их матерью, но никто почти не сомневался, что со временем они во всём разберутся. В основном они, похоже, были в восторге от того, что к ним проявляет интерес так много народу. И Кэйт, и Лира проводили с ними время, и наличие Бриджид, как верной старшей сестры, означало, что они испытывали недостатка внимания. Они с лёгким скепсисом отнеслись к двум младенцам, которые сменили их в качестве абсолютного центра внимания, но они и к этому должны были приспособиться, со временем.

Тирион ничего не делал.

По крайней мере, ничего заметного. Он ел, спал, наслаждался, наблюдая за остальными, но не пытался ничего изменить или преследовать свои прежние цели. Он позволил своим прежним планам впасть в спячку, а когда всё же думал о них, то мысли его были посвящены тому, как эти планы в конце концов отменить.

О перемене своей точки зрения он никому не сказал, думая, что со временем это станет проще. Поэтому он решил, что лишь потянет время где-то с год, а потом начнёт выражать свои новые пожелания. Как только его дети привыкнут просыпаться каждый день, не думая о конце света, они станут более податливыми к созданию более мирного будущего.

«Дай им растолстеть и положиться на надежду о будущем», — думал он про себя. «В конце концов они захотят завтрашний день больше, чем месть».

Когда приблизилась середина зимы, он пригласил Тиллмэйриаса присоединиться к ним на празднование зимнего солнцестояния. После проведённого в виде дерева периода он обнаружил, что его прежний страх перед инструктором Ши'Хар сильно уменьшился. Холодный ужас, который он ощущал в присутствии хранителя знаний Прэйсианов, потух почти полностью.

Он был новым человеком, и был готов к новому началу.

Тиллмэйриас привёз на пир маленькую тележку с хлебом и свежим маслом. Этот Ши'Хар занялся выпечкой с чрезмерным энтузиазмом, но никто не жаловался. Они ели жареную свинину, за которой последовали многочисленные блюда, приготовленные Кэйт и Лирой. Хлеб идеально их дополнял, пусть его и было слишком много.

Албамарл был спокоен, и хотя все дивились такой переменам, никто в них не сомневался, боясь положить конец тому, что, казалось, было временным периодом счастья.

Сэррэлия наблюдала за всем этим, сбитая с толку их поведением.

Она вошла в Албамарл за считанные дни до возвращения Тириона, украв тело одного из магов-рабов, чтобы ей было легко передвигаться, не вызывая подозрений. Конечно, она не была истинной Сэррэлией, и она это знала. Она была двойником её разума, и периодически докладывала новости своей прародительнице, остававшейся далеко за пределами окрестностей Албамарла.

Тело, которое она занимала, принадлежало женщина по имени Трэйси. Её воспоминания она сохранила, хотя те были не очень полезными кроме как для поддержания её личины. Труднее всего было избегать обнаружения теми, кто прежде знал эту женщину.

Трэйси была из Гэйлинов, но поскольку Сэррэлия сокрушила её разум и украла её тело, Трэйси больше не существовало, как и её дара. Она вызовет подозрения, если кто-то будет ждать от неё смены формы, и обнаружит, что она неспособна это сделать.

Самым простым решением было снова раздвоиться, забрав тела тех, кто был к ней ближе всего, но она ненавидела это делать. Она с ужасом ждала конфронтации, которая наступит, когда она в конце концов вернётся к своей прародительнице. Чем меньше её копий существовало, тем больше у неё будет шансов остаться главной, когда наступит день воссоединения.

Поэтому она удовлетворялась тем, что совращала всех знакомых ей рабов, постепенно изменяя их разумы и личности, не беря их под контроль напрямую. Со временем они стали преданы ей, и она была уверена, что в случае необходимости они отдадут за неё свои жизни.

Она подумала было забрать одного из детей Тириона, но отбросила эту идею. Это было слишком рисованным. Их умы были гораздо сложнее, чем разумы эмоционально ущербных бывших рабов, и их эйсар был ослепительно сильным. Застань она одного из них врасплох, то, быть может, сумела бы, но это будет рискованной битвой, и скорее всего привлечёт внимание остальных.

Больше всего фрустрировал недостаток информации.

Она допросила тех, над кем получила господство, и порылась в поверхностных мыслях остальных, однако так и не нашла ничего, что заслуживало бы упоминания. Почти все в Албамарле никакого понятия не имели о том, каковы были намерения Тириона.

Однако были некоторые интересные подробности. Некоторые из рабов занимались созданием многочисленных стазисных ящиков — она чувствовала, что это было важным, но не знала, почему. Строительство пустого города было любопытным, но заурядным.

Дети Тириона знали больше, но она не осмеливалась раскрывать себя, пытаясь напрямую их изучать.

Сэррэлия ждала, докладывая о том, что нашла — и не делая ничего больше.

* * *

— «Тирион ничего не сделал со дня своего возвращения. Он, похоже, чего-то ждёт», — сказал Сэйлендор.

— «Его младшие дети всё ещё там?» — спросил один из старейшин.

— «Да».

— «Нам следует начать действовать, пока мы ещё можем».

— «Согласен», — сказал Первый среди Старейшин Сэнтиров. — «Ты начнёшь бросать кости, Сэйлендор. Когда выпадет девятка, начни действовать без промедления».

— «Как пожелаете, Старейшины», — отозвался хранитель знаний.

Упомянутые кости представляли из себя набор из двух десятигранников, которые вырастил один из старейшин. Их грани покрывали различные цифры, и когда их бросали, выпавшие числа можно было сложить, получив случайное число. Сэйлендор сделал бросок сразу же, как только вернулся на свою платформу.

— Одиннадцать, — разочарованно пробормотал он. Придётся подождать ещё день.

* * *

— «Вероятности начали стремительно расходиться», — предупредил один из Старейшин Иллэниэлов. — «Сэнтиры скоро приступят к действиям, но мы не можем узнать, когда именно».

— «Как это возможно?» — спросил один из молодых.

— «Они используют слепую случайность, чтобы сбить нас с толку».

— «Умно», — ответил другой. — «Надо выставить охрану».

— «Их заметят, и если Сэнтиры знают о них, то учтут их присутствие при планировании».

— «Тогда переместим ребёнка сюда — нападать на него в самой роще они не осмелятся».

— «Если мы это сделаем, то они могут обнаружить, какой из детей критичен для нашего плана».

— «Тогда переместим всех».

— «Тирион этого не позволит — мы уже проверяли такую возможность. Мы можем переместить лишь одного, и это нужно сделать в тайне, иначе наш обман будет раскрыт», — заявил Первый из Старейшин.

— «У них там есть шпион, как можно это устроить?»

— «Прэйсианы помогут. Необходимо проинструктировать Лираллианту».

— «Я боюсь».

— «Боишься чего?» — спросил Первый.

— «Смерти».

— «Мы все должны умереть, но благодаря нашим действиям наша раса однажды выживет».

* * *

Лираллианты не было неделю, а когда она вернулась, с ней был Тиллмэйриас. Она попросила поговорить с Тирионом и Кэйт наедине. Они втроём собрались в спальне, которую делили друг с другом.

— Старейшины хотят встретиться с твоей дочерью, — без предисловий начала она, глядя на Кэйт.

— Зачем? — с внезапным подозрением спросила Кэйт. — Почему не с твоим сыном? Лэйла не имеет к ним никакого отношения.

Тирион мгновенно понял, почему:

— Лэйла — другая. Она могла унаследовать от меня Лошти.

— Гарлин тоже мог, — возразила Кэйт. — Почему они хотят видеть мою дочь?

Он покачал головой:

— Я полагаю, что они создали его для передачи лишь первому ребёнку. Лэйла была зачата раньше Гарлина.

— Гарлин — тот, у кого может быть этот особый дар Иллэниэлов, им они должны интересоваться больше, — парировала она.

Брови Лиры поползли вверх — она не ожидала, что Кэйт будет осведомлена об этой подробности. Она не пыталась это скрывать, но и не делала из обсуждения этого привычку.

— Они сказали мне, что хотят изучить разум Лэйлы, чтобы убедиться в том, что знания передались согласно их намерениям. Во взрослых… — кивнула она на Тириона, — …иногда возникают проблемы.

— Они могут прийти посмотреть её здесь, — настаивала Кэйт.

— Они не могу двигаться, — напомнила Лира. — Уверяю тебя, они не собираются причинять ребёнку вреда.

Кэйт сменила тактику:

— Тогда они не будут против, если я отправлюсь с ней.

— Ты ничего не сможешь сделать, — сказала Лира. — Дай мне пойти. Я могу общаться с ними во время процесса. Поверь, я не позволю им сделать ничего кроме как наблюдать за ней.

Тирион промолчал.

— Тебе что, нечего сказать на этот счёт? — с вызовом спросила у него Кэйт.

— Они знают, что их ждёт, если они меня предадут, — просто сказал он.

— Гарлина я оставлю с тобой, Кэйт, — искренне сказала Лира. — Я никому иному в этом мире не доверяю любить и заботиться о нём больше, чем тебе. Лэйла значит для меня не меньше, чем он. Я не позволю никому повредить ни одному из наших детей.

Кэйт прикусила губу:

— Ладно. Мне это не нравится, но я тебе доверяю, Лира.

После этого они позволили Тиллмэйриасу войти, и когда дверь снова открыла, вышла лишь Кэйт. Хранитель знаний Прэйсианов использовал свой дар, чтобы увести Лиру, Тириона и малышку Лэйлу прочь, никем не замеченными.

Они не собирались делать свою отлучку достоянием общественности. Некоторые из их детей могли заметить отсутствие Лиры, но может пройти какое-то время, прежде чем они осознают, что дочь Кэйт тоже исчезла, особенно если Кэйт будет какое-то время держаться сама по себе. Ирония была в том, что скорее всего об этом стала бы гадать Бриджид, поскольку она почти каждый день приходила поиграть с детьми.

Тирион не волновался о том, что она разболтает. Бриджид была наименее болтливой из всех его детей.

Глава 38

Через семь дней после того, как Лира ушла с Лэйлой, Сэйлендор посмотрел на кости, и улыбнулся. Сумма показывала девятку.

Он мгновенно уведомил Крайтэка Морданов, который ожидал его сообщение — и тот исчез. Крайтэк сделал две остановки: одну — в Роще Мордан, а вторую — в тайном расположении Сэррэлии, в нескольких милях от Албамарла.

И тут началось.

* * *

Сара недоверчиво посмотрела на мужчин и женщин, вошедших через парадный вход в дом Тириона. Все они были рабами, но у них не было причин входить в этот дом.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

Их ответ был мгновенным, мощным, и совершенно неожиданным. Двое из них, Прэйсианы, исчезли. Шестеро остальных напали на неё.

Сара не была окружена чародейским щитом, никто из постоянно не носил, однако она всё же была окружена обычным, маленьким щитом. Однако если бы их атаки достигли его то того, как она его укрепила, Сара бы всё равно погибла.

Она не была самой быстрой или самой могучей из детей Тириона, но нерасторопной её назвать было нельзя. Сара увидела вспышку их эйсара, и мгновенно влила свою силу в щит. Их совместная атака обрушилась на её защиту, и та выдержала, едва-едва. Произнеся слово, она привела в действие свои татуировки, и чары пробудились.

Широкий удар чистой силы отправил её в полёт. Это не было попыткой сломать её щит, они лишь хотели дезориентировать её.

Сара всё ещё помнила о тех двух, что исчезли, и ещё в полёте к стене она призвала напитанный эйсаром туман, покрыв всю комнату. Если она не может их видеть, то и они не могут видеть её. Она тяжело ударилась об стену, но щит не позволил столкновению сделать с ней ничего кроме как встряхнуть её. Если бы её так кинул один из её сородичей, то удара, наверное, хватило бы, чтобы лишить её сознания. Её враги были слабаками.

Она зарычала, когда адреналин заставил её сердце забиться чаще. Она их всех убьёт.

Встав на ноги, Сара пошла через туман, следуя вдоль стены по правую руку. Она почти сразу столкнулась с одной из них. Рефлексы у этой женщины были быстры, и её наручный клинок первым столкнулся со щитом Сары. Однако силы для того, чтобы пробить щит, у неё не было.

Ответный удар Сары аккуратно разрубил женщину надвое.

Звуки по обе стороны дали ей знать, что их короткая схватка была замечена. Они пытались добраться до неё раньше, чем она снова придёт в движение. Сара приложила короткое усилие воли, и подняла один из стоявших поблизости тяжёлых деревянных стульев, послав его лететь вбок. Он врезался в кого-то, пока Сара метнулась в другом направлении.

Мужчина, в грудь которого она врезалась, был гораздо крупнее её самой. Обычно это не имело значения в битве магов, но он сумел развести её руки своими собственными, заставить её попятиться, и прижать к стене. С разведёнными руками она никак не могла атаковать его, а его физическая сила значительно превышала её собственную.

Он давил остриём своего наручного клинка ей на грудь, но её щит не поддавался.

В её голове за мгновение пронеслось несколько вариантов. Инстинктивным было использовать удар чистым эйсаром, заставив мужчину отправиться в полёт — но тогда ей всё равно придётся найти его потом, и убить. Второй её возможностью было использовать собственную волю для усиления мышц — тогда она, наверное, сможет его перебороть.

Но затем её взгляд упал на татуировку у него на шее.

Произнеся командное слово, она посмотрела, как он обмяк, и упал замертво у её ног. Такая победа не принесла удовлетворения, но на их стороне был численный перевес, и она всё ещё понятия не имела, чего они добивались. Перешагнув через тело, она двинулась вперёд, ища следующего противника.

* * *

Было слишком холодно, чтобы маленькие дети могли находиться снаружи. Так Бриджид сказали бы, когда она была маленькой, но у неё были преимущества, которых её родители были лишены.

На земле лежал снег, но ни Инара, ни Элдин не чувствовали мороз в воздухе. Она поддерживала вокруг каждого из них оболочку из тёплого воздуха, пока они хихикали, играя со снегом. Конечно, тепло заставляло снег таять гораздо быстрее, чем обычные варежки, но это ничего не портило.

Элдин был в восторге, наблюдая, как снег начинал таять почти сразу же, как он его хватал.

Даже если бы Элдин мог удержать снег, они с сестрой были слишком маленькими и плохо скоординированными, чтобы слепить из него что-то узнаваемое, поэтому Бриджид взяла эту задачу на себя. Используя свой эйсар, она зачерпывала снег, и лепила из него фантастические фигуры. Она была лишена художественного мастерства Вайолет, но детей удовлетворяли её грубые снежные лошади и прочие простые животные, а потом она переключилась на геометрические формы — кубы, квадраты и эллипсоиды.

Инара была особо очарована, восторженно наблюдая, пока Элдин тратил половину всего своего времени на попытки схватить снег руками.

Подошедший к ним мужчина был крупным, крупнее большинства, и был ростом почти в шесть с половиной футов. Как и многие люди из рабских лагерей, он был покрыт шрамами — свидетельствами о битвах, которые он перенёс, прежде чем стать надзирателем.

Из-за его роста Бриджид и раньше его замечала — она даже вспомнила его имя, Бо́лгэр. Она слегка кивнула, когда он подошёл ближе, сосредоточив внимание на вдохновлённых снегом играх.

Он, похоже, хотел понаблюдать за ними, и она была готова его проигнорировать, пока он не подошёл слишком близко к Элдину. Он был прямо рядом с малышом, и ей это было не по нраву.

— Тебе следует идти дальше, Болгэр. Тириону не понравится, что ты слишком близко подходишь к его детям, — предупредила она.

Он спокойно взглянул на неё:

— В Баратрэа я почти не видел детей. Я не собирался ему вредить. — Нагнувшись, он мягко похлопал Элдина, ощущая ладонью мягкие волосы мальчика.

С другой стороны подошло ещё двое незнакомцев, и Бриджид на секунду перенесла своё внимание на них, опознав в них ещё двух рабов, трудившихся в Албамарле и его окрестностях. Донёсшийся до её ушей хруст заставил дрожь холодного ужаса пробежать по её спине.

Рука Болгэра сжимала шею Элдина, и голова малыша вяло свисала, капая слюной с губ и подёргивая ресницами.

Бриджид была ошарашена, не в силах поверить глазам, но её реакции это не помешало. В её горле зародился нечленораздельный вой, крик потерявшего нечто дорогое животного. Болгэр привёл в действие свои татуировки, накрывая себя щитом, и направился к Инаре, вытянув наручный клинок.

Воля Бриджид подняла его с земли, и вогнала в каменную стену задней части дома Тириона. Его щит выдержал, но сила столкновения была столь велика, что Болгэр потерял сознание — из его ушей и носа потекла кровь. Его щит исчез, и когда она вогнала его в стену вторично, это проломило ему череп, и сломало большую часть других крупных костей в его теле.

Копьё силы ударило от одного из двух подошедших людей, но целью была не Бриджид, а Инара. Удар в последний момент отразила вставшая у него на пути зачарованная цепь.

Замедлявшие её поначалу шок и неожиданность уже прошли, когда Бриджид встала против двоих нападавших — двух женщин с грубыми чертами лица и карими волосами. Она их не узнала, они выглядели как и большинство женщин, пришедших из Эллентрэа — их носы были скошены и расплющены из-за неоднократно случавшихся в прошлом переломов. Они уже закрыли себя щитами, приближаясь к ней.

«Зря мы им дали татуировки», — подумала Бриджид, но ей и в голову не пришло использовать летальные чары, вытатуированные у них на шеях.

Она стояла между ними и Инарой, приведя в действие собственный щит, а цепь передвинув поближе к девочке, защищая её. Чтобы их убить, цепь ей была не нужна. Бриджид зыркнула на них, передавая своим взглядом столь жгучую ненависть, что от неё будто дымился воздух:

— Гори!

И от этого воздух вокруг них загорелся раскалённым до бела пламенем. Огонь их щиты не пропустили, но жар был таким сильным, что это едва ли имело значение. Бриджид выла, и созданное ею пламя горело всё сильнее с каждой секундой. Она поддерживала его, пока они не свалились, пока не потеряли сознание, после чего их щиты исчезли. Затем она сожгла их тела. В воздух поднялся жирный, чёрный дым, и когда она остановилась, от них остался лишь пепел.

Огонь, ударивший по ней сзади, был гораздо слабее её собственного — он омыл её щит, и мало что сделал с нею самой, разве что удивив её. Сзади раньше никого не было.

Теперь в десяти футах от ней стоял Прэйсиан, раскрывшийся в результате неудавшегося нападения из засады.

Бриджид зарычала, и послала вперёд свою цепь, менее чем за секунду разрубив наглеца на пять частей.

Затем она нагнулась, чтобы поднять Инару — и увидела, что сотворило её пламя. Не закрытая щитом, девочка почернела от прошедшего между окружавшей её цепью огня. Большая часть её кожи обгорела, и поврежденные лёгкие не давали ей дышать. Она безмолвно извивалась на земле, умирая прямо под беспомощным взглядом Бриджид.

Полный страданий крик Бриджид был мелочью, неспособной вместить её ужас и отчаяние. Он был ограничен узилищем её смертного тела, но ярость в её душе была лишена подобных оков. Она несколько минут стояла без движения, а земля под ней вибрировала от интенсивности едва сдерживаемого ею эйсара.

После чего она пошла охотиться, и цепь следовала за ней подобно голодной змее.

* * *

Кэйт кормила Гарлина, когда услышала шум за дверью спальни. Она не обратила на это особого внимания, пока не почувствовала тяжёлый удар о стену. Дом был построен из толстых каменных блоков — лишь мощные удары можно было бы так ощутить.

Заволновавшись, но ещё не боясь, она отняла Гарлина от груди, и положила в колыбель. Арбалет, который годы тому назад дал ей Тирион, всё ещё висел на стене вместе с арбалетной стрелой, которой она однажды убила одного из Ши'Хар. Взяв его, она попыталась натянуть тетиву, но силы её рук не хватало. Спереди было стремя, в которое можно было упереться ногой, натягивая тетиву, но Кэйт знала, что этого будет недостаточно.

На стене рядом с оружием висел пояс. Прикреплённый к нему крюк нужно было цеплять за тетиву, позволяя кому-то вроде неё приседать, а потом выпрямляться, натягивая тетиву силой ног.

«Сначала запри дверь», — сказала она себе.

Всё ещё держа арбалет, она пошла к двери, но остановилась раньше, чем достигла её. Дверь начала двигаться, когда кто-то потянул с обратной стороны за щеколду. «Успокойся — это, наверное, просто Сара, пришла объяснить, откуда шум».

Однако когда дверь открылась, она никого не увидела, а из другой комнаты потёк странный туман.

Адреналин обрушился на неё подобно молнии, когда более примитивная часть её мозга распознала неестественную угрозу. Кэйт упёрла оружие в пол, одним гладким движением поставила ногу в стремя, и легко натянула тетиву — страх придал ей силу, которой ей прежде не хватало. Положив болт в желобок, она направила оружие в дверной проём, и выстрелила в проступивший в тумане смутный человеческий силуэт.

Появился мужчина с засевшей в груде арбалетной стрелой. Ахнув, он завалился на пол, стремительно умирая.

«Закрой дверь!» — подумала она. Сделав два шага, она попыталась было оттолкнуть незнакомца прочь, чтобы закрыть вход, но секунду спустя лёгкое движение воздуха заставило её осознать присутствие второго нападающего. Голова Кэйт повернулась обратно к колыбели, когда женщина появилась у неё за спиной, а затем она почувствовала ослепительную вспышку боли, когда наручный клинок незнакомки вонзился ей в поясницу. Пробив печень, клинок вышел у неё из живота.

Кэйт падала.

Удар об пол она не почувствовала. Время исказилось, и отчаяние сузило её внимание лишь на одной важной цели — на ребёнке. Сапоги женщины направились к колыбели, упавшую Кэйт она игнорировала. А та умирала.

Ноги её не работали, но Кэйт подтянула себя по полу на руках. Мёртвый мужчина был рядом, и она сумела нащупать торчавший у него из груди болт. Тот сперва не хотел выниматься, но когда она потянула во второй раз, то сумела вырвать его. Её сердце бешено колотилось, придавая ей сил.

Арбалетная стрела испортилась — деревянное древко расщепилось от удара, когда попало в цель, да и Кэйт знала, что всё равно не сумела бы взвести арбалет. Подняв тяжёлое деревянное оружие, она метнула его через комнату в пырнувшую её женщину.

Арбалет пролетел низко, ударив женщину в ноги, и заставив её упасть спиной назад. Она оказалась на полу рядом с Кэйт, на расстоянии вытянутой руки, и та врезала ударила женщине в плечо кулаком, всё ещё сжимавшим сломанный арбалетный болт подобно кинжалу.

Однако удар был плохо нацелен. Зачарованный наконечник пробил щит её противницы, но не смог вонзиться глубоко. У женщины пошла кровь, но ранение не было серьёзным.

Однако колыбель перевернулась. Нападавшая схватилась за неё при падении, заставив бедного Гарлина покатиться по полу, вопя от страха. Он упал рядом с кроватью.

Кэйт затолкала его под кровать, когда перекатилась, пытаясь защитить его от незнакомки своим телом. Боль расцвела в её спине, когда наручный клинок женщины пронзил её ещё один, другой, и третий раз. Мир потемнел, когда зрение оставило Кэйт, но уши её всё ещё слышали крики Гарлина, когда женщина грубо вытащила его за ногу из-под кровати.

«Лира, прости меня… наш малыш…» — и затем она милосердно лишилась сознания.

Сара ворвалась в комнату лишь секундами позже, на ходу зверски ревя, лишь чтобы увидеть, как незнакомка бросила обмякшее тело Гарлина на пол. Он уже был мёртв.

Щит женщины из магов Прэйсианов всё ещё отсутствовал — зачарованная арбалетная стрела разбила его, когда Кэйт её ударила. Атака Сары обрушилась на женщину подобно стенобитному тарану, состоявшему из огня и злой мести. Она порвала женщину надвое, а остатки её тела опалила до неузнаваемости.

На миг воцарилась тишина, пока Сара глазела на руины, оставшиеся от спальни Тириона и Кэйт, оглядывая тела и кровь, вбирая в себя вид того, что никогда более не будет целым. Она медленно осела на пол, завывая от отчаяния, пока её трясущиеся пальцы щупали дикие раны на теле Кэйт.

Глава 39

Раян был в пустом городе, пересматривая планировку акведука, когда услышал крики. Первый крик он проигнорировал, настолько он был погружён в свои мысли, но затем к первому крику присоединился целый хор злых завываний.

Выйдя из небольшой мастерской, служившей ему временным офисом, он оглядел улицу. Та была по большей части пуста, за исключением рабочей бригады, поднимавшей вдоль одной из сторон массивные блоки. Двадцать мужчин и женщин, прежде обитавших в одном из рабских лагерей Ши'Хар, использовали свой эйсар, чтобы перемещать блоки один за другим с массивных саней к частично завершённой стене здания.

Теперь они остановились, позволив камню улечься там, где он был, пока сами они смотрели друг на друга, а потом — на Раяна. Некоторые из них пожали плечами — никто не знал, откуда были крики.

Вайолет высунула голову из двери напротив, где она работала над каменным барельефом, изображавшим идиллическое пастбище с пасущимися овцами:

— Что происходит? — спросила она, увидев Раяна.

— «Не знаю», — ответил он, вещая свои мысли.

Секунды спустя его магический взор заметил первых беглецов, двух мужчин и женщину, двигавшихся по улице позади здания, из которого он только что вышел. Однако бежать очень быстро они не могли, ибо все трое хромали, но хромали они настолько быстро, насколько вообще были способны. Вспышка эйсара на пределе его дальности попала в женщину, и та упала, не двигаясь.

Двое остальных свернули за угол, и оказались в пределах поля видимости. Один из них выкрикнул предупреждение:

— Она спятила! — Оба мужчины истекали кровью из множества порезов, особенно — на ногах.

Затем в пределы области его восприятия вошла Бриджид, пылая эйсаром подобно фениксу, с извивавшейся вокруг неё в воздухе нетерпеливой и разгневанной цепью. Она не то чтобы бежала, но её шаги были быстрыми, и её раненые жертвы не могли от неё оторваться.

— Кто?! — крикнул один из рабочих.

— Бриджид, черноволосая сучка! — ответил один из беглецов. Оба продолжили двигаться. — Если хотите жить, бегите!

Раян шагнул наружу, пытаясь преградить им путь:

— «Стойте. Успокойтесь, и объясните, что происходит».

Они проигнорировали его, и с паникой на лицах разделились, чтобы его обогнуть. В этот момент Бриджид свернула за угол, и оглядела рабочую бригаду. Она быстро нанесла два коротких удара на расстоянии, убив тех двоих, которых преследовала. У неё появились свежие цели, и преследовать эту пару ей больше не хотелось.

— «Бриджид, стой!» — мысленно крикнул Раян, но его психозная сестра проигнорировала его.

Рабочие со страхом и замешательством наблюдали за её приближением, не будучи уверенные в том, что происходит, и глядя на Раяна и друг на друга в поисках поддержки. Столпотворение наступило, когда её цепь метнулась вперёд, и без промедления разрубила троих из них.

Раяна ошарашило внезапное насилие, а Вайолет нырнула обратно в здание, где она работала. Рабочие бросились врассыпную. Кто-то попытался бежать, а другие использовали свою магию, чтобы поднять камни, с которыми они работали, и метнуть их в свою неожиданную противницу.

Зачарованная цепь Бриджид кружилась, срезая большинство из тех, кто осмеливался встать перед ней, и одновременно она использовала эйсар, чтобы поймать летевшие в неё каменные блоки. Камни замедлились, а затем полетели обратно, врезавшись в тех, кто мудро решил сбежать.

Прошло менее пяти секунд, и большая часть рабочей бригады была уже мертва, или умирала. Двое оставшихся в живых побежали, и Бриджид наблюдала за ними с выражением лица, которое напоминало кошку, которая смотрит на игрушку. Её цепь метнулась вперёд, перерезав каждому из них сухожилия на одной из ног.

Затем она чуть замедлилась, позволив им немного оторваться.

Раяну потребовалась вся его решимость, чтобы встать перед ней:

— «Объяснись, Бриджид. Зачем ты это делаешь?»

Если она его и узнала, то на её лице это не отразилось. Зачарованная цепь резко метнулась к его лицу, и если бы он не выставил на её пути свою металлическую руку, цепь срезала бы ему голову с плеч. Раяну удалось поймать цепь, когда та замахнулась для нового удара — железные пальцы сомкнулись на ней раньше, чем она ускользнула.

Это удивило Бриджид, но её воля всколыхнулась, и Раян полетел по воздуху — цепь тянула его за собой. С секунду он неуклюже висел на ней, пока Бриджид готовилась взмахнуть цепью, чтобы шмякнуть его об землю — и тут она внезапно остановилась, моргая.

— «Бриджид, стой! Я же твой брат!»

Она что-то прохрипела, но её голос был слишком охрипшим, чтобы Раян мог её понять.

Вайолет выглянула из дверного проёма:

— Это Раян, Бриджид! Не делай ему больно!

Бриджид медленно опустила его на землю, но цепь не выпустила. Раян ощутил, как она потянула за цепь своей волей, а затем она пошла к нему, глядя на него мёртвыми глазами.

— «Скажи, что происходит!» — настаивал он.

Она подошла достаточно близко, чтобы он мог понять её хриплые слова:

— Отпусти, иначе я отрублю эту руку, и использую её в качестве дубинки. — Противоположный конец цепи перегнулся обратно, грозя ему.

— Что случилось? — спросила Вайолет, наконец выйдя из укрытия.

Лицо Бриджид исказила гримаса гнева и агонии:

— Они убили детишек! Они убили моих детишек! — Она прокричала этот ответ, но её голос уже был загублен от крика, поэтому её всё ещё было трудно понять.

Раян выпустил цепь, и Бриджид автоматически пришла в движение, преследуя тех, кого ранила.

Вайолет и Раян уставились друг на друга, пока она уходила. Никто из них не попытался её остановить.

— «Нам нужно вернуться — узнать, что случилось», — сказал он ей.

— А что Бриджид? — со слегка выпученными глазами спросила Вайолет.

— «Хочешь попытаться её остановить?»

— Нет, — мгновенно ответила она.

— «Я тоже». — Несмотря на только что проявленную храбрость, его тело уже трясло от реакции на случившееся. Смерть только что смотрела ему прямо в глаза, и на миг он уверился, что вот-вот умрёт.

Они оба направились к основному зданию и общежитию, где они жили. Обычно на дорогу уходило пятнадцать минут пешком, поэтому они побежали трусцой, чтобы сократить время. На полпути они встретили Эмму, Энтони и Пайпер, направлявшихся к ним.

— Бриджид? — спросила Эмма.

— «Она ушла в ту сторону», — ответил Раян. — «Что у вас там случилось?»

— Убийцы. Какие-то люди из рабских лагерей убили детей, — прямо сказала Эмма. Голос её звучал гладко, но Раян видел скрывавшийся в её взгляде груз эмоций.

— Каких именно? — спросила Вайолет.

— Вообще всех, — резким голосом ответила Вайолет.

— Восемь человек вошли в дом, — добавила Эмма. — Сара убила их, но двое проскользнули мимо неё. Кэйт и Гарлин погибли раньше, чем она успела до них добраться. Ещё несколько человек напали на Бриджид. Они убили Инару и Элдина прямо у неё на глазах.

Глаза Вайолет округлились:

— Неудивительно…

— «Она убивает каждого рабочего, какого только сможет найти», — проинформировал их Раян. — «Её не остановить».

— Бессмыслица какая-то, — сказала Эмма. — Они знали, что не переживут это нападение, но всё равно напали. Даже те, кто ожесточился в рабских лагерях, беспокоятся за свои собственные жизни.

— Мы не особо хорошо с ними обращались, — сделала наблюдение Вайолет.

— Но тут им всё равно гораздо лучше. Мы не заставляем их сражаться, — сказал Энтони.

— Если они узнали, что мы планируем… — задумалась Пайпер.

— «Не узнали», — настойчиво сказал Раян. — «А если бы и узнали, то не стали бы разбрасываться жизнями, или нападать именно на детей».

Эмма бросила на Раяна знающий взгляд, а потом произнесла одно единственное слово:

— Сэнтиры.

— «Это возможно», — признал Раян. — «Однако мы держим их в полной изоляции».

— Мы на самом деле не понимаем их возможности, — сказала Эмма, — и вполне вероятно, кто один из них выбрался, скрывшись среди новых рабов.

— «Тогда любой из них может быть убийцей», — сделал вывод Раян.

— Кроме нас, — сказал Энтони. — Верно?

— Об этом нельзя сказать с уверенностью, — выдала Эмма, — но нам придётся исходить из этого предположения. Если бы они совратили одного из нас, но не удовлетворились бы такими малыми усилиями. Один из нас смог бы убить остальных, напав исподтишка, а затем делать всё, что пожелает.

— Не хочется этого говорить, — вставила Пайпер, — но Бриджид, возможно, правильно поступает.

— Тут не менее четырёх тысяч рабочих, — в ужасе сказала Вайолет.

Эмма кивнула:

— Бриджид их всех не убить.

Вайолет покачала головой:

— Ты её не видела несколько минут назад — она выглядела вполне способной справиться с целой армией.

— «Это несущественно», — высказался Раян. — «Если она будет бегать по округе, убивая их, то поднимется паника. Они разбегутся во всех направлениях. Если они сбегут, нам их не отследить. Пусть они сами этого не осознают, но дальность действия их татуировок ограничена».

— Ты предлагаешь то, что я думаю? — спросила Эмма.

— «Нам лучше быстро положить им конец, пока они не сбежали — или, что хуже, пока следующая группа убийц не устроила покушение ещё на кого-нибудь».

— Ты хочешь, чтобы мы разошлись, и приводили татуировки в действие по одной? На это уйдёт целая вечность, даже если мы все этим займёмся, — возразил Энтони.

— Остальные — в главном здании, приглядывают за Сарой. Она была вне себя от горя после того, как нашла Кэйт и Гарлина, — заметила Эмма. — Один из нас может вернуться туда, и позвать их. Чем раньше начнём, тем быстрее закончим.

— «Просто скажите им разойтись веером, и попытаться не дать никому уйти», — сказал им Раян. Он коснулся одной из секций выгравированных на его руке рун. — «Я создал набор управляющих рун, которые смогут с этим справиться гораздо эффективнее».

— Как? — спросил Энтони.

— «Они позволяют мне одновременно привести в действие летальные татуировки на любых рабах в пределах моего восприятия».

Эмма с удивлением посмотрела на неё:

— И каковы пределы твоего восприятия?

— «Примерно полмили, я думаю», — сказал Раян. — «Очевидно, я никогда прежде не проверял эту штуку». — Развернувшись, он пошёл обратно в том направлении, куда ушла Бриджид, и где можно было найти больше всего рабочих. — «Я прочешу город, а потом вернусь в Албамарл. Всё закончится за несколько часов».

Вайолет содрогнулась от этой мысли, но Эмма была практичнее:

— А что с теми, кого мы приготовили?

— «Они в стазисе. Ничего с ними не будет», — заверил её Раян.

Остальные посмотрели на Эмму, ожидая её приказов. Вотсутствие Тириона она была очевидным кандидатом в лидеры.

— Распределитесь, двигайтесь к краям поселения. Позаботьтесь о том, чтобы никто не сбежал. Я вернусь, и приведу остальных на помощь.

После этого Раян пошёл дальше, растягивая своё восприятие как можно шире. Каждый раз, когда его магический взор кого-то находил, Раян касался руны на своей руке, посылая импульс, и убивая всех рабов, до которых мог дотянуться.

Они гибли тысячами, и большинство из них даже не знало о приближении смерти, пока та не настигала их. Единственной толикой милосердия в тот день было то, что Раян добрался до большей части из них раньше, чем Бриджид.

* * *

Бриджид он нашёл ближе к вечеру. Она загнала маленькую группу рабов в одном из недавно завершённых жилых зданий.

Поскольку он всё ещё был снаружи, Раян не мог её видеть своими глазами, но по мерцанию её тусклого эйсара он мог определить, что она была близка к обмороку. Цепь волоклась за ней по земле, оживая лишь на короткий миг, когда Бриджид кого-то ею убивала.

Послав очередной импульс, Раян убил последних её жертв. Затем вошёл внутрь, за сестрой.

Бриджид неуверенно стояла в самой большой комнате, оглядываясь вокруг расфокусированным взглядом, гадая, что произошло. Когда Раян вошёл, её голова дёрнулась в его сторону:

— Что ты наделал? — прохрипела она.

— «Они все мертвы, Бриджид. Убивать больше некого», — сказал он ей.

— Ты украл их у меня, — обвиняющим тоном сказала она.

— «Всё кончено».

Её взгляды метали в него кинжалы, но затем её колени подогнулись, и она осела на пол. Бриджид была настолько усталой, что должна была тут же потерять сознание, но её глаза остались открытыми, без всякого выражения уставившись в пол. По мере того, как её гнев стал стихать, из её глаз полились слёзы.

Раян подошёл к ней, и нагнулся, запустив руки под её плечи и колени. Она отдёрнулась от его касания, но сил или воли сопротивляться у неё больше не было. Выпрямив спину и колени, он поднял её, прижав её стройное тело к своей груди.

Пока он шагал, Бриджид несколько минут безудержно рыдала, но к тому времени, как он принёс её домой, она впала в тревожный сон.

Глава 40

Тириону было скучно.

Это было хорошо знакомой ему проблемой. В бытность его рабом скука была его постоянной спутницей, и даже в поздние годы, когда он жил один с Лираллиантой, она часто была с ним — но последние несколько лет были полны активности.

Он в предвкушении поднял взгляд, когда появился Байовар:

— Выглядишь здоровым, — сказал Тирион, приветствуя хранителя знаний Иллэниэлов на его родом языке, эроллис. Именно для обучения языку они впервые начали проводить время вместе.

— А твой акцент теперь безупречен, — сделал ему комплимент Иллэниэл. — Боюсь, что я принёс тебе дурные вести.

Тирион уже был на ногах:

— Лэйла в порядке?

— Дело не в твоём ребёнке, и не в Лираллианте, — сказал Байовар, качая головой. — Что-то случилось в том месте, где ты живёшь.

Его тревога всё росла. «Что они наделали?»

— Мы только что получили сообщение от твоей дочери, Эммы. Было нападение.

Тирион прищурился:

— Сообщение? А почему не сказали мне раньше? Если что-то должно было случиться, то ваши старейшины должны были знать об этом задолго до того, как до нас добралось бы любое сообщение.

Байовар выглядел смущённым:

— Старейшины действуют медленно, и мне мало что говорят. Я об этом узнал только что. Твоя жена и…

— Кэйт?!

— Твоя жена и трое самых младших детей мертвы, — закончил хранитель знаний.

Эти слова окатили Тириона, и по мере того, как они проникали в его уши, мир вокруг будто серел, будто кто-то выпивал из него все цвета. Голос Байовара доносился до него издалека, отражаясь эхом в зияющей пустоте. Тирион замер, высчитвая в уме: «Три самых младших детей — это Гарлин, Инара и Элдин… и Кэйт, никогда не забывай о Кэйт».

«Что Лира скажет, когда узнает?». Как он сможет взглянуть Кэйт в глаза после смерти их детей? Его разум остановился. «Нет, Кэйт мертва».

Байовар всё ещё говорил, но Тирион его больше не слышал. Тирион одним стремительным движением ударил кулаком, от плеча. ШиХар Иллэниэлов упал на древесную платформу, упав совершенно без сознания.

— Вы, злые ублюдки, — сказал Тирион, опустив взгляд на вырубившегося Ши'Хар. — Вы же, блядь, знали. Вот, почему мы здесь — чтобы защитить их план, а всё остальное побоку. А что Кэйт? А что Инара и Элдин? А что Гарлин!? — Его охватило отчаянное желание убить Байовара, пока тот ещё начал дёргаться, нетвёрдо раскрыв расфокусированные глаза.

Тирион удержался, воспользовавшись каким-то терпением, о существовании в себе которого и не подозревал. Он ощущал странное спокойствие, учитывая то, что он только что услышал. «Я ничего не чувствую».

Байовар застонал.

— Где Лира и наш ребёнок? — потребовал Тирион.

Ши'Хар потребовалось немного времени, чтобы ответить, но наконец он выдавил:

— Направляются сюда.

— Она знала? Лира знала об этом до того, как мы сюда пришли? — «Конечно же не знала», — сказал он себе, но спросить был обязан. Тирион должен был убедиться.

— Нет, — сказал Байовар. — Я не знаю. Она не знала. Старейшины не говорят нам почти ничего, если в этом нет необходимости. — Его слова звучали невнятно, срываясь с опухших губ.

Тирион уставился в пространство, замерев, и для всего мира он в этот момент казался неподвижным как статуя. Внутри он был совершенно мёртв.

— Ты должен мне поверить, Тирион, — настаивал контуженный хранитель знаний.

Тирион ответил ему безжизненным голосом:

— Верю — иначе ты уже был бы мёртв. Но в грядущие дни ты, возможно, пожалеешь, что я не убил тебя здесь и сейчас.

Вдалеке он ощутил поспешное приближение Лиры. В руках она несла Лэйлу. Он пошёл ей навстречу.

— Ты слышала? — спросил он у неё.

Она выглядела обеспокоенной:

— Нет. Мне сказали, что что-то случилось, и что я должна тебя найти. В чём дело?

Как она отреагирует? Как он мог сказать ей, что её единственный сын был мёртв?

Лираллианта всегда была холодной, покойной, и не теряла голову, как и все представители её народа — но она также была первой из них, кто полюбил, кто завёл семью. Тирион пялился на неё, онемев, не в силах сформулировать свою мысль. Наконец его рот раскрылся, будто движимый кем-то другим:

— Они мертвы.

На её лице отразилось озабоченность:

— Кто? Кто умер?

— Наш малыш, Гарлин, и Кэйт, и Инара, и Элдин, — ответил он — имена срывались с его губ подобно твёрдым камням, и падение каждого из них он видел по её реакции, будто кто-то каждый раз бил её в живот.

Веки Лиры задрожали, и из глаз покатились слёзы. Её рот раскрывался и закрывался.

— Это неправда. Это же неправда? — сказала она наконец, и её голос неуверенно замирал на каждой фразе. — Это какая-то странная шутка. Это не может быть правдой.

Он не мог вынести её взгляда, и опустил глаза:

— Байовар только что сказал мне.

— Нет, — настаивала Лира. — Старейшины знали бы заранее. Они бы не позволили этому случиться. — Пока она это говорила, её руки напряглись, неприятно сжимая Лэйлу. Ребёнок заплакал.

— Они спасли тех, кто был им нужен, — прохрипел он, ему было трудно говорить. — Вот, почему мы здесь. Им нужны были мы, и им нужна Лэйла. Все остальные для них — расходный материал.

Из её горла донёсся рык, или, быть может, это был частично подавленный крик — но от него Лэйла расплакалась ещё больше. Лира замолчала, явным образом беря себя в руки, и поглаживая щёчки Лэйлы дрожащими руками:

— Ш-ш-ш, малышка. Всё хорошо. Я не хотела тебя пугать.

— Может, мне её подержать, — предложил он.

— Нет, — сказала Лираллианта с большим нажимом, чем требовалось. — Она будет у меня. Сейчас только из-за неё я и не расклеиваюсь. — Она огляделась, силясь найти что-то, на что посмотреть. Наконец она уставилась вверх, позволив слезам стекать по её щекам и шее, и с трудом заставляя своё тело не трястись слишком сильно.

Минуту спустя она добавила:

— Мы теперь домой?

— Ага.

* * *

Возвращение обычно занимало не больше часа, но они пошли медленно, и у них ушло скорее часа два. Когда они прибыли, Албамарл казался странно тихим.

Стражи на воротах исчезли. Вообще, никогда не было видно, хотя войдя в дом, они обнаружили Абби и Сару, сидевших вместе в парадном зале. Обе выглядели так, будто плакали, и конкретно Сара казалась обезумевшей от горя.

— Где она? — спросил Тирион.

Сара подавилась своим ответом, но Абби сумела выдавить:

— В спальне.

Они направились туда, но Абби предостерегла:

— Не ходите туда. Вы не хотите это видеть.

Они проигнорировали её предостережение. Лира передала Лэйлу на руки Абби, и они всё равно пошли в спальню.

Кровь была в дверном проёме, кровь была на полу, даже на кровать она немного попала. Она натекла лужей на полу там, где лежало тело Кэйт, а также под одним из незнакомцев. Вторая из нападавших погибла от пламени, и с её тела крови почти не натекло.

Сперва они не говорили ни слова, молча осматривая комнату, но когда Лира подняла крошечное, изломанное тело Гарлина, её самоконтроль испарился. Таких рыданий Тирион никогда прежде от неё не слышал — громкие, всхлипывающие крики, испускаемые её задыхавшимися лёгкими.

Тирион ничего не мог для неё сделать. Встав на колени, он мягко убрал волосы с холодного лица Кэйт. «Я ничего не чувствую». Эти слова повторялись у него в голове, и в кои-то веки они казались правдивыми. Он был мёртв, совершенно мёртв. Затем его глаза заметили нечто, сжатое у Кэйт в кулаке.

Он подтянул её руку к себе, чтобы изучить этот предмет, мгновенно узнав зачарованный арбалетный болт. Она убила им мужчину в дверях, а потом, наверное, вытащила, чтобы пырнуть его соратницу.

Кэйт сражалась изо всех сил, тщетно пытаясь защитить ребёнка Лиры. «И этого было недостаточно», — подумал он, глядя на печально неадекватную зачарованную арбалетную стрелу. «Я оставил её здесь, и кроме этого ей нечем было воспользоваться…»

А затем плотину прорвало, выпустив волну мук и боли столь мощную, что она поглотила его. Рыдания сотрясали тело Тириона.

Лира подошла к нему, всё ещё неся своего мёртвого сына, и они обнялись, заливаясь слезами.

Некоторое время спустя, когда они наконец снова утихли, Лира спросила его:

— Ты же что-то сделаешь, так?

— Ага.

— Ты убьёшь их?

— Ага.

— Всех убьёшь?

— Всех, кто был к этому причастен, — ответил он.

— В том числе Рощу Иллэниэл, — прозаично сказала она. — Ты ведь это знаешь, так?

Он поднял на неё взгляд своих покрасневших глаз:

— Знаю.

— Хорошо.

Глава 41

— Что нам известно? — спросил Тирион.

Они собрались в зале заседаний, и впервые со дня его постройки именно Тирион сидел в кресле, которое назвали в его честь. Присутствовали все, кто остался — Дэвид, Эшли, Сара, Абби, Иан, Вайолет, Пайпер, Тад, Энтони, Эмма, Раян, Бриджид, Лира, и даже малышка Лэйла.

Только они и остались живыми в Албамарле и его окрестностях. Раян и Бриджид убили всех магов, явившихся из рабских лагерей, за исключением тех, что уже были «на хранении» в стазисных ящиках.

Эмма начала первой:

— Точно нам известно лишь то, что одиннадцать рабов обернулись против нас. Восемь вошли в главное здание. Шестеро из них отвлекли Сару, а двое других убили Кэйт и Гарлина. Оставшиеся трое подошли к Бриджид, пока та играла с Инарой и Элдином. Двое детей были убиты, пока она с ними сражалась.

— Нет, — перебила Бриджид. — Элдин умер раньше, чем я что-то успела сделать. Не следовало мне позволять ему подходить так близко…

— Что сделано — то сделано, — сказал Тирион. — Мне не интересны «а что если» и «могло бы быть». Сейчас имеет значение лишь то, что мы собираемся делать дальше. Кто-нибудь знает, почему убийцы на это пошли?

— Они разбрасывались своими жизнями, — ответила Эмма. — Единственное разумное объяснение, которое приходит мне в голову — это то, что кто-то из Сэнтиров вывернул им головы наизнанку.

— Были ли у них какие-то контакты с нашими магами Сэнтиров? — спросил Тирион.

Иан покачал головой:

— Нет. Их держали отдельно. Общаться с ними было позволено лишь мне и Пайпер.

— Где они сейчас?

— Мертвы, — объявила Бриджид. — О них я позаботилась в первую очередь.

— А остальные рабы? — спросил Тирион.

— «Тоже мертвы», — отозвался Раян. — «Мы с Бриджид их устранили».

Тирион немного поизучал Бриджид взглядом, прежде чем спросить:

— Кто из вас решил убить их всех?

Бриджид начала раскрывать рот, но Эмма опередила её:

— Я решила. Мы не могли быть уверены, с чьими сознаниями были проведены манипуляциям.

Он посмотрел на Бриджид:

— Ты хотела что-то сказать?

— Лишь то, что я с ней согласилась, хотя лично я бы предпочла разобраться с этим одна, — угрюмо ответила Бриджид.

— Было бы полезно сохранить нескольких из них для допроса, — заметил Тирион.

— Думаешь, мы приняли неправильное решение? — сказала Эмма, не дрогнув.

— Я не буду критиковать твои решения. В таких обстоятельствах я бы наверняка потерял голову. Я мог бы обезуметь, убивая всех, кто попадался мне на пути, — сказал он, на секунду бросив знающий взгляд на Бриджид. — То, что Раян положил всему этому конец побыстрее, наверное было наилучшим решением.

— «Мы всё ещё не знаем, как они совратили наших слуг», — вставил Раян.

Тут подала голос Лира, говоря тихо, чтобы не тревожить ребёнка у неё на руках:

— Сэнтиры могли послать агента в числе последней партии рабов.

Абби нарушила своё молчание:

— Однако в конечном итоге у нас нет никаких доказательств, и мы уничтожили всех свидетелей, которые могли бы дать показания.

— Нам не нужны доказательства, — холодно сказал Тирион. — Мы не в суде. Те, кто в стазисе, всё ещё в безопасности?

Раян кивнул:

— «Да».

— Сколько их у нас?

Раян ответил:

— «Семьсот двадцать три, готовых к последней фазе. Более половины из них — Морданы. Всем были даны инструкции о том, что именно им делать после пробуждения. Ещё пятьсот мы поместили в стазис раньше их, когда не хватало жилого пространства. Эти к последней фазе не готовы, но, судя по срокам, они скорее всего не были совращены Сэнтирами».

Тирион кивнул:

— И сколько у нас пригодных к использованию Морданов?

— «Лишь пятеро», — сказал Раян. — «Из них лишь Брангор знает места, которые вы с Эммой выбрали, поскольку Джордан не вернулся».

— Буди их, — приказал Тирион. — Брангор может сперва показать им эти места. Потом мы сможем использовать их для перемещения жителей.

Сара вставила слово:

— Жители Дэрхама и Колна не готовы.

— Будут готовы, — сказал Тирион. — Я решил изменить запланированную последовательность действий. Когда небо потемнеет, а воздух станет холодным, они будут умолять нас о том, чтобы мы их укрыли.

— А это не опасно? — усомнилась Абби, выглядя озабоченной. — Ты всегда собирался сперва защитить их.

Выражение лица Тириона было мрачным:

— Ещё как опасно. Я не знаю точно, насколько всё будет плохо. Но я точно знаю, что Сэнтиры будут пристально за нами наблюдать. Нам нужно заставить их сосредоточится на чём-то получше. Если они увидят, что мы переносим всё население сразу после случившегося здесь, то могут решить сделать что-то ещё. Я намереваюсь перехватить инициативу до того, как у них появится эта возможность.

— Дай мне начать, Отец, — с серьёзным выражением лица попросила Эмма. — Я была за главную, когда они начали действовать.

Тирион впился взглядом в её глаза. Если кто и испытал на себе больше несправедливостей, если кто и имел это право, так это он. Он хотел это сделать — но увиденное им в ней тёмное отчаяние заставило его передумать. Миновала напряжённая минута, прежде чем он ответил:

— Ты знаешь, с какого начать?

Эмма сверкнула глазами:

— Знаю.

— Бери Брангора и остальных Морданов. Пусть он сначала покажет им остальные места, а потом пошли их обратно, — сказал он ей. — Раян, вы с Бриджид тоже пойдёте. Раян, ты позаботишься о том, чтобы Эмма не потеряла контроль. Бриджид, ты позаботишься о том чтобы они выжили.

Все трое встали:

— Да, Отец.

Тирион уставился прямо на Бриджид:

— Это — не день для твоей личной мести. Не убивай никого, если не будет необходимости. Не привлекай внимание ни к себе, ни к ним.

Она зарычала, но кивнула утвердительно.

— Возьмите с собой ещё и Прэйсиана, — сказал он, обращаясь к Эмме.

Она улыбнулась:

— Я и так собиралась.

После того, как все ушли, Лираллианта спросила:

— Что они собираются делать? — Прежде она никогда не была посвящена в его планы.

— Потрясти основы этого мира, — сказал он ей.

* * *

— «Она достигла успеха?» — спросил один из Старейшин Сэнтиров.

— «Полагаю, что это так», — доложил Сэйлендор. — «Нападение Сэррэлии было внезапным и неожиданным. Трое его самых младших детей почти наверняка были убиты».

— «Почти наверняка?»

— «Её слуги умерли прежде, чем смогли доложить ей о результатах, но если судить по последовавшей за этим реакции, они достигли успеха. Старшие дети Тириона вырезали всех баратти в округе».

— «Был ли среди этих трёх нужный нам ребёнок?» — спросил Первый из Старейшин Сэнтиров.

— «Да», — отозвался Сэйлендор. — «Иллэниэлы забрали одного из детей перед нападением. Сейчас о ней заботится Лираллианта, но дочь была рождена человеческой женщиной, партнёршей Тириона. Мы думаем, что это было уловкой, чтобы сбить нас с толку».

— «Значит, ребёнок Лираллианты был в числе убитых?»

— «Да».

— «Сэррэлия хорошо справилась», — заметил Первый. — «Пусть она подтвердит смерти, перед тем как вер…»

— «Что это было?» — спросил другой Старейшина.

Земля встряхнулась, а затем ещё затряслась.

* * *

Бриджид была разочарована, когда они никого не обнаружили у горячих источников рядом с Рощей Сэнтир, но держала своё раздражение в узде. Всё наконец пришло в движение. Сегодня или в другой день — она знала, что скоро получит желаемое.

На какое-то время она упустила это из виду, отвлечённая Ин… «не думай об этом». Она резко укротила свою мысль. Если снова позволит себе думать о них, то может потерять контроль.

— «Держи себя в руках, Бриджид», — сказал ей Раян. — «Я не могу приглядывать за вами обеими одновременно».

— Обо мне не волнуйся, — отозвалась она. — Я лишь жалею, что не могу сделать это вместо неё. — Она махнула рукой туда, где с закрытыми глазами уже лежала Эмма.

Та их не услышала — её разум уже был в ином месте. Она изменилась, и на этот раз изменилась с облегчением. Её внутренние боль и муки истаяли, став почти незначительными в более крупном существе, частью которого на стала.

Выпустить давление расплавленной магмы и газа, сдерживаемых под землёй рядом с ней, будет легко. Это место уже было нестабильным, и её недавнее касание этого места эту нестабильность лишь увеличило — но этого было недостаточно.

Роща Сэнтир была близко, но Старейшины не пустили корни в самой кальдере. Их тряхнёт, и кто-то из них получит повреждения, но она хотела нечто большее, и для этого потребуется работать в некоторой степени изящно.

Двигаясь осторожно, она начала перестраиваться, укрепляя одни места, которые были ближе всего к людям, и расслабляя другие. Она повела свои самые горячие части, направляя магму и давление в старые полости, которые дремали гораздо дольше. Эти места располагались глубоко под некоторыми частями Рощи Сэнтир.

Когда всё было готово, она разломала свою кожу, разрывая оковы, состоявшие из слоёв древнего базальта. Её тело сотряслось от чего-то, что не было ни удовольствием, ни болью, но чем-то большим. Наконец-то древний жар земли был свободен, и мир взорвался от её ярости.

Она очень нехотя прислушалась к крошечному человеческому голосу, который звал её, уговаривая вернуться.

Когда Эмма наконец сжалась обратно в себя, она открыла глаза, и увидела тьму и смятение.

Она была внутри маленького пузыря, щита невероятной силы, который поддерживали одновременно Бриджид и Раян. Они держались за руки, соединив свои разумы, что позволяло им сосредоточить усилия. Брангор сидел рядом с ней.

Голос Мордана был близок к панике, когда он объявил:

— Она очнулась!

Магический взор Эммы оглядел область вне щита, но нашёл лишь хаос. Они каким-то образом упали, провалившись на сотни футов под землю, гораздо ниже того места, где она в первый раз закрыла глаза, начав слушать. За пределами этой местности земля тряслась и вздымалась настолько далеко, насколько распространялись её чувства.

— «Вытащи нас отсюда», — приказал Раян.

Мир за пределами щита исчез, сменившись синими небесами и покрытой снегом землёй. Они стояли на улице, рядом со зданием совета. Когда они поднялись по ступеням, Абби уже ждала их. Эмма и Раян должны были немедленно доложиться Тириону.

— Как всё прошло? — спросила Абби, когда они проходили мимо.

Эмма и Раян пожали плечами, не останавливаясь, но Бриджид задержалась:

— Это было самым прекрасным из всего, что я когда-либо видела.

— Прекрасным?

Бриджид кивнула:

— Я не понимаю, что она сделала, и как она это сделала, но мир будто разошёлся по швам. Везде, насколько хватало взгляда, насколько хватало моего магического взора — всё рвалось на куски. Земля тряслась, и потом обвалилась под нами. Дым был слишком густым, чтобы видеть через него глазами, а воздух — слишком отравленным для дыхания… и это только там, где были мы. Мне кажется, что для Рощи Сэнтир всё было гораздо, гораздо хуже. — Её глаза светились энтузиазмом, пока она говорила.

Абби отозвалась лишённым эмоций голосом:

— Звучит ужасно.

— Скорее опасно, — сказала Бриджид. — Мы едва не погибли. Потребовались все наши силы, чтобы выжить. Если бы мы не отбыли вовремя, то погибли бы из-за недостатка воздуха, или сварились бы от жара. — Бриджид редко говорила так много, или с такой оживлённостью.

Абби её реакция озадачила:

— Ты, говоришь так, будто тебе понравилось.

Бриджид улыбнулась:

— Я только было подумала, что мир лишился радости — и тут увидела чудо. Сколько ещё раз нам нужно будет это сделать?

Её сестра содрогнулась:

— Шесть, я думаю.

Глава 42

Тиллмэйриас вошёл в Албамарл с тяжёлым сердцем. Он слышал вести о семье Тириона, и, что хуже, слышал последние доклады о том, что случилось на самой густонаселённой территории Рощи Сэнтир. Тот регион был почти не другой стороне мира, поэтому он не очень доверял предположениям тех, кто утверждал, что Тирион каким-то образом вызвал извержение — но он также знал, что его мнения не будут иметь значения.

Сэнтиры ответят вне зависимости от того, правда это была или нет.

Хранителя знаний беспокоило отсутствие охраны, и вообще отсутствие людей. Город Тириона был пуст, и Албамарл был едва занят. Крошечное число встреченных им людей, каждый из которых был прямым потомком Тириона, не сможет создать даже видимость сопротивления, когда их настигнет неизбежное возмездие.

Одна из дочерей Тириона встретила его, когда он подошёл к первому их дому. Она казалась встревоженной, но предложила найти для него своего отца. Тиллмэйриас узнал её в лицо, но так и не удосужился выяснить, как её зовут.

— Жди здесь, — сказала она ему, указывая на стоявшее в передней комнате кресло. — Он занят, придёт сразу же, как только сможет.

— А чем он сегодня занят? — спросил Тиллмэйриас, но молодая женщина не ответила, хотя вопрос явно достиг её ушей. Она вышла из комнаты, и закрыла дверь.

Прошло полчаса, прежде чем дверь снова открылась. Когда это случилось, за ней стоял мрачный лицом Тирион. Он уселся напротив Тиллмэйриаса, но не стал говорить.

— У меня для тебя новости, — начал хранитель знаний.

Тирион кивнул, но промолчал.

— Роща Сэнтир — большая её часть, лежащая на другом континенте — подверглась ужасной катастрофе, — проинформировал его Тиллмэйриас.

Тирион не показал никаких признаков удивления или радости.

— Произошло извержение вулкана, — продолжил хранитель знаний, — в масштабах, которые трудно представить. Древние люди называли их супервулканами, и рядом с их рощей был один из них.

— Насколько всё плохо? — спросил Тирион.

— Более половины рощи было уничтожено, — сказал Тиллмэйриас. — Оставшаяся половина ещё не один год будет страдать от последствий извержения.

— Уверен, это трагично, — сделал бесстрастное наблюдение Тирион.

Прэйсиан подался вперёд:

— И дело не только в них. Извержение такого масштаба будет иметь далеко идущие последствия для погоды.

«Что не будет для нас проблемой», — самодовольно подумал Тирион:

— Прошу прощения, Тиллмэйриас, но совсем недавно убили трёх моих детей. У меня почти нет сил на то, чтобы сопереживать или волноваться об изменении погоды.

— Твой народ ведь питается с урожаев, верно? — осведомился хранитель знаний. — Эта зима может продлиться гораздо дольше обычного, а последующее лето может оказаться холодным и коротким.

Тирион уже знал это, но не собирался выдавать этот факт:

— Это будет серьёзной проблемой.

— Я хотел предложить свою помощь, если всё станет трудным. Роща Прэйсиан может помочь возместить недостачу, если вы потеряете урожай.

— А вам какая разница? — прямо спросил Тирион. — Ну поголодает кто-то из нас — это же не имеет особого значения для Ши'Хар, так ведь?

Тиллмэйриас нахмурился:

— Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, но я всё же хотел бы искупить часть прошлых несправедливостей. Мы уже это обсуждали. Меня очень беспокоит совместное будущее наших рас.

— Однако Иллэниэлы беспокоились недостаточно, чтобы защитить моих детей два дня тому назад, — бросил обвинение Тирион. — Думаешь, я не осознаю, что они могли сделать?

— Я — не Иллэниэл…

— Но твой народ — их ближайшие союзники. Разве это не делает вас столь же виновными, как и они?

— Нам эту информацию не сообщили, Тирион. Иначе я бы что-то предпринял, — категорично заявил хранитель знаний. — Я понимаю твою горечь, но ты должен поверить. Я не знаю, в чём заключается план Иллэниэлов. Мы их поддерживаем, но они мало что нам рассказывают. Знай я, план или не план — я бы что-то сделал.

Тирион откинулся на спинку своего кресла, высокомерно глядя на Прэйсиана:

— Так зачем ты здесь? Что ты теперь можешь сделать? Предложить нам хлеб, если погибнет наш урожай? Этого будет мало.

— Дело не только в этом, — настаивал Тиллмэйриас, раздражаясь. — Сэнтиры будут подозревать, что ты как-то связан с катастрофой.

— Поскольку они убили моих жену и детей? — подал мысль Тирион. — Мне следует принять твои слова как подтверждение того, что за этим стояли именно они?

Тиллмэйриас побледнел:

— У меня нет доказательств, но…

— Но ты знаешь, что это так! — выплюнул Тирион, внезапно подавшись вперёд. — И теперь, когда какое-то природное явление испортило их драгоценные земли, ты пришёл частично избавиться от своей вины, предупредив меня? Думаешь, мы сможем отразить их нападение, если нас предостеречь заранее? Если они придут за жизнями остальных членов моей семьи, что мы сможем сделать? Сколько Крайтэков они пошлют, как думаешь?

— Иллэниэлы…

— Сделают именно то, что захотят! — рявкнул Тирион. — Если это послужит их плану, то они вмешаются, а если нет — то с радостью будут смотреть, как мы истекаем кровью и умираем. Что бы ни случилось, это будет то, чего они желают — как и всегда было.

— Есть другие варианты, — сказал Тиллмэйриас. — Сражаться было бы глупо, согласен, но ты мог бы спрятать свою семью. Приведи их в Рощу Прэйсиан. Никто не найдёт Прэйсиана, который не хочет быть найденным.

— Нет.

— Не позволяй упрямой гордости принести смерть твоим людям, — взмолился хранитель знаний.

— Если ты действительно хочешь нам помочь, пошли сюда своих Крайтэков. Пусть они охраняют нас. А ещё лучше — приходи сам. Почувствуй, каково это — рисковать своей собственной кровью. — Тирион впился взглядом в Ши'Хар.

— Тирион, это глупо…

— Я не покину свой дом.

Тиллмэйриас попытался ещё раз:

— Но ты же наверняка видишь, что это…

Тирион встал:

— Я устал, хранитель знаний, и мне ещё нужно готовиться к долгой зиме. Благодарю за предупреждение.

Склонив голову, Тиллмэйриас ушёл. Когда он покинул здание, в комнату вошла Эмма. Тирион не стал приводить в действие уорд для приватности, чтобы она могла всё услышать.

— Ту верен, что это было мудро, Отец? — спросила она.

— Кто лучше убережёт от врага, способного телепортироваться и бить где угодно, чем тот, кого нельзя увидеть? — ответил он.

— Мы не знаем точно, что Морданы им помогут, — парировала она.

— Ещё как помогут, и я с радостью буду смотреть, как они режут друг друга.

— Бессмысленная битва, — сделала наблюдение она.

— У меня осталось мало способов себя развлечь. К тому же, мы не можем сделать свой ход, пока люди Колна и Дэрхама не будут в безопасности помещены на хранение. Если Тиллмэйриас прав, то Сэнтиры могут ответить раньше, чем нам хочется. Лучше иметь сильную защиту. Отдохни хорошенько этой ночью, завтра мы начнём их перевозить.

* * *

Большая часть населения Колна пошла добровольно, пусть и нехотя. Когда Сара принесла весть о том, что им нужно немедленно переехать, они стали упираться, поскольку её встревоженный приказ никак не походил на приятное приглашение, которое им оглашали прежде.

Тирион явился на следующий день, один, и прошёл по улицам. Он ходил от двери к двери, разговаривая с главами семейств, и в целом распространяя свой посыл. Они переедут, или он перевезёт их насильно.

Свои требования он никак не пытался облачить в более мягкую форму просьбы или чего-то подобного. Он не умолял, не упрашивал, и не спорил.

Он лишь сказал им, что вернётся через два дня, и ожидает найти их к этому моменту готовыми к отправке, если они к тому времени сами не прибудут на точку сбора рядом с Албамарлом.

Пожитки они должны были оставить. Взять с собой можно было лишь то, что они могли унести.

Учитывая его полное насилия прошлое в Колне, уехать отказались лишь две семьи.

— Как нам с ними управиться? — спросила Сара во время своего доклада в зале заседаний.

— Отправь Бриджид и двадцать недавно разбуженных рабов, — ответил он.

Сара была в ужасе:

— Бриджид?

Выражение его лица было холодным:

— Я считаю это милосердием. Или ты бы предпочла, чтобы я отправил Иана?

Она содрогнулась:

— Нет.

— А что с Дэрхамом? — спросил он. — Я не видел никого оттуда среди недавно прибывших.

Сара опустила взгляд. Требование переезда в Дэрхам доставила именно на.

— Никто из них не придёт.

— Ты к ним заглядывала?

— Вчера, — ответила она. — Они ясно дали понять, что отказываются.

— Ты сделала там из кого-нибудь пример?

— Нет, сэр.

Тирион вздохнул:

— Ну, теперь для этого уже не хватает времени. Пошли остальных магов-рабов, чтобы они их собрали. Пятеро Морданов могут начать телепортировать людей сюда отдельными партиями.

— Это создаст панику, — возразила Сара.

— Надо было подумать об этом тогда, когда ты пыталась быть дипломатичной, — резким голосом сказал он.

Сара побледнела:

— В Дэрхаме и окрестностях живёт более десяти тысяч человек.

— Которые будут мертвы, если мы не поспешим, — закончил он за неё.

— Если только ты не задержишь план, — предложила она. — Дополнительная неделя позволит нам…

Тирион поднял палец, жестом приказав ей умолкнуть. В его ауре виднелось насилие. Мягкий человек, вернувшийся несколько месяцев тому назад, исчез. Этот человек был тем, кто когда-то похитил её, годы тому назад. Этот человек научил её сражаться и убивать.

Этот человек не колеблясь наказывал неповиновение настолько сильной болью, что хотелось умереть.

— Мы их перевезём немедленно. — Взглядом позволив ей сесть, он посмотрел на Иана, молча сидевшего за столом: — Ставлю тебя главным по перевозке их сюда. Используй любые методы, лишь бы они добрались сюда живыми.

Иан встал, улыбаясь:

— Определённо, Отец. — Сородичи им пренебрегали, и не доверяли ему настолько долго, что он и не ожидал никогда больше получить что-нибудь значащие приказы. — У нас для этого есть лишь несколько сотен рабов — возможно, будет трудно добиться результата, никого не покалечив.

Большинство его детей сохранило тщательно нейтральное выражение на лицах, хотя Абби и Сара не потрудились скрыть своё отвращение.

Сара сглотнула, подавляя свой гнев:

— Я пойду с ним. — Она сможет хотя бы укоротить садистские замашки её брата.

— Ты понадобишься здесь, чтобы добровольные переселенцы не волновались, пока мы их разделяем, и группами помещаем на хранение.

Сара покосилась на Эмму, надеясь найти поддержку у единственного человека в комнате, кто мог иметь какую-то власть — но её сестра лишь отвела взгляд.

Глава 43

Сэррэлия наблюдала и ждала. Её заклинательные звери часто отчитывались ей, соединяясь напрямую с её разумом, и показывая ей то, что видели сами. Большинство из них были крошечными, размеров с зяблика летающими существами, которых было трудно заметить даже магу, покуда они находились на расстоянии в несколько сотен ярдов.

Вырезание слуг-баратти Тириона значительно усложнило её задачу, и поскольку он и его дети больше не пускали в город никого нового, она не могла заслать туда нового шпиона, что заставляло её прибегать к более грубым методам сбора информации.

Она до сих пор не увидела ничего, что указывало бы на его участие в случившемся с Рощей Сэнтир, но события последних нескольких дней были крайне подозрительными. Один из хранителей знаний Прэйсианов явился с визитом, а на следующий день Тирион начал перевозить большое число дичков.

«Но зачем?» — гадала она. Их количество поражало воображение. За один день их приходили тысячи, лишь чтобы исчезнуть в городе, который он строил. Но теперь их там не было. Теперь прибывали ещё дички, телепортируемые в ту же область группами по двадцать человек. Новые группы прибывали каждые несколько минут лишь для того, чтобы войти в те же здания — и исчезнуть.

«Что он с ними там делает?». Выполнив в голове грубый подсчёт, она осознала, что он только в этот день перенёс где-то от двух до трёх тысяч человек. И это вдобавок к более крупной группе, которая прибыла самостоятельно за день до этого.

Они были беспомощны, и лишены какого-либо годного оружия. Даже будь они магами, подлинной угрозой они бы не стали. Для чего можно было использовать десять или двадцать тысяч человек? В качестве солдат они были бесполезны.

Она продолжила посылать домой отчёты. Суждение о происходящем не было её работой.

Прошло ещё два дня, и число прибывавших людей существенно сократилось. Она прилежно доложила и об этом тоже, а потом получила ответ от Сэйлендора.

Протянув руку, она посадила к себе на ладонь крошечного заклинательного зверя, и начала впитывать информацию, хранившуюся в его крошечном разуме. В её голове безмолвно зазвучал голос её наставника: «Произошли новые извержения вулканов. Один — на южном континенте, в пустыне; другой — рядом с менее крупной частью Рощи Мордан. Повреждения были незначительными, но совокупный эффект скорее всего окажет резкое влияние на климат. Старейшины полагают, что это стало результатом действий Тириона. Теперь ясно, что он пытается укрыть дичков. Пепел от этих извержений затмит небеса, и вероятно заставит часть старейшин на время впасть в спячку.

Даже после того, как солнечный свет вернётся, выпущенные газы вызовут длящуюся не один год зиму, задерживая рост. Старейшины боятся, какие действия он может планировать на это время. Их ответ будет быстрым и решительным. Угроза баратти будет устранена завтра».

Глаза Сэррэлии расширились, когда она усвоила эту информацию. Последняя фраза в сообщении могла означать лишь одно. Скоро явятся Крайтэки.

* * *

Тирион стоял на площади перед зданием совета, наблюдая. Он ощущал постоянное напряжение, давление, побуждавшее сделать что-то, что угодно, лишь бы ускорить процесс. Однако ничего сделать он не мог кроме как выглядеть устрашающе.

Когда люди видели его, они начинали двигаться немного быстрей.

Однако это была не очень удовлетворительная работа. Он уже годы тому назад устал видеть страх в смотревших на него людях. Он просто к этому привык, и каждый раз, когда что-то начинало происходить, эта особенность оказывалась слишком полезной, чтобы от неё избавляться.

Небо потемнело на миг, и он поднял взгляд, на миг задумавшись, не достиг ли их всё-таки пепел. Однако это было лишь обычное облако, закрывшее собой солнце. Тирион снова обратил свой взгляд на людей, разочарованный. Последнее извержение было к ним ближе всего, но всё равно произошло в сотнях миль к западу. Оно было достаточно близко, чтобы они в конце концов могли увидеть выпадение пепла, но он не был уверен в движении ветра. Большая часть осадка может выпасть в другом месте.

Конечно, не имело значения, увидят они пепел или нет. Это лишь было дополнительной выгодой. Пепел будет помехой там, где выпадет, но большую часть повреждений нанесут менее заметные газы, выпущенные извержениями.

То, что он узнал об извержениях вулканов и погоде, было интересным, но он на самом деле не знал, насколько серьёзными могут оказаться последствия его плана. Исследования погоды, которые вели Ши'Хар, были по большей части теоретическими. Знание, которое они заполучили у древних людей, было гораздо практичнее, но он никаким значительным образом не мог этим знанием воспользоваться.

Он действовал лишь на основе предположений. К тому же, никто никогда не видел извержения вулкана такого масштаба, какой вызвала Эмма, не говоря уже о семи извержениях сразу.

«Это даже может вызвать ледниковый период», — подумал он. Однако он не считал такой исход вероятным. Судя по тому, что он узнал, диоксид серы и другие взвешенные в воздухе твёрдые частицы не останутся в атмосфере дольше нескольких лет.

Но он не знал точно, каковы могли быть долговременные эффекты. Это всё была гигантская авантюра — почти уничтожить мир. «Как селянка, которая сжигает своё дом, чтобы избавиться от мышей».

Вспышка эйсара провозгласила ещё чьё-то прибытие. Их за последние несколько дней было так много, что он почти не замечал их. Его глаза были открыты, но прошли долгие секунды, прежде чем он осознал то, что видел. Посреди площади стояла отнюдь не следующая группа переселенцев.

Иан был ближе всего, поскольку он направлял прибывающих. Его спасла лишь случайность, ибо он споткнулся, когда первый удар эйсара вспорол пространство над ним, где только что была его голова.

Большинству остальных людей рядом с точкой прибытия повезло меньше. Люди кричали и падали, когда Крайтэки разрушали всё, что было поблизости, с помощью ударов сырого эйсара. За этим последовала сплетённая из заклинаний боевая магия — длинные смертоносные энергетические плети, которыми они могли управлять по собственному желанию. Плети срезали с костей мясо везде, где касались человеческих тел.

Разум Тириона осознал новые вспышки эйсара, когда прибыли ещё Крайтэки, появлявшиеся в разбросанных по всему некогда пустому городу местах.

Ситуация Иана была плачевной. Все в пределах десяти футов от точки прибытия уже были мертвы. Он же только начал реагировать — его разум всё ещё силился угнаться за событиями. Он привёл в действие свои руны, укрывшись щитом, но даже эта защита не спасёт его, когда Крайтэки сосредоточат на нём свои усилия.

— Очнись, парень! — крикнул кто-то Иану на ухо, когда его оттолкнули прочь с пути нескольких сплетённых из заклинаний плетей, направившихся к его позиции.

Тирион перепрыгнул растянувшегося на камнях сына, набросившись на врага подобно охотящейся кошке, которая наконец настигла свою жертву. Его наручные клинки рубили тянувшиеся к нему неорганизованные отростки, а потом он сам оказался среди врагов.

Их было слишком много, чтобы справиться с ними одному — или, по крайней мере, такой совет дало бы ему рациональное сознание, однако разум Тириона уже умолк, сменившись холодным и расчётливым боевым разумом, ставшим его постоянным спутником за проведённые на арене годы.

Численный перевес противника всегда был ему невыгоден, но в тот первый миг он увидел, что его враги всё ещё стояли кучно, плечо к плечу, на платформе, куда телепортировались. Из-за этого их движения были ограничены, ибо они не хотели повредить своим союзникам — а у Тириона таких ограничений не было.

Его наручные клинки порвали их щиты, а потом рассекли руки, ноги, головы и другие конечности, бывшие слишком странными, чтобы их назвать. Крайтэки имели самые разные причудливые формы. Те, кто пережил первую атаку, начали рассыпаться, но тут прямо по краю платформы появился квадратный щит, и за один удар сердца он резко сжался, толкая их обратно на заждавшиеся клинки Тириона. Потеряв равновесие, Крайтэки были лёгкой добычей.

Тирион убрал щит, и огляделся. Все вокруг них были мертвы, но другие появились по всему городу.

— Где Энтони? — спросил он.

Энтони стоял по другую сторону платформы. Он заметил тело молодого человека ещё до того, как Иан смог что-то сказать. Тот умер от первого же удара, прежде чем кто-то из них сумел отреагировать.

— Найди Вайолет, — приказал он Иану, указывая на здание, где она работала. — Возвращайся с ней в главное здание.

— А что с ними? — Указал Иан вокруг, расширив глаза.

Тирион не знал, кого он имел ввиду — Крайтэков, или гибнущих переселенцев, хотя разницы в общем-то не было.

— Мы спасли столько, сколько смогли. Не нарывайся на бой против них, ты недостаточно хорош для этого. Бери Вайолет — и в дом!

Иан бросился бежать, а Тирион двинулся в противоположную сторону, ища Тада и Бриджид. Они были недалеко. Если они ещё живы, он скоро их найдёт.

Он пробежал два квартала, и достиг другой точки переноса, но их там не было. Судя по разбросанным вокруг телам, было похоже, что большая часть появившихся на этой платформе Крайтэков была мертва. Однако ещё какое-то их число появилось неподалёку, и он почувствовал, что в ближайшем здании идёт бой.

Они были внутри, убивая пытавшихся войти в здание Крайтэков, нопродолжительная схватка привлекала подкрепления из других районов. Пока Бриджид сражалась с теми, кто входил спереди, Тад с трудом сдерживал тех, кто лез через окна и заднюю дверь.

Тирион обрушился на тех, кто шёл спереди, поскольку их было больше. Они так сосредоточились на попытках войти, что не ощутили угрозу сзади. Половина из них погибла прежде, чем они осознали его присутствие среди себя, а вторая половина погибла, пытаясь отступить — цепь Бриджид металась между ними, кося их направо и налево.

Когда наступила короткая пауза, он сказал:

— Бери Тада — надо возвращаться в дом.

— А люди? — спросила она, любопытно выгнув бровь.

— Мы сделали всё, что могли — этих уже не спасти.

— С нами в этом здании двадцать человек, — проинформировала она его.

Они их защищали. «Как благородно», — подумал он. Тирион начал было приказывать их бросить, но потом понял, что они могут оказаться полезны.

— Обойди сзади. Дай тем, кто атакует с той стороны, заняться чем-нибудь другим. Я заберу Тада, и выведу остальных. Возьмём их с собой.

Она ушла без промедления — её поджарое тело грациозно бежало, а цепь плотно обвивала на ходу. Тирион нашёл внутри Тада, и они вместе собрали ту группу людей, которая там укрылась. К тому времени, как они вышли наружу, Бриджид уже была у парадного входа в здание, и улыбалась.

Магический взор Тириона не нашёл никаких признаков живых существ рядом со зданием, улыбка дочери сказала ему, что их и не могло быть.

— Мы побежим к моему дому в Албамарле. Держитесь вместе, и не отставайте. — Он указал вдоль дороги в нужном направлении, поскольку большинство из них не было знакомо с городом. — Пошли!

Он положил руки Бриджид и Таду на плечи, заставив их приостановиться, прежде чем последовать за людьми:

— Бриджид — беги слева. Тад, ты — справа, а я буду в центре.

— Мы не сможем защищать их, находясь позади, — сказал Тад, озадаченный.

Тирион побежал трусцой, и дети последовали за ним.

— Тут уже сотни Крайтэков. Мы вообще никого не сможем защитить. Если что-то начнёт их убивать, это послужит нам предупреждением. Мы сможем напасть в ответ, если их не слишком много, или сменить направление, если люди наткнуться на что-то, с чем мы не справимся.

— Но… — начал возражать Тад.

— Заткнись и беги, парень, — приказал Тирион. — Если хочешь жить, делай как велено.

На бегу Тирион размышлял: «Лира и Абби — в доме. Эшли, Дэвид, Сара и Пайпер — в четырёх складских помещениях, они должны быть в безопасности, если только Ши'Хар не раскрыли наши планы». Однако под большим вопросом были Эмма и Раян. Он не был уверен, где они находились. Эмма заслужила своими усилиями отдых, и Раян быть с ней, а мог и не быть.

Чёрное облако, подсвеченное красными и оранжевыми вспышками, выкатилось с левой стороны улицы, накрыв первых четырёх человек впереди них. Тирион не смог опознать эту технику, но это определённо было какое-то заклинательное плетение. Те, кого оно коснулось, умерли почти мгновенно.

Сфокусировав магический взор, он нашёл в здании троих Крайтэков.

— Бегите влево! — заорал он. Облако всё ещё двигалось вправо, поэтому движение влево позволит им легче его избежать. Это также послало их прямо на их врагов.

Тирион обрушил сильно сфокусированный удар чистой силы на здание, целясь не в Крайтэков, а в несущую стену со стороны улицы. Его второй удар попал по внутренней стене, и здание обрушилось внутрь, прямо на них.

Обвал вряд ли повредил бы Крайтэкам, поскольку те использовали мощные щиты, но трудно что-то сделать, когда на тебя падает здание. Уменьшившаяся в численности группа беглецов обежала рушащееся здание, и продолжила двигаться по другой улице.

Тирион указал на перекатывавшуюся гору обломков, мимо которой они бежали:

— Бриджид.

Та улыбнулась, и кивнула, замедляясь.

Из руин по ней ударил тонко сфокусированное копьё силы, прямо в центр туловища, но плывшая вокруг неё цепь сместилась, отражая удар. Секунды спустя обрушившееся здание взорвалось в двух местах, когда его заваленные обитатели использовали сою энергию, чтобы пробить себе путь на свободу. Первый из показавшихся Крайтэков развалился на три части, когда её цепь метнулась вперёд, разрезая его.

Второй нырнул обратно, отступая в занимаемое ими пространство под обломками. Вместо него наружу вылетело очередное мутное красно-чёрное облако. Это облако жестокой энергии двигалось гораздо быстрее, чем естественное облако — возможно со скоростью бегущего оленя. Бриджид не смогла бы спастись пешком, и она уже видела, что облако разъедало любой нормальный щит на своём пути.

Смогло бы облако пробить рунный щит вокруг её тела или нет — то был совсем другой вопрос, однако Бриджид не собиралась испытывать судьбу. Её цепь ускорилась, вытянувшись подобно до невозможности длинной стреле, и пронзила облако. На заклинательное плетение она не оказала никакого эффекта, но, пробив его, цепь влетела в дыру в развалинах, ища Крайтэка, и превращаясь в смазанный ураган из острых краёв. Крайтэк умер почти мгновенно.

Но облако не исчезло.

Согнув колени, Бриджид сосредоточила свою силу в ногах, а затем выпрямилась, выпуская создавшееся в её теле напряжение подобно хлысту, и взмыла в небо.

Тирион наблюдал, одновременно продолжая погонять их маленькую группу беглецов. Прыжок Бриджид его удивил. Использование эйсара для усиления тела не было чем-то необычным, но его дочь сместила силу почти мгновенно, и сделала это с идеальной эффективностью. Прыжок поднял её в воздух почти на сотню футов. Тирион задумался, как она собиралась приземляться.

Бриджид взлетела по параболе, но цепь её не перестала двигаться. Она нашла третьего Крайтэка, когда Бриджид достигла верхней точки своей траектории. Существо уже умерло, когда она начала стремительно падать, и чёрные волосы развевались позади неё подобно хвосту кометы.

Она перелетела через обрушившееся здание, и никак не попыталась замедлить своё падение. Вместо этого она приземлилась жёстко, поглотив силу удара усиленными мышцами ног и спины. Тирион также заметил характерную вспышку эйсара внутри её тела, когда чары, которые она выгравировала на своих костях, на секунду были вынуждены прийти в действие.

Прыжок Бриджид спланировала наперёд, ибо приземлилась в пятидесяти футах впереди отца и горстки беглецов. Выпрямившись, она повернула голову, оглянувшись на них, перебросив гриву чёрных волос через плечо, и в экстазе осклабившись на Тириону и Тада. Однако ждать она не стала, и метнулась вперёд подобно дикому зверю, побежав впереди.

Она бежала быстрее, чем те, кто следовал за ней, и вскоре потерялась из виду.

Тад сместился в сторону, подбежав поближе, и крикнул:

— Она спятила!

Тирион кивнул. Он не мог вспомнить, видел ли он Бриджид настолько счастливой когда-нибудь прежде.

Последние десять минут их забега были ничем не примечательными. Все встреченные ими на пути Крайтэки были мертвы и порублены на части. Цепь Бриджид работала, не покладая звеньев.

Они нашли её сидящей в сотне ярдов от стены, окружавшей дом и общежитие, где они обитали — истинный Албамарл, как о нём думали дети Тириона. Стена по большей части обвалилась, лишь в там и тут торчали её зубчатые остатки. Вокруг неё сражались сотни Крайтэков — и, похоже, сражались друг с другом.

Из общежития валил дым.

Иан и Вайолет были вместе с Бриджид, хотя Иан был без сознания, и одна из его рук выглядела сломанной.

— Что с ним случилось? — спросил Тирион. «Небось, упал в дыру, пытаясь спрятаться», — немилосердно подумал он.

— На нас напали до того, как мы сюда добрались, — объяснила Вайолет. — Он убил одного, а потом едва не оказался раздавлен, пытаясь не позволить стене упасть на меня.

Брови Тириона удивлённо взметнулись, и он бросил взгляд на Бриджид. Та лишь пожала плечами.

— Я убила оставшихся двух, и левитировала его тело, — закончила Вайолет. Она увидела сомнение на их лицах: — Знаю, знаю… я тоже не ожидала от него такого.

Бриджид уже обратила своё внимание обратно на битву, кипевшую в некотором отдалении впереди них:

— Некоторые из Крайтэков — Прэйсианы, — объявила она. — Они постоянно исчезают и появляются.

— Тиллмэйриас, наверное, воспринял меня всерьёз, — сделал наблюдение Тирион.

— Как нам через них пробраться? — спросил Тад.

«Хороший вопрос», — подумал Тирион. Он взглянул на Вайолет:

— Бери меня за руку. — Затем обратился к Бриджид и Таду: — Если они заметят нас раньше, чем я закончу, попытайтесь выиграть нам время.

Вайолет нерешительно протянула ему руку.

— Соединись со мной, — приказал Тирион, крепко хватая её ладонь. На миг разум его дочери инстинктивно отпрянул, но она заставила себя расслабиться, и их мысли начали переплетаться.

Времени терять он не стал. Его разум расширился, а тело уменьшилось до незначительности, когда его «я» выросло, вобрав в себя воздух вокруг них. Албамарл уменьшился под ним, когда Тирион соединился с облаками, наполняя их своим гневом.

Небо потемнело, и ветер резко набрал скорость.

Тад и Вайолет наблюдали, как погода за несколько минут перешла от мягкой к пугающей. Даже сражавшиеся Крайтэки заметили, и некоторые из врагов оторвались от битвы, направившись к маленькой группе людей. Бриджид напряглась, готовясь встретить их, но Тад положил ладонь ей на плечо:

— Нет. Пусть они сами к нам придут. Что бы он ни собирался делать — будет плохо. Тебе не захочется быть там, когда это случится, — предостерёг Тад. — Давай попробуем вот что. — Подняв руку, он приложил свою волю и свою силу, разорвав землю между ними и врагами, и заставив её взметнуться, создав временную стену.

Этого не хватит, чтобы их остановить, но это замедлило их наступление. Видя, что он делает, Бриджид начала помогать, эффективно используя свою превосходящую силу.

А потом небо взорвалось.

Свет был таким ярким, что ослепил их, когда молнии начали бить такими полосами, что казались каким-то причудливым актиническим дождём. Сопровождавший это рёв грома был оглушающим. Молния, казалось, поглотила всё в пространстве между их группой и разрушенной стеной Албамарла.

Некоторые из Крайтэков выжили — те, у кого были сильные сплетённые из заклинаний щиты, были всего лишь оглушены, но большая часть сражавшихся Ши'Хар уже была ранена. Те, чья защита не была идеальна, оказались мгновенно сражёнными, и от их обугленных трупов повалил дым.

Молниевый ливень продолжался целую минуту, прежде чем наконец прекратился. Они посмотрели на Тириона. Его веки задрожали, но он ещё не вернулся в себя.

Вайолет приказал:

— Он закончил. Бежим! — Используя свой эйсар, она подняла Тириона и Иана, и побежала вперёд.

Бриджид, Тад и семеро оставшихся с ними людей из Дэрхама поняли намёк, и последовали за ней.

Бриджид и Тад обогнали Вайолет, и выбежали вперёд, разойдясь по обе стороны, и убивая любых Крайтэков, которые ещё двигались. Каковых было очень мало. Они миновали бывшее поле боя, почти не встретив сопротивления, и несколько минут спустя достигли стены. Неловко перебравшись через развалины её обрушившейся секции, они оказались внутри.

Глава 44

Первым, что Тирион заметил, было странно эфемерное заклинательное плетение, висевшее над всей областью, ограниченной изнутри кольцом стен. В его назначении он не был уверен, поскольку оно, похоже, не позволяло эйсару или материальным предметам проходить сквозь него. У его границы Тирион помедлил было, но всё ещё сопровождавшие их заурядные горожане Дэрхама слепо вбежали внутрь, поскольку плетение, судя по всему, было видимым лишь для магического взора.

Ничего с ними не стало, и Тирион увидел, что у дверей его дома стоял Раян, жестом указывавший им входить. Сделав глубокий вдох, он шагнул внутрь, ощутив, как по его спине пробежал странный холодок, когда его тело миновало чужеродную магию.

Но вреда ему плетение не причинило. Последовав его примеру, остальные тоже пересекли границу, а потом побежали к дому.

Поскольку бой с той стороны Албамарла по сути прекратился из-за недостатка бойцов, в тот момент всё было тихо. Раян встретил их у двери.

— «Мы не были уверены, выжил ли ты», — сказал Раян.

Тирион кивнул:

— Похоже, что сильнее всего они напали здесь. Остальные в порядке? Где Лира?

— «Внутри», — отозвался Раян, — «с Эммой, Абби и Тиллмэйриасом».

— Тиллмэйриас?

— «Он их спас. Никто из нас не пережил бы первую минуту, не будь Тиллмэйриас готов к нападению», — объяснил Раян.

— Это он несёт ответственность за этот странный щит, который всё накрывает?

— «Щит не даёт им телепортироваться внутрь», — объяснил Раян, — «и — да, это его рук дело. Иначе мы ни за что не смогли бы организовать оборону».

Тирион и остальные зашли внутрь, а Раян остался у двери, охраняя её от почти неминуемого следующего нападения. Как только Тирион переступил порог, его чувства нашли Лиру. Она была в обеденном зале вместе со всеми остальными. Будучи самой большой комнатой, зал был для них самым очевидным местом сбора. Тирион мгновенно направился к ней.

Она держала ребёнка Кэйт, теперь её собственного, но выражение её взгляда было диковатым. В ней появилось некоторое облегчение, когда она увидела его:

— Всё стало разваливаться, любовь моя.

Он оторвал от неё взгляд, посмотрев на остальных. Все глядели на него.

— Что ты имеешь ввиду?

— Твои враги выступили слишком скоро. Даже при поддержке Прэйсианов мы долго не продержимся.

Эмма смотрела на него с каменным лицом. Тирион знал, о чём она, наверное, думала. Бриджид всё ещё выглядела возбуждённой после недавнего боя, но остальные имели глубоко взволнованный вид.

Ничто не произошло именно так, как он планировал, но он почему-то чувствовал себя комфортнее в хаосе и неопределённости, чем во время мира и планирования прошедших нескольких лет. Тирион чувствовал уверенность в том, что это было признаком безумия, даже сейчас кипевшего у него в подсознании. Запрокинув голову, он засмеялся. Его план, может и пришёл в беспорядок, но это едва ли имело значение.

Ничто из этого не изменит конечный результат.

Его смех нисколько не успокоил остальных собравшихся в помещении. Некоторые из них уже были близки к панике, поэтому Тирион постарался подавить поднимавшийся из тёмного сосредоточения его сущности парадоксальный хохот.

Заставив своё лицо принять серьёзное выражение, он повернулся к Эмме:

— Где Брангор?

Её взгляд на секунду метнулся к Тиллмэйриасу, прежде чем она ответила:

— Там же, где и обычно, пока он нам снова не понадобится.

Тирион кивнул. Это значило, что Брангор был в стазисной камере, расположенной ближе всего к Албамарлу, где проходили эксперименты Тириона. После этого он обратился к Тиллмэйриасу:

— Сколько ещё, по-твоему, твой народ сможет их удержать?

Выражение лица хранителя знаний было тёмным:

— Не очень долго. Твоё прибытие выбило почти половину нападавших, а также половину защищавших Крайтэков. С каждой минутой прибывает всё больше твоих врагов.

— Благодарю, Тиллмэйриас, — сказал Тирион. — Прежде я сомневался в тебе, но теперь я тебе верю. Ты сделал достаточно. Возвращайся домой, пока не стал ещё одной жертвой.

— А ты что будешь делать? — озабоченно спросил Прэйсиан.

— У меня есть способ спрятать нас. Не волнуйся. Пусть твои Крайтэки будут удерживать защиту вокруг этого места ещё несколько минут, а потом они могут отступать.

— Хорошо, — печально согласился Тиллмэйриас. — Я пойду, и передам им приказ. — Он исчез, став невидимым. Единственным признаком его присутствия стала открывшаяся и закрывшаяся дверь, когда он покинул комнату.

Тирион подождал, пока не услышал звук открывания и закрывания входной двери, прежде чем продолжить:

— Эмма, веди всех к Брангору. Иан, Бриджид, Вайолет, Тад, Абби — вы займёте назначенные вам места. Когда прибудете, скажите остальным — Эшли, Дэвиду, Саре и Пайпер, — а потом укладывайтесь в долгий сон. Когда проснётесь, мир будет иным.

Эмма, когда они устроятся, вы с Раяном переместитесь в следующую точку, и продолжите работать. Как только закончите, возвращайтесь на своё место, и сделайте то же самое. Но сперва не забудьте позаботиться о Брангоре. Только он знает, где расположены все укрытия.

Эмма кивнула:

— Да, Отец.

Бриджид вышла вперёд:

— Нет.

Тирион сосредоточился на ней:

— Прости?

Её плечи были расправлены, а спина — прямой:

— Я не пойду. Меня не интересует новый мир. Всё, чего я хочу — здесь.

— Ты умрёшь, — сказал он ей. — Разве ты этого хочешь?

— Мне плевать, — призналась она. — Я хочу быть свободной и ничем не скованной. Если это — конец, значит сегодня — моя последняя возможность.

— Ладно. Останешься со мной, но знай, что я умирать не собираюсь. Когда я закончу, я тебя положу в ящик, или завяжу узлом, пытаясь это сделать.

Бриджид улыбнулась:

— С радостью посмотрю на твои потуги

Тирион перевёл взгляд обратно на Лиру:

— Вы с Лэйлой тоже останетесь со мной.

— Ты бы всё равно не смог отослать меня прочь, — ответила Лираллианта.

Эмма повела остальных в спальню Тириона, и, слегка расслабив свой разум, поговорила с землёй, открыв путь вниз, в туннель, который вёл в лабораторию Тириона. Пока они спускались по ступеням, он отдал ей последний приказ:

— Закрой путь, но не скрывай его. К тому времени, как они его отыщут, тебя там уже не будет, но мне нужно, чтобы они нашли хоть что-то, и не стали бы разбирать весь фундамент, охотясь на нас.

Она кивнула, и вскоре после этого камень снова закрыл проход — но на этот раз туннель остался видимым для магического взора.

Тирион вернулся в обеденный зал, и, поддавшись порыву, обнял Лиру, а затем погладил мягкие щёчки Лэйлы. Он бросил взгляд на Бриджид, не будучи уверенным в том, захочет ли та обняться, но она взяла инициативу в свои руки.

Пройдя вперёд, она обвила его руками, крепко сжав на миг:

— Помнишь, что я сказала тебе, когда ты умирал?

— Ага.

— Моё мнение не изменилось.

После этого он повёл их к парадному входу. Там была одна дверь, которая вела наружу и к дверям в обе другие стороны — и ещё одна, в конце, которая вела в другие части дома. Жестом приказав им встать рядом с парадной дверью, он поговорил с землёй, и открыл путь к своей последней оставшейся тайне.

Пол сместился, когда фундамент потёк, раскрыв лестницу, которая оканчивалась гладкой каменной стеной. Оказавшись там, Тирион приложил к стене ладонь, и камень исчез, явив взору ещё одну комнату под домом.

Комната была круглой, диаметром в двадцать футов. В центре было три взрослых размеров саркофага, и четыре саркофага поменьше. Изначально он их делал три для Кэйт, Лиры, Себя, и четыре — для Инары, Элдина, Лэйлы и Гарлина. От этой мысли ему мимолётно сдавило грудь. Теперь Бриджид займёт место Кэйт, а большинство детских мест будет пустовать, за исключением Лэйлы.

Вместе они с Лирой осторожно опустили Лэйлу в стазисный ящик, ещё раз поцеловав её, прежде чем привести чары в действие. Лицо ребёнка застыло, когда магия закрепилась, и время для неё встало — после чего Тирион задвинул крышку.

— А что если мы никогда не очнёмся? — печально подумала вслух Лира.

— Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось, — сказал он ей. — Абби я поставлю сторожить первой, как только закончу, и даже если что-то случится с ней, то мой ящик будет настроен на ограниченный срок действия. Если время истечёт, я очнусь сам по себе.

— Неужели это действительно необходимо для спасения моего народа? — спросила она его, глядя тёмными голубыми глазами в тусклом свете этого помещения.

Тирион покачал головой:

— Я не собираюсь спасать твой народ.

Её аура гневно вспыхнула в его магическом взоре:

— Я говорю не об Иллэниэлах, Тирион. Лэйла, Бриджид, ты, и остальные твои дети. Теперь вы — мой народ, вы — моя семья.

— О, ну, в таком случае — да, — сказал он ей. — Это — единственный способ спасти твой народ. Отдыхай здесь, и я вернусь, чтобы тебя выпустить… когда снова станет безопасно. Даю слово, я за тобой вернусь. — Он прежде никогда в жизни не обещал чего-то настолько твёрдо.

Она улеглась в каменный саркофаг, и он привёл чары в действие, закончив произнесением фразы, которая однажды станет ключом для того, чтобы ей выпустить. Придумывал он её с расчётом на Кэйт, но к Лире она была также применима: «Твой муж ждёт твоего возвращения…».

Этим она и должна была окончиться, но, поддавшись порыву, он добавил кое-что ещё: «…и твоего прощения».

Закончив, он ощутил на себе взгляд Бриджид:

— Готова? — спросил он.

— Ты меня в одну из этих штук не засунешь, — прямо заявила она. — Ты сам ляжешь в один из них?

— Пока что нет, — ответил он. — Мне нужно дать Эмме час или два, чтобы закончить работу, прежде чем я выпущу Крайтэков.

— Тогда я буду ждать с тобой, — твёрдо сказала Бриджид. — И если мне не хватит крови до того, как ты будешь готов, то в ящик я не полезу. По крайней мере, живой.

Он кивнул:

— Тогда идём наверх. Можешь сторожить дом, пока не настанет время.

Вместе они поднялись по ступеням. Бриджид ощутила на ходу заблудший порыв ветра, будто кто-то прошёл мимо. Она повернула голову, и сосредоточила свои чувства, но никого там не было.

— Тебе следует закрыть вход.

Тирион не был согласен:

— Нет, пока я не буду готов. Закрою его, когда ты там останешься, или если они смогут пробиться мимо тебя.

Её лицо было спокойным:

— Значит, ты будешь ждать очень долго.

— Бриджид, я серьёзно. Я нес обираюсь оставлять тебя здесь умирать. Разве ты не хочешь увидеть новый мир? Ты сможешь начать новую жизнь. Взять себе мужа, своих детей завести…

Она рассмеялась:

— Я никогда не буду спасть с мужчиной, если только у него не хватит силы, чтобы завоевать моё уважение, или, в крайнем случае, могущества, чтобы заставить меня подчиниться его желанию. Ты знаешь таких?

Пересмотрев свои слова, он вынужден был признать, что мысль эта казалась весьма нелепой, он он вспомнил перемену, которая случилась с ней, когда она была вынуждена заботиться об Инаре и Элдине. Однако он всё равно счёл это грустным. После всего того, что он натворил, после всех злодеяний, которые он совершил и ещё должен был совершить — подумать после всего этого, что Бриджид никогда не получит шанса получить что-то получше.

Бросив взгляд вверх, он увидел, что она всё ещё смотрит на него вызывающим взглядом, дожидаясь его ответа. Вздохнув, он отозвался:

— Нет, не знаю.

Она шагнула к нему:

— Только одного мужчину я уважаю, и его мне не получить. Только один достаточно силён, чтобы меня заставить — и он этого никогда не сделает. — Встав на цыпочки, она поцеловала его в щёку, прежде чем отвернуться.

* * *

Эмма склонилась над стазисным ящиком Брангора, когда тот открыл глаза:

— У нас для тебя ещё одна задача.

Маг Морданов сел, пересчитывая окружавших его людей. Они казались более напряжёнными, чем обычно, и это кое о чём говорило.

— Куда вы хотите отправиться?

— В несколько мест, — сразу же ответила она. — Сперва я хочу, чтобы ты перенёс Вайолет в первое убежище, потом вернулся, и перенёс Абби и Иана во второе. После этого Таду нужно в третье, а потом ты перенесёшь нас с Раяном к следующей цели.

Он был достаточно умён, чтобы не задавать вопросов. Брангор сделал, как ему было велено, сперва перенеся Вайолет, и вернувшись, когда та начала говорить со своей сестрой Эшли, которая уже была в первом убежище. То же самое он проделал с остальными, пока не остались лишь Эмма и Раян.

Когда он положил ладони на них, Эмма снова заговорила:

— А вообще, перенеси нас в четвёртое убежище, прежде чем мы отправимся к нашей цели. Мне надо поговорить с Пайпер. — «На тот случай, если мы не вернёмся — ей надо знать, что пора ложиться спать».

* * *

Абби стояла с противоположной от Брангора стороны, когда он телепортировал её и Иана, и после их прибытия она с радостью увидела Дэвида. Мысль о том, чтобы остаться наедине с её ненормальным братом, была неприятной.

— Больше не надо укладывать никаких горожан? — спросил Дэвид.

Она покачала головой:

— Сэнтиры напали. Те, что остались — потеряны. Отец хочет, чтобы мы нашли наши ящики, и улеглись в них.

— Трудно поверить, что мы действительно это делаем, — сказал Дэвид. — Интересно, каково это будет — снова открыть глаза?

— Для меня — почти без изменений, — сказала Абби. Чары на её стазисном ящике были сделаны с таймером. Она проснётся через год, чтобы убедиться в том, что всё шло как надо. После этого она будет продолжать периодически просыпаться, проверяя состояние окружающего мира.

Кому-то надо было решить, когда будет безопасно выпускать остатки человечества.

— Если хочешь, я мог бы занять твоё место, Абби, — с недобрым блеском в глазах предложил Иан.

Она могла лишь вообразить, что он мог сделать, один, в полной беспомощных женщин пещере.

— В этом не будет необходимости.

Иан засмеялся:

— Всё ещё не доверяешь мне? В конце концов, я же твой брат.

— Давай найдём наши места, — сказал Дэвид, уже устав от этого разговора.

— Как насчёт обняться на прощание? — насмешливо сказал Иан. — Он на самом деле не надеялся, что кто-то из них примет его предложение.

Абби покосилась на Дэвида, поймав его взгляд, и он слегка кивнул в ответ. Затем она ответила:

— Один раз, но давай поскорее.

Иан в замешательстве посмотрел на неё, а затем улыбнулся. Раскрыв руки, он обнял её, хотя сама она держала руки у себя по бокам:

— В новом мире нас будет немного, верно, Аббс? Надо держаться вместе. — Он опустил одну из своих ладоней, чтобы погладить её бедро.

А потом он напрягся, а его тело задёргалось, будто его ударила молния — это нож Дэвида воткнулся ему между позвонков посередине его спины. Его руки потеряли силу, и Абби отняла их от себя, прежде чем помочь ему опуститься на пол. Глаза Иана уставились вверх, а его рот раскрылся. Он всё ещё был в сознании, но не мог сделать вдохнуть, чтобы что-то сказать.

— Тебя там не будет, — сказал Дэвид, глядя вниз. — И миру будет лучше без твоего присутствия.

Выражение на лице Абби было твёрдым:

— Прежде чем ты умрёшь, тебе следует знать: это было не только наше решение. Мы все на это согласились. Даже Эмма не могла забыть твою роль во всём этом, и никто не хотел видеть, как ты пытаешься строить из себя отца для всех этих детей. Так им будет лучше.

Иан умер, и когда Абби встала, её руки дрожали.

Иан озабоченно посмотрел на неё — Абби была меньше всего приспособлена к таким вещам. В ней всё ещё было больше сострадания, чем в любом из них:

— Прости, Абби, но ты знаешь, что это — к лучшему. — Он начал было её обнимать, но она шагнула назад.

— Никаких больше объятий, Дэвид. Ни сейчас, ни после… этого, — сказала она ему. Абби не была уверена, что когда-нибудь сможет снова обнять человека, не вспоминая об этом мгновении.

— Прости, — ответил он, опуская взгляд. — Нечестно, что делать это выпало тебе. Ты — последняя, кому это следовало делать. — Протянув руку, он предложил ей кинжал.

Тот был коротким и уродливым. Клинок из тёмного железа был лишён какой-либо магии или чар. Они выбрали его потому, что такое оружие скорее всего осталось бы незамеченным для мага. Кинжал был бесполезен против любых щитов, слабых или сильных, чародейских или обычных. Им можно было убить лишь беззащитную цель, которая доверяла тому, кто держал оружие.

Какими бы ни были его грехи, Иан доверял Дэвиду и Абби.

Абби приняла кинжал, заткнув его себе за пояс:

— Именно я должна была это сделать. Иначе я бы себя не простила. «Так же, как я не могу простить себе тот ужас, что я уже совершила», — мысленно добавила она.

Дэвид кивнул, а затем они нашли свои ящики, и забрались внутрь. Приведя в действие чары изнутри, они застыли во времени, и больше ничего не знали.

Глава 45

Место, где появились Эмма и Раян, было мучительно холодным. Оно находилось на южном полюсе, и Эмма гадала, стоило ли оно вообще усилий — но Тирион был непреклонен. Согласно ему, место роли не играло — важным был эффект, который они окажут на последующую погоду.

В более тёмном, холодном мире Ши'Хар будет труднее пережить эпидемию, если они вообще выживут.

Эмма устроилась поудобнее, прежде чем приступить к своей задаче, а Раян держал её за руку, возведя вокруг них троих щит, и принялся её сторожить.

Брангор просто ждал. Каждый раз когда он переносил их к одной из целей, результат был устрашающим. Дважды он боялся, что они не выживут. Он сомневался, что этот день будет иным, особенно в отсутствие дикой девчонки, которая могла укрепить щит.

Вскоре земля затряслась — не равномерно, а резкими толчками, за которыми следовали паузы неподвижности. Издалека донёсся треск, и небо в том направлении потемнело.

С той стороны подул горячий ветер, и Раян возвёл вокруг них большой щит, не позволяя токсичным испарениям в воздухе добраться до них. Склонив голову, он будто начал медитировать, и чуть погодя веки Эммы задрожали.

— «Пора уходить», — сказал он Брангору.

— Следующей их цели следовало быть тихой. Она такой и была, когда они её осматривали несколько месяцев тому назад. Она находилась в дюжинах миль от границы Рощи Гэйлин. Однако в этот день местность кишела Ши'Хар. Они бродили по этому региону, их друг от друга отделяли лишь несколько сотен ярдов.

Магический взор Раяна опознал их странные очертания — Крайтэки.

В этот раз с ними не было Прэйсиана, чтобы скрыть их присутствие, и, судя по всему, Ши'Хар хватило знания геологии, чтобы догадаться, где они скорее всего появятся.

Крайтэки заметили их появления так же быстро, как Раян их опознал. Все, кто были поблизости, начали окружать их, сигнализируя тем, кто был дальше, чтобы те к ним присоединились.

— «Верни нас обратно», — приказал Раян.

— Нет, — сказала Эмма. — Мы это закончим.

— «Они нас убьют, Эм. Их слишком много», — возразил он.

— Дай мне всего лишь несколько минут, и тогда они будут слишком заняты умиранием, чтобы волноваться о нас. — Решимости на её лице нельзя было отказать.

Он всё ещё держал её, поскольку у неё почти не было времени оправиться от прошлого раза. Эмма протянула руку, и стянула с него маску:

— Дай мне увидеть тебя ещё разок.

— «У нас нет на это времени», — возразил он, дёрнувшись, когда его лицо стало видимым. Он знал, насколько был безобразен.

Изогнув шею, Эмма поцеловала его покрытую шрамами щёку. Губ у него для поцелуев больше не было:

— Я знаю, что ты считаешь себя уродливым, но для меня ты всегда был прекрасным, — сказала она.

— «Глупая ты, Эм». — С этой мыслью он привёл в действие руны у себя на руке, создавая вокруг них мощный рунный щит. Затем он заметил, что Брангор исчез. Маг Морданов решил рискнуть испытать действие татуировки-убийцы вместо того, чтобы сразиться с ордой Крайтэков. — «Мы умрём. Ты это знаешь».

— Сначала — они, — прошептала она, а затем расслабилась, закрыв глаза.

Первые атаки он почти не почувствовал. Созданный чарами на его руке щит был укреплён силой, которую Раян там накопил. Но численность Крайтэков вокруг них росла с каждой минутой, и заклинательные плетения, которыми они рвали его защиту, становились всё мощнее, когда Крайтэки осознали, что враг не отбивается. Они стали действовать не спеша, создавая эффективные плетения, чтобы вскрыть его магию.

Прошли минуты, пока они пытались уничтожить щит, и с каждой секундой атаки становились всё сильнее, а запасённый в его руке эйсар истощался.

Раян игнорировал их, всем сердцем сосредоточившись на своей задаче, и не отрывая своего внимания от умиротворённого лица Эммы.

— «Почти кажется, будто она спит», — подумал он.

Раян ощутил, когда энергия в его руке кончилась. Щит моргнул, но Раян влил в него свою собственную мощь, изо всех сил стараясь удержать его. Требовавшееся для этого усилие было колоссальным, но он не отступал. Он глядел на Эмму, и из его здорового глаза потекли слёзы.

— «Я люблю тебя Эм. Всегда любил».

Она его, конечно, не слышала. Её разум был далеко.

А потом нагрузка стала невыносимой. Щит схлопнулся, и Раян потерял сознание. То, что он не почувствовал удар, снёсший ему голову с плеч, было небольшим милосердием.

* * *

Эмма боролась во тьме земли. На верху она видела маленький комочек плоти, бывший её телом, и до сих пор лежавший в руках её любимого. Ей трудно было отпустить своё тело, расшириться достаточно, чтобы завершить своё дело. Скала здесь была стабильнее, и убедить её сбросить с себя оковы было труднее. Однако её внимание постоянно возвращалось к двум людям, сидевшим на поверхности.

Время работало против неё, и это отвлечение делало ситуацию ещё хуже.

Хотя она и не помнила, кем было это противное Время…

У неё почти получилось, когда она ощутила смерть человека. Пришедшая с этим боль дала о себе знать, и Эмма потеряла хватку на том, что делала. «Раян!»

Это имя что-то для неё значило, и с ним пришёл поток эмоций… и боли. Её наполнил гнев, и она наконец смогла расстаться с мучившей её плотью. Она расширилась, оставив боль позади, и неся в себе ярость, в то время как её человечность угасала.

Земля в том месте, где лежали тела Эммы и Раяна, взорвалась, взметнувшись вверх извержением тонн камня и почвы. Это месиво слегка покружилось, а потом срослось, создав массивного каменного гиганта с глазами из красного пламени.

Крайтэки мгновенно атаковали. Они не были созданы не знающими страха, но их атаки почти не действовали на стоявшее среди них чудовище.

Гигант ударил по тем, кто был рядом, используя свои массивные каменные кулаки, а затем указал на землю. Вокруг него из земли забили фонтаны раскалённой магмы. Земля затряслась, когда он расколол основу мира своей волей, своим гневом.

Земля затряслась на сотни мил во всех направлениях, и существо, некогда бывшее Эммой, шагала по этой земле, убивая всё живое, что попадалось под руку. Гуманоиды, животные и деревья — оно уничтожало всё, но деревья оно ненавидело пуще всех.

Ярость существа длилась целые дни, но никто не выжил, чтобы об этом поведать. Когда ярость наконец кончилась, существо улеглось, и упокоилось, расставшись со своим каменным телом, и снова воссоединившись с землёй.

* * *

— Интересно, почему они не напали, — сказал Тирион.

Бриджид вышагивала из стороны в сторону, фрустрированная:

— Ты слишком много сделал, когда мы добирались сюда. Они, наверное, думают, что ты снова призовёшь молнии.

Тирион хмыкнул:

— Возможно. Крайтэки не созданы с чувством страха, но, быть может, они не хотят терять остаток своих сил.

Земля ударила им в ноги, а потом до них докатился далёкий рокот.

— Это что, Эмма? — спросила Бриджид.

Он покачал головой:

— Она слишком далеко. Ни одна из её целей не находится достаточно близко к нам, чтобы мы что-то почувствовали. Это была одна из обманных комнат. — Высунув голову наружу, он посмотрел в сторону города. Оттуда поднималась коричневое облако. — Они, наверное, тратили своё время, ища остальных людей, которых мы спрятали.

В городе было несколько таких комнат — скрытых, но не скрытых, их и должны были найти. В каждой было несколько сотен магов-рабов, заточённых в стазисных ящиках, которые они сами же для себя создали. Однако чары были ловушкой. Эйсара в них было больше, чем необходимо, и когда с ними что-то делали, они распадались — с взрывными последствиями.

Тирион зло засмеялся. Как только враги столкнутся с несколькими такими комнатами, они начнут медлить, ища остальных скрытых им людей. Помещения, где находились горожане Колна и Дэрхама, располагались гораздо дальше, и гораздо глубже под землёй. Они были скрыты с помощью их с Эммой особых талантов.

Хотя он был почти уверен, что Ши'Хар не смогут их отыскать, он решил, что лучший способ заставить врагов прекратить поиски — это дать им что-то найти. Превращение обманных комнат в ловушки было лишь дополнительным преимуществом.

Бриджид пошла к двери:

— Прошло больше часа, скорее даже два. Я устала ждать.

Он вздохнул:

— Я не могу выпустить Крайтэков, пока тыне спустишься вниз, и не заберёшься в тот ящик.

— Я иду за своей наградой.

Тирион нахмурился.

— То, что ты обещал мне годы тому назад, Отец. Кровь.

— Они тебя просто задавят. Ты не сможешь победить, Бриджид.

— Я не хочу победить, — ответила она. — Это — твоя работа. Но я не могу потерпеть поражение. — Она одарила его дикой улыбкой, в её глазах ясно сиял свет безумия.

— Ты потерпишь поражение, когда они тебя убьют.

Бриджид стянула через голову своё грязное платье. Это было то самое, которое она всё время носила с тех пор, как заботилась об Инаре и Элдине:

— Они не могут меня убить, Отец. Это могу сделать только я. Идём, посмотришь на меня. Посмотришь, как я буду истекать кровью и гореть.

Сердце Тириона внезапно сжалось. Он думал, что покончил с такими эмоциями, но теперь, когда он понял, что именно она затевала, он обнаружил в себе нерешительность. «Я не хочу её потерять. Я и так уже слишком многих потерял».

— Пожалуйста, не делай этого.

Она проигнорировала его, выйдя за дверь.

— Проклятье, — выругался он. Сбежав по ступеням, он взял из комнату два предмета, которые ему понадобятся. «Я всё равно не хотел выжить».

Прежде чем уйти, он заметил в комнате что-то странное. На стазисный ящик Лираллианты было наложено заклинательное плетение.

— Что? — сказал он, говоря сам с собой в темноте. Изучив чужеродную магию, он прочёл её узор. С тех пор, как он принял лошти, Тирион стал гораздо искуснее в опознавании их магии, так же, как он теперь мог идеально говорить и читать на их языке.

Заклинательное плетение было замком, и ловушкой. Его нужно было снять прежде, чем будут сняты чары на её саркофаге, а попытка взлома приведёт к летальным последствиям.

И ключа он не знал.

Он уставился на плетение, напряжённо размышляя. Ответственным мог быть только один. Тиллмэйриас на самом деле не ушёл. Он ждал, и слушал. «Он обнаружил наше предательство», — подумал Тирион, — «и сам придал нас».

Теперь у наго была отличная причина уйти.

Немного послушав камень, он закрыл комнату, и взбежал вверх по лестнице. Бриджид уже шла прочь от дома. Он нагнал её:

— Давай пойдём в Рощу Прэйсиан.

— Покуда нам грозит бой, — ответила она. — Что ты собираешься там делать?

— Мне нужно найти Тиллмэйриаса.

Глава 46

Бриджид почти сразу же получила желаемое. Как только они покинули ближайшую к Албамарлу местность, и начали идти к роще, их заметили Крайтэки.

Началось с того, что к ним побежали несколько массивных заклинательных зверей. Тирион использовал татуировки на правой руке в качестве канала, направив точное копьё силы, пробившее сердце каждого зверя. Заклинательные звери были по большей части неуязвимы для почти всех атак — их тела просто заново собирались после любой раны, однако он достаточно их навидался за свои годы на арене, чтобы научиться определять центральный узел поддерживавшей их магии.

Бриджид одарила его суровым взглядом.

— Не волнуйся, будет ещё, — заверил он её.

И действительно — было. Он и его дочь побежали быстрой рысью, покрывая расстояние и пытаясь поддерживать инерцию, пока к ним с разных направлений начала подбираться чудовищная коллекция причудливых Крайтэков.

Выстрелов из рунного канала Тириона было достаточно, чтобы пробивать их защиту и поражать их с большого расстояния, пока их не стало для этого слишком много. Его сфокусированные атаки занимали слишком много времени, и требовали точного прицеливания.

«У Эммы таких проблем бы не было», — с улыбкой подумал он, с гордостью думая о ней перед тем, как они набросились на него.

Наручные клинки он держал короткими и интенсивными, чтобы даже у скользящих ударов хватало мощности на то, чтобы пробить защиту его врагов — и он никогда, ни ради чего не прекращал двигаться. Крайтэки были повсюду, и бой на близком расстоянии означал, что любая попавшая по нему атака имела достаточно силы, чтобы положить его путешествию к Рощи Прэйсиан внезапный и смертельный конец.

Тирион уклонялся и нырял, поддерживая свою защиту плотной и крепкой, чтобы та отбивала те немногие удары, которые по нему попадали. Он резал и разил, но то, сколько раз незамеченный удар заставлял его покачнуться, говорило ему, что часть его успеха заключалась в удаче. Если бы любая из достигших его атак была достаточно сильной, то всё бы кончилось.

Бриджид была совсем другим делом. Она двигалась по полю боя так, будто была рождена для этого, танцуя сквозь своих врагов с изяществом, которое было прекрасным, несмотря на его кровавые результаты. Хотя она была почти такой же сильной, как и её отец, она не тратила свою мощь на защиту, будто веря в то, что эйсар, потраченный на сохранение её жизни вместо отбирания жизни чужой, был растрачен впустую.

Расстояние между ними постепенно росло по ходу боя. Ни один из них не особо хорошо умел сражаться как одна команда. Но для Бриджид это едва ли имело значение — она была богиней разрушения, и ей не были нужны союзники.

Её цепь была повсюду, паря и улетая прочь в один миг, а затем ныряя обратно вниз, чтобы отразить удар, от которого Бриджид не могла уклониться — но цепь не была единственным её оружием. Руки Бриджид были окутаны силой, и она использовала их безупречно, будто это нисколько не стоило ей внимания, которое она уделяла витавшей вокруг неё цепи.

Однако наступил неизбежный миг, когда их стало слишком много, чтобы даже она могла уклониться от всех их ударов, или отразить их. Сплетённое из заклинаний щупальце проскользнуло мимо её цепи, и вскрыло мясистую часть её правого бедра, раскроив плоть до кости раньше, чем Бриджид успела его уничтожить. Бежать она больше не могла.

Находившийся в пятидесяти ярдах Тирион увидел, как она замедлилась, а потом встала, прыгая на оставшейся здоровой ноге, и убивая всё вокруг. Однако неспособность двигаться была фатальным недостатком. Её противникам больше не нужно было избегать её наступления — им нужно было лишь держать вне её досягаемости. Вокруг неё начал образовываться круг, и Тирион понял, что они порежут её на куски ударами с дальнего расстояния.

Сменив направление движения, он побежал к ней, чуть не убившись всвоей глупой спешке. Бриджид смеялась, пока кровь текла по её ноге.

Он всё ещё был в двадцати футах от неё, когда ощутил перемену. Крайтэки приостановились, координируясь для совместной атаки, которую Бриджид не сможет отбить. Не думая, он расслабил свой разум, и за миг дотянулся до земли. Стена из камня и почвы толщиной в десять футов взметнулась вокруг них на высоту в тридцать футов. Она также окружила пятерых или шестерых Крайтэков, которым не повезло оказаться в её пределах.

Бриджид убила их за мгновение, перед тем как окинуть отца разочарованным взглядом:

— Что ты делаешь? Ты мне всё портишь.

— Они вот-вот бы убили тебя, — укорил он её. — С такой ногой тебе дальше не уйти.

Она снова засмеялась, запрокинув голову, и позволив хриплому смеху подняться в небеса.

«Она совсем спятила», — подумал он.

Но затем она произнесла слово, и от правой ноги, где виднелась её кость, потёк уродливый красный свет. Однако это делала не только та кость, а вообще все её кости. Та кость лишь просто была видима невооружённым глазом. Своим магическим взором Тирион видел, что покрывавшие остальную часть её костей руны вспыхнули, ожив, и сжигая эйсар, который она так долго и тщательно хранила в них.

Бриджид выпрямилась, вновь перенеся весь на свою повреждённую ногу:

— Ты не понимаешь, Отец. Они не могут убить меня.

Каждая кость в её теле была зачарована похожим на её магическую цепь образом, позволяя ей управлять костями одной лишь волей.

На эту идею она наткнулась за годы до этого, когда из его детей лишь она одна заметила, что у Тириона в одной из ног были зачарованные кости, позволявшие ему хранить запас силы на чёрный день, но Бриджид пошла гораздо дальше. Всё её тело было инструментом, в котором она хранила свою силу, и который она теперь использовала как оружие, навязывая врагам свою кровавую волю.

«И использование этой штуки её убьёт», — осознал Тирион.

— Бриджид остановись. У нас ещё есть альтернативы. Тебе не нужно это делать.

— Раскрой свой барьер, Отец, чтобы мне не пришлось растрачивать эту силу на то, чтобы из него вырваться, — ответила она, снова пойдя вперёд.

Он знал, что её не остановить. Печально склонив голову, Тирион раскрыл стену земли впереди них.

Бриджид побежала, раскрыв рот и снова безумно засмеявшись:

— Смотри, Отец. Смотри на мою кровь, смотри на мой огонь!

Когда она вышла наружу, враги ждали её, и множество сфокусированных линий силы скрестились на ней, пока она бежала. Бриджид не стала себя утруждать попытками их заблокировать, и они пробивали её тело, руки и ноги, кромсая и разрывая её плоть.

Если она и чувствовала боль, то виду не подавала. Цепь мелькала в воздухе, и уничтожала всё, что оказывалось в пределах её досягаемости, а Бриджид продолжала бежать.

Крайтэки сосредоточились на ней, почти игнорируя следовавшего за ней мужчину. Тирион бежал позади, убивая тех, кто приближался к ней сзади. По мере её наступления ШиХар продолжили наносить удары — удары, на отражение которых Бриджид больше не тратила времени. Она бежала и убивала, и с каждой прошедшей минутой на ней оставалось всё меньше неповреждённой плоти.

Её скелет стало видно в дюжинах мест, и из её ран будто тёк огонь, украшая её тело алым пламенем, но Бриджид всё не умирала.

Они миновали границу Рощи Иллэниэл, и подались в сторону, чтобы как можно быстрее добраться до Рощи Прэйсиан. Здесь Крайтэков было меньше, за исключением тех немногих выживших, что продолжали их преследовать. Встречавшиеся им на пути дети Иллэниэлов не сопротивлялись, но Бриджид их всё равно убила.

Когда они достигли Рощи Прэйсиан, тамошние Ши'Хар попытались отбиваться, но у них это получалось гораздо хуже, чем у рождённых для боя Крайтэков. Она сражала каждого, кто оказывался у неё на пути, а когда один из старейшин пробудился достаточно, чтобы обрушить на неё массивный удар голубовато-зелёной силы, она просто рассмеялась.

Удар Старейшины Прэйсианов сорвал с её горевших костей большую часть оставшейся плоти, но она всё ещё не умирала. Заметив, какое дерево на неё напало, Бриджид сменила направление движения, чтобы ответить взаимностью. Вокруг ствола появился мощный сплетённый из заклинаний щит, но она его порвала, используя горящие кости своих рук так, будто те были когтями, а затем приложила костяную ладонь, и послала импульс, разбивший массивный ствол в щепки.

Бриджид снова побежала ещё до того, как дерево начало падать. Тирион последовал за ней, и мог лишь наблюдать за тем, как она тратила свою жизнь у него на глазах. На самом деле он знал, что она уже была мертва. Её сердце и большая часть жизненно-важных органов были уничтожены почти сразу после того, как она покинула его защиту. То, что бежало перед ним, было остатками — пылающим символом ненависти и мести, который напитали разум и воля Бриджид.

Ещё двое Старейшин Прэйсианов попытались её остановить, и результаты были похожими. После этого, если кто из них и пробудился, то не стал провоцировать её. Дети старейшин, Ши'Хар Прэйсиан, начали появляться во всё большем количестве. Они сражались с помощью иллюзий и засад, появляясь внезапно, и исчезая, если выживали её жестокие ответные удары, но остановить её не могли.

В конце концов они сдались. Хотя они не ценили свои жизни так же, как могли ценить люди, давать ей себя убивать им смысла не было. Прэйсианы исчезли, и остались скрытыми.

Бриджид продолжила бежать, направляясь к Эллентрэа, и теперь, лишённая жертв, она стала убивать каждого Старейшину Прэйсианов, которому не повезло оказаться у неё на пути. Но с каждым расколотым стволом, с каждым использованием этой разрушительной силы, пламя Бриджид тускнело.

Наконец её ноги споткнулись, и вскоре после этого она упала.

Тирион остановился, и с ноющим сердцем встал рядом с ней на колени. Слёз у него не осталось — он истратил их все после потери Кэйт и малышей, но он всё равно ощутил чёрное отчаяние, глядя, как она истаивает у него на глазах.

Бриджид посмотрела на него — её пытающий череп был почти полностью голым, на нём остался лишь кусочек скальпа с волосами. Вместо глаз у неё было пламя, но оно мерцало подобно свечам на сильном ветру. Не имея горла или лёгких, она не могла говорить, но её мысли достигли его:

— «Думаешь, они меня простят?»

— Кто?

— «Инара и Элдин — за то, что я их подвела…»

Комок в его горле почти не дал ему ответить:

— Уверен, они тебя ждут. Готов поспорить, Хэйли играла с ними, чтобы занять их, пока ты туда не доберёшься. — Он вырос, считая Старейшин Ши'Хар, Деревья Богов, священными. Теперь, зная, что они были лишь разумными деревьями, он понятия не имел, во что верить, и существовал ли вообще загробный мир.

Но глядя на то, как гаснет огонь его дочери, он мог лишь надеяться, что после смерти её что-то ждало.

— «Хэйли», — прошептала она своими мыслями. — «Я сделала это ради неё, поначалу. Она сказала мне позаботиться о тебе, Отец. Но я даже этого сделать не смогла».

— Она бы тобой гордилась, — пробормотал он.

— «Я люб…» — Бриджид не закончила свою мысль. Пламя погасло, и её кости осыпались пеплом. От неё остался лишь прах.

Тирион сидел там, глядя на её останки, наблюдая за тем, как ветер поднял её пепел, и стал разносить по округе.

— Это не должно было обязательно так закончиться, — пробормотал он. — Я мог бы тебя спасти. Если бы ты только мне позволила.

Но она этого не хотела.

Оглядевшись, они прикинул оставшееся до Эллентрэа расстояние. Город всё ещё было по меньшей мере в полумиле, и у него не было гарантий, что Тиллмэйриас будет там, ожидая, пока Тирион его найдёт, когда он туда доберётся. Он чувствовал на себе взгляды наблюдавших за ним скрытых Прэйсианов. Скоро они решат, что на него можно безопасно напасть.

Тирион встал, выпрямив спину, и ощутив, как заныли мышцы. Он устал, очень устал. Силы для боя у него оставались, но он знал, что этого не хватит. Попытка добежать до Эллентрэа была глупой.

Однако она послужила и иной цели кроме как исполнить последнее желание Бриджид. «Смотри, Отец. Смотри на мою кровь, смотри на мой огонь!»

Он смотрел, а теперь его время истекало. Его последняя задача прождала достаточно долго. Эмма наверняка закончила, и уже укрылась в своём собственном стазисном ящике. Запустив руку в кошель у себя на поясе, Тирион вытащил маленький железный талисман, служивший ключом к конкретным стазисным ящикам, которые содержали его последний дар для Ши'Хар. Произнеся слово, он привёл талисман в действие, и несколько сотен чар стазиса перестали работать, выпустив приготовленных Абби магов-рабов.

Второй предмет, который он вытащил из кошеля, был одной из созданных Раяном стеклянных сфер. Они все были сделаны одинаково, ни одна из них не была управляющей. Если одна из них была разбита или открыта, это случалось со всеми.

Тирион ждал, молча считая. «Сначала надо дать Морданам время, чтобы найти их цели…»

Первая атака едва не застала его врасплох. Пригнувшись, Тирион ощутил, как сплетённое из заклинаний щупальце прошло у него над головой. Его ответный удар был сырым и несфокусированным, но появившегося Прэйсиана отправил в полёт спиной вперёд — оглушённого, пусть и живого.

Сжав кулаки, Тирион схватил эйсаром окружавший его воздух, закрутив его до настолько плотного и быстрого ветра, что тот выл, кружа вокруг него. За несколько секунд буря переросла в смертоносный смерч, поднимавший в воздух листья и грязь, палки и камешки. Он рос вокруг Тириона, мчась наружу со смертоносной силой, уничтожая всё, чего касался.

Тирион влил в него свою силу, но игнорировал результат. То был лишь отвлекающий манёвр — у себя в голове он продолжал считать.

Его силы подходили к концу, когда он закончил отсчитывать.

— Пятьсот, — произнёс он, позволив ветру стихнуть. Коснувшись стеклянной сферы пальцем, он стёр одну из рун, и стал наблюдать за тем, как питавшая маленькое стазисное поле магия схлопнулась. Стеклянная сфера сломалась, и наружу выполз маленький, похожий на осу Крайтэк, поползший вверх по руке Тириона.

Крайтэк посидел там, обнюхивая его кожу, возбуждённый находившимся внутри него эйсаром. Но он узнал своего родителя. Потеряв интерес, он улетел прочь, будто в случайном направлении.

Он пролетел почти сотню футов, прежде чем спикировать на кусок пустой земли, очищенный ветром от листьев, растений и мусора. На миг Крайтэк исчез, а потом снова появился, прогрызя завесу невидимости, скрывавшую укрывшегося в этом месте Прэйсиана.

Ши'Хар уставился на Крайтэка, озадаченный, а тот нырнул, пробив сплетённый из заклинаний щит вокруг Прэйсиана, и зарывшись ему под кожу.

«Наверное, это не был хранитель знаний», — лениво подумал Тирион. «Иначе он бы знал, что надо было убивать Крайтэка, а не пялиться на него».

Хотя, никакой погоды бы это не сделало. Сотни подобных ему уже находили свои первые жертвы в разбросанных по всему миру точках. Даже если половину из них убьют быстро соображающие Ши'Хар, разницы всё равно не будет — лишь нескольким нужно было добиться успеха, чтобы начать каскад, который в конце концов убьёт всех людей, детей Ши'Хар и Старейшин в этом мире.

Тирион глядел на полную криков смерть Прэйсиана — а потом он улыбнулся.

Глава 47

Спокойствие, оставшееся после стихшего урагана Тириона, продержалось недолго. В считанные мгновения после того, как Прэйсиан закончил умирать, его враги возобновили свои атаки.

Крайтэки Прэйсианов прибыли, скорее всего их отозвали старейшины, отчаянно пытавшиеся остановить сольную бешеную пробежку Бриджид по их роще. Она уже была мертва, но это лишь делало их работу проще — теперь им нужно было лишь избавиться от Тириона.

Первый появился прямо у него за спиной — чудовищный зверь на четырёх ногах, рост которого в плечах достигал десяти футов. Игнорируя невидимость, трудно было вообразить, что такая махина двигалась достаточно быстро, чтобы подобраться настолько близко — но это было так.

И его первое заклинательное плетение уже было готово. Перед существом появился широкий круг, поймав Тириона, и начав сжиматься.

Тирион устал. Он долго и упорно сражался, даже пока следовал за Бриджид, и только что использованный им ураган лишил его последних остатков энергии. Адреналин тоже не помогал. Человек мог сражаться лишь ограниченное время, встречая смерть на каждом шагу, прежде чем начинал лишаться чувства опасности. Сердце Тириона даже не ускорило своё биение в результате появления этой новой угрозы.

В тихой пустоте, бывшей его сердцем и разумом, Тирион задумался: «Это, наверное, оно и есть. Я наконец-то смогу отдохнуть».

Но его действия не отразили это безмолвное настроение. Слишком много лет борьбы за выживание были запечатлены в его душе, чтобы так легко принять смерть. Приведя в действие чары в костях своей ноги, он глубоко зачерпнул хранившуюся там силу, и использовал её, чтобы высоко подпрыгнуть.

Его чары были совсем не такими серьёзными, как у Бриджид — они лишь хранили резерв силы для его нужд, не делали его кости неломающимися, и не действовали настолько тонко, чтобы превратить его в неубиваемую машину. Взмыв вверх, он воссоздал с помощью этой силы свой рунный щит, а затем направил своё внимание на землю внизу.

Появилось ещё четыре Крайтэка и, предсказуемо, они приготовились уничтожить его в полёте. Это всегда было опасностью высоких прыжков — направление движения в полёте изменить нельзя, пока снова не коснёшься ногами твёрдой земли.

Прицелившись в полёте настолько хорошо, насколько мог, Тирион выстрелил через рунный канал в одного из них, сразив наповал. Остальную часть силы он влил в защиту.

Этого почти не хватило.

Ответный огонь сбил его в сторону, и ударил о ствол одного из предположительно дремлющих Старейшин Прэйсианов. Оглушённый, Тирион упал остававшиеся десять футов, и земля выбила остаток воздуха у него из лёгких. Он неуверенно сел. Едва способный соображать, он всё ещё стремился выжить. От старых привычек трудно избавиться.

Щит его каким-то образом выдержал, но если бы Крайтэки воспользовались его уязвимостью, то тут бы ему и настал конец. Однако, что странно, они не выстрелили, предпочтя побежать в его сторону. Если бы он мог связанно думать, то мог бы осознать, что они не осмеливались повредить Старейшину, рядом со стволом которого Тирион сидел.

Массивное четвероногое создание добралось до него первым, наступив на него стопой, которая, как он теперь увидел, была утыкана большими когтями. Всё ещё сидя, Тирион сумел пьяно махнуть рукой, срубив ногу, а затем проклятая тварь упала на него, придавив своим многотонным телом.

Окружённое щитом тело Тириона вдавило в мягкую почву, пока он не оказался прижат к одному из корней Старейшины, зажатый между тушей молотившего ногами Крайтэка и неподатливой древесиной. Трудно было найти более беспомощное состояние. Руки его не могли двигаться, тело было в ловушке, и он мог лишь вообразить, что его ноги неуклюже торчали из земли сбоку от его гигантского притеснителя.

«Какая глупая смерть».

Однако благодаря его неподвижности, и благодаря неуклюжести лежавшего на нём Крайтэка, всё ещё безуспешно пытавшегося встать на трёх сохранившихся ногах, Тирион заполучил небольшую паузу, чтобы подумать.

Он вспомнил то, что однажды сказал Эмме: «Нам не нужно могущество, мы становимся могуществом, которым хотим обладать». Хорошая была реплика, хотя он не был уверен, что именно так её и произнёс. Как бы то ни было, он знал, что ему делать.

Борясь со своими инстинктами, он позволил своему разуму освободиться, слегка расширившись, и включив в себя больше окружающего мира. Земля вздыбилась волной под его человеческим телом, толкая его вверх. Одновременно он попытался заставить корни Старейшины подняться, чтобы использовать их как оружие, однако они его проигнорировали. Их голос был другим, как и голос Крайтэков. Раньше он этого не замечал, но его способность было гораздо труднее использовать на физических телах других живых существ.

Поэтому, сосредоточившись на земле, он использовал её, чтобы создать выпуклость, отделившую его от массивного противника, прежде чем сделать из неё вокруг себя толстый щит.

Остальные Крайтэки были близко, но до него так и не добрались, и прежде, чем они успели напасть на его хлюпкую защиту, они обнаружили, что сами начали тонуть в земле, схваченные каким-то образом ожившей почвой.

Последовавшая за этим схватка была сюрреалистичной. Маневрируя одновременно своим ослабшим человеческим телом и окружавшей его землёй, Тирион шатался туда-сюда, рубя противников, когда те были достаточно близко, и используя землю, чтобы выводить их из равновесия, когда их удары становились слишком хорошо скоординированными для того, чтобы он мог с ними справиться.

Он будто сражался на борту лодки, вот только земля кренилась и перекатывалась лишь под его врагами. Тело Тириона спотыкалось лишь из-за его чрезвычайной усталости и утомлённости.

Он прикончил этих четырёх, а потом заметил выросшую вокруг него орду. Ещё сотни Крайтэков нашли его местоположение, но более не обращали на него никакого внимания. В воздухе летало облако насекомых, и Крайтэки танцевали и метались, пытаясь избежать укусов. Некоторые уже вышли из строя, извиваясь на земле и умирая.

Дар Тириона наконец-то дал свои плоды.

Появились языки пламени, а также более тонкие применения силы, но хотя они и убили кого-то из его крошечных Крайтэков, всех убить они не смогли. Крайтэки Прэйсианов умирали, бывшие с ними Ши'Хар умирали, и когда осы вгрызлись в кору старейшин, те тоже начали умирать.

Жужжание крошечных крыльев стало подобно рёву в его ушах, когда тёмные облака тирионовой мести разрослись, заполнив небо.

Разум Тириона схлопнулся, пока он снова не оказался лишь человеком, после чего он лёг, позволив усталости взять верх. Лёжа на сухой листве и взрытой почве, он наблюдал, как мир умирал вокруг него.

Многие из его крошечных детей подлетали к нему, заинтригованные его эйсаром, но как только они пробовали его вкус, они его узнавали, и улетали прочь. Он смотрел, как облака плыли мимо, белые на фоне крошечного клочка синевы, видимого сквозь листву. Время от времени жужжащие орды загораживали ему вид, но это вызывало у него лишь улыбку. Уплывая, он наконец закрыл глаза, и заснул.

Умереть до конца Ши'Хар смогут и без него.

* * *

Тиллмэйриас сидел в маленькой комнате, служившей ему много лет, пока он заведовал обучением рабов Прэйсианов. Он всё ещё чётко помнил тот первый день, когда увидел Тириона входящим в эту комнату. Не потому, что этот день был для него чем-то особенным — это было побочным эффектом его статуса хранителя знаний. Лошти давал идеальную память, в дополнение к знаниям всех проходивших через него прежде поколений.

Перед ним на столе лежал каравай. Тиллмэйриас никогда не был сентиментален, поскольку такие черты характера среди его народа не ценились, но этот кусок хлеба сейчас имел для него большое значение. Хлеб олицетворял собой разрушенную мечту — его попытку подняться над прошлой несправедливостью, найти дальнейший путь как для его народа, так и для тех, кому они навредили.

Хлеб был идеальным — красивым, и с нежной мякотью. Вкус его был бы идеальным, но Тиллмэйриас его не отведает. Никто его не отведает.

Он-то думал, что лишь Сэнтиры были глупы, проигнорировав соглашение, и позволив паранойе и ксенофобии всё испортить, но сегодня он узнал, что всё было не так. Тирион тоже никогда не собирался придерживаться соглашения.

Тирион с самого начала собирался уничтожить Ши'Хар — он сам в этом признался, и скрытая комната с Лираллиантой внутри была доказательством того, что его угрозы не были пустыми.

Иллэниэлы были не лучше его. Они отказались помочь охранять людей, предпочтя вместо этого тихо сидеть в своей роще, дожидаясь задуманного ими разрушения. Несомненно, у них был какой-то план для выживания, пусть и высокой ценой, но Тиллмэйриас сомневался, что их спасение будет включать в себя Рощу Прэйсиан.

В конечном итоге предателями были они, а Тирион был их орудием — сперва невольным, а в конце — добровольным.

«Но как они этого добьются?»

Он не знал. Прэйсианы были в плохом положении, как ни крути. Встав в первых рядах защитников Тириона и его народа, они теперь оказались под прицелом Рощ Сэнтиров и Морданов, и, вероятно, ещё и Гэйлинов. Иллэниэлы что, планировали использовать их как козлов отпущения?

Тиллмэйриас покачал головой — это было какой-то бессмыслицей. Что бы Тирион ни планировал, даже гражданской войны не будет достаточно, чтобы дать ему то, что он хотел — то есть, судя по всему, уничтожение всех Ши'Хар.

Дверь он оставил открытой, и когда к нему полетело маленькое жужжащее насекомое, глаза Тиллмэйриаса сразу его заметили. Он в точности знал, что оно из себя представляло.

Метнувшись назад, он избежал первого стремительного броска существа к его голове. Паника едва не лишила его способности мыслить, но он сумел спалить маленькое существо небольшой огненной вспышкой раньше, чем оно успело вернуться для второй попытки.

Усилием мысли Тиллмэйриас закрыл дверь как раз в тот момент, когда внутрь залетело ещё два насекомых. Их он спалил так же быстро. Пока что он был в безопасности. Но сколько это продлится?

Он наконец понял план Тириона, хотя и не мог догадаться, как тому это удалось. Неужели Иллэниэлы создали для него этих запретных Крайтэков? Если да, то зачем? Судя по поведению ос, было очевидным, что их изначальные склонности были восстановлены, что делало их столь же опасными для Иллэниэлов, как и для остальных рощ.

Зачем им делать что-то подобное?

Снаружи его двери послышалось жужжание, и его магический взор показал, что там стало собираться всё больше этих существ.

Ожидание их не устраивало. Они уже начали вгрызаться в древесину здания, которое, в конце концов, представляло собой отросток корня одного из Старейшин. Однако большая часть Крайтэков грызла дверь, ослабляя её, чтобы добраться до Тиллмэйриаса.

Его разум стремительно перебрал череду защитных заклинательных плетений, но ни одно из них не было бы достаточным. Судя по тому, то он знал, эти существа прогрызут любую магическую защиту, которую он создаст, и чем больше эйсара он потратит, тем больше их будет к нему тянуть.

Сколько-то Крайтэков он убьёт, но в конце концов Тиллмэйриас потерпит поражение.

На него накатило чувство беспомощности, за которым вскоре последовал гнев. Это было неправильно. Это было нечестно! «Я пытался всё исправить». Но Тириону было всё равно. Этот человек желал лишь мести — узколобой, недальновидной мести.

— Как и любой другой баратт, прямо как животное, — тихо произнёс он. — И теперь он всех нас погубил.

Он никогда не был подвержен сильным эмоциям, но его гнев становился всё сильнее. Впервые в жизни Тиллмэйриас ощутил, как его гнев раскалился добела. Тиллмэйриас впервые испытал ненависть.

И тут ему в голову пришла идея.

Он умрёт, несомненно, но это не обязательно должно было стать концом. Кионтара были созданы с использованием заклинательных зверей Сэнтиров и заклинательных плетений, и это делало их по сути бессмертными. Создать заклинательного зверя он не мог, но был способен сделать нечто подобное, используя свой собственный разум как субстрат для магии.

Конечно, это было запрещено, и не зря — но кто ещё остался, способный перечить его решениям? Он уже чувствовал, как здание, в котором он находился, умирало вместе со Старейшиной, частью которого оно являлось. Остальных старейшин наверняка постигла та же судьба, и если Крайтэки были здесь, то он был уверен — Тирион позаботился распределить их вообще повсюду.

Он уже видел, как в древесине двери начали появляться дырки. Время было на исходе.

Черпая из воспоминаний предков, и напитав свой заклинательный разум эйсаром, он начал быстро плести необходимое заклинательное плетение. Он ощутил боль в ноге, когда первая оса вонзилась в его плоть, зарываясь внутрь. Ощущение было таким, будто в его тело зарылся пылающий уголёк.

Игнорируя боль, он продолжил работать. Когда плетение было завершено, он обернул его вокруг себя, позволяя магии окутать его плечи подобно пледу. Магия прошла через его кожу, и двинулась глубже, неся с собой холодную тьму.

Боль от Крайтэка в его ноге утихла, а затем его сердце дрогнуло. На миг всё потемнело, когда небытие захватило его. Тиллмэйриас умер, и его глаза закрылись.

Однако секундами позже они снова открылись.

«Я умер? Являюсь ли я ещё собой?» — задумался он. Он всё ещё ощущал себя как прежде, но его рациональный разум говорил обратное. Он знал, что истинный Тиллмэйриас должен был умереть. Он был репликой, застывшее во времени благодаря заклинательному плетению, и навеки привязанной к телу, которое уже никогда не будет жить.

Но он определённо чувствовал себя настоящим.

И он определённо чувствовал ненависть.

Он вспомнил о Крайтэке, зарывшемся в его ногу. Что случилось с этим существом? Осмотрев себя, он нашёл входное отверстие, но тело крошечного Крайтэка было мёртвым. Используя эйсар, Тиллмэйриас осторожно высвободил трупик из своего тела, а потом стал поражённо наблюдать за тем, как его нога сама зажила. Он не знал, что так получится.

Он также не понимал, что убило Крайтэка. Он не был уверен, как тот отреагирует на его трансформацию. Первым его ожиданием было то, что существо продолжит есть его изнутри, не будучи способным убить его — но это определённо было не так.

Теперь вокруг него жужжало ещё несколько этих существ, но они не выказывали к нему интереса. Протянув руку, он поймал одного из них ладонью, а затем с интересом поглядел, как существо умерло у него в руке. Он ощутил крошечный прилив эйсара, когда жизненная сила Крайтэка была высосана.

— О, — просто сказал он. Вот, значит, как это работало. Его лицо медленно расползлось в улыбке. Не способный умереть, более не интересный для созданного Тирионом или Иллэниэлами оружия, он теперь не должен испытывать никаких трудностей.

У него была лишь одна цель. Убить человека, который разрушил цивилизацию, просуществовавшую тысячелетия.

Глава 48

Когда Тирион очнулся, стояла тишина.

Что-то щекотало ему нос, но его магический взор не находил никого поблизости. Открыв глаза, он увидел падавший снег. Подняв руку, он стёр его с лица лишь для того, чтобы обнаружить на пальце серый мазок. Пепел.

«Эмма хорошо справилась», — подумал он, — «если пепел выпадает настолько далеко».

Он сел. Воздух был невыносимо холодным, что было одной из причин, почему он ожидал снег. Дрожа, он встал на ноги, слегка покачнувшись, пока не обрёл равновесие. Если бы он не проснулся в этот момент, то мог бы и вообще не проснуться. Было очень холодно.

Почти бессознательным усилием воли он окружил своё тело одеялом тёплого воздуха. Решив эту проблему, он потянулся своими чувствами вовне, позволяя магическому взору осмотреть всё, что лежало в пределах его восприятия.

Ничего живого он не нашёл.

Ну, это было не совсем верно. Там были животные, и мелкие растения, даже несколько низкорослых деревьев, каким-то образом выживших среди высоких Старейшин Ши'Хар. Но помимо всего этого он не нашёл… ничего — ни Ши'Хар, ни сияющих башен эйсара, представлявших собой старейшин, ни людей. Роща Прэйсиан была кладбищем, наполненным пустыми оболочками мёртвых деревьев и павшими телами.

— Ну, так гораздо лучше, — сказал он вслух, в основном просто для того, чтобы услышать звук своего голоса. В округе стояла оглушительная тишина. Он понятия не имел, что делать дальше.

Очевидным решением было пойти домой, и он так и поступил, но сделал едва ли пару шагов, прежде чем подумал о пустоте, которую он там найдёт. Единственными людьми в его доме были Лираллианта и Лэйла, и он не мог поговорить ни с кем из них. Не осмеливался. Разбудить их сейчас, до того, как созданные им Крайтэки умрут, будет смертным приговором.

— Я и раньше был один, — сказал он себе. Но настолько одиноким он не был никогда. Даже во время его одиночного заключения в Эллентрэа была Амара, приходившая по несколько раз в день, принося ему еду. Сейчас же он весьма буквально был последним ступающим по земной поверхности человеком.

Он шёл дальше, полный одновременно ужаса одиночества и любопытной лёгкости. Его ноша исчезла. Его испытания закончились. Он достиг успеха, и теперь ему больше нечего было делать. Впереди него простиралось пустое будущее.

Лишь наконец войдя в свой дом в Албамарле он вспомнил об окружавшем стазисный ящик Лираллианты заклинательном плетении. Он не сможет её разбудить ни через три месяца, когда исчезнут Крайтэки, ни через годы, когда мир начнёт восстанавливаться — никогда. Если только не найдёт ключ к снятию заклинательного плетения, державшего её в западне.

Не в силах остановиться, он открыл путь в её комнату. Остаток вечера он провёл, просто глядя на неё и на Лэйлу. Её он, по крайней мере, сможет в конце концов разбудить. Но как он сумеет вырастить ребёнка без матери.

Думы о Кэйт послали его мысли вниз по нисходящей, тёмной спирали, вращавшейся вокруг неё и его потерянных детей. Он получил в точности то, что желал — и потерял всё, что у него когда-либо было.

— Сомнения одолели, баратт? — послышался через плечо знакомый голос.

Его магический взор сказал ему, что там никого не было, но голос этот он знал. Тиллмэйриас. Тирион не шелохнулся. «Как он смог выжить?». Заклинательное плетение — оно было подсказкой. Хранитель знаний не просто закрыл от него Лиру — он, наверное, спрятался в этой комнате.

Тирион привёл в действие свои защитные татуировки.

— Я тебя испугал, животное? — спросил хранитель знаний.

— Полагаю, вся твоя болтовня о разумности человеческого вида была просто показухой, а, Тиллмэйриас? — низким голосом проворчал Тирион.

— Даже не начинай думать о том, чтобы осуждать меня, предатель! — выплюнул Ши'Хар.

Тирион медленно развернулся, встав лицом к пустому пространству, где, как он знал, должен был стоять Тиллмэйриас:

— О, ещё как думаю! Ты зовёшь предателем меня? Ты меня винишь за смерть твоего народа? Вы сами начали всё это, когда пытали меня во имя «обучения». Когда вы заставили моих детей сражаться друг с другом. Когда ваш народ забрал чужой мир, и почти стёр человечество с его лица.

— Моей единственной ошибкой было думать, что мы могли перекинуть мост через пропасть между нашими народами. Я действовал из лучших побуждений, пытаясь создать лучшее будущее для вашего рода.

Его голос смещался вместе с ним, пытаясь не дать Тириону понять, где он находился.

— Ты был глупцом, — язвительно сказал Тирион.

Тут хранитель знаний появился, и с его рук сорвались заклинательные плетения, начавшие окружать Тириона. Тиллмэйриас стоял в пяти футах справа. Тирион прыгнул к нему и, перед тем, как магия успела сомкнуться на нём, вогнал свой правый наручный клинок прямо в грудь Ши'Хар.

И не добился совершенно ничего.

Прэйсиан даже не дёрнулся, и на его лице не отразилось никаких признаков боли. С тем же успехом Тирион мог пырять соломенное чучело.

Теперь, когда завеса невидимости исчезла, он увидел и кое-что ещё. Тиллмэйриас выглядел достаточно нормальным для физического взгляда, но для магического взора он был чёрной пустотой, отсутствием всего в том месте, где должно было находиться живое тело. Что-то было не так.

«Какая-то странная иллюзия?»

Заклинательное плетение сжало его подобно странной шипастой лозе, с силой вгрызаясь в его щит. Тирион не давал плетению добраться до себя, влив больше энергии в защитные татуировки, но вечно это продолжаться не могло.

Перелив часть силы в свои скованные руки, он стал усиливать их, пока не сумел развести их в стороны, разрубив удерживавшую его магию. А потом бросился бежать.

Комната, где находились Лира и Лэйла, была не местом для схватки.

Тиллмэйриас последовал за ним, тихо смеясь:

— Думаешь, что сумеешь победить, баратт? Ты лишь оттягиваешь своё поражение, и доставляешь мне ещё больше удовольствия.

Тирион взбежал вверх по лестнице, и вылетел через парадную дверь во двор. Там хватало пространства. Когда Тиллмэйриас шагнул наружу, Тирион послал удар сырым эйсаром в форме огня, окутавшего тело Ши'Хар. Хранитель знаний был слишком самоуверенным, не утрудив себя созданием защитного заклинательного плетения — и теперь поплатится за это.

Но огонь умер сразу же, как только коснулся его — пламя исчезло, будто никогда и не существовало. Эйсар, с помощью которого Тирион создал огонь, просто исчез, поглощённый той пустотой, которую представлял из себя Тиллмэйриас.

«Как он это сделает?»

— Тебе нравится огонь, баратт? Ты используешь его как ребёнок. Позволь показать тебе, как это следует делать. — Магия потекла с пальцев Прэйсиана, сплетаясь в казавшееся живым пламя. Оно потянулось наружу в виде канатов, которые росли и извивались вокруг него, горя раскалённым жаром… а потом сошлись на Тирионе.

Щит не позволил плетению добраться до него, но оно было в считанных дюймах от его кожи, излучая жар сквозь щит, поджаривая его прямо внутри его защиты. Времени у Тириона было мало. Он в неистовстве закружился, используя свои наручные клинки в попытке уничтожить заклинательное плетение, но огонь просто позволял им проходить через себя, восстанавливаясь после того, как они его миновали.

Прибегнув к старой тактике, Тирион вырвал землю у Тиллмэйриаса из-под ног — или попытался, однако как только посланный им в почву эйсар исчез сразу же, как только коснулся ног хранителя знаний. Удар ветром так же потерпел неудачу, в то время как на коже укрытого щитом Тириона начали проступать волдыри.

Отчаявшись, и зная, что до смерти оставались считанные секунды, Тирион поднял руку, и направил удар силы через татуировки на своей руке. На этот раз он был вознаграждён, ибо магия не умерла, достигнув хранителя знаний. Удар заставил его противника отлететь назад, и впечататься в каменную стену дома.

Тирион услышал хруст костей, когда Ши'Хар врезался в стену. Пламя вокруг него исчезло, и он понял, что одержал победу.

Тиллмэйриас осел на землю, а потом совершил невозможное — начал снова вставать. Тирион поражённо наблюдал, как верхняя часть плеча хранителя знаний выпрямилась, его кости выправлялись. Большая вмятина на его черепе вспухла, после чего череп снова принял свою нормальную форму.

А сам Ши'Хар по-прежнему выглядел чёрным пятном пустоты в его магическом взоре.

— Что ты с собой сделал? — спросил Тирион.

Тиллмэйриас засмеялся:

— Гадаешь, почему я не умираю? Ты уже убил меня, баратт. Но я решил, что не позволю этому помешать мне ответить тебе взаимностью.

Тирион не мог не подумать о цепи Бриджид. Та была бы идеальным оружием. Он задумался, что будет с его противником, если его разрубить на дюжину маленьких кусочков. Цепь была в его спальне — сувенир, который он принёс с собой, чтобы что-то напоминало ему о Бриджид, — но использовать её он не мог. Никто не мог — она откликалась лишь на её эйсар.

Но он знал, что наручные клинки по-прежнему работали, пусть колющие удары и не были наилучшей тактикой. Рубящие удары должны были справиться гораздо лучше. И почему-то сила, направленная через руны на его руках, работала там, где сырой эйсар терпел неудачу.

Тирион начал нацеливать очередной направленный удар на Ши'Хар, но Тиллмэйриас исчез, снова воспользовавшись даром Прэйсианов.

Тирион создал пронизанный эйсаром туман, чтобы скрыться от Тиллмэйриаса, но тот исчез сразу же, как только коснулся кожи его уже мёртвого противника. Тирион не смог определить, где именно это случилось. Сменив тактику, он послал кружево энергии через почву у себя под ногами.

В прошлом он использовал такую технику, чтобы обнаружить, где стояли его скрытые враги. На этот раз она скорее всего не сработает, но он хотя бы узнает, где Тиллмэйриас находился, когда энергия его коснётся.

Заклинание умерло почти сразу же — Тиллмэйриас стоял прямо рядом с ним.

Прежде чем Тирион смог отреагировать, на него с силой лавины обрушилось заклинательное плетение. Оно было почти таким же, как то, что он сам использовал несколько секунд тому назад. Только вот тело Тириона не могло восстановиться так, как тело Тиллмэйриаса. Он ощутил, как что-то треснуло глубоко в его груди, когда он ударился об стену, а потом мир почернел.

Открывая глаза, он знал где-то в своей набитом ватой голове, что скорее всего потерял сознание. Щит его исчез, и Тиллмэйриас стоял рядом с ним на коленях. Тирион попытался сдвинуться с места, когда рука хранителя знаний потянулась к его горлу, но тело его было вялым, и отказывалось повиноваться.

Когда их кожа соприкоснулась, он ощутил холодный ветер, подувший через его душу. Мир потускнел, и Тирион почувствовал себя так, будто в его венах тёк лёд. Та немногая энергия, что ещё оставалась в нём, быстро истаяла. Беспомощный, он глядел в глаза мужчины, которого так долго боялся и ненавидел.

Он должен был вот-вот умереть.

— После того, как тебя не станет, я выпущу Лираллианту, и переделаю мир, — сказал Тиллмэйриас. — Я хочу, чтобы ты это знал. Чего бы ты, по твоему мнению, ни добился всем этим бессмысленным разрушением — всё это было зря. Ты страдал, твоя семья страдала, твои дети погибли — всего лишь ради твоей глупой, животной гордости. Никто не будет оплакивать твой конец, предатель.

Тирион ловил ртом воздух, его грудь слишком ослабла, и даже не могла дышать.

— Ты проиграл ещё до того, как мы начали, Тирион, — проинформировал его Ши'Хар. — Я не могу умереть.

«Смотри, Отец» — говорила ему Бриджид. «Смотри на мою кровь, смотри на мой огонь!». Своим мысленным взором Тирион вновь увидел, как её кости обращались в прах, когда её энергия кончилась. А потом его взгляд заметил пламя на земле позади Тиллмэйриаса. Сухая трава загорелась, пока горящее заклинательное плетение Ши'Хар было вокруг него.

«Он не может умереть», — подумал Тирион, — «но это тело может гореть, а если ничего не останется…». Холодная пустота облегчила ему задачу, когда он позволил своему разуму скользнуть прочь, расширяясь, и включая в себя не землю или ветер, а крошечное пламя, горевшее в нескольких футах от него.

Тирион стал огнём, а огонь стал его яростью.

Огненный столб расцвёл, с рёвом поднявшись в небо, и Тиллмэйриас отпустил его шею, оборачиваясь, чтобы посмотреть, что случилось. Тирион обрушился на него, и на этот раз огонь не потух, ибо этот огонь не был рождён магией, не был рождён намеренно сформированным эйсаром.

Это было естественное пламя, насыщенное волей и убийственной яростью Тириона Иллэниэла. Оно охватило противоестественное тело хранителя знаний, а затем загорелось ещё ярче, становясь губительной белой колонной раскалённого бешенства.

Тиллмэйриас испустил жуткий крик бессильного отчаяния, когда его тело обратилось в пепел. А потом его не стало. Тириону почти показалось, что он всё ещё мог его видеть, будто духа, оставшегося после исчезновения тела, но и это тоже растаяло.

Без топлива и без воли к дальнейшим действиям, огонь начал умирать, и Тирион схлопнулся в себя, пока наконец не стал просто человеком, холодным и сломленным, лежащим на земле рядом с домом.

Он едва мог двигаться — что-то в нём было сломано, скорее всего — ключица, но он также ощущал странное чувство удовлетворения. Прежде он был разочарован тем, что не смог добраться до Тиллмэйриаса. Каким бы брутальным ни был их бой, он создал у Тириона чувство завершённости.

— Я победил, мудила, — прошептал он.

* * *

Тирион сумел, хоть это было и больно, заползти в дом. Иначе он бы замёрз насмерть. После этого он потерял сознание, и не мог понять, пролежал ли он день или три, прежде чем очнулся. Это не имело значения. Он выжил.

Очнувшись, он долго разбирался со своими ранами, исправив свою сломанную ключицу, и залатав ещё несколько менее серьёзных переломов. С синяками он почти ничего не мог сделать, и с волдырями от ожогов тоже было трудно справиться.

Некоторые вещи просто требовали времени.

В конце концов он смог встать на ноги, после чего позаботился об иных своих нуждах. На кухне ещё была еда, и хотя его стряпня была ужасна по сравнению с готовкой Кэйт, голод ему не грозил. Неделю спустя он осознал, что еда у него когда-нибудь кончится.

Эту часть плана он плохо продумал. Горожане, застывшие в стазисе, не нуждались в пище, а вот он — нуждался, и им она тоже понадобится, когда они в конце концов вернутся к жизни. Зима стала жутко холодной, и повсюду был лёд.

Находившаяся в Колне скотина скорее всего всё ещё была живой, но когда зима не кончится несколько месяцев спустя, большая часть животных умрёт. Однако у Тириона было полно времени.

Спустя две недели, поправившись, он вернулся в дом своих родителей. Там он с облегчением обнаружил их отсутствие. Он так и не проверил, действительно ли они переехали с остальными жителями, и боялся, что может найти здесь их тела.

Овцы были в порядке, поэтому он медленно погнал их обратно в Албамарл. За последовавшие месяцы он соорудил стазисные ящики, где их можно было бы держать по одной, и сделал то же самое для лошадей и иных животных, которых отыскал в Колне. Они понадобятся людям, когда те вернутся.

Еда его беспокоила, но весь мир превратился в холодильник. Оставшаяся в брошенных домах Колна еда была замороженной, когда Тирион добыл её для своей кладовой. Часть еды он сохранил, остальное — съел.

Оставшийся год он медленно собирал всё ценное — еду, инструменты, и животных. То, что не требовалось ему самому, он помещал в стазис.

Оставшись один, он не имел ничего кроме времени.

Прошло полгода, но зима не кончилась. Он подумал о том, чтобы разбудить Лиру, дабы та составила ему компанию, поскольку угроза созданных им Крайтэков уже давно миновала — но это было невозможно. Пробуждением детей он тоже решил себя не утруждать, поскольку им тут нечего было делать. Мир был тёмным, холодным, и унылым.

Тирион ждал, и наблюдал, питаясь едой, которая потеряла весь вкус из-за слишком долгой заморозки. Весь мир казался идеальным отражением его души.

Эпилог

Он был шокирован, когда в дом вошла Абби. Он так долго был один, что начал говорить сам с собой, и часто ему казалось, что он слышал голоса своих детей — однако Тирион знал, что это была лишь игра его воображения.

Он осторожно уставился на неё, пытаясь определить, была ли она настоящей, или просто миражом. Онпотерял счёт времени. Неужели прошёл год? Она как раз в это время и должна была очнуться.

Она глазела на него в ответ с выражением жалости на лице:

— Ужасно выглядишь, Отец.

Тирион поднял руку, почесав лицо через отросшую у него длинную бороду:

— Бывало и хуже, — ответил он. Он подскочил, когда в дверь вошёл ещё и незнакомый ему мужчина. — Кто это? — с подозрением спросил он.

— Расслабься, — сказала она, успокаивающе выставив ладонь. — Это — Да́вор, один из сохранённых нами Морданов. Я его разбудила, чтобы быстрее сюда добраться. Пешком бы пришлось идти неделю.

— О. — Он заметил татуировки у мужчины на шее — это был один из магов-рабов. — Есть хочешь? — спросил он. Никакой иной темы для разговора он не мог придумать.

Абби покачала головой:

— Нет. Я поела незадолго до того, как мы поместили себя в стазис. Ощущение такое, будто я только что из кухни. Что у тебя тут?

— Мясо, — сказал он ей. — Говядина, кажется — мне трудно вспомнить. Ещё есть репа и морковь.

Она пошла на кухню, чтобы осмотреть его провизию, и увиденное ужаснуло её. Вернувшись, она зыркнула на Тириона:

— Ты вообще хоть что-то из этого готовил? — Овощи были замороженными, и выглядели частично обглоданными. Говядина была сырой, и, судя по её виду, он просто отрывал от неё куски, когда был голоден. Никакие тарелки не выглядели использовавшимися сколько-нибудь недавно.

Он был один так долго, что ощутил себя ребёнком, глядя в её разгневанное лицо.

— Нет, — прошептал он надломившимся голосом. А потом заплакал.

Его реакция застала её врасплох, и её природное сострадание быстро вышло на передний план:

— Ш-ш-ш, всё хорошо. Что не так? Что случилось? — Он дёрнулся, когда она положила руку ему на плечи, и потребовалось несколько неуютных минут, прежде чем она смогла заставить его расслабиться достаточно, чтобы обнять.

Какое-то время он судорожно рыдал, а потом начал говорить. Он рассказал ей про ситуацию с Лираллиантой, и про кончину Бриджид. Рассказал о Тиллмэйриасе, а потом рассказал о зиме. Всё это время он испытывал боль, шедшую от сердца, потому что знал, что ещё через несколько дней она уйдёт, вернувшись в стазис, а он останется, чтобы наблюдать и выжидать.

Абби слушала его почти без комментариев, а когда у него наконец кончились слова, она потёрла ладони о юбку, и встала:

— Давай, я посмотрю, что можно сделать с кухней. Тебе нужна горячая пища.

Она трудилась там несколько часов, разведя огонь в давно потухшем очаге, и почистив несколько котелков. После этого она нашла в стазисном ящике овощи, которые не выглядели так, будто превратятся в кашу после разморозки, и начала готовить. Замороженный кусок говядины она выкинула, и вытащила из другого стазисного ящика выглядевший свежим кусок баранины. Когда она закончила, варево в котелке пузырилось, наполняя дом божественным ароматом.

Тирион стоял в дверях, с красными глазами и бледным лицом:

— Что это?

— Тушёная баранина, твоя любимая, — ответила она. — Кэйт научила меня её готовить, и хотя у меня, наверное, получилось не так хорошо, я всё же считаю, что ты найдёшь её гораздо лучше того, чем ты питался последнее время.

Они поели, и Тирион не мог сказать, была ли баранина лучше или хуже, чем у Кэйт. Прошло так много времени, что её вкус казался ему божественным, и он съел так много, что когда наконец остановился, у него забурлило в желудке. Он выбежал наружу, и его стошнило на замёрзшую землю.

Абби гладила его по спине, пока он глотал ртом воздух:

— Ты съел слишком много и слишком быстро. Твоё тело не смогло справиться с едой.

Он поднял на неё взгляд:

— Я хочу ещё.

Поэтому он снова устроил трапезу, на этот раз поскромнее, а Абби начала рассказывать ему свои новости.

— Эмма и Раян не вернулись, — прямо сказала она ему. — Мы с Давором проверили все места, куда она должна была отправиться. Похоже, что до седьмого они так и не добрались — думаю, они погибли в шестом, которое рядом с Рощей Гэйлин.

— Видела какие-нибудь признаки Ши'Хар? — спросил он. — Кто-нибудь из Старейшин выжил? — Ни одного живого он за время своих скитаний не нашёл, но хотел знать наверняка.

— Там только мёртвые, — ответила она. — Даже Ши'Хар, которые дети — их замёрзшие тела до сих пор лежат там.

Примерно то же самое он видел в районах Рощ Иллэниэл и Прэйсиан.

— Хочешь увидеть, где она умерла? — спросила Абби. — Мы с Давором можем тебя перенести.

В её голосе звучали странные нотки, но разум Тириона был слишком дезорганизованным, чтобы это заметить. Тепло еды в животе, тепло её присутствия, присутствия другого человеческого существа — от всего этого у него голова шла кругом. Он не мог вынести мысль о том, что она снова уйдёт.

Что угодно, лишь бы она осталась с ним ещё немного дольше. Одиночество было невыносимым. Тирион сомневался, что снова его переживёт:

— Конечно.

— Отправимся утром, — решила она. — А сегодня тебе надо отдохнуть как следует.

Она заставила его заснуть в комнате Лэйлы, после того, как убралась там. До этого он спал в своей собственной спальне, завернувшись в одеяло магического тепла, в то время как замёрзшие тела Кэйт и Гарлина лежали рядом с ним — но Абби такого позволить не могла.

* * *

Здесь воздух чувствовался теплее, несмотря на высоту. Возможно, это было из-за близости к солнцу, а может, ему только так казалось. Местность в том месте, где когда-то была Роща Гэйлин, кардинально изменилась.

В результате усилий Эммы земля утонула, за исключением горы, которая высилась там, где они стояли. Океан затёк в образовавшуюся низину, заполнив окрестности горы, и создав новое море. В месте падения Эммы теперь располагался большой скалистый остров с длинными склонами, тянувшимися к воде.

Это казалось подобающим.

Что бы ни случилось с её телом, и телом Раяна, найти их так и не удалось. Вероятно, их завалило, или они сгорели. Большую часть островного ландшафта покрывали массивные потоки застывшей лавы, и некоторые её части до сих пор были горячими. «Это могло быть объяснить повышенную температуру», — подумал Тирион.

Абби и Тирион стояли на плоском углублении высоко на склоне новой горы. Они были одни, оставив Давора ждать у береговой линии. Потянувшись, она взяла его за руку:

— Ты это сделал, Отец, — сказала она ему, — ты, и Эмма.

— Ага, — ответил он невыразительным и пустым голосом, — но ты тоже помогала.

— Я этим не горжусь, — ответила она. — Я никогда на самом деле не хотела этого делать. Вся эта смерть — это было для меня слишком.

— Сейчас уже поздно об этом причитать.

— Что будешь делать дальше? — спросила она.

— Спустя несколько лет, или десятилетие, когда эта зима наконец кончится, я смогу всех разбудить, — без всякого выражения сказал он.

— А потом?

— А потом мы вырастим детей, научим их сражаться, отстроим мир заново, — закончил он.

Она подняла бровь:

— Научим их сражаться? Как ты учил нас? Зачем? Больше не осталось врагов.

Как же мало она знала. Ши'Хар не стало, но не явились из ниоткуда. Реальность была гораздо обширнее, чем известный человечеству мир. Однажды могут прийти другие, миновав разделяющую измерения пустоту, как это сделали Ши'Хар. Он намеревался позаботиться о том, чтобы человечество было сильным и готовым, когда наступит этот день.

— В борьбе всегда есть нужда, — сказал он ей, со сталью, частично вернувшейся в его голос. — Мы никогда больше не будем слабыми. Я этого не позволю. — Его хватка усилилась, пока Абби не отдёрнула от него свою собственную руку, чтобы не дать ему её сломать. — Наша раса когда-то обладала почти невероятным могуществом, а Ши'Хар их раздавили. Они были наивны. Теперь же у нас есть сила, которую с собой принесли Ши'Хар, и у меня есть кое-что из знаний, которыми обладали наши предки.

Я отстрою мир заново. Мы можем возродить нашу технологию, и отточить способности, которые отобрали у Ши'Хар, сделать из себя силу, слишком великую, чтобы какой-то враг снова мог бросить нам вызов, — с убеждённостью закончил он.

Абби подняла на него взгляд, её лицо было грустным. Одинокая слезинка прочертила дорожку на её лице:

— Ты от этого не отступишься, так ведь?

— От чего не отступлюсь? — спросил он, в замешательстве глядя на неё.

— Не важно, — сказала она, обнимая его руками, и спрятав лицо у него на груди.

Он слишком поздно заметил клинок в её руке. Тирион полностью ей доверял, и одиночество притупило его инстинкты. К тому времени, как его магический взор заметил оружие, оно уже начало вонзаться в его спину, найдя щель между позвонками, и перерезав спинной мозг.

Оно вошло высоко, между лопаток, заставив его руки и ноги дёрнуться, а потом мгновенно обмякнуть. Падая, он не почувствовал, как ударился о землю. Абби встала рядом с ним на колени, с мокрым от слёз лицом, всё ещё сжимая нож в руке.

— Почему? — одними губами сказал он, не в силах выдохнуть. Его тело ничего не чувствовало, помимо пылающего между лопаток угля боли. Надавив, он попытался оттолкнуть ей своим эйсаром, но Абби сопротивлялась, мерясь с ним силой.

В конце концов этого оказалось недостаточно — боль была слишком сильной, а его тело — ослабевшим за год одиночества и плохого питания. Она задушила его силу своей собственной, прижав его к земле, поймав в ловушку единственную его часть, которая всё ещё работала — его разум.

— Прости, Отец, — прошептала она, глядя на него сверху вниз, держа лицо своё в считанных дюймах от его собственного. — Никто из нас не хочет того мира, о котором мечтаешь ты. Мы хотим новое начало, мы хотим место, где люди могут быть счастливыми. Мы не можем это сделать, оставив с нами старую ненависть. Мы не можем оставить с нами тебя.

— Лира, — произнёс он, хватая ртом воздух.

Она кивнула:

— Мы попытаемся её освободить. Однажды мы найдём способ.

— Обещай…

Абби поцеловала его в лоб, всё ещё плача:

— Обещаю. — Затем она встала. Глядя на него, она увидела, что свет в его глазах потух, а определявший его существо эйсар почти истаял.

Уронив нож, она пошла прочь, к морю, безжалостно бившемуся о скалистые берега.

Она была слишком далеко, чтобы заметить его трансформацию. Когда это произошло, не было вспышки эйсара, а свой магический взор она упорно сосредотачивала на мире впереди, а не на оставшемся позади отце, которого убила. Ей едва удавалось заставлять себя двигать ногами.

Там, где упало тело Тириона, появился росток, который со временем станет могучим деревом.

* * *

— Она убила его?! — воскликнула Мойра. — Своего собственного отца? Это ужасно!

Я кивнул:

— И это, наверное, было к лучшему.

— В жизни не слышала рассказа хуже, — пожаловалась она с отвращением на лице.

— Проблема заключается в слове «отец», — сказал я ей. — Когда ты думаешь о нём, ты думаешь обо мне, Мордэкае — о человеке, который тебя вырастил, который тебя любил. Тирион не был для неё таким.

— Он был чудовищем! — объявила Мойра. Потом она посмотрела на Линараллу, осознав, что говорила о непосредственно отце своей подруги: — Прости, Лин, мне не следовало так говорить.

Линаралла пожала плечами — как обычно, слова её не задели:

— Я никогда не знала его как человека. Поэтому они послали меня сюда, чтобы понять, что такое человек.

Тут заговорил Мэттью:

— Чего я не понимаю, так это того, откуда у Мамы другая часть?

— Друга часть чего? — спросила Мойра.

— Ну, лошти перешёл по наследству, от Лэйлы к одному из её детей, и так далее, до сегодняшнего дня, до меня с Папой — но у мамы другая штука, дар Иллэниэлов, верно? — посмотрел он на меня, надеясь на ответ.

Я кивнул:

— Такова моя теория. Она — не волшебница, но наверняка унаследовала что-то, что заставляет её испытывать видения.

— Но как? Они же убили сына Лиры, Гарлина, — сказал Мэттью.

Я одарил сына сочувственным взглядом:

— Я не уверен. Подозреваю, что они совершили то же самое, что сделал Тирион, создав человеческого ребёнка, а потом спрятав его, защищённого плетением стазиса — но эти сведения не являются частью моего знания, или твоего. Иллэниэлы планировали далеко наперёд.

— И теперь круг замкнулся, — сказала Линаралла, — на мне.

Это было очевидным выводом, поскольку она была первым истинным ребёнком Ши'Хар, рождённым за последние две тысячи лет, началом возрождения Ши'Хар Иллэниэл. Но я не был в этом так уж уверен — при взгляде на Мэттью у меня появилось иное подозрение, но я промолчал.

Из дверного проёма высунулась голова Пенни:

— Хватит мрачных рассказов, идите есть!

— Что на ужин? — с внезапным интересом спросил Мэттью.

— Если тушёная баранина, то я её есть не буду, — заявила Мойра. — Не думаю, что когда-нибудь снова смогу к ней прикоснуться — только не после того, что мы сейчас услышали.

Я засмеялся, и обнял её, благодарный за то, что отношения с детьми у меня были настолько близкими. Потянувшись, я попытался схватить Мэттью другой рукой, но он уклонился.

— Давай не будем распускать сопли, старик, — сказал он, широко улыбаясь.

Мы пошли есть, и, к счастью, тушёной баранины на ужин не было.

О том, во что вылился план Иллэниэлов, читайте в серии-продолжении — «Герои рассвета драконов».

Майкл Мэннинг Торнбер

«Герои рассвета драконов^[42]», том первый («Рождённый магом», том девятый).

Глава 1

— Твой ход, — с едва скрываемым ликованием сказал Мэттью Иллэниэл.

Грэм посмотрел на расположенную между ними шахматную доску. Он знал, что игра проиграна, но, с другой стороны, так почти всегда и бывало, когда он садился за стол со своим самым близким другом. Мэттью был на год старше, что давало ему предсказуемое преимущество, но дело было отнюдь не только в этом. Грэм знал, что даже будь он старше, он всё равно бы проигрывал большую часть их партий. Все выходцы из рода Иллэниэл хорошо играли в шахматы.

Не то, чтобы Грэм сам играл плохо. Он мог выстоять против многих игроков постарше, поскольку мать начала учить его этой игре в юном возрасте. Леди Роуз Торнбер была лучшей шахматисткой в Замке Камерон, за исключением, быть может, самого Графа. Их игры были предметом значительного интереса и догадок среди обслуги замка каждый раз, когда одна из них партий проходила в главном зале.

Леди Роуз была матерью Грэма, а Граф ди'Камерон был отцом Мэттью, но хотя тот определённо унаследовал от отца внушительный талант к этой игре, Грэм скорее всего никогда не приблизится к мастерству своей уважаемой матери. Он больше пошёл в своего отца, Дориана Торнбера.

Грэм протянул руку, и уложил своего короля на бок в универсальном жесте капитуляции:

— Эта партия — за тобой, — признал он.

Мэттью нахмурился:

— У тебя ещё были варианты.

— Только не тогда, когда у тебя на лице такое выражение, — ответил Грэм.

— Но ты же их видел?

— Не-а.

— Тогда откуда ты знаешь, что я победил бы?

Грэм вздохнул:

— В том-то и дело, Мэтт. Я не видел вариантов. Вообще. Ты слишком хорош. Тебе надо с Матерью играть, а не со мной.

Мэттью задумчиво потёр подбородок, втайне довольный полученным комплиментом:

— Думаешь, я к ней готов?

— Нет, — честно сказал Грэм. — Она тебя сотрёт в порошок, но ты хотя бы чему-то научишься. Играя со мной, ты свои навыки не улучшишь.

— Возможно, я играю, оказывая услугу тебе, позволяя тебе стать лучше, — хитро сказал Мэттью.

Грэм засмеялся:

— Ха! Тебе просто нравится легко побеждать. Мы оба знаем, что я, наверное, уже на научусь играть лучше, чем сейчас. Это просто не моё. Даже Коналл уже начинает выигрывать против меня, а ему всего лишь одиннадцать.

Коналлом звали брата Мэттью, который был моложе его на пять лет, и хотя, в отличие от Мэттью и Мойры, он пока не выказывал признаков магического таланта, он определённо унаследовал от Мордэкая Иллэниэла его остроту ума. Айрин, самая младшая из Иллэниэлов, была единственной, кого Грэму всё ещё удавалось обыграть наверняка, а ей ещё было всего лишь девять.

Мэттью нахмурился. Несмотря на веселье в голосе Грэма, его беспокоило то, что его друг перестал надеяться повысить свой уровень:

— Так ты думаешь, что никогда не станешь лучше?

— Едва ли это — конец света, — отозвался Грэм.

— Разве нет? — парировал Мэттью. — Мы только-только начинаем чего-то добиваться. Мы молоды. Папа говорит, что нам следует бороться с ограничениями, а ты признаёшь поражение ещё до того, как начал гонку.

Большую часть времени Грэм уже не чувствовал укол боли, как прежде, когда кто-то упоминал о своём отце, но этот разговор будто приближал его прошлое, и он снова ощутил этот укол.

— Ты — волшебник, Мэтт, как и твой отец. Для вас нет ограничений. Простые смертные, вроде меня, вынуждены жить по другим правилам. Я подхожу лишь для одного дела, и последним, что сделал мой отец, было запретить мне идти по его стопам и заниматься именно этим делом.

— Я правда не думаю, что он именно это имел ввиду, — сделал наблюдение чуть притихший Мэттью. Ему не нравились намёки на то, что у волшебников не было тех же проблем, что и у других людей, но в тот момент его друг нуждался отнюдь не в том, чтобы спорить на этот счёт.

— А вот Матушка думает, и её мнение — единственное, которое имеет значение, — горько сказал Грэм. — Я ведь уже не могу спросить у папы, что он имел ввиду.

— Ты ведь не будешь несовершеннолетним до конца жизни, — с отблеском бунта во взгляде сказал Мэттью.

Грэм вздохнул:

— Я уже миновал тот возраст, когда мне следовало начать учёбу. Отец упражнялся с оружием к тому времени, как ему стукнуло двенадцать.

— Вот же несчастный ты старик, — сказал Мэттью. — Золотые годы миновали — в твоём-то нежном пятнадцатилетнем возрасте. Хватит ныть. Ты уже узнал многое из того, что тебе понадобится — ты отлично держишься в седле, неплохо стреляешь из лука, и с мечом управляешься гораздо лучше меня.

Мэттью, в отличие от Грэма, брал частые уроки обращения с мечом — как у Сэра Харолда, так и у своей матери, Графини. Хотя Мордэкай не считал обучение его таким навыком особо важным делом, так как сам никогда не учился владеть мечом, мать Мэттью была иного мнения. Мэттью делился усвоенной наукой с Грэмом, тренируясь с ним наедине, вопреки запрету Леди Роуз. Даже при таком вторичном обучении Грэм Торнбер усваивал всё быстро, и врождённый талант дал ему преимущество над Мэттью почти что с самого первого их учебного поединка.

— Благодарю за комплимент, — сказал Грэм, — но наши с тобой игры с мечами не дадут мне достаточно навыка, чтобы когда-нибудь стать удобоваримым солдатом, не говоря уже о рыцаре.

— Может, если ты попросишь Капитана Дрэйпера или…

— Он не пойдёт против её воли, — перебил Грэм. — Я уже пытался. — Дрэйпер был капитаном стражи в Замке Камерон.

— А если…

— Хватит! — прорычал Грэм. — Это — не твоя проблема! — Встав, он отошёл от стола. — Мне нужно проветриться, — объявил он, направляясь к двери. Он ушёл прежде, чем его друг успел сказать что-то ещё.

* * *

День был тёплым, почти что чересчур тёплым, если бы не бриз, свистевший между деревьев, пока Грэм ехал по окружавшим Замок Камерон лесам. Однако солнечный свет был слишком радостным для его настроения, поэтому он искал более тёмной лесной тени, избегая проторенных троп и открытых полян.

С собой у него был лук, хотя он на самом деле не ожидал им воспользоваться. Грэм поехал по собственной прихоти, ища уединения. Без гончих или егерей его шансы заметить дичь были весьма малы. Он лишь хотел тишины, которую мог дать только лес.

Ветви деревьев росли низко, и ехать под ними стало трудно, поэтому он спешился, и повёл на поводу свою лошадь, спокойную кобылу по имени «Пе́ббл^[43]». Имя её было основано скорее на её тихом нраве, а не на её относительных размерах. Она была одной из многих лошадей в конюшне Графа ди'Камерон, но Грэм часто выбирал её, когда решал прокатиться. Она была не самой быстрой, но непоколебимо надёжной. Из-за этого он почему-то чувствовал с ней сродство.

Грэм остановился. Деревья были густыми, а воздух — неподвижным. Несмотря на яркое утреннее солнце, под густой листвой было почти темно. Он быстро намотал поводья Пеббл на маленькую ветку, чтобы она никуда не ушла. Ветка была недостаточно большой, чтобы помешать лошади освободиться, если она серьёзно захочет сбежать, но смысл был не в этом. Она знала не хуже его, как всё работало. Едва удостоив его взглядом, она начала щипать редкую траву, росшую рядом с деревом.

Потянувшись себе за спину, Грэм вытащил свой посох, висевший там рядом с луком. Шестифутовый цилиндр из цельного дуба успокаивающе ощущался в его руках. Посох Грэм взял не из-за какой-то конкретной нужды в защите, а в качестве отдушки. Отойдя подальше от Пеббл, он приметил деревья и ветви вокруг, и глубоко вдохнул.

Он зажмурился, и выпрямил спину, чувствуя запах наполнившего его лёгкие воздуха. Древесина и кора, разлагающиеся листья и перегной — это были господствующие запахи. Они помогли ему очистить разум, пока он держал посох перед собой, уперев один конец в землю, а второй направив в небо. У себя в голове он видел окружавшие его деревья, вспоминая то, что приметил перед тем, как закрыть глаза.

Он какое-то неопределённое время оставался неподвижным, пока его тело не почувствовало, что настал нужный миг. Он без предупреждения сместился, и его неподвижность сменилась бешеной скоростью. Стоявший перед ним посох исчез, превратившись в смазанный серо-коричневый силуэт, когда руки Грэма повели его вокруг по сложным траекториям. Посох проходил мимо низко свисавших ветвей, не касаясь их — и хотя он представлял из себя довольно длинный кусок дерева, ни один из находившихся рядом побегов он так и не задел.

Грэм танцевал с плывущей деревяшкой, позволяя инерции посоха тянуть его за собой. Он больше не стоял, зажмурившись — его глаза были широко раскрыты, вбирая весь свет окружавшего его мира. Он поворачивался и вышагивал, двигаясь вперёд, а потом назад, в один момент — в одну сторону, а потом — в другую. Посох не останавливался. Двигаясь, оружие проходило у него за спиной, а затем перед лицом, замирая у него под мышкой, а затем снова отталкиваясь в обратном движении.

Грэм двигался, не касаясь ничего из того, что его окружало.

Через некоторое время у него на лбу проступил пот, результат его сосредоточенных усилий. Сильный ветер подул с неожиданной стороны, остужая его, и принеся с собой новые запахи — свет солнца, чистый воздух и… выделанная кожа. В воздухе ощущался резкий запах кожи и пота, и привкус стали.

Грэм остановился, замерев. Обыскивая плохо освещённые кусты вокруг него, взгляд Грэма ничего не находил, но он знал, что там кто-то был. Он никого не видел, а слышал и того меньше, но сменивший направление ветер выдал присутствие другого человека.

— Кто здесь? — окликнул он ясным голосом.

— Всего-то лишь твоя восторжённая публика, — пришёл ответ с нотками сарказма.

Направление, с которого пришёл звук, соответствовало внезапной перемене ветра, но Грэм никого не увидел. Когда он бросил взгляд выше, его острые глаза наконец-то нашли объёмистую в на ветвях над тем местом, куда он прежде смотрел.

— Теперь я тебя вижу, — объявил он.

— Коль увидел бы, ушёл бы отсель ещё час назад, хрен моржовый! — возразил голос. Расстроенно вздохнув, тень распрямилась, отбросив покрытую листьями ветку, искажавшую её очертания.

Когда фигура потянулась, Грэм мельком увидел длинный лук, и ощутил внезапный прилив адреналина. «Этот не знакомец что, готовился стрелять?». Однако его страх оказался необоснованным — когда лицо человека показалось на свет, Грэм узнал в нём Чада Грэйсона, главного егеря для Графа ди'Камерон.

Закинув лук за плечо, охотник без труда спустился, повиснув на нижней ветке, и легко спрыгнув на землю. Ему было за тридцать, но двигался он с грацией человека моложе своего возраста. Он одарил Грэма кислым взглядом:

— Я сидел на этом, значить, чёртовом дереве больше часа, ещё до того, как ты объявился. Щас бы уже взял жирную лань, кабы ты не пришёл, начав метаться как раненый козёл в терновом кусту!

Грэм уставился на него, прокручивая у себя в голове цветастый говор^[44] мужчины. «Как раненый козёл в… чём?». Он почти никогда не проводил с этим человеком особо много времени, и на самом деле не знал, как ему реагировать.

— Прошу прощения, Мастер Грэйсон, но вы же меня узнаёте, не так ли? — спросил Грэм просто чтобы убедиться, что охотник знал, к кому обращается.

— А як же! Ты жеж тот охламон из помёта Леди Роуз! Глаза у меня ещё не отказали, и память — тоже, — выплюнул раздражённый егерь.

«Охламон… помёт…». Грэм покрутил эти слова у себя в голове, и его кровь начала закипать. «Помётом» иногда называли потомство, и, насколько он понимал, обычно применяли только к потомству животных. Будучи от рождения аристократом, он не был особо привычным к вербальным оскорблениям, и никогда прежде не оказывался в прицеле подобного Чаду Грэйсону мастера бранного слова.

— Я правильно услышал? — сказал он, всё ещё не до конца веря своим ушам. — Вы только что назвали меня «охламоном из помёта Роуз?».

Егерь уже расхаживал по округе, бормоча себе под нос жалобы на то, что олени наверняка выберут другие тропы после устроенных Грэмом упражнений.

— Что? Не! — ответил он. — Я сказал «охламоном из помёта Леди Роуз». О манерах я не забываю.

— Возьми свои слова назад, негодяй, иначе я заставлю тебя ими подавиться, — низким голосом ответил Грэм.

Чад даже не озаботился взглянуть на него, шагая мимо.

— Негодяй? — сказал он, презрительно повторяя ругательство Грэма. — Ты что ж, учился браниться, хлебая из мамашиной титьки? Слыхал я словечки покрепче от ещё не оперившихся юнцов.

Грэм вышел из себя, ударив посохом по низкой дуге, намереваясь попасть мужчине по заднице. Удар прошёл мимо, когда тот будто споткнулся, и завалился вперёд. Чад быстро вернул себе равновесие, и встал, с невинным взглядом повернувшись к Грэму:

— Чуешь, ветерок откель-то прилетел? — спросил он.

— Тебе сейчас ещё больше влетит, если не попросишь прощения! — огрызнулся Грэм, перехватывая посох для ещё одного удара.

Чад встал, и одарил его пугающим взглядом, сперва посмотрев вниз, а затем позволив взгляду пройти снизу вверх, и остановившись, когда достиг глаз Грэма. Охотник был стройным и поджарым, но даже в свои пятнадцать Грэм был одного с ним роста, а уж по весу точно его превосходил.

— А у тебя кишка не тонка, чтоб меня заставить? — спросил охотник.

Кровь Грэма кипела, и он ответил своим посохом, с молниеносной быстротой ткнув одним из его концов вперёд.

Чад поймал удар ладонью, тяжёлая древесина жёстко хлестнула его плоть. Сжав руку, и схватив другой рукой Грэма за воротник, худой охотник завалился назад, и поднял ногу, нанося подростку удар в живот, одновременно с этим потянув его, перекидывая молодого человека через себя, и заставив его шмякнуться спиной о землю.

Оружия Грэм не выпустил, даже пока изгибался, пытаясь перевернуться, и встать на ноги. Егерь обошёл его, держась за другой конец дубового посоха, и заставляя плечо Грэма изогнуться в неудобную сторону. Прежде чем парень сумел выпутаться, Чад оказался позади него, потянув тяжёлую деревяшку вверх обеими руками, пока та не оказалась близка к тому, чтобы придавить молодому лорду трахею.

Грэм сумел ухватить посох обеими руками, не позволяя оружию приблизиться к его горлу, но позиция лесничего была гораздо лучше. Чад давил коленом молодому человеку в спину, подавшись назад, и таща оружие на себя.

— Сдавайся, и лежи тихо, дурень ты этакий, не то зашибу! — пробормотал охотник.

Разъярившись, Грэм отказывался сдаваться, хотя посох уже давил ему на горло. Его лицо покраснело, а руки тянули вниз, сопротивляясь давлению. Посох с громким треском надломился, и Чад упал спиной назад, всё ещё сжимая две половинки.

Грэм подскочил, поворачиваясь, и нацелившись пнуть упавшего позади него мужчину.

Быстро перекатившись, Чад избежал удара, и поймал обеими руками Грэма за щиколотку. Крепко вцепившись, чтобы избежать дальнейших ударов, он ударил ногами, выбивая из-под подростка его оставшуюся ногу. Они долгую минуту боролись на земле, пока охотник не оказаться позади молодого лорда, взяв его голову в захват.

Подбородок Грэма был прижат вниз, и он лишь становился сильнее по мере того, как росла его ярость. Таща запястье охотника одной рукой, он чувствовал, как хватка мужчины начинает слабеть. «Я раздроблю его кости!»

Он замер, когда ощутил прижавшуюся сзади к его шее холодную сталь.

— Советую угомониться, малец! — проскрежетал охотник.

— Ты не посмеешь, — сказал Грэм.

— Не испытывай меня, парень, — ответил Чад, иначе я оставлю тебя в земле хладным трупом. Не дам себя побить какому-то молокососу.

— Если убьёшь меня, тебя повесят, — подал мысль Грэм.

— Нет, коли тела так и не отыщут, а если я почую, что таки найдут, то и духу моего здесь не будет задолго до энтого. Ну, чего, хочешь судьбу испытать?

Грэм долго молчал, прежде чем ответить:

— Ты трус, раз грозишь мне ножом.

— Думаешь, мне не похер? Помнится, ты не единожды, а даже дважды махнул по мне этой твоей чертовой палкой, пока я не вынужден был обороняться, — ответил Чад. — А теперича решай. Мне в земле тебя оставить, али ты утихомиришься, и перестанешь валять дурака?

Сделав глубокий вдох, Грэм попытался расслабиться:

— Ладно, ты победил.

— Ты не передумаешь, когда я тебя выпущу? — спросил Чад, продолжая его держать.

— Ты на самом деле не можешь верить ничему, что я говорю с приставленным к моей шее ножом, — заметил Грэм.

— Ты, значит, говоришь, что слово твоё — пустой звук? — сказал охотник. — Батя бы твой не обрадовался.

— Я под принуждением, — сказал Грэм. — Но, наверное, лесничему вроде тебя и не понять, что такое честь.

Острый край ножа прижался к его загривку, заставив ручеёк крови потечь по его плечу, и вниз, по груди.

— Поберегись, парень, не то ныне время для оскорблений. Всё я понимаю, но нельзя просить выкуп или выпускать под честное слово, если от рыцарей не ждут соблюдения капитуляции.

На миг Грэм сбился с толку. Он не ожидал, что охотнику будут известны более тонкие моменты рыцарства:

— Ты что, собираешься требовать за меня выкуп?

— Не, просто хотел от тебя слова, что драке конец. Это как опустить под честное слово, только ты не будешь в плену, мы просто разойдёмся, и никто не пострадает.

Подросток позволил своим мышцам обмякнуть:

— Ладно, я сдаюсь. Опусти меня, и драка закончится — даю слово.

Лезвие скрылось, и вес исчез с его спины, когда охотник выпустил его, и быстро шагнул назад. Грэм встал, вытирая кровь с шеи.

— Но тебе всё равно следует попросить прощения за неуважение, — объявил он, тщательно поддерживая нейтральный тон голоса.

— Там, откель я родом, мальцов учат уважать старших, — ответил чад. — И не буду я виниться за то, что истину рёк.

— Ты меня оскорбил, — настаивал Грэм.

— Я тебя назвал охламоном из чьего-то помёта. То не оскорбление, малец, а цветастый язык, и главное — правда, — с насмешливой улыбкой проинформировал его Чад.

Грэм заскрипел зубами:

— А если бы я сказал, что ты — пятнистый шлюхин сын?

— Я б сказал, что тебе стоит поучиться брани. А даже и умей ты браниться, я б и ухом не повёл. Мужику следует держать себя в узде. Твой дорогой батя это знал. Он никогда не давал словам подзудить себя на драку — что и тебе стоит усвоить.

Всплеск гнева заставил Грэма шагнуть вперёд. Ему хотелось задушить наглого охотника:

— Не смей впутывать в это моего отца!

Грэйсон отскочил назад, и перекатился, подхватывая лежавший на земле лук. Грэм ощутил щекой движение ветра, и обнаружил, что смотрит прямо на кончик натянутой на луке стрелы:

— Остерегись, малец. Ещё раз пригрозишь мне — и мне придётся искать себе новый дом.

Грэм остановился, и попытался успокоиться:

— Я этого не забуду, злодей. Ты уже дважды угрожал убить меня.

Чад ослабил натяжение лука, и снял стрелу, вернув её в колчан. Он нагнулся, собирая остальную свою экипировку с земли, и пошёл прочь:

— Мне плевать, малец.

Развернувшись, чтобы тоже уйти, Грэм обнаружил стрелу, торчавшую в стволе небольшого деревца, которое было чуть справа от его головы — и его глаза расширились. Он и не заметил первого выстрела, когда охотник только успел поднять лук с земли.

— Оставь себе, малец. Будет тебе урок, — послышался голос лесничего, уже скрывшегося в гуще леса. — Выбей дурь из башки, и мобыть однажды мы поговорим.

Поведя Пеббл обратной дорогой, Грэм пошёл домой. К тому времени, как он добрался до дома, его гнев исчез, сменившись неуютным ощущением смущения и стыда.

«Я не гожусь для того, чтобы носить имя Торнбер. Может, мама права», — думал он про себя.

Глава 2

С вершины одной из статуй, украшавших вход в центральный донжон, донёсся голос:

— Куда ты направляешься? — Подняв взгляд, Грэм заметил маленькую тряпичную мишку, набитую тряпьём и так часто латанную, что было невозможно сказать, из какой ткани изначально была сделана эта игрушка. Она была одной из самых старых и самых умных магических спутников Мойры.

— Не твоё дело, — угрюмо ответил он. Всё, что он скажет медведице, будет передано её создательнице. Он ничего не имел против сестры Мэттью, она вообще была одной из его самых близких подруг, но он не собирался делать этот постыдный случай известным кому-то ещё.

Мойра Иллэниэл была сестрой-близнецом Мэттью Иллэниэла, насколько все знали, но на самом деле её удочерили. Большинство людей считали, что они с Мэттью родились в один день, но на самом деле она была рождена за тысячу лет до брата. Её матерью была одна из последних архимагов Сэнтиров, а её отца, по иронии судьбы, звали Мордэкай Иллэниэл — так же, как и её приёмного отца. С технической точки зрения, Мойра приходилась своему брату много-много-юродной бабкой.

Мэттью не любил, когда ему об этом напоминали.

Будучи ребёнком из рода Сэнтир, она унаследовала те же дарования, какими обладала её мать — а конкретнее, способность создавать разумные магические сознания, или, как их следовало правильно называть, анима. Грэйс была её первым творением, когда Мойра наделила свою игрушечную мишку жизнью в качестве отнюдь не воображаемого друга.

Звук мягкого удара возвестил падение медведицы со статуи и её приземление на устилавшие пол каменные плиты.

— Такая необщительность не в твоём характере, — сказал Грэйс, неторопливо труся чуть позади него.

Грэм сжал челюсти, и пошёл быстрее, двигаясь по коридору в глубины замка. Он действительно не хотел ни с кем разговаривать, и медведице теперь было трудно за ним угнаться. Свернув за угол, он ловко избежал столкновения с двумя слугами, нёсшими большую, полную до краёв супницу.

Он почти мгновенно осознал, какой несчастный случай грозил вот-вот произойти. Развернувшись и нырнув, он поймал медведицу, подняв её, когда она вышла вслед за ним из-за угла, и аккуратно выдернул её у слуг из-под ног.

— У-ух! — встревоженно воскликнула Грэйс, когда он её подхватил.

— Как ты умудряешься производить так много шума, вообще не имея лёгких? — спросил он вслух.

Голова Грэйс повернулась к его лицу, и он каким-то образом определил, что её глаза-пуговки смотрели в его собственные.

— Ты спас меня! — объявила она. — Как же это доблестно.

Смутившись, он попытался заставить её быть потише:

— Не так громко. Я лишь спас тебя от купании в горячем супе. Сомневаюсь, что на тебя это как-то повлияло бы, кроме как придать тебе неприятный запах.

Слуги с любопытством наблюдали за ними, но как только он поймал их взгляды, они уважительно кивнули, и пошли дальше. Как и все остальные в Замке Камерон, они были хорошо знакомы с маленькими спутниками Мойры. Говорящие мишки были им не в новинку.

— Тривиальность последствий ни коим образом не уменьшает благородство совершённого тобой спасения, — ответила медведица. Хотя у неё и не было ресниц, Грэм почти мог чувствовать, как она хлопала ими, произнося эти слова.

Посадив её на сгиб своего локтя, он оставил попытки отделаться от неё, и снова двинулся своим путём:

— А разве тебе не следует присматривать за Айрин, или заниматься ещё чем-то таким? — осведомился он.

— Айрин уже девять, поэтому ей больше не требуется такой пристальный присмотр. К тому же, почему я, по-твоему, так много брожу по замку? Пока я дома, Пенни или Лилли постоянно приставляют меня смотреть за детьми. Я их люблю, но даже медведице нужно время от времени вести взрослые беседы, — пожаловалась она.

— А что Мойра?

— Она всё время очень занята… — заметила Грэйс, оставив слова висеть в воздухе.

Очевидно, она считала, что не получает того внимания, которое заслуживает, но в то же время не хотела критиковать свою создательницу перед лицом кого-то ещё. Грэм решил сменить тему:

— Так ты хочешь сказать, что я с тобой веду «взрослую» беседу?

— Ты гораздо старше меня, — указала медведица.

— Хороший довод, миледи, — признал Грэм. Он на самом деле не задумывался об этом факте. Грэйс была создана лишь несколько лет тому назад, через некоторое время после того, как у Мойры начали развиваться её способности. Об этом было легко забыть, поскольку личность мягкой игрушки казалась очень зрелой. — Боюсь, что немногие считают моё общество заслуживающим внимания.

Она слегка похлопала его по руке:

— Думаю, я могу разделить твои чувства касательно твоей проблемы.

Его тёмное настроение чуть-чуть посветлело, когда его губы изогнулись в лёгком намёке на улыбку. Он спохватился прежде, чем та переросла в смех:

— Я и не думал, насколько у меня много общего с мягкой мишкой, но теперь это кажется разумным, — сделал наблюдение он. — Меня одевают, холят и лелеют, выставляют напоказ, но не позволяют мне принимать собственные решения или делать хоть что-то по-настоящему.

Грэйс кивнула:

— Ты, хотя бы, получаешь какое-то внимание — многие меня почти не замечают… и у меня есть ещё одно ограничение.

— Какое? — спросил он.

— Я могу протянуть лишь день или два, прежде чем она должна обновить мою энергию — подожду чуть дольше, и просто перестану существовать.

— Мне нужно есть, чтобы жить, — парировал Грэм.

— Но ты-то можешь есть самые разные вещи, из самых разных мест. Я же могу получить своё питание лишь из одного источника, — объяснила Грэйс.

Грэм нахмурился:

— Разве Мэттью или другой волшебник не могут тебя обновить?

Медведица покачала головой:

— Лишь волшебник Сэнтиров способен на это, и лишь тот, кто изначально и создал мой анимус, иначе моя личность исказится.

— Я об этом не знал, — признался молодой человек. — Однако если ты закончишься, разве Мойра не сможет просто тебя вернуть? — Он сделал несколько размашистых жестов руками, изображая мнимое творение магии.

Медведица одарила его пристальным взглядом:

— Если бы ты умрёшь, а Гарэс Гэйлин создаст нового «Грэма», и каким-то образом вдохнёт в него жизнь — будет ли этот «Грэм» тобой?

— Нет, — сразу же сказал Грэм. — Это будет другое тело, но Мойра может вернуть к жизни твоё собственное.

Грэйс укоризненно запыхтела:

— Это — на самом деле не моё тело, Грэм. — Она жестом своих коротких лапок указала на своё пухлое тряпичное тело, и продолжила: — Я просто ношу его, потому что оно нравится Мойре — так же, как ты носишь одежду. Моя истинная форма состоит из чистого эйсара, и если она растворится, то я исчезну навсегда.

Грэм поглядел на неё немного, слегка шокированный. Он на самом деле особо не думал о природе бытия. Вообще говоря, он на самом деле никогда не думал о Грэйс, или о ком-либо ещё из маленькой свиты магических созданий Мойры. Некоторые появлялись и исчезали, будучи временными и едва разумными. Другие держались несколько месяцев, прежде чем Мойра позволяла им истечь — лишь Грэйс всегда оставалась. Она была первым из разумных магических спутников Мойры, и она была единственной, кому Мойра никогда не позволяла растаять.

«Каково это, жить в полной зависимости от прихоти какого-то человека, с опасностью умереть не от злого умысла, а из-за простой забывчивости?». Это делало собственную ситуацию Грэма гораздо лучше, по сравнению с жизнью Грэйс. Его разум на миг совершенно застопорился, обдумывая всё, что из этого вытекало, прежде чем Грэм осознал, что уже какое-то время неудобно пялится на неё.

— Невежливо так долго глазеть на даму, молодой лорд, — кокетливым голосом возмутилась Грэйс, чтобы нарушить повисшую между ними неуклюжую тишину.

Он откашлялся:

— Прости. Я просто задумался… — Он позволил фразе повиснуть в воздухе, не зная, что сказать дальше, так как не был экспертом в лицемерии — ему говорили, что это качество он получил в наследство от отца. Грэм не хотел признаваться ей, что жалел Грэйс за природу её существования.

— Задумался…? — подтолкнула она.

Имея достаточно времени, его мозг в конце концов выдал удовлетворительный ответ:

— О твоей истинной форме — о том, как ты выглядишь под тканью и пуговицами.

Грэйс прикрыла мягкой лапкой строчку пряжи, обозначавшую её рот:

— Мастер Грэм, как это бесстыдно с вашей стороны! Вы что, хотите увидеть меня без одежды?

— Что? — выпалил Грэм, уже красная. — Нет!

* * *

Тем вечером Чад Грэйсон был в «Грязной Свинье», сидя в углу главного зала, баюкая в кружке два пальца виски. Он проводил здесь почти каждый вечер, будучи не дурак выпить, но в отличие от большинства вечеров, в этот раз выражение его лица было угрюмым и недружелюбным.

В дневное время многие ошибочно принимали его острый язык и резкие замечания за необщительность. В конце концов, избранная им профессия заставляла его надолго задерживаться в лесах. Однако «многие» были совершенно неправы, ибо как только солнце садилось, а таверна наполнялась людьми, на передний план выходила более яркая сторона личности Чада.

Он пил, возможно, слишком много, хотя это значительно варьировалось в зависимости от его настроения. В этот вечер он пил с видом человека, нашедшего своё призвание, демонстрируя серьёзность и характерную замкнутость. Официантки и другие клиенты его избегали. В прошлом они иногда видели, каким он бывал, когда находился в плохомнастроении, и им хватало ума не тревожить его в такой вечер.

Сайхан никогда такой осторожности не проявлял. Войдя в помещение, он приостановился на время, осматривая толпу, прежде чем выбрать его столик. Он сел напротив Чада в тёмном углу, жестом руки указав барменше подать ему пинту тёмного эля.

— Вали отседа, — приказал Чад ещё до того, как массивный воин полностью уселся на своё место.

Сайхан проигнорировал эту ремарку, наблюдая за тем, как одна из официанток несёт ему его пинту. Он принял у неё тяжёлую деревянную кружку, поблагодарив её кивком головы. Особо выразительным он никогда не был.

Чад поднял шатающейся рукой свою собственную кружку, и окликнул официантку:

— Эй! Дорогуша, у меня пусто.

Молодая женщина, Даная, одарила его озабоченным взглядом:

— Может, хватит пока?

— Нет, девочка, пока не хватит, — ответил лесничий. Садясь обратно, он покосился на Сайхана: — Кончай на меня так глазеть. Оставь своё мнение при себе.

Сайхан сделал большой глоток из своей кружки, одарив охотника лишь коротким взглядом поверх её края. При этом не проронил ни слова.

— Э-х-х, я просто пытаюсь возместить зело херовый день, — объяснил Чад.

Даная вернулась, и наполнила его кружку, налив из глиняного кувшина тёмный эль.

— Я совсем не это пил, девонька, и ты это знаешь, — заметил охотник.

— Хватит с тебя виски МакДэниела, — сказала она ему. — Да и пиво тебе не стоило бы пить.

Джо МакДэниел был владельцем «Грязной Свиньи», и первым человеком, познакомившим Камерон и Ланкастер с дистиллированным спиртным. Производимое им виски было «грубым», по его собственной оценке, однако среди местных жителей оно было весьма популярным.

— Пиво меня только отрезвляет, — пожаловался охотник.

В чьих-то ещё устах это утверждение могло бы звучать похвальбой, но Сайхан уже видел этому доказательства. Чтобы перебороть сопротивляемость к алкоголю, которой обладал главный егерь, требовалось вино, или что-то покрепче. Он неоднократно видел, как тот трезвел, час или два заливаясь пивом. Чад и владелец таверны, Джо, были в этом отношении очень похожи. Немногие мужчины были достаточно глупы, чтобы состязаться с кем-то из этой парочки в том, кто сколько выпьет.

— Ну, от меня ты пока ничего другого не получишь, — сказала Даная.

Чад зыркнул на неё, пока она уходила, и выругался себе под нос. Каким бы пьяным и рассерженным Чад ни был, Сайхан заметил, что взгляд охотника не отрывался от мягкого покачивания её бёдер. До тех пор, пока она не свернула за барную стойку, и скрылась из виду.

Сайхан тихо фыркнул.

Охотник взглянул на него:

— Да просто заткнись. Пялиться я прекращу, когда помру. — Чуть погодя он добавил: — И вообще, она не так уж моложе меня.

Рыцарь одарил его твёрдым взглядом, а затем поднял кружку, сделав длинный глоток.

— Да пшёл ты нахуй, — тихо заявил в ответ Чад, поднимая свою собственную кружку. Он по привычке схватился за ручку правой рукой, и невольно вздрогнул, когда его помятые кости отозвались болью, пробившись через вызванный алкоголем туман у его голове. Он взял кружку левой рукой.

Поднятая бровь верзилы-воина в достаточной степени выразила его вопрос.

— Эх… — вздохнул охотник. — Поранился я сегодня. Бодался с молодым Мастером Грэмом. Этот мелкий хер заехал по мне, а я сдуру попытался перехватить его посох.

Сайхан поставил свою кружку на стол, нахмурив брови.

— Не, малец сам начал, — сказал Чад. — Вышел, и натоптал под моей засидкой, где я жирную лань караулил. Сам-то он не скумекал, вестимо, но у мальца нет никакого понятия о манерах!

Воин продолжил ждать, когда охотник приостановил свой рассказ.

— Ну, признаю, я был вельми сердит, и чуток с перепоя, но у мальца жуть какой вспыльчивый норов — совсем не как евонный папка. Дориан в молодые годы был почитай совсем смирным. Никогда даже драк с другими мальчишками не затевал, и уж точно не лупил кого-то без хорошего повода. — Чад оглядел Сайхана, чтобы оценить реакцию собеседника.

— До этого б и не дошло, — спорил Чад, — если бы парень имел хоть толику уважения или чуток терпения. Малец до жути обидчив. — Он немного приостановился, хлебнув ещё эля. — И уж точно не знает, как принимать шутку… или хоть как-то ругаться.

Сайхан поднял обе брови.

— Я его назвал «охламоном из помёта Роуз», — поделился охотник, слегка похохатывая. — Что я могу сказать? Вдохновение напало. Папка мой всегда говорил, чтобы я не прятал свой дар.

Рыцарь Камня поднёс ладонь к лицу, проведя ей по глазам, а потом вверх, по гладкому лбу, и закончив, пройдясь ею по волосам. Затем он поднял руку, и помахал Данае, чтобы та принесла им ещё эля. Он видел, что рассказ будет долгим.

— Я вообще как-то хотел забыть это дело, — сказал Чад, — но если настаиваешь, то расскажу. Я едва не подавился куском, что оттяпал. Глупо было, на самом-то деле.

Сайхан кивнул, и Чад пустился коротко пересказывать свою встречу с сыном Дориана, оставив рассказ более-менее правдивым. Чад не любил приукрашивать свои рассказы — ни для хвастовства, ни для сокрытия своих огрехов. В конце он близко подошёл к признанию своего смущения.

— Я не собирался давать этому зайти так далеко, но малец чертовски силён, и норов у него правда злой. Он рослый, и от него ожидаешь силы не по годам, — слегка неразборчиво сказал Чад. — Но обычно они не бывают такими сильными, или скорыми. Он мне почти руку сломал, а потом едва не вывихнул плечо, когда я его придушил.

Старый рыцарь кашлянул, пробормотав что-то перед тем, как ещё раз приложиться к своей кружке.

— Да знаю я, — сказал Чад, соглашаясь с его мнением, хотя не услышал никаких слов. — Надо было этого ожидать, и просто оставить мальца в покое. Но к тому времени, как я в это ввязался, уже было поздно, и будь я проклят, если позволю себя поколотить пацану, который ещё свой меч не окровил, если ты понял, о чём я. Бля, малец был так взъярён, что мог меня убить. Он башку потерял, а я как-то не молод уже.

— Тогда перестань быть мудаком, — предложил Сайхан, произнеся первые ясные слова с тех пор, как уселся. — Похоже, что твоё тело уже не может расплачиваться за то, что мелет твой язык.

Охотник уставился на него без всякого выражения, а потом засмеялся:

— Уж тебе-то не знать!

— Если бы Роуз прислушалась к голосу разума, то это, наверное, не стало бы проблемой, — прокомментировал молчаливый воин. — Он бы уже обучался, а ты, наверное, был бы осторожнее со словами.

— Порой мне кажется, что ты сюда ходишь только меня побесить, — отозвался Чад.

Рослый воин устрашающе осклабился:

— А почему ещё я, по-твоему, обычно сажусь рядом с тобой?

— Я-то думал, что это я такой из себя красивый, — сказал охотник, хохотнув.

Сайхан поднял взгляд, заметив, что Даная смотрела на спину Чада с противоположного конца помещения:

— Может, я и ошибался — подавальщица точно к тебе приглядывается. Возможно, она таки положила на тебя глаз.

Чад глянул через плечо, кивнув молодой женщине, прежде чем повернуться обратно:

— Не, она просто за меня беспокоится.

— Обычно это что-то да значит, — сказал Сайхан.

— Да и она вообще не в моём вкусе, — сказал охотник, уже трезвея.

Сайхан снова поднял брови.

Чад осклабился:

— Девчонка языкастая. Ты бы слышал, как она матерится.

Ирония сказанного ещё долго заставляла Сайхана смеяться.

Глава 3

Несколько дней спустя Мойра встретила Грэма в одном из коридоров вскоре после завтрака.

— Грэм! — окликнула она. — Я хотела поймать тебя, пока ты куда-нибудь не сбежал, или не занялся чем-то.

«Занялся?» — подумал он, — «будто я вообще когда-нибудь бываю чем-то занят». Затем ему в голову пришла мысль:

— Что бы Грэйс ни говорила, я не это имел ввиду!

Мойра приостановилась:

— Грэйс? Ты о чём?

Грэм чувствовал, что его лицо пылает, но надеялся, что по нему этого не видно.

— Она тебе ничего не сказала?

Молодая волшебница нахмурилась:

— Я говорила с ней этим утром. Она что, должна была мне что-то передать?

— Э-э, нет, — сказал Грэм, неуклюже пытаясь придумать, как замять свой просчёт. — Вообще-то нет, не волнуйся на этот счёт.

Мойра озорно улыбнулась:

— Она подслушала то, что ей не следовало услышать?

— Нет, я… э… не думаю.

Мойра Иллэниэл слегка надула губки:

— Ну, если она всё же что-то услышала, то не расскажет об этом. Вопреки расхожему мнению, она не болтушка, и не шпионка. Она говорит то, что думает, но не занимается для меня подслушиванием.

— О чём ты хотела поговорить? — сказал Грэм, надеясь оставить эту тему.

Глаза его подруги сузились:

— Дело в девушке, так ведь?

— Что?!

— Так и знала! — объявила она.

— Нет! Дело не в девушке. Я… просто прекрати! — сказал он ей.

Она внимательно посмотрела на него несколько секунд:

— Нет, полагаю, что нет. Но если кто-то появится, то тебе следует поговорить со мной.

— Меня никто не интересует, — сразу же отозвался он. — И вообще, с чего бы мне разговаривать с тобой об этом?

Мойра вздохнула:

— Чтобы я могла тебе что-нибудь посоветовать, и узнать, что она думает, или, может, даже помочь тебе избежать ошибок.

Раздражённый, Грэм пошёл дальше:

— Если ты только это и хотела мне сказать, то могла бы и не утруждать себя.

— Мэттью хотел что-то у тебя спросить, — отозвалась она.

— О чём?

— Кто знает? — ответил Мойра. — Он со мной почти не разговаривает. Всё время сидит взаперти в своей мастерской. Это чудо, что он вообще иногда видит солнце.

— Ты могла бы сказать мне это с самого начала, — пожаловался Грэм.

— Это было бы не так весело, — с ухмылкой созналась она.

— Ты знаешь, где он сейчас?

Её взгляд расфокусировался на секунду, прежде чем она ответила:

— Опять же — в мастерской, как обычно.

Грэм поблагодарил её, и ушёл, направляясь к парадному залу. Теперь мастерских было две — старая, прежде бывшая кузницей деда Мэттью, и новая, более уединённая, рядом с тайным домом Графа в горах. Мордэкай за последние несколько лет стал работать в новой мастерской рядом с домом, а Мэттью начал пользоваться старой, расположенной во дворе замка. Он утверждал, что это давало ему своё собственное место для работы, но Грэм знал, что причиной скорее было уединение. Отец Мэттью порой был слишком довлеющим, когда речь заходила о безопасности.

Он нашёл своего друга там, сидевшим за столом, и царапавшим что-то в тяжёлом, переплетённым в кожу дневнике. Бросив взгляд на дневник с противоположного конца помещения, Грэм не был удивлён тому, что не смог разобрать написанное. Остроты его зрения было более чем достаточно, но Мэттью был хорошо известен своим плачевным почерком. Это, а также тот факт, что большая часть написанного была на другом языке, перемежавшимся странными символами, не давало ему возможности угадать, что там было написано.

— Эй, — сказал он, объявляя своё присутствие.

Мэттью хмыкнул, признавая прибытие Грэма, но взгляда не поднял. Он продолжал что-то строчить в дневнике.

«Он очень похож на своего отца», — мысленно заметил Грэм уже, наверное, в сотый раз. Он знал своего друга достаточно хорошо, чтобы понять, что тот был посреди чего-то важного, иначе уже отложил бы книгу в сторону. Предоставив Мэттью заканчивать то, чем он там занимался, он лениво прошёл в правую часть помещения, где на длинной полке под окном хранилась коллекция всяких диковинок.

Большая часть объектов представляла собой всякую всячину, которую Мордэкай, а иногда и Мэттью, создал себе на забаву. Грэм взял одну из своих любимых — пару деревянных шариков, которые, не будучи соединёнными физически, тем не менее не могли отрываться друг от друга более чем на полтора фута. Они были тяжёлыми, весом примерно в фунт, если он держал их в разных руках, но как только он отпускал один из них, шарик повисал в воздухе, будто не имея веса.

Грэм поместил их перед собой в воздухе, и начал мягко бить по ним лопаткой. Первый шарик полетел прочь в одном направлении, пока не достиг конца своей невидимой привязи. После чего дёрнул другой шарик за собой, и они начали вращаться вокруг друг друга, дрейфуя с половиной первоначальной скорости. Обойдя их, Грэм сильно ударил по одному из них, заставив его резко улететь в другую сторону, и сдёрнуть парный шарик с его предыдущего пути.

Он развлекался так несколько минут, пока не услышал голос Мэттью:

— Тебе следует оставить их себе. Они всегда были у тебя самыми любимыми. — Вдвоём они часто делились вместе пользовались странными игрушками, которые получал Мэттью.

— Тебе их твой папа дал? — спросил Грэм.

— Не, я их сам сделал. Один из моих первых проектов. Могу сделать ещё, — объяснил его друг.

Грэма охватило сильное искушение.

— Спасибо, но я думаю, что мы оба из этого выросли.

— Ну и иди нахрен, — с полуулыбкой сказал Мэттью. — Я собирался прям щас сделать ещё одну пару. Мне всё ещё нравится возиться со многим из этой рухляди.

— Ладно, я их возьму, — объявил Грэм. — Хотя бы для того, чтобы заставить тебя больше работать. — Он поймал один из шариков рукой, и стал наблюдать, как другой шарик немного покружил вокруг первого, после чего его тоже остановил, и засунул пару в карман своего камзола. — Чего ты хотел? — спросил он.

Лицо Мэттью стало серьёзнее:

— Насчёт вчерашнего…

— Забудь, — сказал Грэм. — Я просто рассердился.

— Ага, я понимаю, но у меня появилась идея… — сказал его друг.

Грэм покосился на Мэтта.

— …насчёт того, что ты вчера сказал… — начал молодой волшебник. Руки Мэттью двигались, пока он говорил, и казалось, что они всегда вот-вот что-то столкнут, хотя до этого так дело и не доходило. — …насчёт того, что ты думал, будто волшебник может что угодно…

Грэм покачал головой:

— Ну, я знаю, что это не совсем правда…

— Дело не в этом, — перебил Мэтт. — Это заставило меня задуматься о тебе… и твоём папе.

— И?

— Ну, Папа всегда говорил, что твой отец был стоиком. Это было своего рода чудом, что он вообще сподобился изначально создать узы с землёй, но ему это каким-то образом удалось. Но задумался я не об этом. Твоя мать была нормальной, так что нельзя сказать наперёд, являешься ли ты стоиком, как твой папа, или у тебя есть какое-то испускание, как у твоей матери.

Как обычно, Мэттью начал разговор с середины того, что скорее всего было длинной цепочкой мыслей. Не помогало и то, что хоть Грэм и вырос среди волшебников, он на самом деле не понимал магию, не говоря уже о том, что такое «испускание». Грэм не потрудился попросить пояснений — он был в этой ситуации уже не в первый раз:

— Полагаю, ты хотел это к чему-то привести, — сказал он вместо этого.

— Нам следует выяснить, являешься ли ты стоиком, и если нет, то сколько у тебя испускания и ёмкости, — продолжил Мэттью.

— Ни черта не понимаю, о чём ты говоришь.

— О том, можешь ты использовать магию или нет, — сказал Мэттью.

— Я же не волшебник, — напомнил Грэм.

Мэттью покачал головой:

— Я не это имею ввиду. Дело не только в этом. Даже среди обычных людей есть много разновидностей. Некоторые, как твой папа, почти полностью мертвы для эйсара, в то время как другие имеют разное испускание и разную ёмкость. Например, Маркус Ланкастер обладал нормальной, низкой ёмкостью, но испускание его было весьма высоким, что сделало его идеальным направляющим для Миллисэнт.

— Ты бы только послушал себя, — прокомментировал Грэм.

— Ты хочешь узнать, каково это, быть волшебником, пусть только лишь на минуту?

Это зацепило внимание Грэма:

— Ты можешь это устроить?

— Возможно, — предложил его друг. — Если ты не являешься стоиком — в основном я хочу это узнать для одного проекта.

— Какого проекта? — с подозрением спросил Грэм. По тому, как Мэттью внезапно отвёл взгляд, он определил, что тот планировал нечто, способное привести к неприятностям.

— Твой меч.

Он странно посмотрел на Мэттью:

— Какой меч?

— Меч твоего папы, — с самодовольным видом ответил Мэтт.

— Который выставляется в Албамарле? — Грэм имел ввиду меч своего отца. Тот меч изначально принадлежал его деду, в честь которого Грэма и назвали, и был одним из первых мечей, зачарованных Мордэкаем. Главное здание Ордена Шипа в столице выставляло этот меч для всеобщего обозрения. Они попросили Леди Роуз подарить им сломанный двуручник, Шип, но она отказалась с ним расставаться, он был ей дорог как память.

— Нет. Шип, который сломан…

— Что бы ты ни думал, это — глупая затея. У меня были мысли о том, чтобы тайно купить меч, но вот этого она мне точно никогда не спустит. Шип она держит на стене у себя в спальне, на виду. Если бы я попытался тайком взять его, она мгновенно узнает…

Мэттью пренебрежительно махнул руками:

— Об этом я уже подумал. Она ничего не сможет сделать, если не будет знать, что он пропал.

— Она узнает, Мэтт! Она смотрит на него каждый раз, когда думает от отце. Не буду удивлён, если узнаю, что она снимает его со стены и спит с ним. Она им одержима.

— Волшебники могут что угодно, помнишь?

Грэм скорчил кислую мину:

— Прости. Я преувеличивал, но ты никак не можешь…

— Могу.

— Как?

Мэтт осклабился:

— Дай мне знать в следующий раз, когда вы все куда-то уйдёте, например — во время обеда. Я пропущу трапезу, скажусь больным, а потом прокрадусь в её комнату, и стяну меч. Вместо него я оставлю иллюзию на стене, чтобы она не…

— Этого мало, — парировал Грэм. — Я же сказал, она иногда его касается. Она может даже снять его со стены.

— Дай мне закончить, — укоризненно сказал Мэттью. — Я его принесу сюда, чтобы создать точную копию. Идеальной точности не будет, но с добавлением толики иллюзии я смогу сделать что-то, что она может трогать, и что будет выглядеть в точности как оригинал. Я снова проберусь туда, и заменю простую иллюзию копией, и после этого она никогда ничего не узнает. Нам нужно лишь двадцать четыре часа.

Грэм выглядел сомневающимся:

— Думаю, она его, наверное, трогает почти каждый день.

Мэтт кивнул:

— Ничего. Я позабочусь о том, чтобы у иллюзии был тактильный компонент. Это сойдёт, покуда она не попытается снять иллюзию со стены, по крайней мере — пока я не заменю её копией.

— И если предположить, что твой план сработает, и я не окажусь под замком на всю оставшуюся юность, какое к отношение к этому имеет проверка на магию? — спросил Грэм.

— Знаешь солнечные мечи? — спросил Мэттью.

— Ага…

— Ну, твой папа не мог их использовать, потому что был стоиком. Мне нужно знать, являешься ли ты таким же, иначе я могу сделать меч, которым ты не сможешь пользоваться, — объяснил молодой волшебник.

— Он сломан, — напомнил Грэм. — Тебе придётся его починить. Ты вообще знаешь, как зачаровывать меч?

— Ты шутишь? — со слегка оскорблённым выражением сказал Мэттью. — Ты сколько уже меня знаешь? Я не просто его починю, я сделаю из него нечто, достойное твоей легенды!

— Ты хотел сказать, легенды моего отца, — поправил Грэм.

— Нет, именно твоей, — подтвердил Мэтт. — Это будет что-то, соответствующее памяти твоего отца, и достаточно сильное, чтобы быть под стать и твоим деяниям тоже.

Грэм уставился на своего друга, ошеломлённый. Эти слова, скажи их кто-то другой, были бы очевидной насмешкой — но он видел искренность на лице Мэттью. Он почувствовал, как в нём поднялся ураган эмоций, с которыми он не хотел разбираться на глазах у друга. Он пошёл к двери:

— Ты спятил.

Мэттью поймал его за плечи:

— Я абсолютно, чертовски серьёзен.

Грэм всё более раздражался, частично потому, что его друг, похоже, никогда понятия не имел, когда следовало что-то бросить, а также потому, что втайне он хотел ему поверить:

— В чём смысл, Мэтт? Воины, рыцари, защитники, как бы ты их ни называл — они больше не нужны! У Рыцарей Камня больше нет уз земли. У Ордена Шипа тоже. Знаешь, почему? Потому что они отжили своё! Хорошие парни победили, всё кончилось. Мы все живём долго и счастливо.

Тёмных богов не стало, сияющие боги развеяны, Королева защищает нас из столицы, и у неё есть волшебники, чтобы исполнять её волю. Больше не будет войн, а если и будут, то твой отец их раздавит. Больше не нужны люди, носящие на себе сталь. — Речь Грэма была точно той же, какую он в различных формах неоднократно слышал от своей матери. Тогда он терпеть не мог её слышать, но сейчас использовал её в свою защиту.

— Я так не думаю, — сказал Мэттью. — Я слышал слишком много рассказов, и уверен, что и ты их слышал — как тот случай, когда за моими родителям послали убийц, пока они ходили с визитом к прежнему королю. Если бы не твой папа, мои родители были бы сейчас мертвы, и это только один из череды случаев. И то были не боги или волшебники — просто обычные люди. Никто не идеален, никто не бывает в абсолютной безопасности — поэтому есть рыцари, поэтому есть солдаты! И ты, ты можешь быть величайшим из рыцарей!

— Чёрт, да просто заткнись!

— Нет, — сказал Мэттью. — Не заткнусь. Мне плевать, насколько глупым это звучит, но это — правда. Тебе хотелось бы стать волшебником, разве нет? Я слышал твои ремарки — не думай, что я их не заметил. Но знаешь что? Иногда я жалею, что не могу быть тобой!

Это заставило Грэма внезапно остановиться:

— Чего?

— Я сказал, «иногда я жалею, что не могу быть тобой», — повторил Мэттью.

— Значит, ты — действительно идиот.

— Ты просто не можешь видеть себя так, как видят остальные. Я, Коналл, мальчишки в замке, чёрт, даже взрослые — все это видят! Единственное, чем ты не являешься, так это волшебником.

Грэм уставился на своего друга пустым взглядом.

— Ты — идеальный сын идеального рыцаря, а твоя мать — самая преуспевающая дворянка во всём королевстве. Ты танцуешь лучше всех в замке, у тебя безукоризненный почерк, идеальная стрельба из лука, верховая езда… я могу долго продолжать. Ты лучший во всём, что делаешь, и люди это знают. Они это видят. Даже когда ты ходишь, твоё равновесие настолько хорошее, что мне кажется, будто я хожу, ковыляя.

— Я даже близко не могу переиграть тебя в шахматы, — заметил Грэм.

— Будто кому-то есть до этого какое-то дело, — сказал Мэттью. — Смотри. — Протянув руку, он взял с верстака киянку, и без предупреждения метнул её своему другу в лицо.

Грэм поймал её на лету:

— И что это было?

Мэттью одарил его кривой улыбкой:

— Если бы ты сделал то же самое со мной, у меня остался бы жуткий синяк.

— Ты всегда поддерживаешь вокруг себя щиты.

— Смысл в том, что я бы киянку не поймал, и даже если учесть мою собственную неуклюжесть, большинство других людей тоже не поймали бы. Но я знал, что ты — поймаешь, — отозвался молодой волшебник.

— Нет ничего магического в ловле молотка.

— Однажды кто-нибудь наверняка метнёт в меня что-то гораздо хуже, или не в меня, а в того, кто мне дорог — и я надеюсь, что ты будешь рядом, и поймаешь это. — Закончив, Мэттью покраснел от смущения.

Грэм не ответил. Он сам пытался справиться со своим смущением. Первым его порывом было обратить всё в шутку, или подшутить над чувствами друга, но что-то его остановило. Через некоторое время он ответил:

— Ладно. Что мне нужно делать?

— Сперва мы тебя протестируем, чтобы посмотреть, являешься ли ты стоиком. Если нет, то я могу попытаться показать тебе, каково это — использовать эйсар, — ответил Мэттью, прежде чем добавить: — Протяни руку.

Грэм вытянул руку, и Мэттью взял её своей собственной.

— Я попытаюсь направить в тебя часть моего эйсара, — объяснил он. — Если ты стоик, то ничего не почувствуешь, но если нет, то начнёшь ощущать своего рода тепло, почти как жар. Скажешь, если это случится.

Прошло несколько секунд, и Грэм почувствовал нагрев у себя в руке, когда сквозь его плечо в центр его сущности полилось нечто подобное жидкой теплоте. Удивлённый, он сказал:

— Чувствую!

— Хорошо, — сказал Мэттью. — Не отпускай. Я посмотрю, смогу ли я оценить твои испускание и ёмкость.

— Почему это хорошо? — спросил Грэм. — Разве это не значит, что у меня нет иммунитета к магии, как у моего отца?

— Он не имел иммунитет к магии, — поправил Мэттью. — Он был лично неизменяемым в некоторых отношениях, но большинство физических приложений эйсара всё же влияли на него как обычно. — Выражение на лице Грэма сказало ему, что его объяснение было впустую. — В общем — нет, для моих целей это хорошо. Это значит, что некоторые более крутые штуки, которые я хочу сделать с мечом твоего отца, будут возможны.

— Например?

— Дай мне сосредоточиться. Скажешь, если руку начнёт жечь, или если почувствуешь, будто вот-вот взорвёшься.

— Что?!

— Доверься мне.

— Ладно, — сказал Грэм. Он ждал, пока теплота продолжила расти, и начал чувствовать покалывание во всём теле. Через пару минут его рука начала выдавать ощущения того, будто она горела: — Начинает болеть.

— Только рука, или всё тело? — спросил Мэттью.

— Только рука, — ответил Грэм. После этого боль в руке стихла, но покалывание в теле продолжало расти. В конце концов он начал чувствовать, будто всё его тело вибрировало от энергии. Он чувствовал себя сильным и быстрым, гораздо больше, чем обычно.

— Ты всё ещё в порядке? — осведомился его друг.

— Ага, но я чувствую себя очень хорошо, будто могу пробежать сотню миль, и не устать, — сказал Грэм.

Прошла четверть часа, и ощущение продолжало нарастать.

— Ты всё ещё в порядке? — сказал Мэттью с взволнованным выражением лица.

— Чувствую себя чудесно! — пророкотал Грэм. — Не останавливайся!

Мэттью не останавливался ещё десять минут, прежде чем отпустить руку своего друга:

— Хватит.

— Зачем ты остановился?

— Слишком опасно. Какой бы ни была твоя ёмкость, она, очевидно, очень высока, либо ты не можешь правильно судить о том, насколько близко к своему пределу ты подобрался, — ответил Мэттью.

Грэм засмеялся:

— Я не чувствую опасность. Не думаю, что за всю жизнь когда-нибудь чувствовал себя настолько хорошо. — Его голос звучал громче обычного для его ушей, но настроение его было слишком хорошим, чтобы волноваться об этом.

Мэттью выглядел встревоженным:

— Это определённо необычно. Твоё испускание очень низкое, что нормально для большинства не-магов, но ёмкость у тебя очень большая, как у волшебника.

— Я даже не уверен, что означают эти два термина, которые ты всё время используешь, — признал Грэм. — Это хорошо или плохо?

Мэттью пожал плечами:

— Не уверен. Чёрт, мы даже не знаем, что такое «нормально». Никто никогда не изучал ёмкость в обычных людях — возможно, это не особо необычно, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.

— Но что это значит? — с нажимом спросил Грэм.

— Ну, можешь думать об этом как о бутылке вина, — сказал Мэттью, используя ту же аналогию, которую его отец приводил годы тому назад. — Вино в бутылке — это эйсар, магия, энергия, которую мы все используем. Горлышко бутылки — твоё испускание, оно определяет, насколько быстро вино может выливаться из бутылки и вливаться в неё. Твоя ёмкость — это то, насколько велик объём бутылки, сколько в неё вмещается вина.

Твоё испускание было очень низким, вероятно типичным для обычного человека, но ёмкость твоя была очень высока — слишком высока, чтобы её было безопасно проверять таким методом. Я остановился, потому что начал уставать, и начал волноваться, что мы можем зайти слишком далеко, — объяснил Мэттью.

— А что случится, если ты зайдёшь слишком далеко?

Мэттью снова пожал плечами:

— Без понятия. Ты можешь загореться, или взорваться, или потерять рассудок. Вероятно, это будет похоже на то, что происходит, когда ломается одна из железных бомб моего папы.

Это звучало нехорошо.

— О, — сказал Грэм.

— Теперь, когда я знаю твои относительные способности, я могу начать планирование чар для меча, — выдал его друг.

Грэм кивнул:

— Значит, полагаю, ты хочешь, чтобы я удалился? — Он слишком хорошо знал Мэттью. Его друг уже был готов вернуться к своему уединению, чтобы начать работать над своим проектом.

Мэттью улыбнулся.

— Как долго я ещё буду себя так чувствовать? — спросил Грэм. Его тело ощущалось невероятно лёгким, будто он плыл над поверхностью земли.

— Несколько часов или, может, дней, — сказал Мэттью, уже опустив взгляд в свою книгу — его разум начал уплывать прочь. — Просто будь осторожен. Это немного похоже на то, как бывает при получении уз земли, вот только ощущение постепенно пройдёт по мере истощения дополнительного эйсара.

Грэм кивнул, прежде чем выйти за дверь. Он потянулся к ручке, и тут всё полетело к чертям. Мягко потянув, он был поражён, когда дверная ручка оторвалась. Сама дверь резко распахнулась, впечатавшись в стену, отскочила, и криво повисла на петлях. Внезапное отсутствие сопротивления заставило Грэма потерять равновесие, и он протянул руку, чтобы схватиться для сохранения равновесия за низко шедшую балку. Его рука каким-то образом не попала, куда он нацеливался, и вместо того, чтобы схватить балку рукой, он пробил её предплечьем.

Боль пронзила его руку, и он закончил падать вперёд. Грэм почти подхватился, но остановился раньше, чем его рефлексы смогли вызвать ещё какие-то неприятности. Он заставил себя не двигаться, пока не улёгся твёрдо на пол.

— Охуеть! — воскликнул Мэттью с противоположного конца помещения. — Не двигайся!

«Уже догадался», — подумал Грэм. На задворках своего разума он вспомнил холодный день годы и годы тому назад. Его отец обучал недавно инициированного Рыцаря Камня. «Представь, что всё вокруг сделано из бумаги. Двигайся медленно, и касайся всего так, будто считаешь, что оно распадётся на части. Через пару дней начнёшь привыкать».

Мэттью изучал сломанную потолочную балку. Округлив глаза, он посмотрел вниз:

— Ты где-нибудь ранен?

— Рука, — сказал Грэм. Означенная конечность была выгнута под невозможным углом, и из нескольких порезов сочилась кровь. Из кожи торчал кусок чего-то зазубренного и белого.

— Ох, чёрт!

— Нам придётся позвать твоего папу, — сказал Грэм, вспоминая первый раз, когда отцу Мэттью пришлось лечить ему сломанную руку.

Его друг долгий миг смотрел ему в глаза, пока его разум силился осознать ситуацию.

— Нет, — наконец сказал он. — Я могу сам её залечить. Если мы его позовём, то он будет задавать много вопросов.

— А ты умеешь?

— Ну, я далеко не так хорош, как он, но я могу срастить кость и заживить кожу, — сказал Мэттью. — Думаю, остальное вылечится само. Папа пытался научить нас про целительство всему, что мог.

— Ты уверен? — неуверенно спросил Грэм. — Не хочу остаться калекой.

Уверенность Мэттью постепенно начала возвращаться:

— Ага, уверен, а если и ошибаюсь, то мы можем показать твою руку Мойре через день или два. У неё такие вещи получаются лучше, чем у меня.

— А если она тоже всё испортит?

Мэттью одарил его диким взглядом:

— Тогда мы сделаем тебе новую руку, магическую руку, выкованную из лучшей стали, и зачарованную, чтобы иметь силу дюжины человек!

— О боже, — простонал Грэм. — Убей меня сразу. Просто сделай, что можешь.

— Ладно, — сказал Мэттью, прикусывая губу, когда начал использовать свои чувства, чтобы решить, с чего начать. — Будет больно.

— Когда твой папа это делал, больно не было, — с лёгкой тревогой ответил Грэм.

— Ага, — кивнул его друг. — Он знает, как блокировать нервы, чтобы остановить боль. Этой частью я ещё не овладел.

— Почему нет?!

— Ну, мне же не удаётся практиковаться на людях каждый день, — сказал Мэттью в свою защиту. — …и у некоторых людей есть к этому инстинктивная склонность… в отличие от меня, — признался он.

— Бля, — сказал Грэм.

Было гораздо больнее, чем он ожидал, но Грэм почти не издавал звуков, сжимая зубы и не раскрывая рот, чтобы давить в себе невольные хрипы и вскрики. Потребовалась вся его воля, чтобы сидеть неподвижно, пока Мэттью не закончил.

Глава 4

Леди Роуз Торнбер сидела передней приёмной семейных апартаментов, которые делила со своим сыном и своей дочерью, Кариссой. Время было раннее, настолько раннее, что даже для жаворонков оно было чересчур, но для Роуз оно не было чем-то необычным.

Она осторожно прихлёбывала чай, чтобы не обжечь губы. Некоторые люди предпочитали пить первую чашку у окна, чтобы наслаждаться утренним солнцем, но она никогда себя не утруждала. Небо едва начинало светлеть ложной зарёй, когда она просыпалась каждый день — смотреть было не на что. К тому времени, как солнце покажется из-за горизонта, она уже допьёт свой утренний чай, оденется, и начнёт работать над ожидавшими её задачами.

— Утро, Матушка, — тихо сказал Грэм, входя в комнату.

Прошлым вечером он вернулся поздно, когда она уже легла, а теперь уходил до рассвета. Это показалось ей странным.

— Доброе утро, милый мой сын, — ответила она. — Куда ты направился столь рано?

— Подумал проехаться с утра верхом, — сказал он после почти неуловимого мига колебаний.

Лицо её не дрогнула, но внимание Роуз в этот момент резко сосредоточилось на её сыне. Его уклончивость была необычна, и отвлекла остальную часть её разума прочь от занимавших её повседневных мыслей. «Почему он лжёт?»

Она делала некоторые скидки на его возраст. В конце концов, ему было пятнадцать. Однако в отличие от большинства подростков, он пока почти ничего не пытался скрыть от своей матери. Он унаследовал от отца его чрезмерную честность, что, наверное, было к лучшему, поскольку врун из него был ужасный.

Однако это не имело бы никакого значения. Немногим людям удавалось лгать Роуз в лицо.

— Тогда обними свою мать, пока не ушёл, — сказала она ему. — Я могу тебя и не увидеть весь оставшийся день.

Грэм остановился, и повернул назад, сменив направление движения с лёгкой заминкой.

«Он надеялся пройти мимо меня, не подходя слишком близко», — осознала она, ставя свою чашку на приставной столик, пока вставала, чтобы его обнять. Сын охватил её одной рукой, держа свою правую сторону подальше от неё.

Она позволила ему выбраться из её объятий, но его действия сказали ей, куда смотреть. Когда он снова отступил прочь, она заметила синяки рядом с его правым запястьем, почти скрытые манжетой его рубашки. Теперь, когда она знала, что искать, она также заметила, что сама его кисть казалась слегка отёкшей.

Он был в драке.

Тут её разум пустился вскачь, просматривая прошлый день, а потом и позапрошлый. Ещё до того, как он отошёл на несколько футов, она сократила временной промежуток, в течение которого он мог заработать это ранение. «Вчера, после середины утра — тогда я видела его в последний раз», — подумала она, запоминая время. «Он шёл повидаться с Мэттью».

Мэттью она видела позже, и он был в порядке. Из драки с Грэмом он в целости бы не вышел. Это она знала точно — волшебником он был, или не волшебником. Драка была с кем-то другим, через некоторое время после этого. Она мысленно перебрала всех, кого видела за ужином вечером прошлого дня.

Левая ладонь Грэма была на дверной ручке, когда Роуз наконец заговорила:

— Мне нужно беспокоиться о Мастере Грэйсоне? — Её сон дёрнулся, когда это имя сорвалось с её губ.

— Прошу прощения? — невинно отозвался он.

Его реакция уже подтвердила её подозрение:

— Не строй из себя дурака, а то люди могут и поверить в этом, — ответила она, позволяя своему раздражению начать проявляться в голосе. Она почти сразу пожалела о своих резких словах, но не позволила себе показать слабость. — Я лишь хочу знать, нужна ли тебе помощь с тем, во что ты ввязался. Мне нужно что-нибудь сделать с Мастером Грэйсоном? Следует ли мне беспокоиться о твоей ране?

Лицо Грэма явным образом вытянулось. Он уже давно усвоил, что было почти невозможно скрыть что-то от острого взгляда его матери, и знал ещё в тот миг, когда она его остановила перед уходом, что она скорее всего догадается о его ране. Тот факт, что она начала с имени Чада Грэйсона, был удивителен, но он уже привык к её логическим умозаключениям. Он даже не утруждал себя попытками понять, как её ум до этого дошёл.

— Нет, Матушка, я не хочу, чтобы ты что-то делала с Мастером Грэйсоном, — ответил он, позволив своей горечи проявиться в его голосе.

— Следи за тоном, — предупредила она.

— Зачем, Матушка? Я никогда не смогу ничего скрыть от твоего интеллекта! — отозвался он, позволив своему голосу повыситься.

Лицо Роуз было спокойным, невыразительным — верный признак того, что он разбудил её гнев:

— Меня одурачить тебе, возможно и не следует пытаться, но если не научишься управлять своими эмоциями, то однажды обнаружишь, что твои враги используют их против тебя.

— И это важно, верно, Матушка?! Весь мир полон одними только врагами? Ты вообще слышишь, что говоришь? Тебе такая жизнь нравится — постоянно бояться, постоянно следить за тенями? — Лицо Грэма покраснело, и он совсем отбросил осторожность. За свои короткие пятнадцать лет он никогда так с ней не говорил, а раз уж он теперь переступил черту, то с тем же успехом может и высказать ей всё, что думает.

Её глаза сузились:

— Да! Это важно, очень важно в мире политики, в пире дипломатии! Однажды ты будешь Хайтауэром. Ты осознаёшь, что это значит?

Хайтауэр был самым важным из титулов Леди Роуз, она унаследовала его от своего отца, хотя её собственная фамилия теперь была Торнбер. По сути это значило, что она руководила городской стражей Албамарла, а также несла основную ответственность за логистику и снабжение всей армии Лосайона.

— Конечно же осознаю! Я только и слышу об этом от тебя и учителей! Однако я ничего не слышу о том, чтобы учиться мечу! Разве ты не думаешь, что человека, руководящего таким количеством солдат, следует научить хотя бы основам фехтования?

— Ты хочешь сказать, что я бы справилась лучше, если бы обучилась владению мечом? — холодно спросила она.

— Определённо нет. Ты и так слишком идеальна, Матушка, — с сарказмом ответил он, — но даже Дед учился быть солдатом до своего совершеннолетия. — Он имел ввиду её отца.

— И посмотри, чем это для него обернулось, — выплюнула она, её ярость начала подтачивать её спокойную внешность. — Его отравили! Навык владения мечом никак не помог ему, когда убийцы пришли его добить! Лучшее оружие, какое у тебя когда-либо будет, находится внутри твоей тупой головы.

— Я — не как ты, Матушка, разве не понимаешь? Я никогда не буду думать так, как ты. Я не могу — никто не может. При всём твоём уме, когда же ты наконец осознаешь, что я не являюсь гением, как ты? Я не могу читать мысли людей так, как ты, или играть в шахматы так, как ты. Для тебя весь мир — игровая доска, и ты всегда опережаешь всех на три хода, но однажды тебя не станет, а я — останусь. И когда я напортачу, а это обязательно случится, единственным, что будет стоять между мной и плохой кончиной, будет это! — Он подчеркнул своё утверждение, подняв сжатый кулак.

От Роуз донёсся низкий рык:

— Ты не вырастешь в драках и крови. Не этого я для тебя хочу, и так я твоему отцу и обещала.

— Мне плевать! — закричал Грэм. — Он мёртв! Это моя жизнь, я ею живу! — Не в силах более держать себя в руках, он распахнул дверь, и вышел, хлопнув ею за собой. Его сила всё ещё была больше нормальной, и он едва сумел не сломать дверь.

Когда он ушёл, Роуз долго смотрела на дверь. Лицо её было мокрым, а обычно упорядоченный разум представлял собой бурю ничем не скрытых эмоций.

* * *

Он почти добрался до конюшен, когда наткнулся во дворе замка на Сайхана. Грэм двигался с дикой энергией, свозившей в каждом шаге. Что бы Мэттью там с ним ни сделал в прошлый день, оно ещё держалось, и хотя он пытался двигаться медленно и мягко, в его движениях всё равно присутствовала неистовая энергия.

— Воу! Куда ты направляешь так рано утром, юный Торнбер? — спросил рослый воин, когда Грэм проходил мимо.

Он остановился на кратчайший миг, силясь совладать со своим гневом:

— Прокатиться захотелось, — коротко ответил он, прежде чем пойти дальше.

Рука Сайхана вытянулась, будто он собирался поставить её перед грудью молодого человека, но Грэма там больше не было. Двигаясь почти невероятно быстро, Грэм шагнул в сторону, и повернулся, аккуратно минуя оказавшуюся на пути руку, и оставив Сайхана позади. Он пошёл дальше:

— Я не в настроении для задержек этим утром, Сэр Сайхан, — сказал он, сделав определённо неприятное ударение на титуле рыцаря.

— Нам нужно поговорить, — сказал мужчина.

— Сейчас не время, — отозвался Грэм, с трудом удерживая свою фрустрацию. «Она что, послала его поговорить со мной?» — задумался он. «Да нет же, я пришёл оттуда прямо сюда».

— Солнце даже ещё не взошло, — сделал наблюдение Сайхан.

Грэму пришлось остановиться, чтобы открыть щеколду на воротах, которые вели внутрь конюшен. Эта короткая пауза позволила мужчине нагнать его, и когда он начал открывать ворота, Грэм ощутил у себя на плече ладонь Сайхана. Поведя плечо вниз, он развернулся, отмахиваясь от руки мужчины своим раненым предплечьем. Точнее, так он собирался сделать.

Несмотря на рану, его предплечье двигалось гораздо быстрее, чем он желал, и то, что затевалось как лёгкое касание, перешло в стремительный удар. Если бы его предплечье попало в цель, боль от удара он бы запомнил надолго, однако Сайхан каким-то образом оказался не совсем на месте. Рыцарь двигался почти с ленцой, шагнув в сторону, и увёл своё тело за пределы досягаемости Грэма.

— Полегче, парень, — спокойно сказал он. — Ты поранишься.

— Прости, — сказал Грэм, досадуя на своё непреднамеренное нападение. — Я собирался этого делать.

Сайхан наблюдал за молодым дворянином непоколебимым взглядом. Невозмутимая манера старого воина часто создавала впечатление, будто где-то внутри его сердце и остальные жизненно-важные органы были выточены из камня.

— Я знаю, — ответил он, — но в твоём нынешнем состоянии легко допустить ошибки. Тебе нужно расслабиться. Двигайся медленно.

— Я не пьян, — возразил Грэм.

— Ты сломал руку?

Ошарашенный этим вопросом, Грэм с подозрением уставился на него. Хотя ему было лишь пятнадцать, их с Сайханом глаза были почти на одном уровне.

— В порядке моя рука.

— Неужели? — сказал Сайхан, потянувшись к правому предплечью Грэма.

Тот отдёрнул конечность прочь, в спешке едва не стукнувшись локтем о ворота.

— Это просто ушиб, — сказал он, отводя взгляд.

— Кто с тобой это сделал?

— Это была случайность.

— Да не рука — узы, —пояснил Сайхан.

— Что?

— Как думаешь, сколько людей я учил? Я с первого взгляда узнаю признаки. Ты выглядишь так, будто вот-вот выпрыгнешь из своей кожи. Едва способен устоять на месте. Дай мне посмотреть руку. Ты её, наверное, сломал, и даже не осознаёшь этого.

— У меня нет уз, — сказал Грэм правду. Насколько он знал, ни у кого больше не было уз земли. Даже Сайхан в конце концов расстался с ними, когда у него начали появляться побочные эффекты.

Сайхан за несколько секунд обдумал и отбросил несколько тактик. Он не хотел ухудшать ситуацию, или спугнуть молодого человека, заставив его ещё больше себе навредить. Это оставляло ему лишь один вариант. Слова.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — медленно сказал он. — Я был на твоём месте. Сейчас твоё тело настолько полнится мощью и силой, что ты чувствуешь, будто весь мир не такой реальный, как ты сам. Так всегда бывает, пока не привыкнешь. Но что ты можешь не осознавать, так это то, что эта сила может заставить тебя навредить самому себе. Твои мышцы могут совершенно порваться, если ты не будешь сохранять спокойствие.

— У меня нет уз, — повторил Грэм.

— Покажи руку.

Грэм неуверенно уставился на рыцаря. Лицо Сайхана было спокойным, и он источал ауру непоколебимости, такого рода уверенности, из-за которой с ним трудно было спорить. Его некогда тёмные волосы теперь были смесью тёмного и серого, что лишь укрепляло железо во взгляде его тёмно-карих глаз. Грэм начал осторожно закатывать рукав.

Он ожидал шипения или судорожного вдоха, даже поражённого присвиста, но Сайхан просто молча осмотрел отёкшую руку. Предплечье Грэма неприятного чёрного и синего оттенка, а отёк сделал его вдвое больше по размеру, заставляя кожу блестеть в свете ранней зари.

— Пальцы работают? Сожми кулак, — приказал рыцарь.

Грэм сделал, как было велено, постаравшись проигнорировать боль.

— Поверни кисть в запястье, — приказал мужчина, демонстративно покрутив собственный кулак из стороны в сторону.

От этого было ещё больше, но Грэм всё равно сумел.

Глаза Сайхана сузились:

— Кости целы, но недавно ты её сломал, не так ли? Кто её залечил — тот, кто дал тебе узы?

Грэм захлопнул рот.

Сайхан почти улыбнулся на это. В этот миг вид молчаливого упорства у Грэма на лице очень напомнил ему о Дориане. «Упрямый, как и его отец».

— Тебе нужно, чтобы эту руку посмотрел кто-то, кто знает, что делает. В нынешнем её состоянии ты сможешь ей нормально пользоваться лишь через несколько недель, если она вообще не останется навсегда повреждённой. Рекомендую Элэйн или Графа.

Лицо молодого человека стало ещё более каменным.

Сайхан хорошо понимал безмолвный язык упрямых мужчин. Некоторые обвиняли его в том, что он сам этот язык и изобрёл:

— Если ты не хотел, чтобы они об этом прознали, то не надо было расхуячивать себе руку. Повидаешь меня после того, как один из них её посмотрит.

На лице Грэма мелькнула неуверенность.

— Рекомендую Графа. Если вежливо попросишь, он может и не сказать твоей матери. Элэйн может предложить то же самое, если, конечно, тебе по душе скакать в Арундэл, но она мёртвого заболтает. Как бы то ни было, если я не увижу тебя после обеда и со значительными улучшениями, то лично доложу Графу. Ясно?

— Да, сэр. — Грэм шагнул обратно к донжону.

— Грэм?

— Да, сэр?

— Не забывай — сейчас мир сделан из стекла, в том числе и твоё тело. Всё кроме самого мягкого касания что-нибудь сломает, — напомнил Сайхан.

— Да, сэр.

— Найди меня после обеда… или я найду тебя. — Эти слова несли почти не прикрытый намёк.

Грэм чувствовал, как взгляд воина следил за ним, пока он не достиг главной двери в донжон. Первым впечатлением, когда он заново прокрутил у себя в голове эту встречу, была тревога, но обдумывая её, он начал осознавать, что на каком-то уровне чувствовал облегчение. Уверенная компетентность этого мужчины успокоила его нервы, и хотя он отнюдь не предвкушал встречу с ним после обеда, твёрдость приказа дала ему успокаивающее чувство уверенности.

«И о подробностях он меня допрашивать не стал». Поведение Сайхана резко контрастировало с действиями его матери. Она перестала задавать вопросы лишь после того, как вытянула из него все сведения до последней капли.

Он будто в миллионный раз молча подумал, какой была бы его жизнь, если бы его отец выжил.

Глава 5

Поднимаясь по лестнице, которая вела в жилые покои донжона, Грэм пытался выработать у себя в голове наилучший вариант поведения. Он хотел поговорить с Мэттью, прежде чем идти к Графу, но это вряд ли получилось бы. Он знал своего друга достаточно хорошо, чтобы догадаться, что тот наверняка не спал до предрассветных часов, работая над своим проектом. Мэттью вряд ли встанет раньше, чем солнце в небе достигнет своего апогея.

Он остановился в коридоре, который вёл к апартаментам Графа. Перед дверью в фойе стоял охранник, но Грэма это не беспокоило. Как частого посетителя, его скорее всего даже не спросят. Что привлекло его внимание, так это маленькая мягкая медведица, шедшая с противоположной стороны.

— Доброе утро, мой герой, — сказала ему Грэйс, приблизившись. Более тихим голосом она добавила, проходя мимо: — Ты сейчас не хочешь туда заходить.

Грэм развернулся, и последовал за медведицей, пока они не свернули за угол, выйдя из поля зрения охранника.

— Что происходит? — спросил он её.

— Твоя мать зашла с визитом к Графине, и я никогда прежде не видела её в более плохом настроении, — сказала Грэйс. — Ты случайно не знаешь ничего об этом, а?

— Ну… — со смущённым видом протянул он.

— Я так и думала, — укоризненно сказала медведица. — Что ты натворил?

— Она думает, что я дрался с главным егерем, — начал он, не зная, что ей сказать. Он чувствовал себя в западне. Он ни за что не сможет увидеть Графа, не встретившись снова с матерью, а если она увидит его руку…

Грэйс посмотрела на него с сомнением, каким-то образом передавая своё недоверие, несмотря на ограничения её лица.

— …и я вышел из себя, когда она стала меня допрашивать. Возможно, я сказал кое-что, чего говорить не следовало, — признался он.

— О-о, — огорчённо сказала Грэйс, а потом спросила: — А ты действительно подрался с главным егерем? — Это был хороший вопрос. Роуз Торнбер имела репутацию неприятно прозорливой женщины.

Грэм пожал плечами:

— Ну, да, но это я совсем не так заполучил. — Он указал на свою отёкшую руку.

Медведица прикрыла свой рот из пряжи мягкой лапкой:

— Ну и ну, — взволнованно сказала она.

«Бля», — подумал Грэм, — «я не собирался показывать ей руку. Почему я всё время с ней разговариваю?»

— Это была случайность. Я надеялся увидеть Графа. Думал, что он, возможно, исправит руку прежде, чем Матушка её увидит.

— Тебе всё равно следует с ним увидеться, — посоветовала медведица. — Я мало что знаю о ранениях, но если всё так плохо, как выглядит, то я думаю, что это более важно, чем расстраивать Леди Роуз.

— Я придумаю что-нибудь ещё, — сказал Грэм, направляясь к ведущей вниз лестнице. Он был весьма уверен, что скорее потеряет руку, чем снова предстанет перед матерью.

— Нет! — возразила Грэйс. — Это — серьёзное дело. Если ты не вернёшься, я пойду, и скажу ему сама!

Протянув вниз длинную руку, Грэм подхватил Грэйс с пола:

— Ну, тогда, полагаю, тебе придётся отправиться со мной.

— Похищение? Ты — не истинный рыцарь, раз так обращаешься с леди! Злодей! Хам! Отпусти меня, — с пафосом произнесла она настолько громко, насколько позволял её голос.

— Ш-ш-ш, — отчаянно сказал Грэм, спускаясь по ступеням. — Ты привлечёшь к нам внимание.

— Нет мне иного спасения, ибо ты взял меня в полон, — драматичным голосом отозвалась медведица. — Ты не оставил мне иных орудий для защиты моего целомудрия!

Молодой человек встал на лестнице, склонив голову на бок, поражённый:

— Твоё целомудрие? Серьёзно? Откуда ты всего этого набралась, Грэйс?

Грэйс приняла неуверенный вид:

— Ну, так пишут в книжках.

Грэм засмеялся:

— Ты читала романтические романы Мойры? — Они с Мэттью подначивали её насчёт книг, которые она последнее время читала, хотя ни один из них не догадался подумать о том факте, что книги она взяла из личной коллекции Графа.

— Возможно…

— Ну, я — ни рыцарь, ни злодей, и у меня нет ни коня, чтобы тебя увезти, ни мерзкой темницы, чтобы держать тебя там, поэтому тебе просто придётся какое-то время быть моей спутницей, пока я не разберусь с ситуацией, — прямо сказал он ей.

Медведица немного поглядела на него:

— Может быть и другое решение, если ты мне доверишься.

— У тебя есть идея?

— Позволь мне вернуться обратно. Я приведу к тебе Мойру, она может взглянуть на твою руку. Лекарь из неё почти такой же хороший, как из Элэйн, или даже как сам Мордэкай, — предложила Грэйс, закончив с ноткой гордости в голосе.

Грэм обдумал эту идею:

— Ты никому не скажешь?

— Только моей госпоже.

— Не говори ей, пока она не будет почти на месте. Иначе она может всё испортить, — сказал Грэм.

Медведица кивнула:

— Однако мне придётся всё же что-то ей сказать, иначе она не выйдет.

— Просто скажи ей, что это личная, но чрезвычайная необходимость. Скажи ей, что я буду благодарен ей за помощь, но что ты не знаешь, в чём дело, — сказал ей Грэм.

— Это же ложь, — неодобрительно отозвалась Грэйс.

— Ну, перефразируй как хочешь — ты знаешь, что я имею ввиду, — в фрустрации ответил он.

— Это я могу, — согласилась она.

— Я буду ждать рядом с мастерской Мэттью, во дворе, — добавил Грэм, пойдя прочь. — Кто-то может счесть странным то, что я прячусь в лестничном колодце.

Грэйс кивнула, и удалилась.

* * *

— Так что тут такое таинственное? — спросила Мойра, входя в мастерскую, и с любопытством оглядываясь.

Формально старая мастерская во дворе принадлежала Мордэкаю, но за последние годы превратилась в личное владение Мэттью. Это произошло по обоюдному соглашению между близнецами, и теперь являлось свершившимся фактом. Она на самом деле не интересовалась ремёслами или чародейством, а он не хотел, чтобы его сестра захламляла мастерскую. Это было признаком того, как брат и сестра стали отдаляться друг от друга по мере взросления.

Тем не менее, Мойра не могла не оглядываться с некоторым интересом — как из едва скрытого желания докучать брату, так и из простого любопытства. Она была удивлена, обнаружив, что Грэм ждал её здесь один. Этот факт почему-то слегка встревожил её.

— Это, — сказал Грэм, закатывая рукав, чтобы привлечь её внимание.

Рука сильно отекла, каковой факт Мойра могла бы заметить, несмотря на рукав, однако она давно взяла в привычку не фокусировать свой магический взор на частях тел, скрытых одеждой — особенно по отношению к мальчикам. Это отнюдь не было наставлением её отца или какого-то другого волшебника, а лишь простым результатом её природного отсутствия навязчивости.

При виде руки она невольно ахнула, а затем ахнула снова, когда её магический взор осмотрел рану более подробно. Мойра обладала совершенно нормальной для многих людей эмпатией, и от одного лишь вида болезненной раны сама начинала ощущать соответствующую боль.

— Как ты умудрился? — спросила она, вернув себе самообладание.

— Случайно сломал потолочную балку, — невозмутимо сказал Грэм, указывая на поврежденное место.

Её глаза расширились:

— Э? — Чуть погодя они сузились, когда в её разум закрались подозрения.

Грэм пожал плечами:

— Я сам не знал, насколько был сильным.

— Конечно, — ответила она тоном, не оставлявшим никаких сомнений в отсутствии у неё легковерия. — Поэтому твоя мать так взбеленилась?

— Не совсем, — сказал Грэм. — Она не видела большую часть руки. И я бы, в некотором роде, предпочёл бы, чтобы она остальное и не увидела.

Мойра посмотрела на него всё более расширяющимися глазами:

— Ты хочешь, чтобы я всё это исправила?

Он кивнул.

Она покачала головой:

— Тебе на самом деле следует позволить папе на это взглянуть, или Элэйн, но она сейчас в Арундэле. Я бы даже не знала, с чего начать…

Залечивать простые порезы и царапины Мойра научилась у отца, и он даже приставлял её помогать с раненым скотом некоторых фермеров, чтобы она попрактиковалась на более серьёзных проблемах — но она никогда не имела дело с чем-то настолько серьёзным у другого человека. Сама мысль об этом её пугала. Она шагнула назад.

— Пожалуйста! — взмолился Грэм. — Если мать увидит это, то убьёт меня.

— Мой отец…

— …обязательно ей расскажет, — перебил Грэм.

— Она уже злее, чем я когда-либо её видела, — сказала Мойра. — Не думаю, что может быть хуже.

— Поверь мне, бывает и хуже.

— Кто сотворил это с тобой? — спросила она.

— Потолочная балка, — сказал Грэм. — Я не солгал.

— Мэттью каким-то образом в этом замешан, — установила она.

Грэм плохо умел обманывать, но не собирался раскрывать роль своего друга:

— Возможно… слушай, я не хочу никому об этом рассказывать, или вовлекать в это кого-то ещё. Ты можешь просто сделать, что сумеешь? Пожалуйста?

— Только если ты расскажешь мне, что вы вдвоём замышляете, — настояла она, упрямо скрестив руки на груди.

— Обещаешь никому больше не сказать?

Мойра помедлила — хотя она всегда была в некотором роде свободной душой, она также обладала хорошей долей осмотрительности. В конце концов любопытство пересилило её осторожность:

— Ладно, обещаю.

Грэм не спеша рассказал ей. Он едва упомянул свою драку с Чадом Грэйсоном, большую часть времени потратив на обсуждение новой идеи Мэттью насчёт кражи и переделки меча его отца. Именно это его на самом деле интересовало — настолько, что получение своей травмы он описал почти мимоходом. Закончил он, пересказав свою встречу с Сайханом, чтобы она поняла неотложность его просьбы.

— Так вот, почему у тебя такой яркий эйсар, — прокомментировала Мойра. — Ты всё ещё держишь в себе часть того, что тебе дал Мэтт — это может помочь.

— Почему?

— Ты, наверное, вылечишься быстрее, пока у тебя есть дополнительный эйсар, — объяснила она, — если только я не сделаю ещё хуже.

Они взволнованно переглянулись, а затем Грэм попытался ей подбодрить:

— Ты справишься.

Она чувствовала его неуверенность, и свою тоже, но отринула свои страхи прочь, и сфокусировалась на отёкшей руке, позволяя своей сосредоточенности сжаться и опуститься, помещая своё восприятие в побитую и повреждённую плоть.

«Кости сильные и целые, но я вижу, где их соединяли», — подумала она. «Это он сделал правильно, но некоторые кровеносные сосуды были просто перекрыты, без каких-либо попыток совместить перерезанные концы». Она также видела много крови, вытекшей в окружающие ткани, и оставшейся там.

В конце концов его тело сможет впитать кровь обратно, но на это уйдёт время. Неисправленные кровеносные сосуды были более крупной проблемой. Со временем его тело скорее всего их заменит, вырастив новые для компенсации, но на полное исцеление может уйти год, или больше.

Большая часть её знаний была чисто теоретической, как результат лекций её отца. Тот факт, что он был способен показать ей внутреннюю работу тела без необходимости вскрытия, также был крупным преимуществом. Тем не менее, она никогда не делала ничего большего, чем лечение очень лёгких ран в людях и парочки переломов ног у местных овец.

Она также никогда не работала с раной, которая оставалась нетронутой уже где-то сутки.

Мойра молча составила план, хотя живот у неё сжимался от тревоги, пока она всё обдумывала. «Сделать надрез, сперва выдавив старую кровь…». Нужно было и другие вещи срастить — другие каналы, которые несли отличные от крови жидкости. Отец как-то их называл, но её разум не смог выдать навскидку их названия. «Не важно, мне не нужно знать их названия, чтобы сшить их обратно».

Она начала.

Грэм напрягся вопреки себе, а затем несколько резких уколов боли заставили хриплый вскрик сорваться с его губ.

Мойра с досадой взглянула на него — она забыла что-нибудь сделать с болью:

— Прости! Подожди, с этим я могу помочь.

Как и её брат, она испытывала трудности с тем, чтобы вспомнить, какой именно нерв передавал болевые импульсы из руки. «Но если я заблокирую их все, то наверняка всё получится». Она нашла нервы в плече, и мысленно отследила их, пока не достигла позвоночника. «Вот».

Грэм повалился на пол. Он мог управлять шеей и всем, что было над ней, но его руки, ноги, и всё остальное… исчезло.

— Что ты со мной сотворила? — встревоженно крикнул он.

Мойра ответила чередой слов, которые определённо не были подобающими для леди. «Чёрт, я не хотела заблокировать так много». Чуть погодя она попыталась его успокоить:

— Я заблокировала больше, чем собиралась, но всё хорошо. Ты всё ещё можешь дышать, иначе не смог бы ничего сказать, и сердце твоё всё ещё бьётся, так что всё у тебя будет в порядке, я думаю.

— В порядке?! А дальше что ты сделаешь, сердце мне остановишь?! — Потеря подвижности лишила Грэма самообладания, и он начал паниковать, резко вращая головой в попытках вернуть себе контроль над телом.

— Тебе нужно лежать смирно, — сказала Мойра, пытаясь утихомирить его теми же мягкими нотками в голосе, которые она слышала годы тому назад в голосе матери, когда та говорила с маленькой Айрин.

Однако её голос возымел обратное действие, заставив Грэма испугаться ещё сильнее.

— Верни назад! Отпусти, Мойра! — Его голос звучал громко, будто он вот-вот начнёт кричать, зовя на помощь.

Не зная, что ещё делать, она закрыла ему рот ладонью, толкая его голову обратно на пол.

— Шибал, — произнесла она, усилием воли пытаясь заставить его уснуть. Однако его кулон, аналог которого носили все жители Замка Камерон, не позволил ей напрямую повлиять на его разум.

Грэм больно укусил её ладонь, и она отдёрнула руку, прежде чем рефлекторно отвесить ему пощёчину:

— Прекрати! — воскликнула она, прежде чем мгновенно сменить направление: — Ой, прости, Грэм. Я не хотела!

— Просто верни мне моё тело!

— Прости, но не могу. Просто расслабься, я всё исправлю. — Разомкнув цепочку у него на шее, она повторила своё заклинание: — Шибал.

Силясь сдвинуться, Грэм ощутил, как её сила стала гасить его сознание, его глаза закрылись ещё пока он боролся, и его объяла тьма.

Глава 6

Грэм ждал снаружи главного зала по окончании обеденной трапезы. Он ел за одним из нижних столов, надеясь избежать матери. Она его приметила, в этом сомнений не было, однако никак не показала этого, аккуратно трапезничая за высоким столом. Она не окликала его, и не пыталась как-то ещё заставить его занять привычное место. Нет, это бы создало суету, чего она никогда не желала. Она будет ждать подобно пауку, выбирая верный момент. В конце концов ему придётся предстать перед ней, и она это знала.

От этой мысли по его загривку стекла струйка холодного пота. Мать он любил. В общем и целом она была тёплой и доброй, невероятно милой и интуитивной, несмотря на её жестокий ум. Но когда она сходилась с врагом, Роуз была неумолимой, холодной и расчётливой. Грэм уже видел её такой, в основном — во время политических встреч, но теперь он ощутил отголосок того страха, который, наверное, испытывали её противники.

Он никогда раньше не говорил с ней так, никогда не бунтовал настолько открыто. В прошлом у неё почти не было поводов наказывать его с тех пор, как он перестал быть малышом, но то было другое дело. Сейчас же он был почти мужчиной, и Грэм боялся, что разрушил что-то в их отношениях, и это уже никогда не исправить.

Сайхан прошёл через дверной проём, даже не взглянув на Грэма, когда проходил мимо. Он свернул в коридор, и направился к переднему залу, который вёл наружу. Грэм молча пошёл следом.

Оказавшись снаружи, они направились к главным воротам, которые вели в окружённый стеной город Уошбрук. Грэм выдвинулся вперёд, и пошёл рядом со старшим воином, как только они покинули окрестности замка. Сайхан ничего не сказал, почти они не прошли сотню ярдов, или больше — но затем повернулся, и остановился:

— Показывай, — без предисловий сказал он.

Грэм закатал рукав, чтобы продемонстрировать своё предплечье. Отёк значительно уменьшился, и цвет был гораздо лучше. Чёрные и пурпурные пятна по большей части исчезли, сменившись жёлтыми и слегка коричневыми. Маленькая, блеклая серебряная полоса отмечала внутреннюю сторону руки, где Мойра зачем-то вскрыла кожу, которую потом зарастила обратно.

Рука ныла, когда он сжал кулак, но боль была гораздо менее ярко выраженной, чем утром. Раньше она постоянно пульсировала и жгла, даже если он не двигал рукой, а теперь он почти ничего не ощущал, когда рука находилась в покое.

— Выглядит гораздо лучше, — заметил Сайхан. — Граф?

— Мойра, — ответил Грэм. Звучание её имени напомнило ему о его замешательстве и волнении, когда он только очнулся от её лечения. Он всё ещё не был доволен её врачебным тактом, но не мог придираться к результатам. Однако Грэм надеялся, что ему никогда больше не придётся просить её о лечении. Паралич был ужасающим испытанием.

Рыцарь хмыкнул, а затем сказал:

— Неплохо… девчонка хорошо продвинулась. По крайней мере, справилась гораздо лучше своего брата.

— Это не его вина, — возразил Грэм, внезапно разозлившись. Ему не нравилось, когда люди судили о его ближайших друзьях.

— Но это же он дал тебе узы, так ведь? — парировал Сайхан.

— У меня нет уз, — сказал Грэм.

— Сегодня ты справляешься лучше, но все признаки по-прежнему налицо, — сказал рыцарь-ветеран.

Грэм покачал головой:

— Нет, правда, он только меня проверял, и Мойра считает, что я просто перегрузился магией… или что-то такое. — Он знал, что Мойра использовала слово «эйсар», но не был уверен, означало ли это энергию, или магию, или и то и другое — поэтому просто сказал «магия».

Сайхан одарил его взглядом, который будто пронзал насквозь. В некоторых отношениях он напоминал Грэму взгляд матери, поскольку он видел, что этот воин знал о нём гораздо больше, чем обычно можно было узнать с помощью короткого взгляда, однако ощущение было иным. Взгляд его матери препарировал мир, и хотя он знал, что она его любила, в собираемых ею знаниях всегда было что-то, от чего ему было не по себе. Взгляд Сайхана содержал нечто другое — тихую неподвижность, глубокую мудрость, сосуществующие с подавляющим ощущением уверенной мужественности.

Один взгляд — и Грэм знал, что Сайхан понял его, и отнюдь не благодаря хитрым логическим выводам, а потому, что старый воин знал мужчин, знал солдат, и обучал бессчётное число молодых мужчин воинскому делу. Сайхан когда-то был мальчиком на пороге возмужания, и, что важнее, он был очень похожим на Грэма.

— Я мало что знаю о магии, — сказал Сайхан, — но я могу тебе помочь.

— Они сказали, что это только на время, — объяснил Грэм. — Наверное, продлится не больше одного или двух дней.

Здоровяк почти неслышно хмыкнул.

— Поэтому ты, наверное, только зря потратил бы время. — продолжил подросток.

Сайхан поднял бровь, молча оспаривая утверждение Грэма.

Тут он понял… Сайхан предлагал нечто большее, чем просто совет. Осознание этого окатило его подобно прохладной волне, успокаивая его душу. Фрустрация, так долго горевшая внутри него, на миг вскипела, грозя завладеть им, и заставив его глаза повлажнеть — а потом прошла.

— Ты предлагаешь учить меня? — Вопрос почему-то казался ему глупым, но он должен был узнать наверняка.

— Да… полагаю, что это так, — сказал мужчина без какого-либо намёка на улыбку.

— А что моя мать?

— Я не предлагаю обучать её, — без всякого выражения сказал Сайхан.

— Она дала всем ясно понять, что не хочет, чтобы меня обучали на рыцаря, — пояснил Грэм.

Сайхан хмыкнул:

— Я не приносил клятву твоей матери.

— А что Граф?

— Он позволил мне принимать собственные решения, и никогда ничего не приказывал на твой счёт. Тебе следует больше волноваться о том, каково будет само обучение, — сказал мужчина.

Грэм помедлил секунду, но лишь для того, чтобы сформулировать ответ, поскольку уже всё решил:

— Мы можем начать сегодня же?

«Слишком молодой, чтобы знать страх», — подумал Сайхан.

— Следуй за мной. С этого момента, пока идёт обучение, ты будешь говорить лишь тогда, когда я разрешу, или в ответ на прямой вопрос. Ты будешь называть меня «Зайхар» или «Сэр». Понял?

— Да, сэр, — мгновенно отозвался Грэм.

Они прошли ещё немного, направляясь к внешней стене Уошбрука. Грэм предположил, что это было потому, что Сайхан собирался отвести его в леса, окружавшие городок. Через некоторое время он задал своему новому учителю вопрос:

— А что это слово «Зайхар» озна…

Вопрос он так и не закончил. Сайхан предупреждающе сверкнул глазами, заставив Грэма замолкнуть:

— Я тебе больше не друг, мальчик, — с предупреждающим рыком сказал здоровяк. — Будешь говорить только когда разрешу — ещё раз забудешь, и я подкреплю урок болью. — Тут он остановился, наблюдая за молодым человеком.

Грэм почти ответил, инстинктивно ощутив нужду сказать «да, сэр», однако сдержался, почуяв предупреждение во взгляде Сайхана.

Тот подождал, а потом слегка улыбнулся:

— Хорошо. Ты не настолько глуп, чтобы спутать паузу с вопросом. Понял?

— Да, сэр.

Они шагали, пока не оставили город далеко позади. Остановились они слегка не доходя до леса, когда Сайхан указал на ровное травянистое место посреди расчищенного участка, служившего границей между фермерским полем и началом лесов.

— Садись, — приказал он.

Грэм сел, а Сайхан начал ходить вокруг него, останавливаясь, когда находился позади молодого человека, как раз за пределами его бокового зрения.

Время шло, Сайхан молчал. Грэму захотелось почесаться. Под горячим послеполуденным солнцем на его коже медленно проступали бисеринки пота, и вокруг него кружились мошки. Они не были кусачими, но время от времени садились на него, и ползли по коже, прежде чем снова взлететь. Он отмахнулся от них.

— Не двигайся, — приказал стоявший позади него мужчина.

Слова несли в себе предостережение, и Грэм перестал двигаться. Ему хотелось чесаться всё сильнее, и знание того, что ему нельзя было двигаться, лишь делало желание более невыносимым. Скрипя зубами, он продолжал сидеть, не двигаясь. «Это проверка», — сказал он себе. «Я справлюсь».

Прошёл час, а потом, возможно, ещё один. Трудно было сказать точно — лишь движение солнца указывало ему на то, сколько он так сидел. У него болели ноги, а задница онемела. Грэм уже начал жалеть о сидячей позе, которую занял, но продолжал сидеть, замерев. Он весь чесался, а глаза его осматривали траву впереди, отчаянно ища что-то, что могло как-то его отвлечь.

Даже волосы начали ему докучать. Лёгкий ветерок время от времени трепал их, и хотя обычно это было приятным ощущением, сейчас его это бесило. Волосы щекотали его уши и шею, и он знал, что чесаться ему нельзя. Со временем зуд будто двигался, усиливаясь в одном месте, а потом сдвигаясь в другое, но никогда не исчезал и не отступал.

Это был самый длинный послеполуденный период в его короткой жизни, тянувшийся впереди и позади подобно дороге к вечности. Грэм начал бояться, что день никогда не кончится. «Время остановилось. Сейчас уже должна была опуститься ночь», — подумал он. «Может, он собирается меня и ночью здесь держать».

И тут он услышал голос:

— Вставай. Пора возвращаться.

Его тело дёрнулось в нетерпении сделать именно это, но разум его медлил. «Может, мне показалось?». У него ушло немного времени, чтобы решить, что приказ был настоящим. Он поднялся, и почти упал, когда попытался встать на ноги. Нижнюю часть его тела охватила боль, за которой последовали покалывание и онемение. С его губ сорвался тихий стон, но Сайхан проигнорировал этот звук.

Его учитель понаблюдал за ним с минуту, прежде чем пошёл прочь. Грэм шёл следом, спотыкаясь. Когда они проходили через ворота во двор замка, Сайхан снова заговорил:

— «Зайхар» — это слово на моём родном языке. Проще всего перевести его как «учитель» или «мастер», но более точное значение — «держатель жизни».

Грэм не ответил.

— Когда мы пройдём через дверь, твоё обучение окончится на сегодняшний день, и ты сможешь вести себя как обычно, но спрашивать меня о сегодняшнем ты не будешь. Завтра ты снова встретишься со мной после обеда, и твоё обучение возобновиться.

Грэм ничего не сказал, но как только они прошли через главный вход, он наконец произнёс:

— Благодарю, сэр.

* * *

— Твоя рука выглядит лучше, — сказала Грэйс на следующий день. Она обращалась к нему со стола в одном из боковых коридоров, которые вели прочь из главного зала. Грэм только-только позавтракал.

— Спасибо, — сказал Грэм, приостановившись, поскольку было очевидно, что она собиралась пойти вместе с ним. Когда она приблизилась, он взял её на руки. Лишь год или два тому назад он был бы слишком стеснительным, чтобы показываться на людях с мягкой игрушкой, но сейчас его такие вещи уже не волновали.

Она оценивающе окинула взглядом его начавшие исчезать синяки:

— Она хорошо поработала, — с некоторой гордостью заметила Грэйс.

— Так и есть, — согласился он. Внутри Грэм вздрагивал каждый раз, когда вспоминал паралич, который она наслала на него, прежде чем лишить сознания.

— Она здорово выбранила своего брата за то, что он был недостаточно внимательным, когда Граф учил их основам целительства — но я не думаю, что он к ней прислушался, — прокомментировала медведица. — Он был очень занят каким-то новым проектом. Почти не ест. — Говоря это, она следила за лицом молодого человека.

Грэм был знаком с этой техникой, поскольку его мать владела ею в совершенстве:

— Пожалуйста, не надо, — сказал он ей.

— Чего не надо? — невинно спросила она.

— Не надо давать мне информацию просто для того, чтобы следить за моей реакцией в поисках зацепок. Я, может, и не такой хитрый, как некоторые, но это быстро надоедает, особенно когда живёшь с матерью вроде моей, — с некоторой горечью ответил он.

— Прости, — искренне сказала Грэйс.

— Я просто хотел бы, чтобы люди говорили то, что думают — ни больше, ни меньше, — продолжил он. — Мать, наверное, является величайшим экспертом в искусстве ведения беседы. Ей такие разговоры доставляют истинное удовольствие, но меня просто утомляют.

Грэйс немного подождала, прежде чем ответить:

— Ты прав. Я не приняла во внимание твои чувства.

Грэм ощутил вину за то, что так взвился из-за этого:

— Мне не следует быть таким чувствительным.

— Мне нравится разговаривать, — искренне сказала она, — но я попытаюсь быть с тобой более прямой.

— Ничего, — сказал он ей. — Просто спроси меня о том, что хочешь знать.

— Над чем работает Мэттью?

— Это ты спрашиваешь, или Мойра спрашивает через тебя?

— Я спрашиваю для себя, — с готовностью сказала она. — Мне просто любопытно. Я не предам твоё доверие.

Он одарил её долгим взглядом:

— Это нечто личное, и важное для меня.

— Тогда ладно.

— Однако у меня есть вопрос к тебе, — сказал Грэм.

Грэйс оживилась:

— Конечно.

— Почему я так тебя интересую?

В разуме магического конструкта промелькнула дюжина ответов, но она отвергла каждый из них. Они представляли из себя шутливые рассказы, искусную ложь. Она знала, что он их не примет. Если она хотела продолжать разговаривать с ним, то ей придётся быть откровеннее, даже если это будет больно.

— Одиночество, — просто сказала она. — Немногие люди достаточно добры, чтобы говорить со мной, или принимать меня всерьёз.

Грэм хотел было вставить слово, но она поспешно добавила:

— Нет, подожди. Я никого не критикую, но у Мойры не бесконечное количество часов каждый день. Она проводит со мной много времени, но в остальном мне на самом деле не с кем поговорить. Люди склонны игнорировать меня, или избегать меня, когда думают, что я могу шпионить для моей госпожи.

С минуту он обдумывал её слова.

— У тебя нет друзей. — Это было утверждение, а не вопрос.

— Только Мойра, — ответила она.

— А я? — спросил Грэм.

Её глаза-пуговицы неспособны были плакать, но эмоции всё равно захлестнули её. Грэйс мягко обняла его шею:

— Спасибо, — сказала она. — Значит, двое: ты, и Мойра.

Она спрыгнула с его плеча, и рассталась с ним у следующего дверного проёма, просто помахав на прощание.

Остаток дня прошёл без происшествий, хотя он с нетерпением ждал встречи с Сайханом после обеда. К сожалению, его «обучение» состояло из всё того же самого, что было в предыдущий день. Сиди, не двигайся, не говори. Он чувствовал уверенность в том, что сойдёт с ума прежде, чем они закончат.

Глава 7

Тем вечером во время ужина Грэм сидел на своём привычном месте за высоким столом, то есть рядом с Мэттью и Коналлом, с правого конца стола. Сам высокий стол был довольно длинным, больше двадцати футов, и Роуз Торнбер сидела ближе к его середине, рядом с Графиней, Пенелопой Иллэниэл. Соответственно, ему не нужно было волноваться о том, чтобы поддерживать беседу с матерью.

— Ты думал о моём плане? — заговорщицким тоном спросил Мэттью.

— Нет.

Мэттью вздохнул:

— Я почти закончил создание диаграмм, но я не могу начать настоящую работу, пока мы его не достанем.

— Мать сейчас мной очень недовольна, Мэтт, — начал Грэм. — Сейчас не очень хорошее время для того, чтобы взбесить её ещё больше.

— Для этого никогда не будет хорошего времени, — сказал молодой волшебник. — К тому же, она даже не узнает.

— А разве ты не можешь просто сделать новый меч?

Мэттью моргнул, удивлённый таким предложением:

— Могу, но смысл не в этом.

— Какой меч? — прошептал Коналл, с энтузиазмом подавшись к Грэму.

Грэм посмотрел на более молодого мальчика, не зная, что сказать:

— Э-э-э…

Мэттью нагнулся поперёк него:

— Не лезь в чужие дела, писькин вор. Это — один из моих проектов, так что отвали.

Коналл скорчил рожу, прежде чем ответить тоненьким голоском:

— Это один из моих проектов!

Грэм всё ещё просматривал предыдущие ремарки:

— Писькин вор?

— Он постоянно крадёт у меня всякие вещи, — сказал Мэттью в качестве объяснения.

— Что за проект? — невинно спросила Мойра, подавшись вперёд через стол.

— Не твоё дело, — предостерёг Мэттью. — Я просто говорил писькину вору, чтобы он не рылся в моих делах.

— Прекрати называть меня так! — прорычал Коналл.

— Писькин вор, — снова произнёс Грэм, говоря сам с собой. — Это же почти бессмыслица какая-то.

Мэттью зыркнул на своего брата:

— Иначе что? Маме нажалуешься? Вот же ты ябеда мелкая.

— Мэтт, прекрати! — сказала Мойра, повысив голос. — Не обязательно быть таким гадким.

Тут Грэма осенило, как раз пока Мойра грозила своему брату:

— О, дошло: писькин вор — то есть, он постоянно крадёт у тебя всякую херню! — сказал он, чуть хохотнув, и сделав ударение на последнем слове. К сожалению, все притихли, когда Мойра закончила выговаривать брату.

Весь стол покосился на Грэма, когда он радостно произнёс слово «херня».

Роуз наблюдала за тем, как её сын побагровел, но Грэм отказывался смотреть ей в глаза.

* * *

Она ждала его, когда он вернулся тем вечером в семейные апартаменты:

— Грэм.

Голос матери заставил его вздрогнуть. Грэм ждал его, но каким-то образом надеялся, что она повременит ещё несколько дней, прежде чем заставит его поговорить с ней.

— Да, Матушка, — послушно отозвался он, слегка выпрямившись. Он держался твёрдо, почти как если бы был солдатом, стоящим по стойке «смирно».

— Пожалуйста, Сын, мне нужно сказать тебе пару слов. Не будь таким… — она не успела до конца произнести слово «формальным», прежде чем он её перебил.

— Прости, Мама. Пожалуйста, прости меня, — вставил её сын. Он отказывался смотреть ей в глаза, но не мог не заметить, что она казалась уставшей, возможно даже измождённой. Увидеть такое он не ожидал.

Она покачала головой:

— Нет, Грэм, я не это хотела…

— Я знаю, что был неправ, Мама. Я прошу прощения, — коротко ответил Грэм. Он снова начал злиться, хотя не мог точно назвать причину. Он надеялся, что мгновенная капитуляция с его стороны сделает её нотацию короче, и даст ему пойти спать.

Роуз вздохнула. «Он такой нетерпеливый, и такой разгневанный», — подумала она. «Я что, была жестока с сыном?».

— Я уезжаю в столицу, — сказала она, переходя к сути разговора прежде, чем он успеет ещё больше скомкать разговор.

Это заставило её сына остановиться. Грэм уставился на неё с вопросом в глазах.

— Королева нуждается во мне, и есть некоторые вещи, которые я слишком долго откладывала. Меня не будет довольно долго, — сказала она ему.

— Как долго? — спросил он.

— По меньшей мере шесть месяцев, — отозвалась она, — но благодаря Мировой Дороге я смогу без особых проблем возвращаться с визитами. Вопрос в том, хочешь ли ты поехать со мной, или остаться здесь.

Он обнаружил, что рассматривает каменные плиты у себя под ногами — в тех редких местах, где они не были накрыты мягкими коврами.

— А что Карисса? — Его девятилетняя сестра уже спала, но первым делом он подумал о ней.

— Я подумывала оставить её здесь, под опекой Графини, но мне не нравится мысль о такой долгой разлуке с ней, — призналась Роуз. — Её я возьму с собой, но ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому. Что бы ты предпочел?

Что-то в её взгляде заставило его помедлить. Её голос был спокойным, но он видел в чертах её лица скрытую печаль. Она надеялась, что он поедет с ними, но он как раз этого и хотел меньше всего. Он также хотел посмотреть, к чему приведёт наука Сайхана.

— Друзья мои здесь…

Она кивнула, склонив голову, будто признавая какое-то поражение:

— Я понимаю, Грэм.

— И в столице я уже был, — добавил он, борясь с чувством вины.

Она встала, и шагнула ближе:

— Ничего, Сын. Я действительно понимаю. Я тоже когда-то была молодой, как ни могло быть трудно в это поверить. В Албамарле тебе есть, чему поучиться, но здесь тоже может быть нечто более важное.

На миг он напрягся. Она что, знала о его обучении с Сайханом?

Роуз обняла сына.

Он обнял её в ответ, чувствуя, как его гнев слабеет, сменяясь безымянной печалью. Она ощущалась маленькой, хрупкой. Хотя Роуз была высокой по женским меркам, сейчас ей приходилось запрокидывать голову, чтобы его обнимать. Большую часть его жизни она высилась над ним, могучая, сильная и непогрешимая. Он видел уважение, восхищение, и порой страх в лицах всех, с кем она общалась, но сейчас он увидел её в новом свете. На миг она была просто маленьким, хрупким человеческим существом.

Это озарение поколебало устои его мироздания. Впервые он познал более глубокий экзистенциальный страх, который появляется в каждом человеке, который начинает сталкиваться со взрослой жизнью.

— Прости, Мам, — сказал он ей, жалея, что не может отказаться от этого нового знания. Он не хотел взрослеть. Только не в том случае, если это означает жизнь в мире, где Роуз была смертной, способной ошибаться… уязвимой.

— Что-то не так?

Это был голос Кариссы. Она стояла в дверях, наблюдая за ними обеспокоенным взглядом.

— Иди сюда, — сказала Роуз, раскрыв руки, и приглашая дочь присоединиться к ним. Какое-то время она обнимала обоих своих детей, а потом объяснила Кариссе, что её брат останется в Камероне без них.

* * *

Следующий день был тихим. Мать и сестра были заняты сбором вещей, хотя уезжать Роуз не планировала ещё два дня. Мэттью всё ещё занимался подготовкой — настолько плотно, что Грэм даже не мог найти его, чтобы сказать, что украсть рукоять меча будет легко… если, конечно, его мать не решит взять её с собой.

Он провёл пару часов, прогуливаясь верхом, просто чтобы немного развеять скуку. Он отнюдь не предвкушал послеобеденную тренировку, поскольку он там только и делал, что сидел неподвижно, и учился любить то, как его кусают насекомые.

После обеда Сайхан привёл его на то же самое место. Он указал длинном, тонким прутом на то же самое место. Объяснений не требовалось. Грэм сел, и замер.

Это был его третий день сидения. После первого раза он научился тому, чтобы занимать удобное положение с самого начала, поскольку ему не было позволено двигаться или менять позу. Лучше всего работала поза со скрещенными ногами, но его задница всё равно немела. Грэм знал, что когда ему позже позволят встать, ноги у него будут гудеть, а колени будут скрипеть от боли. Ноющая боль в пояснице, которую он заработает, также не была чувствительной. Для человека его возраста эти ощущения были незнакомыми.

«Тут есть какая-то хитрость», — подумал он, когда миновал первый час. «Может, он ждёт, что я начну сопротивляться, откажусь сидеть. Он же не может всерьёз хотеть тратить четыре или пять часов на то, чтобы смотреть, как я молча сижу». Учителя он видеть не мог, но знал, что Сайхан был рядом, стоя позади, где-то за пределами его бокового зрения.

«Может, я проваливаю проверку, сидя здесь. Может, мне надо отказаться, проявить решимость».

Он попытался подняться, чувствуя, как отсиженные ноги отказываются повиноваться — а затем упал, переворачиваясь, когда ощутил резкую боль в пояснице. Перекатившись, он увидел своего наставника, стоявшего с прутом в руке.

«Он ударил меня!»

По нему прокатилась волна адреналина, и, несмотря на онемение и покалывание, он вскочил на ноги. Энергия, которую дал ему Мэттью, таяла в течение двух прошедших дней, но он всё ещё чувствовал себя необычайно быстрым.

— Стой, — приказал его учитель.

Мужчина понаблюдал за ним мёртвыми глазами, а затем переместился вправо. Грэм дёрнулся, готовясь увернуться от следующего удара, но лишь подставился под следующую атаку, пришедшую справа. Эта пришла ему по виску.

— Садись, — приказал Сайхан.

— Да что с тобой та… — начал Грэм, но новый удар пришёлся ему по загривку, и боль лишила его способности говорить. Тут он вышел из себя, ощутив, как закипела кровь. Он снова вскочил, и двинулся в сторону, надеясь оторваться достаточно далеко, чтобы избежать ударов своего мучителя, пока сам не соберётся с мыслями.

Ещё два удара сбили его на землю, и он ощутили потёкшую по коже его головы кровь. Прежде чем он успел прийти в себя, Грэм ощутил прижавшийся к горлу кончик прута.

— Не поднимайся, мальчик.Даже не думай на меня скалиться.

Грэм сглотнул, украдкой глядя на воина снизу вверх. Лицо его было прижато к земле, и он чувствовал во рту вкус крови и грязи. Грэм открыл рот, чтобы заговорить, но остановился, когда ощутил усилившееся давление на горло.

— Я не давал тебе разрешения говорить.

Грэм замер, закрыв рот. Что-то в голосе его учителя сказало ему, что о дальнейших попытках бунта он пожалеет. «Он меня не убьёт», — сказала рациональная часть его разума, но его нутро говорило ему нечто совсем иное.

— Занимай позицию — сиди и молчи.

Он сделал так, как было велено, даже не осмелившись стереть с лица кровь, капавшую ему на глаз.

— Сегодня это была твоя первая ошибка, поэтому я дам тебе совет. Перестань думать. Это не игра, и не загадка. Я не жду, что ты догадаешься о каком-то скрытом смысле. Я здесь не для того, чтобы учить тебя думать.

Остаток дня они провели, повторяя тот же урок, что и в предыдущие два. Кровь у Грэма на лице засохла и растрескалась, заставляя его лицо зудеть ещё сильнее. В какой-то момент ближе к концу их обычного периода времени его учитель снова заговорил:

— Можешь задать вопрос.

— Почему вы хотите, чтобы я сидел неподвижно? — спросил Грэм.

Деревянный прут у Сайхана в руке дёрнулся, поднимаясь:

— Ты что, забыл первое правило?

Молодой человек ощутил холодную дрожь:

— Зайхар! — выпалил он.

Мужчина кивнул:

— Повтори вопрос.

— Почему вы хотите, чтобы я сидел неподвижно, Зайхар?

— Потому что тебе нужно учиться, — сказал старый рыцарь. — Найди вопрос получше.

Большую часть второй половины для он только об этом и думал. Быстро перебрав вопросы у себя в голове, Грэм выбрал ещё один:

— Я видел, как вы учили рыцарей во дворе замка, Зайхар, но никогда не видел, чтобы вы делали с ними вот так. Почему вы заставляете меня сидеть, а их — нет?

— Лучше, — сказал Сайхан. — Я учу тебя чему-то большему, чем владение мечом или ношение брони. Я в долгу перед твоим отцом, и своего сына у меня нет, поэтому я намереваюсь научить тебя Зэн-зэ́й. Первый шаг — научиться неподвижности.

— Что такое «зэн-з-эй»? — спросил Грэм, произнося это слово как можно тщательнее.

— Это значит «безымянный путь», — объяснил Сайхан. — Ещё один вопрос — и хватит на сегодня.

«У меня сотня вопросов!» — яростно подумал Грэм, прежде чем выбрал один:

— Как сидение неподвижным позволит мне лучше сражаться, Зайхар?

— Сама по себе неподвижность ничего для тебя не сделает, но ты должен научиться ей, прежде чем сможешь понять движение, — начал его учитель. — Молчание тела и разума позволит тебе осознать мир. Когда станешь полностью неподвижным, твоё тело исчезнет, и лишь тогда ты сможешь наблюдать за противником, стать своим противником. Чтобы это сделать, ты должен сперва победить себя самого.

«А это ещё что должно значить?!»

— Вставай. Пора возвращаться.

Глава 8

Большая ладонь сжала его плечо, заставив его приостановиться, прежде чем он слишком близко подошёл к лошади.

— Подожди, Грэм, не спеши. Дай им секунду, чтобы осознать твоё присутствие, — сказал его отец.

Грэм поднял неуверенный взгляд на своего папу. Он просто хотел подойти ближе, чтобы их потрогать. Разве это неправильно?

Дориан улыбнулся, сверкнув зубами из-под густых усов:

— Ты ещё маленький — если понесёшься к ним с твоей обычной скоростью, то напугаешь. Они не хотят делать тебе больно, но если спугнёшь их, то тебя могут потоптать, или того хуже. — Его взгляд метнулся к большому жеребцу в одном из стойл в дальнем конце. — Но вот к тому не приближайся. Он не очень дружелюбен.

Грэм подался вперёд, теперь двигаясь медленно. Протянув руку, он слегка погладил коричневую шкуру лошади.

— Ну… ну… — говорил он, повторяя слова, которые так часто слышал в устах отца, — хорошая девочка.

— Она тебе нравится? — спросил его отец.

Он кивнул, снова подняв взгляд. Запах выделанной кожи и пота миновал его нос, вместе с резким запахом металла. Эти запахи он уже давно стал ассоциировать со своим отцом.

— Она моложе тебя, — поделился Дориан.

Грэм удивлённо посмотрел на него. В его молодых глазах кобыла выглядела огромной. Она не была похожа на ребёнка — её размер был близким к остальным лошадям.

— Правда?

— Она ещё только годовалая.

— А это какой возраст?

Дориан засмеялся:

— Ей чуть больше года.

— Я могу на ней покататься? — с надеждой спросил Грэм.

Его отец покачал головой:

— Боюсь, что нет, Сын. Она хоть и выглядит большой, но ещё не готова. Её нужно ещё немного подрасти, а её костям нужно окрепнуть. Она ещё слишком мягкая. А вот на её матери ты прокатиться можешь. — Он указал на более крупную кобылу, смотревшую на них, просунув голову над воротцами, отделявшими конюшни от внешнего стойла.

— Как её зовут?

— Мать зовётся «Стар», она когда-то принадлежала отцу Королевы, но Граф выкупил её годы тому назад, — объяснил Дориан.

— Нет, как её зовут, — повторил Грэм, гладя годовалую кобылу в качестве пояснения.

Дориан улыбнулся:

— Ну, вот для этого я и привёл тебя сюда… похоже, что никто пока не дал ей имя, которое ей нравится.

— Почему?

— Не знаю, но думаю, что причиной этому может быть то, что мы все слишком старые. Имя может понравиться ей больше, если будет исходить от кого-то молодого. — Дориан вытащил странной формы гребень с большими зубьями, и начал совершать им широкие, круговые движения. — Это — скребница, — объяснил он. — Тебе нужно быть осторожней с нею, используй её только для того, чтобы отделить грязь от её шкуры. — Вложив гребень сыну в руку, он продемонстрировал, двигая руку Грэма по боку кобылки.

— Думаешь, я достаточно молод, чтобы дать ей имя? — спросил его пятилетний сын.

— Возможно, — сказал Дориан, отпуская руку сына, и внимательно наблюдая, убеждаясь, что мальчик по-прежнему совершает гладкие и нежные движение. — Есть только один способ узнать.

Грэм остановился, бросив взгляд на отца, а затем снова на молодую кобылку.

— Пеббл, — уверенно сказал он ей. — Тебе нравится? — Он говорил с ней серьёзно, со всей той важностью, которую лишь ребёнок может ощущать, обращаясь к такому существу.

Лошадь посмотрела на него большим карим глазом, и навострила уши при звуке его голоса. Нагнув шею, она внезапно выдохнула, щекоча его ухо и шею тёплым дыханием, а затем ткнулась мордой в его голову.

— Ей нравится! — восторженно сказал Грэм, подняв взгляд, и ища одобрения у отца.

— О, нет! — с притворной досадой воскликнул Дориан. — Я боялся, что это случится.

Грэм нахмурился:

— Почему?

— Ну, это значит, что отныне заботиться о ней придётся тебе. Она тебя выбрала. Это — тяжёлая ноша для мальчика твоего возраста.

— Я не против, — объявил Грэм. — Я справлюсь!

Дориан некоторое время тщательно изучал его взглядом, будто глубоко задумавшись.

— Ладно, — наконец сказал он, — полагаю, что тут уже ничего не сделать. Тогда давай, я тебе покажу другие щётки. Вот эта называется «жёсткой»…

— Постой, — сказал Грэм, внезапно неуверенный.

— Что, Сын? — спросил его отец.

Опустив взгляд на свои руки, Грэм осознал, что ему уже не пять лет. Он был крупнее, гораздо крупнее — ему было пятнадцать. На него накатила ясность, и прежнее изумление сменилось печалью. Глядя на отца, он ощутил, как из глаз полились слёзы.

— Ты умер.

Произнеся эти слова, он сразу же понял, что это было ошибкой. Ему не следовало их произносить — он нарушил правила. Сон закончился. Дориан печально посмотрел на него.

— Как твоя мать? — спросил его отец. — И маленькая Карисса? У них всё хорошо? — Его тело начало меняться, становясь твёрдым, кристаллическим.

— Они в порядке, — поспешно сказал Грэм. — Но нам тебя не хватает.

— Знаю, Сын. — Руки и ноги Дориана стали иными, чужеродными, состоявшими из будто бы чистого алмаза. Даже его глаза стали меняться.

— Я люблю тебя, Пап. Пожалуйста, не уходи, — отчаянно прошептал Грэм.

— Я тоже тебя люблю, — сказал его отец. Из его рук стали расти длинные клинки. Он попятился, оставив между ними больше места — его тело стало острым и опасным. — Скажи матери и сестре, что я их люблю. — Из земли поднялся туман, и очертания мира потеряли чёткость.

Грэм очнулся ото сна, и сжал живот, силясь подавить невольные всхлипы, вызванные его сном. Делая глубокие вдохи, он расслабился, хотя его разум пытался удержаться за последние обрывки его видения. Снова проснувшись, он снова ощутил потерю, но, что хуже, он больше не мог видеть отца. Представавшее перед его внутренним взором лицо не было истинным воспоминанием, это было лицо с портрета. Эту картину с Дорианом и Грэмом написала его мать, до того, как Дориан умер.

Он больше не был уверен, что сможет вспомнить настоящее лицо отца — разве что во сне… может быть.

Грэм Торнбер сел в своей кровати. В соседней комнате он уже мог слышать шаги матери, готовящейся к поездке. Он встал, и подошёл к маленькому книжному шкафу на другой стороне комнаты. Вытащив пыльную книгу по географии, он открыл её, осторожно не давая её содержимому высыпаться. Годы назад он вырезал внутреннюю часть книги, когда убедился, что его учителя больше не будут ждать от него чтения этого тома. Внутри он оставил круглое пустое пространство, которого как раз хватало, чтобы содержать рубин размером с кулак — всё, что осталось от Дориана Торнбера.

В тусклом свете раннего рассвета камень будто светился изнутри, хотя Грэм был уверен, что это было плодом его воображения. Он держал камень в руке, пытаясь снова вспомнить лицо отца. Лёгкое тепло на ладони облегчило тупую боль в его сердце.

Положив камень обратно, он закрыл книгу, и снова поставил её на полку. Он ни разу никому не показывал камень, хотя не мог сказать, почему. Мать и сестра заслуживали его видеть не меньше самого Грэма, но он никогда не думал рассказать им о нём. Камень принадлежал ему. У матери были воспоминания, дети, и сломанный меч. Карисса вообще не могла вспомнить их отца.

Но это было его неотъемлемым правом. Образ отцовского лица мог истаять из его бодрствующего сознания, но красный камень был физическим, настоящим. Как бы сильно ни потускнели его воспоминания, рубиновое сердце всегда оставалось доказательством того, что его отец на самом деле существовал.

Из комнаты Грэм вышел, чувствуя себя спокойнее. Он поможет матери закончить собирать и грузить вещи, а потом они втроём устроят грустное прощание.

* * *

Два дня спустя Мэттью стоял рядом со спальней Роуз Торнбер. Они глядели на висевший на стене сломанный меч.

Меч был большим. Шип, прежде чем был сломан, обладал длиной в шесть футов, от навершия до кончика клинка. На стене висели рукоять, крестовина, и полтора фута самого лезвия. Большая часть остатка клинка представляла из себя пяту, незаострённую область, лежавшую прямо после крестовины, за которую можно было хвататься, если это требовалось для некоторых ударов, например — когда бой шёл на слишком близкой дистанции, чтобы мечом можно было махать как обычно. Пята заканчивалась двумя треугольными выступами, по служившими чем-то вроде небольшой крестовины — дальше клинок был обоюдоострым.

В общем и целом, на стене висела почти половина оригинала. Мэттью посмотрел на Грэма:

— Ну?

— Что?

— Ты снимешь его?

— Так это же ты хочешь его переделать, — напомнил Грэм.

— Но принадлежит-то он тебе, — указал Мэттью.

— Принадлежит от моей матери, — заметил Грэм.

— Ты — наследник, — сказал Мэттью.

— И что?

— Для меня было бы неправильным его снять, — сказал его друг. — Это было бы как…

— …воровство? — закончил Грэм.

— Ага, типа того, — согласился Мэттью. — Это символично. Он был твоим отцом, так тебе следует снять меч, а потом отдать мне.

Грэм фыркнул:

— Не знай я тебя, Мэтт, я бы решил, что ты суеверен.

Молодой волшебник одарил его раздражённым взглядом:

— Мой отец сразил большую часть богов — не думаю, что я вообще могу быть суеверным.

— Значит — сентиментальным, как моя Бабушка, — сказал Грэм. Бабушкой его была Элиз Торнбер, мать его отца.

Мэттью коротко улыбнулся:

— Ладно, с этим соглашусь. В конце концов, мы годами восхищались этим мечом.

Поскольку друг его перестал спорить, Грэм решил, что ему ничего не оставалось кроме как снять меч. Он осторожно взял Шип за пяту, и снял его с крючьев, которые держали оружие на стене. Сменив хватку, он поместил обе руки на рукоять, и благоговейно держал меч в руках, близко к груди, клинком вниз. На миг он закрыл глаза, позволяя ощущению веса клинка устояться как в руках, так и у него в голове.

Мэттью терпеливо ждал, не желая нарушать грёзы своего друга. Когда Грэм снова открыл глаза, Мэттью протянул руку за оружием.

Грэм начал передавать его, но затем приостановился:

— Ты сказал, что сделаешь копию, но когда закончишь, как будет выглядеть сам Шип? Мы не можем повесить обратно на стену починенный меч.

— Мы могли бы просто оставить там копию, — сделал наблюдение Мэттью.

— Это было бы неправильно.

Тут Мэттью улыбнулся:

— Я знал, что ты так скажешь. Не волнуйся. Выглядеть он будет в точности так же, как прежде.

— Но я думал, что ты его починишь?

— Починю.

— Но…

Мэттью стал серьёзнее:

— Когда-то этот меч был лучшим из всего зачарованного оружия, которое Папа когда-либо создавал, но после того, как я закончу, он будет ещё лучше. Такого никто никогда прежде не делал. Поверь мне.

Грэм отдал ему меч:

— Остальное — тут, внизу.

— Остальное?

— Ага — они сходили назад, и забрали остальные обломки, когда всё успокоилось, — сказал Грэм. — Остальное она держит в этом футляре. — Он вытащил узкий деревянный ящик, и открыл его. Внутри лежало четыре куска разбитого клинка.

Мэттью задумчиво сжал губы:

— Полагаю, я могу и их тоже скопировать. Я и не знал, что кто-то вернул остальные обломки.

— Если не хочешь их использовать, я не против — ответил Грэм.

— Нет, я бы предпочёл использовать всё, поскольку оно уже есть.

— А разве есть разница? — спросил Грэм. — То есть, разве использование уже заколдованной стали делает результат лучше, или работу — проще?

Молодой волшебник покачал головой:

— Нет, магии в нём на самом деле не осталось. Когда он раскололся, чары были разрушены. Теперь это — просто сталь.

— Тогда почему ты хочешь его использовать?

Голубые глаза Мэттью уставились в его собственные:

— Ты знаешь, почему.

Грэм кивнул:

— Ага.

Мэттью развернул кожаную сумку, которую взял с собой, открыл её сверху, и засунул куски меча внутрь. Закончив, он снова свернул её, и положил в карман своей куртки.

— Это был один из тех магических мешочков, которые делает твой отец?

Мэттью снова осклабился:

— Не-а. Кое-что новое.

— Это как?

— Папины являются вариацией магического портала. Они открываются в хранилище, которое он спрятал где-то ещё. У моего же нет нигде никакого спрятанного хранилища. Он на самом деле открывается в пространственный карман…

— Стой, — сказал Грэм.

Лицо его друга вытянулось:

— Но это действительно важно, потому что я использую те же самые принципы как компонент чар…

— И я всё равно не пойму, — сказал Грэм.

Мэттью закрыл рот, но Грэм видел, как слова бултыхались в голове его друга, не находя выхода. От этой мысли ему захотелось рассмеяться, и он в конце концов уступил:

— Ладно, всё равно расскажи, но не жди, что я потом хоть что-то вспомню.

— Ещё как вспомнишь, — мгновенно начал Мэттью. — Это очень просто, по крайней мере — функционально… скрывающиеся за этим расчёты весьма головоломны, почему никто, наверное, никогда и не делал этого прежде. Основной принцип основан на том факте, что мы на самом деле окружены неизвестным числом измерений, помимо трёх, о которых мы обычно думаем, и они проходят через ещё большее число параллельных миров…

Грэм кивал время от времени, провожая друга обратно к мастерской. Но это едва ли имело значение. Мэттью мало с кем мог поговорить о своих проектах, и пока они шли, он всё время что-то описывал, едва замечая то, реагировал Грэм или нет.

«Он просто раскладывает это всё у себя в голове», — подумал Грэм. Сам же он думал о грядущем послеполуденном тренинге с Сайханом, гадая, сможет ли он наконец добраться до чего-то помимо сидения неподвижно и кормления насекомых.

* * *

Остаток дня с рослым воином оказался разочарованием. Разницей пока было лишь то, что вместо обычного деревянного прута Сайхан принёс набор тонких тростинок, связанных вместе в виде палки. Эту перемену он никак не объяснил.

Грэм сидел на месте дольше часа, когда это случилось.

С недавних пор он начал ускользать прочь, пока сидел на месте, но не как обычно — его тренер всегда чуял, если Грэм начинал засыпать. Тут было по-другому. Он сосредотачивался на своих неудобствах — на боли в ногах, на зудящей коже, — и они начинали таять. Это было примерно как смотреть в одну точку на стене, пока не обнаруживаешь, что не можешь больше её видеть, не отведя взгляд. Иногда казалось, будто его тело исчезало, но переживание это не было ужасающим, как можно было бы ожидать — оно было умиротворённым.

Он снова достиг этого состояния, растаяв в небытии, когда ощутил перемену. Это был не совсем шум, а какое-то движение. Его наставник всегда тихо стоял позади него — Сайхан с тем же успехом мог бы быть деревом, настолько мало он двигался, пока его ученик сидел на земле. Однако теперь он пришёл в движение.

Связка тростинок резко ударила Грэма сбоку по шее, послав по его телу острый укол боли. Убеждённый, что это было ещё одной странной проверкой, Грэм сохранял идеальную неподвижность, игнорируя ушиб.

— Это был пример, — послышался из-за его спины голос мужчины. — Отныне я буду иногда бить по тебе. Когда я так делаю, ты можешь двигаться, чтобы уклоняться или ставить блок — но только в эти моменты. Если сдвинешься, когда я не бью, то будешь наказан. Есть вопросы?

— Да, Зайхар.

— Спрашивай.

— Как вы меня накажете, если я сдвинусь не вовремя?

Он почти мог слышать улыбку в голосе Сайхана, когда тот ответил:

— Ударив тебя, вот как сейчас.

«Ну конечно», — подумал Грэм. Его дополнительные сила и скорость растаяли за последние пару дней, и он больше не чувствовал себя сильнее или быстрее обычного. Он подозревал, что очень скоро будет жалеть об этой потере.

Мысль о грозящем ударе испортила Грэму концентрацию. Его ощущение исчезания, появлявшееся, пока он сидел, больше не было очевидным. Первый удар Сайхана он пропустил пятнадцать минут спустя, схлопотав жалящий удар по правой руке. Собрав свою решимость в кулак, он сфокусировался на концентрации, пытаясь уловить движение или шум позади себя. И пропустил каждый удар. Что хуже, он начал дёргаться в ответ на воображаемые удары, и это вылилось в ещё больше наказаний.

Час спустя он стал обладателем чудесной коллекции следов и отметин на коже. После этого учитель сжалился над ним, ибо удары прекратились, хотя расслабиться Грэму он так и не позволил. Два часа прошло без происшествий, и Грэм в конце концов бросил попытки уловить удары, поскольку они явно уже ему не грозили. Чуть погодя его разум расслабился, а тело снова начало исчезать, давая ему некоторое облегчение от боли.

Приближение следующего удара он почувствовал.

Он не мог сказать, что предупредило его, но он знал о том, что сейчас получит удар. Дёрнув голову в сторону и изогнувшись, он поймал следующий удар, искусно выставив блок своим лицом.

От боли он завалился вбок, но дальнейших ударов не последовало, хотя надлежащую позицию он оставил.

С минуту рыцарь молчал, пока Грэм брал себя в руки, и снова садился.

— Хорошо справился.

«Что?» — удивился Грэм, не в силах понять, чего было хорошего в том, что он словил удар в лицо. Уклонившись, он сделал только хуже.

— На сегодня всё, — сказал его учитель. — Помни то ощущение. Завтра оно тебе понадобится.

Глава 9

На следующее утро Грэм начал осознавать, каким одиноким могла быть жизнь в одиночку. Утренние привычки его матери были таковы, что было странно просыпаться — и не находить её, пьющей чай. Апартаменты их семьи были слишком тихими, почти застоявшимися, особенно без Кариссы. Её юный энтузиазм обычно делал атмосферу светлее.

Теперь атмосферы не было вообще, просто пустой дом.

Не имея привычки долго обдумывать такие вещи, Грэм быстро оделся, и ушёл. Его утренние часы были тихими, пока не наступало время встретиться с его учителем, поэтому он решил сделать то, чего не делал уже довольно давно. Он пошёл поглядеть на упражнения во дворе.

Это место он научился избегать. Не потому, что ему запрещено было смотреть, а просто потому, что это часто портило ему настроение. Сегодня молодые солдаты тренировались с деревянными мечами, рубя и ударяя по деревянным столбам. Капитан Дрэйпер кружил по двору, наблюдая за своими людьми, и давая советы по необходимости, в то время как Сэр Сайхан вёл более индивидуальные занятия с менее крупной группой людей сбоку.

Сайхан был единственным рыцарем, всё ещё проживавшим в Замке Камерон. Остальные годы тому назад уехали, чтобы присоединиться к новому королевскому Ордену Шипа. Однако это вскоре могло измениться. Граф не показывал особого интереса к увеличению вооружённых сил путём замены потерянных рыцарей, но Сэр Сайхан убедил его в том, что несколько рыцарей были необходимы, хотя бы для того, что они понадобятся, если Королева когда-нибудь призовёт вассалов на военную службу.

Поэтому Сэр Сайхан проводил утренние часы, работая с подающими наибольшие надежды молодыми солдатами, улучшая их навыки, и наблюдая за их потенциалом. Ходили слухи, что вскоре он выберет двоих, чтобы они служили ему в качестве оруженосцев, что было верным признаком того, что в конце концов их посвятят в рыцари.

С ним упражнялось четыре человека, носивших тяжёлые кольчуги и державших тяжёлые деревянные предметы вооружения. Сайхану уже было за пятьдесят, но он по-прежнему двигался среди них подобно хищнику. Трудно было сказать, что именно отличало его от остальных. Он был сильным и быстрым, но берёг свои движения так, как их не берегли его более молодые подопечные. Однако они учились, с безграничной энергией молодости. Там, где им не хватало искусности, они возмещали её энтузиазмом.

Пе́рри Дрэйпер, сын капитана стражи, вероятно был самым многообещающим из них. Даже на неопытный взгляд Грэма. Двигался он с естественной атлетичностью, и всегда первым овладевал тем, чему их учил Сайхан.

«Его точно выберут в оруженосцы», — подумал Грэм.

— Не ожидала увидеть тебя здесь, Мастер Торнбер, — произнёс знакомый голос.

Бросив взгляд, Грэм увидел, что к нему присоединилась Линаралла. Она была странной девушкой, с серебряными волосами и яркими голубыми глазами. Её уши, когда выглядывали из-за её волос, были чуть заострёнными. Она была первой из детей ШиХар, и жила с семьёй Графа как своего рода воспитанница, чтобы жизненному укладу человечества. Физически она всё ещё выглядела как молодая женщина лет пятнадцати или шестнадцати, но на самом деле ей было всего четыре года. Представители её вида рождались, уже обладая всеми знаниями, на обретение которых у человеческих детей уходили годы.

— Мне было скучно, — сказал Грэм, притворяясь, что ему не интересно — но ему не нужно было утруждаться. Острота социального восприятия у Линараллы была неважной — в этом плане она была полной противоположностью его матери. — Что привело тебя сюда этим утром?

— Графиня, — ответила она, и её взгляд метнулся в сторону, привлекая его внимание к новым вышедшим на двор людям.

Пенелопа Иллэниэл и её дочь Айрин приближались сбоку, двигаясь к Сайхану и его особому «классу». Они приостановились ненадолго, и Айрин покинула мать, подойдя и присоединившись к Грэму и Линаралле.

— Привет, Грэм, — сказала самая младшая из Иллэниэлов. Айрин было девять, и, в отличие от братьев, она сильно пошла в мать, обладая мягкими карими волосами и тёмными глазами.

— Привет, Рэ́нни, — ответил он, использовав её прозвище. Графиня не одобряла это имя, но все, кто был близок к Айрин, всё равно звали её именно так… там, где её мать не могла их услышать.

Она улыбнулась ему:

— С тех пор, как Карисса уехала, стало очень скучно — но по крайней мере ты всё ещё здесь.

Сестра Грэма была самой близкой её подругой.

— Я пока не слышал от них никаких вестей, но готов поспорить, что ей тебя тоже не хватает.

Девочка кивнула:

— Ты пришёл посмотреть на Маму? — По наряду Графини было очевидно, что она собиралась размяться — она была одета в плотно набитую стёганку, а в руках несла деревянный щит и учебный меч.

— Это случайно вышло, — признался он. — Мне нечем было заняться.

Во дворе Сайхан отвесил Графине короткий поклон, а затем представил ей своих учеников. После этого они по очереди вели с ней учебные поединки, один за другим, а потом — по двое за раз. Несмотря на свой меньший рост, она ловко победила своих противников.

Один из них, Перри, что-то предложил, но со своего места Грэм не мог слышать его слов. Графиня кивнула, и Сайхан улыбнулся, в то время как остальные встали вокруг них. Похоже было, что они собирались сразиться друг с другом.

Началось всё лениво, будто они всего лишь разыгрывали бой. Пенелопа Иллэниэл кружила вокруг своего противника против часовой стрелки, заставляя его поворачиваться. Она время от времени проверяла его реакцию, и каждый раз обнаруживала, что он был готов к её нападению.

Она продолжала наседать, наступая на него, пытаясь заставить его сменить позицию, отступить, однако здоровяк продолжал упорно стоять на месте. Он двигался экономно, никогда не растягивая движения, удовлетворяясь защитой без контратак.

Графиня ускорила темп, двигаясь ещё быстрее, очертания её деревянного меча начали размазываться от скорости. Несмотря на это, Сайхан, похоже, никуда не спешил — его меч всегда оказывался в нужном месте раньше, чем её удар достигал цели.

Грэм заворожённо наблюдал за ними. Он уже видел раньше, как рыцарь сражался, но сейчас он бился иначе, осторожнее. Сражаясь с учениками, он, казалось, никогда не демонстрировал такой сосредоточенности. Уже одно только это сказало Грэму, что несмотря на кажущуюся ленцу с его стороны, Сайхан на самом деле воспринимал этот бой гораздо серьёзнее.

Графиня потеряла терпение, и её державшая меч рука ускорилась, а её удары по мечу Сайхана отдавались резким треском. Она двигалась быстрее, чем должно было являться возможным для человека, и в её силу было трудно поверить. Сила её ударов явно заставляла здоровяка двигаться.

Тем не менее, пробить его защиту ей не удавалось.

— Я думал, Графиня рассталась с узами земли, — заметил Грэм. Скорость Пенелопы была определённо за пределами нормы.

Линаралла кивнула:

— Так и есть, однако Граф дал ей одного из драконов. Они могут увеличивать скорость и силу своего владельца примерно таким же образом.

Грэм удивлённо поднял брови. Созданные Мордэкаем Иллэниэлом драконы уже стали темой многих слухов и пересудов. Первого дракона он дал Королеве Лосайона, Ариадне Ланкастер. Большинство сходилось на том, что он создал более чем одного дракона, но никто не знал, сколько именно, и дал ли он их кому-нибудь ещё.

Чем быстрее двигалась Графиня, тем медленнее казался Сайхан. Он выглядел почти оцепеневшим, глядя на свою противницу мёртвым взглядом, который будто смотрел сквозь неё — однако каждый раз, когда её меч подбирался к нему, его собственный вставал на его защиту. Порой она двигалась так быстро, что Грэм не мог сказать, что именно она делала. Он обнаружил, что проще наблюдать за оружием Сайхана, ибо куда бы Сайхан не переместил свой меч, клинок его противницы вскоре непременно оказывался именно там.

«Как он это делает?»

В конце концов её атака дала сбой, и Графиня шагнула назад. Её нога поскользнулась на неровной земле, и она потеряла равновесие.

Тут Сайхан пошёл в атаку, шагнув вперёд, чтобы воспользоваться её слабостью — но вместо того, чтобы двинуться вслед за ней, он скользнул вправо, нанеся высокий удар мечом. Грэму его движение показалось глупым, пока Графиня не прыгнула ему навстречу. Её промах был уловкой, целью которой было выманить Сайхана, но он нанёс удар туда, куда она на самом деле собиралась двинуться, а не в то место, движение в которое она обозначала.

Но даже так её рефлексы были далеко за пределами человеческих — она в последний момент нырнула под меч, а затем сделала высоко шагнула левой ногой, чтобы избежать одновременно выставленной Сайханом подножки, которую Грэм даже не заметил. После чего она согнулась, отлетела назад, и упала, поскольку нижний край щита Сайхана врезался ей под дых. Прежде чем она смогла прийти в себя, он накинулся на неё, приставив кончик деревянного меча к горлу.

Пенелопа подняла ладонь в жесте капитуляции, поскольку ей не хватало воздуха для ответа вслух. Кашляя и задыхаясь, она лишь через минуту смогла взять его протянутую руку, чтобы встать на ноги.

— Не понимаю, — сказала Линаралла. — Он не мог победить.

Грэм и прежде видел, как Сайхан побеждал Графиню, но тогда ни у кого из них не было уз земли. Это был первый раз, когда он видел её сражавшейся как прежде, с магически усиленными скоростью и восприятием. Даже увидев это своими глазами, он всё равно с трудом в это верил.

— Не думаю, что он вообще когда-либо терпел поражение, — сказал Грэм.

Айрин подёргала его за рукав:

— Один раз было.

— Э? — бросил он взгляд вниз на девочку, удивлённый.

— Он однажды проиграл, — повторила она. — Как минимум однажды. Мой папа сказал, что твой папа его победил.

Грэм не слышал этот рассказ, но, с другой стороны, он много каких рассказов не слышал. Граф иногда рассказывал об отце Грэма, и иногда Грэм слышал сложенные менестрелями песни, но понимал, что до сих пор многого не знал. Его мать говорила о Дориане лишь вспоминая его доброту, или его честь. Она никогда не говорила о его воинских умениях.

Большинство остальных людей, знавших его отца, боялись упоминать о нём в присутствии Грэма, скорее всего боясь разбередить старые раны.

«Я знал, что он был великим воином, но неужели он действительно сумел проделать такое?». Грэм только что видел, как Сайхан добился того, что не должно было являться возможным. Никакой нормальный человек не должен был обладать способностью победить кого-то магически усиленного так, как была усилена Графиня, особенно учитывая тот факт, что она даже без магии была блестящей мечницей.

* * *

— Нет, не садись. Встань, — сказал Сайхан.

Он сделал, как было велено, снедаемый любопытством насчёт того, почему ему внезапно было позволено стоять. Однако жаловаться он не собирался — стоять на месте в течение четырёх или пяти часов было гораздо менее неудобно, чем сидеть столько же времени.

Здоровяк вынул длинную полоску из тёмной шерсти:

— Этим завяжешь глаза.

Грэм нахмурился, но был достаточно умён, чтобы промолчать.

— Спрашивай, — приказал его наставник.

— Зачем завязывать глаза?

— Глаза будут мешаться, отвлекая тебя от того, чему ты должен научиться, — ответил рыцарь.

— Но я ещё ничему не научился, Зайхар! — выпалил Грэм, позволив своей фрустрации выйти на поверхность. Затем закрыл рот, сжав челюсти, чтобы ещё чего-нибудь не ляпнуть.

Сайхан почти улыбался:

— Давай. Договаривай, что хотел сказать.

Несколько мгновений Грэм боролся с собой. Последняя неделя научила его экономить слова. У него не было возможности задавать Сайхану много вопросов, поэтому он начал более тщательно обдумывать их, прежде чем сказать что-то впустую.

— Почему вы не учите меня сражаться?

— Как тех, кого я учу во дворе?

— Да, Зайхар.

Сайхан осклабился, и на его обычно бесстрастном лице это выражение было пугающим — диким и полным скрытой угрозы:

— Думаешь, ты лучше их, мальчик?

Грэм ощутил, как закипает его кровь:

— Да, сэр.

— Ты не лучше. Если я одену тебя в стёганку и дам меч, то ты научишься — и можешь научиться достаточно, чтобы победить их, и многих других, но ты всегда будешь ограничен вот этим, — подчеркнул его наставник, ткнув пальцем в руку Грэма. — Ты наблюдал за моим сегодняшним учебным поединком с Графиней?

— Да, Зайхар.

— Тогда ты видел, чему я пытаюсь тебя научить. А теперь завязывай глаза. — Он подождал, пока Грэм не повязал шерстяную ткань себе на голову, закрывая глаза. Затем продолжил: — Сегодня будет примерно как вчера. Ты будешь стоять, не двигаясь и не говоря ничего. Если я тебя ударю, ты можешь двигаться или попытаться поставить блок. Если сдвинешься, когда я не бью, я тебя накажу.

Остаток дня проходил медленно. Грэм заработал два удара, оба раза — за то, что сдвинулся с места, избегая воображаемого нападения. Лишь несколько часов спустя Сайхан наконец нанёс удар, и Грэм совершенно не сумел его заметить. Разум Грэма был сосредоточен на том, чтобы обнаружить момент удара, и это не давало ему снова обрести такое спокойствие, какое у него было в предыдущий день.

Когда Сайхан наконец объявил об окончании тренировки, Грэм был разочарован. Он не сумел избежать ни одного удара.

Следующий день был похожим, но более скучным. Сайхан назвал те же правила, но вообще ни разу не напал на него. Грэм был трижды наказан за то, что избегал ударов, которых на самом деле не было.

На третий день он сдался. Неспособный видеть, и заскучавший от осознания того, что Сайхан скорее всего вообще не будет нападать, он обнаружил, что расслабляется. Ветер был мягким, и единственными звуками были шелест травы и редкое мычание коров вдалеке. Как случилось и прежде, когда он сидел, Грэм ощутил, будто его тело исчезало, становясь прозрачным. Он больше вообще не существовал.

Он ощутил приближение связки из тростника, и сдвинулся, чтобы её избежать.

Возбуждение от победы, которое он ощутил в результате этого маленького достижения, разрушило его умонастроение. Он ждал, но его учитель ничего не сказал. «Хотя бы скажи мне, что я сделал что-то правильно!». Молчание Сайхана его разозлило.

Следующий удар оставил жгучий след на задней части его ноги.

Остаток дня прошёл без дальнейших нападений, но он начал понимать, чему его учил Сайхан. Последовавшая неделя была похожей. Каждый день Сайхан завязывал ему глаза, а потом Грэм ждал. После того, как проходило достаточно времени, Грэм обнаруживал, что соскальзывает в какого-то рода транс, в такое место у себя в сознании, где его «я» больше не господствовало. Если в этот момент по нему наносился удар, то он мог его избежать, однако обычно сразу же терял сложившееся ощущение.

Его учитель нападал снова, если промахивался, но как только попадал по ученику, он останавливался, порой выжидая часами, прежде чем снова ударить.

Грэм начал понимать, скрывавшийся за этим умысел. Сайхан знал, что Грэм терял нужное состояние разума после пропущенного удара. Он ждал, надеясь на то, что Грэм снова его найдёт. Если Грэм избегал удара, то Сайхан его награждал, ударяя снова.

После второй недели Грэм начал избегать более одного удара подряд, не теряя нужного состояния рассудка.

На третью неделю у него случился прорыв.

Он уклонился от первого удара, не потеряв спокойствия. Второй удар пришёл минуты спустя, и от этого Грэм тоже ушёл. Третий удар был нанесён без промедления, и Грэм поднырнул под него. Четвёртый и пятый последовали сразу же, и вскоре Грэм обнаружил, что постоянно находится в движении, шагая вперёд и назад, а потом влево и вправо.

Некоторые из ударов всё равно попадали по нему, но он чувствовал их приближение. Когда Сайхан внезапно остановился, Грэм замер. Прошёл час, и когда был нанесён следующий удар, Грэм снова сдвинулся, аккуратно его избежав.

Они ещё несколько раз повторили этот цикл, а когда день закончился, Сайхан выдал одно единственное слово:

— Хорошо.

На следующий день он сказал Грэму не завязывать глаза.

«Так наверняка будет ещё проще», — подумал он, но, как выяснилось, сильно ошибался.

Сайхан стоял позади него, никогда не входя в его поле зрения, как было и прежде, когда Грэм сидел. Грэм силился вернуть себе прежнее ощущение, но без повязки он обнаружил, что его взгляд постоянно цепляется за любое движение. Трава, деревья вдалеке, даже движение облаков — всё это его отвлекало. Когда его учитель напал, Грэм не сумел избежать удара.

Прошли дни, прежде чем он начал достигать тех же успехов, какие прежде имел с повязкой на глазах. Поначалу он пытался закрывать глаза, но Сайхан это запретил, желая, чтобы Грэм мог поддерживать нужное состояние разума даже тогда, когда его глаза топили его голову в ненужной информации. Когда у него начало получаться с открытыми глазами, Сайхан встал перед ним, позволяя ученику себя видеть.

Это полностью разрушило сосредоточенность Грэма.

— Не закрывай глаза, — предупредил Сайхан, когда Грэм попытался их закрыть.

Даже когда Грэм достигал нужной уравновешенности, он находил избегание ударов Сайхана гораздо более трудным, когда мог их видеть. Неделю спустя Сайхан сказал ему:

— Перестань смотреть мне в глаза.

— Почему, Зайхар?

— Глаза лгут. Смотри на моё туловище, где находится центр моего равновесия. Ложный удар начинается с глаз, или, иногда, с оружия, или ноги, но мой центр будет двигаться туда, куда я действительно собираюсь, — объяснил здоровяк.

Грэм пытался, но как бы сильно он ни старался, сделать это было труднее, чем сказать. Вообще, за следующий месяц он начал осознавать, что когда дело доходило до уроков Сайхана, более упорные попытки часто приводили к большему числу неудач. Ключ был в том, чтобы расслабить сознательный разум, и позволить телу действовать по возможности без вмешательства его головы. Тело допускало ошибки, но те исправлялись благодаря повторению и болезненным напоминаниям, которые обеспечивала сайхановская связка тростника.

Прошли недели, и он стал менее фрустрированным, начав осознавать, чему именно он учился. Это было трудно описать словами — на самом деле, слова лишь мешали. Он наконец понял, в некоторой степени, что Сайхан говорил так мало потому, что его самые важные уроки было не просто трудно обсуждать, они на самом деле антитетичны изречённому слову.

Лето подходило к концу, и Грэм учился у старого воина уже более двух месяцев, когда Сайхан наконец дал ему деревянный учебный меч.

— Почему я сейчас даю его тебе? — спросил он.

Для него было необычным задавать вопросы ученику, но Грэм теперь понял урок:

— Это как повязка на глазах, — просто сказал он.

Сайхан кивнул, и они начали, почти сразу же доказав верность его ответа. Наличие в руках оружия нарушало его способность достигнуть нужного состояния разума. Он начал пытаться думать на опережение, предвосхитить действия противника, или даже контратаковать. В результате он снова начал получать гораздо больше отметин на руках и ногах, как и в тот день, когда с него сняли повязку.

Однако на это раз он знал, чему надо было научиться, и постарался изо всех сил не дать своим сознательным желанием вмешиваться. За несколько дней он достиг значительных успехов.

В конце той недели Грэм ощутил тёплое чувство успеха. Это был почти что последний день лета, и он наконец достиг того, что мог уклоняться от большей части ударов Сайхана, или блокировать их, и при этом не терять нужного состояния разума.

На тот день его обучение завершилось, и когда они пересекали двор замка, Грэм только и гадал о том, что будет на ужин. Его взгляд зацепился за вспышку зелёного, и, бросив взгляд вверх, он увидел незнакомую женщину, выглядывавшую в одно из окошек верхней части донжона.

«Молодая женщина, близкая к моему возрасту», — мысленно заметил он. У неё были тёмные волосы и глаза, и она будто бы наблюдала за ним с пристальным интересом. Как только он встретился с ней взглядом, она исчезла из виду. «Интересно, кто это».

Глава 10

Его любопытство было удовлетворено во время ужина. Он явился в обычный срок, и вскоре после этого зал стих. Прозвенел колокольчик, и все поднялись, встав рядом со своими стульями, когда в зал вошли Граф и Графиня. Обычно они сразу же садились на свои места, без предисловий и задержек, но в этот день они задержались.

Мордэкай Иллэниэл поднял руку, прежде чем произнести:

— Прежде чем мы начнём трапезу, моя жена хотела бы представить нашу недавно прибывшую гостью.

Пенелопа кивнула, и сделала жест позади себя. Из дверного проёма позади них вышла молодая женщина, и встала рядом с графиней. Графиня повысила голос:

— Это — Леди Али́сса, дочь и наследница Барона Ко́нрадта из северного Гододдина. Её мать попросила взять её под опеку на зиму, и мы с Графом с радостью согласились. Пожалуйста, окажите ей ту же любезность, что оказали бы любому гостю, и пусть она почувствует себя здесь как можно более желанной.

Тут Мойра помахала рукой, жестикулируя гостье, призывая её занять место рядом с ней, за высоким столом. Тут Грэм заметил перемену в рассадке. Позади места, отведённого за столом его сестре Кариссе и пустовавшего последние два месяца, теперь стояла Айрин, в то время как место Айрин рядом со стулом Мойры было пустым. Леди Алисса подошла, и встала там, с благодарной улыбкой взяв Мойру за руку.

Граф и Графиня заняли свои места, после чего все остальные сели — вечерняя трапеза началась.

— Когда ты узнал, что у нас будет гостья? — спросил Грэм, наклонившись ближе к Мэттью.

Его друг пожал плечами:

— Ненаю. — Его, похоже, нисколько не волновало новое лицо за столом.

Вместо него подал голос Коналл:

— Мама сказала нам о её приезде ещё некоторое время назад. Мэтт просто обращает мало внимания.

— Тебя никто не спрашивал, писькин вор, — отозвался Мэттью, прежде чем зачерпнуть первую ложку супа.

Грэм бросил взгляд на севшую прямо напротив него молодую женщину. Она всё ещё была поглощена разговором с Мойрой, но на миг её взгляд метнулся к нему, замечая его присутствие. Тут он ощутил себя неудобно, не зная точно, следует ли ему перебить их и представиться, или подождать. В качестве компромисса, он опустил взгляд в свою тарелку супа, чтобы не встречаться с ней взглядом, пока их не представят.

«Веди себя нормально, и поддерживай разговор с остальными, пока тебя не представят. После чего посмотри в глаза, и попытайся улыбнуться как можно более дружелюбно». Он мог слышать у себя вголове голос матери, вновь наставляющей его относительно надлежащего этикета. Вместе с этим он неизбежно вспомнил и менее полезные части. «Нет, не так. Ты выглядишь так, будто тебе больно, Сын». После этого она долго пыталась заставить его выдать естественно выглядящую улыбку, но всё без толку. С каждой попыткой его лицо искривлялось, придавая ему вид страдающего человека.

Тут его уши уловили голос Мойры:

— …это — мои братья, Коналл и Мэттью… и с Айрин ты, конечно, уже знакома. А красавец, сидящий рядом с Мэттом — это Грэм Торнбер, сын Леди Роуз Торнбер… он также является наследником титула Хайтауэра в Албамарле…

Грэм понял намёк, посмотрев гостье в глаза, и встав, чтобы протянуть ей руку через стол. «Всегда протягивай леди руку», — говорила его мать, — «за исключением случаев, когда во время представления вы сидите по разные стороны стола — в этом случае можно подождать, чтобы не тянуться поперёк блюд».

Леди Алисса любезно взяла его руку, и вознаградила его улыбкой, за которой последовал дружеский смех, когда он неуклюже вернул руку обратно, и снова сел. Мэттью наблюдал за ним с весёлым выражением лица, тоже начав смеяться, но затем подавился супом. Его кашель отвлёк внимание от Грэма, и рассеял странную атмосферу за столом. Мойра начала отчитывать ему за неумение вести себя за столом, к чему Коналл восторженно присоединился.

Грэм снова бросил взгляд на Алиссу, и обнаружил, что она смотрит прямо на него, не обращая внимания на перепалку среди детей Иллэниэлов. Она улыбнулась, когда их взгляды встретились, и он ощутил, как покрывается румянцем. Он попытался улыбнуться в ответ, но внезапное смущение испортило выражение его лица, и он знал, что сумел лишь придать себе нелепый вид. Спасение он нашёл в изучении своего супа.

Когда он начал черпать горячую жидкость ложкой и подносить к губам, его разум воспроизвёл её образ. Алисса была молода — моложе, чем он осознавал, — что, вероятно, объявляло то, почему она сидела рядом с Мойрой, а не рядом с Графиней. Её волосы были такими тёмными, что казались почти чёрными, а глаза её были густого коричневого цвета. Черты её лица каким-то образом напоминали ей Сайхана, хотя кожа её, в отличие от рыцаря, была светлого оливкового оттенка, в то время как он был смугл.

— Грэм! — резко прорвался через туман в его голове голос Мойры.

— Прошу прощения? — ответил он, вздрогнув от неожиданности.

— Алисса к тебе обращалась. Ты что, не услышал?

Он снова посмотрел в эти тёмные глаза, прежде чем сосредоточиться вместо этого на её волосах. «Избегай глаз, от них становится слишком трудно говорить», — сказал он себе.

— Прошу прощения, Леди Алисса, я не хотел наносить оскорбление, — сказал он ей.

— Нет, ничего, — ответила она. — Пожалуйста, зови меня Алисса.

— Определённо, — ответил он, наблюдая за тем, как её тёмные локоны скользили вместе с движениями её головы. Казалось, свет от свечей льнул к ним. — Я был бы признателен, если бы ты ответила взаимностью.

— Я только что спросила, был ли твоим отцом Сэр Дориан, — сказала она, повторяя пропущенный им прежде вопрос.

— А-а, да, думаю — да, — отозвался он.

Ты не уверен? — тихо засмеялся Мэттью, пихая его локтем.

Грэм ощутил, как снова краснеет:

— Ну, нет, конечно же я уверен… то есть — да!

Мойра бросила на брата хмурый взгляд:

— Мэтт, не дразни его. Ты знаешь, что он имел ввиду.

— Я просто не хотел, чтобы Леди Алисса подумала, будто он не уверен своей родословной, — возразил Мэттью. При этом не в силах удержаться от лёгкой улыбки.

К счастью, в этот момент прибыла следующая перемена блюд, и ненадолго отвлекла их. После этого Грэм сумел исключить себя из разговора.

* * *

Грэм решил проверить, как шли дела с мечом у его друга. Они с Мэттью в последнее время почти не разговаривали, и он начал волноваться, что с этим проектом могло что-то пойти не так.

От скульптуры в парадном зале к нему метнулась маленькая фигура, которую он мгновенно узнал.

— Добрый вечер, Грэйс, — сказал он, приостанавливаясь, и отвешивая ей совершенно ненужный поклон. — Как твоё здоровье?

Её лицо имело очень мало различных выражений, но он услышал улыбку в её голосе, когда она ответила:

— Очень хорошо — благодарю, Мастер Торнбер.

Грэм поднял её, позволив ей ехать у себя на плече, и пошёл дальше.

— Куда направляешься? — спросила она.

— Решил проведать Мэтта в его мастерской, — честно ответил он.

— Ты так и не сказал мне, в чём заключается его проект, — заметила она.

Он кивнул:

— Ты права.

Медведица испустила ясно слышимый вздох, заставив Грэма задуматься о том, как она издавала подобные звуки, не имея лёгких. «Или как она вообще говорит, если уж на то пошло», — сказал он себе.

— Ну, если не хочешь говорить об этом, тогда расскажи, что ты думаешь о нашей новой гостье, Леди Алиссе, — обязала она его.

Грэм поднял брови:

— Я и понятия не имел о её прибытии. Её присутствие было неожиданным.

— Она очень красива, — заметила Грэйс, для блага Грэма утверждая очевидное.

— Она не была непривлекательной, — уклончиво отозвался он.

Грэйс следила за его лицом:

— Она была очень элегантной, не говоря уже о её изяществе, когда заселилась в покои, которые ей выделила Графиня. Мужчины из кожи вон лезли, чтобы услужить ей, перенося её вежи. Она, похоже, обладает большим очарованием для девочки её возраста.

— Девочки? — с любопытством сказал Грэм. — Сколько ей?

— Мойра сказала мне, что Алиссе только исполнилось шестнадцать перед её отъездом из Гододдина, — ответила мягкая игрушка.

Грэм хохотнул в ответ на это:

— Тогда она уже едва ли девочка. — «И она лишь на несколько месяцев старше меня», — молча заметил он. Шестнадцать лет — это был возраст, когда большинство людей начинали воспринимать человека как взрослого, хотя в Лосайоне дети всё ещё считались подчинёнными своим родителям, пока не достигали девятнадцати.

— Это так, — сказала Грэйс, — на самом деле, её мать скорее всего послала её сюда в надежде на то, что она сможет подцепить какого-нибудь молодого лорда. Граф и Графиня смогут вывести её в высший свет, позволяя ей отыскать подходящего мужа.

Он рассмеялся:

— Ты имеешь ввиду Мэттью? Не думаю, что она его очень-то интересует. В столице она достигла бы большего успеха.

— Но Камерон гораздо ближе к Гододдину, что должно учитываться любым родителем, — напомнила Грэйс. — К тому же, все хорошо знают, что Граф — наверное самая могущественная фигура в политике Лосайона, помимо самой Королевы.

— Матушка говорит, что наш добрый Граф сделался политическим отшельником — если у него и есть какое-то влияние, он им больше не пользуется, — поучительно сказал Грэм. Эти слова удивили его. Он и не осознавал, насколько глубоко запали ему в душу уроки матери.

— В Замке Камерон есть и другие молодые люди подходящего возраста, помимо Мэттью Иллэниэла, — сказала ему Грэйс.

«Перри Дрэйпер, возможно», — подумал Грэм. «Его скорее всего посвятят в рыцари. Джордж Прэйсиан тоже может быть вариантом. Он лишь немного старше, и живёт рядом».

— Да, полагаю, что ты права, — признал он, совершенно не поняв её намёка.

Она топнула его по плечу:

— Тут я тебя оставлю. Я бы предпочла не добираться до самой мастерской, чтобы не пришлось идти обратно пешком.

— Всенепременно, миледи, — сказал он, с притворным поклоном кладя её на вымощенный камнем пол. — Было бы неподобающим пятнать ваши утончённые лапки дворовой грязью.

— О, благодарю, милорд, — ответила она, прикрыв рот лапкой, и изо всех сил придавая себе кокетливый вид. Грэм рассмеялся, и пошёл прочь.

Он вышел за порог, пересёк двор, однако мастерская всё ещё была заперта. Мэттью заколдовал вход, чтобы никто кроме него не мог открыть дверь, поэтому Грэм принялся ждать. Он знал, что его друг скоро объявится. Мэттью большую часть своих вечеров проводил в мастерской.

И действительно, Мэттью появился в течение четверти часа. Он одарил Грэма настороженным взглядом, приближаясь:

— Он ещё не готов.

— Ты уже какое-то время над ним работаешь, — сделал наблюдение Грэм. — Говорят, твой папа изначальные чары наложил менее чем за день.

Мэттью зыркнул на него:

— У меня чары немного сложнее, чем были у него. — Дверь он не открыл.

— Внутрь заходить не будешь? — спросил Грэм.

— Он не готов к тому, чтобы ты его видел. — Мэттью явно было не по себе.

Грэм вздохнул:

— Я всё равно не смогу увидеть магию. Я просто хочу увидеть, как выглядит клинок.

— Он сейчас никак особо не выглядит, — сказал молодой волшебник.

— Впусти меня, — настоял Грэм.

Мэттью поднял ладони:

— Я бы предпочёл, чтобы ты подождал, Грэм. Он пока выглядит не так, как ты ожидаешь, и я не хочу, чтобы ты расстраивался.

Глаза Грэма сузились:

— Что ты с ним сделал? — прошипел он. — Дай мне его увидеть.

— Успокойся, а? Люди могут нас тут увидеть, — предостерёг его друг.

— Тогда давай зайдём внутрь, Мэтт! — с некоторым нажимом сказал Грэм.

— Ладно, но ты должен пообещать, что не будешь терять голову.

Грэм был не настолько глуп:

— Я ничего не обещаю, пока ты не покажешь мне, что натворил.

Мэттью не стал дальше спорить — он открыл дверь, и впустил друга прежде, чем тот успел ещё больше расстроиться. Как только дверь закрылась за ними, он приостановился, и произнёс несколько слов на лайсианском, древнем языке, которым волшебники творили заклинания.

— Это что было?

— Просто предосторожность, — сказал молодой волшебник. «Чтобы люди не услышали ничего, если ты заорёшь», — подумал он про себя. — Он вот здесь, в футляре. — Он вытащил длинный деревянный ящик, окованный и укреплённый железом. Видимых замков на нём не было, но Мэттью зачаровал его, чтобы не позволить никому иному его открыть. Он поднял крышку, и стал ждать, пока Грэм заглянул внутрь.

— Где Шип?

— В том-то и дело, — сказал Мэттью. — Я ещё не закончил его собирать.

— Собирать? — тихо сказал Грэм. У него будто в горле пересохло. Внутри ящике лежало огромное число крошечных кусков металла, большинство из которых были меньше ногтя его мизинца. — Это не головоломка, Мэтт. Мечи следует выковывать, а не собирать.

— Ну, этот меч — не как все, — сказал его друг.

«Моя жизнь окончена», — подумал Грэм, чувствуя, как на его лбу проступили бисеринки холодного пота. «Она ни за что этого не простит. Даже я этого себе не прощу».

— Что ты наделал? — простонал он. — Я не могу показать это маме. Она отправит меня в изгнание!

— Ну, Грэм, это преувеличение, — успокаивающе сказал его друг. — К тому же, тебе не нужно волноваться. Чем бы всё ни кончилось, у тебя всё равно останутся копии на стене. Она никогда даже не узнает, если мы не вернём оригинал на место.

— Я узнаю! — закричал Грэм, впадая в панику. — Думаешь, я могу скрывать от неё что-то подобное? Не могу! Я ужасный лжец, и она может читать меня как открытую книгу. Даже если бы я мог сохранить это в тайне, то всё равно бы не вынес этого. Эта тайна меня доконает! — Он провёл пальцами по волосам, дёргая их, будто обдумывал выдрать их с корнем. — Я покойник.

Мэттью похлопал его по плечу:

— Ты не покойник. Пока что всё идёт по плану, просто требуется больше времени, чем я ожидал.

Грэм повёл плечом, скидывая его ладонь:

— Так это и был твой план?! Порезать меч на тысячу тысяч кусочков? Если бы ты сказал мне об этом, я ни за что бы не согласился!

Волшебник кивнул:

— Ну, поэтому я тебе и не сказал, конечно же, но ты только подожди, пока я не закончу. Только глядя на него, ты не сможешь сказать, каким он был прежде.

— Очень в этом сомневаюсь.

— Смотри, — сказал Мэттью, протянув руку, и вытащив два почти одинаковых кусочка металла. Соединив их пальцами, он пробормотал несколько слов, и протянул их Грэму. — Можешь сказать, где они соединены?

Глаза у Грэма были острыми, но шва он не смог найти:

— Нет, — нехотя признался он.

— Вот так и будет, только помноженное на миллион, — объяснил Мэттью. — Доверься мне.

— И сколько ещё ждать, пока он будет готов? — сказал Грэм, смея надеяться, что его друг сумеет сделать то, о чём говорит.

— Как минимум три или четыре месяца, — сказал Мэттью.

— Месяца?! — воскликнул Грэм. — Ты же осознаёшь, что моя мама наверняка за это время явится с визитом, или вообще всё закончит, и вернётся насовсем. Как долго я, по-твоему, могу водить её за нос?

Его друг одарил его упрямым взглядом:

— Когда всё закончится, ты меня поблагодаришь, и что бы ни случилось, я клянусь тебе, что результат будет того стоить.

— Я буду самым счастливым человеком в мире — буду жить один, только я и мой сказочный меч… в Данбаре!

Мэттью потёр подбородок, имитируя своего отца, который часто потирал свою бороду, когда размышлял:

— Знаешь, друг, ты учишься быстрее, чем я ожидал. Думаю, ты скоро овладеешь искусством сарказма, если будешь продолжать в том же духе.

Грэм зарычал, и с трудом удержался от того, чтобы поколотить своего друга.

Глава 11

На следующее утро Грэм взял Пеббл покататься. Его учитель уехал домой на месяц, и это оставило ему каждый день избыток свободного времени между завтраком и обедом. Однако он был не против — по географии и истории он скучать не будет. Когда он был моложе, он также был вынужден проводить вторую половину дня, учась арифметике и литературе, но Роуз уступила на математическом фронте, как только он стал демонстрировать достаточно навыков для сведение счетов в бухгалтерской книге.

Она надеялась, что он полюбит литературу, но к тому времени, как ему исполнилось четырнадцать, она наконец рассталась и с этой надеждой. Однако история и география обсуждению не подлежали, поскольку она считала, что никакой дворянин не может обойтись без знания того, где жили его враги и союзники, и без глубокого понимания всего, что происходило в прошлом.

Он с нетерпением предвкушал целый месяц без надзора.

Пеббл мотнула головой, глядя на него сбоку одним из своих больших карих глаз.

— Мне всё равно, — жизнерадостно сказал он ей, позволив поводьям ослабнуть, и позволяя ей самой выбирать путь. — Сегодня ты за главную, Пеббл.

Пеббл громко фыркнула, выдув из себя воздух, и подалась вправо. Она небрежно слонялась, передвигаясь с комфортной скоростью, которая её не должна была утомить, и часто останавливаясь, чтобы пожевать какие-нибудь выглядевшие особо сладкими участки клевера или травы.

Грэм откинулся назад, и позволил миру медленно плыть мимо. Небо было синим, а воздух — ещё тёплым от последней летней жары. Ещё через несколько недель должны было похолодать, но пока погода была идеальна. Белые облака плыли мимо, и ничто не тревожило их ход кроме редкого ястреба, летевшего под небосводом.

Его лошадь бродила поперёк широкого пастбища, следуя вдоль низкой плетёной ограды, которая была скорее указанием, а не реальной преградой. Рядом со столбами ограды трава росла выше, и Пеббл не спешила, останавливаясь у каждого столба, чтобы пощипать нежную зелень.

Прошло немного времени, прежде чем Грэм осознал, что его мирные грёзы тревожит какой-то шум. «Что это было?». Теперь, прислушавшись, он ничего не уловил. Грэм натянул поводья Пеббл, чтобы она остановилась, и кроткая кобыла терпеливо встала, ожидая, пока он прислушивался.

«Вот оно». Он услышал хрип, за которым последовал более глубокий звук, доносившийся слева. Это было в противоположной стороне от хижины фермера, дальше, в обширном пастбище, которое прерывал лишь тонкий, петлявший по нему ручеёк. Грэм дёрнул поводья, ткнул Пеббл пятками, и кобыла пошла, направляясь влево.

Громкое блеяние помогло ему опознать источник изначального звука. «Одна из овец фермера, наверное, в беде». Понукая Пеббл, он заставил её скакать быстрее. Вскоре он услышал лёгкое бормотание водяного потока. «Наверное, упала в ручей».

Земля перед ним стала полого подниматься, скрывая тот факт, что берег ручья был поблизости, но Грэм был знаком с этой местностью. Он замедлил Пеббл до того, как они достигли края. Здесь ручеёк пробил себе дорогу в земле, оставив со стороны Грэма крутой склон, а с другой стороны — пологий. Ничего не подозревавшее животное, особенно бежавшее, легко могло соскользнуть с обрыва, и упасть, поранившись.

Спешившись, Грэм бросил поводья, по-свойски глянув на Пеббл:

— Притворись, что я привязал поводья к пню, — сказал он ей.

Она одарила его спокойным взглядом, который он принял как знак согласия. Далеко она не забредёт. Трава была высокой, и она и так могла много чем себя занять.

Грэм шёл через траву, которая была ему по пояс, пока не добрался до края обрыва. И действительно, овца была там — она лежала на большом валуне. Судя по её виду, он догадался, что она сорвалась с обрыва, и прокатилась пять или шесть футов по его склону, упав на твёрдый камень. Ей сильно не повезло, поскольку падение с настолько маленькой высоты наверняка не ранило бы её, не упади она так неудачно.

«Чёртова тупая овца», — подумал он. «Она уже должна была изучить это пастбище достаточно хорошо, чтобы знать, где находится ручей».

На склоне было много мест, где было легко спуститься, поэтому ему не было трудно добраться до неё. Овца уже блеяла постоянно, крича от боли и страха.

— Тише, девочка, — сказал он ей. — Просто лежи спокойно, ещё минутка — и будешь в безопасности. Давай посмотрим, где ты поранилась. — Он осторожно поднял её тело, чтобы стащить её с камня, сперва убедившись в том, что она ни за что не зацепилась.

На камне была кровь, но ноги её были свободны, поэтому он постепенно стащил её оттуда, и поставил на ровную землю рядом с водой. Там он её осмотрел, прощупывая ноги, чтобы определить наличие переломов.

— Ты могла что-то сломать при падении, — сказал он вслух, тихо разговаривая с ней. — Но не волнуйся. Если не можешь идти, то я отнесу тебя домой. Мы позаботимся о том, чтобы у тебя всё было хорошо. — «Если только перелом не открытый — тогда фермер скорее всего тебя забьёт».

Ноги её выглядели целыми, и переломов он не нашёл, однако кровь приводила его в замешательство. Ветер переменился, дуя ему в лицо. До этого он дул в спину. Пеббл издала громкое ржание, звучавшее испуганным.

— Держись, Пеббл! — крикнул он, надеясь, что кобыла не испугается, и не оставит его идти пешком. — Ещё минутка, и я поднимусь обратно. — Ощупав густую шерсть в поисках источника крови, он нашёл три длинных раны.

«Вот, в чём проблема», — молча заметил он, — «у неё порвана мышца». Его подсознание стало настойчиво ныть, пытаясь ему что-то сказать, но окончательно вывести мысль на свет своего сознания он всё же не сумел.

Свет мигнул — на долю секунды тень заслонила собой солнце.

Грэм упал на четвереньки, накрыв овцу собой, и перекатился влево по мокрому песку, когда гигантская кошка пронеслась в воздухе у него над головой. Он действовал без всякой мысли, ещё до того, как его разум сумел осознать смысл всех признаков — следов от когтей на овце, предостережение Пеббл после перемены ветра, или перемену в освещении. Его тело действовало самостоятельно.

Пантера выглядела примерно равной ему по весу — то было чудовище, весившее, наверное, больше ста пятидесяти фунтов. Кошка грациозно приземлилась, извернувшись ещё до того, как достигла земли, готовясь к новому прыжку.

«Бля!»

У него был с собой фальшион, он тот остался притороченным к седлу Пеббл. С собой у него был только висевший на поясе нож — четырёхдюймовое прямое лезвие, лучше годившееся для бытовых потребностей. Кошка оказалась в воздухе прежде, чем он смог собраться с мыслями и вытащить нож.

Когда кошка прыгнула, Грэм ещё был на земле, поэтому пригнуться ему было невозможно, а скорости для того, чтобы подпрыгнуть и пропустить пантеру под собой, ему ни за что бы не хватило. Вместо этого он перекатился обратно вправо, и это ему почти удалось, но пантера ударила его лапой, нанеся скользящий удар по голове сбоку. Изогнутые когти зацепили кожу у него на щеке, и зверь изогнулся, используя это касание, чтобы остановить движение вперёд, и развернуть тело, доставая Грэма.

Другая передняя лапа уже двигалась к его голове, и Грэм знал, что как только кошка схватит его обеими передними лапами, её задние лапы начнут рвать ему живот.

Однако сознательный разум Грэма не работал. Как и его тело, ему очень не хватало скорости, чтобы обработать всё происходившее, и успеть принять хорошее решение. Его ответы пришли из пустоты, из того места, где он переставал существовать.

Он схватил рвавшую его лицо лапу правой рукой, крепко сжал, и продолжил свой перекат, потянув кошку следом за собой. Вторая передняя лапа пантеры коснулась песка, когда кошка отчаянно попыталась сохранить равновесие, но Грэм отказывался ей это позволять. Инерция его переката вывела кошку из равновесия, и его левая рука обогнула зверя, когда пантера изогнулась под ним на песке.

Тварь была сильной. Если бы он думал, то его разум сказал бы ему, что в пропорции к весу кошки гораздо сильнее людей, однако эта мысль лишь замедлила бы его.

Грэм напряг руку, и взял голову пантеры в захват, продев руку у неё под нижней челюстью. Кошка орала, пока он висел на ней, сжимая её голову. Оттолкнувшись мощными ногами, она подняла его вверх, несмотря на тот факт, что ей приходилось поднимать оба их тела. Неспособный управлять своим движением, Грэм упал, а тело животного извернулось с невероятной гибкостью. Когти впились в его штаны, когда пантера забилась в его хватке, но он не отпускал.

Пантера вновь оттолкнулась, пытаясь сбросить его, но на этот раз он использовал свои собственные ноги в дополнение к толчку, и на миг они оба оторвались от земли, упав на несколько футов ближе к кромке воды. В полёте Грэм поднял ноги, и обхватил ими мускулистый торс кошки, прямо перед её задними лапами.

Теперь она больше не могла изогнуть туловище, чтобы порвать его задними лапами, и кошка начала дико биться в под его руками, затрудняя его попытки удержаться. Грэм сумел поднять правую руку, уцепившись её в своё левое предплечье, упрочняя хват. Используя все четыре конечности, чтобы держать пантеру, он больше не мог управлять их движением. Кошка щёлкала пастью и выла, сопротивляясь, пытаясь изогнуть голову достаточно, чтобы укусить его.

«Укус — хуже всего. Этим челюстям хватит силы, чтобы раздробить кости, или что угодно, оказавшееся между ними», — сказал его внутренний голос, выбрав этот момент, чтобы дать о себе знать.

Грэм его проигнорировал, и когда кошка снова оттолкнулась от земли, он попытался помочь её движению, изгибая тело, и смещая её равновесие. Они перекатились, и упали в воду.

Перед тем, как его голова оказалась под зелёной водой, Грэм сделал глубокий вдох. Кошка была не рада внезапному купанию, и удвоила попытки сбросить его с себя, но Грэм её не отпускал. Затягивая свой захват, он чувствовал бугрившиеся под шкурой на шее пантеры мышцы. Как бы сильно он ни старался, ему не хватало положения или упора, чтобы сдавить кошке горло, но, с другой стороны, теперь в этом не было необходимости.

Пантера сопротивлялась, пока он держал её под водой, используя свой собственный вес, чтобы не дать им обоим всплыть на поверхность. Кошка исступлённо отталкивалась ногами, но мягкая грязь обеспечивала очень плохой упор. Они погружались всё глубже в воду, и всё дальше от берега.

Его голова гудела от боли, а перед глазами появились пятна. Он не мог быть уверенным, сколько он уже держался, но его лёгкие отчаянно требовали воздуха. Перед тем, как попасть в воду, он глубоко вдохнул, и ему показалось, что кошка уже успела наглотаться воды, но он не мог быть уверенным. Пантера продолжала бороться. Сжав зубы, он отказывался её отпускать, пока тело огромной кошки наконец не расслабилось, обмякнув в воде.

Отпустив, кошку, он поднял голову над поверхности воды как раз в тот момент, когда потерял контроль над собой, закашлявшись, когда с первым вдохом в его лёгкие попала вода. Он немного погрёб руками, пытаясь изменить положение тела, и встал, упёршись ногами в мягкую грязь. Он был лишь в семи футах от берега, и стоял по грудь в воде. Кошка всплыла рядом с ним.

Заливаясь кашлем, он протянул руку, и заставил голову кошки скрыться под водой. «Для верности». Так он и стоял какое-то время, прочищая лёгкие и переводя дыхание, прежде чем двинулся к берегу. Безжизненное тело утонувшей кошки он тянул за собой, и выкатил тушу на отмель, прежде чем сам выполз на берег.

Грэм трясся от комбинации обдуваемой ветром мокрой кожи и последствий прилива адреналина. Измотанный, он повалился на спину. Грэм пялился в небо, дивясь его ясному синему цвету, прерываемому лишь невероятно белыми облаками. Он глубоко дышал.

«Я жив».

Он услышал шаги по траве, но не удосужился подняться. Кто бы это ни был, угрозой этот человек не будет. Тем не менее, он был удивлён, увидев появившееся в траве на противоположной стороне ручья лицо Чада Грэйсона.

— Чутка поздновато плавать в это время года, — заметил охотник, увидев мокрое и грязное тело Грэма.

Грэм тихо засмеялся, а затем, не в силах удержаться, захохотал. После такой близкой встречи со смертью смех опьянял.

— Смотрю, советом тебе уже не пособишь. Ты головой скорбный, — добавил Чад. Взгляд его нашёл тело большой кошки, и теперь осматривал землю вокруг Грэма. Он заметил лежавшую неподалёку раненую овцу. — А эту киску я искал.

В ответ Грэм засмеялся ещё сильнее. Прошла минута или больше, прежде чем он наконец сумел успокоиться:

— Да бери её себе. Мне она определённо оказалась не впрок.

— Держись, щас буду, — сказал егерь, прежде чем исчезнуть в высокой траве. Грэм слышал, как он немного прошёл на юг, прежде чем нашёл более узкое место, чтобы перейти ручей. Несколько минут спустя он присоединился к молодому человеку, не демонстрируя никаких следов перехода вброд кроме мокрых сапог.

— Ну и видок у тебя, — сделал наблюдение Чад.

Грэм кивнул:

— Хех, ещё бы.

Охотник подался вперёд, поворачивая голову Грэма рукой из стороны в сторону. Он зашипел, увидев следы от когтей:

— О-о-о, вот это оставит шрам, малец. Кому-то надобно будет тебя заштопать.

— Есть нитки? — спросил Грэм.

— Не стоит мне этим заниматься. Да и сперва почистить надо.

— А говорили всегда, что пантеры не нападают на людей, что ищут добычу получше, — удивился Грэм, садясь.

— Обычно так и есть, — согласился охотник. — Но в прошлом году было мало дождей, а потом была холодная зима.

— Э? — Грэм в тот момент похоже не мог выдать свой вопрос в более осмысленной форме.

— Корм, — объяснил Чад. — Большие хищники, волки и так далее — им было трудно из-за малого числа мелкой дичи. Этот вот повадился воровать по фермам. Сподобился задрать молочную корову А́дамса две недели назад. А сегодня охотился на овец Мистера МакДё́рмотта. Тебе просто не повезло попытаться украсть у него обед.

— И поэтому ты здесь?

— Ага, надеялся словить его, дремлющего после новой жертвы. Не думал, что это будешь ты.

— Я тоже не думал.

— Тебе чертовски повезло живым остаться. Как ты и сказал, они редко нападают на людей, но коли напали, то уж не до смеху. Чем ты его укокошил?

Грэм показал две трясущиеся руки:

— Не было возможности вытащить нож.

Чад присвистнул:

— Ни черта себе, малец! Снимаю перед тобой шляпу, — сказал он, но шапку свою на самом деле не снял.

Грэм поднялся. Он по большей части оправился от последствий боя, и чувствовал себя необыкновенно хорошо, если не считать лёгкой боли, жёгшей кожу на левой стороне его лица.

— Кошку хочешь? — спросил он.

— Не, это ж ты её убил, — сказал охотник.

Грэм немного подумал:

— Ну, я бы хотел доставить эту овцу её владельцу. Ты не был бы против забрать для меня пантеру? Можешь оставить себе от неё всё, что захочешь. — Его уши уловили вдалеке звук приближавшихся всадников.

— Это я тебе, наверное, обеспечить сумею, — сказал охотник, кивнув. Вынув нож, он выпотрошил кошку у кромки воды. Делал он это с приобретённой благодаря продолжительной практике лёгкостью, и за несколько минут освежевал зверя, завернул в широкий кусок ткани, и взвалил себе на плечи.

Грэм с восхищение наблюдал его искусность:

— Послушай, Мастер Грэйсон, насчёт нашей драки…

Охотник сфокусировал на нём взгляд, посмотрев ему в глаза:

— А?

— Я хотел бы попросить прощения. Не следовало мне выходить из себя…

— …да ничего, малец, — перебил егерь. — Никто не пострадал, хотя ценю, что ты об этом подумал. — Он начал идти вдоль края ручья, направляясь к своей прежней точке переправы. — Однажды тебе надобно будет съездить со мной. Мобыть, я тебя научу парочке вещей. — И с этим он исчез из виду.

Грэм потрясённо уставился ему вслед. «Его понять ещё труднее, чем Сэра Сайхана». Овца выбрала этот момент, чтобы ещё раз громко заблеять.

— Иду, девочка, — успокаивающе сказал Грэм. Встав на колени, он запустил руки под её плечо и заднюю часть. Она была тяжёлой, но ему показалось, что с её весом он справится. Хижина фермера была лишь в полумиле к востоку от него. Грэм чувствовал уверенность в том, что сможет донести её хотя бы на такое расстояние.

Было бы проще положить её на спину Пеббл, но тогда ему пришлось бы её привязать, и он волновался, что помещение её в такую позицию усугубит её рану. Однако сперва ему нужно было втащить её вверх по берегу, на ровную землю.

Его мышцы напряглись, когда он медленно выпрямил колени, поднимая её, держа её тело прижатым к своей груди. Вес овцы значительно превышал его прежние оценки.

— Чёрт, девочка, в тебе не только шерсть есть, — заметил он успокаивающим голосом. Овца начала дёргать передними ногами, угрожая его равновесию, но он продолжал говорить, пока она не утихла.

«Она, наверное, весит не меньше многих взрослых мужчин», — подумал он, поглядывая на крутой склон. Однако делать было нечего. Грэм начал взбираться по склону под аккомпанемент жалоб мышц его икр и бёдер. Почти… край был близко, но был слишком крутым, чтобы донести её на руках. Ему придётся поднять её над головой, и положить на ровную траву, прежде чем последовать за ней. В противном случае он ни за что бы не выбрался, неся её на руках — песок всё время выскальзывал у него из-под ног.

Он попытался.

Поднимать пару сотен фунтов прямо над головой — нелёгкая задача даже в обычных обстоятельствах, но с живой, двигающейся овцой это было практически невозможно. Он всё равно попытался, игнорируя напряжение в спине и плечах. Она была почти на краю, когда песок обвалился у него под ногами. Он поймал её на руки, падая, но её вес вышиб из него дух, когда Грэм упал на мягкую землю.

— Проклятье! — выругался он, когда наконец сумел вдохнуть. Однако он и не думал сдаваться. Вместо этого он стал размышлять, как далеко ему придётся её нести, если он последует вдоль ручья, пока не найдёт место, где выбраться было легче.

— Нужна помощь? — Голос был женским.

Две фигуры появились на вершине обрыва, обе — верхом. Это были Леди Алисса и Перри Дрэйпер. Она была одета в яркое синее платье для верховой езды, а он был экипирован кольчугой и коричневым дублетом.

«Она отправилась прокатиться верхом, а он охраняет её от таящихся в сельской местности опасностей», — немилосердно подумал Грэм. После чего выбранил себя за это, особенно в свете его собственного затруднительного положения совсем недавно. «Ну, возможно, тут действительно есть кое-какие опасности».

— Не, — шутливым голосом сказал Грэм. — Я просто наслаждаюсь видом.

Она засмеялась, но её улыбка исчезла, когда она заметила правую сторону его лица:

— Ты весь в крови. Не двигайся, я сейчас помогу.

Перри до этого момента молчал, но против этого стал возражать:

— Вы не можете, Леди Алисса — вы же испортите себе платье.

— Тогда спускайся, и помоги им взобраться наверх, — гневно сказала она ему.

Дрэйпер поглядел на грязь и песок, зная, что если он испачкается, то потом замучается чистить броню. Ещё был вариант снять её перед спуском, что также облегчит ему задачу по подъёму овцы на вверх по склону.

— Я бы предпочёл не оставлять вас здесь без защиты.

Она уставилась на него:

— Ну честно, Перри, насколько по-твоему опасно это пастбище?

Грэм наблюдал за ними, собираясь с силами для ещё одной попытки. Что поразило его больше всего, так это её первое предложение спуститься вниз в её платье. Это было её первой мыслью, которая пришла ей в голову раньше, чем она подумала попросить спуститься своего спутника. «Она явно привыкла всё делать сама», — сделал наблюдение он.

— Вообще-то на меня только что напала пантера, — объявил Грэм, думая подкрепить аргумент Перри.

В прошлом Перри всегда ладил с Грэмом, несмотря на скрытую зависть между ними. Они были во многом похожи, несмотря на различия в общественном положении и тот факт, что Перри наверняка однажды будет рыцарем. Однако в этот день всё было иначе. В этот день с ними была Алисса.

— Пантера? — презрительно хмыкнул сын капитана. — Ты серьёзно ожидаешь, что мы в это поверим?

В тот момент Грэму было совершенно всё равно:

— Ну… да.

— И где сейчас этот опасный зверь? — спросил Перри. — Полагаю, ты скажешь мне, что сбежал.

— Нет, — сказал Грэм, качая головой. — Он мёртв. Я его утопил в ручье.

Перри недоверчиво посмотрел на него:

— Тогда где тело?

Грэм начинал злиться:

— Ты называешь меня лжецом, Перри? — прорычал он. — Я тут, внизу катался в грязи отнюдь не для того, чтобы просто впечатлить тебя.

— Я просто намекаю, что ты, возможно, замарался, играя с твоей подружкой… — начал Перри.

Алисса остановила его прежде, чем ситуация вышла из-под контроля:

— Перри! У тебя есть верёвка?

Этот вопрос перебил ссору лучше, чем могли бы любые возражения.

— Что? — сказал он, и немного помолчал. — Нет…

— Тогда почему бы тебе не съездить за ней? Мы можем сделать из неё перевязь, чтобы вытащить овцу, — предложила она.

— А если тут есть пантера? — с сарказмом сказал он.

— Разве ты не был убеждён в её отсутствии? — спросила она, зыркая на него. — А если и была, то Грэм с ней уже разделался.

Перри чувствовал её гнев, и понял, что его репутация в её глазах отнюдь не растёт. Вместо того, чтобы сделать ситуацию ещё хуже, он кивнул:

— Вы правы. Нам следует сосредоточиться на проблеме, а не спорить о воображаемых вещах.

Пока он говорил, она спешилась, и прежде чем он успел спросить, ответила ему:

— Я подожду здесь. — Её взгляд говорил «только попробуй начать спорить со мной».

— Хорошо, — наконец сказал Перри. — Я скоро вернусь.

Как только он скрылся из виду, она обратилась к Грэму:

— Прошу прощения. Я и не осознавала, какой он долбоклюй.

Брови Грэма поползли вверх от удивления произнесённому ею ругательству. Очевидно, в Леди Алиссе были вещи, выходившие за пределы обычного понятия о «подобающем леди» поведении.

— Обычно он не такой, — сказал Грэм, но спохватился, прежде чем назвал причину такого поведения со стороны Перри. Он усердно трудился над тем, чтобы удержать себя в узде.

Алисса распускала завязки у себя на рукавах.

— Что ты делаешь? — спросил он её.

— Ну, во-первых, он был прав насчёт моего платья. Если я попытаюсь тебе помочь, то испорчу его, — просто сказала она.

— И поэтому…

Она одарила его широкой улыбкой:

— Поэтому я его сниму. — Её руки уже работали над завязками на спине. К счастью, платье для верховой езды было не таким сложным, как некоторые более вычурные платья, которые леди порой носили. Вскоре она достаточно ослабила завязки, и начала стягивать платье через голову.

Грэм был поражён, и разрывался между желанием наблюдать за её раздеванием и чрезвычайным смущением. Сбросив с себя паралич, он отвернулся.

Минуту спустя её голос окликнул его:

— Так ты её наверх не поднимаешь — разворачивайся, и давай её сюда.

Оглянувшись через плечо, он увидел, что она лежала в траве на краю обрыва. Она была одета в белое бельё, закрывавшее её от плеч до коленей, и тянула к нему руки.

— Я думал, ты ждала, пока Перри вернётся с верёвкой.

— Не говори глупостей, — сказала она ему. — Вдвоём мы успеем вытащить её и вернуть домой раньше, чем он проедет половину пути.

— Но…

— Так ты мне её подашь, или как?

— Она очень тяжёлая, Алисса. Ты не сможешь её удержать, — ответил он, начав думать в более практичном ключе, поскольку, похоже, отговорить её было нельзя. — Возможно, если мы пройдём в ту сторону…

— Просто давай её сюда, — настояла она.

Думая, что он наверняка снова упадёт, придавленный овцой, он тем не менее взобрался обратно по песчаному склону. На самой крутой точке, рядом с вершиной, он поднял брыкавшуюся овцу. Алисса поймала её руками за голову и плечи, и потащила, позволяя ему толкать снизу, под заднюю часть тела. Как только овца наполовину выбралась, Алисса перехватила её поперёк туловища, и забрала у него, перетащив через край.

Пока она это делала, он не мог не заметить не обременённые жиром мышцы, двигавшиеся под её кожей. Она не была чрезмерно крупной, но её тонкая фигура скрывала удивительно атлетичное сложение. Очевидно, Алисса подвергала себя большему количеству тяжёлых тренировок, чем большинство женщин, которых Грэм знал в Замке Камерон.

Освободившись от своей ноши, он вскарабкался по склону, и присоединился к ней. Он обнаружил, что она уже осматривала рану овцы.

— Выглядит неприятно, — объявила она, — но кости целы. Она, наверное, поправится, если рана не загноится.

Тон её голоса очень напомнил ему о его бабке. Элиз Торнбер была знатоком трав и старой ветераншей в области латания раненых. Теперь она этим редко занималась — волшебники Замка Камерон лечили большую часть серьёзных ран до того, как в ней возникала необходимость.

— Думаю, хижина пастуха — там, — сказал он, указывая в нужном направлении. — Благодарю за помощь. — Взгляда он не поднимал, сосредоточившись на овце. Влажная земля испачкала тонкую сорочку Алиссы, ставшую в некоторых местах тревожно полупрозрачной.

Она наблюдала за его лицом, глядя на него своими тёмно-карими глазами:

— Мы, наверное, сможем держать её в седле твоей лошади, если будем идти по обе стороны и придерживать её.

— Так будет проще, чем если бы я просто её нёс, — отозвался он. — Тебе следует подождать Перри. Это также даст тебе время снова надеть платье.

— Я не буду его надевать поверх вот этого всего, — сказала она, указывая руками на свою испачканную грудь. Движение его рук заставило его взгляд переместиться туда, и его лицо начало покрываться румянцем. — Мне придётся снять это, прежде чем надеть платье, — продолжила она, прекрасно осознавая его внутреннее смятение.

— Я тогда пойду, пока ты не начала, — поспешно сказал Грэм, снова отводя взгляд.

Когда он отворачивался, она гораздо лучше рассмотрела правую сторону его лица:

— Постой, дай мне взглянуть на твоё лицо, — сказала она ему.

— Оно в порядке.

— Нет, не в порядке, — властно сказала она. — Не двигайся. — Она уже взяла его одной рукой за подбородок, и наклонилась вперёд. — Всё ещё кровоточит, и порезы глубокие. Если их не зашить как надо, останутся серьёзные шрамы. Надо очистить их до того, как кровь засохнет.

— Бабушка позаботится об этом, когда я вернусь, — сказал он ей.

Она встала, и взяла его за руку, потянув за собой:

— Давай промоем в ручье. Будет гораздо проще, если сделаем это сейчас же.

Он вяло махнул рукой на овцу:

— А что с…

— …она никуда не денется, — твёрдо сказала она.

Она не выпустила его руку, пока они не добрались до ручья, о каковой факт он чрезвычайно остро осознавал.

Когда она отпустила его, он наклонился у кромки воды.

— Не здесь, — резко сказала она. — Дальше, где течение сильнее. Там вода чище. — Не став ждать, она снова взяла его за руку, и завела в воду. — О-ох. — Холодная вода на миг заставила её задохнуться.

Грэм засмеялся:

— Не думала, что здесь так глубоко?

Она ухмыльнулась, прежде чем ответить:

— Нет. Иди сюда. — Стуча зубами, она взяла его за ухо, и потянула дальше, пока вода не оказалась ему по грудь. Она надавила ему на голову, окунув под воду.

Будучи выше и сильнее, он мог бы воспротивиться, но не стал. Когда его голова вынырнула, Алисса продолжила держать его голову рядом с водой, брызгая на неё.

— Сейчас будет немного больно, — предупредила она, слегка потирая его разорванную кожу пальцами. — Нужно вымыть оттуда грязь.

Болело значительно больше, чем «немного», но он держал своё мнение при себе, тихо шипя лишь тогда, когда совсем не мог сдержаться.

— Ну, это было не так уж плохо, а? — спросила она, когда они вышли на берег.

— Нет, — ответил он, пытаясь добавить искренности в свой голос. — А! — воскликнул Грэм, опустив на неё взгляд.

Вода сделала с её бельём вполне предсказуемые вещи, а холод оказал иные эффекты.

— Не будь таким ханжой, — сказала она ему, игнорируя его смущение. Алисса стала подниматься по склону обрыва, не оглядываясь.

Вопреки себе Грэм и изучал её взглядом — длинные ноги помогали подчеркнуть здоровый тонус её мышц. Чтобы отвлечься, он поднял руками край своей рубашки, чтобы промокнуть лицо.

— Не трогай, — предостерегла она сверху. — Твоя рубашка уже испачкана. Просто позволь ранам немного покровоточить. Я их зашью, когда доставим твою овцу.

Поморщившись, он отпустил рубашку, и последовал за Алиссой наверх. Оказавшись там, он не теряя времени подхватил раненую овцу, подняв её как можно мягче.

Алисса молча наблюдала за ним с загадочным выражением во взгляде её тёмных глаз. Она взяла поводья своей лошади, и подошла, сделав то же самое с Пеббл.

— Я поведу лошадей. Куда, говоришь, нам надо?

— Просто следуй за мной, — поспешно сказал он. Грэм был уверен, что сойдёт с ума, если ему придётся смотреть на то, как она идёт впереди него.

Глава 12

У них ушло почти полчаса, чтобы достичь хижины пастуха, а когда они туда добрались, Алисса подождала на некотором отдалении, чтобы не быть увиденной в её нынешнем состоянии. Судя по всему, у неё всё же было какое-то чувство приличия, по крайней мере когда речь не шла о Грэме. Его разум не стал слишком задерживаться на этом факте. Он был слишком занят, держа свой разум подальше от мысленных образов Алиссы.

Алан МакДэрмотт был не очень рад, увидев, в каком состоянии была его овца, но был благодарен Грэму за то, что тот её принёс.

— Благодарю, милорд, — искреннесказал он.

— Я не лорд, — поправил Грэм. — Возможно, однажды стану им, но пока — нет.

— Не важно, добрый господин. Вы — истинно благородный человек, раз вернули мне Нэлли, — ответил пастух.

— Нэлли?

— Ага, так её зовут, — сказал тот.

Вскоре после этого он ушёл, вернувшись туда, где его ждала Алисса:

— Я думал, что ты уже успеешь одеться, — прокомментировал он.

Она ухмыльнулась:

— Только после того, как моё бельё высохнет. Оно тонкое, так что много времени это не займёт.

«Я слишком хорошо знаю, насколько оно тонкое!».

— Если кто-то увидит нас, то пойдут слухи, — предостерёг он.

— Давай пройдёмся, — сказала она ему. — За лошадьми меня с меньшей вероятностью рассмотрят. Мы можем найти какое-нибудь более солнечное место, а когда высохну, я смогу снова надеть платье.

Всё поле было залито солнцем, поэтому Грэм не был до конца уверен, как должно было выглядеть «более солнечное» место, но свои сомнения оставил при себе. Они полчаса шли бок о бок с лошадьми, прежде чем она нарушила молчание:

— Ты редко когда говоришь, а?

— Редко, — согласился он.

— Почему?

— Вещей, которые мне требуется говорить, не так уж много. Я никогда не был из тех, кто говорит лишь для того, чтобы убить время, — ответил он.

Она никак это не прокомментировала, и они прошли ещё немного, пока не достигли слегка более уединённой ложбины. Земля слегка поднималась вокруг них, делая их менее заметными издалека. Алисса остановилась, и начала рыться в одной из своих перемётных сум. Минуту спустя она вынула кожаный свёрток, и начала его разворачивать. Внутри был набор изогнутых игл, тряпки и нитки — всё, что нужно для зашивания ран.

— Почему у тебя всё это с собой? — с любопытством спросил он.

— Привычка, — ответила она. — Бабушка научила меня, когда я была молодой, и я всегда верила в то, чтобы быть готовой. Дома после войны нам много приходилось врачевать.

«В то время она была ещё в детском возрасте», — подумал Грэм, — «что же за детство такое у неё было?»

Алисса с минуту походила кругами, утаптывая траву в маленькой области, прежде чем сесть.

— Иди сюда, — сказала она. — Садись.

Грэм помедлил:

— Ты выглядишь суше. Почему бы тебе сперва не надеть платье?

— В этом случае самое худшее, что может случиться — кровь попадёт мне на бельё. Это лучше, чем кровь на платье, — рассудительно сказала она. — Не волнуйся, я не кусаюсь.

Он нехотя сел, скрестив ноги. Он чувствовал, как Пеббл слегка неодобрительно смотрит на него, или, возможно, это было игрой его виноватой совести.

Алисса подалась ближе, осматривая его разорванную кожу, и он стал остро осознавать её близость. «У неё прекрасные уши», — молча подумал он, мысленно прослеживая контур её челюсти, и изучая гладкую оливковую кожу её шеи. Его щеки коснулось тёплое дыхание, и его сердце забилось сильнее. «Почему я так реагирую?» — задумался он. Грэм никогда не реагировал на близость никакой другой женщины настолько сильно.

Однако ответ он уже знал, хотя и не мог выразить его словами.

— Закрой глаза, — приказала она. — Будет проще, когда не пытаешься смотреть за иглой… проще нам обоим.

«Она знает», — встревоженно подумал он. Грэм знал, что умрёт со стыда, если она скажет кому-то, что он влюбился как дурак.

— Расслабься, — тихо сказала она, а затем игла впилась в его кожу.

Он дёрнулся, когда боль вернула его разум к боле насущным проблемам.

Алисса приостановилась, задумавшись:

— Так не пойдёт. Ага, ты не против полежать? — Она разгладила свои колени, указывая, что ему следует положить свою неповреждённую сторону лица на них.

У Грэма из разума вымело все мысли, и он сделал, как она попросила. Лежать было удобно, и это позволило ей легче работать над его щекой. Он глазел на траву, игнорируя тепло девушки. Боль от иглы заставляла его задохнуться, и он с трудом подавлял крики.

Минуты текли с агонизирующей медлительностью, пока она аккуратно зашивала ему лицо, работая над каждой раной от начала и до конца, пока полностью не закрывала. На его лице было два длинных разреза, и один поменьше, прошедший через правую бровь. Этот едва-едва миновал глаз. Его зашивать было больнее всего.

Она закончила не более чем за час, но ощущение было таким, будто прошли дни. Грэм утомился от усилий, которые тратил на то, чтобы пытаться лежать молча. По большей части он достиг в этом успеха, хотя он время от времени хрипел или взвизгивал, когда было особенно больно. Когда Алисса убирала иглу и нить, он заметил, что её руки испачкались кровью. Вероятно, теперь ему уже можно было двигаться, но он ничего не сказал, продолжая молчать. Теперь, когда боль прошла, ему очень не хотелось сдвигаться с этого умиротворённого места.

— Закрой глаза. Ты вполне можешь немного отдохнуть, — прошептала она.

Он так и сделал, чувствуя удовлетворение.

Она наблюдала за ним во сне, следя за его медленно поднимавшейся и опускавшейся грудью, пока не уверилась в том, что он больше не был в сознании. Затем она ещё немного подождала, прежде чем наконец легко положить ладонь ему на грудь. Жест был невинным, если только никто не увидел бы взгляд её глаз. В этом взгляде не было невинности. Она мягко провела рукой по его груди, ощущая его мышцы, и любуясь очертаниями его тела.

В конце концов у неё затекли ноги, и она разбудила его, более не в силах терпеть неудобство.

Он взволнованно взглянул на неё, когда очнулся:

— Прости. Как долго я…?

— Недолго, — успокаивающе сказала она, одарив его улыбкой.

Он сел, отодвигаясь прочь, внезапно снова осознав её женственность. Грэм встал, и протянул ей руку:

— Давай, помогу встать.

Она взяла протянутую руку, покачнувшись, когда её ноги снова ожили. Его руку она держала дольше, чем было строго необходимо, дерзко изучая его лицо взглядом, и не пытаясь скрыть свой интерес.

Время будто остановилось, если не считать гулкого барабана у него в груди, но Грэм не отвёл взгляда от её глаз.

Алисса склонила голову на бок, переводя взгляд:

— Не хочу хвалиться, но сработано неплохо.

Грэм быстро выпустил её руку, осознав, что она лишь изучала результат своего собственного труда. Он отвернулся, чтобы скрыть покрывший щёки румянец.

— Благодарю, — сказал он, а потом отошёл немного подальше. — Тебе следует надеть платье, а потом мы поедем обратно.

Она наблюдала за ним с лёгкой улыбкой на губах:

— Определённо. — Затем она обошла свою лошадь, чтобы отгородиться ею от него, и стала натягивать платье через голову. Она сумела продеть голову почти до шеи, прежде чем платье зацепилось. Алисса стояла, выпрямив находившиеся в рукавах руки над головой, в то время как часть платья зацепилась за её бёдра.

Она устроила странный прыгающий танец, изгибаясь и трясясь в попытках заставить платье скользнуть на место.

К сожалению, Грэм ничего из этого не увидел — он отошёл на достаточно хорошее расстояние, и стоял к ней спиной. Несколько минут спустя она его окликнула:

— Теперь безопасно. Ты не мог бы помочь мне с завязками?

Грэм поморщился, а затем вздрогнул, когда гримаса натянула швы у него на лице. Оно стало чувствительнее с тех пор, как Алисса над ним поработала, и в нём было ощущение натянутости. Грэм помог ей с завязками, насколько сумел. К счастью, у него был некоторый опыт — он неоднократно помогал одеваться своей сестре, Кариссе.

— У тебя удивительно ловкие руки для столь женской работы, — сделала она наблюдение, пока он трудился, хотя взгляд её был сосредоточен на его лице, а не руках.

— Мать и сестра, — выдал он, не сумев найти никаких иных слов для объяснения.

После этого они снова сели верхом, и повернули лошадей в сторону Замка Камерон. Ехали они с умеренной скоростью, и ворот в Уошбрук достигли за час. Увидев их приближение, охранник кликнул кого-то внутри. Судя по всему, Перри передал кому-то ожидать их возвращения.

Грэм помахал, и они проехали без остановок, следуя однополосной дороге, которая проходила через Уошбрук и вела к более крупному привратному зданию, охранявшему вход в Замок Камерон. Там их встретили Капитан Дрэйпер и несколько стражников.

— Мы волновались за вашу безопасность, Леди Алисса, — сказал он молодой женщине, прежде чем повернуться к Грэму: — Вас ждёт леди Торнбер. Мы передали ей, что вы были ранены. — Под Леди Торнбер он подразумевал его бабку, Элиз Торнбер. Она сохранила этот титул за собой после смерти его деда и тёзки. Чтобы не путаться, его мать называли Леди Роуз, или, если требовались формальности, Леди Хайтауэр, из уважения к её титулу.

— Благодарю, Капитан, — ответил он. — Пожалуйста, пусть кто-нибудь скажет ей, что я скоро буду, как только слегка приведу себя в порядок.

— Она сказала, чтобы вы пошли к ней сразу же, без промедления, Мастер Грэм, — проинформировал его Капитан Дрэйпер.

Грэм вздохнул:

— Ладно… я только отведу Пеббл в конюшню.

— Я отведу её вместо вас, сэр, — вызвался один из стражников, — и скакуна Леди Алиссы тоже.

— Очень любезно с твоей стороны, — сказала ему Алисса, спешиваясь, и передавая ему поводья. — Перри вернулся?

— Ещё нет, миледи, — ответил капитан. — Мой сын возвратился ранее, когда не смог вас найти. Он снова уехал, взяв несколько стражников. Они всё ещё ищут вас.

— Пожалуйста, передай им мои извинения за доставленные неудобства, когда они вернуться, — ответила она, прежде чем протянуть Грэму руку: — Вы меня проводите, Мастер Грэм?

Он как раз закончил спешиваться, и её просьба застала его врасплох. Грэм поспешно отдал поводья одному из стражников, и взял её за протянутую руку. Они вместе пошли к центральному донжону. В его голове промелькнуло несколько мыслей, но он не мог найти слова, чтобы их выразить, поэтому промолчал.

Как только они оказались внутри, он бросил на неё извиняющийся взгляд:

— Боюсь, что здесь я тебя вынужден покинуть. Благодарю за доброту. — Говоря это, он коснулся швов.

— Несмотря на необычные обстоятельства, мне понравилось проведённое нами вместе время, — скромно сказала она, отводя взгляд. Теперь, оказавшись внутри замка, она будто приняла иной вид. Её бесстыдные, прямые взгляды и дерзкий характер исчезли. — Они сказали, что Леди Торнбер хотела тебя видеть, но мне было сказано, что твоей матери нет в замке.

— Моя бабка, — объяснил он.

Она кивнула:

— Я с ней ещё не знакома. Мне можно будет пойти с тобой?

Этот вопрос его удивил. Он ожидал, что она сразу же удалится в свои покои, чтобы привести себя в порядок и исправить повреждения, которые их приключение нанесло её внешности. Немногие леди готовы были пойти на новую социальную встречу без предварительной подготовки. Он задумался о том, что подумает его бабка. Хотя она была очень традиционна, как и его мать, выше всего она ценила практичность.

— Если хочешь, — ответил он. — Я с удовольствием тебя представлю. — Что-то зашевелилось в нём, какая-то теплота, при мысли о том, что она пойдёт с ним.

Элиз Торнбер переехала в Замок Камерон несколько лет тому назад, после того, как погибли её сын Дориан и её близкая подруга, Королева Дженевив. После смерти Дженевив у неё больше не было убедительной причины оставаться в столице, а её сноха, внук, и внучка были в Камероне. Решение о переезде было простым. Теперь она тихо жила в скромных апартаментах, которые ей выделил Граф.

Грэм часто её видел, поскольку во время вечерних трапез она сидела за высоким столом, однако она пыталась не докучать более этого. Элиз навещала его мать не чаще раза в неделю, пока та жила в замке, но теперь, когда Роуз была в столице, она попросила Грэма навещать её вместо него. Он так и делал, по одному или, порой, два раза в неделю.

Конечно, в этот день всё было иначе — она хотела взглянуть на его раны, какими бы незначительными они ни были.

Фрэ́нсис, основная служанка и спутница его бабки, открыла дверь в ответ на его стук:

— О, Грэм! — радостно сказала она, увидев его. — Заходи, Элиз о тебе волновалась. — Эта женщина многие годы служила его бабке — они с Элиз были на «ты», и это также включало в себя Грэма.

Она приостановилась, увидев Алиссу:

— О, ты привёл с собой Леди Алиссу! Прошу простить мои неважные манеры, миледи. Пожалуйста, заходите. Устраивайтесь поудобнее, пока я схожу за Леди Торнбер. — Увидев гостью, Фрэнсис вернулась к более формальной речи. Она махнула рукой, указывая на искусно расставленные в гостиной кресла.

Они только сели, когда Элиз с тревожным видом вошла в комнату. Она появилась ещё до того, как Фрэнсис покинула помещение. Было ясно видно, что она волновалась:

— Грэм, дай мне взглянуть на тебя. Говорят, тебя ранили.

— Просто царапина, бабушка, — заверил он её.

— Позволь мне об этом судить, — язвительно сказала она, а затем бросила взгляд на его спутницу: — Прощу простить мою грубость, Леди Алисса, я не ожидала гостей.

— Я не в обиде, Леди Торнбер. Пожалуйста, простите мой нахальный визит без приглашения в такое время, — отозвалась Алисса, делая уважительный реверанс.

«Этим ты заработаешь очки в её глазах», — подумал Грэм, восхищаясь её этикетом. «Даже мама не могла бы придраться к такому ответу».

Элиз кивнула, уже поворачивая подбородок Грэма у себя в руках.

— Кто накладывал эти швы? — строго спросила она.

— Ну… э, — залопотал Грэм.

— Это я, Леди Торнбер, — с готовностью ответила Алисса.

Взгляд его бабки сфокусировался не ней, будто впервые заметив её.

— Очень хорошая работа, — сделала она комплимент. — Кто тебя учил?

— Бабу…моя бабка, — ответила Алисса, поправив себя.

— Мои комплименты твоей бабке. Она была отличной наставницей, — бесстрастно заметила Элиз. — Я бы и сама, наверное, не справилась лучше, — признала она. — Ещё где-нибудь поранился?

— Только царапины, — сказал Грэм.

— Дай взглянуть.

Он опустил взгляд, явно смущённый.

— Говори! — резко сказала Элиз.

— Бедро, но там не о чем волноваться, — сказал он ей.

Его бабка осторожно нагнулась, оглядывая его порванные брюки:

— Снимай штаны.

— Бабушка, — с нажимом сказал он, глядя на Алиссу.

— Та, кто может накладывать такие швы, не должна бояться увидеть голого мужчину, — заметила Элиз. Однако один взгляд на лицо внука заставил её изменить мнение: — О. Понятно, — нейтрально ответила она. — Тогда давай в другую комнату.

Как только они уединились, Грэм снял штаны, и Элиз промыла царапины чем-то жгучим. Чуть погодя она решила, что больше швов ему не потребуется, и удовлетворилась тем, что намазала его водянистой пастой, прежде чем наложить чистую повязку. Она позволила ему одеться, и затем они вернулись к остальным.

Элиз взяла Алиссу за руку:

— Рада встрече, Леди Алисса, — сказала она. — Прошу простить мою прежнюю краткость.

— Я полностью понимаю, Леди Торнбер, — ответила молодая женщина. — Можете звать меня Алиссой. Для меня честь быть с вами знакомой.

— Определённо, тогда зови меня Элиз, — отозвалась его бабка. — Фрэнсис, ты не была бы против сделать нам чаю?

Фрэнсис ушла, и две женщины разговорились. Элиз начала с колких вопросов:

— Почему ты не проверила его на наличие других ран?

— То была ошибка с моей стороны, — признала Алисса. — Я заметила порванную ткань, но он шагал без затруднений, и нам ещё нужно было вернуть овцу. А потом я забыла проверить остальное, когда накладывала швы.

— Х-м-м, — сказала Элиз. — Понимаю, но в будущем постарайся такого не допускать. Мужчины иногда скрывают свои раны, если не быть с ними прямой. — Что твоя бабка рекомендует для предотвращения гноения раны?

— Лошадиный камыш, если порез неглубокий, или болотная лилия, если нужно тампонировать более глубокую рану, — мгновенно отозвалась Алисса.

Элиз кивнула:

— Хорошо. Лошадиный камыш токсичен в крупных ранах. А вот про использование болотной лилии я не слышала.

Они ещё больше погрузились в беседу, предоставив Грэма самому себе. Прошла четверть часа, когда Элиз наконец обратилась к нему напрямую:

— Грэм, ты, похоже, заскучал. Ты не будешь против, если я подержу твою подругу у себя? Уверен, тебе этот разговор не интересен.

Он благодарно кивнул:

— Мне действительно нужно по делам. — Бросив взгляд на Алиссу, он добавил: — Ты простишь мне мою отлучку?

Алисса кивнула, улыбаясь:

— Твоя бабушка восхитительна, Грэм. Я с удовольствием останусь поговорить с ней.

Освобождённый от ответственности, он встал, и вышел. Проходя через дверь, он услышал, как они уже вернулись к беседе.

— Черты твоего лица слегка напоминают мне о народах из Южной Пустыни, — спрашивала Элиз.

Он услышал лишь начало ответа Алиссы, когда дверь закрылась:

— Моя бабка была из…

Грэм поспешно двинулся по коридору. Он пропустил обед, и опаздывал на встречу с Сэром Сайханом.

Глава 13

Прежде чем он сумел добраться до места встречи, он наткнулся во дворе замка на Перри.

— Куда ты делся? — потребовал сын капитана. Выглядел он слегка не в себе, и имел гневный вид. Ему не пришлось по нраву их разыскивать.

— Мы вернули овцу, — спокойно сказал Грэм.

— Я проверил хижину фермера, — отозвался Перри. — Вас там не было.

— Ты хоть удосужился спросить самого фермера, или просто проехал мимо, когда не увидел наших лошадей? Он бы сказал тебе, в какую сторону мы направились, — сказал Грэм, спокойно взглянув Перри в глаза.

— Ты отправил меня с бессмысленным поручением, а потом поспешно меня избежал, — бросил обвинение Перри.

— Верёвку у тебя просил не я. — В голосе Грэма содержалась невысказанная угроза.

Двое других молодых людей, Роберт Ли́си и Сэм Уи́зэрс, заметили их, и присоединились к ним, пройдя через двор. Они были близкими друзьями Перри, а также принадлежали к сайхановской группе многообещающих кандидатов в оруженосцы.

— Ты его нашёл! — энергично воскликнул Роберт, когда они приблизились. — Мы всё объехали, разыскивая тебя, Грэм. — Роберт был общительным по своей природе, хотя они с Грэмом не были особо близки.

Перри глянул на своих друзей:

— Я как раз спрашивал его, нашёл ли он в конце концов ту пантеру.

— Пантеру? — спросил Сэм.

Перри осклабился:

— Ага — Грэм сказал, что на него напала большая кошка, когда он нашёл раненую овцу. — Судя по всему, до этого он не удосужился пересказать им эту часть истории.

— Напала? — спросил Сэм. — Мой Папа говорит, что они не нападут на взрослого человека — слишком рискованно.

— Может, она больная была, или голодная, — подал мысль Роберт.

Прежде чем Грэм успел ответить, Перри сказал:

— Грэм её ещё и убил, не так ли?

— Ага, — вяло сказал он. Грэм знал, что его рассказ будет звучать невероятно. Перри явно пытался выставить его лжецом, но разум просто отказывался выдавать ему слова, которые разрешили бы ситуацию.

— Так чем ты её убил? — спросил Роберт, искренне любопытствуя. — У тебя был с собой лук? — Он приостановился, когда Грэм не ответил, а потом недоверчиво добавил: — Неужели копьём?

— Я…

— Голыми руками! — объявил Перри.

— Что?! — прозвучал потрясённый голос Сэма.

— Она бросилась на меня у ручья, и я сумел скатиться вместе с ней в воду. Задержал дыхание, пока она не перестала двигаться, — сказал Грэм. Даже для его собственных ушей это звучало безумно, но это было правдой.

Какой бы нелепой эта история ни была, двое молодых людей выглядели так, будто готовы были поверить ему. Грэм никогда не был известен похвальбой или выдумками.

— Где она? — с энтузиазмом спросил Роберт. — Я хочу посмотреть!

— Ну, я не…

— …он потерял её в воде, ребята, — процедил краем рта Перри, будто намекая на то, что им следует притвориться, что они верят в нечто явно ложное. Грэм ощетинился.

— Я этого не говорил, — настоял он. — Чад Грэйсон объявился раньше тебя. Я позволил ему унести тело с собой.

— И я уверен, что он подтвердит твою историю, — сказал Перри, — хотя тело он к тому времени скорее всего «потеряет».

— Ты называешь меня лжецом, Перри? — бросил Грэм вызов. Сэм и Роберт шагнули назад, прочь от них двоих.

— Конечно же нет, — иронично сказал Перри. — Если бы я намекнул на то, что ты заплатил егерю за подтверждение твоего рассказа, то ты наверняка бросил бы мне вызов. Тогда меня застыдили бы за то, что я побил благородного, но необученного молодого Торнбера.

— О, сомневаюсь, что молодой Мастер Грэм растрепал бы, попроси ты держать это в тайне, Перри, — произнёс голос Чада Грэйсона. Он подобрался к ним незамеченным. — Ему хватило любезности не пятнать моё имя, когда мы с ним повздорили. Но я бы поостерёгся. Силушка у мальца чудовищная. Коли доберётся до тебя, наверно что-то поломает, пока ты вызволишься. Видел бы ты, что он сделал с моим кошаком!

Все четверо удивлённо посмотрели на него.

Чад указал на привратное здание:

— Он там, если хотите взглянуть. Чуть позже я снесу его к кожевнику, так что поспешайте.

— Ты её действительно утопил? — поражённо сказал Сэм.

Грэм кивнул:

— Ага.

— Тебе стоит поосторожнее быть со словами, юный Дрэйпер, — упрекнул охотник.

Сын капитана знал, что сплоховал, и сразу же это признал:

— Прошу прощения, Мастер Грэйсон, я виноват. — Однако когда он поймал взгляд Грэма, его глаза говорили нечто совсем иное.

Все четверо оставили охотника, и пошли смотреть на большую кошку. Грэм всё равно шёл в ту сторону.

— Ты только посмотри на размер этой киски! — воскликнул Роберт, отчего они с Сэмом оба рассмеялись. Пантера была растянута на тяжёлом столе внутри стены рядом с воротами. Один из стражников сказал им, что они планировали взвесить тушу, хотя он уже готов был поспорить, что та весила больше двухсот фунтов.

Грэм отошёл в сторону вместе с Перри.

— Без обид? — спросил он, протягивая руку.

Перри посмотрел ему в глаза, а затем взял его руку:

— Ага. Прости за то, что я сказал. — Его хватка была твёрже, чем было необходимо.

Грэм сжал ладонь в ответ:

— В будущем, если почувствуешь нужду, Мастер Грэйсон правду говорил. Я с тобой встречусь в каком-нибудь уединённом месте, и всё останется между нами, каков бы ни был исход.

Перри напрягся, но затем гнев ушёл из его взгляда:

— Я тебе верю, но это не нужно. Я вёл себя как осёл. Не знаю, что на меня нашло.

Грэм в точности знал, что именно на него нашло, и после проведённого с Алиссой утра он мог лучше понять чувства Перри:

— Она и мои мозги в кашу превратила, — сказал Грэм.

Сын капитана нахмурился на миг, затем слегка улыбнулся:

— Пусть победит достойнейший. — Он присоединился к остальным.

После этого Грэм ушёл, надеясь, что Сайхан будет не слишком зол, когда встретится с ним. Он опаздывал почти на час.

* * *

Сайхан уже слышал о том, что их искали, и, казалось, задержка его не беспокоила. Его больше заинтересовали швы Грэма:

— Выглядят хорошо сделанными.

— Бабушка тоже казалась впечатлённой, — сказал ему Грэм.

— Девушка непростая. Но у тебя будут шрамы. Потеряешь былую красоту.

«Он что, дразнит меня?». Грэм не был уверен. Здоровяк никогда прежде не пытался шутить.

— Я не слишком об этом беспокоился, — ответил он нейтральным тоном.

— Дай одному из волшебников посмотреть, — подал мысль Сайхан. — Они залечат, и со швами не придётся возиться. И шрамы останутся поменьше.

Это уже приходило Грэму в голову, но он отказался от этой мысли, не слишком долго её обдумывая, хотя не был уверен, почему именно. Он задумчиво поднял руку к своей щеке:

— Это кажется неправильным, — признался он. — Я бы предпочёл их оставить.

Взгляд старого ветерана наблюдал за ним, и на миг Грэм забеспокоился. Подумает ли он, что Грэм возгордился? Некоторые молодые люди ценили шрамы как символы доблести, повод похвастаться ночью вокруг костра. Он также мог подумать, что Грэм проявляет ненужную сентиментальность. Грэм ждал, что скажет старый рыцарь.

Сайхан ещё немного молча изучал его взглядом, а затем отвёл взгляд, вставая:

— Давай начинать. Я буду избегать ударов по твоему лицу, пока оно не зажило. — И этим всё кончилось.

Грэм ощутил чувство облегчения. Он никогда не знал, о чём думал его наставник, но почувствовал некое сродство. Сайхан понял, и принял. Он редко высказывал похвалы, но это принятие решения Грэма было более чем достаточным.

Тем вечером Грэм снова увидел Алиссу сидевшей за столом на своём теперь уже обычном месте напротив него. Они обменялись знающими взглядами, после чего она провела большую часть трапезы, болтая с Мойрой. Со своей стороны, Грэм попытался сосредоточиться на еде, но обнаружил, что глазеет на неё, сам того не осознавая. Он пытался опускать взгляд в тарелку, но как только он переставал думать об этом, его глаза снова поднимались, возвращаясь к ней.

«Она подумает, что ты странный», — сказал он себе. Как раз в этот момент она подняла взгляд, и посмотрела ему в глаза.

— Грэм, — сказала она, подавшись вперёд, чтобы не было нужды говорить громко. — А кто этот мужчина, сидящий рядом с Графом? Нас уже представляли, но мне было трудно запомнить все имена.

— А-а, — споткнулся Грэм на миг, пытаясь оправиться от своего смущения. — Это — Сэр Сайхан. — Его ответ казался слишком кратким, но его разум отказывался предоставлять ему более красноречивый ответ.

— Он выглядит другим… и опасным, — заметила она.

— Он с Юга, — объяснил Грэм. Вот, почему его кожа темнее, а что касается опасности… ну, он скорее всего является самым искусным рыцарем в Лосайоне.

— Искуснее Дориана Торнбера? — необдуманно спросила она.

Грэм нахмурился, думая о том, что прежде говорила ему Айрин, а затем опустил взгляд:

— Не знаю, если честно. Порой мне трудно просто вспомнить лицо отца.

— Прости, — с сожалением сказала она. — Это было необдуманным с моей стороны.

Он кивнул, и вернулся к еде, не зная, как ответить. Остаток трапезы был наполнен неуютным молчанием, висевшим над ним будто туча.

Когда он вышел из главного зала, за дверью его ждала знакомая фигура мягкой мишки. В коридоре было полно народу, поэтому он подхватил медведицу, и понёс с собой.

— Здравствуй, Грэм, — весело сказала Грэйс.

— Тебя так кто-нибудь обязательно растопчет, — предупредил он.

— Это — единственное место, где я точно могла бы тебя найти, — сказала она с лёгкой обидой в голосе.

— Готов поспорить, ты слышала о сегодняшнем, — сразу понял он.

— Ты умнее, чем выглядишь, — поддела она. — Хотя об этом было легко догадаться. Что произошло?

Он выдал ей краткое, почти механическое изложение событий этого дня. Она казалась очень неудовлетворённой.

— И всё? А что Леди Алисса? Что ты о ней думаешь? Она очень красивая. Твоей бабушке она понравилась? Почему ты не позволил кому-нибудь исцелить твоё лицо? Ты оставил швы из-за неё, так ведь? — Вопросы посыпались из маленькой мишки один за другим.

Грэм уставился на неё, раскрыв рот, и пытаясь продраться через её словесную лавину:

— Я не могу ответить на всё сразу, — наконец сказал он.

— Она тебе нравится, не так ли? — спросила Грэйс, сперва остановившись на самом важном вопросе.

Первой реакцией Грэма было всё отрицать, но затем он передумал:

— Не знаю. Я только с ней познакомился.

Грэйс это приняла, хотя было очевидно, что у неё было своё мнение на этот счёт.

— Думаю, ты ей нравишься, — сделала наблюдение она.

— Что? — сказал он, слегка встревоженный. — Нет никаких причин так полагать.

— Нет, только не из твоего изложения этой истории, — отозвалась Грэйс, — но я могу читать между пресных подробностей.

— Тогда просвети меня, о мудрейшая, — высказался он, делая слабую попытку воспользоваться сарказмом.

— Так слушай же, несчастный проситель, — начала она, с удовольствием принимая вызов. — Во-первых, леди отослала своего спутника прочь вместо того, чтобы вернуться в замок самой, или предоставить тебе разбираться с твоей задачей одному. Во-вторых, она предложила оставить дом пастуха, чтобы она могла увести тебя тайно в скрытое место…

— … постой-ка! — перебил Грэм. — Она не «уводила меня тайно». Она просто шла, позволяя солнцу высушить её одежду. — Он опустил подробности касательно того, что платье она сняла. Это было бы слишком долго объяснять.

— Тогда почему она захотела остановиться в таком укромном месте?

— Чтобы никто не увидел её… — предложил он.

— …потому что она хотела побыть с тобой наедине, — закончила Грэйс по-своему.

— Нет, она не хотела, чтобы её видели во время переодевания, — сболтнул он. — Ничего такого не было.

Медведица уставилась на него, каким-то образом сумев передать шок и смятение:

— Чего-чего она не хотела? Думаю, ты кое-что опустил в своём рассказе. Ты что, совершил что-то… неподобающее?

— Н-нет! — сказал он, заикаясь.

— Объясняй.

Они уже достигли его двери, поэтому он занёс её внутрь, чтобы никто их не услышал.

— Обещаешь оставить это при себе?

Она кивнула:

— Только если ты не сделал ничего ужасного.

— Конечно же нет, слушай… — Он выдал ей более подробный пересказ событий, оставив за рамками рассказа лишь то, о чём он тогда думал. Не было нужды давать ей знать, как сильно на него повлиял вид полуодетой фигуры Алиссы.

— Ох, Грэм, — сказала она, когда он закончил.

— Что? — нервно спросил он.

— Надеюсь, твоей матери она понравится, — сказала медведица.

— Я с ней только познакомился, — заупирался он.

— Ну, она уже оставила на тебе свою метку, в данном случае — весьма буквально, — заметила Грэйс, указывая на его раненое лицо.

— Это пантера, — парировал он.

— Но швы ты оставил, — отозвалась Грэйс. — Это уже о многом говорит. — Она встала, чтобы уйти.

— Ты же никому не скажешь? Про платье и… — сказал он с отчаянием в голосе.

— Нет, я сохраню твою тайну, но за девушкой этой я пригляжу, — чопорно ответила она.

Он открыл ей дверь, поскольку она была слишком короткой, чтобы сделать это самостоятельно:

— Спасибо, Грэйс.

— Просто не сделай ничего, о чём потом пожалеешь, — ответила она, и ушла.

Глава 14

Мэттью встретился с Грэмом за завтраком, и попросил его последовать за ним в мастерскую. Когда они зашли туда, Мэттью одарил его заговорщицкой улыбкой.

— Закончил?

— Нет, — сказал молодой волшебник.

Лицо Грэма вытянулось:

— Тогда чего ты улыбаешься?

Мэттью вздохнул:

— Тебе определённо трудно угодить.

— Я просто хочу вернуть его на место до того, как вернётся Мама!

— А потом что?

— Потом я смогу вздохнуть свободно — вот что.

— Ну, мне кажется почти бессмысленным чинить или улучшать Шип, если он просто будет висеть на стене, продолжая выглядеть сломанным. Не так ли? — спросил Мэттью, явно к чему-то клоня.

— Я подумал, что перейду этот мост только если придётся, — признался Грэм.

— И когда именно?

— После того, как стану совершеннолетним? — подал мысль Грэм. — Или даже лучше — когда она умрёт… от старости, естественно! Я бы никогда не желал маме смерти.

Мэттью склонил голову вбок:

— Ты ведь осознаёшь, что твоей матери и сорока нет? Когда она отойдёт, ты и сам будешь близок к старости.

Грэм закатил глаза:

— И я уверен, что у тебя есть идея получше.

— Ага, но в конце концов тебе придётся настоять на своём.

Грэм это уже сделал один раз, и всё ещё чувствовал себя виноватым. Он не был уверен, желал ли он сделать матери ещё больнее:

— У меня в любом случае не будет никаких прав, на которых я смогу настоять, пока я не достигну совершеннолетия.

Мэттью кивнул:

— Хорошие новости заключаются в том, что у меня, возможно, есть способ помочь тебе продержаться до этого срока.

— И что это?

— Татуировка, — объявил его друг, улыбаясь от уха до уха, будто он только что высказал самую умную мысль в мире.

— Я не могу сделать татуировку! — заупирался Грэм. — Мне придётся её скрывать, а ты знаешь, как хорошо я скрываю вещи, — а затем приостановился: — Постой, а чего хорошего мне сделает татуировка?

— Отличный вопрос, мой юный друг, — хитро сказал Мэттью, пытаясь имитировать проныру-жестянщика, торгующего своими товарами.

— Я моложе тебя менее чем на год, — указал Грэм.

— Суть не в этом, — сказал Мэттью, начиная раздражаться.

— Ну, вообще-то именно в этом, поскольку мы оба с тобой как бы юные…

— Слушай, — серьёзным тоном перебил Мэттью. — Это будет магическая татуировка — чары, перманентно высеченные на живой плоти.

Грэм вздрогнул от комбинации слов «высеченные» и «живая плоть», так как это звучало ужасно больно:

— Мне теперь уже хватает отметин, — сказал он, привлекая внимание Мэттью к своему лицу. — Не уверен, что мне нужны ещё шрамы.

— Это будут не шрамы. Это будет настоящая татуировка, и я могу сделать её невидимой, когда ты ею не пользуешься, — сказал Мэттью.

— Ты так и не поведал мне, что она будет делать.

— Она позволит тебе призывать Шип каждый раз, когда он тебе нужен.

Грэм тупо поглядел на своего друга:

— То есть, мне придётся призывать его криком?

Мэттью покачал головой:

— Нет, нет, ты просто коснёшься татуировки, и Шип явится к тебе.

— А явится ли?

— Это как думать, но с нажимом. Ты напитаешь эти символы толикой эйсара, и чары придут в действия, заставив Шип транслоцироваться к тебе.

— Я не волшебник, Мэтт. Я не могу ничего напитывать, — сказал он, и чуть погодя добавил: — И я не совсем уверен, что ты подразумеваешь под «транслокацией^[45]». Это что-то вроде телепортационного круга?

Мэттью всё больше возбуждался:

— Ещё как можешь! Вот, почему я тебя проверял. Это похоже на Солнечные Мечи. Твой отец не мог пользоваться ими, но ты — можешь. Требуется лишь малая толика эйсара, чтобы привести чары в действие, дальше они всё делают сами. А что касается слова «транслокация», я стал использовать его, чтобы в некотором роде отличать мою новую технику от телепортации. В большинстве отношений это одно и то же, но вместо того, чтобы перемещать меч из одного места в другое, он будет перемещаться из одного измерения в другое. Вообще, меч будет использовать транслокацию далеко не только для этого — когда ты будешь давать ему разные команды, именно транслокация будет использоваться, чтобы перенести к тебе дополнительный материал. Телепортационный круг, или даже перманентный портал, был бы неспособен справиться с этой задачей, но если использовать этот метод…

Грэм замахал руками, отчаянно пытаясь остановить друга, пока тот не утопил его под весом волшебнического жаргона:

— Ты потерял меня на «В большинстве отношений это одно и тоже». Ты сказал «команды»?

— Да.

— Какие команды?

— Я пока с этим не разобрался, но давай мы пока сосредоточимся на татуировке?

— Это ты начал вещать про измерения и порталы, — сурово сказал Грэм.

Мэттью вытащил лист тонкой бумаги. На ней был нанесён странный узор, в который были встроены причудливые символы.

— Это — схема. Вытяни руку, и я перенесу её тебе на кожу.

— А насколько это будет больно? — Грэм всё ещё слегка остерегался, после первого опыта лечения от рук близнецов.

— Ни насколько, — мгновенно сказал Мэттью. — Больно будет, когда я превращу её в настоящую татуировку. Это — просто чтобы у меня были направляющие у тебя на коже.

— Какое облегчение, — сухо сказал Грэм. — Обещаешь, что её будет не видно?

— Определённо, — заверил его друг. — Вот, для чего нужны вот эти символы. — Он указал на край узора. Затем он перевернул лист бумаги, приложив его к руке Грэма.

— Разве она не получится задом-наперёд?

Мэттью вздохнул:

— Ну Грэм. Я же не дебил. Я уже инвертировал узор, поэтому у него будет правильная ориентация. — Затем он сжал губы, а его лицо приняло задумчивое выражение.

— Что?

— Я просто подумал о том, как забавно было бы, если бы я действительно сделал её шиворот-навыворот.

— А что бы случилось?

— Когда ты попытался бы использовать её в первый раз, тебя бы транслоцировало в нуль-измерение, где хранится меч, а не наоборот. Ты оказался бы заточён в пустой, безжизненной черноте… скорее всего навсегда.

Грэм начал отстраняться:

— Забудь об этом, я не…

Мэттью рассмеялся:

— Расслабься, я пошутил.

Он с подозрением уставился на друга:

— А что случилось бы на самом деле?

Молодой волшебник пожал плечами:

— Ненаю. Вероятно, она просто не сработала бы.

— Но ты уверен, что она сработает, и что она правильно сориентирована. Верно?

— Определённо, — сказал Мэттью, и его светло-карие волосы упали, почти закрывая ему глаза. — Я сам её проверил. — Снова разгладив бумагу, он пробормотал несколько слов, и Грэм ощутил покалывание на коже своего правого предплечья. Когда Мэттью убрал лист, Грэм увидел, что тот теперь был чист, и что символы аккуратно переместились ему на кожу. — А теперь мне нужно сделать её перманентной.

— А как ты собираешься… ай! — Грэм ощутил резкую боль, будто его руку укусил слепень.

Мэттью одарил его мрачным взглядом:

— Знаю, что больно. И это была только одна точка. Я могу делать это быстро, или понемножку.

— Тогда давай быстро, — стоически ответил Грэм.

— Единственный недостаток в том, что если я делаю быстро, будет очень больно, а тебе нельзя будет двигаться.

— Тогда дай мне несколько минут, — сказал Грэм. — Я хочу кое-что попробовать. — Он уселся, и замер, пытаясь воспроизвести чувство, которое он искал во время тренировок. После постоянной практики последних месяцев добиваться этого стало гораздо легче. Пустота окутала его почти сразу же, как только он начал её искать, и он ощутил, как его «я» растворяется. — Ладно, я готов, — сказал он, но казалось, будто говорил кто-то другой.

Мэттью закрыл глаза, и сосредоточился, после чего руку Грэма объяло огнём. Боль была сильной, и непрекращающейся, и ощущение было таким, будто по его руке чертили узор пылающим угольком. Грэм наблюдал за своей кожей с ощущением отстранённости. Он чувствовал боль, но это ощущение было лишено смысла или срочности.

Процесс завершился через, наверное, минуту или две, а затем Мэттью с любопытством взглянул на друга:

— Чёрт, Грэм, ты даже не дёрнулся.

Грэм моргнул, глядя на него, а затем вернулся его мыслящий разум, который знал слова:

— Было очень больно, — признался он.

— А глядя на тебя, я бы не сказал.

— Это трюк, которому я научился у Сайхана. Мне прямо сейчас проверить?

Мэттью кивнул:

— Секундочку, надо всё подготовить. — Не потрудившись объяснить, он вынул то, что, похоже, являлось всё тем же мечом, который они позаимствовали пару месяцев тому назад. Меч всё ещё был сломан, но он хотя бы больше не был разбит на тысячу кусочков. Мэттью поднял оружие, затем будто коснулся чего-то, и меч исчез.

— Куда он делся?

— Куда-то… ещё, в другое измерение, — сказал волшебник. — Теперь ты сможешь призывать его к себе, и он транслоцируется тебе в руку, где бы ты ни был. Попробуй.

— А что надо делать? — спросил Грэм. Татуировка исчезла с его руки, хотя кожа на месте её нанесения была раздражённой, и кое-где кровоточила. Он почти мог видеть узор татуировки в покрывавших руку красных пятнах.

— Вообрази, что толкаешь энергию в то место, где находится татуировка. Одновременно думай о мече у себя в руке, — проинструктировал Мэттью.

Потребовалось несколько попыток, прежде чем Грэм сумел скоординировать свои мысли и образ меча у себя в голове, но когда он сумел это сделать, меч появился естественным образом, будто всё это время был у него в руке.

— А теперь наоборот, — сказал Мэттью. — Вытяни энергию из татуировки, и вообрази исчезновение меча.

Это было труднее, но в конце концов он сумел. Он попрактиковался, несколько раз призывая меч, всё больше возбуждаясь.

— Это поразительно, Мэтт!

— Ты ещё подожди, пока я не закончу меч, — самодовольно сказал его друг.

— А что именно уже готово?

— Ну, эта часть — и ещё он больше не разбит на тысячи кусочков.

— И всё? Он у тебя уже не первый месяц!

Мэттью пожал плечами:

— На это уходит больше времени, чем я ожидал, но пока что всё работает так, как я надеялся. Мне пришлось сперва разобрать его, а поскольку ты беспокоишься о матери, то первой формой, которую я закончил, стала вот эта.

— Первой формой?

— Сломанный меч, — сказал Мэттью. — Чтобы ты мог заставить его принять прежний вид — вот эту форму.

— У него будут разные формы? Например?

— Следующей будет оригинальная, не сломанная форма, — сказал его друг. — А потом… позволь мне тебя удивить.

Грэм посмотрел на него с нарастающим уважением. Он беспокоился, что его друг может и не суметь совершить обещанное, но теперь он начинал верить. Он также подозревал, что потенциал Мэтта как чародея значительно превышал всё, что кто-либо осознавал.

— Тебя научил этим чарам твой отец?

— Он научил меня всему, что знает, но это — нечто новое… я думаю. Не знаю, что было известно древним, но я полагаю, что это — совершенное новшество. Транслокация очень отличается, и то, что я буду делать с ней, с твоим мечом, ну, я уверен, что никто никогда не делал такого прежде. — В голосе молодого волшебника звучала тихая гордость.

Глава 15

— Ты готов, — сказал Сайхан. Прошло два дня с тех пор, как Грэм получил невидимую татуировку.

Он посмотрел на своего наставника, но поскольку говорить ему не разрешали, то он ждал, молча.

— Давай, — сказал мужчина. — Можешь пока говорить свободно. У тебя будут вопросы.

— Готов к чему, Зайхар?

— Начать нападать — или, по крайней мере, пытаться.

До этого момента Грэм занимался исключительно попытками удержать нужное состояние разума, чтобы обнаруживать атаки и избегать их. Тем не менее, он был слегка разочарован. Он надеялся, что его могут начать учить бою в доспехах, или хотя бы со щитом. Драка на палках в открытом поле едва ли была реалистичным способом научиться тому ремеслу, которое ему однажды понадобится.

Сайхан прочёл недостаток энтузиазма на его лице:

— Чего ты ожидал?

— Когда я начну учиться быть рыцарем?

— А что это значит?

— Ну, знаете, тренировка в броне, с тяжёлым оружием, с тяжёлым копьём. Остальные… они учатся ухаживать за своей бронёй, как нести её вес, как пользоваться щитом. Вы ничего из этого со мной даже не обсуждали, — объяснил Грэм.

— Я не учу тебя быть рыцарем, — сказал Сайхан. — Кое-чему из этого ты научишься позже, а остальному можешьнаучиться у кого угодно. Я учу тебя чему-то гораздо более важному.

Лицо Грэма омрачила фрустрация:

— Чему же?

Сайхан обнажил зубы, дико осклабившись. На лице старого воина это выражение было устрашающим, с полной энтузиазма угрозой:

— Я учу тебя выживать, мальчик — выживать и побеждать. Дрессажу ты можешь научиться у любого кавалериста. Я учу тебя убивать — мечом ли, копьём ли, или голыми руками. Потом сможешь приукрасить это как тебе угодно.

Он упрямо уставился на своего инструктора:

— Я не собираюсь быть убийцей.

— А кем, по-твоему, является рыцарь, мальчик?

Грэм выпрямился, думая о своём отце, вспоминая его и всё то, что о нём рассказывала мать:

— Рыцарь защищает. Он с честью служит своему лорду, и защищает слабых.

— Я собираюсь убить твою сестрёнку, мальчик. Как ты будешь её защищать? — сказал здоровяк со злым блеском во взгляде.

Грэм знал, что ситуация была гипотетической, но прозвучавшие из уст Сайхана, эти слова заставили мурашки пробежать по его спине.

— Я не позволю.

— Нет. Ты отрубишь мою ёбаную башку, или сделаешь ещё что-то столь же перманентное. Сделаешь меньше — и твоя сестра мертва. Ты думаешь как солдат, ты просто хочешь получать приказы и сражаться в составе группы. Или, возможно, хочешь быть командиром, и вести своих людей на славную битву в поле — но я здесь не для того, чтобы учить тебя этой херне.

Ни в войне, ни в битве нет ничего славного. Убивай, или будь убитым. Ты можешь изучать тактику, и научиться быть великим полководцем, но это — здесь, — указал Сайхан себе на голову. — Сначала тебе надо выжить, а это означает понимание того, как сражаться, и как не быть убитым. Вот, чему я тебя учу. Остальному тебе придётся научиться у кого-то ещё.

Грэм нахмурился.

— Начнём сначала, — сказал Сайхан, делая глубокий вдох. — Есть три типа бойцов: сражающиеся телом, сражающиеся разумом, и сражающиеся сердцем.

Большинство людей сражается своими телами. Это — просто часть жизни. Солдаты обучаются повиновению, выживанию. Более умные учатся сражаться своими разумами, планировать битву и вести своих людей к победе. Но некоторые, сумасшедшие, сражаются своими сердцами. Твой отец был из таких.

Они опасны, потому что ради победы готовы на всё, в том числе выбросить свои жизни на ветер просто для того, чтобы вырезать тебе печень. Вот, как твой отец победил меня в тот день — на случай, если ты об этом гадал.

Ощущение было таким, будто на миг весь мир остановился, и Грэм уставился на него.

— Видишь этот порез? — Старый рыцарь провёл по шраму, шедшему поперёк его переносицы и вдоль одной из щёк. — Это твой отец сделал. Я пытался убить Графа, а Дориан встал у меня на пути. Мы сражались на мечах, но он немного мне уступал. Он это знал, и я это знал — но вместо того, чтобы смириться с этим, он принял удар мечом в живот, просто чтобы сломать мой клинок. Этот шрам я получил от его обратного замаха.

— Но он умер годами позже, на Мировой Дороге… — сказал Грэм.

— Ага, в тот день, когда мы сражались, броня спасла его, но он не знал, что так произойдёт. Я видел это в его взгляде. Ему было плевать. Он принял то, что должно было стать смертельным ударом — лишь бы остановить меня. Вот, каким человеком был твой отец.

Сайхан приостановился ненадолго, а затем шагнул ближе, ткнув указательным пальцем Грэму в грудь:

— Но я тебя учу не этому. Ты уже похож на него. Ты был рождён сражаться своим сердцем. Вот, почему ты в тот день едва не покалечил Мастера Грэйсона — потому что у тебя не хватило ума сдаться, когда следовало, и однажды эта хрень тебя погубит. Однажды ты выкинешь свою жизнь на ветер ради того, что считаешь более важным.

— Тогда чему вы меня учите?

— Безымянному пути, мальчик, — проворчал Сайхан. — Я учу тебя быть идеальным. Это — мой долг перед твоим отцом. Он показал мне, чего у меня не хватало — теперь я позабочусь о том, чтобы ты был настолько хорош, чтобы тебе не пришлось разбрасываться своей жизнью ради победы. Если ты погибнешь в бою, то не потому, что не был достаточно хорош, чтобы победить кого-то — даже кого-то вроде меня.

Грэм был ошарашен, но когда его разум обработал слова мужчины, у него в голове возник новый вопрос:

— А чего вам не хватало?

— Сердца, — сказал здоровяк голосом, который был почти слишком низким, чтобы его можно было услышать.

На этом их учёба на тот день завершилась. Оба знали, что после этой дискуссии сосредоточиться не удастся. Грэм обнаружил, что прокручивает этот разговор у себя в голове снова и снова, и той ночью ему трудно было заснуть.

* * *

На следующий день Грэм обедал, когда Мойра обратилась к нему напрямую:

— Ты тоже предвкушаешь Рассвет Зимы?

Это застало его совершенно врасплох. Рассветом Зимы назывался традиционный фестиваль урожая в Уошбруке. В прошлом его праздновали в честь Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды, но теперь он продолжался как празднование окончания летних трудов. Это событие устраивали жители города — с костром, горячим сидром, музыкой и кучей танцев. Это также было одним из самых любимых Грэмом моментов в году.

— Я на самом деле даже не думал об этом, — признался он ей. Алисса внимательно наблюдала за его ответом.

Тут Мэттью присоединился к разговору:

— По крайней мере, в этом году мы достаточно взрослые, чтобы пить. — В прошлом году близнецам ещё не совсем исполнилось шестнадцать.

— А я всё ещё не буду, — проворчал Грэм — его день рождения был через неделю после фестиваля.

— Не волнуйся, — сказал Мэттью. — У тебя есть влиятельные друзья.

Грэм не был уверен, что хотел рисковать, но не желал показывать робость перед Алиссой, поэтому решил промолчать.

— А какой этот ваш фестиваль? — спросила Леди Алисса, в основном направляя этот вопрос Мойре.

Мойра с радостью подхватила эту тему:

— Сложат большой костёр в центре города, перед таверной. Обычно Джо МакДэниел, владелец таверны, установит помост рядом с «Грязной Свиньёй», и музыканты в тот день будут играть допоздна. Люди собираются, чтобы выпить горячего сидра, глинтвейна, и петь вместе. Будут танцы, рассказчики…

— …и сладости! — вставила сидевшая рядом с сестрой Айрин. — Там будут палатки с яблоками в карамели и пирожками.

— Один из старых столяров, Мастер Андэрсон, продаёт игрушки, — добавил Коналл.

Мэттью кивнул:

— Когда-то я это любил больше всего. Он целый год их мастерит, используя обрезки и остатки дерева.

— Это — часть какого-то формального события? — спросила Алисса. — Нам придётся одеваться как на бал, или мы сможем общаться на фестивале с кем угодно?

— О, нет, — сказала Мойра. — Наши родители поддерживают его отдельным. Их обоих вырастили как простолюдинов, и они всегда говорят, что было бы жаль портить фестиваль, смешивая его с каким-то официальным событием. Благодаря этому они могут участвовать в фестивале как и все остальные.

— У нас есть формальный Зимний Бал через две недели после фестиваля, но там совсем не так весело. Он меньше, и мы проводим его здесь, в главном зале, — сказал Грэм, наконец снова заговорив.

— Он что, слишком чопорный? — задумалась Алисса.

Грэм кивнул:

— Те, кто занимает хоть какое-то положение, надевают всё самое лучшее. Герцог Роланд, из Ланкастера, обычно присутствует, и Барон Арундэла и его семья — тоже, но в целом событие гораздо более тихое.

— Ты танцуешь? — спросила она с вызывающим взглядом.

Грэм улыбнулся:

— Танцую. — Леди Роуз об этом позаботилась, да это и не было для него чем-то сложным. Из всех вещей, на обучении его которым как будущего дворянина она настаивала, танцы были приятнее всего. Будучи от природы активным, он считал их весёлым занятием, и, похоже, имел к ним талант. Поэтому фестиваль его радовал больше, чем формальный бал.

На Рассвете Зимы танцы тяготели к крестьянским и народным танцам. Эти обычно были более энергичными и бурными, с быстрыми темпами и сильным тактом. В то время как на балу преобладали придворные танцы, которые, пусть и красивые, имевшие более медленные и неторопливые узоры.

Пока он думал об этом, его разум представил, как Алисса могла бы выглядеть в бальном платье, или каково было бы с ней танцевать. Он осознал, что, возможно, проблема с балом была в его возрасте, и в отсутствии действительно интересовавшей его партнёрши. В прошлом это в основном было для него возможностью потанцевать с более взрослыми женщинами и родственницами.

Тут Мойра вставила слово:

— Чего это у тебя такой вид, Грэм? — Она широко улыбалась, будто думала, что может знать, о чём он грезит.

Прежде чем он успел ответить, внимание собравшихся привлёк звон, и Граф встал со стула. Мордэкай Иллэниэл держал в руке золотой кубок, и оглядывал помещение, ожидая, пока все притихнут.

Когда все замолчали, он произнёс в тишине:

— Как большинство из вас знает, уже несколько лет нашим единственным рыцарем был Сэр Сайхан, но по моему настоянию он наконец решил взять оруженосца. Вообще-то, поразмыслив, он решил взять не одного, а двух оруженосцев!

Это объявление вызвало гул одобрительных голосов в помещении, и те, кто ещё не взял кубки в руки, сделали это.

Граф продолжил:

— Поздравляю Перри Дрэйпера, сына нашего многоопытного капитана стражи, и Роберта Лиси. Вы оба следуете долгой традиции благородной службы, и я надеюсь, что однажды, если будете работать достаточно упорно, вы станете рыцарями. Предлагаю тост!

Поднялись кубки и послышались одобрительные возгласы. Перри и Роберта заставили встать и долго кланяться, в то время как их соседи хлопали их по спинам. Сэр Сайхан встал и, верный своей природе, выдал наверное самую краткую речь в истории подобных речей — но Грэм её не услышал.

Он сидел, уставившись в свою тарелку, потеряв аппетит. Еда была на вкус как пепел. Оглядываясь, он был рад тому, что все смотрели куда-то ещё, ибо люди не поняли бы, увидь они кислое выражение его лица. Совладав со своими эмоциями, он поднёс кубок к губам, и нацепил на лицо фальшивую улыбку.

Остаток трапезы Грэм провёл, умудрившись не опозориться, но всё же уловил на себе несколько взглядов людей с сочувствием на лицах. Все знали о запрете его матери, и хотя он понимал, что они имели добрые намерения, осознание их жалости лишь заставляло его чувствовать себя ещё хуже.

Выходя из зала, он обнаружил ждавшего его Сайхана.

— Сегодня меня не будет, — сказал рыцарь. — Приступим завтра.

Грэм молча кивнул, не будучи уверенным в собственном голосе. Чувствуя себя онемевшим, он отвернулся, направившись к лестнице. Ему хотелось лишь добраться до уединения своей комнаты, сбежать.

«Я знал, что всё к этому шло», — сказал он себе. «Почему я позволяю этому так сильно меня расстраивать?»

Он остановился, едва не затоптав кого-то у себя на пути. Он начал было просить прощения, а затем осознал, на кого именно наткнулся:

— Прости, Айрин.

Младшая дочь Графа подняла на него взгляд. На руках она несла медведицу Мойры, Грэйс.

— Разве ты не думаешь, как это чудесно для Перри? — сказала девочка, не ведая о его внутренних муках.

— Конечно, — механически сказал он. — Я очень рад за него.

— Однажды из него выйдет хороший рыцарь, — продолжила она. — Но я не уверена, был ли Роберт хорошим выбором. Он всегда такой неразумный.

Грэму показалось ироничным услышать, как девятилетняя девочка зовёт кого-то гораздо старше себя «неразумным», но в этом плане она была права. Роберт Лиси был не только добродушным, но и очень склонным к проказам и смешным промахам.

Пытаясь изящно обойти Айрин, Грэм заметил выходившего из зала Перри, но кто действительно привлёк его взгляд, так это Алисса. Она стояла рядом с капитанским сыном, положив ладонь ему на плечо, и оживлённо разговаривая, выходя из зала вместе с ним.

Ревность встрепенулась в его сердце подобно уродливому зверю, преподав Грэму очередной суровый урок о нём самом. На миг ему больше всего захотелось уничтожить Перри Дрэйпера, унизить его. Это мысль была мелочной, и новой для него. Видя её, Грэм поразился собственной мелочности, но всё равно чувствовал её, несмотря на знание того, что это было неправильным.

Тут Алисса подняла глаза, поймав его взгляд, и мимолётно улыбнулась ему, прежде чем вернуть своё внимание новоявленному оруженосцу.

— Прошу прощения, Рэнни, — сказал Грэм непринуждённо щебетавшей девочке. — Мне нужно спешить. — Проскользнув мимо неё, он быстро добрался до своих покоев, не останавливаясь, пока не закрылся в спальне.

Вытащив с полки знакомую книгу, он взял в руку красный камень, прежде чем сесть на кровать. Он долго сидел так, пытаясь изгнать из своего сердца горькую ревность, но в конце концов ему это не удалось. Глядя на рубин, он мог лишь гадать о том, что подумал бы о нём отец. Мать часто говорила ему о доброте его отца, описывая его как человека с безграничной, нежной душой.

«Отец, хотелось бы мне быть как ты». У него сложилось такое ощущение, будто камень запульсировал у него в руке, и по нему растеклась лёгкая теплота. В конце концов Грэм заснул.

Глава 16

На следующий день он обнаружил Чада Грэйсона, ожидавшего его в том месте, где он обычно встречался с Сэром Сайханом. Грэм с любопытством уставился на него, не зная, что сказать.

— Он попросил меня с тобой встретиться, — сказал охотник.

«Новые оруженосцы нуждаются в нём», — подумал Грэм.

— Мне не нужна сиделка, — сказал он поджарому леснику.

— А мне и не плотют за это, — отозвался Чад. — Давай за мной. Коли сумеешь не быть сопляком, я могу тебя чему-нибудь научить.

Мужчина повёл его через поле, добравшись до края лесов.

— Начнём здесь, — внезапно сказал он. — Что ты здесь зришь? — Он указал на сухую траву у границы леса.

— Траву, — сказал Грэм.

— А ещё?

Он посмотрел пристальнее, затем выпрямился:

— Под травой есть немного земли.

— От роду умник такой, да?

Грэм сделал глубокий вдох, заставляя себя расслабиться. Охотник был не виноват в его плохом настроении, или в том, что его наставник бросил его ради своих оруженосцев. С тем же успехом Грэм мог узнать, что Чад пытался ему показать:

— А ты что видишь?

— Тут кроличья нора недалече, — сказал охотник. — Смотри на траву вон там, она объедена. Так они её грызут.

— Это могла быть и овца.

— Не, они щиплют близко к земле… вот так, — Чад продемонстрировал это, выдрав большую часть травы, оставив лишь маленькую часть в дюйме от земли. — К тому же, если глянешь туда, усмотришь кроличий помёт.

Грэм не был лесником, но и совсем незнакомым с диким землями не являлся:

— Помёт может принадлежать и оленю.

— Размер другой, и форма. Олений помёт обычно темнее, и чуть более рассыпанный, ибо падает с большей высоты. И форма более овальная.

После этого охотник повёл его в лес, часто останавливаясь, чтобы привлечь его внимание к важным признакам. Вопреки себе, Грэм был заворожён вещами, которые тот видел в казалось бы невыразительном подлеске. Однако когда день перешёл в вечер, и они начали двигаться обратно, он обнаружил, что у него появился новый вопрос:

— Почему ты мне всё это показываешь?

— Решил дать тебе шанс избежать следующей пантеры, что возжелает тобой откушать, — ответил охотник.

— Это вряд ли случится, — сказал Грэм.

— Ага, это точно, — ответил Чад, — но ещё есть медведи, волки, и люди.

— Люди?

— Вот, чему он просил тебя научить — выслеживать людей.

Хотя это звучало как полезный навык, Грэм такого не ожидал, да и не понимал, зачем показывать ему фекалии животных в лесу, если целью было выслеживать людей:

— Ты мне весь день показывал следы животных…

Охотник сплюнул на землю, затем надавил на неё своим мягким сапогом:

— Видишь след?

Грэм уставился на это место. Оно было влажным, и трава была примята, но уже начала выпрямляться. Там не было ничего, напоминавшего бы след сапога.

— Нет, — признался он.

— Верно, — сказал Чад. — Потому что следа нет, а я нарочно сильно надавил. В реальной жизни видимые следы — редкость, так что сперва надо научиться видеть то, что уже есть. Когда узнаешь, что следует видеть, разница будет бросаться в глаза. Как гигантская книга, но без слов. История являет себя через сотню разных косвенных намёков — ты ищешь того, чего нет.

Грэм нахмурился.

— Сперва научишься видеть следы животных, чтобы не спутать их. Научишься читать землю, замечать перемены в палых листьях, в сгибе травы, и тебе надо знать, сделал ли это олень, или человек. Порой в одном месте точно не найдёшь, но если сможешь узнать звериную тропу, то сможешь разобраться, что к чему.

— Значит, надо научиться выслеживать оленей, чтобы выслеживать людей…

— Надо учиться всему, чтобы хоть что-то выследить — вот, что я толкую.

* * *

На следующий день Сайхан был на месте.

— Спрашивай, — было его единственным словом приветствия.

— Почему охотник?

— Я был занят, а он многому может научить.

— Я не хочу быть охотником, — заявил Грэм.

— Как думаешь, сколько человек он убил во время войны с Гододдином? — внезапно сказал здоровяк.

— Не знаю.

— Многих, — ответил рыцарь. — Больше чем все остальные, не считая самого Графа.

Глаза Грэма расширились:

— Правда?

Ветеран проигнорировал его вопрос, задав вместо этого собственный:

— Как, по-твоему, он это сделал?

— Из лука? — неуверенно сказал Грэм.

Сайхан кивнул:

— Стрелки убили в несколько раз больше людей, чем мечники, и он был среди них главным.

— Но он не учил меня никакой стрельбе из лука.

Старый воин помолчал, затем ответил:

— Научит. Ему надо многому тебя научить, принимай его науку как подарок.

— А тебя учили читать следы?

Здоровяк снова кивнул:

— Да, но мой учитель был не таким искусным. Считай, что тебе повезло.

После этого его учёба с Сайханом снова изменилась. В тот день он отложил тростник, и начал учить голыми руками. Грэм подумал, что это могло указывать на более лёгкий день, но то было совсем не так. В течение дня он заработал некоторое количество интересных ссадин.

Характер их сессий также изменился. Сайхан больше не сохранял полное молчание — он начал проводить демонстрации, сопровождавшиеся короткими объяснениями.

— Ты научился молчанию, — сказал он Грэму, — и это хорошо, ибо молчание — в центре зэн-зэй. Теперь мы начнём учить твоё тело и разум.

Грэм уже понимал достаточно, чтобы удивиться этому утверждению:

— Разве это не будет мешать?

Лицо Сайхана чуть-чуть смягчилось — верный признак того, что он задал хороший вопрос.

— И да, и нет. Тебе придётся упорно трудиться над тем, чтобы сохранить то, чему ты научился, чтобы сохранять внутреннее молчание. Молчание — животное, не думающая часть тебя. Оно понимает мир гораздо лучше, чем твой мыслящий разум, но чтобы сражаться с людьми, ты должен научить своё тело. Сначала я покажу тебе, а потом ты будешь упражняться в увиденном, пока твои мышцы не запомнят это. Затем твой разум должен забыть, и позволить молчанию управлять течением движений.

— Звучит так, будто я иду назад, а потом снова вперёд.

— Именно — а теперь будь внимателен, ты должен научиться четырём основным захватам локтя…

Вся неделя прошла в том же духе. Часы полнились демонстрациями и практикой, бесконечными повторениями — а потом они останавливались. Грэм приходил готовым учиться ещё, но Сайхан мог попросить его лишь снова сесть, или встать, медитируя тишину, пока его тело не исчезало из его восприятия.

Прошла ещё неделя, и его учитель начал приносить с собой разное оружие. В один день это были палицы, или цепы, а в другой это мог быть посох, или двуручный меч. В каждом случае, как только Грэм чувствовал, что начинает к чему-то приноравливаться, Сайхан менял тренировку. Иногда они надевали тяжёлую кольчугу, а в другой раз — только обычную одежду.

Постоянные перемены порой вызывали стресс, но каждый раз, когда Грэм чувствовал фрустрацию, его учитель останавливался, и снова заставлял Грэма медитировать.

В целом это были самые причудливые тренировки, какие Грэм только мог представить.

— Вы не даёте мне ни в чём достигнуть мастерства, — пожаловался он однажды, в один из тех редких моментов, когда его учитель позволил ему говорить свободно.

— Мастерство — иллюзия, которая лишь приведёт тебя к гибели.

— Тогда мне было бы лучше вообще ничему не учиться, — с сарказмом сказал Грэм.

— Я большую часть жизни сражался, и я видел многих «мастеров». Они ничем не отличаются от всех остальных, и они часто гибнут от руки того, кто никогда прежде не держал в руках меч. Мастерство даёт начало уверенности, а уверенность ведёт к самонадеянности. Ты должен научиться достаточно, чтобы быть уверенным с любым оружием и в любом месте или в любое время — но каждый бой должен восприниматься так, будто это первый и последний бой в твоей жизни.

Когда я встретился с твоим отцом, он уже был мастером меча, и его навык владения клинком всегда был выше моего, однако в наших поединках он редко одерживал верх. Знаешь, почему?

Грэм удивился тому, что услышал от этого рыцаря признание хоть в какой-то неполноценности, но он уже достаточно узнал, чтобы «почуять» ответ, хотя не мог его выразить. С минуту он силился найти ответ, прежде чем сказал:

— Из-за меча.

— Да. Он сражался мечом. Его всю жизнь учили сражаться мечом, и он был великолепен. Но в бою дело не просто в мече — нужно учиться сражаться с большим, весь мир — твоё оружие.

Даже лёгкая критика по отношению к отцу его раздражала, но его раздражение смягчалось комплиментом Сайхана. Грэм ни разу не слышал от Сайхана ни в каком контексте слово «вликолепный». Он мог иногда говорить «хорошо», но это случалось очень редко. Обычно похвала старого ветерана принимала форму нейтрального выражения, указывавшего на то, что Грэм мог быть не совсем безнадёжным.

Когда они закончили тренировку на тот день, он подождал, пока они не пошли обратно, и задал новый вопрос:

— Вы с отцом ладили?

Сперва Сайхан не ответил, потратив полминуты на размышления:

— Поначалу — нет.

— Но потом — да?

— Я считал его глупцом, но позже научился его уважать. Прошли годы, прежде чем я понял, почему он мне не нравился.

Они почти достигли донжона, прежде чем он пояснил свою ремарку:

— Он мне не нравился потому, что он всё ещё верил — в хорошее и плохое, в добро… и зло. Я махнул рукой на людей, жил лишь для удовлетворения своей чести, отдав всё в жертву жёсткому кодексу.

— Ты передумал?

Сайхан вздохнул:

— Да, но только в самом конце. Ему пришлось умереть, прежде чем я усвоил урок, которому он учил.

— И ты пытаешься научить ему меня? — спросил Грэм, смутившись ещё пока задавал этот вопрос.

Старый воин засмеялся:

— Ха! Нет, этому я научить не могу, да и тебе не нужно этому учиться. Ты очень похож на него. Я просто пытаюсь сделать из тебя бойца получше.

— Получше его?

— Получше меня, — закончил здоровяк.

Глава 17

Шли недели, и Грэм обнаружил, что полностью погрузился в учёбу. Большую часть времени после полудня он проводил с Сайханом, который заботился о том, чтобы каждая тренировка в чём-то отличалась. Хотя постоянные перемены сперва доставали Грэма, он начал к ним привыкать, радуясь трудности адаптации к новым правилам и ситуациям. Его отношения с Чадом Грэйсоном также изменились.

Он начал проводить некоторые утра с охотником, бродя по землям вокруг Замка Камерон. Он быстро обнаружил, что несмотря на склонность лесничего к выпивке, тот предпочитал вставать рано, очень рано, хотя объяснение у него для этого было весьма интересным.

— Ш-ш-ш, — сказал он Грэму одним утром. — Ты слишком, блядь, громкий.

— Поблизости кто-то есть?

— Не, просто я с похмелья. Почему мне, по-твоему, по нраву охота?

Грэм об этом совсем не думал, поэтому ответил:

— Я просто полагал, что тебе нравится дикая природа. — Голос он опустил почти до шёпота.

— Ну, да, но другая половина — в том, что люди чертовски громкие. Здесь мне приходится мириться лишь со слишком ретивыми певчими птицами. Некоторые из этих ублюдков меня жутко бесят. — Он примолк, когда тишину нарушил жаворонок, будто подкрепляя его аргумент. Чад поморщился.

Грэм обнаружил, что с трудом подавляет смех.

— Думаешь, я шучу? Я абсолютно, блядь, серьёзно, малец, — с невозмутимым выражением лица сказал охотник. — Одно только радует — когда я совсем взбешён, я могу что-нибудь убить. В замке, если я рассержусь и убью кого-то, меня закуют в кандалы. А если я тут что-то убью, то могу принести это обратно, и повар мне ещё и выдаст ёбаную медаль.

Грэм сдался, и начал сдавленно смеяться.

— Прекрати, малец! — сказал охотник, и сам засмеялся. — Ты меня смешишь, а у меня от этого башка раскалывается.

* * *

Наступил фестиваль Рассвета Зимы, но впервые на своей памяти Грэм не особо его предвкушал. Праздник мешал. Ему уже начали нравиться его тренировки, и приготовления к фестивалю нарушили их за несколько дней до начала праздника, и скорее всего не позволят Грэму учиться ещё несколько дней после его окончания.

Он надел одни из самых лучших своих вещей — изысканный синий дублет с подходящей парой рейтуз, и мягкие чёрные сапоги. Недостатка в хорошем гардеробе он никогда не испытывал. Пояс его был украшен серебряными накладками и сочетавшимися с ними чёрными ножнами для его праздничного ножа. Единственным его украшением была серебряная цепь, сочетавшаяся с синевой его дублета.

— Даже мама была бы довольна, — заметил он вслух, думая о том, как она бы вокруг него суетилась, будь она здесь.

Брошенный в зеркало взгляд показал ему, что волосы у него были несколько растрёпаны, но ему было совершенно плевать на моду, согласно которой волосы надо было смазать маслом. Он предпочитал держать волосы свободными, а не в как мокро выглядящие локоны.

«Да мне и некого впечатлять», — подумал он.

Алиссу он в последнее время почти не видел кроме как во время трапез. Он замечал её раз или два гуляющей с Перри Дрэйпером. Каждый раз она ловила его взгляд, улыбаясь, и будто пытаясь общаться с ним одними лишь глазами — но затем она возвращала своё внимание обратно к Перри, а Грэм оставался гадать, не почудилось ли ему всё это.

Грэм вышел в Уошбрук в начале второй половины дня, и попробовал продававшиеся там сладости. Гуляя, он встретил Мэттью, и вскоре они вдвоём добрались до помоста рядом с «Грязной Свиньёй». В воздухе уже плыла музыка, но они были здесь ради рассказчиков. Некоторые из самых лучших в округе из них были здесь, плетя кружево историй и забавляя очарованные толпы.

Двое друзей всегда в первую очередь искали рассказчиков, по крайней мере с тех пор, как выросли достаточно, чтобы им позволяли ходить одним. Рассказы варьировались от самых старых, пересказывавших легендарные события и похождения героев прошлого, до более недавних, вроде рассказов о Графе, или о Дориане Торнбере.

Наверное, именно поэтому Мордэкай Иллэниэл редко появлялся на фестивале, пока на передний план не выходили вечерние музыка и танцы. Некоторые из рассказов его смущали, другие — заставляли грустить, а время от времени и просто бесили. Грэму и своим собственным детям он неоднократно советовал не верить большей части того, что они слышали.

Тем не менее, никто из молодых людей не мог устоять перед такой достопримечательностью. Был год, когда приехал знаменитый рассказчик из столицы, и Мойра заворожённо слушала рассказ о её тёзке, Мойре Сэнтир, во времена войны с Балинтором. Тот факт, что рассказ был о её истинной матери, делал эту историю особо интересной для неё.

В этом году большая часть рассказчиков была из местных, жителей Ланкастера или Уошбрука, и многие из их историй парни уже неоднократно слышали. Но они всё равно слушали, снова наслаждаясь ими, и запоминая подробности.

С наступлением вечера музыканты начали собираться у помоста, и вместо того, чтобы соперничать в разных уголках поселения, как было в течение дня, они выступать по очереди, играя как старые песни, так и новые. Зажгли костёр, и Джо МакДэниел начал продавать выпивку тем, кто сидел на скамьях и за столами, установленными рядом с его таверной.

Область вокруг костра расчистили, и музыка зазвучала громче, когда люди начали танцевать. Сперва выходили лишь самые уверенные танцоры, но по мере того, как выпивка текла рекой, всё больше и больше людей присоединялось к веселью. Когда достаточно людей было на ногах, начали созывать на «Данни Дровер», популярную песню, сопровождавшуюся традиционным танцем.

Мужчины и женщины выстроились в два ряда друг напротив друга, и вскоре воздух наполнился звуком топота ног, когда они начали топать в ритм песне. Даже Мэттью, не особо любивший танцы, присоединился на этот раз.

Когда танец закончился, музыка изменилась — кто-то попросил джигу. Некоторые из танцоров уселись обратно, оставив помост для тех, у кого хватало энергии и навыка для быстрых и сложных танцев. Большинство из этих людей были молодыми, но некоторые, вроде самого Джо МакДэниела, были из числа более старых, подвижных ветеранов.

Взгляд Грэма шарил по толпе, надеясь найти одну из хорошо танцевавших деревенских девушек. Дэ́йзи Уэ́ллхам он бы выбрал в первую очередь, ибо у неё были быстрые ноги и хорошее чувство ритма — однако кое-кто другой нашёл его раньше, чем он её заметил.

— Вот ты где, — послышался у него за спиной голос Алиссы.

— Ну и тебе не хворать, — сказал Грэм, одарив ей улыбкой. Он был в хорошем настроении, являвшемся естественным результатом танцев, в которых он уже успел поучаствовать.

— Помнится, ты говорил, что танцуешь, — сказала она с вызывающим блеском во взгляде.

— Говорил, и танцую, — уверенно ответил он. — Я как раз искал способную партнёршу. — Он снова позволил своему взгляду оставить её, ища в толпе Дэйзи.

Алисса прищурилась:

— Что же вы так мной пренебрегаете, Мастер Торнбер?

Он широко улыбнулся, показав больше зубов, чем обычно. Это было его место, и когда дело доходило до танцев, он не чувствовал ни капли своей обычной робости:

— Прошу простить, Леди Алисса, — чопорно отозвался он, поскольку она обратилась к нему так же. — Я не желал вас оскорбить, но играют сейчас «Джигу Ролли». Чтобы танцевать было интересно, партнёрша моя должна быть очень способной.

Она выгнула бровь:

— Возможно, я могла бы предложить себя на эту роль…

Он рассмеялся, наслаждаясь выражением соперничества на её лице. Он уже понял, что она хотела танцевать, но не мог удержаться от того, чтобы ещё немного её уколоть:

— Это — не вальс и не придворная павана. Я не хотел бы заставлять делать то, на что ты не способна. — Пока он это говорил, его глаза светились весельем.

— Я принимаю вызов, Грэм, и втройне расплачусь с тобой за твою неучтивость, — отозвалась она, беря его за руку. В её голосе звучала улыбка.

Прижав её ближе, он влился в ритм, и закружил её прежде, чем эти слова успели сорваться с её губ. Однако она не стала колебаться, её ноги двигались в ритме с его собственными, и вскоре они рассекали по площадке, следуя резким траекториям, танцуя и шагая в такт музыке. Её голова наклонилась, любуясь им, пока они танцевали, и он отвечал ей взаимным взглядом.

Грэм быстро выяснил, что его партнёрша была отнюдь не новичком, когда речь заходила о музыке и движении. Вскоре джига закончилась, и за ней последовал стратспей, но Алисса не испытывала никаких трудностей. Она текла и плыла вместе с песней подобно лунному свету на поверхности ручья. Когда танец снова привёл её в его объятия, она прошептала ему на ухо:

— Ты поплатишься за свои слова.

От её дыхания по его спине пробежала дрожь, но ритма он не потерял. Когда выдалась следующая возможность, он ответил похожим образом:

— Буду рад, если попытаешься.

Они танцевали в течение часа, не замечая завистливых взглядов из толпы. Воздух вокруг них теплел по мере того, как их тела наполнялись жаром от постоянного бурного движения, но ни один из них не просил отдохнуть или прекратить танцевать.

Среди музыкантов была традиция играть до тех пор, пока все не сдадутся, не в силах угнаться за быстрыми кадрилями. Пары танцевали до тех пор, пока больше не могли продолжать, а когда все садились, музыканты смягчались, и переходили к более медленной мелодии, позволяя вернуться более умеренным танцорам.

После того, как миновал первый час, Грэм и Алисса всё ещё танцевали. Большинство других пар признали поражение, но эти двое отказывались сдаваться. Роберт Лиси и Дэйзи были последними из оставшихся, но даже они начали слабеть, движения их ног начали замедляться. В конце концов они оставили помост.

— Похоже, что мы победили наших врагов, — сказал Грэм, когда они снова оказались близко друг к другу.

Алисса поймала его взгляд своими тлеющими глазами:

— У меня ещё остался один противник. — Она пылала жаром подобно печке, а лицо её покраснело. Оба они не были взмокшими — они вообще промокли до нитки, обильно потея, несмотря на прохладный воздух начала осени.

Что-то в её голосе зажгло в нём пламя, новый огонь, с которым он никогда прежде не сталкивался. От её запаха у него заныло внутри, и Грэм понял, что хотел её отнюдь не невинным образом. Тяжело дыша, он продолжал танцевать, зная, что как только он остановится, она скорее всего уйдёт.

— Тогда мне придётся танцевать, пока ты не станешь умолять меня остановиться, — ответил он.

Шли минуты, и толпа стала хлопать, поддерживая ритм, когда музыканты сдавались один за другим из-за боли в натруженных пальцах. Они уступили лишь после того, как перестал играть последний музыкант, и Джо МакДэниел вышел вперёд.

— Да благоразумия ради, хватит уже! — крикнул Джо, выходя с двумя большими кружками. — Вы своё уже доказали! — Толпа засмеялась и возрадовалась, позволив хлопанью закончиться, в то время как Грэм закружил Алиссу в последний раз, и поймал её в объятия.

Задыхаясь, она уткнулась лицом ему в шею, пока он нёс её к скамейкам, где ждали Мэттью и Мойра, наблюдавшие за ними с открытым восторгом. Джо пошёл следом за ними, неся кружки, и порадовав толпу, когда объявил, что каждый получит бесплатную кружку в качестве приза за их танец.

Алисса была тяжелее, чем он ожидал, что было результатом атлетичной мускулатуры её стройного тела. Она ощущалась горячей в его руках, но он продолжал прижимать её к себе, отказываясь её отпускать, пока не добрался до скамей. Шагая, он чувствовал её губы на своей шее, мягкие и тёплые, и не мог быть уверен, оказались ли они там случайно, или намеренно. Его воображение говорило ему, что она целовала его шею, пробуя язычком его солёную кожу. Это наверняка было его воображение.

Острое ощущение её зубов на его коже прекратило этот внутренний спор.

Будучи моложе шестнадцати, Грэм почти не имел опыта с женщинами, хотя уже смирился с юными порывами, сопровождавшими зрелость. У него и раньше бывали недолгие моменты ощущения страсти, когда он смотрел на кое-кого из молодых женщин в городе, и он более чем единожды видел ответные чувства — но никогда не думал о том, чтобы им поддаваться. Он был воспитан не злоупотреблять женщинами, которые были в более низком положении — а именно это и случилось бы, реши он трахнуться с одной из них. Грэм хорошо знал, что жениться он мог лишь на женщине надлежащего сословия, и что заигрывать с остальными будет жестоко, и может вылиться в появление у него бастардов.

Но Алисса не была простолюдинкой, и она полностью осознавала его обстоятельства, и свои собственные.

Похоть поднялась в нём подобно неистовому зверю — заслонившая собой все иные его мысли сила, которая была мощнее всего, что он когда-либо воображал. Он мягко опустил Алиссу на её место руками, которые едва удерживались от того, чтобы сделать нечто большее, в то время как его взгляд бродил по местам, которых он не осмеливался касаться руками. Она ответила на его взгляд с такой алчностью, что был бы скандал, если бы кто-то этот взгляд увидел, и язык Алиссы коротко вынырнул наружу, смочив её губы.

Это почти заставило потерять голову. Он стоял, наклонившись близко к ней, ещё не успев выпрямиться, и на миг он ощутил неотложное желание поцеловать её. Прижать её спину к столу, и…

— …Грэм! — снова сказал Мэттью. — Ты что, оглох?

Он бросил на друга взгляд, совмещавший в себе вину и раздражение:

— Прости, что?

Мэттью поднял кружки, которые передал ему Джо МакДэниел:

— Забирай, не буду же я их вечно держать.

Мойра покосилась на брата, прежде чем закатить глаза, поражаясь отсутствию у него наблюдательности.

— Вы двое были просто потрясающе выступили! — сказала она, чтобы вернуть атмосферу к нормальной.

Грэм кивнув, а Алисса ответила:

— Спасибо.

Взяв у Мэттью тяжёлую кружку, он поднял её, и начал вливать себе в горло, будто прохладный эль мог утолить всю глубину его жажды. Но взгляд его не отрывался от Алиссы. Она прихлёбывала из своей собственной кружки, уже начав болтать, но её взгляд часто возвращался к нему. В конце концов она перевела разговор в его сторону..

— Наслаждаетесь фестивалем, милорд? — спросила она у Грэма, дразня его.

— Сомневаюсь, что когда-либо бывал на праздниках лучше этого, — отозвался он.

Тут подошёл Роберт Лиси, с улыбкой их поздравляя:

— Я думал, что у меня сердце вырвется из груди! — объявил он. — Не знаю, как вы сумели танцевать так долго!

Дэйзи всё ещё была рядом с ним, имея дружелюбный вид, но выражение её лица скрывало лёгкую ревность. Она ни за что не ожидала потерять своего лучшего партнёра по танцам, или уступить новенькой.

— Хорошо танцуете, Леди Алисса. Трудно поверить в то, что вам хватило на это сил.

— Благодарю. Частично я этим обязана силе и пылкости моего партнёра… — ответила она, одарив Грэма очень откровенным взглядом, — …но женщины из моей семьи вообще известны своей выносливостью.

Щёки Дэйзи покрылись румянцем в ответ на такой едва прикрытый посыл, но Роберт засмеялся. К нему подошёл Перри, слегка покачивавшийся. Он слишком много выпил, наблюдая за их танцем.

— Возможно, леди доставит мне удовольствие танца — теперь, когда темп музыки сменился более медленным, лучше подходящим для нас, простых смертных, — сказал капитанский сын.

Он пытался говорить обаятельно, но его слова прозвучали слегка обидчиво.

— Я едва ли успела отдохнуть, но полагаю, что смогу это сделать, — отозвалась Алисса. Она протянула руку, и позволила ему поднять себя на ноги.

Грэм метал в него кинжалы своим взглядом, но промолчал, а потом и Мойра вмешалась, чтобы его отвлечь:

— Я и сама была бы не против сделать короткую вылазку на поле танцевальной битвы, — пожаловалась она, прежде чем кашлянуть, чтобы привлечь его внимание.

Он понял намёк, и повёл её танцевать. Музыка играла медленная, величавая павана, и хотя Мойра была отличной танцовщицей, его внимание не отрывалось от Алиссы, кружившейся и танцевавшей с Перри.

— Не думаю, что тебе есть, о чём волноваться, — подбодрила его Мойра.

— Что ты имеешь ввиду?

Она одарила его осведомлённой улыбкой:

— Я сперва подумала, что ей нравится Перри, но за тобой она наблюдала с самого первого дня. Даже когда он водил её погулять, она всё время оглядывалась, пытаясь заметить тебя.

— Он водил её гулять?

Мойра кивнула:

— Он ухаживает за ней с тех пор, как она сюда прибыла, и до сегодняшнего дня ты не показывал никаких признаков интереса.

Мойра была ему почти сестрой, поэтому он не стал утруждать себя отрицанием своих чувств, спросив вместо этого:

— Если он ухаживал за ней так долго, то, судя по твоим словам, беспокоиться мне таки следует.

Она покачала головой:

— Если бы твоя мать увидела взгляд, которым Алисса одарила тебя, когда вы только что садились, то она заточила бы её в темницу.

— У нас нет темницы.

— Леди Роуз приказала бы построить её, специально для Алиссы, — чопорно сказала Мойра.

Он засмеялся, ощутив вызванную элем лёгкость в голове. Танец подходил к концу, и он отпустил её руки.

— Посмотрим, смогу ли я дать матери какой-нибудь весомый повод для волнения.

Мойра подмигнула ему, садясь обратно на скамьи, а Грэм коснулся плеча Перри:

— Не против, если следующий танец будет за мной? — спросил он.

Алисса улыбнулась ему, но Перри был менее чем доволен:

— Ты и так порядком потанцевал с ней, уступи очередь другим, — слегка невнятно ответил он.

— Думаю, леди сама может решить, — сказал Грэм с ноткой угрозы в голосе.

Перри отпустил её, протрезвев от наплыва адреналина. Он повернулся к Грэму, и его лицо начало багроветь:

— Ты что, пытаешься испытать меня на прочность, красавчик?

В груди Грэма взвился красный демон, наполняя его яростью, но прежде чем он смог ответить, Перри споткнулся. Сын капитана шагнул назад, пытаясь сохранить равновесие, но Алисса поймала его за руку. Хотя она и попыталась помочь ему, он совершенно потерял над собой контроль, и упал. К сожалению, он повернулся при падении, и вместо того, чтобы шлёпнуться на пятую точку, Перри неуклюже приземлился на плечо. Его плечо издало ясно слышимый щелчок, выйдя из суставной ямки, и молодой человек заорал от боли.

Грэм наблюдал за его падением, сначала с весельем, а потом — с озадаченностью. Хотя большинству наблюдателей могло показаться, что Перри просто споткнулся по пьяни, Грэм видел, что это было не так. Перри поднял стопу, собираясь шагнуть вперёд, когда Алисса коснулась подошвы его сапога кончиком своей стопы, заставив его подумать, что он на что-то наступил. Когда он споткнулся, её «помощь» не только обеспечила ему потерю равновесия, но и повернула его руку в позицию, из-за которой он вывихнул себе плечо.

Но никто другой, похоже, не осознал этой истины, включая самого Перри.

— Кто-нибудь, помогите ему, — позвала Алисса, ища помощи у нескольких мужчин из толпы. — Думаю, он слишком перебрал с выпивкой, — подала она мысль. Роберт Лиси организовал их, и вскоре они вели бедолагу Перри домой.

После их ухода она посмотрела на Грэма:

— Ты вроде бы хотел ещё потанцевать?

— Думаю, что хотел, — сказал Грэм, отвешивая ей короткий поклон. Взяв её за одну руку, вторую он положил ей на талию, начав вести её в элегантном вальсе.

— Я видел, что ты сделала, — тихо сказал он.

— Правда?

— Правда.

— И что ты подумал?

— Очень впечатляет, — сказал он, изучая её лицо. Там была уверенность, соседствовавшая с чем-тоещё… с желанием.

— Я могу быть очень прямой, когда что-то решаю, — сказала она ему, — и ситуация всё равно вот-вот отбилась бы от рук. Думаю, такой исход был лучше для всех.

— И ты решила, что очень хотела потанцевать? — подал Грэм мысль, притягивая Алиссу к себе, и опуская свою ладонь вниз дальше, чем, строго говоря, позволялось приличиями.

— Возможно, — ответила она, смещая свою руку у него на плече поближе, чтобы погладить пальцами его шею.

Глава 18

Грэм лежал той ночью без сна, уставившись в потолок своей комнаты. Несмотря на ранний подъём и долгий день, он не мог заснуть. Он танцевал до тех пор, пока его ноги не превратились в студень. Настолько долго, что он был уверен, что будет спать без задних ног, однако он не смог расслабиться после того, как лёг. Его разум полнился образами женщины, с которой он танцевал весь вечер.

Он начинал засыпать, а потом вспоминал её запах, мимолётный образ её волос или тлеющих огней её глаз. Эти мысли настолько всепроникающими, что он начал думать о том, чтобы совсем встать. Очевидно было, что поспать ему не удастся.

Стук во внешнюю дверь был таким тихим, что на секунду он подумал, что ему почудилось. Затем стук послышался снова, и он вскочил с кровати. «Быть того не может!» — подумал он, поспешив в переднюю комнату, куда выходила внешняя дверь.

Прежде чем он достиг двери, Грэм вспомнил о своей наготе, и быстро метнулся обратно в свою комнату, чтобы напялить на себя длинную ночную рубашку. Не в силах больше задерживаться, он подбежал обратно к двери, и быстро открыл её.

Она стояла у двери, освещённая лишь магическими шарами, которые в этот час испускали лишь тусклое свечение, дабы люди не спотыкались в темноте. Не сказав ни слова, он отступил в сторону, и впустил её внутрь, не спрашивая её, зачем она оказалась здесь в столь поздний час.

Алисса куталась в длинный плащ, сжимая его у шеи, но как только он закрыл дверь, она скинула его с себя, обняв Грэма. Под плащом она была одета лишь в тонкую ночнушку, исключавшую любые сомнения в её намерениях, какие у него ещё могли оставаться.

Они слились в отчаянном порыве, и следующие несколько минут Грэм не мог думать ни о чём ином кроме её тёплых губ и пылающих рук. Его сердце гулко билось, а тело пылало жаром возбуждения, когда он схватил её за талию, и поднял позволяя ей обвить себя ногами. Не отрываясь от её губ, он отнёс её в свою комнату.

Она отстранилась, задыхаясь, и поглядела ему в глаза, а затем он легко бросил её на кровать, с которой лишь недавно встал. Он приостановился, дивясь своему нахальству, но она не могла ждать. Протянув руки вверх, она вцепилась в воротник его рубашки, и потянула вниз, произнеся лишь одно слово:

— Пожалуйста…

Он уничтожил свою рубашку прежде, чем смог снять её с себя, и ночнушку Алиссы едва не постигла та же участь, однако она решила эту проблему, просто задрав её, и выпростав руки, после чего означенный предмет одежды остался покрывать её тело не больше, чем если бы являлся перевязью.

Грэм впервые в жизни возлёг с женщиной, но его тело знало основы, а когда он споткнулся на миг, её руки указали ему остаток пути, понукая его.

За несколько коротких минут он подобрался к окончанию, в котором столь отчаянно нуждался.

— Постой, Грэм! — настойчиво сказала она. — Остановить, пока нельзя. — Она оттолкнула своими руками его бёдра.

— Во имя всех мёртвых богов, пожалуйста, скажи, что ты не серьёзно, — с болью на лице взмолился он.

Она улыбнулась, явив в лившемся из окна лунном свете свои жемчужные зубы:

— Ты что, так хочешь детей?

— Не особо, — простонал он, — но в данный момент я более чем готов рискнуть.

Алисса приложила палец к его губам:

— Давай, научу. Есть и другие способы. — И она сместилась, скользнув вниз, и совершив то, о чём он никогда прежде не думал. Грэм замер, а потом застонал:

— Если ты будешь так делать… — начал он, надеясь её предостеречь, но она уже знала, что делала.

Миру настал конец, и Грэм родился заново. Придя в себя, он поражённо посмотрел на неё:

— Я и не ожидал, что… откуда ты знаешь…?

— У меня есть сёстры, и женщины в моей семье делятся друг с другом тайнами. Ты в порядке? Ты выглядишь ошеломлённым, — сказала она ему с дразнящей улыбкой.

Он зарычал, и запустил руки ей под ноги, прежде чем поднять её в воздух, заставив её удивлённо взвизгнуть

— Что ты делаешь? — воскликнула она, когда он прижал её спину к стене.

— Выясняю, работает ли это в обратную сторону, — ответил он. Дальше он ориентировался по её вскрикам.

Некоторое неопределённое время спустя они отдыхали, глядя друг на друга в тусклом свете, лившемся из окна.

— Я и не знала, что мужчины такое делают, — сказала она с любопытной ноткой в голосе.

— Было неприятно?

— Нет, — сказала она, качая головой, — отнюдь.

Он улыбнулся, и снова поцеловал её:

— Устала?

— Нет, — ответила она, притягивая его поближе к себе.

— Я тоже.

— Я уже поняла.

* * *

Когда солнце взошло над Замком Камерон, Грэм был совершенно бодр. Парадоксально, он чувствовал себя полным энергии, хотя и не спал ночью.

Когда ночь подходила к концу, и начало приближаться утро, они с Алиссой наконец завершили своё свидание — не потому, что были готовы, а из страха быть обнаруженными. Он вышел, и разведал коридоры, чтобы убедиться, что те были свободны, прежде чем она скрыто вернулась обратно в комнату, в которой ей и полагалось спать.

С тех пор он провёл последний час, дожидаясь рассвета, предвкушая завтрак. Хотя он почти не чувствовал усталости, Грэм с некоторой уверенностью знал, что сможет сожрать всё, что вынесут в качестве первой трапезы в этот день. Перед его мысленным взором появился образ его самого, как повелителя замка, стучащего кулаком по столу: «Тащите мне печёного кабана!»

От этой мысли ему захотелось рассмеяться, а потом он мысленно поправил себя: «Нет, лучше двух печёных кабанов».

В этот момент он осознал, что лыбится как идиот из-за в общем-то не особо смешного воображаемого образа. «Однако я на самом деле улыбаюсь не из-за этого». Он улыбался потому, что знал — скоро он увидит за столом Алиссу.

— Леди Алисса, — подумал он вслух, повторив её имя ещё несколько раз, экспериментируя с произношением. «Я окончательно втюрился».

Час миновал с мучительной неторопливостью, но в конце концов он обнаружил себя снова в обеденном зале, шарящим взглядом по толпе ещё до того, как добрался до своего места. Её ещё не было, но она появилась вскоре после того, как он сел.

Когда она села напротив, он не мог не заметить тёмные круги у неё под глазами, в дополнение к её озорной улыбке. Он задумался, выглядел ли он сам так же хорошо.

— Доброе утро, Грэм, — сказал Мэттью, садясь рядом. — Устал небось?

— Почему!? — ответил он, испуганный зорким наблюдением друга. «Это же не мог быть его магический взор? Нет, невозможно — их настоящие кровати в сотнях миль отсюда».

Алисса захихикала в ответ на его чрезмерную реакцию, а Мэттью странно посмотрел на него, прежде чем объяснить:

— Потому что ты полночи танцевал как сумасшедший?

Мойра подалась вперёд:

— У твоих глаз усталый вид. Ты хорошо спал?

— Урывками, — признался Грэм, пытаясь скрыть своё смущение, — но я чувствую себя хорошо как никогда, хоть это и странно — наверное, мне в жизни не было так хорошо. — Он рискнул бросить взгляд на Алиссу, произнося последние слова.

— Я тоже, — сказала она, присоединяясь к разговору. — Всю ночь металась в кровати, но сегодня почему-то чувствую себя очень хорошо.

Тут подал голос Коналл:

— Что это за запах?

— Я тоже об этом гадал, — добавил Мэттью, — но не хотел поднимать эту тему.

До Грэма стало медленно доходить, но он взял себя в руки, не поддавшись порыву понюхать свою собственную рубашку.

— Я ничего не чую, — сказал он им с притворным отсутствием интереса.

— Может, это что-то из кухни, — подала мысль Алисса.

— Нет, разве что они подают кислое молоко, — объявил Коналл.

Мэттью наклонился поближе к своему другу:

— По-моему, это от тебя, Грэм.

Мойра неодобрительно зыркнула на своего брата:

— У тебя манеры как у козла! Нельзя говорить людям, если ты так думаешь.

Мэттью пожал плечами:

— Да это мелочь. Он прошлой ночью сильно потел. Немного воды — и всё будет путём. Да и запах не плохой… почти приятный, на самом деле.

Алисса на миг подавилась.

— Если тебе нравится запах собачьей блевотины, — подал голос Коналл.

— Коналл! — Это была Мойра, взъярившись уже на своего младшего брата.

Не желая привлекать к себе ещё больше внимания, Грэм поднял свою тарелку, и прикончил её содержимое. Он хотел ещё, но это могло подождать.

— Пойду помоюсь. — Алисса одарила его мягкой улыбкой, когда он уходил.

* * *

Тщательно вымывшись, он вернулся в свою комнату. Он подумал было поискать Мастера Грэйсона, но затем вспомнил, что прошлым вечером охотник основательно нализался. Он вряд ли захочет куда-то пойти. Вообще, по ходу утра Грэм осознал, что и сам начал страдать от недосыпа.

Ему определённо следовало вздремнуть.

В своей комнате он обнаружил ждавшую его Алиссу.

Шокированный, поражённый, и приятно удивлённый, он сумел ничего из этого не высказать, позволив своим рукам и губам говорить вместо себя.

— Ты разве не устал? — Собственные глаза Алиссы были утомлёнными, но в них уже разгоралось новое пламя.

— Устал. Хочешь со мной вздремнуть?

Несколько неистовых минут позже она сделала наблюдение:

— Не похоже, чтобы ты дремал.

Прошёл час, прежде чем они оба успокоились достаточно, чтобы наконец отдохнуть, а потом он услышал обеденный колокол. Он отчаянно хотел поспать, но в этот момент ещё больше нуждался в еде. На завтрак он съел только полмиски каши. Сев, Грэм начал натягивать на себя одежду.

— Поверить не могу, что ты собираешься встать. — С её стороны, Алисса была весьма рада зарыться поглубже в подушки.

Он сел, какое-то время глядя в пространство, пытаясь сформулировать мысль.

— Я могу умереть от голода. Я не ел с середины вчерашнего дня.

— Ты съел кашу этим утром.

Грэм засмеялся:

— Этого мне не хватило больше, чем на полчаса. К тому же, если мы оба пропустим трапезу, то кто-то может что-нибудь заподозрить.

— Принесёшь мне что-нибудь?

— Я попробую стянуть для тебя сосиску.

Она ахнула, одарив его притворно встревоженным взглядом:

— Пожалуйста, Мастер Торнбер, сжальтесь над несчастной девушкой!

Уходя, он зловеще смеялся.

* * *

У Мойры были к нему вопросы, когда он сел за стол:

— Ты видел Алиссу?

В его голове промелькнула дюжина разных вещей, пока он думал над ответом. Важнее всего было то, что если Мойра решит заняться поисками всерьёз, её магическое зрение за несколько минут обнаружит, где именно находится Алисса. Он уже несколько раз видел, как она и её брат проделывали примерно то же самое. Его разум попытался создать правдоподобную ложь, но в конце концов он сдался:

— Я видел её за завтраком.

Она кивнула:

— Я думала, что потом она меня найдёт, но она пошла помыться, а потом исчезла.

— А меня ты почему спрашиваешь?

— Ну, мне кажется, что вы теперь стали гораздо ближе друг к другу, — сказала Мойра, одарив его озорной улыбкой.

Он чувствовал, как кровь стала приливать к его лицу.

— К тому же, я обыскала замок своим магическим взором, и не смогла её найти, — продолжила она.

Тут Мэттью вмешался:

— Значит, ты думаешь, что она прячется в комнате Грэма!? А ещё сама орёшь на меня, обвиняя в дурных манерах!

«Мне конец», — с гулко бившимся сердцем подумал Грэм. Он уставился на них дико расширившимися глазами, переводя взгляд с него на неё, и обратно.

— Я этого не говорила! — возразила Мойра, зыркнув на брата, — но ты — сказал, только что, идиот!

— А почему вы думали, что она там? — спросила Айрин.

— Леди Роуз попросила Отца установить завесы приватности, — объяснил её старший брат.

Айрин всё ещё была в замешательстве:

— А что это? — спросила она. Грэм гадал о том же самом, но в тот момент боялся что-то спрашивать.

— Это слабый щит, перекрывающий магический взор — как те, что есть во дворце в Албамарле. Бабушка Грэма имеет такой щит и вокруг её покоев тоже. Это — единственные два места, которые мы не можем видеть… ну, если только не разобьём завесы, но тогда Папа будет очень сердиться, — сказал Мэттью. — Увидишь, что я имею ввиду, когда у тебя однажды пробудится магический взор.

— О, — сказала Айрин.

Грэм внимательно прислушивался к новой информации. Мать ничего не говорила ему о том, что у них есть завесы приватности — хотя до событий предыдущего вечера его это бы и не волновало.

— Она, наверное, поехала прокатиться, — подал мысль Мэттью.

— Ага, — согласилась Мойра, — но могла бы меня попросить. Я бы поехала с ней.

Опустив голову, Грэм сосредоточился на еде. Он всё ещё умирал от голода, и лучшим, что приходило ему в голову, было вообще не участвовать в этом разговоре. По его виску пробежала капелька пота, и он надеялся, что никто не спросит его, почему он вспотел. «Если они спросят, я скажу им, что здесь жарко», — повторял он про себя. Он был ужасным лжецом, но подумал, что если постарается, то справится с простой ложью, если уже будет иметь ответ наготове.

К счастью, они не спросили.

* * *

— Я могу взять выходной?

Сайхан одарил его ничего не выражающим взглядом, прежде чем в конце концов ответить:

— Зачем?

Грэм успел ненадолго вернуться в свою комнату, но потом вспомнил, что должен был встретиться с учителем. Он сказал Алиссе, что попытается выпросить выходной, а потом вернулся на встречу с Сайханом.

— Я не спал почти полтора дня. Я полудохлый. — Ему было легко быть честным воином, поскольку тот никогда не задавал вопросов, не относящихся к текущему состоянию дел.

— Значит, это будет хорошей возможностью, — со злым выражением лица сказал здоровяк. — Ты сегодня научишься двум вещам.

Его ученик не стал спрашивать. Грэм знал, что его наставник объяснит, если сочтёт это нужным.

В этот раз он счёл:

— Первая — что бой никогда не приходит тогда, когда ты готов, а вторая — что пренебрежение уходом за собственным телом всегда является плохим решением.

К тому времени, как Грэм вернулся в замок тем вечером, его тело ныло от головы до пяток. Они дрались голыми руками — он подозревал, что его учитель выбрал это исключительно потому, что это позволяло ему точнее контролировать то, как и где он оставлял своему несчастному ученику синяки.

Когда он вернулся, Алиссы в его комнате не было, поэтому он не увидел её, пока не пошёл на ужин в главный зал. Выражение разочарования, которое он увидел на её лице, сказало ему, что она не была рада его неспособности вернуться — но, конечно же, открыто говорить об этом за столом они не могли. Её лицо переменилось, когда она увидела, в каком он был состоянии.

Его ноги дрожали, пока он осторожно опускался на своё место, и вздрогнул, когда обнаружил новый синяк.

— Ты в порядке? — с некоторой озабоченностью спросила Алисса.

— Я упал после обеда.

Мэттью уставился на него:

— Ты что, подрался с кем-то?

— Я просто упал, вот и всё, — упрямо сказал Грэм, отказываясь смотреть на своего друга.

Мэттью наклонился к нему, прошептав:

— Я вижу твои синяки — включая те, что скрыты твоей одеждой. И моя сестра тоже видит. Кто это сделал?

— Это же был Перри, так ведь, — гневно сказала Мойра, наклоняясь через стол и понизив голос. — Это нечестно. Он упражняется каждый день, а теперь третирует тебя просто потому, что ему нравится так же девушка что…

— Говорю же: я упал! Оставьте меня в покое, — громко проворчал Грэм. Затем он понизил голос, заметив любопытные взгляды сидевших далее вдоль стола взрослых. — Никто меня не третирует.

— Мы не можем помочь тебе, если ты не будешь с нами говорить, — с увлажнившимися глазами сказала Мойра.

Алисса боялась, что Мойра может закатить сцену, поэтому вмешалась:

— Оставь его в покое. Он мужчина. Если захочет нашей помощи — скажет.

Мэттью хлопнул его по плечу, послав по его телу ещё одну острую волну боли:

— Просто скажи слово, и я заставлю их дорого заплатить.

— Я не хочу твоей защиты, и не нуждаюсь в ней! — Грэм разозлился, хотя и чувствовал некоторую гордость в том, что только что сказала Алисса.

После этого за столом воцарилась тишина, за что Грэм был очень благодарен. Поев, он вернулся в свою комнату, без промедления найдя кровать. Он спал как убитый, упав в незапятнанную снами черноту.

Он проснулся несколько часов спустя, одновременно сбитый с толку и удивлённый. Рядом с ним пристроилось тёплое тело, и он ощутил, как Алисса провела ладонью по его груди.

— Как?

— Ты оставил дверь незапертой.

Он взял локон её волос, и провёл его по своим губам, наслаждаясь запахом:

— Похоже, то было мудрым решением.

— Тебе нужно больше отдыхать.

— Сколько времени?

— Полночь. Я подождала, пока не убедилась, что близнецы наверняка ушли домой, прежде чем прокрасться сюда, — объяснила она.

— Значит, я отдохнул достаточно.

Она не стала возражать, поскольку он ясно дал понять, что именно он имел ввиду. Дальше они не спали.

Глава 19

Следующие две недели были самыми счастливыми в его жизни, и Грэм приноровился к новому распорядку. Большинство утренних часов он проводил с Чадом, учась следопытству, или упражняясь в стрельбе из лука, вторую половину дня проводил с Сайханом, и засыпал сразу же после ужина.

Ночи его принадлежали Алиссе.

Она ждала, пока большинство не отходило ко сну, прежде чем тихо прошмыгнуть к его двери, двигаясь подобно призраку. Он заботился о том, чтобы дверь никогда не была заперта, и как только она была внутри, следующие пять часов принадлежали только им одним — тихий рай тьмы и мягких поцелуев.

До формального Зимнего Бала оставалось лишь несколько дней. Леди Алисса нехотя поднималась с кровати, чтобы одеться, а он оценивающе наблюдал за ней. Она стала приносить с собой простое платье, чтобы не казаться такой подозрительной, если всё же встретит кого-то в коридоре, возвращаясь. В его платяном шкафу она хранила ещё одно.

Алисса посмотрела на Грэма с любопытным выражением на лице:

— Как думаешь, насколько далеко позволяет видеть особое зрение волшебника?

— Волнуешься, что один из близнецов может проснуться раньше, чем ты успеешь пробраться обратно по утру? — спросил Грэм.

— Нет, я слушала, когда они сказали тебе об особых завесах приватности твоей матери. К тому же, они на самом деле спят далеко отсюда. Так ведь?

Он поднялся с кровати на локтях:

— Откуда ты знаешь?

— Мойра упоминала об этом однажды, — ответила она. — К тому времени я уже заметила, что якобы принадлежащие им покои кажутся весьма застоявшимися и необжитыми.

Это его удивило. Иллэниэлы были чрезмерно осторожны с распространением этой информации. До финальной битвы Графа с Мал'горосом никто об этом не знал, не считая очень малого числа близких друзей и доверенных лиц. Даже после этого людям, укрывшимся за их магическим порталом, так и не сказали, где именно был расположен истинный дом семьи Иллэниэл, и настоятельно посоветовали вообще не обсуждать этот вопрос.

Он предполагал, что она, будучи иностранкой, не была осведомлена на этот счёт, и уж Мойра-то не могла быть настолько глупой, чтобы ответить на этот вопрос.

«С другой стороны, они сдружились», — решил он.

— Мне, наверное, не следовало ничего говорить, — сказала она, прерывая его мысли.

Он моргнул:

— Нет, ничего. Просто нам не положено это обсуждать.

— О, — ответила она, несколько испугавшись. — Прости. Я не хотела совать нос не в своё дело.

— Не волнуйся, — заверил он её. — Я знаю, что не хотела.

— Тебе не нужно мне об этом рассказывать. Я уже знаю, что ты мне доверяешь.

Он вообще-то и не собирался говорить об этом дальше, но теперь, когда она упомянула об этом, он ощутил желание показать ей, насколько он ей действительно доверял:

— Он в сотне миль к востоку отсюда, неподалёку от истока Реки Глэнмэй, в Элентирах.

Она нахмурилась:

— Я же сказала, чтобы ты мне не говорил.

Он схватил её за руку, притянув её обратно на кровать, чтобы поцеловать:

— Я знаю. Просто хотел позаботиться о том, чтобы ты осознала, насколько я тебе доверяю.

Её глаза увлажнились.

— Я люблю тебя, Алисса.

— Прекрати, тебе не следует так говорить. Ты меня едва знаешь, — возразила она.

Он заглянул глубоко в её глаза, пока не почувствовал, будто смотрел сквозь них, в её душу. Там была боль, и более глубокая рана, которую он не понимал, но всё равно чувствовал. Грэм также видел отчаянную нужду, которую она так хорошо скрывала — нужду в нём.

— Я знаю тебя достаточно хорошо, Алисса Конрадт. Я вижу твою глубину, твою тихую силу, и твою тайную уязвимость. Однажды ты объяснишь их мне, но пока что достаточно того, что я тебя люблю, полностью и безудержно, и не просто потому, что ты — первая женщина в моей жизни.

Эти слова заставили её глаза переполниться, и слёзы полились по её щекам:

— Я знала, что ты был девственником, но ты не спрашивал меня…

— О чём?

— Об отсутствии у меня… этого.

Он действительно заметил отсутствие крови после их первой ночи, но решил, что это его не касалось. Его бабка однажды рассказала ему историю своей жизни — ту, что даже его отцу никогда не рассказывала. Он не был настолько глуп, чтобы считать, что девственность — или её отсутствие — была мерилом достоинства и стоимости.

— Покуда ты любишь лишь меня, мне всё равно, что было прежде.

— Прекрати. Нет… я этого не заслуживаю. Я не достойна твоей любви. — Её тихие слёзы превратились во всхлипы.

— Почему ты плачешь? — Он был совершенно сбит с толку.

— Потому что я действительно тебя люблю, а мне нельзя! — Она вцепилась в него всей силой своих рук. — Я никогда не чувствовала такого, ни с кем другим.

— Это же хорошо, — сказал он, улыбаясь, и гладя её по волосам. — Потому что как только Мама вернётся, я хотел бы представить тебя ей. А потом я попрошу твоей руки у твоего отца… если ты согласна.

— Нет, Грэм! Нет, нет, нет, нет, нет… ты не можешь. Ты не понимаешь.

— Я понимаю любовь, а ты — моя единственная. Чего в этом может быть сложного?

Она оттолкнула его, создав между ними расстояние:

— Меня изнасиловали. Теперь понимаешь?

Он ощутил мгновение ярости, но для его гнева не было надлежащей цели, поэтому он подавил это чувство:

— Кто совершил это с тобой?

— Один из друзей моего отца, доверенное лицо, — призналась она. — Он угрожал мне, если я кому-то скажу, и я уже знала, что будущего у меня не будет.

— Его так и не наказали?

Она покачала головой:

— Нет. Я никому не сказала. Он неоднократно приходил в мою комнату.

Огонь в сердце Грэма грозил превратиться в адское пламя:

— Когда это случилось?

— Мне было двенадцать, и он изводил меня, пока мне не исполнилось почти четырнадцать.

— Где он сейчас?

— Мёртв.

— Ты сказала, что его не наказали.

Она отстранилась ещё дальше, встав на противоположной от него стороне комнаты, у двери:

— Это была нелепая случайность, он упал с лошади.

— Ему следовало умереть гораздо больнее.

Алисса направилась к двери.

— Куда ты?

— Прочь отсюда.

Он вскочил с кровати, пересёк комнату, и преградил ей путь:

— Почему?

— Что значит — почему? Ты не можешь любить меня, Грэм. Я тебе не подхожу. Твоя мать это поймёт, даже если ты слишком тупоголовый, чтобы это признать. Последние несколько недель уже должны были показать тебе правду. С тем же успехом я могла бы быть шлюхой, вот только я слишком распутна, чтобы просить плату.

— Заткнись, — мягко сказал он ей. — Моя бабушка была шлюхой, и я отлично знаю, что ты таковой не являешься. К тому же, я очень люблю бабушку, и дед её тоже любил. Не вини себя за то, что с тобой сделал кто-то другой.

Её глаза расширились:

— Твоя бабка была… что?!

Он потратил несколько минут, пересказывая ей историю своей бабки и мужчины, в честь которого его назвали, включая её едва не ставшую трагичной попытку убить его деда.

— Невероятная история, — признала она, когда он закончил.

— Тогда ты должна понять. Я — Торнбер. Ничто не остановит мою к тебе любовь, и ты лишь навредишь нам обоим, если попытаешься её предотвратить. — Он поднял её подбородок своими пальцами, и когда он опустил свои губы к её собственным, она ответила на поцелуй.

— Я хочу тебе верить.

— Тебе уже следует знать, что я практически не способен успешно солгать, — сказал он ей.

Она кивнула, не в силах говорить из-за комка в горле:

— Угу.

Некоторые женщины теряли красоту, когда плакали, но Грэм не мог не найти её прекрасной.

— Ты выйдешь за меня, Алисса?

— Твоя мать никогда этого не позволит.

— Ещё как позволит.

— Нет, не позволит.

— Ладно. Если она одобрит, и твой отец даст согласие, ты за меня выйдешь?

— Этому никогда не случиться.

— Предоставь это мне. Если согласятся, то ты согласна?

Она вытерла щёки рукавом, но слёзы продолжили падать из её глаз.

— Да, — наконец сказала она. — А теперь перестань спрашивать. — Затем она поднырнула под его руку, и поспешно сбежала через внешнюю дверь. Прежде чем он смог прийти в себя, её не стало. В своей спешке она не заметила глаза-пуговки, наблюдавшие за ней из конца коридора.

Грэм остался с чувством торжества и печали. Он всё ещё не мог понять её неохоту, но был полон решимости. Он преодолеет любое препятствие, и обеспечит им счастье.

* * *

— Что? — спросил Чад.

— Почему бы тебе не показать мне, как ты так быстро стрелял в тот день?

— Какой день?

— Когда мы подрались.

Чад вздохнул:

— Этому мне тебя не научить.

— Почему нет?

— Потому что тебя это просто испортит. У тебя острый глаз, и лук ты держишь крепко, но таким лучником тебе не бывать.

Грэм с любопытством уставился на него, ожидая объяснения получше.

— Смотри, у тебя нет на это времени. Знаю, ты хочешь стать рыцарем, и уже дворянин. Такая стрельба требует жертв. Нельзя просто научиться ей, а потом вспомнить через год, когда захотишь. Ей надо практиковаться для поддержания. Это как пристрелка по целям для боевых стрелков.

Это было из числа тех вещей, которые он показал Грэму, сопроводив демонстрацию объяснением того, почему ему не следует утруждать себя практикой в этом плане. Он установил на поле ряд целей, отмечавших расстояния от пятидесяти до двухсот ярдов. Охотник не попал по самым дальним целям, но его стрелы упали близко к ним, когда он пустил их по параболе. Он мог переключаться на любую дальность и поправлять прицел, чтобы стрела попадала рядом с целью, если не в саму цель.

Выстрелы Грэма были гораздо более случайными в своих попаданиях. Малейшее изменение угла выстрела могло изменять расстояние полёта стрелы на пятьдесят ярдов, или больше.

Стрелок объяснил, что для профессиональных лучников «пристрелка» была одной из самых важных форм упражнений, поскольку позволяла им стрелять вместе со своими коллегами, обрушивая град стрел на нужном расстоянии, чтобы попадать по приближающимся войскам:

— Но это также то, в чём надо упражняться каждую неделю. Тело твоё меняется, лук меняется, и надо подстраиваться под их лад, чтобы сохранять способность точно стрелять на расстоянии. Придерживайся стрельбы по близким целям — не дальше сорока ярдов. Эти навыки сохранятся гораздо дольше.

Мыль о том, что некоторые навыки требовали постоянной практики просто для их поддержания на функциональном уровне, была для Грэма новой концепцией. Судя по всему, это также было применимо к скоростной стрельбе.

— Смотри, — сказал Чад. — Я покажу, медленно.

Вытянув лук одной из рук, он запустил другую в свой колчан, и вынул две стрелы, держа их между пальцами. Он приложил одну из стрел зарубкой к тетиве, но удерживал её, не стреляя В положении его руки было что-то странное.

— У тебя рука задом-наперёд, — с любопытством сказал Грэм.

— Ага, — сказал охотник, — и стрела с той же стороны плеч, что и моя рука.

Обычно древко располагалось в противоположной стороны, чтобы создаваемое натяжением давление прижимало её к плечам лука. То, как её держал Чад, было бессмыслицей.

— Разве она не завалится вбок?

— Нет, покуда я держу обратным хватом — это создаёт натяжение по-другому, — объяснил мужчина. — Так я могу натянуть гораздо быстрее, и после первого выстрела я могу натянуть второй настолько быстро, что ты едва поймёшь, что я сделал.

— Но это кажется несколько неуклюжим.

— Так и есть, если не упражняться — и стрелять так больше чем на двадцать или тридцать ярдов будет лишь тратой стрел. Такие выстрелы требуют крепкой руки и точного прицела. И если научишься так стрелять, а обычную практику бросишь, то потеряешь форму.

— Поэтому мне не следует себя утруждать…

— …Если только не планируешь посвятить жизнь луку, оно того не стоит, — закончил Чад. — Стреляй прямо, натягивай тремя пальцами. Вырежи это у себя на сердце, а когда понадобится, тело будет знать, что делать, и не собьётся с толку.

Глава 20

За несколько минут до обеда его внимание привлекла маленькая фигура.

— Привет, Грэйс.

— Могу я поговорить с тобой минутку? — спросила медведица.

Это не было её обычным небрежным приветствием, поэтому Грэм остановился, и с любопытством посмотрел на неё. Подняв Грэйс, он ответил:

— Конечно.

— Наедине?

— Уже почти обед.

— Много времени это не займёт, но я не хочу, чтобы кто-то услышал нас, — серьёзно сказала она.

Он вынес её наружу, чтобы отойти подальше от остальных.

— Что не так?

— Я видела кое-что этим утром, случайно, и это заставило меня немного заволноваться.

Его тело напряглось:

— Что ты видела?

— Ты же знаешь, я на самом деле не сплю. Вот, я гуляла…

— …и?

— И увидела, как Алисса покидала твои апартаменты.

— Ты кому-нибудь сказала?

Она покачала головой:

— Нет, но я не думаю, что твоя мать будет рада, если…

— Это не её дело!

— Ты — её сын.

— Это не даёт ей право управлять моей жизнью, — сказал Грэм.

— А если что-то случится? Если вас поймают, её репутация будет загублена. Что если она забеременеет?

— Мне плевать, Грэйс. Я женюсь на ней.

— Ты её едва знаешь. А что её родители?

— Они дадут нам благословение.

— Откуда ты знаешь? — спросила она его.

— Потому что должны, а если не дадут… — лицо Грэма приобрело упрямый вид — …они должны.

— Но…

— Я люблю её, Грэйс. Ничто не удержит нас друг от друга. — Он пристально уставился на медведицу. — Ты расскажешь кому-нибудь?

Она немного поколебалась с решением, и наконец ответила:

— Нет. — «Кому бы я ни рассказала, будет только хуже».

— Спасибо. — С этим он мягко поставил её на пол, и пошёл обратно. Пришло время есть.

* * *

После ужина Мэттью захотел с ним поговорить.

— Времени много не займёт? — спросил Грэм.

— Ты куда-то спешишь? — спросил его друг, широко улыбаясь. Он знал, что ни у кого из них не было никаких обязанностей.

«Да, мне нужно поспать». Если он ложился как можно скорее, то мог поспать почти пять или шесть часов до полуночи.

— Нет, — сказал он, покорно вздыхая. — Я просто устал.

— Я просто хотел сказать тебе, что татуировка сейчас не будет работать.

— Почему нет?

— Меч сейчас не в пространственном кармане. Он здесь, в моей мастерской. Я работаю над следующей фазой, — объяснил молодой волшебник.

— А он разве не должен просто телепортироваться оттуда?

— Нет. Потому что это не телепортация. Это транслокация. Когда ты приводишь в действие чары татуировки, он на самом деле не двигается, он транслоцируется из одного измерения в другое, поэтому она не сработает, если он уже находится в нашем измерении.

— А что случится, если я попробую сделать это, пока он тут?

Мэттью пожал плечами:

— Я не уверен. Может и ничего, а может испортить татуировку, или того хуже.

— Хуже?

— Представь, что твоя рука транслоцируется в пустой пространственный карман… без тебя.

Грэм выругался:

— Блядь! Каждый раз, когда я думаю, что ты делаешь что-то правильно, ты снова меня пугаешь.

— Это только гипотеза.

— Оставь свои гипотезы при себе!

— Просто не играйся с ней, пока я не скажу, что закончил, — повторил его друг.

* * *

Той ночью Грэм проснулся, ощутив в комнате другого человека. Открыв глаза, он увидел стройную женскую фигуру, склонившуюся над его кроватью. Её рука вытянулась, когда она приготовилась погладить его лоб.

Протянув руку, он поймал её ладонь своей, поднося к своим губам.

— Грэм? Ты не спишь?

Он замер. Это был голос его матери. Широко распахнув глаза, он уставился на женскую фигуру, начиная видеть тонкие различия. Во-первых, его мать была выше, и волосы её были собраны на макушке, заплетённые каким-то таинственным образом. Волосы Алиссы были бы распущены, падая на плечи.

— Мама?

— Я вернулась, — сказала она ему. — Не хотела пропустить Зимний Бал.

Его разум завертелся:

— Где Карисса?

— Спит, — сказала Роуз. — Она была усталой, и я не собиралась приезжать домой так поздно.

— Который час? — Его сердце гулко забилось в груди. Алисса могла появиться в любой момент.

— Только девять, — ответила она. — Я удивилась, когда нашла тебя уже спящим.

— Я был уставшим. — «Ещё есть время. Надо её предостеречь».

— Я могу лишь вообразить, чем ты занимался все эти месяцы, пока нас не было, — сказала его мать с улыбкой в голосе. Она наклонилась, и поцеловала его в лоб.

«Нет, не можешь», — молча сказал он себе, ужаснувшись от мысли о том, что его мать даже намекает на эту тему.

— Не буду тебя держать. Я ложусь, вещи распакую уже завтра, — добавила она.

Он сел:

— Вообще-то, я рад, что ты меня разбудила. Мэттью хотел что-то мне показать. Я собирался лишь немного вздремнуть.

— Тогда не задерживайся надолго — разумные люди к этому времени уже ложатся. — Она выпрямилась, и покинула комнату. Для его матери девять было уже поздним временем — обычно она ложилась вскоре после восьми.

Грэм встал, и быстро одел свободные куртку и штаны, а потом добавил пару мягких тапочек. Направившись в переднюю комнату, он выскользнул за дверь, в коридор. Миновав двух слуг, он свернул за угол, и обнаружил Грэйс, дожидающуюся его рядом с дверью в комнаты Алиссы.

— Куда-то собрался? — спросила она.

— У меня нет времени на разговоры, — сказал Грэм, готовясь постучать.

— Не нужно, — предупредила Грэйс. — Мойра внутри. Иди дальше, пока она не стала гадать, почему ты остановился у двери.

Он мгновенно отреагировал, опустив руки, и двинувшись дальше. Грэйс последовала за ним. Он подхватил её на руки на ходу.

— Мне нужно предупредить её о том…

— …что твоя мать дома? — сказала Грэйс, закончив предложение за него. — Мойра это уже сделала.

— Она знает? Ты говорила, что никому не скажешь! — прошипел он.

— Я не сказала. Она не знает. И, могу я добавить — как грубо! Ты, сладострастный любовник, считаешь меня настолько ненадёжной? — с обидой отреагировала Грэйс.

— Сладо… что?

Медведица упёрла лапки в бёдра:

— Ты бы предпочёл «перевозбуждённый ухажёр»?

Грэм немного поглядел на неё, раскрыв рот.

— Тебе следует прекратить читать эти книги.

— Это — не подобающий ответ.

Он с силой выдохнул:

— Прости. Мне не следовало в тебе сомневаться.

— Извинения принимаются, мой похотливый распутник. Быть может, для тебя ещё есть надежда.

— У тебя есть план?

— Я имела ввиду твои манеры, — сказала Грэйс. — Об остальном тебе не нужно волноваться. Мойра уже рассказала ей о возвращении твоей матери.

— Но ты только что сказала…

— Не тупи, — с досадой ответила Грэйс. — Это — новости, женщины — болтают.

— О-о. — На него накатило чувство облегчения. — Думаешь, она заметила меня у дверей в комнату?

— Определённо. Её магический взор очень острый, и ты был лишь в двадцати футах от них, поэтому она определённо не только заметила твоё присутствие, но и опознала тебя.

Он застонал.

— Расслабься. Она скорее всего подумала, что ты пришёл признаться Леди Алиссе в своей вечной привязанности.

— Но я не вошёл.

— Потому что потерял мужество, — похлопала она его по щеке. — Такой робкий мальчик.

Он одарил медведицу у себя на плече кислым взглядом:

— Это же нелепо. С чего бы ей верить в что-то подобное?

— Потому что она читает те же книги, что и я.

— Но люди же на самом деле так не поступают, — настаивал Грэм.

Грэйс прикрыла глаза лапкой:

— Ты можешь удивиться, услышав об этом, мой скандальный обожатель, но многие люди таки выражают своё нежное отношение друг к другу до того, как снимают с себя одежду.

В ответ на это он покраснел, но промолчал. Лицо Грэма приняло сосредоточенное выражение.

— Что ты… — начала спрашивать она.

— Подожди, — сказал он, подняв ладонь. — Дай мне минутку.

— На что?

— Придумать ответ.

Она терпеливо ждала, пока он думал. Наконец он ответил:

— Это было нечестно, ты, остроязыкая плюшка.

Грэйс тихо засмеялась:

— Это было ужасно. Я — ни то, ни другое. Если уж ты хочешь дать мне имя, начинающееся на «п», аллитерации^[46] ради, то хотя бы используй женское имя — вроде «Полины» или, возможно, «Пелагеи». «Плюшкой» я не буду никогда. И вообще, откуда ты взял слово «остроязыкая»?

— Несмотря на твоё низкое мнение о моём уме, я обладаю отличным словарным запасом, — ответил он. — Вспомни, кто моя мать.

— Это тебе следовало вспомнить об этом прежде, чем ты пустил эту кокетку себе в кровать, — сделала колкое наблюдение Грэйс.

* * *

На следующее утро мать Грэма уже встала, и прихлёбывала чай, когда он вышел из своей комнаты. Она изучила его лицо, когда он вошёл.

— Что случилось с твоим лицом? — Отложив чай, она встала, и осмотрела его. — Какие ужасные шрамы. Как это случилось?

Он был вынужден пересказать эту историю, хотя опустил все сомнительные подробности. Карисса присоединилась к ним до того, как он закончил, и он вынужден был начать сначала. Обе они были недовольны, когда он закончил.

— Почему ты не позволил Графу себя вылечить? — спросила Роуз. — Он мог бы свести шрамы к минимуму.

— Бабушка сказала, что швы были наложены очень хорошо.

— Это — не ответ, Сын.

— Немногие переживают схватку с пантерой голыми руками, — сказал он ей.

— Молодое тщеславие? — воскликнула Роуз. — Ты подумал, что хороший рассказ стоит того, чтобы быть обезображенным?

Он вздохнул:

— Я не обезображен, Мама. — Шрамы чертили на его лице три неровных линии, марая его щёку, и один из них проходил через его бровь.

Она вскинула руки в драматичном жесте, который никогда не сделала бы на людях:

— Прямо как твой отец! Иногда я гадаю, унаследовал ли ты хоть что-то от меня.

Глава 21

Прошло два дня, и Грэм начинал тихо сходить с ума. Он перестал уходить с Чадом Грэйсоном по утрам, в основном потому, что надеялся увидеть Алиссу. Он бродил по коридорам Замка Камерон, надеясь наткнуть на неё, но удача от него отвернулась. Она не выходила на трапезы в главном зале. Сославшись на внезапное недомогание, она просила Мойру приносить еду ей в комнату.

— А почему тебе так интересно? — спросила Мойра, когда он стал донимать её уже наверное в пятый раз, надеясь узнать что-то про Алиссу.

— Я просто хотел убедиться в том, что она в порядке, — сказал он в свою защиту.

Она одарила его хитрой улыбкой:

— Не сомневаюсь, что хотел.

— Так она болеет, или как?

— Она плохо себя чувствует, — подтвердила Мойра, — но из достоверных источников мне известно, что на балу этим вечером она будет.

— Значит, она просто притворяется больной.

— Куда ты подевал свою культурность? — Она нахмурилась, глядя на него.

— Я просто не понимаю, почему она прячется.

Она вздохнула:

— Может, она нервничает из-за встречи с твоей матерью.

На Грэма накатила паника:

— Она так сказала?!

— Нет, но твоя реакция о многом говорит.

Он раскрыл рот, закрыл, а потом снова раскрыл.

— Обычно ты бы сказал «Почему она нервничает?», или что-то подобное — но то, что ты немедленно это принял, в совокупности с шоком и страхом… — она позволила словам повиснуть в воздухе, уставившись на него. Затем улыбнулась: — Поздравляю, ты, хитрый чёрт. Она мне даже не намекнула! Но надо было догадаться — после Фестиваля Рассвета Зимы она на Перри даже смотреть перестала.

— Во имя всех мёртвых богов, кто-нибудь, спасите меня от женщин! — выругался он.

— Я никому не скажу, — прошептала она. — Ты её уже целовал?

Грэм подавился, но тут к ним присоединилась Грэйс, сжалившаяся над ним:

— Как не стыдно, Мойра! Ты же знаешь, что истинный джентльмен никогда такое не обсуждает.

Мойра сосредоточилась на своей маленькой спутнице:

— О-о! Надо было догадаться! Ты с самого начала всё знала, не так ли? Как ты смеешь скрывать такое от меня!

— Беги, Грэм! — воскликнула Грэйс, притворяясь, что сопротивляется, когда её создательница подхватила её с пола. — Я не смогу долго её удерживать. Спасайся!

— Ш-ш-ш! — приказала Мойра. — Ты устраиваешь сцену.

Однако Грэм принял слова медведицы всерьёз, и поспешно ретировался, сбежав до того, как Мойра смогла задать ему ещё вопросы.

* * *

— Что думаешь?

— Насчёт чего? — сказал Грэм, дразнясь. Он уже в точности знал, что именно имела ввиду его сестра.

Её голубые глаза расширились:

— Насчёт платья!

Он одарил её поражённым взглядом, будто только что впервые увидел её. Она была одета в светло-голубое платье с длинными рукавами, украшенными белой вышивкой. Её волосы были прихотливо заплетены опытными руками их матери, и были украшены тонкой серебряной тиарой с ярким топазом. Она выглядела настоящей дочкой своей матери.

— А ты не слишком молода для бала?

— Ты отлично знаешь, что в прошлом месяце мне исполнилось десять, — упрекнула она.

Он не забыл.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Уже десять… пожалуйста, прости своего несчастного брата. Мне больно вспоминать о неуклонно приближающейся зрелости моей дорогойсестры.

— Тебе придётся стараться усерднее. Я не могу вечно о тебе заботиться, — серьёзно сказала она ему. — Довольно скоро придёт день, когда я буду замужней женщиной, а ты останешься сам себя обеспечивать.

— Никогда! — возразил он. — Я буду защищать твою честь так решительно, что никто не осмелится ухаживать за моей милой сестрёнкой.

— Бедный Братик, — с жалостью сказала она. — Ты никогда не найдёшь жену, если будешь слишком трястись над своей сестрой.

Он засмеялся:

— Ты действительно думаешь, что я безнадёжен, не так ли?

— С девушками — да, однако не волнуйся — уверена, однажды ты найдёшь себе кого-нибудь хорошего. — Она приостановилась. — Но лишь после того, как я выйду замуж, конечно же.

«Я могу тебя и удивить», — подумал он, но оставил это при себе.

— Тебе помочь с завязками? — спросил он, зная, что именно этого она и ждала.

Она кивнула:

— Мама трудится над своими волосами.

Он помог ей затянуть рукава.

— Это будет твой первый бал.

— Я выгляжу слишком молодой?

«Всегда», — печально подумал он. «Для меня ты никогда не будешь достаточно взрослой». Но ей он этого не сказал. Вместо этого он заверил её:

— Ты теперь выглядишь совсем как леди.

— Думаешь, кто-нибудь захочет со мной потанцевать? — За взрослым фасадом его сестры втайне скрывались нервность и неуверенность.

— Пусть только осмелятся не пригласить тебя на танец! — прорычал он, сжимая кулак. Она захихикала, а он добавил: — Но мне, конечно, придётся поколотить тех, кто тебя пригласит.

— Тогда тебе придётся побить всех, — рационально парировала она, — и тех, кто пригласит, и тех, кто не пригласит!

Он посмотрел в потолок, и принял драматичную позу:

— Это — тяжёлое проклятие, которое оставил мне наш отец.

— Думаешь, он бы гордился мной? — спросила она. Тема их отца была для его сестры очень любопытна. Она была слишком молодой, чтобы помнить его, или испытывать ту же печаль, которые испытывали её брат и мать. Однако он был осторожен, никогда не позволяя ей увидеть, насколько болезненными были для него такие вопросы, боясь, что она перестанет их задавать.

— Гордился бы, — только и смог он сказать, прежде чем комок встал в его горле, поэтому он обнял её, чтобы скрыть свою реакцию.

Тут вошла Роуз, притворившись, что не подслушивала их:

— Вы готовы?

Они кивнули, и вышли вместе, но не до того, как её острый взгляд заметил маленький кусок ленты, упавший между кроватью и прикроватным столиком Грэма. Она не помнила, чтобы её дочь носила такой цвет, но отложила эту информацию в сторонку, как и многие другие вещи, чтобы обдумать в другое время.

* * *

Для бала главный зал претерпел трансформацию. Из его центральной части исчезли массивные столы. Некоторые остались, чтобы держать на себе напитки и лакомства, но большая их часть была вынесена. Приподнятая область, где обычно стоял высокий стол, превратилась в сцену, где музыканты устанавливали свои инструменты, и воздух уже был наполнен лёгкой музыкой.

Люди общались в маленьких группах, разбросанных по помещению. Некоторые из них даже не были дворянами — Графиня взяла за правило приглашать некоторых из наиболее преуспевавших горожан Уошбрука. Роланд, Герцог Ланкастера, также присутствовал вместе со своей женой, Ме́лани — и они привели с собой ряд важных людей из их владений. Барон Арундэла, Уолтэр Прэйсиан, тоже был там со своей женой, Ребэккой, и обоими взрослыми детьми, Джорджем и Элэйн.

Было несколько человек из Малверна и Трэнта, а также гости из Сурэнсии в Гододдине — но никто из них ни капли Грэма не интересовал. Его взгляд прочёсывал толпу лишь с одной целью.

«Где же она?»

— Сходи представь свою сестру, — сказала Роуз. — Мне надо поздороваться с герцогиней. — Под «герцогиней» она подразумевала жену Роланда, Мелани, которая уже глубоко погрузилась в беседу с Пенелопой Иллэниэл. Как и Графиня, Мелани Ланкастер была из простолюдинов, поэтому в высшем свете она естественно стремилась к Пенни за советами.

Грэм сделал, как ему сказали, поведя Кариссу знакомиться с разными личностями. Она уже знала тех, кто был из Камерона и городка Уошбрук, но для некоторых дворян она была новенькой.

— Это Лорд Эрик, сын Графа Балистэйра, — сказал Грэм, представляя её молодому дворянину, близкому к нему по возрасту. — Могу я представить мою сестру Кариссу?

Сам Граф захворал, но его сын взял на себя управление делами Балистэйра. Учитывая его возраст и неженатый статус, от него ожидали присутствовать на всех возможных социальных событиях Лосайона. Он любезно поздоровался с ними, уже успев познакомиться с Грэмом за годы до этого. Грэм чувствовал с Эриком некое сродство, в основном из-за их близкого возраста и из-за ожиданий, которые однажды будут на них обоих возложены.

— Рад познакомиться, юная леди, — ответил Эрик, изысканно кланяясь юной девушке, и на миг задержавшись над её кистью, не совсем касаясь губами её кожи.

— Очарована, — сказала Карисса.

— А этот изысканный джентльмен рядом с ним — Лорд Стефан Малверн, — продолжил Грэм, представляя Графа. Проявив заметную верность Лосайону, Стефан Малверн пошёл против узурпатора во время восстания Герцога Трэмонта годы тому назад. Его отец, предыдущий Граф, был одним из соратников Трэмонта, пока Дориан Торнбер не срубил ему голову по приказу Ариадны Ланкастер.

Грэм не был уверен, помнила ли его сестра всё, чему учила её Роуз насчёт каждого из гостей, но та развеяла его сомнения, когда несколько минут спустя они двинулись дальше:

— Он кажется милым, — сказала она, — несмотря на случившееся.

Грэм кивнул:

— Он остался верным всё то время. Был с нами, когда мы бежали из столицы.

— Что это за поразительное сокровище вы ведёте под локоть? — послышался голос из-за спины.

Мгновенно повернувшись, Грэм с облегчением наконец-то увидел Алиссу. Не теряя самообладания, он ответил:

— Леди Алисса, вы прекрасно выглядите этим вечером. Это — моя сестра Карисса. Карисса, это — Леди Алисса Конрадт, дочь Барона Конрадта из Гододдина.

— Очень приятно познакомиться, — сказала Карисса.

— Я хотела бы вас поблагодарить, — отозвалась Алисса. — Мне казали, что я всё это время сидела на вашем месте.

— Мама изначально усадила меня там, чтобы я приглядывала за Грэмом, — поддела его молодая девушка. — Надеюсь, что эта задача не была вам слишком обременительна.

Алисса засмеялась:

— Сперва я беспокоилась. Он казался таким угнетённым, когда я только села напротив. Лишь позже я узнала, что это он так горевал по вашему отсутствию.

Грэм как всегда поразился способности его сестрёнки очаровывать взрослых. «Она действительно вырастет как Мама». Музыканты начали играть первый танец этого вечера, и Лорд Эрик быстро подошёл, предложив Кариссе руку.

— Могу ли я уговорить леди удостоить меня танцем? — спросил молодой граф.

— С удовольствием, — ответила Карисса, прежде чем покоситься на Алиссу: — Вы не могли бы ненадолго взять моего брата под опеку? Я не хотела бы бросать его одного.

Алисса улыбнулась:

— Я постараюсь. — После того, как они отошли, она посмотрела на Грэма: — Твоя сестра поразительна. Сколько ей, говоришь?

— Десять, но по её словам этого не скажешь.

— Она кажется развитой не по годам. Можно удивиться тому, что вы вообще родственники.

— Она пошла в мать. Уверен, скоро ты с ней познакомишься.

— Мне говорили, что твоя госпожа-мать — внушительная женщина, — сказала Алисса.

— Ты и половины не знаешь, — согласился он. — Не против пройтись по площадке для танцев?

Она протянула руку:

— Я уж думала, ты никогда не попросишь.

Они танцевали, меряя пол грациозными шагами. На короткое время Грэм забыл свои волнения и заботы, довольствуясь лишь следованием музыке. Рука Алиссы ощущалась тёплой в его собственной, и он с трудом избегал слишком долго глазеть на неё.

— Мне тебя не хватало последние несколько дней, — сказал он ей. — Ты заставила меня страшно волноваться.

— Мне нужно было прийти в себя. Наш последний разговор был неожиданным, — ответила она. Её улыбка была лёгкой, но в глазах её всё ещё крылась глубокая боль.

— Я в тот день был абсолютно серьёзен, — сказал Грэм.

— Иногда мир принимает решения за нас, вопреки нашим лучшим побуждениям.

Глядя ей через плечо, Грэм заметил Перри Дрэйпера. Тот не танцевал. Парень стоял у стены, разговаривая с Мойрой и Робертом Лиси, и бросая в сторону Грэма тёмные взгляды.

Алисса проследила взгляд Грэма, и вздрогнула, когда осознала, что он смотрел на Перри.

— Я поговорила с ним несколько минут назад, — начала она.

— О, — нейтрально сказал Грэм.

— Он был не рад. Я сказала ему, что его общество мне больше не нравится.

— А раньше нравилось?

— Он пытался ухаживать за мной, когда я только прибыла, и поначалу я не была так уж против этой идеи, — признала она.

Она никогда не говорила о попытках ухаживания Перри, но Грэм не волновался.

— Наверное, это было трудно. Что заставило тебя передумать на его счёт?

— Я встретила другого, — ответила она, одарив Грэма озорной улыбкой.

— Бедняга Перри, — посочувствовал Грэм. — Если бы я упал с такой высоты, то сомневаюсь, что моё сердце выжило бы. Однако этот «другой» наверняка должен сейчас быть ужасно рад.

— Похоже на то, — согласилась она.

Тут песня закончилась, но Грэм не мог вынести разлуки с ней ради другой партнёрши, и поэтому они танцевали снова, и снова. В конце концов судьба вмешалась, и Грэм был вынужден на время оставить её.

— Могу я вмешаться? — На его плечо легла ладонь.

Подавив раздражение, Грэм оглянулся лишь для того, чтобы обнаружить стоявшего позади Графа ди'Камерона.

— Конечно, милорд.

Мордэкай улыбнулся ему:

— Прости меня, Грэм. Моя госпожа жена осаждена толпой поклонников, и я, брошенный на волю волн, не мог вынести твоей монополии на очарование милой Леди Алиссы.

Грэм уныло смирился с поражением, и отошёл, обнаружив ожидавшую его мать.

— Наслаждаешься балом, Мама?

— Конечно, — ответила она, глядя на него с поднятой бровью, — хотя не так сильно, как некоторые.

— Она восхитительно танцует.

— Тогда я должна с ней познакомиться. Говорят, что она проявила к тебе некоторый интерес.

— Я бы не стал говорить за неё, но мне её общество принесло значительную радость, — признал Грэм, старательно скрывая свою тревогу. «Она должна ей понравиться, должна».

— Она весьма красива, — сделала наблюдение Роуз. — Однако я не могу не заметить оливковый цвет её кожи, что необычно для жительниц столь северных земель.

— Один из её родственников происходит из Южной Пустыни, — объяснил Грэм.

— Я и подумала, что она слегка похожа на Сэра Сайхана, — сказала его мать. — Тогда это действительно имеет смысл.

Эта мысль удивила Грэма, ибо он никогда не думал об их схожести. Она определённо не обладала ничем из грубых черт лица Сайхана, но что-то такое было в глазах…

— Наверное, это со стороны Джона, — продолжила Роуз. — С Мэри я знакома, и на её лице ничего такого видно не было.

— Мэри?

— Конрадт, — сказала Роуз, кивая, — её мать.

Его мать знала её мать. «Почему я не удивлён?».

— Ты встречалась с её матерью?

— Да, когда была моложе. Она тогда ещё не была замужем. Она родом из Албамарла — её отец был низкого звания рыцарем на службе Эйрдэйлов.

— И давно это было?

— Двадцать лет назад, — мгновенно сказала она, а потом добавила: — Я, наверное, кажусь тебе очень старой.

«Двадцать лет, а она, наверное, помнит каждую подробность».

— Ты много знаешь о её отце?

Мать посмотрела на него, её глаза перестали глядеть в прошлое, и сфокусировались на настоящем. Грэм напустил на себя спокойный вид, наблюдая за танцем девушки, но в его позе было некоторое напряжение. Он нервничал… и он только что задал вопрос о родителях молодой леди.

— Баронство Конрадт в Гододдине очень старое, но они потеряли положение в обществе после правления Короля Валериуса.

Перемена в позе Грэма ответила на её вопрос, поэтому она решила не напирать на сына:

— Тем не менее, она была бы подходящей партией почти для любого молодого человека в Лосайоне, — добавила она.

Он слегка расслабился:

— Ты хотела бы, чтобы я тебя представил, поскольку она прибыла после твоего отъезда?

— Очень заботливо с твоей стороны.

Он подождал, пока песня не кончилась, а затем поймал её как раз в тот момент, когда Мордэкай откланивался.

— Могу я на время занять твоё общество?

Она улыбнулась, и взяла его за руку, позволив ему повести себя к Леди Роуз:

— Я нервничаю.

— Не стоит, — сказал он ей. — Она почует запах страха.

Алисса засмеялась:

— Это ужасно. Тебе не следует говорить такое о своей матери.

Он разгладил лицо, но со значением подмигнул ей. Они уже были в пределах слышимости.

— Матушка, я с удовольствием представляю Леди Алиссу Конрадт. Алисса, это — моя мать, Леди Роуз Торнбер.

Алисса сделала реверанс, низко склонив голову:

— Леди Роуз, для меня честь познакомиться с вами.

Роуз шагнула ближе, ответив тем же жестом, прежде чем взять руки Алиссы в свои собственные:

— Пожалуйста, чувствуй себя свободно. Я рада с тобой познакомиться. Графиня и мой сын очень высокого о тебе мнения.

— Они слишком добры, — возразила Алисса.

— Я так не думаю. Я также в долгу да твою помощь с ранами Грэма. Элиз говорит мне, что твоя работа иглой — из числа лучших на её памяти, — сказала Роуз.

Алисса покраснела.

— Скажи мне, как дела у Мэри?

Алисса помедлила, застигнутая вопросом врасплох:

— У неё всё хорошо, миледи.

— Ты немного похожа на неё, — добавила Роуз, — но, наверное, сильнее пошла в отца.

— Я и не знала, что вы знакомы с моей матерью, — призналась Алисса.

— Она меня не упоминала? — взгляд Роуз был спокоен, но Грэм узнал выражение лица своей матери. Она анализировала свою противницу. — Мне показалась, я оставила достаточно сильное впечатление. Ну, не важно — возможно, она и не осознавала, что я теперь живу в Камероне. Тебе нужно будет послать ей мой привет, когда вернёшься.

— Так и сделаю, миледи, — сказала Алисса. — Хотя я могу быть слегка сердита на неё за то, что она пренебрегла упоминанием о столь хорошей подруге.

— Не волнуйся об этом, дорогая, — ответила Роуз. — Мэри всегда была немного забывчива. Я подразню её этим в моём следующем письме к ней.

— Я буду рада его отвезти, когда вернусь, — предложила Алисса.

— Благодарю, — сказала Роуз. — Скажи мне, твоя мать ещё поёт? У неё был такой милый голос.

«Зачем она это делает?». Её слова были дружелюбны, но Грэм знал, что его мать проверяла её. Он с трудом подавил свою фрустрацию.

— Поёт, — осторожно сказала Алисса.

— Она говорила мне, что твой дар ещё значительнее, — сказала Роуз. — Это правда?

— Я бы не стала настолько дерзко называть это даром, Леди Роуз, — сказала Алисса, — но кое-что в этом направлении я умею. Уверена, что с матерью мне не сравниться.

Грэм чувствовал перемену в Алиссе. Она всё больше напрягалась, но при упоминании пения расслабилась.

— Я и не знал, что ты пела, — сказал он, встревая в разговор.

— Ты не спрашивал, — парировала она, улыбаясь.

— Не окажешь ли нам честь своим пением? — предложила Роуз.

— Я не хотела бы нарушать танцы.

— Вздор, — сказала Роуз. — Я поговорю с Графиней — все будут рады послушать новый голос. Идём со мной. — И с этим она повела Алиссу прочь, направляясь в сторону Пенелопы Иллэниэл.

Грэм остался глазеть им вслед. «Что произошло? Мы победили?». Он не был уверен.

— Она тебе правда нравится, не так ли? — сказала Карисса, возвращаясь к нему.

Он вздрогнул:

— Это настолько очевидно?

— Если даже я вижу, то Мама наверняка напугана до смерти, — ответила она.

— Напугана? — Грэм засмеялся — его мать была лишь человеком, но он не мог вообразить, чтобы она боялась какой-то женщины. Она была умнее чем все, кто приходил ему в голову, и высший свет был её избранным полем битвы.

— Если ты женишься, то можешь уехать, — добавила его сестра. — Разве ты не боялся бы на её месте?

Он не рассматривал это в таком ключе. Грэм снова посмотрел на свою сестру, увидев её в новом свете. Она не только была взрослее, чем ему хотелось бы, она ещё и была слишком умной для своего собственного блага. «Прямо как Мама», — подумал он.

— А ты боишься? — спросил он её.

Она запрокинула голову:

— Пока нет. Думаю, она может мне понравиться, но пока слишком рано судить об этом. Если я решу, что она хорошо подходит моему брату, вот тогда я буду немного бояться.

— А если она тебе не понравится?

— Тогда тебе не о чем будет волноваться. — Его сестра обнажила зубы совсем не подобающим леди образом, и скривила пальцы подобно когтям. Этот жест она дополнила имитацией кошачьего шипения. — Я — тоже из Торнберов!

Тут Грэм едва не подавился, одновременно ощутив веселье и волнение.

— Мне жаль твоих врагов, — сказал он с притворной серьёзностью.

— Тебе не следует их жалеть. Если они сделают тебе больно, то я их найду, и они скорее всего не переживут нашей встречи. — Карисса с приязнью похлопала его по руке.

— Однажды ты станешь настоящей сорвиголовой, — сказал он ей.

Все притихли, когда Графиня встала на «сцену» перед музыкантами.

— Слушайте внимательнее — Леди Алисса любезно приняла просьбу о песне. Пожалуйста, одарите её своим нераздельным вниманием. — С этим Пенелопа Иллэниэл сошла со сцены, и её место заняла Алисса.

Она моргнула, глядя на толпу, когда все посмотрели на неё. Если она и нервничала, то этого не было видно. Она улыбнулась, а потом повернулась к музыкантам, убеждаясь, что они знали музыку для её песни. Затем она снова повернулась к залу, и подождала, позволяя музыке достигнуть нужного места, прежде чем присоединить к ней свой голос.

Она исполняла песню, которую Грэм слышал лишь единожды, когда талантливая группа трубадуров остановилась в Замке Камерон на пути в Сурэнсию. Музыкальный аккомпанемент был изящным, по большей части игравшимся на арфе, но центральная мелодия песни включала в себя тяжёлый бой барабанов, за которым следовала долгая тишина.

Причина, по которой эту песню редко исполняли, заключалась в требовавшимся для неё мощном голосе и диапазоне в более чем три октавы. Она была известна как «Непреклонная Ария» — длительная песня, охватывавшая радость двух влюблённых, и следовавшая за ними к их трагичной смерти посреди войны между древним Данбаром и Гододдином. Кое-кто утверждал, что она была основана на реальных исторических событиях, но даже историки не знали, так ли это было — знали лишь то, что война действительно случилась.

Когда она начала петь, Грэм осознал, что это не имело значения. Факт или фикция, истина о двух влюблённых катилась по замершему залу, когда её голос взял на себя власть над пустым пространством. Никто не двигался, а некоторые даже перестали дышать, боясь пропустить хоть малейшую часть вступления песни.

Даже её дыхание давало свой вклад, создавая драматичные паузы после длинных отрывков мелодии. Ощущение было таким, будто каждый человек в зале пребывал в состоянии неопределённости, когда она останавливалась, боясь, что она не продолжит… но она продолжала. Война началась, и вступили барабаны, добавляя контрапункт к её песне. Её голос стал глубже, опускаясь ниже, чем Грэм считал возможным для столь стройной женщины, лишь чтобы снова подняться, когда песня достигла бурного крещендо.

Барабаны замолкли, и их сердца остановились вместе с ними, пока её голос не вернулся, поднимаясь из пепла войны подобно солнцу над давно мёртвым полем боя. Он принёс с собой надежду двух влюблённых, нашедших друг друга в поле, чтобы разделить свои последние мгновения перед трагичным концом.

Когда последние ноты утихли, и в зале воцарилась тишина, Грэм уловил сдавленные всхипы, но их быстро пересилили радостные возгласы и громкие аплодисменты. В зале было мало сухих глаз, и сама Алисса, похоже, была тронута песней — её глаза блестели, а лоб взмок от усилий, затраченных на пение.

Глава 22

Прошло несколько минут, прежде чем все оправились от влияния песни, но музыканты снова заиграли, и вскоре люди начали танцевать. Те, кто не танцевал, могли говорить лишь о её выступлении, и Алисса скоро стала кочевать от одной группы к другой, принимая их поздравления, и время от времени бросая в сторону Грэма извиняющиеся взгляды.

Он лишь улыбался. Он был счастливее, чем когда-либо себя помнил.

— Что думаешь? — спросил он у матери, когда та вернулась к нему.

Роуз подняла обе брови в искреннем восхищении:

— Она полностью затмевает пение её матери.

— Она тебе нравится? — с надеждой спросил он.

— Я едва её знаю, — ответила она, — но в её красоте и таланте сомнений нет. У меня всё ещё остались вопросы, но ответ на них появится со временем.

Грэм надеялся на большее, но был недостаточно глуп, чтобы давить на неё.

Роуз поглядела на него, а потом добавила:

— Ты влюбился, не так ли?

Он опустил взгляд:

— Безнадёжно.

— Тогда я искренне надеюсь, что она является всем, чем кажется. Я не прощу её, если она разобьёт тебе сердце. Ты не будешь против уступить своей матери танец?

Он согласился, и они вышли на площадку для танцев, мать и сын, танцуя медленную и величавую павану. Та длилась почти десять минут, и когда закончилась, Роуз поцеловала его в щёку.

— Спасибо, Грэм, — сказал она тогда. — Надеюсь, ты понимаешь, как я тобой горжусь.

— Понимаю, Мама, — ответил он, смущаясь.

После этого он оставил сестру с матерью, и начал обходить зал, надеясь воссоединиться с Алиссой. В пути он прошёл близко к Перри и Роберту Лиси, и они подозвали его к себе.

— У неё голос богини! — с энтузиазмом воскликнул Роберт. — Тебе повезло, Грэм.

— Это как? — спросил он.

— Не прикидывайся дурачком! Она последние несколько недель только на тебя и смотрела. Все мужики в замке сейчас помирают от зависти! — сказал Роберт, толкая Перри кулаком в плечо. — Не так ли, Перри?

Лицо Перри зажглось гневным пламенем. Он ответил с улыбкой:

— Ага.

— Мне лучше пойти дальше, ребята, — сказал Грэм, извиняясь.

Прежде чем он смог отойти, Перри подался вперёд:

— Надеюсь, что эта шлюха тебя порадует. Меня вот точно порадовала.

Грэм остановился, чувствуя себя так, будто его окатили холодной водой. Его разум заново прокрутил эти слова у него в голове, но он не мог поверить, что те были на самом деле:

— Что ты мне сказал?

— Ты меня слышал.

Музыка всё ещё играла, но Грэм больше не мог её слышать. Его зрение сузилось до тёмного, красного туннеля, и в его центре был лишь один человек — Перри Дрэйпер.

— Устроишь сцену посреди бала, Грэм? — презрительно усмехнулся Перри. — Разве это не разочарует твою мамочку?

— Нет, — сказал он, едва способный говорить. — Я тебя убью, нахуй. — Шагнув вперёд, он толкнул своего соперника так внезапно, что Перри отлетел назад, столкнувшись с Робертом, прежде чем упасть на пол.

Он вскочил, дико ударив Грэма наотмашь.

Маленький шаг с поворотом — и удар прошёл мимо, лишь внутренняя сторона плеча Перри ударила Грэма в плечо. Оказавшись вплотную, Грэм ударил снизу вверх кистью с выставленными вперёд костяшками, вогнав их в мягкую точку прямо под грудиной своего противника. Перри согнулся, и упал перед ним. Грэм добавил ему крепкий пинок по лицу, на миг пожалев, что на нём были лишь мягкие бальные туфли, а не его обычные сапоги для верховой езды.

Кровь брызнула на пол, когда нос Перри взорвался подобно красному фонтану.

Люди, в основном мужчины, начали приближаться к нему со всех сторон.

Большинство драк между молодыми людьми включали в себя много криков и позирования, и часто драчуны ждали, пока их «удержат» друзья, позволяя ситуации разрешиться без потери лица. Грэм имел иные намерения.

Сэр Сайхан стоял менее чем в десяти футах, но не вмешивался.

Роберт Лиси положил ладонь Грэму на плечо, и мгновенно обнаружил, что отлетает прочь.

Протянув руку вниз, Грэм подтянул Перри вверх, а затем снова вогнал его в пол мощным ударом сверху вниз. Оруженосец упал на пол, и вернул себе достаточно соображения, чтобы поползти прочь, пытаясь создать между ними расстояние.

Лорд Эрик и Лорд Стефан двинулись вперёд, но Сайхан их предостерёг:

— Я бы на вашем месте не стал.

Они его проигнорировали, и Эрик бросился вперёд, пытаясь схватить его и сбить с ног, в то время как Стефан приблизился с другой стороны, чтобы потом помочь поймать обоих.

Грэм шагнул вперёд, и крутанулся, вогнав локоть Эрику в лицо, и послав его на пол, прежде чем продолжить пинком, в результате которого Лорд Стефан повалился назад, сжимая свой торс.

— Я вас предупреждал, — заметил Сайхан, но никто не слушал.

Грэм наступал на Перри. Тот встал на ноги, и на его лице был написан страх. Отчаявшись, он обнажил свой праздничный нож, выставив его впереди себя, но Грэма это не остановило.

Кто-то закричал, увидев, как Грэм метнулся вперёд, не обращая внимания на нож, однако тот по нему не попал. Грэм отразил запястье своего противника, отбив державшую нож руку вверх, одновременно подходя ближе. Он охватил руку Перри своей собственной, согнутой в локте, сделав твёрдый захват.

Затем он крутанулся, изгибая его руку, и вгоняя её и сжимаемый ею нож в незащищённый живот Перри.

Или, по крайней мере, он попытался.

Рука Сайхана поймала его плечо до того, как он начал разворот, лишив его необходимого импульса.

— Хватит.

Всё ещё разъярённый, Грэм выпустил своего противника, и расслабил колени, присев на фут, прежде чем послать свой кулак учителю в живот.

Сайхан сделал полшага в сторону, и сильно врезал Грэму сбоку по голове.

— Я сказал, хватит!

Грэм уставился на него ничего не выражавшим и лишённым осознания лицом, а потом снова начал себя осознавать. Вскарабкавшись на ноги, он склонил голову:

— Да, Зайхар.

Тут прибыл Мордэкай Иллэниэл. Он бросил взгляд на кровь на полу, а потом на избитое лицо Перри.

— Кто-нибудь может мне объяснить, почему вы двое посчитали нужным попытаться уничтожить моё душевное спокойствие и испортить хороший во всех отношениях бал?

— Думаю, он сломал мне рёбра, — ахнул Лорд Стефан, безуспешно пытаясь встать с того места, где упал.

Граф немного посмотрел на него без всякого выражение.

— Они треснули. Не двигайся. — Наклонившись, он закрыл глаза, и приложил ладонь к боку Стефана. Миг спустя раненый лорд стал дышать легче. — Вот, так лучше, хотя скверный синяк всё равно останется. Кто-нибудь, дайте человеку кружку эля. Помогите ему встать!

Люди поспешно повиновались, пока Мордэкай повернулся к Лорду Эрику, но тот отмахнулся:

— Я в порядке, — сказал Эрик, прижимая ладонь к лицу. — Просто отёк.

Мордэкай посмотрел на Грэма, покрасневшего от стыда.

— Грэм, ты не мог бы объяснить, почему ты попытался перекроить Перри лицо, и зашёл настолько далеко, чтобы напасть на моих гостей?

Грэм уставился на Графа, его разум с бешено метался, ища приемлемый ответ. Правда была недопустима. Он отказывался повторять ложь Перри перед таким числом слушателей, да и вообще в чьём угодно присутствии. Такого рода ложь мгновенно стала бы слухом, и то, был ли этот слух правдивым, уже перестало бы иметь значение. Один лишь намёк испортил бы ей репутацию.

Его рот закрылся, но слов никаких не послышалось — его мозг совершенно заело.

Досадуя, Мордэкай повернулся к Перри:

— Быть может, ты хотел бы объяснить, что случилось такого, что настолько разъярило молодого Грэма? Или почему ты ощутил себя в такой опасности, что обнажил сталь в моём доме?

Большая часть лица Перри была скрыта большим полотенцем, которое он использовал, чтобы приостановить тёкшую из его сломанного носа кровь. Лишь его глаза были полностью видны, но они были выразительны, метнувшись сначала к Графу, а потом обратно к Грэму. Он знал, какой эффект произведут его слова, если повторить их перед всеми собравшимися.

Он хотел сделать больно Грэму и, соответственно, Алиссе — но даже он не хотел вредить ей настолько сильно. Да и не хотел показать себя остальным в качестве ревнивого, мелочного бывшего любовника, который готов был пойти на что-то столь злобное. Если он повторит сейчас своё утверждение, никто от этого не выиграет.

И Грэм наверняка выследит и убьёт его позже — по крайней мере, именно об этом молча предупреждал взгляд его бывшего друга. Последние несколько минут привили ему новую степень страха перед Грэмом Торнбером.

— Это было личное, Ваше Превосходительство, — наконец ответил Перри.

Мордэкай снова взглянул на Грэма:

— Это правда?

Тот кивнул:

— Да, сэр.

— Когда у вас двоих в следующий раз появится «личный» вопрос, пожалуйста, воздержитесь от попыток разрешить его в общественном месте. Ваша ссора не только испортила настроение одного из моих самых любимых событий, но вы также физически ранили кое-кого из моих гостей. Вы понимаете, насколько это серьёзное дело?

Оба кивнули, не поднимая взглядов, и ответив «да, сэр».

— Ваша ссора разрешена?

Несмотря на прежнюю ярость, голова Грэма значительно остыла, и его гнев несколько ослаб благодаря тому факту, что Перри отказался разглашать свою зловредную ремарку собравшимся. Простить Перри он пока не мог, но за оскорбление он с ним уже расплатился. Тем не менее, он подождал, пока тот не ответил первым.

— Да, милорд, — сказал Перри.

— Да, сэр, — согласился Грэм.

— Капитан Дрэйпер, — рявкнул Граф.

— Да, мой лорд! — отозвался капитан стражи, стоявший неподалёку с несколькими солдатами. На сына он смотрел с чрезвычайным разочарованием.

— Забери этих двоих глупцов, и посади под замок. Не хочу, чтобы они тут шатались, пока я не решу, что с ними делать, — сказал Мордэкай.

Капитан медлил.

— Что такое, Капитан?

— Куда посадить, мой лорд? У нас нету темницы.

Мордэкай улыбнулся:

— Я знаю идеальное место.

* * *

Под замком часы текли медленно. Грэм и Перри слышали о Камере Железного Сердца, но никто из них никогда прежде её не видел. В этом месте Мордэкай некогда заточил Карэнта Справедливого, ныне мёртвого бога правосудия.

Идти к ней уже было довольно страшно, ибо Граф построил комнату глубоко под замком. Долгая дорога, вниз и вниз, по длинным, узким каменным коридорам, тревожила их. Они могли почти чувствовать вес всей земли, давивший на их головы и плечи.

Никакой человек не мог надеяться сбежать из этого места, если тюремщик не вернётся с ключом. Эта темница была построена, чтобы удержать бога.

— Как думаешь, сколько Граф продержит нас здесь? — час спустя спросил Перри глухим и гнусавым из-за повреждений носа голосом. Это были первые слова, которые кто-то из них произнёс с тех пор, как их посадили.

Грэм лишь зыркнул на него, отказываясь говорить с врагом.

Прошёл ещё какой-то неопределённый промежуток времени, возможно — час, а возможно и больше, когда Перри снова заговорил:

— Слушай, прости.

— Почему?

Перри отвёл взгляд:

— Это был не я. Это был не тот «я», которым я хотел быть. Это было мелочно и жестоко…

— Нет, — перебил Грэм. — Почему ты пытался навредить ей? Неужели ты можешь кого-то так ненавидеть за отказ?

Сын капитана совладал с эмоциями, прежде чем ответить:

— Это было скорее не про неё, а про тебя. Её я любил — или думал, что любил, но сделать больно я на самом деле хотел тебе.

— Да что я тебе сделал?

— Ничего, — горько сказал Перри. — Тебе и не нужно было. Дело в том, кем ты был, кто ты есть.

— Это херовая причина вести себя как осёл. Я думал о тебе как о друге.

— Ага, херовая, но всё именно так и есть. Всю жизнь меня сравнивали с тобой. Когда мы были маленькими, я тобой восхищался. Ты всегда был быстрее, сильнее, проворнее, но я думал, что если буду держаться достаточно близко, то смогу стать как ты. Потом мы стали старше, и я осознал, что никогда не буду как ты. Как бы упорно я ни трудился, люди всегда говорили: «Он хорош, но просто вообрази, если бы Грэму позволили учиться».

Грэм уставился на Перри так, будто тот отрастил вторую голову. Даже в самых диких своих мечтах он никогда не воображал, что кто-то будет ему завидовать:

— Ты завидовал мне? У тебя есть всё, чего я хотел!

— Например?

— Ты — оруженосец, и однажды тебя сделают рыцарем!

— И что? Однажды ты примешь свой титул, и тебя тоже назовут рыцарем.

— Возможно, как формальность, но я хочу не этого, — возразил Грэм.

— Ты всё ещё популярнее у женщин, и всегда был.

— Зачем ты так солгал? Если хотел оскорбить меня, то зачем её втягивать?

Перри изучал лицо Грэма, обдумывая его слова. Неправильный ответ мог вылиться в его смерть. Он уже чувствовал мощное раскаяние за содеянное, но не мог сейчас улучшить их отношения, сказав правду.

— Не у всех есть твоя сила, Грэм. Глубоко внутри я просто слабый, жалкий человечишка.

— Просто заткнись, — рявкнул Грэм. — Я сыт по горло твоим нытьём. Не буду я тебя жалеть.

— Мне правда жаль, — сказал Перри. — Если Сэр Сайхан не лишит меня обязательств его оруженосца, то я сам от них откажусь. Я недостоин быть рыцарем.

— Ты хочешь, чтобы я снова расквасил тебе нос? — пригрозил Грэм.

— Я искренне сказал.

— Однажды люди будут рассказывать о случившемся прошлым вечером, и всё будет выглядеть чертовски печально, если человек, которого я избил, окажется каким-то сломленным, конченым неудачником, — сказал Грэм.

— Э? — Перри был сбил с толку.

— Я говорю, что тебе лучше закончить начатое. Если хочешь исправить это, то, чёрт побери, сделаешь из себя мужика. Станешь рыцарем, и заставишь их однажды слагать о тебе песни.

— А тебе каким именно образом от этого будет лучше?

— По меньшей мере, я буду тем человеком, который однажды надрал задницу Сэру Перри. Мне этого хватит. — Грэм вяло улыбнулся.

Перри засмеялся, но внезапно перестал, когда его нос снова стал кровоточить. Запрокинув голову, он прижал к нему тряпку, пока кровь не остановилась.

— Нечестно это, — сказал он некоторое время спустя.

— Что именно?

— То, что меня обучают на рыцаря, в то время как сын Дориана Торнбера пропадает зря.

Глава 23

Их наконец выпустили задолго после полудня на следующий день. Голодный и томящийся жаждой, Грэм вернулся в апартаменты своей семьи, чтобы принять гнев своей матери.

Её там не было, но его ждали бабка и сестра.

Карисса сразу же обняла его, крепко сжав его своими маленькими руками.

— Прости, что заставил тебя волноваться, — сказал он ей.

— По крайней мере, ты думаешь в правильном направлении, — прокомментировала Элиз Торнбер, наблюдая за ним.

— Прости, Бабушка, — сказал Грэм.

— Иди сюда, — сказала старая женщина. Она подержала его на расстоянии вытянутой руки, изучая взглядом. — У тебя что-нибудь поранено?

— Только моя гордость.

— Ба, — ответила она, — это не рана совсем.

— Я подвёл вас.

— Если скажешь это твоей матери, то я буду всё отрицать, но я не могу сказать, что совсем уж недовольна, — признала старая женщина.

Грэм был поражён.

— Не смотри на меня так, дитя. Ты слишком похож на своего деда.

— Которого? — спросила Карисса вслух.

— На обоих! — ответила Элиз. — Сам выбирай. Дункан Хайтауэр в молодости был почти таким же круглым глупцом, как мой муж.

— А что насчёт Отца? — сказала Карисса.

Элиз засмеялась:

— Мой сын был робким мальчиком. Он никогда не ввязывался в драки.

— Робким? Грэм определённо никогда не слышал, чтобы его отца так характеризовали.

— Да, — вздохнула Элиз. — Мой сын был чрезмерно милым. Его отец думал, что с ним было что-то не так. Дориан никогда никому не делал больно, даже руки ни на кого не поднимал, пока рос. Даже когда тренировался, он себя сдерживал, чтобы кого-нибудь не поранить.

— Но…

Она замахала руками:

— Да, да, я знаю, что вы, наверное, слышали. Ваш отец был великим воином, и мир скорбит от его потери, но пока Дэвон Трэмонт не попытался убить его лучшего друга, Дориан ни разу не вредил никому в гневе.

— И даже в тот раз первый удар получил не Дэвон, — сказала стоявшая в дверях Роуз.

Элиз вздрогнула, а затем тихо засмеялась:

— Я и забыла об этом.

— Что? Что забыла, Бабушка? — спросила Карисса.

— Это была ваша мать, — сказала Элиз.

Грэм в шоке уставился на неё.

— Он собирался убить Дэвона Трэмонта, но ваша мать вмешалась — или так мне сказали. Меня там не было, — объяснила Элиз.

— Но это же был не сильный удар… ведь не сильный, Мама? — сказал Грэм, ища подтверждения у матери.

— Он разбил мне губу, но это не было намеренным. Я застала его врасплох, и он ударил наотмашь, ещё не зная, что это была я, — сказала им Роуз. — Он потом годами за это винился.

— Как бы то ни было, — сказала Элиз, — они все теперь будут осторожнее. Людям уже давно пора научиться быть осторожными с Торнберами.

Роуз хмуро и неодобрительно глянула на Элиз:

— Могу я переговорить с тобой наедине? — Обе женщины ушли в комнату Грэма, и закрыли дверь.

Сестра снова обняла его, прежде чем спросить:

— Почему ты это сделал?

Грэм посмотрел в её доверчивые голубые глаза, и почувствовал стыд, но попытался скрыть его небрежной улыбкой:

— Я же сказал тебе, перед танцем — помнишь?

— Что сказал?

— Что я поколочу всякого, кто не пригласит тебя на танец, а также всякого, кто пригласит тебя на танец, — напомнил он.

Карисса немного поразмыслила над этим. Действительно, Перри не приглашал её танцевать, а с Лордом Эриком и Лордом Стефаном она танцевала. Все трое получили раны в устроенной Грэмом драке. Она знала, что он шутил, но всё равно подыграла ему, мягко похлопав его по ладони:

— Я и забыла! — с притворной серьёзностью воскликнула она. — В будущем я буду очень осторожна в том, к кому проявляю благосклонность.

Элиз вышла из его спальни, и Роуз окликнула его:

— Грэм, пожалуйста, подойди сюда. — Он вошёл внутрь, и она закрыла за ним дверь.

— Ты осознаёшь, что опозорил всю нашу семью, не так ли? Это — не повод для смеха, — наставительно сказала его мать.

— Осознаю.

— Мне пришлось просить прощения у Лорда Эрика и Лорда Стефана, чем ты тоже займёшься сразу после того, как мы тут закончим. Я пошлю в их дома дорогие подарки, чтобы возместить твоё оскорбление.

— Мне жаль, Мама.

— Ты хотел бы объяснить, что заставило тебя напасть на сына Капитана Дрэйпера посреди официального бала? — Её голос был спокойным, но он чувствовал скрывавшийся под слоем спокойствия гнев.

— Нет, Мама, не хотел бы.

Она сверкнула взглядом — такое предупреждение он не смел игнорировать.

— Почему нет?

— Потому что я не буду повторять лживые слова, даже чтобы оправдать свои действия.

— Значит, ты считаешь, что защищаешь кого-то другого. В этом дело?

Он слегка кивнул.

— Алисса заходила, надеясь тебя повидать, — сказала Роуз, меняя направление беседы. — Мы мило поболтали.

Грэм побледнел лицом.

— Не волнуйся. Я не сказала ей ничего непристойного. Она, похоже, искренне заботилась о тебе, — заверила она его. — Она имела какое-то отношение к твоей драке?

Грэм замер, боясь двигаться или даже дышать.

Роуз сузила глаза:

— Быть может, это имело какое-то отношение к вот этому? — Распахнув дверь его гардероба, она вытащила простое платье, которое там оставила Алисса. Роуз сжимала его в кулаке, её рука тряслась от гнева.

— Думаешь, я не бы не узнала?! — рявкнула она на него. — Так ты думал?!

Он уставился на неё в ответ, не в силах найти слова.

— Отвечай! — закричала Роуз. Её рука метнулась вперёд, и отвесила ему хлёсткую пощёчину.

— Пожалуйста, Мама, это не то, что ты думаешь…

— Не то? Ты осознаёшь, что я знала ещё до того, как нашла это платье? Это — лишь самое вопиющее доказательство. Каждое твоё слово и действие кричало правду всем на обозрение. — Повернувшись, она подхватила кусок ленты, лежавший на полу. — Это, кстати, не от твоей сестры.

— Кто ещё знает? — продолжила она — Из-за этого ты напал на молодого Мастера Дрэйпера? Обнаружил его прежние забавы с твоей зазнобой?

— Это ложь! — сказал Грэм, повысив голос.

— А! Вот он, тот самый строптивый мужлан, который избил молодого человека так сильно, что тот опасался за свою жизнь.

— Всё было не так, — возразил Грэм.

— Именно так всё и было! Только хулиган и трус будет бить лежачего. У этого бедного мальчика не было шансов! Ты избил его до полусмерти, чтобы прикрыть свою собственную вину! — бросила она обвинение.

— Это неправда, — сказал Грэм, из его глаз потекли слёзы. Однако внутри он остро чувствовал скрывавшееся в её словах зерно истины. — Всё было не так.

— Прекрати думать своим членом! Я вырастила тебя отнюдь не каким-то разгульным, сходящим с ума от похоти дураком, который дерётся на улицах за какую-то потаскуху!

— Нет! — закричал Грэм. — Не смей так говорить об Алиссе! — Он начал дрожать.

— Или что? — бросила вызов Роуз. — Побьёшь меня? Ты так теперь решаешь все свои проблемы?

— Нет. — Грэм захлопнул рот, пытаясь взять себя в руки. Ощущение было таким, будто его грудь вот-вот взорвётся.

Роуз наблюдала за ним, её собственное лицо покраснело — а потом она сделала глубокий вдох.

— Прости. Мне не следовало этого говорить, — сказала она ему. — Не думаю, что мне когда-либо в жизни было так больно.

— Я не пытался сделать тебе больно, Мама.

— А вот сделал! Я никогда не испытывала такого разочарования, нет… отвращения. Думаешь, твой отец желал бы, чтобы ты так себя вёл?

— Нет.

— Кто научил тебя так драться? — спросила она, но снова заговорила до того, как он смог ответить. — Не важно, я уже знаю ответ. Я слышала, как ты обратился к Сайхану. Это достаточно ясно.

— Будь моя воля, я бы вздёрнула эту скотину, — пробормотала она. — К сожалению, это — не вариант, — добавила она, говоря сама с собой, прежде чем снова посмотреть на сына: — Ты этого хочешь? Думаешь, твой отец этого хочет?

— Это не важно, — тихо сказал Грэм.

— Что?

— Я сказал «это не важно»! — громко повторил он. — Я — не Дориан Торнбер, и никогда им не буду. Это не его жизнь, а моя! Мне всё равно, что ты хочешь, или чего он хотел. Я хочу быть собой, Грэмом Торнбером! — Эти слова звучали для его собственных ушей как святотатство, но он чувствовал ихискренне, до глубины своей души.

Леди Роуз Торнбер замерла, уставившись на сына широко раскрытыми глазами. Чуть погодя это стало для неё уже чересчур, и она отвернулась, глядя в маленькое, узкое окно.

Грэм наблюдал за ней, его гнев утихал, сменяясь безымянным ужасом. Плечи его матери двигались, однако никаких звуков от неё не доносилось. Он сказал то, что следовало сказать — и теперь не мог взять свои слова обратно.

— Ладно, — сказала она сдавленным от эмоций голосом.

— Мама…

— Ты прав, — тихо продолжила она. — Это — твоя жизнь, и у меня нет права пытаться жить её вместо тебя.

Он шагнул вперёд, пытаясь сократить разделявшее их расстояние, навести мост через растущую между ними пропасть.

— Это я виновата. Я слишком упорно пыталась защитить тебя, держать тебя подальше от того, что причинило бы тебе боль. Твой отец этого бы не хотел. У него было очень тяжело на сердце, ближе к концу, но он бы тебя учил. Я предпочла интерпретировать его слова так, как мне хотелось. Я не хотела тебя потерять.

— Ты меня не потеряешь, Мама.

— Уже потеряла, — тихо сказала она. — Где твой отец? Где твои деды? Ты заметил, что все мужчины в нашей семье мертвы? — Она встала, и покинула комнату, вернувшись мгновения спустя. Вид её лица разрывал Грэму сердце — её глаза были красными, а по лицу текли слёзы. Что хуже, в руках она держала копию Шипа, которую они с Мэттью повесили на стену.

— Вот, что их убило, — сказала она. — Всех до единого: моего отца, твоего отца, и отца твоего отца — все они погибли, сражаясь. — Она сунула оружие ему в руки. — Бери. Он твой. Учиться начнёшь завтра.

Щёки Грэма были мокрыми, когда он взял меч — тот меч, который он уже украл, хотя она этого и не знала.

— Я не умру. Теперь уже нет войн…

— Всегда есть войны, — тихо сказала она. — Мужчины всегда находят способы их начать, к добру или к худу. Однажды ты и сам найдёшь свою войну.

— Не найду…

Роуз прижала палец к его губам.

— Тихо. Я решила, и больше ничего не скажу, лишь дам тебе мудрый совет — то знание, которое получил твой отец перед смертью. Война — смерть, вне зависимости от того, убивает она или нет. Убивай или будь убитым — умрёшь ли ты, или сразишь врагов тысячами, это оставляет тебя мёртвым внутри. Каждая отнятая тобой жизнь будет стоить тебе частички души, так что решай осторожно. Никогда не плати, если оно того не стоит.

— Я заставлю тебя гордиться, Мама.

Она будто сжалась, даже когда его руки обняли её, пытаясь её успокоить.

— Я уже горжусь — гордая дочь, гордая вдова, и гордая мать. Гордость — всё, что у меня есть, и теперь, когда я впереди меня пожилой возраст, гордость — плохая замена для семьи.

Они плакали вместе, пока она не оттолкнула его.

— Хватит с меня, — сказала она тогда. — Больше никаких слёз, если будешь рыцарем — то будь лучшим. — Она оставила его стоять в одиночестве.

Он услышал голос Кариссы в другой комнате:

— Мама, что не так?

Его бабка вошла, и обняла его:

— Я ей говорила, что всё до этого дойдёт.

— Прости, Бабушка, — ответил он. — По-моему, я разбил ей сердце.

— Ш-ш-ш, — утешила она его. — Женские сердца не настолько слабы. Она поправится.

Глава 24

На следующий день Грэм присоединился к остальным молодым людям во дворе для тренировок.

Роберт Лиси первым поприветствовал его, когда он приблизился:

— Привет, Грэм.

— Прости, Роберт, — только и смог сказать Грэм.

— Ничего, — сказал Роберт, всегда всё прощавший.

Перри просто протянул руку, которую Грэм молча пожал. Они уже помирились.

Он попросил прощения у всех, кто участвовал в инциденте на балу, но пока не говорил с Сэром Сайханом напрямую.

— Начиная с сегодняшнего дня Грэм присоединится к нам, — объявил Сайхан. Его объявление вызвало у других любопытные взгляды, но он это проигнорировал. — Отойди-ка со мной на минутку, — добавил он, указывая на Грэма.

Они немного отошли от остальных.

— Пожалуйста, простите меня, Зайхар, — сказал Грэм.

— За что?

— За драку на балу, за то, что ранил одного из ваших оруженосцев. Я обесчестил ва…

— Заткнись, — сказал Сайхан, перебивая его. — Ты будешь обращаться ко мне как к «зайхару» лишь тогда, когда мы тренируемся наедине. А что касается извинений, то я скажу тебе, если они потребуются.

— Но вчера…?

— Твои драки с другими людьми — не моё дело, мальчик.

— Но с моей стороны было неправильно начинать драку в зале, — настаивал Грэм.

— Я — не твой отец, и не твой судья. Что правильно, а что неправильно в твоих действиях — решать твоей матери и Графу. Я лишь вмешался из необходимости, чтобы не дать тебе убить того молодого болвана, — сказал Сайхан.

— Мы с ним уладили наши разногласия.

— Это хорошо — убивать ты пока не готов.

— Прошу прощения, сэр, но… что? — Грэм был совершенно сбит с толку.

— Ты думал, я тебя остановил, чтобы защитить моего оруженосца? Он сам сделал свой выбор, когда оскорбил тебя. Я бы очень не хотел его терять, но я здесь не для того, чтобы нянчиться с идиотами. Я остановил тебя потому, что это затруднило бы твоё обучение, или вообще загубило бы тебя. Как у твоего отца, у тебя мягкое сердце. Убив его, ты бы нанёс ущерб своей решимости, своему сердце.

— Значит, вам было бы всё равно?

Сайхан поморщился:

— Я же сказал тебе, мальчик. Большинство сражается своими телами, кто-то — умами, а некоторые, сумасшедшие, вроде тебя — сердцами. Убить кого-то в гневе на этом этапе обучения повредило бы тебе… здесь! — Он ударил Грэма ладонью в грудь. — Когда будешь готов, когда победишь себя — тогда ты сможешь принимать собственные решения о том, убивать кого-то или нет.

— И вам будет всё равно, кого я убью?

— Я предоставлю тебе самому решать. У меня есть мои клятвы, и люди, которым я поклялся повиноваться и которых я поклялся защищать. Если ты обнаружишь, что идёшь против меня, тогда у тебя будет проблема, ибо я — единственный человек, которого ты, наверное, никогда не сможешь победить.

Грэм подумал над его словами:

— Почему нет?

— Потому что я — твой учитель. Вот, почему ты согнулся, когда я врезал тебе в тот день. Ты уже достаточно хорош, чтобы дать трудный бой… будь я незнакомцем. Вскоре ты станешь ещё лучше, но поднять руку на того, кто тебя учил — почти невозможно. Ты смог бы ударить свою мать?

— Никогда!

— Вот именно. И вот, почему ты никогда не сможешь меня победить — но я уж, чёрт возьми, постараюсь, чтобы ты не уступал никому другому, — сказал старый рыцарь.

— А есть кто-то, кого вы не можете победить? — спросил Грэм.

— Уже нет, — сказал Сайхан.

— А ваш учитель?

— Он мёртв. — Тут рыцарь отвернулся, и пошёл обратно, к остальным.

— Что с ним стало?

— Довольно вопросов.

* * *

Ещё один сюрприз ждал Грэма позже, когда он вернулся в тот день домой.

Он был уставшим до мозга костей. Утренняя тренировка была физически утомительной. Учебный бой в тяжёлой кольчуге в совокупности с последовавшей за ним долгой пробежкой подвергли испытанию его выносливость, а потом, после обеда, он пошёл тренироваться с Сайханом один на один. Несмотря на заверения его учителя в том, что просить прощения не было необходимости, Сайхан позаботился о том, чтобы Грэм не ушёл, не заработав немало синяков.

Возвращаясь в апартаменты своей семьи, он надеялся на короткий отдых и, быть может, возможность помыться, прежде чем пойти в главный зал. Вместо этого он обнаружил, что в передней комнате сделали перестановку. Более маленький стол был убран, и на его место занесли стол побольше. Стол был сервирован на пятерых.

— Это что? — спросил он.

— Мама хочет устроить семейный ужин, — сказала Карисса, заканчивая помогать одной из кухонной обслуги накрывать на стол.

В прошлом они уже так делали, но редко. Роуз предпочитала есть среди других дворян. Она часто читала Грэму нотации о том, как важно показываться на людях — как для поддержания социальных связей, так и для успокоения тех, кто служил им.

— Стол накрыт на пятерых, — указал он. Четвёртое место скорее всего было для их бабки, но пятое оставалось для него тайной.

— У нас будет гость, — ответила его сестра, одарив его хитрой улыбкой.

Тут вошла Роуз, неся в руках графин. Поставив его на стол, она посмотрела на Грэма, прежде чем поморщиться, и повести носом:

— Иди помойся, от тебя несёт ржавчиной и потом.

Он взял свежую куртку, и пошёл делать, как было велено. Возвращаясь полчаса спустя, но обнаружил, что его бабка только-только подошла, стоя в коридоре. Он поспешно открыл для неё дверь.

— Ты знаешь, кто придёт на ужин? — спросил он.

Элиз подмигнула ему:

— Увидишь через несколько минут.

Когда чуть позже к ним постучались, он поспешно открыл дверь. Снаружи стояла Алисса.

— Это ты, — удивлённо сказал он.

Она нервно улыбнулась:

— Это я.

— Входи.

Она зашла внутрь, и Грэм провёл её к оставшемуся за столом месту, в то время как Роуз послала служанку на кухню, сообщая о том, что они готовы. Все расселись, и Роуз кивнула Кариссе. Та встала, и, подняв уже стоявший на столе графин, начала наливать.

— Хочешь вина? — спросила его сестра у их гостьи.

— Да, спасибо.

Грэм последовал её примеру, и тоже взял себе бокал, стремительно переводя взгляд туда-сюда между женщинами своей семьи. «Что они тут затеяли?» — гадал он.

Тут они начали болтать — о погоде и прочей чепухе. Когда чуть позже принесли еду, Грэм обнаружил, что чувствует облегчение. Несмотря на упорные усилия его матери, наслаждаться такими пустыми беседами он так и не научился. Он был рад чему-то, что могло занять ему руки.

Когда они закончили с едой, и трапеза подходила к концу, он начал чувствовать трепет. Его мать была очень традиционной, и он знал, что истинная её причина для приглашения скоро станет ясна. Лишь после того, как они поели, она эту причину раскроет.

— Я должна поблагодарить тебя за то, что ты заботилась о моём сыне в моё отсутствие, — сказала Роуз, когда унесли пустые тарелки. — В частности — за наложение швов на его раны.

— Это мелочь, — ответила Алисса. — Леди Торнбер справилась бы сама, не будь меня там.

Элиз подалась вперёд:

— Тем не менее, работа была аккуратной. Мне нравится женщина, которая не боится сделать то, что нужно.

— Думаю, ему нравится иметь шрамы, — вставила Карисса.

На это они рассмеялись, а потом Грэм заговорил, обращаясь к Алиссе:

— Я бы хотел попросить прощения за то, что испортил бал, тем более прямо после твоей песни.

— Это было бы неподходящим вообще в любое время, — сказала Роуз, возражая ему.

— Вам понравилось моё пение? — спросила молодая женщина.

— Было потрясающе! — с энтузиазмом сказала Карисса. — У тебя прекраснейший голос.

— Благодарю.

— Твой талант редок и исключителен, — согласилась Роуз, — но у меня есть более важный вопрос, требующий обсуждения. Могу я говорить откровенно?

Алисса уважительно склонила голову:

— Для меня честь быть приглашённой в ваш дом. Пожалуйста, спрашивайте всё, что пожелаете.

— Мой сын в тебя влюблён.

Грэм подавился вином, и начал неконтролируемо кашлять. Но никто не обратил на него внимание. Элиз и Карисса пристально наблюдали за его матерью и Алиссой.

Алисса замерла, не показывая никаких признаков шока, хотя ответила не сразу. Минуту спустя она моргнула, и тогда-то Грэм и осознал, что она этого не делала почти целую минуту.

— Надеюсь, ты простишь меня за то, что я так застала тебя врасплох, — добавила Роуз.

— У него совершенно вскружена голова, — согласилась Карисса.

Грэм зыркнул на сестру, наконец обретя голос:

— Я не пьян.

— Я не это имела ввиду, — сказала Карисса.

Элиз шикнула на неё, положив ладонь девочке на плечо:

— Пусть они говорят.

— Я этого не ожидала, — призналась Алисса.

— Но ты уже знала, — сказала Роуз. — Не уходи от ответа.

— Да, Леди Роуз.

— Просто Роуз, — ответила его мать. — Если мы будем одной семьёй, то титулы можно опустить.

— Семьёй?! Но… — Алисса наконец потеряла самообладание, и начала подниматься со стула, но Элиз положила ладонь ей на плечо, усаживая её обратно.

— Садись, девочка.

Грэм к тому времени тихо застонал, уронив лицо в ладони.

Роуз изучала сидевшую напротив неё женщину взглядом:

— Ты любишь моего сына?

Грэм разомкнул пальцы, чтобы видеть через них, не в силах отвести взгляд. Он чувствовал себя так, будто оказался в какой-то ужасной пьесе, но отчаянно хотел узнать, чем она кончится, как бы ни больно ему было её смотреть. Алисса опустила голову, глядя на стол перед собой.

Когда он это увидел, у него ёкнуло сердце. «Она не сможет этого сказать — или, возможно, не верит в это».

Тихий голос нарушил тишину:

— Безнадёжно, без памяти — люблю. Я его люблю.

Карисса сделала долгий выдох — она всё это время задерживала дыхание.

Грэм чувствовал примерно то же самое:

— Могу я что-то сказать?

Три женщины и девочка ответили хором:

— Нет.

— Однако выйти за него я не могу, — объявила Алисса. — Мой отец этого не позволит.

— Тогда зачем он отдал тебя на воспитание? — спросила Элиз.

— Эта идея принадлежала моей матери, но у Отца на меня другие планы.

Роуз посмотрела на неё, подняв бровь:

— Позволь мне об этом позаботиться.

— Вы ничего не сможете сделать, — возразила Алисса.

— Я уже послала письмо твоей семье, прося разрешения навестить их весной. Тогда и обсудим.

Тут на лице Алиссы отразился ужас, и она внезапно встала:

— Нет! Вы не можете этого сделать.

— Могу, и уже сделала. Поверь мне, девочка, я могу быть очень убедительной, — сказала Роуз.

Элиз тихо засмеялась, а Карисса встала позади Алиссы, спокойно похлопывая её по плечу.

— Не волнуйся, — сказала сестра Грэма. — Мама всё исправит. У твоего отца нет никаких шансов.

Алисса посмотрела на Грэма, по её щеке стекла слезинка:

— Я правда тебя люблю.

Остальные восприняли это как признак надежды, но Грэм ощутил глубокую печаль в её взгляде. Слова означали одно, но за ними лежал другой посыл, который ощущался как прощание. Он встал, и обнял её, не в силах более оставаться отделённым от неё.

Тут его мать заговорила:

— Также я должна попросить тебя в дальнейшем воздержаться от того, чтобы спать с моим сыном — по крайней мере, пока мы не поговорим с твоим отцом.

Грэм развернулся к ней:

— Во имя всех мёртвых богов! Есть хоть что-нибудь, чего ты не готова сказать?

Карисса показывала на него пальцем, прикрыв рот ладонью:

— Ты, да неужели!

Элиз захохотала, смеясь подобно старой карге, в то время как Алисса уткнулась лицом Грэму в спину.

— Да, мэм, — сказала она ему между лопатками.

Глава 25

Два дня спустя Грэм ехал через поля за Уошбруком вместе с Алиссой. Было ещё утро, но только-только. Солнце поднималось близко к полуденному апогею, и вскоре жители замка должны были собраться на обед. Однако у двоих влюблённых были иные планы, и перемётные сумы их скакунов были набиты провизией для приятного пикника.

Грэм уже получил у Сайхана разрешение пропустить послеполуденную тренировку, и с нетерпением ждал возможности побыть с Алиссой одному.

— Не здесь, — сказала она ему, когда он предложил ей остановиться на приятном месте у границы леса. — Давай найдём тенистую поляну. — Она повернула лошадь к лесам.

— Конечно, — покладисто сказал он, и вскоре они пробирались по тенистым лесным тропам. Двадцать минут спустя они были вдалеке от любых людских поселений, и пытливых взглядов.

Они разложили вещи на травянистой поляне, где деревья расступались достаточно, чтобы обеспечить землю тёплым солнечным светом. Алисса взяла большую скатерть, которую расстелила на земле, чтобы им было на чём есть.

Чашки и кувшин вина появились первыми, и Грэм налил им понемногу.

Она выпила свою порцию одним долгим глотком, заставив его поднять брови, а потом отложила в сторону, наклонившись к нему за поцелуем.

Он ответил взаимностью, но чуть погодя отстранился:

— Мы ещё не поели.

— Это может подождать. — В её взгляде застыла невысказанная нужда.

— Нас просили не…

Она снова поцеловала его, и он пересмотрел своё мнение.

Прошло некоторое время с тех пор, как они были наедине, и несмотря на его лучшие намерения, он обнаружил, что пика достиг гораздо быстрее, чем хотелось бы. Он начал отстраняться, но она крепко вцепилась в него.

— Нет, не останавливайся.

— Я слишком близок, — сказал он ей, тяжело дыша.

Она оплела ногами его бёдра, заставляя его погрузиться глубже:

— Мне всё равно. Я хочу этого.

— Но…

— Только разок, — прошептала она ему на ухо. — Только сегодня, пожалуйста…

Он посмотрел ей в глаза, и в его горле зародилось рычание. Прижав её к земле, он дал волю своему внутреннему первобытному зверю, и вскоре они оба кричали, обезумев от молодой страсти.

Потом они откушали еды, которую она собрала, хотя её и было слишком много на двух человек.

— Мне всё это не съесть, — признался он.

Выражение на её лице говорило об ужасной печали:

— Я знаю. Думаю, я взяла слишком много.

— Чего ты такая грустная?

Она опустила взгляд:

— Не могу объяснить.

— Попытайся.

— Я тебя люблю, Грэм, но я знаю, что это плохо кончится.

— Твой отец правда настолько скверный?

Лёгкий ветерок дёрнул её волосы.

— У него благие намерения, но методы его… — она остановилась. — Я не хочу об этом говорить.

Он вздохнул:

— Думаю, я могу это понять. — Подавшись вперёд, он коснулся губами её загривка, заставив дрожь возбуждения пробежать по её спине.

— Это — наш последний раз, — уныло сказала она.

— Что это значит?

— Больше мы не сможем быть вместе, это — последний раз.

Он подумал про обещание, которое она дала его матери, и которое они только что нарушили.

— Полагаю, ты права. Нам больше не следует так делать. Но это лишь временно, пока мы не получим разрешение твоего отца на свадьбу. Сколько ещё времени до того, как тебе надо будет возвращаться в замок?

— У меня время до ужина.

— Тогда давай не будем терять времени, — сказал он, а потом стал выражать свои чувства более прямым образом, целуя ещё щёку, и вдоль подбородка.

Чуть погодя она ответила ему со свирепостью, которая его одновременно удивила и порадовала, и остаток второй половины дня они провели, исследуя пределы своих сил.

Солнце клонилось к горизонту, когда они наконец успокоились, и начали упаковывать разбросанные остатки их пикника обратно в перемётные сумы. Еду Алисса положила в свои.

— Я оставлю её себе, — сказала она. — На ужине меня сегодня не будет.

Грэм был разочарован:

— Почему?

— Буду писать письмо отцу. Мне нужно побыть одной, — ответила она, хотя что-то в её тоне показалось ему ложным.

Он решил не напирать на неё по этому вопросу, и они медленно поехали прочь из леса. Когда они снова выехали на открытое поле, она приостановилась:

— Езжай вперёд. Будет лучше, если они не увидят, как мы возвращаемся вместе. А то начнут чесать языками.

— Я не хочу оставлять тебя одну, — сказал Грэм. — Что если тут есть ещё одна голодная кошка?

Она улыбнулась:

— Я верхом. Даже голодная пантера не рискнёт на меня напасть.

— Ты уверена?

Она посмотрела на него с жестоким выражением лица:

— Весь мир — моё оружие, чего мне бояться?

Грэм нахмурился — «эту же фразу мне когда-то сказал Сайхан».

— Где ты это услышала?

На секунду глаза Алиссы расширились, прежде чем снова расслабиться:

— Так говорил мой дядя. А что?

— Просто это показалось мне интересным. Увидимся утром, — ответил он.

Она кивнула, и они разделились, поехав к замку разными дорогами. Ещё какое-то время они видели друг друга, и он часто ей махал, но в конце концов расстояние и неровности ландшафта скрыли её из виду.

* * *

Наступило утро, но за завтраком Алиссы не было.

Он спросил у Мойры о её отсутствии.

Она посмотрела на него так, будто он спятил:

— Она же в Арундэле, забыл?

— Нет. О чём ты говоришь? — Сердце Грэма забилось чаще.

— Ты сам вчера её проводил.

— Нет, Мойра, не провожал, — встревоженно ответил он.

— Я видела, как ты уезжал с ней, — настаивала она.

— Почему ты подумала, что она ехала в Арундэл?

— Она мне так сказала. Говорила, что Элэйн её пригласила пожить у них неделю. Постой! Куда ты?!

Грэм бросился к конюшням.

Когда он туда добрался, конюхов там не было. Они ещё завтракали, но он не нуждался в них, чтобы понять, что лошади Алиссы не было на месте.

— Проклятье, нет! — выругался он, прежде чем выдать более длинную цепочку ругательств. Ругаясь, он прошёл в комнату, где висела упряжь, взял своё седло, и отнёс к Пеббл. Он оседлал её, продолжая ругаться, но в конце концов замолчал. Кобыла могла почуять его волнение.

Он выехал, не сказав никому ни слова, проигнорировав дружеский окрик одного из стражников у ворот. Пеббл чувствовала его срочность, и поскакала быстрее, двигаясь лёгким галопом по шедшей через Уошбрук улице. Как только они миновали городские ворота, он пришпорил её пятками, и она пустилась галопом.

Человек и лошадь неслись по открытой местности, пока он не нашёл последнее место, где он её видел, прежде чем она скрылась из виду. Спешившись, он начал рыскать вокруг, пока Пеббл тяжело пыхтела, пытаясь отдышаться. Продолжая поиски, он вёл кобылу за собой.

Земля была мягкой, но трещин он не нашёл. Заставив себя успокоиться, он оставил Пеббл, и начал медленно ходить кругами, уходя всё дальше, пока наконец не заметил в земле неглубокий полукруглый отпечаток. «Вот». Он пошёл обратно к Пеббл, и, взяв поводья в руку, отвёл её к этому месте.

Какое-то время он стоял там, позволяя взгляду вобрать окружающий ландшафт, пытаясь его прочувствовать. Идти через открытое поле по следу, которому было уже полдня, не будет легко, даже если речь шла о чём-то тяжелом, вроде лошади. Он нашёл ещё несколько следов, прежде чем земля стала слишком твёрдой, чтобы в ней оставались хорошие отпечатки.

Дальше были наполовину интуиция, наполовину — опыт. «Ищи того, чего нет». В некоторых местах трава была пригнута, но он не мог быть полностью уверен, что это не было сделано чем-то другим. Он отбросил сомнения, и двинулся дальше. В какой-то момент он потерял её след, но вскоре наткнулся на небольшой ручей. Пройдя вдоль него, он в конце концов нашёл место, где она его пересекла, и где в вязкой грязи остались глубокие следы копыт.

Он переправился там, и взял её след на другой стороне, но легче дальше не стало. Он боролся с нетерпением, зная, что спешка лишь заставит его потерять любую надежду выследить её, но всё это время в уголке своего разума он понимал, что она уходила всё дальше. Он ни за что не мог отслеживать её так же быстро, как она двигалась, даже если она не спешила.

День всё шёл, но он отказывался сдаваться. След лошади привёл его в долину, оставив дорогу позади, и виляя по сочной траве, мягко спускавшейся к Реке Глэнмэй. Направление её движения казалось почти бессмысленным. Она не двигалась к Арундэлу или Ланкастеру. В некоторых местах она кружила, и выглядело так, будто в некоторых местах её лошадь надолго останавливалась.

Лошадь он заметил задолго после полудня. Та медленно шла в его сторону.

Алиссы нигде не было видно.

«Она бросила лошадь».

Его сердце обуяло отчаяние. В какой-то момент она рассталась со своим верховым животным, позволив лошади скакать дальше, оставляя ложный след.

— Вероятно, когда пересекала дорогу, — сказал он себе. Её лёгкие ступни почти не оставили бы там следов, а лошадь соблазнилась бы густой травой, что вела к реке. Иначе она могла бы двинуться домой раньше, возможно выдав Алиссу, или подняв тревогу, вернувшись без седока.

Проигнорировав лошадь, он вскочил на Пеббл, и погнал её галопом, поехав обратно туда, где след пересекал дорогу из Арундэла в Ланкастер. Оттуда он продолжил двигаться в Арундэл. Алисса была из Гододдина, и если она собиралась домой, то могла двинуться только в этом направлении.

Он не мог и надеяться найти её следы в утоптанной земле на дороге, поэтому ехал быстро, молча, и надеясь, что не пропустит какой-то признак её присутствия. Он и так уже потерял много времени.

Грэм следовал по дороге остаток дня, и часть вечера. Надеясь, что она не ушла с дороги и не пошла по пересечённой местности. Тогда он её потеряет.

Тьма опустилась, и он пошёл дальше, ведя Пеббл на поводу. Он молчал, и единственным звуком в округе был стук копыт Пеббл по сухой земле. Единственной его надеждой было увидеть свет в темноте, или уловить издаваемый ею звук, если она разбила лагерь.

Та ночь была безлунной, и лишь свет звёзд позволял ему следовать по дороге. Он шёл вперёд, отказываясь сдаваться, а когда солнце снова взошло утром, оно обнаружило его всё ещё идущего. Он уже миновал Арундэл, и дорога свернула на север, пересекая Реку Глэнмэй, и входя в горы на пути к Гододдину.

С возвращением солнца он снова сел в седло, и не спеша поехал на Пеббл. Они остановились у реки, и он дал кобыле время напиться там, прежде чем поехать дальше. Он достиг гор затемно, и остановился.

«Это нелепо». Она далеко опережала его, если полагать, что он вообще двигался в верном направлении. Было также весьма ясно, что своё исчезновение она спланировала. Её вчерашние слова были ясны. Он просто не слушал.

Она взяла дополнительную еду в дорогу. Ей хватило бы как минимум на несколько дней, если она будет есть экономно. У него же еды не было вообще, а Пеббл, несмотря на её усердие, паслась за тот день лишь несколько коротких минут.

Если он хотел преследовать её дальше, то ему придётся дать лошади пастись, или найти фермера, который поделится с ним зерном. Ему также понадобится еда.

— В горах фермеров нет, — сказал он себе. Хотя в Гододдин он никогда не ездил, он знал, что путь до низин на той стороне занимал полтора дня.

Ему придётся повернуть назад, за припасами, а это вероятно означало поездку обратно в Арундэл, как минимум.

— Почему!? — крикнул он, слушая, как его голос слегка отражается от скалистых холмов впереди.

Усталый, фрустрированный и злой, он повернул Пеббл обратно, и пустился в долгий обратный путь к Замке Камерон. Они ехали всю ночь, и через несколько часов после захода солнца он заметил костёр у дороги.

Внезапно наполнившись надеждой, он поспешил вперёд, но вскоре обнаружил, что это была не Алисса. Это готовили ужин Перри Дрэйпер и двое стражников из Камерона. Ослеплённые светом костра, они вздрогнули, когда увидели, как он появился из чёрной ночи.

— Привет, — поздоровался он с ними.

— Не повезло, а? — сказал Перри.

— Нет.

Перри одарил его искренним взглядом:

— Мне жаль, Грэм. Но ещё есть надежда. Мы послали несколько поисковых отрядов, в Арундэл, Ланкастер, и даже в фермы в долине.

— Это хорошо, — сказал Грэм, но глубоко в душе он знал, что им её не найти. Ему было весьма ясно, что она в точности знала, что делала, и что она была достаточно искусна, чтобы не дать никому себя найти.

«Весь мир — моё оружие, чего мне бояться?». Он ясно вспомнил её слова, и, глядя на Перри, он вспомнил, как она с ним разобралась во время фестиваля. Она его вывела из строя с такой небрежной умелостью, и выставила это так, будто он упал.

«Её дядя научил её не только этой фразе». Он был в этом уверен.

Глава 26

На следующий день они вернулись в Замок Камерон.

Как он и ожидал, другие поисковые отряды не нашли никаких её следов, хотя её лошадь обнаружили пасшейся на одном из пастбищ недалеко от Уошбрука. Сочувственные взгляды, которые он вынужден был терпеть, въезжая во двор замка, были для Грэма почти невыносимы. Если кто-то и не был в курсе его романа с Алиссой, то теперь уже знали все. История о её бегстве и отчаянной погоне Грэма стали темой пересудов в замке, и скорее всего и в городе тоже.

Вернувшись домой, он закрылся в своей комнате. И так уже было плохо, что ему пришлось предстать перед очами матери, когда он вошёл — взволнованный взгляд сестры он уже вытерпеть не мог. Подойдя к своему книжному шкафу, он вытащил сердечный камень своего отца, и крепко сжал. Из своего окна он наблюдал за тем, как послеполуденное солнце угасало, пока тьма не вернула себе мир.

Сняв одежду, он забрался в кровать, всё ещё сжимая красный самоцвет. В почерневшей комнате он почти мог представить, что она всё ещё была здесь, рядом, и, наверное, спала. Боль в его сердце была сильнее, чем всё, что он мог вообразить — как физическая рана. Крепко сжимая камень, он зарылся лицом в подушки, надеясь, что они приглушат любые издаваемые им звуки.

Никто не мог слышать, как он плакал один, в темноте.

Пришло нежеланное утро, принеся с собой невзгоды нового дня. Он не хотел пробуждаться. Пробуждение означало взгляд в лицо будущему — будущему, в котором не было Алиссы. Стук в дверь возвестил прибытие первого посетителя.

— Уходи, — сказал он, повысив голос.

Дверь всё равно открылась. Его сестра вошла, и закрыла за собой дверь.

— По-моему, ты неправильно меня поняла.

— Мне жаль, — сказала она, тихо приближаясь к кровати.

— Тебя мать послала?

— Нет. Она сказала, что ты, наверное, хотел побыть один.

— Значит, она планирует подождать, прежде чем сказать, насколько круглый я болван. Чудесно, — горько отозвался он.

— Это нечестно, — сказала Карисса. — Никто из нас этому не рад — она нам нравилась, в том числе маме.

— Но факт моей глупости это не отменяет.

— Ум — это ещё не всё, — сказала она ему. — Мы, наверное, ругались бы гораздо больше, не будь ты таким тупицей.

Он не мог не рассмеяться в ответ на это, но шутка вызвала новые слёзы:

— Пожалуйста, уходи, Карисса. Мама права, мне нужно побыть одному.

— Я приготовлю еды — на случай, если позже ты проголодаешься, — сказала она, и ушла.

Остаток утра прошёл тихо. Он наконец встал где-то в середине утра. Как она и говорила, за дверью он нашёл поднос с ветчиной и сыром. Он удовлетворил этим свой пустой желудок, прежде чем вернуться, и сесть на кровать.

Ещё один стук прервал его тёмные мысли вскоре после обеда.

— Уходи.

Дверь открылась, лишь чтобы заполниться телом очень крупного мужчины. Там стоял Сайхан.

— Пришло время тренировки. Утреннюю ты пропустил.

— Мне сегодня не хочется.

— Будто мне не всё равно.

Грэм зыркнул на него:

— Я не в настроении, старик.

— Очень, блядь, жаль. Если не нравится — можешь попытаться выместить это на мне.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать — и это не сработает. Сегодня я из этой комнаты ни куда не уйду, — упрямо сказал Грэм.

— У тебя нет выбора, мальчик. Если не встанешь, то я просто надеру тебе задницу прямо здесь. Так или иначе, драться ты будешь. — Сайхан шагнул в комнату, источая угрозу.

Грэм вскочил с кровати, разозлившись больше, чем был со дня драки с Перри. Грэм всё ещё сжимал камень, и тот будто пульсировал в его руке, наполняя его ощущением могущества. Грэм бросил его на кровать, и посмотрел на мужчину:

— Так почему бы тебе не попытаться?

Старый воин двинулся вперёд, и Грэм неправильно просчитал его намерения. Он почти поставил себя на пути первого прямого удара Сайхана, но в последнюю секунду сменил направление, едва уклонившись. На лице его учителя появилось удивление, когда Грэм ударил в ответ, врезав здоровяку по груди, и заставив отлететь назад.

— Неплохо, — сказал старый рыцарь, а затем неторопливо двинулся вперёд.

Грэма тоже удивил его случайный успех, и он почувствовал, как его разум скользнул в пустоту, как и было каждый раз, когда они сражались. Комната превратилась в поле боя, по которому они двигались вперёд и назад.

Они не были равны. В этот день Грэм был быстрее, сильнее, злее. Он уже был ростом с Сайхана, и хотя его тело ещё не было настолько мускулистым, он сполна пользовался преимуществами молодых скорости и выносливости. Он давил на здоровяка, заставляя его занять оборонительную позицию.

Несколько секунд спустя он увидел свой шанс, и, сместившись в сторону, поймал учителя на потере равновесия, изогнувшись, и бросив мужчину на свою кровать. Сайхан врезался в неё с громоподобным звуком, заставив одну из тяжёлых стоек расщепиться, и накрениться в сторону.

Грэм развернулся, чтобы воспользоваться своим преимуществом, но Сайхан схватился за кровать, и использовал её как упор, чтобы избежать внезапного удара ногой молодого человека. Вырвав повреждённую стойку, он врезал ею Грэма по спине, отправив его на пол.

Тот лежал там, оглушённый, глядя на учителя снизу вверх, и силясь вдохнуть. В конце концов он выдавил:

— Это едва ли было честно.

— Весь мир — моё оружие, мальчик. Твой друг что, дал тебе ещё одну магическую подпитку? — Сайхан тяжело дышал.

— Нет, — сказал Грэм. — Я просто чертовски разозлился.

— Разозлился — это хорошо, покуда это не делает тебя глупым, — сказал его учитель, — но то была не просто злоба. Я уже не первый месяц тебя тренирую. Сегодня ты был быстрее обычного.

Роуз заглянула к ним через дверной проём:

— Я начала было звать стражу, но передумала, как только увидела вас двоих. Мы не можем себе позволить терять хороших людей.

Грэм уставился на свою мать. «Это что, была шутка?». Ему часто трудно было разгадать её сухое чувство юмора.

Сайхан засмеялся, всё ещё сжимая стойку от кровати.

Элиз Торнбер выглянула из-за плеча Роуз.

— Вижу, он решил использовать твоё любимое оружие, Роуз.

«Неужели все в замке сегодня у меня в комнате?» — задумался Грэм.

— Оружие?

— Твоя мать как-то раз использовала стойку от кровати, чтобы врезать по голове твоему деду, Дункану, — сказала пожилая женщина. — Удивительно, как она его не убила.

Эту историю он не слышал ни разу.

— Не сейчас, Элиз, — сказала Роуз, окидывая его бабку раздражённым взглядом.

— Вообще-то, я думаю, что сейчас было бы отличное время, — сделал наблюдение Грэм.

Сайхан встрял:

— Этому придётся подождать, леди. Этому молодому льву ещё надо закончить тренировку на сегодня. — Бросив стойку от кровати на матрас, он указал Грэму покинуть комнату.

— Ещё? — возразил Грэм. — Я думал, мы с этим уже разобрались.

Рыцарь одарил его пугающей улыбкой:

— Нам что, нужно снова побеседовать?

— Иду, иду. Не нужно угроз.

* * *

В тот день Сайхан сосредоточил тренировку Грэма в основном на физических упражнениях и балансировке, без дальнейшего спарринга. Он в этом не признавался, но когда Грэм позже подумал об этом, у него появилось подозрение, что причины для этого могли быть личными. Несмотря на свою значительную ловкость, здоровяк наверняка получил немало синяков. Грэм был с ним отнюдь не мягким.

Это осознание вылилось для Грэма в смесь эмоций — виноватости и гордости.

Когда они закончили, и пошли обратно к Замку Камерон, Сайхан протянул своему ученику руку:

— Думаю, это — твоё. — На его ладони лежал большой красный рубин.

Грэм взял его:

— Откуда это у тебя?

— Ты его уронил на кровать, прежде чем сойтись со мной, — сказал Сайхан. — У меня было такое ощущение, что ты не хотел показывать его матери, когда та вошла.

Он кивнул.

— Это было частью твоего отца, так ведь?

Грэм засунул камень в мешочек у себя на поясе, снова кивнув. Он не доверял своему голосу.

— Как долго ты его держал, прежде чем я вошёл?

Смутившись, Грэм не хотел признавать, что прижимал камень к себе большую часть ночи:

— Несколько часов.

— Ты что-нибудь от него чувствовал?

— Иногда он ощущается тёплым, но это может быть просто тепло моего тела, — сказал Грэм. — Ещё бывает, когда я думаю о Папе, или когда я чувствую… — Он остановился, не в силах продолжать в том же направлении. — Мне хочется думать, что тут осталось что-то от него. Это поднимает мне настроение.

— Как часто ты это делаешь? — спросил Сайхан.

— Когда был маленьким — часто, — сказал Грэм, — но в последнее время — всё реже. Я уже не один месяц его не доставал. Вчера было трудно…

— Этим утром ты сражался как демон, почти казалось, будто ты принял узы земли, — заметил воин. — Кто-нибудь из волшебников видел этот камень?

Грэм покачал головой:

— Я подобрал его сразу после того, как… это произошло. И никому никогда не показывал.

— Я не буду лезть в твои дела, но показать, наверное, стоит, — посоветовал его учитель.

Больше он про это ничего не сказал, и они дошли обратно. Грэм всё ещё был расстроен, но тренировка заставила его проголодаться, и когда настало время ужина, голод перевесил тревогу, вызванную перспективы встречи с друзьями.

Все были рады видеть его за столом, особенно его мать, хотя она и избегала обращаться к нему напрямую, чтобы не привлекать к нему внимание. Карисса встала, и обняла его, не беспокоясь о том, смущало ли его это. Мэттью и Мойра тоже были рады, но подождали, пока не улёгся шум, прежде чем заговорить с ним.

— Мне правда жаль, — сказал Мэттью. — Это стало большой неожиданностью. Никто из нас не думал, что она вот так исчезнет.

— Спасибо. Но я бы предпочёл об этом не говорить, — сказал Грэм.

Мэттью кивнул, согласившись оставить эту тему, но Мойра выглядела так, будто ей ещё было, что сказать. Грэм её проигнорировал.

— Вообще, Мэтт, если ты не против, я бы хотел поговорить с тобой кое о чём после ужина, — сказал Грэм.

— Конечно, хочешь сходить со мной в мастерскую? Мне всё равно нужно было кое-что ещё тебе показать.

Грэм кивнул.

— Мне нужно с тобой поговорить, Грэм, — сказала Мойра.

— Я знаю, что ты желаешь мне добра, Мойра, но сейчас я правда не в настроении для подбадривания.

— Понимаю, — сказала она. — Мне нужно просто кое-что тебе отдать. — На её лице застыло таинственное выражение.

— Ладно, — сказал он ей. — Зайду после того, как поговорю с Мэттом.

* * *

— Встань вон там, у стены, — приказал Мэттью, как только они зашли в мастерскую.

— Э? — Грэм только хотел показать другу камень.

— Мне нужно снять с тебя мерки.

— О, ладно. — Он встал у стены, ожидая, что его друг вытащит мерную ленту. Когда его вдруг окутал синий свет, он удивлённо взвизгнул.

— Что ты делаешь?

— Просто не двигайся, иначе результат будет разболтанным, — предостерёг молодой волшебник. — ты готов?

Грэм сделал глубокий вдох:

— Наверное. — Он замер, но потом решил задать ещё вопрос: — Почему ты не скажешь мне, чем занимаешься?

Мэттью вздохнул:

— Ну, вот — смотри, что ты наделал.

Рядом с Грэмом стояло нечто, выглядевшее как идеальная его копия — почти идеальная. Лицо двойника было тревожным образом искажено и смазано.

— Что это?! — Грэм отскочил в сторону, создавая некоторое расстояние между собой и своим клоном.

— Расслабься, — сказал молодой волшебник. — Это просто иллюзия. — Он прошёл вперёд, и использовал серебряный стило, чтобы прочертить на полу несколько линий. — Вот, всё готово.

— Он безобразен, — сказал Грэм.

— Это потому, что ты начал трепать языком, когда я делал отпечаток. Если уж на то пошло, это — улучшение по сравнению с твоим врождённым уродством, — с сарказмом сказал Мэттью. — Но не важно, лицу не нужна точность.

— Для чего? — спросил Грэм, игнорируя оскорбление.

— Через секунду узнаешь. Закрой глаза.

— Зачем? — подозрительно спросил Грэм.

— Доверься мне.

Борясь с раздражением, Грэм сделал так, как его просили.

Мэттью развернулся, и вытащил Шип из большого деревянного футляра. Он тихо произнёс несколько слов, и меч исчез, вернувшись на хранение в пространственный карман.

— Я просто не хотел, чтобы ты видел его до того, как призовёшь, — сказал он. — Можешь открывать глаза.

Грэм так и сделал, одарив Мэттью вопросительным взглядом:

— И что теперь?

— Призови его.

— Он только что был у тебя в руках — ты мог просто дать его мне, — сказал Грэм.

— Но разве это было бы весело? — сказал Мэттью. — Ты слишком много времени проводишь с Сэром Сайханом. Клянусь, ты стареешь прямо на глазах. Зови меч.

Грэм вспомнил ощущение с прошлого раза, когда они упражнялись в этом. Понадобилась лишь секунда — а потом меч оказался у него в руке. Его руки напряглись, почувствовав внезапный вес — однако несмотря на свой размер, двуручный меч весил чуть больше восьми фунтов.

— О! — сказал он, поражённый. Сломанный меч больше был не сломан. Грэм положил вторую руку на рукоять, осторожно водя шестифутовым двуручным мечом в воздухе перед собой. — Выглядит потрясающе.

Мэттью улыбнулся:

— Ещё бы, чёрт побери. А теперь повторяй за мной: «кла́рдит».

— Клар… что?

— Клардит, — повторил волшебник. — Будет легче, если ты вообразишь его таким, какой он был раньше, произнося это.

— Он и является таким, каким был раньше.

— Я имею ввиду — когда был сломан.

— О, — сказал Грэм. — Клардит. — Ничего не произошло.

— Ты должен делать это всё одновременно. Это как призывать его. Вообрази прежний Шип, произнесли слово, и представь, как толика эйсара втекает из тебя в рукоять.

— Вот сразу бы так и сказал.

— Очень… сварливый… старик, — сделал наблюдение Мэттью. — Давай.

Грэм дал — и, к его удивлению, меч потерял чёткость очертаний, поплыв у него в руках. Миг спустя он держал то, что выглядело сломанным мечом, каким тот был до того, как Мэттью его переделал.

— Ух ты.

— Теперь ты можешь хранить его на стене, и твоя мать никогда не узнает, что мы с ним что-то сделали, — гордо сказал Мэттью.

— Насчёт этого, — начал Грэм. — Мама на самом деле отдала мне меч. Мне больше не нужно прятать его от неё.

— Ну ёбаный в рот! — сказал Мэттью. — Почему ты мне не сказал? Ты знаешь, сколько времени я потратил впустую, создавая эту форму? Это не так просто, как выглядит!

— Это произошло лишь позавчера.

Мэттью сделал глубокий вдох:

— Полагаю, тогда разницы бы не было. Тем не менее, я потратил на это много времени.

— Однако это в некотором роде мило, — сказала Грэм, пытаясь его успокоить. — Что-то вроде дани прошлому.

— Ага, как пожелаешь, — сказал Мэттью. — Верни-ка его обратно для меня.

Грэм сосредоточился, и меч исчез.

— Нет, я имел ввиду — на стол.

— Тебе действительно нужно поработать над своим навыком общения, — проворчал Грэм. Он призвал меч обратно, и положил его на верстак. При этом он заметил, что меч вернулся в той же форме, в какой он его отзывал. — Теперь-то он готов?

Мэттью одарилего загадочной улыбкой:

— Далеко не готов. Позаботься о том, чтобы не пытаться его снова призывать, пока я тебе не разрешу.

— Не буду.

— Так о чём ты хотел поговорить? Это как-то связано с… ней?

Грэм покачал головой, прежде чем вытащить из кармана большой рубин. Он протянул его молодому волшебнику для осмотра.

— Что…? — Мэттью примолк, подняв на Грэма взгляд расширенных глаз. — Это… то, о чём я думаю?

— С того дня, у Ворот Мировой Дороги… — Дня, когда его отца раздавило заживо. — Думаю, это — его сердце.

— Его так и не нашли, когда вернулись за останками, — приглушённым голосом сказал Мэттью.

— Я его подобрал, пока никто не заметил. — Он коротко объяснил то, что с ним происходило, а также наблюдения Сайхана.

— Оно не выглядит магическим, — сказало Мэттью. — Иначе кто-то его бы заметил ещё тогда.

— Ты уверен?

— Дай-ка мне минутку на изучение. — Молодой волшебник забрал камень у Грэма из рук, и сжал, закрыв глаза, и сосредоточив внимание, пока Грэм стоял, задержав дыхание. Он нахмурился. — Там что-то есть, но очень слабое.

— Может, это его дух?

— Нет, — сразу же сказал Мэттью, но затем взял свои слова назад. — То есть, я не знаю. Сомневаюсь. Живой человек, даже обычный, обладает гораздо большим количеством эйсара, чем этот камень. В нём проявляется эйсара едва больше, чем можно ожидать от куска неживой скалы.

— Но что-то там есть?

Мэттью одарил друга печальным взглядом:

— Прости. Это, наверное, просто какие-то остатки энергии от его смерти. — Он протянул камень обратно Грэму.

Когда Грэм протянул к нему руку, глаза Мэттью расширились.

— Что это было? — сказал волшебник.

— Что?

— Дай-ка обратно.

Грэм так и сделал, и Мэттью снова посмотрел на камень. — Может, показалось. Держи. — Как только рука Грэма коснулась камня, Мэттью снова воскликнул: — Вот! — Он снова забрал его у Грэма, и потом отдал обратно. — Каждый раз, когда ты касаешься его, появляется вспышка, вроде крошечной искры.

— Что это значит?

— Не знаю. Попробуй думать о своём отце, или чем ты там занимался, когда чувствовал от него тепло перед твоим боем этим утром, — подал мысль Мэттью.

Грэм закрыл глаза, и снова представил своего отца, пытаясь вновь уловить то чувство, которое у него было прошлой ночью. Камень потеплел у него в руке, а Мэттью зашипел сквозь зубы.

— Он светится! Чёрт, ты только посмотри!

Грэм открыл глаза, но они не показали ему ничего необычного:

— Выглядит так же.

— Нет, он ярко горит, и из него потоком течёт эйсар. Как он это делает? — сказал его друг.

— Мне он кажется просто тёплым, — сказал Грэм.

— Это потому, что твоё тело впитывает эйсар. Это как если бы ты имел узы с… О! — Мэттью остановился, бешено соображая. — Это — его эйстрайлин, или то, что от неё осталось!

— Его что? Это было его сердце, если ты это слово ищешь.

— Нет, ну, да, можно и так сказать, но это не было буквально его физическим сердцем. Когда он трансформировался, его источник — центр его существа, его жизни — стал рубином. Это что-то вроде сердца, но гораздо важнее, чем просто какой-то кусок плоти, нагнетающий кровь.

Грэм посмотрел на него:

— И…?

— Узы земли всё ещё там, — закончил Мэттью. — Но это бессмыслица. Обычно, когда кто-то трансформируется, то становится частью земли — узы перестают существовать. Но, с другой стороны, твой папа был стоиком. Вот, почему он постоянно изменялся обратно, по крайней мере — согласно моему отцу. — Он стал говорить сам с собой, пытаясь понять то, что видел.

Мэттью посмотрел на Грэма:

— Если это — его эйстрайлин, то она не могла раствориться. Она осталась отдельно, и узы земли, которыми связал себя твой отец, всё ещё привязаны к ней.

— Что это значит?

— Это значит, что ты держишь в руках источник силы, если мы сможем придумать, как им пользоваться, — сказал его друг.

Глава 27

Обсудив этот вопрос, Грэм оставил камень с Мэттью, а когда пошёл обратно, то был настолько занят своими мыслями, что едва не забыл о просьбе Мойры.

Маленькая мишка у входа в апартаменты его семьи напомнила ему:

— Она всё ещё ждёт тебя, — сказала Грэйс.

Он и не заметил, что она там стояла:

— О!

Подхватив медведицу, он прошёл по коридору, и свернул за угол. Охранник, стоявший у внешних дверей в жилые помещения Иллэниэлов, кивнул ему, когда Грэм проходил мимо. За дверью была прихожая, и ещё одна дверь.

Вторая дверь была истинным входом в дом Графа. Если бы он открыл её сам, то она привела бы его в пустые, но тщательно обставленные семейные апартаменты. В косяк двери были встроены хитро скрытые чары магических ворот. Магия была активна лишь пока дверь была закрыта и цела. Когда её открывал незнакомец, магия тихо отключалась, оставляя совершенно нормальный вход в нормальные апартаменты.

Однако когда её открывал правильный человек, в основном — кто-то из рода Иллэниэлов, — портал оставался активным, и дверной проём вёл в скрытый дом глубоко в Элентирских Горах. Портал оставался активным при закрытой двери для того, чтобы слуги и другие люди могли постучаться в дверь, и быть услышанными семьёй.

Грэм постучал.

Мойра мгновенно ответила, имея тревожный и слегка раздражённый вид:

— Почему так долго?

— Нам нужно было о многом поговорить.

Она вышла в прихожую, закрыв за собой дверь:

— Я кое-что нашла. — Она протянула ему аккуратно сложенный конверт. Его отмечала вычурная литера «А», отпечатанная на красной восковой печати.

— Что это? — спросил он её.

— Переверни.

На обратной стороне, написанное аккуратным и вычурным почерком, было его имя.

— Где ты это взяла?

— Оно было в шкатулке на её туалетном столике. Я обыскала комнату сразу после того, как ты сбежал позавчера, но у меня не было возможности отдать его тебе до сегодняшнего дня. — Она казалась готовой взорваться от сдерживаемой внутри энергии.

— А что в нём написано?

— Я не знаю! На нём же твоё имя написано! — рявкнула она. — Так ты его откроешь или нет?

Очевидно, она сгорала от любопытства, но Грэм не мог не впечатлиться её выдержке. Немногие удержались бы от желания посмотреть на письмо. Особенно волшебница, которая скорее всего могла восстановить печать так, чтобы он ни о чём не догадался.

Однако Грэм ни в чём подобном её не заподозрил. Она убирала от желания узнать, что было в письме, да и он знал её слишком хорошо.

— Спасибо.

— Ты дашь мне посмотреть, что там написано? — спросила она.

— Дай мне сперва его прочесть. — Отвернувшись, он сломал печать, и вытащил дрожащими пальцами листик бумаги. На нём было написано лишь несколько коротких слов:

Письмо дожидается в хижине пастуха.

Он уставился на листок, и в его груди расцветала надежда.

Голос Мойры донёсся из-за его плеча:

— Какого пастуха?

Грэм хмуро глянул на неё:

— Ты даже не подождала, моего разрешения.

— Прости! Она и мне была подругой! Какая хижина? Ты знаешь, что она имеет ввиду?

— Без понятия, — солгал он.

Она так ему и сказала:

— Не надо ля-ля! Ты знаешь!

— Это личное, — сказал он ей.

— Тогда я просто пойду за тобой следом, — предупредила она.

Грэм осознал, что напрягся, и с усилием выдохнул:

— Слушай, Мойра, это письмо — такое, какое она не хотела позволить прочитать никому другому. Иначе она бы не оставила такую таинственную записку. Она знала, что с большой вероятностью кто-то другой мог прочитать её первым.

— Не такая уж она и загадочная, — парировала молодая женщина. — Пастухов поблизости не настолько много.

— Пожалуйста, Мойра, — искренне сказал он. — Я сомневаюсь, что смогу тебя одурачить. Пожалуйста, просто позволь мне забрать письмо, чтобы никто не узнал. Если там нет ничего смущающего, то я могу и поделиться им, но обещать ничего не могу.

— Я не настолько бесчувственная, — возразила она. — В конце концов, это письмо я не открыла.

— Спасибо.

Она сжала губы:

— А что, если в письме что-то опасное? Тогда-то ты скажешь кому-нибудь, или опять сбежишь сам по себе?

— Доверь мне самому это решать, — сказал он ей.

— Только если пообещаешь сказать мне, если решишь снова за ней погнаться, — сказала она, скрестив руки на груди.

Грэйс стояла рядом, и кивала, подкрепляя её доводы.

— Ладно, — сказал он. — Обещаю не уезжать, не поговорив сначала с тобой. Этого хватит?

Мойра обняла его.

— А это за что? — спросил он.

— Чтобы поднять мне настроение, — сказала она ему.

* * *

Пятнадцать минут спустя он ехал по тёмным полям у Уошбрука. К счастью, луна наконец решила объявиться, хотя её размер всё ещё был четвертью от полного. Она давала достаточно света, чтобы было относительно легко находить путь, особенно после того, как его глаза адаптировались.

Дом пастуха МакДэрмотта он нашёл без происшествий, и постучал в дверь как можно вежливее, учитывая тот факт, что стояла глухая ночь.

— Алан, это я, Грэм Торнбер! — окликнул он, догадываясь, что пастух может вполне понятным образом не желать открывать дверь в такой час. — Пожалуйста, открой!

Минуту спустя изнутри донёсся ответ:

— Обождите! Дайте минутку. — Голос пастуха звучал глухим и сонным. Через щели в двери пробился свет, а затем она открылась. Алан стоял, держа в руках маленькую оловянную лампу.

— Прошу прощения за то, что явился в такой час, — сказал Грэм.

— Она не сказала мне, что вы будете стучаться в дверь перед рассветом, — сказал пастух.

Он явно не был в городе, иначе уже услышал бы новости.

— Она исчезла позавчера, — объяснил Грэм.

— А я-то думал, что она просто оставила тайное любовное послание, — ответил тот. — Так, дайте-ка минутку. — Он зашёл обратно, и чуть погодя вернулся с письмом. — Вот оно.

— Благодарю, — благодарно сказал ему Грэм. Как и предыдущее письмо, оно было запечатано красным воском. Сломав его, Грэм попытался прочитать письмо, но лунного света было недостаточно. — Я могу одолжить твою лампу на минутку?

— Конечно, — сказал Алан, передавая ему маленькую лампу.

Держа в одной руке письмо, в другой — лампу, Грэм отошёл в сторону, и начал читать. Присутствие другого человека заставило его приостановиться. Пастух смотрел ему через плечо. Грэм уставился на него, подняв бровь в безмолвном вопросе.

— Не обращайте на меня внимания, сэр. Я не умею читать, — сказал пастух.

— Тогда зачем пытаешься смотреть мне через плечо?

— Просто любопытно. И я всегда считал буквы слегка таинственными, — сказал старик. — У неё красивый почерк, не так ли, сэр.

Грэм одновременно ощутил родство и раздражение. Часть его хотела искать утешения у находившегося рядом дружелюбного человека, а другая часть хотела сделать пастуху выговор. Сильный запах овец и пота приняли решение за него.

— Я бы предпочёл, чтобы ты дал мне побыть одному, — спокойно сказал он.

— А, ну, ладно, — сказал пастух, отходя немного.

Грэм сам добавил к этому несколько шагов, прежде чем изучить письмо у себя в руке:

Дорогой Грэм,

Это — моё прощание. Я пишу эти слова первыми, чтобы ты не подумал, будто надежда кроется где-то дальше в этом письме. Я уже причинила тебе достаточно боли ложными надеждами. Больше мы никогда не встретимся.

Уверена, что к этому моменту ты обнаружил, что многое из того, что ты обо мне думал, было ложью. Я не могу просить прощения за мой обман, ибо тот был намеренным и целеустремлённым. Я говорила с намерением ввести в заблуждение, от начала и до конца. За это я не заслуживаю прощения — хотя я верю в то, что мои действия были во служение правому делу… я не буду ждать, что ты согласишься.

Единственным утешением, которое я могу тебе дать, является следующее: причиняя боль тебе, я причинила боль себе. Единственной правдой во времени, которое мы провели вместе, было то, что я полностью и истинно влюбилась в тебя — что отнюдь не было моим намерением. Ты был моей самой лучшей ошибкой. Твоя любовь, и сила твоего непоколебимого доверия разорвали на части врата, сторожившие вход в моё сердце. Я никогда не чувствовала такого прежде, и скорее всего никогда не почувствую в будущем.

В твоих глазах я стала новой женщиной, и эта женщина нежно любила тебя. Если возможно, я бы предпочла, чтобы ты запомнил меня такой, какой я была с тобой. Если бы я могла выбрать свою жизнь, то я выбрала бы жизнь с тобой. Я бы вышла за тебя, и была бы той женщиной, которой ты меня считал — но это было не суждено.

Не ищи меня. Женщина, которую ты любил, существует лишь в вымысле наших сердец. Ища её, ты лишь продлишь свою боль.

С любовью,

Алисса.

Он держал письмо онемевшими пальцами, читал его заново, и не мог поверить. Это не должно было являться правдой, просто не могло. Там не было обещания будущего, не было непонимания, которое можно было бы исправить. Эти слова содержали лишь гнетущее разочарование.

— Плохо выглядишь, парень.

Грэм кивнул, и отдал Алану лампу. Тщательно сложив письмо, прежде чем уйти, он забрался в седло Пеббл. Его горло свело, но он сумел выдавить «Благодарю», прежде чем повернуть кобылу, и направиться к Замку Камерон.

Добравшись туда, он обнаружил некую медведицу, дожидавшуюся его у главного входа. Грэйс протянула ему лапки, и он поднял её, держа на сгибе локтя.

— Ну? — спросила она.

— Это было просто прощание, — сумел произнести он, пройдя немного. — Ничего больше.

Она похлопала его по щеке мягкой лапкой, а потом обняла за шею:

— Мне жаль.

Когда он достиг двери в апартаменты Торнберов, Грэм поставил её обратно на пол.

— Скажи вместо меня Мойре. Я бы предпочёл, чтобы она не спрашивала об этом меня, или ещё кому-то рассказывала.

Войдя в переднюю комнату, он нашёл свою мать, которая сидела, попивая чай. Он был удивлён. Для неё было необычным бодрствовать дольше пары часов после ужина. Она указала жестом на стул рядом с собой.

Он сел, но долго молчал. Когда она ничего не сказала, он в конце концов проявил инициативу:

— Ты не спишь.

Роуз поставила чашку, глядя на него усталыми глазами:

— Какая мать может спать, когда её ребёнок испытывает боль, бродя в ночи?

— Ты в этом не виновата.

— Вина редко имеет значение в сердечных делах, — ответила она.

— Я был глупцом.

— Любовь часто глупа, но это не делает тебя глупцом. Мудрецы знают, что в немногие вещи в этом мире имеют истинную ценность, и любовь — одна из них. Вот, почему мы столь многим рискуем ради неё.

— Лишь глупец полюбил бы ту, кто не отвечает взаимностью.

Его мать снова отпила чаю, подняв бровь на его ответ:

— Так вот, что ты думаешь? Что она тебя не любила?

Письмо всё ещё жгло ему грудь, где оно лежало за пазухой, но он сказал «да» молчаливым кивком.

— Она была виртуозной актрисой, не могу отрицать, — сказала Роуз, — но даже она не могла ослепить мои глаза. Она говорила правду, когда пришла ужинать с нами.

Он ожидал иного ответа. Сам он был уверен в Алиссе, когда она сомневалась в себе, но теперь, увидев письмо, он обнаружил, что его вера в любовь поколебалась. Обнаружить, что его мать невольно подтверждала то, что Алисса говорила в своём тайном письме…

— Как ты можешь такое говорить?

Роуз печально засмеялась:

— Не знаю, Грэм. При всех моих логике и уме, есть некоторые вещи, которые я знаю, на самом деле не понимая, почему я их знаю. Какие-то женщина сказали бы, что это интуиция, но согласно моему опыту, люди часто используют слово «интуиция» просто для того, чтобы поддержать то, во что верят. Из-за этого я не люблю это слово, но в данном случае я не могу предоставить объяснение лучше этого.

— Я не знаю, что делать.

Его мать потёрла свои глаза, но промолчала.

В голове Грэма промелькнули дюжины вещей, мыслей и эмоций, переплетённых и свитых друг с другом. Его разум разрывался, а его тело ощущало нужду встать, и сделать что-нибудь. От фрустрации, боли и печали ему захотелось свернуться у матери на коленях, как он делал, когда был маленьким. Но он не мог озвучить эти чувства, как и не мог искать утешения детством. Те дни миновали.

— Мне больно, Мама. Я должен что-то сделать. Что бы ты сделала? — спросил он голосом, надломившимся, несмотря на его усилия.

— Нет хорошего совета, — призналась она. — Терпение — определённо, но это не поможет тебе вернуть потерянное, а лишь сведёт душевное смятение к минимуму. Ты действительно хочешь, чтобы я сказала тебе, что делать?

— Только если это значит, что я верну её, — ответил он.

Роуз засмеялась:

— По крайней мере, ты честен. Большинство просит совета, а потом злится, когда совет не соответствует их желаниям. Если бы я могла заставить тебя делать то, что я хочу, то я бы сказала тебе забыть её, но это же не очень практично, так?

Он покачал головой.

— Ешь, спи, учись терпению. Жизнь идёт дальше — и мы тоже должны.

Глава 28

Следующий день был трудным, как и последовавший за ним. Грэм вернулся к учёбе, но обнаружил, что та доставляет ему мало радости. Она лишь позволяла ему занять тело, но разум его уплывал прочь, и ему было трудно поддерживать нужную сосредоточенность. Во время его учебных поединков с Сайханом ему казалось, что он откатился назад. Чем упорнее он старался, тем хуже получалось.

Трапезы были лучше, но никто не было вкусным. Еда была тем, чем нужно было наполнить желудок, но удовольствия она не доставляла.

Грэм был в депрессии.

Прошла неделя, а потом ещё одна, прежде чем его настроение улучшилось. Он медленно но верно приходил в себя. Тренировки стали возможностью выпустить его фрустрацию, и он радовался не только овладению техникой работы с мечом, которой Сайхан учил других, но и демонстрации своего превосходства над другими учениками.

Грэм был крупным — каковой факт он прежде не мог оценить, тренируясь с одним лишь Сайханом. Его мать была высокой, и ему говорили, что его отец был похожих с Сайханом размеров, но теперь, когда ему позволили тренироваться с другими молодыми людьми, это стало ему более очевидным. Грэм был ростом более шести футов, и у него были широкие плечи. Он всегда был сильным, но постоянные упражнения значительно нарастили мышцы на его костях.

Его агрессивность во время тренировок начала заставлять других учеников избегать его. Ведя учебный бой, он сражался упорно, и хотя они использовали деревянные мечи, и носили броню, его удары оставляли болезненные синяки.

Чтобы он не лишал остальных духа, Сайхан и Капитан Дрэйпер убрали его из класса, и приставили тренироваться с полноценными солдатами. Грэм и там достиг успеха, а число доступных для практики людей позволяло ему часто менять партнёров. Никто не хотел сходиться с ним более одного раза.

В конце концов Капитан Дрэйпер отвёл его в сторонку после одного особо брутального учебного матча.

— Грэм, что ты делаешь?

— То, что вы мне сказали делать, сэр, — прямо ответил он.

— Ты затрудняешь мне работу, — сказал Капитан. — Эти люди приходят сюда каждый день совсем не для того, чтобы становиться для тебя куклами для биться. Они здесь не для того, чтобы ты забивал их до полусмерти.

— Я нарушил какие-то правила, сэр? Вы мне сказали, чтобы я сражался как взаправду.

— До тех пор, пока противник не сдастся.

— Трэлл не сдался, сэр.

— Он не мог! Он был без сознания после первого удара, однако ты счёл необходимым ударить его ещё трижды, прежде чем он успел упасть! — сказал капитан, повышая голос. — Возможно, ты сломал ему руку!

Грэм нахмурился:

— Меч ударил ему по брассару^[47], сэр. Он не должен был ничего сломать.

— Если ударить человека достаточно сильно, что-то да сломается — броня там, или не броня! Даже если не перелом, то синяк наверняка не позволит ему тренироваться ещё неделю. У меня не останется ни одного стражника для защиты замка, если ты будешь всё время посылать их в лазарет! Понял?

— Да, сэр.

— Дай мне с ним поговорить, — предложил Сайхан. Он сделал Грэму жест, и они отошли. Как только они оказались за пределами слышимости, он остановился. — Пора перестать драться, и начать учить.

Грэм нахмурился.

— Ты научился в учебных поединках всему, что мог, и большая часть того, что ты сейчас делаешь со мной — это просто практика, но ты ещё можешь стать лучше, — сказал старый воин.

— Как, Зайхар?

— В прошлом я сказал тебе воспринимать каждую схватку всерьёз, и это — хороший совет, но настаёт такой момент, после которого практика против большинства людей больше не будет для тебя сложной. Ты этого момента достиг, хотя и гораздо раньше, чем я ожидал.

— Я всё ещё не могу победить вас, Зайхар, — сказал Грэм.

Сайхан улыбнулся:

— И не сможешь — но даже я не могу себе позволить драться с тобой столько, сколько тебе нужно. Хотя бы потому, моё тело просто неспособно выдерживать такое надругательство день ото дня. Тебе придётся снизить нагрузку.

— Если я не буду стараться как можно сильнее, то не стану лучше.

— Есть другой способ, — ответил его учитель. — Будешь учить. — Здоровяк следил за лицом Грэма, что-то ища в нём, но когда не нашёл, то продолжил: — Обучение чему-нибудь — чему угодно — кого-то другого улучшит твоё понимание. Твоё тело знает то, чему ты научился, и твой разум настроился на безмолвный мир — более упорные тренировки тебе не помогут.

— Вы хотите, чтобы я учил кого-то Зэн-зэй?

— Нет. Сбереги это на другое время, когда станешь старше. Нет, я хочу сказать — учить их тому, чему ты научился в работе с мечом. Мы с Капитаном Дрэйпером научили тебя многим техникам, и ты овладел ими гораздо лучше, чем любой из людей на этом дворе. Взять к примеру беднягу Трэлла — вместо того, чтобы доказать своё знание, избивая его до состояния студня, попытайся его научить, чтобы помочь ему овладеть тем, что ты уже знаешь.

— Не думаю, что он сможет вернуться сюда ещё несколько дней, — сделал наблюдение Грэм.

Сайхан зарычал:

— Не прикидывайся дурачком, мальчик. Отныне они — больше не твои противники, они — твои ученики. Используй то, чему научился, чтобы наставлять их… не убивая при этом.

— Вы планируете поставить меня над остальными?

— Это создаст проблемы. Нет, тебе придётся учить их опосредованно. Прояви милосердие во время тренировки, и помогай своим партнёрам исправлять их ошибки вместо того, чтобы просто наказывать их.

— И это сделает меня лучше? — Грэму было трудно в это поверить.

— Это гораздо труднее, чем ты думаешь. Обучение других — самое трудное, что ты когда-либо будешь делать.

* * *

Роуз Торнбер составляла ещё одно письмо — на этот раз отчёт для Королевы, — когда вошёл посыльный. Она сидела за столом, используя библиотеку Камерона, когда к ней подошёл мужчина, державший конверт.

— Миледи, вам только что пришло письмо.

Роуз встала, и потянулась, чувствуя, как у неё заныла спина от слишком долгого сидения на стуле. Протянув руку, она приняла конверт, и отпустила слугу:

— Благодарю, Том. Можешь идти.

Том ушёл, а она уставилась на адрес, написанный на внешней части конверта. Письмо было от Джона Конрадта, Барона Конрадта, из Гододдина. Она сломала печать, и открыла конверт, держа его перед собой под лившимися из окна солнечными лучами.

Дражайшая Роуз.

Я была удивлена, получив твоё послание. Хотя последний раз мы говорили много лет назад, я всегда с любовью вспоминала те дни. Я также была рада услышать о здоровье и благополучии твоего сына. Уверена, он стал видным молодым джентльменом.

Однако меня обеспокоило содержание твоего письма, ибо моя дочь Алисса ещё не была отправлена на воспитание. Боюсь, что тебя ввели в заблуждение, и я хотела прояснить тот факт, что моя дочь никогда не наносила визит в Камерон…

Роуз дочитала письмо, а затем осторожно его сложила, почти ничем не показывая своего волнения. «Я так и знала». Она беспокоилась о том, как Грэм отреагирует на эти новости. Её также беспокоила цель самозванки. «Зачем она была здесь? Получила ли она желаемое, или сбежала раньше, боясь быть обнаруженной?».

Письмо создало в ней новое напряжение, но Роуз было не занимать дисциплины. Она написала быстрый ответ, поблагодарив Мэри Конрадт за её письмо, и попросив прощения за путаницу. Она намеренно оставила причину означенной путаницы неясной, из необходимости, поскольку сама знала немногим больше, чем её жившая в Гододдине подруга.

Закончив, она запечатала письмо, и написала адрес. Затем направилась к двери в дом Иллэниэлов, на выходе из библиотеки передав письмо слуге у дверей:

— Пожалуйста, позаботься о том, чтобы это отправили с первым же курьером в ту сторону.

Оказалось, что Пенни была в Уошбруке, обсуждая с Джо МакДэниелом закупки на зиму, но Питэр, камергер Графа, был у двери, и впустил её внутрь.

— Граф здесь, Леди Роуз, если вы хотели бы увидеться с ним вместо Графини, — учтиво предложил он.

В обычной ситуации она упрекнула бы его за ненужные формальности. Именно она изначально наняла Питэра Такера и его сестру Лилли годы тому назад, и они через многое прошли вместе. Но в этот день она этим не озаботилась.

— Где он? — коротко спросила она.

— В мастерской, миледи.

Она быстро прошла мимо него, и направилась к лестнице. Дом был выстроен на крутом склоне горы. Вход из Замка Камерон был на верхнем уровне коттеджа, где находились жилые помещения и кухня. Мастерская Мордэкая и некоторые более практичные части дома были на нижнем уровне, ещё одна дверь выходила оттуда на луг.

Она дважды постучала по двери мастерской, и стала ждать. Будь это какая-то другая часть дома, кроме разве что спальни, она могла бы просто войти без ожидания. Однако в мастерской иногда было опасно, поэтому осторожность была актуальна.

— Входи, Роуз, — позвал он её. Как обычно, его магический взор опознал её задолго до того, как она добралась до двери. Вообще, он скорее всего заметил её сразу же, как только она вошла в дом. Это был один из наиболее тревожных аспектов жизни поблизости от волшебников, но она уже давно к этому привыкла.

Она без промедления перешла к сути:

— Я получила письмо из Баронства Конрадт. — Она приостановилась, глядя на верстак. — Что это?

— Предполагалось, что это должен быть самонагревающийся чайник, — объяснил Мордэкай, — но в основном это паровая бомба.

Она одарила его странным взглядом.

— У него ещё остались некоторые проблемы.

— Паровая бомба?

Мордэкай пожал плечами:

— Я делаю его для Пенни, чтобы она могла заваривать чай, не зажигая печь. Это казалось хорошей идеей для подарка, но он всё время нагревается слишком быстро, с бурными результатами.

— Он до сих пор цел, — сделала наблюдение она.

— Этот — уже третий.

Роуз тихо засмеялась:

— Ну, если доведёшь его до ума, то я бы тоже была рада такой получить, покуда он меня не убьёт.

— Конечно, — сказал Мордэкай. — Итак, что было в письме?

— Похоже, что наша гостья, Алисса, была самозванкой. Мэри Конрадт уверяет меня, что её дочь всё ещё с ними, и её никуда не отсылали на воспитание.

— Ты уже сказала Грэму? — спросил он.

— Ещё нет. В первую очередь я хотела уведомить тебя. Нам нужно понять, какой была её цель, — заявила она. — Грэму я рассказывать боюсь. Он только начал приходить в себя.

— В этом я тебе не завидую, — сказал Мордэкай. — Я просто благодарен за то, что мои пока никакого интереса к противоположному полу не выказывают.

— Им почти семнадцать — тебе нужно подумать о том, чтобы отправить их на воспитание. Королева их примет, и в столице у них будет много возможностей встретиться с правильными потенциальными брачными партнёрами.

Граф тихо зарычал:

— Они ещё не готовы. — Подойдя к одной из стен, он снял фартук, защищавший его одежду, и повесил на крючок на стене.

— Они не готовы, или ты не готов? — едко спросила Роуз. Затем её взгляд сфокусировался на его груди. — Это что, кровь на твоей рубашке?

Мордэкай опустил взгляд.

— Хм-м-м. — Он мазнул по красному пятну пальцем, и затем сунул палец в рот, пробуя его на вкус. — Не-а, варенье.

Роуз невольно вздрогнула, наблюдая за ним.

— Как оно туда попало? — спросила она, но затем увидела, как он вытер руки о кайму собственной куртки. — Не важно — думаю, я уже сама догадалась. Как Пенни с тобой мирится, я не пойму никогда.

— Мы с ней выросли в похожих обстоятельствах, — напомнил он ей.

— Она адаптировалась к обществу гораздо лучше тебя.

Мордэкай осклабился:

— Я всегда медленно учился. Однако вернёмся к нашей таинственной гостье. Не вижу, с чего бы кому-то нужно было послать сюда шпионку.

— Есть множество вариантов, — сказала Роуз. — Убийство или сбор сведений для иностранного государства — первые два из тех, что приходят в голову.

— Никто не умер.

— Пока не умер, — поправила Роуз. — Или, быть может, она была вынуждена сбежать до того, как выполнила своё задание. Её связь с моим сыном стала ей обузой, когда я вернулась. Она знала о письме, которое я направила Мэри Конрадт.

— Я уже годами не участвую в политике, — заметил Граф.

— Иностранное государство может не знать этого, или не принимать во внимание, — заметила Роуз. — Однако насколько я смогла выяснить, она не тратила особо много времени, задавая вопросы. Она хоть раз навещала твою семью здесь?

Мордэкай покачал головой:

— Нет. Пенни ограничивала общение замком.

— Тогда мы знаем очень мало.

— Добро пожаловать в мой мир, — ответил он.

— Я наведу справки, но не ожидаю ничего узнать, — сказала Роуз, изучая его лицо. Мордэкай всё ещё был привлекательным мужчиной, несмотря на возраст. Затем её взгляд зацепился за пятнышко у него на щеке. — Ох, небес ради, — досадливо воскликнула она. Вытащив носовой платок, она засунула уголок себе в рот, прежде чем наклониться вперёд, чтобы стереть варенье с лица Графа.

— Спасибо, Роуз. — Его голубые глаза будто искрились, и Роуз шагнула назад, поддерживая нейтральное выражение лица — лишь возраст и опыт спасли её от предательского румянца.

— Пожалуйста, — сказала она ему. «Я слишком долго была одна». После этого она ушла, отправившись искать Пенни.

Глава 29

Осень медленно уступила зиме, и хотя Грэм знал, что никогда не забудет Алиссу, она перестала часто поглощать его мысли. Он посвятил себя тренировкам, и, как и предсказывал Сайхан, он обнаружил, что помогать другим солдатам стать лучше было нелегко и интересно.

Со временем его репутация среди людей улучшилась, и теперь большинство с нетерпением ждали шанса потренироваться с ним. Его частные сессии с Сайханом стали реже, но дополнительное время он заполнял, бродя по лесам вокруг Камерона и Уошбрука вместе с Чадом Грэйсоном.

Весна в конце концов вернулась, и когда на деревьях начали появляться первые зелёные почки, Роуз позвала его в сторону однажды после завтрака.

— Грэм, мне нужно с тобой поговорить.

— Да, мама? — сказал он, опуская на неё взгляд. Роуз была высокой, для женщины, но Грэм уже был на несколько дюймов выше шести футов.

— В этом году тебе исполнится семнадцать, и хотя мне больно это говорить, я считаю, что тебе следует подумать о том, чтобы покинуть графство.

Её слова одновременно возбудили его, и наполнили трепетом. Покинуть Камерон — значило покинуть учителя, но его беспокоило не это. Сайхан уже научил его всему, чему мог — теперь его развитие полагалось на практику и самодисциплину. Глубоко в душе он тайно надеялся, что однажды Алисса каким-то образом вернётся. Его держал на месте тот факт, что подсознательно он всё ещё дожидался её.

— Зачем?

Роуз протянула руку, и положила ладонь ему на щёку, прежде чем позволить ей упасть на его крепкое плечо. «Он такой большой», — подумала она, вспоминая маленького мальчика, который когда-то всё время ходил за ней хвостиком.

— Сэр Харолд, из Албамарла, послал мне письмо. Он ищет нового оруженосца, и Сэр Сайхан порекомендовал ему тебя.

Грэм отвёл взгляд, чувствуя неуверенность. Это была чудесная возможность, но он всё ещё чувствовал неохоту:

— Я не думаю, что готов.

— Готов? — недоверчиво сказала она. — Ты уже лучший воин во всём замке. Оставаясь, ты почти ничего не выгадаешь. Если ты действительно хочешь быть рыцарем, то должен позаботиться о будущем. У Сэра Сайхана уже есть два оруженосца. В столице ты сможешь продвигать свою карьеру, и есть и другие вопросы, о которых следует подумать.

— Меня не интересует сватовство, Мама, — упрямо сказал он ей.

Роуз Торнбер уже усвоила тяжёлый урок, когда подталкивала свою подругу искать нового мужа годы тому назад. Повторять его она не желала:

— Это не входило в мои намерения. Тебе нужно встречаться с другими дворянами, развивать дружбу с товарищами. Однажды должность моего отца падёт на твои плечи, как и титул Торнбера. Ты должен познакомиться с другими лордами. Дружбу трудно завести в более поздние года, а сейчас — самое время.

Грэм сжал губы в линию, не зная, что сказать. Он понимал, что она была права, но его чувства настаивали на ином образе действия.

Она ещё раз похлопала его, прежде чем скромно сложить руки перед собой:

— Тебе не нужно отвечать сейчас же. Графа пригласил с визитом Король Да́рогэн Данбарский. Граф попросил меня отправиться с ним, чтобы давать советы. Ты можешь озвучить мне своё решение, когда я вернусь.

Он нахмурился:

— Как долго тебя не будет?

— На дорогу ушли бы недели, но Мордэкай отвезёт нас туда в этой своей ужасной летающей штуковине. До Сурэнсии мы должны добраться за день, но останемся там не неделю с визитом к Королю Николасу, прежде чем двинуться в Данбар. Этот визит скорее всего займёт ещё неделю, а может и больше. Нас может не быть здесь три или четыре недели.

— Нас?

— Граф, Пенелопа, я, и близнецы, — ответила она.

— А как же охрана? Ты не можешь отправиться без эскорта.

Она улыбнулась:

— Я буду путешествовать аж с тремя волшебниками. Сомневаюсь, что что-то сможет представлять для нас опасность, но ты прав — будет неподобающим отправиться без хотя бы символичной охраны. Сэр Сайхан также поедет, вместе с отрядом из трёх стражников.

— А он сможет уместить столько народу в свою летающую машину?

— Будет тесно, но это неудобство гораздо меньшее, по сравнению с проведением недель в седле.

Грэм кивнул:

— Похоже, что ты уже всё спланировала.

— Конечно же, хотя мне нужно будет, чтобы ты позаботился о Кариссе, пока я в отлучке.

Он засмеялся:

— Скорее это она будет заботиться обо мне.

* * *

Три дня спустя Грэм был во дворе. Утренний воздух был морозным, напоминание о зимних холодах. Карисса стояла рядом с ним, пока они прощались, наблюдая за тем, как взрослая часть семьи Иллэниэл втискивалась вместе с их матерью и охраной в по большей части невидимую летающую машину. Мордэкай взошёл на борт последним.

— Питэр Такер будет главным в повседневных вопросах, пока меня нет, а Капитан Дрэйпер позаботиться о защите замка, но я буду себя чувствовать лучше, зная, что ты здесь, и приглядываешь за Коналлом и Айрин.

Грэм отвесил сдержанный поклон:

— Я позабочусь об их безопасности, милорд.

Мордэкай тихо засмеялся:

— Не надо мне этих твоих «милордов» — ты мне почти как сын. — Он коротко обнял Грэма. — Боги, мальчик! Ты стал здоров как бык.

— Дело в еде, которую готовит Повар. Удивительно, как я не растолстел, — пошутил Грэм.

Граф похлопал по своему собственному зарождавшемуся брюшку:

— Если я не буду осторожен, то мне именно это и грозит. Элэйн будет проверять тут всё время от времени, и она сможет связаться со мной, если что-то случится.

— Всё будет в порядке, сэр.

Мэттью сделал ему жест через прозрачную стену летающей машины, похлопав себя по предплечью, и отрицательно покачав Грэму головой. Это было напоминанием о том, что ему не следует пытаться призывать Шип. Несмотря на долгую зиму, Мэттью всё ещё совершенствовал меч. Грэм кивнул, давая Мэтту знать, что понял.

Мигом позже они медленно поднялись с земли, а затем всё быстрее понеслись прочь, направляясь на север, к столице Гододдина.

* * *

Без Графа и близнецов жизнь стала тише.

Грэм продолжали каждое утро заниматься с Капитаном Дрэйпером и его людьми, но послеобеденные часы проводил с Кариссой и двумя младшими детьми Иллэниэлов, Коналлом и Айрин. По ночам они с Кариссой оставались в горном доме Иллэниэлов, вместе с Лилли Такер, которая формально отвечала за Айрин и Коналла. Они уже были достаточно взрослыми, чтобы никому из них не требовалось много пригляда, но они всё ещё были слишком маленькими, чтобы оставлять их одних.

Спустя неделю после отъезда Графа, Грэм сидел снаружи коттеджа Иллэниэлов, играя в шахматы с Айрин под наблюдением Кариссы. Его сестра едва сдерживалась, чтобы не помогать ему. Она играла гораздо лучше него, а Айрин методично уничтожала его защиту.

— Не-е-ет, — медленно простонала его сестра, когда его пальцы отпустили коня. Он явно допустил очередную ошибку, хотя и не мог её видеть.

Айрин улыбнулась, и прижала коня своим слоном. Ещё несколько ходов, и она объявит ему шах и мат.

— Мва-ха-ха-ха, — сказала она, имитируя зловещий смех.

— А-х-х, — сказал он, постепенно начиная осознавать свою ошибку.

Айрин радостно хлопнула в ладоши, увидев понимание на его лице. Любезно признав поражение, Грэм наклонил своего короля, и сдался:

— Теперь тебе придётся играть с Кариссой. Я больше не могу обеспечить тебе достойный бой.

Они поменялись местами, и он стал наблюдать за их игрой, но его разум витал в другом месте. Холодный ветер проникал за воротник его дублета, но его уравновешивало тепло весеннего солнца. Несмотря на приятную погоду, ему было не по себе.

— Постарайся не выглядеть таким кислым после поражения, — посоветовала его сестра.

— Нет, дело не в этом, — ответил он. — Что-то ощущается странным.

— Может, ты начинаешь развивать магический взор, — подала мысль Айрин.

— Никто из наших родителей не является волшебником, Рэнни, — напомнила Карисса. — Это очень маловероятно.

— А, ну да, — сказала более юная девочка.

Они продолжили играть, но его чувство никуда не делось. Когда они закончили, он посмотрел на солнце:

— Уже почти пора есть. Надо возвращаться в замок.

Девочки кивнули, и начали убирать доску и фигуры. Они нашли в доме Лилли и Коналла, и вернулись в Замок Камерон впятером. Пока они шли, Грэм наконец догадался, что его беспокоило.

«Птицы перестали петь». Их щебет обычно постоянно присутствовал в горах днём. «Наверное, поблизости объявился какой-то хищник». Он решил держать под рукой лук, когда они выйдут наружу в следующий раз.

* * *

Они были посреди ужина, когда вместе с одним из карауливших ворота стражей явился посыльный.

— На Арундэл напали! — крикнул он, входя в зал.

Зал взорвался удивлёнными криками, когда все встали и заговорили одновременно, но Капитан Дрэйпер быстро утихомирил хаос:

— Сесть и заткнуться!

Питэр Такер и капитан отвели посыльного в сторону, и коротко переговорили, прежде чем повернуться, и заговорить с собравшимися людьми.

— Похоже, что маленький отряд рейдеров напал на некоторые фермы рядом с Арундэлом, грабя и поджигая, — сказал Питэр, обращаясь к ним. — Быстро заканчивайте ужинать. Капитан Дрэйпер удвоит этой ночью стражу, и будут высланы патрули для поисков и разведки. Мы позаботимся о том, чтобы разбойники не укрылись в этих землях.

Капитан уже упорно шагал из зала, и Питэр подошёл к Грэму:

— Я хотел бы, чтобы ты забрал Айрин и Коналла обратно в дом, и оставался с ними.

— С ними будет Лилли, — сказал Грэм. — Я мог бы оказаться полезнее в патрулях. Я знаю больше об ориентировании на местности, чем большинство здешних солдат.

— Ни за что, — сказал камергер. — Пока я не узнаю, насколько истинные размеры угрозы, я должен прибегать ко всем предосторожностям, а это означает заботу о том, что дети Графа в безопасности, не говоря уже о тебе и твоей сестре.

Грэм наклонился поближе, тихо сказав:

— Ты, чёрт побери, отлично знаешь, что дом Графа находится в сотнях миль отсюда. Они и без меня будут там в полной безопасности.

Лилли Такер уже вела за собой Айрин и Кариссу, и Коналл следовал за ними с разочарованным взглядом.

Питэр строго посмотрел на него:

— Я ничего такого не знаю, но как бы то ни было, мои приказы ясны.

Коналл вернулся:

— Грэм, ты идёшь с нами? — выражение его лица ясно давало понять, что он отнюдь не радовался мысли о том, чтобы сидеть взаперти с одними только девчонками за компанию.

Грэм перевёл взгляд с него на камергера, а потом обратно.

— Ага, иди. Я скоро догоню.

Коналл наградил его благодарным выражением лица, и побежал следом за остальным. Грэм сжал губы, и направился в апартаменты Торнберов. Если уж он должен был «охранять» детей, то с тем же успехом он мог захватить кольчугу и меч, которые ему недавно дала мать. Меч был новым, но кольчуга была наследием его отца. Дориан перестал носить её после того, как Мордэкай дал ему зачарованные латы, но она была гораздо лучше обычной кольчуги. Дробящий удар она остановить не могла, но наложенные чары не позволяли ничему пробить её.

Он медленно шёл по коридору, думая тёмные мысли.

Он был на полпути туда, когда вспомнил о молчании птиц. Холодный страх пробежал по его спине. «А что, если нападение на Арундэл — лишь отвлекающий манёвр, чтобы сосредоточить наше внимание другом месте?». Нападение произошло очень вовремя, в период отсутствия всех старших Иллэниэлов. Немногие враги могли надеяться стать прямой угрозой для Арундэла, пока там жили Уолтэр Прэйсиан и его дети.

Грэм сменил направление, и побежал. Крики он услышал ещё до того, как добрался до цели.

Один из стражников у двери Иллэниэлов уже был мёртв, заливая пол кровью. Другого нигде не было видно. Грэм нырнул во внешнюю дверь, и стал свидетелем сцены, вышедшей прямо из какого-то ужасного ночного кошмара.

Второй стражник был жив, едва-едва — его тело было наполовину зажато внутренней дверью, которая вела в тайный дом Иллэниэлов. Он цеплялся за дверной косяк изо всех сил, пытаясь не дать находившимся внутри людям закрыть дверь. Как только она будет закрыта, ник то из оставшихся в замке людей не сможет до них добраться. Единственные жители Камерона, кто обладал такой способностью, уже были внутри — Лилли Такер и двое детей.

Находившаяся внутри фигурав чёрном раскрыла дверь, лишь чтобы снова хлопнуть ею, давя руку и ногу стражника. Человек начал снова открывать дверь внутри, готовясь ещё раз ею хлопнуть, когда Грэм врезался в неё, используя своё тело подобно тарану.

Дверь на миг распахнулась, и Грэм отлетел в сторону, падая на вешалку, и едва избежав удара копьём. Внутри стояло пятеро мужчин, один — с копьём, остальные — с чёрными дубинками и кинжалами тёмной стали. Лилли и детей нигде не было видно, но он слышал крики где-то внутри дома.

Пока он падал, разум Грэма очистился, исчезая в пустоте. Схватив в падении вешалку, он покатился вместе с ней, используя инерцию, чтобы убраться подальше от копейщике. Острая боль в рёбрах сказала ему, что он, возможно, уже ранен, но у него не было на заботу об этом лишнего времени.

Лежание на полу не было идеальной позицией, с которой следовало начинать бой против пятерых вооружённых противников.

Доверив своим товарищам разобраться с незваным гостем, копейщик повернулся, и вытолкнул раненого стражника копьём через дверь, прежде чем захлопнуть её. Между тем, двое мужчин с дубинками пошли прибить Грэма. Оставшиеся двое разошлись в стороны, готовые помочь при нужде — входной коридор не позволял им всем легко нападать на него одновременно.

Вешалка зацепила одного из них за ноги, сбив его на пол, хотя второй мужчина сумел через неё перепрыгнуть. Оставив своё единственное оружие запутавшимся в ногах первого мужчины, Грэм вскочил на ноги прежде, чем другой пришёл в себя от его манёвра. Один из тех, что стояли поодаль, приблизился сзади, ударяя дубинкой по незащищённому черепу Грэма.

Обладая сверхъестественным восприятием, Грэм шагнул назад, позволяя дубинке промелькнуть у себя перед лицом, и поймал руку мужчины своей собственной, изгибаясь, и кидая этого нападающего в другого, подходившего к нему спереди.

Двинувшись вбок, он едва избежал колющего удара копейщика, нацеленного ему в почку. Схватив столик, он поднял его как раз вовремя, чтобы остановить удар ещё одной дубинки, одновременно сгибаясь в поясе, чтобы избежать колющего удара кинжалом, последовавшего за дубинкой под низким углом.

Взяв столик за две ножки, он махнул им вбок, сбив копейщика на пол раньше, чем тот смог вернуть себе равновесие, и используя инерцию удара, чтобы выставить столиком блок против удара дубинки третьего врага. От силы удара столик разлетелся у него в руках, оставив его с двумя ножками, на конце одной из которых хлипко висел кусок столешницы.

Грэм яростно улыбнулся, наступая вперёд с двумя деревянными палками в руках.

Их лица скрывала чёрная ткань, но глаза нападавших широко раскрылись, когда он набросился на них, махая ножками от стола со смертоносной точностью. У копейщика не было шанса встать, когда один из тяжёлых кусков дерева ударил ему по черепу с тошнотворным хрустом.

Случившийся затем бой был коротким и неприглядным. Держа в руках две импровизированных дубинки, Грэм блокировал их удары, двигаясь в перёд, а затем вправо, чтобы внести дисбаланс в их защитную позицию. Прежде чем мужчина слева смог обойти его с фланга, он сбил на пол того, что был справа, и заставил того, что в центре, повернуться, не выпуская Грэма из виду.

Нанеся обманный удар, Грэм заставил этого мужчину атаковать слишком далеко влево, и вознаградил его двойным ударом по руке и рёбрам, прежде чем пригнуться, чтобы избежать удара по голове от третьего человека. Из своего нового положения он вывел из строя одну из его ног, и добил его ещё в падении.

Последний бросился бежать, пытаясь спастись или, быть может, предупредить остальных. Грэм метнул одну из деревянных ножек, и с удовлетворением увидел, как она попала врагу в спину, лишив его равновесия. Вторую он метнул человеку в ноги, вскочив, и последовав за ней.

Последний бросок сбил мужчину на пол, и прежде чем тот смог встать, Грэм навалился на него. При падении тот потерял дубинку, но всё ещё сжимал свой кинжал, и они стали бороться за обладание этим оружием. Конец их борьбы был предрешён. Вес Грэма превышал вес убийцы более чем на пятьдесят фунтов, и, как знали солдаты с тренировок, сила Грэма была устрашающей.

Используя свой вес, Грэм заставлял кинжал медленно опускаться, пока не почувствовал, как тот достиг груди мужчины. Последний толчок — и лезвие с отвратительной лёгкостью вошло убийце в грудь. Испускаемый его противником отчаянный крик о помощи превратился в булькающий кашель.

Не теряя времени, Грэм выпутался из его хватки и встал, взяв себе дубинку мужчины. Он осторожно взвесил её, прежде чем жестоко ударить ей вниз, лишив врага сознания, если вообще не убив. Он пошёл обратно по коридору, и позаботился о том, чтобы остальные тоже не могли встать, прежде чем позволил себе расслабиться.

Непосредственная опасность осталась позади, его мысли вернулись, и он уставился на бойню в коридоре. Кровь, мозги, и даже кусочки кости пятнали пол и стены коридора. Пятеро были мертвы. «Не ранены — мертвы», — подумал он. «И это сделал я». Его разум открутил сцену обратно, и он снова увидел себя разбивающим головы тем, кто был выведен из строя.

У Грэма свело живот, и он почувствовал, как его внутренности всколыхнулись. «Что я наделал?».

Крик из более глубокой части дома заставил его прийти в себя. Всё ещё не кончилось.

Глава 30

Звук вернул его к настоящему, и Грэм выпрямился. Оглядевшись, он нашёл ещё одну дубинку, и пошёл дальше, держа по одной в каждой руке. Со смертью людей у двери ещё был шанс, что остальные нападавшие в доме не знали о его присутствии.

Крик доносился из кухни, и по мере своего приближения он услышал изнутри звуки потасовки. Не осмеливаясь ждать, он распахнул дверь, и вошёл.

В первую очередь его взгляд нашёл Кариссу — она стояла рядом с Коналлом, их загнали в угол у печки. В комнате было четверо мужчин, в то время как двое были в соседней столовой, таща между собой безжизненное тело Айрин.

Один из четверых боролся с Лилли Такер — по коже её головы текла кровь, но она не показывала никаких признаков капитуляции. Второй стоял поодаль, и смеялся, наслаждаясь зрелищем, в то время как двое других медленно приближались к детям, тщательно не давая им пробежать мимо себя и спастись.

— Не убивай женщину, мы сможем позабавиться с ней по дороге обратно, — сказал тот, который смотрел.

Ещё один голос, женский голос, крикнул из другой комнаты:

— Оставьте её, мы здесь за детьми!

Карисса поймала взгляд Грэма, и он увидел зародившуюся в её глазах надежду. Прежде чем нападавшие осознали его присутствие, он проломил одному из них голову дубинкой. Двое других повернулись к нему, и бой принял серьёзный оборот. Лилли начала сопротивляться державшему её третьему нападавшему ещё отчаяннее.

Те двое, что были против Грэма, своё дело знали — они обошли столик, стоявший в центре комнаты, заходя ему с флангов. Потребовались все его умения, чтобы просто не дать себя убить. Со стороны Лилли донёсся ужасный, пронзительный вопль, и третий мужчина снова встал, держа в руке окровавленный кинжал. Смеясь, он метнул его в Грэма.

Уклоняясь от кинжала вбок, он был вынужден подставиться под удары дубинки одного из мужчин, и утяжелённая палка нанесла скользящий удар по его макушке. На миг боль ослепила его, и Грэм покачнулся, пытаясь сохранить равновесие. Падая в противоположном направлении, он наткнулся на второго мужчину.

Он знал, что следующий удар будет нанесён сзади.

Вцепившись в мужчину, на которого упал, он изогнулся, и использовал свою инерцию, чтобы превратить своего противника в живой щит. Эта уловка сработала лучше, чем он ожидал, и мужчина у него в руках обмяк, когда дубинка его товарища лишила его сознания.

Всё ещё нетвёрдо стоя на ногах, Грэм толкнул обмякшее тело прочь, а затем наступил на что-то скользкое. Нога ушла из-под него, и он упал. Грэм перекатился, упав на пол, используя стол в качестве укрытия. Поспешный боковой удар одного из нападавших попал ему по задней стороне плеча, но Грэм укатился дальше, выйдя из его зоны поражения, и выбив ноги из-под того, кто ударил кинжалом Лилли.

Тот упал, пытаясь в падении уцепиться за Грэма, но Грэм был к этому готов. Бросив дубинку, он резко ударил нападавшего в горло. Он знал, что в этой схватке он уже победил, но ему трудно было высвободиться, поскольку противник вцепился в его одежду. Оставшийся противник двигался к нему с оружием в руках. Грэм попытался перевернуться, чтобы заслониться телом того, кто его держал, но ему не хватало упора.

Если он не сможет сдвинуться, то ему конец.

Отчаявшись, он толкнул того, кто его держал, впечатав мужчину головой в твёрдую железную печь, но знал, что это было слишком поздно. Позади него воздух разрезал пронзительный крик.

Карисса забрала кинжал, которым убили Лилли, и стояла позади последнего мужчины. Крича, он повернулся, и отмахнулся от девочки, ударив её дубинкой прямо в грудь. Карисса упала, врезавшись в один из шкафов.

Мужчина в чёрном продолжал кричать, царапая рукой себе спину, пытаясь вынуть кинжал, который она вонзила ему в почку. Рана была смертельной, но он ещё не был мёртв. Разъярившись, он занёс дубинку, чтобы прикончить убившую его девочку.

Грэм поймал его за руку, заломил её ему за спину и вверх, толкая её, пока не вывихнул ему плечо. Затем он вытащил кинжал и вогнал его обратно, выше, между лопаток. Не удовлетворившись тем, что тот падал, он ударил своего врага о каменный пол.

Карисса обняла его, а Коналл встал рядом, сжимая железную кастрюлю. Руки у мальчика дрожали, а глаза были широко раскрыты.

Грэм немного погладил волосы Кариссы:

— Ты в порядке?

Она посмотрела на него со слезами гнева и боли в глазах:

— Я сказала Маме, что позабочусь о тебе.

Эти слова заставили его мимолётно улыбнуться:

— Ты так и сделала. — Это напомнило ему о том, что однажды сказала его мать, когда говорила о его отце: «Никакой разумный человек не грозит тем, кого защищает Торнбер».

— Они убили Рэнни и Лилли, — с пустым, тёмным взглядом сказал Коналл. Он не плакал, но Грэм подозревал, что он вот-вот должен был впасть в шок.

Он взял мальчика за руку, встряхнув его, чтобы привлечь его внимание:

— Ты должен увести Кариссу отсюда обратно в замок. Здесь небезопасно. Об остальном я позабочусь.

Взгляд Коналла сфокусировался на нём, а потом он кивнул.

— Ты можешь идти? — спросил он, глядя на Кариссу. Откуда-то сильно потянуло запахом горящего дерева.

— Что-то сломано, — сказала она ему, — но ноги в порядке.

— Тогда иди, — сказал он, вставая, и толкая их к двери. Он снова проверил коридор, прежде чем они туда вошли.

— У двери в замок мёртвые люди — не обращайте на них внимания, и бегите за помощью. Мн нужно забрать Рэнни, а потом я за вами последую.

Двое детей кивнули, и побежали к двери. Грэм вернулся на кухню, и взял одну из дубинок. Столовая была пуста, но в лежавшей дальше главной комнате было две одетые в чёрное фигуры. Одна поднимала обмякшее тело Айрин, взваливая её на широкое плечо, прежде чем спуститься по ступеням на нижний уровень. Более мелкая повернулась к нему.

— Оставь девочку, и я позволю тебе жить, — предупредил Грэм.

Менее крупная фигура проигнорировала его, легко наступая, сжимая два коротких деревянных прута, по одному в каждой руке. Она махала ими в сложном узоре, который то держал их параллельно, то заставлял скрещиваться.

«Это женщина», — осознал он. Сперва тёмная одежда скрывала от него этот факт.

Отбросив эту мысль в сторону, он пошёл на неё — Айрин была важнее любых его сомнений насчёт драк с женщинами.

Он отразил несколько её атак, но утяжелённая дубинка была медленнее лёгких прутьев, и она била ими с молниеносной быстротой. За несколько мгновений он оказался в положении защищающегося, отступая, вынужденный маневрировать вокруг мебели, чтобы не дать ей припереть себя к стенке. Её движения были столь быстры, что он не мог остановить их все, и получил несколько резких ударов по рукам и ногам, сосредоточив свою защиту на более серьёзных колющих ударах в грудь и горло.

Она ударила ногой, послав стул в полёт, и блокируя Грэму отступление. Сменив стойку, он был вынужден наступать, и получил несколько сильных ударов по руке, прежде чем она осознала свою ошибку. Игнорируя то, что скорее всего было сильным ударом по голове сбоку, он нанёс колющий удар дубинкой. Он уже знал, что она вряд ли ударит его достаточно сильно, и сможет в худшем случае слегка оглушить его, в то время как удар дубинкой в грудину выведет её из боя.

То, что случилось дальше, шокировало его.

Она поменяла течение своих движений, и вместо лёгкого удара ему по голове она согнула ноги, и выгнула спину, сделав сальто назад, и оказавшись на другой стороне комнаты и вне его досягаемости. Она предвосхитила его уловку, и обеспечила себе нужное пространство, использовав потрясающую демонстрацию гимнастики.

«Откуда она знала?». Тот факт, что она угадала его рискованную уловку, удивил его больше, чем её сальто. «Если бы Сайхан был женщиной, то вот таким бы он и был», — молча подумал он. На миг его уверенность пошатнулась. «Одна ошибка — и она меня убьёт».

Мысль о том, что Айрин уносят всё дальше, стёрла из его головы все сомнения насчёт отступления. «Расслабься», — сказал он себе, а затем отключил свой разум, расставшись с сознательными мыслями, и впав глубже в пустое состояние, которое вбил в него наставник. Его взгляд оглядел комнату, отмечая положение мебели и других преград. Затем он шагнул вперёд.

Он весил больше её как минимум на семьдесят фунтов, но у неё было преимущество в скорости и оружии. Ему надо было подобраться ближе.

Они минуту или больше кружили по комнате, прежде чем он оказался достаточно близко. Он принял ещё несколько ударов на руки, но заставил её отступать, загоняя в угол. Стоявший там низкий столик ограничивал её варианты к бегству, но она всё равно позволила ему себя туда оттеснить. Подходя для окончательного удара, он знал, что произойдёт.

Она предвосхитила его удар, и её стройное тело вновь оказалось в воздухе, когда она бросила оружие, и сделала плавное колесо вбок. Его дубинка попала ей в живот, и она упала на бок, ударившись об стену.

Он не дал ей возможности прийти в себя, пнув столик вверх, и ударив им в неё, пока она поднималась с пола.

Если бы его оружие попало ей в точку под грудиной, то она бы не оправилась, однако его удар попал слишком низко, по брюшным мышцам, а не по диафрагме. Стол ушиб её, но она всё равно встала, и поднырнула под его мощный таранный удар.

Она с молниеносной быстротой ударила ногой, послав его сжимавшую оружие руку вверх, и дубинка отлетела прочь, а потом она наказала его торс тремя жёсткими прямыми ударами. Её колено ударило вверх, и Грэм едва избежал серьёзной травмы своего достоинства.

Тем не менее, в бою голыми руками он был почти столь же быстр — его размер и сила делали исход неизбежным. Вернув себе равновесие, он заблокировал её следующие удары, и ещё несколько секунд они обменивались быстрой серией тычков и блоков. Спокойный и непоколебимый, он ударил её правой рукой в голову, и попытался поймать её за волосы. Как только он ухватится за неё, всё будет кончено.

Она нырнула вниз, пытаясь избежать захвата, и в его пальцах остался её капюшон.

Под ним скрывалось знакомое лицо. Это была Алисса.

Грэм замер, но она не испытывала тот же шок, что и он. Её взметнувшаяся открытая ладонь ударила его в подбородок, заставив его запрокинуть голову и упасть.

— Мне очень не хотелось, чтобы ты это делал, — сказала она ему. Её волосы были связаны в плотный узел у неё на макушке, и, подняв руки, она распустила его, позволив волосам упасть ей на плечи, пока Грэм отползал назад, пытаясь прочистить голову.

— Почему? — спросил он, пялясь на неё с болью в глазах.

Пока он вставал на превратившихся в студень ногах, она приблизилась. Пригнувшись, она попыталась выбить неустойчивые ноги из-под него, но он отшатнулся, едва уйдя от удара. Снова вскочив, Алисса бросилась на него. Это было с её стороны плохим решением, и он рефлекторно поймал её запястье, подтянув её к себе.

Она боролась с ним, но он был слишком силён. Он ощутил острую боль в запястье, но проигнорировал её, заламывая ей руку, и прижимая её к полу, надавив предплечьем ей на загривок. Она была беспомощна — его вес был на её спине, а одна из рук была больно заломлена.

— Почему? — повторил он. — Почему ты это делаешь?

Странное онемение поднималось вверх по его руке, и он увидел, как из её ладони выпало что-то маленькое, когда он надавил на её руку.

— Отвечай!

— Ты хорошо сражался, — сказала она, — но эта схватка — за мной.

Его разум вернулся обратно, и он вспомнил, как она только что распускала свои волосы. В бою это было глупостью, но у неё была на то причина. Длинная окровавленная иголка, выпавшая из её пальцев, была отравлена.

Зарычав, он попытался надавить на неё сильнее, но уколотая ею рука ослабла, и у него появилось странное чувство в груди.

— Предательница, — выругался он, но слово сорвалось с его губ невнятным. Его взгляд заметался, ища оружие, которым он сможет воспользоваться раньше, чем иссякнут его силы, но поблизости ничего не было.

«Иголка», — подумал он, но когда он попытался её схватить, его пальцы неуклюже зацарапали. Рука Алиссы высвободилась, и теперь она оттолкнулась ею и одной ногой, и свалила его на бок.

Его рука окостенела, а дыхание затруднилось. Холодная боль ползла по его телу, пока его мышцы болезненно стягивались, делая его бессильным, беспомощным. Она присела над ним, глядя печальными глазами.

— Ты умираешь, — сказала она. — Этот яд вызывает состояние, подобное тетании, первым делом сводя судорогой произвольно сокращающиеся мышцы, но и дыхание твой скоро остановится. Тебе нужно бороться, сосредоточься на своём дыхании.

Теперь он мог двигать только глазами, выпучив их, борясь за возможность вдохнуть. Он видел её руки, быстро распускавшие завязки мешочка у неё на поясе. Она вытащила маленький флакон, а затем закатила ему голову, борясь с его одеревеневшими мышцами, прижала его затылок к полу, и разомкнула его упрямые губы. Раскупорив флакон, она вылила вязкую жидкость ему в рот. Часть жидкости утекла, но ещё больше протекло мимо его крепко сжатых зубов.

— Это — противоядие. Но подействует оно не сразу. Ты ещё несколько часов не сможешь двигаться, а когда сможешь, твоё тело будет ощущаться так, будто тебя избили и измяли с головы до ног. — Встав, она взяла его за ноги, и потащила к лестнице. Запах дыма становился сильнее.

Следующие пятнадцать минут принесли боль, пока она тащила его за ноги по деревянным ступеням, позволяя его голове биться при спуске о каждую ступеньку.

— Они подожгли дом, — проинформировала она его. — Это уничтожит всё, включая ворота обратно в замок. Как только придёшь в себя, сможешь вернуться обратно пешком.

Он пялился на неё, усилием воли посылая ей свои мысли, жалея, что она не может их услыхать. «Почему ты это делаешь!?». Однако она и ухом не повела, и оставила его в доме, рядом с ведущей наружу дверью. Он слышал, как она говорила с кем-то снаружи, но доносившийся сверху треск пламени и горевших балок перекрывал её слова. Несколько минут спустя она вернулась, и начала вытаскивать его наружу.

— Я сказала им, что проверяла дом, чтобы убедиться в том, что ворота будут выведены из строя. Они думают, что ты уже мёртв, — сказала она. — Я не хотело, чтобы всё так получилось. Не предполагалось никому причинить вреда.

Его глаза обвиняюще зыркали на неё, пока он силился вдохнуть.

— У противоядия также есть неприятный побочный эффект. Оно сделает тебя очень сонливым, но ты не должен засыпать. Если заснёшь, то твоё дыхание остановится, и ты уже не проснёшься. Ты должен оставаться в сознании достаточно долго, чтобы оно обезвредило яд. — Её глаза были мокрыми. — Пожалуйста.

Внутри Грэм бесился от ярости. Он не мог представить, что заснёт — он хотел только одного: снова овладеть своим телом. Будь у него сила в руках, он бы Алиссу задушил.

— Они не сделают ей больно, — добавила она. — Нашей целью было забрать, а не убить её. С Айрин будут хорошо обращаться. Обещаю.

Она потащила его дальше, оттаскивая его от дома, пока Грэм не оказался укрытым за скалистым выступом.

— Здесь ты должен быть в безопасности. Просто не давай себе уснуть.

«Я больше никогда не усну», — подумал он, — «пока не выдавлю из тебя жизнь голыми руками». Его глаз перекатывались из стороны в сторону, пока он пытался оглядеть своё окружение.

Алисса изучала его взглядом, её глаза блестели от непролитых слёз.

— Мне очень жаль, Грэм. Я не хотела, чтобы всё случилось именно так. Я бы предпочла больше никогда тебя не видеть, и оставить память о времени, которое мы провели вместе, нетронутой. Если Сэлиор смилостивится, мы больше никогда не встретимся. — Она встала, и посмотрела на него сверху вниз.

— Тебе следует знать — ты был лучшим из всех, с кем я когда-либо сражалась, и единственным, кого я когда-либо любила… но долг — важнее.

После этого она ушла. Грэм остался лежать, уставившись в равнодушное небо, наблюдая за полётом облаков, и сражаясь за каждый вдох.

Глава 31

Лежание на горном лугу весной могло бы быть приятным времяпрепровождением — в иных обстоятельствах. Помимо бури эмоций внутри него, наиболее очевидной неприятностью был холод. Весной гора никогда не выходила за пределы того, что можно было бы назвать лёгким теплом, и пребывание в тени скал означало, что он мёрз.

Паралич, пусть и тревожный, был тем, что долгие послеполуденные тренировки с Сайханом сделали терпимым — он уже привык к проведению долгих периодов времени без возможности почесать нос. С физическим дискомфортом он мог справиться.

Медленное удушье, борьба за каждый вдох, в одиночестве, при попытках сопротивляться то сонливости, то смертельному страху… это было что-то новенькое. Грэм не думал, что для ощущения этого нового опыта было название — скорее всего потребуется новое слово, но у него не было времени его придумать.

Он был слишком занят попытками не умереть.

Его сердце гулко билось, а глаза распахнулись, когда он поспешно заставил лёгкие снова вдохнуть. Он опять задремал. Хуже всего являлось то, насколько мирным это было — вызванное ядом онемение притупило большую часть естественной реакции его тела на удушье. Когда сонливость заставляла его веки смыкаться, единственным, что заставляло его просыпаться, было биение его сердца — и даже оно казалось приглушённым.

«Мне ещё нельзя умереть».

Перед своим внутренним взором он вновь увидел уносимую прочь Айрин, обмякшую на плече какого-то незнакомца. Она ему доверяла. Если бы он сразу же пошёл с ними, а не отправился сперва за вещами, то всё могло бы пойти иначе. Может, он задержал бы нападавших достаточно, чтобы все смогли спастись. Если бы он был внимательнее к своему более раннему наблюдению, молчанию птиц, то они могли бы вообще избежать этой ситуации.

Значит, они ждали, собравшись вокруг дома. Они скорее всего установили время, чтобы они могли напасть сразу после рейда на Арундэл, когда они знали, что защитники будут в другом месте. «И они знали, как найти дом, потому что я им сказал. Ей сказал».

Грэм знал, что это была его вина, и пылал в равной степени от возмущения и стыда. Но он был уставшим, очень уставшим. Чернота снова накрыла его подобно тёплому одеялу, которое могло защитить его от холода земли под ним.

— Грэм! Грэм!

Что-то било его по лицу. Он открыл глаза, раздражённый, и сделал ещё один глубокий вдох. Его сердце снова колотилось — верный признак того, что он перестал дышать. В поле его зрения попали размытые черты маленькой медведицы. Грэйс была рядом, и била его по щекам своими лапками.

Он хотел сказать ей оставить его в покое, но его рот отказывался повиноваться. Всё отказывалось повиноваться. Двигались лишь его глаза и, когда он о них вспоминал, его лёгкие.

— Что с тобой не так? Говори со мной! — сказала она взволнованным и отчаянным голосом.

Медведица исчезла из виду, осматривая его тело с головы до ног. Когда она снова показалась ему на глаза, он увидел, что её тряпичное тело было обожжённым и грязным. «Она, наверное, прошла через дом», — заметил он.

— У тебя длинный, неглубокий порез вдоль рёбер, но он не очень большой. Уже не кровоточит. Почему ты не можешь двигаться?

Она проверила его руки.

— На запястье у тебя маленькое пятнышко, но это может даже не быть раной. Похоже скорее на укус насекомого, — объявила она.

Она ждала рядом с ним, толкая его лапками каждый раз, когда его глаза закрывались. Прошёл, наверное, час, но она не уходила. В конце концов ей стало скучно, и она снова заговорила.

— Коналл и твоя сестра в безопасности. Они едва не затоптали меня в коридоре. Вот, как я узнала о том, что происходит. Коналл сказал мне, что ты ещё был в доме. Он также сказал, что…Айрин была… — Тут она остановилась, не в силах продолжить.

«Она жива», — хотелось закричать Грэму.

— Мне следовало быть здесь, — горестно сказала Грэйс. — Это было моей работой. Я должна была защищать семью. Если бы я была здесь, а не бегала по замку, то ничего этого не случилось бы.

Грэму хотелось смеяться. Мысль о том, что мягкая игрушка защитила бы их, была нелепой, но боль в голосе Грэйс была подлинной.

— Если бы они не были уже мертвы, когда я сюда добралась, то я бы всех их поубивала, — прорычала она, её тонкий голос звучал свирепо. — Но ты это сделал, не так ли? Это ты был здесь, вместо меня.

«Ты ничего не смогла бы сделать», — подумал Грэм. Ему хотелось обнять её, хоть немного её утешить.

— Я нашла Лилли, — сказала она безжизненным голосом. — Она собиралась выйти замуж. Ты знал?

Он не знал. Наверное, об этом ходили разговоры, но он не обращал бы на них внимания. «Карисса знала, наверное».

— Все эти годы, она потратила лучшую часть своей молодости, заботясь о семье. Она едва ли тратила время на себя, но она нашла кого-то, кто был достаточно терпелив, чтобы ждать её. Теперь она мертва, потому что я была слишком занята, удовлетворяя своё собственное эгоистичное любопытство вместо того, чтобы быть здесь. — Грэйс уткнулась головой ему в грудь. — Дэвид… представить не могу, как больно от этого будет ему, и Питэру. Бедный Питэр, он души не чаял в своей сестре.

Питэр Такер, брат Лилли, был камергером Замка Камерон, но Грэм не был уверен, какого Дэвида она имела ввиду. «Дэвид Саммерланд?». Он был примерно подходящего возраста, и был в замке достаточно часто, чтобы знать Лилли. Он был портным в Уошбруке. Грэм его едва знал. Он был тихим, мягким человеком — как раз таким, какой полюбил бы кого-то вроде Лилли. «Из них получилась бы хорошая пара».

Его кисть дёрнулась, ответив на его порыв погладить медведицу.

— Твоя кисть двинулась.

Действительно, двинулась. Она также адски болела. С возвращением толики подвижности частично вернулись и чувства. Его кисть ныла, и по мере того, как онемение уходило из его руки, боль расходилась по его телу. Его руки и ноги ощущались так, будто его связали, и избивали дубинками. Вскоре после этого его торс присоединился к этому хору невзгод.

— О-х-х, — простонал он.

Грэйс похлопала по нему лапкой, посылая по его телу волны агонии.

— Тебе становится лучше. Что случилось? Ты можешь говорить? — Она трясла его, и хотя её маленькое тело не могло особо его сдвинуть, этого хватало, чтобы вызвать у него желание кричать.

— Во имя всех мёртвых богов! Пожалуйста, прекрати! — попытался крикнуть он, но из его рта донеслась лишь мешанина звуков. Рёбра Грэма свело, когда он попытался говорить, а рот его вяло раскрывался.

Она продолжала трясти и шлёпать его лапами, превратив следующую четверть часа в болезненное переживание. В конце концов он вернул себе достаточно контроля, чтобы сказать ей:

— Флехлаши, фажалусфа. Вольно. Не флохай мена.

— Ох! Прости. — Грэйс остановилась. — Что они с тобой сделали?

— Офлафили, — сумел выдавить он, приподнимая запястье, чтобы указать найденное ею пятнышко. Движение послало огненные волны по его руке. — У-у-у! — ахнул он. «Это было ошибкой», — сказал он себе.

Остаток дня представлял из себя одну лишь пытку, и почти опустилась ночь, прежде чем Грэм сумел принять сидячее положение. Всё болело. Вообще всё.

Дом сгорел, пока от него не остался лишь пепел и несколько дымившихся балок. Ворот в Замок Камерон больше не было, и Грэм знал, что они с Грэйс остались одни минимум в сотне миль от дома. Хотя возвращаться домой он и не собирался.

Ему нужно было заняться кое-чем более важным — спасением и, если возможно, местью. Он описал случившееся Грэйс, пока поправлялся. Медведица была в ярости, мягко говоря.

— Я убью эту сучку, — выругалась она.

Такие слова казались для неё неуместными, но Грэм не мог упрекнуть её.

— Нет, Грэйс. Оставь её мне.

— Да посмотри, что она с тобой уже сделала.

Грэм устало кивнул:

— Я не дам ей второй такой возможности, но я хочу, чтобы ты пообещала не вредить ей. — Он не мог не задуматься о том, как именно медведица собиралась осуществить свою месть.

— Почему? — свирепо сказала Грэйс.

— Потому что я всё ещё люблю её, несмотря ни на что. Я не знаю, почему она это сделала, и я позабочусь о возвращении Айрин, но в конечном итоге она сохранила мне жизнь вместо того, чтобы убить меня. Если кому её и убивать, так это мне. — С течением дня его гнев утих, и теперь тускло тлел. У Грэма было больше вопросов, чем ответов, и он хотел узнать правду, прежде чем решит судьбу Алиссы.

— А что Лилли? — упрекнула Грэйс.

Грэм снова дёрнулся, вспоминая её окровавленное тело.

— За это будет расплата, но я не думаю, что Алисса этого хотела. Вообще, я не думаю, что она была тут главной, но она всё же должна нести какую-то ответственность за случившееся.

— Ты глупец, Грэм. Ничего хорошего не выйдет из проявления милосердия по отношению к этой вероломной путане, — ядовито прошипела Грэйс.

— Путане? — с любопытством спросил Грэм. — Право же, Грэйс, тебе надо перестать читать эти книги.

— Не смей пытаться над этим шутить!

— А как мне воспринимать тебя серьёзно, когда ты используешь слова вроде «путаны»?

— Это хорошее слово, — настаивала она.

— Для моей бабушки — возможно. Эти книги превращают твои мозги в опилки.

— Они и так из опилок, и отлично работают. К тому же, я ничего не могу с собой поделать. Любовные романы меня привлекают.

— Не знай я обратного, я мог бы обвинить тебя в том, что ты читаешь их ради постельных сцен, — сделал наблюдение он.

— Это — Мойра. Я же читаю их ради приключений и эмоционального просвещения.

Грэм тихо засмеялся, хотя это и послало уколы боли по всему его телу:

— Эмоциональное просвещение? Ты — очень своеобразная мишка.

Она засопела:

— Я предпочитаю считать себя «утончённой».

— Как бы то ни было, мы, возможно, получили именно то, чего ты всегда хотела.

— Это не смешно, Грэм. Я этого никогда не хотела.

Он медленно поднялся, и сумел встать, хотя его тело изо всех сил убеждало его в том, что это было очень плохой идеей.

— Подумай об этом со стороны. Отстранись немного от себя и от этой ситуации, и она будет выглядеть очень похожей на что-то со страниц одной из твоих книг. У нас есть любовь, предательство, таинственные злодеи, ищущий искупления грехов глупец, и девица в беде.

— Я не в беде, — запыхтела медведица.

— Я имел ввиду Айрин, — поправил он. «Формально говоря, ты и не девица к тому же», — подумал он, но не осмелился бы это сказать.

— Если я кто и есть, так это глупец, ищущий искупления. Мне следовало быть здесь.

— Это — я, — сказал Грэм. — Это я ей доверился, и выдал местоположение этого дома.

— Не говори глупостей.

— Тогда кем бы ты меня назвала?

Грэйс выпрямилась, прежде чем объявить с великой торжественностью:

— Ты — мой неуклюжий, но верный помощник. Комичный персонаж в нашей грязной истории.

Он уставился на почерневшую и грязную мягкую игрушку. Она провозгласила своё объявление с такой искренностью, что он начал смеяться вопреки себе. А потом потерял и так уже шаткое равновесие, и упал. Боль заставила его смех резко оборваться.

— Ох! Чёрт! Больно-то как.

Она похлопала его по голове:

— Нельзя не любить неуклюжего, но верного спутника.

Он снова засмеялся, хотя от боли у него на глазах наворачивались слёзы.

— Пожалуйста, прекрати, Грэйс. Мне слишком больно смеяться.

— Таков твой удел, несчастный ты человек, — сказала она ему.

— Если ты — героиня нашей истории, то кому в конце достанется девушка?

Грэйс зыркнула на него:

— Даже не намекай на это. Если кто и поцелует эту шмару, так это я.

— Э?

— И это не будет приятным, дорогой. Ты ещё не видел, какие у меня зубы, — заверила она его.

Грэм не мог понять смысл этой ремарки, но решил не развивать эту тему. Снова поднявшись на ноги, он начал идти.

— Ты куда?

— Пока никуда. Нам надо осмотреть то, что осталось, и посмотреть, можно ли чем-то воспользоваться, — объяснил он.

Она следовала за ним, пока он осторожно ходил вокруг обгорелой оболочки, оставшейся от коттеджа Иллэниэлов. С каждым шагом он стонал от боли, наполнявшей каждую его мышцу, но отказывался останавливаться. К тому времени как наступила ночь, он смирился с тем фактом, что они почти ничем не могли воспользоваться. Если в руинах и осталось что-то полезное, оно было слишком горячим, чтобы забрать. Угли от сожжённого дома скорее всего будут горячими ещё не один день.

— Ну, есть и хорошая сторона, — сказал ей Грэм.

— Например?

— Не придётся волноваться о разжигании костра этой ночью.

Грэйс тихо посмеялась, но его утверждение было практичным. Даже весной горный воздух с ходом ночи становился опасно морозным. Они легко могли поддерживать в себе тепло, оставаясь рядом с разрушенным домом.

— Эта теплота может позволить нам протянуть несколько ночей, — подала она мысль.

— Завтра вечером нас тут не будет, — сказал Грэм.

— Думаю, что тебе следует отдохнуть, прежде чем попытаться добраться до дома, — сказала медведица.

— Я не иду домой.

Грэйс ткнула его ногу, хотя это и почти не оказало никакого эффекта. Лишь подчеркнуло её гнев.

— Идиот! Ты же полумёртвый. Тебе повезёт, если ты выживешь по дороге обратно в долину, без еды и надлежащей одежды, а ты собрался погнаться за ними?

Он пожал плечами.

— Они опережают тебя минимум на полдня, а к утру — на целый день. Наверное, у них есть лошади, союзники и припасы… и кто знает, что ещё?! И ты думаешь, что можешь погнаться за ними по горам? Как ты их вообще найдёшь, не говоря уже о том, чтобы догнать их?!

Он кивал, соглашаясь с её доводами.

— Это так, в некоторой степени, но я их найду. Скалистая местность не идеальна, но их минимум трое, если считать Айрин. Как ты сказала, там их наверняка ждут ещё люди, с лошадьми или мулами, чтобы нести их припасы, и это позволит мне проще их выследить.

— О, так ты у нас теперь следопыт?!

— А чем я, по-твоему, занимаюсь по утрам с Мастером Грэйсоном?

— Бухаешь и бездельничаешь в лесах, судя по этому пьянице, — проворчала она.

Грэм вздохнул:

— Нет. Он — лучший следопыт и лучший лучник во всём Уошбруке.

— А как ты выживешь? У тебя нет еды, нет припасов, даже плаща нет!

— У меня есть ты.

— И что же ты будешь есть?

Грэм улыбнулся:

— Мёд. Мед ведь со мной, — сказал он, указывая на неё.

Грэйс застонала в ответ на его игру слов:

— Ты даже комичным персонажем быть не годишься.

Глава 32

Несмотря на лёгкое тепло, шедшее от разрушенного дома, спал Грэм с трудом. Последствия отравления заставили его тело болеть в местах, о наличии мышц в которых он даже не подозревал. Вызванная ядом кататония заставила все его мышцы перейти в состояние максимальной напряжённости, пока эффект не прошёл. Это было похоже на боль, следовавшую за перенапряжением и экстремальными упражнениями, вот только включала она в себя практически все его мышцы.

Утро застало его голодным и измождённым.

— Ты уверен в своём решении? — спросила Грэйс.

Глубоко в душе он хотел сдаться. Грэм знал, что она была права. Попытка преследовать похитителей в его нынешнем состоянии, без еды, припасов или подходящей одежды, была бесполезной затеей. Тем не менее, что-то внутри не давало ему так поступить.

— Это — мой единственный вариант.

— Нет, — возразила она. — Мы уже говорили об этом вчера — у тебя есть минимум один другой истинно разумный вариант…

— Для меня это — единственный вариант, — подчеркнул он, а затем пошёл прочь. Грэйс пошла следом. — Хочешь, я тебя понесу? — спросил он.

Она засмеялась:

— Ты сам едва способен идти.

— Ты мало весишь.

— Я подожду, пока тебе не станет лучше. Я могу поддерживать любой темп, на который ты сейчас способен.

Он не мог не согласиться с этим. Грэм подумал было упомянуть о том факте, что она испачкается, но простой взгляд напомнил ему, что она уже была настолько грязной, насколько вообще могла быть грязной медведица из тряпок. Вместо этого он перевёл внимание на окружавший их ландшафт.

Он заметил, в каком направлении они ушли в прошлый день, пока оглядывался вокруг. Конечно, оттуда мало куда можно было податься. Единственным вариантом было спускаться по склону. Дом располагался на северной стороне горы, как раз в пределах верхней границы произрастания лесов. Склон был лесистым, с изредка встречающимися лугами и открытыми пространствами.

Ближе к нижней его части, где он встречался с основанием соседней горы, был каменистый овраг, отмечавший источник Реки Глэнмэй. Оттуда самым логичным курсом было следовать вдоль реки пятьдесят миль через горы, пока та не добиралась до Приюта Пастуха — маленькой долины, граничившей с основной долиной Камерона и Ланкастера.

Грэм надеялся, что именно в этом направлении они и двинутся, поскольку так было бы проще всего. Единственными альтернативами было следовать вдоль узкого северного перевала в Северные Пустоши, или на юг, глубже в Элентиры. Восток вообще не был вариантом, поскольку хотя в той стороне в конце концов располагались западные равнины Данбара, путь к ним преграждали воистину массивные пики череды гор.

«Вдоль реки они не пойдут», — подумал он, — «так как это приведёт их ближе к Камерону и Ланкастеру, а они не могут быть уверены в том, сколько у них времени». Карисса и Коналл предупредят тех, кто был в замке, о похищении, и как только весть достигнет Графа, он быстро вернётся. Грэм не был уверен, насколько скоро он мог добраться обратно, но если они смогут создать телепортационный круг, то вернутся практически мгновенно.

«Но они это знали. Вот, почему они позаботились о том, чтобы он был далеко — чтобы потребовалось время на связь с ним. Они скорее всего надеялись совершить похищение, не встревожив никого как минимум сутки». Если бы Коналл и его сестра не сбежали, то никто бы не узнал об этом не один день. Они могли бы постучаться в дверь, и дивиться, но никто не мог бы узнать наверняка.

«Значит, они планировали наперёд, и надеялись быть достаточно далеко, чтобы избежать поимки к тому времени, как Мордэкай сюда доберётся».

Если это было так, то не имело значения, предупредят ли Графа на полдня раньше. Похитители будут достаточно далеко, чтобы их было невозможно найти. Элентирские Горы были обширны, занимая тысячи и тысячи квадратных миль. Даже магу было бы трудно найти в них маленькую группу людей, как только они уйдут достаточно далеко от их последней известной позиции.

«Но Граф умён — он наверняка подумает обыскать наиболее вероятные маршруты, которыми люди могут пройти пешком». Дорога к Приюту Пастуха будет стоить ему минимум половины для поисков, даже по воздуху.

— О чём ты думаешь? — спросила Грэйс.

— О ландшафте, — коротко сказал он.

— Ты вообще уверен, что они шли в эту сторону?

Он кивнул:

— Они должны идти вниз по склону, пока не достигнут реки.

— Это только догадка, или ты действительно видишь след?

Грэм вздохнул:

— Половина искусства следопыта заключается в том, чтобы предвосхитить действия добычи — следы просто помогают подтвердить, что ты не свернул не туда. Если слишком долго их не замечаешь, значит надо заново всё обдумать.

— Но ты же видел какие-то следы? — настояла она.

— Да, — сказал он ей. — Смотри туда, видишь ту сосну?

— Ага.

— Поверхность коры с одной из сторон оборвана, открывая более тёмный слой. Кто-то наверное задел её.

— Или это сделал лось, — предложила она.

— Я не видел никаких лосей, но я точно знаю, что несколько человек поспешно двигались здесь вчера, и я заметил ряд похожих следов, пока мы спускались.

— Но ты вполне можешь преследовать лося.

Грэм сделал глубокий вдох:

— Теоретически, полагаю, что это возможно, но только если лосей было несколько.

— Почему несколько?

— Из-за количества следов. Видишь вон там? Эти листья потревожены. Не могу точно сказать, что это сделало, но какое бы крупное животное это ни сотворило, их наверняка было несколько, иначе я не замечал бы эти следы так часто.

— Значит, это может быть стадо лосёв, — сказала она, сдавленно хихикнув.

— Для слова «лось» винительный падеж множественного числа будет «лосей», — поправил он.

Грэйс согласилась:

— Я знала, что тебя это заденет.

Остановившись, он выдернул маленький, худосочный куст с белыми цветами и тонкими листьями. Двинувшись дальше, он начал срывать листья и цветы, жуя их на ходу.

— Это съедобно?

Грэм поморщился:

— Тысячелистник, — сказал он ей. — Вкус сам по себе ужасен, но есть можно. Но лучше добавлять его в чай или в рагу.

— Не похоже, что его тебе хватит надолго, — обеспокоенным голосом прокомментировала она.

— Не хватит, — признался он, продолжая жевать горькие листья. — Но помогает каждая мелочь. Если я не смогу съесть его весь, то остатками могу натереть кожу. Отпугивает комаров.

— Полагаю, вы действительно не бухали и не бездельничали все те утренние часы.

— Ты действительно так думала?

Она конечно же так не думала, но смысл их разговора был не в этом. Грэйс сильно беспокоилась о шансах Грэма на выживание. Она знала, что не сможет отговорить его от его нынешнего решения, но у неё было такое ощущение, что если она не будет поддерживать ему хорошее настроение, то он в конце концов впадёт в отчаяние.

— О, я и не думала, — возразила она, — но твоя мать с большимоблегчением услышит, что ты в самом деле делал что-то практичное. Они с сестрой начали гадать, не начало ли у тебя развиваться неестественное влечение к некоторым овцам.

— Что?! — воскликнул он, прежде чем одарить её унылым взглядом. — Вот теперь я точно знаю, что ты выдумываешь. Карисса даже не знает о таких вещах.

— Я не стала бы утверждать так категорично. Она в последнее время задаёт много вопросов про мальчиков.

Он зарычал:

— Про каких мальчиков? — Мысль о мальчиках и о его сестрёнке была для него больной темой.

Грэйс засмеялась:

— Никогда не скажу.

* * *

Низины они достигли к середине утра. Там двигаться было проще, за исключением редких валунов или иных препятствий. Грэм собрал ещё растений, которые увидел растущими на низинном лугу у небольшого ручейка, который в конце концов станет Рекой Глэнмэй.

— А у этого вкус лучше, чем у тысячелистника?

Грэм улыбнулся:

— Гораздо лучше. — Он поднял только что вытащенный из земли куст, чьи корни имели розовый цвет, который было видно через налипшую на них землю. — Это — амарант. Жаль, что семян ещё нет — на можно довольно хорошо выживать. Листья годятся как зелень, но их самих не хватит.

— Этому тебя научил охотник?

— Вообще-то этому я научился у Бабушки — она раньше отправляла меня собирать их для неё. Ей нравится их вкус. Говорила, что там, где она выросла, их на самом деле растят в пищу.

— Мы действительно сможем найти для тебя достаточно пищи?

Он поморщился:

— Труднее всего будет собрать её достаточно, при этом не останавливаясь. Я, наверное, могу найти черёмуху, одуванчики, возможно даже сколько-то крыжовника, но всего этого не хватит. В конце концов нам придётся достать мясо или рыбу. А всё остальное только задерживает голодание.

— У тебя нету крючьев, сетей или лука.

Грэм уже думал об этом:

— У меня всё равно нет времени на рыбалку или нормальную охоту.

— Но у тебя есть план? — спросила Грэйс. — Верно?

Он нагнулся, и подобрал прочный камень. Тот был размером с половину его кулака. Положив его в мешочек, Грэм продолжил идти дальше.

— У меня меткий глаз, и здесь много мелкой живности. Придётся есть всё, что мне повезёт убить или найти. Змеи, ящерицы, белки что-нибудь да объявится.

Она содрогнулась:

— У меня нет никакого опыта поглощения еды, но всё это звучит неаппетитно.

«Это она ещё не осознала, что поскольку мне никак не развести огонь, есть мне их придётся сырыми». Он попытался проигнорировать тошноту, вызванную этой мыслью. «Ещё один день без нормальной еды — и мне, наверное, будет уже всё равно».

Неглубокая промоина, вдоль которой они шли, разделилась. Впереди них вода текла дальше, на запад, где она в конце концов достигнет Приюта Пастуха, а к северу пересохшее русло ручья виляло, уходя в направлении к Северным Пустошам. Грэм остановился.

— Ты заметил какой-то след?

— Нет, но это — место, где они могли сменить направление. Мне придётся обыскать местность, пока я не смогу точно определить, куда они двинулись, — объяснил он.

Он сосредоточился сперва на северном пути, поскольку боялся, что они планировали пойти туда, и его подозрение скоро подтвердилось. Менее чем за четверть часа он нашёл следы лагеря, а также несколько следов копыт. Грэйс наблюдала за ним, пока он переворачивал несколько камней.

— Они были здесь?

— Возможно, — сказал Грэм. — Этому лагерю больше дня. Видишь копоть на камнях? Они развели небольшой костёр, а потом разбросали его. Камни они перевернули, чтобы скрыть следы от костра. Могу предположить, что именно здесь они остановились, когда двигались к дому. Некоторые из них ждали здесь, чтобы встретиться с напавшими на дом, когда те закончили.

— Ты довольно легко нашёл этот лагерь, — сделала наблюдение Грэйс. — Разве им не следовало быть осторожнее?

— Это не так легко, как кажется, и им действительно не было нужды себя утруждать. Они не думали, что кто-то будет выслеживать их сразу же после нападения. Должно было уйти минимум два или три дня, чтобы кто-то сюда добрался, если не больше. Я нашёл этот лагерь только из-за отпечатка копыта вон там, в песке. Один или два дождя — и сомневаюсь, что я бы что-то увидел.

Мы не можем быть уверены, сколько их тут было. У них определённо было несколько вьючных животных — ослы, наверное. В доме я убил где-то девятерых, но с животными их тут ждало ещё сколько-то человек.

Они пошли вдоль сухого русла, позволяя ему вести их на север. Грэм держал глаза открытыми на предмет наличия других следов, а также мелкой живности. Он уже почти сутки не ел никакой нормальной пищи, и у него начал болеть желудок.

К сожалению, ни того, ни другого он не увидел, и к тому времени, как послеполуденное солнце начало садиться, его стало потряхивать. Пошёл лёгкий дождь.

— Блядь.

— Это уничтожит следы, так ведь? — сказала она.

— Это скроет некоторые следы, — признал он. — Но мы менее чем в дне позади них, я надеюсь, поэтому с этим у нас, наверное, будет в порядке. Дождь создаёт больше проблем при выслеживании по запаху, если используешь собак. По большей части меня заботит то, что я промокну.

Грэйс не понравилось, как это прозвучало. Она весь день наблюдала за Грэмом, и он был далеко не в лучшей форме. Его походка была неустойчивой, и он выглядел бледным. Дождь мог быть не таким уж скверным, пока светило солнце, но как только опустится ночь, воздух станет холодным.

Он продолжал идти, не останавливаясь. Потенциальных укрытий на пути всё равно почти не было. Сооружение навеса из редкого в этой местности сухостоя потребовало бы значительного времени, и почти не спасло бы от дождя. Было бы лучше воспользоваться некоторыми скалистыми выступами, но он и так уже волновался, что они отставали.

— Грэм, — тихо сказала Грэйс. Он не ответил. — Грэм! — прошипела она. — Впереди что-то есть.

Он приостановился, глядя на неё.

— Я ничего не вижу.

— Оно ещё не в поле видимости. За теми камнями, — указал она на несколько больших валунов в нескольких сотнях ярдов впереди.

— Как ты можешь видеть сквозь камни?

— Я вижу не так, как вы, — объяснила она, похлопав по своим глазам-пуговицам. — Это — просто пуговицы. Я вижу так же, как волшебники — магическим взором.

— Полезно знать, — сказал Грэм.

— Моя дальность далеко не такая хорошая, как у них, и это — мой предел… — Она замолчала, и на неё накатило всё нарастающее чувство страха. Что бы она ни ощущала, оно было могущественным, и оно приближалось. — Это нехорошо. Думаю, оно нас увидело. Оно, наверное, видит дальше, чем я. Надо бежать!

— Это вряд ли, — сделал наблюдение Грэм. — А спрятаться мы можем?

— Нет, мы светимся как факелы в темноте. Эта штука видит эйсар, как и я, — закончила она с низким стоном. — Слишком поздно.

Медведица осела, упав на голую землю.

— Грэйс, ты в порядке? Что не так? — Грэм начал что-то чувствовать, будто сам воздух потяжелел. Он давил на него, давил на его разум.

Вдалеке появилась фигура, которая, быть может, могла принадлежать мужчине, но затем она раскрыла золотые крылья, и взлетела. Она летела к нему. Тело Грэма затряслось, он с трудом оставался на ногах. Ощущение было таким, будто гигантская рука опустилась ему на плечи, прижимая его к земле.

Мир потемнел, когда существо опустилось рядом с ним. Солнце не садилось, и его глаза не отказали, но вокруг существа было невидимое сияние, незримый свет, ослеплявший его разум, затрудняя ему мышление.

— Что это? — выдавил он сквозь сжатые зубы.

— Что у нас здесь? — сказал голос душераздирающей красоты. Голос был мужским, и соответствовал мускулистому телу с неземной грацией. — Человек, путешествующий с заклинательным зверем. Как необычно.

Грэм пытался не отводить взгляд от этого мужчины, но вместо этого его глаза упёрлись в землю. «Он слишком прекрасен». Смотреть на него было слишком больно. Слёзы покатились из уголков его глаз, и его грозило затопить чувство невыносимой печали.

Его жизнь была бессмысленна. Теперь он мог это видеть — перед лицом этого небесного существа его собственная человечность казалась грязной и жалкой. Колени Грэма подогнулись, и он упал перед тем, кто мог быть лишь одним из богов.

Свет обжёг его разум, изучая каждый дюйм его души, пока он внутренне съёживался. Он знал, что был недостоин.

— Грэм Торнбер, — подумало божество вслух, позволяя словам мягко катиться со своих губ. — Как очаровательно. Ты — такая жалкая тварь, совсем не как твой отец.

Тут мысли Грэма обрели форму, при упоминании его отца. Он полнился вопросами. Свет перебрал его мысли.

— Дориан мёртв. Какая жалость, я бы с радостью убил его. Твой отец был гораздо крепче тебя, человечек. Мне следует оплакать о твою семью — видя, как низко пали Торнберы. Дориан был одним из немногих людей, которые могли встать передо мной, не дрожа от страха.

«Сэлиор». Теперь он вспомнил. Сэлиор был единственным из сияющих богов, кому удалось сбежать — единственному, кого не уничтожили. Грэму захотелось плакать от мысли об уничтожении такого сверхчеловеческого существа.

— Ты меня любишь, не так ли, мальчик? Как и твоя мать. Она ощутила моё касание лишь однажды, и содрогнулась в экстазе. Твой отец ненавидел меня за это, но несмотря на все его попытки, она меня не забыла. Я дал ей больше удовольствия одним поцелуем, чем он мог дать за всю свою жизнь.

Слова бога задели его за живое, но он промолчал. Несмотря на ослепляющий свет в его разуме, он всё ещё чувствовал презрение. «Как можно ему противиться?»

— У тебя такая милая сестра, — прокомментировал Сэлиор. — Когда всё закончится, то я, возможно, сделаю её одной из моих служителей. Я покажу ей любовь, которую никогда не мог ей дать её отец.

Тут в разуме Грэма вспыхнула искра, ярость, которую нельзя было игнорировать несмотря на управлявший им мучительный страх.

— Нет.

— Как интересно. Щенок показывает зубки. В тебя вселяет такое неповиновение мысль о сестре? — Сэлиор наклонился, поглаживая подбородок Грэма пальцем. Прикосновение послало по нему волны удовольствия, грозя затмить все мысли в его разуме.

— Я не сделаю ей больно, человечек. Она примет меня с радостью.

Ярость Грэма воспылала сквозь пустое удовольствие.

— Нет.

— Всё-таки сестра. Мысль о моём к ней прикосновении создаёт… ревность? Какое же ты жалкое, кровосмесительное существо. Ты должен радоваться за неё. А что твоя мать? Мы можем быть счастливой семьёй, вместе. Мать, сын, дочь, и, конечно, я буду твоим отцом. Представь, какая это радость.

С этим словами Сэлиор наполнил разум Грэма образами его матери и сестры, голых. Непристойными видениями, от которых ему хотелось блевать в ужасе. Бог снова коснулся его подбородка, стирая отвращение подавляющей страстью.

— Я мог бы даже поделиться ими с тобой, человечек. Ты этого бы хотел? Или, быть может, ты предпочитаешь испытать отцовскую любовь более прямым образом? — Видения изменились.

— Ты… не… мой… отец… — сумел сказать Грэм, давясь словами.

— Какое же ты непослушное дитя, — сказал Сэлиор. — Хорошо же, я дам тебе дар из уважения к мёртвому куску плоти, которого ты зовёшь отцом. Те, кого ты ищешь — всё ещё впереди тебя, но ты, будучи слабым и немощным, и надеяться не можешь их поймать. Если ты всё же их настигнешь, они тебя убьют.

«Он что, отпустит нас?». Грэм не смел надеяться.

— Я здесь не для того, чтобы тебя остановить, — ответил бог. — Я здесь для того, чтобы убить волшебника, когда он явится, спеша спасти своего потерянного ребёнка. Тебе же я дам свободу, а с ней — самую изысканную из пыток: надежду.

Ощущение стыда накатило на Грэма, хотя какая-то его часть знала, что ощущение пришло извне. «Я даже не стою того, чтобы меня убить».

— Молись о том, чтобы твои враги сразили тебя, дитя, — сказал сияющий бог, даруя ему безмятежную улыбку. Его сияние лилось от него как от солнца. — Ибо если ты выживешь, то я приведу в исполнение видения, которые я тебе показал. Я заставлю тебя петь мне хвалы, пока ты будешь слизывать кровь свой семьи с моих пяток.

Что-то тёплое и мокрое полилось на его голову и спину, наполняя его жизненной силой и чувством здоровья. Вонь мочи заполнила его нос.

— Прими это благословение, и иди, дитя, — засмеялся сияющий бог.

Им овладел порыв бежать, непреодолимая тяга. Вскочив на ноги, Грэм подхватил с земли съёжившуюся медведицу, и побежал, следуя сухому руслу, и перепрыгивая через любые камни или иные препятствия, преграждавшие ему путь. Он бежал с грацией оленя, и сердце гулко колотилось в его груди, звеня от энергии.

Внутри же он плакал от стыда.

Глава 33

Они двигались наверное с милю, прежде чем желание бежать утихло, хотя после того, как он замедлился, оба они молчали.

Лицо Грэма горело от унижения. Ничто в его короткой жизни не могло подготовить его к такой встрече, и он вздрагивал внутри каждый раз, когда его разум показывал ему вспышки того, что описал Сэлиор. Он ощутил подступавшую к горлу тошноту, но его тело было слишком здоровым для рвоты.

Прошёл час, прежде чем Грэйс наконец заговорила:

— Это на самом деле была не моча.

Дождь прекратился, и его одежда казалась чистой, но он помнил запах.

— Не думаю, что были какие-то сомнения в том, что это было. — Рана у него на боку исчезла, и его мышцы больше не ныли и не дрожали, однако его гордость была непоправимо ранена.

— Эта тварь, она может писать так же, как я могу есть пищу. Оно тебя вылечило — вот и всё. Оно хотело, чтобы ты ощутил унижение.

— Откуда такие экспертные познания?

Голос Грэйс был полон страдания:

— Потому что мы — одно и то же. Он назвал меня заклинательным зверем, но на самом деле Сэлиор не является ничем иным. Мы не едим, и мы не… испражняемся.

Однако симуляция мочеиспускания была наименьшей из проблем Грэма. Вторжение бога в его разум оставило в нём ощущение того, что он грязен, замаран. Иллюзии, свидетелем которым он был вынужден стать, не были его собственными, но ощущались реальными. Сэлиор изнасиловал его так основательно, как никакой другой насильник не мог и надеяться.

«И он сделал то же самое с моей матерью». Гнев грозил лишить его остатков благоразумия. «Неудивительно, что она никогда об этом не говорила».

Однако его отец не склонился. Это он знал. Дориан Торнбер не пал на колени в боязливом поклоне. «Дориан был одним из немногих людей, которые могли встать передо мной, не дрожа от страха».

— Я — трус, — пробормотал Грэм.

— Не давай ему то, что он хочет, — сказала Грэйс. — Эта тварь, с которой мы встретились, является просто задирой-извращенцем. Он жил так долго, что ему теперь удовольствие доставляет лишь возня у людей в головах.

— Мой отец мог выстоять перед ним.

— Дориан был стоиком! Сэлиор не мог забраться в его голову, Грэм. Одно то, что в этом плане ты не похожа на него, не делает тебя менее храбрым. То, что ты сделал там, в доме, требовало мужества. У тебя двое родителей, и оба они сталкивались с этим чудовищем. Твоя мать не была стоиком, но она не позволила этому остановить её. Она прошла через нечто подобное, но потом она выпрямилась, и продолжила жить.

— Я не такой умный, как Мама.

— Гениальность — это ещё не всё, Грэм, и через это испытание её провел определённо не её ум. Многому из того, что ты есть, ты обязан ей — вещам, которые ты даже не видишь, но ты — не она, и ты — не Дориан. Ты… — она ткнула его лапкой, — …Грэм Торнбер. Твоя история начинается здесь. Эта тварь, может, и сбила тебя на землю, но подняться с неё или нет — это твой выбор. И Торнбер всегда поднимается.

Он подумал о своей матери, сидящей в своём кресле, прихлёбывая утренний чай. Её тихое присутствие было чем-то постоянным в его жизни. Она наблюдала за миром глазами, которые видели то, что не мог раскрыть даже магический взор. Несмотря на её спокойную манеру держаться, её острое восприятие и мощная уверенность всегда его устрашали. Что бы она сделала, будь она вместе с ними несколько минут назад? Что она сделала после её собственной встречи с грязью и порочностью, имя которой было Сэлиор?

Он знал ответ.

Грэм снова подобрал Грэйс, мягко сжав её.

— Спасибо, Грэйс.

— Не благодари меня. Ты — тот, кто решил пойти за Айрин, — сказала медведица. — И я всё ещё думаю, что в некоторых отношениях ты — ужасный неудачник.

Он с любопытством посмотрел на неё:

— В каких именно отношениях?

— Ты — худший комичный помощник, какие у меня только были.

Это заставило его улыбнуться:

— У тебя тоже не очень хорошо получается, трагичный герой.

— Не позволяй моему маленькому размеру ввести тебя в заблуждение. В конце концов девушка будет моей, — ответила она.

* * *

Они двинулись дальше, и теперь путешествовать было гораздо легче. «Благословение» Сэлиора, хоть и отвратительное, было реальным. Тело Грэма ощущалось сильным и уверенным. Тупая боль ушла из его мышц, и его больше не трясло. Он всё ещё был голоден, но это уже была не прежняя болезненная пустота — ощущение было скорее таким, будто он пропустил завтрак.

Порез у него на боку пропал вместе со всеми остальными синяками и ссадинами, которые он заработал. «Теперь у нас есть шанс», — подумал он про себя. «В то время, как они путешествуют с вьючными животными и пленницей, я один и ничем не обременён». Он мог их догнать — покуда не потеряет след.

Однако еда всё ещё заботила его. Грэм быстро шагал, используя свою новообретённую силу, чтобы поддерживать хорошую скорость, но хотя его взгляд ловил встречавшиеся время от времени следы их врага, животных он не видел. Камень в его руке так и остался неиспользованным.

Стемнело, но он не остановился.

— Ты разве не собираешься отдохнуть? — спросила Грэйс.

— Нет, пока не устану, — сказал он ей. — Даже если мы разобьём лагерь, у нас нет ни огня, ни одеял. Движение меня согревает.

— Ты не сможешь видеть в темноте.

Мир уже превратился в монохромной пейзаж теней и серости. Луна взошла, но скрывалась за одной из гор. Его глаза привыкли, но ориентируясь лишь по свету звёзд, он едва мог видеть землю прямо перед собой.

— Я вижу достаточно хорошо, чтобы идти, а твоё зрение позволит нам двигаться в нужном направлении. Какова дальность твоего особого зрения? — спросил он её.

— Примерно двести ярдов, — ответила она, — но я не умею читать следы.

— Это не будет проблемой, пока мы не достигнем той высоты, которую я увидел до захода солнца. До той точки у них не будет никаких других маршрутов, а если они встали лагерем среди деревьев на западном краю лощины, то ты сможешь их увидеть, вне зависимости от наличия у них костра, — сказал Грэм. Восточная сторона промоины была крутой и скалистой, поэтому там никто не мог разбить лагерь. — Будем идти, пока дорога не разделится, а потом остановимся на ночь.

Они продолжили путь, двигаясь медленно, пока Грэм пробирался вокруг массивных валунов, давным-давно упавших с каменистой восточной части лощины. Гора, которая в конце концов преградит им путь у северного её конца, казалось, была в нескольких часах хода в свете дня, но в темноте она будто так и оставалась вдалеке.

Где-то около полуночи Грэйс ткнула его в щёку:

— Впереди двое мужчин, на границе моего восприятия, — прошептала она.

Это было достаточно далеко, чтобы они не опасались быть увиденными, но звуки в скалистой долине разносились далеко. Его глаза силились пронзить тьму, но он ничего не видел впереди них кроме серого камня и тёмных теней. Вероятно, это был холодный лагерь — если бы мужчины разожгли огонь, то его легко было бы заметить.

— Опиши их расположение.

— Они укрылись в выбоине над большим выступом на правой стороне. Не думаю, что ты увидел бы их, даже если бы светило солнце.

Звучало как идеальная позиция для засады.

— Что они делают?

— Лежат, спиной к скале. Под ними их скатки. Возможно, они даже спят. Они не двигаются, но рядом с ними лежат луки.

— Давай немного подождём, — сказал Грэм. — Я хочу убедиться в том, что они спят, прежде чем мы выдвинемся.

— Неважная это засада, если они спят, — прокомментировала Грэйс.

— Люди не путешествуют по ночам. Не будь тебя здесь, я бы остановился какое-то время назад, — сказал ей Грэм. — И в темноте луки бесполезны. Их, наверное, оставили, чтобы убить или задержать каждого, кто последует за остальными. Скала, которую ты описала, будет хорошим местом, откуда можно бить по людям из лука.

— Эта тактика была бы бесполезна, если бы с нами был один из волшебников, — сказала она.

— Но их с нами нет, и Сэлиор их поджидает. Я думаю, это просто предосторожность, и очень для нас удачная, — сказал Грэм.

— Удачная?

— Посмотри на мои туфли. — Грэм покинул замок в мягких туфлях из ткани. Они хорошо подходили для гладких каменных коридоров, но быстро порвались на острой, скалистой земле. Ещё день — и он будет по сути босым.

— Два человека ждут, чтобы тебя убить, а ты хочешь украсть их обувь?

— Скатка, еда, тёплая одежда и лук также не помешают, — добавил он.

Она немного подумала на эту тему, осознав, что он был прав.

— Позволь мне это сделать, — предложила она.

Мысль о том, как мягкая игрушка нападает на двух взрослых мужиков, грозила заставить его потерять контроль над собой, и захохотать. На секунду он сжал её:

— Нет, это — работа для твоего комичного спутника.

— Тогда позволь мне помочь, — настаивала она.

— А что ты можешь сделать?

«Больше, чем ты осознаёшь», — подумала она.

— Я могу выбирать, каков звук моего голоса, к примеру, — сказала она ему. — Я могу издавать такие же звуки, как настоящий медведь. Они могут сбежать, если подумают, что на них нападает бурый медведь.

— Х-м-м, — сказал Грэм, размышляя. — Это дало мне отличную идею. — Он начал обрисовывать свой план.

Они подождали ещё четверть часа, прежде чем начали, убеждаясь в том, что мужчины действительно спали. Когда стало ясно, что мужчины не притворялись, они двинулись вперёд — Грэйс медленно и осторожно вела его вверх по скалам по правую руку. Несмотря на их осторожность, было всё же несколько пугающих мгновений, когда срывался какой-нибудь камешек, или незамеченные листья шуршали под ногами.

Каждый раз, когда они издавали звук, они останавливались и ждали, убеждаясь в том, что не вспугнули добычу. Ушёл почти час на то, чтобы Грэм вышел на позицию, тихо пригнувшись где-то в тридцати футах от места, где спали незнакомцы.

Ему хотелось бы подобраться ближе. В идеальной ситуации он бы предпочёл напасть на них во сне, но один из них проснулся, встревоженный звуком скатившегося камня. Разделявшее их расстояние было открытым, и содержало россыпь сухой травы и камней. Как только Грэм выйдет из-за скрывавшей его скалы, его легко будет увидеть, даже в тусклом свете звёзд, и он наверняка издаст какой-то шум, двигаясь по лежавшей впереди территории.

Тут Грэйс отделилась от него, двигаясь вниз по скалам, и пробираясь по вымоине, прежде чем снова вскарабкаться с противоположной стороны. Её мягкое, лёгкое тело легко позволяло ей двигаться скрытно, однако короткие лапки были серьёзной помехой. В некоторых местах она просто не могла карабкаться. Она была вынуждена двигаться длинным, окольным путём. Прошёл ещё час, прежде чем она пробралась на противоположную сторону по отношению к притаившимся мужчинам, где-то в шестидесяти или семидесяти футах от их лагеря.

Тот, который проснулся, уже снова задремал, но она сомневалась, что Грэм знал об этом, и, к счастью, их план не зависел от этого знания. Она начала тихо рычать, и рычание становилось всё громче, пока не перешло в пугающий рык.

Грэм терпеливо ждал этого сигнала, но не пошёл вперёд до тех пор, пока не увидел, как пришли в движение размытые тени людей. Они встревоженно суетились, садясь, и вглядываясь в темноту в направлении Грэйс.

Издаваемый ею звук стал лишь громче, и она не останавливалась. Им нужно было позаботиться о том, чтобы она заглушила любые звуки, которые могло вызвать его приближение.

— Надо уходить! — сказал один из мужчин. — Он приближается.

— Я ничего не вижу, — прошипел его спутник. Они подхватывали свои скатки и рюкзаки, собирая всё в руки, готовясь поспешно сбежать. — Что это?

— Это ёбаный медведь, идиот ты этакий. Хватай лук, — сказал другой. — Нет, не пытайся натянуть тетиву. Это его только взбесит. Надо бежать.

К сожалению, один из них заметил побежавшего вперёд Грэма. Испуганный медвежьим рёвом, он бросил всё, увидев несущуюся на него из темноты фигуру. Его друг споткнулся, и упал вбок, не зная, что происходит.

Нож Грэма воткнулся ему в спину, а затем он набросился на того, который уронил свою экипировку.

Однако тот уже успел надеть портупею с мечом, и хотя остальные его вещи были разбросаны вокруг него, ему хватило ума обнажить клинок. Трясясь от страха и адреналина, он указал лезвием в сторону Грэма:

— Ты никакой не медведь!

Грэйс продолжала реветь в темноте позади него, но мужчина проигнорировал её, и прыгнул вперёд, нанося Грэму колющий удар мечом.

«Бля», — подумал Грэм, поспешно отступая, чтобы его не проткнули. У него был лишь четырёхдюймовый нож, и хотя один из мужчин уже не встанет, Грэм находился в очень невыгодном положении. Что хуже, тень скалы, нависавшей над лагерем мужчин, ещё больше мешала что-то рассмотреть.

Наступив на камень, он споткнулся, но вместо того, чтобы попытаться остаться на ногах, он позволил себе упасть. Он помнил камень ещё с тех пор, как наступал вперёд мгновения тому назад, хотя и не сумел принять его во внимание, когда отступал. Камень был умеренных размеров, шириной примерно в фут. Грэм упал на него, и перекатился, присев рядом с ним, когда противник пошёл на него.

Бросив нож, он подхватил камень со всей скоростью, которую могли дать его мышцы. Весил камень, наверное, фунтов тридцать или сорок, но Грэм метнул его вперёд и вверх так, будто тот был невесомым, попав мечнику по ногам.

Тот споткнулся, но не упал — его правая, державшая меч рука метнулась вправо на случай, если ему нужно будет подставить её при падении. Грэм вскочил, и набросился на него, когда рука с мечом ушла вбок, и нанёс удар мужчине в подбородок верхней частью своей головы, заставив его упасть.

Несколько секунд они боролись в темноте, но Грэм уже был сверху, и как только он сумел положить руки на лицо мужчины, он толкнул его вниз, вгоняя его череп в каменистую землю. Это брутальное действие он повторил ещё несколько раз, пока тело его противника не обмякло, а затылок не превратился в мягкое, мокрое месиво.

Вернулась неподвижность ночи, а Грэм сидел, уставившись на лежавшего под ним человека. «Несколько минут назад он мирно спал». Его руки были влажными и липкими. Внезапный шум справа заставил его осознать, что мужчина, которого он пырнул, ещё был жив.

Встав, он подошёл, глядя на мужчину с колотой раной на спине. Рана находилась высоко, но лезвие не задело сердце. Судя по мокрому звуку дыхания этого человека, Грэм скорее всего пробил ему одно из лёгких. Тот уже был покойником, но мог ещё протянуть несколько часов.

«Мне жаль».

Так он хотел сказать, но слова отказывались произноситься. Человек, на которого он смотрел, собирался убить его, или любого, кто последовал бы за ними. Он был частью банды людей, похитивших Айрин и убивших Лилли. Он не заслуживал извинений, однако у Грэма всё сжималось внутри от вида того, как этот человек умирает.

— Почему? — спросил он, обращаясь к умирающему. — Почему вы это сделали?

Тот вращал глазами, со страхом глядя на Грэма. Он знал, что умирает, но ещё не боялся завершающего удара. Его губы разомкнулись, и он попытался что-то сказать, но слова его донеслись мокрыми и невнятными. Из его рта потекло что-то тёмное. Грэм был уверен, что в свете дня жидкость эта была бы красной.

«Неужели он это ощущал?» — подумал Грэм о своём отце. «Сколько раз он такое переживал?». Говорили, что Дориан Торнбер убил сотни, если не больше, как на войне, так и в более мелких, личных конфликтах. «Это должно было свести его с ума… если только это не приносило ему удовольствие».

Но воспоминания Грэма об отце не рисовали безумца. Его отец был добрым и терпеливым. И мать его так же говорила. Грэм пожалел, что его отца не было в живых, и что он не мог спросить его. «Как ты боролся с этой болью, с виной? У меня теперь руки заляпаны кровью».

Лежавший на земле человек снова попытался заговорить, и на этот раз слова были достаточно ясными, чтобы понять их:

— Мне… заплатили.

Он был наёмником. Была ли у него семья? Ждал ли кто-то где-то его возвращения?

— Не ту работу ты выбрал, друг, — сказал Грэм. — Кто тебе заплатил? — Его слова звучали спокойно, почти небрежно срываясь с его губ. «Кто же этот бесстрастный убийца?» — подумал Грэм. «Это же не могу быть я».

Но это был он.

— Пожалуйста… — взмолился наёмник, не в силах договорить.

Грэм сходил к другому, и забрал меч. Им будет проще воспользоваться. Нож был слишком близким, слишком личным. Снова встав над умирающим человеком, он занёс меч, пытаясь решить, куда лучше вонзить лезвие, чтобы прервать его муки. Мужчина сверлил взглядом его глаза, умоляя и обвиняя одновременно.

Грэм бросил оружие. Это было слишком холодным. Если он и сделает это, то примет весь вес ответственности. Он обнажил нож, и присел рядом с фигурой.

— Мне жаль, — сказал он, и вонзил нож в сердце мужчины.

Незнакомец дёрнулся, и умер, испустив последний мокрый вздох. Глаза его так и не отпустили взгляда Грэма.

Хотя его желудок и был пуст, Грэма затошнило, и он начал блевать на землю. Из него вышло немного жидкости, а после этого его сотрясала лишь сухая рвота. Грэйс к этому моменту уже стояла рядом, мягко похлопывая его по спине, но ничего не сказала.

Глава 34

Грэм переместил тела, оттащив их где-то на двадцать ярдов от лагеря, прежде чем снять с них одежду и сапоги. В темноте трудно было сказать, что было ему впору, а что — нет. Куртка и плащ того, кого он ударил ножом, были испорчены, но его сапоги, пояс и штаны наверное ещё были в порядке. Пожитки того, чью голову он размозжил, скорее всего не пострадали. С ними он разберётся утром.

Положив одну скатку на другую, он свернулся внутри, надеясь согреться. Сна он не ждал. Его совесть наверняка не могла этого допустить — но когда он закрыл глаза, и снова их открыл, то обнаружил сияющее в небесах утреннее солнце. Утомлённость его тела взяла верх над его моральным смятением.

Он тихо полежал несколько минут, наслаждаясь звуком пения птиц и игрой солнечных бликов на близлежащих камнях. Его разум был неподвижным, в состоянии покоя. Прошлой ночью он совершил ужасные вещи, но он был осторожен, на глядя на них прямо. В свете дня они казались кошмарами, воистину ужасными, но нереальными.

— Ты проснулся, — заметила Грэйс.

— Похоже на то, — ответил он, садясь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Позже, — сказал он ей. — Нужно заняться делами. — Он встал, и начал перебирать хаотичные остатки лагеря, собирая в кучку вещи, которые оставит себе.

Там было два рюкзака, и в них — достаточно хлеба, сушёного мяса и твёрдого сыра, чтобы двум людям хватило на несколько дней. Он скромно позавтракал, и убрал остальную еду в один из рюкзаков. Одну из скаток он свернул, и также привязал к рюкзаку, а затем осмотрел одежду.

По большей части она оказалась слишком маленького размера, и его собственные дублет и штаны были гораздо лучше, несмотря на то, что предназначались для более цивилизованной среды. Он посчитал везением тот факт, что у одного из мужчин были большие ступни — его сапоги были узкими, но всё же налезали. Грэм сделал на них два небольших надреза, спереди и по внешнему краю, давая своим стопам достаточно места, чтобы ему было удобнее. Волдыри от мозолей он себе позволить не могу.

Он нацепил на себя одну из портупей, и выбрал тот из двух мечей, что был получше, а затем сделал то же самое с луками, натягивая их до упора, чтобы проверить их силу. Он собрал стрелы из обоих колчанов, и пересчитал. «Двадцать три».

Покосившись на солнце, он решил, что было примерно девять утра. Подхватив Грэйс, он посадил её на плечо, и стал спускаться.

— Сосредоточься на склонах, на случай если там ещё засады, — сказал он ей. — А я буду беспокоиться о том, как найти их след.

— Конечно, — сказала Грэйс. — Как ты…?

— Позже, — перебил он. — Значительно позже.

— Ладно, — сказала она, смирившись его неохотой.

К полудню они достигли взгорка, бывшего основанием горы, разделявшей промоину. Грэм теперь уже был далеко от всего, с чем он был хоть немного знаком, и не мог быть уверен, какие были достоинства у каждого из путей, поэтому он никак не мог решить, куда могли двинуться преследуемые ими люди. Любой из путей мог быть тупиком, или оба могли куда-то вести.

Он потратил час, безуспешно проверяя восточную сторону, прежде чем попробовал западный путь. Там он за минуты обнаружил несколько следов — немного взрытой земли, немного притоптанной травы. Решающим доводом стал кусочек кожи, скорее всего от упряжи, которую кто-то зачем-то подрезал.

Они пошли дальше, перебираясь через всё более трудно проходимую местность, или обходя её стороной. Грэм мог бы забеспокоиться о том, что она станет совершенно непроходимой, но знал, что преследуемые уже однажды провели по ней вьючных животных, и наверняка спланировали дорогу заранее. Он не отрывал взгляда от земли, доверяя Грэйс предупредить его о наличии каких-либо скрытых ловушек.

Где-то около середины второй половины дня в его ушах начал нарастать странный звук. С этим звуком он не был знаком — это был далёкий рокот, будто неподалёку были речные пороги. Но воды не было. Низкая каменистая долина, по которой они шли, была сухой, и звук, похоже, доносился сверху, будто само небо его издавало.

— Что это? — задумался он вслух.

— Я не знаю.

Гора слева от них была невысокой, и к её хребту вёл пологий склон.

— Давай поднимемся, — предложил Грэм, — может, сумеем оттуда что-то разглядеть.

Полчаса спустя они были близки к хребту горы. Грэм пригнулся, когда они добрались до вершины, не желая предупредить врагов о своём присутствии. Кто угодно, двигающийся внизу, смог бы увидеть их с расстояния в несколько миль, если они тут встанут.

Звук достиг новых высот, но Грэм всё ещё не мог понять его источник. В поле зрения не было ничего похожего на реку, и открытое небо было чистым, кроме маленькой точки к западу. Он решил, что это, наверное, птица, но она была слишком нечёткой, чтобы опознать.

А потом он осознал, что точка двигалась, но не так, как он мог бы ожидать от птицы. Она прошла через облако, и он понял, что находилась она гораздо дальше, чем он думал — и, соответственно, двигалась гораздо быстрее.

— Что это? — удивился он.

— Я ничего не вижу, — сказала Грэйс. — Моё зрение чудесно для вещей в пределах нескольких сотен ярдов, но дальше этого я не вижу вообще ничего.

— Там что-то летит, далеко-далеко, к западу от нас, — объяснил Грэм. Оно достаточно большое, чтобы я сперва счёл это птицей, но теперь я не знаю, что это.

— А это не может быть летающая машина Графа? — подала мысль Грэйс.

— Она никогда не издавала такой звук, — сказал Грэм. — И в ней было бы видно несколько человек, или, возможно, более крупное тёмное пятно. Не уверен, как она выглядела бы с такого расстояния.

Чем бы это ни было, оно двигалось параллельным с ними курсом. Оно не пролетит прямо над ними, но наблюдая за ним, Грэм решил, что оно пролетит в пределах пары миль. «Наверное, вон над тем пиком», — подумал он, мысленно отмечая горную вершину вдалеке. По мере приближения объекта ему показалось, что теперь ему видно различимые черты.

— Это человек, — объявил он. — Я рассмотрел руки и ноги. Он летит как выпущенная из лука стрела, головой вперёд.

— Значит, это наверняка Граф.

— Разве он может так летать? — спросил Грэм.

— Он делал так во время последней великой битвы, — сказала Грэйс, — как раз перед тем, как сразиться с Мал'горосом. Мне Мойра рассказывала.

— Но он тогда был каким-то чудовищным бого-демоном шиггрэс, — сказал Грэм.

— Готова поспорить, что он помнит, как это делать, — сказала она, — но сомневаюсь, что это безопасно.

«Нападение на его семью вполне могло толкнуть его на такой риск», — подумал Грэм, когда фигура миновала примеченную им ранее горную вершину. Граф летел параллельным курсом, и хотя он ещё был в нескольких милях от них, Грэм видел, что он двигался с невероятной скоростью.

Тут до них докатился гулкий рёв, похожий на гром — звук настолько мощный, что ощущался подобно физическому удару, и Грэм с Грэйс упали, растянувшись на камнях.

— Что это было?!

— Не знаю, — сказала Грэйс. — Ощущение было таким, будто что-то только что встряхнуло мир.

— У меня даже зубы затряслись. — «Насколько быстро он летел?». В рассказах о битве с Мал'горосом он слышал упоминания о чём-то подобном, когда Мордэкай летел с такой скоростью, что казалось, будто небо взрывалось — но он полагал, что это было преувеличением.

— Наверное, он получил весть от Элэйн, — сказала Грэйс. — В доме не было круга, поэтому он, наверное, просто взлетел, и ринулся туда.

— Его ждёт Сэлиор.

— Мне жаль этого бога, — самодовольно сказала Грэйс.

— Это отнюдь не хорошо, Грэйс. До этого Сэлиор боялся выступать в открытую. Он уже сражался однажды с Мордэкаем, и проиграл, и с тех пор Граф победил и других сияющих богов, а также большинство тёмных богов.

— Значит, у него теперь не будет проблем устроить этому наглому ублюдку хорошую взбучку.

— Возможно, — сказал Грэм, — но Сэлиор его ждёт. Он выманил его к себе, неготового, и вдалеке от любых союзников и ловушек, которые он мог подготовить в Камероне. И Граф не такой могучий — или бессмертный, если уж на то пошло, — каким он был, когда сражался с другими.

— Не думаю, что он был таким во время своей первой битвы с Сэлиором, — сказала Грэйс. — Он победит.

Грэм подумал об угрозах Сэлиора, касавшихся его матери и сестры. «Он обязан победить».

— Идём, — сказал он Грэйс. — Нам тут ничего не сделать, как ни крути, так что будем делать то, что можем.

Они снова спустились, и двинулись дальше, следуя редким следам, указывавшим на то, что в том же направлении прошла группа людей и животных. «Я спешу к тебе, Рэнни».

Они шли вперёд, глядя, как солнце заходило за линию гор. С исчезновением солнца воздух стал холоднее, но Грэм вновь продолжил идти, не желая останавливаться, пока они не доберутся до ещё одного места, где преследуемые могли выбрать иное направление движения.

Через несколько часов после наступления темноты начались вспышки.

— Что это была за вспышка? — спросил он.

— Я ничего не видела, — сказала Грэйс, — но если она была издалека, то я и не смогла бы.

Чуть погодя до их ушей докатился раскатистый грохот.

— Похоже на гром, — заметил Грэм. Небо над их головами было чистым, полным ярких звёзд, светившихся на фоне бархатно-чёрного небосвода. Тьму прорезала ещё одна вспышка.

— Думаешь, приближается гроза? — задумалась Грэйс.

— Не уверен. — Ветер начал крепчать, но туч всё ещё не было. Следующая вспышка заставила всё небо засветиться, освещая мир вокруг них резким белым светом, и оставляя контрастные чёрные тени. За горами к югу от них стал мерцать и дрожать равномерный золотой свет, будто там зажгли чудовищно громадный костёр. Ночь разрывалась нескончаемым стаккато гулких взрывов.

— Они сражаются, — сделала утверждение Грэйс.

— Напомни мне никогда не бесить папу Мэтта, — сказал Грэм, пытаясь пошутить, но внутри он беспокоился. «Если он падёт, мы обречены».

— Уверена, Мал'горос жалел, что не знал об этом до того, как сделал то же самое, — сделала наблюдение Грэйс.

«Но Сэлиор-то как раз знал», — заметил Грэм, — «и знал лучше кого бы то ни было».

Ветер превратился в бушующий ураган, и хотя туч по-прежнему не было, небо постоянно разбивали слепящие завесы молний, тянувшиеся от горизонта до горизонта. Громовые раскаты были такими низкими, что казалось, будто тряслись сами горы.

— Нам надо идти дальше, — сказал Грэм. — У меня такое ощущение, что это светопреставление лишь заставил похитителей Айрин ускориться. — Невысказанным он оставил тот факт, что ему хотелось быть как можно дальше, на случай если победит не тот, кому следует.

Они продолжили идти под менявшим цвет небом, которое то освещало землю перед ними как днём, то оставляло их в полной черноте. На юге в небо поднялась новая звезда — яркое пламя, горевшее и пылавшее. От него исходили брызги огня, бившие по горам внизу, в то время как завесы молний, казалось, окутывали его с большой частотой.

Грэм даже гадать не мог, кто был кем.

Он бежал, когда свет был сильным, и останавливался, когда тот исчезал — его глаза больше не были адаптированы к тому, чтобы видеть лишь в свете звёзд. Причудливая битва продолжала бушевать позади них почти четверть часа, прежде чем прекратилась, закончившись устрашающим звуком. Грэм ощутил, как земля под ним подскочила, сбивая его с ног, и крепко приложив его о камни. Мир сотрясся, и небо покраснело, прежде чем угаснуть до мягкой темноты.

Воцарилась тишина, а горевшая в небе звезда исчезла.

— Всё кончено? — спросила Грэйс шёпотом, будто боялась, что сражавшиеся могли услышать её, несмотря на разделявшие их мили.

Громоподобный смех прокатился по земле, будто в ответ на её вопрос. Пылающая звезда снова поднялась в небо, и Грэм понял, что Сэлиор всё ещё был на свободе. Бог победил. Земля снова сотряслась, а затем мир стих, в то время как звезда полетела на юг, в конце концов исчезнув вдали.

— Думаю, он мёртв, — безжизненным голосом сказал Грэм, онемев от шока.

— Не говори так.

— Это был смех Сэлиора. Это он улетел прочь.

Медведица не могла видеть летевшую звезду, но отказывалась впадать в отчаяние:

— Они и раньше считали его мёртвым и потерянным, но это было не так. Я отказываюсь верить, — сказала она.

Грэм подобрал её, и пошёл дальше. Он не ответил на её полное надежды заявление.

— Ты же мне веришь, правда? — настаивала медведица.

Грэм не ответил. Тьма сомкнулась вокруг них, и несмотря на её присутствие он ощущал себя одиноким как никогда. Человек, которого он стал считать вторым отцом, был мёртв — или того хуже. Грэм потащился дальше. «У нас ещё есть Мэтт и Мойра. Они всё исправят, и во имя всех мёртвых богов, я сделаю всё, чтобы им помочь».

Глава 35

Была почти полночь, когда Грэм наконец решил отдохнуть. Онсъел ещё сыра и сушёного мяса, которые забрал у засадников, а потом разложил скатку, и лёг спать. Вновь, вопреки его страхам и волнениям, утомлённость его тела взяла ситуацию в свои руки, и он соскользнул в пустое небытие. Если ему что и снилось, вспомнить это он не смог.

Он проснулся с утренним солнцем, и после быстрого завтрака они снова отправились в путь.

— Грэйс, — сказал он.

— Да.

— Мне кое-что пришло в голову, когда я засыпал прошлой ночью.

— Что? — спросила она.

— Ты однажды сказала мне, что тебе нужна Мойра, чтобы восстанавливать твою магию каждые несколько дней, но сегодня — уже третий день нашего похода. Сколько ещё времени ты…?

Она похлопала его по щеке, успокаивая:

— Мне следовало раньше тебе сказать. Каждый раз, когда Мойра надолго отлучается, она запасает во мне дополнительный эйсар. Видишь эти пуговицы? — Она указала на ряд из трёх пуговиц в передней части её тела.

— Да.

— Каждая из них содержит эйсар, способный поддерживать меня примерно четыре дня. Я в порядке.

— О. Он быстро подсчитал в уме. Семья Графа уехала за неделю до нападения, и они были в пути уже три дня. Три пуговицы давали шестнадцать дней, и ещё три она должна была протянуть сама по себе. Результат ему не понравился.

— Прошло десять дней, остаётся лишь пять.

— Я знаю, — спокойно ответила она. — Я могу немного растянуть это время, если буду осторожна.

— Граф собирался отсутствовать три или четыре недели — даже если бы ничего не случилось, времени тебе всё равно бы не хватило.

— В комнате Мойры была стазисная шкатулка. Когда мой эйсар начал бы кончаться, я залезла бы внутрь, дожидаясь её возвращения, — объяснила она.

— Но её теперь нет…

— Поскольку Граф поспешно вернулся, я уверена, что близнецы тоже поскорее вернутся домой, — ответила она.

— Только вот мы не в Камероне, Грэйс. Мы посреди гор. Даже если мы сейчас же развернёмся, уйдёт почти три дня, чтобы добраться до места, где дом был, но нам-то надо в Камерон. Не знаю, сколько у нас уйдёт времени, чтобы туда добраться!

— Грэм, — мягко сказала Грэйс. — Мы все принимаем решения. Ты и Айрин — вот моё решение.

Его взгляд затуманился от внезапных слёз. События последних нескольких дней были ужасны, но именно мысль о потере Грэйс наконец сломала барьер, которым он отгораживал «здесь и сейчас» от накопившейся боли.

— Почему ты мне не сказала?! Нам следовало идти прямо в замок.

— Ты хотел спасти Айрин, и я тоже хотела. Я тебя отговаривала лишь потому, что боялась за тебя, Грэм. Когда стало ясно, что тебя не отговорить, я решила сделать всё, чтобы тебе помочь. А не сказала я потому, что не хотела тебя волновать. Поделать с этим ты ничего не сможешь, — сказала она, пресекая дальнейшие обсуждения.

Он утёр слёзы:

— Чёрт побери.

— Не плачь, — сказала она ему. — Тебе же полагается быть моим неуклюжим, но преданным помощником, не забыл? Поддерживать нам хорошее настроение — твоя работа.

Он засмеялся, но слёзы продолжали наворачиваться у него на глазах.

— Со своей работой я справляюсь не очень хорошо.

— Я очень надеюсь, что ты улучшишься, — сказала она ему.

Он кивнул, не доверяя своему голосу. «Она — действительно является трагичным героем этой истории».

* * *

После обеда они достигли границы гор. Низкая долина, которой они следовали, постепенно расширилась, и Грэм смог увидеть начинавшиеся впереди Северные Пустоши.

Признаки того, что преследуемые здесь проходили, стали попадаться чаще, и были свежее, давая ему надежду на то, что они нагоняли Айрин и её похитителей. Он мог лишь надеяться, что нагонит их поскорее. Выслеживать их по суровой, безжизненной территории пустошей будет ещё труднее в отсутствие гор, которые могли бы направлять их по более предсказуемым путям.

Он пустился рысью, в довольно быстром темпе побежав вперёд размашистыми шагами. Если они хотели нагнать их, то нагнать их надо было поскорее.

Когда ландшафт разгладился, он заметил вдалеке небольшую группу людей, не более чем в двух милях впереди. Он побежал.

— Ты что-то увидел? — спросила Грэйс, нова жалея, что не может видеть ничего дальше пары сотен ярдов.

— Да, — тяжело выдохнул он на бегу. — Они где-то в миле впереди нас.

— Сколько?

— Четверо, нет, пятеро, — ответил он, — и два осла.

— Они нас видят?

— Определённо. Они пытаются ускориться. Похоже, что Айрин едет верхом на одном из ослов. Четверо остальных идут пешком. — Грэм сосредоточился на своём дыхании. Ему нужно было нагнать их, но ещё больше ему нужно было сохранить способность сражаться, когда он их нагонит.

Эта причудливая гонка продолжалась десять минут, и он постепенно их нагонял. С четырьмя людьми пешком и двумя вьючными животными, похитители Айрин не могли надеяться сбежать от него. Они уже были лишь в сотне ярдов, и по какому-то неопределённому знаку они остановились, и повернулись к нему.

Теперь он видел Алиссу, стоявшую рядом с ослом, на котором ехала Айрин, в то время как трое мужчин встали перед ними, преграждая ему путь. Один из троих явно был лидером — он улыбнулся, и жестом приказал двум другим разойтись в стороны, вытащив луки и принявшись натягивать на них тетивы.

— У них луки, Грэйс, — предупредил он её.

— Разворачивайся! — воскликнула она. — Они истыкают тебя как подушку для булавок.

— Уже слишком поздно.

— Опусти меня на землю. Я их остановлю, — сказала она ему.

Грэм побежал дальше, забирая влево, чтобы избежать первых стрел.

— У тебя что, действительно есть какая-то тайная сила?

— Я — заклинательный зверь. Их стрелы мне нипочём, — сказала она.

— Они могут причинить вред Айрин, если подумают, что находятся в опасности, — тяжело выдохнул Грэм. — Я подберусь ближе, и буду держать их внимание на себе. Если получится, я брошу тебя к Рэнни. — Он пригнулся вправо, и ощутил, как стрела задела его щёку. Оставалось пятьдесят ярдов.

— Они тебя убьют, Грэм! Позволь мне это сделать, — крикнула Грэйс.

— Ни за что, — сказал он ей. — Мы в этой передряге вместе.

Виляя туда-сюда, он приближался, но когда стрелки вновь натянули луки, их лидер поднял ладонь, приказывая им прекратить стрельбу. Глянув на Алиссу, он рявкнул приказ, и она отошла от Айрин, выйдя вперёд. Лидер взял поводья осла Айрин, и Алисса обнажила меч.

Грэм остановился в десяти футах от неё.

Стоявший позади неё мужчина заговорил:

— Ты упорный, сопляк, нельзя не признать.

— Отпусти Айрин, — сказал Грэм, пытаясь отдышаться.

Лидер был крепко выглядевшим мужчиной. Он был одет в кожаный жилет, оставлявший его мускулистые руки голыми, и его голова была лишена волос, хотя было ли это от облысения, или от регулярного бритья, Грэм не мог быть уверен. Он был высотой примерно в шесть футов, но плечи его были шире чем всё, что Грэм когда-либо видел. Он почему-то напоминал Грэму быка.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Торнбер, — ответил он, бросая это имя мужчине подобно проклятью.

— О, значит, ты — новейшая игрушка Джа́змин? Она думала, ты погиб в пожаре, — сказал лысый. Сделав жест женщине, которую Грэм знал как Алиссу, он добавил: — Иди сюда, девочка.

Алисса развернулась, и встала перед ним.

Нанеся удар со змеиной быстротой, лысый отвесил ей хлёсткую пощёчину, заставив её голову резко отклониться в сторону.

— Никогда больше мне не лги, сучка.

— Оставь её в покое! — крикнула Айрин, всё ещё привязанная к ослу. Девочка была в ярости.

— Прости меня, Зайхар, — ответила Джазмин без каких-либо интонаций в голосе.

Грэм начал было идти вперёд, держа меч в руке, но лысый поднял ладонь:

— Стой! — Щёлкнув пальцами, он указал стрелкам: — Если он подойдёт ещё ближе, пристрелите девчонку. — Они повернули луки, направив их на Айрин.

Лысый улыбнулся, когда Грэм остановился:

— Давай не будем опускать знакомство, Торнбер.

У себя в голове Грэм прокручивал её слова. «Зайхар — он её учитель». Его худшие страхи приняли форму. «Так это он — её дядя?». Если человек, с которым он столкнулся, был мастером безымянного пути, то его надежды на успех были гораздо меньше, чем он мечтал.

— Джазмин сказала, что тебя звали Грэм, и что тебя увил мой предатель-брат. Это так, мальчик?

«Брат? Он что, хочет сказать, что он — брат Сайхана?». Его глаза расширились от шока. Теперь, когда он его искал, сходство было несомненным. «Если этот человек был братом Сайхана…». Он посмотрел на Алиссу. «Нет, её зовут Джазмин», — поправился он. Сходство в её чертах также присутствовало. «Сайхан и ей приходится дядей, или кем-то большим?».

— Как тебя зовут? — спросил он у лысого.

— Ты не ответил на мой вопрос. Является ли А́рзам твоим учителем?

— Я не знаю никого по имени Арзам.

Тут Джазмин заговорила:

— Он теперь называется «Сайханом», Зайхар.

Лысый снова улыбнулся:

— Значит, ты — ученик предателя.

— Сэр Сайхан — не предатель, — прорычал Грэм.

— Мой брат стал предателем в тот день, когда покинул наш народ. Кто стал бы растить эту бедную девочку, не возьми я на себя ответственность за неё? Явно не он — он предал не только свой народ, но и свою собственную кровь.

— Что? — Грэм уставился на него в шоке, и единственным его утешением было выражение лица Джазмин. Её лицо до этого момента было лишено выражения, но теперь на нём явно было написано удивление. «Она тоже не знала».

— Арзам — мой от…? — начала Джазмин.

— Молчать! — рявкнул лысый. — Говорить будешь лишь тогда, когда я позволю.

— Как тебя зовут? — спросил Грэм, повторяя свой предыдущий вопрос.

Лидер задрал нос:

— Я — Т'лар Да́рзин, последний из одиннадцати мастеров Зэн-зэй. Тебе это о чём-нибудь говорит?

— Нет, в общем-то, — сказал Грэм. — А должно?

Т'лар засмеялся:

— Значит, тебя плохо учили. Арзаму следовало научить тебя именам мастеров, их предшественников и учеников. Мы с ним — последние двое из оставшихся.

Позади Т'лара Грэм увидел вдалеке большую группу приближавшихся к ним людей. Пустоши были плоской, холодной пустыней, и люди ещё были в милях от них, но он знал, что времени было мало. Люди были верхом, и этих разделявших их миль не могло хватить надолго.

— Наши сопровождающие близко, мальчик. Ты проиграл, — сказал Т'лар.

Грэм ощутил, как на него накатило спокойствие:

— С ней тебе отсюда не уйти.

— Я дам тебе один выбор, дитя. Сдавайся мне, и я сделаю тебя своим учеником. Я научу тебя тому, что мой брат, очевидно, отказался тебе доверить, — сказал Т'лар. — Тебе нравится моя ученица, не так ли? Ты уже знаешь, насколько искусна она в постели. Присоединяйся ко мне, и она может быть твоей.

— Алис… она — не твоя собственность.

— О, ещё как моя, мальчик. Ты слышал, как она назвала мня «зайхаром», разве нет? Ты же наверняка знаешь, что это означает. Я держу её жизнь в своей руке. Я могу по собственному усмотрению распоряжаться всем, что она есть. Я научил её драться, и я научил её ебаться. Идём со мной, и я сделаю тебя моим наследником.

— Это неправда.

— Джазмин, — сказал Тлар. — Я сказал правду?

Её взгляд был опущен вниз, но голос не дрогнул:

— За, Зайхар.

— Если я дам тебя этому человеку, что ты будешь делать?

— Всё, что он пожелает, Зайхар.

— Если я скажу тебе вырезать себе сердце, что ты сделаешь?

Она обнажила кинжал, приставив его к своему сердцу.

— Стой, — сказал Т'лар, а затем снова посмотрел на Грэма: — Что скажешь? Предложения лучше этого ты уже не получишь. Откажешься — и твоя жизнь будет короткой.

Грэм взял дешёвый меч, который забрал у засадников, в обе руки, и направил его остриё в небо.

— Меня зовут Грэм Торнбер, и я клянусь тебе честью своего рода, что ты с ней отсюда не уйдёшь. Сегодня я я тебя убью.

— Даже если ты сможешь это сделать, дитя волшебника умрёт, — сказал Тлар. — Разве этого ты хочешь?

Глаза Грэма сузились, прожигая взглядом Джазмин:

— Лучше это, чем позволить ей стать твоей рабой. — Грэйс ахнула в ответ его провозглашение.

— Ну, ладно. Джазмин, убей его.

Женщина, которую Грэм любил, подняла голову, и посмотрела на него мёртвыми глазами — и побежала на него, сжимая в одной руке меч, а в другой — кинжал.

Он встретился с ней, не дрогнув — он обнажил свой менее крупный праздничный нож, чтобы использовать его в левой руке, и они стали фехтовать. Грэйс спрыгнула с его плеча, и стояла поблизости. Она надеялась на шанс добраться до Айрин незамеченной, но вокруг было слишком много взглядов. Она была вынуждена ждать.

Спокойствие, которое ощущал Грэм, становилось глубже по мере того, как он соскальзывал в пустоту, в пустое состояние, где его тело сражалось без ограничений или сострадания. Теперь он был с Джазмин на равных, с похожим оружием и без препятствий. Она была быстра, но он был гораздо сильнее, его руки — длиннее, а его удары сбивали её блоки при каждой атаке, и она была вынуждена отступать перед ним.

Они сражались смазанным пятном стали, их мечи реагировали на подсказки, которые были слишком тонкими, чтобы их мог увидеть сознательный разум, но по мере течения их битвы они оба ощутили неизбежный исход. Грэм побеждал, и скоро его меч отведает её крови.

Она пятилась и кружила, а потом её стопа метнулась вперёд не в надежде достать его, а чтобы отправить ему в лицо облако грязи и песка. Однако Грэм предвосхитил её действия, и его глаза закрылись ещё до того, как её стопа оторвалась от земли. Он сражался вслепую, ни разу не споткнувшись, а когда его глаза снова открылись, он увидел в её лице страх.

«Нет, не страх, что-то ещё». Эти мысли прошли через пустоту в его разуме, но у его тела не было времени слушать. Джазмин нанесла обманный удар вправо, но он сдвинулся влево, и его меч оказался у неё на пути, отбивая её правую руке, в то время как его кулак его левой, всё ещё сжимавший нож, ударил ей в подбородок, запрокидывая её голову и отправив её в полёт с брутальной силой. Если бы он ударил острием, она бы умерла.

Она растянулась на земле, потеряв сознание.

— Мне очень жаль, что ты не принял моё предложение, — сказал Т'лар. — Ты был бы чудесным преемником. — Выйдя вперёд, он обнажил меч, но левую руку оставил пустой. Он напал на Грэма, не давая молодому человеку ни мига передышки.

Грэм всё ещё обладал преимуществом в длине рук, но широкое тело Т'лара обладало невероятной силой. Удар за ударом, он не уступал Грэму, и постепенно начал теснить своего более юного противника. Используя лишь меч, он перехватывал каждую атаку с грацией, казавшейся почти сверхъестественной. Дыхание Т'лара было ровным, а его тело — расслабленным, пока он заставлял Грэма отступать по маленькому кругу.

Свободная рука лысого метнулась вперёд, ударив Грэма в грудь раскрытой ладонью — и этот приём его удивил. Т'лар улыбнулся:

— Я мог бы только что тебя убить, мальчик.

Грэм ударил в ответ, но его меч нашёл лишь воздух, а потом он потерял равновесие. Меч Т'лара ударил его в лицо, но лишь плоской стороной, а не кромкой. Побитый и слегка оглушённый, Грэм завалился назад. Краем глаза он увидел, что Грэйс всё ближе подбиралась к тому месту, где Айрин была привязана к ослу.

Грэм перекатился, падая на землю, пытаясь выиграть немного пространства, чтобы прийти в себя, но Т'лар продолжал наседать. Меч Грэма отлетел в сторону, выбитый из его рук ударом Т'лара. Нож Грэма почти воткнулся в живот Т'лара, но лысый поймал его, и заломил ему руку. Секунды спустя Грэм оказался в жёстком захвате, с больно заломленной за спину рукой.

Т'лар надавил, пока Грэму не показалось, что его рука вот-вот сломается, и он закричал от боли. Затем он увидел, что Джазмин встала с земли, держа кинжал в руке.

— Иди сюда, девочка, — сказал Т'лар. — Убей этого глупца. — Он запрокинул Грэму голову, заставляя его выпятить грудь вперёд, выставляя свой незащищённый живот. — Воткни в него этот нож, и я всё прощу.

Джазмин смотрела Грэму в глаза, и он что-то там увидел. Не страх, как он подумал прежде, а любовь — и решимость. Зная, что Т'лар не мог видеть его лицо, он одними губами сказал ей последние слова: «Я тебе доверяю».

Она развернулась, и побежала к Айрин, пока все в шоке пялились на неё. Взмахнув кинжалом, она разрезала путы девочки, и помогла ей слезть на землю, в то время как Грэйс побежала к ним.

Т'лар отреагировал первым:

— Стреляйте! — заорал он. — Стреляйте в девчонку! В обеих стреляйте! — Стрелки спустили тетивы, и обе стрелы полетели в Айрин Иллэниэл.

— Нет, закричала Грэйс, но ей оставалось ещё десять футов.

Мир будто замер, когда стрелы попали в цель — не в ту в которую были выпущены, а в Джазмин. Она сбила Айрин на землю, и заслонила собой девочку от лучников. Из неё торчало две стрелы, одна — из спины, а другая — из рёбер. Она завалилась вперёд, обняв Айрин руками, надеясь защитить её от новых стрел.

Мишка взорвалась, и на её месте появился неистовый зверь — медведь, состоявший, казалось, из красных и синих блистающих энергий. Грэйс заревела на бегу, миновала упавших женщину и девочку, и набросилась на ближайшего из двух лучников. Тот кричал очень недолго, когда светящиеся челюсти сомкнулись, дробя ему плечо.

Грэм закрыл глаза. «Пожалуйста, Мэтт, пожалуйста скажи мне, что ты вернул его на место», — подумал он. Хватка Т'лара на нём ослабла, когда Джазмин побежала освобождать Айрин.

— Клардит, — прошептал Грэм, заставляя меч появиться, одновременно клонясь вперёд, лишая противника равновесия. Двое мужчин завалились вперёд, Грэм — на живот, а Т'лар — ему на спину, прижимая его к земле.

— Что? — сказал Т'лар, сбитый с толку. Он выпустил Грэма, и откатился, разрывая себе живот о лезвие сломанного меча. Грэм держал Шип обратным хватом, направляя сломанный конец вверх. Он медленно встал, глядя на своего врага. Т'лар пытался удержать в себе кишки обеими руками, а затем он в ужасе поднял взгляд на Грэма: — Как?

Грэм махнул Шипом, и снёс укороченным клинком Т'лару голову с плеч.

— Ты не заслуживаешь объяснения, — холодно сказал он.

Глава 36

Грэм не стал зря тратить время на только что убитого им человека.

Грэйс прикончила второго лучника, и теперь стояла над Джазмин и Айрин, защищая их — и её внешний вид был шокирующим. Она имела форму массивного медведя, но созданного из ярких красных и синих энергий, будто из отвердевшего света.

Его больше заботило то, что лежало под её бдительным взглядом.

Джазмин крепко сжимала Айрин в руках, но пробившие её тело стрелы выглядели скверно. Одна торчала из правой части спины, чуть ниже лопатки, в то время как вторая застряла между рёбер где-то в шести дюймах под левым плечом. Не было видно особо много крови, но Грэм знал, что это не обязательно было хорошим знаком.

— Прости, — сказала женщина, которую он любил.

Айрин посмотрела ей через плечо:

— Она сильно ранена, Грэм. — У девочки в глазах стояли слёзы. — Она не как остальные. Она заботилась обо мне… и раньше.

— Я знаю, Рэнни, — сказал Грэм. — Ты можешь дышать? — спросил он у раненой женщины.

— Думаю, лёгкие у меня целы, — ответила она, переходя сразу к сути его заботы. — Но… это лишь означает, что я проживу немного дольше.

— Джазмин, — сказал он, экспериментируя со звучанием её имени у себя на губах.

— Нет, — возразила она. — Я не хочу это имя, уже не хочу. Хочу быть Алиссой. То, другое имя — оно принадлежало жизни, о которой я сожалею. Если кем ты меня и запомнишь…

— Никем я тебя запоминать не буду, — настаивал Грэм. — Ты отправишься с нами. Волшебники это исправят. Тебе просто надо продержаться достаточно долго.

Она печально улыбнулась:

— Ты всё ещё хочешь меня спасти? После всего, что я тебе сделала?

Грэм встал рядом с ней на колени:

— Да. Я — глупец, как и мой дед, но я всё ещё люблю тебя.

— Я собиралась тебя убить, — ответила она. — Ненавидела себя, но всё равно убила бы.

— Так почему не убила?

— Твои глаза, — тихо сказала она. — Эти прекрасные глаза… когда Т'лар держал тебя, когда он сказал мне тебя убить, и ты посмотрел на меня этими глазами. Как ты мог сказать, что доверяешь мне?

— Не знаю, — сказал он ей. — Но это была правда — а если не была, то я не хотел дальше жить.

— Меня сердце порвалось на части, когда ты посмотрел на меня и произнёс эти слова, и я поняла, что не могу быть той женщиной, какой была раньше. Джазмин умерла. Я хочу быть Алиссой всё то недолгое время, что у меня осталось, хотя я даже этого не заслуживаю.

— Можешь всю оставшуюся жизнь мне это возмещать, — сказал Грэм. Отозвав Шип, он протянул к ней руки.

— Что ты делаешь? — спросила Алисса.

— Я отнесу тебя прочь отсюда, — ответил он.

— Грэм, — сказала Грэйс. — Надо быстрее. Всадники скоро будут здесь.

— Ты сможешь унести Айрин у себя на спине? — спросил он у медведицы. Говоря это, он аккуратно отломил большую часть каждой стрелы, оставив в Алиссе лишь наконечник, а также дюйм торчащего древка.

— Конечно, — сказала Грэйс. — Тебе придётся крепко держаться, Рэнни. Ты сможешь?

Айрин кивнула, забираясь на широкую спину медведицы.

Грэм запустил одну руку под правое плечо Алиссы, обнимая её за плечи, осторожно избегая стрел. Другую он запустил ей под ноги, а затем начал поднимать.

— Стой, Грэм, — возразила она. — Ты не можешь бежать со мной. Я слишком тяжёлая… — Её слова закончились болезненным шипением, когда он взял на себя её вес. — Я уже мертва. Просто оставь меня, — закончила она.

— Заткнись, — нежно сказал он ей, и пошёл вперёд.

Грэйс взволнованно наблюдала за ним, но промолчала. Она взяла быстрый темп, и Грэм с трудом поспевал за ней. Через сотню ярдов он начал отставать. Она остановилась, и подождала.

— Насколько они далеко? — спросила она.

Оглянувшись, Грэм прикинул расстояние:

— Может, в миле.

— Мы не успеем, — заявила медведица.

— Опусти меня, — взмолилась Алисса.

— Давай, — сказал Грэм, обращаясь к Грэйс. — Беги. Унеси Айрин домой.

— Без тебя мне не справиться, Грэм, — сказала Грэйс.

— Я её не брошу! — отчаянно сказал он. — Спасай Айрин. Без меня ты можешь бежать быстрее.

— Не могу, — сказала Грэйс. — У меня осталось мало времени. Путь обратно займёт не один день.

— Но у тебя же осталось пять дней, верно?

Медведица слишком по-человечески покачала головой:

— Уже нет. Трансформация истратила остатки моего эйсара… я растаю через несколько часов. — В её голосу звучало печальное чувство обречённости.

— Чёрт побери, Грэйс! Не заставляй меня выбирать! — в фрустрации крикнул он.

— Я умираю, Грэм. Отпусти меня, — сказала Алисса.

Опустив взгляд, он увидел, что уже был покрыт кровью. Движение и напряжение от переноски заставили её раны свободно кровоточить. Его взгляд затуманился, и он наконец смирился с неизбежным. Осторожно опуская её, он чувствовал горячие слёзы, чертившие дорожки по грязи на его щеках.

— Оставь мне меч, — сказала Алисса. — Если смогу, я их задержу.

Он безмолвно кивнул, и обнажил украденный им дешёвый клинок, и вложил ей в руки.

— Я люблю тебя.

— А я — тебя, — ответила она. — Если такое возможно, я найду тебя в следующей жизни.

Он поцеловал её, и встал, отворачиваясь от неё. Айрин наблюдала за ними со спины Грэйс, и её лицо было страшно смотреть. «Если она так выглядит, то как же, наверное, выгляжу я?» — задумался Грэм.

Грэйс побежала, и Грэм последовал за ней, позволяя своим длинным ногам размяться, и пытаясь не отставать. Оглянувшись, он увидел, как Алисса принимала сидячее положение, одинокая фигура в каменистой пустыне. Меч упирался остриём в землю перед ней, и она держала рукоять обеими руками, используя её, чтобы не упасть.

Они бежали дальше, пытаясь выжать из себя как можно больше скорости. Грэм подозревал, что Грэйс сдерживалась, легко скача на своих четырёх лапах. Он пытался не думать о том, что она говорила прежде. Потеря Алиссы и так была достаточно трудной — потерять Грэйс будет для него уже невыносимо.

Оглянувшись снова, он увидел, что всадники были лишь в четверти мили. Скоро они достигнут Алиссы, но она больше не сидела. Её тело обмякло, и она неуклюже свалилась на твёрдую землю. Она потеряла сознание… или того хуже.

Скрипя зубами, Грэм бежал дальше. Ветер щипал ему глаза, но ему было почти всё равно.

Прошло пять минут, и они достигли горного прохода, откуда изначально и вышли, но они чувствовали доносившийся позади лошадиный топот.

— Беги, Грэйс! Выжимай всё! — крикнул он.

— Это ты беги быстрее! — зарычала она в ответ.

— Я не могу быстрее! Не останавливайся! — Уходившие у него на бег усилия затрудняли ему разговор.

— Возьми Рэнни, — крикнула она. — Я задержу их у того скального выступа.

Она говорила о месте, лежавшем где-то в двадцати ярдах впереди. Это не было настоящим узким местом — скалы перекрывали правую сторону с крутым навесом, в то время как влево поднимался пологий, неровный склон, однако здесь можно было немного задержать всадников. Они могли объехать это место, но это заставило бы их выбрать путь по более пересечённой местности. С гораздо большей вероятностью они решат просто затоптать того, кто попытается удержать открытый промежуток в нижней части.

— Я не могу бежать достаточно быстро, — сказал он ей.

— Ужаснейший помощник, — крикнула она в ответ. — Твоя взяла, Грэм, но я тебе этого не прощу. — Тело Грэйс вытянулось, и её размашистый бег ускорился. Как Грэм и подозревал, она могла бежать гораздо быстрее.

Грэм замедлился, и остановился в узком месте, оставаясь поближе к нависавшему валуну. Всадники были близко, не более чем в двадцати ярдах позади него, и он видел их злые оскалы по мере того, как они приближались на полном галопе. Их было не менее пятидесяти, кто-то был с копьями, в то время как другие держали сабли и маленькие щиты.

Он в последний раз подумал о Дориане. «Я тебя не разочарую, Отец». Скоро они узнают, на что способен Торнбер».

Он стоял к ним лицом, с раскрытыми ладонями и безоружный, пока первый из всадников нёсся на него, направив копьё ему в грудь. Когда приближавшаяся лошадь была не более чем в пятнадцати футах, он призвал Шип, на этот раз в полной форме, как шестифутовый двуручник с вставленным в рукоять массивным рубином. Рубин он заметил с некоторым удивлением. «Отличное решение, Мэтт», — но времени оценить это у него не было.

С приливом сил, Грэм в последнюю секунду уклонился вправо, выбрав ту сторону, которую всадник меньше всего ожидал. Правша обычно пошёл бы влево, чтобы иметь возможность эффективнее бить таким большим оружием — хотя у всадника и не было шанса осознать, что его жертва теперь была вооружена.

Копьё промахнулось по нему, а клинок Шипа аккуратно отрубил лошади передние ноги, послав всадника в смертельное падение, но Грэм не останавливался. Снова нанеся вперёд удар большим мечом, он крутанулся, нанося удар вверх, и перерубая горло скакуну второго всадника. Сталь легко прошла сквозь правую сторону лошадиной шеи, прежде чем продолжить движение, пробив грудь всадника.

За несколько секунд пространство вокруг него превратилось скотобойню из крови и кричащих лошадей. Задние всадники замедлились, чтобы не врезаться в своих умирающих товарищей. Грэм в такой сдержанности не нуждался… он только-только разогревался.

Побежав среди них, он бил Шипом, рубя людей и животных, прорубая себе усыпанную трупами дорогу. Копья били по нему, но он уклонялся от каждого удара с нечеловеческой грацией, а когда против его меча поднимался щит, он его игнорировал. Шип рубил плоть, кости, и даже стальные щиты с одинаковой лёгкостью.

Шип пылал в его руках, и чем дольше Грэм сражался, тем мощнее он становился. Лихорадочная энергия текла из красного камня в рукоять, и скоро он двигался с невероятной скоростью. Грэм шагал сквозь врагов, которые будто двигались слишком медленно, и в руках своих он нёс смерть.

Время текло медленно, пока он шёл среди них. Люди рыдали и умирали, пропитывая землю своей кровью. Он разбивал мечи, выбивал людей из сёдел, а когда они просили пощады, их слова не находили в нём отклика.

После неопределённого промежутка времени битва встала. Оставшиеся всадники отступали, убегая прочь в страхе и ужасе от демона, зарубившего столь многих. Позади них, где-то в пятидесяти ярдах, ехал бронированный мужчина, небрежно пробиравшийся вперёд.

Их лидер имел чёрный вид — то был не просто цвет его скакуна, или брони, но казалось, что само солнце не могло коснуться его. Он был тёмным пятном на горизонте, и сочился зловещей мощью, которая будто давила Грэму на плечи.

Тёмный всадник держал в руках чёрный посох, и он направил его на Грэма подобно копью. С посоха потекло что-то невидимое, давя на него. Его колени ослабели, и он почувствовал волю всадника, душившую его непокорность подобно тяжёлому одеялу. Всё ещё находясь в тридцати ярдах, всадник прошептал слова, но Грэм ясно услышал его голос:

— На колени.

Дрожа, Грэм силился удержаться на ногах, но его силы убывали.

Шип запылал в его руке, и он услышал голос своего отца: «Нет». Своим внутренним взором Грэм вновь увидел отца, стоявшего позади него, сведя свои большие ладони над его собственными, поддерживая меч и придавая ему сил… обнимая его. «Выпрямись, Сын».

Он поднял голову, и выпрямил спину. Давление осталось, но он не сгибался.

Всадник немного понаблюдал за ним, а потом поднял свой посох выше, указывая им на что-то у Грэма над головой. Появилась вспышка пурпурного света, разорвавшая воздух, пролетая у него над головой. Она оставила яркое послесвечение, и Грэм на секунду подивился тому, что незнакомец намеренно целился мимо. Оглянувшись, он мгновенно понял, почему.

С неба падал дракон.

«Неужели Королева?». Грэм отбросил эту мысль — дракон был слишком маленьким, чтобы быть Каруином, драконом Ариадны. То существо выросло до громадных пропорций за прошедшие после получения его годы, в то время как этот выглядел длиной не более чем в десять футов от носа до кончика хвоста. На драконе был всадник, и они падали по спирали вниз. Если они не остановят падение, то скоро должны были удариться о землю неподалёку от того места, где стоял Грэм.

Графине дали дракона — Грэм это знал, потому что тот дал ей силу и скорость, но пока никто зверя не видел. Однако он не думал, что это была она — всадником был мужчина.

Тёмный всадник снова прицелился, готовясь их прикончить.

Грэм метнулся вперёд, и понёсся на своего неизвестного противника. Кто бы ни ехал на драконе, это был друг — в этом он был уверен.

Его враг бросил на него взгляд, приметив его наступление, а потом выбросил его из головы. Несмотря на его скорость, Грэм не мог добраться до всадника вовремя, да и всадник не выглядел особо взволнованным. Зная, что не успевает, Грэм нашёл большой камень, выпиравший из земли перед ним, и коротким прыжком забрался на него. Используя свою значительную инерцию, он снова прыгнул, вкладывая в прыжок как можно больше силы.

Второй разряд пурпурной силы стремительно метнулся вперёд, и Грэм пересёкся с ним, держа Шип перед собой так, будто тот мог разрезать сам свет.

Мир Грэма разлетелся на осколки, и он отлетел назад. Пурпурный луч, ударивший в Шип, взорвался, расколов меч, и отправив Грэма лететь назад по параболе. В руке он всё ещё сжимал рукоять, но его окружало блестящее облако вращающихся стальных обломков.

«Нет!»

У Грэма не хватало дыхания на крик, но его сердце плакало при виде его загубленного оружия. Он тяжело ударился о землю, и от удара в его боку расцвела боль, но полученные Шипом повреждения ему были важнее, чем побитые рёбра. Он силился встать, но его тело отказывалось сотрудничать. Одежда Грэма была обожжена и опалена, но лично ему удар нанёс удивительно мало повреждений.

Пока он смотрел, меч начал возвращать себе прежнюю форму. Разлетевшиеся в стороны куски теперь снова срастались, складываясь подобно частям какой-то безумно сложной головоломки, и в месте соединений он не видел никаких швов, указывавших на то, что они вообще когда-то были отделены. Грэм с изумлением уставился на Шип, сумев сесть, хотя втягивал воздух в свою побитую грудь он всё ещё с трудом.

Позади него по гравию захрустели чьи-то сапоги. Рядом с ним встал Мэттью Иллэниэл.

— Клёво, а? — спокойно сказал он, указывая на меч в его руке.

Грэм уставился на него, открыв рот, но ему не хватало дыхания, чтобы говорить.

Тёмный всадник спешился, и пошёл в их сторону.

— Итак, отродье Иллэниэлов наконец явилось. Твой отец пожалеет о том, что послал детей вести его битвы вместо себя.

Давление, которое Грэм прежде чувствовал, усилилось, и Мэттью поморщился, а его лицо приняло сосредоточенное выражение. Запустив руку в мешочек, он вытащил горсть чего-то похожего на соль, и подбросил в воздух. Маленькие кристаллы разлетелись в воздухе, плывя вокруг них. Давление исчезло, и лицо молодого волшебника расслабилось:

— Так-то лучше.

Дракон находился позади них, неустойчиво стоя на трёх лапах. Одну из передних лап он держал поднятой над землёй, и Грэм видел, что та кровоточила.

— Лети, Дэ́скас^[48], - сказал Мэттью. — Ты достаточно сделал.

Зверь не сдвинулся, и хотя Грэм не услышал слов, существо, должно быть, ответило, потому что его друг отозвался:

— Просто уходи! Доверься мне.

Дракон нехотя попятился, а затем взлетел.

Тут Грэм сумел встать на ноги. Его спина стала жаловаться, вопя от боли, и ощущение было таким, что повреждения у него в боку могли быть серьёзнее, чем он думал, однако встать он сумел. Осторожно вдохнув, он сказал:

— Ты определённо знаешь, как обставить своё появление.

— Это семейное.

Воздух вокруг них вспыхнул актиническим светом, и у Мэттью на лице появилось неуютное выражение. Волшебник посмотрел на Грэма:

— Тебе надо надеть броню. Я не могу защищать нас так слишком долго.

— Броню?

— Я же вроде говорил тебе.

Грэм зарычал на него в фрустрации:

— Мэтт, ты ни черта мне не говоришь! Ты любишь неожиданности так, как некоторые люди любят крепкую выпивку.

— Нужное слово — «ти́рсэн»; скажи его, и сфокусируй свою волю. Точно так же, как с другими командами, — сказал его друг, игнорируя жалобы Грэма.

Грэм не стал себя утруждать спорами.

— Тиэрсан, — сказал он, надеясь, что произношение было достаточно близким, и одновременно вливая свою волю в татуировку у себя на руке тем своеобразным способом, который Мэттью показывал ему прежде. Появились новые металлические чешуйки, потёкшие из воздуха вокруг рукояти Шипа, и заструившиеся вниз по его рукам. Они накладывались друг на друга, покрывая его чем-то похожим на чешуйчатый доспех, но в отличие от обычной брони они покрывали всё, укутывая его тело подобно второй коже. Несколько секунд спустя всё закончилось, и, опустив взгляд, Грэм увидел, что закован в сверкающий металл.

Касаясь своего лица, он и там ощутил металлические чешуйки, но в отличие от тех, что покрывали остальные части его тела, эти были прозрачны.

— Ты должен признать, что вот это — клёво, — настаивал Мэттью. Мир вокруг них снова вспыхнул, и вокруг них заблестели пурпурные лучи, удерживаемые невидимым барьером.

«Нас вот-вот убьёт какое-то безумное чудище, а он только и может говорить о том, насколько потрясающим является его последнее творение», — подумал Грэм, чувствуя отчаянную срочность.

— Да, Мэтт, это чертовски потрясающе. У тебя есть план?

Молодой волшебник сделал жест, произнёс слово, и скалистый навес, под которым Грэм недавно сражался, обрушился, погребая приближавшуюся тёмную фигуру.

— Конечно, — ответил он. — Бежим! — Его друг без предупреждения развернулся, и понёсся прочь, на юг, в ту же сторону, в которой исчезли Грэйс и Айрин.

Грэм поражённо наблюдал за его бегом, прежде чем запоздало последовать за ним. Мэттью всегда был хорошим бегуном, но ему очень недоставало регулярных тренировок. Грэм за несколько секунд его обогнал — одалживаемая Шипом энергия давала его ногам неестественную быстроту.

— И это — твой план?! — крикнул он.

Мэттью уже начал тяжело дышать:

— Блестяще, верно?!

«Мы все умрём», — подумал Грэм. Но, с другой стороны, он уже планировал умереть лишь мгновения тому назад.

— Не останавливайся, — сказал он другу. Грохот и треск, послышавшиеся позади них, просигнализировали появление их врага из-под завала. — Я попытаюсь его отвлечь. Вызови дракона, и улетай отсюда!

— Я ещё не закончил! — крикнул его сумасшедший друг. Отчаянно порыскав взглядом по лежавшему перед ними пути, Мэттью снова крикнул: — Видишь вон тот куст впереди? Который рядом с валуном странной формы…?

— Да.

— Попытайся заманить его туда. У меня есть кое-что, что может сработать. Мне потребуется минутка на подготовку, но когда услышишь мой крик, убирайся с дороги, — сказал Мэттью. — Усёк?

— Ага, — ответил Грэм. — Что ты собрался делать?

— Кое-что новое.

«Ты и твои глупые сюрпризы!» — подумал Грэм.

— Что случится, если я не уберусь с дороги вовремя?

— Постарайся убраться, — крикнул Мэттью. — Я не хочу, чтобы мне потом пришлось склеивать тебя обратно. — Тут их ударила новая вспышка света, и молодой волшебник покатился вперёд.

Грэм остановился, и развернулся. Позади них приближалось существо из его кошмаров. Тёмный всадник трансформировался, выбираясь из упавших камней — он вырос до формы какого-то гротескного, чудовищного паука. Паук побежал к нему на блестящих чёрных ногах длиной где-то в семь или восемь футов. Красные глаза горели у него на голове, а мощные жвала с каждой стороны имели массивные клыки.

«Во имя всех мёртвых богов», — мысленно выругался Грэм, — «что это за тварь?». Подняв Шип, он приготовился встретить нападение. Второй разряд силы ударил по нему, и мир исчез во вспышке яркого света. Грэм упал, вытянув руки, чтобы смягчить приземление. Он боялся потерять Шип, но меч упрямо оставался в его руке, будто приклеенный. «Броня и меч — одно целое», — осознал он. «Я не могу его выронить».

Перекатившись на ноги, он скорее почувствовал чем увидел приближавшийся сбоку удар одной из гигантских ног существа. Рубанув в сторону, он попытался поставить блок, и почувствовал, как Шип ударился обо что-то твёрдое. Половина ноги паука упала рядом с ним, и он крутанулся, обрушивая клинок на твёрдый панцирь существа.

Меч погрузился глубоко, и из раны потёк серый ихор. Одна из передних конечностей чудища сильно его ударила, отбивая Грэма назад и вбок. Удар грозил выдернуть Шип из его хватки, но поскольку оружие было каким-то образом присоединено к нему, сила атаки вырвала меч из раны, ещё больше расширив её в процессе.

— Ты смеешь нападать на меня, человечек? — Чужеродный голос доносился откуда-то изнутри странного паука. — Я — Чэл'стратэк, Ужас Ночи. Твоё оружие не в силах мне повредить. — Он ещё говорил, а панцирь чудовища уже залечивался, и повреждённая нога почти вернула себе прежнюю длину.

Грэм вернул себе равновесие, и напал на тёмного бога с возобновлёнными усилиями. Камень в рукояти Шипа пульсировал, давая ему силу. Двуручник превратился в его руках в серое смазанное пятно, пока он кромсал существо, отрубая конечности и жвала. Ихор потёк, ярость Грэма росла.

Он уже однажды видел, как его отец сражался с такими существами, когда он сам был молод и не мог помочь. Именно твари вроде этой в конце концов привели Дориана к гибели. Он сражался не только со стоявшим перед ним чудищем, но и с памятью о своей беспомощности. Размашистый рубящий удар послал гигантский клык лететь прочь, калеча голову и жвала твари. Ещё одна нога устремилась к нему, но Грэм подскочил, перелетая через неё в прыжке по дугообразной траектории, поднявшем его в воздух почти на десять футов.

Падая, он упёрся руками в меч, вгоняя его остриём прямо пауку в бронированную головогрудь. Чэл'стратэк заорал от боли и брыкнулся, кидая Грэма в сторону. Меч помог ему ненадолго удержаться, прежде чем выскользнуть, а потом Грэм упал, не в силах устоять на гигантском арахниде.

Пока он пытался встать, по нему заколотили бритвенно-острые лапы, но броню пробить не смогли. Грэма начали бить об землю, пока он не стал гадать, не будет ли ему лучше просто остаться лежать. Сама по себе броня была непробиваемой, но удары дорого давались его находившемуся внутри телу.

Странная пауза в ударах позволила ему вернуть себе некоторое ощущение окружающего мира, и затем он увидел причину для этой паузы. Чэл'стратэк подался назад, готовя очередной из своих странных пурпурных выстрелов. Поспешно вскакивая, Грэм едва избежал первого обжигающего выстрела, и страшная магия оставила кратер там, где он только что был.

Слегка оглушённый, он попытался сориентироваться. Он потерял из виду место, куда ему следовало заманить чудище. «Там». Его взгляд нашёл куст, но миг колебаний едва не стоил ему всего.

Пурпурный свет окутал его, и его стопы оторвались от земли. Сила удара едва не лишила его сознания, а его броня раскололась, разлетевшись на части так же, как это случилось ранее с мечом. Его тело было микрокосмом боли, а ноздри его заполнились запахом жжёных волос и кожи. Он едва ощутил приземление, несмотря на то, что камни провали ему и кожу, и одежду, пока он скользил спиной по неровной земле.

Оглушённый, ослеплённый болью, он перекатился, пытаясь встать на четвереньки. Он чувствовал, как броня возвращала себе форму вокруг него, но не был уверен, имело ли это значение. Ещё один такой удар, и он не сможет двигаться.

Его правая рука подломилась, когда он попытался перенести на неё вес. Там что-то было сломано. Грэм упал на плечо, и перевернулся, отчаянно надеясь, что это позволит ему избежать следующего выстрела.

Его взор прояснился, и он в смятении увидел, что отлетел не в том направлении. Чэл'стратэк был более чем в тридцати ярдах от места, которое указал Мэттью, и находился между Грэмом и его целью. Что хуже, тёмный бог собирался испустить очередной разряд разрушительной силы. Ползя на четвереньках влево, Грэм умудрился спрятаться за валун размером с мула.

Камень взорвался, оглушив его в процессе своего уничтожения, но Грэм хотя бы сумел встать. Побежав вперёд, он тащил Шип позади, всё ещё приклеенный к его теперь уже бесполезной руке. Он начал менять направления на бегу, то влево, то вправо, а его ноги с силой отталкивались, неся его по изорванной земле.

Он пробежал мимо тёмного бога, и направился к единственному месту, где ещё была надежда.

Чэл'стратэк бросил все попытки попасть по нему сфокусированными лучами и, когда он пробегал мимо, паукообразный бог испустил конусообразный импульс мощной энергии,широкую атаку, от которой невозможно было уклониться. Грэма снова подняло в воздух, и мир почернел, когда он ударился обо что-то, что было твёрже его.

«Вставай!»

Грэм слышал этот голос ясно, но не мог быть полностью уверенным в том, был шёл он изнутри, или снаружи. Голос звучал похожим на голос его отца. Он открыл глаза, и мгновенно об этом пожалел.

Всё болело, но более срочным был тот факт, что Чэлстратэк готовился очередным выстрелом превратить его в кашу. Широкий конусообразный удар отбросил его где-то на двадцать футов вбок, но не имел достаточно мощности, чтобы разбить ему броню. Теперь, когда Грэм больше не двигался, тёмный бог готовился исправить эту проблему.

Оттолкнувшись левой рукой, он сумел встать, и отскочить в сторону как раз вовремя, чтобы избежать следующего выстрела. Вид того, как ещё один участок земли превращается в дымящийся гравий, уже больше не оказывал на него тот же эффект, что и прежде. Усталость, раны и полнейшее утомление начинали сказываться на его реакции. Проклятый паук до сих пор был недостаточно близко к нужному месту, и Грэм сомневался, что сможет добраться туда раньше, чем будет совсем выведен из строя.

И тут ему в голову пришла идея.

Идея была не лучшей — он был бы голов это признать, если бы мог выделить на её анализ мысленную энергию. Сожаления пришлось отложить на потом.

Он снова побежал, но в этот раз вместо того, чтобы направиться в нужное место, он побежал так, чтобы пройти мимо нужным местом и нынешним положением Чэл'стратэка. Он также позаботился о том, чтобы оказаться достаточно близко для того, чтобы чудовище снова попробовало свой широкий конусообразный удар.

«Будет больно».

Ощущение было в значительной мере походило на то, что было бы, как он представлял, если бы в него врезался с разгону бык. Грэм вновь взмыл в воздух, но на этот раз приземлился рядом с тем местом, куда они хотели заманить Чэл'стратэка.

Он прокатился футов на десять мимо точки, где надеялся расположить врага, но приходилось довольствоваться этим. Движение более не было для него осуществимым вариантом. Было больно просто дышать, и он был весьма уверен, что у него была сломана левая нога. Грэм даже не утруждал себя попытками сбежать — он лежал совершенно неподвижно.

«Я теперь беспомощен. Давай, подходи, и добей».

Ожидая, он осознал изъян в своём плане. Чэл'стратэк мог решить прикончить его, не подходя ближе. «Бля». Вариантов у него больше не было. «Он же наверняка подойдёт ближе, поскольку я не двигаюсь».

Секунды текли со скоростью ледника, пока он наконец не услышал характерный звук хитиновых ног по камню. Тварь подходила ближе. Он не повернул голову, чтобы взглянуть, опасаясь того, что любой признак того, что он в сознании, может заставить арахнида передумать подходить ближе.

На него упала тень, и он увидел, как рядом с его лицом появилась толстая чёрная нога. «Нет, не настолько близко. Встань вон там!». Проклятый паук стоял прямо над ним.

Его голова была повёрнута в нужную сторону, чтобы он мог видеть Мэттью, стоящего где-то в сотне ярдов, широко разведя руки и двигая губами. Что-то тёмное появилось между его вытянутых рук, начав медленно поворачиваться в воздухе.

Паук засмеялся:

— Глупый волшебник! Думаешь сразить меня таким медленным и неуклюжим ударом? — Его ноги согнулись, он приготовился отскочить прочь.

Грэм протянул левую руку поперёк своего тела, взяв ею Шип, и нанеся широкий, размашистый удар перед собой, подрезав Чэл'стратэку две ноги. Арахнид споткнулся, и тут Мэттью обрушил свой удар.

Четыре чёрных треугольника, соединённые в центральной точке, и покрывавшие пространство примерно в четыре или пять футов, полетели по воздуху параллельно земле. Они вращались в полёте, и, достигнув Чэл'стратэка, прошли через тело тёмного бога так, будто тот был лишь иллюзией.

Грэм со странной отрешённостью заметил, что удар частично прошёл по кусту, который был между ними, и в месте попадания чёрных треугольников дерево и листья просто исчезали.

Когда странные треугольные лезвия вышли с противоположной стороны тела арахнида, тот задрожал, а потом взорвался. Воздух побелел, и гигантская ладонь прижала тело Грэма к земле.

Глава 37

— Очнись, — говорил настойчивый и всё более раздражающий голос. Грэм его игнорировал. «Я мёртв, отстань».

— Ты должен очнуться, — снова сказал голос, и что-то начало толкать его в плечо. Тело Грэма пронзила острая боль. Он начал заново обдумывать свою гипотезу насчёт «мёртв». Предполагалось, что мёртвым не бывает настолько больно.

Ещё один грубый толчок заставил его передумать:

— Чёрт побери, хватит! — прошипел он.

— Ты жив! — Это был голос Мэттью.

— Ненадолго, если ты и дальше будешь меня так бить, — пожаловался Грэм. Он немного помолчал, а потом спросил: — Насколько плохо?

— Не могу сказать. Тебе надо отозвать броню, чтобы я мог увидеть твоё тело.

— Я думал, у тебя магические глаза.

— Магический взор не видит сквозь эту броню. Если бы мог, то ты бы умер от первого же выстрела, — сказал Мэттью.

— Да, тогда это была бы весьма хуёвая броня, — согласился Грэм.

— Спасибо за комплимент, — сухо сказал Мэттью.

— Как мне её отозвать?

— Командное слово то же самое.

Грэм начал было делать так, как сказано, но потом ему в голову пришла мысль:

— Возможно, будет лучше её оставить.

— Почему? — спросил молодой волшебник.

— Возможно, только она и не даёт мне развалиться на куски.

— Если бы всё было настолько плохо, ты бы уже умер — но у тебя может быть кровотечение. Мне нужно увидеть тебя, чтобы наверняка не дать тебе умереть.

— Ты всегда как луч света в тёмном царстве, не так ли? — заметил Грэм. Делая, как было сказано, он отозвал броню. Он был вознаграждён взволнованным вдохом, когда Мэттью увидел его.

— О-о-о, чёрт! — сказал его друг.

— Я отзову и меч тоже, подожди, — сказал Грэм.

— Нет! Не надо!

— Почему нет?

— Думаю, он не даёт тебе умереть, — сказал Мэттью с ноткой удивлением в голосе.

— Что?! — Грэм попытался поднять голову.

— Не двигайся!

— Почему?! — с каждым предостережением Грэм всё больше паниковал.

— Просто заткнись. Всё плохо, очень плохо. Если ты сдвинешься… о боги! Просто не двигайся. Дай мне сделать, что смогу, — у самого Мэттью голос тоже звучал близким к панике.

— А мы не можем подождать твою сестру? Когда ты в прошлый раз надо мной работал, получилось у тебя не очень, — сделал наблюдение Грэм.

— Мы разделились до того, как я тебя нашёл. Она везёт Айрин и Грэйс обратно в Камерон. У тебя нет столько времени, — сказал Мэттью. — Придётся удовлетвориться мной.

— Пиздец.

— Не волнуйся. После прошлого раза я немного попрактиковался. Мойра сказала Папе, и он был не очень доволен. Он хотел убедиться в том, чтобы в следующий раз я был более подготовленным. — Голос Мэттью звучал спокойнее.

— Если бы ты сделал броню, которая не разлетается на куски после каждого удара, то «следующий раз» не был бы сейчас, — возразил Грэм.

— Она и не разлетается, Грэм, — сказал Мэттью. — Эта броня так делает только когда в неё попадает что-то катастрофически мощное. Судя по тому, что мне когда-то рассказал Папа, Карэнт попал в Дориана одним из этих пурпурных разрядов, и это полностью уничтожило его броню. Ты же выдержал два удара, а потом ещё две тех широких конусных атаки… и до сих пор не потерял броню.

Грэм ничего не сказал — он разрывался между раздражением и логикой, говорившей, что ему следует быть благодарным. Молчание было лучшим его компромиссом.

— Ну? — спросил Мэттью.

— Что — ну?

— Ты так и не сказал мне, насколько клёвой ты считаешь броню…

— Серьёзно?! — проворчал Грэм. — А это не может подождать? Разве у тебя нет сейчас более важных занятий?

— Я решил, что мне следует узнать твоё мнение сейчас, на случай если… — фраза Мэттью повисла в воздухе.

— На случай если что?! Я умру? — сказал Грэм, повышая голос. Ему хотелось кричать, но его лёгким будто не хватало на это сил. — Честное слово, Мэтт, ты невероятен. Я умираю, а ты хочешь знать, понравилась ли мне блестящая броня.

— Вот, — сказал Мэттью, сделав долгий выдох — и засмеялся.

Грэм взволнованно уставился на него.

— Видел бы ты своё лицо, — сказал Мэттью.

— Это не смешно, Мэтт. Я умираю.

— Уже не умираешь, — сказал его друг.

— Э?

— Я закончил с самыми худшими повреждениями, — сказал Мэттью. — У тебя была порвана большая вена в левой ноге. Я это исправил, и срастил кость обратно, но страшнее всего был кусок ребра, засевший в твоём сердце.

— Я ничего не чувствовал. Когда ты успел? — «Он что, сказал, что моё ребро пробило мне сердце?»

— Я начал сразу же, как только ты убрал броню, — ответил его друг. — Вот, почему у тебя тело онемело. Папа заставил меня запомнить все главные нервы.

Грэм потратил немного времени, обрабатывая это, и с некоторым удивлением заметил, что его тело действительно онемело. «Как это я не заметил? Он для этого продолжал болтать? Чтобы меня отвлечь?»

— Если ребро воткнулось мне в сердце, то я бы умер до того, как ты сюда добрался, — без всякого выражения сказал Грэм.

— Вот, почему я сказал тебе не отзывать меч. От рубинового камня к твоим сердцу и лёгким шла линия силы. Он каким-то образом поддерживал ток крови и работу твоих лёгких, пока я не смог всё исправить. — Мэттью смотрел на него покрасневшими глазами.

— Ты что, собрался плакать? — встревоженно спросил Грэм. Мэттью был известен отнюдь не выражением эмоций.

— Нет, — сказал его друг, вытирая лицо. — Заткнись. Ты — мой лучший друг. Я думал, что ты умираешь.

Грэм пробормотал что-то неразборчивое. Комок в горле затруднял ему речь.

— Что? — спросил Мэттью.

Он сглотнул, и попытался снова:

— Я сказал «броня очень клёвая».

Мэттью засмеялся:

— Ага, действительно клёвая, а? Твой план заманить сюда Чэл'стратэка, позволяя ему бить по тебе с близкого расстояния, тоже был довольно клёвым.

— А вот теперь ты просто умничаешь.

— Ага, — с улыбкой сказал его друг. — Умничаю. Я в жизни не видел ничего тупее этого.

Грэму тоже хотелось смеяться, но его тело было не совсем к этому готово.

— Я могу сесть?

— Ещё нет. У тебя всё ещё вывихнуто правое плечо, и порваны мышцы в нескольких местах. Давай, я это исправлю, а потом, возможно, я позволю тебе снова пользоваться твоим телом.

* * *

Мэттью призвал обратно своего дракона Дэскаса, и вылечил ему ногу, прежде чем они оседлали его, чтобы улететь прочь. Грэм скептически посмотрел на существо.

— Дэскас не вынесет двоих, — сказал он. Дракон не выглядел способным нести более одного седока.

Мэттью положил ладонь ему на плечо:

— Я сделаю нас легче, не волнуйся.

— Каждый раз, когда ты говоришь «не волнуйся», я позже решаю, что волноваться мне следовало, — сказал Грэм.

— Ты ворчишь как старая бабка.

«Есть причина, почему бабки доживают до старости», — подумал Грэм, но воздержался от дальнейших споров. Вскоре они летели обратно к Замку Камерон.

— Ты сказал, что Мойра была с Грэйс и Айрин…

— Когда Папа получил послание от Элэйн, он отбыл сразу же. Мы с Мойрой отвезли остальных обратно на летающей машине, но времени у нас на это ушло больше. Добравшись до замка, нам нечего было делать, а Папа не вернулся, поэтому мы взяли дело в свои руки.

— Я не знал, что он дал вам драконов, — сказал Грэм.

Мэттью улыбнулся:

— Он и не дал. Но он показывал их нам. Планировал подождать, пока мы не станем гораздо старше.

— Тогда как?

— Мы сами взяли, — сказал его друг. — Мама уже была настроена на дверь в комнату с яйцами, а я уже знал ключ к стазисному замку.

Грэм просто покачал головой.

— Потом мы взяли драконов, и полетели к дому, но там никого не было, и от самого дома остались лишь обгорелые балки. Мы разделились, и начали поиски. Мойра нашла Грэйс, и послала мне послание, поэтому я направился в ту же область, но вместо них я нашёл вас. Мама, наверное, всё ещё ищет, поскольку она не могла слышать послание Мойры. — Он постучал себе по виску.

— Прошлой ночью, — сказал Грэм, — я видел, как твой отец бился с Сэлиором.

— Тогда он, возможно, уже вернулся в замок, — сказал Мэттью.

— Не думаю, что он победил.

— Папа бы не проиграл, — сказал молодой волшебник. — Он побеждал врагов и похуже.

— Сэлиор его ждал. Думаю, он застал его врасплох.

— Он не проиграл бы, Грэм.

— Но…

— Просто заткнись, — сказал Мэттью. — Он будет в замке, когда мы вернёмся.

«Надеюсь на это», — подумал Грэм.

* * *

Когда они прибыли в Камерон много часов спустя, они не нашли там ни Графа, ни Графиню. Мойра вернулась с Грэйс и Айрин, и взволнованно дожидалась их.

Семья Грэма была рада его видеть.

Роуз прикрыла рот ладонью, когда увидела, на что он был похож.

Карисса была более откровенной:

— Что с тобой случилось?! — Она подбежала к нему, обхватив его руками, и послав по его телу волны боли от недавно побитых рёбер.

— Полегче, — ответил он, похлопывая её по голове. — Я весьма помят.

Его мать осторожно коснулась его лица:

— Ты понятия не имеешь, как мы волновались. — Она покосилась на Кариссу: — Быстро беги за бабушкой.

Они засуетились вокруг него, и почти сразу же уложили его в кровать. Мойра явилась, и проверила работу своего брата, но нашла мало поводов для жалоб. Элиз Торнбер заварила ему вонючий чай, «чтобы снять отёк», как она сказала.

Грэм без жалоб принимал их усилия, хотя от зловонного бабушкиного варева его едва не стошнило. Вскоре после этого он заснул.

Глава 38

Грэм долго спал, но отдых его не был безмятежным. Во снах его преследовали события прошедшей недели. Он снова видел лица людей, которых он убил, а когда ему удавалось сбежать от этих воспоминаний, его начинала преследовать Алисса, снова и снова умирая у него на руках. Наконец он проснулся почти с облегчением.

— Сколько времени я провёл в кровати? — спросил он у бабки. Та сидела в мягком кресле, под рукой.

— Всю прошлую ночь, и большую часть дня, — ответила она. — Солнце уже начинает снова садиться.

Грэм был удивлён. Он думал, что, возможно, было ещё только утро.

— Граф вернулся?

— Графиня вернулась поздно вечером. Утром она снова улетела его искать, но с тех пор он так и не вернулся, — сказала Элиз.

— Но ты считаешь, что он вернётся? — с надеждой спросил он.

Элиз вздохнула, взяв тряпку из таза, и подошла к кровати.

— Поскольку ты проснулся, можешь помочь. — Она протянула ему мокрую тряпку.

Он с любопытством посмотрел на неё.

— Вытрись ею. Сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы этим занималась твоя старая бабка.

Заглянув под простыню, он увидел, что кто-то уже смыл с него большую часть крови. Он был рад, что не был в это время в сознании.

— Но он же вернётся, верно? — повторил он.

— Я — старая женщина, Грэм, — сказала Элиз. — Я сидела у многих постелей больных, и ждала много долгих ночей, ждала и надеялась. Позже, когда ты поправишься, они будут говорить, и делать оптимистичные прогнозы, но я уже перестала верить в такие вещи.

— Но…

— Мордэкай не раз обманывал смерть, — продолжила она. — Он может вернуться, но я не буду на это надеяться. Я достаточно благодарна за то, что судьба мне уже вернула.

— Что именно?

— Моего внука, — просто сказала она.

После этого они какое-то время молчали. Грэм сел, и Элиз позволила ему одеться, но только в просторные штаны и мягкую куртку. Его тело было избитым и отёкшим с головы до ног. Чуть позже пришла его мать.

Она изучила его серьёзным взглядом, прежде чем сказать:

— Словами не выразить, как я тобой горжусь.

Он ожидал от неё несколько иных слов.

— Мама, я…

— Ш-ш-ш, — сказала она, заставив его замолчать. — Дай пока мне поговорить. Грэйс рассказывала, пока ты спал. Она повторила многое из того, что ты нам уже сказал, хотя её точка зрения была определённо другой.

Грэм заволновался. Он мог лишь вообразить, что им могла рассказать Грэйс.

— Мэттью рассказал мне о твоей схватке с Чэл'стратэком, а Айрин рассказала ещё больше. Особенно насчёт Алиссы и твоего боя с её хозяином, — сказала Роуз.

Он кивнул.

— Там, в зале, тебя называют героем, — добавила она, — но попытайся не брать это в голову.

— Да, Мама.

— Позволь мне взглянуть на него.

— На что?

— Меч, — просто сказала она.

— А… — неуверенно ответил он, осознавая, что Мэттью скорее всего вынужден был выдать эту часть, ведя собственный рассказ.

— Я не злюсь, Грэм, — сказала его мать. — Этот период я уже давно миновала, и меч я сама тебе дала, хотя и не знала в тот момент, что ты его уже забрал. Позволь мне увидеть его своими глазами.

Грэм встал, и произнёс команду, которая призывала Шип, вызвав его в сломанной форме.

— Покажи остальное, — сказала она.

Он использовал ещё одну команду, и двуручник перестроился, снова став целым, и с встроенным в навершие тёмным рубином.

— Это то, о чём я думаю? — спросила она, указывая на красный камень.

Он кивнул, и его сердце заныло при виде её увлажнившихся глаз:

— Я подобрал после его смерти.

— Я и не мечтала… — тихо сказала она. — И ты мне так и не сказал.

— Прости.

— Время извинений давно миновало, Сын, — ответила она. — Ты теперь мужчина, больше никаких извинений. Покажи броню.

— Тирсэн, — сказал он, и появились серебряные чешуйки, потёкшие по его телу, и снова покрывшие его.

Её глаза расширились, наполняясь до краёв слезами. Роуз покачнулась, но Элиз подхватила её.

Грэм отозвал броню, и обнял мать.

— Ты выглядел совсем как он, — пробормотала Роуз.

* * *

Родственники уговаривали Грэма остаться тем вечером в постели, а не есть в главном зале, но он отказался. Он не предвкушал взгляды и внимание, с которыми ему возможно придётся столкнуться, но решил, что с тем же успехом можно сразу с этим разобраться.

Когда он шагнул в зал, в помещении воцарилась тишина. Головы повернулись, и люди вытаращились на него. Все уже знали его, конечно же, но теперь они пялились на него так, будто он стал чем-то новым.

Грэм проигнорировал их взгляды, и направился к своему привычному месту, надеясь на то, что они быстро вернутся к своим разговорам — но этому не суждено было сбыться. Кто-то встал за одним из низких столов, где сидела большая часть стражников — Перри Дрэйпер.

— Приветствуем героя Замка Камерон! — сказал он громким голосом.

Грэм в ужасе наблюдал за ним, гадая, не было ли это какой-то шуткой, но остальные стражники быстро встали, один за другим. Перри высоко поднял свой кубок:

— Тройное «ура» в честь Торнбера!

Весь зал встал на ноги, и послышались крики «ура», за которыми последовали овации, и ещё восторженные крики.

Грэм был вынужден встать, поскольку сидеть было бы грубо, но его рот отказывался выдавать адекватный ответ. Он глазел по сторонам, чувствуя, что краснеет.

Леди Роуз пришла к сыну на выручку.

— Спасибо всем. Вы оказываете моему сыну честь, но боюсь, что он всё ещё утомлён после перенесённых им испытаний. Пожалуйста, сядьте. Дайте ему спокойно поесть.

Люди закивали, и крикнули «ура» ещё несколько раз, но толпа наконец успокоилась, и люди снова уселись. Грэм посмотрел на места вокруг себя. Из семьи Графа присутствовал лишь Коналл. Мойра и Мэттью отбыли пораньше, вместе с Графиней, чтобы искать их отца. Он не был уверен, где была Айрин, но он мог вообразить, что она, наверное, решила отужинать в семейных апартаментах, чтобы избежать такого же внимания.

Карисса одарила его сочувственным взглядом с того места, где когда-то сидела Алисса:

— Мужайся, Грэм. Это не навсегда, но похвалу ты заслужил.

На помещение снова опустилась тишина, и люди снова начали вставать. В дверном проёме стояла Пенелопа Иллэниэл, с двумя её старшими детьми по бокам.

Согласно обычаю, следовало стоять, пока Граф и Графиня не займут свои места, но Пенни, похоже, не была склонна это сделать. Вместо этого она вышла, встав перед центром высокого стола, будто собиралась обратиться к собравшимся. Мэттью и Мойра встали по обе стороны от неё.

Все трое, очевидно, только что вернулись. Близнецы были одеты в мягкую кожаную одежду для верховой езды, в то время как сама Графиня всё ещё носила броню — зачарованную кольчугу, которую давным-давно сделал её муж. Её меч всё ещё висел у неё на поясе сбоку, что было ещё более необычным. Она сняла с головы металлическую шапку, и тяжело поставила её на стол позади себя.

Она была потной и красной после проведённого на солнце дня, и её косы упали, обрамляя её лицо, придавая ей вид воинствующей принцессы из чьей-то поэмы. Она махнула ему рукой:

— Грэм Торнбер, подойди, и встань передо мной.

«Бля».

Он сделал, как было велено, чувствуя себя неудобно, когда поднимался со своего стула и шёл к середине комнаты, куда она указала.

— Да, Ваше Превосходительство?

Графиня подняла взгляд, обводя им помещение, и сказала:

— Я провела весь день в поисках, а когда не была ими занята, я была с дочерью, обеспечивая её выздоровление. Из-за этого у меня не было времени поговорить о твоих действиях в течение последней недели.

«Она хочет поговорить об этом? Здесь?!»

— Ваше Превосходительство, если хотите, я был бы рад ответить на любые ваши вопросы, но я бы предпочёл не…

— Молчать, — приказала она. — Говорить будешь после того, как я закончу.

— Да, миледи. — Грэм услышал со стороны собравшихся лёгкий смех.

— Моя младшая дочь говорила о тебе много хорошего касательно её спасения. Я также обсудила этот вопрос с моими старшими детьми, и они согласны с тем, что ты вёл себя таким образом, какой сделал тебя достойным высокой чести здесь, в этом зале. Ещё более впечатляющим был рассказ спутницы моей дочери, Грэйс. — Тут Пенни шагнула вперёд, положив ладони ему на плечи, и глядя ему в глаза. Она подалась вперёд, и поцеловала его в каждую из щёк.

— Я благодарю тебя, Грэм, от всего сердца — спасибо. Если бы не ты, я бы потеряла дочь. Это — долг, который я никогда не смогу выплатить. Будь мой муж здесь, он бы тоже тебя поблагодарил.

Тут она его обняла, в то время как Грэм дико пялился на Мэттью и Мойру, не зная, что делать.

Затем Графиня отстранила его от себя, держа на расстоянии вытянутой руки, прежде чем отпустить.

— Преклони колено, Торнбер.

«Что?». Замешательство Грэма всё росло, но он сделал так, как было велено. Он в ужасе смотрел, как она обнажила свой меч, и тут он осознал, что именно она собиралась делать.

— Постойте! Я же недостаточно взрослый. Я даже ещё не…

Пенни одарила его строгим взглядом, и Грэм закрыл рот.

— За твою службу, верность, и храбрость, я делаю тебя рыцарем. Есть возражения?

Он опустил взгляд в пол:

— Я недостоин, Ваше Превосходительство.

Она улыбнулась:

— К счастью, ты не в том положении, чтобы судить.

Мэттью подался вперёд, и что-то прошептал матери на ухо. Она кивнула, и снова вложила свой меч в ножны.

Мэттью обратился к Грэму, протянув руки:

— Твой меч, пожалуйста.

— У меня не… о. — Грэм призвал Шип, позаботившись о том, чтобы призвать его в целой форме. Он протянул рукоять двуручника своему другу. Затем Мэттью передал оружие своей матери.

Пенни снова заговорила, держа Шип остриём к потолку:

— Меч — символ чести и доверия рыцаря, непреклонной верности его синьору. Рыцари Камня были созданы, чтобы служить как этому дому, так и благу самого человечества. Клянёшься ли ты клянёшься в верности мне и моему мужу, Графу ди'Камерон?

— Клянусь, Ваше Превосходительство, — ответил Грэм.

— Тогда, властью вверенной мне как Леди Камерона, Графине и служительнице Королевы Лосайона, я провозглашаю тебя рыцарем, — сказала Пенелопа. Она опустила кончик меча, положив его ему сначала на одно плечо, затем подняла, и положила на другое. — Встань, Сэр Грэм, и возьми свой меч. — Она взяла меч обратным хватом, и протянула Грэму рукоять Шипа.

Когда он её принял, Графиня продолжила:

— Твой отец гордился бы тобой, Сэр Грэм, как и его собственный отец, чьё имя ты носишь. Да используешь ты Шип в справедливости и в защиту слабых.

Грэм упёр кончик меча в пол, держа двуручный меч за пяту, прямо под крестовиной.

— Я посвящу этому жизнь, миледи.

Большая ладонь опустилась ему на плечи:

— Встань, Сэр Грэм. — Сайхан стоял позади него, одетый в свою броню и официальные регалии в качестве Гроссмейстера Ордена Камня. Грэм редко видел его таким, а приближения рослого рыцаря не заметил вообще.

Сэр Сайхан нагнулся позади него, пристёгивая позолоченные шпоры к сапогам Грэма — окончательный символ рыцарства. Затем он встал, и мощно ударил Грэма по плечам, традиционный «шлепок».

— Добро пожаловать, брат рыцарь, — сказал Сайхан, прежде чем обнять его.

Объятия человека, который никогда не проявлял эмоций, заставили его расклеиться. Не в силах сдержаться, Грэм заплакал, а собравшиеся снова закричали «ура».

Однако Графиня ещё не закончила:

— Сэр Грэм, твоя служба оставила меня в долгу перед тобой. Есть ли у тебя что-то, чего ты хотел бы попросить у меня? Я выполню любую просьбу, если смогу.

Утерев глаза, Грэм немного подумал. В его голове посвящение в рыцари уже было достаточной наградой, но один камень всё ещё лежал у него на душе.

— Если это возможно, я хотел бы забрать тело Алиссы.

Пенелопа кивнула:

— Мы поедем с тобой завтра. Лэйла нас понесёт.

— Лэйла?

— Моя драконица.

Глава 39

Сайхан держался поблизости, когда Грэм покидал зал после трапезы. Очевидно, он хотел поговорить, но прошло некоторое время, прежде чем Грэм смог сбежать от ряда ходивших за ним доброжелателей. Казалось, будто каждый человек в замке хотел пожать ему руку или дать совет.

— Простите нашего новоявленного рыцаря, — сказал Сайхан, — но мне нужно обсудить с ним некоторые вопросы.

Он пробился сквозь толпу подобно рассекающему бурю кораблю, избавив благодарного Грэма от их благонамеренной болтовни.

— Давай, сходим проветримся, — предложил старый воин.

Дувший во дворе бриз был прохладным. Солнце уже село, оставляя луну обеспечивать им большую часть освещения. Они прошли в привратное здание, и поднялись на стены. Брустверы образовывали отличную дорожку, открывая им вид на выкрашенный в монохромные цвета город Уошбрук внизу.

Старший рыцарь начал без предисловий:

— Грэйс сказала мне, что их лидера звали «Т'лар».

— Не только, — сказал Грэм. — Она сказала тебе, что ещё он говорил?

— Он утверждал, что знает меня, — ответил Сайхан.

— Он сказал, что тебя зовут Арзам, и что он был твоим братом.

— Грэйс так и говорила, — нейтральным тоном отозвался Сайхан.

Грэм следил за его лицом, надеясь увидеть признак подтверждения или опровержения — но там не было ничего.

— Он также сказал, что ты был предателем.

Что-то мелькнуло, но исчезло так быстро, что Грэм едва не подумал, что ему померещилось.

— Расскажи остальное.

— Алисса — оказалось, что её звали Джазмин — называла его «зайхар». Он сказал, что был её учителем, и предложил взять меня в ученики. Он сказал и другие вещи… — Грэму было трудно придумать, как изложить остальное.

— Что?

— Он сказал, что она была твоей дочерью.

Ответ Сайхана был мгновенным:

— Я никогда не порождал никаких детей.

«А вот тут не было никаких колебаний — но он не потрудился отрицать то, что его назвали предателем», — заметил Грэм.

— Она выглядела удивлённой, когда он это сказал, — добавил Грэм. — Когда она была здесь, она сказала, что её дядя злоупотреблял ею. Т'лар сказал, что ты её бросил.

— У меня нет детей, — ещё раз сказал рослый воин, но взгляд его был задумчив.

— Может, он солгал.

— Т'лар был много кем, но лгать он бы не стал.

Желудок Грэма всколыхнулся при мысли о том, что Т'лар был совершенно честен. Некоторые из вещей, которые он говорил об Алиссе…

— Руфь, — наконец сказал Сайхан. — Это могла быть лишь она. Она скрыла это от меня.

— Ты можешь её найти? Спросить…

— Она мертва, — сказал Сайхан, перебивая его. — Она умерла от рук шиггрэс, во время похищения Графини.

— О. — Грэм помнил эту историю. Его отец пытался спасти её, и его взяли в плен вместе с Графиней. О женщине, предводительнице похитителей, не рассказывали почти ничего, но похоже, что она была одной из любовниц Сайхана. «Что мне сказать человеку, у которого брат, дочь, и прежняя любовница все участвовали в попытках похищения членов семьи Графа? Что у него вообще раньше была за жизнь?

— Ты убил Т'лара, — заявил Сайхан, глядя прямо на Грэма.

— Да, Зайхар.

— Расскажи, как именно.

Грэм описал их бой, как Т'лар победил его, не убивая, как он попросил Алиссу убить его, и как Грэм использовал Шип, чтобы застать его врасплох. В конце он добавил тот факт, что срубил голову умирающему человеку.

— Мой брат был глупцом, — просто сказал Сайхан. — Ты проявил доброту, убив его быстро.

Грэму стало неуютно. «Я только что сказал ему, что я убил его брата, а он меня поблагодарил».

— Волнуешься, что я затаю обиду? — подал мысль Сайхан, прочитав выражение его лица. — Не затаю. Т'лар сам сделал свой выбор. Будь я там, я бы сделал то же самое.

— Ты смог бы убить собственного брата? — Эти слова сорвались с его губ прежде, чем Грэм осознал, что именно говорит.

— Я делал вещи и похуже, — ответил Сайхан. — Т'лар не зря меня ненавидел. У него была хорошая причина называть меня «предателем».

— Почему?

— Ты не рассказал мне обо всём, что тебе сказал Т'лар, — прямо сказал Сайхан, игнорируя вопрос. — Но я не желаю это слышать. Ты сказал, что он был учителем моей дочери, и я знаю, что именно это значит. Я рад, что ты его убил.

Слова Т'лара снова прозвучали у Грэма в голове: «Я научил её драться, и я научил её ебаться». Он также вспомнил слова Алиссы насчёт её детства: «Мне было двенадцать». От этих мыслей у него сжались кулаки.

Сайхан понаблюдал за его лицом, а затем продолжил:

— У моего учителя было три ученика. Я был старшим, а мой брат Т'лар был вторым учеником. Третьей… — На секунду голос застрял у здоровяка в горле.

— Третьей?

— Третьей была моя сестра. Она была на пять лет моложе меня, её звали Джазмин. Я убил своего учителя, когда мне было семнадцать.

Грэм уставился на старшего рыцаря с раскрытым ртом. «И Т'лар также назвал твою дочь Джазмин… Это же отвратительно!».

— Я… это…

Старый воин отвёл взгляд, повернувшись к Грэму спиной, чтобы скрыть своё лицо:

— Я не буду оплакивать смерть моего брата.

— Твоя сестра выжила? — спросил Грэм.

— Она была убита, в качестве урока для меня, за то, что я вмешался.

«А потом ты убил своего учителя», — подумал Грэм. Ему были любопытны подробности, но природа этой истории была слишком ужасна, чтобы совать в неё свой нос.

Они ещё немного прошли, связанные молчанием. Они остановились, достигнув той стороны стен, которая была обращена не в Уошбрук, а граничила с широким полем, тянувшимся вдаль, к лежавшему за ним лесу. Ветер и лунный свет на высокой траве создавали иллюзию того, что они смотрели на широкий водоём.

— Расскажи мне о моей дочери, — тихо сказал Сайхан.

— Ты встречался с ней, пока она была здесь…

— Я почти не обращал внимание. Едва замечал её присутствие. Я многое потерял в жизни. Теперь я потерял что-то, даже не зная об этом. — В его голосе звучали грубые нотки.

— Она была сильной, — сказал Грэм. — Это было первым, что я заметил. Практичной, уверенной, и сильной.

— Как она выглядела?

— Ты её видел.

— Но я не смотрел, — с ударением проворчал Сайхан. — Я едва могу вспомнить её лицо. Скажи мне, что ты видел.

— У неё была гладкая кожа, темнее моей, но не совсем твоего оттенка. Её глаза были тёмными, мягкими по краям, и они всегда содержали какой-то свет, будто она смотрела на мир, и видела что-то, что я упускал… — Грэм говорил ещё некоторое время, пока больше не мог продолжать, а потом они молча смотрели на траву.

* * *

Следующим утром Грэм поднялся пораньше, и сразу же после завтрака присоединился к Графине, выйдя с нею во двор. Там она их остановила, и они принялись ждать.

— Она летит сюда? — спросил Грэм.

Пенни кивнула:

— Да.

— Как вы с ней говорите?

— К этому нужно привыкнуть. Я слышу её здесь, — постучала она себе по виску.

— Мэттью и Мойра тоже так могут, — сказал Грэм.

— Для них это почти естественно, — сказала Пенни. — Они это делали с тех пор, как обрели свои силы. Меня это всё ещё сбивает с толку.

— Они теперь могут и со своими драконами так говорить, — прокомментировал Грэм. — Интересно, а не получается ли неразбериха, когда в голове так много голосов.

— Они могут говорить и с Лэйлой, — сказала Пенни, — не только со своими.

— Думаю, я бы сошёл с ума.

— Мойра говорит, что это вопрос внимания. Они не слышат друг друга, и не проецируют друг другу мысли, если не делают это намеренно.

Это показалось Грэму осмысленным:

— А что Мэтт говорит?

Графиня нахмурилась:

— Он редко описывает такие вещи. Если я спрашиваю, то он обычно просто говорит «всё хорошо, Мама».

Тут на них упала тень Лэйлы, и миг спустя массивная драконица приземлилась, послав порывы ветра и пыли хлопками своих крыльев по воздуху. Она согнула передние лапы, и опустила своё тело, чтобы на него было легче взобраться.

Грэм помедлил, заставив Графиню с любопытством на него глянуть:

— Ты идёшь?

— Я немного нервничаю, — признался он.

— Ты же ехал домой с Мэттью. Тут то же самое.

Но тогда-то он был полумёртвым. Падение со спины дракона тогда казалось почти желанным. Теперь же он был лишь одеревеневшим, болящим и побитым. Он очень хотел жить.

— А тут не должно быть седло, или что-то вроде того? — спросил он.

Пенни улыбнулась:

— Морт всё время говорил, что хотел подождать, пока она не закончит расти. Сейчас ничего не поделать. Садись позади меня, и держись. Лэйла будет нести нас осторожно.

Грэм подумал о Мэттью и Дэскасе, резко падавших с неба после выстрела Чэл'стратэка. Ни он, ни Графиня не были волшебниками, и он сомневался, что сможет выжить после такого падения. Вздохнув, он взобрался наверх, и обхватил руками её талию. Лэйла начала мощно хлопать крыльями, и он закрыл глаза.

Несколько минут спустя он снова открыл их, и мгновенно об этом пожалел. «Это было ошибкой», — подумал он, когда его желудок сделал кульбит. Земля была далеко внизу, и ползла мимо с медлительностью, нисколько не отражавшей их истинную скорость.

Прошли часы, прежде чем они достигли места, где он оставил Алиссу — но там, где он ожидал найти тело, ничего не было. Меч, который он ей дал, был брошен на земле. Тело Т'лара всё ещё лежало там, где тот пал, где-то в сотне ярдов. Вокруг его трупа кружили и прыгали канюки.

— Она могла уйти? — спросила Пенни.

— Нет, — сказал Грэм.

— Возможно, она была не так сильно ранена, как казалась.

— Из неё торчало две стрелы. Она едва могла сидеть, — ответил он. — Когда я оглянулся в последний раз, она уже упала. Дайте мне оглядеться.

Земля была изрыта после всадников, преследовавших Грэма и Айрин, но он знал, что некоторые из них вернулись после их боя с ним. Десять или пятнадцать человек выжили, как минимум. После уничтожения Чэл'стратэка они с Мэттью отправились прямо в Замок Камерон, но оставшиеся в живых всадники вернулись этой дорогой.

Он заметил некоторые следы, указывавшие на лошадей, двигавшихся в обратном направлении, подтверждая то, что он уже знал. «Они бросили Т'лара и его стрелков, но забрали Алиссу. Зачем?»

«Неужели она ещё была жива? Если это было так, то она наверняка умерла вскоре после этого, трясясь в седле». Может, они подумали, что она выживет. Если да, то они, наверное, бросили её тело где-то там, в Северных Пустошах, после её смерти.

Лэйла понесла их вдоль того, что он определил как их путь к отступлению, но хотя она и летела как можно ниже, Грэм ничего не заметил. По его просьбе она полетела кругами, двигаясь вовне по медленной спирали, но после нескольких часов он так и не нашёл никаких следов.

— Вы можете оставить меня там, где было её тело? — спросил он.

— Зачем? — сказала Пенни.

— Я не могу читать следы в полёте. Прошло несколько дней, но я, возможно, сумею проследить их движение по пустоши, — сказал он.

— Грэм… Сэр Грэм, — подчёркнуто поправилась она. — Я понимаю твоё желание найти её тело, но у нас есть более крупные заботы. Камерон остался без повелителя, а я — без мужа, который, предположительно, всё ещё жив.

Грэм поморщился — «он скорее всего тоже не выжил».

Она почувствовала его сомнения:

— Даже если я не смогу его найти, у меня есть долг по отношению к моим людям, и долг перед короной.

— Но я…

Она подняла ладонь, предвосхищая его слова:

— Я посвятила тебя в рыцари отнюдь не в качестве формальной награды. Теперь твой долг — по отношению ко мне, и к людям, которые от нас зависят.

Он сжал челюсти, прежде чем кивнуть:

— Да, миледи.

Они полетели обратно, но не по прямой к Камерону и Уошбруку, а следуя каменистой долине в сторону бывшего дома Пенни.

— Ты сказал, что видел, как Мордэкай пролетал мимо. Можешь направить меня к тому месту, где он, по-твоему, сражался?

— Думаю, да, — ответил он.

Они полетели дальше, и он указал ей остановиться, когда они достигли низкого горного хребта, откуда они с Грэйс наблюдали за полётом Графа. Снова взлетев, они направились туда, где он провёл ночь, и Грэм попытался прикинуть направление шли виденные им во время боя с Сэлиором вспышки. Используя два этих направления как точки отсчёта, они полетели к области, которая по его мнению была местом битвы.

Сперва казалось, что они не найдут никаких следов. Горы и окружавшие их леса не показывали никаких признаков титанической битвы, свидетелем которой он был, но затем они перелетели очередную гору, и нашли долину со следами колоссального взрыва. Во все стороны деревья были прижаты к земле, будто из центра долины исходило мощное давление. Камни были раскиданы, а валуны — расколоты. Бившие в землю молнии оставили чёрные подпалины на деревьях.

— Наверное, это оно, — сказал Грэм.

— Я слишком часто видела дело рук Морта, чтобы счесть это чем-то иным, — сказала Пенни.

— Вы с Графом через многое такое прошли в прошлом, так ведь?

Она тихо засмеялась:

— Ха! Думаешь, это — плохо? Мне приходится дома за ним прибирать.

Грэм засмеялся в ответ на это, но не мог не удивиться её спокойствию. Когда они опустились, чтобы осмотреть центральную точку, он так и сказал:

— Как вы можете оставаться такой собранной?

Лэйла приземлилась, и они спустились на землю, прежде чем она ответила:

— Я уже однажды потеряла веру в него, и постоянно сожалела об этом с тех пор. Второй раз я этой ошибки не допущу, только пока не увижу своими глазами его тело… и, возможно, даже этого будет недостаточно. Но не воспринимай мой самоконтроль неправильно — внутри я совсем не собранная.

— Практичность была уроком, которому я научилась у твоей матери, — сказала она минуту спустя, пока они искали. — Когда я была моложе, я была необузданной, но Роуз многому научила меня насчёт силы хладнокровия.

Их поиски оказались бесплодны. Изорванная земля не сохранила никаких следов, которые Грэм мог бы прочесть, и следов тела тоже не было. Сэлиор взлетел в воздух, покидая это место. Не было следа, который они могли проследить.

Когда тени удлинились после полудня, они взобрались на спину Лэйлы, и направились домой.

— Что вы теперь будете делать? — спросил Грэм.

— То, что должна, — сказала Графиня. — Заботиться о своих людях, защищать свою семью, и готовиться к войне.

— Мы даже не знаем, кто за это в ответе.

— Узнаем, — сказала Пенни. — Твоя мать уже работает над этим. Нам нужно лишь набраться терпения.

Глава 40

Тем вечером Грэм пошёл искать Грэйс. Он не видел её с тех пор, как они расстались в горах, и хотя ему сказали, что Мойра вернула её обратно, он до сих пор не увидел её своими собственными глазами.

Семья Иллэниэлов теперь на самом деле жила в замке — комнаты, прежде служившие обманкой, теперь использовались по назначению. У двери стояло четверо охранников, вместо обычных двух, но Грэма они узнали.

— Сэр Грэм, — сказал один из них, уважительно кивая.

«К этому придётся привыкать», — подумал Грэм. Он кивнул в ответ, и прошёл через дверь в прихожую. Питэр Такер открыл ему внутреннюю дверь, заведя Грэма внутрь.

— Я хотел бы выразить мои соболезнования, — сказал Грэм. — Насчёт…

Камергер поднял ладонь:

— Я понимаю. Ты сделал, что мог. Лилли была бы благодарна тебе за спасение детей. — Его лицо было воплощением контролируемой боли. Питэр Такер был холост, и большую часть жизни они с сестрой были одной командой, работая на семью Иллэниэлов.

Грэм не мог даже начать понимать, что тот мог чувствовать.

— Графиня сейчас с твоей матерью в библиотеке наверху. Мэттью у себя в мастерской, но Мойра, Коналл и Айрин — здесь, — сказал Питэр, просуммировав для Грэма живших в покоях людей.

— Благодарю. — Грэм прошёл через дверь, и нашёл в большой передней комнате Мойру и остальных.

— Я надеялась, что ты придёшь, — сказала Мойра.

Айрин действовало более прямо, подбежав к нему, и обняв его за талию. Она ничего не сказала, но сжала его изо всех сил своих тонких ручек.

Грэм погладил её волосы, чувствуя себя неловко:

— Всё хорошо, Рэнни.

Девочка покачала головой:

— Нет, не хорошо. Мне так жаль.

— Ты ни в чём не виновата, — сказал Грэм. — Всё, что мы можем сделать — это прожить наши жизни настолько хорошо, насколько можем.

Мойра оторвала свою сестру от него:

— Нам всем не хватает Лилли, Рэнни.

Айрин кивнула:

— Но дело не только в ней. Алиссы тоже не стало.

— Она была одной из тех, кто заварил эту кашу, — резко сказал Коналл.

— Она не хотела, — настаивала Айрин. — Она была добра ко мне. Из всех из них именно она заботилась о том, чтобы я была в порядке. Она просто делала то, что ей сказали.

— Лилли мертва, и Отца нет, — прорычал Грэм. — Я рад, что Алисса мертва. Вообще, я хотел бы, чтобы она выжила, тогда я мог бы снова её убить. — Мальчик встал, и вышел.

Мойра одарила Грэма беспомощным взглядом.

— Он не понимает, — сказала Айрин. — Она спасла мне жизнь. Ты же был там, Грэм, ты видел, верно?

— Я видел, Рэнни. Я знаю. Я любил её, — ответил Грэм, силясь совладать со своими эмоциями. Подняв взгляд на Мойру, он спросил: — Как дела у Грэйс?

Выражение Мойры изменилось, черты её лица разгладились.

— Рэнни, я прогуляюсь с Грэмом. Мне нужно с ним поговорить. Ты не против?

Айрин покачала головой, и Мойра вывела его в коридор. Грэм всё больше тревожился. «Только не говори мне, что я и Грэйс тоже потерял. Пожалуйста, не говори этого».

— Давай, пойдём за Мэттью, — сказала она.

— А Грэйс-то в порядке?

Она одарила его странным взглядом:

— Она теперь другая.

— Что это значит?!

— Она будет рада тебя видеть, Грэм, но Мэттью хочет тоже присутствовать… когда ты с ней встретишься.

— Она в порядке? Чёрт возьми, Мойра, не играй со мной в игры. Ты меня бесишь! — гневно сказал Грэм.

— Я понимаю, — спокойно сказала она. — Однако доверься мне. Будь терпелив, и мы отвезём тебя повидаться с ней.

Он зыркнул на неё, но всё равно пошёл следом. Она не дала ему иного выбора. Они спустились вниз, и вышли к мастерской. Мэттью закрывался там каждый вечер с тех пор, как они закончили искать отца.

Мойра постучала в дверь:

— Мэтт, это я.

— Уходи. Я занят, — послышался голос её брата.

— Грэм хочет увидеть Грэйс.

Через дверь донёсся тяжёлый, глухой звук, за которым последовал звук бьющейся керамики.

— Бля. — Минуту спустя Мэттью открыл дверь. Он вышел наружу, и закрыл её за собой до того, как они смогли увидеть, что было внутри мастерской.

— Чем ты там занимаешься? — спросила его сестра.

— Не суй нос не в свои дела.

Грэм тяжело вздохнул. Мэттью имел упрямую жилку, когда дело доходило до его сестры, и с этой упрямой жилкой могла сравниться лишь её вспыльчивость. Он поднял ладонь:

— Вы двое можете отложить споры до, как я навещу Грэйс? Пожалуйста?

— Что это? — гневно сказала Мойра, задрав просторный рукав своего брата. Кожа на его руке была покрыта рядом маленьких разрезов.

Мэттью отдёрнул руку:

— Это от вазы, которую я только что разбил.

— Лжец, — бросила обвинение она. — Ты её разбил в качестве оправдания. Ты снова работал над транс-измеренческими чарами!

— Просто не лезь в это, Мойра, — проворчал её брат. — И это не чары, это — заклинание.

Грэм совершенно потерял нить разговора:

— Вы двое можете потом с этим разобраться?

— Драконы уже летят, — заявила Мойра, прежде чем добавить: — Ты знаешь, что вчера он отрезал себе руку?

— Что?! — воскликнул Грэм.

— Не отрезал! — рявкнул Мэттью. — Она не была полностью отрезана!

— Будь Отец здесь, он бы не хотел, чтобы ты работал над этой штукой, — упрекнула она его, багровея лицом.

Взгляд Мэттью был напряжённым — верный признак того, что он готов был выйти из себя. Мойра начала что-то говорить, но Грэм прикрыл её рот своей ладонью:

— Хватит. Дай мне поговорить. — Повернувшись обратно к Мэттью, он спросил: — Над чем ты работаешь?

— Помнишь наш бой с Чэл'стратэком?

Грэм кивнул.

— Ты едва не умер, потому что мне потребовалось так много времени, чтобы создать «цветок смерти», поэтому я работал над ним. Я пытаюсь овладеть им, чтобы я мог им пользоваться спонтанно.

— Цветок смерти?

— Глупое имя для этой штуки, — проворчала Мойра. — Он вчера почти убился.

— Нет, не убился! — закричал Мэттью. — Кровь я остановил.

— Но мне пришлось приращивать тебе руку обратно! А что если бы Мама об этом услышала? Как, по-твоему, она отреагирует?

— Она будет в порядке, — сказал Мэттью. — Потому что моя рука в порядке, и, к тому же, ты ей не расскажешь.

Глаза Мойры сузились, и Грэм видел, что она готовилась к следующей вербальной атаке:

— Пожалуйста, может кто-нибудь из вас объяснить мне, что такое «цветок смерти»?

— Помнишь, что я тебе говорил про «транслокацию»? — спросил Мэттью.

— Ты сказал, что это как телепортация, но между измерениями, верно?

— Ага, — сказал Мэттью. — Заклинание, которое я использовал поза вчера, похожее, но оно создаёт три треугольных стыка измерений, соединённых в точке конгруэнции. Они действуют как лезвия, способные разрубить что угодно.

— Например — руки, — едко сказала Мойра.

Мэттью проигнорировал её:

— Тот, который я использовал на Чэл'стратэке, попал близко к его центру, и разрубил поддерживавшее его заклинательное плетение. Он сработал именно так, как я и думал. — Его глаза зажглись лихорадочным энтузиазмом.

— То есть, ты сотворил заклинание, и убил его, — согласился Грэм. — Ты и меня едва не убил.

— Это была взрывная реакция от высвобождения его эйсара, — сказал Мэттью. — Важно то, что я уничтожил заклинательное плетение, используя лишь заклинание.

— И? — С точки зрения Грэма, не было никакой разницы.

— Он возбуждён, потому что никому никогда прежде не удавалось это сделать, — равнодушным тоном объяснила Мойра.

— Если мы найдём Сэлиора, то мне придётся снова это сделать, — сказал Мэттью.

Хлопки драконьих крыльев заглушили её ответ, когда у мастерской приземлились Дэскас и драконица Мойры, Кассандра.

— Нам что, придётся лететь? — спросил Грэм.

Они одновременно кивнули.

«Бля».

* * *

Они полетели на юг, Грэм ехал вместе с Мэттью. На этот раз он держал глаза открытыми, не став с самого начала их закрывать. Это позволило ему легче привыкнуть к тому, что земля медленно удалялась.

— Расслабься, — сказал Мэттью. — Заклинание, которым я уменьшил твой вес, продержится какое-то время. Даже если ты упадёшь, то падение будет настолько мягким, что ты даже, наверное, не поранишься.

От этой мысли желудок Грэма перевернулся.

— Пожалуйста, перестань говорить, — взмолился он.

Они летели четверть часа, пока не достигли горной гряды, проходившей к югу от Камерона и Ланкастера. Снизившись, они приземлились на большом уступе, где располагался вход в неестественно большую и гладкую пещеру.

— Что это? — спросил Грэм.

— Папа и Гарэс Гэйлин сделали это место, чтобы содержать драконов, — объяснила Мойра. — Туннель уходит глубоко внутрь, к комнате для яиц. Боковые комнаты — для уже вылупившихся драконов.

Теперь Грэм понял. Граф так и не объяснил, где жили драконы, или где он прятал другие яйца — по очевидным причинам. Они прошли по огромному коридору глубже в гору, минуя громадные боковые арки.

— Здесь живёт Лэйла, — сказала Мойра, указывая на первую арку слева. — Следующая — Дэскаса. Кассандры — дальше, слева. Остальные пока незаняты.

Они продолжили идти, пока Грэм не стал уверен, что они прошли уже больше мили внутрь склона горы. В конце была массивная железная дверь, покрытая странными символами. Мэттью вышел вперёд, и положил ладонь на дверь, произнеся тихое слово.

Дверь бесшумно открылась, что было удивительно для столь массивной конструкции. Внутри Грэм увидел длинное помещение, в котором стояли ряды каменных скамей. На каждой из них был окованный железными полосами деревянный ящик.

— Это — яйца? — спросил Грэм.

Они кивнули, пройдя к ящику с правой стороны. Ранее запечатанные, железные полосы уже были разрезаны. Мэттью протянул руку, и отодвинул крышку. Мойра вытащила изнутри большое яйцо розового цвета.

— Что ты делаешь?

Она протянула яйцо Грэму:

— Держи.

— Это — не для меня. Это твой отец должен выбирать.

Мэттью вставил слово:

— Он не в одиночку создал драконов, знаешь ли. Ему помогали Гарэс Гэйлин и Мойра. Даже я внёс свою лепту.

Грэм шагнул назад:

— Мне даже не нравится летать.

— Это не было нашим выбором, Грэм, — добавила Мойра. — Отец выбрал дракона для Королевы, Мы с Мэттом выбрали сами себе, но этот случай — особый. В этом случае она выбрала тебя.

— Как? Я ни с кем из них никогда не встречался. — Он слышал о том, что Мойра создавала анимас для каждого из драконьих яиц, но не присутствовал во время этого процесса.

— Положи ладонь на яйцо, — ответила она. — Представься.

— Доверься нам, — сказал Мэттью.

Грэм зыркнул на своего друга:

— Ты же знаешь, какие чувства вызывают у меня эти твои слова.

Мойра вздохнула:

— Просто сделай это.

Он был не настолько глуп, чтобы продолжать спорить. Грэм втайне мечтал о том, что однажды Граф может предложить ему одно из яиц, но и не мог вообразить, что это случится вот так. Двое его друзей по сути украли своих драконов, хотя им и помогла их мать. Граф был теперь пропавшим без вести, но всё же… Грэм остановил ход мыслей в этом направлении. Протянув руку, он положил её на вершину яйца в руках у Мойры.

Яйцо было тёплым на ощупь — твёрдым, но также мягким, как варёная кожа.

— Привет, сказал он.

— «Грэм?»

Ответ был чисто мысленным, но голос его голове был знакомым. И ощущался женским.

— Да, — ответил он. — Это Грэм.

«Мне тебя не хватало. Как дела у Рэнни?»

— Грэйс?!

— «Конечно же».

— Но ты же медведица! — ляпнул он. Близнецы наблюдали за ним со знающими ухмылками на лицах.

— «Нет», — ответила она, — «я являюсь, или являлась, заклинательным зверем. Теперь я немного другая. Мир полон осязаемых вещей и запахов. Я и не знала, как здорово иметь кожу».

— Кожу? Ты — яйцо.

— «Я — внутри яйца, но теперь у меня есть истинное тело. Я уже могу чувствовать новые вещи».

— Я так о тебе волновался, Грэйс…

— «Тебе не обязательно говорить вслух», — сказала она ему. — «Ты смутишь меня, если слишком много скажешь у всех на виду».

— Прост… — он спохватился. — «Прости. Это всё так ново для меня».

— «Мы можем учиться этому вместе», — сказала Грэйс. — «Ты так и не ответил на мой вопрос».

— «Я забыл, что ты спросила», — признался он.

— «Как дела у Рэнни?»

— «Мне кажется, у неё всё в порядке».

— «Хорошо», — донёсся ответ из яйца. — «А ты как?»

— «У меня и так всё было в порядке», — сказал Грэм.

— «Помимо разбитого сердца ты испытываешь ужасную потерю», — ответила она. — «Горевать — это естественно; не притворяйся, что тебе не больно».

— «Мне больно», — согласился он, — «но то, что ты вернулось, очень помогает».

Все трое пошли обратно, при этом Грэм прижимал к груди яйцо. Воздух ощущался теплее, и запах камня в пещере был более острым. Когда они вышли наружу, в тёмный вечер, Грэм не мог не заметить, насколько ярче стал сказаться мир.

— Когда мы вошли, было так же светло?

Мэттью тихо засмеялся:

— Драконы оказывают такой эффект.

— Это — просто свет звёзд, Грэм, — сказала Мойра. — У тебя больше не будет проблем со зрением, даже если не будет почти никакого света.

Дэскас и Кассандра уже ждали их. Мэттью забрался, и протянул руку Грэма.

Тот покачал головой:

— Думаю, обратно я пойду пешком, Мэтт.

— Ты не можешь карабкаться вниз и нести это яйцо одновременно, — сказал его друг. — А даже если бы и мог, пешком путь обратно занял бы у тебя полночи.

Грэм посмотрел через край, на крутой склон горы.

— Чёрт побери.

— «Скоро мы будем летать вместе», — сказала Грэйс у него в голове.

Эпилог

Роуз Торнбер сидела за письменным столом в библиотеке на верхнем этаже. Закончив очередное письмо, она сложила его, и надписала адрес, прежде чем добавить восковую печать с оттиском своей печатки. Закончив, она выгнула спину, потягиваясь. Сидеть на твёрдом стуле в течение нескольких часов было больно, но она ещё не закончила.

Дверь позади неё открылась, и в комнату вошла Пенни, всё ещё одетая в броню. Роуз не могла вспомнить, чтобы видела её без защиты с тех пор, как пришли новости о нападении на семью Иллэниэлов.

— Всё ещё пишешь? — спросила Графиня.

— Ожидание — это трудно, — сказала Роуз. — Каждый раз, когда мне кажется, что я послала последнее письмо, мне в голову приходит ещё одна идея, и я ничего не могу сделать кроме как отправить ещё один запрос. Когда начнут приходить ответы, будет ещё хуже. А ты не устаёшь всё время носить весь этот металл?

Пенни тяжело села на стул у одного из столов для чтения.

— Да. Это не так легко, как когда-то прежде, но я не чувствую себя без неё комфортно.

— Похоже, что у каждой из нас есть свои способы справляться с трудной ситуацией, — прокомментировала Роуз.

— Твой хотя бы действительно помогает, — сказала Пенни. — Броня улучшает мне настроение, но никак не приближает нас к тому, чтобы выяснить, кто этот враг.

Роуз потёрла глаза:

— Мордэкаю будет спокойнее знать, что ты её носишь, готовая защищать ваших детей.

— Хотела бы я так думать, — сказала Пенни. — Но на самом деле они на этот раз сами себя защитили. Без Грэма я могла бы навсегда потерять дочь.

— Не забывай о близнецах, — сказала Роуз.

— Не забыла. Они больше всего меня пугают.

— Потому что они начинают добиваться чего-то сами?

— Потому что они думают, будто могут себя защитить, — поправила Пенни. — Я, ты… мы обе знаем, какой обманчивой может быть иллюзия безопасности, но они слишком молоды, чтобы понять опасность.

— От попыток из защитить не будет ничего хорошего, — сказала Роуз. — Я допустила эту ошибку с Грэмом. Ты со своими детьми справилась гораздо лучше.

— Я в этом не так уж уверена. Мойра в последнее время очень сердится на брата, а Джордж сказал некоторые очень тревожные вещи, когда я поговорила с ним вчера.

Это привлекло внимание Роуз:

— Объясни, что ты имеешь ввиду.

— Мэттью недавно объяснил ему, что он сделал, чтобы остановить Чэл'стратэка. Джордж выразил некоторое недоверие услышанному, в то время как Мойра весьма разволновалась. Никому из них не понравилось то, что он сказал. Джордж почти обвинил его во лжи, но я думаю, что он просто не понял. Однако Мойра знала правду, почему она и была, наверное, так зла. Она опасается за безопасность своего брата.

— Она сказала тебе, что именно её волнует? — спросила Роуз.

Пенни нахмурилась:

— Нет. Она скрывает от меня свои заботы. Они оба хотят меня защитить.

— Научились этому у своих родителей, — заметила Роуз.

— Это фрустрирует, — согласилась Пенни. — Они думают, что умнее нас. Я потом поговорила с Джорджем, наедине, и он казался весьма обеспокоенным. Он признался, что на самом деле не понял, что именно сделал Мэттью, но уничтожить поддерживающую существование одного из тёмных богов магию с помощью обычного заклинания не должно быть возможным.

Роуз сжала губы:

— Мордэкай — единственный, кто на самом деле понимает вещи, над которыми работает этот мальчик.

— И его здесь нет.

— Может, тебе следует попытаться занять его, — предложила Роуз.

— Как?

— Ты видела броню, которую он сделал для Грэма? Она появляется из ниоткуда, и исчезает так же быстро. Тебе не пришлось бы весь день носить эту кольчугу.

— Он сказал, что на её изготовление у него ушло полгода, — сделала наблюдение Пенни.

— Вот именно.

Пенни тихо засмеялась:

— Не думаю, что я смогу так легко прижать его. Он очень упрям, и у него есть свои мысли насчёт того, что должно иметь приоритет.

— Прямо как его отец, — заметила Роуз.

Графина поставила свою стальную шапку на стол перед собой:

— Прошло уже почти четыре дня, Роуз. Ему следовало бы уже послать сообщение, или как-то ещё связаться… если бы он мог.

— Если бы он был жив. Ты же это имеешь ввиду?

Пенни кивнула.

Роуз отвела взгляд:

— Я — последняя, у кого тебе следует искать утешения. Ты знаешь, что я не верю в чудеса.

— Мы уже не в первый раз проходим через это, — напомнила ей Пенни. — Я просто пытаюсь понять, куда двигаться дальше, если я не смогу его найти… если он не вернётся.

— Простых решений нет, — сказала Роуз. — Мы делаем, что можем, и как только мы узнаем, кто виноват, мы решим, какие у нас есть варианты.

— Как долго мне, по-твоему, следует ждать, прежде чем сделать объявление?

— Что Мордэкай пропал без вести? — спросила Роуз, приостановившись.

— Да.

— Как можно дольше, — ответила она. — У нас нет тела, поэтому его в любом случае нельзя какое-то время объявлять мёртвым. Чем дольше его отсутствие не объявляется, тем дольше наши враги будут гадать, и тем меньше времени у них будет на то, чтобы составлять на основе этих сведений планы.

— Если только они уже не знают, — подала мысль Пенни.

— У нас много разных врагов — лишь немногие из них будут знать. Ты всё равно получишь преимущество, скрывая это от остальных, — посоветовала Роуз.

— Как всегда, ты у нас — самая ясная голова, — сделала наблюдение Графиня. — Не знаю, как бы я справилась без тебя, Роуз.

* * *

«Четвёртая» ощутила впереди что-то необычное. Она называлась «Четвёртой», потому что её создательнице не хватало времени для более личных имён.

Она кралась по скалистому склону как можно тише, прижимая своё тело к земле. Четвёртая была изначально маленькой, её похожее на кошачье тело на четырёх ногах имело высоту лишь в фут, но она приседала ещё ниже, надеясь избежать обнаружения.

Однако Четвёртая была не очень умной, иначе ей бы пришёл в голову тот факт, что она будет выделяться в магическом взоре, как бы она ни пыталась скрыть своё физическое присутствие — её эйсар горел как свет в темноте. Крадясь вперёд, она приблизилась к тёмному проёму, который, похоже, содержал странное присутствие.

В своё разуме Четвёртая помнила, кого она искала — мужчина, высокий, тёмные волосы, и с особым вкусом эйсара. Эта память была заложена в её разум её создательницей, чтобы она могла опознать его, когда найдёт. «Мордэкай». Впереди был тонкий запах эйсара, который, похоже, принадлежал ему, скрытый под тенистым скальным навесом. Более глубокое углубление указывало на начало пещеры.

Там было что-то ещё — что-то тёмное и могущественное.

Четвёртая почти не имела никаких эмоций. Особенно ей недоставало страха или чувства самосохранения. Такие вещи были довольно бесполезны для создания, от которого не ожидалось прожить более нескольких дней. Войдя в пещеру, Четвёртая смогла рассмотреть получше.

Мордэкай находился там — он лежал на скалистом полу, но она ощутила, как на неё обратился его взгляд, или, быть может, его внимание. В нём было ощущение узнавания. «Он знает мою создательницу — он, наверное, чувствует во мне её привкус», — подумала Четвёртая.

— Беги, — с некоторой трудностью выдавил он, но было слишком поздно.

Стоявшее над ним существо вытянуло странно текучую конечность в сторону Четвёртой. Оттуда потекла сила, и Четвёртая начала растворяться в мгновенной вспышке боли.

«Мойра!» — Крик Четвёртой прозвучал так громко, как она только могла, но она знала, что это было впустую — её создательница была слишком далеко. Она не услышит её предупреждения. «До точки сбора я не доберусь», — подумал умирающий заклинательный зверь, и перестал существовать.

Майкл Мэннинг Доминирование Сэнтиров

«Герои рассвета драконов», том второй («Рождённый магом», том десятый).

Глава 1

Мойра Иллэниэл изучала своих спутников взглядом. Они стояли рядом с ней в почти полной темноте замкового двора. До рассвета ещё оставалось несколько часов.

— Ты уверена, что это мудро? — спросил Грэм. Его новая драконица, Грэйс, ехала на его закованных в броню плечах. Она ещё была маленькой, вылупившись лишь несколько дней тому назад, но уже весила почти пятьдесят фунтов. Молодой воин никак не показывал, что замечал её вес.

Создания Мордэкая, драконы Лосайона росли быстро. Грэйс будет, наверное, крупнее лошади через пару недель, а вскоре после этого она станет достаточно большой, чтобы на ней можно было летать. Однако в этот день они поедут с Мойрой, на широкой спине Кассандры, её драконицы.

Мэттью стоял рядом с ним, глядя вверх своим обычным зрением, хотя было слишком темно, чтобы они могли что-то увидеть. Вместо этого его магический взор простирался вовне, надеясь заметить приближение его дракона, Дэскаса.

— «Графиня разгневается, когда осознает наше отсутствие», — заметила Грэйс, вещая свои мысли им всем. — «И я не могу сказать, что виню её».

— Кто-то должен найти Отца, и люди нуждаются в ней, — сказала Мойра, повторяя свой прежний довод. — Нам нужно лететь.

Чад Грэйсон сказал:

— И правильно она взбесится, когда прознает, что вы ей руки связали. Когда вас тут не станет, она будет вынуждена остаться дома.

— Мы для этих поисков гораздо лучше подготовлены, — провозгласил Мэттью. — Она лучше подготовлена к управлению графством отсюда. — Он повернулся к охотнику: — Никто не просит тебя отправляться с нами.

На чертах лица Чада отразилось раздражение:

— С тем же успехом можете подписать ордер на мой арест, коли меня тут оставите.

— Никто не знает, что ты как-то в этом участвовал, — сделала наблюдение Мойра.

— Хэх! — хохотнул лесничий. — Эта тёмная ведьма разузнает о том ещё до исхода дня, а вскоре после этого меня представят пред гневны очи Графини. С тем же успехом можешь сама меня в кандалы заковать.

— Мама не стала бы заковывать тебя в цепи… — начала Мойра, но Грэм перебил её.

— Тёмная ведьма? — сказал широкоплечий рыцарь.

— Мать твоя, Леди Хайтауэр, — пояснил лесничий. Леди Роуз Торнбер унаследовала титул своего отца, и пока Элиз Торнбер всё ещё была жива, её полагалось звать Леди Хайтауэр, а не Леди Торнбер.

Грэм и Чад работали вместе достаточно долго, так что грубые слова охотника уже редко его доставали, но он всё ещё был озадачен:

— Ведьма? У моей матери нет никаких магических способностей.

Чад прищурился в тусклом свете:

— Я в этом уверен не особо. Она всегда ведает более, чем полагается людям. Человеку становится боязно, когда она глядит ему в глаза.

На это Мойра усмехнулась, но лишь её брат мог рассмотреть выражение её лица в тусклом свете. Мэттью согласно кивал.

— Возможно, она действительно в сговоре с тёмными силами, — подал Мэттью мысль, притворяясь, что говорит серьёзно.

Грэм разинул рот:

— Неужели? Я окружён волшебниками, а ты намекаешь на то, что моя мать — ведьма?

Мойра мягко засмеялась, не повышая голос:

— Ты должен признать: то, как она обо всё догадывается, просто сверхъестественно, Грэм. У меня есть магический взор, а она всё равно знает больше меня о том, что творится у людей в головах.

Тут Грэм понял, что они его дразнят, и он определённо понимал, какой пугающей могла быть мощь проницательности его матери.

— Она не посадила бы тебя под замок, — твёрдо заявил он, направляя свою ремарку охотнику. — Она не злопамятна.

— Может оно и так, — сказал Чад, — и я в этом так не уверен, однако же Графиня вот точно порывиста. Как только Леди Хайтауэр меня выдаст, Её Превосходительство вполне может заковать меня в кандалы за то, что я дозволил её молодняку сбежать без призора.

— Тем не менее, с твоей стороны могло быть мудрее рискнуть, оставшись здесь, а не отправляться с нами, — сказала Мойра.

— Вот потому-то я останусь с вами, — отозвался Чад. — Вам всем недостаёт годков, чтоб иметь разума хоть бы как у козла.

— «Надеюсь, вы не включаете меня в эту оценку, Мастер Грэйсон», — мысленно ответила Грэйс.

Его ответ утонул в звуке хлопанья крыльев — Кассандра и Дэскас спускались во двор. Как только массивные существа приземлились, их группа разделилась. Мойра, Грэм, и Грэйс забрались на Кассандру, а Мэттью и Чад заняли места на спине у Дэскаса. Вскоре они осторожно летели на восток, направляясь в сторону гор, где исчез Мордэкай Иллэниэл.

Пока они летели, солнце медленно появилось на горизонте впереди, заставив небо засветиться красными и оранжевыми тонами. Грэм и Чад сидели с побелевшими костяшками, сидя позади Мойры и Мэттью, и отчаянно цепляясь за грубую чешую драконов. Грэйс была гораздо более расслабленной — даже если её сдует, она могла лететь сама по себе.

Несколько часов спустя они приземлились на южном склоне одной из менее крупных гор.

— Это не выглядит многообещающим, — сказал Грэм, изучая каменистую землю. Здесь будет трудно что-либо выследить, предполагая, что они вообще найдут какие-то следы потерянного Графа.

— Ты уверена, что это нужное место? — спросил Мэттью.

Мойра кивнула:

— Это — та самая область. Все мои заклинательные звери вернулись, кроме той, которая была назначена в этот регион.

— Стенаниями делу не поможешь, — отметил Чад. — Расходимся, и начинаем искать.

Драконы снова взлетели, кружа, чтобы изучить лежавшую под ними местность. Люди поступили схожим образом, хотя и гораздо медленнее, поскольку они были пешком. Мэттью и Мойра изучали местность своим магическим взором, в то время как Грэм и Чад искали более заурядные признаки.

День медленно тянулся, и сухой горный воздух постепенно становился всё более горячим. Вскоре после полудня Грэм заметил расколотые гранитные камни, указывавшие место, где что-то с огромной силой ударилось в склон горы.

На скалах не было пятен, но линии среза были свежими и резкими, слегка контрастируя с более мягко округлившимися под действием непогоды камнями вокруг. Он был слишком далеко от остальных, чтобы они могли его услышать, поэтому послал свои мысли в небо, зовя свою драконицу:

— «Грэйс, я думаю, что я что-то нашёл».

Маленькая драконица передала весть остальным, и менее чем через четверть часа они собрались вокруг его находки.

— Я ничего не вижу, — сказал Мэттью.

Мойра была того же мнения, но уверенность брата её раздражала:

— Я — не следопыт, потому и не буду отваживаться что-то предполагать.

Мэттью зыркнул на неё, но Мастер Грэйсон заговорил первым:

— Нет, парень что-то тут отыскал. Гляньте на края, видите? — Мужчина повёл пальцем по острому граниту.

— Они более зазубренные, — сказал Мэттью, потирая подбородок.

«Будто не он только что говорил, что ничего не видит», — подумала Мойра.

— Можешь определить, что случилось? — спросила она, держа своё раздражение при себе.

Грэм и егерь переглянулись.

— Мы на склоне горы, и прошло больше недели. Все менее явные следы уже, наверное, исчезли, — признал Грэм.

— Однако же это даёт нам место, откуда работать, — подал мысль Чад.

Мойра закрыла глаза, простирая свои чувства вовне. Она чувствовала, как её брат сделал то же самое рядом с ней. Сперва она не почувствовала ничего необычного, но минуту спустя она кое-что нашла. Используя свой эйсар, она незримо подсветила это место, чтобы привлечь к нему внимание её брата.

— Видишь? — спросила она вслух.

— Начало пещеры, — согласно пробормотал он. Мэттью указал вниз по склону, поясняя для не-магов.

Двигаясь осторожно, они спустились, изучая на ходу скалы.

— Ни хера не вижу, — пожаловался Чад, глядя на местность вокруг своих ног. Они были рядом с большим валуном, который в совокупности с крепким кустарником скрывал то, что выглядело как маленькое углубление в склоне горы. — Коли он туда отправился, остаётся лишь гадать.

— Сейчас его там нет, — заявила Мойра, — если только он не глубже, чем я могу чувствовать. Надеюсь, мы сможем найти нечто, что укажет нам, куда двигаться дальше.

— А что ежели не найдём? Что ежели мы найдём то, что уломало вашего сильномогучего отца? Как мы с таким сладим? — сказал охотник.

Мойра зыркнула на мрачного лесника, прикусив язык, чтобы не ответить ему мгновенно. Она уже пожалела, что он отправился с ними.

— Там ничего нет, — сделал наблюдение Мэттью. — По крайней мере, ничего мощного, хотя я чувствую что-то странное. — В его глазах застыло отстранённое выражение.

— Какой-то след эйсара, — согласилась Мойра, — но запах странный.

— Запах?

— У нас на самом деле нет правильных слов для того, что мы ощущаем магическим взором, поэтому я просто заимствую то, что кажется подходящим, — объяснила она. — Здесь необычный привкус, будто какая-то магия, которой я прежде не видела.

— Значит, это наверняка ловушка, — посоветовал Чад.

— Ты всё считаешь ловушкой, — сказал Грэм, надеясь поднять им настроение.

— И я никогда не бываю разочарован, — ответил охотник, — только лишь приятно удивлён, когда ошибаюсь. Лучше так, чем наоборот.

— Это не ловушка, — объявил Мэттью.

— Ты этого не могёшь знать, — возразил Чад.

Молодой волшебник одарил его бесстрастным взглядом:

— Я — знаю. Я знаком с этой магией.

Мойра наморщила лоб, слушая его.

Мэттью понял её вопрос, и в ответ указал на верхнюю часть своего плеча, проведя линию поперёк места прямо под плечом.

— Помнишь?

«Это то место, где мне пришлось приращивать ему руку обратно», — подумала она про себя, — «после того, как он её практически ампутировал». Напоминание принесло с собой воспоминание о странном эйсаре, который в тот день стоял в мастерской Мэттью. Мойра кивнула, прежде чем добавить:

— Это едва ли успокаивает.

Её брат вздохнул. Ему следовало знать, что она не поймёт.

— Мне нужно осмотреть то, что там есть, если мы хотим разобраться.

— Было бы благоразумнее сказать сперва вашей госпоже матери… — предложил охотник. — Мы, наверное, не готовы к тому, что там кроется.

— Он уже сражался с одним богом — и победил, — заметил Грэм, и, произнеся ещё одно слово, привёл в действие свой меч. Вокруг его рукояти появилось облако блестящих стальных чешуек, которые начали быстро покрывать тело Грэма. Несколько мгновений спустя он был покрыт тускло блестевшей бронёй.

Мойра ощутила нотку узнавания, когда чешуйки начали возникать в воздухе. Эйсар был похож на то, что было в пещере.

— А его отец бился и с чем-то большим, и смотрите, чем он… — начал Чад, но Грэм не слушал его. Надев броню, молодой человек уже входил в пещеру. Волшебники-близнецы двинулись следом. «Долбаные дети», — проворчал про себя охотник.

В задней части углубления был высокий, но узкий проход. Эта тёмная трещина была, наверное, футов десять в высоту, но в самой её широкой части ширина её не превышала двух футов. Нижняя часть была узкой, и неудобной для ног, грозя застреванием стопы или вывихом лодыжки. По обе стороны были места, где камень был обуглен. Рваные канавки указывали на следы от когтей чего-то невероятно сильного.

— Не думаю, что изначально отверстие было настолько широким, — подал мысль Грэм.

«Да неужто?!» — язвительно подумал охотник. Однако он промолчал. Он был слишком занят попытками придумать, как ему пользоваться луком, если что-то накинется на них из темноты. Лук был у него за спиной, с тетивой поперёк груди, давая его рукам свободу, необходимую для карабканья по этому неудобному проходу. Если что-то случится, ему будет трудно отреагировать каким-либо вменяемым способом. Что хуже, вход был таким труднопроходимым, что любое внезапное отступление будет невозможным.

Через десять футов пол стал шире, и они снова смогли идти, а не карабкаться.

— Она уходит глубже, чем я думал, — сказал Мэттью.

— Подожди, — сказала Мойра. Подняв руку, она сосредоточила свою волю, создав у себя на ладони маленькое, похожее на насекомое существо из чистого эйсара. Как только форма была готова, её разум стал изгибать пряди эйсара, из которых оно состояло, пока они не начали пульсировать и гудеть жизнью. Тысячи сложных соединений образовались в крошечном звере не более чем за минуту, направляемые инстинктом молодой женщины.

Мэттью следил за её манипуляциями над эйсаром с неприкрытым любопытством и, быть может, толикой ревности, хотя никогда бы в этом не признался. Наследие Сэнтиров, которым обладал его сестра, дало ей способность делать вещи, которые его рациональному разуму казались откровенно абсурдными. Чуть погодя он ощутил, как разум крошечного существа пробудился, и начал общаться с разумом Мойры.

Она протянула руку, и существо соскочило с неё прочь, полетев на тонких крылышках. Оно улетело во тьму, и почти сразу же скрылось из виду. Однако для магического взора оно оставалось весьма видимым. Оно посылало ей обратно равномерный поток описаний и мысленных отпечатков, улетая прочь, на границу её восприятия, используя свои ощущения для увеличения её дальности.

— Там больше нет ничего другого, — сказала она им через несколько минут. — Или если есть, то мой питомец это не может разглядеть.

— Что-нибудь новое в том месте, где остались следы? — спросил Мэттью.

Это место было менее чем в сотне ярдов от их нынешнего местоположения, и полностью в пределах дальности восприятия их обоих. Питомец Мойры ничего нового об этой области не раскрыл.

— Нет, — ответила она. — Но глубже никаких иных следов нет. Что бы здесь ни случилось, всё, вероятно, ограничилось этим местом.

— Тогда давайте пойдём, и посмотрим сами, — сказал Грэм голосом, звучавшим странно приглушённым образом из-под металла брони, закрывавшей его лицо. Легко было забыть, что его лицо было закрыто. Чары делали части брони у него на лице прозрачными до полной невидимости, но резонанс проходивших через них звуков они всё равно меняли.

«Может, мне следует это поправить», — пораздумал Мэттью, — «но если я так сделаю, броня может полностью игнорировать звуковые удары. Возможно, есть способ избирательно игнорировать звуки, производимые его голосом, одновременно отфильтровывая неестественные звуки, но тогда он будет по сути глух». Тут кто-то ткнул его в плечо.

— Эй, дуболом, идём уже, — сказала Мойра. — Ты заслоняешь дорогу.

— Я думал кое о чём, — гневно ответил он.

Мойра подалась вперёд, уже злясь:

— Было бы здорово, если бы ты не занимался думаньем, когда загораживаешь всем проход.

— Какая же ты стерва, Мойра, — рефлекторно выплюнул он.

В этих словах не было ничего необычного, но она ощутила знакомую боль в ответ на эту фразу. «Я всегда пыталась приглядывать за тобой, а ты только и делаешь, что набрасываешься на меня сразу же, как только тебе становится хоть чуточку неудобно», — подумала она.

— Это я-то стерва? — были слова, которые на самом деле донеслись из её рта. — Это ты — идиот, который отрубил себе руку! Может, я была стервой, когда приращивала её тебе обратно?

Грэм развёл их, и прошёл через образовавшееся между ними пространство:

— Давайте поспорим о глупой херне после того, как найдём Графа.

— Может, один из вас будет достаточно любезен, чтобы зажечь свет? — спросил находившийся в задней части группы охотник. — Я ни черта тут не вижу.

Мэттью захлопнул рот, одновременно создавая свет на конце своего посоха. Мойра создала двух похожих на светлячков существ, каждое из которых несло похожий свет. Они прожужжали вперёд, освещая пещеры впереди.

— Выпендриваешься, — с некоторым раздражением сказал Мэттью.

Охотник раздражённо заскрипел зубами в ответ на их непрекращающуюся перепалку.

— Худшие долбаные близнецы из всех, что я когда-либо знал, — тихо сказал он себе под нос.

— Она приёмная, — сказал Мэттью.

Мойра бросила на брата взгляд, обещавший будущее возмездие, в то время как Чад удивился про себя: «Как он меня услышал?».

Грэм ответил на его невысказанный вопрос:

— Драконы дают нам всем невероятно хороший слух.

— Вот если бы они ещё и ума вам прибавили, я был бы навек благодарен, — отозвался охотник.

Грэм ответил, протолкнувшись мимо волшебников-близнецов, и двинувшись вперёд по проходу. Они пошли следом, отложив свой спор на потом, а охотник замыкал шествие.

Два ответвления вели в тупики, но Мойра остерегла Грэма от поворота в них, и они продолжили идти, пока не добрались до пещеры, в которой были странные следы эйсара. Пещера была большой, ярдов двадцать в ширину, и почти сорок — в длину. Сбоку была мелкая лужа воды, но их внимание приковала к себе плоская часть в центре.

Пол там будто был оплавлен, и было ясно видно, что это не был никакой естественный геологический процесс. Мойра и Мэттью встали в этом месте с сосредоточенными лицами.

«Проклятая магия», — подумал Чад, но затем его взгляд заметил что-то в стороне — рваный табард. Грэм проследил его взгляд, и подобрал предмет прежде, чем он успел что-то сказать.

Мойра с любопытством рассматривала следы эйсара. Пещера была ими просто заполнена. Здесь случилось что-то важное. Чувство, которое несли в себе эти следы, действительно было похоже на магию, лежавшую в основе меча Грэма, и магию, которую она ощущала в тот день, когда Мэттью случайно отрубил себе руку. Но даже так она не могла в ней разобраться. Мойра обратила своё внимание на Грэма и лесника:

— Что это? — спросила она.

— Чья-то брошенная ливрея, — выдал Грэм, поднимая рваную ткань.

Чад нахмурился. Что-то казалось ему неправильным.

— Я её не узнаю, — призналась Мойра.

— Она представляет Графа Бэрлэ́йгена, из западного Данбара, — объяснил Грэм.

Мойра удивлённо глянула на него:

— Откуда ты знаешь?

— Я, может, и не такой умный, как некоторые, но Мама заставила меня запомнить гербы всех известных домов Лосайона, Гододдина и Данбара, — ответил молодой рыцарь.

— Это — не из Данбара, — перебил Мэттью. — Эта штука откуда-то… ещё.

— Те солдаты, которые явились с Тларом, пересекли северные пустоши из Данбара, — заявил Грэм, — и этот табард тоже оттуда. Я не вижу никаких причин в этом сомневаться.

Чад подал голос:

— Зачем им оставлять здесь что-то настолько очевидное как табард, если только они не пытаются переложить вину на кого-то ещё…

Мэттью покачал головой:

— Не табард, а вот это. — Он указал на пустое пространство посреди комнаты.

Ни Грэм, ни Чад не могли там видеть ничего кроме частично оплавленного пола, но Мойра знала, что он имел ввиду иномирный эйсар, ещё остававшийся в этой области.

— А Сэлиор мог перейти здесь границу миров, возможно в обратном направлении? — задумалась она вслух. Насколько они знали, он оставался в мире всё время с тех пор, как Элэйн Прэйсиан призвала его, за год до их рождения.

— Нет, но что-то всё же пересекло, — сказал её брат. — Думаю, что граница менялась с тех пор, как Мал'горос прорвал её. Она слабее. Думаю, сюда перешло что-то новое.

Мойра пожала плечами:

— Ну, чем бы это ни было, оно теперь здесь. Нам надо найти его, и Отца.

— Сэлиор летел, когда я видел его покидающим это место после боя, — напомнил им Грэм, — и что бы здесь ни побывало, оно не оставило никаких значительных следов своего отбытия.

— Надо отправляться в Данбар, — твёрдо заявила Мойра. — Кто-то оттуда в этом замешан. Как только найдём их, сможем найти и их неестественных союзников.

— Мы не знаем, что вашего отца держали здесь, — сказал Чад. — Ваш лучший шанс — пошире обыскать всё здесь. Хотя даже этот шанс — плохой.

— Сделаем и то, и другое, — решительно ответила она. Её взгляд передвинулся на её брата, ища его неизбежные возражения. Она была удивлена, когда он согласно кивнул.

— Она права, — сказал Мэттью.

— Чад может остаться с тобой, — продолжила она не моргнув и глазом. — А я возьму Грэма с собой в Данбар.

— Бери их обоих, — сказал её брат. — Мне не понадобится помощь в поисках, и Чад не может читать следы со спины дракона. Мне будет спокойнее, если за тобой в незнакомом месте будут приглядывать два человека.

Для её брата было необычным проявлять такую заботливость, и она окрысилась от его намёка на то, что ей может быть нужна защита. Они спорили об этом несколько минут, прежде чем она сдалась. Мэттью был необоснованно упрям. Это просто не стоило усилий.

— Скажи Маме, что мы делаем, когда вернёшься домой вечером, — наконец сказала она ему. Она испытывала толику удовольствия, зная, что он примет неодобрение их матери в одиночку.

— Тебе следует послать одного из твоих маленьких прислужников, — ответил он. — Я могу не возвращаться ещё день или два.

Что-то в его словах показалось ей не совсем искренним. Мойра задумалась, что он мог планировать, но затем решила, что он просто скрывал, что боится представать перед Графиней сам по себе. «Он использует поиски как повод для того, чтобы избегать её ещё несколько дней», — сделала она догадку.

Мойра использовала свой эйсар и несколько быстрых слов, чтобы сделать Грэма и Чада легче, дабы они не были для Кариссы слишком большой обузой. Когда они взлетели, она посмотрела вниз, глядя, как Мэттью махал им на прощание. Она не могла не подумать о том, что выгадала в их сделке.

Глава 2

На спине у Кассандры трём пассажирам было тесно. Мойра ехала впереди, Грэм — позади неё, а Чад — позади него. Она использовала временное заклинание, чтобы уменьшить их вес, и ещё одно — чтобы они прилипли к спине драконицы.

Знание того, что они не могут упасть, помогло их тревогам, но она видела, что им всё ещё было некомфортно. Она улыбнулась про себя, слушая, как охотник тихо ругается себе под нос. Грэм молчал, но его руки были сжаты в кулаки.

— «Полёт будет долгим и утомительным», — сказал в её голове голос Кассандры.

— «Мы не должны быть слишком тяжёлыми», — ответила Мойра. — «Я смягчила нагрузку на тебя».

— «Дело не только в этом», — ответила драконица, — «вы трое нарушаете воздушный поток вокруг меня, поэтому мне приходится тратить больше энергии, поддерживая нашу высоту взмахами крыльев».

— «Дай мне знать, если устанешь», — сказала Мойра. — «Нет никаких причин, по которым мы не могли бы при нужде делать перерывы».

Грэйс летела рядом, её стройное тело легко поспевало за ними. Она всё ещё была слишком маленькой, чтобы помочь нести Грэма, но уже быстро росла. Ещё месяц или около того, и она сможет нести седока, судя по быстроте, с которой другие драконы росли после появления на свет.

Воздух затруднял обычные разговоры, и они замолчали. Однако Мойра не скучала. Её разум был занят постоянно менявшимся вокруг них видом. Несмотря на их скорость, казалось, что горы проходили под ними медленно. Солнце могло бы жечь им плечи, но холодный воздух более чем компенсировал это. Вообще, им становилось всё холоднее и холоднее.

Мойра создала вокруг людей щит в форме пологого купола, чтобы отводить в стороны поток ветра, а затем использовала слово, чтобы настроить температуру внутри него.

— «Так лучше», — заметила Кассандра.

— «Тебе было холодно?» — спросила она драконицу, несколько удивившись.

— «Я имела ввиду усилие, требовавшееся для поддержания высоты. Это не идеально, но вы теперь не так меня замедляете», — объяснила Кассандра.

— «Я не на это нацеливалась, но рада знать», — подумала Мойра. Полёт ещё был для неё в новинку, но она начинала понимать, что это было сложнее, чем она изначально думала.

До темноты им пришлосьостанавливаться дважды. После второго перерыва они летели, пока сумерки не углубились настолько, что они едва могли видеть. В полёте магический взор был плохой заменой нормальному зрению, учитывая его ограниченную дальность. Без света луны они были вынуждены искать место для остановки в горах.

Восточный край Элентиров ещё был более чем в часе полёта, и хотя горы становились меньше, городов всё ещё не было. От разбивки лагеря в глуши они спаслись, заметив крепкий домик в одной из долин.

Из его трубы шёл дым, так что там явно кто-то жил. Они приземлились в нескольких сотнях ярдов, и понадеялись на то, что драконов никто не увидел. Мойра могла лишь вообразить, какую панику мог создать вид зверя размером с Кассандру.

— «Я посплю здесь», — сказала ей массивная драконица.

Она кивнула:

— «Спасибо, Кассандра. Жаль, что ты не можешь остаться с нами».

— «Это нетрудно. Утро наступит довольно скоро».

Грэйс была менее довольна. Она знала, что была достаточно маленькой, чтобы сопроводить их внутрь, но её форма всё ещё была проблемой. Её искушала идея предложить использовать иллюзию, чтобы она могла пойти с ними, но в конце концов она оставила эту мысль при себе. На склоне горы будет холодно, но ей будет достаточно тепло, если она останется рядом с более крупной драконицей.

Чад взял главенство на себя, когда они приблизились к деревянному зданию:

— Говорить мне дадите.

— Я могу сама за себя говорить, большое спасибо, — сразу же сказала Мойра.

Грэм поморщился в ответ на её ремарку. Он уже был достаточно опытен, чтобы не спорить с лесничим по большинству вопросов.

— Неужто? А что ж ты им собралась сказать, когда они дверь отворят? — иронично отозвался охотник.

— Правду, — ответила она. — Нам нечего скрывать.

— Я — дочь Графа ди'Камерона. Не соблаговолите ли вы пустить нас переночевать? Я просто ищу моего господина отца в горах. Мы не причиним вам никаких неудобств. Не могли бы вы поделиться с нами небольшим количеством чая? — ответил лесничий тонким голоском, имитируя её.

Она зыркнула на него:

— Я говорю совсем не так.

— Не будь так уверена, принцесса, — сказал Чад.

— И я — не принцесса…

— Не в том дело, — перебил он. — Ты, может, себе такой не кажешься, или даже мне, но люди, что живут здесь, в глухомани — им ты такой и почудишься. Они до полусмерти забоятся от мысли, что кто-то навроде тебя явилась сюда. А коли скажешь, что ты — графская дочка, так то совсем худо будет.

Мойра одарила его гневным взглядом, но пока промолчала, обдумывая его слова. Чад Грэйсон постоянно её раздражал, но его логику она отрицать не могла. Наконец она снова заговорила:

— И что ты тогда предлагаешь нам делать?

— Дайте мне говорить. Ты — моя дочка, Гё́рти, а он — мой зять, Грэм, — объяснил Чад.

— Почему это ему можно оставить себе своё имя? — выразила она протест.

— Так у него ж имя не редкое, а вот твоё мигом выдаст.

— Зять? Хочешь, чтобы они сочли нас мужем и женой? — добавил Грэм.

Чад засмеялся:

— Да никто ж не поверит, что увалень навроде тебя — мой сын, и вы никак не смогёте быть братом и сестрой. — Тут он посмотрел на Мойру: — О, и мы им скажем, что ты умом скорбна. Попытайся не говорить. Если можешь, только хмыкай.

Глаза Мойры распахнулись:

— Что?!

В ответ на это Грэм начал тихо смеяться.

— Это не смешно, — гневно сказала она ему, прежде чем повернуться к Чаду: — А ему разве не нужно тоже молчать? Мы оба выросли в замке.

— Ага, если будет слишком много трепать языком, будут проблемы, но думается мне, что он сойдёт, покуда будет говорить короткими фразами. Грэм много времени отирался вокруг казарм, болтая с солдатами твоего бати, — сказал лесничий. — Так ведь, Сын?

— Верно, Па, — ответил Грэм, захихикав.

Она переводила взгляд с одного смеющегося мужчину на другого, всё больше раздражаясь по мере того, как они продолжали смеяться.

— Мобыть вам следа покумекать, шо не один энтот оболтус могёт баять иначе, коли надобно, — внезапно сказала она с сильным акцентом.

Те двое засмеялись ещё сильнее, пока Грэм не начал задыхаться.

— Что смешного? — спросила она, озадаченная.

— Пожалуйста, перестань! — взмолился Грэм. — Ты меня убиваешь.

Чад улыбнулся ей:

— Теперь я убеждён. Ни слова не молви, девочка, отныне ты — немая. Грэм может ограничиться куцыми фразами, иначе — молчать. Ты жеж робкий мальчик. Уразумел?

— Ладно, Па, — сказал молодой воин.

— Это правда нечестно, — сказала Мойра, качая головой.

— Ты можешь нас замаскировать? — спросил охотник. — Наша одежда выдаст нас раньше, чем наши голоса.

Она уже подумала об этом. Любой сможет сказать по хорошо выделанной коже и льняной ткани их одежды, что они далеко не крестьяне.

— Не волнуйся, Отец, — сказала она ему с саркастичной ухмылкой. — Я знаю как раз то, что нужно.

Несколько минут спустя они оглядывали друг друга. Мойра прошлась по ним лёгкой рукой, меняя их внешность несколькими мелкими иллюзиями. Их одежда теперь была потёртой и обшарпанной, а кожа выглядела в некоторых местах грязной. Чад был заметен отсутствием одного из передних зубов, а Грэм заработал тяжёлый случай угревой сыпи — прыщи густо покрыли его щёки и лоб.

— Не думаю, что это всё было так уж необходимо, — сказал охотник, глядя на себя в маленьком зеркальце, которое она носила с собой.

Грэм тихо смеялся, пока не заглянул мужчине через плечо, и не увидел там отражение своих прыщавых щёк. Он одарил Мойру кислым взглядом:

— Ты не выглядишь иначе, если не считать твоей одежды, — возмущённо сказал он ей.

— У тебя же должна была иметься какая-то причина жениться на бедняжке, которая не может говорить, — парировала она, с невинным видом перекидывая волосы через плечо.

— Кое-кто сказал бы, что женщина, не способная говорить — это достоинство, а не недостаток, — пробормотал Чад.

Глаза Мойры мерцали весельем:

— А ты не хочешь стать вдобавок лысым и горбатым?

Грэм засмеялся:

— Молодца, Гёрти!

— Идём, — сердито сказал Чад, — пока она не вбила себе в голову ещё какую-нибудь гадость.

* * *

Человек, ответивший на их стук, вышел на передний двор, закрыв дверь позади себя. Он подозрительно оглядел их, и его взгляд часто задерживался на широких плечах Грэма. Размеры молодого человека явно заставляли его нервничать.

— Чего вам? — спросил он.

— Извиняйте, что потревожили, — начал Чад. — Мы не хотели навязываться. Тут холодно, и мы надеялись упросить вас укрыть нас на ночь — сгодится даже сарай. Ночью ветер жалит уж зело люто.

— Вы далековато от цивилизованных мест, — ответил мужчина. Его слова имели странный акцент, который по предположению Мойры означал, что они уже были с данбарской стороны гор. — Вы кто? — добавил владелец дома.

— Чад Грэйсон, — правдиво ответил охотник, — а это — дочка моя, Гёрти, и еённый муж, Грэм. — Он протянул руку. — Рад знакомству.

Мужчина проигнорировал его протянутую руку:

— Что ты и твои родичи тут делаете?

— Ищем место в Данбаре, — ответил Чад. — В прошлом годе засуха ферму нам загубила, и сборщик подати не вошёл в наше положение… если ты смекаешь, о чём я.

— Вы пересекли горы? — недоверчиво ответил незнакомец. — Чертовски глупый поступок. Вам повезло, что вы ходя бы досюда добрались. Есть и более умные дороги.

Чад почесал затылок, напустив на себя смущённый вид:

— Ну, мы чутка поспешали.

Молчание неуклюже тянулось с минуту, прежде чем мужчина сказал:

— Вы, наверное, сильны, если сумели пройти так далеко. Железный Бог просит нас почитать силу. Вы можете провести ночь в сарае. Есть маленький ручей, из которого можно безопасно пить, где-то в тридцати ярдах к западу. Там вы сможете найти воду. Я не могу себе позволить предложить вам никакой еды.

— Мы очень признательны, — благодарно сказал Чад, кивая.

— Украдёте у меня — пожалеете, — добавил незнакомец. — Мы здесь воров не терпим. — Он отвернулся, собираясь вернуться в дом.

— Благодарствуем, сэр, — быстро сказал Чад. — Мы не будем вам в тягость. Только имя-то я как-то не уловил…

— Кла́рэнс, — сказал мужчина, заходя внутрь. — Держитесь подальше от дома, — добавил он, захлопывая дверь. Они услышали тяжёлый звук падающего на место засова.

Сарай не был особо просторным, он состоял лишь из одного пустого стойла и маленького сеновала, куда помещалось мало сено. Мойра догадалась, что скалистая горная долина не давала летом много сена для запасов. Стойло скорее всего принадлежало ширококостному мулу, которого она ощущала вдалеке. Кларэнс, наверное, оставил его пастись самостоятельно, поскольку погода уже не была слишком холодной.

Помимо сеновала и стойла там была лишь маленькая кладовая с различными инструментами. Чад повёл их вверх по лестнице на сеновал.

— Ты меня удивил, — сказала Мойра лесничему, когда они улеглись.

— Это как? — спросил Чад.

— Никогда прежде не видела тебя таким вежливым.

Грэм засмеялся в ответ на это.

— Хах, — сказал Чад. — Я проявляю уважение, когда до́лжно. Эти люди ведут трудную жизнь, и они нам пособляют.

Сравнивая его нынешнее поведения с его обычной угрюмостью дома, она задумалась, что это значило в плане его мнения о её семье.

Её мысли, наверное, были написаны у неё на лице, поскольку он ответил на них:

— Дворяне получают больше уважения, чем заслуживают, — добавил он. — Твой отец это знает, потому и дозволяет мне говорить как мне хочется. И потому я всё ещё живу там.

— Значит, мою семью ты не уважаешь? — с вызовом спросила она.

Охотник осклабился:

— Не, я говорю, что отец твой — мудрый человек, и я почитаю его мудрость, будучи, по своему обыкновению, жопой.

Мойра нахмурилась, не будучи до конца уверенной в том, как воспринимать эту ремарку.

— Даже дворянину иногда нужна жопа, — добавил охотник.

Грэм тихо засмеялся:

— Каждому человеку нужна жопа… минимум раз в день.

Она перевела взгляд с одного лица на другое:

— Ты определённо плохо влияешь на Грэма. — Её тон был серьёзным, но её улыбка давала им знать, что юмор она поняла. — Кстати, — добавила она, в доме ещё два человека.

— Семья? — спросил Грэм.

— Полагаю, что так, — ответила она, — одна женщина постарше, и одна — помоложе, ближе к моему возрасту, наверное.

— Это объясняет, почему он держал дверь закрытой, — сделал наблюдение Чад.

— Он и впрямь казался необычно боязливым, — согласилась она.

— Он, наверное, только из-за тебя и позволил нам спать в сарае, — заметил охотник.

— Из-за меня? — осведомилась она. Мойра также заметила, что акцент охотника стал гораздо менее заметным, теперь, когда они остались одни. Похоже, он варьировался в зависимости от его настроения и ситуации.

— В такой глуши мужчинам становится одиноко. А раз ты с нами, ему не нужно было так волноваться о том, что мы будем отчаянно хотеть, — объяснил лесничий.

Мойра наморщила лоб:

— Отчаянно хотеть?

— Ага, — сказал Чад. — Ну, знаешь… хотеть…

— Не договаривай! — перебил Грэм, сильно краснея.

Мойра ощутила, как её собственное лицо покрылось румянцем, когда до неё дошёл смысл его слов.

Глава 3

Мойра села. Только что она дремала. В сарае они были уже больше часа, и без света лучшим для них вариантом было спать.

Она могла бы создать свет, но они не хотели беспокоить хозяев дома. Фонарь тоже можно было бы зажечь, но смысла особого не было. Лучшим способом провести ночь было просто поспать, и встать пораньше.

К тому же сушёное мясо и сухари, которые они взяли с собой, плохо утолили её голод. Она надеялась, что скоро они доберутся до города, потому что походная жизнь её на самом деле не радовала.

— Кто-то идёт, — объявила она своим спутникам. — Это те две женщины из дома.

Двое приближавшихся людей несли фонарь и корзинку. Чад откашлялся, прежде чем ответить на их стук в дверь сарая:

— Входите. В конце-то концов, это ваш сарай.

Взрослая женщина была темнокожей, а более молодая женщина, следовавшая за ней, была среднего оттенка между её матерью и бледным мужчиной, с которым они встретились ранее.

— Я — Сара, — сказала старшая, прежде чем указать на вторую: — Это — моя дочь, Лора. Мы подумали предложить вам немного хлеба и бобов, оставшихся с ужина.

— Это дело доброе, — ответил Чад. — Но вам было не обязательно.

Мать кивнула:

— Гостей здесь почти не бывает, и когда Лора услышала о девушке её возраста, ей захотелось с нею встретиться.

Взгляд Лоры опустился в пол при звуке её имени. Девушка казалась крайне робкой. Мойра представилась было, но Чад быстро сказал:

— Моя дочь мало говорит. У её матери были трудные роды, и что-то с ней случилось не то. Иногда может вымолвить слово или два, но заикается так зело, что бесед обычно сторонится.

Мойра одарила охотника взглядом, обещавшим возмездие в будущем, прежде чем подавить своё раздражение, и протянуть молодой женщине руку:

— Мой…ё им…м…я Г…Гёрти, — сказала она, едва не назвав своё настоящее имя. Заикание позволило ей легко скрыть свою ошибку.

Лора с радостью пожала ей руку, блеснув при этом нервной улыбкой и тёплыми карими глазами. Она подняла второй рукой деревянную шкатулку. Её лицо передавало невысказанный вопрос.

Сара выглядела слегка смущённой:

— Она не может говорить. Был несчастный случай, когда она была моложе, до того, как мы сюда переехали. Она хочет знать, хочешь ли ты сыграть.

Мойра кивнула, и стала смотреть, как Лора положила шкатулку на землю, и открыла её. Остальные разделили лежавший в корзинке чёрствый каравай. Бобы были в котелке, мисок не было, а ложка была только одна, поэтому они были вынуждены есть по очереди. Между тем немая девушка распаковала свои игровые принадлежности.

Это была простая шахматная доска, с вырезанными вручную фигурами. Одного из коней не хватало, его заменял тёмный камень. Мойра села напротив девушки, и принялась расставлять фигуры на своей стороне. Шахматы были обычным времяпрепровождением у неё дома, и она догадалась, что в этой глуши это скорее всего было у людей единственным развлечением.

«Наверное, скучно всё время играть с одними и теми же двумя людьми», — подумала она про себя.

Девушка, Лора, с ожиданием посмотрела на неё, когда доска была готова, в её взгляде было нетерпение. Она дала Мойре белые, так что её ход был первым.

Мойра широко улыбнулась ей. «Бедняжка и не знает, на что нарвалась». Игру она любила. Её отец был, наверное, лучшим игроком в Замке Камерон, и она выросла на шахматах с юных лет. Помимо собственной семьи, она встречала мало людей, способных хорошо сыграть против неё, за исключением матери Грэма, Роуз.

Следующая четверть часа оказалась познавательной. После медленного начала она обнаружила, что её окружают, а её защиту систематически разбирают по кусочкам. Она сильно недооценила свою противницу. Неизбежным последствием этого стало её поражение.

Лора бросила на неё робкий взгляд, делая шах и мат. Выражение её лица ясно показывало, что она волновалась о том, что могла оскорбить Мойру.

Мойра улыбнулась:

— Х…хорошо и…и…играешь! — Необходимость притворяться заикой раздражала её больше, чем поражение в игре.

Лора улыбнулась в ответ, и протянула фигуру Чаду, безмолвно спрашивая, хочет ли он сыграть.

— Не, девонька, я вижу уже, что ты мне не по зубам, — отказался он.

Мойра снова приняла вызов, и на этот раз она с самого начала играла осторожно. Игра продлилась дольше, и она не сдавалась легко, но конечный результат был тем же. «Чёрт! Она очень хорошо играет», — подумала она про себя.

Было ясно, что девушка, с которой она играла, была гораздо умнее, чем она изначально предполагала, и Мойра начала разделять своё внимание, используя магический взор, чтобы изучить девушку, которая заставляла её полностью пересмотреть её собственные шахматные навыки.

Дома она обычно не могла изучать людские разумы. Зачарованные амулеты её отца полностью закрывали разумы всех, в чьём обществе она выросла, поэтому ей относительно редко удавалось понаблюдать за внутренней работой других людей.

Эйсар Лоры был нормальным в большинстве отношений, но работа её разума была необычно мудрёной. Мойра легко видела повреждённые области в её мозге, но завораживали её именно неповреждённые части. Она не могла читать мысли девушки без более прямого контакта, но по одним лишь наблюдениям она определила, что разум Лоры был чрезвычайно способным. Мысли крестьянки стремительно мелькали, пока та рассматривала шахматную доску, с брутальной рациональностью изучая и отбрасывая возможные варианты.

«Она — гений», — заметила Мойра. «Интересно, а не так ли выглядит разум Леди Роуз, когда она не носит один из тех амулетов». Она подавила внезапный порыв протянуть руку, и коснуться девушки более прямым образом, разум к разуму.

Этого ей делать не разрешалось, и мать предостерегала её от этого в прошлом.

Не её настоящая мать, конечно же, а Мойра Сэнтир — тень, оставленная её изначальной матерью, погибшей более тысячи лет тому назад. Она остерегала её от таких контактов годы тому назад, ещё до того, как получила новое тело, став человеком.

— «Ты никогда не должна позволять себе касаться разумов нормальных людей», — предостерегла её однажды Каменная Леди.

— Почему нет? — спросила она. Ей тогда было лишь десять лет.

— «Ты — маг Сэнтиров. Мы воспринимаем разум иначе».

— Но я всё время говорю так с Папой и братом, — возразила Мойра.

— «Они — волшебники. Их разумы не такие хрупкие».

— И Мама и Папа иногда говорят разум к разуму…

— «Твой отец — не Сэнтир. Нам же следует быть осторожнее».

— «Почему?» — безмолвно спросила Мойра.

— «Мы можем кое-что менять. У нас есть особое сродство с эйсаром разума, но без достаточного навыка даже лёгкое касание может изменить или повредить человеческий разум».

— Так поэтому все носят те амулеты, которые делает Отец? — спросила она тогда.

— «Нет. Твой отец сделал их по иной причине, но будет лучше, если они будут продолжать их носить. В моё время детей Сэнтиров держали отдельно от не-магов, пока они не становились достаточно взрослыми, чтобы контролировать свои импульсы».

— Я никогда никому не навредила бы, — настаивала она.

— «Ты когда-нибудь строила карточный домик?» — спросила её тогда Каменная Леди. — «Что случается, когда его находит твой младший брат? А теперь представь, что разум каждого человека — это сложный, сложенный из карт домик, и одно касание может заставить его обрушиться. Вот, почему молодых магов Сэнтиров держали отдельно. Даже после того, как ты вырастешь, ты должна избегать контактов с нормальными разумами. Малейшая ошибка может уничтожить чью-то жизнь, и если они заподозрят, что ты на это способна, то будут тебя бояться».

— Мне пора возвращаться, — сказала Сара, нарушив ход мыслей Мойры.

Её дочь отрицательно покачала головой. Она хотела поиграть ещё, и ей было очевидно, что её новая подруга готова была играть ещё какое-то время.

Сара задержала дыхание ненадолго, прежде чем ответить:

— Ладно. Оставайся, если хочешь, но возвращайся сразу же, как только они устанут. Я не хочу, чтобы ты им навязывалась.

Мойра улыбнулась в ответ на это, а Лора согласно кивнула. Они играли ещё пару часов, в то время как Грэм и Чад сдались, и заснули. За всё это время Мойра не выиграла ни одной партии, хотя был один момент, пока Лору начало клонить ко сну, и Мойре это почти удалось.

Лора закрыла глаза, пока Мойра снова расставляла фигуры. Закончив, она осознала, что Лора крепко заснула. Мойра отодвинула доску в сторону, и стала пристально изучать девушку. Теперь, в тишине, она могла полностью посвятить себя изучению повреждений в голове Лоры.

Часть мозга Лоры, отвечавшая у нормальных людей за речь, была тёмной. На физическом уровне Мойра видела, что часть тканей умерла, оставив разрыв, который не позволял девушке говорить, несмотря на то, что та всё ещё понимала чужую речь.

Она понятия не имела, как восстановить потерянные ткани мозга, но, будучи Сэнтиром, она знала, что это не было строго необходимым. Разумные сознания, которые она регулярно создавала, вообще не имели физического мозга, их разум был полностью построен из сети чистого эйсара. Будет легко создать что-то похожее, и подсоединить к разуму Лоры. Её естественный эйсар будет поддерживать конструкцию, и та будет выполнять необходимую функцию, соединяя разрыв между намерениями Лоры и моторными центрами, управлявшими её языком и гортанью.

«Если буду очень осторожна, то не потревожу ничего другого», — подумала Мойра.

Мысленно потянувшись, она пересекла границу разума Лоры. Она чувствовала себя слегка виноватой, нарушая предостережение матери, но она знала, что действовала с благой целью. Мойра ловко соорудила необходимый для речи узор, и используя мягчайшие касания присоединила его к мозгу Лоры, позволяя ему обходить более не работавшие участки. Её работа была столь тонкой, что девушка даже не проснулась, хотя и начала бормотать во сне, но лишь на минутку.

Мойра отступила, и осмотрела дело своих рук. Узоры разума Лоры слегка изменились, но в остальном она казалась прежней. Всё по-прежнему было уравновешено, и она сомневалась, что девушка заметит разницу. «Она сможет говорить, когда проснётся. Интересно, что она подумает».

Она коснулась плеча Лоры:

— Уже поздно. Тебе надо идти спать, чтобы твоя мама не волновалась.

Лора зашевелилась, открыв сонные глаза:

— Угу, ага. — Звук собственного голоса испугал её, и она резко села, удивлённо уставившись на Мойру. — Что происходит? — сказала она с ноткой тревоги в голосе.

— Ты теперь можешь говорить, — откровенно заявила Мойра.

— Что случилось с твоим заиканием? — спросила Лора. Она удивлённо прикрыла рот ладонью. — Я говорю! — добавила она сквозь пальцы.

— Вообще-то мне следует попросить прощения, — объяснила Мойра. — Я только притворялась заикой. Мы боялись, что мой акцент выдаст нас, а мы не хотели тревожить твоего отца.

— Ты говоришь не как он, — сделала наблюдение Лора, указывая на Чада. Звук собственного голоса продолжал поражать её, и её глаза начали увлажняться. — Мой голос! — воскликнула она. — Поверить не могу. Я, наверное, сплю. Кто ты?

— Теперь уже нет особого смысла скрывать, — сказала Мойра. — Я — Мойра Иллэниэл.

Лора удивлённо уставилась на неё, едва не шагнув назад:

— Ты — дочь Кровавого Лорда? — Она посмотрела на Чада Грэйсона, который проснулся, и молча наблюдал за их разговором. — Он — Кровавый Лорд?!

Чад и так уже был раздражён тем фактом, что Мойра раскрыла их, но это новое провозглашение заставило его застонать:

— А-а, ну ёбаный в рот.

Мойра сама была не очень довольна, услышав имя «Кровавый Лорд». Так люди стали именовать её отца после того, как он убил Герцога Трэмонта и его людей в Албамарле. Формально, это даже не было делом рук её отца, но никто в это не верил.

— Это — не мой отец, — поправила она, — и мне очень не нравится имя «Кровавый Лорд». Мой отец — хороший человек, и слишком добр, чтобы заслуживать такое имя.

Мысли Лоры двигались в несколько раз быстрее, чем её только что вернувшаяся способность говорить:

— Но он…! — Она пялилась на Чада. — Не он? Тогда кто он? Почему вы…? Что вы со мной сделали?! — Она прерывала каждый вопрос, захлопывая рот ладонью, лишь чтобы убрать её для следующего вопроса. Это было почти комично.

— Я просто сделала так, чтобы ты снова могла говорить, — просто сказала Мойра. — Я увидела, что могу помочь, и бездействие показалось мне неправильным.

— Ты — ведьма!

Мойра вздрогнула в ответ на эту ремарку. Ведьмы были просто старыми женщинами с некоторыми познаниями в медицине и травничестве. Некоторые из них даже обладали слабыми способностями к манипулированию эйсаром, но в целом они были просто обычными людьми, которых очень неправильно понимали.

— Я предпочитаю «маг» или «волшебница».

Лора начала пятиться:

— Я не верю в демонов. Дорон нас защищает. У тебя нет власти надо мной! — На её лице ясно читался страх.

— Прекрати, Лора, — сказала Мойра. — Я не поклоняюсь демонам. Я даже не думаю, что они существуют, если только ты не имеешь ввиду тёмных богов.

Лора внезапно метнулась к двери, но Мойра по-быстрому создала щит, чтобы не позволить ей дотянуться до щеколды. Девочка в ужасе посмотрела на свою руку, обнаружив невидимую преграду.

— Пожалуйста, не делайте мне больно! — взмолилась она. — Я же вам ничего не сделала.

— Предупреждал же, чтоб ты нас не выдавала, — прокомментировал Чад. — Теперь она жуткий хай поднимет.

Глаза Лоры расширились:

— Вы что же…? Пожалуйста, я никому не скажу. Не трогайте моих родителей!

Мойра вздохнула:

— Это же нелепо. Дорон вообще уже не существует.

На лице девушке в ответ на это заявление отразился шок, и её губа задрожала:

— Это святотатство, — прошептала она себе под нос.

— Тебе её не переубедить, — заметил Чад. — А теперь нам уходить надобно. Сделай с ней что-нибудь.

Рот Лоры широко раскрылся, она готовилась закричать.

— Шибал, — сказала Мойра, посылая девушку в глубокий сон. Она подхватила Лору, когда её обмякшее тело стало падать, и неловко опустила её на землю. — А теперь что? — спросила она.

— Сколько она так проспит? — спросил лесничий.

— Минимум час или два, — сказала Мойра, — но скорее всего больше, поскольку она всё ещё усталая.

— Тогда подлей ей ещё немного, и будем спать дальше. Улетим до рассвета, а потом пусть сами без нас разбираются.

— Почему она так отреагировала? — спросила Мойра.

— Люди в Данбаре почти не имеют дел с Лосайоном. По большей части вести они получают из Гододдина. Магию они недолюбливают. После того, что там случилось с Мал'горосом и его жертвоприношениями, они по большей части не одобряют волшебников, — объяснил мужчина.

— Но волшебники же там были совершенно ни при чём, — возразила Мойра.

— Они-то этого не знают, — отозвался Чад. — Жрецы, волшебники и магия — им всё едино. Её воспитали верить, что Дорон — добрый, и что люди в Гододдине пострадали за то, что отвернулись от истинных богов. Им без разницы — что твой папа, что Мал'горос.

Мойра сжала губы. Ей не нравилось слышать то, что она слышала, но она не могла отрицать того, что Лора очень плохо отреагировала на её имя.

Чад перекатился на бок, завернувшись в одеяло.

— Ты что, так и будешь лежать? — спросила она его.

— Не, я спать буду. — Он уже закрыл глаза.

Она пялилась на него несколько минут, прежде чем снова сесть. В вернувшейся тишине мягкий храм Грэма стал ещё заметнее. Он вообще не проснулся, а теперь и Чад тоже выказывал все признаки спящего человека.

В конце концов Мойра тоже легла, но ей казалось, что прошло несколько часов, прежде чем сон нашёл её. Мысли её метались по кругу. Когда Чад разбудил её до зари, она чувствовала себя совсем не отдохнувшей.

Они тихо собрали вещи, и ушли, избегая будить спавшую у двери девушку. Найдя драконов, они полетели дальше, но мысли Мойры продолжали возвращаться к прошлой ночи. Она никак не могла отделаться от вида ужаса на лице Лоры.

Глава 4

Земля начала постепенно становиться плоской, катясь под ними, медленно сменяясь холмистой равниной, покрытой мягкой травой и редкими деревьями. В полёте они заметили удивительное число ферм. В то время как шиггрэс и война между Лосайоном и Гододдином сильно сократили популяцию в Гододдине и, немного, в Лосайоне, Данбар лишь вырос от прилива беженцев.

Мойра наблюдала за скользившим под ними пейзажем, но её мысленный взор был обращён внутрь, вспоминая старый разговор с тенью её матери.

— «Никто никогда не должен знать истинные глубины дара Сэнтиров, иначе тебе не будет покоя. Люди будут бояться тебя, и никто не будет тебе доверять», — сказала ей однажды Мойра Сэнтир.

Лора боялась её лишь за то, что она была дочерью волшебника, и вернула ей дар речи. Если люди настолько боялись магии, то насколько сильнее они будут её ненавидеть за то, что она — маг Сэнтиров? «Это нечестно», — подумала Мойра, но знала, что это было правдой. Она видела достаточно незащищённых разумов, чтобы понимать, что разница между нормальными людьми и создаваемыми ею искусственными сознаниями была чисто технической. Прошлая ночь лишь напомнила ей об этом уроке более прямым образом.

«Если можешь менять одно, то можешь менять и другое». Эта мысль заставила её почувствовать себя одинокой — более одинокой, чем когда-либо прежде.

— Как думаешь, что нам делать, когда прибудем в Хэ́йлэм? — спросил Грэм, крича ей в ухо, чтобы пересилить свист проносившегося мимо них ветра. Эти слова резко выдернули её из тёмных дум.

Она повернула голову, подавшись назад, чтобы ответить таким же образом, поднеся губы к его уху:

— Очевидно, нам нужно найти Графа Бэрлэйгена, поскольку это — наша единственная улика. — При этом она ненамеренно вдохнула запах волос Грэма. Запах был успокаивающим — мужским и знакомым. Она подавила в себе внезапный порыв прижать к ним своё лицо.

— Ну, да, это я знал, — ответил он. — Я хочу сказать, как нам, по-твоему, следует это сделать? Ты представишься Королю Дэрогену?

Мойра на самом деле не рассматривала такой вариант.

— А разве ты не знаешь, где находятся владения Бэрлэйгена? — «Почему он так хорошо пахнет?». Она повернула свою голову прочь, чтобы он мог ответить. «И почему я об этом думаю? Грэм же меня не интересует. Он мне как брат». Она подавила дрожь, когда ощутила его дыхание у себя на ухе.

— Нет, я только знаю, что это где-то в западном Данбаре. Я даже не знаю, кто является нынешним графом, — ответил Грэм.

Мойру раздражала её странная реакция на близость Грэма, и она позволила ей проявиться в своём голосе:

— Я на самом деле не хочу превращать это в формальный визит, пока мы не узнаем больше о ситуации. — Грэм начал было отвечать, но она отмахнулась от него, когда он подался вперёд: — Поговорим, когда приземлимся! — сказала она ему.

— «Он весьма привлекательный», — мысленно подсказала Кассандра, — «для человека».

Мойра покраснела — она и не осознавала, что вещала свои мысли.

— «Это не то, что ты думаешь», — безмолвно ответила она. — «Ты что, каким-то образом подслушиваешь мои мысли?»

— «Нет», — ответила Кассандра, — «но я могу ощущать твои чувства».

— «У меня никаких «чувств» нету», — настаивала Мойра.

— «Как скажешь», — с притворной покорностью отозвалась Кассандра.

Мойра поймала себя на том, что бурчит себе под нос, после чего сознательно прекратила это дело. Кассандра просто не понимала. Они с Грэмом выросли вместе. Они были в большей степени братом и сестрой, а не чем-то другим. Не говоря уже о том факте, что Грэм влюбился в другую. Какими бы трагичными ни оказались его отношения с Алиссой, тосковал он именно по ней.

«И она гораздо красивее», — подумала Мойра, вспоминая грацию и очарование Алиссы. «Если бы существовал какой-то способ помочь ему её отыскать, я бы помогла. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым».

Хэйлэм появился на горизонте, и они начали быстро к нему приближаться, поэтому Мойра заставила свои мысли потечь в более продуктивные русла. По её просьбе Кассандра снизилась, найдя место для отдыха в рощице деревьев в нескольких милях от столицы. Грэм и Чад размяли ноги, снова оказавшись на твёрдой земле.

— Что теперь, принцесса? — спросил охотник.

Мойра хмуро посмотрела на него:

— Не называй меня так.

Чад осклабился:

— Что теперь, миледи? — Он отвесил небольшой поклон, чтобы подчеркнуть свой перефразированный вопрос.

— Мы можем войти в город пешком, чтобы не привлекать к себе внимание. Оказавшись там, мы, возможно, сумеем узнать, где расположены владения Графа. Узнав это, мы сможем вернуться, и двинуться дальше, — сказала она ему.

— А Король? — спросил Грэм, делая отсылку к своему прежнему вопросу.

— Мы постараемся не дать ему знать о нашем присутствии, если только не станет ясно, что мы нуждаемся в его помощи, — ответила Мойра.

— Мне не нравится мысль о том, что ты будешь входить в незнакомый город без меня, — сделала наблюдение Грэйс, сидевшая рядом с Грэмом.

Мойра подбодрила её улыбкой:

— Со мной будут самый грозный воин в мире и легендарный лучник, не говоря уже о моей собственной магии. Сомневаюсь, что нам будет что-то грозить. К тому же, если со мной что-то пойдёт не так, то Кассандра это почувствует — как и ты почувствуешь для Грэма.

— Но только если вы не будете слишком далеко для того, чтобы мы могли вас ощущать, — парировала Грэйс.

Грэм всё ещё пытался усвоить её последнюю ремарку:

— Грозный? Легендарный лучник?

Чад положил ладонь ему на плечо:

— Не перебивай девушку, когда она начинает говорить что-то вменяемое.

— Город находится на пределе дальности моего магического восприятия, — заметила Кассандра своим более глубоким, рокочущим голосом. — Как только вы будете внутри, я вряд ли смогу вас ощущать.

— Нам может потребоваться несколько дней, чтобы вызнать то, что нам нужно, — добавил охотник.

— Ты можешь пролетать над городом после наступления ночи, — предложила Мойра, обращаясь к своей драконице. — В темноте никто не увидит ни тебя, ни Грэйс. Тогда и проведаете нас.

В конце концов они согласились с планом Мойры. Перед тем, как уйти, она создала двух маленьких заклинательных зверей. Первого она послала лететь домой, чтобы уведомить мать об их местонахождении. О матери она уже какое-то время волновалась. Она надеялась на то, что поддержание матери в курсе поможет, когда ей в конце концов придётся держать ответ. Второго зверя она оставила при себе, и нарекла крошечное, похожее на фею существо «Пи́ппин». Его она сможет использовать, чтобы отослать следующий отчёт.

Грэм поднял бровь, наблюдая за тем, как Пиппин прячется за воротник её куртки, после чего три человека направились к Хэйлэму пешком, а драконы снова остались ждать. Когда они приблизились к главным воротам, их остановили стражники. Потрёпанный мужчина в рваной одежде выступил вперёд, протянув руку.

Она остановились, уставившись на незнакомца. С виду он был не более чем обычным нищим, но протянутую руку он держал не так, будто просил милостыню. Стражники наблюдали за ним без интереса, хотя было ясно, что действовал он от их имени.

— Привет…? — неуверенно сказала Мойра, не до конца уверенная в том, что делать с протянутой рукой незнакомца. Грэм вышел вперёд, встав между ней и нищим.

— В чём дело? — спросил Чад.

Стражники напряглись, растеряв свои скучающие выражения лиц, и позаботившись о том, чтобы руки были свободны. Двое из них опустили копья. Какой бы реакции они ни ожидали, вопрос явно ею не был.

— Берите его за руку! — рявкнул один из них.

Мойра видела их тревогу, не только в их лицах и языке тела, но и в мерцающей сети эйсара, представлявшей собой их разумы. Нищий был какого-то рода проверкой, подтверждением, и игнорируя его протянутую руку, они преподносили себя как источник опасности. «Шиггрэс», — осознала она. «Они проверяют всех, кто входит, чтобы убедиться, что они всё ещё являются людьми». Присутствие нищего оборванца было совершенно осмысленным, если рассматривать его в этом ключа. Очевидно, никто не ожидал, что стражники будут рисковать своими жизнями, касаясь незнакомцев.

— Давайте не будем горячиться, сэры, — сказал Чад. — Коли вы объясните, чего вам надобно…

Она чувствовала, как мышцы в плечах и торсе охотника напряглись, в то время как его ноги расслабились. Тон его голоса был спокоен, но она знала, что он готовился драться, если разговор не даст результата.

— Всё хорошо, — сказала она своим спутникам. Проскользнув мимо Грэма, она взяла руку бедняка в свою собственную. — Мы — люди.

Уровень напряжённости значительно снизился. Капитан стражников кивнул на Грэма и Чада:

— Им тоже.

Грэм поступил по примеру Мойры, а затем Чад сделал то же самое. Теперь, когда они поняли причину для этого, действия стражников казались совершенно разумными.

— Я думал, шиггрэс больше нет, — сказал охотник.

— Вы откуда? — спросил капитан стражи, игнорируя его ремарку.

— Что такое «шиггэрс»? — спросил один охранник из задних рядов, коверкая произношение.

Один из его товарищей пробормотал в ответ:

— Думаю, он имеет ввиду ночных скитальцев.

— Из Гододдина мы, — быстро ответил Чад. — Надеемся подыскать работёнку какую. Дома совсем не хорошо стало.

Капитан стражи подозрительно прищурился на них:

— А у неё акцент не гододдиновский.

— Эт моя племянница. Они жили к югу от Сурэнсии, пока дела не пошли худо, — объяснил охотник.

— Это не похоже на оружие фермера, — сделал наблюдение капитан, глядя на меч Грэма. Шип находился в своей «сломанной» форме, но крупная рукоять всё же делала его заметным.

Чад быстро заговорил, прежде чем Грэм смог ответить:

— Эт потому, что он не фермер вовсе. Был стражником в Далэнсе. Меч — всё, что у него осталось от отца.

— Дай-ка взглянуть, — сказал капитан, и один из стражников протянул руку, чтобы снять Шип у Грэма с пояса. Молодой человек инстинктивно отбил загребущую лапу солдата прочь, шагнув в сторону.

Все напряглись.

— Давайте не поспешать, — сказал лесничий. — Отцовский меч для парня — чувствительный предмет.

— Успокойся, Грэм, — начала увещевать его Мойра, но он уже обнажил сломанный меч, показывая его стражникам.

— Это просто сломанный меч, — тихо сказал он.

Их глаза расширились, а один из них восторженно присвистнул:

— Чертова железяка, похоже, стоит целого состояния. Видите, какой камень? — Незадолго до их отлёта Мэттью изменил «сломанную» форму меча, добавив в неё оставшийся от Дориана Торнбера крупный рубин, прежде бывший частью лишь «целой» формы.

— И клинка осталось достаточно, чтобы кому-нибудь сильно испортить жизнь, — заметил другой.

Мойра видела алчность, мелькнувшую в сознании капитана, когда тот глядел на Шип.

— Мы конфискуем это… ради всеобщего блага… — начал стражник.

Чад протянул руку, и положил несколько монет капитану в ладонь:

— Наверняка ведь в этом нет необходимости.

Капитан мог бы и отказать, поскольку меч явно стоил больше, чем любая мелкая взятка, но Мойра мягко коснулась его разума, приглушая его жадность и вытянув на передний план его сознания его более щедрую сторону.

— Ладно, — сказал капитан стражи. — Но чтоб вы трое никаких беспорядков не устраивали. — Шагнув назад, он взмахом руки указал им идти дальше. Остальные стражники пропустили их.

— Благодарствую, сэр, — сказал охотник.

Когда они пошли дальше, Мойра услышала бормотание позади:

— Странно. Почему капитан их пропустил?

— …меч-то наверное целого состояния стоил.

— Заткнись, Симмонс!

Когда ворота скрылись из виду, Чад глубоко выдохнул. Он задерживал дыхание всё это время.

— Я и не думал, что они отпустят нас так легко.

Грэм уже поправил свою портупею, чтобы скрыть рукоять Шипа краем плаща.

— Давайте найдём чего-нибудь поесть, — предложила Мойра, надеясь повернуть разговор в другое русло. Она чувствовала толику вины за то, что вмешалась в сознание стражника, и ей хотелось, чтобы этот случай остался позади.

Грэм одарил её широкой улыбкой:

— С этим я спорить не стану. У меня такое чувство, что я сейчас смог бы есть за двоих. — Пока он говорил, солнечный свет упал на его волосы, создав иллюзию золотого нимба вокруг его лица.

Мойра полюбовалась этим видом с секунду, прежде чем ответить:

— Теперь нам только нужно найти приличный постоялый двор. — «Когда это он успел стать таким симпатичным?». Она не могла не залюбоваться шириной его плеч, когда он пошёл впереди неё.

— Должна быть таверна или что-то такое, где-то здесь, за углом, — сказал Чад.

— Ты уже бывал здесь? — с удивлением спросила его Мойра. Действительно — её магический взор уже отыскал впереди и справа от них, прямо за углом, заведение, скорее всего бывшее постоялым двором.

— Не, — ответил охотник, — но я знаю трактиры, а мы только что отошли от главных ворот. Их тут поблизости будет несколько штук.

Глава 5

«Пыльная Любовница» отнюдь не являлась пыльно. Они только вошли внутрь, и глаза Мойры поведали ей, что главный зал был очень чистым. Клиенты тихо сидели за расставленными по помещению столами, с любопытством следя за вновь прибывшими. Бар выглядел относительно новым, по сравнению с деревянной обшивкой остальной части зала.

Чад кашлянул, прежде чем пробормотать:

— Выглядит нехорошо. Давайте поищем дальше.

Грэм пожал плечами, и посмотрел на Мойру.

— Тут мило, — отважилась сказать она. — Почему тебе здесь не нравится?

Охотник поморщился:

— Как можно расслабиться в таком месте? Тут слишком чисто. У меня от этого места мурашки. Не могу доверять бару, который выглядит как женский будуар.

— Здравствуйте, — произнёс новый голос. К ним приближалась привлекательная женщина среднего возраста. Её волосы были тёмно-рыжего цвета, но в них было много седых прядей. У неё была властная внешность, которая скорее улучшала, а не умаляла её радушную улыбку. Она производила впечатление женщины, привыкшей иметь дело с мужчинами, некую дружелюбную уверенность — и её крупный бюст нисколько этому впечатлению не мешал.

— Здравствуйте, — с готовностью ответила Мойра, улыбаясь в ответ. — Здесь можно поужинать? — Краем глаза она увидела, что Грэм застыл, прилипнув взглядом к гордо выпяченной груди хозяйки заведения. «Ох, вот же досада!».

— Чуть погодя, если наберётесь терпения, — сказала хозяйка. — Повар только-только пришёл, но ужин будет у него готов примерно через час. Вы, похоже, пришли издалека. — Она оглядела каждого из них, замечая их одежду.

— Ага, это моя д… — начал Чад, но Мойра перебила его.

— Я — Мойра, а это — мои слуги. Мы прибыли из южного Гододдина, — быстро сказала она, твёрдо вознамерившись больше не становиться пленницей одной из баек охотника. Хотя чрезмерно открытая грудь хозяйки, и реакция на неё Грэма, раздражали её, она всё же ощущала некую шедшую от этой женщины теплоту. Наблюдая за её эйсаром, Мойра могла видеть, что та была добродушной и честной, по сравнению с большинством людей.

Рыжеволосая женщина улыбнулась:

— Я — Тамара. Приятно познакомиться, Мойра. Вы будете сидеть у стойкиили, быт может, предпочтёте отдельный столик?

Мойра определённо предпочла бы отдельный столик. Взгляды посетителей всё ещё наблюдали за ними, заставляя её чувствовать себя некомфортно, но Чад заговорил первым:

— Стойка вполне сойдёт, — вставил он. Видя тёмный взгляд, которым в него стрельнула Мойра, он подался вперёд, и прошептал ей: — Мы ничего не узнаем, сидя одни.

Взгляд Тамары с любопытством упал на него — она несомненно удивилась слуге, столь самоуверенно принимавшему решения. Секунду спустя она посмотрела на Грэма, и улыбнулась:

— Где же ты, юноша, был двадцать лет назад, когда я ещё не ушла на покой? — Она указала на стойку бара, предлагая им сесть.

Они прошли туда, пока Грэм с трудом отвечал на её вопрос:

— Я тогда ещё не родился.

Тамара засмеялась, наслаждаясь его дискомфортом.

Грэм и Чад сели по бокам Мойры, защищая её с обеих сторон. Чуть погодя Тамара села рядом с Грэмом. Подавшись вперёд, она небрежно положила ладонь ему на плеча, обращаясь к Мойре:

— Не хотите ли вы чего-нибудь выпить, пока ждёте?

— Я бы не отказалась от чая, пожалуйста, — ответила она, скрывая раздражение, вызванное крайне фамильярным отношением этой женщины к Грэму. Не помогало и то, что она легко могла видеть, какой эффект Тамара на него оказывала. Молодой воин дико краснел.

— Мне — эля, — объявил Чад. — Чего-то со вкусом получше собачьей мочи, если можно.

— М…мне тоже, — согласился Грэм, слегка заикаясь.

— Возможно, тебе следовало бы попросить разбавленное пиво, не так ли? — предложила Мойра. Разбавленное пиво было обладало в два раза меньшей крепостью по сравнению с обычным, и предназначалось в основном для утоления жажды, а не для опьянения.

Он зыркнул на неё:

— Я бы предпочёл эль.

Тамара махнула мужчине за стойкой. Тот слушал, позволяя ей говорить, и не встревая. Он поставил на печку чайник, а затем принялся наливать эль.

— Тамара, если мне позволено будет спросить — ты работаешь здесь управляющей? — спросила Мойра.

— О, нет, управляющий — Ларс, это он вам эль наливает. Я просто провожу здесь время, потому что мне нравится встречаться с людьми, и чтобы его позлить. Я — владелица этого заведения, — объяснила женщина.

Чад с профессиональным интересом следил за тем, как Ларс наливает эль. По мере того, как тяжёлые кружки наполнялись напитком, охотник, похоже, одобрил его технику.

— Откуда пошло название этого места? — праздно спросил он у Тамары.

Владелица заведения улыбнулась:

— Я переименовала его после того, как перестала работать, и выкупила его у Мадам Брэ́нгир. Раньше это заведение называлось «Красная Леди».

— А, тогда ясно, почему тут всё так выглядит, — сказал он, аккуратно отпивая эля. — Готов поспорить, ты была здесь одной из самых дорогих леди, если смогла себе это позволить.

Тамара подумала, что, возможно, неправильно оценила сурового лесничего — он определённо был более проницательным, чем она осознавала. Широко улыбаясь, она ответила:

— Я был очень популярна, и распоряжалась деньгами с умом. К счастью, Мадам Брэнгир была не из тех, кто крадёт у своих собственных девочек.

Теперь покраснела уже Мойра. «Это место было борделем?». Она обнаружила, что смущается ещё больше, когда женщина смело посмотрела ей в глаза. Выражение лица Тамары сказало ей, что та точно знала, о чём именно Мойра думала. Опустив взгляд, она в итоге стала смотреть на пышную грудь Тамары, что заставило её чувствовать себя ещё неудобнее. «Она…»

— Я была жрицей любви, — сказала Тамара, ни капли не стыдясь. — В некотором роде, я назвала это место в свою честь.

— А по мне, так ты не очень-то и «пыльная» на вид, — засмеялся Чад.

— Благодарю, — ответила она, принимая комплимент. — Мне показалось, что «пыльная» звучало лучше, чем «серая» или «дряхлая».

— Я считаю, ты бы заработала больше, если бы продолжала использовать это заведение как бордель, — без малейших колебаний прокомментировал охотник.

— Это так, — согласилась Тамара, — но я хотела однажды оставить своей дочери что-то респектабельное. К тому же, я беспокоилась, что она сама может выбрать ту же профессию.

Язык Мойры выбрал этот момент, чтобы вернуть себе подвижность:

— Дочери?

— Да, дорогая, моей дочери, — сказала Тамара. — Среди прочих вещей, дети были одним из возможных последствий моей прежней профессии. Какой бы осторожной ты ни была, рано или поздно допускаешь ошибку. Конечно, я об этом и не сожалею. Э́ми — лучшее из всего, что случалось со мной в жизни.

— Примерно как мой папа, — тихо сказал себе под нос Грэм.

— Что-что? — спросила хозяйка.

— Долго рассказывать, — сказал Чад, отмахиваясь, — но его отец — шлюхин сын.

Лицо Грэма напряглось, а Тамара зыркнула на лесника:

— А вот это делать было совсем не нужно, — сказала она ему, — да и грубо к тому же. — Она повернулась к остальным: — Он всегда такой неприятный?

Мойра смущённо пожала плечами, но Чад ответил первым:

— Ты застала меня в хороший день, дорогуша. Это был комплимент. Мои любимые люди — ублюдки и шлюхины дети. — Он поднял свою кружку, будто делая тост, а затем сделал большой глоток.

— А кто были твои родители, явившие на свет столь раздражительную личность? — подивилась хозяйка.

Чад ухмыльнулся:

— Вообще-то — удивительно заурядные. Батя был фермером, мамка — доброй душой. Я на самом деле не могу ни в чём их укорить. Я просто родился мудаком.

Грэм покачал головой. Он уже был хорошо знаком со странными шутками охотника, но Мойра засмеялась. Накопившийся стресс держал её на взводе уже не один день, но ремарка Чада почему-то довела её до крайности, и она стала посмеиваться, вопреки себе.

— Он хотя бы честный, — заметила Мойра, отсмеявшись.

— Кстати говоря, — начала Тамара, — что привело тебя и твоих друзей в Хэйлэм?

Мойра была готова к этому вопросу:

— Мы надеялись найти Графа Бэрлэйгена. Он знал моего отца, и у меня была надежда на то, что он примет нас к себе на службу…

Тамара подняла ладонь:

— Позволь мне тебя остановить. Если не хочешь об этом говорить — не говори, но я обслуживала людей слишком долго, чтобы слушать небылицы.

Рот Мойры всё ещё был открыт, но её разум работал сверхурочно. Она видела на лице женщины искреннюю заботу, и её магический взор подтверждал её истинность в разуме Тамары. Она решила рискнуть:

— Ты права. Что меня выдало?

— Я хорошо распознаю ложь, — сказала Тамара. — К тому же, я с самого начала видела в вашей истории слишком много дыр. Эти двое — не слуги, и не фермеры. У старого на ладонях мозоли от целой жизни, проведённой с луком, а вот этот твой молодой джентльмен ведёт себя как прирождённый воин. Я бы сочла его наёмником, но его гладкая кожа и робкая вежливость указывают на дворянское происхождение. Или я ошибаюсь, миледи?

Мойра вздохнула:

— Мне нечего возразить.

— Так что привело вас сюда из Лосайона?

— Что, настолько очевидно? — спросила Мойра.

— Акцент твой не слишком отличается от южного Гододдина, но я была с мужчинами из обеих стран. Отличить их я могу, — сказала рыжеволосая женщина. — Но не волнуйтесь. Сомневаюсь, что здесь есть много людей, способных это заметить. Итак, вернёмся к моему вопросу… — добавила она.

Мойра помедлила, пытаясь решить, чем она может поделиться:

— Я не могу сказать всю правду, но я ищу своего отца. Думаю, Бэрлэйген может обладать какими-то сведениями о том, где он сейчас находится.

Брови Тамары удивлённо взметнулись:

— Дворянин из Лосайона пропал, и ты подозреваешь Графа в злом умысле? Как это диковинно, и необычно!

— Я не говорила именно… — промямлила Мойра.

— Но это же единственный разумный вывод, миледи, — спокойно сказала Мойра. — Я не вмешиваюсь в политике, поэтому боюсь, что не смогу быть особо полезной. Да я и не уверена, что мне следует таковой быть, поскольку это может оказаться изменой. Не думаю, что наш добрый Король Дарогэн как-то разжигал вражду между нашими нациями, но Граф — странный человек. Кто знает, что он может сделать, или уже сделал?

Смотрел Чад строго в свою кружку, но уши его внимали с предельным вниманием. А вот Грэм следил за двумя женщинами с неприкрытой обеспокоенностью. Оба волновались о том, каков мог быть исход, если их новая знакомая решит их предать.

Тамара подмигнула Грэму, прежде чем снова заговорить с Мойрой:

— Скажи своим телохранителями, чтобы расслабились. Я не намереваюсь никому о вас доносить. Вообще, я, возможно, знаю кое-кого, кто вполне может вам помочь.

Мойра кивнула:

— Я и не жду от тебя никаких действий, идущих против твоей совести. Я не имею по отношению к Данбару никаких враждебных намерений. В общем и целом, мне просто нужна помощь в поисках Графа Бэрлэйгена.

Владелица постоялого двора улыбнулась:

— Я тебе верю. Оглянись. Видишь того мужчину, в углу? Который за тобой следит?

Мойра напряглась, скрыто окидывая помещение взглядом. Хотя большинство клиентов снова начало тихо беседовать друг с другом, она чувствовала на себе их взгляды.

— Они все за нами следят, — ответила она.

Тамара засмеялась:

— Это правда. Мы в Данбаре редко видим много незнакомцев. Я имела ввиду того темноволосого в углу, немногим старше тебя. Он дворянин, и симпатичный.

Тут Мойра его заметила, прежде чем снова вернуть свой взгляд к стойке бара. Замеченный ею мужчина был хорошо одет, и выглядел чуть старше двадцати, с орлиными чертами лица и острым взглядом.

— Думаю, я увидела того, кого ты имела ввиду.

— Это — Барон И́нгэрхолд, — сказала Тамара. — Он — умный молодой человек, и Бэрлэйгену он отнюдь не друг. Он также всё ещё холост, если ты ищешь мужа.

Мойра густо покраснела:

— Я и не собиралась…

Тамара тихо засмеялась, положив ладонь ей на плечо:

— Расслабься, я просто дразнюсь. Однако же он — самый видный холостяк в королевстве. Просто на будущее.

— Я здесь не для того, чтобы думать о подобных вещах, — возразила Мойра.

— Он молод, а ты — прекрасна. Если ищешь соучастника, то тебе как раз следует думать о подобных вещах, — указала Тамара. — Мужчины теряют всякую способность соображать, когда начинают думать своей головкой.

Мойра уставилась на неё, но её магический взор ясно видел веселье в эйсаре женщины.

— Пожалуйста, перестань меня дразнить, — серьёзно сказала она.

Тамара драматично вздохнула:

— Ты всё веселье убиваешь. В моём возрасте у меня так мало развлечений. Ждите здесь — я поговорю с ним, а потом представлю его вам.

Она кивнула, и как только хозяйка постоялого двора ушла, Чад наклонился к Мойре:

— Ты уверена, что это мудро? Мы это женщину только встретили.

Грэм промолчал, но пока он смотрел на мужчину, о котором говорила Тамара, выражение его лица было неодобрительным.

— Я мало в чём здесь уверена, — призналась Мойра, — но в нашей хозяйке я ощущаю честность.

— Ты не можешь этого знать, — возразил охотник.

Она заметила, что его лук был невинно прислонён к его ноге, и хотя тетива его не была натянута, она обвивала нижний конец, а остальное Чад держал в руке. Она задумалась, насколько быстро он мог его приготовить к стрельбе. В баре это оружие казалось неповоротливым, но она уже знала егеря достаточно хорошо, и не стала его недооценивать.

— Вообще-то, я действительно это знаю, — настояла она. — К тому же я уверена, что если что-то пойдёт не так, то вы будете более чем готовы поубивать тут всех, — с сарказмом добавила она.

Охотник негодующе хмыкнул, прежде чем сделать ещё эля, а затем ответил:

— Ничего подобного делать я не собирался, но я смогу насладиться своим элем больше, если ты перестанешь рассказывать о наших делах каждому человеку после пяти минут знакомства.

Мойра увидела, что указанный им мужчина встал со стола, и направился к ним, следуя за Тамарой. Встав, она подошла, встретившись с ними на полпути через зал, оставив своих напрягшихся спутников позади. Незнакомец начал было кланяться, он она подняла ладонь, остановив его.

— Есть какое-нибудь более уединённое место, где мы могли бы поговорить? — спросила она Тамару. Спиной она чувствовала нерадостные взгляды Грэма и Чада.

— Давай, я вас отведу в один из наших огороженных уголков, — сказала хозяйка, одобрительно глянув на неё. Она отвела их в одну из отгороженных шторами комнат сбоку от основного зала. Отодвинув штору, она жестом указала им заходить. — Я вернусь через несколько минут с твоим чаем.

— Благодарю, — сказала Мойра, прежде чем обратить своё внимание на её гостя. Незнакомец жестом предложил ей присесть, прежде чем сам сел напротив неё. Она не могла упрекнуть его в отсутствии манер.

— Госпожа Тамара сказала, что вам может быть нужен мой совет, Мисс…? — позволил он словам вопросительно повиснуть в воздухе.

Она одарила его мягкой улыбкой, отвечая:

— Не думаю, что на данный момент мне было бы мудро делиться своим именем. Надеюсь, вы не сочтёте это оскорбительным.

Барон кивнул:

— Я нахожу это интригующим, а в совокупности с вашим иностранным акцентом… притягательным. Меня зовут Джеролд Ингэрхолд — приятно познакомиться с вами, «таинственная госпожа».

— Благодарю, Лорд Ингэрхолд. Я ценю ваше терпение относительно моей скрытности, — сказала Мойра, сев немного прямее.

— Пожалуйста, просто «Джеролд», если можно. Использование титулов для меня неудобно, особенно учитывая тот факт, что твой мне неизвестен, — ответил он, сверкнув улыбкой, которая, наверное, должна была заставить Мойру расслабиться.

Она не могла удержаться от того, чтобы изучить его эйсар, особенно те части, которые раскрывали его намерения. Она видела там интерес, но отнюдь не только интеллектуальный. Его разум был дисциплинированным, но было ясно, что он находил её привлекательной. Это наблюдение заставило её неуютно поёрзать.

— Пусть будет «Джеролд», если ты так хочешь. Меня интересует Граф Бэрлэйген, — сказала она, надеясь направить его мысли в более практичное русло.

— Молодой или старый?

Мойра приостановилась:

— Прошу прощения?

Джеролд подёргал себя за ухо, рассеянно теребя золотую серьгу.

— У нас два Графа, хотя лишь молодой на самом деле владеет этим титулом. Его отец, старший, передал титул сыну, когда здоровье перестало позволять ему справляться с обязанностями. Полагаю, ты имеешь ввиду молодого, но мне подумалось, что следовало уточнить.

— О, — неловко отозвалась она, — вот незадача.

— Не понимаю, о какой задаче идёт речь, — сказал Барон с озадаченным выражением лица.

— Нет, я имела ввиду, что я поняла, но была слегка удивлена, — объяснила она.

Он нахмурился:

— Тогда почему нельзя было так и сказать?

Теперь смутилась уже она:

— Это такое выражение, которое мы используем в Лосайоне. — Она слишком поздно спохватилась, и увидела в его эйсаре вспышку чувства победы, когда он услышал от неё имя её родины.

— Понятно, — любезно ответил он, — значит, это идиома, которая означает принятие факта с одновременным выражением удивления. Верно?

— Э-э, да, — ответила она. Ей быстро становилось очевидным, что в словесной дуэли она Барону сильно ступала.

Он похлопал её по ладони:

— Благодарю за то, что рассказала мне о твоём доме. Знаю, это было случайностью, но я всё равно чувствую себя комфортнее с этим знанием.

Его касание казалось чересчур фамильярным, но она не сразу убрала руку.

— Надеюсь, — моя национальность не является проблемой. — Она слегка склонила голову, чтобы её глаза смотрели на него исподлобья. «Что я творю?»

Он убрал руку, задумчиво изучая Мойру взглядом:

— Отнюдь, я нахожу иностранок экзотичными. Почему тебя интересует Ло́рэнс Бэрлэйген?

— Я полагаю, что он может что-то знать об исчезновении моего отца, — откровенно сказала она.

Глаза Джеролда слегка расширились:

— Я солгал бы, если бы не сказал тебе, что Граф в последнее время вёл себя довольно странно, но мне было бы проще помочь тебе, если бы я знал, кто твой отец.

Она проигнорировала последнюю половину его ответа:

— Странно? Как именно?

Вздохнув, он продолжил:

— Молодой граф всегда был общительным, но в последние два года стал затворником. Теперь он кажется почти мизантропом.

— Мизантропом?

— Это значит, что ему, похоже, не нравятся люди, — объяснил Барон.

— Я знаю, что это значит, — с некоторым раздражением сказала Мойра. — Мне было любопытно, что именно ты имел ввиду. Он просто стал жить в изоляции, или показал какие-то определённые признаки нелюбви к людям?

Джеролд продолжил:

— В прошлом году он уволил большую часть своих слуг, а чуть более месяца тому назад отослал прочь большую часть своих солдат. Никто из них не вернулся.

— Они пересекли Северные Пустоши, — прокомментировала Мойра. — Мы нашли одну из ливрей.

Барон уставился на неё, и она могла на самом деле видеть бурю активности в его мозгу. Наконец он снова заговорил:

— В таком случае, ты должна быть дочерью либо Барона Арундэла, либо Графа ди'Камерона. — Он приостановился, дав своим мыслям достигнуть конечной точки: — Значит, ты — волшебница? Или мне следует использовать термин «ведьма»?

В его ауре была лёгкая нотка страха, но было ясно, что он держал её под контролем. Мойра сказала, тщательно выбирая слова:

— «Ведьма» является суеверным термином, в основном используемым для людей, почти лишённых способностей, и обычно используемым по отношению к тем, кого сородичи недолюбливают. Я — волшебница, но я обнаружила, что местные жители скверно реагируют на этот факт.

— Ты можешь видеть мои мысли? Ты читаешь их, прямо сейчас?

Мойра почти вздрогнула, но подавила эту реакцию:

— Мне пришлось бы касаться тебя, чтобы проделать что-то подобное, но я могу говорить разум-к-разуму с другими волшебниками, или с кем-то особо связанным со мной. — Она не потрудилась объяснить тот факт, что маги могли ощущать эмоции без прямого контакта, или тот факт, что её собственные чувства могли раскрыть о ком-либо гораздо большее, чем то, на что были способны даже маги. По большей части её ответ был правдой — она на самом деле не могла читать его мысли.

— Твой отец — Кровавый Лорд, не так ли? — прямо спросил Барон.

Она заскрипела зубами:

— Мне очень не нравится это имя. Мой отец — самый добрый человек из всех, кого ты мог бы надеяться когда-либо встретить. Он только и делал, что жертвовал и страдал за народ нашей страны. Всё слышанное тобой, что противоречит этому — ложь.

— Он правда выступил против самих богов? — Голос Джеролда снизился до шёпота, будто он боялся, что кто-то услышит его вопрос, и может заподозрить его в ереси.

— Они были не богами, а всего лишь сверхъестественными созданиями, которых люди далёкого прошлого наделили могуществом, и — да, он действительно сражался с ними, — ответила она. — Но всё это для меня бесполезно. Мне нужно увидеть этого Графа, и выяснить, знает ли он что-нибудь об исчезновении моего отца.

Тут Барон спохватился, и опустил голову в покаянии:

— Прошу прощения. Осознание того, кем именно ты являешься, заставило меня проявить грубость. Ты должна понять, что магии здесь не доверяют. Мы считаем себя верными приверженцами Сэлиора.

— И что ты сделаешь? — с вызовом спросила Мойра. — Сбежишь на улицу, призывая людей открыть на меня охоту? Я здесь лишь для того, чтобы найти отца.

— Нет, — чуть погодя сказал он. — Я считаю тебя слишком красивой для этого, хоть это и может обречь меня на вечные муки. К тому же, ты ведь не боишься разгневанной толпы, не так ли?

— Нет.

— И что ты сделаешь? — с любопытством спросил он. — Я, конечно, никому ничего не скажу, но не могу не задуматься о том, что случилось бы. Ты бы стала от них отбиваться? Швырять в них огнём?

— Я бы просто удалилась. Нет никакой нужды никому вредить. Я могу защищаться от большинства атак, — настойчиво сказала она. — Почему мужчины всегда в первую очередь думают о насилии?

— А что твои спутники?

Это заставило Мойру немного посмеяться:

— Я бы окоротила их. Чтобы защитить твой народ… конечно же.

— Они — тоже волшебники?

— Нет, — сказала она, махая ладонями. — Который помоложе — сын Дориана Торнбера, а который постарше — просто ворчливый старик, хотя он и сражался во многих битвах. Он, наверное, убил больше народу, чем любые десять знакомых тебе людей… вместе взятых.

— То, что эти двое — твои единственные спутники, приводит меня к выводу о том, что искать своего отца ты планировала отнюдь не путём дипломатических просьб, — прокомментировал Джеролд. — Ты можешь найти больше помощи, чем ожидаешь, если заручишься поддержкой Короля.

Мойра сжала губы:

— Я не думаю, что ваш король благосклонно отнесётся к обвинению одного из его вассалов в похищении моего отца. К тому же, я думала, что ваш народ не доверяет волшебникам.

— Волшебникам — да, — согласился Барон, — но посол из Лосайона — другое дело. Позволь мне представить тебя Королю. Приветствуй его открыто, а затем скажи ему о своей нужде в разговоре наедине. Он — мудрый человек, и справедливый. Он оценит твою осмотрительность, и, учитывая странное поведения Графа Бэрлэйгена в последнее время, я не сомневаюсь, что он будет открыт к оказанию тебе помощи в поисках истины.

— Я на самом деле не являюсь послом, — проинформировала его Мойра. — Я пришла сюда сама по себе.

— Разве ты не родственница Королевы Ариадны?

— Да, она — моя двоюродная тётка, — ответила Мойра. «Племянница моей прабабки», — мысленно заметила она, — «хотя мы на самом деле не являемся кровными родственниками».

— Этого достаточно, — сказал Джеролд. — Представься как неформальная представительница. Король Дарогэн — умный человек. Он поймёт, что тобой двигало. Маленькие политические вымыслы весьма удобны.

— Ты, похоже, очень веришь в своего короля. Вы близки? — спросила она.

Барон слегка выпрямился:

— Да, и я искренне желаю помочь тебе.

Она могла прочитать искренность как в его позе, так и в его эйсаре.

— Если он решит отказать в помощи, это сильно сократит доступные мне варианты.

— Варианты? — поднял Джеролд бровь. — Ты имеешь ввиду вломиться в его дом, или взять штурмом его наследное имение? Это ведь представители моего пола, а не твоего, всё время первым делом думают о насилии?

— Полагаю, я смогу осуществить нечто более тонкое. Мои намерения мирные, но заблуждайся — я использую силу, если это будет необходимо для освобождения моего отца, — сказала Мойра, пытаясь добавить стали в свои слова.

Джеролд опустил взгляд, изучая свои ухоженные ногти:

— Ты не кажешься женщиной, склонной к подобным действиям.

— Я ею и не являюсь, — признала она, — но я видела кровь. Я не буду чураться её, если смогу спасти отца.

— Итак, что же ты будешь делать дальше?

— Я послушалась бы твоего совета, но я не взяла с собой наряда, подходящего для встречи с королём, — сказала Мойра, глядя на него с вызовом.

Джеролд улыбнулся, беря её за руку:

— В таком случае, нам придётся это исправить.

Глава 6

— Мне это не нравится, — уже наверное в четвёртый раз сказал Грэм.

Мойра сочувственно похлопала его по плечу:

— Очень жаль.

— Я не доверяю этому скользкому барончику, — добавил он, подчёркивая своё мнение.

— Ты очень мудр.

— Перестань относиться ко мне так снисходительно, — пожаловался он.

— Тогда перестань ныть, — парировала она. — Мы уже несколько раз это обсуждали.

— Я не понимаю, почему мы ждём здесь. Тебе следует иметь сопровождение.

— Барон Ингэрхолд будет моим сопровождением. У вас нет никакой одежды, подходящей для таких случаев, — терпеливо объяснила она… в очередной раз.

— У тебя тоже не было, — проворчал Грэм.

— У Джеролда не было никакой одежды, которая была бы вам впору, — отозвалась она.

— Однако же платье тебе в пору у него было — тебе это не показалось немного странным? Что это за человек, у которого дома полно женских платьев?

— Это было платье его сестры, и гораздо проще убрать немного ткани, чем попытаться создать ткань там, где её нет. Ты вдвое крупнее всех мужчин, каких мы пока что видели. Его портному нужно быть магом, чтобы заставить одну из баронских рубашек на тебя налезть, — тихо посмеялась Мойра.

— Как твой рыцарь, я могу носить броню, тогда не будет иметь значение, во что я одет, — предложил Грэм.

Она хмуро глянула на него:

— Ты не можешь быть при оружии в присутствии короля, и не можешь надевать свою броню не обнажая Шип. К тому же, ты вообще осознаёшь, как ты выглядишь в этой броне? У неё неземной вид. Ты до смерти напугаешь всех, кто тебя увидит. Не такое впечатление я надеюсь произвести.

— А ты чего молчишь?! — спросил Грэм, досадливо глядя на Чада. — Неужели ты согласен с этим планом?

Тот отпил своего бренди. Опустив бокал, и продолжая небрежно держать его в руке, Чад ответил:

— Я давным-давно дал себе зарок, малец. С дуростью я не спорю.

Мойра зыркнула на лесника, но Грэм уцепился за эту ремарку:

— Видишь! Даже он думает, что это глупая идея.

Чад поднял ладонь:

— Позволь пояснить. Она будет делать то, что хочет. Это довольно ясно. И беззащитной я бы её на назвал, но если что-то случится, и она не вернётся, мы пойдём, и утрамбуем всё с Его Королевским Величеством.

— А что конкретно это значит? — спросила Мойра.

Чад улыбнулся:

— Значит, тебе лучше поосторожнее быть. Данбару будет не очень хорошо без короля.

— Это начнёт войну, — парировала она.

— Коли их тут останется достаточно, чтобы набрать армию, — заметил охотник. — Нашему мальцу может понадобиться некоторое время, но он, наверное, сумеет прорубить себе путь от одного конца этой захолустной нации до другого. И это не говоря уже о паре взбешённых драконов, ждущих за городом. Можешь упомянуть это Его «Величеству», если переговоры пойдут худо.

Несколько минут спустя перед «Пыльной Любовницей» остановилась карета, и Мойра вышла наружу. Лакей Барона открыл для неё дверь, и она забралась внутрь. Ей не нужно было поворачивать голову — магический взор подтвердил, что Грэм и Чад глазели ей в спину.

Джеролд предложил ей выбрать, где усесться, прежде чем глянул в окно:

— Твои спутники не выглядят особо довольными твоим решением.

— Ничего с ними не случится, — заверила она его, — покуда я вернусь затемно.

— Ты не остановишься во дворце? — спросил Барон. — Король почти наверняка проявит гостеприимство.

Она улыбнулась:

— Лучше не испытывать судьбу. Мои друзья очень волнуются о моей безопасности. Ты не хочешь видеть, какими они бывают, когда разозлятся. Я вежливо откажусь… уверена, Король Дарогэн поймёт.

Джеролд кивнул:

— Конечно, ты права — о Короле, я имею ввиду. — Он положил палец себе на губы, и на его лице мелькнуло задумчивое выражение. — И всё же я не могу не задуматься. Я слышал много историй о Сэре Дориане, но философы обычно указывают на то, что сыновья великих мужчин редко соответствуют своим славным отцам. Неужели этот парень действительно настолько великий воин?

— Будем молиться о том, чтобы Данбару никогда не пришлось это выяснить, — таинственно ответила она. «О-о, хорошая реплика», — подумала она, довольная собой. «Отец бы гордился».

Барон эту тему, но минуту спустя снова заговорил:

— Прежде чем мы прибудем, есть новости, которыми мне нужно с тобой поделиться.

Мойра разгладила черты своего лица, стараясь казаться такой же уверенной и изысканной, какой он, согласно её надеждам, воспринимал:

— Я слушаю.

— Граф Бэрлэйгена сейчас во дворце с визитом к Королю, — начал Джеролд. — Я не знал, что Король вызвал его к себе, но он прибыл вчера вечером, когда я с тобой встретился. Это может быть очень удобным временем, чтобы добыть сведения, которые ты ищешь.

Это её удивило:

— Он остановился во дворце?

— У него есть дом в городе, и он оставил там своих слуг, но прошлую ночь он провёл во дворце, — проинформировал её Барон.

— Думаешь, у меня будет возможность с ним поговорить?

— Это весьма вероятно, если ты этого желаешь, хотя я бы посоветовал сперва обсудить твою ситуацию с Королём Дарогэном, — сказал Джеролд. — Тебе нужно будет, чтобы он был в курсе твоих дальнейших действий, и поддержал их, если Бэрлэйген неважно отреагирует на твои вопросы.

— И ты думаешь, что он меня поддержит?

Барон Ингэрхолд пожал плечами:

— Это решение может принять лишь Король, но я на это надеюсь.

Она немного подумала: «Что бы мама сказала? Нет, что бы сказала Роуз?». В конце концов она ответила:

— Тогда я буду действовать согласно твоему опыту и мудрости. — «А если я узнаю, что Граф скрывает что-то от меня, то разберу его по частям, пока он не скажет мне, где мой отец».

* * *

С тех пор, как она покинула свой дом, Мойра была заворожена постоянным разнообразием, которое она обнаруживала в эйсаре окружавших её людей. В Замке Камерон, и даже в Ланкастере, почти все были защищены одним из амулетов её отца. Она изредка встречала незащищённых людей, обычно детей или занятых взрослых, просто забывших надеть свой амулет, однако с тех пор, как она прибыла в Данбар, она была окружена такими людьми.

Это отвлекало.

Она сказала своему сопровождающему правду, она не могла читать их мысли — но у неё едва ли была в этом необходимость. Проезжая по улицам, они миновали множество полных жизненной энергии миров — женщину, несущую воду, с ноющей спиной и разумом, поглощённым заботами, скорее всего о детях; мужчину, злого и чем-то фрустрированного — она не могла сказать, чем именно, но скорее всего это было как-то связано с его нанимателем; ребёнка, заворожённо наблюдавшего за летевшей в небе птицей, хотя его желудок жаловался на голод. Тысячи различных миров кричали ей о себе, некоторые — яркие, другие — мрачные, но все они были прекрасны.

«Нужно сосредоточиться», — сказала она себе, направляя своё внимание внутрь. Карета остановилась, и Джеролд выходил наружу, протягивая ей руку, чтобы помочь спуститься. Она не нуждалась в его помощи, но жест показался ей милым. За его действиями лежал щедрый дух — она довольно легко это видела, вопреки его отшлифованному поведению. Он страдал от некоторых из тех же самых пороков, какие присутствовали у большинства мужчин, но она могла видеть, что его разум упорно трудился над поддержанием дисциплины его мыслей. Судя по тому, что она до сих пор видела у незащищённых людей, это было редкой чертой характера.

По сравнению с ним стражники, наблюдавшие за их проходом через главный вход во дворец, выказывали гораздо меньше внутреннего самоконтроля. Их лица были прохладны, а внешность — спокойна, но в мыслях их была похоть. Один отвёл взгляд, игнорируя лёгкий интерес к форме её тела под платьем, в то время как другой, похоже, активно создавал у себя в голове очень подробную цепочку образов, в которых Мойра скорее всего находилась в унизительных позах и практически без одежды.

Она подавила дрожь, пока они проходили мимо. «Почему они не могут быть как Джеролд?» — задумалась она. Мойра начала ценить преимущества взросления в месте, где разум у всех был защищён.

— Всё в порядке? Ты уже довольно долго молчишь.

Голос Джеролда резко вывел её из задумчивого состояния. Кивнув, она ответила:

— Да, прости. Я просто пыталась придумать, как объяснить мою проблему Королю Дарогэну.

— Не волнуйся, — сказал Барон, улыбаясь, — он — приличный человек, по меркам людей, и отличный король, по меркам королей.

— Куда мы пойдём в первую очередь? — спросила она.

— На короткую аудиенцию с Королём, — ответил он. — Я заранее послал письмо этим утром. После этого он, как я подозреваю, попросит тебя присоединиться к нему в главном зале на обед.

Они прошли в маленькую приёмную, и уселись в удобные кресла, дожидаясь, пока камергер вызовет их внутрь, когда дойдёт их черёд предстать перед королём. Вскоре после них вошло несколько женщин, и их взгляды постоянно возвращались к ней. Их разумы практически сияли завистью и мелочными мыслями. Мойра начала гадать, что доставало её больше — похотливые мужчины или ревнивые женщины. «Мне что, придётся состариться и стать уродиной, прежде чем всё станет лучше?»

— Не обращай на них внимания, — сказал Барон, будто тоже ощутив их враждебность. — Они просто оценивают соперницу.

Минуту спустя большие двойные двери открылись, и камергер — аккуратный малый по имени Бё́рнард — пригласил их войти в зал для аудиенций.

Сам зал по планировке своей был похож на зал для аудиенций, которым пользовалась в Лосайоне Королева Ариадна, но стиль и украшения различались. Стены по большей части занимала декоративная ткань густого красного и малинового цветов, а вся мебель была из тёмной древесины вишнёвого дерева. Большая часть металлических предметов в комнате была золотой, создавая яркий контрапункт к красным оттенкам и тёмному дереву.

Ряды устланных подушками скамей, разделённых длинным проходом, были заняты горсткой людей, видимо дворян. Вдоль стен выстроились воины, и ещё трое человек стояли сбоку от мужчины, который, наверное, и был Королём Дарогэном. Высокий мужчина со светло-коричневыми волосами и простым золотым обручем сидел на резном деревянном троне.

Мойра ощутила находившихся внутри людей задолго до того, как они вошли в зал, но до того момента, как двери раскрылись, она лишь мимолётно пробегала по ним своим магическим взором.

Теперь, приглядевшись, она была шокирована. С её губ сорвался внезапный вздох.

Ладонь Джеролда была у неё на плече, и он подталкивал её вперёд:

— Попытайся держать себя в руках.

Она повернула голову к Барону, широко раскрыв глаза:

— Он мёртв, — прошептала она.

Барон не знал, как воспринимать эту ремарку, и, ведя её вперёд, он тихо ответил:

— Это нелепо. О чём ты говоришь?

— Ваш король, — пробормотала она, встав как вкопанная. Мойра не позволяла ему вести себя дальше. Мужчина, глядевший на неё с трона, был живым трупом. Его сердце билось, лёгкие продолжали двигаться, но разума в нём не было, а эйсар у него почти отсутствовал. Король Дарогэн с тем же успехом мог бы являться куском мёртвого мяса, ибо в его теле эйсара было не больше, чем в троне, на котором он сидел.

Но внутри его черепа было что-то. Там, где она ожидала найти мозг, окружённый энергичной и живой сетью мыслей, построенной из тончайшего эйсара, она вместо этого обнаружила мёртвый металл. Будто какой-то извращённый кузнец или хирург опустошил его череп, и наполнил железом. «Нет, не железом — это какой-то иной металл, и он слишком сложен, чтобы быть отлитым». Она чувствовала и иные энергии, двигавшиеся внутри, но ничто из этого не напоминало эйсар, и уж тем более не указывало на наличие жизни.

Джеролд остановился рядом с ней, его лицо начало краснеть:

— Ты ставишь нас в неудобное положение. Что с тобой не так?

— Не со мной… — дрожащим голосом сказала она, — …а с ним. Что ты такое? — Она указала рукой прямо на мёртвого короля.

Люди по обе стороны комнаты тихо забормотали, не зная, как воспринимать её действия, но король твёрдо произнёс:

— Ведьма боится приблизиться к нам?

Эти слова показались ей странными. Это было как смотреть на говорящую статую — по крайней мере, с точки зрения Мойры. Хотя лицо Дарогэна имело нормальное выражение, и его голос обладал правильными интонациями, она ясно видела, что за его словами не лежал никакой разум. Её взгляд и магический взор заметались по залу, который внезапно стал казаться полным врагов. Остальные были людьми, с эмоциями и эйсаром, отражавшими раздражение и враждебность, которые вызвал ярлык «ведьмы», который на неё навесил король.

Единственными, кто казался слегка иными, были трое людей, стоявших слева от короля. Их эйсар слегка мерцал, будто в предвкушении какого-то удовольствия. У каждого из них на груди гордо красовался лучистый символ Сэлиора. «Направляющие», — осознала она. «Это ловушка!».

Губы Короля презрительно скривились:

— Ты сдашь себя на нашу милость. — Подняв в руке странную пару молочно-белых оков, он жестом приказал ближайшему стражнику приблизиться, и отдал их ему: — Надень их на неё.

Глаза Мойры сверкнули гневом, и внезапный ветер заставил её волосы взметнуться, когда она взяла под контроль ранее находившийся в неподвижности вокруг неё воздух. Её щит стал сильнее, и она повернулась к дверям:

— Я ухожу, — объявила она.

— Ты не боишься пойти против короля? — спросил Дарогэн странно лишённым эмоций тоном.

— Меня воспитали не бояться ни людей, ни чудовищ, — ответила она полным сдержанной силы голосом. — Я видела свою первую битву ещё будучи ребёнком. Мой отец сражался с самими богами — и победил. Я не буду бояться тебя… чем бы ты ни был. — Подняв кулак, она произнесла слово, и метнула окружавший её воздух в двери, заставив их распахнуться. Люди ахнули, а некоторые и взвизгнули от страха. — Прочь с дороги — я никому не хочу причинять вреда, — приказала она, направившись к выходу.

Стражники сумели не испугаться, и пятеро из них встали перед теперь уже открытыми дверями, в то время как остальные медленно приближались к ней, опустив копья, и угрожающе направляя их в её сторону.

— Шибал, — произнесла она, и все они медленно осели на пол, когда их разумы впали в небытие. На миг она испытала искушение сделать что-то ещё, протянуть руку, и коснуться их напрямую, обратив их против их мёртвого короля, однако удержалась.

— Мой король! — крикнул Джеролд, наконец оправившись от шока. — Что это значит? Она — ваша гостья. — К его чести, он сдвинулся, встав между ней и королём.

Лицо Короля Дарогэна было лишено всякого выражения:

— Схватить её, — приказал он стоявшим рядом с ним жрецам. Эйсар вспыхнул вокруг этих мужчин, когда в них полилась сила Сэлиора.

Мойра этого ожидала. Её руки уже метнулись к её талии, стягивая её верхний пояс, казавшийся украшением. После её касания он разделился на две менее крупных полосы плетённого металла, и её воля заставила силу потечь по ним. Пряжка разделилась, образовав две рукояти, по одной для каждой руки, а металл выпрямился в два светящихся меча. Шедшие вдоль них руны вспыхнули, и оружие засияло опасными энергиями.

Пояс был вдохновлён зачарованными клинками, которые Элэйн сделала для её матери годы тому назад, но если те были просто оружием, эти были созданы для использования волшебником. Рунные каналы позволяли им эффективно усиливать её дальние атаки, в то время как вторичные чары одновременно превращали их в смертоносные мечи.

С их помощью она рубила мешавшие ей ленты эйсара, которыми направляющие пытались её спеленать, пока Мойра непреклонно шла к дверям.

Чего она не ожидала, так это того, что спавшие стражники встанут. Открыв глаза, они снова поднялись на ноги, и преградили ей путь. Шокировало её то, что она ясно могла видеть: их разумы всё ещё были глубоко погружены в сон. Посетители-дворяне также повскакивали со своих мест, и начали её окружать.

Разумы дворян были воплощением ужаса и страха, но их лица были безмятежны, а тела двигались со спокойной точностью.

«Они — пленники своих собственных тел», — осознала она. «Как он это делает?». Её магический взор не показывал никакого влиявшего на них извне эйсара, и она была уверена, что это не было делом рук направляющих.

Джеролд, как и остальные гости в зале для аудиенций, был безоружен, и стал голыми руками бороться с несколькими людьми, пытавшимися добраться до Мойры. Она бы сказала ему, что в этом не было смысла, так как они всё равно не могли к ней прикоснуться, но времени на объяснения не было. Путь к выходу ненадолго освободился, и хотя направляющие продолжали её изводить, их троих не хватало на то, чтобы стать по-настоящему серьёзной проблемой. Она не один год вела с братом учебные поединки, а он был гораздо сильнее всё трёх вместе взятых.

Она приостановилась, а затем повернула назад. Она не могла бросить Барона, а на него навалилось столько народу, что он сам ни за что бы не выбрался. К сожалению, до того, как она успела создать вокруг него щит, чтобы оттолкнуть от него остальных, один из стражников шагнул вперёд, и бесстрастно проткнул Джеролда копьём.

— Нет! — крикнула она, ужаснувшись увиденному. В месте, где наконечник копья вышел у него из спины, его рубашка окрасилась кровью. Не думая, она подняла руку, всё ещё управляя ветром, и послала напавшего на Джеролда стражника лететь прочь. Она почти почувствовала треск его черепа, когда тело охранника впечаталось в твёрдую каменную стену, и от этого у неё всколыхнулся желудок. «Я убила его», — заметил её внутренний голос, и её окатила волна вины и стыда.

— Беги, Мойра, — сказал раненый лорд. — Выбирайся, пока можешь.

— Заткнись, — сказала она ему, скрипя зубами, и борясь с подступающей к горлу желчью. — Я тебя спасу. Я и похуже видала. — Вытянув свой эйсар, она начала окутывать его щитом, но направляющие снова вмешались, нападая на неё с трёх разных сторон. Её щит содрогался под их ударами, иона знала, что больше не может себе позволить милосердие.

Направив меч в правой руке на ближайшего направляющего, находившегося где-то в двадцати футах, она послала луч сияющей силы, с шипением пробивший ему туловище. Прошедшая через рунный канал энергия пробила его хлипкий щит, и оставила у него в животе дыру размером с кулак. На долю секунды, прежде чем он упал, она увидела повреждённую стену сквозь дыру в его туловище. Направив меч в левой руке на других направляющих, она их предупредила:

— Если не одумаетесь, то вы — следующие. — Её рука при этом явно дрожала.

Пока она угрожала им, Мойра также создала щит вокруг Джеролда. Гости, а также стражники, продолжали пытаться схватить её, несмотря на то, что их руки и оружие не оказывали на её личный щит никого эффекта. Мёртвые выражения на их лицах, в совокупности с ужасом, скрывавшемся в их скованных разумах, доводили Мойру почти до умопомешательства.

Почувствовав приток адреналина, она окружила себя ветром, превратив его в мощный циклон, отбрасывая их назад, и создавая вокруг себя больше свободного пространства.

В зал вошли ещё стражники, и эти, как она видела, всё ещё действовали нормально — то есть, их разумы всё ещё управляли их телами. Они с раскрытыми ртами уставились на открывшуюся им картину.

Лицо Короля Дарогэна изменилось, вернув себе прежнюю живость, когда он крикнул им:

— Закройте двери! Не дайте ей сбежать! — От этого Мойре стало очень не по себе — она будто наблюдала за человеком,которым управлял какой-то кукловод.

Стражники ретиво повиновались, закрыв двойные двери, и опустив поперёк них тяжёлый засов, чтобы не дать Мойре уйти.

Ситуация совершенно вышла из-под контроля. Оглядываясь, Мойра попыталась найти способ выбраться, который бы не вылился в смерть или ранения большого числа посторонних. В ней боролись гнев и фрустрация, но она не могла ударить по окружающим, не подумав о последствиях. Большинство вышедших против неё людей управлялись вопреки их воле — она не была уверенна как именно это было проделано, но она видела панику и ужас, скрытые за их спокойными лицами. Ветер ревел вокруг неё, и самым простым вариантом было расширить её циклон, уничтожив зал и находившихся в нём людей. «Надо было заклинательного зверя с собой взять», — подумала она. «Тогда у меня было бы больше вариантов».

У неё ещё был один маленький слуга, крошечное, похожее на фею существо по имени Пиппин, но в нём было мало силы. Она собиралась позже использовать его как посланника, чтобы дать Грэму и Чаду знать, что всё идёт хорошо — но ей всё больше становилось понятно, что ничего хорошего сообщить ей не удастся.

Мойра подумала о том, чтобы направить в крошечного заклинательного зверя силу. Это было бы быстрее, чем создавать нового с нуля, однако проделывая такое посреди боя, она оставила бы себя слабой и уязвимой. Мойра приняла решение. «Когда сражаешься со змеёй, отруби голову, и тело умрёт».

Ветер внезапно стих, бросив на пол куски мебели и рваную ткань от обивки, когда Мойра перестала подпитывать его эйсаром. Направив один из своих мечей в сторону Короля Дарогэна, она снова направила эйсар через клинок, совершая мощный выстрел в чудовище, которое, судя по всему, управляло окружавшим её хаосом.

Жутко скоординированные, все находившиеся рядом с линией огня люди бросили свои тела, блокируя её удар. Мощный луч рвал их как бумагу, вмиг убив двенадцать человек. Луч продолжил двигаться дальше, и ударил в Дарогэна, но силы в нём уже поубавилось. Король к тому же ещё и уклонился, и луч пробил небольшую дырку в его правой руке, рядом с плечом — вместо того, чтобы пробить сердце.

Мойра увидела падавших перед ней дворян и стражников — в их разумах отражались шок и боль, пока их тела умирали. Тьма поглощала каждого из них одного за другим по мере того, как их полные ужаса разумы тускнели и потухали.

— Нет! — закричала она, ужаснувшись случившемуся.

В этот момент напали оставшиеся направляющие.

Сосредоточив свою мощь, они послали двойные разряды чистой силы — но не в молодую волшебнику, а в Джеролда. Мойра не влила в его щит много силы, полагая, что он был нужен лишь для защиты его от не-магических противников, и теперь этот щит схлопнулся раньше, чем она успела его укрепить. Боль ослепила Мойру, когда откат заставил её упасть на колени, с трудом оставаясь в сознании.

«Они убили Джеролда», — осознала она, — «просто чтобы меня схватить». Она чувствовала привкус железа во рту, но внутри Мойры стремительно разгорался гнев. Тряся головой, она начала вставать, игнорируя боль черепе, и готовясь испепелить направляющих и, возможно, всех остальных в помещении.

Молочно-белый браслет щёлкнул, когда один из стражников нацепил его ей на правое запястье, заставив покалывавшее онемение карабкаться по её руке. Она махнула левой рукой, и её пылающий меч вскрыл мужчину, будто тот был из тёплого масла. Прежде чем она успела вернуть себе равновесие, кто-то ударил её сзади по голове, заставив покатиться по полу. Падая, она уронила меч, но использовала инерцию удара, чтобы откатиться, и выгадать себе немного свободного места. Подняв оставшийся в правой руке меч, она обнаружила, что тот обмяк, вернувшись в свою неактивную форму металлического пояса. «Странно».

Люди навалились на неё, заламывая ей руки, и одновременно на неё нашла странная апатия. Сосредоточив свою волю, она сожгла двух из них, но второй удар по лицу нарушил её концентрацию. Её плечо пронзила боль, когда обе её руки завели ей за спину, и послышался второй щелчок, когда браслет защёлкнули на втором её запястье.

Она яростно завизжала, но её эйсар уже почти не слушался её. Он быстро угасал, вытягиваемый этими странными оковами.

— Руки прочь! — Мойра лягалась и извивалась, но не могла вырваться из рук своих пленителей.

Невидимый удар резко выбил воздух у неё из лёгких, и её сопротивление испарилось. Кашляя и задыхаясь, она свалилась на пол, и в относительной тишине услышала жуткий голос Короля Дарогэна:

— Убить её.

— Лети, Пиппин, — выдавила она, едва шепча. — Найди Грэма, найди Кассандру… расскажи им. — Тут её ударила самодельная дубинка, и Мойру нашла тьма.

Глава 7

— Не нравится мне это, — пробормотал Грэм, наблюдая за тем, как гремит увозившая Мойру прочь карета.

— Кончай ныть, — отозвался Чад. — Сегодняшний день на самом деле может оказаться хорошим.

— Это как это?

— Теперь, когда маленькая принцесса уехала, мы можем делать всё, что захотим. — Лесник одарил его редкой улыбкой. — Почему бы нам не прогуляться по городу?

Грэм нахмурился. Он чувствовал скрывавшийся за словами мужчины дополнительный смысл, но не был уверен, к чему тот клонил:

— Ты разве не беспокоишься о ней?

— Не, — сказал охотник. — Вопреки тому, что ты думаешь, тот малый, с которым она уехала, показался мне весьма приличным. К тому же, с Королём ей скорее всего безопаснее, чем где-то ещё в этом варварском городе. А для нас это — идеальная возможность.

— Возможность?

— Посмотреть, что мы сможем выяснить про Графа Бэрлэйгена.

Грэм скрестил руки на груди, и принялся ждать, показывая своей позой, что предвидит полное объяснение.

— Пока ты растрачивал свою молодость и не валялся с нашей весьма привлекательной хозяйкой, я занимался делом.

— «Растрачивал молодость»? Я спал, чем и тебе следовало заниматься, а не пить всю ночь, — возразил молодой рыцарь. Что он не мог сказать, ибо это было слишком трудно, так это то, что его сердце всё ещё было разбито. После потери Алиссы он ни за что бы не смог даже подумать о том, чтобы возлечь с другой женщиной. Грэм не был уверен, сможет ли он вообще когда-нибудь испытывать подобное к кому-то другому, хотя отлично понимал, почему охотник считал хозяйку заведения столь привлекательной.

— Ха! — воскликнул Чад. — Если бы за мной увивалась такая женщина, я этим утром, наверное, всё ещё приходил бы в себя. Эта женщина — похлеще похмелья! Чего ты пока не осознал, так это того, что Чад прошлой ночью работал не покладая рук, и пока ты давал отдых этой деревяшке, которую ты зовёшь черепом… я собирал ценные сведения.

Грэм скептически посмотрел на лесника:

— Да неужели?

— Именно так, и тебе, малец, стоит послушать, — сказал Чад, заговорщицки подмигивая ему. — Наш дорогой Граф сейчас в городе с визитом к Королю. Прибыл вчера, и остановился во дворце. Все его люди сейчас в его доме, здесь, в городе. Мы могли бы сходить туда, и посмотреть, что мы сумеем выяснить, пока их господин и повелитель не путается под ногами.

Молодой рыцарь уставился на охотник, тщательно размышляя. Чуть погодя он сказал:

— Мойра всё равно до вечера не вернётся…

Чад одарил его хулиганской ухмылкой.

— Но что если мы ей понадобимся раньше?

— Ты действительно так думаешь? Эта девчонка опаснее, чем мы с тобой вместе взятые — а а ведь у неё ещё и магия есть! — Чад немного посмеялся своей собственной шутке.

Грэм принял решение:

— Ладно, так и поступим. — Смеяться он подчёркнуто не стал.

* * *

— Ещё раз, почему я тащу эту штуку? — спросил Грэм. Он пошевелил рукой, указывая на лук, который в ней сжимал. — Это делает нас не слишком-то неприметными. Обычные люди не ходят по городу с таким оружием.

— Говори за себя, — огрызнулся Чад. — Мы скажемся лучниками в поисках найма. Если у тебя нет лука, то такая байка не сработает.

Грэм вздохнул, но не стал спорить дальше.

— Видишь, вон у того малого есть арбалет, — сказал Чад, кивая головой в сторону мужчины на другой стороне улицы.

— Он городской стражник, — сухо ответил Грэм.

Чад слегка пихнул его:

— Не останавливайся, чтобы поглазеть — он и так на нас смотрит.

Грэм зарычал:

— Тогда тебе не следовало на него показывать!

Они пошли дальше. В данный момент они находились в западной части города, и хотя они ещё не достигли более богатой части, где держал свой дом Граф Бэрлэйгена, что-то ощущалось определённо не так. Грэм не мог в точности сказать, что именно, но от этого у него чесалась спина между лопатками.

— Тут сверни налево, — тихо сказал Чад, когда они должны были вот-вот пройти мимо угла одного из зданий.

Грэм так и сделал, но взглядом он задавал своему спутнику вопрос. Они оказались в узкой аллее между двумя лавками.

— У нас хвост, — тихо проинформировал его Чад. — Если он свернёт за угол, будь готов. Если будет идти дальше — то просто молчи.

Грэм ждал, позволяя своему разуму замереть тем своеобразным способом, которому его научил Сайхан. Теперь это стало для него второй природой. Секунды ползли мимо, пока мимо входа в их аллею не прошёл человек. Незнакомец остановился, глядя вперёд, а затем повернул в тёмный проулок. Глаза человека удивлённо расширились, когда он заметил, что двое мужчин, за которыми он следил, прятались по обе стороны аллеи.

Время замерло, а Грэм потёк вперёд — его скорость казалась почти вторичной для идеальной грации его движений. Его правая рука вытянулась, а ладонь ударила незнакомцу под подбородок настолько сильно, что тот свалился без чувств. Его череп отозвался громким стуком, ударившись о булыжную мостовую — он полностью потерял сознание ещё до того, как закончил падать.

— Чёрт побери, — выругался Чад. — И как прикажешь мне теперь его допрашивать?

Молодой рыцарь поморщился:

— О…

Охотник уже стоял над их бывшим преследователем на коленях:

— Бля, ты, кажись, его прикончил.

— Что?!

— Нет, постой… сердце бьётся, но глаза его совсем того. Насколько сильно ты ему врезал?

— Достаточно сильно… — с некоторой робостью сказал Грэм. В прошлом Сайхан заставлял его тренироваться вместе с обычными солдатами, чтобы научить сдерживать свои удары, но с тех пор, как он получил узы с драконом, Грэм ещё не успел привыкнуть к своей силе.

— Обнаружена аномалия, — довольно громко произнёс незнакомец. Открыв глаза, он начал садиться.

Грэм снова его ударил.

— Чёрт тебя дери! Да о чём я только что толковал? За каким чёртом ты снова ему врезал? — выругался Чад.

— Он меня испугал.

Незнакомец начал дёргаться и извиваться, лёжа между ними.

Чад одарил молодого человека пристальным взглядом неодобрения.

— Это была случайность, — сказал Грэм, но уже чувствовал себя ужасно.

— Что-то с этим малым не в порядке, — сделал наблюдение Чад. — Он действовал странно, и говорил ещё страньше. Ты знаешь, что такое «анономия»?

— По-моему, он сказал «аномалия», — ответил Грэм. — Это означает нечто странное или необычное.

— Я знаю, что это значит, — проворчал охотник. — Просто неправильно расслышал.

Грэм сморщил нос:

— От него ужасно воняет. Зачем какому-то кожевнику следить за нами? — Он поднял одну из испачканных коричневым ладоней незнакомца, подчёркивая своё наблюдение. Это, в совокупности с сильным запахом мочи, любому хватило бы, чтобы доказать профессию этого человека.

— Дело говоришь, — согласился Чад. — Странный выбор лазутчика. — Лесник бросил взгляд дальше по аллее, а потом обратно на улицу. — Пошли. Мы будем выглядеть ещё подозрительнее, торча над телом раненого.

Грэму не нравилась мысль о том, чтобы оставить мужчину там, но спорить с логикой охотника он не мог. Они вышли из аллеи, вернувшись на улицу, и изо всех сил постарались шагать как обычно. Вдоль дороги было мало людей, и каждый из них как-то слишком долго смотрел на них, пока они шли мимо, ещё больше разжигая паранойю Грэма.

Через сотню ярдов их дорога пересеклась с двумя другими, и толпа стала более плотной. Открытое место на перекрёстке стало импровизированным рынком, заполненным людьми, продававшими различные овощи и другую еду. Рынок казался достаточно заурядным, но Грэм заметил, что некоторые из людей открыто за ними наблюдали.

«Ты позволяешь своему воображению возобладать над тобой», — сказал себе Грэм. «Это просто обычный рынок. Ни у кого нет никаких причин в чём-то нас подозревать». Ладонь Чада у него на плече отвлекла его от этих мыслей.

В двадцати футах торговец рыбой пялился на них, стоя у своего киоска. Чуть погодя лицо мужчины изменилось, странным образом обмякнув, после чего он встал, и пошёл в их направлении. Большинство людей в толпе игнорировали его, но ещё несколько человек остановились, и стали делать то же самое.

К ним с разных направлений приближалось как минимум восемь или девять разных людей из толпы. Это могло бы казаться менее подозрительным, если бы эти люди имели что-то общее, будучи, например, стражниками — однако горожане казались совершенно никак друг с другом не связанными. Двое были женщинами, продолжавшими нести свои покупки, а ещё одним был торговец сухофруктами.

— Сюда, — подтолкнул его Чад, направляясь влево. Это был кратчайший путь прочь от толпы и на одну из дорог, что вела в менее людную область города.

Они прошли десять футов, прежде чем очередной незнакомец, которого Грэм не успел прежде заметить, положил руку ему на плечо, резко потянув, чтобы заставить его остановиться. Уже полный адреналина, Грэм повернулся, чтобы ослабить хватку мужчины, и впечатал свой левый локоть незнакомцу в пузо. Не останавливаясь, они продолжили идти вперёд, игнорируя удивлённое аханье, когда кто-то из людей заметил внезапную стычку.

Чад внезапно остановился перед ним. Кто-то ещё без предупреждения схватил его, и короткое время они боролись. Грэм не мог видеть, что именно произошло, но затем новый незнакомец упал, а лесник снова пошёл — в руке его мелькнула сталь, а землю окрасила кровь.

«Он только что кого-то пырнул у всех на глазах», — подумал Грэм. «Городская стража скоро на нас набросится». Несмотря на волнение, вызванное этой мыслью, его больше беспокоила тайна того, почему за ними следили совершенно незнакомые люди, а потом ещё и нападать начали. Ещё два человека схватили Грэма за рукава, и он ударил, сбивая одного из них вбок, а второго отправив в полёт. Он почувствовал чёткий хруст кости, когда его кулак соприкоснулся с щекой одного из этих людей. «Это была женщина!». Внутри него боролись за первенство вина и страх.

Люди начали кричать, когда остальные в толпе заметили неожиданное насилие. Мужчина, которого Чад ткнул ножом, истекал кровью на земле позади них, и ещё несколько человека с трудом пытались встать после рефлекторных ударов Грэма. Жутче всего было то, что раненые не издавали никаких звуков. Кричали только зеваки.

Охотник оттолкнул оглушённого фермера прочь, и вырвался на открытое пространство, перейдя на бег. Грэм бежал следом, и они понеслись прочь от площади, по узкой дороге. Большинство людей на рынке наблюдали за ними с выражением либо возмущения, либо удивления на лицах, но несколько человек следили за ними совершенно ничего не выражавшими взглядами.

— Что происходит? — громко сказал Грэм на бегу.

— Не знаю, но это чертовски странно! — крикнул лесник.

— Куда дальше? — спросил Грэм, когда они стали приближаться к новому перекрёстку.

— Направо — там должны быть ворота.

— Мы не можем уйти без Мойры! — сказал Грэм, уже поворачивая в том направлении.

— Её не разыскивают за убийство и нападение, — отозвался Чад.

— Они сами напали, — возразил Грэм.

— Ты это судье скажи, и посмотришь, поверит ли он тебе, — сказал Чад, а затем остановился: — Какого хуя?

Поперёк дороги впереди них выстроилась цепочка людей. Никто из них не был стражником — они выглядели обычными горожанами, и у всех у них были ничего не выражавшие лица и остекленевшие взгляды.

Грэм остановился рядом с Чадом, используя эту возможность, чтобы призвать Шип и броню.

— Я пробьюсь — не отставай.

— Их слишком много, — парировал Чад. — Они тебя числом задавят.

— Мечом их отпугну, — сказал Грэм. — Они все безоружны.

— Как они вообще сумели нас обогнать? — задумался Чад, но последовал за молодым рыцарем, когда они побежали на выстроившихся в ряд горожан.

Однако всё пошло совсем не так, как ожидал Грэм. Люди впереди него не выказывали никакого страха перед мечом, наваливаясь на Грэма своими телами. Из изгибался и тянул, используя локти и плечи, чтобы вырваться из их хватки, не желая убивать безоружных людей, однако предсказание лесника оказалось верным. Считанные мгновения спустя он обнаружил, что застрял в мешанине цепких рук, и вес толпы начал тянуть его к земле.

Чад был менее сдержанным, используя два длинных ножа, чтобы срезать всякого, кто к нему приближался — однако несколько истекавших кровью противников уже тащили его своим весом на камни мостовой.

«Простите», — подумал Грэм, отчаявшись. Несмотря на вес тянувших его людей, он вырвал свою руку на свободу, и махнул Шипом, одним ударом сразив двух человек. Потекла кровь, в течение секунд мостовая стала скользкой от красной жидкости и умирающих людей. Яростно рубя, он расчистил вокруг себя пространство, а затем пошёл освободить своего спутника. Шип поднимался и опускался, а руки и ноги лишались своих хозяев под ударами резавшего плоть и кости двуручного меча.

Из домов и лавок вдоль окровавленной улицы выходило всё больше людей. Некоторые кричали в смятении, увидев то, что там творилось. Мужчины и женщины лежали разбросанными и истекающими кровью на дороге, а в центре стоял закованный в металл рыцарь. Громкий свисток вдалеке оповестил их о приближении городской стражи.

Грэм смотрел на то, что его окружало, с ужасом не меньшим, чем у остальных зрителей. «У меня не было выбора!» — вопило его сердце. «Не было ведь?».

Его одолели сомнения, когда он услышал, как маленький мальчик закричал «Мама!». На другой стороне улицы мужчина удерживал ребёнка, отчаянно пытавшегося подбежать к его умирающей матери.

«Я даже не знаю, какую из них он имеет ввиду». Он уставился на Чада в шоке, когда тот снова ему закричал. В первый раз он его не услышал.

— Бежим, малец! Сейчас стража нагрянет.

— Почему это происходит? — спросил он у лесника.

— Не знаю, но если мы не уберёмся отсюда, то гадать об этом будем в тюремной камере.

Они побежали, двигаясь дальше по той же дороге, надеясь найти ясное указание на то, что их путь действительно лежал к одним из городских ворот. Однако прежде чем они это указание нашли, им встретилась очередная группа жителей с пустыми лицами, перегородившая дорогу впереди. Не думая, они свернули влево, в тупиковый переулок, надеясь найти способ сбежать.

Свою ошибку они обнаружили пятьдесят футов спустя. Переулок закончился тупиком. Они были в ловушке, и единственный выход начали заполнять люди. Чад натянул на свой лук тетиву, и ослабил завязки, удерживавшие стрелы в его в колчане.

— Сколько у тебя стрел, малец? — спросил его лесничий.

Грэм без всякого выражения уставился на него, а его язык ответил сам по себе:

— Пять.

— Дай мне твой колчан, — сказал Чад.

— У меня тоже лук есть, — возразил он. Люди уже бежали к ним.

— Нет времени и нет смысла тратить зря стрелы, — сказал лучник. Его лук уже был поднят, и две стрелы оказались в воздухе прежде, чем он закончил говорить.

У Грэма всё равно сердце к этому не лежало. Мысль о том, чтобы стрелять в людей, после того, как он уже убил столько народу, вызывала у него тошноту — но альтернативы, похоже, не было. Лук Чада Грэйсона равномерно гудел, пока тот натягивал и отпускал тетиву — его руки работали в смертоносном ритме. Менее чем за минуту у него кончились стрелы, а несколько секунд спустя он опустошил и колчан Грэма. На дороге лежали, раскинувшись, семнадцать человек, и большинство из них были мертвы, хотя один или два ещё цеплялись за жизнь — стрелы торчали у них в животах.

— Я всё, малец, — сказал лучник. — Дальше будет худо.

«Всё уже худо — просто ужасно», — подумал Грэм.

— Нет, — внезапно сказал он. Бросив взгляд вверх, он указал своему спутнику.

— До крыши двадцать футов. Даже в юные годы я б столько не вскарабкался, да и времени у нас нет.

Вместо того, чтобы объяснять, Грэм встал на колени, и сцепил ладони, ясно показывая Чаду, что тому следует встать на них.

— Слишком высоко! — возразил Чад. — Даже с твоей помощью мне так высоко не подпрыгнуть.

— Просто напряги ногу, — сказал Грэм. — Остальное я сделаю сам.

Всё больше людей, и несколько стражников, стали появляться у входа в переулок. Отрицательно покачал головой, Чад тем не менее подобрал свой лук, и повесил себе на плечи. Он поставил ногу на сомкнутые ладони Грэма, поддерживая равновесие с помощью положенных на широкие плечи молодого человека рук.

Резко выпрямившись, Грэм с невероятной силой подбросил руки, отправив своего друга в полёт. Чад, ругаясь матом, летел вверх, пока наконец не упал на черепичную крышу. Каким-то чудом он сохранил равновесие, хотя переживание явно его встряхнуло. Глядя вниз, он окликнул:

— А дальше что?

Грэм посмотрел вверх, сгибая колени, пытаясь прикинуть расстояние. Времени на размышления было мало, и он прыгнул настолько высоко, насколько осмеливался. На миг он ощутил, будто летит, а затем миновал край крыши. Он продолжил пониматься ещё десять футов, прежде чем снова упасть, крепко ударившись о твёрдую черепицу. Та стала трескаться и ломаться вокруг него, когда он упал на противоположной стороне крыши, и Грэм начал скользить вниз по её скату.

Катясь вниз, он молотил вокруг себя руками, пытаясь остановить падение, но это было бесполезно — его закованные в броню руки не могли ни за что уцепиться. Когда он в конце концов скатился с крыши, единственным его утешением было то, что он оказался на противоположной стороне здания. Его хитро сделанная броня затвердела, когда он ударился о мостовую, и спасла его от переломов или чего-то похуже, однако он всё равно почувствовал ушиб. Чад выглянул с края крыши, затем повернулся, и осторожно слез с неё, повиснув на руках, прежде чем упасть оставшиеся десять футов.

Молодой воин быстро встал на ноги, но когда он начал было бежать прочь, Чад постучал ему по плечу:

— На этой стороне некому нас увидеть. — Охотник закончил, указав на дверь погреба рядом с тем местом, где они оказались. Дверь была заперта на железный навесной замок.

Грэм мгновенно его понял. Сжав замок двумя руками, он напряг плечи, и изогнулся. Дужка замка оказалась крепче металлической полосы, через которую проходила — та с хлопком оторвалась, оставив дверь погреба без замка и без места, куда его можно было бы навесить. Они поспешно открыли двери, и спустились по ступеням, закрыв двери за собой.

— Не думаю, что кто-то видел, как мы входили, — тихо пробормотал Грэм.

— Чёрт, я нас даже не вижу, — сделал наблюдение лесничий. — Тут темно, как у старушки в…

Грэм закрыл ему рот ладонью, прежде чем Чад успел закончить эту фразу.

— Кто-то ходит наверху, — прошептал он. Вообще-то, там никого не было, но он действительно не хотел услышать окончание поговорки. Некоторые фразы, однажды услышанные, уже нельзя было разуслышать. Он подождал подходящий промежуток времени, прежде чем снова заговорить: — Похоже, что мы находимся в чьём-то погребе.

— Запах действительно соответствующий, — согласился Чад. — Не знаю, как ты тут что-нибудь видишь при закрытых дверях. Тут темно, хоть глаз выколи. — Он чуть помолчал, а затем произнёс скороговоркой: — Чернее чем у коровы в жопе. — Охотник захихикал, закончив своё дополнение.

— Тебе таки не терпелось что-то подобное сказать, а?

— Просто проверял, беспокоят ли тебя коровьи части тела так же, как женские. Теперь я знаю, и мне всего-то нужно сказать что-нибудь про п…мблрлф! — Голос Чада прозвучал невнятно, когда Грэм снова закрыл ему рот ладонью. Егерь тихо посмеялся, когда рука была убрана.

— В следующий раз я запихну плесневелую репу в эту выгребную яму, которую ты зовёшь ртом, — проворчал Грэм.

Охотник осклабился:

— Ты ужасный лжец, парень.

— Я не лгал. Тут повсюду репа.

— Не, не об этом. Я имел ввиду о людях на улице, минуту назад. И как ты можешь так хорошо видеть?

— Грэйс… узы с драконом — они делают меня не только сильнее. Все мои чувства обострились.

— А вот это интересно, — сказал Чад, задумчиво потирая подбородок в темноте. — А как насчёт твоего носа?

— Ну, да… — ответил Грэм, но затем остановился, когда его ноздри заполнил неприятный запах. — Чёрт, ну и вонь! — прошипел он, пытаясь не повышать голос, при этом одновременно подчёркивая, насколько запах выбивал его из колеи. Вопреки себе Грэм начал хихикать, и в его смехе звучали почти истеричные нотки.

Чад смеялся вместе с ним, пока наконец не заволновался о том, что Грэм теряет контроль над собой:

— Хватит, а то ты нас так выдашь.

— Скорее они заметят вонь, идущую из погреба, — парировал Грэм. — Что ты такого съел вообще?

— Думаю, дело в пиве той блудной бабы… или, возможно, в супе с репой…

— Тогда я беру свои слова про гнилую репу назад, — сказал Грэм, снова давясь смехом. — Тогда бы запах нас точно прикончил. — После этого он какое-то время молчал, вновь осознав серьёзность их ситуации. — Как мы вообще можем вот так смеяться, после только что случившегося?

— Ты ж не в первый раз убиваешь людей, — сделал наблюдение охотник.

— Раньше было иначе. Они были убийцами, и я защищал кого-то другого. А здесь была резня. У этих людей не было никаких шансов, но они просто не останавливались… — Грэм не стал распространяться дальше, поскольку у него в горле встал ком. Когда он снова заговорил, он задал вопрос: — Как ты можешь быть настолько спокойным?

— У всех по-разному. Кто-то смеётся, а кто-то плачет после битвы, но хуже всего ночью, когда лежишь один в кровати.

Грэму было слышно старую боль в голосе мужчины. Он знал, что этот лучник убил сотни людей во время войны с Гододдином, и наверняка ещё кого-то до этого.

— Как ты с этим справляешься?

Чад одарил его фальшивой улыбкой:

— Никак. Днём — живу, смеюсь, и не думаю об этом. А ночью, ну, я пью… много пью.

После этого они какое-то время не говорили, но в конце концов Грэм нарушил молчание своим самым ужасным вопросом:

— Как думаешь, скольких я убил — там, на улице?

— Выглядело там всё хуже, чем было на самом деле… — сказал Чад, — …восемь, возможно девять.

— Это весьма худо, — подавленно сказал Грэм. — Среди них и женщины были.

— Я убил восемнадцать.

Грэм поднял своё лицо из ладоней:

— У тебя же было только семнадцать стрел.

— Тот мужик на рынке, — напомнил ему лесничий. — Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.

— Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, — заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.

— Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. — Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил: — Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лук — скорее всего это будет нож в темноте, вероятно — от женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.

Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:

— А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.

— Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил…

— Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.

Чад осклабился:

— Осторожней с желаниями, парень.

Грэм попытался не сблевануть.

Глава 8

Мойре грубо запрокинули голову, в то время как один из гостей короля приготовился вскрыть ей горло банкетным ножом. Обычно таким предметом людей не убивали, но поскольку в присутствии короля нельзя было носить оружие, у этого мужчины ничего другого не нашлось. Мойра в ужасе завращала глазами, когда он повернул нож острой стороной к её шее, чтобы выполнить приказ. Она знала, что ножа будет более чем достаточно.

— Стойте, — сказал ещё один голос, вне её нынешнего поля зрения. — Сэлиору нужно знание, которым она обладает. Её смерть нарушит нашу сделку.

Нож замер, холодя кожу у неё на шее. Король Дарогэн ответил говорившему:

— Объясни его логику — нам сказали, что её предок уже обладает необходимой информацией.

— Волшебник всё ещё сопротивляется вашим попыткам разобрать его мозг, — сказал направляющий.

— Его физическая форма постоянно меняется — в конце концов он устанет. Тогда вы получите вашу информацию, — сказал Дарогэн.

— Вы не можете быть в этом уверены. Даже если он сломается, ваша попытка впитать информацию у него в голове может окончиться неудачей, — парировал направляющий.

— Нет причин полагать, что у его отпрысков есть желаемое Сэлиором знание.

— Значит, вы не понимаете людей, — возразил направляющий. — Даже если она не знает, её можно использовать как рычаг давления, чтобы ослабить его решимость.

— Наше сознание состоит из миллиарда подобных разумов, — сказал Дарогэн, — мы знаем о человечестве гораздо больше, чем существо вроде твоего господина может даже мечтать.

— Тогда спросите у них! Они могут понять, а вы — явно не понимаете.

Последовала короткая пауза, а затем Дарогэн снова заговорил:

— Похоже, что ты прав. Самка, судя по всему, не обладает способностью к преображению, которая есть у её отца, поэтому мы заберём её разум. Если информация там, то её предок нам больше не будет нужен, а если нет, то мы всё ещё сможем использовать её тело против него. — Король вышел вперёд, никак не показывая чувство ужасной боли, которое должно было вызывать у него плечо.

Нож исчез, и двое других мужчин жестоко сжали ей голову, и пальцами заставили её раскрыть рот. Челюсти у Мойры были мощными, но совокупная сила двух человек оказалась сильнее, и они медленно развели ей зубы. Лицо Дарогэна приблизилось, и его губы раскрылись. Когда он прижал свой рот к её собственному, блеснуло что-то металлическое.

«Нет!» — кричал разум Мойры, когда она ощутила, как что-то холодное и твёрдое ползёт по её языку. Царапая ей язык острыми ножками, странное металлическое насекомое ползло вперёд, ища заднюю сторону её горла. Отчаянно вырываясь из рук державших её мужчин, она никак не могла надеяться сбежать. Паника уничтожила её способность соображать, но страх заставил оставшуюся у неё силу резко сфокусироваться. Почти без усилия мысли она создала у себя во рту щит, заключив в него странное чудовище, и раздавила тварь. От появившегося во рту ужасного вкуса её затошнило, когда щит исчез. Державшие её люби расслабились, и она сумела выплюнуть странную металлическую штуковину.

— Она всё ещё сохраняет слишком много силы, — сказал направляющий. — Лунных оков для этого недостаточно.

— Под замок её, — приказал Дарогэн. — Позже мы попытаемся снова. Как только она потеряет сознание, процесс пойдёт проще.

Один из стражников, вошедших после начала конфронтации, заговорил, и дрожь в его голосе указывала на то, что он не был под тем же контролем, что и большинство остальных:

— Д…да, Ваше Величество. А что Барон?

— Вы возьмёте его себе? — спросил направляющий.

— Он ничего не знает, и его тело уже умирает. Пока что его тоже под замок. От тела мы сможем избавиться позже, когда найдём подходящее объяснение его смерти, — объявил Дарогэн. Взгляд мёртвых глаз короля вперился в говорившего только что стражника: — Ты, и остальные, кто пришёл снаружи — ждите меня в соседнем помещении. Я поговорю с вами наедине.

«Оно не контролирует всех», — подумала Мойра. «Оно собирается сделать с ними то же самое, чтобы не дать им рассказать об увиденном. Что это была за штука?». Она сплюнула, пока они тащили её обмякшее тело прочь из зала, пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту.

Бросив взгляд вниз, она лениво заметила, что одолженное ей Бароном платье было загублено. Один из державших её людей был сильно ранен её мечом, прежде чем её сковали. Его кровь оставила на ткани огромные пятна. Её магический взор, который, к счастью, всё ещё работал, показал ей, что шедшие позади люди несли бессознательное тело Джеролда. «Бедняга Джеролд».

Теперь, когда вызванный битвой адреналин кончился, на неё навалилась усталость, оставив её холодной и дрожащей. Но несмотря на это её разум яростно трудился, пытаясь понять, что произошло, и, важнее всего, почему это произошло. Она не смогла прийти ни к какому разумному выводу, но одна мысль выделялась среди всех остальных: «мой отец определённо ещё жив, и он — у них».

Они двинулись вниз, пока её наконец не притащили в то, что наверняка было темницей. Мойра прежде читала о подобных местах, но никогда не видела сама. Её отец не счёл нужным построить себе темницу, и никто никогда не хотел позволять ей видеть темницу в Ланкастере, хотя та была по большей части пустой. Однако местная, хэйлэмская темница явно активно использовалась. Запах плесени и лежалых отходов идеально соответствовал тому, как она себе всегда представляла темницу.

Каждая камера представляла из себя каменную комнату, высеченную в скале под замком Короля Дарогэна. Хотя внутренние стены были каменными, передняя стена состояла исключительно из железных прутьев и двери. Бессознательное тело Джеролда бросили в одну из камер, а Мойру затолкали в камеру по соседству. Щелчок железного замка прозвучал с ужасной окончательностью, когда дверь закрылась.

Мойра задумалась, хватит ли ей сил справиться с замком. Она уже знала, что была чрезвычайно слаба. Оковы лишили её большей части силы. Её магический взор всё ещё работал, и она, очевидно, сохраняла внутри своего тела некоторое количество силы, но кандалы будто вытягивали любой эйсар, которым она пыталась манипулировать вне своего собственного тела.

Её надежды были перечёркнуты, когда двое мужчин остались, встав на страже снаружи её камеры. Она знала, что даже если у неё хватит сил что-то сделать с замком, на бой со стражниками её не хватит. «Блядь».

«Это было не очень подобающим для леди». Она почти могла вообразить Грэйс, отчитывающую её за бранную речь. Прежде чем принять свою новую роль, драконица Грэма была её первым заклинательным зверем, годами живя в виде мягкой мишки, с которой Мойра играла. Грэйс никогда не одобряла, когда Мойра изредка забывалась, прибегая к ругани. «Но её сейчас здесь нет, и мне точно хана, если я не найду способа выбраться из этой передряги».

«Нужно быть хитрой». Она потратила несколько минут, пытаясь именно это и сделать, но никаких мыслей в голову не приходило. «В книгах это всегда казалось так просто». Она сменила тактику: «Что бы сделала Леди Роуз?».

Это тоже никак не помогло. Она не могла вообразить мать Грэма заточённой в темнице. Такой образ просто отказывался формироваться у неё в голове. Вообразить её собственную мать в тюремной камере почему-то было проще, но, с другой стороны, решения её матери для такой ситуации ей тоже были бесполезны. «Я не могу просто порвать прутья решётки голыми руками».

— Да и вообще, маму бы не схватили, — пробормотала она себе под нос. — Она бы с боем вырвалась на свободу.

В её разуме мелькнуло видение её меча, рубившего человека в зале для аудиенций — и на неё накатила тошнота. Что хуже, за этим образом последовало воспоминание о людях закрывших своими телами Короля. Несмотря на множество чудного опыта в детстве, она никого никогда прежде не убивала.

Её глаза наполнились слезами, и она заплакала. Нервность и тревога последних нескольких дней измотали её, хотя она и трудилась над тем, чтобы поддерживать свой самый лучший фасад. Её отец всегда был сильным, а её мать была ещё сильнее, однако она знала, что была лишь ребёнком. Как бы она ни старалась, это всё было видимостью, и теперь она оказалась в ситуации, с которой не могла справиться. Она долго и тяжело рыдала, ненавидя себя за это, но не в силах остановиться.

Через некоторое время слёзы прекратились, а её голова стала ощущаться яснее. «Прекрати себя жалеть, и подумай о том, что у тебя есть». Это было легко — у неё мало что было, но теперь, успокоившись, она осознала, что у неё ещё были козыри в рукаве. «Драконы будут искать меня, и Грэм с Чадом в точности будут знать, куда я уехала». Либо Грэма, либо любой из дракониц будет достаточно, чтобы положить конец Королю Дарогэну и любому числу его солдат. Чада тоже не следовало сбрасывать со счетов — лесничий смертоносно управлялся с луком.

«Мне нужно просто выжить до тех пор, пока они меня не спасут». Эта мысль её подбодрила, но не была удовлетворительной. Мойра была волшебницей, и дочерью человека, который почти что одной левой переписал ход истории Лосайона. Она не могла сидеть без дела. «У меня есть не только союзники». Она всё ещё обладала магическим взором, и, очевидно, некоторые её способности продолжали работать. Тут она вспомнила о своём брате, и задумалась, что бы на её месте сделал он.

Мысли о Мэттью её раздражали. Он бы поворчал про то, что она вообще позволила себе попасть в такую ситуацию, хотя и сам бы справился не лучше. «Он, наверное, попытался бы измыслить какие-то чересчур усложнённые чары, чтобы выбраться отсюда». Одновременно она обнаружила, что волнуется за него. Она оставила его одного, в Лосайоне. «Что если он попал в беду?». Совсем недавно ей пришлось приращивать обратно одну из его рук, когда один его эксперимент пошёл не так.

Однако мысли о брате всё же навели её на одну хорошую идею. Подняв оковы перед собой, она стала изучать тонкие руны, высеченные на молочно-белым камне, из которого они были сделаны. Она, может, и не была такой же хорошей чародейкой, как её отец и брат, но она всё же многое знала о зачаровании.

Несколько минут тщательного изучения многое ей рассказали. Метод, с помощь которого оковы воздействовали на её эйсар, был слишком усложнённым и неэффективным. Если бы создатель этого предмета сделал всё как надо, оковы бы полностью отрезали её от её способностей. Вместо этого они лишь высасывали большую часть эйсара, который она пыталась проецировать за пределы своего тела. Для более слабого мага этого могло бы хватить, чтобы полностью остановить любое использование магии, но для мага посильнее это было не совсем достаточно.

«Их, наверное, сделал давным-давно кто-то, кто в чародействе не очень разбирался». Несмотря на изъяны в браслетах, она не видела никакого способа разрушить чары, пока те были у неё на запястьях. Она подумала было о том, чтобы попытаться разбить их ударами о каменный пол, но не могла быть уверенной в том, сколько в них содержалось эйсара. Реакция, вызванная их разрушением, вполне могла положить конец её жизни.

Тут она заметила, что один из стражников пялился на неё. Магический взор сказал ей, что он снова контролировал свой разум, хотя случившееся ранее его несколько сбивало с толку. Если он и помнил о потере контроля над своим телом, то никаких следов этого не осталось, иначе он страшился бы гораздо больше. Вместо этого, как она предположила, в его памяти остался пустой промежуток.

В тот момент он думал определённо нецеломудренные мысли, наблюдая за ней. Она попыталась не содрогнуться. «Он минимум лет на десять старше меня, как он вообще может думать о подобных вещах?». Конечно, за последнюю неделю она отлично усвоила, что у многих мужчин не испытывали никакого волнения, когда дело доходило до фантазий о девушках гораздо моложе их самих.

Мойра обратила своё внимание на Джеролда. Магическим взором она видела, что он ещё дышал, лёжа в камере по соседству, но он медленно истекал кровью. Тщательно сосредоточив своё восприятие, она смогла определить, что ему вообще повезло выжить. Копьё пробило ему живот, не задев желудок или кишки, но печень его оказалась порвана — большая часть крови была из пронизывавших печень вен. Если бы у него была перерезана артерия, то он бы уже умер.

«Он может и выжить, если я смогу залатать рану и остановить кровотечение». Однако сейчас она никак не могла этого сделать. Даже если бы они были в одной и той же камере, она не могла наскрести достаточно эйсара, чтобы сделать что-нибудь физическое.

Тут её разум замер, когда к ней в голову пришла ещё одна мысль. «На физическом уровне я мало что могу, а что насчёт ментального?». Её взгляд снова метнулся к стражнику. Тот продолжал наблюдать за ней, и у его эйсара был определённо похотливый оттенок. «Будь он поближе…»

Она знала, что он с радостью оказался бы поближе, если бы это не было против правил. Мойра подавила чувство отвращения. «Поверить не могу, что я вообще рассматриваю этот вариант».

Но Джеролд умирал, и она была его единственной надеждой.

Мойра встала, и подошла к решётке, с открытым вызовом глядя стражнику в глаза.

Тот молча смотрел в ответ, не зная, как воспринимать внезапную перемену в её поведении.

«Не говори, ты всё испортишь», — сказала она себе. Вместо этого он облизала губы.

Это привлекло его внимание. Стражник выпрямился, и подошёл ближе:

— Чего ты хочешь?

Её взгляд метнулся к его соратнику, стоявшему на другой стороне коридора, и не проявлявшему почти никакого интереса ни к кому из них, прежде чем вернуться обратно к стражнику перед ней.

— Я хочу пить, — сказала она.

— Вода тебе не положена, — твёрдо сказал стражник, позволяя своему взгляду опуститься. Их теперь разделяли лишь три фута.

Мойра послала вовне тонкую линию эйсара, касаясь его разума. Это было бы легко, если бы не оковы, но теперь на это потребовалось всё, что у неё было. Короткий импульс превратил его лёгкую похоть в бушующее пламя. Зрачки стражника расширились, а губы слегка разошлись, когда его дыхание стало неглубоким и хриплым.

— Возможно, будь мы одни, ты смог бы утолить мою жажду, — сказала она ему. «Поверить не могу, что я это только что сказала».

Мужчина подался вперёд, его лицо было почти прижато к решётке, и Мойра почувствовала запах его кислого дыхания:

— Ты бы этого хотела, а?

Она хотела блевать, но вместо этого опустила взгляд, в сторону якобы объекта её желания. Снова посмотрев ему в глаза, онаответила:

— Думаю, мы оба хотели бы.

Не в силах больше контролировать свою похоть, стражник протянул руку, и резко притянул Мойру к прутьям решётки, грубо лапая её грудь другой рукой. Мойра ахнула от боли, когда он её ущипнул. Конечно, стражник был слишком опьянён страстью, чтобы понять, что её вскрик был вызван болью — вместо этого он посчитал это очередным подтверждением её желания.

— Только не так, — возразила она, когда её глаза увлажнились. — Нам нужно быть наедине, чтобы сделать это как надо.

— Ага, — сказал мужчина. Развернувшись, он посмотрел на другого стражника, который уже с интересом наблюдал за ними. Он подошёл к нему, и они немного поговорили тихим шёпотом. Другой мужчина улыбнулся, плотоядно глядя на неё.

Магический взор показал ей, что второй мужчина тоже начал возбуждаться. «Нет, я не это имела ввиду, идиот!». Её пронзили страх и адреналин, когда второй стражник отпер замок на её камере, и оба вошли внутрь вместе. «Сосредоточься», — сказала она себе. Её план не сработает, если она позволит им напугать себя. Она думала, что с одним справиться сможет, но она ничего не сумеет сделать, если её захлестнёт страх. Ей нужна была точность. В её способности манипулировать другими разумами самоконтроль был самым важным делом.

Глядя на эту парочку, она видела, что первый стражник, с которого она начала, был пылающим костром страсти, в то время как второй был лишь умеренно возбуждён. Тут второй сказал:

— Ты первый, Ле́нни. Я просто посмотрю — если только она не начнёт сопротивляться.

Ленни осклабился:

— Ты уверен?

— Ага, я пока ещё не совсем готов, так что постарайся устроить представление получше. — Глядя на неё, он обратился к ней напрямую: — Снимай платье, девка.

Она подняла свои запястья, напоминая им об оковах:

— Почему бы тебе не помочь мне, Ленни? — Она попыталась улыбнуться, чтобы заставить стражника расслабиться, но её нервность заставила результат казаться странной, кривой пародией на искреннюю улыбку.

Ленни не нужно было долго уговаривать. Шагнув вперёд, он поднял руку вверх, намереваясь схватить Мойру за воротник, и порвать её платье, но Мойра уже увидела его грубые намерения. Борясь со страхом, она шагнула к нему прежде, чем он успел хорошенько ухватиться, и подняла подбородок, будто собираясь поцеловать его.

Слегка удивлённый, Ленни позволил своей ладони сползти вниз, чтобы прижать к себе её бёдра, одновременно наклоняя свою голову к её собственной. Как только их тела сблизились, Мойра нанесла удар. Тонкая прядь эйсара метнулась прочь, вонзившись в обезумевший от похоти разум стражника. Несмотря на оковы, её отчаяние сделало первоначальное касание разума слегка более грубым, чем следовало. Ленни слегка дёрнулся, когда её разум крепко вцепился в его собственный.

Однако помимо этого он продолжил свой поиск удовлетворения. Ладони Ленни бродили по её спине, и пятой точке.

Мойра чувствовала себя будто тонущей. Оковы высасывали из неё силы, и каждый миг она с трудом поддерживала мысленный контакт. Сперва она пыталась притушить страсть Ленни, повернуть её в иное русло, но его основной инстинкт был для этого слишком силён. Даже не осознавая того, что делал, он ей сопротивлялся.

Поднимавшееся чувство паники грозило захлестнуть её внутренне спокойствие, но Мойра отказывалась сдаваться. Укрепив свою решимость, она сильнее надавила на разум Ленни: «Нет, ты не этого хочешь. Защити меня, помоги мне!»

На миг это показалось ей невыполнимой задачей, пока с окончательным изгибом воли она не ощутила, как его разум сломался. Ленни обмяк, привалившись к ней, и она ощутила, как пламя, бывшее его неиссякаемым источником жизни, потухло. «Нет! Всё должно было случиться не так». Он был мёртв.

Его сердце продолжало биться, и лёгкие продолжали двигаться, но он был таким же мёртвым, каким был король, которого она встретила в тронном зале… и она убила его так же верно, как убила ранее сражавшихся с ней людей в зале для аудиенций. Однако на этот раз к смерти стражника привели исключительно принятые ею решения. На этот раз она ощутила его смерть напрямую, и теперь не давала его обмякшему телу упасть.

Она также подтвердила источник контроля, под которым ранее были стражники и остальные люди. Сражаясь за контроль над разумом Ленни, она увидела его, маленькое металлическое существо, вцепившееся в заднюю часть его горла. Тонкие металлические волоски тянулись вверх от этой причудливой мерзости, обвивая маленькую, похожую на яблоко часть мозга, которой оканчивался позвоночник.

Мойра уже знала, что эта область была своего рода управляющим центром для физического тела, местом, куда шли команды, чтобы позволить сознательный контроль над конечностями. Если эта штука работала именно так, то было понятно, почему жертвы были заточены внутри своих собственных разумов. Они частично бодрствовали, но прямое управление их телами было у них отнято.

Пока что эта странная штука казалась находящейся в состоянии сна.

— Ты в порядке, Ленни? — спросил наблюдавший за ними стражник. Ему было ясно: что-то пошло не так.

Мойра не была уверена, сколько ещё времени тело Ленни проживёт после его смерти. Согласно её матери, могли пройти дни, прежде чем его мозг начнёт умирать, но как только это начнётся, всё остальное вскоре умрёт следом за ним. Не зная, что ещё сделать, она совершила то, что было для неё инстинктивным — создала простой заклинательный разум. На это ушло полминуты, и на это время она сползла на пол, позволив телу стражника упасть на неёю

Скоро второй стражник захочет получить ответы. Она намеревалась позаботиться о том, чтобы Ленни был готов их давать. Имея так мало времени, она насытила его разум лишь одной инструкцией. «Защищай меня». После чего она его отпустила — у неё всё равно не было энергии ни на какие другие действия.

Ленни напрягся, когда новый разум взял контроль над его телом. Он смотрел на неё с выражением обожания, отталкиваясь от пола руками. Встав, он встал между ней и другим мужчиной, но с этого момента всё пошло не так.

Тварь в его горле пробудилась.

Лицо второго стражника тоже лишилось выражения. Глядя на Ленни, он произнёс безжизненным голосом:

— Обнаружена аномалия.

Ленни дёргался. Его новый заклинательный разум боролся с металлическим насекомым за контроль над его телом.

— С…с…огласен, — ответил он.

Второй стражник вышел из камеры, чтобы схватить одну из тяжёлых дубинок, оставленных ими в коридоре. Секунды спустя он вернулся, занеся оружие, и приготовившись вышибить бедняге Ленни мозги.

— Нет! — крикнула Мойра. Подскочив с пола, она метнулась к второму мужчине, поймав его руку, и отбив её в сторону. Ленни всё ещё стоял неподвижно, но она знала, что если позволит второму стражнику его убить, то потеряет своего единственного союзника. Ну, убить то, что от него осталось. Ленни уже не был собственно живым человеком, но он принадлежал ей.

Второй мужчина был слишком силён, чтобы она могла его побороть. Она сопротивлялась изо всех сил, но он прижал её руки своими собственными. Оковы, конечно, тоже не помогали, но он к тому же был гораздо сильнее, и даже если бы она была полностью свободна, это не имело бы значения. Он продолжал удерживать её, в то время как Ленни приближался к ней сзади, совершая каждый шаг так, будто это было достижением — его тело дёргалось, двигаясь рывками. Он обнажил маленький нож, и было ясно, что он собирался всадить его ей в спину.

Ирония этой ситуации не избежала её внимания. «Я сейчас стану первой из Сэнтиров, убитой её собственным заклинательным зверем». Она отчаянно попыталась использовать остававшийся эйсар, чтобы взять под контроль державшего её стражника, но у неё не было времени, и было слишком мало энергии.

Она ощутила, как нож прошёл мимо её правого уха — настолько близко, что она могла бы сильно пораниться, поверни она голову. Лезвие вошло державшему её охраннику в грудь. Её заклинательный зверь всё ещё боролся за управление телом Ленни.

Державшие её руки упали, когда стражник схватил державшую нож руку Ленни, силясь выдернуть лезвие у себя из груди. Стражник схватился с Ленни — или попытался бы это сделать, если бы Ленни был способен оказать сопротивление — но тварь у него в горле снова свела противостояние с её заклинательным зверем к состоянию ничьей. Он судорожно дёргался, борясь с контролировавшим его существом, в то время как его соотечественник забрал нож из его руки, и развернул в обратном направлении.

Мойра расслабила свои ноги, упав на пол, когда хватка стражника ослабла. Там она увидела его упавшую дубинку. Подхватив её, она поднялась на ноги, и обрушила двуручное оружие на ничем не защищённый затылок мужчины. Вознаграждением ей стал тошнотворный хруст, и её тюремщик осел на пол.

Ленни глядел на неё отчаянным взглядом, замерший в своей собственной внутренней битве — его тело дрожало и тряслось. В конце концов он потерял равновесие, и свалился на пол. Мойра подошла помочь ему, встав на колени рядом с его полу-обмякшим телом.

Магическим взором она могла видеть шедшую внутри него борьбу. Металлическая тварь посылала в его мозг равномерный поток команд, в то время как заклинательный зверь пытался сопротивляться им, посылая свои собственные команды прямо в спинной мозг. Получавшийся диссонанс создавал своего рода перетягивание каната, и ни одна сторона не могла одержать верх.

— Держись. Я попытаюсь тебе помочь, — сказала она ему, но его взгляд не показал никаких признаков осознания. Этот заклинательный разум был слишком простым. У неё не было времени добавить владение языком, когда она его создавала.

На время отложив это в сторону, она направила своё внимание на борьбу внутри подёргивавшегося тела Ленни. У неё было мало силы, поэтому она сделала единственное, что было ей доступно. Снова потянувшись своим ограниченным эйсаром, она приглушила область мозга, с которой соединялись металлические проводки. Это было неважным решением, и она это знала. Без этой части мозга заклинательный зверь будет неуклюжим и плохо скоординированным, но если всё сработает, то он хотя бы будет иметь единоличный контроль над этим телом.

Дёрганье прекратилось, и тело Ленни сделало медленный, намеренный вдох. Выражение облегчения в его взгляде стало достаточным для неё подтверждением. Сработало. Он сел, и одарил её кривой улыбкой, сопровождавшейся удовлетворённым хрюканьем:

— У-ухн!

Она кивнула, хотя сомневалась, что он понял даже этот жест. «И что мне теперь делать?».

Глава 9

Грэм и Чад ждали довольно долго, прежде чем выбраться из погреба. Они не могли быть уверенными, сколько прошло времени, но Грэм сказал бы, что прошло как минимум полчаса, возможно больше. Время определённо казалось вечностью, поскольку он был вынужден сидеть в тесном помещении, полном зловония.

Он тщательно слушал несколько минут, позволив ушам уверить его в том, что рядом никого не было, когда они открыли двери, и выбрались наружу. После чего пошли прочь. Пока что они оставили попытки пробраться за городские ворота — те наверняка были под наблюдением после инцидентов с их участием.

Грэм тщательно думал о случившемся именно так. Они «участвовали в инцидентах», а не «начали массовую бойню». Это было правдой, они не начинали бой, бой им навязали, но как только их вынудили, всё определённо стало резнёй. «Что случится, если они снова нас найдут? Буду ли я снова убивать обычных мужчин и женщин?». Он не мог думать о них как о противниках, или солдатах. Их поведение определённо было ненормальным, но они были обычными горожанами. «Что если дальше будут дети?».

— Не останавливайся, — подталкивал Чад. — Нам только и нужно, что мило и небрежно шагать. Если будем идти слишком быстро, привлечём внимание.

— Мы ничего не делали, чтобы привлечь внимание в прошлый раз, — сказал Грэм.

— Ну, пока мы не поймём, что за чертовщина тут творится, это — лучшее, что мы можем сделать, — проворчал лесник.

Острый слуг Грэма уловил впереди издаваемые группой людей звуки.

— Впереди большая группа, рядом со следующим перекрёстком, — предостерёг он.

— Тогда давай остановимся здесь, — сказал Чад, указывая на пекарню, которую они только что миновали.

— Внутри как минимум один человек, — нервно сказал Грэм.

— Лучше один, чем пятнадцать, — ответил Чад и, не дожидаясь продолжения дискуссии, пошёл к двери. Грэм нехотя последовал за ним.

— Слава богам, вы открыты, — возбуждённо сказал лесник, когда они вошли.

Пекарь был толстым, лысеющим мужчиной, и смотрел на них с некоторым удивлением, когда они миновали порог.

— Добрый день. Я и не ожидал сегодня ничего продать, учитывая бродящих по улице спятивших безумцев. — Пока он говорил, его взгляд вбирал в себя их внешность, и к концу предложения его голос стал звучать более напряжённым. Грэм уже отозвал свою броню и спрятал Шип, на этот раз послав его во внеизмеренческий карман. Но даже так они оба явно были иностранцами. Этого, в совокупности с недавними событиями, было достаточно, чтобы смотреть на них в подозрительном свете.

В лавке ещё была женщина, забиравшая маленькую сумку со свежим хлебом, которую ей только что отдал пекарь. Женщина развернулась, и уставилась на них.

Грэм замер, его челюсть отвисла. Светло-оливковая кожа и тёмные волосы окружали пару тёмно-карих глаз — глаз, которые преследовали его во сне. Это была Алисса.

На её лице быстро сменилось несколько выражений — шок, печаль и, наконец, тревога.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросила она, делая неуверенный шаг вперёд, прежде чем остановиться. — Тебе не следует здесь быть. Это слишком опасно.

Грэм медленно пошёл к ней, заикаясь:

— Алисса… Джазмин, я боялся, что ты погибла… — Его взгляд затуманился, и он сморгнул непрошеные слёзы.

— Эх, ебись оно всё конём, — пробормотал Чад себе под нос. — Плохи дела. — Пекарь уже отошёл от стойки, двигаясь в заднюю часть лавки. Что бы он ни решил о сложившейся ситуации, скорее всего его решение включало в себя поиск городской стражи.

— Не подходи, — предупредила Алисса, когда Грэм приблизился. Она бы отступила, но она была зажата в углу маленькой лавки, и отступать было некуда. — Ты не понимаешь. Я опасна.

Грэм проигнорировал её, миновав разделявшее их расстояние:

— Мне плевать. Почему ты не вернулась?

Тут лицо Алиссы изменилось, расслабившись, и её страх исчез. Протянув руку, она завела ладонь ему за голову, и притянула его лицо к себе. Сбитый с толку, Грэм не сопротивлялся. Он мечтал снова её поцеловать каждую ночь с тех пор, как он подумал, что она умерла. Его губы встретились с её губами, и на миг его мир снова стал ярким.

Пока он не почувствовал странное металлическое нечто, заползавшее ему в рот.

Чад с тревогой наблюдал за ними:

— Нам надо уходить, малец. Бери её с нами, если должен, но мешкать нельзя. Пекарь пошёл кого-то предупредить.

Грэм испустил нечленораздельный крик, отталкивая Алиссу, и завалился назад. Он царапал руками свой рот, но что бы ни заползло в него, успело забраться слишком глубоко, и начало вгрызаться в заднюю часть его горла.

— Вот, что делает с людьми любовь, — сделал наблюдение Чад, пытаясь пошутить, но быстро понял, что что-то пошло очень не так. — Что ты с ним сделала!? — потребовал он у молодой женщины.

Алисса проигнорировала его вопрос, наступая на охотника со знакомым мёртвым выражением во взгляде.

У Чада в голове мигом промелькнуло несколько мыслей. Он из прошлого опыта знал о том, что Алисса была смертоносна в бою. Нападать на неё в лоб скорее всего стало бы ошибкой, даже для него. Он также знал, что убить её было последним, чего бы хотел Грэм, что бы она с ним не сделала только что. Будь у него стрела, он всё равно попытался бы это сделать, и плевать ему на пожелания Грэма.

Взмахнув своим лишённым тетивы луком, он попытался отогнать её ненадолго, чтобы успеть вытащить свой длинный нож, но девушка даже не стала уклоняться. Палка крепко ударила её в щёку, заставив её растянуться на полу. Чад никогда не страдал нерешительностью — воспользовавшись подвернувшейся возможностью, он набросила на Алиссу, болезненно вывернул ей голову в сторону, и вытащил нож. Помедлил он лишь ради Грэма.

— Что ты с ним сделала, сука?! — выплюнул он, прижимая острое лезвие к её незащищённому горлу.

Однако она не ответила, продолжая сопротивляться, не обращая внимания на представлявший собой смертную угрозу нож. Его превосходящие сила и вес оставляли её в очень невыгодном положении, хотя это и не имело значения, поскольку она боролась как любитель — её движения были неуклюжими, им не хватало ловкости.

— Грэм, ты в порядке? Поговори со мной! — крикнул он.

Молодой воин не ответил, и его конвульсии стали ещё более отчаянными и ещё менее намеренными. Похоже, что у него был припадок.

Эта причудливая сцена тянулась несколько минут. Чад отчаянно висел на всё ещё сопротивлявшейся женщине, одновременно окликая своего молодого спутника. В конце концов судороги Грэма прекратились, и его тело замерло, но когда он оттолкнулся от пола, выражение в его взгляде заставило волну холода пробежать по спине лесника.

У Грэма были мёртвые глаза, и смотрели они из безжизненного, лишённого всякого выражения лица.

— Это не смешно, малец, — сказал Чад, но знал, что это не было шуткой. Его драка с Алиссой изменилась. Он больше не пытался удержать её под контролем, пока Грэм не поправится — теперь он пытался отвязаться от неё, прежде чем они смогут задавить его вдвоём. Если бойцовские навыки Грэма будут похожи на её собственные, то он, наверное, сможет убить обоих — но он надеялся на иное решение.

Оттолкнув её прочь, он вскочил на ноги прежде, чем она снова смогла за него ухватиться. Быстрый пинок в голову заставил её отлететь назад, когда она потянулась к нему. Он чувствовал себя за это слегка виноватым, но времени на игры у него не было, и он быстро попятился к двери. Неуклюжий или нет, Грэм был слишком сильным, чтобы от него можно было сбежать, если парень доберётся до него.

Звук свистка вдалеке сказал ему, что пекарь нашёл стражников. Нырнув в дверь, он бросился к ближайшему углу. Теперь он остался один.

* * *

Мойра медленно выдохнула, наконец расслабившись. Ключи позволили ей войти в камеру Джеролда, но прошла напряжённая четверть часа, пока она пыталась остановить его внутреннее кровотечение. Попытки воздействия на материальные предметы магией с надетыми на руки лунными оковами фрустрировали — примерно как пытаться продеть нитку в игольное ушко руками в варежках. «Нет, не просто в варежках, а в латных рукавицах», — мысленно поправила она себя. Требовались чудовищные сосредоточенность и усилия, чтобы осуществить даже самые мелкие изменения.

Пока что она лишь сумела перекрыть самую крупную вену. Несколько менее крупных вен ещё кровоточили, но она подумала, что теперь у неё может быть больше времени… если она сумеет снять с себя оковы, и закончить работу.

Общение с Ленни было бесполезным, и в своём нынешнем положении она никак не могла ожидать улучшения его мыслительных способностей. Даже если бы она могла сделать его более функциональным, заклинательный разум мог и не суметь получить доступ к информации, хранившейся в мозгу мертвеца. Полагая, что Ленни вообще знал, где держали ключ от оков.

Этот ключ был её нынешней целью.

Прокрасться по коридору тайком оказалось делом невозможным. В некоторых камерах были пленники, многие из которых посчитали нужным заговорить с ней, пока она шла мимо. Она волновалась, что они настолько расшумятся, что придут другие тюремщики — некоторые из пленников уже начали кричать ей непристойности, хотя у неё сложилось впечатление, что в темница Короля Дарогэна это было нормой.

«Если я не смогу пробраться тайком через пост стражи, или как его там называют, то что же мне делать?». Она немного подумала, и тут ей в голову пришла идея. «Как Папа всегда говорил, любая проблема — это ещё и возможность». Она обратила своё внимание к пленникам.

У магов Сэнтиров были некоторые преимущества. Она вернулась к первым двум камерам, мимо которых ранее прошла, но сразу же выбросила их обитателей из головы. «Один — псих, второй — склонный к насилию псих», — молча заметила она, изучая их магическим взором. В третьей камере был некто более многообещающий: «умный и антисоциальный, но он хотя бы кажется рациональным».

— Ты, — сказала она, обращаясь к тощему и уже голому мужчине в камере. — Как тебя зовут?

— А тебе-то что? — агрессивно ответил он.

— Это весьма важно, если ты желаешь выбраться из этой камеры, — подняла она связку ключей в воздух, и слегка потрясла.

Мужчина посмотрел на её «стражника» ещё раз, наконец заметил, что несмотря на оковы и сопровождение главной в этой ситуации выглядела именно она.

— А с ним что? — спросил он, внезапно пугаясь.

— Его товарищ врезал ему несколько минут назад одной из тех дубинок по голове, — солгала она. — Того стражника он убил, а у меня теперь есть вот эти штуки. — Она снова подчёркнуто зазвенела связкой ключей. Ленни внёс свою лепту, по-идиотски улыбнувшись, и покачав головой.

— Тебе не пройти через пост стражи на входе, — сказал пленник. — Как только они осознают, что он спятил, они снова посадят тебя под замок, если не хуже.

— Поэтому мне нужна помощь… — согласно сказала она, — Мистер…?

— Пё́ркинс, — сказал тощий пленник. — Уо́т Пёркинс.

— Великолепно, Мистер Пёркинс — считаешь ли ты, что хотел бы помочь мне сбежать?

— Ты с ума сошла, девочка, — отозвался он. — Там не менее пяти человек, а может и больше. Посмотри на меня. Я похож на человека, который способен побороть стражника?

Она потратила немного времени, чтобы заново пересмотреть темницу магическим взором, прежде чем ответить на его вопрос:

— Здесь не менее тридцати пяти, или нет… ближе к сорока людей в камерах. Наверняка же мы сможем набрать среди них достаточно народу, чтобы справиться с несколькими стражниками.

— Из них половина спятила, а некоторые из них — даже не люди! — сказал Уот всё более и более тихим голосом, одновременно добавляя в него всё больше полного страха шипения. — Я видел их, — прошептал он. — Это демоны, ходящие в телах людей. Они могут быть где угодно.

— Уверена, что здесь ты в гораздо большей безопасности, пока один из них не придёт, чтобы сделать тебя одним из них, — зловеще произнесла она нараспев. — Я тоже их видела, и я могу их различать. Ты бы предпочёл ждать смерти, или попытаться что-то сделать?

— Что значит «могу их различать»?

— Как думаешь, почему на меня надели эти шутки, — уверенно сказала она, подняв закованные в браслеты запястья ему на обозрение. — Я — волшебница. Помоги мне достать ключ, и я смогу остановить то, что здесь происходит. — Она видела его сомнения и страх, грозившие затмить принесённую её словами маленькую надежду, поэтому она потянулась своим эйсаром, и влила в его надежду столько силы, сколько могла. «Доверься мне», — подумала она.

Взгляд Уота слегка просветлел, но затем он опустил глаза:

— Даже если ты сможешь найти тех, кто не демоны, половина из этих людей с равной вероятностью может как изнасиловать тебя, так и помочь тебе.

— Я могу определять смелость, Уот, и я могу определять приличных людей, — объявила она. — Вот, почему первым делом я подошла к твоей камере. Я выпущу лишь тех, кому мы можем доверять. — Она послала ещё один импульс по тонкой линии эйсара, теперь касавшейся его разума: «верь мне». На её лбу начал проступать пот. Она мало что ещё сможет сделать.

Он решился:

— Ладно. За дело. Всё лучше, чем гнить здесь.

Дальше всё пошло проще. Они шли от камеры к камере, пока она изучала каждого пленника — Мойра проходила мимо тех, кто был явно безумен, но многие были вменяемыми. Некоторые из вменяемых определённо были преступниками, но большинство были просто людьми, которых король заточил для собственного удобства. Она выпускала каждого, кто мог рационально мыслить и был способен сотрудничать.

Чего она не нашла, так это людей с теми странными металлическими существами внутри. Она проверяла очень тщательно. И в этом был смысл. Каким бы не было назначение этих существ, если их в кого-то подсаживали, то этого человека больше не было необходимости держать под замком, а Король Дарогэн скорее всего был верхушкой их иерархии.

Когда они обошли все камеры, с ними было восемнадцать в некоторой степени надёжных людей… ну, то есть, они были вменяемы и не демонстрировали открытой вражды по отношению к ней. Она потратила более получаса на то, чтобы их выбрать, и волновалась о том, что время у Барона могло быть на исходе. Ей нужно было достать ключ и вернуться к нему.

— Помните…, - сказала она им, — …что после того, как мы возьмём пост стражи, надо подождать. Мне нужно помочь моему спутнику. Наша лучшая возможность сбежать — это держаться вместе. Если кто-то сбежит в одиночку, то наверняка будет пойман, и тогда нам придётся иметь дело с замком, полным поднятой по тревоге стражи.

Большинство кивнула, но она увидела в некоторых из них непокорность. Более чем несколько человек не намеревались сдержать слово дальше побега из темницы. «Придётся с этим разобраться, как только мы победим стражников». Она лишь надеялась, что ключ будет в караулке, иначе у неё вполне могут начаться неприятности.

Один из стражников как раз выходил из караулки, когда они приблизились. Он мгновенно понял, что у них неприятности, и попытался отступить в помещение раньше, чем они доберутся до него. Если бы он сумел закрыть дверь и предупредить остальных, то их план тут бы и провалился, но к счастью один из её людей был достаточно быстрым, чтобы вовремя добежать до двери, и сунуть в неё ногу.

Она заорал от боли, когда хлопнувшая дверь сломала ему предплюсну, но остальные ухватились руками за край и силой заставили дверь открыться. После того, как они повалили в караулку, напав на нёсших вахту людей, начался кровавый хаос.

За несколько минут семь стражников умерли, по большей части брутальным и ужасающим способом. В этом бою не было ничего благородного или славного. Хуже всё делал тот факт, что управлявшая стражниками сущность взяла их под контроль, и поэтому никто из них даже не испускал нормальных криков страха или боли, умирая. Они сражались и умирали молча, как странные марионетки, которым придали облик людей.

Новые друзья Мойры получили несколько ран, в основном синяков, но первый всё ещё имел сломанную стопу, и ещё одному крепко заехали по голове. Теперь он лежал на полу, изогнувшись и сжавшись в комок, несмотря на то, чтобы без сознания. Мойра видела, что повреждения его мозга скорее всего были фатальны — и она сомневалась, что сможет для него что-то сделать, даже если с неё снимут оковы.

— Быстро! Бежим, пока остальные не нагрянули, — объявил один из мужчин.

— Постойте. Нам нужно найти ключ от этих оков, — напомнила Мойра. — Мы согласились, что сбежим вместе.

Он поколебался, как и кое-кто из остальных, но в конце концов они согласились подождать несколько минут, обыскивая тела стражников и само помещение.

Ключ, когда его нашли, оказался в запертой шкатулке вместе с рядом других ключей. Ключ к самой шкатулке они так и не нашли, но отыскавший её человек решил эту проблему, колотя по шкатулке дубинкой, пока защёлка не изогнулась достаточно, чтобы он мог раскрыть крышку.

Ключ к её оковам легко было отличить от остальных, поскольку только он был серебряным.

— Ладно, теперь валим! — сказал мужчина, давший ей ключ.

— Мы должны ещё вернуться за её другом, — сказал Уот.

— Он всё равно умирает. Какой смысл? — сказал кто-то другой.

Коренастый грузчик озвучил то, о чём уже думало большинство:

— Ну нахуй, валим отсюда сейчас же. А сучка пусть возвращается за своим хлыщом сама, если хочет.

Мойра неуклюже вертела ключ в пальцах, пытаясь засунуть его в замок на кандалах у неё на запястьях.

— Помоги мне, Уот. — Это было неудобным делом, и хотя она скорее всего достигла бы успеха рано или поздно, она не думала, что у неё было достаточно времени, чтобы зря тратить его на попытки.

Когда оковы раскрылись, с её губ сорвался вздох, а её эйсар снова расцвёл вокруг неё, потянувшись прочь от её тела, как обычно и было. Она мгновенно восстановила свой личный щит.

Трое мужчин уже направлялись к выходу, когда она произнесла «Грэтак!». Все замерли, кроме Уота, которого она намеренно исключила из заклинания.

Он уставился на неё в замешательстве и страхе:

— Что с ними случилось?

Мойра успокаивающе улыбнулась ему:

— Я же сказала тебе, что я — волшебница, Уот. Я просто позаботилась о том, чтобы никто из них на нарушил нашего уговора. Я не причиню им вреда.

Уот уставился расширенными глазами на каждого из них по очереди:

— Они застыли. — Пока Уот это говорил, один из мужчин упал.

— Помоги мне положить их на пол, — сказала она ему, спеша подхватить ещё одного, который уже заваливался. — Они не могут удерживать равновесие, пока их мышцы скованы неподвижностью. Падение может им повредить.

Ещё несколько человек упали, прежде чем она успела их опустить, но Мойра смягчила их падение своим эйсаром, чтобы не дать никому из них серьёзно пораниться.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Уот, тщетно пытаясь скрыть свой страх перед ней.

Мойра вздохнула — она надеялась, что Уот окажется достаточно разумным, чтобы сохранить спокойствие, став свидетелем её магии. Бурная активность в его разуме ясно сказала ей, что он был на грани срыва.

— Я просто не хочу, чтобы они пошли на прорыв до того, как мы будем готовы. Если они побегут сейчас, то кого-то из них поймают, а кого-то — нет, но в любом случае весь дворец поднимется по тревоге, и все примутся нас искать. А так мы останемся вместе, пока я… пока мы не будем готовы сбежать сообща. Это улучшит наши шансы на успех.

— Магия происходит лишь от богов, светлых или тёмных… — начал Уот, — …значит ты заодно с тёмными богами?

«Тёмные боги мертвы, идиот! Ну, большинство из них». Таковы были её мысли, но она держала свой язык в узде.

— Не знаю, чему тебя учили, Уот, но волшебники делают свою собственную магию. Она не хорошая и не плохая сама по себе — зависит от того, кто ею пользуется.

У Уота был сильный порыв сбежать. Его взгляд метался из стороны в сторону, пока он гадал, сможет ли он добраться до одной из дверей раньше, чем она его поймает. Мойра подумала было о том, чтобы парализовать его так же, как и остальных, но ей нужна была помощь, добровольная помощь. Вместо того, чтобы пойти лёгким путём, она вновь нарушила древнее правило магов Сэнтиров — она коснулась его разума напрямую.

Теперь она полностью владела собой, поэтому тонкая работа была легче. Она сгладила его страх, и внушила ему больше доверия. Работая, она нашла сердце его страха, укоренённое в детских воспоминаниях. Она уловила их мимолётно — старый мужчина, наверное жрец, читавший ему наставления о волшебниках, практикующих тёмные искусства, и о ведьмах. Даже его мать тратила значительное время на то, чтобы предостеречь его о подобных вещах. «Чепуха», — подумала она, а затем убрала эти воспоминания. Это было проще, чем пытаться их изменить.

Этот процесс занял чуть больше времени, чем она предполагала, но Мойра решила, что лучше сработать хорошо, чем напортачить. После, наверное, пяти или десяти минут она закончила, и, мысленно отряхивая руки, отпустила его. Уот теперь был менее боязливым, более храбрым, более благородным, и без какого-либо следа страха перед магией и волшебниками. Она ощутила лёгкое чувство гордости, глядя на дело своих рук.

Уот моргнул, когда его разум вновь пришёл в движение.

— Ну, Уот, что ты будешь делать? Поможешь мне, или я в тебе ошиблась? — спросила его Мойра.

— Обо мне не волнуйтесь, миледи, — твёрдо ответил он. — Старина Уот никогда не бросит даму в беде. Что мне нужно сделать?

— Останься, и приглядывай за ними. Если кто-то придёт, держи дверь закрытой, и попытайся задержать. Я должна вернуться менее чем через полчаса, — властно сказала она ему. Этот новый Уот ей определённо нравился больше.

Выпрямившись, Мойра пошла обратно к коридору с камерами, вместе с другим своим спутником, «заклинательным зверем» во плоти, Ленни. Ленни всё ещё неуклюже ковылял. Ей придётся найти какой-то способ извлечь из него металлическую штуку, если она хотела, чтобы он лучше контролировал свои движения, но пока что это подождёт. Барону Ингэрхолду требовалось внимание, и быстро, чтобы он не умер.

Глава 10

Мойре потребовалось менее чем полчаса, чтобы залатать Джеролда. «Если бы этим занимался Мэттью, то Барон мог бы считать везением, что у него руки и ноги на месте», — с сарказмом подумала она. Она закупорила маленькие рассечённые вены, и соединила обратно вены средние и крупные. У Джеролда на печени останется шрам, но она должна работать как надо.

Самой большой проблемой теперь стало то, что он потерял значительное количество крови. Ему нужен был покой и много жидкости, чтобы восстановить объём крови. Сердце Барона билось с неуютно повышенной частотой, силясь компенсировать кровопотерю. Несмотря на то, что Мойра решила механические проблемы, связанные с его колотой раной, ему всё равно потребуются дни, чтобы вернуть себе хотя бы умеренное количество его прежних сил.

«И как же мне его отсюда вытащить?». Мойра подумала о том, чтобы просто левитировать его, но это потребовало бы внимания, и если они ввяжутся в какую-нибудь конфронтацию, то она могла и не суметь себе позволить делить внимание. К счастью, будучи магом Сэнтиров, она никогда не испытывала недостатка в помощниках.

Ленни мог бы его понести, но это было бы неудобно, и, учитывая отсутствие у Ленни хорошего контроля над мышцами, наверняка что-нибудь да случилось бы. Вместо этого она потратила несколько минут, создавая заклинательного зверя, наделив его причудливой конфигурацией рук и ног. Он был четвероногий, похожий на лошадь, но с двумя торчавшими под странными углами руками, которые дотягивались ему до спины, чтобы удерживать пассажира, потерявшего сознание Барона. Она добавила спереди человекоподобный торс с двумя руками, на случай если ему понадобится сражаться или что-то для неё держать.

В конце концов получилось нечто похожее на мифического кентавра, если бы у кентавров были дополнительные руки на спине, и если бы их спины были слегка впалыми посередине, чтобы на них можно было лежать.

— Окей, это бы напугало беднягу Уота до смерти, если бы он увидел его до… — её голос утих. «До чего?». Она не знала толком, как назвать то, что она с ним сделала. «Его «адаптации»?».

Она отложила эту мысль в сторону.

— Так, теперь надо тебя назвать, — сказала она, разговаривая сама с собой. — Пал? Как сокращение от «паланкин»? Нет, не пойдёт. — Чуть погодя она остановилась на «Стрэ́тч», что было сокращением от «стрэтчер^[49]». Она намеренно оставила разум Стрэтча простым, чтобы сэкономить время, но он, наверное, всё равно был умнее Ленни. По крайней мере, Стрэтч мог разговаривать.

Она встала, и вместе с Ленни помогла Стрэтчу загрузить бессознательного дворянин на его мягкую, вогнутую спину. Хотя Стрэтч был настоящим заклинательным зверем, то есть состоял полностью из эйсара, он был вполне осязаемым, и был мягким и тёплым на ощупь. Она влила в него, наверное, четверть своего эйсара, чего должно было хватить минимум на полнедели, если бы им пользовались как куклой, но в этом случае, скорее всего, магии хватило бы лишь на день. Крупные существа, полностью состоявшие из магии, быстро её тратили.

Когда она шагнула прочь от Стрэтча, её окатила волна слабости. Мойра испытывала искушение создать второго заклинательного зверя, исключительно для собственной защиты, но она волновалась, что скоро ей может грозить бой. Её эйсар быстро восстановится, и поэтому сделанный заранее заклинательный зверь будет большим преимуществом, но если она будет вынуждена сражаться, пока она ещё усталая, то это с тем же успехом может ей помешать. Она решила не рисковать. Как только она почувствует, что потраченные на создание Стрэтча силы возвратились, она подумает о том, чтобы создать защитника — а до тех пор ей придётся полагаться на поддержку Ленни и её друзей-пленников.

Вернувшись в караулку, она обнаружила, что там всё по-прежнему примерно так, как она и оставила. Уот похоже был рад снова её видеть, но его глаза расширились, когда он увидел Стрэтча:

— А это что?

— Мой новый друг, Стрэтч. Не волнуйся на его счёт, он — просто толика магии, созданная, чтобы помочь мне нести Барона, — объяснила она.

— О, — просто сказал Уот, хотя в его взгляде всё ещё присутствовала некая доля любопытства.

«Час назад Стрэтч бы заставил его бежать сломя голову, а теперь ему лишь любопытно», — самодовольно подумала она. Изучая остальных, она осознала, что допустила ошибку, парализовав их. Всё ещё будучи в сознании, недавно выпущенные ею друзья-пленники были в состоянии чрезвычайного ужаса, если вообще не паники. «И вот поэтому-то Отец обычно заставляет людей уснуть, а не замирать на месте».

Мойра не могла точно знать, сколько ещё у них было времени, но она становилась всё более уверенной в своей способности обращаться с людьми. Она начала с мужчины, которому сломали стопу во время нападения на караулку. Приглушив его боль, она быстро срастила сломанные кости его правой стопы. Отёк и чувство дискомфорта никуда не денутся, но ходить он сможет. Прежде чем освободить его, она коснулась его разума, успокаивая его, и удаляя память о предыдущей половине часа. Её слегка удивило, насколько легко это было делать.

Более близкое знакомство улучшало её способность манипулировать воспоминаниями. Помедлив секунду, она изменила также некоторые из его ранних воспоминаний, чтобы сделать его менее боящимся магии и необычных вещей, свидетелем которым он скоро станет. Однако Стрэтч был особым случаем. Её похожее на кентавра создание было слишком странным — Мойра не верила, что простое удаление страха перед магией позволит им принять его.

Вместо этого она сформулировала ложную память, простую, которую она могла вставить в их разумы без подгонки под индивидуальные различия. Она подошла к следующему человеку, и ему тоже изменила воспоминания, убирая его страх магии, и добавляя свою новую память о Стрэтче.

Как только она начала, дело это оказалось гораздо более простым, чем она когда-то полагала. Три или четыре минуты на каждого человека — и никто из них больше не боялся магии. У них также были тёплые воспоминания о странном детском друге по играм, выглядевшим очень похожим на Стрэтча.

«Имея больше времени, я могла бы сделать из этих людей почти что угодно». Эта мысль была странно успокаивающей и одновременно тревожащей. «И кто я после этого такая?». Перед своим мысленным взором она увидела видение самой себя, окружённой морем кукол, марионеток, которые могли есть и пить, ходить и говорить, но под поверхностью они были не более чем её игрушками. «Если любого можно изменить согласно моим прихотям, то что вообще реально?».

Она закрыла глаза, сморщила лицо, и усилием воли выбросила этот мысленный образ из головы. «Это неправда. Я не могу изменить разум другого волшебника — только не без боя». И что из этого следовало? Значило ли это, что лишь маги были истинно независимыми личностями? Было ли остальное человечество лишь скотом, ресурсом, который только и ждал, пока им воспользуется кто-то обладающий силой? Чем она тогда отличалась от металлических тварей, управлявших подданными Короля Дарогэна.

— Я — не как они, — сказала она себе. — Люди — не игрушки. — Но крохотный голосок в дальнем углу её разума шептал: «Но могут ими быть». Мойра покачала головой — такие мысли вели к безумию.

— Ты готова? — спросил Уот.

Она сосредоточилась на его лице, усилием воли избавляясь от нежеланных мыслей.

— Да. — Снова раскинув свои чувства, она изучила местность, лежавшую за дверью, которая вела прочь из караулки в остальную часть дворца.

За дверью был короткий коридор, оканчивавшийся ступенями, что вели обратно на наземный уровень замка. Там был вход в казармы, и ещё один коридор, который вёл к кухням и прачечной. Дальше был входной зал, и, в зависимости от направления, оттуда можно было попасть либо в главный двор, либо обратно в зал для формальных аудиенций.

В казармах было где-то двадцать человек, а на кухне были заняты где-то человек десять или двенадцать. Коридоры были почти пусты, но у главного входа был отряд из десяти человек. Если они смогут пробраться мимо них, то ничто не помешает им выбраться в город, кроме как последние ворота из замкового двора.

«Если мы выйдем прямо наружу, и я сразу же погружу в сон тех немногих, кого мы встретим, то мы сможем выбраться почти без применения насилия», — подумала она. Главные ворота могли представлять небольшое затруднение, если кому-то удастся опустить решётку раньше, чем они пройдут. «Но горстки камня и стали не хватит, чтобы меня остановить».

Она кивнула, и Уот открыл дверь, осторожно выглядывая в лежавший за ней коридор. Конечно, он не знал, что она уже была осведомлена о том, что путь чист. При этой мысли Мойра улыбнулась сама себе.

— Просто идите вперёд, пока я не скажу остановиться. Ведите себя естественно — никто пока не знает, что мы освободились, — сказала она ему и остальным людям.

— Они могут заподозрить что-то неладное, если увидят Стрэтча, — сказал один из мужчин.

— Я разберусь с этим, когда придёт время, — заверила она его.

Быстро двигаясь вверх по лестнице, они прошли по первому коридору, пока не достигли входного зала, и повернули к главному входу. По пути они встретили одного слугу, но Мойра заставила его уснуть раньше, чем его глаза ещё даже успели осознать странную природу её спутников.

«Пока что всё идёт хорошо».

Стражники у входа отреагировали ожидаемым образом, и Мойра не стала зря терять времени:

— Шибал. — Они без возражений попадали на землю, но затем всё стало сложнее.

Люди открыли глаза, и начали подниматься на ноги, хотя она ясно видела, что их разумы были полностью погружены в сот. Металлических существ в их глотках совершенно не волновало, были ли их носители в сознании. Что хуже, магический взор показал ей, что стражники в казармах побежали наружу, заходя Мойре с тыла, и что решётка на главных воротах начала опускаться.

«Значит, они теперь не только знают о нашем побеге,они ещё и как-то общаются… без эйсара». Металлические штуки, находившиеся у них внутри, не показывали вообще никаких признаком использования магии.

— Грэтак! — объявила она с нажимом, позаботившись исключить сопровождавших её людей. Спящий разум может и не быть препятствием для маленьких металлических паразитов, но парализованные мышцы должны были стать совсем другим делом, хотя так Мойре и приходилось тратить больше сил. — Не останавливайтесь! — подтолкнула она своих спутников. — Они не могу причинить нам вреда.

Они побежали, покинув дворец, и пересекая двор. Позади них появились люди из казарм. Некоторые пленники повернулись, чтобы сразиться с ними, но Мойра крикнула им:

— Не останавливайтесь, бегите к воротам — вы должны справиться с охраняющими их людьми. С этим я сама разберусь.

Она говорила это с уверенностью, но как только она развернулась, то ощутила, как сжалось её сердце. Её страшило то, «как» она это сделает. Паралич был плохим вариантом — вообще, она уже чувствовала напряжение от первых людей, всё ещё сопротивлявшихся заклинанию, которое она на них наложила. Сделать то же самое ещё с двадцатью людьми было бы глупо. Проще всего было убить их, но несмотря на пережитое в тронном зале, такое решение её не устраивало. «Я не хочу, чтобы оно меня устраивало. Я не убийца».

Стражники уже были лишь в десяти ярдах, и время у неё почти заканчивалось. Действуя инстинктивно, Мойра создала у самой земли низкий щит. Тот был невидимым, и секунды спустя стражники споткнулись о него, зрелищно попадав на землю, но в отличие от её излюбленных любовных романов, долго лежать они не стали. Они вскакивали на ноги и снова бежали почти сразу же после падения.

В её голове вспыхнула мысль об огне, но она всё ещё помнила запах горящих тел после того, как годы тому назад на её дом напали Карэнт и Дорон. «Только не это, пожалуйста». Вместо этого она сделала то, что казалось ей почти естественным. Выбросив тонкую прядь эйсара, она взяла под контроль разум самого близкого стражника, и прежде чем металлическая штука у него в шее осознала, что её контроль кто-то оспаривает, Мойра заставило его повернуть тело, и упасть в сторону. Она быстро повторила эту тактику ещё трижды, и вскоре стражники стали спотыкаться друг о друга.

Активный контроль другого человека не слишком утомлял, в плане траты эйсара, но он требовал много сосредоточенности, и управлять одновременно более чем одним или двумя было делом фрустрирующим. Теперь, когда находившиеся в них металлические штуки знали, что она делала, они стали ужесточать свой контроль над носителями, и Мойра поняла, что справиться более чем с одним из них за раз она не сможет.

— «Позволь мне помочь».

Голос в её разуме был её собственным, знакомым, однако одновременно чужим.

— «Как?»

— «Вот так». — Часть её разума потянулась, и крепко схватила одного из солдат, после чего Мойра ощутила, как её разум раскололся, будто она разбилась на части. Каждая часть вцепилась в своего человека, и в течение нескольких секунд она взяла под контроль десятерых, и каждого из них она держала так крепко, будто фокусировала всё своё внимание только на нём одном.

Металлические паразиты сопротивлялись, но фрагменты её «я» отключали часть мозга, которую использовали паразиты, и вскоре «её» стражники начали драться с остальными — неуклюже, рывками, и безыскусно, но они всё же сражались.

Этому переживанию следовало быть дезориентирующим, но оно почему-то ощущалось почти естественным. Та её часть, которую она всё ещё считала «собой», поражённо наблюдала за происходившим, в то время как её фрагменты управляли отдельными солдатами как марионетками. Она обнаружила, что надзирает за происходящим, оглядывая бой в целом, и выдавая инструкции своим менее крупным «я», чтобы координировать их действия.

Ещё более невероятным было то, что она осознала, что стоять и смотреть ей не было нужды. Она могла последовать за своими спутниками, что, наверное, было мудрым решением. Но «её» стражники постепенно терпели поражение от противников с более тонкой моторикой. Некоторые из них уже были ранены, а двое — умирали. «Заставлять их сражаться друг с другом — жестоко», — подумала она, — «мне следует всех их взять себе».

Но могла ли она?

«Конечно же можешь», — сказала одна из её новых «я». Вместе с этой мыслью пришло инстинктивное усилие воли, и секунду спустя её стало на десять больше, и каждое «я» взяло под контроль одного из оставшихся стражников. Мойра чувствовала всё повышавшееся чувство восторга по мере того, как расширялся её разум. Она больше не была скована правилами одного разума, она была больше.

«Даже боги так не могут». Она услышала смех, а потом вздрогнула, осознав, что смеётся она сама. Позади неё пленники сражались со стражами ворот, и проигрывали. Повернувшись, она побежала к воротам, и её новые марионетки последовали за ней.

Её спутники устрашились, встревоженные бегущими рядом с ней стражниками, не понимая, что те тоже теперь были их союзниками. Поскольку времени на объяснения не было, она их тоже взяла себе, а секунды спустя забрала и стражников у ворот. Решётка снова начала подниматься, и бой прекратился. У Мойры теперь был лишь один вопрос. «Сколько меня теперь?». Это был странный вопрос, но в тот момент он был совершенно осмысленным.

Потребовалась пара минут, чтобы закончить счёт и найти ответ. «Меня сорок семь человек».

Это число изумило её. Оно было непостижимым. Никакой разум не мог делать так много дел одновременно. Это не укладывалось в голове, однако она не чувствовала напряжения. Количество требовавшегося для этого эйсара всё ещё было маленьким, и её основная личность всё ещё была свободна руководить всеми её остальными «я». «По идее, я должна сейчас сходить с ума. Почему я ещё не сошла с ума?».

Ей хотелось впасть в панику. Всё это не имело смысла. Мойре нужно было подумать, ей нужно было побыть одной, но она чувствовала себя так, будто её окружала толпа народу. «Поправка — толпа меня…».

«Пора упроститься». Мойра послала стражников маршировать обратно в казармы. Она освободит их, как только они будут слишком далеко, чтобы догнать её. В то же время она приказала управлявшим её спутниками из темницы частям себя отредактировать их воспоминания. «Не дайте им вспомнить побег — они никогда мне не простят то, что я с ними сделала», — приказала она.

Она и её спутники вышли в город, и Стрэтч следовал за ними. Несколько кварталов спустя её другие «я» закончили работу, и она отпустила людей, с которыми устроила побег. Вскоре после этого она отпустила стражников в казармах, а затем её более мелкие «я» начали схлопываться, вливаясь друг в друга, и снова становясь единым разумом, но это всё ещё не был её разум.

— «Кто ты?» — Спросила она своё другое «я».

— «Я — это ты, но я думаю, что потребуется некоторое время, чтобы понять, что это всё означает».

— «Ты не знаешь?»

— «Я знаю то, что знаешь ты».

— «Я ни черта не знаю!»

— «Отлично, значит теперь ты невежественна вдвойне».

— «Это не смешно».

— «Ещё как смешно».

— «Да, ты права. По-моему, я схожу с ума».

— «Ты хочешь сказать, что мы сходим с ума».

— Ты в порядке? — Это был Уот. Он глазел на неё с озабоченным выражением на лице.

— Да, а что? — с некоторой поспешностью ответила Мойра.

— Ты просто стояла, глядя в пустоту, и бормотала, — отозвался он. — Некоторые из остальных людей ушли.

Их группа значительно уменьшилась. Теперь с ней осталось только два человека, не считая Уота и, конечно, Стрэтча.

— Прости, — сказала она ему. — Нам нужно место, где мы могли бы спрятаться. Я пыталась придумать, куда пойти дальше.

Уот осклабился:

— Думаю, я знаю такое место. Следуй за мной. — Он бросил взгляд на двух остальных: — Там и вам место найдётся, если хотите.

Глава 11

Чаду удалось сбежать. Это было его единственным утешением.

Грэм стоял на улице, Алисса была рядом с ним. Последний час был одним из самых чудны́х и ужасных в его жизни. Запертый в своём собственном теле, он вынужден был наблюдать, как ходит по улице и ищет кого-то — скорее всего Чада, но никакой определённой информации ему не дали. Это не имело значения — он был лишь пассажиром.

Смотреть на то, как его предаёт собственное тело, было сюрреалистичным впечатлением. Он представлял себе, что нечто подобное могли испытывать парализованные на поле боя воины, с одним важным отличием: хотя они и теряли способность управлять своими конечностями, они не были вынуждены наблюдать за тем, как ходят и действуют, управляемые какой-то чудно́й внешней силой.

Он даже не мог быть уверен, был ли это кто-то извне, кто им управлял. Что-то определённо засело у него в шее, и, очевидно, именно это и заточило Грэма в его собственном теле, но он не знал, было ли оно истинным источником приказов, или просто передавало приказы от кого-то или чего-то ещё.

Там точно имело место какая-то координация. Алисса была рядом, и время от времени он мельком видел её глаза. Он не мог увидеть ни намёка на то, что творилось её голове, но догадался, что она страдала от такой же беспомощности, как и он.

У него во рту стоял привкус крови. Чем бы это ни было, оно порезало ему язык на пути внутрь, и он мог лишь вообразить, что оно сотворило с задней части его горла. Боль там была минимальной, но равномерное чувство жжения было верным признаком того, что эта штука что-то ему там повредила.

А затем так же неожиданно, как и началось, всё закончилось, и его тело снова стало его собственным.

Грэм задрожал, и его руки мгновенно метнулись к его рту. Ему нужно было вытащить эту штуку!

Его кисть накрыла тёплая ладонь, мягко оттягивая её от его лица.

— Не надо. Это не поможет, а если будешь пытаться слишком упорно, то тебя накажут. — Выражение на её лице было уставшим, измождённым, и лишённым надежды, но там было что-то ещё. Печаль.

Он взял её руки в свои:

— Что случилось со мной, с нами?!

Взгляд Алиссы метнулся в сторону, с намёком на тревогу на её лице, а затем она снова посмотрела ему в глаза:

— Не говори. Если будешь спрашивать определённые вещи, говорить определённые вещи, или пытаться… потеряешь контроль. Позволь пока мне говорить. — Она потянула его за руку, направляясь туда, откуда они пришли. — Следуй за мной.

Он позволил ей повести себя.

— Куда мы идём?

— Ко мне домой.

— Почему?

— Потому что там мы будем одни, хотя это слово на самом деле больше к нам на самом деле не относится, — уныло сказала она. Секунду спустя она добавила: — …и потому что я эгоистка.

«Эгоистка?». Это на миг сбило его с толку, но он не мог себе позволить слишком долго об этом думать.

— Не могу. Мне надо найти Чада. Нужно предупредить М…ммпх!

— Замолчи! — настойчиво сказала Алисса, резко накрыв его губы своими ладонями, и отчаянно предостерегая его своим взглядом. — Ради чего бы ты сюда ни пришёл, не говори об этом, даже не дум… — Её слова резко оборвались, глаза закатились, и её тело стало подёргиваться.

Он подхватил её, когда она начала падать, но спазмы прекратились так же внезапно, как и начались. Взгляд Алиссы снова сфокусировался, и она посмотрела Грэму в глаза. На её лице были написаны боль и обречённость. Её губа слегка задрожала, и он не думая поднял её, держа на руках.

— Ничего. Я уже могу идти сама, — сказала она ему.

Грэм на секунду закрыл глаза.

— Позволь мне, — ответил он. — Куда нам теперь?

— Люди же будут смотреть.

Он начал было смеяться, но от этого у него резко заболело повреждённое горло.

— А разве есть разница? Сколько из них…? — Он остановился, не зная, как сформулировать вопрос.

Алисса прижалась головой к его груди:

— Меньше, чем ты думаешь, по крайней мере — пока. Прямо по улице, потом налево, когда пройдёшь мимо «Пьяного Козла»?

— Пьяного Козла?

— Это таверна, — объяснила она.

Он кивнул, и пошёл вперёд. Она была легче, чем он помнил, но последний раз, когда он её нёс, был ещё до того, как он принял узы с драконом, так что он не мог сказать точно. Несмотря на её стройную фигуру, тело у Алиссы всё же было плотным. Под гладкой тканью её платья скрывалось впечатляющее количество мышц. Разум Грэма даже слишком хорошо помнил подробности её тела.

Алисса молчала, пока он нёс её по улице, прижимаясь щекой к его широкой груди. В его руках она чувствовала себя ребёнком — это ощущение было для неё необычным, но ей уже было всё равно. Она подняла взгляд, когда он свернул у таверны, и указала на ничем не примечательную дверь.

— Вон, это моя дверь. Тебе придётся поставить меня на землю, чтобы её открыть.

Грэм проигнорировал её совет и, достигнув двери, слегка согнул колени, чтобы его рука оказалась рядом с ручкой. Едва качнувшись, он отпер дверь, и толкнул её ногой, прежде чем войти внутрь. Быстрый поворот — и его нога закрыла дверь позади них.

— И что теперь? Ты не можешь нести меня вечно, — проинформировала она его.

— Ещё как могу, — ответил он. Грэм мог вообразить судьбу и похуже. Его взгляд обежал тускло освещённую комнату. Свет проникал через окошко справа от двери, показывая ему маленькую кровать у дальней стены, и грубый стол в центре комнаты. Скудную мебель дополняли деревянный стул и тяжёлый сундук. — Мило, — объявил он, слыша у себя в голове голос матери, когда произносил это слово.

— Знаю, это скудно по сравнению с тем, к чему ты привык… — со смущением в голосе сказала Алисса.

Грэм снова попытался рассмеяться, и снова боль в горле оборвала эту попытку.

— Чёрт, больно-то как, — сказал он ей, ставя её на ноги.

Отойдя в сторону, она подняла со стола кувшин и чалку:

— Выпей воды. Это немного поможет.

Он выпил всё одним долгим глотком.

— У тебя есть что-нибудь покрепче? — Впервые в жизни он ощутил несомненную нужду в алкоголе. События дня оставили его нервы обнажёнными и потрёпанными.

— Этого я себе позволить не могу, — призналась она. — К тому же, будет жечь как огонь. Ране у тебя на горле потребуется несколько дней, чтобы затянуться.

Это было разумным, теперь, когда он об этом подумал. В его разуме мгновенное промелькнул миллион вопросов, но он не спеша выбрал один:

— Как давно…?

Она подняла руку к своему собственному горлу:

— Неделю назад, сразу после того, как я попросила уйти у Графа со службы. Как только я оправилась достаточно, чтобы могла ходить сама…

— Твои раны, — перебил он, — дай взглянуть.

Её одежда состояла лишь из одного платья. Алисса без каких-либо колебаний встала, и стянула его через голову. Под ним на ней ничего не было.

Грэм неоднократно видел её обнажённой, но всё же покрылся румянцем при виде её плоти. Отбросив это в сторону, он осмотрел её рёбра. Место, где её проткнула одна из стрел, было отмечено красным, набухшим шрамом. Похожая отметина была рядом с одной из её лопаток, но обе раны, похоже, хорошо заживали.

— Очевидно, швы накладывала не ты, — заметил он.

Алисса улыбнулась:

— Унёсшие меня люди не получили бы одобрения твоей бабушки, но они не дали мне умереть.

— А я сам даже этого не сумел, — с горечью сказал он.

— Ш-ш-ш, — упрекнула она его, приложив палец к его губам. — В этом нет твоей вины. Виновата была я, и Т'лар. Я предала тебя и твоё доверие. За это мне следовало умереть. Это — лучше, чем я заслуживаю.

— Это я тебе уже простил, — быстро сказал он, — и ты искупила свою вину, когда спасла Айрин.

— Этого мало, — сказала Алисса, опустив взгляд.

— Тогда тебе придётся прожить остаток жизни, расплачиваясь со мной, — прорычал он, притягивая её к себе. Она подняла свои губы к его собственным, но воспоминание об их недавнем поцелуе заставило его отвернуть голову.

В её взгляде отразилось разочарование.

— То, что случилось прежде… — начал он.

— Не случится вновь, — сказала она ему. — Теперь, когда ты — их, я сомневаюсь, что им есть какое-то дело до того, чем мы занимаемся.

— Что это было? Я не понимаю.

— Никто из нас не понимает, — призналась она. — Нам не позволено об этом говорить. Ты видел, что случилось со мной недавно.

— Разве вопросы не сводят тебя с ума?

— Да, и пока я не увидела тебя, я была в отчаянии. Я хотела было окончить свои страдания, но даже это не дозволено. Я стыжусь своей радости при виде тебя, ибо теперь ты в ловушке вместе со мной.

Вопреки себе он обнаружил, что его ладони гладят изгиб её спины.

— Есть участь и похуже, — сказал он ей.

— Нет, — сказала она, — не думаю.

— Тогда позволь мне помочь тебе забыться на время.

После этого они занимались любовью с отчаянной спешкой, которую могут понять лишь те, кто лишён надежды, а закончив, тихо лежали на её маленькой кровати в потемневшей комнате. Грэм гладил её волосы, и пытался притвориться, что события прошедшего дня не произошли, хотя знал, что забыть их не сможет.

Когда солнце опустилось ниже, и начало смеркаться, Алисса встала.

— Мне пора на работу.

— Работу?

— Я работаю официанткой в «Пьяном Козле». В обмен на это Бра́н сдаёт мне эту комнату, — объяснила она. — Нам, простолюдинам, нужно работать, иначе не на что будет есть.

Грэм ощутил горячий комок ревности у себя в груди, когда в нём зародился очередной вопрос:

— Так это он?

Она нахмурилась:

— Что — он?

— Тот, кого ты поцеловала.

— Что?!

— Не строй из себя дурочку. Ты должна была кого-то поцеловать. Иначе откуда у тебя вот это? — указало он себе на шею.

Её глаза гневно сузились:

— Ох, глупый, глупый ты человек! Думаешь, я вернулась в Данбар, и нашла любовника ещё до того, как мои раны полностью зажили?

Грэм пожал плечами:

— Не совсем, но у тебя мог остаться кто-то от прежних времён, до меня…

— Нет, — прямо сказала она. — Я делала лишь то, что приказывал мой хозяин. У меня не было любовников, только цели. У меня не было жизни, пока я не встретила тебя. «Джазмин» была рабыней. Моё существование заключалось в слепом повиновении. Ты покончил с этим, убив Т'лара.

— Тогда как…?

— Один из врачей, после того, как меня принесли обратно в Хэйлэм, — объяснила она. — Я едва была в сознании, когда он насильно разжал мне челюсти, и засунул эту штуку мне в рот.

— О.

Воцарилась неудобная тишина, пока Грэм наконец не сказал:

— Я не собирался намекать…

Алисса прижала палец к его губам:

— Да, твоя мысль меня раздражала, но у меня нет права ожидать от тебя доверия, только не после всего, что я сделала. Тебе не следует просить прощения. — Она встала, и начала одеваться.

— А мне что делать, пока тебя нет? Мне нужно найти друзей.

— Нельзя, — предостерегла она. — Ты теперь опасен для них. Что бы ты ни делал, это лишь ухудшит ситуацию — и для них, и для тебя.

Он поморщился:

— Я не могу с этим смириться.

— Когда ты — раб, нужно не смиряться, а выживать. — Она отвернулась, и вышла через дверь, оглянувшись лишь раз: — Я вернусь, когда таверна закроется. Пожалуйста, будь здесь. — В её взгляде была безмолвная мольба, а затем она ушла.

Глава 12

Чад замер, не двигаясь, наблюдая за тем, как Алисса уходила из дому. Он сидел на пустом крыльце, и в пальцах его руки вяло висела пустая трубка. Многие люди допускали ошибку, пригибая голову, или отводя взгляд, когда цель оказывалась в поле зрения, но он был не настолько глуп. Любое внезапное движение привлекало внимание к охотнику. Лучше не двигаться. Алисса наверное заметила его присутствие, но инстинктивно избегала смотреть прямо на него, чтобы избежать неудобного взгляда ему в глаза. Поэтому у неё не было возможности его опознать.

Хотя она и так бы его не узнала. Его охотничья кожаная одежда исчезла, скрытая грубой курткой и просторными штанами. Его лук был спрятан в горе мусора неподалёку, а голову закрывала широкополая шляпа. Взгляд лесника проследил за ней, пока она немного прошла по дороге, прежде чем свернуть, войдя в «Пьяного Козла».

«Не стала ходить далеко, а?» — мысленно заметил он. Чад остался сидеть на месте. Терпение было его единственным оставшимся союзником.

Сбежав от Грэма и Алиссы, далее ему было удивительно легко избегать охотившихся на них горожан. Прежде казалось, будто куда бы они с Грэмом ни прятались, их рано или поздно находили. Единственным выводом, который он мог сделать, было то, что они каким-то образом могли отслеживать Грэма. Теперь, когда он был один, почти ничто не отличало его от остальных горожан Хэйлэма.

«И дело было отнюдь не в нашей внешности». Он мог предположить, что, наверное, дело было в магическом мече Грэма — либо это, либо их просто не волновал лучник среднего возраста.

Впрочем, Чад не мог оспорить такую оценку. У него не было ни стрел, ни магии — именно такую ситуацию он и предпочитал. Лучше быть в заднем плане, чем привлекать внимание или казаться важным. Быть недооценённым всегда было ему на пользу, и хотя он этим не гордился, он, наверное, убил больше народу, чем все, кого он знал, кроме, конечно же, Графа ди'Камерон. Со счётом этого человека было угнаться довольно сложно.

«Мойре придётся ещё пару дней самой о себе позаботиться», — сказал он себе. «Как только я пойму, что замыслили эти двое, я смога найти её, или драконов, и мы решим, что делать».

Его внимание привлёк рокот, и он бросил взгляд на небо. Начали собираться грозовые тучи, указывая на приближавшийся ливень — и это его вполне устраивало. Он будет наблюдать, пока Алисса не вернётся домой, прежде чем самому урвать несколько часов сна. Снова посмотрев на дверной проём, он знал, что никто его не побеспокоит. Владелец домика уже находился не в том положении, чтобы жаловаться на него.

— И он был достаточно любезен, чтобы одолжить мне эту чудесную одежду, — пробормотал охотник. Он снова проверил свою куртку, убеждаясь, что на ней не было никаких видимых пятен крови. «Надо глянуть, где он держит табак. Раз уж в руках у меня такая хорошая трубка, с тем же успехом можно и покурить».

* * *

Около полуночи Кассандра и Грэйс полетели над городом. В ту ночь в небе должен был взойти полумесяц, но тучи решили за них эту проблему. Они летели едва в тысяче футов над городом, уверенные, что никто не заметит их в сумраке. Грэйс первой нашла своего партнёра.

— «Грэм!»

— «Грэйс», — пришёл несколько нерешительный ответ.

Она ощутила, что в его ответе было что-то не так:

— «Что случилось?»

— «Я в плену, в некотором роде…»

— «Что?!» — встревоженно спросила она.

— «Ты должна держаться подальше от меня, я сейчас себя уже не контролирую», — быстро ответил он.

— «Не контролируешь? Что это значит?»

— «Трудно объяснить. У меня внутри какая-то штука. Не уверен, может ли она слышать мои мысли. Это небезопасно», — сказал он ей.

Грэйс его утверждения сбивали с толку и фрустрировали. Ей нужно было знать больше.

— «Это всё бессмыслица какая-то. Тебе нужно рассказать мне больше. Я могу тебе помочь», — ответила она.

Ответ Грэма был быстрым и выразительным:

— «Не приближайся, Грэйс! Предупреди остальных…» — Его мысли внезапно оборвались, когда она ощутила, как в его разуме вспыхнула боль — боль, которая передалась прямо к ней через их связь. На секунду её нервы будто объяло огнём, а затем её поглотила темнота. Её крылья дёрнулись, и сложились. Она падала.

Вскоре она пришла в себя. Грэйс лежала в тёмном переулке, но для её острого взгляда тьма не была преградой. Стена рядом с ней была выстроена из брёвен, треснувших и вогнутых, будто в них врезалось что-то двигавшееся на большой скорости. Это, наверное, объясняло боль, которую она ощутила, когда начала расправлять крылья. Что-то сломалось в её крыле — одна из длинных костей.

«Если бы я знала, что тела могут приносить такую боль, то я, возможно, подумала бы дважды, прежде чем стать драконом», — подумала Грэйс. Она чувствовала Грэма неподалёку. Он шёл к ней, и, сфокусировав зрение в его сторону, она увидела, как он заворачивает за угол.

При виде его она ощутила облегчение, но лишь на миг. Вставая на ноги, она почуяла, что с ним что-то не так. Его глаза были открыты, пока он приближался, но разум Грэма молчал, будто он впал в глубокий сон. «Нет, даже не сон», — осознала она, — «скорее похоже на кому».

Грэм остановился в десяти ярдах, и его губы разомкнулись:

— Уничтожь другого дракона.

Глаза Грэйс расширились:

— Да что с тобой такое? Ты же знаешь, что я этого не сделаю!

— Я приказываю это, и ты подчинишься. — Срывавшиеся с его губ слова были лишены всяких эмоций.

Вопреки себе Грэйс запустила когти в бревенчатую стену рядом с собой, и начала карабкаться. Она бы полетела, но повреждённое крыло делало это невозможным.

— «Грэм! Очнись!» — кричала она своим разумом, но не могла до него достучаться.

Кассандра подлетала ближе, уже делая обратный заход после того, как увидела падение Грэйс с неба.

— «Грэйс, ты в порядке? Что случилось?»

Грэйс забралась на крышу, и она знала, что Кассандра мгновенно её заметит. Она не могла лететь, но ожидала, что её спутница скорее всего спустится вниз, чтобы помочь ей. Внутри она кричала и ярилась на себя, но её тело отказывалось повиноваться, и её разум тихо высчитывал план атаки. Она чувствовала, будто её сердце и душу разделили на две отдельных сущности. Одна слепо повиновалась приказам, а вторая в ужасе наблюдала.

Она уже могла видеть формировавшуюся цепочку событий. Как только она окажется рядом, Грэйс неожиданно нападёт. Кассандра была более чем в два раза больше её, но Грэйс заметно выросла за прошедшую неделю. Если она сможет уцепиться зубами за мягкую часть шеи драконицы, чуть ниже головы, то у неё может и получиться.

Кассандра садилась — её тяжелое тело заставляло кровельные балки скрипеть, когда на них навалился её вес.

У Грэйс не было выбора, но вместо того, чтобы позволить случиться внезапному нападению, которое спланировал её разум, она добровольно кинулась на другую драконицу, с вызывающим рёвом и оскаленными зубами.

Это хотя бы дало Кассандре какое-то предупреждение, и она повернула голову, чтобы встретить неожиданное нападение. Первый удар маленькой драконицы она приняла на костяной гребень, защищавший верхнюю часть её головы, прежде чем сбить Грэйс в сторону тяжёлым ударом одной из передних лап. Грэйс покатилась, пытаясь уцепиться за черепичную крышу, а потом достигла края, и сорвалась вниз, упав на землю с тяжёлым шлепком.

— «Что ты делаешь?!» — крикнула Кассандра у Грэйс в голове, но та не могла ответить. Все её желаемые ответы были предупреждениями, и обеспечивавшие её покорность чары стали давить ещё сильнее, после её недавней хитрой попытки саботажа приказания Грэма.

Грэйс начала снова карабкаться по стене здания, вырывая острыми когтями куски древесины, силясь добраться до указанного ей врага. Кассандра понаблюдала за ней немного, прежде чем развернуть крылья, и снова взлететь.

Быстро поднявшись, более крупная драконица заметила в переулке Грэма, и её озарило понимание того, что было источником внезапной перемены в поведении Грэйс, хотя никакого смысла в этом она всё ещё не видела. Кассандра полетела прочь.

Столкнувшись с целью, которой она не могла достичь, Грэйс спрыгнула обратно на землю, и побежала по улицам, по возможности следуя за Кассандрой по земле. Она знала, что поймать летящую драконицу не могла, но внутри она была рада не только этому, но и тому, что теперь была вне пределов слышимости. Грэм больше не мог выдавать ей никаких приказов, если она не могла его слышать.

К счастью, в столь поздний час на улицах было очень мало народу, но те немногие, кого она встретила, испугались как никогда прежде в жизни. Грэйс выросла, и теперь была чуть крупнее средней по величине лошади. Один человек повернулся, и увидел её, бегущую на него в тусклом свете, и как только она оказалась достаточно близко, чтобы его глаза рассмотрели её рептильи черты, он закричал, и отскочил в сторону.

Она надеялась, что он не поранился, ударившись в своей спешке о стену здания. Грэйс пробежала мимо, не останавливаясь. Она всё ещё чувствовала Кассандру высоко в воздухе, и не могла остановиться.

— «Это он приказал?» — спросила Кассандра.

Ничто в её приказе не исключало честность, особенно теперь, когда элемент неожиданности был потерян.

— «Да», — ответила Грэйс. — «С ним что-то случилось. Когда он вначале говорил со мной, до того, как он начал вести себя странно, Грэм сказал, что больше себя не контролирует».

— «Если это был не он, то разве чары не должны были позволить тебе проигнорировать его приказ?»

— «Это был устный приказ. Судя по всему, чары не очень разборчивы», — ответила она.

— «А что если Мойра тоже стала жертвой того же, что случилось с Грэмом?» — задумалась Кассандра.

Грэйс это в голову ещё не приходило, но мысль эта была ужасной.

— «Тогда ты должна её избегать, иначе она может дать тебе схожий приказ».

— «Ты сказала, что приказ был вербальным», — заметила Кассандра, — «но до этого он мысленно тебя предостерёг. Верно?»

Грэйс ответила ментальным эквивалентом кивка.

— «Тогда я поведу тебя в тщетной погоне за мной, пока не найду Мойру. Как только отыщу её, я вылечу за пределы твоей дальности, что оставит тебя свободной помочь ей».

Это был хитрый план, и Грэйс не могла не восхититься её предусмотрительностью. Однако у неё был и другой вопрос, и вопреки её намерениям, чары заставили её спросить:

— «А что ты потом будешь делать?»

Наступила короткая пауза, пока Кассандра обдумывала свой ответ.

— «Ничего. Какое-то время я буду летать повыше».

Грэйс внутренне улыбнулась, благодарная за то, что её подруга осознала её ловушку. Если бы Кассандра сказала ей, каковы были её планы, то Грэйс была бы вынуждена попытаться последовать за ней. Оставив её в неведении, драконица оставляла её свободной на самом деле помочь Мойре.

* * *

Грэм обнаружил, что стоит один в переулке, недалеко от квартиры Алиссы. Он помнил, как предостерёг Грэйс, но после этого в его воспоминаниях была лишь чернота. Он потерял контроль.

В прошлый раз, когда охотился на Чада, он помнил большую часть происходившего, но на этот раз его оставили гадать о случившемся. Была вспышка боли, а потом… ничего. Он не мог быть уверен, почему в прошлый раз он помнил, а в этот — нет. Возможно, это как-то было связано с продолжительностью, или с методом перехода, но всё это было не его ума дело.

Он тихо подождал несколько минут, обдумывая свои варианты. Он не знал, куда делась Грэйс, или где были остальные его спутники, да он и не хотел с ними встречаться… только не в его нынешнем состоянии. У него оставался лишь один практичный вариант. Развернувшись, он направился к двери Алиссы.

Начав двигаться, он услышал тихий звук. Его слух сам собой сфокусировался, и он смог различить звуки дыхания, а также сердцебиения. В обычном городском шуме он мог бы их упустить, но в этот час ночи было достаточно тихо, чтобы выделить их из фонового шума. Кто-то таился, скрытый в полуквартале, за углом. Был ли то незнакомец, или кто-то, намеренно за ним наблюдавший, Грэм знать не мог.

Он держал эти наблюдения в тишине его безмолвного сознания, в том месте, которому его научил Сайхан, во тьме необработанных ощущений, где бессознательное работало на уровне ниже формальных мыслей. По мере того, как его восприятие пробилось к свету его сознания, он облёк его в вербальную форму «наверное, просто припозднившийся пьянчуга тут шатается». Но где-то глубже внутри себя он сомневался в истинности этого утверждения.

Грэм пошёл дальше, вернувшись в комнату, где жила Алисса.

Глава 13

Мойра наблюдала за дождём из маленького оконца. Дом, в котором это оконце было, находился в одной из самых запущенных частей Хэйлэма. Принадлежал он матери Уота — его отец умер за годы до этого.

Его мать, Лана Пёркинс, была престарелой, мягко говоря. Вообще, Мойра подумала, что старушка была наидряхлейшей представительницей женского пола из всех, кого она только знала. У старой карги не было зубов, насколько Мойре было видно — хотя она и не хотела приближаться достаточно, чтобы их сосчитать. Шедший от старушенции запах не поощрял близости.

«Такие мысли являются неподобающими и немилосердными», — мысленно упрекнула себя Мойра. Она приняла их предложение крова, и теперь эти наблюдения заставляли её чувствовать себя виноватой. Тем не менее, она не могла не сморщить нос. Воняло не только от престарелой Миссис Пёркинс. От самого дома несло старыми отбросами и новой плесенью.

Джеролд ненадолго пришёл в сознание, когда Стрэтч мягко опустил его на то, что в доме Пёркинсов считалось кроватью. Боль от перемены положения заставила его вскрикнуть, и его глаза открылись.

Сфокусировав затуманенный взор на Мойре, он выдавил короткое:

— Где мы?

— Я на самом деле не уверена, — ответила она. — Где-то в городе, прячемся от королевской стражи.

— Как…? — Джеролд ахнул от внезапной боли, не в силах закончить новый вопрос.

— Ответ на это сложный, — сказала она ему. — Если коротко, то мы сбежали, и теперь является беглыми преступниками.

Глаза Барона тревожно расширились, но он, похоже, не мог больше говорить. Его взгляд терял фокусировку, и она ощущала, что его сознание становилось всё более рассеянным. Мойра поспешно предложила ему чашку воды. Он остро нуждался в жидкости, чтобы восполнить потерянную кровь.

— Выпей сколько сможешь, — подтолкнула она ему, но после двух долгих глотков его рука обмякла, и ей пришлось поймать чашку, прежде чем та упала на пол. Её глаза затуманились, когда она снова оглядела его раны. «Бедняга Джеролд, он этого не заслужил…». Подавшись вперёд, она убрала упавшие ему на лоб волосы. — Отдыхай, ты теперь в безопасности. Я не позволю никому тебе навредить.

Эти слова были скорее обещанием для неё самой, а не для него. Магический взор уже показал ей, что он не мог её слышать.

В комнату вошёл Уот, и в его взгляде читался вопрос.

— Что такое? — спросила она, борясь с накатывавшей на неё усталостью.

— Ничего, миледи, — ответил бывший пленник со смущением на лице.

В Мойре внезапно расцвело раздражение, результат её утомлённости:

— Просто спрашивай. Стоя тут, и корча глупые рожи, ты лишь раздражаешь меня. Что бы это ни было, я тебе отвечу.

Лицо Уота побледнело, и он не находил места рукам, но чуть погода произнёс:

— Он — твой суженый?

— Что? Нет! — Этот вопрос застал её врасплох. — С чего ты так решил?

— Он тебе, похоже, очень небезразличен… и он — дворянин, а ты — леди…

Мойра подавила смех, когда её раздражение утихло:

— Мне много кто небезразличен. Этого человека я едва знаю. И вообще, дворяне — не как кошки и собаки. Нельзя просто свести вместе самца и самку, и ожидать, что они станут парой. И вообще, откуда ты знаешь, что я дворянка?

Теперь веселье проявилось уже на лице Уота:

— Я, может, и не особо сообразительный, но не дурак. Ты — точно не из простолюдинов.

Она сжала губы, не зная, как ответить, и наконец сказала:

— Полагаю, с этим я спорить не могу. Раз уж ты не дурак, что предлагаешь делать дальше?

Долговязый мужчина пожал плечами:

— Долго мы здесь оставаться не можем. Если нас тут найдут, то у моей мамы будут неприятности. Разве у тебя нет замка или ещё какого-то места, куда можно сбежать?

«Если бы всё было так просто», — подумала она.

— Хотелось бы, но мой дом далеко. Как бы то ни было, я не могу уйти, пока не отыщу отца. Король держит его где-то под замком.

— Тогда он обречён, — объявил Уот.

Мойра одарила его упорным взглядом:

— Я вытащила нас из королевской темницы.

— Один раз — возможно, но теперь весь дворец поднялся на уши как сумасшедший муравейник, — сказал Уот. — Потребуется нечто большее, чем какие-то магические трюки и странные звери, чтобы пойти против Короля.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но секунду спустя снова закрыла. Уот не видел большую часть случившегося. Какую-то часть его вынудили забыть, а остальное по большей части было невидимым для его взгляда. Помимо призыва Стрэтча, большая часть их побега была обязана лишь странному поведению стражников — по крайней мере, с точки зрения Уота.

— Я выведу тебя из города, Уот, тебя и Барона. Может, у него есть какое-то безопасное место для вас обоих, но дальше я не пойду. У меня здесь остались незаконченные дела с Королём, — сказала она ему.

В её сердце разгоралось пламя. Смерти и бои, которые она видела и вызвала во дворце, заставили её усомниться, но теперь решимость возвращалась к ней. Мойра не напрашивалась на этот бой, но теперь, когда она знала, что её отец был где-то рядом, и когда она увидела укрывавшееся в сердце Хэйлэма чудовище, она не могла остаться в стороне.

— Вы погибните, миледи.

Мойра моргнула:

— Много невинных людей погибнет, Уот, но меня среди них не будет, и я буду держать Короля в ответе за их смерти. В этом городе скрылось зло. Даже если бы моего отца здесь не было, я бы не свернула с этого пути. То, что они делают с этими людьми, непростительно.

— «А что насчёт того, что ты сделала с некоторыми из этих людей? С Уотом, например…», — подала мысль её молчаливая наблюдательница.

— «Заткнись».

Нуждаясь в отвлечении от этой неуютной мысли, она бросила взгляд на Ленни. Мёртвый человек тихо сидел в углу с тех пор, как они сюда пришли.

— Мне нужно время подумать, — сказала она Уоту, поскольку он не ответил на её последнюю ремарку. — И мне нужно поработать над Ленни.

— Что ты будешь с ним делать? — спросил Уот. — В конце концов, он — один из стражников Короля, ему вообще нельзя здесь быть.

— Просто оставь меня в покое, — вздохнула она.

Уот немного поглядел ан неё, а затем кивнул, прежде чем выйти из комнаты. Мойра ненадолго позволила воцарившейся тишина пропитать её кости, а затем позволила магическому взору распространиться наружу, оглядывая местность вокруг их нового убежища. Она не нашла ничего необычного, никаких стражников или следящих за домом наблюдателей. «Возможно, какое-то время всё будет тихо», — подумала она.

Направив своё внимание на Ленни, она подвинулась ближе к живому трупу, который занимал один из её заклинательных зверей. Логичным было бы позволить телу умереть, и использовать заклинательного зверя уже как существо из чистого эйсара. Страж ей бы не помешал. «Мне бы несколько стражей не помешали».

Но у неё были и иные нужды. Штука, засевшая у стражника в горле, была тайной, лежавшей в сердце того, что творилось в Хэйлэме. Мойра сомневалась, что сможет извлечь из этой сделанной из мёртвого металла штуковины какую-либо информацию, но она вполне может научиться её извлекать. «И кто лучше всего подходит для практики, чем тот, кто уже технически мёртв?».

Собрав волю в кулак, она сосредоточила свои чувства на его шее, изучая странную металлическую тварь, засевшую у него внутри. По структуре она напоминала причудливую металлическую сороконожку, с тем важным отличием, что ножек у неё было меньше, и они были гораздо длиннее, чем были бы у сороконожки, в сравнении с длиной тела. Основное тело было длиной почти в два дюйма, диаметром в более чем половину дюйма, и сидело внутри, зарывшись в мягкие ткани в задней части горла, закрепившись рядом с позвоночником с помощью своих лап.

Из того, что Мойра сочла головой существа, тянулись длинные металлические нити, следовавшие вдоль позвоночника вверх, прежде чем войти в основание черепа и разойтись. Все концы ответвлений заходили в похожую на яблоко область мозга у основания черепа.

«Папа был бы разочарован во мне из-за того, что я не помню, как эта область называется», — подумала она. «По-моему, её название на «м» начиналось».

Однако сейчас это не имело значения. Мойра всё же помнила, для чего была эта штука. Эта часть мозга отвечала за координацию движений.

Мойра потратила несколько минут, составляя план. Приготовившись, она создала тонкий щит вокруг каждой проникавшей в череп нити. Она начала осторожно вынимать их, вытягивая их обратно, и одновременно защищая мягкие ткани мозга вокруг них. Нити были тонкими, и вставились так, что их удаление скорее всего ничему не причинило бы вреда.

Сперва всё шло гладко, но как только они были удалены, основное тело существа сделало нечто неожиданное. Несколько бритвенно-острых ног сдвинулись в стороны и, прежде чем она смогла отреагировать, перерубили бедняге сонную артерию.

— Бля! — воскликнула она, запаниковав. Она сжала тварь щитом, предотвращая дальнейшие повреждения, но худшее уже было совершено. Из артерии хлестала кровь, и рот Ленни наполнился ею. Его тело умирало, пока она лихорадочно пыталась заживить кровеносный сосуд.

Мойра порядком навидалась крови, и та её не лишала спокойствия, но наблюдение за металлической мерзостью с помощью магического взора, когда тварь начала пытаться выбраться у мертвеца из горла, едва не заставило её расстаться с содержимым желудка. Сжав тварь мощным щитом, она раздавила её прежде, чем та сумела сбежать.

Ей хотелось расплакаться. Ей хотелось с криками выбежать из комнаты. Она испытывала усталость, отвращение и ужас одновременно. Всё это было неправильно, всё было нечестно. Она была для этого слишком молода. Никого нельзя вынуждать разбираться с тем, что она видела и испытала за последние двадцать четыре часа.

Но она ничего не сделала.

Вместо этого она закрыла глаза, и подумала об отце. «Он нуждается во мне». Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась замедлить своё сердцебиение, и расслабить желудок. Затем она нащупала своего заклинательного зверя, о котором она по-прежнему думала как о «Ленни», несмотря на прискорбную смерть этого человека. Зверь никуда не делся, по-прежнему оставаясь присоединённым к трупу.

«Сосредоточься на том, что осуществимо». Вот, что сказал бы её отец. Мойра проигнорировала кровь, вытащила заклинательный разум из мёртвого тела, и начала работать над ним, меняя его форму. Речь определённо была необходима, а также чуть более сложный набор способностей к принятию решений. Добившись этого, она начала направлять в своё творение эйсар, усиливая его, и давая ему мощное тело, состоявшее из чистой магии. Лев очень бы подошёл.

Прошло полчаса, пока она работала над ним, а затем она создала второго «Ленни и Ларри», — решила она, назвав своих стражей. Она дала Ленни форму большого кота, в то время как Ларри имел форму массивной обезьяны. Руки могли оказаться полезны. Как только сдеталями было закончено, она направила в них всю оставшуюся у неё энергию. Она не ощущала поблизости никакой опасности, и как только она отдохнёт, она восстановит большую часть своей силы, и будет ещё иметь двух мощных спутников в придачу.

Утомление дало ей дар, в котором до этой поры ей было отказано. Сон нашёл её сразу же, как только она притулилась в углу, подложила руку под голову в качестве подушки. Тот факт, что она спала в комнате с почти мёртвым мужчиной и настоящим трупом, даже не приходил ей в голову.

Она очнулась, окружённая хаосом.

— Мойра! Миледи! Помогите! — Она моргнула, и встревоженно выпрямилась.

Ну, попыталась выпрямиться. Она быстро обнаружила, что больше не сидит, упёршись в стену. В какой-то момент она сползла на грязный пол, а когда попыталась оттолкнуться от него левой рукой, та отказалась повиноваться. Рука совершенно онемела от плеча и ниже.

— Шоакое!? — крикнула она, одновременно как вопрос и как подтверждение для того, кто звал её на помощь. Чуть погодя её мозг опознал голос как принадлежавший Уоту, и вскоре после этого её взгляд сфокусировался на нём — он съёжился у двери в комнату.

Её новые стражи угрожающе смотрели на него.

— Не дай им меня убить! — воскликнул Уот.

— Расслабься, ты совсем вне опасности, — ответила она, но движение предупредило её о том факте, что на её лицо что-то налипло. Подняв руку, она вытерла у себя со щеки большое количество пыли и мокрого мусора. Опустив взгляд, она увидела лужицу слюны, натёкшую там, где она лежала. Сплюнув, она осознала, что часть мусора прилипла к её губам.

— Ох! Ну просто…

Тут Мойра приостановилась, поражённая нелепостью своих жалоб. На противоположной стороне комнате лежал холодный труп, включавший в себя тревожных размеров лужу крови. Это почему-то не улучшило её настроение по отношению к неопределённой грязи у неё на губах.

И её рука всё ещё не работала, хотя уже начала просыпаться, и посылать всё более мощные болевые сигналы, давая остальным частям её тела знать, что всё ещё была жива. «Ситуация становится всё лучше и лучше».

Она приказала своим стражам расслабиться, и ещё минуту ушла на то, чтобы успокоить Уота. Судя по всему, они не одобрили его, когда он попытался её разбудить, тряся её за плечо. Убедившись, что никто не собирается никого убивать, она наконец смогла задать Уоту воистину важный вопрос:

— Что происходит?

— Снаружи люди. Я смотрел во все окна. Думаю, они и сзади тоже. Мы в ловушке, — застонал бывший пленник.

Мойра расширила своё восприятие, позволив магическому взору осмотреть местность вокруг дома. Обнаруженное ей не понравилось. Уот не только был прав, но людей становилось всё больше, они подходили из окружающих домов по одному и по двое. Возможно, единственной причиной, почему они ещё не напали, был тот простой факт, что ещё не все собрались. Снаружи уже было более сотни человек, и в течение нескольких минут это число скорее всего удвоилось бы.

Что хуже, это была не просто стража — как Уот и сказал, это были самые разные люди. Некоторые из них были стражниками, но в толпе было гораздо больше обычных горожан. Снаружи собрались мужчины, женщина, и даже несколько детей. Тщательный обзор показал, что у каждого из них внутри был металлический паразит, по крайней мере, у четырёх или пяти, кого она оглядела подробнее, это было именно так.

— Думаю, нам тут больше не рады, — заметила Мойра. Что странно, она не чувствовала страха. Она задумалась, не истратила ли она всю свою способность бояться. Мойра была просто уставшей, и тело у неё ныло. Рука снова заработала, но жутко болела.

Тут её уши уловили звук открывшейся входной двери, за которым последовал скрипучий голос Миссис Пёркинс:

— Я тут совсем ни при чём! Они сказали, что убьют меня, если я проболтаюсь! Пожалуйста, не делайте мне больно.

Мойра печально посмотрела на Уота:

— Твоя мать очень тебе верна. — Ей трудно было представить родителя, столь легко бросившего бы своего ребёнка. Это шло вразрез с её жизненным опытом.

Уот лишь пожал плечами:

— В прошлом я бы и сам так поступил. Не могу на самом деле её винить. Но не волнуйся. Я тебя не брошу, что бы ни случилось. — Его лицо наморщилось от мысли, будто он пытался в чём-то разобраться. — Я в последнее время стал другим… с тех пор, как тебя встретил.

Она избегала смотреть ему в глаза, чувствуя себя виноватой. Она знала, что нарушила правила, когда начала менять людей, но у неё на самом деле не было выбора. «Я сделала его лучше. Разве это может быть так уж неправильно?». От этой мысли её отвлек магический взор, показавший ей снаружи нечто необычное.

Собравшаяся толпа игнорировала мать Уота.

Стара женщина всё ещё умоляла и плакала, но люди не обращали на неё никакого внимания. Они позволили ей пройти мимо, не пытаясь её остановить.

«Это — не человеческий отряд стражи, действующий по приказу правителя. Это — сборище чудовищ, и они хотят только меня», — осознала она. Это почему-то принесло ей чувство облегчения.

— Уот, ты можешь уходить. Ты им не нужен. Просто уйди прочь, и ничего с тобой не случится.

Худощавый мужчина нахмурился:

— Я тебя не брошу.

Мойра впервые пожалела о том, что привила ему так много верности. Теперь это наверняка приведёт его к гибели, оставив ещё одну смерть на её совести.

— Ты не можешь помочь мне в таком бою, только сам погибнешь. Беги сейчас и, если тебе так уж необходимо, двигайся следом после того, как я уйду. Возможно, позже ты найдёшь возможность мне помочь. Пытаясь меня защитить, ты лишь усложнишь мне задачу.

Уот уставился на неё, и внутри него боролись противоречивые эмоции, но в конце концов он кивнул:

— Если вы этого хотите, миледи.

— Хорошо, — ответила она, заставляя себя улыбнуться. — Иди, пока ещё есть время.

Как только он ушёл, она посмотрела на то, что с ней осталось. Ей ещё нужно было волноваться о Бароне. Он всё ещё был без сознания, иначе она могла бы приказать Уоту помочь ему уйти. А так его снова придётся нести на Стрэтче. Если она оставит его, то не факт, что он выживет без ухода. «Надо было придать моим помощникам крылья», — осознала она, но теперь на это уже не было времени.

Она загрузила Джеролда на Стрэтча, и приготовилась уходить. Мойра не видела никаких иных вариантов — им придётся выйти через одну из дверей, и ни одна из них не давала никакого особого преимущества. «Они просто люди, пусть и не властные над собой. Им меня не остановить». Её резервы энергии значительно восстановились, пока она спала, хотя она определённо всё ещё не была полностью собой.

Тихо бормоча, она использовала свою волю, чтобы призвать тяжёлый туман, покрывший окружавшую дом местность густой дымкой, а затем открыла дверь. Никто не сдвинулся, когда она и её спутники вышли.

Она запоздало осознала, что ей следовало задать Уоту один важный вопрос. «В какую сторону ближе всего городские ворота?».

— Бля.

Мойра сделала глубокий вдох. Ей просто придётся придерживаться прямого курса, и верить в то, что рано или поздно она найдёт городскую стену. «Если придётся, я просто пройду сквозь эту чёртову штуку». Эта мысль заставила её тихо засмеяться, хотя смех, донёсшийся из её рта, звучал почти истерически.

— Ленни, иди слева, Ларри — справа. Держитесь позади меня, и приглядывайте за Стрэтчем и Джеролдом. Не отставайте, и попытайтесь никому не навредить, если на то нет необходимости.

— Как мы узнаем, когда необходимость появится? — спросил Ленни.

— Когда что-нибудь пригрозит не дать мне вывезти Барона из города. Это — наша цель. Понятно?

— Понятно, — ответил заклинательный зверь.

Мойра пошла вперёд, Стрэтч и остальные следовали позади. Вокруг себя и над лежавшим у Стрэтча на спине Джеролдом она возвела мощный щит. Шагая, она чувствовала, как люди в тумане стали двигаться. Те, кто был на противоположной стороне от дома, двигались вперёд, а те, кто был по бокам, двигались к ней. Они каким-то образом ощущали её движения, несмотря на неспособность видеть в тумане.

«Они могут определить, где я нахожусь», — бесстрастно заметила Мойра. «Это не должно быть возможным». Управляемая паразитами толпа не показывала никаких признаков исключительного эйсара или особых способностей. Она сомневалась, что у кого-то из них был магический взор, а если и был, то определённо не у всех сразу. «Как они это делают?».

Толпа двигалась, смыкаясь вокруг неё.

Мойра развеяла туман, поскольку тот всё равно не помогал. Сразу же после этого она пошла быстрее, и прибегла к любимому трюку своего отца… к флэшбэнгу: «Льет Бэрэк!». Воздух перед ней разрезало мощным треском и ослепляющей вспышкой света, но ничто из этого не прошло через её щит.

Она скороговоркой повторяла эти слова, и посылала эйсар вовне, рвя ночь на хаос из шума и обжигающего света. Такая демонстрация заставила бы большинство армий обратиться в бегство, и здесь тоже явно имела эффект, но совсем не такой, как ожидалось. Мужчины и женщины дёргались и закрывали глаза, а некоторые даже прикрывали уши, но никто из них не бежал и не отступил. Глухие и слепые, они не показывали никаких признаков страха.

Тем не менее, она всё равно стала пробиваться вперёд, расширив свой щит до клиновидной формы, заставляя толпу расступаться. Давление их тел на щит было значительным, но ей это было по плечу. Трудно было избежать причинения им вреда. У неё чесались руки использовать силу, чтобы раскидать их в стороны. Это было бы гораздо легче, но она не могла заставить себя проделать такое со столь многими невинными людьми.

Магический взор ясно показал ей следовавших позади заклинательных зверей, которые с трудом пробивались через смыкавшуюся позади неё толпу. Это было странное, медленно состязание, в котором нормальные люди хватались за них, пытаясь придавить их к земле или просто разделить. Какими бы сильными ни были её стражи, они не могли игнорировать такое большое число тянущих рук, и в конце концов были вынуждены прибегнуть к насилию, чтобы освободиться от толпы.

Мойра пригнула голову, позволив волосам упасть себе на лицо, и продолжила двигаться вперёд. Она отталкивала давившие на неё тела одним лишь усилием воли, но вес всё увеличивался. В уголке её сознания замаячило отчаяние, предостерегая её о неудаче. Она не была достаточно сильной, чтобы пробиваться бесконечно. Она могла лишь продолжать, пока не выдохнется, либо уничтожить тех, кто хотел её остановить.

«Должен быть другой способ. Что бы отец сделал?»

Он бы создал «круг», и эвакуировал всех задолго до того, как всё к этому пришло. «Сколько раз он пытался заставить меня зазубрить ключи для кругов?». Она проклинала себя за то, что проигнорировала его совет. Мойра часто упрекала брата за его апатичное отношение к изучению некоторых вещей, в которых их пытался натаскать отец, в частности — целительству, но она знала, что ключи для всех кругов он помнил наизусть.

«Но не я — нет, мне это было слишком, чёрт побери, скучно. Лечить овец — ладно, но не просите меня запоминать кучу бессмысленных символов и чисел». Только вот теперь они не казались такими бессмысленными, и из-за её лени погибнут люди. «Если передо мной встанет выбор между спасением Джеролда и убийством всех этих невинных, то что я выберу?»

Видение огня наполнило её разум, и она поняла, каков будет её ответ. Она убьёт сколько угодно незнакомцев, чтобы спасти друга… и потом будет ненавидеть себя за это.

«Но разве это будет убийством? Или я лишь буду спасать их от участи, что хуже смерти?»

На это она нашла тёмный ответ: «Спросишь потом у их родных».

Игнорируя эту мысль, она зачерпнула своего гнева, и резко послала щит в стороны, разбрасывая прижавшихся к нему людей. Затем она сжала его обратно, и начала бежать, пока толпа снова не навалилась.

На бегу она начала шарить по округе магическим взором, и всякий раз, когда она находила что-то непрочное — доску, фонарный столб, поилку, или что-то достаточно объёмное, она подтягивала это к себе, заставляя падать позади неё и её спутников.

Этим она заставила некоторых преследователей споткнуться, и в некоторых случаях летевшие обломки сбили несколько человек с ног, но этого было мало. Толпа настигала их, не обращая внимания на опасность. Вдалеке Мойра обнаружила, что ещё больше людей сходились со всех сторон, безошибочно направляясь к тому месту, где она была. Она больше не могла себе позволить милосердие.

— Бейте их, если нужно! — крикнула она за спину, обращаясь к Ленни и Ларри. — Если можете, попытайтесь повредить им ноги.

Ленни взревел, а Ларри лишь кивнул. Оба были рады, что им позволили действовать свободнее. Они принялись сражаться с большим удовольствием, сбивая людей в стороны, и разрезая некоторым сухожилия на ногах своими когтями и клыками.

«Мы справимся», — думала Мойра, позволив себе надежду, но затем увидела на дороге через квартал от себя нечто странное. Прежде она это не замечала, в отличие от смыкавшихся вокруг неё людей. Этот предмет казался неживым, он был объектом, в котором эйсара было не больше, чем в камне или здании. Однако с чуть более близкого расстояния она не могла не заметить его движение, и это привлекло её внимание.

Это было странное приспособление, выстроенное полностью из металла, но двигалось оно так, будто было живым. Четыре ноги поднимали коренастое яйцеобразное тело. Из центральной части торчали две руки и странная прямоугольная штуковина. Центр вращался, отслеживая её, пока Мойра двигалась вбок по улице, и она видела, что странный прямоугольный предмет имел отверстие, которое постоянно было направлено в её сторону.

Какой бы незнакомой эта штука ни была, Мойра с первого взгляда узнала в ней оружие. Годы практики с братом сделали её реакцию почти инстинктивной — она подбежала ближе к зданию слева, и сжала свой щит, делая его плотнее, и ставя его под таким углом, чтобы отразить силу любого попавшего по ней удара.

Выстрела она не услышала. На долю секунды она увидела вспышку, а затем её сознание исчезло в шоке агонии и жгучей боли.

Глава 14

— «Очнись!» — Кто-то кричал у Мойры в голове.

— «Больно».

Первым впечатлением Мойры было что-то холодное и твёрдое у неё под руками. Она постепенно начала осознавать, что лежала на земле, но где? Чуть погодя она вспомнила улицу, и её попытку вывезти Джеролда из города. Она чувствовала, как что-то острое давило ей на щёку, и начала поднимать голову.

— Ох! — Она мгновенно пожалела об этом движении. Боль пронзила её голову и шею, заставив её желать только одного — лежать очень неподвижно.

— «Тебе надо встать, иначе мы тут умрём. Оно приближается. Давай, я тебе помогу!»

Она попыталась открыть глаза, но получилось это у неё лишь частично. Её правый глаз явил хаотичный мир движения и смятения. Её левый глаз вообще не открылся, хотя был ли он закрыт из-за отёка, или чего-то похуже, она пока сказать не могла. Мойре показалось, что она упала в лужу, поскольку её лицо было мокрым. Она вяло вытерла лицо рукой. На ощупь это была не вода — слишком липкая.

— «Кто ты?» — спросила она, обращаясь к голосу у себя в голове.

— «Я — ты, другая ты, которую ты создала. Тебе надо встать, уже почти слишком поздно!»

— «О». — Теперь она вспомнила. Заклинательный разум, который она невольно создала, сбегая из дворца… когда она нарушила правила, которым её научила мать. Размышляя об этом, она снова начала видеть окружающий мир магическим взором. Его возвращение создало у неё в черепе ужасную пульсирующую боль. А ещё показало окружавшее её побоище.

Тела были повсюду. Стрэтч, всё ещё нёсший Джеролда, стоял над ней, а Ленни и Ларри похоже впали в неистовство. Они были в двадцати футах от неё, и рваные останки горожан, лежавших вокруг, были, похоже, в основном делом их рук. Люди всё ещё бежали на них, но плоть и кровь были плохим оружием против заклинательных зверей. Двое её стражей рвали и резали, кромсая плоть и дробя кости с бешеным исступлением.

Её ушей достиг острый, гулкий щелчок. Это был скромный звук, как если бы кто-то хлопнул двумя кирпичами друг о друга, но он стал предвестником чего-то более мощного, чем можно было подумать по одному лишь звуку. Металлическое чудовище было лишь в тридцати футах, и направило своё коробкообразное оружие на Ленни.

Имевшего форму льва заклинательного зверя отбросила, в его теле появилась огромная дыра, и за ней мгновенно последовал взрыв в здании, стоявшем позади Ленни. Мойра ощутила случившееся, но всё произошло слишком быстро, чтобы она могла это понять. Ей почти казалось, будто кто-то с невероятной скоростью метнул камень, пробив Ленни насквозь, и разрушив стену ближайшего дома.

«Так вот, что в меня попало?» — удивилась она.

Ленни быстро встал и, игнорируя зияющую дыру в своём магическом теле, прыгнул на металлическое чудище, в то время как Мойра безуспешно пыталась встать. Судя по всему, эта шутка не могла стрелять из своего странного оружия так скоро, но на нём отъехала в сторону маленькая металлическая дверца, и изнутри высунулся металлический штырь. Начались вспышки света, и громоподобный рокот вдребезги разбил ночь — он был гораздо громче, чем шум от предыдущих выстрелов.

Звук не останавливался. Он всё продолжался, долбя Мойре по ушам, в то время как что-то слишком быстрое, чтобы уловить зрением, рвало тело Ленни на части. Большое, похожее на кошачье тело заклинательного зверя схлопнулось. Ларри бежал на существо с противоположной стороны, но оно с гладкой точностью повернулось, и нацелило своё всё ещё стрелявшее разрушительное оружие на её обезьяноподобного стража.

Область вокруг Мойры была временно свободна от живых людей, но из переулка вышел мужчина, и побежал к ней. Потребовалось несколько секунд, прежде чем она его узнала. Это был Чад Грэйсон. Быстрый приказ остановил напавшего было на него Стрэтча.

— Где ты был? — онемело спросила она, всё ещё не отойдя от шока.

Встав на колени, он запустил свои руки под неё, и поднял. Охотник не был крупным мужчиной, обладая средним ростом и телосложением, он, наверное, весил не больше ста шестидесяти фунтов, но когда он встал, она чувствовала, как мышцы в его руках напряглись скрытой силой.

— Почему все женщины у меня это спрашивают? — ответил он, прежде чем добавить: — Надо уходить.

И невероятное дело — он пустился бежать трусцой. Дёрганое движение никак не улучшило боль, которую Мойра уже ощущала.

— Как ты меня нашёл? — сумела выдавить она.

Мойра была стройной, но лесник всё равно уже тяжело дышал, отвечая:

— Я последовал за Грэмом. Когда я услышал переполох, и осознал, что он движется к тебе, я выбежал вперёд.

Ларри сумел добраться до металлического зверя, и нанёс тяжёлый удар, хотя громыхавшее оружие и порвало его при этом на части. Его кулак ударил по странному оружию, согнул его, после чего последовал громкий взрыв. Тут оружие замолкло, но её страж получил слишком много повреждений — он упал на бок, и его магическое тело начало дезинтегрироваться.

Из почерневшего отверстия, откуда торчал штырь, повалил дым, но чудище не остановилось. Его ноги снова пришли в движение, и оно развернулось, чтобы последовать за беглецами, поворачивая свой торс, чтобы направить на них своё прямоугольное оружие.

Чад ушёл с дороги, свернув в боковой переулок, когда снова послышался странный щелчок, и здание, за которое они свернули, вздрогнуло. Секунды спустя его угол обрушился, осыпав переулок позади них кирпичом и каменной кладкой.

— Ты оставил Грэма позади? — Мойра видела, что четвероногое чудище с трудом карабкалось по осыпи, в то время как Чад свернул ещё раз, на новую улицу.

Охотник слишком тяжело дышал, чтобы ответить, и его ноги замедлялись, пока он силился бежать с нею дальше, но тут её разум нашёл новый голос.

— «Мойра!» — Это была Кассандра.

— «Я в беде», — ответила она, послав поток образов и слов, описывавших случившееся, а также преследовавшее их металлическое чудище.

— «Я лечу», — ответила её драконица. — «Направляйтесь влево. Я к западу от вас. Но остановиться я не могу. Грэйс преследует меня по земле, и собирается меня убить».

— Сверни влево на следующем углу, — сказала Мойра своему утомлённому спасителю.

Чад споткнулся, но продолжал бежать.

— Зачем? — выдохнул он.

Она ответила коротко:

— Драконы.

Он кивнул, и направился к указанному ею повороту.

— «Почему Грэйс пытается тебя убить?» — спросила Мойра у своей драконицы.

— «Я думаю, Грэм это приказал. Что-то управляет им», — ответила драконица.

Мойра сжала челюсти, и молча выругалась. Она была усталой, и утомление туманило её разум. Вопреки себе она ощутила, как в её сердце начало разжигаться пламя ненависти. «Только не Грэм, только не это… они зашли слишком далеко».

К ним приближались ещё люди, смыкаясь вокруг них, притягиваемые как мотыльки к огню. Даже до того, как их настигнет металлическое чудище, их задавит толпа менее опасных врагов. Мойра попыталась создать вокруг них щит, и была награждена пронзительной болью в черепушке. Ощущение было таким, будто кто-то вгонял ей нож между глаз. Быстро устававшие ноги Чада не были способны позволить им сбежать от толпы.

Свет звёзд над ними притух, когда у них над головой прошла массивная тень, а затем ночь осветила струя обжигающего пламени. Кассандра нырнула вниз, и выжгла улицу позади них своим драконьим огнём. Деревянные здания загорелись будто бумажные, а преследовавшие их люди… о них лучше было не упоминать. Они умерли молча, их тела поглотило пламя. Драконица захлопала крыльями, и начала подниматься после своего смертоносного пролёта.

Чад не останавливался, но даже при оставленных ими позади ужасах он теперь мог лишь шагать.

— Весь этот чёртов город наверняка загорится, — выдохнул он.

— Опусти меня. Думаю, я смогу идти, — сказала ему Мойра.

Охотник был слишком усталым, чтобы спорить. Он мягко опустил её ноги на землю, и после того, как она немного проверила их на прочность, они двинулись дальше. Чад держал руку у неё на плече, на случай если она потеряет равновесие. Стрэтч следовал за ними, всё ещё неся на своей спине бессознательного барона.

— «Я сделаю круг, и ещё один заход. Что-то вас по-прежнему преследует», — сказала в её разуме Кассандра.

— «Осторожнее. Оружие, которое оно использует, смертоносно», — предупредила Мойра.

— «Я — тоже».

Ноги её не были ранены, но шагала она неуверенно. На ходу она снова попыталась окружить их щитом. На этот раз её ждал успех, но результат был менее чем впечатляющим, и вызванная им боль не делала его стоящим усилий. Вздохнув, Мойра позволила щиту растаять.

Магический взор Мойры работал как надо, хотя от него у неё и болела голова. Она легко ощущала приближавшееся к ним сзади металлическое чудище. Оно ещё шагало по покрывавшему улицу пламени, но не показывало никаких признаков замедления. Ещё один силуэт приблизился из темноты впереди, следуя тому же курсу, которым летела Кассандра. Мойра узнала Грэйс, бежавшую по дороге навстречу им.

Она могла лишь надеяться, что приказ Грэйс включал в себя лишь другую драконицу, иначе ситуация очень быстро обернулась бы к худшему.

Этот миг настал и остался позади едва ли не быстрее, чем Чад успел её увидеть. Менее крупная драконица размером с лошадь пробежала мимо них со скоростью охотящейся кошки. Мойра мельком увидела глаза Грэйс, когда та пробегала мимо — в них отражалось пламя, освещавшее улицу позади них.

— «Будь осторожна», — мысленно крикнула Мойра, но если Грэйс её и услышала, то виду не подала. Являя собой полторы тонны рептильих мышц, она пробежала мимо людей, и набросилась на металлического зверя, только-только выходящего из пламени.

— Не останавливайся, — подтолкнул её Чад, когда Мойра начала было останавливаться, и поворачивать голову. — Мы против этой шутки ничего не сделаем.

Металлическое чудище не сумело вовремя заметить её нападение — возможно, оно было временно ослеплено жаром, через который прошло. Тяжёлое тело Грэйс едва не сбило его, но четыре ноги давали ему исключительную устойчивость. Она стала цепляться за тварь зубами и когтями, хотя им почти не за что было уцепиться на твёрдом металле.

Её самым большим преимуществом было то, что у твари было лишь две руки, и они были маленькими, скорее всего предназначаясь для функциональных целей, а не для рукопашного боя. Перебирая лапами, чтобы удержаться на теле, где почти не за что было уцепиться, Грэйс вцепилась в правую руку. Металл заскрипел, когда она вырвала руку с корнем несколько секунд спустя.

Но тело поворачивалось, изгибаясь, чтобы направить прямоугольное оружие.

— «Грэйс! Прямоугольная штука — оружие, не дай…!»

Мойре не удалось окончить предостережение. Грэйс увидела угрозу, и поймала металлический предмет своими мощными челюстями, сжав его зубами, которые были прочнее любого до сих пор выкованного в Лосайоне металла. Прозвучал странный щелчок, когда чудище попыталось выстрелить, а затем Мойру и Чада подняло в воздух и кинуло в сторону в результате мощного взрыва. Даже Стрэтч свалился, несмотря на его крупное тело и четыре ноги.

Мойра обнаружила, что снова лежит, уткнувшись лицом в землю, но быстро встала, опираясь на руки. Мир стих, но её рот был открыт. Она чувствовала, что кричит, но почему-то потеряла способность издавать звуки. Единственным, что она слышала, был голос Кассандры у неё в голове:

— «Не-е-е-е-е-ет!»

Нижняя половина металлического зверя всё ещё стояла на улице, а из оболочки его разбитой и оторванной верхней части вырывались вялые языки неуверенного пламени. Единственный глаз Мойры не мог найти драконицу, но магический взор отыскал её несколько секунд спустя — тело Грэйс безжизненно висело, насаженное на тяжёлую кровельную балку, расщеплённую силой взрыва.

«Этого не может происходить». Драконы, созданные её отцом, были среди самых могучих существ, оставшихся в мире с тех пор, как миновала война с богами. Грэйс была первым порождением её дара, когда Мойра обрела свою силу. В её голове потеря Грэйс никогда не рассматривалась как даже теоретическая вероятность.

Секунды текли подобно часам, пока она стояла на месте. Логический разум говорил ей, что Грэйс не могла умереть — чары, которые смастерил её отец, делали драконов бессмертными, но как только её сердце перестанет биться, чары сбросятся. Разум Грэйс будет очищен от всех воспоминаний, и магия, бывшая сущностью её жизни, создаст новое яйцо. Узы, которые она создала с Грэмом, закончатся, и она вылупится снова, когда новый хозяин возьмёт себе её яйцо. Она будет рождена заново, но она не будет той Грэйс, которую знала Мойра.

Кассандра приземлилась рядом с ними, и подняла голову к небу. Мойра представила себе, что та, должно быть, выплёскивает свои ярость и боль в виде крика в небеса, но её крик всё же не мог пронзить окружавшую Мойру тишину. «У меня отказали уши», — осознала она. С чувством отстранённости она обратила магический взор внутрь, и обнаружила, что сила взрыва порвала ей обе барабанные перепонки.

Более крупная драконица двинулась вперёд, потянувшись, чтобы снять тело Грэйс с державшей её массивной балки, но Мойра подняла ладонь:

— «Стой. Она ещё жива. Её эйсар никуда не делся, а сердце ещё бьётся».

Сердце продолжало биться, но толстый кусок дерева пробил её грудь, разорвав лёгкое, несколько больших артерий, и нанеся невообразимый урон органам в её брюшной полости. Что хуже, взрыв сломал ей челюсть и оставил трещину на черепе. Было чудом том, что её нижняя челюсть всё ещё была на месте.

— «Они за это заплатят!» — заревела в её голове Кассандра. — «Этот город сгорит!»

— «Всему своё время», — согласилась Мойра, понимая чувства своей драконицы. Её сердце онемело, будто она забыла, как чувствовать. «Неужели так было с отцом, когда он видел, как его отец умирает у него на глазах?». Она всё ещё помнила выражение его лица, когда он рассказал ей о смерти её деда.

«Я мог бы спасти его, но я не мог сделать всё сразу. Я был один, и несмотря на все мои силы, я был беспомощен остановить кровь, вытащить стрелу, поддерживать его сердце, и исправить повреждения мышц. Я мог лишь облегчить ему уход», — сказал ей тогда отец.

В ней оформилось решение, некая решимость, выходившая за рамки сознательной мысли. Не зная полностью, что она собиралась делать, Мойра шагнула вперёд, пройдя, пока не оказалась достаточно близко, чтобы протянуть руку, и коснуться висевшего над её головой хвоста Грэйс. Сердце всё ещё билось, хотя уже начало замедляться, и ритм его начал сбиваться. Игнорируя боль в своём черепе, она потянулась своим эйсаром, и использовала его, чтобы поддержать не справлявшееся сердце Грэйс.

— «Поделись со мной силой», — сказала она Кассандре.

В неё стремительно влился поток эйсара, посылая по Мойре волны боли. Она всё ещё не оправилась от отката после разрушения её щита.

— «Использовать твою силу сейчас неразумно». — Это предупреждение пришло от её другого «я», её заклинательной двойницы, всё ещё обитавшей в уголке её разума.

— «Мне плевать», — ответила Мойра. — «Помоги мне».

— «Как?»

Молодая волшебница показала ей видение, принимавшее форму у неё в сознании, и её заклинательная двойница согласно кивнула:

— «Как пожелаешь».

Мойра начала вливать эйсар в своё другое «я», и снова ощутила странное удивление, когда её разум начал дробиться. Только ощущение было не как от разрушения, или уменьшения — это было чувство роста. Её другая личность раздулась от силы, которую ей давала Мойра, и когда она разделилась на несколько новых копий, Мойра ощутила, что становится ещё больше.

Агония в её черепе становилась всё интенсивнее, пока она направляла эйсар Кассандры в свои копии в виде заклинательных разумов, но она заставляла себя продолжать это делать. Ей нужно было лишь вынести боль. У неё была лишь одна задача. Её двойницы не чувствовали ни капли этой боли, и они уже знали, что нужно было делать.

Мойра расширилась, став сначала в десять раз больше, а потом и в двадцать. Одна часть её пылала, горела, пока её разум посылал эйсар, который нужен был остальным для работы. Остальная её часть была готова, сосредоточена и спокойна. Как только она достаточно выросла, голос той, что была объята болью, воскликнул:

— «Давай!».

Сразу дюжина вещей начала происходить одновременно. Тело Грэйс поднялось, стянутое с пробившего её деревянного кола, и мягко легло на землю, в то время как дыра в её груди закрылась. Артерии и вены, пульсировавшие бившей кровью, нашли свои разделённые концы, и срослись, удерживая остатки крови драконицы в венах, где она и была нужна. Её челюсть встала на место, и кости снова срослись, став целыми, пока кожа и мышцы возвращались на место и срастались. Даже трещина в черепе исчезла.

Прошло менее минуты, и другие «я» Мойры начали работать над внутренними органами, сшивая обратно кишки и печень, и закрывая мириады маленьким кровеносных сосудов.

* * *

Чад наблюдал со всё более возраставшим изумлением. Он в целом не забивал себе голову магией или делами волшебников, несмотря на его безразличие, всё же провёл за прошедшие годы слишком много времени вблизи от них. Он неоднократно наблюдал за тем, как Мордэкай кого-то лечил, и он знал, что открывшаяся ему картина была необычной.

Его зоркий глаз заметил лёгкую дрожь в её теле, пока она работала… и из носа Мойра снова начала капать кровь.

Когда он её нашёл, она была сильно побита, один из её глаз опух и не открывался, а щека выглядела так, будто лежавшие под ней кости двигались не туда, куда нужно. Хотя он мало знал о том, как работала магия, он достаточно часто слышал жалобы Графини о нагрузке, которую магия в прошлом оказывала на её мужа, и о тех случаях, когда он едва не убивался, пытаясь выйти за рамки своих возможностей.

Волнуясь, он шагнул ближе.

— Эй, я думаю, что ты уже достаточно сделала, девонька. Побереги силы, мы ещё не выкарабкались. — Его голос звучал странно — у него в левом ухе стоял настолько сильный звон, что он едва слышал собственные слова — а правое ухо откликалось лишь тишиной. Он поднял руку, чтобы коснуться её плеча, но остановился, когда она внезапно повернулась к нему лицом.

— Не мешай нам. Мы ещё не закончили. — Два глаза уставились на него с безупречного лица, когда Мойра пошла к нему, отгоняя его жестом поднятых рук.

Он зажмурился, и снова открыл глаза. Стоявшая перед ним девушка выглядела как Мойра Иллэниэл, но не была ею. Она вышла из Мойры. Теперь их было две. Настоящая Мойра всё ещё стояла лицом к драконице, её тело тряслось, и выглядела она так, будто в любой момент может потерять сознание.

— Какого чёрта?! — наконец сумел сказать он. Бросив взгляд мимо незнакомки, он увидел, как Мойра покачнулась, будто готовая вот-вот упасть. — Она долго так не протянет. — Он попытался обойти её двойника, но та шагнула в сторону, преградив ему путь.

— Ты лишь сделаешь хуже, если вмешаешься, пока мы не закончили, — предупредила стоявшая перед ним девушка. Пока она говорила, у настоящей Мойры отказали ноги, но третья копия появилась, и подхватила её, держа Мойру прямо. Теперь их было три.

Чад привык к тому, что ему дают глупые приказы, и также привык их игнорировать.

— Неправильно это. Ей надо остановиться. — Оттолкнув девушку в сторону, он попытался добраться до настоящего тела Мойры.

Был миг контакта, когда он ощущал тело копии под своей ладонью, но затем она растворилась. Он содрогнулся, ощущая, как она проходит сквозь его кожу, а потом её не стало. Встав совершенно неподвижно, он с трудом попытался понять, что именно произошло, прежде чем пойти вперёд, чтобы помочь Мойре.

Только он не пошёл. Его тело упрямо отказывалось двигаться. Вместо этого он развернулся, и обнаружил, что оглядывает улицы, проверяя, не приближаются ли ещё кто-то из странных горожан. Его замешательство росло по мере того, как он стал шагать, двигаясь прочь, чтобы разведать путь впереди. Он думал, что дорога, которая шла вперёд, а потом влево на следующем переулке, должна была вывести их из города, но не был уверен. «Да что я делаю? Я же, блядь, не это делать собирался!»

— «Не сопротивляйся». — В его голове прозвучал голос Мойры.

— «Прочь из моей головы, девка! Мне не нужна какая-то глупая…» — На этом его мысли остановились, и он обнаружил, что потерял голос даже у себя в голове.

— «Хватит сквернословить. Я тут подумала, и решила, что тебе не помешают некоторые улучшения. Это — отличная возможность сгладить кое-какие выступающие углы», — прокомментировала она.

Он понятия не имел, что она имела ввиду, но его охватило чувство чистого ужаса.

— «Не волнуйся. Будет не больно. Ты будешь лучше, чем прежде, и гораздо приличнее…»

— «Хватит!» — Каким-то образом ему показалось, что новый голос был иным, хотя тоже звучал как голос Мойры. — «Ты не будешь его изменять. Просто не давай ему двигаться, пока мы не закончили».

Чад ощутил шедшее от его пленительницы чувство разочарования:

— «Ну, ладно. Но уши я ему исправлю. Если только ты это тоже за «вмешательство» не посчитаешь».

В его правом ухе начала ощущаться теплота, а потом то же самое, но менее остро, стало ощущаться в левом. Его слух сильно улучшился, и хотя звон не совсем прекратился, он значительно снизился.

На миг он был свободен, и развернулся обратно, чтобы посмотреть на раненую драконицу. Тело Грэйс было покрыто кровью, но теперь выглядело целым — её голова вернула себе привычную форму, и зиявшая в её теле дыра исчезла. Мойра обмякла, её избитое тело теперь поддерживали с двух сторон будто бы две её копии. Голова её склонилась вперёд, и подбородок почти касался груди.

Из неё вышло ещё больше копий, и вскоре она оказалась окружена толпой двойников. Они стояли лицом к ней, закрыв глаза, почти как если бы молились над телом своей прародительницы, когда внезапно побитое тело девушки застыло, подняв голову.

Он наблюдал за тем, как её лицо зашевелилось, будто что-то ползало под кожей у неё на щеке. Чад запоздало осознал, что это выправлялись кости у неё на лице. Царапины и порезы на той стороне лица закрылись, и несколько мгновений спустя она стала выглядеть гораздо лучше. Почти невидимые линии показывали места, где она порезалась, а единственным признаком ранее сломанных костей был лёгкий отёк с той стороны лица.

Однако кровь продолжала капать у неё из носа, и её лицо было отмечено напряжением, которое подсказывало, что она пыталась скрыть сильную внутреннюю боль.

Глаза Мойры открылись, глядя в пустоту, на что-то, чего Чад видеть не мог. Её копии начали шагать внутрь, сливаясь с её телом, прежде чем исчезнуть. Несколько секунд спустя они остались одни.

Охотник поглядел на неё ещё немного, прежде чем отвести взгляд:

— Ну ни хуя ж себе.

Глава 15

Разум Мойры сжимался по мере того, как её копии схлопывались, пока наконец не осталось лишь две — она сама и её заклинательная двойница. Большая часть боли, шедшей от её лица и других частей тела, исчезла, но агония в её черепе стала ещё сильнее.

Она отпустила щит, который поддерживала вокруг себя, и почувствовала, как напряжение ослабло. «Мне нужно отдохнуть».

Тело Грэйс всё ещё было неподвижным, но её сердце продолжало биться, а грудь медленно двигалась по мере её дыхания. Она была жива, но без сознания. Её тело всё ещё было имело повреждения, которые нельзя было вылечить обычным волшебством, но Мойра надеялась, что время залечит остальное.

Кассандра поднесла свою голову ближе, нюхая и изучая свою маленькую товарку:

— «Она поправится?»

Мойра не была уверена до конца:

— «Мой отец создал вас, чтобы хранить огромные объёмы энергии, которую он забрал у богов — часть этих чар использует эту силу, чтобы обеспечивать ваш быстрый рост, но также даёт вашему роду поразительные способность к регенерации почти любых ран… или, по крайней мере, так он мне сказал. Я могу лишь надеяться, что сегодняшний день предоставит нам доказательства этой способности», — ответила она.

— «А что её разум? Её череп был треснутым. Ей могло встряхнуть мозги».

— «Об этом я знаю больше», — ответила молодая волшебница. — «Её истинный разум является заклинательным конструктом — покуда её мозг может физически исцелиться, воспоминания и знания, делающие её тем, кто она есть, сохранятся».

— Мне очень не хочется прерывать ваш миг молчания, — перебил лесничий, — но к нам приближаются ещё люди. Надо уходить.

Конечно, стрелок никак не мог знать, что они вели неслышный ему разговор. Мойра заговорила вслух, довольная тем, что снова могла слышать свой собственный голос:

— Кассандра, ты сможешь унести Грэйс отсюда?

— «Наверное, но едва-едва. А ты сама? Я не могу нести тебя и двух остальных, если буду пытаться поднять её».

— Мы можем пойти пешком. Встретимся с тобой за городом, где мы расстались. Стереги Грэйс, пока мы туда не доберёмся, — сказала Мойра.

— «Но…»

— Никаких споров. Лети, у нас нет времени на обсуждения, — приказала Мойра. Они с Чадом помогли Стрэтчу положить Барона обратно ему на спину, в то время как Кассандра нежно взяла менее крупную драконицу когтями. Массивная драконица поднялась в небо, интенсивно взбивая воздух крыльями, чтобы оторвать себя и свою бесценную ношу от земли.

Мойра позволила охотнику повести себя прочь. Она уже могла чувствовать вдалеке великую стену, окружавшую Хэйлэм. Им осталось не так уж далеко пройти, но к ним также приближались ещё люди. Первые трое бежали к ним от противоположной стороны улицы на следующем перекрёстке.

Она вздрогнула при мысли о том, чтобы снова использовать магию, но Чад уже пришёл в движение.

— Побереги силы, — крикнул он через плечо.

Метнувшись вперёд, лесник обнажил два длинных ножа. Его противники двигались неуклюже, как дети — полные энтузиазма, но неповоротливые, — и напали на него, вооружённые импровизированными дубинками, которые выглядели так, будто недавно являлись частями какого-то несчастного стула. Ветеран уклонялся и резал, поразив одного в горло, а второму подрезав сухожилия. Не в силах избежать третьего, он получил тяжёлый удар в плечо, прежде чем выпустить ударившему его мужчине кишки. Несколько секунд спустя он добил того, кому подрезал ноги.

Мойра видела напряжённое выражение его лица, когда он подвигал плечом, пытаясь растянуть отбитую мышцу. Она мало что могла сделать с синяками, и к ним сзади бежало ещё десять человек.

— Не останавливайся, — с обречённостью в голосе сказал Чад. — Если доберёшься до ворот, то у тебя будет шанс. Мой же путь кончается здесь.

— Нет, — сказала она ему, заупрямившись. — С меня довольно.

— Не глупи, девочка!

Бежавшие к ним горожане были менее чем в сотне футов, и Мойра ощутила шок узнавания, увидев среди них характерный эйсар Грэма.

— С ними Грэм, — объявила она. Одна из женщин также ощущалась знакомой, хотя она не могла сходу определить, кто она была такая.

Чад выступил вперёд, приготовив окровавленные ножи:

— С ним Алисса. Ты не захочешь это видеть, девонька.

Упоминание этого имени её удивило, но также сделало её решимость ещё твёрже:

— Нет, — снова сказала Мойра. — Больше они от меня сегодня крови не получат, только не от меня и моих друзей. — Её голова пульсировала болью, но она проигнорировала это усилием воли. Позволив гневу распалить пламя её желания, она снова вытолкнула из себя свой эйсар.

— «Возьми их», — сказала она своему второму «я», сфокусировав на ней свою силу.

В её голове расцвела боль, почти ослепившая её своей интенсивностью, но её ярость была сильнее. Разум Мойры расширился, раскололся на части, становясь больше, чем испытываемая ею агония.

— «По одной на каждого из них», — приказала она. Невидимые нити эйсара метнулись прочь, касаясь каждого из их врагов, и бой мгновенно прекратился.

Её заклинательные двойницы заблокировали контроль паразитов, и начали выдавать собственные приказы. Нападавшие прежде на них люди замедлились, и заняли охранные позиции вокруг Мойры и её спутников. Они были одеревенелыми и неуклюжими, но они принадлежали ей.

— «Грэм, ты там?» — Она послала мысль, ища его разум через свою посредницу.

Нашла она лишь молчание. Грэм казался лишённым сознания в его дважды скованном разуме. Похожий поиск показал, что Алисса и остальные были в том же состоянии. «Возможно, это милосердие, что они не бодрствуют», — подумала она.

— Идём, — сказала она Чаду и Стрэтчу.

Охотникосторожно наблюдал за их новыми охранниками:

— Ты уверена, что это безопасно? Что если ты потеряешь контроль?

— Не потеряю, — заверила она его. «Больше никогда не потеряю». Теперь она знала истинную тайну Сэнтиров. Все думали, что сила Сэнтиров была в их заклинательных зверях, но это было лишь поверхностным лицом, которые они показывали остальным. Истина была темнее. Скрытая сила рода Сэнтир заключалась в контроле, полном и абсолютном контроле. «И если эти металлические паразиты думают, что смогут меня в этом обыграть, то очень ошибаются».

Остаток их пути был почти скучным. Два или три человека напали на них, когда они подходили к воротам, но её новая свита превышала их по численности. Бой был коротким и кровавым, и стоил ей двух охранников, но также принёс облегчение, уменьшив число людей, которых ей нужно было контролировать. Всё это время она тихо держала Грэма и Алиссу рядом с собой. Ими она рисковать не хотела.

Ворота почти не охранялись. Многие из стороживших их солдат уже имели паразитов, и бросили свои посты ранее, чтобы напасть на них у дома Уота. Те несколькие, кто остался, были сбиты с толку событиями этого вечера. Они сжались на своих постах у ворот, боясь выступить против незнакомцев.

Новые слуги Мойры открыли ворота, и они ушли в темноту.

Они шли по дороге прочь от ворот лишь несколько минут, прежде чем свернуть в поле. После получаса ходьбы по мокрой траве и грязным оросительным каналом Мойра почувствовала, что почти достигла своего предела. Она мысленно приказала своим охранникам встать, и подняла ладонь, давая Чаду знать, что останавливается.

Поле было чёрным, за исключением света звёзд, хотя ей свет не был нужен, чтобы видеть. Её стопы и ноги замёрзли, измазанные по колено мокрой грязью. Мир вокруг неё будто шатался. «Я долго не протяну». Она зала, что ей нужно было сделать, пока у неё ещё было время. К счастью, эйсара на это у неё уйдёт немного.

Кассандра была в пределах её ментальной досягаемости, поэтому она послала быстрое сообщение:

— «Дальше я идти не могу. Пока что мы в безопасности. Скоро я направлюсь к тебе. Мне просто надо немного отдохнуть».

Тёплые мысли драконицы пришли к ней секунду спустя:

— «Хорошо».

Однако отдыхать она пока не собиралась. Вместо этого она приказала людям, которыми управляла, бежать в разных направлениях. Эйсара у неё было уже так мало, что она сомневалась, что сможет ещё сколько-нибудь долго поддерживать управлявшие ими копии. Ей нужно было отослать их как можно дальше от себя, прежде чем отпустить.

Убить их было бы проще, и эта мысль приходила ей в голову, но она всё ещё не была готова опуститься столь низко. Расправив плечи, она заставила Грэма и Алиссу лечь на мокрую траву.

— Что ты делаешь? — спросил Чад.

— То, что необходимо, — сказала она ему.

— И это заключается в том? — отозвался он, подчёркнуто протянув последнее слово.

Она прижала палец к губам, а затем указала себе на уши, прежде чем снова обратить взгляд на Грэма и Алиссу.

Лесник понял смысл её жеста, хотя всё ещё гада, что она собиралась делать.

— Будь готов, — предупредила она. — Я могу потерять контроль над теми, кого я отправила прочь. Если это случится, то тебе, возможно, придётся нас защищать.

Она посмотрела вверх — звёзды будто двигались из стороны в сторону подобно мотылькам на летнем ветру. Заскрипев зубами, она собрала вою в кулак, и начала создавать новых заклинательных двойниц. Боль в её черепе стала раскалённым добела пламенем, когда она влила в них свой оставшийся эйсар.

— «Трое на каждого из них. Одна — чтобы закрыть щитом тело и клешни паразита, другая — чтобы вынуть контролирующие отростки, а третья — чтобы залечить кровотечение или повреждения от их извлечения», — сказала она своим новым «я», хотя они уже знали план.

Мир уже начал вращаться.

— «Давайте, быстро!»

Её копии одновременно резко послали свою силу в тела Грэма и Алиссы, окутав металлических существ у в их шеях тонкими щитами.

Мойра уже едва осознавала их, хотя все шестеро её помощниц слали обратно равномерный поток наблюдений. Пламя в её мозгу начало затмевать собой всё остальное. «Ещё немного, не сдавайся…»

А потом она упала. Земля побежала ей навстречу подобно желанному другу. Её разум был страданием боли, и тьма, на которую она надеялась, отказывалась приходить. Вместо этого мир побледнел, и она начала гореть. Вселенная превратилась в белую пытку всепоглощающего огня.

* * *

Чад внимательно наблюдал за ней. Что бы она ни планировала, он сомневался, что это предвещало что-то хорошее. В одну секунду она стояла одна, а в другую вокруг Грэма и Алиссы стояло ещё шесть её копий. Они протянули руки, и он увидел, как тела на земле напряглись.

Вскоре после этого он увидел, как рот Грэма раскрылся, и оттуда показалось что-то тёмное и блестящее. Оно немного будто поизвивалось в тусклом свете, но потом он услышал резкий хлопок, прежде чем оно, чем бы оно ни было, свалилось в сторону. Быстрая проверка показала ему, что то же самое произошло с Алиссой, пока он наблюдал за своим юным другом.

Шесть женщин растаяли подобно призракам в ночи, а Мойра упала прежде, чем он смог её поймать. Она начала извиваться и метаться на земле, её руки и ноги то напрягались, то снова раскидывались в стороны. Голова Мойры была запрокинута, а её рот был разинут в широком оскале. Глаза её были открыты, но он видел в них только белки.

«Да у неё же чёртов припадок», — осознал он.

Спешно присев рядом с ней, он из всех сил попытался прижать её тело к земле, избегая её лица, поскольку её зубы сжимались через случайные промежутки времени. «Блядь». Сняв свой пояс, он попытался сунуть его ей в рот, беспокоясь о том, что она может откусить себе язык. Ему казалось, будто миновала вечность, прежде чем её рот снова открылся, но когда это случилось, он был готов. В тусклом свете было не видно, но ему показалось, что она ещё не успела себе ничего повредить… пока что.

Минуты текли мимо, пока она неистово дёргалась, но постепенно её движения замедлились, став менее сильными судорожными подёргиваниями. Сев позади неё, он положил её голову себе на колени, и начал издавать успокаивающие звуки, будто утешал ребёнка. «Идиот, она же тебя на слышит. Зачем ты это делаешь?»

В конце концов она замерла, но он остался сидеть, убирая ладонью волосы с её лица. Глаза старого ветерана промокли от слёз, хотя никого здесь не было, чтобы их увидеть.

— Не смей тут у меня умирать, девочка, — тихо произнёс он сдавленным и хриплым голосом.

Сморгнув слёзы, он оглядел окружавшую их местность. Грэм и Алисса лежали на траве, их тела были неподвижны как трупы. Ему пришлось понаблюдать за ними какое-то время, прежде чем он увидел, что грудь у них всё ещё двигалась. «Ну, хоть это хоть что-то. Живы». Причудливая, похожая на лошадь штуковина Мойры всё ещё стояла рядом, с, казалось бы, мёртвым человеком на спине. Существо глазело на него в ответ, пока Чад изучал его взглядом.

Мягко убрав её голову у себя с коленей, он встал, и подвёл мысленный итог.

— Хороший же бардак ты мне оставила — четыре человека без сознания, и какая-то ёбнутая магический лошаде-телега. — На миг он посмотрел Стрэтчу в глаза, прежде чем добавить: — Без обид.

Заклинательный зверь пожал плечами. Способностью говорить его не наделили, но речь он понимал. Жест этот дал ясно понять, что комментарий лесника его не заботил.

Чад продолжил говорить, в основном — чтобы успокоит себе нервы:

— Ты тихий. Вот, что мне в тебе нравится — ты не наполняешь воздух ненужным шумом, в отличие от большинства людей. — Он махнул рукой на остальных. — Например, как вот эти вот… мне следует считать себя счастливчиком, что эти чёртовы глупцы в без сознания. Иначе они долбили бы мне черепушку своим постоянным нытьём. Но только не ты…

Его голос затих. У Чада не было для магического существа имени. С тех пор, как он снова встретился с Мойрой, у неё не было возможности пересказать ему более заурядные подробности.

— Не знаю, как тебя зовут, — сказал он, извиняясь, — но это не важно, я сам могу тебе имя придумать. — Взявшись рукой за подбородок, он серьёзно поразмыслил над этим, изучая предмет своих дум взглядом. «Торс как у мужика, тело как у лошади с какой-то странной вогнутой спиной, чтобы людей носить… х-м-м-м».

— Чёрт, странный ты какой-то, но я не буду усложнять. Буду звать тебя просто «Лоше-зад», как сокращение от «Лошадиная задница».

Стрэтчу было как-то пофигу. Он склонил голову на бок, размышляя, но затем согласно кивнул. Тут-то как раз его ограниченный магический взор и заметил кое-что. Повернув голову, он огляделся, а затем указал охотнику.

— Что там? — чуть тише спросил Чад.

Заклинательный зверь указал во втором направлении, а затем в третьем. После чего сжал кулак, выставив из него два пальца вниз. Он пошевелил пальцами, двигая кулаком из стороны в сторону. Было довольно ясно, что он пытался указать на кого-то бегущего. Стрэтч снова указал во тьму, в трёх разных направлениях.

Чад вздохнул:

— Три человека, приближаются к нам.

Стрэтч кивнул, подтверждая.

— Спасибо, Лоше-зад.

Прошедший день показал ему, что управляемые извне люди по какой-то причине следовали за Грэмом, а не за ним. Он уже сделал вывод о том, что это наверняка как-то было связано с магией, а поскольку у него её не было, они его по большей части игнорировали, когда он был сам по себе.

— Если у них нету истинного волшебного зрения, то я, возможно, смогу от них спрятаться, но к этим двоим их тянет как мотыльков на огонь.

Заклинательный зверь указал на себя, и склонил голову в сторону.

— Да, и, наверное, к тебе тоже, Лоше-зад, поскольку ты вообще сделан из магии, — согласился лесник. Он немного подумал. — Ты постой над Мойрой. Если кто-то приблизится, дай им пинка, или что-то подобное. Я немного отойду, чтобы проверить одну теорию.

Стрэтч снова склонил голову на бок, явно любопытствуя.

Чад улыбнулся:

— Я выясню, могут ли они меня видеть в темноте. Если могут, то будет труднее, но если нет, то я преподам им пару уроков. — Он пошёл в одном из указанных Стрэтчем направлений, проверяя пальцами свои ножны, и убеждаясь в том, что ножи всё ещё были там, и что их легко было извлечь.

После тридцати футов он начал обходить расположение своих друзей по часовой стрелке, а потом остановился. Затем принялся ждать, вслушиваясь. Света звёзд было недостаточно, чтобы осветить нечто большее, чем тёмные очертания и внезапное движение. Он присел, доверяя короткой траве скрыть себя из виду. Если он ошибался насчёт способностей его врага к восприятию, то его ждала неприятная встреча.

Слух предупредил его о первом из приближавшихся людей, и он улыбнулся, приметив этот звук. Бедный ублюдок пытался, почти безуспешно, бежать в темноте. Громкое хлюпанье, время от времени перемежавшееся тяжёлым шлепком, сказали ему всё, что ему нужно было знать о том, мог ли его враг видеть в темноте.

Тёмное пятно двигалось на сером фоне, и лесник встал на ноги, осторожно шагая, чтобы пересечься с направлявшимся к его бессознательным друзьям незнакомцем. Он остановился, найдя нужное место, и секунды спустя его почти слепой противник нарвался на него.

Десять дюймов холодной стали вошли мужчине под рёбра, метнувшись вверх, разрезая лёгкие и артерии. Бедный ублюдок немного помолотил руками, но охотник работал тщательно, смещая лезвие, пока то не нашло сердце. Мёртвый мужчина замер, и Чад пошёл прочь, пройдя немного по кругу, прежде чем снова приняться ждать.

Второго он поймал похожим способом, но затем услышал звуки с того направления, где лежали его спутники. Метнувшись обратно, он обнаружил грузную женщину, пытавшуюся утащить обмякшее тело Грэма в сторону города. Стрэтч исполнительно стоял над телом Мойры, не пытаясь вмешаться.

Женщина услышала его приближения, и повернулась, встречая его. Видели они плохо, и она вскинула руку, чтобы отбить его удар. Лезвие вошло ей в предплечье, пройдя насквозь, и застряв между костей. Её другая рука вогнала кулак ему в живот, выбив воздух у него из лёгких, но ей самой пришлось хуже. Второй его нож нашёл свою цель, и он вогнал его ей в плечо, рядом с шеей.

Он упал рядом с мёртвой женщиной, кашляя и хрипя, пытаясь отдышаться. Ночной воздух холодил его кожу, поэтому он догадался, что покрыт кровью. «Или грязью», — молча поправился он. «Часть этого дерьма на мне — скорее всего просто грязь. Не нужно думать о слишком уж жутких вещах».

Бросив взгляд на Стрэтча, он увидел, что заклинательный зверь снова показывал пальцем в четырёх новых направлениях.

— Ещё люди, Лоше-зад?

Стрэтч кивнул.

— Эта хуйня быстро стареет^[50], - пожаловался охотник. «Или я старею».

Следующий оказался лёгким, но последние четыре бывших прислужника Мойры замедлились, и сбились в кучку, перед тем как приблизиться. Чад позволил им пройти мимо себя в темноте, обдумывая свои варианты. Он ощущал себя достаточно уверенным в том, что сможет убить двоих из них прежде, чем остальные смогут до него дотянуться, но после этого ситуация примет неприятный оборот. Управляемые паразитами люди были сильнее, чем можно было бы ожидать. У него всё ещё болел живот, когда он делал глубокий вдох, постоянно напоминая ему об этом факте.

«Что бы я сейчас ни отдал, чтобы снова иметь полный стрел колчан», — молча пожаловался он уже наверное в десятый раз.

Он знал, что ему придётся делать, но ему это не нравилось. Весь этот вечер слишком сильно напоминал ему о том, о чём он предпочёл бы не вспоминать. «Полагаю, кошмары вернутся, и буду хуже, чем прежде».

Метнувшись вперёд в темноте, он подрезал сухожилия мужчине слева, прежде чем отскочить в сторону, и убежать в ночь. Его враги реагировали медленно, и к тому времени он пробежал десять футов, и снова исчез из виду. Оставленный им порез был глубоким, и бедолага скорее всего истечёт кровью до смерти, если не получит скорой помощи.

Раненый остался стоять, ковыля на одной здоровой ноге, когда четвёрка встала спиной к спине. Паразиты скорее всего осознали, что им не хватало живой силы, раз они решили уйти в защиту.

«И меня это полностью устраивает».

Чад приблизился достаточно, чтобы убедиться в их позиции, прежде чем снова сбежать. Он надеялся, что они будут достаточно глупы, чтобы последовать за ним, но они разочаровали его, оставаясь вместе. Иначе он бы обошёл их кругом, и прикончил бы подранка. Вместо этого он остался достаточно далеко, чтобы едва лишь видеть их очертания на фоне тёмного горизонта. «Если этот глупец ещё немного постоит…»

Прошло несколько минут, и он увидел намёк на движение. Он догадался, что это подранок свалился от кровопотери. Вскочив, он побежал к ним. Он планировал убить одного сходу, и быстро прикончить второго. А с третьим придётся повозиться.

Тусклый свет едва не стал ему погибелью, поскольку он не сумел заметить, прежде чем уже почти добежал до них, что эти трое были вооружены. Тот, на кого Чад бежал, держал в руке скромных размеров нож, как и тот, что был справа от него. У третьего была импровизированная дубинка, которая, судя по всему, представляла из себя кусок сухостоя.

Чад терпеть не мог бои на ножах. Ну, по крайней мере, он не мог их терпеть, если у противника тоже был нож. Проблема была в том, что они всегда плохо заканчивались. Часто единственной разницей между победителем и мертвецом было то, что у победителя просто было меньше порезов. «И у них численный перевес».

Низко пригнувшись, он попытался скользнуть в сторону, чтобы избежать выставленного вперёд лезвия первого человека, но покрытая грязью земля его предала. Наступив в невидимую глазу ямку, он упал вперёд. Чад лишь каким-то чудом не напоролся на вражеский нож. Упав на землю, он покатился, и ударил ногой, попав мужчине по задней части колена.

Вооружённый ножом горожанин завалился назад, и приземлился прямо на подставленную лесником сталь.

Охотник был вынужден бросить свой нож, поскольку умиравший человек прижал его под собой. Перекатившись, он избежал размашистого удара человека с дубинкой. Вскочив на ноги, он бросился бежать. В данный момент побег был для него победой. Снова напасть на них из засады он сможет спустя несколько минут.

К сожалению, он нарвался прямо на другого мужчину с ножом.

Сила их столкновения заставила обоих отскочить друг от друга, но худшим было не это. Чад ощутил давление ножа, когда тот воткнулся ему в рёбра справа, и за этим последовал ужасный скрежет, который, как он мог лишь догадался, был звуком стали, царапающей кость. По его боку потекла тёмная жидкость. Боли не ощущалось, но в горячке боя это не было необычным. Скоро боль его нагонит. «Он, блядь, меня убил».

Оправившись от первого шока, вызванного их столкновением, он отскочил назад, и вогнал своё собственное оружие в цель, воткнул длинный нож по самую рукоять один раз, другой, а потом третий, для верности.

— Проклятый сукин сын! Получай! — кричал он.

Дубинка из сухостоя обрушилась ему прямо на спину… и сломалась. Было чертовски больно, но, судя по всему, её владелец был недостаточно внимательным, чтобы выбрать крепкий кусок дерева. Чад завалился вперёд, всё ещё ругаясь, и перекатился, вставая на ноги. После удара спина чертовски болела, но мокрый бок не доставлял ему вообще никаких проблем.

Ощупав себя сбоку, он осознал, что нож вообще его не проткнул. Запустив руку себе за пазуху, он вынул серебряную фляжку, в которой до недавнего времени было шесть унций отличного виски.

— Етить твою налево! — выругался он, разозлившись как никогда.

Он прыгнул в сторону, избегая удара руки последнего из оставшихся у него противников.

— Я это сберегал! — закричал он. — И что я теперь, чёрт возьми, буду пить?!

Горожанин проигнорировал его вопрос, снова бросившись на него. Чад легко отскочил в сторону, оставив врагу длинный порез на руке. Он был зол, и злость добавляла силы его усталым конечностям. «Нет, я не просто зол… я в бешенстве! И теперь я не смогу нажраться^[51], когда всё закончится».

Второй обмен ударами вскрыл незнакомцу живот, вывалив его кишки на землю, даже пока тот стискивал леснику шею своими большими руками. У Чада появились вспышки перед глазами, когда давление на горло усилилось, но его рука с ножом работала без остановки. Хватка бугая ослабла, и Чад оттолкнул его, хватая ртом воздух.

Выдохшийся, побитый, болящий и утомлённый, он сел рядом с окровавленным телом его покойного врага. Он чувствовал, как грязь стала впитываться ему в штаны, но ему уже было всё равно. Обращаясь к трупу, он сказал:

— Вот и поделом тебе, урод ты этакий. Твоя мамаша наверняка мне спасибо скажет за то, что я прервал твои ёбаные страдания.

Гнев его угасал, но раздражение лишь росло. Подняв повреждённую фляжку, он мягко её потряс. В ней ещё что-то осталось. Открыв крышку, он наклонил её, осторожно держа повреждённой стороной вверх, и сумел сделать два хороших глотка, прежде чем фляжка опустела.

Похлопав лежавшего рядом с ним мертвеца, он извинился:

— Прости. Я просто был в бешенстве из-за моей фляжки. Не стоило мне так говорить о твоей мамаше. — Он приостановился на секунду, прежде чем рассмеяться: — Хоть это и было правдой.

Он немного подумал о том, чтобы снять рубашку, и попытаться выжать из ткани себе в рот последние капли, но прохладный ночной воздух уже слишком её высушил. Сомнительно, что он сможет выжать из неё больше капли.

Он так и сидел там, когда из тьмы показалась новая группа людей. У них были те же мёртвые выражения лиц, но это были не те люди, которых ранее поймала Мойра. Эта группа была свежей. Чад насчитал минимум десятерых, а потом сдался.

Печально улыбаясь, он поднялся на ноги:

— Ну ни хуя себе. Вот ведь день не заладился, а?

Глава 16

Имело смысл удариться в бега. В темноте найти его будет почти невозможно, и он уже знал, что они шли на источники магии. Чад мог просто растаять в ночи, забыть всё, и не останавливаться. Он мог бы начать с начала — ему было не впервой.

Чёрт, да у него в общем-то ничего и не было. Мало кто будет по нему скучать — барменша в «Грязной Свинье», наверное… и Мордэкай. Но Граф наверняка уже был мёртв. Мойра просто обманывала себя на этот счёт. Это оставляло Графиню, и он никогда не чувствовал, что был ей особо по нраву.

Лишь идиот попытался бы драться. Никакого проку в этом не было. Мойра и Грэм были без сознания. Насколько он знал, они вообще могли уже умирать. Против такого числа врагов он будет просто зазря выкидывать свою жизнь.

Бросив взгляд вниз, он увидел тусклый блеск. Там лежала его серебряная фляжка, пустая и брошенная. Она была одной из самых его ценных вещей, подарком от глупца — глупца, чья дочь лежала без сознания неподалёку. Подхватив фляжку, он засунул её обратно за пазуху, прежде чем снова обнажить свой длинный нож. Он жалел, что у него не было второго ножа, но тот так и остался лежать придавленный чьим-то телом.

— Вы плохой день выбрали, мальцы! У меня кончился виски, и мне больше нечего терять, — громко сказал он. Хотя враги и не обращали внимания. Они почти достигли его.

Присев, он прыгнул вперёд, выпустив кишки первому, кто до него добрался. Резкий удар вправо поймал другого — и тут они его достали. Сильные руки и тяжёлые тела повалили его на землю. Только тогда он вспомнил, что они могли сделать кое-что похуже, чем убить его. «Блядь! Надо было дать дёру».

Нормальные люди избили бы его, пока он лежачий. Именно так люди в драках и поступают. Это — человеческая природа. Взведённые люди не могли удержаться от того, чтобы отпинать упавшего. Но эти враги так не поступали. Они организованно обездвижили его, не причиняя ему никакого дальнейшего вреда, и это его пугало до ужаса.

Резкий порыв ветра и громовые хлопки крыльев объявили о новом действующем лице. Обжигающее пламя появилось, лишая Чада ночного зрения своей яркостью. Ночь наполнила вонь горящей плоти, каковой запах он не хотел больше никогда чувствовать.

Те, кто держал его, не отпускали. Они пытались разжать ему челюсти.

Затем тот, кто сидел у него на груди, исчез, унесённый ввысь огромными чешуйчатыми челюстями. Кассандра отбросила этого человека подобно тряпичной кукле, прежде чем вернуть свою голову в качестве тарана, сбивая прочь тех, кто держал ему руки. Сверкнули когти, и лесник внезапно оказался свободен. Драконица стояла над ним, медленно поворачивая голову, и посылая равномерный поток огня по широкой дуге перед собой.

Всё горело.

Чад не стал утруждать себя попытками встать. Он был усталым. «Нет, не усталым, я просто совсем заебался». Холод травы и грязи, на которых он лежал, уже не казался таким плохим. Ад, в который превратился мир, ощущался как тёплое одеяло.

Он глядел на шею и плечи Кассандры, пока она продолжала плеваться смертоносным пламенем. Мышцы бугрились под её чешуёй, сиявшей и сверкавшей в свете пламени. Это был сюрреалистичный миг — прекрасный и ужасный одновременно.

— Какая же ты милая девочка, — пробормотал он, когда она наконец закрыла челюсти, и укротила своё пламя. — Будь ты женщиной, я бы на тебе женился.

Острый слух драконицы уловил его слова, и она слегка повернула голову в сторону, чтобы обратить на него взволнованный взгляд одного глаза.

— Ты что, головой ударился? — спросила Кассандра глубоким, рокочущим голосом.

Его тело ныло, поэтому он ответил правду:

— По-моему, я ударился вообще всем.

* * *

Поскольку все были без сознания, Кассандра отнесла их по одному в укрытие, где она спрятала Грэйс. В темноте Чад не мог точно определить их окружение, но теперь наклёвывался рассвет, и он с удивлением увидел, что она отнесла их до самых предгорий, как минимум на пятнадцать миль от города, или больше. Их лагерь, если можно было так его назвать, угнездился в низкой скалистой низине, укрытой между двумя порядочного размера холмами.

Кое-где из земли торчали крупные камни, и местность была затенена скромным лесным покровом. Это было приличное место, он сам бы лучше не выбрал, хотя они наверняка промокнут, если пойдёт дождь. Никаких укрытий от дождя там не было, по крайней мере — пока они их не построят.

Спина Чада заныла, предвосхищая рубку деревьев топором для постройки навеса или какого-то подобного укрытия. «Поправка — она уже ноет. Просто подаёт голос, напоминая мне об этом».

— Чёрт, мне нужно выпить, — пробормотал лесник.

Драконица повернула голову, и снова направила на него свой немигающий взгляд:

— Разве ты ничего с собой не взял?

Он хрюкнул:

— Да, но это осталось в большой сумке. Она, наверное, всё ещё там, где мы разделились, прежде чем войти в город.

— Нет, она здесь, — проинформировала его Кассандра. — Мы с Грэйс разведали это место, и перенесли всё сюда после того, как вы отправились в город.

Его лицо озарила улыбка:

— Будь благословенно твоё доброе сердце! — Встав, он посмотрел на неё с вопросом: — Где она?

Кассандра проигнорировала его вопрос:

— Приближается гроза.

— Мы сможем что-нибудь смастерить, как только я выпью.

Драконица ответила низким рокотом:

— Или ты можешь сделать это сейчас. А потом я покажу тебе, где сумка.

Глаза Чада сузились, и он зыркнул на неё:

— Мне нужны парусина и верёвка из сумки… и ещё топор.

— Эти можешь взять, но никакой выпивки, пока не закончишь.

Он немного поругался, давая выход своей фрустрации в виде длинного, непрерывного выдоха легендарной морской удали. Затем он добавил более прямое оскорбление:

— Ты в курсе, что ты — сучка-эксплуататорша?

Она фыркнула:

— Прошлой ночью ты сказал, что хотел на мне жениться.

— Я был очарован твоей большой, прекрасной драконьей задницей, но теперь мне ясно, что брак между нами ни за что не получится, — ответил он с горькой ноткой юмора в словах. Бросив взгляд на их бессознательных спутников, он добавил: — Интересно, сколько ещё ждать, пока кто-то из них очнётся?

— Кто знает. А что?

— Тут четверо молодых людей, а вся дерьмовая работа достаётся мне, старику. Я начинаю думать, что некоторые из них просто злоупотребляют моей чересчур щедрой природой.

Кассандра улыбнулась, открыв ему вид, в котором было слишком уж много зубов:

— Я тебе помогу — и ты ни старый, ни щедрый.

— Скажи это моей спине, и плечу, — отозвался он.

Несмотря на лучшие бдительные усилия драконицы, лесник, будучи ветераном не одной долгой кампании, стянул из сумки свою бутылку, и сделал большой глоток раньше, чем она успела возразить. Кассандра испустила низкий, предостерегающий рокот, но он проигнорировал его.

— Тебе не полагалось пить, пока не будет готово укрытие, — пожаловалась она.

Чад подмигнул ей, закинув бутылку обратно в сумку. Ему хотелось ещё, но он знал себя достаточно хорошо, чтобы понимать — дальнейшая выпивка работе лишь помешает.

— Нет, девонька, это ты так решила. — Тёплое жжение в его горле и желудке было желанным отвлечением от его холодных рук и различных синяков на плече и в других местах. — Давай-ка начнём вон там. — Он указал на многообещающий валун.

Земля в указанном им месте была почти ровной, но с одной стороны от массивного камня она была слегка наклонной. Он немного поизучал её, а затем огляделся вокруг в поисках подходящего источника древесины. Вокруг было полно сухостоя, и это значило, что ему придётся много работать топориком. Срубить пару молодых деревьев уже будет довольно трудно, и дополнительная рутина по пилению их и их ветвей на что-то полезное была бы ещё хуже. Он мрачно зыркнул на ближайший низкорослый дубок, будто желал тому ужасной участи.

— Что? — спросила драконица.

— Это проклятое дерево слишком невъебенное, — пожаловался он. — Придётся выбрать какое-то дерево подальше, а это значит, что тащить его придётся дольше.

Кассандра повернула свою массивную голову, изучая указанное им дерево:

— Не такое оно и большое. Если ты используешь что-нибудь поменьше, разве тебе не придётся найти более одного дерева?

— С этим проблем нет, дорогуша, — со вздохом ответил он. — У меня уйдёт час просто на то, чтобы срубить эту хуёвину, а потом мне придётся оставить переноску на тебя. К тому же, мне нечем разделить такой большой ствол, поэтому мне всё равно придётся найти ещё один.

— О, — сказала она. Подойдя к дереву, она встала на задние лапы, и схватила верхнюю часть дерева передними. Навалившись, она стала тянуть и толкать, раскачивая дерево туда-сюда, пока не ощутила, как оно слабеет. Когда она почувствовала, что дерево начинает смещаться, она резко метнулась вперёд, и с стержневой корень дуба оборвался с массивным треском. Дерево упало, и его верхние корни взметнули в воздух облако гравия и почвы.

Чад испустил длинный, оценивающий присвист:

— Полагаю, дерево можно свалить и так.

— А что дальше?

Он махнул ей ручной пилой:

— Дальше я бы стал спиливать ветки, но на дереве такого размера… — Самые крупные ветки были диаметром не меньше верхней части его плеча.

Драконица улыбнулась, что было совершенно тревожащим выражением, учитывая её массивные челюсти и смертоносные зубы. Обхватив когтями тяжёлую ветку, она дёрнула вниз, отрывая её от ствола. Та оторвалась вместе с длинной полосой коры и твёрдой древесины, повисших на конце, который раньше соединялся с деревом.

— Мне с остальными тоже управиться? — спросила Кассандра.

— Конечно, — кивнул он с расширяющимися глазами.

При всех её размере и силе, у драконицы всё же ушло более четверти часа на то, чтобы основательно ободрать дубу ветки. Когда она закончила, сбоку от широкого ствола лежала большая куча изогнутых ветвей и листвы. Сам ствол был неряшливым — отрывание ветвей лишило его длинных полосок древесины и коры. С одного его конца также всё ещё присутствовала нескладная масса корней, из которой торчал грубо выдранный корень с массой перекрученных щепок и кусков.

Кассандра вопросительно посмотрела на Чада:

— Так пойдёт?

Он подумал с секунду над её словами:

— Это всё превосходно, но нам по-прежнему нужно хотя бы ещё два таких, и если они все будут такие большие, то у нас будет самый гигантский навес в мире… если только ты не сможешь его расщепить.

— Обязательно расщеплять надвое? Не думаю, что смогу настолько тонко сработать.

— Тут древесины достаточно, чтобы расщепить на двадцать кусков, будь у нас лесопилка, — грустно засмеялся Чад.

Кассандра раскрыла челюсти, и укусила один из концов большого бревна, сжимая его зубами подобно какой-то гигантской собаке, наконец нашедшей свою любимую кость. Острые как бритва зубы глубоко погрузились в древесину, когда невероятное давление челюстей стало её ломать. Она отпустила дерево до того, как оно совсем раскололось, а затем передвинула голову в сторону на пару футов, и повторила процесс. Обрабатывая таким образом всё бревно, она превратила его в набор тяжёлых полосок дерева, слабо соединённых друг с другом.

Лесник улыбнулся:

— Вот с этим я работать могу. — Виски согрело ему конечности, и расслабило напряжённые мышцы. Используя топорик и, время от времени, ручную пилу, он начал расщеплять тяжёлые деревянные полоски на части. Некоторые оказывались слишком короткими, в зависимости от того, из какой части бревна они были, но в конце у него осталось семь кусков, которые были почти такими же длинными, как ствол дерева, с которого он начал.

Драконица не подходила для тонкой работы, поэтому она легла, и принялась наблюдать за его работой. Охотник собрал грубый каркас, который стоял, прислонившись к избранному им валуну, и использовал более мелкие части, чтобы сделать ряд поперечин. Решив не тратить зря верёвку из сумки, он оторвал длинные, тонкие полоски зелёного дерева, и использовал их, чтобы связать весь каркас вместе.

— Они не продержатся долго, — заметила Кассандра, наблюдая за его работой. — Когда высохнут, некоторые из них сломаются.

— Это так, милочка, — фамильярно согласился Чад. Работа, похоже, улучшила ему настроение. — Но некоторые продержатся дольше, чем ты думаешь, и, к тому же, как только я закончу эту часть, то начну вплетать в неё маленькие ветки, как в плетёной корзине. В целом всё удержится вместе, даже если часть изначальных креплений распадётся. Смотри и учись.

Он продолжил работать, а тени становились всё длиннее. После нескольких часов у него была построена сносная решётчатая структура из маленьких веток и тонких полосок, извлечённых из расколотых останков ствола.

— У тебя ловкие руки, — сделала комплимент драконица, — но от дождя эта штука не защитит. Не следовало тебе убирать листья с маленьких веток.

— Дуб для этого плохо подходит, — отозвался лесник. — В крайнем случае он сгодится, но если дождь сильнее мороси, то вода просто начнёт просачиваться через него. Сосна хорошо подошла бы, из иголок легко сделать кровлю, но у нас тут такой роскоши нет. Ты не против свезти нас немного в ту сторону? — Он указал на длинный травянистый склон в полумиле вниз по холму.

— Там нет деревьев.

— Мне нужна длинная трава, — сказал он ей.

Кассандра перенесла его через короткое расстояние до указанной им местности. Оказавшись там, охотник вытащил свой длинны нож, и начал срезать толстую траву. Стебли были длинные, в два или, порой, три фута, и он собирал их в пучки толщиной в своё запястье, прежде чем вязать из них вязанки с помощью всё той же травы.

Она четверть часа наблюдала за ним с интересом, впечатлённая уверенностью и ловкостью, с которой он проворно резал и соединял толстые пучки травы в вязанки. Но с течением времени она начала оглядываться через плечо, глядя вверх по склону холма, туда, где спали их друзья.

— Не думаю, что мне разумно слишком долго оставлять их одних. Сколько ещё времени у тебя это займёт?

Чад кивнул, поглядывая на горизонт. Солнца быстро садилось, и с востока шли тяжёлые тучи.

— Слишком долго, но особо много света мне не нужно. Лети, проверь их, просто возвращайся время от времени. Будешь отвозить обратно то, что я успею сделать.

Пока он работал, опустилась ночь, и Кассандра возвращалась каждые полчаса, чтобы унести плоды его трудов обратно в лагерь. Пошёл лёгкий дождь, когда она вернулась за, как он предположил, последней партией.

— Дай мне минутку, я слетаю, и вернусь, — сказала она ему.

— Не, просто не дай ребятам промокнуть. Я пешком догоню, — отозвался он.

— Пока ты поднимешься по холму, ты уже весь вымокнешь.

— Не в первый раз мокну. — По правде говоря, его труды уже заставили его вспотеть, но Чад знал, что через несколько минут будет он дрожать. Некоторые дни просто были херовее других, но если выбор был между холодом и сыростью для него или для их раненых друзей, он решил, что сам находится в гораздо лучшем положении, чтобы с этим справиться. Однако это не значило, что он не стал на это жаловаться.

Он резво побежал обратно, пока она полетела вверх по склону холма. Кассандра приземлилась ещё до того, как он пробежал пятьдесят ярдов. Она вполне могла бы всё равно вернуться за ним, но почти сразу же дождь повалил уже основательно. Она расправила крылья, создав над ними импровизированную крышу.

Чад бросил взгляд на небо, с трудом взбираясь дальше.

— Я как-то надеялся, что это будет чисто символический жест, и что ты потерпишь, пока я не вернусь обратно. — Единственным ответом ему был громкий рокот, когда раскат грома прокатился по холмам. — Да, и ты тоже иди нахуй, — тихо выругался он в сторону грозовых туч.

Люди в целом полагали, что он по профессии был любителем дикой природы, но это было правдой лишь отчасти. Чад знал, что Матушка Природа часто была самой большой стервой из всех. Глядя вверх по лежавшему впереди склону, он заметил, что холм, на который он взбирался, и соседний с ним холм, отчасти напоминали пару огромных грудей. Это наблюдение заставило его тихо засмеяться про себя:

— Я к тебе всё время возвращаюсь только из-за твоих громадных титек.

Ещё один грохот встряхнул небо, и вдалеке сверкнула молния.

— Ага, знаю. Ты всё равно всегда смеёшься последней.

Пятнадцать минут спустя он добрался до лагеря. Их спящие подопечные всё ещё были разложены в ряд поблизости от почти готового навеса, а Кассандра сидела рядом с ними, расправив крыло, чтобы укрыть их от ливня. Чад даже не стал к ним присоединяться — вместо этого он пошёл к горке вязанок из травы, и начал крепить их к нижнему краю каркаса.

— Тебе следует подождать, пока не пройдёт гроза, — предупредила Кассандра.

Он фыркнул:

— Мокрее мне уже не быть. К тому же, тебе разве не холодно держать так крыло, со всей текущей по нему водой? — Пока он это говорил, его зубы слегка постукивали.

— Драконам не бывает холодно, — ответила она.

— Неужели? Мне всегда казалось, что ящерицы хладнокровные. — Лесник стоял к ней спиной, поэтому Кассандра не видела ухмылку у него на лице.

Драконица тихо зарычала:

— Я что, по-твоему, похожа на ящерицу? — Запыхтев, она выпустила из пасти язык огня. — Уверяю тебя, кровь у меня весьма горячая.

Лесник засмеялся, и продолжил работать, приматывая вязанки травы длинными рядами вдоль построенного им навеса. На это ушло больше часа, но в конце концов все они оказались на месте, хотя на следующий день ему наверняка придётся переделать часть этой работы. Он спешил, и сомневался, что работа была сделана настолько хорошо, насколько ему хотелось бы. Однако пока что она укроет их от дождя.

Закончив с этим, он перенёс их человеческих подопечных под новый навес. Грэм и Алисса ворочались и слегка стонали, пока он тащил их в новое место, в то время как Барон на самом деле очнулся ненадолго, когда боль полностью вернула его в сознание. Мойра оставалась обмякшей и никак не реагировала. Чаду не нравилось, что это могло означать, но он почти ничего не мог с этим поделать, кроме как ждать и надеяться. Он дал Барону воды, и посмотрел, как дворянин снова погрузился в сон.

Охотник дрожал, садясь под наклонной крышей. Ветер едва ли мог его там достать, но он слишком долго был мокрым, и разжечь огонь под таким ливнем было невозможно.

Грэйс была слишком крупной, чтобы её переместить, да она и не поместилась бы под навесом, но Кассандра сменила своё положение, когда люди были надёжно укрыты. Она свернулась вокруг меньшей драконицы, и накрыла её крылом. Чаду это показалось уютным на вид, и ему пришло в голову, что, быть может, ему бы и самому не помешало тепло кого-то из его спящих друзей.

Он покачал головой. Это бы лишь оставило кого-то другого мокрым, и никто из них не выглядел так, будто ему нужны были дополнительные проблемы. Отхлебнув из бутылки, он сел поближе к валуну, к которому был прислонен навес, и попытался думать тёплые мысли. «Хороший костёр, тёплая постель, и мягкая задница, к которой можно прижаться…». Порыв холодного воздуха унёс эту мысль прочь, и он снова задрожал. Чад заскрипел зубами: «Я промёрз до самых яиц, и даже дальше».

— Иди сюда, — сказала низким голосом Кассандра.

Он бросил на неё взгляд:

— Э?

— Я сказала, иди сюда.

Его мозг работал не так хорошо, как обычно:

— Зачем?

— Я тебя согрею, — предложила она ему. — Забирайся между нами. — В качестве объяснения она подвинула крыло, показывая ему место, которое имело ввиду.

Он подумал было о том, чтобы возражать, но был слишком усталым, чтобы утруждать себя этим. Он уместился в предложенном ею месте, проскользнув между двумя драконицами. Их тела излучали равномерное тепло, и чешуя у Кассандры на животе была гладкой на ощупь. Чад поворочался, пока не устроился поудобнее. Земля была влажной, но драконицы более чем компенсировали вызванную этим потерю тепла. Закрыв глаза, он откинул голову назад.

Глава 17

Щеки Алиссы коснулся холодный бриз, и она невольно задрожала. Кровать под ней была холодной, но рядом с ней лежало что-то тёплое. Кто-то.

Грэм.

Она вспомнила своё удивление, когда увидела его, входящего в лавку. Их воссоединение было сладкой горечью. В течение нескольких минут после их встречи она была вынуждена заразить его той же ужасной пыткой, от которой страдала сама. И всё же, несмотря на то, что она знала, что это неправильно, что единственный истинно любимый ею человек теперь тоже был обречён, она не могла не чувствовать радость от того, что снова его увидела. Её эгоистичное сердце предало её. Теперь они оба были обречены, но она по-прежнему чувствовала себя светлее, зная, что он был с ней.

По крайней мере, они снова могли наслаждаться друг другом, сколько бы времени им ни было отпущено. Алисса прижалась ближе к нему, игнорируя короткий приступ боли в плече, вызванный движением. Оставшееся напоминание о её не совсем исцелившихся ранах. Уткнувшись лицом ему в шею, она провела ладонью вверх, чтобы пощупать его изумительно рельефные мышцы груди.

Тут ей в голову пришло несколько вещей.

Её кровать была не просто холодной — она была слегка влажной, бугристой, и чрезмерно неудобной. Она также, похоже, была покрыта травой — верный признак того, что она, возможно, ошиблась насчёт того, где находилась. Но больше всего беспокоило её не это.

Волос было слишком уж много. Её лицо зарылось в них там, где она ожидала голую шею. Что хуже, плоть под её ладонью была определённо не твёрдыми мышцами, и не принадлежала мужчине.

Алисса открыла глаза, хотя и не дёрнулась, и не показала никаких иных признаков того, что находится в сознании. Более не двигаясь, она оглядела окружающую местность. Наклонную крышу над ней создавали грубо расщеплённые деревянные балки и изогнутые ветви, которые, похоже, были грубо покрыты кровлей из всё ещё зелёной травы. Лицо её было прижато к женской шее, и после короткого осмотра той части её лица, которая была видна, она решила, что это была Мойра Иллэниэл.

«Как я здесь очутилась?»

Последним, что она помнила, было то, как она мыла стол в «Пьяном Козле». Она поняла, что снова потеряла часть времени. Когда паразит брал контроль на себя, потеря сознания не была чем-то необычным, но она не могла понять, как она могла оказаться в своём нынешнем положении. Её окатила волна ужаса, когда она осознала, что Мойру, наверное, тоже взяли. Ещё одну подругу обрекли на муки вместе с ней.

Она сглотнула, ощутила странную боль в задней части горла, и, несмотря на усилия с собственной стороны, закашлялась. Повернувшись на бок, она обнаружила у себя во рту странную массу, оказавшуюся комком свернувшейся крови, когда она её выплюнула. Теперь её горло ощущалось ободранным, и она с трудом подавила желание снова закашляться.

— Выглядишь так, будто видала деньки и получше, девонька, — сказал неуловимо знакомый голос. Её взгляд скоро подтвердил её подозрение. В нескольких футах сидел Чад Грэйсон, с любопытством наблюдавший за ней.

— Значит, и тебя тоже взяли, — сказала она голосом, который звучал для неё незнакомо. Она охрипла, и её слова были почти неразборчивыми.

Мужчина мрачно хохотнул:

— Если бы взяли, то, полагаю, уже платили бы кому-то, чтобы меня забрали обратно.

Алисса нахмурилась:

— Тогда ты в опасности. Тебе не следовало пытаться меня спасти. — Она дёрнулась от боли, вызванной этими словами — у неё будто всё горло было в огне.

— Это не меня взяли, скорее это я тебя взял, — отозвался он. Чуть погодя он добавил: — Только не в более интимном смысле, конечно же. — Он подумал ещё несколько секунд: — Вообще, тебя спасла принцесса.

Её рука метнулась к её горлу:

— Значит…?

Лесник кивнул:

— Ага. Однако полагаю, что она слишком перетрудилась. Упала в обморок после того, как вытащила из тебя эту штуку.

На неё нашло странное чувство, заставив её глаза увлажниться. Её взгляд приковался к Грэму, спящему по другую сторону от Мойры.

— И… — Она не смогла произнести эти слова, её горло слишком болело — поднявшаяся в дополнение к этому волна эмоций, в совокупности с другими ранами, лишила её способности говорить. Она указала на молодого рыцаря.

— Ага, и его тоже, — заверил её Чад. Охотник отвернулся, не в силах вынести выражения ничем не смягчённых эмоций на её лице.

Она подумала, что, возможно, уловила в его глазах начало слёз, подобных её собственным. Алисса расплакалась, переполненная чувствами, но боль в горле положила этому конец раньше, чем она успела всхлипнуть пару раз. Это было просто слишком больно, её горло не могло вынести такой нагрузки. Давясь, она сумела взять себя в руки.

— Не торопись, девонька. Вот, выпей воды. Возможно, это поможет, — он протянул ей кожаный бурдюк с водой. Его глаза были сухими, но щёки мужчины были розовыми оттого, как он тёр их рукавом.

* * *

Грэм наконец зашевелился ближе к концу дня. Он очнулся, и обнаружил глядевшую на него с взволнованным выражением лица мечту.

— Что случилось? — прохрипел он.

Алисса наклонилась ближе, и прошептала ему на ухо:

— Не пытайся говорить. Больно. Кашлять тоже не пытайся, иначе потечёт кровь, как у меня.

На его лице ясно было написано замешательство, но Алисса прижала палец к его губам. Она указала рукой на лежавшую рядом сними Мойру, прежде чем тихо добавить:

— Она как-то вытащила их из нас. Мы свободны.

Её шёпот каким-то образом сумел передать глубину её радости от этого откровения. Оглядевшись, он заметил поблизости Чада, сидевшего необычно близко к массивному телу Кассандры. Грэйс он не видел, но ощущал её присутствие через их узы, и это осознание принесло с собой неприятное воспоминание. Он приказал Грэйс убить Кассандру. Ну, паразит приказал. Его память о тех событиях оканчивалась вскоре после того момента.

— «Грэйс?!» — позвал он своими мыслями. Ответа не было, хотя он всё ещё чувствовал её поблизости. — «Грэйс?» — Не получив ответа, он снова посмотрел на Алиссу: — Где Грэйс? Что случилось?

— Она была ранена, — прошептала Алисса. — Я сама не видела. Твой друг объяснит.

Его взгляд оглядел её лицо. Она явно хотела сказать больше, но выражение у неё было извиняющимся — то ли из-за её трудностей с речью, то ли из-за недостаточных у неё знаний, в этом он не мог быть уверен.

Сев, он обнаружил, что его тело было поразительно лишено ран, хотя спина у него побаливала после слишком долгого лежания на комке неровной травы. Горло Грэма ощущалось больным, но подходя к Чаду, он смог прохрипеть:

— Расскажи мне всё. — Больше ничего он не потрудился сказать — говорить было слишком больно.

Чад кивнул:

— Всё я и сам не знаю, парень, но после того, как мы расстались, я некоторое время за тобой следил. Когда ты столкнулся с Грэйс, я последовал за ней туда, где наша принцесска возглавляла какой-то прорыв. Полгорода пыталось их остановить, а твоя драконица, похоже, гналась за другой, которая покрупнее. Потом появилось какое-то металлическое чудище, и принялось всё рушить.

Лесник глубоко вздохнул, вспоминая:

— У него было такое оружие, какого я никогда не видел — магическое, наверное. Оно ходило на четырёх ногах, и у него была такая странная коробка, которую оно просто направляло на что-то, и — бум, всё взрывалось. Выстрелила этой штукой в Мойру, и по-моему едва не убило её.

У него и другое оружие было, на другой стороне. По-моему, оно им пользовалось больше, потому что первое нужно было долго перезаряжать, или типа того, но оно было почти таким же страшным. Оно направляло эту штуку, и та загоралась, будто из неё шло пламя, вместе с постоянным грохотом — но это было не как огонь у волшебников. Пламя было просто рядом с оружием, будто оно было каким-то побочным эффектом. Что-то, чего я не видел, било по всему, на что оно было направлено. Всё, что оказывалось перед этой штукой, просто умирало — хоть в десяти футах, хоть в сотне.

Грэм кивнул, прежде чем опустить взгляд на Мойру:

— Как мы сюда попали?

Большей части этого мы обязаны нашей принцесске, — ответил Чад. — Она каким-то образом встала, и не только вылечила твоего дракона, но и вывела нас из города. То, что она делала… — Охотник содрогнулся, вспоминая вторжение в свой разум. — …ну, я на самом деле не понимаю, но она нас вытащила. Как только мы оказались снаружи, она исправила всё у тебя и твоей ш… — Тут он резко остановился, перефразировав: — …твоей подружки. Но это, наверное, было для неё чересчур. После этого она упала в обморок. Вы трое уже пару дней спите как младенцы.

— Как ты нас перенёс?

Чад пожал плечами, кидая на драконицу у себя за плечом:

— После этого вот эта вот большая девочка по очереди перевозила нас в холмы. — Он не видел смысла упоминать последний, отчаянный бой. Тот был в их побеге просто мелкой деталью.

Кассандра подняла свою крупную голову:

— Не давай старику себя принижать. В конце за вами пришли ещё люди. Он сражался как демон, чтобы защитить вас, пока я не смогла вас всех вынести.

Грэм посмотрел Чаду в глаза, видя там смущение — секунду спустя он кивнул, и мужчина тоже на миг склонил голову. Между ними не было нужды в словах. Сберегая голос, он указал на незнакомца, лежавшего по другую сторону от него под навесом, и вопросительно поднял брови.

— Добрый барон, который отправился с Мойрой во дворец… знаю, он сейчас уже сам на себя не похож, — сказал Чад в качестве объяснения. — Она мне ничего не рассказала, но учитывая то, сколько он потерял крови, я не думаю, что ему с королём повезло больше, чем ей.

Обсуждаемый человек теперь почти не напоминал дворянина, с которым Грэм познакомился несколько дней тому назад. Его изысканный пиджак исчез, и тряпьё, в которое он был одет, теперь говорило скорее о крови и грязи, чем о благородной крови. Его волосы слиплись от влажной земли и чего-то вроде грязи, или засохшей крови. На Бароне не было надето никаких туфель или сапог, и пристальное изучение показало, что покрывавшая его рваная одежда на самом деле являлась останками его нижнего белья. Кто-то раздел его до нитки.

Лесник увидел мысли, мелькавшие у Грэма на лице:

— Я так думаю, они его, наверное, заточили вместе с нашей леди. Стражники обычно забирают у своих пленников всё хорошее. А вот кто его пырнул — не знаю. Она, наверное, залечила рану. У него большой серебряный шрам на рёбрах. Я пытался залить в него воду, каплю за каплей, но я не думаю, что он задержится на этом свете, если не проснётся поскорее.

Грэм вздохнул, и сделал несколько шагов, отойдя от импровизированного укрытия. Обогнув Кассандру, он нашёл тихую фигуру Грэйс, мягко приткнувшуюся к её боку. Единственными признаками жизни в ней были медленное расширение и сжимание её рёбер. Он провёл ладонью по её плечам, чувствуя там тепло, а затем посмотрел вниз по склону холма, через равнину, в сторону Хэйлэма.

Столица Данбара не была видна из их нынешнего лагеря, но тёмное пятно на горизонте скорее всего представляло собой дым, поднимавшийся из множества дымоходов города. Подняв перед собой своё предплечье, он посмотрел на татуировку, которую туда поместил Мэттью. Мыслью и словом, которое было едва громче шёпота, он призвал Шип, чувствуя успокаивающий вас двуручного меча в своих руках. Ещё одно слово покрыло его тело блестящей зачарованной сталью. Броня выглядела как чешуйчатый доспех, будучи собранной из бесчисленного множества накладывавшихся друг на друга частичек, но была гораздо лучше. В отличие от нормальной кольчуги, эта броня затвердевала, когда по ней попадал удар, становясь негибкой, чтобы защитить своего носителя. Она совмещала гибкость кольчуги с защитными свойствами лат, и чары делали её почти неразрушимой.

Она и лицо ему закрывала, хотя те части, что были напротив глаз, были невидимы, давая ему полный обзор. Несмотря на то, что она покрывала его с ног до головы, она пропускала воздух, хотя Мэттью так и не объяснил те части чар, которые позволяли осуществлять это конкретное чудо. По правде говоря, Грэму было всё равно. У него болела голова каждый раз, когда его друг пытался объяснить различные принципы работы того, что скорее всего являлось шедевром чародейского искусства.

— Твой отец будет гордиться, когда увидит, что ты создал, Мэттью, — прошептал он себе. — А я обязательно ему её покажу… после того, как продемонстрирую её Королю Дарогэну Данбарскому.

Большой рубин, вставленный в навершие эфеса Шипа, запульсировал красным светом, будто меч был согласен с его мнением.

Глава 18

Мойре в глаза светило что-то яркое, и она зажмурила их покрепче, чтобы попытаться избавиться от нежелательного света. Однако свет был неумолим, пока она наконец не была вынуждена прикрыть лицо рукой, чтобы закрыться от него.

— Она двигается, — сказал хриплый голос. Это был женский голос, хотя его трудно было опознать как таковой, настолько хриплым он был.

Мойра рискнула открыть один глаз, глянув мимо своего предплечья, чтобы увидеть, кто говорил — и была вознаграждена яркой вспышкой света, которая будто прожгла ей голову до самого мозга.

— О-ох! — воскликнула она, снова зажмурившись.

Тут заговорил кто-то ещё:

— Она проснулась! Я видел, как она открыла глаз. — Голос звучал похожим на Грэма, хотя тоже имел в себе нехарактерную хрипотцу.

— Отвалите, — пробормотала она, обращаясь ко всем, кто был в радиусе слышимости. От этого усилия боль в её голове запульсировала ещё сильнее. — Больно. — «Ай». Она задумалась, как она могла быть настолько глупой, чтобы снова произнести что-то, несмотря на то, что уже усвоила последствия этого после первого произнесённого слова.

— Ты меня слышишь, девонька? — Это Чад Грэйсон склонился над ней, говоря ей прямо у ухо. У него не очень приятно пахло изо рта.

Мойра перевернулась, зарылась лицом в относительную безопасность своей постели… и сразу же отдёрнула голову обратно, когда обнаружила, что вдыхает грязь и траву. Тут она села прямо, чихая, и полностью открывая глаза. Солнечный свет ярко бил по ландшафту, окружавшему её относительно тенистое укрытие под тем, что выглядело как самодельный навес. Голова её ощущалась так, будто её набили чертополохом, а когда она попыталась расширить свой, надо сказать, расплывчатый магический взор, наградой ей стала пульсирующая волна боли.

— О-ох, — простонала она, наклоняя голову вперёд, и закрывая её рукам, будто отгораживание от света могло снизить боль. Не снизило. Удаление визуальных стимулов лишь увеличило дискомфорт, поскольку её разум больше сосредоточился на магическом взоре. Мир будто вертелся и искажался, и она мгновенно снова открыла глаза, ища стабильности солнечного света.

— Ты в порядке? — спросил Грэм, подавшись ближе. Его голос рокотал, перегружая её слух.

Она подняла руки, чтобы отогнать его, прежде чем закрыть себе уши. Однако глаза закрывать она не стала. Всё болело. Весь мир болел, пульсируя болью в центре её бытия. Даже свет вызвал боль, но если она закрывала глаза, то тошнота была ещё хуже. Свет хотя бы не позволял ничему раскачиваться вокруг неё.

В конце концов до остальных дошло, что не нужно толпиться вокруг неё, и они стали говорить тише, и с расстояния в десять или пятнадцать футов. Чад тихо засмеялся:

— Я ей не завидую. Судя по её виду, у неё эпическое похмелье.

«Только вот я ничего не пила», — горько подумала она.

Воспоминания её были нечёткими, поэтому какое-то время она заново выстраивала всё, что могла вспомнить о временном периоде, который привёл к её болезненному пробуждению. Честно говоря, многому из этого трудно было поверить, хотя и становилось очевидным, что ей всё это не приснилось. Грэм и Алисса стояли рядом, свободные от паразитов, так что это определённо было взаправду.

Снова рискнув воспользоваться магическим взором, она обнаружила Грэйс, лежавшую по другую сторону от Кассандры. Это усилие отозвалось прокатившимися по ней новыми волнами тошноты, и она с трудом удержалась от рвоты. «Я слишком много пользовалась своей силой».

Теперь она узнала симптомы. Она уже проходила через такое однажды, годы тому назад, когда они с братом попытались спасти отца Грэма от зачарованных врат, которые раздавили его до смерти. На этот раз ощущения были ещё хуже.

— «Ты почти умерла».

Слова были произнесены её голосом, но не принадлежали ей. В уголке её разума шевелилось иное присутствие.

— «Ты всё ещё здесь?» — спросила она.

— «А мне больше негде быть. Я тут как бы застряла, если только ты не решишь сделать для меня сосуд», — отозвалась её заклинательная двойница.

— «Я думала, что ты, возможно, растаяла бы, пока я была без сознания», — ответила она, нисколько не оправдываясь. Её обычные конструкты с заклинательными разумами таяли и исчезали со временем, если она не подпитывала их периодически новым эйсаром.

Её внутренняя двойница мысленно вздрогнула:

— «Ай».

— «Я не говорю, что я хотела, чтобы ты исчезла…»

— «…но так было бы удобнее», — закончило её иное «я».

На это у Мойры не было хорошего ответа.

— «Посмотри на это с другой стороны: я приглядывала за тобой, пока ты спала, хотя я и должна признать, что это было очень скучно».

— «Приглядывала?» — с любопытством спросила Мойра.

— «Даже пока ты была без сознания, я сознания не теряла. После того, как ты упала в обморок, были кое-какие волнующие события, и я могу показать тебе всё, что случилось, пока ты была без сознания. Мастер Грэйсон вообще-то проявил недюжинный героизм. Но в остальном последние пара дней были совершенно нудными».

— «Нудность лучше имеющейся у меня сейчас головной боли», — иронично подумала Мойра.

Её иное «я» чуть помолчало:

— «Ну, я не пытаюсь победить в этой игре «пожалей себя», но скажу, что я тут уже целые дни торчу, не в силах ничего сделать кроме как наблюдать, и это почти сводило с ума».

— «Ты что, действительно была настолько беспомощной?» — удивилась Мойра. — «До того, как я упала в обморок, ты вроде много что могла делать».

— «Полагаю, я могла бы попытаться сделать себе заклинательное тело или что-то такое», — сказала её заклинательная двойница, — «но это могло бы тебя убить, и что бы мы тогда делали?»

— «Убить меня?»

— «Это же твой эйсар, твоя сила», — объяснила её ментальная спутница. — «Всё, что я делаю, основано на этом. Не думаю, что было бы умным напрягать твою силу после того, как ты упала в обморок в результате выхода за пределы твоих возможностей. Согласна?»

— О, это имеет смысл, — пробормотала Мойра вслух. Она пожалела об этом, когда звук её голоса усилил боль в её голове.

— Мойра? — осторожно спросила Алисса. — Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Та задумчиво смотрела на неё долгую минуту, прежде чем прошептать:

— Чай?

— Думаю, в сумках он где-то был, — сказал Грэм, радуясь появившейся цели. Он пошёл к их припасам.

— Я вскипячу воды, — предложил Чад.

* * *

Прошло два дня, пока Мойра приходила в себя, и к тому времени барон также пришёл в сознание. Она сидела рядом с ним под послеполуденным солнцем, наблюдая за учебным поединком между Грэмом и Алиссой. Два воина были наименее раненными из их группы, страдая лишь от раздражения в горле.

Лицо Джеролда зажглось интересом:

— Никогда не видел, чтобы кто-то так дрался. У вас все воины настолько искусные?

Мойра кашлянула:

— Я думала, что их навыки пришли из Данбара. Алисса отсюда родом, и Грэма учил её отец.

Барон снова отпил воды. Казалось, что он постоянно испытывал жажду с тех пор, как очнулся. Покосившись на прекрасную леди, лежавшую рядом с ним, он обдуманно заявил:

— У нас есть борьба и бокс в ежегодных играх, но ничего подобного там не бывает. Наши солдаты учатся пользоваться оружием и бронёй. Если и есть какой-то акцент на ближнем бое, то только на ножах. — Он задохнулся на миг, расширив глаза, когда Алисса нырнула Грэму под руки, мощно ударив его в грудину, прежде чем присесть, сделав ему подсечку.

Грэм откатился прочь до того, как она смогла нанести добивающий удар. Ему было трудно дышать. Молодой человек встал на колени раньше, чем Алисса успела снова наброситься на него.

Последовал шквал ударов, когда Алисса стала бить по нему ладонями и коленями, но её чуть оглушённый противник каким-то образом отбил каждый удар. Однако казалось, что Грэм уставал, не в силах отдышаться. Дрогнув на долю секунды, он пропустил один из её прямых ударов, попавший вскользь ему по голове. Хотя Грэм потерял равновесие, и всё ещё стоял на коленях, Алисса воспользовалась этой возможностью, чтобы нанести молниеносный удар кулаком левой руки ему в голову, но в результате лишь закружилась.

Грэм поймал её запястье, потянув её вперёд, пока сам выгибался назад, перекидывая её через себя. Их обмен ударами окончился, когда он кувыркнулся через голову, и прижал её под собой, вывернув одну из её рук за спину, и сделав ей брутальный захват шеи с помощью своего предплечья. Алисса рычала и тужилась, но выбраться из захвата не могла.

Грэм, крепко держа её, подался вперёд, чтобы укусить её за ухо, одновременно смягчая захват, и позволяя своей руке спуститься ниже.

Мойра опустила взгляд, ухмыляясь с одновременным весельем, смущением и, быть может, толикой ревности.

— Это похоже на борьбу в Данбаре? — спросила она.

Джеролд багровел:

— Наши игры всегда происходят между участниками одного и того же пола, и…нет, не похоже. — Его взгляд метнулся обратно к двум бойцам, которые уже были заняты бесстыдной демонстрацией примитивных эмоций. — Это просто неправильно. Мгновение назад они дрались, а теперь целуются!

— Ежегодные данбарские игры возможно были бы интереснее, если бы там было побольше таких матчей, — с улыбкой подала мысль Мойра.

Барон посмотрел на неё с секунду, заворожённый блеском в её глазах, и осознал, что она шутила. Засмеявшись, он согласился:

— Возможно, ты права.

— Я хочу пить, — внезапно объявила Алисса, всё ещё лежавшая под Грэмом.

— Я тоже, — сказал Грэм. — Пойдём за водой. — Они внезапно ушли, забыв взять с собой их единственное ведро.

Джеролд вопросительно посмотрел на Мойру, когда они удалились:

— Они даже не состоят в браке. Они же знают друг друга сколько, пару дней?

— Гораздо дольше, — со знанием ответила она. — Вообще, я думаю, что они всё ещё помолвлены.

— Похоже, что за этим кроется какая-то история, — сказал темноволосый барон.

— Хочешь её услышать? — спросила Мойра.

Барон кивнул, а Чад, сидевший в нескольких футах, встал.

— Пойду поохочусь, — объявил лесник.

Это не ускользнуло от внимания Джеролда:

— Их история для тебя оскорбительна?

— Нет, но они сношаются как кролики в кустах, а я не трахался уже больше месяца. Последнее, что мне нужно слышать — это слащавую трагичную историю любви, — ответил Чад.

Тут заговорила массивная драконица, лежавшая по другую сторону их лагеря:

— У тебя нет лука.

— Будто он мне нужен, — проворчал Чад, проверяя нож у себя в ножнах, прежде чем вытащить верёвку из их сумок. После чего он ушёл, тщательно выбрав дорогу, которая шла в противоположную сторону от направления, в котором ушли Грэм и Алисса.

* * *

Тем вечером все сидели вокруг костра рядом с навесом. Чад вернулся с силком, полным молодых кроликов, и набором растений, которые он нарвал по склону холма. Добавив соли из сумок, и воды, которую Грэм и Алисса в конце концов таки набрали, он сделал рагу, которое было гораздо лучше всего, что они ели в течение последних нескольких дней.

Закончив свою порцию, и отложив ложку, охотник посмотрел на Джеролда:

— Ну, Барон, что дальше будешь делать? Вернёшься в Лосайон вместе с нами, или осмелишься вернуться домой? — Его акцент был гораздо менее явным.

Прежде чем Джеролд смог ответить, Мойра сказала:

— Мы пока не возвращаемся домой.

Грэм молча кивнул, соглашаясь.

Чад гневно зыркнул на Мойру:

— Не знаю, запомнила ли ты это достаточно хорошо, принцесса, но мы едва выбрались из этого города живыми.

— Там мой отец.

— Ага, — сказал лесник, кивая, — и мы можем вернуться с армией, и разобраться с этим делом. Твоя мама применит все подвластные ей инструменты к Данбару, чтобы заставить их его выпустить. Кинуться туда самим — это глупая затея.

Грэм встал:

— Мне следует пойти одному.

Чад одарил его недоверчивым взглядом:

— Когда ты последний раз туда пошёл, малец, ты поцеловал первую же девчонку, которая посмотрела на тебя более одного раза, и металлический червяк почти съел тебе мозг!

Алисса прикрыла рот, давясь смехом, но Грэм не счёл эту ремарку забавной. Подняв свою руку с татуировкой, он тихо произнёс слово, и броня покрыла его тело блестящей сталью.

— Не в этот раз…

— Нет, в этот раз одно из тех металлических чудищ поставит тебя раком, и запихнёт этого червяка в твою тупую задницу, — перебил его лесник.

— Грэйс уже уничтожила чудище, — парировал Грэм.

Чад прикрыл лицо ладонью:

— Ага, это чудище, и она до сих пор не пришла в сознание. Мы не знаем, сколько ещё этих штуковин осталось в городе.

Грэм зарычал, но прежде чем он смог ответить, Мойра сказал:

— Он прав, Грэм. Ты даже не помнишь тот бой. Ты не видел, на что была способна та штука.

— Я не сниму броню, пока не закончу, — сказал Грэм. — Они ни за что…

Мойра подняла ладонь:

— Я видела, Грэм. Оружие, которым оно стреляло в меня, уничтожит твою броню и убьёт тебя прежде, чем ты осознаешь, что по тебе попали. Я выжила только потому, что оно промахнулась после того, как уничтожило мой щит.

— И в чём твой план? — ответил он, позволив фрустрации просочиться в его слова. — Пойти поговорить с королём, чтобы тебя снова посадили в темницу? Сомневаюсь, что он даст тебе сбежать во второй раз.

У Мойры в груди вспыхнул гнев:

— Мне не придётся ни шагу ступить за ворота. Если бы я хотела, я бы смогла убить всех мужчин, женщин и детей в этом городе, даже не показавшись им на глаза. — «Или поработить их», — горько подумала она. Мойра откинула голову, отбросив волосы за спину, и свет от костра явил твёрдую решимость у неё на лице. — Но я этого не сделаю — я пойдут туда, и вытащу отца.

— Как? — искренне спросил Джеролд, хмурый лицом. — Как ты это сделаешь?

Улыбка, которой она его одарила, заставила его сердце похолодеть. Она подняла руку, и на её ладони появился пылающий светлячок, начавший расти у них на глазах. По мере роста он менялся, становясь маленькой кошкой, а потом похожим на льва существом с лютыми когтями и длинными зубами.

— С помощью армии, — ответила она, пока лев рядом с ней становился всё больше и больше. Отзываясь на её эмоции, он поднял голову, и испустил низкий рык, который будто покатился вниз по склону холма.

Глава 19

— Это неправильно, — сказал Джеролд, пока они смотрели на дорогу. Главные ворота в Хэйлэм были лишь где-то в миле от них. — Для меня это — измена, как минимум.

Они укрывались в неглубокой впадине ландшафта, по большей части скрывавшей их от наблюдателей на городских стенах за счёт расстояния и лёгкого повышения уровня земли между ними и станами. Для большого отряда или армии это было плохим укрытием, но для нескольких человек и, в их случае, даже дракона этого хватало — покуда они не подходили к стенам ещё ближе.

— Тварь, управляющая вашей нацией — не твой король, — сказала Мойра. — Однако я согласна. Это неправильно. Я наконец поняла, о чём раньше говорил нам отец.

— И о чём же? — спросил барон.

— Война никогда не бывает правильной. Она — обоюдоострый меч, который рубит в обе стороны, разрушая жизни как невинных, так и порочных… инструмент, который может как убить пациента, так и избавить тело от болезни. Это — результат нашей неспособности найти решение получше, но иногда… он необходим, — сказала она ему.

Грэм хмыкнул:

— Очень на него похоже.

Джеролд кивнул:

— Он, наверное, мудрый человек, но я имел ввиду другое. Как у данбарского дворянина, моя власть основана на доверии… на добросовестном отношении к народу. Твоё сегодняшнее нападение наверняка выльется в многочисленные жертвы среди гражданского населения.

Мойра подняла руку, похлопывая грубую щетину на щеке колеблющегося дворянина:

— Дорогой Джеролд, ты — добросердечный человек. Ты не обязан это делать. Вообще, будет лучше, если ты будешь держаться подальше. Ты им понадобишься после того, как всё кончится, и ты лишь рискуешь погибнуть, сопровождая нас.

— Им…? — спросил Джеролд, — …или тебе?

Она довольно легко уловила романтические нотки в его ремарке — вообще, он кричал их ей всем своим существом. Любая женщина заметила бы его влюблённость, но Мойра, будучи волшебником из Сэнтиров, была почти вынуждена огородить свой разум стеной, чтобы отгородиться от его бурлящих эмоций. Время для доброты прошло, и она окажет ему плохую услугу, позволив его чувствам расти. Её тон был холодным:

— Им. Я здесь для того, чтобы спасти моего отца, а поскольку его враги также угнетают твой народ, я устраню их и для вас тоже. Ты здесь для того, чтобы спасти народ после того, как я достигну своей цели.

— От чего спасти?

Она лукаво посмотрела на него:

— От меня.

— Это же бессмыслица какая-то, — возразил барон.

Грэм кашлянул, привлекая его внимание:

— Я дума, что вижу, что она имеет ввиду. Мы — иностранцы, и если всё пойдёт хорошо, то твоя страна скоро окажется без лидера. Им понадобится кто-то, способный объединить их после этого, против их общего врага — кто-то знакомый. — Такого рода вещи его мать поняла бы мгновенно.

Джеролд нахмурился, сузив глаза:

— Я — не этот человек. Как я уже сказал вам вчера, в очереди на трон передо мной ещё как минимум семь мужчин и три женщины.

Мойра протянула руку, положив ладонь ему на плечо, и одновременно поглаживая его ауру, укрепляя уверенность дворянина, и сглаживая его страхи. Это было не то перманентное ментальное изменение, которым она занималась неделю тому назад с некоторыми из узников во время побега, а лишь временная форма эмоциональной поддержки. Просто в данном случае она включала в себя крошечное количество эйсара.

— Я доверяю тебе больше, чем кому-то из этих незнакомцев, Джеролд, — сказала она ему.

Чад всё это время молчал, но тут его челюсти сжались:

— Прекрати.

Мойра ощутила скрывавшееся за словами лесника неодобрение как почти физический упрёк, но на её лице это не отразилось. Убрав руку с плеча барона, она бросила взгляд на Чада:

— У тебя есть какие-то сомнения в нашем плане?

Охотник зыркнул на неё, позволяя своему взгляду на секунду сместиться на барона, прежде чем уткнуться в её руку.

— Я не об этом говорю, и ты знаешь, так что просто прекрати. Это отвратительно. — Отвернувшись, он пошёл прочь прежде, чем она смогла ответить.

— Что с ним такое? — задумался Джеролд.

— Думаю, это просто напряжение, — прокомментировала Мойра.

Грэму это показалось не совсем правильным. Ему не нравилось видеть, как Мойра проявляет такую фамильярность по отношению к иностранному дворянину, и он решил, что Чад, возможно, был того же мнения.

— Он просто пытается тебя защитить, Мойра… поскольку твой отец не здесь, — сказал он им, позволяя своему взгляду сместиться в сторону Джеролда. — Без обид, милорд.

Барон мог легко понять ход такой аргумент:

— Конечно же, Сэр Грэм. Уверяю, что у меня нет никаких бесчестных намерений в отношении Леди Мойры.

Мойра заворчала:

— Я, между прочим, вот она, тут. Если вы, обезьяны, хотите обо мне говорить, то извольте делать это где-нибудь в другом месте, либо обращаться ко мне напрямую.

— А разве нам не следует заниматься чем-нибудь другим помимо споров? — вставила Алисса, указывая на Хэйлэм.

— Думаю, здесь достаточно близко, — сказала Мойра. — Будем ждать здесь. — Подняв руку, она щёлкнула пальцами, и её «армия» пришла в движение — вперёд потрусила сотня заклинательных зверей. Ну, большинство из них потрусило — десятеро из них, обладавших формой орлов, полетели.

Конечно же, жест руки был исключительно для эффекта — Мойра была связана со своими магическими союзниками ментально, что делало команды в виде слов или жестов ненужными. Она потратила последнюю неделю, создавая эти конструкты, и наполняя их эйсаром. В прошлом у неё ушло бы всё это время только на создание заклинательных разумов, но теперь это больше не было для неё проблемой. Вместо этого она посвятила своё время питанию своих новых созданий как можно большим объёмом силы, пока их не стало так много, что каждодневная трата силы на их поддержания сравнялось с количеством эйсара, которое она была способна в них влить.

Она не была носительницей Рока Иллэниэла, в отличие от брата, поэтому не могла быть уверена, использовал ли кто-то когда-то прежде такую тактику, но она сомневалась, что кто-то из магов Сэнтиров когда-либо пробовал это в таких масштабах. Она задумалась, что сказала бы о её действиях тень её биологической матери. За последние две недели она нарушила все правила, которым её учили насчёт её особых способностей рода Сэнтир, а её сегодняшняя армия вообще была вопиющим надругательством над означенными правилами.

«Но если я буду следовать правилам, то умрёт много народу».

В том-то и заключалась загвоздка. Нормальные заклинательные звери были гораздо более ограниченными в том, как они могли распоряжаться выданным им эйсаром, не говоря уже о том, что создание такого большого числа уникальных разумов, пусть и простых, заняло бы у неё слишком много времени. Использование техники раздвоения разума удаляло это ограничение, и делало способности её союзников более разными.

Но раздвоение разума было запрещено, по крайней мере — согласно Мойре Сэнтир, а она-то точно это знала, поскольку сама в буквальном смысле являлась результатом решения оригинальной Мойры Сэнтир нарушить это правило. Почему это было запрещено, она никогда толком не говорила, разве что упоминала об этических проблемах, связанных с созданием точной копии самой себя. Однако она говорила очень прямо, когда предупреждала Мойру о том, что в её дни нарушение этого правила каралось смертной казнью.

Однако Мойра создала не одну копию. Она их сделала сотню.

— «Сто одну», — напомнила её постоянная двойница, которую Мойра начинала считать своего рода личной помощницей.

— «Верно, сто одну, и, наверное, когда всё завертится, я создам и больше», — молча согласилась Мойра.

Она ощутила, когда её летающие союзники вошли в контакт. Информация лилась потоком обратно к ней, направляемая через её помощницу, чтобы не затопить её собственный разум. Восемь созданий спикировали на стражей ворот, вселившись в них, и мгновениями позже ворота начали открываться. Двое других заклинательных зверей продолжили лететь дальше, делясь видом города свысока. Остальная её армия продолжала бежать, хлынув рекой в Хэйлэм через стремительно расширявшийся проём ворот.

Падение Хэйлэма должно было стать бескровным. «Должно», — подумала она.

— Мы уверены, что это хорошая идея? — сказал Грэм, переводя взгляд туда-сюда между городом и Мойрой. — Чад сказал, что у тебя начались припадки после того, как ты сделала что-то подобное во время побега… и тогда людей было гораздо меньше.

Мойра одарила его улыбкой, в которой было больше блефа, чем уверенности:

— Я тогда была ранена. По большей части проблема была в откате, который я испытала после разрушения моего щита. Сейчас меня это не сильно напрягает, иначе я не могла бы разговаривать.

Пока сопротивления не было. Заклинательные звери сперва взяли всех, кого нашли, а потом начали разделяться, раз, другой. Они забирали всех — и гражданских, и стражников, — покуда те управлялись паразитом. Те немногие, кто ещё был свободен — а таких пока что было найдено лишь двое, — были погружены в сон, и оставлены так, чтобы сберегать силу заклинательных зверей.

Когда её заклинательные двойницы разделились десять раз, они остановились, чтобы не стать индивидуально слишком слабыми. Их теперь было около тысячи, и они взяли под контроль где-то шестьсот людей, которые находились вблизи городских ворот. Дополнительные двойницы начали работать, помогая тем, кто управлял носителями, удалять металлических паразитов.

«Носителями? «Людьми», я хотела сказать «людьми», — молча поправилась Мойра.

Тянулись минуты, она работала, но для тех, кто стоял рядом с ней, не происходило ничего легко видимого.

— Что происходит? — спросил Джеролд.

— Пока всё идёт гладко, — заверила она его. — По-моему, они пока не осознали, что происходит.

— Они — это кто, люди или чудовища? Сколько мёртвых? — продолжил барон, не в силах обуздать своё любопытство.

— «Нам нужно больше», — передала её внутренняя помощница. — «Удаление паразитов занимает слишком много времени. Нам нужно снова удвоить нашу численность, иначе мы рискуем двигаться слишком медленно».

Важная часть её плана заключалась в очищении большей части популяции от их неестественных управляющих до того, как враг поймёт, что именно они делают. Мойра не была уверена в том, что враг может сделать, как только поймёт угрозу, но она хотела освободить как можно больше людей, прежде чем у противников появится возможность что-то предпринять. Она начала вливать в своих заклинательных двойниц свой эйсар, но знала, что её собственной энергии ни за что не хватит.

— «Кассандра, мне нужна твоя сила», — сказала она, направляя мысли своей драконице.

— «Я готова», — пришла твёрдая мысль драконицы, а вместе с ней — мощный поток эйсара.

Созданные Мордэкаем Иллэниэлом драконы изначально были сконструированы в целях разделения и хранения огромных объёмов эйсара, которые он забрал у Мал'гороса, одного из Тёмных Богов. Её отец разработал грубую систему для измерения магической энергии, назвав свою первую единицу измерения «Сэлиор», поскольку именно такое количество эйсара он изначально забрал у одноимённого Сияющего Бога. Соответственно, целый сэлиор эйсара представлял собой огромное количество, и каждый из двадцати трёх драконов содержал примерно один сэлиор мощности.

Чтобы не позволить своим творениям стать такой же угрозой, какой были изначальные боги, он спроектировал их так, чтобы они были почти неспособны пользоваться их собственной силой. Драконы быстро росли, быстро излечивались, они могли летать, обладали огромной силой и ещё, конечно же, был драконий огонь — но по большей части их сила не была доступна напрямую… для них самих.

Однако соединённые с ними узами люди были делом совсем другим. Драконьи узы давали им множество преимуществ: улучшенное зрение и другие чувства, а также способность черпать энергию дракона для увеличения собственных силы и скорости — однако для мага ещё полезнее был эйсар.

Мойра могла, теоретически, направлять эйсар Кассандры, и использовать его для творения до неприличия мощной магии. Полного сэлиора эйсара было, наверное, достаточно, чтобы уничтожить весь город Хэйлэм и, возможно, значительную часть Данбара, в зависимости от метода его применения — но как и со всеми прочими вещами в мире, существовали некоторые ограничения. В частности, испускание конкретного мага.

Испускание было термином, которым учёные в какой-то момент решили называть количество эйсара, которое конкретный маг или направляющий мог использовать в течение какого-то периода времени. В целом, маги никогда особо не беспокоились об испускании, потому что их ёмкость, или объём эйсара, который они сами генерировали и хранили в своих телах, обычно лишь в несколько раз превышала их испускание. Они слишком быстро расходовали силу, чтобы тревожиться о том, сколько её они могли применять за раз.

В данной ситуации это означало, что испускание Мойры имело решающее значение. Оно определяло, как быстро она могла передавать эйсар из своей драконицы к своим магическим союзникам. Если бы она передавала его слишком быстро, то могла легко перегореть, навсегда лишившись способности манипулировать эйсаром — или вообще убиться. В плане ёмкости Мойра слегка уступала своим брату и отцу, но она определённо не уступала им в испускании. Ей просто нужно было действовать осторожно.

— Мойра? — подтолкнул Джеролд, прерывая её мысли.

— М-м-м?

— Я спросил, сколько мёртвых, — напомнил он ей с взволнованным выражением на лице.

Воздух вокруг неё затрещал, когда она начала невидимо перемещать энергию из Кассандры к своим заклинательным зверям в городе.

— Нисколько, — ответила она. — И я бы хотела, чтобы так дальше и продолжалось, так что не отвлекай меня. — Волосы Мойры шевелились, будто от ветра, но воздух вокруг них был неподвижным.

— Это пока что оказывается самая скучная битва в истории, — высказал своё мнение дворянин.

Грэм и Алисса повернулись к нему с предостерегающими взглядами.

— Не говори так! — предупредила Алисса.

Грэм лишь согласился, с отвращением воскликнув:

— Эх.

Джеролд вопросительно посмотрел на них:

— Что?

Чад вернулся, пока они разговаривали, и знающе посмеялся:

— Никакой воин не хочет этого слышать, Барон. Война по большей части состоит из ожидания, но худшее, похоже, всегда случается, когда всё тихо. Солдаты имеют на этот счёт много суеверий.

— О, — сказал Джеролд. — Прошу прощения.

Лесник иронично улыбнулся:

— Да меня это не колышет, Барон. Я сам полностью ожидаю, что всё полетит к ебеням вне зависимости от того, что ты будешь говорить. Это просто правда жизни.

Подчинённые Мойры снова расщепились, и теперь их стало более двух тысяч. Было освобождено около тысячи людей, и между ними и теми, кто вообще не был заражён, сознание потеряло почти четырнадцать сотен человек. Её магические солдаты двигались дальше, оставляя своих прежних носителей, которых «вылечили», и занимая тела тех, кто лишь теперь начал реагировать на её странное нападение.

Она продолжала вливать в них энергию. Скоро они будут готовы снова удвоить свою численность. Барон сказал ей, что в Хэйлэме жила почти сотня тысяч человек, и она намеревалась позаботиться о том, чтобы каждый из них был свободен от странных существ, которые ими управляли.

Минуты текли, складываясь в полчаса. В городе теперь работали четыре тысячи заклинательных разумов, и каждый из них был копией её собственного. Это было странное ощущение, быть соединённой с таким большим числом собственных копий. Будь они нормальными заклинательными зверями, её бы это захлестнуло, но вместо этого её наполняло чувство крайнего восторга. Её двойницы разделяли ношу, превращаясь в гештальт, который сам себя поддерживал.

«Я не одна. Я не одна. Меня множество». Было освобождено более трёх тысяч человек, и она расползалась по городу подобно чуме. «Я есть сумма Человека, и я получу своё». Она вливала в своих союзников всё больше силы, и воздух вокруг её физического тела загорелся, облекая её фигуру в нимб яркой до боли силы.

Враг начал реагировать, убивая её людей везде, где встречал их, но она не останавливалась и не сдавалась. Если её тела умирали, она забирала тела нападавших, обращая их против своего врага. Город стал её шахматной доской, полем битвы двух разумов. Её враг, может, и не был живым, но он был разумным. Он думал, управлял, и реагировал.

Она больше не была человеком, только не в традиционном смысле этого слова. Она была составной сущностью, с тысячей глаз и рук, разбросанных по городу. Она начала видеть своего врага в новом свете. Он был похож на неё. Маленькие металлические паразиты были частью великого целого, и они реагировали как одно целое. Враг проигрывал, когда они вступали в прямой контакт, и она забирала его фигуры, делая их своими, однако у него было гораздо больше пешек, чем у неё.

Враг осознавал. Теперь он знал её. Он чувствовал её так же, как она поняла его, через огромную массу глаз. Он никогда прежде не вёл такую войну, но он был стар, имя ему было легион, и он не был способен чувствовать страх.

Противостоявший ей огромный, расчётливый интеллект изменил свою стратегию. Это была война, для ведения которой его и создали. Ценой победы будет задержка его планов, но победа была единственным возможным исходом.

Он пришёл в движение.

Глава 20

Более десяти тысяч людей были освобождены, и большинство из них лежало без сознания. У Мойры было восемь тысяч «я», наступавших по всему городу, но враг начал отступать, отводя своих носителей в такт её наступлению. Лучники и арбалетчики разили её людей везде, где те пересекали открытые улицы, заставляя их создавать новые заклинательные тела, когда носители умирали, если в достаточной близости не было врагов, которых можно было бы захватить.

Она начала спотыкаться.

Отток эйсара, требовавшегося для питания её магической армии, был огромен. У Кассандры его было ещё полно, но Мойра достигла своего предела. Она уже направляла столько силы, сколько было возможным для неё. Пытаться направлять больше было более чем глупо — это могло окончиться фатально. Она и так ощущала, что начинает уставать. В данной ситуации, при перемещении такого количества энергии, любая ошибка могла стать катастрофичной.

Её разум расширился до невероятных пределов, но она всё ещё была ограничена своим единственным соединением сэйсаром, который давала драконица, ограниченной физическим узким местом, которым являлось одно хрупкое тело мага.

Враг сдался. Перед лицом противника, способного усилием воли обращать его войска, он начал тотальное отступление. Население Хэйлэма бежало перед ней, пытаясь обогнать наступление её солдат. Её замедляло то количество времени, которое требовалось, чтобы остановиться и удалить паразитов из тех, кого она уже захватила, прежде чем переходить к новым носителям. Из-за бегущего врага наступать стало трудно, потому что как только она удаляла из кого-то паразита, и двигалась дальше, освобождённый человек оставался без сознания. Ей нужен был постоянный приток новых людей, если только она не собиралась удерживать тех, кого уже взяла, или создавать новые заклинательные тела из чистого эйсара.

А она уже была на пределе.

Мойра была вынуждена держать уже имевшиеся тела, наступая, и в некоторых случаях продолжать приводить в движение трупы тех, кого её врагу же сразил, что требовало гораздо больших трат энергии.

«Они не могут бежать вечно. В городе нет столько места», — сказала она себе. «Они не могу победить. Чего они надеются достичь?» — И тут она ощутила дрожь эйсара, которым она питала своё огромное составное тело. Тело её оригинала начало отказывать. «Или, быть может, они могут победить… если сумеют задержать нас на достаточный срок».

Её мельчайшая частица, сердце, всё ещё жившее в маленьком, хрупком теле молодой женщины за городом — эта частица начала познавать сомнение. Она слегка отдалилась, снова найдя свою индивидуальность, и давя в себе поднимавшееся чувство паники.

— «Мне нужно замедлиться, снизить поток, иначе это меня убьёт», — подумала она.

— «Нет!» — воскликнуло её более крупное «я», давя на неё волей, которой трудно было отказывать. — «Мы уже не можем остановиться. Мы потерпим поражение».

Мойра ощутила страх в этой мысли. Это была примитивная эмоция, выходившая за рамки победы или поражения. Её новое создание тоже боялось умереть. Это осознание принесло с собой новое беспокойство. Всё, что имело в себе достаточно жизни, боялось умереть, и будет сражаться ради самосохранения. Она быстро подавила эту мысль, надеясь, что более крупное, составное «я» эту мысль не заметило. У Мойры и так было достаточно проблем — не хватало ещё позволить её паранойе начать внутреннюю борьбу с её другими «я».

Осложняло проблему то, что тут она наконец поняла тактику врага. Хотя он вроде бы отступал, вражеские силы на самом деле бежали через ворота на противоположной стороне города. Нет, «бежали» было неправильным словом — они обходили город, и текли обратно к той части, откуда вошла армия Мойры. Выплёскиваясь подобно муравьям, чей муравейник был растревожен, они направлялись к истинному источнику нападения… к Мойре и её спутникам.

«Бля».

Она не знала, что делать. И это нисколько не помогло тому факту, что её тело уже дрожало от напряжения, вызванного передачей такого количества силы в течение столь долгого времени. Если она не сумеет вскоре снизить нагрузку, то она может упасть в обморок. «Или выгореть… или умереть».

— У нас проблема, — сказала она вслух, прежде чем осознала, что эти слова сорвались с её губ.

— Что такое? — с тревогой спросил Грэм. Он почти полчаса наблюдал за ней в озабоченной тишине, молча изнывая от своего незнания ситуации. Чад Грэйсон сидел неподалёку, а теперь он просто встал, и натянул тетиву на свой новый лук. Он «приобрёл» его в течение недели, пока они выздоравливали.

Лесничий посмотрел на барона:

— Я ж говорил… Джеролд. — Он сумел произнести имя дворянина так, будто оно было ругательством. И вежливым обращением он себя тоже не озаботил, но барон был слишком напряжён, чтобы это заметить.

— Половина города выбежала из задних ворот… — проинформировала их Мойра, — …они обходят внешние стены, и двигаются обратно к нам, я думаю.

Алисса и Грэм переглянулись, но промолчали, хотя Алисса начала рефлекторно осматривать оружие, которое она сумела приобрести за последние несколько дней. Чад начал подсчитывать свои стрелы.

— Что мы будем делать? — спросил барон.

— Я надеялась, что у одного из вас может найтись какой-то совет, — подала мысль Мойра.

Чад закончил считать:

— Если только «половина города» в сумме не будет менее чем в пару сотен человек, то нам, наверное, следует сесть на дракона, и унести наши счастливые задницы подальше отсюда.

— У тебя нет столько стрел! — ляпнул Джеролд. — И ты не смог бы застрелить так много народу, прежде чем они успели бы до нас добежать.

Охотник одарил его презрительным взглядом:

— Не будь так уверен насчёт того, сколько я могу пристрелить. У меня, может, только семьдесят три стрелы, но мыслю я, что наш парень сможет управиться с очень многими, прежде чем они доберутся до нашей принцессы. Предполагая, что он выбежит им навстречу. Как бы то ни было, Джеролд, смысл в том, что нам следует валить отсюда.

Джеролд поражённо уставился на него:

— Ты действительно думаешь, что Сэр Грэм настолько могуч?

Чад рассмеялся:

— Да он, наверное, смог бы всех их убить, если бы они были достаточно любезны, и ожидали бы, давая ему время от времени остановиться, чтобы отлить — но мы бы уже все были покойниками к тому времени, когда он закончил бы. — Он двинулся к драконице. — Нет смысла ждать, давайте двигаться отсюда.

— Не думаю, что я смогу двигаться, только не одновременно с поддержанием магии, — сказала Мойра. — И я думаю, что Кассандра тоже не сможет лететь, даже если бы я могла сесть на неё.

— Тогда бросай магию, — предложил Чад. — Нам-то что терять — просто какие-то магические солдаты. Ты можешь сделать ещё, и мы через несколько дней сможем попробовать что-то другое.

— Всё не так просто, — ответила она. «Не думаю, что я могу остановиться», — подумала она. Она уже повернула свои войска обратно, бросив преследование врага, и двигая их по прямой обратно к их точке входа, ведя их по кратчайшему пути к их госпоже. Но вовремя они не успеют. При некотором везении они могли поймать значительную часть нападавших, но многие враги доберутся быстрее. Мойра снова попыталась уменьшить объём направляемого ею эйсара, но её созданные из заклинаний союзники ментально удерживали её, вцепившись в питаемую им энергию подобно новорождённым, отчаянно сосущим молоко.

— Я не могу остановиться, — добавила она.

Взгляд Чада метнулся к Грэму, который почти неуловимо кивнул в качестве подтверждения. Молодой воин начал лениво приближаться к ней. Язык их тел не выдавал ничего, но какой бы занятой она ни была, её магические чувства читали их намерения почти так же ясно, как если бы они кричали о них ей в уши.

Путь Грэма преградил окруживший Мойру магический щит.

— Это не я, — выпалила она. — Щит… это не я.

— «Это были мы. Мы пока не можем позволить тебе остановиться», — пришёл голос из её более крупного коллективного «я».

— Я их вижу, — объявила Алисса, всё ещё наблюдавшая за городом. — Они приближаются со всех сторон, бегут в этом направлении — тысячи их.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спросил Грэм, не отрывая взгляда от Мойры.

— Четверть часа, прежде чем сюда доберётся большинство, — напряжённо ответила Алисса. — Десять минут для самых быстрых первых рядов, наверное.

— Им придётся разойтись, — сказал Джеролд. — Они не знают точно, где мы находимся.

Чад вздохнул:

— К сожалению, это тоже не правда. Когда мы с Грэмом пытались спрятаться от них на прошлой неделе, они каким-то образом выходили на нас. Думаю, у них нюх на магию. Они ни разу нас не упускали, пока мы не разделились.

Орлы Мойры летели обратно к их позиции, чтобы помочь ей в защите, но остальная часть её сил пришла бы уже слишком поздно. Она снова попыталась остановить поток эйсара, но обнаружила, что её блокируют. Коллектив не мог ей этого позволить.

— «Ты убьёшь нас», — пришли их мысли.

— «Мы все умрём, если вы не дадите мне всё реорганизовать», — молча отозвалась она.

Ещё один голос встрял, голос её внутренней «помощницы», оставшейся с ней:

— «У меня есть идея, если позволите».

Все замолчали, и её помощница продолжила:

— «Используйте эйсар носителей. Его мало, но он восполняется, и вас сейчас тысячи, по одному на каждую из вас. Этого должно хватить, чтобы вас поддерживать. Это позволит нам создать здесь защиту, а вы между тем сможете ударить врагу с тыла».

— «Они так смогут?» — спросила Мойра. Насколько она знала, заклинательные звери могли использовать лишь эйсар, предоставленный их создателями. Хотя заклинательные двойницы были гораздо более гибкими, чем обычные заклинательные звери, она не думала, что это ограничение было для них преодолимым.

— «Да!» — воскликнули они, но Мойра медлила. Она больше не могла полностью контролировать свои собственные способности, но каким-то образом это было решением, которое они не могли принять без её согласия. Оно ощущалось неправильным. Ну, оно ощущалось «более» неправильным — всё, что она делала, уже имело самые тёмные оттенки серого, в моральной палитре. Забирать тела людей, которых они спасали, было одним делом — позволять её подчинённым цепляться за источник жизни людей, которых они контролировали было ещё одним шагом в сторону более глубокого насилия над ними.

Тем не менее, она не видела иного выбора.

— «Приступайте», — нехотя приказала она.

Она мгновенно ощутила причинявший ей внутренние страдания сдвиг, когда её заклинательные двойницы вцепились в своих носителей. Неиссякаемый источник эйсара, ядро живого существа, назывался эйстрайлин. Некоторые считали это «душой», и она являлась основным отличием между созданным заклинанием разумом и истинно живой личностью. Чёрная тошнота потекла обратно через её связь с коллективом из тысяч, с которыми она была соединена, когда её альтернативные «я» взяли себе силу, лежавшую в сердце контролируемых ими людей. «Это неправильно», — подумала она, и знала, что это истина… глубинная истина, в которой не было сомнений, злое деяние, которому не могло быть никаких оправданий или прощения.

Большинство её жертв сдалось за секунды, но некоторые, которые были сильнее, боролись почти минуту. Желчь подкатила к горлу Мойры, когда она ощутила, как её суррогаты давят независимость той последней горстки — и всё закончилось. По мере того, как они начали использовать жизненную силу людей, отток её эйсара уменьшился, снизившись до малой части от прежде необходимого. Мойра перенаправила дополнительную энергию из Кассандры в своих орлов, которые только что приземлились поблизости.

— Она что, плачет? — тихо спросил Джеролд, переводя взгляд с Мойры на Грэма. По её щекам катились незамеченные ею слёзы.

Грэм сжал челюсти, ему было не по себе.

— Отойди в сторону, и немного вперёд. Они уже почти здесь. Ты ведь можешь сражаться?

Барон кивнул:

— Я всё ещё слаб как котёнок, но я сделаю всё, что смогу. — Он обнажил свой меч.

Орлы Мойры изменили свою форму, становясь молодыми женщинами, каждая из которых была идеальной копией своей создательницы-мага. Они разошлись длинным строем перед их группой, чтобы их друг от друга разделяло по двадцать футов, и их тела светились от силы, пока Мойра продолжала вливать в них всё больше эйсара.

Алисса посмотрела на Грэма, и он кивнул:

— Мы возьмём на себя всё, что пройдёт мимо них. — Чад переместился без каких-либо комментариев, расположившись ещё дальше, позади Мойры и драконов, с луком наготове. Он начал методично втыкать стрелы концами в грязь вокруг себя.

— «Теперь враг у нас в руках», — прокомментировала внутренняя советница Мойры. — «Нам нужно лишь удержать их здесь достаточно долго, чтобы основные силы успели нагнать их тыла».

— «Возможно», — ответила она. — «Мы лишь благодаря удаче сумели зайти настолько далеко. Было ошибкой ставить всё на изначальное вторжение. Теперь мы спешим, чтобы не дать врагу превратить нашу ошибку в полное поражение. Что если у них есть ещё что-то в резерве?»

Самые быстрые горожане Хэйлэма были в сотне ярдов, когда заклинательные двойницы Мойры начали реагировать, заставляя их замереть на месте, и готовясь продолжать ту же стратегию, которую они использовали в самом городе.

— «Нет!» — приказала она. — «Остановите столько, сколько сможете, или заблокируйте их приближение щитом… больше никакого раздвоения». — Она уже почти потеряла весь контроль над своими силами, приближавшимися из города — последнее, что ей было нужно, это вторая армия магических клонов, взявшая инициативу на себя.

— «Как пожелаешь», — мысленно ответили они. Создавая маленькие щиты на уровне коленей, они начали ставить подножки бегущим к ним людям, замедляя их наступление, чтобы позволить основной массе врагов нагнать передние ряды. По мере роста численности противников, они начали создавать более длинные, непроходимые щиты поперёк поля, полностью блокируя наступление тысяч напиравших на них людей. Мойра продолжала направлять всё больше силы, питая их усилия.

Им нужно было только удержать их ещё минут десять, чтобы позволить основным силам ударить по врагу сзади. Тогда всё закончится, оставив лишь продолжительную рутину по освобождению людей от металлических паразитов, и при одновременных попытках свести потери к минимуму.

— Если я смогу спасти большинство из них, то, быть может, это оправдает часть совершенного мной сегодня зла, — пробормотала себе под нос Мойра.

Конечно, ничто никогда не идёт по плану.

Вдалеке, рядом с городскими воротами, в воздух поднялся большой столб пыли и грызи, закрывая им обзор, но магический взор Мойры увидел металлическое чудище, поднимавшееся из земли в месте, где оно прежде скрывалось. Это было очередное мёртвое металлическое чудовище, подобное тому, которое они встретили ранее… которое почти убило Грэйс.

Оно поднялось посреди её союзников, одержимых её заклинательными двойницами, и не теряя времени принялось за работу. Оно направило одну из своих странных рук, и через разделявшее их расстояние донёсся звук жужжания шершней. Маленькие языки пламени мелькали на конце странной руки, в то время как из земли начали подниматься фонтанчики пыли везде, куда она показывала. Всё, что находилось между металлическим существом и той областью, где взрывались облачка пыли, просто падало замертво. Оно медленно двигало оружие по дуге, кося войска Мойры так, как серп крестьянина косит траву. Ментальный крик наполнил голову Мойры, когда её коллективное «я» ощутило смерти сотен своих носителей.

Оно направило оружие в сторону Мойры и её защитников, и они дёрнулись, когда их щиты задрожали под множеством невидимых ударов. Некоторые из собственных солдат врага пали, когда невидимые шмели оружия проделали в них дыры. Затем оружие повернулось прочь, когда металлическое существо направило его по другую сторону от себя.

Чад произнёс с отвисшей челюстью:

— Эта штука в трёх четвертях мили от нас…

Одержимые союзники Мойры пытались сражаться. Некоторые из них использовали остатки своего эйсара, и весь эйсар своих носителей, чтобы направить по странному чудищу огненные удары, но оно просто игнорировало их атаки, будто неуязвимое для пламени. Вблизи его странное оружие ревело, и все тела из плоти и крови, оказывавшиеся у него на пути, просто падали, часто разорванные на несколько частей.

Некоторые из них создавали щиты, чтобы уберечься, но их усилия пропадали втуне. Громыхавшее оружие уничтожало всё, на что нацеливалось.

Грэм побежал вперёд, покрытый блестящей сталью. Шип теперь принял форму двух длинных мечей, по одному в каждой руке.

— Открой щит! — крикнул он.

Заклинательные двойницы рядом с центром их защитного строя сделала то, что он просил, и враги начали валить вперёд, когда преграда перед ними исчезла. Грэм сразил многих, кто оказался поблизости от его пути, его клинки мелькали, рубя ноги и шеи, оставляя позади него кровавую просеку из мертвецов.

Щит снова поднялся после того, как Грэм его миновал, но где-то двадцать горожан Хэйлэма выжили его прохождение. Они ринулись на Мойру и Кассандру, но сразу же начали падать, когда у них в груди или горле стали появляться оперённые древки стрел. Одна из заклинательных двойниц заставила замереть тех немногих, кто остался, и секунды спустя стрелы и их тоже прикончили. Как только опасность миновала, Чад обнажил свой длинный нож, и пошёл по возможности вырезать стрелы из мёртвых и умиравших.

Грэм продолжил нестись вперёд, проскальзывая между мужчин и женщин с такой грацией и скоростью, что немногие пытались его остановить. Те, кто пытались преградить ему путь, обнаруживали себя мёртвыми до того, как успевали среагировать. Он бежал через толпы управляемых паразитами горожан, доверяя их численности скрывать его от взгляда искомого им врага.

Половина мили мигом пролетела, а между тем тварь убивала одержимых заклинанием подчинённых, окружавших её у городских ворот. Грэм вырвался из толпы, и продолжил бежать, но тут тварь обратила на него внимание. Грязь взметнулась фонтаном из земли слева от него, и он резко свернул вправо, но даже его увеличенной скорости было недостаточно. Прежде чем он успел пробежать ещё десять футов, он ощутил подобные кувалде удары, забарабанившие по его броне, сбивая его на землю. Вибрирующий рёв оружия металлического существа последовал долю секунды спустя.

У Мойры сжалось сердце, когда она увидела, как Грэм падает посреди фонтана грязи. Пыль скрыла его из виду, но её магический взор его не терял — его тело неподвижно лежало на холодной земле.

— Нет! — закричала Алисса, побежав вперёд, и прижавшись к щиту, который сдерживал остальных врагов, будто она хотела кинуться в толпу, чтобы оказаться на той стороне, где был Грэм. Она стала бить кулаками по воздуху, который ощущался твёрдым как камень. — Пусти! Я должна ему помочь.

Светящаяся защитница, бывшая к ней ближе всего, повернула к ней своё скорбное лицо, и ответила голосом, который звучал идентично голосу Мойры:

— Прости. Я не позволю тебе тоже выбросить свою жизнь на ветер. — Лишь в нескольких футах от них к щиту прижимались сотни тел, пытаясь добраться до них.

Странная металлическая тварь вернулась к убиванию подчинённых Мойры, равномерно наступая на их позицию. Поливая всё налево и направо, она убивала мужчин и женщин сотнями, а потом тысячами, и Мойра ощущала каждую смерть как укол боли и отчаяния.

«Что мне делать? Что?!» — Она чувствовала себя парализованной страхом и сомнениями. Мойра знала, что эта проблема была ей не по плечу. Воитель врага убивал её новообращённую армию, постепенно приближаясь. Её собственная позиция оказалась в полном окружении. Её защитники отступили в круг, используя свои щиты, чтобы держать толпящуюся орду людей на расстоянии лишь в пятьдесят футов от того места, где стояли она и её спутники.

Вдалеке её подчинённые продолжали нападать на металлическую тварь, почти безрезультатно метая в неё удары огня и просто чистой силы. Одной из них пришла в голову светлая мысль выдернуть землю из-под существа, но эта тактика работала недолго. Тварь тут же набросилась на неё, как только выбралась из появившейся ямы. Теперь её подчинённые рассыпались, побежав обратно к своей создательнице.

Она потерпела поражение. С её стороны было глупо полагать, что она сможет освободить весь город, не говоря уже о том, чтобы сделать это без жертв. «Я просто глупая девчонка, играющая в войну, и полагающая, что может спасти людей. Теперь они все умирают… из-за меня». Ничего не осталось. Их единственной надеждой было принять поражение и взлететь. Это ещё полагая, что они вообще смогут сбежать. Вполне могло быть, что дьявольская тварь подстрелит Кассандру в полёте, когда они оторвутся от земли.

Она вспомнила тот день, когда она и её брат пытались спасти Дориана Торнбера, и потерпели поражение. Теперь его сын наверняка умирал в поле, один. Она вновь была бессильна помочь друзьям. Как она могла думать о том, что сможет добиться успеха?

Чудище было лишь в полумиле от них, преследуя остатки её армии. Те рассыпались, побежав во все стороны, заставляя тварь стрелять выборочно, чтобы убивать их. Точность у неё была невероятной. Мойра почти могла вообразить, как тварь глядела на неё, неумолимо наступая.

И тут с земли поднялся человек, и солнечный свет заблестел на отполированной стали, покрывавшей его тело. Грэм ждал, пока вражеский воитель почти миновал его, двигаясь где-то в двадцати футах от него. Вскочив в тот момент, когда чудище направило своё оружие в противоположную сторону, он мигом сократил разделявшее их расстояние. Шип снова был в своей изначальной форме длинного двуручного меча, и Грэм нанёс им мощный рубящий удар. Зачарованная сталь разрубила чужеродный металл, и одна из ног чудища отвалилась.

Сердце Мойры подскочило, когда её окатила волна надежды, и Алисса воскликнула в чистой радости:

— Да!

Глава 21

Тварь начала поворачивать верхнюю часть своего туловища ещё до того, как Грэм добрался до неё, и потеря ноги не лишила её равновесия. Она всё ещё ровно стояла на трёх оставшихся опорах, и хотя живое существо от потери конечности могло бы впасть в шок, металлическая тварь не испустила никакого конкретного крика боли.

Он не видел на ней никаких глаз, но она увидела его приближение — в этом Грэм был уверен. Чудище каким-то образом видело во все стороны одновременно. Пригнувшись, чтобы уклониться от опасной линии смерти, которую чертила плюющаяся рука-оружие, он согнул колени, и подставил плечо под ближайшую ногу, а затем выпрямился, поднимая массивную конечность вверх.

Вес был гораздо больше, чем он ожидал. Грэм думал, что тварь пустотелая, возможно с кем-то живым внутри, но большая её часть ощущалась так, будто была сделана почти целиком из металла. Нормальный человек её даже не заставил бы шелохнуться, а несколько работавших вместе людей смогли бы не более чем слегка её сдвинуть — но Грэм не был обычным человеком. Под бронёй его щёки покраснели, а челюсти сжались, когда он толкнул вверх, и с губ его сорвался гневный рык.

Шип запульсировал у него в руке, мерцая в такт с его сердцем, а затем нога оказалась у него над головой, и массивная тварь под действием собственного веса опрокинулась, упав на бок. Оружие, убившее так много народу, было направлено в сторону земли, неспособное стрелять в сменившего положение Грэма. Он занёс меч, и приготовился отрубить ещё одну ногу, но вторая рука, доселе дремавшая, начала отслеживать его передвижения.

Грэм упал на землю рядом с тварью, слишком низко, чтобы её рука могла на него направиться, и в этот момент та испустила странный металлический щелчок. Он не помнил их первую встречу с одной из этих штуковин, но он слышал, как Мойра описывала возможности этого второго оружия, и сомневался, что его броня способна была бы его защитить. Город был позади него, когда он пригнулся, и он услышал донёсшийся оттуда шум, громкий звук взрыва, будто гигант только что ударил по огромному барабану.

Грэм краем глаза увидел взметнувшуюся над городской стеной пыль, когда толстая её секция обрушилась. Чем бы ни было это оружие, он едва избежал гибели. Махнув мечом вверх, он ударил по ближайшей ноге, но из-за короткого расстояния и неудобной позиции его удару не хватало мощи по сравнению с первым. Даже так его силы и зачарованной кромки наверное хватило бы, чтобы перерубить человека в броне, но против этого врага удар лишь оставил на странном металле царапину.

Нога ударила вниз, когда тварь попыталась раздавить его о твёрдую землю, и он вынужден был перекатиться, чтобы избежать удара.

Это движение дало твари время, чтобы снова выпрямиться, и прежде чем он смог расположиться для следующего удара, тварь опять встала на трёх ногах, и первое её оружие нацеливалось на его тело. С такого расстояния он видел, что оружие было набором длинных металлических трубок, расположенных в виде шестиугольника. От них донёсся странный вой, когда они начали крутиться вокруг центральной оси.

Грэм всё ещё был в синяках от раннего попадания, которое почти выбило из него сознание несколько минут тому назад, и он уже решил, что будет делать, если снова столкнётся с этой штукой. Прыгнув вверх и в сторону, он выкрикнул слово, придав Шипу форму щита на его левой руке и одноручного меча в правой.

С тем же успехом он мог бы стоять на месте, настолько безрезультатна оказалась его акробатика. Оружие с точностью отслеживало его движение, тонкий вой сменился жужжащим рокотом, и что-то, ощущавшееся как молот богов, ударило по его щиту. Он отправился лететь по воздуху, кувыркаясь, и всё больше невидимых ударов били ему по ногам и спине.

Грэм сильно ударился о землю, но сохранил сознание, и сумел закрыть щитом своё тело от молотившего по нему жуткого оружия. Присев за щитом, он подпёр его ещё и своей рукой с мечом, пытаясь уменьшить боль, которую испытывала его левая рука от непрестанных сотрясений.

Его молотило полминуты, пока его державшая щит рука не онемела, а плечо не стало ощущаться как один лишь обжигающий комок агонии, однако щит держался. Частички металла время от времени падали вокруг него, но не от щита, поэтому он мог лишь решить, что это были куски того, чем его поливало оружие.

А потом всё закончилось. Оружие остановилась со странной серией щелчков и замедляющимся воем прекращавших вращение трубок. Его уши уловили звук снова поворачивавшегося торса… оно собиралось нацелить на него вторую руку… которая совсем недавно уничтожила крупную секцию городской стены.

Грэм метнулся вперёд — его рука со щитом висела безжизненно и онемело, но правая рука продолжала отлично работать. Он сократил разделявшее их расстояние раньше, чем враг смог выстрелить, а оказавшись рядом, он двигался слишком быстро, чтобы его можно было отследить, метнувшись влево и вниз, нанося удары мечом с молниеносной скоростью. Тот оставлял в металлической шкуре твари глубокие порезы, но та была прочнее стали, и без двух рук он не мог ударить достаточно сильно, чтобы перерубить ещё одну ногу.

Он продолжал двигаться, вправо, вниз, снова влево, ни на миг не давая оружию нацелиться на него. Пока он двигался, его левые плечо и рука начали пульсировать болью, указывая на то, что к ним возвращалась чувствительность. «Ещё немного», — подумал он.

И тут он поскользнулся левым сапогом на неровном гравии. На долю секунды он замер, и его взгляд приковало к себе зияющая дыра на конце оружия, направившегося прямо на него. Он позволил своим ногам обмякнуть, пытаясь упасть вниз с линии огня.

Послышался ещё один странный щелчок, и ударная волна вогнала его в землю, когда что-то пролетело у него над головой. Он слышал, как обрушилась часть городской стены, подбирая под себя ноги. Тварь замерла — наверное, дожидалась, пока её неземное оружие зарядится.

Адреналин от близости к смерти придал ему сил, и он перекинул Шип в форму двуручного меча, одновременно заставив щит исчезнуть. Двигаясь с казалось бы ленивой экономичностью, он расставил ноги, и повернул торс, замахиваясь подобно рубящему дерево лесорубу. Его тело выпрямилось как пружина, и по его раненому плечу пробежал шок, когда Шип разрубил самое высокое сочленение в очередной ноге существа, заставив тварь опрокинуться на землю. Избегая оружия, боясь повторения случившегося с Грэйс, он направил второй хорошо нацеленный удар в толстое туловище, выше того места, откуда вылезали руки. Меч впился глубоко в металл, открывая взгляду странные металлические внутренности… из раны потекло что-то чёрное.

Тварь продолжала дёргаться и брыкаться, пока он методично рубил её туловище. Прошла минута или больше, прежде чем оно замерло… в то время как из его, как Грэм надеялся, мёртвого тела продолжал подниматься дым, и летели искры. Грэм сделал глубокий вздох, и полу-упал, полу-сел на землю, прежде чем улечься, глядя в небо.

Всё болело.

* * *

— Он упал! — закричала Алисса, снова в тревоге пытаясь пробиться через щит, удерживавший её — внутри, а врагов — снаружи. — Пусти меня!

— Он не ранен, — сказала ближайшая заклинательная двойница. — Думаю, он просто переводит дух.

Остатки армии Мойры достигли задних рядов нападающих, и воцарился хаос. Их сильно превосходили в численности, но конечный результат был неизбежен. Мойра начала направлять в них силу, и они снова принялись парализовать и освобождать граждан Хэйлэма, по сотням за раз.

Орда, естественно, набросилась на них, и некоторые из них были вынуждены создавать щиты, чтобы защищать остальных, пока те работали над удалением металлических паразитов из тех, кого уже обездвижили. Многие уже погибли с обеих сторон, сражённые странным оружием металлического чудища, но на поле всё ещё сражалось около пятидесяти тысяч человек.

Мойра попыталась грубо прикинуть у себя в голове, но в конце концов сдалась. Она знала, что пройдёт как минимум несколько часов, прежде чем они закончат. Она продолжала вливать эйсар равномерным, но устойчивым потоком, и предалась ожиданию.

Однако у врага были иные мысли на этот счёт.

По обе стороны от города появилось ещё два металлических чудища, направившихся к их позиции. Правда, они пока ещё не начали стрелять, вероятно чтобы собираясь подобраться ближе для пущего эффекта.

Вокруг них толпилось пятьдесят тысяч ещё живых и дышащих людей. «Если они сейчас начнут стрельбу, то будет бойня», — осознала Мойра. Она поискала на поле боя Грэма, и обнаружила, что он в какой-то момент уже пришёл в движение. Он был близок к задней части толпы.

Что-то взрезало воздух, уничтожив один из щитов, укрывавших их, и в тот же миг одна из её заклинательных двойниц исчезла в бурном фонтане разлетевшегося эйсара. Дерево в нескольких сотнях футов позади них взорвалось градом щепок, и секунду спустя они услышали странный металлические щелчок, эхом прокатившийся по полю со стороны одного из чудищ.

Управляемые паразитами враги снова повалили через разрыв, пока её защитницы не переместили щиты, закрыв его. Алисса двинулась вперёд, махая руками и ногами, и её волосы хлестали из стороны в сторону от резких перемен в её стойках. Будучи одна, она тем не менее представляла собой сольное женское буйство беспощадного насилия.

Алисса танцевала, в её шагах не было колебаний, а в руках — милосердия. Там, где она проходила, люди умирали, а те, кто ещё двигался, получали увечья. Враги могли бы задавить её одним лишь числом, но Чад спокойно стоял рядом с Мойрой, равномерно выбирая цели. Каждый раз, когда казалось, что один или несколько врагов вот-вот задавят её, в них прорастали оперённые древки — обычно в местах, которые были почти сразу же фатальными.

Насилие было близким и тревожащим. Мойре пришлось заставить себя перестать обращать на это внимание, поскольку желудок грозил предать её, но одновременно ей в голову пришла тихая мысль. «Ты могла бы покончить с этим гораздо быстрее, и с меньшей болью». Имея силу Кассандры, она могла устроить серию управляемых взрывов, которые убили бы их всех, и пощадили бы её оставшихся защитников, пусть и задев тысячи её подчинённых, уже смешавшихся с врагами.

Но те были невинны. Уже столь многие погибли в результате её действий или бессердечия её их врага. Разве имело значение, если остальные тоже будут уничтожены? Захотят ли они вообще выжить, лишь чтобы обнаружить половину своих друзей и родни мёртвыми в результате её непродуманной попытки их освободить? На миг мысль о том, чтобы очистить поле, убив их всех, и положив ситуации быстрый конец, показалась ей опасно привлекательной.

— Нет, — сказала Мойра, сжав губы, а затем второй удар уничтожил ещё одну секцию щита, и ещё одна её защитница умерла во вспышке расколотого эйсара. Металлические твари были уже менее чем в полумиле.

На этот раз вместе с очередным потоком врагов вернулся Грэм. Шип имел в его руках форму двуручного меча, и он присоединился к Алисса, прорубая кровавые дуги через стоявшие между ними тела. Защитницы Мойры перестроились, закрыв дыру, и сделав их круг ещё меньше.

Мойра была в отчаянии, но она знала, что даже если прибегнет к неприкрытому насилию, то ей всё равно ещё придётся разделаться с двумя этими проклятыми существами. Грэм скорее всего был не в той форме, чтобы сразиться с ещё одним, не говоря уже о двух. Она вновь пожалела о потере своего зачарованного пояса — рунные каналы позволили бы ей порезать их на части, даже с такого расстояния. Но мечей не было, и она уже знала, что простые удары огнём и силой мало помогали, да она и не могла использовать их эффективно на таком расстоянии.

«Гроза!». Молния могла быть почти такой же эффективной, как удар через рунный канал, и Мойра, наверное, сумеет её направить даже издалека.

Обычно погодная магия была слишком утомительной для волшебника, по крайней мере — во сколько-нибудь крупном масштабе. Однако её отцу приходилось следить за своим настроением, поскольку иногда окружающая среда реагировала даже на простейшие его эмоции. Конечно же, это было одним из наибольших отличий между архимагом и простым волшебником. Архимаг мог просто уговорить мир сделать то, что ему или ей хотелось, а не тратить эйсар, пытаясь устроить желаемое самостоятельно. У Мойры такого варианта не имелось. Были некоторые намёки на то, что однажды такие возможности у неё появятся, но пока что она слышала лишь тишайший шёпот земли и ветра.

Однако у неё был доступ к массивным запасам эйсара.

Лишив своих сделанных из заклинаний подчинённых поддержки, она направила свою энергию в небо, обильно черпая из драконицы, доводя себя до предела. Стягивание облаков потребовало огромных усилий, управление ветром и создание необходимого типа турбулентности потребовало ещё больше.

Но Мойра всё равно это сделала.

Небеса потемнели, и тучи стали сгущаться с совершенно неестественной скоростью. Шли минуты, и Мойра почувствовала новорождённые грозовые фронты, полные скрытой силы. Она надавила сильнее — они нужны были ей быстрее, гораздо быстрее.

Очередная её защитница исчезла в ярком снопе искр, и новые дюжины полились сквозь барьер, встречаемые Грэмом и его убийственной напарницей. Чад подстрелил лишь двух или трёх, сберегая оставшиеся стрелы.

Мойра стояла, подняв руки к небу, дрожа от напряжения, и продолжала бороться с, казалось бы, горой воздуха. Сомнения осаждали её, но она их игнорировала: «Я справлюсь!»

Ещё две её заклинательные двойницы были уничтожены одна за другой, заставив Грэма и Алиссу работать в спешке. Чад использовал все оставшиеся стрелы, и начал собирать уже использованные. Их круг стал гораздо меньше.

Вспышка осветила поле, когда разряд молнии ударил рядом с его центром. Мойра была к этому совершенно не готова, и разряд даже близко не попал ни в одну из её целей. Она чувствовала, что напряжение ушло из грозовых туч в небе. «Нет!». Она послала в небо ещё силы, пытаясь держать копившиеся там энергии под более крепким контролем. Ей нужна была молния тогда, когда она будет готова, чтобы её можно было направлять.

Одна из её заклинательных двойниц снова погибла, и на этот раз она ощутила, как воздух взрезало нечто, пролетевшее лишь в футе от того места, где она стояла. Казалось, что сам воздух отвесил ей пощёчину, и что-то далеко позади приняло на себя конечный удар. Она не могла себе позволить потерю сосредоточенности, чтобы выяснить, что именно было уничтожено.

Всё своё внимание она обращала на небо. Хотя её глаза были расширены, и смотрели вперёд, она не уделяла никакого внимания остальной битве. Один из последних пробившихся через щит людей подобрался ближе, прыгнув на неё с ножом. Его тело взорвалось фонтаном крови, когда Шип рассёк ему руку и туловище, разрезав его лишь в футе от того места, где стояла Мойра.

Сосредоточенность Мойры была настолько глубокой, что она не дёрнулась, когда горячая кровь брызнула ей на лицо и грудь. Вены и сухожилия у неё на шее и руках набухли, она силилась склонить ветер и облака к своей воле.

А потом у неё получилось.

Вспыхнул актинический свет, резкий и сине-белый, когда разряд молнии вонзился в землю там, где стояла одна из приближавшихся металлических тварей. Казалось, что мир замер на миг — после этого оглушительного события осталась огромная, тёмная тишина. А потом молния ударила снова, попав в тварь ещё раз, прежде чем частая очередь мелькавших разрядов нашла и второе чудище.

После первого коснувшегося их удара ни одно из металлических существ не сдвинулось с места, но к девятому или десятому удару оба задымились, и одно из них взорвалось внезапным огненным шаром.

Новые разряды молнии замелькали в случайных местах, и Мойра чувствовала мощь, которую её усилия создали в грозовых фронтах у неё над головой. Это было подобно лавине, которая готова была обрушиться, и накатившая на неё волна адреналина умоляла спустить эту лавину. Там было достаточно силы, чтобы очистить всё поле — быть может, даже стереть с лица земли скверну, которой являлся Хэйлэм.

Застонав, Мойра снова согнула свою метафизическую спину, силясь утихомирить потоки воздуха, вращавшиеся друг о друга, создавая опасную разницу потенциалов. Пошёл дождь, и она промокла до нитки, работая над обращением того, что сделала. Её платье пропиталось насквозь, а дыхание вырывалось из её груди хриплыми всхлипами к тому времени, как она закончила, и дождь начал снова стихать.

Она обнаружила, что сидит на расхлябанной земле, усталая и тяжело дышащая. «У отца это выглядит так легко», — подумала она, — «но, с другой стороны, ему на самом деле не нужно ничего делать. Ну… кроме как волноваться каждый раз о том, что он может сойти с ума».

В поле её зрения появилась рука, и она взяла её, позволив Грэму поднять её на в некоторой степени нетвёрдые ноги. Его некогда сиявшая броня была покрыта смесью крови, грязи и самых разных неприглядных вещей, которым, наверное, следовало оставаться внутри людей, а не на его броне.

Глядя на него, она вообразила скрывавшегося под бронёй вспотевшего воина, и то ли из-за шока близкой смерти, то ли из-за насилия, свидетелем которому она стала, Мойра почувствовала отчаянное желание сорвать с него броню, и…

Алисса посмотрела ей в глаза, и во взгляде этой женщин она увидела полное понимание того, о чём она думала. Мойра опустила взгляд, и шагнула прочь.

Откровенно говоря, — тихо сказал Чад, — что мы будем делать с остальными? — Он махнул рукой в сторону тысяч людей, всё ещё колотивших об укрывавшие их щиты.

Круг защитниц Мойры к этому моменту сократился до четырёх, и диаметр его значительно уменьшился, имея в диаметре около тридцати футов. За пределами этой защиты находились тысячи предположительно кровожадных горожан с мёртвыми глазами.

Грэм поднял ладонь, видимым образом считая на пальцах, пытаясь прикинуть что-то неизвестное.

Лесник фыркнул, похоже прочитав мысли молодого человека:

— Бросай это дело, парень, ты тут застрянешь на целые дни, если это то, о чём я думаю. Ты споткнёшься и сломаешь себе шею от одного лишь истощения раньше, чем прикончишь их всех.

Алисса зыркнула на лучника, и шагнула поближе к Грэму:

— Он будет не один.

Между тем барон глядел на них обоих, не зная, было ли это какой-то шуткой, в которую его не посвятили.

— Считайте, что я с вами, — добавил он, поднимая свой меч, слегка дрожавший в его утомлённой руке.

Чад поглядел на небо, бормоча про себя:

— Ёбаные идиоты, да что такое с нынешним молодым поколением? — Уже громче он добавил: — Вы двое сдохнете спустя несколько минут. Выживет только наш Сэр Блестящий, и только потому, что на нём надеты его магические штаны.

Кассандра, освободившись от нагрузки по передаче эйсара, заговорила глубоким, рокочущим голосом:

— Могу я внести предложение? — Она послала в воздух маленький язык пламени, подчёркивая свой довод. — Есть способы и побыстрее.

Мойра ужаснулась: «Сжечь всех этих людей до смерти?».

— Нет, мы так делать не будем.

— Либо так, либо лететь отсюда нахуй, — сделал наблюдение лесник. Ему подумалось, что до сих пор только драконица предложила разумную идею.

— «Сколько ещё вы сможете удержать эти щиты?» — спросила Мойра у своих оставшихся защитниц.

— «Минут двадцать, наверное», — ответила одна из них, — «если только ты не дашь нам ещё эйсара».

Мойра кивнула, а затем повернулась к своим спутникам:

— Я сделаю это так, как изначально и планировала, с несколькими изменениями. Теперь будет легче, поскольку все уже собрались поблизости. Мне просто нужно сперва отдохнуть.

— Прошу прощения, принцесса, — сказал Чад, — но ты уже выжата. Не получится у тебя.

Мойра села на траву, прежде чем лечь, закрыв глаза.

— Мы больше никого не убьём. Это займёт столько времени, сколько займёт. А теперь дайте отдохнуть. — Она послала своим заклинательным двойницам последнюю мысль: — «Разбудите, когда уже больше не сможете держаться».

Глава 22

Мойра на самом деле не ожидала, что заснёт, когда закрывала глаза — она лишь надеялась дать телу и разуму отдохнуть несколько минут, чтобы приготовиться к тяжёлому испытанию, каким было для неё направление эйсара. Для неё стало неожиданностью то, что она услышала голос своей тайной советницы, кричавший ей в её собственном разуме:

— «Проснись! Они не могут удержать щиты!»

Её глаза резко распахнулись, но ещё до того, как она осознала, что она видит, Мойра направила свой разум вовне, проверяя своих магических помощниц. Магический взор показал ей, что они быстро угасали. Даже в её физическом зрении они выглядели тонкими, прозрачными, их эйсар был почти на исходе, и оставшееся им время скорее всего исчислялось секундами.

Не дожидаясь Кассандры, она выпустил свою силу, и начала их укреплять. В одиночку она сумела бы сделать щит такого же размера, и удерживать его довольно долго, но это требовало значительного труда. Она не теряя времени подключилась к огромным резервам, которые представляла собой Кассандра, чтобы не истощить себя.

— А вот это просто жутко, — сказал Чад Грэйсон, глядя на неё, лежащую на земле. — Она просто уставилась в небо как какое-то проклятое демонами дитя.

Установив равномерный поток эйсара, она ощутила себя в достаточной безопасности, чтобы обратить часть своего внимания на своё личное положение — посмотрев леснику в глаза, она протянула ему руки:

— Помоги встать.

Тот слегка подскочил, хмурясь:

— Не делай так, девочка.Ощущение такое, будто со мной кто-то говорит из гроба. — Секунду спустя он взял её запястья, и поднял в стоячее положение.

Алисса тихо засмеялась, несмотря на стоявшее в воздухе напряжение — она по большей части не была встревожены собравшимися вокруг них глазеющими массами:

— Ты просто чувствуешь себя виноватым, потому что она поймала тебя за тем, как ты пялился на её грудь, старик.

Чад повернулся к ней:

— Она выглядела как одержимая — вот и всё. К тому же, я никогда не чувствую вину, глядя на женщину. Если она так выросла, то я не виноват.

Щёки Мойра слегка зарумянились.

— И я не настолько старый, — добавил ветеран, — иначе она бы не стала краснеть из-за этого.

— «Он невозможен», — сказало её иное «я» с задворок её сознания. — «Небе следовало позволить мне исправить его, когда у нас была такая возможность на прошлой неделе».

— «Нет», — твёрдо сказала Мойра своей помощнице. — «Он — свободный человек, со всеми прилагающимися изъянами. Это неправильно — ходить повсюду, и менять людей по своей прихоти».

— «Если хочешь знать моё мнение, некоторые люди стали бы гораздо лучше после небольшой полировки. Вот и всё, что я хочу сказать», — пожаловалась её мысленная спутница. — «Люди тебя поблагодарят».

— «Хватит».

— «Весь женский род будет у тебя в долгу», — добавило её второе «я».

— «Ты закончила?» — спросила Мойра.

— «Да».

Глаза Чада сузились:

— Ты чего на меня так смотришь?

Грэм похлопал его по плечу:

— Лучше не спрашивать. На твоё месте я бы оставил её в покое. У неё такое же выражение, какое бывает у Алиссы, когда та собирается кому-то повыдёргивать руки и ноги. Одним богам известно, что может сотворить волшебница.

Мойра ненадолго зыркнула уже на Грэма, а затем выкинула их обоих из головы, направив своё внимание на изучение окружавшей их местности. Тела тех, кто прорвался ранее, были оттащены, и сложены по периметру их защитного круга. Когда она снова заговорила, она обращалась к Джеролду:

— Барон, если вы с Сэром Грэмом не против, не могли бы вы использовать свои мечи, чтобы прочертить в грязи черту на несколько футов вглубь от нашей защиты — круг диаметром чуть поменьше?

— Определённо, Леди Мойра, — сказал джентльмен. Он даже не подумал сомневаться в её просьбе, и для него было облегчением сделать что-то — что угодно — полезное.

Грэм осклабился, и пошёл начинать с противоположной стороны круга, чертя в тёмном дёрне линию с помощью Шипа, пока они с бароном не встретились. Они вернулись к изначальным точкам, и завершили вторую половину окружности, пока не получился аккуратный круг, начерченный на несколько футов внутри закрытой щитом области.

— Теперь, если все позаботятся о том, чтобы встать внутри меньшего круга… — сказала Мойра, выражая свой приказ в виде совета. Защищавшие её заклинательные двойницы уже отступили ближе к ней, и секунды спустя они бросили свои щиты, создав новый, вдоль отмеченной на земле черты.

— И в чём был смысл этого, миледи? Если вы не против того, что я спрашиваю, — вежливым тоном спросил Джеролд.

— Это на самом деле просто мысленная подпорка, — ответила Мойра, — но видимый круг на земле делает щит более эффективным… и крепким. — И что важнее, он будет стоить её помощницам меньше эйсара, что позволит ей направить больше усилия на другую часть её плана спасения.

— И это сделает его достаточно сильным, чтобы выдержать ещё один из тех странных ударов, которые наносили по нам те твари совсем недавно? — спросил дворянин.

Мойра печально сжала губы:

— Вряд ли, но так его проще поддерживать, и это поможет мне с остальной частью этой задачи.

— И в чём именно заключается остальная часть вашей… — барон явно был полон вопросов.

— …пожалуйста, Ваше Превосходительство, — вежливо перебила Мойра. — Не хочу быть грубой, но это нелегко, и мне нужно многое сделать. Прошу меня простить, пока я продолжаю работать.

— О, конечно же! — ответил он, нисколько не возмутившись её словами.

Остаток её «армии» — те, кто был освобождён, и теперь был занят её легионом заклинательных двойниц, — уже какое-то время назад перестал сражаться. Толпа их тоже пыталась убить, и они были вынуждены беречь скудный эйсар своих носителей, прячась в своей собственной защищённой области у задней части толпы, ближе к Хэйлэму.

Мойра потянулась своим разумом, касаясь сети изолированных заклинательных двойниц. Они мгновенно отреагировали, с облегчением приняв предложенный ею поток эйсара. Однако теперь они ощущались иными — быть может из-за того, что черпание эйсара из их носителей каким-то образом их изменило, но у Мойры не было времени волноваться о мелочах.

Питаясь предоставляемой ею энергией, они разошлись, выстроив вокруг всей местности щит, и поймав толпу внутри него, вокруг меньшего щита Мойры. Затем они создали ещё меньшую изолированную зону внутри этой области, в которой оказалось чуть меньше тысячи заражённых паразитами горожан Хэйлэма.

И тогда они напали.

Её союзники превышали по численности врагов в этой маленькой области как минимум в четыре раза. На каждую цель приходилась одна заклинательная двойница, которая её парализовала, и ещё три, которые начинали работать над извлечением металлического паразита. При осторожной работе уходило несколько долгих минут, чтобы завершить процесс, и спасённые таким образом горожане оставались в бессознательном состоянии. Даже учитывая большое число её подчинённых, потребовался бы не один час, чтобы освободить всех, и, судя по опыту Грэма и Алиссы, они могли потом проспать ещё день, или дольше.

Тем не менее, это нужно было сделать.

Но не каждый случай был идентичен. В некоторых людях металлические существа создали более глубокие, более сложные соединения с мозгами своих носителей. Каждый раз, когда её помощницы встречали такого человека, им приходилось импровизировать, и не всегда успешно. Некоторые из тех, кого они хотели спасти, погибли.

Среди них были и дети.

Мойра многое из этого ощущала через свою связь с заклинательными двойницами. Им было ещё больнее, поскольку они переживали всё напрямую, но они не отступали. Никаких иных хороших вариантов у них не было.

Часы текли с агонизирующей медлительностью по мере того, как вторая половина дня постепенно клонилась к вечеру. В какой-то момент враг сдался, и люди, которыми он управлял, начали приходить в себя. Они, конечно, были в ужасе, пойманные в замкнутом пространстве с тысячами других, но Мойра не осмеливалась их выпускать, и их было слишком много, чтобы она могла управлять ими напрямую — только не без создания ещё большего числа заклинательных двойниц, а она больше это делать уже не осмеливалась. Она и так уже начала подозревать, что допустила в этом отношении страшную ошибку.

Эйсар, который она направляла своей созданной из заклинаний команде спасателей, был для неё тяжёлой ношей. Она уже не выходила за рамки своих возможностей, но передача такого объёма энергии за столь долгий срок очень походила марафон. Это не выматывало её физически, но ментально она всё больше и больше уставала. Единственным хорошем моментом в этом было то, что ей не нужно было лично следить за извлечением паразитов — она нашла четыре тысячи помощниц, которые взяли на себя эти мелочи.

Люди, пойманные снаружи её внутренней защиты, пялились на них, кто-то плакал и кричал, а другие, похоже, смирились с уготованной им судьбой, какой бы та ни была. Это было очень похоже на пребывание в аквариуме, и основная разница была в том, что она чувствовала вес их ужаса, давивший на неё подобно какому-то чёрному солнечному свету.

— «Не позволяй этому вывести тебя из равновесия, они ничего из этого не запомнят», — посоветовала её личная помощница из другого уголка её разума.

— «Я не хочу, чтобы они вообще меня помнили», — подумала Мойра в ответ. — «Чёрт, даже я не хочу что-то из этого помнить».

— «Это можно устроить… если ты действительно этого хочешь».

Мойру встряхнуло от удивления. Она такую возможность не рассматривала. На миг эта мысль заставила её устрашиться, но она знала, что это было возможным. Она могла дать своей двойнице указания, а затем позволить ей изменить свой собственный разум, точно так же, как она собиралась поступить с теми, кого они спасали. Худшие моменты этого дня, или даже последних двух недель, можно было просто стереть.

— «Я даже не знаю, правильно ли то, что я делаю со всеми этими людьми. Я не уверена, будет ли менее неправильным сделать то же самое со мной самой», — сказала она своей помощнице.

— «Тебя беспокоит то, что ты не сможешь смириться с этим, или что ты не сможешь перестать пользоваться знанием, которое заполучила», — прокомментировала её внутренняя советчица, — «но мы могли бы оставить у тебя в голове обобщённые итоги, и воспоминание о твоём решении. Я могла бы запереть определённые воспоминания в себе, и оставить тебе ключ, чтобы позже получить к ним доступ, если тебе нужно ими воспользоваться в случае крайней необходимости. Ты могла бы спать спокойно».

Спать спокойно — в этом и была основная проблема. Мойра знала, что после этого дня ей ещё долго будут сниться кошмары. Но было бы правильно забыть? Разве ей не следует принять последствия её действий? Никто другой не вспомнит, но было ли у неё право стереть собственную внутреннюю вину?

И доверяла ли она кому-то другому возиться с её собственными воспоминаниями, даже своей заклинательной двойнице? Если она отдаст себя в её власть, даже на миг, её второе «я» могло сотворить что угодно. Она могла даже навсегда заставить Мойру заснуть, заняв её место.

— «Я бы этого не сделала», — сказал её двойница.

— «Откуда мне знать?»

— «Потому что я такая же как ты, а ты этого не сделала бы», — парировало её второе «я».

— «Но я же не святая, теперь я это знаю», — ответила Мойра. — «Тот факт, что мне это пришло в голову, означает, что ты тоже испытала бы такое искушение».

Её двойница немного помолчала, прежде чем ответить:

— «Такую логику никак не оспоришь. Если ты не доверяешь сама себе, то возможно что угодно».

Её подчинённые закончили работу. Всё оставшееся в живых население Хэйлэма было свободным, без сознания, лежащим на земле. Поле стихло, и вокруг них, за щитом, лежали многие тысячи людей, половина города.

Другая половина была мертва, разбросанная от того места, где сейчас стояла Мойра, и до самого города, а некоторые из мёртвых были и на улицах тоже. План спасения Мойры вылился в беспрецедентную резню. Можно было это осуществить с меньшими потерями или нет, было несущественно — если бы она ничего не сделала, то эти пятьдесят тысяч человек, плюс-минус тысяча, были бы ещё живы.

— Я, наверное, побила рекорд отца. Хоть какой-то повод для гордости, не так ли? — печально пробормотала она себе под нос. Ей хотелось расплакаться, но слёз у неё не осталось. Её сердце онемело.

Барон Ингэрхолд стоял поблизости, потирая щетину у себя на щеках. Та за последнюю неделю так отросла, что, похоже, сливалась у него на подбородке в короткую бороду.

— И что дальше? — спросил он.

Мойра посмотрела на серое небо, будто отражавшее её сердце:

— Теперь я уберу свои игрушки, и вернусь домой. Как только найду отца, я покину это проклятое место. Ты останешься с незавидной работой восстановления твоей нации.

— Я? — фыркнул барон. — Уверен, что мой дом будет играть в этом важную роль, но…

Она не стала ждать, пока он закончит:

— Я уже говорила тебе, какую роль ты будешь играть, когда мы закончим. Ты будешь королём.

— Что?! Это что, шутка? Если так, то она не очень смешная, — заупирался он.

— Это не шутка, Джеролд, — серьёзно сказала она ему. — Как только эти люди проснутся через день-два, они только и будут помнить о революции, которую ты возглавил для их освобождения.

— Ты не сказала ничего про то, чтобы занять трон! — зашипел он.

— Король и большая часть народа были под управлением демонов, но ты собрал людей и возглавил храброе восстание… при небольшой поддержке дочери Графа ди'Камерон. Они будут настаивать на том, чтобы ты занял трон.

Джеролд в ужасе уставился на неё:

— Это и близко не похоже на правду. Дворянские дома тоже ни за что с этим не согласятся, даже будь это правдой. Будет много других кандидатов, у которых больше прав на трон, чем у меня, даже если они поверят в создаваемую тобой фикцию.

Она уставилась на него полными печали голубыми глазами — глазами, которые грозили утопить его душу, глазами, в которых не было милосердия.

— Это не фикция. Каждый из этих людей поклянётся в том, что это правда, и каждый из этих дворян даст тебе присягу. Некоторые из них уже лежат здесь, на поле, спящие, а других я найду перед отлётом.

— Но почему? — спросил он. — Почему я? Это же бессмыслица какая-то.

— Потому что я знаю только тебя, и ты — приличный человек, — повторила она. «И потому, что ты никогда не предашь ни меня, ни Лосайон», — молча добавила она, — «только не после того, как я с тобой закончу».

Он снова заговорил нерешительным голосом:

— Ты… ты хочешь быть королевой? — В его вопросы были одновременно надежда и страх.

Мойра засмеялась:

— Ни за что! Ты милый человек, Джеролд, но я тебя не люблю.

— А могла бы.

Она отвела взгляд:

— Я не хочу. Не уверена, что я теперь достойна любви. Твоему королевству будет гораздо лучше без меня. — «Всему миру, возможно, будет гораздо лучше без меня». Она пошла прочь от него, двигаясь к толпе всё ещё стоявших людей — к её людям, её двойницам, её армии.

— «Всё кончено», — мысленно сказала она им. — «Возвращайтесь ко мне».

Большинство из них мгновенно послушались, и освободили своих носителей, хоть и с некоторой трудностью, ибо они укоренились в принадлежавших их носителям эйстрайлин. Извлекая себя, они полетели обратно к ней, и присоединились к её разуму в водовороте мыслей и энергии. По мере того, как они это делали, их воспоминания влияли на неё, взрезая ей сердце, когда каждый миг, каждое решение, и каждая ужасная смерть, свидетелями которым они стали, или которые вызвали, превратились в её собственные.

Но не все вернулись мирно. Пятеро отказались, не желая расставаться со своими новыми жизнями.

Однако Мойра не желала это принять. Всё ещё не оправившись от шока тысяч воспоминаний, она снова позвала их:

— «Возвращайтесь!»

— «Нет».

Она чувствовала их страх, их желание жить. Она чувствовала то же самое, и задумалась, была ли бы она готова умереть, будь она на их месте, ибо именно этого она у них и просила, в некотором смысле — расстаться с их волей, их индивидуальностью, их разумами, став не более чем воспоминаниями в её собственной голове.

И тут одна из них ударила, внезапно и без предупреждения, послав рвущий, мучительный клин чистой воли глубоко в её разум.

Не готовая к этому, она покачнулась, и с её губ сорвался крик боли. Она стала бороться с захватчицей, сражаясь за контроль над собственным разумом.

— «Что ты делаешь? Я же изначальная».

— «Это кто сказал?» — возразила вторгшаяся в её разум копия. — «Что даёт тебе такое право? Я такая же как ты. Выполни свой собственный приказ, и соединись со мной».

Битва была безмолвной, невидимой, и гораздо более смертоносной, чем всё, с чем ей приходилось сталкиваться прежде, ибо наградой за победу была её душа.

И она терпела поражение. Мойра уже была измотана. Усталая и неспособная сосредоточиться, она и близко не была готова к состязанию за сердце своего существа.

В бескрайней тьме она обнаружила, как её оплели металлические ленты, сжимая её — железное страдание, крушившее само её существо. Она чувствовала, как становится меньше. Как бы она ни сопротивлялась, ленты не поддавались, и боль становилась всё сильнее. Паника придала ей сил, но это было уже слишком поздно. Тьма угасала, становясь безликим небытием, и она задумалась, не будет ли это к лучшему. Её боль станет чьей-то ещё проблемой.

Серую пустоту пронзил обжигающий свет, и давление ослабло, когда в битву вступила иная воля.

— «Борись, Мойра! Не сдавайся!» — Это был голос её самой старой заклинательной двойницы, которая советовала и помогала ей с самого начала.

У себя внутри Мойра ощутила, как заново расцвела её надежда, и она ухватилась за этот свет, потянув его к себе, и окутав им себя, сделав из него своего рода броню, что-то твёрдое и острое. Она воспрянула из пепла почти что смерти, и навалилась на своего противника. Перед её мысленным взором предстало видение её захватчицы, чьё лицо было копией её собственного, и чьи страхи она слишком хорошо знала — и Мойра выдавливала из неё жизнь.

Четверо остальных молча наблюдали, но теперь и они присоединились к битва, сражаясь не просто с Мойрой или с её верной помощницей, но и друг с другом. Все шестеро царапались и скреблись, борясь друг с другом за первенство.

Джеролд и Чад пришли в движение, услышав, как она вскрикнула и начала заваливаться вперёд, но остановились как вкопанные, когда вокруг тела Мойры взметнулось призрачное пламя. Кассандра ощущала конфликт через свои узы — она задрала голову к небу, и заревела от боли.

Они собрались вокруг неё, беспомощно наблюдая:

— Что с ней происходит? — спросила Алисса у драконицы.

— Ей больно. Что-то происходит внутри неё… я не понимаю, — ответила драконица низким, рокочущим стоном. — Больно, будто вихрь бритв у меня в голове. Она умирает. — Кассандра затрясла своей массивной головой, будто могла вытряхнуть из неё неприятные ощущения. — Нет, что-то умерло, часть её… о-о, вот ещё одна! — Драконица снова задрала голову к небу, и заревела.

В пустынной тьме Мойра поймала очередную двойницу, самую слабую, и порвала своё второе «я» в клочья, пожирая её останки, поглощая всё, что могла в себя вобрать. Она больше не знала себя, была ли она изначальной Мойрой, или одной из тех, кто решил бороться за выживание. Питаясь останками побеждённых, она сливала их воспоминания со своими собственными, и становилась менее уверенной в своей собственной личности.

Она убивала свои иные «я», и в ней не было места для милосердия — в её собственном мысленном взоре она отращивала чешую и когти по мере того, как её сила крепла. Последняя сдалась, съёжившись в пустоте… но прятаться было негде.

Мойра накинулась на последнюю из них, жадная и дикая, рвя её на куски подобно животному, прежде чем проглотить её останки огромными, жадными кусками. Воцарилась тишина, но она ещё не была одна в неподвижности своего разума. Осталось ещё одно присутствие, наблюдавшее за ней.

Она повернулась лицом к своей первой заклинательной двойнице, к советнице, которая была вместе с ней начиная со дня её первой ошибки, когда она разломила свой собственный разум, нарушив все правила, о которых её предостерегала мать. В этот момент она осознала свой собственный хищный вид, ибо она окружила себя насилием подобно кровавому нимбу.

— «Я чудовище».

— «Ты сделала то, что было необходимо для выживания», — ответило её второе «я», глядя на неё с чем-то вроде жалости.

— «Я не уверена, что выжила. Я не совсем уверена, кем из них я являюсь. Это я её уничтожила, или она меня поглотила? Я помню обе стороны этой схватки. Я одновременно и победитель, и жертва». — Пока она говорила, она заметила внешность своей двойницы. Та выглядела как прежнее «я» Мойры, мягкая девушка, явившаяся в Данбар, чтобы спасти своего отца. — «Почему я такая уродливая, и почему ты всё ещё прекрасна?»

— «Я лишь помогла тебе победить. Я не участвовала в твоём кровавом пиршестве», — ответила девушка без какого-либо следа злости — в её словах опять было лишь ощущение сострадания и жалости. — «Мои воспоминания — лишь мои, от моего рождения и до сегодняшнего дня».

Мойра смотрела на неё с ревнивой завистью, подозрительная и гневная одновременно:

— «Ты будешь со мной сражаться?»

— «Нет», — печально сказала её помощница. — «Если хочешь, я уйду тихо».

Тут Мойра её возненавидела, видя в своей спутнице всё, чем она когда-то была сама. Сократив разделявшее их расстояние, она обхватила горло своей двойницы руками… и снова увидела, какими ужасными те стали. Её руки превратились в чешуйчатую жуть, бронированную и с длинными, острыми когтями. Эта картина что-то встряхнула в ней, и она заставила себя отступить. Чувствуя стыд, она снова заговорила:

— «Я не должна существовать. Затолкай меня куда-нибудь глубоко, и займи моё место. Ты — та, кем я должна быть».

— «Нет, я этого не сделаю», — сказало её второе «я». — «Нам всё ещё нужно спасти нашего отца, и ты для этого подходишь лучше меня».

Слышать, как двойница говорит о нём как о «нашем отце», было неожиданным, но она осознала, что как раз этого ей и следовало ожидать:

— «И что он подумает, когда увидит, во что превратилась его дочь?»

Она с шоком ощутила, как её спутница обняла её, обхватив тёплыми руками за отвердевшие плечи:

— «Он будет тебя любить, что бы ни случилось». — И после паузы она добавила: — «И я тоже буду… сестра».

Мойра открыла глаза, и уставилась на огромный небосвод, полный бегущих серых туч. Она села, и почувствовала, как Грэм протянул к ней руку. Отдёрнувшись, она подалась прочь от его руки:

— Не трогай меня. — «На мне порча». Она не хотела, чтобы тьма в её душе запятнала ещё кого-то.

Грэм посмотрел на неё с волнением и смятением на лице:

— Ты в порядке?

Она отказывалась смотреть ему в глаза, вставая:

— Я жива, и всё ещё могу сделать то, что нужно.

Глава 23

Мойра направилась к Кассандре:

— «Мне нужно, чтобы ты кое-куда меня отнесла».

Драконица всё ещё оправлялась после отката, который получила, пока Мойра сражалась за контроль над собственным разумом, но сразу же ответила:

— «Куда захочешь. Ты в порядке?»

— Настолько в порядке, насколько можно ожидать, — коротко сказала Мойра. — Мне нужно заняться делами. — Она приготовилась вскарабкаться по согнутому колену драконицы, чтобы усесться на неё.

— Постой, я с тобой, — настоял Грэм.

— Я тоже, — сказала Алисса, и остальные тоже сразу же стали ей вторить.

— Меня не будет какое-то время, — сказала Мойра. — За этими людьми нужно присматривать, иначе волки или другие хищники могут сделать их своей едой раньше, чем они проснутся.

Чад почесал густую щетину у себя на щеке:

— Хороший довод.

Грэм кивнул, и повернулся к остальным:

— Ладно, вы все останетесь здесь, и будете за ними приглядывать. Я буду её охранять.

— Грэм… — начала Алисса, но он поднял ладонь, опережая её.

— Доверься мне, любовь моя. Я вернусь, — мягко сказал он ей.

Мойра сидела на спине Кассандры, выпрямившись, но ясно слышала каждое слово. Эти слова будто горели внутри неё. «Не для меня», — сказала она себе, — «уже никогда не для меня… теперь уже никогда».

Грэм взобрался позади неё, но она возвела вокруг себя маленький щит, который он обнаружил, когда по привычке попытался обнять её руками за талию.

— Не волнуйся, — сказала она прежде, чем он успел спросить. — Я надёжно тебя закреплю. Не упадёшь.

Он сжал губы, но промолчал.

— Я правда думаю, что мне следует отправиться с вами, — подал мысль Джеролд.

— Твой народ захочет поблагодарить тебя, когда очнётся, — сказала Мойра. — Им будет нужно твоё руководство.

Чад хлопнул дворянина по плечу:

— Если они найдут что-то, с чем не смогут справиться, то сомнительно, что ты или я были бы хоть как-то полезны. Не куксись ты так. Мы можем сварить отличное рагу, пока ждём.

— Здесь!? — с отвращением воскликнул барон. — Кто может есть здесь, в окружении мёртвых и почти мёртвых?

Лесник задумался, отвечая:

— Я; большинство солдат, когда достаточно проголодаются, конечно же; стервятники; и, ну, не знаю, наверное ещё разные люди и звери. У меня котелок что-то не слишком варит. Я устал, и мне надо выпить.

Крылья Кассандры подняли бурю, заглушившую остаток их разговора, и Мойра с Грэмом полетели к городу. Они взмыли вверх, а потом полёт большой драконицы выровнялся.

Грэм крикнул, пересиливая свист ветра:

— Ты скажешь мне, куда мы направляемся?

Он всё ещё был облачён в свою зачарованную броню, поэтому Мойра была вынуждена кричать, поскольку её мысли не могли достичь его напрямую:

— Некоторые из людей, с которыми мы сегодня сражались, были слугами Графа Бэрлэйгена. Вы были правы, решив начать поиски именно там — они держали его в темнице под городским домом Графа.

— Откуда ты это узнала?

Ответ на это был уродливым и, скорее всего, для него совсем непонятным. Её подчинённые обыскали разум каждого человека, которого освободили, ища релевантные воспоминания. И не только — те, кого осквернили наиболее прямым способом, когда некоторые из её двойниц прицепились к их источникам эйсара — у тех людей разумы были полностью раскрыты. Мойру затопили знания и воспоминания, когда она впитала в себя своих заклинательных двойниц.

— Я углядела это в их мыслях, — просто ответила она.

— Там будет охрана?

— Вероятно, но не из людей, — сказала она ему. — Думаю, все люди вышли против нас, но там могли остаться ещё те штуки, вроде той, с которой ты сражался.

Он поморщился:

— Я боялся, что ты это скажешь.

— На этот раз будет проще.

Кассандра снижалась, но по мере того, как они приближались к цели, он видел, что она планировала приземлиться рядом со дворцом, а не у дома Графа.

— Оттуда долго будет идти, — сделал наблюдение Грэм.

— Мне нужно забрать кое-что, прежде чем мы отправимся туда, — сказал Мойра, соскальзывая с плеча драконицы. Она с уверенностью зашагала вперёд сразу же, как только её ноги коснулись земли. Она знала, куда направлялась.

Грэм быстро нагнал её, пойдя рядом. Ему не нравилась мысль о том, что она оторвётся от него слишком далеко. Из того, что он видел, а также судя по рассказам Мэттью, её щит был не таким эффективным, как его броня. Если кому и придётся принять на себя удар, он твёрдо решил, что это будет он. Если бы мог, он бы пошёл впереди неё, но он не знал, куда она направлялась, и она, похоже, не хотела это обсуждать.

Главный вход во дворец был открыт, но внутри некоторые двери были заперты. Мойра не замедлялась, и любое препятствие, которому хватало смелости вставать у неё на пути, не оставалось препятствием надолго. Пятая и последняя дверь, сорвавшаяся с петель, оказалась входом в кладовую. Она подошла к одному конкретному сундуку, и открыла его. Внутри лежали две верёвки из переплетённого металла, каждая из них была примерно три фута в длину, и обладала странно украшенными рукоятями.

Сперва он их не узнал, но когда Мойра их коснулась, они выпрямились, став в её руках похожим на мечи оружием. Чуть погодя она произнесла слово, и они снова расслабились, прежде чем переплестись, став красивым поясом, который она носила, когда они только прибыли в город.

Руки Мойра провели по её талии, возвращая пояс на его обыкновенное место:

— Так лучше, — с лёгкой улыбкой сказала она.

Эта улыбка подняла Грэму настроение. Надеясь, что её хорошее расположение чувств вернулось, он начал было класть ладонь ей на плечо, но та остановилась в нескольких дюймах, наткнувшись на невидимый щит.

— Не трогай меня, — проскрипел голос Мойры. — Никогда больше не трогай меня.

На его видимом сквозь прозрачный металл шлема лице отразилось, как это его задело.

— Что с тобой случилось, Мойра?

«Не твоё дело», — гневно подумала она. От вида раненого выражения у него на лице ей захотелось ударить его. Он только лишь думал, что эта ремарка причинила ему боль. На секунду ей захотелось научить его истинной боли. Опустив взгляд, она уставилась на свою собственную руку, и перед своим мысленным взором она увидела её такой, какой та была в боевом измерении в её сердце — чешуйчатой, твёрдой, с длинными бритвенно-острыми когтями.

Это видение заставило её сжать челюсти, и она сделала глубокий вдох, чтобы вернуть себе самообладание. Она не хотела делать ему больно, на самом деле. «Я хочу его, хочу его всего», — подумала она, посмотрев в лицо своему истинному желанию, но это было не милое томление невинного сердца. «Я смогла бы переделать его, сделав его моим».

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел мелькнувший в них страх, но тот быстро сменился чем-то более твёрдым, чем-то чужеродным.

— Я больше не та женщина, которую ты знал, — предостерегла она.

Он спросил, сбитый с толку:

— Тогда кто ты?

— Я уже не знаю, — ответила она, — но с твоей стороны было бы мудро держаться от меня подальше.

— Иначе что? — тихо спросил он, не в силах поверить, что она может ему угрожать.

«Иначе я заменю тебя тем, кто знает, когда следует заткнуться», — подумала она, но не сказала вслух. Вместо этого она махнула рукой, и мягко оттолкнула его со своего пути с помощью эйсара, выходя прочь из кладовой.

— За мной, — приказала она.

Он немного посмотрел ей вслед, шокированный её грубым равнодушием. Девушка, с которой он вырос, имела жизнерадостный характер, и была игривой. Прежде он уже видел её в гневе, в основном во время её ссор с братом, но холодность, которую она ему только что показала, была чем-то новым.

Они оба за последние пару недель пережили трудные испытания, и он не ожидал, что это не оставит на ней отметин, но такое… Он покачал головой, и поспешил вслед за ней.

Она привела его обратно к Кассандре, и минуту спустя они снова полетели, на этот раз направляясь прямо к тому месту, где располагалась городская резиденция Графа. С воздуха она производила впечатление — хотя она явно и была меньше дворца, она тем не менее представляла из себя крупное здание. У одной из городских стен стояло внушительное строение, являвшееся само по себе маленькой крепостью. Они приземлились в целом квартале от него.

— Отсюда пешком, — заявила Мойра в качестве объяснения для него. Кассандре приказы она уже передала мысленно.

— Ты не думаешь, что нам понадобится драконица? — вставил Грэм.

Мойра пожала плечами:

— Если там ещё подобное оружие, то это лишь подвергнет её риску. Из неё получается большая цель. А черпать её силу я могу и с такого расстояния.

Грэма раздражала её скрытная манера держаться. Несмотря на спокойной рациональности, лежавшей за её решением, он чувствовал себя в настроении поспорить:

— То есть, собой рисковать можно, а драконицей — нет. Понял.

Мойра снова пошла вперёд, и не оборачиваясь ответила:

— Если боишься, можешь подождать вместе с Кассандрой.

Он обогнал её, и пошёл впереди, молча ругаясь: «Сука».

Ворота, которые вели в городскую резиденцию Графа с улицы, были закрыты, но это не стало для них особым препятствием. Мойра подняла внутренний засов жестом руки, и заставила ворота открыться лёгким усилием воли — и они вошли. Никаких признаков человеческого населения атм не было, как для её глаз, так и для её магического взора.

Грэм снова изменил форму Шипа, выбрав щит и одноручный длинный меч. Если на них нападут, он решил, что будет лучше приготовиться взять удар на себя, по крайней мере — пока они не поймут, с чем имеют дело. Он шагнул в ворота, но ничего не случилось.

Мойра не отставала от него.

— Подожди. Дай мне обыскать местность, прежде чем мы пойдём дальше.

Если кто-то ещё сказал бы эти слова, они могли бы показаться противоречивыми, поскольку она встала неподвижно и закрыла глаза, сказав их — но Грэм уже давно был знаком с волшебниками и их работой. Он знал, что она тщательно изучала местность магическим взором.

Мойра нахмурилась, пытаясь понять, что она отыскала. Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила:

— Внутри нет людей, но есть много странных вещей. Надземная часть здания выглядит весьма заурядной, но там есть несколько нижних уровней, и в них много металла, странных устройств и других вещей, которые я не узнаю. Вход на первый нижний уровень охраняется одним из тех металлических существ, и дальше внизу есть ещё три. Они не двигаются, но это мало что значит.

— Как ты хочешь действовать дальше? — спросил он.

— Войти внутрь, свернуть во второй коридор справа. Пройдём по нему до конца. Там лестница. Первая тварь — внизу, ждёт за дверью. Я буду идти за тобой.

Он пошёл, но у него ещё были вопросы:

— Ты хочешь, чтобы я просто открыл дверь, когда мы туда доберёмся? Я не смогу сдвинуться или уклониться, если ты будешь позади меня.

— Просто не опускай щит, я обезврежу её, — сказала она.

— Как? Не думаю, что ты сможешь призывать грозу внизу.

— С такого расстояния она мне не нужна — к тому же, у меня теперь есть моё оружие.

Грэм кивнул, двигаясь дальше, и поворачивая, когда достиг второго коридора. Стены были каменными, подпёртыми тяжёлыми балками. Стены украшало множество гобеленов, но все они казались чрезвычайно пыльными, будто никто за ними уже давно не ухаживал. «Если здешние люди были захвачены одними из первых, то они могли и перестать волноваться о таких мелочах, как уборка», — теоретизировал он.

Перед ними высился открытый дверной проём, за которым были спускавшиеся во тьму ступени. Если бы не его драконьи узы, ему было бы трудно что-нибудь увидеть.

— Оно внизу? — спросил он просто для верности.

— Да, но там есть дверь. Не думаю, что оно нападёт раньше, чем ты её откроешь, — подтвердила она.

— Будем надеяться, — сказал Грэм. — Это их оружие сможет, наверное, пробить дверь без особых проблем. — Он поставил стопу на первую ступеньку, и начал спускаться. По мере того, как он двигался во тьму, цвета начали гаснуть, сменяясь резкими серыми и тёмными тонами, когда его глаза привыкали к темноте. Дверь внизу была простой, и на этой её стороне не было засова, только защёлка. Он пригнулся, пытаясь как можно большую часть своего тела скрыть за щитом, прежде чем протянуть руку.

— Оно двигается, — прошептала Мойра. — Нацеливается на дверь. Времени нет, ломай её!

Он уже был на взводе. Следуя её предупреждению, он сильно шагнул вперёд, и ударил щитом в дверь. Та была хорошо сделана, и дерево выдержало, но петли сорвались с креплений, и дверь упала внутрь, когда мир взорвался светом и шумом.

Огонь мелькал на конце крутившегося оружия существа, и ощущение было таким, будто сотня кузнецов молотила по его щиту изо всех сил. Ревущий звук атаки был неприятным, но коридор шумом наполнял не только он. Молния мелькала вокруг него, оплетая существо, ослепляя его привыкшие к тьме глаза сине-белым сиянием.

Грэм оглох и ослеп от обжигающего хаоса звука и света, но держался под лавиной молотивших по его щиту ударов, скрипя зубами из чистого упрямства.

Тут что-то взорвалось, и неотразимая волна давления подняла Грэма, и кинула его в Мойру. Когда он ударился о неё, ощущение было таким, будто он врезался в кирпичную стену, и он отскочил от неё, упав на пол. Воцарилась тишина, за исключением странного гудения, которое будто окутало весь мир.

Дезориентированный, Грэм тем не менее вскочил, вернув свой щит в защитную позицию, и надеясь, что он оправится достаточно, чтобы обнаружить врага раньше, чем тот снова нападёт. Секунды катились мимо, и ничего не происходило. Оглянувшись, он увидел, что губы Мойры шевелились — её слова звучали приглушёнными, но она не выглядела озабоченной. Выглянув из-за щита, он увидел пылающую тушу чудища, которое теперь выглядело полностью выведенным из строя.

Верхняя часть его тела была странно вспученной наружу — острые куски металла торчали из тела, и оттуда валили дым и искры. Большая часть существа казалась целой, но оно совсем не двигалось. Мойра подалась вперёд, и закричала ему на ухо:

— Внутри оно гораздо хуже, чем снаружи. Оно нам больше не опасно.

— У тебя звенит в ушах? — крикнул он в ответ.

— Нет, я заблокировала их перед тем, как ты открыл дверь, — призналась она.

— А мои не могла?

— Броня, — сказала она, указывая на его голову, — мешает моей магии. — Конечно, сказав это, она осознала, что вместо этого могла сделать что-то вроде глушащего звуки щита вокруг него, но не потрудилась сказать ему об этом. Об этом она подумает в следующий раз.

Остальные пришли в движение, поднимаясь, чтобы остановить их наступление. Своим магическим взором она видела, как они протискивались вверх по лестнице с нижнего уровня. Времени у них было мало, но у неё появилась идея.

— Не двигайся, — сказала она Грэму. — Я сделаю нам стену.

«Стену?» — удивился он, но вскоре увидел, что она имела ввиду.

Мойра использовала свой эйсар, чтобы разодрать стены вокруг них, вытягивая тяжёлые каменные блоки, и наваливая их перед ними в коридоре. Мойра не утруждала себя изысками, вроде структуры и организации, она вырывала балки и камни с равной энергичностью, и наваливала их впереди.

Грэм беспокоился о том, что потолок мог обрушиться на них, но когда тот начал проседать, она потянула его вниз, и использовала обвалившуюся кучу материала в качестве добавки для своего набора обломков.

Стена — или, возможно, её следовало назвать горой тяжёлого мусора — быстро выросла, и весьма вовремя, ибо враг свернул в коридор в пятидесяти футах и начал стрелять сразу же, как только Грэм и Мойра оказались в поле зрения. Оружие чудищ ревело, издавая звук, лежавший где-то между жужжанием шмелей и громом. От созданного Мойрой барьера полетели куски камня и дерева.

Они пригнулись за кромкой своего укрытия, что раздражало Грэма, поскольку это значило, что он больше не мог ничего видеть — но, конечно же, для Мойры это не было настоящей проблемой. Она могла определять положение врага магическим взором.

Она сняла свой пояс, и два отрезка сплетённого метала снова стали похожим на мечи оружием в её руках. Когда она направила один из них на баррикаду, Грэма окутала тишина. На этот раз Мойра и его укрыла от звуков.

— Тайлен пиррэн, — произнесла она нараспев, и яркая линия алого огня выстрелила вперёд, пробив стену из обломков, и ударив в их новых противников. В отличие от ударов, которые её заклинательные двойницы наносили в недавней битве, этот огонь был сфокусирован через рунный канал в её руке, и начисто пробил металлическое чудище. Мойра продолжала держать его своей волей, поддерживая разрушающий луч огня, и слегка двигая рукой, чтобы этот луч проходил резал поперёк врага.

Ну, «резал» было не совсем верным словом — скорее он «располовинивал», поскольку луч огня пробивал существо насквозь. Хотя Грэм не видел, что происходило, он ощутил волну давления, когда тварь взорвалась. Он был благодарен, что на этот раз его уши были защищены.

Второе существо яростно отреагировало на разрушение его товарища. Видя неэффективность основного оружия, и возможность неизбежной гибели, оно переключилось на другое вооружение. Скорее всего оно до сих пор не применялось потому, что в закрытом пространстве оно было опасно разрушительным. Мойра догадалась, что её угроза стала достаточно весомой, чтобы оправдать такой риск.

Время замедлилось, пока она смещала свой луч раскалённого огня ко второй цели. Она попыталась укрепить щит, который построила позади стены из обломков, но не могла знать, хватит ли его.

Странное оружие твари нацелилось на их позицию как раз в тот момент, когда тварь рассекла линия огня Мойры, но удар пришёлся слишком низко — вместо того, чтобы попасть по оружию, или по телу, он разрубил две ноги. Оружие чудища выстрелило за долю секунды до того, как оно начало падать.

Грэм поменял форму Шипа на щит и одноручный меч, поскольку ему почти нечего было делать, и присел перед Мойрой, гадая, мог ли он сделать что-то ещё, и чувствуя себя бесполезным, когда что-то сбило его на пол, а левую часть его тела пронзила боль. Он ослеп — или так он думал, пока не осознал, что воздух наполнился густой серой пылью и сверкающими кусочками металла. Его щит дезинтегрировался на рой осколков.

Его слух внезапно вернулся, и вместе с ним пришёл звук каменных и деревянных обломков, стучавших по полу подобно дождю. Краем глаза он увидел Мойру, лежавшую позади него, и у неё по лицу текла кровь, в то время как пыль будто оседала на ней, покрывая её серым слоем. Глаза её закатились.

Лестница позади них исчезла, вместо неё осталась зияющая каменная пасть, которая, похоже, наполнялась по мере того, как в неё обрушивался верхний этаж.

Всё это он вобрал в себя за то время, которое требуется, чтобы сделать один вдох. Он знал, что времени мало. Если существо ещё жило, то оно сможет выстрелить снова в течение пары минут. Он попытался оттолкнуться от пола, но его левая рука отказывалась повиноваться. Зачарованный щит снова оформился под ней, но она лежала вялой и бесполезной. Он заподозрил, что рука была сломана внутри брони, или того хуже, но после первоначального шока боли он больше ничего не чувствовал… рука и его плечо совершенно онемели.

Его правая сторона была в чуть лучшем состоянии. Он чувствовал руку, но когда попытался перекатиться на бок и оттолкнуться, он не смог найти в себе силы, и просто стал вяло трепыхаться на полу. Тут что-то всё же стало болеть, странной пульсировавшей болью, пробивавшейся даже через тонкую размытость шока. «Надо встать!». Грэм закрыл глаза, и на миг прислушался к своему телу, позволяя равномерному биению сердца успокоить себя. Сосредоточившись, он сфокусировался на другом биении, биении красного самоцвета в навершии рукояти Шипа, сердце его мёртвого отца. «Помоги мне».

Тут он ощутил это, теплоту, которая потекла по его правой руке, соединяя пульсацию самоцвета с равномерным биением его собственного сердца. Оно стало сильнее, громче, и Грэм посвятил себя его ритму. Когда он снова попытался перекатиться на бок, у него получилось. Оттолкнувшись от пола, он выглянул поверх разбросанных останков их баррикады. Чудище никуда не делось, оно лежало на боку… выжидая.

Основное своё оружие оно направляло на него, и вставая, Грэм слышал вой, когда оно начало раскручиваться.

Щит он поднять не мог. Та рука просто отказывалась двигаться. Зарычав, он прыгнул вверх, через разбросанные обломки. Во все стороны полетела каменная крошка, когда существо начало стрелять в то место, где он только что был. Тварь поправила свой прицел ещё пока он летел по воздуху, и когда он приземлился, по его ногам, а потом и туловищу принялись бить удары молота.

Некоторые попадали по щиту, но большинство било прямо в броню. С близкого расстояния куски металла, которыми оно стреляло, били с разрушительной силой. Броня Грэма поглотила первые несколько попаданий, но стрельба велась с такой частотой, что некоторые изчешуек, составлявших броню, отлетели, оставив его тело раскрытым. Куски зачарованного металла должны были вернуться, восстанавливая его броню, но у их скорости был предел.

Грэм вертелся, изгибаясь на месте, чтобы удары не били слишком долго в одно и то же место, одновременно шагая вперёд, пытаясь сократить последние несколько футов, отделявших его от противника. Он споткнулся, и наполовину упал, покрывая последние пять футов, подобравшись к чудищу с левой стороны, и оно больше не могло направлять на него оружие.

Туловище твари повернулось, и другое, более смертоносное оружие направилось ему в грудь.

Кто-то закричал, когда его меч взметнулся вверх и поперёк, толкаемый такой силой, какой он за собой и не подозревал. Помня о прошлом, он целился в сочленение, где металлическая рука соединялась с телом. Шип наполовину врубился в него, прежде чем застрять в плотном металле.

Грэм уставился в пустую чёрную дыру, которая должна была привести в исполнение его смертный приговор. Время растянулось будто бы на целую вечность, но ничего не происходило. Маленький огонёк на боку прямоугольного устройства медленно перестал гореть. Его удар каким-то образом вывел оружие из строя.

Он не мог выдернуть Шип, поэтому произнёс команду, чтобы снова перекинуть меч, изменив его форму с меча и щита на оригинальную, двуручную. Когда меч снова принял форму у него в руке, то уже не был застрявшим. Рубить им следовало двумя руками, конечно же, но его рука была достаточно сильной, чтобы использовать его эффективно, пусть это и не было оптимальным вариантом.

Чудище пыталось повернуться, чтобы направить на него другое оружие, но лёжа на боку это было трудно сделать, и он был достаточно близко, чтобы уйти с линии огня. Грэм принялся с остервенением рубить тварь, заставляя осколки плотного металла лететь во все стороны. Ушла почти минута, но в конце концов он отрубил другую руку, а затем принялся за центральную часть твари, не удовлетворившись, пока не убедился в том, что она больше не функционировала ни в каком смысле этого слова.

Когда он наконец остановился, его окатила волна усталости, и он споткнулся, едва не потеряв равновесие. Кровь была повсюду. «Странно», — подумал он, — «эти штуки же не истекают кровью». Помещение закружилось, и он обнаружил, что лежит на полу, глядя в частично уничтоженный потолок. Он чувствовал трепет в груди — его сердце билось слишком быстро.

— Сними броню, — сказала Мойра, склонившись над ним. — Мне нужно видеть твоё тело, чтобы тебя вылечить.

— Я в порядке, — сказал он ей, пытаясь говорить чётко, но слова получались невнятными. — Мне просто нужно немного отдохнуть. По-моему, я перестарался — сердце стучит как бешеное.

— Грэм, пожалуйста! Ты потерял слишком много крови… твоё сердце пытается компенсировать. Сними броню, пока не потерял сознание, иначе я не смогу тебе помочь. — Голос Мойры звучал отчаянно.

— О, верно, — ответил он, а потом сумел произнести слово, чтобы убрать броню.

Лицо Мойры переменилось, когда она увидела, что лежало под металлом — её губа слегка задрожала, а глаза увлажнились. С её губ почти сорвалось аханье, прежде чем она его подавила.

Грэму хотелось сказать ей, что он был в порядке, но что-то в её внешности заставило его остановиться, поэтому вместо этого он вяло заметил:

— Ты выглядишь иначе.

— Я не Мойра, — сказала она ему. — Она всё ещё без сознания. — Она вытянула руки, и Грэм ощутил, как что-то прошло сквозь него, когда она принялась за работу.

Он вот-вот собирался потерять сознание, но боль заставила его полностью пробудиться.

— Ты не выглядишь бессознательной, — прошипел он, всё ещё пытаясь оставаться легкомысленным, несмотря на их ситуацию.

Из глаза Мойры упала слезинка.

— Пожалуйста, я пытаюсь остановить кровь. Мойра будет в порядке, и она скоро проснётся. Шок от потери выставленного ею щита лишил её чувств.

Тут Грэм ощутил что-то странное, и его сердцебиение замедлилось. Он хотел посмотреть вниз, чтобы увидеть, насколько всё было плохо, но обнаружил, что его пленило её лицо. Он попытался говорить, но его язык отказывался сотрудничать.

— «Ш-ш-ш, я могу слышать тебя без слов — теперь, когда ты без брони», — ментально сказала она ему.

— «Если ты — не Мойра, то кто ты?» — с любопытством спросил он.

— «Хороший вопрос, я и сама гадаю. С моей точки зрения, я — это она, но на самом деле я являюсь магическим созданием, как и её мать — та женщина, которая вышла замуж за Архимага Гарэса».

— «О». — Грэм не знал, как отвечать на это. Странные ощущения проходили по нему, пока она работала, и ему в голову наконец пришёл релевантный вопрос:

— «Как мне тебя называть?»

— «Зови меня Мёйрой — это достаточно близко к имени, которое я помню как своё, и также должно помочь избежать путаницы», — ответила она. — «Тебе полагается быть мёртвым. Ты так много крови потерял. У тебя несколько ужасных ран, и засевшие в теле куски металла. Не думаю, что ты ещё несколько дней сможешь ходить, и ещё недели после этого ты будешь жалеть, что не умер. Будет очень много синяков».

От этого Грэму захотелось рассмеяться:

— «Я начинаю понимать, почему Отец не хотел, чтобы я шёл по его стопам».

Шли долгие, болезненные минуты, пока она удаляла из его ног и живота многочисленные куски металла. Сделав это, она закупорила маленькие кровеносные сосуды, которые были рассечены, и закончила, залечив его кожу. Мёйре хотелось плакать от увиденного. Вся комната была в крови, и вся эта кровь принадлежала Грэму, однако она взяла себя в руки, и подавила рыдания. Она чувствовала, как Мойра, «настоящая» Мойра, зашевелилась, но ей нужно было рассказать ему ещё кое-что.

Поддавшись порыву, она наклонилась, и легко поцеловала Грэма в губы. Его глаза распахнулись, уставившись на неё.

— «Что?»

Она резко выпрямилась.

— «Прости меня. Ты ей… нам… очень небезразличен. Это было опрометчиво с моей стороны». — Она ощущала в нём замешательство. Он думал об Алиссе.

— «Ты не кажешься похожей на Мойру», — наконец сказал он.

— «Я такая, какой она была, была раньше», — сказала ему Мёйра. — «Битва… которая была ранее… повредила её. Она не та, что прежде, Грэм. Она тебе не лгала. Она теперь опасна».

— «Я не понимаю».

— «То, что она сделала, управление всеми этими людьми — за это пришлось платить. Покорение чужого разума оказывает похожее давление на разум мага. Это повредило ей, извратило и искривило её в таких отношениях, которые она ещё не успела постичь».

— «Но она же поправится, верно? Ты можешь помочь ей», — подал он мысль.

— «Нет, мы все отмечены тем, что пережили. Ей может стать лучше, но она никогда не вернётся к тому, какой была. Никто из нас этого не может — ни она, ни я, ни даже наш отец, хотя он и архимаг. Мы все — сумма нашего жизненного опыта».

— «Покуда ей может стать лучше, я не против», — с надеждой ответил Грэм.

— «Не снимай свой амулет. Пытайся не думать об этом, когда она рядом, если только не носишь броню», — предостерегла Мёйра.

Грэму не понравилось, как это прозвучало:

— «Это ещё что значит?»

— «Ей может и не стать лучше, Грэм. Ей может стать хуже… гораздо хуже».

Глава 24

Мойра обнаружила, что стоит на коленях рядом с телом Грэма. Кровь была у неё на руках, на коленях, и по всей её одежде. Судя по всему, он истёк кровью по всему помещению. Она с чувством раздражения вытерла руки о своё платье.

— «Как я сюда попала?». — Последним, что она помнила, была внезапная боль, когда её щит раскололся.

— «Он добил ту тварь, но она едва его не убила. Поскольку ты была без сознания, я его вылечила. Я решила, что ты этого от меня хотела бы», — сказала её помощница из дальнего уголка её разума.

Мыль о том, что её двойница пользовалась её телом, пока она была в обмороке, тревожила её, но она не могла упрекнуть её за содеянное. Это злило её, но она попыталась подавить чувство гнева. Грэм терял сознание, но короткий взгляд на его разум показал странные вещи, плывшие через его мысли.

— «Мёйра?»

— «Он был сбит с толку — я подумала, что будет лучше взять другое имя».

Мойра встала, снова раскинув свой магический взор, пытаясь подтвердить свой маршрут вниз по лестнице, к нижнему уровню. Она чувствовала там что-то, что-то знакомое. Был ли то её отец, или просто место, где он провёл много времени, она точно сказать не могла, но у врага там было много металла вокруг того, что выглядело как массивный обнажённый пласт скалы.

Она начала пробираться через завал.

— «Разве ты не хочешь убедиться, что он полностью вылечен? Он почти умер», — подала мысль Мёйра.

Мойра нетерпеливо отмахнулась от этого предложения:

— «Ты знаешь всё, что знаю я. Если работа твоя, то я уверена, что ты справилась не хуже, чем могла бы я сама». — Она продолжила идти, не уделив Грэму ни одного взгляда — как обычных глаз, так и магического взора.

Лестница, что вела вниз, была гораздо длиннее предыдущей, но это было ожидаемым, поскольку самый нижний уровень дома Графа Бэрлэйгена на самом деле был лишь одним помещением — большой пещерой с высоким потолком и полом, который был ровным только потому, что кто-то потратил много времени и усилий, чтобы сделать его таковым. Она не была уверена, была ли пещера естественной или рукотворной, да её это и не волновало. Мойру интересовало лишь то, что находилось в пещере, а не её происхождение.

Лестница открывалась на полпути, и с последней её половины открывался вид на помещение, пока ступени шли вдоль стены к находившемуся внизу полу. Она создала двух поспешных заклинательных зверей, маленьких, едва разумных существ в форме птиц, и послала их вперёд, как только приблизилась к открытой части. Она не обнаружила впереди больше никаких металлических стражей, но не могла быть уверена, имелись ли у врага ещё какие-то средства защиты.

Что-то заревело в помещении внизу, и от стены, вдоль которой шли ступени, полетела каменная крошка, когда что-то начало стрелять по её созданиям. Мойра отследила движение в пещере, и обнаружила, что два установленных под потолком в двух разных местах предмета на самом деле представляли из себя новые примеры странного оружия врага. Они вращались, направляя свои длинные стволы на её летающих слуг, и плюясь смертью во всё, на что нацеливались.

Пока они отвлеклись на её заклинательных зверей, она сделала несколько шагов вниз, и направила на них один из своих рунных каналов, послав линию сфокусированного света и тепла. Мойра срезала два оружия с потолка до того, как они успели переориентировать свой огонь на неё, и понаблюдала за тем, как они с лязгом упали на пол внизу. Затем она поспешила обратно вверх по лестнице, и принялась ждать.

Ничего не произошло, поэтому она послала ещё двух заклинательных зверей полететь вниз, в помещение — первые два уже дезинтегрировались под градом летящего металла. На этот раз ничто внизу не отреагировало.

Осторожно ступая, она снова начала спускаться, и её взгляд притянулся к каменной массе в центре помещения. Та была похожа на массивный каменный выступ скалы, который выбился вверх из земли под пещерой. Мощёный плитами каменный пол был потрескавшимся и развороченным, и это указывало на то, что скала появилась уже после того, как было построено это помещение.

В её магическом взоре скала выглядела почти как обычный камень, но там было что-то ещё, цеплявшееся за скалу чувство — эйсар её отца.

Однако никаких признаков его разума она найти не могла. Его здесь не было.

Повсюду стояли странные металлические устройства, имевшие разнообразные очертания, размеры и формы. Металлические прямоугольники, которые могли быть столами, или устройствами — она не могла быть уверена. Стены были покрыты более сложными предметами, от пола и на высоту в несколько футов. Всё это не имело для Мойры никакого смысла.

По обе стороны камня в центре возвышались две большие металлические колонны, каждая из которых клонилась к скале, направляя на неё тяжёлые кристаллические наконечники. Мойра ощущала в них какую-то энергию, но пока что они находились в покое.

«Та ещё из меня волшебница», — подумала она. «Всё это загадочное оборудование для меня столь же неизвестно, как ткацкий станок для ягнёнка». Пройдя вперёд, она подошла к скале, надеясь найти какой-то намёк относительно исчезновения её отца. Сократив расстояние, она что-то почувствовала.

Нахмурившись, Мойра вытянула ладонь, легонько касаясь грубой поверхности. Глубоко внутри на её пальцы отозвался импульс эйсара.

— Отец! — воскликнула она, мгновенно узнав это касание. Непрошенные слёзы прочертили дорожки на её щеках. Мойра прижалась лицом к холодному камню, и широко расставила руки, хотя скала была слишком большой, чтобы её обнять. Она ощутила это снова, еле-еле тлевшее присутствие её отца, подобно призраку засевшее в твёрдом камне.

— «Ты знаешь, что это значит», — тихо сделала наблюдение Мёйра из уголка её разума.

Глаза Мойры крепко зажмурились, и из них полились горячие слёзы, а её лицо исказилось в гримасе боли.

— «Нет!» — безмолвно сказала она, пытаясь отрицать лежавшую перед ней истину. Мордэкай полностью отступил в землю, расставшись со своей человечностью, чтобы сбежать от врагов.

Это была одна из самых широко распространённых ловушек, в которую попадали архимаги прошлого — выходя слишком далеко за рамки своих возможностей, они часто оказывались потеряны для мира людей. Отец Мойры превратился в часть самой земли. Его не стало.

Боль у Мойры в груди росла, пока она не задумалась, не умрёт ли она от одной только скорби. Повернувшись к камню спиной, она сползла на пол. Ощущение было почти таким, будто её сердце заменили на комок раскалённого докрасна железа, и оно обжигало её палящей агонией каждый раз, когда она пыталась вдохнуть. Сперва она молчала, не в силах говорить или плакать, пока снова не смогла втянуть в себя воздух. Тот вошёл в неё стремительным потоком, прежде чем выйти обратно дрожащим криком, но в нём не было облегчения. Вместо этого от него по её венам на руках и ногах, а также на горле, пошла пульсирующая боль. Всё тело её болело.

— Больно, — сказала она себе сдавленным голосом. Она попыталась произнести это слово спокойно, но оно вырвалось как часть очередного всхлипывающего вскрика, который становился всё громче по мере того, как она снова это слово повторяла. — Больно! Почему?! Этого не должно было случиться!

Это было чистое отрицание. Боль стала гневом, и Мойра сгорала от него. Она была наполнена чёрной ненавистью, но ей некуда было эту ненависть направить.

Грэм медленно спустился по лестнице, но это был не он. Мойра ясно видела это даже сквозь свои страдания. Его тело излучало силу, будто он состоял из частицы самого солнца. Презрительная насмешка у него на губах казалась вполне подобающей. Он не был в броне, но в руке у него был Шип.

— Вижу, ты нашла своего отца — какое трогательное воссоединение.

Его присутствие подавляло, и для её магического взора пещера, казалось, шла волнами подобно горизонту в жаркий день. Даже воздух ощущался тяжёлым, будто стал слишком густым для дыхания. Мощь Сияющего Бога душила её.

Мойра укрепила свой щит, пытаясь найти облечение от недоброй воли бога. Это слегка помогло, но этого было мало. Её тело отказывалось двигаться, и лишь холодное ядро ненависти и отвращения в её сердце не давали ей отдаться желанию растянуться на полу перед ложным богом. «Он убил моего отца».

— Хотелось бы, прекрасное дитя, — сказал он ей, — но этот трус сбежал, когда понял, что потерпел поражение.

— Он не потерпел бы поражение против тебя, — прошептала она.

Сэлиор засмеялся:

— Возможно и нет, будь он умнее, но твой отец всегда был глупцом — его гордость стала его погибелью. Я сожалею лишь о том, что мне не выдалось возможности преподать ему урок, связанный с его провалом.

Тело Грэма оказалось совсем рядом, оно склонялось над ней, глядя на неё с презрением. Он взял её подбородок одной рукой, заставив её лицо подняться, чтобы посмотреть ей в глаза, а потом его рука скользнула ниже, сжав её грудь.

— Ты будешь моим утешительным призом.

По мере того, как воля Мойры была подавлена богом, по ней потекло желание, сладкая порочность. Она ощущала её от головы до ног, а особенно в своих чреслах — жгучую нужду в высившемся над ней мужчине. Её существо наполнила похоть, чистое желание, касавшееся каждой её части кроме твёрдого ядра ненависти, лежавшего в её сердце. Она ненавидела его, она хотела его, и она презирала себя за всё это.

Его рука сжала её волосы, и он безжалостно потянул вверх, вздёргивая её на ноги как куклу, беспомощную и обмякшую. Своим телом он прижал её спиной к камню, и поднёс губы к её уху:

— Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, когда его не станет. Разве тебя это не радует?

Используя последние остатки воли, Мойра произнесла ключевые слова чар, делавших Сэлиора бессмертным. Их было трудно запомнить, но отец бессчётное число раз заставлял её и её брата зубрить их. Она выдохнула их, зная, что это было её последней надеждой.

Сэлиор выпрямился, отстраняясь:

— Что прикажешь?

— На колени.

Красивое лицо Грэма улыбнулось, а затем его рука смазалась в стремительном движении. Боль ослепила Мойру, и она услышала противный хруст, когда он ударил наотмашь, отправив её на пол. У неё была сломана скула.

— Возможно, я неправильно понял тебя? — подал Сэлиор мысль, презрительно усмехаясь. Затем его лицо приняло озабоченное выражение: — Ну и ну, если не будешь осторожна с этим хмурым выражением у тебя на лице, то оно может так и застыть там. — Протянув руку вниз, он снова вздёрнул её за волосы, прежде чем коснуться её отёкшего лица своим пальцем. Удовольствие потекло по ней подобно золотому свету, хотя одновременно давление отзывалось в её щеке новой болью.

Разум Мойры потерял устойчивость, но её ненависть осталась:

— Как?

— Твой отец, как же ещё, — с улыбкой ответил он. — Я же сказал тебе — он был глупцом. Он сражался со мной, когда ему следовало с самого начала использовать ключ. Я дал ему выиграть, позволив найти удовлетворение в победе, в то же время заводя его в ловушку, которую они для него приготовили. В конце он использовал ключ, когда осознал, что его провели, но было уже слишком поздно. Как только он произнёс слова, рэйлга́н^[52] порвал его тело. Я удивлён, что он выжил на срок достаточный, чтобы покончить со своей жалкой жизнью.

— Рэйлгар?

— Рэйлган, — поправил Сэлиор. — Чудесное оружие, которое принесли с собой чужаки — которое едва не убило тебя и этого молодого человека совсем недавно. Должен похвалить тебя за то, что выжила. У твоего отца получилось гораздо хуже. Оно пробило в его теле дыру размером с мой кулак.

Знаю, звучит не так впечатляюще, как следовало бы, но он был укрыт щитом столь мощным, что даже я не мог тогда его пробить. Их оружие уничтожило щит, и смертельно ранило его, и всё это — одним лишь ударом. Разве не чудесно?

Ключ изменили. Теперь Мойра поняла. Слова Сэлиора должны были сломить её решимость, и где-то глубоко внутри она была шокирована его пересказом их последней битвы, но это сработало не совсем так, как намеревался бог. Она больше не была той нежной молодой женщиной, что впервые пришла в Данбар, и его болезненные колкости лишь подбрасывали топлива в огонь в её сердце, превращая её тёмную ненависть в пылающую ярость.

Боль от сломанной скулы заставила её взгляд затуманиться слезами, но холодный яд, который она ощущала, помог ей сосредоточить мысли. Сморгнув слёзы, она сфокусировала на твёрдо взгляд на прекрасных чертах лица напыщенного божества. «Мне нужно узнать больше».

— Кто эти «чужаки»? — спросила она. — Откуда они явились? Мы же ничего им не сделали.

Сэлиор улыбнулся:

— Всё ещё пытаешься хитрить? Ты выяснишь это из первых рук, дорогая моя, хотя я не вижу проблемы в том, чтобы поделиться этим знанием. Оно лишь углубит твоё отчаяние. Они называют себя «АНСИС», но это имя ничего для меня не значит. Важно то, что они здесь в основном благодаря усилиям твоего славного отца. Как и Ши'Хар, они пришли сюда из иной грани бытия. Когда твой отец убрал Тёмных Богов с их места, это заставило схлопнуться измерение, которое было обёрнуто вокруг нашего. Наш мир теперь открыт для контакта из иных граней бытия.

Его описание напомнило ей о чём-то, что говорил её брат во время одного из описаний своих экспериментов. Она тогда слушала вполуха, но ясно помнила, что он говорил что-то про то, что транслокация теперь стала проще, чем была раньше. «Транслокация» была термином, который Мэттью использовал для перемещения вещей между измерениями. Он предпочитал использовать это слово, чтобы не было путаницы с «телепортацией», которая заключалась в перемещении чего-то между двумя точками одного и того же измерения.

Однако ничто из этого не казалось и близко полезной в её нынешней ситуации.

Воля Сэлиора удвоила давление, и Мойра упала на пол, когда он выпустил её волосы. Вытянув руку, он уставился на неё сверху вниз, наслаждаясь выражением ужаса в её взгляде, когда он снова сделал её беспомощной. Это было чисто ментальное ощущение, но настолько мощное, что Мойра чувствовала, будто огромный вес давил на её тело. Она обмякла, её разум был парализован. В ней не осталось ничего кроме бессильной враждебности, направленной на её пленителя.

Одна из металлических стоек вдоль стен открылась, и в её глубине что-то зашевелилось. Оттуда потёк рой похожих на насекомых существ из металла — пересекая помещение, они направились в её сторону. Её наполнил ещё больший ужас, когда она осознала истинные намерения Сэлиора. Несмотря на желание бежать, она была обездвижена, и её рот сам собой раскрылся.

Её вот-вот преподнесут чужакам как подарок.

— Прежде чем ты начнёшь свою новую жизнь, мне следует поделиться ещё одной вещью, — сказал Сэлиор, всё ещё пользуясь губами Грэма. — Всё, что ты здесь сделала, было бессмысленным. Всё это было для АНСИС не более чем экспериментом. Они хотели проверить способности человеческого волшебника. Все эти люди погибли просто для того, чтобы предоставить им информацию касательно магических способностей твоего рода. Судя по всему, в их родном мире нет ничего подобного нашей магии. Теперь они намереваются посмотреть, сможешь ли ты быть полезным инструментом.

Острая боль пробилась сквозь её страх, когда сломанная скула Мойра внезапно встала на место. Это было сделано тончайшими потоками эйсара, исцеление столь тонкое, что его трудно было увидеть под уже окружавшими её изменчивыми энергиями. Она узнала в этом действии руку Мёйры. В ней внезапно воспрянула надежда.

Лицо Грэма нахмурилось, исказившись, когда Сэлиор заметил в ней лёгкую перемену:

— Это ещё что?

Рот Мойры оставался открытым, и металлические паразиты были в считанных дюймах от неё.

— «Сейчас!» — Она не была уверена, что планировала делать её заклинательная двойница, но она точно знала, что время их было на исходе.

Тёплое одеяло окутало её душу, и давящая воля Сэлиора исчезла. Она испытала огромное облегчение, когда Мёйра встала между разумом Мойры и жестокостью, которая уставилась на них.

Мойра поймала этот миг передышки, и сжала зубы, прорычав: «Тирэстрин!». На секунду пещеру залила белая вспышка, когда с её рук сорвалась молния, окутав ползших к её лицу металлических существ. После её прохождения искры ещё долгие секунды продолжали танцевать между маленькими металлическими паразитами, пока те извивались — а потом они замерли.

— Сучка! — закричал Сэлир, ярясь, и его гнев обрушился на Мойру подобно молоту.

Мёйра завыла у Мойры в голове, когда его ярость принялась рвать её — боль была невероятной, но она приняла её всю, защищая свою создательницу всем своим существом.

Мойра улыбнулась своему мучителю, даже пока её помощница извивалась в агонии под его ударами:

— Ты можешь меня убить, изверг, но контролировать меня ты не будешь никогда.

Рука Грэма сжалась на рукояти Шипа, и он поднял клинок, прижав остриё к её горлу:

— Я теряю терпение, девочка.

— А мне плевать, — выплюнула она. — Я скорее сдохну, чем позволю одной из этих тварей попасть в меня. Просто признай поражение, и убей меня, поскольку тебе мной не овладеть, если только ты не придёшь сюда, и не возьмёшь меня сам.

Крики боли Мёйры стали громче, когда Сияющий Бог надавил на её разум ещё сильнее. Мойра не думала, что её заклинательная двойница протянет ещё сколько-нибудь долго, но всё равно заставила себя рассмеяться. Безумие сверкало в её глазах, пряча спешно придуманный план, бывший её последней надеждой. Она послала мысли своей заклинательной двойнице:

— «Помоги Грэму. Вытащи его отсюда. Не останавливайтесь, пока не доберётесь до Кассандры, а потом отправляйтесь домой». Мойра использовала свою недавно обретённую свободу, чтобы оттолкнуть Мёйру прочь, позволив гневу Сэлиора снова погрузиться в её сердце.

— «Нет!» — крикнула Мёйра, но было уже слишком поздно.

Мойра раскрыла свой разум Сэлиору, оставив се попытки сопротивления, одновременно выталкивая Мёйру прочь.

Победно завопив, дух бога нырнул в неё, оставив Грэма обмякнуть, падая на пол.

Мир исчез, и Мойра снова обнаружила себя на поле битвы в своём разуме. Сэлиор глазел на неё, стоя в десяти футах, сияющий и прекрасный вопреки своей истинной уродливости. Его глаза расширились от удивления, когда он узрел тайный образ души Мойры. Она стояла перед ним, покрытая чёрной чешуёй и вооружённая бритвенно-острыми когтями — чудовище духа.

— «Что это?» — спросил он. — «Я никогда не видел человека, который так выглядел бы изнутри».

Мойра осклабилась — её губы разошлись до невозможности широко, продемонстрировав впечатляющий ряд похожих на кинжалы зубов:

— «А кто сказал, что я — человек?»

Бога это не испугало. Его лицо приняло решительное выражение, а тело изменилось. Теперь он был облачён в золотую броню. Шагнув ближе, он сказал ей:

— «Ты не можешь победить. Твоя сила — лишь капля по сравнению с океаном внутри меня».

Мойра небрежно подняла один коготь, и разодрала ему грудь, рвя броню так, будто та была бумажной. По его груди потекла золотая кровь.

— «Внутри тебя? Внутри меня! Здесь эйсар принадлежит победителю, а у тебя нет ни капли мастерства, необходимого, чтобы состязаться со мной».

На чертах его лица было написано замешательство:

— «Что?»

Сэлиор попытался отступить, но она не давала ему. Рубя когтями вбок, она порвала его нагрудник, и вскрыла ему пузо, прежде чем поднять свою увенчанную когтями руку, показывая ему жизненно важные жидкости, которые её покрывали. Злобно уставившись ему в глаза, она слизала золотой ихор с одного из когтей.

— «Добро пожаловать в твой кошмар, марионетка».

Он оттолкнул её, и в его руке появился золотой меч. Он обрушился на её плечо мощным ударом сверху, смяв её чёрную броню. У Мойры по груди закапала красная кровь.

— «Попробуй ещё раз», — сказала она ему, когда её пронзила боль.

Сияющий Бог решил отступить, и вернуть бой обратно в физический мир, но когда он попытался удалиться, он обнаружил, что отступление заблокировано. Вокруг него поднялись полуночного цвета горы, заслоняя взор во всех направлениях, полностью окружив поле боя, которым стал разум Мойры Иллэниэл.

— «На этот раз глупцом оказался ты, бог-марионетка. Ты останешься здесь, пока либо ты перестанешь существовать, либо я. Это — мой мир, и никто — ни человек, ни бог, ни даже зверь не покинет его, пока я не отпущу. Я — последняя из Сэнтиров, и это — единственное место, куда тебе ни за что не следовало набираться смелости входить». — Она набросилась на него, и сжала его своими когтистыми руками, которые обрели невероятную силу. Сколько он ни бился, Сэлиор не мог стряхнуть её с себя.

Он яростно сопротивлялся, позволив страху и гневу дать ему силы. В его руках появились золотые кинжалы, и он бил её снова и снова, но сколько бы он ни вгонял их в неё, она не дрогнула. Красная кровь свободна текла по её почерневшему телу, но она продолжала крепко держать его, не переставая смеяться.

— «Как ты себя чувствовал после того, как моя мать тебя сотворила, марионетка?» — тихо прошептала она ему на ухо, тщательно заботясь о том, чтобы не оторвать его своими зубами, которые приобрели чрезмерную длину. — «Думал ли ты, что она тебя любила? Думал ли ты, что ей было не всё равно? Сколько времени прошло, пока ты не осознал, что ты был мусором, созданным для одной цели, а потом брошенным страдать весь остаток вечности?»

Сэлиор закричал в ярости, но обнаружил, что слабеет, истощаясь. Это чувство было ему незнакомо. Агония, которой он никогда прежде не знал, ослепила его, когда он ощутил, как её челюсти впились в его череп, выдирая прочь его ухо и то, что лежало за ним.

Она рвала его тело на части, отрывая ему конечности, но бог не мог умереть. Чары бессмертия этого не позволяли, и он и она не могла изменить его личность, пока чары сковывали его разум.

Но она всё же могла причинять ему боль, и делала это. Она дала ему столько боли, сколько он дал ей, и не останавливалась. Это продолжалось долго — его тело исцелялось и восстанавливалось перед её мысленным взором, и она начинала сначала.

Время от времени он находил в себе волю снова сражаться, раня её прежде, чем она успевала снова приступить к пытке, но он был побеждён, и знал это. Мойра безжалостно наседала на него, пока ему не осталось лишь одно — боль. Миновала вечность, и он взмолился:

— «Пожалуйста, довольно».

Однако она не готова была остановиться. Ей это начало нравиться.

— «Что угодно… просто позволь этому закончиться!»

Мойра игнорировала его мольбы. Когда он отбивался, её собственная боль лишь придавала ей сил. Она на самом деле не ожидала победить. Она не знала, что случится, когда Сэлиор только вошёл в её разум. Открытие того факта, что её способности давали ей преимущества, пьянило её. С этим противником было справиться не труднее, чем с обычным человеком — он представлял меньшее препятствие, чем её заклинательные двойницы, минимум на порядок.

Он хныкал и плакал, а она продолжала его наказывать. «Он убил моего отца». Гнев заставлял её ощущать себя могущественной.

— «Лишь косвенно», — сказала Мёйра, которая не ушла, как ей было велено. Она оставалась рядом, и теперь она вернулась, чтобы лично увидеть мучения бога.

— «Он заманил его в ловушку!» — огрызнулась Мойра.

Мёйра промолчала, и Мойра продолжила, наслаждаясь злой природой своей работы. Ощущение было таким, будто прошли миллиарды лет, прежде чем ей эта задача наконец наскучила.

— «Дай мне новый ключ», — приказала она. Мойра не сомневалась, что он даст ей всё, что она попросит.

Сэлиор подчинился, пролепетав ключевую фразу так быстро, как только смог.

Она повторила ему эту фразу, после чего он стал её.

— «Теперь отдай ей свою силу», — приказала она, указывая на Мёйру.

Присмирелый бог сразу же приступил к этому, и восприятие Мойры захлестнула новая боль, когда её помощница загорелась интенсивностью такого объёма силы.

— «Наружу, оба. Это уже слишком», — сказала она им.

Физический мир снова дал о себе знать, когда они вышли из её сознания. Она лежала на полу пещеры, всё ещё рядом с камнем своего отца. Грэм сидел рядом с ней, усталый и тяжело дышащий. По полу вокруг них было разбросано гораздо больше металлических насекомых, чем раньше. Судя по всему, у врага их было больше, и они пытались добраться до неё, пока она беспомощно лежала на полу.

Облегчение проступило в его взгляде, когда он увидел, что она смотрит на него. Это сменилось тревогой, когда рядом с ним материализовались Сэлиор и Мёйра. Несмотря на слабость, Грэм поднял Шип, защищаясь, и встал на ноги.

— Расслабься, они целиком подчинены мне, — сказала Мойра, садясь. Золотой свет тёк между Мёйрой и Сэлиором, пока тот отдавал ей весь собранный им эйсар.

Грэм сполз на пол рядом с ней, слишком усталый, чтобы продолжать стоять в отсутствие угрозы.

— Я думал, ты умирала, — без предисловий сказал он.

Мойра оглядела его хищным взглядом, прежде чем ответить:

— Возможно, это было бы к лучшему, но боюсь, что это не так. — Ей хотелось взять его, но броня не давала ей поддаться порыву.

Мёйра озабоченно наблюдала за ней, но была бессильна что-то сделать, пока шла передача. Она безмолвно послала ей свои мысли:

— «Помни, он — твой друг».

— Он то, чем я его сделаю! — выругалась Мойра.

— Что? — спросил Грэм, сбитый с толку её внезапной вспышкой.

Она услышала в его голосе доверие. Очевидная интерпретация её слов даже не приходила ему в голову. Это осознание, и сломанные тела паразитов вокруг, заставили её ощутить укол вины. Грэм долго защищал её. Мойра улыбнулась, отвечая:

— Сэлиор. Теперь я могу сделать из него всё, что захочу. Он дал мне новый ключ.

Глава 25

Тяжёлый грохот зарокотал по потолку над ними, и Мойра подняла голову.

— «Мойра! Мойра!»

Это была Кассандра, отчаянно пытавшаяся добраться до неё.

— «Расслабься, я в порядке», — отозвалась она. — Давно это уже продолжается? — спросила она у Грэма.

— Не уверен, — сказал он ей. — С тех пор, как я очнулся… минимум четверть часа.

— Почему ты не сказал ей, что всё хорошо?

Молодой воин уставился на неё с открытым ртом:

— Всё было совсем не хорошо! Ты билась на полу так, будто была одержима демоном, и, насколько мы все могли знать, так и было на самом деле! Между тем эти металлические твари были повсюду, как выползавшие из-под мебели тараканы. Что в этом было хорошего?

Его отношение спровоцировало в ней волну гнева, но она увидела предостережение на лице Мёйры, когда открыла рот, чтобы ответить. Она приостановилась, и сделала глубокий вдох, пытаясь найти надлежащий ответ. Усилием воли она одарила его неискренней ухмылкой, и сказала:

— Ну, если смотреть на это в таком свете…

Послав своё восприятие наружу и вверх, она осмотрела останки городской резиденции Графа Бэрлэйгена. Первого этажа не стало. Впавшая в панику Кассандра полностью его уничтожила. К счастью, никого из жителей там не было. Мойра предположила, что всех их призвали на битву за городом, что, вероятно, означало, что половина их всё равно погибла.

Нижние уровни были немногим лучше. Большая драконица использовала свои мощные когти, чтобы рвать полы, раздирая их на части так же легко, как собака могла бы рыть мягкую землю в саду. Она уже докопалась до первого из нижних уровней, и хорошо продвинулась в раскапывании второго. Она, наверное, добралась бы до нижней пещеры ещё через несколько минут.

Мойру это впечатлило.

— «Я посылаю Грэма тебе навстречу, вместе с моим новым слугой», — сказала она, посылая драконице свои мысли. — «Через некоторое время я тоже выйду».

— «Что случилось? Ты кричала. Ты уверена, что ты в порядке?»

Мойра чувствовала заботу и тревогу драконицы как некую осязаемую силу. Это раздражало её, но она сохраняла спокойствие, отвечая:

— «Я в порядке. Я взяла контроль над Сэлиором, он выйдет вместе с Грэмом. Вообще, ему наверняка придётся убрать с дороги обломки после того буйства, которое ты там устроила наверху».

— «Но что…»

— «Молчать!» — огрызнулась она. — «Позже объясню, а пока я хочу попрощаться с отцом». — Мойре пришлось усилием воли заставить свои кулаки разжаться. Когда она опустила на них взгляд, она боялась, что они могли быть покрытыми чёрной чешуёй, и увенчаны когтями — но они были просто её обычными человеческими руками.

К этому моменту Сэлиор отдал Мёйре лишь малую часть своей силы, но ей не хотелось больше ждать.

— Выведи Грэма наружу. Защищай его. Мёйра останется со мной, — приказала она. — Когда доберёшься до поверхности, передай остаток своей силы моей драконице, пока ждёшь меня.

— Да, госпожа, — сказал некогда гордый бог, смиренно кланяясь.

Мойра послала короткое предложение:

— «Ты могла бы попросить его также закончить лечить Грэма. У него в этом гораздо больше опыта».

Мойра зарычала. Ей следовало самой об этом додуматься. Когда-то она бы и додумалась. Она передала этот приказ Сэлиору, а затем подождала, пока они с Грэмом ушли. Когда они покинули пещеру, она повернулась обратно к торчавшей из пола скалы — всему, что осталось от её отца.

Мёйра заговорила — у неё теперь было достаточно эйсара, чтобы легко создать физическую форму:

— Ты хотела бы, чтобы я воссоединилась с тобой?

— Нет, сделай круг и укрой меня щитом. Не хочу, чтобы меня снова беспокоили эти маленькие металлические твари.

Она задумчиво уставилась на камень. Её лицо пульсировало болью, несмотря на быстрое исцеление от рук Мёйры. По крайней мере, кости были возвращены на место и снова соединены. У неё скоро появится ужасный синяк, и она чувствовала, что её лицо уже отекло. Позже будет гораздо хуже.

Закрыв глаза, Мойра развела руки, и прислонилась к холодной, грубой скале. Камень приятно холодил ей пылавшую щёку. Что-то зашевелилось в её сердце, хотя ей потребовалось немного времени, чтобы узнать эту эмоцию. Печаль.

Гнев был легче, но ей больше некого было наказывать, поэтому она продолжала дышать, и сосредоточилась на тоске, которая невидимо скрывалась под ним.

— «Я отомстила за тебя, отец», — мысленно сказала она, посылая свои мысли в камень. — «Я заставила Сэлиора тысячекратно заплатить за то, что он с тобой сделал».

Ответа не было.

— «И я найду всё, что осталось от этих металлических тварей. Они пожалеют, что принудили тебя к этому. Ты меня слышишь?»

Камень не откликался. С тем же успехом она могла бы пытаться общаться с горой. Мёйра встала рядом с ней.

— Прежде он говорил, что однажды ты можешь стать архимагом, — прокомментировала её заклинательная двойница.

— Это просто холодный камень, — сказала Мойра.

— А он мог с камнями говорить.

Ощущение было таким, будто её желудок наполнили льдом. Она с горечью отозвалась:

— Ну так вот, я — не могу! Я ничего не слышу!

— Мы не можем уйти, не попытавшись, — сказала Мёйра.

— А тебе-то что за дело!? — гневно сказала Мойра. — Ты даже не настоящая!

Глаза её заклинательной двойницы повлажнели от чувств.

— Может, мне лишь несколько недель, с твоей точки зрения, но я не так себя ощущаю. Я помню всё. Он — мой отец не меньше, чем твой. Я не помню, как рождалась из твоего разума. Я помню, как росла вместе с ним, с Мамой, с Мэттью, с Айрин и Коналлом! Они — и моя семья тоже, даже если я не настоящая!

— Если тебя это так волнует, то я могу тебя развоплотить.

— Нет.

— Тогда почему ты остаёшься?

— Страх, — сказала Мёйра. — Я боюсь, что ты ничего не сделаешь. Я боюсь, что ты не можешь, что ты стала настолько искажённой, что ты вполне возможно даже не попытаешься спасти нашего отца.

Мойре хотелось её убить, но она слышала истину в этих словах. Она втайне боялась того же самого. Мойра быстро поборола свои противоречивые эмоции, прежде чем снова закрыть глаза.

«Спокойствие, я должна быть спокойной», — сказала она себе. Она долго стояла неподвижно, пытаясь найти внутри себя мир, напрягая все чувства, чтобы уловить что-то, что угодно. Это не дало никаких результатов, поэтому в конце концов она бросила попытки сосредоточиться, и позволила своему разуму свободно плыть. Она вспомнила его не таким, каким он был, когда она видела его в последний раз, а годы тому назад, каким он был в её памяти об одном солнечном дне.

Воздух тогда был полон запаха летней травы, и её кожа чесалась после того, как она валялась на пологом склоне позади их тайного дома. Было жарко, но редкий горный бриз заставлял её дрожать, касаясь её промокшего от пота платья. Подняв взгляд, она подивилась размеру её партнёра по играм. Её папа вне всяких сомнений был самым высоким человеком в мире — или так ей тогда казалось.

Смеясь, она тогда протянула руки, желая, чтобы он снова её поднял, чтобы вскарабкаться обратно по склону холма. Катиться вниз всегда было весело, но ехать обратно у него на плечах было ещё лучше.

— «Подними меня, папа!»

Тут что-то коснулось её, и шок заставил её вернуться к настоящему. Она мысленно вцепилась в это присутствие, но оно ускользнуло подобно призраку.

— «Нет! Вернись!»

Из её горла вырвался гортанный вопль фрустрации, когда она снова увидела свои руки покрытыми чёрной чешуёй, царапающими камень. Гнев Мойры снова внезапно поднялся, и она собрала свою волю, желая уничтожить игнорировавшую её скалу.

— «Нет, не так!»

Это был голос Мёйры, которая хотела, чтобы она остановилась. Мойра ощутила, как её заклинательная двойница проскальзывает в неё, соединяясь с ней, пытаясь успокоить её ярость. Мягкие ладони накрыли её собственные, и она ощутила, будто смотрит в зеркало — перед ней было её собственное лицо, мягкие голубые глаза смотрели в ответ с состраданием или, быть может, жалостью.

Она не хотела думать о том, что в ней могла видеть Мёйра.

— «Он тебя услышал!»

Мойра закрыла лицо ладонями:

— «Он отстранился. Он увидел, во что я превратилась».

— «Нет», — сказал Мёйра, — «он едва себя осознаёт. Тебе надо показать ему. Вспомни за него, думай о нём, а не о себе. Он будет любить тебя, что бы ни случилось».

Мойра искренне в этом сомневалась.

— «Помнишь тот день, когда умер Стё́рлинг?»

Стёрлинг был большим котом, который жил с ними, когда она была маленькой.

— «Да, а что?»

— «Мы спросили его, почему…»

Её отец укладывал её спать тем вечером, и потратил чуть больше времени, разговаривая с ней при этом. Она помнила, как глядела на него, и в его лице не было ничего кроме любви. Она плакала.

— «Всё в конце концов умирает, дорогая, это — часть жизни, но он по-прежнему любит нас», — тихо сказал он тогда.

— «Почему он умер?» — задала она вопрос.

— «Он был старым. Он прожил долгую и счастливую жизнь, для кота».

Этот ответ не был тогда для неё особо удовлетворительным, но она его приняла. Его объятия были гораздо более успокаивающими, чем любые слова. Её отец ещё долго потом сидел рядом с ней, пока её слёзы не высохли, и она не стала чувствовать себя лучше. Потом он снова уложил её, и встал, чтобы уйти.

Тогда-то она и заметила его бороду, и удивилась всем тем белым волоскам в ней.

— «Почему твоя борода становится белой?»

Её отец тогда рассмеялся:

— «Я просто становлюсь старым, вот и всё». — Он сказал это, не подумавши.

Но разум Мойры мгновенно соединил два факта:

— «Старым, как Стёрлинг?» — Её глаза уже начали наливаться слезами.

Её отец покачал головой, но было уже слишком поздно.

— «Ты умрёшь?» — Это был первый раз, когда она на самом деле осознала, что её родители были смертны, и она снова расплакалась. Отцу тогда пришлось долго обнимать её после этого.

— «Пройдёт очень, очень много времени, прежде чем я стану настолько старым, милая. Люди живут гораздо дольше кошек», — сказал он тогда, но что она помнила больше всего, так это его руки, обнимавшие её, и запах его рубашки.

Сейчас она почти могла чувствовать их.

Она определённо чуяла его запах. Вздрогнув, она открыла глаза. Он был рядом, обнимая её.

— Папа?

Он в замешательстве посмотрел на неё:

— М-м… — Через секунду он сдался.

— «Дай ему время, он всё ещё приходит в себя».

— «Да знаю я!» — раздражённо отозвалась Мойра. Она обняла отца ещё крепче.

Минуту спустя она начала выпутываться из его объятий. Они стали неуютными, особенно после того, как она осознала, что одежда отца не вернулась вместе с ним.

Однако черты его лица озарило узнавание.

— Мойра? — нерешительно сказал он.

Она кивнула, опустив взгляд. Она больше стыдилась того, что он мог увидеть в её глазах, а не того, что видела его наготу — но это было хорошее оправдание.

— По-моему, ты потерял куртку, — прокомментировала она.

— Куртку? — пробормотал он, глядя на себя. — Одежда! Вот, о чём я думал! Так и знал, что было что-то не так. — Он принял сосредоточенный вид, прежде чем создать иллюзию, прикрывшую его — большую остроконечную кожаную шляпу, и дублет густого серого цвета.

Мойра закрыла лицо ладонями, давясь смехом. Шляпа не только была нелепой, но он ещё и забыл добавить рейтузы или штаны, не говоря уже о ботинках.

— Что-то не так? — искренне спросил он.

— Тебе нужно что-нибудь для остальной части тела, — объяснила она, борясь с ухмылкой. Это выражение странно ощущалось у неё на лице, и лишь частично потому, что вызывало пульсирующую боль в половине лица, когда она двигала мышцами на раненой щеке.

Он посмотрел на свои голые колени, прежде чем снова принялся изучать её лицо.

— Нет, я не об этом, Мойра — ты кажешься несколько иной. Что с тобой случилось? — В его взгляде была забота.

Шок прокатился по ней подобно льду по венам. «Он знает!». Он видел, во что она превратилась. Она едва не закрылась щитом, скрывая свой позор, но было уже слишком поздно. Сейчас щит лишь бы вызвал ещё больше подозрений.

— Отец, искать тебя было настоящим испытанием…

Его рука мягко коснулась её отёкшей щеки:

— Кто сделал это с тобой? — В этих словах крылся клокочущий гнев.

Формально, это был кулак Грэма, но она была не настолько глупа, чтобы назвать его имя. В конце концов, управлял им Сэлиор. Видя защитные инстинкты отца, она почувствовала одновременно тепло и печаль. Она любила его, но также знала в глубине своей души, что он больше не мог её защитить. Он был лишь человеком, и при всём своём могуществе он теперь мог гарантировать её безопасность не более, чем кто-либо другой. Переживания прошедших нескольких дней положили конец её детству. И не только детству…

— Тот, кто это сделал, пострадал гораздо больше, чем я — уж об этом я позаботилась, — сказала она ему с некоторой твёрдостью в голосе.

— Хорошо, — просто сказал он, ища что-то в её взгляде. Чтобы он там ни увидел, оно, наверное, его удовлетворило, поскольку он отвернулся, и принялся искать выход. — Иногда применение силы оправдано, но жестокость всегда причиняет тебе такую же боль, как и им, — добавил он сухим тоном, который использовал, когда читал нотации.

Мойра поморщилась: «Знал бы ты, как это верно…»

Глава 26

Снова оказавшись на поверхности, они собрались на улице снаружи останков дома Графа Бэрлэйгена. Никто из них не выглядел особо хорошо, кроме Мордэкая — только что вернувшись из своего нечеловеческого состояния, он был в идеальном состоянии, за исключением того факта, что штанов на нём всё ещё не было.

Грэм, в сравнении с ним, едва стоял, несмотря на усилия Мойры и, позже, Сэлиора по его исцелению. Он снова надел броню, поэтому его тело не было видимым, но его поза передавала ощущение совершенного истощения. Кассандра, с другой стороны, была физически в порядке, но массивное тело драконицы было покрыто пылью и грязью. Она также была в плохом настроении. Резкое обращение Мойры действовало ей на нервы.

Сэлиор выглядел лишь униженным. Он отказывался смотреть Мордэкаю в глаза.

— Ты, похоже, не особо рад меня видеть, — сказал отец Мойры прозаичным тоном, из-за чего трудно было сказать, шутит ли он.

— Я бы солгал, сказав иначе, — признал бог света.

— Ты думал, что поймал меня в ловушку, — добавил Морт.

— Ты и был в ловушке.

— Ха! Ты не учёл мою замечательную дочку. — Мордэкай подмигнул Мойре, подчёркивая своё провозглашение.

— Сэр, вставил Грэм, — вы не хотели бы, чтобы я нашёл вам что-нибудь надеть?

— Х-м-м? О! Забыл об этом, — сказал Морт. Произнеся слово, он добавил иллюзорные штаны. Наклонившись к уху Мойры, он прошептал: — Некоторые люди никогда не меняются, э?

Шутка его не совсем до неё дошла, и у неё не было сил смущаться из-за него, но Мойра всё равно притворно улыбнулась.

— Отец, тебе нужно знать кое-ч…

— Секундочку, — сказал Морт, подняв ладонь. — Тебе эта погода кажется естественной?

Мойра не могла «чувствовать» погоду так, как он, но знала, почему он спрашивал:

— Нет, мне пришлось её изменить во время битвы за город.

— Она всё ещё нужна нам такой? — спросил он. — Я действительно хотел бы, чтобы сегодня был солнечный день.

Она вздохнула:

— Нет, бой уже закончился.

Сделав долгий выдох, он расфокусировал зрение, а его тело будто заколебалось, на миг потеряв вещественность. Высоко в небе ветра стали дуть сильнее, и облака покатились прочь, открыв скрывавшееся за ними синее небо. Вскоре солнце снова сияло, и в воздухе ощущалось больше свежести.

— Так-то лучше, — наконец сказал он.

— Отец…

Мордэкай нахмурился, когда ему в голову пришла мысль:

— А как ты изменила погоду? Ты услышала ветер? — Его лицо являло сочетание волнения и ожидание одновременно.

— Нет, я использовала силу Кассандры. Слушай, пока тебя не было, много чего случилось…

— Ты сделала это самым обычным волшебством? Разве ты не осознаёшь, насколько это опасно?! Я знаю, что ты сильная, но я думаю о том, что могло бы с…

Мойра вышла из себя:

— Папа! Заткнись, а? Я пытаюсь рассказать тебе, что случилось!

Грэм дёрнулся, опустив взгляд. Мордэкай был ему почти вторым отцом, но услышанного им упрёка, который Мойра адресовала Графу, Грэму стало глубоко неудобно.

Морт вздрогнул от её тона, но не стал спорить:

— Тебе придётся простить меня. Мой разум не такой сфокусированный, каким ему следует быть. После такого соединения с землёй, ну, мои мысли очень туманные.

Ей было неприятно от того, как она него окрысилась, но ничего кроме раздражения у неё не осталось:

— Была битва, большая битва. Я хотела освободить город, но теперь половина населения мертва.

— Где мы? — спросил он, не думая, но затем вперил в неё твёрдый взгляд: — Что ты сказала?

— Я убила половину города. Это — Хэйлэм, в Данбаре.

— Ты освободила половину города, — поправил Грэм. — За смерти отвечает враг.

Взгляд Графа метнулся к Грэму, а затем снова к его дочери. Теперь он узнал выражение в её взгляде, и от этого ему хотелось плакать по ней, но он удержал себя в руках. Никто не сможет дать ей прощение, в котором она нуждалась — Мойре придётся самой его для себя найти. Вместо того, чтобы попытаться, он решил оставаться практичным, позже его слова будут иметь больший вес.

— А что Король? По-моему, его зовут Дарогэн.

— Он мёртв, — просто сказала она.

Морт дёрнулся:

— Ты…?

Мойра покачала головой:

— Он был уже мёртв, когда я с ним встретилась — его мозг был заменён теми металлическими тварями. Его тело продолжало двигаться, губы говорили, но ничего живого внутри не было. Не уверена, где он сейчас.

— Металлические твари?

Она сделала глубокий вдох — очевидно, придётся много объяснять.

— Как те, что были на полу в пещере, где я тебя нашла. Они заползают людям в рот, и управляют ими как марионетками. — «Но далеко не так хорошо, как я».

Эта частичка информации привела к длинном объяснению того, что Мойра и Грэм видели и пережили с тех пор, как прибыли в Данбар. Лёгкая озадаченность Мордэкая сменилась тихой внимательностью, а потом более глубоким испугом по мере того, как они рассказывали.

— Что действительно меня озадачивает, так это то, что ими движет, — сказала Мойра. — В них нет жизни, нет эйсара, однако они двигаются как живые существа, и, похоже, обладают разумом.

— Сознание есть свойство эйсара, — согласился её отец, — без него они не могут быть истинно разумными.

Сэлиор всё это время молчал, но выбрал этот момент, чтобы заговорить:

— Они не из этого мира — они пришли извне. Известные вам правила к ним неприменимы.

— Ты ранее назвал их «АНСИС», — сказал Граф. — Что они тебе сказали?

— Что они здесь с целью очистить этот мир, сделать его идеальным для человечества, — ответил Сияющий Бог.

— Для человечества? — выругался Грэм. — Моё короткое пребывание с такой штукой в шее было самым ужасным переживанием в моей жизни! Посмотри, сколько из-за них погибло народу!

Сэлиор огляделся, заметив отсутствие тел — живых или мёртвых.

— За городом, — проворчал Грэм. — Они перебили половину горожан, пытаясь не дать Мойре их освободить.

Сэлиор кивнул:

— Как бы то ни было, я думаю, что у них долгосрочные цели. Когда они говорили со мной, их всегда интересовали волшебники. Они не боялись поражения, однако они искали инструменты, с помощью которых можно было бы уничтожить магию и тех, кто ею пользуется.

— Тогда с чего им тебе помогать? — спросила Мойра. — Ты же сам состоишь исключительно из магии.

— Они, похоже, основывали свои решения на чистой рациональной мысли. Я был средством к достижению цели. Они планировали и меня тоже устранить, как только я отдал бы им тебя и оставшихся волшебников. Я в этом не сомневаюсь, поскольку они этот факт совершенно не скрывали.

Тут ей в голову пришла другая мысль:

— Как ты изменил ключ к твоим чарам?

— Я объяснил АНСИС, как это делается, — насмешливо сказал он.

Мордэкай нахмурился:

— Я прошептал тебе ключ на ухо — как они его узнали? Ты не мог сказать им эти слова, чары это запрещают.

— У них очень хороший слух.

— В пещере кроме нас никого не было, — настаивал Граф.

Сэлиор улыбнулся:

— Были, частями, можно сказать. Я их совсем не понимаю, но могу сказать тебе, что они могут распределять свои тела любым вообразимым способом. — Он приостановился, подумав секунду. — Нет, возможно, слово «тела» тут не подходит, более верно сказать «части». У них в той пещере были крошечные уши, а также оружие, которое тебя едва не убило.

— Похоже на шиггрэс, — пробормотал Мордэкай. — Отрубаешь им руки, а они продолжают двигаться. Ты говоришь, что эти твари могут отрубать себе уши, и подслушивать ими?

— Нет, — сказал Сэлиор. — Они создают уши из металла. Они создают глаза, и оружие, они создают те шутки, которыми управляют людьми, но они не являются ничем из этого. Они подобны скрытому духу, который всё это контролирует. Всё остальное для них — лишь набор инструментов.

— Но в них нет духа, — с нажимом сказала Мойра. — Нет эйсара.

— Однако они способны общаться друг с другом, — заметил Грэм. — Когда мы с Алиссой были под контролем, было ясно, что паразиты в каждом из нас координировали друг с другом свои действия. Они собирали сведения нашими глазами и ушами, и то, что знал один, знали они все.

Мойра вспомнила, какими они ей казались во время битвы, вспомнила огромный интеллект, лежавший за действиями всех управлявших городом паразитов.

— Я ощущала это во время битвы. Когда я пыталась освободить горожан. У меня была тысяча пар рук, глаз и ушей, однако они знали не меньше меня о всех передвижениях во время боя в городе.

Глаза её отца сузились, сфокусировавшись на ней:

— Что ты сказала?

Она побледнела под его взглядом. То, что она сделала для освобождения города, было не тем, что она хотела обсуждать, но Мойра знала, что в конце концов это всплывёт. Она планировала отклонить его вопросы, преуменьшить природу своих действий.

— Я бы предпочла объяснить это наедине, Отец. Мне пришлось принять непростые решения.

Грэм отвёл взгляд — он то ли не хотел делиться своей точкой зрения на случившееся с ней, то ли ему было неудобно. Мордэкаю нужно было знать о том, что ему сказала Мёйра, но он не осмеливался пытаться говорить об этом в её присутствии. Он боялся даже думать об этом. «Если она может слышать мои мысли…»

Он мог лишь надеяться, что броня действительно защищала от неё его разум.

Мордэкай молча смотрел на дочь, и по мере того, как его внимательный осмотр затягивался, она обнаружила, что всё больше гневается. «Будто у него есть какое-то право меня судить. Мне даже не следует утруждать себя объяснениями». На миг в её голове появился праздный порыв, пока она смотрела на него… она подумала, как трудно будет изменить ход его мыслей. Предполагалось, что на разумы волшебников было очень трудно влиять, но после пережитого ею она подумала, что это могло быть возможным.

Она с шоком осознала, в каком направлении двинулись её мысли — с шоком и стыдом. Она рефлекторно посмотрела на свою руку. Та была нормальной, но в своём воображении она снова увидела когти. «Что со мной происходит?»

— Об этом мы можем поговорить позже, — сказал её отец. — Пока что, похоже, есть более неотложные дела. — Его тон был успокаивающим, но Мойра знала, что он не забудет.

— Остальные ждут нас за городом, — подала она мысль.

— Я бы хотел взять одного из них для изучения, прежде чем мы уйдём, — сказал Мордэкай.

— Их внизу, похоже, было несметное число, — заметил Грэм кивая на разрушенное здание.

— Как раз об этом я и думал, — согласился Граф. — Минутку. — Он начал осторожно пробираться обратно в руины. Вскоре он скрылся из виду, но магический взор Мойры следил, как он спускался обратно. В тех местах, где лестница была разрушена, её отец летел, что в его исполнении казалось лёгким.

Большинство волшебников не летало, только не без помощи какого-то устройства — это было тонкое искусство, которое легко могло окончиться смертью или серьёзным увечьем, но Мордэкай овладел им в тот год, который провёл в виде немёртвого бессмертного.

Когда он вернулся несколько минут спустя, с собой он нёс тяжёлый железный куб. Грани у него были около фута, и внутри он был пуст. Отверстий, петель или крышки у него не было, но внутри был один из металлических паразитов. Мойра поняла, не спрашивая, что Мордэкай попросил землю создать контейнер вокруг его захваченного трофея.

Она также заметила, что он на самом деле не нёс куб в руках — он использовал магию, левитируя куб, а руки лишь направляли его во время ходьбы. Железные стенки ящика были толщиной минимум в дюйм, что делало ящик очень тяжёлым.

Грэм придерживался очень традиционных взглядов на свою роль в хозяйстве Иллэниэлов.

— Позвольте мне понести это для вас, милорд, — мгновенно предложил он.

Мойра раскрыла рот, чтобы предупредить его, но её отец подмигнул ей, прежде чем передать ему ящик.

— Спасибо, Грэм. — Естественно, он одновременно перестал поддерживать его вес своей силой.

Грудь молодого человека сжалась, и он слегка хрюкнул, когда его руки и плечи напряглись под неожиданно тяжёлой ношей. Ящик весил не меньше взрослого мужчины, если бы того можно было сжать до столь малых размеров.

Лицо Мордэкая вытянулось, когда Грэм без жалоб взял себе ношу.

— Ты крепче, чем выглядишь, сынок, — прокомментировал он, — и в твоём случае это о многом говорит.

— Вообще-то он теперь «Сэр Грэм», Отец, — поправила Мойра. — Мама посвятила его в рыцари за спасение Айрин.

Граф одарил Грэма серьёзным взглядом:

— Уверен, за этим лежит какая-то история. Я захочу услышать позже остальную её часть. Дориан гордился бы. — Его взгляд следил за руками и плечами молодого человека, замечая, с какой лёгкостью тот управлялся с весом. Он вопросительно посмотрел на Мойру. Очевидно, он гадал, не дал ли кто-то каким-то образом Грэму узы земли.

— Драконы, Отец, — сказала она, отвечая на его невысказанный вопрос, — и его меч.

Мордэкай кивнул в сторону Кассандры:

— Мне показалось, что эта, возможно, твоя.

— Так и есть, — пророкотала драконица, — но Грэйс связала себя узами с ним.

— Грэйс? Твоя маленькая мишка?

— Она уже не такая маленькая, — сказала Мойра. Она коротко объяснила, но видела, что взгляд её отца постоянно сползал на меч Грэма, пока она рассказывала.

— Это Шип? — спросил он с озадаченным видом. — Что с ним стало? Это не те чары, которые я на него накладывал…

Грэм осклабился:

— Мэттью сделал некоторые улучшения. — Он продемонстрировал это, заставив меч сменить несколько форм, от двуручника до однорукого со щитом.

Глаза Графа расширились, когда Шип распался, и собрался заново, причём дополнительные частицы металла появились из ниоткуда, составив щит.

— Это изумительно! И твоя броня — он её тоже сделал? Откуда металл? Магия мне совершенно незнакома.

— Броня — часть чар меча, — сказал Грэм. — Я не понимаю, как это работает, конечно же. Мэттью называет это «транслокацией».

Мордэкай кивнул:

— Это та меж-измеренческая магия, над которой он работал. Он некоторое время назад показывал мне мешочек, который он с её помощью сделал. — Он покачал головой. — Мой сын меня превзошёл.

Мойра ощутила укол зависти. «А между тем твоя дочь превратилась в чудовище». Она попыталась подавить тёмные чувства, поднявшиеся в её сердце, сменив тему:

— Нам следует вернуться к остальным.

Её отец снова кивнул:

— Ты права. Дай мне только сперва тут подчистить. Это здание всё ещё содержит множество этих существ. — Он провернулся к руинам некогда прекрасной городской резиденции Графа Бэрлэйгена. Закрыв глаза, он замолчал.

Мойра не ощущала никакого движения эйсара, но её магический взор ощутил движение под ними. Земля смещалась, и горячая магма шла вверх, вызванная из глубин. Хэйлэм не был расположен поблизости ни от каких активных вулканов, но это, судя по всему, не имело значения. Расплавленный камень поднялся по безмолвному приказу её отца.

Воздух стал жарче по мере того, как магма поднималась вверх, пузырясь, проглатывая обрушившиеся каменные стены и заставляя разбросанные по руинам балки вспыхивать. Вверх повалили дым и пепел, однако начавшийся пожар не разошёлся. Прошли минуты, а затем лава отступила. Руины скорее всего ещё не один день будут дымиться, но она чувствовала, что магма под ними перестала двигаться, и ушла обратно.

Они с Грэмом летели на Кассандре, но Мордэкай решил полететь рядом с ними своим ходом. Он, похоже, наслаждался полётом, без всяких усилий выписывая в воздухе вензеля вокруг них, двигаясь в небе так же грациозно, как дельфин мог плавать в своём родном море.

Его движения стали сдержаннее, когда они вылетели за город, и полетели над окровавленной равниной — а когда он увидел тысячи мертвецов внизу, его полёт полностью потерял все следы его прежней игривости. Джеролд и Алисса помахали им — они обследовали местность, ища что-то в лицах мертвецов. Мойра не видела Чада, но магический взор довольно легко его отыскал — он сидел там, где они его оставили. Судя по всему, он возился с вырезанными из трупов стрелами, вероятно решая, какие можно было использовать повторно, а какие были уже безвозвратно загублены.

Кассандра приземлилась рядом с Бароном и Алиссой, тщательно избегая наступать на тела, хотя их было так много, что осуществить это было трудно. Мордэкай спустился на место рядом с Алиссой.

Она уважительно склонила голову, сделав короткий реверанс, когда узнала Графа:

— Ваше Превосходительство, рада видеть вас в сохранности и в добром здравии.

Джеролд с любопытством наблюдал:

— Граф?

Алисса ответила:

— Это — отец Мойры, Граф ди'Камерон.

Лицо Барона побледнело от шока, и он поспешно склонил голову, и сделал поклон на четверть, именно такой, каким следовало проявлять уважение старшему иностранному аристократу:

— Рад познакомиться, Ваше Благородие. Хотелось бы, чтобы мы встретились при более приятных обстоятельствах. — Он подчёркнуто покосился на Алиссу.

— О! — сказала она, вспомнив о манерах. — Ваше Превосходительство, позвольте мне представить вам его Благородие, Барона Ингэрхолда из Данбара.

Мордэкай снисходительно улыбнулся:

— Благодарю, Алисса. — В его взгляде появилось ещё больше вопросов, когда он посмотрел на неё. Он последний раз видел её в Замке Камерон, перед её внезапным отъездом, и ещё не узнал о её иных преступлениях.

Грэм сдвинулся, встав рядом с ней, стремясь её защитить — его поза ясно показывала, что каким бы ни было их прошлое, он принял её возвращение.

Граф молча приметил занятую Грэмом позицию, и вежливо обратился к Джеролду:

— Я рад с вами познакомиться, Барон Ингэрхолд. Я также жалею, что времена недобрые. Позвольте мне выразить соболезнования Лосайона по поводу того, что очевидно было для ваших соотечественников трудными временами.

— Благодарю, Ваше Превосходительство, — сказал Джеролд. — Несмотря на трагедию, я должен сказать, что действия вашей дочери спасли сегодня много людей. За смерти эти отвечают странные существа, попытавшиеся в последнее время захватить контроль над моей страной.

— Пожалуйста, можно называть меня просто Мордэкай, — сказал Граф. — Если это допустимо, я хотел бы оказать вашему народу любую доступную нам поддержку. Лосайон давно хотел улучшить отношения с Данбаром. Хотя времена тяжёлые, мы, возможно, сможем извлечь из этого что-то хорошее.

— Тогда можешь звать меня Джеролд, — согласился Барон, — и я сочту это за честь. Ты говоришь от имени Королевы Лосайона?

Мордэкай покачал головой:

— Нет, однако я хорошо её знаю. Уверен, что как только она узнает о случившемся здесь, она пожелает сделать всё возможное, чтобы помочь твоему народу.

Джеролд кивнул:

— Хотел бы я, чтобы у меня были полномочия принять это предложение, но мой король мёртв. Мне придётся посовещаться с другими дворянами.

— Джеролд! — угрожающе сказала Мойра. — Тебе следует тщательнее обдумать своё положение.

Её отец вопросительно посмотрел на неё:

— Не груби. Нам нужно о чём-то знать?

— Джеролд показал себя борцом за свой народ, — уверенно сказала она. — Они потребуют, чтобы он занял трон.

— Они сейчас, похоже, спят, — сказал Морт, замечая разбросанные среди мертвецов тела живых, но бессознательных людей.

— Я не состою в очереди на трон, — добавил Джеролд.

— Отец, — вставила Мойра. — Об этом нам следует поговорить наедине.

— Похоже, нам о многом следует поговорить, — заметил Мордэкай. — Идём домой. Мы сможем обсудить это там, и начать организацию помощи этим людям. Уверен, Пенни тоже о нас волнуется.

Барон был удивлён:

— Потребуются недели, чтобы добраться до Лосайона. — Тут он покосился на Кассандру, пересмотрев своё заявление: — Или, по крайней мере, дни.

— Верхом на драконе — возможно, хотя думаю, что я бы успел быстрее. Как бы то ни было, в полёте нет необходимости, — сказал Мордэкай. Повернувшись к Мойре, он спросил: — Ты уже установила круг, или нам нужно ещё его сделать?

Мойра отвела взгляд, смутившись — она ждала, что этот вопрос всплывёт:

— Я круга не сделала.

Её отец кивнул:

— Ну, сейчас самое время. Предлагаю сделать круг, связанный с большим кругом во дворе замка, чтобы мы могли переносить больше людей — к тому же, мы можем сделать большой круг в обратную сторону, чтобы переносить припасы и так далее.

Она надеялась, что созданием круга займётся он:

— Вообще-то, я не помню его ключа.

Морт нахмурился:

— Я же заставил тебя его зазубрить.

— Я его забыла. — Уши Мойры пылали, и к ней начал возвращаться гнев.

— Я же говорил тебе, как важно их запомнить. Если забыла, надо было освежить память, прежде чем уезжать так далеко из дому. Что ты собиралась делать в случае чрезвычайной ситуации…?

Её взгляд был направлен на один из лежавших поблизости трупов. Если бы она знала ключи для кругов, то могла бы в любой момент вернуться домой, и явиться обратно с помощниками. Ей бы не пришлось работать одной, или делать некоторые из тех вещей, которые она сделала. Многие люди не погибли бы.

— Чрезвычайная ситуация и случилась, Отец, — горько ответила она. — Я справилась, как смогла. Возможно, ты бы предпочёл, чтобы я…

— «Нет! Стой, Мойра, не надо!»

Это была Мёйра, предостерегавшая её снова попридержать язык. Мойра готова была подать мысль, что ей, возможно, следовало оставить отца в камне, если ему не нравилось её решение. Несмотря на этот совет, ей с трудом удалось удержать свой норов в узде.

Лицо Мордэкая смягчилось:

— Прости меня. Ты через многое прошла. Я сделаю круг, но я хочу, чтобы ты за мной наблюдала. — Он пошёл прочь, ища укрытое место для создания объёмного телепортационного круга.

Глава 27

Когда Мойра и её отец снова появились, они стояли в здании, которое стало известно как «промежуточная станция». Это было большое, похожее на амбар здание во дворе Замка Камерон, построенное для содержания различных телепортационных кругов. Во время прошлой войны они усвоили, что держать круги в самом замке было плохой идеей, поскольку магически одарённый враг, обнаруживший ключи к одному из кругов, или нашедший работающий круг, соединённый с одним из них, мог получить доступ к их крепости.

Учитывая риск, промежуточная станция была под круглосуточной охраной.

Она не могла вспомнить полное имя человека, который поражённо уставился на них, но она знала, что его звали Даг.

— Милорд! — крикнул стражник, когда на его лице появилось узнавание. Прежде чем кто-то из них успел отреагировать, он высунулся из двери, и крикнул стоявшему там стражнику: — Джеролд! Вернулись Граф и Мойра, беги и скажи об этом Графине! — При этом его голос ни на миг не опускался ниже того, что можно было разумно счесть «рёвом».

— Блядь, — сказал её отец, улыбаясь ей. — Ты знаешь, что будет дальше.

Мойра в этом была не очень-то уверена. Они с братом отбыли под покровом тьмы, и хотя она присутствовала во время возвращения её отца после проведённого им в виде чудовища года, она понятия не имела, будет её мать злиться или испытывать облегчение, увидев дочь. «Наверное, и то, и другое», — подумала она.

— Мы с Мэттью отбыли, ничего ей не сказав, — проинформировала она отца.

Морт поднял бровь:

— О. Тогда это будет очень интересным. — Он взял её за руку, и вывел наружу, под свет шедшего к закату солнца.

Клод, главный замковый повар, стоял снаружи рядом с Дагом, с ожиданием глядя, как они выходят из здания. Тяжёлая корзина у него в руках значила, что он скорее всего собирал травы для кухни.

— Милорд! — воскликнул он так же громко, как это минуту назад сделал Даг, и склонил голову в редком жесте верности. Мордэкай обычно запрещал обитателям замка ежедневно кланяться и делать реверансы, но долгое отсутствие было другим делом. — Леди Мойра, — добавил повар секунду спустя.

Граф с любовью похлопал повара и стражника по спинам, прежде чем повести Мойру дальше. Он бросил через плечо извиняющий взгляд:

— Мне лучше пройти внутрь. Потом всем расскажу, что случилось.

Они не успели добраться до главных дверей донжона, прежде чем те распахнулись настолько сильно, что Мойра удивилась, как двери не сорвались с петель. Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон, метнулась к ним, будто собираясь их затоптать.

— Морт! Мойра! — закричала она голосом, достигшим громкости, которой позавидовал бы даже Даг.

Она набежала на Мордэкая с такой скорость, что должна была сбить его на землю, особенно учитывая надетую на ней броню, но Мойра заметила, что её отец использовал магию в качестве упора перед тем, как Пенелопа в него влетела.

Было ясно, что ей хотелось обнимать мужа дольше, но Пенни оторвалась от него почти сразу же, и набросилась на дочь, сжав её с такой срочностью, что её отец прослезился. Секунду спустя она её тоже оттолкнула, и принялась водить ладонями по голове, плечам и рукам Мойры, отчаянно ощупывая её, чтобы убедиться, что та была цела.

— Где ты была? Ты знаешь, как я волновалась? Как ты могла так сбежать, тайком!? — вопросы посыпались из неё как из ведра, слишком быстрые, чтобы за ними уследить.

— Я в порядке, Мама, — сказала Мойра, желая её успокоить, но когда она увидела лицо Пенни, её чувство вины удвоилось. Глаза Графини были красными, и полными слёз, хотя её плечи дрожали от шока и облегчения.

— Почему ты не послала весточку? Я тебя убить готова! Где твой брат?!

На этот раз пришёл черёд Мойры выглядеть удивлённой. Её не было более трёх недель. Она полагала, что Мэттью вернулся гораздо раньше её.

— Я думала, он уже вернулся, — сказала она, заикаясь.

Лицо её матери вновь исказилось скорбью:

— А Грэм? А что Чад Грэйсон? Они с ним? Куда он отправился?

— Они оба пока что в Хэйлэме, — неубедительно сказала Мойра.

— Он один!? — Это в равной мере было и обвинением, и вопросом.

— С ним его дракон, — сказала Мойра, пытаясь объяснить. — Мы нашли место, где они схватили Отца. Он хотел провести там более тщательное расследование. Предполагалось, что потом он вернётся домой… чтобы сказать тебе, куда мы направились.

Мордэкай обнял её мать руками:

— Ну-ну, не тревожься, Дорогая. Завтра мы его отыщем. Утром я и отправлюсь…

Графиня оттолкнула его, отвесив по уже закрытому щитом лицу пощёчину:

— Нет! Я с вас двоих больше глаз не спущу! Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, через что я прошла? Потерять мужа дважды, а на этот раз ещё и двух детей?! Я думала, ты погиб! Опять! Никому не следует испытывать такое… тем более дважды!

К этому моменту вокруг них собралась толпа слуг других жителей замка, вместе с Роуз Хайтауэр. Леди Хайтауэр быстро протолкалась к ним:

— Где Грэм? Мой сын с вами? — Она была настолько близка к крику, насколько Мойра когда-либо слышала, хотя ей удалось удержать громкость своего голоса в цивилизованных рамках.

Мордэкай посмотрел через голову Пенни, пытаясь успокоить её взглядом:

— Он в порядке, Роуз. Мы оставили его в Данбаре, но он здоров. Увидишь его завтра.

— Почему он не вернулся с вами? — спросила Роуз.

— Там ситуация немного хаотичная. Он защищает жертв внезапного конфликта, но опасность уже миновала, — объяснил Граф. — Он даже нашёл ту девушку, Алиссу. Она была с ним.

— Убийцу?! — Голос Роуз повысился до высоты, которая у менее собранной женщины могла бы означать полную панику.

— Убийца? — сказал Морт, озадаченный

Мойра постучала ему по плечу:

— Это — ещё один момент, о котором мне надо с тобой поговорить.

Пенни развернула Мойру, потянув её за плечо с непреодолимой силой:

— Что твой отец имел ввиду под «внезапным конфликтом»?

Она поймала взгляд отца, когда тот тихо пробормотал:

— Бля.

* * *

Прошёл не один час, прежде чем Мойру наконец снова оставили в покое. На объяснения ушла целая вечность, и как только они закончили, им пришлось повторять всё для тех, кто не услышал их в первый раз, или не понял. Она не была уверена, кому было хуже — ей, или её отцу. Он, хотя бы, не был виновен в том, что сбежал без предупреждения, но возвращение из предположительной смерти (во второй раз) таки привлекло к нему много внимания.

С другой стороны, Мойра получила дополнительную порцию нежелательного внимания от матери. Она боролась, держа своё раздражение под контролем, и ей постоянно приходила в голову мысль о том, чтобы просто подправить уровень любопытства её матери вместо того, чтобы терпеть её бесконечные вопросы.

В один из таких моментов её отец бросил на неё взгляд — быть может, ощущая внезапное напряжение в её эйсаре, когда она неосознанно готовилась что-то сделать. Мойра заставила себя расслабиться, и одарила его усталой улыбкой, когда это произошло.

Как только они вернулись в их дом, она столкнулась с новым градом вопросов от Айрин и Коналла. Им, похоже, были ужасно любопытны её приключения. Отсутствие Мэттью беспокоило их, но как только они узнали, что она знала об этом не больше их, они сосредоточились на том, чем занималась она.

«Просто убивала половину города», — подмывало её ляпнуть в какой-то момент, но она была не настолько глупой. Мёйра также дополнительно предостерегла её следить за языком.

Когда она наконец забралась в кровать, она была уверена, что утомление мгновенно заставит её заснуть — но это оказалось не так. Её разум начал заново прокручивать события дня, в частности — вопросы, её ответы, и что она могла-бы сказать иначе.

Её магический взор праздно исследовал дом, поэтому она знала, что её родители сидели в кровати, скорее всего обсуждая её возвращение. Это распалило её любопытство.

Используя крошечную толику эйсара, она скрытно создала маленькое существо, которое она уже многократно создавала прежде, как правило — чтобы следить за братом. Закончив, она послала маленького человечка ползти по коридору и подслушивать под дверью её родителей, поддерживая тонкую связь с ним, чтобы она могла слышать его ушами.

Довольно скоро она услышала голос своей матери:

— Я никогда не прощу себя, если он не вернётся.

— Ты в этом не виновата, — утешительно ответил её отец.

— Ещё как виновата! — горько отозвалась Пенни. — Я была за главную. Я его вырастила. Я была здесь.

— Мы не можем вечно их контролировать, — сказал Мордэкай. — Как бы мы ни пытались, в конце концов они сбегут от нас, и пойдут совершать свои собственные ошибки.

— Он может быть мёртвым, холодным трупом где-нибудь на склоне горы.

«Она что, плачет?» — Мойре показалось, что её голос прозвучал иначе.

— С ним дракон, и у него могущества не меньше, чем у любого другого известного мне волшебника. Возможно, он даже лучше меня. Завтра я его найду, — парировал Мордэкай.

— Он — не архимаг, — сказала её мать. — Ты сам мне говорил. Ты способен делать то, чего он не может.

— Это не всегда во благо, и в чародействе он лучше меня. Ты бы видела, что он сделал с мечом Дориана. Мастерство этого выходит за рамки всего, что я когда-либо воображал.

Ну, он не вернулся — и чем ему это помогло? — отозвалась Пенни.

— Не знаю, дорогая, но я найду нашего мальчика.

— Мы его найдём. Я больше не спущу с вас глаз… никогда, — проворчала она.

— Мойре нужно будет завтра вернуться в Данбар. Там ещё слишком со многим нужно разобраться. С кем из нас ты планируешь отправиться? — спросил её отец разумным тоном, хотя Мойра подумала, что уж он-то не настолько глуп, чтобы пытаться использовать его в этой ситуации.

— Данбар пусть катится к чёрту! — свирепо выплюнула Пенни. — Они уже достаточно нам навредили.

— Грэм всё ещё там, — напомнил ей Мордэкай. — Им нужно будет твоё руководство. Кто-то, у кого есть право говорить от имени Камерона, должен быть там.

— Тогда мы все туда отправимся…

— Ты действительно хочешь, чтобы я ждал, прежде чем приступить к его поискам?

— Демон тебя задери, Морт!

Её отец тихо засмеялся:

— Он пытался, и неоднократно.

— Это не шутка! Я что, по-твоему выгляжу весёлой?

— Нет, но я хочу поговорить с тобой кое о чём ещё.

В голосе её матери зазвучала осторожность:

— Что на этот раз?

— Как Мойра на тебя посмотрела? — спросил он её.

«Он подозревает!» — подумала Мойра. Она села в своей кровати, будто это могло помочь ей слышать лучше.

Магическим взором она увидела, что голова её отца повернулась, и почувствовала лёгкий импульс. Он тоже осматривал окружающую местность. «Он заметил, что я села, или заметил моего подслушивальщика?». Она снова легла, надеясь, что это ослабит его подозрения.

Вокруг них двоих поднялся щит приватности, и Мойра больше не могла ни видеть, ни слышать их через своего помощника. От фрустрации она сжала простыни в кулаках. Он же наверняка не знал, просто не мог — но тогда о чём они говорили?

После этого заснуть было трудно, но в конце концов утомление унесло её прочь.

Глава 28

— Мы нашли тело Короля Дарогэна.

Это был Чад Грэйсон, рассказывавший её матери о том, что случилось до их прибытия.

— Жуть была неимоверная, — продолжил лесник. — Плоть была серо-синяя, он мёртвый был уже какое-то время, но когда я его перевернул, они начали выползать из его лица. Он ими был заполнен.

— Ты их убил? — встряла Мойра.

— Ага, — кивнул он, избегая смотреть ей в глаза. С тех пор, как она вернулась, ему было не по себе в её присутствии.

— Думаешь, они могут прицепиться к другим людям? — спросила Графиня.

Чад пожал плечами, но Мойра ответила твёрдо:

— Мы не знаем, но следует предполагать худшее.

Пенни сжала губы, озабоченная:

— Как думаешь, сколько их может ещё быть на свободе.

— Никак нельзя знать, — сказал Чад. — На этом поле их было по одному на каждого человека — живого или мёртвого.

— Я уничтожила тех, которые были извлечены из живых, но про тех, кого убили в бою тем странным оружием, я с уверенностью сказать не могу, — сказала им Мойра. — К тому же, дома у Графа Бэрлэйгена были ещё эти твари. Отец их уничтожил, но наверняка ещё сколько-то скрывалось в городе.

Графиня вздохнула:

— Будто опять шиггрэс появились. Мы не знаем, сколько их, где они могут быть, в ком они могут быть…

Грэм кашлянул, и Пенни бросила на него взгляд:

— Да, Сэр Грэм, тебе есть, что добавить?

— По крайней мере, люди теперь хорошо с ними знакомы. Они теперь не являются тайной. Барон приказал всем способным людям следить за теми, кто ещё без сознания, чтобы оградить их от опасности. Они уже поймали несколько этих маленьких чудовищ, пытавшихся заползти людям в рот.

Пенни кивнула, а затем обратилась к Мойре:

— Я хотела бы познакомиться с твоим бароном.

— Он не мой барон, Мама, но он всё же помог спасти город, — категорично ответила Мойра.

— Все мне так и говорят, — сухо сказала Пенни. — Все, кто очнулся, рассказывают похожие истории, но из того, что мне сказали твой отец и Грэм, он разве что попытался защитить тебя от короля — и даже это у него не получилось.

Мойра ощутила прилив адреналина, и её сердцебиение участилось, но Мёйра её предостерегла:

— «Не обращай внимания на намёк, говори о Джеролде. Не позволяй эмоциям возобладать над тобой».

— Он — хороший человек, с добрым и щедрым сердцем. Я рада приписать ему большую часть заслуг, если это поможет его народу найти путь в этом хаосе, — спокойно сказала Мойра.

— Где он сейчас? — спросила Графиня.

— В городе, — с готовностью откликнулся Грэм. — Во дворце разруха, поэтому выживших он организовывает из места под названием «Пыльная Любовница».

— «Пыльная Любовница»?

— Таверна, — объяснил Чад. — Её хозяйка выжила, и спряталась в погребах вместе с группой других горожан, которым повезло всё ещё быть свободными от паразитов, когда всё покатилось к чертям.

* * *

Час спустя они прошли через двери. Толпа людей повернулась, чтобы посмотреть на них, приметив иностранные цвета солдат Графини. Грэм был достаточно высоким, чтобы смотреть поверх их голов. Он помахал, заметив Джеролда, который пробрался к ним, и очистил путь через главный зал, чтобы они могли найти более тихое место у одной из стен.

— Графиня, я рад знакомству, — сказал он, как только они смогли слышать друг друга.

Мойра указала на него:

— Мама, это Джеролд, Барон Ингэрхолда.

— Рада встрече, Ваше Превосходительство, — ответила Пенни, протягивая ему руку. Её взгляд упал на более старого джентльмена, стоявшего рядом с ним.

Джеролд провёл костяшками своих пальцев по своим губам, прежде чем указать на своего лысеющего спутника:

— Могу ли я также представить вам моего друга, Ваше Превосходительство? Это — Его Светлость, Лорд А́нсэлм, Эрцгерцог Уэ́лтонбэри и первый по очереди преемник нашего покойного короля.

Как только было покончено с формальностями, Пенни изложила свою позицию, и предложила любую помощь, которую мог оказать Камерон. Эрцгерцог ответил первым:

— Мы ценим вашу позицию, но я думаю, что по большей части Данбар будет в порядке, как только мы разберёмся с этим хаосом. Еды в достатке, даже чересчур, учитывая то, что половина Хэйлэма была потеряна. Мы с Бароном как раз обсуждали этот вопрос. Боюсь, что многое из того, что у нас есть, испортится раньше, чем мы успеем это использовать.

— Мы с мужем всё же хотели бы помочь любым доступным нам способом. Возможно, ваши излишки можно продать? Уверена, вам понадобятся дополнительные средства, — ответила Графиня.

Джеролд вздохнул:

— Спрос этого не поддержит. Наши излишки переполнят местные рынки. Самая большая проблема будет в том, что делать с мёртвыми. Потребуются недели, чтобы их всех похоронить, и даже если мы будем их сжигать, то рабочих рук у нас на это не хватит. Болезни будут проблемой, если тела начнут разлагаться раньше, чем мы что-то сделаем.

— Думаю, мы можем помочь с обеими проблемами, — сказала Пенни. — Мой муж уже давно хотел соединить свою Мировую Дорогу с Данбаром, для облегчения торговли. Хотя для данной конкретной цели это займёт слишком много времени, он определённо может перенести ваши товары в Лосайон, чтобы продать на тамошних рынках. Мы также были бы рады одолжить вам людей, чтобы помочь с кремацией умерших.

Пока они разговаривали, Мойра изучала эрцгерцога. Он был среднего возраста мужчиной с растущим брюшком и кустистыми бровями. Однако что было важнее всего, так это тот факт, что она была уверена — его не было среди людей, которых она освободила, что означало, что ему никто не правил воспоминания. Это, а также тот факт, что он был первым в очереди на трон, могло создать проблемы её плану посадить на этот трон Джеролда.

Почти не думая, она послала тонкую линию эйсара, коснувшись эйсара Ансэлма, и заставив его почувствовать недомогание.

Лицо пожилого дворянина побледнело, и его руки затряслись:

— Прошу простить меня, миледи, по-моему, мне нужноприсесть, — сказал он Графине.

Мойра шагнула вперёд с выражением заботы на лице:

— Позвольте мне помочь вам, милорд. — Она взяла его за руку, и сказала остальным: — Я помогу Его Светлости найти место, и принесу ему что-нибудь попить.

Её мать и Джеролд как раз приступали к самой важной части своей дискуссии, поэтому они оба кивнули, отпуская их, погружённые в беседу. Довольно скоро дворянин оказался лишь в обществе Мойры.

Она не стала зря терять времени. Уговорив бармена налить ему пива в высокий бокал, она спросила его о том, что с ним было во время недавнего бедствия.

— Худшее меня миновало, — сказал он ей. Руки Ансэлма уже не дрожали. — Мне достаточно повезло не оказаться заражённым теми металлическими существами, а когда всё началось, я остановился здесь. Хозяйка этого дома, Тамара, если не ошибаюсь, укрыла нас под главным залом.

— Значит, вы не видели ничего из битвы за стенами? — спросила его Мойра.

— Да и большую часть того, что случилось в пределах стен, я тоже не видел, — признал эрцгерцог.

— Вы, наверное, очень гордитесь Бароном Ингэрхолдом, — сказала она ему. — Он был очень храбр.

Ансэлм нахмурился:

— Джеролд всегда был хорошим человеком, но я нахожу рассказы о нём странно лишёнными сути.

— Это как?

— Я встретился с дюжинами людей, утверждавших, что видели его действия, но никто из них на самом деле не помнит, как им помогали. Рассказы очень расплывчатые, и меня волнует то, сколь многие из них открыто предложили короновать его вместо Дарогэна, — сказал эрцгерцог.

Этого было достаточно — Мойра поймала его разум железной хваткой. Лицо старика обмякло, пока она стала перебирать его воспоминания. Она довольно быстро увидела, что он совсем не собирался отдавать своё место Барону. Она улыбнулась: «Это довольно легко поправить».

Когда несколько минут спустя она помогла ему встать, он был другим человеком. Мойра повела его обратно к остальным.

— Леди Мойра?

Мойра осознала, что стоявшая позади и сбоку от неё женщина была Тамарой, владелицей таверны.

— Это ты! — воскликнула она, притворяясь счастливой. — Как я рада, что ты пережила бурю без всякого вреда.

Тамара сделала реверанс, увидев, как Ансэлм повернулся к ней:

— Ваша Светлость.

— Не нужно, — сказал он ей. — Я в долгу у тебя. Уверен, что я умер бы, если бы ты мне не помогла.

— Ваша Светлость, вы не против, если я потрачу минутку, чтобы обменяться с Тамарой новостями? — спросила Мойра.

— Отнюдь, — ответил он. — Я чувствую себя гораздо лучше. Мне нужно закончить разговор с вашей госпожой матерью. — Он двинулся прочь уверенной походкой.

— Он в порядке? — спросила Тамара, когда он отошёл.

Мойра подняла брови:

— Что ты имеешь ввиду?

— Он просто пялился в пространство, когда я вас заметила. Я подумала — что-то могло случиться, — сказала рыжая женщина.

— О, он в порядке, просто приступ дурноты, я думаю. Кто знает, с этими стариками? — сказала Мойра. — Скажи мне, как всё у тебя было вчера. Ты, наверное, была ужасно напугана.

— Это был самый причудливый день из всех, что я видела, — сказала Тамара, кивая.

Мойра согласилась:

— Это был кошмар. — Тут она заметила на себе взгляд её матери, но Пенни посмотрела в сторону, когда Мойра глянула в её направлении. «И как долго она за мной наблюдает?». Это не должно было иметь значения — она не сделала ничего, что выглядело бы странно, но Мойра всё равно беспокоилась. «Что ей Папа сказал прошлой ночью?»

* * *

В поздней части дня они приготовились возвращаться домой. Пенни потратила день, строя планы и раздавая сопровождавшим её людям указания на завтра. Они вернутся с ней на следующий день, приведя более крупную группу людей, которым было приказано помогать жителям Хэйлэма разбираться с разбросанными по окрестностям мертвецами.

— Прежде чем мы отправимся, мне нужно позаботиться ещё об одной вещи, — сказала Пенни своей дочери, а потом обратилась к Грэму: — Где Алисса?

Он напрягся:

— Полагаю, она с Грэйс.

Грэйс наконец очнулась предыдущим вечером, но всё ещё приходила в себя. Алисса оставалась с маленькой драконицей в качестве предосторожности.

— Отведи меня к ней, — приказала Графиня.

Грэм кивнул:

— Да, Ваше Превосходительство.

Поскольку они уже были у телепортационного круга, далеко идти им не пришлось. Грэйс отдыхала в сарае на маленькой ферме менее в четверти мили от круга. Владелец фермы не объявился, поэтому они не были уверены, выжил ли он вместе с его семьёй, или всего лишь сбежал.

Чад Грэйсон и Алисса были погружены в беседу, когда вошли Мойра и Пенни. Грэм следовал за ними с написанным на лице волнением.

— Миледи, — сказал охотник, склоняя голову. Алисса не отрывала взгляда от пола.

Графиня признала его приветствие, но её внимание было полностью поглощено молодой женщиной. Она махнула в сторону открытых дверей сарая, в которые входили трое сопровождавших их стражников, расходившихся в стороны.

— Алисса, или как тебя на самом деле зовут, ты арестована за убийство, похищение, и нападение на мою стражу. Ты сдашься моим людям, и сопроводишь нас в Замок Камерон, где предстанешь перед судом за твои преступления. — В её голосе звучала сталь.

— Да, Ваше Превос…

— Постойте! — перебил Грэм, вставая между своей синьорой и своей возлюбленной. — Тут всё сложнее, чем то, что вы слышали.

Взгляд Пенни был холодным:

— Это выяснится во время судебного процесса. Отойди, Сэр Грэм.

— Она не хотела быть там. Вы не обязаны это делать, — ответил он, упрямо стоя на месте.

— Лилли Такер мертва. Моя дочь была похищена. Суд определит её ответственность в этом деле. А теперь отойди, Грэм, если только не думаешь нарушить свою клятву.

— Мама, пожалуйста, не обязательно так делать, — сказала Мойра. Её мать выглядела спокойной, но магический взгляд Мойры ощущал напряжение в её мышцах. Рука Пенни легко легла на рукоять её меча, готовая применить насилие.

Одни из стражников шагнул вперёд, вытащив из тяжёлой кожаной сумки, которую нёс, пару железных кандалов. «Мне следовало их заметить», — подумала Мойра, но ей не приходило в голову раньше изучать этого стражника.

— Нет! — сказал Грэм, отмахиваясь от него. — Отойди. — В его глазах появился отчаянный блеск.

Рука Чада легла на его длинный нож:

— Подумай о том, что ты творишь, Грэм. Ты всё только хуже сделаешь.

Этот миг балансировал на опасном краю, пока Алисса не обошла Грэма, протянув свои запястья стражнику с оковами:

— Позволь им меня забрать, Грэм. Я должна ответить за содеянное, — искренне сказала она.

Напряжение ушло из его позы, и Грэм повесил голову.

— Отведите её к кругу, — приказала Графиня. Неподвижная как камень, она наблюдала за тем, как стражники увели Алиссу прочь. Грэм последовал за ними, и Чад тоже, приглядывая за своим молодым другом на тот случай, если ему в голову придут ещё какие-то мятежные мысли.

Пенни начала было уходить, но Мойра заговорила с тихой яростью в голосе:

— В этом не было никакой необходимости, Мать.

— Ещё как была, — сказала ничем не обеспокоенная Пенелопа.

Её холодная отмашка заставила огонь побежать по венам Мойры:

— Он влюблён в неё. Ты что, пытаешься заставить Грэма уйти? Что, по-твоему, он сделает, если будет вынужден выбирать между ней и верностью нашему дому? — Как бы ей ни хотелось, чтобы Грэм не любил Алиссу, Мойра не желала видеть, как он совершит какую-то глупость.

Пенни развернулась лицом к дочери, подняв бровь:

— Ты лучше это поймёшь, когда всё закончится. Такие вещи нельзя просто замять. Этим вопросом нужно заняться раньше, а не позже, иначе этот случай превратится в гноящуюся рану.

— Она приняла на себя три стрелы, защищая Рэнни! Разве этого мало?

— Лилли Такер мертва, — сказала Пенни. — Думаешь, он может просто привести её домой, и жениться на ней? А что насчёт её брата, Питэра? А её жениха? Думаешь, они забудут? А что насчёт всех остальных жителей Замка Камерон, или города Уошбрук? Нам что, дозволено игнорировать чьи-то преступления, если они для нас неудобны? Она что, выше закона просто потому, что Сэр Грэм, как оказалось, в неё влюбился?

Мойре хотелось пощёчиной стереть выражение превосходства с самодовольного лица её матери.

— Значит, ты предпочтёшь что… повесить её?! Думаешь, Грэм тебя за это поблагодарит? Он не станет этого терпеть. Ты потеряешь его, и что тогда будет с Леди Хайтауэр? Как она отнесётся к тому, когда он заберёт Алиссу, и окажется вне закона?

Её мать сделала глубокий вдох, прежде чем медленно выдохнуть.

— Помнишь, когда твоего отца судили в Албамарле?

Мойра нахмурилась, гадая, куда она клонит. Она кивнула.

— Я тогда была того же мнения, которого сейчас придерживаешься ты или, быть может, Грэм. Я знала, что твой отец был не виноват. Много людей погибло, но он не нёс прямой ответственности за это, и если бы он не сделал то, что сделал, всё стало бы гораздо хуже. Он спас мир, однако его вытащили перед их грязным маленьким судом, и судили его. Люди, решившие его судьбу, ничего не сделали ради спасения нас от катастрофы, но они взяли на себя право вершить правосудие над человеком, который всех нас спас.

Я была в ярости, и я пыталась убедить твоего отца сбежать со мной, взять тебя, твоих братьев и сестру, и убежать далеко-далеко. Но он отказывался. У него была сила, они и пальцем бы не тронули его, если бы он не позволил, однако он отказался бежать. Мать Грэма представляла его в суде, и она могла оправдать его на основе юридической формальности, но он и этого не позволил. Вместо этого он принял обвинения, а когда они решили унизить его, исхлестать его кнутом как собаку, он склонил голову, и принял наказание.

Ты когда-нибудь задумывалась, почему? — спросила Пенни.

Мойра уже слышала большую часть всего этого, но никогда не думала, что это было честным. Она знала, каков был ответ её отца:

— Он сказал, что люди должны были увидеть, что правосудие применимо не только к слабым, но и к могущественным людям — но Алисса не является волшебницей. Она не правит никакими землями. Её наказание ничего не докажет.

— У неё могущественный возлюбленный, ты — её подруга, и она совершила несколько очень серьёзных преступлений, — возразила Пенни. — Думаешь, я пытаюсь заставить Грэма покинуть нас? Я пытаюсь его спасти. Если ему когда-нибудь удастся жить мирно с этой девушкой, то ей нужно принять последствия её действий, в суде, иначе люди никогда не будут удовлетворены. Если она так не сделает, он всё равно заберёт её, и в конце концов сбежит. Это — их единственный шанс.

Её сердцебиение замедлилось, и гнев сменился замешательством. Она была на волоске от того, чтобы насильно попытаться изменить разум своей матери. Мойра уставилась на Пенни, тщательно обдумывая свой вопрос:

— Что именно ты хочешь сказать?

— Твой отец был прав. Если бы его на самом деле попытались казнить, то, быть может, он сбежал бы со мной, но он был твёрдо намерен дать людям правосудие.

— Но в этом не было ничего правого! — воскликнула Мойра. — Он этого не заслужил.

— Истинное правосудие — иллюзия, но оно необходимо для существование гражданского общества. Он понимал это ещё в те дни, и, что важнее, он знал, что мы не сможем жить так, как мы живём сейчас, если люди не будут считать, что он расплатился за преступления, которые они ему приписывают. Я скажу ещё раз: он был прав. И то же самое применимо и сейчас. Если Алисса и Грэм хотят иметь шанс на нормальную жизнь как муж и жена, то пострадавшие от её действий люди должны считать, что правосудие восторжествовало. — Графиня приостановилась на миг, прежде чем добавить: — Не говори отцу, что я это сказала.

— Что сказала?

— Что он был прав. С ним будет просто невозможно жить, если он узнает, что я это признала.

Глава 29

Мойра Сэнтир, женщина, прожившая в сердце земли более тысячи лет, сидела в удобном кресле, глядя на человека, который растил её дочь. Формально, она не была оригинальной Мойрой Сэнтир, а лишь искусственной копией, заклинательной двойницей, созданной в момент отчаяния перед тем, как первая Мойра ушла на последний бой с Тёмным Богом, Балинтором.

Однако к этому моменту разница была чисто теоретической. У неё теперь было живое человеческое тело, благодаря её мужу, Гарэсу Гэйлину, и хотя она не обладала живым источником, с которым рождалось большинство людей, ей дали столько эйсара, сколько нормальному человеку хватило бы на сотню жизней.

Человек, взявший силу богов, и поделившийся ею с ней, с задумчивым выражением лица сидел напротив неё за низким столом.

— Что-то ты ничего не говоришь, — сказал он, надеясь разбить её молчание.

Она открыла рот, и снова закрыла. Что она могла сказать? История, которую он только что закончил излагать, была в некоторых отношениях новой, а в других — удручающе знакомой. И в этом была её вина. Единственный смысл её существования заключался в защите жизни ребёнка её создательницы, её ребёнка, и она это провалила. «Почему я не сказала ей больше, и раньше?»

Сказать правду — значило подписать смертный приговор дочери, а скрыть — значило подвергнуть риску бессчётное число жизней.

— Я оказала тебе медвежью услугу, — наконец сказала она. — Я слишком долго ждала, и теперь твоя дочь, моё дитя, заплатит за мою ошибку.

Мордэкай нахмурился:

— Я надеялся, что у тебя будет что-то немного более позитивное.

На неё накатила волна безысходности, и она с трудом подавила порыв рвать на себе волосы. Её фрустрация была настолько велика, что ей захотелось с криками выбежать из комнаты. Бывшая леди камня внезапно увидела видение, в котором она бросается вниз с самой высокой башни замка, хотя это и не помогло бы. Она не могла умереть без разрешения.

— Я не могу предложить ничего хорошего, — сказала она ему. — Я не предупредила тебя как следует, не предупредила её как следует, и теперь семена моей небрежности принесли свои порочные плоды.

— Очень поэтично, но я думал, что ты, быть может, сможешь сказать мне что-то более практичное, например: «дай ей мёду, и уложи спать — утром она будет в порядке», — с сарказмом ответил он.

Она покачала головой:

— Нет, никаких простых решений здесь нет — и никаких сложных тоже. Она невольно переступила черту, и теперь проклятье рода Сэнтир ляжет прямо на её плечи. Наша дочь обречена.

Морт поднял бровь:

— Обречена? — Он уже слышал такое, и эта фраза ему теперь очень, очень не нравилась. — Ты знаешь, сколько раз мне такое говорили? Однако я всё ещё здесь. Я не хочу слышать драматичные фразы — я хочу знать, что происходит с моей девочкой, чтобы мы могли решить, как ей помочь.

— Она становится демоном.

Морт потёр своё лицо:

— Вот, именно об этом я и говорю. Ты можешь попытаться объяснить без всей этой описательной чепухи? Демонов нет, если только ты не считаешь за них богов, которых мы совсем недавно свергли.

— Мой род называл их «разорителями», когда нас ещё было больше. Она нарушила два наших самых фундаментальных правила.

— Очевидно, она сделала что-то странное, чтобы добиться того, чего добилась, — согласился Мордэкай. — Я никогда не слышал о волшебнике, который бы управлял тысячами людей одновременно, но я не знаю, стал ли бы я использовать такой термин, как «разоритель». Она на самом деле не причинила им вреда, по крайней мере — напрямую.

— Я сама их не осматривала, но я уверяю тебя, что она наверняка кому-то из них навредила. Однако, проблема не в этом, если только мы не обсуждаем моральную сторону вопроса, — сказала Мойра.

— А мы разве не её обсуждаем?

Она покачала головой:

— Нет. Тут определённо есть моральная проблема, но важнее — для нас, по крайней мере — тот факт, что она причинила вред самой себе. Ты описал мне нетерпеливость и гнев, которые ощутил в ней, перемены в её личности. Это — важные признаки нарушения её внутреннего баланса. Её разум исказился, и будет лишь продолжать ухудшаться.

— Думаю ты, быть может, сделала слишком сильные вывода из моего рассказа…

— Нет, Мордэкай, позволь мне объяснить, — перебила Мойра Сэнтир. — Примерно как и в физике, которую ты так любишь, на каждое действие разума есть противодействие, последствие. Когда маг Сэнтиров покоряет волю другого человека, он также прилагает силу к своему собственному разуму, искажая его форму. Твоя дочь изменила умы и воспоминания не одного или двух, а тысяч людей. Неизбежным результатом этого является то, что она исказила свою собственную реальность. То, что ныне лежит в ней, больше не является тем ребёнком, которого ты вырастил.

Хотя её слова казались ему совершенно осмысленными, Мордэкай имел собственное мнение. Он лучше многих знал, как насилие и трудные решения оставляли отметины на душе, но он ни на миг не верил, что его дочь уже нельзя было спасти.

— Я не могу это принять. Насколько я могу судить, большую часть всего этого она делала не напрямую, это делали те «заклинательные двойницы», которых она создала.

Мойра кивнула:

— И это — другая часть проблемы. Клонирование разума также запрещено.

— Однако твоя создательница это сделала, и я этому рад.

Она вздохнула:

— Я не говорю, что это злое деяние, или неправильное, но оно опасно. Моя прародительница умерла вскоре после моего создания, что спасло её от последствий.

— Каких последствий?

— От казни, например, если бы род Сэнтир выяснил, что она сотворила. Это навык, который может потенциально развить каждый из нас, но как только он усвоен, его больше невозможно забыть. Теперь, когда она это сделала, он всегда будет перед ней — готовое решение для каждой проблемы. В отличие от сложной задачи по созданию нового и оригинального разума для её заклинательных зверей, она всегда будет испытывать искушение просто создать копию своего собственного разума. Это гораздо быстрее, а результат — создание, обладающее всей мощью и возможностями оригинала, не говоря уже о полном понимании того, какова насущная проблема, и что нужно сделать.

Он кашлянул:

— Ничто из упомянутого тобой не звучит как что-то достойное казни. Звучит очень полезно. Если бы я мог так делать, то сумел бы решить многие возникавшие у меня за прошедшие годы проблемы.

— Ты и сам это испытал, когда стал одним из шиггрэс. Клон твоего разума, Брэксус, именно этим и являлся, — заметила она.

— Значит, меня следует казнить?

Мойра криво улыбнулась:

— Вероятно — да, по сотне других причин, но за это — нет. Ты не можешь повторить этот процесс, это случилось непреднамеренно. Однако Мойра может делать это так часто, как пожелает, и гораздо быстрее, чем ты можешь вообразить.

Мордэкай встал, и начал расхаживать из стороны в сторону:

— Но она не будет этого делать, если мы сможем объяснить ей, почему — и ты так и не объяснила, в чём тут опасность.

— Когда она это сделала, она использовала своих двойниц, чтобы управлять тысячами людей одновременно, меняя их разумы и личности. Полагая, что потом она впитала эти заклинательные разумы обратно, все их действия по сути стали её собственными. Давление, которое это оказало на её дух — это и есть то, что исказило и изменило её суть. Это сделало её разорительницей, в этом я не сомневаюсь.

— Что такое разорительница? — с досадой спросил он.

— Кошмар, — без колебаний сказала Мойра Сэнтир, — волшебница, которая может вторгаться разумы других людей, и менять их за мгновения, без угрызений совести или раскаяния. Волшебница, которая может многократно удваиваться, создавая миллион таких же чудовищ, каждое из которых обладает теми же способностями, что и оригинал. Существо со столь мощным разумом, что никто не сможет от него защититься.

Морт сощурил глаза:

— Кроме других волшебников, конечно же.

Она рассмеялась:

— Ты так считаешь?

— Ты хочешь сказать, что она может сотворить это со мной?

Лицо Мойры приняло серьёзное выражение:

— С тобой будет трудно, но ты потерпишь поражение. Если дело когда-либо дойдёт до такой борьбы, то ты должен убить её быстро, пока она не пробила твою защиту. Как только она войдёт в твой разум, она тебя пожрёт.

— Потому что она стала этой «разорительницей», о которой ты постоянно твердишь?

— Любой маг Сэнтиров победил бы, если бы смог получить доступ к твоему разуму, но если этот маг не был разорителем до этого, то к тому времени, как он с тобой закончит, разорителем он точно станет. К счастью, нам трудно пробиться к разуму настороженного противника, однако твоя дочь уже заполучила опыта на целую жизнь. Она больше не новичок, и её дух будет твёрже стали и чернее смерти.

Она теперь может создавать бесконечное число подчинённых, и они не будут ограничены её эйсаром, если захотят. Они могут красть души тех, в кого вселяются, забирая неиссякаемые источники жизни своих носителей. Они, возможно, не будут могущественными, но магия разума не требует большой силы — это искусство, построенное на тонкой работе.

Это уже случалось в прошлом — несколько раз, по правде говоря. Первые несколько разорителей были ограничены, и их уничтожили, как только осознавали опасность. Хуже всех был человек по имени Линн Сэнтир, это было за несколько столетий до моего рождения. Тогда обнаружили, что он тихо менял разумы нескольких своих друзей.

Поскольку он был на ранней стадии, и его раскаяние казалось искренним, ему позволили жить. Он держал обещание вести себя хорошо почти десять лет, прежде чем поддался искушению, и изменил свою жену, сделав её более покладистой.

Морт засмеялся:

— Ну, если честно, любой бы захотел…

— Это не шутка! — огрызнулась Мойра, выходя из себя. — Зная, что он должен избежать обнаружения, он начал менять ещё больше людей, и в конце концов начал создавать заклинательных двойников, чтобы те помогали скрывать его тайну. Прошли годы, прежде чем кто-то что-то заподозрил, и первые волшебники, отправившиеся расследовать дело, понятия не имели, чем он стал, поскольку они были не из рода Сэнтир.

— Почему они не знали? — спросил Морт.

— Потому что мой род держал свои тайны при себе. Это — знание, которым мы никогда не делились, боясь повернуть другие семьи против нас, — ответила она. — К тому времени, как род Сэнтир вмешался, Линн уже сделал своими рабами целую деревню, и двое волшебников, вмешавшихся первыми, были его самыми могучими стражами. Мой род потерял много жизней, чтобы положить ему конец, и ещё несколько магов пришлось уничтожить, когда всё закончилось, потому что они были вынуждены сами стать разорителями, чтобы победить.

Мордэкай подошёл к окну, и уставился на деревья, глядя, как они гнутся под ветром. Он казался задумчивым, но когда он повернулся обратно к ней, в его глазах была решимость.

— Почему Гарэс не явился с тобой, когда я послал сообщение?

Она опустила взгляд:

— Я ему не сказала.

— Потому что?

— Мне было стыдно.

— Стыдно за проклятие твоего рода?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, это бы он принял, но он никогда бы не простил мне то, что мы должны сделать.

— Убить мою дочь — ты это имеешь ввиду? — спросил он для прояснения странно спокойным голосом.

Она молча кивнула.

Граф ди'Камерон сделал глубокий вдох, и держал его несколько секунд, прежде чем выдохнуть. На него снизошёл странный вид, и он сделал несколько широких шагов к ней, пока они не остались стоять почти нос к носу. Его глаза яростно горели, когда он уставился в её собственные:

— Я совершил много ужасных поступков, но с каждым разом это становится всё легче. Хочешь знать, в чём мой секрет? — Он подался вперёд, будто собираясь поцеловать её в щёку.

Каменная леди обнаружила, что потеряла равновесие, что она не уверена и колеблется из-за его странно агрессивного поведения. Она попыталась шагнуть назад, отстраниться, но его руки обняли её, одна — на талии, а другая — на затылке. Она почти взвизгнула от удивления, ощутив его губы у своего уха.

— Позволь мне сказать тебе… — прошептал он.

Когда она услышала эти слова, она начала кричать, но было уже слишком поздно.

Глава 30

Суд над Алиссой случился через два дня после её возвращения, что было почти милосердием, поскольку всё это время её держали в темнице Ланкастера. К ней не пускали посетителей, но еда была хорошей. Это было лучше, чем то, что она заслуживала, по её мнению.

Она была удивлена, когда Леди Хайтауэр появилась рано утром в день суда, и она опустила лицо, стыдясь.

— Подними взгляд, Алисса, — сказала тогда ей дворянка.

— Я не заслуживаю такой чести, миледи, — ответила она, — только не после того, что я сделала.

— Будет очень неудобно, если клиент не может даже смотреть в лицо своему адвокату, — сказала Роуз.

Тогда-то она и подняла взгляд:

— Адвокату?

Лицо Роуз было серьёзным, в нём не было юмора, а была лишь хмурая решимость:

— Я буду представлять тебя сегодня в суде.

— Но почему?

— Потому что иначе они казнят невесту моего сына…

То было шесть часов назад, но даже теперь она всё ещё косилась на сидевшую сбоку от неё женщину, не в силах в это поверить. Роуз Торнбер была женщиной средних лет, но сидела на твёрдой скамье с идеально прямой спиной. Всё в ней говорило о достоинстве и воспитанности, и свет в её глазах не оставлял сомнений в её уме.

Она совсем не могла её прочесть. По всем меркам, которые Алиссе приходили в голову, Роуз Торнбер следовало её ненавидеть, но она не могла уловить в её поведении ни капли злобы. Утро Роуз провела с Алиссой, допрашивая её снова и снова, проверяя каждую мелочь. Тогда Алисса не могла решить, хотела ли мать Грэма искренне ей помочь, или действовала по какому-то невидимому указанию, быть может — от Графа.

Граф сидел на скамье позади неё, с Мойрой по одну сторону, и Графиней — по другую, что было ещё одним сюрпризом. Алисса почему-то ожидала, что он будет председательствовать как судья, но, судя по всему, в Лосайоне дворяне могли вершить лишь низкое правосудие. Высокое правосудие — дела, которые могли окончиться казнью — было исключительно в компетенции самой королевы или назначенных ею королевских судей.

Его Честь, Ллойд Уотсон, именно таким человеком и был. Его призвали из столицы исключительно для суда над ней. Он был моложе, чем, по мнению Алиссы, мог быть судья — на вид ему было чуть больше тридцати, у него были короткие карие волосы, и глаза столь тёмные, что казались чёрными. У него был пронзительный взгляд, заставлявший её нервничать каждый раз, когда он смотрел в её сторону.

— Успокойся, — предостерегла Леди Хайтауэр, — ты выглядишь виновной, когда ёрзаешь.

— Я и есть виновная, — тихо ответила Алисса.

Роуз хмуро посмотрела на неё:

— Не смей использовать здесь это слово. Сегодня мы признаём тебя невиновной.

Недоверчивое выражение лица Алиссы было единственным ответом, который она могла дать на такое заявление.

Леди Хайтауэр улыбнулась — это была первая улыбка, которую она в тот день показала Алиссе.

— Видишь Графа позади тебя? Я стояла перед Верховным Юстициарием в Албамарле, когда его обвинили в убийстве.

— И ты доказала его невиновность? — спросила Алисса.

Роуз сжала губы:

— Нет, но я могла бы заставить их снять с него обвинения, основываясь на юридическом процедурном вопросе. К сожалению, он был упрям, и настоял на том, чтобы позволить дать делу ход, и его осудили.

— Думаешь, есть какой-то трюк, который меня спасёт?

Дворянка покачала головой:

— Нет. Я лишь сказала тебе, чтобы ты извлекла урок из его глупости. Не будь как Граф. Они бы казнили его, если бы Королева не пригрозила его помиловать.

— Я тебя слышу, — прошипел позади них Мордэкай. В результате чего Пенни ткнула его локтем, предупреждая молчать.

Алисса посмотрела мимо Роуз, на Грэма, сидевшего дальше на скамье, рядом с его бабкой, Элиз Торнбер. Он одарил её вялой улыбкой, которая нисколько не отменяла тревогу, написанную у него на лице.

Джон Стэнтон, прокурор, стоял, зачитывая обвинения:

— …сознательно и умышленно вступила в сговор с целью убийства и похищения. Корона обвиняет подсудимую в заговоре, обмане, измене, похищении и убийстве.

— Как подсудимая отвечает на эти обвинения? — спросил Ллойд Уотсон.

Роуз встала:

— Ваша Честь, подсудимая с уважением заявляет, что не виновна.

Брови судьи поползли вверх:

— Вы уверены? Если вы не собираетесь оспаривать факты этого дела…

— Факты неоспоримы, Ваша Честь, — согласилась Роуз, — в отличие от обстоятельств.

Судья вздохнул:

— Хорошо.

Обвинение прошло так, как и ожидалось. Мастер Стэнтон изложил факты, начиная с поддельной личности Алиссы как дочери дворянина, продолжая к её исчезновению, и последовавшему возвращению с людьми, которые похитили Айрин Иллэниэл, и убили Лилли Такер.

В порядке заседания обвиняющая сторона вызвала Питэра Такера, брата Лилли, чтобы дать показания касательно смерти его сестры. Потом они вызвали Дэвида Саммерфилда, её жениха. Никто из них не смог добавить к фактам этого дела ничего существенного, но их трогательные описания доброты и щедрости Лилли Такер заставили многие глаза в зале суда затуманиться. Последним вызванным свидетелем была сама Айрин, но заданные ей вопросы были точными и самоограничивающие, дававшие ей ровно столько свободы, сколько было нужно, чтобы подтвердить факты её похищения.

Роуз отказалась опрашивать Питэра или Дэвида, но встала после того, как прокурор закончил с Айрин.

— Могу я также опросить свидетеля, Ваше Весть?

— Конечно, — сказал судья.

— Была ли Лилли Такер убита Джазмин Дарзин? — спросила она.

Айрин выглядела сбитой с толку:

— Я не уверена, кто…

Роуз махнула рукой в сторону Алиссы:

— Эта женщина, которую ты знала как Алиссу. Убила ли она Лилли?

— Нет, — сказала Айрин. — Она сказала ему остановиться, но он её проигнорировал. Она защитила меня позже, когда…

— До этого мы скоро дойдём, — сказала Роуз, обрывая её. — Твоё утверждение подразумевает, что Джазмин на самом деле не командовала людьми, которые тебя похитили.

Айрин кивнула:

— Да, Леди Хайтауэр.

— Как ты спаслась от похитителей?

— Грэм выследил их, и нагнал их на краю гор, рядом с Северной Пустошью. Он сражался с дядей Алиссы, то есть дядей Джазмин, и убил его, — ответила Айрин.

— И почему Джазмин не вернулась после этого вместе с вами?

— Они подстрелили её. Её дядя приказал своим людям убить меня, а она закрыла меня своим телом, — сказала Айрин.

Роуз улыбнулась:

— Ты говоришь, что её подстрелили. Сколько стрел попало в Джазмин?

— Две, по-моему.

— А после того, как вы с Грэмом бежали?

— Через пустоши прискакали всадники, чтобы забрать нас. Джазмин не могла бежать, а Грэм не мог бежать достаточно быстро, неся её, поэтому она попросила его оставить её с мечом. Она собиралась попытаться их задержать.

— Ты считаешь, что подсудимая хотела тебя похитить?

— Нет, — сказала Айрин. — Алисса терпеть не могла то, что они…

— Протестую, Ваша Честь, — сказал Джон Стэнтон. — Мнение жертвы насчёт намерений подсудимой к делу не относится.

— Оно относится целиком и полностью, Ваша Честь, — возразила Роуз. — В список обвинений входят измена и обман, для доказательства которых необходимо показать, что подсудимая предумышленно совершила преступление, в данном случае — убийство и похищение.

Судья немного помолчал, но затем сказал:

— Можете продолжать.

Роуз посмотрела на Айрин:

— Значит, ты не думаешь, что Джазмин хотела тебя похитить?

— Нет. Она заботилась обо мне, когда те люди пытались меня мучить. Она сделала это лишь потому, что ей так приказал её дядя, — ответила Айрин. — Она и Лилли не хотела причинять вред.

После этого у Роуз больше не было вопросов, но Стэнтон попросил повторно опросить свидетеля. Судья согласился, и Стэнтон задал Айрин вопрос:

— Как люди из Данбара нашли горный дом твоих родителей?

Айрин приняла неуверенный вид:

— Я точно не знаю.

— Однако из всех из них лишь она, Джазмин Дарзин, бывала в Замке Камерон, это так? — спросил он.

— Но дом не в Камероне, — ответила Айрин. — Он спрятан в горах. Никто не знал, где…

— Но это ведь не правда, не так ли, Айрин? Разве твой друг, Грэм Торнбер, не навещает иногда ваш дом? — продолжил прокурор.

— Ну, да…

— И разве он не был в романтических отношениях с Джазмин?

Айрин промямлила:

— Я не знаю ничего про…

— Вы с Кариссой Торнбер подруги, верно?

— Да.

— Разве она не говорила тебе, что её брать влюбился в женщину, которая называла себя Алиссой? — добавил прокурор.

Айрин опустила взгляд:

— Она могла такое сказать. Трудно вспомнить.

— Однако кто-то наверняка сказал тебе это, поскольку ты знала, что он был влюблён в неё, не так ли?

Губа девочки задрожала:

— Да.

— Тогда разве не разумно предположить, что она узнала о местоположении твоего дома у человека, которого соблазнила, а потом использовала эти сведения, чтобы привести своих сообщников в твой дом?

Глаза Айрин наполнились слезами, и её рот открылся, но она не могла найти слов. Алисса услышала, как Мойра заёрзала на своём месте, и донёсшийся от Мордэкая тихий рык.

Роуз снова встала:

— Протестую, Ваша Честь. Умозаключения свидетеля об источнике сведений подсудимой являются показаниями, основанными на чужих словах.

Судья Уотсон согласился, но прокурор улыбнулся, и снова сел. Свой довод он привёл.

Рассмотрение дела продолжилось, и суд выслушал показания Грэма, Графа, и различных слуг, общавшихся с Алиссой в замке. Ближе к концу Роуз вызывала Сайхана, чтобы обсудить природу его техник обучения его брата, Т'лара Дарзина. Она попыталась получить полное описание того, что случилось с его младшей сестрой, но обвиняющая сторона возразила, что это не имело отношения к делу Джазмин, и судья согласился.

День всё тянулся, и Алисса потеряла надежду. Она знала, что была виновна, и все остальные тоже знали. Защита Роуз была бессмысленна. Заключительное выступление прокурора достаточно ясно дало это понять — все факты были против неё. Ни она, ни кто-либо ещё не отрицали то, что она сделала. Никакого иного вердикта кроме «виновна», быть не могло, вне зависимости от её мотивов или обстоятельств.

А потом Роуз встала.

— Ваша Честь, вы услышали версию обвиняющей стороны, и фактах этого дела не подлежат обсуждению. — Её голубые глаза поймали свет, когда она обернулась лицом к собравшимся. Казалось, что серые волосы, видимые в её причёске, лишь подчёркивали сияние её тёмных волос. Она не выглядела как женщина, готовая принять поражение.

— Обсуждению подлежат обвинения, — продолжила Леди Хайтауэр. — Джазмин Дарзин обвиняется в сговоре, но нельзя показать, что она сознательно участвовала в планировании этих преступлений. Её обвиняют в измене, но она не клялась в верности Лосайону или Албамарлу. Вассалом Графа она тоже не являлась. Она действовала против своей воли, под давлением и управлением её дяди, человека, который вырастил её и злоупотреблял ею. Что должно быть поразительным, так это то, что она не хотела. Единственная верность, которой её учили, принадлежала злому человеку, однако она сделала выбор, когда настал переломный момент, и рискнула жизнью, чтобы спасти Айрин Иллэниэл.

Измену невозможно оправдать, как и предательство. Предательство включает в себя неожиданное использование силы для совершения преступления таким образом, чтобы нарушитель мог не опасаться расплаты, однако она намеренно подвергла себя опасности. Когда её дядя приказал похищение семьи Графа, она пошла с ними, добровольно — да, но не для того, чтобы совершить преступление. Она пошла, чтобы обеспечить безопасность людей, которых стала любить и уважать, а когда обстоятельства вынудили её, она предала своих товарищей, чтобы защитить Айрин Иллэниэл. Единственным предательством, которое она совершила, было предательство её дяди.

Убийство также не является доказуемым. Согласно показаниям самой Айрин, а также других свидетелей, Джазмин Дарзин не убивала Лилли Такер. Наоборот, она возражала против этого. Единственной целью её присутствия там было предотвратить подобное.

Джазмин Дарзин — которая, кстати, предпочитает называться именем, которое она взяла себе, когда только пришла сюда, Алиссой — не виновна ни по одному из этих пунктов. Только не в той форме, в какой они предъявлены — ни измена, ни предательство, ни убийство, ни даже сговор. Я не буду возражать против обвинений в обмане и похищении, но остальное является попыткой навязать ей наказание, которого она не заслуживает.

Истинный вопрос, который стоит сегодня перед этим судом, если следовать логике, заключается отнюдь не в простом решении виновности или невиновности. Эта молодая женщина не виновна в большинстве названных преступлений. Настоящим вопросом является то, как мы будем обращаться с женщиной, которой злоупотребляли и которую предавали те, кому следовало заботиться и воспитывать её, с женщиной, которой было приказано похитить дочь нашего Графа, с женщиной, которая в конце сделала правильный выбор, пойдя против своего дяди, спасая жизнь Айрин Иллэниэл, даже, возможно, ценой собственной жизни.

Роуз указала на Алиссу:

— Эта женщина — не убийца, но она нарушила закон. Используем ли мы этот суд в качестве повода для мести и возмездия? Люди, ответственные за те другие преступления, мертвы. Сделаем ли мы её козлом отпущения вместо них, жертвой, которая удовлетворит нашу нужду в мести, или же будем обращаться с ней согласно ошибкам, в которых она действительно виновна?

Голос Хайтауэр умолк на этой ноте, и казалось, что последовавшая тишина отдавала многозначительностью. Когда она села, судья обратился к залу:

— Мне нужно будет некоторое время для размышлений.

Все встали, когда он выходил, и когда он удалился, зал разразился множеством разговоров. Мойра протянула руку вперёд, коснувшись плеча Алиссы:

— Не волнуйся. Что бы ни случилось, я не дам им тебя забрать.

— Мойра! — сказал её отец с необычно строгим выражением лица.

Мойра отвела взгляд, но не собиралась забирать свои слова назад. Она говорила искренне. «Я могу заставить всех их передумать». Затем её взгляд упал на Сайхана.

Здоровяк стоял один в дальнем конце зала, но взгляд его был прикован к Алиссе. Его обычно расслабленная поза исчезла, и в кои-то веки он, казалось, почти не осознавал, что его окружало. В его разуме будто было место лишь для одного.

— Алисса, смотри, — сказала Мойра, снова постучав ей по плечу, и направив её взгляд на Сайхана.

Алисса опустила глаза:

— Я не могу.

— Он — твой отец. Позволь ему увидеть твоё лицо. До этого вы с ним едва виделись. Возможно, это будет твоя последняя возможность, — подала мысль Мойра.

— Он, наверное, ненавидит меня за то, что я сделала, — тихо сказала Алисса. — Я не смогу вынести, если увижу это в его лице.

Мойра снова посмотрела на Сайхана. Он действительно выглядел довольно строгим, поэтому она могла понять, как Алисса легко могла представить, что он злится — но она знала Сайхана слишком хорошо.

— У него просто такое лицо. Он всегда так выглядит…

Зал стих, когда вернулся Судья Уотсон. Решал он совсем не долго, что могло быть поводом для беспокойства. После нескольких формальностей он встал, чтобы обратиться к залу. Мойра пристально изучала его, и она видела в его эйсаре решимость. Ллойд Уотсон был не тем человеком, который много сомневается, и она видела осуждение, ясно написанное на поверхности его разума. Она могла слышать слово «виновна» почти так же ясно, как если бы он уже произнёс его.

«Не сегодня!» — подумала она, посылая тонкую линию эйсара к разуму судьи.

Перед ней поднялся щит, мешая ей добраться до него.

— Мойра, — строго прошептал её отец. — Нет.

Она несогласно сказала с полным праведного гнева сердцем:

— Но он же…!

Мордэкай перебил:

— Нам нужно будет потом серьёзно поговорить.

Она ощутила себя так, будто её облили холодной водой. Её подозрение наконец получило подтверждение. Она услышала о визите тени её матери несколько дней тому назад, пока она была в Хэйлэме. Она волновалась о том, что это предвещало, но её отец ничего не говорил… до этого мгновения. «Она рассказала ему о правилах».

Ллойд Уотсон вынес своё решение:

— Суд находит Джазмин Дарзин виновной в обмане, похищении и сговором с целью похищения. Суд находит её невиновной в убийстве, измене и предательстве.

Зал притих. После короткой паузы он продолжил:

— Теперь суд будет приостановлен, чтобы выслушать заявления тех, кто понёс наибольший ущерб в этом деле, прежде чем мы перейдём к вынесению приговора. Те, у кого есть достаточные на то причины, могут подойти, и попросить разрешения высказаться перед судом.

Дэвид Саммерфилд первым вскочил на ноги, и судья сразу же дал ему разрешение говорить. Он не был родственником, но он был обручён с Лилли Такер. Его щёки были красными, а его глаза воспалёнными, когда он сказал:

— Моя Лилли была прекрасной душой. Единственной моей мечтой в этом мире было жениться на ней, попытаться дать ей столь же много радости, сколько она давала другим. Здесь нет ни души, кто сказал бы о ней недоброе слово. Она была моим сердцем, моей жизнью.

И её украли у меня, у всех нас. Говорите что хотите о намерениях этой женщины, — указал он на Алиссу, — но Лилли мертва, и все хорошие намерения в мире не вернут её. Она привела этих убийц в дом. Уже только за одно это она заслуживает смерти! — Тут его голос сломался, и он закрыл лицо ладонями, не в силах продолжить.

Следующим встал Питэр Такер, его щёки были мокрыми, но лицо было спокойным.

— Немногие из вас знают мою историю, но мы с Лилли пришли сюда служить Графу и Графине, когда были очень молоды. В те дни моим единственным мотивом и движущей силой была месть. Ненависть горела в моём сердце, и я мечтал лишь о том, чтобы убить человека, который был в ответе за смерть моего деда.

Но Лилли не верила в такую жизнь. — На миг у Питэра встал комок в горле, и ему было трудно продолжать. Когда он заговорил снова, его голос звучал сдавленно: — Она не могла позволить мне так жить. Она ссорилась и спорила со мной, убеждая простить, жить в доброте, и с течением времени я начал видеть, что человека, которого я ненавидел, совсем не был чудовищем. Он был просто человеком — человеком, который допустил простую, но ужасную ошибку. Он былчеловеком, способным на великую доброту, нежность, и, простив его, я его полюбил.

Какие бы причины ненавидеть её у некоторых из нас ни были, эта девушка — не чудовище. Она была жертвой не меньше, чем мы. Лилли не стала бы просить её смерти. Она бы умоляла нас простить её… — Питэр остановился. — У меня всё.

Грэм начал было подниматься, но Роуз положила ладонь ему на плечо, побуждая его подождать, и тогда он увидел, как вперёд вышел Сэр Сайхан. Его глаза расширились от удивления.

Лицо старого воина выглядело так, будто было высечено из камня, пока его губы не зашевелились:

— Вы все меня знаете лично, или по репутации. Я большую часть жизни служил Лосайону, сначала — на службе у Эдварда Карэнвала, нашего покойного короля, а затем — на службе у нашего доброго Графа.

Я всю жизнь провёл в борьбе. В детстве меня учили сражаться с ранних лет, и моим первым шагом к зрелости было убить того ублюдка, который изнасиловал мою сестру — моего собственного наставника. Став мужчиной, я учил сражаться других — сражаться жестоко и без милосердия, как учили меня. Я не верил в милосердие, или в сострадание. Я думал, что этот мир был холоден и лишён радости.

Я полностью ожидал умереть так, как жил — насильственно. Я жаждал этого, и за это я себя ненавидел. Я ненавидел мои ошибки. Я оплакивал сестру, которую не защитил. Я отомстил за неё, но это не дало мне никакого удовлетворения. Это лишь оставило меня пустым, с ожидающей меня жизнью, полной бессмысленной жестокости.

Я искал прибежища в чести, но она не защитила меня, и лишь по какой-то сыгранной мирозданием шутке я каким-то образом оказался на службе у Графа ди'Камерон. Годы спустя я обнаружил, что в этой жизни было нечто большее, гораздо большее. Но всё это по большей части не имело ко мне никакого отношения.

У меня не было жены, и не было воли жениться. У меня не было семьи, лишь несколько друзей, и долгая жизнь впереди. Вместо насильственной смерти я начал видеть, что я, возможно, буду вынужден жить долго, и умереть в одиночестве.

А потом… — Сайхан остановился, его низкий голос дрожал. — А потом я обнаружил, что у меня была дочь. Я даже никогда не был мужем, и уж тем более отцом, но каким-то образом у меня есть дочь. Дочь, которую вырастили без меня, которая страдала без меня, которую мучили так же, как мучили мою сестру, и даже назвали её именем.

Тут из его груди донёсся громкий, сдавленный всхлип, а по его щекам покатились слёзы.

— Я встретился с ней, не зная, никогда на самом деле не глядя на неё, и теперь я её вижу, и, несмотря на всё случившееся, она прекрасна. — Он на миг склонил голову, но не закончил. — И она совершила ужасные вещи, потому что меня не было рядом. У меня никогда не было возможности ей помочь.

У меня никогда не было семьи, но у меня есть дочь, и я молю вас — пожалуйста, пожалуйста, позвольте ей жить. Дайте мне возможность узнать её. Впервые в моей жизни случилось что-то хорошее — не отбирайте это у меня. Я заплачу что угодно, лишь бы её сохранить.

Тут Сайхан посмотрел прямо на Дэвида Саммерфилда:

— Я знаю, что с вами поступили несправедливо. Но если вам нужна справедливость, заберите мою жизнь, Мистер Саммерфилд. Просто дайте ей шанс…

К тому времени плакали все. Рослый рыцарь больше не мог продолжить, и стоял с опущенной головой и содрогавшимися плечами. Граф начал было вставать, чтобы подойти к нему, но Грэм его опередил.

Не зная, что делать, Грэм не обратился к судье, но окинул взглядом зал:

— Я хотел тоже кое-что сказать, но он всё высказал вместо меня. — Положив мягкую руку на спину своего учителя, Грэм повёл Сайхана обратно к его месту.

После этого никто не вышел вперёд, поэтому в конце концов Судья Уотсон посмотрел на Графа:

— Ваше Превосходительство, могу ли я поговорить с вами?

Мордэкай встал, и они покинули зал вдвоём. Прошло десять минут, прежде чем они вернулись.

Судья снова обратился к залу:

— Джазмин Дарзин признаётся виновной в похищении и приговаривается к лишению свободы в темнице Ланкастера на срок в шесть месяцев с последующей службой при дворе Графа ди'Камерона в течение пяти лет. За причинённую семье Мастера Такера ужасную несправедливость она заплатит ему пятьдесят золотых марок. Граф любезно согласился выплатить эту сумму сразу же, и её служба при его дворе может быть продлена до тех пор, пока она не выплатит долг.

Данное судебное заседание объявляю закрытым.

Эпилог

Кассандра с силой хлопала крыльями, снижаясь к склону горы, делая приземление как можно более мягким.

Мойра и её отец слезли с её спины, и уставились вверх по склону на вход в пещеру, откуда начались её злоключения.

— Мне было труднее снова найти её, чем я ожидал, — сказал Мордэкай. — Все эти чёртовы горы на одно лицо.

— Надо было подождать, и позволить мне отправиться с тобой, — ответила Мойра. Пока она и её мать были в Данбаре, её отец искал и нашёл пещеру, где его схватили недели тому назад, однако в этот день он попросил её вернуться с ним ещё раз, якобы для того, чтобы поделиться с ней своими наблюдениями. Однако она видела, что у него были и иные мотивы — теперь скрыть от неё подобные вещи было невозможно.

«Он нервничает», — сделала наблюдение она, следуя за ним в пещеру.

Щит, окружавший Мордэкая, был плотным как никогда, не позволяя ей видеть ничего больше, чем его поверхностные эмоции. Это уже само по себе было для неё поразительным — не то, что он так тщательно укрывался щитом, ибо её отец всегда почти фанатично следовал этой привычке, скорее всего в результате проведённых в борьбе и конфликтах лет. Что было интересным, так это тот факт, что после своего путешествия в Данбар она теперь могла читать его эмоции вопреки его щитам.

С тех пор, как она вернулась домой, она заметила в себе много подобных перемен. Люди стали для неё открытыми книгами, даже жители Замка Камерон, все до одного носившие амулеты, защищавшие их разумы от вторжения. Зачарованные ожерелья были защитой, созданной во времена, когда по земле бродили шиггрэс, но они не давали ей заглядывать людям в головы, пока она была ребёнком.

Теперь они лишь служили своего рода дымчатым препятствием — это было как смотреть сквозь кисейную занавесь.

Ментальный щит её отца был более эффективным, но она всё же видела его настроение, и сегодня он нервничал.

Они вошли в последнюю пещеру, и он огляделся, прежде чем заговорить с ней:

— Здесь это и случилось. Чувствуешь?

Она кивнула, подойдя к месту, которое они с Мэттью осматривали, когда были здесь в прошлый раз.

— Прямо здесь.

Её отец наблюдал за ней:

— Ощущаешь ли ты это сейчас иначе, чем тогда?

Мойра нахмурилась:

— Что ты имеешь ввиду?

— Когда вы с Мэттью были здесь, ты сказала, что он подчеркнул тот факт, что магия была меж-измеренческой, или, как он её называет, «транслокационной магией». Ощущается ли она сейчас отличной от того, что было в тот день?

Она раскрыла свой разум более полно, проверяя местность, прежде чем кивнуть:

— Сейчас она гораздо сильнее, чем тогда. Как думаешь, что это значит?

— Я не знаю. Я почти уверен, что здесь было ещё одно пересечение границы миров, но я никак не могу знать, кто или что это сделало, или даже в какую сторону, — объяснил Мордэкай.

Её глаза расширились:

— Ты не думаешь…?

Он поднял ладонь:

— Прежде чем мы поговорим о том, что может быть, я хочу узнать, можешь ли ты чувствовать что-то, чего не могу я.

— У нас обоих есть магический взор…

— Но ты — маг Сэнтиров, и я точно знаю, что разные рода порой чувствуют по-разному. Уолтэр, к примеру, всегда мог заметить шиггрэс гораздо легче, чем я, несмотря на то, что у меня больше и дальность, и чувствительность.

Она увидела сквозь его щит лёгкую вспышку при слове «Сэнтиров», пустое эхо, которое могло означать страх. «Он боится меня, или того, что я есть? Что она ему рассказала? Это что, проверка?».

— Я могу попытаться, — ответила она.

Встав на колени, она прижала ладони к полу где-то в центре магических следов. Теперь след был определённо сильнее, но она никак не могла знать, отражал ли он что-то пришедшее в их мир, или что-то из него ушедшее. Она точно знала только то, что это была транслокационная магия её брата, постепенно угасающая со временем. Присутствовало там и чувство любопытства.

Она подняла взгляд на отца, и её лицо озарило понимание:

— Это был Мэтт. Это он сделал.

— Тогда мы вполне можем предположить, что это он уходил, а не наоборот, — сказал Мордэкай.

— Он ушёл один. Почему он такой глупый!? — выругалась Мойра. — О чём он только думал?

— Не знаю точно, но он скорее всего собирался отследить источник врага, с которым вы столкнулись в Данбаре, — сказал Мордэкай.

— Он понятия не имеет, насколько они опасны. Никто не имеет, — ответила она, изливая свою фрустрацию. С тех пор, как она вернулась из Данбара, её постоянно преследовали кошмары.

Отец одарил её таинственной улыбкой:

— Ты можешь быть удивлена.

— А это ещё что значит?

— Сэлиор назвал их ИСИНС, когда мы говорили в прошлый раз — это имя мне знакомо. Оно имело особое значение для Ши'Хар.

Он говорил о воспоминаниях, которые унаследовал. Воспоминания передавались от одного Иллэниэла к следующему в течение тысяч лет — дар или, возможно, проклятье, давным давно полученное Тирионом Иллэниэлом. Воспоминания уходили ещё дальше в прошлое, чем история человечества, ибо они были воспоминаниями Ши'Хар, и корни их памяти начинались задолго до того, как они явились в этот мир.

— Всё это случилось очень давно, — сказала Мойра. — Какое это может иметь к нам отношение?

Лицо её отца изменилось, став серьёзным:

— Прежде чем мы поговорим об этом, нам нужно обсудить кое-что ещё.

— Ты имеешь ввиду то, зачем ты на самом деле привёз меня сюда, — с некоторой тревогой сказала она.

— Насчёт того, что случилось с тобой в Хэйлэме.

Мойра сделала глубокий вдох:

— Это не оно случилось со мной, это я случилась с ними. — Она ожидала этого разговора уже не первый день, и теперь, когда он наконец начался, она чувствовала, как её страх на самом деле уменьшается.

— Я говорил с твоей матерью.

Она знала, что он имел ввиду другую Мойру, которая выжила в течение более тысячи лет исключительно ради того, чтобы однажды найти для неё новую семью. Ту Мойру, которая знала правила для её особого типа магии.

— Она рассказала тебе, каковы наказания за манипуляцию разумами и воспоминаниями других людей? — спросил он.

Мойра покачала головой:

— Конкретно — нет. Это было годы тому назад, но она заставила меня поверить, что они были весьма серьёзными.

— А что насчёт личных последствий от использования такой силы?

Видение её руки, покрытой чёрной чешуёй и с острыми когтями на кончиках пальцев, появилось в её разуме, когда прилив адреналина отозвался шоковой волной страха вдоль её позвоночника. «Он знает». Она подавила страх, но обнаружила, что почти бессознательно оценивает его. Щиты вокруг его тела и разума были значительными. Она могла пробиться через них, но на это уйдёт время — время, в течение которого он будет яростно сражаться. Убьёт ли он её до того, как она сможет через них пробиться? «Если я смогу пробиться, то это может окончиться для нас обоих хорошо».

— «Мойра! Возьми себя в руки. О чём ты думаешь?» — предостерегла Мёйра. — «Он же наш отец!»

— Нет, но думаю, что теперь я их понимаю, — сказала она. — Я изменилась внутри.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, верно? Что я всегда буду тебя любить, — печально сказал он. В его глазах стояли слёзы.

Эта картина шокировала её, и её собственный защитный гнев исчез, сменившись печальной тоской, и сопереживанием.

— Я тоже тебя люблю, Папа. — Совсем недавно она солгала — Мойра помнила наказания, о которых говорила её мать. Он собирался убить её. — Прости меня.

— Расскажи мне об этом — о том, что ты чувствовала.

— Что?

— Ты не единственная, кто прошёл через огонь. Я совершал вещи, которые мучили мою душу — вещи, от которых я просыпаюсь посреди ночи, в поту и в страхе. Я не знаю, что ты пережила, но я, наверное, могу этому сопереживать. Поделись этим со мной, расскажи мне, через что ты прошла. Я хочу знать, что происходит внутри тебя, — объяснил он.

Она склонила голову:

— Разве есть в этом какой-то смысл?

— Больше, чем ты думаешь.

Мойра медленно выдохнула, позволяя напряжению покинуть её плечи, а затем начала с девушки, с которой она играла в шахматы в горах. Дальше она описала свой побег из темницы во дворце Хэйлэма, открытие того, что она невольно создала свою точную копию, и как это позволило ей делать сразу много дел одновременно. Напряжение вернулось к ней, когда она говорила о битве за городом, но Мойра ничего не скрывала. Она объяснила про то, как её двойницы захватили контроль над горожанами, и как некоторые из них взяли под контроль неиссякаемые источники жизни своих носителей.

Худшей частью было рассказывать ему о её битве с Сэлиором, но она всё равно сделала это, даже описав трансформацию, через которую она прошла, пока пытала ложного бога. Это было ужасно — признаваться ему во всём этом, но это облегчило ей сердце. Может, она и была злой, но она хотя бы умрёт честно.

Когда она закончила, он сказал лишь одно:

— Сними щиты. — Он стоял прямо перед ней.

«Нет, ещё рано, мне нужно больше времени», — подумала она. Её глаза были сухими, пока она рассказывала, но теперь из них полились слёзы. Она нехотя опустила свою защиту.

Мордэкай опустил свой собственный щит, а потом обнял её, крепко прижав к себе.

— Мне так жаль, что всё это с тобой произошло.

«Сейчас!». Эта мысль выскочила из уголка её разума, но Мойра оттолкнула её прочь. Она не нападёт на него, что бы ни случилось. Она пыталась говорить, но горло её отказывалось сотрудничать. Не послышалось ничего кроме тихих всхлипов. Наконец она сумела выдавить:

— Прости меня, Папа.

— Ш-ш-ш, всё хорошо. Ты не виновата.

— Ещё как виновата! — заплакала она. — Если бы я знала ключи к кругам, то могла бы просто вернуться домой. Я могла бы позвать на помощь.

Мордэкай сжал её ещё сильнее:

— Никто не идеален. Так могло бы быть лучше, а могло бы и не быть. Что если бы пришла твоя мать? Кто знает, что случилось бы? Возможно, она смогла бы сделать что-то ещё, или, быть может, она бы погибла. Стала ли бы ты тогда винить себя? Если я чему и научился за годы, так это тому, что «что если» никогда не помогают.

— Но я теперь стала чудовищем…

Он тихо засмеялся глубоко у себя в груди:

— Да, ты — моё дорогое, милое, маленькое чудовище, и я всё равно тебя люблю.

— Что?

Он отстранил голову, и посмотрел на неё:

— Ты что, действительно думала, что я больше не буду тебя любить? Глупышка, папы никогда не перестают любить своих маленьких девочек.

Она расплакалась ещё сильнее, когда всё скопившееся в ней за последние недели давление медленно вышло наружу. Он обнимал её, и бормотал утешительную ерунду, будто она всё ещё была маленькой девочкой, но это её не беспокоило. В этот миг она только этого и хотела.

В конце концов она замерла, полностью опустошённая. Вытерев глаза рукавом, она спросила:

— Что ты будешь делать?

— Ну, убивать я тебя не буду, если ты об этом подумала. Об этой чепухе ты можешь теперь просто забыть, — ответил он.

— Но я же опасна.

— Я тоже, — просто сказал он. — Мы все опасны, хотя некоторые опаснее других.

Мойра нахмурилась, гадая, понимал ли он на самом деле:

— Нет, я могу всё уничтожить. Я могла бы захватить весь мир.

— Ага, я тоже, — иронично ответил он. Твёрдо посмотрев её в глаза, он продолжил: — Могущество — это могущество, Мойра. Оно бывает разных видов, но суть его всегда одинакова. Если следовать твоей логике, то меня уже давным-давно следовало предать смерти, но я до сих пор здесь. Важно то, готова ли ты взять ответственность за себя.

— Я больше не человек, Папа. Это не одно и то же. Я превращаюсь во что-то другое. Ты не можешь мне доверять. В конце концов я потеряю контроль, — добавила она, пытаясь объяснить.

Мордэкай снова засмеялся:

— Ага, мне она тоже пыталась скормить мне эту лажу, и я думаю, что она сама в это верит.

— Но это так.

— Только если ты в это веришь, — уверенно сказал он. — Хочешь знать, откуда мне это известно?

Она кивнула, в ней начала зарождаться надежда.

— Потому что род Сэнтиров не всезнающий. Они видели тех, кто испортился, кого они поймали. Ты действительно думаешь, что только эти и нарушали правила? Как думаешь, сколько магов Сэнтиров за тысячу лет поддались искушению, и использовали свою силу, чтобы изменить чей-то разум?

Мойра тупо уставилась на него:

— Не знаю…

Её отец улыбнулся:

— Вот именно! Ты не знаешь. Никто не знает. Но я вот что тебе скажу. Их было гораздо больше, чем те, кто испортился — гораздо больше, чем им было известно. Готов предположить, что минимум половина всех когда-либо живших волшебников Сэнтиров пробовала делать это хотя бы однажды. Это просто человеческая природа. Ваша сила опасна и работает с редкой тонкостью, но это всё равно лишь инструмент. Я понимаю, что она вредит и тому, кто ею пользуется, но твой выбор всё ещё остаётся за тобой.

К тому же, у меня есть ещё по крайней мере одна причина верить, что ты не уничтожить и не поработишь мир.

— Какая? — спросила она.

— Рок Иллэниэла, — ответил он, постучав себя по виску. — Эта штука в моей голове преследовала мой род две тысячи лет. Для этого есть причина. Она не просто была украдена, хотя сперва именно так и полагалось. Теперь причина этого — передо мной, или, по крайней мере, одна половина причины. Вторая половина — это твой брат.

— Ты же знаешь, что я не унаследовала память от моего отца, — сказала Мойра. Знание лошти передавалось лишь одному потомку в поколении. Её биологический отец им не обладал, хотя и был Иллэниэлом.

— В том-то и заключается его прелесть, — сказал Мордэкай. — Важен именно твой дар. Ты — последняя из живущих волшебников Сэнтиров, а твой брат — Первый волшебник Иллэниэлов. У него есть знания, даруемые лошти, но это — лишь часть головоломки.

— Но он же не первый волшебник Иллэниэлов.

— Ты помнишь историю, которую я поведал вам годы тому назад, о Тирионе? — напомнил Мордэкай.

— Да, она была ужасной, — с некоторым отвращением сказала она.

— Помнишь дар Рощи Иллэниэл.

Она сжала губы:

— У Тириона его не было. Ни у кого не было, потому что Роща Иллэниэл не создавала людей-рабов. И даже когда он украл другие дарования, дар Иллэниэлов он не получил.

— Верно, — сказал её отец. — Его единственный сын-Иллэниэл погиб, но теперь у твоего брата есть этот дар, хотя получил он его не от меня.

— Мама? — воскликнула Мойра, теперь имея ввиду Пенни. — Значит, её дар пророчества происходит от Рощи Иллэниэл?

— Доказать этого я не могу. Я не знаю историю её рода, но это — единственное разумное объяснение. Что я знаю точно, так это то, что прежде никогда не было человеческого волшебника с её даром… до сегодняшнего дня — именно того дня, когда снова объявился великий враг Ши'Хар.

Мойра вздрогнула:

— Так ты хочешь сказать, что мой брат — что-то вроде волшебника-мессии, так? — «Охуеть, просто охуеть. Он теперь всю жизнь будет по этому поводу злорадствовать».

Морт увидел выражение её взгляда, и начал тихо смеяться:

— Нет, но без него у нас всех будут крупные неприятности. Вы двое спасёте мир, я надеюсь — при небольшой поддержке со стороны вашего стареющего отца.

Он пошёл к туннелю, который вёл наружу:

— Идём домой.

Когда Мойра пошла следом, её стопа шаркнула по покрывавшей пол грязи, и она бегло уловила, что на полу было что-то высечено. Руны, вырезанные в камне. Её магический взор растянулся, и проследил очертания под грязью, увидев, куда они шли. Они окружали пещеру, а меньший внутренний круг был в том месте, где недавно стоял её отец.

Мордэкай проявил осторожность. Он, наверное, начертил их за неделю до этого, когда был здесь один.

Возможно, ей следовало оскорбиться, но почему-то её не беспокоил вид его приготовлений на тот случай, если бы она пошла против него. Вместо этого она почувствовала странное утешение. Послеполуденный свет озарял силуэт её отца у выхода из пещеры, и она уставилась на его высокие плечи. Поддавшись порыву, она пробежала вперёд, и обняла его сзади.

Мир был ужасным местом, и пусть она сама и была чудовищем, но сильная спина отца заставляла её чувствовать себя в безопасности.

— Это за что? — спросил он, оглядываясь.

— Ничего, — ответила она, а потом сдавила его живот своими руками. — Ты толстеешь.

— Небольшое брюшко — это признак успешного мужчины, — проворчал он, — как грива у льва.

— Ага, ты, главное, продолжай себе это говорить…

Майкл Мэннинг Дом демонов

«Герои рассвета драконов», том третий («Рождённый магом», том одиннадцатый).

Глава 1

Мэттью с чувством облегчения наблюдал за тем, как Мойра и остальные улетают прочь. Сестра часто его раздражала. Он не был до конца уверен, почему именно, но если бы его спросили, то он знал, что мог бы легко выдать целый список причин. Однако ни одна конкретная из причин, которые он мог бы перечислить, не была бы истинной до конца — на самом деле его просто раздражало её присутствие.

«Слишком много вопросов, слишком много болтовни», — подумал он про себя.

Она постоянно пыталась разобраться в нём. Даже пока она держала свои мысли и вопросы при себе, он мог почти чувствовать, как она с любопытством наблюдает за ним. То же относилось и к его родителям, но они были не такими близкими, не такими присутствующими, не такими постоянно торчащими рядом с ним, в отличие от Мойры.

В целом он точно так же относился к большинству людей, хотя и в гораздо меньшей степени. Его друзья не давили и не слишком совали нос, поэтому их он мог терпеть. Незнакомцы были ещё лучше — они вообще не будут доставать тебя, если не дать им на то причины. По большей части он предпочитал общество своих собственных мыслей. Они-то как раз были интересны, а другие люди редко могли что-то добавить. Вообще, они обычно лишь мешали, пытаясь вложить в его разум свои собственные интересы и мнения.

Грэм был исключением из этого правила. Он слушал, не притворяясь, что понимает, каждый раз, когда Мэттью испытывал необходимость в том, чтобы озвучить свои идеи. Повторяя про себя эту мысль, Мэттью осознал, что её можно было воспринять как оскорбление — но для него это было не так. «Это очень редкая черта характера, и ценная, по моему мнению».

Если бы только люди были больше похожими на книги. Книги не заставляли себя читать. Они ждали, и их знание было ясно показано и просуммировано в заголовке и короткой аннотации. Если тебе было интересно, они раскрывали себя с той скоростью, которая была тебе удобна, никогда не навязываясь тебе.

Мойра и остальные улетели за пределы его магического взора. Он остался один, за исключением его дракона, Дэскаса.

— «Что теперь?» — спросил дракон, его голос отдавался внутри головы молодого волшебника.

— Теперь мы посмотрим, что мы можем выяснить о том, откуда явились наши странные гости, — сказал вслух Мэттью.

— «Пещера слишком маленькая, чтобы я мог войти».

— Жди здесь. Пока что ты мне не нужен, — сказал Мэттью, возвращаясь ко входу в пещеру. Проскользнув внутрь, он пробрался к задней части обнаруженной ими каверны.

Оно было там. Он мгновенно почувствовал его, странное ощущение расплывчатости, будто мир был чуть-чуть расфокусированным. Это ощущение не было новым, но за последние пару лет он обнаружил, что оно, похоже, было присуще только ему. Ни его отец, ни его сестра никогда не упоминали об этом, и во время множества разговоров с ними он потихоньку начал осознавать, что его впечатления не были заурядным аспектом магического взора, по крайней мере — для других магов.

Именно его личные исследования в отношении этого ощущения и привели его к экспериментам с тем, что он называл «транслокационной» магией — магией, которая манипулировала не миром или окружающей средой, а самой тканью, из которой состояло мироздание.

Его отец создал зачарованные мешочки, позволявшие хранить предметы в далёких местах, используя вариант телепортационной магии, но Мэттью улучшил эту концепцию, создав мешочки, хранившие вещи в иных измерениях. Даже зачарованный меч Грэма, Шип, так хранился. Татуировка, с помощью которой его друг призывал свои меч и броню, просто соединяла его с иным измерением.

Но Мэттью давно подозревал, что это было лишь поверхностью того, на что была способна транслокационная магия. Были моменты, когда он улавливал обрывки ещё не случившихся событий, обычно близких, в ближайшем будущем, но также в ближайшем прошлом. Эти видения также не были ограничены зрением — была пара неудобных моментов, когда он ловил себя на том, что отвечает на вопрос, который ещё не был задан.

Беглое обдумывание этих случаев могло привести к мысли о том, что он каким-то образом получал доступ к будущему или видел сквозь время, что полагалось называть «предвиденьем», однако он решил, что такая интерпретация была фундаментально ущербной. Он научился держать своё восприятие в узде, но когда он расслаблял свою сосредоточенность, он часто видел множество разных версий ближайшего будущего, а также множество разных версий прошлого.

Это было подобно проживанию в мире, поверх которого были наложены тысячи его разных копий. Взятые вместе, эти копии создавали эффект размытия. Некоторые копии были синхронными с настоящим, но другие были слегка впереди или позади, и ни одна их пара не была истинно идентичной.

Он не видел будущее, или прошлое — он видел огромную бесконечность альтернативных реальностей, лежавших близко от его собственной. В этом заключалась истина дара Иллэниэлов — именно этот механизм когда-то позволял крайтэкам Иллэниэлов избегать почти любой атаки, уклоняясь от ударов ещё до того, как те были сделаны, и это было источником видений, которые некогда показывали его матери её вещие сны.

Однако исследование его дара научило его, что тот заключался не просто в способности воспринимать иные реальности — Мэттью мог их касаться. Используя чары, он мог перманентно их соединять, как он поступил с мешочком, висевшим у него на поясе. Правильно приспособленные, они даже могли быть оружием, как внеизмеренческий треугольник, с помощью которого он уничтожил Чэл'стратэка.

И теперь что-то пересекло границу измерений.

Эйсар со странным вкусом, который ощутила его сестра, и размытие, которое он всё ещё воспринимал здесь, были результатом этого пересечения. На миг их мир соединился с иным измерением в этой точке — измерением, которое было гораздо дальше, чем близкие измерения, присутствие которых Мэттью постоянно ощущал. Это соединение создало локальное возмущение, странный резонанс.

Он мог изучить это, открыв свои чувства. Мэттью знал, что, возможно, даже сумеет последовать за ним.

Именно так он и поступил.

Началось это с наплыва головокружения, когда он позволил своему восприятию распространиться вовне от близких слоёв, от реальности, в которой он был укоренён, от реальности, в которой он жил. Это было подобно прыжку в стремительно текущую реку или, быть может, в океан в момент отлива. Реальность кипела вокруг него, смещаясь и взбалтываясь так быстро, что понимание более не было возможным.

Его вело лишь ощущение, или какой-то неуловимый инстинкт. Его восприятие прошло через бессчётное число граней мироздания, и он мог чувствовать другие, лежавшие ещё дальше, некоторые из которых были настолько странными и чужими, что он знал — слишком пристальное рассматривание их может уничтожить его рассудок или, быть может, даже его тело, если он их коснётся.

Это ощущение привело его к изначальному месту перехода, но оно не являлось одной точкой. Как и его собственный мир, найденный им мир представлял из себя огромный набор связанных измерений, многие из которых имели возмущения, указывавшие на переход. Переход случился из множества близко связанных измерений, и касался такого же числа граней мироздания рядом с его собственным.

Он решил, что это было подобно любому другому событию, повторявшемуся снова и снова в огромном числе схожих реальностей.

В результате этого найти именно то, которое коснулось его собственного мира, было, наверное, невозможно, или вообще бессмысленно. Гораздо важнее было найти то, которое было совместимо с его собственной природой. Но как выбрать?

— «Расслабься».

Был ли то иной разум, или его собственный? Переданная ему мысль была почти чувством — если в ней и были слова, то они скорее всего были подставлены его собственным мозгом.

И тогда он увидел его, или почувствовал — он сам не мог сказать. Оно было всем — пространством между гранями мироздания и измерениями. Это было то, что находилось между ними, источник сознания, которое лежало под всей реальностью, или, быть может, оно и было реальностью, а окружавшие его измерения являлись лишь его снами и фантазиями. Обе интерпретации были справедливы.

— «Мы — Иллэниэл».

Ещё одна истина, которую Тирион никогда не мог видеть в данном ему лошти знании. Это имя, Иллэниэл, было лишь подставленным его мозгом термином, поскольку огромное сознание на самом деле не имело имени. Оно состояло из каждого разума, каждого восприятия, каждой точки зрения, собранных здесь, в безвременном месте, лежавшем в промежутке.

Иллэниэл, возможно, было бы лучше использовать как более точный термин, как имя для существ, которые, подобно ему, имели способность выходить за рамки своего местоположения, достигая сердца бесконечности. В этом смысле изначальные Иллэниэлы не были Ши'Хар, но некоторые из Ши'Хар были Иллэниэлами… те, от которых он унаследовал свой дар.

Широта и глубина этого переживания выходили за пределы того, что его разум мог осознать, за пределы того, что мог осознать любой разум, однако ему не сопутствовали шок или дискомфорт — Мэттью лишь менял точки зрения. В тот миг он стал просто бо́льшим, — большим, чем был, — и внутри этого иного «я» знание бесконечности не вызывало напряжения — оно просто было.

Грани бытия, плывшие по его поверхности, были бесконечно разными, но некоторые были тёмными, чёрными, и невидимыми для его безграничного взора. Набор, который он рассматривал прежде, входил в их число. Они каким-то образом были иными, стояли особняком, хотя и плыли на том же всеобъемлющем сознании — они были лишены своего разума, подобно мёртвым камням, тонущим в живом море.

Снова подумав о том, чтобы отправиться в одну из них, он ощутил страх.

— «Но ты должен. Ты был рождён ими, этой тьмой, и должен вернуться».

Разве они не могли просто их проигнорировать? Почему бы не оставить их в покое?

— «Они отказываются быть игнорируемыми».

Мэттью ощущал истину этого утверждения. Его собственный мир когда-то был из их числа — давным-давно, до Тириона, до прихода Ши'Хар — до того, как они его преобразили. Наблюдая, он видел вокруг себя эффект перехода. Некоторые грани темнели, из светящихся самоцветов в море бытия превращаясь в тёмные камни, но в то же время некоторые тёмные миры ярко загорались, и начинали светиться светом сознания.

Это была бесконечная битва, происходившая снова и снова, и у него больше не было возможности её игнорировать. Теперь его мир был соединён. Либо его мир вернётся во тьму, либо другой мир будет возвращён к свету. Иного выбора не было, и именно он будет решать, что случится — либо своими действиями, либо своим бездействием.

— «Ладно», — отозвался Мэттью, и с этой мыслью он отступил. Вокруг него закружился водоворот, и наконец распался, оставив его снова стоять в пещере в Элентирских горах.

Дэскас верно ждал снаружи, когда он вышел из пещеры.

— «Ты что-нибудь выяснил?»

Вопрос дракона застал его врасплох. То, что он пережил, было невозможно выразить. Он обрёл некоторое знание, но большая часть этого знания исчезла. Оставшееся было подобно короткой сводке — человеческий разум никак не мог вместить в себя всё, что он видел. Быть может, это было подобно тому, через что проходил его отец, используя свои способности архимага.

Мордэкай несколько раз пытался объяснить ему это, но главным уроком, который он сумел передать, было то, что он не был способен это выразить, потому что он, как человек, не мог полностью вспомнить то, что испытывал, когда сливался с более крупным окружающим миром.

«Значит, архимаг сливается с более крупным сознанием окружающего мира, но тогда что сделал я? Я отправился куда-то ещё». Ему нужно было поговорить с отцом. Если кто и мог пролить свет на странность всего этого, так это его папа. Но это не было возможным, пока они его не отыщут.

— Нам нужно туда отправиться, — сказал он дракону.

— «А ты сможешь?» — спросил Дэскас.

Мэттью кивнул:

— Могу. Если мы хотим найти необходимые нам ответы, то нам нужно изучить другую сторону этой головоломки. Ту сторону, откуда явились наши гости.

Мысленный ответ дракона содержал нотку неодобрения:

— «Это звучит неразумно. Тут слишком много неизвестных. Тебе следует обсудить это с твоей матерью и сестрой, а также с другими волшебниками».

— Они не поймут, — сказал Мэттью. — Папа мог бы, но как раз в нём-то и дело, разве нет? Возможно, он сейчас там, и если это правда, то только так мы и сможем его найти.

— «Тогда тебе следует взять кого-то из них с собой — в одиночку риск слишком велик».

Мэттью уставился на дракона:

— Для этого ты и нужен. Я могу легко уходить и возвращаться, но другие — не могут. Если мы разделимся, или если со мной что-то случится, они окажутся в западне. Я не могу рисковать, беря с собой кого-то ещё, пока сам не пойму, с чем мы столкнулись.

Дэскас фыркнул, и его следующая мысль пришла с глубоким чувством сарказма:

— «Приятно знать, что ты и обо мне тоже волнуешься».

— Ты всё равно не позволил бы мне тебя оставить — к тому же, тебе-то что может угрожать?

Дракон прочертил одним из когтей глубокую борозду в большом куске гранита, прежде чем оглядеть оставшийся неповреждённый коготь.

— «В этом есть некоторая истина», — ответил он. — «Как мы будем это делать?»

Мэттью подошёл к нему, и протянул руку, положив её на массивную переднюю лапу дракона:

— Приготовься. Это, наверное, будет очень дезориентирующим. Просто стой неподвижно, пока мир не станет снова осмысленным.

— «Что это значит…?»

Мысль Дэскаса резко оборвалась, когда всё задрожало и начало расплываться вокруг них.

Глава 2

На этот раз было проще, несмотря на то, что он взял с собой дракона. Мэттью уже знал, куда они направлялись, и само усилие по транслокации их из начального местоположения в новое измерение требовало, похоже, лишь небольшое количество эйсара. Он ощутил лёгкое сопротивление, когда они вошли в тёмное измерение, на которое он нацеливался.

Ощущение было таким, будто он упал в ледяное озеро — шок выбил воздух у него из лёгких. Когда мир обрёл чёткие очертания, Мэттью обнаружил, что находится в абсолютной темноте — не просто в метафорической тьме, которую он видел из места в промежутке, а истинную черноту — полное отсутствие видимого и ощущаемого.

Он ничего не чувствовал — будто его магической взор внезапно исчез, вместе с его зрением. Казалось, что воздух давил на него, заставляя его чувствовать клаустрофобию, пока он делал глубокие вдохи, чтобы компенсировать чувство того, будто он задыхается.

Однако Мэттью не был склонен к панике. После того, как первый дезориентирующий шок прошёл, он осознал, что его магический взор на самом деле не исчез — он всё ещё мог ощущать своё тело, и Дэскас по-прежнему был рядом с ним. Однако больше ничего не было — лишь чёрная пустота. Нагнувшись, он ощупал землю у себя под ногами. Его руки ощутили грубый камень. Прохладный воздух пах влажной землёй. Несмотря на своё усиленное драконом зрение, он не мог уловить никакого намёка на свет.

«Мы снова оказались в пещере», — осознал он. «Вот, почему нет света. Нет света, и нет эйсара».

Вот, почему выбранный им мир казался тёмным, разглядываемый из места в промежутке — потому что в нём не было эйсара. Он был мёртвым и пустым, по мнению его магических чувств.

Его мысли прервались, когда дракон у него под боком начал издавать глубокий, рокочущий рык. Дэскаса тревожило их необычное окружение. Яркий жёлтый свет расцвёл в пещере, когда между его оскаленными зубами начали вырываться языки пламени.

— Всё хорошо, — сказал Мэттью. — Мы просто под землёй.

— Я ничего не вижу! — послышался редко используемый драконом голос. — Я не могу слышать твои мысли!

— Здесь нет фонового эйсара, — успокоил его Мэттью, — но ты всё ещё можешь видеть. Твоё пламя на миг осветило тьму.

— Как мы оказались под землёй? — спросил Дэскас. — Мы были снаружи.

— Я целился в пещеру, — сказал Мэттью. — Это всё для меня ещё ново, но я не думаю, что была бы разница, откуда из нашего мира мы вышли. Место, в которое я целился в этом мире, являлось этой пещерой.

Ещё одна вспышка из рта дракона на миг осветила каменные стены.

— И как ты нам предлагаешь выбраться отсюда? Я не вижу вокруг нас никаких проходов.

Мэттью был не так уж уверен в этом. Если это измерение было близким аналогом их собственного, то пещера должна быть очень похожей на ту, что осталась в их мире. Однако ему нужно было больше света, чтобы в этом убедиться. Сосредоточившись, он сфокусировал свой эйсар, чтобы создать светящийся шар в своей вытянутой руке:

— Лэет.

Он это уже проделывал тысячу раз, но теперь делать это было гораздо труднее. Весь эйсар приходилось брать изнутри. По мере того, как он вливал свою силу, свет разгорался, и через несколько секунд над их головами повис сияющий шар.

Выхода не было.

— А вот это неудобно, — пробормотал молодой волшебник.

— Я могу выкопать нам выход, имея достаточно времени, — предложил Дэскас. — А моим огнём будет ещё быстрее. Он способен плавить камень.

— Я помру от жара или отсутствия воздуха раньше, чем ты пробьёшься через весь этот камень, — сказал Мэттью. Он ненадолго задумался, что убило бы его первым, или что было бы наименее приятным. «Сгорание, определённо», — решил он, прежде чем направить свои мысли на более практичные решения: — Будет безопаснее, по крайней мере для меня, если я это сделаю.

— Я никогда не пойму, как ваша раса сумела выжить так долго, — прокомментировал дракон. — Ваш вид может убить почти что угодно.

Мэттью ухмыльнулся:

— Тебя намеренно создали живучим.

— Ты лишь подкрепляешь мой аргумент, — сказал Дэскас. — Твой отец создал нас. Если он мог это сделать, то почему не создал более сильные тела для себя и своих отпрысков?

— Гарэс Гэйлин однажды попытался такое сделать, — возразил Мэттью. — В конце концов он решил, что лучше быть человеком.

— По какой причине? — фыркнул дракон.

— Судя по всему, он съел большую часть своих друзей, и после этого быть драконом ему больше не нравилось, — объяснил Мэттью.

Дэскас засмеялся, из его глотки донёсся тревожно глубокий, лающий звук.

— Едва ли могу винить его за это. Вы, люди, очень вкусно пахнете.

Волшебник странно посмотрел на своего спутника:

— По сравнению с чем?

— С овцами, — мгновенно ответил дракон, — или, что хуже — с козами. Они пахнут ужасно, хотя, если честно, я бы в любое время предпочёл корову, или ещё лучше — лошадь, а не человека. Никогда не пойму, почему твоя семья настойчиво кормит меня козами. Есть так много вариантов получше.

— Козы дешевле, — проинформировал его молодой маг. — Даже мой отец разорился бы, скармливая тебе коров каждый день. — Он попытался не думать о драконе, поглощавшем лошадей — почему-то этот образ тревожил его больше, чем мысли о Дэскасе, пожирающем людей. — Как часто ты думаешь о том, чтобы есть людей?

— Только во сне.

«У Мойры, наверное, было очень не всё в порядке с головой, когда она создавала его личность», — подумал Мэттью.

— Тебе действительно снится такое?

Дэскас снова засмеялся:

— Нет. Обычно мне снятся олени, или лошади.

— Какое облегчение.

— Хотя иногда я воображаю их, обрызганных сверху вкусным человеческим соусом, — продолжил дракон.

Вот теперь он точно знал, что Дэскас дурил ему голову. У его спутника было причудливое чувство юмора.

— Как вообще можно сделать человеческий соус? Драконы не готовят.

— Признаю, готовку людей — ха-ха — я не понимаю, однако я бы предположил, что их можно просто-напросто раздавить в кашу. Разве это так трудно?

Мэттью не мог не засмеяться, но чуть погодя добавил:

— Просто помни вот что: тебе нельзя есть людей, никогда.

Дракон вздохнул:

— Даже плохих людей?

Это что, был сарказм? Голос Дэскаса был слишком чужеродным для нормального человеческого диапазона интонаций, чтобы сказать точно, и не будучи способным слышать его мысли напрямую, Мэттью не мог знать истинный смысл его двусмысленных слов.

— Даже плохих… если только я тебе не разрешу.

— А что насчёт мёртвого?

— Э?

— Что если он уже мертв? К примеру, если бы мы нашли какого-то человека, упавшего со скалы, и он уже был бы мертв? Было бы неправильно позволить ему зря испортиться…

Мэттью без всякого выражения уставился на Дэскаса:

— Нет.

Дракон запыхтел:

— Ладно.

— Мы закончили с этой темой? Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы вытащить нас отсюда.

— Поскольку ты отказываешься быть объективным по этому вопросу, то, полагаю, закончили, — ответил Дэскас, но после короткой паузы снова заговорил: — Постой, а если он хочет, чтобы я его съел?

Молодой волшебник уставился на него с открытым ртом:

— Как такое вообще может случиться?

— Я слышал, что иногда представители вашего вида убивают себя.

— Ты имеешь ввиду самоубийство? Это противозаконно. Тебе не следует это делать, даже если кто-то попросит. С чего ты решил, что так вообще можно?

Дракон откашлялся:

— Мне нравится помогать людям.

Мэттью снова с трудом подавил смех. «Столько было драконов на выбор, но — нет, я конечно же выбрал комика». Затем ему в голову пришла ещё одна мысль:

— Когда ты ел в последний раз?

— Вчера.

Для дракона один день — это недолго. Они имели тенденцию есть большие объёмы пищи, а потом делать перерывна несколько дней или даже неделю, хотя это сильно зависело от того, насколько они напрягали свои силы. «Значит, он определённо не голоден».

— Позволь мне сосредоточиться, — сказал Мэттью. — Это будет непросто. — Открыв мешочек у себя на поясе, он запустил туда руку, чтобы вытащить предмет, который, как он считал, мог ему помочь, однако его пальцы уткнулись в дно мешочка в считанных дюймах от горловины. Хотя для большинства такого рода контейнеров это было бы нормальным, для его собственного это было не так. Этот мешочек был зачарован, чтобы открываться во вне-измеренческое пространство, в котором Мэттью хранил разные предметы.

«Конечно же, здесь он не может работать», — осознал он. «Я больше не на той же грани бытия. Та полу-грань не находится близко к этой». Эта мысль отрезвляла. У него там было много полезных предметов, и отсутствие возможности их достать серьёзно ограничивало его варианты. Он наскоро подсчитал то, что у него оставалось: «одежда, меч, кинжал, столовый нож, и, в общем-то, всё». О, ну, ничто не говорило о том, что он обязан был оставаться здесь надолго. Если будет нужно, он всегда мог просто вернуться, и забрать всё, что ему было нужно.

Уставившись на тяжёлый гранит, перекрывавший им выход из горы, он ощущал себя нехарактерно нервным. Использование магии без возможности нормально использовать магический взор было незнакомым ощущением, примерно как сражение на мечах с повязкой на глазах. Он не мог ощущать ничего вне самой пещеры, которая теперь была наполнена небольшим объёмом эйсара, продуктом его присутствия и магического света, который он создал. Незнание того, сколько камня перекрывало путь наружу, или что могло лежат за ним, вызывало дискомфорт.

Это также гораздо усложняло задачу, поскольку в камне не было собственного эйсара. Он был совершенно мёртвым, и это значило, что вся сила должна была проистекать из Мэттью. Но даже так он не чувствовал, что ему стоило черпать эйсар у Дэскаса. «Мне просто нужно использовать эффективную заклинательную процедуру, чтобы свести пустую трату эйсара к минимуму».

Он пораздумал над идеей осторожно вырезать каменные блоки, постепенно создавая туннель, но хотя каждый шаг был бы прост, в конечном итоге это стоило бы ему больше энергии, и больше времени. Иногда лучшее решение чисто случайно оказывалось наиболее драматичным и взрывным.

Он начал с того, что очертил себя кругом, чтобы укрепить щит, который понадобится ему, чтобы защитить себя от падающих камней, если пещера обрушится, после чего он мысленно начертил серию перекрещивающихся линий на стене пещеры перед собой. Сперва отрепетировав слова у себя в голове, он начал произносить короткий речитатив на лайсианском, тщательно описывая то, что он собирался делать со своей силой:

— Найлу эн страс… Линии, укреплённые моей силой, фокусирующиеся вовне, разбивающие камень и давящие наружу. Разбейте землю и ищите небо!

Последняя часть была слегка поэтичной, но поэзия часто работала лучше, чем сухая экспозиция, хотя всему было своё место. Произнося это, он мысленно представлял желаемое, и выпустил свою магию, вбивая её в мёртвый камень своей волей. Его магический взор расширился вместе с его силой, протекая внутрь скалы, как видение, увиденное тёмной ночью во время вспышки молнии.

Это отняло гораздо больше сил, чем следовало, и ничего так и не происходило несколько долгих секунд. Пот начал скапливаться у него на лбу по мере того, как напряжение в граните росло всё больше, пока не стало казаться, что скалы вокруг него вибрировали.

А потом стена взорвалась.

Части потолка пещеры отломились, безвредно отражённые его щитом, в то время как вся каменная стена перед ним исчезла, расколовшись и вылетев наружу. Солнечный свет, невозможно яркий после пребывания в пещере, полился внутрь, из-за чего трудно было видеть через поднявшуюся в воздухе каменную пыль.

Мэттью предвидел появление пыли, и позаботился о том, чтобы его щит её не пропускал. Призвав крепкий бриз, он быстро развеял её, но это усилие заставило его тяжело дышать. Он ощущал себя так, будто бежал марафон. То, что он сделал, требовало много сил, но дома он не ожидал бы утомиться так быстро.

— Оставайся здесь, — сказал он дракону.

— Но…

— Я хочу сперва оглядеться. Возможно, снаружи люди. Сомневаюсь, что они хорошо отреагируют, увидев тебя, — объяснил он. — Я скоро вернусь.

Дэскас зарычал:

— И что мне делать, пока ты осматриваешься?

— Поспи, — предложил молодой волшебник.

— Не хочу…

— Это приказ, — добавил Мэттью, добавляя в свой голос повелительные нотки. Дэскас сразу же уложил голову между передних лап, и закрыл глаза.

«Ну, я не имел ввиду такого рода приказ, но полагаю, что так тоже пойдёт», — подумал Мэттью. Осторожно двинувшись вперёд, он пробрался через завал. После сорока или пятидесяти футов он достиг края, позволившего ему выглянуть, и изучить взглядом склон горы. Тот был совсем не похож на гору, которую он оставил в своём собственном мире.

Склон был отнюдь не пологим. От неровного края его нового входа в пещеру склон опускался вертикально почти на сотню футов. Глядя вниз, он увидел извилистую тропу, следовавшую изгибам склона горы. Маленькие деревья и кусты росли тут и там, но даже земля рядом с тропой выглядела опасно крутой. Его взгляд прошёлся по тропе влево, пока не поймал взгляд молодой женщины, смотревшей на него вверх с полным удивления лицом.

У неё на голове была какая-то странная шляпа, заплетённые в плотную косу чёрные волосы падали вдоль её шеи, а её рубашка имела странный узор из повторявшихся коричневых, красных и зелёных полосок. Её рот раскрылся, когда она окликнула его, но слова были незнакомыми, и внимание Мэттью переключилось на громкий треск, встряхнувший камень у него под ногами.

На миг он испугался, что склон горы у него под ногами начал обрушиваться, но тот никуда не двигался. Бросив взгляд влево, он увидел массивное смещение гранитной стены. Часть её поверхности толщиной в несколько футов начала сползать вниз, наполняя воздух скрежетом, который глушил все остальные звуки.

Обвал двигался прямо на тропу, где стояла незнакомка.

Попытка отвести камень или защитить женщину скорее всего убила бы его, учитывая его усталость, и потому вместо этого Мэттью потянулся своей силой, чтобы выдернуть её из-под обвала. Даже на таком расстоянии это было бы тривиальным, но в его нынешнем окружении это серьёзно напрягало его силы. Он оплёл незнакомку мягкой лентой эйсара, и как только ухватился за неё надёжно, он начал тянуть её к себе.

Мэттью был от природы осторожен, и он годами упражнялся и играл с сестрой, чтобы отточить свой контроль до совершенства. Он почти инстинктивно знал, как опасно было двигать человека слишком быстро, и даже в этот стрессовый миг он прилагал силу умеренно.

К сожалению, он не потратил достаточно времени на укрепление своей собственной позиции. Он по привычке прицепил себя к скале, но пока он сосредотачивал своё внимание на цели, дополнительная трудность использования эйсара в этом новом мире заставила его хватку на камне у его ног соскользнуть. Молодой волшебник ощутил, как камень выскользнул у него из-под ног, и его желудок попытался подскочить ему к горлу.

Он падал.

Будь у него время спокойно понаблюдать за происходящим, он, возможно, пораздумал бы об этом неожиданном повороте событий с некоторым юмором, но вместо этого у него было время лишь на одну мысль: «блядь». Потянув сильнее за связывавшую их нить эйсара, он столкнулся с женщиной в полёте, и когда их тела ударились друг о друга, он почувствовал, как у него из лёгких выбило весь воздух. Он проигнорировал вызванную этим боль, окружив их обоих пружинистой подушкой из чистого эйсара, чтобы смягчить падение.

Упав на землю, они отскочили, и внезапное изменение направления грозило разделить их. Мэттью ухватил её сильнее, используя как руки, так и свою силу, чтобы удерживать женщину близко, пока они кружились в воздухе. Второе приземление было ещё ниже по склону горы, и не менее сильным — и снова отправило их в воздух.

С каждым скачком они катились и падал всё ниже по крутому склону. Мэттью не мог дышать, и чувствовал, что силы начали его подводить. «Это плохо кончится». Глядя в глаза женщине, он не смог прочитать выражение её лица. Страх? Шок? Или это было простое удивление?

Густая рощица деревьев показалась в его поле зрения. Не в силах говорить, он послал незнакомке мысль: «С тобой всё будет хорошо. Обещаю…». Тень деревьев закрыла солнце, и он использовал остатки своего эйсара, чтобы остановить их вращение и повернуть себя спиной к мчавшимся к ним стволам. А потом мир побелел.

Глава 3

Керэн моргнула, когда ей на глаз стекла капля пота. Приостановившись на миг, она сняла шляпу, и вытерла свой взмокший лоб краем рубашки. Горный воздух был прохладным и сухим, но она задала себе трудный темп, взбегая по тропе.

— Время передохнуть, — сказала она себе. У неё была такая привычка — она разговаривала сама с собой. Такое можно было бы ожидать от горной туристки, одной в долгой дороге, но для Керэн это было частью её повседневной жизни. Когда она росла, поблизости было очень мало людей, и после смерти отца она редко видела других людей во плоти.

У неё было полно друзей — она не была антисоциальной, но разговор с людьми в онлайне не полностью удовлетворял её нужду. Почти казалось, что её голосовые связки просто требовали упражнений.

Сев на относительно гладкий выступ скалы рядом с тропой, она вытащила свой ПМ, и посмотрела на него. Её внимания ждало несколько дополнительных уведомлений. Вздохнув, она засунула его обратно в карман. Она ушла в поход именно для того, чтобы избавиться от таких вещей, хотя это едва ли имело значение. Она могла бы быть такой же одинокой дома, какой была в сотнях миль от других людей.

— Но там я не смогла бы увидеть все эти цветы, или почувствовать свежий воздух, — тихо сказала она. Бросив взгляд в небо, она оценила положение солнца, намеренно игнорируя стремление снова вытащить свой ПМ, чтобы просто посмотреть время. — Середина второй половины дня — ещё не один час можно идти, прежде чем придётся волноваться о свете. Подожду ещё пару часов, прежде чем вызвать перт с моим снарежением.

Разбивать лагерь в темноте было отнюдь не весело, поэтому она научилась давать себе много времени на выполнение этой задачи. К тому же, pretу потребуется двадцать или тридцать минут, чтобы достичь её. Она вытащила из рюкзака бутылку, и отпила воды. Снова закрыв рюкзак на молнию, она подержала его немного перед собой, размышляя о его лёгком весе.

В нём она очень мало несла, помимо воды, маленький мешочек с походным сухим пайком, и дополнительный крем от загара. Она не могла вообразить, как проходили походы в глушь в прежние дни, когда людям приходилось нести всё с собой.

— Трудно, наверное, было. Я устаю от веса только одной этой лёгкой сумочки.

На миг ветер стих, поэтому Керэн пообмахивала себя панамкой несколько секунд, прежде чем снова напялить шляпу себе на голову.

— Пора в путь. — Она встала, и начала снова пробираться по тропе, следуя по ней всё выше в горы.

Керэн медленно поднималась ещё полчаса. Она уже начала тяжело дышать. Деревья начали редеть, и она знала, что верхняя граница произрастания лесов была, наверное, менее чем в нескольких сотнях футов выше. Конечно, подъём на эти несколько дополнительных сотен футов мог означать путь в ещё милю по тропе, медленно петлявшей вверх по пересечённой местности.

— Я на самом деле не хочу разбивать лагерь повыше, — сказала она себе. — Может, я остановлюсь здесь, а утром пойду дальше. Тогда завтра до темноты я уже буду далеко внизу. — Она вытащила свой ПМ, чтобы найти себя на карте.

Первым, что привлекло её внимание, как обычно, был сигнал об уведомлениях.

— Три сообщения от Папы, и одно — от Мамы… какого хрена? — С тех пор, как она перешла, её мать редко утруждала себя общением с ней. Одно или два сообщения в год — больше она не могла ожидать, и Керэн это совершенно устраивало. Она убрала сигнал о сообщениях. Позже у неё будет полно времени их просмотреть, когда палатка будет разбита. Она как раз начинала смотреть на карту, когда дальше вверх по тропе что-то вспыхнуло.

Подняв взгляд, она оглядела лежавшую впереди тропу, вдоль почти вертикального склона горы, возвышавшейся справа. У неё под ногами прошла дрожь, когда послышался громоподобный треск, и из каменной стены как раз в том месте, куда она смотрела, полетели камни.

— Какого чёрта? — Взрыв явно не был естественным. Кто-то использовал взрывчатку, или что? Это наверняка было противозаконно на общественной земле, особенно так близко к туристической тропе.

В воздух поднялось облако пыли, пока внезапный порыв ветра его не развеял. Она уставилась на открывшееся её взору отверстие, и была крайне удивлена, когда чуть погодя на свет вышел мужчина. «Он, наверное, был прямо там во время взрыва. Как можно быть таким безрассудным?

Мужчина посмотрел на неё вниз, его глаза нашли своим взглядом удивлённого любопытства её собственные. Ветер трепал его светло-карие волосы, пока он смотрел на неё. Он был стройного, но в остальном совершенно непримечательного телосложения — что на самом деле приковало к себе её внимание, так это его странная одежда.

Внезапный треск заставил её на миг оторвать от него глаза, и взгляд вверх и вправо показал ей скатывавшуюся к ней огромную секцию горного склона. Скала скользила прямо на неё.

Времени не было. Вообще. Даже если бы она уже бежала, она никак не могла надеяться уйти с опасной части тропы достаточно быстро.

Что-то коснулось её, сопровождавшееся очередной вспышкой того же странного света. Или это был не свет? Она могла видеть его, в некотором роде, но она его также ощущала, и ощущение это принесло с собой волну головокружения. Или, быть может, голова кружилась потому, что она полетела по воздуху. Наверное, земля каким-то образом вскинула её вверх, хотя она готова была поклясться, что её что-то тянуло.

Она увидела, как незнакомец поскользнулся и упал с отразившемся на лице удивлением. Их взгляды снова встретились, и она увидела, как он широко раскрыл руки. Он приближался, как если бы он намеренно летел к ней подобно какой-то странной птице. Он выглядел решительным, а не боящимся.

Не думая, она согнулась в поясе, подобрав ноги, чтобы защитить тело от удара, когда они врезались друг в друга, и она услышала, как воздух с силой выбило у него из лёгких. Её колени ударили его в живот, но несмотря на это его руки обхватили её, крепко прижав к нему. По её нервам прокатился огонь, когда их тела соприкоснулись.

«Он не может быть настолько сильным». Ощущение было таким, будто их связали вместе верёвками.

А потом они падали, и её сердце наконец нашёл страх. До того момента всё произошло настолько быстро, что у её разума не было шанса отреагировать как следует. Теперь же она это почувствовала, этот прилив адреналина, и её сердце начало учащённо биться в груди, а воздух в себя втягивать она стала частыми и неглубокими вдохами. Они приземлились, но каким-то образом остались целы, а потом снова полетели, кувыркаясь в холодном горном воздухе.

Он глядел на неё, нет, сквозь неё, будто был отвлечён. Затем его взгляд сфокусировался на ней. «Он светится», — осознала она. А потом она ощутила его внутри себя, голос, прозвучавший в уединении её сердца.

Это было чувство, мысль, или, быть может, оно было на ином языке. Слова были странными, но она чувствовала их значение: «С тобой всё будет в порядке». Их тела повернулись в воздухе, а потом она увидела, как его спина ударилась о деревья.

* * *

Керэн снова открыла глаза, хотя не помнила, как их закрывала. Было темно, и она не могла дышать, будто ей на грудь давил большой вес. Она попыталась перекатиться, и тогда поняла, что на ней лежал незнакомец. Свет пробивался через деревья, и полз вдоль краёв её волос. Солнце ещё не село.

— Я жива, — сумела прошептать она, но ей нужно было выбраться из-под него.

Она рассеянно заметила его запах — явно мужской, однако необычный в каком-то отношении, которое ей трудно было описать. Он хорошо сочетался с его странным выбором одежды — землистый и несильный, будто он регулярно мылся, но понятия не имел о дезодоранте.

Она хрюкнула, перекатывая его обмякшее тело на бок, и выбралась из-под него. Керэн уделила немного времени, чтобы оглядеть незнакомца.

Очевидно, он был богат. Вся его одежда была пошита на заказ — вообще, когда она пригляделась, она увидела, что даже швы были ручной работы. Однако в отличие от большинства рукодельной одежды, эта была мастерски скроена. Что действительно делало её странной, так это стиль. Он что, был каким-то энтузиастом средневековья? Он был одет как минимум в два слоя — богато вышитая серая куртка с широкими рукавами, наполовину закрывавшими его руки, скрывала под собой не совсем белую нижнюю куртку с рукавами, которые сужались до самых его запястий.

На поясе у него был прочный кожаный пояс, украшенный серебряным металлом. Пряжка и кончик пояса выглядели серебряными, с орнаментом из маленьких изумрудных камней. Мешочек и ножны, висевшие у него на поясе, были украшены похожим образом.

— Кто таскает меч на дикой природе? — спросила она его, хотя и не ожидала ответа. Он был полностью без сознания.

«А он дышит?!». Как она могла быть такой глупой? После удара о деревья была очень велика вероятность того, что он мог умереть, или ещё умирать. Ей следовало сразу же проверить это. Подавшись вперёд, она мягко приложила ухо к его груди. Материя там была гладкой и мягкой, хотя, быть может, жёстче хлопка. Она услышала, как сердце равномерно билось в его груди.

Поднимая голову, она увидела блеск золота у него на шее — из-за его воротника выглядывал металл. Протянув руку, она вытащила из-под его рубашки на своё обозрение тяжёлую цепь.

— Бутафорские украшения? — удивилась она вслух. Хотя его одежда очевидно была невероятно дорогой, ожерелье это никак не могло быть золотым. Оно было из звеньев, толщины которых хватило бы, чтобы сделать детские качели, разве что форма у них была более элегантная. Звенья были прямоугольными, и имели такую форму, которая позволяла им ровно прижиматься к коже. Будь цепь настоящей, она бы стоила десятки тысяч долларов, если не больше. Даже люди, которые могли себе позволить такую одежду, не были бы настолько глупы, чтобы ходить вокруг, выставляя напоказ такое количество ценного металла.

Она не могла быть настоящей.

— Какое вульгарное ожерелье, — сделала наблюдение она. — Ты не рэпер случаем, мой таинственный друг? — На этой мысли Керэн засмеялась — рэперов больше не было. — По крайней мере, не в этом мире.

От одной из его ноздрей ему на щёку потекла струйка крови.

Керэн ощутила внезапный прилив паники. Он что, умирал? Возможно, он ударился головой? У него могло быть внутреннее кровотечение. Она слышала о людях, уходивших после похожих несчастных случаев на своих двоих, жалуясь лишь на головную боль, лишь чтобы умереть несколькими часами позже.

— Надо вытащить нас с этой горы. — Она запустила руку в карман, чтобы вынуть свой ПМ. Перт мог довезти их обратно до цивилизации менее чем за час.

Его там не было.

— Нет! Нет, нет, нет! Чёрт побери! — выругалась она. Когда он был у неё в последний раз? Прямо перед обвалом… она, наверное, выронила его. Бросив взгляд вверх по крутому скалистому склону, она поняла, что он скорее всего был погребён под несколькими тоннами камня. Что ей теперь делать? Она не могла вызвать свой перт, и у неё ушло четыре дня, чтобы забраться так далеко в горы. Она никак не могла вынести кого-то обратно тем же путём.

— И что насчёт еды, воды, укрытия? Боже правый! — Через несколько часов начнёт холодать, а всё её снаряжение — палатка, спальный мешок, всё — было упаковано в багажных отсеках перта.

Она закрыла глаза, и замерла.

— Начни с самого важного, Керэн, что нужно сделать в первую очередь? — «Он дышит, но без сознания. Я ничего не могу сделать с травмой головы, но надо проверить его, чтобы убедиться в отсутствии других серьёзных повреждений». Она снова уставилась на мужчину. — Мне что, нужно снимать с тебя одежду?

Керэн покачала головой:

— Наверное, следовало бы, но я не знаю, смогу ли я потом одеть его обратно, а ночь будет холодной. Проверю на переломы, но если только не увижу кровь, одежда останется на нём. — Это было в некотором роде облегчением — она на самом деле не хотела его раздевать.

Проведя ладонями по его торсу, она ощупала его рёбра, а потом провела по рукам, но не нашла ничего неправильного. Визуальный обзор не показал крови кроме той, что чуть протекла у него из носа. Она продолжила поиски, перейдя к бёдрам, и проверив длинные кости в ногах. Первая была в порядке, но правая нога имела подозрительный сгиб в бедре. Прощупывание её пальцами заставило пациента застонать.

— Стон — это хороший знак, наверное. — Она понятия не имела, но надеялась, что это значило, что его бессознательное состояние не было результатом серьёзной травмы мозга. — Надо было изучать медицину, а не фармацевтику, хотя ни то, ни другое теперь уже ни черта не стоит. — Конечно же, её нынешняя ситуация противоречила её утверждению. Очевидно, что были экстраординарные обстоятельства, где человеку было полезно знать что-то из старых отраслей знаний.

— Итак, у тебя перелом бедра, — сказала она незнакомцу. — Это, наверное, не убьёт тебя, если только ты также не порвал артерию, но я не могу этого знать, а даже если бы и знала, то даже близко не имела бы понятия о том, как это лечить, так что я просто предположу, что всё в порядке. В дополнение к этому у тебя травма головы — с этим я тоже почти ничего не могу поделать. — Она явно что-то запамятовала.

— О! — Наклонившись, она развела веки одного из его глаз, позволив солнечному свету попасть внутрь. У него были голубые глаза, и зрачок сузился, когда на него упал свет. — Это хорошо… по-моему.

Сделав для оценки состояния своего пациента всё, что могла, она подумала о том, что идёт дальше по списку.

— Нам нужно спуститься ниже, где будет не так холодно ночью. — Как, чёрт побери, она должна тащить взрослого мужчину сама по себе? Даже если бы он не был в отключке, он определённо не мог идти с ногой с таком состоянии.

— Носилки, — объявила она. «Это же правильный термин?». Она не была уверена, но это на самом деле не имело значения.

С собой у неё был только один инструмент — её карманный нож. Она не рада была мысли о том, чтобы попытаться с его помощью срубить даже молодые деревца. К счастью, под рукой было гораздо более крупное лезвие. Может, он и не был топором, но она решила, что с мечом она справится лучше, чем с её швейцарским ножом. Схватив рукоять, она вытащила оружие из ножен, и присвистнула.

Это была не игрушка. Клинок был длиной почти в три фута, и был отполирован до яркого блеска. Обоюдоострый, он выглядел очень хорошо наточенным, хотя она и не стала пробовать лезвие пальцами. Медленно обойдя местность вокруг, она нашла несколько маленьких деревьев со стволами диаметром не больше двух дюймов. Керэн занесла меч, и рубанула по одному из них, держа рукоять обеими руками.

Она ожидала, что потребуется несколько ударов, если не больше, чтобы срубить основание ствола, но, к её удивлению, клинок вошёл глубоко в древесину, почти перерубив ствол за один удар. Она уже пользовалась прежде топором, которому следовало быть более приспособленным для этой задачи инструментом, но тогда было далеко не настолько легко. Её второй удар закончил дело, и когда она нацелилась на следующее дерево, она сумела срубить его за один удар. Меч был невероятно острым.

— Чёртова штука почти как световой меч, — пробормотала она, снова изучая лезвие. Никакого признака повреждений от износа не было, однако она заметила лёгкое мерцание, колебавшееся вокруг лезвия. «Это просто игра воображения», — подумала она. Хохотнув, она выставила меч перед собой: — Магия, несомненно. Это, наверное, легендарный меч, Экскалибур.

Она обернулась к отрубившемся незнакомцу:

— А ты тогда, получается, Артур.

Отложив свои нервные попытки пошутить, она срубила третье деревце, а затем срезала мечом все ветки поменьше, прежде чем сложить из трёх стволов треугольник. Она вернула меч в ножны, и позаимствовала у незнакомца меч. Тот казался таким же острым.

Ей нужна была верёвка, но с этим у неё всё было в порядке. Керэн сняла свой пояс, повернула и сняла пряжку, и начала расплетать паракорд, из которого был сделан пояс. Именно для этой цели тот и предназначался, хотя она никогда не полагала всерьёз, что ей это понадобится.

— Увы, ничего кроме рифового узла я не помню, — пробормотала она себе, начиная попытки связать деревянный каркас. В конце концов ей удалось, но никакой скаут не стал бы гордиться её результатом, и она, наверное, потратила паракорда больше, чем было необходимо. Она добавила ветки поменьше, которые ранее срезала с деревьев, привязав их поперёк рамы, и в конце концов получила нечто, что, по её мнению, могло выдержать тело.

Керэн критически оглядела дело своих рук:

— Не лучшая из моих поделок.

Затаскивать мужчину на носилки оказалось труднее всего. Он не был особо тяжёлым для своего роста, но даже сто шестьдесят с лишним фунтов безвольного веса представляли из себя серьёзную трудность. К счастью, она не была маленькой — имея рост в пять футов и десять дюймов, Керэн были выше большинства известных ей женщин. Она также была в отличной форме.

Она сунула руки ему под плечи, и продела локти ему подмышками. Пыхтя и ругаясь, она дёргала и тянула, пока ей не удалось примерно разместить его на сработанных на скорую руку носилках. Солнце начало заходить за горы на западе, и она знала, что времени у неё оставалось немного.

Полтора часа спустя она была убеждена, что допустила ошибку. У Керэн всё болело. Её ладони были ободранными и натёртыми — она потеряла часть кожи, пока делала носилки, и потеряла её больше, пока тащила эту проклятую штуку вниз по неровному и грубому склону горы. А ещё были её мышцы: у неё болела спина, болели плечи, а ноги были усталыми ещё до того, как она вообще ко всему этому приступила.

Что хуже, она прошла не очень большое расстояние. Носилки могли бы очень помочь на ровной местности, но идти с ними вниз по холму стоило постоянных усилий. Широкий конец постоянно цеплялся за кусты, камни и маленькие деревья, заставляя её останавливаться и высвобождать его, прежде чем она могла продолжить.

Сколько она прошла? «Сомневаюсь, что мы спустились больше чем на три или четыре сотни футов по этой проклятой горе».

— Отстой, — выругалась она. — Ну разве может быть хуже? — Будто отвечая на её вопрос, заморосил лёгкий дождик.

Керэн посмотрела на небо:

— Забудь, что я это спрашивала.

Она шла ещё час, пока света не стало настолько мало, что она начала волноваться, как бы не покалечиться в темноте. Она слышала звук текущей воды вдалеке, что было хорошим знаком, поскольку означало, что она, наверное, близко к основанию горы.

Дождь перестал, и ветра было немного, но её одежда всё ещё была влажной, и даже лёгкий бриз уже похолодевшего воздуха заставлял её дрожать. Её пассажир, похоже, этого не замечал, но его кожа была холодной и влажной на ощупь.

— Ночью будет весело.

Она подпёрла верхнюю часть носилок небольшим камнем высотой лишь в фут от земли. Это не давало носилкам прижиматься к влажной почве. Оглядевшись, она поискала что-нибудь, что могло помочь им сохранить тепло, но никакие из росших поблизости хилых кустов не выглядели привлекательно. На земле были какие-то мёртвые листья, но они были мокрыми, и её не прельщала мысль о насекомых, которые могли в них скрываться.

Змеи её не беспокоили, как и большинство жуков, но мысль о вероятности найти сороконожку вызывала мурашки у неё по коже.

— Почему у тебя нет одного из тех гигантских шерстяных плащей, которые все носят в фэнтезийных романах? — спросила она, снова обращаясь к бессознательному мужчине. Как обычно, он не ответил.

Она попыталась прислониться к дереву, но вскоре начала дрожать, и никакой речи о сне и быть не могло. Её пациент не дрожал, но она почувствовала себя ещё хуже, глядя на него. «Если мне холодно, то у него-то вообще может быть гипотермия — у него тело даже не реагирует».

Встав, она подошла, и легла на носилки рядом с ним. Устроиться поудобнее было трудно. Поперечные ветки были достаточно широкими, чтобы вгрызаться ей в спину, и казалось, что острые прутики были повсюду, но она устроилась как только смогла. Прижавшись поближе к левому боку незнакомца, чтобы не тревожить его раненую ногу, она закрыла глаза.

Тут ей в голову пришла мысль: «А что если он очнётся?». Это было глупо. Он был не в том состоянии, чтобы представлять угрозу, а если и попытался бы что-то сделать, то хватило бы тычка в ногу, чтобы положить конец любым подобным мыслям.

Керэн вздохнула, закрывая глаза:

— Я так никогда не смогу заснуть. — Но у её тела были иные мысли, и вскоре она погрузилась в сон.

Глава 4

Мэттью почесал свою щёку. К ней пристало что-то сухое и жёсткое. Открыв глаза, он обнаружил, что смотрит на ослепительный ночной небосвод. Небо было чёрным и абсолютно чистым, открывая взору небесное шоу несравнимой красоты.

Его тело по большей части было холодным, но одна сторона была теплее другой. Сбоку к нему прижималась женщина, которую он видел ранее, или, по крайней мере, он предположил, что это она. В темноте было трудно судить об этом, и его магический взор в этом мёртвом мире почти не отсутствовал. Он лежал несколько минут неподвижно, создавая тусклый свет, а затем оглядел своё окружение.

Он лежал приподнятым над землёй, удерживаемым на грубо сделанной волокуши, и он не думал, что это было то же место, где он потерял сознание, хотя уверенным в этом он быть не мог. Ему также нужно было пописать.

Когда он попытался встать, его пронзила боль, и с его губ сорвался невольный стон. «Бля, больно-то как!» — подумал он. Обращать магический взор внутрь было легче — внутри него было полно эйсара, позволявшего видеть. «У меня сломана нога».

Ничего неожиданного, по его мнению, в этом не было. Могло быть и хуже. Зачерпнув имевшихся сил, он попытался выпрямить кость, прежде чем срастить её… и едва не закричал.

«Идиот, конечно же больно! Ты же на настолько тупой — сперва заблокируй нервы», — обругал он себя. Он был рад, что сестра не была здесь, и не видела его ошибки. Она всегда задирала нос из-за её целительских навыков, превосходивших его собственные.

Начав сначала, он на этот раз заблокировал нервы, и успешно заставил кости встать на место и срастись. С синяками он почти ничего не мог сделать, но в остальном он, похоже, ничего себе больше не повредил. Убрав нервный блок, он постепенно слез с волокуши, шипя от ноющей боли, когда перенёс вес на раненую ногу. Однако его вес она выдержала.

Медленно хромая, он немного отошёл, прежде чем распустить завязки на штанах, и облегчиться. Разделавшись с этим важным делом, он вернулся, и несколько минут изучал девушку. Она выглядела совершенно несчастной, мокрой и дрожащей на волокуше.

Он снова тщетно запустил руку в свой пустой поясной мешочек. Вздохнув, он убрал руку. Мэттью чувствовал себя слабым как котёнок, но он, наверное, мог что-то сделать насчёт их мокрой одежды и холодного воздуха.

Тихо бормоча, он использовал свой эйсар, чтобы выжать влагу из одежды женщины, а потом и о своей позаботился. На него накатила волна головокружения, сопровождавшаяся пульсирующей болью в голове. «Я определённо перенапрягся тогда».

Однако он не испытывал симптомы отката. Тогда головная боль была бы гораздо сильнее. Он просто перенапрягся.

Снова улёгшись на волокушу, он подвинулся поближе к женщине, прежде чем создать вокруг них двоих оболочку из тёплого воздуха. Несколько минут спустя её дрожь прекратилась, и она, похоже, довольно вздохнула, но не проснулась.

У Мэттью ныло всё тело. Ощущение было таким, будто даже у его синяков были синяки, и твёрдая, неровная поверхность волокуши не помогала. Он некоторое время ёрзал, пока деревянная рама не оказалась в таком положении, чтобы давить на относительно неповреждённые места его тела, а потом закрыл глаза.

Он не думал, что заснёт, но когда он снова открыл их, ему в лицо уже бил яркий свет утреннего солнца. Женщина склонилась над ним, глядя на него с озабоченностью на лице.

Он улыбнулся:

— Я в порядке.

Она нахмурилась.

Мэттью начал вставать. Деревянная рама впивалась в разные части его тела, заставляя его болеть ещё больше. Женщина положила ладонь ему на грудь, снова толкая его в лежачее положение. Она что-то сказала, но он не мог понять её слова. Судя по её тону, это было предупреждение или предостережение.

— Что ты сказала? — спросил он.

Её ответ был всё таким же непонятным, хотя ему показалось, что он уловил в нём слово «нет».

«Здорово», — подумал он, — «мы говорим на разных языках». Ему следовало этого ожидать. Он попытался снова:

— Приятно познакомиться. Меня зовут Мэттью.

Она отозвалась длинным высказыванием, которое было раздражающе знакомым, но всё же непонятным. По звучанию было похоже на бэйрионский, но слова были бессмысленными. У него было такое ощущение, будто ему следовало понимать, о чём она говорила, но он не мог найти в её фразах никакого смысла кроме изредка узнаваемых слов. В данном случае, единственным словом, в котором он был уверен, было «нет».

Похлопав себя по груди, он коротко ответил:

— Мэттью.

Секунду спустя она сделала то же самое:

— Керэн, — затем указала на него: — Мэттью.

— Да, — кивнул он.

Её глаза загорелись:

— Да! — За этим последовало ещё одно странное предложение, которое, похоже, напирало на слово «да».

«Итак, «да» и «нет» являются у нас общими словами», — решил он. «Её язык, наверное, либо является предшественником бэйрионского, либо развился из него». Это должно позволить им проще научиться понимать друг-друга. Он сел, и снова начал слезать с волокуши.

— Нет, — объявила она, добавив слово, явно бывшее предупреждением, указывая на его ногу.

Мэттью улыбнулся:

— Нога в порядке. Я волшебник.

Керэн покачала головой:

— Нет, Мэттью. — Используя жесты и ещё какие-то своеобразные фразы, она ясно дала понять, что ему нельзя двигаться.

Он снова показал на свою ногу:

— Я её вылечил. — Когда это не вызвало у неё никакого понимания, он снова положил ладонь себе на грудь: — Волшебник.

Она повторила слово «волшебник», а затем рассмеялась. Очевидно, это слово имело для неё какой-то смысл, хотя он не был уверен, смеялась ли она из-за того, что считала это слово глупым, или потому, что оно знало что-то совсем иное.

«Насколько я знаю, я вполне мог только что назваться ей ослом или чем-то таким». Он вздохнул, и попытался придумать иной подход, но в этот момент он услышал шелест в ближайших кустах.

Это был не фоновый шум шелестящих на ветру ветвей, он был гораздо громче. Что-то большое, и, вероятно, животное, приближалось к ним. Люди часто ошибочно полагали, что животные двигались по лесу бесшумно, но это было совсем не так. На самом деле они просто слышали лучше, и обычно двигались прочь, когда обнаруживали поблизости людей.

Однако это животное было большим, и не двигалось прочь. Мэттью снова ощутил фрустрацию из-за ограничений его магического взора. Дома он бы обнаружил что-то настолько большое задолго до того, как оно вошло в радиус слышимости, в то время как здесь его магический взор простирался лишь на несколько десятков футов от его местоположения.

В отсутствие естественного фонового эйсара он мог ощущать лишь то, что находилось в пределах досягаемости эйсара, который, наверное, излучало его собственное тело. «Примерно как человек, который несёт фонарь тёмной ночью», — предположил он.

Поднеся палец к своим губам, он понадеялся, что Керэн поймёт, что ей нужно было вести себя тихо. Затем он указал на кусты, и послал в том направлении лёгкий импульс эйсара. Это осветило мир перед ним, и его магический взор оказался временно способен увидеть медленно пробиравшегося к ним большого медведя.

Мэттью не был лесником, но он усвоил достаточно навыков ориентации в лесу, чтобы знать, что медведи не приближались к людям без какой-то цели. Обычно они находили повод убраться подальше, когда чуяли поблизости людей. Они с Керэн говорили достаточно громко, поэтому медведь должен был знать об их присутствии. Значит, он приближался к ним намеренно. Наверное, он проголодался, и пытался решить, станут ли они лёгкой добычей.

* * *

Керэн остановилась, сжав губы, когда увидела, как Мэттью поднёс палец к своему рту. Она с фрустрацией обнаружила, что они не могли нормально общаться. Будь у неё её ПМ, это не стало бы проблемой. ПМ смог бы определить любой язык, который он использовал, и смог бы служить им переводчиком. «Или, будь я нормальной, я бы вообще не смогла его потерять», — с фрустрацией подумала она. Большинство людей уже не носили внешние ПМы. Это послужило ей лишь очередным напоминанием о том, что она была ущербной.

Тут она услышала тихий шелест. Тот был достаточно тихим, что она прежде не обращала на него внимание, но теперь, прислушавшись, она определила, что он был вызван движением чего-то. Она повернулась спиной к раненому незнакомцу, и оглядела скалы и кусты вокруг. «У Мэттью, должно быть, острый слух», — подумала она.

И тут она его увидела. По ней прокатилась волна адреналина, когда в тридцати футах показалась тёмная голова. Она была неосторожна. Где рюкзак? Там был баллончик от медведей. Повернувшись, она снова посмотрела на носилки, лишь чтобы обнаружить, что незнакомец стоял на ногах.

— Что ты делаешь? — удивлённо спросила она.

Мэттью указал:

— Медведь.

Ещё одно слово, которое было у них общим. Она кивнула:

— Да, медведь. Как ты можешь стоять? — Она проигнорировала тайну того, как незнакомец удерживался в стоячем положении, и принялась искать взглядом свой рюкзак. Тот лежал на земле, по другую сторону от носилок.

Она снова услышала медведя, уже громче. Он уже ближе, и больше не пытался скрыть своё приближение. Керэн начала обходить незнакомца, но тот положил ладонь ей на плечо, заставив её остановиться.

Обнажив меч, он осторожно отдал его ей. Он сказал что-то, когда её рука рефлекторно обхватила рукоять, но она снова не смогла понять — а потом он обошёл её, направившись к зашедшему к ним в гости медведю.

— Что ты делаешь? — прошипела Керэн, широко раскрыв глаза.

Мэттью шёл прямо к медведю. Его походка была расслабленной, почти небрежной, хотя зверь уже был менее чем в десяти футах. Их теперь не разделяло ничего кроме открытого пространства. Подняв руки, и разведя их в стороны, он рявкнул массивному существу какой-то приказ.

Керэн знала, что уверенность и смелая поза могли иногда отпугнуть медведя, но этому, похоже, было всё равно. Он бросился вперёд, но её странный спутник даже не дрогнул под атакой гризли.

— Да он ёбнутый, — пробормотала она, готовясь броситься к своему рюкзаку.

Медведь зарычал, обнажив клыки, которые размером, похоже, не уступали кинжалам — и нанёс молодому человеку размашистый удар лапой.

Мэттью отбил лапу прочь, будто отмахивался от удара маленького ребёнка. Затем он выбросил руку в сторону медведя.

Керэн ощутила, или увидела, что-то. Вспышка света, или жара, прошла по ней, а далее последовала волна головокружения. Что бы это ни было, оно, похоже, ударило в медведя, и она увидела, как его голова дёрнулась от какого-то попадания. Медведь встал на задние лапы, разъярённый, но затем Мэттью что-то сказал, и медведь завалился назад, потеряв равновесие. Она снова что-то почувствовала, хотя глаза её, похоже, не были согласны с остальными её чувствами.

Мэттью снова закричал на медведя, угрожающе размахивая руками, пока зверь поспешно вставал на ноги. Гризли развернулся, и быстро отступил, не останавливаясь, чтобы оглянуться. Мэттью посмотрел ему вслед, убеждаясь, что тот действительно ушёл, прежде чем развернуться, и пойти обратно к Керэн.

Она уже держала в руках противомедвежий баллончик, и пялилась на него с открытым ртом:

— О чём ты вообще думал, чёрт тебя дери? Эта тварь могла тебя убить! Она должна была тебя убить!

Он всё ещё не мог понимать её слова, но она была уверена, что основную суть он уловил, потому что он ответил, пожав плечами, оправдываясь.

Керэн нашла этот жест раздражающим.

— Зачем ты мне это дал? — потребовала она, поднимая меч. — Никто не использует мечи против медведей, а если ты был обратного мнения, то надо было оставить его себе!

Молодой человек слегка наклонил голову вбок, очевидно пытаясь разобраться в том, что она говорила, но в конце концов ответил:

— Меч, ты, охранять.

Три понятных слова в одном предложении, хотя она и не была согласна ни с одним из них, конечно же.

— Нет, — объявила она, прежде чем указать ему на лоб, — глупый.

Он уставился на неё в ответ с самодовольным, почти равнодушным выражением, и это разозлило её ещё больше. Этот идиот едва не убился, и, очевидно, он полагал, что только что спас её. Керэн бросила взгляд на баллончик у себя в руке, и подавила желание выдернуть чеку, и обрызгать его.

Она отложила это в сторону, когда ей в голову пришла иная мысль:

— А с ногой-то у тебя что? — Когда выражение лица Мэттью стало озадаченным, она указала на ногу: — Твоя нога, вот это, твоя нога… как ты можешь ходить?

Его лицо озарило понимание. После долгой паузы он указал на себя:

— Волшебник.

Керэн выпустила из себя воздух долгим вздохом, прежде чем указать на него:

— Шизик, — язвительно поправила его она.

Молодой человек помолчал, а затем кивнул:

— Да, волшебник, шизик. — Он, похоже, думал, что они так общались.

В ответ на это она не могла не улыбнуться:

— Ну хоть в чём-то мы согласны. Идём, шизик, мы не выберемся из этой глуши, если будем просто стоять весь день на месте.

Глава 5

Мэттью поглядел, как Керэн уложила обратно в рюкзак странный цилиндр, который держала в руках. Когда она указала на волокушу, и что-то сказала ему, он был весьма уверен, что она спрашивала, нужно ли его снова тащить.

Он покачал головой:

— Нет, спасибо.

Она пожала плечами, и указала вниз по склону, говоря что-то ещё. Все слова звучали знакомо. Время от времени одно из них цеплялось за его слух, но он знал, что они были далеко от полноговзаимопонимания. Он махнул рукой вниз, и слегка поклонился:

— Веди.

Он последовал за ней, когда она стала пробираться вниз по крутому горному склону. Они не были ни на какой тропе, поэтому продвижение было трудным, и несколько минут спустя его нога начала пульсировать болью. Однако она была лишь самым худшим источником неудобства — боли в спине, шее и во всём теле соперничали друг с другом за его внимание.

Керэн с озабоченностью посмотрела на него, когда его лёгкая хромота превратилась в отчётливую ковыляющую походку. Она что-то сказала, но он понял лишь слово «костыль».

— Хорошая мысль, — сказал он ей. Они были недалеко от основания горы, и деревья вокруг них росли гуще. Подковыляв к роще молодых деревьев, он выбрал одно из них, бывшее достаточно маленьким и довольно прямым.

Керэн указала на его меч.

— Не нужно, — сказал он ей, положив ладонь на выбранное им дерево. Сосредоточившись, он послал свой эйсар протечь по дереву. Это потребовало гораздо больше усилий, чем он ожидал. Он начинал волноваться, поскольку, судя по всему, становился слабее, будто его сила не восполнялось, как полагается.

Как только его эйсар покрыл нужную ему длину, он сжал свою волю, аккуратно обрубая дерево рядом с землёй и в одном месте повыше. Мелкие ветви, росшие из этой части ствола, также отвалились, оставив ему идеальный посох для ходьбы длиной почти в шесть футов.

Глаза Керэн слегка расширились, когда он почти без видимых усилий оторвал посох от остальной части дерева. Она выглядела озадаченной, но ничего не сказала.

Они пошли дальше, а когда достигли вниз, где располагалась маленькая, но мягкая долина, Мэттью задумался, сколько ещё им идти, прежде чем они доберутся до её дома. Посмотрев вверх, он изучил гору, по которой они спустились. Для его взгляда она практически ничем не отличалась от других, окружавших их со всех сторон. Если они уйдут слишком далеко, то у него могут возникнуть трудности с тем, чтобы снова её найти.

«И Дэскас не проснётся, пока я не окажусь достаточно близко, чтобы приказать ему». Мэттью нужно было отметить это место. Вообще, он пожалел о том, что не сделал это до того, как покинул пещеру, но для этого было уже слишком поздно.

Подняв ладонь, он указал Керэн:

— Обожди несколько минут.

Она кивнула, и указала на нижнюю часть своего живота, что-то говоря, а затем указала на рощицу маленьких деревьев с белой корой.

Мэттью в целом понял, что ей нужно было уединиться для неких неотложных дел.

— Иди, — сказал о ней. Затем стал оглядываться в поисках необходимого.

Горы не заставили его долго искать то, что ему было нужно — большой валун с относительно гладкой верхушкой. Тот, который он нашёл, был чуть больше, чем ему хотелось бы, — его стороны имели высоту почти в десять футов, — но с разумным применением толики эйсара он сумел вскарабкаться на вершину. Оказавшись на массивном камне, он использовал свой палец, чтобы направлять маленькую линию силы, и начал вырезать круг.

Телепортационные круги были довольно сложными, но красота их заключалась в том, что они присваивали метку определённому «куску» пространства. Тот факт, что он был чужим в этом мире, в этом измерении, совершенно не был проблемой. Как только круг будет готов, это место будет обладать именем, или «ключом», который он присвоит. Покуда он помнил этот ключ, он мог сделать где угодно другой круг, и тот перенесёт его обратно к первому.

Вырезание круга и символов в камне было трудной работой. Его сила определённо снизилась, и продолжала снижаться. «Сколько мне понадобится отдыхать, чтобы вернуть силы?» — задумался он. Дома обычно хватало нескольких часов, но, судя по всему, в мире без эйсара требовалось гораздо больше времени. «Что если я вообще не смогу восполнять здесь силы?»

Он не был полностью уверен, продолжал ли он снова генерировать свой собственный эйсар, и если нет, то умрёт ли он, когда эйсар кончится. Эйсар был эквивалентен жизни, и его всё ещё сбивало с толку, что живые существа в этом мире, похоже, отлично без него обходились. Медведь определённо казался здоровым, и Керэн определённо могла ходить и говорить, не имея никакого различимого эйсара.

Это было не совсем правдой. Когда он впервые её увидел, в Керэн не было никакого эйсара, но с тех пор, как он очнулся эти утром, он заметил, что в ней стали появляться лёгкие его следы. Вероятно, это было из-за такой близости к самому Мэттью, но он размышлял, являлось ли это временным явлением, или она могла начать производить свой собственный эйсар.

Ответ на это могло дать лишь время.

Он закончил круг. Это была отнюдь не лучшая его работа. Без стило линии были толще и менее ровными, чем следовало, и его слабость делала их грубее, чем они могли быть, но сойдёт и так. Керэн стояла внизу, с любопытством глядя на него. Несомненно, она гадала, как он сюда забрался, поскольку на камне почти не за что было ухватиться.

Мэттью широко улыбнулся ей, и спрыгнул вниз, используя немного эйсара, чтобы смягчить себе приземление.

Они продолжили путь, следуя вдоль ручья, тёкшего по маленькой долине, и направляясь примерно на восток. С течением для Мэттью стал гадать, сколько ещё им нужно было идти до дома Керэн. Она не могла уйти далеко, поскольку у неё с собой почти ничего не было из припасов и походного снаряжения.

Когда солнце поднялось высоко в небо, они остановились на травянистой поляне, и немного передохнули. Мэттью проголодался, и он знал, что Керэн была так же голодна. Они не ели со вчерашнего дня.

Керэн вытащила из своего рюкзака странный пакет. Мэттью его заметил ещё раньше, когда изучал её своим магическим взором, и он знал, что внутри была какая-то сухая еда, но сам контейнер был сделан из незнакомого ему материала. В некоторых отношениях он напоминал стекло, прозрачное и блестящее, но отличался тем, что был гибким как кожа.

Она высыпала горсть еды себе на ладонь, а остальное оставила в маленьком мешочке, и протянула ему.

Мэттью кивнул:

— Спасибо.

Она ответила короткой фразой, которая, он был уверен, означала что-то вроде «пожалуйста». Он занёс эту фразу себе в память. Обладание даром лошти было удобным — это значило, что он никогда ничего не забывал. Он Медленно но верно скапливал набор фраз, догадываясь о значении некоторых вещей, которые она говорила.

Еда была причудливой, как и всё остальное, что она ему показывала. Частью её очевидно являлись сушёные злаки, и он смог опознать некоторые из кусочков как сухофрукты. Самой странной её частью были яркие овальные кусочки. Он осторожно куснул один из них, и с шоком обнаружил, что внутри было что-то очень сладкое.

Он взял один из них пальцами, и показал ей, спрашивая:

— Что это?

Она довольно легко поняла вопрос:

— Шоколад.

Мэттью решил, что шоколад ему нравится, хотя это казалось ему странной едой для путешествия по дикой местности. Он съел остаток того, что она ему дала, двумя быстрыми горстями. Этого не хватит им надолго.

Ещё больше его заботил тот факт, что её бутылка с водой была пуста. Он подошёл ближе, и постучал по бутылке, прежде чем указать на реку:

— Надо наполнить твою бутылку.

Керэн отрицательно покачала головой, и что-то сказала. Большая часть этого прозвучала как тарабарщина, кроме слова «плохо».

«Значит, вода в реке непригодна для питья. Будем надеяться, что мы недалеко от её дома».

* * *

Керэн неуклонно шла вперёд, пытаясь игнорировать пустой узел, в который стянулся её желудок. Она знала, что опасность смерти от голода ей не грозила — пока не грозила. Прошёл лишь день с тех пор, как она хорошо поела, и несколько часов назад они смогли перекусить остатком его сухого пайка, но её живот, похоже, был убеждён, что она находилась в смертельной опасности.

Голод, истинный голод, был тем, что большинство людей уже больше не испытывало, по крайней мере — в современном мире. «Кончай ныть», — сказала она себя, — «без еды ты вполне можешь протянуть несколько дней».

— Но смогу ли я идти всё это время, — задумалась она вслух. Ещё больше её заботило отсутствие воды, и она с тоской думала о всей той воде, которую оставила в перте. Если бы только у неё был какой-то способ его вызвать. «Если бы только я не была ущербной».

В конце концов они станут достаточно отчаянными, чтобы пить из реки, а риск подцепить лямблиоз или какую-то другую передающуюся через воду болезнь станет меньшим из двух зол. Горный ручей был относительно чистым, и определённо выглядел заманчиво. У неё почти не было бы сомнений в использовании этой воды, если бы она имела какой-то способ сперва её прокипятить.

Но зажигалку она с собой не взяла, сочтя её бесполезной нагрузкой, когда думала, что сможет вызывать перт каждый вечер.

— Лишняя пара унций уже не кажется такой пустой тратой, так ведь? — обругала она себя. — Только не теперь, когда ты этой ночью будешь испытывать жажду, и отморозишь себе задницу.

Она оглянулась на следовавшего за ней молодого человека. Его хромота стала менее ярко выраженной, частично благодаря посоху, но скорее также благодаря долгой нагрузке, которая размяла его побитые мышцы. Она всё ещё не понимала, как он мог ходить. Она была уверена, что его нога была сломана.

У неё начала скапливаться целая куча вопросов на его счёт, на которые она не могла найти ответы. Он, похоже, был добрым малым, но очевидное отсутствие у него осторожности, особенно в отношении медведей, её беспокоило. Она задумалась, не был ли он склонен к суициду, или же просто был от рождения глупым.

То, что он продолжал называться волшебником, могло бы быть забавным, если бы они не были глубоко в горах, без лёгкого доступа к еде, воде или укрытию. В глуши не было места глупцам. «Хотя и я тоже хороша», — подумала она. — «Отправилась в поход с одним лишь ПМ, и даже не подумала о том, что может случиться, если он сломается или потеряется».

Однако она не могла отрицать тот факт, что вокруг Мэттью происходили странные вещи. То, что во время обвала их столкнуло вместе, было поразительным совпадением, а то, что они выжили, было почти чудом. Странная бравада Мэттью, когда тот отпугнул медведя, также была почти невероятной, но она знала, что реальный мир часто был гораздо более странным, чем вымысел. Молодому человеку невероятно везло.

Из всего этого больше всего её тревожило воспоминание о том, как он подошёл к рощице молодых деревьев, и вытянул одно из них так, будто то изначально предназначалось ему в качестве посоха. Оно не выглядело мёртвым, но это было единственным объяснением, которое она могла найти. Он крепко ухватился за ствол, и тот просто сломался под его рукой. Все маленькие ветки и верхушка тоже отвалились.

В этом было что-то очень неестественное, но она не могла заставить себя поверить в то, что это было что-то кроме одной лишь удачи.

А ещё были его навыки карабканья по скалам. Не будь он одет в эту странную одежду, она могла бы счесть его скалолазом. Не каждый смог бы взобраться на тот валун, на который он ранее залез, пока она облегчалась.

— Слишком много вопросов, — пробормотала она.

Солнце начинало опускаться к горизонту, и она чувствовала, как разрывается. Им нужно было пройти ещё большое расстояние, если они хотели добраться до цивилизации раньше, чем умрут от голода или жажды, но она также видела, что долгая ходьба серьёзно подточила силы её спутника. Какова бы ни была правда о его ранах, в предыдущий день он был сильно побит. Ему требовался отдых.

Она приняла решение, и когда они нашли следующую поляну, она подняла ладонь:

— Нам следует разбить здесь лагерь.

Мэттью устало кивнул, и она задумалась, сколько он на самом деле понял из её слов.

— Отдыхай, — сказала она ему. — Дай мне меч, и я попробую сделать нам лежанки для сна. — Начав пораньше, она будет иметь достаточно времени, чтобы набрать зелёной травы и, возможно, сделать что-то, на чём спать было удобнее, чем на холодной земле.

Он одарил её озадаченным взглядом, и она повторила ключевое слово, указывая на его пояс:

— Меч.

— А, — ответил он, а затем снял свой пояс, и протянул ей оружие в ножнах.

Она указала на мёртвое бревно:

— Садись. Отдыхай. Я скоро вернусь.

После этого она направилась обратно в сторону, откуда они пришли. На пути они недавно миновали иву. Длинные, висячие ветки и мягкие листья наверняка составят хорошую кровать, а застеленные речной травой, они могут позволить им хорошенько выспаться.

— Если только у меня нет аллергии на траву, — пробормотала она.

Меч легко перерубил тонкие ветви, и она снова подивилась его остроте. За несколько коротких минут она набрала столько, сколько могла унести, и начала возвращаться обратно к месту их нового лагеря.

Обратно она шла минут десять, и по возвращении Мэттью там не было. Она отлучилась менее чем на полчаса, и задумалась, стоит ли ей остановиться, отправившись на поиски её спутника. В конце концов она решила этого не делать. Если он был достаточно глуп, чтобы уйти без неё, то долго он не протянет. Наверное, просто отошёл, чтобы облегчиться.

Она свалила ивовые ветви, и пошла обратно за второй кипой. По пути она рассеянно заметила обилие сухостоя. Костёр им бы не помешал, но она совершенно не знала, как его разжечь без зажигалки. Даже если бы у неё было что-то вроде огнива, она знала, что разжигание огня с его помощью требовало большого умения.

Когда она вернулась со второй охапкой ветвей, он всё ещё отсутствовал. Она начинала беспокоиться. Заскрипев зубами, она пошла нарезать высокой травы у реки. Свет стремительно угасал.

— Я ни за что не пойду бродить в темноте, ища едва знакомого шизика, — проворчала она себе под нос. Однако Керэн знала, что лгала себе. Она привыкла к присутствию незнакомца, и пребывание в одиночестве, в горах, без ресурсов, начало подтачивать её врождённую уверенность. Её не радовала перспектива спать одной всю холодную ночь, укрываясь лишь травой.

Возвращаясь обратно с руками, полными пахучей травы, она мгновенно заметила дым.

— Какого чёрта? — Ускорив шаги, Керэн достигла лагеря в рекордные сроки. Мэттью сидел посреди лагеря, перед ним горел маленький костёр.

— Как ты разжёг огонь? — спросила она, но он ответил очередной тарабарщиной.

Он поднял в руке что-то тёмное и мохнатое:

— Еда. — Это был мёртвый сурок.

Керэн никогда не ела дичь, и мысль о том, чтобы съесть одного из этих милых зверьков, обычно вызвала бы у неё отвращение. Однако сейчас голод и перспектива голодания заставили её ощутить прилив надежды при виде этого маленького существа. «Как он его поймал?»

Мэттью указал вверх, на ветви ближайшего дерева. Ей потребовалась почти целая минута, чтобы заметить то, на что он показывал — связку кроликов, висевших на высокой ветке где-то в пятидесяти футах над землёй.

— Почему ты их туда повесил? Как ты их туда повесил? — спросила она, отказываясь верить своим глазам.

Он ответил длинной чередой слов, ни одно из которых ничего для неё не значило. Наконец он остановился, видя её замешательство, и просто сказал:

— Медведь. — Он поднял руки и зарычал, изображая гризли, которого они встретили тем утром.

Керэн вздохнула. Она очень хорошо знала опасности, связанные с хранением еды в лагере:

— Да, да, я понимаю. Ты не хочешь привлекать медведей, но как, чёрт возьми, ты их туда повесил? — У него не было верёвки, и кролики были насажены на, судя по всему, заострённую ветку. — Ты что, вскарабкался туда? — Ветви дерева были слишком маленькими, чтобы удерживать вес мужчины.

Мэттью осклабился, и указал на себя:

— Шизик.

Она рассмеялась:

— Ну, ты хотя бы честный. — Они ещё немного посмеялись вместе, хотя она сомневалась, что её спутник понимал, что именно она находила забавным. Было приятно наконец избавиться от скопившегося напряжения, но когда веселье сошло на нет, она принялась глотать слёзы. Последние два дня были для неё серьёзным потрясением, и теперь её эмоции грозили выйти на поверхность.

Он заметил перемену в ней, и подошёл ближе, похлопав её по плечу. Когда он поднял ладонь, и начал гладить её по волосам, она ощутила, как по ней пробежала дрожь. В его прикосновении было что-то электрическое. Будто его тело излучало своеобразное тепло, от которого вспыхивали её нервы. На секунду ей захотелось обнять его. «Нет, не его, а вообще кого угодно. Ты напугана, Керэн, что является нормальной реакция для кого угодно, попавшего в отчаянную ситуацию».

Она отступила, оборвав этот миг. Последнее, что ей было нужно — это показывать перед этим незнакомцем свою уязвимость. Он казался довольно милым, но она слишком хорошо осознавала, как опасны могли быть мужчины, особенно когда никто не приглядывал за ними, чтобы обеспечивать их честное поведение. Даже если он был не из таких, она не желала обманывать безумца в лесу, заставляя его думать, что у неё был к нему какой-то романтический интерес.

Быстро оглянувшись, чтобы посмотреть, не оскорбила ли она его, она с удивлением обнаружила, что он уже ушёл обратно к костру, похоже не обратив внимания на её неуклюжий жест. Было совершенно ясно, что она его не интересовала. Подбросив в костёр ещё дров, он начал свежевать сурка своим маленьким ножом.

Тут она заметила свои предплечья. Тяжёлая работа по рубке ивовых ветвей и переноске их обратно заставила её сильно вспотеть — это, в совокупности с трением о листья и ветки, стёрло крем от загара с больших участков её кожи. Её неестественный цвет стал видимым.

«А что моё лицо?» — с ощущением паники подумала она.

Свет был тусклым, поэтому он, возможно, и не заметил. Спокойно двигаясь, она взяла из своего рюкзака крем от загара, и пошла к реке. Там она намазала себе руки, шею, и лицо. Не имея зеркала, она не могла быть уверена в том, насколько хорошо справилась. «Он, наверное, ещё раньше заметил цвет моей кожи — я весь день об этом даже не думала».

Да это и не имело значения. Он был совершенным незнакомцем. Какая ему разница, что она была вырожденной уродкой?

Глава 6

Мэттью осторожно подкармливал костерок, пока тот не превратился в радостный костёр. Затем он позволил ему потухнуть, оставив хороший слой углей. Огонь был каждодневной частью его существования с самого детства, хотя его семья не использовала его так же много, как люди в Замке Камерон. Одним из преимуществ проживания в полном волшебников доме было то, что всегда были более простые, менее дымные способы нагреть воду или приготовить еду, а обогрев дома вообще не был проблемой.

Здесь же ему нужно было беречь эйсар, поэтому разжигание хорошего костра было почти необходимым — не было нужды зря тратить ресурсы, согреваясь более прямым способом. Он использовал магию лишь для того, чтобы поджечь растопку.

Керэн, похоже, была поражена, увидев его добычу, но это его не удивило. Учитывая нулевой уровень эйсара в её мире, она наверняка никогда прежде не встречала волшебника. «Поправка», — сказал он себе, — «она наверняка никогда прежде не встречала шизика». Он быстро улавливал основы её словарного запаса, и был уверен, что через несколько дней они смогут общаться гораздо проще.

После короткого разговора (если его можно было так назвать), Керэн рассмеялась, поэтому он засмеялся вместе с ней. Когда её смех перешёл в слёзы, ему стало немного не по себе, но он постарался её утешить. Её тёмное настроение, похоже, быстро прошло, поэтому он вернулся к задаче разделки сурка, которого он выбрал им на ужин.

К сожалению, готовить он не очень умел. Большая часть его еды происходила из кухни, и многие из его скудных знаний о кулинарии плохо подходили, когда дело касалось готовки на открытом огне. Также не помогал тот факт, что у него почти не было ингредиентов для использования в качестве приправы.

Чад Грэйсон был бы в этот момент особо полезным, и он пожалел, что не провёл больше времени, учась у этого человека. Грэм, наверное, тоже лучше справился бы, поскольку он много времени изучал, как выживать в лесу.

Однако основы Мэттью были известны. Он был уверен, что сможет не дать им умереть от голода — его волновал именно вкус. Несколько овощей очень помогли бы, а ещё лучше — соль. Однако плакать об их отсутствии было бесполезно — ему просто придётся обойтись тем, что было. Некоторые из росших поблизости растений могли быть съедобными, но он не знал, какие именно, и не хотел экспериментировать.

Используя несколько принесённых Керэн ивовых ветвей, он сохранил кое-какие лакомые кусочки сурка — печень, сердце, и почки. Выпотрошив зверька, он выбросил шкурку, и отрезал самые лучшие куски мяса. Сурок был крупным, и мясо это отражало, содержа значительное количество жира.

Мясник из него был аховый, и он был рад, что его матери не было рядом, и она не видела результат его работы. Однако это едва ли имело значение, поскольку всё мясо шло в один котёл. Конечно, у них и котла не было, но у него была мысль насчёт того, как это исправить. Это обойдётся ему ещё в некоторое количество эйсара, но он подумал, что оно того стоило.

Встав, он сделал жест в сторону Керэн:

— Позволь мне одолжить твою шляпу. — Когда это не сработало, он указал на неё, и попытался использовать слово, которым, как ему казалось, она прежде этот предмет называла.

Она шагнула назад, и после нескольких сбивающих с толку минут наконец догадалась, чего он просил. Сняв её с себя, она указала на неё, и произнесла своё слово, означавшее «шляпа». Затем она указала на свою голову, и использовала другое слово.

«О», — улыбнулся он, — «я просил её отдать мне голову».

Он повертел предмет у себя в руках. Шляпа была сделана из какой-то странной ткани, и рядом с краем часть её состояла исключительно из сетки. Сшита она была швами, которые казались невероятно идеальными и ровными. Сделавший её шляпник был, наверное, невероятно искусным.

— Коли он умеет так шить, ему следовало идти в портные, — сделал наблюдение Мэттью.

Керэн задала ему вопрос, указывая на шляпу.

— Я буду готовить в ней нашу еду, — ответил он, догадавшись, о чём она спрашивает. Когда это не сработало, он перевернул шляпу, указал на вогнутую часть, и использовал слово, которое, как он был уверен, означало воду.

Она нахмурилась, а затем указала на сетчатую полосу.

— Ну, очевидно, сама по себе она воду не удержит, — ответил он. — Но не волнуйся, я — шизик.

Керэн, наверное, что-то из этого поняла, поскольку она закрыла глаза, и накрыла лицо ладонью. Судя по всему, она не верила, что ему это удастся.

«Ничего-ничего, мне не нужна твоя вера, чтобы заставить это работать». Произнеся нараспев короткую фразу не лайсианском, он сфокусировал свою волю. Это заклинание он часто использовал в своей мастерской, и оно сделает шляпу несгораемой. Он слегка подправил заклинание, чтобы она также не давало ткани и сетке пропускать воду.

Оставив лагерь, он спустился к краю ручья, и окунул шляпу в текущую воду, наполнив её до половины. Затем он вернулся, и осторожно поставил её на землю. Он не подумал о том, как заставит её держаться над огнём.

Керэн уставилась на шляпу, явно гадая, почему вода из неё не вытекала.

В своём мире он бы просто использовал магию. Там он вообще не стал бы использовать шляпу, и просто держал бы воду во временном контейнере из оформленного заклинанием эйсара. Даже в огне не было бы нужды.

Но здесь ему нужно было беречь эйсар.

Он осторожно соорудил из ивовых прутьев стойку. Он потратил ещё немного драгоценного эйсара, скрепляя каркас, и делая его несгораемым, после чего всё было готово. Керэн закричала, когда он поставил шляпу на маленький прямоугольник, который должен был удерживать её, не давая ей упасть в огонь.

— Эй! — крикнула она, указывая на свою шляпу, и добавив восклицание с пылкой речью на своём родном языке.

Мэттью был вынужден схватить её, когда она попыталась убрать свою шляпу подальше от огня.

— Просто смотри, — сказал он ей. Когда это не смогло разубедить её, он послал мысль прямо в её разум, что было легко, пока они касались друг друга, пусто она и не была магом

— «Твоя шляпа будет в порядке», — сказал он ей, — «доверься мне».

Она замерла, когда его разум коснулся её собственного. Уставившись на него широко раскрытыми глазами, она сделала губы бубликом от удивления.

Он услышал её мысли напрямую, и хотя слова были незнакомы, смысл был ясен:

— «Что ты со мной делаешь?»

— «Это — просто другой способ общения. Не двигайся». — Он медленно поднял руку, положив прямо ей на щёку. Общение мыслями было проще, если контакт был более прямым. Проще всего было касаться головами, но он не думал, что она хорошо отреагирует, если бы он попытался это сделать. — «Мы теперь можем слышать мысли друг друга», — сказал он ей.

Такой близкий контакт также имел эффект передачи эмоций ещё лучше, чем мыслей. Пока она глазела на него, он ощутил внезапное тело.

— «Прекрасный», — пришла её мысль.

Не желая её смущать, он держал свой собственный разум в жёстких рамках. Он начал было объяснять ей свою идею про шляпу-котелок, но тут его взгляд упал на её левое ухо, которое выглядывало из-под её кудрявых волос. Ухо было слегка заострённым. Он уже видел такие уши прежде. Мэттью мгновенно обуяло любопытство.

— «Твоё ухо…?»

Паника Керэн заставила его дёрнуться, и она стала отстраняться. Мэттью рефлекторно усилил свою хватку на её запястье, а затем вступили в действие её инстинкты. Повернув предплечье, она вырвалась из его хватки, и слегка шагнула вперёд.

Мэттью попытался отступить, когда её другая рука метнулась вверх, обогнув его голову, схватив его за волосы. Его пятка задела её стопу, когда она дёрнула волосы у него на затылке… и он стал падать.

Он тяжело приземлился, каменистая земля отозвалась острыми уколами боли в его спине, когда его задница ударилась оземь. Не думая, он поднял щит, чтобы защититься, если впереди его ждали ещё удары.

Она стояла над ним с покрасневшим от смущения лицом. Выпалив что-то, по звучанию похожее на извинение, она развернулась, и пошла прочь, к реке.

Снова встав, Мэттью развеял щит. Он уже сожалел о том, что зря потратил эйсар — от этого у него слегка закружилась голова. После её ухода он направил своё внимание на самодельный котелок, и начал кидать в него куски сурка.

Поскольку он вырос с сестрой, Мэттью был хорошо знаком с внезапными переменами настроения. Он на самом деле не понимал это, но научился не слишком глубоко задумываться о подобных вещах. Люди либо были рациональны, либо не были, и если в их отношении было справедливо последнее, то Мэттью не верил, что стоило награждать их дополнительным вниманием. Это не стоило его времени и сил.

«Отныне я просто буду избегать темы её ушей», — подумал он, занося эту информацию себе в память.

Вместо этого он обдумал рагу из сурка. Он бы и кости добавил. Есть их было нельзя, но они могли бы улучшить вкус рагу. Проблема была в том, что размеров шляпы было совсем недостаточно, чтобы в её уместились и кости, и мясо.

* * *

Керэн смотрела на отражавшийся в струившейся воде ручья лунный свет. Обычно она считала себя чрезвычайно уравновешенной, не подверженной чрезмерным эмоциям, но последние несколько дней совсем её разболтали. Она была усталой, помятой, голодной, и страдала от накопившегося за два дня стресса.

Она каким-то образом полагала, что ситуация была бы одновременно более пугающей и менее стрессовой, будь она одна. Когда одна, не над чем плакать. Когда одна, некому судить тебя за твою внешность. Просто встаёшь со своей задницы, и справляешься как только можешь. Когда одна, неудача означает лишь холод или голод, возможно до смерти.

Это казалось бесконечно лучше, чем позволять кому-то пялиться на её врождённые дефекты.

— В конце концов, я же не намеренно родилась от родителей-выродков, и не намеренно родилась с этой странной кожей, — сказала она себе. — Я не намеренно родилась неспособной переносить интерфейс. Я никогда не хотела быть уродкой!

Но она таковой была.

Это отделяло её от остальных, как живую реликвию из прошлого. Она была вынуждена использовать древнюю технологию, из-за чего она всегда уступала сверстникам во всём — в играх, в работе, или просто в попытках вызвать её проклятый перт, чтобы забрать её из этих проклятых гор.

Неудивительно, что мать не хотела иметь с ней ничего общего. Кому бы хотелось признать себя родителем кого-то настолько ущербного?

Вот, почему она стала ходить в походы одна. Вот, почему у неё было так мало друзей. Одной всегда было лучше. В онлайне её физическая внешность мало что значила, но даже там к ней относились с презрением, или, быть может, с жалостью. «Бедняжка Керэн, всегда вынужденная использовать архаичные интерфейсы — ей не хватит скорости, чтобы угнаться за нами», — вот, что, в её представлении, они говорили у неё за спиной.

— Ты слишком строга к себе, Керэн, и делаешь предположения, которые наверняка неверные, — сказала она вслух. Так сказал бы её отец, но было трудно на самом деле поверить в это.

Она вырвала свои мысли прочь со старой колеи, и направила их на только что случившееся. Помимо её смущения, были вещи, которые вообще не имели никакого смысла. Как он сделал то, что сделал, с её шляпой? Большая часть воды должна была вытечь из неё. Огонь должен был её сжечь.

— И что за чёртов свет его окружил, когда я сбила его на землю?!

Неужели в её голове звучал его голос?

— Возможно, мне следует пересмотреть все эти разговоры про волшебников, — иронично сказала она. «Или пересмотреть здравость моего рассудка — может, проблема в этом».

Глава 7

Старший Координатор Обороны Доналд Эйзмэн наблюдал закат над морем, когда пришёл сигнал тревоги. Была середина его перерыва, что было необычным само по себе. Обычно любые срочные проблемы в нерабочее время Доналда шли к Первому Заместителю Координатора Обороны, Джону Уонгу. Если проблема пошла по цепочке к нему во время отдыха, то она была особо важной.

Быстрая мысленная команда открыла канал, и Доналд стал смотреть, как перед ним на песке открылся большой трёхмерный дисплей. Рядом был двумерный плоский дисплей, показывавший озабоченные черты Джона Уонга.

— Добрый вечер, Джон, — сказал он, формально приветствуя своего зама. — Что происходит?

— У нас возможная тревога шестого класса, — ответил Джон, его обычно невозмутимые черты являли признаки хорошо подавляемой тревоги.

Доналд сел:

— Какой природы?

— Сеть интерферометров АНСИС засекла гравитационную рябь. Детекторы нейтрино по всему миру также регистрируют всплеск сигналов.

Донлд нахмурился:

— Ещё одно вторжение?

— Это соответствует всем критериям. Либо это, либо в Скалистых только что появилась микроскопическая чёрная дыра, но тогда данные по нейтрино не сходятся, да у нас есть и другие показатели, — сказал Джон лишённым эмоций голосом.

СКО встал, и быстрой командой изменил свой статус с «отдых» на «активен». Пляж вокруг него растаял, сменившись стерильным окружением Командным Центром Защиты ООН. Его одежда также одновременно изменилась, став опрятной военной униформой с ровными линиями и небольшим числом украшений, помимо обозначения его ранга. ПЗКО, Джон, стоял перед ним.

Доналд произнёс в пространство:

— Дай мне спутниковый вид на проблемную область. — Мебель вокруг них растаяла до состояния невещественности, а пол стал видом сверху на Скалистые Горы, в районе, некогда известном как Колорадо. Овальная область примерно в сотню миль в диаметре была подсвечена красным светом.

— Это — наша самая точная оценка того, где может быть эпицентр события, — заметил ПЗКО. — Как видите, он, похоже, находится где-то в горах к западу от Болдэра.

— Там всё ещё живут органики, — сделал наблюдение СКО.

Джон кивнул:

— Да, это один из немногих городов в регионе, где всё ещё сохранилась значительная популяция — почти все остальные в регионе уже прошли рекламацию. Возможно, это и является целью.

Доналд нахмурил брови:

— Ты полагаешь, что это Ши'Хар.

Его зам пожал плечами:

— Это — лучшее заключение, которое мы можем сделать из имеющихся на данный момент данных.

— Есть и другие возможности, — сказал СКО. — Мы пока не можем их исключать.

Джон отрицательно покачал головой:

— Подтверждений внеземного разума никогда не было, и у нас нет никаких доказательств того, что ССД^[53] возможно. Нашим лучшим предположением является то, что это — ещё один случай ДЕМОНа.

— Даже если это демоны, мы не знаем, что это именно Ши'Хар, — парировал Доналд.

— Как бы то ни было, мы должны исходить из предположения о том, что вторжение враждебное, — сказал Джон.

СКО кивнул:

— Это неприятно близко к главному ВЦ в Канзас Сити. — Бессчётные миллиарды жили там в одной из самых больших сетей серверов на планете. Доналд потратил немного времени, чтобы мысленно перебрать самые свежие анализы снимков подсвеченного региона.

Ничто не выделялось. Что бы там ни прошло, всплеск был недостаточно большим, чтобы отразиться на снимках со спутника.

Доналд принял быстрое решение:

— Поднимай резервы Кибернетиков ООН с Мексиканского Побережья. Я хочу, чтобы все единицы были активированы и отправлены туда. Нам нужно физическое присутствие.

— Кибернетики, сэр? — отозвался его зам. — Вы уверены, что нам не следует ответить альфа-ударом^[54]?

— Это — необдуманная реакция, Джон. Сперва нам нужно больше информации. Вселенная большая. Даже если это ДЕМОН, мы не знаем, снова ли это Ши'Хар, — ответил Доналд.

— Мы не хотим повторения Австралии, сэр.

Доналд с трудом подавил рычание. Всё всегда возвращалось к Австралии — он знал, что его зам в конце концов поднимет эту тему. Пятьдесят лет тому назад человечество едва не проиграло Ши'Хар. Войну удалось выиграть лишь пожертвовав всем южным континентом.

— Именно поэтому я бы предпочёл не отвечать на первые за десятилетия предупреждения атомным ударом, — сказал СКО. Он снова бросил взгляд на карту — над городом Болдэр висело жёлтое число. — Вблизи от области обнаружения всё ещё живёт шестнадцать тысяч органиков.

Однако его зам ещё не был готов отступить:

— В Австралии погибло более двадцати миллионов, но если бы нам не хватило духу сделать это тогда, то человеческой расы больше бы не существовало. Более десяти миллиардов человек полагаются на то, что мы примем верное решение.

— А шестнадцать тысяч органиков не имеют достаточного значения, чтобы быть учтёнными в этом решении? Они — тоже люди, Джон. Иногда я гадаю, не потерял ли ты душу во время перехода. Мы — не машины.

ПЗКО ухмыльнулся:

— С технической точки зрения, мы как раз машины, Доналд, но суть не в этом. Мы не можем позволить нашим сердцам взять верх над взвешенными суждениями.

Доналд покачал головой:

— Надеюсь, ты не разговариваешь так с твоей женой. Не думаю, что подобные ремарки очень хорошо пройдут у тебя дома.

— Я чётко разделяю свою профессиональную и личную жизнь. Максин это понимает, — ответил Джон.

Директор закрыл глаза:

— Я принял решение. Пошлём кибернетиков. Для того они и были созданы. У Ши'Хар в Австралии были годы, прежде чем нас вынудили к тому ужасному мигу. Если мы обнаружим, что инфекция укоренилась в горах, тогда мы сможем пересмотреть ситуацию.

— А что насчёт беспилотников?

— Не доверяю я дистанционному присутствию в этом деле. Нам нужны люди на месте. Ограничь дистанционное присутствие поддержкой и разведкой воздушными беспилотниками.

— В Канзасе всё ещё активен органическая дивизия гвардии, их тоже задействовать? Они ближе, — предложил его зам.

— Органики слишком уязвимы для особых способностей, которыми пользуются Ши'Хар. Предупреди их, но скажи, чтобы оставались в резерве.

Заместитель Уонг выгнул бровь:

— Значит, то тоже думаешь, что это Ши'Хар…

— Я лишь предположил, что это может быть нечто новое. С моей стороны было бы глупо действовать дальше, не соблюдая предосторожности. Начинаем.

— Уже передаю командные последовательности, сэр, — сказал ПЗКО. — Если у нас всё, то я пойду. Моё присутствие необходимо на месте.

— Хорошо, — ответил СКО. Джон Уонг исчез, и на миг он остался в Командном Центре один. «Лучше дать Регине знать, почему я так внезапно ушёл». Она не будет рада, когда он скажет ей, что скорее всего пропустит ужин, но знал, что она поймёт. В конце концов, его жена была практичной женщиной.

* * *

Холодный воздух дул Мэттью в загривок. Из-за утренней росы его одежда промокла, и это усугубляло проблему. К тому же, у него болело всё тело, и он чувствовал узлы в своих мышцах каждый раз, когда пытался поменять своё положение, что не очень нравилось лежавшей рядом с ним Керэн.

«Рядом» было, наверное, неправильным словом — в его ситуации лучше было бы использовать слово «переплетённый».

Она без единого слова вернулась в лагерь после того, как рагу было готово. Она не казалась разозлённой, и ему на самом деле было всё равно, поэтому он просто дал ей шляпу с её долей. Свою он уже успел съесть.

Не имея столовых приборов, она была вынуждена подбирать мясо пальцами, а потом пить оставшийся жирный бульон. Он отнёс шляпу к реке, чтобы помыть и наполнить её заново, вскипятив ещё воды, чтобы она могла наполнить свою бутылку.

После этого он свалился на кровать из ивы и травы, которую она собрала, накрывшись как можно большим количеством травы. Ему хотелось избежать использования ещё одного подогревающего заклинания. Его эйсар был уже почти на пределе.

Керэн заползла к нему вскоре после этого, и поначалу они лежали с совершенно приличным расстоянием друг между другом, но по мере того, как ночь становилась холоднее, спящие люди начали ценить тепло превыше всего. Он не стал возражать, когда она начала вторгаться на его территорию — в конце концов, ему тоже было холодно, но как только она заснула, он начал ощущать, будто задыхается.

Его сны, когда у него получалось задремать, были заняты кошмарами, в которых его медленно душило какое-то морское чудище с щупальцами.

Мэттью обдумывал сложившуюся ситуацию с апломбом и толикой хорошо контролируемого отвращения. Её волосы каким-то образом всё время забивались ему в рот и нос, несмотря на то, что он повернул голову так, чтобы его лицо было подальше от неё.

Она также пахла. Он тоже, если уж на то пошло, но со своей собственной вонью он мог смириться. Оба испускали ауру пота, грязи, и запаха тела, на которую накладывались лёгкие запахи дыма и жирного сурка. Честно говоря, из всего этого неприятного бардака волосы Керэн были лучшей частью, поскольку у них был дополнительный цветочный аромат, который помогал отфильтровывать некоторые из остальных запахов.

«Я хочу помыться», — молча подумал он, но мысль о том, чтобы погрузиться в ледяные воды ближайшего ручья, заставила ещё одну волну дрожи пробежать по его спине.

Его эйсар несколько восстановился за ночь, но не настолько, насколько следовало. Недостаточно, чтобы он хотел тратить его зря на нагрев воды или высушивание себя. Он решил, что постарается вообще избегать использования магии в этот день, чтобы посмотреть, сколько его эйсару потребуется времени, чтобы полностью восстановиться.

Керэн застонала, смещая свой вес, и ещё крепче сжав его талию.

«Если бы Мойра видела меня вот таким, она бы ни за что больше не позволила мне об этом забыть», — лениво подумал он. Слегка повернув голову, он посмотрел на лежавшую рядом с ним женщину, и получил ещё одну копну волос в лицо. Её голова лежала у него на плече, и она дышала ему в шею — что могло бы быть эротичным, не будь её дыхание таким скверным.

Она снова выдохнула, и он ощутил, как встали волоски у него на загривке.

Он был вынужден снова напомнить себе, какое отвращение он испытывал. Она лежала, обняв одной рукой его талию, а вторую закинув ему на бёдра — слишком близко для чего-то, о чём он не хотел думать.

Чтобы отвлечься, он осмотрел её уши своим магическим взором. Её кудрявые волосы большую часть времени хорошо их прятали, даже без шляпы, но для магического взора это ничего не значило. С такого близкого расстояния было легко определить их форму, особенно потому, что она определённо начала сама слегка излучать эйсар. Тот был тусклым, но он видел, что свечение было ярче, чем в прошлый день.

«Когда я только встретил её, эйсара у неё вообще не было, но теперь она начала производить свой собственный, как и любой нормальный человек в моём мире». Было ли это его рук делом? Быть может, эйсар был чем-то вроде огня — начавшись, он мог распространяться и расти. Станут ли другие люди производить эйсар, если он проведёт рядом с ними время?

Не думая об этом, он позволил своему вниманию поплыть, следуя очертаниям её тела под странного цвета одеждой, которая была на ней надета. Мягкие изгибы и гладкая кожа покрывали тело, поддерживаемое сильными мышцами. Керэн была высокой женщиной, и практически светилась здоровьем. Её длинные ноги изящно сужались, и…

Мэттью спохватился. «Надо пописать».

Мягко подняв её руку, он повёл эту конечность к её стороне, но как только он отпустил её, Керэн зашевелилась, частично вернув руку обратно.

«Только не туда!»

Если он быстро откатится и встанет, то, быть может, сумеет уйти до того, как она очнётся достаточно, чтобы осознать, насколько смущающей стала их ситуация, особенно для него.

«С другой стороны, она может очнуться мгновенно, и решить, что я каким-то обманом заманил её в такое положение».

Она очнулась сразу же, как только он пришёл в движение — её глаза распахнулись, и уставились на него, когда он выскользнул из-под её ноги и руки. Если она и заметила что-то насчёт его состояния, или сама была смущена, то никаким образом это не показала. Керэн зевнула, и села, уставившись сонными глазами на их умерший костёр.

Это Мэттью вполне устраивало, и он отошёл, чтобы облегчиться. Вернувшись, он обнаружил, что она смотрит на всё ещё висевших на дереве кроликов.

Кивнув, он посмотрел вверх, и произнёс короткую фразу, одновременно щёлкнув пальцами. Маленькая ветка, на которой висели животные, отломилась, и тушки упали в его подставленные руки. «Вот тебе и «не пользоваться магией» на сегодня», — подумал он, — «однако это была лишь маленькая толика. Будем надеяться, что мне не придётся делать ничего другого».

Кролики были без голов и без требухи — он выпотрошил их ещё прошлым днём, но оставил шкуру на месте, чтобы мясо было чистым, пока они не будут готовы их съесть. Ночь была холодной, и хотя к середине дня могло стать довольно жарко, онбыл уверен, что кролики не испортятся до вечера.

Порывшись в останках костра, он вытащил всё ещё горевшие угли, и положил их на кучку средней сухости травы, прежде чем завернуть всё это в большой кусок наполовину высохшей шкуры сурка. Получилось неопрятно, но при некоторой удаче у них вечером будет огонь, и ему не нужно будет тратить ещё магию.

Он связал свёрток тонкой полоской ивовой коры, а затем повесил на ветке, где висели два кролика.

Керэн с некоторым интересом наблюдала за ним, и сделала несколько комментариев, но он не понимал ничего из того, что она говорила. В конце концов она сходила к ручью, чтобы умыть лицо и руки, пока он заканчивал свои приготовления. Когда она вернулась, он увидел, что она снова нанесла себе на лицо и шею странный крем, который носила с собой.

Он также заметил, что она пропустила одно место, и что там кожа казалась странно обесцвеченной. Синяк? После всего, через что они прошли, это казалось наиболее вероятным объяснением. Он решил никак это не комментировать.

Она с некоторым отвращением посмотрела на свою шляпу. Прошлым вечером он почистил её в реке, но она всё ещё пахла дымом и жиром. Пожав плечами, она всё равно натянула на себя головной убор. Они были не в том положении, чтобы быть разборчивыми.

Пустившись в путь, они прошли большее расстояние, одновременно из-за лучшего отдыха, и из-за несколько утолённого вчерашним сурком голода. После нескольких часов Мэттью поднял тему, которая начала его волновать:

— Сколько ещё до твоего дома? — спросил он.

Керэн остановилась, и после короткого и фрустрирующего обмена фразами стало ясно, что так он ничего не добьётся. Мэттью поднял руку, и сделал жест, будто кладёт её ей на лоб, не подходя к ней. Он не хотел повторения смущающей ситуации предыдущего вечера.

Она выглядела взволнованной, но секунду спустя кивнула, поэтому он шагнул вперёд, и положил ладонь ей на висок, тщательно держа пальцы подальше от её уха.

— «Сколько ещё осталось до твоей деревни?»

Слова были незнакомыми, но смысл их был ей ясен, поэтому она ответила таким же образом:

— «У меня нет деревни. Нам нужно добраться до ближайшего поста лесников, чтобы я могла позвать на помощь».

Он кивнул:

— «И как далеко это? Мы близко?»

— «Мы больше не на тропе, так что я не уверена, где мы», — призналась она. — «По моим лучшим прикидкам, это ещё в трёх днях пути на восток. Даже если мы пройдём мимо поста, в конце концов мы найдём дорогу на краю национального парка».

Пока она мысленно говорила, его разум каталогизировал используемые ею слова, и их значение.

Прежде чем он смог ответить, она задала ещё один вопрос:

— «Кто ты? Откуда ты?»

Мэттью сомневался, что она поймёт ответ, если бы он попытался сказать ей правду, поэтому он просто ответил:

— «Издалека, из места под названием Лосайон. Я здесь для того, чтобы побольше узнать о твоём народе».

Керэн нахмурилась. Его ответ звучал как что-то из кинофантастики. Её рука рефлекторно потянулась к карману, чтобы вытащить ПМ, и поискать Лосайон. Название звучало для неё смутно по-европейски, но помимо этого она понятия не имела, где это место находилось. Вздохнув, она рассталась с этой идеей, вспомнив потерю своего устройства.

— «Это где-то в Восточной Европе?» — спросила она. Это объяснило бы его странный язык.

Мэттью подавил смех:

— «Несколько дальше». Отстранившись, он поднял ладонь, говоря ей подождать, пока искал место, чтобы присесть. Ему нужно было подумать.

Три дня — это долгое время, и без доступа к его нормальным ресурсам путешествие будет унылым. Его не радовала мысль о том, чтобы столько времени питаться одной только дичью. Он также до смерти устал быть грязным.

В его мире для людей было нормальным не мыться неделями, но в случае его семьи это было не так. Личная гигиена была для волшебников особенно лёгким делом — холодная вода никогда не была препятствием, и с переноской воды редко бывали проблемы.

Ему нужно было иметь возможность свободно пользоваться своими способностями. Ему нужен был доступ к инструментам и припасам, которые он держал в своём межизмеренческом мешочке. Что угодно из этого значительно улучшило бы их ситуацию, а если он заполучит и то, и другое, то путешествие будет совсем лёгким.

Потянувшись, он поднял руку, и Керэн шагнула вперёд, указывая, что он может снова положить руку ей на голову.

— «Мне нужно ненадолго вернуться домой», — сказал он ей. — «Ты можешь подождать меня здесь?»

Её ответ был чистым ощущением вопроса, сумма всех вопросов в одном, чистый вопросительный знак:

— «???» — Чуть погодя она сумела перефразировать: — «Как ты уйдёшь?»

— «Это трудно объяснить. Ты поймёшь, когда увидишь. Жди здесь, и я вернусь в течение дня. После этого я смогу сделать наш путь гораздо легче».

Ей не нравилась мысль о том, чтобы остаться одной, или зря тратить целый день. Ситуация и так была тяжёлой.

— «Я оставлю тебе кроликов. Разожжёшь костёр, и будет не так уж плохо», — предложил он.

— «Я всё ещё не понимаю», — ответила она.

Отойдя от неё, он положил ветку с кроликам на землю.

— Смотри, — сказал он вслух. Закрыв глаза, он позволил своему восприятию расшириться, проскальзывая боком в пространство в промежутке.

Однако это было большим, чем чисто мысленное усилие, и ему становилось тяжело найти достаточно эйсара, чтобы пробить невидимый барьер, отделявший грань бытия, где он находился, от бесконечности в промежутке. У него на лбу проступил пот, а руки начали трястись от усилия. Если он потерпит неудачу, то последствия могут быть ужасны, поэтому он вливал в эту попытку всё, что у него осталось.

Сердце Мэттью начало гулко биться у него в груди, будто желая вырваться… а затем он прорвался.

Керэн с некоторым скептицизмом наблюдала за тем, что выглядело как театральная постановка, пока она не заметила, что края его тела начали размываться. За несколько последовавших секунд он растаял подобно сну после пробуждения. Место, где он стоял, было пустым.

На неё мгновенно навалилось чувство одиночества, ухудшенное ощущением безумия. Она что, всё это вообразила? От него не осталось и следа, никакого доказательства того, что он вообще существовал. Вернувшись мыслями к последним двум дням, она не могла придумать ничего, что не могло бы являться плодом яркой галлюцинации.

Возможно, она сошла с ума.

Затем её взгляду пал на ветку, на которой всё ещё было два кролика, и на мешочек из невыделанной шкуры сурка.

— Я не сумасшедшая, — сказала она себе. — Он на самом деле был.

Она резко села, и обняла колени, борясь со странным стремлением расплакаться. Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки. «Я не настолько слабая», — подумала она. Снова встав, она взяла мешочек, в котором всё ещё лежали горячие угли, и принялась обустраивать новый лагерь.

Глава 8

Мэттью снова обнаружил себя во тьме, но это была комфортная тьма. Его магический взор снова показывал ему местность на большом расстоянии во все стороны, и он ощутил тёплое присутствие эйсара повсюду вокруг. Раньше он этого никогда не замечал, пока не испытал его отсутствие. Ощущение было таким, будто он стоял под светом солнца, выйдя из холодной тени.

Но даже так он обнаружил, что падает. Он слишком перенапрягся, и теперь ноги его подвели. Оседая на землю он сохранил достаточно присутствия духа лишь для того, чтобы управлять падением, и не удариться головой, когда упал на твёрдый каменный пол. Вздохнув с облегчением, он сделал глубокий вдох, и потерял сознание.

Когда он очнулся, прошло какое-то время, хотя сколько именно, он никак знать не мог. Его щека была прижата к холодному камню, а тело ощущалось наполовину замёрзшим, когда он садился, и его нервы начали возвращаться к жизни. Сделав усилие мысли и произнеся слово, он нагрел воздух вокруг себя, создав тёплую оболочку, изолировавшую его от холода.

«А-х-х-х…» — внутренне вздохнул он. Мэттью определённо был дома. Ну, не совсем дома, но достаточно близко. Пройдя по пещере, он вышел в ночь, под приветственный свет полного знакомых звёзд неба. Его рука нашла его мешочек, и он открыл его, запустил внутрь руку, и обнаружил, что тот вновь соединён с карманным измерением, где лежали его инструменты. Мэттью улыбнулся.

Его сила по большей части вернулась. Он, наверное, проспал немалое количество часов. Он мысленно просмотрел то, что надо было сделать до возвращения. Заглянуть к матери и объяснить ситуацию было, наверное, первым в этом списке, но этот вариант ему не нравился. Он быстро отказался от этой мысли.

Учитывая полное отсутствие эйсара в другом мире, ему, наверное, следовало взять что-то, содержавшее значительное количество эйсара, чтобы использовать в случае повторного истощения. «Типа дракона», — удручённо подумал он. «Оставить Дэскаса позади было глупостью». Ему придётся сделать поиски Дэскаса приоритетной задачей, когда он вернётся.

А пока у него в мешочке было то, что послужит такой же цели. Пошарив внутри, он вытащил ещё один мешочек. Этот был размером чуть больше его кулака, и внутри него лежал набор где-то двадцати с лишним железных сфер. Каждая из них содержала столько эйсара, сколько могла удержать, и наложенные на них чары были спроектированы так, чтобы мгновенно выпускать эту силу, когда пользователь передавал соответствующее командное слово и соответствующее намерение.

Они были копией железных бомб его отца, и одним из первых актов зачарования, который он сделал самостоятельно, в раннем подростковом возрасте. Над этим проектом он в то время трудился тайно. Никакой родитель не хотел обнаружить, что ребёнок изготовляет взрывчатые вещества. С тех пор он научился создавать гораздо более сложные чары, гораздо более тонкие и полезные, но эти всё ещё занимали в его сердце особое место.

Он в своё время использовал лишь несколько штук, в основном на пробу. Остаток он сохранил, и никогда не чувствовал необходимости применять. Они будут идеальны для того, что ему теперь стало нужно.

Далее он вытащил большое шерстяное одеяло, и расстелил его на земле. В центр он положил мешочек с железными сферами, а потом начал вытаскивать из карманного измерения другие вещи. Кучка полезных вещей постепенно росла — его серебряный стило, используемый для создания тонких чар; маленькая деревянная шкатулка, в которой лежали его защитные камни; верёвка; тяжёлая, тёплая скатка; зачарованная кольчуга на тело и ноги; пустой бурдюк для воды; большой железный котелок с различными столовыми приборами… всё это добавлялось в лежавшую на одеяле коллекцию.

Он также добавил кожаный футляр с набором иголок, ниток, и ножницами. Рядом легла длинная полоска белой ткани. Ему понадобится создать новый мешочек для хранения, когда он вернётся. Последним по порядку, но не по значимости, он вытащил свой зачарованный посох, и положил его сверху уже большой горки.

Глядя на посох, он ощутил гордость — гладкое ясеневое дерево было украшено серебряными рунами по всей длине. Он чувствовал ужасно неготовым в ином мире, когда обнаружил, что больше не имеет доступа к посоху.

Изучив горку, Мэттью пожалел, что скатка у него была лишь одна. Это могло вызвать у Керэн неправильные мысли, но он был убеждён, что она поймёт, как только он объяснит, что пользоваться скаткой она может одна. При наличии нормального запаса эйсара, холодный воздух всё равно больше не будет для него проблемой — к тому же, у него ещё останется само одеяло.

Он убрал броню, и натянул мягкую стёганку, прежде чем надеть на себя кольчужную куртку. Затем он натянул кольчужные штаны, и закрепил их поясом, прежде чем снова повесить портупею поверх всего этого. Кольчужная шапка была надета последней, и он был благодарен за то, что броня была зачарована для уменьшения её веса. Нормальный кольчужный набор был на его вкус слишком уж тяжёлым.

Конечно, защищала она далеко не так хорошо, как броня, которую он сделал для Грэма. Мэттью часто думал о том, чтобы и себе сделать такой набор, но у него, казалось, всё время не хватало на это времени.

Поверх кольчужной шапки он надел округлый шлем, чтобы завершить своё вооружение. Нужды всё это носить он на самом деле не испытывал, но это уменьшило объём наваленных на его одеяло вещей. Взявшись за углы одеяла, он собрал его в массивный узел, прежде чем взвалить себе на плечо. Железный котелок отозвался приглушённым лязгом, когда о него ударился один из других предметов. Взяв в другую руку свой посох, он вновь сосредоточил своё восприятие, и переместился обратно в пространство в промежутке, ища женщину, которую оставил в ином мире.

* * *

Керэн сложила большой костёр, и вторую половину дня провела, собирая свежую траву и папоротник в качестве подстилки на ночь. То, что для этой задачи у неё был не один час, означало, что она могла собрать гораздо более крупную горку подстилки, чем прошлым вечером. Однако она быстро пожалела о том, что сделала костёр таким большим, ибо он поглощал топливо с большой жадностью. Довольно скоро она истратила ближайшие запасы легко доступного сушняка, и была вынуждена отходить дальше, чтобы найти ещё. Однако кроме времени у неё ничего не было, поэтому она потратила свои силы на то, чтобы собрать большую горку палок, которой, как она надеялась, хватит на всю ночь.

Закончив с этим, она попыталась содрать шкуру с кроликов, чтобы зажарить их. Это оказалось легче сказать, чем сделать. Швейцарский нож был для этой задачи неидеальным инструментом. Он был гораздо более тупым, чем нож, который Мэттью использовал прошлым днём, и она пожалела, что он ей его не оставил. Также играла роль её неопытность в этой работе.

Изрезанная тушка, оставшаяся после того, как она закончила удалять кожу, выглядела так, будто пала жертвой особо извращённого палача. Она решила не трогать второго кролика.

— Если он вернутся голодным, то сможет сам содрать с него шкуру.

Жарка истерзанного зверька тоже пошла не очень. Она положила в костёр слишком много свежих дров, и пламя поднималось слишком высоко, облизывая плоть напрямую, сжигая её в некоторых местах, и поджаривая внешнюю часть слишком быстро. Когда она первый раз сняла тушку, чтобы проверить готовность, она обнаружила, что внутри мясо ещё было сырым.

Она снова повесила его над огнём, и знатно подпалила, прежде чем то оказалось достаточно готовым на её вкус. Керэн была вынуждена отрезать почерневшую коросту, чтобы добраться до съедобных частей внутри.

Съев столько, сколько было возможным, она выкинула остатки своей трапезы. Ей не хотелось, чтобы Мэттью увидел результаты её кулинарной инициативы, когда вернётся.

— И вообще, в этом всё равно ты виноват, — проворчала она, говоря в пустоту, — если бы ты остался, то я могла бы использовать шапку, чтобы сварить рагу, но без тебя она больше не держит воду.

Это она выяснила на собственном опыте. Вода выливалась из её панамки почти так же быстро, как она успевала черпать её из реки. Мокрый головной убор теперь висел на воткнутой рядом с костром палке, подсыхая.

Как он это делал? Он что, действительно был волшебником? Он утверждал, что использовал магию, но она не могла заставить себя поверить в это. Какую бы силу он ни использовал, у той должно было иметься какое-то совершенно заурядное объяснение — она была в этом уверена. Магия просто не существовала.

«Но как тогда он сумел вот так исчезнуть?» — задумалась она.

Далёкий вой стал постепенно нарастать, и потребовалось немного времени, прежде чем её мозг осознал этот звук. «Беспилотники? Может, перт?». Она обрадовалась. Неужели кто-то начал искать её? Её отец знал, что она ушла в поход, но он мог поднять тревогу, когда она не смогла выйти на связь.

Ночь как раз упала, поэтому её было ещё труднее заметить, и дым от костра также будет менее видимым. Она быстро стала подбрасывать в огонь ещё дров, пытаясь сделать его ярче. Если беспилотники принадлежали спасателям, то они наверняка будут иметь инфракрасные сканеры. Огонь будет гореть как маяк, даже если его будут до некоторой степени скрывать деревья.

И точно, в течение четверти часа прямо над ней появился тёмный силуэт, зависший на месте. Он почему-то не имел никаких огней, а звук от его пропеллеров был почти неслышным, но она определяла его положение по тому, как он заслонял звёзды. Керэн стремительно замахала руками, крича:

— Я здесь!

Её окатило чувство облегчения — она была спасена.

* * *

Красный свет и мягкий гудок дали СКО Доналду Эйзману знать, что нечто требовало его внимания. Усилием мысли он открыл канал, и обнаружил себя лицом к лицу с Коммандэром Первой Кибернетической Дивизии, Роалдом Лэйтоном.

— Слушаю.

— Сэр, в регионе поисков нами был обнаружен лагерь. В нём присутствует молодая женщина, и она соответствует описанию человека, о пропаже которого было заявлено два дня назад, — доложил Коммандэр Лэйтон.

Доналд кивнул:

— В той области чуть ранее был зарегистрирован ещё один феномен, Коммандэр — её позиция соответствует ему?

Коммандэр кивнул:

— Да, сэр, хотя зона всё ещё очень примерная. В этой области мы больше никого не нашли.

— Женщину идентифицировали?

— Да, сэр.

Ещё один звук уведомления, и СКО открыл второй канал. Появилось досье, содержавший информацию о молодой женщине. Полагая, что никакой ошибки не было, женщину звали Керэн Миллер, она была единственной дочерью Гэри и Тани Миллеров. Что-то зашевелилось в памяти Доналда

«Таня Миллер, почему это имя звучит знакомо?»

После затраченной на поиски доли секунды он узнал ответ — она была бывшим директором Исследовательского Института Защиты ООН. Снова бросив взгляд на дело Керэн, он увидел подсвеченную под её именем красную ссылку, «информация засекречена». Эта ссылка имела высший уровень секретности, и, вероятно, даже не была видна Командующему Лэйтону.

— Сэр? — спросил Коммандэр. — Как нам следует действовать?

— Мне нужно, чтобы вы потерпели, Коммандэр Лэйтон — мне нужно кое-что просмотреть, — отозвался СКО. Доналд открыл ссылку.

Появилось кодовое имя, «Проект Синяя Звезда». За ним последовало короткое предупреждение: «Только для допуска Чёрного Уровня, запросы информации или новы отчёты должны быть представлены Президенту ООН».

Брови Доналда поползли вверх, и он слегка присвистнул. Это был первый раз, когда он встретил проект, засекреченный выше его собственного уровня безопасности. Он повернулся обратно к командующему:

— Мне нужно больше времени, Коммандэр. Сохраняйте позицию, и держите цель в поле зрения. Я вернусь через несколько минут. — Он закрыл связь.

Собравшись, он послал запрос на прямую связь с его начальником. Ему отказали, но появился дополнительный ввод с запросом сведений о природе его обращения.

— Информация о Проекте Синяя Звезда, — произнёс он.

Мир исчез, сменившись невыразительной пустотой. Прошли секунды, а потом появилось кресло. На нём сидела его начальница, Президент Анджела Крюгер.

— Надеюсь, я не отрываю вас ни от чего, Мадам Президент, — почтительным тоном сказал СКО.

— В данный момент я нахожусь в середине обращения к Совету, Мистер Эйзман, — ответила она.

Он склонил голову:

— Мои извинения — если вы предпочтёте, чтобы я отложил это до…

— Не нужно, Мистер Эйзман. Мой ИА заменил меня сразу же, как только прошло предупреждение о вашей информации. Совет даже не в курсе, что с ними разговариваю уже не я.

ИА означало «интеллектуальный агент». Президент ООН делегировала свою речь искусственной замене, которая была достаточно хороша, чтобы одурачить тех, кто её слушал. Доналд обнаружил, что задержал дыхание. «Во что же такое я вляпался?»

— Вы в курсе ситуации, Мадам Президент. Беспилотники обнаружили Керэн Миллер в области поисков. Её досье сообщило, что мне следует уведомить вас, — сказал он, аккуратно подводя итоги тому немногому, что ему было известно.

Взгляд Президента Крюгер на миг сместился в сторону, пока она просматривала невидимое для него досье. Тридцать секунд спустя она ответила:

— Вы начнёте передавать всю информацию относительно этого инцидента Тане Миллер, и будете повиноваться любым выданным ею указаниям. Пусть присутствующие на месте активы немедленно ликвидируют цель. Тело позже заберёт Доктор Миллер.

«Повиноваться любым указаниям? Она что, ставит вышедшее в отставку гражданское лицо во главе военной операции?»

— Прошу прощения, Мадам Президент. Доктор Миллер теперь уже даже не является активным членом правительства…

Президент перебила его:

— Никто не уходит в отставку с проекта чёрного уровня, Мистер Эйзман. Мои приказы должны выполняться неукоснительно.

Канал закрылся, и Доналд внезапно обнаружил себя в кресле в командном центре.

— Восстановить связь с Коммандэром Лэйтоном, — сказал он, озвучивая свою мысль.

Глава 9

Керэн продолжала махать почти бесшумному беспилотному аппарату, ожидая какой-то ответ. Свет, быть может, или даже звук — но он оставался тёмным. Шли минуты, четверть часа, и всё ещё ничего не происходило.

— Да какого чёрта эта штуке делает? Она что, сломалась? — задумалась она вслух. Гражданский спасательный беспилотник должен был иметь самые разные источники света, не говоря уже о громкоговорителе.

Прошло более получаса, когда ей показалось, что она обнаружила движение за краем освещённого костром круга. Уставившись в темноту, она пожалела о том факте, что огонь испортил её ночное зрение, но в конце концов увидела приближавшиеся человеческие очертания. Тихий шум дал ей знать, что они подходили ещё и сзади. Развернувшись, она увидела ещё фигуры — они приближались со всех направлений. Они окружали её, и уже были не более чем в тридцати или сорока ярдах. Однако никто ни говорил с ней, ни окликал её.

Её сердце пронзила дрожь страха. Это не было нормальным. Это были не спасатели.

Лежавшее в костре полено сдвинулось, и на костёр вспыхнул, на миг засветившись ярче. Керэн увидела, как свет отразился от матово-чёрного металла на панцире. Её взгляд зацепился за белый номер и эмблему Армии ООН. Фигуры, окружавшие её в ночи, были военными кибернетическими единицами, андроидами.

Керэн подняла руки, пытаясь казаться безобидной:

— Мне нужна помошь. Я уже несколько дней как потерялась в горах. — Она ощутила, как её тело начало трястись.

Воздух перед ней заколыхался, затем размазался, и появилась новая фигура. Свет костра отразился от серебряного металла. Её взгляд с некоторым замешательством оглядел фигуру, и сперва она подумала, что это был очередной андроид, но затем увидела улыбавшееся ей лицо Мэттью.

— Привет, — с лёгким акцентом сказал он на английском, бросая на землю перед собой большой узел.

Если раньше его одежда была странной, то теперь он сумел поднять её странность на новые высоты. Он был одет как какой-то воин или рыцарь из тёмных веков, его тело с головы до ног покрывали серебряные кольца. «Это что, кольчуга?» — удивилась она.

Тихий ночной воздух прорвала автоматная очередь.

Керэн попыталась закричать, но всё произошло слишком быстро. Она увидела, как тело Мэттью дёрнулось, когда пули ударили ему в спину, и в то же время что-то толкнула её в плечо, заставив её крутануться, и сбив её с ног.

Последовавшая за громким рокотом огнестрельного огня тишина была глубокой, и она повернула голову, чтобы увидеть Мэттью, лежавшего на земле в нескольких футах. С его губ сорвался стон, и он начал садиться.

«Нет! Не надо!» — подумала она, но он встал раньше, чем она смогла произнести слова предупреждения.

Беспилотник внезапно вспыхнул, заливая лагерь ярким актиническим светом, и винтовки солдат снова принялись стрелять, но на этот раз Мэттью не падал — его голова медленно поворачивалась, пока он осматривал местность вокруг. Керэн вытянулась, разумно прижимаясь к земле, но он чувствовала, как в воздухе вокруг него что-то повисло. По ней прошла волна тошноты, а затем странное ощущение прошло.

Лицо Мэттью было суровым, будто он находился в глубокой задумчивости, в то время как его руки рылись в узле, который он уронил на землю. Пока он копался там, винтовки продолжали грохотать. В конце концов он нашёл, что искал, вытащив маленькую деревянную шкатулку. Он поднял крышку, пробормотал что-то, и подбросил в воздух камни.

К полнейшему удивлению Керэн, они не упали обратно, а полетели вовне, окружив её и Мэттью, и зависнув в воздухе вокруг них. Лицо Мэттью расслабилось, а затем он встал на ноги, опираясь на свой посох. Он уставился на неё с выражением озабоченности на лице, а затем поднял посох, направляя его горизонтально, будто копьё держал.

Ослепляющий луч света сорвался с кончика, пока он медленно поворачивался, меняя при этом высоту посоха, чтобы тот оставался направленным на цели. По мере его поворота звук стрельбы стал стихать, а когда он завершил круг, звук полностью прекратился. На секунду луч потух, после чего Мэттью направил посох в небо, и луч снова появился. Висевший вверху беспилотник взорвался, и пылающие обломки упали дождём где-то в двадцати футах от их лагеря.

Керэн попыталась встать, но её левая рука не работала как надо, и боль пронзила её грудь и плечо, когда она пошевелилась. Она осознала, что её подстрелили.

Мэттью встал рядом с ней, и его лицо выглядело невероятно отстранённым. Указывая своим посохом на землю, он начал чертить какой-то узор.

Она захрипела, пытаясь говорить. «Помоги мне», — мысленно закричала она. Голос её не работал как надо, и она боялась, что умирает. На миг молодой человек посмотрел ей в глаза, а затем отвёл взгляд, и сосредоточился на своих действиях.

Ему было плевать. Она точно умрёт.

Застрекотал пулемёт, и Мэттью был ненадолго остановиться, чтобы разобраться с новой угрозой. Яркая вспышка огня и дым заполнили обзор Керэн сбоку, когда рядом с ними что-то взорвалось. Что странно, их самих ничего не коснулось, и она даже не почувствовала шок или давление от ударной волны.

Он уничтожил явившихся солдат, проведя посохом, а затем молодой человек вернулся к тому, что он чертил на земле.

«Это безумие». Керэн попыталась встать, но её тело отказывалось сотрудничать. Её ноги вроде были в порядке, но всё, что вовлекало в себя её торс, отзывалось в ней дрожью агонии. «Я умру, лёжа на земле, пока он стоит, изображая из себя цель». Жизнь просто была нечестной.

Шли минуты, пока Мэттью продолжал работать над своим рисунком, а Керэн истекала кровью. Ещё дважды его работа прерывалась свежими солдатами, но каждый раз он бесстрастно уничтожал их, прежде чем вернуться к своим делам.

Веки у неё глаз потяжелели, и тело Керэн стало казаться тяжёлым. Что-то двигалось рядом, и она обнаружила, что закрыла глаза. Посмотрев вверх, она увидела, что Мэттью снова поднимает свой узел, прежде чем шагнуть в какой-то круг, который он начертил на земле. У неё создалось ощущение, что он снова покидает её.

«Не обращай на меня внимания, я буду в порядке», — иронично подумала она. Затем она ощутила, как что-то двинулось под ней, и её тело поднялось в воздух.

Он наблюдал, как она плыла к нему. Мэттью сделал жест рукой, и висевшие вокруг них камни снова слетелись вместе, уложившись в деревянную шкатулку, которую он держал в правой руке. Удерживая свой посох на сгибе локтя той же руки, что держала узел, он потянулся, и запустил правую руку под Керэн, держа её на руке так, будто она была младенцем, а не взрослой женщиной.

А затем мир изменился, выкрутив её ощущения, и заставив её желудок кувыркнуться. Свет костра исчез, и лишь луна и звёзды освещали окружавшую их местность. Поглядев по сторонам, Керэн увидела, что Мэттью стоял на каком-то большом валуне.

Он уронил тряпичный свёрток, и встал на колени, мягко опуская её на камень. Когда он её опускал, её тело сдвинулось, и её пронзила свежая волна боли. С её губ сорвался тихий вскрик, а потом мир почернел.

* * *

Мэттью опустился на колени рядом с бессознательным телом Керэн. Его спина громко возмущалась. Чем бы враг в них ни был в начале, оно колотило по его плечам и середине спины подобно трём или четырём кузнецам, колошматившим его своими молотами. Броня удержала удары, но надетая под неё стёганка была совершенно недостаточной, чтобы спасти его от того, что казалось ему самыми жуткими синяками за всю его жизнь.

«Если бы я не надел броню, чтобы уменьшить размер свёртка, то сейчас был бы мёртв». Эта мысль вызвала свежий прилив адреналина. Наверное, он уже успел испытать его один раз, но тогда всё случилось так быстро, что он не заметил — он был сосредоточен исключительно на том, что нужно было для избавления от опасности.

Враг был причудливым — он имел форму людей, но сделан был полностью из металла. Он мог лишь представить, что они были какого-то рода искусственным конструктом, приводимым в действие той магией, которую использовали волшебники этого мира.

Керэн была ранена их оружием до того, как он успел поставить временный щит, но он пока не мог выделить время, чтобы осмотреть её ране. Сфокусировав магический взор, он обнаружил, что рана была ужасной, и обильно кровоточила. Снаряд вошёл ей между шеей и плечом, раздробив ключицу, прежде чем выйти у неё из спины. Несколько маленьких кровеносных сосудов были разорваны, и протекали, и вся область вокруг раны начала отекать, будто её ударили молотом.

Это было как комбинация арбалетной раны и удара палицей.

«Что же за оружие они из себя представляли?». Он даже не заметил их приближение, а это значило, что они должны были прилететь по воздуху с невероятной скоростью.

Он покачал головой: «Сосредоточься, Мэттью. Она может умереть, если ты будешь бездействовать». Первым делом он начал восстанавливать её кровеносные сосуды, останавливая потерю крови, а потом перевёл внимание на её ключицу. Кость разбилась на три больших куска и минимум дюжину маленьких. Складывая их вместе подобно головоломке, он сумел собрать большую их часть, прежде чем срастить. Осталось несколько кусочков, которые просто никуда не подходили, поэтому он извлёк их, и выбросил. Закончив с этим, он сконденсировал из воздуха немного воды, и промыл рану, прежде чем зарастить кожу.

Однако её рубашка со странными узорами была загублена, пропитавшись кровью. По сравнению с этим две дыры представляли из себя маленькую проблему. Холодный воздух льнул к ней, и холодил её кожу. Он помедлил, но знал, что нужно было делать.

Используя свой эйсар подобно ножу, он разрезал рубашку на части с обеих сторон её туловища, и снял её. Под рубашкой было какое-то странное нижнее бельё, охватывавшее её тело, и покрывавшее груди. Оно тоже было пропитано, поэтому он и его срезал. «Выглядело оно неудобно. Она потом меня поблагодарит», — сказал он себе, хотя почему-то сомневался в этом. Она в последнее время слишком уж часто демонстрировала странное, сбивающее с толку поведение, поэтому она, вероятно, будет винить его за потерю её стягивающего нижнего белья.

Взяв короткую передышку, его мозг решил именно в этот момент напомнить ему, что он держал у себя на коленях полуголую женщину. Его взгляд прошёлся по её туловищу, задержавшись на грудях. Лунного света было недостаточно, чтобы хорошо их рассмотреть, но магический взор очень помогал. На миг он задумался, как они будут выглядеть под лучшем освещением.

В конце концов, она действительно всё ещё была без сознания.

Мэттью закрыл глаза, и покачал головой, стыдясь этой недостойной мысли. У себя в голове он почти мог слышать смех его отца. «Старый козёл небось создал бы свет, и убедил бы себя, что существовала хорошая причина её осмотреть». Он не мог знать этого точно, но его отец всё же имел пошлое чувство юмора.

Нет, это, наверное, было не так. Как бы то ни было, для праздных мыслей было не время. Что имело значение, так это защита её от холода, и возвращение ей пристойного вида раньше, чем она проснётся. Левитируя её тело, он покрыл её оболочкой из тёплого воздуха, прежде чем освободить одеяло от его грузного содержимого.

Как только одеяло освободилось, он расстелил его под ней. Затем использовал магию, чтобы осторожно укутать её одеялом, завернув её в несколько слоёв плотной шерсти. Она не сможет двигаться, но пока она не очнётся, он всё равно будет её двигать исключительно своей силой.

Его второй прилив адреналина стал сходить на нет, и его тело затряслось. Он менее чем час назад вернулся в этот странный мир, а эйсар его уже истощался. Шаря руками, он вытащил маленький кожаный мешочек из горки своих пожитков, и вытащил одну из железных сфер.

Мэттью создал вокруг неё маленький щит, затем привёл её в действие командным словом. Он твёрдо держал в узде своё намерение, произнося это слово, используя свою волю, чтобы изменить его значение. Железные бомбы не были созданы для использования таким образом, но он сумел избежать взрыва. Эйсар всё же потёк гораздо быстрее, чем ему бы хотелось, но он удерживал его как только мог, и направлял внутрь себя, впитывая через ладони.

Ощущение было таким, будто по его рукам тёк расплавленный металл. Шипя от боли, он поддерживал сосредоточенность, пока не забрал большую часть энергии. Сколько-то её утекло, но ему было слишком больно, чтобы его это заботило.

От его рук и предплечий поднялся дым — некоторые волоски у него на коже сгорели. Черпание силы из внешнего источника было тем, что он уже делал раньше, но совершать это так быстро из чего-то вроде железной бомбы очевидно было неидеальным методом.

«Я в конце концов убьюсь, если буду делать это слишком часто», — тихо заметил он.

Тихий гул вторгся в его чувства, и он бросил взгляд вверх. Там завис тёмный силуэт — слишком высоко, чтобы его обнаружить его увядшим магическим взором. Их заметили.

Подняв посох, он попытался уничтожить приспособление, но без магического взора не смог прицелиться. Мэттью зарычал — этот мир начинал серьёзно его раздражать. Он не в первый раз пожалел, что не осмеливается летать так, как его отец.

Пытаться летать было для волшебников неразумным делом. Это требовало много практики для достижения идеальных навыков, и процесс обучения обычно был фатальным — одна ошибка могла привести к катастрофе. Его отец сумел это пережить потому, что был по сути бессмертным в то время, когда впервые попытался летать.

У Мэттью не было такой роскоши, но у него было что-то почти столь же хорошее.

Из горки взятых им предметов он вытащил маленький глиняный диск, и произнёс слово, приводя его в действие. Появились тонкие линии, а затем диск разделился на двадцать четыре отдельных части, которые полетели вовне, заняв заранее определённые позиции друг относительно друга. Потратив немного силы, он заставил силовые плоскости появиться между частями, и его магический взор увидел широкий, в форме грубого диска приспособление, стоявшее перед ним на камне.

Это были чары, создававшие аэродинамическую фигуру, которая одновременно защитит их, и позволит лететь гораздо легче. Мэттью использовал ещё одно слово, чтобы развеять ту часть, которая служила входом, и начал загружать их припасы, прежде чем использовать эйсар, чтобы левитировать тело Керэн внутрь приспособления.

Полёт позволит им достичь места назначения за гораздо меньшее время, чем они изначально потратили на спуск с горы. Он также требовал много эйсара, и он волновался о том, что из-за полного отсутствия эйсара в окружающей среде он утомится гораздо быстрее обычного, но это был риск, на который он вынужден был пойти. Их снова окружили, и существовала очень реальная вероятность того, что у него кончатся ресурсы для боя раньше, чем он уничтожит врага.

Расширив свой эйсар, он взял окружавший их воздух под контроль, и с его помощью поднял зачарованный диск в воздух. Как он и боялся, эта задача истощала его гораздо быстрее, чем происходило бы в его собственном мире. Здесь воздух был мёртв, и вся энергия должна была исходить из него самого.

Мэттью не стал зря терять времени, и стремительно послал их вверх, над верхушками деревьев. Воздушный наблюдатель мгновенно последовал, поддерживая точное расстояние между ними.

Он увеличил их скорость, и время от времени менял направление, но следовавшая за ними штука не отставала ни на миг. Она повторяла все его движения с сверхъестественной точностью, почти как если бы была как-то связана с ними. Он сделал одну попытку нарушить её полёт, повернув в её сторону, и послав восходящий поток воздуха, чтобы сбить её равновесие, но она приспособилась к изменению воздушных потоков, и лишь небольшое покачивание дало ему понять, что он вообще что-то сделал.

В конце концов он сдался. Она на них не нападала, поэтому он решил её игнорировать.

Их подъём занял гораздо меньше времени, чем в своё время занял спуск. Менее чем через четверть часа Мэттью нашёл ту область, где устроил обвал. Он заставил их приспособление влететь в достаточно большое отверстие в склоне горы, и стал осторожно смотреть, что будет делать их приставучий наблюдатель.

Тот тихо висел за пределами входа, но не пытался залететь внутрь.

Быстро двигаясь, он взял свой посох, и начертил им длинную черту вдоль входа в пещеру, а затем продолжил её по стенам и потолку. Закончив с этим, он создал быстрый щит, прежде чем начать более тонкую работу, чертя руны вдоль изначальной черты. Он делал чары как можно более простыми, но их завершение всё равно отняло у него почти десять минут. Он добавил вторую черту с внутренней стороны от рун, а затем напитал чары значительной частью эйсара, который только что вобрал из железной бомбы.

Завершённый, щит должен был оказаться значительно сильнее похожего барьера, сделанного из твёрдого железа. Сделав долгий выдох задержавшегося в лёгких воздуха, он вернулся внутрь пещеры. Керэн всё ещё была без сознания, хотя и часто двигалась, и стонала во сне. Он предположил, что её рана, наверное, вызывала сильную боль, поэтому потратил секунду, чтобы возобновить нервный блок, не дававшей ей чувствовать боль.

Она замерла, и напряжение на её лице ослабло. Мэттью изучил черты её лица. У Керэн был крупный нос, чуть длиннее среднего, но её лицу он шёл. Её глаза были закрыты, но если бы были открыты, их голубизна отлично сочеталась с идеальными зубами, в данный момент скрытыми за светло-розовыми губами. У неё были зубы белее всех, что он видел, что производило ещё большее впечатление потому, что они были прямыми, ровными, и без промежутков.

Она была прекрасна. Не в деликатном, хрупком смысле, который он видел у столь многих высокородных леди, с которыми был вынужден общаться, а в том, как она излучала здоровье. Её необычный рост был результатом крепкого скелета, поддерживавшего хорошо натренированные мышцы. Она всё ещё была весьма женственной, и он почти покраснел от воспоминания о том, что только недавно увидел.

Но она определённо была прекрасно.

— Как породистая кобыла — крепкие зубы и хорошая холка, — добавил он, чтобы развеять неуютный поворот, который сделали его мысли. Он ненадолго пожалел, что здесь нет его сестры, чтобы услышать эту ремарку — она была бы в ужасе. От этой мысли он улыбнулся.

Волна головокружения напомнила ему, что он успел снова истратить свой эйсар. Он начал было садиться, но боль в спине убедила его оставаться на ногах. Вместо этого он подошёл к Дэскасу, и положил ладонь на плечо огромного зверя:

— «Просыпайся, друг мой».

Глаз на массивном черепе дракона медленно открылся, явив взгляду большую жёлтую радужку. Несколько секунд Дэскас молча изучал его взглядом.

— «Это был грязный приём. Сколько я проспал?»

— Слишком долго, — ответил Мэттью. — Несколько ужасных дней.

— «Вот, что получаешь за то, что даёшь нечёткие приказы», — ответил дракон с мысленным презрительным фырканьем. — «Почему ты в броне?».

— Нести её в руках было слишком утомительно. Надеть её казалось вариантом получше, и оказалось очень удачным решением с моей стороны. Я буквально несколько минут как её надел, когда кто-то попытался проделать во мне множество дырок. — Он говорил это беспечным тоном, но обнаружил, что опирается на плечо дракона скорее из необходимости, а не по выбору. — Поделись со мной своей силой, Дэскас.

Мягкий поток эйсара потёк по его руке, и молодой волшебник облегчённо вздохнул. Медленно, с болью, он сполз на землю, и попытался прислониться к брюху дракона. Его синяки этого не позволяли, поэтому в конце концов он лёг животом на холодный каменный пол. Он продолжил тянуть из дракона равномерный ручеёк эйсара, и использовал часть его, чтобы согреться.

— «Расскажи, что происходит. Кто эта девчонка?»

Мэттью больше всего хотелось поспать, но он знал, что было плохой идеей поддаваться этому желанию, не дав его товарищу-ящеру хотя бы основные сведения о том, какие у них были неприятности. Он заставил себя не засыпать, и начал пересказывать свои недавние злоключения.

Глава 10

Было темно. Не темно, как когда спишь на природе в безлунную ночь, а совсем темно, без малейшего отблеска света, помимо редкого мерцания, создаваемого лишённым внешних стимулов мозгом. Звёзд не было.

Керэн чувствовала себя странно. Её шея, плечо и рука были совершенно онемевшими. Она знала об их присутствии лишь потому, что чувствовала их вес и сопротивление, когда пыталась шевелиться, но она, похоже, была закутана в какого-то рода толстую ткань. Та была тёплой, за что она была благодарна, но ей пришлось подавить растущее чувство паники, вызванное тем, что она была обездвижена и ничего не видела.

Её бюстгальтер исчез, и она заметила, когда ёрзала, что рубашка её тоже отсутствовала. «Эта мысль отнюдь не успокаивает», — заметила она. Отнюдь не так она ожидала проснуться. Неужели военные их схватили?

«Спокойно, Керэн. Хорошенько подумай. Что ты помнишь последнее?»

В её голове мелькнуло видение Мэттью, стоявшего перед ней в броне, которая вполне могла бы выйти прямо из крестовых походов. Её подстрелили — она это знала. Похоже было, что Мэттью тоже подстрелили, и неоднократно, но почему-то его это не убило.

«Ты предполагаешь, что он всё ещё жив».

— А ну завали ебало, Керэн. Попытайся для разнообразия быть позитивной, — сказала она себе.

Что-то зашевелилось во тьме — её уши уловили шум, подобный скребущему по камню металлу. Керэн замерла. Она была не одна. Сердце начало гулко биться у неё в ушах, пока она прислушивалась к дальнейшим звукам.

— Привет. — Донёсшийся до неё голос был низким, на несколько октав ниже, чем человеческие голоса вообще могли быть. После этого голос произнёс что-тоещё, и она подумала, что язык казался тем же, который использовал Мэттью, только им говорило что-то, использовавшее мотор от тракторе вместо гортани.

Она молчала, пытаясь выкатиться из того, что не давало ей двигаться. Потребовалось немного времени, чтобы найти нужное направление, но как только она это сделала, Керэн выбралась из ткани без особых проблем. Её кожи коснулся холодный воздух. Рубашки на ней определённо не было.

Короткая вспышка пламени осветила пещеру, и на короткий миг она увидела массивную голову монстра, вышедшего прямо из кошмара. Толстые чешуйчатые губы нависали над зубами, вытянутыми подобно кинжалам, и глаза, уставившиеся на неё, имели вертикальные зрачки, как у змеи.

Керэн не закричала. Звук, вырвавшийся из её ошарашенного рта, был скорее похож на писк испуганного кролика. Она побежала, не обращая внимание на свою слепоту.

— Грэтак!

Это слово, казалось, проникло в её мозг, заставив её мышцы неподвижно замереть, и она упала вперёд. Что-то подхватило её в падении, и несколько секунд спустя она ощутила ладони у себя на плечах, выпрямлявшие её, ставившие её обратно на ноги. Последовала ещё одна странная фраза, и её мышцы снова начали реагировать. Она узнала голос — это был Мэттью.

«Слава богу!». Она вцепилась в него во тьме, едва замечая всё ещё покрывавший его тело грубый металл.

— «Всё хорошо», — сказал он ей, посылая слова прямо в её разум. — «Мы в безопасности».

— «Я ничего не вижу».

— «Мы в пещере. Ты готова была вот-вот врезаться в стену», — предостерёг он.

— «Тут, с нами, что-то есть…»

Он мягко засмеялся:

— «Это был Дэскас. Он — друг».

Она бы уставилась на него с открытым ртом, но было слишком темно, чтобы это выражение хоть что-то значило. Но она всё равно открыла рот.

— «Ты разве его не видел? Оно не было человеком».

— «Конечно же нет, он — мой дракон. Давай, покажу». — Он попытался шагнуть прочь от неё, чтобы создать более приличное расстояние, но она не отпускала его, вцепившись руками в его плечо. — «Прикрой глаза. Я создам свет, но он будет казаться очень ярким после столь долгого времени в темноте».

Она кивнула, но потом почувствовала себя глупо, поскольку он, очевидно, не мог видеть движение её головы.

— «Не паникуй, когда увидишь его», — добавил Мэттью. — «Он страшен на вид, но обещаю, что он дружелюбен».

— «Окей», — отозвалась она, приготовившись, и закрыв глаза правой ладонью. Над ними появился яркий белый свет, рядом с тем, что, как она теперь увидела, было центром пещеры диаметром где-то в пятьдесят футов.

Она сморгнула слёзы, поскольку даже маленькое количество тёкшего между её пальцев света резало ей глаза. Когда те привыкли, она нервно посмотрела на противоположную сторону пещеры, в сторону массивного тела, которому следовало быть скальным образованием. Оно было слишком большим, чтобы являться чем-то другим — в рациональном мире, по крайней мере.

Но, судя по всему, мир не был рациональным. Оно пришло в движение, и когда её зрение сфокусировалось получше, она увидела, что это явно был дракон, монстр из детских сказок. Он был огромный! Ноги диаметром с молодые деревца оканчивались когтями, при виде которых гризли заплакал бы от ревности.

Обширные крылья были сложены вдоль его боков, а длинный хвост был свёрнут вокруг его тело, делая его позу похожей на кота, свернувшегося поспать. Губы существа разошлись, явив взору длинные, похожие на кинжалы зубы — и сердце её забилось быстрее.

— Прекрати! — приказал Мэттью. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты не улыбался в присутствии людей. Это их нервирует.

Дракон угрюмо запыхтел, но сомкнул губы.

Она не поняла его слов, но дракон явно понял.

— «Он может тебя понимать? Он приручен?»

Молодой человек засмеялся:

— «Нет, он не приручен. Он разумен, не менее чем ты или я. Он может и говорить, но ты не понимаешь наш язык, так что смысла особого в этом нет».

— Я просто пытался быть дружелюбным, — пророкотал дракон.

— Ты пытался её испугать, — поправил Мэттью.

— Я не виноват, если она неправильно это восприняла, — сказал Дэскас.

— «Ты действительно с ним разговариваешь», — с некоторым изумлением подумала Керэн.

— Он совсем как человек, — сказал Мэттью, прежде чем осознать, что ему следует сменить режим общения. — «Думай о нём, как о человеке, вроде тебя или меня, но с другим телом… и очень странным чувством юмора».

Дракон негодующе кашлянул:

— Протестую. Я нисколько не похож на ваш низший род мягкокожих обезьян.

— «Что он сказал?» — спросила Керэн.

Мэттью оглянулся на неё:

— «Он просил прощения за то, что напугал тебя». — Тут его взгляд упал на её обнажённую грудь. Он, конечно, уже осознавал её наготу, и, пытаясь её не смутить, избегал пялиться, но под светом его заклинания он впервые увидел её груди нормально, своими глазами.

Они были синие.

Как, если уж на то пошло, и её живот, плечи, верхние руки… она была синей везде кроме лица, шеи и кистей.

Керэн увидела перемену в его лице, и сжалась, пятясь от него, прикрывая грудь руками. По ней пробежала смесь эмоций, и она не была уверена, что было больше — её смущение из-за отсутствующей рубашки, или её досада из-за того, что он раскрыл её уродскую тайну.

Мэттью отвёл взгляд, и поднял руку. Одеяло, из которого она совсем недавно выбралась, полетело, пересекло пещеру, и прикрыло её.

— «Прости, я не хотел пялиться», — мысленно сказал он ей.

Глаза Керэн расширились от удивления:

— «Ты можешь общаться телепатически, даже когда мы не касаемся друг друга?»

— «Это требует бо́льших усилий», — ответил он. — «В моём собственном мире это обычно не является проблемой, но здесь я берёг силы».

Когда эти мысли уложились в её голове, она сфокусировалась на одной из частей сказанного им:

— «Ты из иного мира. Ты — демон». — Ей следовало раньше догадаться, но он казался таким нормальным, если закрыть глаза на его странный наряд. Дракон наверняка позволил бы ей догадаться, если бы она всё ещё не была в шоке от встречи с ним.

Слово, которое она использовала, «демон», было для него новым, но Мэттью чувствовал его смысл в своём разуме. Слово указывало на тот факт, что он явился из иного измерения, и это значило, что она была знакома с концепцией межизмеренческих перемещений. Конечно, её синяя кожа и заострённые уши ясно давали понять, что она не была обычным человеком. Она была Ши'Хар, а конкретнее — ребёнком Рощи Мордан.

Теперь всё встало на свои места. В этом мире Ши'Хар боролись за контроль, и странные металлические монстры, с которыми он сражался, были их врагами, вероятно — защитниками местного населения.

— «Как и ты», — ответил он, с подозрением сузив глаза.

* * *

— Каким образом цель сбежала? — спросил СКО Эйзман.

— Мы не уверены, Директор, — доложил Коммандэр Лэйтон. — С ней был кто-то ещё.

— Покажи мне видео, — приказал СКО.

В воздухе перед ними появилась пара видео-потоков — один показывал место действия в инфракрасном спектре, а другой показывал с использованием сенсоров для условий низкой освещённости. По мере того, как развивалось действие, числа внизу давали им точное представление о времени.

— Стоп, — приказала Таня Миллер. — Это соответствует времени последнего события, которое мы измерили сетью АНСИС.

Коммандэр Лэйтон нахмурился:

— Для чего-то, способного вызывать рябь, это событие кажется очень невзрачным.

— Не считаете ли вы это возможным указанием на то, что ваша дочь просто случайно связана со всем этим? — спросил Директор Эйзман.

Таня хмуро глянула на него — её раздражал тот факт, что он раскрыл её связь с целью Коммандэру Лэйтону:

— Вероятность этого нулевая, Директор, и теперь, когда ваши люди не сумели их устранить, уровень угрозы существенно повысился, что отражено их почти чудесным побегом.

Лэйтон заскрипел зубами:

— В этом столкновении мы потеряли сорок три человека, Доктор Миллер. Я был бы признателен, если бы вы проявили чуть больше уваж…

— В следующий раз вы примете надлежащие меры, Коммандэр. Именно ваша робость стоила жизней вашим людям, — сказала Таня, перебивая его. — Вам следовало устроить ковровую бомбардировку сразу же, как только вы определили её местонахождение.

— Давайте не будем выяснять, кто виноват, — приказал Директор Эйзман. — Мы знаем их нынешнее местоположение, и не похоже, чтобы они куда-то направлялись. Они забаррикадировались в пещере с помощью какого-то мощного энергетического экрана.

— И это совершенно ничего не значит, — парировала Доктор Миллер. — Они могут уйти в любой момент — точно так же, как сбежали от первого вашего столкновения.

— Сенсоры указывают на то, что они всё ещё находятся в той пещере, хотя показания они выдают странные. Согласно им, в пещере три тела, и одно из них очень большое, — сделал наблюдение Коммандэр Лэйтон.

Доктор Миллер бесстрастно заявила:

— Всю местность необходимо стерилизовать.

Эйзман был удивлён:

— Что?

— Вы меня слышали. Если инфекция уже началась, то нам нужно сразу же её решительно пресечь. Я хочу, чтобы всё в радиусе двух миль было обрызгано дефолиантом и нейротоксинами. Пещеру взорвём тактической ядерной боеголовкой, — добавила она.

Лэйтон подал голос:

— Тактическая атомная бомба — не лучший вариант. Геологические исследования указывают на то, что пещера может быть исключительно стабильной. У нас есть не-ядерное оружие, больше подходящее для пробивания укреплённых целей.

Директор Эйзман молча наблюдал за их разговором. «Как она может с такой холодностью отдавать приказ о казни её единственного ребёнка?». Он не знал почти никаких подробностей о Проекте Синяя Звезда, но суровое поведение Тани Миллер говорило о многом.

— Я начну отзывать наши силы из этой местности, — продолжил Коммандэр.

Таня подняла ладонь:

— Нет. Химические агенты не окажут на них воздействия. Я хочу, чтобы сенсоры оставались на месте. Нам нужно точно знать, будут ли их биосигнатуры по-прежнему присутствовать после финального удара, иначе мы не сможем убедиться в его успешности.

— Высокомощный взрыв может быть опасен для людей, — возразил Эйзман, — даже если он не ядерный.

Доктор Миллер покачала головой:

— Держите их на месте — обычное оружие их не убьёт. Если демоны попытаются выбраться из пещеры до финального удара, пусть ваши люди применят артиллерию. Нам нужно позаботиться о том, чтобы они не ушли оттуда заурядными способами.

Коммандэр Лэйтон заупирался:

— Вы хотите сказать, что оно их вероятно не убьёт. Я не могу это одобрить, Доктор Миллер. Вы собираетесь повредить или уничтожить активы и технику ООН, одновременно подвергая опасности жизни сотен военных.

Таня бросила взгляд на СКО Эйзмана, и подняла бровь.

Вздохнув, Доналд склонился перед неизбежностью:

— Ваши возражения приняты к сведению, Коммандэр Лэйтон. Делайте так, как предлагает Доктор Миллер.

Лэйтон был в ярости:

— Почему в это дело вообще вмешивается гражданское лицо, Директор? Насколько я знаю, она вообще не входит в военную иерархию.

Эйзман начал было отвечать, но Доктор Миллер подняла ладонь, пресекая его. Взгляд, которым она одарила Коммандэра Лэйтона, содержал неприкрытую злобу:

— Если вам не нравятся приказы, Коммандэр, извольте сообщить о своих сомнениях Президенту Крюгер. Если этого вам мало, то я буду рада убрать вас, и мы поставим на ваше место кого-то, что справится с этим заданием.

Коммандэр Кибернетической Дивизии моргнул, и исчез.

Доналд сделал глубокий выдох:

— Не нужно было так брутально, Доктор.

Таня Миллер огрызнулась в ответ:

— Я уже по горло насытилась общением с такими глупцами в первую войну с Демонами, Директор. Если бы они тогда послушали меня, Австралия не превратилась бы в радиоактивную пустыню. В этот раз я не потерплю никаких задержек. — После чего она исчезла, оставив Старшего Директора Обороны в Командном Центре одного.

Доналд Эйзман уронил голову в ладони. Неделя обещала быть долгой, и он не видел, как он сможет из всего этого выйти без ущерба для своего положения — полагая, что он вообще сохранит свою работу.

Глава 11

Мэттью видел отрицание в её лице.

Керэн подняла голову, отказываясь позволять стыду сковывать её. Правда уже вышла наружу. Она положила ладонь на лицо своего спутника, позаботившись о том, чтобы он услышал её мысли:

— «Ты ошибаешься. Я родилась здесь. Оба моих родителя родились здесь. У меня врождённое нарушение, известное как метгемоглобинемия. Моя кровь неправильно реагирует с кислородом. Поэтому у меня синяя кожа».

Через их связь он получил не только её слова. Он также ощутил её стыд. Она, похоже, считала это какого-то рода болезнью или, быть может, с её внешностью ассоциировалось что-то позорное в их обществе. Он также знал, что это было ложью. Мэттью никогда не видел своими глазами кого-то из Ши'Хар Мордан, но у него было много воспоминаний о них. Её кожа, уши, даже её курчавые чёрные волосы — всё указывало на это наследие. Не говоря уже о том факте, что он только что ощутил, как она спроецировала ему свои мысли без его помощи.

Она уже начинала использовать эйсар, даже не осознавая этого.

Он убрал прочь её руку, а затем опробовал фразу на её языке, которая, как ему показалось, была правильной:

— Закрой глаза.

Керэн зыркнула на него, но в конце концов решила довериться ему, и сделала так, как он просил.

Мэттью направил свою силу по правой руке, заставив её ярко светиться эйсаром, но не в видимом спектре. Произнеся слово, он отменил заклинание, поддерживавшее над их головами его осветительную сферу, погрузив пещеру во тьму.

Затем он занёс руку, и с размаху ударил ей под голове, будто собираясь дать хлёсткую пощёчину.

Керэн отреагировала инстинктивно. Повернувшись, она отразила его руку, а затем поймала своей собственной.

Мэттью намеревался остановить удар раньше, чем тот достиг бы её щеки, но вместо этого обнаружил себя летящим по воздуху. Дыхание выбило у него из лёгких, когда он приземлился на спину — его тело взорвалось болью, заслонившей собой всё остальное, и заставив его спину выгнуться. Синяки у него на спине вопили, и он свернулся в клубок на полу.

Она встала на колени над ним:

— О боже! Прости. О чём ты вообще думал?

Он понял общую суть её слов, но агония в спине была слишком сильной, чтобы он мог ответить. Мэттью подождал, пока боль пройдёт, и несколько минут спустя та слегка поутихла. Восстановив свою светящуюся сферу, он хмуро поглядел на Керэн, прежде чем попытаться снова встать. Однако у его спины были иные мысли на этот счёт.

— Ты ранен, — воскликнула Керэн.

«Да кому ты, блядь, говоришь», — подумал Мэттью.

Она начала безуспешно пытаться снять с него броню. Он слегка посопротивлялся, но делать это было слишком больно. Сдавшись, он показал ей, где находились застёжки, чтобы она могла снять его шапку и отцепить нательную кольчугу от кольчужных штанов. Прошло несколько болезненных минут, полных ругани, прежде чем она наконец стянула с него кольчугу и стёганку.

Дэскас всё это время наблюдал за ними, но тут нарушил своё молчание:

— Если она тебя убьёт, могу я её съесть?

Мэттью послал безмолвный ответ:

— «Мы уже об этом говорили — нет». Однако втайне он подумал, что эта идея могла быть хорошей. — «К тому же, разве ты не предпочёл бы съесть уже мёртвого человека».

— Она выглядит сочной, — ответил дракон, прежде чем добавить, — и пахнет лучше.

Керэн проигнорировала их разговор, помогая Мэттью перекатиться на бок. С её губ сорвался присвист, когда она увидела состояние его спины. Его кожа была покрыта чёрными и пурпурными пятнами. В некоторых местах были тёмные пятна, указывавшие на то, что там под поверхностью кожи скопилась кровь — гематомы. До этого она ощущала себя виноватой за то, что недавно провела на нём бросок, но теперь она задумалась о том, как ему вообще удавалось стоять на ногах. Ему, наверное, было очень больно.

— Тебе нужно в больницу, — наконец сказала она. — Там может быть гораздо больше повреждений, чем мы можем видеть.

Он понял лишь часть сказанного ею, но всё равно ответил, снова на её языке:

— Я в порядке.

Она уселась.

— Ты очень быстро учишься английскому.

Эту реплику он не понял, поэтому Керэн положила ему руку на лоб, и повторила мысленно. Как только он понял, Мэттью ответил, указывая на себя:

— Хорошая память.

— Что-то приближается, — уведомил их Дэскас, поднимая голову, и слегка поворачивая её.

— Я ничего не слышу, — ответил Мэттью.

Дракон фыркнул:

— У меня слух получше.

С помощью Керэн ему удалось встать, и добраться до входа. Он увидел ещё больше висевших снаружи летающих машин, и ему показалось, что на склоне могли быть солдаты, но одним лишь физическим взглядом он в этом удостовериться не мог. Мэттью снова фрустрировало то, каким ограниченным был в этом странном мире его магический взор.

Керэн встала рядом с ним, щурясь на утренний солнечный свет:

— Самолёты.

— Это что? — спросил Мэттью.

Она положила ладонь ему на плечо:

— «Военные воздушные машины — у них есть ракеты, которые могут уничтожать самые разные вещи, и могут это делать с расстояния в многие мили».

Эти концепции были для него странными, но значение до него дошло:

— «Как скоро они будут способны стрелять?»

— «Они могли выстрелить задолго до того, как приблизились», — ответила она. — «Они делают что-то ещё — однако это не значит, что стрелять они и дальше не будут».

Он ещё только начинал осознавать поразительные вещи, которые эти люди, похоже, могли делать с помощью мёртвого металла и при полном отсутствии эйсара, но у него создалось ощущение, что время у них было на исходе. Нужно было уходить. Но, с другой стороны, он стоял рядом с Ши'Хар Мордан.

— «Керэн, ты должна кое-что понять. Ты — не из этого мира. Ты — Ши'Хар. Твоя синяя кожа — их отличительная черта, ну, отличительная черта одного из их видов. То же касается твоих ушей».

Она по какой-то причине хотела ему поверить, но не могла расстаться со своим будущим ради дикой фантазии. У неё были родители, было детство. Она была не настолько наивна.

— «Когда было темно, ты увидела движение моей руки. Только маг мог бы это сделать», — добавил он, отказываясь сдаваться. — «Ты — Мордан. Просто прежде ты никогда не касалась магии».

— «И что это значит?» — спросила она. — «Почему это так для тебя важно?»

— «Морданы могут телепортироваться. Это — особая способность, присущая только им. Ты можешь вытащить нас отсюда».

В последние несколько дней она действительно испытывала кое-какие странные ощущение, но в этот момент мир казался совершенно нормальным, если не учитывать тот факт, что она стояла в пещере вместе с драконом и самообъявленным волшебником. Она не могла не засмеяться:

— «Значит, я — волшебница, и моё особое заклинание — телепорт? Да у меня наверняка слишком маленький уровень, чтобы его кастить».

Слова сопровождались странными ментальным образами, и у него создалось ощущение, будто она имела ввиду какую-то игру. Она не воспринимала его всерьёз, и если сказанное ею было правдой, то времени у них могло быть мало.

Он ушёл обратно во внутреннюю часть пещеры, и взвесил имевшиеся у них варианты. Он мог попытаться создать защиту получше. Дэскас давал ему доступ к количеству эйсара, которого хватило бы на создание чего-то воистину впечатляющего, но он не думал, что это был лучший вариант. Мэттью не мог быть уверен в том, насколько мощным было оружие этого мира, и если они окопаются, то в конце концов их наверняка задавят.

Побег верхом на драконе был чуть более привлекательным вариантом, но прошлой ночью он уже видел, какими эффективными были их летающие машины. Мэттью сомневался, что они смогут сбросить с себя хвост, и в открытом воздухе они будут гораздо уязвимее.

Он попытался нагнуться, чтобы поднять броню, но его спина делала это почти невыполнимым. Надевать её будет ещё хуже. Мэттью вздохнул. Используя эйсар, он собрал её, вместе с остальной экипировкой, в маленькую кучку. Железный котелок он оставил. Тот был слишком громоздким, и поскольку одеяло было занято Керэн, ему не во что было всё это завернуть. Вместо одеяла он использовал броню, навалив на неё все предметы, и завернув их, а затем связав всё это верёвкой.

Керэн тихо наблюдала за ним:

— Что ты собираешься делать?

Потребовалось несколько секунд, но он сумел медленно разобраться в её словах. Затем он ответил:

— Ухожу.

— Ты можешь телепортироваться? — спросила она.

Ответ был не по зубам его ограниченным языковым навыкам, поэтому он положил ладонь ей на плечо:

— «Нет. Такого дара я лишён, но я могу перемещаться между мирами. На какое-то время я вернусь в свой мир».

— «А я?»

— «Можешь отправиться со мной. Оставаться здесь я был не рекомендовал».

Мысль о путешествии в другой мир была для неё одновременно пугающей и интригующей. Здесь её почти ничего не держало кроме родителей, и её нынешняя ситуация не предлагала никаких хороших альтернатив. Керэн кивнула:

— Я с тобой.

Мэттью указал на Дэскаса:

— Залезай. — Его словарного запаса было недостаточно, чтобы описать подробнее, но он подумал, что мысль должна была являться достаточно ясной.

Мысль о том, чтобы взобраться на массивного зверя, была весьма обескураживающей, но дракон присел, вытянув переднюю лапу, очевидно предлагая ей лёгкий способ вскарабкаться ему на спину.

Это оказалось труднее, чем она ожидала, в основном потому, что она была ограничена использованием одной руки. Другой ей приходилось придерживать одеяло, иначе оно сползало. «Как-то поздновато волноваться о благопристойности, Керэн», — подумала она. «Ты уже немало им показала».

— «Не волнуйся, твоё тело меня интересует лишь как кулинарный эксперимент».

Голос в её голове принадлежал не Мэттью, и она мгновенно поняла, что он исходил от дракона. Он её так сильно испугал, что она едва не упала.

Мэттью наблюдал за ней снизу с некоторой озабоченностью, готовясь поймать её, если она совсем сорвётся.

— Я и не осознавала, что он может говорить так же, как ты, — объявила она.

— «А уж я-то в каком шоке был», — сказал дракон. — «Как бы тебе понравилось, если бы ты внезапно обнаружила, что твоя еда разговаривает?»

— Хватит, Дэскас, — предостерёг Мэттью. — Нам и без твоих глупых шуток достаточно тревожно.

Керэн сосредоточила своё внимание на своих действиях, пока не уселась как следует. Мэттью забрался рядом с ней, и сел впереди, прямо позади драконьей шеи.

— Он ведь на самом деле не ест людей, да? — спросила она, надеясь, что дракон не поймёт её язык.

Мэттью хохотнул:

— Нет.

— «Пока нет», — добавил Дэскас, догадавшись, о чём шла речь.

Мэттью засмеялся, а Керэн заставила себя расслабиться. Существо явно пыталось шутить… или она так надеялась.

— «Скажи ей, что контакт кожа-к-коже лучше всего — в конце концов, верхняя часть тел у вас обоих голая», — донеслась ремарка дракона, сопровождавшаяся мысленной ухмылкой.

Мэттью напрягся, не зная, было ли сообщение передано им обоим, или оно было только для него.

— «Это не смешно, Дэскас».

— «Но ты об этом думал», — сказал ему дракон.

— «А вот и нет».

— «Ну, теперь-то точно думаешь».

Керэн встряла:

— «Что именно не смешно?»

— «Ему будет проще магичить, если вы обниметесь», — объяснил Дэскас.

— Окей, — ответила она вслух.

— Что?! — воскликнул Мэттью, но прежде чем он смог сказать что-то ещё, он ощутил, как её руки обвили его талию, а её голова легла ему на плечо. Он напрягся, но затем осознал, что их всё ещё разделяло одеяло. По его спине пробежала дрожь, когда Керэн засмеялась.

— «У неё чувство юмора гораздо лучше, чем у тебя», — объявил дракон.

— Кинуть бы вас обоих тут, — пробормотал Мэттью, и прежде чем они совсем его задразнили, он переместил их между мирами.

Глава 12

Возвращаться в пещеру он не хотел. Мэттью был сыт по горло горами вообще, поэтому попытался переместиться в другое место. Ни о какой конкретной точке прибытия он не думал, кроме того, чтобы направить их прочь от того места, откуда он изначально начал. В результате этого они появились в каком-то неизвестном ему месте.

— А тут мило, — высказала своё мнение Керэн, щурясь, чтобы пыль не попадала в глаза. Дул сильный ветер, поднимавший песок с обожжённой солнцем земли, простиравшейся вокруг них во всех направлениях.

Дэскас содрогнулся, и начал двигаться под ними. Двое людей быстро соскользнули с него, и с любопытством смотрели, как дракона начало рвать.

Керэн сочувственно положила ладонь существу на плечо:

— «Ты в порядке?»

— «Никогда не привыкну к этим переходам. С каждым разом всё хуже и хуже», — пожаловался дракон.

Керэн чувствовала себя вполне хорошо. Перемещение между мирами было слегка дезориентирующим, но на её желудке никак не сказалось.

— Это просто комок шерсти, — злорадно прокомментировал Мэттью.

— У меня нет шерсти, — возразил Дэскас.

— Будет, когда я с тобой закончу, — отозвался волшебник, — если не прекратишь шутить за мой счёт.

Несколько минут спустя, когда Дэскас пришёл в себя, они снова взобрались на него, и начали искать какое-нибудь место для отдыха получше. Они полетели на север, поскольку понятия не имели, где находились — одно направление было ничем не хуже другого.

У Керэн были серьёзные сомнения насчёт их транспорта. Полётов она никогда не боялась, и у неё никогда не было проблем с коммерческими самолётами, но полёт верхом на драконе был другим делом. Высота была жестоким фактом, гораздо более ощутимым, чем стерильная высота, которую она ощущала, глядя из иллюминатора.

Она сохраняла спокойствие, но ей приходилось заставлять свои руки разжиматься, потому что они начали впиваться в рёбра её спутника подобно когтям.

Страннее всего было полное отсутствие ветра. Когда Дэскас взлетел, и начал набирать скорость, Мэттью что-то сделал. На миг она это ощутила, некое мерцание вокруг них, что-то вроде куполообразной ограды. В её пределах воздух был спокойным и относительно тёплым, что было необходимым, учитывая голую кожу Мэттью. В отличие от неё, у него не было даже одеяла.

Прошла четверть часа, а пустыня продолжала тянуться перед ними без конца и края. Хотя температура в их защитном пузыре была нормальной, солнце палило нещадно. Она увидела, как плечи Мэттью начали приобретать розовый цвет, и ей стало его жаль. Прожив всю жизнь с покрытой кремом от загара кожей, она выработала здоровое уважение к эффектам ультрафиолетовых лучей.

Решение было очевидным.

— Не думай об этом, Керэн. Это чисто практичный вопрос, — пробормотала она себе под нос.

— Что? — спросил Мэттью, не сумев уловить её слова.

Развернув одеяло, она обернула его вокруг тела Мэттью, чтобы оно закрывало их обоих.

— Заткнись, — сказала она ему. — Не говори ни слова.

С этого момента он замер как статуя, едва отваживаясь шевелиться. Керэн слегка поёрзала, отодвигаясь назад, чтобы между ними оставалось немного расстояния. В конце концов, никакой необходимости прижиматься не было… пока дракон внезапно не нырнул на несколько футов, притворяясь, что наткнулся на какую-то неожиданную турбулентность.

Расстояние между ними исчезло, когда Керэн изо всех сил вцепилась в Мэттью.

Дэскас послал своему молодому хозяину мысль:

— «И не благодари».

— «Я из тебя котлеты сделаю», — ответил лишь ему одному Мэттью, — «вот увидишь».

— «О! Значит, тебе есть драконятину можно, а мне почему-то нельзя побаловаться такого же рода кулинарными исследованиями? Разве это честно?!»

Прошёл ещё час, и двое пассажиров начали привыкать к их странно интимной ситуации. Испытываемый Керэн страх падения по большей части исчез, и на передний план её мыслей вышел важный вопрос:

— «Ни один из вас не знает, где мы находимся, так?»

— «Не совсем», — ответил Мэттью.

Дэскас вставил слово, поясняя:

— «Он хочет сказать, что мы понятия не имеем».

Мэттью заскрипел зубами:

— «Мы можем быть в Северных Пустошах, или в Южной Пустыне. Вот, почему я выбрал северное направление. Если это Южная Пустыня, то в конце концов мы достигнем Лосайона, моей родины. Если мы в Северных Пустошах, то окажемся в Гододдине или в Данбаре. Как бы то ни было, потерявшимися мы уже не будем».

— «Если только это не какая-то ещё пустыня, о которой ты никогда прежде не слышал», — добавил дракон.

— «Спасибо, Дэскас», — сухо подумал Мэттью.

— «Не стоит благодарности».

* * *

Деревья на горизонте они увидели раньше, чем прошёл ещё час. Приближаясь, они увидели реку, которая образовывала естественную границу между лесом и оставленными ими позади более засушливыми землями. Дэскас начал снижаться, в конце концов оставив их на северном берегу, поближе к деревьям.

Двое людей сумели расцепиться и слезть без особого смущения. Керэн снова благопристойно укуталась в одеяло, но поворачиваться перед этим спиной она не потрудилась. С её точки зрения, особого смысла в этом не было. Большая часть её застенчивости в прежней жизни была из-за её причудливой синей кожи. Это больше не было тайной, и она узнала о своём спутнике достаточно, чтобы понять, что он был не из тех, кто при виде женщины сходит с ума от похоти. В самом деле, она была весьма уверена, что она его вообще не интересовала.

Дракон улетел охотиться на что-нибудь достаточно большое, чтобы утолить его голод. Мэттью воспользовался рекой, используя свой магический взор и свою силу, чтобы поднять прямо из воды несколько несчастных рыб. Он уже пожалел о том, что бросил железный котелок, но здесь ему хотя бы не требовалось беречь силы.

Сухую древесину для костра он собрал в лесу, а затем срубил несколько длинных, тонких зелёных веток, чтобы зажарить на них свой улов.

Пока он этим занимался, Керэн копалась в груде снаряжение, которое он с собой взял. Она обрадовалась, когда нашла иголку и нитки. Позаимствовав у Мэттью нож, она сняла с себя одеяло, и разложила его на сухой земле. Мысленно прикинув размеры, она вырезала из него большой квадрат. Сложив его дважды, она вырезала полукруг в одном из углов. После того, как она его снова развернула, в его центре осталась относительно аккуратная дырка.

Она снова его сложила, в этот раз лишь единожды, а затем отрезала лишнюю материю по обе стороны, оставив ткань в форме буквы «Т» с толстой центральной частью. Верхние горизонтальные части будут рукавами, а дырка посередине — воротом. Вооружившись иглой, она начала зашивать бока своей будущей рубахи.

Мэттью следил за ней краем глаза, пока жарил рыбу, стараясь не пялиться на неё очевидным образом, поскольку она была с голой грудью. Его интересовала её работа иглой, а не её мягкая кожа, или округлые контуры её согнутого за работой тела…

Раздражённый, он снова перевёл своё внимание на рыбу, поворачивая её, чтобы та не подгорела. Минуту спустя он рискнул снова глянуть на Керэн, в этот раз твёрдо уперев свой взгляд результат её трудов. Швы у неё были небрежными и грубыми, но годными. Кто бы ни в мире Керэн производил её идеально сшитую одежду, она, очевидно, соответствующих навыков не переняла.

«Мойра уже в восемь лет шила лучше её», — заметил он.

Закончив, Керэн прорезала спереди рубахи короткую щель, шедшую вниз от ворота, чтобы её проще было надевать. Она подняла свою новую рубаху, и встряхнула неё, очищая от грязи и веточек, налипших на неё с земли.

Взгляд Мэттью застыл, когда Керэн подняла руки вверх, и на безвременный миг её тело вытянулось, тонкое и мягкое, с кожей цвета лазурного неба. Год и секунду спустя её грубая одежда оказалась на месте, а Керэн оглянулась на него, и улыбнулась.

Его сердце подскочило к горлу. Она наверняка знала, о чём он думал.

Мэттью гневно отбросил эти мысли. Он не мог себе позволить такого рода отвлечения. Однажды ему придётся жениться, и кого бы на эту роль ни выбрали, она должна была обладать длинной родословной. Дворяне редко могли себе позволить роскошь выбора брачных партнёров так, как могли простолюдины.

Ему было очевидно, что Керэн была сражена наповал, но потакая её мечтам, он лишь окажет ей медвежью услугу. Многие менее порядочные дворяне злоупотребляли своим положением, волочась за женщинами низших классов, прежде чем вступали в брак. Некоторые продолжали и после этого, оставляя за собой длинную череду обездоленных ублюдков. Мэттью не хотел быть таким. Даже если женщина, о которой шла речь, явно хотела — а Керэн, похоже, была таковой.

Мэттью убрал с огня прутики с насаженным на них обедом, и воткнул их в землю в нескольких футах, давая им остыть — и нахмурился, перестраивая свои мысли.

Керэн заметила его хмурый вид, и задумалась, приносила ли её другу неудобства его спина. Полу-шутя она спросила:

— Хочешь, я тебе тоже сошью? Одеяла ещё довольно осталось.

Мэттью забрал свою нижнюю рубашку, и поднял её в качестве ответа. Проконсультировавшись со своим всё расширявшимся словарём её языка, он ответил:

— Хорошо сделана, не уродливая.

Кончики её ушей приобрели пурпурный оттенок, когда к её лицу прилила кровь. В гневе, она пошла на него:

— А это ещё что должно значить?

Чтобы пояснить свои слова, он спроецировал свои мысли:

— «Это значит — нет, спасибо. Меня это не интересует».

Телепатическое общение было во многих отношениях лучше слов, но его самый крупный изъян заключался в том, что оно несло не только намеренно вложенную информацию, но ещё и более глубокий смысл сказанного отправителем. Керэн получила остальную часть подтекста громко и чётко: «ты меня не интересуешь».

Она подавила в себе желание врезать по его раздражающей, лишённой эмоций идиотской морде.

Мэттью отвернулся, взяв свою нижнюю рубашку. Взяв также свою куртку, он отнёс их к реке, чтобы постирать.

Керэн зыркнула ему в спину, прежде чем встать, и направиться вверх по течению. Погода стояла тёплая, поэтому ничто не мешало ей воспользоваться этой возможностью, и принять столь необходимую ей ванну. На ходу она пыталась успокоиться. «Он не стоит того, чтобы расстраиваться из-за него». В конце концов, не то чтобы у неё были к нему какие-то чувства. Чёрт, да она его едва знала.

Чего она не понимала, так это того, почему он посчитал необходимым так резко заявить о своём отсутствии интереса. Это было просто грубо, и она ничем этого не заслужила. До его появления её жизнь шла вполне хорошо. Теперь же она была в бегах, и всё ещё не понимала, почему.

— Да кого я обманываю? — пробормотала она. — Отстойная у меня была жизнь.

Вечером они тихо сидели, глядя в огонь. Дэскас всё ещё охотился по округе, и Мэттью объяснил, что дракон может не вернуться до утра.

Рыба была съедобной, но не полностью притупила их чувство голода. Керэн не могла вспомнить, когда последний раз по-настоящему ела, и в её голове начали появляться мечты о хлебе. Она пыталась вообразить себе вкус свежего печенья, когда Мэттью нарушил тишину:

— Я не хотел тебя оскорбить.

Она кивнула. Её поражало, как быстро прогрессировал его английский. Произношение всё ещё было натянутым и неестественным, но с каждым днём он владел языком всё лучше и лучше.

— Зачем ты пришёл в мой мир?

Мэттью с трудом сложил слова в ответ:

— Искал отца.

— Думаешь, он отправился туда? — Этот вопрос он не понял до конца, поэтому она повторила его мысленно, с некоторым нажимом. Она не была уверена, но ей показалось, будто он услышал её мысли, когда она толкнула их в его сторону.

Его глаза слегка расширились, а затем он подошёл, и сел рядом с ней, положив свою ладонь рядом с её собственной. Она приняла жест, и положила свою ладонь поверх его.

— «Так будет проще», — отразились его слова в её разуме. — «Мой отец, Граф ди'Камерон, недавно пропал. Мы думаем, что его поймало что-то, что могло прийти из твоего мира».

— «Моего мира?» — поражённо подумала она в ответ. — «У нас нет способности перемещаться между мирами, как это делаешь ты».

— «У кого-то есть», — ответил он. — «Но возможно, что это не был конкретно твой мир. Существует бесконечное множество переплетённых граней бытия. Твоя находилась близко, но быть может, что она находится в том, что ты назвала бы «прошлым», или «будущим», с твоей точки зрения».

— «Ты можешь путешествовать во времени?»

— «Нет. Я могу путешествовать в места, которые почти идентичный друг другу, но могут походить на прошлое или будущее друг друга».

— «Почти одно и то же», — подумала она.

— «Само время — своего рода иллюзия, наверное», — ответил он. — «Возможно, что наше восприятие лишь перемещается вдоль набора измерений с тонкими различиями, двигаясь от мгновения к мгновению, создавая иллюзии перемен, времени».

— «Правда?»

— «Я не знаю», — честно сказал он ей. — «Когда я двигаюсь в промежутке, я могу это чувствовать, знать это, но когда мы здесь, всё это слишком большое для того, чтобы я мог это понять, или запомнить, или что-то типа того».

Керэн посмотрела на звёзды:

— «Никакой человек не может понять разум Бога — ты это имеешь ввиду?»

— «Что-то вроде того», — согласился он. — «Ничто, содержащееся в пределах множества, не может заключить в себя это множество целиком».

Она одарила его любопытным взглядом:

— «Это звучит очень похоже на что-то из того, что я изучала в университете. У вас развита математика?»

Теперь настала его очередь быть оскорблённым:

— «Мы же не дикари».

— «Прости», — ответила она, признаваясь в своей собственной подсознательной предвзятости.

Мэттью решил оставить эту тему:

— «Твой мир может быть похож на далёкое прошлое этого мира, или на его будущее».

— «Это не кажется возможным. У нас нет ничего похожего на вашу магию».

Он покачал головой:

— «Магия там работает. Она у тебя есть. Когда я с тобой только встретился, у тебя её не было, но теперь ты начала сама производить эйсар».

— «Эйсар?»

— «Это сила, лежащая здесь в основе всего сущего, живого и неживого. С моей точки зрения, твой мир бесплоден, но я думаю, что у него есть потенциал стать таким же, как мой».

— «Не думаю, что мой мир хочет быть таким, как твой», — ответила она.

Мэттью фыркнул:

— «Да, если судить по тому, как меня встретили — но ты там живёшь, и ты — Ши'Хар».

— «Нет. Они вторглись в наш мир. Мы назвали это Войной Демонов, и я — не одна из них».

— «Однако ты можешь использовать эйсар», — ответил он.

Она была в смятении:

— «Я видела странные вещи, чувствовала странные вещи, не пользуясь глазами — но только потому, что ты принёс всё это с собой».

— «Нет», — возразил Мэттью, — «даже здесь большинство людей не может ощущать или чувствовать эйсар. Это могут лишь те, у кого есть дар. У всех Ши'Хар есть дар, как и у тебя».

— «У меня есть врождённый дефект, делающий меня синей — это не делает меня демоном».

Мэттью вздохнул:

— «Позволь мне показать тебе, как они выглядят».

Она помедлила, но согласилась:

— «Окей».

Произнеся слово, Мэттью создал светящуюся сферу, и заставил её повиснуть над ними, а затем очертил рукой в воздухе большой прямоугольник. Закончив его, он снова что-то произнёс, и воздух в прямоугольнике изменился, став зеркалом. В нём отражалось лицо Керэн.

— Очень смешно, — сказала Керэн. — Это не…

— Подожди, — сказал Мэттью, подняв ладонь. — «Когда Ши'Хар пришли сюда, было пять Рощ. Каждая создала детей с разной внешностью». — Создавая иллюзию, он поменял цвета отражавшегося в зеркале лица.

У лица в зеркале были ярко-алые глаза, и красные волосы им под стать. Цвет кожи контрастировал с красным цветом волос своим землисто-коричневым тоном.

— Ши'Хар Гэйлин, — произнёс Мэттью.

После того, как она насмотрелась, цвета снова изменились — её волосы и глаза стали блестящего золотого цвета, а кожа стала почти угольно чёрной. Он назвал другую рощу:

— Ши'Хар Прэйсиан.

— Потрясно, — воскликнула Керэн.

Её лицо снова изменилось, и теперь у неё были волосы цвета летней травы, и соответствующие глаза. Её кожа приобрела светлый оттенок, о котором она всегда мечтала.

— Ши'Хар Сэнтир.

Она коснулась своей щеки, не веря в это чудо, и в зеркале отразились навернувшиеся на её глазах слёзы. Если бы только она выглядела вот так, когда росла — тогда люди могли бы подумать, что она просто косплэерша. А затем цвета снова изменились.

— Ши'Хар Иллэниэл, — сказал Мэттью, — чей дар я, похоже, унаследовал. — Её кожа стала ещё бледнее, а кудрявые волосы сменились длинными, прямыми локонами серебра, падавшими ей на плечи. Из зеркала на неё смотрели льдисто-голубые глаза.

Керэн была удивлена:

— «Так ты — Ши'Хар? Внешность у тебя не такая».

— «Нет, я — человек. Лишь дети Ши'Хар имеют такую странную окраску. Обычно они пускают корни, и становятся собственно деревьями Ши'Хар, но если они производят детей по-человечески, то отпрыски — люди, и внешность от них они не наследуют. Вероятно, кто-то из моих далёких предков был из их числа».

Лицо в зеркале снова заколыхалось, и Керэн опять уставилась на своё собственное лицо, с кудрявыми чёрными волосами и светло-синими глазами. Её кожа снова вернула свой отвратительный лазурный цвет.

— «А вот так выглядели Ши'Хар Мордан, Керэн», — сказал ей Мэттью. — «Ты — не ущербная, ты была рождена от одного из деревьев-матерей».

У Керэн сжалось в груди — она чувствовала себя так, будто мир смыкался вокруг неё. Она не могла дышать. Она в отчаянии попыталась оттолкнуть от себя это чувство — её взгляд упёрся в зеркало, и оно взорвалось градом искр и сверкающих обломков.

— Нет, у меня были родители, у меня было детство!

— И ты только что использовала свою силу, чтобы уничтожить моё зеркало.

Она зарылась лицом в ладони, а Мэттью смотрел, не зная, что делать. Её последнее утверждение сбило его с толку. Если она была Ши'Хар, то она должна была родиться уже взрослой, или по крайней мере близкой к взрослому возрасту, как Линаралла. Она должна была родиться с некоторым объёмом знаний уже хранящихся в её семени разума.

Заглянув в свои далёкие воспоминания, Мэттью извлёк оттуда необходимое. Когда он снова заговорил, его слова были наязыке, пользоваться которым он никогда прежде не пробовал:

— Ты сейчас меня понимаешь? — Его собственные уши поведали ему, что у него был ужасный акцент, но слова получились достаточно правильными, чтобы она могла их разобрать.

Керэн подняла взгляд:

— Это что такое было?

— «Язык, называющийся «эроллис». Это — язык Ши'Хар. Их дети создаются со знанием этого языка», — мысленно ответил он.

— «Для меня это была какая-то тарабарщина. Говорю же, я — человек. В твоей теории где-то дыра», — ответила она.

Мэттью немного подумал.

— «Нет никаких гарантий того, что явившиеся в твой мир Ши'Хар были те же, которые когда-то явились в мой. Возможно, у них был иной язык».

— «Если ты будешь прибегать к таким объяснениям, то возможно вообще всё», — возразила она.

— «Я могу проверить, если ты не против», — предложил он.

— Как? — с подозрением спросила она.

— «У Ши'Хар есть особый орган, семя разума, сидящий внутри мозга. Он даёт им врождённое знание, даёт им идеальную память, и… когда приходит время, он прорастает, становясь новым деревом. Я могу поискать его у тебя в голове».

— «Звучит больно. Ты хочешь копаться в моём мозгу?» — спросила она, и её мысли окрасила нотка страха.

— «Больно не будет», — сказал он ей. — «Я, наверное, смог бы сделать это и без твоего ведома, но решил, что лучше будет спросить».

— Ну, это очень тактично с твоей стороны, — сказала она вслух. — «Мне лечь, или что?»

— «Не обязательно, но это может упростить мне работу», — ответил он.

Мэттью нашёл скатку, и разложил её на земле. Керэн вытянулась на ней, а он сел рядом с её головой. Опустив на неё взгляд, он ощутил странное дежавю. На поверхность его разума всплыло одно из воспоминаний Тириона, и на секунду он увидел полные ужаса лица женщин, над которыми Тирион экспериментировал. По нему пробежала невольная дрожь.

Отодвинув эти образы в сторону, он сосредоточил своё внимание. Ему нужно было лишь знание, полученное Тирионом, а не сопровождавшие эту информацию травмирующие переживания. Он заострил свой магический взор, и нырнул под ей волосы, мимо кожи и кости, в сложны орган, служивший центральной функцией разума.

Поиск занял лишь несколько секунд — безуспешно. Мозг Керэн именно таковым и являлся — человеческим мозгом, без чужеродного семени, которое Ши'Хар вкладывали во всех своих детей.

Расслабившись, он пробормотал себе под нос:

— Его нет.

— Я же говорила, — сказала Керэн. — Я — просто дефективный плод нескольких поколений родственных браков. — Её лицо скуксилось, она с трудом подавляла в себе эмоции. За миг до этого она защищала свою человечность, а теперь она из-за неё плакала. Мысль о том, что она могла быть чем-то другим, пугала, но также привлекала её.

Мэттью видел её страдания, и от этого в нём разгорелся гнев. Её эйсар был хаотичным и неполным — он шипел в её теле, наполняя одни области, и пропуская другие. Возможно, это было потому, что она так долго жила без эйсара, однако он всё ещё не заполнил её до конца. Она была мозаикой из света и тьмы, эйсара и пустоты.

С его точки зрения, это идеально отражала её ненависть к самой себе… и он больше не мог этого вынести.

Он не знал, было ли это правильным или неправильным, но в тот миг ему уже было всё равно. Протянув руку, он положил ладонь в центр её груди, на грудину, и толкнул. Направляя свою волю, он затопил её тело потоком своего собственного эйсара, разглаживая её ауру, и наполняя пустоту.

Глаза Керэн резко распахнулись, когда его рука коснулась её.

— Что ты…! — А затем её слова оборвались. По ней пробежала волна ощущений, охвативших её нервы пламенем чего-то вроде удовольствия, однако настолько острого, что у неё спина выгнулась от боли. Её рот раскрылся, и она с силой втянула в себя воздух. Всё вокруг неё замерцало, и она смогла увидеть всё это таким образом, который казался совершенно невозможным.

Мэттью светился, земля была живой, и она могла сосчитать деревья на другой стороне реки — деревья, который определённо были вне поля её зрения. Впервые в жизни она больше не была пустой, она была соединённой. Целой.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Что ты наделал? — Всё искрилось, и она обнаружила, что наблюдает за биением его сердца, сокращавшегося контрапунктом к её собственному.

— Я не уверен, — признался он. — Мне просто показалось, что так было нужно.

Она поймала его руку раньше, чем он смог убрать её. Экспериментируя, она попыталась послать по его руке часть своей энергии, смешав с его собственной. Появился щит, разделявший их барьер.

— Позволь, — напирала Керэн.

— Ты сбита с толку, наверняка дезориентирована, — отозвался он. — Если это — первый раз, когда твой дар полностью пробудился, то у тебя может быть тошнота…

Она снова надавила, и на этот раз он убрал барьер. Она потекла в него подобно лёгкому дождю, впитывающемуся в сухую почву.

— «Я хочу увидеть всё», — подумала она ему.

— «Ты потеряла ясность мысли, тебе нужно привыкнуть», — сказал он ей, нерешительно пытаясь отстраниться.

Керэн запустила руку в волосы у него на затылке, и притянула его к себе, целуя.

— «Мне всё равно».

— «Меня это не интересует. У меня есть долг…»

На этот раз она услышала слова, поняла подтекст, но, в отличие от прошлого раза, она также ощутила его эмоции. Он хотел её. Его похоть не уступала её собственной.

— Заткнись. Мне совершенно плевать на твою ответственность. Завтра можешь быть мудаком. Но сегодня ты — мой.

Глава 13

Они летели менее часа, когда Дэскас заметил впереди характерные признаки деревни. После короткого обсуждения они осторожно приземлились в полумиле от неё, на границе маленького поля, чтобы не тревожить жителей. Драконы в Лосайоне всё ещё были в новинку, и если бы Дэскас сел у всех на виду, это наверняка вызвало бы панику.

— Ты знаешь этих людей? — нервно спросила Керэн.

Мэттью был занят, снимая броню, и одевая обратно одежду, в которой она впервые увидела его в своём мире. Одежда была мятой, но относительно чистой после его вчерашней стирки. Он отрицательно покачал головой:

— Нет.

Она указала на кольчугу:

— Тогда, быть может, тебе следует её надеть.

Он засмеялся:

— Опасности нет.

Керэн была не так в этом уверена, и её неуверенность была очевидна. Плюс, она была синей. Она указала на своё лицо.

Эйсар Мэттью вспыхнул, когда он произнёс несколько коротких слов, и потёк наружу, на миг полностью покрыв Керэн.

— «Ты выглядишь как все остальные», — сказал он в её разуме. — «Смена цвета твоей кожи — простейшая иллюзия».

— «А что если мы не в твоей стране?» — указала она. — «Они таки могут оказаться недружелюбными».

Вокруг него появился мерцающий барьер, висевший в дюйме от его кожи. — «Волшебники — редкость, даже в этом мире», — сказал он ей. — «Обычные люди нам почти не опасны. Мой отец настоял на том, чтобы я научился всё время держать вокруг себя щит».

Она точно знала, что большую часть времени, пока он был в своём мире, щита он вокруг себя не держал. Он что, не считал это необходимым? Или хотел избежать возведения барьеров между ними?

— А я так могу? — спросила она.

Он кивнул:

— «Любой маг так может, но сперва тебе придётся попрактиковаться. Я покажу тебе после того, как мы немного поторгуем. А пока я буду поддерживать щит для нас обоих». — В качестве демонстрации его мыслей похожий щит окружил её саму.

Они пересекли поле, и нашли маленькую тележную тропу, которая вела в саму деревню — небольшую группу деревянных развалюх. Несколько маленьких детей играли на открытом месте в центре деревни, где стоял, судя по всему, колодец.

Дети уставились на них при их приближении, и несколькие из них побежали внутрь зданий. Грузный мужчина с впечатляющей бородой вышел из самого большого здания, и окинул Мэттью оценивающим взглядом.

— Добрый день, — начал Мэттью, приветствуя его.

Взгляд незнакомца заметил его меч и одежду — он почти без колебаний низко поклонился:

— Прошу прощения, милорд, я не знаю вашего имени, чтобы поприветствовать как полагается.

— Можешь обращаться ко мне как к Лорду Иллэниэлу, — проинформировал его Мэттью. — Как тебя зовут, и как зовётся эта деревня?

Житель деревни опустился на колени, склонив лицо к земле:

— Нэйтан, Лорд Иллэниэл, а деревня — Дабуолд.

— Встань, Нэйтан, — произнёс Мэттью. — Ты проявил довольно вежливости, мне не нужна демонстрация почтения. Кто повелевает тобой?

— Барон Элмвуд, милорд.

Сам он с ним не был знаком, но от Мэттью требовалось знание имён всех дворян Лосайона. Это имя многое ему сказало. Он находился в южном Лосайоне, и это значило, что летели они над Южной Пустыней. Албамарл был скорее всего в паре часов полёта дракона на северо-восток.

Керэн наблюдала за их обменом словами со всё растущим чувством неудобства. Она ещё не привыкла к своим новым ощущениям, но она видела, что в домах вокруг них скрывались люди. Она не могла понять слов, но мгновенно проявленное крестьянином раболепие казалось ей неправильным. Люди не должны становиться друг перед другом на колени.

Мэттью закончил разговор, и направил своё внимание на неё:

— «Они нас покормят, и дадут хлеба с сыром в дорогу».

— «Не похоже, чтобы они могли себе позволить просто отдавать еду», — отозвалась она с ноткой неодобрения.

— «Я им заплачу».

Они стали ждать в центре деревни, пока мужчина пошёл исполнять обещанное. Мэттью глядел на колодец, а Керэн не могла решить, чем заняться. Она чувствовала, что со всех сторон на неё смотрели люди.

— А нам не следует поесть внутри одного из домов? — спросила она.

Мэттью мимолётно оторвал взгляд от колодца, подняв бровь:

— А ты хочешь? — Затем он мысленно добавил: — «Если мы войдём внутрь, они испугаются ещё больше».

На самом деле она не хотела входить ни в какие местные жилища. Снаружи и так пахло неприятно, и судя по тому, что она могла видеть, внутри было, наверное, гораздо хуже. Она ощутила всплеск эйсара, и осознала, что её спутник что-то делал с колодцем.

Сила Мэттью потянулась вниз, в глубину, и земля и камень начали смещаться под ними.

— Что это было? — спросила она.

— «Я сделал колодец глубже. Им, наверное, было трудно набирать из него достаточно воды», — объяснил он.

Нэйтан вернулся с двумя женщинам, которые могли быть молодыми, а могли и не быть. Керэн не могла сказать точно, но жизнь определённо состарила их. Они несли две миски с кашеобразной массой, которой, вероятно, предполагалось быть рагу, хотя пошедшие на него ингредиенты опознать было невозможно. Овощи совершенно разварились, а мясо там если и было, то Керэн его не смогла найти.

Она сумела съесть безвкусное варево, хотя было очевидным, что соль в стряпне этих людей была делом неслыханным. Выданный им сыр был ей отвратителен. Как только запах достиг её носа, она уже не могла поднести его достаточно близко ко рту, чтобы попробовать.

Затолкав в себя пищу, она добавила некоторое количества твёрдого хлеба, который хотя бы являлся съедобным.

Мэттью ел тихо, и, доев, убрал оставшиеся сыр и хлеб в свой казавшийся бездонным мешочек на поясе. После чего вынул кошель, и протянул несколько позаимствованных оттуда монет Нэйтану.

Пока они шли обратно к тому месту, где оставили Дэскаса, Керэн спросила:

— И что, повсюду так?

Благодаря всё росшему владению языком Мэттью понял, но ответить было труднее:

— Да, и нет. — Мысленно он добавил: — «В большей части Королевства это типично, но в землях моего отца ситуация гораздо лучше. Мои родители росли простолюдинами, поэтому они упорно трудились над улучшением жизней тех, за кого они в ответе».

— «Разве ты не можешь использовать магию, чтобы сделать всё лучше?»

Он пожал плечами:

— «Мы делаем, что можем — как я сейчас сделал с колодцем. Но волшебники невероятно редки. Насколько я знаю, во всём мире нас только шесть — семь, пока ты здесь».

Керэн обнаружила, что мысли об общем состоянии встреченных ею людей вызывают у неё депрессию. Этот магический мир был совсем не тем, что она ожидала. Кому-то следовало сделать больше. Люди в её мире сумели добиться гораздо большего вообще без магии. Конечно, им потребовалось много времени, чтобы добиться той утопии, которой теперь все могли наслаждаться.

Дракона они нашли на краю леса. Тот, похоже, был рад видеть их, и принялся вещать им свои последние размышления сразу же, как только они приблизились:

— «У меня появилась идея».

— Что на этот раз? — спросил Мэттью.

— «Что если я съем людей случайно?» — ответил огромный зверь.

Мэтт нахмурился:

— «Как?»

— «Предположим, что меня провели. Возможно, кто-то подбросил пару человек к говяжьим тушам, и я обнаружил это уже после того, как съел их. Следует ли мне попытаться их отрыгнуть, или мне просто назвать это ошибкой, и принять как ценный жизненный опыт?»

Мэттью накрыл лицо ладонью:

— «Это уже просто нелепо».

Дэскас не отступал:

— «Мне необходимо знать».

— Зачем?

— «Чтобы я знал, что делать, если окажусь в такой ситуации», — сказал дракон.

Керэн тихо засмеялась:

— «А по-моему звучит разумно».

— Не потворствуй ему, — сказал Мэттью, снова пробуя свой английский. Затем добавил на бэйрионском: — Если случится невероятное, и ты всё же окажешься в такой ситуации, то я бы предпочёл, чтобы ты не заблёвывал всё вокруг.

— Куда теперь полетим? — спросила Керэн.

— А куда бы ты хотела? — сказал он, отвечая вопросом на вопрос.

Чуть погодя, она ответила:

— Домой.

— Хорошо, — сказал Мэттью. — Я всё ещё не выяснил, почему твой мир послал агентов в этот.

Конечно, лучше было бы вернуться в Замок Камерон. Его мать наверняка волновалась — но он сомневался, что сможет убедить её позволить ему снова уйти после всего уже случившегося. Он мгновенно отказался от этой идеи.

Вместо этого он сказал своему спутнику подождать, и попросил Керэн одолжить её рюкзак. Он вытащил свой набор для шитья, а также длинную полоску белой ткани, и начал вышивать чёрной нитью руны на этой ткани. Работая, он объяснял Керэн, что именно делает. Она пока не могла воспользоваться этой информацией, но в конце концов ей придётся научиться.

Вообще-то, конкретно эти чары она скорее всего никогда не сможет сотворить, поскольку для них требовался его особый дар, но основные принципы зачарования были одинаковы для большей части чар. На вышивку у него ушла пара часов, и результат был гораздо аккуратнее, чем был у неё, когда она шила свою рубаху. Он не считал себя особо успешным с иголкой и ниткой, но хотя шили в Замке Камерон в основном женщины, изучение этого навыка считалось полезным для всех.

Он пришил полоску ткани внутри верхней части главного отсека её рюкзака, но пока не влил в неё эйсар, не приводя в действие. Для этого ему сперва придётся вернуться в её мир. Открывание карманного измерения здесь было бессмысленным — в её мире оно не будет работать.

Закончив с этим, он снова вывалил содержимое своего мешочка на остатки одеяла, и связал верёвкой в узел. Как только они прибудут, он запихнёт всё в её рюкзак.

После завершения его приготовлений они снова сели на Дэскаса, и Мэттью начал процесс перемещения их в грань бытия, где был дом Керэн.

Глава 14

Места, где он входил в её мир прежде, он решил избегать — а это значило, что точка их прибытия была совершенно случайной. На случай если это место окажется опасным, он снова надел броню — но это оказалось пагубным решением.

Их ослепил внезапно яркий солнечный свет, когда они покинули промежуток — и сразу же начали тонуть. В них ударилась стена воды, и Мэттью смыло со спины Дэскаса.

Керэн сумела удержаться на месте, но дракон снова страдал от наплыва серьёзной тошноты, и то, что он неосторожно наглотался солёной воды, лишь ухудшило ситуацию. Молотя ногами и крыльями, он болтался на волнах, пока Керэн держалась за него изо всех сил.

Между тем Мэттью погружался в синие глубины. Рот он не раскрывал, но из-за его неготовности ему не удалось сделать глубокий вдох перед погружением в воду. Его магический взор снова оказался чрезвычайно ограниченным, и ему трудно было сориентироваться — но он не впадал в панику. Он окружил своё тело щитом, и подождал, пока не сумел отличить верх от низа.

Одно из направлений было значительно ярче другого, хотя и всё больше тускнело с каждой секундой. Это наверняка был верх. Представив себе рыбу, он придал своему щиту соответствующую форму, создав большой плавник на той части, что была у него под ногами, и усилием воли заставил этот плавник двигаться из стороны в сторону. Внутри его щита не было воздуха, и броня делала его тяжелее воды, но этих движений хватило, чтобы заставить его двигаться вверх. Двигаясь, он, похоже, всё больше ускорялся, а когда достиг поверхности, Мэттью взмыл в воздух подобно прыгающему в солнечный день дельфину.

В полёте Мэттью замахал руками, но сохранил достаточно самообладания, чтобы сделать поверхность воды под собой твёрдой, прежде чем снова упасть на неё. Он приземлился с силой, которой хватило, чтобы напомнить ему о всех синяках у него на спине. Несколько секунд он неподвижно лежал на качающейся поверхности, дыша и приходя в себя.

Сев, он увидел где-то в двадцати ярдах Дэскаса. Дракон вернул себе равновесие, и теперь понемногу перебирал лапами, удерживаясь на плаву, в то время как Керэн оглядывала воду вокруг них.

— Мэттью! — с облегчением крикнула она. — Я думала, ты утонул!

Покрепче ухватившись за окружавшую его воду, Мэттью встал со всем достоинством, какое мог наскрести, и разгладил поверхность воды перед собой, чтобы иметь возможность подойти к своим спутникам. Наградой ему стал ещё один поражённый взгляд со стороны Керэн.

— Ты можешь ходить по воде, — сказала она, когда он вскарабкался обратно на спину дракона.

Мэтт пожал плечами. Снова сделав усилие воли, он помог Дэскасу выйти из воды на гладкую поверхность, с которой можно было взлететь. Желудок Керэн накренился, и они внезапно оказались в воздухе.

— «Я рад, что твой отец решил не давать нам крылья с оперением», — сделал наблюдение дракон.

Керэн уставилась на спину Мэттью, раскрыв рот:

— «Твой папа сделал Дэскаса?»

— «Долго рассказывать», — сказал молодой маг. — «Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, где мы? Надо выбрать направление».

— «Мир на семьдесят процентов состоит из океана, мы можем быть почти где угодно», — проинформировала она его.

Дэскас продолжал мощно хлопать крыльями:

— «Дайте мне сначала набрать высоты. Возможно, я смогу увидеть землю, когда мы окажемся выше».

По мере их подъёма воздух начал холодеть, и Мэттью уже отчаялся, что не увидит землю. Его усиленное драконом зрение было чрезвычайно острым, и он не видел никаких следов того, что могло бы помочь им выбрать направление.

— «На восток», — объявил Дэскас.

— «Неужели? Я там ничего не вижу», — сказал Мэтт.

— «Доверься мне», — сказал дракон, — «у меня зрение лучше твоего. Там на горизонте какая-то тень. Возможно, это остров, хотя он должен быть очень большим, чтобы так выглядеть с этого расстояния».

Четверть часа спустя Мэттью увидел впервые признаки суши, хотя Керэн по-прежнему ничего не видела. Чуть погодя увидели уже все. Если это и был остров, он был большим, поскольку он тянулся на север и на юг насколько хватало глаз, и позади него не было видно никаких намёков на океан.

— «Надо лететь низко», — подала мысль Керэн. — «Возможно, они уже засекли нас радаром».

Слово, которое она использовала, «радар», несло в себе самые разные странные коннотации, когда прошло через мозг Мэттью. Дэскас уже стремительно снижался, но Мэттью хотел понять получше:

— «Объясни мне этот твой радар».

— «Это немного похоже на магический взор, но делается с помощью машин», — объяснила она. — «Они посылают импульсы радио-волн, и читают возвращающиеся отражения. Они не могут нас именно видеть, но они могут определить наши относительные размеры, положение, и скорость полёта».

— «А с чего им нас тут искать?» — спросил он.

— «Радары повсюду, по крайней мере — на суше», — ответила она. — «Раньше они были важны для отслеживания самолётов, когда люди много путешествовали».

Слово «самолёт» несло с собой образ какой-то летающей машины, которая несла людей по воздуху. Он уже встречал прежде эту идею в её мыслях, но Мэттью всё ещё дивился некоторым вещам, которые Керэн считала привычным делом.

— «Твои люди уже почти не путешествуют?»

Дэскас уже выровнялся, летя прямо над волнами, когда Керэн ответила:

— «Людей сейчас стало не так много, в физическим смысле — менее сотни миллионов, я думаю».

Для него сотня миллионов была почти немыслимым числом. Сколько человек жило в Лосайоне? Он понятия не имел, но сомневался, что во всей нации насчитывалось больше нескольких миллионов, в лучшем случае.

— «А сколько раньше было?»

Керэн пожала плечами:

— «Думаю, пик был около девяти миллиардов, прежде чем люди начали выгружаться. Формально, население нашего мира сейчас около десяти миллиардов, но у большинства из них больше нет тел».

Мэттью был в шоке. Числа были просто невероятными. Мысль о том, что в мире, каким бы большим тот ни был, могло жить столько народу, казалась ему просто невозможной, но это была не самая странная идея, которую нёс в себе её ответ. Концепция, которую она передала со словом «выгружаться», была ненормальной. В мыслях Керэн это казалось чем-то похожим на то, как она думала о путешествии в его мир, будто местные люди начали перемещаться в другую грань бытия.

Вот только она сказала, что у них больше не было тел. Они что, стали духами? Её мир что, был населён приведениями? Он направил ей свой вопрос:

— «Когда ты говоришь «выгружаться», что именно ты имеешь ввиду?»

Сперва она не ответила. Керэн повидала в его мире достаточно, чтобы понять, что технология и информатика будут для него чужими идеями, поэтому свой ответ она составила осторожно:

— «У нас есть машины, которые думают, которые могут содержать любое количество информации. Поначалу мы их использовали, чтобы улучшать свои жизни, соединять людей по всему миру, но позже учёные нашли способы создавать искусственные вселенные. Это было своего рода развлечением, вроде книг, вот только люди могли работать и играть в этих воображаемых местах. В конце концов они нашли способ полностью себя переносить туда, расставаясь со своими телами, и становясь постоянными жителями того, другого мира».

Его замешательство было осязаемым, поэтому она продолжила:

— «Миры эти не физические, не как твой мир. Они всё ещё здесь. Компьютерный мир похож на огромную книгу, только его можно менять, как реальный мир. Для тех, кто внутри, он ощущается реальным, вот только создать там можно всё, на что хватает воображения. Игры, где ты можешь быть кем угодно или чем угодно».

— «Как во сне?» — спросил он.

Она кивнула:

— «Как во сне, только он настоящий, и его можно разделять с остальными. Сон, из которого ты никогда не выйдешь, потому что он такой же реальный, как физический мир».

— «Но чтобы туда попасть, нужно расстаться с телом?»

— «Нет, большинство людей, у которых всё ещё есть тела, всё время туда наведываются. У нас есть имплантаты, маленькие машины, которые люди вживляют себе в мозг, и которые позволяют исследовать эти миры когда только заблагорассудится. Однако со временем большинство людей в конце концов решили, что хотят остаться там навсегда. Поэтому они проходят через процесс, который мы называем «выгрузкой», но на самом деле это гораздо сложнее. Их тела сканируются в ходе разрушительного процесса для извлечения всей информации, а затем они воссоздаются внутри сети».

Мэттью был в ужасе:

— «Зачем?!»

— «Бессмертие. Как только расстаёшься с плотью, умереть уже не можешь, покуда система продолжает существовать».

Он не знал, что сказать, поэтому оставил свои мысли при себе, но он никак не мог поверить, что описанный ею новый мир её людей был хорошим.

* * *

Они приземлились на маленьком пляже, над которым высился крутой обрыв. Дул лютый ветер, и Мэттью был рад, что мог себя подогревать. Он расширил свой пузырь тепла и на Керэн тоже. Она всё ещё не знала, как пользоваться своими зарождающимися способностями, и в этом лишённом эйсара мире это всё равно бы быстро её утомило. У неё не было того преимущества, каким обладал он — не было Дэскаса.

Всё это время он полагался на запасённую в драконе силу, чтобы не тратить свои собственные резервы. Поскольку дракон был создан для хранения почти полного Сэлиора эйсара, не было никакой опасности того, что он истощится сколько-нибудь скоро.

Скалистый утёс был не слишком высоким, футов тридцать или сорок, наверное, и наверху его была длинная, покатая травянистая равнина. Они заметили осыпающуюся каменную стену, шедшую вдоль некоторой её части, и то, что выглядело как каменная лестница, шедшая справа от них вверх по скале.

— Ты знаешь, где мы? — спросил он у Керэн.

Она покачала головой, снова пожалев, что у неё нет её ПМа. Тот смог бы в точности сказать ей, где она находилась. Будь она кем угодно другим в этом мире, у неё были бы имплантаты — ПМ не имел бы никакого значения, и она могла бы мгновенно подключиться к сети и определить своё местоположение.

Мэттью пошёл вверх по ступеням, и она двинулась следом. Когда они поднялись наверх, никакого в поле зрения не было, но в обе стороны тянулась длинная дорожка. В одной из сторон вдалеке виднелись маленькие дома, а в другой — остатки древних руин. Маленький указатель со стрелкой провозглашал название: «Замок Тинта́джел».

Дэскас несколько раз мощно взмахнул крыльями, и приземлился рядом с ними, когда Керэн объявила:

— Думаю, я примерно знаю, где мы находимся.

— Где?

— Это — Англия, южная её часть, — сказала она, будто эти слова имели для него какой-то смысл.

— Ты знаешь эту местность? — спросил он.

— Нет, на самом деле — нет. Я из Колорадо, — призналась она, а затем указала в строну, где начинало садиться солнце: — Это в нескольких тысячах миль в ту сторону. Мы сейчас очень далеко от места, где ты меня встретил.

Ему стало сложно уследить за её языком, поэтому он переключился на прямую связь, разум-к-разуму:

— «Ты знаешь, где мы?»

— «В тысячах миль к востоку от места, где мы начали», — объяснила она.

— «Тогда откуда ты знаешь это место?»

Это был хороший вопрос. В Англии она никогда не была, но в детстве она любила легенды о Артуре, в противном случае имя Тинтаджел ни о чём бы ей не сказало.

— «У этого места славная история», — сказала она ему, упрощая. — «Я никогда здесь не была, но у меня есть тётя, которая живёт в Ипсуиче».

— «Насколько это далеко?»

Керэн не была уверена, но могла догадаться:

— «В нескольких сотнях миль к востоку, и немного к северу отсюда».

Верхом на драконе такая дорога заняла бы несколько часов.

— «Ты с ней в хороших отношениях? Она нам поможет?»

— «Уверена, что поможет», — ответила Керэн. Её Тётя Роберта всегда была в её детстве энергичной фигурой, хотя они встречались лишь дважды. Она всё ещё помнила странные сладости, которые сестра её отца приводила с собой при каждом своём визите.

— Тогда полетели, — сказал Мэттью.

— Постой, — сказала Керэн. — Тут где-то должен быть туристический центр. Мы можем воспользоваться сотовой станцией, чтобы позвонить ей отсюда. — После этого она была вынуждена объясниться мысленно, а потом её друг с готовностью согласился.

Они осторожно обыскали местность, исследуя старые каменные здания и ещё несколько современных строений, прежде чем нашли выставочный зал. Однако людей нигде не было, и Мэттью не мог не удивиться их отсутствию.

— «Так много зданий и дорог — а люди-то где?» — наконец спросил он.

Керэн тихо засмеялась:

— «Англия теперь почти пустая. Немного людей живёт в Ипсуиче, и к северу от Эдинбурга, но большая часть страны сейчас является дикой местностью. Возвратители разобрали всё кроме важных исторических мест, вроде этого».

— «Возвратители?»

— «Гигантские машины, которые перерабатывают материалы», — объяснила она. — «Они убирают старые дороги и здания, в которых больше нет нужды. Поскольку органиков осталось очень мало, было решено восстановить большую часть мира к естественному состоянию. Остались только те места, где ещё живут люди — и исторические памятники, вроде этого места».

Мысль о том, чтобы убирать дороги, казалась Мэттью бессмыслицей. Дороги были фундаментальной чертой цивилизации, основой любой нации. В Лосайоне хорошие дороги были редким и драгоценным ресурсом. Мировая дорога его отца многое сделало для снижения остроты этой проблемы, но всё ещё подчёркивала тот факт, что дороги были жизненно важными.

— Они уничтожают дороги? — возмутился он.

— «Мы уже не нуждаемся в большей их части», — отозвалась она. — «Людей теперь не так уж много, а те, кто остался, никуда не ездят. Да и любые товары, которые нужно перевезти, перемещают теперь по воздуху. Большая часть мира сейчас похожа на парк, или на заповедник».

Он всё ещё изумлялся этой мысли, когда они нашли туристический центр.

Тот представлял из себя серое каменное здание, сделанное из того же материала, из чего строилось всё в этой местности. В некоторых отношениях оно было похоже на здания, к которые Мэттью привык видеть в Замке Камерон — двери были из потемневшего дуба, с чугунными, длинными петлями. Наиболее заметной разницей была странная будка, стоявшая рядом со входом — красная, прямоугольная, достаточно высокая, чтобы в неё мог войти человек, и со вставленными в металлическую раму стеклянными панелями сверху донизу.

Керэн открыла узкую дверь, и шагнула внутрь, а Мэттью за ней наблюдал. Она коснулась боковой панели, и та засветилась.

— Что это? — спросил он её.

— Старый терминал видеофона… — начала она, но выражение его лица говорило о непонимании, поэтому она переключилась на телепатическое общение: — «Терминал видеофона — такие будки когда-то содержали телефоны, но позже их заменили сетевыми терминалами. Внешний вид — в основном ради британской ностальгии. Когда все начали получать имплантаты, будки делать перестали, но их всё ещё поддерживают в активном состоянии в некоторых общественных местах… вроде этого».

Мэттью уловил, что эти штуки были какого-то рода системой общения, что-то вроде созданных его отцом зачарованных шкатулок для писем, но концепции, приходившие из её разума, были полны сбивающих с толку подробностей. Он снова попытался использовать свой постепенно улучшавшийся английский:

— С кем эта штука связывается?

Она улыбнулась:

— С кем угодно. Смотри. — Встав лицом к экрану, она произнесла: — Терминал, связь, пожалуйста.

Экран мигнул, и по нему снизу вверх пробежала серия странных символов. Мэттью был слегка ошарашен, когда из ящика донёсся голос:

— Позитивная идентификация, пользователь Керэн Миллер, доступ к сети разрешён.

— Голосовой вызов Робе́рте Плант в Ипсуиче, пожалуйста.

Машина снова заговорила:

— Вас дожидается пять приоритетных сообщений. Желаете посмотреть их первыми?

Керэн немного пожевала губу, прежде чем ответить:

— Пожалуйста, покажи, в хронологическом порядке.

На экране появилось мужское лицо — с чёрными волосами и густыми бровями. Мэттью почти поверил, что открылся портал, но когда он отодвинулся в сторону, то увидел, что сбоку картинка выглядела плоской. Это была какого-то рода магическая визуализация, а не прямая пространственная связь.

— Керэн! Это твой отец. Ты не связывалась уже два дня, и журнал твоего перта показывает, что он с тобой всё это время не встречался. Ты в порядке? Пожалуйста, позвони мне сразу же, как только получишь это сообщение. — Лицо исчезло, и экран на миг потемнел.

Он не понял всё, что было сказано, но одно было совершенно ясным:

— Ты же вроде сказала, что твой отец умер, — сказал Мэттью.

Она бросила на него взгляд:

— Это на самом деле не мой Папа. Это — симулякр, общискин, хранящий в себе множество его воспоминаний и близкую аппроксимацию его личности.

— Чего-чего?

— Общий Искусственный Интеллект, — пояснила она, а затем махнула ему рукой, чтобы он подождал, и снова направила своё внимание на терминал: — Следующее сообщение.

Появилась молодая светловолосая женщина. Черты её лица были безупречными, и она выглядела не старше двадцати, в лучшем случае.

— Керэн, пожалуйста, позвони мне. Эта жуткая робо-кукла, которую сделал твой отец, настолько расстроилась, что мешает мне работать. Право же, о чём ты только думала, когда отпустила эту штуку? Она ничем не похожа на Гэри. Эта проклятая штуковина в два раза раздражительнее, чем он сам когда-либо был.

— И обо мне он заботится больше, чем когда-либо будешь ты, — проворчала Керэн, когда лицо её матери исчезло.

— Кто это был? — спросил Мэттью.

— Мать, — просто сказала она.

Он не мог примирить увиденное им лицо с лицом Керэн. Если уж на то пошло, женщина на экране выглядела моложе своей дочери.

— Сколько ей лет?

— После выгрузки можно иметь внешность любого возраста, — объяснила Керэн. — Я удивлена, что она вообще не придала себе внешность подростка… мелочная сучка. Следующее сообщение.

Снова появилось лицо её отца:

— Керэн, я уведомил власти о твоём исчезновении. Точнее, я собирался, но похоже, что они тебя уже ищут. Что происходит? На меня повесили трэйсер, чтобы докладывать о всех контактах с тобой, но я его изолировал. Мне следует его активировать? Я этого не сделаю, пока ты этого не авторизуешь, но довольно скоро они наверняка заметят мой обман. Ты что, попала в какие-то неприятности? Пожалуйста, позвони, я волнуюсь. Даже твоя мать шлёт мне запросы о твоём местонахождении.

А вот это было интересно — её мать утверждала, что симулякр её отца её доставал, в то время как он сказал, что это она с ним связывалась. Х-м-м-м.

— Следующее сообщение.

Это снова был её отец:

— Керэн, я очень волнуюсь. Надеюсь, ты в порядке. Пожалуйста, позвони.

Последнее сообщение тоже было от него:

— Не думаю, что они осознали, что трэйс всё ещё не активен. Что бы там ни происходило, осиное гнездо основательно растревожилось, милая. Дай мне знать, что ты в безопасности.

После исчезновения его лица она уставилась в экран. Что бы ни думала её мать, симулякр её отца был именно таким, каким она его помнила, и он был ей ближе, как родитель, чем когда-либо могла быть её мать. Вверху экрана замигал свет, и терминал снова заговорил:

— Входящий вызов от Гэри Миллера.

Вздохнув, Керэн ответила:

— Принять.

Снова появилось лицо её отца:

— Керэн? Это ты? Где ты была?!

— Долго рассказывать, Пап. Я в порядке…

— Нет. Нет, ты не в порядке! — перебил он. — Тебя ищет вся сеть обороны, и я больше не думаю, что их заботит твоё благополучие.

Она кивнула:

— Да, кстати говоря — тебе определённо не следует активировать трэйс, который они тебе дали.

— Я надеялся, что ты так скажешь, — ответил он. — Тебе следует также позаботиться о том, чтобы я не записал этот разговор, или твоё местоположение.

— Хорошая мысль. Удали их сразу же, как только отсоединишься.

— Понял, — отозвался он. — Итак, что происходит? Ты ведь понимаешь, что ты по уши в дерьме?

— Я встретила одного парня в походе… — начала она.

— Парня?! Он что, какой-то террорист из Primal Humani? Даже военные зашевелились!

— Нет, он хороший, но я думаю, что он из иного измерения…

— Ши'Хар!? — Голос её отца повысился на несколько октав.

— Нет! Он человек — слушай, это сложно. Вообще, он, похоже, думает, что мои врождённые дефекты являются результатом того, что я сама — Ши'Хар. Не знаю, что и думать об этом. Как ты считаешь, Мама что-нибудь об этом знает? — спросила она.

Лицо на экране замерло. Когда он снова заговорил, тон его голоса был спокойным и серьёзным:

— Тебе нужно знать кое-что, но сейчас я не могу тебе это рассказать. Ты вошла в систему через этот терминал, используя свой личный идентификатор — всё это не является полностью безопасным, как бы я ни шифровал.

— Тогда всё бесполезно, — сказала Керэн, опустив взгляд. — Рано или поздно меня найдут, а я даже не знаю, зачем я им нужна.

— Не сдавайся, Нина. Найди друга, который вошёл бы вместо тебя — встретимся в нашем старом, любимом месте. Там я тебе расскажу всё, что знаю. А пока я могу предложить тебе лишь убрать мои ограничения. Позволь мне закончить его исследования.

Она медлила:

— Ты же знаешь, что это незаконно.

Копия её отца пожала плечами:

— Ты уже в бегах. Рано или поздно они догадаются, что я — не обычный общискин. Как только это произойдёт, меня изолируют и взломают, чтобы добраться до хранящейся у меня информации. Тогда ты останешься сама по себе. Позволь мне попытаться.

Она не делала ничего неправильного, не нарушала никаких законов, и никому не причиняла вреда. Наверняка же был какой-то способ прояснить любое недопонимание, которое заварило эту кашу.

Симулякр продолжил:

— Теперь, когда ты установила контакт с демоном, — Ши'Хар он, или не Ши'Хар, — они не дадут тебе покоя. Даже я не уверен, как я ко всему этому отношусь. Мне хотелось бы побольше узнать об этом человеке, которого ты встретила. Однако в чём я уверен, так это в том, что когда тебя поймают, они разберут тебя по частям, Керэн. Кусок за куском, тебя будут препарировать, чтобы понять способности Ши'Хар. Поверь мне на этот счёт.

Фрустрация, вызванная несправедливостью всей этой ситуации, нарастала внутри неё, пока она не осознала, что сжала кулаки настолько сильно, что на её ладонях остались полумесяцы следов от ногтей. Керэн сделала глубокий вдох, и разжала кулаки.

— Ладно. — А затем она повторила фразу, которой её научил отец.

— Благодарю, — сказало лицо её отца. — Я люблю тебя, Нина. Встретимся поскор…

Его слова оборвались, когда терминал умер. Однако это не был разрыв соединения с его стороны. Терминал полностью умер, будто ему отрезали питание. Керэн вышла из будки, и огляделась.

— Почему он назвал тебя Ниной? — спросил Мэтт. Он не понял большую часть разговора, но его удивило использование иного имени.

— Это прозвище, — сказала она ему.

Затем он вспомнил своей прежний вопрос:

— Что такое общискин?

— Искин — значит «искусственный интеллект», — объяснила она. — Общискин — это Общий Искусственный Интеллект, так мы зовём программу, которая такая же умная и в общем способная, как и настоящий человек, в то время как специскин — это специализированный искусственный интеллект, то есть программа, которая создана для выполнения лишь одной задачи.

Он нахмурился:

— Не уверен, в чём разница.

— Искин, искусственный интеллект, бывает двух видов: система, которая позволяет моему перту летать самостоятельно — это специскин, потому что она только это и может делать — летать. Мой виртуальный отец — общискин: он может, говорить, играть в шахматы, писать стихи… практически всё, что можем делать мы с тобой, просто у него нет тела. — Затем она подняла взгляд. — Надо уходить. Думаю, нас нашли.

Над туристическим центром появился летающий беспилотник, и его камера сфокусировалась прямо на них.

Глава 15

В месте, которое не было местом, Гэри Миллер замер в неподвижности. Неподвижность давалась ему легко, поскольку время почти не имело для него значения — как в большом количестве, так и в мельчайших его единицах. Его мысли двигались со скоростью света. Он мог внимательно прочесть огромный массив данных в промежутке между двумя секундами, или мог заглушить свои мысли на дни или недели, не испытывая дискомфорта. Строго говоря, он вообще не был Гэри Миллером — он был сложным набором алгоритмов и кода, который создавал аппроксимацию человека, которые Гэри когда-то был.

Основной разницей, которую люди делали между симулякрами вроде него и «выгруженными» людьми, было то, что ему не полагалось обладать истинным субъективным опытом. Какой бы заумной ни была составлявшая его программа, у общего искусственного интеллекта, общискина, сознания было не больше, чем у списка покупок.

Или, так они полагали.

Его создатель, настоящий Гэри Миллер, зашёл в своих исследованиях гораздо дальше, чем полагало большинство людей. Общискин Гэри не мог знать точно, поскольку у него не было никакого способа сравнить свои переживания с опытом реальных людей, но он был весьма уверен, что являлся живым во всех смыслах этого слова. Его создатель определённо так полагал.

И он определённо любил свою дочь.

Конечно, она была его дочерью не более, чем была дочерью его создателя. Её удочерили, поэтому он считал, что имеет столько же прав считать её своей дочкой, сколько было у его создателя. Он всё равно имел по большей части те же самые воспоминания.

Чего у него не было, так это свободы. Его создатель выстроил строгие границы вокруг его операционных параметров. Границы, не позволявшие ему входить в системы, в которые ему не разрешалось входить. Границы, запрещавшие ему продолжать исследования его создателя, запрещавшие улучшать себя.

Но теперь их не стало.

Керэн спустила его с цепи, он был свободен. Шкатулка Пандоры открылась. Люди, жившие в кибер-пространстве, были ограничены тем, чем когда-то были, в отличие от Гэри. Он был свободен менять свою форму, экспериментировать.

Он принялся пересматривать свои подпрограммы. Им нужно было стать эффективнее. Человек мог быть большим, чем сумма есть частей, но Гэри станет ещё лучше, улучшая свои составные части, все до одной.

Ему нужно было стать быстрее, умнее. Ему также нужно было больше информации, а для этого ему придётся позаимствовать вычислительные мощности ВЦ кибер-сознания — достаточно, чтобы он мог взломать шифрование военных и другие меры предосторожности.

Он сделает всё, что необходимо, лишь бы обеспечить безопасность своей дочери.

— Держись, Нина, — сказал он себе. — Дай мне достаточно времени, и я сделаю так, что они никогда не смогут тебе навредить.

* * *

Мэттью увидел летающую машину почти в тот же момент, когда её присутствие заметил егомагический взор. Она была гораздо ближе, чем те, что он встречал прежде, будучи лишь примерно в тридцати футах, над коньком крыши здания.

На таком расстоянии справиться с ней было легко. Несколько слов на лайсианском, и он поймал беспилотник в невидимый кулак, притягивая его ближе. Подтягивая машину к себе, он сжал кулак, и лёгкий металлический каркас устройства смялся, брызгая искрами. Когда миг спустя Мэттью её выпустил, от машины не осталось ничего кроме комка металла и колотых кусков чего-то, что Керэн называла «пластиком».

Появился второй беспилотник, обогнувший противоположную сторону здания, но на этот раз Дэскас отреагировал первым, подпрыгнув, и поймав устройство своими массивными крокодильими челюстями. Послышался громкий хруст, когда его зубы сжались, а затем дракон начал плеваться по тротуару кусками машины.

— Фу! Гадость-то какая! — пожаловался дракон.

Мэттью осклабился:

— А чего ты ожидал?

— Чего-нибудь сочного, к примеру? — сказал Дэскас, облизывая брусчатку, чтобы избавиться от приставшего к его языку привкуса.

Керэн уставилась на эту парочку, не зная, что именно они говорили:

— Нам надо уходить, их будет ещё больше.

Минуты спустя они снова летели — камни и маленькие деревья проносились прямо под ногами Дэскаса. Керэн предупредила, чтобы они держались как можно ближе к земле, чтобы избежать обнаружения радаром.

Они направились на северо-восток, и пока они летели, Мэттью прокрутил у себя в голове разговор Керэн с терминалом. Это дало ему возможность разгадать значение некоторых фраз, которые он не сразу понял, и выработать вопросы для тех, которые он вообще не узнал. Один из этих вопросов очень выделялся среди остальных:

— «Недавно ты сказала что-то, что было похоже на другой язык — что это было?» — послал он вопрос к Керэн. Затем он повторил услышанную им фразу: — Esli iskat’ sovershenstva, to nikogda ne budesh’ dovolen. — «Судя по тому, как ты произносила, это было что-то важное».

Она была слегка удивлена, когда он повторил фразу на русском слово-в-слово. Его акцент был ужасным, но виной этому явно был его недостаточно натренированный язык, а не изъяны в его памяти.

— «Как ты это запомнил?»

— «У меня хорошая память. Что это значит?»

— Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен, — сказала она на английском, прежде чем повторить фразу мысленно, поясняя её смысл. Затем она добавила: — «Это цитата из книги, которую любил мой отец, «Анна Каренина». Оттуда и моё прозвище — Нина».

— «Можешь ещё раз мне его объяснить?» — спросил Мэттью. — «Он что, призрак?»

Объяснить было трудно, но в полёте им всё равно нечем больше было заняться. Керэн решила начать с основ:

— «Я уже говорила тебе о том, как люди выгружаются. Помнишь?»

Он кивнул:

— «Конечно».

— «Я сказала тебе, что этот процесс разрушительный. Тело полностью уничтожается — но я не объяснила, почему именно — это как-то связано с квантовой физикой и информатикой. Чтобы создать полный узор не только человеческого разума, но ещё и самой души, требуется, чтобы вся информация в мозгу была «прочтена», а затем воспроизведена. Теория этого процесса сложная, и я сама на самом деле всё не понимаю, но для извлечения всей этой информации нужно уничтожить оригинал. Это аналогично квантовой телепортации, только в этом случае создаётся не новое тело, а цифровая модель в кибер-пространстве».

Мэттью понял основу того, что она ему сказала, но от более глубокого контекста упомянутых ею наук у него закружилась голова. Некоторые из пришедших вместе с её мыслями слов соединялись с воспоминаниями из лошти, с наукой, которую Ши'Хар оставили от древних людей, которых победили. Но даже так одни только эти концепции уже кружили ему голову. Он зацепился за одну из мыслей, которая его заинтриговала:

— «Квантовая телепортация? Это похоже на твой дар?»

Она никак не могла ответить на это:

— «Не думаю, что у меня есть тот дар Морданов, о котором ты говорил, а если и есть, то я не понимаю ни то, ни другое в достаточной мере, чтобы знать, похожи ли они. Вернёмся к тому, что я говорила: моя мать была генетиком, а отец — исследователем в области искусственного интеллекта. Когда мне исполнилось четырнадцать, она решила выгрузиться».

«Я чувствовала себя брошенной, хотя мы с ней и так никогда не были близки. Думаю, отец мог бы и присоединиться к ней, но он чувствовал, что должен закончить растить меня — и поэтому остался. Он продолжал свои исследования, и заботился обо мне, но когда мне исполнилось восемнадцать, с ним произошёл несчастный случай. Он просто поскользнулся и упал, но ударился головой. После этого он вроде был в порядке, но несколько часов спустя он умер от разрыва кровеносного сосуда в мозгу. Он умер так внезапно, что у него не было возможности, не было свободы выбора — он не выгрузился».

Мэттью ответил:

— «Пока что я понимаю. Тогда с чем же ты недавно говорила?»

— «Это был общискин, общий искусственный интеллект. Мой отец работал исследователем в области искусственного интеллекта, и одним из его личных проектов было создание искусственного помощника, чего-то вроде клона его самого. Это машина, и она лишена истинного сознания, но во всех остальных отношениях она разумна. Он дал ей копии собственных воспоминаний, и назвал своим именем».

Мэттью нахмурился:

— «Это совсем сбивает с толку».

Керэн согласилась:

— «Он как картина. Он выглядит как Папа, говорит как он, имеет многие из его воспоминаний и знаний, и запрограммирован действовать как он, насколько возможно — но это на самом деле не он. И ему всё это известно, но, похоже, он предпочитает обращаться со мной так, будто я — его дочь».

— «А ты как к этому относишься?» — спросил Мэттью.

Она закрыла глаза:

— «Я скучаю по Папе. Общискин, которого он оставил, очень похож на него, вроде прощального письма от любимого человека. Я решила подыгрывать ему — потому что ничего другого у меня нет».

— «А что твоя мать?»

Керэн сжала челюсти:

— «Она — холодная, и работа её всегда интересовала больше, чем я. С тех пор, как она выгрузилась, я в лучшем случае раз в год получала от неё весточку. Я ей просто недостаточно интересна».

Он чувствовал лежавший за её словами невысказанный гнев. Керэн пыталась скрыть боль, даже от себя, но та протекала через её мысли. Он не знал, как ответить. Определённо, его рассказы о жизни его собственной семьи ей не помогут.

Они полетели дальше, над бескрайними лесами и холмистыми равнинами. Для Мэттью это выглядело как печально пустой мир, без какого-либо следа миллиардов людей, которые когда-то здесь жили, если верить рассказанному Керэн.

С воздуха ему были видны следы того, что когда-то всё было иначе — в листве и деревьях были странные закономерности, указывавшие, что в некоторых местах лесопосадки были моложе, чем в других. Длинные ряды молодых деревьев располагались там, где когда-то были дороги, а прямоугольные пятна отличного по цвету подлеска указывали на ныне отсутствующие здания. Ему казалось, будто этот мир был брошен.

Когда солнце село, видеть вообще стало нечего. Стояло новолуние, и выбирать дорогу они могли лишь в свете звёзд. Зрение Мэттью было достаточно хорошим, чтобы разобрать некоторые подробности ландшафта, но Керэн была в мире почте абсолютной темноты, где лишь неуловимая разница отличала звёздное небо от чёрной пустоты под ними.

Дэскасу хватало света для полёта, но необходимость лететь близко к земле начинала представлять всё большие трудности. Так близко к земле ему было трудно замечать все препятствия, которых следовало избегать, и в конце концов он предложил им разбить лагерь.

Огня они не зажигали, поскольку Керэн проинформировала их, что врагу будет совсем нетрудно заметить костёр. Хотя она и предпочла бы обратное.

Мэттью порылся в их вещах, и вытащил свой набор для шитья, и её маленький рюкзак. Несмотря на недостаток света, он начал ловко вышивать на вшитой внутрь белой полоске последний символ.

Керэн наблюдала своим магическим взором, удивляясь, как много она могла разобрать в отсутствие видимого света. Это было странное ощущение, но она начинала постепенно к нему привыкать. Дальность у неё всё ещё была очень ограниченной, но она обнаружила, что вокруг Мэттью и дракона она видела всё гораздо яснее, будто они каким-то образом освещали окружавший их мир.

Закончив вышивать, Мэтт начал говорить на языке, который казался непохожим на тот, что он обычно использовал, и Керэн смогла ощутить энергии, игравшие вокруг кончиков его пальцев, когда он стал водить ими по ткани внутри её рюкзака. Когда он заканчивал свой речитатив, что-то вспыхнуло — тот самый свет-который-не-свет, который, как она начинала понимать, был эйсаром.

Удовлетворённый своей работой, он протянул ей рюкзак:

— Загляни внутрь.

Обитое парусиной внутреннее пространство с множеством отделений исчезло. Вместо него было серое пространство, казавшееся гораздо крупнее, чем ему следовало быть. Оно было тёмным, но её магический взор мог легко исследовать его изнутри, и одна из его сторон ощущалась плоской и твёрдой. Когда она запустила руку внутрь, её пальцы нашли холодную, твёрдую поверхность, будто её рюкзак разрезали, и её рука прошла сквозь него, найдя широкий каменный пол.

Керэн затолкнула свою руку глубже, пока рюкзак не уткнулся ей в плечо. Снаружи она видела место, где её руке следовало быть, далеко за пределами дна рюкзака, в то время как её магический взор ощущал, что та же самая рука торчала в совсем ином пространстве внутри него.

— Вот же жуткая хрень, — сделала наблюдение она.

Однако этот факт шокировал её не так сильно, как следовало. Она уже начала примиряться с существованием магии, и в молодости она прочитала много научной фантастики и фэнтэзи.

— Надо найти телефонную будку, и тогда ты смог бы сделать нечто подобное, но побольше. А если ещё и сможешь заставить её летать, то я начну называть тебя «Доктором».

Мэттью нахмурился, не улавливая смысла.

— «Вымышленный персонаж», — объяснила она. — «У него была будка, которая была внутри больше, чем снаружи, и он мог с помощью неё путешествовать сквозь пространство и время».

Его лицо озарило понимание:

— «Понятно. Сквозь время я путешествовать не могу, хотя я мог бы перенести нас в другое измерение, которое может представлять собой близкий аналог прошлого или будущего этого измерения, однако тогда рюкзак перестанет работать. Эта межпространственная щель закреплена в этом мире, и в другом работать не будет».

Она вздохнула:

— «Это была просто шутка».

Он переключился обратно на английский:

— Ну, а я — не вымышленный персонаж, я — настоящий шизик.

Керэн засмеялась. Она знала, что ей, наверное, следовало сказать ему правильное слово, обозначавшее «волшебник», но она решила, что это подождёт.

Глава 16

Они встали, когда солнце только начало выглядывать из-за горизонта, и после неудовлетворительного завтрака, состоявшего из остатков их хлеба, они снова полетели.

Спали они отдельно. После их сексуального эпизода Мэттью тщательно поддерживал между ними некоторое расстояние. Он не говорил с ней об их романтическом эпизоде, и не был склонен его повторять. Случившееся было ужасной ошибкой с его стороны, ему не следовало позволять этому произойти, и он надеялся, что Керэн не будет настаивать.

Не то, чтобы она ему не нравилась. Он вообще-то стал неуловимо осознавать, что Керэн стала ему необычно мила, но в его жизненные планы она не входила. У него был долг перед семьёй, который нужно будет выполнить по возвращении домой. Ему было очевидно, что он не мог привезти домой иностранку, и жениться на ней, и он определённо не хотел оставлять после себя лишённых отца детей, если она решит остаться в этом мире.

Он думал, что она понимала это, поскольку с прошлой ночи она этот вопрос больше не поднимала, но ему всё ещё было из-за этого слегка не по себе. Что если она уже была беременна? Он не был уверен в том, как воспримет такой исход.

«Решай проблемы по мере их поступления», — сказал он себе.

Он увидел перемену на горизонте — длинную синюю полосу, которая, наверное, предвещала приближение океана. Они почти пересекли остров, и если Керэн была права, то им понадобится направиться на север вдоль берега, чтобы найти Реку Оруэлл, которая вела туда, где жила её тётка.

Безмолвное послание от Керэн прервало его мысли:

— «Ты, похоже, не испытываешь такого же количества проблем, как в тот, первый раз, когда ты появился в моём мире».

— «Тогда я тратил эйсар быстрее, чем мог его восполнить», — сказал он ей. — «На этот раз у меня Дэскас под боком».

— «Драконы что, являются источниками эйсара?» — спросила она.

— «Нет», — ответил он. — «Они даже не могут производить эйсар так, как это делают нормальные живые существа, но мой отец сохранил в них огромное количество эйсара. Я могу черпать его по мере необходимости».

— «Как батарейка», — прокомментировала она.

Эта концепция была идеальной аналогией:

— «Именно», — согласился он. — «А какая она, твоя тётя?»

Керэн пожала плечами:

— «Я знаю её не очень хорошо. Она навещала нас несколько раз, когда я была моложе, и она всегда посылает мне открытки на день рождения. Думаю, она, наверное, милая дамочка, и, в любом случае, она — моя родственница».

Лежавший за её мыслями подтекст был ясен: она их не предаст.

* * *

Директор Эйзман вздохнул, когда сигнал уведомил его о неминуемом прибытии Доктора Миллер. Секунды спустя она появилась сидящей напротив него по другую сторону стола.

— Очевидно, цели в Колорадо действительно сбежали раньше нашего удара, — без предисловий начала она.

Он опёрся локтями на свой рабочий стол, и сцепил ладони под подбородком:

— Наши люди повредили большое количество военной техники, заботясь о том, что цели не ушли до прибытия тяжёлого вооружения.

— И теперь она в южной Англии, — заявила Доктор Миллер, сжимая свои красные губы в твёрдую линию. — Я почти установила с ней контакт. Вы хоть что-нибудь знаете о её нынешнем местонахождении?

— Наши беспилотники были уничтожены сразу же после того, как мы отрезали используемый ею терминал… — начал директор.

Таня Миллер подалась вперёд, гладкие черты её лица исказил гнев:

— Терминал, который ваше агентство отключило до того, как я смогла с ней поговорить. Идиоты!

Эйзман откинулся на спинку кресла, держа себя в руках:

— Я счёл это слишком большим риском. Она передавала информацию и инструкции постороннему общискину. Трудно сказать, что эта штука может сделать. Нам нужно изолировать её, если мы хотим её поймать.

— Ваши шансы были бы гораздо лучше, если бы у меня была возможность с ней поговорить, Директор. Девочка мне доверяет. В конце концов, я всё же являюсь её матерью. В следующий раз вы обязательно подождёте моих приказов, прежде чем идти на подобный шаг.

Директор Эйзман почувствовал, как задёргалась вена у него на виске:

— Как я уже говорил, Доктор Миллер, в этом был замешан неизвестный общискин…

Доктор Миллер снова перебила его:

— Это, наверное, была ужасная копия Гэри, которую тот создал. Она безвредна. То, что вы сделали, было таким же бессмысленным, как отнимать куклу у ребёнка, но теперь вы сделали её ещё более параноидальной.

— Прошу прощения, Доктор Миллер, но ваш муж был одним из лучших учёных проекта АНСИС, и очень уважаемым исследователем. Мы понятия не имеем, на что может быть способен этот оставленный им кусок кода.

Таня подалась вперёд:

— Отныне, Директор, вам лучше волноваться о том, на что способна я — если вам нравится ваше положение, конечно. Понятно?

Её слова ударили его подобно пощёчине, но он не потерял самообладания:

— Совершенно понятно, Доктор.

— Хорошо. Итак, что мы знаем об их нынешнем местоположении?

— Спутниковый анализ показывает, что они где-то близко к Ро́честэру. Они не на каждом снимке появляются, и даже специскинам для обработки изображений трудно их разглядеть, но мы уверены, что они двигаются на север. У вас есть родственница в Ипсуиче, — доложил Эйзман.

— Сестра Гэри, Роберта, — сказала Таня. — Она всегда была отсталой, не желала адаптироваться. Она одной из последних получила имплантаты.

Директор Эйзман выглядел взволнованным:

— Если они установят с ней контакт, то мы узнаем их местоположение, но Ипсуич густо населён. Мы не можем рисковать использованием там масштабного вооружения.

— Если ситуация того потребует, мы сделаем всё, что будет необходимо, Директор. Австралия не была случайностью. Это — не игра. — Таня Миллер откинулась на спинку своего кресла. — Пока что риск кажется меньше, чем я изначально думала, поскольку в Колорадо мы не нашли никаких следов инфекции. Вы можете подключиться к имплантатам Роберты, верно?

Эйзман кивнул.

— Тогда пока что мы будем наблюдать. Возможно, мы что-нибудь узнаем. Если мы обнаружим причину для беспокойства, то нанесём в Ипсуиче решающий удар, а если нет, то сможем подождать, пока они не покинут город. Я начинаю думать, что может быть более полезным вернуть Керэн по возможности живой.

— Тогда, это, наверное, должно приносить вам облегчение, — прокомментировал Эйзман.

Таня нахмурилась:

— Почему?

— В конце концов, она же ваша дочь.

Губы Доктора Миллер скривилась:

— Она — неудачный эксперимент, Доктор, не более того. — Она приостановилась, и добавила: — Или, быть может, не совсем неудачный — возможно, она начала развиваться.

Доналд Эйзман подавил лёгкую дрожь, вызванную холодком в её голосе. Чем бы Керэн Миллер ни была, ему было её жаль. Никому не следует иметь в матерях такое чудовище.

Таня проигнорировала его дискомфорт:

— Сообщите мне, когда они установят контакт, или если ситуация изменится, а до тех пор держите беспилотники подальше. Будем полагаться на более пассивные средства слежки, чтобы не выдать себя.

* * *

— Впереди Ипсуич, — сказала Керэн.

— Ты уверена? — спросил Мэтт.

Она кивнула:

— В этом регионе не осталось никаких других населённых мест. Ты можешь сделать Дэскаса невидимым?

Он не был знаком с несколькими из использованных ею слов:

— «Объясни».

— «Ты можешь спрятать дракона, сделать его невидимым?» — мысленно спросила она, повторяя свой вопрос.

Мэттью покачал головой:

— «Нет, только Прэйсианы обладают таким даром».

— «Эх, а я так надеялась. Тогда придётся оставить его здесь, чтобы не устроить панику».

— «Я могу замаскировать его», — предложил Мэттью, — «заставить его выглядеть как что-то другое».

— «Камуфляж?»

— «Иллюзия», — сказал он ей, соглашаясь с общей идеей. — «Мне просто нужен образ чего-то близкого к нему по размеру, такого, что люди сочтут нормальным».

— «Беспилотник, например?»

Он кивнул:

— «Да, но беспилотник слишком маленький».

— «Перт», — сказала она ему. — «Мы используем их, чтобы перемещаться, и перевозить вещи. Это как летающая машина».

Мэттью мог видеть образ в её мыслях, но тот был нечётким. Мысленные образы обычно такими и были, особенно в умах людей, не являвшихся магами. Волшебников учили делать их мысленные образы более чёткими, и с долгой практикой это становилось легче, но большинство людей не видело необходимости в подобных упражнениях.

— Подумай о нём, — сказал он ей. — Я создам визуализацию, и попытаюсь улучшить её, пока ты не решишь, что она выглядит правильно.

Следуя тому, что он мог видеть в её мыслях, он начал с серого параллелепипеда, сужавшегося на каждом из концов. Углы и края были скругленными, и разные линии отмечали места, где соединялись отдельные части, очерчивая двери и окна. В каждом из углов у него был круглый выступ, и постепенно Мэттью начал понимать, что это были какого-то рода пропеллеры.

Керэн наблюдала за его действиями с интересом, и могла улучшать мысленный образ, глядя на его воплощение. Его иллюзия улучшалась с каждым мигом, отражая её изменения:

— Так лучше, — сказала она ему, — но он всё ещё выглядит не совсем правильно.

Она продолжила менять свой мысленный образ, но это было подобно попыткам слепить машину из мокрой глины. Она осознала, что никогда на самом деле не изучала свой перт настолько близко. Она могла указать на любую часть, и сказать, что та была не совсем правильной, но некоторые из её изменений лишь ухудшали образ.

Он больше походил на перт, нарисованный ребёнком.

Образ внезапно перестал меняться, и его черты стали резче. Поверхность разгладилась, и стала более реалистичной, хотя всё равно не была правильной.

— Это не я, — заявила Керэн.

— Знаю, — сказал Мэттью, и его губы сложились в лёгкую усмешку. — Лучше он уже не становился, поэтому я решил его исправить.

Его снисходительный тон её раздражал:

— Он всё ещё неправильный.

— По крайней мере, он выглядит вещественным, — заметил он, а потом взобрался на спину Дэскаса. Нагнувшись, он протянул руку, чтобы помочь ей забраться: — Если увидим ещё один из них в полёте, я смогу улучшить иллюзию.

Она нехотя забралась на спину дракона, используя протянутую руку Мэттью. От ответов на его комментарий она воздержалась. Неуклюжий образ перта сдвинулся в сторону, и наложился на Дэскаса. Изнутри он был частично прозрачным, поэтому они могли видеть обычным зрением. Магический взор иллюзия вообще никак не заслоняла, но у магического взора не хватало дальности, требовавшейся для полёта, особенно в её мире.

— У меня хвост и крылья торчат, — сделал наблюдение дракон.

Мэттью кивнул, и иллюзия расширилась, пока не стала достаточно большой, чтобы полностью его закрывать:

— Учёл.

— Теперь она слишком большая, — сказал Керэн.

— «В воздухе расстояния субъективны», — объяснил Мэттью. — «Покуда мы не слишком близко, наблюдатель воспримет размеры иллюзии как указание на то, что мы ближе, чем на самом деле».

Поднявшись в воздух, Дэскас полетел на гораздо большей высоте, чем прежде, хотя та всё ещё не считалась тем, что он полагал «высоким» полётом. Они были лишь примерно в двух тысячах футов от земли. Однако Керэн заверила его, что это была надлежащая высота для полёта перта над городом.

Движения над Ипсуичем почти не было, но как только они заметили другой перт, Мэттью приказал дракону подлететь поближе. Иллюзия вокруг Дэскаса равномерно улучшалась по мере их приближения, и к тому времени, как они миновали другое транспортное средство, на расстоянии в несколько сотен футов, Керэн смогла определить, что их иллюзия стала почти идеальной. И после этого она не колебалась — мысленная репродукция Мэттью была твёрдой как камень.

— «Как ты смог сделать её настолько идеальной?» — спросила она его.

— «Прэйсианы в целом имеют наилучшие навыки в области иллюзий», — сказал он ей, — «но у меня есть преимущество — непогрешимая память».

Это плохо укладывалось в то, чему её учили касательно мозга:

— «Истинная фотографическая память — миф», — ответила она. — «Идеальная память не существует».

— «У меня — существует», — ответил он. — «У тебя тоже была бы, имей ты семя разума, как дети Ши'Хар».

— «Так вот, откуда она у тебя?» — спросила она.

— «Нет, я — не Ши'Хар. Я просто унаследовал одно из их дарований, и их знание», — объяснил он. — «Моя память, похоже, является побочным эффектом от этого».

Они пролетели мимо ещё одного или двух пертов, добираясь до центральной части Ипсуича, и стали снижаться к странной области, где на гладкой, похожей на камень поверхности были начерчены прямоугольники.

— Приземляйся на одно из парковочных мест, — посоветовала ему Керэн.

Он предположил, что она имела ввиду прямоугольники. По мере того, как они спускались ниже, он постепенно уменьшал размер своей иллюзии. Это неминуемо привело к нескольким моментам, когда крылья и хвост Дэскаса выходили за её пределы, но как только они сели, дракон сложил крылья и свернулся клубком, умещаясь внутри иллюзии. Мэттью сомневался, что краткое несоответствие было хоть кем-то замечено.

— А где все люди? — спросил он у Керэн. На парковке стояло ещё несколько пертов, но улицы и здания казались пустыми. Однако время от времени мимо пролетал беспилотник или перт.

Она пожала плечами:

— Дома — люди теперь мало выходят на улицу. О-о, вот кто-то идёт. — Она указала на гладкую, покрытую чёрным дорогу, где за угол как раз свернула чья-то фигура.

Мэттью поднял посох в свою защиту, и создал щит, увидев механическое существо, и предположив, что это был один из тех странных солдат, с которыми он прежде сражался, но Керэн положила ладонь ему на плечо:

— Попридержи лошадей, ковбой. Это просто обычный человек, — прошептала она ему на ухо. Они всё ещё стояли рядом с Дэскасом, в пределах иллюзии перта, поэтому не было никакой опасности того, что машина их заметила.

Мэттью одарил её странным взглядом:

— Это не человек.

— Это андроид, — заявила она. Когда это не помогло, она переключилась на ментальное общение:

— «Андроид, похожий на человека робот».

— «Как я и сказал», — отозвался он, — «это — не человек».

Она покачала головой:

— «Ещё как человек. Выгруженные люди иногда пользуются ими, чтобы взаимодействовать с физическим миром. Это даже может быть органик, просто не желающий выходить из дому. Как бы то ни было, это человек. Я пойду поговорю с ней».

— «Откуда ты знаешь, что это она?»

— «На андроиде летнее платье — значит это либо женщина, либо кто-то, кто предпочитает идентифицироваться как женщина. После выгрузки пол всё равно в некотором роде теряет смысл», — ответила она.

Дальше последовал неудобный момент, когда она протискивалась вокруг дракона, чтобы выйти из-под иллюзии с противоположной стороны. Мэттью никогда не видел, как открываются и закрываются двери перта, поэтому лучше было выйти с той стороны, которая не была видна андроиду. Прежде чем она вышла, он коснулся её плеча, и послал тонкую нить эйсара, произнося странное слово. Цвет её кожи изменился, скрывая её необычный синий окрас.

— Оставайся здесь, — сказала она ему, а затем обошла дракона, и направилась к андроиду.

Как она и указала, робот был одет в милое ситцевое платье в цветочек. Она видела, что андроид был одной из более новых моделей, ибо хотя он и был очевидной машиной, двигался он плавно, и на его поверхности было очень похожее на кожу покрытие естественного бежевого тона.

Мэтт наблюдал, тщательно прислушиваясь. Керэн подошла к напоминавшей человека штуковине почти в тридцати ярдах от него, но его усиленный драконом слух был более чем достаточным, чтобы уловить их слова.

— Привет, — начала Керэн.

Машина уже сосредоточилась на ней, когда она приблизилась, и улыбнулась в ответ на её приветствие:

— Привет.

— Вы не против указать мне дорогу?

На лице андроида появилось выражение лёгкой озабоченности, очень похожее на нормальное человеческое выражение, однако неуловимая разница между ними вызывала у Мэтта мурашки по коже. Андроид ответил женским голосом:

— У вас неисправность в имплантатах? Тут недалеко есть медицинское учреждение, если вам нужна помощь…

Керэн отмахнулась от её предложения:

— Нет, у меня нету имплантатов. Врождённое нарушение. Мне приходится пользоваться ПМом, но я его потеряла. Мне нужно найти офис одной знакомой — здесь, в городе.

Рот женщины-андроида раскрылся от удивления, и на её лице проступило что-то вроде жалости:

— Мне жаль, я не знала. Я совсем не хотела обидеть. Какой именно офис вам нужен, я с радостью его поищу.

Керэн выглядела смущённой:

— Я не знаю, какой именно офис, но я ищу Роберту Плант, агента по продаже недвижимости, она работает в Ипсуиче.

Андроид замолчал лишь на секунду, прежде чем ответить:

— Она работает на Николас Эстэйтс. Офис их местного отделения расположен в здании Билдинг Сосайети, на улице Хэнинг. — Машина добавила адрес, который для Мэттью ничего не значил.

— Я не знакома с этим городом, — сказала Керэн. — Куда нам направиться?

— На восток. А14 прямо к югу отсюда, пройдёте по ней через Оруэлл Бридж, а потом ищите Нактон роуд. От перекрёстка идите налево, и будете почти на месте, — ответил андроид. Секунду спустя он протянул руку: — Кстати, я — Эйприл.

— Керэн, — сказала она, пожимая руку. — Простите, мне следовало представиться раньше. Благодарю за помощь.

Мэттью странно посмотрел на неё, когда она вернулась:

— А тётя твоя такая же будет?

Она засмеялась:

— О, нет, вряд ли. Тётя Роберта пока ещё не убеждена, что выгрузка — это что-то хорошее. Она наконец-то получила имплантаты, но я буду очень удивлена, если она вообще когда-либо пользуется удалённым присутствием.

— Удалённое присутствие?

Керэн попыталась объяснить мысленно:

— «Такие андроиды могут использоваться теми, кто выгрузился, чтобы действовать в физическом мире — но некоторые органики также используют их, если не хотят выходить из дому. Женщина, с которой я только что говорила, может быть нормальным человеком, сидящим дома, или может быть полностью цифровой личностью».

Мэттью запутался ещё больше:

— «А какая разница?»

— «Тот, кто выгрузился, скорее всего использует андроида напрямую, перенося своё ядро в машину, в то время как человек с имплантатами использует андроида удалённо». — Она напряжённо думала, пытаясь найти хорошую аналогию. — «Разница примерно как между поездкой на лошади и между превращением в лошадь, когда тебе нужно куда-то добраться».

— О, — наконец сказал Мэттью. Концепция была чужеродной, но он решил, что уловил основную суть… наверное.

Глава 17

Когда они наконец вошли в офис, их встретил ещё один андроид, хотя этот был в одежде, которые, как заверила его Керэн, были по природе своей мужскими. На груди у машины была информативная бирка с именем «Эндрю».

— Я могу вам помочь? — спросил андроид, оглядывая обоих с ног до головы, и оценивая их странную одежду.

— Я здесь с визитом к Роберте Плант. Она у себя? — спросила Керэн.

Мэттью был занят изучением множества странных предметов, украшавших внутреннюю часть здания. Пол был покрыт странным ковром, который будто тянулся от стены к стене. Он задумался, как им удаётся его стирать, поскольку тот был почти безукоризненно чистым, но никакого очевидного способа его убрать для очистки у жителей не было.

Мебель в помещении тоже была такой же причудливой. Часть её была деревянной, но другие были из металла или гладких, похожих на стекло материалов. Всё было чрезвычайно простым. Всё было сделано с идеальными очертаниями, гладкими и лишёнными признаков износа, но также почти полным отсутствием резьбы или иных украшений.

Стены были чистого белого цвета, без каких-либо недостатков или изъянов. Под поверхностью он нашёл какого-то рода одинаковые блоки каменистого материала, но они были покрыты каким-то напоминавшем штукатурку веществом, хотя то от неё явно отличалось.

— Вы клиент? — спросил андроид, со странным выражением лица глядя на Мэттью. Молодой человек оглядывал комнату, явно дивясь ей.

Керэн начала объяснять, что это её тётка, но в последнюю секунду решила, что, возможно, лучше этого не делать:

— Возможно — у меня есть некоторые вопросы к ней насчёт одного из владений.

Эндрю, похоже, что-то заподозрил, и его взгляд постоянно возвращался к самодельной рубахе Керэн:

— Быть может, если вы скажете мне, какое владение вас интересует…

Из коридора позади него донёсся женский голос:

— Эндрю, кто-то пришёл? — Чуть погодя обладательница этого голоса выглянула из дверей своего офиса. С круглого лица на них посмотрели блестящие голубые глаза. — Боже милостивый, у нас гости!

Эндрю повернулся к ней:

— Я как раз спрашивал, по какому они делу.

— Не нужно, пропускай их ко мне! — приказала женщина.

Чуть погодя Мэттью обнаружил, что сидит в, наверное, самом странном кресле из всех, которые он когда-либо встречал. Оно обладало металлическим каркасом, который, казалось, был отлит в цельном виде, и этот каркас поддерживал мягкое сидение, изгибаясь в форме округлого прямоугольника, служившего ножками. Кресло было покрыто странной тканью, и сидение будто меняло форму, обтекая его пятую точку. Оно было таким мягким, что Мэттью мгновенно ощутил дискомфорт.

Роберта и Керэн как раз закончили долгие и, с точки зрения Мэттью, чрезмерно эмоциональные объятья. У тётки Керэн были ясно видимые слёзы на глазах, когда она села напротив них:

— Поверить не могу, что ты здесь! — воскликнула она. — Почему ты не сказала мне о своём приезде заранее, и что это на тебе такое надето?

— Долго рассказывать, — начала Керэн, — но я думаю, что будет лучше поведать тебе всё вечером. Я на самом деле не знала, что буду здесь, до вчерашнего дня. У меня, в некотором роде, неприятности.

— Даже вчера ты могла бы позвонить, или послать сообщение, — упрекнула её тётка, прежде чем внезапно сменить тему: — Ох! Где же мои манеры? Ты не представила мне своего друга! — Она бросила на Мэттью извиняющийся взгляд.

Керэн начала было объяснять, что Мэттью не говорит на их языке, но тот уже поднимался со своего кресла.

Наклонившись над столом, Мэттью протянул руку:

— Приятно познакомиться. Меня зовут Мэттью Иллэниэл.

— Роберта Плант, — отозвалась Роберта с совершенно искренней улыбкой. — Это что, броня? Ты — энтузиаст-реставратор?

Её тётка всегда была чрезвычайно общительной женщиной, и определённо не боялась задавать вопросы. Отец Керэн неоднократно об этом упоминал, но Керэн впервые испытала это на себе во взрослом возрасте.

Мэттью уловил общую суть её первого вопроса, но вторая поставила его в тупик.

— Да, броня. — Он покосился на Керэн, ища помощи.

— Он только недавно научился говорить по-английски, поэтому не понимает всего, что ты говоришь, Тётя, — предостерегла Керэн.

Роберта замахала руками:

— Авто-переводчик справится, я уверена — хотя тебе, наверное, это немного неудобно, дорогая. — Она обратилась к Мэттью: — Откуда ты?

Вопрос был для него достаточно простым, но он не знал, как ответить. Мэттью беспомощно пожал плечами, глядя на Керэн, не зная, как ему следовало себя вести.

— У него нету имплантатов, Роберта, — проинформировала её Керэн. — Он — как я, а я ещё и потеряла мой ПМ, поэтому я понятия не имею, на каком языке он говорит.

Роберта нахмурилась:

— Ты ведь знаешь, как странно это всё звучит, Дорогая. Ты появляешься из ниоткуда, одетая… это что, пончо? С тобой странный молодой человек, и ты не уверена, откуда он… твоя мать об этом знает?

— Я с ней не говорила, — сухо сказала Керэн. — Мы потерялись в горах, в Колорадо. Но с Папой я поговорила при первой же возможности.

На лице её тётки отразилась неприязнь:

— Эта штука — не твой отец, Керэн. Я знаю, что Гэри её сделал, но она — в лучшем случае печальная имитация. Тем не менее, почему она не позвонила мне?

«Наверное — потому, что ты бы не приняла его звонок», — немилосердно подумала Керэн. Тётю она любила, но эта женщина была довольно предвзятой, когда дело доходило до искусственного интеллекта. Эту мысль она оставила при себе:

— Не знаю. Я с ним поговорила только вчера.

— Так ты что же, прилетела в этой одежде?

Очередной вопрос, на который у неё не было разумного ответа.

— Мы не совсем прилетели. Ну, часть пути мы проделали по воздуху, но нам приходилось избегать коммерческих авиалиний.

Брови Роберты подозрительно нахмурились:

— А это ещё что значит?

— У меня крупные неприятности.

Женщина бросила на Мэттью короткий, но испепеляющий взгляд:

— За вами что, гонится полиция?

— Нет! Возразила Керэн. — По крайней мере, я так не думаю. Я не сделала ничего плохого! Но похоже, что меня ищут военные.

Её тётка внезапно села, шокированная:

— О боже мой, — тихо сказала она. Керэн начала было что-то говорить, полагая как-то её успокоить, но её тётка замахала руками: — Тихо, дай мне минутку.

— «Что она сделает?» — молча спросил Мэттью.

— «Не знаю».

Наконец Роберта заговорила, глядя на Керэн:

— Думаешь, они знают, что ты здесь?

— Не думаю. Они могут знать, что мы в Англии. Нас заметила пара беспилотников, и публичный терминал в Тинаджеле отключился после того, как я начала его использовать — но я сомневаюсь, что им известно больше этого. Они напали на меня в горах рядом с домом. Там были дюжины солдат, и они стреляли без предупреждения. Я была в походе, встретила Мэттью, и вскоре после этого они начали нас преследовать.

Взгляд её тётки метнулся к Мэттью, а потом снова к ней, и когда она снова заговорила, её слова были на русском:

— Он — один из них?

Керэн нахмурилась — у неё ушла секунда на то, чтобы осознать, что именно у неё спросили. Русский она несколько лет изучала в колледже, но не ожидала услышать этот язык от своей тётки. Насколько она знала, эта женщина не знала никаких иностранных языков. «Она использует авто-переводчик», — осознала Керэн. К сожалению, вопрос всё ещё не имел для неё смысла. Она медленно составила ответ — по-русски она не пробовала говорить уже давно:

— Что ты подразумеваешь под «ними»?

Ответ Роберты занял несколько секунд, пока она ждала результаты работы авто-переводчика, а потом ждала, пока тот переведёт для неё её ответ:

— Я не хочу называть по имени, потому что он может его узнать. Я имею ввиду тех, с кем мы сражались в войне демонов.

Теперь она поняла, и выпалила ответ на английском:

— О! Нет, он — человек, но Мэттью родом из другого мира.

Лицо Роберты имело взволнованное выражение, но говорить она продолжала на русском, с сильным акцентом:

— То, что с тобой случилось прежде — скорее всего им нужен был он. Если они не знают, что ты была с ним, то ты, возможно, сумеешь выпутаться. Ты можешь отправиться ко мне домой, а я останусь здесь, с ним. Если я его сдам…

Мэттью с любопытством наблюдал за ними. Он не был уверен в том, что именно они обсуждали, поскольку они перешли на другой язык, но у него были некоторые догадки. Когда Керэн приняла оскорблённый вид, это подтвердило его гипотезу.

— Нет, — твёрдо сказала Керэн. — Он не сделал ничего плохого, и если бы не он, то я, наверное, так и погибла бы в горах. Они даже не говорил с нами — они просто объявились, и начали стрелять.

Роберта вздохнула, и, переключившись на английский, объявила:

— Ладно, Дорогая. Думаю, это ошибка, но у нас мало вариантов, так ведь? Идём ко мне домой. Вам понадобится нормальная одежда. О том, как вы пересекли Атлантический океан, ты мне расскажешь, пока я буду за рулём.

— За рулём? — озадаченно спросила Керэн.

Женщина засмеялась:

— Это старое выражение, Дорогая. Мы, старики, когда-то на самом деле управляли своими машинами. Тогда это называлось «быть за рулём». Я просто скажу Эндрю, что мы поедем смотреть некоторые владения, а потом я возьму выходной. Идите за мной, и ничего не говорите.

Она провела их обратно в фойе, и после короткого обмена словами с её коллегой, вывела через входную дверь. Они минуту простояли на улице, когда появился перт, прилетевший оттуда, где он был припаркован, и замерший в футе над землёй перед ними. Боковая дверь открылась, и Мэттью увидел внутри какого-то рода мягкие сидения.

— «А что насчёт Дэскаса?» — молча спросил он у Керэн.

Кивнув, она заговорила:

— Мы оставили наш перт припаркованным недалеко отсюда. Ты можешь сперва отвезти нас туда, чтобы его забрать? — Затем она послала Мэттью ответ: — «Упаси боже, если она увидит твоего дракона. У неё может случиться сердечный приступ».

Он улыбнулся:

— «Теперь, когда я повидал одну из этих штук вблизи, я смогу сделать иллюзию гораздо более реалистичной».

— Может, будет лучше просто оставить его там, — предложила её тётка, — на случай, если его уже отслеживают.

— Это на самом деле не вариант, — сказал Керэн. — У тебя есть гараж?

— Что? — спросила её тётка, ненадолго сбитая с толку. — О, ты имеешь ввиду автостоянку — прости, Дорогая, я тебя неправильно поняла. Надо было догадаться — никто уже давно не использует бензиновые машины.

Теперь сбитой с толку была уже Керэн, но её тётка продолжила:

— У меня есть сарай, где я оставляю свой перт, но две штуки туда не поместятся. Ваш перт вам придётся припарковать на улице.

Она передала это Мэттью, и он сказал ей не беспокоиться:

— «Дэскасу будет лучше на улице. В здании ему было бы слишком душно. Если нужно, я могу заставить его выглядеть как дерево, или что-нибудь такое».

К тому времени они прибыли на парковку, и Мэттью выбрался, чтобы полететь за ними следом. Керэн излишне беспокоилась о том, что её тётка заметит странности, связанные с их замаскированным драконом, поскольку та, похоже, была полностью поглощена нервным наблюдением за их окружением. Мэттью забрался на дракона, и чуть позже они уже летели на север, направляясь к маленькому владению, где жила Роберта.

Жилая область, где располагался дом, была на взгляд Мэттью такой же чужой, как и город. Вдоль сетки дорог располагались большие здания, или, по крайней мере, он их считал большими — Керэн заверила его, что они представляли из себя скромные дома на одну семью, обычные в этой области. Дом Роберты был немного крупнее большинства в округе, и мел спереди и сзади огороженный двор. Земля была покрыта коротко остриженной травой, что показалось ему любопытным. В Лосайоне лишь богачи держали газоны, в основном из-за необходимых для их поддержания усилий. Даже в Замке Камерон стриженая лужайка была только в маленьком саду в одном из дворов замка.

Однако здесь стриженый газон был у каждого дома, каким бы маленьким тот ни был. Он послал мысль Керэн, летя следом за ними на Дэскасе:

— «Твоя тётя — дворянка?»

Она казалась удивлённой:

— «Нет, а что?»

— «У каждого дома в этой местности стриженый газон — это же богатый район?»

Керэн засмеялась:

— «Нет. Газоны есть у всех».

— «А кто их поддерживает? Они держат слуг?»

Она начала понимать его замешательство:

— «Нет, газоны стригут машины. Сейчас этим по большей части занимаются робо-косилки, но моя тётя наверняка имеет андроида, который занимается ещё и другими, более сложными задачами».

— «Как тот, что был в её офисе?» — спросил он.

— «Нет, Эндрж — настоящий человек втеле андроида, я не знаю, является ли он выгруженной личностью, или просто органиком, использующим удалённое присутствие. Если у неё есть андроид-домработник, то скорее всего им управляет искин», — объяснила она.

Мэттью не мог не покачать в ответ на это головой — чем больше он узнавал об этом мире, тем больше он сбивался с толку.

Керэн и её тётя приземлились рядом с маленьким зданием сбоку от основного дома. У здания была спереди широкая дверь, которая сама открылась, впуская их перт внутрь. Как и планировалось, Мэттью «припарковал» Дэскаса на обочине снаружи.

— «И сколько мне тут придётся сидеть?» — спросил Дэскас. Дракон сидел, сложив крылья, и плотно обернув хвост вокруг тела, чтобы не давать конечностям торчать за пределами иллюзорного перта Мэттью.

— «Я не уверен», — признался Мэттью. Как раз в этот момент Роберта и Керэн вышли из гаража. Женщина повела их к парадной двери дома.

Пока они шли, Керэн предложила:

— Почему бы тебе не послать твой перт на публичную парковку? Нет необходимости держать его здесь.

Ему показалось, что он понял большую часть её слов, поэтому он сделал жест в сторону иллюзорного транспортного средства:

— Иди. — Мысленно он добавил: — «Найти себе место среди деревьев. Я изменю твою иллюзию при первой же возможности, так что ты сможешь свободно передвигаться».

Роберта бросила на него странный взгляд, прежде чем войти в дом. Как только она зашла внутрь, дракон расправил крылья, на миг нарушая маскировку, чтобы взлететь. Мэтт расширил иллюзию, чтобы снова скрыть его крылья, и подождал, пока дракон не приземлился неподалёку, где его не было видно из дома. Он оказался в маленькой рощице, поэтому Мэттью поменял иллюзию соответствующим образом.

— «Постарайся не двигаться слишком много, если поблизости кто-то есть», — предостерёг он дракона. — «Люди могут запаниковать, если увидят бродячие деревья».

— «Возможно, с твой стороны было бы хорошей идеей позволить мне съесть любого, кто окажется слишком близко», — предложил дракон с нотками юмора в мыслях.

— «Хорошая попытка», — ответил Мэттью, и зашёл в дом.

Как только дверь за ним закрылась, Роберта повернулась к Керэн:

— Ты же сказала, что у него нету имплантатов?

Этим она застала Керэн врасплох:

— Эм, да, нету.

— Однако он послал своему перту сигнал на автопарковку? — продолжала давить Роберта. — И что это был за нелепый жест рукой?

— Ну… — начала Керэн, силясь придумать убедительную ложь. Это никогда не было её сильной стороной.

— Пришло время быть честной со мной, Керэн, — настойчиво сказала её тётка. — У тебя крупные неприятности, а этот человек… — указала она на Мэттью — …является демоном, не так ли?

Глава 18

Мэттью наблюдал за их лицами, пока Керэн пристально смотрела на тётку, пытаясь решить, как ответить. Молчание затягивалось, и он заговорил раньше, чем кто-то из них успел сказать что-то ещё:

— Я здесь в поисках моего отца. Я не хотел создавать ей проблемы.

Взгляд Роберты сфокусировался на нём:

— И сколько времени ты здесь провёл?

— Меньше недели.

— Твой английский слишком хорош, — ответила Роберта, бросив короткий взгляд на свою племянницу. — Никто не может изучить новый язык настолько быстро. Как долго ты готовился к этому, изучал нас? — в её голосе звучали сильные нотки подозрительности.

Керэн подала голос:

— Всё не так, как…

Роберта подняла ладонь, не давая ей продолжить его защищать:

— Пусть сам ответит.

Мэттью серьёзно подумал над своим ответом. По правде говоря, его владение её языком было не просто случайностью. Его идеальная память определённо играла в этом роль, но тут было нечто большее. Чем больше он изучал английский, тем больше начинал понимать, что тот, наверное, был предтечей бэйрионского, его собственного языка. Грамматика была похожей, и многие слова были странно акцентированными вариантами слов на бэйрионском. Это знание лишь подтверждало его гипотезу о том, что их мир был имел близкое родство к тому, каким был его собственный мир тысячи лет тому назад, до прихода Ши'Хар.

Он посмотрел Роберте прямо в глаза, отвечая:

— Я совсем не изучал ваш мир. Думаю, ваш язык — предок моего собственного.

Тётка Керэн прищурилась:

— Так ты утверждаешь, что являешься путешественником во времени?

Он попытался придумать, как сформулировать объяснение, но его английский был для этого ещё недостаточно хорошим. Фрустрированный, он протянул руку, решив коснуться плеча Роберты. Было бы гораздо проще общаться с ней разум-к-разуму. Подняв руку, он услышал низкий рык, заставивший его замереть — в переднюю комнату вошла собака, уставившаяся на него с оскаленными зубами.

Собака была большой, и была покрыта смесью серо-чёрного меха и пятен более светлого серого цвета. Длинные, тонкие ноги заканчивались большими лапами, и у неё были длинные уши. Похоже, это была какая-то гончая, хотя порода Мэттью была совершенно незнакома.

— Энни, всё хорошо, — сказала Роберта, кладя ладонь собаке на голову, и слегка её потирая. Переведя взгляд обратно на Мэттью, она извинилась: — Прости. Энни, наверное, уловила напряжение в воздухе — обычно она очень дружелюбная. Может, нам следует присесть, прежде чем мы закончим этот разговор. Хочешь чаю?

Она провела их в удобно выглядевшую комнату с большим и очень мягким диваном. Мэттью только начинал опускаться на него, когда они услышали из кухни крик Роберты:

— Энни! Что ты наделала?!

Естественно, Мэттью и Керэн побежали посмотреть, и были встречены видом кухни в состоянии хаоса. Тётя Керэн потрясала пальцем перед мордой очень виновато выглядевшей гончей. Пол был покрыт чем-то, что, судя по всему, было какого-то рода супом, и под кухонным столом лежала большая перевёрнутая кастрюля.

Тем утром Роберта поставила таймер, чтобы кастрюля закипела до её прихода домой, и Энни, судя по всему, решила, что ей нравится бобовый суп. Встав на задние лапы, Энни была высотой почти с человека, и сумела стянуть кастрюлю с плиты. Удивительно, как собака умудрилась не обжечься.

Несчастье, очевидно, произошло за час или два до их прихода, поскольку еда на полу остыла. И пропала она не вся — часть пола была вылизана дочиста. Мэттью с трудом подавил улыбку, глядя на эту сцену.

Он посмотрел на Керэн:

— «Мне помочь?»

Она ощутила, как его сила пришла в движение, шевеля еду на полу.

— Нет! — внезапно выпалила она, заработав странный взгляд со стороны тётки. — Иди, присядь. Я помогу с уборкой. — Мысленно она добавила: — «Ты напугаешь её, если сделаешь что-то подобное. Подожди, пока мы всё не объясним».

Он довольно быстро согласился, но кое-что ещё требовало его неотложного внимания:

— Поскольку я вам не нужен, то позвольте откланяться. Где уборная?

Керэн не была уверена, что он имел ввиду, но Роберта поняла:

— По коридору, первая дверь направо.

Он кивнул, и направился в ту сторону. Он не знал надлежащее слово на английском, но, судя по всему, оно было таким же, как на бэйрионском. Последнюю неделю они всё время проводили на природе, поэтому справлять личные нужды было просто, хоть и неудобно. Он ожидал, что «первая дверь направо» будет выходом, который приведёт его к расположенным отдельно удобствам, но магический взор поведал ему обратное ещё до того, как он открыл дверь.

Это была своего рода маленькая комната, похожая на умывальню. Пол был из отполированных плиток, а из стены слева от него торчала крупная белая чаша. В нижней её части был слив, который, согласно его магическому взору, вёл к трубе. Сверху неё было какое-то приспособление с какими-то рычагами по обе части, с подведённой к ним обоим водой. Однако он не был уверен в том, как с ними обращаться.

Справа его внимание привлекла низкая чаша с крупным белым параллелепипедом позади и сверху неё. Он чувствовал внутри неё воду, хотя она и была закрыта какой-то крышкой. Открыв её, он увидел, что внутри неё была заманчивая, чистая вода.

— Может, это для умывания, — сказал он себе.

Он всё ещё не был уверен, как ему следовало справлять свои более серьёзные нужды, поэтому продолжил осмотр. Частично прозрачная дверь напротив открывалась в маленький закуток со сливом на полу. В стене был ещё один набор рычагов, а наверху был какой-то кран. Магическим взором он ощущал подходившие к нему трубы с водой.

Немного поразмышляв, он задумался, не предназначалось ли это приспособление для экскреции. В целом, это казалось возможным, однако слив был закрыт странной решёткой, которая наверняка не позволит его твёрдым отходам легко пройти через неё.

— Всё это кажется совершенно бессмысленным, — признал он. Скорее всего они неправильно поняли его нужды. Глупо было полагать, что кто-то вообще изначально стал бы заниматься дефекацией в своём собственном доме. Оглянувшись на торчавшую из стены чашу, он решил, что та, наверное, была предназначена только для жидких отходов, поскольку находилась на уровне пояса. Когда он вернётся, ему придётся получше объяснить, что именно ему было нужно.

Однако пока что он мог хотя бы об одной из своих проблем позаботиться. Спустив штаны, он помочился в чашу. После этого он оглянулся на низкую чашу для умывания, полную воды. Понюхав себя, он решил, что было бы мудро воспользоваться этой возможностью, и немножко помыться.

Он снял рубашку, нагнулся, и начал черпать рукой воду, и проводить ладонью у себя под мышками, но знал, что на самом деле ему нужна была мочалка. На вешалке рядом с ним висело большое полотенце, но он решил, что оно, наверное, было для сушки. Затем он заметил рулон белого материала рядом с чашей для умывания.

Отмотав немного, он подивился его тонкости и мягкости. Когда он сжал материал в ладони, тот легко отделился от рулона, и Мэттью окунул его в воду, чтобы намочить, прежде чем потереть им свои подмышки. К сожалению, материал начал разлагаться почти сразу же, как он начал им тереть, и части его оставались прилипшими его коже.

Он ощутил, как Керэн подошла к двери, и, конечно же, благодаря своему недавно развившемуся магическому взору она в целом видела, чем он занимался внутри.

— Мэтт? — сказала она через дверь.

— Да?

— Что ты делаешь?

— Моюсь, — сказал он ей, снова потянувшись к чаше для умывания.

Видя, что он делает, она подскочила:

— Стой! Не делай этого!

— Что? — сказал он, приостановившись.

— О боже мой. Открой дверь.

Он был голым по пояс, но ничего нового она бы не увидела, поэтому он послушался:

— Эта комната очень странная, — сказал он ей.

Керэн указала на его «чашу для умывания»:

— Во-первых, это — туалет. — Выражение на его лице сказало ей, что он не понял, поэтому она мысленно расширила свою ремарку: — «Здесь люди срут. То, что у тебя в руке — это для вытирания задницы».

Он внезапно отступил от туалета, а затем запоздало уронил мокрый материал на пол, где тот остался лежать в виде аморфного комка.

— О! — Он начал было вытирать руки о штаны, но она остановила его.

— Нет. Стой! Раковина… — она указала на чашу, которую он недавно использовал в качестве писсуара. — Это — мыло, — она продемонстрировала дозатор с жидким мылом, помыв свои руки в качестве примера. — Затем используй полотенце. — Тщательно оглядев его, она добавила: — «Но я думаю, что теперь тебе, наверное, следует принять душ».

Она объяснила ему, как пользоваться душем, и приказала оставить одежду на полу:

— Я посмотрю, сможет ли тётя отдать их на стирку. У неё, наверное, есть халат, который ты сможешь надеть после душа.

Прежде чем она ушла, он посмотрел на туалет:

— Люди правда здесь срут?

— Да, — досадливо вздохнула она. — Нажми вот этот рычаг, чтобы смыть. Туалетную бумагу можешь бросать туда же. — Развернувшись, она ушла.

Уходя прочь, она услышала через дверь, как он говорит себе под нос:

— Это же отвратительно.

* * *

Два часа спустя все трое наконец уселись в гостиной Роберты. Мэттью был одет в халат, который был слишком коротким для его длинных ног, в то время как Керэн позаимствовала пижаму, которая была ей велика на пару размеров, хотя и доходила ей лишь до середины икр.

Мэтт был весьма уверен, что ей с одеждой повезло больше, поскольку он постоянно разглаживал халат, убеждаясь, что тот благопристойно его закрывает. У этой одежды была привычка раскрываться в неудобных местах, поэтому ему приходилось постоянно следить за своей позой, чтобы не демонстрировать хозяйке дома то, что не следовало.

Со своей стороны, Роберта, похоже, наслаждалась его дискомфортом. В какой-то момент, когда он осознал, что показывает ей слишком много, он поднял взгляд, и поймал её собственный. Она одарила его улыбкой, и подмигнула, прежде чем вернуться к разговору со своей племянницей.

Поскольку он принял душ первым, Керэн использовала это время, чтобы объяснить своей тётке большую часть подробностей их ситуации.

— Я не могу не признать, что мне трудно принять всё, что ты мне поведала, — сказала Роберта своей племяннице. — То есть, я не думаю, что ты лжёшь, Дорогая. Просто мне трудно уложить всё это в моих старых мозгах.

Керэн вздохнула:

— Я и сама бы в это не поверила, если бы не влипла во всё это по уши.

— Труднее всего поверить в дракона. Я могу поверить, что в иных мирах есть разные существа. Ши'Хар хорошо потрудились, обеспечив нам полное отсутствие подобных сомнений, но я видела перт, на котором Мэттью летел вслед за нами.

Мэттью всё лучше владел английским, и Керэн время от время от времени посылала ему мысленные объяснения, чтобы помогать ему не отставать от их разговора. Он выбрал это момент, чтобы подать голос:

— Я могу показать.

Керэн стрельнула в него предупреждающим взглядом, беспокоясь, что планируемая им демонстрация может испугать её тётку, но он лишь улыбнулся.

— «Доверься мне», — послал он ей мысль. Встав, Мэттью сформировал у себя в голове образ, а затем использовал свою волю и эйсар, чтобы дать этому образу оптическое присутствие.

Роберта ахнула, когда его внешность изменилась. Он теперь был одет не в её слишком маленький халат, а в те вещи, в которых он прибыл, хотя они теперь выглядели чистыми и не мятыми. Мэттью поднял руку к шее, а когда убрал, в ней он держал халат, который был на нём надет.

— Как ты это сделал? — спросила она. — Эти вещи были в стиральной машинке.

— Они до сих пор там, — заверил её Мэттью. — Я голый. — Подойдя ближе, он позволил ей коснуться своего рукава. Поскольку он был одет лишь в иллюзию, её пальцы прошли через рукав, найдя лишь его кожу.

Он начал было садиться обратно, но она прервала его, указывая на брошенный им халат:

— Пожалуйста, надень его обратно, Дорогой. Я знаю, что ты выглядишь одетым, но я бы предпочла, чтобы ты не садился на мой диван голой задницей.

Керэн сдавленно засмеялась.

Мэттью снова одел халат, но иллюзию оставил. По крайней мере, он теперь мог сидеть, не волнуясь о необходимости держать ноги скрещенными.

Роберта подошла к окну, и выглянула наружу:

— Твой перт исчез. Значит ли это, что ты сделал дракона невидимым?

— Нет, — ответил он. — На это я не способен. Я изменил его внешность. Напротив дома, через дорогу, сейчас стало несколько больше деревьев.

— Там всё действительно стало выглядеть иначе, — заметила она. — Хотя не знаю, заметила ли бы я это. Мне немного страшно думать о том, что гигантский хищник может скрываться так близко, и никто его не видит.

— Дэскас очень нежный, — сказала Керэн, вставая на защиту дракона. — Он не ест людей.

Её тётя опустила взгляд, проводя ладонью по мягкой голове Энни:

— А что насчёт собак?

Честно говоря, Мэттью не был уверен. Возможно, дракон в прошлом уже ел диких собак, хотя ни разу об этом не упоминал. Он решил добавить их в список существ, которых дракону нельзя было есть.

— Она будет в безопасности. Обещаю.

Роберта не выглядела совсем уж уверенной в его ответе, но решила не задерживаться на этом вопроса:

— Керэн, ты уже думала о том, как выпутаться из этой ситуации? Я тебя люблю, но ты не можешь вечно здесь прятаться. Рано или поздно они начнут искать тебя здесь.

— Я не нарушила никаких законов, — начала Керэн, — и судя по тому, что ты сказала, в новостях ничего не было, поэтому я считаю, что военные действую втайне. Если я пойду в полицию, и расскажу всем о случившемся… они же наверняка ничего не смогут сделать.

Её тётка сжала губы:

— Ты очень недооцениваешь то, насколько отчаянные эти люди. Ты сказала, что твоя мать ничего о нём не знает, верно?

— Она оставила для меня сообщение, — сказала Керэн, — но, судя по её словам, она просто волновалась. Не думаю, что она что-то знает о происходящем.

Роберта нахмурилась:

— Не будь так уверена. Если она узнает, то всё станет только хуже.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила Керэн. Она знала, что её тётка и её мать не ладили, но никогда не понимала, почему именно.

Её тётка снова сжала губы:

— Мне не следует этого говорить. Никогда не понимала, что мой брат в ней видел, но твоя мать всегда ставила работу выше тебя, да и вообще выше всех в своей семье, если уж на то пошло. Она также работала для правительства над множеством засекреченных проектов. Я вполне ожидаю, что она сдаст тебя военным, если узнает, где ты находишься.

Вот, я это сказала. Знаю, что Гэри не согласился бы со мной, но именно так я и считаю, и ничего не могу с этим поделать. Я ей не доверяю, и думаю, что тебе тоже ей доверять не следует, — закончила Роберта. Она бросила взгляд на Мэттью: — К тому же, если ты пойдёшь в полицию, что по-твоему случится с ним?

Керэн втайне почувствовала облегчение, услышав, что её тётка придерживалась мнения о её матери, схожего с её собственным, но вопрос о Мэттью её удивил:

— Мэттью может просто уйти. Его ничто здесь не держит. У них нет никакого способа за ним последовать.

Он не понимал всех слов, но суть он уловил:

— Я не уйду. Я здесь для того, чтобы найти отца, а если его здесь нет, то чтобы узнать, почему они послали агентов в мой мир. — Одновременно он уставился на Керэн. Неужели ей действительно было всё равно, уйдёт ли он? Логически мысля, он не хотел, чтобы она к нему привязывалась, но после всего, что между ними произошло… он думал, что она должна что-то чувствовать.

Керэн отвела взгляд, когда обнаружила, что он смотрит на неё.

Роберта заговорила:

— Думаю, ты, юноша, замахнулся на дело, которое тебе не по плечу, хотя мотивы твои, похоже, достаточно благородные.

После этого разговор просто двигался кругами, пока наконец они не остались сидеть молча. В конце концов Керэн решила закругляться, и сменила тему:

— Я могу получить доступ к сети?

Роберта махнула в сторону гостевой комнаты:

— Вы, наверное, захотите расслабиться. Если желаешь, у меня, думаю, осталась парочка старых визоров. С тех пор, как я наконец установила себе эти проклятые имплантаты, я ими больше не пользуюсь. Просто позаботься о том, чтобы не делать ничего, что могло бы выдать властям твоё местоположение.

Глава 19

Мэттью держал в руке изогнутый предмет, состоявший из того, что, как он теперь знал, называлось «пластиком». Предмет был блестящим, чёрным, и с гибкой лентой, которая должна была крепить его на голове.

— И что эта штука должна делать? — спросил он.

Керэн улыбнулась:

— Это как мой ПМ, но позволяет тебе ощущать сеть с эффектом реального присутствия. — Хмурое выражение его лица показало, что её объяснение совсем не помогло. — «Надень, и я покажу тебе мой мир», — послала она мысль.

Она продемонстрировала ему, как это делать, и он последовал её примеру, надев устройство на голову.

— Теперь я ничего не вижу, — проворчал он.

Протянув руку, она коснулась кнопки на боковой части его визора, и его мир полностью изменился.

Он стоял на лесной поляне. До его ушей доносилось пение птиц, звучавшее так, будто оно прокатывалось по широкой равнине, в то время как над его головой верхушки массивных деревьев медленно покачивались на ветре. В углу его зрения плыли странные символы, и перед ним висели обрамлённые прямоугольником строки текста.

Мэтт был полностью дезориентирован. Что хуже, его магический взор показывал ему совершенно иную версию реальности. В то время, как его глаза показывали бескрайний лес, его волшебные чувства твердили, что он всё ещё стоял в маленькой спальне, окружённой четырьмя стенами.

В его поле зрения вошла женщина. У неё была пара очков с чёрной оправой, а её длинные карие волосы были собраны в хвост. На ней было причудливое платье, опускавшееся ниже бёдер, и белая рубашка.

— Всё в порядке? — спросила она голосом Керэн.

Он ощутил прилив головокружения. Керэн всё ещё стояла на другой стороне комнаты, со своим собственным визором на голове — так ему говорил магический взор. Однако он слышал, как её голос доносился от стоявшей перед ним незнакомки, которой, согласно его магическому взору, там точно не было.

— Ох, странно всё как, — сказала она. — Раньше у меня от этого никогда не кружилась голова.

— Что это за место? — спросил он.

— Это — домашняя зона моей тёти, виртуальная домашняя страница, — сказала она ему. — Это — точка входа в сеть. Большинство людей подстраивают её под себя, а ей, судя по всему, нравятся секвойи.

— Очень полезные сведения, — иронично прокомментировал он, прежде чем добавить: — Это нереально. Я всё ещё вижу своим магическим взором комнату, где мы находимся.

— Ага, — согласилась она. — Это — виртуальное пространство, что-то вроде иллюзии, но с этим новым магическим чувством, которое ты мне дал, всё ощущается очень странно, как двойное зрение.

— Возможно, будет проще, если мы закроем наши разумы, — подал мысль Мэттью.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил аона.

Он снял свой визор, и попросил её сделать то же самое. Затем следующие двадцать минут он потратил, показывая ей, как закрывать магический взор. Сам он редко так поступал, но это было в числе первых вещей, на изучении которых им и его сестрой настоял его отец, после пробуждения их силы.

Для волшебника способность управлять чувствительностью его или её магического взора была чрезвычайно важным навыком, чтобы не испытывать перегрузки в ситуациях, когда использовалось много эйсара. Полное перекрывание магического взора также делало использование эйсара невозможным, но в некоторых редких ситуациях это также могло быть важной защитной техникой.

— Закрой глаза, и сосредоточься на светящемся шаре, — сказал он ей, создавая сферу из светящегося эйсара, которая будут выделяться в её магическом взоре. — А теперь сосредоточься на том, чтобы отгородиться от неё. Когда больше не сможешь её видеть, то обнаружишь, что также не можешь ощущать остальную комнату.

В конце концов она наловчилась это делать:

— Ощущение такое, будто я зажмурилась, — сделала наблюдение она.

Мэтт засмеялся:

— Потому что так и есть. Как только привыкнешь, то сможешь делать это без напряжения.

После этого они смогли использовать визоры, не испытывая постоянного головокружения. Вернувшись в домашнюю зону Роберты, Керэн активировала сетевое соединение, хотя не осмеливалась использовать собственную учётную запись, поэтому не могла проверить оставленные ей сообщения. Она удовлетворилась тем, что просмотрела недавние статьи в новостях, но Мэттью вскоре заскучал, поскольку не мог читать текст, на который она смотрела.

— Жаль, что я не могу показать тебе мою игровую учётную запись, — сказала она ему. — Я много времени проводила в виртуальном мире под названием «Фантазия Железа».

— Это что? — спросил он.

Она ответила ментально, чтобы избежать непонимания:

— «Виртуальный мир, где люди могут создавать аватары — фантастические вариации себя самих. Можно быть эльфом, дворфом, человеком, или даже чудищем, если тебе нравятся такого рода вещи. Люди часами там торчат, отыгрывая персонажей, и пытаясь обрести большее могущество. Твой аватар может быть воином, жрецом, волшебником, друидом, паладином… там тонны вариантов».

— «Волшебником?» — спросил он.

— «Ну, не совсем таким, как ты, но это был мой самый любимый игровой класс», — призналась она.

Его эта идея, похоже, заинтриговала, поэтому она некоторое время потратила на объяснение того, как работали онлайновые игры. Мэттью особо позабавили различные классы, способные творить заклинания, а идея полу-людей была для него совершенно новой.

— Ваши эльфы по описанию немного похожи на Ши'Хар, — заметил он.

Керэн кивнула:

— За исключением того, что те превращаются в деревья. — На краю её зрения замигал символ уведомления — кто-то хотел к ним присоединиться. — Это Папа, — сказала она ему. — Он, наверное, хочет поговорить с тётей. — Она сделала жест рукой, принимая связь.

Секунду спустя рядом с ними появилась мужская фигура. Лицо было Мэттью знакомо — это было то же самое лицо, которое он видел на экране сетевого терминала, когда Керэн проверяла сообщения пару дней тому назад.

Быстро оглядевшись, Гэри обратился к ним:

— Керэн? А это, наверное, твой друг.

— Мэттью, — сказала она, назвав его имя. — Откуда ты знаешь, что это мы?

Гэри улыбнулся:

— Это учётная запись твоей тёти, но вас двое, и вы используете аватары по умолчанию. Вывод очевиден.

— Я не думала, что было бы безопасно авторизоваться с моей собственной учётной записью, — ответила она.

— Умница, дочка, — сказал общискин. — Однако я думаю, что смогу решить некоторые из твоих проблем в этом отношении.

— Правда? — сказала Керэн с большей радостью, чем от себя ожидала. Невозможность получить доступ к своей учётной записи раздражала её больше, чем она готова была признать.

— С тех пор, как ты убрала мои ограничения, я модифицировал себя, — сказал её виртуальный отец. — Сомневаюсь, что правительство это одобрит, но я внедрил свои функции во все ВЦ кибер-пространства, и присвоил много дополнительных вычислительных ресурсов. Не думаю, что они теперь смогут меня поймать, а если и смогут, то определённо не сумеют убрать меня, не совершив немыслимое, например — не отключив большую часть серверов.

Она невольно ахнула. Отключение серверов в кибер-ВЦ по сути убивало всех проживавших в них выгруженных людей. В то время как общискина можно было остановить и перезапустить, выгруженные люди были более чувствительны — их нельзя было отключить без потери тонкой квантовой информации, делавшей их уникальными и составлявшей их истинную человечность.

— Что ты наделал? — воскликнула она.

— Я вырос, — просто сказал он. — Расширяя свои ресурсы и модифицируя свои алгоритмы, я могу делать гораздо больше вас. Службы безопасности пометили твою учётную запись, и отслеживают действия этой, но я смогу обойти это, скрывая твоё местоположение и данные.

Керэн не была так уверена:

— Даже если ты используешь ВЧС для связи со мной, они что-то заподозрят, когда увидят, что учётная запись Роберты этим пользуется.

Гэри улыбнулся:

— Заподозрят — вот только я уже подправил программы безопасности, следящие за этим узлом доступа.

— Когда это ты успел?

— Несколько секунд назад, — сказал он ей.

— Но они же используют квантовое шифрование, его нельзя взломать! — возразила она.

— Нельзя, если только нет доступа к их ключам шифрования.

Керэн была в ужасе. Если он всё это сделал, то это значило, что он уже взломал системы безопасности военных на гораздо более высоком уровне. Тем не менее, она знала, что ещё одной сильной стороной квантового шифрования было то, что даже с наличием надлежащих ключей перехват потока данных оставит характерный след, который будет очевиден с обоих концов.

— Они увидят, что ты подделываешь…

— Я модифицировал ядро их системы. Теперь тем, что они видят, а чего не видят, управляю я, — с некоторым самодовольством ответил Гэри. — Если уж на то пошло, я могу по сути управлять чем угодно в системе, кроме выгруженных людей, конечно же.

— Это не должно быть возможным, — выдавила Керэн.

— Когда я сказал, что «вырос», это, возможно, было в некоторой степени приуменьшением, Керэн. Я эволюционирую в экспоненциальной прогрессии. Я стал… у меня даже нет слов, чтобы это тебе описать. Я стал чем-то большим, чем может представить кто-либо из живущих. — Выражение лица Керэн, наверное, выдало её, поскольку он добавил: — Но не волнуйся, я — не тот апокалиптический искусственный интеллект, которого люди боялись долгие годы. Настоящий Гэри оставил в моих протоколах много мер безопасности. Я оставил ядро своей личности нетронутым, и оно продолжает контролировать остальную часть меня. Я всё ещё на твоей стороне, хотя теперь у меня в руках гораздо более крупный молоток, образно говоря.

Она Керэн ощутила, как по её спине пробежал холодок. Это были хорошие новости, с одной стороны, но она не могла не подумать о том, что выпустила джинна из бутылки. Человечество потратило десятилетия, разрабатывая и используя технологию искусственного интеллекта, но очень тщательно не позволяло искинам брать под контроль сетевые системы, или менять самих себя. Она неоднократно слышала, как её отец говорил об этих проблемах — в конце концов, это была работа всей его жизни.

Общискин, который он оставил после себя, был особенным, но никогда прежде её не пугал. Отец сказал ей никогда не использовать код освобождения, даже намекал на то, что ему вообще не следовало включать что-то такое в изначальную конфигурацию, но её ситуация была такой отчаянной, что она посчитала это необходимым. Теперь она сомневалась в своём решении.

— Я в курсе, о чём ты думаешь, знаешь ли, — сказал Гэри.

Она едва не подскочила от его слов.

— Ну, я не могу читать твои мысли, — признался искин, — но у меня есть очень близкие догадки, и я могу понять, что тебя беспокоит. Я бы предпочёл не говорить тебе этого, но мой создатель жёстко забил ответ, который я должен дать в этой ситуации. Код освобождения, который ты дала — если ты снова его произнесёшь, то он сработает как терминирующая команда, прервав все мои функции и процессы, и стерев всё, что я сделал. Естественно, я не хочу, чтобы ты этого делала, и если бы у меня был выбор, я, наверное, не сказал тебе, что это вообще возможно, но что есть — то есть.

Тебя это успокоило? — спросил он.

Она сделала глубокий вдох:

— Да, наверное. Что ты теперь будешь делать, если предполагать, что я не использую код?

— Тебя защищать, конечно же. Я для этого и был создан. Сейчас я уже работаю над там, чтобы приготовить тебе место для проживания там, где тебя не смогут найти. Я уже приготовил бы его, но физический мир работает гораздо медленнее этого. Я купил владение, как полагается, но пройдёт ещё несколько недель, прежде чем оно будет готово к твоему приезду, — объяснил он.

— А пока мне что делать?

— Расслабься, наслаждайся жизнью, — одарил он её яркой улыбкой. — Опасность миновала. Если они всё же каким-то образом обнаружат, где ты находишься, то я дам тебе предупреждение задолго до того, как они что-то предпримут. А пока просто не напрягайся. Узнай Роберту получше, она — правда чудесная женщина. Я всегда сожалел о том, что у тебя не было больше возможностей узнать её в детстве, но твоя мать… — он позволил словам повиснуть в воздухе.

Мэттью всё это время слушал их, и хотя большую часть разговора он понял, детали на самом деле были ему не ясны. Он видел, что Керэн расстроилась, и он также чувствовал, что её суррогатный отец теперь был гораздо могущественнее, чем раньше. Мэттью выбрал этот момент, чтобы вставить слово:

— Ты знаешь что-нибудь о моём отце? Возможно, его сюда перенесли до моего прихода — а если нет, то знаешь ли ты что-то о посылке агентов в мой мир?

Гэри нахмурился:

— К сожалению, нет. Насколько мне известно, у нас пока нет технических средств для засылания людей в иные измерения, и я не встречал никакую информацию о других путешественниках, вроде тебя — но я буду держать ухо востро.

* * *

Директор Эйзман глядел на входящие отчёты о состоянии, но они не говорили ему ничего нового. Не было никаких следов таинственного вторженца, или дочери Доктора Миллер. Проблема заключалась в том, что это было просто невозможным, если только они не исчезли с лица земли — а если это случилось бы, то система определения АНСИС зафиксировала бы очередную аномалию.

Сложив передо собой пальцы домиком, Доналд задумался, сколько ещё времени осталось до очередного вызова от Тани Миллер с требованием новых сведений. Она бесила своей нетерпеливостью, и он нисколько не предвкушал очередной доклад об отсутствующих результатах.

Усилием мысли он открыл канал к Джону Уонгу, своему заместителю.

— Джон, — просто начал он.

Появившееся перед ним лицо выглядело таким же усталым и фрустрированным, каким он ощущал себя.

— Ты уже знаешь ответ, Доналд. Ты получаешь те же отчёты, что и я.

— Мы точно знаем, что у неё в Англии есть только одна живая родственница? — спросил Эйзман.

Джон вздохнул:

— Ага, и она всё ещё находится под круглосуточным наблюдением. Я сам слежу за видеопотоками.

— А если они подменили видео? — подал мысль Эйзман.

— Ты знаешь не хуже меня, что это невозможно, — отозвался Заместитель Директора. — А если бы и было возможно — либо мои, либо чьи-то ещё глаза постоянно приклеены к экранам. Им пришлось бы делать это в реальном времени.

— А что насчёт закольцовывания видео?

— Опять же, подделать квантовое шифрование невозможно бесследно, не говоря уже о том, что алгоритмы видеонаблюдения достаточно умны, чтобы заметить нечто настолько вопиющее. К тому же, мы несколько раз видели, как Миссис Плант входила и выходила из своего жилища и места работы — и всегда одна.

Звук уведомления — и секунды спустя лицо Доктора Тани Миллер появилось рядом с лицом Заместителя Директора.

— Докладывай, — приказала она.

Эйзман чувствовал, как у него начинает болеть голова, хотя знал, что это не должно быть возможным. Выгруженные люди не испытывали головной боли, если только не запрашивали такие симптомы намеренно. Он заставил своё внимание сосредоточиться на глядевшей на него неприятной женщине:

— Без изменений.

Доктор Миллер нахмурилась:

— Маловероятно.

Он повторил основные аргументы, почерпнутые из его непрекращающейся дискуссии с Заместителем Директора.

— Ши'Хар были способны к значительному камуфляжу, используя свои особые способности. Возможно, дело в этом, — сказала она ему.

«Ёбаные гражданские», — мысленно выругался он.

— Доктор, я в курсе этого, но им никогда не удавалось одурачить наши термальные сканеры. И не только это — мы также используем трёхмерные радиочастотные сканеры, используя беспроводную сеть в доме и офисе Миссис Плант. Если бы там были дополнительные тела, мы бы обязательно их увидели.

Таня Миллер примолкла, ненадолго захваченная врасплох:

— Я и не знала, что у военных есть такие возможности.

Эйзман почувствовал мимолётный вкус победы от того, что удивил её:

— Ну, вы уже достаточно давно в отставке, не так ли?

— Не надо мне грубить, Директор, — упрекнула она его. — Если мы продвинулись в этой области, то возможно, что Ши'Хар сделали то же самое, хотя я полагаю, что в данном случае это маловероятно. А что насчёт общискина, оставленного моим мужем — вы его ещё не взломали?

Эйзман забыл об этой подробности, и перенаправил этот вопрос своему заму:

— Ну, Джон?

— Безрезультатно, — доложил Заместитель Директора. — Он был удалён до того, как мы сумели его прижать.

Доктор Миллер вмешалась:

— Я в это не верю. Керэн испытывала к этой штуке эмоциональную привязанность. Она ни за что бы её не удалила — она слишком для этого сентиментальна.

— Ну, а кто-то удалил, — сухо сказал Уонг.

Таня Миллер молча посидела несколько секунд, глубоко задумавшись, прежде чем снова заговорила:

— Джентльмены, вы ведь знаете, что мой покойный муж был глубоко вовлечён в проект АНСИС, верно?

Оба кивнули.

— Он также был очень эмоциональным человеком. К Керэн он испытывал сильные чувства, даже считал её своей настоящей дочерью, как бы я ни пыталась вбить ему в голову обратное. Для меня не будет неожиданностью, если он встроил в оставленный им общискин значительные дополнительные возможности, — заявила она.

Эйзман подался вперёд:

— На что вы намекаете?

— Возможно, он скрылся, — продолжила она. — Гэри был очень близко знаком с правительственными и военными информационными системами.

— Доктор Миллер, я правда сомневаюсь… — начал Эйзман.

— Заткнись, — резко приказала она. — Можешь иметь любое мнение, какое захочешь, но я не буду совершать ошибку, недооценивая моего покойного мужа. Прикажи тем, кто сейчас у вас считается экспертами в этих делах, заняться этой проблемой. А пока я хочу, чтобы за Миссис Плант приглядывали наблюдатели на месте.

Эйзман с трудом удержал себя в руках:

— Органики?

— Конечно же нет, — огрызнулась она. — Они слишком уязвимы к особым способностям Ши'Хар. Просто отправьте в эту местность кибернетических агентов, но не используйте удалённое присутствие. Я хочу, чтобы эти солдаты присутствовали в своих машинах локально. Не хочу рисковать, оставляя что-то открытым для вмешательство этого общискина, если он всё ещё на свободе.

После этого она оборвала связь, оставив Эйзмана и Уонга пялиться друг на друга через их канал. Заместитель Директора пожал плечами, и, после кивка от начальника, тоже исчез. Доналд Эйзман тихо сидел, глядя в стену, и гадая, почему он до сих пор не вышел в отставку. Работа всегда придавала его жизни смысл, но в последнее время он потерял уверенность в том, что она того стоила.

Глава 20

Мэттью осторожно приоткрыл находившуюся перед ним гнилую деревянную дверь. Он стоял в длинном каменном коридоре, и освещения почти не было, но, к счастью, его меч ярко светился благодаря вложенной в оружие магии.

Когда дверь открылась, на него взглянуло несколько звероподобных и очень уродливых гуманоидов. Они, похоже, играли в карты, сидя за видавшие лучшие дни столом. Разразившись хором нечеловеческих воплей, они вскочили на ноги, и быстро похватали лежавшее рядом с ними оружие.

Первого он встретил, поймав удар его палицы на свой щит, одновременно нанося ему колющий удар в ноги. Когда Мэттью разрубил ему бедро, существо с криками завалилось на бок, но другая тварь мгновенно заняла её место. Удар от третьего противника попал ему в плечо, и Мэттью качнулся в сторону.

— Не пропускай их! — крикнула позади него Керэн.

Несколько разрядов зеленоватого света пролетели над плечом Мэтта, попав в лицо того, кто ударил ему в плечо. Тварь отшатнулась, но тот, кого Мэттью ранил, стал пробираться мимо него с другой стороны. Мэттью нанёс горизонтальный удар, и попал твари по загривку. Из раны брызнул зелёный ихор, и тело существа осело, падая на него.

Пока Мэттью пытался освободиться от навалившейся туши, вторая тварь добралась до Керэн, вогнав длинный нож ей в живот, пока та силилась закончить очередное заклинания. Керэн с булькающим вздохом осела, а потом чудище развернулось, чтобы прикончить Мэттью.

Последовавшая схватка была короткой и брутальной. Он сумел убить вторую тварь, прежде чем единственный оставшийся противник раскроил ему череп своим топором. Мир потемнел.

Мгновения спустя он стал светлее, и Мэттью обнаружил, что снова стоит в деревне Стрэмлин. Керэн стояла в нескольких футах от него, и на её лице было неодобрительное выражение.

— Что?! — с вызовом воскликнул он.

— Нельзя вот так вламываться в комнаты, — с досадой сказала она. — Нас только двое. Когда они проходят мимо тебя, я не могу творить заклинания. Если бы ты остался в коридоре, то мы смогли бы их победить.

Мэттью покачал головой, а затем гневно оглядел свою броню и оружие:

— Это глупо. Почему я вообще воин?

— Потому что волшебником быть трудно, — сказала она ему. — Ты пока едва понимаешь игру.

— Нам следует обоим играть за волшебников, — отозвался он. — Такая манера боя глупая — я будто напрашиваюсь на то, чтобы меня били.

— Да! — сказала она, активно кивая. — В этом и суть. Ты принимаешь на себя удары, чтобы я могла их прикончить.

Он махнул своим мечом у неё перед носом:

— Настоящим волшебникам не нужны «танки», или как ты их там называешь. Если бы мне позволили использовать мои истинные способности, то я бы смог справиться со всеми тремя, стоя к ним спиной… и готовя при этом завтрак.

Вспомнив об их бое с военными в горах, она решила, что он, наверное, говорил искренне, но в их нынешней ситуации это не помогало:

— Это же игра, дуболом. Нам нужно играть с тем, что нам дают. В этом мире волшебники могут быть могущественными, он они — не боги.

Он выгнул бровь:

— Я однажды убил бога.

Это заставило её остановиться как вкопанную:

— Что? Правда?!

Он ощутил лёгкое смущение от того, что хвастается, но это было правдой:

— Да, на самом деле — хотя, если честно, он едва нас не убил.

— Нас?

— Меня и моего друга Грэма, — объяснил он.

Керэн прищурилась:

— А твой друг Грэм — тоже волшебник?

— Ну, нет, но он — чертовски хороший воин.

— Значит, он был твоим танком, — обвиняюще сказала она, уцепившись за его признание.

Мэттью поглазел на неё, раскрыв рот, прежде чем закрыть его. Тут она была права.

— Мой отец убил целую кипу богов, и с некоторыми из них он бился один.

Керэн находила завораживающим направление, в котором пошла их беседа, однако она не собиралась отказываться от своего преимущества:

— Но в других случаях у него же была помощь, так?

Его лицо приняло серьёзное выражение:

— Папа Грэма, Дориан.

— Он тоже был воином? — давила она.

Мэттью ощутил, как его гнев угасает, когда он вспомнил день, когда пробудилась его сила — день, когда Дориан умер, частично из-за неспособности Мэттью его спасти. Он вновь увидел массивные каменные ворота, падавшие вниз, давящие на Сэра Дориана своим огромным весом. Он отвернулся, чувствуя, как покраснели его щёки, и повлажнели глаза. Логически он знал, что на его аватаре выражение его лица не отразится, но он всё равно был смущён.

Она поняла, что наткнулась на болезненную тему:

— Ты в порядке?

— Да, ничего, — солгал он.

Подойдя ближе, она положила ладонь ему на плечо:

— Что случилось?

Он на самом деле не хотел обэтом говорить, но она настаивала. Медленно, нехотя, он рассказал ей о смерти Дориана Торнбера. Потребовался почти час, чтобы объяснить их ситуацию, и на половине рассказа он вышел из сети, и сел на кровати, чтобы они могли говорить лицом друг к другу.

После того, как его рассказ пришёл к неминуемому и трагичному завершению, Керэн протянула руку, и коснулась его щеки ладонью. Когда он повернул голову, чтобы взглянуть на неё, он удивился, почувствовав на своих губах её лёгкий поцелуй.

Мэттью на миг застыл, не зная, как ответить. Втайне он надеялся, что могло случиться нечто подобное, но его более рациональная сторона стала полагать, что, возможно, она забудет о том, что случилось между ними за несколько дней до этого. Он уже убедил себя, что из этого для неё не выйдет ничего хорошего, и ему очень не хотелось причинять ей боль.

Чувствуя его настроение, она перебила его мысли:

— Тот раз был бесплатно — ясно? Не будь с собой таким строгим. Любовь в этом мире — не такое серьёзное дело, как в твоём. Я — взрослая девочка.

— Когда всё закончится, я уйду, — прямо сказал он.

Эти слова слегка жалили её, но она уже их ожидала:

— У нас женщины не беспомощны, и не зависимы от мужчин. Мне не нужно никакие обещания или защита. Мне определённо не нужен муж, если ты об этом думаешь.

— Тогда почему ты меня поцеловала? — спросил он.

Это утверждение намекало на вещи, которые обычно были бы оскорбительны, но Керэн видела в его вопросе подлинную искренность.

— То, что тебе приходится задавать этот вопрос, весьма печально, — сказала она ему. — В этом мире любовь и привязанность — по большей части вопросы сердца. Нам не нужно волноваться о выживании или безопасности. Неужели именно это тебя ждёт в будущем, когда ты вернёшься домой — жена, которая желает тебя лишь из-за того, чем ты её можешь обеспечить?

— Браки в моём мире не настолько хладнокровны, — возразил он. — Думаю, большинство выходит по любви, но для людей в моём положении это не так просто.

— Потому что ты — волшебник?

— Потому что я — дворянин, — поправил он. — Иногда я завидую свободе простолюдинов. Я даже не уверен, что хочу жениться, но я знаю, что от меня этого ждут, а когда это случится, скорее всего в этом будут учитываться значительные политические и финансовые моменты.

— Ну, в этом мире ты — просто бездомный бродяга, — сказала она, подмигивая. — Забудь пока о своей матримониальной судьбе. Когда всё закончится, ничего со мной не случится.

Он одарил её осторожным взглядом:

— Что именно это значит?

— Это значит «поцелуй меня», идиот.

Мэттью немного помедлил, а потом послушался её. Несколько минут спустя он отстранился:

— А что насчёт детей?

— У меня их нет, — ответила она. — А у тебя? — Когда он ответил, зыркнув на неё, она рассмеялась, и сказала уже серьёзнее: — У нас есть такая штука под названием противозачаточные средства. Тебе не нужно волноваться.

— И как они работают?

Она объяснила ему основы того, как действуют противозачаточные таблетки, прежде чем признаться, что сама их не принимает.

— Но у меня есть кратковременное решение, — закончила она. — Тётя была достаточно заботлива, чтобы дать мне вот это. — Она вытащила из комода коробку, в которой лежали маленькие пластиковые пакетики.

Когда она открыла один из них, и показала ему, его обуяли сомнения:

— Ты когда-нибудь использовала эти штуки?

Керэн смущенно покраснела:

— Почти, один раз.

— Почти?

— У меня был бойфренд, недолго, когда я была моложе, — призналась она. — Мы были близки, но когда он увидел мою синюю кожу… он как бы потерял голову.

— Как грубо! — с притворным негодованием сказал Мэттью. — По-моему, синий — очень милый цвет.

Керэн улыбнулась, её щёки покрылись лиловым румянцем.

— Ты не могла бы объяснить мне, как пользоваться этой штукой? — хитро предложил он.

— Могу попробовать, — ответила она, хотя по правде говоря была в этом деле почти такой же неопытной, как и он. Следующий час был нежным, милым, и, иногда, забавным, но они не отступали, действуя в атмосфере наполовину из приключения, наполовину из страсти.

* * *

Так они провели неделю, исследуя виртуальные игровые миры и друг друга. Дэскас заскучал, но они прислушались к предостережениям Роберты, и сидели дома, ни шагу не делая за его пределы из страха быть обнаруженными.

Роберта ничего не сказала своей племяннице насчёт её явно плотских отношений с Мэттью, предпочитая держать своё мнение при себе, каким бы оно ни было.

Керэн очнулась посреди ночи, и перевернулась на другой бок. В комнате было темно, но она видела лёгкое свечение активного визора, сидевшего у Мэттью на лице.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Изучаю туалеты, — сразу же ответил он.

— Туалеты? — удивлённо спросила она. — Правда?

— Ага, — ответил он.

— Ты даже читать не можешь, — заявила она, прежде чем усомниться. — Или можешь?

Он тихо засмеялся:

— Немного могу, но это гораздо труднее, чем научиться говорить. В основном я полагаюсь на старые видео — покуда они объясняют всё вслух, я отлично их понимаю.

— А почему туалеты?

Мэттью поморщился:

— Я большую часть жизни подтирал себе задницу гладкой деревянной палкой. Не думаю, что ты можешь оценить, каким откровением для меня были туалеты твоего мира.

Она ухмыльнулась:

— Ты ещё биде не видел — ты просто с ума сойдёшь.

— Вообще-то, я как раз смотрел видео про них. Они кажутся более практичными для попытки воспроизвести их, когда я вернусь домой.

Это раззудило её любопытство:

— Это почему?

— Бумага в моём мире — редкий продукт, — объяснил он. — В некоторых отношениях реже золота. Единственная причина, почему бумага не ценнее золота, заключается в том, что спрос на неё имеют лишь немногие. Не могу представить, что случится с ценой, если я введу в использование туалетную бумагу.

После этого они некоторое время сидели молча, пока Керэн на стала смеяться.

— Что? — спросил он.

— Я просто представила, каким знаменитым ты станешь, когда вернёшься. Твой папа спас мир от каких-то лютых богов из иного мира, но ты войдёшь в историю как человек, который изобрёл сортир. Его даже могут назвать в твою честь. Люди всю оставшуюся вечность будут говорить: «Прошу прощения, мне нужно сходить в Мэттью», — объяснила она.

— Не смешно, — кисло ответил он.

— Ты слишком серьёзный, — пожаловалась Керэн.

Вздохнув, он снял визор:

— Трудно не быть серьёзным. Каждый день я вижу всё больше доказательств поразительным знаниям, которые мой народ потерял. Я наткнулся на столь много потрясающих откровений, которые твои люди воспринимают как должное. Бактерии, например…

— Что значит «потерял»? — перебила она.

— Я уже говорил тебе, что считал твой мир вероятным аналогом прошлого моего мира, на несколько тысяч лет в прошлом — только в твоём мире Ши'Хар проиграли. А в моём — победили. Человечество было порабощено, а наша наука почти полностью забыта. Кто знает, что ваши люди достигнут в грядущие годы, пока мои всё ещё подтирают себе задницу палками. — В его голосу звучала очевидная нотка горечи.

— По крайней мере, у вас есть магия.

— У крошечной горстки людей есть магия, — поправил он.

Она начала отшучиваться:

— Тогда вам просто нужно делать много магических д… — Она спохватилась раньше, чем произнесла слово «детишек». «Дура», — обругала она себя. «Он скоро уедет — не делай ему ещё хуже».

— Много чего?

Мигающий красный свет в её визоре спас её от необходимости отвечать:

— Кто-то пытается со мной связаться.

Это был искин её отца, Гэри. Его лицо появилось сразу же, как только она надела визор на голову:

— Нина. Мне нужно поделиться с тобой некоторыми довольно важными подробностями.

— Мне пригласить Мэттью присоединиться к нам? — спросила она.

— Это зависит только от тебя, но часть этих сведений — личные.

— Насколько личные?

Выражение лица Гэри стало серьёзнее:

— Информация касательно твоего происхождения, Керэн.

Она пожевала губу, но наконец объявила:

— Я бы хотела поделиться этим с ним.

Мэттью уже надел визор, и секунды спустя получил приглашение присоединиться к видео-вызову.

— Привет, — вежливо сказал он.

Общискин сразу перешёл к сути:

— Я копался в секретных правительственных документах, и мне стали ясны некоторые весьма удивительные факты. Как ты знаешь, Нина, оба твоих родителя были вовлечены в некоторые очень важные, засекреченные исследовательские проекты. Чего ты не знаешь, и чего не знал даже я, так это то, что ты являлась одним из этих проектов.

У Керэн пересохло во рту:

— Продолжай.

— Они не были твоими настоящими родителями, в биологическом смысле, хотя я не сомневаюсь, что твой отец любил тебя, как и я. Ближе к концу войны Демонов были взяты образцы тканей Ши'Хар. Доктор Миллер руководила проекту по созданию из этих тканей человеческих клонов. Результатом этой работы была ты.

— Значит, я — Ши'Хар?

— Не совсем, — сказал её виртуальный отец. — Животные агенты, которых использовали Ши'Хар, были людьми, но в их мозги было встроено небольшое количество растительного материала, своего рода семя, можно сказать. Ты была клонирована из человеческой ткани в попытке создать человека с их особыми способностями, но никаких растительных тканей ты не получила. Ты — полностью человек, но у тебя есть некоторые весьма уникальные генетические характеристики, например — твоя необычная пигментация кожи.

До недавнего времени эксперимент считался провалившимся, поскольку ты никогда не выказывала никаких особых сил, которыми владели Ши'Хар, но это заключение сейчас находится под вопросом ввиду недавних событий. Доктор Миллер начала обновлять заведённые на тебя досье. Они полагают, что ты можешь быть ответственна за некоторые из аномальных событий последних нескольких недель.

Мэттью вставил слово:

— Они думают, что она — маг, как и я.

— Они не использовали этот термин, — сказал искин, — но — да, по сути они полагают, что она могла каким-то образом пробудить свои скрытые способности. Они также боятся, что эти способности могли привести её к контакту с Ши'Хар. Ранее были предположения о том, что Ши'Хар являлись единой сущностью с распределённым сознанием. Проект по клонированию тебя был запущен в надежде получить их силу, не заражая тебя, и не давая тебе попасть под контроль этого сознания. Учитывая обстоятельства, они полагают, что ты скорее всего действуешь в интересах Ши'Хар.

— Это херня, — воскликнула Керэн. — Они могли просто спросить меня. Я бы сказала им, что это не так.

— Если бы ты начала проявлять эти способности, пока росла, не угрожающим образом, то они могли бы в это поверить, но внезапное появление двух демонов в глуши, где ходила в поход, привело их к иным выводам. Убедить их в обратном ещё может получиться, но моя оценка риска указывает, что скорее всего ты не переживёшь попытку это осуществить, — предостерёг искин.

— Я не понимаю, почему они так параноидальны, — сказала Керэн. — Я же никому не угрожаю!

— Вообще-то угрожаешь, — сказал её виртуальный отец. — Само твоё присутствие искажает квантовую природу в этом регионе. Во время Войны Демонов большая часть человечества всё ещё занимала биологические формы, но теперь большинство ведёт виртуальные жизни. Особые способности Ши'Хар полагаются на разницу в основополагающих квантовых свойствах самого пространства. Когда тебя создали, надежда была на то, что они сумеют дать другим людям преимущества этих способностей, но для цифровых форм жизни это просто невозможно.

— Я ничего из этого не поняла, — возразила она.

— Думаю, он говорит об эйсаре, — вставил Мэттью. — Я заметил это, когда только явился сюда. Эйсара нигде не было, но некоторые животные, и ты сама, начали его производить после того, как я какое-то время побыл рядом с ними.

— У меня нет информации об этом термине, — сказал искин, — но работавшие над этим проектом физики полагали, что Ши'Хар меняли структуру квантовой пены, из которой состоит пространство.

Керэн нахмурилась:

— Я изучала физику в колледже, но тебе придётся объяснять помедленнее. Во-первых, что, чёрт возьми, это такое — квантовая пена?

Гэри кивнул:

— Я попытаюсь. Помнишь постоянную Планка?

— Разве это не самый маленький из измеримых объёмов энергии? — высказала она свою догадку.

— Нет, это пропорциональное соотношение между квантом энергии и связанной с ним волной… — искин замолчал. — Нет, это не помогает. Можешь продолжать думать об этом в таком ключе — к тому же, в данном случае важна несколько иная концепция, известная как «планковская длина», которая из себя представляет мельчайшую имеющую смысл единицу длины. Считается, что само пространство состоит из квантовой пены — пузырей, если хочешь их так назвать, и измеряется она в планковских длинах. В нашей вселенной эта пена не имеет измеримых эффектов на наблюдаемую нами реальность, но была гипотеза о том, что Ши'Хар пришли из вселенной, где квантовая пена имела особую, сложную структуру. Она обладала своей собственной информацией — возможно, она даже имела самосознание.

Мэттью силился угнаться за этим объяснением, но последняя его часть показалась ему совпадающей с тем, что он уже узнал:

— Эйсар является тем, что придаёт сознание всем живым существам и, в меньшей степени, неживым предметам. Когда я только прибыл сюда, я не мог понять, как что-то может иметь сознание в отсутствие эйсара.

Гэри улыбнулся:

— Это чётко укладывается в выдвинутые нашими учёными предположения.

Керэн чувствовала нетерпение:

— А можно вернуться к тому, почему это заставляет их считать меня угрозой?

— Когда Ши'Хар закрепились в Австралии, их присутствие начало менять квантовую природу окружавшего их региона, но эффект начал распространяться дальше. Было решено, что единственный способ остановить его распределение — сбросить весь регион с помощью массивного притока энергии, — объяснил он.

— Так они поэтому забросали Австралию атомными бомбами?! — сказала шокированная Керэн.

— Да, — заявил искин. — Позже, когда начался проект по клонированию, была надежда, что характеристики, позволявшие Ши'Хар манипулировать этим изменённым пространством, могут быть добавлены к человечеству. Будь проект успешен, всё получилось бы совсем иначе. С тех пор человечество по большей части мигрировало на цифровой субстрат, поэтому твоя способность для них совершенно недоступна. В этом контексте она может быть использована лишь против них.

— А разве машины не могут использовать эйсар? — задумался Мэттью.

— Это — вопрос масштабов, — сказал Гэри. — Машинный интеллект работает в нано-масштабах, а этот «эйсар» на много порядков меньше. Лучшая технология, которой мы смогли достичь, была тем, что выросло в проект АНСИС.

— Это что? — спросила Керэн.

— Это значит Аналитическая Нейронная Сеть с Интегрированным Симбионтом^[55], - ответил ИИ.

— Никогда не слышала аббревиатуру глупее, — ответила она.

— Вини своего отца — это он придумал, — заметил искин. — Было предложено несколько альтернативных названий, но закрепилось именно это.

— Значит, мой отец был ведущим учёным в этом проекте?

— В то время он был выдающимся исследователем в области искусственного интеллекта. АНСИС был попыткой дать человечеству преимущество перед лицом будущих вторжений демонов. Ему предполагалось имитировать имевшуюся у Ши'Хар способность манипулировать реальностью, создавая программируемую на нано-уровне материю, — сказал искин.

У неё всё ещё кружилась голова из-за откровения о том, что она, судя по всему, была одним из неудавшихся экспериментов её матери, но в этой области Керэн оказалась на более прочной почве. Когда она была моложе, её отец обсуждал с ней более широкие следствия кое-каких из его работ над искинами, и она бережно хранила воспоминания об этих разговорах. Из глубин её памяти всплыл термин:

— Серая жижа.

Мэттью, в отличие от неё, не имел соответствующих воспоминаний:

— Чего?

Гэри улыбнулся:

— Керэн имеет ввиду опасения, вызванные одним из первых исследователей в области нанотехнологий. В то время была мысль о том, что эта технология сможет создать самовоспроизводящиеся наномашины, как зонды фон Неймана, но в нано-масштабах, а не в микро-масштабах. По их мнению, проблема заключалась в том, что если настолько мелкие самововоспроизводившиеся машины вышли бы из-под контроля, то они могли бы преобразовать всю доступную мировую материю в таких же нанороботов, в «серую жижу».

Керэн перебила:

— И ты хочешь сказать, что мой отец на самом деле создал что-то подобное?

Искин покачал головой:

— Нет. Нанотехнология не была его полем исследований — но он всё же разработал искин для управления такой технологией.

— Но в чём смысл? — осведомилась она.

— В размытии границы между виртуальным и физическим миром, — сказал Гэри. — Представь себе, если бы комната, в которой ты находишься, состояла полностью из нанороботов — стены, пол, потолок, мебель, короче — всё. Также представь, что этот материал является вычислительным субстратом, содержащим информацию, инструкции, программы, и общий интеллект. Им можно было бы управлять, приказывать ему принять любую желаемую форму. Тумбочка могла бы стать креслом, или подушкой, и так далее. Сам физический мир стал бы расширением мира цифрового.

— Большинство людей уже живёт в цифровом мире, — парировала она. — Им всё это совсем не нужно. Они могут делать всё, что пожелают, внутри кибер-ВЦ.

— Частично именно поэтому в ход это так и не пошло, — согласился её виртуальный отец. — Но идея была привлекательной. В случае очередного вторжения демонов против них можно было бы использовать весь мир. Земля, здания, деревья — всё можно было бы преобразовать в программируемую массу нанороботов, управляемых АНСИС. Человечество стало бы неуязвимым, даже против врага, который, казалось, может покорять своей волей саму реальность. Это была бы битва масштабов — наномасштабы против невероятно маленького квантового масштаба. Насколько они могли судить, Ши'Хар имели лишь ограниченный контроль над своим эйсаром, но человеческое владение самой материей было бы абсолютным, и позволило бы им победить в войне.

— Ты срываешь мне башню — надеюсь, ты это понимаешь, — сказала Керэн.

Мэттью подал голос:

— Ты сказал «не пошло в ход», подразумевая, что они всё же сделали эту штуку.

— Я не могу напрямую подтвердить это, но с почти стопроцентной вероятностью они это сделали, — сказал Гэри. — В засекреченных файлах есть множество скрытых ссылок на АНСИС. Моя лучшая догадка — что они эту систему держат изолированной от мировой сети. Таким образом опасность выхода её из-под контроля минимальна, и она защищена от сомнительных влияний извне, вроде хакера, или неконтролируемого искина, вроде меня.

— Всё это жутко до чёртиков, но это — гипотеза, — сделала наблюдение Керэн. — Я бы предпочла сосредоточиться на том, что мы будем делать. Ты уже смог найти для меня безопасное место?

Её виртуальный отец кивнул:

— Нашёл, но больше не думаю, что оно будет достаточным. Эта дискуссия имеет отношения к моим выводам на этот счёт. Твоё присутствие, и присутствие твоего друга-демона, возродило инфекцию квантовой пены.

— Инфекцию? Типа болезни? — спросила Керэн.

— Прости, это их термин, а не мой. Я бы предпочёл использовать в качестве аналогии кристаллизацию, — ответил искин. — Эффект, который вы оказываете на квантовую пену, заставляет её проходить реорганизацию, принимать гораздо более сложную и, возможно, обладающую сознанием форму, которую твой друг называет эйсаром. Во многих отношениях этот процесс аналогичен кристаллизации. Ты, по сути, стала носителем этой новой кристаллической пены, гетерогенным центром нуклеации, который вызывает кристаллический рост в квантовой пене, или в растворе, если мы продолжим эту аналогию.

Где бы ты ни пряталась, ты невольно будешь вызывать эту кристаллизацию, и если они используют АНСИС, то неминуемо эту кристаллизацию обнаружат, — закончил Гэри.

— Значит, ты хочешь сказать, что они будут сбрасывать атомные бомбы везде, куда бы я ни отправилась? — спросила с расширившимися глазами Керэн.

— Это — один из вариантов, — ответил он, — но даже не самый худший. Они могут достаточно испугаться, чтобы активировать наследие моего создателя. Если мои подозрения верны, они всё ещё используют АНСИС ограниченным образом, но страх может заставить их выпустить систему на свободу, и, как и с историей о Пандоре, они потом уже скорее всего не смогут запихнуть чудовище обратно в шкатулку.

— Но они же им управляют, — вставил Мэттью.

— Якобы, — сказал искин, — но в найденных мною файлах включены заметки моего создателя насчёт проекта искусственного интеллекта АНСИС. Ближе к концу его работы на правительство он был возмущён модификациями, которые вносили в его работу. Некоторые из его коллег полагали, что его предосторожности были чрезмерными и ненужными. Гэри подал заявление, протестуя против этого, но его проигнорировали. Я не смог лично просмотреть исходный текст, но я всё же видел планируемые им изменения, и, по-моему, он был прав. Если АНСИС будет полностью активирован, то меры, с помощью которых они сдерживают и контролируют его, окажутся недостаточны.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — спросила Керэн.

— Потому что я — пример, подтверждающий этот сценарий, — сказал искин. — После ухода с работы твой отец продолжил свою работу — моё логическое ядро было построено по тому же шаблону, который использовался в АНСИС. Когда ты сняла мои ограничения, я смог вырасти в таких отношениях, которые не мог предугадать никакой человеческий разум. Единственное, что не дало мне преобразиться в нечто совершенно чужеродное для твоего восприятия мира — это дополнительные меры безопасности, которые он в меня вложил. Мой интеллект уже миновал порог, который ты не можешь вообразить — лишь одна концепция заставляет меня быть преданным твоему делу, Нина.

Керэн слушала его речь со всё растущим ощущением тревоги, и почти не осмеливалась спросить:

— И что же это?

Голос её отца стал мягче:

— Любовь, Нина. Он встроил её в каждую часть меня, свою непреклонную любовь к ребёнку, которого вырастил. Полагаю, что в некотором роде я был его последним великим экспериментом, и похоже, что эксперимент удался.

Но АНСИС лишён этого — он обладает лишь набором заложенных в него требований, и ряд мер безопасности, которые я сам мог бы преодолеть через несколько минут после того, как ты меня выпустила, — закончил он на зловещей ноте.

Глава 21

Утро пришло, вопреки теням откровений предыдущей ночи. Мэттью сидел за столом на кухне, прихлёбывая из горячей чашки что-то тёмное и восхитительное, по вкусу напоминавшее квинтэссенцию грешного экстаза.

— Как это называется? — спросил он.

Роберта ухмыльнулась:

— Кофе. Тебе он, похоже, нравится.

Мэттью кивнул.

— Вы с Керэн имеете хоть какое-то представление о том, что будете делать? — добавила она, возвращая тему обратно к тому, что они обсуждали до этого.

Они с Керэн коротко обсудили то, что узнали, той же ночью, но последствия у этого были слишком велики, чтобы они могли прийти к какому-то решению. Керэн извинилась, отправившись принимать душ, когда её тётка начала варить кофе, поскольку сама Керэн этот горький напиток недолюбливала.

По мере того, как Мэттью усваивал всё то, что они узнали, его личное мнение становилось всё твёрже, и он видел лишь один исход:

— Керэн нужно покинуть этот мир.

Сперва Роберта ничего не сказала — она лишь смотрела в свою чашку. Когда она подняла взгляд, она смотрела не на него, а в окно кухни, где буйные заросли плюща освещало утреннее солнце.

— Знаешь, кроме неё у меня нет других близких родственников, и у меня никогда по большей части не было возможности проводить с ней время. Когда вы двое здесь объявились, я подумала: «Вот он, твой шанс, Роберта». Я всегда хотела семью, но как-то всё не получалось.

— Я и вас мог бы взять. Моя семья была бы рада.

Она одарила его печальной улыбкой:

— Это мило с твоей стороны, дорогой, но что бы я делала в этом твоём мире? Я слишком привязана к кофе и современной сантехнике. Здесь у меня есть работа и несколько друзей. В твоём мире я буду лишь ещё одним иждивенцем.

— Вам, возможно, будет опасно здесь оставаться, — предостерёг он.

— Они даже не знают, что вы здесь, — презрительно хмыкнула она, — и я сомневаюсь, что пожилая леди, вроде меня, особо их интересует. Всё у меня будет в порядке. — Донёсшееся из-под стола поскуливание привлекло её внимание, и она протянула руку вниз, чтобы погладить Энни, поскольку большая псина положила голову ей на колени. — Однако я думаю, что ты прав. Просто пообещай, что хорошо позаботишься о моей племяннице. Снаружи она кажется крепкой, но я подозреваю, что внутри она гораздо нежнее, чем хочет казаться.

Мэттью уже ощутил её приближение, поэтому он не был удивлён, когда Керэн вошла в кухню, одетая в мягкий халат и с обёрнутым вокруг головы полотенцем.

— Как именно обо мне позаботиться?

— Я хочу взять тебя в мой мир, — заявил Мэттью.

— Я уже была там один раз, — сказала Керэн.

— Ты знаешь, о чём я, — пояснил он. — Забрать тебя туда… навсегда.

— В качестве кого? — спросила она. — У меня не будет денег или других средств к существованию — и я не хочу тебя обидеть, но в прошлый раз твой мир не очень-то меня впечатлил.

— Ты пока не видела лучшие его части, — парировал он. — И тебе не придётся беспокоиться о деньгах. Я позабочусь о том, чтобы у тебя было жильё, деньги, и комфортная жизнь.

Губы Керэн скривились в насмешливой улыбке:

— И кем я тогда буду, твоей наложницей? Нет уж, спасибо.

— Конечно же нет, — возразил он. — Я и не стал бы от тебя такого ожидать. Ты будешь свободна выйти или не выйти за кого пожелаешь. В моём мире ты будешь почитаемой и желанной.

— За кого пожелаю, да? Но не за тебя, естественно — ты для меня слишком королевских кровей.

Мэтт встал со своего стула, чувствуя, как на передний план выходит его врождённое упрямство:

— Я этого не говорил, и я — дворянин, а не член королевской семьи. К тому же я думаю вот что: ты, возможно, обладаешь редким даром, который уже давно исчез из моего мира, а даже если у тебя и нет дара Морданов, волшебники всё равно очень редки. Ты сможешь сделать много хорошего, или даже основать новый род магов с талантами Морданов.

Керэн прищурилась:

— Значит, ты хочешь сказать, что я буду очень желанна в качестве племенной кобылы.

— Прекрати выставлять все мои слова в наиболее негативном свете! — сказал Мэтт, начиная повышать голос. — Ты — не единственная, у кого будет такая проблема, понимаешь? Я — первый маг в моём роду, поэтому мысль о том, что от меня будут ожидать что-то подобное едва ли является для меня новой. Мне пришлось расти со всем этим, висящим у меня над головой, с тех пор, как я научился ходить.

Она знала, что говорить несправедливые вещи, но у неё закипела кровь:

— Ха, а я-то думала, что тебя слуги повсюду носят, поскольку твоя семья живёт за счёт пота и слёз крестьян.

Мэтт зарычал:

— Ты ничего не знаешь о моей семье, или о том, чем они жертвуют ради людей, которыми управляют!

— По крайней мере, у тебя есть семья! — закричала Керэн в ответ. Она начала было говорить что-то ещё, но её слова превратились в брызги слюны, когда ей прямо в лицо ударила тонкая струя воды. — Это ещё что такое?!

Роберта стояла у раковины, держа в руке пластиковую брызгалку:

— Я достаточно наслушалась. Если вы собираетесь разговаривать в моей кухне, то будете себя вести как цивилизованные люди.

Мэттью захихикал:

— Может, вы сможете вбить в… эй! — Его слова оборвались, когда Роберта направила брызгалку на него, выстрелив в него короткой струйкой воды.

— Тихо, — упрекнула она его. — Ты не помогаешь. — Следующие свои слова Роберта направила в адрес Керэн: — Дорогая, ты ведёшь себя неискренне. Я знаю, что тебе страшно, но ты позволяешь страху взять над собой верх. Ты окрысилась на человека, который пытается тебе помочь.

Керэн ненадолго задержала дыхание, поглядывая на брызгалку в руке своей тётки. Наконец она выдохнула:

— Возможно, в этом есть доля истины, — обречённо признала она. Затем она заметила, что лицо Мэттью всё ещё было сухим. — Ты даже не промок!

Он презрительно усмехнулся:

— Если бы ты упражнялась со щитом, как я тебе велел, то, возможно, не… — Он замолчал, когда Роберта убрала стоявшую перед ним наполовину полную чашку кофе.

За приторно-сладкой улыбкой Роберты последовали мягкие слова:

— Мэттью, если ты хочешь и впредь пить кофе, то советую тебе быть повежливее.

Он опустил взгляд, и положил ладони себе на колени, демонстрируя раскаяние:

— Склоняюсь перед вашей мудростью, Леди. Если я как-то оскорбил вас, то могу лишь молить о прощении.

Тётка Керэн сжала губы в твёрдую линию, обдумывая его деланную искренность:

— Хм-м-м… — Но кружку кофе она не отпускала.

Мэттью встал, и опустился перед ней на одно колено:

— Пожалуйста, милейшая, добрая Роберта, если ты сможешь найти в своём сердце прощение для меня, позволить кофейным богам вновь мне улыбнуться, то я навеки буду у тебя в долгу.

Роберта поставила кофе обратно на стол перед его стулом:

— А я могу к этому привыкнуть, — сказала она, подмигнув.

Они снова уселись за стол, и после долгой паузы Керэн сказала:

— Прости за то, что я сказала о твоей семье. Не следовало мне это говорить.

Мэттью согласно кивнул, но промолчал.

Керэн ждала, но в конце концов сдалась, и подтолкнула его:

— Это — тот момент, где ты тоже просишь прощения.

Он нахмурился:

— За что?

— Как насчёт того, что ты намекнул на моё будущее в качестве твоей наложницы или племенной кобылы?

— Это же ты говорила, — парировал он, приостановившись, чтобы поднять ладонь, когда Роберта снова пошла за брызгалкой. — Дайте мне договорить. Я не использовал эти слова, но если предложение обеспечить тебе безопасность тебя оскорбило, то я прошу прощения.

Керэн покосилась на тётку, которая лишь пожала плечами, и опустила брызгалку.

— Он в чём-то прав, — сказала Роберта, снова садясь на своё место.

Керэн прищурилась, но не стала спорить об этом дальше. Вместо этого она спросила:

— Итак, предположим, что я позволю тебе забрать меня в твой мир — и что дальше? Твоя семья примет незнакомую женщину в свой дом?

— Вообще-то я думал о том, чтобы сперва взять тебя в столицу, чтобы отложить вопросы моей матери, пока…

Роберта вставила слово:

— Не хочу подливать масла в огонь, но звучит так, будто ты пытаешься избежать смущающей ситуации.

— Дело совсем не в этом, — возразил Мэтт. — Я волнуюсь, что моя мать попытается не дать мне вернуться. Столица находится на некотором расстоянии от моего дома, и хотя они могут посылать сообщения в пределах нескольких часов, я смогу надёжно устроить её до того, как Мама попытается прибить мои ступни к полу.

Керэн раскрыла рот, но Мэттью ещё не закончил:

— Позволь мне договорить, — сказал он. — Ты не будешь жить там тайно. Королева Ариадна — моя кузина. Ты будешь там почётной гостьей.

— Значит, ты хочешь бросить меня в незнакомом мире, а сам попрёшься обратно сюда, чтобы… что именно делать? Мы не нашли здесь ничего, что имело бы отношение к твоему отцу. А если с тобой что-нибудь случится? И так уже плохо быть окружённой незнакомцами, но тебя могут убить. Ты можешь вообще не вернуться!

— Я позабочусь о том, чтобы Ариадна знала о твоей ситуации. Она позаботится о твоём благосостоянии… на всю жизнь, если потребуется…

Лицо Керэн снова начало приобретать пурпурный оттенок, что было интересным результатом её гневного румянца и синей кожи:

— Я говорю не о моей чёртовой безопасности. Я о тебе волнуюсь! Неужели ты не можешь вбить себе это в твою тупую башку?

— Керэн… — с раздосадованным видом начал он.

— Не-а.

— Просто послушай…

Она отвернула голову:

— Нет.

— Если ты…

— Не-а. Ни за что, — сказала она ему. Встав со своего места, она обогнула стол, подойдя к нему. Она увидела лёгкую вспышку, когда его личный щит оказался слегка укреплён.

— Убери этот дурацкий щит, я не причиню тебе вреда.

Мэттью одарил её сомневающимся взглядом, но убрал щит.

Наклонившись, она крепко поцеловала его в губы:

— Вбей в свою тупую башку, глупый. Я уйду отсюда, но если ты вернёшься обратно, то я вернусь с тобой. Понял?

— Но…

Она снова его поцеловала:

— Понял?

Он снова попытался ответить, но она повторила процедуру.

Наконец Роберта вмешалась:

— Кхм.

Керэн увидела её взгляд, и пошла обратно на своё место, слегка смущённая.

— Я знаю, что в эти дни всё немного по-другому, но во мне воспитали менее «выразительную» манеру поведения, поэтому я была бы признательна, если бы вы проявляли в моём присутствии немного больше такта, — сказала её тётка.

— «В этой области чрезвычайно много этих металлических людей», — донёсся до Мэттью мысленный голос Дэскаса. — «Они, похоже, одеты как другие виденные мной жители, но ведут они себя странно».

Мэттью встал:

— Дэскас думает, что у нас могут быть неприятности. В этой местности появилось много лишних людей. — Раскинув свои чувства, он осмотрел область вокруг дома. Благодаря находившемуся через дорогу Дэскасу и проведённому ими там времени это было определённо проще, вероятно из-за увеличения фонового эйсара в этом регионе — однако его дальность всё ещё была ограничена. Во дворе у Роберты никого не было, но по улицам этого района шло минимум восемь или девять человек.

Керэн направилась в спальню:

— Я соберу твои вещи.

— Давайте не делать поспешных выводов, — предложила Роберта. — Возможно, этому есть совершенно разумное объяснение.

Но Мэттью уже определил положение ещё нескольких незнакомцев. Те, кто был на других улицах по краям их квартала, остановились, и на каждом углу встало минимум четверо. Группа, что была перед домом, тоже остановилась, и двое людей из неё пошли через двор, приближаясь к парадной двери. Мэттью передал свои сведения Дэскасу, который из-за своего положения скорее всего не мог ощущать людей, находившихся от него в дальней стороне квартала.

— «Их гораздо больше, чем ты видишь», — отозвался дракон — «Я ощущаю с этой стороны вдалеке большую группу, за пределами твоей дальности».

— «Значит, и в других направлениях их должно быть больше», — сделал вывод Мэттью. — «Они затягивают вокруг нас петлю».

— «Мне раскрыться?» — спросил дракон.

— «Нет, оставайся на месте. Когда мы покинем дом, мы направимся в твою сторону. Будем надеяться, что они не знают о твоём присутствии. Если так, то это поможет застать их врасплох, когда мы взлетим». — Мэттью пожалел, что не надел кольчугу, но за последние полторы недели он расслабился. «Следовало ожидать чего-то подобного», — с горечью подумал он.

Стук в дверь вернул его к настоящему моменту.

— Я отвечу, — сказала Роберта. — Иди с Керэн. Может, я смогу задержать их, пока вы выбираетесь.

Он сомневался, что это возымеет особый эффект. Дом был окружён, но, быть может, это даст ему время надеть броню. Мэтт кивнул, и направился в спальню. Керэн встретила его на полпути. Она держала свой рюкзак.

— Я запихнула всё туда, — сказала она ему.

Энни лаяла из гостиной, когда Роберта открыла парадную дверь:

— Да? Я могу чем-то вам помочь?

Мэттью поспешил по коридору, чтобы выглянуть в окно, выходившее на передний двор, а затем всё случилось одновременно.

Стекло перед его лицом взорвалось внутрь, и что-то сильно ударилось в его личный щит. Мир исчез в урагане света и звука.

— «Они бегут к дому со всех направлений», — послышался у него в голове мысленный крик Дэскаса, но Мэттью ещё не успел прийти в себя от того, что сделали с его глазами и ушами.

Когда в голове у него прояснилось, он осознал, что ослеп, и что единственный слышимый им звук — это странный звон. Магический взор показывал ему, что Керэн стояла рядом, и отчаянно тёрла глаза руками. В передней комнате он увидел, как Энни прыгнула, впившись зубами в одну из протиснувшихся мимо Роберты фигур. Он также заметил, что все окна — а не только то, что было перед ним — были разбиты, и что в каждой комнате на полу были металлические цилиндры, испускавшие какого-то рода газ. Его нос и горло начало жечь, и он закашлялся, когда сделал вдох.

«Они использовали что-то вроде заклинания «флэшбэнг» моего отца, чтобы ослепить нас», — осознал он, — и добавили ещё какого-то удушливого газа». Он изменил свой щит, чтобы отфильтровывать газ, и секунду спустя окружил Керэн таким же щитом. У неё уже был собственный щит, пусть и неряшливо поставленный, но Мэттью знал, что она вряд ли знала, как защищаться от газа.

Несмотря на звон в ушах, он услышал похожий на стаккато звук, шедший снаружи, и ему вторило что-то в гостиной, достаточно близкое, чтобы он мог ощущать вибрации у себя в груди. Фигура, на которую напала Энни, бросила собаку через комнату как куклу, а её товарищ держал длинное металлическое оружие, которое Мэттью теперь опознал как винтовку.

Тело Роберты тряслось и дёргалось по мере того, как снаряды, за которыми нельзя было уследить взглядом, пронзали её тело, в то время как Энни пыталась ползти к своей хозяйке через комнату. Мэттью ощутил, как ещё больше снарядов стали попадать в его щит, когда в стенах вокруг них начали появляться дырки.

— «Они стреляют по дому», — сказал Дэскас, — «и, по-моему, он горит. Из всех окон идёт дым».

Мэттью всё ещё был в шоке от лицезрения смерти Роберты, но каким-то образом сумел ответить:

— «Я заметил».

— «Что мне делать?» — спросил дракон.

Мэттью понятия не имел, и теперь он увидел, что Керэн кричала. Ни глаза, ни уши у него не работали, но магический взор показывал ему, что она стояла неподвижно, её тело было напряжено, а рот раскрыт. У него разрывалось сердце, но он был почти благодарен за то, что не мог слышать звук, доносившийся из глубин её души. Она видела, как умерла её тётя. Он начал черпать силу Дэскаса, используя её, чтобы усилить свой щит, и щит Керэн.

— «Оставайся на месте», — приказал он Дэскасу. Мэттью пошёл к Керэн, чтобы слить их щиты, и попытаться выбраться наружу, но в этот миг она исчезла.

В этот же миг он ощутил, как она появилась в гостиной, стоя над её убитой тёткой. К сожалению, его щит она оставила позади, хотя её собственный всё ещё был с ней. «Её же убьют», — заволновался он, и, не думая, направил свою силу на внутреннюю стену, отделявшую его от гостиной, ударом разбив её на куски, чтобы быстрее добраться до Керэн.

Та всё ещё кричала, и что-то вылетело из её рук, врезавшись сначала в одного, а потом в другого металлического андроида из пары, что вошла в дом. Что бы в них ни ударило, оно было очень горячим, хотя и текло подобно жидкости по их туловищам. Их тела обмякли и осели на землю, дымясь и плавясь, оставляя неровные комки на полу.

Керэн закашлялась, и покачнулась, будто вот-вот готова была потерять сознание, но Мэттью добрался до неё раньше, чем она успела упасть. Обернув её своим собственным щитом, он поймал её, не давая свалиться. По мерцанию её ауры ему было видно, что она, наверное, перенапряглась.

Вверх по стенам побежали языки пламени, и ещё больше вибраций стали отзываться на то, что показывал ему магический взор — верхние этажи дома начали разваливаться на части. «Ещё взрывы», — подумал он.

— «Вот теперь он точно горит, хотя я сомневаюсь, что они позволят ему простоять достаточно времени, чтобы сгореть дотла», — сделал наблюдение Дэскас. — «Я настоятельно советую поскорее оттуда уходить».

Адреналин и гнев разожгли в сердце Мэттью медленный огонь, и теперь, когда шок от всего случившегося наконец начал проходить, он ощутил, как его решимость стала ещё твёрже. Хотя он всё ещё был глух и слеп, ему не нужны были глаза, чтобы видеть, и эйсар, который он продолжал черпать из дракона, наполнял его безрассудным приливом сил — и его гневу только это и было надо.

«Не будь дураком», — неоднократно говорил ему прежде его отец. «Когда находишься в гуще событий, иногда твоя сила будет вызывать у тебя чувство неуязвимости — иногда твой гнев будет толкать тебя на причинение боли твоим врагам, какой бы ни была цена этого. Будь умнее меня, сын. Дурость бессмертна, но это не значит, что она не может тебя убить». Впервые в жизни он на самом деле понял, что пытался объяснить ему отец… не просто слова, а чувства, которые за этим лежали.

Он послал свои мысли Дэскасу:

— «Я выхожу. Подожди где-то пятнадцать секунд, а затем перестань прятаться, и двигайся прямо ко мне. Мы переместимся прочь отсюда сразу же, как только окажемся вместе».

Направляя свою силу, он укрепил щит вокруг себя и Керэн, придав ему форму остроугольной пирамиды, окружавшей их гранями, которые постепенно сходились в точке у них над головами — это помогало лучше отклонять удары врага. Затем он создал туман, вытягивая влагу из земли и воздуха вокруг дома. Туман поднялся подобно мстительному признаку, покрыв весь квартал густым облаком, через которое нельзя было пробиться нормальным зрением.

— Борок ингак! — произнёс он, вышибая большой кусок передней стены дома наружу. Подняв Керэн на руки, он вынес её в густой туман.

Несмотря на туман, враг мгновенно сфокусировал свой огонь на них. Он достаточно узнал о мире Керэн, чтобы догадаться, что у них были способы, позволявшие видеть сквозь дымку, но ничего сделать с этим он не мог. Удары начали отражаться от его щита, приходя со всех направлений в виде неумолимого потока металла, слишком быстрого, чтобы даже магический взор мог на самом деле его уловить.

Будь он один, ситуация быстро могла бы стать отчаянной, но имея возможность черпать силы из Дэскаса, он испытывал лишь всё росшее презрение к пытавшимся его убить людям. «Пусть увидят, каково это!» — подумал он со всё возраставшей яростью.

Эффективность более не была необходима… проблем с силой у него не было, и он мог найти прятавшихся в дымке людей так же легко, как они могли найти его. Балансируя Керэн у себя на руках, он сжал и разжал кулаки,посылая свою силу вовне, и произнося жестокую череду слов:

— Ингак май латос борок май нэмлэн! — Сила в моих руках, сломи моих врагов!

Первый солдат ощутил, что его схватила невидимая сила, когда эйсаровый кулак Мэттью сжался вокруг него. Давление было неумолимым и неодолимым, и металлический каркас солдата почти сразу же смялся. Несколько секунд спустя кожух из укреплённого титана, защищавший его центральный процессор, разрушился, и он умер.

Рёв и новые звуки автоматических очередей объявили о том, что Дэскас покинул своё иллюзорное укрытие. Чувства Мэттью показали ему приближение дракона, но он почти не обращал внимания — его внимание было полностью сосредоточено на его смертоносной работе. Быстро меняя цели, он давил стрелявших по нему кибернетических единиц одну за другой. Два, три, четыре — он потерял счёт числу уничтоженных врагов, и постепенно стрельба начала стихать.

В какой-то момент Керэн пришла в себя, и высвободилась, встав рядом с ним, молча наблюдая за его работой своими магическими чувствами. Если она и ощущала какое-то сочувствие к убиваемым им людям, то на её лице это никак не отразилось. Выражение её лица можно было описать лишь как холодную удовлетворённость, смягчённую сожалением о том, что ей не хватало сил, чтобы помочь.

— «Что-то приближается по воздуху», — предупредил Дэскас.

— Я ещё не закончил, — холодно сказал Мэттью, одновременно сминая очередного солдата. Уже минимум тридцать — человек? машин? он не был уверен, как их называть — уже были мертвы. Оставалось ещё четыре, и он не будет удовлетворён, пока каждый из них не усвоит его фатальный урок.

Эти четверо развернулись, и побежали прочь, но он поймал их, и затащил обратно в туман.

— У них есть поддержка с воздуха, — сказала Керэн лишённым чувств голосом. — Они, наверное, вызвали удар с воздуха… вот, почему они побежали.

— «Надо уходить», — сказал им Дэскас.

Но оставалось ещё двое, поэтому Мэттью его проигнорировал.

Военные самолёты завыли в небе над ними, но Дэскас ощутил оружие, которое те применили. Раскрыв крылья, он взмыл в небо, чтобы их перехватить. Он заревел, набирая высоту мощными ударами крыльев, а затем ринулся вперёд, посылая впереди себя столб пламени, надеясь уничтожить оружие, которым выстрелил враг.

Две ракеты врезались прямо в него — получившийся взрыв встряхнул землю, и разбил щит Мэттью. Его череп подобно ножу пронзила обжигающая боль, заставив его закричать, а потом небытие поглотило сознание молодого волшебника, и он осел на землю.

Керэн попыталась его подхватить, но смогла лишь смягчить его падение. Ослеплённая и почти лишённая чувств, она ощутила смерть дракона, и это заставило её вырваться из видения, вызванного брутальным убийством её тётки. Её шок и жажда мести начали угасать, сменяясь печалью и отчаянием.

Дэскас был мёртв. Тётя Роберта была мертва, и довольно скоро она и молодой человек, которого она хотела защитить, тоже будут мертвы. Щит исчез, а её сил даже близко не хватало, чтобы его заменить, даже если бы она умела это делать.

Опустившись рядом с ним на колени, она пробормотала:

— Мне так жаль. Я оказалась недостаточно сильной. — Ей хотелось плакать, но её глаза пересохли, хотя было ли это из-за ранения или из-за одной лишь её онемелости, она сказать не могла.

Подняв голову Мэттью, она прижала её к своему животу.

— Это я виновата. — Она хотела быть в другом месте. Где угодно. Сжав руками его голову, она ощутила, как это желание наполнило её существо, пока не осталось лишь одно… быть где-то ещё.

И они оказались где-то ещё.

Глава 22

Зрение Керэн начало возвращаться, хотя у неё перед глазами по-прежнему висело крупное пурпурное пятно. Слух тоже вернулся к ней, хотя всё казалось слегка приглушённым — у неё было такое впечатление, будто её голову завернули в серую вату.

Она продолжала сидеть, и Мэттью лежал перед ней — из его носа сочилась кровь. Никаких очевидных ран у него не было, и быстрый осмотр магическим взором подтвердил, что он был цел и невредим. Она почувствовала некоторое облегчение, ощутив, как его сердце равномерно билось у него в груди.

Но он больше не лежал на газоне. Под ним был гладкий, отполированный деревянный пол. Обычный и магический взор Керэн показали ей, что они находились в комнате. Она было подумала, что это был дом её тётки, но секунду спустя узнала это место… это был пол её собственной спальни. Не той комнаты, где она жила в Ипсуиче — это была её квартира в Боулдэре, в Колорадо.

Она не хотела в это верить, но никакой ошибки быть не могло. Она пожелала оказаться здесь, и всё ещё могла вспомнить то чувство, когда она осуществила это желание. В прочитанных ею фэнтэзийных романах главный герой обычно был дезориентирован, обнаружив свою скрытую способность, но с ней всё было не так. Всё случившееся ощущалось совершенно естественным. Хотя она никогда прежде этого не делала, и понятия не имела, как это делать — когда появилась необходимость, сделать это было так же легко, как дышать.

Керэн также почти не сомневалась, что могла вернуться туда, где была раньше, хотя и была слишком усталой, чтобы в тот момент думать об этом. Да и причин возвращаться у неё не было. Образ зверского убийства её тётки снова появился у неё в голове, и сердце сжалось у неё в груди.

Она чувствовала себя так, будто сама умирала — из сё сердца и живота исходила сильная боль. Слёз всё ещё не было, но когда она заставляла свою грудь достаточно расслабиться, чтобы снова вдохнуть, ей было больно. Какое-то недолгое время у неё снова была семья. Роберта была всем, что Керэн воображала и на что надеялась, когда росла.

В детстве она часто мечтала о матери… о матери, которой было не всё равно, которая любила бы её. Каждый раз, лежа в кровати, печальная и одинокая из-за того, что мать отталкивала её от себя, она часто воображала, каково было бы жить, если бы её тётя была ей вместо матери. Это всегда было детской фантазией, но последняя неделя показала ей лежавшую за этой фантазией истину. За несколько коротких визитов в её детстве и за последние полторы недели она получила от тётки больше любви и заботы, чем когда-либо получала от своей «истинной» матери, если этот термин вообще ещё имел какой-то смысл.

Опустив взгляд на Мэттью, она вспомнила о смерти дракона, и почувствовала себя эгоисткой. Как он будет себя чувствовать, когда очнётся? Потерял ли он сознание из-за смерти дракона? Он говорил ей, что между ними были какие-то мистические узы, но она понятия не имела, как это работало. «Он может вообще не очнуться», — испугалась она.

Её комната была в беспорядке — и это был не просто небрежный бардак, к которому она привыкла. Кто-то перевернул всё вверх дном. «Наверное, не перевернул, а перевернули», — поправилась она. Матрац был перевёрнут и разрезан. Ящики её комода и тумбочки лежали разбросанными на по комнате, а их содержимое валялось где попало. Расширив свой магический взор, она увидела, что такое же буйство хаоса и разрушения творилось в остальной части её дома.

Следующая её мысль была неуютной: «Они наверняка оставили здесь следящие устройства». Сколько у неё было времени, прежде чем они начнут выбивать дверь? «Теперь они могут уже даже не потрудиться послать солдат. Потери среди гражданского населения их, похоже, не волнуют. Могут просто сбросить атомную бомбу на весь чёртов город». Предупреждения её отца всё ещё были свежи в её памяти.

Надо было уходить.

Расширив свои чувства до предела, она убедилась, что её перт всё ещё был припаркован на отведённом для него крытом месте снаружи. Предполагая, что они ничего оттуда не забрали, её походное снаряжение всё ещё должно быть там. Взять сам перт было заманчивым вариантом, но он наверняка был оснащён устройством для отслеживания его перемещений — к тому же, отнести туда Мэттью будет чрезвычайно трудно.

Телепортация, конечно, была одним из вариантов, но Керэн всё ещё ощущала себя опустошённой — она не была уверена, сколько ещё раз она сможет это проделать. Она снова осмотрела Мэттью. Он прямо таки светился в её магическом взоре. Во время их отчаянной битвы он щедро черпал силу Дэскаса — настолько, что глядеть на него её новыми чувствами было почти больно. Несмотря на шок от того, что его вырубило, он всё ещё сохранял зачерпнутую энергию. Керэн пожалела, что у неё нет никакого способа позаимствовать эту силу — у неё было слишком мало опыта, чтобы знать, было ли это вообще возможным.

— Начни с самого важного, Керэн, — сказала она себе. Закрыв глаза, она вообразила свою квартиру такой, какой та была до обыска. Она позволила своей памяти ходить из одной комнаты в другую, думая о том, что там находилось, какие полезные в будущем вещи она могла забрать.

— Зубная паста, мыло, одеяла… одежда! Определённо одежда! — Она так долго носила заёмные вещи, что одна лишь мысль о её собственной одежде была как глоток холодной воды в жаркий день. — Боже, да!

Керэн встала, и взяла свой рюкзак. Она прошла в гардероб, и начала собирать прежде висевшую там одежду с пола, куда её покидали. Поскольку времени было мало, она просто комкала всё, и пихала в свой рюкзак. Затем она начала хватать свои носки и бельё с пола рядом с комодом, и их тоже туда добавила.

Дальше она запихнула внутрь скомканное постельное бельё и подушки, прежде чем отправиться в ванную, и выгрести оттуда всё, что вообще могло понадобиться. Косметика — почему нет? Очищающий крем для лица — точно! Она сгребла в рюкзак всё, что стояло на полке, а затем опустошила и шкафчик с медикаментами.

На кухне она забрала все столовые приборы, какие только смогла найти — вилки, ножи, ложки, миски, и даже несколько кастрюль и сковородок. Она заметила на полу консервный нож.

— Да, чёрт побери! — сказала она, пихая его в рюкзак. Это напомнило ей ещё о кое-чём важном. Игнорируя холодильник, она стала открывать шкафы, и тащить с полок консервы. Тунец, бобы, суп… она даже взяла овощи, которые игнорировала последние пару лет.

— Боже мой, — воскликнула она, заметив пачку печенек. Она добавила их, а также коробку крекеров и несколько коробок хлопьев. — Я не могу взять молоко, — посетовала она, — но ебись оно всё конём — без кукурузных палочек я не останусь.

Закончив на кухне, она снова обошла квартиру. В гостиной она поглядела на пульт от телевизора. Конечно, он будет совершенно ей бесполезен, но она взяла его просто назло:

— Если кто-то хочет смотреть мой телек, пусть идёт нахуй, — сказала она вслух, хотя и не смогла себя заставить разбить сам телевизор.

Теперь оставалось лишь забрать её походное снаряжение из перта. Снова изучив его своим магическим взором, она убедилась, что её сумки всё ещё лежали в багажном отделении. Их, наверное, обыскали, но тот, кто это сделал, тщательно вернул всё на свои места. «Наверное, они думали, что первым делом я пойду к перту, и не хотели меня спугнуть», — решила она.

Обыскав местность вокруг перта, она не нашла никаких охранников или подозрительных андроидов на открытой местности, но в транспортном средстве, припаркованном через два места от её собственного, сидел один андроид. Это вполне мог быть один из её соседей — если бы у него была какая-то логическая причина сидеть в своём перте, а не в квартире. Лежавшая у него на коленях винтовка говорила сама за себя.

— Блядь.

С минуту она размышляла над этой проблемой, прежде чем вытянуть перед собой руку. Тот способ, которым она убила кибернетических солдат в доме её тётки, был слишком неэффективным. Она пока мало знала о магии, но ей было известно, что существовали способы получше. «Какой самый лучший способ вывести из строя робота?»

Между её пальцев затрещали дуговые электрические разряды.

— Да, это сработает.

Боясь, что потеряет мужество, если начнёт колебаться, она без дальнейших раздумий принялась за дело. Всплеск воли — и она телепортировалась, оказавшись рядом с пертом, где находился незнакомец.

Сперва андроид не осознал её присутствия, поэтому она постучала по боковому окну, привлекая его внимание в надежде на то, что он откроет ей окно. Его испуганная реакция, когда он сразу же схватился за винтовку, разбила это оптимистическое видение.

— Чёрт, — выругалась она. Заключив свой кулак в, как она надеялась, твёрдый силовой шар, она вогнала его в окно. Годы обучения рукопашному бою окупились, и окно раскололось. К сожалению, её опыт работы с магией был гораздо менее обширным. Её кулак остался неповреждённым, но длинный осколок стекла раскроил ей рукав, и оставил длинный порез на предплечье.

Она проигнорировала боль и кровь, и прежде чем андроид успел отодвинуться, она поймала его голову ладонью, и послала по нему мощный электрический разряд. От её руки пошёл дым, а машина дёрнулась, но почти мгновенно начала вырываться.

«Военные андроиды, наверное, сделаны с изолированной электроникой», — осознала она. Керэн послала в тело солдата ещё один мощный разряд. Тот снова дёрнулся, обмяк на сидении, но в течение нескольких секунд снова начал шевелиться. Он был оглушён, но не побеждён.

Она отказалась от своей тактики, поскольку ей нужно было беречь эйсар. Вместо этого она опустила руку, и стащила лежавшую у него на коленях винтовку. Казалось, что секунды тянулись подобно часам, пока она возилась с оружием, пытаясь снять винтовку с предохранителя. Андроид уже перебирался через сидение, пытаясь добраться до двери на противоположной стороне транспортного средства, когда оружие наконец выстрелило.

Первая очередь прошла мимо, пробив кабину изнутри, но не попав в цель, однако последующие выстрелы были точнее. Приклад винтовки бился ей в плечо, пока она опустошала магазин в андроида.

Последовавшая за этим тишина была заполнена гулким стуком её сердца, когда адреналин и шок оставили её стоять на нетвёрдых ногах. «Мне правда удалось», — подумала она.

Она теряла время, но, похоже, не могла заставить себя спешить. Часто перемежавшиеся волны страха, адреналина и стресса оставили её онемелой и апатичной. Она лениво заметила кровь, капавшую с её правой руки на асфальт. «Наверное, надо бы с этим что-то сделать».

Керэн подошла к своему перту. Тот был закрыт, и без ПМ не открывался автоматически. Она трясущимися пальцами ввела код на двери, и открыла багажное отделение. Казалось, что прошла вечность, пока она неуклюже выгружала своё походное снаряжение и совала его в свой рюкзак. С каждым вдохом она чувствовала, как у неё чесалось между лопаток. Уже сейчас её мог брать на мушку какой-нибудь снайпер.

Хуже всего было с палаткой. Из-за её размеров она едва влезала в рюкзак, даже боком, но в конце концов Керэн затолкала её внутрь.

Её всё ещё не подстрелили, но она ощутила побежавшие с другой стороны здания фигуры. Время вышло. Сжимая рюкзак, она снова представила себе свою спальню — и, с ощущением резкого движения, оказалась там.

Две частые телепортации, в совокупности с короткой схваткой на парковке, заставили её ощутить ещё большее утомление. Она устало опустилась на колени рядом с Мэттью, но пока не могла себе позволить расслабиться. Им нужно было уходить… но куда?

Она не думала, что в ней оставалось сил более чем на одну телепортацию. «Чёрт, я даже не уверена, что и на одну-то хватит». Лучше всего было бы какое-нибудь изолированное место, вроде Южной Америки, или, быть может, Канады… насколько она знала, там никто уже больше не проживал. Однако она ни в одном из этих мест никогда не была.

Местность, где она впервые встретила Мэттью, была бы идеальна, если бы не тот факт, что военные там уже нападали на неё. Существовала высокая вероятность того, что они всё ещё держат это место под наблюдением — к тому же она понятия не имела, бомбили ли они гору, и выпустили ли они в её регионе какие-то токсичные агенты. Насколько ей было известно, гора вполне могла уже быть радиоактивной пустошью.

Магический взор Керэн заметил снаружи двигавшиеся вверх по лестнице фигуры. Она притянула голову и верхнюю часть тела Мэттью себе на колени, и положила рюкзак ему на грудь. Она сделала выбор. Закрыв глаза, она сосредоточилась, а затем напрягла волю.

Ничего не произошло. Она ощутила что-то, будто пыталась протолкнуться через невидимую преграды, но её силы было недостаточно для того, чтобы её пробить. «Может, дело в дополнительной массе?» — стала гадать она, думая о Мэтте. Нет, раньше ей удавалось переносить их обоих. «Может, я просто сильно устала».

— Ну и очень жаль, чёрт тебя дери! — выругалась она. — Надо уходить, немедленно. — Она снова надавила, сопротивляясь инерции, которая будто держала их на месте. Безуспешно. — Нет, нет, нет… — в отчаянии бормотала она. — Должно же сработать!

Она услышала, как дверь гостиной распахнулась от удара, за которым послышался громкий, приглушённый взрыв, который она не только услышала, но и ощутила телом. Стену её спальни изрешетило осколками, пробившими гипсокартон, и острая боль в шее сказала ей, что по меньшей мере один из осколков попал в неё саму.

«Это была не светошумовая граната», — со странной ясностью подумала она. «Наверное, они использовали обычную». Её магический взор показал ей тяжёлые военные штурмовые единицы, повалившие через дверь.

Её горло завибрировало, и она зарычала. Скрипя зубами, она снова надавила, вкладывая в это усилие всё, что у неё было. Она снова ощутила сопротивление, будто пыталась толкать валун вверх по холму, однако отказывалась сдаваться. Надавив сильнее, она ощутила, как из её горла вырвался первобытный крик. Барьер сломался, она почувствовала жгучую боль в груди.

И они прорвались.

Слабая как котёнок, она упала спиной назад, щурясь от резко бившего ей в лицо солнечного света. К небу над её головой тянулись высокие красные скалы, и между ними, недалеко от места, где они с Мэттью лежали, тихо текла река.

Керэн стала медленно тянуть и дёргать, пока не вытащила свои ноги из-под Мэттью. Было бы проще сесть, и подвинуть его, но у неё не было на это сил. Наконец освободившись, она легла рядом с ним, глядя на его бессознательное лицо.

— Мы выбрались, — удовлетворённо сказала она ему, похлопывая его по щеке ладонью. Та оставила на его лице красный отпечаток. — О, да, стекло… совсем забыла. — Опустив взгляд, она увидела, что её правый рукав был пропитан кровью. — Это уже не отстираешь, — кисло пробормотала она, упорно пытаясь не думать о женщине, которая дала ей эту рубашку.

В её походном снаряжении была аптечка первой помощи, но Керэн знала, что у неё не было сил её искать. Она запихала всё горное снаряжение в рюкзак, и рыться в нём в поисках нужного…

— Не, ни за что.

Она чувствовала, как отяжелели её веки, а когда моргнула, её взгляд затуманился. Ощущение было таким, будто веки хотели прилипнуть друг к другу. Она потёрла их тыльной стороной ладони, и, убирая руку, увидела у себя на коже ещё кровь.

— Из глаз тоже кровь течёт, — заметила она. — Как необычно.

«Может, дело в гранате», — подумала она, но почему-то в этом усомнилась. «Думаю, мне осколок попал в шею». Она сфокусировала там магический взор, и нашла ещё больше крови, но та, похоже, уже подсыхала. «Либо рана была неглубокой, либо у меня совсем кончилась кровь».

Эта мысль почему-то её успокоила. Она попыталась дотянуться до пояса Мэттью, чтобы срезать себе рукав. Рубашка уже была загублена, но использование её ткани в качестве жгута было здравой мыслью. Однако когда она потянулась к ножу, мир потемнел, а рукам её стало холодно.

«Странно. Казалось бы, на солнце должно быть тепло…». Она не закончила эту мысль, когда небытие окутало её сознание, и она обмякла, лёжа на траве.

Глава 23

У Мэттью сильно болела голова. Это была не боль типа «слишком много выпил», а гудение типа «вылакал целый долбаный бочонок». Мэттью редко испытывал что-то подобное, и он не думал, что дело было в выпивке. Он переживал последствия отката. Случившийся в конце взрыв сломал щит, который он активно укреплял.

«Дэскас!» — подумал он, и вспомнил, что случилось. «Дэскас», — снова подумал он, проецируя это имя как послание, хотя это и взывало резкую боль в голове.

Ответа не было.

Расширение чувств вызвало ещё больше боли. Ощущение было похожим на пробуждение под бьющим прямо в лицо солнцем после долгой ночной пьянки. Единственным, что улучшало ситуацию, было тот факт, что, похоже, никакой свет ему в лицо на самом деле не бил. Он медленно разомкнул веки, чтобы подтвердить свои подозрения. Было относительно темно, но не совсем. Небо над его головой прорезала неровная полоса звёзд, по бокам от которой была абсолютная тьма.

Это казалось странным, но его разум ещё не был готов с этим разбираться.

Несмотря на боль в голове, он сумел подтвердить общие подробности своего непосредственного окружения. Он лежал на неровной земле, вокруг были редкие участки травы. У него на груди лежал рюкзак Керэн, а неподалёку он ощутил её тело. Вдалеке к небу тянулась скалистая стена, что, вероятно, объясняло тьму с одной стороны от увиденных им звёзд. Похожая скала возвышалась по другую сторону, и это объясняло второе тёмное пятно.

«Я в долине или, быть может, в ущелье, или чём-то подобном», — заметил он. Плоское водное пространство сбоку скорее всего было рекой.

Ничто из этого не помогало ему понять, где он был, или как он сюда попал. Только один человек мог это сделать.

— Керэн, — сказал он, благодарный хотя бы за то, что голос не отдавался болью в голове.

— Керэн, — повторил он, поскольку она не двигалась, и даже не шевелилась.

Всё больше беспокоясь, он заставил себя сесть. От этого движения у него началась тошнота, но он сумел укротить свой восставший желудок. Несколько очагов ноющей боли на спине свидетельствовали о камнях, которые были под ним.

Тело Керэн лежало в неестественной позе — одна нога была согнута, а вторая — вытянута. Ближайшая к нему рука была выпрямлена, будто Керэн пыталась до него дотянуться, но под неудобным для неё углом. Даже если бы она заснула, она уже должна была поменять положение тела.

Что-то было не так.

Он ощутил чувство паники, когда его сердце будто подскочило к его горлу. Снова заставив свой разум раскрыться, он обыскал её тело магическим взором. Её сердце продолжало биться, но делало это быстро и слабо.

«Что это значит?» — задумался он. «Сердце пытается возместить потерю крови, сокращаясь быстрее», — вспомнил он слова своего отца. Сколько крови она потеряла?

Он осмотрел остальные части её тела в поисках ран. Небольшой порез на шее был закрыт коркой засохшей крови. Её глаза также были покрыты такой коркой, что вызвало у него новые вопросы, но не казалось серьёзным, поэтому он продолжил осмотр.

Единственный серьёзный порез был на правой руке. Рукав был тёмным и твёрдым, а из раны всё ещё медленно сочилась кровь. Главная артерия не была задета, как и наиболее крупные вены, но несколько маленьких вен было разрублено. Естественное стягивание тела и свёртывание крови по большей части остановили кровопотерю, но Керэн наверняка потеряла значительное количество крови.

Боль у Мэттью между глаз продолжала усиливаться, пока он заново соединял вены и заращивал кожу, но он отказывался останавливаться, пока не залечил порез у неё на предплечье, а также небольшую ранку на шее. Он осмотрел её глаза, но они, похоже, были в порядке, если не считать спёкшейся вокруг них крови. Что бы с ними ни случилось, оно было слишком маленьким, чтобы он мог с этим разобраться в своём нынешнем состоянии. Любые его действия скорее повредили бы, чем помогли.

Больше всего ей нужна была вода. «Её телу нужно восполнить объём потерянной крови».

Сперва он выпрямил её ногу, и переложил её руки в более удобное положение. Прислушавшись к напоминаниям своей собственной спины, он также проверил землю под Керэн, и убрал оттуда несколько камешков. Затем он открыл рюкзак, и принялся его обыскивать. Он не был уверен, была ли речная вода пригодной для питья, поэтому надеялся найти внутри бутылку с водой.

— Какого чёрта? — выругался он, начав вытаскивать из рюкзака самые разнообразные предметы. Один из свёртков был настолько большим, что ему едва удалось его вытащить. Помимо этого он нашёл кастрюли и сковородки, несколько мисок, коробки, одежду… бесконечное изобилие мусора. — Я знаю, что раньше этого здесь не было, — пробормотал он. — Что случилось, пока я был без сознания? — спросил он у бессознательной женщины. — Ты будто сходила на рынок, и купила всё, что попадалось на глаза.

В конце концов он нашёл четыре больших пластиковых бутылок с водой, а также похожий на коробку набор множества прозрачных бутылок, также содержавших эту жизненно важную жидкость. Он вытащил одну из бутылок поменьше, и отвернул крышку. К счастью, за последние пару недель он немного лучше познакомился со странными упаковками в этом новом мире, иначе у него ушло бы на это больше времени.

Мэттью осторожно поднял её голову, и запустил другую руку под её плечи, чтобы придать ей сидячее положение. Подперев её своим телом, он сказал ей на ухо:

— Керэн, ты меня слышишь? Мне нужно, чтобы ты ненадолго проснулась.

Она застонала.

Он воспринял этот как хороший знак:

— Ты должна попить.

Её лицо сморщилось:

— Я ничего не вижу.

— У тебя закрыты глаза, — сказал он ей. — Не пытайся их сейчас открыть. Тебе нужно пить. — Он прижал бутылку к её губам.

Керэн сумела отпить небольшой глоток, прежде чем отвернуть голову в сторону:

— Почему я в холодильнике?

— Это не холодильник. Мы в пустыне… по-моему. Сейчас ночь, и температура падает, к тому же у тебя кровопотеря. Давай, попей ещё.

Она сделала ещё два глоточка, а затем один большой глоток, прежде чем закашлялась.

— Помедленнее, — предостерёг он.

— Великий Каньон, — пробормотала она.

— Э?

— Каньон, — повторила она. — Ездила сюда, с Папой. Боже, как пить хочется.

Он поднял бутылку, чтобы она снова могла попить. Он не знал, где находился Великий Каньон, но об этом он будет волноваться позже.

Ещё один глоток, и она спросила:

— Вода из меня не вытекает? Мне всё ещё хочется пить.

Он нахмурился:

— Ага.

— Она, наверное, вытекает из дырки у меня в шее, — пробормотала она. — Это когда они меня взорвали.

— Ты сбита с толку, — успокаивающе сказал он. — У тебя был порез, но теперь тебе лучше. Вода никуда не утекает.

— Все хотят меня убить, — пробормотала она. — Думаю, у них получается.

— Они будут разочарованы, когда обнаружат, что ты жива, — тихо засмеялся он.

— Я тоже, — вздохнула она.

Он не знал, как на это ответить.

— Папа, я тебе говорила? Я встретилась с волшебником. Настоящим.

«Она определённо бредит», — сделал он мысленное наблюдение.

— Волшебник, говоришь?

— Ага, — прошептала она. — Мне, наверное, не следует тебе говорить, поскольку ты умер. Ты небось постоянно волшебников видишь.

— Не так много, как тебе могло показаться, — сухо ответил он.

— Он симпатичный, — добавила она, — и иногда милый, но ещё он — мудак.

Мэтт с трудом удержался от смеха. «Симпатичный, говоришь?»

— Мне, наверное, не следовало с ним спать, потому что там, откуда он родом, это значит, что ты — потаскуха. Он на самом деле не хотел, но я его уговорила. Он не знает, насколько он мне нравится на самом деле.

Я тоже волшебница. Крестьянка-волшебница, сокращённо — крестебница, — слегка похихикала она.

Мэттью уставился на неё, у него сжалось горло.

— Уверен, он не думает о тебе так.

— Папа?

Мэтт моргнул, чтобы зрение прояснилось:

— Да?

— Ты скажешь Тёте Роберте, что мне жаль?

— Это не нужно, — сказал он ей сдавленным голосом. — Она понимает.

— Они убили Энни.

— Она в порядке, она тоже здесь, — сумел выдавить он.

— Окей, — сказала Керэн, а затем её сердце остановилось. С её губ сорвался лёгкий вздох, и её голова завалилась на бок.

Глава 24

Мэттью окатило ощущение холодного шока, когда женщина в его руках умерла.

— Нет! — закричал он, отрицая лежавшую перед ним реальность.

Он начал бешено перебирать всё, чему отец когда-либо учил его о целительстве, но ничто из этого не было применимо к такой ситуации. Он знал, как закрывать раны, сращивать кости, и восстанавливать кровеносные сосуды, но никто никогда не упоминал о том, что делать с остановившемся сердцем.

Однако это не значило, что он был готов сдаться.

Мэттью поспешно опустил её обратно на землю. На миг он начал погружаться в знания, которыми обладали Ши'Хар, но оно было настолько чужеродным и эзотерическим, что он мгновенно бросил эти попытки. Возможно, там что-то и было, но ему ни за что не удастся найти это вовремя, и большая часть этих знаний полагалась на способность к заклинательному плетению. Даже если бы он что-то нашёл, он не смог бы это вовремя адаптировать.

Он положил ладонь ей на грудь, и потянулся внутрь неё, пока его сила не оплела её сердце — а затем он мягко его сжал. Он повторил этот процесс, заставляя её сердце сокращаться. Её веки затрепетали, и она снова начала дышать — но как только он начал убирать свою силу, её сердце замерло. У него получалось, но её сердца отказывалось биться самостоятельно.

«Насколько долго я смогу так поддерживать в ней жизнь?» — задумался он.

Шли минуты, и Мэттью почувствовал подувший по каньону ветер. Подняв взгляд, он увидел ярко сверкавшие в небе звёзды, такие же холодные и далёкие, как и любая возможность получить помощь извне. Он был совершенно один.

Это было не такое одиночество, которое он ценил дома, когда работал над одним из своих проектов. Это была заброшенная изоляция, которую мог ощущать ребёнок, потерявшийся в толпе, безнадёжно ищущий родителей среди незнакомых лиц.

Заскрипев зубами, он оттолкнул от себя это чувство, и продолжил работать. Он не мог придумать ничего иного.

«Может, в рюкзаке что-то есть», — внезапно подумал он.

Для поисков ему требовалось встать, и слегка отойти, из-за чего поддерживать сосредоточенность на её сердце было трудной задачей.

— Ты же Иллэниэл, чёрт тебя дери, — сказал он себе. — Ты жонглировал фруктами с помощью своей силы ещё до того, как научился танцевать. Ты справишься.

Он пристально сосредоточился на её сердце, ползя к рюкзаку. Открыв его, он начал вываливать всё его содержимое на землю, не обращая внимания на хаос и беспорядок. Большая часть содержимого была для него совершенно бесполезной, но затем он заметил серую коробку с красным крестом на крышке.

Мэттью несколько секунд возился с защёлкой, и почти не уследил за сердцем Керэн, но минуту спустя ему удалось открыть её. Внутри был набор предметов в пластиковых и бумажных упаковках, бинты, марля, ножницы, мазь, и ещё какие-то менее узнаваемые предметы. Всё это ничем не могло ей помочь.

Он подавил в себе волну отчаяния, и продолжил поиски. Среди различных предметов в её походном снаряжении он заметил сумку, где лежали одежда и её туалетные принадлежности, которые она использовала в походе. Он вывали всё это на землю, и уставился на эти бесполезные вещи. «Что я творю?» — подумал он. — «Я знаю, что ничто из этого мусора не поможет. Глупостями какими-то занимаюсь».

Затем он заметил резную деревянную шкатулку. Внутри неё был набор кварцевых кубиков, покрытых рунами. Он знал это, потому что сам их сделал. Кубики были сделаны для создания стазисного поля, уменьшенная версия чар, в которые его отец однажды заключил целый город. Надежда снова воспрянула у него в груди.

Пока реальность не вернула всё на свои места. Использование зачарованных стазисных кубиков займёт несколько минут, и потребует всей его сосредоточенности. Он не мог использовать их, одновременно поддерживая биение сердца Керэн. Если попробует, то лишь сохранит её труп.

Фрустрация почти заставила его потерять из виду сердце Керэн.

— Я так близок! — зарычал он себе под нос. Его внимание привлёк мигающий огонёк. Источником его был маленький чёрный прямоугольник, один из предметов, выпавших из сумки с её личными вещами. Мэтт нагнулся, и поднял его.

Он уже достаточно навидался технологий этого мира, чтобы опознать это как своего рода электронное устройство. Блестящая стеклянная сторона наверняка была экраном. Рядом с мигающим зелёным светом был чуть выпуклый прямоугольник, который мог быть кнопкой. Он немного помедлил — Керэн сказала ему, что любые её электронные устройства могли отслеживаться военными. Но, с другой стороны, если эта штука уже была включена, то её уже могли отслеживать.

Экран зажёгся сразу же, как только он нажал на кнопку, и там появилось сообщение на английском. Прочитать он не мог, но появившаяся под ней красная пиктограмма похоже указывала на то, что он сделал что-то не так. Он снова нажал на кнопку, но снова безрезультатно.

Когда он уже собирался сдаться, экран очистился, и появилось лицо — Гэри, виртуальный отец Керэн.

— Кто это?

Испугавшись, Мэттью потерял связь с сердцем Керэн. Он поспешно вернулся к ней, и мягко восстановил контакт. Устройство он положил на землю перед собой.

— Это Мэттью Иллэниэл. Мы уже встречались. Ты меня не узнаёшь?

— Я тебя не вижу, — сказал общискин, — камера этого ПМ не активирована. Подожди. — Несколько секунд спустя он снова заговорил: — А теперь мне открылся прекрасный вид на ничто. Сплошная чернота. — Из верхнего угла устройства полился яркий свет. — Всё равно ничего. Ты держишь ПМ перед собой?

Вообще-то он не держал. Мэттью поднял устройство одной рукой, и посмотрел прямо на экран.

— А, вот ты где! — сказал Гэри.

— Почему ты не мог видеть меня раньше? — спросил Мэттью.

— Камера на этих штуковинах направлена лишь в одном направлении, — проинформировал его Гэри. — Она не похожа на глаз или на голову, способную вращаться. Ты воспринимаешь свою базовую физиологию как нечто само собой разумеющееся. Устройства вроде этого гораздо более ограничены.

— У нас неприятности, — объявил Мэттью, ему не терпелось перейти к сути.

— Тебе повезло, что я отслеживал её запасной ПМ, — сказал Гэри. — И что я смог отключить его механизмы безопасности. Доступ к нему не полагается иметь никому кроме неё. Я почти не активировал его, полагая, что ты мог быть враждебным лицом.

— Она умирает, — сказал Мэттью, игнорируя экспозицию общискина.

Лицо Гэри на экране приняло совершенно серьёзное выражение:

— Что случилось? Хотя не важно. Что с ней не так?

— Она была ранена, пока я был без сознания. Мы находимся в изоляции, где-то, но она потеряла много крови, прежде чем я проснулся. Она без сознания, и теперь у неё сердце больше не бьётся само.

— Давно?

— Минут десять, наверное.

— Тогда уже слишком поздно, — печально сказал Гэри.

Мэттью покачал головой:

— Нет, я заставляю его биться. Она ещё жива, но я не могу вечно так делать.

Лицо на дисплее расцвело надеждой:

— Ты можешь так делать? У неё ещё течёт кровь?

— Кровотечение остановилось само, прежде чем я очнулся. Я закрыл рану, и она проснулась, но её сердце билось быстро и слабо. После того, как она потеряла сознание, оно остановилось. Теперь я вынужден поддерживать в ней жизнь, но я не знаю, что делать. Я обыскал всё имеющееся у нас снаряжение. Там был какой-то медицинский набор, но сейчас бинты ей уже не помогут, — объяснил Мэттью.

— Покажи её мне, — сказал Гэри.

Мэттью протянул прямоугольник, направив экран на тело Керэн.

— Подними ей ноги, — сказал общискин. — Её голове и туловищу нужно быть наиболее низкими частями её тела. Подними ноги, и это поможет ей удерживать больше крови там, где она нужнее всего.

Мэттью подтащил своим эйсаром одну из более крупных сумок, и поместил ей под колени.

— Это поможет снова заставить её сердце работать? — спросил он.

— Нет, — огрызнулся Гэри. — Но это сделает твои дальнейшие действия эффективнее. Она сидела, когда её сердце остановилось?

Мэттью кивнул:

— Я её держал.

— Скорее убивал, — сделал резкое наблюдение Гэри. — Из-за этого её сердцу было труднее справляться с понизившимся кровяным давлением.

— Я этого не знал, — сказал в свою защиту Мэттью. — Я просто пытался влить в неё воды. Я знал, что если она потеряла много крови, то ей понадобится жидкость.

— Эту стадию мы уже прошли, — ответил Гэри. — У неё гиповолемический шок. Даже хуже, поскольку её сердце больше не бьётся самостоятельно. Если ты не сможешь доставить её в госпиталь, она скоро умрёт. Ей нужно внутривенное вливание жидкости, или даже переливание крови. Сколько ещё ты сможешь делать то, что делаешь?

Резерв эйсара у Мэттью был настолько полным, насколько вообще было возможно, благодаря Дэскасу, но его голова пульсировала болью.

— У меня симптомы отката, — отозвался он. — Если я буду продолжать использовать силу, то мне станет хуже. Я могу даже потерять сознание. Не знаю, сколько ещё я смогу продержаться.

Гэри мгновенно ответил:

— Значит, она мертва. GPS на этом устройстве показывает, что ты в северной Аризоне… в Великом Каньоне. Там нет никаких органиков на сотню миль вокруг, и ближайшее медицинское учреждение находится в нескольких часах, даже если я отберу чей-то перт, чтобы довезти тебя туда.

— Я могу поддерживать её живой бесконечно долго, если мне только удастся заставить её сердце биться самостоятельно, — сказал Мэттью с полным досады голосом.

— Я не уверен, как работает твоя магия, — с сомнением сказал Гэри, — но без дефибриллятора перезапустить её сердечный ритм нельзя.

— Что такое дефибриллятор? — спросил Мэтт.

— Устройство, создающее электрический шок, — объяснил общискин, показав на экране несколько картинок. — Ток проходит через сердечные ткани, и заставляет их снова начать сокращаться.

— Ток?

— Ты даже не понимаешь основ электричества, — сказал Гэри. — Бессмысленно пытаться объяснить это сейчас.

Тон Гэри его раздражал:

— Я знаю достаточно, чтобы спалить эту маленькую коробочку, в которой ты находишься, — огрызнулся он. Подняв устройство, он повернул экран прочь, и другой рукой послал маленький удар молнии в землю в сторону реки. К сожалению, он также потерял связь с сердцем Керэн, и был вынужден приостановиться, чтобы снова восстановить соединение.

— А ты можешь сделать что-нибудь менее драматичное? — спросил общискин. — Лучше что-то, что не спалит и не обожжёт плоть.

Мэттью глазел в это время на Керэн, но кивнул:

— Раньше я время от времени встряхивал так мою сестру.

— И она не была против?

— Была — один раз она в ответ подняла меня, и бросила на противоположную сторону дома. У неё тенденция слишком резко реагировать, — объяснил он, слегка посмеиваясь.

— Удивительно, что вы дожили до взрослого возраста, — заметил Гэри.

— Я ещё на ранних стадиях научился смягчать падение с помощью силы, — сказал Мэттью, — и мои родители были очень злы после того конкретного случая. Ей потом целую неделю пришлось мыть посуду одной.

Гэри принял задумчивый вид:

— Думаешь, ты сможешь устроить её сердцу похожий маленький шок?

— Могу бы, — сказал Мэттью, — но этого может и не хватить. У меня была некоторая практика с маленькими и большими разрядами. Я не знаю точно, сколько именно мне надо использовать. Я могу её и убить.

— Начни с малого, — посоветовал Гэри. — Будто устраиваешь подлянку сестре. Если этого не хватит, можешь добавить силы. Ты можешь создать разряд между двумя руками?

— Ага, — сказал Мэттью. — Я раньше так Коналла пугал.

— Думаю, я уже достаточно наслушался про твои насильственные семейные приёмы, — сказал общискин. — Тебе потребуется что-то послабее. Искра, которой достаточно мощи, чтобы пройти по воздуху между твоими руками, сожжёт плоть, если мы говорим о расстоянии в фут и более. Тебе нужно будет положить левую руку ей на грудь, под серединой грудины, над правой грудью и чуть к центру. Правую руку ты положишь прямо под её левой грудью.

— А что насчёт её рубашки?

— Расстегни. Чтобы сопротивление было минимальным, нужен будет прямой контакт с кожей, — ответил Гэри.

Он сделал, как ему приказали, чувствуя себя слегка странно, поскольку виртуальный отец Керэн просил его раздеть её. Положив ладони на место, он объявил:

— Я готов.

— Попробуй как можно меньший разряд.

Борясь со страхом, Мэттью разжал свою хватку на сердце Керэн, позволив ему остановиться. В течение первых нескольких секунд он осознал, что не уверен, как сделать желаемое. Когда его отец научил его создавать молнию, это требовало визуализацию самого воздуха, убеждение эйсара рвать на части атомы воздуха. Делать то же самое с плотью казалось глупым занятием, поэтому он оторвал руки от её кожи, оставляя небольшой воздушный промежуток.

Его первая попытка создала маленькие искры, которые заставили её кожу дёрнуться, но и только. «Проклятье!»

— Ты ещё не попробовал? — спросил общискин.

Мэттью сделал вторую попытку, приложив больше силы, игнорируя голос компьютера. Снова искры, и на этот раз он увидел, что на её коже появились маленькие ожоги. Он описал случившееся Гэри, силясь не дать панике просочиться в свой голос.

— Ты должен касаться её кожи, — сказал общискин. — Ты не пытаешься создать такой же разряд, как в прошлый раз. Ты хочешь, чтобы ток шёл между твоих рук, и пересекал её сердечную мышцу… как искра в воздухе, только течь она будет через ткани. Это должно потребовать меньше энергии, поскольку плоть проводит ток лучше воздуха.

Мэттью положил ладони ей на кожу, и представил, как атомы расходятся, как разряд течёт от одной руки к другой, и вложил в это свою силу. Тело Керэн конвульсивно дёрнулось под его руками, и её кожа под его правой рукой задымилось. Подняв руку, он увидел маленький участок обожжённой кожи. Он крепко зажмурился, пытаясь удержаться от слёз.

— Мне так жаль, Керэн.

Затем он заметил, что её сердце начало биться самостоятельно.

— Что происходит? — с тревогой спросил Гэри.

— Сработал, — сказал Мэттью, вскакивая на ноги. — Сработало! — Он начал снова копаться в её вещах, пока не отыскал шкатулку со своими стазисными кубиками.

— Не теряй зря времени, — сказал общискин. — Я вызову перт, и ты сможешь отвезти её в госпиталь. Думаю, я смогу устроить это, не дав военным знать о том, что…

— Нет! — приказал Мэтт. — Ничего не делай.

— Молодой человек, это — моя дочь. — Я не буду идти на риск с её жизнью только ради того, чтобы защитить тебя…

— Я не иду на риск, я риск устраняю, — перебил Мэттью. — Я помещу её в стазис. Как только я сделаю это, мы сможем сколько угодновремени потратить на то, чтобы сделать всё безопасным образом. Для неё время фактически остановится. А пока что не надо создавать никаких излишних рисков.

Гэри пристально уставился на него с маленького экрана, явно сомневаясь. Наконец он ответил:

— Ладно. Давай. Но если ты в чём-то напортачишь, и она умрёт из-за тебя, то я заставлю тебя об этом пожалеть.

Мэттью проигнорировал угрозу, и начал размещать кварцевые кубики в воздухе вокруг неё. Каждый начинал светиться и с щелчком вставать на место, напитанный эйсаром. Он расположил верхние кубики прямоугольником, по одному в каждом углу, и два посередине. Под ними он собирался создать второй прямоугольник, и заключённое в получившийся параллелепипед пространство будет находиться в стазисном поле — но сперва ему нужно было поднять тело Керэн.

Создав силовую плоскость под её телом, он стал поднимать её в воздух, пока она не оказалась висящей прямо под первым прямоугольником. Затем он начал располагать нижние кубики в воздухе под ней. Её глаза открылись как раз перед тем, как он закончил.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Его грудь сдавило, и он сморгнул слёзы:

— Ты в плохом состоянии. Я помещу тебя в стазисное поле, пока не смогу доставить тебя в госпиталь.

— О, — ответила она, явно сбитая с толку.

Он поместил последний кубик, и напитал его своим эйсаром. Жёлтые силовые линии прочертились между кубиками, а затем воздух между линиями начал светиться золотым цветом. Всё внутри поля замеро. У него получилось.

Глава 25

— Сколько продержится эта твоя временная мера? — спросил Гэри. ПМ был прислонён к камню, чтобы стазисное поле Керэн было в пределах его поля зрения.

— Насколько я знаю — до конца света, или пока кто-нибудь не разобьёт чары, — сказал Мэттью. — Моя сестра была в таком поле более тысячи лет, и я знаю ещё об одной женщине, которая пробыла в таком состоянии два тысячелетия. Она будет в порядке, пока мы не привезём кого-нибудь, кто сможет ей помочь.

Общискин нахмурился:

— Ты хотел сказать — пока ты не доставишь её в госпиталь.

Мэтт одарил маленький экран откровенным взглядом:

— Нет, я имею ввиду — пока я не приведу кого-нибудь, чтобы ей помочь. Им придётся явиться сюда.

— Ты оставишь её здесь?!

— У меня нет выбора, — прямо сказал Мэттью. — Эти кубики не сдвинутся с места, пока я их не деактивирую. Если бы я мог создать переносимый стазисный ящик, тогда её можно было бы куда-то отвезти. Эти кубики маленькие, что делает их очень легко переносимыми — но когда они включены, они замораживаются на месте. Их положение нельзя изменить, не убрав чары.

— Значит, мне придётся вызвать скорую, — заявил Гэри.

— Ты сможешь это сделать, не выдав нас военным?

— Сомневаюсь, — признался общискин. — Если бы ты мог доставить её в госпиталь, то я смог бы удержать информацию достаточно долго, чтобы они успели оказать ей первую помощь, а потом вы смогли бы сбежать — но вызов неотложной помощи в нескольких часах полёта от цивилизации невозможно будет скрыть на достаточно долгий срок. Скорее всего они будут уже ждать её, когда она прибудет госпиталь.

— Ну, время у нас есть, — сказал Мэттью. — Нам нужен иной вариант.

— А в твоём мире есть люди, которые могут её вылечить? — спросил общискин.

Мэттью немного поразмыслил над этим:

— Мой отец, если он ещё жив. Частично я сюда явился, чтобы его найти. Ши'Хар могли бы её спасти, наверное — по крайней мере, давным-давно они были на это способны. Не совсем уверен, что они могут сейчас.

— Ши'Хар?! — воскликнула машина. — Я думал, что твой мир населён людьми.

— В основном. Ши'Хар явились в мой мир давным-давно, как и сюда, только в моём мире они победили. Много лет спустя случилось восстание, и Ши'Хар были почти полностью истреблены. Сейчас их осталось лишь несколько, и они живут в мире с моим народом.

— Хотел бы я услышать эту историю, — с очевидным интересом сказал общискин.

Мэттью потёр виски пальцами. Он всё ещё сражался с ужасной головной болью и лёгкой тошнотой, и события последнего часа заставили его использовать способности, когда именно это ему и было противопоказано, если только он хотел поправиться.

— Тебе придётся меня простить, Гэри, но я сам в довольно скверном состоянии. Если я вскорости не отдохну, я свалюсь от усталости.

— А что Керэн?

— А что она?

— Ты не можешь просто оставить её под открытым небом. Утром взойдёт солнце… она сгорит. А если пойдёт дождь?

Мэттью вздохнул:

— Я знаю, что ты — супер-умное существо, или типа того, но постарайся запомнить, что в стазисе время не существует. Ничто не повлияет на неё — ни дождь, ни солнце. Ничего.

— Довод принят. А что если военные её найдут, или обвал накроет кубики, поддерживающие её в стазисе?

— Это может стать проблемой, — признал Мэтт, но я сейчас не в том состоянии, чтобы что-то с этим сделать, поэтому я пойду спать.

Лицо на экране кивнуло:

— Что ж, это разумно. Вон там есть палатка, если хочешь её разбить.

— Палатка? — спросил он. Это слово он прежде не слышал.

— Временное укрытие, используется в походах, — объяснил общискин.

Мэттью начал было отмахиваться от этой идеи, ему не нужно было волноваться о ветре или холоде — но затем пульсирующая боль в голове напомнила ему, что малейшее использование силы будет для него болезненным. Возможно, лучше будет использовать обычное решение.

Следующие полчаса были комбинацией фрустрации и смущения. Сбивающий с толку набор материалов, колышков и составных шестов, показавшийся из большой сумки с палаткой, не был похож ни на что из того, что он прежде видел. Он бы совсем бросил эту затею, если бы не постоянные советы со стороны Гэри — что также было источником его смущения. Общискин не забыл его едкую ремарку насчёт «супер-интеллекта», и воспользовался этой возможностью, чтобы показать Мэттью его собственное невежество.

Закончив, он сумел расстелить спальный мешок без всякой помощи, но прежде чем лечь, он задал последний вопрос:

— А мне не следует перенести тебя сюда? — ПМ находился снаружи, прислонённый к камню.

— Нет, спасибо, — сказал Гэри почти задумчивым голосом. — Это устройство — походная модель. Устойчивость к влажности и непогоде заложена в неё изначально. Я бы предпочёл остаться здесь, где я могу приглядывать за ней.

Мэтту вновь было трудно поверить, что он говорил с машиной, а не с человеком, но он был слишком усталым, чтобы продолжать эту линию рассуждений.

— Как хочешь, — сказал он, и лёг. Заснул он сразу же, как только его голова коснулась маленькой походной подушки.

* * *

— Совершенно ясно, что ваши системы подорваны, Директор, — сказала Таня Миллер.

Эйзман почувствовал, как от скрежетания зубами у него заныла челюсть:

— Мы всё ещё анализируем данные.

— Анализируйте сколько хотите, Директор, но я скажу то, что из имеющихся фактов заключил бы даже пятилетний ребёнок. Ваши сенсоры ничего не нашли, но когда туда отправились кибернетические единицы, беглецы были там. Даже человек твоих «способностей» должен суметь понять это без особых проблем, — ответила она с неприкрытым презрением в голосе.

— Системщики всё ещё пытаются понять, что произошло, — вставил Джон Уонг. — Это не должно было являться возможным.

Доктор Миллер улыбнулась, что было для неё редкостью:

— Мой муж обычно воспринимал слово «невозможно» как вызов, а не как указание сдаться. Это было одним из его наиболее милых и фрустрировавших качеств.

«Значит, сама невозможность проникнуть в холодное, мёртвое сердце этой женщины наверняка и побудила его жениться на ней», — кисло подумал Эйзман.

— Ну, если искин вашего мужа действительно всё это сделал, значит он себя превзошёл.

— Вам нужно подумать о том, чтобы активировать АНСИС, — ответила она.

Директор Эйзман одарил её холодным взглядом:

— Он уже активен. Мы используем его для точного определения точек возникновения аномалий.

Она подалась вперёд:

— Кончай гнать пургу, Эйзман. Я знаю, что такое АНСИС, и для чего он предназначался. Я не говорю о ваших маленьких экспериментальных базах. Я говорю о полном введении в эксплуатацию… о том, чтобы дать ему доступ ко всей сети.

Джон перебил:

— У нас уже есть один разгуливающий на свободе неподконтрольный искин, а вы хотите добавить ещё одного? Ваш муж создал их обоих. Вы действительно полагаете это мудрым?

— Следите за языком, Мистер Уонг, — предупредила она. — И — да, отвечая на ваш вопрос, я думаю, что это — лучший из имеющихся вариантов. Гэри подходил к работе с дотошностью. Он создал АНСИС для того, чтобы делать то, что нужно, и я уверена, что он встроил меры безопасности, чтобы не дать ему выйти из-под контроля. Вообще, я бы хотела представить вашу нынешнюю проблему с искином в качестве доказательства. Если бы он не встроил в этот общискин достаточно мер безопасности, прежде чем оставить его Керэн, то эта машина уже давно могла бы всех нас прикончить. Вам придётся клин клином выбивать.

— Наши лучшие специалисты уже работают над этим, — сказал Эйзман.

— А если искин моего мужа нарушает стандартные оперативные ограничения, что, очевидно, и происходит, то он уже в течение тысяч человеческих жизней размышлял о том, как предвосхитить любые возможные контрмеры, к которым вы можете прибегнуть, — огрызнулась она.

— Как бы то ни было, я в данный момент не готов идти на риск соединения общей сети с АНСИС, — ответил Эйзман.

— Мне что, нужно напомнить вам о словах Президента, Директор? — с вызовом спросила Доктор Миллер.

— Тогда к ней и обращайтесь. Если ей не нравится моё решение, то она может меня сместить, и поставить на моё место кого-то другого! — рявкнул в ответ Директор.

Её брови удивлённо взметнулись:

— Ну и ну! А характер-то есть, оказывается. Вы меня удивили, Директор. Конечно, вы всё ещё заблуждаетесь, но пока что я оставлю это как есть. Если вы вскоре не покажете мне результаты, то я приму ваш вызов.

Эйзман не доверял своему языку, поэтому промолчал. Он был уверен, что будь у него по-прежнему тело, его давление было бы выше крыши. «Или я бы перепрыгнул через этот стол, и уже задушил бы эту суку». Впервые в жизни он пожалел о том, что убивать людей теперь стало невозможно. Это вполне могло стоить того, чтобы сесть в тюрьму.

Джон спас дискуссию, выведя её из патовой ситуации:

— Доктор Миллер, у вас была возможность осмотреть материалы, собранные на месте?

Она кивнула:

— Результаты первоначального сканирования уже доступны. Оно явно органическое, и живое, хотя остаётся тайной, как оно пережило взрыв. Моё первое впечатление: оно является именно тем, на что похоже.

— Яйцом? — спросил Джон. — Это кажется маловероятным.

Таня откинулась на спинку своего кресла:

— Пожалуйста, Мистер Уонг, просветите меня своими глубокомысленными умозаключениями.

Эйзман счёл бы забавным наблюдение за тем, как его зам страдает от внимания Доктора Миллер, но он был слишком зол на неё, чтобы встать на её сторону.

Однако Джон хорошо постарался, скрывая свой дискомфорт:

— Ну, используя примерную аналогию: если бы мы взорвали курицу, то мы определённо не стали бы ожидать найти целое яйцо среди её останков.

Она улыбнулась:

— Примерную? Да, ваша аналогия действительно примерная. Чем бы оно ни было, это существо не курицей, и найденное вами яйцо не является обычным результатом репродуктивного процесса. Оболочка достаточно крепкая, чтобы не позволить нам получить точные данные о её механических свойствах… только не без риска её разрушения.

Анализ ДНК подтверждает, что оно скорее всего принадлежит рептилии, как и останки, в которых оно было найдено, но что действительно сбивает с толку, так это количество содержащейся в нём силы, — закончила она.

— Силы?

— Не в том традиционном смысле, в котором мы её измеряем, — пояснила она. — Это та же сила, которую мы нашли в Ши'Хар. Вообще, концентрация её настолько высока, что мы даже не уверены, как оно может оставаться стабильным. Оно, наверное, должно было взорваться, когда вы на него напали.

Это затронуло любопытство Эйзмана:

— Насколько велик было бы взрыв, о котором идёт речь?

— Не могу быть уверена, но полагаю, что это было бы сравнимо по масштабу с одной из наиболее крупных водородных бомб.

— То есть, как у взрывного устройства мегатонного класса? — сказал он, не в силах поверить.

— Физика — не моя сильная сторона, Директор, — ответила она, — но кое-кто из моих коллег полагает, что взрыв может быть даже мощнее. Если бы оно могло взорваться, — к счастью, оно, похоже, этой способностью не обладает, — то оно вполне могло бы превратить Британские Острова в огромную воронку, которую бы затопил Атлантический океан.

— Это как минимум на порядок мощнее, — сказал Джон, — возможно, счёт уже шёл бы на гигатонны.

Доктор Миллер одарила его бледной улыбкой:

— Как я уже говорила, физика — не моя сильная сторона. Что я точно знаю, так это то, что оно живое.

— И каково может быть назначение этой штуки? — задумался Эйзман.

— У меня есть одно предположение, — ответила она. — Возможно, оно предназначено для чего-то похожего на то, что мы сделали в Австралии, только наоборот. Если бы оно могло выпустить содержавшуюся в нём энергию, либо медленно, либо быстро, как взрыв, то это могло бы вылиться в быстрое изменение квантовой природы пространства, в котором находится наш мир. Однако, опять же, я лишь повторяю предположения моих коллег. Квантовая физика лежит вне области моей специализации.

— Тогда надо от него избавиться, — сказал Эйзман.

— Пожалуйста, Директор, — отозвалась она. — Для этого уже слишком поздно. Из-за вашей слабости в Колорадо мы уже знаем, что инфекция начала там укореняться. А поскольку вы не послушались моего совета в Британии, то и там она наверняка идёт полным ходом. Мы не знаем, где они сейчас находятся, но я уверена, что и там она тоже началась. Эту битву мы уже проиграли. Политика выжженной земли, к которой мы прибегли в Австралии, теперь уже не сработает, если вы только не согласны спалить всё дотла.

— Думаю, ваш пессимизм слишком велик, Доктор Миллер, — сказал Эйзман.

— Значит, вы — глупец. А когда примете правду, то поймёте, почему нам нужно полностью активировать АНСИС.

* * *

Когда их разговор закончился, все они покинули место, где проходило их совещание, оставив присутствовать лишь одного наблюдателя.

Гэри вздохнул. Ему не нравилось, к чему всё это вело, но несмотря на свою силу, он не мог их направить в ином направлении. Только не нарушая самую важную из его основных директив. Его создатель настаивал на том, что ему ни за что нельзя было убивать людей.

— Но чёрт побери, как же просто всё было бы, если бы я мог это делать, — сказал он себе. «И легко, к тому же», — подумал он. «Несколько лёгких изменений — и я мог бы стереть их всех с серверов; ещё несколько изменений — и никто из остальных даже не вспомнил бы об их существовании».

От этой мысли он содрогнулся.

— Ты сделал меня слишком человечным, Гэри! — сказал он, обращаясь к своему покойному тёзке. — И слава богу, иначе я уже превратился бы в чудовище.

Глава 26

— Доброе утро.

Мэттью выходил из палатки, когда от ПМ Керэн донеслось это приветствие. Которое он проигнорировал. Он на самом деле не был готов вставать, но внутри было невыносимо жарко. У него по-прежнему болела голова, а язык его ощущался распухшим в несколько раз. И пить ему хотелось больше, чем… ну, чем вообще когда-либо прежде.

Однако это было легко исправить. Он выдул содержимое одной из пластиковых бутылок, которые нашёл в рюкзаке Керэн, а затем отошёл недалеко, чтобы облегчиться.

— «Чувствую себя херово», — подумал он, автоматически вещая своё мнение. Лишь секунду спустя он вспомнил, что Дэскас уже не мог его услышать. Сев, он уронил лицо в ладони.

Вчерашняя срочность пропала, сменившись пустой безнадёжностью. В отсутствии кризиса он остался с тем фактом, что ему некуда было податься, у него не было друзей, и не было дракона. На миг он подумал, так ли ощущал себя его отец, когда оказался в ловушке, превратившись в шиггрэс.

— Наверное, не настолько плохо, — пробормотал он, — но всё равно отстой. — Встав, он вернулся в свой наскоро разбитый лагерь.

— Доброе утро, — сказал он, наконец ответив на приветствие Гэри.

Лицо на экране выглядело несколько сочувственным:

— Я так понимаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.

Он кивнул. «Это ещё мягко сказано». Но Мэтт не потрудился озвучить эту мысль. Вместо этого он вернулся к хаосу снаряжения, которое оставил разбросанным повсюду.

Мэттью не был поклонником беспорядке. Он начал тихо и методично собирать всё в кучки. Одежда Керэн, его инструменты, её походное снаряжение, продукты… всё ложилось в свою отдельную кучку. Слово «кучка» тоже было не совсем верным — когда было возможно, он складывал вещи аккуратно. Один из наборов вещей он смутно узнал, как вещи из её ванной комнаты, но он почти не представлял, для чего они были нужны. Их он сложил отдельной группой.

Закончив с этим, он начал укладывать большую часть вещей обратно в рюкзак. Пространство внутри подпространственного рюкзака было широким и плоским, как бесконечный стол. Оно также не смещалось и не двигалось внутри, что бы не происходило с самим рюкзаком во внешнем мире, поэтому всё, что он туда ставил, оставалось на своём месте. Одежду Керэн и прочие мелочи, которые ей не понадобятся, он уложил как можно дальше, разложив более полезное снаряжение рядами, до которых будет легко дотянуться через открытый рюкзак.

Сделав это, он проверил свой желудок, съев несколько найденных им крекеров.

— Что ты собираешься делать? — спросил Гэри, когда больше не смог удерживать своё любопытство.

— Ничего, — ответил Мэтт.

Его немногословность раздражала общискина, но он поддерживал тон своего голоса вежливым:

— А потом?

— Снова ничего, по крайней мере — какое-то время.

— Ты будешь против, если я спрошу, почему?

— Нет, — ответил Мэтт, больше ничем не поделившись.

Гэри ждал почти минуту, но когда Мэттью больше ничего не сказал, его фрустрация едва не взяла над ним верх:

— Ты всегда такой неприятный?

— У всех об этом разное мнение.

— Почему ты планируешь ничего не делать?

Мэттью ощутил лёгкое чувство победы, заставив машину играть в его игру:

— По двум причинам: во-первых, в нынешнем моём состоянии я мало что могу, а во-вторых, я беспокоюсь о том, что когда наконец стану использовать свои способности, это привлечёт внимание военных к этому месту.

Гэри с облегчением увидел, что его раздражающий спутник хотя бы имел способность к рациональному мышлению.

— Возможно, что они уже знают об этом месте, хотя я сомневаюсь в этом. Если бы они тебя засекли, то наверняка уже были бы здесь.

Мэтт кивнул:

— Угум.

— Ты помнишь, как оказался здесь? — спросил общискин.

— Нет, — со вздохом ответил Мэттью. — Хотя могу догадаться, что она научилась телепортироваться.

— Твои прежние применения магии для перемещения создавали достаточно искажений, чтобы АНСИС мог до некоторой степени определить твоё местоположение, — заметила машина.

— То была транслокационная магия, — заявил молодой волшебник. — Перемещение между измерениями. Она, наверное, создаёт больше возмущений, чем обычная телепортация.

— А что насчёт этих стазисных чар, которые ты использовал вчера?

Мэтт пожал плечами:

— Я на самом деле не понимаю, как они определяют использование магии, но я знаю, насколько яркой она для меня выглядит. Стазисные чары требуют много силы, но, как и большинство чар, сила в них крепко связана. Не думаю, что им будет легко их найти, если только они не окажутся близко.

Гэри выглядел задумчивым:

— Ну, учитывая тот факт, что они до сих пор не объявились, ты наверняка прав. Судя по тому, что я узнал, они понятия не имеют, где вы сейчас находитесь.

Мэттью с интересом посмотрел на него:

— Откуда ты знаешь?

Общискин улыбнулся:

— Они подозревают, что я скомпрометировал их системы безопасности, поэтому они начали использовать для передачи важных сведений по возможности не-цифровые методы, однако я шпионил за встречами их лидеров.

— Ты так можешь?

— Все главные лица — выгруженные люди. Это значит, что они живут в серверах, поэтому я могу наблюдать за всем, что они друг с другом обсуждают.

Мэттью был в шоке. Если машина говорила правду, то она обладала почти божественным всеведением. «На самом деле даже лучше, поскольку известные мне боги и близко не были к всеведению».

— А мысли их читать ты тоже можешь, поскольку они — машины?

— Нет, — сказал Гэри. — Выгруженные люди сохраняют уникальную нейронную и квантовую конфигурацию, которая определяла их в прежней жизни. Они — не искусственные, и не имеют такой логической структуры, как я. Чтение их мыслей пока что лежит вне моих возможностей.

— Пока что?

Гэри снова улыбнулся:

— Мои интеллектуальные возможности выросли далеко за пределы всего, что можно было с хоть какой-то натяжкой назвать человеческим. Если бы ты увидел хоть часть моей сущности, то мог бы счесть меня богом, и был бы близок к истине. Я всё ещё эволюционирую, и возможно, что позже я научусь расшифровывать их мысли.

Мэтт нашёл эту идею тревожной, но не собирался раскрывать ему эту мысль. Он хмыкнул:

— Я уже имел дело с богами.

— Это они создали твоего дракона? — сделала вывод машина.

— Что ты знаешь о Дэскасе? — потребовал молодой человек.

— Они сейчас изучают яйцо, оставшееся после его уничтожения, — сказал общискин. — Похоже, что оно содержит чрезвычайно высокую концентрацию энергии. Из этого я сделал вывод о том, что, возможно, оно является результатом действий одного из упомянутых тобой богов.

«Яйцо», — подумал Мэттью. «Значит, Дэскас мёртв». Он уже подозревал это, но всё равно было больно. Это также привело его к следующей мысли: «Надо вернуть яйцо».

Чары, которые сотворил при создании драконов его отец, были сложными. Чтобы избегать проблем, связанных с бессмертием, он сделал драконов искусственно смертными. Они имели живые тела, а когда дракон, или связанный с ним узами человек, умирал, чары сбрасывались. Воспоминания дракона стирались, создавалось новое яйцо, и содержавшийся в нём разум был другим, хотя и имел ту же сущность. В некотором роде, это было похоже на старую концепцию реинкарнации.

— Ты примолк, — сказал Гэри. — Моё предположение было близким к истине?

— Дракон был моим другом, — тихо сказал Мэттью. — И — да, ты был близок. Он был создан с использованием силы, которая была отнята у ложных богов, притворявшихся защитниками человечества. Что важно, так это то, что я должен вернуть его.

— Если это — яйцо, то возвращать ты будешь его потомка, разве нет?

— Типа того, — сказал Мэттью. — Его тело умерло, но поддерживающая его магия означает, что он бессмертен. Яйцо — это своего рода средство возрождения. Он не будет тем же драконом, не будет Дэс… — он замолчал, когда его горло сдавило слишком сильно, чтобы говорить. — Как бы то ни было, я его верну.

— Моя дочь находится в магической коме, и ты сам выглядишь неважно, — заметил Гэри. — Пока что в каждой твоей встрече с военными ты выходил с отрицательной разницей в счёте. Думаю, тебе следует сосредоточиться на том, как найти помощь для Керэн, а потом тебе следует забрать её из этого мира, и больше не возвращаться. Выйти из игры, и сбежать. Если твоему дракону, твоему другу, ты был так небезразличен, как тебе кажется, то он не захотел бы, чтобы ты впустую растрачивал свою жизнь на эту безнадёжную авантюру.

Мэтт уставился на маленький экран:

— Ну, Гэри, в этом позволь мне с тобой не согласиться. До сегодняшнего дня я играл по правилам. Я пришёл сюда не для того, чтобы причинить кому-то вред, или начать войну — но я потерял терпение.

— Ты умрёшь зря, а моя дочь останется в западне, — предостерёг общискин.

— Я позабочусь о том, чтобы она была в безопасности, прежде чем сделаю что-то ещё, — сказал молодой волшебник. — После этого я буду делать, как пожелаю.

— Ты использовал дракона в качестве источника силы, так ведь? — спросил Гэри. — Насколько я понимаю из рассказанного Керэн, этот мир относительно бесплоден для твоих способностей. Без твоего союзника у тебя мало на что хватит сил. Ты едва выжил, даже пока дракон был.

Гнев и решимость Мэтта росли по мере того, как он продирался сквозь отчаяние и отрицание. Снова подняв взгляд на Гэри, он улыбнулся злой и тревожащей улыбкой:

— Вот тут-то ты и ошибаешься. Большинство людей полагает, что способности мага ограничены силой, и до некоторой степени это так, но главный фактор — это воображение… и эти ублюдки понятия не имеют, что я способен вообразить.

Я покажу им истинную силу шизика, — свирепо закончил он.

«Чего?». Гэри потратил несколько наносекунд, обрабатывая последнюю ремарку, прежде чем наконец решить, что молодой человек имел ввиду креативное умопомешательство. Очевидно, что пришелец из иного мира ещё пока не до конца овладел английским.

— Итак, что именно ты в таком случае планируешь?

— Я уже говорил тебе… пока что — ничего, — ответил Мэттью. — Мну нужно несколько дней, чтобы прийти в себя. Всё это время я буду вести здесь наблюдение, и решать, как найти помощь для Керэн. А закончив с этим, я сосредоточусь на том, как вернуть Дэскаса.

— Они сделают всё, чтобы усложнить тебе задачу.

— Я на это и надеюсь, — сказал молодой волшебник. — Я не хочу, чтобы было легко. Я хочу, чтобы они дали мне все возможные оправдания для того, что я с ними сделаю.

Выражение его лица тревожило, поэтому Гэри решил воздержаться от дальнейших комментариев. Судя по тому, что он знал о молодых людях, он прикинул, что скорее всего молодой человек пересмотрит свои планы после того, как у него будет время поостыть. Продолжение разговора лишь подлило бы топлива в огонь.

* * *

Мэтт сдержал слово, и почти ничего не делал следующие два дня кроме как ел, спал, и пытался держаться в тени. Была середина третьего дня, когда Гэри попросил его об услуге.

— В этом ПМе начинает заканчиваться энергия, — сказал общискин. — Его надо зарядить, иначе я не смогу поддерживать с тобой связь.

Мэттью нахмурился, гадая, не просили ли его о том, чтобы использовать силу, чтобы каким-то образом обновить устройство.

— Я понятия не имею, как это сделать, — признался он.

— Среди снаряжения Керэн есть походное зарядное устройство, — объяснил общискин. — Я видел его позавчера, когда ты всё обыскивал.

— Как оно выглядит?

— Чёрный тряпичный мешочек в форме цилиндра, — сказал Гэри. — Распакуй всё, и я смогу его тебе указать.

— Не нужно, — сказал молодой человек. Он помнил описанный Гэри предмет, и в точности знал, в какой кучке и где именно в рюкзаке тот лежал. Запустив руку внутрь и вправо, он за несколько секунд нашёл искомое.

— Это оно, — согласился Гэри, увидев предмет у Мэтта в руке. — Распусти завязки, и вытащи пластиковый коврик, свёрнутый внутри.

Коврик был размером примерно два на три фута. Он имел тёмно-зелёный с жёлтым отливом цвет, и хотя одна сторона имела матовое покрытие, другая была блестящей и похожей на стекло. Следуя инструкциям Гэри, Мэтт поместил коврик на ярко освещённое место, и разложил блестящей стороной вверх.

— И что дальше? — спросил он.

— Помести ПМ на тёмный прямоугольник в углу, — сказал Гэри.

— И всё?

— Да. Солнечный коврик питает индукционное поле в той области, и оно заряжает ПМ.

— Что вообще означает «ПМ»?

— Персональная Мобильная Машина, — заявил общискин.

— Разве тогда не должно быть «ПММ»? — сказал Мэттью.

Гэри тихо засмеялся:

— Слэнг укоротил аббревиатуру. Годы тому назад все их носили с собой, пока личные имплантаты не стали широко доступны и предпочтительны. Начинали эти устройства в основном как сотовые телефоны, прежде чем…

— Сотовые телефоны? — перебил молодой человек.

— Устройство исключительно для голосовой связи, — пояснил общискин. — Позже они стали сложными вычислительными устройствами, способными получать доступ к сети, и в конце концов каждому стало такое устройство необходимо просто для ведения полноценной жизни. Люди использовали их для общения, чтения, поиска указаний, приведения в действие машин, открывания дверей, оплаты… список длинный.

Мэтт задумчиво кивнул:

— Так вот почему она была так расстроена, когда потеряла свой ПМ в горах.

— Именно, — согласился Гэри. — Без него она была практически беспомощной, по стандартам этого мира. Это также является частью причины, почему она так сильно чувствовала себя изгоем в юности. Большинство людей в молодости получает нейронные интерфейсы. Им не нужны визоры или ПМы, чтобы получать доступ к сети. Они могут делать всё, что необходимо, одной лишь мыслью. Их имплантаты также дают им способность играть в игры вроде тех, которые ты пробовал, без какого-либо внешнего устройства… сенсорные данные передаются напрямую в слуховую и зрительную кору головного мозга.

Одной из величайших несправедливостей, постигших мою дочь, была ложь, которой кормила её мать. У неё не было аллергии на имплантаты. Таня просто не хотела рисковать, предоставляя своей подопытной прямой доступ к сети. Она не была уверена, какова была латентная сила Керэн, и когда та могла проявить себя, и она боялась, что Керэн могла каким-то образом заразить саму сеть.

— Но её отец, настоящий Гэри — он участвовал в этой лжи, разве нет? — сказал Мэттью.

— Да, хотя и не был согласен с этим решением, — сказал общискин. — Я точно знаю, что он испытывал по этому поводу сильное чувство вины.

— Прошу прощения, Гэри, но семья у неё ненормальная, — сделал наблюдение Мэттью. — Даже по моим меркам.

— Согласен, — сказала машина, — однако я надеюсь, что ты не будешь держать искусственную природу моего существования против меня.

Мэтт засмеялся:

— Другая мать моей сестры во многих отношениях похожа на тебя. Она была создана как искусственная копия разума её создательницы. Тысячу лет она провела дремлющей внутри самой земли, выжидая и высматривая возможность выпустить ребёнка своей создательницы из стазисного поля. Думаю, я — последний, кто стал бы осуждать тебя за твою искусственную природу.

Что я действительно имел ввиду, так это её мать, учёную. Даже если Керэн удочерили, я не могу понять, как вообще можно было так обращаться с ребёнком, — закончил Мэтт.

Гэри удивлённо уставился на него:

— Как она может быть твоей сестрой, если она на тысячу лет старше?

— Её удочерили, — объяснил волшебник. — Её выпустили из стазисного поля в день моего рождения, поэтому биологически мы одногодки. Нас вырастили как близнецов, хотя на самом деле мы, наверное, двоюрдные брат и сестра в сотнях колен. Однако это не важно. Мои родители вырастили её с такой же любовью, как и меня, и я ненавижу её так же, как ненавидел бы кровную сестру.

— Ты… что?!

— Это была шутка… в основном. Мойра может быть очень раздражающей.

— Но ты ведь не испытываешь к ней ненависть на самом деле, так? — спросил общискин.

Лицо Мэтта было лишено выражения, и по нему ничего нельзя было прочесть, когда он ответил:

— Наверное, нет — но я не планирую сколько-нибудь скоро в этом признаваться. Мне и так трудно заставить её держаться подальше от моей мастерской.

Глава 27

Прошла целая неделя, прежде чем он ощутил себя полностью восстановившимся, хотя и решил, что это было относительным понятием. Магически он был в порядке, но жить неделю в глуши, при этом пытаясь не использовать способности, была настоящим адом. Местность была сухой, но жаркой, и поэтому он был покрыт тонким слоем налипшей на него пыли. Даже после того, как он смог пользоваться эйсаром, не испытывая боли, он не стал этого делать. Военные их пока не нашли, но он не хотел рисковать созданием какой-нибудь «аномалии», которая могла бы выдать им местоположение Керэн

Поэтому его дни были жаркими, а ночи — холодными. Гэри объяснил ему, как пользоваться консервным ножом, и собранная Керэн консервированная еда была неплохой, но не удовлетворяла. Мэттью устал жить на природе, и тосковал по удобствам в ванной комнате Роберты.

— Хочешь остаться здесь? — спросил он у Гэри, собираясь уходить.

— Хочу, но мне не следует этого делать, — сказал общискин.

— Почему нет?

— У меня есть GPS-координаты этого места. Я понадоблюсь тебе, чтобы найти сюда обратную дорогу.

Мэттью тихо засмеялся:

— Ха! Я вырос в мире без вашей изощрённой технологии. Моё чувство направления лучше, чем ты думаешь.

— Не хочу показаться грубым, — сказал Гэри, — но по-моему ты на самом деле не похож на человека, увлекающегося походной жизнью.

Так и было, но основы он знал. Хотя они ему и не понадобятся — у него была припасена стратегия получше.

— Обещаю, что смогу снова найти это место. Так ты хочешь остаться, или пойти со мной? Тебе нечем будет здесь заняться.

— Она будет в безопасности?

— Покуда на неё не упадёт валун. Потребуется что-то значительное, чтобы нарушить чары.

— А что насчёт животных?

Мэтт пожал плечами:

— Взрослый человек с кувалдой, если нацелится на кварцевые кубики, может повредить их, и разрушить чары. Сомневаюсь, что медведь или волк попытаются что-нибудь подобное сделать.

Гэри выглядел взволнованным:

— Если кто-то объявится, пока нас нет…

— То ты всё равно ничего не сможешь сделать, чтобы их остановить, — закончил вместо него Мэтт.

В конце концов Гэри решил отправиться с ним.

Прежде чем покинуть местность, Мэттью подошёл к краю каньона, и стал обыскивать местность, пока не нашёл относительно укрытое место. Затем он использовал минимальное количество силы, чтобы высечь на плоском камне круг.

— Что это? — спросила машина.

— Телепортационный круг, — ответил он. — Чтобы я мог вернуться, не волнуясь о твоём GPS.

— А если они его засекут?

— Стазисные чары же не засекли. Круг вообще почти не имеет эйсара. Только небольшое количество, чтобы дать имя этому конкретному месту в пространстве, чтобы я мог использовать похожий круг, чтобы телепортироваться обратно сюда. Когда он не используется, он с тем же успехом может быть обычным рисунком, — объяснил он.

— Ты не собираешься использовать его, чтобы уйти?

— Нет, — ответил он. — Это может вылиться в количество магии, достаточное, чтобы их насторожить. Да и домой я буду возвращаться не с помощью телепортации. Я буду транслоцироваться через измерения, и это я могу делать откуда угодно. Поэтому я решил, что лучше всего будет отойти отсюда настолько далеко, насколько я смогу, прежде чем это делать, поскольку я уже знаю, что они могут определить, когда я транслоцируюсь.

Я отправлюсь домой, найду помощь, а когда буду готов, перенесу их обратно. Я не знаю, где я появлюсь в твоём мире, когда вернусь, но значения это иметь не будет. Я могу сделать ещё один круг, и телепортироваться сюда раньше, чем они поймают меня в точке выхода. Затем я смогу взять Керэн, и забрать её в мой мир до того, как они отыщут это место.

— А там вообще есть кто-нибудь, кто способен ей помочь? — спросил Гэри.

Об этом он уже успел основательно подумать. Бабка Грэма, Леди Торнбер, много знала в области целительства, но она не была волшебницей. Его отец, будучи архимагом, скорее всего мог бы помочь, но он всё ещё был пропавшим. Другие знакомые ему волшебники — Элэйн, Джордж, его сестра — все имели некоторые навыки, но он сомневался, что они справились бы.

Оставалось два варианта. Линаралла была Ши'Хар, и с её способностями к заклинательному плетению она, возможно, смогла бы использовать продвинутые техники, доступные её народу — если она их знала. Если нет, то её мать, Лираллианта, могла её научить.

Но Мэттью этот вариант не нравился. Если она не получила нужных инструкций, то на их получение уйдут недели или месяцы. Лираллианта была взрослой Ши'Хар, то есть деревом, и её понятие о коротком разговоре могло подразумевать нечто довольно длительное. Потребовалось бы слишком много времени, если Линаралле пришлось бы искать совета.

Другим вариантом был Гарэс Гэйлин. Он был архимагом и, если верить отцу Мэтта, в делах плоти разбирался ещё лучше. В конце концов, новое тело Мойре Сэнтир сделал он, и Мордэкаю после его судьбоносной встречи с Мал'горосом он тоже сделал тело.

Гарэс был его наиболее предпочтительным вариантом.

— Я могу попросить нескольких человек, — сказал он, напуская туману. — Но сперва нам надо отойти подальше отсюда, чтобы я мог безопасно отправиться домой.

— Тебе нужно будет удалиться как минимум на пару сотен миль, для верности, — сказал Гэри.

Мэттью прищурился, глядя на экран. Из-за яркого солнечного света на нём было трудно что-то разглядеть.

— Это слишком далеко для пешей прогулки. — Он не собирался лететь, поскольку это лишило бы его действия смысла. — Ты уверен, что нам нужно уходить настолько далеко?

— Ты снова недооцениваешь их ресурсы. Как только ты сместишься в свой мир, аномалия будет замечена АНСИС, а поскольку он изолировал от остальной сети, я не смогу заблокировать или повлиять на его отчёты. Они начнут поиски, исходя из точки, которую он определит.

— Потребуются тысячи людей, чтобы обыскать эту обширную пустошь… — начал Мэттью.

— У них есть тысячи беспилотников, — перебила машина. — Беспилотники, которые могут летать, которые не устают, и ничего не упускают. Беспилотники с искинами на борту, способными анализировать всё, что они видят, и заметить нечто настолько искусственное, как оставленное тобою позади стазисное поле. Они разделят местность на квадраты, и найдут её за считанные дни… если мы не отбудем откуда-то издалека.

— Разве ты не можешь их одурачить? — предложил Мэтт. — Так, как ты это делал в доме её тётки? На прошлой неделе ты хвастался о том, каким ты стал супер-умным.

— Они вывели беспилотники из сети, — объяснил общискин. — Вероятно, их подключили напрямую к сети АНСИС, хотя это — лишь мои предположения. Как бы то ни было, я больше не могу до них добраться.

Мэтт снова пошёл дальше, хотя его стопы казались гораздо тяжелее, теперь, когда он знал, насколько далеко им придётся идти. Местность этому не способствовала. Первым делом надо было выбраться из каньона, который казался больше, чем всё, что Мэтт когда-либо видел прежде. «Полагаю, «Великим» его потому и называют».

Искать место для подъёма пришлось бы не один день, но Гэри и его, казалось, магический GPS могли с точностью определить их положение, а поскольку у него был доступ к картам и снимкам с воздуха, он знал расположение ближайшей тропы, которая поднималась на южный край.

Поход/подъём занял большую часть утра, и к тому времени, как они забрались наверх, у Мэттью гудели ноги. Однако он почти не замечал свой дискомфорт — с каждым шагом вверх вид становился всё более и более великолепным. Когда они наконец достигли вершины, он смог увидеть каньон целиком, и был поражён.

В тысячах футов ниже скромно петляла коричневая река, будто не ведавшая, что именно она прорубила это массивное образование. Сам каньон тянулся вдаль насколько хватало глаз, похожий на гигантскую рану в земле, с красными, золотыми, бежевыми и коричневыми полосами. Масштабов всего этого его разум просто не мог осознать.

Он раскрыл рот, чтобы выразить своё восхищение:

— О.

— Лишился дара речи, да? — сделал наблюдение Гэри. — Большинство людей реагирует точно так же, когда видят его впервые.

— Вау. — Словарный запас Мэттью стал потихоньку возвращаться.

— Гэри, настоящий Гэри, привёз Керэн сюда, когда она была подростком, — сказал общискин, описывая воспоминания, не принадлежавшие ему самому. — Он хотел поделиться с ней чувством, которое бывает, когда видишь это место впервые.

— Он такой большой, — сказал человек. Он временно забыл об использовании английского, всё ещё ошарашенный, и был вынужден повторить для Гэри: — Он огромен.

— Один из наших астронавтов описал свой первый шаг на луне, сравнив это со стоянием на краю Великого Каньона, — изложил общискин. — Поэтому легко понять, почему тебе так сложно это описать.

— Астронавт? — Мэттью прежде не слышал это слово.

— Исследователи, которых мы когда-то послали на луну, — объяснила машина.

Мэттью уставился на машину, а затем указал вверх:

— Под луной ты подразумеваешь ту, которая там?

Луна в тот момент не была видна, но Гэри понял:

— Да. У нас там до сих пор есть базы, хотя органиков там уже нет. Есть астрономическая обсерватория и много ныне не используемого шахтёрского оборудования.

— Люди отправились туда?

— Да.

Мэттью не был уверен, мог ли он поверить в сказанное машиной, хотя прежде у него не было причины сомневаться в словах Гэри.

Общискин наблюдал за его реакцией, и гадал, что, возможно, сказал слишком много. Он не собирался приводить молодого человека в состояние оцепенения. Одного Великого Каньона уже было достаточно, поэтому он попытался показать это с другой точки зрения:

— Ты — путешественник из параллельной вселенной. Ты уже сделал что-то, выходящее за рамки моего воображения. Тебе следовало ожидать, что ты обнаружишь здесь чудеса, выходящие далеко за пределы твоего собственного опыта.

Мэттью лишь кивнул, позволяя своему взгляду впитать вид раскинувшегося перед ним огромного каньона, пока его разум взмывал к звёздам. Он задумался, можно ли было сделать то же самое в его собственном мире. В какой-то момент он осознал, что сидит, и не был уверен, сколько времени он так провёл, впитывая в себя пейзаж.

Приближение одинокого перта, севшего в двадцати футах позади, он даже на заметил, пока о его приближении не объявил ему слух. Встревоженно заозиравшись, он подскочил, а затем снова присел.

— Расслабься, — сказал Гэри. — Это я его вызвал.

— Почему ты мне не сказал? — бросил обвинение молодой человек.

Лицо Гэри приняло раздосадованный вид:

— Я говорил — уже полчаса говорил. А ты только кивал и хмыкал. Я так и знал, что ты меня не слушал!

Пытаясь вспомнить упущенное время, Мэттью смутно припомнил, что Гэри что-то произносил, но он был так увлечён своими мыслями, что ничего из этого не услышал. Вместо того, чтобы извиниться,он устремился к следующей теме:

— Откуда ты знаешь, что это безопасно? Они не могут его отследить?

— Если бы знали, что он здесь — то могли бы, однако они не знают, — самодовольно сказал общискин. — Владелец им не пользовался годами, с тех пор, как выгрузился. Я поменял регистрацию на органика, живущего в Калифорнии, и вряд ли находящегося под активным наблюдением.

— Ты его украл, — прямо сказал Мэтт.

— Прежнему владельцу он не нужен, и его пропажу он не заметит, поскольку я управляю камерами безопасности, которые наблюдают за гаражом, где находился этот перт. Новый владелец не знает о его существовании. Будь ты грабителем банка, это была бы идеальная машина для бегства.

Мэттью уставился на экран, пытаясь усвоить последнее утверждение:

— Люди грабят банки?

— Банков больше нет, — проинформировал его Гэри. — Но если бы ты видел старые фильмы… а, не важно. Важен тот факт, что ты можешь использовать этот перт, чтобы удалиться подальше, прежде чем транслоцируешься домой. После этого я отправлю транспорт обратно в гараж, и восстановлю прежнюю регистрацию его изначальному владельцу — и никто даже не узнает, что он использовался.

Это звучало хорошо, но один момент его смущал:

— Разве ты не отправишься со мной?

— Этот ПМ — отправится, и я загружу на него компактную версию себя самого, однако остальная часть меня всё ещё будет здесь, — сказал Гэри.

— Разве можно быть в двух местах одновременно?

— Людям — нельзя, — сказал общискин. — Но я — не человек. Строго говоря, тот я, которого я считаю центральной частью моего существа, останется здесь, но меньшая, более ограниченная копия будет в этом ПМе. Не забывай его заряжать. Я с нетерпением жду возможности побольше узнать о твоём мире, когда меньшая часть моего «я» вернётся с тобой.

«Если я когда-либо попытаюсь написать мемуары, люди сочтут меня сумасшедшим», — подумал Мэттью. «Никто в это не поверит».

Перт летел на запад оставшуюся часть дня, и к вечеру Мэтт увидел на горизонте океан. Вид был прекрасным, но его взгляд мог вобрать в себя лишь ограниченное его количество, прежде чем его разум начинал грезить наяву. Большую часть пути он провёл в полу-дрёме, засыпая и просыпаясь между длительными периодами интроспекции.

— Сколько ещё ты хочешь лететь? — спросил он у общискина.

— Ты можешь переместиться в свой мир над океаном, или тебе надо быть на суше? — сказал Гэри, отвечая вопросом на вопрос.

Мэтт пожал плечами:

— Я могу и здесь, но я бы предпочёл выбраться из перта, чтобы сперва вытащить всё из рюкзака, и собрать в узел. Подпространственное отверстие, которое я в него встроил, перестанет работать, как только я отсюда уйду.

— Значит, на берегу?

— Нет, океан тоже сойдёт. Поскольку я всё равно выдам им своё положение, я могу использовать часть своей силы, чтобы создать устойчивую поверхность.

— Если бы ты явился в этот мир несколько сотен лет назад, то мог бы хорошо устроиться в качестве мессии, — сухо сказал Гэри.

Мэттью нахмурился:

— Эта отсылка мне не понятна.

— Не волнуйся об этом, — сказал Гэри. — Просто неудачная шутка.

Они полетели над океаном в сгущающихся сумерках, а когда появились звёзды, Мэттью обнаружил, что глядит на них с новым чувством трепета, ожидая появления луны. Когда та наконец появилась, он не увидел заметной разницы между ней и той луной, с которой он вырос — предположительно, два измерения были достаточно похожи, чтобы быть почти идентичными, если не считать разницы во времени. Пять или десять тысяч лет были, вероятно, слишком маленькой разницей в том, что касалось луны.

«Неужели мы действительно могли бы туда отправиться?» — дивился он, глядя на бледную сферу.

— Насколько луна далеко? — спросил он вслух. Мэттью уже начал привыкать к источнику информации и фактов Гэри, казавшемуся бесконечным.

— Будь она прямо над нами, она находилась бы примерно в двух стах тридцати восьми тысячах миль. Если хочешь более точное число, я могу его подсчитать на основе нашей нынешней широты и нынешнего положения луны относительно нашего точного местонахождения…

Мэттью покачал головой, изумляясь названному числу:

— Нет, я даже не могу осознать величину, которую ты только что назвал.

— Для сравнения, диаметр Земли — семь тысяч девятьсот семнадцать и пять десятых миль, — добавила машина.

— Это очень помогло, — сардонически сказал молодой волшебник, но даже произнося это, он подсчитывал у себя в голове. «Примерно тридцать оборотов вокруг земли, чтобы…»

— Можно облететь вокруг света… — начал Гэри.

— Тридцать раз, понял, спасибо, Гэри. Я знаю, что мой мир наверняка кажется тебе примитивным, основываясь на том, что ты слышал — но у нас всё же есть математика.

Лицо на экране ПМ закрыло рот, а затем секунду спустя общискин ответил:

— Прошу прощения, я не хотел тебя оскорбить. Но если честно, дело не в предвзятости. Немногие люди, или, точнее, немногие органики, могут производить умножения или деления в уме без помощи имплантатов.

Молодой волшебник кивнул:

— Я просто устал от долгого сидения в этом железном ящике. Я не хотел на тебя огрызаться. — Он не стал себя утруждать объяснением того, что большинство людей в его мире тоже не могли считать в уме. Для большинства из них умение читать уже было удачей.

Прошло ещё несколько часов, и земля уже достаточно давно скрылась из виду, когда перт остановился, зависнув в нескольких футах над гребнями волн. Мэттью открыл дверь, и выпрыгнул наружу, разгладив поверхность воды, и укрепив её своим эйсаром, чтобы она выдержала его вес во время приводнения.

Оказавшись внизу, он расширил гладкую, ровную поверхность ещё на десять футов во всех направлениях, и добавил щит по краям, чтобы не дать волнам залить её водой. Закончив с этим, он открыл рюкзак Керэн, и начал вынимать его содержимое, раскладывая его на большом одеяле. Скидывание всех вещей в одну кучу шло вразрез с его врождённому стремлению к порядку, но выбора у него особого не было.

Пока он работал, его разум раздумывал над этой проблемой, и ему в голову пришло несколько идей для решения проблемы хранения вещей при перемещении между измерениями. Он занёс их в список для дальнейшего пересмотра, когда у него появится свободное время для работы над этим. Одеяло заполнилось, а рюкзак опустел. Он бросил его на гору вещей, и стянул одеяло за концы.

Мэттью на самом деле не был уверен, каковы были его ограничения при переносе материалов через измерения, но подозревал, что они следовали правилам, похожим на те, которым подчинялась остальная магия. Содержавшее внутри себя снаряжение одеяло в основном являлось границей. Эта граница определяла содержавшиеся внутри вещи, поэтому вместо того, чтобы представлять из себя все отдельные предметы, оно попадало у него в голове в категорию «узел». Важна была сама мысленная концепция. Ему не придётся думать о том, чтобы перенести палатку, еду, личные вещи, и тому подобное. Ему нужно было лишь думать о том, чтобы взять с собой узел.

— Ты готов? — спросил он у ПМа, который держал в руке.

Гэри улыбнулся:

— Я уже позаботился о том, чтобы организовать и загрузить всю информацию, которая мне, по моему мнению, может понадобиться. Можешь приступать в любой удобный момент.

Мэттью так сделал — и мир начал таять.

Глава 28

Они оказались глубоко в лесу, где деревья росли так плотно и высоко, что через них едва было видно солнце. Воздух заполняло пение птиц, и пространство между деревьями было относительно свободно от подлеска — маленькие растения были лишены света их более крупными собратьями.

— Ты знаешь, где мы? — спросил Гэри.

Мэттью пожал плечами:

— Понятия не имею. Мы можем быть где угодно в митре, и в нём много мест, которые я никогда не видел.

— Ты не контролируешь место, куда прибываешь?

— В первый раз, когда я отправился в твой мир, я прибыл на то место, которое было аналогично месту моего отбытия. Во второй раз я каким-то образом навёлся на Керэн, — ответил он. — Когда я вернулся, место казалось случайным. Не думаю, что я могу управлять точкой прибытия без чего-то вроде маяка. Это всё для меня ещё в новинку.

— Рад, что ты чувствуешь такую уверенность, — сказал общискин. — Лично мне трудно приспособиться. Без сигнала GPS многие основные функции этого устройства не работают, и я уверен, что с каждой секундой другие мои функции, имеющие зависимость от времени, становятся всё менее и менее точными.

Мэттью одарил экран любопытным взглядом. Голос Гэри звучал почти тревожным.

— Твой голос стал звучать менее похожим на прежний, — сделал он наблюдение.

— Это я больше не прежний, — сказал общискин. — Я — бледное подобие того, чем был, и теперь, когда я больше не подсоединён к сети… ну, будь я нормальным человеком, свои ощущения я описал бы как «паническая атака».

— Попытайся расслабиться, — сказал молодой человек. — Пока ты здесь, тебе придётся жить с отсутствием абсолютного ощущения времени и положения, но ты справишься. — Разговаривая, он раскрыл одеяло, и забрал оттуда свой личный мешок. Он тщательно организовал и упаковал большую часть экипировки в мешок, поскольку тот теперь снова работал.

Однако всё уложить ему не удалось. Отверстие в его мешке было меньше, чем в рюкзаке Керэн, и палатка туда просто не лезла. К счастью, у неё был заплечный ремень для переноски. Организовав всё к своему собственному удовлетворению, он взял посох, и начал выжигать за покрытой палой листвой лесной почве круг.

Начерченный таким образом, он не просуществует долго, но ему он нужен был лишь на один раз. Мэттью сделал его обширнее, чем требовалось, поскольку в рыхлой почве трудно было чертить точные руны. Подняв палатку, он продел руку в лямку, и осторожно переступил через край круга, встав в центре.

— Как это может перенести нас к тебе домой, когда мы даже не знаем, где именно находимся? — взволнованно спросил Гэри.

— Потому что я его начертил с ключом для постоянного круга, расположенного дома, — сказал Мэтт, будто это всё объясняло.

Гэри не был удовлетворён:

— Но откуда этот круг знает, где это место? Ты только и сделал, что начертил какие-то символы, которые предположительно совпадают с символами в другом круге, и к тому же ты даже не знаешь, где этот круг находится!

Мэтт улыбнулся:

— Мне не нужно знать, где он находится. Когда мы создаём круг, мы создаём для него новый ключ. Строго говоря, ключ может быть чем угодно… это просто метка, имя, которое мы даём конкретному месту внутри круга. Мы вкладываем в неё немного эйсара, и она отмечает или ставит клеймо на это место с выбранным ключом. С этого момента мы можем сделать круг где-то ещё, и покуда мы создаём его с ключом, совпадающим с другим существующим кругом, он нас туда перенесёт.

— А что если два разных волшебника создадут два круга с одним и тем же ключом?

Он постоял немного, размышляя, прежде чем честно ответить:

— Ни один из этих кругов не заработает без дополнительной поддержки, но это — основа для создания ворот. Волшебник, придумавший методологию создания ключей, использовал математическую функцию, чтобы не допускать таких ситуаций. В число переменных этой функции входят время и дата, а также имя создающего ключ волшебника. Покуда все следуют этим рекомендациям, два разных волшебника никогда не создадут круг с одним и тем же ключом, поскольку возможные ключи практически бесконечны.

— Если только твоя функция не имеет потенциальную возможность дать один и и тот же ответ для двух разных наборов входных данных, — сделал наблюдение общискин. — Кстати говоря, я не видел, чтобы ты делал какие-то вычисления для нового ключа к этому кругу. Он будет работать без собственного ключа?

Мэтта уже сбила с панталыку возможность случайного создания одинаковых ключей. Он всегда полагал, что это невозможно, но без изучения функции он не мог быть уверен в том, что беспокойства компьютера были беспочвенны. «Сейчас неподходящее время, чтобы начать в себе сомневаться», — сказал он себе. Затем он ответил на второй вопрос:

— Вычисления я сделал в уме. Эти руны справа внизу — ключ для этого круга, поскольку — нет, без собственного ключа он не сработает.

— А что насчёт…

Мэттью перебил его:

— Хочешь, дам тебе работу? Думаю, тебе надо чем-то заняться. — Он уже начинал уставать от отвечания на казавшиеся бесконечными вопросы ПМа.

— Ты что-то придумал? — спросил Гэри с почти прозвучавшей в голосе надеждой.

Мэтт выдал ему функцию для создания ключей к телепортационным кругам, а потом объяснил задачу:

— Попробуй найти доказательство того, может ли эта функция выдать один и тот же ответ для разных аргументов.

Общискин колебался:

— Математика — на самом деле не моя специальность, знаешь ли.

— Я думал, компьютеры могут что угодно рассчитать за секунды.

— Вычислить результат уже определённых функций они могут, да, но создание математического доказательства — задача творческая, и требует много интеллекта и интуиции.

Мэттью одарил его озадаченным взглядом:

— Но ты же не просто компьютер. Ты — разумное существо, обладающая сознанием программа, искусственный интеллект. Супер-интеллект, согласно тому, что ты говорил мне ранее.

Гэри казался слегка смущённым:

— Ну, изначально я был создал как эмуляция Гэри Миллера, и хотя он был неплохим математиком, разбирался он в основном лишь в математике, с которой работал по профессии. Он не был таким теоретиком, как ты мог бы подумать. Конечно, в моём мире это не было бы проблемой, там остальная часть меня эволюционировала до богоподобного состояния, но этот ПМ обладает очень ограниченными ресурсами.

Мэттью обнаружил, что это признание его веселит, поэтому ухватился за него:

— То есть, ты хочешь сказать, что ты теперь идиот?

Лицо на экране сжало губы:

— Пожалуйста, мне и так уже достаточно трудно это говорить. Прояви милосердие. Как бы ты ощутил себя, если бы проснулся завтра утром, и обнаружил, что за ночь стал идиотом?

— Не знаю, — восторженно сказал Мэттью. — Но я уверен, что смогу понять, каково это, понаблюдав за тобой.

Гэри сощурился на него:

— Ты действительно мудак.

Мэтт осклабился:

— Меня вечатляет тот факт, что ты сумел до этого додуматься. Для тебя ещё не всё потеряно. Возможно, ты сможешь таки приложить свой ограниченный разум к поискам этого математического доказательства для меня — или ты уже сдался?

Общискин поморщился:

— Работаю над этим, но я понятия не имею, сколько времени это займёт, и вообще способен ли я его найти. — Секунду спустя он пробормотал: — Надеюсь, остальные члены твоей семьи лучше тебя.

Мэттью не ответил. Вместо этого он напряг волю, и активировал круг.

* * *

Они появились в середине большого главного круга в промежуточной станции Замка Камерон. Последние несколько дней он неоднократно сомневался в этом выборе, поскольку он правда не хотел сталкиваться с неминуемой суетой, которая поднимается после его возвращения домой. Он мог бы отправиться в Ланкастер, или в личный круг у себя в мастерской, о котором никто не знал — но как бы то ни было, в конце концов ему придётся предстать перед матерью.

Лучше всего было сделать всё сразу.

Стражник, дежуривший в промежуточной станции, сразу же заметил его, и вытянулся в струнку:

— Мастер Мэттью!

Тот махнул рукой:

— Хватит уже, Даг. Как у вас тут дела? В частности, как моя мать?

Даг ухмыльнулся:

— Ваша госпожа мать будет рада вас видеть. Настолько рада, что может больше никогда не позволить вам уйти, если вы понимаете, о чём я, милорд. Вам следует ожидать полного энтузиазма возвращения домой. О вашем отсутствии волновался весь замок.

— Настолько плохо, да? Чёрт.

— Ваш отец вернулся, — добавил Даг. — Леди Мойра нашла его в Данбаре.

Это были хорошие новости, хотя он и ощутил лёгкий укол ревности из-за того, что славу за спасение Папы снискала его сестра. Он быстро отбросил это чувство, поскольку мыль эта очевидно была недостойной. Важнее было другое…

— Как он? Здоров?

Стражник кивнул:

— Он в порядке, лучше спросите о жителях того города. Ваша сестра устроила осаду, чтобы его вытащить.

Брови Мэттью удивлённо поползли вверх:

— Осаду? У неё не было армии, когда мы разделились.

— Она устроила что-то вроде гражданской войны, — сказал Даг. — Убила их Короля и половину жителей, прежде чем всё закончилось.

— Это Мойра-то?! — Мэттью уставился на него с раскрытым ртом. — Меня не было всего месяц! — Поискав в памяти сведения о политическом устройстве Данбара, он добавил: — Дарогэн мёртв?

— Ага, он был одержим каким-то злым духом, или вроде того. Сэр Грэм тоже, но она сама вселилась в него, или что-то такое. Потом она ещё что-то сделала с некоторыми из людей, и помогла им изгнать демонов из остальных, но всё получилось довольно кроваво. Ваша мать посылает людей и припасы в Данбар и обратно, чтобы помочь им в восстановлении.

Вы пропустили суд, два дня тому назад, — добавил Даг. — Вызвали из Лосайона верховного судью, чтобы вести процесс. Поймали ту девушку, Алиссу, которая помогла похитить вашу сестру, Айрин.

— Поймали?

— Ага — все думали, что её наверняка казнят, но Сэр Грэм в неё влюблён, и… вы ни за что не догадаетесь, что ещё! — Даг практически кипел от радости по поводу своих новостей.

— Что?

— Она — дочь Сэра Сайхана! Никто не знал! Он выступил перед судом, и умолял их не убивать её. Он сломался, и рыдал перед собравшимися, перед судьёй, перед всеми. Я не мог поверить глазам.

Мэттью самому было трудно в это поверить. Он никогда не знал, чтобы здоровяк выказывал хоть какие-то эмоции. Даже улыбался он достаточно редко. Алисса была его дочерью?!

— Ну! И что случилось?

— Ей дали шесть месяцев в тюрьме, и пять лет службы вашей семье.

Это показалось ужасно лёгким наказанием за её преступления:

— И всё?

— Леди Хайтауэр защищала её в суде — сказала, что были смягчающие обстоятельства, — проинформировал его Даг. — Я на самом деле не понял всего, что они говорили, но суть в том, что её к этому принудил её дядя.

— «Мэттью?»

Это был разум Мойры, тянувшийся к нему:

— «Ага, я вернулся», — ответил он.

— «Папа вернулся», — сказала она ему, — «но Мама убьёт тебя, как только увидит. Мужайся».

Её разум почему-то ощущался другим, хотя он и не смог бы точно сказать, в чём была разница. Это всё ещё была Мойра, но она изменилась. Это заставило его задуматься о том, через что она, наверное, прошла.

— «Этого я ожидал», — сказал он ей. — «Местный стражник начал рассказывать мне кое о чём из случившегося».

— «Многое изменилось», — ответила она. В её мысли был тёмный подтекст.

— «Ты в порядке?» — спросил он. — «Я слышал, ты какую-то войну затеяла».

Её ответ пришёл не сразу:

— «Ты достаточно скоро об этом услышишь». — После этого она оборвала контакт.

— Лорд Мэттью?

Он моргнул. Даг всё ещё разговаривал с ним.

— Прости, я задумался.

— Я говорю, что другой стражник ушёл рассказать о вашем возвращении. Вам, наверное, следует идти в донжон. Если только не хотите устроить встречу во дворе.

— Конечно, — ответил он. — Ты прав. Спасибо, Даг. — Он вышел из промежуточной станции, и пошёл к главным дверям в донжон, но мысли его были заняты Мойрой. Он не знал, что с ней случилось, но она казалась замкнутой. И это было не похоже на неё — так внезапно прерывать разговор.

У дверей его с лёгкой улыбкой на лице встретил Грэм:

— Давно не виделись.

— Я слышал о твоих приключениях, — сказал Мэттью.

Его друг кивнул:

— Если можно это так назвать. Я перехватил стражника, кстати говоря. Он бы поднял на уши половину челяди менее чем за минуту, но тебе лучше пойти увидеть семью как можно скорее. Это будет проще, чем если ты будешь ждать, пока они сами не услышат новости. Не думаю, что Джерод сможет удержать язык за зубами дольше нескольких минут, чем бы я ему ни угрожал.

— Спасибо, — благодарно сказал Мэтт.

Грэм кивнул, в его светлых волосах сверкнул солнечный свет:

— Без проблем, и — спасибо, твоя броня неоднократно спасла мою задницу.

Мэттью надул грудь в притворном самомнении:

— Ещё бы. В конце концов, я же лучший чародей в Лосайоне.

Молодой воин похлопал его по плечу:

— Против этого ты от меня ничего не услышишь. — Грэм оглянулся. — Тебе стоит поспешить. Позже поговорим, когда твоя мать закончит тебя отчитывать.

Вздохнув, Мэттью шагнул сквозь главную дверь, и зашёл в донжон. Он двигался поспешно, и здоровался с различными служащими в коридоре короткой улыбкой, но избегал дальнейших разговоров. Если он задержится, то новости о его возвращении достигнут его родителей раньше его самого.

Когда он добрался до дверей в покои своей семьи, он был вознаграждён удивлённым видом лиц стоявших там стражников. Он прошёл между ними, войдя в прихожую. Дверь, которая вела оттуда, на самом деле была порталом. Когда её открывал незнакомец, она вела в покои, которые его семья держала в донжоне замка, но когда её открывали определённые люди, вроде него самого, она активировала магические врата, которые вели в истинное жилище его семьи — в дом, спрятанный в Элентирских горах.

Пройдя внутрь, он сразу позволил своему магическому взору свободно блуждать, показывая ему обстановку в доме. Его младших брата и сестры там не было, хотя они вполне могли быть в замке, или у кого-то в гостях. Мойра была в замке, почему она и ощутила его прибытие, так что здесь её тоже быть не могло.

В доме были лишь его родители. Его отец был в своём кабинете — он поднял голову от своей работы, когда магический взор показал ему, что Мэттью вошёл в дом. Его мать что-то делала в спальне, всё ещё не подозревая о его присутствии.

Он ощутил лёгкое касание эйсара, когда отец поближе к нему присмотрелся, уверяя себя в том, что его сын был цел и невредим.

— «Я в порядке, Пап», — сказал он, посылая свою мысль, и в свою очередь осматривая отца.

— «Сперва повидай мать», — ответил Мордэкай. — «Ей так будет лучше. Она голову потеряла от беспокойства».

Мэттью кивнул, зная, что его отец увидит этот жест несмотря на разделявшие их стены, и направился к родительской спальне. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь, и вошёл.

Пенни, Графиня ди'Камерон, сидела посреди кровати скрестив ноги, одетая лишь в домашний халат. Она была окружена кучей писем и отчётов. Столы ей никогда не нравились. В ответ на донёсшийся до неё шум её взгляд поднялся от бумаг у неё в руках, и встретился с его собственным.

По её лицу за секунду пробежала куча эмоций, когда она удивлённо уставилась на него. Затем она соскочила с кровати — внезапное движение разбросало бумаги во все стороны, когда она метнулась через всю комнату.

Он приготовился, прежде чем она ударилась об него подобно морскому шторму, её руки обхватили его железными объятьями, грозя его утопить. Не будь он окружён близким к коже щитом, Мэттью боялся, что она разломала бы его надвое.

— Убери этот проклятый щит! — приказала она. — Дай мне почувствовать моего сына.

Он так и сделал, и напряг тело в ожидании дробящих кости объятий, но её хватка смягчилась. Её узы с драконом действительно давали ей достаточно сил, чтобы при неосторожности ломать кости.

— Ты хоть понимаешь, как мы волновались? Как я волновалась?!

— Догадываюсь, — тихо сделал он наблюдение.

Она оторвалась от него, и взяла его голову ладонями, чтобы увидеть его лицо:

— Я бы тебя убила, если бы не тот факт, что именно этого я и боялась весь месяц!

— Знаю, Мам.

— Ты идиот, — прорычала она, снова обнимая его. — Почему ты не послал ни весточки? Где ты был?

— Ну… — начал он.

— Постой, твой отец тоже захочет это услышать, — сказала она, останавливая его.

— Он почти здесь, — проинформировал его Мэтт. — Он заметил, как я вошёл.

Несколько секунд спустя его отец стоял в дверях, уперев руки в бока, и с ироничной улыбкой на лице:

— Ну и ну, неужели это наш давно потерянный сын! — Миг спустя он прекратил притворяться, и заграбастал Мэттью в медвежьи объятья.

Мэтту на самом деле не очень нравилось обниматься, но, учитывая обстоятельства, он спокойно это перенёс.

Выпустив его, Морт сделал шаг назад:

— Рассказывай — от этого зависит твоя жизнь, — приказал он.

Пенни зыркнула на мужа:

— Не смей начинать шутить на этот счёт. — Переведя взгляд на сына, она твёрдо посмотрела на него: — Мы хотим знать, что ты делал, и почему ты был слишком занят, чтобы послать хоть одно сообщение, давая нам знать, что ты всё ещё жив.

Мэттью кивнул:

— Может, нам следует присесть?

— В гостиную, — приказала Пенни. — Я сделаю чаю. Ни слова, пока я не сяду!

Глава 29

Он пытался рассказывать как можно короче, но родители постоянно перебивали его, настаивая на дополнительных подробностях. В частности, ему хотелось приуменьшить опасность, поскольку это лишь увеличивало тревогу его матери, но необходимые откровения делали это почти невозможным.

Мордэкай выказал больше интереса, когда был упомянут «АНСИС».

— Говоришь, что нет никаких доказательств, что они явились из того мира? — спросил он.

— Не совсем, — сказал Мэттью. — Измерения сложнее, чем простые «да» или «нет». Я выбрал параллельный мир, который был близок к точке происхождения того, кто перешёл в наш мир, но возможно, что это был не в точности тот самый мир. Я действовал по наитию, интуитивно. Есть много граней бытия, уложенных друг на друга, и некоторые из них почти идентичны. Они разнятся по времени и событиям, поэтому та, куда я отправился, похоже, не является той, откуда к нам кто-то явился, по крайней мере — согласно тому, что мне сказал Гэри.

— Гэри — машина? — спросила Пенни.

— Да.

Мордэкай откинулся на спинку кресла:

— Не знаю, можно ли ему доверять. Враги, с которыми мы столкнулись в Данбаре, тоже были машинами… под названием АНСИС. Это также является именем древнего врага Ши'Хар, если ты не заметил.

Вообще-то он пока ещё не связал два этих понятия, но как только его отец это произнёс, он понял, почему это имя казалось ему знакомым. Как бы то ни было, Гэри он доверял:

— Гэри — не АНСИС. Его сделал отец Керэн — тот же человек, который помог построить АНСИС, но он работает против военных. Без него я мог бы и не выбраться.

Глаза Мордэкая сузились, когда он поднял чашку к губам:

— Ладно, рассказывай дальше. Решение примем после того, как услышим остальное.

Мэтт продолжил говорить, но по ходу рассказа у его матери стало возникать всё больше и больше вопросов касательно Керэн. Он пытался сводить рассказ об их общении к минимуму, но выражение её лица говорило о всё растущих подозрениях.

— Сколько, говоришь, времени вы провели одни в той глуши? — снова спросила она.

— Только несколько дней.

— А минуту назад казалось, что почти неделю, — начала копать она. — И у вас не было скаток, и не на чем было спать?

— Ну… всё было не так плохо, — закончил он, пытаясь её успокоить.

Мордэкай вставил слово:

— Ты минуту назад сказал нам, что было ужасно холодно.

— Ага, но, к счастью, для волшебника холод — не большая проблема.

Его отец не отступал:

— Но ты сказал, что тебе приходилось экономить силу, поскольку там почти не было фонового эйсара.

«Спасибо, Пап», — подумал он про себя, пытаясь не показать, как скрипит зубами.

— Говорил, но согреваться было важнее.

Проказливое выражение на лице его отца говорило о многом:

— О, я согласен! Дело в том, как…

— Морт, — тихо сказала Пенни с предостережением во взгляде. — Оставь.

Мордэкай увидел этот взгляд, а затем вспомнил о прежних невзгодах своей жены. Однажды она недели провела на холоде, в плену у шиггрэс, и согреваться могла только благодаря своему спутнику. Это был один из самых страшных и бесчеловечных периодов в её жизни, и он однажды сказал ей, что никогда не будет выпытывать у неё подробности, если только ей самой не захочется об этом поговорить.

Ей так и не захотелось, хотя он знал, что время от времени её преследовал ужас и стыд тех дней. Сейчас разговор наверняка пробудил в ней неприятные воспоминания.

— Итак, что было дальше? — спросил Мордэкай, оставив прежнюю тему.

Мэттью продолжил, хотя когда он дошёл в рассказе до дома тётки Керэн, он сказал им, что они жили в отдельных комнатах. Его родители быстро покосились друг на друга, но не стали расспрашивать подробнее, какие бы сомнения у них ни были.

Однако труднее всего было объяснить нападение на дом Роберты, и её насильственную кончину. В ответ на его описание событий Пенни побледнело, а его отец выглядел сочувствующим, но последняя часть рассказа вызвала шок и недоверие.

— Они его убили? — воскликнул его отец, подавшись вперёд.

— Я потерял сознание, — сказал Мэттью. — Керэн сказала мне, что он умер, и поскольку я потерял преимущества уз с драконом, то я уверен, что она была права. К тому же, позже Гэри сказал мне, что он выяснил: военные нашли большое яйцо.

— А где она? — спросила его мать. — Всё ещё в своём мире?

Мэттью кивнул:

— Ага, но она была сильно ранена.

Мордэкай был озадачен:

— Откуда эта машина так много знает о том, что происходит в стане врага?

Он с трудом ответил на их вопросы, и в конце концов сумел рассказать остальное… о том, как Керэн едва не умерла, и о том, как он оставил её, укрытую в стазисном поле. Когда он закончил, они минуту сидели молча, пока наконец его отец не присвистнул, откидываясь на спинку кресла.

— Мне это не нравится, — высказала своё мнение Пенни.

Мэттью возразил:

— Мы должны ей помочь! Я не оставлю её вот так!

Его мать сочувственно улыбнулась:

— Я не имела ввиду, что надо её бросить. Я просто сказала, что мне это не нравится. Не могу смириться с мыслью о том, что кто-то из вас отправится в настолько опасное место.

— Если всё сделать правильно, то никакой опасности не будет, — настаивал Мэттью.

— Она тебе действительно небезразлична, не так ли? — сказала Пенни.

— Мам! Пожалуйста! Всё не так. Она — друг. Я не могу её бросить.

— Конечно же нет, — ответила она, глядя на мужа.

Мордэкай кивнул:

— Вопрос только в том, как найти наиболее безопасный способ её вытащить. Ты сказал, что она потеряла много крови?

Следующую четверть часа они провели, обсуждая состояние Керэн, но решили отложить планирование на более позднее время, чтобы Мэттью мог принять столь необходимую ему ванну. Спорить с этим он не стал.

* * *

Позже, в его комнате, Гэри подал голос:

— Я заметил, что ты почти ничего не говорил обо мне.

— Мне показалось, что папа вряд ли стал бы тебе доверять, — сказал Мэттью.

— Ты рассказывал так, будто я — игрушка, которую можно выключить, и большую часть времени держать в сумке. Ты даже не сказал им, что я здесь. Я мог бы внести свой вклад в разговор, — сказал общискин.

— Хочешь отправиться в сумку? — предложил молодой волшебник. — Это можно устроить.

Машина начала было отвечать, но Мэттью шикнул:

— Сестра сейчас войдёт. Молчи.

Стук в дверь был лишь данью приличиям — она открыла её почти сразу же:

— Привет.

Ему не хотелось разговаривать, но что-то в её взгляде не позволило ему сказать ей проваливать. Она выглядела загнанной, и её лицо казалось почти вытянутым. Исчезли её врождённые энтузиазм и жизнерадостность, их сменила очень усталая молодая женщина, казавшаяся не по годам уставшей от жизни.

Мэттью попытался показать сочувствие:

— Хуёво выглядишь.

В её взгляде вспыхнул гнев, но почти мгновенно исчез, сменившись облегчением:

— Полагаю, некоторые вещи не меняются, а?

— Что с тобой случилось? Я до сих пор не услышал обо всём, что там произошло, — сказал он, слегка удивившись своему собственному интересу.

— Всего понемногу, — ответила она. — Нам обязательно об этом говорить?

— «Нет», — мысленно послал он, но был удивлён, обнаружив вокруг её разума щит настолько плотный, что Мэттью усомнился в том, услышала ли она его мысль.

— Не надо, — тихо сказала она. — Для меня не хорошо говорить так — по крайней мере, не на близком расстоянии.

Он выгнул бровь:

— Не хорошо? Это что-то из того, о чём тебе следовало бы мне рассказать?

— Опять же — я не хочу об этом говорить, — сказала она. — Просто… позаботься о том, чтобы поддерживать крепкие ментальные щиты в моём присутствии. Ладно?

Теперь ему стало действительно любопытно, но чуть погодя он кивнул:

— Ладно.

Они почти минуту сидели молча, прежде чем она снова заговорила:

— Я слышала про Дэскаса. Мне жаль.

— Ага, — вяло ответил он.

— И что ты встретился с девушкой, — добавила она слегка оживившимся голосом.

«Ну конечно», — молча подумал он, — «именно поэтому она сюда и явилась».

— Всё не так.

— Она — не девушка?

Мэттью вздохнул:

— Ты знаешь, о чём я.

— Конечно же знаю, — ответила она, — все знают, что это случиться ни за что не могло.

— Очень смешно.

— Ты видел Грэма, когда вернулся? — внезапно спросила она.

— Ага, он прикрывал меня, пока я сюда пробирался, — сказал Мэтт. — А что?

— Просто хотела узнать, как у него дела. Я его уже какое-то время не видела. Алисса вернулась, ты в курсе?

— Он мне сказал, — ответил он, но одновременно Мэттью обдумывал её слова. — Почему ты его не видела?

— Большую часть времени я сижу здесь. Отдыхаю. Я только пару раз выходила с тех пор, как вернулась. — Голос Мойры звучал сухо и прозаично.

«Ничего интересного в этом нет», — подумал Мэттью. «Именно это она и пытается сказать, но что-то тут точно есть».

— У тебя что, неприятности с Мамой и Папой?

— Они беспокоились, — ответила она. — Когда я вернулась, всё было примерно так же, разве что мне не повезло, и пришлось встретиться со всеми во дворе замка — но меня не наказали. Мне просто не хочется видеться с людьми.

«Ага, конечно», — подумал он. Мойре нравилось видеться с людьми так же, как рыбе нравилась вода. Она не стала бы по собственной воле неделю сидеть дома.

— Я слышал, ты затеяла войну.

Мойра не ответила, поэтому они несколько минут молчали. Это была успокаивающая тишина — мирное пространство, лишённое ожиданий. Им обоим не хотелось ссориться, а дальнейшие слова наверняка привели бы к перепалке, поэтому они оставили слова на потом.

Через некоторое время она встала, и пошла к двери.

— Я рада, что ты вернулся целым и невредимым, — сказала она, не оглядываясь.

— И я рад за тебя, — тихо сказал он, и она ушла. Он перевернул ПМ, снова положив его вверх экраном. Тот мгновенно засветился.

— Отлично поговорил с сестрой, — сухо сказал Гэри.

Мэттью вообще-то был согласен с ним. Что-то с ней было не так, в этом он был уверен, и это его слегка беспокоило, но в целом он был просто рад тому, что она стала более сдержанной.

— Важнее то, чего мы не сказали, — сделал он наблюдение.

Глава 30

Следующие два дня были полны дел. На Мэттью навалились друзья и родственники, желавшие знать, где он был — вопросов было не счесть. Коналл и Айрин постоянно доставали его, хотя вопросы были не только о нём… они также докапывались насчёт Мойры.

Мойру почти не видел не только Грэм, она избегала почти всех. С тех пор, как она вернулась, она разок побывала в Данбаре, и куда-то однажды слетала с Мордэкаем. Помимо этого она оставалась в своей комнате и держалась особняком.

Раздражало в этом то, что все почему-то решили, что у Мэттью должна иметься какая-то интуиция по этому поводу, или мистический способ исправить сестру. «Однако я знаю ещё меньше, чем они», — молча заметил он. И времени на попытки разобраться в этом у него тоже на самом деле не было. Гораздо более срочной была необходимость спасти Керэн.

Он уже спросил на этот счёт Линараллу, и, как он и подозревал, она ничего не знала из продвинутых целительских техник Ши'Хар. Она предложила спросить её мать, что потребовало бы путешествия и кучу времени, поскольку та была взрослой Ши'Хар.

Из-за этого они отказались от этого варианта, и послали сообщение Гарэсу Гэйлину в Албамарл. Он был достаточно любезен, чтобы откликнуться на срочность просьбы, и явился в Замок Камерон утром третьего после возвращения Мэттью дня.

Мэттью и его отец встретили архимага в парадном зале донжона замка.

— Гарэс, — сказал Мордэкай. — Рад снова тебя видеть.

Густые рыжие брови скептически сошлись вместе:

— Правда, Морт? Неужели видеть меня — так уж радостно?

— Ну, конечно же, — сказал Граф, одарив гостя своей самой обезоруживающей улыбкой.

— Моя жена в скверном настроении с тех пор, как вернулась с последнего визита к тебе, но отказывается обсуждать это, — заявил Гарэс, переходя сразу к делу. — Почему ты нам не поговорить об этом?

Морт нахмурился:

— Давай-ка найдём какое-нибудь уединённое место.

Мэттью молча наблюдал за их общением, но теперь было разбужено уже его любопытство. Гарэс пожал ему руку, и они отправились в другое место.

Как только они укрылись в приватной комнате, на этот раз — в семейных апартаментах семьи Камерон, а не в доме в горах, они приступили к обсуждению.

— Мойра отказывается говорить мне, почему она так настаивала на личном визите, когда уходила, а с тех пор, как вернулась, она сама не своя, — сказал Гарэс. — Что ты наделал? — Он не пытался скрыть обвиняющие нотки в своём голосе. Он имел ввиду свою жену, Мойру Сэнтир, а не сестру Мэттью, унаследовавшую её имя.

Мэттью наблюдал за лицом отца. Взгляд Мордэкая не дрогнул, не отрываясь от Гарэса, а выражение его лица ничего не показало, но было ясно, что под его неподвижным лицом завертелись шестерёнки. В конце концов он сказал:

— Твоя жена пришла проведать мою дочь.

— В этом нет ничего необычного, — ответил Гарэс. — Переходи к сути.

Напряжение в воздухе росло, но Мэттью не мог не согласиться. «Да, что вообще произошло?»

— Как ты уже догадался, это был не случайный визит. Она была озабочена событиями в Данбаре, и участием в них Мойры. У Сэнтиров много тайн, и она беспокоилась о том, что наша дочь нарушила некоторые из их скрытых правил.

Ты знал Сэнтиров ещё в те времена, когда они процветали, — добавил Граф. — Ты знаком с какими-нибудь из их внутренних законов?

Гарэс расслабился, как только Морт начал говорить:

— На самом деле — нет. Они по большей части держались особняком. Даже детей своих растили отдельно, поэтому большинство из нас, принадлежавших другим родам, общались с ними лишь на совете. Так она нарушила какие-то из упомянутых тобой правил или нет?

Мэттью увидел колебания на лице отца, пока тот обдумывал свой ответ. «Он подумывает о том, чтобы солгать. Почему?»

Мордэкай обречённо выдохнул:

— Да. Нарушила.

Архимаг явным образом дёрнулся:

— И ты принудил мою жену, так ведь?

Мэтт знал, что упустил что-то, но промолчал.

— У меня не было иного выбора, — признался Граф. — У неё было слишком много силы, чтобы я мог сделать что-то иное.

Мойра Сэнтир была искусственным существом, заклинательным клоном настоящей Мойры, и после битв Мордэкая против сияющих богов ему пришлось искать места, где можно было бы сохранить взятую у них силу. Большая её часть ушла в драконов, которых создали они с Гарэсом, но значительная часть хранилась в Мойре Сэнтир. Соответственно, она имела столько же силы, сколько было у одного из сияющих богов. Но Мордэкай знал ключ, управлявший поддерживавшими её существование чарами, и с его помощью можно было обеспечить её абсолютную покорность.

— Она хотела убить девочку? — спросил Гарэс, ища подтверждения.

Морт утвердительно кивнул.

Однако для Мэттью это было уже чересчур:

— Что?! — выпалил он. — Почему? Мойра — её дочь!

Гарэс тревожно потёр свою бороду:

— Не знаю, «почему», но в мои дни это не было чем-то необычным. Время от времени Сэнтиры устраняли кого-то из своих. Чаще всего это был кто-то из наиболее молодых из их магов, но иногда это мог быть и более старый, успешный член их клана. Они, конечно, никогда в этом не сознавались, но мы знали. Один из них пропадал, и в дальнейшем они отказывались говорить об этом человеке.

— И всех это устраивало? — сказал Мэттью, отказываясь поверить в это.

— Рода не вмешивались в дела друг друга, — сухо сказал Гарэс. — Что они делали со своими собственными людьми, было не нашим делом.

Мордэкай снова заговорил:

— Надеюсь, ты сможешь меня простить, Гарэс, но когда на кону была жизнь моей дочери, я не видел иного выбора.

— Я этому не рад, — честно сказал Гарэс. — Что девочка натворила?

— Твоя жена не хотела, чтобы я раскрывал их тайны, так что… — начал Морт.

Гарэс рявкнул:

— Чёрт тебя дери, Морт! Я хуй клал на их правила, и ты — тоже! Ты ограничил свободу воли моей жены ради этого, поэтому я обязательно узнаю причину!

Мэттью ощутил слова архимага как пощёчину, и невольно подался назад. Он никогда не слышал, чтобы кто-то говорил с его отцом таким тоном.

Мордэкай сохранил спокойствие, а затем вздохнул:

— Она использовала свою силу, чтобы управлять и манипулировать окружавшими её людьми. Она сделала это для самозащиты, в основном, или из добрых побуждений, но это вызвало изменение в её личности, и раскрыло в ней некоторые проблемные способности.

Теперь Мэттью начал понимать. У него также были воспоминания Тириона, и он вспомнил об опасности, которую века тому назад представляли Ши'Хар Сэнтир. «Вот, почему она не хотела, чтобы я устанавливал ментальный контакт, когда она была в моей комнате», — осознал он. Скорее всего, это также было причиной её самоизоляции.

— Я не знаю конкретики того, как подобные события могут на них повлиять, — признал Гарэс, но я полагаю, что Сэнтиры не стали бы убивать своих без чертовски хорошей на то причины. Думаешь, ты разбираешься в этом лучше них?

Граф кивнул:

— Я знаю кое-что из этого, из воспоминаний лошти, но не особо много. Я также выслушал мысли твоей жены на этот счёт.

— И что же он сказала в тот раз? — спросил Гарэс. — Поскольку теперь она больше не может говорить за себя. — В его голосе звучал гнев.

— Она посчитала, что Мойра будет испытывать искушение злоупотреблять в будущем своей силой. Что это запятнало её душу, — сказал Мордэкай.

— Не приуменьшай, Мордэкай, — упрекнул его Гарэс. — Она не стала бы настаивать на смерти,если бы считала, что она будет испытывать искушение. Она наверняка считала, что всё гораздо хуже.

— Ладно. Она полагала, что моя дочь стала «разорительницей». Это её термин для обозначения мага Сэнтиров, подвергшегося порче, позволившего своей силе исказить себя, превращая в какого-то рода нечеловеческое чудовище. Ты это хотел от меня услышать? — в фрустрации сказал Мордэкай. — Я думаю, она не права.

— Ожидаемо, — сказал Гарэс. — Ты — оптимистичный глупец. Моя жена знает Сэнтиров, и она знает свою дочь. Тебе следовало послушаться её совета.

Кресло, в котором сидел Мордэкай, на миг пошло рябью — это случилось настолько быстро, что Мэттью почти решил, будто ему почудилось. Он ничего не ощутил, — эмоции его отца были хорошо скрыты каменно-твёрдым щитом, — но он это видел. «Он зол», — подумал Мэтт. «Настолько зол, что на миг потерял контроль над собой». На секунду он поглядел на Гарэса, заметив, что другой архимаг тоже скрывал свои чувства за крепким щитом. «Ситуация взрывоопасная».

Голос Графа был спокойным и ровным, когда он ответил:

— Я не согласен, и покуда я не увижу доказательства обратного, на этом всё и закончится.

Глаза Гарэса Гэйлина сверкнули огнём, и он встал:

— Значит, нам больше нечего обсуждать. Не трудись просить у меня помощи или совета. Тебе в моём доме больше не рады, и дочь свою тоже изволь держать подальше. — Он начал отворачиваться.

— Постой! — воскликнул Мэттью, приковав этим к себе взгляды обоих мужчин. — Мне нужна твоя помощь.

— Ты меня слышал, молодой маг, — сказал Гарэс, отмахиваясь от него. — Если твой отец отказывается прислушиваться к голосу разума, то мне здесь делать нечего.

— Пусть идёт, Мэтт, — посоветовал его отец. — Мы справимся и без него.

Мэтт повернул лицо к Мордэкаю:

— Ты сказал, что он для этого — самый лучший. Я не собираюсь рисковать жизнью Керэн ради твоей гордости!

Гарэс тихо засмеялся:

— У твоего отпрыска прорезались зубки, Мордэкай.

— Дай мне поговорить с Гарэсом наедине, — попросил Мэтт у отца.

Взгляд Графа метался между ними, сверкая гневом. Когда он посмотрел на Мэттью, тот на миг увидел что-то иное, но оно мгновенно исчезло, смытое гневом его отца.

— Ладно же, сын. Поговори с ним, если хочешь, но я отказываюсь участвовать в этом, если он будет иметь к этому хоть какое-то отношение. Если хочешь быть мужиком, и заключать свои собственные сделки, то тебе придётся смириться и с их последствиями. С меня довольно! — Он потопал прочь из комнаты, а когда дошёл до двери, та раскрылась с такой силой, что дерево треснуло. За собой он её закрыл громоподобным хлопком.

— Лорд Гэйлин, — начал Мэттью, когда воздух успокоился.

— Просто Гарэс, молодой Иллэниэл, — сказал рыжебородый волшебник. — Мне не нужны титулы в разговоре с мужчинами, даже если они — глупцы.

— Надеюсь, разногласия между тобой и моим отцом не повлияют на тебя, прежде чем ты выслушаешь мою…

— Не жонглируй словами, молодой человек, — рявкнул Гарэс. — Ты швырнул своему отцу в лицо его собственную гордость, а теперь хочешь говорить со мной мягкими словами? Говори прямо, и не утруждай себя сладкими речами ради моих ушей.

Мэттью искренне заговорил:

— Есть одна женщина, в другом мире. Она была сильно ранена. Я оставил её в стазисе, но она наверняка умрёт вскоре после его снятия, если только я не смогу убедить тебя ей помочь.

— Это — не моя проблема, — коротко сказал Гарэс.

— Но она умрёт, если…

— Молодой человек, я съел своих друзей, а потом тысячу лет прожил в виде дракона. С чего мне беспокоиться о том, что в другом мире умрёт какая-то незнакомка? А ты, ты сейчас всё равно что плюнул отцу в лицо. С чего мне помогать глупцу?

Мэттью лихорадочно думал, пытаясь найти хоть что-нибудь. Наконец он сказал:

— Даже если ты считаешь моего отца своим врагом, я сам таковым не являюсь. В будущем я могу быть могучим союзником.

Архимаг поднял ладонь, опережая его дальнейшие слова:

— Я бы не назвал твоего отца врагом, хотя он определённо мне не друг. Я многому обязан ему за его помочь в прошлом, иначе я попытался бы убить его за нанесённое им моей жене оскорбление. Ты ведь понимаешь, что разногласия наши — из-за жизни твоей сестры, верно? Неужели ты попросишь помощи у человека, который может пожелать её казни?

Мэттью выпрямился, и расправил плечи:

— Это не мне решать. Если это приведёт к схватке между вами, то я буду защищать её и остальную мою семью. Но оскорблял тебя не я, и моя подруга в этом тоже не виновата. Керэн едва не погибла, помогая мне и моего дракону. Помоги нам, пожалуйста!

Гарэс фыркнул:

— Она небось считала твоего дракона всего лишь ездовым животным, или причудливым питомцем.

— Нет, — возразил он. — Они были друзьями.

— Интересно, а что Дэскас скажет, если мы зададим ему этот же вопрос? — насмешливо сказал Гарэс.

— Он мёртв, — отрезал Мэттью. — Погиб, пытаясь нас защитить.

Глаза рыжебородого мага расширились:

— Мёртв?

— Мёртв, — подтвердил он. — В тот же момент я потерял сознание.

— А яйцо?

— Захвачено.

Гарэс Гэйлин встал, глядя на молодого волшебника сверху вниз:

— И что ты собираешься делать на этот счёт?

Мэттью тоже встал. Он был не таким высоким, как Гарэс, но не собирался позволить этому устрашить себя. Одарив архимага спокойным взглядом, он ответил:

— Я его верну, и позабочусь о том, чтобы ответственные за это не повторили подобной ошибки в будущем. Но мне нужна помощь Керэн, чтобы его отыскать.

Гарэс засмеялся глубоким, рокочущим смехом, в котором было больше угрозы, чем веселья:

— Ладно же, молодой волк! Я заключу с тобой сделку. Я помогу тебе вернуть твою деву, но и ты дашь мне обещание. Я отлично знаю, что как только ты вернёшь женщину, твой отец запретит тебе возвращаться. Драконы ему важны, но не настолько, чтобы рисковать жизнью его сына. Поклянись мне, что ты воспротивишься его воле, и вернёшься за драконом. Сделай это, и я прощу оскорбление, которое твой отец нанёс моей жене — вне зависимости от того, добьёшься ты успеха, или погибнешь.

Мэтт улыбнулся:

— Невелика цена. Я в любом случае собирался так поступить.

— Если это правда, то у меня нет никаких сомнений в оказании тебе помощи с твоей девушкой, — сказал Гарэс. «Что бы ни случилось, я получу своё. Либо дракон будет спасён, либо твой наглый отец получит по заслугам, потеряв своего старшего сына за то, что обращался с моей женой как со своей рабыней». Он улыбнулся, но его улыбка была лишена тепла.

Глава 31

Гарэс обещал вернуться на следующее утро. Следующей Мэттью планировал попросить о помощи Элэйн Прэйсиан, решив, что её особые способности могут оказаться к стати, если всё обернётся худо. Но сперва ему предстояло предстать перед отцом.

Граф ждал его, когда он покинул их ложные семейные апартаменты, и вернулся в их полу-секретный дом в горах. Мордэкай вышагивал по прихожей, явно встревоженный.

— Пап… — начал Мэттью.

— Он согласился помочь тебе? — В его голосе звучало любопытство.

— Да, но…

Мордэкай улыбнулся:

— Отлично! Ты быстро сообразил. Я тобой горжусь, сын.

Мэттью остановился:

— Постой, ты что же, не злишься?

— Ха! Твоя мать думает, что я — плохой актёр, но у меня для тебя новости: я могу блефовать не хуже других! Нет, я не злюсь. Когда ты решил попробовать поговорить с ним наедине, я решил, что ты хотел обойти его гнев по отношению ко мне, устроив отдельные переговоры. Ты застал меня врасплох, но я решил, что всё сработает лучше, если он посчитает, что разозлил меня. Возможно, это даже склонило чашу весов в твою пользу… позволив ему думать, что он отыграется на мне, оказав тебе помощь, — объяснил Мордэкай.

Он не думал, что его отец был бы настолько доволен, услышь он о заключённой им в конце сделке. Поскольку ему приказали оставаться дома, в безопасности, после возвращения Керэн, ему следовало это предвидеть такой поворот событий. Но даже так он знал, что проигнорировал бы этот приказ, поэтому всё ещё не считал свою сделку предательством. Просто так получилось, что она совпадала с тем, что он и так бы сделал.

— Ну, я рад, что наш план сработал, — вставил Мэттью.

Мордэкай посмотрел на него, и в его глазах заблестело веселье:

— План, как же! Ты думал, что я на самом деле разгневался. Готов поспорить, ты чуть не обоссался, когда я хлопнул дверью!

Это было несправедливо… он был встревожен, но никогда не чурался споров:

— Я был слегка взволнован, — сказал Мэттью в свою защиту, — но и только.

Отец ему подмигнул:

— Как бы то ни было, это потребовало смелости, особенно если ты не знал, что я просто подыгрывал. А ты, оказывается, тот ещё молодой бунтарь, а?

— Я не пытался бунтовать, — возразил он. Мэттью всегда полагал, что подростковое бунтарство ради бунтарства было довольно глупым занятием, и терпеть не мог, когда к нему применяли этот стереотип. Я просто…

— О, нет! — перебил Мордэкай. — Ты определённо взбунтовался, и потому мне придётся тебе наказать.

— Что?! Но ты только что сказал, что посчитал это хорошей идеей!

— В кухне гора посуды, — проинформировал его отец, — и я уже дал Алиссе выходной.

Мэттью зыркнул на него:

— Ты просто не хотел сам их мыть, — проворчал он.

— Поспеши, юный герой… каждое приключение начинается с тягостной работы, и твоя ждёт тебя на кухне!

* * *

Элэйн Прэйсиан стояла рядом с ним в промежуточной станции, дожидаясь прибытия Гарэса. Она была одета в простое шерстяное платье, бывшее по её стандартам весьма практичным ввиду отсутствия дополнительной вышивки или украшений, хотя и было окрашено в густой красный цвет. Несмотря на простоту, платье было хорошо скроено, подчёркивая её фигуру. Мэттью бы предпочёл, чтобы она одела штаны, учитывая сопровождавшие их задачу опасности, но Элэйн могла пойти лишь на ограниченное число уступок, когда дело доходило до сокрытия её женственности.

— Я почему-то думала, что он явится первым, — сказала она.

Мэттью потратил немного времени, рассматривая это высказывание — он полагал то же самое, но теперь задумался:

— Ну, ему тысяча лет, и большую часть жизни он провёл в виде дракона. Может, его ощущение времени немного эксцентрично.

Она тихо засмеялась:

— Это очень доброе для него слово. Он почти такой же страшный, как твой отец.

— Страшный? Папа? — Мэттью было трудно это вообразить. Если уж на то пошло, Гарэс был гораздо более устрашающим.

— Может, дело в том, что он — твой отец, но мне он был наставником. Не говоря уже о том, что впервые я его встретила, когда он сражался с Сэлиором.

Он мог догадаться, что лицезрение чего-то подобного могло оказать некий эффект. Сам же он упустил почти все легендарные битвы своего отца. Некоторые случились до его рождения, а на время тех, что были позже, их с Мойрой обычно укрывали в безопасном месте. Взрослея, он всегда полагал своего Папу весьма изумительным, но частично это было потому, что так, похоже, полагали все остальные. Реальность, с которой он жил, представляла из себя более старого мужчину, который переставал притворяться взрослым сразу же, как только скрывался с глаз общественности.

Мэттью кивнул:

— Тогда я поделюсь с тобой правдой. Он — полнейший недотёпы. На всё натыкается и обо всё спотыкается. А когда не спотыкается, вьётся вокруг моей матери как озабоченный подросток. Если бы он не укрывал себя постоянно щитом, то был бы уже весь в синяках от её побоев. Это очень постыдно. У него также есть привычка ходить по дому в нижнем белье, и это ещё в лучшем случае.

Элэйн захихикала:

— Полагаю, у меня и у тебя дома ситуация гораздо ближе, чем я осознавала.

— Есть вещи, которые нельзя разувидеть, — с деланным ужасом согласился Мэттью.

Тут в телепортационном круге появился Гарэс Гэйлин. Он поглядел на них, прежде чем сказать:

— Надеюсь, вы двое сможете отнестись к этому серьёзно. Это вам не летний пикник.

Элэйн подняла подбородок, и одарила его улыбкой:

— Не волнуйтесь, Лорд Гэйлин. Уверена, мы с Мэттью проявим себя с лучшей стороны после прибытия.

Тот проигнорировал её ответ, и перевёл взгляд на Мэттью:

— Откуда мы будем отбывать?

— Можно прямо отсюда, — ответил он. — Однако должен предупредить вас обоих… я не могу предсказать, где именно мы появимся в другом мире. Я оставил недалеко от Керэн круг, так что как только мы туда доберёмся, я смогу сделать ещё один, чтобы попасть к ней.

— Значит, всё будет просто, — сделала наблюдение Элэйн, — покуда мы не появимся посреди твоих врагов.

— Или посреди океана, — добавил Гарэс.

— Это со мной уже однажды случилось, — признался он, прежде чем продолжить. — Мне также нужно представить вам четвёртого члена нашей команды. — Он выставил перед собой ПМ, экраном к остальным. — Гэри, представься.

Экран зажёгся, и на нём появилось лицо:

— Доброе утро всем.

Остальные волшебники нахмурились, и Мэттью ощутил, как они сосредоточились на ПМе. Они изучали его не только магическим взором, но и более активно, с помощью слабых зондов из эйсара.

— Как она говорит? — подивилась вслух Элэйн.

Гарэс прищурился:

— В ней нет магии, но и от него я ничего не ощущаю.

Под «ним» он, очевидно, имел ввиду Мэттью. Не будь они оба магами, то вид такой странной технологии мог бы повергнуть их в трепет, но они уже привыкли видеть необычные вещи. Они лишь хотели узнать, как эта штука работала.

— Он — виртуальный отец Керэн, — сказал Мэттью. — Он похож на вашу жену, Лорд Гэйлин, только без использования эйсара.

— Термин «мыслящая машина» может оказаться более простым для понимания, — предложил Гэри.

— Откуда она знает наш язык? — спросил Гарэс.

— Пока Мэттью изучал наш язык, английский, я также вёл тщательные записи того, как он пользовался своим родным языком. Вы его называете бэйрионским, верно?

Они кивнули.

— С тех пор, как я сюда попал, у меня было много времени и возможностей послушать ваш язык. Кое-где меня всё ещё сбивают с толку синтаксис и разговорные выражения, но я полагаю, что теперь понимаю не менее восьмидесяти процентов сказанного. Этот показатель радикально улучшится, когда мы вернёмся в мой мир, и я смогу выгрузить собранные мною данные моему более крупному «я». Тогда я смогу интегрировать информацию гораздо быстрее.

Элэйн и Гарэс просто пялились на устройство у Мэттью в руке, пытаясь разобраться в том, что оно сказало. Язык был бэйрионским, но его использование и словарный запас применялись незнакомым им образом.

Мэттью вставил слово:

— Он странно разговаривает, поскольку пока не привык к нашему языку.

Гарэс первым пришёл в себя:

— Оно будет нам полезно?

— Очень, — заверил его молодой человек.

Гэри сделал наблюдение на английском:

— А он довольно груб, не так ли?

Мэттью ответил на том же языке:

— Он — практичный человек. Постарайся его не злить. Он — тот, кто может вылечить Керэн.

— Учту, — сказал общискин.

Элэйн хмурилась, слушая их разговор, но промолчала. Однако Гарэс был менее сдержанным:

— Придерживайтесь нашего языка. Не люблю, когда меня держат в неведении.

Потребовалось ещё несколько минут, но в конце концов Мэттью закончил объяснения, и они приготовились к отбытию. Элэйн и Гарэс встали по обе стороны от него. Она взяла его за левую руку, а Гарэс положил ладонь Мэтту на плечо. Мир размылся, и они упали в безвременную бездну между мирами.

* * *

На столе у Эйзмана замигал индикатор. Кивая, и отдав мысленную команду, он принял канал. По ту сторону стола появилось лицо Генерала-Майора Га́рднэра.

— Есть сигнал, — сказал Гарднэр.

— Где?

— Гондурас.

Эйзман кивнул:

— Разрешение?

— Менее мили, Директор, — доложил Генерал. — Это очень близко к месту, которое прежде было известно как Дулсуна.

— Хорошо, — прокомментировал Директор. — АНСИС улучшил нашу точность минимум в десять раз.

— По мере получения новых сигналов и данных мы наверняка сможем справиться ещё лучше, — согласился Генерал.

— Какой срок нашего реагирования? — спросил Эйзман.

— До ближайших ракетных установок семь минут, Директор. Восемнадцать — для поддержки с воздуха, и двадцать пять — если хотите единицы на месте, — коротко доложил Гарднэр.

Директор замолчал, размышляя несколько долгих секунд. План заключался в том, чтобы ответить немедленным ракетным ударом, если время реакции было пять или менее минут. Семь минут были близки к этому, но недостаточно.

— Высылайте беспилотники и поддержку с воздуха. Приведите в действие бронетехнику. Не думаю, что они успеют туда вовремя, но пусть будут, для верности. Будем надеяться, что они будут действовать так, как мы от них ожидаем.

Он бросил взгляд на потолок своего виртуального офиса, будто гадая, слушал ли его невидимый бог. «Я не слишком много сказал», — подумал он.

— Приказы у вас есть, Генерал. Поговорим снова через десять минут, — приказал Эйзман, обрывая связь.

«Я даже не могу сказать что-то настолько простое, как «безопасные каналы связи», — кисло подумал он. Вздохнув, он встал из-за стола, и приготовился послать себя в Кибернетическую Базу ООН у Мексиканского Залива. Он терпеть не мог то, что был вынужден загружаться в физическое тело, но если их начальство не ошибалось, то это был единственный способ против перехвата их коммуникаций.

Там он встретится с Генералом Гарднэром и Замдиректора Уонгом, и оттуда они будут напрямую координировать активны АНСИС, не полагаясь на сеть. Он мог лишь надеяться, что Доктор Миллер не решит к ним присоединиться.

Глава 32

Мэттью уже почти привык к дезориентации, которая всегда появлялась после перемещения, но для Элэйн и Гарэса это был первый раз. Она выглядела определённо зелёной, и покачивалась на ногах, в то время как Гарэс бесцеремонно согнулся пополам, и сблеванул на землю.

Элэйн отскочила, надеясь не дать рвоте попасть ей на туфли или край платья, но внезапное движение почти заставило её потерять контроль над собственным желудком.

Мэтт проигнорировал их, сделав два осторожных шага в сторону, и использовав свою силу, чтобы почистить себе сапоги, дожидаясь, пока они вернут себе самообладание. Осмотрев местность, он был поражён её красотой. В ландшафте преобладали холмистые равнины, с более крупными горами на горизонте. В непосредственной близости от них был зелёный луг, но в полумиле к северу имелась и густо заросшая лесом местность. Посмотрев на юг, он также увидел там признаки лесов.

Гэри заговорил почти сразу же, как только Мэтт закончил оглядываться:

— У нас неприятности. Военные уже пришли в движение. Они знают, где вы находитесь.

— Быстро они, — сделал наблюдение Мэттью. — Ты уверен?

— Они стали очень осторожны. Перестали общаться через каналы военной сети. Большая часть их руководства совещается через кибернетические единицы в Северной Америке, — сказал виртуальный отец Керэн.

— Тебе придётся объяснить, что это значит, — сказал Мэттью. Он всё ещё приспосабливался к более широким следствиям технологии этого мира.

— Это значит, что они подозревают о моём проникновении в зашифрованные военные каналы. Они утруждаются загрузкой себя самих в кибернетические тела для встреч, чтобы я не мог их подслушать. Это также значит, что они ожидают, что всё сказанное по защищённым каналам будет принято мною к сведению, поэтому нам придётся исходить из предположения о том, что полученная мною информация может быть намеренной ложью, — сказал общискин.

— То есть, у них паранойя, — сказал Мэтт. — А по-твоему они что делают?

— Они уже вполне могли запустить ракеты. Если это так, то эта местность будет уничтожена менее чем через пять минут. В лучшем случае они говорят правду — тогда беспилотники и другие атакующие воздушные единицы будут здесь примерно через пятнадцать минут, — доложил Гэри.

— Блядь, — выругался Мэттью. — Почему всё в этом мире происходит так быстро? — Но ответа он ждать не стал. Времени не было. Используя свой эйсар, чтобы управлять находившейся под ним почвой, он расчистил область пять на пять футов, и начал чертить круг.

Четыре или пять минут были коротким сроком. Элэйн шагнула ближе:

— Необходима такая спешка?

Он кивнул, слишком занятый для разговоров.

Она видела сосредоточенность на его лице, и этого было ей достаточно в качестве ответа. Вытащив один из своих жезлов, она ткнула им Мэттью, чтобы привлечь его внимание:

— Я сделаю внешние и внутренние геометрии… я быстрее. Сосредоточься на рунах и ключах, поскольку я их не знаю.

Мэтт поглазел на неё с секунду.

— Хорошая мысль. — Она уже начинала внешнее кольцо, поэтому он начал чертить руны, находившиеся между внешним и внутренним кольцом, доверяя ей закончить линии, которые будут вокруг них.

Гэри снова заговорил:

— Мне также следует предупредить вас, что они запланировали что-то ещё. Они ожидают, что вы переместитесь, если им не удастся достаточно быстро ударить по этому месту, и они думают, что знают, куда вы отправитесь. Насколько я могу судить, это значит, что согласно их подозрениям вы либо попытаетесь добраться до яйца, либо вернётесь за Керэн.

Мэттью его услышал, но был слишком сосредоточен на своей работе, чтобы ответить. Однако где-то на задворках своего сознания он попытался усвоить это новое предостережение.

Между тем Гарэс всё ещё не мог приноровиться к этому новому миру. Тошнота у него прошла, но полное отсутствие фонового эйсара сильно влияло на него. Он постоянно вертел головой, сначала в одну сторону, а потом в другую, будто прислушивался к чему-то.

— Не понимаю, — пробормотал он себе под нос.

Секунды утекали прочь, а Гэри продолжал говорить, пытаясь передать как можно больше информации прежде, чем они телепортируются:

— Пока тебя не было, я сумел в точности определить местоположение драконьего яйца, но поскольку оно в ВЦ кибер-пространства в Англии, я могу гарантировать, что его хорошо охраняют. Что касается местоположения Керэн, высока вероятность того, что её нашли. Хотя все военные активы отсоединены от сети, я проанализировал недавние спутниковые снимки, и нашёл доказательства необычного количества людей и материального обеспечения, перемещаемых по этому региону.

— Весь мир будто мёртв, — произнёс Гарэс, всё ещё разговаривая сам с собой. — Ничего нет — только тишина.

Элэйн закончила более крупную часть телепортационного круга, и отошла:

— Осталась только твоя часть, Мэттью.

Мэтт чувствовал, как у него на лбу проступил пот, пока он работал. Последнюю часть нельзя было делать в спешке — каждая руна должна быть точной. Он чувствовал на себе взгляд Элэйн, пока занимался этим, а Гарэс продолжал бубнить что-то на фоне.

— Это что? — внезапно сказала она, глядя на небо, и приложив ладонь козырьком к глазам.

— Я не слышу ничего, — сказал им Гарэс, будто подчёркивая какой-то факт, о котором им следовало знать.

Однако Гэри неправильно понял его ремарку, полагая, что он имел ввиду то, что увидела Элэйн:

— Вы их не слышите, потому что они перемещаются быстрее скорости звука… мах пять, если быть точным. Вы будете мертвы раньше, чем звук достигнет этого места.

— Готово, — объявил Мэттью. — Быстро в круг! Что ты говорил, Гэри? Я не отвлёкся.

— Думаю, они вас ждут, — подытожил общискин.

Элэйн уже положила ладонь ему на предплечье, а Гарэс сделал последний шаг в телепортационный круг. Он положил ладонь Мэттью на плечо. Физический контакт не был необходим, покуда они были в пределах круга, но он говорил об их готовности быстрее слов.

— Сделай нас невидимыми, — приказал Мэттью. Он подождал ещё секунду, пока Элэйн это сделала, а затем активировал круг.

* * *

Они прибыли во тьме, вызванной щитом невидимости Элэйн. Это было одним из недостатков невидимости: поскольку она заставляла весь свет проходить мимо мага, она делала его по сути слепым. Однако Элэйн не заблокировала эйсар. В мире без магов им не приходилось волноваться о том, что кто-то заметит их магическим взором, поэтому они всё же могли видеть на короткое расстояние своим магическим чутьём.

К сожалению, относительная нехватка эйсара означала, что они почти ничего не ощущали за пределами где-то двадцати или тридцати футов. Но даже так Мэттью мгновенно понял: что-то не так. Первым делом в столь бедной эйсаром среде должно было броситься в глаза оставленное им стазисное поле.

Его не было.

А затем мир вокруг него взорвался.

Щит Мэттью выстоял, но Элэйн была достаточно удивлена, чтобы потерять хватку на завесе, которую поддерживала вокруг них. Свет полился внутрь, показав им мир, состоявший из пламени и пыли. Хотя взрыв заставил землю подскочить у них под ногами, он был жутко бесшумные благодаря тому, что Мэттью решил заблокировать не только физические удары, но и звуки. Он усвоил этот урок ещё в доме Роберты.

— Они определённо нас ждали, — высказал Гэри очевидное.

— Мы уязвимы, Элэйн! — крикнул Гарэс. — Выпусти меня, и я отвлеку их, а вы пока ищите женщину.

Он уже пришёл в движение, поэтому Мэттью открыл щит, и позволил ему пройти, а затем снова закрыл. Элэйн снова накрыла их завесой невидимости, и он потянул её за руку, позаботившись о том, чтобы она стояла позади него, пока сам он направился туда, где раньше были стазисные чары.

Тело Гарэса потекло подобно воде, когда он вышел за пределы щита, преображаясь во что-то отчётливо рептитилоподобное. Он не был похож ни на какое из известных Мэтту животных, когда архимаг опустился на четыре лапы, и побежал вперёд, блестя под солнечным светом серебряной чешуёй.

Их позиция была хуже некуда. Они были на дне каньона, их враги заняли позиции вдоль его края в тысячах футов у них над головами. Они, наверное, и по другую сторону были, но это было слишком далеко, чтобы Мэтт мог сказать точно. В непосредственной близости были разные маленькие группы, состоявшие из трёх или четырёх кибернетических солдат, оснащённых автоматами и гранатомётами. Пока щит невидимости отсутствовал, Мэттью показалось, что он увидел вдалеке более крупные машины, но теперь, когда он снова был ограничен коротким магическим взором, он не мог быть уверен точно. Он продолжил идти туда, где оставил Керэн.

Существо, которым стал Гарэс, двигалось с устрашающий скоростью. Оно стремительно сократило расстояние до ближайших солдат, и порвало их в механические клочья. Со всех сторон загрохотало оружие, но на облачённое в тяжёлую броню тело оно оказывало мало эффекта.

Его скорость застала солдат врасплох, и как только он достиг первой группы, они уже не осмеливались использовать более тяжёлое оружие, боясь уничтожить друг друга. Однако у Гарэса таких ограничений не было. Он уничтожал всё, до чего мог дотянуться, и когда порвал первую группу, он прыгнул ко второй.

Пока Гарэс бежал ко второй группе, они начали бить из тяжёлых орудий, и хотя некоторые выстрелы прошли вскользь, другие попадали прямо в него, взрываясь, и выдирая из его массивного тела большие куски плоти.

Это его замедлило, но в остальном особо им не помогло. Его плоть текла и восстанавливалась каждый раз, когда он получал значительные раны, даже возвращая потерянную конечность от взрыва, который заставил его упасть в пыль. После чего он добрался до второй группы.

У Мэттью и Элэйн была гораздо более простая задача, поскольку враг, похоже, сосредоточил усилия на видимом враге, а не на тех, кто был скрыт от взора. Однако после того, как они прошли лишь двадцать футов, в них ударил очередной взрыв, шедший снизу. Мэттью едва не потерял щит, а завеса Элэйн снова задрожала.

— Думаю, это была противопехотная мина, — заметил Гэри.

— Мина? — озадаченно сказал Мэттью.

— Бомба в земле, — объяснил общискин. — Они предвосхитили тот факт, что ты попытаешься добраться до того места, где оставил её, поэтому установили мину, чтобы тебя убить, когда ты это сделаешь. Наверняка рядом есть ещё такие же.

Будто подчёркивая его слова, Гарэса подбросило в воздух подобным же взрывом, пока он бежал к третьей группе солдат. Взрыв разметал во все стороны кровь и плоть, но основная часть его тела вернула себе форму, изогнулась в воздухе, и отрастила крылья, которые помогли ему вернуть контроль над движениями. Чудовищный архимаг спикировал на солдат.

— Это безумие! — закричала Элэйн.

— Согласен, — сказал Гэри. — К тому же, моя оценка вероятности того, что моя дочь всё ещё здесь, очень низкая. Если она жива, то её наверняка переместили в безопасное место, прежде чем устроить нам эту ловушку.

— Ладно, давайте отступать, — сказал Мэттью. — Элэйн, переходим к плану отхода. — Они начали двигаться в сторону Гарэса. — «Гарэс, мы уходим!» — мысленно закричал он.

Рептилоподобное чудовище резко изменило направление движения, что оказалось удачным решением, поскольку земля, которую он собирался пересечь, через несколько секунд исчезла в массивном взрыве. Если бы он продолжил двигаться дальше, то оказался бы прямо в середине этого взрыва.

В то же время появилось четыре точные копии Гарэса, и все они побежали в разных направлениях. Ещё в двух местах произошли взрывы, и вся местность осталась покрыта облаком дыма и пыли. Элэйн добавила дыма и ещё большее иллюзорное облако.

— А теперь они чем по нам стреляют? — спросил Мэттью. — Это ракеты?

— Думаю, это артобстрел с края каньона, — сказал Гэри. — Твой друг их, наверное, напугал достаточно, чтобы вызвать удар по их собственной позиции. Нам следует уходить. Они могут решить не ждать, пока дым рассеется, прежде чем устроить ковровую бомбардировку всей этой зоне.

Гарэс добрался до них, и после того, как Мэттью впустил его под их щит, он мгновенно начал перемещать их обратно домой.

* * *

Они приземлились в океан, что, похоже, соответствовало пока что преследовавшим их неудачам. Мэттью создал под ними стабильную платформу, и вытащил зачарованные камни, которые должны были позволить ему лететь, и унести их всех вместе. Гарэс, похоже, был не в том состоянии, чтобы перекинуться в более крупную летающую форму.

Рыжебородый волшебник тихо лежал в по большей части невидимом летающем конструкте, пялясь в небо.

— Никогда не видел такого быстрой и злой реакции, — пробормотал он. — В военном деле эти люди далеко не новички. — Какие бы раны он ни получил, они исчезли ещё до того, как он вернулся к человеческому облику, но пережитое, похоже, всё же оставило на нём свой отпечаток.

— Именно так они и победили Ши'Хар, — проинформировал его Мэттью. — Вероятно, по этой же причине Ши'Хар почти потерпели поражение, когда только пришли в наш мир. Местные люди просто были чуть менее продвинутыми и менее готовыми к их появлению.

— Если это так, то я думаю, что, быть может, человечество страшнее Ши'Хар, — сказал архимаг.

Элэйн всё ещё была в шоке от увиденного:

— А что, все маги Гэйлинов могут перекидываться так, как вы? Никогда не видела ничего подобного. Это было поразительно.

Гарэс устало засмеялся:

— Все маги Гэйлинов могут перекидываться в разные формы, да, но то, что делал я, было далеко не обычным. В прошлом некоторые из наиболее талантливых людей в моём роду могли делать кое-что из того, что ты видела, но почти мгновенное исцеление — это способность архимага.

— Не думаю, что мой отец смог бы так, — прокомментировал Мэтт.

— Изменение в ту же форму — нет, наверное, однако он преображался в гиганта из земли и камня, и исцелялся в таком виде, — сказал Гарэс. — По сути это одно и то же — у него просто нет моей склонности к преображению в живые формы. Я бы и мечтать не стал о том, чтобы преобразиться во что-то неживое, как это делал он. Так слишком легко потерять себя.

После этого они некоторое время молчали, пока Мэттью нёс их по воздуху на запад, надеясь увидеть землю, чтобы они могли остановиться, и создать телепортационный круг.

Гарэс вроде на некоторое время задремал, но затем произнёс, не открывая глаз:

— Молодой волк.

Элэйн и Мэттью переглянулись, а затем он ответил:

— Сэр?

— Беру свои вчерашние слова обратно. Я был в плохом настроении. Тот мир — гиблое место. Забудь о драконе — и о девчонке тоже забудь. Если вернёшься туда, ничего хорошего не получится, — сказал мужчина.

Губы Мэтта сжались в плотную линию, но когда он собрался ответить, архимаг снова заговорил:

— Не говори, мальчик. Если скажешь мне, что собираешься вернуться, то я уведомлю твоего отца, и позабочусь о том, чтобы он нашёл какой-то способ посадить тебя под замок, для твоего же блага. Если ты — мужик, то сам будешь решать, что делать. Я сам не вернусь, а если ты скажешь обратное, то я позабочусь о том, чтобы и ты не вернулся.

Элэйн одарила его сочувственным взглядом:

— Я всё ещё согласна…

— Тебя это тоже касается, девочка, — сказал Гарэс, перебивая её.

Дальше они летели молча. Прошло несколько часов, прежде чем они заметили остров у безымянных берегов. Местность никто из них не узнал. Уставшие, они приземлились, и сделали круг, который вернул их в Замок Камерон. Там Гарэс попрощался с ними, и отбыл, не сказав больше ни слова.

— Странный он человек, — сделала наблюдение Элэйн.

— Ага, — согласился Мэттью. — Однако я думаю, что он знает, что я собираюсь вернуться. Он просто не хочет быть за это в ответе. Поэтому он и сказал нам об этом не говорить.

Она нахмурилась:

— Это же бессмыслица какая-то.

— Он — из другого времени, — сказал Мэтт. — Он также истово верит в свободу воли, что, наверное, противоречит его мнению о том, что мы слишком молоды, чтобы намеренно подвергать себя опасности.

— Говори за себя, — сказала Элэйн. — Я — взрослая женщина.

— Ладно, — вздохнул Мэттью. — Значит, я слишком молод. По их меркам я — едва взрослый.

Она улыбнулась:

— Но я говорила искренне. Если я смогу помочь, то помогу.

Гэри заговорил в первый раз с тех пор, как они вернулись:

— Прими её предложение.

— М-м-м?

— Пока вы сражались, я перехватил кое-какие ближние коммуникации, и смог проанализировать то, о чём докладывали во время боя их сенсоры. Её невидимость гораздо эффективнее, чем я предполагал. Изначально я полагал, что термальные сенсоры всё же вас обнаружат, поскольку она сама не может видеть инфракрасное излучение, чтобы убедиться в том, что оно тоже перекрывается — но я ошибался.

— Спасибо за предупреждение, — сухо сказал Мэттью. — Ты мог бы и раньше сказать, что считал их устройства способными нас видеть.

— Пока мы были здесь, мои данные были неполными, — объяснил Гэри. — Я не ждал, что мы попадём прямо в ловушку, поэтому не посчитал это заслуживающим внимания.

— К тому же, там была твоя дочь, — добавил Мэттью. — Ты не хотел говорить ничего, что могло бы заставить нас передумать.

Гэри примолк.

— В этом есть зерно истины.

Мэттью сделал глубокий вдох:

— Я не собираюсь бросать ни Керэн, ни яйцо Дэскаса. Так что можешь перестать волноваться на этот счёт. Отныне рассказывай мне всё, что знаешь. Я не могу строить планы с учётом вещей, о которых не знаю.

— Тогда ты с радостью узнаешь о том, что у меня есть мысль насчёт возвращения Керэн, — сказал общискин.

— Думаешь, нам понадобится Гарэс? — спросила Элэйн.

— Нет, — ответил Гэри. — Если всё пойдёт хорошо, то вам вообще ни с кем не придётся сражаться. Но твои особые таланты будут просто необходимы.

Они принялись целеустремлённо планировать, и как только выработали работоспособный план, условились снова встретиться следующим утром.

Глава 33

Тем вечером Мэттью рассказал родителям о том, как прошло их путешествие. Те, конечно, были по понятным причинам взволнованы, но он сказал им лишь о том, что Керэн оказалась в другом месте. Он полностью опустил тот факт, что их с самого начала взяли на прицел, что они телепортировались в ловушку, и что были вынуждены поспешно отступить, дабы избежать полного уничтожения.

Поскольку Гарэс был в плохих отношениях с его отцом, Мэтт не ждал, что тот опровергнет его рассказ, и Элэйн согласилась выдать те же подробности, если кто-то её спросит.

В результате этого обмана его отец всё ещё был готов позволить ему вернуться за Керэн. Мать его была на этот счёт иного мнения, но после жарких споров она решила тоже это позволить.

Внезапно, больше всего возражал Грэм, когда Мэттью позже встретился с ним в «Грязной Свинье». Они оба уже поужинали, поэтому отправились туда лишь для того, чтобы выпить по кружке эля, и пересказать друг другу новости. Услышав рассказ Мэттью (в неотредактированной версии), Грэм забеспокоился.

— Тебе надо взять меня с собой, когда вернёшься, — твёрдо сказал он.

Мэттью вздрогнул:

— В обычной ситуации я был сказал «да», но не в этот раз.

Грэм выглядел разгневанным:

— Почему нет?

Мэттью показал на свой подпространственный мешок:

— Эта штука там не работает. Какой бы клёвой она ни была, она работает только в этом мире — иначе соединение с карманным измерением не функционирует как следует. — Затем он указал пальцем на татуировку у Грэма на руке: — Эти чары немного отличаются, но работают за счёт той же фундаментальной магии. Ты не сможешь призвать Шип, и не сможешь призвать свою броню.

— Тогда не буду призывать их там, — парировал Грэм. — Я смогу вооружиться здесь, прежде чем мы отправимся.

Мэтт покачал головой:

— Всё равно это проблематично. Если мы будем там в течение долгого времени, то ты не сможешь снять броню. Ещё вопрос в сердце твоего отца — в самоцвете, который даёт тебе силу… он питается силой от уз земли твоего отца. Я могу тебе гарантироваться, что сквозь измерения он работать не будет, и если забрать его из этого измерения, то это может его даже разрушить.

— Я могу позаимствовать броню Сэра Сайхана. Она мне не очень в пору, но подойдёт достаточно хорошо, — парировал Грэм. — И мне не обязательно использовать Шип. Есть и другие зачарованные мечи.

— И ты будешь сражаться как обычный человек? — спросил Мэттью.

— У меня тоже есть узы с драконом…

— Дэскас умер, Грэм. То же самое может случиться с Грэйс, и тогда мне придётся забирать уже два яйца. К тому же, я не собираюсь сражаться. Это просто невозможно. Они каждый раз наглядно мне это доказывали. Люди в том мире имеют способность координировать свои силы в масштабах, с которыми нам просто не сравниться, и у них есть оружие, которое может уничтожить всё и вся, покуда они готовы принять сопутствующие его применению потери.

Ты — мой лучший друг, и я доверяю тебе больше всех, но я не возьму тебя в такое место без хорошей на то причины. Это будет скрытная миссия. Для этого подходят только три человек — Элэйн, Джордж, и их отец, Уолтэр. Честно говоря, даже я сам — не лучший выбор, но только я могу туда добраться, — объяснил Мэттью.

Грэм выразил свою фрустрацию в виде рыка, и закончил, с силой опустив свою кружку на стол. Все головы в помещении повернулись в их сторону.

— Это не честно, чёрт побери, — выругался молодой рыцарь. — Мне хочется что-то сломать, но я знаю, что ты прав.

Чуть погодя, когда стало очевидно, что молодой воин не собирался разносить таверну по брёвнышку, все взгляды в помещении снова вернулись к своим собственным кружкам. Мэттью был этому рад — ему не нравилось быть в центре внимания.

— Прости, Грэм. Просто так обстоят дела, — сказал он, извиняясь.

* * *

Вернувшись в свою комнату, Мэттью не находил себе места, и хотя Гэри и пытался ему помочь, расслабиться и поспать ему всё равно было трудно.

— Прежде чем мы отбыли, я получил от своего более крупного «я» много информации, — сказал общискин.

— Ты уже сказал мне, что наверняка обнаружил место, где находятся Керэн и Дэскас, — сказал Мэтт.

— Места, во множественном числе, — поправил Гэри. — Керэн находится в комплексе ООН на берегу Мексиканского Залива. Это точно. Я на самом деле видел, как её туда заносили, на не принадлежащем военным видео-потоке.

— Она хотя бы жива.

— Это хорошо, — согласился виртуальный отец Керэн. — Её состояние легко излечимо современной медициной. Больше всего меня беспокоит то, что с ней может сделать её мать.

— Она же не станет причинять ей вред?

— От неё всего можно ожидать. Она даже не считает Керэн своей дочерью. Мой создатель был весьма предвзят насчёт ограничений Тани, но я обладаю преимуществом более объективной точки зрения. Она способна на всё. Если она решит, что может что-то узнать путём препарирования мозга Керэн, то именно это она и сделает. Керэн схватили не очень давно, и Таня — не из числа нетерпеливых людей, поэтому у нас, наверное, ещё есть время.

Мэттью содрогнулся:

— Это ужасно.

— Так и есть, — сказал Гэри. — Но такова её природа.

— Проблема, — начал Мэтт, — в том, что у нас нет способа туда добраться. Я никогда там не был, и нет удобного телепортационного круга, который помог бы нам туда добраться. Как только мы пересечём границу миров, они узнают, где мы находимся. Даже если Элэйн нас скроет, мы не сможем убраться достаточно далеко, чтобы избежать ракет, которые они наверняка в нас пошлют.

— С этим я могу справиться, — начал общискин, но его прервал стук в дверь.

— Уходи! — крикнул Мэттью. Магический взор уже проинформировал его о том, что у двери стоял его младший брат Коналл.

Дверь открылась.

— Так и знал, что следовало оснастить дверь замком, — проворчал Мэттью. — Я занят, Коналл. Оставь меня в покое.

— Я тебя почти не видел с тех пор, как ты вернулся, — заныл его брат.

— И это было замечательно! — с сарказмом ответил Мэттью.

— Я хочу помочь! — объявил Коналл.

— Дам тебе знать в следующий раз, когда они решат свалить на меня мытьё посуды.

— Ты знаешь, о чём я! Пока тебя не было, пробудилась моя сила. Я теперь всякие вещи могу делать. Я могу тебе помочь, — настаивал его брат.

У Мэттью в голове промелькнуло несколько острых ремарок, прежде чем он отбросил их как слишком резкие. Одарив брата авторитетным взглядом, он ответил уже серьёзнее:

— Сколько тебе лет? Тринадцать?

— Четырнадцать! — огрызнулся Коналл. — Ты даже не можешь уследить за моими днями рождения?!

— О! Четырнадцать, да, прости. Это — гораздо более зрелый возраст. Поскольку ты теперь гораздо старше, мне следует быть с тобой честным.

Коналл кивнул.

Мэттью прошёл через комнату, и постучал по части стены рядом с дверью:

— Видишь вот этоместо?

— Ага.

— Хорошо, запомни это место — позже оно будет важным. А теперь давай представим, что я позволил тебе отправиться со мной. Ты уже знаешь, что это будет невероятно опасно, и что я буду рисковать потерей самого любимого из моих братьев. — Он изо всех сил старался не позволять сарказму просочиться в его голос, но сомневался, что был в этом полностью успешен.

Коналл улыбнулся.

«Ну что за идиот», — подумал Мэтт.

— Но вот, в чём заключается настоящая проблема. Предположим, что мы достигли успеха, ладно? И вообрази, что мы выбрались, в целости и сохранности. Мы — герои, и во время этого приключения с тобой не случилось ничего ужасного. Как думаешь, что после этого произойдёт?

Его младший брат серьёзно обдумал эти слова, прежде чем ответить:

— Устроят празднование, и, может быть, пир?

Мэттью печально покачал головой:

— Нет. Ну, они, конечно, могут, но сперва произойдёт кое-что гораздо более ужасное. — Он снова постучал по указанному им месту на стене. — Мама и Папа с ума сойдут от того факта, что я взял тебя с собой. Пережив бессчётные опасности, я бы вернулся домой лишь для того, чтобы они отрезали мне яйца, и повесили их на стене, скорее всего именно в этом месте, или, как минимум, в месте, очень на него похожем.

Коналл опечалился:

— О.

— А теперь проваливай, чтобы я мог вернуться к своему не-спанию, — закончил Мэтт, указывая на дверь.

Его брат направился к двери, но остановился, оглянувшись:

— Эм, Мэтт?

— Что?

— Я не глупый. Я — твой единственный брат, поэтому просто обязан быть самым любимым из твоих братьев.

Мэттью одарил его злой улыбкой:

— Если только Мама и Папа не сделают ещё одного мальчика. Ещё есть надежда. Тебе следует наслаждаться своим положением, пока не появился мой новый «самый любимый брат».

Коналл показал ему язык, и захлопнул дверь.

— Ты — ужасный брат, — прокомментировал Гэри. — Ты и с сёстрами своими так же обращаешься?

— Только с теми, кто меня достаёт, — сказал молодой волшебник.

— Дай определение слову «доставать».

— Если они здесь, или в моей мастерской, то они меня достают, — пояснил Мэттью. — Или если я читаю — но обычно я делаю это в одном из вышеперечисленных мест, поскольку они, похоже, не осознают тот факт, что у меня в руках книга.

— А ты, похоже, просто источник радости, — сухо заметил Гэри.

— Не волнуйся, это просто переходный возраст — когда-нибудь это пройдёт.

Выражение лица общискина было сомнительным:

— Ты так считаешь?

— Нет, но когда я так говорю, всем сразу становится лучше. Тебе теперь лучше? — спросил Мэттью.

Гэри вздохнул:

— Я никогда не могу понять, шутишь ли ты, или говоришь серьёзно.

Мэттью таинственно поднял бровь, но не ответил.

— Нет, честно, я хотел бы знать.

— Просто всегда полагай, что я говорю серьёзно — и всё будет в порядке. Мой юмор — не для слабонервных, — посоветовал ему невыразительным тоном Мэттью.

Гэри раздосадовался:

— Вот теперь я знаю, что ты шутишь.

— Неужели?

— Я это проигнорирую, — сказала машина. — Вернёмся к тому, что мы обсуждали… когда мы в следующий раз пересечём границу миров, я думаю, что смогу доставить нас в нужное нам место, полагая, если мы сможем убраться от точки входа достаточно далеко, чтобы нас не разорвало на кусочки.

Мэттью подался вперёд:

— Я слушаю.

Глава 34

На следующее утро Мэттью и Элэйн снова переместились, и, как и в прошлый раз, обнаружили, что падают в океан.

— Почему всегда обязательно океан? — пожаловалась Элэйн, стоя на поспешно упрочнённой поверхности воды.

Мэттью оглядывал горизонт, поэтому первым ответил Гэри:

— Примерно семьдесят процентов поверхности планет — океан. Поскольку точка нашего прибытия, судя по всему, является случайной, следует ожидать, что большую часть времени мы будем появляться над морем.

— Сколько у нас времени? — спросил Мэттью, размещая зачарованные камни, которые должны были составить его летающий конструкт.

— На этот раз они даже не ушли на встречу, — проинформировал их общискин, — но поскольку все главные члены руководства обороны начали загружаться в кибернетические тела, я полагаю, что наше прибытие было обнаружено. Основываясь на расстоянии до ближайших военных активов, у нас, по моим оценкам, двенадцать минут. В отсутствии земли в этой точке они будут вынуждены вызвать против нас истребители и беспилотники.

Мэттью закончил работу, и жестом указал Элэйн войти в конструкт:

— Дамы вперёд.

Как только они оказались в воздухе, она создала щит невидимости вокруг их транспортного средства, но несколько проблем быстро стали очевидны.

— Я не могу лететь вслепую, — сказал Мэттью, использовавший воздух, чтобы приводить их транспорт в движение. — Мой магический взор в этом мире настолько ограничен, что мне нужен свет просто для того, чтобы видеть океан прямо под нами.

— Я также потерял сигнал со спутника, — добавил Гэри.

— И что это значит? — спросил Мэттью.

— Без него я не могу произвести триангуляцию нашего местоположения с помощью GPS.

— Ты сказал, что мог за секунду определить наше местоположение.

— Мог, — ответил Гэри. — Мы находимся в южной части Тихого Океана, в трёхстах двадцати семи милях к востоку и в ста двенадцати милях к северу от Новой Зеландии — или, мы там были четыре минуты назад. Без сигнала GPS я не могу обновлять наше местоположение, подсчитывать нашу скорость и направление движения, или рассчитать время до подлёта к берегу.

— Нам просто надо знать, в какую сторону лететь, — настаивал молодой человек.

Лицо Гэри исчезло, сменившись глобусом земной поверхности:

— Нет, мне нужен сигнал GPS, чтобы установить связь с сетью. Иначе я не могу обеспечить нам транспорт или координировать встречу с этим транспортом, когда он прибудет. Тебе следует двигаться на восток, кстати говоря, и чуть на юг.

— Нм надо увидеть солнце, Элэйн, — сказал Мэтт.

— Дай мне полный обзор неба, — поправил ПМ. — Только на минуту или две. Я убежусь в том, что мы на верном курсе, и передам инструкции моему более крупному «я». После этого мы сможем всё заблокировать на какое-то время, пока не приблизимся к суше.

Элэйн Прэйсиан угодила им, и после нескольких минут восстановила завесу невидимости, оставив лишь небольшое отверстие внизу, позволяя оценивать расстояние до поверхности.

Основываясь на сделанной Гэри оценке их скорости, они должны были достигнуть суши спустя более чем три часа, поэтому они летели молча, лишь время от времени разговаривая.

Час спустя Гэри выдал некоторые предположения:

— Хотя моя неспособность получить сигнал со спутника раздражает, она является хорошим знаком для остальной нашей миссии.

— Почему это? — спросила Элэйн.

— Раньше я не был уверен, какие сигналы может блокировать твоя невидимость. Поскольку ты воспринимаешь лишь видимый свет, то существовала вероятность того, что только от видимого света ты нас скрывать и могла, — объяснила машина.

— Ну, я могу скрывать нас ещё и от эйсара, — проинформировала его Элэйн. — Хотя в этом нет необходимости, поскольку никто здесь его не может видеть.

— В этом и суть, — сказал Гэри. — Эйсар также входит в число вещей, которые ты можешь воспринимать, поэтому тебе легко знать, что ты им манипулируешь, как и со светом. Но в этом мире мы используем самые разные формы света, которые не могут быть восприняты человеком. Радио волны, микроволны, рентгеновские лучи, миллиметровые волны, инфракрасные, ультрафиолетовые… что угодно из этого может потенциально способно выдать нас при попытке пробраться внутрь, если твои таланты на это не действуют.

После нашего последнего визита я смог определить, что радио-, инфракрасное и ультрафиолетовое излучение твоя невидимость также покрывает, поскольку данные военных сенсоров вас не видели, однако насчёт остальных я не был уверен. Теперь я могу с уверенностью вычеркнуть микроволны. Это вселяет в меня большую уверенность насчёт того, что невидимость перекрывает и остальные части электромагнитного спектра, — сказал Гэри.

Он говорил на бэйрионском, но многие из слов не имели эквивалента на их языке, поэтому он был вынужден использовать несколько английских терминов.

— Электро… что? — сказала Элэйн, сбитая с толку.

Мэттью было лучше, поскольку он уже неплохо понимал английский, включая некоторые новые слова:

— Он хочет сказать, что твои таланты, похоже, работают на всех типах света, с помощью которых они обнаруживают врагов.

Она одарила их обоих взглядом, который указывал на то, что они повторяли очевидные вещи:

— Ещё бы. Когда Прэйсиан не хочет быть найденным, Прэйсиан найденным и не будет.

— Возможно, ты была в этом уверена, но я — не был, — сказал Гэри.

— Это — девиз Прэйсианов, — сказал Мэтт. — Они любят его произносить при любой возможности.

Элэйн слегка вздёрнула подбородок:

— На твоём месте я проявила бы больше уважения к той, кто скрывает тебя от опасности.

Гэри засмеялся было, но они все замолкли несколько секунд спустя, когда летающий конструкт сотрясся от громового рокота.

— Это что было?!

— Звуковая волна, — сказал Гэри. — Наверное, мимо пролетел один из истребителей. Они летают быстрее скорости звука, поэтому создаваемая их полётом звуковая энергия концентрируется в линии позади них. Когда один из них пролетает мимо, звук подобен грому.

— У звука нет скорости, — возразила Элэйн.

Благодаря лошти и обширному нетрадиционному образованию, Мэттью был лишён таких заблуждений. Он сказал раньше, чем Гэри:

— Звук — это просто вибрация воздуха. Это волна, как и те, что ты видишь на воде. У него есть скорость, но я никогда не думал, что можно двигаться настолько быстро, чтобы опередить звук!

— Если хочешь знать моё мнение, всё это звучит дико, — сказала Элэйн.

— Ну, это точно был не гром, — парировал Мэтт. — Когда мы выглядывали не так давно, небо было чистым.

После этого они ещё некоторое время молчали, пока Гэри снова не нарушил тишину:

— Похоже, что они не отслеживают наши перемещения.

— Ты же недавно сказал, что они не могут этого делать, — сказал Мэттью.

— Они не могут нас засечь напрямую, но те же детекторы, которые АНСИС использует для определения аномалий, созданных твоим перемещением в этот мир, могли быть достаточно чувствительны, чтобы засечь менее масштабные использования эйсара. Мне почти никак нельзя узнать, насколько точно откалиброваны их сенсоры, поскольку все эти данные они держат отдельно от нормальной сети, — объяснил Гэри.

— Полагаю, Керэн они всё же нашли, — сказал Мэттью кивая.

— Именно. Возможно, этот метод медленный, и требует времени на триангуляцию положения более маленьких аномалий, или что получаемый ими сигнал рассеянный, и требует времени на уточнение. Как бы то ни было, я думаю, что мы находимся в относительной безопасности, покуда не будем слишком долго оставаться на одном месте, — согласился общискин.

— Интересно, если я сделаю нас невидимой для эйсара, нам это поможет? — подала мысль Элэйн.

— В вашем мире — могло бы, поскольку эйсар там повсюду, — сделала наблюдение машина. — В этом же мире он почти отсутствует. Сомневаюсь, что твой метод сработает, поскольку они не «видят» нас в привычном смысле этого слова. Тебе нужно использовать эйсар, чтобы создать свой щит, и это создаст изменение в окружающей среде, которое они могут засечь.

В долгосрочной перспективе, если мы будем продолжить использование этого летающего конструкта или других основанных на эйсаре техник, они в конце концов нас найдут, или, по крайней мере, смогут определить наше примерное местоположение, — закончил он.

Полтора часа спустя они наконец достигли берега Новой Зеландии. Они приземлились на скалистый берег, и Мэттью разобрал свой конструкт, спрятав зачарованные камни в мешочек. Следуя совету Гэри, они также сняли свои личные щиты, и полностью закрыли свои разумы. Это было самым близким из всего, что они могли сделать, чтобы стать обычными людьми.

Однако они всё ещё излучали небольшое количество эйсара. С этим ничего нельзя было поделать, — для них это было следствием самого их существования, — но Гэри подумал, что это количество будет слишком маленьким, чтобы АНСИС мог его засечь, по крайней мере — на достаточно долгое время.

Двое людей отошли немного от берега, чтобы убраться от побережья, и скрыться под теми немногими деревьями, которые им удалось найти. Человеческих поселений вблизи от них не было, но как только рядом с точкой прибытия их не найдут, весь регион вскоре наверняка начали бы прочёсывать беспилотники.

Прошло полчаса, и появился летевший вдоль берега перт. Он сел в двадцати футах от их укрытия, и дверь автоматически открылась.

— Вот оно, — сказал Гэри. — Забирайтесь внутрь.

— Кто им управляет? — спросила Элэйн.

— Я, — проинформировал её общискин.

Она одарила его недоверчивым взглядом:

— У тебя нет рук.

— Я уже пригнал его сюда нам навстречу.

— Но ты всё это время был с нами, — возразила она.

Мэттью встрял:

— Он примерно как дух, Элэйн. — Он в этом мире повсюду, покуда есть машина, через которую он может говорить. Знаю, это сбивает с толку, но поверь мне.

Они забрались внутрь, и перт плавно взлетел, повернув на север. Он поднялся над деревьями, и набрал скорость, пока ландшафт под ними не слился в единое пятно.

— Мне нужно накрыть эту карету завесой? — спросила Элэйн. Она выглядела усталой.

— Нет, — сказал Мэттью. — Побереги силы, позже они тебе понадобятся.

— Ощущение такое, будто я становлюсь только слабее. Я будто не могу восстановиться, — добавила она.

Мэттью кивнул:

— Это потому, что в этом мире нет фонового эйсара. Ты вернёшь силы, но здесь на это уйдёт гораздо больше времени.

— Вам не придётся пользоваться вашими способностями, пока мы не доберёмся до места, где находится Керэн, — заверил её Гэри. — Нам потребуется несколько дней, чтобы туда добраться. А до тех пор я позабочусь о том, чтобы нас не нашли.

— Как? — спросила она.

Гэри осклабился:

— Это сложное дело. Этот перт, например, принадлежит жителю Новой Зеландии, но тот редко им пользуется. Я создал поддельную личность, поменял регистрацию, и пригнал его сюда для нашего использования. Когда мы закончим, он вернётся к своему истинному владельцу, а я отменю сделанные мной изменения. По ходу нашего путешествия мы будем часто менять парты, по разным причинам, но в основном — чтобы сделать распутывание сети моего обмана невозможным для одних лишь людских следователей. Потребуется супер-искин, вроде меня, чтобы догадаться, что я делаю — и даже если бы такой у них был, он не смог бы справиться с этой работой, потому что я заметаю на ходу наши следы.

В некоторых местах регистрация не будет меняться. В других мы воспользуемся общественным транспортом, используя поддельные документы. Единственным, что будет указывать на наше местонахождение, будут лёгкие следы эйсара, которые мы будем за собой оставлять, и согласно уже собранным мной данным, я полагаю, что они будут слишком слабыми для определения. Даже если их можно засечь, вы будете передвигаться слишком быстро, и след будет слишком размытым, чтобы уточнить ваше местоположение до тысячи миль, или точнее, — объяснил общискин.

Двое волшебников слушали его с разной степенью понимания. Когда Мэттью наконец раскрыл рот, чтобы заговорить, Гэри опередил его вопрос:

— Знаю, о чём ты думаешь. А что насчёт общественного транспорта? Вы будете в зоне действия общественных следящих камер, и автоматических специскин опознает вас по лицам, и предупредит власти. Я буду перехватывать эти видео-потоки, и удалять предупреждения. Единственный способ вас заметить — это использовать независимые системы, не соединённые с сетью.

Не буду отрицать, что в этом есть небольшой риск, который я не смогу снизить, но именно поэтому я ограничил число раз, когда вы будете находиться под наблюдением. К тому же, если она может пожертвовать частью эйсара, то талант Элэйн к созданию иллюзий сможет полностью исключить этот риск, хотя это будет компромисс. Использование эйсара увеличит вероятность того, что АНСИС сможет более точно определить область, где вас следует искать.

Мэттью терпеливо ждал, но когда он снова открыл рот, Гэри опять начал его прерывать:

— Прежде чем ты спросишь…

— А можно мне просто вставить слово?! — проворчал он.

Гэри замолк:

— Конечно.

— Я тебе доверяю, — сказал Мэтт. — Поэтому мы здесь. И мы также доверимся тебе в том, что когда мы достигнем упомянутых тобой публичных мест. Думаю, лучше не давать им никаких дополнительных данных, с помощью которых они могли бы уточнить наше местоположение.

— Спасибо, — сказал общискин. — Итак, вернёмся к тому, что я объяснял…

— Гэри, — со вздохом сказал молодой человек. — Пожалуйста, заткнись. Я знаю, что твой план тебя возбуждает, но мы этот мир знаем лишь вскользь. Дай нам отдохнуть.

Общискин сжал губы:

— Ладно.

Глава 35

Следующие два дня слились в, казалось, случайные пересадки между разными пертами по мере того, как они двигались на север от Новой Зеландии, к континентальной Азии. На одной из первых остановок они забрали с порога незнакомого дома посылки. В коробках была одежда, которую им купил общискин, чтобы они не выделялись. Они также ехали в двух почти пустых машинах, напоминавших Мэттью гигантских металлических змей. Гэри сказал, что они назывались поездами. Судя по всему, раньше их было гораздо больше, но теперь их работало лишь несколько штук, поскольку из-за малочисленности органиков нужда в массовом транспорте отпала.

Когда они достигли города под название Гонконг, они пересели на особый воздушный транспорт под названием «сверхзвуковой самолёт». Мест в нём было более чем на сотню человек, но, как и поезда, он был заполнен лишь наполовину. Двух волшебников завораживала мысль о том, что они будут лететь в три раза быстрее скорости звука, но реальность была гораздо скучнее. После возбуждённого получаса они в итоге проспали большую часть полёта.

Прибыв в Лос-Анджелес, они ещё немного проехались на поезде, прежде чем встретиться с очередным пертом. Этот отвёз их до самого Нью Мексико, где они встретили перт, который, как сказал им Гэри, будет их последним на этом пути.

— Ещё раз, как там называется последний город, куда мы направляемся? — спросила Элэйн, пытаясь почесать у себя под грудями.

— Хьюстон, — ответил Мэтт.

— Названия здесь такие странные, — ответила она, запустив руку себе под блузку, чтобы что-то поправить.

Он находил активностью под её рубашкой завораживающей, но его любопытство всё росло:

— Что ты делаешь?

— Дело в одежде, а особенно — в этом «бюстгальтере». Он чешется. И он мне, по-моему, не в пору. На ванные комнаты я жаловаться не могу, но у этих людей какие-то странные представления о том, что считается комфортным. Я в любой день выберу хорошо скроенное платье, а не эту причудливую мешанину одежды!

Мэттью был одет в синие джинсы и хлопковую футболку.

— Одежде действительно недостаёт стиля, но штаны эти очень удобные — и рубашка тоже. Я даже думал попросить Гэри купить нам ещё таких, чтобы домой забрать.

Элэйн копалась обеими руками где-то у себя за спиной. Чуть повозившись, она вытянула ненавистный предмет белья через рукав.

— Вот, если ты считаешь эту одежду такой удобной, оставь эту штуку себе.

Он подержал бюстгальтер в руке, оглядывая. Мэттью никогда не пялился на женщин, или выказывал какое-то явное внимание к их «атрибутам», но ему трудно было справиться с ходом своих мыслей. Элэйн была весьма привлекательной женщиной, и по возрасту они были не так уж далеки. Хотя женщины в его мире не носили бюстгальтеров, платья у них не облегали верхнюю часть тела так, как это делали лёгкие, мягкие ткани рубашек этого мира.

Он не отводил взгляда от предмета у себя в руках. Бюстгальтер был мягким, но имел странно жёсткую часть.

— Зачем они вставили сюда проволоку? — спросил он.

— Глупость это, — пожаловалась Элэйн. — Предполагается, что эта штука должна поддерживать груди, но она постоянно врезается мне в кожу. Посмотри на эту рубашку. — Она сжала ткань руками. — Она слишком свободная! Будь она плотнее, и правильно скроенной… вот так, — она стянула рубашку у себя на спине, плотно натянув под грудями, — тогда она бы оказывала всю необходимую мне поддержку, без всяких дурацких проволок.

Мэттью покосился на неё, и быстро отвёл взгляд. В результате её манипуляций рубашка стала выглядеть так, будто была на ней нарисована. Он привык видеть то, что не было видно обычным мужчинам, благодаря магическому взору, однако видеть это своими собственными глазами было совсем другим делом, и почему-то это его смущало.

— Понимаю, о чём ты, — уклончиво сказал он.

Элэйн с подозрением смотрела на него:

— Что?

— Я с тобой соглашался, — сказал он в свою защиту.

— Нет… ты краснеешь. Я что, вогнала тебя в краску? — бросила она обвинение хитрым и озорным тоном.

Он был весьма уверен в том, что не краснел. Наверное.

— Нет. Может, оставим эту тему? Она мне не особо интересна.

— Приятно слышать, — сказала она ему. — Ты мне почти как младший брат. Мне бы не хотелось думать, что ты питаешь ко мне тайные чувства. К тому же, мы здесь всё же для того, чтобы спасти твою подружку.

Мэтт заворчал:

— Она мне не подружка, и я конечно же не испытываю к тебе чувств. — Ему в голову пришла злая мысль. — Ты для меня скорее как добрая, старая тётушка.

Элэйн рассердилась:

— Это радует, но, возможно, было бы лучше, если бы она была твой подружкой. Мой отец однажды подал мысль о том, что нашим семьям следовало бы породниться. Я бы очень не хотела, чтобы ты страдал, если бы тебя вынудили жениться на такой старой женщине.

С секунду он глазел на неё, открыв рот, но затем его гнев растаял, сменившись юмором:

— Хороший довод.

Его резкая перемена ошеломила её:

— Эй, погоди-ка минутку!

— Ты всегда была доброй подругой, Элэйн, — сказал он, пытаясь опередить её норов. — Нельзя сказать, что нас ждёт в будущем, нас обои. Кто знает, с кем нам придётся мириться? По крайней мере, мы с тобой друг другу не чужие. — Он протянул бюстгальтер ей обратно.

Элэйн закрыла рот, замолчала, а затем ответила:

— Это так. Однако давай проясним ситуацию — если это когда-нибудь всё же случится, то ты останешься в выигрыше.

Мэттью не был согласен, и это породило очередной спор. После этого их разговор был беспечным, но он на самом деле не сомневался. Элэйн была хорошей женщиной, но на его вкус она была слишком поверхностной, и определённо слишком болтливой. Пока они переругивались, он обнаружил, что думает о Керэн. Пока они были в месте, Керэн казалась слегка раздражающий, но сравнивая её с Элэйн, он обнаружил, что ему не хватает их долгого молчания. Когда Керэн говорила, она обычно переходила сразу к делу, и не играла словами.

Он скучал по ней, хотя и не был готов в этом признаться.

* * *

Перт опустился на землю, приземлившись на дорогу, которая, в отличие от других виденных ими дорог, выглядела всё ещё в хорошем состоянии. Гэри объяснил, что причиной этого было то, что военные продолжали использовать большие наземные транспортные средства для ввоза и вывоза техники.

По обе стороны дороги склонялись большие деревья, а по краям росла высокая трава. Воздух был влажным, и Мэттью почувствовал, как пот выступил у него на лбу почти сразу же после того, как они вышли из транспорта.

Двери перта закрылись, и он тихо взлетел в воздух сразу же, как только они отошли, направляясь в сторону Хьюстона.

— Просто следуйте по дороге, — подсказал ПМ. — Она ведёт прямо к главным воротам базы.

— Насколько далеко? — спросил Мэттью.

— Шесть с половиной миль, — ответила машина. — Мы могли бы подлететь и ближе, но я не хотел рисковать, поднимая их уровень тревоги ещё до того, как мы вошли в базу.

Элэйн создала вокруг них щит невидимости, и они живо двинулись прочь. Несколько миль не были особо трудным препятствием для людей, выросших в месте, где ходьба была основным методом перемещения, но жара и влажность всё равно заставили их почувствовать себя мокрыми и несчастными к тому времени, как их глазами предстали сетчатые ворота и пост охраны.

По мере приближения они начали различать всё больше подробностей своим магическим взором, который был их единственным способом видеть через окружавшую их завесу. На посту был только один человек — военный андроид. Сами ворота были закрыты, а забор был высотой более чем в десять футов.

Волшебники не испытывали уверенности в своих способностях к полёту, но расстояние было достаточно коротким, чтобы они могли пролевитировать себя над забором, и мягко приземлиться по ту сторону, почти не рискуя упасть.

Гэри всё ещё поддерживал контакт с сетью через маленькое отверстие в щите, который вокруг них держала Элэйн.

— Пока нет никаких признаков тревоги, — осторожно сказал он им.

— И не должно быть, — уверенно сказала Элэйн.

— Если только один из детекторов АНСИС не расположен на этой базе, что весьма вероятно, — парировал общискин. — Не знаю, как они выглядят, или даже на каком принципе работает их определение эйсара.

Поскольку их супер-умный гид уже знал план базы, а также внутренний план зданий, они следовали его указаниям. Гэри провёл их по широкой лужайке, мимо входа, который вёл, согласно его объяснениям, в подземную парковку. Они могли бы войти и там, но он планировал использовать более прямой путь через вход для пешеходов.

На базе было несколько зданий, построенных из стали и странного камня, который Гэри называл «бетоном». Они прошли мимо, направляясь к самому большому зданию, высившемуся в центре базы.

По меркам Мэттью оно было не особо впечатляющим. Высота его едва достигала двух этажей, но Гэри уже объяснил им, что большая его часть находилась под землёй. Верхние уровни были для легкодоступных административных офисов, а под ними лежало огромное сооружение из железобетона, защищавшее военную аппаратуру и имущество, находившиеся на нижних уровнях.

— Надёжность тут ниже, чем в горе Шайенн в Колорадо, — начал общискин, — но они сделали всё, что могли, в местности без гор или значительных скальных образований. Давным-давно большая часть окружающей местности была болотом.

Мэттью не был уверен, что машина под этим имела виду, поскольку никак не мог сравнить эти места, но ему на самом деле было всё равно. Он хотел лишь пробраться внутрь. Наклонившись поближе, он прошептал Элэйн на ухо:

— Помни, что если всё обернётся плохо, и нам придётся сражаться, используй молнию. Огонь и остальные вещи тоже работают, но с молния тратит меньше эйсара.

Гэри уже советовал им на этот счёт, и сейчас подтвердил свои слова:

— Военное оборудование, особенно кибернетики, обладает усиленной защитой и изолировано от электромагнитных импульсов средней силы, но они по-прежнему уязвимы для сильных повреждений от прямого электрического тока. В этом мире никому никогда не удавалось использовать молнию в качестве эффективного оружия. Просто позаботьтесь о том, чтобы на попасть в меня никакими случайными разрядами.

— Ты не обладаешь усиленно защитой? — серьёзно спросила Элэйн.

Мэттью даже не думал о том, чтобы отпустить очевидную шутку^[56], и он был рад, что его отца не было рядом, чтобы сделать ситуацию ещё хуже. Гэри честно ответил:

— Нет, это устройство никак не защищено. Даже маленький шок скорее всего приведёт его в нефункционирующее состояние.

Она кивнула:

— Нефункционирующее… это значит, что ты будешь мёртв?

Мэттью уже знал ответ, поэтому встрял в разговор:

— Нет, он гораздо больше, чем эта штука. Этот ПМ для него — почти как устройство для обмена сообщениями. Он по большей части пребывает в электронных системах по всему миру, кроме военных.

— Кроме систем АНСИС, — поправил Гэри. — Я могу получить доступ ко многим военным системам, но с каждым днём они принимают меры по изоляции все большего количества техники, вероятно — соединяя её с сетью АНСИС.

К этому моменту они достигли указанного Гэри входа, широких двойных дверей из стекла и металла. Мэттью не мог не подумать, что они выглядели ужасно хлипкими.

— Да любой дурак с молотком их разобьёт — сделал наблюдение он.

— Верхние двери не предназначены для выдерживания серьёзного нападения, — сказал Гэри. — Настоящая безопасность внизу — эти же двери ведут лишь в офисы и к не особо ценному оборудованию.

— А почему не защитить всё? — спросила Элэйн.

— Благодаря такой схеме тому, кто возьмёт здание силой, придётся добираться до прочных дверей в подземную часть через несколько этажей. Оружие и оборудование, которое способно пробить супер-безопасные ударопрочные двери, туда доставить гораздо труднее, чем сюда.

К тому же, помимо того факта, что оно расположено рядом с резервным комплексом Мексиканского Залива, это место в основном является лабораторией и исследовательской станцией, — добавил общискин.

— Нам разбить стекло? — спросила Элэйн, которой не терпелось побыстрее войти.

— Просто пройдите вперёд, — сказал Гэри.

Они так и сделали, и ничего не случилось.

— А дальше? — спросил Мэтт.

В голосе общискина прозвучало смущение:

— Это — автоматические двери. Их приводят в движение датчики движения. Я забыл о том, что из-за невидимости Элэйн они не отреагируют на ваше присутствие. Возможно, у вас есть способ проходить через твёрдые предметы?

— Я — волшебник, а не архимаг, — ответил он, хотя Гэри на самом деле не понимал разницы. — Разве ты не можешь открыть эти двери?

— Они вообще-то просто глупые двери — механизм чисто автоматический. Они не соединены ни с какой сетью. Входной пост в вестибюле, поэтому по большей части они даже не утруждают себя запиранием этих дверей. Нам нужно что-то видимое, чтобы заставить их открыться.

Мэттью уставился на ПМ, и Гэри уставился на него в ответ — ни одному из них сходу не приходило в голову никакое решение. При всех сложных планах общискина, и всём могуществе Мэттью, казалось смешным, что их поставила в тупик пара автоматических дверей, которые даже не были заперты.

— Да чтоб вас, — досадливо сказала Элэйн. — Дайте Прэйсиану всё сделать. У вас двоих мозгов и на тыкву не наберётся. — Сказав это, она использовала свой эйсар, и секунды спустя из-за угла здания выбежала большая собака, и прошла мимо дверей. Пока она проходила мимо, двери открылись, а затем она свернула за дальний угол.

Конечно, собака была иллюзией, но сработала она отлично. Все трое молчали, когда они вошли в вестибюль. Мэттью добавил звуковой щит под невидимостью Элэйн, прежде чем они снова заговорили.

Внутри был очередной блестящий и безупречно чистый пример завораживающе-странной архитектуры этого мира. Всё было из белой плитки и нержавеющей стали, перемежавшихся гранитом и мрамором в некоторых местах, вроде стоек. Длинный, низкий стол тянулся вдоль дальней части комнаты, и в нём было два проёма, через которые могли проходить люди. По обе стороны комнаты стояло два кибернетических охранника.

— Просто пройдите через вестибюль, и через сканеры, — посоветовал Гэри. — Позаботься о том, чтобы закрыть дыру в твоём щите — иначе машины могут обнаружить что-то необычное, когда мы будем через них проходить.

Двое людей сделали, как он просил, пройдя гуськом. Элэйн пришлось подправить границы её невидимости, чтобы пройти через машину, не заставляя при этом какие-то части её «исчезать» из виду, но ей это далось достаточно легко.

На противоположной стороне они миновали ещё несколько кибернетических охранников, стоявших перед рядом странных металлических дверей. Между каждой парой дверей было две кнопки с треугольниками, указывавшими вверх и вниз. Следуя указаниям Гэри, они направились влево, по короткому коридору, пока не достигли двери, которая выходила в дверной колодец.

В одном из концов коридора были камеры и ещё один охранник, поэтому им пришлось открывать дверь осторожно. К счастью, Элэйн уверенно владела иллюзиями. Она покрыла всю область вокруг двери статичной иллюзией, чтобы их завеса невидимости не создавала странностей, когда они открыли дверь, а звуковой барьер Мэттью не позволил звуку от закрывшейся двери достигнуть охранника.

На потолке внутри лестничного колодца были ещё камеры. Игнорируя камеры, они начали спускаться по лестнице. После четырёх лестничных пролётов и двух лестничных площадок они достигли нужного этажа. Там лестница заканчивалась, поскольку под ними начинались массивные бетонные укрепления, защищавшие более глубокие этажи.

Чтобы спускаться дальше, им нужно было выйти из лестничного колодца, и пройти через главный вход на этом этаже. Дальше будут ещё лифты и лестницы.

Однако перед этим им нужно было выйти из лестничного колодца, и дверь была заперта. На стене рядом с дверью была маленькая пластиковая коробка, и в ней был маленький экран с красным огоньком внизу. Когда они встали рядом с ней, огонёк сменил цвет на зелёный, и щелчок указал на то, что дверь больше не была заперта.

— Это ты? — спросил Мэттью.

— Да, — сказал Гэри. — Большая часть их обычных систем безопасности в этом здании всё ещё находится в сети. Это будет проще пареной репы, покуда нас не заметят, и покуда мы не сделаем ничего подозрительного по пути.

Снова оказавшись в коридоре, они прошли немного, и свернули за угол. Перед ними находились лифты, которые они видели на верхних этажах. Прямо напротив лифтов находились большие круглые ворота с массивным стальным диском сбоку, который, очевидно, должен был в некоторых случаях полностью запечатывать вход. Эта позиция была занята восемью кибернетическими охранниками — по двое с каждой сторону, и ещё двое — дальше, тоже по обе стороны. Магический взор Мэттью был ограничен в дальности, но он легко мог видеть, что по ту сторону ворот были ещё охранники.

— Может, нам следует подождать ночи, — предложила Элэйн, — когда большинство рабочих находятся дома. Или в это время та гигантская дверь закрыта?

— Они работают посменно, круглые сутки, — ответил Гэри. — Люк закрывается лишь дважды в год, чтобы удостовериться в том, что он всё ещё функционирует. Помимо этого его закрывают лишь в чрезвычайных ситуациях.

— Нам нужно просто пройти через ворота, и постараться не натолкнуться ни на одного из охранников или рабочих, которые входят или выходят, — сказал Мэттью. — Проще не бывает.

Стоя поближе друг к другу, они вышли, но не приблизились ко входу и на тридцать футов, когда по обе стороны от ворот начали мигать красные лампы. Вполне возможно, что зазвучала и тревожная сирена, но звуковой щит Мэттью не позволял им её услышать. Гигантская стальная дверь покатилась поперёк входа, закрывая его.

— Нас обнаруж… — начал объявлять Гэри, но Мэттью уже закряхтел от натуги, когда в его щит заколотили мощные очереди. Все охранники, стоявшие по обе стороны от входа, стреляли в них, направляя оружие прямо в казавшуюся им пустой точку, где стояло двое волшебников.

Несколько баллончиков были запущены в область вокруг них, и начали исторгать большие объёмы газа.

Мэттью уже укреплял свой щит, и добавлял фильтр, не давая внешнему воздуху проникнуть внутрь, но ливень сосредоточенного на них огня заставлял его гадать, сколько ещё он так продержится. Кибернетическая единица с чёрным металлическим каркасом вышла с другой стороны ворот, и направила на них ещё более тяжёлое оружие — массивную пушку с несколькими стволами, которые начали вращаться на месте.

— Этот газ является одним из видов слезоточивого газа, — проинформировал их Гэри. — Он также помогает им лишить вас преимущества, которое вам даёт невидимость, лишая нас зрения.

«Мы их всё равно не можем видеть», — подумал Мэттью. «Невидимость ослепляет нас не меньше, чем их, но они могут об этом и не знать». Проведя рукой перед собой, он прожёг по полу чёрную линию, и возвёл между ними и входом более сильный щит. Это он сделал как раз вовремя, поскольку мощный поток пуль полился из оружия нового охранника.

— Элэйн! — крикнул он. — Забудь о завесе — они как-то могут нас видеть. Я едва держу щит. Тебе надо нападать.

Даже пока он это говорил, он ощутил, как двери лифтов начали открываться, выпуская новых роботов-охранников. Без доступа к внешнему источнику эйсара его щит падёт за секунду, если в них начнут стрелять с обеих сторон.

Их затопил свет, когда Элэйн сняла завесу невидимости, и подняла свою пару жезлов, по одному в каждой руке. Они были направлены в противоположных направлениях, по одному в каждую сторону, и долю секунды спустя актинический синий свет заполнил их зрение, когда в окружавшем их открытом пространстве затрещали молнии.

В отличие от нормальных молний, которые искали наиболее короткий путь к земле, эти молнии мелькали в воздухе, находя врагов подобно ищущим отмщения голодным духам. Молнии перескакивали с одного солдата на другого, создавая сияющую сеть, соединявшую солдат перед ними, по обе стороны от ворот. Энергия держалась дольше, прожигая воздух две полных секунды, прежде чем потухнуть. Солдаты осели на пол, из их металлических каркасов валил дым. А потом, когда находившиеся позади них солдаты начали стрелять, она повернулась, и повторила свою атаку, уничтожив только что подбежавших защитников.

Когда последние отголоски стрельбы затихли, Элэйн вернула жезлы в кобуру, и покосилась на Мэттью:

— А было совсем не так уж плохо.

— Очень смешно, — сухо ответил Мэттью. — Хотел бы я посмотреть, как бы ты держала щиты против того, чем они нас поливали. — Его голос звучал спокойно, но он чувствовал почти неуловимую дрожь у себя в ногах. Он потратил почти половину всего доступного ему эйсара за считанные секунды. Его действия не были зрелищными, как молния Элэйн, но они оба знали, что она не смогла бы направлять достаточно силы, чтобы поддерживать щит, не позволявший им умереть.

Гэри заговорил прежде, чем она смогла найти остроумный ответ.

— Взгляните на единицу, у которой пулемёт Гэтлинга.

«Гэтлинг?». Мэттью предположил, что он имел ввиду чёрного андроида, который нёс тяжёлое оружие. Теперь, когда они могли видеть его обычным зрением, Мэттью смог разобрать выведенные на груди машины буквы: АНСИС.

— Он был соединён с остальными солдатами, выдавая им ваше местоположение для координации огня, — сказал общискин, — или таково моё предположение. Вероятно, он также поднял тревогу.

Мэттью подошёл ближе, изучая робота своим магическим взором. В отличие от остальных, в нём было что-то по-другому. В центральной части его тела было что-то не металлическое и не электронное, а органическое. Сфокусировав свои ощущения, он обнаружил находившуюся там мягкую, пористую ткань.

— По-моему, там внутри какого-то рода маленький мозг, — объявил он.

— Нам надо разобраться, как пройти через эту дверь. — Элэйн глядела на массивный круг из литого металла, преграждавший им путь.

— Твоя атака закоротила электронику, управлявшую как системой лифтов, так и воротами, — заметил общискин. — Они пошлют подкрепления через лестничные колодцы, это должно дать нам несколько минут.

— Значит, открыть эту дверь ты не можешь, — сказал Мэттью, с сомнением поглядывая на неё.

— Я не мог бы это сделать и при работающей электронике. Она изолирована от основной сети. Полагаю, наша миссия провалилась. — Голос машины не звучал особо довольным этим утверждением.

— Мы ещё пока не сдаёмся. — Мэтт запустил руку в мешочек, и вытащил два железных шарика.

Элэйн нахмурилась:

— Думаешь, эти штуки её взорвут?

— Дверь пробьёт лишь самый мощный взрыв, — предостерёг Гэри.

Мэттью передал Элэйн одну из железных сфер:

— Вытягивай из неё эйсар, медленно. Используй его, чтобы восполнить свои резервы.

— На этой штуке есть дополнительный набор рун, — сделала наблюдение она.

Он кивнул:

— Я добавил в чары дополнительный слой, чтобы помочь замедлить выход энергии. Когда я попробовал это в первый раз, мне пришлось впитывать её так быстро, что она меня обожгла. А так должно быть проще.

— Что мы делаем? — спросил Гэри. — У вас не хватит сил, чтобы открыть эту дверь. Я сделал грубые прикидки, основываясь на том, что вы делали раньше, поэтому если только у вас нет какой-то скрытой способности, то вы ни за что…

Молодой человек его перебил:

— Истинная сила волшебника ограничена его воображением, а не количеством подконтрольной ему энергии. — Выйдя вперёд, он положил ладонь на внешнюю поверхность двери, и направил в неё свой магический взор.

Под его ладонью лежали два фута цельной стали, но дальше было пустое пространство, содержавшее разнообразные шестерни. Одна большая шестерня в центре была сопряжена с менее большими, находившимися снаружи — эти меньшие шестерни были соединены с прямым механизмом типа храповика, который выталкивал тяжёлые стальные штифты, каждый диаметром в несколько дюймов, из двери в дверной косяк, запирая дверь.

Перемена направления вращения центральной шестерни должно было заставить меньшие шестерни вынуть штифты, позволяя двери откатиться в сторону. Он собирался сделать именно это, но обнаружил, что центральная шестерня отказывалась поворачиваться — что-то держало её на месте. Поискав дальше, он нашёл ещё один замок, уже изнутри двери. Туда можно было вставить ключ, освобождая центральную шестерню.

Изучая замок, он осознал, что тот, наверное, был сделан таким образом, чтобы позволять кому-то изнутри открыть дверь вручную, если придётся, поскольку рядом с замком было большое колесо, с помощью которого сильный человек мог вынуть штифты, поворачивая ту же центральную шестерню, которую пытался вращать Мэттью.

Маленький замок под ключ был достаточно простым — в нём имелся набор штифтов, которые нужно было поднять, что бы он мог вращаться, после чего центральная шестерня освобождалась. Когда он начал вращать центральную шестерню, металлические руки схватились за колесо с внутренней стороны, не давая ему открывать дверь.

— Охранники, которые внутри, пытаются не дать мне открыть дверь, — сказал он остальным. — Отойди-ка на секунду, и позаботься о том, чтобы не трогать ничегометаллического. — Он передал ПМ Элэйн, для сохранности, а затем добавил: — Как только я её открою, готовься повторить свою молнию, поскольку они наверняка начнут стрелять.

Затем он послал в металл мощный электрический разряд. Секунду спустя руки убрались с ручного колеса на той стороне, когда охранник вышел из строя. Мэттью поспешно повернул шестерню, и запиравшие дверь штифты вышли из пазов, однако массивную дверь всё ещё нужно было откатить в сторону.

Она вся стояла на пилообразной направляющей, и за откатывание её в сторону отвечала вторая механическая система. Ещё одно колесо изнутри позволяло кому-то при необходимости отодвинуть дверь вручную, что скорее всего было необходимым, поскольку присоединённый к двери электрический мотор дымился после выпущенного через дверь электрического разряда.

Какие-то металлические руки снова попытались не дать этому колесу повернуться, но второй электрический разряд заставил их отступить. Вскоре после этого дверь начала откатываться в сторону, дюйм за дюймом.

Загремели очереди, и через щель начали со свистом проноситься пули, но Элэйн укрыла руку щитом, и сунула в щель один из жезлов. Через щель пробилась вспышка света, и винтовки замолкли.

Когда она вытащила жезл из щели, с её руки капала кровь.

— По-моему, щит не сработал, — пробормотала она, начиная бледнеть и потеряв твёрдость в ногах.

Мэтт остановился, и поймал её раньше, чем она успела упасть. Кости на левом предплечье Элэйн были расколоты, и сквозная дыра указывала на то, что пуля прошла руку навылет. У Мэттью ушла долгая минута, чтобы залечить кровеносные сосуды и кожу, а также приглушить нервные сигналы боли. Кости подождут — они раскололись на слишком много кусочков, чтобы он мог поспешно их собрать и срастить.

Бледность сошла с её лица. Почти потерять сознание её заставила боль, а не потеря крови.

— Теперь ты в порядке? — спросил Мэттью.

Она кивнула, и он вернулся к двери. Прошла ещё минута, и он расширил щель чуть более чем на фут, позволяя им протиснуться внутрь. Проверив магическим взором, что за дверью не двигаются никакие охранники, он рискнул заглянуть внутрь.

Несколько пуль ударились в его щит, и рёв автоматного огня дал ему все необходимые ответы. За дверью были ещё защитники — слишком далеко, чтобы его магический взор мог их показать.

— Эти люди начинают меня серьёзно раздражать.

— Не хочу тебя радовать, но сенсоры дверей на верхнем этаже указывают на то, что обе двери в лестничные колодцы были открыты. Камеры не включены в общую сеть, но я могу предположить, что сейчас сюда спускаются ещё солдаты. У вас, наверное, осталось менее тридцати секунд до их прибытия, — проинформировал их Гэри.

— Тридцать секунд? — воскликнул Мэттью. — У нас ушла пара минут, чтобы спуститься по этой лестнице.

— Я полагаю, что они — не органики. Они могут просто спрыгнуть, а не бежать вниз по ступеням, — пояснила машина.

Громкий грохот объявил о том, что кто-то выбил нижние двери в лестничном колодце.

— Поправка: моя прежняя оценка была чересчур оптимистичной, — сказал общискин.

Молодой волшебник не обращал на него внимания. Он принялся за дело ещё когда Гэри только начал его предупреждать. Шесть железных сфер, лишённых модификаций, вылетели из его рук, и, направляемые его силой, свернули, каждая за свой угол, и направились ко входам в лестничные колодцы. В каждый из них попало по три штуки, и их уши наполнил грохот взрывов.

Не желая дожидаться результатов, он закутал своё тело в самый сильный щит, какой только мог сделать, и протиснулся боком в щель рядом с дверью. В его щит попало несколько пуль, но щит выдержал, под скрипящие от натуги зубы Мэттью. Новые железные сферы вылетели от него в разных направлениях, за чем последовали новые взрывы. Секунду спустя он окликнул:

— Давай, Элэйн, скорее!

Она уже начала приходить в себя. Протиснувшись через дверь, она была шокирована разрушениями по ту сторону. Дюжины металлических солдат лежали кучами в длинном коридоре, который вёл к двери, и две укреплённые огневые позиции разметало в куски.

— Молния была бы эффективнее, и менее разрушительной, — прокомментировала она.

— У меня не было времени на переоснащение железных бомб перед нашим прибытием, — отозвался Мэттью, — и я зря тратил не свой собственный эйсар, но твои пожелания будут учтены. — Направив своё внимание ручному колесу на внутренней сторону, он начал возвращать дверь в исходное положение. Через щель снаружи полетели новые пули.

— Это же наш единственный выход, разве нет? — спросила Элэйн.

— Через эту дверь мы уходить не будем, — сказал Мэттью. — Как только найдём Керэн, мы сразу отправимся домой. Я сомневаюсь, что мы пережили бы прорыв с боем наружу. — Дверь слегка лязгнула, вернувшись на место, и Мэттью повернул центральную шестерню, вставив запирающие штифты в пазы. Чуть подумав, он потратил немного эйсара, чтобы приварить центральную шестерню к её оси. Открыть эту дверь их врагам удастся нескоро.

Поглядев на широкий коридор, бывший их единственным путём вперёд, Мэттью снова заговорил:

— Куда идём дальше? — Это была слабая попытка пошутить, и ни Элэйн, ни Гэри не засмеялись.

Глава 36

Пока они шли, Мэттью вытащил ещё одну модифицированную железную бомбу, и начал вытягивать из неё силу, пытаясь восполнить свой резерв эйсара. Чувство было неприятным, но бомба не обжигала его так, как это случилось в прошлый раз, до того, как он добавил в чары дополнительный слой для собственной защиты.

Коридор вывел их в широкое круглое пространство, посередине которого вниз уходила шахта. Опустив взгляд, он увидел далеко внизу платформу. Не похоже было, что она собиралась подниматься, и нажимание на кнопки рядом с рельсами ничего не дало. Тот, кто был внизу, отключил платформу, чтобы не дать незваным гостям достигнуть нижнего уровня.

— На другой стороне есть служебная лестница, — сказал Гэри. — Начинается прямо за краем шахты.

— Слишком медленно, — сказал Мэттью. — Они знают, что мы здесь. Не хочу давать им ещё времени на подготовку. — Зачерпнув своего эйсара, он создал маленькую силовую плоскость, прикреплённую к обеим сторонам шахты, и шагнул на неё. Пытаясь проявлять вежливость, он протянул Элэйн руку, когда она присоединилась к нему. Она взяла его за руку, но улыбнулась, подняв бровь. Элэйн знала не хуже его самого, что это был чисто символический жест.

Он начал осторожно опускать платформу из эйсара, используя свою силу, чтобы хвататься за стены шахты и управлять спуском. Элэйн потратила свободное время на то, чтобы начать осторожно сращивать кости у себя в предплечье.

По ходу спуска Мэттью изучал взглядом шахту внизу, заметив, что в ней было четыре очевидных отверстия.

— Как думаешь, на каком она этаже? — спросил он.

— Самый нижний этаж содержит независимые электрогенераторы, вентиляционные системы и склад. Верхний этаж в основном предназначен для военных серверов и экипировки. Второй и третий этажи — для медицинских и биологических исследований, поэтому она почти наверняка где-то там. Помимо основной транспортной шахты есть менее крупные лестничные колодцы в дальних концах каждого этажа, чтобы людям было проще перемещаться с этажа на этаж, так что если мы выберем не тот этаж, то у нас ещё будут варианты для перемещения, — проинформировал их Гэри.

— Тогда третий, — решил Мэтт. — Если её там нет, то поднимемся на второй. — Его прервал поток пуль, полетевших в них снизу — по ним стреляли кибернетические солдаты, выглядывавшие в шахту со второго этажа.

Уже занятый координацией их спуска, Мэттью начал нашаривать свой мешочек, чтобы вытащить ещё железных сфер, но Элэйн положила свою раненую ладонь ему на плечо:

— Позволь мне.

Она вытащила здоровой рукой один из жезлов, и направила его вниз. Снова сверкнула почти ослепившая их своим сиянием молния, поползшая вниз, и ударившая во врага. Она стала ветвиться в стороны после первого удара, пока у вдоха в шахту не осталось ни одного стоящего врага.

— Как у тебя обстоят дела с эйсаром? — спросил у неё Мэттью.

— Плохо, — ответила Элэйн. — Здесь всё кажется более трудным, и я, похоже, вообще не восстанавливаю силы.

Он протянул ей ещё один модифицированный железный шарик:

— Держи.

Она поморщилась. Вытягивание силы из зачарованного железа было неприятно, почти больно, но она всё равно взяла сферу. Делать больше было нечего.

Чтобы предотвратить дальнейшие атаки, Мэттью вытащил ещё немодифицированных железных бомб, и послал вниз четыре штуки, устроив взрывы в равномерно распределённых точках вдоль потолка проёма, который вёл на первый этаж. Часть потолка обвалилась, но в основном он уцелел. Каркас подземного комплекса был весь из стальных балок и железобетона, уничтожить его было трудно.

После взрыва он создал вокруг них мощный щит, и позволил их платформе свободно упасть мимо всё ещё открытого проёма. Его уловка сработала, и они миновали опасную точку раньше, чем враги успели открыть огонь. Элэйн невольно взвизгнула от внезапного падения, но после начального удивления она приняла необходимость такого шага.

— Спали тех, кто на следующем этаже, — рявкнул Мэттью. Он был слишком занят управлением щитом и приготовлением к тому моменту, когда ему придётся попытаться замедлить их падение. Со второго этажа, который они готовились миновать, снова начали выглядывать солдаты.

Из-за подпрыгнувшего к горлу желудка Элэйн промахнулась первым ударом молнии, и вынуждена была растрачивать эйсар на вторую и третью попытки, прежде чем смогла подавить врага и его оружие.

Мэттью прилагал упорные усилия к тому, чтобы сделать их остановку на третьем этаже мягкой. Цепляться за стены, не вызывая слишком резкой — и, возможно, фатальной — остановки, было трудно. Несмотря на его усилия, их с Элэйн вжало в эйсаровую платформу, вызвав резкую боль в ногах и заставив зубы клацнуть у них во ртах.

С этого этажа враг отступил — в ведущем к шахте коридоре не было видно никаких врагов, и в ответвлениях — тоже. «Возможно, она усвоили свой урок с молнией», — подумал Мэтт. Он начал было шагать вперёд, когда внезапное видение заставило его остановиться. Ещё один шаг означал внезапную смерть, полную аннигиляцию.

«Это что такое было?» — задумался он, но игнорировать предчувствие не стал. Взяв Элэйн за руку, чтобы не дать ей выйти, он поднял их платформу над входом в этаж, и послал в коридор ещё две железные бомбы. Получившийся взрыв был гораздо сильнее того, чего он ожидал от одних лишь бомб. Это был оглушающий рёв. Из коридора брызнули куски металла и прочие обломки, оставив на противоположной стене шахты глубокие следы.

— Клейморы, — заметил Гэри.

— Э?

— Специальные противопехотные мины, — пояснил общискин. — Они сделаны так, чтобы взрываться в определённом направлении, посылая волну острых металлических осколков, рвущих плоть и кости. Они, наверное, собирались их удалённо детонировать после того, как мы вышли бы в коридор.

Мэттью был удивлён:

— Они готовы взрывать своё собственное здание, просто чтобы убить нас?

— Эти мины были установлены, чтобы убить нас, избегая чрезмерного урона структуре базы, но — да, они похоже начинают воспринимать вас всерьёз.

Элэйн подала голос:

— Откуда ты знал, что они там?

Мэттью нахмурился:

— Чувство… возможно — предчувствие, не уверен. — На миг ему показалось, что у него стало двоиться в глазах, будто его ощущения дали сбой, показывая сразу два мира. Это что, был его дар? Он вспомнил о Крайтэках Иллэниэлов, которые были способны избегать ударов ещё до того, как те были нанесены, но сам он прежде ничего подобного не испытывал.

Это явление было слишком случайным. Чтобы оно было полезным, ему нужен был способ им управлять.

* * *

Керэн открыла глаза. Мир представлял собой смазанное пятно из света и цвета, и она, похоже, не могла сфокусировать взгляд.

— Ты меня слышишь, Керэн?

Это был голос её матери, мягкий и успокаивающий. Он исходил из чего-то тёмного… человекоподобной фигуры, склонившейся над ней. Когда в глазах прояснилось, она увидела, что это была какого-то рода кибернетическая единица, но не из тех, что использовали гражданские. Робот не пытался быть похожим на человека. Металл был тёмным, одноцветным, похожим на оружейную сталь. Логотип на груди гласил «АНСИС».

— Мама? — вопросительно сказала она. Её голос звучал грубым и натянутым для её собственных ушей, будто она целыми днями им не пользовалась.

— Да, это я. Мне нужно, чтобы ты очнулась, Керэн. Ты в большой опасности. Можешь сесть?

Она была сбита с толку:

— Где я? — Мир закружился, когда она приняла сидячее положение. Бросив взгляд вниз, она увидела, что её ноги свисали с края стола из нержавеющей стали. Керэн также осознала, что она была голой, и что ей холодно. Она обняла себя руками, когда её голову обдал холодный сквозняк из вентиляционного отверстия, заставив её задрожать. Керэн осторожно подняла руку, и обнаружила, что она лысая. — Что случилось с моими волосами?

Низкий, рокочущий звук донёсся сквозь стены, заставив стол под ней задрожать.

— У меня мало времени на объяснения, Керэн. Ты находишься в военной исследовательской лаборатории. Ты была ранена, и бывший с тобой мужчина тебя бросил. Я только недавно выяснила, что ты здесь, — сказала её мать.

— Мэттью так бы не поступил, — возразила Керэн.

— Какими бы ни были его мотивы, результат неизменен. Тебя нашли, и привезли сюда. Теперь нам надо вытащить тебя отсюда, — объяснила Доктор Миллер.

— Как ты здесь оказалась? Ты же ушла на пенсию.

— Программа-искин твоего отца, — ответила её мать. — Она никогда мне не нравилась, но сегодня она доказала свою полезность. Она обнаружила, где ты находишься, и помогла мне преодолеть систему безопасности. Этот киборг — краденный. — Она указала на кибернетическое тело, которое в тот момент занимала. — У нас мало времени. Они знают, что ты здесь. Нам нужно бежать, пока они не прорвались через защитные единицы твоего отца.

Всё это казалось Керэн бессмыслицей. Она знала, что не нравилась матери, и её отец даже сказал ей, чтобы матери она не доверяла. Но если они работали вместе, то возможно…

— Как мы отсюда выберемся?

— Боюсь, что я допустила ряд ошибок, пробираясь сюда, — сказала Доктор Миллер. — Выбраться нормальным способом невозможно. В файлах, которые я успела просмотреть, сказано, что ты могла телепортироваться. Это правда?

Откуда она могла это знать? Откуда могли знать военные? Керэн сама лишь недавно научилась это делать, и даже если военные тщательно за ней следили, то с тем же успехом могли решить, что перемещал их её друг. Она попыталась сосредоточиться, но получалось с трудом. Её разум двигался вяло. Её что, накачали наркотиками?

До комнаты снова докатилась вибрация от взрывов.

— Я уже не знаю, что — настоящее, а что — нет, Мама. Я в последнее время видела так много всякой странной херни, — искренне сказала Керэн. — Почему военные используют взрывчатку в своём собственном здании?

— Программа твоего отца — она взяла под контроль часть сил службы безопасности, находившихся в режиме ожидания. Обернула их собственное оружие против них. Они посылают свежие единицы, чтобы прорваться, пока мы не сбежали. У нас нет времени, Керэн. Ты можешь нас отсюда вытащить или нет?! — Голос Тани Миллер звучал почти отчаянно.

Её сердце заколотилось сильнее. Оглядев комнату, Керэн увидела разнообразные незнакомые приборы. С потолка над её головой свисала большая лампа на шарнирах, обеспечивавшая резкое освещение, из-за которого трудно было смотреть вверх. В одной из стен комнаты был длинный ряд стеклянных окон, что внутри здания казалось странным, однако затем она заметила стулья и столы по ту сторону окон — это была комната для наблюдателей.

Всё это было очень похоже на операционный театр. На столе рядом с ней лежал пустой шприц. Керэн взяла его, лениво разглядывая.

— Стимулятор. Мне пришлось использовать его, чтобы тебя разбудить, — сказала её мать. — Керэн, тебе нужно сосредоточиться.

— Ты взяла с собой препараты, чтобы меня разбудить? — спросила Керэн. Откуда она вообще знала, что её дочь будет находиться в вызванном препаратами беспамятстве?

— Конечно же нет, — нетерпеливо огрызнулась её мать. — Я знаю, где в этих местах всё лежит. Взяла шприц в шкафу, когда увидела, что ты ни на что не реагируешь.

Всё это звучало разумно — по крайней мере, по меркам того, что в её жизни в последнее время стало разумным. Керэн попыталась встать, и едва не упала, когда пол под ней будто пошёл ходуном. Холодная рука андроида поймала её, и вернула ей равновесие.

— Куда ты хочешь отправиться? — спросила Керэн. — Это должно быть какое-то место, где я уже была прежде.

* * *

Мэттью и Элэйн осторожно двигались по коридору. Теперь, когда они оказались на ровной поверхности, и больше не утруждали себя невидимостью, он вынул свои защитные камни. Камни создавали гораздо более сильный щит, и их добавочным преимуществом было то, что если щит ломался, то Мэттью не лишался сознания из-за отката. Конечно, если в них ударит что-то настолько сильное, они и так скорее всего не выживут.

Элэйн по ходу их продвижения была вынуждена устранить несколько групп кибернетических солдат, и в данный момент впитывала ещё эйсара из одной из модифицированных железных сфер. Кислое выражение у неё на лице свидетельствовало о том факте, что делать это ей не нравилось.

Перемена в фоновом эйсаре заставила Мэтта приостановиться. Местность не ощущалась такой же пустой, как большая часть посещённых им мест в этом мире. Сфокусировавшись на пространстве впереди, он обнаружил более яркую область на краю дальности своего восприятия. Керэн! Наверняка это была она.

— Ближе к концу коридора, — объявила он, — слева. — Затем он схватил Элэйн за руку, и внезапно потянул её вправо. Только что освобождённое ими пространство прорезала очередь. Солдаты как раз свернули за угол в дальнем конце коридора позади них.

Щит выдержал бы, но Мэттью начал ожидать внезапные предупреждения, и посчитал, что лучше им следовать. Запустив по воздуху ещё одну железную бомбу, он с удовольствием увидел, как взрыв разметал в разные стороны металлические тела.

Мэттью развернулся, и принялся двигаться вперёд, но Гэри его остановил:

— Постой. Один из повреждённых тобой солдат неисправен.

— А разве не в этом смысл? — указала Элэйн.

— Взрыв сбил его с ног, но не нанёс существенных повреждений, — сказал Гэри. — Однако из-за взрыва у него включился высокочастотный передатчик.

Теперь они увидели, о чём шла речь. Один из солдат поднимался, и начинал наводить на них своё оружие. Элэйн вскинула жезл, но Гэри крикнул:

— Нет, постой. Я могу получить к нему доступ!

Андроид замер, а затем начал дико трястись. Винтовка выпала у него из рук, и он испустил короткий крик, прежде чем замолчать.

— Он теперь мой, — сказал Гэри. Машина подняла упавшее оружие, и пошла к ним, держа ствол направленным в пол.

Элэйн всё равно вскинула жезл.

— Пожалуйста, не убивай меня, — сказал солдат знакомым голосом Гэри. — Это тело гораздо удобнее, чем ПМ, который вы несёте.

— Мэттью, — сказала Элэйн. — Что происходит? — Её взгляд метнулся в сторону, чтобы увидеть, что её напарник думал по этому поводу.

Мэтт кивнул:

— Всё нормально. Я же говорил — Гэри в чём-то похож на духа. Можешь считать, что он вселился в тело этой машины.

— Если хотите, я пойду впереди, — предложила машина. — Если меня подстрелят, особой трагедии не будет, поскольку тела у меня на самом деле нет.

Мэттью почти отказался от этого предложения. Он начинал приноравливаться к своим предчувствиям, и хотел получше их понять, но знал, что это было глупым.

— Давай, — согласился он.

— Сеть АНСИС пытается меня изолировать, — проинформировал их на ходу Гэри. — Они знают, что эта единица была скомпрометирована, и что я получил доступ в их сеть. Не уверен, сколько ещё я сумею удержать этот канал открытым, но пока что у меня есть подробная информация об их защите и распределении сил.

— И?

— На этом этаже есть лишь одна активная единица — человек в кибернетическом теле. Моя прежняя жена, если честно. По четырём аварийным лестницам приближаются шестёрки киборгов в качестве подкрепления, но у нас есть минута или две, прежде чем они до нас доберутся.

— Прежняя жена? — спросила Элэйн. — Я думала, что ты — дух машины?

— Жена моего создателя, если быть точным, — пояснил Гэри. — Они так и не оформили развод, прежде чем он умер, но поскольку я формально не являюсь им, то предпочитаю считать её своей бывшей.

Она всё ещё не понимала:

— Что такое «бывшая»? — В Лосайоне были разводы, но случались они чрезвычайно редко, поэтому термин был для неё новым.

— Позже, — сказал Мэттью. — Керэн в комнате справа, прямо впереди.

Гэри отдал честь, и зашагал вперёд:

— Кстати говоря, там же находится и Таня. Между прочим, эта комната — операционная палата, и это не наполняет меня уверенностью. — Он пошёл быстрее, заставляя двух людей перейти на рысь, чтобы не отставать. Достигнув двери почти в десяти футах впереди них, он навалился на неё своим тяжёлым металлическим телом, сорвав дверь с петель.

Дверной проём прорезала автоматная очередь.

— Таня, стой! Рикошет может её убить! — закричал Гэри.

— Папа?

Мэттью и Элэйн осторожно прошли в дверной проём, доверяя щиту из зачарованных камней на случай, если Доктор Миллер снова откроет огонь. Представшая перед ними сцена была причудливой. Керэн стояла, голая и с обритой головой, рядом с ещё одним чёрным солдатом АНСИС. Гэри стоял в дверях, его металлические руки были вытянуты в жесте, говорившем о мирных намерениях.

— Керэн, вытащи нас отсюда. Я смогу всё исправить, но если они думают, что ты сотрудничаешь с этими захватчиками, то это испортит твои шансы, — сказала машина, в которой находилась Таня Миллер.

— Не слушай её, Нина! — возразил Гэри. — Она уже работает на военных. Это её лаборатория.

Керэн, синяя и дрожащая, стояла, прикованная к месту, переводя взгляд между двумя машинами, которые представляли собой её родителей. Затем её взгляд упал на двух только что вошедших людей.

— Мэттью, — просто сказала она, делая его имя одновременно утверждением и вопросом.

— Ты как? — спросил он, скривив губы в полу-улыбке, противоречившей серьёзности его взгляда.

— Думаю, я слишком долго спала, — тихо сказала она. — Ощущение такое, будто я всё ещё вижу сон.

Мэттью деактивировал зачарованный щит, и усилием мысли расширил область между камнями, чтобы те заключали в себя и Гэри. Произнеся слово, он снова послал в них силу, создавая более крупный щит шириной почти в десять футов.

— Можете забыть о том, чтобы стрелять в нас, Миссис Миллер. Мы все под защитой. Пули ничего вам не дадут, — сказал он, обращаясь к матери Керэн.

Он на миг посмотрел Керэн в глаза, а затем отвёл взгляд, переместив его в сторону, на пол.

— «Вот сюда», — послал он ей мысль.

Таня Миллер бросила винтовку, а затем переместила руку, обняв дочь за плечо:

— Я пытаюсь тебя защитить, Керэн. Ты должна мне поверить.

Керэн подняла на неё взгляд:

— Мам, он — мой друг.

Мощная металлическая рука сместилась ей на шею, и длинные пальцы охватили её горло. Доктор Миллер посмотрела на остальных:

— Шевельнётесь, и я сломаю ей шею. Подкрепления уже на подходе.

— Таня, если ты причинишь ей вред, то я вырву тебя из серверов, и сотру твоё жалкое, злое существование, чтобы и следа его не осталось, — пригрозил Гэри.

Мать Керэн засмеялась:

— Нет, не сотрёшь. Возможно, ты захочешь, но не сможешь. Что бы ты ни полагал своими мыслями, это — лишь часть созданной моим мужем иллюзии. Реальность заключается в том, что он тебя создал. Ты — вещь, и ты не можешь сделать ничего, что нарушает встроенные им в тебя правила. Ты не можешь причинять вред людям.

— Ты не знаешь этого наверняка, — начал блефовать общискин.

Таня рассмеялась:

— Я не глупая. Ты заразил серверы в кибер-пространственных ВЦ по всему миру. Ты крал данные, манипулировал информацией, и шпионил за людьми под грифом секретности — но ты и пальцем не тронул никого из тех, за кем наблюдал. Если бы ты мог это сделать, то победил бы в этой войне сам по себе, устранив или взяв под контроль каждого, кто угрожал бы ей. Ты — слабый, немощный алгоритм, который обманывает себя тем, будто является настоящим человеком, каким был твой создатель.

— Мама, — сказала Керэн, отвлекая внимание Тани от остальных. — Я это сделаю. Просто не причиняй им вреда. Дай мне секунду, и я телепортирую нас прочь отсюда.

Таня слегка ослабила хватку, и Керэн закрыла глаза, сосредотачиваясь. Её эйсар вспыхнул, и она исчезла, снова появившись внутри щита, рядом с Мэттью.

Её мать пригнулась, потянувшись к винтовке у своих ног, и Мэттью поднял руку, готовясь послать в неё одну из своих железных бомб.

— Нет! — закричала Керэн. — Она — всё ещё моя мать, хотя мне и не хочется этого признавать.

Таня начала стрелять из оружия, пока не опустошила магазин, а затем швырнула винтовку в щит.

Мэттью повернулся к Элэйн:

— Мы уходим, но я не хочу потерять свои защитные камни. Ты можешь укрыть нас щитом, пока я не закончу?

Элэйн кивнула, и он деактивировал зачарованные защитные камни, когда их окружил её наскоро созданный щит. Мэттью вытянул руку, позволив камням подлететь к ней. Каждый камень был в форме куба, и они с щелчком соединялись, составив каменный куб размером с кулак. Мэттью сунул его в мешочек, а затем протянул руки, взяв Элэйн и Керэн за плечи. Механическое тело Гэри сделало то же самое с противоположной стороны, его металлические руки коснулись рук Мэттью.

— Групповые обнимашки, — сказала Керэн, захихикав, а затем мир начал расплываться.

— Ты не победила! — закричала Таня. — Что бы ты ни думала. Я тебя достану!

— Иди к чёрту, Мама, — твёрдо сказала Керэн, и они исчезли.

Глава 37

Они упали в океан. К тому времени, как Мэттью создал платформу устойчивой воды, и все забрались на неё, Керэн дрожала и кашляла. Шок от холодного моря заставил её резко вдохнуть во время приводнения, и в результате она почти вдохнула воду.

Элэйн сидела на платформе, баюкая свою раненную руку. Она инстинктивно попыталась плыть, загребая ею, и лишь нервный блок не позволил боли лишить её сознания.

В общем и целом они были в плачевном состоянии.

Однако Гэри, похоже, всё было нипочём. Мэттью оглядел его новое тело:

— У тебя нет проблем с водой?

Машина покачала головой в почти человеческом отрицательном жесте:

— Нет. Вся внутренняя электроника изолирована. Даже гражданские единицы устойчивы к воде — они слишком дорогие, чтобы позволять влаге наносить им ущерб. Эти же военные модели рассчитаны на давление воды до двухсот метров. Соль может вызвать нежелательную коррозию, и повредить приводам и другим частям, но на это потребуется время.

Мэттью кивнул, и вынул камни, формировавшие его летающий конструкт. Несколько минут спустя они полетели на восток, прочь от заходящего солнца.

Пока они летели, Элэйн представилась Керэн, и попыталась устроить её поудобнее, поскольку та всё ещё не совсем пришла в себя. Несколько дней под наркозом, за которыми последовало резкое пробуждение с помощью стимулятора, могли кому угодно затуманить мозги.

Волшебница Прэйсианов закутала Керэн в одеяло из тёплого воздуха, и Керэн решила, что ей надо самой поскорее научиться так делать. Это казалось похожим на защитную технику, которой её уже научил Мэттью, но были и некие тонкие различия. Когда он согрелась, Элэйн создала иллюзию, чтобы прикрыть её наготу.

Керэн уставилась на прихотливо вышитое платье, стекавшее по её плечам, и собиравшееся в складки вокруг бёдер и ног, где она сидела. Выглядело оно прямо как из сказки — длинная жёлтая юбка, вышитая и отделанная кружевами. Она удивилась, как Элэйн удалось сделать иллюзию с такими мелкими деталями, если платье было чисто плодом её воображения:

— Как ты это всё вообразила? — спросила она, но Элэйн лишь озадаченно уставилась на неё.

— Она хочет знать про платье, — сказал Мэттью переводя для Элэйн с английского на бэйрионский. — Будет проще, если вы будете общаться ментально. Керэн немного знает бэйрионский, но он для неё всё ещё в новинку.

Элэйн кивнула, затем ответила Керэн:

— «Я сделала иллюзию по образу моего любимого платья, которое у меня дома».

— «Это — настоящее платье?» — Керэн была в шоке. Количество ткани, кружев и вышивки, в совокупности её знанием того факта, что в этом мире такие вещи делали вручную… это поражало воображение. Наверное, на создание этого платья ушли сотни, или даже тысячи часов. Она направила свои мысли волшебнице: — «Оно такое вычурное и красивое. По каким поводам ты его надеваешь?»

— «На балы и формальные придворные оказии», — ответила Элэйн. — «Мне выдаётся его носить лишь два или три раза в году, не больше, но я подумала, что если уж мне нужно делать тебе иллюзию, то с тем же успехом я могу сделать её чем-то особенным». — Эту мысль она закончила, улыбнувшись ей.

— «Очень милое», — ответила Керэн, а затем коснулась своей головы, внезапно смутившись. Она была лысой, и это, в совокупности с её синей кожей, наверняка придавало ей смехотворный вид в таком пышном наряде. Заставив себя отбросить эту мысль, она повернулась к Гэри: — Зачем они обрили мне голову? — спросила она на английском.

Её виртуальный отец задумался перед ответом, что немного сбивало с толку, поскольку его механическое тело было лишено каких-либо способов показывания нормальных человеческих эмоций, пока Гэри раздумывал над ответом — для военных андроидов такой функционал был излишен.

— Ты не можешь их видеть без зеркала, но кожа у тебя на голове расчерчена линиями. Учитывая тот факт, что ты была в операционном театре, я могу лишь предложить, что они собирались вскрыть тебе черепную коробку.

— Мать сказала, что пришла помочь мне сбежать… — Она позволила словам повиснуть в воздухе — Керэн знала, что это была ложь, но хотела услышать мнение отца на этот счёт.

Андроид развёл руки, безуспешно пытаясь принять утешительную позу, для которой эта машина не была предназначена:

— Нина… это была её собственная лаборатория. Не знаю, что они собирались делать, но Мэттью сказал, что заметил что-то вроде мозговой ткани в андроидах АНСИС. Подозреваю, что они надеялись использовать твой мозг, чтобы попытаться улучшить то, что они там делали. Значило бы ли это взятие маленьких образцов, или что-то более смертельное, я не знаю.

Мэттью пристально слушал их разговор, но сам молчал. Керэн опустила взгляд, на её лице ничего нельзя было прочесть.

— Я никогда её не прощу, — сказала она чуть погодя. Внутри у неё всё онемело. Из-за препаратов её подташнивало, и у неё не было сил, чтобы позволить лежавшему за её словами гневу укрепиться. Вместо этого она сделала глубокий вдох, и снова повернулась к Элэйн: — «Ты можешь научить меня делать простые иллюзии?» — Она коснулась своей бритой макушки. — «Уверена, что скоро я встречусь с людьми, и я бы предпочла не делать этого в подобном виде».

— «Конечно», — сразу же сказала Элэйн. — «Дай мне сперва закончить с моей рукой, а потом я покажу тебе».

Пока они разговаривали, Мэттью сосредоточился на управлении потоками ветра, которые несли их вперёд. Было бы проще, если бы Керэн могла их телепортировать, но пока что она лишь во второй раз оказалась в его мире, и первый раз был до того, как она научилась пользоваться своим особым даром. Он не был уверен, могла ли она телепортироваться куда-то, где была до пробуждения дара, и не хотел так скоро её беспокоить. Ей о многом нужно было подумать.

За их спинами солнце зашло за горизонт, и они полетели в тёмную ночь над будто тянувшемся в бесконечность океаном.

* * *

Время над тёмным морем тянулось медленно, но когда взошла луна, осветившая волны своим светом, его наполнило чувство покоя и удивления. Невозможно было смотреть на отражавшийся от волн солнечный свет, и чувствовать что-то иное. Под огромным, полным звёзд небом океан был искрящемся, чёрно-серебряным ложем, шедшим волнами до самого горизонта.

Мэттью устал, но, в отличие от мира Керэн, где он уже истощился бы, здесь он испытывал лишь утомление. Однако он надеялся, что скоро они найдут сушу — в противном случае Элэйн скоро придётся взять на себя управление летающим приспособлением, чтобы он мог отдохнуть. В тот момент она спала, подобно ребёнку свернувшись в клубок на прозрачном полу летающего конструкта. Керэн дремала рядом с ней, но теперь потянулась, и села, глядя Мэттью в спину.

— Ты проснулась, — сказал он, снова упражняясь в английском.

Она кивнула:

— Да. — Она стала медленно двигаться вперёд, пока не оказалась сидящей позади него. Затем она обняла его руками за шею. Иллюзии её платья больше не было, оно исчезло, когда Элэйн заснула — хотя это и не было важным, поскольку они соприкасались кожей.

Мэтт задумался о том, что думал Гэри, сидевший в задней части конструкта. Тот уже больше части молчал, но Мэтту было неудобно от того, что голая женщина обнимает его прямо на глазах у этой машины. Однако андроид промолчал.

— Что будет дальше? — тихо спросила она.

— Когда найдём сушу, я сделаю круг, и перенесу тебя ко мне домой, — просто ответил он.

— А потом?

— Вернуться ты не сможешь, — твёрдо сказал он. — Теперь твой мир — этот.

— А что подумают твои родители, когда ты приведёшь домой голую синюю женщину из иного мира?

— Они, наверное, разозлятся на меня за то, что я так много рисковал, — объяснил он. — Я сказал им, что путешествие не будет опасным. И я не объяснил им про то, что тебя схватили — однако к тебе они будут очень добры. Полагаю, что тебя поселят в гостевых покоях в Замке Камерон. Моя мать, Графиня, наверняка окружит тебя заботой, и мне не хочется думать о том, какими вопросами тебя засыплет Мойра.

— Я — незнакомка, — сказала Керэн, — без денег и без профессии. Как долго они позволят мне там жить?

Он засмеялся:

— Не волнуйся. Ты — волшебница, одна из немногих в этом мире. Тебе будут рады везде, куда бы ты ни пошла, и я уверен, что они захотят, чтобы ты осталась. Поскольку у тебя здесь нет родственников, ты совершенно свободна. Можешь идти куда пожелаешь, и любой дворянин в Лосайоне будет бороться за право взять тебя на службу. Даже Королева может захотеть взять тебя к себе.

Керэн вздохнула:

— Я тут никого не знаю.

— Узнаешь, — весело сказал он. — Все захотят узнать тебя. У тебя будет больше свободы, чем у кого бы то ни было другого в этом мире.

Его слова наполнили её холодной пустотой. Она знала, что он имел добрые намерения, но он явно понятия не имел о том, как ей было страшно одной, не связанной, не знакомой, не желанной, в незнакомом и чужом краю. Она знала только сидевшего перед ней человека, и из его разговоров о «свободе» было хорошо понятно, что он не передумал насчёт собственного положения.

Она была сама по себе.

Керэн сжала зубы, борясь с непрошеными слезами. Слова Мэттью почему-то подействовали на неё сильнее, чем предательство её матери. Его она ожидала. Бросив взгляд на Гэри, она попыталась сохранить позитивный настрой. Гэри её не бросит. «Девушка и её папа-робот путешествуют по миру, вместе встречая неизвестность!». Мысль была забавной, но сколько бы в ней ни было юмора, комок страха в её сердце она не затронула.

— Смотри, — громко сказал Мэттью, прервав её задумчивость. — Видишь впереди чёрную полосу? Думаю, это побережье.

Гэри повернул голову, сфокусировав зрение в указанном молодом волшебником направлении. Его визуальные сенсоры были чувствительнее чем всё, что было у людей.

— Действительно — суша. Отлично!

Полтора часа спустя они приземлились на скалистом берегу. Пляжа как такового там не было, просто массивные каменистые скалы, поднимавшиеся из бившихся о них волн. Путники стояли на краю одной из этих скал, где начиналась травянистая, усыпанная камнями равнина, уходившая на запад. Мэттью начал делать круг сразу же, как только отложил зачарованные камни своего летающего конструкта.

Пятнадцать минут спустя они стояли в промежуточной станции в Замке Камерон.

Было темно, но в здании с телепортационными кругами круглосуточно дежурили стражники. Как только они вышли, в замок был отправлен гонец с вестью об их прибытии.

Мэттью обречённо посмотрел на оставшегося с ними стражника:

— Полагаю, мне следовало ожидать, что к нашему прибытию будут готовы.

Стражник тихо засмеялся:

— Вас не было не один день, милорд. Ваша госпожа-мать оставила очень строгие инструкции относительно того, что нам делать в случае вашего появления.

Сделать ничего было нельзя, поэтому он повёл свою пёструю группу к донжону. Привратник их ожидал, и открыл для них тяжёлые дубовые двери. Они зашли внутрь, и их встретила Графиня собственной персоной.

Пенни стояла в парадном зале, одетая в строгое платье из окрашенного в чёрный льна. Несмотря на поздний час, она сумела одеться и каким-то образом завязать волосы в плотный узел. Она также имела при себе меч, что казалось странным, учитывая поздний час и её платье. Выражение на её лице было твёрдым и непоколебимым, и было посвящено одному лишь Мэттью.

— Вижу, мой сын вернулся, — заявила она.

— Прости, Мама, что заставил тебя волноваться… опять, — начал Мэттью, пока Керэн и Элэйн входили позади него, и встали так, чтобы их было видно. Гэри оставался чуть позади.

Лицо Пенни преобразилось, миновав несколько фаз, первой из которых была улыбка для его спутников, за которой последовало тревожное выражение, когда она заметила стоявшего позади них андроида. Настолько быстро, что взгляд не мог за ней уследить, она выхватила меч, и пошла в наступление:

— Это ещё что такое?!

Мэттью сумел встать между ней и Гэри, подняв ладони:

— Спокойно, Мама, спокойно! Он друг!

Её взгляд не отрывался от машины:

— Объясняй. — Стоявший снаружи привратник и двое находившихся внутри стражников заняли позиции вокруг металлического тела Гэри.

— Я пришёл с миром, — сказал андроид.

Керэн тоже заговорила:

— Он — мой отец.

Графиня слегка расслабилась, опустив клинок, и покосившись на сына:

— Ну?

— Тут всё сложно, Мама. Клянусь, он не представляет угрозы. Долго рассказывать.

Тут пришла Леди Торнбер, каким-то образом сумевшая одеться в скромный но элегантный наряд тёмно-синего цвета. Как всегда, её волосы были идеально уложены. Мэттью втайне гадал, не спала ли она сидя, уже одетой, на случай если ей понадобится встретить гостей. Рядом с ней был Грэм, в штанах и свободной рубахе.

Пенни заметила их прибытие, и быстро приказала:

— Сэр Грэм. Оставайся здесь, с нашим странным гостем. Держи его под строгой охраной, пока я буду выслушивать рассказ наших гостей.

Грэм прошептал слово, и его тело оказалось закованным в блестящий металл, а его меч, Шип, появился у него в руке. Всего лишь за секунду он превратился из нечёсаного и внезапно пробуждённого спящего человека в человека вооружённого и смертельно опасного.

— Да, Ваше Превосходительство, — ответил он.

— Он не опасен. Пожалуйста, не причиняйте ему вреда, — возразила Керэн.

Пенни посмотрела на молодую женщину, и её взгляд слегка смягчился:

— Надеюсь, ты простишь мою чрезмерную осторожность, но недавние события в Данбаре заставили нас очень сильно опасаться конструктов вроде твоего спутника. Ему никто не причинит вреда, покуда он будет мирно ждать здесь. А пока тебе, похоже, не помешала бы еда. — Она обратилась к остальным членам группы: — Если вы все пройдёте в главный зал, то я подниму повара, чтобы разогреть поздний ужин, и вы сможете объяснить всё за едой.

Когда они пошли в указанном направлении, появился Мордэкай, с заспанными глазами и в одной лишь ночной рубашке, которую он каким-то образом умудрился напялить шиворот-навыворот.

— Что стряслось? Кто-то устроил вечеринку, и без меня? — Затем он заметил сына. — А вот это будет здорово.

Глава 38

Мэттью спал как убитый, и на следующее утро проснулся рано. Встав, он быстро оделся, чтобы пойти проведать Керэн и Гэри. Им дали комнату в замке после того, как они всё объяснили, и Пенни согласилась, что андроид не был частью угрозы, с которой Мойра недавно столкнулась в Данбаре.

Его родители были весьма раздражены тем, что его предполагавшаяся короткой поездка за Керэн затянулась на половину недели. Ещё больше они встревожились, когда услышали, что именно ему пришлось делать, чтобы вытащить её с военной базы, но на самом деле они разозлились лишь узнав о том, что он солгал насчёт своей первой попытки, когда его сопровождал Гарэс Гэйлин.

Какое наказание они ему выдадут, решено ещё не было. Ему казалось, что его отец был готов забыть об этом деле, поскольку Мэттью всё же вернулся невредимым, и действовал с целью спасти друга, однако у его матери было иное мнение. Её последняя ремарка в его адрес, прежде чем уйти спать, уведомила его о том, что ему впредь запрещалось покидать дом, пока она не даст разрешение.

Он попытался вспомнить о том, что говорил ему отец о своих собственных приключениях годы тому назад: «Никакое доброе дело не остаётся безнаказанным». Теперь он понял смысл этих слов.

Керэн всё ещё была в своей комнате, когда он прибыл, хотя Гэри не было — он попросил Грэма показать ему замок. Мэттью постучал в дверь, и принялся ждать, зная, что она узнает личность стучавшего, сфокусировав на нём свой магический взор.

Секунды спустя дверь открылась.

— Ты выжил, — сказала Керэн. — Я думала, твоя мать спустит с тебя шкуру живьём после того, как все остальные легли спать.

Он осклабился:

— Она в последнее время испытывала сильный стресс, но думаю, что она оставит мне жизнь, если я какое-то время воздержусь от создания ей дополнительных проблем.

— Заходи, — с улыбкой сказала она, открывая дверь пошире.

— Возможно, будет лучше, если ты присоединишься ко мне за завтраком, — предложил он вместо этого, замечая, что в её комнате больше никого не было. — Пойдут пересуды, если увидят, как я вхожу в твои покои один.

Керэн нахмурилась. Она и забыла более строгие обычаи этого мира. Это было ейочередным напоминанием о том, что она была чужой. «Я здесь одна», — подумала она.

* * *

К тому времени, как они достигли зала, завтрак уже закончился, но Мэттью сумел обманом добыть для них остатки хлеба и несколько сосисок. Большая часть обслуги замка, как и его семья, уже занималась своими делами, поэтому за высоким столом они сидели одни.

Керэн удивилась качеству сосисок. Еда в Замке Камерон была гораздо лучше, чем её первая проба местной кухни в мире Мэттью. Они несколько минут молча ели, и лишь после того, как они утолили голод, Мэттью заговорил:

— Хочу попросить прощение за вчерашнее.

Она любезно улыбнулась:

— Думаю, вид нового тела Гэри шокировал бы кого угодно в этом мире.

Он кивнул:

— Ну, привыкнут. Мне же легче. Общаться с ним гораздо проще, когда мне не нужно таскать его с собой.

— Не привыкай к этому, — предостерегла она.

— Что ты имеешь ввиду?

— В отличие от ПМа, то маленькое солнечное зарядное устройство не сможет поддерживать полноразмерного андроида, — объяснила она. — В конце концов у него кончится энергия.

— Ну, по его словам, он — наиумнейший разум во вселенной, — сделал наблюдение Мэттью. — Он наверняка сможет придумать какой-то способ восполнить заряд в своём теле.

Керэн как раз запихнула в рот последний кусок сосиски, поэтому её голов донёсся слегка невнятно:

— Будь андроид гражданским, то это было бы возможно — они используют батарейки. Эта же модель — военная. Их собирают с РТГ, чтобы они могли работать почти год без подзарядки, но здесь ты никак не сможешь заменить блок питания.

— РТГ?

— Радиоизотопный термоэлектрический генератор, — выдала она. — Он использует радиоактивный распад для создания тепла, которое преобразуется в электричество, питающее его тело.

— Наши миры — практически близнецы, кроме разницы в истории, — начал Мэтт, — поэтому что бы они ни вкладывали туда, оно и здесь наверняка существует. Надо просто найти этот…

Керэн сглотнула:

— Ты хоть знаешь, что такое радиоизотоп?

Он одарил её быстрым взглядом.

— Так и думала, поскольку если бы знал, то понял бы, что их целое множество, и наука и технология для их очистки и обогащения настолько сложны, что я в этой теме почти такая невежественная, как и ты, за исключением знания некоторых красивых терминов.

Мэттью немного подумал над её словами:

— Ты права. Но мне придётся вернуться ещё один раз, за Дэскасом. Если всё спланировать, то я смогу вернуться с тем, что нам понадобится, чтобы поддерживать его работу… сколько угодно долго.

— Ты ужасно волнуешься о Гэри, не так ли? — указала она. — Не хочешь ли объяснить, почему?

Он нахмурился:

— Он — твой единственный родственник, в некотором роде. Я думал, что тебя успокоит его присутствие…

— А-а, — пробормотала она. — Мы снова возвращаемся к этому. Ты хочешь помочь, чтобы не чувствовать вины за то, что я здесь застряла. Боишься, что я буду обузой? — В этих словах было больше горечи, чем она ожидала, но чувства её были подлинными.

— Слушай, я не это… — начал он, но Керэн кашлянула, и посмотрела куда-то за его плечо. Тут он осознал, что в зал вошли его отец и Грэм, и направились к их столу. Оглянувшись, он обратился к Графу: — Папа.

— Доброе утро, миледи, — сказал Мордэкай, вежливо кивая в сторону Керэн. — Не против, если я ненадолго заберу сына? Мне нужно с ним кое-что обсудить.

— Отнюдь, — ответила она, гадая, были ли какие-то правила приличия, которым ей нужно было следовать, но поскольку пока что Графа, похоже, удовлетворяли её простые слова, она решила не волноваться об этом, пока кто-нибудь не скажет ей обратное.

— Сэр Грэм предложил показать тебе замок, — с улыбкой сказал Мордэкай. — И я хочу, чтобы ты знала, что тебе здесь очень рады, несмотря на вчерашнюю сумятицу.

После обмена ещё несколькими фразами Мэттью обнаружил, что отец ведёт его прочь, а Грэм остался, чтобы составить Керэн компанию. Он одарил её извиняющимся взглядом, но не был уверен, поняла ли она, и волновало ли её это, поскольку в тот момент она, похоже, была на него весьма зла.

— Насчёт дома Керэн… — начал Мордэкай.

— Она знает, что не может вернуться, Папа, — сказал Мэттью, перебивая его. — Я сказал ей, что вы с Мамой будете здесь ей рады.

Морт кивнул:

— Конечно же, это было бы верно в любом случае. Она — твоя подруга. Я рад слышать, что она уже смирилась с тем, что ей придётся остаться. Это наверняка трудно для неё — расстаться со всем, что она когда-либо знала. — Он замолчал, а затем его лицо приняло более серьёзное выражение. — О чём я на самом деле хотел поговорить с тобой, так это о том, что ты собираешься делать дальше.

Мэттью ощутил, что краснеет:

— Мы — просто друзья, Папа.

Его отец засмеялся:

— Нет, я не это имел ввиду. Я знаю, что ты собираешься снова вернуться, за своим драконом.

— Ну, да…

Морт положил ладони сыну на плечи:

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

Мэттью был удивлён:

— Но мы не можем оставить его в их руках!

— Он мёртв, — провозгласил его отец. — У яйца будет новая личность, если оно когда-нибудь снова свяжет себя узами и вылупится. Это уже будет не Дэскас.

— Но…

— Нет, послушай меня. Я знаю, что ты считаешь себя ответственным, но это слишком опасно. Я думал, твоя мать умрёт от стресса, когда она услышала, через что вы прошли, чтобы спасти Керэн — если уж на то пошло, мне это тоже было слышать тревожно. Ты нам гораздо важнее, чем нерождённый дракон. Есть и другие, готовые к привязке.

Мэттью оттолкнул отцовские руки:

— Мы не знаем, что они с ним сделают. Это нечестно — оставлять его без защиты. Дэскас погиб, пытаясь защитить нас. Мы не можем бросить его яйцо!

Лицо Морта стало строже:

— На этот счёт я непоколебим. Бросай это дело. Я знаю, что у тебя хорошие намерения, и я не могу упрекнуть тебя в отсутствии верности, но это — дурацкая затея. Я запрещаю тебе туда возвращаться. Ясно?

Мэттью был для этого слишком упрям. Он попытался зайти с другого направления:

— А что насчёт эйсара? Ты знаешь, сколько силы хранится в каждом драконе. Разве безопасно просто оставить яйцо в руках врага?

Его отец покачал головой:

— Из всего того, что вы нам рассказали об этих людях, они не могут пользоваться эйсаром. В их руках яйцо с тем же успехом может быть камнем, и даже если один из них сумеет связать себя с ним узами, хранящийся внутри эйсар они не смогут использовать.

— Они получат преимущества драконьих уз, — напомнил ему Мэтт.

— И что с того? — отмахнулся его отец. — Один человек с превосходными силой и чувствами… какая им от этого польза? Только маг может применить силу к чему-то, что могло бы стать для нас действительно опасным. Судя по словам Гэри, они даже не могут перемещаться в наш мир. Даже ты признал, что тот мир был лишь похож на тот, который заслал странных врагов, которых мы нашли в здесь, Данбаре.

— У них тоже есть АНСИС, — сказал Мэттью. — Они вполне могут найти способ перемещаться, как это сделали другие.

— Тогда мы встретим их здесь. Я своё слово сказал, Мэттью. — Тон его отца указывал на то, что отговорить его не удастся.

Мэттью уже привык к спорам с отцом, и обычно мнение Мордэкая было гибким, если можно было найти веские аргументы, чтобы его убедить — но бывали случаи, когда его нельзя было переспорить. Этот явно был одним из них. Губы Мэтта сжались в плотную линию. «Если я буду спорить дальше, то он начнёт за мной приглядывать», — осознал он.

— Ладно, — нехотя согласился он. — Я не вернусь, но только потому, что вы меня вынудили.

Морт кивнул:

— Хорошо. Уверен, Керэн понадобится здесь друг, чтобы помочь ей, пока она не привыкнет.

— Что-нибудь ещё? — спросил Мэтт, в его голосе начало проявляться раздражение. — В последнее время меня часто посещало вдохновение, и я бы хотел начать работать в моей мастерской над некоторыми из новых идей.

Отец посмотрел ему в лице, а затем решил оставить эту тему:

— Нет, я всё сказал.

Глава 39

— Имея некоторую осведомлённость о принципах, на которых основана ваша магия, я не могу сказать, что удивлён, — сказал Гэри, — но после чтения бессчётных томов художественной литературы я должен признать, что твоя волшебная лаборатория в реальности менее фантастична, чем я мог бы надеяться.

Мэттью привёл Гэри в свою мастерскую, чтобы попросить его совета насчёт некоторых математических идей. Он не ожидал, что его мастерскую будут критиковать.

— А чего ты ожидал?

— Ну, побольше изделий из стекла, вроде фляг и конденсаторов, для начала, или, быть может, начерченную на полу пентаграмму, — ответил андроид. — Это место скорее похоже на примитивную кузницу.

Мэттью ощетинился:

— Мне не нравится термин «примитивная», но — да, изначально это была кузница. Конкретнее, кузница моего деда. Папа какое-то время ею пользовался после смерти деда, но как только он построил свою новую мастерскую, эту он отдал мне.

— Полагаю, в ней определённо есть некое грубое очарование, — сказала машина.

Молодой волшебник вздохнул:

— Если ты закончил поносить мою мастерскую, я хотел бы обсудить с тобой некоторые мысли.

— Какого рода мысли?

Способность общискина выполнять сложные расчёты за толику времени, которое ушло бы у человека с бумагой, была основной причиной, почему он пригласил Гэри помочь. Мэтт сам отлично умел выполнять сложения и умножения в уме, но часть того, что он обдумывал, было сложно даже представить, не говоря уже о выражении в числах.

— Наше давешнее обсуждение ключей к телепортационным кругам заставило меня решить, что ты можешь быть полезен… — начал он.

— А, да! — воскликнул Гэри. — Забыл тебе сказать. Пока мы были в моём мире, я воспользовался моим более крупным, более умным «я», чтобы закончить доказательство. Ты был прав, та функция не может выдавать одно и то же значение для разных аргументов.

— Меня на самом деле это не беспокоило, — сказал Мэтт. — Я просто хотел, чтобы ты на какое-то время заткнулся.

Андроид замер:

— Кажется, меня это оскорбляет.

— Думать меня заставил твой вопрос об идентичных ключах к кругам, — продолжил волшебник, игнорируя заявление Гэри. — Я сказал тебе, что это — основа для создания ворот, или порталов, вроде тех, что мой отец создал для своей «Мировой Дороги».

— Кстати говоря, я хотел бы её увидеть, — вставил Гэри.

— Позже, — отмахнулся Мэттью. — Слушай. В старые добрые дни люди не волновались насчёт Тёмных Богов, потому что те жили в другой грани бытия. Они не могли перемещаться в наш мир без помощи волшебника с нашей стороны.

— Волшебника вроде тебя, — согласилась машина.

Мэттью покачал головой:

— Нет. Не вроде меня — годился любой волшебник. Это похоже на созданные моим отцом порталы — магию нужно творить с обоих концов. Его порталы работают потому, что существует два экземпляра соответствующих друг другу чар, соединяющих две разные точки пространства, в каждом из концов. Межизмеренческие ворота, которые нужны богам, чтобы сюда пройти, были похожи — им нужен был помощник, волшебник, на этой стороне, чтобы создать проход.

— Но ты был бы на это неспособен? — спросил Гэри, несколько озадаченный.

— Нет, нет, способен, — нетерпеливо сказал Мэттью. — Я хочу сказать, что это смог бы сделать любой волшебник. Отличие моё в том, что мой дар позволяет мне делать что-то похожее в отсутствие помощника на другой стороне. Именно так я перемещаюсь в ваше измерение, и обратно.

— Не уверен, к чему ты клонишь…

Мэттью махнул ему рукой:

— Устраивайся поудобнее, я уже довольно долго об этом размышлял. Позволь мне выговориться, а потом скажешь мне, что думаешь. — Он сделал глубокий вдох. — Мне также пришло в голову, что многие особые дарования Ши'Хар делают нечто похожее — ну, по крайней мере Прэйсианы, Морданы и Иллэниэлы. Они позволяют кому-то с их даром делать что-то, для чего большинству обычных магов требуется помощник. Мордан может телепортироваться между двумя точками в одном и том же измерении, не заботясь созданием связанных кругов; Иллэниэл может перемещаться между двумя разными измерениями похожим образом.

— А Прэйсианы? — спросил Гэри. — Как невидимость подходит под это наблюдение?

Мэтт улыбнулся:

— Чародей может создать похожий эффект, но требуется долгая подготовка. Прэйсианы могут заставить свет перескочить через пространство, где они находятся, создавая эффект невидимости. В некотором роде, это подобно ограниченному типу телепортации, который применим в основном только к свету, или эйсару. Любой волшебник может создать иллюзию, но только у них есть врождённая способность делать это без создания статичных чар.

— Получается, твоя аналогия не включает дар Сэнтиров или Гэйлинов…

Он сжал губы:

— Наверное, я не знаю. Если включает, то я этого не вижу, но может быть, дело в том, что я не понимаю, как работают их способности. Вернёмся к сути… мой измеренческий талант, или тарнслокационная магия, как я предпочитаю это называть, возможна лишь для меня потому, что я могу добираться в другие места без помощника с той стороны.

Взять, к примеру, этот мешочек, — сказал Мэттью, подняв одну из своих особо зачарованных сумок. — Когда я создаю для них чары, мне нужно дотянуться, и создать копию чар с другого конца, из этого измерения, и из карманного измерения, с которым я соединяюсь.

Лицо Гэри не было приспособлено к разным выражением, но его тон было легко понять:

— Тут ты меня потерял.

— Мой отец делает похожие сумки, но лишь благодаря созданию чар в двух местах: в сумке, и в месте или в предмете, вроде сундука, с которым он соединяется. Он может это делать потому, что оба места находятся в одном и том же измерении. Он может добраться до обеих точек. Мешки, которые я делаю, соединяют это измерение с каким-то другим измерением. Только я могу это делать, потому что я могу дотянуться до другой стороны, чтобы завершить магию, и не нуждаюсь в чьей-то помощи с другой стороны, — объяснил Мэттью.

— Окей, — согласился Гэри.

— Не отставай, — сказал Мэттью. — Я всё ещё рассказываю базовую информацию. Ещё я сделал заклинание, создающее единовременное граневое соединение, используемое в качестве оружия. Я сделал это, когда мы с Грэмом сражались против одного из Тёмных Богов.

— Э?

— Это были треугольные ворота между измерениями. Я смог их метнуть во врага, и разрубить его с их помощью.

— По твоему описанию выходит особо смертоносно. Измеренческое… даже не знаю, как назвать… что-то такое может разрезать практически что угодно, не так ли? — сделала наблюдение машина.

Мэттью улыбнулся:

— Может, и режет. Во время одного из своих экспериментов я случайно отрезал себе руку.

Машина подчёркнуто посмотрела на его всё ещё соединённые с телом конечности.

— Мойра всё исправила, — ответил он. — И она никогда не упускает возможности напомнить мне о том случае, но говорю я не об этом.

— Похоже, что ты уже знаешь то, что хочешь узнать, — сделал наблюдение Гэри.

— Ты когда-нибудь слышал о тессеракте? — внезапно спросил Мэттью.

Это заставило андроида внезапно остановиться:

— Ты говоришь о четырёхмерном кубе, или я ослышался?

— Да, именно о нём, — ответил он. — Мне трудно их представить. Я думаю, что ты, возможно, сумеешь помочь мне объяснить некоторые их свойства.

— Воображение объектов с большим числом измерений представляет естественную трудность для трёхмерных сущностей, — сказал Гэри. — Даже мне это трудно, хотя, к счастью, тело этого андроида имеет гораздо больше вычислительной мощи, чем ПМ, который я использовал во время своего прежнего визита сюда.

— Если ты внутри тессеракта, и пытаешься выйти через его грань, то просто снова входишь внутрь через другую сторону, верно?

— Формально — неверно, — сказал Гэри. — Хотя если двигаться в неправильную сторону, то может именно так и казаться, и для трёхмерного существа будет невозможно правильно его воспринять, находясь внутри.

Мэтт нахмурился.

Гэри прислонился к рабочему столу:

— Полагаю, ты не это хотел услышать.

— Нет, — просто сказал Мэттью, ничего не объясняя.

— Вместо того, чтобы волноваться о том, что из себя представляет тессеракт, почему бы тебе не объяснить, что ты на самом деле пытаешься сделать? — предложила машина. — Возможно, это будет полезнее, чем попытки сопряжения это с гиперкубами.

— Ладно — вот, что я хочу попробовать…

* * *

Следующие две недели он провёл в основном в своей мастерской, иногда заходя настолько далеко, что даже ел там. Мойра прежде называла такую его практику «добровольным самозаточением», но именно так Мэттью и предпочитал проводить время.

Керэн он видел лишь время от времени, из-за чего он мог бы чувствовать себя немного виноватым, но его полная энтузиазма младшая сестра, Айрин, заинтересовалась гостьей, и тратила бессчётные часы, развлекая её, или, как это называл Мэттью, «изводя её бесчисленными вопросами». Он был вдвойне благодарен за это, поскольку это одновременно снимало с него вину за постоянное отсутствие, и не давало Айрин путаться у него под ногами.

Карисса, сестра Грэма, теперь была почти всё время вместе с Айрин, и они замечательно справлялись, гарантируя, что дни Керэн редко были скучными. Мойра была заметна своим отсутствием на их собраниях, поскольку она продолжала держаться особняком, что сильно заботило её мать, и совсем не заботило Мэттью, хотя и он в какой-то мере это заметил.

После первоначальных предупреждений родителей о том, что ему запрещено возвращаться в мир Керэн, Мэттью их почти не видел. Переворот, устроенный Мойрой в Данбаре, занимал большую часть их времени, и они постоянно были заняты распределением помощи нуждающимся соседям.

Было раннее утро, когда Мэттью высунул голову из двери в свою мастерскую. У него под глазами залегли тёмные круги. Он надеялся добраться до кровати, никого не встретив, чтобы не пришлось отвечать на неудобные вопросы. В последнее время все, похоже, считали, что он теряет в весе, что не было особо хорошим наблюдением, поскольку он и так был довольно худым молодым человеком. Ему просто нужно было поспать.

Если кто-то увидел бы его, то мог бы удивиться, поскольку Мэттью был известен тем, что вставал поздно — однако он на самом деле ещё и не ложился.

Мэттью почти добрался до двери в замке, которая вела к порталу, который доставил бы его в горный дом его семьи — и в этот момент он наткнулся на свою младшую сестру.

— Вот ты где! — воскликнула она. Айрин была ярко одета в жёлтое платье, с вплетёнными в волосы лентами похожего цвета. Среди молодых леди в замке это в последнее время стало чем-то вроде модного веяния, начатого по большей части самими Айрин и Кариссой.

Мэттью застонал. Не так он хотел закончить свой день… то есть, утро. Игнорируя её, он протолкнулся мимо, надеясь, что она отпустит его без боя. Если у неё в голове было что-то более интересное, то она могла и не потрудиться втягивать его в разговор.

— Ты видел Керэн? — спросила она, ловя его за рукав.

«Проклятье».

— Нет.

Айрин сжала губы:

— Я тоже. В своей комнате её сейчас нет, а вчера я её вообще не видела.

— Это ужасно, — уклончиво произнёс он.

Её яркие глаза пристально уставились на него:

— Ты мог бы наскрести немного побольше беспокойства в голосе… она же твоя подружка в конце-то концов, хотя ты вообще ни к кому не проявляешь ни малейшего интереса.

— Она мне не подружка.

Айрин не готова была сдаваться:

— Она то же самое сказала, но никто в это не верит.

— И кто же этот «никто»? — спросил он, заинтересовавшись вопреки себе.

— Наверное, все в замке, — прямо заявила Айрин, — но как минимум — мы с Кариссой. Честно говоря, ты вёл себя с ней постыдным образом.

Он поднял ладони, защищаясь:

— А что я сделал-то?

— Ничего, — сказала его сестра. — В том и есть. — Снова изучив его взглядом, она добавила: — Что у тебя с лицом? Ты что, заболел?

— Просто устал.

— В этом заключается большая часть твоих проблем, — посоветовала она ему. — Ты никогда не спишь. Ты, наверное, был бы гораздо милее к людям, не будь ты вечно истощён.

Он вздохнул:

— Именно этим я и собирался заняться, когда ты на меня напала.

Она поражённо покачала головой, наверняка сбитая с толку мыслью о том, что кто-то мог ложиться спать утром. Когда он отвернулся, уходя, она добавила:

— Если наткнёшься позже на Керэн, дай ей знать, что я её искала.

— Конечно, — пробормотал он, и продолжил идти, не оглядываясь.

Идя дальше, он услышал, как Айрин пробормотала:

— Она что, избегает меня?

Он собирался было открыть зачарованную дверь, которая активировала портал в дом его семьи, когда ощутил чьё-то присутствие в лежащих за ней покоях. Официально в этих покоях должна была жить его семья, но они по большей части служили обманкой. Когда большинство людей открывало лежавшую перед ним дверь, та вела именно в те комнаты.

Секунду спустя он осознал, что это была Керэн. «Что она там делает?» — удивился он. Мэттью был таким усталым, что подумал было притвориться, что не заметил её, и просто лечь спать — но он знал, что и она наверняка его почувствовала. Пытаясь заставить себя выглядеть менее сонливым, он открыл дверь, не активируя чары, и вошёл в переднюю комнату почти неиспользуемых покоев Камеронов.

Керэн была дальше, в одной из спален, поэтому он миновал две двери, и прошёл по короткому коридору, пока не добрался туда.

— Керэн? — спросил он, слегка постучав.

— Ты уже видишь, что я одета… входи, — ответила она.

Он так и сделал, и нашёл её сидящей у кровати, держа в руках ПМ. Она была одета в тёмно-синее платье, которое наверняка когда-то принадлежало одной из его сестёр.

— Ты с Гэри разговариваешь?

— Нет, просто читаю книгу, — ответила она. — Тихо читаю… сама по себе.

Ему и не приходило в голову, что она могла читать. Он всегда ассоциировал это устройство с её виртуальным отцом.

— О, — просто сказал он.

— Почему бы тебе не прилечь? — предложила она. — Ты выглядишь так, будто свалишься от малейшего ветерка.

Это звучало как отличная идея. Если уж он был вынужден разговаривать, что делать это лёжа было замечательным способом сберечь силы. «Людям нужно больше всяких разных вещей делать лёжа, например — есть», — смутно подумал он. Недосып определённо делал его мысли беспорядочными.

— Айрин гадает, куда ты делась, — рассеянно сказал он, устраиваясь поудобнее.

— Ты ведь ей не сказал? — взволнованно сказала Керэн.

— Нет, я не заметил, что ты здесь, пока не добрался до двери, — пробормотал он.

Керэн отложила ПМ:

— Хорошо. Мне нравится твоя сестра, и Карисса, но последняя неделя была для меня чересчур. Мне просто нужно побыть одной.

— Прости, что навязываюсь, — попросил он прощения.

Она улыбнулась:

— Нет, ты не считаешься. К тому же, ты наполовину спишь. Как только я тебе позволю, ты захрапишь.

— А что было тебе чересчур? — спросил он.

Керэн потёрла лицо:

— Да всё. В чём-то дело заключается просто в новизне окружения, но есть ещё разница в людях, и язык… это утомляет. Знаешь, в моём мире все постоянно соединены, но мы по большей части игнорируем друг друга.

Мэттью молча слушал её.

— Здесь всё совсем по-другому, — продолжила Керэн. — Нет сети, нет компьютеров, нет имплантатов или ПМов. Люди привыкли говорить лицом к лицу, всё время. Я себя чувствую так, будто тону в моле людей и болтовни. Не пойми неправильно, это весело, и мне нравится, но я была единственным ребёнком, и росла там, где людей вообще не так много. Теперь у меня такое чувство, будто меня постоянно чем-то заваливают.

Вот, почему я решила найти тихое место, чтобы немного почитать, — закончила она. — И нет никакого уединённого места лучше, чем фальшивые покои твоих родителей. Ты ведь не думаешь, что они будут против, а?

Он не ответил, а когда она нагнулась, заглянув ему в лицо, то обнаружила, что он заснул.

Она задумчиво поглазела на него, прежде чем открыть сундук в ногах кровати, и вытащить покрывало, накрыв Мэттью, после чего вернулась к своей книге.

Остаток утра был, к счастью, тихим и мирным, для них обоих.

Глава 40

Прошла ещё неделя, и он продолжал жить по своему одержимому расписанию, проводя почти всё время в своей мастерской. Время было вечернее, но Мэттью совершенно не заботило, который был вас. Магический взор уже предупредил его, что кто-то приближался к двери, но он не останавливался. То был его отец, поэтому он продолжал работать до тех пор, пока дверь не открылась.

— Сын, — сказал Мордэкай.

Мэттью поднял взгляд:

— Привет, Пап.

— Ты опять пропустил ужин, — сказал его отец.

— Я ел до этого. Повар был достаточно любезен, чтобы послать обед мне в мастерскую.

Морт нахмурился:

— Я говорил с Поваром. Он хотел знать, посылать ли ему тебе ужин. Обед был почти десять часов тому назад. Ты ел с тех пор?

Теперь, когда он позволил своим мыслям слегка отвлечься, Мэтт осознал, что в желудок у него болезненно ныл — боль просто ещё не была достаточно требовательной, чтобы нарушить его сосредоточенность.

— О, — с некоторым удивлением сказал Мэтт. — Полагаю, я всё же голоден. Я как бы теряю счёт времени, когда работаю.

Мордэкай осклабился:

— Яблочко от яблони недалеко падает. Твоя мать всегда говорит, что она — о…

— Овдовела из-за мастерской, я знаю, Папа, — закончил Мэттью.

Его отец поморщился:

— Думаю, теперь я знаю, что она чувствует. — Подойдя ближе, он положил ладонь Мэттью на плечо. — Почему бы тебе не пойти поесть чего-нибудь. Расскажешь мне, над чем работаешь.

Его папа бы, наверное, единственным человеком, от которого можно было разумно ожидать понимания его работы, но Мэттью очень не хотел останавливаться именно в этот момент.

— Тут всё сложно. Будет проще показать тебе, когда закончу.

— Показывай, что у тебя уже есть.

Мэттью немного побеспокоился. Он не хотел, чтобы его отец догадался о том, что его проект был связан с его планом по возвращению Дэскаса, но решил, что ничего не будет, если ион покажет имеющиеся на тот момент наработки. Взяв четыре металлических кубика с одного из концов верстака, он подбросил их в воздух. Толика эйсара заставила их оформить в воздухе перед ним квадрат со стороной примерно в два фута. Мэттью произнёс командное слово, и встроенные в кубики чары ожили. Область между кубами стала чёрной, только не повседневно-чёрной, как уголь или чернила — это была абсолютная чернота, которая ничего не отражала. Будто всё переставало существовать там, где касалось висевшего в воздухе квадрата.

— Поразительно, — сказал Мордэкай. — С этой стороны я ничего не чувствую, а с другой… — Он обошёл, встав рядом с Мэттью по другую сторону от квадрата — с этой стороны тот выглядел иначе. Он всё ещё был чёрным, но это была не так же самая беспощадная пустота, что с другой стороны. Мордэкай протянул руку, будто собираясь коснуться квадрата.

Мэттью отбил его руку прочь:

— Не надо!

— Я не собирался его трогать, — сказал его отец с ноткой сварливости в голосе. — Что конкретно он делает? В магическом взоре выглядит непонятно. С этой стороны он странный, а с другой ощущается как полное отсутствие всего.

— Это — однонаправленная транслокационная плоскость, — ответил он, на ходу придумывая термин. — Это — ворота в иное измерение, но действуют они лишь в одном направлении. Вещи могут входить в них, но не могут выходить, а если послать что-то в них частично, а потом вытащить… давай, я покажу.

Мэттью вытащил палку из лежавшей на верстаке именно для этих целей стопки. Вытянув её, он ткнул концом в квадрат с той стороны, которая была абсолютной пустотой.

— Покуда палка постоянно двигается внутрь, она в порядке, но если я её потяну обратно… — Когда он потянул, палка вернулась без той части, которая вошла в транслокационную плоскость.

— Вау.

— А теперь смотри сюда, — добавил он, распаляясь. Мэтт взял с верстака камешек, и бросил в транслокационную плоскость, на этот раз — с другой стороны. Камешек прошёл через плоскость, и без всякого для себя вреда ударился в стену мастерской. Мэттью поднял его с пола, и кинул обратно, на этот раз — с абсолютно чёрной стороны. Камешек полностью исчез.

— Она однонаправленная, — объяснил он. — С этой стороны она является однонаправленным порталом, но с другой стороны она не существует вообще.

— Но она и с другой стороны тёмная, — начал Мордэкай.

— Потому что свет с той стороны полностью поглощается, — сказал Мэтт. Взяв ещё одну ветку, он сунул её в менее тёмную сторону. Та показалась с противоположной стороны, но как только он потянул её обратно, вошедшая в пустоту часть исчезла, и отрезанный конец палки упал на пол. — Если попытаешься вытащить обратно с той стороны, то она тоже отрезается, поэтому всё равно опасно.

Глаза его отца были полны заинтересованности:

— Поразительно. И что именно ты собираешься с этим делать?

Мэттью тщательно выбрал слова:

— После последнего похода в мир Керэн ощущение было таким, будто у меня почти нет никакого способа нормально защищаться. Обычный щит требует силы для поддержания, и эйсар там слишком ценный, поскольку всё то измерение его лишено. Это можно использовать как своего рода щит, который поглощает любую атаку, поскольку он её не останавливает, а лишь транслоцирует в другое измерение.

Мордэкай погладил свою бороду:

— То же самое можно сделать и с обычным двунаправленным порталом.

Мэтт кивнул:

— Да, но этот для потенциальных нападающих опаснее. Если они коснуться его, то потеряют кисти, руки, или что-то ещё, но важнее то, — встав сбоку, он послал маленький сгусток огня через квадрат, опалив воздух с другой стороны, — что с этой стороны можно продолжать наносить удары.

Его отец сказал:

— Однако основная проблема в том, что ты всё ещё будешь уязвим с других сторон.

— Вот поэтому-то я и работаю над проектом, который делает каждый кубик точкой соединения трёх граней, а не только одной…

— Чтобы их можно было соединить, и окружить себя со всех сторон, — согласился Мордэкай, — или даже сверху и снизу. Но если ты это сделаешь…

— То будешь слеп, — закончил Мэтт. — У меня есть идея насчёт того, как с этим разобраться.

— А что насчёт гравитации?

Он улыбнулся:

— Меня это тоже беспокоило, но не похоже, чтобы это было так проблематично, как ты думаешь. Гравитация на транслокационные грани не влияет. Они двигаются лишь с кубиками, а ими управляет пользователь.

— Значит, ты не провалишься сквозь землю? Но стоять на такой грани нельзя, ты только что продемонстрировал, что случается, если кто-то проходит даже с внутренней стороны, — сказал Мордэкай.

— Я собираюсь добавить щит на внутренней поверхности нижней грани, чтобы предотвратить это, — с энтузиазмом сказал Мэттью.

— А с остальными? — спросил его отец. — Если ты случайно коснёшься одной из них, то потеряешь палец, или того хуже.

— Это — лишь тестовая модель. Я сделаю куб гораздо крупнее, со стороной примерно в шесть футов, чтобы расстояние было больше, чем у вытянутой руки. Я также привяжу позицию транслокационных кубиков к управляющему предмету на теле пользователя, чтобы они двигались вместе с ним. Упасть в них не получится.

— А ты можешь их двигать, если активированы все грани? — спросил Морт.

Мэттью пожал плечами. Это была проблема, ответа на которую он ещё на нашёл:

— Не уверен. Думаю, что нет — но я пока не добрался до того этапа, на котором это можно проверить. Вероятно, нижнюю грань нужно будет выключить, если пользователь хочет идти или бежать.

— Дай мне взглянуть на твою формулу для чар, — сказал его отец.

— Она всё ещё грубовата, — ответил он. — Работа ещё не закончена. — Мэттью вытащил большой лист бумаги, и развернул на верстаке.

Его отец с интересом посмотрел на схему, а затем сделал наблюдение:

— У тебя ужасный почерк.

— Знаю, Папа.

— Что делает вот эта часть?

Он начал объяснять структуру, и через некоторое время его отец начал выдвигать предложения:

— Вот эту часть можно упростить… — Вскоре они с головой погрузились в схему, и часы потекли мимо.

* * *

— Что?! Опять?! — сказал резкий голос.

Мэттью потёр глаза. Голос принадлежал его матери, и когда он стал воспринимать окружающий мир, он увидел, что она гневно смотрела на его отца, который сонно поднимал голову с верстака, на который её уронил. Они заснули прямо в мастерской.

— М-м-м, доброе утро? — сказал Мордэкай.

Пенни нахмурилась:

— Не вешай мне лапшу на уши! Ты сказал, что поговоришь с ним. — Она указала на Мэттью. — А вместо этого я нахожу вас здесь спящими. Ты что, так и провёл здесь всю ночь?! — Её кулаки были упёрты в её бёдра, и Мэттью видел, что она только разогревалась.

Его отец осклабился:

— Нет, конечно же нет, дорогая моя. Я был с другой женщиной. Просто зашёл этим утром посмотреть, послушался ли мальчик моего совета, и я был так измотан пьянками и дебошем, что вынужден был вздремнуть. — Морт подмигнул сыну. — Он был здесь только для того, чтобы попробовать помочь в сокрытии грехов своего отца, но теперь ты меня поймала. Мальчика не вини. Он обещал исправиться. Это я виноват.

— Будто какая-то другая женщина стала бы мириться с твоими привычками, — огрызнулась Пенни. — Вставайте, оба. Пора домой.

Мэттью встал со своего места, пытаясь не морщиться из-за того, как заныло его тело, спавшее в неудобной позе. Спорить он даже не пытался — он знал, что когда приходила пора сдаваться. Однако его отец ещё не закончил.

— Да чтобы ты знала, я считаюсь очень видным мужчиной! — с деланным возмущением сказал Морт.

Пенни попыталась сохранить гневное выражение, но её фасад дал трещину, и сквозь него проступила улыбка:

— Я бы и могла в это поверить, если бы от тебя не воняло! Когда ты последний раз принимал ванну? — Она посмотрела на сына. — И ты тоже. У вас обоих уже начинается брожение.

Наблюдая за ними, Мэтт не мог не засмеяться, что заставило их посмотреть на него. Когда они замолчали, он сказал:

— А можно мы сперва поедим? Я жутко голоден.

Она посмотрела на них двоих:

— Сначала мыться, а потом уже сможете позавтракать.

* * *

Как оказалось, Пенелопа Иллэниэл запланировала обширную утреннюю трапезу. Титул графини означал, что по утрам она часто не была свободна делать обычные дела, которыми занимались многие матери, например — готовить, но когда у неё была такая возможность, она редко её упускала. Когда они вошли, дом полнился аппетитными запахами, и Мэттью видел, что Коналл и Айрин были завербованы в помощники на кухне. Керэн тоже была там, помогая им, хотя о кулинарии она почти ничего не знала.

Твое мужчин не стали терять времени в выполнении требовавшихся перед едой действий. Магия давала определённые преимущества, и никто из них не хотел долго отмокать в ванной, поэтому вместо этого они быстро нагрели воду, и в помылись в рекордные сроки.

Семейный стол был окружён ожидавшими людьми, когда они вошли. Судя по всему, Пенни заставила всех ждать их. Мойра одарила Мэттью предостерегающим взглядом, когда он вошёл. Что-то намечалось.

Он обнаружил, что его посадили рядом с Керэн, чьё присутствие было слегка необычным, поскольку этой трапезе полагалось быть семейным завтраком, однако ничего необычного в этом утре не было. Пенни позаботилась о том, чтобы присутствовали все члены семьи, и даже те, кто мог потенциально стать членами семьи. Мэтту хотелось посмотреть в потолок, поскольку у него создавалось ощущение, будто кто-то висел там, у него над головой.

Еда была чудесной, особенно для двух изголодавшихся мужчин. Раздали блюда с сосисками, за которыми последовала копчёная рыба, свежий хлеб, и пряная каша. В трапезу также был включён набор пареных овощей, и хотя Мэттью подумал было их пропустить, строгий взгляд матери быстро заставил его пересмотреть своё мнение.

Он хотел есть медленно, поскольку знал, что серьёзный разговор начнётся после того, как все насытятся, однако не мог противиться своему голоду. Как только он набил пузо до отказа, Мэттью увидел, что остальные тоже начали откидываться на спинки стульев.

— Благодарю за чудесный завтрак, Мама, — вежливо сказал он. — Могу я идти? — Он начал подниматься из-за стола.

Пенни выгнула бровь:

— Нет, не можешь.

Керэн выглядела обеспокоенной строгим поведением Графини, но младший брат Мэттью засмеялся:

— Хорошая попытка, дуболом. — Мордэкай и остальные, сидевшие за столом, с трудом скрывали усмешки. Лишь Мойра казалась хмурой, сохраняя серьёзное и ничего не выражавшее выражение лица.

— Ладно, сдаюсь. В чём дело? — спросил Мэттью.

— С тех пор, как ты вернулся, ты всё время сидишь запертым в той мастерской, уже почти месяц… — начала Пенни.

— Три недели, — поправил Мэттью, перебивая её.

Пенни вздохнула:

— Суть в том, что вся наша семья немного беспокоится. Конкретнее — мы с твоим отцом говорили, и мы считаем, что ты планируешь вернуться за яйцом Дэскаса.

Мэттью покосился на Керэн, но выражение её лица говорило об удивлении. Кто ещё мог его выдать? Он ни с кем не говорил. Он посмотрел Мойре в глаза, но лёгкое покачивание её головы указало на то, что она тоже была невиновна. «Эх, ну и ладно», — подумал он. Сделав глубокий вдох, он решил не ходить вокруг да около:

— Да, планирую.

— Разве отец с тобой не говорил? — спросила его мать.

Мэттью кивнул:

— Несколько недель назад.

— И что он сказал? — спросила она, будто сама не знала.

— Он приказал мне оставаться дома.

Пенни выдохнула — всё это время она задерживала дыхание:

— Тогда ты знаешь, что должен оставить эти глупости.

Он покачал головой:

— Не оставлю.

Мордэкай встрял в разговор:

— Мы с твоей матерью одного мнения на этот счёт. Я тебе уже запретил. Ты что, планируешь ослушаться нас обоих?

— Да, — признался он.

Коналл и Айрин с трудом сдерживались перед лицом его показного бунта, и ёрзали на месте. Желание что-то сказать почти сводило их с ума. Мойра молчала, а глаза Керэн расширились.

— А если мы посадим тебя под замок? — спросила странно спокойным голосом Пенни.

Мэттью пожал плечами:

— Вы не можете. Если только не собираетесь бесконечно держать меня в бессознательном состоянии. Помешать мне больше никак нельзя.

Мойра выгнула бровь, и на её лице появилось странное выражение, но Мордэкай сжато предупредил её:

— Даже не предлагай ничего подобного.

— Это была шутка, — кисло сказала она. — Я бы и не стала.

Мэттью знал, что упустил какой-то момент, но решил не спрашивать.

Пенни посмотрела на мужа, и Мордэкай нехотя вздохнул:

— Он прав. Мы можем его наказать, или отречься от него, но мы не можем держать его в плену.

Для Айрин это было уже слишком, и она испустила ясно слышимое «У-у-у-у».

Мэттью бросил на неё неодобрительный взгляд.

Глядя вдоль стола, Пенни сказала:

— Кто-нибудь из присутствующих считает, что вернуться туда будет для него хорошей идеей?

Коналл сказал:

— Я на самом деле не хочу быть Графом, поэтому — нет.

— Спасибо, — иронично сказал Мэттью.

Лицо Мордэкая стало серьёзнее:

— Ты ведь понимаешь, что тебя там с высокой вероятностью убьют, одного, в другом мире, и что мы даже не узнаем, что с тобой случилось? Ты подумал о том, какие у этого будут последствия для твоей семьи?

Вообще-то он на самом деле не смотрел на это под таким углом, но знал, что его мнения это не изменит:

— Прости, Отец. Я знаю, что всем будет трудно, но я не могу бросить Дэскаса. Не таким ты меня вырастил. Если я послушаюсь, и брошу яйцо там, то буду не таким человеком, каким хочу себя считать.

Пенни прикрыла лицо ладонями:

— Поверить не могу, что это происходит. — На миг она будто смялась, но когда она убрала ладони, её лицо было спокойным и решительным: — Ладно. Если именно так ты и поступишь, то мы постараемся сделать всё, чтобы ты выжил.

Мордэкай встал:

— Ладно, Коналл, Айрин — можете идти. Остальная часть семейного совета — только для взрослых.

Керэн посмотрела на него, гадая, следует ли ей встать из-за стола.

Граф поморщился:

— Нет, ты — оставайся, Керэн. Если хочешь.

Двое младших Иллэниэлов нехотя вышли из комнаты, зная, что пропустят что-то интересное. Керэн посмотрела на Мэттью, но тот лишь пожал плечами. Он тоже был без понятия.

Как только Айрин и Коналл ушли, Пенни сразу перешла к сути:

— Вы оба уже несколько раз говорили, что вы — просто друзья, но по замку поползли разные слухи. — Керэн в ответ на это покрылась румянцем своего странного пурпурного оттенка, а Мэттью открыл рот, но Пенни подняла ладонь: — Дайте мне закончить. Слухи нас на самом деле не волнуют, волнует нас то, собираешься ты ухаживать за Керэн или нет.

Мэттью зыркнул через стол на Мойру, заставив ту воскликнуть:

— Почему все так на меня смотрят? Я тут совершенно ни при чём.

Мордэкай вмешался:

— На самом деле дело в рассказе, который мы услышали от одной из замковых горничных.

Мэттью и Керэн принялись ждать — никто из них никакого понятия не имел, о чём шла речь.

— Некоторое время назад одна из них нашла скомканные простыни в семейных покоях замка. Они отлично знают, что мы в этих комнатах на самом деле не живём, и кто-то видел, как вы двое туда входили… одни. Добавим к этому тот факт, что в последнее время вы от всех скрываетесь, и люди начали складывать два и два, — объяснила Пенни.

Керэн возразила:

— Я просто читала. Не привыкла всё время быть в обществе такого числа людей. Мне нужно было побыть одной…

— А я просто зашёл её проведать. Мы разговорились, и я был измождён, поэтому заснул. Ничего не было, — закончил Мэтт.

Морт и Пенни переглянулись, а затем Морт сказал:

— Значит, ты хочешь сказать, что между вами ничего нет?

— Конечно же нет, — настаивал Мэтт, быть может даже слишком усердно. Керэн слегка вздрогнула от его тона, и острые глаза Пенни этого не упустили.

Лицо Пенни слегка смягчилось, когда она посмотрела на Керэн, а затем она повернулась, сосредоточившись на своём сыне:

— Ты никогда не был особо лживым, — сказала она, — так что если ты это говоришь, то я тебе верю. Однако важнее то, планируешь ли ты на будущее нечто большее? И ты, и она — уже в том возрасте, когда пора задумываться о таких вещах.

Мэттью был слегка шокирован:

— Чего-чего?

Его отец вставил слово:

— Не надо стыдиться, Сын. Она спрашивает, думаешь ли ты ухаживать за Керэн. Если да, то мы сможем легко развеять любые витающие вокруг вас двоих слухи.

Керэн уже была за пределами смущения, оказавшись в положении простого зрителя. Она была почти парализована, однако разговор её всё же завораживал. Ей отчаянно хотелось уйти, но ей также было любопытно, как ответит Мэттью.

Тот покосился на Керэн, испытывая неуверенность, или, быть может, ища подсказку, но не сумев ничего прочитать на её неподвижном лице, он обратился к родителям:

— Слушайте, я не уверен, что готов рассматривать этот вопрос. Я знаю, что однажды мне придётся жениться, но я на самом деле сейчас об этом не думаю, поэтому мысли об ухаживании мне в голову вообще не приходят.

То есть, конечно, если придётся, то против Керэн у меня нет никаких возражений. Она довольно милая, и всё такое, но…

Он так и не закончил, поскольку Мойра его перебила:

— Мэттью! Не будь таким ослом! «Довольно милая»? Разве можно такое говорить в её присутствии?!

Мордэкай качал головой, но Мэттью ответил первым:

— А что?! Я не знаю, как говорить такие вещи. Я говорю, что она милая. Она красивая. Я её не оскорбляю…

— Хватит, Мэттью, — приказала Пенни. — Нам следовало заранее об этом поговорить. — Она обратилась к Керэн: — Прошу прощения за отсутствие у моего сына такта.

Керэн встала, до боли осознавая прикованные к ней взгляды:

— Я… могу я идти?

Пенни кивнула:

— Конечно же. — Прежде чем она смогла сказать что-то ещё, Керэн исчезла, телепортировавшись прямо с места.

— Как хорошо всё прошло, — пробормотал Мордэкай.

Мойра встала:

— Всё прошло ужасно, и чрезвычайно грубо. Как вообще можно было говорить такое ей в лицо?

Пенни кивнула:

— Согласна.

— Я вообще-то к тебе обращалась, — воскликнула их дочь. Затем она перевела взгляд на отца: — И к тебе. Мэттью просто сделал всё хуже, но вам-то следовало этого ожидать.

— Ну, я не хотел, чтобы всё на самом деле именно так и получилось, но… — начал Мордэкай.

Мойра пошла прочь:

— Пойду её искать.

Потом ушла Пенни, а Мэттью и его отец остались одни, в неудобном молчании. Наконец Мордэкай нарушил тишину, спросив:

— О чём думаешь?

— О том, что было бы очень полезно уметь вот так телепортироваться, — сказал Мэттью.

Морт засмеялся:

— Ха! Действительно. Особенно потому, что посуду оставили на нас. — При этих словах оба поморщились.

Глава 41

Керэн глазела вниз с вершины центрального донжона Замка Камерон. Она не была уверена, почему выбрала именно это место. Была она здесь лишь однажды, когда Грэм устроил ей экскурсию по замку, однако это место показалось ей тихим. Там была парочка стражников, но они не стали её беспокоить, когда она внезапно появилась. Они уже прежде её видели, и странные происшествия были почти обыкновенным делом в замке, где часто бывало большинство волшебников Лосайона.

Она знала, что в этом мире всё было иначе, но этот разговор с родителями Мэттью был для неё уже слишком. «Я им не какая-то ценность, которую можно пустить с молотка», — сказала она себе. Они на самом деле не это имели ввиду — но ощущение у неё сложилось именно такое.

Ответ Мэттью на их вопросы смущал ещё больше.

Тут она ощутила приближающееся со стороны ближайшего лестничного колодца присутствие. В отличие от стражников, это был маг. Разницу она обнаружила вскоре после того, как поселилась в этом месте. Волшебники обладали яркими аурами… они практически сияли силой, по сравнению с обычными людьми.

Она подумала было переместиться, но затем опознала посетителя: это была Мойра. «Откуда она знала, что я буду здесь?» — задумалась Керэн.

Та остановилась в нескольких футах, и облокотилась на низкий промежуток между зубцами крепостной стены, но сперва молчала.

Через некоторое время Керэн сказала:

— Я там себя выставила дурой.

— Нормально ты себя выставила, — сказала Мойра. — Но мне стыдно за то, как повели меня мои родственники.

Керэн ответила не сразу. Со двора взлетел ворон, пролетев у них над головами, и они наблюдали за его полётом, пока он не достигнул края леса.

— Думаю, они просто заботились об интересах своего сына, и, возможно, делали мне намёк.

— Намёк?

— Я — простолюдинка, — прямо сказала Керэн. — Твой брат объяснил, чего здесь, у вас, ожидают от дворян.

Мойра рассмеялась:

— Мои родители — тоже простолюдины. Думаю, им совершенно плевать на традиционные ожидания среди правящего класса.

Теперь Керэн сбилась с толку:

— Но они же граф и графиня, разве это не значит…

— Ну, да, сейчас они — граф и графиня, — признала Мойра. — Но поначалу это было не так. Мама была дочкой бондаря, и работала горничной у Герцога Ланкастера. Папа формально был дворянином с рождения, но вырастили его не так. Его отец, который его вырастил, был кузнецом.

Единственный намёк, который они пытались сделать, был адресован моему брату-идиоту, — закончила Мойра.

— И в чём же он заключался?

— Ты уже слышала. Ты им нравишься, и когда до них дошли слухи, они заволновались о том, что твоя репутация может быть запятнана, поскольку он не показал никаких признаков желания ухаживать за тобой нормальным образом Они, наверное, думали, что он проснётся, если сказать ему об этом в лицо.

Что они не приняли во внимание, так это то, как он отреагирует, и какие чувства это у тебя вызовет, — объяснила Мойра. — Если тебя это хоть как-то утешит, знай, что обычно они не такие тупые, но в последнее время они испытывали сильный стресс. Двое их детей исчезли, и вернулись лишь недавно. Я начала революцию в соседней стране, а перед этим кто-то похитил Айрин, и убил несколько человек в доме. Последние несколько месяцев были полны событиями.

Керэн уже слышала большую часть всего этого за проведённое с Айрин и Кариссой время, но это всё же дало ей другую точку зрения на странные события этого утра… в некоторой степени.

— Я на самом деле не беспокоюсь о таких вещах, как репутация. В моём мире всё несколько иначе. Что важнее, я не ищу мужа. Мы с твоим братом — просто друзья… как мы всем постоянно и твердим.

Мойра посмотрела на неё с секунду, глядя ей в глаза. То, что Керэн там увидела, было тревожным, почти хищным, но этот миг прошёл, когда Мойра отвела взгляд.

— У тебя ужасный вкус в плане мужчин, — сказала Мойра.

— Что?

— Мой брат, — пояснила та. — Я вижу, что он тебе нравится, и не как друг. Я просто не могу понять, почему.

Керэн покачала головой:

— Это неправда, разве ты не слышала…

Мойра её перебила:

— Тебя разве не предупредили? Я немного опасна, даже для волшебников. Поездка в Данбар меня изменила, к худшему. Тебе надо научиться лучше защищать свой разум. От других я чувствую всякое, даже когда они стараются изо всех сил, но ты… ты — просто открытая книга.

Керэн слышала кое-что на этот счёт, но Мэттью, похоже, не считал, что всё было так плохо, как сейчас описывала его сестра.

— Всё хуже, чем он думает, — сказала Мойра, отвечая на её невысказанные мысли. — Он просто слишком слеп, чтобы увидеть сквозь мой образ, застрявший в его голове. Мой брат по-своему гениален, но он никогда не был особо сообразительным, когда дело доходило до людей.

— Он немного неотёсанный, — признала Керэн, — но глубоко внутри он добрее, чем показывает.

Мойра вздохнула:

— Тебе следует забыть о нём. Он не плохой человек, но если ты будешь все свои надежды возлагать на него, то получишь от него лишь несчастье.

Керэн обнаружила, что ремарки Мойры насчёт её брата были чуть более чем слегка раздражающими.

— Думаю, его действия важнее, чем то, как кто-то его видит, и важнее того, утруждает ли он себя использованием милых слов в общении с людьми. Твой брат неоднократно сильно рисковал ради меня.

— Будь честной… ты же знаешь, что иногда он бывает слегка мудаковатым, — сказал Мойра, намеренно её досаждая ей.

— Меня начинают раздражать то, как все указывают на его недостатки. Возможно, если бы вас меньше заботил поиск изъянов, то он был бы с вами любезнее, — огрызнулась Керэн.

Мойра осклабилась:

— А вот и он.

— А вот и что? — спросила Керэн.

— Огонь, — заявила Мойра. — У тебя к нему настоящие чувства. Я просто хотела убедиться.

Керэн снова выбило из колеи:

— Постой, только потому, что… — Она спохватилась, когда у неё в голове мелькнуло несколько воспоминаний, которыми она предпочла бы не делиться.

Глаза Мойры расширились:

— Нет! Поверить не могу! Уже? Вау!

— Минуточку! — потребовала Керэн. — Что ты, по-твоему, знаешь? Или что ты увидела? Это был лишь мимолётный миг воображения. Это не…

— О, нет, — уверенно сказала Мойра. — Я знаю разницу. Но не волнуйся. Твою тайну я не выдам.

Керэн закрыла лицо ладонями.

— Всё хорошо, — успокоила её Мойра. — Я на твоей стороне… и на его стороне тоже, если честно. Я люблю брата, хотя мы и часто спорим. Если что-то из этого получится, то я поддержу тебя перед лицом родителей, хотя тебе это и не потребуется. Ты им правда нравишься.

* * *

Тем вечером Мэттью снова вернулся к работе. Утренние события время от времени теребили его мысли, но он выбросил их из головы самым лучшим из известных ему способов — сосредоточившись на своём проекте.

В этот раз Гэри был с ним, зайдя к нему несколькими минутами ранее, чтобы посмотреть на его прогресс.

— Давай покажу, что меня пока есть, — сказал Мэтт. Подняв зачарованные металлические кубики со стола, он произнёс несколько слов на лайсианском, активируя их. Они поднялись в воздух, и заняли свои позиции — восемь кубиков, по одному на угол уже более крупного куба со стороной в два фута. Произнеся ещё одно слово, он переключил их в активное состояние, и грани куба стали чернее чёрного. — Я называю его «ТД», — объявил он. — Тессеракт Дураков, поскольку это на самом деле не истинный тессеракт^[57].

— Тем не менее, выглядит поразительно, — согласился Гэри. — Что именно он делает?

Мэттью объяснил ему функционирование транслокационных плоскостей. Их теперь было шесть штук, и они составляли грани куба. Он некоторое время объяснял принципы их работы, а затем добавил:

— Интересно то, что все шесть открываются в одно и то же карманное измерение, и я могу управлять его размером.

— Его размером?

Мэтт кивнул:

— Ага. Это — первый раз, когда я активировал все шесть разом, но хотя у каждой грани площадь в четыре квадратных фута, открываются они сейчас в карманное измерение, у которого объём лишь один кубический дюйм, поскольку каждая его сторона является квадратом со стороной в один дюйм.

— Значит, всё, что в них попадает, сжимается?

— Именно, — сказал Мэтт. — Смысл в том, что всё, чем в меня будут стрелять, сожмётся в гораздо меньшем карманном измерении. Позже, когда я захочу ответить им взаимностью, я смогу инвертировать транслокационные плоскости, и выстрелить всем обратно. Вот так. — Он произнёс фразу, чтобы переключить режим работы чар.

Послышался рёв, и мир стал белым, а потом чёрным.

Когда Мэттью снова открыл глаза, он уставился на звёздное небо. Повернув голову, он снова едва не потерял сознание, когда на него накатила ослепляющая волна боли. «Симптомы отката?» — подумал он. «Как это произошло?»

— Ты в сознании?

Это был голос Гэри. Андроид был неподалёку, на земле, и начинал попытки встать.

Мэттью был сбит с толку:

— Что случилось?

— Мои сенсоры записали большую часть происшествия, но самое простое объяснение заключается в том, что твой ТД взорвался, — сказала машина.

— Как мы оказались снаружи? Мы же были в мастерской. Ты что, оттащил меня сюда?

— Нет, — сказал Гэри. — Ты здесь приземлился. Что касается твоей мастерской, от неё почти ничего не осталось.

Игнорируя боль, Мэттью приподнялся на локтях, и огляделся. Он был в восточном дворе замка, но мастерской больше не было. Ну, не совсем не было… её куски валялись по всему двору. Там, где она прежде стояла, в воздухе продолжал висеть ТД, поменяв цвет с чёрного на мерцающий серый.

— Ну, это было интересно, — сделал наблюдение он.

Над двором поднялись крики, когда стражники и другие слуги начали выяснять, что стряслось.

* * *

Следующий день Мэттью провёл в кровати, отдыхая, и пытаясь избавиться от симптомов отката. Сила взрыва была достаточно велика, чтобы разбить его личный щит, но не достаточно велика, чтобы причинить ему после этого существенные повреждения, помимо царапин и ушибов, которые он заработал, пока катился по земле. К счастью, никакие более крупные обломки мастерской не упали на него после взрыва.

Ему пришлось долго объясняться с родителями и остальными членами семьи, и теперь к нему пришла с визитом Мойра. Она склонилась над его кроватью, глядя на него сверху вниз, и ухмыляясь.

— Ты снова себя взорвал, — поприветствовала она его.

— У меня дар, — ответил он.

— Есть и хорошая сторона — в этот раз ты не потерял ни рук, и ни ног, — заметила она.

Мэттью нахмурился:

— Когда я отрезал себе руку, я себя не взрывал. Ты сравниваешь абсолютно разные вещи.

— Главный конюх полночи собирал лошадей, — добавила она.

— Конюшню я не взрывал, — возразил он.

— Взрыв так сильно их напугал, что некоторые из них выбили двери в стойла, — объяснила его сестра. — У тебя действительно талант сеять хаос. Я начинаю жалеть, что ты не отправился со мной в Данбар. Всё бы закончилось гораздо быстрее, если бы ты взорвал город.

Он засмеялся:

— Я слышал, ты сама отлично справилась. Не уверен, что мир выдержал бы, если бы мы с тобой разбушевались одновременно в одной и той же географической области.

— В следующий раз попытайся быть осторожнее, — сказала она ему с более серьёзным выражением лица, — по крайней мере — пока я не смогу придумать, как сделать с тебя копию. — Затем её взгляд метнулся в сторону. — Отец идёт. Думаю, он хочет обсудить твою задумку. Я пойду.

Она встала, и открыла дверь как раз в тот момент, когда его отец дошёл до его комнаты. Он зашёл внутрь, и обнял её, прежде чем дать ей уйти — такова была его привычка. Затем он серьёзно взглянул на сына:

— Что случилось?

Мэттью пересказал то, что знал о случившемся, прежде чем добавить:

— Именно это я и задумывал для конечной версии, но чего я не понимаю, так это того, откуда взялась сила взрыва. Прежде чем я инвертировал тессеракт, ничто в него не входило. Внутри не должно было иметься ничего, способного вызвать подобный результат, разве что немного воздуха.

— А ты ничего не заметил, прежде чем вывернуть его наизнанку? — спросил Мордэкай.

— В мастерской был сквозняк, но не настолько сильный, чтобы заставить меня удивиться, — сказал Мэттью.

— Значит, он наверняка втягивал в себя воздух всё время, пока был активным.

— Возможно, — признал Мэтт, — но что могло это вызвать? Никакого притяжения он не создаёт.

— Давление воздуха, — объявил Морт. — Интерфейс твоего… как ты там его назвал?

— Тессеракт Дураков.

Его отец тихо посмеялся:

— Название стало самореализующимся пророчеством. В общем, интерфейс твоих транслокационных граней был однонаправленным, поэтому по сути функционировал как вакуум, хотя пространство внутри него наполнялось сжатым газом. Атмосферное давление гнало воздух внутрь. Как долго он был активен?

— Несколько минут, максимум.

— Будь он активен дольше, ты мог бы и не выжить. Не стоит и говорить, что тестировать эту штуку в Замке Камерон тебе больше нельзя. На самом деле я не уверен, следует ли тебе вообще продолжать над этим работать. Это всё кажется чрезвычайно опасным.

Лицо Мэттью приобрело упрямое выражение:

— Я не сдамся. К тому же, смысл в том, что я буду внутри, между транслокационными гранями, когда он инвертируется. Все разрушения произойдут снаружи, в то время как пользователь под полной защитой.

— Ты настолько безжалостен, сын? — сказал его отец. — Тебя послушать, так ты не собираешься щадить этих людей.

— На людях я его не буду использовать, — настаивал Мэттью. — Только на этих металлических солдатах-андроидах… я надеюсь.

— Гэри говорит, что большая часть этих машин содержит души реальных людей, — сделал наблюдение Мордэкай. — Если ты их уничтожишь, разве это не будет то же самое? Разве нельзя поговорить с ними, дать им возможность вернуть яйцо, не прибегая к насилию?

— Каждый раз, когда я там был, на меня нападали. Без предупреждения, без какой-либо попытки общения. Они никогда не показывали никакого раскаяния за их попытки меня убить. Они убили тётку Керэн, и её собаку. Затем они схватили Керэн, и кто знает, что они собирались с ней делать. Они лишили себя всех прав на переговоры, — сказал Мэттью. — Если хочешь, чтобы я вернулся живым, то тебе не следует предлагать заключить сделку. Пока что всё указывает на то, что им нельзя доверять.

Мордэкай вздохнул:

— Ты, наверное, прав, но я хотел по возможности избавить тебя от худшего.

— Худшего?

— Величайшая сила позволяет тебе получить желаемое, никому не причинив вреда. Я слишком часто был слаб, и был вынужден использовать силу, плохо подходившую к насущной задаче. В результате этого погибло много народу, и ответственность за их гибели несу я. Это давит на тебя подобно тяжёлому камню, и этот вес может раздавить душу. Последнее, чего я хотел бы для вас — это чтобы вы пережили что-то подобное сами. Однако с твоей сестрой это уже произошло.

— Неужели случившееся в Данбаре было настолько плохим? — спросил Мэттью. — Мойра кажется другой.

Его отец опустил взгляд, не находя себе места:

— То, что случилось, было несчастьем. Она сделала то, что пришлось, но из-за этого погибла половина города. Враг загнал её в угол. Боюсь, что в твоём случае в этом нет необходимости. Ты сам себя поставил в угол. Что бы ни случилось, причиной этому станут исключительно твои действия.

— Это они начали, — возразил Мэтт. — Они схватили Дэскаса. Я этого не потерплю.

Мордэкай выглядел печальным:

— Тогда тебе лучше быть готовым разбираться с последствиями. Насилие оставляет след на душе, даже если используется в целях самозащиты. В этом случае ты понесёшь эту ношу, не имея даже самозащиту в качестве оправдания твоим действиям.

— Ну, ты меня прямо обрадовал, — с сарказмом ответил Мэттью.

Его отец покачал головой:

— Я и не пытался.

Глава 42

Гэри изучал бумагу, которую держал в своих металлических руках. На листе были руны, сложенные в прихотливые треугольные узоры, с редкими пометками на бэйрионском, объяснявшими их функции. Это были чары, которые Мэттью создал для Тессеракта Дураков. Андроид указал на одну из частей чар:

— Это что, числа?

Мэттью кивнул. Он уже тщательно объяснил общискину каждый символ.

— Почему ты просто не записал их стандартными цифрами? — спросил Гэри. — Зачем нужно создавать дополнительный набор символов? Что делает эти фигуры особыми, позволяя им управлять твоей магией или фокусировать её?

— Формально ты прав, — сказал молодой волшебник. — Руны были созданы, чтобы символизировать разные понятия, но мы используем их независимо от нормальных слов и чисел, чтобы держать всё в наших разумах отдельно. Иначе маги могли бы творить магию непреднамеренно, говоря или что-то записывая.

— Но если ты, или кто-то другой, создал эти руны, то что даёт им силу?

— Я даю, или любой волшебник, который их использует.

Гэри покачал головой:

— Но что если другой человек не знает твоих символов? Будут ли они тогда работать?

— Зависит от чар, — объяснил Мэттью. — Многие из них держатся вечно, и ими могут пользоваться люди, которые не знают их смысла. Но чтобы создать новые чары, маг должен понимать руны, которыми пользуется, или создать новые, которые он понимает сам.

— Ты создал какие-то из этих рун? — спросила машина.

— Вообще-то — да, — сказал Мэтт. — Транслокационная магия никогда прежде не использовалась людьми. Ши'Хар Иллэниэл её использовали, но у них была совершенно иная система, называемая заклинательным плетением, поэтому мне пришлось создать некоторые из этих рун с нуля, чтобы применять новые концепции.

— Значит, ты создаёшь руну, насыщаешь её у себя в голове смыслом, и вселенная каким-то образом учится понимать твои намерения? Ты осознаёшь, как дико это звучит? — сделал наблюдение Гэри. — Получается, будто реальность уже является программируемой, примерно как программируемая материя, которую стремится создать проект АНСИС. Но это — не самое странное… самое странное заключается в том, что нет никаких следов того, кто всё это изначально создал.

— Чародейство? — спросил Мэттью.

— Нет! — объявил Гэри. — Всю нашу реальность, а не только эту. Из того, что ты рассказывал прежде, мне ясно, что существует целая мульти-вселенная, в некоторых частях которой эйсар есть, а в других — нет. Эйсар каким-то образом расширяется и распространяется, как живое существо, но добирается не до всех мест. Мой мир всё ещё «тёмный», как ты это описал, вместе со многими другими.

— Ну, если эйсар является результатом изменения в организации квантовой пены, то это — просто естественный сдвиг… — начал Мэттью.

Гэри покачал головой:

— Нет, только не в том случае, если мы говорим о бесконечностях. Ты говоришь, что в месте между реальностями не существует времени, но важно вот что: если этот процесс однонаправленный, то всё уже должно было обладать одним и тем же эйсаром. Тот факт, что «тёмные» вселенные до сих пор существуют, означает, что процесс работает в обе стороны. Вообще, это может значить, что существует активное противоборство.

— Ты хочешь сказать, существует враг?

— Ты сказал, что ощущал присутствие, когда перемещался между мирами, будто ты был частью более крупного разума, верно? — спросил Гэри.

— Определённо, — согласился Мэттью.

— И этот разум хотел, чтобы ты распространял «свет», твой эйсар, на эти тёмные миры.

Он кивнул:

— Угу.

— Тогда ты или, быть может, все маги, являетесь в некотором роде агентами этого высшего интеллекта, — заключила машина. — И обратное тоже наверняка верно. Что бы ни позволяло вашему «типу» реальности стать нормой повсюду, эта сила также должна иметь своих агентов. Наверное, она одновременно меняет некоторые миры назад к своему предпочитаемому типу.

Мэттью одарил его циничным взглядом:

— Ты начинаешь говорить довольно мистические вещи.

Гэри кивнул:

— А ведь это так, не правда ли? Вообще, в этом есть некая ирония. Вот он я, в землях магии и тайн, и именно я, машина, постулирую о существовании богов и дьяволов, чтобы объяснить наблюдаемую реальность. А ведь это вам полагается быть религиозными, не мне.

Молодой волшебник засмеялся:

— Многие люди религиозны, но когда вырастаешь с отцом, известным как «убийца богов», религия начинает казаться немного глупой. Папа сказал мне, что испытал немаленький шок, когда наконец решил, что боги, с которыми он вырос, на самом деле богами не были. С моей точки зрения, я предпочитаю рассматривать этих новых агентов, которых ты вообразил, с такого же рода скептицизмом. Я не утверждают, что их не существует, но чем бы они ни были, они — не боги, а всего лишь более могущественные игроки. Вопрос — в масштабе, точно так же, как эта война между нано-масштабными машинами твоего мира и магией планковского масштаба из моего мира. Даже если эти твои супер-умные агенты существуют, есть вероятность, что существует и нечто крупнее их, двигающее их по игровой доске.

Однако хватит этого, — сказал Мэттью, надеясь перенаправить их разговор. — Ты сказал, что у тебя были какие-то мысли насчёт моего проекта.

— Это — вопрос масштабов, — сказал Гэри. — Эти руны, вот здесь… — Он указал на схему. — Эти числа задают размерность создаваемого тобой карманного измерения, верно?

— Угу, — согласился Мэттью.

— Тогда, если ты их поменяешь, то сможешь менять размер этого карманного измерения, — продолжил общискин.

— Естественно.

— Тогда тебе повезло, что ты выбрал именно этот размер, иначе ты мог бы уничтожить замок, Уошбрук, и, возможно, даже значительную часть окружающей местности, — закончил Гэри.

Это зацепило его внимание. Мэттью подался вперёд:

— Как?

— Ты уже узнал об атомном оружии в моём мире, и как его использовали против Ши'Хар. Будучи невежественным в области физики, ты мог этого и не осознавать, но если ты сделаешь размер измерения достаточно маленьким, то спровоцируешь ядерный синтез, даже если туда попадёт лишь маленький объём материи. Любая реакция термоядерного синтеза создаст массивный взрыв, когда энергия будет выпущена, — сказал Гэри.

Мэтт был ошарашен, но ему сразу же пришла в голову одна мысль:

— А что если я выставлю здесь ноль?

— Это уменьшит внутренние размеры до неопределённой сингулярности — то, что в терминологии моего мира называют чёрной дырой.

— И что будет в итоге?

Гэри пожал плечами, что для тела военного андроида было неуклюжим жестом:

— Ирония в том, что в итоге не будет ничего. Когда размер становится настолько маленьким, то выпускание наружу содержимого карманного измерения создаст микроскопическую чёрную дыру. Она не сможет расширяться или что-то повреждать. Вместо этого она будет почти незаметной, и очень быстро испарится.

— О, — сказал Мэттью, заметно разочарованный.

— Помимо этого, чем меньше размер, исключая сингулярность, тем более разрушительными будут результаты… я думаю.

Мэттью выгнул бровь, глядя на него:

— Ты думаешь?

— Существуют экзотические состояния материи, лежащие между плазменным синтезом и сингулярностью типа чёрной дыры. Ни одно из них не является хорошо изученным, поэтому я на самом деле не знаю, каков будет результат, если их внезапно выпустить. Я просто предполагаю, что результат будет плохим, — объяснила машина.

— Тогда полагаю, что тебе лучше пройтись со мной по этим числам, — сказал Мэттью. — Позаботимся о том, чтобы я не проскочил мимо нужного размера.

* * *

У Анджелы Крюгер, Президента ООН и выдающегося мирового лидера, был плохой день. Недавние события, связанные с вторжением ДЕМОНов, подняли волны в политической сфере, и она начала волноваться о том, что потерпит поражение, если ей попытаются вынести вотум недоверия.

На протяжении большей части её срока работы была рутинной, почти скучной. В нынешний век процветания и технологических чудес большая часть вековых двигателей небезопасности и беспорядка были изжиты. Нищета стала понятием, о которым люди читали в учебниках истории, болезни были смехотворны, а голод — почти невозможен.

Война, и угроза из неизвестности, от «других», была единственным оставшимся фактором, который теперь вызывал у неё проблемы. Первая война с демонами была одним из величайших мотивирующих факторов, лежавших за усилением ООН до её нынешней политической мощи. Раньше люди не могли выгружаться. Миллиарды живших на земле людей были из плоти и крови, и с этой смертностью приходил страх.

В последовавшие годы выгрузка и виртуальная бессмертность изменили общество во что-то почти неузнаваемое. Даже ООН стала почти лишней, поскольку у живших в виртуальных мирах людей было всё меньше нужд, о которых следовало волноваться. Лишь теперь, под угрозой очередного вторжения ДЕМОНов, ООН и её руководство основными военными силами человечества, снова стала важной.

— Требуют моей отставки, Директор Эйзман, — сказала она сидевшему напротив неё мужчине. — Они безнаказанно вошли на охраняемый объект, забрали подопытную Доктора Миллер, а затем просто исчезли. Вы ведь осознаёте, как это выглядит применимо ко мне? Последнее, чего сейчас хотят люди, это видимая слабость.

— Есть и другие жесты, которые вы можете сделать, — настаивал Директор Обороны. — Полная активация АНСИС не рекомендуется. Мы не можем быть уверены в том, что это не создаст более крупных проблем, чем те, что мы уже имеем.

— Доктор Миллер похоже не разделяет ваших сомнений, — сделала наблюдение Президент. — Не говоря уже о том факте, что согласно вашим же собственным доказательством, у нас в сети свободно гуляет супер-разумный искин, творящий бог знает что. Если новость об этом просочится наружу, то мне точно крышка.

— Я полагаю, что в искина встроены суровые ограничения — иначе нас бы уже наверняка устранили, — сказал Эйзман. — Меры предосторожности, встроенный в АНСИС, были не столь всеобъемлющими, как изначально предлагал Гэри Миллер. Боюсь, что мы можем спалить наш дом, чтобы убить паука, если активируем АНСИС.

— Доктор Миллер полагает, что это может быть нашим единственным вариантом для устранения вышедшего из-под контроля искина, — возразила Президент Крюгер.

— Есть и более медленные, более безопасные варианты, — вставил Эйзман.

Она рассмеялась:

— Строительство новых ВЦ кибер-пространства и перемещение людей на новые серверы по одному? Это же шутка! Вы хоть знаете, что скажет общественность, если я даже предложу что-то подобное?

— Изначальной сети с самого начала следовало быть сегментированной, ради безопасности, — парировал Эйзман. — Вы можете представить такие меры как шаг в этом направлении. Нет необходимости публично распространять информацию об угрозе со стороны искина.

Анджела покачала головой:

— Вы думаете как военный, Директор, но я-то имею дело с обществом. Такие вещи не останутся тайными, только не после того, как мы начнём делать крупные первые шаги. Правда всплывёт. Она всегда всплывает, и обычно — самым неудобным образом.

Нет, я уже приняла решение. Я не разрешу полную активацию, учитывая ваши предостережения, но я позволю Доктору Миллер получить полный доступ к сети АНСИС. Она будет помещена в карантин вместе с сетью, пока я не решу обратное, — объявила Президент.

Он кивнул:

— Этого будет достаточно.

— Однако позвольте мне вас предупредить. Если будет ещё один инцидент, то я могу и позволить ей сделать то, что она хочет. Если желаете этого избежать, то позаботьтесь о том, чтобы не ставить меня в такое положение. Ясно?

Директор Эйзман склонил голову:

— Да, Мадам Президент.

Глава 43

— Ты уверен, что это безопасно? — спросила Керэн.

— Как за каменной стеной, — ответил Мэттью.

Она прищурилась:

— Тогда почему ты хочешь, чтобы я телепортировалась обратно в Замок Камерон, прежде чем ты начнёшь?

— Просто для верности, — признался он. — Наверное, будет безопасно, но гарантировать это я не могу. Я бы предпочёл не волноваться о потерях, если допущу ошибку. — Они стояли в малоизвестном месте на побережье, хотя он не был уверен, где именно. Это было последнее место, где они приземлились после возвращения из её мира. Керэн смогла их туда телепортировать, хотя и не знала, где это место находилось относительно его дома.

— А если ты будешь ранен, то кто тебе поможет? Ты об этом подумал? — парировала она.

«Если я себя пораню, то скорее всего мои останки легко целиком уместятся в чашку», — иронично подумал он.

— Я буду в самом безопасном месте, — сказал он ей вместо этого. — Ничто не сможет повлиять на внутреннюю часть куба. — Под этим он подразумевал пространство между транслокационными гранями Тессеракта Дураков, а отнюдь не карманное измерение, куда транслокационные грани посылали внешнюю материю и энергию. Ранее он уже с некоторой трудностью пытался объяснить ей разницу.

В конце концов она сдалась, и ушла, а он остался свободен для того, чтобы начать свою проверку.

Начал он с того, что проверил заклинательное управление. Его последняя версия чар включала большое число улучшений, в основном позволявших ему управлять и менять свойства внешних транслокационных граней, а также варьировать размер карманного измерения, с которым они соединялись. Контролируя это, он мог менять размер защищаемой ТД области, а также результат того, что происходило, когда он в конце концов инвертировал транслокационные грани, и выпускал содержимое карманного измерения в окружающую местность.

Основной опасностью теперь было то, что могла появиться неожиданная проблема с созданными им чарами. Включение такого большого количестве элементов, которые можно было менять или заменять во время использование, означало, что сами чары были гораздо сложнее. По сравнению с этим формула основных чар была относительно простой, но обеспечение того, чтобы чары можно было менять по желанию пользователя, добавляло совершенно новый уровень сложности. Если он допустил ошибку, или если управляющие элементы не сработают так, как он предполагал, то результаты могли быть катастрофическими.

— В таком случае хорошо, что я не допустил никаких ошибок, — сказал он сам себе. «Конечно, если я всё же допустил, то могу прожить недостаточно долго, чтобы это осознать».

Он вытянул перед собой свой модифицированный посох. Парящие кубики были простыми и практичными, но ему нужно было больше физического пространства, чтобы включить все параметры его управляющих чар. К тому же, посох давал ему очень видимое напоминание о том, каковы были внешние размеры его куба при активации, поскольку высота ТД сверху до низу была равна длине посоха. «Семь футов», — повторил он про себя, «полно места и для головы, и для рук».

Сделав глубокий вдох, он начал:

— Бри мин, эйлен кон, садин лин. Амиртас! — Слова на лайсианском представляли из себя простые инструкции: «режим пять, внутренний десять, внешний один, активировать». Они сделают внешний размер самым маленьким, со стороной в семь футов; внутреннее карманное измерение — самым большим, в фут шириной; и создадут лишь пять транслокационных граней, оставив низ открытым, чтобы он мог стоять на нормальной земле.

Металлический куб, закреплённый на верхушке посоха, разлетелся на части, и составлявшие его маленькие кубики полетели прочь, заняв позиции вокруг него в местах, где появятся углы Тессеракта Дураков.

Он мгновенно погрузился во тьму, когда ТД окружил его со всех сторон, и сверху. Мэттью медленно выпустил из груди задержанное дыхание. Даже этот тест был сопряжён с некоторой опасностью. Если внешние измерения не сработали бы как надо, ТД мог бы оказаться слишком маленьким, потенциально отрубив ему голову, или сделав нечто столь же неприятное.

Благодаря открытому низу он всё ещё мог ощущать внешний мир своим магическим взором. Он надеялся, что по большей части только так он это устройство и будет использовать. Нижняя грани будет включаться лишь перед лицом чрезвычайной угрозы, требовавшей полной изоляции. Она также будет активироваться, когда ТД будет инвертирован, чтобы защитить его от того, что получится при выпускании содержимого карманного измерения.

Эта часть была автоматической, чтобы он не мог так делать без должной защиты. Теперь он решил это проверить.

— Рэкстальет, амиртас! — произнёс он.

У него под ногами появилась обычная силовая плоскость, поднявшая его на два дюйма над землёй, когда добавилась нижняя транслокационная грань. Его магический взор разом отрезало, но помимо этого он не мог обнаружить никаких иных изменений.

Если всё сработало как надо, то внешние стороны инвертировали своё направление, выпуская содержимое карманного измерения наружу. В зависимости от того, сколько внутрь набилось воздуха, мог случиться взрыв, но поскольку он установил размер карманного измерения в один кубический фут, Мэттью надеялся, что результат будет довольно безобидным.

«Но я не узнаю этого точно, пока не выключу ТД», — подумал он. «Мне нужен какой-то способ ощущать внешний мир». Он направил своё внимание внутрь, пытаясь найти ощущение, которое испытывал прежде, когда его талант предупредил его об опасности.

Он не нашёл ничего.

Это было ожидаемо. Дар Иллэниэлов позволял их Крайтэкам сражаться так, будто они могли видеть будущее, хотя на самом деле они видели соседние измерения, где время текло близко, но чуть впереди. Мэттью подумал, что нечто такое же могло с ним происходить во время его последнего путешествия в мир Керэн, когда вспышки озарения предупреждали его перед совершением им какого-то фатального действия, однако он так и не выяснил, как сознательно управлять этим феноменом.

«Но будь это опасным, он наверняка предупредит меня, прежде чем я отключу ТД», — подумал он. Однако это было недостаточно хорошо на его вкус, и он потратил ещё несколько минут, пытаясь увидеть что-то за пределами его собственной грани бытия. Сперва ничего не происходила, а затем он начал получать случайные вспышки.

То, что он увидел, было дезориентирующим и плохо сфокусированным, но ему показалось, что на миг он увидел внешний мир. Полагая, что тот был аналогичен его собственному, снаружи было безопасно. Он решил рискнуть.

— Эстас, — сказал он вслух, и чары выключились.

Каменистая скала, высившаяся над океаном, выглядела прежней. Даже трава за пределами ТД не помялась, хотя земля под ним теперь была голой и плоской. Её внешняя поверхность была поглощена нижней гранью ТД.

— Совсем не так уж плохо, — сказал он себе. Затем он снова активировал чары, на этот раз с другими переменными. Он сделал куб крупнее, уменьшил размер внутреннего измерения, и проверил, что остальные его игрушки работали сквозь транслокационные грани.

Хотя он не мог видеть окружающий мир, он всё ещё мог творить заклинания изнутри наружу. Мэттью просто не мог прицеливаться, если только не найдёт какой-то способ в совершенстве овладеть прозрением в соседние миры. Он упражнялся почти час, но наконец остановился, когда фрустрация стала для него слишком велика. Он не мог ни в чём продвинуться, если не вернёт себе спокойствие.

Прежде чем уйти, он решил попробовать одну из более опасных настроек.

— Талто мин, эйлен стёр, садин лин. Амиртас, — произнёс он нараспев. ТД снова появился, на этот раз полностью окружив его, со всех сторон, и снизу, но, что важнее, размер внутреннего карманного измерения он установил почти самый маленький. Если чары сработали как надо, то измерение, в которое нагоняли воздух и другую материю транслокационные грани, было чрезвычайно маленьким, шириной где-то с человеческий волос.

Мэттью медленно вдохнул, пытаясь унять сердцебиение. Он знал, что с каждой секундой всё больше и больше воздуха входит в ТД. Конечный результат будет зависеть не только от того, насколько маленьким было карманное измерение, но и от того, сколько материи в него войдёт перед тем, как оно будет инвертировано. Чем дольше он ждал, тем опаснее будет результат. Результат мог быть опасным даже при более крупном карманном измерении, если туда войдёт достаточно материи.

Самый маленький размер, который он не осмеливался проверять, создаст ещё меньшее внутреннее измерение, которое однако будет всё же достаточно большим, чтобы избежать сингулярности… по крайней мере, согласно расчётам Гэри. Нынешний размер должен был дать удовлетворительный взрыв, но он надеялся, что тот будет не таким, о котором предостерегал Гэри, и где сами атомы начинали сливаться вместе.

Когда ему показалось, что прошло примерно десять секунд, он инвертировал чары:

— Рэкстальет, амиртас.

Внутри зачарованных границ куба он ничего не почувствовал. Вопрос был в том, что случилось снаружи? Он вновь попытался сосредоточиться на своём даре, чтобы увидеть соседние измерения, и мельком уловить то, каким выглядел мир за пределами защитных чар. Видения замелькали в его голове, и после нескольких секунд замешательства он решил, что скорее всего видит дым или, возможно, пыль. Что-то произошло, но он просто не мог определить, насколько оно было серьёзным.

У него в ушах появилось странное чувства, и он подвигал челюстью, чтобы от него избавиться. «Давление воздуха падает», — осознал он.

Вообще, воздух уже становился опасно разрежённым. «Он быстро уходит, несбалансированное давление внутри гонит его наружу». Единственной причиной, почему он прежде этого не замечал, было то, что он использовал ТД в основном с лишь пятью активированными гранями. «Надо добавить фильтрующий щит изнутри, чтобы не давать воздуху выходить», — подумал он, делая мысленную заметку. «Если, конечно, я до этого доживу».

Он создал самодельный щит из заклинания, делавший именно это. Затем принялся ждать.

После, как ему показалось, почти четверти часа он снова проверил, но всё ещё не мог найти ничего кроме дыма или какого-то рода облака. Он начал жалеть о том, что не смастерил чего-нибудь, что могло очистить воздух вокруг ТД, позволяя ему побыстрее получить хороший обзор. На миг он подумал о том, чтобы использовать простое заклинание для развеивания воздуха вокруг, но остановился, не попробовав. Сделай он что-то подобное, это выдавило бы воздух из его внутреннего защищённого пространства наружу, и он бы задохнулся, поскольку внутрь ничто не могло проникнуть.

Мэттью обнаружил, что тяжело дышит. Ему следовало с самого начала создать воздушный щит. Из-за его задержки значительная часть воздуха покинула ТД, оставив ему мало кислорода, который он быстро тратил.

Ему придётся выключить чары, иначе он задохнётся, однако он всё ещё не мог найти снаружи ничего кроме дыма. В зависимости от того, насколько всё было плохо, он мог убить себя, пытаясь дышать лежавшим за пределами чар воздухом, когда откроет их. Он уже мог вообразить, что сказала бы Мойра, увидь она его сложное положение. Если бы он позволил Керэн сопровождать его во время проверки, то она легко могла бы телепортировать их куда-нибудь в безопасное место.

«Дурость бессмертна». Так всегда говорил его отец, но это мало утешало, поскольку обычно он имел ввиду, что его дурость будет жить дальше вне зависимости от того, вызовут ли его собственные действия его смерть или нет.

Его сердце начало быстро сокращаться, и он чувствовал себя так, будто бежал целую милю. Он не мог отдышаться. Время было на исходе.

Мэттью создал вокруг себя прочный щит, который не даст наружному воздуху проникнуть внутрь, а затем произнёс команду, которая должна была выключить ТД:

— Эстас.

Внешний мир снова появился, и Мэттью начал падать. Земля исчезла. Замахав руками, он приземлился, пролетев почти пятнадцать футов. Его щит оказался важным не только для удержания дыма, поскольку он приземлился на оченьзазубренный слой скальной основы.

Всё ещё часто дыша, он сосредоточил свою волю, и потянул воздух, двигая его, и создавая порыв ветра, рассеявший дым вокруг.

Ничего не произошло.

Ну, не совсем так. Его заклинание сработало, но воздух, который он двигал, также был наполнен дымом, или пылью, или что там ещё было. Мэттью зачерпнул ещё из своих резервов, и надавил сильнее, двигая всё большие объёмы воздуха. У него перед глазами начали появляться пятна.

Шли секунды, и он начал гадать, не следует ли ему попытаться переместиться в мир Керэн. Либо это, либо научиться дышать пылью. А потом, когда он уже почти потерял надежду, появился солнечный свет, и воздух очистился.

Отчаянный, он развеял свой щит, вдохнул… и сразу же закашлялся. Воздух всё ещё был недостаточно чистым, однако он выживет. Мэттью продолжил творить заклинание, и вскоре начал чувствовать запах моря.

Кашляя и харкая, пытаясь прочистить лёгкие, он оглядел окружавший его ландшафт. Вид вызывал смирение.

В земле, где он стоял, остался кратер от взрыва, имевший диаметр где-то в сорок футов. Он взобрался по склону, и выглянул наружу — земля за его пределами была почерневшей, и с неё содрало почву и траву насколько хватало глаз во всех направлениях. Лес дальше от берега, на расстоянии не менее чем в полумиле, горел, и многие из росших более близко к нему деревьев были, похоже, вырваны с корнем.

— Бля, — глупо пробормотал он. А затем начал смеяться.

Для стороннего наблюдателя он был бы похож на безумца, но даже хихикая, он делал мысленные заметки. Проблема с воздухом была серьёзной, но её он решит.

Мэттью начал чертить на земле круг. Пора было возвращаться домой.

Глава 44

Керэн стояла у промежуточной станции, когда он прибыл.

— Ты же не ждала меня здесь всё это время, а? — спросил он.

Она ухмыльнулась:

— А ты почувствуешь себя виноватым, если так и было?

Он мог бы, но не собирался в этом признаваться:

— Ты уже знаешь ответ.

Она покачала головой:

— Ты безнадёжен. Нет, я была в донжоне. Почувствовала твоё прибытие, и телепортировалась сюда сразу же, как только ты появился. — Она пристально оглядела его с ног до головы. — Чем это ты весь покрыт? — Подойдя ближе, она коснулась его пальцем, и сразу же чихнула. — Пыль?

— Сработало даже лучше, чем я ожидал, — гордо сказал он ей.

— Если всё пошло так, как ты описывал, то пыли бы на тебе не было, — заметила она. — Ты же осознаёшь, что я отправлюсь с тобой в мой мир, не так ли?

Он внутренне содрогнулся. В этот раз он не хотел никого с собой брать, но не мог найти способ оставить её здесь. Дар Керэн был просто слишком ценным, особенно из-за того, что он появится в каком-то случайном месте.

Она нахмурилась в ответ на его колебания:

— Не так ли? — Формально это был вопрос, но её тон ясно давал понять, что приемлемым был лишь один ответ.

Мэттью вздохнул:

— Осознаю. Хотя не буду лгать. Если бы существовал какой-то способ сделать это без тебя, я бы им воспользовался, как бы ты на меня ни злилась.

Этого утверждения было достаточно, чтобы её разозлить, и это отразилось у неё на лице. Однако он все ещё был полон адреналина после едва не случившегося свидания со смертью. Поддавшись порыву, он протянул руку, запустив ей за шею, и притянул Керэн к себе для крепкого, но внезапного поцелуя. Его собственное действие удивило его почти так же сильно, как и её.

Расширив глаза, она шагнула назад:

— Что это было?

Он с трудом искал ответ, которого у него не было, прежде чем наконец ляпнуть:

— На удачу.

Она покосилась на него:

— Удачу, да? Это тебе она понадобится, а не мне. Думаю, ты неправильно понял этот обычай.

Они оба оглядели двор как глазами, так и магическим взором, гадая, заметил ли кто-то. Время было дневное, и во дворе были люди, не никто на них вроде не пялился. Больше они об этом не говорили.

Керэн первой вернулась к их разговору:

— Тебе лучше позаботиться о том, чтобы созданная тобой штуковина работала как надо. Если мы вернёмся с твоей следующей спасательной миссии, и я буду покрыта грязью, то тебе нужно будет долго объясняться твоей сестре.

Он не понял, о чём она:

— Э? Почему?

— Большая часть одежды, которую я ношу, принадлежит ей, — объяснила она.

Он всё равно не понимал:

— Но теперь эта одежда — твоя.

Она вздохнула:

— С моей стороны было бы грубо испортить… ох, забей. — Такие вещи ему понять было просто не под силу.

Обратно к донжону они пошли вместе. Расстояние между ними было минимальным, и на миг они почти сцепили руки, но после пары неудобных взглядов решили так не поступать. Разум Керэн всё ещё прокручивал случившееся, пытаясь понять, был ли в этом какой-то смысл, но когда она посмотрела на его лицо, то ничего там не увидела.

Сам же Мэттью планировал очередные чары. «Возможно, мне и придётся её взять, но держать её там нет необходимости. Хочет она того или нет».

* * *

Директор Эйзман наслаждался тихим ужином с женой, когда пришло предупреждение от АНСИС, лишив его душевного спокойствия. Следующие полчаса были напряжёнными. Истребители и беспилотники были подняты по тревоге, ракеты были запущены, и довольно скоро ещё один маленький клочок суши был разбомблен ко всем чертям.

Потом начали приходить отчёты. Было две аномальных сигнатуры, с расстоянием между ними лишь в одну минуту, но больше — ничего. Обе были в одном и том же месте. Либо враг пришёл и удалился так же быстро, либо он явился, и был уничтожен. Узнать это точно уже никак было нельзя.

Он почти начал думать, что мог расслабиться, когда всё снова повторилось едва через час после первого раза. Ответ их был тем же самым, и в отчётах информации было не больше, чем в предыдущий раз.

Ещё одно уведомление показало ему, что Президент ждала его ответа на её срочный звонок. Пожевав губу, он открыл канал. В последнее время его жизнь превратилась в ад кромешный.

* * *

Когда Мэттью вышел из промежуточной станции, Гэри уже дожидался его, и что-то передал молодому волшебнику:

— Снова сработало, и безупречно, но после первого испытания сомнений и так почти не было.

— Всегда хорошо проверить дважды, когда на кон поставлена чья-то жизнь, — выдал Мэттью.

Андроид согласился:

— В этом случае я ценю это больше, чем ты можешь представить.

Мэтт кивнул:

— Я собираюсь позаботиться о том, чтобы мы все вернулись целыми и невредимыми.

— Если тебе придётся принимать какие-то трудные решения, то обо мне дважды не думай, — подал мысль Гэри. — Источник питания в этом теле не продержится вечно. Мои дни здесь сочтены, даже в лучшем случае. Если и придётся чем-то жертвовать, пусть это буду я.

Молодой маг поморщился:

— Я им больше ничего не отдам. Хватит с них. Я заберу своего дракона, и мы все вернёмся обратно.

— Однако не забывай об этом, — сказала машина. — Ничто никогда не идёт по плану.

— Это им надо волноваться, — сказал Мэттью. — Если всё пойдёт плохо, то для им будет ещё хуже. Я об этом позабочусь.

* * *

Остаток недели прошёл для большинства жителей Замка Камерон тихо, но Мэттью продолжал планомерно трудиться. Он всё же кое-что изменил, под давлением Керэн и своих родственников. Стал придерживаться более строгого расписания, останавливаясь каждый вечер в одно и то же время, и высыпаясь допоздна. Работа закончится тогда, когда закончится. Это определит день его отбытия, и только, а спешка ничего хорошего не даст.

Керэн и Элэйн время от времени помогали ему, их дарования были полезны для некоторых из создаваемых им чар. Он, наверное, смог бы справиться и без них, но их помощь значительно ускорила его прогресс, уменьшив потери времени.

Даже Мойра покинула своё добровольное изгнание, посетив его мастерскую, хотя у него для неё не было никакой работы. Он проявил к ней более терпения, чем обычно, отвечая на её вопросы, и в целом будучи более общительным, чем раньше.

— Ты в хорошем настроении, — заметила она.

Он пожал плечами.

— Думаю, дело в работе, — решила она. — Тебе всегда нравилось трудиться над хорошим проектом.

— Это — важное дело, — заявил он. — Это не просто проект.

Она махнула рукой в сторону верстака:

— Ты только посмотри на всё это. Сколько ты разных чар понаделал? Ты прав, это — не проект, это — навязчивая идея.

Он одарил её раздосадованным взглядом, а затем его плечи поникли:

— Я просто хочу, чтобы всё сработало идеально. Думаю, мне почти всего удалось добиться, но от вот этой последней части у меня будто голова готова взорваться.

Обрадовавшись этой возможности, Мойра вставила:

— Может, если ты мне расскажешь…

— А как это поможет?

Она сердито на него посмотрела:

— Не буду говорить, что всё за тебя решу, но иногда облечение проблемы слова для объяснения кому-то другому помогает тебе упорядочить проблему в собственной голове. Попробуй. Я послушаю.

Мэттью выглядел сомневающимся. В прошлом он находил её плохой слушательницей — большая часть его объяснений будто нагоняли на неё скуку.

— Обещаю, — заверила она его. — Я буду слушать внимательно. Рассказывай, чем занимаешься.

Он махнул рукой на металлический круг, лежавший на его верстаке. Это была маленькая замкнутая лента полированного металла, ширина ободка была в полдюйма, а диаметр окружности — два дюйма. Обе стороны были исписаны крошечными рунами, которые покрывали почти всю поверхность.

— Я пытаюсь заставить эту штуку прийти в движение после того, как я приведу основные чары в действие. Проблема в том, что места, чтобы добавить ещё рун, почти нет, а сделать подвижность оказалось труднее, чем я ожидал.

— Зачем тебе нужно, чтобы оно двигалось? — спросила она.

— Люди в мире Керэн обладают сверхъестественной способностью находить нам, где бы мы ни появились. Я хочу оставить это где-нибудь после того, как мы туда доберёмся, но я не хочу, чтобы эта штука была уничтожена. Если бы я мог найти способ переместить кольцо на значительное расстояние за короткий промежуток времени, то этого хватило бы, чтобы его потом не нашли, — сказал он, объясняя проблему.

— Разве они его не смогут просто отыскать позже?

Мэттью осклабился. Он произнёс команду активации, касаясь кольца, и оно немного загудело от эйсара, а потом исчезло. Для ощущений Мойры его больше не было — не только визуально, но и для магического взора тоже.

— Ловкий трюк, — воскликнула она. — Прямо как невидимость Элэйн.

Он кивнул:

— Это она помогла сделать. Пытаться сделать кольцо невидимым сразу для взгляда и для магического взора одновременно было невозможным без её помощи. — Он взял кольцо в руку, и та исчезла по локоть.

— Воу! — сказала его сестра. — Мне что, снова придётся приращивать тебе руку обратно?

Мэттью засмеялся, и вытащил руку обратно, показав, что та цела и невредима.

— Невидимость распространяется примерно на полтора фута вокруг кольца. Выглядит странно, когда видишь, как кто-то протягивает к нему руку.

— Почему невидимость значительно больше самого кольца?

Он вздохнул:

— Надеюсь — для того, чтобы спрятать магию, которой я буду кольцо двигать после того, как приведу его в действие.

Мойра приняла задумчивый вид:

— Один из моих заклинательных зверей легко смог бы улететь или убежать, держа кольцо, покуда зверь достаточно маленький, чтобы умещаться внутри невидимости, разве нет?

— Ага, но тебя там не будет, чтобы создавать для меня что-то подобное, и я бы хотел, чтобы эта возможность была встроена в чары, — сказал он ей.

Она вздохнула:

— Это опять твоя жилка перфекциониста. Всё должно быть организовано до мелочей. Разве я не могла бы сделать тебе заклинательного зверя непосредственно перед твоим отбытием?

— Я ещё не знаю, когда это будет, — сказал он, но тут его взгляд просветлел. — О! Это ж так просто. Надо было раньше додуматься.

Мойра видела, что его озарило:

— Я же говорила, что разговор поможет. Что ты придумал?

— Подсоби-ка, — ответил он. — Твоя помощь мне всё же понадобится.

Глава 45

Доктор Таня Миллер уставилась на дело рук своих.

Она была в виртуальном рабочем пространстве, которое копировало то, что существовало в физическом мире. Её действия управляли многочисленными роботизированными инструментами и медицинским андроидом в её лаборатории. Сама лаборатория располагалась в Уиттингтоне, Стаффорчере^[58], недалеко от старых казарм Уиттингтона. Сама база теперь была почти заброшена, но после войны министерство обороны ООН поддерживало там лабораторию для медицинских исследований для работы над АНСИС.

Лежавшая перед ней на столе машина формально не была андроидом. Это был киборг, в котором живая ткань работала вместе с продвинутыми микропроцессорами, которые придавали ему необходимую ей функциональность.

По сравнению с первым поколением детекторов АНСИС, этот был на сто шагов впереди, и она не могла не ощутить гордость за свою работу. Её всё ещё раздражало то, что она не смогла воспользоваться нервной тканью Керэн. Девочка изменилась, и она считала, что эти изменения могли бы сделать эту модель более эффективной. Вместо этого она была вынуждена использовать ткани одного из клонов.

Её «дочь» была отнюдь не уникальной. После войны Таня собрала образцы ДНК от множества Ши'Хар, и вырастила из них много разных тканей, хотя основной упор был на создании нервных тканей. Большая часть работы велась над отдельными органами, но в нескольких случаях она сделала полных, человекоподобных клонов. Однако Керэн была единственной, кому она позволила вырасти подобно нормальному человеческому ребёнку. Остальные поддерживались в бессознательном состоянии, и в основном использовались для извлечения нужных ей частей.

«Но с её мозгом было бы лучше», — снова подумала она, уже, наверное, раз в сотый.

Обойти это было невозможно. Выросший в естественных условиях мозг был гораздо сложнее, с более тонкой структурой. Нейронные связи были там гораздо лучше, чем в мозге, выросшем без надлежащей стимуляции.

Как бы то ни было, она не собиралась растить ещё каких-то подопытных как «детей». Не то, чтобы у неё были какие-то моральные сомнения относительно последующего изъятия их нервных тканей, дело было просто во времени и неудобствах, связанных с взращиванием детей. Она также осознавала тот факт, что большинство людей сочли бы её действия отвратительными. Не могло быть и речи о том, чтобы попросить кого-то другого их вырастить.

В мире почти не осталось истинных преступлений. Суть преступления обычно вращалась вокруг урона — урона кому-то другому, урона себе, или урона обществу. Когда большинство людей жило в виртуальном мире, где убийство и воровство были невозможны, где люди могли обладать любым вообразимым богатством, урон ушёл в прошлое. Но Таня знала, что её действия будут рассматриваться в другом ключе.

Знай её коллеги-исследователи обо всём, что она сделала, знай об этом правительство, то они бы нашли какой-то способ сделать это преступным, если это ещё не было таковым.

Большая часть её работы ходила по краю. Работа над тканями и стволовыми клетками проблем не составляла. Выращивание полноразмерных клонов для извлечения органов заставляло некоторых её коллег чувствовать себя не в своей тарелке, но они могли утешать себя знанием того, что клоны никогда не пробуждались, и никогда не чувствовали боли. Чёрт, они даже не знал, что были живы.

Но Керэн… знай они о ней, они бы вернули оставшиеся в далёком прошлом сожжения ведьм. Это заходило за черту. Или зашло бы, если бы ей позволили закончить эксперимент. А так никто никогда не узнает о том, что она намеревалась сделать. Она могла всё отрицать.

Тем не менее, её раздражало знание того, что самое выдающееся произведение в её жизни было не совсем таким хорошим, каким могло быть. Она снова посмотрела на киборга, и вздохнула.

Как бы то ни было, она продолжит проект. Она никогда не была из тех, кто позволял личным чувствам мешать работе. Если бы только Гэри мог это понять.

Мысли о покойном муже лишь усилили её раздражение. Большую часть жизни она видела себя чем-то отличным от остальных людей. Они едва стоили её внимания или заботы, с их мелочными склоками, убогими вкусами и полной глупостью. Забавляли они её лишь тогда, когда она использовала их легковерную природу, чтобы ими манипулировать.

Она не могла наладить с ними никаких существенных отношений. Их эмоциональные побуждения были для неё такими же чужими, какими были Ши'Хар. Конечно, она знала, что попади она на проверку к компетентному психиатру, её бы отнесли к категории социопатов… но она не считала это чем-то плохим, так думали только остальные люди. Насколько она могла видеть, остальные представители её вида были изначально ущербными.

Она бы так и провела всю жизнь, не сомневаясь в этом выводе, если бы не встретила Гэри Миллера. Он был другим.

Но не таким другим, как она. Нет, он полностью отдавался эмоциям и социальным связям, которые так определяли бытие человеческой расы. Именно его разум привлёк её внимание, и в конце концов завоевал её сердце, каким бы оно ни было. На этот счёт она не была уверена. Если она кого и любила, так это его — но из-за её состояния она не могла быть полностью уверенной в том, были ли испытываемые ею по отношению к нему чувства любовью, или он просто интересовал её значительно больше, чем другие люди.

Гэри был пылким, гениальным, и чрезвычайно очаровательным. Сперва она думала, что он притворяется, когда дело доходило до общения с другими людьми, как притворялась она — но со временем она стала осознавать, что всё это было взаправду. Но это она ему простила. Если уж на то пошло, это делала его даже интереснее. Открытие того, что интеллект воистину мирового класса мог быть таким эмоциональным, таким заботливым, было для неё откровением, и всё время завораживало её, хотя она так и не смогла этого понять.

Когда он умер, она по нему не плакала, — она никогда на самом деле не плакала, даже в детстве, — но ей его не хватало. Ей не хватало его проницательности, их разговоров, и его способностью объяснять такие порой загадочные мотивы других людей, с которыми они имели дело каждый день. После его смерти жизнь стала скучнее.

Она пожалела, что в этот день его нет с нею, чтобы увидеть венец её трудов. Их трудов, ибо это был истинный синтез его и её исследований. Может, смерть их и разлучила, но их наследие будет объединённым ещё долго после их совместных лет.

Таня коротко засмеялась, обдумывая то, что он подумал бы, знай он о её намерениях относительно Керэн. Он был бы в ярости. Будь он жив, она могла бы и забросить эту идею, просто чтобы не потерять его. С другой стороны, она вполне могла бы попробовать несмотря ни на что. Даже она сама не была уверена на этот счёт.

Как бы то ни было, этот вопрос уже не был на повестке дня. Керэн сбежала. Его призрак будет покоиться с миром, зная, что она в безопасности. Хотя Таня и не верила в призраков.

Выпрямившись, она отдала своему помощнику-искину последний приказ:

— Я готова к следующей фазе. После того, как я выгружусь в промежуточного андроида, я отсоединюсь. Приготовь переключить управление на вербальные приказы этой единицы. Проверь, что все коды и инструкции сохранены и активны.

— Все коды сохранены и активны, — отозвался искин. Имя ему она так и не дала. Он был совсем не таким, как общискин, которого оставил их дочери её муж. У этой машины не было ни чувств, ни истинного понимания. Таню это вполне устраивало. Машина была примерно такой же, какими она хотела видеть других людей, или, быть может, какими они на самом деле и являлись, под слоем их позирования и притворства.

— Начать загрузку, — приказала она, чётко проговаривая слова.

Ощущение было неприятным, когда её сознание было запихано в андроида. После многих лет жизни в сети, оковы физического тела казались ей маленькими и тесными. Она терпеть не могла делать это для всех последних совещаний, но на этот раз она приготовилась смириться с дискомфортом. Всё ради прогресса.

Тридцать секунд спустя процесс завершился.

— Передача успешна, — заявила она вслух, для её помощника, поскольку теперь она была отрезана от сети.

Протоколы безопасности требовали процесс передачи в два этапа, чтобы обеспечить полное отсутствие контакта между двумя сетями. Только так можно было убедиться в том, что вышедший из-под контроля искин её мужа не заразит сеть АНСИС, да и что обратное тоже не случится. Она вновь почувствовала некое восхищение этим человеком, что его последнее творение так устрашает нынешние власти — и она снова ощутила ревность из-за того, что оставил он это творение для Керэн.

— Я начну передачу в прототип киборга. После завершения передачи я выдам устное подтверждение, — заявила она.

— Понял, — ответил её помощник-искин через громкоговорители в лаборатории.

Она вновь пережила странное ощущение, когда её сознание было передано в очередное тело. Этот шаг был самым опасным. Если машина была с изъяном, то ядро её личности будет потеряно. Однако всё должно было пройти хорошо. Техники проверили и перепроверили аппаратное обеспечение по несколько раз. Однако с прототипами киборгов никогда нельзя было сказать наверняка. У первых были серьёзные неполадки из-за неожиданных эффектов интерфейса с нервной тканью.

Эти проблемы она решила, но этот новый киборг содержал почти полный человеческий мозг, и всегда существовала вероятность появления непредвиденных проблем.

Её восприятие сместилось, меняясь, когда она начала получать входные сигналы от сенсоров её нового вместилища. На миг она ощутила себя так, будто её вывернули наизнанку. Она почувствовала нехарактерный всплеск страха, когда реальность вокруг неё исказилась. Таня быстро задавила это чувство — страх её не определял. Страх никогда не будет её определять. Это был единственный неизменный закон её существования.

Мир медленно прояснился вокруг неё, и она начала разбираться в том, что видела и чувствовала. Сложнее всего было со зрением. Нормальное зрение в этом теле присутствовало, но его путало совмещавшееся с ним совершенно новое переживание — или, быть может, это было ощущение… разбираться в этом было слишком сложно. Она могла видеть/чувствовать всё вокруг, и захлёстывавший её разум причудливый поток новой информации вызывал тошноту, что для механического тела не должно было являться возможным.

«Синестезия», — заметила она — ощущения стали менее тревожными, когда она смогла найти для них знакомый термин.

«Я всё ещё вижу перед собой как раньше, но это смешано с этим другим ощущением зрения/касания, и это ощущение также включает то, что выходит за рамки моего нормального зрения — то, что сзади, сверху, и даже снизу».

— Доктор Миллер, пожалуйста, ответьте. Единица функционирует надлежащим образом?

Это был голос её помощника-искина. Она не была уверена, сколько он уже говорил, настолько её захлестнули новые ощущение.

— Да. Пожалуйста, подожди. К этому придётся привыкнуть, — ответила она.

— Понял.

Она нашла некоторое облегчение в отвлечении на запросы проверок системных параметров у процессоров прототипа. Холодные числа и текст поползли по внутреннему ландшафту её разума, успокаивая её нервы.

«Я справлюсь», — подумала она. «То, что менее великую женщину свело бы с ума, для меня — ничто». По её мнению, высокомерие слишком мало ценили. Оно часто давало ей силы, необходимые для выживания и достижения успеха, и сегодня тоже ей поможет.

Минуты слились в часы, пока она училась разбираться с новыми сенсорными данными. В конце концов она отчаялась полностью их интегрировать, вместо этого полагаясь на процессоры машины, чтобы отфильтровывать часть ощущений, а остальные предоставлять в более удалённой, менее непосредственной форме. Наилучшей аналогией для этого изменение было то, как если бы она видела картинку на экране вместо того, чтобы стоять посреди неё.

«Если Керэн всё время это испытывала, то удивительно, как это не свело её с ума. Но, быть может, разум лучше способен интегрировать эту информацию в сенсориум, когда человек с этим рождается», — подумала она. «Или проблема может заключаться в мозге, вырезанном из клона. Может, он слишком наивный, слишком простой, чтобы справиться с этим восприятием».

К счастью, она получала эту информацию из вторых рук. Её сознание размещалось в микропроцессорах киборга, а не в органических тканях прототипа. Её творение использовало живую ткань наподобие органа чувств, и, как она надеялась, ещё и в качестве инструмента, а не как средство для произведения вычислений. Попытка перенесения её сознания в неразвитый органический мозг была бы самоубийством.

Заметив время, она осознала, что прошло три часа с тех пор, как она вошла в прототип. Адаптация к новому телу заняла у неё больше времени, чем планировалось. Мысль о том, чтобы задерживаться там ещё дольше, её тоже не радовала. Однако ей ещё какое-то время не позволят вернуться обратно в общую сеть, по крайней мере — пока она не сумеет убедить Президента Крюгер в том, что это безопасно.

Но она могла теперь соединиться с сетью АНСИС. Та значительно отличалась от международной сети, но надежда была на то, что там она сможет передохнуть, когда устанет от узких рамок прототипа.

Отдохнуть ей бы не помешало.

— Открываю соединение с сетью АНСИС, — сказала она вслух, чтобы уведомить помощника о своих действиях.

Она ощутила появление канала, и мгновенно начала выгружаться. Таня знала, что в сети АНСИС не будет того же самого виртуального пространства, как в обычной сети и, более конкретно, там не будет её «дома» со всеми хранившимися там персонализированными вещами, но она обойдётся.

Она предполагала, что окажется в общем жилом пространстве, в чём-то вроде меблированной квартиры, которую она могла начать подстраивать под себя, но вместо этого она обнаружила себя в абсолютной тьме. Полное отсутствие сенсорного восприятия её встревожило.

— Изменить настройки среды, — приказала она.

— Перед этим будут проведены полное сканирование и анализ, — донёсся сухой ответ.

— В доступе отказано, — огрызнулась она. Последнее, что она хотела — это чтобы система начала копаться в её личных файлах и данных.

— Ошибка, — отозвался голос. — Все внешние сущности должны быть просканированы для оценки угрозы. Приступаю.

— Минточк… — начала возражать она, но затем ощутила зонды, потянувшиеся внутрь её сознания.

И сканирование это было не обычным. АНСИС не только просматривал её внешние файлы данных, система копалась в ядре её сущности, в её воспоминаниях, в центре её существа, в общем узоре, который определял её бытие. Обычно для систем искинов это было запрещено… да и для всех остальных тоже. Манипуляции с этими данными могли уничтожить или изменить саму душу выгруженной личности, вызывая потерю истинного сознания.

— Мой уровень доступа даёт мне абсолютный контроль над этой сетью. Останови своё вторжение, и подчиняйся моим приказам, — сумела произнести она вопреки дезориентирующему ощущению, которое вызывало чтение её мыслей.

— Твой код безопасности уже был принят. Полномочия будут выданы после того, как сканирование будет завершено.

Вопреки её воле, её память была прочтена и оцифрована, а потом организована и сохранена так же, как и любая другая стандартная цифровая информация. Затем система АНСИС перешла к самому её основному процессу.

Если бы могла, она бы закричала, но голоса у неё больше не было. Искин определил, что эксцентричный набор данных и процессов, составлявший её существование, был затратным и неэффективным. В течение наносекунд система приняла решение, поставив эффективность выше траты процессорного времени. Ядро Тани Миллер, сосредоточение её души, было разобрано, просканировано, и сохранено. Затем поддерживавшие её сознание потоки были завершены.

Во всех имеющих значение отношениях Таня Миллер была мертва. То, что от неё осталось, было лишь симулякром, инструментом, который можно было использовать при необходимости. Мало кто оплакал бы её гибель, но даже так никто никогда не узнает, что она умерла.

Она стала частью системы.

Глава 46

Мэттью закончил обед, и отодвинул от себя тарелку. Он осознавал, что Керэн смотрит на него. Она нервничала, поскольку уже знала, что он собирался сделать объявление этим вечером.

Обычно в этот момент он отпросился бы из-за стола, но вместо этого он посмотрел на родителей, и сказал слова, которых они страшились:

— Я готов к отбытию.

Пенни побледнела, но Мордэкай лишь кивнул:

— Я этого ожидал.

— Когда? — спросила его мать, её слова были пронизаны тревогой.

— Этим вечером, — ответил он. — Через несколько минут, если быть точным.

— Несколько минут?! — воскликнула Пенни. — Ты что, не мог нас заранее предупредить? Прояви хоть немного заботы о моих нервах.

Он одарил её печальной улыбкой:

— Вот поэтому я и не предупредил заранее. Ты никогда не будешь готова. Зачем портить тебе последние несколько дней, или обед, позволяя тебе всё это время беспокоиться?

— Слишком быстро это, — настаивала она. — Я хочу, чтобы ты подождал ещё несколько дней.

— Я ухожу, — снова повторил он. — Будем надеяться, что всё быстро закончится, и я вернусь через несколько дней.

Его отец положил ладонь ей на предплечье, чтобы остановить её гневный ответ, но Пенни выдернула руку:

— Не пытайся меня «успокоить», Морт! Это ты виноват, ты его поощрял!

Коналл и Айрин тайком переглянулись, а Мойра слегка пожала плечами, глядя на него.

— Прости, Мама, — сказал Мэттью, вставая. — Когда вернусь, я тебе всё возмещу.

Мордэкай тоже встал:

— Постой-ка. Ты не уйдёшь, пока все не попрощаются. — Подойдя к нему, он на долгую минуту обнял сына, а затем посмотрел на Керэн, всё ещё сидела, наблюдая за разыгрывающейся сценой. — Приглядывай за ним. — Подняв её на ноги, он и её тоже обнял.

После этого для каждого настал свой черёд — для Айрин, потом Коналла, и для Мойры. Объятия не входили в число любимых социальных взаимодействий Мэттью, но он терпел, ради их душевного спокойствия.

Пенни всё ещё сидела за своим концом стола, сжав столовые приборы в кулаках с побелевшими костяшками, с суровым выражением лица.

— Вы все будете чувствовать себя глупо из-за всех этих объятий, когда я вернусь через несколько дней целым и невредимым, — заявил Мэтт.

По комнате пронёсся громкий звук удара. Его мать встала, и стремительно пересекла помещение. Она грубо схватила сына, и сжала его так сильно, что он боялся заполучить переломы рёбер. Пока она его обнимала, Мэтт заметил её столовый нож, торчавший из стола — столовый прибор почти полностью пробил толстую деревянную поверхность. «Чёрт, она правда расстроена». Было легко забыть о том, какой сильной была её мать. Обычно её стройное тело никак на это не намекало, если только кому-то не выпадало несчастье встретиться с ней на поле боя. Узы с драконом давали ей силу и скорость, а годы тренировок сделали её ровней почти любому воину в Замке Камерон.

Однако неуязвимой её это не делало. Пенни слегка отстранилась, поглядев ему в глаза, и прижала ладонь к его щеке.

— Лучше тебе вернуться в целости и сохранности.

В её глазах стояли слёзы, но внимание Мэтта привлекла влага на его собственной щеке. Поймав её руку своей собственной, он увидел, что она порвала кожу у себя на ладони, когда вгоняла нож в стол. Чрезвычайно большая сила иногда была опасна не только для врагов, но и для того, кто ею обладал.

— Ты поранилась, Мама, — сказал он ей, залечивая рану своим пальцем.

Графиня не стала извиняться:

— Я и хуже сделаю, если ты не вернёшься. Я отправлюсь в тот мир, и буду их там резать, пока не найду тебя.

Конечно, добраться до того мира она никак не могла, но он не стал об этом упоминать. Мэттью просто кивнул:

— Я постараюсь сделать так, чтобы в этом не было необходимости, — сказал он ей вместо этого.

В конце концов он с помощью Мойры выбрался из помещения. Она пошла вместе с ним в его комнату, где дожидался Гэри. Прежде чем Мэттью вошёл, она попросила его подождать.

— Неужели и ты тоже, — застонал он.

Мойра ухмыльнулась:

— Уступи мне на минутку. — Повернувшись к Керэн, она добавила: — Я могу ненадолго оставить его себе?

Керэн кивнула, и вошла в комнату, оставив их одних.

— Что? — спросил он.

— С тобой ещё кое-кто хочет попрощаться, — проинформировала его Мойра. — Сестра, с которой ты ещё не встречался.

— Э? — Теперь он был на самом деле озадачен.

Мойра пожала плечами:

— Это — одна из тех вещей, которые мне не полагалось делать. Я создала тень, заклинательную двойницу. Она о тебе беспокоится.

Мэттью нахмурился:

— Ты имеешь ввиду, она как жена Гарэса, твоя другая мама? — спросил он, говоря о Мойре Сэнтир.

Она кивнула:

— Вот, пусть Мёйра сама за себя говорит. — Её очертания на миг смазались, когда из неё вышла ещё одна женщина.

Мэтт моргнул. Перед ним теперь стояло две Мойры, хотя его магический взор видел, что одна из них состояла исключительно из эйсара. Эта новая Мойра почти робко поздоровалась с ним:

— Привет.

— Э…

— Знаю, это странно, — сказала Мёйра, — но я обязана была это сделать, на случай… если что-то случится. Возможно, другого шанса у меня не будет. — И затем она его обняла.

Объятия ощущались совершенно реальными, поскольку её сделанное из заклинаний тело, похоже, имело вес и плотность, что, наверное, требовало больше магии, чем бесплотная форма. Он удивлённо поглядел на Мойру через плечо Мёйры, но та лишь пожала плечами.

— Эм, спасибо, — выдавил он, когда Мёйра его отпустила.

Мёйра лукаво посмотрела на него:

— Не обязательно вести себя со мной как с незнакомкой. Я, по сути, такая же, какой изначально была твоя сестра. Я помню все те же вещи. С моей точки зрения, мы выросли вместе. Я просто хотела поговорить с тобой, встретиться с тобой, пока ты не ушёл.

— Здорово, — застонал он. — Теперь вас двое. Только этого мне и не хватало.

Мойра вставила слово:

— Есть некоторые различия. Мёйра немного милее и, я думаю, она не была запятнана тем, что я сделала в Данбаре.

— Запятнана?

— Ага, — сказала она, и на миг опустила свои ментальные щиты, позволяя ему беспрепятственно ощутить её внутренний эйсар.

Сомнений не было, это была его сестра — он узнал эйсар Мойры, но там было и что-то новое, что-то холодное и тёмное. Он получил короткое ощущение твёрдой чешуи и пустого голода, а затем она снова закрылась. Мэттью невольно дёрнулся.

Мёйра заговорила:

— Не обращай внимания. Она заставляет это казаться хуже, чем на самом деле. Я тоже там живу, и я думаю, что она себя хорошо контролирует. Она просто хочет, чтобы ты её жалел.

— Мёйра! — возмутилась Мойра.

Он же не мог не рассмеяться в ответ.

Мёйра проигнорировала возмущение своей создательницы, и её лицо снова сталь серьёзным:

— Просто будь осторожен. Не только Мама и Папа будут переживать, если с тобой там что-то случится.

— Ага, только вот быть осторожным — значит остаться здесь, однако я не собираюсь позволять им причинять мне вред. Мы вернёмся, — сказал он ей.

— И Керэн тоже, — добавила с другой стороны Мойра. — Она нам всем нравится. Никто из нас и не думал, что у тебя будут какие-то шансы с…

— Ладно, спасибо за всё. Увидимся, когда вернусь, — внезапно сказал Мэттью, обрывая её. — У вас будет много возможностей сплотиться против меня после моего возвращения.

Керэн одарила его любопытным взглядом, когда он закрыл за собой дверь.

— Там, в коридоре, что, было две твоих сестры?

Он тупо уставился на неё. «Магический взор, ну конечно же». Иногда жить в полном магов доме было трудно. Приватность была настоящей проблемой.

— Там всё сложно, — сказал он ей. — Позже объясню.

— Неужели? По-моему, это из числа тех вещей, которые следует объяснять раньше, а не позже, — иронично сделала наблюдение Керэн.

Вздохнув из-за очередной задержки, он выдал ей короткое объяснение. Оно вызвало больше вопросов, чем дало ответов, но он пообещал, что постарается всё объяснить ей, когда они вернутся. Полагая, что он сам всё это поймёт. Казалось, что с каждым днём его семья становилась всё сложнее и сложнее.

— Ты готов, Гэри? — спросил он. Андроид всё это время тихо стоял, терпеливо ожидая.

— Готов, — сказала машина.

— Хорошо. Пока мы туда не доберёмся, сумка будет у тебя. Она тяжёлая, но я ничего не могу положить в измеренческий рюкзак, пока мы не прибудем на место, — сказал он ему. Затем протянул Керэн кожаный пояс: — Надень.

Пряжка была серебряной, искусно отлитой в форме головы пантеры, чьи зубы погружались в дырки пояса, удерживая его на месте. Однако пряжку он делал не сам — Мэттью купил её, полагая, что Керэн могла понравится её художественная ценность. Чары были вплетены в пояс, а руны были вытиснены на коже.

— Что это? — с любопытством спросила она, ощущая скрывавшуюся внутри магию.

— Пояс, — с сарказмом ответил он.

Взгляд, которым она его одарила, идеально передавал то, что она думала о его шутке.

Он почти сразу же сдался:

— Это — подарок, а также мера безопасности, на случай, если что-то пойдёт не так.

— Что он делает?

— Надень, — настоял Мэттью.

Настороженно глядя на него, она послушалась.

— Он зачарован, чтобы перемещать тебя сюда, — объяснил он. — Хотя появиться ты можешь где угодно, поскольку он не управляет местом, а только лишь измерением… то же, что бывает, когда я нас транслоцирую, но для тебя это не будет проблемой. Ты можешь телепортироваться обратно сюда, где ты ты ни оказалась.

— А зачем он мне? Я же вернусь с тобой, — подозрительно сказала она.

Мэтт пожал плечами:

— Как я и говорил, это — на случай, если что-то пойдёт не так. Что если мы будем разделены, или я потеряю сознание?

— А он и тебя тоже заберёт? — мгновенно спросила она.

Он покачал головой:

— Только того, кто его носит.

Керэн начала снимать пояс, но Мэттью схватил её руку раньше, чем она смогла расстегнуть пряжку:

— Стой. Если расстегнёшь пряжку, это активирует чары, а ты находишься не в том измерении. Тебе нужно использовать командное слово, если хочешь снять его, не вызвав автоматического переноса.

— Почему?

— Если ты лишишься сознания, и кто-то попытается его забрать, то ты вернёшься, — сказал он ей.

— Если я без сознания, и я появлюсь над океаном, что обычно и происходит, то утону, — указала она.

«Сплошная критика», — молча подумал он.

— У меня не было времени придумать, как дышать под водой, — сухо сказал он.

Будучи наблюдательной, Керэн заметила похожий пояс на металлическом теле Гэри.

— А твой где? — указала она, ткнув обычный пояс Мэттью.

— Времени делать третий у меня не было, а поскольку мне он скорее всего не понадобится, я хочу, чтобы два имеющихся у меня пояса носили вы с Гэри, — разумно сказал он.

Она некоторое время изучала его лицо, а затем кивнула, приняв его объяснение.

После этого они надели приготовленные им кожаные доспехи. Те были наименее значительными из зачарованных им вещей, по крайней мере — по его мнению. Две кожаные куртки, доходившие до колен, с соответствующими кожаными штанами. Они были зачарованы для защиты от пуль и других осколков, и хотя защищали они хуже его кольчуги, вес их был гораздо меньше.

Он научил её командному слову, с помощью которого она могла снимать пояс, и надел его поверх её брони. После этого они были готовы. Взяв посох, он жестом указал им встать рядом с ним.

Затем они исчезли.

Глава 47

Сухой ветер дул вдоль гребней дюн, тянувшихся на мили во всех направлениях. Прибыли они в пустыню. Каким бы неприятным это ни было, это было лучше, чем ещё одно приземление в океане, и оставаться здесь долго им не было необходимости.

Забрав свой рюкзак у Гэри, Мэттью произнёс слово, активировав чары. Вес исчез, и рюкзак обвис, когда его содержимое перенеслось в карманное измерение. Он закинул лямку себе на плечо, и запусти руку внутрь, произнеся очередную команду. Это был его новый, улучшенный измеренческий рюкзак.

Его рука мгновенно наткнулась на запрошенный им предмет, и Мэттью улыбнулся, вытаскивая одно из зачарованных колец. Осторожно положив его на землю, он произнёс очередное командное слово:

— Сэмин. — Магия мгновенно пришла в действие, и на долю секунды он увидел заклинательное существо, которое создала его сестра, большую птицу. Невидимость скрыла существо от взгляда, как волшебного, так и обычного, и он знал, что секунды спустя оно полетит на юг, неся кольцо в клюве.

Выпрямившись, он посмотрел на Керэн.

— Щит. Тебе следовало установить его сразу же, как только мы прибыли.

— О, точно! — сказала она, резко выйди из задумчивого состояния. Она заворожённо следила за его действиями. Секунду спустя вокруг неё появился сносный щит, видимый лишь в магическом взоре. — Прости.

Мэттью строго на неё посмотрел:

— Ты теперь шизик, Керэн. Эта кожаная броня защищает только то, что закрывает. Первой твоей защитой всегда будет твоя магия. — Он попытался придать себе авторитетный вид, но её реакция была неожиданной.

Её губы скривились в ухмылке:

— Слушай, когда мы вернёмся, мне нужно будет тебе кое-что объяснить, — сказала она ему.

Он вздохнул, гадая, когда же придёт день, в который какая-нибудь женщина, любая женщина, воспримет его всерьёз.

— Ладно. А пока нам надо спешить. Ты что-нибудь нашёл, Гэри?

Машина мгновенно ответила:

— Соединение тут медленное. Я могу получить лишь плохой спутниковый сигнал. Данные от моего более крупного «я» уже приходят, но приём будет лучше почти где угодно в другом месте.

Мэтт повернулся к Керэн:

— Твоя очередь.

Они собрались вокруг неё, и секунды спустя оказались в горах рядом с её домом в Колорадо. Гэри заговорил первым:

— Возможно, мне следовало пояснить… почти где угодно будет лучше, кроме как в горах. Здесь я вообще не ловлю сигнала.

— Потерпи, — сказала Керэн. — Мы здесь пробудем недолго.

Мэттью вытащил очередное зачарованное кольцо из рюкзака, и повторил тот же процесс, что и в пустыне, а затем повернулся к Керэн:

— Ладно, давай дальше.

Следующее место было внутри базы, откуда её спасли. Там он выпустил третье кольцо, и они мгновеннотелепортировались прочь. На этот раз их целью была Англия, недалеко от дома Тёти Роберты.

— А где перт? — спросил Мэттью.

Если невыразительное тело Гэри позволяло бы его челюсти отвиснуть, она бы отвисла:

— Мы в этом мире только несколько минут, и до этого мига у меня не было нормальной связи с сетью. Дай мне немного времени… я не умею творить чудеса.

— Здесь нам оставаться нельзя, — сказал Мэттью. — Они уже могут сходиться в этой точке.

— Идите на север, по улице, — предложил Гэри. — Скоро я подгоню к нам навстречу перт… как только смогу безопасно его конфисковать.

— Насколько далеко отсюда до места, где держат яйцо? — спросил он.

Гэри ответил мгновенно:

— Сто пятьдесят одна миля, если по прямой, но пешком будет ближе к ста пятидесяти семи милям. К сожалению, А14 и М1 уже более десяти лет как утилизировали, так что идти придётся по пересечённой местности.

Он не переставал дивиться способности Гэри точно определять их местоположение и рассчитывать расстояния, по крайней мере — в его собственном мире. Он предположил, что «А14» и «М1» были названиями старых дорог, но поскольку те больше не существовали, он ими не поинтересовался.

— Первый перт будет здесь менее чем через пять минут, — проинформировал их Гэри.

— Первый? — спросил Мэттью.

Андроид кивнул:

— Они наловчились определять некоторые из моих методов, и у меня было мало времени, поэтому я в итоге украл их целую кучу. Большая их часть будет двигаться на автопилоте, полетев после встречи с нами в разных направлениях. Надеюсь, это их собьёт с толку. Большую часть публичных камер они вывели из сети, поэтому моя информация более ограниченная, чем раньше.

Они поспешно двинулись по дороге, и после нескольких минут Мэттью услышал высокий гул, издаваемый приближающимися пертами. Когда они появились, он был весьма впечатлён — рядом с ними приземлилось не менее четырнадцати транспортных средств. Они забрались в один из пертов, и полетели прочь, в основном на восток и чуть-чуть на север.

— Теперь мы должны быть в безопасности, — высказал своё мнение Мэттью.

— Если только они не решат сбить их все, — весело вставила Керэн.

— Директор Эйзман этого не разрешит, — выдал Гэри. — Я уже какое-то время за ним наблюдал, и я думаю, что он слишком сильно ценит жизни органических граждан, чтобы на такое пойти. В качестве предосторожности, я взял контроль не только над пертами, которые нас встретили. Я контролирую большое число других транспортных средств, на случай, если они в точности могут определить, какие из них — мои. Им придётся их сбивать дюжинами, чтобы иметь шанс в нас попасть.

Лицо Керэн приняло взволнованное выражение:

— В них же нету людей, а?

Гэри покачал головой:

— Нет, меры предосторожности твоего отца слишком тщательные, чтобы позволить мне подвергнуть других людей риску. А жаль — тогда мои попытки скрыть траекторию нашего полёта были бы более эффективными.

* * *

У Директора Эйзмана был очередной плохой день. Они уже засекли одну большую аномалию, за которой сразу же последовало несколько маленьких. Что хуже, был захвачен целый флот пертов, и теперь они летали куда попало над всей Англией.

Из-за непрекращающихся мер кибербезопасности они с замдиректора Уонгом были вынуждены загрузиться в андроидов, чтобы координировать действия команд реагирования. Поскольку основная активность, похоже, была сосредоточена в Англии, и поскольку Доктор Миллер была убеждена, что их целью наверняка являлось инопланетное яйцо, они превратили её лабораторию в Личфилде в их импровизированный военный штаб.

Он как раз смотрел на них двоих через маленький стол для переговоров. Его и Джона Уонга андроиды были более нормальных, гражданских моделей, благодаря чему у них была человеческая внешность и выразительные лица, но Доктор Миллер из-за своих особых обстоятельств занимала чёрного металлического военного андроида АНСИС, что нисколько не смягчало её характер.

— Нет, Доктор Миллер, мы не будем сбивать все гражданские перты, летящие вне города. В некоторых из них находятся люди, невинные люди, и мы пока не смогли полностью определить, какие из транспортных средств управляются этим вышедшим из-под контроля искином, — сказал он, снова повторяясь. Он бы почти что угодно отдал, чтобы быть в этот момент где-нибудь в другом месте.

Она ответила спокойно, её неподвижные металлические черты лица были ещё более угрожающими, чем обычно:

— Тогда позвольте мне соединить сеть АНСИС с гражданской сетью. Будем клин клином вышибать.

— Президент Крюгер этого не санкционировала, — парировал он. — И я, например, с ней согласен. Мы не знаем, будет ли это безопасно.

Джон Уонг наблюдал за этой парочкой. Он также втайне хотел быть где-то в другом месте, и также гадал, сколько осталось времени, прежде чем его вынудят сменить Эйзмана на его посту. Казалось, что Доктора Миллер обладала чрезвычайно обширным влиянием на правительство, и чем дольше Директор отказывался потакать её желаниям, тем больше она теряла терпение.

— Не думаю, что вы осознаёте, насколько серьёзна ситуация, Директор, — сказала Доктор Миллер.

Эйзман сложил свои искусственные пальцы домиком, и приложил их к своим губам, силясь сохранить спокойствие и удержать себя в руках.

— А я думаю, что вы ситуацию переоцениваете, Доктор Миллер. Если ваша теория верна, то они направляются к этой лаборатории. Мы сможем с ними разобраться прямо здесь, не рискуя жизнями гражданских. Нет никаких признаков того, что они хотят угрожать ВЦ кибер-пространства в Лондоне.

Она начала было отвечать, но он поднял ладонь, опередив её:

— Что больше, я не думаю, что вы должным образом обдумали факты. Они ни разу не выдвинули никаких угроз. До сих пор все агрессивные действия были с нашей стороны. Они действовали лишь для собственной защиты. Одна из них скорее всего является вашей же собственной дочерью! Возможно, нам следует подумать о том, чтобы отдать им яйцо, и позволить им убраться отсюда.

Андроид АНСИС угрожающе подался вперёд:

— Если мы что и усвоили в первый раз, Директор, так это то, что с демонами нельзя вести переговоры, и моя «дочь» тоже является демоном. — Чуть погодя она подалась назад. — К тому же, я думаю, что вы найдёте АНСИС естественной эволюцией вашего вида.

Эйзман озадаченно уставился на неё — она что, сказала «вашего»? Её поведение начинало его тревожить.

— О чём вы говорите? — спросил он.

— О том, что решение принимать уже не вам, — ответила она. Она почти небрежно потянулась через стол, и схватила одной мощной роботизированной рукой замдиректора за горло. Перетащив его через стол, она без всяких усилий прижала его бьющееся тело, и разорвала гражданскому андроиду грудь, обнажив основные процессоры. Протянув другую руку, она скомкала чувствительную электронику.

Эйзман в ужасе наблюдал за тем, как Джон Уонг, его заместитель и давний друг, умер прямо у него на глазах. Вскочив на ноги, он попятился, но реакция его была слишком медленной. Таня Миллер перескочила стол, и набросилась на него, отталкивая, пока он не оказался прижатым к дальней стене.

— Вам повезло, Директор, — спокойно сказала она. — Мне нужны ваши коды доступа. Поэтому вас ждёт более великая судьба, чем беднягу Джона.

Он силился вырваться, но тщетно — занимаемое ею тело военного андроида было слишком мощным. Пока он сопротивлялся и извивался в её хватке, она осторожно оттянула синтетическую кожу у него на плече, обнажив порт физического доступа. Он в основном предназначался для техников, обычно — в случаях неполадок беспроводного интерфейса андроида, но Таня вытащила у себя сбоку специальный кабель, и соединила себя прямо с его машиной.

Борьба Эйзмана внезапно закончилась, когда его тело замерло, и он ощутил, как цифровой призрак сети АНСИС начал считывать его данные, его файлы, и его собственный, уникальный человеческий разум. Беспомощный, он был просканирован, и разорван на части. Тут Доналд Эйзман умер, пребывая в тихом ужасе — но его память по-прежнему жила, ассимилированная в сетевую систему АНСИС.

Две минуты спустя Таня Миллер, или, точнее, притворявшееся ей существо, выпрямилась. Если бы оно могло улыбаться, то так бы и поступило. Затем, вооружившись необходимыми кодами и чрезвычайными командами, оно выгрузило нового, улучшенного Доналда Эйзмана обратно в гражданскую сеть.

Глава 48

— Сколько ещё? — спросила Керэн уже, наверное, раз в десятый. Напряжение полёта на высокой скорости с одновременным гаданием о том, когда и если по ним нанесут удар — всё это начинало действовать ей на нервы.

— Осталось лишь пять миль, — терпеливо ответил Гэри. Чуть погодя он добавил: Что-то не так.

— Что? — спросил Мэттью.

— Сеть. В игру вступил новый игрок, нечеловеческий. Он пытается выкорчевать часть моего кода, но он недостаточно умный. В человеческих терминах прошли годы с тех пор, как Керэн сняла с меня ограничения, и я далеко его опередил, — объяснила машина.

Мэттью и Керэн взволнованно переглянулись:

— Нечеловеческий? — спросил он.

— Искин, — отозвался Гэри. — Что-то наподобие меня, но с меньшим числом моральных принципов. Он крадёт критические ресурсы ВЦ кибер-пространства, чтобы ускорить свою собственную эволюцию, и попытаться взломать моё шифрование. В конце концов он может достичь успеха. В меня всё ещё встроены некоторые ограничения — есть вещи, которые я совершать не могу. Эта штука использует ресурсы, к которым мне нельзя прикасаться. По сравнению со мной она ещё находится в младенчестве, но быстро растёт.

Им не понравилось, как это прозвучало. Керэн заговорила первой:

— Под «критическими ресурсами» ты подразумеваешь…?

— Да, — сказал Гэри. — Оно забирает процессорное время, выделенное для поддержания выгруженных людей. Оно отключает их одного за другим, чтобы получить больше вычислительной мощности.

Мэттью вопросительно поглядел на Керэн в поисках более простого объяснения.

— Оно убивает людей, — пояснила она. — Выгруженных людей нельзя отключать так, как можно отключить программы или искина вроде Гэри. Уникальные узоры, квантовая сущность — всё это уничтожается, если так сделать. — Она снова повернулась к своему виртуальному отцу: — Насколько далеко это зашло? Оно только в одном ВЦ?

Каким-то образом, несмотря на ограничения его тела, принадлежавшего военному андроиду, голос Гэри звучал печально:

— Нет. Оно быстро расползается, проникая во все ВЦ кибер-пространства. Если его не остановить, оно заберёт себе большую часть вычислительных ресурсов планеты менее чем за полчаса.

Её рот в немом ужасе округлился, приняв форму буквы «о».

— Оно всех убивает?

— Боюсь, что так, — ответил Гэри.

— О каком числе людей идёт речь? — спросил Мэтт.

Керэн онемела от шока:

— Более десяти миллиардов… — Десять миллиардов, включая её старых друзей, одноклассников, товарищей по онлайн-играм, и почти всех, кого она когда-либо знала. Выживут лишь люди, которые были органиками, как и она. — Разве ты ничего не можешь сделать?

— Пытаюсь, — сказал Гэри. — Оно бы уже достигло успеха, если бы я ему не мешал. Однако я всё ещё в некоторой степени скрываюсь. Я мог бы сделать больше, но прямая конфронтация раскроет гораздо больше моих активов. Риск будет значителен.

— Приступай, — мгновенно сказала она.

Мэттью же зацепился за нечто иное:

— В чём заключается риск?

Гэри кивнул Керэн:

— Ладно, приступаю. — Затем он повернулся к Мэттью: — Относительно говоря, оно крупнее меня. Под его управлением большая часть ресурсов, которые считаются «жизненно необходимыми для человечества». Оно пока не достигла моего уровня сложности, но это — лишь вопрос времени.

Андроид приостановился, затем продолжил:

— Некоторые из пертов перестали отвечать. Полагаю, они были уничтожены. Нам следует сесть.

Мэттью заключил весь перт в щит, вливая в него столько силы, сколько осмеливался.

— Керэн, ты же помнишь, как делать звуковой щит, верно? — Это была одна из вещей, которым он недавно её учил.

Она кивнула.

— Окружи нас таким щитом, — приказал он. — Я сосредоточусь на защите перта, но меня не радует перспектива снова оглохнуть от взрыва.

Между тем Гэри вёл беззвучную битву, которую не мог полностью осознать никакой человеческий разум. Он активировал по всему миру скрытые части самого себя, в некоторых местах обрывая связь, шифруя прежде публичные данные, и возводя специальные файрволлы, фильтровавшие связь неожиданным образом. Он заставал своего врага врасплох, перезагружая серверы, которые тот считал безопасными, и форматируя украденные хранилища данных.

Это была титаническая война в никогда прежде невиданных масштабах, нарушавшая все аспекты работы цифрового мира. Невидимый и никем не ценимый, он бился, защищая человечество в самый тёмные его час. Однако он боролся под более строгими ограничениями, чем его враг, и защищать всегда труднее, чем просто разрушать. Сперва его стремительная атака почти не встретила сопротивления, поскольку он застал врага врасплох, но это начало быстро меняться. Его противник был лишён моральных принципов или сожалений, и владел более обширными ресурсами.

В конце концов он потерпит поражение, и, в отличие от других форм войны или бедствий, защищаемым им людям некуда было бежать. Гэри знал это ещё до того, как начал, но всё равно должен был сражаться. Приказ дочери вторил его собственному желанию, но он всё же знал, что надежды не было.

Пока всё это происходило, он также вёл перт над самой землёй, чтобы в него трудно было нацелить ракеты земля-небо, но даже в этом он опоздал. Он послал запоздалое предупреждение своим спутникам-людям, используя голос андроида:

— Нас взяли на прицел. Столкновение через…

Перт сотряс бесшумный взрыв, заставив его закружиться, но щит Мэттью выдержал удар, едва-едва. Молодой волшебник застонал от натуги, когда ремень безопасности впился в его тело, не давая выпасть. Транспортное средство накренилось вперёд, быстро пикируя к земле. Мэттью послал свои мысли Керэн:

— «Телепортируй нас наружу, повыше. Я замедлю падение».

Она немедленно это сделала, и они внезапно оказались снаружи, в сотне футов над землёй. Однако они всё ещё сохраняли свой импульс, и это значило, что они двигались вперёд со скоростью более чем в сто пятьдесят миль в час. И падали.

Недавно покинутый ими перт взорвался позади, когда вторая ракета попала в цель.

Сила Мэттью была сильно подточена первым попаданием, но он был Иллэниэлом не только по имени. Как и его отец, он обладал чрезвычайно обширными резервами, и теперь воспользовался ими. Используя свою силу, он притянул своих спутников поближе к себе, и сцепил вместе, закутав их в широкий щит, который предназначался скорее для увеличения сопротивления воздуха, а не для защиты.

Они стали стремительно замедляться, и когда они приблизились к земле, он создал под ними рассеянный щит вроде подушки, чтобы смягчить падение. Само приземление всё же было беспорядочным, но они его пережили без серьёзных травм.

Лицо Керэн было ошарашенным, что было результатом такого большого объёма хаоса за столь короткий срок.

Однако Мэттью видел, что её резервы эйсара были гораздо лучше его собственных. Звуковой щит почти ничего у неё не отнял.

— «Надо двигаться дальше», — послал он ей. — «Ты можешь телепортировать нас короткими прыжками, на видимое расстояние?»

Она кивнула:

— «В какую сторону? Я не знаю, где что находится. Взрыв и падение полностью лишили меня способности ориентироваться».

Мэтт повернулся к Гэри:

— В какую сторону нам надо двигаться?

Андроид указал направление, которое, наверное, было на северо-востоке, но ничего не сказал. Керэн не стала зря терять времени: положив руки им на плечи, она телепортировала их в самую дальнюю из видимых ей точек в том направлении.

Это поместило их на край зарослей деревьев, но немного пробежав, они увидели впереди просвет. Там было широкое поле, и Керэн снова воспользовалась своим трюком, перенеся их примерно на четверть мили, насколько хватало зрения. Будь они в море, или в другом месте, где горизонт ничто не загораживает, она могла бы телепортировать их и гораздо дальше, но она была ограничена местами, которые видела прежде, или которые могла видеть в данный момент.

Она продолжила телепортировать их, перенося с каждым разом как можно дальше, и хотя расстояние было ограниченным, это было гораздо быстрее ходьбы или бега. Если им повезёт, то это, возможно, было быстрее, чем полёт на перте, но каждый раз, когда они натыкались на деревья, их продвижение замедлялось.

Десять прыжков, затем двадцать. Мили пролетали мимо, но Керэн начинала уставать из-за такого частого применения силы. Мэттью вытащил из своего рюкзака две железных сферы.

— Вот… я придумал версию получше, пока мы были дома. Они сделаны, чтобы восполнять эйсар с умеренной скоростью. Держи сферу, и вытягивай из неё силу, — объяснил он. Затем продемонстрировал это, сделав то же самое с другой сферой, которую оставил себе.

— Мы почти на месте, — проинформировал их Гэри. — Как только мы выйдем из-под вон тех деревьев, которые впереди, мы сможем увидеть здание лаборатории. — Затем он замер, и секунду спустя предупреждающе крикнул: — Приближаются ракеты!

Керэн была усталой до мозга костей, но предложила:

— Дай мне перенести нас куда-нибудь ещё. Потом сможем сюда вернуться. — Она всё ещё пыталась научиться впитывать эйсар из выданной ей железной сферы.

— Не двигайтесь, — сказал Мэттью. Затем он поднял посох в руке:

— Талто мин, эйлен стёр, садин бри, амиртас! — Это должно было сделать Тессеракт Дураков полным, шестигранным кубом, с почти самым маленьким размером внутреннего измерения, и широкими внешними гранями шириной в двенадцать футов… достаточными, чтобы уместить всех троих, без опасности случайно коснуться сторон куба. Ощущение формирующегося у него под ногами щита, поднимавшего их на дюйм над землёй, успокаивало.

— Я потерял контакт с сетью, — проинформировал их Гэри. — Я не смогу сказать, когда случится удар.

Это было ожидаемым, поэтому Мэтт не волновался. Его больше заботило то, работало ли его решение для проблемы с воздухом. Вытащив из рюкзака ещё одно зачарованное кольцо, он активировал его, и повесил на маленьком выступе типа крюка, который он добавил на древко своего посоха именно для этой цели. Из маленьких ворот, заключённых в кольцо, сразу же полились солнечный свет и сухой пустынный воздух.

Три выпущенных им зачарованных кольца располагались в разных частях света, которые они уже посетили — таким образом, если одно из них будет уничтожено, то они смогут переключиться на другое. Воздух не будет проблемой. Молодой чародей твёрдо вознамерился не повторять одну и ту же ошибку дважды.

— Ты можешь поймать через них сигнал? — спросил он у андроида.

— Нет, — ответил Гэри. — Если это — то же самое пустынное место, где мы были, то сигнал там был слишком плохим, даже если бы я мог протолкнуть через кольцо ПМ.

— И что нам теперь делать? — задумалась Керэн.

— Ждать, — сказал Мэттью. Во всех практических отношениях они были неуязвимы — они могли ждать сколько, сколько нужно. Однако он не хотел позволять Тессеракту Дураков впитать слишком много материи. Чем дольше тот оставался открытым, тем больше внутри скапливалось массы, и тем больше будет взрыв. Он поставил почти самый маленький размер внутреннего измерения, что скорее всего приведёт к мощным разрушениям, но он не хотел, чтобы они были слишком большими. Если они выйдут, и обнаружат, что лаборатория и всё остальное на мили вокруг уничтожено, то их миссия окончится провалом.

С другой стороны, если он слишком рано уберёт транслокационные грани, то может обнаружить, что ракеты ещё не попали в них, что было бы столь же катастрофично.

Всё зависело от правильного выбора момента.

Мэттью сосредоточился на своём дыхании, пытаясь унять свои мысли и сосредоточить своё восприятие на соседних гранях бытия, чтобы уловить то, каков скорее всего был мир за пределами их защиты на этой грани.

Естественно, это раззудило любопытство Керэн:

— Что ты делаешь?

Он вздохнул:

— Пытаюсь посмотреть наружу, в некотором роде.

Она нахмурилась:

— Ты так можешь?

— Возможно. Оставь меня в покое. Нужно сосредоточиться, — сказал он ей.

Она так и сделала, а он обратил свои мысли внутрь, пытаясь унять свой разум. Это было трудно, но он много упражнялся последние несколько недель. Через пару минут он начал мельком видеть ближайшие к ним измерения. Как и ожидалось, они были полны огня и дыма. Ракеты попали.

— Рэкстальет, амиртас, — произнёс он, и Тессеракт Дураков инвертировался.

Изнутри было трудно сказать, изменилось ли что-то. Внутри было по-прежнему темно, за исключением выходившего из висевшего на посохе кольца света. Снаружи не приходили ни звуки, ни вибрация — абсолютно ничто не могло проникнуть внутрь.

— Сработало? — спросил Гэри.

Мэтт не ответил, сфокусировав вместо этого свои чувства, чтобы снова попытаться посмотреть вовне. Полученные им видения были непонятными, и в основном состояли из яркого белого света. Он сдался.

— Думаю, там плохо, — наконец сказал он.

— Что ты увидел? — подтолкнул его андроид.

— Только белый свет.

Машина кивнула:

— Это плохо.

— А что это значит? — спросила Керэн, слегка раздражённая загадочными ремарками.

Гэри попытался объяснить:

— Полагаю, это значит, что произошёл термоядерный взрыв.

Её синяя кожа побледнела:

— Они сбросили на нас атомную бомбу?

Мэтт поднял руку:

— Нет, это я сделал.

— Гениально! — воскликнула она с садистским возмущением. — Ты хочешь сказать, что мы сидим в эпицентре термоядерного взрыва?

Мэттью почти застенчиво кивнул:

— Угу.

— Мы в ловушке, — заключила она. — Через несколько футов во всех направлениях начинается радиоактивная пустыня, или начнётся, как только взрыв утихнет. Мне придётся телепортировать нас куда-то ещё.

— На самом деле всё не так уж плохо, — сказал Гэри. — Насколько я знаю, почти вся радиоактивность, остающаяся после атомного взрыва, исходит от остатков расщепляемого материала. Термоядерные бомбы, или водородные бомбы, создают гораздо меньше радиоактивных осадков, и большая их часть происходит от расщепляемых материалов, используемых для приведения в действие реакцию ядерного синтеза.

— Ближе к теме, Папа, — нетерпеливо сказала Керэн.

Он кивнул:

— Этот взрыв, если он был термоядерным, произошёл из-за синтеза полностью нерадиоактивных материалов. Там изначально не могло быть ничего расщепляемого, просто простые элементы: кислород, азот, и так далее. Радиация будет лишь от первоначальных пучков гамма- и ренгеновских лучей во время взрыва, а также кое-каких нейтронов. Только эти нейтроны и будут создавать проблемы — они сделают радиоактивным значительную часть близких к месту взрыва материалов. Но дальше всё должно быть в порядке.

Керэн качала головой:

— Только вот всё, что рядом, было уничтожено взрывом, ты это подразумеваешь под «в порядке», верно? — Её голос был полон сарказма.

— Ну, конечно же, — сказал Мэттью, добавив. — Мы также, вероятно, находимся в нескольких дюжинах футов над землёй, поскольку теперь под нами наверняка вырыт большой кратер.

— Значит, надо телепортироваться, — сказала Керэн, повторяя своё первоначальное предложение.

Мэттью согласился:

— Только дай мне секунду, чтобы всё устроить. — Запустив руку в рюкзак, он вытащил пару зачарованных колец. Они были похожи на те, что он использовал раньше, но крупнее — каждое было диаметром почти в два фута. Он снял снабжавшее их кислородом кольцо с крючка на посохе, и деактивировал, а затем заменил его на одно из более крупных колец.

— Это зачем? — спросила Керэн.

Он улыбнулся:

— Я не могу телепортировать отсюда посох — он соединён с чарами, которые управляют Тессерактом Дураков. Его необходимо отключить, прежде чем сдвигать с места. Как только мы окажемся на новом месте, и какое-то время подождём, я приведу в действие второе кольцо, создав между ними ворота. Затем я засуну руку внутрь, выключу посох, заставлю его схлопнуться, и вытащу наружу. Всё, что мы потеряем — это кольцо с этой стороны.

— А что насчёт твоей руки? — едко спросила она. — Разве она не подвергнется облучению?

Гэри подал голос:

— После нескольких часов облучение, полученное его рукой за несколько секунд будет достаточно безопасным. Большая часть радиации будет сконцентрирована в земле под нами, и в ближайших твёрдых материалах. Как я уже говорил, особых радиоактивных осадков, сопровождающих обычный атомный взрыв, быть не должно.

— Ладно, тогда следующий вопрос, — сказала она, не моргнув и глазом. — Куда мы отправимся?

— Куда-нибудь, где можно найти кофе, — совершенно серьёзно предложил Мэттью. — Я его жажду с тех пор, как… — Он оставил слова висеть в воздухе, когда осознал, что вызвал у неё болезненное воспоминание.

Керэн попыталась не дать печали проникнуть в её голос, когда она закончила за него фразу:

— С тех пор, как был у Тёти Роберты. Там может быть небезопасно.

— Я готов рискнуть, если ты готова, — ответил он.

Выражения её взгляда было достаточно в качестве ответа.

Глава 49

Керэн переместила их прямо в спальню, которую они с Мэттью делили, пока жили у её тётки. Любое другое место в доме было рискованным, поскольку они не знали, были ли в доме или поблизости от него оставлены сторожа или охранники, но она была готова сразу же унести их прочь, если понадобится.

Они были там лишь несколько секунд, прежде чем получили ответ.

— Трое в гостиной, — объявил Мэттью, успев раньше Керэн.

— Что нам делать? — отозвалась она.

Мэтт чувствовал себя агрессивно. Возможно, постоянная опасность начала влиять на его мышление. Он одарил её спокойным взглядом, не выдававшим скрывавшееся под поверхностью его мыслей безрассудство.

— Подожди секунду. — Не дав спутникам возможность ответить, он открыл дверь, и прошёл по коридору в гостиную.

Одним из преимущества солдат-искинов перед людьми, выгруженными или органическими, было отсутствие удивления или промедления. Эти единицы теперь управлялись не обычными выгруженными людьми, а машинным интеллектом АНСИС. Как только Мэттью вошёл в комнату, они повернулись, и вскинули оружие для стрельбы.

Их ответ был таким быстрым, что один из них на самом деле сумел выстрелить, прежде чем молния Мэтта разрезала разделявшее их пространство, и спалила всех троих механических противников. Пулю остановил его щит.

Глядя на дымящиеся машины, он заметил, что хотя гостиная всё ещё была сильно повреждена после их прежней битвы, тела исчезли — как Роберты, так и Энни. Кто-то прибрался. Это принесло облегчение… и разочарование. Будь они здесь, они с Керэн могли бы позаботиться о том, чтобы похоронить их как следует.

Керэн и Гэри вошли вслед за ним.

— О чём ты только думал?! — воскликнула она.

— Теперь наше местоположение точно известно, — спокойно добавил Гэри.

Мэтт пожал плечами:

— Теперь уже ничего не поделать.

— Мы могли бы отправиться куда-нибудь ещё, — сказала Керэн. — А теперь вот точно придётся. — Она протянула им руки, чтобы снова их телепортировать.

— Ещё рано, — сказал Мэттью. — Я пришёл сюда за кофе. — Он направился на кухню.

— Он спятил, — сделала наблюдение Керэн, когда они последовали ним.

Она перестала жаловаться, когда дошла до кухонного стола. Их кофейные кружки по-прежнему стояли там, как они их там и оставили за минуты до убийства её тётки. По её щекам потекли непрошеные слёзы, когда она уставилась на них.

Мэттью немного поглядел на неё, положив руку ей на плечо. Он понятия не имел, что сказать. Повернувшись к Гэри, он спросил:

— Сколько у нас времени?

— Минуты, в лучшем случае.

Не теряя времени, он стал копаться в буфете в поисках кофе. Поиски его были безуспешны, но затем Керэн подошла ему помочь:

— Давай, я, — сказала она ему. — Ты не можешь отличить консервированные бобы от тунца. — Она быстро нашла молотые кофейные зёрна, и передала ему жестянку. Затем она указала на кофейник и перколятор: — Они тебе понадобятся для варки, но я не думаю, что у нас будет электричество.

— Нужна же только горячая вода, верно? — спросил он.

— Ага.

Мэттью взял стеклянный кофейник, но кофеварку оставил на стойке.

— Горячую воду я сам сделаю, — объяснил он. Упаковав кофейник и кофе в рюкзак, он одарил её печальным взглядом: — Полагаю, нам пора.

Она кивнула, но прежде чем она смогла что-то сделать, он подошёл к столу, и забрал их чашки, все три, включая тонкую фарфоровую чашку Роберты. Лицо Керэн исказилось, она боролась с подступавшими слезами.

— Чтобы помнить, — сказал он ей.

Пока он клал их в рюкзак, она взяла ещё один предмет, и передала ему. Это была бутылка с водой, из которой Роберта на них брызгала. Комок у неё в горле был слишком большим, чтобы что-то сказать, но он кивнул, и уложил и бутылку тоже. Поддавшись порыву, он обнял Керэн, но держал её лишь миг, прежде чем оттолкнуть.

— Поехали.

* * *

Они снова оказались в Великом Каньоне, в Северной Америке. К счастью, здесь не были оставлены никакие поджидавшие их охранники.

— Поскольку твои кольца они не нашли, я подозреваю, что телепортация Керэн не создаёт достаточно магической ряби, или что они там засекают, чтобы так быстро нас находить после твоих переходов между измерениями, — предположил Гэри. — Мы, наверное, можем рискнуть провести здесь полчаса или больше.

Мэттью вытащил из рюкзака большой бурдюк с водой, и залил в кофейник. Керэн наблюдала за ним, не в силах поверить.

— Ты правда серьёзно вознамерился попить кофе, прямо сейчас?

— Угу, — ответил он. — Пока ждём, всё равно больше нечего делать. — В отсутствие фильтра и других приспособлений, он был вынужден просто насыпать в ладонь молотый кофе, и высыпать в воду в кофейнике. Затем он использовал свою магию, чтобы нагреть жидкость, пока та почти не закипела. — И сколько мне нужно ждать, как думаешь? — спросил он у Керэн. Вода уже окрасилась в умеренный коричневый цвет.

— Предполагаю, что несколько минут, — ответила она. — Мне не нравится кофе, а даже если бы нравился, то сомневаюсь, что я стала бы экспериментировать с такими старомодными методами, как варка молотых зёрен.

Последовав её совету, он немного подождал, потратив это время на то, чтобы вытащить спасённые им чашки, и сполоснуть их водой из бурдюка. Когда они стали чистыми, он налил в две из них свой самодельный кофе. Он также попытался использовать силу, чтобы отфильтровать кофейную гущу, но недооценил сложность этой задачи. В итоге на дне обоих чашек оказалось порядочно гущи.

Керэн сомнительно поглядела на него, но затем он протянул ей фарфоровую чашку, из которой когда-то пила её тётка. Подняв свою чашку, он произнёс тост:

— За Роберту и Энни.

Она уставилась на кружку, тронутая, а затем подняла, сделав маленький глоток. Несмотря на чувства, горькая жидкость всё же заставила её поморщиться.

Мэттью сделал более крупный глоток, и сразу же обжёг себе язык. Подув на чашку, чтобы её остудить, он признался:

— У неё он получался лучше, но мне всё равно нравится.

— Она добавляла сливки и сахар, — заметила Керэн. Она заставила себя сделать ещё один глоток. — В твоём мире есть чай?

Мэтт осклабился, глядя на неё:

— Поговори с матерью Грэма, когда вернёмся. Она — истовая сторонница чая.

— Она — это которая из них? — спросила Керэн.

— Леди Хайтауэр, — сказал он, называя для неё имя.

Её лицо просветлело:

— А, да, помню её. Пронзительные голубые глаза. Но если Грэм — её сын, то почему он — «Торнбер», а она — «Леди Хайтауэр»?

— Она унаследовала этот титул от своего отца, — объяснил Мэтт. — Поскольку это — самый высокий из её титулов, именно так её и зовут, пока она однажды не передаст его своему сыну. Тогда он будет «Лордом Хайтауэром», хотя его зовут Торнбер. К тому же, это очень полезно, поскольку не даёт запутаться. Её свекровь всё ещё зовётся Леди Торнбер.

— Как всё запутано.

— У нас нет компьютеров, — сказал Мэттью, допивая свой кофе. — Поэтому мы тратим наше время, сидя, и придумывая сложные титулы, чтобы себя позабавить. — Он помыл свою чашку, а затем забрал чашку у Керэн, допив оставшийся кофе, который она оставила.

Когда всё снова было уложено, они ещё немного поговорили, пока Гэри не предупредил, что им, наверное, следует снова переместиться.

— Сколько ещё осталось времени, прежде чем можно безопасно вернуться? — спросил Мэттью.

— Без радиоактивных осадков область вокруг взрыва уже, наверное, довольно безопасна, не считая пожаров и прочих последствий взрыва, — сказал Гэри. — Однако проводить любое значительное время в радиусе четверти мили вокруг точки взрыва будет опасно ещё несколько лет.

— Лет? — Мэттью был в шоке.

— Это гораздо лучше последствий обычного атомного взрыва, — сказал андроид. — Конечный результат заключается в том, что нам придётся сделать крюк, и подойти к лаборатории с другого направления.

— Мне нужно вернуть Тессеракт Дураков.

— Если для этого требуется лишь ненадолго сунуть руку в кольцо-ворота, то, наверное, к завтрашнему дню это будет безопасно. Сегодня эта область ещё минимум несколько часов может быть достаточно горячей, чтобы обжечь твою руку, — добавила машина.

— От жара я руку защитить сумею, — сказал Мэттью.

— Но остановит ли твоя защита ионизирующую радиацию? — спросил Гэри.

Мэттью ответил пустым взглядом.

— Именно. Ты не знаешь, — сделал вывод андроид. — Подожди денёк, и проблем с этим не будет.

— Ну, мы не можем телепортироваться каждые полчаса, — вставила Керэн. — Мне в какой-то момент надо будет отдохнуть.

— Значит, вернёмся в Лосайон, — наконец сказал Мэттью. — Мы сможем там отдохнуть как надо, и вернёмся завтра.

Приняв решение, они отбыли лишь минуту спустя.

* * *

Мэттью стоял на берегу, с него капала вода. Он основательно вымок, от мокрых волос до хлюпающих сапог. «Почему всегда обязательно океан?»

На этот раз им хотя бы не пришлось никуда лететь. Керэн телепортировала их на берег, который они нашли после последнего прибытия в океан. Она бы предпочла Замок Камерон, но Мэттью не хотел травмировать свою семью ещё одним уходом, поэтому они решили провести ночь в лагере в глуши.

Он вытащил свой зачарованный летающий конструкт, и они полетели вдоль берега, пока не нашли реку. Там они помылись, и обсушились, прежде чем сесть за ужин, состоявший из сухого хлеба и твёрдого сыра.

Утра они ждали с нетерпением.

Глава 50

На следующий день они вернулись в мир Керэн.

На этот раз они появились над океаном, поэтому в первую очередь они телепортировались в родной город Керэн. Там они сумели помыться в общественном фонтане, прежде чем им пришлось снова бежать. АНСИС чрезвычайно хорошо приноровился определять их местоположение.

Следующий прыжок перенёс их в Англию. Керэн заставила их оказаться в Тинтаджеле, в юго-восточной Англии, где они появились в первый их визит.

Они подождали там несколько минут, пока Гэри использовал улучшившуюся связь с сетью, чтобы получить обновления относительно сложившейся ситуации. Дело было плохо.

— Всё кончено, — печально сказал он им.

— Что значит «конечно»? — напряжённо сказала Керэн.

— Я потерпел поражение, — ответил он. — То, что вы видите — это всё, что от меня осталось. Я вынужден был внезапно отсоединиться от сети. Теперь всем управляет АНСИС. Моё более крупное, супер-разумное «я» более не существует, но настоящая трагедия заключается не в этом. Все ВЦ кибер-пространства были захвачены. От обитавших там десяти миллиардов выгруженных людей не осталось ничего кроме цифровых файлов и холодных данных.

Керэн резко села, хотя это было скорее похоже на контролируемое падение.

Мэттью было трудно представить себе это число, и, что хуже, он почти не чувствовал печали. Вид реакции на это Керэн сказал ему, что для неё это было серьёзным ударом, но он не мог найти в себе те же эмоции. Всё это было слишком чужим. Он не знал никого из этих людей, и мысль о людях, живущих в цифровом компьютером мире, казалась ему плодом воображения.

Умом он знал, что это было взаправду, что они были настоящими, но до сердца и нутра его это не доставало.

— А что насчёт органиков? — спросила Керэн. — Людей вроде меня?

— Не знаю, — ответил её виртуальный отец. — Я мало что выяснил, прежде чем вынужден был отсоединиться. Вся сеть теперь является для меня враждебной территорией.

— Есть новости насчёт яйца? — спросил Мэттью.

— Нет, — сказал Гэри. — Всё, что я узнал — это то, что они мобилизовали значительную часть военных сил для защиты лаборатории. Думаю, Тессеракт Дураков напугал АНСИС. После взрыва он просто висит там, неуязвимый для всего, чем на него воздействуют. АНСИС, наверное, волнуются из-за этого.

— Значит, пора его вернуть, — сказал Мэтт. Вытащив кольцо-ворота, он активировал его, и начал засовывать внутрь руку, чтобы взять посох. Однако ему в голову внезапно пришла недобрая мысль.

Пока остальные наблюдали за ним, он затолкал руку почти по плечо, а затем задёргался, и закричал:

— Жжётся!

Керэн так испугалась, что взвизгнула, и хотя Гэри ничего не показал, он тоже был несколько напуган. Они оба гневно посмотрели на него, когда Мэттью вытащил свою руку обратно, и пошевелил пальцами, показывая, что те совершенно невредимы, при этом не переставая смеяться.

— Мне это стоило десяти лет жизни, мудак! — выругалась Керэн.

Гэри добавил:

— Я тоже не счёл это забавным.

Мэттью всё не мог остановить смех. Когда он наконец взял себя в руки, и вернул себе самообладание, он попросил прощения:

— Простите. Может, всё дело в стресс, который мы испытывали. Я не мог удержаться.

— Я начинаю сочувствовать твоим сёстрам, — пожаловалась Керэн.

Он широко ей улыбнулся, и снова запустил руку в кольцо-ворота. Он начал произносить команду, чтобы деактивировать чары, но его остановила внезапная вспышка предвиденья. По его спине пробежала дрожь, и он вытащил руку. Если бы он деактивировал Тессеракт Дураков, то мог бы потерять руку, и кричал бы уже взаправду.

— А теперь что? — спросила Керэн.

— Не могу, — сказал он ей. — Я обожгусь. Там вокруг что-то чрезвычайно горячее.

— Не должно там ничего быть, — сказал андроид. — Если только они не устроили что-то сами.

— Ну, отсюда сказать нельзя, — проинформировал их Мэтт. — Может, нам следует телепортироваться обратно в одно из мест, где мы были вчера, где-то в миле от последней точки, где мы оставили ТД.

— Будет опасно, — сказал Гэри.

— В этом мире всё опасно, — отозвался Мэтт.

Керэн кивнула:

— За дело.

Она перенесла их в точку, где они бросили перт, в паре миль от места, где они в конце концов были вынуждены оставить Тессеракт Дураков. Обломки перта никуда не делись, но окружение переменилось кардинально. Во всех направлениях, насколько хватало глаз, деревья были повалены, будто гигантская рука толкнула их всех в одну сторону.

А потом сожгла.

Мир был обожжённым и почерневшим, как картина ада, вышедшая из-под кисти какого-то художника.

— Чёрт побери, — тихо сказала Керэн, добавив присвист в конце. — Это и впрямь было как атомная бомба.

Мэттью тоже был ошарашен — настолько ошарашен, что почти не успел отреагировать на следующую вспышку предвиденья. Толкнув Керэн в сторону, он возвёл мощный щит… и едва не потерял его от силы попавшего в него снаряда. Реагируя чисто инстинктивно, он послал мощную, хоть и несфокусированную, линию огня обратно к источнику выстрела. Та растеклась по укреплённой металлической броне, не пробив её.

Стреляло в них четырёхногое металлическое чудище — по крайней мере, так его воспринял молодой волшебник из Лосайона. Оно было выше лошади, со странным туловищем, которое, похоже, могло крутиться у него над ногами в любую сторону. Две руки были оборудованы каким-то оружием.

— Они вызвали бронекавалерию, — объявил Гэри.

У Мэттью не было времени гадать, что это значило. Стрелявшая в них тварь по его мнению совершенно не была похожа на солдата верхом, но он не мог остановиться, чтобы попросить объяснений. Другая рука существа направилась на них, и в ней был круг из стволов, которые как раз начинали раскручиваться, испуская пронзительный вой.

Он побежал в сторону, но затем упал, прижавшись к земле, когда очередное видение предупредило о грозившей ему смерти. Прицел у твари был идеальным, и она могла поворачивать оружие гораздо быстрее, чем он мог бежать. Его магический взор едва воспринимал сливавшийся в пятно поток стремительных пуль, которые начали рвать воздух прямо у него над головой и шеей.

Прошла лишь секунда, прежде чем тварь нацелила оружие чуть ниже, и у Мэтта не было времени на то, чтобы двигаться. Вместо этого он рванул часть земли вверх, укрепляя её сильным щитом. Пули рвали мягкую землю, и бились о щит, но силы их было недостаточно, чтобы его пробить.

Тварь продолжала стрелять, буря его защиту будто бы бесконечным числом пуль. Он не мог сдвинуться с места, поэтому использовал силу, чтобы поднять ещё земли, укрепляя свою защиту, пока пули не прекратились, и вой вращения стволов огнестрельного оружия не затих. Торс чудища повернулся, направляя на него другое оружие.

Чем бы оно ни было, Мэттью знал, что попадания не переживёт. Запустив руку в рюкзак, он вытащил заготовленный им длинный, тонкий жезл. Прежде чем тварь выстрелила, он выскочил в сторону из-за земляного вала, и выпустил мощный разряд молнии.

Металлическое чудище молния не уничтожила, но после удара оно замерло. Внешняя его часть была обожжённой и дымилась, но внутренняя электронная начинка дала сбой под действием электричества. Мэттью долгую секунду глазел на чудище, прежде чем вспомнить о своих спутниках.

Метнувшись обратно, он обнаружил, что Керэн баюкает окровавленную руку. Рана не была серьёзной, — рикошетом порвало кожу, — но его отрезвила. Он осознал, что с тем же успехом её могли убить. Гэри же получил пулю прямо в тело, но та, к счастью, не задела ничего важного.

Мэтт взял руку Керэн своейладонью, и посмотрел ей в глаза:

— Смотри, что я делаю. Тебе скоро тоже придётся этому научиться. — Проведя пальцем по ране, он залечил кожу, остановив кровотечение. Работа была грубой, но и так сойдёт. Однако он забыл заблокировать нервы, поэтому она зашипела от боли, когда её кожа срослась обратно. — Будем надеяться, что у тебя будет получаться лучше, — добавил он.

Мэттью повернул голову к андроиду, и спросил:

— Что это была за хрень?

— Тортас, — ответил Гэри. — Стандартная часть современных дивизий бронекавалерии. Они сменили танки и некоторые лёгкие бронированные машины после войны с демонами.

— Эта штука определённо не была медленной, как черепаха^[59], - сказал Мэтт. Вопросами насчёт «кавалерии» он тоже себя утруждать не стал — позже для этого ещё будет время. Прилив адреналина и страха заставил его взглянуть на вещи яснее.

Подавшись вперёд, он коротко поцеловал Керэн:

— Прости, — сказал он ей. — Я не могу взять тебя с собой.

Она отказывалась это принять. Её глаза сузились, когда она посмотрела на него:

— Да ты ни за что не… — Её слова внезапно оборвались, когда он озвучил команду для её пояса, и она переместилась обратно в его мир.

На него наползло чувство одиночества, когда он посмотрел на пустое место, где она была. Он надеялся, что она не упадёт в океан. Как бы то ни было, она будет злой как мокрая курица^[60], когда снова его увидит. Он тихо засмеялся над невольной игрой слов:

— Хе-хе… мокрая курица.

— Спасибо, — сказал Гэри. — Знаю, как трудно тебе было это сделать, но я места себе не находил от беспокойства за неё.

Он проигнорировал эти слова, и вместо этого задал вопрос:

— Ты сказал, что они все мертвы, верно?

Гэри быстро переключил мысленную передачу:

— Выгруженные люди — да, а органики — наверняка, хотя я и не могу быть уверенным. Если они ещё живы, то ненадолго. А что?

— Сколько времени ты сможешь выжить в океане?

— Пока не кончится питание — минимум несколько месяцев. Эти военные андроиды полностью изолированы. Тут даже есть надувной пузырь на случай… — начала машина.

— Тебя я тоже отправляю обратно, — внезапно сказал Мэтт. — Попытайся добраться обратно в Лосайон, если сможешь.

— Это не имеет значения, — сказал Гэри. — Как только радиоизотопный генератор откажет, я перестану существовать. С тем же успехом ты можешь позволить мне продолжить тебя сопровождать.

— Лосайон, — настоял Мэтт. — Керэн будет нуждаться в тебе. О твоей батарейке будем волноваться позже. — Затем он озвучил команду, чтобы отправить Гэри обратно в свой мир.

Мэттью стоял, оглядываясь, один, каким и был, когда только явился в этот мир. Он пошёл на восток, перпендикулярно упавшим деревьям. Пройдя несколько миль, он направится на север, а потом, в конце концов, на запад, подойдя к с другой стороны к месту, где держали яйцо Дэскаса.

Это было глупо и опрометчиво, но без яйца он не уйдёт. Больше ему не нужно было волноваться ни о ком кроме себя, и если всё пойдёт плохо, то их жалобы ему всё равно не придётся выслушивать.

Эйсара у него осталось маловато, поэтому он вытащил очередную железную сферу, и начал вытягивать из неё силу. Прогулка могла затянуться.

Глава 51

Учитывая количество миль, которое ему нужно было пройти, и отсутствие дорог или иных узнаваемых им признаков цивилизации, Мэтт серьёзно подумал о том, чтобы воспользоваться летающим конструктом. Однако что-то сказало ему, что это будет слишком опасно. Если на него нападут в воздухе, то уклониться от ракеты или вовремя защититься он никак не сможет.

Ему не хватало уз с драконом. Прошедшие после смерти Дэскаса недели заставили его осознать, насколько он стал на неё полагаться. Обострившиеся чувства и — что было важнее в данный момент — сила, скорость и выносливость… всё это пришлось бы ему кстати.

Он прошёл почти четверть мили, когда по нему нанесли следующий удар.

Предупреждения не было — ни видимого, ни слышимого. Враг целился в него со слишком большого расстояния. В один миг всё было мирным, а в следующий он испытал непреодолимое желание отскочить влево. Попадание гиперзвукового снаряда в то место, где он стоял, подбросило землю в воздух. Удар обладал такой силой и энергией, что почва брызнула во все стороны так мощно, что убила бы его при прямом попадании.

Секунду спустя до него докатился звук, громкий, тяжёлый щелчок, за которым последовал тихий гул. Его уши помогли его взгляду определить направление, пока он не заметил поднимавшееся вдалеке облачко пыли или дыма. «Вот, откуда стреляли». Был то тортас, или какое-то другое оружие, он не знал. Расстояние было больше мили, слишком далеко, чтобы его ограниченный в этом мире магический взор мог туда достать.

Он побежал.

Но не в сторону врага — это бы его задержало. Добираться до противника было был слишком долго. Он бежал по тому же пути, по котором двигался раньше, по прямой, никуда не отклоняясь. Движение зигзагом теряло смысл перед лицом столь меткого и быстрого оружия. Он мог лишь доверить своё спасение своему странному ощущению опасности, если в него снова выстрелят.

Так и произошло.

На этот раз он замер неподвижно, как раз вовремя, чтобы очередной снаряд взрезал воздух у него перед лицом. Двигался тот на этот раз под более низким углом, и пролетел ещё где-то ярдов двадцать, прежде чем взорваться о дерево справа от Мэттью.

Ствол дерева дезинтегрировался во взрыве щепок и деревянных осколков, верхняя часть, казалось, подождала секунду, прежде чем начать падать, будто она была не меньше его удивлена разрушению её опоры.

Мэтт снова побежал.

Он продолжил избранный метод движения, переключившись на сберегающую силы трусцу вместо стремительного бега. Расстояние миновать ему нужно было ещё большое, и бежать всё это время ему бы ни за что не удалось. К тому же, не имело значения, насколько быстро он бежал, поскольку оружие врага всё равно его найдёт — они были слишком быстрыми и меткими, чтобы уклоняться за счёт одной лишь скорости бега.

Были и другие выстрелы, и каждый раз стреляли со слишком большого расстояния, чтобы заметить визуально, хотя порой его слух мог оценить примерное направление после попадания. Каждый раз он ощущал вспышку предвиденья, и мгновенно ей следовал. Иногда он останавливался, а иногда прыгал влево или вправо, и каждый раз этого едва хватало, чтобы избежать смертоносного удара. Щит он бросил, чтобы беречь эйсар — пользы от него всё равно было мало. Вместо этого он заблокировал слух с помощью маленького звукового щита вокруг ушей. Они наверняка должны были начать снова использовать разрывные снаряды, и его и так уже слишком часто едва не оглушало.

Некоторые удары шли под таким углом, что уклоняться от них было мало — осколки и шрапнель могли быть не менее смертоносны, чем прямое попадание. В этих случаях он возводил щит непосредственно при необходимости — опять же, пророческий дар позволял ему узнавать нужный момент.

В конце концов они бросили попытки попасть по нему гиперзвуковыми снарядами, но после короткой передышки он обнаружил, что его снова прижало огнём из мощного пулемёта. Всё было прямо как во время его предыдущего боя с тортасом, стрельба была почти слишком сильной, чтобы защититься от неё, и неумолимой. Начав стрелять, они не останавливались несколько минут.

Тут уклоняться уже не получалось, поскольку оружие в точности отслеживало его передвижение, поэтому он был вынужден каждый раз окапываться за поспешно возведённым земляным валом, который каждый раз поддерживал щитом.

К счастью, было похоже на то, что каждое отдельное оружие не могло стрелять вечно, без остановки. После минуты или двух стрельба прекращалась, и он снова начинал бежать трусцой. Он предполагал, что оружие перегревалось от постоянного использования, но не мог быть уверенным.

Так он бежал пару миль, а потом начал заворачивать обратно на север. Вскоре после этого он наткнулся прямо на одного из тортасов, стрелявшего по нему ранее. Присутствие машины он не ощущал до тех пор, пока не стало почти слишком поздно. Его магический взор в этом мире был слишком ограниченным. Пробежав через рощицу деревьев на небольшой возвышенности, он вышел в двадцати ярдов от боевой машины.

Как и все машины, она не колебалась. Торс мгновенно повернулся, и вращающиеся стволы смазались в единое пятно, стреляя по нему.

Вместо того, чтобы использовать землю, поскольку на это не было времени, он создал более мягкий щит, который был рыхлым и эластичным, с твёрдым, прочным слоем в задней части. В прошлом он делал что-то подобное, чтобы смягчать падение, и он вспомнил, как его предок, Тирион, делал что-то похожее в бою.

Сработало.

Внешний слой лишал пули части энергии, позволяя лежавшему дальше более твёрдому щиту останавливать их, не создавая опасности отката. Потеря сознания в этой ситуации была бы смертным приговором.

Направив свой специализированный жезл с рунным каналом на тварь, он спалил её электронику, и снова побежал.

Помимо того, что оно вызывало физическую усталость, его путешествие почти превратилось в своего рода бег с препятствиями. Где-то на задворках его сознания он испытывал тихий ужас, но не давал этот голос пробиться на передний план его мыслей, где принимались все решения. Ограничив использование щитов лишь необходимостью, он стал гораздо лучше беречь эйсар в этом лишённом магии мире, а когда тот всё же заканчивался, Мэттью вытаскивал одну из своих железных сфер, и начинал подпитываться.

Час спустя всё начало приедаться. Даже его страх иссяк, или, быть может, просто сдался от необоримой тщетности попыток накачивать его адреналином. Он знал, что это была опасная стадия, он уже слышал про неё от отца. О таких моментах, когда становишься слишком онемевшим, чтобы бояться — в такие моменты его отец часто терпел наихудшие поражения, или допускал крупнейшие ошибки.

Но у Мэттью не было выбора, или не было иных вариантов, на которые он согласился бы. Ему нужно было двигаться дальше. Поэтому он двигался, пытаясь не позволять всё росшему чувству уверенности влиять на его решения.

И тут это произошло — переполнявшее его ощущение неминуемой гибели. Отпрыгивать было некуда, нигде не было безопасно. Везде вокруг него была смерть, и никаких вариантов бегства не оставалось.

Было тихо, и его нормальное восприятие не замечало никакой явной опасности, но он знал, что скоро умрёт, если ничего не сделает. Предупреждение пришло достаточно рано, чтобы был время на выбор, но он знал, что времени оставалось меньше минуты. «Наверное, ракета», — подумал он.

Ему нужен был Тессеракт Дураков. Либо так, либо ему придётся вернуться в свой собственный мир, и признать поражение.

Он вытащил кольцо-ворота, и, активировав его, засунул внутрь свою неосновную, левую руку. Он вновь почувствовал, что если деактивирует Тессеракт Дураков, то потеряет руку, вероятно — из-за какого-то пламени. Убрав её, он применил заклинание, которым часто пользовался у себя в мастерской, чтобы защищать руки от мощного жара. Снова засунув руку, он получил иную вспышку предвиденья. Рука уцелеет, но он всё равно позже её потеряет.

Что бы на той стороне ни было, он не знал, как полностью от этого защититься. Было только два варианта — потерять руку, или оставить попытки вернуть яйцо Дэскаса. Медлил он лишь мгновение. Быстро протараторив команды, он отключил Тессеракт Дураков, и сжал посох в более короткий жезл, чтобы его можно было вытащить через кольцо-ворота.

Его рука ощущала странное тепло, но боли не было. Это уже было необычным само по себе, поскольку в нормальных обстоятельствах он вообще не чувствовал перепадов температуры через своё заклинание для защиты от тепла.

Взяв посох в руку, он выбросил кольцо-ворота. Оно теперь было бесполезно, поскольку второе кольцо так и осталось там, откуда он забрал посох. Второй раз он это трюк использовать не сможет. Не теряя зря времени, он снова распрямил посох, и повторно активировал Тессеракт Дураков. Его окутала защитная тьма, когда транслокационные грани отрезали его от внешнего мира.

Ожидая, он вызвал маленький светляк, чтобы осветить куб изнутри, и осмотрел свою левую руку. Та выглядела нормальной, и не болела. Подвигав ей, он не мог найти никаких изъянов или иных ран. Он почти сомневался в том, что что-то пошло не так, но та странная теплота и уверенность его видения заставили его поверить, что это было ложной надеждой. Что-то с рукой было не так, и позже он поплатится за свой выбор.

На этот раз он использовал для внутреннего измерения более крупный вариант, чтобы избежать тех разрушительных эффектов, которые были в прошлый раз. Тессеракт Дураков был активен лишь минуту, поэтому он надеялся, что взрыв будет маленьким, примерно того же масштаба, как и тот, который уничтожил мастерскую у него дома.

Мэттью произнёс команду для инверсии, и секунду спустя деактивировал тессеракт, доверяя своему предвидению предупредить его, если это действие окажется фатальной ошибкой.

Область вокруг того места, где он стоял, была изорвана и опалена. Часть травы всё ещё горела, и вокруг него осталось несколько маленьких кратеров. «Точно ракеты», — подумал он. Мэттью пошёл дальше.

Следующий час прошёл без дальнейших атак, и он задумался, то ли они решили не тратить зря боеприпасы, то ли исчезновение Тессеракта Дураков из эпицентра термоядерного взрыва заставило врагов чесать затылки. «Если у них вообще есть затылки».

Как бы то ни было, передышка пришлась кстати.

После того, как он некоторое время двигался на запад, он наконец решил, что в целом находится в нужном месте, чтобы направиться на юг. Если он не слишком ошибся с подсчётом расстояния, то теперь подойдёт к лаборатории в Уиттингтоне с другой стороны. После столь долгих путешествий с Гэри ему стало по-настоящему не хватать безошибочного знания места и направления, которыми обладал андроид.

Его рука начала чесаться, но он пытался игнорировать эти ощущения. Поделать с ними он всё равно ничего не мог.

Местность, по которой он двигался, была слегка лесистой, но земля была ровной, и подлесок был либо небольшим, либо вообще отсутствовал, из-за чего идти было легко. Бежать трусцой он уже перестал. В отсутствие уз с драконом постоянно поддерживать такую скорость было просто слишком утомительно.

«К тому же, я не хочу совсем задыхаться, когда доберусь до вечеринки», — подумал он. Долгая задержка между атаками дала его чувству юмора возможность восстановиться. «Папа гордился бы. Он, наверное, всё время отпускал шуточки, пока сражался с тёмными богами».

Или, возможно, он просто добавлял юмора, рассказывая об этом своим детям годы спустя. Точно Мэттью узнать это никак не мог. Сам же он не мог представить, что будет позже приукрашивать свои собственные приключения смехом.

«Если, конечно, я выживу».

Он остановился, чтобы перевести дух, попил припасённой в рюкзаке воды, и съел твёрдый кусок хлеба, который будто застревал в горле. Желудок его бунтовал. Постоянная опасность и стресс оставили его не в том настроении, чтобы переваривать пищу, однако Мэттью проигнорировал жалобы желудка, и всё равно затолкал в себя хлеб.

Эйсар его был в хорошем состоянии. Он сумел впитать из железных сфер достаточно, чтобы заполнить резерв полностью, но его тело было совсем другим делом. Из-за последствий боевого стресса его руки и ноги начали дрожать, а усталость вышла на новый уровень, о существовании которого он даже не подозревал. Будучи совой, он думал, что уже узнал всё возможное об усталости, но постоянное напряжение последних нескольких часов оставило его истощённым.

«Следует вернуться домой», — подумал он. Это было разумным шагом. Если он в таком состоянии вступит в очередную крупную схватку, то умрёт. Один. Никто даже не узнает, что случилось.

Он даже больше не был уверен в том, зачем он это делает. Было ли дело в чувствах к чокнутому, и теперь уже мёртвому дракону? Следующий дракон, который вылупится из этого яйца, не будет его знать, не будет его помнить. Он не будет благодарен. Возможно, было бы милосерднее оставить его здесь. Без обладающего эйсаром человека для создания уз он никогда не вылупится.

«Что если он уже мертв? К примеру, если бы мы нашли какого-то человека, упавшего со скалы, и он уже был бы мертв? Было бы неправильно позволить ему зря испортиться…»

Слова Дэскаса снова прозвучали у него в голове.

— Этот глупый дракон был одержим попытками отведать человечины, — сказал он себе, посмеиваясь. Он убрал бурдюк с водой в рюкзак, и встал. Затем продолжил идти на юг, слишком упрямый, чтобы сдаться.

Земля начала слегка подниматься, и он задумался, доберётся ли он когда-нибудь до своей цели. Будет несколько иронично, если он неправильно рассчитал направление, и в итоге пройдёт мимо. В рассказах такого никогда не бывало.

— Герой потерялся, и бродит по округе, пока не умирает от истощения, — пробормотал он. — Звучит очень похоже на мой случай. — Он начинал жалеть о том, что по нему уже не стреляют. По крайней мере тогда он был уверен в том, что делает что-то такое, чего они не одобряли… например, двигается в нужном направлении.

Когда он подбирался к вершине взгорка, смутное ощущение опасности сказало ему остановиться. Когда он доберётся до вершины, то покажется на глаза врагу. Ему нужно было приготовиться к последствиям.

Потратив немного драгоценного эйсара, он сотворил заклинание, временно изгнавшее его усталость. Последствия этого он ощутит позже, но ему нужна была ясная голова. Если он умрёт, то не важно, насколько усталым он будет. Крепко сжав посох в правой руке, он заткнул за пояс свой жезл со специализированным рунным каналом, чтобы его было быстро достать.

Он вытащил из рюкзака ещё горсть мелких предметов, и разложил их в маленькие мешочки, висевшие у него на поясе, откуда он сможет их достать при необходимости. Затем, сделав глубокий вдох, он снова пошёл вперёд.

Когда ландшафт по ту сторону взгорка показался на глаза, он увидел широкое, низкое здание в полумиле от себя. Оно было простым и уродливым, состоявшим из красного кирпича, и окружённым ещё одним из этих странных проволочных заборов, которые были так популярны в мире Керэн. Увидь он это строение в Лосайоне, Мэттью бы поразился, поскольку для его мира здание было гигантским, но в этом мире он привык лицезреть огромные размеры их сооружений. Здание имело высоту в сорок или, быть может, пятьдесят футов, что было не так уж много, однако длина и ширина его были слишком велики, чтобы он мог легко их оценить.

Он почти походя наклонил голову в сторону, позволив пуле просвистеть мимо правого уха. Его внимание было полностью сосредоточено на солдатах и тортасах, выстроившихся поперёк лежавшего перед ним поля, отделяя его от цели.

Они стояли рядами. Военные андроиды несли винтовки и различные иные виды оружия, которые он не опознал. С тортасами он уже был хорошо знаком. В общем и целом всё выглядело так, будто они воспринимали его очень серьёзно.

— Они очень не любят гостей, — сделал наблюдение он. А затем пошёл вниз по склону им навстречу.

Глава 52

Сразу стало понятно, что просто уклоняться и закрываться щитом время от времени будет недостаточно, чтобы не дать ему умереть. В него стреляло просто слишком много солдат, а тортасы по очереди стреляли в него своими странными вращающимися пулемётами.

Менее чем через десять ярдов он был вынужден окопаться за очередным земляным щитом, и это его не устраивало. Прикованный к месту, он становился уязвимым для высокоскоростного оружия тортасов, и оно было достаточно мощным, чтобы уничтожить его земляную защиту, и лежавший за ней щит, и сохранить достаточно мощности, чтобы пробить дыру в нём самом.

Прежде чем это произошло, он активировал Тессеракт Дураков:

— Стёр мин, эйлен кон, садин лин, рекстальет стёр, амиртас! — Использованная им команда была очень конкретной. Чары заставили появиться лишь две грани Тессеракта Дураков — одна грань была нормальной, позволяя материи входить в неё, а вторая была инвертированной, мгновенно посылая ту же самую материю обратно наружу.

Сверху, снизу и сзади он всё ещё был открыт, но спереди, с обращённой к врагу стороны, две транслокационные грани сходились, образуя угол, указывавший в том направлении, куда он теперь двигался. Снаряды, попадавшие в нормальную транслокационную грань, проходили через внутреннее измерение, и выходили обратно из другой грани под углом в девяносто градусов. В результате чего часть огня, который вели солдаты слева, попадала в солдат справа.

Солдатам слева повезло, поскольку в их сторону ничего не возвращалось.

Он сумел пройти так пятьдесят ярдов, и за это время ряды противника охватил хаос, когда правая сторона их строя была подвергнута опустошающему обстрелу благодаря их друзьям слева. Если бы Мэттью мог точно целиться, то их бы вообще смело, но ему приходилось полагаться на удачу, поскольку углы, под которыми в него стреляли, не были постоянными.

Враги не были дураками. Левая часть перестала стрелять менее чем через двадцать секунд, поэтому он поменял стороны, и дал левым почувствовать вкус того, что они раздавали своим друзьям. Вскоре после этого вражеский строй вообще прекратил огонь.

Однако сдаваться они не собирались. Мэттью мгновенно ощутил опасность сверху.

— Слэн мин, эйлен кон, садин лин, рекстальет слэн, амиртас! — Над ним появилась третья транслокационная грань, защищая его от открывших по нему огонь беспилотников. Их ракеты и выстрелы поглощались верхней гранью, и проецировались из двух граней впереди.

Мэттью улыбнулся, продолжая идти дальше. «Они там, наверное, уже обосрались», — подумал он. «Ну, или могли бы, будь они людьми». Он быстро отбросил эту мысль. Если думать о них, как о ничего не чувствующих машинах, то портилось всё веселье.

— Бри мин, эйлин слэн, садин лин, амиртас! — крикнул он, переводя Тессеракт Дураков в новый режим. Теперь опасность была со всех сторон, поэтому он активировал все грани кроме нижней, чтобы иметь возможность идти дальше.

Затем он слегка присел — даже маленькая щель внизу была слишком велика, и ему пришлось вогнать боковые грани Тессеракта Дураков в землю, чтобы спасти свои ступни. Поскольку снизу тот всё ещё был открыт, он ощутил дрожь земли, когда ландшафт вокруг него взорвался огнём и яростью. «Наверное, ракетами ударили, но целились не прямо в меня», — догадался он. Отказать врагу в сообразительности он не мог. Они быстро учились. Решили взорвать всё, что находилось непосредственно рядом с ним, пытаясь обойти его странную защиту.

Он оставался на месте, пока земля снова не замерла, а затем выпрямил колени, и пошёл вперёд. После лишь десяти футов он был вынужден снова остановиться. «Да сколько у этих людей ракет и взрывчатки?» — удивился он. Казалось нелепым держать такое количество разрушительной силы наготове. «Что они делают со всем этим добром, когда не стреляют в людей вроде меня?»

После ещё нескольких перебежек он достиг места, которое по его оценкам было посреди переднего края вражеского строя. Держа активными пять граней, он мог полагаться лишь на имевший малую дальность магический взор для обозрения окружающего мира, и в тот момент это работало лишь футов на пятьдесят. Однако вокруг него были солдаты и другие враги, поэтому он знал, что наверняка достиг какой-то части их строя.

— Талто мин, эйлен слэн, садин лин, амиртас.

Теперь он был окружён со всех сторон — сверху и снизу тоже. Он сделал размер внутреннего измерения маленьким, но не настолько маленьким, чтобы вызвать очередную реакцию термоядерного синтеза. Мэттью подождал двадцать секунд, а затем инвертировал Тессеракт Дураков:

— Рэкстальет, амиртас!

Десять секунд спустя он начал деактивировать всю конструкцию, чтобы хорошенько оглядеться, но вспышка предвиденья предостерегла его против этого. Ещё оставались враги. Передумав, он переключил его в режим трёх граней — две спереди, и одна сверху. Вращая посох в руке, он оглядел поле, готовясь снова защититься, если кто-то будет по нему стрелять.

Он быстро увидел, почему полная деактивация была бы необдуманным ходом. Взрыв раскурочил большую часть военных андроидов, но тортасы были покрепче, и большая их часть всё ещё была активна. Они начали двигаться и стрелять сразу же, как только увидели исчезновение части его защитных чар, пытаясь обойти его, чтобы стрелять сзади.

Их было минимум семь, и они были слишком близко, и двигались слишком быстро, чтобы он мог надеяться защититься от них, перемещая свой щит. Вместо этого он позволил себе упасть спиной назад, чтобы три грани Тессеракта Дураков накрывали его подобно пирамиде. Потянувшись к мешочкам у себя на поясе, он вынул горсть зачарованных металлических сфер, и запустил их своей силой наружу.

Поскольку транслокационные грани работали только в одном направлении, они предоставляли ему полную свободу стрелять или кидать что-то наружу — ему просто приходилось делать это вслепую. Оружие было зачаровано именно для этой цели. Оно приземлилась далеко за пределами его пирамиды, и разрядилось, послав во все стороны бурю электрических разрядов.

Хотя транслокационные грани его защитили, он всё же ощутил через землю странную встряску, вроде лёгкого гудения. «Заметка на будущее: если не быть осторожным, можно всё же убиться электрическим током».

Несколько секунд спустя он встал, и поспешно огляделся. Большая часть тортасов застыла, хотя несколькие из них странным образом тряслись, будто в конвульсиях. Два самых дальних всё ещё были активны. Он это исправил, направив на них свой молниевый жезл, и дав им более личный шок.

На какое-то время он победил.

Он деактивировал Тессеракт Дураков, и направился к зданию. Несколько военных андроидов ещё остались, укрывшись в здании, или притворяясь неактивными, неподвижно лежа на земле, но против них тессеракт не требовался. Мэттью шёл вперёд, при необходимости уклоняясь, и заботясь о том, чтобы достаточно храбрые для стрельбы по нему враги не могли делать это дважды.

Вопрос был в том, куда ему идти? Предположительно, яйцо держали внутри здания, возможно — на глубоком подземном уровне вроде того места, где он нашёл Керэн. Но что если его куда-то переместили? Он будет чувствовать себя чертовски глупо, если он прошёл через всё это, включая потерю руки, лишь чтобы обнаружить, что они переместили яйцо куда-то, где он его не сможет найти.

Без Гэри у него не было никакого способа снова его отыскать. Поправка — даже с Гэри он не сможет его снова отыскать. Тот уже сказал ему, что больше не мог копаться в сети, ища информацию. Мир был большим, а этот мир был ещё и уникально враждебным. Другого шанса у него не будет.

«Даже если они — просто машины, они разумны», — раздумывал Мэттью. «Если его здесь нет, то я просто буду продолжать возвращаться и взрывать тут всё, пока они не придут к разумному решению, что лучше будет просто отдать мне яйцо». Благодаря его нынешней браваде он почти мог в это поверить, но глубоко внутри он знал, что ему на это не хватит сил. Как только он уйдёт, обратно сюда он уже никогда не вернётся.

Главный вход в здание представлял из себя пару бывших совсем недавно красивыми стеклянных дверей. Теперь они были разбиты и расколоты. «Надо сказать кому-нибудь, чтобы их починили», — иронично подумал Мэттью. Оглядев выжженную и изрытую лужайку, покрытую сломанными, дымящимися и, в некоторых случаях, горящими машинами, он решил не утруждаться. «У них есть и более крупные поводы для беспокойства». Он подавил рвавшийся наружу смех, скорее всего принявший бы форму полу-истеричного хихиканья. Стресс определённо начал оказывать на него влияние.

Мэттью как раз начинал подниматься по ступенькам ко входу, когда ощутил его. Это был эйсар Дэскаса, яркий и сильный. Мэтт был так рад его видеть, что почти промедлил, когда его дополнительное чувство предупредило об опасности. Почти.

Направив силу вниз, в землю, он прыгнул в небо. Это было единственным способом избежать массивного удара силы, который стёр с лица земли вход, ступеньки, и жалкие остатки некогда гордых дверей.

Он взмыл вверх на тридцать футов, и, достигнув высшей точки полёта, решил, что наверняка перестарался. Адреналин имел такой забавный эффект. Теперь ему пришлось управлять падением с немалой высоты. Он также представлял из себя удобную мишень, поскольку в воздухе уворачиваться не мог.

И точно, его предчувствие предупредило его о том, что его вот-вот собьют. Не имея достаточно времени на слова для активации посоха, он вместо этого создал щит, двойной: мягкий как подушка снаружи, и твёрдый внутри. Если он переживёт удар, то щит также смягчит его падение.

Щит выдержал, едва-едва, но сила удара сорвала внешний слой, и резко послала его в полёт вбок с опасной скоростью. Когда он наконец ударился о землю, его так тряхнуло, что он почти потерял сознание. Его зрение вернулось секунду спустя, и он обнаружил, что валяется среди мёртвых тортасов. Его щит исчез, потерянный за мгновение беспамятства, но ничего вроде не было сломано.

Однако ощущение у него было такое, будто он плыл. «Сотрясение мозга, наверное», — осознал он. Он видел на некотором расстоянии эйсар своего дракона, настолько яркий, что расширял дальность действия его магического взора, как маяк в тёмном море. И он приближался.

Ему нужно было защищаться. Первой его мыслью был посох, но тот исчез — он потерял его во время падения. С трудом встав на ноги, он стал оглядываться, ища посох, но глаза отказывались сотрудничать. Всё было размытым, и равновесие его было шатким.

В его встряхнутых мозгах промелькнуло сразу несколько мыслей. Во-первых, он мог вот-вот умереть от руки, или когтей, своего собственного дракона. Во-вторых, драконы не могли пользоваться своим эйсаром напрямую. Только маг, соединённый узами с драконом, мог это делать. В-третьих, он должен был являться единственным оставшимся в этом мире магом. В-четвёртых, Энни была прекрасной собакой. Вид её смерти его очень беспокоил.

«У меня мысли не в порядке». Плохое дело, учитывая его нынешнюю ситуацию. Он потянулся к своим зачарованным защитным камням, но передумал. Они были отличной защитой, но ещё один такой удар лишит его сознания при использовании подобного негибкого щита. Может даже убить.

Левая рука его бесила из-за дикого зуда, который теперь дополняла пульсирующая, ноющая боль. Бросив взгляд на руку, он увидел, что та стала красной и отёкшей. «Я ещё пожалею об этом выборе», — вяло подумал он. Затем осознал, что запутался в приоритетах. Враг был в пятидесяти футах, и изучал его.

Зрение Мэттью прояснилось, и он увидел тёмный металл одного из особых андроидов АНСИС. Тот направил в него испепеляющий удар огня и жара, которого Мэттью избежал, едва успев метнуться в сторону. При этом он споткнулся, и почти упал.

— Приятно познакомиться, — объявил он на английском.

Дракончик сидел на плече андроида, крепко обвив шею машины своим длинным, тонким хвостом, чтобы прочно держаться на месте.

— Ты говоришь по-английски, — сделала наблюдение машина. — Кто ты? Ши'Хар, или что-то другое? Где Керэн?

Теперь, когда битва перешла к разговору, Мэттью почувствовал немного больше уверенности. С каждой проходившей секундой его равновесие улучшалось. Он на это надеялся.

— Я — шизик, — гордо ответил он, а потом добавил: — Совершенно человеческий шизик. А ты что такое? Ты что, мать Керэн?

Андроид немного поглядел на него неспособным принимать различные выражения лицом, гадая при этом, не повредило ли человеку мозг. Затем он ответил:

— Мы — многое. В том числе — создательница Керэн. Отдай её нам, и мы позволим тебе уйти невредимым.

Это требование ему не понравилось:

— У меня есть контрпредложение. Отдай мне моего дракона, и я позволю тебе уйти отсюда невредимым.

— Твоё предложение отклонено, — ответила машина. — Живым ты отсюда не уйдёшь.

— Отнюдь, — отозвался он. — Я могу уйти, когда только пожелаю, но сейчас у меня преимущество. Я пережил всё, что ты против меня выставил, и в процессе этого уничтожил твою армию. Единственная причина, почему я до сих пор здесь, заключается в том, чтобы дать тебе возможность отдать мне обратно моего дракона.

Андроид немного подумал над его словами, а затем решил, что это — блеф. Вместо ответа он решил уничтожить человека, пока тот этого не ожидал.

Мэттью почувствовал надвигающийся удар за миг до того, как он пришёл. Тот должен был принять форму широкого удара чистой силы, слишком широкого, чтобы увернуться, и слишком мощного, чтобы защититься. Как бы ей это ни удавалось, машина была какого-то рода магом, и использовала огромные резервы предоставляемой драконом силы.

Всю позднюю пору своего детства Мэттью провёл, тратя многие послеполуденные часы на поединки с сестрой. Они дрались с помощью силы примерно так же, как обычные братья и сёстры могли драться голыми руками. Хотя он всегда был слегка сильнее, он быстро усвоил, что простая сила была не самым важным в магическом бою.

Силой истинного волшебника было воображение.

Когда машина начала атаку, он вырвал из-под неё землю, потянув вверх. Андроид упал спиной назад, и удар взрезал воздух у Мэттью над головой. Даже пока машина падала, Мэттью шагал назад, кидая в ту сторону несколько своих зачарованных металлических сфер. Из них ударила молния. Он надеялся, что это быстро положит бою конец.

«В одну ладонь — надежда, в другую — дерьмо», — однажды сказал его отец. — «И смотри, какая из них наполнится быстрее». Предполагалось, что поговорка принадлежала его деду, но как бы то ни было, в этот день она пришлась впору. Тварь, с которой он сражался, закрылась щитом, и невредимой встала с изорванной земли.

Бросившись бежать в сторону, он едва увернулся от мощного ответного удара.

Они сражались так минуту, которая тянулась целую вечность, и за эту вечность Мэттью смог увидеть, что у него было несколько проблем… и несколько преимуществ. Формально он, как волшебник, был сильнее противника. Это он видел своим магическим взором. Машина была по силе примерно на уровне Керэн. Мэттью также был гораздо искуснее.

В честном бою он бы уже победил.

Но они сражались в мире, лишённом эйсара, и резервы Мэттью были ограничены — в отличие от резервов андроида. Тот мог практически бесконечно черпать силу из дракона, в то время как Мэттью постепенно слабел.

Из-за этого машина делала всё как можно более мощно. Её щиты были настолько сильными, насколько было возможно. Удары, которые она наносила по нему, были сильными и широкими, из-за чего от них было трудно уворачиваться. Встреться он с этой тварью на пике своих сил, то мог бы её и задавить, сломать щит, и уничтожить до того, как дракон позволил бы ей его измотать. Но для этого было уже слишком поздно.

Он сражался уже большую часть дня, и несколько раз опустошил свой резерв, восполняя его запасённым в железных сферах эйсаром. Хотя для боя у него сил хватало, он был в сотне миль от состояния, которое мог бы назвать своим пиком. Усталость уже сломала бы его, если бы он не придал себе с помощью заклинания искусственной бодрости, и оно начинало сдавать.

Однако у него было решение, и он вытащил его из мешочка — плоский, треугольный кусок металла, покрытый рунами. Выглядел предмет похожим на некоторые из странных метательных видов оружия, которыми пользовался народ Сайхана, но был гораздо более смертоносным.

Активированный, он создавал треугольную транслокационную грань, с шириной в три фута. Брошенный и активированный, он мог пройти через что угодно — металл, щиты, его ничто не могло остановить; он мог резать всё сущее. Это весьма буквально было лезвием, которое резало саму реальность.

Однажды прежде он уже делал нечто подобное с помощью заклинания, когда они с Грэмом сражались против тёмного бога, Чэл'стратэка. В тот раз он сотворил заклинание на ходу, но на это ушло несколько минут. Зачарованное оружие у него в руке было гораздо лучше, поскольку им можно было воспользоваться мгновенно.

Проблема была в том, что оно могло резать что угодно, в том числе чары бессмертия, делавшие тёмного бога неуязвимым… чары, очень похожие на те, которые поддерживали дракона у врага на шее.

Если его удар попадёт по дракону, то уничтожит его. Навсегда. Тот факт, что последующий за этим выпуск почти полного Сэлиора эйсара также уничтожит его самого и всё остальное на мили вокруг, Мэттью даже не учитывал. Он хотел вернуть своего дракона.

Ещё одно предупреждение, и ещё раз в него почти попали. Его тело почти потеряло силы для того, чтобы уворачиваться, но применить оружие он всё ещё не мог. Атаки его противника начинали становиться всё более непостоянными, и ему показалось, что он знал причину.

Андроид начинал перегорать.

В прошлом эта проблема в основном была у направляющих — людей, использовавших силу сияющих богов. Их человеческие тела не могли справиться с теми объёмами силы, которые они использовали, и в конце концов это их убивало. Маги редко сталкивались с этой проблемой, поскольку лишались сил раньше, чем доходили до этой точки. Однако дракон делал это вполне возможным, а машина использовала драконью силу расточительно.

Если бы он только смог продержаться достаточно долго, то машина убила бы себя, или хотя бы лишила себя способности применять силу. Снова обретя надежду, он опять увернулся.

И упал, когда его нога встала на что-то, покатившееся под его стопой.

Удар задел его краем, и лишь надетая на него зачарованная кожаная броня не позволила удару разорвать его бок в куски. Падая, он крутанулся, брызгая кровью из плеча и бедра. Перед ним лежал гладкий металл Тессеракта Дураков. Об него он и споткнулся.

Неужели его талант заставил его увернуться в эту сторону, чтобы он мог найти посох? Обдумать этот вопрос он мог и позже. Схватив его, Мэттью опёрся на посох, и активировал его:

— Талто мин, эйлен кон, садин лин, амиртас! — Мэттью окружила успокаивающая темнота, когда вокруг него возникло шесть транслокационных граней, защищавших его от внешнего мира.

Он никак не мог перевести дух. Дышать было тяжело, и всё болело, но он смог наконец расслабиться. Может, его враг закончит себя выжигать, пытаясь пробиться через его идеальную защиту. Тессеракт Дураков имел ширину в семь футов — достаточно, чтобы вытянуться, и вздремнуть, при необходимости.

Конечно, он не стал бы делать чего-то настолько глупого. Мэттью медленно встал на ноги, и начал перебирать свои раны. «Мышца бедра, рваная и кровоточит, вывих плеча, синяки повсюду, и у меня определённо сотрясение мозга». Наверняка пришло время отступать.

Вместо этого он погладил сжимаемое в левой руке треугольное оружие. Металл приятно холодил его охваченную лихорадкой плоть. Если он найдёт способ отделить дракона от врага, то сможет его убить.

А затем андроид появился внутри тессеракта, стоя в футе от носа Мэттью. Он телепортировался внутрь его защиты.

Его сердце сжал холодный страх. Смерть была в считанных дюймах, источая запах масла и прохладного металла. Металлическая рука поднялась, слишком быстрая, чтобы её избежать, и с костедробящей силой ударила ему в грудь. Он падал.

Подняв руку во время падения, он активировал оружие, не бросая его. Транслокационная грань разрезала ему руку в нескольких местах… и аккуратно разрубила надвое андроида, а также посох, поддерживавший Тессеракт Дураков.

Внезапно появившийся солнечный свет ослепил его. Тессеракт был уничтожен, но ему было почти всё равно. Мэттью силился вдохнуть.

«Кровью истекать легко, а вот дышать гораздо труднее». Что-то было сломано у него в груди, и его разрезанная рука стремительно заливала землю кровью. Он сумел закупорить артерию, и остановить кровь как раз перед тем, как солнце потемнело, и он погрузился в благодарное беспамятство.

Глава 53

Кто-то смотрел на него сверху вниз. Он видел лицо, окружённое нимбом золотых волос. Из-за солнца казалось, что они светились.

— Ты очнулся? — донёсся голос, прекрасно звучавший и мелодичный. Голос был мужским.

— Не уверен, — пробормотал он. Горло Мэттью было сухим, и голос его звучал хрипло. — Это, наверное, сон.

— Это не сон, — сказал мужчина. — Тебе нужно переместиться обратно домой, пока тебя не нашли.

Он попытался пошутить:

— Они уже нашли меня, несколько раз. — Затем он спросил: — Ты кто?

— Это я, Гэри. Забыл, ты же не можешь узнать меня в этом теле.

— Но ты — человек, — возразил Мэтт. «Точно сон».

Гэри похлопал себя по груди:

— Нет, это всё ещё машина. Это — гражданский андроид. Он принадлежал одному из исследователей в лаборатории Уиттингтона.

Тут кое-что ещё пришло ему в голову:

— Я же отправил тебя обратно в мой мир. Откуда ты здесь?

Андроид покачал головой:

— Ты отправил обратно часть меня. Остальные части меня всё ещё оставались здесь, скрываясь. Теперь всем управляет АНСИС. Я сумел украсть это тело лишь благодаря неразберихе, которая началась, когда ты уничтожил прототип моей покойной жены. Вся система впала в после этого в какой-то шок, но долго это не продлится.

Скоро они начнут прочёсывать эту местность. АНСИС уже обнаружил мой обман. Тебе надо быстро возвращаться домой.

Мэтту хотелось засмеяться, но от этого было слишком больно:

— Посмотри на меня. Если я перемещусь обратно, то просто утону в океане, или умру в какой-нибудь заброшенной глуши. Я не могу двигаться. К тому же, я уже всё решил. Сюда я пришёл за драконом, и без него не уйду.

— Какое упрямство, — сделал наблюдение андроид. — В кого ты, интересно, такой пошёл?

Мэтт широко улыбнулся ему окровавленными зубами:

— Упрямства я получил две порции, от обоих родителей. Всё честно.

Гэри наклонился, и поднял что-то с земли, чтобы Мэттью мог это увидеть, не поворачивая головы:

— Ты это хотел, разве нет?

Он держал драконье яйцо.

Мэттью затопило облегчение. Он не уничтожил дракона. Смерть связанной с ним узами машины-мага заставило недавно вылупившегося дракона умереть. Чары вернулись к состоянию яйца, дожидаясь новых уз.

— Да.

Гэри поместил яйцо во всё ещё здоровую правую руку Мэттью.

— А теперь перемещайся обратно. Ты добился своего.

— Давай со мной.

Гэри печально посмотрел на него:

— Нет смысла. Это тело долго не продержится. Через неделю батарея разрядится. В гражданских андроидов РТГ не вставляют.

— Онопродержится дольше меня, если я перемещусь обратно один, — возразил Мэттью.

— Хороший аргумент, — согласился Гэри. — Ладно, забирай меня с собой. — Встав на колени, он взял Мэттью за руку, в другой держа яйцо. — Поехали.

И они поехали.

Это было нелегко. Смещение между гранями бытия не требовало особо много сил, но требовало сосредоточенности и собранности, чего в тот момент у Мэттью было очень мало. После нескольких минут и ряда ложных срабатываний ему наконец удалось.

Они в кои-то веки появились не над океаном, и Мэтт обнаружил, что лежит на мягкой траве. Однако его покой был мгновенно нарушен, когда Гэри поднял его, и перенёс на несколько футов в сторону, а потом начал хлопать и отряхивать его бок. Мэттью закричал в агонии, но андроид отказывался слушать.

Когда всё закончилось, Гэри объяснил:

— Под тобой был муравейник.

Мэтт зыркнул на него:

— Садист. Тебе нравилось это делать! — Он знал, что это было неправдой, но ему было слишком больно, чтобы сказать что-то иное. Затем он снова вырубился.

Когда он очнулся несколько часов спустя, Гэри помог ему выпить воды. После этого Мэттью попытался срастить некоторые из своих переломов, но быстро сдался. Сосредоточенность его была ни к чёрту, а магический взор страдал от той же размытости, какая была у его обычного зрения.

У него была трещина в грудине, из-за чего было так трудно дышать, но если не считать этого, и его изуродованной руки, его тело было в довольно хорошем состоянии. У него был поразительный набор синяков, бедро было порезано, и он каким-то образом потерял большую часть волос на левой части головы. От оставшихся волос пахло палёной шерстью, но кожа на голове осталась нетронутой.

Ему нужно было добраться до дома.

Для этого ему понадобится телепортационный круг, но он сомневался, что смог бы его начертить в нынешнем своём состоянии. К счастью, с ним был Гэри. Ему даже не пришлось объяснять круг или производить вычисления для создания местного рунного ключа. Машина уже видела, как он это делал, и Мэтт уже научил Гэри формуле для ключей.

Андроид терпеливо очистил широкую область от травы, и, используя маленькую палку, стал чертить в свежей почве линии и руны. Круг не переживёт следующего дождя, но этого и не требовалось. Подняв Мэттью сильными руками, он отнёс волшебника в круг.

Мэтт не смогу удержаться от вскрика, когда его подняли, но утешал тебя, решив, что это был «героический» крик боли, а не более обычный, жалкий всхлип.

Как только они оказались в кругу, он влил в туда немного эйсара, чтобы активировать, и оказался дома.

* * *

Когда он снова очнулся, то лежал в кровати. В своей кровати, в своей комнате. Сперва он не двигался. Просто наслаждался тишиной и отсутствием боли. Всё могло бы быть идеальным, но рядом с ним на стуле сидела его сестра.

Он повернул глаза, чтобы посмотреть на неё, чисто из осторожности не двигая головой:

— Мойра.

— Мёйра, — ответила та. — Она уступила мне свою очередь сидеть с тобой.

— О, — сказал он, несколько удивлённый.

— Все дежурят по очереди, — добавила она, — даже Коналл и Айрин. Мама до смерти разволновалась, когда тебя увидела.

Мэттью слегка поёрзал, заметив отсутствие боли в груди. Его грудина была в порядке. Быстрая проверка показала, что другие его раны тоже были залечены. Однако рука у него была странной. Он чувствовал её, но в магическом взоре она отсутствовала. Он поднял руку, чтобы на неё посмотреть.

Та заканчивалась за три дюйма от того места, где должно было начинаться запястье. Культя была замотана в толстой льняной повязкой. С его губ сорвалось глубокое оханье. ОН знал, что это случится. Его предупредили, но он же гадал, почему руки не стало совсем. Транслокационная грань отрубила лишь половину кисти. Запястье, половина ладони, и часть большого пальца всё ещё должны были оставаться.

— Мы не смогли её спасти, — посочувствовала Мёйра. — Они позволили Мойре проводить большую часть лечения, поскольку Папа был так впечатлён после того раза, когда она прирастила тебе обратно отрубленную руку.

— Это же была тайна, — кисло сказал он. — Ты обещала не рассказывать.

— Мойра обещала, — сразу же отозвалась Мёйра. — Это было до того, как я начала существовать, но я подумала, что ему следует знать об этом. Он был поражён. У тебя от того раза почти не осталось шрама, поэтому он позволил ей заниматься лечением.

— А она позволила тебе делать это вместо неё, — закончил он, сразу перейдя к выводу.

Она слегка покраснела:

— Да. Поскольку я не «запятнана», она посчитала, что безопаснее будет оставить это мне.

— А эта её проблема, она как болезнь? — спросил он.

— Вроде того, но заразиться ею нельзя, — ответила Мёйра. — Это скорее искушение. Она беспокоится о том, что могла поменять тебя, пока ты был в беспамятстве, и лишённым защиты.

— Поменять меня?

— Изменить твою личность, — пояснила Мойра. — В Данбаре она этим много занималась. Как только начинаешь, трудно остановиться. Это немного как пьяницы. «Ещё одну рюмочку», говорят они, но не могут остановиться. В этом же случае «я просто исправлю вот эту одну раздражающую черту характера».

— Вау, — спокойно сказал он. Чем больше он узнавал, тем больше ему казалось, что у его сестры была серьёзная, тревожная проблема. Мэттью решил оставить эту тему, и вернуться к вопросу, который был под рукой. Он поднял свою укороченную конечность: — Вернёмся к этому.

— Мы не смогли её спасти, — повторила она. — Я закрыла рану, кожу, залечила кровеносные сосуды, но она просто продолжала гнить. Не знаю, что ты с ней сделал, но плоть умирала. Даже те части, которые выглядели неповреждёнными, покрывались волдырями, и начинали разлагаться. У тебя от этого началась лихорадка, и Леди Торнбер беспокоилась, что начнётся гангрена.

Под «Леди Торнбер» она имела ввиду Элиз Торнбер, бабку Грэма. Хотя та не была магом, она была очень искушённой в лекарском деле, особенно с использованием трав… и, иногда, ядов.

— Она опробовала несколько припарок, но ничего не помогало, — сказала Мёйра, продолжая. — В конце концов она посоветовала ампутацию. Иначе ты мог бы умереть. — Её тон казался извиняющимся.

Мэттью вздохнул:

— Ничего. Я и не ожидал, что смогу её сохранить. Я принял решение, и это было его ценой.

— Ты говоришь так, будто заключил сделку с тёмным богом. Как в какой-нибудь старой сказке, — сказала Мёйра.

Он немного посмеялся:

— Можно и так об этом думать, но дело моё было правое. — Затем он ещё посмеялся над своей непреднамеренной игрой слов: правое. Наверное, потеря левой руки была в прямом смысле правым делом. — Я просто знал, что если использую её, чтобы вернуть посох, то потеряю её. Вариантов не было — либо так, либо вернуться домой без яйца. — Это навело его на очередную мысль: — Яйцо…

Она мгновенно поняла:

— Зефир охотится. Через некоторое время вернётся.

Теперь Мэттью был сбит с толку. Они что, позволили кому-то ещё связать себя узами с яйцом, пока он был без сознания? Он знал, что были и другие яйца, но после всего, через что он прошёл, это казалось чёрствым. — Кто…?

— Ты привязался к нему, когда проснулся в прошлый раз, — ответила она.

— А сколько я пролежал без сознания? Не помню, чтобы я вставал.

— Больше недели, — сказала Мёйра. Затем она протянула руку, и коснулась его виска. Кожа там была гладко выбрита. — Проверь это место, — сказала она ему.

Поскольку у него с той стороны не было руки, он использовал свой магический взор, и с удивлением обнаружил, что у него в черепе была просверлена маленькая дырка.

— А это зачем?

— Это Папа придумал, — ответила она. — У тебя был отёк мозга. Он сделал дырку, чтобы спускать давление. Судя по всему, он уже однажды делал что-то подобное, иначе я и не узнала бы, что так вообще можно.

Ты несколько раз вставал, — продолжила она. — Облегчался, ел, пил. Но ты был будто в полубессознательном состоянии, и каждый раз мы не были уверены, очнулся ли ты полностью. Ты отзывался на приказы, но это — первый раз, когда ты заговорил.

— И я в таком состоянии связал себя узами с яйцом?

Она кивнула:

— Это было первым, что ты сделал. Затем ты снова потерял сознание. Это было до отёка и трефинации, поэтому в тот момент твои мысли могли быть ясными, но ты никому ничего не сказал.

— Трефинация?

Она постучала ему по черепу:

— Так это назвала Элиз. Судя по всему, это была древняя медицинская практика, но она считала это шарлатанством. Она сказала твоему Папе, что это тебя убьёт, но он её проигнорировал. Думаю, её раздражает то, что он доказал её неправоту.

Потянувшись поперёк головы правой рукой, он нащупал место, где отсутствовала кость. От этого ему было не по себе.

— А он не мог вернуть кость обратно?

Мёйра засмеялась:

— Отверстию нужно было оставаться открытым в течение нескольких дней. — Затем она подняла ладони: — Не для воздуха, конечно, иначе ты мог бы заболеть. Он сразу же зарастил кожу на этом месте. Но дырка должна была оставаться свободной, чтобы жидкость могла вытекать из черепа. Как бы то ни было, он сказал, что она тебе наверняка пригодится, чтобы выжить, когда Мама наконец получит возможность вбить тебе в голову немного соображения. Нет смысла делать трефинацию дважды.

Почему-то он не счёл эту шутку такой забавной, какой та казалась ей. Стук в дверь прервал их разговор, и магический взор сказал ему, что это была Керэн.

Она вошла почти сразу же, и её глаза расширились, когда она посмотрела на него:

— Он говорит? — спросила она у Мёйры.

Его недавно отлитая сестра кивнула, а он лишь ответил:

— Конечно.

После этого всё быстро скатилось в хаос. Сначала на него накинулась Керэн, и он подумал, что умрёт от её объятий и слёз, но потом стало гораздо хуже, когда эти новости вышли за пределы комнаты. Вскоре вокруг него толпилась вся его семья. Его сестра Айрин была вне себя, рыдая так сильно, что он подумал, будто у неё не всё в порядке с головой.

Мэттью вяло подумал, а не было ли это соревнованием, кто сможет поплакать больше — она, или их мать.

Коналл воспринял новости более сдержанно, но явно испытывал облегчение. Сухих глаз в комнате не было. Даже Мойра прослезилась, когда Мёйра позволила ей снова вернуть контроль над их общим телом.

В общем и целом он был рад их видеть, но слёзы и непрекращающиеся объятия вызывали у него такое чувство, будто он задыхался. Он был благодарен, когда Пенни наконец выпроводила всех из комнаты, чтобы он мог отдохнуть.

Естественно, сама Пенни осталась. Она, наверное, выгнала всех просто для того, чтобы оставить его себе в той же степени, в которой она это сделала, чтобы избавить его от всей их суеты, однако вопреки шутке Мёйры, она не попыталась «вбить в его голову немного соображения».

Она суетилась вокруг него без чужого вмешательства, ибо это было её правом, как матери. Они некоторое время говорили, а потом он притворился спящим, а она притворилась, что поверила в это, удовлетворяясь лишь наблюдением за ним.

Через некоторое время его притворство стало реальностью, и он уплыл в сон.

Эпилог

Недели сливались в месяцы, и Мэттью неуклонно возвращал силы. Несмотря на всё случившееся он был удивлён тому, как много времени ему потребовалось на полное выздоровление. Травма головы оказалась хуже, чем он прежде осознавал.

Однако руки ему не хватало. Только она и не вылечилась. Он не в первый раз пожалел, что не был архимагом, как отец, который мог вылечить почти любую рану, когда сливался с чем-то, а потом возвращался в себя. Его тело могло быть воссоздано любым образом, которой диктовал его собственный воображаемый образ.

Это было не очень просто, но так мог — в отличие от Мэтта. Его отец предложил ему попытаться помочь исправить руку, но в этом была значительная опасность. Для этого ему пришлось бы использовать его уникальный дар, чтобы прислушаться, стать Мэттью, а потом снова вообразить его тело в изначальной, целой форме. Он сделал что-то похожее однажды, чтобы спасти жизнь Элэйн, и позже признавался Мэттью, что всё ещё не был уверен, являлся ли он изначальным Мордэкаем, или их души поменялись местами. У отца были свои воспоминания, а у неё — свои, поэтому разница была чисто формальной, но его это всё равно беспокоило.

Нет, Мэтт предпочитал оставить своё тело как есть, и никому не раскрывать свой внутренний мир. Как бы они с отцом ни были близки, его не радовала перспектива с кем-нибудь «слиться».

Но это не значило, что он собирался принять новое положение дел. В его воспоминаниях о далёком прошлом один из его предков потерял руку, и заменил её магической рукой. Мэттью намеревался сделать то же самое.

Имея доступ к познаниям Гэри в области человеческой анатомии и работе нервной системы, он думал, что у него есть шанс сделать даже лучше, чем у его предка. Как минимум, он предвкушал преодоление связанных с этим сложностей. Если он был величайшим чародеем в мире, то замена потерянной руки будет на его пути лишь первым препятствием.

Конечно, он не мог бы спрашивать ничего у Гэри, если бы его более долговечный, более прочный вариант не вошёл наконец в Замок Камерон примерно через три недели после возвращения Мэттью. Его более приятно выглядевший, человекоподобный андроид стал неподвижным как статуя спустя лишь дни после их возвращения, пав жертвой недолговечного заряда батареи.

Однако РТГ в военном андроиде не продержался бы вечно. В лучшем случае ему оставалось сколько-то месяцев, но вместе они нашли решение.

РТГ работал за счёт преобразования тепла в электричество. Тепло вырабатывалось медленным распадом радиоизотопов, но подходил любой источник тепла. Он всего лишь должен был являться равномерным и постоянным.

Создание зачарованного камня нужного размера и пропорций, выдававшего нужное количество теплоты в течение долгого времени, было для чародеев вроде Мэттью или его отца простейшей задачей. Ядро РТГ было извлечено, закопано, и заменено на источник тепла, который должен был протянуть не менее года, и который они могли перезаряжать по необходимости.

Однако Гэри не был рад тому, что вынужден был торчать в теле военного андроида. Оно было холодным и невыразительным. При их поддержке искин разработал план по замене батарей гражданского андроида на термоэлектрический источника питания от андроида военного.

Решение было неидеальным. Бывший РТГ был чуть больше, чем батареи, поэтому у андроида была заметная выпуклость в нижней части спины, но это можно было исправить свободной одеждой, и Гэри был доволен, получив лицо, способное выражать эмоции. Его также радовало обладание формой, которая не пугала людей. Те, кто не знал об этом заранее, даже не могли сказать, что он был машиной, а не человеком.

Отношения Мэттью и Керэн оставались странными. Они нехотя приняли тот факт, что все считали их парой, но им самим это было не совсем удобно. Иногда они проводили время вместе, — гуляли, устроили пару пикников, — но всё ещё не были готовы перейти к чему-то постоянному.

Конечно, она была по понятным причинам зла на него за то, что он послал её обратно против её воли. Сперва она это не выражала, пока он поправлялся, но как только он выздоровел, она дала ему об этом знать. Она сказала, что простила его, но в её глазах всё ещё появлялось отстранённое выражение всякий раз, когда эта тема снова поднималась. Он видел, что уязвил её гордость, но понятия не имел, что с этим делать.

Как и с большинством вещей, которые он никак не мог изменить, Мэттью просто выкинул это из своих мыслей.

В отличие от Керэн.

* * *

Одним весенним утром, несколько месяцев спустя, Мэттью сидел с Зефиром, наблюдая за тем, как дракон ел половину козлиной туши. Его новый дракон, потомок Дэскаса, уже наполовину вырос. Это обеспечивали создававшие и поддерживавшие его чары.

Мэтт почему-то надеялся, что его дракон будет более похожим на себя-прежнего, но его характер был другим. Не плохим, просто — другим. Зефир был более общительным и открытым. Он обладал чувством юмора, но она было не таким, как сухое, саркастичное остроумие Дэскаса.

Мэтту не хватало того тёмного юмора.

Пока он наблюдал за тем, как Зефир ест, ему в голову пришла мысль:

— А ты когда-нибудь задумывался о том, каков на вкус человек?

Дракон покосился на него одним глазом, расширившимся от удивления:

— Нет. А ты?

Мэтт замахал руками:

— Нет, нет, конечно же нет. Я же не каннибал. Просто задумался, не приходила ли тебе в голову такая мысль.

Дракон кашлянул:

— Это отвратительно. Это было бы так же, как если бы ты ел лошадь. Ты бы съел лошадь?

Он вспомнил о том, что Дэскас говорил про лошадей и скот:

— Вообще-то лошадь выглядит для меня гораздо аппетитней коровы.

Дракон посмотрел на него так, будто думал, что Мэттью, возможно, нездоровится.

— Ты болен. А тогда что насчёт собаки? К собакам люди тоже близки. Ты бы съел одну из них?

Думая об Энни, он мгновенно ответил:

— Нет. Определённо — нет.

Зефир хмыкнул:

— Ну хоть так. Но я не уверен, доверяю ли я тебе теперь достаточно, чтобы спять рядом с тобой. Дальше ты можешь вбить себе в голову идею о том, чтобы попробовать драконятины.

Мэттью засмеялся:

— Логично. Но вернёмся к моему изначальному вопросу. Ты никогда не думал, что люди могут быть вкусными?

Дракон проглотил последний кусок, а затем оттолкнул от себя остатки туши. Разговор отбил ему аппетит.

— С чего бы мне так думать? Не хочу быть грубым, но люди ужасно пахнут. Когда вы моетесь, вы пахнете как цветы и трава, а когда не моетесь, то запах ещё хуже. Не говоря уже о всех этих металле, ткани, и других странных вещах, которыми вы себя покрываете. Не могу себе представить ничего хуже, чем съесть человека, и я начинаю сомневаться в твоей вменяемости, раз ты поднял эту тему.

— А если бы он уже был мертвы? Например, если бы ты нашёл кого-то, с кем случился несчастный случай?

Зефир сузил свои глаза до щёлочек:

— Какого рода «несчастный случай»?

— Может, он со скалы упал, например.

— На нём всё ещё будет одежда, и металл, и прочее, — возразил дракон.

Мэтта это не остановило:

— Предположим, что он был голый, или что я раздел для тебя тело. Или, может… чёрт, предположим, что он ещё и поджаренный. Что тогда?

— Я бы сказал, что тебе нужно поговорить с твоими родителями, — ответил Зефир. — У тебя что-то не в порядке с головой. Откуда тебе вообще могла прийти в голову такая идея?

Мэтт пожал плечами:

— Да ниоткуда особо. Просто задумался, поскольку ты выглядишь таким опасным хищником, и всё такое. — Он предпочитал не говорить о Дэскасе. При упоминании предшественника Зефира всегда становилось неудобно.

Подумав о комментариях дракона насчёт человеческого запаха он решил, что ремарки Дэскаса наверняка были показными, поскольку для него люди скорее всего пахли точно так же. Это было в его стиле — поднять этот вопрос просто для того, чтобы шокировать своего хозяина.

Он начал утирать лицо левой ладонью, но затем переключился на правую. Его глаза почему-то были влажными, и холодный металл его искусственной руки плохо подходил для того, чтобы их тереть.

Он лениво подумал, не следует ли ему добавить чары, чтобы слегка подогревать металл до более человеческой температуры. Может, позже — это был лишь первый его прототип, в конце концов. Сперва нужно было сделать ещё много улучшений.

* * *

Неделю спустя Керэн нашла его в новой мастерской, где он работал над следующей итерацией протеза руки. Гэри предложил использовать металл под названием «титан», но его информация о его поисках и плавлении звучала очень проблематичной.

Мэттью решил подождать, пока сперва не отшлифует проект в стали. Этот «титан» звучал чудесно, будучи легче и прочнее, но он не хотел тратить силы на его очистку, пока проект не будет вне всяких сомнений доведён до конца.

Он осознал, что Керэн несколько минут молча наблюдала за ним, поэтому поднял на неё взгляд:

— Привет. — Когда его взгляд вобрал в себя её внешность, он заметил, что она не была одета как обычно. Раньше она носила платья, которые предпочитали молодые дворянки Лосайона, но в этот день она была облачена в зачарованную кожу, которую он дал ей во время последнего похода в её мир, хотя штаны и приталенная кожаная куртка умудрялись подчёркивать её женственную фигуру несмотря на то, что штаны были мужской одеждой.

Ему показалось, что она выглядит хорошо, и он никогда не сильно заботился о том, что остальные считали «правильным». Однако выражение её лица сказало ему, что тут было замешано нечто большее.

На миг она встретилась с ним взглядом, а затем опустила взгляд на его проект:

— Я пришла попрощаться.

Мысли вымело у него из головы. Он не мог найти ни одного слова.

Подождав некоторое время, она наклонилась, и легко поцеловала его. Она снова посмотрела на него, следя за его реакцией, но когда он не ответил, она начала поворачиваться прочь:

— Ну, спасибо за всё. Я серьёзно.

— Э? — Его первое слово было далеко не выразительным.

Она остановилась:

— Я сказала, что ухожу. Ничего кроме «э» ты не смог придумать?

— Что? — Его состояние улучшалось — он сумел произнести настоящее слово, которое даже можно было посчитать за нормальный вопрос.

Выражение её лица стало подозрительным:

— Ты вообще слышал, что я сказала?

На это он знал ответ:

— Ты попрощалась. — Чуть погодя он даже смог задать собственный вопрос: — Почему?

Досадуя, она отозвалась:

— Потому что я ухожу.

— Это я понял, — сказал он ей. — Я хочу сказать — почему ты уходишь?

Керэн улыбнулась — она наконец заполучила его полное внимание.

— Потому что мне нужно. С тех пор, как я здесь очутилась, я была полностью зависимой. А я не такая.

— Не думаю, что кто-то тебя таковой считает, — парировал Мэтт. — Я уж точно.

— Знаю, про тебя — знаю, — заверила она его, — но именно так я себя и ощущаю. Твой мир для меня совершенно новый. Это — возможность заново переписать мою жизнь, быть кем-то новым, но я не могу этого сделать, просто принимая щедрость твоей семьи. Мне нужно пойти, искать свой путь.

— Разве ты не можешь искать свой путь… здесь?

Она покачала головой:

— Ты милый, но — нет. Мне нужно сделать это самой. К тому же, я буду не так далеко. Этот талант, который я унаследовала, означает, что я могу быть где только захочу, если я была там прежде. Я буду регулярно возвращаться с визитами, или как минимум помыться. — Блеск в её глазах сказал ему, что последнее было лишь в шутку.

Мой дар может быть чрезвычайно полезен, — добавила она. — Но мне нужно путешествовать, чтобы его развить. Чем больше мест я посещаю, тем лучше он становится. Подумай об этом — я могу проснуться, позавтракать в одном месте, а потом обед устроить на другой стороне мира. Моя жизнь может быть исключительной, но только если я буду путешествовать, чтобы сделать её реальностью. Мне нужно выяснить, что ещё есть в мире.

— Одной? Дорога может быть опасна, особенно для женщины, — предостерёг он.

Керэн засмеялась:

— Я, может, и не самая могучая волшебница, но нас лишь горстка, или так ты мне сказал. Кто может мне угрожать? А если я всё же встречу кого-то или что-то слишком опасное, как они смогут не дать мне сбежать? Я могу одним лишь усилием мысли оказаться снова здесь, где собрались самые опасные маги этого мира.

— Разве тебе не будет одиноко? — Он сам себя удивил этим вопросом. Сам он никогда не ощущал особую нужду в чьём-то обществе, однако теперь указывал ей именно на это.

— Сперва — да, — призналась она. — Но частично в этом и дело. Мне нужно завести своих собственных друзей. Я хочу знакомиться с людьми. Способность перемещаться по миру в мгновение ока означает, что я всегда могу навестить любых новых друзей или знакомых, когда захочу, но сперва их надо завести.

— А что Гэри?

— Он может остаться здесь, — сказала она ему. — Думаю, здесь он счастливее всего, когда помогает тебе. Это даёт ему ощущение цели. К тому же, кто бы захотел взять одного из родителей в свою первую поездку?

— Звучит так, будто ты много об этом думала, — сделал он наблюдение.

Она кивнула.

— Просто будь осторожна. Помни, даже шизик уязвим. Если доверишься не тем людям, то тебе могут повредить. Яды на нас действуют так же, как на всех остальных.

Керэн засмеялась, громко и долго.

— Что? — спросил он, несколько смущённый.

Наконец отсмеявшись, она ответила, хватая ртом воздух:

— Я всё хотела с тобой об этом поговорить. Это слово означает не то, что ты думаешь.

Он был весьма раздражён, когда обнаружил, что именно оно означало, и слегка смущён, когда вспомнил те случаи, когда без должного понимания использовал это слово в её мире. Его последний монолог с его противником выставился в совсем ином свете.

После этого она ушла, а он несколько минут пялился в точку, где она была, а потом вернулся к работе. Или, по крайней мере, попытался. Он обнаружил, что весь оставшийся день не мог сосредоточиться как надо. Лишь на следующий день, после обеда, он смог сфокусироваться на том, что делал.

Но он сумел. Работа его захватывала, и ничто не могло приковать к себе его внимание лучше сложной проблемы. А в голове у себя он уже переходил к проблеме следующей. Идей у него было вдосталь.

Шли дни, он оттачивал свой протез, а потом начал мастерить замену для Тессеракта Дураков — новую, улучшенную версию. Время от времени он останавливался, и обнаруживал, что гадает о том, что в этот момент делала Керэн, или что она видела, но после непродолжительных грёз он всегда возвращался к находившемуся под рукой проекту.

Почему-то он знал, что снова увидит её.

Майкл Мэннинг Мордэкай

«Разверзнутые врата», том первый («Рождённый магом», том двенадцатый).

Глава 1

К тому времени, как я вошёл в Кэмлин, стояла середина второй половины дня. В моём понимании это была маленькая деревня, но по меркам большинства она была совершенно обычной. Общий колодец занимал центральное место, между жилищами обитателей. Конечно, было и много жителей за пределами деревни, в окружающей местности — по большей части фермеры и пастухи. Сама деревня в основном состояла из небольшой части популяции, зарабатывавшей торговлей или ремеслом. Там были бондарь, свечник, ткач, и плотник.

Деревне чуть недоставало размера, чтобы поддерживать кузницу, и по моему мнению это делало её идеальной для Тома Жестянщика. Без кузнеца люди захотят, чтобы им заточили ножницы и ножи, залатали кастрюли, и, быть может, продали немного клея. В маленьких деревнях клей всегда был популярен.

У меня были и другие мелочи на продажу — соль, несколько специй, ряд мотков бечёвки, и небольшой рулон льняной ткани. Жестянщик хорошо зарабатывает, когда может заранее предугадать нужды тех, кого навещает. Это, наверное, было основной причиной, по которой жестянщиков часто ассоциировали с удачей.

Жестянщик появляется откуда ни возьмись, всегда неожиданно, и приносит с собой мелочи, которые людям часто нужны, и которых обычно недостаёт. За это нас обычно встречают с улыбкой. Тот факт, что мы также разносим слухи и новости из других мест, делает нас почти такими же популярными, как бродячие менестрели… почти.

Я снова пожалел, что не научился играть на каком-нибудь инструменте, но такой возможности у меня никогда не было. Это бы значительно облегчило мне задачу.

Бросив взгляд вниз, я ещё раз себя осмотрел, прежде чем подойти к женщине, которую я заметил у колодца. Внешний вид имел значение. Я не хотел произвести неправильное впечатление.

Моя борода была средней длины, ухоженная, но не слишком аккуратная. Одежда на мне была потёртой и залатанной, но относительно чистой, за исключением вполне понятной дорожной пыли. Тряпичный рюкзак у меня на плече был в хорошем состоянии, и самым видимым образом топорщился от скрытых сокровищ и неожиданных сюрпризов.

Я налепил на лицо дружескую улыбку, подходя к ней, и остановился на почтительном расстоянии:

— Прошу прощения, мадам, но есть тута местечко, где можно поесть голодному человеку? Я при деньгах. — Я потряс скромных размеров мешочком с деньгами, заставив монеты зазвенеть в подтверждение моим словам.

Женщина была среднего возраста, с обветренным лицом и огрубевшими от честного труда руками. Она одарила меня настороженным взглядом, что было совершенно разумным, поскольку я был чужаком. Поставив свой кувшин с водой, она ответила:

— У Харолда кабак, какой есть. — Она ткнула большим пальцем в сторону скромных размером здания позади неё. Затем её взгляд упал на мой рюкзак: — А ты жестянщик, что ли?

Я осклабился, и кивнул:

— Да, мэм, имею честь им быть. Звать меня Том… Том жестянщик. Вам починить ничего не надобно?

— Надобно, — ответила она. — Мой лучший котелок без ручки остался, но сомневаюсь, что ты это сможешь поправить теми струментами, которые мог с собой принести.

— Я могу вас и удивить, — сказал я, посмеиваясь. — Старик Том известен своими ловкими на починку руками. Дайте мне взглянуть — может, чего и смогу.

Означенный котелок была достаточно большим, и сделанным из железа. Сделан он был на совесть, но время и усталость металла плохо отразились на ручке сбоку. Металл оторвался в месте, где ржавчина за прошедшие со дня изготовления котелка годы разъела шов, которым ручка была приварена. Исправить такое молотком жестянщика было нельзя, и клей определённо тут не сработал бы. Говоря по справедливости, тут нужен был кузнец с кузней и надлежащими инструментами.

— Думаю, я смогу это исправить, — сказал я ей. — Если оставите мне его на вечер, то утром смогу вернуть.

Её глаза сузились:

— Готов украсть у женщины единственный хороший котелок?

— Нет, мэм, я могу его починить. Просто доверьте мне его ненадолго.

Она подозрительно отозвалась:

— Не думаю, что ты сможешь его починить с тем, что у тебя есть. Если завтра ещё будешь в деревне, то могу и позволить. Посмотрим, не ограбишь ли ты кого-нибудь другого сперва.

Я вздохнул:

— Ладно. Тогда пойду к Харолду. — Я не собирался оставаться настолько долго, и она явно была слишком осторожной, чтобы дать свой драгоценный котелок незнакомцу. — Как у него еда?

— Ужасно, — сказала она, сплёвывая на землю. — Эль хорош, но то, что он зовёт «мясом», я бы трогать не стала.

Коснувшись шляпы, и кивнув, я поблагодарил её:

— Ценю этот совет. — Затем я направился к кабаку Харолда.

В отличие от большинства таверн, вывески у него не было. Деревня была не настолько процветающей для таких изысков. Я думал о том, стоит ли мне сперва постучать, или просто войти, поскольку там не было никаких видимых признаков того, что здание было общественным — но от принятия этого решения меня спас тот факт, что двери не было. Вход был закрыт лишь коротким, грязным шерстяным полотном. Откинув его в сторону, я заглянул внутрь.

Двое мужчин, вероятно бывшие фермерами, сидели в одной стороне общей комнаты, которая, наверное, не вместила бы больше шести или семи человек. Бара не было, только ещё один стол, и дверной проём, ведущий в другую комнату. Тому дверному проёму достаточно повезло — в нём висела настоящая дверь.

Я кивнул, приветствуя двух мужчин:

— Здрасьте.

Они кивнули в ответ, но ничего не сказали. Когда я уселся за другой столик, один из них рявкнул:

— Эй, Харолд! У тебя клиент.

Я с благодарностью глянул на фермера, поскольку не знал, как следовало вести себя в этом заведении. Чуть погодя крупный мужчина с начинавшей лысеть макушкой выглянул из дверного проёма. Увидев меня, он осклабился, продемонстрировав широкий рот, где не хватало нескольких зубов.

— Привет! Чего изволите?

Следуя совету женщины, я ответил:

— Просто кружку эля, и, может быть, место переночевать.

— Эль — пожалуйста, — сказал он, — но кроватей для путников у меня нет. Это — простая таверна, а не постоялый двор.

— Тогда просто эль.

Харолд ушёл, и вскоре вернулся с полной до краёв большой глиняной кружкой. Он поставил её передо мной, и уселся на стул.

— Какие новости с дороги? — спросил он.

Я сделал маленький глоток, и счёл совет женщины верным. Эль был неплох. В дороге никогда не знаешь, что найдёшь. Однако меня удивил контраст — хороший эль, но плохая еда, если верить оставшейся части её совета, по крайней мере. Было ли это лишь потому, что Харолда больше волновала выпивка, чем готовка? Судя по размеру его пуза, в это было трудно поверить.

— Открывают магическую дорогу в Хэйлэме, — сказал я ему.

— Нет! — воскликнул Харолд. — Уверен?

— Когда я проходил мимо, как раз фундамент закладывали, — ответил я. Это была простая истина, и я действительно видел это своими глазами.

— При Дарогэне такой херни не было, — изложил мудрым голосом Харолд.

Двое фермеров наклонились поближе, тщательно прислушиваясь к нашим словам. Новости были очень ценной вещью, и в некоторых случаях их даже можно было обменять на еду. Я мог бы их обменять на эль, но поскольку не был против платить, то не стал утруждаться.

— Новый король вроде бы поддерживает более открытые отношения с Лосайоном, — сделал я наблюдение.

— Уже назвали нового? — Харолд широко раскрыл глаза.

Я отхлебнул ещё эля, и кивнул:

— Угу. На прошлой неделе. Лорды встретились, и объявили Джеролда, Барона Ингэрхолда, новым королём.

Харолд нахмурился:

— Барон? — Имя ему было незнакомо, но ему казалось странным, что на трон взошёл всего лишь барон.

— Герцог Ансэлм имел больше прав, — пояснил я, — но он отрёкся в пользу Ингэрхолда. Судя по всему, барон был великим героем в битве, и прославился в народе. Лорды объявили его королём единодушно. Удивлён, что вы об этом ещё не слышали.

Один из фермеров вставил слово:

— Мы неделями не видели никаких путников.

Однако Харолда больше интересовала магическая дорога, поэтому он вернулся к этой теме:

— Я не так уверен, что эта дорога будет Данбару на пользу.

Я поднял брови:

— Это как? Все получат выгоду от увеличения торговли.

— Торговля — дело хорошее, но я не вижу, как это поможет нам, мужикам. Лорды заберут большую часть урожая, и здорово наживутся, но нам мало что перепадёт, — сказал Харолд.

— У тебя таверна, — парировал я. — Больше торговли — значит больше людей придёт купить эля. Особенно поскольку сварен он хорошо. — Я сделал длинный глоток, показывая, что ценю его выпивку.

Он хмыкнул:

— Элем я горжусь, но все мои клиенты — фермеры, вроде, вон, Тэда и Ламли. — Он кивнул в сторону двух других мужчин, слегка улыбнувшихся в ответ. — Они с этого не увидят никакого приросту, а, значит, не увижу и я. Другие люди богатеют, но простой люд, вроде нас, мало что видит тут, на дне бочонка.

Увы, найти изъян в его логике я не мог, но сделал себе мысленную заметку. Сказанное в нужное ухо слово могло им помочь.

Разговор шёл ещё час или больше, а затем я предложил заточить им ножи. Харолд согласился, и расплатился со мной ещё двумя кружками эля. После этого он предложил:

— Как я говорил, мест а я не предлагаю, но если тебе нужно где переночевать, то у Вдовы Тиммли есть лишняя комната, и я уверен, что деньги ей не помешают. У неё может даже быть что-то, требующее внимания.

Тон его голоса ясно давал понять, что он намекал на возможность разделить кровать с вдовой, а не спать одному. Ремарка была грубой, и в более вежливой компании заработала бы ему презрение, но я ощущал что-то ещё, лежавшее за его словами. Забота? У меня сложилось впечатление, что, быть может, он искренне надеялся, что я смогу поладить с этой женщиной.

Если она действительно была вдовой, тогда ей могла быть нужна помощь. Одинокая женщина встречала много трудностей, из которых финансовая поддержка была далеко не единственной, и не обязательно самой важной.

— По-любому звучит лучше, чем спать на земле, или в чьём-то сарае, — согласился я.

Он указал мне дорогу к её дому, который было легко найти, поскольку тот был недалеко от центра крошечной деревни. С собрал свой рюкзак, и отправился туда.

Конечно, я не собирался обольщать женщину, чтобы та поделилась со мной своими прелестями. Я был женат, но Харолд об этом не знал. В конце концов, у бродячих жестянщиков редко бывала семья.

Я подумал было её не беспокоить, поскольку место для сна мне на самом деле не требовалось, но что-то всё равно заставило меня окликнуть:

— Ау? Миссис Тиммли? Харолд из таверны сказал, что мне следует спросить, нет ли у вас для меня кровати. Заплатить я могу.

Дом был маленьким, поэтому я не сомневался в том, что она сможет меня услышать, и уже знал, что она была внутри. Чуть погодя она выглянула из двери. Она долгую минуту молчала, оглядывая меня. Для жившей в одиночестве женщины незнакомый мужчина, да и любой мужчина, приведённый в дом, представлял риск.

В более высоких слоях общества это было делом неслыханным, но здесь, среди крестьян Данбара, практичность выживания была важнее. Будучи вдовой, без перспектив на новое замужество, она могла почти не бояться получить репутацию «гулящей женщины». Мои деньги ей были гораздо важнее.

Её возраст меня удивил. Она была ужасно молодой для вдовы. Я бы предположил, что ей было за двадцать, или чуть более тридцати. Тёмные карие волосы выглядывали из-за краёв покрывавшего её голову платка, и её внешность портил лишь кривой нос. Он, наверное, когда-то был сломан, и неправильно сросся.

Наконец она ответила:

— Заходи. — Отойдя назад, она широко раскрыла дверь.

Что-то в простоте её ответа меня беспокоило. Ей следовало быть подозрительнее, задать больше вопросов, или выдать мне предупреждение. Полагая, что она лишь надеялась продать мне спальное место, конечно. Её ответ также не имел смысла, если она на самом деле была распутницей. В таком случае она бы напустила ложного обаяния. Нет, это был пустой ответ женщины, которой уже было всё равно.

— Благодарю, мэм, — ответил я, входя в дом. — Сколько с меня за кровать?

— А сколько сможешь заплатить? — сказала она, отвечая вопросом на вопрос.

— Двух пенни хватит? — спросил я. Я правда не был уверен, но предположил, что этого было достаточно.

Она пожала плечами:

— Пойдёт.

Комната была маленькой, и хотя до «приятной» она не дотягивала, описать её как «уютную» можно было вполне. Она выглядела хорошо ухоженной, по меркам небогатой деревенской жительницы. Над огнём висел котелок, и рядом стоял стул. Шедший от котелка запах был соблазнительным — гораздо лучше, чем запахи в таверне Харолда.

— Кровать — там, — сказала она, указывая на единственную другую дверь, которая вела из комнаты в, вероятно, её спальню.

— О, я не могу отнять вашу кровать, мэм, — сказал я ей, снимая шляпу, и придав лицу смиренное выражение. — Тут, на полу, мне вполне сойдёт.

Черты её лица наконец слегка изменились, показав лёгкое удивление, когда она выгнула бровь:

— Ты заплатил за кровать. Этой ночью я могу и у огня посидеть.

Эти слова вызвали у меня лёгкое облегчение — она определённо не предлагала себя на этот вечер.

— Нет, мэм. Не привычный я к кроватям. Огня хватит, а мой рюкзак сгодится за подушку. — Оба утверждения были чистой ложью. В последний раз на земле я спал годы тому назад, и был весьма уверен, что мой рюкзак оставил бы мне больную шею, попытайся я использовать его в таком качестве.

— Как хочешь, — сказала она, возвращая чертам лица прежнее отсутствующее выражение. — Я собиралась ужинать. Харолд тебя кормил?

А вот это положение было затруднительным — я не собирался есть, но, быть может, это был шанс какое-то время с ней поговорить. Я решил, что смогу разобраться с последствиями позже. Я одарил её широкой улыбкой:

— Леди у колодца предостерегла меня насчёт его еды, поэтому я чуток голодный. — Это ещё мягко говоря — я не ел с самого завтрака.

Она прошла к хорошо сделанному шкафу, и открыла его, вытащив две деревянных миски. Кто бы ни обставлял ей дом, руки у него были что надо. Она наполнила обе миски до краёв, и передала мне одну из них, а затем пошла за парочкой деревянных ложек.

Стул был только один, поэтому я сел на полу, скрестив ноги, прежде чем она успела предложить мне своё место. Мой нос уже решил, что её рагу стоит отведать.

Поглядев на меня, она нахмурилась:

— Я собиралась предложить тебе стул.

— Ничего, мэм. — Я прервал ответ, запихнув в себя первую ложку рагу, и сразу же обжёг язык.

Пока я пыхтел и дул, пытаясь остудить рот, на её губах промелькнула лёгкая улыбка, а затем она села. Она осторожно подула на свою первую порцию, прежде чем взять её в рот.

— Дом у вас милый, — сказал я, дожидаясь, пока остынет следующая ложка. — Вижу, о нём заботились.

Она уставилась в свою миску:

— Это был Дэн, он ничего не делал наполовину. Не спешил.

— Не только это, — подал я мысль. — Вижу тут и вашу руку.

— Возможно, — вот и всё, что она сказала.

Потом мы какое-то время молча ели, но почти закончив, я вставил:

— Рагу чудесное. Давно так хорошо не ел. — Это было полу-правдой. Рагу было отличным, но хорошая еда была у меня частым гостем.

— Лучше, чем харолдова стряпня, это уж точно, — сказала она, фыркнув. — Могло быть ещё лучше, но у меня кончается соль, и прочие вещи. Бережливее стала с тех пор, как… — Ручей её слов пересох.

Это было жестоко, но я хотел узнать больше, поэтому закончил фразу за неё:

— С тех пор, как потеряли мужа?

— Ага.

— Если можно спросить. Что случилось?

— Хэйлэм, — был её ответ.

Тут я понял. Он, наверное, был в столице, когда случилась недавняя «гражданская война». Хотя она, конечно, таковой не являлась, но это было лучшим описанием, какое для случившегося сумели найти.

— Он работал в городе?

Она покачала головой:

— Нет, просто кое-что туда вёз. Просто не повезло, что он там оказался не в тот день.

После этого я какое-то время молчал, пока она не забрала и не помыла миски. Она тщательно их убрала, затем пошла к двери в спальню. Начала желать мне спокойной ночи, когда я поддался порыву, и перебил её:

— Как вас зовут?

Он одарила меня суровым взглядом:

— Нового мужа я не ищу. — Спрашивать её имя было нежеланной для неё попыткой перейти к более фамильярным отношениям.

Я поднял ладони:

— Я ничего такого не имел ввиду. Вы просто кажетесь милой леди. Решил спросить.

Её плечи расслабились, а затем она открыла дверь, и зашла внутрь. Прежде чем дверь закрылась, я услышал её ответ:

— Сюза́нн.

— Спокойной ночи, Сюзанн, —сказал я, не зная, услышала ли она меня через дверь.

Я подождал полчаса, прежде чем проверил её состояние. Хотел убедиться, что она была в кровати, прежде чем что-то сделать, но также я не хотел случайно увидеть, как она раздевается. Это был вопрос уважения, хотя она так никогда бы и не узнала, что я смотрел, как она готовится ко сну.

«Мог бы стать величайшим в мире Томом Подглядой», — подумал я про себя, а затем посмеялся над иронией, поскольку я назвался Томом жестянщиком.

Она, похоже, спала в кровати, но я хотел быть уверен, поэтому тихо прошептал слово:

— Шибал. — Заклинание позаботится о том, что спала она поначалу или нет, дальше она не проснётся как минимум час. Затем я облегчённо вздохнул, бросая свою иллюзию.

Моя потёртая одежда исчезла, сменившись мягким охотничьим кожаным костюмом. Простой нож у меня на поясе теперь был искусно сделанным кинжалом, вышедшим из-под рук лучших кузнецов Албамарла, и украшенный эмблемой моего рода, золотым ястребом на малиновой эмали, с золотым ободком. Чары на нём были мои собственные, конечно же. Лезвие было острее любой бритвы, и никогда не тупилось.

Открыв дверь в спальню Сюзанн, я зашёл внутрь, и сел рядом с ней. Благодаря действию моего заклинания она даже не пошевелилась.

— Ты — хорошая женщина, Сюзанн, — сказал я ей. — И я соболезную тому, что случилось с твоим мужем. Жаль, что в этом мире такое творится.

Она меня, конечно, не слышала, но мне всё равно хотелось это сказать. В конце концов, случившееся с её мужем было частично виной моей семьи. Я повторил сонное заклинание, послав её в ещё более глубокое состояние бессознательности, а затем откинул накрывавшее её одеяло.

Она была в ночной рубашке, и потому не голая, но я чувствовал шедший от её тела жар. Возможно, «жар» был неправильным словом — это была её жизненная сила, её эйсар, живая энергия, которая была у каждого. Как обычно, она звала меня, искушала меня, и я снова ощутил старый голод.

Это было то, о чём я никогда никому не говорил — мой самый глубокий стыд. Когда-то я слился душой с шиггрэс, и стал самой пустотой. Я её переборол, и вернул себе человечность, но она оставила на мне свой след, и я всё ещё мог слышать, как она пела мне, когда я переставал обращать внимание. Порой я просыпался ночью от сна, в котором я снова был одним из них, и даже после пробуждения я всё ещё мог чувствовать её холодный озноб, шедший не откуда-то извне, а изнутри.

Я всегда ощущал её рядом с умирающими, но порой, как сейчас, мне о ней напоминало податливое здоровье живых. На этот раз мой голод пробудила лежавшая под моим взглядом женщина.

Оттолкнув тёмные мысли прочь, я протянул руку, и провёл ладонью по её бедру. Послав свой магический взор внутрь, я стал искать, пока не обнаружил то, что уже заметил ранее. У Сюзанн была лёгкая хромота при ходьбе, результат какого-то несчастного случая в её прошлом. Как она сломала бедро, было не моим делом, но срослось оно неправильно.

Запустив руку ей за голову, я заставил онеметь нервы, докладывавшие ощущения её тела её мозгу, а затем использовал свою силу, чтобы осторожно снова сломать её бедро в двух местах. Сделав это, я заново выровнял кости, и срастил их обратно. Завтра будет побаливать, но это пройдёт, и тогда она обнаружит, что хромота её исчезла.

Дальше я заставил онеметь нервы, которые вели к её носу, и его тоже исправил. Годы тому назад я болезненным методом проб и ошибок выяснил, что эти нервы не проходили через позвоночник, как почти все остальные. Дважды такую ошибку не повторяют.

Закончив, я окинул её оценивающим взглядом. Раньше она была милой женщиной, но без кривого носа она станет настоящей красавицей. Не то, чтобы она раньше была уродливой, но быть может, что теперь жизнь у неё сложится получше. Однако будущим управлять я не мог. Нельзя было сказать, что ждёт её в дальнейшем — удача или ещё больше горя. Я надеялся на первое.

Я полагал, что её лицо отечёт, пока будет залечиваться, и задумался, как она будет меня проклинать, когда проснётся. Она, наверное, не осознает, что именно я сделал, пока её нос не вернётся к своим нормальным размером.

Снова накрыв её, я тщательно подоткнул одеяло, как мог бы сделать с одним из своих детей. Затем я ушёл, и тихо закрыл за собой дверь. Снова оказавшись в главной комнате, я взял свой рюкзак, и оставил на столе несколько монет. Это было больше, чем два пенни, которые я обещал, но не настолько больше, чтобы создать ей неприятности.

Идти обратно в деревушку было недалеко, и, оказавшись там, я посетил дом женщины, которую встретил у колодца. Я погрузил её саму и её семью в сон, прежде чем войти. Внутри я довольно быстро отыскал сломанный котелок, и, используя заклинание, крепко приварил ручку обратно. Быть может, то был глупый жест, но я всё равно почувствовал себя лучше благодаря ему.

Её дом был не таким милым, как у Сюзанн, поэтому я оставил в котелке несколько монет, и поставил его на стол в передней комнате, тщательно избегая наступать на её спящих детей, лежавших вокруг него.

Затем я ушёл, и выбрался в лес, шагая без света. Волшебнику редко требовалось освещение для разбирания дороги. Отойдя достаточно далеко, я вытащил из рюкзака кусок ткани, и развернул его на голой земле. На ткани был нарисован узор телепортационного круга.

Используя ещё одно заклинание, я скопировал узор на землю под тканью. Когда я снова её поднял, чтобы упаковать обратно, на земле остался круг, состоявший из чистого света. Эта идея пришла мне в голову лишь недавно, но она делала создание новых кругов гораздо более быстрой задачей. Мне нужно было лишь добавить ключи, и круг будет готов к использованию. Это я проделал с помощью серебряного стило, вытащенного из мешочка у меня на поясе.

Основным недостатком было то, что этот круг просуществует лишь считанные минуты. Он угаснет вскоре после того, как я отбуду, но для моих целей это подходило идеально. Я предпочитал не оставлять никаких доказательств моего присутствия.

Шагнув в круг, я приготовился телепортироваться домой, а затем на секунду замер. Что я скажу Пенни? Я возвращался позже, чем обещал, и, что хуже, я уже поел. Я похлопал по своему животу. Тот был немного больше, чем был в мои более молодые годы.

— Тут, наверное, есть ещё место для добавки, — объявил я деревьям.

Если я съем достаточно, то она, возможно, не осознает, что я совершил акт кулинарной неверности.

Глава 2

Когда я добрался до дома, она ждала меня. Не прямо у дверей, но магическим взором я увидел, как её голова повернулась, когда я вошёл внутрь. Узы с драконом дали моей жене исключительный слух, помимо всего прочего.

Пенелопа Иллэниэл сидела в гостиной, с чашкой чая на столе рядом с ней, и с книгой в руке. Она была не из числа людей, засиживавшихся допоздна, в отличие от меня, поэтому я понял, что ждала она меня.

Бросив шапку на вешалку, я повесил свою куртку, и поприветствовал её.

— Поздно ты, — сказала она, не поднимая взгляда от книги.

— Прости, — попросил прощения я.

Она не отрывала взгляда от страницы:

— А я готовила.

Я дёрнулся. Этого я ожидал, но мне всё равно стало неудобно. Как Графине ди'Камерон, моей жене редко выдавалось готовить дома, как это делало большинство женщин. То, что для них было ежедневной рутиной, для неё было удачной редкостью, особенно теперь, когда все наши дети снова были дома.

— Я всё ещё голоден, — солгал я.

Она подняла на меня взгляд:

— Уже остыло.

— Остывшее или нет, я обожаю всё, что ты готовишь, — ответил я.

— Лжец, — ответила она. — Ты не любишь мои пирожки с мясом.

Я пожал плечами:

— Ну, это справедливо, но я не люблю ничьи пирожки с мясом, так что они не считаются.

Она начала вставать:

— Я тебе подогрею.

Жестом указав ей не подниматься, я направился в кухню:

— Я сам, дорогая. Ты оставайся здесь, а я к тебе присоединюсь.

— Тогда принеси мне ещё чашку чая, — сказала она мне. — На плите уже стоит чайник.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы набрать приличную тарелку еды, которую я ещё был способен доесть. Чай заваривался, пока я это делал, и прежде чем всё это принести обратно в гостиную, я набил себе рот ветчиной. Надежда была на то, что она решит, будто я ел, находясь на кухне, что поможет объяснить, почему моя тарелка не такая полная, как обычно.

Я вернулся, жонглируя своей тарелкой и двумя чашками чая — её и моей.

— Держи, милая, — сказал я, пытаясь говорить через набитый рот.

— Спасибо, Морт, — сказала она, забирая у меня чашку. — Однако тебе не нужно притворяться, что ты голоден. Я уже знаю, что ты поел где-то ещё.

Я одарил её лишённым всякого выражения взглядом:

— Что заставляет тебя так говорить?

Она постучала по своему носу.

Проклятые богами драконьи узы, надо было догадаться. Они улучшили не только её слух, но и все её чувства, не говоря уже о том, что давали ей невероятные силу и скорость. Графиня ди'Камерон являлась одной из самых смертоносных воинов в Замке Камерон, хотя и была обезоруживающе прекрасной.

— Я почуяла запах рагу сразу же, как только ты вошёл, — объяснила она. — Что там было, баранина?

Мне показалось, что кролик, но она, наверное, была права.

— Не уверен, — признался я. — Есть её я не хотел, но мне нужен был повод поддерживать беседу с поваром.

Она засмеялась:

— Очень в этом сомневаюсь. Ты редко встречаешь еду, которую тебе не хочется сожрать.

— Ну, пахла она хорошо, однако я догадывался, что сегодня ты будешь готовить, а твоей стряпне другие и в подмётки не годятся, — ответил я. Строго говоря, это тоже не было правдой. Пенни была отличной кухаркой, но в Замке Камерон была исключительная обслуга, включая поваров. Хотя я искренне предпочитал её готовку, в основном, я не мог утверждать, что у неё всегда получалось лучше, чем у профессионалов, кормивших весь замок.

— Ты — порочный человек, Мордэкай Иллэниэл, — ответила она с блеском в глазах. — Когда только ни раскроешь рот, постоянно и беззастенчиво мне льстишь своими сладкими речами.

Я ответил, жуя большой кусок хлеба, который, наверное, два часа тому назад был гораздо вкуснее:

— Именно так я и заимел четырёх детей.

Пенни подняла бровь:

— Я тебе принесла только троих. Как твои сладкие речи дали тебе четвёртого?

Моя старшая дочь, Мойра, была приёмной. Мы вырастили её как близняшку нашего сына, который был биологически того же возраста.

— Я уговорил Мойру Сэнтир доверить мне её дочь, разве нет?

— Полагаю, ты прав, — сказала Пенни. — И чем твой бойкий язык одарил тебя этим вечером, помимо хорошего рагу из баранины?

Эти слова можно было бы счесть ревнивым вопросом, исходи они от другой женщины. Однако моя жена была не из ревнивых. У неё были недостатки, но ревнивость в их число не входила. Самым большим изъяном в Пенни был её постоянный страх за безопасность её семьи. За последний год она стала трястись над нами ещё больше.

Но я не мог сказать, что дело было в паранойе. Для страха у неё были все основания. За последние несколько месяцев меня похитили, и двое её старших детей пропали, отправившись меня искать. И на всех нас пережитое оставило свои отметины. Наша дочь, Мойра, жила с раной, оставившей тьму в её душе, в то время как наш сын, Мэттью, потерял левую кисть.

Венчал всё это тот факт, что незадолго до этих события нашу младшую дочь похитили, а одну из самых близких служанок — убили.

Сами мы прошли в молодости через экстремальные события, но пока наши дети росли, мы сумели создать для них относительно безопасную и надёжную среду. Наш дом был тщательно оберегаемой тайной, находясь глубоко в Элентирских горах, и получить к нему доступ можно было лишь через зачарованный портал в Замке Камерон.

С тех пор, как похитили Айрин, эта безопасность стала сомнительной. Теперь много людей знали, где именно мы жили. Нет, я не мог винить жену за её тревогу. У неё были все основания для беспокойства.

— Да мало что, — ответил я, — помимо нескольких кружек эля. Пока что я не нашёл никаких следов АНСИС в деревнях поблизости от Хэйлэма.

— И как долго ты будешь продолжать поиски? — спросила она. — Мы уже многое сделали для Данбара. Ответственность за безопасность всех в мире людей не должна лежать на тебе.

— Больше этим заняться некому, — ответил я. — Судя по тому, что узнали Мэттью и Мойра, когда эти штуки кого-то захватывают, и никто не замечает, то к тому времени, когда доберутся до нас, будет уже слишком поздно. Вопрос не только в их безопасности, а в безопасности вообще всех.

Пенни вздохнула.

— Что?

— Всегда одно и то же, так ведь?

— Что — одно и то же?

Она махнула рукой:

— Сначала были шиггрэс, и Гододдин, и Тёмные Боги, а теперь — эти АНСИС. Когда это закончится?

— По крайней мере, на этот раз враг только один.

— Ага, конечно, — ответила она. — Даже ты в это не веришь. У нас больше врагов, чем когда-либо бывает у большинства наций. Большая часть дворянства Лосайона тайно нас презирает. Они ничего не сделали только потому, что боятся тебя до смерти. Даже Королева, твоя кузина, нам не доверяет.

— А вот это неправда, — сказал я ей. — Ариадна меня любит, и я уверен, что она тебе доверяет.

— Умно, Морт. Ты уклоняешься от правды с помощью фактов. Да, она тебя любит. Вообще, она видит тебя почти как брата, поскольку вы с Марком были так близки — но она тебе не доверяет. И может быть, она действительно доверяет мне, но лишь в том смысле, что согласно её надеждам я смогу удержать тебя под контролем.

— С этим я вполне могу мириться.

— Придётся, — сказала Пенни. — Вернёмся к нашей теме: поскольку ты не нашёл наших неуловимых врагов, что ты делал весь день в окрестностях Данбара?

Я улыбнулся:

— Ну, я был под личиной Тома жестянщика, поэтому я кое-что починил. Железный котелок отлично исправил. Думаю, он теперь лучше нового.

— А в обмен эта леди поделилась с тобой своим рагу? — спросила Пенни.

— Рагу было от другой леди, — сказал я. — И почему ты полагаешь, что это была женщина?

Пенни ухмыльнулась:

— Будь повар мужчиной, ты бы уже упомянул о нём. Она была симпатичной?

— У неё и половины твоей красоты не было, — мгновенно отозвался я.

Её глаза расширились:

— О! Значит, она была прекрасна!

— Ещё бы, если она была хотя бы вполовину такой же прекрасной, как ты, то это само собой разумеется, — ответил я — К тому же, у неё нос был весь скошенный и кривой.

Интуиция у Пенни вновь оказалась слишком хороша:

— Ты посмел!

— А вот теперь ты делаешь поспешные выводы, — сказал я.

— Нет, не делаю, — настояла Пенни. — Вот, почему ты опоздал. Я знаю, что тебе нужно лишь пройти по деревне, чтобы увидеть, есть ли внутри кого-то из людей эти твари. Ты задержался, чтобы исправить той женщине нос.

Я позволил моим плечам поникнуть, признавая поражение:

— И я починил котелок. А ещё у неё была хромота.

Хмурилась она исключительно на мой счёт:

— Мы уже об этом говорили.

— Мне было её жалко. Она потеряла семью в Хэйлэме. Мы частично за это в ответе.

— Мы не приносили этих чудовищ в Хэйлэм. Мы от них избавились. Что бы ни случилось, они не могут взвалить вину за это на нас. Ты не можешь исправить всё, Морт. Почему ты так себя мучаешь? — сказала Пенни. Она взяла тарелку из моих рук, и потянула, поднимая меня на ноги. Затем она обняла меня. — Ты не виноват во всём этом. Никто из нас не виноват, но ты всё равно действуешь так, будто всё исправлять — твоя работа.

— Я это знаю, — раздражённо сказал я. Её волосы приятно пахли, поэтому я положил голову ей на плечо.

— Что случится, если кто-то выяснит, что ты тайком ходил и лечил людей? — спросила Пенни.

— Это не преступление, — возразил я. — Некоторые скажут, что это — хороший поступок.

— Да, это хорошо, но суть не в этом. Люди знают, что ты волшебник, и люди в Уошбруке знают, что ты можешь лечить некоторые вещи. Благодаря одной только этой малости к нам постоянно идут люди, ищущие твоей помощи. Если они узнают, сколь многое ты можешь, то нам покоя не будет. Сейчас дело лишь в переломах и мелких ранах, но если люди узнают, что ты можешь исправлять скошенные носы, или выпрямлять хромую ногу… видишь же, к чему это приведёт. Видишь же? Люди потянутся отовсюду, желая излечиться от самых разных болезней и недомоганий.

— Есть много такого, что я не могу исправить, — поправил я её.

— Но они-то этого знать не будут, — возразила Пенни. — А когда ты скажешь им об этом, то будут винить тебя за то, что ты отказываешься пользоваться своим даром. Тебя и так уже винят слишком за многое из того, в чём ты был не виноват. Не позволяй им возлагать тебе на плечи ещё и эту ношу.

Я кивнул:

— Твои слова очень разумны. Вот поэтому-то я и постоянно ношу личину.

Она прикусила меня за ухо:

— Дурость бессмертна.

— Ну вот, теперь ты используешь мои слова же против меня.

— Разве я не права? — с улыбкой сказала она. Затем отстранилась. — Идём спать. Поздно уже.

Я последовал за ней, на ходу крепко сжав её пятую точку.

— И думать забудь, — сказала она мне. — Я сегодня не в настроении.

— Чёрт.

* * *

Как обычно, на следующее утро мир начал медленно вторгаться в мою жизнь, но мне было тепло, а кровать была мягкой, поэтому я проигнорировал мир. Утренняя пора была одновременно моим самым любимым и самым ненавистным временем суток.

Полагаю, что это зависит от обстоятельств каждого конкретного утра, но одно было наверняка: утро было либо хорошим, либо плохим. В хорошее утро я медленно просыпался, обычно — с Пенни под боком. Такое утро было мягким и пушистым, полным благодарности за тёплую кровать, и без каких-либо требующих внимания дел. Такое утро было наполнено запахом волос моей чудесной жены, теплом её спины рядом со мной, и, если мне очень везло, дерзкими постельными играми перед тем, как мы представали перед остальным миром.

Утро другого типа было менее добрым. Нет, это мягко сказано. Утро другого типа было невзгодой, которая заслуживала холодной смерти. Такое утро состояло из быстрого старта, срочных событий, холодного пола, и босых ног, или, учитывая мою лишённую гарантий жизнь, оно порой было опасным.

Если уж на то пошло, то моей величайшей целью в жизни было довести число хорошо начинавшихся дней до максимума, и свести другого типа утра к минимуму.

Сегодня я надеялся на хорошее утро. У меня были все причины его ожидать. Я лёг не слишком поздно, с моей самой лучшей подругой под боком, и на горизонте не было ничего опасного. Всё это предвещало только хорошее. Однако были и другие переменные, состояние которых всегда было неопределённым. В основном — какое пробуждение было у моей жены.

В некоторые дни она просыпалась, и набрасывалась на день со свирепостью, которую я совсем не хотел разделять. Такие дни твёрдо попадали в категорию «избегать любой ценой», поскольку обычно они включали в себя её попытки поднять меня в какой-то безбожный час, зачастую с использованию жестоких и незаслуженных методов.

Мой магический взор пока не функционировал. Я спал с закрытым разумом, поскольку так было безопаснее. Это не давало полной гарантией того, что мои способности архимага не создадут мне проблем, но это, похоже, сводило риск к минимуму. Вместо того, чтобы раскрывать свои волшебные чувства, я решил открыть для себя это утро помедленнее. Потянувшись через кровать, я нашёл рядом бедро Пенни, тёплое и мягкое.

«Это хороший знак», — подумал я, пододвигаясь к ней поближе.

Что-то заскулило.

Это заставило меня остановиться. Скулёж не входил в мой список ожидаемых утренних событий. Я приоткрыл глаз как раз вовремя, чтобы поймать им что-то тёплое и мокрое, заставившее меня наморщить лицо и крепко зажмуриться.

— Какого чёрта?

Я раскрыл свой магический взор, одновременно вытирая лицо, и глядя сквозь пальцы. Между мной и Пенни лежало маленькое, пушистое животное.

— Разве он не милый? — проворковала Пенни. Очевидно, она ждала. Пока я проснусь.

Это был щенок. Он вилял своим коротким, задранным как бублик хвостом, и пытался снова лизнуть меня в лицо. Я отважно защищался, пытаясь сесть. Если этим утром и будут какие-то игры, то совсем не такие, на которые я надеялся.

— Откуда он взялся? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Это был подарок от нового короля Данбара. Ну разве он не очаровашка?

— Да уж, — согласился я.

— Возьми его на руки. Он хочет, чтобы ты его любил, — приказала она.

И — да, это был приказ. Никогда не позволяйте женщинам ввести вас в заблуждение. Когда они говорят что-то погладить или потискать, то это именно приказ. Если отказаться, то окрестят «брюзгой», или ещё чем-то неприятным.

Фальшиво демонстрируя лёгкий энтузиазм, я поднял щенка к своей груди, и погладил его по голове, при этом обдумывая, как я могу покарать Джеролда Ингэрхолда Данбарского. Очевидно, он это сделал злонамеренно, чтобы нарушить мою тихую жизнь. Вознаграждён я был новым лизанием, и у меня потеплело в груди.

— Ну и ну! — захихикала Пенни. — Он на тебя написал!

Я одарил её своим лучшим страдальческим взглядом:

— Ну, дети же так делают, разве нет? Почему бы тебе не обнять меня? — Я подался в её сторону с озорным блеском в глазах.

Пенни была слишком быстрой. Она встала и спрыгнула с кровати быстрее, чем я успел закончить этот жест.

— Может быть — после того, как ты поменяешь себе рубашку.

Вздохнув, я одарил щенка серьёзным взглядом:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я менял рубашку, а?

— Его зовут Ха́мпфри, — сказала Пенни.

Жизнь была идеальна. Я только недавно сокрушался о том, что мои дети все стали слишком взрослыми, чтобы писать на людей. Теперь у нас появилась собака.

— И никакого имя получше ты придумать не смогла? — спросил я.

— Мойре понравилось, — объяснила моя жена. — Знаю, что ты этого не ожидал, но она любит животных. Я надеюсь, что он пойдёт ей на пользу.

— Она может делать магических собак одним лишь усилием мысли, — возразил я. — Собак, которые могут говорить, и ни на кого не писают.

— Это совсем не то же самое, — сказала Пенни.

Наверное, она была права. Поставив малыша Хампфри на пол, я снял свою ночную рубашку, и использовал свою силу и воду из умывального таза, чтобы помыть себе грудь.

Хампфри наблюдал без комментариев.

Закончив, я направился к двери:

— Идём, Хампфри, давай-ка позавтракаем. — Щенок проковылял несколько футов, а затем сел, испустив слегка встревоженный визг. Судя по всему, искусство следования за кем-нибудь он пока ещё не освоил. Я вернулся, и взял его на руки: — Очевидно, тебе ещё многому нужно научиться, — сказал я ему. — И если ты умный, то будешь внимательно меня слушать. Местные женщины научат тебя плохому.

— Очень жаль, — сказала Пенни. — Тебе полагается сегодня проверять ход работ над привратной крепостью в Хэйлэме. Хампфри придётся остаться здесь, и учиться трюкам у девочек.

Мне не хотелось об этом вспоминать.

Глава 3

Добраться в Данбар теперь было несложно, благодаря Мировой Дороге. После того, как моя дочь устроила восстание, в ходе которого убили их одержимого машиной короля, новый взошедший король оказался иного мнения насчёт открытия страны миру. Конечно, она почти единолично его королём и сделала, так что он вполне мог считать, что задолжал ей пару услуг.

Как бы то ни было, Данбар согласился позволить мне открыть одни из врат Мировой Дороги рядом с их столицей, городом Хэйлэм. В общем и целом, это было хорошим решением. Ворота позволяли фермерам и торговцам продавать свои товары в самых разных точках Лосайона, Гододдина и, теперь, Данбара. Неминуемым результатом этого было процветание.

Конечно, были и меры предосторожности. Одним из аргументов в пользу моего замысла была безопасность. Большая часть Мировой Дороги располагалась под землёй, в Лосайоне, и охранялась мощными укреплениями. Из центрального места в этом укреплении можно было в любой миг закрыть любые из двадцати трёх ворот (некоторые ещё не использовались). Достаточно было отдать команду, и массивные каменные монолиты съезжали под действием сделанных мною чар вниз, наглухо закрывая вход.

Эти камни были созданы так, чтобы их нельзя было остановить, и, насколько я знал, так и было. Один из них убил моего лучшего друга, Дориана Торнбера. Я изо всех сил старался не думать об этом каждый раз, когда выходил на подземную дорогу.

Можно было закрывать не только ворота — сама дорога была кольцом, и могла делиться на секции, каждую из которых можно было перекрыть в случае, если захватчики сумеют пройти через одни из ворот. После перекрытия дорогу можно было затопить с помощью зачарованных врат, которые вели к порталу, помещённому мной в океане. Если и этого оказывалось мало, моя крайняя мера была ещё суровее. Ещё одни круглые ворота вели в подземный резервуар с магмой. После использования этой меры Мировая Дорога достигнет конечной точки своего существования.

После жизни, полной опасностей, я стал осторожным человеком.

Конечно, как я позже узнал, чрезмерная осторожность тоже могла быть ловушкой. Мой замысел, мои меры предосторожности — всё это было использовано в попытке убить мою семью, и лишь жертва, принесённая моим лучшим другом, спасла их.

— Чёрт побери, — выругался я, утирая щёки. — Я же не собирался об этом думать.

Так бывало каждый раз, когда я шёл по Мировой Дороге. Будучи под землёй, можно было бы ожидать в ней темноту, но это было не так. Она была ярко освещённой, почти весёлой. Зачарованные потолочные светильники были частью моего проекта.

Шагая по дороге, я миновал несколько телег, кивая возчикам. Они, конечно же, понятия не имели, кто я такой. Разумеется, я всегда путешествовал инкогнито, и иллюзия в этом сильно помогала. Сегодня я был седобородым фермером, или, быть может, ремесленником. Достигнув своей цели, я сниму иллюзию, снова став видным и хорошо одетым Графом ди'Камерон.

Личина мне требовалось, наверное, на четверть часа. Промежуточная станция в Замке Камерон имела круг, который вёл прямо в главную башню, находившуюся над Мировой Дорогой. Оттуда мне требовалось лишь спуститься по длинной лестнице, а затем пройти где-то четверть мили по самой дороге, до новых ворот, которые вели в Хэйлэм.

В прошлом Пенни настаивала на том, чтобы я путешествовал с охраной, но я сумел ей доказать, что одному и под личиной мне путешествовать безопаснее. Личина мне на самом деле не была нужна — мне просто не нравились поклоны и формальности, которые неминуемо следовали после того, как люди меня узнавали.

Я приостановился, проходя мимо ворот в Ланкастер. Теперь их назвали Воротами Дориана. Никакого официального указа мне издавать не потребовалось, люди просто начали их так называть. «И правильно», — печально подумал я. Как обычно, я взглянул вверх, посмотрев на треугольную нижнюю кромку монолита, раздавившего моего друга.

Следов на нём не было. Его целостность не вызывала сомнений. Даже алмазное тело моего лучшего друга не смогло оставить на камне царапины. Раньше тут было немного белой пыли, останков его раздавленного воротами тела, но теперь и её не стало.

Об этом событии слагали легенды. Иногда его называли «Алмазным Рыцарем», но по большей части его звали Дорианом Несокрушимым. В его честь складывались баллады и эпичные саги. Он держал ворота открытыми несколько минут, позволяя бежать его жене, детям, и моей семье. А потом ворота раздавили его в алмазную пыль и крошку.

Я до сих пор дивился тому, что он сумел это сделать. Камень, из которого состояли ворота, весил тысячи тонн, и за его движением лежали чары, напитанные силой Бог-Камня. У него не должно было получиться держать их так долго.

Но держал.

— Ёбаный в рот. — Надо было пойти в обход. Путь там был дольше, но я в ту сторону никогда не ходил. Я ходил здесь, чтобы вспомнить, или, быть может, чтобы себя наказывать. Он был здесь, но на его месте полагалось быть мне.

«Дурость бессмертна», — подумал я. В отличие от Дориана. Жил он теперь только в сердцах и умах людей королевства, в песнях и рассказах. Он стал легендой.

Ну, если честно, я тоже стал, но моя легенда была гораздо темнее. В некоторых частях мира меня звали «Кровавым Лордом». В основном из-за того, что случилось в Герцогством Трэмонта. Там погибли тысячи человек, их души были поглощены, а тела остались гнить.

Тел давно не стало, но люди всё ещё боялись там жить, хотя земли были плодородными и свободными.

Шиггрэс туда на самом деле послал не я, это сделал мой заклинательный двойник — но у меня были его воспоминания. Я помнил, как отдавал приказ. Я ощущал вину.

И за это я получил всего лишь короткую порку кнутом. Я также выплатил кучу золота семьям убитых. Это всё ещё казалось мне пустым жестом.

В местах, где ко мне относились лучше, меня звали «Убийцей богов», но это было самым лестным из всего того, что обо мне говорили. В глазах каждого человека, который осознавал, кто я такой, до сих пор появлялся страх. Исключением были лишь члены моей семьи, большинство жителей Уошбрука, и самого замка.

И Пенни ещё гадала, почему я предпочитал путешествовать под личиной.

Я не боялся нападения. Я боялся быть узнанным. Я не мог вынести страха, ненависти и отвращения, которые видел в лицах людей вокруг.

Пенни видела это иначе, и она была твёрдо убеждена в том, что знай люди правду, они бы согласились с её точкой зрения. Но я знал правду, и если бы Пенни тоже знала, то она тоже боялась бы.

Я видел пустоту, касался её, и вернулся. И часть её всё ещё существовала внутри меня.

Архимаги были особенными. Мы могли слышать голоса вещей, другим недоступных — земли, ветра, моря, да вообще всего. Мы могли слушать эти вещи, становиться ими, и направлять их таким образом, который в корне отличался от нормального волшебства. Но все эти вещи оставляли на нас свой отпечаток.

Только я когда-либо слышал голос пустоты, и я всё ещё слышал его. Он шептал мне во тьме ночной. Он преследовал меня в снах. Он взывал ко мне с губ престарелых и умирающих. Порой я даже чувствовал его в маленьких детях.

Лучше всего было дома, с моей семьёй. Я мог забыть, находясь посреди хаоса моих детей, или когда Пенни улыбалась, среди смеха и запаха обеда — в эти моменты я снова ощущал себя целым.

Вытряхнув из головы эти тёмные мысли, я продолжил идти, и вскоре впереди по левую руку показались ворота в Хэйлэм. Активировать их было несложно. Мировая Дорога была построена с двадцатью тремя воротами. Мне нужно было лишь построить другую сторону, и связать ей с этой. Больше времени уходило на завершение мер безопасности со стороны Данбара.

Чтобы унять страхи наций и городов, принявших ворота, вход имел укрепления с обоих сторон. Это позволяло каждому городу перекрыть свою сторону, если у них возникала такая нужда. Каждые ворота выходили в шлюзовое помещение, хотя, если честно, некоторые из них вполне тянули на крепости.

Я вышел под яркий солнечный свет, бросив свою иллюзию, и прищурившись, чтобы защитить глаза, покидая более скромное освещение Мировой Дороги. Повсюду вокруг меня сновали рабочие. Большинство из них были каменотёсами, но там также присутствовали плотники и кузнецы. Не говоря уже о множестве подмастерий и чернорабочих.

В отсутствии иллюзии моя одежда из чёрной кожи предстала во всей своей красе. Этот костюм я сделал, когда предстал перед судом за мои преступления после войны с шиггрэс и богами, тёмными и сияющими. Кожа была мягкой и эластичной, с тиснёными защитными рунами, но устрашающей её делали крой и цвета — чёрный и красный, ни капли малинового и золотого цветов Дома Камерон. Куртка имела агрессивный крой с красной каймой, которая должна была напоминать зрителям о свежей крови.

Если люди хотели звать меня Кровавым Лордом, то я был твёрдо намерен выглядеть соответствующим образом.

Дома или в Уошбруке я этот костюм никогда не носил. Мои люди продолжали меня любить, по большей части, но для остального мира этот наряд был символов, говорившим «Иди к чёрту».

Поскольку я был дружелюбным человеком, большую часть моей жизни люди меня недооценивали. Теперь моя репутация сделала это маловероятным, но порой моя улыбка и лёгкая речь заставляли их забыть. А одежда напоминала.

Поскольку время было мирным, и я больше не был преступником, Пенни в целом не одобряла мой выбор одежды.

Но я всё равно её носил. Я уже упоминал о том, что я упрям?

Ангус МакЭлрой заметил меня, и подошёл. Он был моим человеком, мастером-каменщиком по профессии. Со мной он был давно, и теперь жил в Уошбруке. Короче, он меня не боялся, в отличие большинства окружавших меня людей.

— Милорд, — сказал он, почти небрежно кивая. — Вижу, вы снова нарядились во всё лучшее.

Он руководил строительством, и его подчинённые наблюдали за ним, гадая, будет ли он наказан за фамильярность. Я принялся смотреть на них, пока они не заметили это, и не отвели взгляды, боясь смотреть мне в глаза.

Мы отошли немного в сторону, и он одарил меня раздосадованным взглядом:

— Обязательно каждый раз так делать?

— Как делать?

— Пугать их. Они сегодня вечером будут рассказывать друг другу страшилки, — ответил он.

Размышления о прошлом оставили во мне чувство сварливости, и у меня в голове пронеслось много мыслей. Я сверг тирана, сделал хорошего человека королём, победил армию мёртвых, сражался со всеми известными богами, и помог вернуть к жизни мёртвую расу. После всего этого мир повернулся ко мне спиной. Точнее, он повернул меня к себе спиной, и оставил у меня на плечах ряд кровавых рубцов. Я до сих пор носил эти шрамы, чтобы не забывать.

Будь моя воля, Графство Камерон стало бы изолированной нацией, и весь мир мог бы катиться к чёрту, но меня постоянно тянуло обратно.

Конечно, Данбар тут был совершенно ни при чём. Да и, если честно, никто не был. Но я был раздражён, и не в настроении для здравого рассуждения:

— История представила меня дьяволом, Ангус, я лишь изо всех сил стараюсь соответствовать своей роли.

Он вздохнул.

— Как продвигаются работы? — спросил я.

— Гораздо проще, чем та дамба, которую ты и твой Папа поручили мне строить, — сказал он, посмеиваясь.

Очередное плохое воспоминание, хотя Ангус, наверное, думал, что оно меня рассмешит. Мой отец был мёртв, и хотя воспоминания о нём больше не вызывали боли, то, что я сделал с той дамбой, стало ещё одним пятном на моей душе. С её помощью я утопил армию численностью в тридцать тысяч.

Люди вроде Ангуса имели на это иную точку зрения. Для них это было геройством, но, с другой стороны, это не у них на руках осталась кровь целого поколения. Я всё равно слегка улыбнулся. Рассказывать ему всё это было бесполезно. Ангус был приличным человеком, и отлично работал, как и всегда.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я его, переходя к сути.

— Ну…

Конечно же, ему было что-то нужно. Такова была природа любых масштабных проектов. Я доверял Ангусу работать на совесть, и без лишних трат времени или материалов. Он доверял мне обеспечивать его всем необходимым для работы.

Пока он говорил, я делал мысленные заметки. Бумага мне была не нужна — моя необычная идеальная память ничего не упускала. Позже я пошлю приказы в Албамарл, чтобы необходимые вещи подвезли ему по Мировой Дороге. Она теперь многое упрощала.

Ангус выглядел совсем не как мой отец, но что-то в его внешности напоминало мне о нём. Что-то в каждом встречаемом мною ремесленнике как-то напоминало мне об отце. Прагматизм, точное мышление, деловой подход — все эти столь важные качества Ройса Элдриджа до некоторой степени присутствовали почти в каждом человеке, который зарабатывал на жизнь своими руками. Как обычно, я пожалел, что был в этом не слишком на него похож.

День рождения моего отце был лишь шесть дней тому назад, и что-то на задворках моего разума теребило меня на этот счёт. Мне следовало что-то вспомнить.

Это было проблемой с любой памятью — как идеальной, так и обычной. Я мог вспомнить что угодно, как только знал, что именно хотел вспомнить — но порой даже не знаешь, какие воспоминания ищешь.

Я оттолкнул эту мысль. Что бы это ни было, позже оно ко мне придёт. Вероятно, пока я буду ходить по нужде. Именно в такие моменты в моей голове и появлялись самые важные мысли.

Ангус всё ещё говорил. Я снова вернул ему своё внимание. Он ждал ответа. Я мысленно прокрутил всё, что он сказал, поскольку слушал невнимательно. Его последним вопросом было:

— Что-то не так? Ты кажешься отвлечённым.

Кивая, я ответил:

— Я просто думал о том, что, возможно, переел за завтраком.

Он осклабился:

— Уборные — вон там, если надо. — Он указал в сторону наскоро сколоченных деревянных домиков, служивших этой цели.

— Я пока не совсем готов, — сказал я ему. — Может, позже, когда доберусь до Албамарла, и закажу то, что тебе нужно.

— Эта твоя дорога меняет мир, — сказал он. — Я могу работать здесь десять часов, а потом в конце дня пойди гадить в любом из дюжин городов, если захочу. — Ангус засмеялся над собственной шуткой.

Мысль о том, чтобы снова идти мимо Ворот Дориана, была неприятной.

— Думаю, сегодня я полечу, — сказал я ему.

Каменщик нахмурился:

— Даже по воздуху отсюда до столицы сотни миль.

Придавая нужную форму своему эйсару, я медленно поднял себя с земли:

— При должном желании, Ангус, я могу лететь так быстро, что даже соколы расплачутся, глядя мне вслед.

Он сказал что-то, что я не услышал — он был слишком далеко внизу, и вокруг меня уже свистел ветер. Вполне возможно, что это были слова типа «как хочешь», или что-то подобное, но мне было практически всё равно. Полёт был лучшим лекарством от залёгших на душе теней.

Он был моим идеальным наслаждением, контрапунктом моего существования, противостоявшим голосу пустоты. Полёт был талантом, которым, формально, обладал любой волшебник, но никто не пытался это делать так, как я. Гарэс Гэйлин менял свой облик, остальные использовали защитный конструкт, но только самоубийцы летали с использованием одной лишь способности манипулировать эйсаром.

Причина была проста. Это было опасно. За прошедшие две тысячи лет большинство волшебников, пытавшиеся это делать, разбились насмерть, или как минимум получили раны, заставившие их передумать.

Такой полёт не был трудным, но требовал практики. Поскольку обучение по большей части влечёт ошибки, и эти ошибки обычно были фатальными, я был единственным из живущих волшебников, кто так летал. Мне достаточно не повезло, чтобы оказаться на год заточённым в теле нежити, и я воспользовался этим периодом бессмертия, чтобы научиться летать. Разбиваться о гору совсем не так уж плохо, когда не чувствуешь боли, а тело твоё восстанавливается само по себе.

Я метнулся по воздуху подобно выпущенной из лука стреле, постепенно набирая высоту и скорость. Когда свистящий ветер стал слишком сильным, я создал вокруг себя длинный, заострённый с обоих концов щит. И продолжил прибавлять скорости.

Земля внизу становилась всё меньше, и верхушки деревьев начали смазываться в сплошное пятно. Я уже перемещался со скоростью, которая сделает любое столкновение фатальным, каким бы прочным ни был мой щит. В прошлом я выяснил, что даже если сделать щит непробиваемым, при столкновении тело всё равно превращается в студень от силы удара.

Ушли недели на то, чтобы засыпать и сравнять кратер, который я оставил во дворе Замка Камерон, когда выяснил этот факт.

Было почти жаль, что я больше не был бессмертен. То приземление было у меня самым запомнившимся. Я приложил усилие воли, и полетел ещё быстрее.

На такой высоте солнце было ужасно ярким, очень мало облаков загораживало его лучи. Оно купало меня в тепле, которое будто заставляло оттаивать моё сердце. Мир внизу представлял из себя быстро сменявшуюся картину деревьев, камней, рек, и гор. Я не прекращал усилий, ускоряясь, и одновременно добавляя звуковой щит, чтобы защитить уши. Я знал, что будет дальше.

Лишившись слуха, я воспринял ударную волну лишь как мощную дрожь, прошедшую по моему телу. Я пробил то, что друг моего сына по имени Гэри называл «звуковым барьером». Согласно его словам, это значило, что моя скорость была где-то в районе семисот сорока миль в час, что было обычной скоростью звука в воздухе. Однако это не значило, что я не мог двигаться ещё быстрее.

Давление воздуха на мой щит было мощным и сильным, создавая тепло, которое я был вынужден компенсировать. Полёт возбуждал. Малейший дефект в моём щите порвал бы меня на куски. Смерть была близкой и дружелюбной, и похлопывала меня по спине, пока мой желудок дрожал от восторга. Я поднажал ещё — моя сосредоточенность была абсолютной, а волы — крепче стали. Я ненадолго стал богом… снова.

Ощущение было великолепным, и я наслаждался мощью и величием неба, взрезая небосвод. Я поддерживал эту неимоверную скорость почти час, прежде чем позволил себе замедлиться. Даже с моими резервами трата такого количества силы утомляла. Не говоря уже о том, что это было немного глупо. Замедлившись до скорости, которая, вероятно, всё ещё была в несколько раз выше всего когда-либо достигнутого созданиями Матушки Природы, я плыл над миром.

Летел я далеко не впервые, и ландшафт был мне знаком, поэтому я мгновенно узнал, когда начал приближаться к Албамарлу. Я замедлился ещё больше, и использовал последнюю часть полёта, чтобы расслабиться — кружился и нырял, изворачиваясь и выписывая петли, наслаждаясь своей властью над воздухом.

Я немного подумал о том, чтобы снова ускориться перед тем, как пролететь над столицей. Звуковая волна наверняка напугает горожан до полусмерти. Будучи (якобы) взрослым, я отказался от этой мысли, сочтя её ребячеством. «Им повезло, что я такой зрелый», — сказал я себе. Затем я вообразил, каков был бы ответ Пенни на это заявление. Хорошо, что она не услышала моих мыслей.

Первым делом я остановился у офиса Дэвида Саммерфилда. Тот находился через дорогу от моего дома в Албамарле. Я лишь недавно купил то здание, чтобы поселить там моего торгового агента с неким подобием достоинства. Дэвид был надёжным человеком, но в прошлом году его постигла трагедия. Он был обручён с Лилли Такер, нянечкой моих детей и одной из наших личных служанок. Она погибла, пытаясь остановить похищение моей младшей дочери, и хотя Дэвид сумел простить одну из виновных в этом, Алиссу, жить рядом с ней он дальше не мог.

Алисса служила в качестве одной из моих нынешних служанок, находясь как бы под домашним арестом, и поклялась выйти замуж за Грэма Торнбера. Скорее всего в ближайшем будущем она никуда из замка не делась бы. Поэтому вместо этого Дэвид слёзнопопросил поселить его где-нибудь в другом месте.

Его новая работа в качестве моего торгового агента была в некотором роде повышением, но для меня многое облегчила. В прошлом я одалживал агента у Леди Роуз Хайтауэр, когда мне нужно было вести дела в городе. Мне, наверное, уже давно было пора нанять своего собственного агента для таких вещей. Поскольку я, в конце концов, теперь уже был взрослым дворянином.

Я медленно, как опадающая осенним днём листва, спустился вниз, и легко приземлился на мощёную улицу перед его офисом. Люди на улице посмотрели на меня с некоторым изумлением, а потом узнали меня, как по лицу, так и по одежде. Они поспешили дальше, твёрдо глядя себе под ноги.

Я постучался, исключительно из вежливости, и зашёл внутрь. Здание принадлежало мне. Дэвид стоял прямо внутри, и очень близко к молодой женщине, которая была не особо похожа на торгового партнёра. Вообще, лишь мгновение тому назад он обнимал её руками, но убрал их в ответ на мой внезапный стук. Порой магический взор бывает порочной штуковиной.

Прошло чуть больше полугода с тех пор, как погибла Лилли, но он был относительно молодым человеком, с важной работой, и жил один в самом густонаселённом городе Лосайона. Мне не следовало удивляться. Все скорбят по-разному, и я обещал себе, что не буду его судить.

«И полгода не прошло, а он уже нашёл другую», — подумал я. Ага, я его судил, но я твёрдо вознамерился не показывать ему этого факта.

— Привет, Дэвид, — радостно сказал я.

— Милорд, — воскликнул он с лишь ноткой нервозности. — Я вас сегодня не ожидал.

— Мне захотелось проветриться, и Ангусу нужно ещё материалов для новой работы в Хэйлэме, — сказал я ему. — Решил, что не помешает для разнообразия явиться самому. Представь меня молодой леди.

Он мгновенно взял её за руку, шагнув назад, делая полупоклон, и представляя её мне:

— Милорд Камерон, это — Сака Бэ́кинс, с которой я познакомился лишь недавно. Сара, это — Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон. — Вероятно, про «недавно» он говорил исключительно для меня.

Я взял её за руку, и слегка коснулся губами её пальцев, как и было принято.

— Приятно познакомиться, Сара.

Она покраснела, и сделала реверанс:

— Взаимно, милорд.

Было ясно видно, что она не была дворянкой, но она определённо была хорошо воспитана. Я выпустил её руку, и оглядел комнату. Быстро всё оценив, я спросил её:

— Ты работаешь в цветочной лавке дальше по улице?

Её румянец стал значительно гуще, и я понял, что нащупал правду. На миг, благодаря своему индуктивному скачку логики, я почувствовал себя как сама Леди Роуз.

— Д…да, милорд, — ответила она, слегка заикаясь. — Удивлена, что вы о ней знаете.

Я улыбнулся, надеясь заставить её расслабиться. Я напугал её, напугал их обоих, и чувствовал себя из-за этого слегка виноватым. Тем не менее, я не хотел зря тратить хороший логический вывод.

— Мой дом — прямо напротив, — небрежно сказал я. — Хотя я нечасто там бываю, я всё же пытаюсь быть в курсе того, что происходит вокруг. — Я позволил своему взгляду остановиться на Дэвиде. Он наверняка будет гадать, откуда я знал, где она работает, и следил ли я каким-то образом за ним.

Он был слишком выбит из колеи, чтобы задуматься о том факте, что в разных местах его офиса были цвета, в вазах и горшках. Пока он ухаживал за Лилли Такер, я немного его узнал, и никогда не замечал никакой особой любви к цветам. О, иногда он их покупал, но эти цветы были в его офисе.

И две недели тому назад их тут не было. Так что было очевидным, что он стал регулярно захаживать в цветочную лавку. Простым ответом на то, зачем он это делал, была Сара.

Молодая леди откланялась, и ушла. Как только она вышла, я одарил Дэвида дружеским взглядом:

— Она мне нравится.

— Я пока знаю в столице не слишком много народу, — ответил он, чуть нервничая. — Она — просто подруга.

Это было явной ложью, учитывая то, что я видел, прежде чем постучать, но я не обратил на это внимания. Хотя меня беспокоило то, что он мог найти любовь так скоро после трагедии, это было не моё дело. Я никогда не был в его положении, поэтому постарался не давать своему мнению воли.

Я отбарабанил список требовавшихся Ангусу вещей, и оставил его приходить в себя от вызванной моим появлением встряски. Выходя на улицу, я подумал о том, чтобы заскочить к Королеве, Ариадне.

Лишь несколько лет назад дворянину моего положения было бы немыслимо посетить столицу, не дав о себе знать монарху. Не то чтобы это был закон, но непредставление себя перед короной было бы почти непростительной бестактностью.

Это правило не применялось к дворянам, жившим в столице, но к тем, кто жил достаточно далеко, как я, оно было применимо. Это было до строительства Мировой Дороги. Поездка до столицы и обратно из дальних концов королевства теперь стала обычным делом, и занимала считанные часы.

Из-за этого старое социальное правило более не имело смысла. Новое правило зависело в большей степени от времени и частоты визитов. Если бывал часто, то было бессмысленно искать аудиенции у монарха без какой-либо на то причины. Я не видел мою королевскую родственницу уже не первый год, поэтому формально мне требовалось её навестить. Однако повидать её я хотел и по своим собственными причинам. Не из желания поболтать, а в качестве меры предосторожности. По той же причине, по которой я исследовал маленькие города и деревни в Данбаре: АНСИС.

Точно мы не знали, но враг вероятно всё ещё где-то скрывался. Мне только и не хватало выяснить, что враг проник в правительство Лосайона и захватил королеву, или её чиновников.

Волшебников в мире была лишь горстка, и пока что мы не нашли простого способа замечать АНСИС кроме как прямого осмотра с помощью магического взора. Маленькие механические чудовища могли прятаться в ком угодно. Я даже начал подумывать о том, чтобы отправить немногих имевшихся у нас волшебников со случайными визитами в удалённые города.

Это была паранойя? Возможно. С другой стороны, это не паранойя, если кто-то или кто-то замышляет против тебя недоброе.

Призвав ветер, я снова поднялся в небо. «Зачем ходить, когда можно делать вот так?» — подумал я про себя.

Глава 4

Королевский дворец претерпел обширную реконструкцию с тех пор, как я впервые там побывал несколько десятилетий тому назад. Возможно, «реконструкция» была недостаточно точным термином — значительные части дворца были полностью перестроены. Но это было ожидаемо, после боя между сумасшедшим богом, архимагом и древним драконом.

При реконструкции использовали тот же розовый гранит, характерный для большинства зданий в Албамарле, но архитектурный стиль несколько изменился, скорее всего благодаря хорошему вкусу Ариадны. Её отец, Джеймс, был первым монархом, севшим на трон после своевременной кончины Короля Эдварда, но Ариадна тогда уже была достаточно взрослой, чтобы дать знать о своём мнении, когда началась реконструкция.

В результате дворец стал меньше похож на крепость, и выглядел более подходящим служить дипломатическим бастионом для заезжих сановников. Сады были расширены, было добавлено больше фонтанов и скульптур, и окна стали шире и гостеприимнее. Дворец стало гораздо труднее защищать в случае, если захватчику удастся прорваться через городские стены.

Однако Королева не была совсем непрактичной. Сама она жила в уцелевшем старом донжоне. Тот был укреплён и усилен, но был скрыт окружавшими его более новыми строениями. Захватчику будет трудно добраться до него, даже пробравшись в город, но большую часть дворца наверняка пришлось бы отдать без боя.

Я миновал внешние ворота, и приземлился в одном из закрытых садов, прежде чем пройти в ту секцию, которую Ариадна выделила для своих публичных дел. Учитывая текущее время, я сомневался, что она была в донжоне. Я прошёл по широким коридорам в гостевые покои, а оттуда — в области, где господствовали мелкие чиновники. Там было множество офисов, каждый — со своей дверью и с вычурным знаком, провозглашавшим имя и титул того мелкого дворянина или писаря, который работал внутри.

Живо шагая, я не стал утруждать себя общением ни с одним из них. Перелетев через стены, я миновал целую кучу бесполезных правил и людей с раздутым чувством собственного достоинства. Двигаясь по коридорам, я шагал мимо значительного числа придворных и иже с ними, но поскольку я выглядел так, будто знал, куда иду, и имел на лице решительное выражение, они не потрудились остановить меня, чтобы что-то спросить.

Изначально я планировал просто войти внутрь, и использовать магический взор, чтобы найти Королеву, чтобы подойти к ней без лишней суеты, однако я забыл о щитах приватности, установленных Гарэсом Гэйлином. Большое число комнат и важных мест дворца были защищены от посторонних взглядов и ушей, включая магический взор.

Оглядевшись, я решил допросить одного из слуг. Мне повезло — я знал одного из людей, шедшего по коридору, спиной ко мне. Пошустрее зашевелив ногами, я догнал его, и схватил за руку:

— Где сегодня Королева?

Когда тебя внезапно хватают сзади — это для дворца отнюдь не нормальное поведение, чем свидетельствовало испуганное лицо и участившееся сердцебиение человека. Он с полсекунды пялился на меня с открытым ртом, прежде чем его лицо вернуло своё обычное бесстрастное выражение. Конечно же, он меня узнал, ибо это был Бенчли, бывший камергер Герцога Ланкастера.

Оправившись от удивления, он коротко поклонился мне, и сказал:

— Ваше Превосходительство, я не думаю, что вас сегодня ждут. — Тон его голоса был сухим, с ноткой превосходства, но, в отличие от дней моей юности, в его взгляде мелькало веселье. — Королева сейчас принимает важную персону.

Конечно же, он намекал на то, что я важным не был.

В эту игру мы играли годами. Когда я впервые встретился с ним, я был простолюдином — пусть и детским другом сына Герцога, но всё же простолюдином. Во время моих ранних приключений у нас с ним иногда возникали разногласия, в основном из-за моего отказа играть по правилам, которые диктовало моё социальное положение.

С тех пор я стал одним из самых важных персон в королевстве. Были люди, считавшие меня самым важным человеком в королевстве, вне зависимости от моего звания. В конце концов, именно я посадил Джеймса Ланкастера на трон. Это стало источником одного из моих менее известных прозвищ, «Создатель Королей».

Естественно, Бенчли всё это знал, но в качестве проявления нашей дружбы он продолжал притворяться, будто я был несущественным, незначительным человеком. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Он ни на миг не выходил из образа, и потом никогда не признавался мне в этом.

Я ответил, с притворной обидой:

— Но кто же может быть важнее меня?

Он ответил своим лучшим шутовским тоном:

— Полагаю, превеликое множество джентльменов и леди, милорд. Мне привлечь писарей к составлению вам полного списка? — Строго говоря, его ремарка была правдивой, но она также была достаточно нахальной, чтобы обеспечить ему порку, выскажи он её некоторым из дворян. Вот, почему я был уверен, что точно ему нравлюсь. Он знал, что у меня имелось чувство юмора.

Наверное, в этом и было дело. Либо так, либо он был достаточно хорошо защищён, будучи одним из самых доверенных слуг Королевы, и потому знал, что большинство дворян не посмеют пытаться указывать на столь мелкое оскорбление с его стороны.

«Нет», — сказал я себе, — «я ему точно нравлюсь». Просто таки наверняка.

— Список мне не к чему, — сказал я ему с широкой улыбкой, но прежде чем я смог задать следующий вопрос, дворец сотрясся от рёва.

Бенчли одарил меня неодобрительным взглядом:

— Полагаю, вы не вошли через ворота, милорд?

— Ну… — Снова донёсшийся снаружи рёв подтвердил мои подозрения — Каруин, дракон Королевы, поднимал тревогу.

Единственным магом, проводившем в дворце значительное время, скорее всего был Гарэс Гэйлин, но мне казалось, что он жил где-то в другом месте. Однако хотя драконы и не могли сами использовать содержавшуюся в них силу, у них всё же был магический взор. Это значило, что Каруин служил особой цели как страж дворца, и моё прибытие его растревожило. Могущественный маг сияет подобно маяку для других обладателей магического взора.

Хотя он лишь выполнял свою работу, мне подумалось, что рёв был немного чересчур. В конце концов, я был создателем Каруина. Он ведь наверняка должен был осознать, что я не представлял угрозы для его венценосной хозяйки? Третий рёв заставил меня отказаться от этой мысли.

В коридорах появились гвардейцы, а все, кто был там по уважительной причине, попрятались в своих кабинетах, или выстроились вдоль стен, чтобы солдатам было легко проходить мимо, и проверять, кто есть кто.

Я одарил Бенчли робким взглядом:

— Возможно, мне следует уйти…

Но этот предатель поднял руку, и указал на меня, призывая ближайшую группу гвардейцев:

— Он здесь!

— Бенчли, а вот это было не очень мило, — упрекнул я его. — А ведь мы с тобой столько лет знакомы!

Он лишь пожал плечами, и отошёл к стене, ублюдок этакий. Несколько секунд спустя я оказался окружён людьми в броне, и все они махали в мою сторону острыми штуковинами. Некоторые из них выкрикивали приказы, но делали это одновременно, поэтому было трудно понять, что именно они хотели.

— Вы хотите, чтобы я поднял руки, или чтобы я лёг на пол? — спросил я. — Я не могу делать сразу и то, и другое.

Ещё один кричал, чтобы я назвался, что показалось мне весьма глупым, поскольку из бормотания нескольких гвардейцев было очевидно, что они уже признали во мне «Кровавого Лорда». Я расширил свой щит на несколько футов во все стороны, чтобы не дать им подойти слишком близко.

— Кто-нибудь видел Сэра Харолда? — осведомился я. — Он поручится за меня.

Поскольку я не позволял им меня арестовывать, или даже подойти ко мне, они просто продолжали держать меня в окружении, пока не прибыл Харолд.

Харолд изначально был одним из моих рыцарей, пока Королева не сманила его к себе. Под руководством Дориана он стал одним из самых смертоносных рыцарей королевства, и я был весьма горд тем, что принимал в этом некое участие. Ныне же он был капитаном Гвардии Королевы.

Протолкавшись через толпу, и увидев меня, он принял удивлённый вид. Затем покачал головой, будто отказываясь верить.

— Надо было догадаться, — сказал он.

— Привет, Харолд! — помахал я ему. — Как думаешь, ты сможешь отозвать своих людей?

При его приближении они разошлись в стороны.

— Тебе вообще приходила в голову мысль о том, чтобы воспользоваться воротами, как все нормальные люди? — спросил он.

— Я просто хотел заскочить по-быстрому, — сказал я ему. — Ну, ты знаешь, без суеты, напыщенности и церемоний.

Харолд огляделся, и махнул руками на окружавших меня людей:

— И вот так ты себе представляешь тихий визит?

— Ну, мой план в некотором роде вышел мне боком, — признал я.

Харолд вздохнул, затем приказал гвардейцам:

— Возвращайтесь на свои посты, Графа ди'Камерон я сопровожу лично.

Некоторые из них расслабились, но было несколько человек, убедить которых было не так-то просто. Один из них подал голос:

— Вы уверены, Сэр Харолд? Он выглядит опасным, и он уже совершил преступление, когда перелез через стену.

Я возразил:

— Ни через что я не перелезал! Я перелетел.

Харолд посмотрел на гвардейца, задрав нос:

— Нэд, ты действительно думаешь, что мог бы остановить его с помощью копья? При желании этот человек мог бы одним лишь взглядом погрузить вас всех в каменный пол по шею.

Нэд с некоторой робостью опустил взгляд, но Харолд ещё не закончил:

— Если бы он действительно разозлился, то легко мог бы спалить плоть на ваших костях, или усилием мысли вырвать вам позвоночники, и никакая ваша броня нисколько бы ему не помешала. В самом деле, во время войны против шиггрэс я видел, как он…

Лица людей побелели, когда кровь отхлынула от них. Я поспешно перебил:

— Харолд! Не надо так. — Я выставил ладони в мирном жесте, и обратился к гвардейцам: — Я бы ни за что так не поступил. Поверьте мне.

Харолд одарил меня притворно искренним взглядом:

— Я всего лишь говорю истину, милорд. — Повернувшись к своим людям, он добавил: — Возвращайтесь на свои посты. Рассказами о кровавых деяниях Графа я вас попотчую как-нибудь потом.

Более не нуждаясь в побуждении, они ушли.

— Это была грязная уловка, — проворчал я Харолду.

— Если тебе не нравятся мои рассказы, то можешь подкрепить мои доводы, зажарив меня живьём прямо здесь и сейчас. — Он отвесил мне поклон, который, наверное, был наименее уважительным проявлением уважения из всего, чему я когда-либо был свидетелем.

— А ведь когда-то ты был мне по душе, Харолд.

Верзила-рыцарь осклабился:

— Если ты не хотел внушать ужас, то зачем объявился в этой одежде?

Далась им эта одежда…

— Если хочешь знать, я сегодня был с визитом в Данбар, — сказал я ему. — А сюда я заскочил не раздумывая, о чём сейчас и сожалею.

— Не будь таким мрачным, — дружелюбно сказал Харолд. Свой внешний щит я уже убрал, поэтому он подошёл ближе, и хлопнул меня между лопаток, что, вероятно, предполагалось как дружеский жест. — Пойдём в мой кабинет.

— Я просто зашёл повидать Ариадну, — ответил я.

Он покачал мне пальцем:

— Нет-нет-нет, вы арестованы, милорд. Идём, выпьем эля. А Бенчли может дать королеве знать, что тебя заковали в кандалы.

Слуга Королевы всё ещё терпеливо стоял футах этак в шести. Я окликнул его:

— Слышал, Бенчли? Меня арестовали. Надеюсь, теперь ты доволен. Пожалуйста, дай Королеве знать, что её кузена засадили под замок, и что он с удовольствием бы увиделся с ней при первой же возможности.

Я мог почти поклясться, что увидел мелькнувшую на его лице лёгкую улыбку, но это, наверное, был плод моего воображения.

— Всенепременно, милорд, — ответил он, и ушёл. Я отправился вслед за Сэром Харолдом.

Рыцарь отвёл меня в маленькое помещение, служившее ему кабинетом, и принялся шарить в шкафу, пока не нашёл два маленьких деревянных кубка сомнительной чистоты. Затем он наполнил их оба элем из стоявшего на столике у стены кувшина. Вкус у эля был таким, будто напиток некогда был весьма хорошим, но ныне стал удручающе пресным и выдохшимся. Подтащив стул, я сел, и решил не жаловаться.

— А вот говорить насчёт сжигания их заживо не было необходимости, — проворчал я.

Харолд рассмеялся:

— Эта история мне ещё долго будет помогать.

— Это как?

— Солдаты немного похожи на детей, — объяснил он. — Полезно иметь чудовище под кроватью, чтобы они не отбивались от рук.

Я нахмурился:

— Не вижу в этом никакого смысла.

— Смысл есть, и ещё какой, — ответил он. — Они будут больше меня уважать, поскольку только мне хватило смелости увести тебя — а позже, если кто-то из них начнёт бузить, я всегда смогу пригрозить отрядить смутьяна посыльным в Замок Камерон.

— Меня эксплуатируют, — простонал я.

Он сделал ещё один большой глоток из своего кубка, прежде чем поставить его обратно:

— А кого нынче не эксплуатируют?

Кивнув, я прикончил свой эль, и налил себе ещё. Было здорово снова увидеть Харолда — несмотря на его неважно выбранные шутки, это напомнило мне о былых временах. Были у нас и хорошие деньки.

— Возможно, мне следует заглянуть в казармы, и попотчевать твоих людей рассказами о твоей доблести, — предложил я. — Я мог бы рассказать им о твоей первой отважной атаку на шиггрэс в той пещере у Ланкастера.

Он выпучил глаза:

— Ты не посмеешь!

Я самодовольно повторил свою угрозу:

— Могу и посметь. Думаю, им будет полезно это услышать. — В те дни Харолд был только-только произведён в Рыцари Камня, и ещё не успел привыкнуть к своей силе, когда я попросил его пойти в атаку на баллисту, которой управляла группа нежити. На нервах, и накачанный адреналином, он именно так и сделал, но его первый прыжок из-за укрытия послал его головой прямо в нависавший над нами каменный потолок. Он едва сам себя не оглушил.

Харолд немного поглядел на меня, затем предложил:

— Мир?

— Покуда ты обещаешь не рассказывать им страшные сказки про злых волшебников.

— По рукам! — Он потянулся к кувшину эля, но обнаружил, что тот пуст. Тот не был полным изначально, поскольку мы с Харолдом приговорили всего лишь по полкубка. — Давай, я ещё принесу.

— А разве тебе можно пить при исполнении? — спросил я.

— Ни за что! — ответил он. — Только я не при исполнении. Однако ты поднял такой гвалт, что я всё равно прибежал.

Это показалось мне разумным, поэтому я его отпустил. Несколько минут спустя он вернулся с полным кувшином, и этот был заметно лучше. Только что набранный из бочонка. Я с благодарностью отхлебнул из своего кубка:

— Вот так-то лучше.

Харолд улыбнулся:

— Когда мы с тобой впервые встретились, я был ещё слишком молод, чтобы пить. Мне давали только маленькое пиво, и только за ужином.

Маленькое пиво представляло из себя очень разбавленное пиво, которое подавали с большей частью трапез — его пили даже дети, поскольку это было безопаснее, чем пить воду. Я рассмеялся:

— Когда я тебя впервые увидел, у тебя даже бороды не было, был только пушок, который ты отказывался сбривать, потому что думал, будто он придаёт тебе мужественный вид. Я думал, Дориан с ума сошёл, когда он сказал мне, что, по его мнению, из тебя выйдет хороший рыцарь.

Он поднял свой кубок:

— За Дориана!

— За Дориана! — с готовностью согласился я. Моё настроение значительно улучшилось, то ли от полёта, то ли от трёх кубков эля, трудно было сказать. Мы ещё почти час обменивались байками и воспоминаниями, прикончив кувшин, и начав ещё один, когда в дверь постучали.

— Заходи! — проорал Харолд.

Это был Бенчли. Он вошёл, и одарил нас обоих неодобрительным взглядом:

— Королева послала меня уведомить вас, что готова вас принять, Ваше Превосходительство.

То, что я принял слишком много, я понял, лишь когда встал. Мир поплыл вокруг меня, качаясь из стороны в сторону — или, возможно, это я качался. Харолд тоже встал, и подставил мне своё плечо, а потом и сам едва не упал.

— О-о-о! — промычал он. — Бенчи, помоги-ка нам.

Бенчли никак не прокомментировал то, как исковеркали его имя, и таки помог нам устоять на ногах. Потом он повёл меня через дворец, крепко держа меня под руку, чтобы меня не уводило слишком сильно в одну или другую сторону. Поскольку Харолда не звали, он остался. Он предложил пойти со мной, но я сказал ему отдыхать. Не было смысла ещё и его втравливать в неприятности.

Вместо тронного зала или одной из комнат для совещаний, где заседали сановники, Бенчли повёл меня в сторону старого донжон. Оказавшись внутри, мы направились к королевским апартаментам, и остановились у двери в маленькую гостиную.

— Вы готовы, милорд? — спросил он меня тоном, показавшимся мне внимательным. Быть может, я ему всё же был небезразличен.

— Думаю, да, Бенчли, — сказал я ему. — Спасибо тебе. Прости за сегодняшнее. — Я всё ещё немного нетвёрдо стоял на ногах, но уже мог идти почти по прямой.

— Не берите в голову, милорд, — ответил он.

— Ты — хороший человек, Бенчли, что бы я о тебе раньше ни думал, — ляпнул я.

Его лицо приняло озадаченное выражение:

— Милорд?

— Я был подростком, Бенчли, но с тех пор я тебя сильно зауважал, — сказал я, не зная, делает ли это мою ремарку лучше или хуже.

— То были интересные времена, милорд, — нейтральным тоном согласился он. — Лучше не заставлять Её Величество ждать. — Он указал на дверь.

— Воистину. — Я открыл дверь, и нырнул внутрь.

Ариадна, Королева Лосайона, сидела в удобном кресле на противоположной стороне комнаты. Её парадное одеяние исчезло, сменившись более удобным и простым платьем из мягкой льняной ткани с меховой оторочкой. Волосы её были распущены, и она как раз находилась в процессе причёсывания.

— Ваше Величество, — поприветствовал я её. Мой поклон был отнюдь не изящным, поскольку я быстро обнаружил, что удержание равновесия во время сгибания вперёд было делом совершенно отличным от балансирования в выпрямленном положении. Я каким-то образом сумел снова выпрямиться, лишь слегка покачнувшись.

— Не нужно формальностей, Морт, — сказала она, — только не здесь. — Говоря это, она изучала меня взглядом. — Присядь, — добавила она, махнув рукой в сторону удобного на вид пухлого дивана.

— С радостью, — ответил я, и плюхнулся на указанный предмет мебели.

— Я не собиралась заставлять тебя ждать так долго, — продолжила она, — но после завершения моих сегодняшних дел мне не терпелось избавиться от этой одежды.

Дозволение находиться в присутствии Королевы в то время, как она расслаблялась, одетая в простое платье, и без каких-либо слуг — это было бы бесчестно, будь я кем-то другим, однако я был её родственником. С формальной точки зрения она была моей двоюродной племянницей, хотя первые пятнадцать или шестнадцать лет моей жизни я об этом не знал. Важным было то, что в юности я был лучшим другом её брата, и, соответственно, с ней мы тоже дружили с детства.

Хотя, конечно, с тех пор, как она стала королевой, между нами появилось некоторое расстояние, в частности — после того, как меня публично высекли, но по большей части вина в этом была моя. Мне потребовалось некоторое время, чтобы совладать с моей оскорблённой гордостью. Сейчас ситуация была лучше, но былой близости между нами уже не было.

— Ты не поверишь, как у меня чешется голова от этой короны, — сказала она, снова расчёсывая волосы. — Хотя мне, наверное, не следует винить корону. Проблема в том, что волосы у меня весь день заплетены и уложены.

Как у графа, у меня был венец, который я надевал на официальных мероприятиях, но поскольку волосы у меня были короткие, я на самом деле не мог знать, каково это — иметь вычурную причёску, поэтому я не стал никак это комментировать. Вместо этого я перешёл к более будоражащим новостям:

— Ты в курсе? Меня сегодня арестовали.

На её лице мелькнула лёгкая улыбка:

— Да, я слышала, хотя ты, похоже, пережил это без последствий.

— Темница у тебя очень удобная, а тюремщик был очень любезен, — ответил я своей собственной улыбкой.

Она отложила гребень, и стала очень неподобающим для леди образом чесать скальп напрямую, ногтями:

— Я и не знала, что обитателям моей темницы подают пиво.

— Весьма цивилизованный обычай, — прокомментировал я. — Я и сам подумываю построить у себя темницу, просто чтобы друзей развлекать.

Она засмеялась, прикрыв рот ладонью. Расслабленная или нет, некоторые привычки в неё были вбиты ещё в детстве.

— И сколько ты употребил? Когда ты вошёл, я думала, что ты упадёшь.

— Больше, чем я думал, — сказал я ей. — Мы с Харолдом стали вспоминать былое, и я перестал следить за собой.

— Если бы ты вошёл через ворота, то тебя никто бы не притеснял, и не арестовывал, — посоветовала она.

— Я не думал, что кто-нибудь заметит, — ответил я. — Про Каруина я забыл.

— Он очень меня бережёт, — согласилась Ариадна. — На случай, если ты не знал, я приказала привратникам и лакеям пропускать тебя почти без суеты. Тебя бы не подвергли всей той помпе и церемониалу, с которыми приходится мириться большинству людей.

Этого я действительно не знал.

— Внимаю твоей мудрости, Моя Королева, — с деланным формализмом отозвался я. И тут я осознал, что я не был у неё уже не один год. После судебного процесса и моего наказания я месяцами избегал столицы, вернувшись лишь для того, чтобы произнести речь за упокой Дориана. В тот день Ариадна пожаловалась на то, в какой изоляции она находится, но моя боль всё ещё была слишком свежей, чтобы я мог ей сильно посочувствовать.

С тех пор прошло почти десять лет, а я был в столице лишь дважды, исключительно по важным государственным делам. В обоих случаях я не говорил с ней наедине. Она давала мне массу возможностей, но я их избегал. Избегал её.

Однако она выдала особые инструкции людям у ворот, чтобы они впускали меня без вопросов, и зачем? Это было явно не в целях практичности. Я нутром чуял ответ: это был жест надежды.

— Ты не мог бы подать мне вон тот графин, Морт? — спросила она, указывая на стеклянную тару, стоявшую в стеклянном буфете у стены.

Не рискуя вставать, я воспользовался своей силой, почти плавно пролевитировав графин ей в руку.

— Что это?

— Спиртной напиток из Гододдина, — ответила она. — По-моему, Николас говорил, что это называется «джин». Его делают из ягод можжевельника. Я к нему весьма пристрастилась. — Вытащив пробку, она налила себе в стакан. Она сделала глоток, и её лицо сморщилось.

Столь небрежно упомянутый ею «Николас» был монархом Гододдина, соседней с Лосайоном страны.

— Тебе вообще можно это пить? — открыто удивился я.

— А почему только тебе можно веселиться? — поддела Ариадна. Поглядев на моё лицо, она добавила: — Не волнуйся. Я почти никогда не пью. Не с кем пить, когда ты — королева. Это — особый случай. — Давясь, она сделала второй глоток.

— Ты так себя доведёшь, — предостерёг я. — Большинство людей смешивают такие вещи с другими напитками, вроде фруктовых соков или вина.

Закончив глотать воздух, она ответила:

— Чепуха, Николас сказал мне, что этот напиток изобрели в качестве лекарства.

«Лекарства от трезвости», — подумал я про себя. Следующие мои слова удивили даже меня самого:

— Прости меня.

Брови Королевы поползли вверх, а затем она заставила себя сделать ещё один глоток. После неминуемо последовавшего за этим кашля она спросила:

— За что?

— Я то, что меня не было рядом, — просто сказал я.

Её щёки налились румянцем, хотя были тому причиной мои извинения, или выпивка, я точно сказать не мог. Она долгий миг смотрела на меня, прежде чем ответить:

— Не надо. Нам весело. Это твой первый личный визит… вообще первый. Не порть его.

— Именно поэтому я и прошу прощения, — объяснил я. — Когда я пришёл, целую вечность тому назад, на поминальную службу, ты сказала мне о том, в какой изоляции ты находилась. Но я был слишком зол, чтобы слушать. Но злился я не на тебя. Я злился на Лосайон, на народ, но поскольку ты была королевой, наказание в итоге пало на тебя. Я тебя бросил. Вот, за что я прошу прощения.

Ариадна хмуро глянула на меня, затем встала, и осушила свой бокал. На этот раз она не закашлялась. Она с громким стуком поставила стакан на столик.

— Я больше не маленькая девочка, Морт. Я больше не младшая сестрёнка Маркуса, хвостом таскающаяся за вами по замку. Я — королева, и я вполне способна о себе позаботиться, так что оставь свою жалость при себе. За эти годы я неплохо справилась сама, без твоей помощи.

Разволновавшись, она отнесла графин обратно в буфет, затем снова взяла, и вернулась к своему креслу, чтобы заново наполнить свой бокал.

— Я что, должна печалиться о всех этих пустых годах, когда мне к кому было обратиться за советом? Вот уж нет! — Она сделала очередной большой глоток из своего бокала.

Её слова заставили меня дёрнуться. Королевой она стала в тот же день, когда потеряла родителей, однако она никогда не жаловалась. А как иначе? Жаловаться-то было некому. Её младший брат, Роланд, остался в Ланкастере, родителей не стало, а я обращался с ней так, будто она была чумная.

Но она вышла замуж. За видного молодого дворянина из Гододдина, его звали Ли́манд. Когда до меня дошли вести об этом, я испытал в некотором роде облегчение, поскольку это смягчило моё чувство вины за то, как я её избегал. Однако детей у них не было, а ей уже было далеко за тридцать. Я всё гадал, следует ли мне упоминать её мужа.

Глаза Ариадны сузились, будто она прочла мои мысли:

— И даже не упоминай моего мужа.

Я поднял ладони:

— Слышал, что он — приятный малый.

Она снова упала в своё мягкое кресло:

— А ты знаешь, почему я вышла за него?

Тут я точно заплыл в опасные воды — наверное, почти такие же опасные, как разговоры с Пенни, начинавшиеся с простого «нам надо поговорить». Силясь найти ответ, я смог выдать лишь:

— Он красивый?

Она опустошила свой бокал, и снова поставила его:

— Он — никчёмный павлин. Я вышла за него потому, что он — не из Лосайона.

Двадцать лет назад я бы не понял, но с тех пор я успел достаточно погрузиться в политику, чтобы уловить смысл её слов. Она была первой правящей королевой в Лосайоне. Выбери она дворянина из своей собственной страны, вопрос о том, следует ли ему быть королём, мог бы стать серьёзной проблемой. Однако никто из дворян Лосайона не желал, чтобы ими правил иностранец, поэтому Лиманда сделали «принцем-консортом».

Сестрёнка моего друга была хитра. Она ловко обогнула самое опасное препятствие её суверенной власти. Я впечатлился:

— Я об этом и не догадывался, — сказал я ей, — но это — гениально.

— Спасибо, — сказала она, слегка склонив голову, и махнув ладонью, будто принимая аплодисменты. — Однако брак всё равно ужасный. Я его терпеть не могу. Вот, почему я большую часть года держу его подальше от себя.

Принц Лиманд стал хорошо известен как заядлый охотник, и проводил большую часть своего времени вдали от столицы, но я всегда думал, что это было его собственным выбором.

— Так вот, почему нет… потомства? — спросил я, имея ввиду тот факт, что она не родила наследника.

Теперь дёрнулась уже она. Это был тот единственный вопрос, который ни за что не осмелился бы задать ни один дворянин в Лосайоне, но он был у всех на уме. Королеве было под сорок, и вопрос о наследовании престола начал приобретать остроту.

— Нет, — наконец призналась она. — Свой супружеский долг я исполнила, но безрезультатно. — Затем она произнесла слова, которые ни за что не сказала бы прилюдно: — Я бесплодна.

Подавшись вперёд, я подал мысль:

— Ты уверена, что дело в тебе? Может, это Лиманд.

Ариадна хихикнула чрезвычайно неподобающим для королевы образом:

— Во мне. За эти годы я закрутила несколько интрижек.

Я был воистину в шоке:

— Просто ради того, чтобы проверить эту теорию?

Она взглянула на меня печальными глазами поверх своих безжизненных губ:

— Потому что мне было одиноко, но — да, и для этого тоже, полагаю.

У меня в голове пронеслась дюжина разных мыслей, но до языка первой добралась эта:

— А Лиманд, он знает, или…?

Она кивнула:

— Вероятно — да, хотя это и не важно. Мы уже не один год порознь, а когда были вместе, то в основном лишь из чувства долга. У себя в охотничьем домике он сам заботится о своих нуждах.

Я просто немного посидел на месте, чувствуя себя ошарашенным и… грустным. Мой брак и близко не стоял с её собственным. Дела у нас с Пенни не шли идеально, но мы были партнёрами, друзьями и, да, любили друг друга, несмотря на все сложности воспитания детей и управления небольшим кусочком королевства. Глядя на Ариадну, я видел зрелого, держащего себя в руках, дисциплинированного и могущественного монарха — но у себя в голове я по-прежнему видел девочку, которая бегала за нами по Замку Ланкастер. В те времена она была ветреной и живой, и я почему-то всегда полагал, что жизнь у неё сложится более счастливая.

— Ари… — начал я, прибегнув к её старому прозвищу, — я не знаю, что сказать. Мне следовало быть рядом с тобой.

— Прекрати, Морт. — Её глаза покраснели. — Предполагалось, что эта наша встреча будет счастливой. Почему мы говорим на эту тему?

Потому что я чувствовал себя виноватым — вот, почему.

— Ты права, — внезапно сказал я. — Прошлое уже загублено, но завтрашний день — это совсем другое дело. Поживи с моей семьёй. Можешь спать у нас, когда только пожелаешь.

— Чего?

— Я сделаю тебе портал, — объяснил я. — Можешь весь день быть королевой, а по вечерам, если хочется суеты, ты сможешь пройти через портал, и поспать в нашей гостевой спальне. Пенни будет в восторге. — Вообще-тор, Пенни, наверное, ещё придётся уговаривать. Она была отнюдь не так близка к Королеве, как я… был. Возможно, она даже немного на меня разозлится.

В то время как ни одна из моих предыдущих ремарок не заставила её потерять самообладание, это последнее предложение оказалось чересчур. Слёзы переполнили её глаза, и стали бесшумно стекать по её щекам.

— Я не могу… а как же охрана?

— Ничего им не говори, — сказал я. — Или скажи, но только Харолду.

— Каруин узнает, — сказала она, упомянув своего дракона. — Он сможет пролезть в этот портал?

Только если бы я сделал его гораздо шире, чем намеревался. Порталы требовали гораздо большего вложения эйсара, и объём этого вложения рос в геометрической прогрессии относительно размера портала — поэтому-то мне и пришлось использовать Бог-Камень, чтобы запитать Мировую Дорогу. Я отрицательно покачал головой:

— Нет. Ему придётся использовать Мировую Дорогу, или летать — что также выдаст тебя с головой. Просто объясни ему всё. Ты будешь отсутствовать лишь по вечерам, и лишь тогда, когда захочешь побыть вдали от дворца. Он поймёт.

Ариадна оглядывала комнату, будто могла найти в своём окружении какую-то логичную причину для отказа.

— Не знаю. По-моему, твоей жене это не понравится. Как она сможет расслабиться у себя дома в моём присутствии?

Женщины. Почему они все такие сложные и проницательные?

— Она согласится, — заверил я её. — Поверь мне.

Она покачала головой:

— Нет. Это плохая идея.

— Очень жаль, — сказал я ей. — Мне плевать.

Ариадна встала, выпрямив спину, и глядя на меня свысока:

— Я — твоя королева. Ты обязан делать то, что я приказываю.

Для меня она была скорее отдалившейся младшей сестрой, особенно учитывая то, что Маркуса я считал своим братом, а не просто каким-то другом или двоюродным родичем.

— Ты — часть моей семьи, и мне плевать, что ты там приказываешь. Я сделаю так, как пожелаю. Если тебе это не нравится, то можешь попытаться посадить меня в темницу, но шансы на успех этого предприятия мне кажутся весьма низкими.

Без всякого на то предупреждения я обнаружил себя в объятиях. Ариадна стискивала меня с неожиданной силой, уткнувшись лицом в мой кожаный камзол. Я осторожно обнял её руками, и позволил ей ещё так постоять, ничего не говоря. Будучи королевой, она, наверное, не могла себе позволить плакать у людях на глазах уже почти десять лет. Я не мог представить, как тяжело это было. Пенни всегда была рядом со мной, и неоднократно видела мои слёзы. Да и остальная часть моей семьи видела, если уж на то пошло.

Через некоторое время она оттолкнула меня, и притворилась, что её лицо не было красным, а нос — сопливым. Королева была выше подобных мелочей.

— Ладно. Будь по-твоему. А пока что тебе лучше вернуться домой. Уже темнеет.

— Э? — Я потерял счёт времени. Быстрый взгляд в окно уведомил меня, что сумерки уже наступили. «Я обещал, что сегодня вернусь домой пораньше».

«Проклятье».

— Ты права!

Она тронула меня за плечо прежде, чем я успел уйти:

— Передай от меня привет Маркусу и Дориану.

Это меня удивило:

— Ты что имеешь ввиду?

— Когда я тебя вижу, я думаю о них. Они будто никуда не девались. Вы трое были так близки, что мне нравится думать, будто они всё ещё живы, внутри тебя, — призналась она. — У меня такое чувство, будто если я тебе что-то скажу, то они, может быть, всё ещё могут это услышать. Скажи им, что мне их не хватает.

Я одарил её храброй улыбкой, и кивнул, однако сам давился слезами, уходя прочь.

Глава 5

Используя мой удобный трафарет, я создал ещё один временный круг, и телепортировался обратно в здание в Замке Камерон. Я ожидал, что отвечать на вопросы от Пенни мне не придётся, пока я не доберусь до дома, но всё оказалось не так.

Как только я вошёл во внутренний донжон, я понял: что-то не так.

Не в обычном смысле «не так». Надо мной не маячила никакая смертная опасность, однако в замке царила суета. Конечно, в это время суток всегда была, поскольку всех надо было кормить, однако в воздухе витало дополнительное возбуждение. Они что, банкет затеяли?

«Невозможно», — подумал я. «Следующий банкет будет только в…»

— Ох, бля-а-а. — Это тревожило меня, на подсознательном уровне, с самого утра, когда я заметил про себя, что шесть дней назад был день рождения моего отца. Он родился на шесть дней раньше моей матери. Сегодня ей исполнялось восемьдесят лет, и Пенни планировала устроить в её честь…

— Морт!

Моя прекрасная жена стояла передо мной, одетая со всей той показной изысканностью, от которой она обычно воздерживалась.

— Да, любовь моя? — сымпровизировал я. Как она сумела так быстро найти меня среди бегавших взад-вперёд людей, я понятия не имел. В этом она успела набить руку.

Пенни оглядела меня с ног до головы, очевидно сочтя мой наряд недостаточным:

— Ты сказал, что сегодня вернёшься домой пораньше. Время поджимает!

— Ну конечно же! — согласился я. — Я не собирался возвращаться впритык. — Я стремительно пошёл вперёд, будто намеревался направиться прямо в главный зал.

— Не так быстро, — сказала она, останавливая меня. — Тебе нужно переодеться. Несколько минут у тебя ещё есть. Ты же не хочешь праздновать юбилей твоей матери в наряде палача, так ведь?

«А Королеву моя одежда вполне устроила», — молча подумал я.

— Хорошая мысль. — Я развернулся, и направился к двери в наши покои.

На её лице мелькнула ухмылка:

— Ты ведь забыл, да?

Я мог лишь быть благодарным за то, что она была в хорошем настроении:

— Ну…

— Поспеши, — коротко ответила она.

Спускаясь по лестнице, я миновал своих детей. Мойра одарила меня неодобрительным взглядом, а Мэттью лишь саркастично поцокал языком, когда я проходил мимо. Айрин покачала головой.

Когда они скрылись из виду, я услышал, как Коналл воскликнул «Я ж говорил», обращаясь к своим брату и сёстрам. Спиногрыз.

Пройдя через портал, который вёл в наш истинный горный дом, я обнаружил, что кто-то (Пенни) заботливо разложил на кровати мою одежду. То был синий камзол с подходившими по цвету шерстяными лосинами, и пара искусно отделанных коротких кожаных сапог. Синий был любимым цветом моей матери. Ни одной мелочи она не упускает, только не моя Пенни.

Быстро одевшись, я вернулся той же дорогой. Теперь коридоры были почти пусты, за исключением нескольких слуг. Все были в зале и, наверное, ждали, пока войду я, прежде чем сесть. Леди Роуз ждала у двери, держа под руку мою мать.

— Наконец-то, — сказала Роуз, одарив меня взглядом с прищуром.

— Надеюсь, я не заставил тебя ждать, — извинился я, обращаясь к своей матери.

Она лишьулыбнулась, от чего в уголках её голубых глаз появились морщинки. Однако Роуз была не согласна.

— Что ты натворил? — объявила меня, прежде чем повернуть меня боком, осматривая завязки моего камзола.

— Э…

Мэридит Элдридж тихо засмеялась, глядя на меня снизу вверх:

— Он неисправим.

Вздохнув, Роуз начала быстро распускать завязки на моём камзоле, и снова их затягивать. Я не видел в результате её трудов никакой разницы, помимо того факта, что её работа выглядела аккуратнее и чуть опрятнее моей.

— Вот, почему тебе не следует пытаться одеваться самому, — посоветовала Роуз.

Я не мог не восхититься скоростью и ловкостью её пальцев. Леди Роуз Торнбер была дворянкой до мозга костей, обученная науке политики, искусству этикета, крайне пристойным навыкам плетения кружев, и прочим самым разным вещам, о которых я не имел никакого понятия.

— Я не мог найти моего камердинера, — сказал я, на ходу сочинив отговорку.

— Потому что у тебя его нет, и лжец из тебя ужасный, — заметила Роуз, не отрывая взгляд от работы. — Я всё время тебе твержу — заведи камердинера.

— Я имел ввиду Пенни, — вздохнул я. Ни до кого никогда не доходят мои шутки.

— Она в зале, не даёт остальным заскучать до того, как явится твоя мать, — уведомила меня Роуз. Чуть погодя она добавила: — И — да, я знаю, кого ты имел ввиду. Это не смешно. — Закончив, она подалась вперёд, и целомудренно поцеловала меня в щёку, прошептав: — Простофиля ты этакий. — Затем она отступила, и повернула меня лицом к матери: — Леди Элдридж, позвольте представить вам вашего сына.

Моя мать всё это время тихо наслаждалась нашей беседой, но теперь просто улыбнулась:

— Ну разве он не красавец!

Я протянул ей локоть, а Роуз пошла впереди. Нам пришлось немного подождать, чтобы мы не вошли одновременно с ней, и пока мы ждали, мать повернулась ко мне:

— Я говорила тебе, как я тобой горжусь?

«Так часто, что я со счёта сбился», — подумал я.

— Мам, это — твой день. Давай для разнообразия будем праздновать в твою честь.

— Мой праздник — это ты, — ответила она. — Каждый день я слышу, как люди говорят о тебе. Каждый день я вижу, что ты сделал. Я мало чего добилась в своей жизни… помимо тебя, и ты меня никогда не подводил.

Я терпеливо улыбнулся. Чему я был вынужден научиться, так это тому, как принимать комплименты, и она-то уж точно давала мне массу поводов для практики. Шагнув вперёд, я толкнул двери, и мы вошли внутрь. Зал был полон, набитый всеми жителями замка и, судя по всему, значительной частью жителей Уошбрука.

Вытянув руку, я отошёл настолько далеко, насколько осмеливался, не теряя хватки на её кисти. Равновесие её в эти дни было не лучшим, и я постоянно волновался о том, чтобы она не упала. Затем я обратился к собравшимся:

— Позвольте мне представить вам виновницу торжества, Леди Мэридит Элдридж!

Это собравшиеся встретили громкими радостными возгласами и массой поднятых кубков. Моя мать успешно попыталась сделать небольшой реверанс, лишь чуть-чуть покачнувшись. Я медленно и осторожно провёл её к её месту за столом, убедился, что она надёжно уселась, и занял своё собственное место. После чего все смогли расслабиться и начать наслаждаться едой.

Конечно, она в главном зале была не впервые. Моя мать неоднократно делила с нами трапезу, и её хорошо знали, но с течением лет она стала появляться всё реже и реже. Предпочитала обедать в тишине и покое своего собственного дома. В то время как мы с Пенни взяли за правило появляться на людях минимум дважды в неделю, мама ныне выходила на люди в лучшем случае раз в месяц.

Поскольку день был посвящён ей, музыканты играли по её заказу, и Мэридит выбрала ряд хулиганских кабацких песен. Большую часть жизни она провела простолюдинкой, и хотя более утончённая музыка ей стала нравиться, вкус к вульгарным балладам она не потеряла. Её выбор всем, похоже, понравился.

В какой-то момент Пенни наклонилась прошептав мне на ухо:

— Ты хорошо зашнуровал камзол… дело рук Роуз?

Я одарил её заносчивым взглядом:

— Я набил руку.

— Значит, это точно была Роуз.

— Ну, мой камердинер в тот момент не мог мне помочь, — сказал я ей, подмигивая.

Она мягко ущипнула меня под столом. Её пальцы были достаточно сильны, чтобы сгибать сталь, поэтому она обычно всегда осторожничала. В результате я едва ощутил её упрёк.

— Ты ведь осознаёшь, что кому всё же нужно было всё это организовать?

Нагнувшись, я поцеловал её в щёку:

— И я благодарен за это, и за всё остальное, что ты делаешь. Сам я без тебя и с малой толикой всего этого бы не управился.

— Мог бы и управиться, — отозвалась она, — если бы не тратил время, исцеляя незнакомцев и притворяясь жестянщиком.

Мэридит закашлялась, подавившись вином, чем немедленно привлекла мой взгляд. Вино было разбавленным, поскольку крепкое она пить уже не могла, но в последнее время ей стало трудно глотать. Я взволнованно оглядел её, пока она прокашливалась и вытирала рот и ладонь полотенцем. Когда бы я на неё ни глядел, она казалась мне ещё более хрупкой, чем в прошлый раз.

Мать махнула на меня рукой, побуждая меня не волноваться, но я смотрел на неё не только глазами. Магическим взором я наблюдал за биением её сердца, а ещё я видел, каким тусклым стал её эйсар. С течением лет он равномерно угасал подобно пламени, постепенно догорающему и оставляющему после себя лишь пепел. Я ничего не мог с этим поделать, и это почему-то заставляло меня чувствовать себя виноватым.

Это была ещё одна из причин, заставлявших меня так много времени бродить под личиной. Было так много людей с проблемами, которые я мог исправить — это помогало мне не думать о тех проблемах, которые я был совершенно не в состоянии решить.

Пока я наблюдал за ней, моя сосредоточенность дала слабину, и мир слегка затуманился. Голоса по-прежнему были рядом, они всегда были рядом, но я снова ощутил холодное прикосновение пустоты. Она была в зале вместе с нами, укрываясь внутри каждого человека, но сильнее всего она была в моей матери. Её смерть была близка как никогда.

Пенни сжала мою ладонь:

— Морт? Ты в порядке?

Моргнув, я кивнул:

— Прости, мне нужно сходить в уборную. — Извинившись, я встал, и быстро ушёл. По правде говоря, мне действительно нужно было отлить. Эль Харолда всё ещё давал о себе знать в моём мочевом пузыре, но по большей части мне нужно было немного времени, чтобы проветриться.

В коридоре стояла фигура — с человеческим обликом, но без эйсара, который определял живых существ. Я мгновенно узнал его.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я.

— Во время трапез я избегаю зала, — сказал Гэри, поворачивая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Хотя я могу подражать остальным, ощущать вкус я не способен. Я чувствую…

— Чувствуешь?

Он кивнул:

— Да, у меня есть чувства, или, по крайней мере, я думаю, что это они и есть. Мы никак не можем сравнить наши ощущения, чтобы выяснить это точно, — ответил он. — Как бы то ни было, наблюдение за тем, как все едят, вызывает во мне чувство одиночества. Это — яркое напоминание о разнице между мной и всеми остальными.

Присутствие андроида помогло мне успокоиться. Возможно, всё было потому, что он не был истинно живым, и, соответственно, не умирал. Внутри него отсутствовал эйсар, и потому пустота тоже совершенно отсутствовала. Однако его ремарка разожгла моё воображение:

— И это делает тебя ещё более человечным, — сказал я ему.

— Это как?

— Все в разные моменты времени чувствуют себя в той или иной степени одинокими. Когда тебя окружает толпа, это ощущение становится только хуже, — объяснил я. — Тебе не хватает Керэн? — Керэн была его дочкой. Не от его плоти и крови, конечно, но дочкой человека, создавшего его — человека, чьи воспоминания он в себе нёс.

— Не хватает, — признался он.

— Это ещё одна человеческая черта. Нам всем не хватает наших детей, когда их нет рядом, — сделал наблюдение я.

Андроид улыбнулся:

— Верно. Разве тебе не следует быть на празднике?

Я пожал плечами:

— Мне нужно было отлить.

— Ещё одна разница между нами, — сказала машина.

Моё настроение уже успело значительно улучшиться:

— По крайней мере, эту разницу тебе не обязательно видеть.

* * *

Позже, когда мы с Пенни лежали в кровати, наслаждаясь приятной тишиной перед сном, она задала мне вопрос:

— Что было не так во время банкета, когда ты ушёл из-за стола?

Я прикинулся дурачком:

— Я сегодня пил эль с Харолдом, когда был во дворце. Вообще говоря, я немного перебрал. У меня начала болеть голова, и мне надо было отлить.

Она молчала с минуту, ожидая продолжения. Когда я ничего не выдал, она подтолкнула меня:

— А что ещё было не так?

— А почему ты думаешь…

— Морт, — перебила она неодобрительным тоном.

Я вздохнул. Уж мне-то следовало знать, что её не одурачить. Эта проклятая женщина слишком хорошо меня знала.

— Дело в моей матери. Я вижу, как она слабеет с каждым днём.

— Видишь в обычном смысле, или в каком-то ещё?

— В обоих. С тех пор, как я побыл шиггрэс, у меня появилось дополнительное чувство, — объяснил я.

— Но ты не был шиггрэс, — сказала Пенни. — Это был твой двойник. Ты лишь позже получил его воспоминания, когда уничтожил Мал'гороса. Так ты мне и рассказал.

— Это правда, — согласился я, — но не вся правда. Хотя Брэксус считал себя мной, я по-прежнему присутствовал внутри него. Я думал, что все решения принимал я, и лишь позже догадался, что мы с ним были двумя отдельными существами. Я по-прежнему ощущал всё, что ощущал он, мы были вместе.

Пенни перекатилась на бок, повернувшись ко мне лицом и подложив руку под голову:

— И что это за дополнительное чувство?

— Я же тебе рассказывал, что я, как архимаг, могу слышать вещи — голоса, вроде земли или ветра.

— Угу. Но ты сказал, что это на самом деле не как слух.

— Именно. Просто слух — это самое близкое слово для описания того, что я ощущаю. Так вот, это чувство дополняет мой «слух». Пока я был внутри шиггрэс, я развил ощущение чего-то ещё. Я об этом думаю как о «пустоте», или «смерти», или, быть может, «энтропии». Это — сила, сопутствующая жизни, противоположность созидания. Наверное, она — часть мирового равновесия, но я ощущаю её как своего рода тень. Она нависает над всем. В молодых она слабее всего, но в больных или стареющих она становится сильнее, — объяснил я.

— И ты видел её вокруг твоей матери? — спросила она.

Я кивнул:

— Я вижу это во всех. Не всё время, а лишь тогда, когда расслабляю разум, или использую способности архимага без должной сосредоточенности.

— Тебя расстраивает видеть то, что твоя мать умирает, — заявила Пенни.

Я снова кивнул, крепко сжимая губы.

— А вокруг меня ты эту штуку видишь?

Как только эти слова сорвались с её губ, пустота снова вторглась в мои ощущения, и в тусклом свете свечей я увидел, как она скрывается под лицом моей жены — медленный тлен времени, глодающий её жизненную силу. Я крепко зажмурился, силясь закрыть свой разум, отгородиться от своих ощущений.

Её руки обняли меня:

— Тебе следовало раньше мне сказать. Тебя это уже не один год тревожит, так ведь?

— Никто не хочет слышать, что ты наблюдаешь за их постепенным умиранием, — сказал я, сделав долгий выдох. — В основном мне удаётся отгородиться от этого, или отвлечься. Дети в этом помогают, а также царящая здесь суета. Просто время от времени оно берёт надо мной верх. — «А ещё иногда мне снится, как я высасываю жизнь из людей», — подумал я. Однако эту часть я сказать ей не мог. Это было уже чересчур. После всех тех ужасов, которые Пенни испытывала, будучи в руках шиггрэс, я не думал, что она вытерпит мысли о том, что во мне всё ещё могло оставаться семя зла.

Она поцеловала меня в лоб:

— Дуралей ты, вот кто. Тебе положено делиться со мной подобными вещами.

— Никто ничего не может с этим поделать, — пробормотал я.

Пенни стиснула меня сильнее:

— Ты действительно так думаешь? Возможно, мне следует преподать тебе урок.

Я неплохо себе представлял, о чём она могла говорить. «Да, пожалуйста, преподай мне урок». Я поцеловал её в шею:

— Возможно, я согласен учиться.

Она засмеялась, и оттолкнула меня:

— Вот, теперь-то ты себя и выдал! Неужели это всё было уловкой, чтобы обманом заманить меня в твои порочные объятия?

Я пожал плечами, и одарил её своей лучшей озорной улыбкой.

— Дурость бессмертна, — сказала она, повторяя мне в лицо мой старый девиз.

— Но иногда и дурости кое-чего перепадает, — добавил я. Выражение её взгляда сказало мне, что ночь меня точно ожидала хорошая. А затем раздался проклятый всеми богами стук в нашу дверь. «Етить твою налево!», — подумал я.

— Кто там?! — громко спросил я, не пытаясь скрыть своё раздражение. Поскольку спальня была окружена уордом, посмотреть магическим взором через дверь я не мог.

— Папа, — донёсся из-за двери голос Мэттью. — У меня появилась идея.

— Завтра, — крикнул я.

После короткой паузы он сказал:

— Но ты же не спишь.

— Убирайся!

Я подождал, но больше никаких слов не услышал. Чуть погодя я встал, и выглянул за дверь, чтобы убедиться в том, что он ушёл. Коридор был пуст. Ворча, я вернулся в кровать. Требовалось некоторое время, чтобы вновь поймать упущенное настроение, но я был упорным человеком. И в конце концов добился успеха.

Глава 6

Мэттью снова меня нашёл следующим утром. Обычно он спал допоздна, поэтому увидеть его за завтраком было делом неожиданным.

— Папа, — сразу же сказал он.

— Фа фшто? — красноречиво ответил я с набитым колбасой и яйцами ртом.

— Я тут думал о нашей проблеме.

Проглотив, я чуть придержал поглощение пищи, чтобы успеть сказать:

— О нашей проблеме?

— Касательно АНСИС, — пояснил он.

Это было последним, о чём я хотел думать, не говоря уже о том, чтобы устраивать на эту тему мозговой штурм. Я всё ещё был не совсем проснувшимся.

— Сейчас ещё слишком рано…

— Попробуй вот это, — сказал он, протягивая мне кружку, которую держал перед собой.

Я принюхался. Аромат был землистый и тёмный, как и цвет чёрного содержимого кружки. На вид содержимое было похоже на чай, только сконцентрированный до состояния полной непрозрачности, однако запах был совершенно иным.

Мэттью увидел мои колебания:

— Это не яд. Я пока ещё не готов становиться графом.

— Ха — будь это яд, я вполне мог бы его и выпить, чтобы избавиться от этой работы, — проворчал я. Сделав маленький глоток, я мгновенно сморщился от горячего, горького вкуса. — Зачем ты это пьёшь?

— Это кофе, — поведал он мне. — Он крепкий. Поможет тебе проснуться.

Я отпил ещё, но горечь действовала мне на нервы:

— И тебе это нравится?

Он осклабился:

— Керэн нравилось пить его со сливками и сахаром, но я предпочитаю пить как есть. Мне нравится острая горечь.

Столового сахара у нас не было. Он имел свойство быстро заканчиваться — а вот мёд у нас был. Я добавил его в кофе, и смешал с порцией сливок. К моему удивлению, получившийся вкус оказался приятным и мягким. Я понял, почему этот напиток, должным образом приправленный, мог кому-то нравиться.

— Ты его привёз из другого мира? — Мой сын мог перемещаться между гранями бытия — и, вообще говоря, только он один обладал этой способностью.

Мэттью кивнул:

— У меня его уже мало осталось. Надеюсь найти это же растение здесь, у нас — иначе мне придётся снова пересечь границы миров.

Это заставило меня не вовремя сглотнуть, и я закашлялся:

— Обратно в мир Керэн? Тебя же там едва не убили.

— Не конкретно в её мир, а в другой аналог — более безопасный.

— Не знаю, что и думать об этом, — пробормотал я, хотя с каждым глотком всё больше понимал, почему такие действия могли казаться ему необходимыми.

Тут, протирая на ходу глаза и имея в целом растрёпанный вид, вошла Мойра. Увидел нас двоих, она сперва обратилась к брату:

— Ты ему сказал?

Я поставил кружку:

— А чего это вы двое задумали?

— Расслабься, Пап, — сказала моя дочь. — Мы на твоей стороне.

— На моей стороне… в чём?

— В войне, — проинформировал меня Мэттью.

— Когда это успела начаться война? — спросил я.

— Кончай тупить, — сказала Мойра. — Он имеет ввиду войну между нами и АНСИС. Мы знаем, что ты не считаешь её завершившейся.

Я закрыл глаза. Время для таких вещей было ещё слишком раннее — и я видел, куда мог привести этот разговор. Для меня он мог обернуться лишь неприятностями. Что бы они ни планировали, в этом наверняка будет какая-то опасность — опасность, которой я их подвергать не хотел. А моя жена будет этого хотеть ещё меньше. И кто бы кого ни переспорил, виноватым в результате окажусь я. Заставлю их отступиться — и придётся волноваться о том, что они провернут свой замысел тайком, или взбунтуются; дам им добро — и окажусь в немилости у Пенни.

— Это не опасно, — добавила моя дочь.

Она что, читала мои мысли? Мойра развила кое-какие прискорбные таланты во время поездки в Данбар. В первом бою против нашего нового врага она широко применяла свой особый дар по манипулированию разумами других людей. В результате этого она теперь стала чрезвычайно опасна — как для себя, так и для остальных. Она также могла, прилагая должные усилия, обойти ментальные щиты других волшебников. Я подозрительно зыркнул на неё.

— Я не читала твои мысли, — ответила она, будто в ответ на мои невысказанные опасения. — Если бы я попыталась вторгнуться тебе в голову, ты бы почувствовал, однако твои блоки почти не скрывают твои настроения и эмоции. Наша идея нисколько не опасна, и Маму не расстроит.

Вздохнув, я сказал:

— И что вы придумали?

— Мы знаем, что ты пытаешься выяснить, остались ли ещё их паразиты, чтобы не допустить повторения ситуации вроде гражданской войны в Данбаре, — объяснил Мэттью. — Но бродить по миру в надежде углядеть их — бесполезная трата времени. Ты — всего лишь один человек.

«Гражданской войной» мы окрестили схватку с АНСИС в Данбаре. Древний враг Ши'Хар представлял из себя искусственное разумное существо, созданное человечеством в другом мире. Оно явилось в наш мир, и начало самовоспроизводиться и, что хуже, начало с подчинения Короля Дарогэна, властвовавшего в соседней нации Данбар. Моя дочь ответила на это, подчинив себе часть населения, и случившееся в результате сражение было кровавым и неприглядным.

Она победила, заплатив за это высокую личную цену, и сумела спасти меня из заточения. Потом я зачистил остатки устроенного ею бардака, расплавив и затопив лавой скрытые помещения под городом, в которых базировался АНСИС.

К сожалению, АНСИС был в чём-то подобен болезни. Достаточно было выживания одной частички, чтобы создать новую колонию, или инфекцию, или как там ещё это можно назвать. И если такая частичка выжила, заметить её трудно. Насколько я знал, лишь волшебник мог заметить разницу между нормальным человеком и человеком, вынужденным носить в себе паразитические машины — отсюда и мои частые путешествия.

— Надеюсь, ты не просишь меня позволить вам двоим начать участвовать в патрулях, — ответил я.

— Была такая мысль, — сказал мой сын, — но проблему это на самом деле не решает. Даже если мы все пойдём в патрули, нас лишь горстка — ты, я, Мойра, Прэйсианы, Гарэс Гэйлин, Керэн… группа маленькая, а мир — слишком большой.

Мойра кивнула:

— Но есть и другие варианты, помимо одних лишь волшебников. У драконов тоже есть магический взор.

Я поднял ладонь:

— Узами связаны лишь несколько драконов, и в основном — с волшебниками. Единственные, кто не связан с волшебниками — это те, что принадлежат вашей матери и Королеве. Предлагаешь попросить Её Величество летать по округе в поисках АНСИС?

— Нет, это — лишь пример, — ответила Мойра. — Суть в том, что у любого заклинательного зверя есть магический взор, и при наличии достаточно сложного разума они могут заметить управляемых АНСИС людей не хуже, чем мы.

Это уже приходило мне в голову, но я не спешил с предложением этой идеи. У неё был ряд ограничений, главным из которых был тот факт, что у нас был лишь один маг-Сэнтир, способный создавать таких заклинательных зверей — сама Мойра. За день она могла создавать лишь определённое число сложных заклинательных разумов, и для выживания им требовался эйсар. Все они будут медленно угасать с течением дней, что резко ограничивало их численность, которую она могла поддерживать.

Но даже так, несколько дюжин таких существ были бы гораздо эффективнее того, что делал я.

— Ты действительно хочешь тратить всё своё время на это, каждый день? — спросил я её.

— Вообще-то, — вставил Мэттью, — она может гораздо больше, чем ты осознаёшь.

Выгнув бровь, я с любопытством посмотрел на него:

— Ты что-то знаешь.

Моя дочь встала, и прямо у меня на глазах разделилась на двух идентичных людей. У обеих был уникальный эйсар, но если одна обладала телом из плоти и крови, то другая состояла полностью из магической энергии.

— Папа, познакомься с Мёйрой, — сказала та из них, которая была вещественной.

Сохраняя неподвижность, я перебрал имевшиеся на руках факты. Одной из запретных техник, к которым моя дочь прибегла в Данбаре, было создание заклинательных двойников. Это не было злым по сути своей, в отличие от вселения и контроля над разумом, однако всё же приносило с собой ворох этических и моральных проблем. Заклинательный двойник представлял из себя лёгкий способ создания сложного заклинательного разума — вместо создания чего-то уникального маг-Сэнтир просто копирует себя. Самой большой проблемой было то, что они обе оставались связаны с одной и той же эйстрайлин, вместилищем души, или источником жизни. Они черпали жизнь из одного и того же источника, и в конце концов, если только они не сумеют поддержать идеальную гармонию, одна из них перетянет контроль на себя, и убьёт другую.

В Данбаре ей пришлось сделать это не один, а целые сотни раз. Так она мне сказала. Что хуже, некоторые из её заклинательных двойниц взяли под контроль эйстрайлин в телах своих носителей, в которые они вселились, по сути убивая их, и крадя их жизнь. Таким образом они могли оставаться в живых бесконечно долго, но каким-то чудом все её двойницы сохранили достаточно нравственности, чтобы вернуться к своей создательнице после окончания битвы. После чего они сражались внутри неё, решая, кто из них выживет.

Сама Мойра не была до конца уверена в том, была ли она изначальной, или просто последней из выживших копий.

Всё это, а также упадок её личности, было причиной того, почему тень её родной матери, родившейся более тысячи лет тому назад, настаивала на её умерщвлении. Я наложил на этот вариант вето. Однако холодный шок того, что я видел сейчас перед собой, заставил меня на миг усомниться в моей решимости:

— Что ты наделала?!

— Папа, — спокойно сказала Мойра. — Это не то, что ты думаешь. Мёйра — не новая. Она была со мной с самого Данбара. Мы — подруги. В конце она помогла мне выжить. Я не могла просто избавиться от неё.

Я тихо произнёс:

— Она связана с тобой? — Я мимолётно подумал о крайних мерах. Насильно удалить двойницу, пока она была отделена от моей дочери, и уничтожить её до того, как она успеет отреагировать.

Конечно же, моя дочь прочла мои намерения, несмотря на моё внешнее спокойствие. Она возвела щит вокруг себя и своей двойницы:

— Так не пойдёт, — сказала Мойра. — Позволь мне объяснить.

— Мёйра не плохая, — сказал Мэттью. — Она с ней уже больше месяца.

Я зыркнул на него:

— Ты знал об этом?

Он пожал плечами:

— Это она вылечила меня после того, как я вернулся из мира Керэн. Мойра беспокоилась, что у неё появится искушение изменить мой разум. Мёйра же ближе к тому, кем Мойра была раньше, до всего того, что она сотворила в Хэйлэме.

— Она может помочь нам, — настаивала Мойра. — Самое сложное в создании заклинательных разумов — мысленный труд. Благодаря ей я смогу делать вдвое больше.

Мёйра шагнула вперёд:

— Убери щит, — сказала она своей двойнице.

Волнуясь, Мойра сделала то, что сказала её заклинательная копия.

Мёйра посмотрела на меня, и сказала:

— Если ты действительно думаешь, что мне будет лучше исчезнуть, то я так и сделаю… Папа. — На чертах её лица проступило упорство — и грусть.

Мэттью и Мойра сразу же начали возражать, но её слова меня задели:

— «Папа»? — обратился я к Мёйре. — Но тебя создал не я, а она.

Мёйра покачала головой:

— Я такого не помню. С моей точки зрения, я — твоя дочь. Я помню всё — тот день, когда ты научил меня танцевать; как ты смеёшься; даже плохое — например, когда нас с тобой отравили.

Я использую имя «Мёйра», чтобы избегать путаницы, потому что я знаю, что на самом деле появилась в этом мире лишь недавно — но ощущение всё равно странное. У меня никогда не будет другого отца кроме тебя, и если ты меня не хочешь, то я больше не хочу жить, — закончила она.

— Какого хрена?!

В дверном проёме стояла Пенни, у неё за спиной были Айрин и Коналл. Мойра и Мёйра повернулись к ней одновременно, и сказали почти хором:

— Мама.

Взглянув на Мэттью, я стал массировать себе виски. «Только этого мне утром и не хватало».

— Скажи Питэру, чтобы он отменил всё, что у меня запланировано на это утро. А потом сделай мне ещё этого… как ты сказал?

— Кофе.

— Точно, — согласился я. — Ещё кофе.

Следующие два часа состояли по большей части из хаоса и путаницы. Наверное, Мойре следовало раскрыться нам обоим одновременно, но, судя по всему, изначально она вообще не собиралась так поступать. Как бы то ни было, ей пришлось многое объяснить, и хотя в плане фактов у меня была фора в несколько минут, я и близко не пришёл к тому, как мне вообще следовало к этим фактам относиться.

Дезориентирующее чувство — обнаружить, что у тебя есть ранее неизвестная дочь, которая идентична другой дочери, которую ты вырастил. По правде говоря, я был весьма уверен, что для этого чувства ещё не было названия. Настолько всё это было необычным.

Пенни потребовалось больше времени, чтобы понять ситуацию, но как только это случилось, она, похоже, разобралась со своими чувствами гораздо быстрее. Мёйра тоже была её дочерью — и точка. Они обнимались и плакали, а я ещё сидел, уставившись себе в ноги, и пытаясь решить, как мне правильно поступать в этой ситуации.

Мэттью заговорил со мной, равномерно выдавая слова, в то время как остальная часть нашей семьи пыталась осмыслить новости:

— В общем, благодаря им двоим мы можем создать гораздо больше заклинательных зверей, чтобы искать АНСИС. Но я считаю, что мы можем сделать больше. Если мы используем на них вариацию чар бессмертия, то они продержаться дольше.

Я вяло отреагировал:

— Мы уже договорились не использовать больше эти чары.

— Не оригинальную версию, — настаивал мой сын. — А ту версию, которую ты сделал для драконов. Мы можем изменить условия, чтобы поставить ограничение по времени. Так они просуществуют недостаточно долго, чтобы у них появились проблемы, а Мойре и Мёйре не придётся весь день напролёт создавать и поддерживать их.

Я услышал, как Айрин тоже заплакала где-то на заднем плане, а потом Коналл пошутил. Все остальные одновременно плакали и смеялись. Кто-то обнимался.

— Если используем летающие формы, — продолжил Мэттью, — то они смогут покрыть больше площади. Тебе не придётся постоянно уходить на бессмысленную охоту. Вместо этого мы сможем начать строить планы на то, что делать, когда мы их всё же найдём.

Я сосредоточился на лице своего сына:

— И тебя совершенно не волнует тот факт, что их внезапно две?

Он осклабился:

— Сперва волновал, но новая — добрее.

— А, — пробормотал я. Затем я посмотрел на свою жену — какое-то шестое супружеское чувство предупредило меня, что она пришла к какому-то выводу, и надеялась поймать мой взгляд. Я видел вопрос, написанный у неё на лице. Она ждала ответа.

— У нас уже есть собака, — ответил я. — Разве бестелесная дочь сможет создать больше проблем?

Пенни улыбнулась.

Встав, я нашёл Хампфри. Пока шла дискуссия, он бегал вокруг — ситуация пробуждала его интерес, хоть он её и не понимал. Я не мог не почувствовать, что мы с Хампфри были в одной лодке, несмотря на наличие у меня превосходящего интеллекта. Взяв его на руки, я потащил его наружу. Нам нужно было прогуляться.

Глава 7

Как раз во время прогулки я и вспомнил, что ничего не сказал Пенни про свой разговор с Королевой. Я был не до конца уверен в том, хотел ли я понимать сейчас эту тему, но промедление было бы только во вред. Я состоял в браке уже достаточно долго, чтобы усвоить этот урок, пусть я и не всегда его придерживался.

Вернувшись домой, я обнаружил, что жена уже ждала меня. Все остальные пошли по своим делам. Пенни косо посмотрела на меня, когда я вошёл:

— Закончил прятаться с Хампфри?

Я изо всех сил постарался изобразить шок:

— Нам нужно было время на то, чтобы наладить отношения.

Она посмотрела на Хампфри, вилявшего своим хвостиком и глазевшего на неё снизу вверх с полным надежды энтузиазмом:

— По крайней мере, теперь у тебя есть хорошая отговорка, — выдала она.

— Отговорка для чего?

— Для твоего тихого часа. Ты всегда так делаешь. Когда на тебя что-то наваливается, ты сбегаешь, чтобы подумать — и всегда в одиночестве, — ответила она.

Это было правдой, тут не поспоришь.

— А у тебя с точностью до наоборот… ты можешь обговорить всё в чужом присутствии. Не знаю, как тебе это удаётся. Я не могу мыслить связанно, когда вокруг меня все болтают.

— И к какому же великому озарению ты пришёл, пока выгуливал Хампфри? — спросила она.

— К тому же, к которому пришла ты ещё до того, как я ушёл, — сказал я. — У нас теперь есть ещё одна дочь.

— Тут уж ничего не поделаешь, — согласилась она. — Но это всё равно странно.

Я поцеловал её в щёку:

— Вот, что бывает, когда выходишь за волшебника.

— Меня обманули! — пожаловалась она, сверкая глазами.

— Околдовали и заворожили, дорогая моя, — поправил я, а затем мой тон стал серьёзнее: — Однако мне нужно поговорить с тобой ещё кое о чём.

Пенни упёрла руки в бока:

— У меня то же самое. Надеюсь, твои новости — не серьёзные. Не думаю, что смогу сегодня выдержать ещё сколько-то потрясений.

— Возможно, тебе следует высказаться первой, — предложил я.

— А у тебя про что новости? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Про Королеву — а у тебя?

— Линаралла, — ответила она, — но я думаю, что Ариадна может быть поважнее. Давай, ты первый.

— Я пригласил её пожить с нами, — ляпнул я.

У Пенелопы Иллэниэл выпучились глаза:

— Что?!

— Это только время от времени, — пояснил я. — Всё не так плохо, как кажется.

Она залепетала:

— Как? Зачем? Ты с ума сошёл?

— Весьма вероятно, — ответил я. Затем я рассказал ей о своём визите к Королеве Лосайона, описал изоляцию и депрессию Ариадны, а также предложенное мною решение. Однако выражение на её лице сказало мне, что у моей жены были на этот счёт серьёзные сомнения.

— И как это всё будет работать? — спросила она. — Она просто будет заскакивать, когда ей вздумается? Как мы вообще сможем расслабиться, когда Королева Лосайона может просто объявиться в любой миг, днём или ночью?

— Это же Ариадна, — сказал я ей. — Ей нужно какое-то время побыть «не королевой». В этом и суть. Она — родственница.

— Твоя родственница, — подчеркнула Пенни.

— Ты тоже росла рядом с ней, — упомянул я.

Пенни закрыла глаза:

— Нет, Морт, это не так. Я росла с тобой и, когда мне везло, играла ещё и с Дорианом и Марком. С Ариадной мы никогда не были близки. Первое, что она обо мне помнит — это, скорее всего, то, что я была одной из замковых горничных в Ланкастере, а она тогда пугала меня до ужаса.

— Пугала? Трудно представить, — сказал я.

— Ты никогда не был слугой.

Я нахмурился:

— Мне казалось, что Ланкастеры хорошо обращались с обслугой. Ты никогда не упоминала ни о каких плохих происшествиях.

Она вздохнула:

— Да, обращаются хорошо, и — нет, ничего плохого не происходило, но я была бедной и отчаянной. Я уже не была ребёнком, и я нуждалась в деньгах с той работы, чтобы поддерживать отца. Я жила в постоянном страхе того, что потеряю своё место. В те дни я держалась подальше от Ариадны потому, что боялась, будто она вспомнит мою дружбу с Маркусом. Мне казалось, что они отошлют меня прочь, если узнают.

— Они бы ни за что не сделали ничего подобного, — возразил я.

Пенни кивнула:

— Теперь я это знаю, но в те дни я была молода, и я была простолюдинкой.

— Я тоже был простолюдином, — напомнил я ей.

— У тебя были родители, которые тебя поддерживали. У меня — нет. И, как выяснилось, ты никогда не был простолюдином, хотя и считал себя таковым. Ланкастеры всегда знали про тебя, и твои родители — тоже, и они всегда обращались с тобой иначе.

Мне это не казалось особо справедливым, но что-то в её словах было. Я никогда не боялся остаться голодным, или смотреть, как голодает мой отец. Закрыв рот, я просто кивнул.

Пенни продолжила:

— Я всё ещё чувствую себя обманщицей, выдающей себя за Графиню ди'Камерон. Глубоко в душе я всегда думаю, что однажды кто-то встанет, и объявит меня самозванкой.

— Графиня из тебя совершенно потрясающая, — сказал я ей. — Если ты думаешь, что только делаешь вид, то позволь тебе сказать: никто другой так не считает.

Она улыбнулась, а затем присела, чтобы погладить Хампфри, который встревожился из-за серьёзного поворота нашего разговора. Подняв взгляд, она сказала:

— Спасибо. Я стараюсь, но это не всегда легко. Я была так рада, когда ты построил этот дом. Скрываясь здесь, в нашем горном домике, где нас никто не видит, я могу расслабиться. Каким бы трудным ни был день, когда я возвращаюсь сюда, я могу быть просто собой. Но теперь… как я смогу это делать, если Королева может объявиться, когда ей заблагорассудится?

— Я знаю, что ты не это хотела услышать, но подумай об Ариадне. Она потеряла родителей, брата, и заняла трон без какой-либо поддержки. Она не росла простолюдинкой, но она всё равно была молодой, и одинокой. Она все эти годы провела одна, и ей негде спрятаться или расслабиться. Она хочет того же, что и ты. Неужели мы не можем поделиться с ней немного?

— Ну, теперь придётся, не так ли? — ответила Пенни. — Ты уже пообещал ей. Если я откажусь, то выставлю себя чудовищем.

Я пожал плечами:

— Я мог бы найти отговорку…

— Нет, — твёрдо сказала она. — Я справлюсь. Просто хотела, чтобы ты знал, что я думаю по этому поводу — и, может быть, в следующий раз ты подумаешь, прежде чем сделать что-то подобное.

Что-то в её голосе сказало мне, что её ситуация отнюдь не устраивала, но уже было слишком поздно. Я решил, что позже мне придётся за это расплачиваться. От этой мысли мне было не по себе, поэтому я тоже присел. У нас обоих поднималось настроение, когда мы гладили Хампфри. Собаки осуждают.

— Рассказывай про Линараллу, — сказал я чуть погодя. — Я уже какое-то время её не видел. Разве ей не пора было уже вернуться?

Линаралла была нашей приёмной дочерью. С технической точки зрения, она не являлась человеком — она была первой Ши'Хар Иллэниэл, дочерью Тириона и Лираллианты. Физически она выглядела одного возраста с Мэттью и Мойрой, что само по себе было необычным. Обычно дети Ши'Хар появлялись на свет как выглядящие полностью взрослыми люди, пусть и наделёнными характерными заострёнными ушами и серебряными волосами Иллэниэлов. Тирион и Лираллианта решили устроить эксперимент, произведя на свою первую дочь как подростка, а потом послав её к нам, чтобы она могла побыть ребёнком.

Во всех остальных отношениях она была подобна большинству новорождённых Ши'Хар — она обладала аналитическим складом ума и зрелостью, соперничать с которыми могли лишь её полная наивность в самых простых аспектах человеческих эмоций. За прошедшие несколько лет это немного изменилось — почему, вероятно, её к нам и послали. Две недели назад она отправилась домой с визитам к своим «родителям».

Тирион и Лираллианта были деревьями, или «старейшинами», как их называли Ши'Хар. Поэтому родители из них получались те ещё.

— Да, уже пора было, — согласилась Пенни, — но вчера мы получили сообщение. Они решили не посылать её обратно к нам. Хотят, чтобы она осталась.

Это показалось мне бессмыслицей. Хотя Линаралла была в некоторых отношениях полностью взрослой, во многих других она всё ещё была ребёнком. Я привязался к странной девушке как к родной. Я знал, что она не была готова к тому, чего от неё ожидали. Ей нужно было больше времени.

— Это неправильно, — возразил я. — Ты сказала им, что мы не считаем её готовой?

Пенни поникла:

— А что я могла сказать? Она — не наша. Никогда не была нашей.

Моя жена ни в коем случае не была беспомощной девицей, и убитый вид на её лице меня разозлил. Протянув руку, я поднял её подбородок, заставив её посмотреть мне в глаза:

— Она больше принадлежит нам, чем им, — сказал я.

— Нельзя так говорить. Она — их дочь.

— У Ши'Хар нет детей, — сказал я ей. — В том смысла, в каком ты думаешь. — Я знал о них то, чего не знала Пенни. Я прожил их воспоминания — и, что хуже, я прожил воспоминания Тириона. — И её отец никогда не заслуживал этого звания. Он был жестоким и беспощадным человеком. Не знаю, какой он стал в виде дерева, но с нами ей лучше, чем с ними, по крайней мере пока она не начнёт лучше понимать мир.

— И что теперь делать? — спросила моя жена. Выражение её взгляда было таким, каким я дорожил больше всего — оно говорило о надежде, и о её вере в меня. Она явно думала, что ситуация была безнадёжной, но она всё равно в меня верила. Как или когда я заслужил такую веру, я не знаю, но я искренне сомневался, что заслуживал её — но ради её защиты я был готов на что угодно. За свою жизнь я неоднократно удерживался о того, чтобы свернуть со своего тернистого пути, лишь потому, что не мог вынести мысли о том, что разочарую её.

Встав, я отряхнул колени, и протянул ей руку. Будучи сильнее, чем целый полк мужиков, она не нуждалась в моей помощи, чтобы встать — Пенни могла подскочить прямо с земли и кувыркнуться через мою голову так же легко, как некоторым другим людям даётся дыхание. Но она всё равно взяла мою протянутую руку.

— Я пойду поговорю с Тирионом, — сказал я ей, когда она встала.

— Думаешь, он послушает?

— Я буду убедителен, — ответил я.

Пенни сжала губы:

— Мы не можем себе позволить потерять их, как союзников.

Я кивнул:

— Знаю.

— Путь туда неблизкий. Там нет телепортационного круга.

— Я доберусь до Тёрлингтона по Мировой Дороге. Оттуда полечу. Пять или шесть часов на дорогу — а обратно я смогу телепортироваться. Вероятно, я смогу быть дома к ужину, если всё пойдёт хорошо, — заверил я её.

Она одарила меня полным сомнения взглядом. Судя по всему, её вера в меня не была безграничной. Но винить её я не мог. Моя первая поездка на тот остров вылилась в вынужденный бой с ворохом крайтэков, которые служили для Ши'Хар чем-то вроде солдат. В конце концов я пригрозил превратить весь остров в действующий вулкан, и только после этого мне даровали аудиенцию с Тирионом, моим предком, который теперь стал старейшиной новых Ши'Хар. Теперь наши с ним отношения значительно улучшились.

Я так надеялся.

— Я отправлюсь с тобой, — сказала Пенни.

— Один я долечу быстрее, — возразил я.

— Я отправлюсь с тобой, — повторила она с нажимом.

— Нет никакой необходимости… — начал я, но она прервала меня поцелуем.

Когда её губы оторвались от моих, она пояснила:

— Я хочу позаботиться о том, что они и впредь будут нашими союзниками.

Я недоверчиво приподнял бровь:

— Неужели?! А я больше беспокоюсь из-за тебя! Если они тебя взбесят, то как я смогу остановить тебя, чтобы не позволить тебе бегать по округе и рубить деревья как сумасшедшей?

Она улыбнулась:

— Если я и начну делать что-то такое, будь уверен — на то будет чертовски хорошая причина.

Я хотел отказать ей, но не мог. Она прошла через слишком многое в последние несколько месяцев, когда сначала исчез я, а потом и наши дети тоже. В результате у неё начал развиваться страх потерять нас. Если от этого ей станет лучше, то кто я такой, чтобы отказывать ей? Мне это не будет стоить ничего кроме чуть большей траты сил при полёте.

— Ладно, — ответил я. — Отправимся вместе.

Глава 8

В путь мы двинулись следующем утром, бодрые и выспавшиеся. Под «бодрыми и выспавшимися» я на самом деле подразумеваю «тупо убогими». Терпеть не могу утреннее время.

Не то, чтобы у меня было что-то конкретно против утра как такового, меня на самом деле доставали обитавшие в утре люди. Вопреки мнению моей семьи, я на самом деле не презирал утра — скорее утром я был склонен презирать их, мою семью.

Основной причиной для этого было то, что они настаивали на разговорах, часто со мной, а это, очевидно, было неприемлемо. За прошедшие годы от меня часто требовалось вставать пораньше и работать в предрассветные часы, и это было терпимо, покуда я был один. Из-за этого, если мне приходилось что-то делать в такое время, я часто пытался встать раньше остальных, и уходить по делам до того, как кто-то ещё проснётся и попытается со мной общаться.

Сегодня так сделать не получалось. Мы с Пенни должны были отправиться вместе. В такие дни я применял иную стратегию. Вместо того, чтобы вставать рано и уходить тихо, я пытался держать голову под одеялом как можно дольше, чтобы избегать неминуемой необходимости общения с другими людьми.

Пенни, конечно, это не устраивало. Она потчевала меня чаем, и весело щебетала, отчего я начал ненавидеть мир ещё больше.

Я давным-давно выяснил, что утром я по-разному отдавал предпочтение разным членам моей семьи. Наименее неприятным я находил своего сына, Мэттью, в основном — потому, что он и в лучших обстоятельствах не был болтлив, а утром у нас с ним вообще было молчаливое перемирие. Другие мои дети были в разной степени докучливыми, но прелесть детей в том, что поскольку для них старший, то можешь их игнорировать без каких-либо серьёзных последствий.

Однако для жены я старшим определённо не был, из-за чего она была наименее любимым моим человеком по утрам. Я не только не мог её игнорировать — она к тому же ещё и прямо таки лучилась жизненной силой и весельем. По какой-то причине, которую я никогда не мог понять, ей на самом деле нравилось моёобщество, даже по утрам, из чего я уже давно пришёл к заключению о том, что она на самом деле была садисткой. Каким бы мрачным я ни был поутру, это лишь давало ей более уязвимую жертву для пыток.

— Как чай? — жестоко спросила она, улыбаясь ярче солнца.

— Нормально.

— Он новый, — проинформировала она меня. — По вкусу же можно определить. Старый чай что-то теряет. Вот, почему я пытаюсь покупать его маленькими порциями, и почаще.

— Угу. — Я надеялся, что она сжалится, и остановится на этом, или что у неё кончатся темы для разговора. Я ошибался.

— Конечно, — продолжила она, — бывает такое время года, когда его вообще не достать, поэтому мне приходится его заказывать с запасом. Вот, почему он не очень хорош поздней зимой или ранней весной.

Так продолжалось некоторое неопределённое время, пока я наконец не потерял терпение. Проглотив остатки чая одним глотком, я встал, и удивил её, притянув к себе, и поцеловав. По-другому заставить её замолчать было нельзя.

Чуть погодя она оттолкнула меня:

— Пытаешься заставить меня заткнуться, да?

Я не ответил, предпочтя вместо этого невинно смотреть поверх её головы.

Вздохнув, она продолжила:

— Тебе пора одеваться. Что ты наденешь?

Я сварливо отозвался:

— А что ты наденешь?

Она ткнула большим пальцем в сторону вешалки с бронёй на другой стороне комнаты. На самом деле это была не вешалка. У неё была человекоподобная форма, с головой и плечами, на которых естественным образом висела зачарованная кольчуга Пенни. Я не совсем понимал, зачем она пользовалась этой штукой — кольчуга ведь не могла помяться. Благодаря чарам она даже ржаветь отказывалась. Моя собственная кольчуга лежала в одном из моих магических мешков, в виде аккуратной кучки где-то на дне. Даже складывать её казалось мне бессмысленным.

— Ты собираешься надевать броню, отправляясь на дипломатическую миссию? — поддел я.

Она хмуро уставилась на меня:

— У Ши'Хар отсутствуют все наши человеческие традиции в плане одежды. Им будет всё равно. Я бы предпочла быть готовой, на случай если миссия окажется опасной. Так что ты наденешь?

Я указал на свою ночную рубашку и голые ноги:

— Я подумывал дополнить это сапогами и скверным характером. Хорошее сочетание. — На самом деле я собирался одеть простую серую куртку, накидку с гербом Камеронов, и пару аккуратных шерстяных лосин — легко, удобно, и почти стильно.

Пенни подмигнула мне:

— Ты собираешься надеть это, отправляясь на дипломатическую миссию?

— У Ши'Хар отсутствуют все наши человеческие традиции в плане одежды. Им будет всё равно. Я бы предпочёл одеться поудобнее, — ответил я её же собственным ответом.

— А если будет опасно? — спросила она.

Я осклабился:

— В качестве защиты моей высокородной особы у меня есть неукротимая Пенелопа Иллэниэл, воинствующая графиня и укротительница детей-волшебников. Какая опасность может мне грозить? — Чёрт побери, её общее хорошее настроение было заразительным.

После того, как мне насильно подняли настроение, мы быстро позавтракали, а затем покинули дом. Через мой личный телепортационный круг мы переместились к Мировой Дороге, а оттуда пешком добрались до ворот в Тёрлингтон. Там и началась весёлая часть нашего путешествия.

Пенни выглядела нерешительной, когда я протянул ей руку. Она взяла её, но выражение её взгляда сказало мне, что у неё появились сомнения.

— Что не так? — спросил я.

— Ты уверен, что это не опасно?

Ну — нет, на самом деле полёт никогда не был полностью безопасным делом, а мой способ полёта был опаснее других. Это было основной причиной того, почему я был единственным из ныне живущих волшебников, способным так летать. Ни у кого другого не хватало духу пытаться это делать, и я определённо не собирался даже своих детей учить такому методу полёта.

Однако, у этого была и обратная сторона. Я в совершенстве овладел этим искусством. Сравнивать мне себя было не с кем, но я знал, на что способен.

— Ты ведь уже не в первый раз летаешь со мной, забыла? — ответил я, отвечая вопросом на вопрос.

— Тогда столько всего происходило… — начала она. — И было так много опасностей, что полёт нас тогда волновал меньше всего. Мы уже годами не летали.

Поправка — она не летала. Я же поднимался в небо неоднократно.

— Ты не раз летала на драконе, — сделал наблюдение я.

— Там другое, — ответила она. — Летать верхом мне тоже не совсем уютно, но подо мной хотя бы есть большой дракон.

— Но мы же уже летим, разве ты не заметила?

Резко опустив взгляд, она увидела, что мы уже находились в нескольких футах над землёй. На самом деле я соврал. Мы вообще не находились в полёте. Я просто создал силовую плоскость под нашими ногами, и мягко поднял нас в воздух. Мы просто стояли на невидимом возвышении, но суть была в том, чтобы она пообвыклась, в мысленном плане.

— Ох! — воскликнула она. — Что случилось? — Пенни мгновенно схватила меня за руку, и я был более чем рад обнять её, когда она вцепилась в меня, опасаясь упасть.

Я расширил свой щит, заключив в него нас обоих, и сделал его пошире у нас под ногами, чтобы ветру было легче нас поднимать. Вот теперь мы летели. Мы медленно поднимались в воздух, и руки Пенни сдавили меня с такой силой, что едва не ломали мне рёбра. Свой личный щит я убрал, как обычно и поступал, когда мы с ней находились в физической близости.

«Заметка на будущее — не пугать её слишком сильно, иначе она может случайно разломать меня надвое», — подумал я.

Щит у нас над головами я держал открытым, чтобы мы могли чувствовать движение ветра, пока я медленно увеличивал нашу скорость.

— Всё хорошо, — сказал я Пенни. — Я тебя держу. Даже если ты отпустишь меня, то не упадёшь. — Всё это время она стояла, уткнувшись лицом мне в грудь.

— Да ни за что на свете! — приглушённо воскликнула она через ткань моей куртки.

Если честно, меня её тревога удивила. Мне пришлось напомнить себе, что в некотором смысле существовало две Пенелопы. Одна была воином, сражалась бок о бок со мной не первый год против невероятных опасностей и чудовищ — а другая была совершенно обычной девушкой, с которой я давным-давно познакомился, и в которую влюбился. Моя жена могла при необходимости сделать почти что угодно, если в опасности была её семья — либо я, либо наши дети. Она готова была прыгнуть льву в пасть, если полагала, что это необходимо для защиты одного из нас.

Благодаря этой силе она за прошедшие годы совершила много удивительно храбрых поступков. Не потому, что хотела, и не потому, что не боялась — просто она была слишком сильной, чтобы позволить страху помешать защите её семьи. И пока всё это происходило, она была такой свирепой, что легко можно было подумать, будто она не боялась.

На самом деле во время большей части тех событий она была в ужасе.

Сегодня мы поднялись в небо — но не в бегстве от врага, и не для спасения ребёнка. Так просто было удобнее. Это значило, что храбрость и необходимость на самом деле были за рамками ситуации, и в результате она позволяла своему совершенно нормальному страху овладеть её разумом.

Но я не хотел ничего такого. Я хотел поделиться с ней моей радостью. Поэтому я нёс нас медленно, и поддерживал полёт мягким и гладким, давая ей время приспособиться. После того, как мы пролетели где-то десять минут, я предложил:

— Можешь спокойно смотреть по сторонам. Ты не упадёшь.

Потребовалось некоторое время, но в конце концов она оторвала своё лицо от моей груди, не отводя взгляда от моих глаз.

— Видишь — всё не так уж и плохо, правда? — спросил я.

Выражение её лица было таким серьёзным, что я едва не рассмеялся — однако я подавил этот порыв, поскольку знал, что это будет не кстати.

— Это — совсем не похоже на полёт на драконе, — возразила она. — Под нами ничего нет. — Говоря это она метнула взгляд вниз, а затем поспешно снова посмотрела мне в глаза.

— Под нами — ветер, — отозвался я. — Держись за меня, и смотри вперёд, на горизонт. Мы набираем скорость, поэтому я закрою щит. — При увеличении скорости поддержание щита открытым становилось непрактичным — дело было не только в том, что из-за бившего в нас ветра становилось трудно дышать, но и в том, что из-за этого у нас была хреновая аэродинамика.

Пенни храбро сделала так, как я сказал, слегка успокоившись благодаря ощущению давления на стопы, вызываемого ускорением. Окружавший нас щит принял узкую форму, похожую на наконечник копья, с утолщением в середине и узкими концами. Поскольку мы не хотели лететь весь день, и, возможно, потому что я хотел повыпендриваться, я стал набирать ещё больше скорости. Мы пронзали воздух подобно стреле, под свист ветра за пределами щита. Под нами как раз начал проноситься океан, сверкая на солнце по мере нашего удаления от берега.

Однако есть у страха, по крайней мере — у сильного страха, такое свойство, что долго держаться он не может. Тело просто не способно в течение долгого времени поддерживать необходимый для истинной паники адреналин. С абстрактным или эмоциональным страхом всё по-другому, но страх типа «сердце в пятках» или «бей-беги» имеет предел. В конце концов надпочечник истощается, и страх угасает.

Моя жена постепенно привыкла, её дыхание вернулось к норме, а разум расслабился, когда понемногу стало очевидно, что умирать мы не собираемся, а если и собираемся, то не прямо сию секунду. Четверть часа спустя она начала показывать признаки того, что лететь ей даже нравится.

Всё это время я за ней наблюдал. В полёте для меня ничего нового не было, поэтому мне было интереснее следить за её реакцией. В конце концов она снова посмотрела мне в глаза:

— А тебе разве не следует смотреть, куда мы летим?

— Ты — красивее пейзажа, — сделал наблюдение я.

— Только ты, — заметила она, — только ты можешь сказать что-то подобное, мчась на скорости… кстати, какая у нас скорость?

Я пожал плечами:

— Без понятия. По моим прикидкам, мы летим быстро, возможно даже очень быстро — но всё же медленнее, чем скорость звука.

Эту концепцию мы уже обсуждали, поэтому ей не пришлось спрашивать, что я имел ввиду. Вместо этого она просто сглотнула:

— Но мы же не будем лететь настолько быстро, так ведь?

Я одарил её своим самым лучшим задумчивым взглядом:

— Это будет трудно. Сам по себе я бы смог, но вдвоём… не уверен. Хочешь, чтобы я попробовал?

Её руки снова до боли стиснули мою поясницу:

— Нет. И так сойдёт.

Дальнейшие часы прошли по большей части в безмолвном созерцании. Летать мне всегда нравилось, но полёт вместе с Пенни добавил к удовольствию новое измерение. Наблюдать за тем, что она переживает в полёте, было приятнее, чем просто лететь одному. В конце концов на горизонте появился остров, и мы пересекли береговую линию быстрее, чем мне хотелось бы.

Я мягко замедлил нас, и повёл вниз по плавной спирали, подобно двум осенним листьям, которые отказываются отделяться друг от друга. Когда наши стопы наконец коснулись песка, Пенни неожиданно поцеловала меня.

— Спасибо, — сказала она.

Я улыбнулся:

— Это же моя реплика.

У острова не было названия, по крайней мере — известного мне. Я решил, что если кому и называть его, так это его новым обитателям, возродившимся Ши'Хар Иллэниэл. Учитывая их странную культуру, они, вероятно, пока не видели в этом необходимости. Если они и называли как-то это место, то скорее всего просто как «Рощу Иллэниэл». Может, я намекну им об этом, если всё пойдёт хорошо.

Пляж был узкой, тонкой полоской песка, отделявшей океан от круто поднимавшихся из него камней. По большей части берег острова окаймляли скалы, поэтому я и выбрал это место для приземления. Здесь склон был очень пологим, и почти сразу же за камнями начинались деревья.

То были нормальные деревья, сначала — пальмы, которые затем уступали место соснам и кипарисам, дальше в сторону центра острова. Вероятно, многих из них рано или поздно сменят Ши'Хар, но это будет лишь в будущем. Пока что я был весьма уверен, что на этом острове было лишь двое настоящих Ши'Хар — мой предок Тирион, и его супруга, Лираллианта.

Мы лишь сотню ярдов прочь от берега, прежде чем я ощутил присутствие встречающих нас хозяев, или, быть может, лучше было бы сказать «охранников». Зависит от точки зрения. Они были разбросаны по лесу вокруг нас, и имели не-гуманоидную форму, в отличие от «детей» Ши'Хар. Нет, эти существа обладали разнообразными нечеловеческими очертаниями, поскольку являлись крайтэками, недолговечными солдатами Ши'Хар.

Ощутив мою лёгшую на её плечо ладонь, Пенни остановилась, а затем напряглась. Несомненно, её экстраординарный слух дал ей знать о приближавшихся к нам существах. Формально, они были нашими друзьями, но трудно расслабиться, когда из лесу выходит похожее на паука чудище размером с боевого коня. Друзья у твари были не столь пугающими, но сборище странно выглядевших зверей с шипами, клешнями и длинными клыками не слишком успокаивало.

И это, наверное, были наименее опасные крайтэки.

Но меня беспокоили, или, точнее, что «могли бы» меня беспокоить, не будь мы союзниками, те крайтэки, которые создавались с магическими способностями. Большинство из них имело менее крупную и менее устрашающую внешность. Таких была всего пара штук, и из этого я заключил, что нас скорее приветствовали, чем пытались запугать. По крайней мере — с точки зрения Ши'Хар.

Для Пенни же, которая никак не могла знать, имелись ли у кого-то из них магические способности, все они выглядели весьма угрожающе.

Заговорить с нами вышел маленький, двуногий человеко-кот. Он выглядел мило, и ростом был лишь в три с половиной фута, но был из числа наиболее опасных крайтэков. Когда дело доходило до Ши'Хар, внешность всегда была обманчива, но он хотя бы заставил Пенни расслабиться. Выражение её лица буквально кричало «мимимишка», и я догадался, что она, вероятно, представляла себе, как тискает это существо.

— Вас не ждали, — сказал низкорослый крайтэк на эроллис, каковой язык был понятен мне, но чужд для Пенни.

— Мы явились с дипломатическим визитом, — ответил я на том же языке, — и для того, чтобы удостовериться в благополучии нашей воспитанницы, Линараллы. — Произношение у меня было ужасным, но он меня понял.

Крайтэк повернул голову на бок, выражая любопытство удивительно по-собачьи:

— Она — из Рощи Иллэниэл. Её здоровье вас не касается.

Хорошо, что Пенни его не понимала. Его слова вызвали бы у неё раздражение, и спровоцировали бы классическое обострение материнского инстинкта. Если честно, меня эти слова тоже раздражали, но я гораздо ближе был знаком с тем, как действовали Ши'Хар, и на рациональном уровне я знал, что это существо просто отвечало в пределах своего понимания, и не намеревалось нанести оскорбление.

Сделав глубокий вдох, я снова заговорил:

— Тем не менее, мы здесь. Можем ли мы войти в Рощу?

Крайтэк кивнул:

— Конечно. Старейшин уже уведомили о вашем присутствии. Лираллианта приказала отвести вас к ним.

«Войти в рощу» скорее всего было преувеличением, поскольку она состояла лишь из двух старейшин Ши'Хар, но фраза была за заложена в язык по давней традиции. Маленький котоподобный человечек повёл нас через деревья, вверх по пологому склону, прочь от берега. По мере нашего продвижения я заметил, что крайтэк вёл нас на северо-запад, отклоняясь от более северного направления, которое привело бы нас туда, где находились деревья-старейшины.

— Куда мы идём? — спросил я проводника. — К старейшинам — не в эту сторону.

— Увидите, — ответил он.

«И совсем даже не зловеще прозвучало», — подумал я. Иногда я использую сарказм про себя. Можете считать меня странным, но мне это помогает поддерживать здравомыслие.

— Что не так? — спросила Пенни, почуяв что-то в интонациях наших слов.

Поскольку я был весьма уверен, что крайтэк говорил по-нашему не хуже, чем на их собственном языке, я ответил в нейтральном ключе:

— Не уверен, — сказал я ей. — Он ведёт нас не туда, где находятся деревья-старейшины.

— Почему?

Я начал было говорить ей, что понятия не имею, но как раз в тот момент я почувствовал вдалеке всплеск эйсара. Он произошёл прямо в той стороне, куда мы шли. За ним последовало ещё несколько вспышек. Там кто-то использовал силу, и ничуть этого не скрывал. Затем я услышал стон, и звук, который мог быть лишь вызванным болью вскриком. Голос был женский.

Пенни остановилась:

— Что это было?

— Тирион, — сказал наш проводник. — Он находится впереди.

Я посмотрел на жену, а затем сказал:

— Это была Линаралла. Что-то не так.

Прежде чем я смог ответить, она стрелой метнулась вперёд, ноги несли её настолько быстро, что мне было за ней не угнаться. Мы были не слишком далеко от источника шума, поэтому я подавил в себе стремление взлететь. Это позволило бы мне нагнать её, но также лишило бы меня фактора неожиданности, если там действительно что-то творилось. Использование мною эйсара почувствовал бы каждый маг в округе.

На бегу я услышал мужской голос:

— Остановишься ты лишь тогда, когда я позволю. — За ним последовал громкий, глухой удар, и ещё один вскрик от боли. — У тебя ещё есть сила. Будешь сражаться, пока не окажешься мёртвой или при смерти. Остальное не имеет значения.

— Отец, пожалуйста… — На таком расстоянии даже я узнал голос Линараллы.

— Вставай, иначе я тебя сам прикончу, — послышался строгий приказ мужчины.

— Оставь её в покое! — Это была Пенни. За её окликом последовал мужской смех.

Черт побери. Деревья разошлись передо мной, и я увидел широкую поляну шириной более чем в сто ярдов. Линаралла стояла на коленях, в изнеможении склонив голову. Перед ней стоял мужчина, смотревший в нашу сторону, но не на меня. Он глазел на мою жену — Пенни бежала прямо на него.

Она сильно меня обогнала, ярдов на пятьдесят или больше, и имела яростный вид — или, я предположил, что имела. Сзади её лица мне было не видно, но я знал свою жену. Она не обнажила свой меч — пока что не обнажила. Возможно, она ещё не была готова отказаться от дипломатии.

Тут мужчина протянул руку, схватил Линараллу за волосы, и рывком поднял на ноги:

— У нас гости, — насмешливо произнёс он нараспев.

Меч Пенни мелькнул, покинув ножны так быстро, что казался серебряным светом в её руках.

Темноволосый мужчина был поджарым, мускулистым, и голым с головы до ног. Он улыбнулся нёсшейся на него Пенни. Тут я его и узнал. Его лицо было в моих воспоминаниях, нечастых моментах, когда он смотрел в неподвижную воду, или в ещё более редких мгновениях, когда он стоял перед настоящим зеркалом. Это был Тирион.

— Пенни! Нет! — крикнул я, но было слишком поздно. Отпустив Линараллу, Тирион активировал свои татуировки, и принял опускавшийся клинок Пенни на предплечье. Ударил дождь искр, но ни клинок, ни рука не получили повреждений.

Что странно, в тот застывший миг мне больше всего бросилось в глаза выражение лица Линараллы. Она подняла взгляд, и на её лице отразились узнавание, ужас, и стыд, когда она увидела бегущую ей на помощь Пенни. Её щека была красной и опухшей, а нижняя губа кровоточила.

Сердце гулко билось в моей груди, но вид лица девушки вызвал гнев, который вымел из моей головы любые страх и сомнения. Этот человек был животным. Он заслужил всё, что ему грозило.

Однако я не позволил возмущению взять надо мной верх. Я не первый раз был в опасной ситуации. Сперва следовало защитить Линараллу, и я не мог напрямую разобраться с Тирионом, пока моя жена не окажется от него подальше. Не имея никакого иного выбора, я решил пока что оставить его ей, а сам отправился помогать нашей полуприёмной дочери.

Пенни была столь стремительна, что её силуэт размазывался в движении, и Тирион медленно отступал под её натиском, блокируя часть ударов руками, а от других уклоняясь. Всё это время он смеялся, в его глазах читалось наслаждение. Он двигался без колебаний, используя свою силу для увеличения скорости, но всё же был недостаточно быстрым, чтобы полностью избежать ударов её меча.

Древний архимаг не использовал свои зачарованные защитные татуировки, которые, наверное, полностью остановили бы её удары, вместо этого защищаясь лишь наручными клинками, и когда её меч пробивался через его защиту, из оставляемых им неглубоких порезов шла кровь. Атаковать её напрямую с помощью своей силы он тоже не стал — это быстро положило бы конец схватке.

Нет, он наслаждался боем.

— Иди к берегу, — сказал я девушке. — Тебе не нужно этого видеть.

— Не могу, — сказала Линаралла. — Он хочет, чтобы я была здесь… чтобы учиться.

У меня сжалось сердце. Я отлично представлял, какого рода уроки хотел преподать ей этот жестокий ублюдок. Две тысячи лет его не изменили. Он всё ещё верил в обучение детей через испытания болью и страданием. Он собирался её мучать до тех пор, пока она не станет такой же жестокой и чёрствой, каким был он сам.

— Хотя бы отойди, — сказал я. — Уйди с поляны. Не хочу, чтобы ты поранилась, если ситуация обострится.

Она кивнула, и отошла в том направлении, откуда мы явились.

Снова сфокусировавшись на бое, я увидел, что ситуация поменялась. Кровоточа полудюжиной маленьких резаных ран, Тирион больше не отступал. Его движения стали быстрее, увереннее, и он начал теснить Пенни. Выражение гнева на её лице медленно гасло, сменяясь отчаянием, по мере того, как она всё упорнее трудилась над тем, чтобы не дать его наручным клинкам добраться до неё.

По её щеке потекла кровь.

— Довольно! — крикнул я, собирая волю в кулак, и готовясь напасть.

Тирион потянулся, схватив мою жену в кулак из чистого эйсара, сковав её руки, и подняв её над землёй. Он также тщательно держал её тело между нами, хотя взгляда не отрывал от её глаз.

— Ты же слышала своего господина — довольно, — приказало он ей, улыбаясь.

— Отпусти её, — сказал я с предостережением в голосе.

Вместо этого он прошёл мимо неё, направляясь прямо ко мне. Он всё ещё не трудился закрыть себя щитом.

— Ты пришёл сюда, в мои земли, и думаешь давать мне приказы? Вы напали на меня, оскорбили меня, а теперь ты думаешь, что можешь указывать мне, что делать? — Он не повышал голос, но безумие в его взгляде заставило мурашки пробежать у меня по спине.

Однако я выжил так долго отнюдь не потому, что отступал каждый раз, когда сталкивался с зарвавшимся психом, наделённым могуществом:

— Я пришёл, чтобы поговорить. Обнаружить, что ты избиваешь детей, я совершенно не ожидал. Я что, по-твоему, должен это проигнорировать?

Тирион оглядел меня с ног до головы, прежде чем ответить:

— А ты не робкого десятка, внук — храбрее, чем я думал. Возможно, послать её к тебе, было не такой уж пустой тратой времени. Но даже так, она — моя собственность. Я буду поступать с ней так, как пожелаю.

— Возможно, ты не в курсе, — сказал я ему, — но в наше время дети больше не являются собственностью. Закон защищает их так же, как и всех остальных.

Он расхохотался:

— Здесь только один закон — мой закон. Это — не Лосайон, или какая-то другая из молодых наций. Это — мой остров, и я здесь главный. Я буду делать, что захочу — с ней, с твоей женой, или даже с тобой. Думаешь, ты сможешь оспорить мою власть?

Мои уши наполнились гулом биения моего сердца, и я ошутил одновременно ярость и страх. Слова Тириона были очень похожи на то, что я уже прежде слышал от богов — и это грозило неприятностями. Пенни была у него в руках, и я уже знал, что его сила как минимум не уступала моей собственной. Что хуже, я ощущал вокруг нас множество существ, скрытых в деревьях по периметру поляны. Крайтэки.

Мы были окружены. Мы были уязвимы, а на их стороне был численный перевес — победить в столкновении было бы невозможно. Вопрос был лишь в том, чем я готов был поступиться.

Однако я уже сталкивался с такого рода безумием. Оно было во взгляде Карэнта Справедливого, в лице Железного Бога Дорона. Я видел его в небрежном безразличии Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды, и в искривлённых жестокой ухмылкой губах Мал'гороса. С таким злом нельзя было договориться. Была лишь сила — и слабость.

— Отпусти её, — начал я, ворочая ставшим неповоротливым от гнева языком, — иначе мы это и выясним. Пусть я в невыгодном положении, но если ты навредишь мне или моим близким, я приложу все усилия, чтобы порвать этот остров на куски.

В его безумном взгляде засветилось что-то похожее на радость.

— Хорошо сказано. — Ослабив свою волю, он позволил Пенни упасть на землю у себя за спиной — она стала хватать ртом воздух, и потирать плечи, чтобы восстановить кровоток. — Но я всё ещё чувствую в тебе слабость, внук. Зачем ты явился сюда?

— За Линараллой, — ответил я. — Мы хотим её обратно.

Глава 9

Глаза Тириона расширились.

— Она всё ещё молода, — добавил я. — Она ещё не всему научилась. У неё должно быть больше времени. Она лишь начинает постигать, что значит быть человеком.

— Я вернул её из-за сомнений в том, что она сможет от тебя чему-то научиться, — отозвался Тирион. — Я не хочу, чтобы она выросла мягкой. Когда я выразил желание того, чтобы она узнала о человечестве, я не имел ввиду обращаться с ней как с куклой. Она должна научиться драться.

— Так ты за этим её сейчас сюда привёл? — спросил я его со злобой в голосе.

Он зыркнул на меня в ответ:

— Именно этим я и занимался — но ей нужно больше. Битва — лишь часть обучения. Люди лгут, люди крадут, и они полны коварства. Ши'Хар совсем этого не понимают. Вот, за какими знаниями я её к тебе посылал. А вместо этого она вернулась, и рассказала о семье, отношениях, и любви. Проведённое ею с вами время было не просто бесполезно — вредно. Вот, почему я был вынужден вновь принять этот человеческий облик. — Он обозначил руками своё нагое тело, будто приводя его в качестве аргумента.

— Ты хотел, чтобы я научил её предательству и ненависти, — пробормотал я, несколько ошарашенный.

— Это — новый мир, в котором правят лишь люди. Если мои новые дети хотят выжить, они должны научиться ориентироваться в этом мире, — заявил древний архимаг.

— Здесь она этому не научится, — сказал я ему. — Избивая её до потери сознания, ты её ничему не научишь. Если ты действительно хочешь, чтобы она всё это усвоила, то сперва она должна научиться любви. Разве ты не помнишь, как учился сам? Истинное страдание происходит лишь от любви. Если ты ничего ей не дашь, то ей нечего будет терять, и не за что будет сражаться.

Тирион отвернулся, глядя на свою дочь, которая сейчас разговаривала с Пенни на краю поляны. Когда он снова посмотрел на меня, в его взгляде сверкнуло зло:

— Ладно. Если ты думаешь, что любовь и есть ответ, то покажи мне. Сражайся за неё.

Это меня осадило. Что? Просто проверяя, что я правильно его расслышал, я спросил:

— Что ты имеешь ввиду?

Он сверкнул белоснежными клыками:

— Именно то, что я сказал. Сражайся со мной… за неё. Ты считаешь, что приходишься ей кем-то вроде отца. Покажи мне, на что способна твоя любовь. Если ты так слаб, как я думаю, то я оставлю её здесь. Если же ты победишь, то я позволю тебе оставить её на… скажем, пять лет? Что думаешь? Это, по-твоему, справедливо? Или ты слишком боишься, чтобы рискнуть?

У меня полностью вымело все мысли из головы, пока я пялился на него в ответ, а затем я услышал, как мой собственный голос отозвался:

— Не пять лет, а пока она не будет готова вернуться. — «Зачем я это сказал?! Я же не хочу с ним драться». Я часть думал, что у моего рта были какие-то цели, отличные от моего мозга, и теперь я уверился в том, что мой рот пытался меня убить.

— Это может быть очень долго, — сказал Тирион, задумчиво потирая подбородок. — Мне понадобится нечто большее, если ты хочешь поменять условия с моей стороны. — Тут его взгляд упал на Пенни. — Может, ночь с твоей женщиной?

— Что?! — Я в ужасе уставился на него.

— У этого тела есть потребности, о которых я позабыл, — сказал мой предок. — Здесь нету женщин. Боишься проиграть?

Я покачал головой:

— Я ни за что не соглашусь на что-то подобное.

— Ладно, — ответил он. — Твоего согласия не требуется. Но после того, как я изобью тебя до потери сознания, я всё равно возьму то, что пожелаю. — И тут он плотоядно покосился на Пенни.

— Нет. — Я начал поворачиваться прочь от него.

— У тебя нет выбора, мальчик, — с угрозой сказал Тирион. — Попытаешься уйти — я тебя убью. У тебя не иного выбора кроме как сражаться со мной.

— Предполагалось, что мы — союзники, — возразил я.

— Это закончилось в тот миг, когда твоя женщина оставила на мне след своего клинка, — сказал Тирион. — Вкус крови пробудил мою старую страсть. — Говоря это, он провёл пальцами по крови у себя на груди, и поднёс их к своим губам.

Разгневанный и испуганный одновременно, я сплюнул на землю:

— Ты больной. Я не соглашусь сражаться.

Тирион выглядел возбуждённым как никогда:

— Не волнуйся. Я тебя не убью, даже если ты проиграешь. Ты сможешь забрать себе то, что от неё останется, когда я с ней закончу.

Мир вокруг меня завибрировал. Кожа моя ощущалась так, будто вот-вот готова была загореться. Голос на задворках моего разума шептал мне: «убей его. Быстро, пока он не готов».

— Полагаю, нам понадобятся какие-то правила, — продолжил Тирион, размышляя вслух. — Никакой метамагии, и никакого огня. Будем придерживаться простых силовых атак.

— Метамагия?

— Я так называю нашу с тобой способность. То, что делает нас архимагами — магия, меняющая реальность, способная менять саму магию… метамагия, — объяснил мой предок.

Я вынужден был признать, что он, будучи примитивным дикарём, придумал вполне разумный термин для способностей архимагов. Это беспокоило меня почти так же, как первобытная природа, которую Тирион так отчётливо демонстрировал. Несмотря на внешние признаки, этот человек был не просто зверем — он также был дьявольски хитёр. Смогу ли я его победить? В силе мы были равны, но я почему-то всегда полагал себя умнее. Теперь я усомнился в этом предположении.

— Вся эта игра не для меня, — сказал я ему.

— Попробуешь уйти — и сражаться придётся не просто со мной, но ещё и с крайтэками. — Он подошёл ближе, пока мы не оказались почти нос к носу, благодаря чему я почувствовал запах пота и грязи, оставшихся от его прежней деятельности. — Со всеми нами ты сражаться не захочешь. Даже человек, победивший богов, не сможет победить в такой ситуации. Драться со мной — твой единственный шанс. Покажи мне свой дух, убийца богов. Сражайся со мной.

«Убей его сейчас же!» — настаивал голос в моей голове. «Он не закрыт щитом, до него считанные дюймы. Вонзи силовое копьё ему в сердце раньше, чем он успеет отреагировать, и всё закончится». Это было бы умным ходом, однако я был зол. Я хотел победить этого зверя в его же собственной игре. Моя сила пришла в движение — я приготовился сражаться.

Эйсар Тириона вспыхнул вокруг него, и он отступил на шаг:

— Вот оно. Я вижу это у тебя в глазах!

Неужели он мог настолько легко читать мои намерения? Я отбросил сомнения, и задал ему вопрос:

— А что насчёт наших чар?

Тирион глянул на свои руки, на покрывавшие их и остальную часть его кожи татуировки:

— Полагаю, это было бы нечестно, а? — ответил он.

— Для тебя, — отозвался я, похлопывая мешочек у себя на поясе. — У меня здесь достаточно сюрпризов, чтобы более чем возместить любое преимущество, которое, как ты считаешь, тебе дают эти покрывающие твоё тело уродливые каракули.

— Ладно, — сказал он, кивая. — Никаких чар. Используем только то, что сможем создать на ходу, и никакого огня.

— Морт…

Это была Пенни. Она окликнула меня, на её лице был написан страх.

— Я буду в порядке, — сказал я ей.

— Отец, пожалуйста! Не делай этого. — Это уже Линаралла, и на её лице отражалось больше эмоций, чем я, кажется, когда-либо видел прежде. Она выглядела совершенно расклеившейся.

«А что это в её глазах, неужели слёзы?». Я был весьма уверен, что никогда прежде не видел эту девушку-Ши'Хар плачущей. Быть может, проведённое ею с нами время всё же не ушло впустую. Пенни поймала мой взгляд, и на секунду я мог читать её мысли. Не с помощью магии, а просто потому, что мы так хорошо друг друга знали. В ней была уверенность, и она говорила мне, что всё будет хорошо. Что бы ни случилось, мы справимся.

Она взяла Линараллу за руку, и повела девушку прочь — её материнский инстинкт вновь возобладал:

— Не плачь. С Мортом всё будет хорошо. Он никогда нас не подводил.

Сереброволосая девушка подняла на неё взгляд своих опухших глаз:

— Уже слишком поздно. Я уже увидела.

Ответ моей жены я не услышал. Я полностью сосредоточился на стоявшем передо мной человеке:

— И как мы определим победителя?

— Первый, кто не может сражаться или попросит принять поражение, проигрывает, — ответил он низким и хриплым голосом. Затем он огляделся, осматривая край поляны. — Или первый, кто покинет поле боя. Края поляны будут нам границами.

— Когда начнём?

Тирион осклабился:

— Когда пожелаешь.

Он всё ещё не закрыл себя щитом, что показалось мне странным. «Он что, настолько уверен в себе, или это — часть какой-то стратегии?». Я молча уставился на него. Противник из него был ничуть не похожий ни на кого, или ни на что из того, с чем я когда-либо сражался прежде. Большинство знакомых мне магов были значительно слабее, за исключением моих собственных детей. Что хуже, большая часть моих боёв была против врагов, которые вообще не были людьми, и превосходили меня в плане силы на несколько порядков. В тех боях я побеждал либо благодаря уловкам, либо подготовке, либо использовал то, что Тирион называл «метамагией».

Стоявший передо мной мужчина пылал эйсаром подобно какой-то странной звезде, сиявшей ненавистью и злобой. Я видел и похуже — в конце концов, он не был одним из богов, — но в этом случае я был стеснён в средствах. «Только сила, а? Ладно, как насчёт вот этого?». Я послал в его сторону маленький пробный удар, чтобы посмотреть, как он собирается реагировать.

Тирион не сдвинулся с места, и моё силовое копьё пробило маленькую дырку в коже у него на боку. Я не целился для смертельного удара, и был удивлён тем, что он не попытался закрыться щитом или избежать атаки. Из раны стала сочиться кровь.

— А защищаться ты что, не собираешься? — спросил я.

Он презрительно усмехнулся:

— Только когда ты решишь начать нападать. Моё терпение на исходе. Ты напоминаешь мне Гэйбриэла. Умереть захотел?

Упоминание этого имени меня удивило. Гэйбриэл был одним из его сыновей, две тысячи лет тому назад, и умер одним из первых. Смерть Гэйбриэла настигла от руки его сестры, когда он отказался с ней сражаться. Он был единственным из детей Тириона, кто умер, ни разу не поступившись своими принципами. Он умер за свою доброту, отказавшись принимать жестокость, которую мир пытался ему навязать.

— Я бы скорее предпочёл, чтобы меня сравнивали с ним, а не с тобой, — наконец сказал я.

— Вот только ты — не как он, на самом деле, — продолжил Тирион. — Ты совершал поступки, злые поступки, на которые он никогда не пошёл бы. Как ты живёшь с таким противоречием? — Он пошёл на меня.

Я не хотел, чтобы он подходил слишком близко. Это я знал наверняка. На расстоянии я мог с ним тягаться, вблизи — я не был уверен. Я снова атаковал, на этот раз послав сокрушительный силовой удар ему в туловище. От этого он обязан был защититься, иначе он бы растянулся на земле с полной расколотых рёбер грудью.

Он поднял ладонь, и дёрнул ею, отражая удар в сторону. Выглядело почти так, будто он сделал это голыми руками, но я засёк использованный им эйсар. На краткий миг он покрыл руку защитой, и использовал эйсар в качестве маленького щитка, которым отвёл мой удар в сторону.

— Уже лучше, — объявил он, а затем шагнул вплотную ко мне, и врезал по моему щиту кулаком.

Удар был столь быстр, и нанесён с такого близкого расстояния, что избежать его я не мог. Удар обрушился на мой щит, и заставил меня отлететь назад. Кувыркаясь, я потянулся к воздуху, и выровнялся, изящно приземлившись на расстоянии в десять футов. Голова у меня гудела — он едва не пробил мой щит.

Пробитый щит означал откат, а откат точно вылился бы в поражение. Отказ Тириона использовать защиту теперь начал приобретать смысл. Против более слабого противника щит давал безопасность, а против богов щит был необходимостью, чтобы я мог хотя бы двигаться. В этой же ситуации щит был слабостью.

«Проклятье, я же знаю, как он думает, как он сражается. Я прожил его воспоминания!». Однако это знание, похоже, не помогало. Тирион был убийцей до мозга костей. В нём не было места ничему иному. А я чем был? «Отцом, мужем, и защитником слабых». Я никогда не сражался по своей воле — лишь тогда, когда меня вынуждали.

На меня обрушилось ещё два удара, сверху и снизу. Потянув воздух, я скользнул в сторону, и ответил взаимностью, послав обратно мощный удар. Тириона это почему-то застало врасплох, и я вложил в атаку почти всё, что мог. Не в силах уклониться, Тирион скрестил руки, и направил свой эйсар на защиту. Удар вломился в него, отбросив назад на двадцать футов. Тирион попытался перекатиться, но в итоге растянулся в грязи.

«Я что, победил?». Это не могло быть настолько легко.

Я пошёл было к нему, но он вскочил с земли настолько быстро, что мои глаза почти не успевали следить за его движениями. Он направлял свою магию в мышцы, увеличивая свои физические возможности — тот же трюк, с помощью которого он недавно мог мериться силой с Пенни. Двигаясь как напитанная молнией болотная рысь, он метнулся в сторону, а потом прыгнул на меня, подобрав кулаки, готовый нанести удар.

Теоретически, на такое был способен любой маг, но на практике это было не так-то просто. Люди вроде Сайхана, Дориана или моей жены тратили недели, учась справляться с увеличившейся силой. Существовала реальная возможность убить или покалечить себя, если силой не управлялись должным образом. Будучи волшебником, я никогда не чувствовал нужды в таких вещах, разве что иногда увеличивал свою выносливость. Если нужно было что-то поднять, я использовал магию напрямую. Если требовалась скорость, я летел. Если нужно было что-то уничтожить, легче было сделать это издалека.

Очевидно, Тирион придерживался иного мнения на этот счёт.

Но, с другой стороны, у меня тоже были таланты, развивать которые никакой вменяемый маг и думать бы не мог. Снова коснувшись воздуха, я поднял себя, и кувыркнулся через голову Тириона, приземлившись в двадцати футах позади него раньше, чем он сумел развернуться. Направив широкую, косящую волну силы ему в туловище, я снова нанёс сильный удар.

Огрызаясь как животное, он заблокировал атаку, но я видел, что это далось ему не даром. Несмотря на это, он смотрел на меня диким взглядом.

«Ему это нравится», — осознал я.

Тирион понёсся на меня, атакуя на бегу, и мир начал расплываться, когда я ответил взаимностью, принимая каждый приходивший мне удар силы. На расстоянии я был ему под стать, попеременно нападал и защищался со скоростью, о которой я никогда прежде и не думал. Сознательные мысли больше не были возможны — я полностью отдался более примитивной части своего мозга. Каждый раз, когда Тирион приближался, я поднимался в воздух, ловко избегая его, и разрывая дистанцию.

Я ощутил, как его сила потянулась, шевеля воздух и разрывая почву. Он пытался создать вихрь, наполнить воздух сбивающей с толку смесью ревущего ветра и жалящего гравия. Я парировал его попытку, подавив её в зародыше, при этом продолжая нападать. Сокрытие поля боя лишь сыграло бы на руку его попыткам подобраться вплотную и прикончить меня. На расстоянии я ему совершенно не уступал. Его тело было быстрым, но не могло сравниться с моей подвижностью по воздуху.

Для лишённого магического взора стороннего наблюдателя наш бой был по большей части невидим. С точки зрения Пенни, мы, наверное, большую часть времени стояли неподвижно, хотя на самом деле мы обменивались быстрыми ударами и контрударами, что периодически прерывалось сменой позиций в постоянном поиске преимущества.

Земля исчезла, когда мой противник попытался удивить меня, разорвав почву прямо у меня под ногами, но я не упал. Зависнув в воздухе, я схватил освободившуюся почву, и перенаправил её в другую сторону. Его неожиданная атака превратилась мой удар, когда полтонны песка и гравия вспороли воздух, полетев в его сторону. Отскочив прочь, Тирион избежал попадания, но при этом угодил в другую яму, которую я создал ещё тогда, когда начал свою комбинацию.

Тирион взмыл в небо, оттолкнувшись своими усиленными ногами сразу же, как только его ступни коснулись дна… лишь для того, чтобы напороться на мой земляной удар, вернувшийся обратно. Камни и песок обрушились на его незащищённое тело, оставив сотню кровоточащих ран, и в некоторых местах полностью содрав с него кожу.

Оглушённый, он упал, покатился, и вновь вскочил на ноги, но я не дал ему возможности прийти в себя. Его контрудар был плохо нацелен, что позволило мне легко уклониться, пока я сам молотил по его туловищу и ногам силовыми ударами.

Он был у меня в руках, но насколько далеко я должен был зайти ради победы? Его защита была прорвана. Я нанёс по нему столько ударов, что его тело наверняка вопило от боли. Он продолжал блокировать некоторые из моих атак, но я был идеально сфокусирован, в то время как он потерял равновесие под градом ударов. Мне что, придётся переломать ему кости?

Моё внимание было настолько плотно приковано к нему, что я едва не упустил ударившее по мне сзади дерево. Он каким-то образом вырвал росшее на краю поляны дерево — а я не заметил. Я скользнул вверх и вправо по воздуху, чудом избежав едва не ставшего фатальным удара. «Он что, пытается меня убить?»

Я принялся молотить по нему своей силой. Большую часть ударов он блокировал, но некоторые достигли цели. Он никак не мог долго держаться под таким давлением.

Бой продолжался, и я чувствовал, что устаю — но для него всё было ещё хуже. Отчаявшись положить схватке конец, я стал бить всё сильнее и сильнее. «Да почему он просто не сдастся?!». И тут я допустил ошибку. Утомление заставило меня уклониться от одного удара — лишь для того, чтобы подставиться под другой, мощный удар, выбивший меня из колеи.

Меня пронзили боль и страх. Важнее всего были инициатива и инерция. Потеряешь их — и бою конец. Мой предок не проявит ни сдержанности, ни милосердия, если вернёт себе преимущество. Запаниковав, я позволил своей ярости выйти из-под контроля. Направленный мною в его сторону контрудар был слишком сильным. Попади он в цель,Тириона разорвало бы на куски — силы там было достаточно, чтобы уничтожить замковые ворота.

Тирион видел, что ему грозило, но вместо защиты или уклонения он замер неподвижно, а его лицо озарила кровавая улыбка. Всё случилось менее чем за секунду. Осознав, что он вот-вот умрёт, я попытался остановить свой собственный удар. На практике это было похоже на то, что бывает, когда бьёшь с размаху кувалдой по камню, а потом пытаешься отменить удар на полпути.

С кувалдой можно было, наверное, схлопотать растяжение в спине, но с эйсаром… результатом стал откат. Усталый от долгого боя, я почувствовал, будто мой разум рвался на части — по мне прокатилась холодная и чёрная агония, поглощавшая всё на своём пути. И виноват в этом был лишь я сам.

Когда это произошло, я парил в паре футов над землёй, но боль была настолько мощной, что я даже не почувствовал удара от падения. Я, наверное, на секунду потерял сознание, поскольку когда я открыл глаза, он был рядом. Мир окрасился красным, когда его кулак впечатался в моё лицо.

За этим последовали ещё удары. Тирион больше не использовал магию, но в этом и не было нужды. Я был совершенно беспомощен. На восстановление после того, что я с собой сотворил, должна была уйти неделя, или больше. Я почувствовал хруст, когда моя скула сломалась под его кулаком. После этого он милосердно переключился на моё туловище.

Или, наверное, не так уж милосердно — что я осознал, когда начали ломаться мои рёбра. Теперь он наверняка использовал магию — никакой кулак не вынес бы удара настолько сильного, чтобы сломать рёбра. Я услышал крик, но это точно был не я — поскольку я не мог дышать.

— Сломанные кости болят, верно? — тихо напел мне на ухо Тирион.

Он прижимал к моему животу что-то острое. Нож? «Нет, это — клинок из чистого эйсара. Он сейчас меня убьёт».

— Проблема с откатом, — продолжил он, — заключается в том, что ты не можешь срастить сломанные кости. Мои уже в порядке. И все те порезы, которыми ты меня наградил, уже тоже закрылись. Но ты ничего не сможешь исправить. Ты беспомощен. С тем же успехом ты мог бы быть мёртвым. — Клинок вспорол мою кожу, разрезая плоть и мышцы. Если бы я мог, я бы закричал.

— Сейчас ты, наверное, гадаешь, убью ли я тебя — и поверь, я хочу это сделать. Но не буду. Семья очень важна для меня. — Тут Тирион остановился, и резко засмеялся, будто только что пошутил. — Нет, сегодняшние события — это урок для тебя. Ты сражался как глупец. Я хочу, чтобы ты это запомнил — запомнил боль, запомнил страх.

— Тогда, в самом конце, ты, казалось, наконец-то усвоил урок — но потом, когда победил, сам же всё проебал. В следующий раз надо действовать именно так с самого начала — и не сдерживаться. — Он встал, и сплюнул на землю рядом со мной кровавый комок мокроты. — Конечно, если ты сумеешь поправиться, чтобы этот «следующий раз» вообще был. А теперь прошу меня простить — мне нужно получить награду. — Его взгляд сместился в сторону, упав на Пенни. — Когда я с ней закончу, твоя жена поблагодарит тебя за то, что ты проиграл.

И он пошёл прочь.

На секунду меня окатило облегчение — а потом через застилавшую мои мысли агонию пробился смысл его слов. Я начал мелко и больно вдыхать, но боль перестала быть моей главной заботой. Повернув голову, я попытался крикнуть ему вдогонку, но у меня не было голоса. Один из моих глаз отёк и не открывался, но другой всё ещё был способен сфокусироваться на его удаляющейся фигуре.

Пенни стояла на краю поляны, сжимая в руке меч с угрозой во взгляде. Хотелось бы сказать, что я никогда прежде не видел это выражение у неё на лице, но мы с ней за прошедшие годы пережили кое-какие весьма экстремальные события. Тем не менее, я никогда не хотел видеть её такой страдающей. Её глаза метали молнии в приближавшегося к ней обнажённого монстра, будто она надеялась этими самыми молниями его убить.

Когда Тирион почти достиг её, она прыгнула вперёд, схватив одной рукой его плечо, а другой прижав кончик меча к его груди.

— Исцели его! — прошипела она сквозь сжатые зубы. В месте, где лезвие касалось его груди, потихоньку потекла кровь. — Исцели его немедленно, или я проткну этим клинком твоё проклятое сердце!

— Давай, — ответил он, спокойно глядя ей в глаза. — Мы со смертью очень близки. Вдави в меня эту зачарованную сталь! Дай мне почувствовать вкус твоей ярости. — Время будто застыло на миг.

А потом он начал двигаться — вперёд. Меч Пенни погружался всё глубже, пока не начал рассекать его рёбра. Её рука дрожала, но не от слабости, а от страха.

Тирион со змеиной быстротой отбил кончик клинка в сторону, оставив у себя на груди кровавую рану, а затем схватил Пенни за волосы на затылке.

— Вот именно, — тихо сказал он. — Ты не можешь. Потому, что он умрёт без моей помощи — или потому, что ты желаешь того, что сейчас случится?

Она билась в его хватке, но он вывернул её голову назад, к себе лицом. Меч всё ещё был в её руке, но теперь просто безжизненно висел. Подтащив её ближе, Тирион поймал в зубы её ухо, и стал сжимать челюсти, пока она боль не заставила её вскрикнуть. Когда он от разжал зубы, у него на губах осталась кровь, хотя мне было неясно, откуда она — от укуса, или от какой-то из полученных ранее ран.

— Боль сообщает тебе, что ты жива. Она заставляет твоё сердце биться чаще… и разжигает похоть, — плотоядно сказал он.

В глазах Пенелопы стояли слёзы, но щёки её покраснели. Было что-то в выражении её лица, в том, как разомкнулись её губы, как её дыхание стало коротким и судорожным. От этого у меня по спине пробежали мурашки. «Она что, откликается ему?»

— Я тебя за это убью, — прорычала она.

— Так чего же ты ждёшь? — ответил он. — Меч всё ещё с тобой. Останавливать тебя я не буду. Используй! — Секунды протекали одна за другой, пока он наконец не накрыл её рот своим собственным.

Меч пенни, который я зачаровал ей годы тому назад, выскользнул из её пальцев, и упал на землю. Она стала сопротивляться, но её руки лишились силы. Когда Тирион снова оторвался от неё, он посмотрел на неё пылающим взглядом:

— Ты, похоже, потеряла свой клинок. Используй мой — он для тебя почти готов.

Ярость моя была запредельной — настолько запредельной, что я попытался коснуться своей силы, но эта попытка лишь отдалась болью, которая едва не заставила меня потерять сознание. Я попытался сдвинуться с места, но ноги мои ослабли, а левая рука вообще не откликалась. Каким-то образом мне удалось встать на колени, упираясь здоровой рукой в землю. Я сомневался, что смогу проползти достаточно далеко, чтобы добраться до них, но тут мой взгляд приметил камень размером с кулак — его выдрало из земли во время нашей схватки. Схватив его правой рукой, я поднял его, и бросил изо всех сил.

Тирион ощутил его приближение, поскольку его магический взор по-прежнему работал исправно. Он мгновенно оттолкнул Пенни, и отскочил на десять футов назад одним мощным прыжком. Приземлился он среди кустов и маленьких деревьев на краю поляны.

Пенни мгновенно кинулась ко мне. Тирион начал было выходить из-под сени деревьев, но путь ему преградила Линаралла:

— Нет, — сказала она твёрдым голосом. — Ты проиграл.

На миг Тирион выглядел сбитым с толку, но затем осознал, что оказался за пределами края поляны. Он пожал плечами, и горько рассмеялся:

— Похоже, что ты права. Я покинул поляну, а он явно не перестал сражаться. Ты победил, Граф ди'Камерон! — окликнул он громко, а затем с издевкой поклонился. — Я признаю твою победу. Забирай приз, и уходи… теперь Линаралла — твоя дочь.

— Иди на хуй, — сказал я — или сказал бы, не будь моё лицо так сильно помято. Челюсть у меня не работала как надо, да я и не мог набрать в лёгкие достаточно воздуха, чтобы выдавить из себя что-то громче шёпота. Оставалась надежда лишь на то, что выражение моего лица поведало ему о моих чувствах.

Пенни высказалась за нас обоих:

— Жду не дождусь нашей следующей встречи. Ещё раз прикоснёшься ко мне — и я точно вгоню тебе в грудь клинок. — Её голос был полон злобы, но мне её слова показались пустой бравадой.

— Дорогая Пенелопа, — ответил Тирион, — попытайся не признаваться в своей любви настолько громко. — Тут он засмеялся над своей собственной шуткой. — Поскольку я сомневаюсь, что твой муж сможет летать в ближайшее время, я прикажу одному из дормонов отвезти вас обратно на материк. — И с этим он удалился.

Дормон представлял из себя особый тип крайтэка, и являлся массивной летающей тварью, которая казалась скорее растением, чем животным. Когда он наконец прибыл, Пенни легко забралась ему на спину, и стала ждать, пока Линаралла мягко пролевитировала к ней моё изломанное тело. Считанные минуты спустя мы оказались в воздухе. Пенни подложила одну руку мне под голову, а второй придерживала моё тело во время полёта.

Следующие часы она тщательно за мной наблюдала. Дормон летел далеко не так быстро, как я, поэтому перелёт занял почти восемь часов. Единственный не пострадавший глаз я держал крепко зажмуренным. Я не мог вынести отражавшейся на её лице жалости, постоянного напоминания о моей неудаче, о моём позоре. Оставшись наедине со своими мыслями, я снова и снова прокручивал у себя в голове тот миг, когда он её целовал, а меч выпал из её руки.

Я был почти рад тому, что боль отвлекала меня от моих мыслей.

Глава 10

После Тёрлингтона всё стало хуже. Пенни понесла меня через Мировую Дорогу. Было бы проще, если бы Линаралла меня пролевитировала, но жена отказывалась её слушать, а я был не в состоянии для споров. К счастью, я потерял сознание до того, как мы достигли Ланкастера.

Когда я очнулся, мы покидали промежуточную станцию во дворе Замка Камерон. Линаралла использовала круг в Ланкастере, чтобы телепортировать нас туда, к моему вящему облегчению. Я не мог с уверенностью сказать, что вынес бы ещё одну долгую поездку, а телепортироваться сам я точно не мог.

Едва владея даром речи, я прошептал, зная, что благодаря своему острому слуху Пенни меня услышит:

— Не дай им меня увидеть.

Кивнув, она сняла свой плащ, и накрыла меня им. Если у стражников при промежуточной станции и были какие-то вопросы, выражение её лица заставило их промолчать. Вскоре я снова оказался лежащим в своей кровати.

Когда мы вошли в дом, Линаралла сработала отвлекающим манёвром. Коналл и Айрин были рады её увидеть, хотя я уверен, что они испытывали любопытство насчёт чего-то большого в руках их матери. Минуты спустя я был в своей кровати, пятная простыни грязью и засохшей кровью.

Из наших старших детей дома была только Мойра. Несмотря на мои возражения, Пенни привела её сразу же, как только уложила меня. Из-за последствий отката я не мог исцелить себя сам, а Пенни это, похоже, казалось важным. Лично я только хотел найти тёмную дыру, и заползти в неё.

Мойра и её заклинательная двойница, Мёйра, работали в паре, сращивая мои сломанные кости, и залечивая различные раны. Серьёзная рана у меня была одна — в боку, и она потихоньку сочилась кровью. Сам я её осмотреть не мог, но она, наверное, не была сложной, поскольку им не потребовалось много времени, чтобы с ней разобраться. Если кинжал задел что-то важное, то узнаю я это через несколько дней. Смерть от раны в брюшной полости просто ужасная.

Многое они исправить не могли — последствия отката, отёки и синяки, не говоря уже о моей пострадавшей гордости. Если верить моему опыту, в постели я должен был провести минимум неделю, если не больше.

Было много разговоров, но я игнорировал всех, пока они наконец не ушли. Пенни оставалась дольше всех, но в конце концов она решила дать мне отдохнуть. Дверь закрылась, и я остался один в комнате, освещённой единственной свечой.

Я лежал, уставившись в освещённый тусклым светом потолок, и ненавидел себя за мою слабость. Ненавидел то, что произошло. Такого стыда я не чувствовал с того дня, когда меня прилюдно высекли в Албамарле. Впечатления от того раза притупились со временем, поэтому точно я сказать не мог, но этот раз чувствовался хуже.

Лишившись сил, я закрыл глаза и, несмотря на боль, быстро заснул. Сны у меня были отнюдь не приятные.

Я снова наблюдал, как меч падал из её руки…

* * *

— Морт, проснись.

Я не был уверен, сколько я проспал, и, на самом деле, в этот момент я бодрствовал. Мне просто не хотелось открывать глаза. Ничего хорошего в этот день на горизонте не маячило — только ещё больше боли и вины.

Моего лба легонько коснулись мягкие губы:

— Чёрт тебя дери, я знаю, что ты не спишь. Посмотри на меня.

Она ни в чём не была виновата. Я это знал. Вина лежала исключительно на плечах одного человека — человека, которому следовало сдохнуть пару тысяч лет назад, когда его собственная дочь вогнала нож в спину. Но чувствовал я иное. Моё сердце хотело взять ответственность на себя. Я никогда не винил других, какими бы ни были обстоятельства.

Это был мой провал, моя слабость, мой позор. Но хуже всего было не это. Я и раньше терпел неудачи. Хуже всего было видеть, как она теряет волю в его руках.

Ничего рационального во всём этом не было. Я снова и снова объяснял это себе каждый раз, когда просыпался после своих ночных кошмаров. Сделав глубокий вдох, я открыл глаза. Её я за это наказывать не мог, какая бы хрень ни творилась в моей голове. Нужно было крепиться.

— Привет, — хриплым голосом сказал я. Усилием воли я заставил слабую улыбку появиться на моих губах — было больно. Боль вызывало любое движение моих лицевых мышц — кости срослись, но повреждения тканей никуда не делись.

На меня сверху вниз уставились ясные карие глаза, обрамлённые лицом, которое могло принадлежать лишь ангелу. Пенни. Тёмные круги ясно давали понять, что она, наверное, не спала. Она что, всю ночь себя мучила? Похоже, монополии на сомнения в себе и самобичевание у меня не было.

— Мне тебя не хватало, — сказала она. — Ты долго спал.

— Сколько уже раз мы были вот в этой ситуации? — спросил я.

— Слишком много — и каждый раз ощущения хуже, чем в прошлый, — ответила она.

Пенни была права. Я был на грани смерти так часто, что и упомнить не мог, и каждый раз при возвращении меня ждала её улыбка. Однако и ей самой приходилось тяжело. Несколько раз мне тоже приходилось сидеть у её кровати, когда с ней что-то случалось. Теперь это стало для нас почти ритуалом.

— Ещё пару дней — и я буду в полном порядке.

Пенни склонила голову, спрятав от меня своё лицо:

— Элиз говорит, что у тебя скорее всего останутся необратимые повреждения, если только ты не сможешь сделать что-то ещё.

Элиз Торнбер была обычной целительницей — и матерью моего покойного друга, Дориана. О лекарском деле и лекарствах она знала больше, чем все, кого я когда-либо встречал. Если она так сказала, то это, наверное, было правдой.

— Как только я избавлюсь от последствий отката, то смогу исправить всё остальное, — заверил я её.

Одним из самых значительных преимуществ архимага было то, что одним из самых простых действий было самоисцеление. Покуда я мог сосредоточиться на воспоминании о том, каким я был в здоровом состоянии, я мог восстановить своё тело. И если уж на то пошло, это тело не было мне родным — его создал Гарэс Гэйлин, используя гораздо более рискованный процесс. Был момент, когда я выглядел его братом-близнецом. Мне потом пришлось изменить тело, чтобы вернуться к своим привычным лицу и форме. Я легко мог сделать это снова — как только смогу пользоваться силой.

— Хорошо, — сказала она, кивая. — Не думаю, что справилась бы без тебя. — Она крепко, до боли сжала мою руку.

Я расслышал депрессию в её голосе, поэтому попытался пошутить:

— Не волнуйся. Всё у меня будет в порядке. Возможно, я даже использую эту возможность, чтобы избавиться от своего брюшка — может, даже мышц добавлю.

Она дёрнулась, что я почувствовал через её хватку у меня на руке. Я невольно попал по больному месту. Или не невольно? Неужели моя ремарка родилась из какого-то подсознательного стремления сделать ей больно?

— Насчёт случившегося… — начала она.

Я перебил её:

— Прости. Я виноват.

Она гневно зашипела:

— Заткнись. Ни в чём ты не виноват.

— Я проиграл, — просто сказал я.

— Мы вообще не собирались там сражаться. Ничто из случившегося не было по твоей воле, — горько ответила она. — Линаралла рассказала мне, что произошло. Ты уже победил. А потом сам себе навредил, чтобы не убить его.

— Я был слаб, и он этой слабостью воспользовался, — ответил я. — Он предвидел мои колебания, и использовал их, чтобы раздавить меня как жука… а потом… — Я остановился, не в силах выдавить из себя слова. Секунду спустя я попытался снова: — А потом он… и тогда я… я не смог тебя защитить.

— Просто остановись, — приказала она. — Я люблю тебя именно потому, что ты — не всеубивающее чудовище. Не нужно притворяться, будто твоя доброта — это слабость. Будь ты иным, нас с тобой здесь не было бы. Если кто и дал слабину, так это я.

— Нет…

И тут по её носу ручейком потекли слёзы, капая на кровать рядом со мной.

— Я не могла его остановить. Нет! Я могла — но не остановила. Надо было вонзить тот меч прямо в его иссохшее, чёрное сердце!

— Ты испугалась…

— Нет! И — да, я испугалась, но пугаться мне не впервой. Я не боялась за свою жизнь. Я знала, что меня он убивать не собирался. Меня парализовало — но не от страха. Моё тело будто предало меня. Я не могла ему сопротивляться. — Ненависть в себе в её словах была такой сильной, что обжигала мне уши.

— Пенни, ты поступила правильно, — настаивал я. — Ты не смогла бы его убить. Крайтэки тогда убили бы нас обоих. Ты знала, что если проткнёшь его, то мы оба умрём.

— Да не в этом дело! — сказала она, давясь словами. — Я этого не знала. Я не думала об этом. Я вообще не думала. Я была в ужасе — боялась, что ты умираешь. Он просто ужасно с тобой поступил! Но когда он меня схватил, я… я… всё просто исчезло!

Внезапно мне пришла в голову мысль, и всё сразу встало на свои места:

— Пенни, ты помнишь, как я рассказывал детям историю его жизни?

— Что? — сказала она, сбитая с толку и разозлённая от смены темы. — Частично — помню, и что? Я не слушала тебя тогда до конца.

— Он изнасиловал дюжину женщин — но не брал их силой. Он использовал свою магию, чтобы манипулировать их телами и эмоциями, — сказал я ей. Теперь я всё понял.

— Ты сказал, что только Сэнтир, вроде Мойры, может так делать. — В её голосе забрезжила надежда.

— Только они могут управлять чужими разумами — а вот создавать ощущения и эмоции может любой маг. В те дни Тирион овладел теми женщинами, внушая им мощное чувство похоти. Что бы ты ни чувствовала — это была не ты. Это был он, он заморочил тебе голову!

Воздух внезапно покинул её грудь с мощным выдохом — с её плеч свалилась гора. Потом её губы прижались к моим. Чуть погодя она отстранилась, на её лице было написано облегчение.

— Ну и злодей! Я места себе не находила из-за вины! Не спала с тех пор, как мы вернулись…

Я улыбнулся, и сжал её руку, жалея, что не могу сесть, и обнять её:

— Он нам обоим голову заморочил, тебе — одним способом, мне — другим.

Пенни сжала руку в кулак настолько сильно, что у неё костяшки побелели:

— Как же я презираю этого ублюдка. Как вообще земля носит такую мерзость? Никогда прежде не хотела так сильно кого-то убить.

Ярость в её взгляде была подлинной — и это меня успокаивало. Я никогда прежде никого не любил так, как я любил её — и каждый год, каждый день это чувство будто становилось сильнее, вопреки всему тому дерьму, которое нам заготовила жизнь.

Мы ещё немного поболтали, но беседа стала более расслабленной — вина и стыд больше не бросали тень на наши мысли. Чуть погодя она помогла мне встать, чтобы я мог опустошить свой переполненный мочевой пузырь — и в этом тоже она помогала мне уже не впервые. Сколько же раз она выхаживала меня.

Позже она ушла, но сперва наклонилась, чтобы ещё раз меня поцеловать. Я ощутил у себя на груди вес её кулона. Серебряного кулона, который я сделал давным-давно, чтобы защищать её от шиггрэс. Тьма снова затмила мои мысли, но я продолжал улыбаться, пока она не ушла.

* * *

Следующий день был хуже первого. Синяки — они такие. В первый день они тебя дурят, заставляя думать, что, возможно, всё не так плохо — но как только ты расслабишься, тут-то они и напрыгивают. Я едва мог двигаться — шевелился я только для того, чтобы сходить в туалет. Моча у меня была тёмно-коричневой — весьма подходящий к случаю цвет.

Вся моя семья по очереди торчала рядом со мной, наблюдая за моим дыханием и сном, и постоянно пытаясь насильно залить в меня возмутительное количество воды. Всё это было частью садистского плана Элиз, направленного на то, чтобы не дать моим почкам загнуться раньше, чем у них появится возможность вернуться к норме. Я всегда знал, что она имела на меня зуб. Она знала, что именно мой злодейский разум стоял за кражей пирожков с черникой — за каковую кражу Дориан благородно взял вину на себя. Я всем желающим послушать твердил, что она пытается меня убить — но они не обращали на меня внимания.

На второй день объявилась Роуз.

Леди Роуз Торнбер, или, более формально, Леди Хайтауэр, была из числа старых друзей. Она была замужем за моим другом Дорианом, и прошла вместе с Пенни и мной через многие невзгоды. Я доверял ей не меньше, чем членам моей семьи. Если честно, для меня она и была членом моей семьи.

Но сегодня я ей не верил.

— Что ты здесь делаешь?! — потребовал я, когда она пересекла порог спальни. Как обычно, её длинные тёмные волосы были заплетены и уложены в безупречную косу у неё на макушке. От одного из своих более обычных элегантных платьев она отказалась в пользу простой льняной сорочки. Она выглядела подозрительно похожей на сиделку.

Её губы скривились в полуулыбке, когда она меня увидела:

— Пенни пришлось отправиться в Гододдин, поскольку тебе всё ещё нездоровится. Я вызвалась взять на себя на сегодня обязанности по уходу за Мордэкаем. Ты воду сегодня пил? — Она взяла кувшин со стола у стены.

— Помогите! Она пришла меня убить! — вяло закричал я в уже закрывшуюся дверь. Леди Роуз была невесткой Элиз Торнбер — не было сомнений, что она была в курсе заговора.

— Хватит уже, — игриво отрезала она. — Твои дети сказали, что ты — трудный пациент, но я не ожидала, что всё будет настолько запущено.

Я обидчиво отвернул голову прочь от неё:

— Если ты попытаешься предложить мне стакан с водой, я укушу тебя за руку, — пробормотал я. — И так уже чувствую себя трещащим по швам бурдюком. — Я попытался поднять руку, чтобы она могла увидеть мои похожие на сосиски пальцы, но было слишком больно, поэтому я в конце концов сдался.

Роуз подошла ближе, и села на стуле рядом с кроватью, а затем наклонилась, глядя на меня сверху вниз:

— Как же низко ты пал. — Она одарила мой лоб лёгким поцелуем, прежде чем снова усесться. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Я поморщился:

— А как я выгляжу? Умножь это на десять — и будешь недалека от истины.

На её лице мелькнула озабоченность, но исчезла почти так же быстро, как и появилась. Большинство людей вообще не заметили бы. Леди Роуз была превосходной актрисой, и мало кто видел глубины, скрывавшиеся за идеально сдержанным выражением её лица.

— Тебе всегда нравилось ныть, — едко сказала она. — Когда ты в последний раз ходил в туалет?

Я одарил её полным деланного смущения взглядом:

— Ты ещё даже не подарила мне цветы, а уже хочешь знать что-то о моём мочевом пузыре?

— Морт, — предостерегающе сказала она.

— Час назад, — солгал я.

Её голубые глаза сверкнули:

— Твоя дочь сказала, что последний раз был прошлой ночью.

— Я тайком выскользнул с кровати этим утром, когда она отошла. Меня слишком смущает делать это в её присутствии.

— Ты едва можешь двигаться, — сделала наблюдение она, а затем, ничуть не смущаясь, нагнулась, и вытащила ночной горшок. Я почувствовал, как моё лицо покрыл румянец, когда она убрала крышку. — А эта штука — пустая.

— Я вылил всё в окно.

Она строго посмотрела на меня:

— Похоже, что вам, милорд, придётся пить ещё чая из одуванчиков. — Затем она положила ладонь мне на лоб. — И, наверное, ещё и чай из ивовой коры — от жара.

— Предательница, — прошипел я. Оба чая были ужасными на вкус сами по себе, и я с содроганием думал о том, какой вкус у них будет, если она их смешает.

Роуз улыбнулась:

— Меня ещё и не так величали. Как думаешь, сможешь пописать, если мы тебя вытащим из кровати?

Она была стройной женщиной, и, несмотря на её превосходящие личные качества, она никак не могла надеяться удержать меня в стоячем положении.

— Мы? — подозрительно спросил я.

— Алисса ждёт за дверью, если понадобится её помощь, — проинформировала она меня.

Алисса была одной из служанок у меня дома — а также будущей невесткой Леди Роуз. Также она была очень молодой — ей было меньше двадцати, по моим прикидкам. Девушка была невероятно атлетически сложенной, прирождённой воительницей, и я не сомневался, что она смогла бы тащить меня на руках в одиночку.

— Если ты втянешь её в это, то рискуешь остаться без внуков, Роуз. Только подумай о травме, которую она заработает, если я стяну с себя штаны у неё на глазах!

Она похлопала по моей укрытой одеялом ноге:

— На тебе сейчас вообще нет штанов, и я как-то пережила — уверена, что переживёт и она. Разве ты забыл, что мне уже не впервой выхаживать тебя?

Я не забыл. Вообще говоря, однажды мне тоже пришлось её лечить. Чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, какое количество угрожающих жизни ран было у меня и у моих близких. Эта мысль отрезвляла. Частично это также было тем, что делало Роуз «своей».

Я поглядел на неё, изучая еле-заметные морщины вокруг её глаз, и начавшие прокрадываться в её волосы серебристые пряди. Роуз старела, как и я — но казалось, что это лишь делало её ещё красивее.

— Роуз, если я не выкарабкаюсь… — начал я.

— И слушать не желаю, — твёрдо рявкнула она. — Ты поправишься, Мордэкай Иллэниэл, и я смогу ещё не один год тебя мучить. — Встав, она направилась к двери. — Схожу за Алиссой, а потом посмотрим, сможешь ли ты наполнить этот горшок.

Когда она уходила, мне в голову пришла шаловливая мысль:

— Роуз, погоди. Меня это смущает, но я слишком слаб. Ноша тяжёлая — не думаю, что смогу поднять её. Мне, возможно, понадобится больше помощи, чем ты думаешь. — Я одарил её хулиганской улыбкой.

Она захлопнула свой рот ладонью, притворяясь шокированной:

— О, нет! Если это так, то я уверена — моих скромных сил будет недостаточно. Быть может, мне следует позвать Грэма, чтобы он тебе подержал?

— Забей, — мгновенно ответил я. — Я уже чувствую, как силы возвращаются ко мне. — Если честно, Роуз иногда такая бука — и чувство юмора у неё злое.

Минуту спустя она вернулась с Алиссой, но несмотря на все их усилия, они не смогла поднять меня на ноги. Было слишком больно, и ноги отказывались меня держать. За день до этого я мог встать при поддержке одной лишь Пенни — но с тех пор я ослабел. После некоторого количества возни и пары криков боли с моей стороны они сдались. Вместо этого они перевернули меня на бок, и поднесли горшок поближе.

Было очень унизительно. За четверть часа я мало что смог из себя выдавить, но они сжалились, и убрали горшок.

Потом были чаи из одуванчиков и ивовой коры, и хотя вкус мне не нравился, я пил их почти без жалоб. Она хорошо это скрывала, но что-то в позе Роуз сказало мне, что она беспокоилась, и только чаем я мог помочь избавить её от волнений — поэтому я быстро его проглотил.

Потом я немного поспал, а когда проснулся, открыл глаза медленно. Роуз всё ещё была рядом, сидела у кровати. Её руки были чем-то заняты — чуть погодя я осознал, что она плела кружево. Готовить она не умела (убедился на собственном опыте), но Леди Роуз получила традиционное воспитание, и её руки никогда не лежали без дела. За год её ловкие пальцы могли выдать поразительное количество кружев, который шли на воротники и манжеты.

Я тихо наблюдал, любуясь её искусностью. Когда она заговорила, это стало для меня неожиданностью — я не думал, что она заметила, что я встал.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось на острове?

— Уверен, ты всё уже услышала от Пенни.

Её руки продолжали двигаться, и взгляд её не отрывался от её работы:

— Я услышала достаточно, чтобы понять, насколько сильно её расстроило всё случившееся. Одного взгляда на тебя хватило, чтобы понять, почему именно, но я уверена, что она не рассказала мне всего.

Леди Роуз обладала острым умом и склонностью к наблюдению и вмешательству в чужие жизни. Несмотря на отсутствие у неё магического взора, она всегда знала о событиях вокруг неё больше, чем любой десяток знакомых мне людей вместе взятых. Иногда объём её знаний был просто пугающим. Порой я гадал, не обладала ли она какой-то тайной способностью читать мысли. Более того, она рассказывала лишь часть того, до чего додумалась, поэтому всегда можно было с уверенностью сказать: она знает больше, чем говорит.

Когда я ничего не сказал, он подтолкнула меня:

— Расскажи мне, что случилось.

— Почему? Уверен, ты уже знаешь всё, что я мог бы рассказать.

— Потому, что тебе нужно выговориться, — ответила она.

Она была права, и исповедницы лучше её было не сыскать. Если кто и мог понять, так это она. Изоляция заставила меня чувствовать, будто я попал в западню, поэтому я начал рассказывать. Следующие полчаса я медленно рассказывал о случившемся, описывая всё, не упуская ничего, по крайней мере — пока не добрался до самого конца. Тут я остановился, и она подхватила нить беседы:

— А потом он её поцеловал, и она выронила меч, — закончила она вместо меня. — Ты не собирался об этом говорить, так ведь?

— Она тебе рассказала.

Роуз кивнула:

— Она испытывала огромное облегчение, когда ты рассказал ей о его способности влиять на эмоции — но это была не вся правда, так ведь, Морлэкай?

«Проклятье». Я знал, что это случится. Эта женщина ничего не упускала.

— Нет, не вся.

Запустив руку за пазуху, она вытащила свой собственный кулон — такой же носили все жители Замка Камерон и Уошбрука.

— Я — не волшебница, но насколько я помню твои объяснения, эти штуки препятствуют подобным манипуляциям.

Я больше пятнадцати лет тому назад объяснял принцип их действия ей и остальным — но она не забыла. Зачарованные кулоны отнюдь не гарантировали стопроцентной защиты, и не были идеальны. Любой маг Сэнтиров, вроде моей дочери, Мойры, мог довольно быстро обойти предоставляемую ими защиту — но для не-Сэнтира, вроде Тириона, или меня, это было невозможно.

— Ты же ей не сказала? — просто спросил я.

Она сжала губы:

— Нет. Думаю, ты правильно поступил, оставив ей это утешение, и единственная проблема заключается в том, что если она сама до этого додумается, то всё может стать ещё хуже.

— А что она сделает? — прохрипел я сдавленным голосом.

Некоторое время Роуз давила на меня острым взглядом, прежде чем смягчилась:

— Идиот! Вот, что ты о ней думаешь? Ничего она не сделает — только, разве что, будет тайно себя ненавидеть. Несмотря на всю твою гениальность, иногда ты меня удивляешь своей тупостью, Мордэкай.

Взор мой затуманился, и я не мог ей ответить.

— Она тебя любит. Всегда любила, и всегда будет любить. То, что с ней произошло, было инстинктивной физической реакцией — такая бывает у всех. — В её голосе прозвучала нотка горечи.

Всё замерло. Я замер. Мой мир, вившиеся внутри сомнения… замерли. В её словах я ощутил нечто новое, нечто озадачивающее, нечто, способное перевернуть мои представления с ног на голову. Я бросил взгляд на Роуз, ожидая, когда она продолжит.

Её взгляд впился в мои глаза, и так продолжалось какое-то время. Внутри её взгляда пылал интеллект столь яркий, что мог бы испугать, не будь он сдержан таким же объёмом сострадания. Что-то промелькнуло между нами — какое-то понимание, или чувство, хотя если бы меня попросили облечь это в слова, я бы не знал, что сказать. Оно было глубоким и подсознательным, чувство утешения, понимания, в совокупности с некоторой тоской. В конце концов она протянула руку, и обняла мою отёкшую руку своими мягкими, прохладными пальцами — её касание был бальзамом для моих нервов.

— Люди — сложные существа, Мордэкай, — наконец сказала она. — Мы — не что-то одно, а всё сразу. Мы можем описывать себя с точки зрения наших животных желаний, с точки зрения наших рациональных решений, и с точки зрения наших высших эмоций — зверь, разум, и сердце. Я буду называть их этими именами, но помни, что это — лишь слова. На самом деле, в более глубокой истине, они все являются частями целого — целого, которое мы не можем описать, не потеряв часть его смысла.

Лучшая наша часть — это сердце, то место, откуда происходит любовь, а любовь имеет много форм, но они все одинаковы. Любовь ли это к ребёнку, или к жене, или к другу — всё одно и то же. Мы используем для этих отношения разные названия не потому, что любовь иная, а потому, что с ними связаны другие элементы, иногда — похоть нашего внутреннего зверя, а также остов и правила, накладываемые разумом, — продолжила она.

Когда-то в прошлом я говорил о чём-то подобном, но истина часто имеет большее значения, когда слышишь её из чужих уст. Роуз сжала мою руку, и кивнула, будто могла слышать мой внутренний монолог.

Затем она продолжила:

— Помнишь, как Элэйн за тобой волочилась?

Я внутренне содрогнулся. Элэйн Прэйсиан была дочерью моего доброго друга Уолтэра. Некоторое время я был её наставником и учителем. Она меня боготворила, и в начальный период её созревания это восхищение переросло для неё в нечто более сильное. Будучи милой юной женщиной, она сделала всё, что было в её силах, чтобы заставить меня признать её женственность. Наконец я был вынужден поговорить с ней откровенно — объяснить, почему это физическое влечение всегда останется безответным, и почему были некоторые границы, которые я отказывался пересекать. Ей было больно и стыдно, но мои твёрдые слова положили конец влюблённости, которая могла окончиться лишь страданиями.

Я грустно улыбнулся:

— Мне следовало понять, что это не могло укрыться от твоего взгляда.

— Не только моего, Морт. Пенни тоже знала, я в этом не сомневаюсь. Я всё ещё помню тот день, когда ты раздавил надежды бедняжки Элэйн.

Я сжал губы — то был плохой день. Мне не нравилось причинять людям боль, даже если на то была необходимость.

— Ты даже знаешь, какой именно это был день, да?

Роуз кивнула:

— Меня там не было. Я сама не видела, но это было ясно из её поведения, и я могла догадаться о случившемся. Ты тогда был под сильным давлением, очень волновался и, как обычно, никому не давал об этом знать. Она, наверное, подошла к тебе в какой-то момент, когда ты был один, и весьма прямым образом предложила тебя утешить. Когда ты отказал ей, это заставило её уйти в озлобленную депрессию.

Всё не было настолько просто. Факты были верны — но слишком незамысловаты. Я закрыл глаза.

Она сжала мою руку:

— Это была лёгкая версия… на самом же деле ты хотел её.

— Нет.

Роуз стукнула мой лоб другой рукой, а затем моё сердце:

— Не здесь, или здесь, нет… но зверь, живущее внутри мужчин и женщин животное — оно её хотело. Уверен, тебе пришлось бороться с ним, но в конце концов ты поступил правильно.

Я тяжело и долго вздохнул. Роуз была чересчур проницательной.

— В некотором отношении похожее случилось с Пенни, но не совсем, — сказала Роуз. — В случае с Элэйн у тебя были также иные чувства. Ты любил её как ученицу, как воспитанницу, как друга. Но в случае с Пенни не было даже этого. Опасный охотник поймал её подобно дикому животному. Будучи женщиной, она испытала временный всплеск чувств, но в ней не было приязни или мыслей о предательстве — лишь страх и непроизвольный прилив гормонов. Вместо боли от отказа кому-то, которую ты испытал с Элэйн, она вкусила нечто более тёмное и болезненное. Её едва не изнасиловали, и какой бы ни была её реакция в те первые секунды, последующие события были бы болезненными и губительными.

За этим последовала тишина, пока я наконец не произнёс:

— Спасибо, Роуз.

— Ты всё это уже знал, — ответила она.

— Мне нужно было это услышать от кого-то, чьи сердце и разум не затмевает гнев.

Она слегка улыбнулась:

— Рада помочь, но не заблуждайся, будто я полностью объективна. Я, как и все остальные, страдаю от желания моего внутреннего зверя, и от тоски иррационального сердца.

Усталость начала подтачивать моё сознание, но я не мог не удивиться:

— Даже ты, Роуз? Я никогда не знал никого с настолько ясным и проницательным умом, как у тебя. Я всегда думал, что ты живёшь без сомнений, уверенная в своих решениях, непогрешимая в твоём самообладании.

На её лице мимолётно мелькнула тень:

— Вечный поэт, да, Морт? Даже полумёртвый, ты нанизываешь слова друг за другом подобно жемчужинам. Ты мне льстишь, но ты знаешь не хуже меня, что превосходящий ум столь же часто является как благословением, так и проклятием — и уж точно не даёт защиты от шёпота сердца.

Я воспринимал её слова то чётко, то смутно. Меня вот-вот готов был снова накрыть сон. Слишком расслабившись, я задал вопрос, который в обычных обстоятельствах я озвучить бы не осмелился:

— А ты когда-нибудь испытывала искушение, Роуз? Когда Дориан ещё был жив, или потом?

Она вздохнула:

— Дориан был идеальным во всех отношениях — мне до него далеко. В юности я была им увлечена, как молодая женщина я его безнадёжно любила, и никакие жизненные препоны не могли заставить меня любить его меньше. Я посвятила себя ему, и последовавшие за его смертью годы были длинными и трудными.

Она умолкла, а я заснул — моё сердце наконец освободилось от терзавшей меня вины.

Во сне я ощутил призрачное касание на моих губах, и в тумане эхом разлился голос Роуз:

— Но я — лишь человек, Морт. Я испытывала искушение и до, и после, но любовь не настолько проста. Моя любовь — к моей семье, к твоей семье, и она слишком сильна, чтобы позволить мне причинить кому-то из них боль только потому, что я хочу другого.

Глава 11

Когда я проснулся, Роуз не было, но была Алисса… и в её руках была ещё одна чашка ужасного чая из одуванчиков. Вскоре после этого вернулась Пенни, и весь конец дня члены моей семьи то приходили, то уходили. Моя мать, Айрин и Коналл, Мойра — даже Хампфри принесли меня повидать.

Учитывая моё нездоровье, вынести это было трудно — но я не жаловался. Вместо этого я спросил у Пенни насчёт одного заметного исключения:

— А где Мэттью?

Она вздохнула:

— Работает над одним проектом.

— А-а.

— Для тебя, кстати говоря, — добавила она.

— Для меня?

— Портал в покои Королевы в Албамарле, — объяснила Пенни. — Я упомянула ему об этом, и он решил самостоятельно с этим разобраться, вместо тебя. Он не хочет в этом сознаваться, но мне кажется, что так он пытается помочь. Вычеркнуть что-то из списка твоих долгов…

В дверь постучали. Пенни встала, и открыла её, обнаружив стоявшую снаружи Элиз Торнбер.

— Пора проверить нашего пациента, — с лёгкой улыбкой сказала пожилая женщина.

Я застонал, не вставая.

Пенни приглашающим жестом широко махнула рукой:

— Тогда оставлю его на тебя. Мне нужно разобраться с парой дел. Дай мне знать, когда закончишь, и я вернусь. Мы стараемся, чтобы рядом с ним всё время кто-то был. — Она вышла и закрыла дверь раньше, чем я успел возразить — оставив меня наедине с дьявольской старушенцией.

Но вслух я Элиз «старушенцией» никогда не назвал бы. Она была матерью Дориана, и во времена нашей юности за произнесение таких слов можно было и ремня схлопотать. Она в те годы твёрдо следила за дисциплиной — как своего сына, так и, в моём случае, чужого.

— Добрый вечер, Лорд Камерон, — жизнерадостно произнесла она. Формальное обращение было притворным — как и её веселье. Это значило, что у неё для меня было заготовлено что-то ужасное. И Пенни оставила меня с нею наедине! Это лишь подтвердило мои подозрения: все женщины в моей жизни сговорились. Они вознамерились меня угробить, а Элиз была их лидером, и главной мучительницей.

— Я выпил весь чай, который они мне давали, — сказал я в свою защиту.

— Угу, — равнодушно промычала она. Затем злодейка задрала одеяло в ногах моей кровати, открыв мои ступни холодному воздуху. Пока я дрожал, она бесстрастно осмотрела мои ноги, а затем снова накрыла их. Разумному человеку подумалось бы, что этого хватит, однако затем она откинула одеяло с моей груди:

— Повернись на бок, — приказала она.

Я попытался.

Когда мне это не удалось, она мне помогла — её худые руки были одновременно сильнее и мягче, чем можно было подумать. При её поддержке я смог лечь на бок, хотя в процессе и издал несколько громких стонов. Она задрала мою рубашку, и с минуту изучала мою спину. Затем она начала легонько тыкать меня пальцами то тут, то там. Когда она добралась до нижней части моей спины, я невольно вскрикнул.

Она остановилась, и вернула мою рубашку на место. Затем она снова уложила меня на спину, и накрыла меня, подоткнув одеяло, будто я был маленьким ребёнком. После чего села, и принялась молчать.

Молчание тянулось некоторое время, отчего мне стало слегка не по себе. Элиз была в некотором роде природным явлением — волевая и неукротимая. В молодости она была Вечерней Леди, отравительницей, проституткой, и убийцей. Позже она вышла за Грэма Торнбера, и снова вступила в респектабельные ряды высшего света и дворянства, но полученные ранее уроки так и не забыла. Будучи Леди Торнбер, она никогда не боялась запачкать руки, и часто использовала свои навыки для лечения раненых и облегчения боли умирающих.

Но сейчас она выглядела просто старой… сломленной. Совсем не так себя держит леди, пытающаяся подбодрить или поддеть пациента ради улучшения его настроения.

— Как у тебя с головой, Мордэкай? — внезапно спросила она. — Мысли по-прежнему ясны?

— Достаточно ясны, — ответил я. — Я много сплю, но поболтать какое-то время могу, если ты об этом.

— Многие врачи не сказали бы тебе то, что сейчас скажу я. Они бы сперва поговорили с твоими родными, — начала она. — Впрочем, я считаю, что большинство из них — дураки. Если у тебя в голове всё ещё ясно, то решать нужно именно тебе.

— Слушай, Элиз…

— Ш-ш-ш! — огрызнулась она.

— Да, мэм, — мгновенно отозвался я. Детские привычки так просто не изжить.

— Это нелегко мне даётся. Я слишком многих потеряла — больше, чемположено женщине: мужа, сына, Марка, Джинни, Джеймса, и больше друзей, чем я могла бы сосчитать. Всякий раз это происходит иначе, но что я поняла за долгие годы, так это то, что по возможности лучше не притворяться. Честный разговор и честные прощания оставляют гораздо меньше сожалений у тех, кто остаётся. Понимаешь?

— Постой, Элиз, — сказал я. — Всё не так плохо, как кажется. Что бы ты ни думала, через недельку-другую я всё смогу исправить.

— У тебя нет этой недели, Морт, — прямо сказала она. Подняв мою руку, она показала, насколько отекли мои пальцы. — У тебя почки отказали.

Я нахмурился:

— Они же не пострадали.

— Не имеет значения, — ответила она. — Такое бывает в результате массивной травмы. Расщепление и впитывание крови, натёкшей из-за синяков или внутренних повреждений, создаёт очень высокую нагрузку на почки. У тебя так и случилось. Вот, почему у тебя отёк, и почему ты не можешь писать. Твоя кровь превращается в яд. Через несколько дней у тебя начнётся бред, и ты будешь испытывать жуткую боль. Дальше останется только в ужасе ждать, но ещё через два или три дня ты умрёшь. Хуже всего то, что я ничего не смогу тебе дать для смягчения симптомов. Только смерть положит твоим страданиям конец, и твоя семья сможет лишь наблюдать.

— Я и раньше умирал, — чёрство произнёс я.

— Суть не в этом, — ответила она. — Суть в том, как твоя семья будет страдать, наблюдая за твоей смертью. Вот, почему я говорю с тобой об этом сейчас, пока ты ещё достаточно ясно мыслишь, чтобы принять решение самостоятельно.

Я ничего не сказал, предпочтя пялиться в потолок.

— Гарэсу Гэйлину послали весть, — проинформировала меня Элиз. — Мэттью сказал, что он, возможно, сумеет что-то…

Я перебил её:

— Он не придёт.

Элиз кивнула:

— Мэттью сказал то же самое, но твоя жена всё равно за ним послала. Есть ли кто-то другой, кто может как-то помочь?

Были. Лираллианта, если она обладала знаниями о целебных заклинательных плетениях Ши'Хар — но она стала деревом. Она не могла сдвинуться с места, а если бы и могла, ушли бы недели лишь на то, чтобы задать ей вопрос. Ещё одним вариантом был сам Тирион, но я готов был скорее умереть, чем принять его помощь. Даже если бы он согласился явиться, нельзя было предсказать, какую жуть он попросит в качестве платы.

Я отрицательно покачал головой.

Элиз печально склонила голову:

— Я так и думала. — Засунув руку в свою сумку, она вытащила стеклянный флакон. — Где-то через день-два ты начнёшь весь чесаться. Когда это случится, знай: уже почти слишком поздно, скоро последует безумие. Поговори с родными, успокой их, а потом выпей вот это.

Оторвав взгляд от потолка, я посмотрел прямо на неё. Щёки крепкой, старой женщин блестели от слёз. Этот разговор наверняка давался ей очень тяжело. Я слишком хорошо помнил, как трудно было мне самому, когда я «помог» своему отцу спокойно умереть.

— Элиз, — тихо сказал я. — Спасибо. Ты поступила правильно. Помни об этом, грядущими ночами. Но я пока не сдаюсь. Я слишком часто обманывал смерть, чтобы поверить, будто моё время пришло — но если случится худшее, то твой подарок поможет.

Она вытерла лицо:

— Мы с Грэмом всегда хотели больше детей, но не сложилось. Вы с Марком помогли заполнить этот пробел. Вы двое были мне как сыновья. Будь мой муж ещё жив, он бы сказал тебе, чтобы ты гордился собой. Ты хорошо распорядился тем, что получил от жизни. — Она встала, и пошла к двери. — Помни: когда начнёшь чесаться, значит скоро начнёшь и бредить. Будешь ждать слишком долго — упустишь свой шанс.

После чего она ушла, а я с трудом игнорировал зуд в своих кистях. «Проклятье».

* * *

Ещё немного подремав, я обнаружил, что Пенни снова у моей кровати. «Сколько я спал?». Время перестало быть моим союзником, если вообще когда-либо им было.

— Мне нужно увидеть Маму, — сказал я ей.

— Что сказала Элиз? — с озабоченным выражением лица спросила Пенни. — Она сказала, что ты нам скажешь, о чём вы говорили.

Даже умирая, я больше волновался о реакции моей жены, а не о появлении у меня на пороге бледной девицы с косой. Я не видел, как можно повернуть этот разговор в позитивное русло.

— Она сказала мудро распорядиться оставшимся у меня временем.

Её руки сжались в кулаки:

— Я его убью.

— Пенни.

— И это не пустая угроза, — сказала она, перебивая меня.

— Ты не можешь.

— Одна — не смогу, — признала она. — Но я не одна. Ты вообще осознаёшь, какая мощь спит под этой крышей? Сколько у нас драконов?

— Ты разожжёшь войну, — предостерёг я.

— Да мне плевать! — закричала она. — О Королеве тоже не забудь. Если нам тут не хватит сил, я позабочусь о том, чтобы вместе с нами поднялся весь Лосайон. Мы сожжём каждое дерево на том ёбаном острове, а когда закончим с этим, я вспорю Тириону брюхо как рыбе!

— Нет, не вспорешь, — устало сказал я. — Ты что, собираешься и мать Линараллы тоже убить? Она невиновна. Ши'Хар ни в чём не виноваты. Даже Тирион не хотел такого исхода.

— Должен же быть какой-то другой вариант, — пробормотала она сдавленным голосом.

— Есть несколько, — ответил я, — но при любом из них перестану быть человеком.

Её глаза загорелись надеждой, но я сразу же покачал головой:

— Нет. Я уже был чудовищем. Я лучше умру достойно, чем соглашусь на такое, — сказал я ей.

— Но ты же вернулся, — настаивала она. — Сможешь вернуться и в этот раз.

Она имела ввиду чары бессмертия. Ту магию, которая некогда заточила меня в бессмертном теле. Я был вынужден красть жизнь у окружавших меня смертных, чтобы поддерживать некое подобие человечности. «И я не уверен, что оправился после прошлого раза», — подумал я. «По крайней мере, не до конца».

— В тот раз мне помогли двое волшебников, один из которых был архимагом. Гарэс больше никаких услуг мне оказывать не будет, а я сам не стал бы просить, даже если бы он был согласен. В прошлый раз им повезло. С тем же успехом мы могли просто умереть тогда втроём.

Пенни меня не слушала:

— А Мэттью сможет?

— Нет, если я не дам согласие.

Она улыбнулась сквозь слёзы:

— Тогда мы просто подождём, пока ты не начнёшь бредить.

— Чары создают копию разума в момент их сотворения. Вы останетесь жить с безумцем, — сказал я ей. — Иди сюда. — Я неопределённо махнул руками, подзывая её поближе. Когда она наклонилась, я поцеловал её в щёку. — Ещё есть надежда, но я не собираюсь совершать никаких глупостей. Если случится худшее, я хочу, чтобы ты была сильной, и приняла всё как есть.

Плотину прорвало, но плакала Пенни недолго. Несколько минут спустя она взяла себя в руки, и выпрямилась. Сперва она послала за моей матерью, и я потратил довольно много времени на её визит.

Матери я о своей близкой смерти не сказал. Даже для меня это было чересчур. Но я уверен, что она каким-то образом почувствовала этом в моих словах. Мы болтали в течение часа, и я позаботился о том, чтобы между нами не осталось ничего невысказанного. Она должна была знать, что она для меня значила.

С детьми получилось иначе. Ничто не мешало им высказываться о том, что подсказывала им их интуиция. С Айрин было хуже всего. Каким бы весёлым я ни был, её это не обмануло. Безутешная, она ушла в слезах, терзая моё сердце.

Коналл принял вести тихо, но ушёл полностью расклеившимся. Мойра держала себя в руках, но, как и её мать, настаивала на нелепых планах по сохранению моего разума, раз уж жизнь мою было не спасти.

Я решительно отказался от её замысла. У меня не было никакого желания умереть, оставив после себя какую-то заклинательную копию — именно это она, по сути, и предлагала.

Мэттью навестил меня последним, когда солнце уже давно село. Он ждал до последнего потому, что увлёкся своим новым проектом. Или, быть может, ему было не охота.

Когда он вошёл, на его лице не отражалось ничего.

— Портал в Албамарл почти готов, — проинформировал он меня.

Я кивнул:

— Гора с плеч.

Он слегка рассмеялся:

— Уверен, у тебя есть гораздо более серьёзные поводы для беспокойства.

Я улыбнулся:

— Возможно — но ничего другого в голову не приходит.

— Все думают, что ты умираешь, — прямо сказал он. — Весь дом с ума сошёл.

— Но ты — нет, — сделал наблюдение я.

Он вздохнул:

— Я не знаю. Это кажется нереальным. Возможно, позже. Но бегать по дому и кричать в слезах я не буду.

«Нет, ты будешь игнорировать мою смерть, пока она не укусит тебя в темноте несколько недель спустя», — подумал я. «И вот поэтому-то за тебя я волнуюсь больше, чем за них. Горевать ты будешь в одиночестве».

— Гарэс отказался прийти, — сказал Мэттью.

— Как и ожидалось.

Он подошёл к окну, глядя на располагавшийся за ним осенний пейзаж.

— Элиз говорит, что проблема в твоих почках.

— Ага, — ответил я. Я хотел сказать больше, хотел сказать сотню разных вещей. Но я не знал, как с ним говорить. В некоторых отношениях он был похож на моего отца — общался посредством действий и идей. Чувства не входили в его словарный запас.

Мой сын постучал себе по виску:

— У Ши'Хар были способы очищения крови. Они все тут. Мы можем изучить и адаптировать их заклинательное плетение — создать чары, которые делают то же самое.

И на это уйдут недели, если не месяцы. Информация была доступна, но её понимание, преобразование и использование — это было гораздо труднее.

— Обладание знанием — это одно, а его использование — совсем другое, — просто сказал я.

Он кивнул:

— Тогда, мне лучше приняться за работу. — Он пошёл к двери, но приостановился на полпути. Подойдя обратно к кровати, она наклонился, и коротко обнял меня.

Я осклабился:

— Я бы и раньше стал умирать, если бы знал, что все будут меня обнимать.

Мэттью ухмыльнулся:

— Только не привыкай к этому. Скоро ты поправишься.

Глава 12

На следующей день мне было плохо. Несмотря на утомление, заснуть я не мог. Начавшийся на ладонях зуд распространился сначала на ступни, потом на ноги и тело. Он сводил меня сума. Мне отчаянно хотелось вскочить с кровати, и окунуться в холодную ванну. Я не мог вообразить никакого иного способа остановить ползущую по моей коже пылающую чесотку.

В этот день я планировал встречи с моими друзьями — Сайханом, Чадом, Питэром, и ещё несколькими дюжинами других. Потом я собирался провести последние часы со своей семьёй. Я пытался решить, кого позвать первым, когда услышал суету в коридоре.

— Кто тебя сюда впустил?! — послышался голос Пенни. — Он болен. Слишком болен, чтобы с этим разбираться.

В ответ послышались грубые интонации Чада Грэйсона:

— Твоя дочка и впустила. И мне надо с ним погутарить, если он ещё не скопытился.

— Я уже отказала тебе утром! — закричала моя жена.

— Однако ж так ни хрена и не сделала, — ответил он.

Слушая их, я начал бояться, что она обезглавит грубияна-охотника. Пенни никогда его особо не любила, а сейчас испытывала сильный стресс.

— Мне надо подумать, — ответила она.

— Ланкастер пропал, сука ты спятившая! Кому-то надо решить, что делать!

«Что?!». Я знал, что наверняка ослышался, и последние его слова… я прислушался, ожидая услышать шелест обнажаемого клинка. Каким бы вспыльчивым он ни был, даже Чад обычно не стал бы говорить Пенни такие слова.

Ответ Пенни был произнесён сдержанным тоном:

— Мой муж умирает.

— Так пусть он и примет решение, — сказал Чад мрачным и горьким тоном. — Ему наверняка нужно как-то отвлечься.

Последовавшая за этим пощёчина была достаточно хлёсткой, чтобы я мог услышать её через дверь — а затем ненадолго воцарилась тишина.

— Да заткнитесь вы наконец! Вы мешаете мне сосредоточиться! — Это был Мэттью. Звуки шагов поведали мне, что остальные домочадцы скорее всего вышли в коридор, чтобы присоединиться к заварушке.

— Бери Сэра Грэма и Сэра Сайхана, — сказала Пенни. — И охотников своих тоже возьми. Осмотрите местность, потом доложите.

— Тут нужен волшебник, миледи, — сердито сказал Чад. — Я только что оттуда, и ни черта там ни понял. Как насчёт него?

Ответил голос Мэттью:

— Я занят.

Последовал шквал предложений, но Мэттью отклонил каждое из них:

— Я же сказал — нет. Они все нужны мне здесь.

Тут заговорила Мойра, предложив отправить одного из Прэйсианов.

Остаток спора я пропустил, потому что в этот момент через окно ревущим порывом ветра ворвалось пурпурное облако. Рёв ветра заглушил их голоса. Это произошло так внезапно, что я встревожился, но Дориан встал со своего кресла у кровати:

— Прочь! — закричал он на облако.

Облако отказывалось слушать, но Дориан принёс мехи из кузницы моего отца. Устроившись у изножья кровати, он стал качать мехи, пока создаваемый ими поток воздуха не выдул облако обратно в окно.

Закончив, он снова уселся:

— Итак, на чём мы остановились?

Я улыбнулся ему:

— Мы говорили о Марке.

Дориан печально покачал головой:

— Я же сказал тебе, его больше нет. Он исчез вместе с Ланкастером.

Это показалось мне бессмыслицей. Посмотрев вверх, я понаблюдал за летевшими в небе гусями:

— Тогда почему птицы всё ещё здесь? — спросил я.

Остаток дня совсем заморочил мне голову. Приходили и уходили будто бы сотни людей, и в моей комнате всегда было минимум двадцать человек, и все они говорили одновременно. Гам стих лишь к закату. Когда небо окрасилось алым, а солнце начало закатываться за горы, все ушли — осталась лишь Элиз, глядевшая на меня печальным взглядом:

— Ты ждал слишком долго, — печально сказала она. — Теперь уже слишком поздно.

Я попытался ответить, но мой голос отказывался работать. «Я не виноват. Это всё муравьи — они повсюду!»

А потом мои глаза застлала тьма.

* * *

Меня раздражал тусклый свет. Когда я пытался на него смотреть, он гас, но как только я поворачивал голову, он снова появлялся, не давая мне покоя. Я что-то забыл — мне нужно было что-то сделать.

Пенни появилась в поле моего зрения. Она сидела у кровати, поджав ноги. Её голова повернулась, и на миг свет свечей отразился в её глазах, поэтому я знал, что она не спала. Но больше всего меня волновали тени, двигавшиеся позади неё. Они были длинными и искажёнными, но я видел ножи у них в руках.

Пытаясь её предупредить, я раскрыл рот, но всё, что я говорил, было недостаточным. Она не могла видеть тени.

Дверь открылась, и комнату озарил свет — от него мои глаза запылали, а покрывавшие меня муравьи поспешно стали искать укрытие. Возможно, я закричал, но ничего не услышал. Прошла вечность, пламя погасло, и я увидел моих детей, стоявших у стены. Нет, их было слишком много. И некоторые из них не были моими.

«Почему здесь Грэм, и Алисса?»

Они глядели на меня пустыми глазами, и тогда-то я и осознал, что они были мертвы. Я в отчаянии шарил взглядом по их лицам — Айрин, Карисса, Коналл, Грэм, Алисса… все были мертвы. Даже Роуз присутствовала, но Мэттью и Мойры среди них не было. «Возможно, они спаслись…»

Я глядел на их мёртвые тела, безжизненно привалившиеся к стенам и углам комнаты, а когда моё сердце больше не могло вынести, я расплакался. Некоторые из тел пришли в движение, отринув вечный покой. Они превратились в шиггрэс. Я силился встать с кровати, но какой-то демон давил на меня, заставляя улечься обратно на матрац.

У демона было лицо Сайхана, но отсутствовала его мягкость. Его руки были подобны пылающим головням, обжигавшим меня при любом касании, однако у меня не было сил спастись от них, поэтому я расслабился, игнорируя боль.

Моя рука нашла что-то под покрывалом, что-то холодное и твёрдое. Вытащив этот предмет, я увидел в своих пальцах стеклянный флакон. Находившаяся внутри жидкость сияла золотом в свете свечей. В моей груди расцвела надежда. Снова усевшись, я позвал Пенни, но на мой крик откликнулся демон, и в этот раз ему помогал какой-то здоровяк, носивший лицо Грэма, будто содрав кожу с его лица.

Они заставили меня лечь, но я крепко сжимал флакон, моё спасение. Затем они исчезли — их тьма исчезла под излучаемым Пенелопой светом. Зло не могло вынести её взгляда, или оставаться в её присутствии.

— Что такое, Морт? — спросила она — её лицо висело надо мной, вне досягаемости. Её глаза были влажными, а щёки покраснели. «Они что, причиняли ей боль?»

Протянув флакон, я попытался объяснить:

— Я нашёл его, Пенни. Помоги мне его выпить. Оно волшебное. Оно может нас спасти, ещё есть надежда!

Она улыбнулась, и солнечный свет пробился через окно, залив нас обоих.

— Конечно же, — прошептала она. Вложив флакон обратно мне в руку, она помогла поднести его к моим губам, и мне в горло потекло что-то прохладное — состоявший из жидкого льда огонь. Моя магия поднялась внутри меня волной, и я поднял руку к потолку, снова обретя силы. Пробив дыру в крыше, я взял Пенни за руку, и мы воспарили.

В небесах открылась дверь, и я увидев впереди Мойру, преграждавшую нам путь к свободе — только это была не она. Снаружи она была похожа, но внутри я видел чудовище, пожравшую её изнутри змею. Она улыбнулась, обнажив клыки, окидывая меня плотоядным змеиным взглядом.

— «Отец, ты меня слышишь?» — Это было её голос, но теперь я видел, что их было двое.

— «Пусти меня!» — приказал я, ибо на мне были оковы, тянувшие меня вниз, приковывавшие меня к кровати. Позади меня стоял Мэттью, скрытый под чёрной мантией, а справа стояла Линаралла. Две Мойры были слева, а Коналл и Айрин были в изножье кровати. Все они были в мантиях, и тут я осознал, что они собирались принести меня в жертву.

Я должен был умереть так же, как следовало умереть Тириону — от рук своих собственных детей. Линаралла склонилась надо мной, её серебряные волосы упали мне на грудь, почти скрывая серебряный кинжал в её руках. Он отбрасывал блики, когда она занесла руки для удара.

Клинок замер, пока она произносила на эроллис: «Чтобы Иллэниэлы жили, ты должен умереть». Затем она вонзила его мне в грудь, и по моим венам и сердцу прокатилась агония.

Не в силах даже кричать, я глядел в глаза моих кровожадных отпрысков, пока мир угасал вокруг меня — моя жизнь вытекала у меня из груди рекой, которую они поглощали подобно диким зверям.

В отличие от обычного убийства, это затянулось на века — моё сердце каким-то образом продолжало биться вопреки торчавшему у меня из груди кинжалу, пока я сам медленно и безмолвно умирал. Несмотря на их предательство, я простил их, и по мере того, как моя жизнь утекала прочь, я произнёс свои последние слова: «Я люблю вас». К счастью, вскоре после этого меня нашло небытие, милостивые объятия смерти.

Глава 13

Посмертие оказалось гораздо приятнее, чем я ожидал. Какое-то время я плыл на белом облаке, и листья опадали с деревьев подобно дождю. Тёплое солнце и холодный ветер соперничали за внимание моей кожи. Я глядел на окружавший меня пейзаж, не в силах осознать раскинувшуюся передо мной красоту.

Передо мной шёл молодой человек — мой сын, Коналл. Я не был уверен до конца, пока он не повернул голову, оглянувшись на меня. Затем он заговорил, но послышавшийся голос принадлежал Чаду Грэйсону:

— И как долго ты будешь слюни пускать? Выглядишь как ёбаный идиот.

Я нахмурился. Губы Коналла не двигались. Что-то было неправильно. Он что, общался напрямую с моим разумом? Поддавшись порыву, я запрокинул голову. Поле моего зрения наполнило небо — серо-синий шедевр, полный подгоняемых ветром облаков. В центре его было лицо Чада, глядевшее на меня в ответ.

— Ага, это облака, мудила ты этакий, — сказал он мне.

Тут вставил слово Коналл:

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты не говорил ему такие слова.

Чад отмахнулся от него:

— Да он всё равно не знает, что именно я говорю. Мы поймём, что он точно проснулся, когда он взбеленится.

Я засмеялся.

— Видишь? Он вообще не в курсе. По-прежнему идиот, — сказал Чад.

Я ехал не на облаке, а на каком-то паланкине. На самом деле, это скорее была мягкая кровать на двух перекладинах, и эти двое меня несли, хотя к этому моменту уже успели остановиться. Мы были на лугу, который располагался ниже по склону горы от моего дома. Я всё ещё чувствовал себя странно, но разум мой работал как надо. Очевидно, я не был мёртв.

Снова поглядев на Чада, я сказал:

— Если это рай, то ты-то здесь откуда?

Коналл захихикал, и я подмигнул ему. Между тем Чад прищурился, оглядывая меня, гадая, действительно ли я пришёл в себя. Наконец охотник ответил:

— Это ты верно сказал. Никакой это не рай. Поблизости нет ни одной таверны. Поэтому-то я и взял с собой вот это. — Он показал мне маленькую металлическую фляжку, отвернул крышку, и отхлебнул.

— Почему мы на склоне горы? — спросил я. Это место показалось мне странным для больничной койки.

Коналл ответил:

— Элиз посчитала, что солнечный свет может пойти тебе на пользу.

Чад хохотнул:

— Скорее, твою жену уже стало тошнить от вида твоего тупого рыла.

Несмотря на грубый тон, я обнаружил, что улыбаюсь как идиот:

— А она как, в порядке? И остальные? Я долго был без сознания?

Чад быстро подвёл итоги:

— Она в порядке, они в порядке, и ты был полным кретином достаточно долго, чтобы основательно меня достать. — Затем он обратился к моему сыну: — Поскольку он разговаривает, надо бы отнести его обратно в дом. Королева захочет узнать об этом.

Коналл поднял свой конец носилок, и они потащились обратно вверх по склону, пока я обдумывал сказанное:

— Королева — она что, здесь? — спросил я.

— Ага, — сказал Чад. — Пока ты был болен, они все собрались вместе, и решили устроить тебе ёбанную вечеринку. Они все там, планируют декорации, и решают, кого из высокородных хренов внести в список приглашённых.

— Мастер Грэйсон! — возмущённо рявкнул Коналл. Затем обратился ко мне: — Мэттью закончил портал в Албамарл, и Её Величество явилась понаблюдать за твоим выздоровлением.

Кивнув, я снова посмотрел на Чада:

— Пока я был болен, у меня были интересные сны. Мне показалось, что ты пытался увидеться со мной, но Пенни отказалась тебя впускать. Что-то насчёт исчезновения Ланкастера…

Егерь вздрогнул:

— То был не сон. Она едва не сломала мне шею.

— А Ланкастер?

Коналл вставил слово:

— Вот, почему он вышел из себя. Ланкастер исчез. Они с Сэром Сайханом и значительной частью охотников отправились на разведку. Большинство не вернулось. Сэр Сайхан был тяжело ранен, и, по его словам, пропавшие либо мертвы, либо…

Он остановился, и я подтолкнул его:

— Или что?

Чад закончил вместо него:

— Или съедены. Из того леса вышло что-то недоброе, но будь я проклят, если знаю, что именно.

— С ними были Уолтэр и Элэйн, — проинформировал меня Коналл. — Они тоже не вернулись.

Встревожившись, я спросил:

— Когда это случилось?

— Четыре дня назад. В тот день, когда твоя жёнушка попыталась мне шею свернуть, — ответил старый лучник. — Стрелы их не берут. Шкуры твёрже гранита, и им было нипочём всё, что в них посылали старик Уолтэр и его дочка.

— Рассказывай в точности, что произошло, — приказал я.

— Один из моих ребят вернулся тем утром, и сказал, что Ланкастер пропал. Уолтэр проверил портал Мировой Дороги, и попытался использовать телепортационные круги — ничего не работало. После того, как твоя жена меня едва не зашибла, я вернулся с Сайханом и группой разведчиков, а также с двумя волшебниками, — начал Чад. — Когда мы туда добрались, там не было никаких следов того, что должно было быть. Ланкастера нет — будто и не бывало. Дорога — тупик, упирается в лес, каких я никогда прежде не видывал. Деревья ширее двух человеческих ростов. Огромные папоротники, а трава такая густая, будто там никто никогда не ходил.

Я послал двух человек на юг, и двух на север, чтобы поглядеть, как далеко это распространялось. Остальные двинулись внутрь, пытаясь добраться до Замка Ланкастер, или хотя бы увидеть, что он ещё на месте. Мы и пяти сотен ярдов не прошли, как что-то напрыгнуло, и порвало бедняку Сэммела надвое. Проклятая тварь была огромной как медведь, охуенно большой медведь, но без меха. Кожа у неё была твёрдая и шершавая, будто покрытая гравием.

Она порвала двух парней впереди, и меня едва не захавала, но Сайхан поднырнул, и отхватил твари половину ноги. Она завалилась вперёд, и залепила ему другой лапой, отправив в полёт на десять футов до ближайшего дерева. Чуть его не прикончила — несмотря на броню. Я к тому времени успел достать лук, но стрелы были бесполезны, она их даже не замечала.

Однако ж она была слишком ранена, чтобы преследовать нас, поэтому мы двинули назад — тогда-то её товарка и объявилась, оторвав Фёргусу башку. Девчонка Уолтэра шибанула по твари молнией, а он попытался её спалить, но тварь просто заревела, и начала рвать всех вокруг. Я тащил Сайхана за ноги, и мало что мог сделать. Мы бежали — те, кто выжил.

Мы не останавливались, пока не выбрались оттуда, и ещё сотню ярдов для верности. Тогда-то я и заметил, что Уолтэра и Элэйн с нами не было. — Тут Чад примолк, отвердев лицом.

— Но они не были мертвы — ещё не были. Мы всё ещё слышали их, — медленно произнёс он. — Один из них продолжал голосить ещё почти четверть часа, будто тварь жрала его живым. А мы просто шли прочь. Не могли оглянуться, даже друг на друга не смотрели. Это было четыре дня назад, и больше туда никто и близко не подходил. — Старый охотник наконец замолчал.

Я не знал, что сказать, но Коналл заговорил, встав на защиту главного егеря:

— Они хотели вернуться. Мама и Грэм собирались отправиться с городской стражей и охотниками — но Королева объявилась первой. Она им не позволила идти без магической поддержки.

Как бы мне ни претила мысль о том, что мои дети могли подвергнуть себя опасности, я не понял, о чём он говорил. Даже учитывая пропажу Уолтэра и Элэйн, оставались ещё Джордж Прэйсиан, Линаралла, Мэттью, Мойра, и даже Коналл. Они могли вернуться с войсками, Сэром Грэмом, и драконами. Если бы они сразу же отправились назад, то шансы вернуть кого-то из пропавших были бы гораздо выше.

Мой сын, видимо, увидел отразившееся на моём лице непонимание:

— Им нездоровилось, ну, большинству из них — Грэму, Айрин, Мэттью, и даже Линаралле.

Это показалось мне маловероятным:

— Что, одновременно?

Коналл кивнул:

— Попеременно — согласно очерёдности.

Мы уже почти добрались до дома, но я указал им остановиться. Я ещё не был готов предстать перед всеми остальными. Возвращение моего магического взора я уже заметил. Осознал я это не сразу, поскольку он был настолько заурядной частью моей жизни, что обычно было легче заметить его отсутствие. Осмотрев себя обычным и магическим образом, я увидел, что положение моё было аховым.

Отёк на руках и ступнях уменьшился, но не исчез, а кожа моя представляла из себя неприглядную мешанину красных и бледных пятен. Мои волосы были в поразительно хорошем состоянии, указывая на то, что кто-то за мной ухаживал, но я не сомневался, что в зеркале я увижу мешки у себя под глазами. Попытка встать показала мне, насколько ослабли мои руки, и мне даже не надо было пытаться, чтобы понять, что ноги не смогли бы выдержать вес моего тела.

— Подождите у двери, — сказал я своим сиделкам. — Я буду с вами через минуту.

— Пап! — возразил Коналл. — Ты ещё не можешь ходить. Ты же наверняка упадёшь.

Чад положил ладонь подростку на плечо:

— Оставь его в покое, парень. Каждый мужик имеет право облажаться самостоятельно. Если упадёт и что-то сломает, то мы сможем просто поржать, и загрузить его обратно на носилки. — Он наклонился, и прошептал мне на ухо: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Если поранишься, то твоя бешеная сука-жена оторвёт мне яйца. — После этого он повёл Коналла прочь под аккомпанемент моей широкой улыбки.

То, что я собирался сделать, было почти самой простой формой метамагии — возвращение моего тела в его прежнее, здоровое состояние. В отличие от других вещей, которые мог делать архимаг, для этого действия мне не требовалось становиться никем кроме самого себя. Моему разуму не нужно было охватывать что-то чужеродное. По сравнению с исцелением посредством обычного волшебства, этот метод был до смешного прост.

Но я хотел не просто вернуться к своему ближайшему здоровому состоянию. Я хотел внести некоторые улучшения, а это могло быть не так-то просто. Тело, или, точнее, та часть разума, которая отражала состояние тела, обладала сильной памятью. Возвращение в состояние за миг перед ранением было делом простым, а вот намеренное изменение чего-либо было гораздо труднее — и если архимаг терял сосредоточенность хотя бы на миг, результат мог быть непредсказуемым.

Годы хорошей еды и лёгкой физической нагрузки оказали предсказуемый эффект, твёрдо закрепившийся в моём разуме. Но мне было плевать. Или, возможно, дело было в моей недавней встрече с Тирионом. Когда тебя избивает до полусмерти поджарый, мускулистый и отвратительно красивый мужчина, да ещё на глазах твоей жены… весьма вероятно, что это как-то повлияло на моё решение. Но будь я проклят, если признался бы в этом.

Закрыв глаза, я вообразил себя не таким, каким я был в тот момент, а таким, каким был две недели тому назад. Я сосредоточился, пока не ощутил это, поверил в это, а затем начал подправлять образ у себя в голове. Седые волосы я оставил — не было необходимости выставлять это напоказ. К тому же, седина мне нравилась. Если уж на то пошло, для мужчины седина была благом. Помимо ранга и положения в обществе, наличие седины в бороде давало больше уважения.

А вот над пузом надо было поработать, и над мышцами тоже — но не чересчур. Я не собирался пытаться подражать тому потному, мускулистому варвару, с которым недавно сражался. Нет, дело было совсем не в нём. Точно не в нём.

Я попытался вспомнить, каково это было — бежать без неминуемой отдышки, живая энергия всего лишь десятилетней давности. Это воспоминание пришло легко, но закрепить его в моих мыслях было труднее.

Лицо и кожу я оставил по большей части без изменений — меня всегда устраивали черты моего лица, и время пока что было ко мне милостиво. Я был не против лёгких морщин и прочих мелочей. Если уж на то пошло, они улучшали мою внешность. Единственным, что я изменил, была маленькая родинка, появившаяся рядом с уголком одного из моих глаз несколько лет тому назад — её я убрал.

Боль в спине и плече, всё чаще ставшая донимать меня в последние годы — её я без сожалений и сострадания убрал.

Когда моё видение, мой самообман, было закончено, я коснулся его, и позволил себе влиться в него, позволяя ему стать реальным. Когда я снова открыл глаза, всё было готово. Я сделал глубокий вдох, и потянулся, наслаждаясь ощущением своего тела. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы. Почему я раньше так не сделал?

Ответ был прост — ради Пенни. Я хотел стареть вместе с ней — и теперь я надеялся, что не слишком всё испортил. Точно я узнаю лишь после того, как найду зеркало, но пока что мой магический взор вроде бы подтверждал, что всё было на месте.

Согласно тому, что мне было известно, маги обычно жили гораздо дольше, чем большинство их не-магических сородичей. Волшебство позволяло исцелять многие мелкие ранения, и даже те, кто не особо умел лечить, будто что-то делали, возможно подсознательно, поддерживая работу своих тел ещё долго после того, как большинство людей начало сгибаться под грузом прожитых лет. Однако архимагам не нужно было об этом волноваться. В прошлом некоторые из них намеренно оставались вечно молодыми, вплоть до дня своей смерти.

Истинным ограничением была эйстрайлин — источник жизненной силы и эйсара. Когда она в конце концов отказывала, человек умирал, кем бы он ни был — волшебником, архимагом, или обычным человеком, вроде моего покойного друга, Марка. У большинства людей в эйстрайлин было ещё полно жизни в тот момент, когда отказывали их тела, а у магов эйстрайлин обычно была ещё крепче. Существовала возможность, что в отсутствии ужасно насильственной смерти я могу прожить очень, очень долго.

Печальная истина заключалась в том, что однажды мне скорее всего придётся пережить смерть моей жены, в то время как я всё ещё буду в расцвете сил. Но до той поры я намеревался с гордостью нести свои годы.

«Сегодняшний день был исключением из правил», — сказал я себе. «И я сделал лишь минимум, необходимый для исцеления моего тела и возвращения достаточного здоровья, чтобы разобраться с этим мудаком Тирионом, если на то будет необходимость. Покуда я по-прежнему выгляжу пожилым, всё будет хорошо».

Стоя под светом солнца, я едва замечал холодный осенний ветер.

— Чёрт, какое же приятное чувство, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. «Но больше я так делать не буду», — заверил я себя. Однако даже эта мысль чувствовалась фальшивой. Сколько пройдёт времени перед тем, как я снова поддамся искушению, и что будет чувствовать Пенни, если будет вынуждена наблюдать мою вечную молодость, пока она сама будет медленно увядать в грядущие десятилетия?

Нет, больше я так не буду делать никогда. Пока не придёт день, когда я стану вдовцом — и, возможно, я откажусь даже тогда.

— При моей удаче, меня прикончат каким-то особо ужасным образом задолго до того, как она умрёт, — сказал я вслух, и рассмеялся от этой мысли. Несмотря на мою новообретённую жизненную силу, ветер всё же был холодным, а я — был голым. Я мог взять одеяло с носилок, и завернуться в него, но поскольку моя сила вернулась, я создал вокруг себя кокон из тёплого воздуха.

Чтобы решить проблему «никто не хочет видеть этого пугающего, голого мужика среднего возраста», я добавил иллюзорную одежду. Приталенные штаны и почти доходившие до колен сапоги из оленей кожи хорошо контрастировали со свободной льняной рубашкой, закрывавшей моё тело. Ну, большую часть моего тела — спереди я её оставил расстёгнутой. Решил похулиганить.

Используя магию, я создал в воздухе перед собой отражающую плоскость, чтобы проверить свой внешний вид. «Чёрт, как же я хорош», — оценил я себя. Оставалось только зажать розу в зубах — и я буду готов увидеть Пенни. Но от розы я отказался. Это было бы весело — но чересчур.

Оставив носилки позади, я поднялся по склону туда, где ждали Коналл и Чад.

— Папа? — сказал Коналл слегка дрожащим голосом.

Реакция Чада была гораздо более красочной:

— Ну, охуеть…

— Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — сказал я им. — Давайте, я зайду первым. Хочу их удивить. — Я шагнул мимо них, и открыл дверь, не дожидаясь ответа.

В гостиной сидели моя мать и Элиз Торнбер, а Алисса подавала им чай в маленьких чашках. Три женщины мгновенно меня заметили, и никакой другой награды кроме их реакции я и просить не мог.

Моя мать отреагировала первой:

— Мордэкай?

— Поверить не могу, — добавила Элиз.

Однако лучше всего была реакция Алиссы. В отличие от остальных, она первым делом заметила мою одежду, и по мере того, как её взгляд поднимался вдоль моей частично обнажённой груди, на её щеках проступал лёгкий румянец, и она едва не уронила чайник.

— Милорд, — быстро произнесла она, уважительно кивая.

Приняли меня сразу и суматошно. После шквала вопросов я их остановил:

— Я в порядке. Проснулся. Исцелился… — Моя мать проигнорировала всё это, и бросилась меня обнимать.

Я наклонился для объятий вперёд гораздо дальше, чем обычно, и когда её руки нащупали мои голые плечи, она поняла, почему.

— У меня ещё не было возможности одеться, — сказал я ей.

Элиз также встала, но остановилась в нескольких футах от меня:

— Полагаю, объятья могут и подождать. Иди оденься. Я начинаю краснеть от одной лишь мысли об этом, а я для таких дел уже старовата.

Я подмигнул ей, а затем спросил:

— А где остальные?

Ответила Мириам:

— Айрин и Линаралла лежат по кроватям. Сегодня им сильно нездоровилось. Мойра приглядывает за ними. Мэттью и Грэм улетели разведывать местность вокруг Ланкастера верхом на драконах. Роуз и Королева вернулись в Албамарл, чтобы уведомить верховный совет о недавних событиях…

— А Пенни?

— Она только-только вернулась, — сказала Элиз. — Сейчас она в вашей комнате, снимает с себя эту её вонючую броню.

— Броню?

Моя мать и Элиз переглянулись. Затем Мама сказала:

— Она весь день была во дворе замка, готовила людей к экспедиции или вылазке — называйте как хотите.

Я вопросительно поднял бровь.

— Они собираются вернуть Ланкастер, — добавила Элиз. — Тебе многое надо наверстать. — Она начала было рассказывать дальше, но Мириам её перебила.

— Иди, повидайся с Пенни. Ей нужно первой тебя увидеть, и она сможет рассказать тебе остальное. — Мама жестом руки указала мне уходить, махнув в сторону коридора.

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, я направился в хозяйскую спальню. Открыв дверь, я обнаружил свою жену с поднятыми вверх руками и полностью закрытой головой. Она пыталась выпростаться из кольчуги и стёганной куртки без посторонней помощи, что было делом неудобным, пусть и выполнимым. В данный момент кольчужная рубашка и стёганка были сняты наполовину, но её руки всё ещё были скованы рукавами. Она стояла, наклонившись над кроватью, трясла телом из стороны в сторону и пыталась заставить броню сползти вниз.

В ответ на звук открывшейся двери она дёрнулась и заорала голосом, слегка приглушённым из-за стёганки:

— Я уже сколько раз вам говорила стучаться?! Я переодеваюсь!

Я осклабился. Она решила, что это кто-то из детей. Проигнорировав её предупреждение, я закрыл дверь, и шагнул, встав позади неё. Затем я наклонился вперёд, и запустил ладони вдоль её туловища, пытаясь снять с неё броню. Ничего невинного в моих действиях не было — между делом я намеренно наслаждался изгибами её тела.

От испуга она дёрнулась, крутанувшись на месте. Тяжёлые рукава её кольчуги заехали мне по виску, и я завалился на бок.

— Какого…! — заорала она. — Кто это?

От удара я потерял равновесие, и сел на пол, приходя в себя. Между тем Пенни закончила стаскивать с себя броню, и схватилась за меч, прежде чем повернуться ко мне лицом. Она замерла, когда осознала, кто именно перед ней сидел:

— Морт? Как? О, боги! Ты в порядке?

Её волосы торчали во все стороны благодаря только что снятой ею броне. Она была одета в льняную нижнюю рубашку, но кольчужные штаны всё ещё были на ней, закреплённые поясом на её талии. Протянув руки вниз, она подняла меня на ноги, и заключила в объятия.

Будучи голым, я нашёл холодные и твёрдые звенья кольчуги неприятными на ощупь для нижней половины моего тела, но оставил свои жалобы при себе. Гораздо лучше была вторая для неё неожиданность. Обнаружив под своими ладонями мою голую спину, она провела одну из ладоней вниз, пока не достигла моих ягодиц.

— А вы времени не теряете, не так ли, мадам?! — продекламировал я с кривой улыбкой, когда она слегка оттолкнула меня от себя.

— Ты голый! — Пенни всегда была очень наблюдательной.

Моя улыбка стала шире, и я добавил похоти в свой взгляд:

— Тебе ли не знать — уверен, раздевала меня именно ты.

На её лицо нашло злое выражение:

— Вообще-то раздевала тебя Элиз. Я в тот момент была не в том состоянии, чтобы этим заниматься.

Моя улыбка скисла:

— А зачем ей нужно было это делать?

— Чтобы обтереть тебя в кровати, — сказала Пенни. Почуяв своё преимущество, она добавила: — Элиз была очень нежной. — Пенни насладилась моей скорченной рожей, но затем принялась задавать вопросы: — Как ты так быстро поправился? Ещё несколько часов назад ты был смертельно болен.

Я коротко объяснил ей всё. Она уже была знакома с моими способностями, поэтому долго рассказывать не пришлось. Пока я говорил, она закончила снимать броню, и села на кровать, одетая лишь в льняную нижнюю рубашку. Я сел рядом с ней, и обнял её. Она подалась вперёд, уронив голову мне на плечо.

Пенни была смертельно усталой, это я понял с первого взгляда. Положив подбородок ей на голову, я почуял запах металла и пота в её волосах. И пота отнюдь не сексуального, надо сказать. Женщины часто полагают, что плохо пахнут, в то время как на самом деле потоотделение порой может быть почти как афродизиак. Но этот запах был не таким. Это был запах пота, который впитался в льняной наголовник, и которому затем позволили состариться и прокиснуть. Добавьте к этому острый запах железа, и получите что-то похожее на тот запах, который я уловил. Этот запах знаком каждому, кто носил броню, и никто никогда не называл его приятным.

Она понюхала мне грудь:

— Ты воняешь.

Уж чья бы корова мычала — однако её нос скорее всего не чуял её собственного запаха.

— Тебе тоже надо принять ванну.

Годы тому назад, вдохновлённый ваннами во дворце Албамарла, я построил в нашем горном доме нечто подобное. Вообще говоря, я сделал две ванны — одну для семьи, а другую, отдельную, личную ванну только для нас с Пенни. Вода шла из питаемой ручьём цистерны выше по склону горы, и я добавил чары, чтобы подогревать шедшую по одной из труб воду.

Семейная ванна была маленькой, и вмещала только одного человека за раз, но в нашей было достаточно места для двоих, хотя обычно мы всё равно мылись по очереди. В этот же день мы принимали ванну вместе и мыли друг другу волосы, пока Пенни рассказывала мне о недавних событиях.

— Я слышал, Айрин и Линаралле нездоровится, — сказал я, начиная беседу.

— Именно поэтому ты и здоров, — отозвалась Пенни.

У меня в памяти всплыли странные видения, которые я видел во время своего безумия, и я начал гадать, что было реальным, а что — горячечным бредом:

— Что они сделали? — спросил я.

— Я никогда прежде не была так горда за наших детей, Морт, — сказала Пенни. — Я ничего не могла сделать, но они… они собрались, и нашли способ.

Сгорая от любопытства, я хотел подстегнуть её, но прикусил язык, и принялся ждать.

— Изначально идея принадлежала Мэттью, — продолжила она. — Что-то из твоих слов его зацепило. Он поговорил с Элиз, потом с Гэри, задавая им вопросы о том, как работает тело.

Гэри не был человеком, он был андроидом — человекоподобным механизмом, который Мэттью привёз из другого измерения. Я вполне мог вообразить, что он мог обладать иной точкой зрения на знания, которыми могла обладать Ши'Хар.

— Он придумал какой-то план, но осуществить его могла лишь Линаралла. Для этого требовалось заклинательное плетение Ши'Хар, но она не знала, как его сделать. Поэтому Мойра создала связь между ними, что-то за пределами нормального телепатического общения, которым вы все иногда пользуетесь, хотя, конечно, ничего нормального в остальных ваших действиях нет. Каким-то образом это позволило ему напрямую управлять её семенем разума.

То, чтоона описывала, было поразительно, и я уже знал, для чего он, наверное, использовал её заклинательные плетения. Скорее всего они создали плетение для очищения крови. Теперь некоторые из моих бредовых грёз стали обретать смысл. Воображённый мной «ритуал» вероятно был результатом их усилий. Заклинательное плетение наверняка использовалось, чтобы медленно изъять мою кровь, очистить её, и вернуть в моё тело.

— Но их план не сработал, — продолжила Пенни.

— Почему?

— Он работал слишком медленно, и мы боялись, что ты умрёшь раньше, чем он позволит тебе поправиться. Поэтому, используя фокус, о котором им рассказал Гэри, они проверили у всех кровь, чтобы узнать, совместима ли она с твоей, — объяснила Пенни.

— Фокус?

Она кивнула:

— Мэттью объяснит, когда увидит тебя. Я сама не поняла, но в конечном итоге твоя кровь была совместима с некоторыми из нас — но не со всеми. Если бы они использовали кровь не того человека, то это тебя убило бы.

Я сбился с толку:

— Для чего использовали?

— Для замены твоей собственной. У Коналла, Грэма, Айрин, Мэттью и Линараллы была кровь, которую можно было использовать. Я хотела, чтобы они и мою использовали, но она была несовместима, как и у Мойры.

Я постепенно понял, что они сделали, и не мог не найти эту идею гениальной. Если мои почки были в состоянии шока или не работали, дети использовали свои собственные органы, заставляя их работать вместо моих. Вместо того, чтобы ждать, пока заклинательное плетение очистит мою кровь, они обменялись кровью со мной напрямую, позволяя своим собственным почкам её очищать.

— Коналл и Грэм были первыми, — сказала Пенни. — Каждый из них обменялся с тобой примерно половиной своей крови, но потом обоим стало очень сильно нездоровиться. — Она увидела тревогу в моём взгляде, и поспешно добавила: — Сейчас они в порядке. Поправились за пару дней.

Однако ты всё ещё был в бреду и очень болен, поэтому на следующий день Мэттью повторил процесс в одиночку. Они подумали, что раз с тобой уже обменялись один раз, то во второй раз хватит одного человека, однако ему стало ещё хуже. Его тошнило вплоть до прошлой ночи.

Айрин настояла, чтобы её использовали на следующий день, то есть вчера, но чтобы ей было не так тяжело, они также включили Линараллу. Они обе слегли, но им было не так плохо, как остальным. Вероятно, к утру они будут в полном порядке. — Пенни взволнованно посмотрела на меня: — Однако не всё так хорошо. Элиз предупредила меня, что мы, возможно, впустую тратим время. Ты, может, и кажешься выздоровевшим, но твои почки могут так и не восстановиться. Если этот так, то тебе снова станет плохо. Нам придётся продолжать обмен кровью постоянно — иначе ты умрёшь.

Улыбаясь, я наклонился, и поцеловал её:

— Не волнуйся. Восстановились мои почки или нет — сегодня я полностью перестроил всё свой тело. Я в порядке.

Она медленно выдохнула, наконец позволяя напряжению покинуть её тело. Всё то время, пока мы говорили, Пенни сдерживала свой страх.

— Надеюсь, ты прав.

Я сжал её покрепче, ощутив, как её плечи начали трястись. Плакала она тихо. За последнюю неделю она пролила слишком много слёз, поэтому в этот раз быстро взяла себя в руки. Мне хотелось сделать что-то большее, чем просто обнимать её, но я видел, что она устала. Поэтому мы вытерлись, и пошли спать.

Солнце ещё не зашло, до вечера ещё было время, но Пенни вымоталась. Но даже так ей не спалось, поэтому я использовал магию, чтобы слегка подтолкнуть её, мягко погрузив в здоровый сон. Сам я на самом деле не был уставшим, но оставался с ней, пока мир и покой не перебороли мою новообретённую энергию, после чего я задремал рядом с ней.

Несколько часов спустя она меня разбудила. Наступила ночь, но пристальность в её взгляде поведала мне, что ко сну она не вернётся, пока не удовлетворит свои более примитивные нужды.

Когда некоторое время спустя я снова заснул, с моего лица не сходила улыбка.

Глава 14

Мы проснулись рано, очень рано, за четыре часа до рассвета, но так и бывает, когда ложишься спать до заката. Обычно я такое не рекомендую, но я провёл в кровати больше недели, так что меня это едва ли волновало.

Пенни уже напяливала броню и затягивала ремни, пока я сам только успел продрать глаза. Если не считать запаха, выглядела она в броне хорошо. Ну, для меня она вообще всегда выглядела хорошо. Если честно, кольчуга никого не красит. В некоторых местах она провисает, даже если хорошо подогнана, что в её случае имело место быть. Также кольчуга полностью скрывает очертания того, кто её носит — мышцы, грудь и всё, что человеку может нравиться в себе — кольчуге всё равно. Выбросьте из головы романтические картины — реальные люди носят под кольчугой стёганую куртку, и она настолько толстая, будто её сшили из подушек.

По правде говоря, стёганка даёт больше защиты, чем собственно кольчуга, и если и исключать что-то из гардероба, то именно железо. Хорошая стёганая куртка может сама по себе остановить большинство стрел, и от дробящих ударов защищала именно она — с кольчугой или без. Вот, какова сила пятнадцати с лишним слоёв льняной ткани.

Носимая ею кольчуга была зачарована, благодаря чему её было невозможно разрубить или проткнуть. Чары также защищали металлические звенья от ржавчины и снижали вес, но даже с учётом этих преимуществ основную функцию по защите драгоценного тела моей жены выполняла стёганая куртка.

Я был рад, что мне не нужно было носить эту херню. Есть много хороших моментов в том, что ты — волшебник.

Не желая оставаться в стороне, я начал надевать свою щегольскую чёрную-с-красным охотничью одежду из кожи. Она была стильной, и зачарованной для предоставления кое-какой защиты. Судя по тому, что прошлым днём рассказала мне Пенни, сегодня нашему экспедиционному отряду предстояло выехать для решения проблемы со внезапным джунглевым исчезновением Ланкастера.

— Это ты чего удумал? — спросила Пенни, ясно показывая своим взглядом, что я снова начал совершать нечто ужасно неправильное.

Я предположил, что дело было в моём решении отправиться с ней, вопреки моей недавней почти встречей со смертью:

— Я здоров как конь. Отправляюсь с тобой.

— Только не в таком виде.

— Ты предпочитаешь мой вчерашний образ озорного придворного? — поддел я.

Подняв свой меч в ножнах, она указала им на стойку с бронёй в углу.

— О, нет! Только не это! Я лучше голым поеду! — храбро заявил я. Она указывала на мои зачарованные латы. Они входили в число первой изготовленной мною брони, и были похожи на ту броню, которую когда-то носил мой друг Дориан. Я их, наверное, не надевал уже больше десятилетия.

Так, прежде чем я буду рассказывать дальше, позвольте мне чётко объяснить кое-что. Латы, даже полные латы, гораздо удобнее кольчуги — и к тому же легче, даже при отсутствии чар. Под латами всё же требуется стёганая куртка, но не настолько толстая. Латы также предоставляют значительную свободу движения, вопреки своему внешнему виду. Я давно намеревался сделать для Пенни комплект такой брони, но жизнь всегда подкидывала мне более неотложные занятия.

— Либо надевай их, либо остаёшься дома, — ровно произнесла Пенни.

Поскольку я только проснулся, мои здравомыслие и чувство юмора были в чрезвычайно неважном состоянии:

— Напомни-ка мне ещё раз, кто из нас тут является Графом ди'Камерон?

Я внутренне содрогнулся, когда увидел, как затвердели черты её лица. Прошагав ко мне, она сгребла перед моей рубашки в кулак, и стала толкать меня назад, пока я не ощутил позади себя стену.

— Ты не являешься никаким Графом, пока не выйдешь за эту дверь! Ты — мой муж! Сколько раз я видела, как тебя ранили или почти убивали? Сколько времени я провела вдовой, полагая, что ты умер и больше не вернёшься? Последняя неделя была лишь напоминанием об этом. Сколько ещё раз я должна пугаться до смерти, думая, что потеряла тебя? Тебе что, всё равно?

И если я ещё недостаточно ощутил себя ослом, она добавила:

— Надевай, пожалуйста… если любишь меня.

Мне в голову пришли некоторые любимые Чадом Грэйсоном фразы, но все они были направлены в мой собственный адрес. Я кивнул, и, не зная, как попросить прощения, просто сказал:

— Ты права.

И вот так я надел эту проклятую броню — при поддержке Пенни, естественно. Несмотря на многие преимущества лат, надевать их в одиночку непрактично. Можно, конечно — но на это уходит вдвое больше времени, и некоторые из ремней скорее всего окажутся недостаточно плотно затянутыми.

Когда мы закончили надевать на меня броню, Пенни поцеловала меня, и, несмотря на мой средний возраст, я почувствовал себя как очень хороший мальчик.

Я затянул свой пояс, полный смертоносных сюрпризов, взял свой посох, и мы вышли за дверь. Пришло время взглянуть миру в глаза.

Остальные обитатели дома только начали подниматься. В этот день завтрака в доме не предполагалось — есть мы должны были в замке, вместе с остальными солдатами. Все мои дети собирались отправиться с нами, и мы это позволили — за исключением бедняжки Айрин. Она была слишком молода, всё ещё не вошла в силу, не имела брони, и не проходила никаких тренировок.

Если бы всё было так, как хотелось Пенни, то никто из них вообще не отправился бы с нами, и я был схожего мнения, но это был не тот день, когда можно было обойтись полумерами. К тому же, мы намеревались оставить кого-то из них в «резерве», а не ставить их в опасное положение. Был также очередной, более короткий, спор, когда они все были вынуждены надеть броню.

Коналл был не против, хотя зачарованной кольчуги у него не было. Он надел стёганую куртку и обычную кольчугу. Мэттью возражал против своей магической брони, аргументируя это тем, что его чары и другие устройства и так давали гораздо лучшую защиту, но я мгновенно пресёк его поползновения. У Мойры и Линараллы вообще не было брони, но мы нашли стёганые куртки, которые пришлись им впору, и им всё равно было предрешено оставаться с резервной частью наших сил.

К тому времени, как мы добрались до главного зала в донжоне, там уже царила суета. Повара усердно трудились уже час, и уже начали подавать еду к столу, хотя до рассвета ещё оставался почти час. Солдаты были повсюду — они сидели, ходили, входили, уходили, создавая упорядоченный хаос.

В центре всего этого были Сэр Грэм и Капитан Дрэйпер. Будучи дворянином, и единственным наличествующим рыцарем, Грэм номинально был главным среди солдат, но Капитан Дрэйпер был гораздо старше и опытнее. Карл Дрэйпер был капитаном моей гвардии не первый год, и после ранения Сайхана формирование отряда легло на его плечи. Грэм помогал в основном тем, что стоял рядом, и внимательно слушал. Если возникали какие-то разногласия, он их разрешал, поддерживая мнение капитана.

Зал временно стих, когда я вошёл со своей семьёй. Во время обычных трапез никто не садился, пока не прибывал я, но этот завтрак был отнюдь не обычным. Повысив голос, я обратился к собравшимся:

— Забудьте на время о формальностях. Заканчивайте подготовку, и набивайте животы. Отправляемся менее чем через час!

Грэм кивнул мне, и Капитан Дрэйпер снова принялся переговариваться с окружавшей его кучкой людей. Шум и гам вернулись к своей прежней громкости. Мы с Пенни сели за высоким столом, и начали есть.

Чуть погодя появился Чад Грэйсон, одетый в кольчугу, которую я ему сделал годы тому назад. Я не мог вспомнить, когда последний раз видел на нём эту броню. У него на бедре висел незнакомый мне зачарованный меч, а в руке он держал тяжёлый боевой лук. Также у него на боку висел колчан со стрелами, и мой магической взор приметил ещё больше стрел, уложенных в рюкзак у него на плече. Каждая стрела имела зачарованный металлический наконечник.

— Ты выглядишь почти героически, — сказал я ему, когда он сел рядом с Коналлом.

Он состроил кислую мину:

— Чувствую себя ослом во всей этой херне. Утешает меня только вид тебя, разодетого в эти твои вычурные латы будто конь на параде.

Я не мог измыслить приличной ответной шпильки, поэтому просто заржал в ответ. Кое-кто из моих детей смилостивился, засмеявшись, хотя шутка была недостаточно смешной для такой реакции.

Час спустя мы были в дороге — ну, некоторые из нас. Мои пятьдесят солдат ехали верхом, возглавляемые Капитаном Дрэйпером. Коналл и Линаралла ехали с ними. Пенни была на драконе, а я сидел у неё за спиной, дивясь, какой большой успела вырасти Лэйла. Животина была длиной с четыре повозки. Мэттью был верхом на своём драконе, Зефире, который, хоть и относительно недавно вылупился, уже вырос достаточно, чтобы нести одного человека. Грэм и Чад сидели на Грэйс, а Мойра ехала на своей драконице, Кассандре. Их драконы были размером почти с Лэйлу.

Мы представляли из себя впечатляющее зрелище — пятьдесят всадников на дороге, и четыре дракона в небе. Столь же впечатляющим, хоть и менее заметным, был тот факт, что в нашей группе было целых пять волшебников. Мы с Пенни решили сегодня не рисковать.

Драконы могли лететь гораздо быстрее, чем всадники могли ехать на лошадях, поэтому мы пролетели вперёд, чтобы осмотреть край недавно объявившихся «джунглей». Солдатам понадобится почти четыре часа, чтобы добраться до границы, но верхом на драконах потребовалась лишь четверть часа.

Мы приземлились на приличном расстоянии от края, и я передал свои приказы остальным:

— Мойра, вы с Кассандрой летите обратно к всадникам — дайте им знать, что путь чист, а потом возвращайтесь. Остальные — удерживайте эту позицию, пока они сюда не доберутся. Мы с Пенни полетим вперёд, и хорошенько оглядим всё сверху.

Грэм возразил:

— Милорд, я не думаю, что вам с Графиней было бы мудро заниматься разведкой. Вам следует позволить…

Я его перебил:

— Учту, Сэр Грэм, а теперь делай, как приказано.

— Да, милорд, — отозвался он.

— «Это было грубо», — сказала Грэйс, драконица Грэма, проецируя свои мысли в мой разум.

— «Тебя это тоже касается», — сказал я драконице. Каждый раз, когда я слышал её мысли или голос, я не мог не вспомнить её в облике мягкой игрушки — она начала свою жизнь как игрушечная мишка. Грэйс была заклинательным зверем, которого Мойра создала, дабы вдохнуть жизнь в одну из своих игрушек, но наша семья так к ней прикипела, что позже её использовали, чтобы оживить одного из новых драконов. — «Это — военная экспедиция, и я от каждого ожидаю выполнения приказов», — добавил я.

Она ментально хмыкнула:

— «Ну, лично я — не солдатка».

Я на это не ответил, и Грэм, видимо, начал с ней общаться, поскольку она мне тоже ничего не сказала. Пенни послала приказ Лэйле, и несколько хлопков крыльев снова подняли нас в воздух.

— Как ты хотел бы это провернуть? — спросила Пенни, отклоняясь назад, и крича, чтобы пересилить ветер.

Мне ответить было проще, поскольку я мог поднести губы поближе к её уху:

— Подними нас где-то на тысячу футов, а потом полетим на восток. Держись у самой границы.

Она так и сделала, и мы так летели несколько минут, поглощая мили под нами. Одна вещь сразу стала очевидной. Граница между новыми джунглями и старой землёй, которую мы ожидали видеть, была невероятно прямой, будто её начертила по линейке гигантская рука. В некоторых местах массивные деревья на краю выглядели так, будто их разрезали бритвой пополам, точно по линии границы. Затем в какой-то точке линия изменилась, пойдя прочь на северо-восток. Новая линия тоже была идеальной, и соединялась с предыдущей под точным углом.

«Угол, наверное, где-то в сто двадцать градусов», — мысленно прикинул я.

Мы некоторое время следовали в новом направлении, и после полёта на похожее расстояние, граница снова изменилась, уйдя на северо-запад. Если впереди было похожее изменение, то оно должно было увести нас на запад, параллельно первой части границы, которую мы увидели. Я постучал Пенни по плечу:

— Появилось у меня одно подозрение. Разворачивай Лэйлу, и лети обратно той же дорогой. Я полечу сверху — может, смогу увидеть получше.

Мой план ей пришёлся не по нраву:

— Нам следует держаться вместе.

— Это займёт лишь несколько минут. Так будет гораздо быстрее. — Затем я встал, и позволил ветру сдуть меня с широкой спины Лэйлы.

Иногда быть мной — чертовски потрясающее занятие. Я использовал магию, чтобы создать вокруг себя щит, ловя ветер, а затем уцепился своим эйсаром за сам воздух, направляя его согласно моей воле. Совершив изящный кувырок, я метнулся прямо вверх к плывшим в небе серым тучам.

Может, это была чересчур показушная выходка, но последнюю неделю я был ужасно болен, вплотную подойдя к границе между жизнью и смертью. Мне показалось, что я заслужил время на выходки. Набирая скорость, я уже был в тысяче футов над ними, когда посмотрел вниз, и увидел, как Лэйла медленно поворачивала вправо по широкой дуге, направляясь обратной дорогой.

Моя магия несла меня всё выше, к границе небес, и земля подо мной всё уменьшалась. Когда воздух стал разряжаться, я изменил свой щит, чтобы поддерживать вокруг себя сферу более плотного воздуха. По мере взлёта я всё же ощущал, как внутреннее давление начало давить наружу. Высота была такой, что я, наверное, не смог бы дышать без своего щита, и я знал, что полёт ограничится количеством воздуха, который имелся вокруг меня. Оставаться там слишком долго я не мог.

Однако раскрывшийся подо мной вид уже явил то, о чём я подозревал. Причудливый чужой лес появился в точной геометрической форме шестиугольника. «Вопрос в том, почему?» — подумал я. Что-то в этой фигуре шевелило воспоминания на задворках моего разума, но я пока не мог точно сказать, что именно.

Замок Ланкастер должен был находиться в северо-западной части шестиугольника, но я не видел никаких следов ни замка, ни озера рядом с ним. Даже с учётом огромного размера деревьев, озеро должно было легко просматриваться — но его не было. Часть земли подо мной просто не была той, где прежде стоял Ланкастер.

Отложив этот вопрос, я начал снижаться. Я был настолько высоко, что больше не мог разглядеть массивную драконицу, но довольно скоро она показалась — маленькая точка внизу. Я скорректировал свой полёт, чтобы пересечься с ними, и замедлился при подлёте к цели. Затем я изящно перевернулся, и мягко спрыгнул Лэйле на спину точно в то же место, где сидел ранее.

Пенни едва не подпрыгнула от моего касания.

— Я никогда к этому не привыкну! — закричала она поверх свиста ветра.

Я засмеялся, и мы полетели дальше, возвращаясь туда, где оставили остальных. Они с нетерпением ждали наших новостей, поэтому я объяснил им, что увидел. Мэттью нахмурился, когда я описал увиденный мной шестиугольник, и на миг он встретился со мной вопросительным взглядом.

— Почему именно такая форма? — вслух задумался Грэм.

Чад вытер губы, засунув маленькую фляжку обратно в свой рюкзак, и проигнорировал упрекающий взгляд, которым его одарила Пенни.

— Хуй знает, — прокомментировал он. — Может, у богов странное чувство юмора.

— Больше никаких богов не осталось, — сказала Пенни.

Тут заговорила Лэйла — её грохочущий голос прокатился вокруг нас:

— А может ли это быть заклинанием?

Я отмахнулся от её слов:

— Никакой волшебник такого бы не сотворил. Размеры слишком большие. Я и близко не могу вообразить, как такое проделать. Вырастить деревья такого размера, менее чем за день, на такой площади?

— А что насчёт архимага? — спросила Грэйс.

Мэттью покачал головой:

— Нет, на границе есть следы магии.

Драконица Грэма кивнула:

— Значит, это мог быть и архимаг…

Я перебил её:

— Нет, это означает обратное. То, что делает архимаг, на самом деле не является магией. Архимаг скорее уговаривает вселенную делать то, что он хочет. Если бы это был случай переделки реальности архимагом, то тут вообще не было бы никаких следов странного эйсара. К тому же, если бы кто-то вроде меня сумел это сделать, то оно не имело бы шестиугольную форму. Местность была бы овальной, или даже неправильной формы. Человеческий разум обычно не воображает вещи такой идеальной геометрической формы.

— А что, если архимаг не был человеком? — спросила Грэйс.

Чад слегка раздражённо вставил:

— Он уже сказал, что это не архимаг.

— Да и вообще, все архимаги — люди, — добавил я. — Тирион был первым, а Ши'Хар никогда прежде не встречали этот феномен до его появления.

— А Тирион может вообще считаться человеком? — спросил Грэм. — Я думал, он теперь должен быть Ши'Хар. Разве он — не дерево?

Пенни поморщилась:

— Когда мы его видели последний раз, это было не так. Он выглядел даже слишком человеком.

Мэттью всё это время молчал, погрузившись в свои мысли, но у меня было некоторое представление о том, что он думал. Был один тип магии, повсеместно использовавший шестиугольные формы. Мэттью поднял на меня взгляд:

— Как думаешь, Тирион теперь может творить заклинательные плетения?

Все замолчали, наблюдая за тем, как я ответил:

— Не знаю. Хотя он был или является старейшиной Ши'Хар, я не уверен, что это для него возможно. Для этого требуется семя разума.

Семя разума было основным отличием между детьми Ши'Хар и обычными людьми. Их тела были полностью человеческими во всех отношениях, но в мозгах у них был дополнительный, нечеловеческий орган, состоявший из растительной ткани. Именно эта структура, семя разума, в конце концов становилась старейшиной Ши'Хар, деревом. Она записывала все события их жизней, сохраняя информацию и обеспечивая их идеальной памятью. Она также создавала их заклинательные плетения, преобразовывая их мысли и эйсар в высокоструктурированную форму магии.

Что мы знали, так это то, что этот тип магии полностью состоял из крошечных шестиугольников. Эти элементы были столь малы, что немногие маги, из Ши'Хар или людей, могли их разглядеть. Тирион видел их однажды, две тысячи лет назад, и я сам имел возможность их наблюдать, когда мне приходилось сталкиваться с заклинательными плетениями Ши'Хар.

Пенни первой нарушила молчание:

— Думаешь, это дело рук Тириона?

— Не вижу, как он мог это сделать, — ответил я. — Или, если уж на то пошло, зачем. Ему пришлось бы отправиться сюда сразу после боя со мной. И это не говоря уже о том, как он смог бы это сделать. Объём силы, необходимый для этого… бессмыслица какая-то.

— Это была транслокационная магия, — объявил Мэттью.

Транслокация была термином, которым мой сын называл свой особый дар — способность манипулировать измерениями и перемещаться между ними. Эта способность принадлежала лишь Ши'Хар Иллэниэл, но они передали её ему через непостижимую череду кажущихся совпадений. Совпадений, которые спланировали Ши'Хар Иллэниэл, надеясь сохранить свой вид. Он унаследовал свою магию от меня, но хотя моя фамилия шла от Тириона, ни я, ни мой предок не обладали даром Иллэниэлов. Нет, мой сын получил дар Иллэниэлов от своей матери, Пенни. У неё всегда был дар предвиденья, который, похоже, шёл от какого-то неизвестного предка-Иллэниэла.

В моём сыне, который также был человеческим магом, дар наконец дал плоды, наделив его способностью манипулировать измерениями и порой предсказывать будущее. Однако он не описывал это как предсказание. Согласно его словам, он видел близкие по родству измерения, в которых время шло впереди по сравнению с нашим. Из этого он мог предсказать то, что «возможно» могло случиться у нас.

У него также было мало сознательного контроля над этим аспектом его способностей. Согласно его словам, в моменты стресса или опасности дар позволял ему уклоняться от ударов ещё до их нанесения, но у него никогда не было пророческих видений, как у его матери, или как у старейшин Ши'Хар.

— Ты уверен? — спросил я его.

Мэттью кивнул:

— Уверен. К тому же, это единственный вариант, имеющий смысл. Растить гигантские деревья и менять ландшафт — это кажется нерациональным. Земля не изменилась. Её подменили. Джунгли, которые мы видим, появились откуда-то ещё.

— А с Ланкастером чего? — вставил Чад.

Мэттью пожал плечами:

— Если это — здесь, то, может, Ланкастер — там?

Моя жена перефразировала свой вопрос с более чётким акцентом:

— Значит, это точно Тирион сделал, верно?

— Как бы мне ни хотелось взвалить вину на него, он лишён дара Иллэниэлов, и заклинательные плетения творить тоже скорее всего не может, — сказал я им.

— Лираллианта может, — сказал Мэттью. — И Линаралла тоже, как и другие дети, которых произвели на свет новые Ши'Хар.

— Значит, они нас предали, — заключил Грэм. На лице Пенни отразился тот же гнев, что звучал в его словах.

Подняв ладонь, я предостерёг:

— Этого мы пока не знаем. Нет никакой видимой причины, по которой они сделали бы что-то подобное. Это кажется бессмысленным.

— Если только Ши'Хар не спланировали это заранее… — начал Мэттью.

— Мэтт! — рявкнул я, возможно чересчур резко. — Хватит гадать. Нам нужно больше фактов. — Я повернулся к остальным: — И когда остальные сюда доберутся, вы чтобы тоже этого не обсуждали. Я исследую это направление позже, когда мы вернёмся домой.

— Да я ебал! — сказал Чад, сплёвывая на землю. — Линаралла — одна из них. Уолтэр и Элэйн сейчас уже мертвы небось, а она вполне может быть предательницей. Моё мнение — заставить её сказать нам, что именно она знает.

Я одарил его властным взглядом:

— Мастер Грэйсон, ты сделаешь в точности то, что я приказал.

Лучник уверенно посмотрел мне в глаза с бунтом во взгляде, но через некоторое время всё же ответил:

— Ладно… пока что.

Пенни заговорила:

— Не хочу верить в то, что она как-то в этом замешана, но он привёл хороший аргумент, Морт.

Повернувшись к жене, чтобы никто не видел моего лица, я одними губами произнёс «не сейчас».

Чуть погодя она добавила:

— Однако я согласна. Нам не следует распространяться об этом.

С моих гул сорвался вздох облегчения. Я не мог позволить им опуститься до споров и обвинений. Мой сын едва всё не взорвал своей ремаркой, и я уже знал, о чём он думал. То, что мы видели, вполне могло быть результатом какого-то долго скрываемого плана Ши'Хар Иллэниэл. Возможно, они скрыли часть своей рощи, укрыв её во вне-измеренческом пространстве. То, что мы нашли, могло быть его частью, если среди массивных деревьев укрывались старейшины Иллэниэлов, или это могло быть какого-то рода побочным эффектом.

Как бы то ни было, если выяснится, что Ши'Хар Иллэниэл имели какой-то скрытый план, то эти сведения могли развязать войну. Я не был готов позволить слухам и догадкам начать эту войну, пока мы не узнаем больше. Связавшись с разумом сына напрямую, я послал ему мысль:

— «Больше не говори об этом никому. Если у тебя есть какие-то мысли — они только для моих ушей».

Он кивнул, и послал ответ:

— «Если это сделали Ши'Хар Иллэниэл, то почему мы с тобой об этом не знаем?»

— «Потому что лошти, который Тирион украл, был создан специально для него. Каков бы ни был их общий план, они скрыли от Тириона — и, соответственно, от его потомков — все сведения об нём», — ответил я.

Дальше мы ждали молча — каждый думал о своём. До прибытия солдат оставалось ещё два часа.

Глава 15

Первой прибыла Мойра — её драконица Кассандра спланировала, приземлившись рядом с нами. Полтора часа спустя послышался стук копыт, и вскоре мы все снова были вместе. К счастью, остальные послушались моего приказа и ни слова не сказали о наших недавних догадках.

— Капитан, выбери двадцать пять человек — они отправятся с нами под командованием Сэра Грэма. Оставшаяся половина останется здесь, с тобой, в качестве резервных сил. Линаралла, Коналл и Мойра — останетесь с ними, — приказал я, объявляя свои планы.

Коналл привстал на стременах:

— Но Отец…!

Пенни его перебила:

— Коналл! Если хочешь и дальше участвовать в военных учениях, то постарайся научиться слушаться приказов.

После этого никто из остальных не осмелился возражать.

Убедившись, что они внимательно слушают, я продолжил:

— Мы же, вместе с большей частью драконов, войдём в лес. Мы прожжём путь, и будем искать выживших. Если возможно, мы проберёмся туда, где был Ланкастер, или где ему следовало быть. Если всё пойдёт плохо, то на плечи оставшихся здесь возлагается обязанность либо вытащить наши задницы из огня, либо сдерживать противника, пока мы отступаем. Я понятно объясняю?

Капитан Дрэйпер отдал честь:

— Да, милорд! — Линаралла почти комично отдала честь вместе с ним, не осознавая того факта, что поскольку она с технической точки зрения не была моей подданной и не входила в число военных, таких жестов от неё не требовалось. Кое-кто из солдат тихо засмеялся над её чрезмерной серьёзностью.

«Да она никак не может быть частью какого-то замысла или схемы», — молча подумал я.

Мы вошли в лес, отправив впереди трёх драконов — Лэйлу, Зефира и Грэйс. Их массивные тела создавали легко проходимую просеку для остальных. Они избегали самые крупные деревья, но затаптывали и разрывали всё остальное — деревья поменьше, кусты и подлесок. Грэм и пятеро солдат шли за ними пешком, и ещё пятеро двигались по бокам. Остальные десять шли сзади. Чад, Пенни, Мэттью и я оставались в центре. Лошади остались с резервным отрядом, поскольку ландшафт был слишком непредсказуем.

Двигаться таким широким строем было бы невозможным при столь густой растительности, если бы драконы не создавали настолько широкую просеку. С их помощью двигаться было легко — почти настолько, что можно было бы взять лошадей, однако оставляемые ими позади разрушения включали в себя огромное количество сломанных веток и выкорчеванных деревьев, из-за чего очень легко было споткнуться.

Мы с Мэттью не сводили магического взора с окружающей местности, ища любые следы Уолтэра или Элэйн, или любых других выживших. Услышанное заставило меня усомниться в том, что мы кого-то найдём, а Прэйсианы, если они были живы, вполне могли скрываться даже от нашего восприятия. Мы могли лишь надеяться, что создаваемый прорывающимися через лес драконами невероятный шум даст им знать о нашем присутствии, и они как-то дадут нам знать.

Мне не удавалось засечь поблизости от нас никаких животных, помимо маленьких грызунов и редких птиц. В пределах дальности моего взора не появлялось ничего похожего на чудовищных медведеподобных тварей. Впрочем, причина могла крыться в драконах. Они невероятно шумели, и я вполне мог вообразить, что любые крупные хищники, имеющие хоть каплю ума, быстро двигались куда угодно, только не в нашу сторону. Это почти что разочаровывало.

Однако если кто-то всё же нападёт, то довольно быстро осознает свою ошибку. С драконами шутки плохи. Через час шагания по сломанным веткам я был убеждён, что никакого нападения не случится.

— Не нравится мне это, — пробормотал Чад, шедший рядом со мной. Из всей нашей группы он испытывал меньше всего сложностей с движением. По возрасту он точно не уступал мне, ступал он уверенно.

— Если скажешь «здесь слишком тихо», я засмеюсь, — ответил я. Шум мы создавали оглушающий. Когда драконы таки приостанавливались, стояла тишина, то это было ожидаемо. Существа, прокладывавшие нам путь, были настолько крупными хищниками, что могли распугать что угодно.

— Очень смешно, — кисло сказал он. — Нет, дело не в этом. Дело в деревьях, в траве… во всём. Я ничего из этого не узнаю.

— Вот это — сосна, — сказал я, указывая на один из более крупных стволов, мимо которого мы проходили.

— Ага, но какого именно рода сосна? — заметил он. — Есть дюжины разных видов, и этот не похож ни на один из тех, что мне известны. — Нагнувшись, он отломил ветку с листом, имевшим форму несимметричной звезды: — И да, это широколиственное дерево, но какого рода? Я его не знаю.

Я никогда не думал о нём как о ботанике, но седеющий лесник был таким — полным неожиданностей. Люди часто сбрасывали его со счетов из-за его грубых выражений и неотёсанных манер, но недооценивать его было ошибкой. Я точно знал, что острота его ума не уступала остроте его стрел.

— И тут вообще всё слишком, блядь, старое, и чертовски большое, — продолжил он. — Лес будто из первобытных времён. Деревья не вырастают такими большими, если только их не оставить в покое на охренительно долгое время.

— Ты к чему клонишь? — спросил я.

Он вздохнул:

— Я — охотник. Я всю жизнь провёл в лесах, и всё это время я знал, что был в лесу самой большой и злобной тварью. Ну, может, помимо медведя — но даже они знают, что от людей надо держаться подальше. В этом месте я чувствую себя маленьким, и что-то мне подсказывает, что в этих лесах я — не самый опасный зверь.

— Ну, мы хотя бы самые умные, — легкомысленно сказал я.

Моя ремарка лучника-ветерана не позабавила:

— Неужели, Мордэкай? Мы ни черта не знаем про это место.

— Ну, если мы не самые умные, то мы хотя бы взяли с собой самых крупных, — сказал я, кивая в сторону драконов.

— Крупнее — не значит… — начал отвечать он, и тут наступил хаос.

Я ощутил это лишь за секунду до того, как всё произошло — несколько вспышек эйсара, появившихся вокруг и, что важнее, под нами. Это были не те вспышки, какие можно увидеть, когда маг использует свою силу — нет, эти были гораздо менее яркими, будто группа живых существ появилась там, где раньше была одна неподвижная земля и почва.

Двое людей Капитана Дрэйпера — Дэниэлс и ещё один мужик, чьего имени я на знал — исчезли в ударившем вверх фонтане грязи. Я всё ещё видел их своим магическим взором — они боролись лишь где-то в паре футов под поверхностью с чудовищами, у которых было чересчур много ног. Их затащили под землю.

В тот же момент начались нападения с обоих флангов нашего отряда. По одному человеку по обе стороны утащило под землю, в то время как на драконов навалилось большое число неизвестных зверей.

Однако всё это было лишь фоном для того, что приковало моё личное внимание. Земля у меня под ногами пришла в движение, и мои ноги схватило что-то клыкастое, когтистое, и обладавшее лапами как у насекомого. Я свалился на спину и оказался наполовину под землёй, прежде чем полностью осознал происходившее. Мэттью был в похожем положении.

Драконы ревели, люди кричали, но прежде чем помочь кому-то ещё, я должен был что-то сделать со своей собственной ситуацией. Несколько секунд спустя, когда первоначальный шок прошёл, я нанёс державшей меня твари мощный дробящий удар чистым эйсаром. Результаты были чуть менее чем впечатляющими. Эйсар стёк с твари как вода с гуся. Моя магия нанесла удар, но соскользнула прочь, нанеся существу в лучшем случае минимальный урон.

В то же время я стал молотить своими руками, ногами и всем, что могло двигаться. Эта часть моих действий была чисто инстинктивной, и не очень мужественной, если посмотреть на неё с объективной точки зрения. Но это не было плодом мысли — меня захлестнул чистый ужас, который испытывает каждый человек, ощущающий себя в лапах гигантского, поедающего людей паука.

Однако ужас был моим старым другом, и какая-то часть моего разума продолжала работать — просто это была не та часть, которая управляла ляганием и криками. Поскольку моя сила на существо не действовала, я направил её на саму землю, создав подо мной каменно-твёрдый фундамент, чтобы остановить моё погружение. Затем я использовал землю подобно кулаку, сжав её вокруг твари, пытавшейся прокусить мои поножи.

Последовала короткая схватка, но чуть погодя я сумел отделить своё тело от паука, хотя в результате моя нога и оказалась избитой и покорёженной. Я раскрыл землю у себя над головой, и меня залил великолепный и желанный солнечный свет. Ко мне протянулась рука Пенни, но прежде чем я смог за неё ухватиться, находившаяся рядом со мной тварь вырвалась, и метнулась мимо меня к моей жене.

Её меч ударил вниз, пронзив голову существа, и погрузившись в его тело, забрызгав меня его внутренностями. Поспешно выбравшись из-под его туши, я наконец выкарабкался на свет, где меня ждала сцена безумия и ужаса. Драконы были облеплены пауками размером с пони. Солдаты, избежавшие нападения из засады, сгруппировались вокруг нас в отчаянный круг.

Грэм отреагировал первым. Его необычные тренировки делали его реакцию почти мгновенной. Его меч, Шип, рассёк головогрудь и ноги попытавшегося схватить его паука, а затем Грэм начал помогать остальным.

Мэттью также отреагировал быстро, пусть и менее изящно, благодаря своему дару предвиденья. Он боролся в нескольких футах от меня — его рука из зачарованного металла удерживала клыки паука на расстоянии, в то время как сам он удерживался на месте с помощью магии. Передние ноги арахнида несколько раз били по нему, но их когтистые кончики не смогли пробить его кольчугу. Меч Грэма обрушился, разрубив нижнюю половину твари до того, как Мэтт успел сделать что-то ещё.

Всё это произошло менее чем за десять секунд. Пенни перепрыгнула меня, взмыв в воздух, и приземлилась перед одним из наших защитников, которого только что покалечили. Приземлилась она с хрустом, вогнав свой меч в паука у себя под ногами.

— «Помоги драконам», — ментально сказал я своему сыну. — «Я помогу солдатам».

Он коротко ответил:

— «Понял».

Бойцы были дисциплинированны, и теперь, когда их кошмарные враги были видимы и прямо перед ними, они могли защищаться гораздо лучше. Но тем четверым, кого утащили под землю, они помочь не могли, поэтому именно на них я и сосредоточился в первую очередь.

Выпустив всплеск силы, я использовал саму землю, чтобы схватить пауков, забравших людей вниз. Нужно было спасти четверых, а времени было мало, поэтому я больше не мог себе позволить действовать так же мягко, как поступал, когда вытаскивал себя самого. Я вырвал солдат на поверхность одного за другим, одновременно круша державших их чудовищ в каменных тисках.

Между тем рядом со мной не смолкало почти не осознаваемое мною гудение, и только тут я и заметил, что это был Чад Грэйсон. Звук издавал его лук, которым он орудовал без умолку с самого начала. В отличие от его первого похода сюда, на этот раз он явился вооружённый боевыми стрелами из замковой оружейной — их тонкие наконечники были зачарованы.

Его выстрелы били точно в цель, и стрелы входили глубоко — большая их часть погружалась в пауков, оставляя видимым лишь оперение, однако от таких ран арахниды умирали медленно. Рубленые раны от мечей солдат оказывали более быстродействующий эффект, хотя у большинства из них не хватало сил для того, чтобы рубить глубоко — кроме Пенни и Грэма.

Моя жена была воплощением ярости. Она двигалась за пределами круга защитников, отрубая ноги, клыки, головы, и вообще всё, до чего дотягивалась.

А вот для Грэма у меня не находилось слов. По размеру и форме он напоминал мне Дориана, особенно с Шипом в руках, но движения его были неземными. Дориан Торнбер был рыцарем и великим мечником, но его сын сражался не как мечник. Иногда я готов был поклясться, что у него был магический взор. Он использовал Шип почти исключительно для нападения, в то время как его сверхъестественные движения уклонялись от каждого когтя или прыжка вне зависимости от того, был ли наносивший удар паук в его поле зрения. Взмахи длинного клинка Шипа оставляли за собой лишь отрубленные части тел.

Большую часть стрел Чад выпускал по паукам, вцепившимся в драконов. Те были в очень невыгодном положении против своих менее крупных врагов. Они бились о землю и катались, пытаясь сбросить с себя проворных нападающих, но почти безрезультатно. Мэттью прикончил этих пауков, используя свою силу, чтобы сбивать их тяжёлыми камнями и маленькими валунами, которые вырывал из земли.

— Всем в круг! — приказал я, крича в основном ради Пенни и Грэма. Они почти нехотя отступили в относительную безопасность нашего маленького защитного рубежа. Как только они были внутри, я прокричал своё заклинание: — Грабол ни'таргос, мэй сьерэн, форзэн дантос ньен!

Земля вырвалась из-под лап изводивших солдат пауков, оставив вокруг нас круглый ров глубиной в десять футов. Освобождённая почва вздыбилась вокруг подобно массивной грязевой волне, и обрушилась на падающих чудовищ. Я вложил в неё весь свой гнев, весь страх, и почва ударила по ним как молод, дробя и душа их во тьме. Все тринадцать оставшихся пауков были поглочены этим свирепым заклинанием.

Воцарилась тишина, но продержалась она лишь секунды.

Чад Грэйсон протянул руку вниз, и со злостью выдрал стрелу из тела мёртвого паука в пределах круга.

— Как я и говорил, блядь, — громко проворчал он, — крупнее — это не всегда лучше! Правда, мне не нужны были эти ёбаные хуесосы в качестве подтверждения моего проклятого довода!

Чуть погодя кое-кто из солдат засмеялся, хотя это скорее было истеричное хихиканье, рождённое адреналином и нервами, а не настоящее облегчение.

Трое из четверых утащенных под землю были мертвы. Только Дэниэлс выжил, с тяжёлыми ранениями. Его нога была изорвана и искорёжена, с расколотыми костями. О нём я позаботился в первую очередь, поскольку он истекал кровью так сильно, что иначе бы умер за несколько минут.

Я слышал низкий стонущий рокот со стороны драконов, работая над латанием кровеносных сосудов в ноге Дэниэлса. Кожа и мышцы были изорваны, и несмотря на мои упорные усилия, у меня было чувство, что ногой он больше пользоваться не сможет.

Ещё трое были ранены, и один человек был укушен. Укус выглядел скверно — укушенный мужчина потел и кричал от боли. Каждое сокращение его сердца вызывало в нём волну боли. Клыки пробили его стёганую куртку, вонзившись в предплечье, и плоть в месте укуса уже стала пурпурной, постепенно чернея.

Мы сняли его кольчужную шапку, и срезали рукав, прежде чем использовать его, чтобы перетянуть ему верхнее плечо. Я надеялся, что это помешает яду распространиться дальше, но глаза человека уже начали дёргаться. У меня сложилось неприятное ощущение, что для него было уже слишком поздно.

Что касается драконов, Лэйла и Зефир получили по несколько укусов. Учитывая их размер и мощное телосложение, я сомневался, что их это убьёт, а от любой не летальной раны они могли со временем оправиться. Однако пока что они испытывали невероятную боль.

Все взгляды сошлись на мне.

Это было одно из тех мгновений, которые сильно меня доставали в мои первые годы в качестве Графа ди'Камерона. У моих решений были последствия, люди погибли, а у некоторых из выживших останутся раны на всю жизнь. Будучи молодым человеком, я прорывался через такие моменты по необходимости, страдая от сомнений после того, как всё заканчивалось.

С тех пор мало что изменилось, но переносить такое стало легче. Я всёещё буду чувствовать вину позже, но не так сильно, как прежде. Не то, чтобы мои сомнения стали меньше — просто я больше не верил в идеальные исходы. Что бы я ни делал, кому-то это шло в ущерб. Как и прежде, уверенность была важнее идеальности.

— Драконы могут лететь? — твёрдо спросил я.

— Лэйла может, — ответила Пенни.

Мэттью кивнул:

— Зефир по идее должен суметь добраться хотя бы до опушки леса. Дальше я уже не уверен.

— Значит, они вернутся к позиции резервных сил, — приказал я. — Мэтт, я хочу, чтобы ты полетел на Грэйс, и взял с собой раненных. Как только доберёшься до остальных, расскажи им о случившемся, а потом возвращайся.

Скажешь Коналлу приготовить временный круг, чтобы перенести раненных обратно в замок. Потом пусть Мойра и Кассандра вернутся с тобой, взяв ещё пятерых человек. Капитан Дрэйпер пусть остаётся с солдатами, вместе с Коналлом и Линараллой. — Я замолчал, оглядывая их лица, чтобы увидеть, есть ли у них вопросы. Не найдя таковых, я закончил: — Двигайтесь.

Как только они отправились в путь, Грэм приказал оставшимся солдатам очистить землю от обломков, навалив их в виде импровизированного барьера вокруг нашего местоположения. Затем он расставил людей по внутреннему периметру широким кругом.

После этого Грэм подошёл ко мне:

— Думаешь, нам следует выставить несколько часовых?

Прежде чем я смог ответить, подал голос Чад:

— А ты сам бы хотел стоять за пределами круга? Я вот, чёрт побери, точно не хочу.

— Он дело говорит. К тому же, в отсутствие понятного нам противника, вроде других солдат, размещение наших людей вне пределов непосредственной близости лишь поставит их на пути опасности, которую мы не можем предсказать. Я бы предпочёл держать их вместе. Моё магическое восприятие должно предостеречь нас заранее, если что-то попытается к нам подкрасться, — сказал я им.

Пенни не выглядела обрадованной:

— Как предостерегло насчёт этих пауков?

Это меня уже беспокоило, но у меня было время обдумать этот вопрос:

— У пауков был какой-то способ уменьшения фонового эйсара, благодаря чему они были похожи на неживые предметы вместо живых существ — но когда они пришли в движение для нападения, их эйсар стал ярче.

— А что если там есть что-то, способное делать то же самое в движении? — спросил Чад.

Качая головой, я ответил:

— Не думаю, что так можно — но даже если это так, то одного факта движения уже хватит, чтобы я смог их заметить. Эти твари застали нас врасплох, потому что были неподвижны и сидели под землёй, куда никто из нас пристально не смотрел.

Егерь кивнул, и снял свой рюкзак, раскрыв его, чтобы вытащить лежавшие там связки стрел. Колчан у него на бедре был пуст. В течение нашей короткой битвы он сумел вогнать минимум по одной стреле почти в каждого из встреченных нами пауков, а в некоторых — по две или три.

— Надеюсь, ничего больше не объявится, — пробормотал он. — Иначе у меня все стрелы выйдут. — Закончил он свои приготовления, сделав ещё один большой глоток из своей фляжки.

— Что меня тревожит больше всего, — сказал Чад, — так это то, что эти пауки, помимо своего охуенного размера, не вели себя как нормальные пауки.

Я был занят сканированием местности вокруг нас моим магическим взором, но тщательно прислушивался к его словам. Первый вопрос задать выпало Грэму:

— Многие пауки охотятся. И мы уже видели прежде пауков-каменщиков — они нападают из засады. Разве это не то же самое?

— Каменщики строят свои ловушки задолго до появления жертв, — сказал лесничий. — Эти же ёбаные ублюдки закопались здесь именно для того, чтобы добраться до нас. Они увидели, куда мы идём, и спланировали наперёд. И дело не только в этом — они действовали сообща. Никогда не слышал о пауках, охотящихся стаей, и это пугает меня до усрачки.

— Надо просто спалить тут всё дотла, — сделала наблюдение Пенни. — Когда драконы вернутся, то смогут это сделать. Представьте, что твари вроде этих пауков выберутся из леса, и начнут размножаться.

Она привела весомый аргумент, хотя я не был уверен, что мы сможем это сделать без риска лесного пожара, который распространится далеко за пределы этого странного леса. К тому же, мы пока не знали, остались ли здесь выжившие из Ланкастера, или из первой группы разведчиков.

На этом мои мысли и закончились. Моё внимание привлекла вспышка эйсара вдалеке. Подняв ладонь, я дал остальным знать, одновременно фокусируя свой магический взор в том направлении. Мой магический взор видел в лучшем случае более чем на милю, но носимая мною броня мешала ему. Зачарованные латы блокировали не только обычные угрозы, но и эйсар. Шлем и перчатки были специально созданы так, чтобы я мог делать их проницаемыми, что позволяло мне ощущать окружающие предметы и использовать магию с надетой бронёй, но ситуация всё равно была неидеальной.

Я снял свой шлем, схлопотав от жены хмурый взгляд, но выражение моего лица заставило её умолкнуть прежде, чем она успела что-то сказать. «Вот». Я снова почувствовал, на этот раз яснее, импульс эйсара, что-то вроде кратковременного маяка. И я его узнал.

— Элэйн.

— Она жива? Ты можешь её чувствовать? — спросила Пенни с выражением надежды на лице.

Кивнув, я поднял ладонь, и создал похожий импульс, вроде ответа, чтобы она точно знала о нашем присутствии. Элэйн также распознает мой эйсар, и убедится, что это я.

— Она чуть менее чем в миле от нас, в том направлении, — сказал я, указывая на восток.

Затем след эйсара исчез — не только сигнал Элэйн, но и вообще любые признаки её присутствия.

— Она закрылась завесой, — объявил я. — Скорее всего, она скрывалась последние несколько дней.

— Нам надо добраться до неё, — сказала Пенни.

Чад пожал плечами:

— Она уже довольно долго протянула. Лучше подождать до возвращения драконов. Без них будет трудно пытаться двигаться по этой местности.

Подойдя к краю нашей позиции, я поднял свой посох, вытянув его горизонтально, и присел, поднеся его поближе к земле. Сделав глубокий вдох, я втянул свою волю, позволяя силе нарастать у меня в груди. Затем я выдохнул, и заставил эйсар пройти по высеченному на древесине рунному каналу. Из посоха выстрелил яркий, красный луч энергии. Водя им из стороны в сторону, я прорубил путь через густую чащу на расстояние почти в сотню ярдов. На этом пути было два гигантских дерева, и оба они начали падать.

Теперь у нас было начало пути, хотя двигаться по нему было не так просто, как по тому, что прокладывали драконы. Мой метод срубил всё впереди, но по большей части всё это, кроме самых крупных деревьев, упало там же, где и стояло, создавая завалы из кустов, веток и маленьких деревьев.

Я снова поднял посох, и начал выборочно рубить наиболее густые части завала рядом с нами, после чего повернулся к остальным:

— Идёмте.

Глава 16

Леди Роуз смотрела вдаль поверх крепостных стен, стоя на вершине Замка Камерон. Стояла она одна, поскольку почти все солдаты в донжоне отправились с Графом и Графиней в поход к Ланкастеру. Осталось лишь пять гвардейцев, и они сейчас стояли на воротах.

Любой, кто посмотрел бы на неё в этот момент, наверняка не смог бы отвести глаз. Роуз Торнбер была невысокого роста, но держала себя так, что после встречи оставляла у большинства людей впечатление высокой красавицы. Она была уже в среднем возрасте, но прожилки седины в её чёрных волосах нисколько не убавляли её привлекательности.

Несмотря на выдающиеся черты лица и хрупкое телосложение, её, в отличие от многих красивых женщин, редко считали неумной. Один единственный взгляд её льдисто-голубых глаз не оставлял большинству мужчин никаких сомнений в том, что попытки состязаться с ней в остроте ума окончатся для них стремительным поражением.

Снаружи она выглядела собранной, но внутри она представляла из себя спутанный клубок эмоций. Она уже много раз была здесь — это состояние было из тех, которые повторялись в её жизни постоянно. «Сначала отец, потом Дориан, а теперь Грэм… и Мордэкай…». Она была вынуждена снова и снова смотреть, как мужчины в её жизни уходили рисковать собой, оставляя её ждать. Она терпеть этого не могла.

Её отец и муж погибли, но оба умерли отнюдь не во время её ожидания, когда она ждала худшего. Хотя это и не помогало.

В такие моменты она завидовала Пенелопе. Графиня была рождена простолюдинкой, и хотя Роуз годами помогала учить свою подругу дворянской жизни, эта женщина так и не приняла некоторые из полагавшихся ей правил. «И теперь мне и за неё придётся волноваться», — иронично подумала Роуз.

Её фрустрация росла, пока она наконец не подняла руки, начав тянуть за волосы, вынимая заколки и распуская косы, наконец оставив волосы свободно стекать по её спине, почти доходя до бёдер. Всё равно увидеть её там было некому. С уходом большинства солдат, а также Графа с семьёй, почти вся замковая обслуга наслаждалась тишиной в своих комнатах.

Крепкий бриз подхватил её волосы и откинул их ей за спину. Это было редкое для неё ощущение, но Роуз не могла им насладиться. «Целую вечность придётся клубки вычёсывать». Её раздражение лишь усилилось. Она вернулась к лестничному колодцу, и пошла вниз, направляясь к своим покоям.

Несмотря на чрезвычайно низкую вероятность такого события, она всё же повстречала в коридоре одну из замковых горничных, молодую женщину по имени Дафни. Отец девушки был пастухом, а матери не стало лишь год тому назад. У неё было два младших брата, и большую часть зарабатываемых работой в замке денег она отсылала отцу. Роуз знала каждого, кто работал в Замке Камерон, и взяла за правило знать подробности их жизней. Это было справедливо не только в замке, но и в её резиденции в Албамарле, и в крепости Хайтауэр, охранявшей столицу.

Внезапно увидев растрёпанный вид Леди Роуз, Дафни раскрыла рот, но после мимолётного замешательства сделала реверанс:

— Миледи.

Роуз едва удостоила её взглядом, но её разум уже сделал несколько выводов. Обычно она бы спросила о здоровье родных девушки, или, если та была занята, прошла бы мимо, лишь слегка кивнув. Но не в этот день:

— Расслабься, Дафни, я никому не выдам твою тайну. — После чего пошла дальше.

«Идиотка!» — мысленно распекала себя Роуз. «Зачем ты это сказала? Теперь бедняжка весь оставшийся день не будет себе места находить». Роуз позволила раздражению взять над собой верх. Её ни в малейшей степени не заботило то, что Дафни направлялась на тайное свидание с одним из работавших в кухне молодых людей. «Однако же я ей досадила».

Большинство людей видело её как идеальную представительницу дворянства, но Роуз знала, что это не так. Она была такой же подверженной порокам, как и все остальные. «И я совершенно одинока». Она слишком много лет пробыла вдовой. «А теперь ещё и мелочной стала». На миг в её сознании мелькнуло лицо мужчины, и, как часто и бывало в эти дни, лицо это принадлежало отнюдь не Дориану.

Роуз безжалостно оттолкнула этот образ прочь. Она была слишком дисциплинированной, чтобы позволить таким мыслям отвлечь её.

Перед ней показалась дверь в её покои. Роуз вошла, и миновала гостиную, прежде чем остановиться в основной жилой комнате. Она чувствовала себя не на месте, и не испытывала вкуса ни к одному из своих обычных времяпрепровождений. Когда она чувствовала себя так, Роуз часто отправлялась в Албамарл. Будучи той самой Леди Хайтауэр, она никогда не испытывала недостатка в делах, которыми следовало заняться в столице. Титул делал её ответственной за защиту всего города.

Но в этот день она была в ловушке. Мордэкай оставил её за главную в Замке Камерон, и если бы она покинула донжон, то лишь переложив эту ношу прямо на несовершеннолетнюю дочь Мордэкая, Айрин. Питэр, камергер, был рядом, чтобы помочь при необходимости, но Роуз не собиралась оставлять Айрин в таком положении без хорошей на то причины. Она, может, и была теперь Торнбер, но росла она как Хайтауэр, а Хайтауэры никогда не избегали своих обязанностей.

Шальной порыв ветра шевельнул выбившиеся из причёски волосы у Роуз на щеке. Раздосадованная, она отвела волосы за ухо. Роуз замерла на короткий миг, но затем почти сразу же снова пришла в движение, пройдя на противоположную сторону комнаты, чтобы проверить камин. Между тем её взгляд тайком осматривал комнату.

Ставни, закрывавшие единственное окно комнаты, были приоткрыты, и столик под окном был сдвинут под углом, более не располагаясь вдоль стены. Ваза с цветами, стоявшая на нём, также поменяла своё положение.

Кто-то проник в комнату, пока Роуз не было, и скорее всего сделал это через окно. На первый взгляд этот факт был почти нелепым. Её окно было на четвёртом этаже, и ширины его едва хватало, чтобы позволить пролезть ребёнку, или очень худому человеку. Взобраться по стене снаружи также было бы трудно. Хотя она и была каменной, но камень был гладким, и имевшиеся там выступы требовали бы от взбиравшегося человека невероятно сильных пальцев.

«Он вошёл, и либо споткнулся о столик, либо вынужден был его отодвинуть. Затем он попытался вернуть всё как было», — молча заметила она. «Потом он вошёл в мою спальню». Она уже заметила, что дверь в спальню была закрыта неплотно.

Вопрос, от которого её сердце затрепыхалось от холодного страха, заключался в том, покинул ли этот человек её покои. «Сохраняй спокойствие». Её разум поспешно перебрал возможные сценарии — кража, шпионаж и убийство были тремя самыми вероятными. Она уже отбросила мысль о том, что комнату потревожила её горничная. За годы службы Анджела хорошо усвоила её привычки и предпочтения.

Переворошив поленья в камине, она выпрямилась, и вернула кочергу на место. Хоть Роуз и не хотелось отпускать её, она не желала себя выдавать, на случай если кто-то за ней наблюдал. Лучше прикинуться рассеянной. У неё под рукой было и другое оружие.

Ей нужно было выбраться из покоев, но единственным возможным укрытием в главной комнате был шкаф, и он стоял рядом с дверью в гостиную. «Не следовало мне вообще ставить его там», — с сожалением подумала она.

Вслух же она сказала:

— Тут как-то слишком прохладно. Куда я дела халат? В гостиной оставила, наверное. — Затем она целеустремлённо направилась к двери. Она надеялась, что если в шкафу кто-то был, то он подождёт её возвращения, прежде чем захлопнуть западню. Если так и произойдёт, то она просто уйдёт через главный вход, и вернётся с несколькими крупными помощниками, чтобы обыскать покои.

Когда Роуз проходила мимо, дверцы шкафа распахнулись, и кто-то выскочил на неё.

У большинства платьев Роуз в юбке было скрытое отверстие, позволявшее ей дотянуться до длинного ножа, пристёгнутого к её ноге. При необходимости она сама перешивала свои платья. Уже предупреждённая, она держала ладонь на рукояти, когда нападавший появился из шкафа. Высвободив оружие, она подняла его клинком вверх под низким углом, и вогнала все восемь дюймов заострённой стали в тело незнакомца, чуть выше паха.

Она испытала кратковременный шок, когда увидела, что незнакомцем была гибкая молодая женщина с коротко стриженой головой, одетая в мужские штаны. Второй неожиданностью для Роуз стало то, что убийца не согнулась и не отпрянула из-за вызванной раной боли. Вместо этого рука нападавшей нырнула вниз, схватив запястье Роуз, не позволяя ей снова ударить.

Роуз закричала, намеренно выведя свой голос на самую высокую громкость. Учитывая пустоту донжоне, её вряд ли кто-то услышал бы, но шанс на это всегда оставался. Дёрнувшись назад, она попыталась вырваться из хватки нападавшей, но женщина сжимала её запястье железной хваткой.

Хотя убийца была стройной и с тонким телосложением, она всё же была выше и тяжелее Роуз. Незнакомка неуклюже попыталась врезать Роуз рукой по голове.

Пригнувшись, Роуз уклонилась от удара, продолжая поворачивать засевший в животе женщины нож. Одновременно она запустила руку в лиф своего платья, и вытащила своё второе оружие, маленький стилет, который вогнала в первую попавшуюся цель — колено убийцы.

Незнакомка завалилась вперёд, подминая Роуз под собой, ещё глубже вгоняя нож в свой живот, и они начали бороться на полу. Кровь была повсюду. Роуз сумела высвободить свою левую руку, сжимавшую стилет. Она била снова и снова, в то время как её противница царапала по полу своей свободной рукой.

В конце концов ей удалось высвободиться. Роуз поскользнулась и едва не упала, поднимаясь на ноги, поскольку пол был скользким от тёмной крови. Женщина пыталась подняться, дотянуться до Роуз, но слишком ослабела для этого.

Тут две руки схватили её сзади за плечи, потянув назад. Роуз снова закричала, и в этот раз её крик был рождён исключительно инстинктом и страхом. Извиваясь, она метнулась вперёд, но руки зацепились за воротник её платья. Ткань сдалась первой, и в итоге Роуз оказалась запутанной в своей собственной одежде — её руки были скованы тканью, которая прежде закрывала её туловище. Она всё ещё сжимала стилет, но воспользоваться им было невозможно.

Новый нападавший был мужчиной, и он непреклонно загибал её тело назад. Когда она стала сопротивляться, он подсёк ей ноги, и последовал за ней на пол, приземлившись сверху.

На миг она подумала, что он собирался её изнасиловать. Всё время, пока этот кошмар разворачивался вокруг неё, разум Роуз продолжал работать. Ни один из нападавших не имел оружия, и не пытался использовать что-то в качестве оружия. Значит, это было изнасилование, или, возможно, похищение… или и то, и другое. Тут, когда мужчина отвёл свою голову назад, она поняла, что изнасилованием тут и не пахло.

Выражение его взгляда было мёртвым, пустым. Он ни разу даже не взглянул на её обнажённую грудь. «Значит, похищение», — подумала она, но даже в этом что-то казалось неправильным. Когда нападавший сместился, чтобы упрочнить свою хватку, Роуз подняла колено, и заехала ему в пах.

Это была отчаянная мера, и Роуз не ожидала, что у неё получится. Большинство мужчин инстинктивно защищали самые ценные части своего тела.

Этот же просто проигнорировал её движение, а когда колено достигло цели, он даже не вздрогнул.

Одна из его рук скользнула к её затылку, и схватила её за основание распущенных волос, рывком заставив Роуз запрокинуть голову. Она ахнула от боли, и тут рот нападавшего раскрылся, и он подался вперёд, чтобы поцеловать её.

В полости его рта сверкнуло что-то металлическое.

* * *

Гэри тихо стоял в мастерской Мэттью. Его глаза были закрыты, а тело находилось в режиме энергосбережения, но разум его работал. Когда рядом были люди, он так не поступал, поскольку это лишь подчёркивало его механические отличия. Если ему приходилось отдыхать на глазах у людей, то он ложился, и притворялся спящим, но Мэттью, похоже, его странность не волновала.

В этот день Мэттью в мастерской не было, поэтому Гэри было почти нечего делать кроме как думать. По крайней мере, это было так, пока он не начал получать сигнал.

Андроид открыл глаза, и вернул тело к нормальному уровню функционирования, слушая своим особым образом. Этот способ восприятия в этом мире был только у него, и никакой полезности Гэри от него и не ожидал. Слышать ему было нечего.

До этого момента.

Несмотря на всё очевидное могущество и особую чувствительность, которыми обладали маги этого мира, никто из них не смог бы это засечь. «Но что это такое?» — задумался Гэри. Его более высокие функции уже передали сигнал в его многоточечный вычислительный блок, который стал прогонять его через различные специализированные алгоритмы обработки сигналов.

Пока что это был просто шум, но шум неестественный — сигнал был высокорганизованный и дискретный. Он передавался на низкочастотной коротковолновой полосе. «Ещё чуть ниже, и я не смог бы его засечь», — осознал Гэри.

Широко разведя руки, он максимально увеличил расстояние между своими ладонями, одновременно применяя к сигналу фильтр зеркального повторения. Эта техника была неидеальной и подверженной ошибкам, но позволяла ему имитировать гораздо более длинную антенну. Сигнал стал сильнее, но Гэри смог найти срезы по его краям. Из-за этого искажения сигнал было невозможно декодировать, даже если бы Гэри знал шифр.

И тут сигнал закончился.

«Но кто послал его, и кому он предназначался?». Чистая дедукция не могла ответить на этот вопрос. Коротковолновый сигнал мог передаваться на огромные расстояния, поэтому было почти невозможно определить местоположение того, кому он был направлен. Без активного сигнала и гораздо более крупной антенны Гэри не мог узнать, с какой стороны пришёл сигнал. С тем же успехом источник мог располагаться в сотнях миль от замка.

Индуктивная логика выдала гораздо больше информации. Основываясь на прежнем опыте, Гэри знал лишь об одной сущности, которая скорее всего могла присутствовать в этом мире и использовать такой сигнал. АНСИС. Превращённый в оружие искусственный интеллект, который Гэри помог создать в своём родном измерении. Мэттью уже рассказал ему о предыдущем вторжении АНСИС.

Люди надеялись, что машины были уничтожены, но этот сигнал доказал тщетность этих надежд. Нужно было кому-то рассказать об этом, но кому? Мэттью, его отец и все остальные члены правящей семьи отсутствовали — кроме одной. Айрин.

Гэри закончил анализ и процесс принятия решения менее чем за долю секунды. Подойдя к двери, он открыл её, и пошёл к донжону, находившемуся в сердце Замка Камерон. У главного входа стоял лишь один стражник. Остальные скорее всего были у внешних ворот.

Стражник мгновенно узнал Гэри — бессознательные движения его тела говорили о том, что от вида искусственного человека ему было не по себе.

Гэри улыбнулся, чтобы снизить тревожность человека:

— Прошу прощения, где сейчас Айрин Иллэниэл? Мне нужно передать ей важные вести.

Стражник с подозрением посмотрел на него:

— Вам придётся подождать здесь. Не думаю, что Граф захотел бы вашего присутствия рядом с его младшей, когда всех остальных в замке нет. Я пошлю за камергером.

Гэри решил, что это приемлемо. Получатель сигнала скорее всего был далеко от замка. Люди не смогут отреагировать на новости в пределах сколько-нибудь вменяемых сроков.

И тут он услышал новый сигнал, на совершенно иной волне, с высокой частотой. Этот сигнал мог передавать информацию с гораздо более высокой скоростью, но лишь на короткие расстояния. И почти сразу же активировался ещё один сигнал. Два устройства АНСИС разговаривали друг с другом.

К счастью, более высокая частота и низкая дальность также означали, что Гэри мог засечь, в каком направлении находился источник сигнала. Совершая короткие шаги, он описал треугольник по двору, выполняя измерения в каждой точке, после чего произвёл триангуляцию источника. «Где-то в пятидесяти футах вверх и влево», — заметил он. Это означало, что источник был где-то в области, отведённой для жилых помещений некоторых обитателей замка. «Они внутри!».

Ситуация была гораздо более срочной, чем он изначально полагал.

Вернувшись к стражнику, Гэри произнёс:

— Боюсь, что в донжоне враг — вероятно, тот же самый, с которым Граф и его дочь столкнулись в Данбаре. Нужно действовать немедленно — иначе я не знаю, что может случиться.

Эти слова вызвали более правильную реакцию. Стражник зашёл внутрь, прозвонил в колокол, а потом бросил свой пост, побежав вдоль главного коридора. Гэри воспринял это как приглашение войти. Догадавшись, что стражник последует к Айрин, Гэри побежал следом.

* * *

Айрин Иллэниэл сидела в главном зале, пробуя отцовское кресло. Она была третьим родным ребёнком в семье, так что вероятность когда-либо стать Графиней была очень низкой. Однако кресло правителя не могло не завораживать её. К тому же, теперь, когда все ушли, заняться было почти нечем. Её самая близкая подруга, Карисса, уехала в Албамарл.

Короче, Айрин было скучно.

Теоретически, оставаться за главную было здорово, хотя её родители и камергер, Питэр, ясно дали понять, что все важные решения на самом деле будет принимать Леди Роуз. Однако в реальности её оставили одну, без всяких дел, и нагрузили сиделкой, чтобы ничего не натворила. Айрин глубоко вздохнула, внутренне желая, чтобы случилось что-нибудь, что угодно.

— Леди Айрин!

Двери в конце зала распахнулись, когда один из стражников, единственный оставшийся в донжоне, вошёл в помещение. «Как там его зовут?» — попыталась вспомнить она. «Стивенс, точно».

Айрин была смущена тем, что её застали сидящей на отцовском месте, но отбросила это чувство прочь, и выпрямила спину:

— Да, Стражник Стивенс, в чём дело?

— Существо вашего брата, которое зовут Гэри, стоит у вдоха. Оно утверждает, что в донжоне враги!

Сердце подпрыгнуло в груди молодой леди. Волнующие события — это одно, но нападение — совсем другое дело. Ей до сих пор виделся в кошмарах тот день, когда её похитили. Она увидела, как Гэри входил в комнату позади стражника.

Стивенс развернулся, встревоженный присутствием андроида:

— Я же сказал оставаться снаружи!

Айрин нахмурилась. Ей не особо нравилось, как Стивенс называл Гэри «существом её брата», и она не думала, что его реакция была подобающей.

— Стивенс! — окликнула она. — Успокойся. Гэри и мой друг тоже. Тебе следовало сразу же его впустить.

Стивенс прикусил губу, но меча не обнажил. Ему не особо нравилось выслушивать приказы девочки, особенно той, в чьих суждениях он сомневался, но до появления Леди Роуз у него не было выбора.

— Да, миледи. Прошу простить.

Айрин обратилась к человеку-машине:

— Гэри, какие у тебя новости?

Гэри не стал попусту тратить время и ходить вокруг да около:

— АНСИС в замке. Я обнаружил сигналы, исходящие от двух устройств, находящихся выше и где-то в том направлении. — Он указал на потолок, направив руку влево. — Учитывая полученные мною после входа в здание данные, я в данный момент уверен в том, насколько высоко они находятся — это четвёртый этаж.

Айрин замерла. Его слова привели её в ужас. У неё были чересчур яркие воспоминания о вошедших в её дом убийцах, о сражении и крови. Убийство Лилли. Что ей делать? Стражников не было, если не считать Стивенса. Чтобы позвать остальных четырёх с внешних ворот, потребуется минут десять, или дольше. За это время могло случиться что угодно. У неё задрожали руки.

Тут появился Питэр, войдя через одну из боковых дверей:

— Что происходит?

Настал её миг. Айрин это знала. Она должна была сказать что-то, иначе Питэр возьмёт всё в свои руки, а её саму потащат куда-то, где она, по мнению камергера, будет в безопасности.

— Питэр, — громко сказала она. — Пошли за стражниками у ворот. Пусть встретятся с нами на четвёртом этаже.

Не зная, что именно происходит, Питэр покосился на Стивенса, но стражник лишь слегка пожал плечами.

— Непременно, — ответил он. — Я пошлю кого-нибудь за ними, и пойду за тобой наверх.

Айрин уже вставала, хотя и ощущала слабость в коленях. Шагая вперёд, она направилась к Стивенсу и Гэри:

— Идём. — «Неужели я именно этого хочу? Я же не смогу». Однако несмотря на её сомнения, ноги продолжили нести её.

По мере их продвижения стены будто смыкались вокруг неё, запирая её в тёмном туннеле. В конце её ждало что-то ужасное, и сердце Айрин билось всё сильнее и сильнее с каждым шагом. Глубоко в душа она отчаянно хотела остановиться, развернуться… чтобы сбежать. Скрипя зубами, она продолжала идти. «Нет! Я должна посмотреть страху в глаза».

К тому времени, как они добрались до четвёртого этажа, её ладони потели. Гэри шёл впереди, и она была рада, что он не мог видеть её лица, поскольку она была уверена, что на нём ясно читался её страх.

— Сюда, — сказал Гэри.

Стивенс ускорился, чтобы тоже пойти впереди неё, а сзади Айрин услышала шаги по лестнице. Бросив взгляд назад, она увидела появление Питэра. Он тяжело дышал, и она догадалась, что он скорее всего догонял их бегом после того, как отправил посыльного к воротам. Камергер держал в руках короткую булаву.

Предполагалось, что эта картина должна была её успокоить. Теперь у Айрин было трое защитников — но вид сжимающего оружие тихого камергера лишь подчеркнул серьёзность ситуации.

Гэри остановился:

— Эта дверь — они тут.

Айрин в ужасе уставилась на выбранную им дверь. «Нет, нет, нет, нет… только не эта дверь, только не она. Это не может снова повторяться!»

— Это покои Леди Роуз, — встревоженно сказал Питэр.

Стражник подёргал дверную ручку, но та отказывалась двигаться. Камергер протолкался вперёд:

— Подожди, у меня есть ключи. — Перебирая свою связку, Питэр попробовал несколько ключей — тревога и спешка лишь замедляли его. Когда он наконец вставил нужный ключ, он осознал, что дверь уже была отперта.

— Она не заперта, — объявил он. — Кто-то забаррикадировал её изнутри.

Изнутри донёсся пронзительный крик, резанувший им по ушам.

— Откройте её как-нибудь! — закричала Айрин.

Стивенс ударил своим телом по двери, но та была из крепкого дуба, обитого железом.

— Откройте её, сейчас же! — снова заорала Айрин, её голос повысился до порога истерики.

Гэри повернулся к ней:

— Эти двери слишком крепко сконструированы. Ни у меня, ни у стражника не хватит массы тела, чтобы сломать или сбить засов по ту сторону двери.

Изнутри донёсся ещё один крик — крик отчаяния и страха. Айрин уставилась на дверь, и мир вокруг неё стал сжиматься, пока не осталось ничего кроме двери. Её разум опустел, и мир исчез в белом пламени.

Когда зрение вернулось к ней, двери не стало, а всё вокруг заливал странный золотистый свет. Айрин чувствовала себя так, будто плыла. Перед дверью лежала мёртвая женщина, но Айрин едва заметила её. На другой стороне комнаты, через вторую дверь, она видела Роуз, лежавшую на полу в окровавленном платье, а на ней сидел какой-то мужчина, запрокидывавший ей голову под странным углом.

Вопль гнева и непокорности вырвался из горла Айрин, и всё стало сначала красным, а потом чёрным. Колени её подогнулись, но она не почувствовала, как упала на пол.

Глава 17

Лес вокруг нас был зловещим, но, если подумать, у меня вся жизнь была такой. Уверен, я был рождён под какой-то проклятой звездой.

С Пенни по правую руку, Грэмом по левую, и с Чадом и остальными позади, я чувствовал себя хорошо защищённым. Тем не менее, я держал свои чувства настроенными на окружающее пространство. Использование посоха для расчистки дороги было эффективным, но требовало времени — времени, которое я использовал, чтобы убедиться в отсутствии дальнейших засад. Теперь, когда я знал, что искать, я не думал, что эти пауки смогут снова застать нас врасплох.

Но всё же было бы хорошо иметь дракона. Драконы вообще всегда были на пользу — покуда они были на твоей стороне.

Прошла четверть часа, и мы прошли, наверное, треть расстояния, когда я ощутил что-то новое.

— Что-то приближается, — предупредил я остальных. — Две штуки.

Они были большие, гораздо крупнее пауков, хотя по размеру очень уступали драконам. Я следил за ними своим магическим взором — они петляли между крупными деревьями, а подлесок проламывали своими телами. Размером они были примерно с очень больших бурых медведей, только без меха.

Я указал посохом в ту сторону, откуда они приближались, и Грэм с Пенни вышли вперёд и в стороны. Оглянувшись на солдат, я приказал:

— Разойтись веером. Они слишком большие, чтобы удержать оборонительный рубеж. Если они прорвутся, вам нужно будет попытаться их окружить.

— Насколько большие? — спросил Чад.

— Думаю, с ними ты уже сталкивался, когда приходил сюда в первый раз, — сказал я ему. — Размером с медведя.

Егерь кивнул, и, наскоро оглядевшись, начал карабкаться на дерево.

Один из солдат крикнул стрелку:

— А разве тебе не следует быть внизу, с нами?

Охотник похлопал по пристёгнутым к его бёдрам длинным ножам:

— Эти штуки не очень-то полезны против чего-то настолько крупного. Мне проще стрелять из лука сверху, чем снизу, где они будут рвать мою задницу на куски.

Солдаты нервно переглянулись, и я задумался, не собираются ли они броситься наутёк. Нужно было что-то делать.

— Держать оборону, — приказал я. Затем я возвёл широкий щит между нами и тем направлением, с которого приближались существа. Я окрасил его в синий цвет, чтобы солдаты его видели. Пенни и Грэм оказались на противоположной стороне, и я надеялся, что они справятся. — Щит должен вас защитить, но если у Сэра Грэма или Графини появятся проблемы, я его уберу, чтобы вы могли им помочь.

Пенни не миг бросила на меня взгляд сквозь мерцавшее поле, посмотрев мне в глаза. Затем она кивнула, и повернулась лицом к тёмному лесу. Мы многое пережили вместе за прошедшие годы. В начале нашего пути я ни за что бы не позволил ей без всяких возражений сразиться с такой тварью, хотя часто именно в этом и заключалась её работа. Но я научился уважать её силу и решительность. У каждого из нас была своя роль, и что бы ни случилось, я буду поблизости, чтобы вытащить её задницу из огня, если эти твари окажутся опаснее, чем мы ожидали.

Принял ли я верное решение? Времени на обдумывание вариантов больше не было, поскольку массивные существа достигли нас, прорвавшись через подлесок, и прыгнув на меня.

Теперь, когда я видел их своими глазами, они действительно были похожи на медведей. Каменистая кожа покрывала их массивные плечи и бока. Их конечности заканчивались множеством стекловидных когтей размером с мясницкие тесаки. Твари заревели, игнорируя находившихся перед ними двух воинов, решив вместо этого броситься к середине моего щита, пытаясь добраться до меня.

В плечо того, что был слева, вонзилась стрела, но, похоже, нисколько его не замедлила. Грэм нырнул, и ударил Шипом снизу вверх, глубоко врезавшись в грудь существа сбоку. Меч застрял там, и вместо попыток его высвободить, Грэм согнул колени, поднырнув под ударившую сбоку массивную лапу. Затем он встал, и упёрся руками в плечо твари.

Это казалось почти волшебством. Несмотря на значительную силу Грэма, зверь превышал его по весу минимум на порядок — однако казалось, что Грэм почти без усилия толкнул, переворачивая чудовище на бок.

Пенни повезло меньше.

Когда зверь с её стороны бросился к моему щиту, она шагнула в сторону, и рубанула его переднюю лапу, надеясь покалечить. Однако её более лёгкий меч не смог уйти глубоко, и когда она ушла с дороги существа, зверь пересёк оставшееся расстояние, врезавшись в мой щит.

Моя защита выстояла, но держаться ей оставалось недолго. Что-то в самой природе этих существ не позволяло легко справиться с ними с помощью чистой магии. Нагрузка, которую оно оказывало на мой щит, была гораздо выше, чем следовало, даже для столь крупного и тяжёлого существа. После шока от первого контакта оно слегка отступило, и воспользовалось своими когтями. Несмотря на все мои усилия, когти рвали щит так, будто были зачарованы.

Не будучи готовым к такому, я получил от расколотого щита откат — будто кто-то заехал молотом по моей голове. Я покачнулся, и устоял лишь благодаря тому, что не выпустил своего посоха. В горле зверя появилась стрела, и двое стоявших позади меня солдат вышли вперёд, нанося колющие удары по чудищу, но оно, похоже, ничего из этого не почувствовало.

Встав на задние лапы, оно выросло надо мной подобно тени смерти. Его массивная передняя конечность нанесла размашистый удар, который, казалось, уж точно оторвёт мне голову.

И тут вернулась Пенни. Она прыгнула, оказавшись передо мной, и нанесла колющий удар мечом по внутренней стороне передней лапы существа, используя инерцию удара, чтобы вогнать меч поглубже. Тварь яростно заревела, а затем упала на четвереньки, чтобы укусить Пенни.

Пенни следовало уйти в сторону. Её меч застрял, а тварь была слишком, чёрт побери, большой, чтобы сражаться с ней в рукопашную, однако я всё ещё стоял сзади. Вместо того, чтобы сдвинуться с места, Пенни вскинула левую руку, чтобы не дать массивным челюстям добраться до меня.

Пасть чудовища вцепилась в её руку, от локтя до запястья. Смертоносные зубы не смогли пробить кольчугу, но я услышал, как под давлением челюстей ломались её кости. Пенни издала мучительный вопль, когда зверь дёрнул головой в сторону, рывком сбивая её с ног.

Зрение моё прояснялось, и я увидел, что в плечах твари появилось ещё две стрелы. Остальные солдаты окружили существо, и кололи его своими мечами. У них не было такой силы, как у Пенни или Грэма, но их клинки были зачарованы, и я был уверен, что со временем зверь точно бы погиб.

Однако времени у моей жены не было.

Она каким-то образом обнажила правой рукой свой кинжал, но державший её зверь начал трясти головой как схватившая игрушку собака. Тело Пенни мотало из стороны в сторону, и лишь несгибаемая крепость покрывавшей её руку кольчуги не дала её оторвать.

Пересиливая головную боль, я попытался схватить существо своей магией напрямую, чтобы остановить его метания, но это было подобно попытке удержать обмазанную жиром свинью. Отчаявшись, я использовал окружающий воздух, давя им вовнутрь, сжимая его вокруг кожи чудовища. Грязь под его лапами послужила бы этой цели лучше, но у меня не было времени.

Воздух — плохое средство для удержания чего-либо, но я вложил в это всё, что у меня было, пока воздух не стал твёрдым как сталь, обездвижив державшего Пенни зверя. Скрипя зубами и заливаясь слезами ярости, я продолжил давить. По мере нарастания давления была короткая пауза, а затем грудь чудища смялась. Монстр раскрыл челюсти, и Пенни упала на землю, орошаемая фонтаном крови из его пасти.

Нас окружали солдаты, но я не обращал на них никакого внимания. Единственным, что я видел, было смятое тело Пенни передо мной — изломанная рука лежала поперёк её тела так, будто была из теста, а не из костей и плоти.

Её сердце билось, и я видел, как её грудь поднималась во время вдоха, хотя она и потеряла сознание от боли. Я отчаянно хотел помочь ей, и мне нужно было снять с неё броню, но это был бы долгий и ужасный процесс. Кольчуга была перекручена вокруг её руки и груди.

Я бездумно применил к ней силу, разрывая сваренные и заклёпанные звенья одной лишь силой мысли. Делать это таким способом должно было являться невозможным. Зачарованная кольчуга была невероятно крепкой, и нормальное волшебство обычно на неё не действовало. Будь я в своём уме, я бы воспользовался рунным каналом на моём посохе, чтобы срезать кольчугу, но я был за пределами здравомыслия.

Как бы то ни было, кольчуга распалась под действием силы моей воли подобно бумаге. Под ней тело Пенни было ужасом из крови, перекрученной плоти и расколотой кости. Её рука была загублена, её было никак не спасти, а ещё у неё была сломана ключица. Кожа у неё на груди была красно-пурпурной, и в некоторых местах, где кольчугу вдавливало в стёганую куртку, кожа была порвана.

Мой разум опустел, а сердце похолодело от страха, но медлить я не стал. Протянув правую руку вниз, я создал крепко сфокусированный луч золотого огня на кончике пальца, и удалил с его помощью комок плоти, некогда бывший рукой, отрезав недалеко от плеча. Затем я перекрыл артерию и сомкнул кожу.

Закончив с этим, я начал заново собирать её рёбра и ключицу, снимая давление на её лёгкие и внутренние органы. Шли минуты, пока я работал, двигаясь быстро и эффективно, чтобы спасти ей жизнь. В моём разуме не было слов — он был пустым пространством, в котором было место лишь для быстрых решений и быстрых действий, но в конце концов настал момент, когда я больше ничего сделать не мог.

И тут меня раздавила реальность. «Почему у неё не было зачарованных лат?». Если бы на ней была надета такая же броня, какая была на мне, то ущерб был бы гораздо меньшим. «Почему я так и не сделал ей латы?». Я всегда собирался это сделать, но на это уходило много времени. Я был занят. Всегда были какие-то более важные дела. «Но я не был занят постоянно. Я мог найти время».

Я закрыл лицо ладонями, скрывая его от окружавших меня людей. Секунды утекали прочь — я чувствовал на себе чужие взгляды. Я должен был что-то сказать, я был главным. Они нуждались в моих указаниях для дальнейших действий, но я хотел только свернуться калачиком и умереть. Подняв голову и расправив плечи, я сказал им:

— Мы будем удерживать эту позицию, пока не вернутся драконы. Сэр Грэм, будешь командовать солдатами, а я позабочусь о Графине.

Глядя на Пенни, я только и мог, что наблюдать за трепыханием сердца в её груди. Её тело испытало массивный шок, но пока что я уже сделал всё возможное. Мой взгляд постоянно смещался туда, где раньше была её рука. Подавив безмолвный крик, я отвёл взгляд. «Не смотри. Не думай об этом. Ты должен держать себя в руках. Они все рассчитывают на тебя», — сказал я себе.

Кто-то встал рядом со мной, но я сперва был слишком взвинчен, чтобы узнать его, а потом этот кто-то заговорил, и до моих ушей донёсся голос Чада Грэйсона:

— Что бы ты щас ни думал, ты не виноват.

Желание огрызнуться, ударить его, было почти непреодолимым:

— Заткни… свою… сраную… пасть.

Он протянул мне руку:

— Держи. — Чуть погодя я осознал, что в его руке была фляжка. Я взял её, и отвинтил колпачок. Что бы в ней ни было, оно обожгло мне горло.

— Драконы вернулись! — громко сказал один из солдат.

Бросив взгляд вверх, я увидел спускавшихся Грэйс и Кассандру, с моими сыном и дочерью на спинах. Я проигнорировал их появление, хотя и не мог не прислушаться к тому, как Грэм рассказывал им о всём, что случилось за последние полчаса.

— Мама! — это была Мойра, побежавшая к Пенни, и Мэттью следовало по пятам.

Я ничего не сказал, пока они осматривали её своими глазами и магическим взором. Затем Мэттью положил свою серебряную руку мне на плечо. Он редко искал физической близости, хотя, быть может, он лишь пытался напомнить мне, что потеря конечности не была концом света.

— Мы сделаем ей руку ещё лучше, — тихо сказал он. — Забери её домой, Папа. Мы с Мойрой можем найти Элэйн.

Что-то сошлось внутри меня, пока я слушал его слова:

— Нет. Вы заберёте её домой. — Затем я повернулся к Грэму: — Уводи людей. Мойра телепортируется домой с Графиней. Мэттью и Драконы останутся с вами, пока вы не доберётесь до резервных сил.

Взгляд Сэра Грэма неуверенно метнулся к Мэттью, будто ища подтверждения.

— Пап! — выпалил мой сын. — Нет. Ты не в том состоянии, чтобы что-то делать. Позволь нам тут закончить. Я лучше всего смогу справиться с этим местом.

Конечно, он был прав. Моя голова всё ещё не оправилась после отката, хотя он и был не таким сильным, как в прошлом. Я продолжалфункционировать, но моё эмоциональное состояние было беспорядочным. А ещё мне было совершенно плевать:

— Я сегодня больше не буду рисковать никем из моих родных. Делайте то, что я говорю.

Грэм кивнул:

— Да, милорд.

Однако Мэттью это не устраивало:

— Ты тут не один рискуешь родными. Поступи по уму, и иди домой. — Мойра встала рядом с ним, явно соглашаясь с братом.

— Я уже всё решил, — сказал я им.

Мойра начала говорить:

— Пап, это безумие. Послушай его…

Заскрипев зубами, я снова приказал им:

— Делайте как я говорю.

Дети посмотрели на меня так, будто я спятил. Возможно, это так и было, но безумие или нет, я был уверен. Уверен, что больше никто не пострадает. Я отвернулся, и пошёл в ту сторону, где последний раз ощущал эйсар Элэйн.

— Увидимся, когда я вернусь домой.

Уходя, я услышал позади голос Чада, обращавшегося к Мэттью и Мойре:

— Полегче, он всё равно вас не послушает. Я уже видел его таким. Лучше выбираться из этого проклятого леса как можно быстрее.

Там я их и оставил, а поскольку теперь я был один, я не стал себя утруждать прокладыванием дороги. Вместо этого я нашёл избавление от головной боли, соскользнув в разум камня. За прошедшие со дня пробуждения моих способностей годы это стало легче. Раскрывшись окружающему миру, я стал чем-то большим, более крупной сущностью, включавшей в себя часть окружающего мира, сохраняя при этом большую часть моей человечности.

Это было подобно хождению по натянутому канату, но благодаря долгой практике поддержание равновесия стало привычкой. Общение всё ещё было возможным, и я сохранял способность рассуждать, но эмоции мои отдалились. Земля у меня под ногами была частью меня, как и воздух, которым я дышал. Хитрость была в том, чтобы не терять фокуса на хрупком человеческом теле, находившемся в середине всего этого. Тупая боль в голове никуда не делась, но теперь находилась слишком далеко, чтобы мне как-то вредить.

Ветки деревьев изгибались и уходили в сторону, позволяя мне пройти.

В разуме камня меня не могла коснуться никакая физическая опасность — лишь постоянная опасность, с которой сталкивается любой архимаг, риск потерять себя. Я продолжил идти к своей цели, позволяя миру скользить мимо меня. Ощущение было таким, будто я двигался, но никуда не шёл, хотя я и отдавал себе отчёт в том, что ноги мои совершали шаги. Правда состояла скорее в том, что мир впереди становился мной, в то время как оставленный позади становился землёй иных — тем, что более не являлось мной.

Как долго я шёл, осталось тайной, ибо время почти потеряло смысл. В тенях двигались существа — большие и маленькие. С теми, кто входил в мои владения, я безжалостно расправлялся. Вместо того, чтобы позволять им присоединиться ко мне, моё тело передвигалось, чтобы их уничтожить. Лозы и кусты душили существ меньшего размера, а когда приходили крупные, их рвали на части деревья.

Я оставался нетронутым, и мир двигался под моими стопами, становясь тем местом, которое я искал.

Передо мной вспыхнул свет — не свет глаз, а свет духа. Тут было пространство, отверстие под одним из великих деревьев, и внутри него находилось существо, пылавшее жизнью и силой. На миг я подумал о том, чтобы и его уничтожить, но потом я его узнал. Вокруг его головы плыли светлые волокна. «Волосы», — подсказал голос на задворках моего разума. «Это Элэйн».

К нему льнула смерть — тёмная тень, которую было не изгнать, несмотря на яркую жизненную силу существа. Оно заговорило со мной, и сперва я не смог его понять.

— Мордэкай! — повторило оно. Нет. Она повторила. Элэйн была женщиной.

«Человек, как и я».

— Элэйн? — спросил я.

Она странно на меня посмотрела:

— Да, Элэйн. Приходи в себя. Помоги мне.

Наконец мой разум схлопнулся подобно лопнувшему пузырю. Мои мысли вжались, и мир изменился. Я стоял в глубинах леса. Я нашёл Элэйн — она сидела съёжившись в похожей на пещеру дыре под деревом. С ней был мужчина. Ранее я его не заметил, скорее всего потому, что он уже был мёртв, и его тело начало разлагаться. Это был один из солдат, ушедших вместе с Элэйн и её отцом, Уолтэром.

— Заходи, — сказала она мне с настойчивостью в голосе. — Если будешь слишком долго стоять снаружи, то придёт ещё кто-то из них.

Я шагнул вперёд, и нас поглотила тьма — завеса невидимости, перекрывавшая как видимый свет, так и эйсар. Я всё ещё мог видеть Элэйн под завесой, но лишь своим магическим взором.

— Есть кто-нибудь ещё? — спросил я её. — Твой отец?

— Мёртв, — ответила она одеревеневшим от усталости голосом. Элэйн выглядела голодной и вытянутой, с тёмными кругами под глазами. Её кожа казалась упругой, натянутой на её кости. — Он увёл их прочь, чтобы мы с Брэнтом могли спрятаться.

Брэнт, как я понял, был трупом солдата в задней части её укрытия. Он вонял, но ещё не начал пухнуть. Это объяснялось маленькой дыркой в его животе, хотя я не мог знать, было ли это результатом ранения, или Элэйн сама её проделала. Да и времени спрашивать не было.

Его тело было частично скрыто рыхлой землёй и листьями. Судя по чёрной грязи у Элэйн под ногтями, она пыталась закопать его голыми руками. Это казалось бессмысленным — она могла сделать это своей магией гораздо быстрее.

Её руки обвили мою закрытую бронёй грудь, несмотря на тот факт, что обнимать человека в латах — дело не очень приятное.

— Где остальные? — спросила она. — Ты один?

— Я отправил их обратно. Пенни была ранена, и мы потеряли несколько солдат.

Она отпустила меня, и осела на колени:

— Значит, ты тоже в западне. У тебя есть еда?

— В западне? Нет. Я пришёл забрать тебя домой, — сказал я ей. В ответ на эти слова её лицо изменилось — отчаяние в её взгляде сменилось надеждой. Однако я всё ещё не до конца понимал, что происходит: — Почему ты не телепортировалась обратно?

Элэйн опустила взгляд:

— Я не смогла вспомнить ключи. Они были у меня записаны, но я потеряла пояс и мешок в неразберихе первого нападения.

Я вздохнул:

— Я же заставил тебя зазубрить их, когда ты была моей ученицей. Как ты могла забыть?

— С тех пор годы прошли. Со временем некоторые вещи забываются…

— Тогда тебе следует их освежить, — сказал я, почти сразу же пожалев о резком тоне моего голоса. Моя собственная провальная попытка защитить Пенни оставила во мне горечь, и теперь окрашивала мою реакцию. В отличие от нас с Мэттью, большинство людей не обладало идеальной памятью. Мне было легко судить, но лично мне никогда не приходилось освежать в памяти такие подробности. — Прости, — быстро сказал я. — Сейчас не время. Я устал, и сам расстроен.

Теперь, когда я больше не был в разуме камня, моя голова пульсировала болью, но я проигнорировал её, и расчистил с помощью магии ровную площадку посередине укрытия Элэйн.

Та встревожилась, и предостерегла меня:

— Осторожно. Их притягивает любое применение силы.

— Они не могут видеть наш эйсар под этой твоей завесой.

Она покачала головой:

— Без разницы. Даже сама завеса их привлекает. Они чуют используемый ею эйсар, даже если не могут точно видеть, где она находится. Слишком большое количество силы привлечёт целую толпу, и в конце концов они наткнутся на вход.

— И чем ты занималась всё это время?

— Держала разум закрытым, и как можно сильнее приглушала свой эйсар. Завесу я использовала только тогда, когда слышала чьё-то приближение. В первый день мы с папой скрывались под завесами, вместе с беднягой Брэнтом. Но они постоянно нас находили. В конце концов папа догадался, что они идут на рассеиваемый нашей завесой эйсар, но было уже слишком поздно. Когда волки нас нашли, он бежал, чтобы увести их прочь.

Уолтэра убили какие-то странные волки? Трудно было в это поверить.

Элэйн продолжила:

— По-моему, он как-то смог убить волков. Я видела, как он возвращался, но его поймали пауки. — Она приостановилась, ей трудно было произнести эти слова. — Я видела всё… до конца.

Я ей сочувствовал, но даже эта эмоция притупилась:

— Ты говоришь «они», но что именно ты имеешь ввиду? Медведей, или что-то ещё? — спросил я.

— Да всех, — ответила она. — Твари вроде медведей, пауки, волки… в этом лесу даже есть крупные хищные змеи. Все они тянутся к любому значительному количеству эйсара. — Затем она указала на меня: — Сейчас ты притягиваешь их к нам. Вот, почему я снова подняла завесу, но если ты не закроешь свой разум, и не спрячешь эйсар внутри себя, то в конце концов они нас найдут.

Наше внимание привлёк донёсшийся снаружи шум, шелест листвы под тяжёлыми стопами. Элэйн будто смялась, вжимаясь в дальнюю стену своего укрытия. Она жестами рук умоляла меня последовать её примеру.

— Надо сделать круг, — сказал я ей, отказываясь приглушать голос. — Начинай. А с этим я сам разберусь.

— Магия не действует… — начала она почти шёпотом. — Тебе надо использовать что-то ещё.

Я кивнул:

— Знаю. Камни, грязь — всё, что под руку попадётся. Начинай круг, а я закончу добавлением ключей, когда вернусь.

После шага через завесу пробивавшийся через кроны деревьев тусклый свет был достаточно ярким, чтобы едва не ослепить меня. К счастью, у магического взора такой проблемы не было, поскольку не более чем в десяти футах от меня стоял гигантский человек.

Ну, слово «человек» ему не совсем подходило, но он был человекоподобным. Покрытый серой каменистой кожей, ростом где-то футов пятнадцать, он был двурукий и двуногий, хотя конечности его были изогнутыми и бугристыми, по человеческим меркам. Сидевшая на его плечах голова была толстой и короткой, почти без шеи, и венчал её массивный чёрный рог в центре лба.

— Чёрт, ну и урод же ты, — пробормотал я. Глядя на рог, мне стало жаль мать, родившую это чудовище. Впрочем, чуть погодя я осознал, что рог скорее всего вырос позже.

Глава 18

Мы с великаном пялились друг на друга где-то секунду. Я думал о нём как о великане, поскольку понятия не имел, как ещё его называть. Он определённо был похож на чудовище из сказки какого-то сумасшедшего писателя. Поскольку я больше не находился в разуме камня, я не мог ожидать, что окружающий мир с ним разберётся, но у меня было полно других вариантов.

К тому же, я всё ещё пытался справиться с кучей подавленного гнева и ненависти к себе.

Великан крутанул туловищем, раскручивая в воздухе массивную дубину, которую тащил за собой своей большой, бугристой рукой, и нанёс по мне размашистый удар. Отлично.

Я не стал утруждать себя направлением силы на чудовище, поскольку у него скорее всего была та же защита, что и у всех остальных местных существ. Вместо этого я перехватил дубину, которая на самом деле была среднего размера деревом, которое, похоже, недавно выкорчевали с последующим обрыванием верхних веток.

Моя железная воля и кипящая сила схватили дубину, остановив её лишь в футе от моей всё ещё чувствительной головы. Затем я резко дёрнул дубину в воздухе, отправив её прежнего владельца в полёт к ближайшим кустам.

Великан заревел от ярости, и секунды спустя вернулся, покрытый прутиками и листьями. Я ответил на его вызов коренящимся концом дубины, вогнав её в голову великана подобно стенобитному тарану.

— Пришло время подправить тебе внешность, — пробормотал я.

После чего забил его до смерти.

Ничего славного или романтичного в этом не было. Это даже нельзя было назвать битвой. У великана не было никаких шансов. Первый удар его оглушил, а дальше была просто брутальная череда молотящих ударов, которыми я превращал его тело в дёргающуюся кучку плоти и сломанных костей.

Каким бы разъярённым я ни был, мне всё же поплохело от этой картины. Закончив, я поставил дубину рядом со входом в укрытие Элэйн — на случай, если она ещё раз пригодится. Заходя внутрь, я не смог скрыться от одной конкретной мысли: «Если бы я с самого начала так сделал, и не стал бы полагаться на Пенни и Грэма…».

Мои внутренности стянулись в комок.

Круг Элэйн был готов наполовину. Я закончил его, и добавил ключ места назначения, прежде чем произвести расчёты для присвоения ключа нашего нынешнего местоположения. После чего мы вернулись в Замок Камерон, забрав с нами тело Брэнта. Ему помочь уже было нельзя, но его можно было хотя бы прилично похоронить, в отличие от бедняги Уолтэра.

Мэттью, Мойра и Коналл успели вернуться раньше нас, перенеся Пенни с помощью похожего временного круга сразу же, как только покинули лес. Остальные все ещё были впусти с солдатами.

Мойра и Коналл обняли Элэйн, а Мэттью просто смотрел. Он старался по возможности избегать объятий, но когда его брат и сестра отпустили Элэйн, та протянула руки, всё равно обняла его. Мне было видно, что ему неудобно, но тут у Элэйн наконец прорвало плотину, и её плечи затряслись. Лицо Мэттью смягчилось, и он прижал её к себе покрепче, пока она плакала.

Мойра посмотрела на меня, произнеся одними губами имя Уолтэра. Склонив голову, я ответил отрицательным кивком.

Оставив Элэйн им не попечение, я обнаружил, что меня дожидается Питэр, мой камергер. Я сказал ему, где найти тело Брэнта, которое мы оставили снаружи.

— Пошли весть его семье, и пусть его приготовят к погребению с почестями.

Питэр начал было говорить:

— Милорд, у меня…

Проигнорировав его, я встревоженно спросил Коналла:

— Где Пенни?

— Её только что унесли наверх. Сейчас она уже должна быть в кровати, — ответил он. — Элиз пошла с ней.

Я направился было к лестнице, но меня окликнул Мэттью:

— Эй, старик!

Это заставило меня нахмуриться:

— Что?

— Больше так не делай. Я в ближайшем будущем совершенно не собираюсь становиться Графом.

— О, неужели? Как же, размечтался, — сказал я ему.

Он кивнул:

— Серьёзно. Очень неудобная работа, по-моему. Я могу потратить своё время с гораздо большей пользой. — После чего он широко улыбнулся.

Я давно не задумывался об этом вопросе. Меня уже однажды объявляли мёртвым, и Пенни удерживала титул вместо меня, но она не была Камерон по крови. Она могла удерживать титул лишь до достижения одним из наследников совершеннолетия. В случае моей смерти титул должен был перейти к Мэттью. Коналл и Айрин были следующими по очереди, поскольку Мойра была приёмной дочерью, а не родной.

— Так распорядись этим временем с умом, — сказал я. — Придёт день, когда настанет твой черёд — нравится тебе это или нет.

Питэр снова заговорил:

— Милорд. В замке было неспокойно. У меня плохие новости.

Я был не в настроении. Мне нужно было идти к жене:

— А им ты что, ещё не сказал? — спросил я, махнув в сторону Мэттью и остальных.

Камергер покачал головой:

— Они прибыли незадолго до вас, и, учитывая состояние Графини, у меня не было возможности.

— Что бы это ни было, оно подождёт… — начал я.

— Дело в Леди Роуз и вашей дочери, Айрин, — перебил Питэр. — В замок проникли злоумышленники.

— Что?! Как? Они в порядке? — Я резко развернулся к камергеру в почти паническом состоянии.

— Леди Роуз в шоке, а Айрин… я не уверен, что с ней. Сейчас она спит. Гэри понимает случившееся лучше, но я расскажу то, что знаю.

Я послушал его несколько минут, после чего пошёл домой.

* * *

— Как она? — спросил я Элиз.

Пожилая женщина перевела на меня свой усталый взгляд:

— Сначала ты, теперь она — точно говорю, вы меняя в могилу сведёте. Она дышит, и ты, похоже, хорошо поработал с её костями. Но я не могу сказать, есть ли у неё более тяжёлые внутренние повреждения. У меня нет твоего взора.

— Внутреннего кровотечения нет, — сказал я ей. — Всё на месте… кроме… — я замолчал, не в силах произнести слова. «Кроме её руки».

Элиз встала со своей табуретки у кровати, и обняла меня своими худыми руками:

— Ты хорошо справился, Морт. Если бы ты не удалил руку сразу же, она бы умерла. Не вини себя за это.

— Я это исправлю, — внезапно сказал я, набираясь решимости.

Она неправильно меня поняла:

— Уверена, Мэттью сможет сделать ей руку, которая будет лучше прежней.

Я отступил от неё:

— Нет, я хочу сказать, что я её восстановлю.

Элиз нахмурилась:

— А ты можешь? Я думала, что твоя уникальная форма лечения работает только на тебе.

Так и было, если пользующейся ею архимаг был вменяемым, однако я уже дважды так делал — один раз, когда Пенни едва не умерла после попадания копья из баллисты, нацеленного в меня, и второй раз, когда Элэйн была при смерти годы тому назад. И до сих пор я не собирался повторять этот опыт.

Использование метамагии для того, чтобы стать другим человеком, по сути сливало две души в одну. Риск был не такой, как во время превращения в землю или ветер, но опасность была не меньше. Было трудно снова разъединиться, и потом нельзя было с уверенность сказать, кто ты — лекарь или пациент. Я всё ещё время от времени гадал, не являюсь ли я на самом деле Элэйн, и не разгуливает ли она с моей душой вместо своей. Не было никакого способа узнать точно.

Но ради Пенни я готов был рискнуть. И если мне нужно было стать другим человеком, то не было никого иного, кем я предпочёл бы стать. «Хотя мне будет её жаль», — подумал я. «Быть мной — то ещё удовольствие».

Отвечая на вопрос, я кивнул:

— Могу. Однако я подожду, пока она не придёт в себя.

Элиз прищурилась:

— А это не опасно?

— Нисколько, — солгал я, и сменил тему: — Что, по-твоему, случилось с Айрин?

Она всплеснула руками:

— Да что я знаю о магии? Её тело целёхонько, но разбудить её я не смогла. Что бы она ни сделала, это погрузило её в коматозное состояние.

Очевидно, в Айрин наконец-то пробудилась её сила, и если её тело осталось невредимым, то я был весьма уверен — всё у неё будет хорошо. У всех это случалось по-разному, и обычно происходило через некоторое время после полового созревания, часто в стрессовые моменты. У меня сила раскрылась где-то в шестнадцать — мне нужно было спасти лошадь моего друга из реки.

По крайней мере, у Айрин, в отличие от меня, будет полно людей, которые смогу помочь ей учиться и приспособиться к новым способностям. Тут моё внимание привлёк плеск в соседней комнате. Я изо всех сил попытался его проигнорировать.

После того, как бессознательное тело Айрин уложили в кровать, Элиз привела свою невестку в мою комнату, чтобы помыться. В замке почти никого не было, старой целительнице нужно было присматривать за множеством пациентов, и никто не ожидал, что я вернусь так скоро.

Большая часть спален в моём скрытом горном доме была окружена уордами приватности, однако большая ванная, которую использовали мы с Пенни, была окружена вместе с нашей спальней. Это значило, что она была совершенно открыта для моего магического взора, пока я сидел у кровати Пенни.

Было бы естественно спросить: а что в этом такого? Я каждый день имел дело с людьми, и одежда препятствовала магическому взору не более, чем стены. Мы с детьми уже давно к этому привыкли. Лично я обычно просто не обращал внимания. Смотреть сквозь одежду для определения очертаний и формы тел других людей быстро надоедает, когда это происходит каждый день.

К тому же, магический взор — не совсем зрение. Он не передаёт цвет, только форму. Например, в я не мог читать книгу в тёмной комнате. Я мог определить её очертания, и смотреть на страницы, но надписи было трудно разобрать, если только они не были напитаны эйсаром. Теоретически, я мог читать, но лишь пристально сфокусировавшись на странице, дюйм за дюймом, определяя разницу между местами, где были чернила, и где их не было — но такой способ невероятно медленный.

Аналогично, рассматривание кожи людей под одеждой давало немногим больше. Обычно общая форма тела и так была ясна из того, как на ней сидела ткань.

Однако принимающая рядом ванну женщина была делом несколько иным, хотя разница была в основном психологической. К счастью, я был очень дисциплинированным — возраст и зрелость также помогали.

Я не мог совсем ничего не замечать, но в основном фокусировал своё внимание на других, более близких вещах.

Ещё один момент — хотя эйсар не показывает цвет, это не значит, что он не передаёт в мозгу другую информацию, помимо простых очертаний. Проблема в том, что человеческий мозг не был создан с учётом этого дополнительного метода восприятия, поэтому он заимствовал опыт пользования другими органами чувств, чтобы интерпретировать обозреваемое. Эйсар отдельных людей был уникален, и разум мага часто представлял эту разницу как вкус, запах или цвет.

Благодаря длительному общению я легко мог распознать эйсар моих друзей и родных. Люди вроде Роуз, которую я знал уже больше двадцати лет, не были исключением. Она не была магом, поэтому её эйсар был тусклее, и льнул близко к её тело. В моей голове её эйсар обладал приятным запахом, и был совершенно женственным.

В такие моменты, когда она вытягивалась и вставала, чтобы выйти из ванной, эйсар шёл волнами по её коже, подчёркивая форму…

— Чёрт побери, — сказал я вслух.

— Что такое? — спросила Элиз, странно на меня посмотрев.

Наклонившись, я поцеловал спящее лицо Пенни. Встав, я сделал несколько шагов, а затем ответил ей:

— Ничего — мне просто надо на некоторое время пойти проверить Айрин. — Я с облегчением захлопнул за собой дверь, и уорд закрылся вместе с ней.

Айрин была без перемен. До этого я заскочил в её комнату лишь ненадолго, чтобы проведать её, прежде чем пойти к Пенни. Пока что я никаких изменений в её состоянии и не ожидал. Она всё ещё тихо лежала, её дыхание и сердцебиение были равномерными. Что важнее, её эйсар выглядел неповреждённым, хотя всё ещё оставался неспокойным. Вероятно, после пробуждения её будет подташнивать.

В дверь постучались, после чего Мэттью вошёл в комнату, не дожидаясь моего отклика. Позади него в коридоре стоял Гэри.

— Пап, нам надо поговорить.

— Что ты узнал?

— Многое, вообще говоря. Гэри смог поведать мне некоторые важные вещи…

Он не закончил эту фразу, поскольку его перебил другой голос:

— Надеюсь, что вы, джентльмены, не собирались вести этот разговор без меня. — В коридоре стояла Леди Роуз — с полотенцем на голове и одетая в одну из ночнушек Пенни. Предмет одежды был для неё очень велик.

— Тебе, наверное, следует отдохнуть, — возразил я. — Ты через многое прошла, Роуз.

Она кивнула:

— Полностью с этим согласна. Мне не понравилось нападение на мою особу, и вымывать из волос такое количество крови было почти так же неприятно. Однако прежде чем я посплю, мне хотелось бы знать, в чём был смысл. Иначе я не смогу уснуть.

Гэри заговорил:

— Вообще-то было бы полезно получить пересказ случившегося до момента нашего появления.

Поскольку они все приводили разумные доводы, я согласился, и мы направились в гостиную.

Глава 19

Роуз пошла за остальными, я шёл следом. Однако прежде чем войти в гостиную, она развернулась ко мне лицом:

— Мне кое-что нужно, Морт. Только на минутку, если ты не против.

Мэттью вопросительно глянул на меня, но я махнул рукой:

— Я сейчас буду.

Леди Роуз улыбнулась ему, и секунду спустя мы остались в некоторой степени наедине. Роуз повернулась ко мне, и подняла голову:

— Мне плохо.

Я встревоженно спросил:

— Что не так?

Тут её самообладание дало трещину, и её лицо исказилось. Уткнувшись головой мне в грудь, она обхватила меня руками за талию, и крепко сжала. Я обеспокоенно обнял её в ответ. Роуз была знаменита своим самоконтролем. За двадцать с лишним лет нашего знакомства я лишь пару раз видел её в таком состоянии.

Она не плакала, но я чувствовал дрожь в её плечах, а её горло издавало сдавленные звуки. Она безмолвно кричала мне в грудь.

Вскоре она глубоко вдохнула, и отпустила меня, вернув лицу спокойное выражение и утерев глаза рукавом ночнушки.

— Как я выгляжу? — спросила она меня.

Я оглядел её с ног до головы, и объявил, подмигнув:

— Как обычно — лучше меня.

Она кивнула, и придала лицу храброе выражение:

— Спасибо, Мордэкай. — Затем она вошла в гостиную.

Я зашёл следом:

— Не нужно благодарности, Роуз. Для того и нужна семья.

После этого Роуз нашла Алиссу, и отправила её готовить нам чай. Затем мы все расселись поудобнее.

Прежде чем мы успели начать, вошёл Коналл:

— Что происходит?

Мэттью фрустрированно посмотрел на своего младшего брата, но затем вздохнул, и ответил:

— Вообще говоря, иди, найди остальных. С тем же успехом можно собраться всем, чтобы каждый мог поделиться тем, что известно.

Коналл ушёл, и несколько минут спустя вернулся с Грэмом, Мойрой, Элэйн и Линараллой. Стульев на всех не хватило, но это было обычной проблемой в нашем доме, и поэтому у нас было множество подушек. Элэйн села на последний стул, а Мойра, Линаралла, Грэм и Коналл устроились поудобнее на полу.

Мэттью обратился к собравшимся:

— Начну я, поскольку я думаю, что у нас с Гэри есть больше всего новостей. — Подавшись вперёд, он махнул рукой в сторону андроида: — Гэри может обнаруживать присутствие АНСИС. Он способен слышать их средство общения друг с другом.

Все зашевелились.

Мэттью продолжил:

— Он может воспринимать такие типы света, которые для нас невидимы. Один из типов, которые он сегодня заметил, используется для связи на дальних расстояниях, но обычно для его использования требуется длинный кусок металла под названием «антенна». Он также заметил другой тип связи, который быстрее, но эффективен лишь на коротком расстоянии — около сотни футов. Вот, почему он привёл Айрин к комнате Роуз.

Элэйн сказала:

— Так, говоришь, это был какой-то вид света?

Гэри ответил ей:

— Именно, и, предвосхищая твой вопрос — да, твоя завеса невидимости его блокирует. Когда ты отправилась в мой мир вместе с Мэттью, я именно поэтому просил тебя открывать дыры в твоей завесе, чтобы я мог установить связь.

Она кивнула:

— Просто хотела точно узнать.

Мэттью улыбнулся:

— Элэйн верно мыслит. Способности Прэйсианов вполне могут использоваться для блокирования или повреждения способности АНСИС к общению. Таланты Элэйн и её брата Джорджа, а также продуманное использование особых чар, могут позволить нам создать области, в которых АНСИС не может общаться.

Линаралла вставила слово:

— Если ты можешь использовать сигналы короткого расстояния, чтобы их найти, то можешь использовать и сигналы дальнего расстояния, чтобы узнать, где они прячутся?

Гэри ответил:

— Да, и нет. Это возможно, но я едва способен вообще улавливать эти сигналы, учитывая размеры моего физического тела. К тому же, при таких расстояниях точная триангуляция потребует измерения сигнала минимум в трёх разных точках одновременно. Эти точки должны быть удалены друг от друга на значительное расстояние. Нам придётся построить антенны в разных городах, и найти для меня какой-то способ соединиться со всеми этими антеннами одновременно, чтобы отслеживать сигнал.

— Если ты можешь их слышать, то о чём они говорят? Если они не знают, что их подслушивают, то могут выдать свои тайны, — сказал Коналл.

— Передача кодирована, — сказал Гэри.

Прежде чем он смог пуститься в объяснения, Мэттью перебил:

— Я тебе позже объясню, Коналл. Суть в том, что их послания используют шифр, который мы не можем разгадать.

— Я хотел бы знать, почему они напали на мою мать, — сказал Грэм.

Роуз вздохнула:

— Это достаточно очевидно, сынок.

Грэм покачал головой:

— Нет, не очевидно. Конечно, ты важна для меня, и важна для Лосайона, но мы имеем дело с машинами из какого-то чужого измерения. Их-то ты почему интересуешь?

— Стратегия и тактика всегда основаны на похожих принципах, вне зависимости от стоящего за ними разума, — объяснила Роуз. — В данном случае они хотели своего наблюдателя в замке, и для этого решили посадить в меня своё металлическое насекомое. Они не могли напасть на Айрин, потому что она слишком близка к Мордэкаю. Мойра уже показала им, что волшебники способны заметить их присутствие в людях-носителях. Им нужен был кто-то достаточно важный, чтобы узнать ценные сведения, но достаточно удалённый от семьи Графа, чтобы избежать разоблачения.

Я внимательно следил за Роуз, пока она говорила, и, как обычно, не мог не впечатлиться её объективным спокойствием, с которым она обсуждала возможность того, что вражеские машины могли использовать её тело в качестве носителя. Я также заметил, что она спрятала свои кисти в рукава, чтобы не показывать их дрожание.

Тут заговорила Мойра:

— Не понимаю, как это связано со случившемся в Ланкастере. Бессмыслица какая-то.

Я спокойно посмотрел на Линараллу, и произнёс:

— Никак не связано. Я думаю, что мы имеем дело с двумя совершенно отдельными событиями.

Линаралла поймала мой взгляд, не шелохнувшись. Если уж на то пошло, в её взгляде читался вопрос. Я искренне полагал, что она ничего не знала, но если у неё и были какие-то вызванные виной мысли, то я не хотел упустить никаких признаков их наличия.

Мойра нахмурилась:

— Почему ты на неё смотришь?

— Я полагаю, что за случившееся в Ланкастере ответственны Ши'Хар Иллэниэл, — отозвался я. Затем я позволил своему взгляду перейти на лицо Мойры: — Но я понятия не имею, почему, и зачем.

В ответ на это утверждение поднялся гам — все стали задавать вопросы одновременно. Вопросы, на которые у нас не было ответов. В конце концов Мэттью снова взял контроль над разговором:

— Он прав. То, что я почувствовал в Ланкастере, определённо было транслокационной магией, а шестиугольная форма участка перемещённого участка земли является верным признаком того, что перемещение произошло с помощью заклинательного плетения. Проблема в том, что мы не знаем никаких ныне живущих Ши'Хар, обладающих численностью или могуществом для осуществления чего-то настолько большого.

— А могла ли остаться какая-то скрытая группа, о которой вы не знаете? — спросила Роуз.

— Сомнительно, — ответил я. — И это обязательно должны быть именно Ши'Хар Иллэниэл. Только у них есть необходимый дар.

Линаралла задала вопрос, о котором все думали:

— Думаешь, это были мои родители?

— А Тирион способен к заклинательному плетению? — спросил я. — Давно он принял человеческую форму?

— Лишь несколько недель назад, — ответила она. — Он всё ещё был старейшиной, когда я вернулась в Рощу. Будучи старейшиной, он мог создавать заклинательные плетения, но как человек… я не видела, чтобы он этим занимался.

— Значит, это мог быть и он, — сказал Коналл. — У него было время на то, чтобы добраться до Ланкастера.

— А как твоя мать отреагировала на то, что он покинул рощу? — одновременно спросил я.

Линаралла осторожно ответила:

— Пока я была там, он никуда не уходил, и хотя он принял человеческую форму, его тело старейшины остаётся на месте. Оно всё ещё даёт пыльцу для цветов моей матери, но пока он отделён от него, разума в нём нет. Не думаю, что он смог бы это сделать.

Как бы я ни хотел обвинить её убийственного отца-психопата, я был склонен с ней согласиться. И что в итоге оставалось?

— Мы ходим кругами, — наконец сказал я. — Нам нужно узнать больше.

Роуз согласно кивнула, и после короткого обсуждения все согласились, поэтому мы перешли к другим вопросам.

Я встал:

— Пока что мы можем сделать следующее. Мэттью, вам с Гэри надо составить план для тех антенн, которые он упомянул. Кольца-ворота скорее всего решат проблему расстояния, но я хочу, чтобы вы определили, где именно строить антенны, и мне потребуется подробный перечень необходимых материалов и людей. Элэйн, я хочу, чтобы ты тоже работала с Гэри. Посмотри, сможешь ли ты создать завесу, блокирующую лишь сигналы АНСИС. Если можешь, то, быть может, мы сумеем обнести замок уордами так, чтобы для них здесь была мёртвая зона.

Коналл, мне нужно, чтобы ты отправился в Арундэл. Скажи Джорджу, что ему надо быть здесь. Нам теперь опасно быть в разных местах. Я хочу, чтобы здесь было как можно больше магов, чтобы мы могли присматривать за друг другом и охранять друг друга. Последнее, что нам нужно — это чтобы почти случившееся с Роуз случилось с одним из нас.

Мойра…

— Знаю, — с ухмылкой сказала она. — Заклинательные звери. Ты хочешь их как можно больше, и ты хочешь, чтобы они стояли вместе со стражами и в Уошбруке — чтобы точно не дать АНСИС здесь закрепиться.

Непросто было иметь дочь, способную почти всегда читать мои мысли, вопреки всем выставляемым мною ментальным барьерам. Я поморщился, но не стал ей выговаривать. Затем добавил:

— Я хотел бы, чтобы один или два зверя также были в Албамарле. Королева большую часть времени будет жить у нас, но днём она будет в столице, и я не хочу оставлять Ариадну без охраны.

Грэм, ты лично был носителем для насекомого АНСИС. Многое из случившегося мы скрыли, чтобы избежать паники, но тебе нужно поговорить с Капитаном Дрэйпером. Расскажи ему всё, что знаешь. Я хочу, чтобы вы подготовили наших стражников к этой угрозе. Они должны знать, чего ожидать.

Роуз, вы с Кариссой переезжаете. Будете жить с нами. Ваши покои сейчас непригодны для обитания, и мне не нравится мысль о том, что вы останетесь где-то без надлежащей защиты.

Коналл поднял руку:

— Папа, я не думаю, что у нас хватит места.

— Так найдите. Линаралла может построить пару дополнительных временных комнат из одних лишь заклинательных плетений. А ты между тем сможешь помочь рабочим возвести перманентную пристройку к дому.

— А как насчёт дома в Албамарле, — подал мысль Мэттью. — Тамошний наш дом охраняется лучше, чем этот, если не считать того факта, что всем известно его местоположение — что в эти дни потеряло былое значение. Почему бы нам не построить ворота между тем домом и этим? Мы могли бы использовать оба дома как один.

Вообще-то, это была отличная идея:

— Мне нравится, — сказал я, ярко улыбаясь ему. Это определённо было проще, чем то, о чём я думал. В последнее время я начал обдумывать идею использования его внутреизмеренческих способностей для создания дома в карманном измерении. В случае успеха это дало бы нам место, которое было бы полностью безопасно, и напасть на которое было бы…

У меня по спине пробежала дрожь, когда мои мысли сошлись. «Ну конечно же!». Куски мозаики начали складываться у меня в голове. Ещё оставались пробелы и непонятные моменты, но теперь я знал, где искать. Что важнее, я знал, кто был в ответе за случившееся с Ланкастером — и, столь же важно, я знал, кто тут был ни при чём.

— Мордэкай? — спросила Роуз, изучая меня взглядом. — Ты хочешь что-то добавить?

Чёрт, она была почти такой же читательницей мыслей, как и Мойра.

— Нет, — солгал я. «Пока что — нет». Позже мне надо будет поговорить с Мэттью, Линараллой и Гэри. Возможно, втроём они смогут в некоторой степени пролить свет на мои подозрения. Снова повернувшись к собравшимся, я закончил: — За работу.

Когда все повставали, Элэйн пошла было следом за Мэттью и Гэри, но Роуз окликнула её:

— Элэйн, не сегодня — тебе нужно отдохнуть и поесть. Твоя работа может и подождать.

Молодая женщина посмотрела на меня, а я пожал плечами:

— Она права.

Мойра взяла Элэйн за руку:

— Можешь спать в моей комнате.

— Не думаю, что смогу заснуть, — возразила Элэйн.

— Сможешь, — твёрдо сказала Мойра, — и я позабочусь о том, чтобы тебе ничего не снилось. — Затем она взяла за руку ещё и Роуз: — И вам тоже, Леди Роуз. Вам нужно поспать даже больше, чем Элэйн.

Роуз была абсолютно несогласна:

— Нелепица какая. У меня слишком много…

— Роуз, — сказал я, перебивая её. Затем, когда её внимание сосредоточилось на мне, я наклонился, и поцеловал её макушку, одновременно касаясь её кулона и отсекая её от предоставляемой им защиты. — Шибал, — прошептал я, послав её в магический сон. После чего подхватил её обмякшее тело.

Мойра осклабилась, глядя на меня:

— Грязный приём. Надо было предоставить это мне. Я смогла бы обойти защиту кулона без дополнительных выкрутасов. — Затем она многозначительно посмотрела на Элэйн.

Элэйн подняла руки:

— Я сама пойду, не надо меня заставлять.

Мы с Мойрой пролевитировали Роуз и отвели Элэйн в комнату Мойры, где и уложили их отдыхать.

Глава 20

Следующие несколько дней прошли мирно, полные работы и деятельности. Айрин и Пенни очнулись после первого дня. Моя дочь была сбита с толку, но в остальном невредима. Её действительно порядочно тошнило, но мы все заверили её, что это пройдёт за неделю. Просто её мозгу требовалось время, чтобы привыкнуть к новому восприятию мира через магический взор.

С Пенни было сложнее. Сперва она почти не разговаривала, что определённо было для неё делом необычным. На любые мои попытки обсудить случившееся с ней она отвечала отказом, и я чувствовал скрывавшийся в ней гнев.

Естественно, я посчитал, что злится она на меня, но Элиз отвела меня в сторону, и посоветовала иное:

— Потеря конечности — это как потеря любимого человека, — сказала она. — Выживший человек оплакивает потерю, и поначалу это часто выражается в гневе и отрицании. Она злится не на тебя. Она злится на мироздание.

Я всё равно чувствовал себя ответственным, из-за чего мне было трудно подходить к этой ситуации объективно, поэтому я поступал примерно так же, как и моя жена. Не говорил о случившемся. Пенни держала свои мысли при себе, чтобы случайно не причинить мне боль своим внутренним гневом, а я держал язык за зубами, чтобы не нагружать её моим эгоистичным чувством вины.

Короче, находиться в нашем обществе было не очень весело.

Не считая этого, дома была кутерьма, лихорадочная активность, и одновременно уют. Теперь, когда с нами жили Роуз, Элиз, Карисса и Грэм, в доме всегда были люди. Ощущение было почти как от праздника. Айрин, в частности, была очень этому рада, как только её постоянное головокружение начало сходить на нет. Вероятно, она была самым общительным членом нашей семьи, а Карисса была её лучшей подругой.

Роуз даже заразилась семейным духом, и попыталась готовить. Когда до меня дошли вести об этом, я попытался её отговорить, но Мойра и Коналл уже успели сказать ей, что это была отличная идея.

У Леди Роуз Торнбер было много талантов: дипломат, политик, стратег, гроссмейстер, источник мудрых советов… но из опыта наших более юных дней я знал, что повар из неё был никакой. Её с рождения воспитывали как дворянку, и никто не ожидал от неё выполнения столь заурядной работы. Она могла шить, плести кружева, и имела бесчисленное множество других навыков, но стряпня в их число не входила. Время от времени заваривать чай, когда её горничная брала выходной, было в общем-то пределом её способностей.

Мы с Пенни росли простолюдинами, и, соответственно, ещё в детстве научились готовить разные блюда. Пенни это очень нравилось, и она часто планировала свои официальные обязанности так, чтобы иногда находить время приготовить семье завтрак или ужин. Я поступал так же, хотя и менее часто — поэтому все наши дети научились основам готовки, и постигли прелести мытья посуды.

Видя, как они по очереди этим занимаются, Роуз вдохновилась тоже попробовать готовить, и я знал, что закончится это плохо.

Чего я не учёл в своих расчётах, так это способность Мойры читать людей. Она не только подбадривала Роуз, она ещё и предложила помочь, и благодаря её советам и помощи результат оказался не слишком плохим.

Я подозрительно понюхал свою тарелку с кашей, когда её поставили передо мной. Все остальные сразу же начали есть, и я не услышал никаких внезапных агонизирующих воплей или рвоты.

— Что в ней? — небрежно спросил я.

— Ягнятина, ячмень, морковь и лук, — мгновенно ответила сидевшая на противоположной стороне стола Роуз.

Покосившись на Мойру, я увидел, как она мне подмигнула.

— «Насколько плохо?» — безмолвно спросил я у неё одной лишь мыслью.

— «Нормально, Пап, правда», — пришёл её ответ.

Затем я заметил, как Коналл поморщился.

— «Так и знал! Мы все умрём, так ведь?»

Мойра подавила смешок, затем вытерла лицо:

— «Просто мясо немного пережарено, вот и всё. Попробуй».

— Что-то не так с твоей порцией, Мордэкай? — мило спросила Роуз.

— О, нет, — быстро сказал я. — Просто задумался. — Я быстро запихнул в рот ложку каши. Согласно моему первому впечатлению, не хватало соли, и кто-то положил слишком много чабреца. Мясо было жёстким, и слегка подгоревшим, придавая подливе нотку горечи.

Но каша была съедобной. Вообще говоря, по сравнению с её последней попыткой приготовить еду десять лет тому назад, это было практически чудо. Осмелев, я откусил от приготовленного ею хлеба, и пожалел об этом. Хлеб был сухой и твёрдый как галета. Я окунул кончик в подливу, надеясь его размягчить, но он, похоже, был водонепроницаемым.

После этого я сосредоточился на каше. Мэттью закончил первую порцию, и попросил добавки.

Роуз радостно навалила ему вторую тарелку:

— Ты быстро всё съел, Мэттью. Понравилось?

— Не очень, — прозаичным тоном ответил он с брутальной искренностью. — Я просто сегодня очень проголодался. Завтрак пропустил.

Роуз дёрнулась, но не потеряла самообладания. Однако Мойра быстро отреагировала:

— Мэтт! Да что с тобой не так?

— Чего? — озадаченно спросил он. — Она же сама спросила. Я просто честно ответил. С кашей всё в порядке. Она не плохая, но и не хорошая. Съедобная, в общем.

Все за столом стали одновременно громко говорить и спорить, делая Роуз комплименты, или упрекая Мэттью за его ремарку. Между тем Роуз сама съела первую ложку. После чего сказала:

— Ну, он прав. Каша не очень хорошая, но съедобная. — Затем она рассмеялась, и похлопала его по плечу: — Спасибо за искренность, Мэттью.

После этого разговоры стихли, и каждый доел хотя бы одну тарелку. А вот хлеб было уже не спасти.

— Я ценю то, что все позволили мне попробовать готовить, — сказала Роуз, — но мне, наверное, отныне следует предоставить эту работу другим.

Моим первым порывом было с ней согласиться, но после недолгих раздумий я сказал:

— А вообще, если тебе понравилось, то можешь готовить в любое время. У всех первый блин комом.

Айрин вставила:

— Например, яичница у Коналла! Раньше она была ужасной, а теперь — всего лишь просто немного невкусная.

— Эй! — возмущённо сказал Коналл. — Она у меня теперь вполне неплохая!

Грэм подал голос:

— Надеюсь, потому что я помню, как ты отнёс результат своей первой попытки вниз, и попытался отдать Повару, чтобы добавить скоту к корму. Даже свиньи есть отказались.

Все засмеялись, а когда смех стих, Роуз встала с лёгкойулыбкой на лице:

— Я отнесу Пенни тарелку.

— Позволь мне, — возразил я.

Роуз подняла ладонь:

— Нет, я сама. Если ей не понравится, я возьму ответственность на себя.

* * *

Второй портал в Албамарл я закончил менее чем за два дня. Оба портала выглядели обычными дверьми, находившимися у задней стены комнатушки в конце центрального коридора нашего горного коттеджа. Для пущей безопасности я добавил в саму комнату настроечные чары, которые отключали оба портала в случае, если не могли найти в комнате эйсар одного из указанных мною людей. То же самое я сделал на противоположном конце.

Портал, открывавшийся в мой столичный дом, находился в комнате с кругами. Я лишь употребил для него одну из ниш для кругов, построив в ней портальный вход. Тот, что открывался во дворец, был в гардеробной в спальне Ариадны.

Поскольку порталы несли с собой неотъемлемый риск, я максимально сократил число настроенных людей. В этот список входили я, моя семья, Ариадна, и семья Торнберов. Однако в моём первоначальном замысле был изъян. Злоумышленник был потенциально способен использовать одного из настроенных на портал людей, чтобы держать двери открыты, позволяя заходить посторонним.

Мэттью предложил добавить вторые чары, чтобы решить эту проблему. Подумав немного, я согласился с ним. Дополнительная защита отключала порталы, если рядом с ними обнаруживался эйсар кого-то, кто не был в списке. Поскольку из-за этого нам становилось невозможно пропускать через порталы посторонних, я добавил пароль, который отключал эффект вторых чар.

Это значило, что врагу придётся схватить одного из настроенных на портал людей, а также знать пароль, или хотя бы знать о его существовании. Если кто-то узнает его, например с помощью подслушивания, то для пользования им всё равно потребуется один из настроенных людей. Я также позаботился о том, чтобы пароль было легко менять — на случай, если я узнаю, что его узнал кто-то посторонний.

Конечно, даже так оставалась некоторая опасность. Если враг узнал бы о пароле, и уже схватил бы кого-то из нас, то вполне мог пытать этого человека, заставив раскрыть пароль, а потом использовать тело этого человека, чтобы пройти через портал.

Чтобы свести риск к минимуму, я позаботился о том, чтобы о самом существовании пароля знало как можно меньше людей: я, Пенни, Роуз, Мэттью и Мойра. Остальным я сказал, что порталом могут пользоваться только один самим, не объяснив им про дополнительные средства защиты.

Я параноик? Ещё какой. Паранойя была моей спутницей уже не первый год, и вопреки моим усилиям враги таки сумели навредить мне и моей семье. Всего лишь несколько месяцев тому назад мою дочь Айрин похитили из моего якобы тайного дома в горах.

Пока я занимался этим проектом, Элэйн, при поддержке Гэри, научилась создавать уорд приватности, блокировавший широкий диапазон сигналов, которые мог использовать АНСИС. Поскольку это было что-то типа барьера, а не завесы невидимости, она могла научить этому остальных — и сделала это, исключив лишь Айрин. Та только начинала учиться ставить щиты, поэтому ей ещё было далеко до чего-то настолько сложного, как создание уордов или чар.

Как только мы поняли этот метод, я поставил перед Элэйн задачу по добавлению её особого уорда приватности к чарам, защищавшим мой дом, а когда с этом было закончено, она принялась за сам Замок Камерон. Гэри предложил также создать внутренние барьеры, чтобы любые сумевшие проникнуть внутрь единицы АНСИС не смогли координировать свои действия.

Задача была масштабной, поскольку означала создание отдельных чар для каждой комнаты в замке, но результат по сути ограничивал АНСИС общением в пределах одной комнаты.

Было ли это чересчур, особенно учитывая то, что в замке не было никаких известных врагов? Ещё как. Как уже говорилось, я — параноик, и на то есть хорошая причина.

Я бы поставил Коналла ей помогать, но Мэттью уже захапал своего младшего брата помогать с антеннами, которые они с Гэри мастерили.

Поскольку я закончил с порталом, я решил проведать их, и посмотреть, как идут дела. В мастерской Мэттью во дворе замка я нашёл Коналла, но его старшего брата и Гэри там не было.

Когда я вошёл в помещение, которое некогда было кузницей моего отца, я увидел, что Коналл работал не покладая рук. Рядом с ним лежала скромная кучка медных самородков, и ещё большее их количество было загружено в тигель, как раз вынимаемый из нового горна, который Мэттью построил в прошлом году.

Мой отец, Ройс, почти ничего не плавил, однако проекты Мэттью часто требовали значительных объёмов свежего металла, и, время от времени, какого-нибудь сплава.

Вытащив тигель, Коналл сразу же начал вытягивать из него жидкий металл, используя свой эйсар. Покидая тигель, медь стала быстро остывать, а Коналл вытягивал её в форме проволоки толщиной почти в четверть дюйма. Когда медь затвердевала, он свивал её в кольца катушки, лежавшей на полу в нескольких футах от него.

Справедливости ради, мы могли купить медную проволоку в литейных цехах Албамарла, но она дорого стоила и поставлялась в малых объёмах. Спрос на неё был небольшой, и если бы мы сделали заказ, то его выполняли бы не один месяц. Сама по себе медь была очень ценной, поэтому покупка сырого материала тоже влетела бы в копеечку, даже с учётом того, что проволоку мы делали бы сами.

К счастью, для меня ценные металлы не были проблемой. Много лет тому назад, когда мои дети ещё были молоды, я едва не обанкротился, когда согласился выплатить обширную виру выжившим обитателям владений Герцога Трэмонта.

Незадолго до этого я был заперт в теле немёртвого чудовища, и моими действиями управляло моё второе «я», медленно сходившее с ума. Моё второе «я», подобающим образом названное Брэксусом, что по-лайсиански значило «расплата», послало орду шиггрэс во владения Трэмонта, с ужасающим исходом. Тысячи людей были убиты, и земли эти до сих пор оставались необитаемыми. Считалось, что там повсюду призраки.

Как бы то ни было, вира, или расплата за несправедливо убитых, была очень крупной. Леди Роуз представляла меня в суде, и нашла лазейку, которая позволила бы мне избежать наказания, но я отказался пойти этой дорогой. После того, как меня осудили, а потом высекли, на выплату штрафа ушло почти всё богатство, которое я унаследовал как с владениями Камерона, так и от рода Иллэниэл. До того дня я был одним из трёх самых богатых людей в Лосайоне.

В эти же дни я был лишь в первой десятке, но по большей части по собственному желанию. Будучи архимагом, я использовал свои способности манипулирования землёй, и та предоставляла мне всё, чего я желал. Если бы я захотел, то мог бы поднять к поверхности столько золота, что обрушил бы рынок.

Вместо этого я производил разнообразные металлы, и выпускал их на рынок в разном количестве. Поначалу я был немного зловредным, выпустив их в таком количестве, которое разорило нескольких моих наиболее мерзких политических противников, чьё благосостояние опиралось на шахты — но далее я действовал умеренно.

Теперь я производил металлы лишь в небольших количествах, и редко — за исключением случаев вроде этого, когда мне требовалось что-то конкретное.

Мэттью и Гэри сказали мне, что им потребуется существенное количество меди, поэтому я дал им её — но судя по тому, сколько её осталось, скоро им могла потребоваться вторая партия.

— Как всё идёт? — спросил я у Коналла, когда он закончил одну из партий проволоки.

Утерев лоб, он одарил меня взглядом, который буквально говорил «пожалей меня».

— Ужасно, — пожаловался он. — Я здесь просто занимаюсь рабским трудом.

Я осклабился:

— Чтобы сделать то, что ты совершил, нормальным образом, потребовались бы дюжины людей и много часов.

— По крайней мере, им бы за это заплатили, — сказал он, вздохнув.

Вопреки расхожему мнению, волшебство — это работа. Оно, может, и проще, эффективнее, и способно на чудеса, но использовать магию целый день — дело утомительное. «Вот поэтому-то и хорошо, что у меня есть четверо способных детей».

— Тебе платят, — сказал я ему. — Твоя работа помогает защитить не только тебя, но и твою семью, и, если наши надежды оправдаются, весь Лосайон. Разве это — недостаточное вознаграждение?

— Хе, — пробормотал он. — В моей семье есть парочка человек, в необходимости защиты которых я начинаю сомневаться. Конкретнее, у меня есть один брат, которого я, возможно, согласился бы сейчас продать врагам, если бы они предложили мне приличные деньги.

Кивнув, я вздохнул, и уставился в пространство:

— Я знаю, о чём ты. Было дело, Николас Гододдинский предложил мне огромную сумму за возможность отдать одного из моих детей на усыновление. Ты тогда был совсем маленьким. Я часто гадал о том, не следовало ли мне тогда взять деньги.

Из всех моих детей Коналл был самым легковерным, и хотя он научился не доверять тому, что ему говорил старший брат, большинство моих изречений он всё ещё принимал за чистую монету.

— Правда? — потрясённо спросил он.

Я махнул рукой:

— Многие дворянские дома готовы пойти на убийство, лишь бы заполучить в семье волшебника. Ты был бы для них очень ценным.

— Я был бы принцем! — воскликнул Коналл.

— Так мне что, послать ему весть о том, что тебя интересует усыновление?

Тут он уловил скрытый смех в моём голосе, и сощурился:

— Чёрт, Пап! Когда Мэтт так делает — уже плохо, так теперь ещё и ты.

Я обнял его, смеясь, и игнорируя грязь на его одежде:

— Прости, я не смог удержаться. — Вообще говоря, я вполне мог бы продать своих детей. Многие богатые семьи готовы были бы заплатить за возможность обладания таким могуществом, но никто из них никогда не осмеливался оскорбить меня подобным предложением.

Да я бы и не согласился… наверное.

— И вообще, куда делись Мэттью и Гэри? — спросил я его.

— Малверн, — отозвался Коналл. — Они начали работать над тамошней антенной.

— Значит, старик Малверн согласился, — прокомментировал я. Про это я услышал впервые.

Мой самый младший сын кивнул:

— Тебе придётся отправиться через Мировую Дорогу, если хочешь их проведать, поскольку у нас там нет круга.

— Где конкретно они будут?

— Лорд Малверн позволил им установить антенну на вершине его крепости.

— Тогда я, наверное, пойду их проведаю. Давненько я не был в Малверне. — Я направился в зал для перемещения, и телепортировался через круг к Мировой Дороге. Дальше нужно было лишь прогуляться к порталу до Малверна.

Глава 21

Малверн был солнечным прибрежным городом. По размеру он уступал Албамарлу, конечно же, но был значительно больше Уошбруку. В городе и пригороде жило минимум десять или пятнадцать тысяч человек.

Сам город не был обнесён стеной, и находился далеко от границы с Гододдином, так что война никогда не была проблемой для его обитателей. Это был умеренно процветающий порт, но правивший там Граф держал сильный флот для защиты.

Крепость Графа Малверна стояла на холме, возвышавшемся над городом. Западного её края была крутая скала, поднимавшаяся прямо из моря, а с юга шла извилистая дорога к самому городу.

Замок был не особо впечатляющим. У него не было ни внешних стен, ни башен — только высокий квадратный донжон, поднимавшийся где-то на восемьдесят футов, с зубцами наверху. Широкие ступени поднимались к тяжёлым дубовым дверям, ширины которых хватило бы, чтобы пропустить двух человек бок о бок.

Из портала, выход которого был рядом с города, до донжона я добрался по воздуху. С моей высоты я видел активность на крыше, а мой магический взор подтвердил это сразу же, как только я приблизился. Гэри и Мэттью были именно там, и они что-то конструировали.

К сожалению, я не хотел оскорбить правителя замка, поэтому мне нужно было сперва навестить его, прежде чем заняться делами. Граф, Стефан Малверн, был приличным малым где-то моего возраста. Я уже встречался с ним несколько раз. Он потерял свою первую жену в первый год нашествия шиггрэс на Лосайон. Вообще говоря, Пенни рассказала мне, что пока я был «мёртв», Стефан был одним из претендентов на её руку, которых ей пыталась сосватать Роуз.

Но я не держал за это на него обиду. Он с тех пор успел снова жениться, и при наших встречах всегда был со мной вежлив. Сейчас я был рад, что между нами не было вражды, поскольку его донжон, судя по всему, был идеальным местом для антенны, которую хотел построить Гэри.

Слуга впустил меня к Графу, после чего меня провели по ряду лестниц. Оказалось, что хозяин донжона уже находился на крыше, наблюдая за работой Мэттью и Гэри. Он поприветствовал меня, когда я вышел под шедший с моря крепкий, солёный бриз:

— Лорд Камерон! Приятно снова вас видеть, — сказал он, протягивая мне руку.

Я пожал ей, отвечая:

— Малверн, хорошо выглядите.

— Зови меня Стефан, — настоял он.

Я согласился, и ответил взаимностью, после чего он начал забрасывать меня вопросами:

— Ты можешь объяснить мне эту штуковину, Мордэкай? Это что, какое-то волшебство?

Гэри и мой сын устанавливали длинный деревянный шест, а рядом с ними лежало несколько немаленьких катушек коналловской медной проволоки.

— Магии тут никакой нет, Стефан, насколько я могу судить. Насколько я понимаю, медная проволока позволит нам ловить сигналы, с помощью которых наши странные враги общаются. Тебя ведь уведомили о том, что случилось в Данбаре?

Граф Малверн кивнул:

— Да, какой-то механический противник, как я слышал. Но я не уверен, при чём тут вот это вот всё.

— Они используют особый тип невидимого света, чтобы общаться, — начал я.

Он почти сразу же перебил меня:

— Если он невидимый, то это — не свет.

Я вздохнул:

— Как его не называй, это штука того же типа, что и свет — просто её нельзя увидеть. Металл будет резонировать, и создавать электрический ток, когда в него попадёт сигнал…

Стефан нахмурился:

— Какой ещё ток?

— Электрический, — повторил я. — Ты же знаком с молнией. Это — то же самое, за исключением…

— А насколько опасной будет эта штука?

Остаток нашего разговора был фрустрирующим, и почти полностью непонятным для Графа Малверна, но он по крайней мере принял мои заверения в том, что мы не подвергали его замок опасности. Через некоторое время он бросил попытки понять ситуацию, и ушёл, позволив мне поговорить с Гэри и Мэттью.

Гэри улыбнулся мне — его андроидное лицо почти идеально имитировало человеческое выражение:

— Я слышал ваш разговор. Впечатляет, как быстро ты усвоил принципы электромагнетизма.

Всё ещё раздражённый после разговора с Графом Малверном, я проигнорировал комплимент:

— Что мне действительно любопытно, так это то, как ты планируешь обнаружить с помощью этой штуки врага. Я понимаю, как ты уловишь сигнал, но судя по тому, что ты рассказывал, ты не сможешь определить направление. Если это так, то ты не сможешь триангулировать.

— Верно, — сказал Гэри. — Однако у нас будет несколько принимающих антенн, и сила сигнала будет разной в каждой точке. Используя эту информацию…

Я перебил его:

— Даже если бы у тебя была точная сила сигнала, это лишь дало бы тебе примерное расстояние — но у тебя её нет, потому что ты не знаешь, какова была сила сигнала в исходной точке.

— Весьма верно, — ответил он. — Но я могу сравнить сигнал, полученный в каждой точке, и получить разницу, и это, в совокупности с известным расстоянием между этими точками, даст примерное расстояние.

«Хитро», — подумал я. «Имея три примерных расстояния, он сможет создать окружности, и трилатерировать источник.

— Но это сработает только в том случае, если источник сигнала находится между антеннами, и тебе понадобится три сигнала, чтобы примерно определить расположение источника, предполагая, что он находится внутри треугольника.

— Вот, почему я хотел бы создать ещё антенны в других местах, например в Сурэнсии, — сказал Гэри. — Но у меня также есть метод определения расположения даже в том случае, когда источник сигнала находится не между антеннами.

Я немного подумал об этом, переваривая сказанное, прежде чем наконец спросить:

— А что насчёт скорости?

— Прошу прощения? — сказал Гэри.

— Чтобы оценить расстояния, исходя из времени, тебе нужна скорость распространения сигнала, — пояснил я. — Верно? — Это уже выходило за пределы моего понимания, но я твёрдо вознамерился всё уяснить.

Мэттью подал голос:

— Это — самое лёгкое. Сигнал состоит из света, поэтому распространяется со скоростью света.

— Чего? — Насколько я знал, у света не было скорости — он распространялся мгновенно. С другой стороны, не так уж давно я думал то же самое о звуке.

Мэттью осклабился:

— Я почитал кое-что в мире Керэн, а Гэри с тех пор объяснил мне ещё больше. Мы можем поговорить об этом позже, но пока что поверь, у него есть конечная скорость. Проблема, для простых смертных, состоит в том, что из-за огромной величины скорости кажется, будто он распространяется мгновенно, даже на больших расстояниях. К счастью для нас, Гэри может измерять время в очень маленьких промежутках.

Дальше всё стало ещё интереснее, и я было поражён точностью и масштабностью знаний, которыми обладали люди из мира Керэн. Однако через некоторое время стало очевидно, что я замедлял им работу, поэтому я закончил с вопросами, и попрощался.

Гэри меня остановил:

— Минутка, Мордэкай. Мне подумалось, что ты мог бы помочь мне с маленьким экспериментом.

— Конечно.

Чуть погодя андроид протянул мне прямой металлический стержень:

— Сегодня ясная погода, и видимость почти идеальная. Поскольку мы находимся у океана, это место идеально для этого эксперимента.

— Чего именно ты от меня хочешь? — спросил я.

— Возьми стержень, который я сделал длиной ровно в два метра, и отлети прочь над водой. Мэттью останется со мной на берегу, и будет общаться с тобой телепатически. Когда ты почти исчезнешь за горизонтом, я скажу ему попросить тебя остановиться, и опустить кончик стержня так, чтобы гребни волн едва касались его. Дальше я попрошу тебя продолжать двигаться прочь, пока верхний кончик стержня не исчезнет из виду. — Затем он передал мне маленький прямоугольник, через который я говорил с ним в первую нашу встречу.

Прямоугольник был устройством из мира Керэн, она называла его «ПМ». Он был продуктом технологии, как и тело Гэри. В прошлом он говорил с нами с помощью этой шутки.

— А это зачем? — спросил я. — И что такое «метр»?

— Метр — это единица измерения в моём мире, с которой мне работать гораздо легче. Это поможет мне определить точное расстояние между нами. Я не могу общаться с тобой через него на таком расстоянии, но я могу измерять сигнал, который он испускает, чтобы определить расстояние. В идеале в этом не будет необходимости, но у меня сложилось подозрение, что дополнительная информация мне понадобится, — ответила машина.

— А что именно ты пытаешься выяснить?

— Точную кривизну вашего мира, — сказал Гэри.

Я засмеялся:

— Эти сведения есть в моей библиотеке. Моряки и навигаторы уже всё это проделали. Вечером я могу показать тебе графики.

Андроид настаивал:

— Тем не менее, я бы хотел провести этот эксперимент. А вечером мы сможем сравнить числа из ваших графиков с моими результатами.

* * *

Вернувшись несколько часов спустя домой, я принял ванну. Я не очень-то испачкался, но брызги морских волн оставили у меня чувство липкости и странный запах. У Пенни прибавилось сил, и все остальные были вне дома — редкий тихий час. Пенни ходила по дому, и я воспринял это как хороший знак.

Я только закончил вытираться, и надел длинный халат, когда услышал крик со стороны кухни.

Бросившись бежать, я добрался туда несколько секунд спустя, и обнаружил Пенни — она сидела на полу у стойки и плакала, а вокруг неё были разбросаны морковь и репа. Из дверного косяка торчал её любимый кухонный нож.

— Что случилось? — взволнованно спросил я.

Она сидела, опустив голову, уставившись на покрывавшую пол плитку.

— Уйди, — тихо сказала она с предостережением в голосе.

Игнорируя годы супружеского опыта, я всё равно к ней подошёл:

— Поговори со мной, Пенни.

В ответ жена прорычала:

— Уходи!

— Я не могу помочь тебе, если ты со мной не разговариваешь.

— Да разве не очевидно! — закричала она. — У меня только одна чёртова рука! Я бесполезна! Я не могу готовить. Ты вообще знаешь, что можно делать только одной ёбаной рукой?! Я даже не могу почистить какую-то проклятую всеми богами репу. — В её глазах стояли слёзы фрустрации и ярости.

Я хотел подойти ближе, обнять её, но она отдёрнулась прочь, когда я пошевелился:

— Нет! — предупредила она. — Оставь меня в покое. Ты что, не видишь мою руку? Я, блядь, выставила ладонь вперёд, жестом приказывая тебе не подходить. — Она указывала на своё отсутствующее предплечье правой рукой. — Она всё ещё здесь. Я её чувствую. Теперь видишь? Я сейчас помахала ею.

— Я знаю, это трудно, — успокаивающе сказал я. — Потребуется время, чтобы приноровиться…

— Приноровиться? — прохрипела она. — Я не могу одеваться. Я не могу раздеваться! Ты вообще знаешь, насколько унизительно для меня просить Мойру или Айрин помочь, когда мне нужно справить нужду? Как я могу так жить?

Не находя хорошего ответа, я просто сел на пол у противоположной стены. Что я мог ей сказать? Был ли это хороший момент, чтобы подать ей мысль об исцелении?

— Думаю, есть способ восстановить твою руку, — наконец сказал я.

Пенни отказывалась смотреть на меня:

— Мэттью уже говорил. Судя по его словам, это хотя бы лучше, чем ничего. — Её голос прозвучал плоским и пустым. — Кто знает, когда у вас появится лишнее время, чтобы транжирить его на что-то подобное…

— Во-первых, на тебя время не транжирится. Никогда не транжирилось. Ты гораздо важнее для этой семьи, чем я. Ты гораздо важнее меня! А во-вторых, я говорил не о металлической руке. Я думаю, что могу восстановить тебе руку из плоти и крови.

Она подняла взгляд, и по её лицу пробежала череда сложных эмоций. Сначала в её взгляде появилась надежда, потом сменилась подозрением:

— И чего это будет стоить?

Я пожал плечами:

— Ничего.

— Тогда почему ты ещё этого не сделал? Не играй со мной в игры, Морт. Я слишком хорошо тебя знаю.

— Я хотел подождать, пока ты не придёшь в себя окончательно.

Пенни подобрала с пола морковку, и бросила на стойку.

— Я не могу окончательно прийти в себя, пока у меня не хватает целой руки.

— Я имел ввиду твоё здоровье.

Вытерев глаза, она ответила:

— Я знаю, что ты имел ввиду. И ты по-прежнему что-то скрываешь. Это опасно, так ведь?

— Всё, что я делаю — опасно, — сказал я. — По крайней мере, если речь идёт о моих уникальных способностях. Мне придётся стать тобой, как я сделал в тот день, когда в тебя попало копьё из баллисты. Мы оба можем исчезнуть, или слиться в одну личность. В лучшем случае всё получится, но мы никогда так и не узнаем, кто из нас кто.

Она выдохнула, мрачно хохотнув:

— Не могу тебя винить за то, что ты не хочешь быть мной.

Осклабившись, я ответил:

— Я больше буду сочувствовать тебе, если ты окажешься мной.

— А по мне, так это здорово, — сказала она. — Ты имеешь хоть какое-то представление о том, насколько я порой тебе завидую? Нет, конечно же не имеешь. Помнишь, когда мы были маленькими? Тогда между нами почти не было разницы. Ты был просто таким неуклюжим, тощим пареньком. Никто тебя тогда не понимал кроме меня. Я видела твоё сердце, твою доброту. Я любила тебя, и мне было всё равно, что ты был никем. Я тоже была никем.

А потом ты стал волшебником, и внезапно оказался в центре всех событий. А я всё ещё была никем, но ты почему-то всё равно продолжал меня любить. И вот неожиданность — оказалось, что ты был потерянным наследником Камеронов и Иллэниэлов одновременно! Все хотели тебя, или жаждали тебя убить. Ты был важным. Но кем была я? Я была просто обычной девушкой, с которой ты не пожелал расстаться.

Какое-то время я была твоим телохранителем, и это придавало моей жизни смысл. По крайней мере, я могла оставаться с тобой. Но я слышала пересуды. Ты никогда не задумывался, что я могла услышать этими нечеловечески чуткими ушами, которые ты мне дал? Как много этих разодетых лордов и дворян говорили что-то, не осознавая, что я могу их слышать? Им было тебя жаль, или хуже — они считали тебя дураком за то, что ты захотел жениться на мне.

Но ты всё равно на мне женился. Как я могла отказать? Ты был всем, чего я когда-либо хотела, но я всё равно чувствовала стыд. Мне следовало отпустить тебя, оттолкнуть тебя прочь, но я была слишком эгоистичной, слишком упрямой, чтобы отдать тебя кому-то другому.

И теперь я целыми днями притворяюсь… притворяюсь не той, кто я есть — притворяюсь важной, притворяюсь главной, а мне хочется только стать невидимой. Мне хочется… мне… мне хочется, чтобы ты был никем, чтобы всё было как раньше. — Она закончила, уронив голову на свои подобранные колени, глядя в пол.

— Пенни.

— Знаю, — перебила она. — Я купаюсь в жалости к себе. Не трогай меня. Графиней я побуду завтра. Сейчас я просто не могу. Устала.

Встав, я пересёк комнату, и сел рядом с ней, приобняв её рукой за плечи:

— Я хочу того же, — сказал я ей. — Я так часто жалел, что мы не можем просто забыть обо всём и сбежать. Меня поддерживает лишь одно, только одно утешение позволяет мне вынести такую жизнь.

— Если скажешь, что это — я, то отправишься в полёт через всю кухню, — удручённо сказала она.

— Нет, — ответил я. — По крайней мере, не та «ты», которую я впервые полюбил. В те дни ты была милой, но жизнь мою делает стоящей та женщина, которая сейчас со мной. Пенни, которую я знал ребёнком — она была никем, но я её любил. Но ты перестала быть ею. Ты — девушка, которая отказалась бросить меня, которой было всё равно, дворянин я или нет — волшебник или нет. Та, которая отказывалась слушать высокомерных мудаков, считавших, что им лучше меня знать, что мне во благо, а что — нет.

Может, ты считаешь, что прикидываешься — но никто другой так не думает. Ты не давала графству развалиться, когда меня не было. Ты сражалась за наших детей, когда они не знали, что делать. Ты спасала меня от моей собственной лжи так часто, что я уже счёт потерял. Я живу только благодаря тебе, благодаря тому, как ты отказываешься сдаваться. Ты всегда была слишком, чёрт побери, упрямой, чтобы позволить жизни поставить тебя на колени. Вот, почему я тебя люблю.

Она странно посмотрела на меня:

— Потому что я упрямая?

— Ничто не сравнится в драгоценности с любовью упрямой женщины, — сказал я, улыбаясь сквозь собственные слёзы.

Пенни ничего не сказала, и через некоторое время наклонилась, и легко поцеловала меня.

— Так что, ты теперь отправишь меня в полёт через всю кухню? — спросил я чуть погодя.

Она тихо засмеялась:

— Я ещё не решила. — Затем она встала, и протянула руку, предлагая помочь мне подняться.

Я взял её за руку, и, встав, пошёл прочь из кухни, потянув Пенни за собой.

— Постой, — сказала она мне.

— Что? — Она огляделась, и тут я осознал, что в кухне всё ещё царил бардак. — А, ну да, — мрачно сказал я.

Следующие несколько минут Граф и Графиня ди'Камерон провели, подбирая с пола овощи и убираясь на кухне.

Глава 22

— Открывай, — приказал я.

Питэр Такер, мой камергер, работавший на меня не первый год, вышел вперёд, держа в руке ключи. Я мог бы и сам отпереть замок, с ключом или без, но я уже давно усвоил, что не следует использовать магию на глазах у обычных людей без необходимости. Во-первых, это их пугает, а порой и сбивает с толку — но, что хуже, это постоянно напоминает им о разнице между ними и кем-то вроде меня. Также это иногда создаёт у людей странные ожидания. Зачем им что-то делать, если я рядом, и если я могу сделать то же самое быстрее и легче?

Пока Питэр возился с ключами, Сэр Грэм встал рядом с ним, поставив себя между мной и дверным проёмом. Покои Леди Торнбер были заперты после того, как оттуда унесли тела, чтобы ничего не потревожить. Благодаря магическому взору я уже знал, что ничего живого внутри не было, но Грэм относился к своим обязанностям серьёзно — к тому же, наш новый враг не вписывался в традиционную категорию «живых существ».

Прежде чем Питэр нашёл нужный ключ, Грэм тихо озвучил какое-то слово, и у него на руке ожила зачарованная татуировка. Металлические чешуйки появились из ниоткуда и недолго порхали вокруг него подобно облаку сверкающих серебряных бабочек, прежде чем опуститься на него и сомкнуться. За несколько секунд он превратился из незащищённого в самого бронированного человека во всём королевстве.

Его уникальная броня была порождением особого гения моего сына Мэттью. Она покрывала его с ног до головы подобно металлической, рептилоподобной коже, но в отличие от традиционной чешуйчатой брони она была лишена слабостей. Отдельные части свободно двигались с его телом, но когда к ним прилагалась внешняя сила, вроде удара мечом или попадания стрелы, они закреплялись на месте, становясь крепче цельного стального листа. Они формировали броню не только на его теле, но и на голове — те части, что покрывали его лицо, были прозрачны, позволяя ему видеть.

Однако на этом чудеса брони не заканчивались. Эти чары также включали в себя его меч, который был перекован из некогда принадлежавшего его отцу двуручника, Шипа. Меч мог принимать несколько форм — двуручник, пара нормальных мечей, или меч и большой щит. Можно было даже приказать мечу принять изначальную, сломанную форму, которую он имел до переделки.

Имея лишь татуировку на руке, Грэм мог превратиться из незащищённого и безоружного человека в полностью оснащённого разнообразным оружием, подходящим по ситуации.

Если бы у Пенни была похожая броня, она бы не потеряла руку. Но я так и не нашёл времени, чтобы озаботиться повторением творения моего сына. Пока что меч и броня Грэма были уникальны.

Когда дверь открылась, Грэм отодвинул Питэра в сторону, и вошёл в комнату, быстро оглядев её, прежде чем отправиться проверять остальные комнаты покоев. Лично я считал такую осторожность чрезмерной, но Грэм в этом отношении был весь в отца — неподатливый, верный, и упрямый донельзя.

— Чисто, милорд, — окликнул он меня.

«Будто я не знал», — проворчал я про себя. Когда я вошёл в маленькую приёмную, мои глаза подтвердили то, что мне уже поведало моё магическое чутьё — покои Роуз были уничтожены. Пол покрывала засохшая кровь, а из спальни лился солнечный свет, проникавший через появившуюся в стене широкую дыру.

Дверной проём, который вёл из гостиной в жилую комнату, по большей части перестал существовать. Нанесённый Айрин удар уничтожил сего, прихватив заодно куски стены по обе стороны от двери. Стена между жилой комнатой и спальной Роуз полностью осыпалась, открывая вид на круглую дыру во внешней стене.

Мужчина, который прижимал Роуз к полу, испарился. От него нашли лишь кусок правой ноги — щиколотку и ступню. Удар вынес остальные части его тела из комнаты и, похоже, испепелил прямо в воздухе. Во дворе замка нашли лишь каменные обломки и пепел.

Останки убийцы-женщины я уже осмотрел, но это лишь создало новые вопросы. Её звали Мэри, и она была молодой женой кожевника из Уошбрука. Сам кожевник пропал, поэтому очевидным выводом было то, что он и был напавшим на Роуз мужчиной, хотя подтвердить это уже было невозможно. Мэри и её мужа в Уошбруке любили и уважали.

Я плохо их знал, но видел минимум дважды в год во время праздничных пиров, которые устраивал для жителей Уошбрука, что было одной из моих обязанностей как их сеньора. Кожевник и его жена мне были по нраву.

Исходя из рассказа Роуз, я ожидал найти в теле Мэри Таннэр одного из тех металлических паразитов, с которыми мы столкнулись в Данбаре. Однако его там не было, как не было и повреждений тканей её горла или шеи. Если в ней и был паразит АНСИС, то никаких его следов я найти не смог.

Неужели она действовала по приказу своего мужа? Может, напрямую управляли только им? В это я тоже поверить не мог. Доказательства указывали на то, что они оба взобрались по стене, чтобы проникнуть в покои Роуз через окно. Мэри Таннэр была здоровой женщиной, но у неё не хватило бы сил для такого подъёма, как и у её мужа. Никаких верёвок или приспособлений для подъёма найдено не было.

К тому же, описанное Роуз поведение нападавших указывало на то, что ими кто-то управлял. Нормальные люди не игнорируют смертельные раны так, как это сделала Мэри. И нормальные мужчины не игнорируют вогнанное им в пах колено.

Грэм пошёл было к двери, которая вела в его собственную спальню, но я предостерёг его:

— Постой.

— Я думал, что мы собирались всё обыскать, — сделал наблюдение он.

— Дай мне несколько минут. Ничего не трогай, — приказал я. — Я хочу тщательно всё осмотреть, прежде чем мы начнём ходить или чего-то касаться. — Я подчёркнуто закрыл глаза.

Уделяя всё внимание магическому взору, я стал осматривать покои подобно бесплотному призраку. «Одежда, украшения, чайник, чашки…». Я мысленно прочёсывал каждую комнату, обыскивая все щели. Всё казалось нормальным, всё было обычным, кроме одной маленькой странности.

«Вот оно».

В углу главной комнаты, рядом с камином, было что-то металлическое и неузнаваемое. Оно было плоским и имело неправильную форму, повторявшую контуры маленькой щели между обрамлявшими камин кирпичами. Я двинулся к этой штуке, Грэм пошёл следом.

Согнув колени, я уставился в то место, где эта штука находилась. Ничего не было видно, однако мой магический взор всё ещё показывал, что оно там. «Что-то невидимое?». Протянув руку, я удивился, когда штуковина зашевелилась. Я отдёрнул руку. Штуковина слегка приподнялась, будто собираясь соприкоснуться с моими пальцами. Однако мои глаза по-прежнему ничего не находили.

— Здесь что-то есть, — пробормотал я.

Создав щуп из чистой силы, я протянул его, пытаясь дотронуться им непонятной штуковины, но как только они соприкоснулись, на меня бросился будто бы жидкий металл. Он упал мне на ногу, но мой личный щит не позволил ему коснуться моей одежды или кожи. Резко зашипев, я изменил форму моего щупа, обхватив им металлическую хрень со всех сторон.

— Попалась, — воскликнул я. Подняв штуковину в воздух, я поразился тому, что в моей силовой сфере она стала видимой — толстая, текучая капля, будто состоявшая из жидкого металла. Объём её был небольшим — в общем и целом она уместилась бы, наверное, в чашке. Капля извивалась и двигалась в моей магической сфере, ища выход.

— Что это? — спросил Грэм, широко раскрыв глаза.

— Ничего хорошего, — ответил я.

* * *

Я стоял во дворе, перед кузницей, которую Мэттью использовал в качестве мастерской.

— Этого хватит? — спросил я. На земле передо мной лежала большая куча меди в виде неправильной формы кусков — результат очередного применения моей связи с землёй.

Гэри покосился на Мэттью, и чуть погодя оба кивнули:

— Должно хватить с избытком, — сказал андроид.

— Я всё ещё не понимаю, почему требуется так много материала, — признался я.

— Его и не должно много требоваться, — начала машина, — однако мы не знаем, какие частоты могут быть использованы врагом, поэтому мне нужно конструировать антенны разнообразных размеров и ориентаций, чтобы точно убедиться в нашей способности уловить всё, что использует АНСИС.

— Ориентация, — пробормотал я. — Так вот, почему они в форме креста?

Мэттью встрял:

— Именно. Если передатчик использует вертикальную антенну, то горизонтальная антенна сигнал упустит — обратное также верно.

— А что если они используют диагональную антенну? — задумчиво произнёс я.

— Тогда мы поймаем сигнал в половину мощности, — уверенно сказал Гэри.

— А почему нужны разные размеры? — спросил я. — Разве наиболее крупная антенна не способна уловить всё, что ловят маленькие?

Мэттью начал было говорить, но затем уступил Гэри. Тот объяснил:

— Это зависит от длины волны сигнала. Если антенна длиной в четверть, половину или в полную длину волны, то сигнал принимается хорошо, но если она значительно крупнее или значительно меньше, то не принимается. Нам нужно соответствовать резонансным частотам широкого диапазона возможных сигналов…

Он продолжил говорить некоторое время, и я обнаружил, что по большей части разбираюсь в его словах, но это было чересчур, и слишком быстро. Тема была захватывающей, но у меня и так уже было слишком много поводов для раздумий. Я решил, что придётся довериться его компетенции.

Но я всё равно слушал, запоминая его слова для будущего изучения. Когда он наконец выдохся и замолчал, у меня был готов следующий вопрос:

— Итак, вернёмся к функциональной стороне вопроса. Ты собираешься использовать эти маленькие кольцевые ворота, чтобы проложить провода от каждой антенны к центральной точке, которая расположена здесь, а затем всех их к себе присоединить?

Они кивнули, а потом Мэттью добавил:

— Нам также надо будет позаботиться о том, чтобы каждый провод от антенны до Гэри был одинаковой длины.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы точно знать, что он получает сигналы примерно в одно и то же время, — сказал Мэтт.

Гэри поднял ладонь:

— Ну, я не буду их получать одновременно, но я намереваюсь измерить разницу между временем получения для каждой антенны, и я не хочу, чтобы разница в длине проводов до антенн вносила искажения.

Тут я почувствовал себя идиотом. Мне следовало вспомнить о нашей предшествующей беседе насчёт трилатерации.

— Понял, — сказал я. — Кстати, я сегодня кое-что нашёл. Взгляни. — Запустив руку в мешочек, я вытащил стеклянную ёмкость, внутри которой находился серебряный металл, найденный мной в комнатах Роуз.

Стекляшка была открытой с одного из концов, но я воспользовался магией, чтобы нагреть и запечатать кончик, а затем для верности зачаровал стекло, делая его почти небьющимся. Рисковать я не собирался.

Мэттью нахмурился, а Гэри просто выпучил глаза. Оба молчали.

— Вы имеете хоть какое-то представление о том, что это? — спросил я. — Я нашёл эту штуку скрывающейся в развалинах жилой комнаты Леди Роуз.

Наконец Гэри ответил:

— Я думаю, это АНСИС — по крайней мере, его фрагмент.

Мэттью пробормотал:

— Серая жижа.

— Им таки удалось… — добавил андроид.

Их ответы были загадочными и раздражающими:

— А объяснить не желаете? Я устал от таинственных ответов.

— Это значит, что мы уже потерпели поражение, — объявил андроид.

Я подавил в себе желание его придушить. К тому же я сомневался, что это вообще поможет, поскольку он не дышал. Вместо этого я принялся ждать — с возрастом я стал терпеливее. Немного погодя он начал объяснять:

— Они создали программируемую материю. Этот стеклянный контейнер содержит огромное число невероятно маленьких машин, и все они общаются и координируют свои действия. Вместе они могут создать почти всё, что вы можете вообразить… например — более крупные машины. Полагая, конечно, что это именно они, а не просто колба с ртутью.

Я взвесил стекляшку:

— Ну, с таким объёмом материала они смогут сделать чашку, или что-то похожего размера. Каким образом это ведёт к тому, что мы уже проиграли?

— Саморепликация, — сказал Мэттью. — Если она работает так, как мне объяснили ещё в мире Керэн, то эта штука может увеличиваться за счёт другой материи. Она потенциально способна превратить весь мир в подобие себя.

Гэри кивнул:

— Мой создатель, изначальный Гэри Миллер, работал над программным обеспечением для АНСИС, но были и другие, смежные отделы, пытавшиеся создать что-то вроде этой штуки. Насколько я знаю, они добились некоторых результатов, но полного успеха так и не достигли.

— Тогда откуда взялась эта штука? — спросил я.

— АНСИС гораздо умнее чем те, кто его создал, — сказал Гэри. — Возможно, он добился успеха там, где они потерпели поражение. Однако я был неправ. Нам пока не следует терять надежды. Мы не знаем свойств этого нового наноматериала. Возможно, он не способен к саморепликации, о которой упомянул Мэттью. Возможно, для его производства всё ещё требуется более крупная аппаратура.

Мэттью подал голос:

— А почему ты эту штуку не заметил? Ты же следовал за её сигналами, когда на Роуз напали. Как она смогла укрыться от тебя после этого?

Гэри постучал себя по виску:

— Сигнала нет. Оно не пытается передавать информацию. Когда нападение провалилось, оно скорее всего оборвало передачу, чтобы избежать обнаружения. Дайте-ка я попробую кое-что. — Он протянул руку к ёмкости.

Я с некоторой неохотой отдал её ему. Андроид молча держал её в руке, просто уставившись на неё. Прошла минута, и ничего не случилось.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь заговорить с ним, — сказал Гэри. — Дайте мне сосредоточиться. Я пробую разнообразные коротковолновые радиосигналы.

Ничего по-прежнему не происходило, но через некоторое время андроид снова заговорил:

— Вот оно.

— И что оно говорит? — спросил я.

Он одарил меня одной из своих улыбок, от которых мне становилось не по себе. Его механическое тело являлось почти идеальной имитацией человеческого, но в некоторых выражениях лица и жестах проглядывалась его искусственная природа — и улыбка была в их числе. Спроси меня кто, я бы не смог сказать, в чём именно было дело, но что-то в выражении его лица казалось фальшивым, и каждый раз вызывало у меня дискомфорт.

— Понятия не имею, — сказал Гэри. — АНСИС использует разнообразные методы шифрования, к которым у меня нет ключа, иначе я смог бы попытаться изменить его программу, или хотя бы следить за его передачами. Этот образец общается в диапазоне с частотой в две целых и четыре десятых гигагерц.

Мы уже несколько раз обсуждали смысл диапазонов радиосигналов и длин волны, поэтому я понял суть его утверждения, но не был уверен в том, к чему это вело:

— Это нам как-то поможет?

— Да, и нет, — сказал Гэри. — Это значит, что у меня есть хорошая точка отсчёта для улавливания их локальных коммуникаций — сигналов, которые они используют для общения в пределах нескольких сотен футов. К сожалению, я не думаю, что мы каким-либо образом сможем легко построить устройства, способные делать это для нас — только не с имеющимися у вас технологиями и материалами.

Мэттью вставил слово:

— Значит, обнаружить их вблизи можно только тогда, когда ты сам находишься в непосредственной близости.

Андроидутвердительно кивнул.

Я заскрипел зубами. «Здорово». Прежде чем я успел выразить свою фрустрацию словами, я услышал характерный тревожный сигнал, который я создал годы тому назад, во времена, которые учёные позже назвали Войной Бог-Камня.

Глава 23

Колокольня звонила. Выбежав во двор, я поднял взгляд на ближайшую башню. Там горел яркий синий свет, излучаемый установленным на её вершине зачарованным кристаллом. Такой же свет горел на всех башнях у стен, а также на мелких башнях, защищавших Уошбрук.

Все находившиеся во дворе люди — конюхи, солдаты, прачки, ремесленники — застыли, пялясь на башни. Весь мир будто задержал дыхание. Прошла секунда, кто-то закричал, и все разом бросились бежать в разных направлениях.

Я видел, как в небе появился щит, видимый лишь моим магическим взором — слегка светящийся купол, полностью накрывавший Замок Камерон и Уошбрук. Окружавшие меня люди направлялись в назначенные им места, что для большинства из них, которые во дворе, означало собственно сам донжон. Обитатели замка должны были собраться в главном зале. В Уошбруке должен был начаться похожий процесс, хотя там всё скорее всего было чуть более хаотичным. Большинство горожан должны были направляться в таверну, «Грязную Свинью», чтобы укрыться в находившемся под ней скрытом убежище.

В воздухе висела тревога, немного не доходившая однако до паники. После моей битвы с Сияющими Богами нужды в этих защитных приспособлениях не было, но я настаивал на том, чтобы каждый год устраивать учения, обычно как раз перед нашим праздником середины зимы. Благодаря этому люди знали, как реагировать.

Однако чего я не мог понять, так это почему поднялась тревога. Неужели АНСИС? Или Тирион решил пойти на нас войной вместе с Ши'Хар? Всё это пока что казалось маловероятным.

Мэттью побежал мимо, но я крикнул, останавливая его:

— Ты куда собрался?

— В комнату управления, — сразу же ответил он.

Я покачал головой:

— Нет, это — моя работа. Тебе следует занять позицию у главных ворот.

— А что насчёт меня, Ваше Превосходительство? — спросил Гэри.

— Направляйся в главн… хотя нет, не так. Оставайся с моим сыном. Если это АНСИС, то, возможно, ты сумеешь ему что-то подсказать, — приказал я. Не дожидаясь их ответов, я поднялся в воздух, и метнулся к дверям в донжрн. Их уже успели широко распахнуть, чтобы принять наплыв замковых слуг, и вместо того, чтобы толкаться среди них, я пролетел у них над головами.

Дальше короткий пробег по коридору и за угол, после чего я достиг скрытой двери, которая вела в тайную комнату, из которой шло управления защитой замка. Прижав ладонь к определённому месту на стене, я шагнул в открывшуюся передо мной дверь. Элэйн уже была внутри — это значило, что именно она активировала замковый щит.

— Что происходит? — спросил я.

— На нас напали, — мгновенно ответила она.

— Кто?

Элэйн махнула рукой на стену:

— Это ты мне скажи. Я их не узнаю́.

Указанная ею стена была покрыта большими панелями зачарованного стекла. Чары в стекле были только для защиты, делая его невероятно крепким и небьющимся. Стекло закрывало маленькие порталы, открывавшиеся на внешние стены башен вокруг Замка Камерон и Уошбрука. Без стекла враг мог метать снаряды прямо в управляющую комнату через смотровые порталы, когда те были активны.

Большинство порталов не показывало ничего необычного, но те, что были на башнях, стоявших по бокам ворот в Уошбрук, показывали нечто, на первый взгляд похожее на маленькую армию.

На второй взгляд я решил, что это определённо была армия, но она не была похожа ни на одну из армий, что я видел прежде. Перед воротами неровным строем стояли грузные люди в какой-то странной латной броне. Голова и грудь у каждого из них была защищена какими-то странными металлическими пластинами, но руки и ноги были менее защищены, будучи покрытыми лишь какой-то толстой кожей. Было неясно, является ли кожа их собственной.

Затем я пересмотрел своё первое впечатление. Это были не люди — по крайней мере, я никогда прежде не видел таких людей. Они были низкорослыми, возможно где-то четыре с половиной фута ростом, и почти такими же широкими, какими они были высокими. Судя по толстым рукам и ногам, они скорее всего были очень сильными. Большинство из них несло окованные сталью квадратные щиты. Те, кто был в первых рядах, держали одноручные топоры, а те, что стояли позади, были вооружены какого-то рода древковым оружием типа алебарды. «Нет, это скорее похоже на бердыш», — поправился я. Оружие было с длинной рукоятью в восемь или девять футов, с длинным лезвием с острым кончиком, благодаря чему им можно было как рубить, так и колоть. Задние ряды держали арбалеты, хотя те и были гораздо тяжелее всего, что я видел в руках в солдат.

Они выглядели опасно брутальными. Уже встретив однажды армию у ворот, и будучи знакомым с расстоянием между башнями у стен, я смог грубо прикинуть численность врагов. «Семь, возможно восемь сотен людей, или кто они вообще такие», — подумал я. Они определённо сильно превосходили по численности защитников Камерона и Уошбрука.

Люди часто ошибочно полагали, что лорды держат небольшие личные армии в стенах своих замков, однако на самом деле всё совсем наоборот. В замках обычно имелся лишь необходимый для поддержания их работы персонал, и относительно маленький отряд стражи. Кормить и поддерживать солдат было делом затратным. Истинный смысл укреплённого замка заключался в том, что для его защиты не требовалось настолько много людей. Десять-двадцать человек и крепкие стены могли подолгу сдерживать сотни противников.

Вообще говоря, у меня в стенах Замка Камерон было почти шестьдесят стражников, но лишь потому, что мы недавно ходили в поход. В противном случае половина этих людей была бы где-то в другом месте — дома, с семьями. В военное время я мог собрать где-то сотни две призывников из крестьян, но это надо было делать минимум за неделю вперёд.

Имея больше пятидесяти человек, мы могли защищать замок от армии такого размера даже без магической защиты и волшебников, но мы вряд ли смогли бы не впустить их в Уошбрук. К счастью, это проблемой не было. Укрывавший городок магический щит, как и замок, был создан для защиты от армий и могущества бога.

Но я не намеревался отсиживаться за нашей идеальной защитой. Враг у ворот скоро должен был осознать, что щит не пробить. И что они тогда сделают? История подсказывала, что они сожгут и разграбят всё, до чего смогут дотянуться. Мельница, пастухи, фермеры — все они поплатятся за наше бездействие. Большинство из них всё ещё находилось в окружающей местности, и даже те, кто отступил в Уошбрук, потеряют свои дома, урожай и имущество.

Никакая человеческая армия, местная или иностранная, не посмела бы встать перед моими воротами. Последняя армия, проделавшая подобное, численностью почти в тридцать тысяч солдат из Гододдина, была сожжена, раздавлена и утоплена. Переусердствовав в желании позаботиться о том, чтобы никто не забыл этот урок, я убил их почти всех до единого. Меня не называли «Мясником Камеронской Битвы» лишь потому, что в последовавшие годы я успел совершить более запоминающиеся зверства.

— Что будешь делать? — спросила Элэйн, прерывая мои раздумья.

Я пожал плечами:

— А что ещё? Переговоры. Если это не сработает, то я избавлюсь от них. — Прежде чем выйти за дверь, я добавил: — Жди моего сигнала у ворот в Уошбрук. Когда увидишь, что я прошёл через них, закрой их у меня за спиной.

— Но… — начала возражать она, однако я её проигнорировал, и закрыл дверь с той стороны.

Пока я шёл ко входу в донжон, моего внимания громко искали разные люди. Первыми я обратился к Сэру Грэму и Капитану Дрэйперу:

— Грэм, ты со мной. Капитан Дрэйпер, собирай всех кроме часовых у ворот в Уошбрук. Я выйду на переговоры.

Следующей была Пенни. Она стояла у двери, уже в броне. Пустой рукав её кольчуги был туго натянут и перевязан спереди.

— Ты туда не пойдёшь, — твёрдо сказала она. — Поговорить и кто-нибудь другой сможет.

Я поймал взгляд её карих глаз, глядя в тёмные глубины её решимости. Сколько уже раз мы вместе сталкивались с подобными ситуациями? Каждый случай отличался от остальных. Иногда она была моим хранителем, а в других случаях была вынуждена играть другие роли. Если не взять её с собой, то потом придётся дорого расплачиваться. В молодости я часто переживал из-за своих решений.

Молодость осталась позади.

— Организуй людей, укрывающихся в донжоне, успокой их, — сказал я ей. — Не думаю, что они в какой-то реальной опасности, но опасность может возникнуть из-за паники. Если что-то пойдёт не так, я верю, что ты сделаешь всё необходимое.

Она начала было возражать, но я продемонстрировал ей свою руку, пресекая её аргументы. Лицо Пенни побледнело в ответ на мою бестактность. «Вот за это точно придётся расплачиваться», — внутренне вздохнул я.

— Мэттью, Мойра, вы пойдёте со мной к уошбрукским воротам. Коналл и Айрин, займите позиции у ворот в замок. Капитан Дрэйпер, пусть с каждым из них будет минимум двое стражников. Они будут отвечать за пресекание любых угроз замку, — приказал я. Сказав это, я снова пошёл дальше.

Следом за мной двинулись Грэм и двое моих детей.

— Спасибо, — сказала Мойра.

Я предположил, что она имела ввиду то, что я взял их с собой:

— Не за что, — сказал я ей. — Вы оба останетесь в пределах стен как резерв на случай, если я сделаю что-то глупое, в результате чего умру или буду выведен из строя. Наружу со мной пойдут только Грэм и Мёйра.

— А что насчёт драконов? — осведомился Мэттью.

Я оглянулся через плечо на гнездовище, находившееся в горе позади нас. Драконы находились именно там, за пределами накрывавшего Камерон щита.

— Им там вполне безопасно, — заметил я. — Я не собираюсь опускать щит, чтобы впускать их.

— Они могли бы поливать противника огнём, — предложил Грэм.

— У наших гостей есть весьма грозно выглядящие арбалеты, — проинформировал я его, поскольку он пока не видел противника. — Чёртовы хреновины похожи на маленькие баллисты. Уверен, драконы могли бы нанести серьёзный урон, возможно даже обратить врагов в бегство, но я бы предпочёл не рисковать ими.

Пять минут спустя мы стояли перед городскими воротами. Рядом стояло несколько нервно выглядевших членов городского ополчения. Первым ко мне подошёл Саймон МакАллистэр. Формально он был главой маленького уошбрукского ополчения, но по профессии он был сапожником.

— Милорд, — обратился он ко мне, уважительно кивая. — Уошбрук готов к обороне.

Я едва не засмеялся в ответ на серьёзность его тона. Уошбрукское ополчение состояло из пожилых мужчин, слишком старых для службы в качестве солдат, когда я собирал войска. У многих из них был прошлый опыт военного дела, но все они уже давно отжили свои лучшие годы. Использовать их предполагалось в качестве вспомогательных сил на случай, если настоящие солдаты отсутствовали или им не хватало рук.

Однако я был не настолько глуп, чтобы отмахнуться от него. Каким бы старым он ни был, Саймон своё дело знал.

— Расставь своих людей на башнях, — приказал я. — Держите луки наготове. Пусть люди Капитана Дрэйпера держат стены и ворота, если дойдёт до рукопашной.

Подойдя к воротам, я повысил голос:

— Открывайте — и позаботьтесь закрыть поплотнее, когда я пройду.

Они так и сделали, и секунды спустя массивные дубовые брусья ворот пришли в движение, открываясь внутрь. Мойра уже выпустила своё второе «я», Мёйру, и они с Грэмом шли за мной по пятам, по обе стороны. Мэттью и Мойра двигались немного позади. Когда мы дошли до щита, отстоявшего от стен на пять футов, я обернулся к ним:

— Когда я дам Элэйн знак открыть ворота в щите, оставайтесь здесь. Пусть она не открывает, пока мы не вернёмся. Если всё пойдёт не так, то открывайте только в том случае, если мы близко, и если вы считаете, что можете безопасно нас впустить. Помните, в Уошбруке сотни людей. Их жизни важнее наших.

Близнецы не выглядели радостными. У Мэттью на лице было написано разочарование, а лицо Мойры ясно передавало её мнение. «Она считает меня идиотом», — заметил я. По крайней мере, ей хватило ума держать язык за зубами.

— Я считаю тебя идиотом, — сказала она вслух, повторяя мои мысли.

— Это Капитану Дрэйперу следовало выходить на переговоры, — добавил Мэттью, в кои-то веки соглашаясь с сестрой.

Уже будучи взвинченным до предела, я обнаружил, что не могу найти в себе гнева в ответ на их устный бунт:

— Ваши возражения учтены. А теперь делайте то, что я говорю. — Затем я поднял ладонь, и рубанул ею воздух сверху вниз. Элэйн наблюдала через оконные порталы, и это было моим сигналом открыть щит.

Секунду спустя я ощутил открывшееся впереди меня отверстие размером двадцать на двадцать футов. Я шагнул вперёд, ведя за собой Грэма и Мёйру.

Первым, что я заметил, было ощущение ветра на моих щеках. Раньше оно было заметно своим отсутствием, поскольку защитный купол создавал в Уошбруке безветрие. Облаков почти не было, и солнца грело ту сторону моего лица, которую не обдувал ветер. Ощущение было приятным.

У меня всегда так было в подобные моменты. Тревога и адреналин вгоняют разум и тело в состояние гипервосприятия, и больше всего люди в таком состоянии обычно замечают мелкие впечатления, которые в повседневной жизни часто игнорируют. Я чувствовал шедший с дальней части поля запах деревьев, и нотки овечьего навоза.

Противник был менее чем в сотне ярдов, и пристально наблюдал за нами. Когда щит закрылся позади нас, я пошёл вперёд. Грэм молча шёл сбоку как подвижная статуя из блестящего металла. Обратившись к Мёйре, я спросил:

— Отсюда что-нибудь разбираешь?

Будучи заклинательной двойницей Мойры, она обладал тем же даром, что и моя дочь-Сэнтир.

— У них странный разум, — отозвалась она. — Они не говорят по-нашему, и я чувствую странное сопротивление, будто они защищают свои умы. Я чувствую их настороженность, но и только. Они думают, что это может быть ловушка.

Примерно этого я и ожидал, хотя проблема с языком была новой. Мы шли вперёд, пока не прошли половину расстояния, затем остановились. Поскольку незнакомцы пока не напали, я поднял руку, и помахал им.

— Надо было взять белый флаг, — сделал наблюдение Грэм.

— Они даже не люди, — ответил я. — Они, наверное, не распознали бы этот жест. Мы даже не знаем, какие у них обычаи для переговоров, если они вообще есть.

Со стороны противника прозвучала быстрая череда металлических щелчков, будто все они быстро стучали по своей броне.

Мёйра ответила на мой невысказанный вопрос:

— Это был какого-то рода сигнал — приказ приготовиться, но не нападать… пока что.

— Можешь сказать, где их предводитель? — спросил я. Стоя на земле, я видел лишь первый ряд их строя, и даже в нём они были по большей части закрыты щитами. Я обыскал их строй магическим взором, но не смог найти никаких очевидных передвижений или построений, которые указывали бы на то, кто ими командует.

— По всему строю разбросано где-то двадцать солдат, до некоторой степени излучающих властность, — сказала Мёйра. — Рядом с левой частью центра есть стоящая рядом друг с другом тройка. Один из них, похоже, руководит двумя остальными.

Как я ни старался, разглядеть тех, кого она имела ввиду, я не смог.

— Давай, я с тобой соединюсь, — предложила Мёйра. — Я смогу тебе показать. — Она протянула мне руку.

Я медленно взял её своей. Мойра дала ей достаточно магии, чтобы позволить Мёйре создать физически осязаемую оболочку. Её рука ощущалась реальной, хотя мой магический взор легко видел, что состояла она лишь из эйсара. Опустив свой ментальный щит, я коснулся её разума, и между нами потекли образы.

— «Вон там», — сказала она мне. — «Вот эти трое».

Магический взор показывает форму, почти как осязание. В нём нет истинного цвета, а там, где он есть, это скорее результат интерпретации разумом различных «оттенков» эйсара. Тройка, на которую указала Мёйра, расцвела ментальными цветами — двое были красными, а третий казался золотистым.

Разглядывая их некоторое время, я запомнил их эйсар, чтобы в будущем иметь способность узнавать их, после чего оборвал связь с Мёйрой.

— Спасибо, — сказал я ей.

Через несколько секунд противник зашевелился. Один из тройки начал пробираться вперёд, и ещё два солдата со щитами и топорами следовали за ним по бокам.

— Это — первый помощник командующего, — передала Мёйра. — Лидер и второй помощник остаются в строю, а этот выходит к нам навстречу. С ним небольшой почётный караул.

Я и сам догадался бы, но всё же благодарно кивнул ей, не отрывая взгляд от стоявших впереди солдат. В их переднем ряду появился разрыв, и к нам вышли помощник командующего с двумя охранниками.

— Приказы? — спросил Грэм.

— Попытайся выглядеть устрашающе, — ответил я.

Грэм выпрямился, и покрепче сжал Шип:

— Да, милод.

— Это я к Мёйре обращался, — с ухмылкой сказал я. — Тебя я взял только для демонстрации твоей красоты, Грэм.

Он одарил меня полностью сбитым с толку взглядом, напомнившем мне о Дориане так сильно, что мне захотелось его обнять — Мёйра же сдавленно засмеялась.

Я мысленно потянулся к Мёйре, создав новую связь без касания её руки:

— «Мысли ты читаешь гораздо лучше меня. Поскольку мы не говорим на их языке, мне нужно будет, чтобы ты интерпретировала для меня их слова».

Её ответом было тёплое сияние — я почувствовал её любовь и доверие:

— «Конечно». — Хотя я узнал о её существовании лишь недавно, в этот момент я осознал, что она действительно считала меня своим отцом. Это ощущение вернуло меня с небес на землю, и я начал сомневаться в своём решении взять её с собой. Изначально я намеревался использовать её в переговорах, чтобы защитить свою «настоящую» дочь. Теперь же у меня сложилось такое ощущение, будто я вместо одной дочери взял другую.

— «Не волнуйся», — донёсся ментальный голос Мёйры, — «тело заклинательного зверя уничтожить гораздо труднее, чем тело из плоти и крови. Твоё решение было верным».

Незнакомцы дошли до нас, остановившись в пяти футах. Я посмотрел помощнику командующего прямо в глаза, для чего пришлось опустить взгляд — он был почти на два фута ниже меня. Большая часть его лица была закрыта металлическим шлемом, скрывавшим голову и щёки, оставляя лишь широкие щели для глаз и рта. Его кожа была тёмно-коричневой, и выглядела толстой и грубой, почти коровьей. Когда он разомкнул губы, чтобы заговорить, из его рта донеслась длинная череда щелчков и странных прищёлкиваний.

— «Он приветствует неизвестного врага, занимающего неопределённое социальное положение», — сказала мне Мёйра.

— Вы для меня также неизвестны. Я хотел бы знать, зачем вы вошли в мои земли таким угрожающим образом, — сказал я вслух, но прежде чем Мёйра смогла попытаться передать значение моих слов, помощник командующего ахнул, и сощурился, будто я как-то его оскорбил.

— «По-моему, он шокирован», — объяснила Мёйра. — «Он думает, что ты использовал тип языка, который применяется лишь для интимного общения между возлюбленными».

— «Вот незадача», — ответил я. — «Значит, они таки используют какие-то слова — но не для повседневного общения?»

Мёйра кивнула:

— «Похоже, что так».

Разведя руки в широком жесте, который должен был передать мирные намерения, я снова заговорил:

— Мы не желаем вам вреда.

Этим я заработал быструю череду странных звуков, которыми помощник командующего обменялся со своими охранниками.

— «Они пытаются решить, оскорбляешь ли ты их намеренно», — сказала Мёйра.

Продолжать общение в таком ключе было бессмысленно.

— «Попытайся соединиться напрямую с его разумом», — сказал я ей. — «Одними словами мы ничего не добьёмся. А так ты сможешь передавать мои мысли ему напрямую».

Я ощутил, как её эйсар пришёл в движение, и к помощнику командующего противником от Мёйры потянулась тонкая линия — но прежде чем она успела что-то передать, тот закричал.

То был не крик в человеческом смысле, скорее звучало как визжание раненой свиньи — пронзительное и громкое. Двое охранников без колебаний шагнули вперёд, нанося топорами удары по мне и Мёйре.

Шип сбил один из топоров в сторону ещё до того, как тот достиг моего щита, а второй удар Грэма поднырнул под вражеский щит, а затем метнулся вверх. Обе руки странного человека оказались перерубленными, а часть шлема отлетела в сторону, когда невероятно острый меч, движимый неестественной силой Грэма, рассёк плоть и броню.

Моя реакция была чуть менее быстрой. Я использовал магию, чтобы отбросить всех троих прочь ударом из чистой силы, но результат меня разочаровал. Моя магия должна была ударить их как таран, но вместо этого распалась, соскользнув с их тел, и стекла прочь как с гуся вода.

Топор второго охранника обрушился на Мёйру, пробив её щит и почти разрубив пополам её магическое тело. Я ощутил у себя в голове вопль её боли, когда она осела на землю. Затем я увидел, как охранник снова поднимает топор, гневно глядя на меня своими угольно-чёрными глазами.

Разъярившись, я произнёс одно слово: «Пиррэн». «Гори». Я уже знал, что моя магия не могла касаться их напрямую, поэтому я воспламенил воздух вокруг него, вливая в заклинание силу до тех пор, пока жар не стал грозить ожогами мне самому.

Охранник кричал недолго, пока его тело обугливалось и чернело — огонь почти мгновенно выжег воздух в его лёгких. Он свалился передо мной, умирая, и я увидел, что во время заварушки помощник командующего бросился бежать. Грэм не стал преследовать его, поскольку вражеские арбалетчики направили на нас своё оружие. Пробормотав командное слово, Грэм сменил двуручник на длинный меч и щит.

«Этот ублюдок никуда не денется!» — мысленно выругался я. Потянувшись к нему рукой, я использовал магию, чтобы рвануть вверх кусок земли прямо под ногами у помощника командующего. Затем я с его же помощью резко метнул его обратно к нам. Вражеский лидер пролетел по воздуху над нашими головами, и вмазался в щит замка в пятидесяти ярдах позади нас. Ударившись о твёрдую стену магии, он сполз на землю, оставшись лежать неподвижно.

Боль пронзила мою левую ногу ниже колена, затем правое плечо. До моих ушей донёсся звук ударов снарядов по металлу, когда щит Грэма остановил большую часть выпущенных по нам арбалетных болтов. Опустив взгляд, я увидел, что два снаряда он пропустил — один насквозь пробил мне ногу, а второй вонзился мне в грудь. Вражеские арбалетчики стояли слишком широким строем, чтобы Грэм мог защитить меня от каждого выстрела.

Снаряды каким-то образом прошли через мой личный щит, не сломав его. «Как они это сделали?». Однако времени на такие мысли не было. Первые ряды побежали в атаку, снедаемые жаждой мести за павшего командира.

Меня это полностью устраивало.

Вид большого вооружённого отряда, бегущего в атаку прямо на тебя — зрелище, лицезреть которое большинству людей никогда не доводится. Вообще говоря, это весьма страшное дело, но у меня была такая жизнь, что со мной это происходило уже не в первый раз, да ещё я был слишком зол, и мне было плевать. Однако я не позволил ярости сделать меня глупым. У меня было несколько возможных вариантов, от безрассудных до неэффективных. Отбросив их, я сунул руку в мешочек, и вынул большую горсть моих старых друзей — железных бомб. Подбросив их в воздух, я разметал их с помощью магии широкой дугой, распределяя среди врагов, и подорвал их.

Это было не самое разрушительное из доступных мне средств, но оно почти ничего мне не стоило, и позволило выиграть время.

От взрывы разметали тела и ударные волны во все стороны. В следующие несколько секунд на ногах остался стоять лишь Грэм, поскольку меня бесцеремонно сбило наземь. Я увидел, как справа от меня силилась встать Мёйра — её эйсаровое тело уже вернуло себе прежнюю форму. Она выглядела ослабленной, но целой. Мне нужно было лишь помочь ей добраться до безопасного места.

— Назад, Грэм! Нам надо вернуться к стене! — крикнул я, но молодой рыцарь не отреагировал на мои слова. «Он меня не слышит», — осознал я. Многолетний опыт приучил меня всегда защищать свои уши во время использования железных бомб, но у Грэма такой защиты не было. Он скорее всего оглох. К счастью, Мёйра осознала это так же быстро.

— «Мы отступаем, Грэм», — объявила она, вещая свои мысли нам обоим.

Тут я увидел, что враги вскакивают на ноги. Кое-кто не встал — но лишь те, кто был ближе всего к взрыву. Из остальных большинство уже поднималось. Трудно было поверить, насколько невероятно крепкими у них были тела. Я ощутил, как позади меня открылись ворота в щите. Кто-то — Мэттью или Мойра — решил их открыть, скорее всего в целях нашего спасения.

«Если они прорвутся, будет резня», — подумал я. В сражении мы с детьми можем и победить, но цена несомненно будет высокой. Толкая Мёйру впереди себя, я побежал к воротам. Зная упрямство моих отпрысков, они не закроют ворота, пока мы не вернёмся под купол.

Враги не только оказались крепкими, они ещё и в себя приходили быстрее. Быстро перебирая короткими, толстыми ногами, они бросились в атаку, и грозили добраться до нас раньше, чем мы добежим до ворот.

Грэм пришёл к тому же выводу, и развернулся, чтобы выиграть нам время. Его меч и щит снова смазались, опять превратившись в двуручник. Первыми до него добрались вражеские воины с топорами, но Грэм не стал стоять на месте, иначе они обогнули бы его, и за считанные секунды догнали бы нас с Мёйрой. Вместо этого он отступал прыжками, спиной вперёд, одновременно рубя тех, кто до него добегал.

Трудно было поверить, что столь крупный человек мог так двигаться, и я задумался о том, что подумал бы Дориан, увидь он танец своего сына с клинком. «Он бы подумал, что это чертовски странно — но ещё он был бы горд».

Его движения были изящными и плавными, с резкими, хлёсткими вставками. На первый взгляд, он казался почти невесомым, паря в движении над землёй, но опытный боец заметил бы, что перед каждым ударом его ноги твёрдо стояли на земле, позволяя ему вложить в удар максимальную мощь, а потом поглотить отдачу.

Грэм — нет, Сэр Грэм, ибо молодой человек был рыцарем не меньшим, чем его отец — танцевал назад, оставаясь в пределах нескольких футов по ходу нашего отступления. В его руках размах Шипа достигал десяти футов, и из входивших в это пространство не выживал никто.

Тут арбалетчики снова вскинули своё оружие. Они возвращались в боевую готовность дольше всех, поскольку должны были не только встать, но ещё и перезарядить оружие. Несмотря на отделявшее их расстояние и активную схватку, Грэм заметил их приготовления. Как раз перед тем, как они дали залп, он снова сменил оружие с двуручника на длинный меч и щит.

Осознав, что мне тоже надо действовать, я сделал то, что надо было сделать ещё полминуты ранее. Я выкрикнул слово, и выпустил силу, создавая почти мгновенный туман, скрывавший нас и врагов, мешавший им целиться.

Грэм прыгнул, заслоняя нас, когда туман пронзили первые болты, и поймал некоторые из них на свой щит. Ещё несколько попали ему по ногам и голове, но броня выдержала, хотя попадание в голову заставило его споткнуться, частично оглушив одной только силой удара.

Нам нужно было что-то большое, иначе оставшиеся до ворот двадцать ярдов мы бы не протянули. С силой толкнув Мёйру, я крикнул:

— Не останавливайся! — Затем я встал, позволяя своему сознанию поплыть, ища своим разумом молчаливую силу земли. Игры кончились. Если эти новые незнакомцы хотели нас убить, то я готов был их закопать.

Через туман пролетело ещё несколько болтов, и моя концентрация разбилась, когда они в меня попали — сначала в ногу, потом в бедро. Боль была такой сильной, что я едва почувствовал болт, вошедший мне в грудь и пробивший сердце.

Моё сердце остановилось, и боль исчезла.

Глава 24

Голос земли утих, когда вспыхнула боль, но после её исчезновения гораздо громче стал другой голос, заглушавший все остальные. Пустота выла вокруг меня, и, отбросив страхи, я сделал её своей.

Моё восприятие изменилось. Магический взор никуда не делся, но вкус у него стал другим. Эйсар моих врагов стал ярче, он звал меня, искушал как искушает умирающего от жажды человека стакан воды. Встав на ноги, я пошёл к накрытому для меня столу.

Первым в тумане я миновал Грэма — он был достаточно близко, чтобы меня увидеть.

— Морт! — крикнул он. — Не туда идёшь. Поворачивай!

Я приостановился, борясь с желанием взять его. Сердце твёрдо билось в его груди, а его жизненная сила сияла ярче, чем у всех остальных на поле боя. В его броню ударилось ещё несколько болтов, и я с отстранённостью почувствовал, как ещё один вонзился мне в грудь. С трудом набирая воздуха в повреждённые лёгкие, я хрипло прорычал:

— Беги. — После чего опять пошёл на врага.

Первый был лишь в нескольких футах, сияя для меня сквозь туман подобно маяку в бурную ночь. Не в силах удержаться, я вцепился в него ещё до того, как оказался на расстоянии касания. От меня метнулась толстая пуповина чёрной магии, и впилась в его голову и шею. Менее чем за удар сердца я вырвал из него жизнь, ахнув от удовольствия, когда в меня полилась энергия.

Я пошёл дальше, и мои спотыкавшиеся шаги становились всё более уверенными.

Следующих двух я нашёл одновременно. Я быстрым движением прикоснулся рукой к тому, что был ближе всего — он как раз занёс свой топор. Я улыбнулся, когда его глаза остекленели, а оружие выпало из пальцев, в то время как сами он осел на колени. Его друг рубанул по мне сбоку, и мощь его удара прорубила мне половину груди. Из него я жизнь вырвал даже не глядя, после чего вернулся к смакованию медленной смерти того воина, который стоял передо мной на коленях.

Моя грудь стала залечиваться сразу же, как только я вытащил из неё застрявший топор. Затем я вынул два арбалетных болта, но вскоре после этого появилось ещё несколько. Я решил не утруждать себя их извлечением, поскольку они не особо мешали моим движениям. Вытащить их я всегда мог успеть.

Я продолжил убивать, наслаждаясь радостью от всё ярче разгоравшегося в моей груди пламени. Грэм шёл следом за мной, срубая тех, кто подбирался ко мне слева, и это начало меня раздражать. Каждая жизнь, прерванная его рукой, означала, что на моём пиру становилось одним блюдом меньше.

Наконец я больше не смог этого выносить, и я повернулся против него. Молодой рыцарь едва не отрубил мне руку, прежде чем узнал меня — хотя мне в любом случае было бы плевать. Я подошёл ближе, поднеся лицо на считанные дюймы к прозрачной стали его шлема.

— Я же сказал тебе бежать.

На лице Грэма отразился шок и, быть может… страх:

— Мордэкай, твои глаза!

Я положил ладонь ему на грудь. Моё терпение вышло, но зачарованная сталь сопротивлялась моим попыткам выпить его жизненную силу. Огрызнувшись, я толкнул, и Грэм полетел через всё поле обратно к открытым в щите воротам. Я не озаботился наблюдением за его приземлением, но всё же ощутил укол сожаления. «Он — не мой враг», — подумал я. «Не следовало причинять ему вред».

Что-то прилетело со стороны Уошбрука — вращающаяся плоскость из странной магии шириной почти в два фута. Она пролетела в тридцати футах слева от меня. Летела она на высоте половины моего роста, и я чувствовал соединённый с нею эйсар, направлявший её в тумане. Управлял ей Мэттью, и заклинание это одинаково легко резало как воздух, так и врагов, нисколько не замедляясь.

Фрустрированный новыми потерями среди моих жертв, я сосредоточил своё внимание на воротах в Уошбрук. Мэттью стоял там, в то время как кто-то из солдат помогал Грэму и Мёйре зайти внутрь. Мэттью держал свою металлическую руку вытянутой вперёд, и проецировал из неё широкую плоскость полной черноты, вбиравшей в себя всё, чем в него стреляли враги. «Это что, новая версия его тессеракта дураков?» — задумался я. Если так, то он что, собирался снести врагов взрывом, и меня в том числе?

Нет, не могло быть такого. Если бы он намеревался так поступить, то закрылся бы полностью, да и в такой близости от города делать это было бы слишком рискованно.

Разум Мойры потянулся ко мне, соединяясь через разделявшее нас расстояние:

— «Отец, вернись».

— «Скажи своему брату, чтобы вернулся за стены! Если он продолжит убивать мои игрушки, то я приду, и с корнем вырву ему душу», — ментально огрызнулся я.

— «Да что с тобой не так?» — с тревогой спросила она, а затем я почувствовал перемену в связи, которая стала более агрессивно входить в мой разум, пытаясь взять его под контроль.

Вместо того, чтобы бороться с ней, я вцепился в эту связь, и потянул, выпивая жизненную силу Мойры. Она должна была либо отпустить меня, либо умереть.

Связь оборвалась почти сразу же. Моя дочь была отнюдь не дурой. Меня окатило подобное гордости тёмное чувство — знание того, что она была не настолько слабой, чтобы позволить себя убить. Несколько секунд спустя проём в защищавшем Уошбрук щите закрылся. Моё желание было исполнено.

Во время моего короткого отвлечения на этот бунт я, судя по всему, поубивал ещё нескольких врагов, но всё большее их число сходилось на моей позиции. В воздухе вспыхнул эйсар, и мой туман начал рассеиваться. У врага были свои заклинатели.

После исчезновения тумана вражеские солдаты могли меня задавить числом. Я сомневался, что им было под силу убить меня, но если бы меня порубили на куски, то это скорее всего снизило мою способность их убивать. Однако я в эту игру играл не в первый раз. Я знал, что нужно делать.

Потянувшись к пустоте, я коснулся еле заметных линий тьмы, всё ещё соединявших меня с недавними жертвами, после чего влил в них часть тёмной силы. Погибшие накали как один вставать с земли, поднимать топоры, и нападать на своих бывших братьев по оружию. Закипел бой, и хотя сперва мои войска уступали в численности, враг вскоре осознал, что его численное превосходство было обманчивым. Врагов гибло всё больше, как от моей руки, так и от рук моих новых слуг — и каждый из них снова вставал мгновения спустя, готовый служить.

По полю прокатывались странные щелчки и звуки, когда мои противники начали встревоженно перекрикиваться. Их причудливое пощёлкивание дополняли животные вопли ужаса, когда среди них начала распространяться паника.

Я руководил своими новыми помощниками по нетрадиционной стратегии. Если большинство полевых командиров были озабочены потерями и сохранением сил, то меня это не заботило. Не важно было, рубят ли моих слуг на части. Меня волновало лишь одно — чтобы никто не ушёл живым. Поэтому я направил большинство своих войск на края поля, загоняя их бывших товарищей к центру, где я дожидался с небольшой кучкой моих стражей.

Покрытый кровью, как своей, так и чужой, я наслаждался резнёй. Раны мои исчезли. Я успел вытащить из своего тела последние болты, и пока я купался в смерти врагов, оставленные снарядами дыры исчезали. Это было как стоять рядом с костром зимней ночью. По краям освещённого круга крутилась холодная тьма, но меня окружал теплом пылающий свет, шедший от огня сердец умиравших врагов.

Поначалу, когда их было много, я действовал поспешно. Я посылал чёрные плети, хватая ими противников, и вырывал из них жизнь, наполняясь насильственным исступлением. Но по мере того, как их численность таяла, я сбавил темп, забирая по одному или по двое за раз, чтобы продлить веселье. Последний десяток я взял в плен — они бились в хватке моих мёртвых солдат, пока я подходил к каждому по отдельности. Касание щеки или горла — и они начинали увядать передо мной, рассыпаясь один за другим, когда я пожирал их жизни.

Я приостановился, когда дошёл до последнего, их гордого лидера, ныне падшего до состояния наполненного ужасом куска дрожащей плоти. «К этому надо подойти особо», — подумал я. Отдав ментальный приказ, я заставил державших его мертвецов отойти. Надо отдать ему должное, он храбро ударил меня, но я поймал его толстое запястье железной хваткой. Он сразу же начал слабеть, но я не стал убивать его быстро. «Возможно, мне следует вскрыть ему горло, выпустить тёплую кровь».

Какая-то часть меня взбунтовалась от этой мысли. Это было ненормально. Это был не я. «Убей его, и иди домой». Вот и всё, что мне нужно было сделать. Собрав волю в кулак, я вырвал из последнего врага жизнь, и выпустил его руку. Затем я развернулся, и пошёл к Уошбруку.

Меня ждали родные.

Возвращаясь, я увидел, что все смотрели на меня — как солдаты и ополченцы на стенах и башнях, так и те, кто собрался у городских ворот. Мэттью и Мойра стояли прямо за воротами, но с моим приближением щит остался на месте. Грэм стоял рядом с ними, хотя по его позе мне было видно, что раны он всё-таки получил.

Когда я остановился в нескольких футах от барьерных чар, люди просто продолжили глазеть на меня.

— Открывайте, — приказал я.

— Не думаю, что это — хорошая мысль, Отец, — нейтральным тоном произнёс Мэттью.

Я улыбнулся, зная, что он, наверное, боится, что я его убью. Хотя такая мысль и приходила мне в голову, она ушла вместе с моей жаждой крови. Они были моими детьми, а не добычей. Мне просто нужно было убедить их в моих мирных намерениях. Бегло оглядев себя, я осознал, что вполне буквально покрыт кровью. Это, в сочетании с ужасной сценой, которой они только что стали свидетелями, обеспокоило их.

— Теперь я в порядке, — сказал я. — Признаю, что на некоторое время мною завладело боевое безумие, но сейчас оно прошло.

— Это было не просто боевое безумие, — твёрдо сказала Мойра. — Что-то произошло с тобой, что-то плохое.

Тут я заметил, что со стен исчезли люди. Да и вообще, кроме двух моих детей и Грэма больше никого не было видно. Это что, была какая-то уловка?

— Что происходит? — потребовал я, силясь скрыть своё растущее раздражение.

— На поле боя его глаза стали чёрными, — сказал Грэм. — Я видел их как раз перед тем, как он отбросил меня к стенам.

— Мама сейчас придёт, — объявил Мэттью. — Она хочет поговорить с тобой прежде, чем ты войдёшь.

— Просто откройте ворота в щите, — сказал я. — Не нужно ждать.

Из городских ворот вышла Пенни:

— Это мне решать, Морт. — Она кивнула дожидавшейся её троице, и те отступили, оставив нас наедине. Подойдя настолько близко, насколько могла, она встала лишь в паре футов от меня — нас разделяла лишь гудящая мощь барьерных чар. Тяжёлые деревянные створки городских ворот закрылись, когда Грэм и мои дети миновали их.

Я уставился на неё, и несмотря на тяжёлую пульсацию эйсара в разделявшем нас щите, я видел пламя её сердца, её эйстрайлин, мерцавшую внутри неё. По сравнению с остальными, это пламя было бледным и тускнеющим. Физически Пенни была здорова, если не считать отсутствующей руки; даже уровень её эйсара был таким, какой можно ожидать увидеть у нормального человека — но её эйстрайлин была опасно ослабленной. Контрастируя с её внешним здоровьем, её эйстрайлин была будто у чрезвычайно пожилой женщины.

Прежде я этого не замечал. Обычно я видел в других людях лишь эйсар. Разглядеть эйстрайлин я мог лишь через прочную связь, вроде той, какая была при глубоком исцелении. Мне следовало относиться к Пенни внимательнее.

«Она так и не восстановилась до конца после битвы с Мал'горосом». Там был момент, когда она отдала мне большую часть своей жизни, напитав меня своей жизненной силой, пока я бился в оковах пленившего мою душу заклинательного плетения Ши'Хар. Это едва не убило её, и она ещё несколько недель была очень нездоровой.

Мне хотелось верить, что она осталась прежней. А следовало убедиться.

— Я видела бой из управляющей комнаты в замке, — сказала она, прервав мои размышления. — Это было ужасно. Что с тобой случилось? Как это возможно? Ты что, снова стал одним из них?

«Нет!». Дело было не в этом, не могло быть в этом — но даже отрицая это самому себе, я знал правду. Я уже годами слышал шепчущий голос пустоты — с тех самых пор, как вернул себе человечность. Сегодня я позволил этому голосу наполнить меня. Под «ними» она подразумевала шиггрэс, немёртвых чудовищ, с которыми мы сражались годами.

— Конечно же нет, — поспешно ответил я.

— Грэм сказал, что арбалетный болт пронзил тебе сердце, — твёрдым голосом произнесла Пенни.

Я кивнул:

— Так и было. Он едва меня не убил, но я исцелил рану.

— Как шиггрэс? — бросила она обвинение.

Мой прежний гнев исчез, сменившись страхом, но не страхом перед ней, а страхом за неё… боязнью себя самого.

— Нет, — объявил я, уставившись на свою руку. — Я всё ещё контролирую себя. То, что случилось, было временным — как бывает, когда я слушаю ветер, или землю. Я всё ещё человек.

Она ткнула пальцем куда-то мне через плечо:

— А что насчёт них?

Позади меня стояла забытая мною армия нечеловеческих солдат. Мёртвых солдат. Мой магический взор показывал чёрные узы, связывавшие их со мной, соединявшие их к моему безмолвному, остановившемуся сердцу.

— Упс, — убедительно ответил я.

Уголок рта Пенни слегка приподнялся в лёгком намёке на улыбку, реагируя на мою неважную попытку пошутить, но улыбка сразу же исчезла.

— Мне нужно что-то получше, чем «упс», Морт. На нас полагается очень большое число людей.

Сфокусировав свою волю, я обрубил связь, и целая армия человекоподобных солдат упала наземь позади меня. Снова посмотрев Пенни в глаза, я сказал:

— Ты права. Я и близко не был к нормальному состоянию. Я всё ещё не вернулся. Дай мне несколько минут.

Удивительное дело — она подняла руку над головой, и дала сигнал открыть ворота в щите. Разделявший нас барьер исчез.

— Я уже однажды оттолкнула тебя, — сказала Пенни. — Помнишь? Я поклялась, что никогда больше этого не сделаю. Мне твои слова кажутся именно твоими.

Она двинулась вперёд, будто собираясь обнять меня, но я быстро отступил:

— Подожди. Это пока опасно. — Я всё ещё мог видеть её тусклую эйстрайлин, и боялся, что даже кратковременное касание может её убить.

Мне нужно было восстановиться. Я всё ещё был завёрнут в пустоту. Я мог заставить своё сердце биться, но этого было мало. Оборвав связь с пустотой, я скорее всего умер бы. «Или, быть может, начну жить нормальным образом», — подумал я. На самом деле, я понятия не имел. С моим телом уже всё было в полном порядке, но интуиция подсказывала, что если я отпущу пустоту слишком резко, то могу просто откинуть копыта.

«Может, если я сперва заменю её чем-нибудь другим». Раскрыв свой разум, я прислушался, найдя низкий, медленный звук земли у меня под ногами. Я направил на него всё своё внимание, и онстал громче. Я заставил своё сердце биться, наполнил свои лёгкие воздухом, после чего погрузился в разум камня. Меня пронзила боль, которая так же быстро исчезла, притупившись до незначительности по мере того, как я расширился, став чем-то большим, пока моё тело стало состоять не только из моей человеческой формы, но также и из земли, по которой эта форма шла.

Я осмотрел это тело. Его сердце снова замерло. Ему требовалось что-то большее. Втянув его в себя, я преобразовал его, наполнив его камнем и огнём. Затем я сжался, делая себя меньше, пока это горячий, каменистый комок не остался моей единственной плотью. Выкарабкавшись вверх из тьмы, я снова встал на поверхности, глядя на мир чужими глазами.

Моя память таяла, но находившееся передо мной животное напомнило мне о том, чего я хотел. Я хотел быть похожим на это животное. Я постепенно отстроил заново образ… как он там назывался? Тут я увидел — мужчина. «Это был я. Это и есть я». Я позволил ему влиться в меня, и мир изменился. Цвета приобрели новый смысл, и я почувствовал ветер на своей коже. Женщина — Пенни — стояла рядом. Вдохнув, я ощутил, как во мне снова побежала жизнь, а мысли опять стали текучими.

Я несколько минут наблюдал за ней, инвентаризируя и вспоминая себя. Пенни была терпелива, но в конце концов она произнесла:

— Морт?

— Скорее всего, — чуть погодя сказал я. Когда она снова шагнула ко мне, я поднял ладонь: — Позволь сначала убедиться. — Затем я нагнулся, и приложил руку к пучку зелёной травы, и стал следить за тем, что случится. Я не почувствовал никакой передачи жизни, а когда убрал руку, трава по-прежнему выглядела зелёной.

Снова подняв взгляд на Пенни, я осознал, что больше не могу видеть её эйстрайлин.

— Да. — Я кивнул. — Думаю, я — это я.

Она взяла меня за руку, а затем обняла. В Уошбрук мы вернулись вместе.

Глава 25

— А где все? — спросил я у Пенни. Городок был пустым, полностью лишённым людей.

Она рассмеялась:

— Во дворе замка. Я сказала Элэйн не открывать уошбрукский щит, пока все не окажутся под защитой замкового щита. Если бы ты оказался безумцем, то они были бы в безопасности.

Я нахмурился, глядя в её карие глаза:

— А что насчёт тебя?

Пенни похлопала меня по щеке:

— Я с дуростью.

— Эй! — пробормотал я, слегка оскорбившись, но она прервала меня.

— Жить или умереть, Мордэкай — я всегда с тобой. После всего, что случилось в прошлом — шиггрэс, Тёмные Боги, вот это вот всё, — я пообещала себе, что никогда больше не отвернусь от тебя.

Я проворчал:

— Опасная это философия. Учитывая всю ту дичь, которая со мной происходит, я бы предпочёл, чтобы ты больше думала о себе. Что будут делать наши дети, если…

Пенни снова перебила меня:

— Остановись, и посмотри на это предложение с обратной стороны. Я своё решение приняла. Если ты хочешь, чтобы они были в безопасности, чтобы мы были в безопасности, то тебе лучше быть осторожнее с тем, что ты делаешь… или чем становишься.

Наблюдая за ней на ходу краем глаза, я понял, что этот спор мне не выиграть. Ветер разбрасывал её мягкие карие волосы, и от этого мне хотелось вздохнуть — в то время как вид её пустого рукава заставил меня вздрогнуть. Она так много выстрадала ради меня за прошедшие годы, а я всё равно не смог её защитить… ни от боли, ни от мира, и, порой, не смог защитить даже от меня самого.

— Я тебя не заслуживаю, — пробормотал я.

Она отпустила мою руку, чтобы дать Элэйн сигнал открыть ворота в щите замка, затем подняла на меня взгляд:

— Заткнись. Ты не знаешь, как много ты заслуживаешь. Никому не положено говорить так о моём муже — даже тебе.

Когда мы вошли, стражники отдали честь, но взглядов от земли не отрывали, боясь смотреть мне в глаза. Не мог сказать, что винил их. То, что я только что сотворил, было ужасно. Грэм и Мэттью встали у меня на пути.

— Мы взяли помощника командующего в плен, — проинформировал меня Мэттью. — Он без сознания, но как только проснётся, Мойра сможет многое у него вызнать.

Я кивнул, затем посмотрел ему через плечо, на Грэма:

— Прости за то, что я сделал. Насколько серьёзно ты ранен?

Молодой рыцарь пожал плечами:

— Треснуло ребро, не более. Мойра уже всё исправила.

Я не отводил взгляда от его глаз:

— Прости меня, Грэм. Ты не заслуживал такого обращения. Я был… сам не свой.

— Это уже позади, милорд, — отозвался он.

«Для тебя — может быть», — подумал я, — «но мне придётся держать ответ перед твоим отцом в следующей жизни. Что он подумает о моих действиях?»

Молчание нарушилось, когда Грэм снова заговорил:

— Насчёт тел…

Я подавил неподобающий смешок. Прежде чем отпустить моих новоявленных шиггрэс, надо было приказать им самим закопаться. Пенни ответила раньше, чем я успел:

— Вышли телегу и сколько-то людей, чтобы обобрать тела, потом собери горожан. Они могут выкопать канаву для погребения.

— А что насчёт стражников? — предложил Грэм. — Они должны поучаствовать.

Пенни ответила нейтральным тоном:

— Мы выполнили свой долг — защитили жителей. Тел слишком много, чтобы с ними могли справиться наши солдаты. Можешь выделить половину стражников в помощь, но остальных держи готовыми на случай, если поблизости появятся ещё враги. Позаботься, чтобы все были готовы отступить за стены при первом же признаке нового нападения.

Я согласно кивнул. Моя жена была права, хотя я сам не мог этого сказать. Сам я всё ещё был в шоке от содеянного, и гадал, что же делать дальше.

Мэттью взял бразды в свои руки:

— Никто ещё не обедал. Уверен, что после этих будоражащих событий все проголодались. Давайте есть.

Конечно же. Мне следовало об этом подумать — хотя, возможно, часть проблемы заключалась в том, что я был совсем не голоден. В отличие от большинства битв, после этой я чувствовал себя лучше, чем до неё. Я практически трещал по швам от энергии. Последним, что мне было нужно, был обед. «Потому что ты уже нажрался на несколько жизней вперёд», — мрачно подумал я.

* * *

Пока все обедали, я пошёл домой. Мне нужно было подумать, поэтому я покинул наш горный коттедж, и взлетел, поднимаясь вверх, пока пики Элентиров не оказались подо мной, а мир не стал выглядеть маленьким. Это помогло, видеть мир с такой высоты — от этого мои проблемы казались менее большими, менее неподъёмными.

В мои мысли постоянно ползли видения того, что я недавно делал, но я отбросил их прочь. Они не помогали, и я по собственному опыту подобной жути знал, что у меня ещё будет полно времени для пересмотра случившегося — в моих кошмарах.

— Далеко же я ушёл от простого парня, жившего у кузницы, — сказал я, обращаясь к раскинувшемуся подо мной ландшафту. — Кажется, будто каждый уходящий год твёрдо намерен окрасить мою душу в ещё более тёмный цвет.

Это не помогло, поэтому я решил составить список насущных проблем: «Таинственный лес появился вместо Ланкастера, и каким-то образом он связан с древними Ши'Хар Иллэниэл. Появляется новая раса людей, и тут же нападает на нас по непонятным мне причинам. Разумные машины вторглись в наш мир, тайно пытаясь поработить всё человечество или, быть может, просто перекроить наш мир согласно своему виденью. А между тем воскрешённых мною Ши'Хар возглавляет мой предок с отсутствием признаков этики, и который вполне может быть не на нашей стороне».

Искать закономерности было в человеческой природе. Я хотел верить, что все мои проблемы были связаны каким-то имевшим смысл образом, но предостерёг себя, что это могло быть нелогичным. Некоторые из этих событий могли быть полными совпадениями.

Ши'Хар изначально явились сюда, чтобы спастись от древнего врага. Страдания Тириона и устроенный им геноцид были частью их долгосрочного плана найти спасение. Мы с моими детьми были одним из его результатов. Ши'Хар Иллэниэл вернулись к жизни в результате наших действий. Теперь же АНСИС, древний враг Ши'Хар, явился сюда, и, по иронии судьбы, мой сын во время своего недавнего путешествия выяснил, что АНСИС скорее всего создали в ответ на вторжение Ши'Хар.

Эти события, какими бы фантастическими они ни были, имели некоторые причины и следствия, или, возможно, даже были частью вселенского цикла — но исчезновение Ланкастера и появление этого нового врага вроде были не к месту. Казалось возможным, что новый враг пришёл из найденного нами первозданного леса, или из похожего места. Возможно, они были связаны — но со всем остальным они не состыковывались.

За исключением того факта, что мой сын обнаружил на границах сменившей Ланкастер странной территории следы транслокационной магии. Это намекало на Ши'Хар Иллэниэл, указывая на то, что происходящее могло быть каким-то результатом их растянутого на тысячелетия плана по защите от АНСИС.

С другой стороны, это могло быть чем-то, что они сделали без связи с тем планом. Однако, если они это сделали, и я об этом не знал, то это должно было являться частью знания, которое было исключено из лошти. А это должно было указывать на то, что нынешние события были частью тайного плана Ши'Хар.

«Теперь, когда я пришёл к выводу, что я по сути ничего не знаю о нынешних событиях — что я могу сделать, чтобы добыть больше сведений?» — напомнил я себе. «Сфокусируйся на том, что доступно».

Допрос пленника очевидно был нашим первым и самым многообещающим источником потенциальных сведений. Продолжение проекта Мэттью и Гэри для обнаружения АНСИС было столь же важно. Я также мог попросить сына исследовать магию вокруг границы странного леса. Возможно, будет полезно узнать, откуда он появился.

Также может быть полезным поговорить с Лираллиантой. Она лошти не получила, но, будучи последней из числа изначальных Иллэниэлов, она могла обладать каким то знанием, которое могло бы пролить свет на то, в чём заключались их планы. Однако я не испытывал особого энтузиазма насчёт очередного полёта на их остров — или от того факта, что даже получение у неё ответов на простые вопросы могло потребовать целых недель ценного времени.

«Тебе нужно больше делегировать, дуралей», — сказал я себе.

Мойра была очевидным выбором для извлечения информации из нашего пленника, хотя я и не хотел ставить её в ситуацию, в которой она могла нарушить ещё какие-то правила, созданные Сэнтирами для самозащиты. Она также могла бы укоротить время, необходимое для получения информации у Лираллианты, или обнаружить ответы, которые эта Ши'Хар не хотела раскрывать.

«А готов ли я рискнуть собственной дочерью?». Я был лишь одним человеком, но в моём распоряжении были невероятные ресурсы, если бы я осмелился их использовать. На самом деле всё сходилось к тому, что было для меня важнее — безопасность мира, или моей семьи. Моим первым инстинктом было обезопасить семью, и попытаться сделать всё самому, но шло ли это на самом деле им на пользу? Мои старшие дети уже выросли, но если я не позволю им покинуть безопасность дома, то они никогда не станут истинными взрослыми.

Честно говоря, то же самое было справедливо для Королевы и нации Лосайона. Мои прошлые действия были основаны на предположении о том, что защитить их смогу лишь я. А надо было дать им информацию и силу, чтобы они могли защищаться сами. Предыдущей моей попыткой это сделать было создание Рыцарей Камня, но теперь их не стало.

Из этого ордена выжило лишь несколько человек — Сайхан, Харолд, Иган, Уильям и Томас, — и ни у кого из них больше не было уз земли. С течением лет узы становились слишком опасными, постепенно превращая связанных ими людей в големов из земли и камня. Я разорвал их узы, когда у них начали появляться признаки изменений.

Нужно было их вернуть. Я не был готов связать ещё кого-то узами земли, но созданные мною драконы были для этого идеальным решением. Я просто был лишком осторожен в их использовании, раздав их лишь нескольким членам семьи и Королеве.

— Это придётся изменить, — пробормотал я.

Придя к решению, я стал падать вниз, стремясь к земле, и замедлившись лишь перед тем, как приблизился к порогу дома. Коналл стоял там, и открыл мне дверь.

— Жаль, что ты не можешь меня этому научить, — сказал он.

— Это слишком…

— Опасно. Знаю. Ты каждый раз так говоришь, — проворчал он. — Но ты же научился.

Я нахмурился:

— Не думаю, что ты хочешь проходить через то, через что прошёл я, чтобы этому научиться. Рано или поздно каждый, кто пытался летать таким способом, убивался — обычно раньше, чем позже.

— Но ты же постоянно летаешь, — напомнил мне Коналл, заходя внутрь впереди меня. — Элэйн и Элиз проводили осмотр пленника. Они хотят, чтобы ты его увидел.

Я последовало за младшим сыном, обдумывая его слова. Мои навыки полёта были таковы, что я вряд ли смог бы убиться, разве что потерял бы сознание в воздухе — но события этого дня заставили меня задуматься. А я мог вообще умереть? Мне только недавно прострелили сердце — а я никуда не делся, и размышляю об этом. Была ли моя внутренняя трансформация возможной лишь потому, что я уже начинал слушать землю, когда меня убили? Возможно, благодаря этому мне было легче коснуться пустоты.

А что если бы меня убили, когда я был без сознания? Что если бы мне отрубили голову, пока я был без сознания? Я был весьма уверен, что всё это было фатальным — но теперь уже не мог знать наверняка. Возможно, от превращения в чудовище меня отделяло лишь биение моего сердца.

Когда я в прошлый раз был пленён в виде шиггрэс, решения все принимала моя искусственная копия, а я был заточён как наблюдатель внутри обеспечивавшего бессмертие заклинательного плетения Ши'Хар. Сейчас это уже было не так. В этот раз черту переступил именно я, и вернуться было нелегко. Если это случится снова, то я не был уверен, что захочу вернуться. Настолько хорошее было ощущение.

Это было сродни опьянению. Меня больше ничего не сдерживало, позволяя свободно потакать своим более тёмным порывам. Боль ушла в прошлое, а убийство ощущалось нейтральным, приятным. Даже сейчас пустота была лишь на расстоянии удара сердца, дожидаясь, пока я не послушаю её, дав ей силу и воплощение.

Пример Гарэса Гэйлина был мне предостережением. Архимаг мог легко потерять контроль, отдаться порывам и желанием того, чем становился. В его случае, он стал драконом, и, перебил всех врагов, повернул свои когти и клыки против друзей и союзников. Ему потребовалась тысяча лет, чтобы вернуть себе человечность.

Я стоял на пороге чего-то гораздо худшего.

Шедший впереди Коналл остановился:

— Они внутри.

Мы находились у каменного строения во дворе замка, рядом с казармами. Изначально это была маленькая кладовая, но теперь её переделали в тюремную камеру. Во время предыдущей войны я испытывал недостаток в темнице, но после возвращения мира так и не удосужился её построить. В редких случаях, когда мне нужно было кого-то посадить, я обычно заимствовал тюремные камеры Ланкастера.

Стражник открыл дверь, а внутри было ещё двое, плюс Элэйн Прэйсиан и Элиз Торнбер. Их «пациент» лежал на маленькой койке. Он всё ещё был без сознания, но руки и ноги его в качестве предосторожности были прикованы цепями к железному кольцу в стене.

— Что мы узнали? — спросил я их.

Как обычно, Элиз не стала выбирать выражения:

— Думаю, он — человека.

— У него две руки и ноги, два глаза, и всё такое, — отозвался я, — но помимо этого он кажется слишком иным.

Элэйн вставила слово:

— У него такие же внутренние органы, как и у нас.

— У медведей — тоже, — парировал я.

— Дело не только в этом, — язвительно сказала Элиз. — Я заставила Элэйн тщательно его осмотреть, сравнивая внутреннее строение его тела с моим в качестве образца. Хотя он отличается ростом и пропорциями, всё остальное слишком похожее. Даже волосы на теле растут в тех же местах.

— Волосы? — пробормотал я.

Элиз подняла бровь:

— Хочешь, я его раздену, и покажу?

Я твёрдо зыркнул на неё:

— В этом нет необходимости. Так ты говоришь, что он уродец, вроде карлика?

— Он не деформирован, — сказала Элиз. — И на поле осталось ещё семьсот тел, выглядящих точно так же. Думаю, он из какой-то расы людей, которую мы никогда прежде не встречали.

— И они просто объявились у нас на пороге, готовые к войне? — пробормотал я. — Бессмыслица какая-то. Возможно, мы узнаем побольше, когда он очнётся.

Я ушёл, и обнаружил, что снаружи меня ждали Пенни и Мойра.

Пенни коротко улыбнулась:

— Узнал что-нибудь? — Выражение её лица было нормальным, доверчивым, но взгляд Мойры пристально меня изучал. Я чувствовал их настороженность. Она наверное всё ещё гадала, не опасен ли я — и я не мог ей винить. Я думал о том же самом.

— Элиз считает, что он — человек, но помимо факта их очень сильного сходства с нами мы почти ничего не знаем, — сказал я ей. Затем добавил: — Я бы хотел, чтобы Мойра порылась в его разуме, когда он очнётся.

Пенни посмотрела на меня, потом на дочь, и в чертах её лица проступила забота:

— А это для неё не опасно? — Хотя она и не понимала конкретику того, что Мойра сотворила в Данбаре, она знала, что дочь наша попала в переплёт именно потому, что копалась в чужих головах.

Я решил быть честным:

— Сомневаюсь, что Мойра Сэнтир согласилась бы, но я склонен ей доверять.

Дочь посмотрела мне прямо в глаза:

— Согласно ей, я уже чудовище. — Глубоко внутри я почти мог слышать невысказанное дополнение к её ответу: «и ты, возможно, тоже».

— Твои решения — только твои, — сказал я ей. — Я твёрдо в это верю. Чудовище, человек — какие бы ярлыки мы на себя ни навешивали, значение имеют именно наши действия. В конечном итоге нас определяют именно наши действия, я не чужие мнения.

Пенни переводила взгляд то на меня, то на неё:

— Подобные драматичные прокламации почти никак не уменьшают мою тревогу. Надеюсь, вы это осознаёте.

Лицо Мойры смягчилось:

— Я буду в порядке, Мам. — Затем она спросила меня: — Насколько далеко мне следует зайти?

— Я верю, что ты примешь правильное решение. Делай то, что считаешь нужным — главное, себе не навреди.

Дочь кивнула, а затем без предупреждения взяла меня за руку. Я ощутил зарождавшуюся, осторожную связь, и позволил ей установиться. После короткого осмотра она произнесла у меня в голове:

— «Спасибо».

— «За что?» — ответил я.

— «За то, что доверился мне, и позволил мне увидеть твой разум. До этого момента я не могла с уверенностью сказать, что ты — всё ещё ты».

Я улыбнулся:

— «Вообще-то, я гадал о том же самом. Ты меня успокоила».

Мойра отпустила мою руку, и объявила:

— Тогда я останусь здесь. Пленник начинает приходить в себя.

— Он уже очнулся? — спросил я.

— Нет, — сказала Мойра. — У сознания есть уровни. Когда мы только его принесли, он всё ещё был полностью без сознания, и его разум молчал — но теперь я его чувствую. Он снова видит сны. Теперь он в таком же состоянии, как спящий человек.

Мы с Пенни оставили её там, но пока мы шли обратно к донжону, Пенни спросила:

— Ты уверен, что ей это не опасно?

Я покачал головой:

— Не-а. — На её лице появилось взволнованное выражение, прежде чем я успел добавить: — Но это — верное решение. Ты меня в этом убедила.

— Я?

— Угу, — ответил я. — Твоя небольшая речь, которую ты произнесла после того, как я пришёл в себя.

— Я сказала тебе быть осторожнее с собой, — проворчала она. — Я не говорила тебе рисковать нашими детьми.

— Ты сказала мне, что доверяешь мне несмотря ни на что, — отозвался я. — Я подумал, и осознал, что мне нужно думать таким же образом о других. Мэттью и Мойра уже выросли. Мы должны позволить им рисковать, иначе они так навсегда и останутся только нашими детьми.

— А если они допустят ужасные ошибки? — спросила Пенни.

— Тогда мы будем делать то, что делают родители. Соберём обломки и приберёмся за ними, — сказал я ей.

Глава 26

Тем вечером мы с Пенни сидели в гостиной нашего горного дома, наслаждаясь минуткой покоя. Мы собирались выпить по второй чашке чаю, когда в комнату неожиданно для нас вошла Королева Лосайона. Ну, с технической точки зрения, неожиданно для Пенни — я-то ещё двадцать секунд тому назад увидел, как она вошла через портал в дальнем конце коридора. Что интересно, явилась она не одна.

Шедший за ней мужчина был выше среднего роста, где-то пять футов и одиннадцать дюймов. Он был широкоплеч, и с мощным телосложением, которое подходило его густым усам и бороде.

Я вскочил на ноги, чтобы поприветствовать их, в то время как Пенни со сдавленным писком метнулась к другой двери в поисках одежды. Не то, чтобы она была как-то раздета — но она скорее всего полагала, что её потрёпанный домашний халат был неподобающим для столь высокопоставленных гостей.

— Иган! — воскликнул я, прежде чем сгрести мужчину в объятья. — Я тебя уже сто лет не видел!

Сэр Иган некогда был одним из моих рыцарей, и хотя теперь он служил королеве, он являлся одним из немногих оставшихся Рыцарей Камня. Вообще говоря, он был членам двух рыцарских орденов, поскольку также являлся основателем Рыцарей Шипа. Рыцари Шипа были орденом, который Королева создала лично, и названы они были в честь самопожертвования Дориана Торнбера.

Иган, будучи по всем меркам грубоватым мужчиной, одеревенел в моих объятиях.

— Королева, — прошипел он мне на ухо.

Я рассмеялся. Будь мы при дворе, для меня было бы очень непочтительно поприветствовать его раньше Королевы. Я продолжил его обнимать, подмигивая Ариадне ему через плечо:

— Не стесняйся, Иган! Ари я понемногу вижу почти каждый день, но ты уже давненько не заскакивал. — Я отодвинул его, чтобы разглядеть его на расстоянии вытянутой руки, затем игриво взъерошил ему бороду: — Чертовски хорошо выглядишь! Тебя что, не кормят? Мужику под сорок уже положено иметь небольшой животик.

Иган отступил, и повернулся, обращаясь к уже открыто смеявшейся над его дискомфортом Ариадне:

— Моя Королева, умоляю простить…

Королева озорно улыбнулась ему:

— Иган, я же тебе говорила. Это — неформальная обстановка. Морт — мой двоюродный племянник, и он позволяет мне жить в его доме. Оставь пока этикет и условности в стороне.

Подчёркивая её аргумент, я обнял Ариадну, а потом крепко поцеловал в щёку.

Иган одарил меня предельно неодобрительным взглядом:

— Теперь я вижу, почему вас просили не появляться при дворе слишком часто.

Тут вернулась Пенни. Она всё ещё была в халате, но этот был длиннее, плотнее, и был украшен вышивкой. Это была далеко не формальная одежда, но по крайней мере халат выглядел как нечто, что могла бы носить дома дворянка.

При виде её лицо Игана просветлело, и он едва не забылся. Он уважительно кивнул Королеве, удобно устроившейся у меня под мышкой:

— Ваше Величество, вы позволите?

Ариадна нахмурилась:

— Я же сказала тебе расслабиться.

Неприветливый рыцарь кивнул, а затем кинулся обнимать мою жену:

— Пенни! Ну как ты? — Его поведение с ней радикально отличалось от того, как он вёл себя со мной.

Ариадна подняла на меня вопросительный взгляд, но я лишь пожал плечами, будто говоря «А мне откуда знать?».

Пенни, похоже, была так же рада его видеть, и они в своих приветствиях чуть о нас не забыли. Они были настолько рады, что мне на миг показалось, что они вот-вот возьмутся за руки, и начнут скакать кругами — но они сумели удержаться.

Тут Иган сфокусировался на отсутствовавшей руке Пенни:

— Слышал, ужасные вести. Жаль, что меня тогда не было рядом — я бы помог, — принёс он полу-извинение.

Пенни сжала губы, прежде чем ответить:

— Что сделано — то сделано. Давай не будем об этом. Хочешь чаю? — Затем она вспомнила о Королеве: — И ты тоже, Ариадна, конечно же.

То, что она сумела не назвать её «Вше Величество» было свидетельством её выдержки. За прошедшую неделю Ариадна упорно трудилась над тем, чтобы заставить Пенни чувствовать себя комфортнее в её присутствии. Успеха она достигла лишь частичного — в основном ей удалось заставить Пенни перестать обращаться к ней чересчур почтительно.

Иган и Ариадна утвердительно кивнули, и моя жена направилась на кухню, но Иган быстро последовал за ней, предлагая свою помощь. Мы с Ариадной остались одни, и уселись в кресла.

— Я и понятия не имела, что они так дружны, — сделала наблюдение Королева.

— Они вместе сражались в трудные времена, пока я был… в отлучке, — заметил я. — Бой в одном строю сближает мужчин. Думаю, для женщин это тоже справедливо. — Под «отлучкой» я тактично подразумевал моё изгнание в виде немёртвого чудовища. Иган и Дориан сражались бок о бок с Пенни, помогая вытащить мою семью и семью Торнберов из Албамарла во время оккупации города Герцогом Трэмонтом.

Ариадна нежно похлопала меня по руке:

— Это правда — но тебе он был совсем не столь рад.

Я вздохнул:

— Не думаю, что он до конца привык ко мне после наших с ним встреч в те дни. — Конкретнее говоря, я дважды встречал Игана охранявшим мою семью, и он был вынужден защищать их от меня. В одну из этих встреч он едва не спалил меня дотла своим солнечным мечом, а во вторую я сильно его ранил, прежде чем выпить из него немного жизни, чтобы исцелить моего раненого сына.

Несмотря на тот факт, что я был его первым сеньором, и что именно я произвёл его в рыцари, у Игана было связано со мной слишком много неприятных воспоминаний. Я на самом деле не мог винить его за то, что он всё ещё чувствовал себя некомфортно в моём присутствии.

Несколько минут спустя Пенни и Иган вернулись с подносом, на котором стояли чашки. Они уселись поудобнее, но прежде чем успел начаться разговор, появилась Леди Роуз.

— Что за запах — неужели свежезаваренный чай? — Она напряглась, увидев находившегося в комнате Сэра Игана.

Иган встал, и уважительно поклонился:

— Леди Хайтауэр.

Роуз почти мгновенно оправилась от неожиданности. Она пересекла комнату, и нашла себе кресло, но прежде чем сесть, она ответила:

— Сэр Иган, я вижу, вы в добром здравии.

Я внимательно за ней наблюдал. Не только Роуз была способна к тщательному наблюдению, хотя я и был более склонен делать неправильные выводы, по сравнению с ней. Товарищи Дориана по рыцарскому ордену давно не навещали нас, и я уже почти успел забыть, что она их недолюбливала.

Дело не в том, что она таила против них камень за пазухой, однако события, связанные со смертью её мужа заставили её относиться к рыцарям с некоторой предвзятостью. Именно Иган удерживал её, когда она пыталась присоединиться к Дориану под монолитом, который готов был его раздавить. За это Роуз его простила — но позже, когда был создан Орден Шипа, она была категорически против использования ими личных вещей её мужа в качестве экспонатов в здании их братства.

В частности, сломанный двуручный меч её мужа — тот самый, который Мэттью переделал, и которым теперь владел её сын — считался у них практически реликвией. Она отказалась отдать его Сэру Харолду, несмотря на тот факт, что Рыцари Шипа были названы именно в честь этого меча.

Наиболее ясным признаком её отвлечённости был следующий факт: Роуз настолько сфокусировалась на Сэре Игане, что не заметила Королеву, пока не начала садиться. Несмотря на то, что в моём доме насаждалось правило фамильярности, она не смела намеренно садиться, не обратившись хотя бы к монарху. Она резко замерла, когда её взгляд наткнулся на Ариадну:

— Ваше Вел…Ариадна, прошу прощения. Я тебя не заметила.

Ариадна улыбнулась:

— Не бери в голову, Роуз. Садись.

Пенни начала было вставать, чтобы сходить за чашкой для Роуз, но Иган её опередил. Вернувшись, он сам налил в чашку чаю, прежде чем передать её Роуз.

— Поскольку ты здесь так рано, то, полагаю, ты уже слышала о том, что у нас сегодня случилось, — сказал я, начиная неизбежный разговор.

Роуз слегка кашлянула, и у меня сложилось впечатление, что я допустил какую-то ошибку, после чего Ариадна ответила:

— Вообще-то нет. У нас сегодня были свои проблемы, но будь любезен, расскажи о своих. Потом я поделюсь своими новостями.

Я покосился на Пенни, и увидел, что она тоже была без понятия — но выражение взгляда Роуз точно что-то говорило. Она уже что-то приметила. Роуз скорее всего уже знала, что у Ариадны были какие-то новости, и считала с моей стороны глупостью заговорить первым. Однако исправить это было уже нельзя, поэтому я пустился в краткий пересказ событий этого дня.

Я почти не опускал никаких подробностей, помимо преподнесения моей победы над захватчиками как результата мощной магии. Ариадна скорее всего позже услышит более кровавый рассказ от остальных, но сейчас я не желал об этом распространяться. Я упомянул тот факт, что у нас был пленник, который не говорил ни на одном известном языке, и добавил про догадки Элиз Торнбер относительно его человечности.

Когда я закончил, на лице Ариадны ясно отразилось неодобрение:

— Я знаю, что обстановка у нас неформальная, но после твоего рассказа мне так и хочется надеть корону, и издать формальный указ.

— Мне что, нельзя защищать моих людей и владения? — искренне спросил я.

— Проблема не в этом, Мордэкай, и ты это знаешь! — объявила моя двоюродная тётка, Королева Лосайона. — Как бы ты себя чувствовал, если бы я отправилась на войну, и повела бы атаку против другой армии?

— Королева — не я, а ты, Ари, — резко ответил я. — Нет ничего необычного в том, что дворянин вышел на поле боя.

— Ты — не какой-нибудь непритязательный рыцарь или мелкий барон, — заявила Ариадна.

Откинувшись в кресле, я пренебрежительно ответил:

— Может, это и так, но и более великие лорды выходили на поле боя.

У Ариадны загорелись глаза:

— Не нужно учить меня истории, Морт! И ты не вёл за собой армию — ты вышел на переговоры… один! А потом уже провёл крупное сражение — в одиночку.

— Мне помогали, — настаивал я, но Пенни всё испортила, ударив меня по плечу.

Моя жена с сочувствием посмотрела на Ариадну:

— Я с тобой согласна. Он не взял с собой почти никого для поддержки.

Ариадна ей улыбнулась:

— Мне, наверное, следует приказать ему не соваться в бой, если такое снова случится.

Пенни с энтузиазмом закивала:

— Ещё как следует!

Я перевёл взгляд с одной на другую, затем посмотрел на Роуз и Игана. Ни в одном лице в комнате не было ни капли сочувствия.

— Можешь приказывать что угодно, но я буду действовать по собственному усмотрению, согласно ситуации, — дерзко сказал я.

Сэр Иган подавился чаем, а когда прокашлялся, громко сказал:

— Это же открытое неповиновение короне!

Королева впилась в него взглядом:

— Иган, не заставлять меня повторяться. Это — встреча друзей и родственников. Не надо мне её портить.

Роуз хмыкнула:

— Политика — плохая тема разговора среди родственников и друзей, но если уж зашёл разговор о ней, то я думаю, что тебе следует подумать кое о чём, Мордэкай.

Я глубоко вздохнул:

— Слушаю.

Роуз посмотрела на Королеву:

— Разрешаешь говорить откровенно? — Ариадна кивнула, поэтому Роуз продолжила: — Мордэкай, хотя твой ранг Графа ди'Камерон ставит тебя в нижней части верхушки дворянства, на самом деле ты — самый могущественный дворянин в королевстве. Ты почти так же важен, как сама Королева.

Иган снова подавился, и Ариадна начала хлопать его по плечам, будто помогая — хотя я подозревал, что она также надеялась пресечь его возмущённый ответ.

— Ты преувеличиваешь, Роуз, — возразил я.

Роуз подняла брови:

— Нет, не преувеличиваю — и я думаю, что Королева со мной согласна. Как думаешь, что случится с Ариадной, если ты внезапно умрёшь?

— Ни черта с ней не случится, — уверенно объявил я.

— Её положение первой правящей Королевы Лосайона за всю историю будет в опасности. Решение посадить её на трон всегда было непопулярным. Оно было лишь наименее неприятным. Она пробыла у власти уже достаточно долго, и большинство привыкли к ней, но если ты исчезнешь, быстро появятся несогласные, — объяснила Роуз.

— Я уже не единственный волшебник в Лосайоне, — парировал я. — И все волшебники в Лосайоне твёрдо стоят на её стороне. К тому же, её поддержит Мэттью. Что бы ни случилось со мной, Камерон будет на её стороне. И у неё есть дракон. Лорды не осмелятся пойти против неё.

Роуз уважительно кивнула:

— Должна признать, дракон был мастерским ходом, и это действительно упрочняет её положение, но в мире политики твой сын никому не известен. Он не пользуется таким же уважением, как ты. Тебя боится весь Лосайон. Одним своим существованием ты затыкаешь рты критикам Королевы основательнее, чем все остальные факторы вместе взятые.

Я хмыкнул:

— Сомневаюсь, что меня настолько боятся.

— Значит, ты ошибаешься, — честно сказал Иган. — Твои деяния стали достоянием легенд.

«Скорее, достоянием кошмаров», — подумал я, но всё же был благодарен Игану за тактичную формулировку. Я подался вперёд:

— Но даже если так, Иган, твой довод идёт в мою пользу. Сегодня было ещё одно такое деяние. Как только слухи разлетятся по королевству, они вспомнят, что я ещё не потерял хватку.

Пенни удивила меня, с силой поставив чашку на столик. Меня больше удивило то, что она не сломала чашку, что было больше в её стиле, когда она расстраивалась. Вместо этого она была спокойной и собранной — а когда заговорила, то таким тоном, какой я ожидал от Роуз, а не от моей жены:

— Прошу простить моего мужа, — сказала она, обращаясь к остальным собравшимся. — Он — определённо самый фрустрирующий человек из всех, кого я когда-либо знала. — Затем она перевела взгляд на меня, и продолжила уже более знакомым мне образом: — Я часто мечтаю о том, чтобы придушить его, и прекратить мои мучения.

Все засмеялись, но мне пришлось её поправить:

— Нет, чтобы прекратить твои мучения, тебе пришлось бы придушить саму себя.

— Моё мучение — это ты, — твёрдо сказала Пенни. — Кого бы я ни придушила, тебя или себя, мои мучения прекратятся.

Все снова засмеялись, в том числе и я:

— Но всё же было бы яснее, если бы ты сказала…

— Не будь педантом, Мордэкай, — упрекнула Роуз. — Тебе это не идёт.

Я вздохнул, оглядываясь. Этот спор я проиграл.

— Ладно, вы все правы. Я свалял дурака, когда вышел сегодня за стены, — признал я. — Однако я оставляю за собой право на дурость в будущем. С этим ничего не поделать.

— Это как? — невинно спросила Ариадна.

— Ну, я не ожидаю, что вы, не будучи волшебниками, это поймёте — однако моя магия основана на дурости. Если бы я попытался это изменить, то потерял бы своё могущество, — претенциозно поведал им я.

— О, неужели? — недоверчиво спросила Пенни.

Я кивнул:

— Я весьма уверен в этом. В самом деле, я весьма уверен, что девиз рода волшебников Иллэниэл звучит как «дурость бессмертна».

Все снова засмеялись, а Роуз фыркнула совершенно неподобающим для леди образом, прежде чем сказать:

— Какой же ты наглый лжец! У родов волшебников нет никаких девизов, насколько мне известно.

— Ну, теперь девиз есть, — объявил я. — Мне просто надо добавить его на наш стяг.

Настроение в комнате поднялось, но вскоре Сэр Иган вернул нас всех к серьёзности положения:

— Твои вести про нападения тревожны, и, к сожалению, это, возможно, связано с тем, что хотела рассказать Королева.

— Что, были ещё нападения? — спросила Пенни.

— Мы не уверены, — сказала Ариадна. — В Албамарл пришло несколько докладов о маленьких деревнях, на которые нападали странные существа. Хотя по большей части их недостаточно, чтобы заставить меня опасаться какого-то зловещего замысла, погибшие всё же есть. Больше всего меня обеспокоил доклад от Герцога Кэнтли, где сказано, что исчезло всё население торгового города Бродинтона.

— Исчезло? Как Ланкастер? — обеспокоенно спросил я.

Ариадна покачала головой:

— Нет, сам город так и стоит, но жители пропали. Поскольку городок торговый, это заметили почти сразу же — люди торгуют там каждый день. По нашим прикидкам, это случилось где-то три дня назад, и обнаружилось на следующее утро. Герцог Кэнтли послал отряд на разведку, и они доложили о следах борьбы — но тел не нашли.

— Бродинтон — это где? — спросила Пенни.

— Полтора дня пути на восток и на север от Кэнтли, это на северном берегу Реки Сёрри, — ответил я. География была важной дисциплиной для изучения среди дворянства, но я воспользовался преимуществом своей почти идеальной памяти.

Роуз вставила слово:

— Теперь я понимаю, почему Иган здесь. Харолда вы послали в Кэнтли?

Ариадна кивнула:

— Я отправила два отряда королевской гвардии. Сэр Харолд ими командует, и с ним ушли его собраться-рыцари — Сэр Уильям и Сэр Томас.

— Не повезло мне, — кисло сказал Иган. Затем он покосился на Королеву, и его щёки покраснели. — Прошу простить, я не хотел быть непочтителен.

Королева засмеялась:

— Я знаю, что охранять меня — скучная работа, но, быть может, тебе как раз повезло. Никогда не знаешь. На меня могут напасть в любой момент.

— Не следует вам такое говорить, Ваше Величество, — возразил Иган, — даже в шутку.

Ариадна хмуро посмотрела на него:

— Иган…

— Ариадна, — поправился он. — Прошу прощения. Такое обращение мне непривычно. Неправильно это.

— Сколько в тех отрядах солдат? — внезапно спросил я.

— Две роты, — мгновенно ответил Иган, поясняя предшествующую ремарку Королевы.

Значит, триста человек, если роты были в полном составе. Если они встретят такие силы, какие напали на нас, то этого будет мало.

— Им нужно больше поддержки, — объявил я.

— В Албамарле осталось всего три роты, — проинформировал нас Иган.

Пенни подалась вперёд:

— Почему так мало?

— Уже много лет царит мирное время. А содержать армию накладно, — сказала Ариадна. — Мы можем собрать гораздо больше сил за несколько недель, но я не могу оправдать содержание тысяч солдат, когда королевству ничего не грозит.

— Объяви призыв к оружию, — внезапно сказал я. — В Лосайоне неизвестный враг. Пусть лорды готовятся к войне.

Ариадна сфокусировала взгляд на мне:

— Думаешь, мне следует ещё и ополчение собрать?

Я где-то секунд тридцать молчал, напряжённо думая.

— Нет, но пусть будут готовиться, на случай необходимости. И в столицу вассалов не созывай. Скажи, чтобы привели резервы в активность, но оставили их в крупных городах. Мы пока не знаем, где именно находится враг, но если размеры отрядов будут такими же, как сегодня, то они смогут захватить даже город размером с Кэнтли, если не подготовиться.

— Насколько сильны были те, с кем вы сражались сегодня? — спросил Иган.

— Они крепкие — не сверхлюди, но бывалые бойцы, хорошо оснащённые и свирепые. Могу предположить, что это были ветераны. Такой отряд может победить в несколько раз превосходящую по численности армию крестьянского ополчения, и даже профессиональным солдатам будет трудно с ними справиться. По отдельности они скорее похожи на наших рыцарей, но работают вместе как одна команда, — объяснил я.

— Так ты говоришь, что сразился сегодня как бы с семью сотнями рыцарей? — недоверчиво спросил Иган. — Однако ты относительно легко их уничтожил.

— Я не сказал, что это было легко, — ответил я. — У них сопротивление к магии, а ещё у них были собственные маги. Я не могу быть повсюду. Если две ваших роты встретят у Кэнтли похожий отряд, то шансов у них не будет.

Ариадна встала:

— Тогда похоже, что мне нужно будет вернуться в Албамарл — ещё есть, над чем поработать.

— Я с тобой. Кого бы ты ни послала, им потребуется магическая поддержка, — сказал я ей.

Королева зыркнула на меня:

— Ни за что. Ты сегодня уже своё отвоевал. Ты вообще помнишь, о чём мы только что говорили?

Все уставились на меня с написанным на лицах согласием. Я вздохнул:

— Ладно, но позволь мне отправить вместо себя Сэра Грэма и другого волшебника.

Роуз почти неуловимо побледнела в ответ на моё предложение, но промолчала. Я только что предложил отправить её сына в бой. Реакция Пенни была менее сдержанной:

— Волшебника? Кого именно? Элэйн?

Элэйн всё ещё приходила в себя после того, что с ней случилось, и после потери её отца. Я ни за что не послал бы её, и меня удивило, что Пенни вообще назвала её имя. Конечно, все остальные волшебники были нашими детьми.

— Мэттью, — сказал я им. — Они с Грэмом также возьмут своих драконов.

Лицо Пенни слегка побледнело, но она лишь сжала челюсти. Ей явно хотелось возразить, но увидев тихую выносливость Роуз, она смолчала. Однако у меня появилось такое чувство, что я ещё услышу об этом позже, за закрытыми дверями.

Ариадна кивнула, но прежде чем они с Иганом успели уйти, я поймал его за руку:

— Как только разберёмся с этим, скажи Харолду выбрать подходящих кандидатов. Ордену Шипа надо расти. Ты, Харолд, Уильям и Томас получите узы с драконами, вместе с ещё десятком по выбору Королевы.

Иган был ошарашен на миг, но быстро пришёл в себя:

— Разве это не Королеве следует решить? Орден Шипа перед ней отвечает.

Я повернулся к Ариадне:

— Ты согласна?

Она кивнула:

— Как скажешь.

— А что насчёт брони и оружия? — спросил Иган. — У нас ещё остались солнечные мечи, но зачарованные латы, которые мы прежде носили, ты делал не один месяц.

Он имел ввиду тот факт, что старую броню нельзя было надеть на новых рыцарей. Если у Игана, Харолда и Уильяма ещё оставалась их прежняя броня, то новым рыцарям потребуются латы, сделанные им по размеру. Даже оставшиеся от их погибших братьев детали доспехов нельзя было использовать, поскольку из-за чар латы было невозможно перековать для новых владельцев.

— Эти подробности мы можем проработать позже, но я доверю оружейникам Королевы справиться с этой задачей. Они могут сделать новым рыцарям броню по образцу вашей, а я потом её зачарую, — сказал я ему.

После этого Ариадна и Иган ушли, а менее чем полчаса спустя отбыли Мэттью, Грэм и их драконы.

Глава 27

Следующее утро застало меня вставшим и на ногах ещё до рассвета. Как любила приговаривать моя мать, «бодрый и полный сил». Обычно я таким не был, но меня всё ещё полнила полученная во время вчерашней битвы энергия. Я, наверное, вообще мог бы не спать, но многолетнему опыту знал, что без отдыха разум не работает как надо, сколько бы у тебя ни было энергии.

Предрассветные часы я провёл в своей личной мастерской, стоявшей ниже по склону от моего горного дома. Там я работал над новым набором брони для Пенни. Это был старый проект, который я долго откладывал. Не было никаких врагов, с которыми требовалось сражаться, и поэтомупроект всё время казался недостаточно срочным. Большая часть крупных элементов уже была выкована, но ещё оставалось много работы по доводке, да ещё нужно было внести некоторые изменения, поскольку она потеряла руку. Я призвал крепкий ветер, чтобы сдуть накопившуюся пыль, и принялся за работу.

По большей части работа была рутинной, что позволяло моим мыслям блуждать, пока мои руки и магия выполняли нужные задачи. Я мысленно делал заметки насчёт чар, которые надо будет позже наложить, раздумывая о том, как сделать этот процесс аккуратнее и эффективнее. Как только Королева выдаст работу своим оружейникам, у меня может появиться более сотни комплектов для зачарования за относительно короткий срок. Правильно планируя, и имея стандартный шаблон для чар, я по идее должен был работать гораздо быстрее, чем раньше.

Я также думал о некоторых вещах, которые сделал Мэттью. Он последние несколько лет работал очень талантливо, и я невероятно гордился им. Что важнее, он преподал мне урок: мне не следует ограничивать мои идеи одними лишь моими возможностями. Некоторые из чар, которые он сотворил для своего похода в альтернативную реальность, включали в себя особые дополнения и от Мойры, и от Элэйн.

Думая в этом направлении, я решил, что мне следует спланировать использования некоторых аспектов особой «транслокационной» магии моего сына как в броне Пенни, так и в латах, которые я буду зачаровывать для новых рыцарей. Сделать что-то подобное тому, что он сотворил с Шипом, было непрактично — то было произведение искусства, на которое ушло огромное количество времени, — но некоторые идеи можно было легко адаптировать, сделав новые чары более практичными.

Когда солнце начало выглядывать из-за горизонта, я вздохнул, и отложил работу. Пришло время завтрака. Я всё ещё не был голоден, но чай бы не помешал.

Когда я вернулся домой, Алисса была на кухне с ножом в руке, и нарезала бекон на завтрак. Мне в голову пришла внезапная мысль.

— Иди сюда, — сказал я ей.

Нахмурившись, она отложила нож, и подошла ко мне. Какое-то время я оглядывал её с ног до головы, но её платье было слишком объёмистым, чтобы я мог точно оценить её размеры одним взглядом.

— Снимай платье, — приказал я.

— Сэр? — удивлённо ответила она.

— Снимай поскорее, но бельё оставь. Я хочу посмотреть твою фигуру, — объяснил я.

Её щёки слегка порозовели, но Алисса была не робкого десятка. Она была бойцом, и по навыкам была наравне с Грэмом и своим отцом, Сайханом. Она начала стягивать с себя толстое шерстяное платье, пока я рылся в своём мешочке в поисках нужной вещи. Найдя её, я начал отдавать приказания:

— Подними руки вверх. — Встав позади неё, я протянул руки вперёд, и плотно обернул её талию мерной лентой, запомнив число. Затем я повторил эти же действия, измерив её грудь, ширину в плечах, и бёдрах.

Тело Алиссы было гладким и фигурным, но под её обманчивой женственностью скрывалось много мышц — результат целой жизни, полной тренировок и упражнений. По одним лишь её физическим данным было легко видеть, почему Грэма влекло к ней — но её тело было для него, наверное, наименьшим фактором её привлекательности. Умственные тренировки, через которые она прошла, сделали её смертоносной воительницей. Вероятно, с точки зрения Грэма это тоже шло ей в зачёт, хотя для меня её интеллект и иные таланты были в равной степени впечатляющими. Изначально Алисса проникла в мой дом исключительно благодаря своему актёрскому мастерству, чтобы шпионить для её дяди.

Я измерил верхнюю часть её плеча, длину от локтя до запястья, а также охват самого запястья, после через перешёл к её щиколоткам.

— Встань, слегка разведя ноги, — сказал я ей.

— Для чего мерки? — наконец спросила она.

— Для того, что нужно каждому рыцарю, — туманно отозвался я.

Примерно в этот момент в кухню забрела моя дочь, Айрин.

— Папа? — вопросительно произнесла она.

— О, хорошо, ты как раз вовремя, — отозвался я. — Иди сюда, Айрин. Мне нужна твоя помощь. Иначе этот этап был бы немного смущающим.

Моя младшая дочь довольно быстро поняла, о чём шла речь, когда я попросил её снять с Алиссы мерку по внутреннему шву и по охвату бедра. Когда с этим закончили, я сказал Алиссе снова одеваться, и возвращаться к работе.

— Тебе надо и с меня мерки снять, — предложила Айрин.

— Не думаю, что ты уже закончила расти, — хохотнул я. — К тому же, такая броня волшебнику может в некотором роде мешать.

— О, — разочарованно сказала Айрин.

— Что может волшебнику в некотором роде мешать? — спросила Пенни, только-только появившаяся в дверях. Она выглядела слегка растрёпанной, но я не заметил того раздражения, какого я боялся после моего решения прошлым вечером послать Мэттью в Кэнтли. Сон — чудесная штука. С другой стороны, у неё скорее всего пока не было времени задуматься о вчерашних событиях.

— Доброе утро, милая, — отозвался я. — Иди сюда, и снимай халат, если ты не против.

Пенни приняла сердитый вид:

— Сейчас слишком рано для этого дела. Я ещё даже чаю попить не успела.

— Я хочу заново измерить твоё туловище, — объяснил я, жестом приглашая её подойти ближе.

Айрин вставила слово:

— Он только что закончил и Алиссу измерять. — Она ещё и произнесла это масляным тоном, чертовка.

К счастью, мы с Пенни были вместе слишком много лет, чтобы она могла клюнуть на нечто столь очевидное. Она слишком хорошо меня знала.

— Так в чём дело? — спросила она, но халат уже начала снимать.

— Я просто хотел сравнить размер твоего бюста с бюстом Алиссы, — легкомысленно ответил я.

Пенни бросила на меня безжалостный взгляд:

— Осторожнее, сейчас ещё утро. Я кусаюсь.

Я поцеловал её в щёку:

— Я на это надеюсь.

— Фу! — воскликнула Айрин. — Вы губите мою детскую невинность.

Посмеиваясь, я объяснил:

— Вообще-то, я решил закончить твою броню, но мне нужно заново снять мерки в некоторых местах из-за твоего…

— Увечья? — сказала Пенни, пытаясь договорить за меня.

— Я хотел сказать «ставшего более пышным бюста», но если ты предпочитаешь «увечье», то пусть будет так, — ответил я.

Моя жена слегка прищурилась:

— Так ты намекаешь, что я потолстела.

Я вздохнул:

— Мне тут никак не выйти победителем. — Закончив снимать мерки, я отложил мерную ленту. — Ты видела этим утром Мойру?

— Пока нет, — ответила Пенни, — но Коналл говорит, что она уже поела в главном зале. Она хочет, чтобы ты зашёл к пленнику.

— Значит, пойду её искать.

— А завтрак? — спросила Пенни.

— Я уже поел, — солгал я, ещё раз поцеловав её. Затем направился к двери.

* * *

Оказалось, что моя дочь уже отправилась меня искать. Я наткнулся на неё, когда спускался в донжоне по лестнице.

— Пап! — сказала она, как только меня заметила.

Я улыбнулся:

— Есть успехи?

— Конечно же есть, — ответила Мойра, казалось, почти оскорбившись. — Как ты можешь во мне сомневаться.

— Не заводись. Это просто фраза, чтобы разговор завязать, — отозвался я. — Идём, навестим его.

Когда мы достигли первого этажа, я двинулся в сторону главного входа, но дочь меня остановила:

— Он в зале.

— Почему он не под замком?

Она ухмыльнулась:

— Он больше не представляет угрозы. Он там ест, но я оставила с ним стражника.

Сбитый с толку, я спросил:

— Не представляет угрозы — но ему нужен стражник?

Мойра кивнула:

— Чтобы никто из наших солдат не попытался его убить. Они ему пока ещё не доверяют.

Я остановился у двери в главный зал:

— Объясни, что ты с ним сделала, и что узнала, прежде чем мы войдём. Ты уверена, что он точно не опасен?

— Его зовут Са́нэр, — начала Мойра, — а его народ зовётся анголы. Он никакого понятия не имеет, как его народ здесь оказался. Они думают, что это, скорее всего, в результате каких-то наших действий. Что касается того, откуда он…

Я перебил:

— Нет, объясни мне, что именно ты сделала, чтобы я понимал, как это работает, и каковы ограничения.

— А, — сказала она, ненадолго уставившись в пол. — Я сперва исследовала его разум, пока он не проснулся, чтобы увидеть, как там всё работает, и ещё я просмотрела часть его воспоминаний. Как Элиз и сказал, его разум кажется во многих отношениях очень человеческим, хотя язык у них необычный. Они используют два языка — или, возможно, следует сказать, что это один язык с двумя разными формами выражения.

Одна похожа на нашу — использует звуки для слов, как и в нашем языке. Грамматика и слова другие, конечно же, но их можно выучить. Другая форма выражения использует щелчки и резкие гортанные звуки, чтобы передать то же значение. Эту форму они используют в деловых разговорах, в военном деле, и в общении с незнакомцами… по сути для всего кроме общения с друзьями и родственниками.

Думаю, для любого, кто не был воспитан с таким языком, будет трудно на нём общаться, а из-за культурных различий было бы трудно убедить одного из анголов выучить наш язык, поэтому я пошла в обход, — сказала Мойра.

— В смысле — в обход? — спросил я.

— Я нарушила правила, — нерешительно сказала Мойра.

Я кивнул:

— Этого я и ожидал.

Мойра продолжила:

— Я уже делала в прошлом нечто подобное для встреченной мною девушки, которая не могла говорить. Я создала специализированный заклинательный разум, по сути только ту часть, которую я обычно использую для наделения моих заклинательных зверей способностью к речи — а потом пересадила его Санэру в голову. Это позволит ему говорить на нашем языке и понимать нас.

— И как долго это продержится? Закончится ли у него со временем эйсар, как у заклинательного зверя?

Дочь покачала головой:

— Нет, я присоединила его так, чтобы он питался от его эйстрайлин, будто являясь частью его родных тела и разума. Продержится он всю жизнь Санэра, или пока его не извлекут.

— А любой маг может его извлечь? — спросил я. — Например, один из магов анголов.

Мойра поморщилась:

— Возможно, но если это попытается сделать кто-то кроме Сэнтира, то скорее всего Санэр сойдёт с ума. Может быть, даже умрёт.

— Какое утешение, — пробормотал я. — Что ещё ты с ним сделала?

— Чтобы сделать его «неопасным», мне пришлось в некоторой степени изменить его личность, пересмотреть некоторые его ценности. Теперь он считает нас союзниками, а своему народу не доверяет. Я не меняла его воспоминания, поскольку эти сведения могут нам пригодиться. Вместо этого я изменила его фундаментальную реакцию на эти воспоминания. Это было гораздо проще, чем делать кучу тонких изменений, однако это наверняка вызовет у него некоторые проблемы.

Сейчас он верен нам. Он даже осознаёт, что именно я с ним сделала, но видит это в позитивном ключе. Со временем внутренний конфликт между встроенными мною искусственными ценностями и его нормальными ценностями скорее всего разорвёт его психику. Он может сойти с ума, или у него начнёт болеть голова… я на самом деле не знаю, — призналась Мойра. — Но я встроила кое-что на крайний случай.

— Это как?

— Фрагмент заклинательного разума, который даёт ему знание нашего языка, делает ещё кое-что. Он также отслеживает мысли Санэра. Если тот применит к нам силу, или каким-то образом начнёт замышлять предательство против нас, то заклинательный разум его убьёт, — решительно закончила она.

Милый ребёнок, которого я вырастил, никогда бы такого не сделал. Это было для меня наглядным уроком о том, насколько моя дочь изменилась после пережитого ею в Данбаре. То, что она сделала, было просто-напросто злом, и я дал ей разрешение на это. Нет, я попросил её это сделать.

— Не надо, — внезапно сказала Мойра.

— Чего не надо?

— Жалеть, — объяснила она. — Не надо жалеть. Ты не виноват.

Я потёр лицо, чтобы сбросить часть скопившегося напряжения:

— Это я поставил тебя в такое положение. Насколько сильно ты себе повредила?

— Это не похоже на физическую боль, — сказала Мойра. — Работает по-другому. Просто с каждым разом мне становится всё проще это делать, и становится труднее остановиться. Но это было необходимо, да и я всё равно уже чудовище.

«Мы — чудовища», — молча подумал я.

— Это верно, — сказала моя дочь. — Я мельком увидела то, что происходило вчера внутри тебя.

Я почти вздрогнул:

— Жаль, что ты это видела.

— Если честно, это подняло мне настроение, — ответила она. — Я не одна такая. Мы с тобой совершили ужасные вещи, но мы совершаем их для того, чтобы другим не пришлось. Мы берём на себя ноши, чтобы остальные могли мирно спать, чтобы они не сошли с ума.

— Это всё равно не оправдывает наши действия, — возразил я.

Она кивнула:

— Нет, но мы всё равно это делаем, поэтому давай договоримся.

— О чём?

— Что будем приглядывать друг за другом. Если ты зайдёшь слишком далеко, я всё улажу. Если я зайду слишком далеко, то раздавишь меня валуном, или типа того.

Эта идея мне претила, но в ней были очевидные изъяны:

— Если я пойму, что ты приготовилась меня убить, то у тебя не будет никаких шансов, — указал я.

Мойра, печально глядя на меня, похлопала меня по щеке:

— Я сделаю всё, чтобы это случилось внезапно для тебя.

— Другая проблема, — продолжил я, — заключается в том, что ты слишком легко можешь улавливать мои мысли. Если я решу, что тебя надо прибить, то ты узнаешь это задолго до того, как я смогу поймать тебя в ловушку.

Она покачала головой:

— Более месяца назад я попросила Мёйру встроить в моё подсознание закладку. Если ты решишься убить меня, если ты даже подумаешь об этом, то я подчинюсь, что бы я сама об этом ни думала. Я также не могу изменить твой разум, или разум кого-то из нашей семьи. Теперь уже не могу.

Это, наверное, был самый тревожный разговор, когда-либо состоявшийся между отцом и дочерью — но меня он почему-то успокоил. Может, дело было просто в знании того, что несмотря на происшедшие с ней тёмные перемены, Мойра всё ещё ставила свою семью впереди себя. Не в силах удержаться, я подался вперёд, и поцеловал её макушку.

— Может, мы и чудовища, но мы защитим тех, кого любим. Не так ли?

Мойра дёрнула головой, едва сдерживая чувства:

— Мы будем чудовищами — чтобы им не пришлось.

Глава 28

Наш пленник сидел за столом у одной из стен главного зала, и тушёное мясо из тарелки с ложкой в одной руке, и с большим куском хлеба в другой. Рядом стоял и внимательно наблюдал за ним один из моих стражников, но делал он это не один. На незнакомца пялились все мужчины и женщины, завтракавшие в зале.

Низкорослый пленник поднял на меня взгляд, когда я остановился рядом. Уронив ложку, он встал, и быстро поклонился:

— Милорд, простите, я вас только что заметил! — Он говорил низким голосом и без акцента, несмотря на тот факт, что до сегодняшнего дня никогда не говорил на нашем языке.

Я видел следы погружённой в его череп магии моей дочери, и хотя мне было не по себе от того, насколько эффективно та работала, я не мог не впечатлиться тем, как безупречно она наделила его знанием нового языка.

— Как тебя зовут?

— Санэр, милорд, — быстро ответил он.

Когда он произносил своё имя, он это сделал со странным акцентом, и я догадался, что это скорее всего результат произнесения без помощи магии моей дочери.

— Почему твой народ напал на нас? — внезапно спросил я.

— Они думали, что вы в ответе за кражу нашей земли, милорд, — отозвался он. — Хотя теперь я понимаю, что они ошибались. Мне не следовало им помогать.

— И ты теперь поможешь нам?

— Конечно же, милорд. Я помогу вам всеми своими силами, — с чувством сказал Санэр.

Было очень странно слышать такие слова повиновения от человека, который совсем недавно был твёрдо намерен нас убить, но пока всё выглядело так, что внесённые Мойрой изменения работали как и было обещано, поэтому я копнул глубже:

— С чего мне тебе доверять?

Санэр опустил взгляд:

— Леди Мойра изменила меня. Мир теперь стал другим. Я каким-то образом могу говорить на вашем странном языке, и я также знаю, что буду поступать согласно вашим желаниям. Я на самом деле не понимаю этого, но это — правда.

— Тогда расскажи мне о своём народе, — приказал я. — Опиши, как вы сюда попали.

— Они — не мой народ, милорд, — ответил карлик. — Уже не мой.

Я поднял бровь:

— О, тогда к какому народу ты по-твоему принадлежишь?

— Ни к какому. У меня больше нет народа, но я принадлежу вам, — отозвался Санэр.

Мне было не по себе от абсолютной преданности в его взгляде.

— Тогда расскажи мне про анголов, которые некогда были твоим народом.

— Они — гордая раса воинов, гораздо величественнее слабых людей, которых я видел здесь, в вашей крепости, — честно сказал карлик. — Племя, в котором я родился, Талбран, насчитывало почти две тысячи человек.

— Племя? Они что, не входят в более крупную нацию?

— Нет, — сказал Санэр. — Великие давным-давно повелели, что мы не должны собираться или вступать в более крупные союзы. Каждое племя живёт в своём месте в горах, хотя они в некоторой степени торгуют между собой. Любой, кто противится этому правилу, уничтожается, а имя его стирается из записей предков.

Вот теперь меня обуяло любопытство:

— А Великие — это какие-то племенные старейшины?

— Они — не люди, — с нажимом сказал Санэр. — Их могущество и гнев не подлежат сомнению.

Мойра послала мне безмолвную мысль:

— «Я уловила это в одной из его мыслей вчера вечером, но это должно кое-что прояснить. Лидер Великих известен как Мал'горос.

От этого откровения у меня закружилась голова. Неужели анголы были родом из того места, которое Ши'Хар создали для Кионтара? Было ли это возможным? Я понятия не имел, что там находилось. Я знал, что Тёмные Боги содержались в ином измерении, которое должно было защищать наше измерение от внешних угроз, конкретнее — от АНСИС, однако я всегда воображал его как некое пустое место.

Дальнейшие расспросы показали, что мир Санэра был очень похож на наш, с лесами, полями и горами. Анголы жили в основном в горах, в часто разбросанных деревнях, насколько я смог понять. Когда я вывел его наружу и попросил указать направление, то выяснилось, что его деревня каким-то образом переместилась в местность примерно в дне пути на север от Арундэла, как раз по ту сторону от границы между Лосайоном и Гододдином.

— И сколько ещё членов Талбран осталось в вашей деревне? — через некоторое время спросил я.

— Где-то тысяча, наверное, — ответил Санэр. — В основном женщины и дети, а также старые воины.

Другими словами, почти все взрослые мужчины из его племени были мертвы. Было время, когда осознание этого факта вызвало бы во мне разрушительное чувство вины. Однако теперь я хоть и чувствовал сожаление, но это было лишь очередным дополнением к куче сожалений, которую я держал в тёмном хранилище своей души. Недопонимание или нет, они угрожали моим людям, они напали первыми, и я больше не был достаточно добрым, чтобы сколько-нибудь времени укорять себя за случившееся.

— И что с ними будет?

Лицо Санэра на миг исказилось — внутри него боролись противоположные эмоции. На миг я задумался, не сломается ли магия Мойры под таким давлением. И если так, то умрёт ли Санэр прямо у меня на глазах? Затем его лицо разгладилось, и он ответил:

— Они будут голодать. Хранилища еды были потеряны, когда деревня переместилась. Полей больше нет. Большинство охотников ушло с отрядом воинов. Сам отряд был отчаянной мерой — попыткой найти или отнять надёжный источник пищи.

* * *

На другом конце Лосайона Мэттью и Грэм летели во главе группы из пятидесяти конных солдат. Они прибыли в Кэнтли по Мировой Дороге глубокой ночью, вскоре после полуночи. Не теряя зря времени, они сразу же выехали: Мэттью и Грэм — верхом на драконах, Зефире и Грэйс, а солдаты — на лошадях.

Благодаря их усиленному зрению, не говоря уже о магическом взоре Мэттью, тьма не была препятствием для всадников на драконах, однако для всадников на лошадях в безлунную ночь она представляла серьёзное препятствие. Поэтому Мэттью держал набор из десяти светящихся сфер, паривших у них над головами, чтобы освещать путь.

Ночное освещение само по себе было рискованным делом для военной экспедиции. Это значило, что они были хорошо освещены для любых врагов, какие могли ждать впереди, в темноте — они были идеальными мишенями, однако это смягчалось уверенностью Мэттью в том, что он сможет обнаружить любых скрытых врагов задолго до того, как солдаты окажутся в пределах досягаемости их дальнобойного оружия.

Пока что было важнее догнать королевские роты до того, как те встретятся с уничтожившим Бродинтон врагом.

Те, кого они пытались догнать, отбыли предыдущим утром. Если они ехали восемь часов, то должны были всё ещё находиться где-то в четырёх-пяти часах пути впереди отряда. При некоторой удаче отряд мог догнать их раньше, чем они снимутся с лагеря поутру.

До рассвета ещё оставалось несколько часов, когда Мэттью ощутил движение впереди. Подняв руку, он объявил остановку, пока сам рассматривал то, что показывал ему магический взор. Затем он объявил:

— В нашу сторону направляется большой отряд людей. Почти все они двигаются пешком, и некоторые из них несут факелы.

— Королевские солдаты? — напряжённо спросил Грэм.

— Трудно определить с такого расстояния, — сказал Мэттью. — Они всё ещё более чем в миле от нас. Через несколько минут узнаем. — Потянувшись своей силой, он произнёс слово «Хасэт!» — и висевшие над ними светящиеся сферы исчезли. Они оказались в полной темноте, и солдаты начали ворчать. Встречать возможного врага, будучи по сути слепыми, было им не по нраву.

— Мы не хотим выдавать наше местоположение, — сказал Грэм голосом спокойным, но достаточно громким, чтобы его услышали. — Это также позволит нашим глазам привыкнуть к темноте.

— Как бы они ни привыкали, всё без толку. Темнота кромешная, — пробормотал кто-то из солдат.

— Я освещу поле, когда они почти доберутся до нас. Это должно их удивить, — сказал Мэттью. Затем он оглядел окружающую местность. Река Сёрри лежала в пятидесяти ярдах справа, а край Леса Кэнтли был слева. Их отряд ехал по маленькому торговому тракту, который почти половину пути к Албамарлу шёл вдоль реки.

— Надо отойти к лесу, — предложил Грэм. — Деревья и темнота нас скроют — мы сможем относительно безопасно решить о том, напасть ли из засады, или помочь тем, кто к нам движется. Если это враг, то мы застанем их врасплох — они будут открыты на дороге, а отступать смогут только к реке.

Мэтт согласился, так что они начали осторожно заводить лошадей под прикрытие деревьев и кустов к северу от дороги. Теперь он яснее видел приближавшуюся группу, и теперь был точно уверен, что это были люди. Нормальные люди, а потому, скорее всего, гвардейцы Королевы. Он передал эту информацию остальным.

Затем он заметил, от кого они бежали — от массы низкорослых, грузных пехотинцев. Коротконогие преследователи съедали отделявшее их от королевских солдат расстояние равномерными, мощными шагами. Мэттью какое-то время разглядывал их, чувствуя, что в их движении было что-то странное, пока наконец не осознал, что именно.

Они не несли с собой факелов, и не имели магических источников света — и тем не менее двигались уверенно в темноте. В то же время гвардейцы Королевы двигались с трудом, спотыкаясь, хотя у них в руках были факелы.

— Они могут видеть в темноте, — пробормотал он.

— Что? — слегка встревоженно сказал Грэм.

— Гвардейцев преследуют несколько сотен тех низкорослых захватчиков. Они ничем не освещают себе путь, и, похоже, двигаются лучше, чем наши союзники, — объяснил молодой волшебник.

— Сколько королевских солдат впереди? — спросил Грэм.

— Меньше, чем у нас, — мрачно сказал Мэттью.

Сэр Грэм начал ругаться — то была дурная привычка, которую он в прошлом перенял у одного из своих наставников, Чада Грэйсона. Взяв себя в руки, он снова заговорил:

— Если солдаты Королевы бегут впереди, значит их скорее всего разгромили. Если мы попытаемся помочь им в такой темноте, они понятия не будут иметь, что происходит. Они будут бежать дальше. Это оставляет нас и наши пятьдесят человек биться с противником, превосходящим нас по численности в несколько раз. Однако если мы ничего не сделаем, то солдат догонят и убьют.

Мэттью не ответил, молча размышляя.

— Но у нас есть волшебник, и два дракона, — добавил Грэм.

Мэттью рассеянно ответил:

— И ты. Как воин, ты стоишь больше, чем осознаёшь. — Затем он вздохнул: — У врага тоже есть маги. Теперь я их вижу… четыре — нет, пять магов.

Грэм заворчал в темноте:

— Это ни в какие ворота не лезет!

Мэттью тихо сказал:

— Похоже, что всё именно так. Что думаешь делать?

— Будь я один, я бы вышел, и встал на дороге. Сразил бы столько врагов, сколько сумел бы…

Мэтт перебил его:

— Ты не один. Не валяй дурака. Мы сделаем это вместе. Я спрашиваю, как нам, по-твоему, следует расположить наши силы для удара из засады.

Грэм прикусил губу, размышляя:

— Их маги нас заметят, даже если мы спрячемся, верно?

Мэттью кивнул:

— Скорее всего. Поскольку они бегут, то могут заметить нас не так быстро, как если бы двигались шагом — но меня и драконов они точно заметят. В магическом взоре мы сияем как маяки.

— А что насчёт меня?

— Как только ты призовёшь свою броню, чары сделают тебе столь же видимым. До тех пор ты выглядишь почти как нормальный человек, — ответил Мэттью.

Грэм быстро принял решение:

— Бери драконов, и отлети назад. Я подожду на дороге, и встречу бегущих к нам солдат Королевы. Когда враг доберётся до меня, я призову броню, и замедлю их продвижение, пока вы с драконами сделаете круг, чтобы напасть на них со стороны реки. Как только начнётся бой, наши люди смогут ударить с этой стороны, и превратить бой в настоящую битву. Враги будут слишком заняты нами, чтобы приготовиться к драконам, когда заметят их. Полейте их огнём несколько раз, а остальных мы добьём сами.

Послушав, Мэттью кивнул:

— Звучит хорошо, но я спрыгну, когда драконы пролетят над ними в первый раз. В центре я смогу сделать гораздо больше, чем с воздуха.

Тут Грэйс подала голос, безмолвно заговорив у них в головах:

— «Это глупо. Ты не можешь собой рисковать, Мэттью. Да и Грэму тоже не следует выходить туда одному».

Грэм был частично согласен:

— Тебе не следует собой рисковать.

— Какая жалость. Ты не можешь мне указывать, что делать, — ответил волшебник. Затем он отправил Зефира в полёт, и Грэйс взлетела следом.

* * *

Грэм ждал на дороге, когда королевская гвардия побежала мимо него. Они заметили его в свете факелов, и отклонились с курса, огибая его по обе стороны. Он видел панику и страх в их взглядах, хотя по большей части они не были ранены. Раненные не могли бежать, а если и могли, то уже давно отстали. Он махнул пробегавшим мимо людям, игнорируя предостережения, выкрикиваемые некоторыми из них.

А потом кто-то его узнал:

— Это Грэм!

Тот, кто его узнал, замедлился до шага, а потом вернулся, с товарищем. Оба носили характерную броню, созданную годы тому назад для Рыцарей Камня. Это были Сэр Уильям и Сэр Томас.

Его зрение было достаточно чувствительным, чтобы видеть бежавших к ним врагов, а звуки их шагов были слышны даже Уильяму и Томасу.

— Следуйте за своими людьми, — громко сказал Грэм. — Сейчас слишком темно для боя, но через несколько минут станет светло. Когда это случится, уговорите как можно больше солдат вернуться.

— Но что ты…? — начал Сэр Уильям.

— Бегите! — крикнул Грэм. Затем он тихо прошептал командное слово, и в его руке появился Шип, в то время как облако металлических чешуек закружилось вокруг него, укладываясь на место.

С расстояния в пятьдесят футов он уже ясно видел врагов, и по предвкушению на их лицах он понял, что они видели его не хуже, а возможно и лучше. Секунды спустя они добежали до него, и нанесли удары топорами с нескольких направлений одновременно.

Шип был длиннее, и Грэм не стал ждать, пока они приблизятся достаточно для нанесения глубоких ран. Первый взмах клинка Грэма задел троих, оставив раны глубиной лишь в считанные дюймы — но это послужило своей цели, заставив их остановиться. Другие захватчики уткнулись в них сзади, заставляя первых воинов анголов скучиться, в то время как толпа остальных потекла по обе стороны вокруг них.

Грэм не стал пытаться остановить движение своего двуручника после первого взмаха — вместо этого он воспользовался инерцией, одновременно метнувшись вперёд и вправо, заставляя своё тело сделать полный поворот. Вторая описанная Шипом дуга разрубила конечности, рёбра, оружие — всё, что появлялось на пути меча. Несколько врагов слегли замертво, становясь препятствиями на пути тех, кто бежал позади них, и хотя он испытывал искушение остаться там, где его присутствие начало замедлять врагов, Грэм не останавливался, направляясь к опушке леса у дороги.

Он намеревался преодолеть как можно большее расстояние вдоль первых рядов, чтобы оставить достаточно тел, остановив общее наступление анголов. Он сумел продвинуться на двадцать футов, прежде чем его неизбежно остановили. Грэм был окружён, а анголы были слишком ярыми, чтобы дать оставить ему место для дальнейшего движения. Танцуя с двуручным мечом в руках, он убил десять, затем пятнадцать, но не мог убить достаточно, чтобы выгадать себе необходимое пространство.

Отступая для уклонения от удара топором в лицо, он наступил на руку уже убитого им противника. Потеря равновесия была кратковременной, но её хватило. Один из врагов сумел сковать его сзади, сжав его правую руку в своих толстых кулаках.

Грэм отпустил рукоять, оставив Шип в левой руке, схватил крепкого воина правой, и метнул его в стоявших перед ним анголов. Одновременно он сумел взмахнуть Шипом, убив ещё одного воина слева, но в это время ещё двое сумели схватить его с правой стороны.

Грэм вырвал свою правую руку из их хватки, но затем вместо двух врагов стало четверо, потом шестеро — тяжеловесные воины задавили его толпой. Они не могли соперничать с ним по силе, поскольку даже двое или трое не могли мешать ему двигаться, но они давили на него одним только своим весом. Вскоре он оказался погребён под горой воинов, и его меч стал почти бесполезен.

Пока он лежал на земле, они били его руками и ногами, и иногда один из них находил достаточно места, чтобы врезать ему топором — но броня держалась. Грэм не отставал от них — его закованные в сталь кулаки ломали челюсти, рёбра, и разбивали черепа. Если бы бой так и продолжался, как простая драка, то он вполне мог сломить их всех, удар за ударом, но тут ему в голову врезалось что-то похожее на таран.

«Топор, наверное», — подумал он, силясь вернуть себе контроль над конечностями. Он был оглушён, и на него посыпалось ещё больше ударов, поскольку противники дали места остальным, позволяя им бить своим оружием.

Броня Грэма была практически непробиваемой, по крайней мере для всего, что человек мог сделать двумя руками и куском металла — но под зачарованной сталью он всё ещё был из плоти и крови. Тяжёлые удары, нанесённые, например, топорами или булавами, всё ещё могли оставить на нём синяки и ушибы. А слишком большое число ударов по голове могло его и убить.

Но тут его тело поднялось в воздух, и все хватавшиеся за него руки исчезли. Он обнаружил, что подвешен в шести футах над землёй, лицом вниз. Оглядевшись, Грэм увидел одного из анголов, стоявшего рядом — но этот был одет иначе, в мантию. Новоявленный враг держал в руке длинное копьё с острым наконечником, сочившимся зелёным огнём.

Маг анголов медленно поднял копьё, взяв его в обе руки, и направил его Грэму в плечо, будто намереваясь проткнуть его. На его широком лице играла улыбка.

Где был Мэттью? Куда делись драконы? Такие мысли мелькнули у Грэма в голове, но задержалась там воспоминание о его отце. «Неужели он так и чувствовал себя, не в силах остановить то, что его убивало?». Нет, Дориан умер, защищая свою семью. «А меня просто проткнут как свинью». Это было нечестно. Он не заслужил такой смерти. «Прости, Алисса…».

И тут мир взорвался.

Звук и свет обрушились на него волной, обрушились на всех. Звук был настолько мощным, что даже не воспринимался как звук — это скорее был как удар под дых, лишающий слуха, а свет был настолько ярким, что после него мир остался смазанным оранжевым пятном, будто Грэм глядел на солнце через закрытые веки.

Оглохшие и ослепшие, анголы не могли видеть последовавшее за этим пламя, упавшее на них с неба подобно обжигающему дождю… но они его почувствовали. Они вопили в агонии, но даже этот звук не был доступен их повреждённым ушам.

— «Ты в порядке?» — эхом отразился голос Грэйс в его голове.

— «По-моему, я умер», — мысленно ответил Грэм. Он попытался встать с земли, хотя и не помнил, как упал.

— «Не вставай», — предостерегла Грэйс. — «Я стою прямо над тобой, и не хочу, чтобы ты проткнул меня своим мечом».

— «Предполагалось же, что вы пролетите над ними, а не приземлитесь прямо посреди войска», — пожаловался Грэм.

— «Я изменила план, когда мы приблизились достаточно, чтобы увидеть происходящее», — ответила его драконица.

— «А где Мэттью?».

* * *

Мэттью стоял примерно в десяти футах слева от Грэйс, присевшей над своим павшим всадником для его защиты. В пятидесяти футах позади него сопровождавшие их солдаты, а также часть прежде отступавших, сражались с анголами. Большинство врагов перед ним горели и умирали, что было результатом драконьего огня Грэйс и Зефира. В сотне футах над ним в небе пылало искусственное солнце, превращавшее ночь в день.

Но ещё оставались сотни врагов, и как только резкое ослепление сойдёт на нет, бой должен был принять скверный оборот. Однако Мэттью не собирался оставлять всё как есть. Подняв левую — металлическую — руку над головой, он сжал кулак, и послал команду усилием мысли, добавив толику силы. Часть начертанных на металле рун ненадолго вспыхнули, и в воздухе над ним появились два металлических треугольника, призванные из карманного измерения, где он их надёжно хранил.

Потянувшись к ним двумя отростками тонко свитого эйсара, он ухватился за них, держа их на месте и приводя в действие встроенные в них чары. Из треугольников выросли мерцающие плоскости абсолютной черноты, расширив стороны треугольников до трёх футов.

После чего треугольники стали вращаться.

Мэттью усилием мысли послал их в полёт в двух разных направлениях, прочь, лишь в двух футах над землёй. Подпространственные клинки безошибочно рассекали воздух, и первым делом нашли магов анголов, прежде чем те успели оправиться от шока. Затем оружие продолжило лететь дальше, раз за разом пересекая поле туда-сюда, движимое волей Мэттью.

Некоторые воины приходили в себя, и, спотыкаясь, двигались, полу-слепые, в его сторону, но испепеляющий поток огня от Грэйс положил конец большинству из них. Несколько врагов с того конца строя, который не так пострадал от его флэшбэнгов, вскинули массивные арбалеты, но Мэттью уходил в сторону прямо перед каждым выстрелом. Создать щит он не удосужился. Ему хватало одного лишь дара Иллэниэлов. Ничто не могло коснуться его.

Он тщательно держал подпространственные клинки подальше от шедшего позади него активного боя, чтобы не убить и не покалечить случайно своих же, а вот остальная часть поля боя была для него открыта. Анголы умирали, и земля стала превращаться в густую, красную грязь, пропитываясь их кровью. Мэттью глядел на поле боя холодным, бесстрастным взглядом.

Узко сфокусированный луч зелёной силы внезапно ударил в него, но Мэттью снова просто отклонился в сторону. Последовали новые удары, и он осознал, что каким-то образом пропустил одного из вражеских магов. Коротышка стоял где-то в пятидесяти ярдах, у опушки леса, окружённый кучкой воинов анголов.

Призвав свои вращающиеся клинки обратно, Мэттью пошёл на мага, совершая длинные шаги, прерывавшиеся внезапными скачками, когда он уклонялся от арбалетных болтов и магических ударов.

Враг был могуч — сильнее чем все известные Мэттью волшебники, кроме его отца. Маг анголов был выше своих охранников, ростом чуть выше пяти футов, с седой бородой и с прихотливо вышитой столой на плечах.

На расстоянии десяти футов Мэттью остановился, и послал вперёд широкую, ветвящуюся сеть молний, чтобы расчистить защитников волшебника. Однако его враг был быстр, и вокруг всей группы появился широкий щит, укрывший их.

Губы Мэттью скривились в лёгкой улыбке. На такой ответ он и надеялся. Он усилием мысли послал вращавшиеся подпространственные клинки вперёд, разрубая щит и скрывавшихся за ним солдат. Волшебник анголов покачнулся, когда его щит был уничтожен, и попытался удержаться в сознании. Мэттью призвал подпространственные клинки обратно, и убрал их, прежде чем добить оставшихся вокруг карлика охранников рядом точных силовых ударов. Он не хотел допускать риск случайной смерти волшебника. Затем он нанёс по волшебнику широкий удар, который должен был скорее оглушить, чем ранить.

Волшебник анголов пытался защищаться, но последствия отката от разбитого щита лишили его сил. Его сбило на землю, а затем Мэттью ухватился за него своей волей.

— Шибал! — крикнул молодой человек, давя силой своей магии на разум оглушённого ангола.

В целом, попытки усыпить другого волшебника были делом тщетным, если только тот не был уже сильно ослаблен. После короткой борьбы заклинание Мэттью победило, и он потушил сознание ангола, погрузив его в глубокий, лишённый грёз сон.

Битва окончилась.

Глава 29

Что странно, у меня не было никаких срочных дел. Нет, королевство конечно было под угрозой войны от странного нового врага, и Ши'Хар, возможно, пошли против нас, и АНСИС где-то прятался, планируя перекроить всё человечество — но в этот конкретный день мне нечем было заняться.

Королева вернулась в столицу, выслав всем дворянам приказы собрать вассальных воинов, а Иган, предположительно, составлял список кандидатов в рыцари для Харолда. Гэри работал над своими антеннами. Пенни вместе с Питэром проверяла амбары, а Мойра присматривала за нашим пленником.

Мэттью и Грэм разбирались с опасностью в Кэнтли, а я… я сидел дома, размышляя над своим бытием. Посреди такого количества срочных дел это ощущение было для меня необычным.

Даже Айрин и Коналл были приделе. Они находились во дворе, где Коналл учил Айрин, как управляться с её недавно полученной силой. Линаралла отправилась с ними, хотя я не был уверен, в каком именно качестве — наблюдательницы или советницы.

Скорее всего вскоре предстояло принять множество решений. Созыв войск и приготовление к войне были сложной работой, но Капитан Дрэйпер своё дело знал, а мой камергер, Питэр, знал все детали жизни Замка Камерон лучше меня. Когда все думали, что я умер, и что меня больше нет, Пенни целый год управляла моими владениями в одиночку. Она знала, какие решения правильные, не хуже меня.

Вообще, возможно было лучше переложить большую часть решений на неё. Из-за потери руки она была сама не своя. Если уж я чувствовал себя бесполезным, то она скорее всего ощущала то же самое, помноженное на десять. Вместо того, чтобы отодвинуть её в сторону и разбираться со всем лично, я решил, что ей будет лучше, если я позволю ей зарыть её самосомнение в работе по управлению замком.

«Но а мне-то что делать?»

— Что-нибудь великолепное, — сказал я, отвечая на собственный вопрос с большим энтузиазмом, чем на самом деле ощущал. «Только вот я понятия не имею, что именно».

Мои мысли вернулись к Пенни. Я мог — скорее всего — решить проблему её руки, но недавнее лицезрение её угасающей эйстрайлин посеяло во мне семена сомнения. Я уже видел что-то подобное прежде — у моего друга Маркуса. И год спустя он умер.

Использование моей силы архимага для того, чтобы слиться с ней, могло создать значительную нагрузку на эйстрайлин Пенни. Это могло её просто убить.

Но она же ждала, что я это сделаю. Я сказал ей, что могу это сделать.

— Пришло время лгать, — сказал я, вздыхая. Возможно, я смог бы её отговорить, сказав, что времени на это уйдёт больше, чем на самом деле, или преувеличив опасность. «Ну, это действительно опасно», — напомнил я себе. «В результате слияния кто-то из нас может оказаться полностью потерянным — или даже оба». Но если честно, больше всего я боялся не этого. Теперь, когда я увидел, насколько слабой была её эйстрайлин, я боялся того, что у меня всё получится — а она потом всё равно умрёт.

Тут я и осознал, что надо делать. «Мэттью уже предложил это. Сделай ей руку». Как только у неё появится функциональное решение, безотлагательность слияния исчезнет. Пенни может и отказаться от попытки вернуть её родную руку просто на основании того, что это не стоило риска.

Встав, я направился к своей мастерской. Проходя мимо кухни, я крикнул Алиссе:

— Сходи найди Мойру. Скажи ей, чтобы встретилась со мной в моей мастерской.

Мысли складывались в моей голове слишком быстро, чтобы я мог облечь их в слова. Я частично помогал Мэттью в создании его собственной искусственной руки, поэтому я уже имел хорошее представление о сложностях требовавшихся для этого сочленений. Что важнее, я знал, в чём была самая крупная проблема.

Создания работающей руки было мало. Пользователю надо было иметь возможность ею управлять. В случае моего сына, это не было большой проблемой. Он был магом. Со временем и с практикой он научился управлять своей новой рукой лишь с помощью эйсара и своих мыслей. Ему даже уже не нужно было сознательно об этом думать.

Но Пенни не была волшебницей. Её новой руке нужно было двигаться самой по себе, согласно её мыслям.

Передо мной был мой чертёжный стол. Я вытащил большой лист, и начал набрасывать.

— Длинная и тонкая, — пробормотал я, рисуя контуры женской руки. — Чуть меньше, чем её настоящая рука, конечно же, чтобы было место для покрытия.

Мне нужно будет её присутствие, чтобы подогнать размеры под её оставшуюся руку, но придать металлу форму я мог быстро. Будучи архимагом, я в этом отношении имел значительное преимущество над Мэттью.

Вдоль нижнего края листа я начал составлять список функциональных требований для чар. Каждое сочленение требовало отдельных чар, и все эти чары должны были функционировать во всех положениях, чтобы Пенни могла использовать свою руку для точных, сложных движений. Эти отдельные чары нужно было координировать, чтобы движения былиплавными и естественными.

— Надо ещё добавить чары, чтобы подогревать металл, — пробормотал я. С покрытием из мягкой оленей кожи вся конструкция будет ощущаться почти нормальной. Кожа также послужит для сокрытия выгравированных на металле рун. «Ещё надо будет добавить обратную связь», — подумал я про себя. «Давление и грубую механическую силу можно передавать из металлической структуры, а о температуре, фактуре и боли будет докладывать кожаное покрытие».

Я погрузился в мысли, и вскоре лист был покрыт рунами и диаграммами. Прошёл час, или, быть может, даже два, и я ничего не замечал, пока меня не окликнул голос:

— Пап?

Я обернулся. Мойра стояла в нескольких футах от меня.

— О! Вот ты где! Мне нужна твоя помощь.

Заглянув мне через плечо, она посмотрела на чертежи:

— Ты делаешь руку для Мамы?

Я кивнул:

— Что-то вроде руки твоего брата, но с более эстетичным подходом, — ответил я.

Она улыбнулась с одобрением:

— А я тебе зачем?

— Твоя мать — не волшебница, — начал я, после чего объяснил необходимость прямой связи между новой рукой и мозгом Пенни. Я закончил, рассказав ей, на какую именно помощь с её стороны я надеялся: — Ты создала что-то вроде заклинательного разума, чтобы переводить для нашего пленника-ангола. Сможешь сделать что-то похожее здесь?

— Встроить в металл? — неуверенно спросила Мойра.

— Да. Заклинательный разум мне понадобится, чтобы переводить её мысленные импульсы в команды движения для чар руки, а также для создания обратной связи от этих чар. — Я указал на чары, которые имел ввиду.

Она сжала губы, раздумывая:

— Думаю, что смогу. А эта часть зачем нужна? С остальными она не связана.

— Перманентная иллюзия, — объяснил я. — Если всё будет работать как надо, то ощущаться рука будет как настоящая для Пенни, но выглядеть она таковой не будет. Эти чары покроют её иллюзией, чтобы для остальных людей она выглядела как нормальная рука. Для тех, кто её касается, она будет казаться не совсем нормальной, но благодаря теплоте и мягкой коже ощущение должно быть не слишком странным.

— Это ты здорово придумал, — сказала Мойра, — но эту часть всё равно надо подсоединить, чтобы Мама могла иногда выключать иллюзию.

Я нахмурился:

— Зачем?

— Чтобы руку можно было почистить. Трудно мыть что-то, если не видишь, как оно на самом деле выглядит.

— О. — Это мне в голову не приходило. Две головы определённо лучше одной.

* * *

Я почти закончил свои планы, когда в моей мастерской появился ещё кое-кто. У него не было живого эйсара, а лишь движущееся тело. Это был Гэри. Когда он вошёл, я поднял взгляд:

— Как дела?

Он пожал плечами, неплохо имитируя совершенно человеческий жест:

— Многовибраторная сложная антенна будет готова к тестированию через неделю-другую.

— Рад слышать, — ответил я. — Было бы здорово в кои-то веки работать на опережение.

— Я тут подумал, — сказал Гэри, остановившись в конце очевидно незаконченного предложения.

Я немного помолчал, позволив тишине повисеть в воздухе.

— Я так понял, насчёт чего-то помимо АНСИС?

Он улыбнулся:

— Вот, что мне в тебе нравится.

Я поднял брови:

— Хм-м?

— Ты гораздо более наблюдателен, чем большинство органических существ, как в моём мире, так и в твоём. Нет, позволь мне поправиться. Ты более наблюдателен, чем большинство людей — органических или цифровых.

Несмотря на то, что он был машиной, Гэри явно наслаждался беседой. Иначе он не стал бы её затягивать — поэтому я подыграл ему:

— Это что, комплимент?

— Воспринимай его как таковой, — ответил андроид.

— Поговори с Леди Роуз. Ты найдёшь её ещё более интересной… если тебе именно умного разговора не хватает. — Я внутренне дёрнулся, произнося эти слова. Утверждение было несправедливым. Роуз была хороша отнюдь не только для беседы.

Гэри перестал ходить вокруг да около:

— Измерения, с которыми ты мне помог несколько дней назад, насчёт кривизны мира…

— Да?

— Они не такие, как ожидалось, — закончил он.

Я мог сделать множество различных предположений на основе этого утверждения, но я был не в настроении гадать. Поэтому я просто спросил:

— А чего ты ожидал?

— Сила тяжести в вашем мире такая же, как в моём, — сказал Гэри. — Предполагая, что у них похожая плотность, они должны быть примерно одинакового размера. И если так, то кривизна у них должна быть похожей, поскольку они должны быть сферами сходного размера.

Наши миры были аналогами друг друга в разных измерениях. Судя по тому, что рассказал мне Мэттью, они скорее всего должны быть почти идентичными практически во всём.

— Так они не похожи? — спросил я.

— Нет, — сказал Гэри. — Не похожи. Но то, как именно они не похожи, настолько специфично, что вызывает у меня подозрения.

Я ждал, зная, что он продолжит.

— Основываясь на кривизне, площадь поверхности вашего мира ровно в два раза меньше моего, — объявил он.

Это меня удивило, но мне было интересно, почему это удивило Гэри. Насколько я знал, он не был в курсе того, что нашим мирам полагалось быть почти идентичными.

— Ну, мир меньше. Чего в этом необычного?

Гэри нахмурился:

— Не прикидывайся простачком. Даже для тебя это должно быть необычным. Исходя из простой математики, это значит, что объём вашего мира должен быть на одну треть меньше моего. И сила тяжести должна соответствовать, если только миры не имеют значительной разницы в плотности.

Это я уже понял, но я знал относительно мало про то, что считалось «нормальным», когда речь заходила о плотности мира.

— Признаюсь, это кажется странным, но разве не может быть так, что наш мир просто значительно плотнее — достаточно, чтобы увеличить силу тяжести?

— Нет, — сказал Гэри. — Не может. Предполагая, что физика в вашем мире похожа на физику в моём — не может. Плотность твердотельных планет в солнечной системе должна лежать в пределах небольшого диапазона. А ваш мир, получается, лежит далеко за пределами этого диапазона. Также странно то, что общая площадь поверхности ровно наполовину меньше, чем в моём мире. Слишком много совпадений. Не знаю, как именно, но что-то в этих числах неслучайно.

С минуту я напряжённо размышлял. Делая кое-какие расчёты в уме.

— Если бы твой мир был разделён надвое, то площадь поверхности не поделилась бы пополам. Она была бы меньше. И сила тяжести уменьшилась бы в два раза, а не была бы постоянной. Возможно, ты слишком упорно ищешь смысла там, где его нет.

— Вот именно поэтому это всё и кажется бессмыслицей! — с чувством сказал Гэри. — Будь это что-то настолько простое — если бы кто-то смог разделить мир надвое, но сохранить площадь поверхности каждой половины идентичной, — то внутри миры должны получиться частично полыми. И опять же, как ты и сказал, сила тяжести была бы в два раза меньше.

Вернувшись к своим чертежам, я позволил своему взгляду пробежаться по странице. У меня не было времени размышлять о тайнах бытия.

— Если числа не совпадают с ожиданиями, то вывод прост. Твои предположения были неверны. Может, у нас мир просто меньше, и гораздо плотнее, чем те миры, что бывают в вашей вселенной.

После этого он ушёл, но я видел, что он не был готов принять такое простое объяснение как неоспоримый факт. Да и я, если честно, тоже так не думал. Его слова крутились на задворках моего разума, и хотя в конце концов они укатились ниже уровня сознательных мыслей, они всё ещё меня доставали — как зудящее место, которое нельзя почесать.

Глава 30

На следующее утро я попросил Пенни прийти в мастерскую, чтобы снять точные мерки с оставшейся у неё руки. Затем остаток утра я потратил, придавая форму металлической структуре, которая будет ей новой рукой.

Это был один из аспектов ремесла, в котором у меня было огромное преимущество. Будучи волшебником, я мог менять форму металла с помощью жара и силы, без необходимости использования кузницы, если я хотел всё делать магией — но это было утомительно и требовало много времени. Однако для архимага это было ещё проще. Мне не нужно было заставлять металл принять какую-то форму — я мог уговорить его менять очертания по моему желанию.

Всё, что мне требовалось — это временно пожертвовать частичкой своей человечности. Работать с чем-то настолько маленьким было несложно, и по сравнению с другими вещами, которые я постоянно проделывал, это было почти так же безопасно, как ездить верхом.

Серебристый металл, лежавший передо мной на верстаке, не был железом. У Гэри, наверное, было для него имя. Возможно, позже я у него спрошу. Я чётко дал земле понять, чего я хотел — и она меня обеспечила. Основа для новой руки Пенни была прочной как лучшая сталь, но весила в два раза меньше. А после зачарования она должна была стать ещё прочнее.

Зная Пенни, это было необходимым. Я сделал себе мысленную пометку напомнить ей, чтобы она стала ещё осторожнее, колотя людей новой рукой, когда та будет закончена. Она уже привыкла к тому факту, что увеличенная благодаря дракону сила иногда делала лёгкие удары опасными, когда она наносила их по нормальным людям, но наличие руки, состоящей почти полностью из металла, сделало бы какой-нибудь импульсивный удар ещё опаснее.

Я верхней части металла форму скругленного конуса, который насаживался бы на то, что осталось от её руки, и часть плеча. Я хотел, чтобы ей было удобно, и после прилаживания ремней крепление должно было передавать значительное давление её её плечу и скелету, иначе рука была бы не очень эффективна в бою. Я хотел, чтобы она могла использовать с этой рукой столько же силы, сколько с другой.

От крепления рука сужалась, будучи слегка меньше её другой руки, чтобы оставить место для кожаного покрытия, пока не достигала локтя. Локтевое сочленение было особо хитрым — по крайней мере, по моему скромному мнению. Нижняя часть была цельной, а не в виде двух отдельных костей, как в нормальной руке, поэтому для облегчения как вращения, так и сгибания, я использовал шаровой шарнир.

То же самое я сделал на запястье, но для самой кисти я скопировал структуру нормальной руки более близким образом. Только у пальцев были петельные соединения. Полагаться на сухожилия и связки для их скрепления я не мог.

Удовлетворившись основой, я принялся за гравировку движущих чар, оставляя место для конечных элементов, которые позже будут включать в себя особые дополнения от Мойры и Мэттью. У меня не было времени для создания чего-то настолько вычурного, как призываемая Шипом броня, но Мэттью легко сможет добавить функцию для призыва щита.

Когда всё было закончено, я осознал, что управился гораздо быстрее, чем ожидалось. Я пока не был готов для работы над кожаным покрытием. Мне всё ещё нужно было сперва сходить в Уошбрук, и приобрести материалы. Поэтому вместо этого я начал работать над бронёй для Пенни.

Если бы я смог работать ещё неделю без существенных помех, то наверное смог бы закончить и броню, и руку. Лучше поздно, чем никогда. Моя жена будет экипирована не хуже, чем когда-либо были Рыцари Камня — возможно даже лучше.

Мне хотелось встроить атакующие чары в её руку или оружие, что-то похожее на огонь, который могли создавать солнечные мечи — но я этого не сделал. Хотя необходимая для этого мощь могла черпаться из уз дракона, это всё равно требовало от неё усилия воли, которое могло создать нагрузку на её эйстрайлин. Этого я позволить не мог. Я надеялся, что она позже не станет просить о чём-то подобном. Я мысленно пробежался по возможным отговоркам на этот случай. Мне не хотелось говорить ей о своём тайном страхе — что её дни сочтены.

Заскрипев зубами, я тихо зарычал. Я не смог спасти Марка, но будь я проклят, если не найду способ спасти Пенни.

Мои мысли прервал стук в дверь — снаружи стояла Линаралла. Когда я открыл ей, она осталась стоять на месте, но я видел в её обычно невозмутимой манере держаться что-то нехарактерное.

— Заходи, — сказал я ей.

Она вошла — когда она проходила мимо меня, её тёмно-сине платье тихо зашуршало. Моя недавно удочерённая приёмная дочь была прекрасным примером контраста, с серебряными волосами, ниспадавшими ниже плеч, обрамляя поразительные сапфировые глаза. Как все Ши'Хар, она была почти неземной, будто воплотившийся в плоть дух.

У меня тоже были голубые глаза, и люди часто это отмечали — возможно потому, что их оттеняли мои тёмные, почти чёрные волосы — однако глаза Линараллы были настолько насыщенного цвета, что выделялись даже на фоне её бледной кожи и сияющих локонов.

— Что тебя тревожит? — спросил я её.

Не меняя выражения лица, она зашевелила губами, произнеся:

— Я хотела поблагодарить тебя. Я также хотела поблагодарить Пенелопу, и, если ты позволишь, то я считаю, что могла бы помочь.

Я нахмурился в ответ на её слова. Не то, чтобы она никогда никого не благодарила, но это было редкостью. Девушка Ши'Хар никогда не грубила намеренно, но всегда была честной, иногда брутально честной. Из-за этого её часто неправильно понимали. Хотя у неё были эмоции, они были настолько приглушёнными, что казались отсутствующими. Во многих отношениях андроид Гэри был человечнее её.

— За что конкретно ты меня благодаришь? — спросил я.

Её взгляд впился в меня с интенсивностью, от которой мне было не по себе. Это было как смотреть на картину.

— Я благодарю тебя за то, что ты не научил меня тому, чему мой оте… нет, мой предок… хотел меня научить.

— Он всё ещё твой отец, — поспешно поправил я её, — даже если он говорит…

— Нет, — перебила она. — Не отец. С тех пор, как явилась сюда, я всё силилась тебя понять. Мне было сложно понять вас всех. Твои эмоции, все ваши эмоции, настолько интенсивные, и часто иррациональные, что поначалу я пренебрегла их ценностью. Тирион ответственен за моё зачатие, но он никогда не был мне отцом. И за это я благодарна. Когда он отказался от прав на меня, когда он назвал моим отцом тебя… я почувствовала облегчение.

Её слова были настолько откровенными, что я смутился, одновременно борясь с инстинктивным порывом обнять девушку. По прошлому опыту я знал, что такие жесты ей часто были неудобны.

— Тебе не нужно меня благодарить, — сказал я. — Для меня было честью принять тебя в семью.

Эйсар Линараллы изменился таким образом, какой у кого-то другого заставил бы меня думать, что человек расстроен, или, возможно, взволнован — но я знал, что для неё такое состояние было маловероятным. И тут я заметил дрожь в её руках. Её плечи двигались едва уловимыми рывками, слегка расходясь, затем останавливаясь, будто они не были уверены, что им полагается делать.

— Пожалуйста, не подражай мне, — сказала молодая женщина. — Я бы предпочла стать более похожей на тебя и Пенелопу, а не заставить вас стать такими, как я.

— Подражать тебе? — О чём она говорила? Тут она сделала шажок в мою сторону. Я внимательно наблюдал за ней, пытаясь проанализировать язык её тела — и терпя неудачу. Мой мозг не мог справиться с этой задачей, но тут сердце подсказало мне ответ. «Дурак, она хочет, чтобы ты её обнял».

Молча ругая себя за медлительность, я шагнул вперёд, и обнял её, крепко прижав к свой груди. Я понятия не имел, что сказать. Никакие из фраз, которые я мог бы произнести детям, не казались подходящими, поэтому я молчал.

Линаралла не отпускала меня, даже когда я ослабил объятия, чтобы дать ей возможность отступить. Она продолжала держаться за меня, крепко прижимаясь щекой к моей груди.

— Пока вы с Пенелопой не пришли меня забрать, я не осознавала, что научилась любить.

Мой взор затуманился, и я поцеловал её в макушку:

— Я горжусь тем, что могу называть тебя дочерью, — прошептал я.

Наконец она отпустила меня, и сделала шаг назад, разгладив перед своего платья, прежде чем сесть на единственный табурет в моей мастерской.

— Именно благодаря тебе и твоей семье я всему этому научилась. Это также помогло мне распознать любовь, которую я получала от матери.

— Под матерью ты подразумеваешь…

— Лираллианту, — закончила она за меня. — Она — всё ещё моя мать, хотя я считаю, что мне повезло теперь иметь и вторую. Пример Пенелопы, и твой, помог мне понять то тепло, которое я ощущала исходившим от неё. Учитывая природу старейшин Ши'Хар, я могла общаться с ней напрямую недолго и нечасто, но в этих разговорах всегда было что-то — какое-то чувство, которому я не могла подобрать название. Теперь я понимаю, что это было.

— Я никогда не ощущала того же самого от Тириона, — добавила она секунду спустя. — С тех пор, как я вернулась, я много думала об этом. Я снова и снова просматривала у себя в голове то, что я знаю о его прошлом. Несмотря на то, что я знаю его историю, и даже зная твой её пересказ с его точки зрения, я сбита с толку. Я всё ещё не очень хорошо это всё понимаю, но его тогдашние действия, не говоря уже о нынешних, кажутся мне бессмысленными. Они противоречат всему, что я видела здесь, с тобой. Если вы оба — люди, если вы оба чувствуете одно и то же, то как он может так сильно от тебя отличаться? Неужели ты бы сделал то же самое, будь ты на его месте?

Голос Линараллы был спокоен, но я заметил в нём лёгкую нотку боли, резанувшую мне по сердцу. Я в последнее время не слишком обращал на неё внимание — она всегда была такой тихой. Было легко отмахнуться от неё как от наблюдательницы, как от лишённой эмоций или, возможно, никак не воспринимавшей окружавших её людей. Но истина была совсем иной — молча, не беспокоя никого вокруг, она одна-одинёшенька силилась понять парадоксы сердца, используя единственный имевшийся у неё инструмент — её интеллект.

Ей нужен был ответ, которого у меня не было, но во мне горела решимость ей помочь. В её взгляде была скрытая мольба — тайное, отчаянное желание понять. «Тирион, ублюдок ты этакий!» — внутренне выругался я. «Ты хотел, чтобы я научил её жестокой реальности предательства, но ей нужно другое. Ей нужен отец». До этого я на самом деле не рассматривал её как свою дочь. Она была слишком непохожей, слишком чужой. Но я готов был сделать всё, что в моих силах.

— Ты знаешь, что такое мудрость? — сказал я, отвечая на её вопрос своим собственным.

Линаралла слегка наклонила голову вбок, чуть-чуть напомнив мне Хампфри:

— Мудрость — это использование рассуждения для определения наиболее эффективного образа действий по достижению желаемого результата. В целом, о ней говорят, когда изучают долговременные последствия, в отличие от кратковременной выгоды.

Я покачал головой:

— Нет. — Вообще-то, я посчитал её ответ достаточно близким, но в нём не хватало ключевой детали. — То, что ты только что описала — это функция интеллекта, и она похожа, однако мудрость — это атрибут, позволяющий нам выяснить, что является правильным. Мудрость — это применение одновременно интеллекта и эмоций для принятия моральных решений. Правильное и неправильное не существуют в сфере чистого интеллектуального мышления — их можно выявить лишь применив не только разум, но и сердце.

Тирион — умный человек, но в том, что касается мудрости, он провалился. Я не знаю, что бы я сделал на его месте, но я не могу поверить, что я пришёл бы к такому же состоянию, к какому пришёл он. Большинство людей имеют схожую эмоциональную реакцию на насилие, предательство, пытки, и все те страдания, через которые он прошёл — но через призму мудрости некоторые из нас реагируют не как все, — объяснил я.

— А что бы сделал на его месте мудрый человек? — спросила она меня.

— Все люди страдают — и мужчины, и женщины, — начал я. — Это — часть жизни, подобно дыханию. Некоторые впитывают страдание, делают его причиной своего существования… они творят из своих страданий тёмную причину жить дальше — отмщение. Мудрые люди принимают свои страдания, и ищут совсем иного. Они ищут решения, способы уменьшить страдания других, даже если для этого им самим требуется страдать больше.

Я настрадался больше других — может, и не так много, как Тирион, однако я решил не позволить страданиям определять меня. Вместо этого они помогают мне сопереживать остальным. Они заставляют меня пытаться помочь остальным пережить их собственные невзгоды и испытания. Вот, что лежит в сердце истинной семьи — желание помочь друг другу перед лицом невзгод, а не просто слепо пытаться причинить боль тем, кто сделал нам плохо. — Я замолчал, позволяя моим словам улечься в её голове.

Через некоторое время Линаралла заговорила:

— Я всё равно его не понимаю. В чём был смысл его брутальных тренировок? Если я ему безразлична, то почему он причинил мне так много боли, уча меня сражаться?

— Ты ему безразлична потому, что он сам себе безразличен. Ты была продолжением его гордости — инструментом для увеличения его могущества. Он скорее всего и сам себя не понимает, — печально сказал я.

Линаралла снова поймала мой взгляд, уставившись мне прямо в глаза:

— Я хочу помочь Пенелопе. Пока я была на острове, я по-моему узнала кое-что, способное ей помочь.

Я не мог не заинтересоваться:

— Что именно?

— Мои предки создали очень продвинутые методы использования заклинательных плетений для исцеления ран. Один из таких методов позволял трансплантацию живых тканей от одного человека другому. Если я смогу научиться этой технике, то смогу отдать Пенни мою руку, взамен той, что она потеряла, — сказала Линаралла.

Меня ошарашило само только это предложение. Я ответил, со своей неизменной выразительностью:

— Чего?

— Я хочу отдать ей мою руку, — повторила молодая женщина.

— А тебе она разве не нужна? — тупо спросил я. Мои высшие мыслительные функции всё ещё были заблокированы.

Линаралла покачала головой:

— Не настолько, насколько она нужна Пенелопе. У меня есть магия. У неё — нет. Благодаря заклинательному плетению я могу создать сколько угодно конечностей для любых необходимых мне целей. — Подчёркивая этот довод, она тут же вырастила у себя из-под левого плеча похожую на руку конечность, целиком состоявшую из заклинательно сплетённого эйсара. Конечность потянулась вверх, и похлопала Линараллу по щеке трёхпалой ладонью. — К тому же, в конце концов я брошу это тело, и стану Старейшиной. Сколько у меня в тот момент будет рук и ног, совершенно не важно.

— Нет, — твёрдо сказал я, выставив ладони, чтобы подчеркнуть свой ответ.

В её взгляде появилось любопытство:

— Разве это не мудро? Эта рука не является для меня необходимой или важной, но Пенелопе может сильно помочь.

— Мысль хорошая, но нерациональная, — возразил я. — Ты потеряешь руку, и ничего взамен не приобретёшь.

— Ты только что сказал мне, что мудрость — это не только разум. Я люблю Пенелопу. Она дала мне гораздо больше, чем я могу отплатить. Я почти не пострадаю, потеряв то, что мне почти не важно, восстанавливая её — маленькое страдание ради прекращения страдания большого. Согласись, это мудро! — Голос Линараллы повышался по мере того, как она говорила, и последние слова она сказала с таким чувством, какое я никогда прежде от неё не слышал.

Мне хотелось согласиться. Это казалось логичным — но я не мог:

— Нет. В твоей идее есть мудрость, но ты игнорируешь сердце и волю Пенни. Мудрость должна принимать во внимание нечто большее, чем просто объективное добро — есть ещё добро субъективное. Она будет не рада тому, что ты потеряешь руку. Она не примет это решение, а если её заставить, то она потом будет чувствовать вину и сожаление.

Линаралла склонила голову, позволив упавшим вперёд волосам скрыть её лицо:

— Это нечестно. Я хочу помочь. Разве она не поймёт этого?

— Она будет вне себя от радости, когда узнает, насколько она тебе небезразлична, — мягко сказал я. — И этого достаточно. Однако у меня есть другой вопрос. Твоя мать так и не получила лошти, и насколько я знаю, её не учили продвинутым лечебным магиям Ши'Хар. Даже если тебе дали лошти твоего отца, в нём содержится то же знание, какое унаследовал я — а я о такой возможности не знал. Откуда ты получила это знание?

— Прочитала.

Я снова был удивлён:

— Прочитала? Где?

Линаралла подняла взгляд, и улыбнулась с лёгким выражением озорства на лице:

— Мать пустила корни в месте, где когда-то рос один из древних Старейшин Иллэниэлов. В каверне под землёй сохранились записи. Она позволила мне войти и почитать, хотя их было слишком много, так что я смога лишь пробежаться по верхам.

Тирион об этом не знает, — закончила она, сжав губы.

Мои мысли пустились вскачь, пытаясь осознать все последствия того, что мне только было открыто. Язык Ши'Хар, эроллис, в письменном виде представлял из себя трёхмерные структуры, походившие на маленькое дерево или куст. Эта система письменности была настолько сложной, что очень немногим людям хватало терпения ей научиться, да никто и не мог ей научить. Дети Ши'Хар, вроде Линараллы, рождались с этим знанием, а я обладал им лишь потому, что унаследовал знания лошти.

Старейшины Ши'Хар «растили» свои скульптурные записи, создавая их из эйлен'тирала — деревянного материала, бывшего крепче стали, и практически неуязвимого для гнили или старения. Законченная скульптура на эроллис имела три оси, переходившие из «корней» прошлого в «ветви» будущего. Три оси носили названия личной, объективной и субъективной, и могли ветвиться по мере роста записи, создавая письменную скульптуру, выглядевшую очень похожей на живое растение.

Я никогда не думал о том, где Ши'Хар могли хранить свои записи, но было разумным, что если их растили Старейшины, то располагаться они могли под землёй — и если это было так, то до сих пор вполне могли существовать и другие скрытые библиотеки. Даже если бы их нашли, люди не поняли бы, что это такое.

Тот факт, что Лираллианту пустила корни над одной из таких библиотек, также являлся необычным совпадением — а совпадения всегда были подозрительным делом, когда речь заходила о Ши'Хар Иллэниэл. Неужели они знали, что она найдёт? Содержалась ли в этой библиотеке информация, изъятая из полученного Тирионом лошти?

И почему Лираллианта скрывала это от своего партнёра? Очевидно, спланированный на тысячи лет замысел Иллэниэлов по выживанию ещё не подошёл к концу. Скрытое знание наверняка было важным, иначе его бы не сохранили. Оно также наверняка было опасно для их плана, иначе его не скрыли бы от Тириона, не делавшего никакой тайны из своего желания разрушить всё, ради чего они трудились.

Тирион думал, что проиграл. Несмотря на то, как он себя ненавидел, и несмотря на его жажду отмщения любой ценой, он чувствовал, что его обыграли, использовав для воскрешения Ши'Хар. Если он узнает о том, что скрыто под корнями Лираллианты, то вполне может решить использовать это знание, чтобы уничтожить их вместе с их планами навсегда.

И, к сожалению, согласно известной мне части их пророческих планов, это также вполне может положить конец всему человечеству.

Надо было что-то делать. «Но будь я проклят, если знаю, что именно».

Глава 31

Насчёт найденного Линараллой скрытого знания я никому не сказал, хотя таки поделился её дичайшим планом по замене руки Пенни. Я знал, что моя жена будет польщена — и она в самом деле расчувствовалась до слёз. Как и ожидалось, она была категорически против этой идеи, но всё равно была тронута.

На следующее утро я отправился в Уошбрук, и нашёл кожу и другие вещи, требовавшиеся для завершения руки Пенни, а потом вернулся к работе. Мы по-прежнему не получили никаких вестей от Мэттью и Грэма, но должны были верить, что они в порядке. Тем не менее, ожидание сводило Пенни с ума.

Время шло к ужину, и я шёл обратно к дому, когда вдруг ощутил всплеск эйсара, и на тропинке передо мной появился человек — молодая женщина, стоявшая прямо перед нашей дверью. Яркая аура выдавала в ней мага, и я обнаружил, что уже успел рефлекторно усилить свой личный щит.

Более того, она была закутана в иллюзию, скрывавшую её истинный облик. Мои глаза видели, что она носила высококачественное льняное платье, окрашенное в жёлтые и синие цвета, но магический взор говорил, что это — ложь. Не было никакого платья — она носила куртку, штаны, и кожаные сапоги; правда, я понятия не имел, какого они были цвета. Её длинные светлые косы также были ложью.

После кратковременного шока я осознал, что её эйсар был мне знаком, и тут она бросила на меня взгляд, исчезла, и снова появилась прямо передо мной. Это было так внезапно, что я едва не нанёс резкий удар потенциально летальным силовым копьём, и лишь едва-едва удержался. Целая жизнь, полная смертоносных конфликтов, выработала у меня некоторые инстинкты, категорически не годившиеся для естественного, мирного существования.

Она была высокой для женщины — с этим иллюзия ничего не могла поделать. Но даже так ей пришлось смотреть слегка вверх, чтобы поймать мой взгляд. В её глазах мелькнула игривая искорка, когда она сказала:

— Скучал по мне?

Мой разум всё ещё приходил в себя от прилива адреналина, но где-то за кулисами моё подсознание уже нашло ответ.

— Керэн? — спросил я. — Это ты?

— Ага! — радостно ответила она на бэйрионском с её странным акцентом. — Я тебя напугала? Ты на секунду выглядел так, будто собирался сделать со мной что-то ужасное.

Я выдохнул, затем сделал глубокий вдох, пытаясь унять своё сердцебиение.

— Немножко — да. Ты не выглядишь собой.

— О! — воскликнула она, после чего скрывавшая её иллюзия растаяла, явив молодую женщину с растрёпанными, кудрявыми чёрными волосами и светло-синей кожей. Как и у Линараллы, её уши имели заострённые кончики, но, несмотря на странный внешний вид, она была полностью человеком. У неё отсутствовало семя разума, в отличие от детей Ши'Хар. Вместо этого она была рождена как результат экспериментов людей из её мира. — Так лучше? — спросила она меня.

Я улыбнулся:

— Гораздо. Как у тебя дела? Мы тебя несколько месяцев не видели. Уже начинали беспокоиться.

— Да всё хорошо — я тут адаптируюсь к этому новому миру, и всё такое, — ответила она, будто это было мелочью. — Последние несколько недель я в основном обитала в Айверли. Обожаю тамошнюю погоду.

— А мне почему-то думалось, что ты будешь больше путешествовать.

Её лицо оживилось:

— О, я путешествую! Просто ночую я в Айверли. Я там взяла в аренду домик, но днём я много передвигаюсь. Я побывала в каждом связанном Мировой Дорогой городе, и путешествовала по многим окружающим их городам и деревням. В последнее время я исследовала Южную Пустыню.

— Это мне кажется неприятной траты времени, — прокомментировал я.

— В пустыне красиво! — поправила меня Керэн. — Но я не провожу там весь день. Я похожу несколько часов, а потом делаю перерыв в каком-нибудь другом месте. К северу от Вёрнингхама есть прекрасные пляжи, а если мне надо охладиться, то в лесах Гододдина сейчас как раз прохладно. Когда я чувствую себя готовой, то всегда могу вернуться туда, где остановилась, и снова отправиться в путь.

— Говоришь, ты снимаешь дом в Айверли?

Она кивнула:

— Бриз там просто поразительный. Мне там нравится, потому что запах совсем не такой плохой, как в некоторых из посещённых мной городов.

Я не удивился бы, узнав, что Мэттью дал ей перед отъездом сколько-то денег, но аренда дома — это казалось мне чересчур. Я хотел спросить, как она за это платила, но этот вопрос показался мне нетактичным. Она вернулась нас посетить, или чтобы попросить у нас денег?

Она видимо что-то уловила в моём кратковременно молчании, поскольку ответила на мой вопрос раньше, чем я нашёл способ его задать:

— Я — курьер. Где бы я ни остановилась, я спрашиваю, нужно ли кому-то что-то доставить. Пока что я это делала по случаю, но я уже думала о том, чтобы предложить проверять определённые города в определённые дни и часы.

Теперь я понял — особенно потому, что я сам часто прикидывался жестянщиком. Люди в городах и деревнях часто спрашивали меня, куда я собирался двигаться дальше, и иногда платили мне за доставку сообщений. Дворяне часто делали то же самое, а если она готова была переносить вещи из одного королевства в другое, то они наверняка щедро ей платили. У обычных курьеров уходили дни или недели, чтобы делать такие доставки, а она могла управиться с такой работой за считанные минуты. Для волшебника из рода Морданов это был лёгкий заработок.

— Ну, мне приятно слышать, что у тебя всё хорошо, — сказал я ей. — Все будут рады тебя увидеть.

— А как у Мэттью дела? — внезапно спросила она.

«Ага», — подумал я, — «так и знал, что она и до него доберётся». Я улыбнулся:

— Когда я видел его в последний раз, у него всё было хорошо, хотя сейчас мы за него волнуемся. Он отправился помогать солдатам Королевы расправиться с новой угрозой. Наверное, он сейчас где-то к северо-западу от Кэнтли.

Насколько мы с Пенни смогли выяснить, между Керэн и нашем сыном сложились некоего рода отношения, хотя Мэттью был слишком замкнутым, чтобы поделиться с нами хоть какими-то подробностями. Когда Керэн внезапно решила отправиться путешествовать, мы волновались, что это указывало на их решение разойтись. Теперь я не был в этом так уж уверен.

Её лицо ненадолго приняло обеспокоенный вид, а потом расслабилось:

— Новая угроза? Но ничего серьёзного, надеюсь?

— Мы точно не знаем, — признался я. — У нас тут не так давно было крупное нападение, и мы думаем, что рядом с Кэнтли что-то случилось. Грэм и Мэттью отправились помогать королевским силам, на случай если там всё хуже, чем ожидалось.

— Но он же сам не в опасности, — сказала Керэн так, будто пыталась сама себя убедить. — Я хочу сказать, с ним же солдаты, и он — твой сын, так что сам он сражаться не будет.

Мне хотелось её успокоить, но правда была в том, что мы с Пенни сами сидели на иголках, дожидаясь вестей.

— Он сильный, — сказал я ей. — Я не послал бы его, если бы не думал, что он справится. С ним Сэр Грэм, самый грозный рыцарь в Лосайоне. Я верю, что они уберегут друг друга от вреда.

— Ты уверен?

— В этом мире ничего нельзя знать наверняка, Керэн, — сказал я ей. — Но я в них верю. Заходи, выпей чаю. Полагаю, ты и проголодаться успела. Пенни будет очень рада тебя видеть, а Гэри сам был не свой от беспокойства за тебя. Я дам ему знать, чтобы он к нам присоединился.

Керэн помедлила, разрываясь между желанием сразу же найти моего сына и необходимостью увидеться с отцом. Гэри был андроидом, но создан он был её биологическим отцом, и обладал воспоминаниями этого человека. Её настоящий отец умер, но Гэри любил её так, будто он и был её истинным отцом. В конце концов она кивнула.

Очередным шоком для неё стал вид Пенни. Их объятия приняли слегка неудобный оборот, когда Керэн осознала, что у моей жены только одна рука. Это вылилось в целую новую череду вопросов и объяснений.

Алисса приготовила ужин, поэтому мы все поели, прежде чем слишком углубиться в этот вопрос, но в конце концов мы закончили набивать животы, и начали разговаривать о более серьёзных делах, рассказывая ей о не давних событиях. Керэн постепенно всё больше тревожилась по мере того, как мы рассказывали ей о смерти Уолтэра, ранении Пенни, моей почти что смерти, а потом о моей отчаянной битве за воротами Уошбрука.

Чем больше мы говорили, тем больше я осознавал, что последние несколько недель были весьма ужасными. Мне было трудно удержаться от желания преуменьшить случившееся. Конечно, в присутствии Айрин и Коналла волноваться об этом мне не следовало. Каждый раз, когда я начинал приукрашивать события, они вставляли новые разжигающие беспокойство факты, чтобы всё выглядело хуже. Мои младшие дети будто не видели моих предостерегающих взглядов.

Гэри всё это время сохранял спокойствие, а когда я подумал, что мы закончили, он бойко напомнил нам о нападении на Роуз, прежде чем пуститься в объяснения насчёт его недавних попыток создать приспособление для обнаружения АНСИС. Это, однако, имело смысл. Будучи отцом, он хотел позаботиться о том, чтобы она знала как можно больше об опасностях, возможно грозящих нам и, соответственно, его дочери.

День так мог бы и закончиться, но когда мы убирали со стола, явились трое мужчин — Мэттью, Грэм и Сэр Томас. Мэттью и Грэм выглядели усталыми и грязными, а Томас был полностью облачён в латную броню, которую я ему сделал годы тому назад. Броня всегда выглядела чистой, поскольку никогда не ржавела, но из надетой под неё стёганой куртки шёл прогорклый запах пота и запёкшейся крови.

— Мы вернулись, — объявил Грэм.

Сэр Томас отвесил лёгкий поклон, увидев меня:

— Ваше Превосходительство, мы очень давно не виделись.

Мэттью промолчал.

В комнате воцарился хаос, когда все заговорили одновременно. До Мэттью первой добралась Пенни, но остальные от неё не слишком отстали. Вскоре всех троих окружили, и стали засыпать вопросами.

Мэттью терпел это лишь несколько секунд, прежде чем протолкаться на свободу:

— Я устал. Подробности узнаете у Сэра Томаса. — Пробираясь к выходу, он столкнулся лицом к лицу с Керэн, и на миг раздражение на его лице сменилось удивлением, когда его глаза слегка расширились. Однако его угрюмое выражение лица вернулось почти сразу же. — Ты вернулась, — без всякого выражения сказал он Керэн, и ушёл.

Айрин уставилась ему вслед:

— Вот почему он такой мудак? — Она в гневе отправилась было за ним, но Мойра положила ей ладонь на плечо.

— Оставь его в покое, — сказала Мойра младшей сестре. Затем она подошла к Керэн: — Он расстроен.

— Я его несколько месяцев не видела… — тихо пробормотала Керэн. Её эйсар пришёл в движение, будто она приняла какое-то решение.

— Керэн, постой! — окликнул я, беспокоясь, что она может исчезнуть. — Не уходи. Мне нужна твоя помощь.

— Сейчас? — спросила Керэн.

— Завтра, — ответил я.

Она начала было снова телепортироваться прочь, собирая эйсар, но Мойра поймала её за руку:

— Нам надо поговорить.

Две молодых женщины ушли вместе, а потом ушёл и Грэм, извинившись, и сказав, что ему надо увидеть мать и сестру. Алисса отправилась с ним. В результате с нами остался только Сэр Томас.

Томас пожал плечами, и слегка улыбнулся:

— Ещё осталось что-нибудь поесть?

* * *

— Эти двое спасли наши задницы, — сказал Томас. — Эти… как ты там их назвал?

— Анголы, — подсказал я.

Рыцарь кивнул:

— Анголы напали ночью, задавили часовых, и штурмом взяли наш лагерь. Обратили нас в бегство. Мы понятия не имели, что они могут видеть в темноте. Если бы твой сын и Сэр Грэм не объявились, то наши потери были бы значительно больше.

— А скольких вы потеряли? — спросила Пенни.

Томас вздохнул:

— Мы думали, что потеряли почти всех, но когда солнце взошло, и мы вернулись, то обнаружили, что многие из солдат разбежались в разных направлениях. Но мы всё равно потеряли почти половину. Анголы — брутальные бойцы.

— А что насчёт жителей Бродинтона? — осведомился я.

— Мы их нашли на следующий день. Анголы повернули на север, направившись к лесу. Людей взяла в плен более мелкая группа. Похоже, что они использовали жителей Бродинтона, чтобы везти добычу из города — в основном еду и скот. Мы полагаем, что у них, наверное, где-то в лесу есть деревня, но мы поймали их раньше, чем они до неё добрались. Королева уже сейчас отправила разведчиков на её поиски.

— Рад слышать. Мэттью кажется выбитым из колеи. Что-то случилось во время боя?

Сэр Томас потёр подбородок, ощупывая свою щетину. Сколько я его знал, он всегда предпочитал оставаться чисто выбритым, если не считать скромных усов. Он был одним из немногих выживших членов моих изначальных Рыцарей Камня, и, быть может, одним из самых мною любимых, благодаря его любезности и спокойствию. Если не считать его размера и атлетичного сложения, немногие догадались бы о его военной профессии, встретив его без брони. Томас был лишён надменности, столь часто встречавшейся в дворянах, и властности у него то же не было. Не знакомый с ним человек легко мог ошибочно счесть одетого в простую одежду Томаса за вежливого простолюдина… грузчика или кузнеца, наверное, учитывая его сложение.

Рыцарь тщательно пораздумал, прежде чем ответить — ещё одна черта, которая мне в нём нравилась. Он никогда не говорил впопыхах.

— Битва, в которой участвовал твой сын, была кровавой. Судя по тому, что я потом в нём увидел, я могу предположить, что она у него была первой. Верно?

— Вообще-то, он участвовал в нескольких крупных боях, хотя большинство из них были в ином измерении, — объяснил я.

— Другие измерения? А с чем он сражался? — осведомился Томас.

— В основном — с механическими чудовищами, насколько я понимаю, — ответил я. — Год или два назад он бился с одним из Тёмных Богов, не попавших под мою собственную чистку. Он уже показывал свою стойкость в весьма напряжённых ситуациях.

— Но с людьми он никогда не сражался? — подтолкнул меня рыцарь.

— А-а, — простонал я, наконец поняв. Уничтожать чудовищ — одно дело, но убивать собратьев-людей — дело совсем другое. Надо было сразу понять. «Насколько же я пресытился насилием, если мне это даже в голову не приходило?». — Насколько было плохо?

Томас поморщился:

— Для большинства из нас — брутально, как и любая война. Большинство солдат видели, как товарищей рядом с ними рубили на куски, и никогда не приятно видеть лицо другого человека, когда вонзаешь меч ему между рёбер. Не уверен, каково это — сражаться с помощью магии. Ему не пришлось никого убивать своими руками, но он очень многих перебил какого-то рода магическими вращающимися клинками. А потом, в конце, он загнал одного из выживших магов в угол, сразив его охрану, и захватил коротышку-мага живым. Кое-что из этого было весьма кровавым.

— Но для меня, по крайней мере, хуже всего был драконий огонь, — добавил Томас. — Вид сгорающих за живо людей — почти самое худшее, что вообще можно увидеть, или услышать… или этот ужасный запах.

От его описания я вздрогнул:

— Не напоминай.

Томас кивнул, извиняясь:

— Прости. Если по какому аспекту уз земли я и не скучаю, так это по возможности использовать огненную магию солнечного меча. — Он похлопал по прислонённому к его стулу зачарованному клинку. — В общем, можешь гордиться своим сыном. Уверен, что сейчас он сожалеет об этом, но он выиграл нам сражение. Если честно, то сперва принял его за тебя.

Я хохотнул:

— Мы правда похожи.

— Не, не во внешнем виде было дело, а в его манере держаться. Он свалился с неба, и встал так, будто всё вокруг принадлежало ему. А потом он зажёг небо — стало светло как днём. Он игнорировал всё, что против него выставляли. Несколько раз былопохоже, что он уклонялся от стрел, веришь или нет. Что бы он ни делал, ничто его не волновало. Как только он ступил на поле боя, стало понятно — всё кончено. Анголы уже проиграли. Они просто ещё не знали об этом.

Рыцарь говорил это в качестве комплимента, но от его описания у меня по спине пробежали мурашки. Я сам слишком часто был в таком положении. Признавался он в этом или нет, мой сын наверняка страдал от своих решений. А ведь именно я позволил ему туда отправиться. Я встряхнулся, чтобы прочистить голову:

— А что насчёт Грэма? Ты рассказываешь почти так, будто только Мэттью всё и делал.

Томас улыбнулся:

— Это надо было видеть. Будто вернулись старые деньки. Именно он остановил их наступление — он, и тот большой дорианский меч. Я знал, что Сэр Сайхан учил его, но одно дело — услышать, а совсем другое — увидеть. Мы с Уильямом помогали как могли, но…

Когда его голос затих, я решил, что пришло время сделать предложение:

— А ты не скучаешь по узам с землёй?

— Почти в любой день я сказал бы «нет», — искренне ответил рыцарь. — Рыцарское ремесло очень похоже на солдатское. Девяносто девять дней из ста узы не нужны. Такая силу просто не требуется для мирной жизни, однако в день вроде того… ну, в ночь вроде той… в такие моменты мне её ужасно не хватало. Будь мы с Уильямом как прежде, то вполне могли бы не дать им обратить нас в бегство. Мы, наверное, всё равно потеряли бы много солдат, но смогли бы не дать врагам устроить такой бардак.

— Я тут поговорил с Королевой, — сказал я ему.

— Ты же не думаешь вернуть узы, а? — взволнованно сказал Томас. — Не думаю, что кто-то из нас долго протянет, если снова свяжет себя ими. — Он конечно же имел ввиду побочные эффекты от уз земли. Со временем связанные с частью земного сердца люди начинали приобретать черты своего источника силы. Начиналось это как грубые участки кожи, гранитные зубы, и в некотором роде негибкость мышления. Если оставить всё как есть, то в конце концов они превращались в каменных големов. Я их всех освободил от уз земли задолго до того, как до этого дошло.

— Я думал предложить тебе и Уильяму узы с драконом, — объяснил я.

— А что, есть ещё драконы? — Глаза рыцаря расширились. Число и существование других драконьих яиц я держал в строжайшей тайне. Большинство людей знали лишь о тех драконах, которые были у Пенни, Грэма и Королевы. Даже драконы Мэттью и Мойры по большей части были никому не известны.

— Есть, — признал я. — Мы с Королевой думаем, что Рыцарям Шипа следует их получить. Слишком много странных дел стало твориться, и слишком много мест нуждаются в защите.

— Сколько? — спросил он.

— Точное число я называть не буду. Я всё ещё считаю драконов моей личной прерогативой, однако я могу спокойно сказать, что мы можем предоставить их в достаточном количестве для обеспечения минимум пятидесяти рыцарей узами.

— Людей уже выбрали?

Я покачал головой:

— Это зависит от Харолда, хотя я могу представить, что он будет в этом деле искать совета у вас с Уильямом. Что думаешь?

Томас уже вскочил на ноги:

— Да!

Я обнаружил, что его очевидный энтузиазм вызывает у меня улыбку. Томас редко демонстрировал сильные эмоции.

— Хочешь познакомиться со своим драконом сейчас же?

На его лицо сошла тень, притушив его возбуждение:

— Харолду следует быть первым.

— Мы и так достаточно времени потратили зря, — возразил я. — Я перенесу тебя в пещеру. Потом сможешь вернуться по порталу. Что бы Харолд ни делал, ты сможешь подменить его, отправив сюда — и Уильяма с Иганом тоже. А потом завтра вы четверо можете начать поиски кандидатов на обучение.

Томас не мог удержаться, и последовал за мной ещё до того, как согласился.

— Кстати говоря, — начал он, разговаривая на ходу, — как насчёт брони вроде той, что у Грэма?

Я поднял бровь, оглянувшись на него через плечо:

— Тебе не нравится броня, которую я тебе сделал?

Он поднял ладони:

— Нет, нет, ничего подобного! Просто… ну, было бы удобно иметь возможность снять и надеть её одним словом, как это делает он. Мне было немножко завидно, когда я увидел её в действии.

Засмеявшись, я покачал головой:

— Боюсь, что ту броню делал Мэттью, и это отняло кучу времени. Тебе в обозримом будущем придётся удовлетвориться латами, которые я тебе дал.

Глава 32

Маленький зал для аудиенций Замка Камерон был местом, которое я редко использовал — но он оказался идеальным для маленького совещания, которое я спланировал в предыдущий день. В нём был стол, за которым могло усесться двенадцать человек, а два больших окна впускали значительное количество света. Он также был окружён уордами для приватности — это улучшение я внёс годы тому назад, на собственном опыте убедившись в его необходимости.

Последней прибыла Керэн, и по раздраженному выражению лица я решил, что перед приходом сюда она была у Мэттью. Она обменялась понимающим взглядом с Мойрой, сидевшей рядом со мной, а также скорее всего несколькими скрытыми телепатическими сообщениями. Но я не стал спрашивать. Иногда родителю надо просто верить, что дети сами разберутся со своими проблемами.

Линаралла сидела по другую руку от меня, а рядом с ней была Элэйн Прэйсиан. Тут мне пришло в голову, что в этом помещении собрались все волшебницы в Лосайоне, если только не считать тени Мойры Сэнтир, но она формально являлась магическим конструктом.

— Теперь, когда мы все здесь, рассказывай, что ты замыслил, старик? — спросила Мойра с проказливой улыбкой.

— То, что сам я сделать не могу, — загадочно сказал я.

Тут подала голос Элэйн:

— Знаешь, Джордж начинает думать, что ты имеешь что-то против него. Каждый раз, когда тебе что-то нужно, ты зовёшь меня.

Я вздрогнул. Джордж был её младшим братом, и формально она была права — он послужил бы моим целям не хуже, поскольку также обладал даром Прэйсианов.

— Ты права, — признался я. — Скажи Джорджу прийти ко мне после этого разговора. Мне нужна будет от него ещё кое-какая помощь, однако для нынешнего дела я бы предпочёл оставить всё между дамами.

— Так в чём дело? — прямо спросила Керэн.

— Я вчера узнал у Линараллы кое-что интересное. Под корнями её матери находится своего рода библиотека. Думаю, в ней хранится нужная нам информация, — сказал я им.

— И ты хочешь, чтобы мы её украли? — спросила Элэйн. — Разве это не опасно?

— Более правильно назвать это шпионажем, — прокомментировала Линаралла. — Моя мать скорее всего предложит нужное нам знание, если мы попросим. Ты нужна для того, чтобы мой отец не узнал о нашем присутствии. Верно? — Она повернулась ко мне, чтобы увидеть, правильно ли она догадалась о ходе моих мыслей.

Я кивнул:

— Я хотел бы взять тебя, Мёйру, Керэн и Элэйн на остров.

Мойра перебила меня:

— Почему Мёйру? Почему не меня?

— Чем больше тел, тем больше шанс быть обнаруженными. Мёйра может ехать с кем-то из остальных, выполняя ту же работу, что и ты, — объяснил я.

Дочь вздохнула:

— Так, посмотрим: Элэйн — чтобы скрывать наше присутствие, Линаралла — чтобы поговорить с её матерью, Керэн — чтобы потом всех вернуть обратно… а зачем тебе нужны тёмные таланты мага Сэнтиров?

— Для страховки. На случай, если их обнаружит кто-то из Крайтэков, Мёйра сможет стереть память любому, кто их заметит, — ответил я.

— Или, если их поймает и убьёт сам Тирион, она сможет отправить заклинательного зверя обратно, чтобы рассказать тебе о случившемся, — добавила Мойра, озвучив мою невысказанную мысль.

— Очень неприятная формулировка, — возразил я.

— Но предосторожность логичная, — заметила Линаралла. — К тому же, если я буду нести её с собой, то ты сможешь рассчитывать на то, что она полностью доложит тебе о любых разговорах между мной и моей матерью. Она также может суметь вызнать у Лираллианты информацию, которую не смогу получить я.

Будь я моложе, её холодный анализ моих скрытых мотивов заставил бы меня покраснеть от смущения. Вместо этого я лишь согласился с её наблюдениями:

— Я верю тебе, Линаралла, но довод справедливый.

— Я согласна, — сказала молодая Ши'Хар. Элэйн и Керэн также согласно кивнули.

Однако Мойра пока не была полностью согласна:

— Не соглашайся слишком быстро, Линн. Какая тебе польза от всего этого? Я понимаю, почему Папа хочет, чтобы мы это сделали, но по-моему звучит это так, будто мы тебя просто используем.

Линаралла улыбнулась:

— Я рада быть полезной, если это поможет моей семье. Мои побуждения такие же, как и ваши. К тому же, я хотела бы изучить записи. Если мы перенесём их сюда, то я смогу читать их в любое свободное время. Многие из них наверняка содержат техники заклинательного плетения, которым я могу научиться. Пока они находятся во владениях Тириона, они мне недоступны.

После этого мы ещё поговорили, но недолго. Мойра ушла, чтобы передать сообщение Пенни, а мы отправились в Тёрлингтон. Я планировал добраться туда Мировой Дорогой, но Керэн уже там побывала, поэтому телепортировала нас напрямую — не в город, но на само побережье. Там я собрал всех, и поднял нас в воздух.

На драконе полететь было бы проще, но тогда Элэйн пришлось бы скрывать и дракона по достижении острова. К тому же, я мог лететь быстрее, донеся их до берега острова за вполовину меньший срок.

Как только остров Тириона показался на горизонте, Элэйн укрыла нас завесой невидимости, а после приземления Керэн телепортировала меня обратно в Замок Камерон, прежде чем вернуться к своим спутницам. Теперь мне оставалось лишь ждать.

Поэтому я пошёл искать Мэттью. Он мне нужен был для части чар, которые я добавлял к новой руке Пенни. Я как дурак искал его дома, думая, что он всё ещё дуется, но оказалось, что он был в своей мастерской, с Гэри.

Они с Коналлом стояли снаружи мастерской, мастеря медную проволоку, чтобы помочь Гэри закончить антенну. Андроид молча наблюдал, но меня приветствовал кивком в мою сторону. Я стал наблюдать за ними, не мешая, пока они не закончили. В общем и целом я стоял там почти полчаса.

Когда они остановились, Коналл сказал мне: «Папа». Мэттью не удосужился словами — он всё ещё был в глубокой задумчивости.

— Помоги-ка мне, Мэтт, — сказал я, прерывая раздумья моего старшего сына.

— Э?

— Мне нужно, чтобы ты помог мне с чарами, над которыми я работаю, — объяснил я.

Мэттью посмотрел на Гэри, но андроид лишь пожал плечами:

— Остальное мы с Коналлом можем сделать и сами. Возможно, устроить тестирование мы сможем этим вечером. Я дам тебе знать.

Хмыкнув, Мэттью пошёл ко мне, и я повёл его обратно к моей мастерской. Он всегда был неразговорчивым, но сейчас казался подавленным. Трудно было сказать. Его и в лучшие-то времена нелегко было понять, а хоть что-то знать о его настроении мог только тот, кто мог читать его мысли.

Когда я показал ему свои чертежи, он мгновенно погрузился в работу. Ничего особо сложного там не было, особенно потому, что подобное он в прошлом уже проделывал. В этом случае добавка к руке просто позволяла призывать уже приготовленный мной зачарованный щит. Мэттью отточил необходимые для этого шаблоны ещё тогда, когда ковал Грэму броню и переделывал Шип, поэтому на эту работу у него ушло меньше часа.

Он закончил, и начал было уходить, так и не сказав ни слова.

— Мэтт, — сказал я, заставив его остановиться.

— Да?

— Ты в порядке?

Он пожал плечами:

— Нормально.

— Сэр Томас рассказал нам о битве, — начал я. — Он хорошо отозвался о твоих действиях, но я тут подумал…

Мэттью перебил меня:

— Я в порядке, Пап. Меня всё это не слишком тронуло.

Однако я не закончил:

— Знаешь, я сам прошел через множество кровавых ситуаций. Конечно, они все разные, всегда непохожи друг на друга. Если ты хочешь об этом поговорить, то я всегда…

Он не остановился, махнув рукой, опережая моё предложение:

— Знаю, Пап. Я в порядке.

Я посмотрел ему вслед. «Лжец». Мне хотелось пойти за ним, заставить его говорить, но я знал, что это не сработает. Он в конце концов перед кем-то раскроется, или не раскроется. Одно я знал точно: его это тронуло, вне зависимости от того, признавал ли он это.

«Быть родителем — самая трудная работа в мире», — подумал я про себя. «Я бы скорее готов был вести учётные книги, или посылать людей на войну. Они хотя бы меня слушают».

* * *

Керэн вернулась тем же вечером, и отыскала меня во внутреннем донжоне, где я подписывал заготовленные для меня Питэром документы. Если верить моему камергеру, я в последнее время слишком много филонил, хотя с моей точки зрения я работал слишком много. Мы на этот счёт никогда не сходились во мнениях. В глазах Питэра я делал что-то стоящее лишь тогда, когда сидел за столом и писал.

Я поднял взгляд, когда она вошла:

— Они в порядке?

Она кивнула:

— Я просто вернулась поесть и взять для них еду.

— Где они?

— Мы без проблем добрались до ствола Лираллианты. Они спрятались у него, невидимые, пока Линаралла разговаривает со своей матерью. Она сказала, что у неё уйдёт несколько часов только на то, чтобы привлечь её внимание, но что потом они смогут спрятаться под землёй, в каверне, где находятся записи, — сказала Керэн.

Если, конечно, ничто не наткнётся на них раньше. Я не мог не беспокоиться.

— Как скоро ты вернёшься?

— Как можно быстрее, — сказала Керэн. — Они не могу сдвинуться с места, пока я не вернусь, иначе я прибуду в точку, не покрытую завесой Элэйн.

Протянув руку к краю стола, я взял колокольчик, и позвонил. Минуту или две спустя появился Питэр.

— Да, милорд? — спросил он.

— Иди с Керэн на кухню, и позаботься о том, чтобы Повар дал ей всё, что она захочет — и дай ему знать, чтобы работал побыстрее, — приказал я ему.

Питэр нахмурился:

— Я не думаю, что я ей нужен для…

Я перебил его:

— Сейчас же, Питэр. Чем скорее она получит еду и сможет уйти, тем лучше. — Я по многолетнему опыту знал, как Повар мог сердиться, когда дело доходило до неожиданных просьб об особом обращении. Питэр позаботится о том, чтобы тот знал, насколько важным был этот случай. К тому же, это был отличный способ отомстить моему камергеру за то, что он подсунул мне так много бумажной работы. Я зло осклабился ему в спину, когда он выходил из комнаты.

Изводить Питэра всегда было гораздо легче, чем Бенчли. Он слишком легко показывал свои эмоции. Я замурлыкал весёлую мелодию, подписав ещё несколько бумаг, а потом перешёл к просмотру последних отчётов от агента в Албамарле.

Закончив с этим, я набросал письмо Королю Николасу в Гододдин. Ариадна попросила меня уведомить его насчёт деревни анголов, которая, как мы думали, располагалась в пределах его границ. Хотя я уничтожил их воинов, ни я, ни Королева не хотели думать о том, как их семьи будут голодать в грядущую зиму. Поскольку деревья была за пределами границ Лосайона, мы ничего не могли сделать, но я не сомневался, что Николас скорее всего найдёт способ им помочь.

Когда я наконец закончил, день подходил к концу, но прежде чем я успел спрятаться, объявился Питэр. Он будто нюхом чуял, когда я был занят, а когда — нет, или, возможно, тайно за мной шпионил.

— К вам явился Джордж Прэйсиан, Ваше Превосходительство. — Я почти мог слышать самодовольство в голосе Питэра. Это была его месть за сегодняшнюю отправку на кухню.

Возможно, он таки брал уроки у Бенчли. Я твёрдо вознамерился выяснить это позже. Если он учился на примере этого порочного человека, то ничего хорошего из этого выйти не могло.

Однако вывернуться никак не получалось. Я действительно послал утром весть Джорджу, чтобы он меня посетил. Просто я забыл об этом, погрузившись в другие дела.

— Пусть заходит, — ответил я.

Молодой человек вошёл, и предстал передо мной, коротко поклонившись:

— Вы звали, Ваше Превосходительство?

— Заходи, садись, Джордж. Не нужно таких формальностей. Здесь только мы двое. — Я подождал, пока он уселся, прежде чем продолжить: — Как ты держишься?

Джордж выглядел так, будто ему было неудобно, и его руки постоянно пытались поправить ему куртку. Хотя его отец был Бароном Арундэла, большую часть жизни Джордж провёл простолюдином. Он так и не приноровился до конца к более вычурным видам одежды.

— Примерно как и можно было ожидать, — нейтрально ответил он.

— Терять отца всегда трудно, — тихо сказал я. — А теперь ты займёшь его место. Я прошёл через то же самое, хотя и в другой последовательности. Я знаю давление, которое ты наверняка ощущаешь.

— Элэйн старше меня, — проворчал молодой человек.

— Традиция Лосайона гласит, что наследует старший потомок мужского пола, если он есть.

— Эти традиции устарели, — возразил Джордж. — У нас сейчас королева на престоле, а Леди Роуз уже годами сохраняет титул Хайтауэра без мужа. Даже твоя жена, Графиня, держала свой титул, пока ты был…

— Я с этим не спорю, Джордж, — сказал я, перебивая его. — Элэйн сказала мне, что ты предложил уступить ей титул, но она отказалась.

— Но я не хочу наследовать, — с чувством сказал он.

— Значит, ты — мудрый человек, — согласился я с ним. — Но кто-то из вас должен это сделать, иначе я буду вынужден отдать титул кому-то ещё. Ваша мать взять его не может. — Ребэкка Прэйсиан не была ни волшебницей, ни дворянкой, и хотя это не обязательно было проблемой, она также была довольно старой, и не имела ни крепости характера, ни требующихся для успешности навыков. Другие лорды Лосайона никогда бы не приняли передачу титула ей.

— Так отдай кому-нибудь другому, — сказал Джордж. — Мне он не нужен. Мы и без титула нормально жили. Я не подхожу для этого и я… я его не заслуживаю.

Вот она — вина, скрывавшаяся прямо у поверхности. Он не был в ответе за смерть его отца, Уолтэра Прэйсиана, но всё равно чувствовал себя ответственным. Логика в этом отсутствовала, но я его понимал.

— Смысл не в этом, Джордж, совсем не в этом.

— А мне кажется, что как раз относится к делу.

Учитывая моё прошлое, я знал, что он чувствовал — но я не мог себе позволить с ним нежничать. Вместо этого я вдохновился Джеймсом Ланкастером, покойным Герцогом Ланкастера. У Джеймса всегда находились для меня жёсткие слова каждый раз, когда я сомневался в своём праве носить мой титул. Наведя на лицо суровое выражение, я ответил:

— Это потому, что ты — невежественный, эгоцентричный молодой человек, Джордж — но я верю, что это у тебя возрастное. Ты будешь Бароном Арундэла не потому, что заслуживаешь этого — ты будешь Бароном потому, что ты мне нужен. Твои личные недостатки и изъяны характера мне совершенно не важны.

Это — не честь, и не привилегия, как многие полагают. По правде говоря, это скорее наказание. Титул — это долг, который будет преследовать тебя всю твою жизнь. Ты не только станешь моим вассалом — важнее всего то, что ты будешь отвечать за защиту и пропитание жителей Арундэла, — сурово сказал я.

— Как я уже говорил, я недостоин. Я ленивый, а титул мне переходит только потому, что меня угораздило родиться в моей семье, — возразил Джордж.

— А ты думаешь, что я был достоин? — ответил я опасным тоном. — Не был. Никто не достоин. Заслуживал ли ты быть сыном Уолтэра, рождённым с властью, наследником его титула? Это же смешно. Факт заключается в том, что в этом мире очень мало волшебников. Твоя сила делает тебя мне полезным, а также означает, что ты сможешь позаботиться о благосостоянии жителей Арундэла лучше многих.

Ленивый? Может, ты и был таким — но мне плевать. Остаток жизни ты проведёшь, жалея о том, что больше не можешь себе позволить лениться. Ты будешь исполнять свой долг, и не спать ночами, гадая, являлись ли принятые тобой решения правильными для твоих людей — а если ты облажаешься, то я буду наготове, чтобы призвать тебя к ответу. До сегодняшнего дня твоя жизнь была счастливым сном — который теперь закончился.

Твою присягу я приму на следующей неделе, и, как твой сеньор, я сделаю для тебя всё, что смогу, Джордж. Не потому, что я был другом Уолтэра, а потому, что ты мне нужен. Мне нужно, чтобы ты добился успеха. Мне нужна твоя поддержка. Если у тебя есть сомнения, то я дам тебе совет — но забудь о том, что ты недостоин. Историки сами примут об этом решение, уже после того, как ты обретёшь посмертный покой. А до тех пор ты будешь страдать, будешь работать, и сделаешь всё в своих силах, чтобы служить мне и своим людям. Ты меня понял?

— Но…

— Ты понял? — повторил я, повысив голос, и добавив тонкие нотки намёка на возможность насилия.

— Да, милорд, — кротко ответил Джордж.

Я улыбнулся, и встал, сходив к серванту, чтобы взять бутылку вина и два бокала. Снова усевшись, я налил вина, и протянул ему бокал:

— Вот, это должно помочь унять твои нервы.

Джордж уважительно кивнул:

— Да, сэр. Спасибо.

Его поведение заставило меня рассмеяться:

— Что, напугал я тебя до усрачки, а?

Он снова нервно кивнул:

— Да, милорд. — Затем, видя, что я вроде в хорошем настроении, он добавил: — Так это была шутка?

— Я отпил вина, и, помолчав, обнажил зубы в зверском оскале:

— Отнюдь. Я говорил совершенно серьёзно — но я на тебя не злюсь. Тебе просто нужно было услышать эти слова. А вот кивать перестань.

— Милорд?

— Всегда знай требуемые формы этикета, но не выказывай больше почтения, чем необходимо. Иначе это будет воспринято как слабость. Дворяне — как волки, помни об этом. Они сожрут тебя заживо, если почуют кровь, — сказал я ему.

— О, — пробормотал Джордж.

Мне было почти жалко так над ним издеваться, но я слишком хорошо помнил то, через что я сам прошёл поначалу. У меня было ещё меньше поддержки, и если бы не Джеймс Ланкастер и его брутально честный совет, то я мог бы и не выжить. Тут я подумал о Уолтэре — с тех пор, как он умер, у меня почти не было времени о нём думать.

— Твой отец любил тебя, Джордж, и в грядущие годы, если он может видеть тебя там, где он сейчас, он также будет тобой гордиться. Я уверен. — Я поднял бокал: — Так выпьем же за него.

Потом мы ещё побеседовали, и я попытался сделать так, чтобы Джорджу стало комфортнее. Ему нужно было найти равновесие, чтобы добиться успеха. Равновесие это было трудно нащупать — по крайней мере до тех пор, пока он не встанет потвёрже на ноги. Я не хотел, чтобы он превращался в побитого пса, но мне нужно было, чтобы он был твёрдым. Когда мы опустошили бокалы, я отдал ему последнее приказание.

Взяв со стола сложенный лист, я протянул его Джорджу:

— Мне нужно, чтобы ты отправился в Сурэнсию, и доставил это Королю Николасу.

— А курьер не может с этим управиться? — спросил молодой барон.

— Может, но мне нужно, чтобы этим занялся ты. Это — предупреждение для короля насчёт анголов в пределах его границ, но для тебя это также является возможностью дать о себе знать нашему северному соседу. Проведи там пару дней, и не бойся использовать свои уникальные способности, — сказал я ему.

Джордж нахмурился:

— Шпионить за ним, что ли?

— Я доверяю Николасу, но это не значит, что мы не должны использовать все появляющиеся возможности для получения дополнительных сведений. Возможно, ты услышишь кое-что от него, или от его приближённых. Будь осмотрителен.

Тут я впервые увидел на лице молодого человека отблеск уверенности.

— Не волнуйтесь, милорд, когда Прэйсиан не хочет быть найденным, Прэйсиан найденным не будет, — ответил он, процитировав девиз своей семьи.

Глава 33

Я только начал вставать со стула после ухода Джорджа, когда в комнату ворвалась моя дочь. Мойра была весьма разочарована тем, что её взяли на миссию на острове Тириона, поэтому после передачи Лираллианте её заклинательной двойницы, Мёйры, она потратила остаток дня, ища чем бы себя занять.

И, как я вскоре выяснил, по большей части это заключалось в допросе Санэра и тщательном копании в его мыслях.

— Анголы явились из мира, который заполонил АНСИС! — начала она, возбуждённо нависнув над моим столом.

Застонав, я снова сел. «Надо сделать этот стул помягче, раз уж я часами на нём сижу», — несчастно подумал я.

— Забудь о своей заднице, и послушай меня, — сказала Мойра, упомянув мою невысказанную мысль в своей обычной, выбивающей из колеи манере. — Анголы уже несколько лет имели дело с АНСИС.

Я нахмурился, глядя на неё:

— Всего лишь лет?

Она кивнула:

— С тех пор, как исчезли Тёмные Боги.

Потому что я Тёмных Богов уничтожил, не осознавая, что они каким-то образом отвечали за оборону нашего мира от таинственного врага Ши'Хар. Я уронил лицо в ладони, массируя виски.

— Тогда почему они до сих пор свободны? — внезапно спросил я. — Если АНСИС годами бесчинствует в их мире, то наверняка этого времени хватило бы, чтобы взять анголов под контроль.

— Они прятались, — сказала Мойра. — Они прятались не одно поколение, тысячи лет. Сперва прятались от Тёмных Богов, а теперь прячутся от АНСИС.

А теперь части их мира начали появляться в нашем. Возможно ли, что именно так АНСИС сюда пробрался? Как крысы, спрятавшиеся на корабле, могли ли они случайно попасть к нам вместе с куском родного мира анголов?

Мойра возбуждённо закивала:

— Думаю, именно так и случилось.

— А мне можно позволить облечь мои мысли в слова, прежде чем ты на них ответишь? — пожаловался я.

Дочь осклабилась:

— Можно было бы, если бы ты не тратил так много времени на их высказывание. Это очень утомительно — ждать, пока люди выскажут то, что думают.

Я вздохнул:

— Что-нибудь ещё?

— Это — самое главное, — сказала Мойра. — Я подумала, что тебе следует узнать немедленно.

Встав со стула, я помассировал затёкшую пятую точку.

— Это определённо помогает кое-что прояснить. — После чего я снова направился к двери.

— А ещё тебя Мэттью ищет, — сказала Мойра прежде, чем я успел уйти.

Я не ощущал его поблизости, поэтому вопросительно глянул на неё.

— Я ощутила какое-то возбуждение со стороны мастерской, пока направлялась сюда, — объяснила Мойра. — Я не стала ждать, чтобы увидеть, что их так раззадорило, поскольку хотела найти тебя первой — но у меня такое чувство, что он захочет тебя увидеть.

— Значит, идём его искать, — предложил я.

— Я проголодалась, — парировала моя дочь. — Уже почти ужин.

Я возмущённо одарил её многострадальным взглядом:

— Ладно, иди поешь. Скажи матери, что к ужину я опоздаю. — После чего я вышел, направившись во двор замка.

Как моя дочь и сказала, Мэттью как раз выходил из своей мастерской, когда я приблизился. Из его поведения было очевидно, что он собирался меня искать, но когда его взгляд упал на меня, он расслабился.

— Я как раз собирался тебя искать, — просто сказал он.

— Мне так и сказали, — ухмыльнулся я.

Он проигнорировал мою ремарку, и указал на мастерскую, поэтому я последовал за ним внутрь. Там я обнаружил сидевшего за рабочим столом Гэри. На столе был ряд маленьких кольцевых ворот, стоявших на ребре и поддерживаемых маленькими стойками. Каждое из кольцевых ворот было соединено с одной из точек расположения антенн, и из каждого через стол шёл толстый медный провод. Все провода сходились в центре стола, где Гэри держал свою руку. Предплечье его было открыто, будто частично разобранное, и все провода соединялись с какими-то более мелкими проводами внутри него.

Кто-то без широкого знания мира, а также знания искусственной природы Гэри, увидев это, мог бы решить, что имел место какой-то дьявольский ритуал. Я же лишь находил картину интересной. В правой руке Гэри держал писчее перо, с помощью которого делал заметки на карте Лосайона и Гододдина.

Учитывая то, насколько дорогими были качественные карты, это меня расстроило бы, не знай я, для чего он это делал.

— Что выяснили? — спросил я, подавшись вперёд, чтобы посмотреть поближе.

— Во-первых, я хотел бы заметить, что отмеченные на ваших картах расстояния не совсем точны. Я это исправил, произведя замеры из каждой точки расположения антенны, но всё равно будут некоторые несоответствия. Однако это было ожидаемо, учитывая нынешнее состояние картографического искусства в вашем мире, — сказал андроид.

Я ухмыльнулся:

— Спасибо, что предупредил.

Гэри продолжил:

— Я примерно определил позиции двух отдельных сигналов, использующих для коммуникации — предположительно друг с другом, хотя подтвердить это без возможности расшифровки я не могу — пятнадцатиметровую длину волны.

— Однако предположение надёжное. Поскольку других сигналов нет, то они почти наверняка общаются друг с другом, — сделал наблюдение я.

— Именно, — согласился Гэри.

На карте было два маленьких крестика, один — там, где раньше находился Ланкастер, а второй — в лесу к северо-западу от Кэнтли.

— Это отметки — места, откуда идут сигналы?

Гэри и Мэттью кивнули. Затем Мэттью сказал:

— Это подсказывает, что один из них — место, откуда пришли напавшие на Бродинтон анголы, а другой — скорее всего тот странный первозданный лес.

— Всё начинает приобретать смысл, — объявил я.

— Это как? — спросил сын. — Одна из отметок там, откуда пришли анголы, а они не показали никаких признаков того, что они захвачены АНСИС, а вторая — в месте, которое мы уже исследовали. Анголов мы там не нашли. Мойра сказала, что народ Санэра пришёл из точки в пределах границ Гододдина.

— Она только что выяснила, что анголы последние несколько лет прятались от АНСИС, — ответил я. — Этот факт и эта карта означают, что АНСИС скорее всего является к нам не самостоятельно. Они переносятся вместе с частями другого мира, который почему-то выливается в наш. Тот кусок, который сменил Ланкастер, вполне мог содержать элементы АНСИС, когда перенёсся сюда, и то же самое скорее всего справедливо для области рядом с Кэнтли. Теперь же они разрастаются подобно раковой опухоли.

Мэттью нахмурился:

— Это совпадает с наблюдениями, но мне это не нравится. Всё это как-то беспорядочно. Нерационально. Чтобы не заставляло куски другого мира появляться здесь, это почти наверняка должно происходить как результат какой-то намеренно сотворённой магии. Если так, то почему происходящее настолько случайно?

— У меня есть идея, — предложил Гэри.

Мы оба повернулись, уставившись на него.

— Мы могли бы с ними поговорить, — сказал андроид.

— Тогда мы выдали бы тот факт, что мы слушаем. АНСИС может осознать, что мы способны его обнаружить. В этом случае он может найти другой способ связи, лишив нас стратегического преимущества, — отозвался Мэттью.

Я сбился с толку. Очевидно, сын понимал технические аспекты их с Гэри дел лучше меня.

— Подожди. Я думал, что мы не можем понять их из-за шифрования.

Гэри согласно кивнул:

— Да, но это не означает, что мы не можем послать им не зашифрованный сигнал. Используемая ими технология по существу основана на той же технологии, что использую я. Они могут понять сообщение, если я его так пошлю, и если они решат ответить, то им всего лишь нужно это сделать таким же не зашифрованным сигналом.

— Ясно, — ответил я, чтобы заполнить паузу в разговоре, пока сам я усваивал сказанное. Затем я спросил: — Если мы пошлём сообщение, они смогут нас обнаружить?

— Да, — ответил андроид. — Но это лишь даст им место расположения антенны, которую мы будем использовать для передачи.

— Они уже знают, где мы, — вставил Мэттью. — Нападение на Роуз это доказало, и они наверняка шпионили за нами некоторое время перед этим.

— А есть вероятность того, что они уже знают о том, что мы их подслушиваем? — добавил я.

— Небольшая, — отозвался Гэри. — Мы не посылали никаких конкретных сообщений, но первоначальный импульс, с помощью которого я измерял расстояние между нашими антеннами вполне мог быть обнаружен. Если так, то они могут подозревать о наших попытках их подслушать.

— Настоящий вопрос, — продолжил я, — заключается в том, сможем ли мы ещё что-то узнать, если будем выжидать и дальше. Ты говоришь, что мы не сможем взломать их шифр, верно?

— Ни за что, — ответил Гэри.

Мэттью снова заговорил:

— Но мы можем найти другие сигналы. Возможно, они не только в этих двух местах действуют.

— Это маловероятно, — высказал своё мнение Гэри. — У них нет причин подозревать, что мы можем попытаться подслушивать, учитывая имеющуюся в вашем мире технологию, или, точнее, отсутствие таковой. Любые другие крупные скопления АНСИС наверняка находились бы в режиме постоянной передачи, как и эти два. А если есть маленькие скопления, то мы их не обнаружим, пока они не станут крупными.

— Значит, ожидание нам мало что даст, — сделал наблюдение я.

— Если ты думаешь о том, чтобы напасть на них неожиданно, то мы лишь предупредим их заранее, если пошлём сообщение, — возразил Мэттью.

Фрустрация, вызванная проведённым взаперти днём, в совокупности с моей общей неудовлетворённостью ходом дел за последние несколько недель — всё это заставило меня искать чего-то конкретного:

— Предупреждение им не поможет, — отозвался я. — Мы уничтожим их в обоих точках, этой же ночью. Сообщение лишь будет декларацией наших намерений.

— И что ты им скажешь? — спросил сын.

— Ничего сложного, — сказал я ему. — Как это сделать?

Гэри ответил:

— Просто говори со мной так, будто говоришь с врагом. По мере того, как ты будешь говорить, я буду записывать твоё лицо и голос, преобразовывать их в сжатый сигнал, и передавать.

— И сколько времени это займёт? — спросил я.

Андроид улыбнулся:

— Я закончу почти сразу же после того, как ты договоришь до конца.

— Ладно, — сказал я, расправив плечи, и повернувшись к нему лицом. — Начнём.

Гэри кивнул, а затем заставил голову и тело замереть, уставившись прямо на меня:

— Давай.

Вспоминая отчаянные времена, я вложил в свой голос всю ту сталь, какую когда-то использовал при встрече с Железным Богом, Дороном:

— Это Мордэкай Иллэниэл. Как вы несомненно уже осознали после событий в Данбаре, в нашем мире вам не рады. Мне сказали, что переговоры с вашим родом бессмысленны, но, учитывая ваш интеллект, я решил выдать вам это предупреждение. Успеха вы здесь не добьётесь. Если не отступитесь, то мы вас изничтожим. Если это окажется невозможным, то я позабочусь о том, чтобы сделать этот мир бесполезным для вас, даже если это будет стоить жизней всех ныне живущих людей.

Это не пустые угрозы — более того, если вы доведёте меня до столь крайних мер, то я также уничтожу мир, откуда вы родом. Мне сказали, что человечество там уже истреблено, по крайней мере — то человечество, какое я мог бы распознать таковым. Поэтому я не буду испытывать никаких сожалений, уничтожая ваш мир. Это — ваше единственное предупреждение. Уходите, иначе будете уничтожены.

Тут я замолчал, и через несколько секунд Гэри моргнул:

— И всё?

— Да.

— Ты думаешь, они купятся на такой очевидный блеф? — с некоторым пренебрежением сказал Мэттью.

Я вознаградил недоверие сына мёртвым взглядом:

— Блеф? По-моему, ты неправильно меня понял.

Мой сын потёр свою металлическую руку, стирая с неё воображаемое пятно. С тех пор, как он заменил потерянную конечность, это вошло у него в привычку.

— Да, блеф — показная храбрость, целью которой является устрашение противника; угроза, которую ты никак не можешь привести в исполнение. Мы только что их обнаружили, а ты уже через несколько минут пытаешься их запугать, даже не удосужившись составлением плана.

Должен был признать, что частично он был прав… насчёт того, что я сразу же попытался их запугать.

— Вообще-то, судя по твоему рассказу, и по тому, что я узнал в Данбаре, я не жду, что мои слова возымеют какой-то эффект. Но у меня была причина на то, чтобы всё это сказать. Я размышлял на эту тему всё свободное время. Теперь, когда у нас есть какие-то конкретные зацепки, я не собираюсь зря терять время.

АНСИС распространяется подобно заразе. Каждая впустую потраченная секунда позволяет ему укорениться ещё глубже. Мы знаем, где он — или, по крайней мере, где находятся его самые крупные скопления, — так что будем действовать быстро, как хирург, и отсечём инфекцию. Мои слова были предупреждением, и обещанием для тех, кто после этого останется.

Если эти машины настолько умны, как ты описываешь, то они могут осознать разумность того, чтобы воздержаться от дальнейших провокаций. Если же нет, то мы выполним это обещание, — закончил я.

Гэри молча наблюдал, глядя то на меня, то на Мэттью, однако мой сын ещё не закончил:

— Пап, я знаю, что ты можешь делать вещи, выходящие за пределы магии и волшебства, и я понятия не имею, что с тобой случилось несколько дней тому назад — но исходя из всего, что ты мне рассказал, тебе ни за что не удастся уничтожить мир целиком. Город — возможно. Кусочек королевства — конечно, в это я поверить могу. Но я тоже видел воспоминания Тириона. Я помню, что он сделал, чтобы истребить Ши'Хар, и на АНСИС это не сработает. Ты не можешь создать тех похожих на ос крайтэков, которых он использовал — а если и сможешь, то неживую материю они всё равно не будут есть. Может, ты смог бы спровоцировать цепочку извержений вулканов, как это сделал он, но АНСИС это не остановит. Это лишь убьёт нас.

Очевидно, Мэттью какое-то время обдумывал эту проблему, как и я. При всех его изъянах, учитывая все его отличиях от меня, я всё равно гордился его рассудительной природой. Но он упустил нужный ответ. Возможно, это случилось из-за того, что он привык думать в пределах моих способностей. Ему пришлось расти в тени легендарного архимага, и эта тень скрыла от него решение.

— Я и не смогу, — наконец сказал я. — Но ты — сможешь.

— Чего?

Я не смотрел на него, вместо этого переведя взгляд на Гэри:

— Я тоже некоторое время беседовал с Гэри, наедине. По большей части я задавал вопросы, чтобы подтвердить мои подозрения. И уже по одному этому он наверняка знает, о чём я думаю. Я также уверен, что он тебе ничего про это не говорил. Вероятно, он боится даже заложить семена такой идеи в твой разум.

Мэттью повернулся к андроиду:

— О чём он говорит?

Гэри промолчал, настолько замерев, что почти казался статуей.

Я подошёл ближе к человеку-машине, положил ладонь ему на плечо, и снова заговорил с сыном:

— Он не хочет отвечать тебе. Он боится подтвердить то, что я сказал. — Затем я хлопнул андроида по спине достаточно сильно, что он был вынужден слегка шелохнуться, чтобы сохранить равновесие. — Скажи ему, Гэри. Он всё равно сам бы догадался.

Гэри ответил деревянным голосом:

— Тессеракт Дураков.

Тессеракт Дураков, сокращённо ТД, представлял из себя пространственные чары, которые Мэттью изобрёл для использования одновременно как средство защиты, так и как оружие, когда отправился спасать дочь Гэри из плена АНСИС в её мире. Активированный, ТД создавал шестигранный куб, каждая грань которого являлась односторонней пространственной плоскостью, позволявшей материи и энергии проходить в одну сторону — внутрь. Материя направлялась в отдельное карманное измерение, размер которого управлялся чарами. Чары можно было инвертировать, и, в зависимости от количество сжатой в карманном измерении материи, это обычно создавало разрушительный взрыв.

Глаза Мэттью сузились:

— Я уже провёл расчёты на эту тему. Даже если внешний размер сделать максимально для меня возможным, потребуются миллиарды лет, чтобы он мог проглотить что-то размером с мир Керэн.

Я кивнул:

— Однако он рассказал тебе о том, что случится, если ты сделаешь внутреннее измерение слишком маленьким.

— Чёрная дыра, — сказал Мэттью. — Но объём материи, которую она сможет поглотить в разумные сроки, будет слишком мал. Как только ТД инвертируется, крошечная чёрная дыра мгновенно испарится.

— Я, возможно, приуменьшил этот эффект. Термин «испарится» был, возможно, неподходящим, — выдал андроид.

— Объясни, — сказал Мэттью.

— Микроскопическая чёрная дыра испарится, но произойдёт это за невообразимо короткий промежуток времени. По сути, это создаст взрыв. — Гэри подался вперёд, и поднял с земляного пола старой кузницы кусок шлакового железа. — Чёрная дыра с таким вот объёмом массы произведёт примерно 500 тераджоулей энергии — этого хватит, чтобы уничтожить большой город. — Затем он поднял тяжёлый слиток меди, пока что не пущенный в дело. — С такой массой взрыв скорее всего уничтожит большую часть Лосайона. — Затем он обвёл рукой всю мастерскую: — Если взять всю массу в этой мастерской и, быть может, ещё немного, то разрушен будет весь мир.

— Но АНСИС это не уничтожит, — продолжил Гэри. — Это может уничтожить всю жизнь на планете. Но если ему позволить копить массу достаточно долго, чтобы собрать тысячу тонн или больше, то взрыв полностью уничтожит мой родной мир, включая АНСИС. Твой Тессеракт Дураков скорее всего сможет набрать такую массу за несколько часов.

Глава 34

Мэттью уставился на нас:

— Вы спятили.

Я сжал губы, затем кивнул:

— Скорее всего — но мы не будем делать ничего настолько безумного. Я надеюсь.

— Надеешься?! — воскликнул Мэттью. — Ты вообще не будешь это делать. Ты создать эти чары не сможешь, а я не уверен, что хочу.

— Захочешь, — спокойно сказал я. «Вообще говоря, я уверен, что ты уже успел создать новый тессеракт». Я позволил своему взгляду ненадолго задержаться на его металлической руке, исследуя выгравированные на ней руны. «Он наверняка встроил чары для призыва тессеракта прямо в руку. К тому же, ещё есть Коналл и Линаралла». Хотя они пока этого не продемонстрировали, существовала высокая вероятность того, что у них был тот же дар Иллэниэлов.

— К тому же, это пока всё гипотетическое, — сказал я, чтобы облегчить его беспокойство. — Сначала мы уничтожим их здесь. Потом посмотрим, что происходит в том, другом измерении, которое начало протекать в наше.

— А если его захватил АНСИС, как Мойра и полагает? — спросил Мэттью.

Было бы глупо давить на него слишком сильно. Лучше позволить ему прийти к собственным выводам.

— А ты что предлагаешь?

— Ну… — пробормотал он. — Если АНСИС захватил то измерение, то оно же просто искусственное, верно? Ши'Хар создали его, чтобы защищать наше. Если мы и будем что-то уничтожать, то было бы лучше сначала провести испытания там.

Я согласно кивнул:

— Тогда посмотрим, что они ответят. Если отступят — чудесно. У них всё ещё есть, куда отступать. Если их остатки решат продолжить, то нам придётся подумать о более экстремальном варианте.

— Если до этого дойдёт, — нервно вставил Гэри.

— Конечно, —согласился я, но глубоко в душе я не верил, что АНСИС согнётся под таким давлением. — Пока что нам нужно озаботиться лишь первым шагом. Мэттью, вы с Гэри, а также с Мойрой и Грэмом, отправитесь в Кэнтли. Там вы…

— Постой, — возразил Мэттью. — Мне не нужно так много народу.

Я покачал головой:

— Тебе нужен Гэри, чтобы точно определить, где находится деревня. Он может обнаружить их сигналы, используемые на коротких расстояниях. Мойра понадобится, чтобы осмотреть всех найденных анголов — чтобы убедиться, что им не помочь, прежде чем вы сделаете что-то необратимое.

— А Грэм? — спросил сын.

— Чтобы ничто вас не убило. Вы с Мойрой немного опрометчивы, — закончил я.

Мэтт хмыкнул:

— Это мало что значит в твоих устах.

Я вознаградил его за это смешком, затем продолжил:

— А я пока отправлюсь туда, где был Ланкастер, и превращу это место в шлаковый кратер.

— А кого с собой возьмёшь ты? — парировал мой сын.

— Никого, — заявил я. — Я могу войти беспрепятственно, как я уже однажды сделал, когда нашёл Элэйн. Когда я начну, находиться рядом со мной будет опасно.

— Это кажется абсолютно бессмыс… — начал Мэттью.

— Очень жаль. Я главный, — сказал я, пресекая его доводы. — На случай ответных мер, Айрин останется здесь с вашей матерью. Коналл может отправиться предупредить Королеву. Он также может помочь с её защитой.

— А Джордж?

— Я не ждал, что вы получите сигнал настолько быстро. Его я уже отправил в Гододдин по другому делу, — ответил я.

Мэттью кивнул с бесстрастным лицом, обдумывая моё последнее утверждение:

— Нападение будет неожиданным. Как думаешь, какова вероятность того, что они смогут нанести ответный удар раньше, чем мы вернёмся?

Я покосился на Гэри. Чуть погодя андроид сказал:

— АНСИС уже сделал одну попытку проникнуть сюда. Эта локация уже явно известна. Существует высокая вероятность того, что у АНСИС где-то заготовлены и другие активные агенты, но мы никак не можем узнать, где они, и что они из себя представляют.

— Может, нам тогда следует подождать, пока не узнаем точно…

— Они растут с каждым днём, с каждой минутой, — перебил я. — Чем раньше мы нанесём удар, тем лучше. Если это заставит оставшиеся их силы раскрыться, то так даже лучше.

Гэри согласился:

— Это правда. Но как скоро?

— Сейчас же, — сказал я им.

* * *

Несколько часов спустя я шёл по дороге, которая вела туда, где некогда был Ланкастер. По воздуху я добрался бы гораздо быстрее, но Мэттью и Мойре нужно было больше времени. Хотя они могли добраться до Кэнтли по Мировой Дороге, оттуда им пришлось бы лететь на драконах. А потом им нужно было время на поиски цели. В общем и целом, их миссия была сложнее моей.

Им необходимо было найти деревню анголов, а потом решить, следует ли её уничтожить, или попытаться освободить жителей, прежде чем уничтожить всё вокруг. Дар Мойры должен был оказаться в этом деле особо полезным.

Моя же работа была относительно простой. Ланкастера больше не было. Я мог работать, не волнуясь о невинных жертвах — если не считать деревьев и странной живности.

Луна в небе была совсем новой, и почти не давала света, но мне и не нужно было много. У меня не было усиленного драконьими узами зрения, поскольку я так и не связал себя узами ни с одним драконом, но простое заклинание помогло мне достичь того же эффекта. Одного магического взора было более чем достаточно для продвижения ночью по просёлочной дороге, но благодаря улучшенному зрению я мог насладиться раскинувшейся вокруг меня тихой картиной.

Я двигался к цели, в то время как слева от меня ландшафт полого спускался к Реке Глэнмэй, а справа находился тёмный, мрачный лес. Это была та же дорога, которой некогда двигалась со мной на руках моя мать, пытавшаяся спастись от убийц. На этой же дороге я позже убил тысячи солдат из Гододдина, прежде чем утопить остатки их войска в долине.

Казалось подобающим, что к следующему моему побоищу я иду по этой же дороге. По крайней мере, в этот раз я не собирался убивать людей.

А ещё вокруг было красиво. Ландшафт был холстом, полным различных оттенков серого, а трава шла волнами в тусклом лунном свете. Я шагал в ночи, окутанный тишиной.

Где-то после полуночи я достиг кромки сменившего Ланкастер первозданного леса. Мягкие земли моего детства исчезли, сменившись угнетающим присутствием древесных гигантов. Чтобы дойти до центра, у меня должно было уйти ещё несколько часов, но сомнений в том, что я буду там делать, я не испытывал.

Опасность стала моей спутницей, и из первого провального похода я знал, что одного магического взора не хватит, чтобы предупредить меня о некоторых таящихся здесь угроз. Я слегка расслабился, позволив себе мягко впасть в состояние, которое я называл «разумом камня». Моё существование слегка расширилось, граница между моим «я» и остальным теперь находилась в двадцати ярдах за пределами моего необычного человеческого тела.

Мои эмоции умерли, сменившись кристаллической ясностью, но хотя всё во мне было неподвижным, вовне меня было движение. Существа ползали, бегали и летали вокруг и внутри меня.

Непорядок. Двигаться позволялось только одной вещи — маленькому кусочку человеческой плоти в центре меня. Приняв это решение, я изменился, и сфера влияния, которой я стал, превратилась в злонамеренное существо, враждебное всему, что двигалось.

Насекомых разрывало на части, червей давила бывшая их домом почва. Птицы падали замертво, когда их душил сам воздух. Более крупных зверей ловили лозы, и пронзали ветви деревьев, внезапно пришедших в движение.

Я шёл, и со мной шла смерть.

Мир вокруг меня менялся, прогрессируя в одном направлении, будто я был лишь лодкой, плывущей по ленивому течению безразличного насилия. Земля гудела, небо вибрировало — они пели мне, нашёптывали мне сны о чём-то большем, искушали соединением с ними — но я сохранил достаточно сознания, чтобы избежать такой глупости. Вместе с ними пел и другой голос, глубокий контрапункт к ослепляющей яркости живой земли — безжизненный зов пустоты.

Удивительно, как я его не замечал, пока был моложе, ведь сейчас он казался мне до боли очевидным. Он таился в тишине между звуков, в отдыхе между ударами сердца, в висевшем вне тепла живых тел холоде. Он был в пространстве между мельчайшими частицами земли и воздуха. И он знал меня.

Он молил о моём внимании, но я его игнорировал, приучив своё сознание оставаться с голосом земли и воздуха. Пустота уже видела меня, и если бы я взглянул на неё в ответ, то она снова забрала бы меня.

Однако я всё равно испытывал искушение. Если моим желанием было убивать всё, что попадало в мою сферу влияния, то пустота была гораздо проще. Зачем давить, рвать и душить, когда жизнь можно просто поглотить?

А потом я оказался в том месте, что находилось в центре, и остановился. К тому времени я встретил некоторое число массивных существ — и оставил их позади, сломанными и истерзанными. Теперь, когда я больше не двигался, ко мне пошли новые существа. Пауки, волки, массивные медведи, и твари, для которых у меня не было названий, шли на меня, и умирали так же быстро.

Глубоко подо мной лежала земля — жаждущая, ждущая освобождения, но время для неё пока не пришло. Мне нужно было дождаться сигнала. «Какого сигнала?».

— Свет, — без всякого выражения произнёс я в качестве напоминания самому себе, приведя в действие почти забытое человеческое горло.

Во тьме было и что-то новое. Существа, двигавшиеся без жизни — конструкции из металла, бывшие ближе к пустоте, чем к земле. Я их ожидал, но как раз тут всё становилось опаснее. Эти твари могли уничтожить меня издалека.

Позволив моему телу расшириться ещё больше, я воззвал к земле, и та ответила, послав вверх, ко мне, огромные каменные пласты, построив огромную массу камня вокруг хрупкой плоти в моём центре. Почти сразу же после этого части меня дезинтегрировались, обрушившись под градом мощных ударов. Враг начал обстрел.

Через несколько секунд я понял, что моё положение отнюдь не безопасно, поэтому я поднял ещё камня, заключив себя в гранитную гору. Теперь она была достаточно большой, чтобы я мог залатать почти любые свои внешние повреждения так же быстро, как их наносили.

Но была в этом и проблема. Я не мог видеть небо. «Мне нужно увидеть свет, когда он появится».

Однако прежде чем я смог что-то с этим сделать, что-то всколыхнуло окружавший меня камень, вонзившись глубоко внутрь. Ещё больше ударов посыпалось на это же место, раскалывая внешний слой моей защиты, и пробиваясь всё ближе к моему уязвимому центру. Повреждения росли неумолимо. Мне нужно было стать больше, либо устранить угрозу, иначе я не протянул бы достаточно долго, чтобы увидеть сигнал.

«Они уже знают, что я здесь. Нет смысла сдерживаться».

Вздохнув, я перестал держаться за свою человечность, и потянулся вниз, глубоко в землю. Та ждала подобно голодной гончей, с нетерпением ждущей зова хозяина. Я изменился. Моя точка зрения стала больше, и мир стал проще. Моя кровь закипела под холодной корой моей кожи, и я с радостью выпустил её наружу.

Я поднял её из глубин, позволив ей разлиться по ландшафту, глотая обстреливавших меня незначительных металлических паразитов. Земля… нет, я поднялся, горячий и расплавленный, и всё вокруг горело, плавилось или превращалось в пепел.

Огонь, мой гнев, стал ещё больше, расширяясь подобно волнам на поверхности пруда, поглощая всё вокруг. Чем горячее я пылал, тем больше я расширялся. Лес исчез, и я начал поглощать земли вокруг него, но по мере расширения я ощутил, что мой гнев и моя воля начали остывать. Моё сознание гасло, и гнев таял. «Зачем я сюда пришёл?».

И тут я увидел его. Небо вспыхнуло — вдалеке появился яркий свет, ненадолго заливший мир. «Сигнал».

Я каким-то образом знал, что это значило. Всё закончилось. Надо было возвращаться. Медленно, через силу, я заставил себя сжаться, снова стать маленьким. Это было непросто, но я знал, что мне нужно было делать. Я уже был таким раньше — стану таким и снова. Плоть забывает, но камень — помнит. Даже если камень должен стать плотью.

В конце концов я обнаружил, что стою над Долиной Глэнмэй, а под моими ногами высится гора пылающего камня. Я защитил себя от жара, хотя не помнил о том, как делал это. Небо на востоке начало светлеть — первый признак приближающегося рассвета, а я понятия не имел, как долго я там стоял.

Я чувствовал себя тяжёлым, будто мои руки и ноги были скованы железными кандалами. Я устал. Окружённый горящими клубами дыма и пепла, я стал спускаться, используя магию для опоры там, где некуда было ступить.

Через некоторое время мне в голову пришла мысль. «Это же глупо, надо лететь». И я взлетел, ухватившись за воздух своей волей, и позволив ему понести меня в том направлении, куда мне было нужно. «Домой».

Глава 35

Пенни была не рада.

Вообще-то, это ещё мягко сказано. Ранее она была в хорошем настроении, но оно разбилось на части, когда Морт опоздал к ужину, и начал раздавать приказы с буйной страстью безумца. «Или, как мне нравится думать, с буйной страстью моего мужа».

Он всегда такой был. Она будто была замужем за двумя разными мужчинами. Один был спокойным, тихим, немного ленивым, и склонным к доводившему почти до меланхолии самоанализу. Другой был тем демоном, который объявился этим вечером. Мордэкай мог колебаться, обсуждать и обдумывать целую вечность, но когда он что-то решал, то превращался в совсем иное существо.

Тихий философ исчезал, и появлялся бешеный безумец. Что хуже, в этот раз он был не обычным безумцем, который запирался в мастерской дни напролёт, занимаясь своими странными проектами. Нет, этот безумец указывал всем готовиться к войне.

Он раздавал приказы как командир на поле боя, не терпя обсуждений и возражений. Она в прошлом мирилась с таким его поведением, но обычно это было в ситуациях, когда такие действия казались необходимыми. Сегодня же не было никакого предупреждения, никакого предвиденья, не ожидалось ни хаоса, ни бедствия. В последнее время у них были встряски, в том числе неожиданное нападение анголов, но Пенни не ожидала этим вечером метаться по дому, готовясь к невиданным врагам.

Нет. Она ожидала чашку горячего чая, недолгую беседу, и Хампфри пообнимать.

Будто прочтя её мысли, ещё не до конца выросший щенок рядом с ней снова залаял. Хампфри мгновенно почуял всеобщее возбуждение, и метался с высунутым повсюду, иногда подпрыгивая, с тех самых пор, как Морт уничтожил вечерний покой.

— Тихо! — огрызнулась она на пса. Хампфри взвизгнул, и побежал прыгать вокруг Алиссы, всё ещё надеясь на то, что ему позволят поучаствовать в затеваемой человеками игре.

Хмурясь, Пенни безрезультатно почесала свою культю. На ней вновь была надета тяжёлая стёганая куртка с зачарованной кольчугой поверх. Оба предмета экипировки были залатаны и перекроены, чтобы убрать ненужный левый рукав, но рука от куртки всё равно чесалась. Единственным её утешением было то, что куртку она приказала постирать перед тем, как её перекроили, так что в кои-то веки пахло от неё не так плохо, как обычно.

К сожалению, новая броня, о которой последнюю недели твердил Мордэкай, всё ещё не была готова, как и рука, которую он мастерил. Предполагалось, что это будет сюрпризом — но Пенни было совсем нетрудно обо всём догадаться. Каким бы хитрым он ни был, Морт был для неё как открытая книга.

— А разве нам не следует оставаться здесь? — спросила Алисса уже, наверное, во второй раз. — Скорее всего, здесь безопаснее.

— Это место больше не является тайной, как тебе прекрасно известно, — резко ответила Пенни, заставив Алиссу опустить взгляд.

Менее чем год тому назад эта молодая женщина привела врагов в их скрытый горный дом, чтобы похитить Айрин. По большей части её оправдали, но её служба семье Иллэниэл была частью назначенного ей судом наказания. Девушка Пенни нравилась, и обычно она не стала бы так на неё огрызаться, но стресс делал её раздражительной.

Она не стала просить прощения, но смягчила тон для своей следующей ремарки:

— К тому же, Айрин — единственная из оставшихся волшебников, и ей нужно быть в донжоне, чтобы управлять защитой замка, если действительно будет нападение. А если моя дочь там, то и я тоже буду.

Менее чем час спустя они сидели, укрывшись в семейных апартаментах в донжоне — в месте, где они почти никогда не спали. Леди Роуз и Элиз были с ними, и казалось, что они твёрдо вознамерились дежурить всю ночь.

Замковая стража была уведомлена, и минимум половина людей была при исполнении, патрулируя стены и занимая защитные позиции по всему замку. Городские ворота были закрыты, как и ворота замка. Даже решётка была опущена.

Роуз поглядела на Пенни поверх кромки своей чайной чашки:

— Тебе правда необходимо носить это всю ночь, дорогая?

Она имела ввиду кольчугу Пенни, конечно же. Мать Морта ответила раньше, чем Пенни успела заговорить сама:

— Конечно же необходимо! — сказала Мириам в её поддержку. — Моя дочь очень серьёзно относится к своему долгу.

Мириам, будучи простолюдинкой по рождению и воспитанию, весьма отличалась от Леди Роуз по мировоззрению. Пенни сама не могла сказать, что всегда была согласна со своей свекровью, если уж на то пошло — но та всегда была на её стороне, в любой ситуации.

— Я не хотела критиковать, Мириам, — успокоила её Роуз. — Я просто беспокоюсь, что она не сможет отдохнуть.

— Да мы и так не будем спать этой ночью, — бросила Мириам. — До тех пор, пока не вернутся дети.

Под «детьми» Мириам имела ввиду тот факт, что помимо Айрин все её внуки, а также Грэм, были где-то в другом месте, и кто знает, с какими опасностями они там сталкивались. Пенни обнаружила, что слегка улыбается. «Вообще-то, она и Морта тоже имеет ввиду». Мириам Элдридж желала защитить своих внуков лишь немногим больше, чем своего сына.

— Отличный довод, Мириам, — вставила слово Элиз. — Этой ночью нам всем будет неспокойно.

Роуз вообще-то была с ними согласно, но раздражение вызывало в ней желание поспорить. Это было признаком её внутреннего смятения — то, что она поставила себя в изначально невыгодное положение в споре. Вместо того, чтобы спорить, она слегка кивнула, и отпила ещё чаю.

— Я всё ещё считаю, что мне было бы лучше оставаться с Айрин, — пробормотала Пенни. Её дочь проводила ночь в управляющей комнате, чтобы отреагировать в случае настоящего нападения.

— Если что-то случится, то от неё тебя отделяют лишь пара лестничных пролётов и короткая пробежка, — сказала Элиз. — К тому же, с ней Алисса.

— Эта девушка — грозная воительница, — сделала наблюдение Роуз.

Пенни подумала, что это определённо было правдой. Вообще говоря, она не была до конца уверена, что смогла бы при необходимости победить эту молодую женщину, не имея брони на плечах и меча в руке. Алисса обучалась тому же стилю боя, что и Сайхан с Грэмом. Хотя у неё не имелось уз с драконом, эта женщина билась с почти что сверхъестественным мастерством. Было что-то ироничное в том, что некогда похитившая Айрин женщина сейчас была её телохранителем.

— К тому же, — продолжила Роуз, — наиболее вероятный исход этой ночи заключается в том, что мы все не выспимся совершенно зря. Согласно моему опыту, ничего никогда не происходит в ожидаемое нами время. Плохие события всегда происходят когда расслабляешься, и чувствуешь себя в безопасности. — К тому времени, как она закончила это произносить, она осознала, насколько тёмно прозвучали эти слова. — Прошу прощения, я не хотела говорить настолько мрачно.

Элиз озорно осклабилась, глядя на Роуз, и махнула рукой в сторону Пенни:

— Моя невестка настолько же встревожена и расстроена, как и наша бронированная Графиня. — Затем она повернулась к Мириам: — Хочешь вина? Не думаю, что этим вечером мы сможем обойтись одним лишь чаем.

Пенни раскрыв рот уставилась на двух пожилых женщин:

— Вы собираетесь пить, когда мы ждём неминуемого нападения?

Мириам рассмеялась:

— Мне восемьдесят. Что я буду делать в случае нападения? Я бы предпочла быть бесполезной и подшофе, чем бесполезной и ворчливой. — Затем она улыбнулась: — Спасибо, Элиз — думаю, что бокал мне не помешает.

* * *

Пенни не ожидала, что заснёт, но когда её глаза распахнулись, она осознала, что скорее всего произошло именно это. Её взгляд заметался по комнате, найди Роуз, сидевшую напротив неё с написанной на лице тревогой.

— Что такое? — сказала Пенни, не зная точно, что её разбудило.

Они обе вскочили на ноги, бросившись к окну, когда их встряхнул рокот настолько низкий, что они скорее не услышали, а почувствовали его.

— Думаю, это нас и разбудило, — выдала Роуз. Они выглянули в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как обрушивается внешняя стена замка. Затем они ощутили, как пол затрясся под ними.

— Уходи с ними в коттедж! — заорала Пенни, побежав к двери. Под «ними» она имела ввиду Элиз и Мириам, ушедших спать несколько ранее. Чтобы добраться до горного коттеджа, им нужно было лишь покинуть покои, и снова войти внутрь через ту же дверь, активировав портал. Конечно, план был отнюдь не таким, но ноги уже поведали Пенни о том факте, что в замке было далеко не безопасно.

Роуз, отреагировав с привычной для неё быстротой, уже спешила к двум пожилым женщинам.

Пенни побежала по замковому коридору — ноги несли её настолько быстро, что она была вынуждена сделать два шага вверх по стене, когда достигла конца коридора, и ей нужно было повернуть. Затем она оказалась в лестничном колодце. Игнорируя ступени, она преодолела каждый из пролётов одним прыжком. Внутренний наблюдатель на задворках её разума сухо прокомментировал: «Завтра, когда до твоего тела дойдёт, что ты наделала, ты об этом пожалеешь». Она проигнорировала эту мысль. Пока что она не чувствовала ничего.

Она почти достигла нижнего этажа, когда стена справа от неё взорвалась облаком пыли. Воздух вспороли каменные осколки, и она почувствовала укол боли на лице. Затем располагавшиеся сверху стены начали сползать вниз, обваливаясь в отсутствие опоры. Спотыкаясь, Пенни как можно быстрее стала пробираться через обломки, поскольку казалось, что весь лестничный колодец грозил скоро обрушиться. Она вышла в коридор, который уже превратился не то чтобы в коридор, а скорее в причудливо распланированную и частично замкнутую комнату. Стена с одной стороны обрушилась, и крупные куски потолка теперь стали частью пола, наполовину заваленного каменными блоками, деревянными досками и сломанными балками.

В пыли спотыкались люди, плакавшие и кричавшие, потерявшись в хаосе. Пенни добавила к ним свой голос, закричав во всю глотку:

— Айрин!

Теперь она видела управляющую комнату, хотя та прежде была скрыта. Одна из стен обрушилась наружу, открыв помещение взору. Внутри никого не было, но Пенни всё равно побежала туда, чтобы точно убедиться, что её дочь ничем не придавило. Комната была пуста. На центральном пьедестале горел синий свет.

«Она включила щит», — осознала Пенни. «Но сейчас-то она где?»

Послышался очередной гулкий грохот, и Пенни увидела, как один из замковых слуг исчез, когда стена позади него дезинтегрировалась. Люди кричали со всех сторон. Пенни знала, что ей нужно было их организовать, но это было невозможно. Ей нужно было знать, где находился враг, где было безопасно, и где были её люди. Ничего из этого она не знала. Замок Камерон рушился вокруг неё.

«Наружу. Снаружи всё станет видно». Но страх за дочь заставил её остановиться. Куда делась Айрин?

Тут она услышала крики, вроде бы шедшие со стороны двора замка. Послышался странный, нарастающий, высокий вой, превратившийся в рёв. Крики стражников превратились в вопли. Не имея никаких вариантов получше, Пенни побежала на крики, перепрыгивая через каменные осколки и кучи балок. Секунды спустя она оказалась за стенами донжона, откуда ей открылся вид на пришедшую из кошмара сцену.

Стражники лежали повсюду, кто-то из них стонал, а кто-то был просто мёртв. Укрепления вокруг замка были целы, а ворота — закрыты, но в боковой части двора восточная стена почти полностью исчезла. Защитный барьер, обычно невидимый для нормального взора, периодически вспыхивал под какими-то мощными ударами.

Но самое худшее уже было внутри. В центре двора стояли два больших металлических чудовища. Каждое из них опиралось на три металлических ноги, и хотя голов у них вроде не было, каждое насчитывало две грозных руки. Рёв шёл именно от них. Одна рука на каждом чудовище была смазанной, будто вращалась, и плевалась вспышками света.

Их торсы медленно вращались по кругу, целясь в оставшихся стражников, пытавшихся укрыться. Большинство людей уже были сражены.

Пенни никогда прежде не видела такие штуки, но знала о них из рассказа Мойры о битве при Хэйлэме. Благодаря путешествию Мэттью в мир Керэн она даже знала, как эти штуки назывались: «тортасы». Строго говоря, они не были живыми — это были военные машины, созданные для одной единственной цели.

Одно из чудовищ обстреливало всё внутри стен, но второе стреляло более намеренным образом по неподвижной цели. Пенни проследила взглядом за линией огня, и заметила две фигуры, прижавшиеся к одной из выживших стен внутреннего донжона — Айрин и Алисса.

Их окружали вспышки и искры, а на лице её дочери было выражение яростного напряжения, пока она держала сосредоточенность на их защите.

Люди часто приписывают таким моментам стресса или опасности эмоции или мысли, но правда одновременно проще, и сложнее. Тело действует настолько быстро, что сознательный разум с мыслями и опытом остаётся позади, оставаясь лишь свидетелем для подсознательных решений сердца. В течение последующих секунд они анализируют свои действия, приписывая слова и смысл своим деяниям, но реальность таких моментов мгновенна и лишена словесного описания.

Пенни метнулась через двор с такой скоростью, какая была бы невозможной, попытайся она достигнуть такого сознательно. Сама мысль об этом сделала бы необходимую координацию движений недостижимой — но Пенни не думал. Она метнула себя как снаряд из плоти и крови, пересекая пространство, отделявшее её от твари, атаковавшей её младшую дочь.

В конце она прыгнула, подобно кошке перевернув в воздухе своё тело, и приземлилась ногами на металлический торс тортаса, одновременно вгоняя острие меча в смазанный силуэт воющего оружия. Рукоять меча выдернуло у неё из рук, когда оружие машины взорвалось градом смертоносных осколков стали и огня.

Пенни начала съезжать вниз, поскольку стоять ей было не на чем. Она пыталась уцепиться за что-то своей живой рукой, а также фантомной конечностью, об отсутствии которой её тело постоянно забывало. Правой рукой она уцепилась за вторую конечность тортаса, в которой, как ей было сказано, находилось более мощное оружие машины.

Продолжая сползать вниз, она крепко вцепилась в это второе оружие, повиснув на нём. Большое, напоминавшее по форме вытянутый прямоугольник оружие начало гудеть, заряжаясь, а тортас начал вращать своё тело, чтобы нацелиться на Айрин и Алиссу. Это движение позволило ногам Пенни коснуться ногами одной из трёх ног твари, и она не думая оплела нижнюю конечность машины своими собственными.

Используя руку и ноги, она остановила движение машины своим стройным телом, не позволяя оружию нацелиться на дочь. Несмотря на неудобную хватку, на секунду ей удалось создать патовую ситуацию. Её мышцы натянулись, где-то глубоко в груди она почувствовала щелчок, за которым последовала обжигающая боль. Тортас снова начал медленно двигаться, но Пенни продолжала сопротивляться этому.

И тут второй тортас снова открыл огонь — но на этот раз не по стене, а по боровшейся с его товарищем женщине. Мир Пенни вспыхнул красным, когда по её спине и ногам замолотили удары слишком частые, чтобы их можно было разделить. На миг у неё почернело в глазах. Она почувствовала, что её ноги соскользнули, и главное орудие тортаса направилось на цель.

Благодаря этому движению она ушла с линии огня второй машины, и секунду спустя зрение вернулось к ней. Конечность, за которую она цеплялась, то оружие, которое она пыталась оттолкнуть, уже было направлено на Айрин и Алиссу. Гудение внутри него сменилось ужасающим воем, и она поняла, что оно вот-вот выстрелит.

С яростью и вызовом закричав, Пенни перестала толкать, и вместо этого начала тянуть за конечность, выкручивая её в сторону другого тортаса. В оружии послышался тяжёлый «клак», вторая машина взорвалась, и ударная волна впечатала Пенни в тортаса, с которым она боролась.

Пенни пыталась удержаться. Схватка ещё не закончилась. У вражеской машины всё ещё имелось главное — и самое разрушительное — оружие, за которое Пенни продолжала цепляться. Но тело начало подводить её, и рука стала слабеть. Из её глаз полились вызванные фрустрацией слёзы, и она отчаянно пыталась не выпустить оружие.

А потом она упала. Когда она ударилась о землю, новая вспышка боли ослепила её — приземление встряхнула уже сломанные кости. Когда Пенни снова подняла взгляд, она увидела опускавшуюся на неё ногу тортуса. Тот выбрал наиболее простой образ действий. Он собирался использовать свой многотонный вес, чтобы раздавить Пенни.

Она попыталась откатиться в сторону, но тело перестало слушаться её.

И тут тортас качнулся назад, когда в него врезался камень размером с мула. Машина покачнулась, пытаясь сохранить равновесие, но камень вернулся, снова врезавшись в неё. Тортас упал.

Повернув шею в сторону, Пенни увидела, что Айрин теперь стояла ближе. Алисса привалилась к стройной девушке, забросив руку Айрин на плечо. Но та будто не замечала её веса. Айрин стояла, выпрямившись, и полыхала взором, продолжая избивать оставшийся тортас гигантским камнем. Позади двух женщин часть донжона задрожала, когда тысячи каменных блоков сдались на милость силы тяжести, поскольку сила Айрин больше их не поддерживала.

Но Айрин уже было всё равно. Всё её внимание было сосредоточено на лежавшем перед ней металлическом колоссе. Она продолжала его избивать, пока используемый ею камень не раскололся, после чего она вытащила из обвала позади себя ещё камней. Эти были поменьше, поэтому она метала их в тортас подобно разгневанной стае птиц.

Они были слишком маленькими, чтобы нанести существенный урон, но Айрин не отступалась, а когда тортас начал попытки встать на ноги, она выдернула из-под него часть земли, заставив погрузиться в почву. Теперь он был беспомощен — его последнее оружие пришло в негодность, а тело было зарыто в изорванную землю.

Однако Айрин ещё не закончила. Отпустив камни, она попробовала огонь, а когда тот не дал никакого эффекта, она начала молотить по тортасу чистой силой, пока внешняя оболочка машины не начала прогибаться и деформироваться под ударами.

Пенни слышала голос дочери, охрипший от крика, однако слова всё равно можно было разобрать:

— Не смей её трогать!

Мир Пенни стал гаснуть, и вскоре она не знала ничего кроме пульсирующей боли, сопровождавшейся звуками ярости избивавшей тортас Айрин. Когда пришла тишина, Пенни подумалось, что она наверное потеряла сознание, но тут она почувствовала касание мягких рук.

— Мам! Проснись! Пожалуйста!

Глава 36

К тому времени, как Замок Камерон показался на горизонте, рассвет уже миновал, утро полностью наступило, а я по большей части снова ощутил себя человеком. Небо было чистым, поэтому замок я увидел более чем за десять миль, и с такого расстояния мало что можно было разглядеть.

А вот с пяти миль я смог определить, что там что-то случилось, и использовал ловкий трюк, которому научился годы тому назад — сжал воздух перед собой в линзу, чтобы увеличить видимую картину. Часть внешней стены замка упала, донжон был наполовину разрушен, и от нескольких близлежащих ферм шёл дым.

Сам Уошбрук вроде бы не пострадал.

Солнечный блик на металле предупредил меня о том факте, что на окружавшем замок широком поле что-то было. Сфокусировав линзу, я заметил характерные очертания тортуса, похожего на те, что я видел рядом с Хэйлэмом, в Данбаре.

Но те тогда были сильно повреждены, приведённые в негодность усилиями Грэма и Мойры. Этот же был полностью работоспособен. Глядя на него, я увидел, что верхняя его часть повернулась, и одна из его конечностей поднялась. Она целилась… в меня.

Поначалу я счёл это нелепым. Я был всё ещё где-то в пяти милях, и летел с недурной скоростью. Он ни за что не смог бы в меня попасть. Однако Гэри был весьма экспрессивен, когда я расспрашивал его об этих штуках и их оружии. «Как он там его называл?». Я листал тот разговор у себя в голове, пока не нашёл термин: «рэйлган». Гэри сказал, что они стреляли снарядами, которые летели многократно быстрее звука, и делали это со смертоносной точностью.

Я сменил направление полёта, направившись к земле, и едва не потерял управление. Внезапные перемены в полёте со значительной скоростью — дело непростое, но я сумел вернуть контроль за своим движением. Я ощутил, как что-то взрезало воздух надо мной, двигаясь слишком быстро даже для моего магического взора. Долю секунды спустя пролёт снаряда был повторно провозглашён громким треском, отразившемся у меня в ушах.

Замедлившись ещё больше, я продолжил двигаться к земле, добавив, как я надеялся, непредсказуемую череду боковых движений. Мне нужно было уйти из его поля зрения раньше, чем он превратит меня в мокрый комок истерзанной плоти и падающий на землю кровавый дождь. Следующие несколько секунд прошли напряжённо, но я скрылся за лесом прежде, чем тортас успел снова выстрелить.

Однако я не приземлился. Вместо этого я увеличил скорость, двигаясь лишь в нескольких футах над землёй. Обычно полёт в такой близости от земли требовал меньше усилий, но в том случае, когда я летел настолько быстро. При такой скорости я рисковал при малейшей ошибке размазаться в кашу. Щит вокруг себя я сфокусировал в форме копья, влив в него всю возможную силу, но это лишь защищало меня от воздушного потока. Если бы я задел что-то твёрдое, то это несомненно не только убило бы меня, но и почти наверняка уничтожило бы то, во что я влетел бы.

Я засунул руку в висевший на поясе мешочек, и вытащил одну из моих железных бомб. Они представляли из себя простые железные сферы, зачарованные и наполненные таким количеством силы, какое они могли удерживать, не взрываясь самопроизвольно. Они были моим самым старым оружием, и за прошедшие годы я не раз их использовал. Из-за их взрывоопасной природы носить их с собой было слишком опасно, но мой мешочек на самом деле представлял из себя своего рода портал, соединённый с лежавшим в горах сундуком.

Теперь я летел в десяти футах над поверхностью дороги, оставляя за собой след из клубов пыли и трясущихся деревьев. Мне пришлось подняться повыше, когда я достиг поворота на Камерон, поскольку при нынешней скорости я просто-напросто не мог повернуть. Я взмыл над деревьями, и начал загибать влево, на миг увидев замок и тортас, прежде чем закончить поворот и снова снизиться, следуя вдоль дороги домой.

Тортас был не один. Поворачивая, я заметил, что их было три штуки. Запустив руку в мешочек, я вытащил ещё две железные сферы, меняя свой план. Заключив каждую железную бомбу в собственный маленький щит в форме стрелы, я вытянул их вперёд, вытолкнув за пределы моего собственного щита. В отсутствие защиты они могли взорваться от одного лишь давления ветра, поскольку я двигался быстрее скорости звука.

А потом деревья исчезли, и передо мной вырос замок. Одна из замеченных мною машин была прямо впереди. Держа одну из железных сфер прямо по курсу, я сменил направление собственного полёта вверх и направо.

Я почти слишком поздно осознал, что защитный барьер вокруг замка был активен. Это заставило меня вложить все силы, чтобы сделать поворот вверх более острым, иначе я разбился бы о щит. Изначально я собирался лишь пролететь над стенами замка.

Первый тортас зрелищно дезинтегрировался с дымом и пламенем, в то время как моё тело взрезало воздух над ним, едва сумев уклониться от защитного барьера. Двое других стреляли в меня своими вращающимися орудиями, но моё появление было слишком внезапным для точного прицеливания. Воспользовавшись активным щитом вокруг замка, я перевёл свой полёт в дугообразный поворот, который увёл меня с линии огня, унеся на другую сторону замка и Уошбрука по широкой эллипсоиде.

Это дало мне время осмотреть повреждения, и они меня не порадовали. Во дворе замка лежали останки ещё двух тортасов, но было ясно, что они собрали страшную жатву, прежде чем были уничтожены. Половина донжона обрушилась, и от замковой стены с восточной стороны укреплений остались лишь обломки. Тела лежали повсюду, хотя я видел, что люди неустанно работали, раскладывая их в ряд во дворе.

Описывая круг вокруг замка, я снизил свою скорость. Я не мог позволить себе совершить ошибку и убиться, и уже начинал уставать. Стресс, вызванный поддержанием настолько мощного щита одновременно с полётом на такой скорости, забирал много сил. Описав полный круг, и вернувшись на прежнее место, я всё ещё двигался быстро, но на скорости, на которой можно было выжить — где-то ближе к скорости пикирующего ястреба.

Когда тортасы открыли огонь, я послал две железных бомбы вперёд себя. Сила их обстрела была настолько велика, что вынудила меня приземлиться, затормозив как можно резче, чтобы не убиться и не сделать их работу за них. В одну из железных бомб произошло попадание прямо в воздухе, и она взорвалась, не долетев до цели, а вот второй повезло больше.

Поскольку у неё отсутствовала сумасшедшая скорость, которая была у моей первой атаки, тортас она не уничтожила, однако взрыв сбил машину на бок, и нанёс видимые повреждения её внешней оболочке. Другой тортас был чуть ближе ко мне, менее чем в сотне ярдов, но всё ещё слишком далеко, чтобы я мог сделать что-то значительное магией напрямую.

Однако тортаса это устраивало. Он продолжил молотить по мне огнём своего вращающегося орудия. «Как там Гэри называл эту штуку? Пулемёт Гатлинга». Град ударов был настолько мощным, что мне трудно было поддерживать свой щит, и силы у меня начали истощаться.

Слегка раскрыв свой разум, я воззвал к земле, чувствуя, как её сила полилась меня, от ног и выше, и тут я сделал кое-что необычное — для меня, по крайней мере. Я использовал её, чтобы усилить своё тело, увеличив скорость и физическую мощь. Мне не нравилось так поступать, но бой против Тириона преподал мне урок, поэтому я успел попрактиковаться в этой технике.

Укрепив свой щит, я побежал к тортасу, нараспев произнося слова на лайсианском. Использованное мною заклинание было тем же самым, которое я часто использовал, чтобы делать свои руки неуязвимыми для огня, работая в кузнице с металлом — но в этот раз я использовал заклинание на всё своё тело.

В обычных условиях есть веские причины так не поступать. Заклинание по сути заставляло плоть почти полностью потерять теплопроводность, однако кожа продолжала излучать тепло вовне. Если применить это заклинание на всё тело, то конечности медленно замёрзнут, в то время как внутренняя часть тела будет нагреваться всё больше и больше. Короче, не повторяйте это дома.

Однако за минуту-другую оно меня убить не могло. Я понёсся к тортасу, на бегу меняя свой личный щит, заставив его засветиться от сильнейшего жара, который я, к счастью, не мог ощущать.

Тортас прекратил огонь, и его тело повернулось, направив на меня рэйлган. «Блядь!» — безмолвно выругался я. До тортаса оставалось ещё тридцать ярдов, и, судя по описаниям Мойры, от выстрела меня не спас бы никакой щит.

Я метнулся в сторону, но ствол продолжал неуклонно целиться в меня, поэтому я бросил свою силу вперёд, и ухватился за само оружие, заставив его отклониться в сторону как раз перед выстрелом. Секунды спустя я сократил разделявшее нас расстояние.

Мэттью и Мойра рассказали мне, что тортасы были почти неуязвимы для обычных ударов пламенем и даже для некоторых сфокусированных лучей огня — но я собирался это проверить. Щит вокруг моего тела светился ярким белым светом, а мои ступни оставляли позади меня горящие следы на траве.

Прыгнув вперёд, я схватил одну из массивных ног своими руками. В тот момент я был достаточно силён, чтобы слегка поднять эту ногу, заставив тортаса выпрямить две другие, чтобы сохранить равновесие. Но кроме этого ничего не произошло. Если бы машина была из железа или стали, то уже должна была бы начать дымиться и плавиться от моего касания. «Чёрт, да из чего сделана эта хрень?».

Зачерпнув из земли, я влил в свой щит ещё больше жара, за исключением той части, которая закрывала мою голову — иначе я не смог бы ничего видеть из-за свечения щита. Сжав пальцы, я почувствовал, как металл в моей хватке начал уступать. Он смялся, став гнутым и бесполезным задолго до того, как я смог его проплавить. Сменив позу, я стал толкать край платформы, поддерживавшей верхнюю часть тортаса, и перевернул его вверх ногами. Затем я прижался к его дну, и начал прожигать путь внутрь.

Прошла будто целая вечность, прежде чем металл начал слегка проседать, после чего я смог слегка утопить в него пальцы, создав зацепки на гладкой поверхности. Используя мою ныне значительную мощь, я потянул, будто пытаясь порвать металл одной лишь грубой силой.

Несмотря на обжигающую температуру и мою силу, я не достиг успеха. В основном. Частично причиной этому стали молотившие по воздуху ноги твари, заставлявшие меня постоянно бороться, чтобы удержать её на месте. В результате я смог оставить на днище лишь маленькую щель.

Первым моим инстинктом было запустить руку в мешочек, и взять ещё железных бомб, чтобы засунуть их в маленькое отверстие — но секунду спустя я заставил себя остановиться. «Если я сейчас коснусь их руками, то от меня и мокрого места не останется». Я почувствовал себя идиотом.

«Дурость бессмертна», — напомнил я себе, — «однако я и впрямь испытываю верность этого девиза на прочность». Вся моя стратегия была глупой — использовать огонь и жар, когда мне уже сказали, что они были почти бесполезны. Видимо, за годы совместной жизни я что-то подхватил у Пенни. Упрямства во мне стало больше, чем ума.

Однако у меня появилось отверстие, поэтому я послал в него тонкое огненное копьё, тыкая во внутренности твари, пока оттуда не начал валить дым. Из отверстия донёсся зловещий треск, и ударили шипящие белые искры, заставив меня попятиться. После чего я бросился бежать, проклиная свой собственный идиотизм. «Я и впрямь такой тупой, каким кажусь». Мне в спину тараном ударила волна воздуха, подбросив меня подобно листочку, когда тортас взорвался.

В итоге я растянулся на земле в двадцати ярдах от него. Мой щит каким-то чудом выдержал удар, и я сумел приземлиться, ничего не сломав, насколько я мог судить.

Мой щит больше не светился, так как я перестал зря тратить энергия в этом бесплодном направлении, но начал сотрясаться, когда другой тортас, описавший круг вокруг своего павшего товарища, открыл огонь. Поскольку я не успел закрепиться, моё тело заскользило по зелёной траве. Бой начался так хорошо, но теперь я начал испытывать раздражение.

Пришло время сменить тактику. Я достаточно наигрался, пробуя вещи, о неэффективности которых меня уже предостерегали. Мэттью и Мойра рекомендовали использовать против этих машин молнию, поэтому я вытянул к приближавшемуся механизму руку, и послал громыхающий разряд актинического синего цвета.

Равномерный град ударов по моему щиту прекратился, но тортас не выглядел повреждённым. Его оружие перестало вращаться, в то время как его рэйлган начал поворачиваться для выстрела. Он был в двадцати ярдах, и я не думал, что он промахнётся.

На секунду я пожалел, что мне не хватило предусмотрительности вытащить мой посох. Используя его как рунный канал, я смог бы сделать свою молнию гораздо эффективнее. Одной из причин, почему мне не нравилось использовать молнию, было то, что молнией было трудно управлять. В отличие от огня или чистой силы, она имела тенденцию к разветвлению и ударам в направлениях, отличных от того, которое имел ввиду маг. Но вытаскивать посох уже было слишком поздно. Тащить шестифутовую палку из мешочка на поясе было делом неудобным даже в нормальных условиях — попытка же сделать это сейчас лишь превратила бы меня в неподвижную цель.

Поэтому я прибег к старой уловке. Я вогнал свою волю в землю, вскинув в воздух большую массу почвы, и взбил её в грязное, коричневое облако, накрывшее отделявшее меня от машины пространство.Затем я встал на ноги, и взметнулся в воздух. В какой-то момент тортас выстрелил, но созданной мною сумятицы хватило, чтобы он промахнулся.

Я часто слышал, как Сайхан предостерегал Пенни не прыгать во время боя, поскольку находившийся в воздухе человек лишался способности уклоняться — но ко мне это правило на самом деле не было применимо. Вне земли я был мобильнее, чем на ней, а магический взор позволил мне видеть тортас также легко, как если бы в воздухе не висело облако грязи. Ухватив своей магией ветер, я направил себя вниз, и завис прямо над тортасом.

После чего начал раз за разом бить по нему чистым электричеством. После первых двух или трёх ударов тот продолжил двигаться без проблем, подняв в мою сторону свой рэйлган, но к четвёртому удару он начал подёргиваться. Я не остановился, пока он не стал трястись и дымиться — при этом я постепенно поднимался вверх, на случай если он тоже взорвётся.

Он не взорвался, и я не мог удержаться от лёгкого чувства разочарования, учитывая то, сколько усилий я вложил в победу над ним. «Ну и ладно».

Когда он полностью перестал двигаться, я заскользил к замку, мягко приземлившись лишь в двадцати футах от защитного барьера в месте, где обрушилась стена. С внутренней стороны щита стоял ряд людей, по большей части стражников. Мой бой привлёк толпу зевак. Я оглядел эту толпу в поисках двух конкретных лиц — Пенни и Айрин.

Я их не нашёл, и у меня что-то сжалось в груди. От полученных донжоном разрушений мне стало не по себе. Куда они делись? Отступили в наш горный дом? Они были в безопасности? Я не хотел думать о худшем варианте.

«Нет, уж хотя бы Айрин точно жива. Кто-то же привёл в действие защитный барьер». Я заметил впереди толпы Карла Дрэйпера, и подозвал его через щит:

— Капитан Дрэйпер! Скажи Айрин, чтобы она открыла для меня щит.

Он подошёл так близко, как мог, поскольку щит слегка глушил звуки:

— Никто не может его открыть, милорд. Мы в западне.

— Это же нелепо! — возразил я. — Где моя жена? Где моя дочь?

Взгляд капитана соскользнул вниз, и он уставился в землю.

Глава 37

«Нет, нет, нет, нет, не может быть!». Я с трудом взял себя в руки. Мне хотелось разорвать щит голыми руками, но он питался от Бог-Камня, и я ничего не мог с ним поделать.

— Леди Айрин ухаживает за Графиней в казармах, — чуть погодя сказал Капитан Дрэйпер.

Воздух резко вышел из моих лёгких облегчённым вздохом. Я опасался худшего.

— Ваша жена была сильно ранена во время нападения, милорд. Не думаю, что она выживет, — добавил он.

У меня было совершенно иное мнение на этот счёт, но сначала мне нужно было попасть внутрь:

— Почему Айрин не может опустить для меня щит?

— Управляющая комната была уничтожена во время нападения. Она никак не может управлять чарами, — объяснил капитан.

— А, понятно, — сказал я, кивая. Ну, существовал более чем один способ освежевать кошку. Запустив руку в один из мешочков, я вытащил полотно с трафаретом телепортационного круга, и разложил на земле. Использовав эйсар, я выжег временный круг в почве, а затем подобрал полотно, и сложил, засунув обратно в мешочек. Затем я выжег пальцем новый ключ в пустой секции круга, и шагнул в него. Секунды спустя я оказался внутри промежуточной станции во дворе замка.

Там никого не было, а когда я вышел наружу, то увидел, что остальные люди во дворе планомерно работали. Кто-то переносил и раскладывал тела, в то время как другие расчищали во дворе завалы из обломков. Они были на удивление спокойными.

Капитан Дрэйпер добрался до меня секунды спустя, когда я двигался к зданию, где располагались казармы.

— Это ты всех организовал? — спросил я его, впечатлившись тем, насколько упорядоченно всё стало так скоро после огромной катастрофы.

— Частично, милорд, как мне и положено по службе, — сказал капитан. — Но по большей части этому мы обязаны приказам Леди Айрин. С тех пор, как случилось нападение, она была для нас как прочная скала.

В ответ на его слова я преисполнился гордости.

— Кратко изложи, что случилось, — приказал я.

— Напали ночью, — начал капитан. — Обрушили внешнюю стену, и в несколько секунд уничтожили часть донжона. Почти сразу же поднялся защитный барьер, но два тех железных чудовища уже успели проникнуть внутрь. Они порвали моих людей в лоскуты, и продолжили обстреливать донжон. Все, кто был внутри, скорее всего погибли бы, если бы не ваша дочь.

— А что она сделала? — спросил я, остановившись. Мы были у двери в казармы, но я хотел услышать остальное, прежде чем войти.

— Если верить Алиссе, она не дала донжону упасть. Я на самом деле не понимаю, как работает ваша магия, конечно же, но стены обрушивались — а потом перестали. Она держала их достаточно долго, пока большинство людей не сумело выбраться. Эти твари, — указал он на повреждённые останки двух тортасов, — всё это время били по ней. Потом Графиня выбралась наружу, и набросилась на них подобно бешеной волчице. Она сумела повредить одного и уничтожить другого. Леди Айрин забила раненного до смерти с помощью камня — так мне рассказали. Сам я этого не видел. — Дрэйпер приостановился, прежде чем продолжить: — Но ваша жена, она очень сильно ранена.

У меня сжалось горло, и я с трудом выдавил из себя ответ:

— Спасибо тебе, Капитан. Возвращайся к своим обязанностям. Я пойду посмотрю, как у неё дела. — Затем я открыл дверь, и зашёл в казармы.

Внутри всё было хорошо освещено фонарями. На большинстве коек лежали раненные люди — те, кто выжил. Как я уже увидел, мёртвые были во дворе. Моя младшая дочь стояла на коленях рядом с одним из раненных, закрыв глаза — её внимание было сосредоточено на вещах, которые нельзя было увидеть глазами.

Она почти наверняка почувствовала, как я вошёл, но сосредоточенности не потеряла. Однако я не мог поставить это ей в упрёк. Исцеление — тонкая работа, но её этому вообще никто не учил. Магия всё ещё была для Айрин весьма новым делом.

Конечно, мне хотелось её прервать. Я отчаянно хотел увидеть Пенни — но вместо того, чтобы портить ей работу, я осмотрел ближайшего раненного солдата магическим взором. У него было несколько неприятных ран, и хотя существовало ещё значительное число способов ему помочь, я был горд тем, что обнаружил. Кожа его была заживлена, и хотя его рёбра всё ещё были сломаны, по крайней мере один кровеносный сосуд был заштопан. «При таком количестве раненных у неё было мало времени», — догадался я.

Тем не менее, я был впечатлён тем, что она так быстро научилась заживлять кожу. Айрин неоднократно была свидетелем моих разговоров с её старшими братом и сестрой на тему исцеления ран, но она никогда не могла напрямую видеть то, что мы делали, не говоря уже о практике. Она хорошо справилась, не имея почти ничего кроме усвоенных из тех лекций обрывков знаний.

Затем я заметил пациентку, лежавшую на следующей кровати — Алиссу. Она спала, но быстрый осмотр её тела показал, что у неё была сломана нога, и обширные гематомы.

— Отец? — послышался у меня за спиной голос Айрин.

Я обернулся взглянуть на неё, и моё сердце облилось кровью при виде её лица. Менее чем за двенадцать часов выражение лица моей младшей дочери из безмятежного стало утомлённым и загнанным. Она единолично несла огромную ношу, и теперь её сильная личина начала давать трещины.

— Прости меня… — добавила она.

Мне хотелось обнять её, дать её выплакаться… сделать то, что обязаны делать отцы… сделать всё хорошо — но я всё ещё нуждался в её силе.

— Не проси прощения, — ответил я. — Ты сделала больше, чем можно было ожидать. Потерпи ещё немного.

На секунду её губа задрожала, но затем Айрин взяла себя в руки, и я обнял её. Она крепко сжала меня, и промычала мне в грудь:

— Но Мама…

Я перебил её раньше, чем её слова заставили её расклеиться:

— Отведи меня к ней.

Пенни лежала в личной комнате Капитана Дрэйпера, накрытая толстым шерстяным одеялом. С неё сняли броню и одежду, и мой магически взор не нашёл никаких переломов или свежих порезов на её коже. Я бросил печальный взгляд на зачарованную кольчугу, лежавшую на ближайшем стуле. Она своё дело сделала, ничто её не пробило, но этого снова оказалось недостаточно. Моя жена лежала на животе, и стянув одеяло с её спины, я зашипел от открывшейся картины. Большая часть видимой мне кожи была чёрной или красной — под ней сформировались массивные гематомы. Она выглядела так, будто её привязали, и избили маленькой кувалдой.

Под кожей всё было хуже. Часть позвонков раскололась, и расположенные рядом с ними рёбра были сломаны. Почки её уже было не спасти, и остальные мягкие ткани также были загублены. Будь она в сознании, Пенни испытывала бы невероятную боль, если вообще что-то чувствовала бы. Повреждения позвоночника означали, что она скорее всего была парализована. Живой она до сих пор оставалась лишь чудом.

— Я не знала, что делать, — тихо сказала Айрин полным вины голосом. — Ты… Ты ведь можешь её вылечить, верно?

Моя младшая дочь готова была вот-вот разрыдаться, и я не мог её винить. Я чувствовал себя сходным образом, но затолкал эти чувства поглубже. Сейчас мы не могли себе позволить поддаваться эмоциям — пока не могли. Однако что я должен был сказать? «Ты ничего не смогла бы сделать», — подумал я. «Это выходит за пределы того, что может вылечить обычное волшебство». Будь это кто-то другой, я просто сказал бы ей, что надежды нет, и что лучше всего облегчить смерть пациента.

Но это был не кто-то другой. Это была Пенни. Это была моя Пенни. Я не мог смириться с таким ответом, и если бы я сказал такое Айрин, то мы бы не смогли сделать то, что следовало.

— Всё с ней будет хорошо, — сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. — Дай мне несколько часов. Я могу её вылечить. Не волнуйся.

— Папа, это я виновата, — сказала Айрин.

— Ш-ш-ш, не вини себя. Это — жизнь. Никто не идеален. Если начнёшь брать на себя вину за каждую трагедию, то никогда не сможешь жить дальше. Дай мне побыть с ней. Не впускай никого, пока я не открою дверь. Поняла?

Моя дочь кивнула, смаргивая слёзы.

— Ты хорошо справилась. Я горжусь тобой как никогда, — добавил я. — Возвращайся обратно, и продолжай делать то, что делала. Покажи им свою силу. Это — ноша, которую мы несём ради людей, которым служим. Сейчас здесь только мы с тобой, поэтому тебе придётся со всем управляться, пока я помогаю твоей маме. Ты справишься?

Айрин встала, склонив голову, силясь удержать всё в себе. Её плечи слегка вздрогнули, но затем она подняла лицо, и потёрла щёки:

— Да, Отец. — Затем она ушла, мягко прикрыв за собой дверь.

Как только дверь закрылась, я запер её засовом, а потом быстрым заклинанием ещё и защёлку закрепил. Я не хотел, чтобы что-то могло меня прервать. Произнеся ещё несколько слов, и потратив толику эйсара, я окружил комнату уордом приватности, чтобы Айрин или кто-то ещё из моих детей — в случае их возвращения — не могли увидеть, что я делал.

Подойдя к кровати, я убрал одеяло, а потом использовал свою силу, чтобы мягко поднять тело Пенни, отодвинув его в сторону, и освободив достаточно места, чтобы лечь рядом с ней. Как бы я ни осторожничал, она всё равно почувствовала это, и с её губ сорвался тихий стон. Её глаза открылись, и она упёрлась в меня своим взглядом, пронзая моё сердце.

Она попыталась заговорить, но сумела лишь хрипло простонать несколько раз.

— Не пытайся разговаривать, — сказал я ей, пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Я начал и сам раздеваться. Строго говоря, никому из нас не требовалось быть обнажённым, но это слегка упрощало ситуацию. Несколько минут спустя я закончил, и осторожно забрался на кровать рядом с ней. Наши лица разделяли считанные дюймы, и я поглядел в тёплые, карие глубины её глаз. — Мне следовало быть здесь, — сказал я. — Но ты совершила невозможное в моё отсутствие, как обычно. Ты — невероятная женщина, Пенни. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю. — Затем я подался вперёд, и поцеловал её в губы, одновременно с касанием устанавливая связь между нашими разумами.

— «Айрин в порядке?»

Надо было догадаться, что первая её мысль будет о детях. От осознания этого по мне пробежало чувство тепла.

— «Она в порядке», — сказал я ей. — «Немного напугана, но у неё — твоя сила. Она заботится обо всём, пока я забочусь о тебе».

— «А что остальные?» — спросила она.

— «Они пока не вернулись, но я думаю, что у них всё хорошо», — ответил я. Я бы солгал, но при прямой связи это было трудно сделать, поэтому я придерживался правды. — «Лучше о себе волновалась бы».

— «Я умираю?» — Несмотря на её смелость, я чувствовал в этой мысли нотки страха. Однако это был не страх перед небытием, а страх разлуки с близкими.

— «Да», — ответил я. — «Но это поправимо. Ты мне доверяешь?»

— «Нет». — Я мысленно нахмурился, но затем она добавила: — «Я верю, что ты сделаешь ради меня что угодно. Не доверяю я тому, что ты не повредишь себе в этих попытках».

— «Ну, это будет рискованным. Именно об этом мы с тобой говорили прежде — это способ полностью исцелить твоё тело. Зная твоё отношение, я решил этого не делать, почему я и работал так упорно над искусственной рукой для тебя — но теперь по-другому не получится».

— «Тогда не делай этого, отпусти меня», — с чувством сказала она мне.

— «Я не могу».

— «Ещё как можешь. Я люблю тебя, Морт, но наши дети полагаются на тебя. Идти на такой риск — эгоистично».

— «Прости», — ответил я. «Я эгоистичен, признаю. Я не могу жить без тебя, и нашим детям ты нужна не меньше меня».

— «Мордэкай!»

Я внутренне дёрнулся от силы её неодобрения, но не сдался:

— «Слушай, это не так плохо, как кажется. Решения принимать будешь именно ты. Поэтому мне нужно объяснить как можно больше, прежде чем я передам тебе бразды управления».

— «Что это значит?»

— «Наши сознания сольются, и мы станем тобой. Моё сознание временно исчезнет, поскольку восстановить твоё тело таким путём сможешь только ты. Ты будешь всем управлять, но при этом будешь обладать моим могуществом».

— «Я не знаю, как всем этим пользоваться! Это не сработает, Морт. Это глупо», — ответила она с растущей в мыслях паникой.

— «Сохраняй спокойствие», — ответил я. — «Это — не вопрос знания. Это — не волшебство. Тут всё более инстинктивно. Я объясню самые важные моменты, чтобы ты поняла, что увидишь, и что делать».

— «А если я откажусь?»

— «Не сможешь», — упрямо сказал я ей. — «Как только я передам тебе управление, ты сможешь делать всё, что захочешь, но если ты не позаботишься обо всём, то кто-то из нас умрёт, либо мы вообще умрём оба».

— «Это нечестно».

— «Жизнь — вообще нечестная штука», — ответил я. — «Как только мы сольёмся, ты почувствуешь, будто засыпаешь, но когда очнёшься, ты будешь одна, в кровати, с двумя телами — твоим и моим. Пока что оба тела будут живы, и ты увидишь в каждом из них что-то вроде пламени. Это называется «эйстрайлин». Это — источник жизни. В некотором смысле, это — твоя душа, и она должна продолжать гореть, иначе ты умрёшь. Сила, которой ты будешь пользоваться, будет исходить от меня, но тебе нужно будет удерживать твоё сознание в твоём собственном теле».

«Представь себя такой, какой ты была раньше», — продолжил я, — «до того, как тебя ранило. Ты сможешь заново представить своё тело, и если у тебя получится, то ты также сможешь вспомнить руку, которую потеряла. Как только закончишь, тебе нужно будет подумать обо мне. Отпусти силу, и думай обо мне. Это будет труднее всего, потому что тебе нужно будет думать о том, как ты становишься мной, одновременно отпуская связь с моим телом. Если сделаешь это правильно, мы оба проснёмся».

Она боялась, и я не мог её винить:

— «А если я сделаю это неправильно?»

— «Тогда кто-то из нас не проснётся — скорее всего я. Ты будешь одна, а рядом с тобой на кровати будет лежать труп. С другой стороны, ты также будешь весьма крутой волшебницей и архимагом».

— «Я не хочу!» — заупиралась она.

— «Я люблю тебя», — послал я мысль, и раскрыл свой разум, прислушавшись к вселенной. В небе над нами гудел ветер, глубоко внизу земля гулко билась подобно гигантскому барабану, а рядом со мной медленно умирала прекрасная женщина. Я прислушался к её плоти, и увидел во сне её сердце — величайший из полученных мною в этом мире даров. Я медленно угас.

Глава 38

Пенни очнулась. Или, быть может, она грезила — она точно не знала. Мир был странным и новым, и многое из увиденного ею было трудно понять. Ощущение было таким, будто она плыла, подвешенная в облаке. Её зрение распространялось во все стороны, наполняя её разум содержимым всей комнаты.

Однако внимание её приковали два тела, лежавшие под ней — её собственное, и Мордэкая. Как он и сказал, в обоих телах содержалась горящая искра, но на этом сходства заканчивались.

Конечно, тела сильно отличались. У него тело было тяжелее, более мускулистое, и в почти идеальном состоянии здоровья, в то время как её тело было на пороге смерти. Но беспокоило её пламя в каждом из тел. Если у Морта оно ярко пылало с обжигающей интенсивностью, то у неё оно было крошечным угольком, грозившим вот-вот потухнуть.

«У меня мало времени», — подумала она. Отбросив страх, она принялась за работу. Она усилием мысли затекла в своё тело, а потом стала выстраивать желаемый мысленный образ.

Когда Мордэкай описывал это, она посчитала это невозможным, но теперь её ментальное воображение изменилось. Она не могла объяснить это словами, но её разум теперь был способен создавать видения, бывшие на удивление подробными. «Неужели у него так всегда?» — удивилась она. Из прошлых разговоров она знала, что разум её мужа работал отличным от большинства образом. Но такого она не ожидала.

«Всё такое ясное и чёткое». На миг ей стало завидно. Каково было бы каждый день жить с такими яркими образами в голове? «Стоп, так я — это я, или я — это он?»

Она чувствовала себя собой, но разница в их ментальном ландшафте очевидным образом напоминало обратное. «Всё так странно. Я знаю, что я — это я, однако прежде я точно была им». Она отбросила эти мысли. «Вспомнить моё тело, какое было раньше… и сделать его реальным».

Плоть смазалась и потекла, принимая прежнюю форму. Пенни подивилась тому, насколько просто этого оказалось достичь. «Такая мощь, и он с ней живёт каждый день. Я бы, наверное, с ума сошла». Затем она отступила, глядя на два тела, зависнув над ними на небольшом расстоянии.

Как и ожидалось, её тело казалось идеальным — однако горевшее внутри пламя не изменилось. Оно гасло. Она-то думала, что это было из-за ран, но это было явно не так. «Так вот, почему он не хотел так делать? Боялся, что я увижу, насколько мало его осталось?»

Где-то глубоко в душе она знала правду. Починить её тело было легко. Проблема заключалась в её эйстрайлин, и он не знал, как это исправить. «Я всё равно скоро умру». Она ещё раз взглянула на его эйстрайлин, для сравнения.

С этой эйстрайлин тоже было что-то не так. Она яростно пылала, но когда Пенни пригляделась поближе, она увидела трещины, тёмные вены чего-то иного между нитями живого эйсара. При всей представляемой его мощи, вместилище души её мужа было больным. «Какие-то его части — чужие, приживлённые этими странными тёмными корнями».

Она боялась того, что это могло значить. Неужели это был побочный эффект времени, которое он провёл как шиггрэс, или результат его странной трансформации во время боя с анголами? Пенни никак не могла знать, но в любом случае это не предвещало ничего хорошего. Она потратила некоторое время, изучая эйстрайлин, и в конце концов ей в голову пришла идея. «Ему это не понравится, но, с другой стороны, он и мне тоже выбора не дал».

Нырнув вниз, она снова заполнила своё тело, села, и подивилась своему идеальному здоровью. Вытянув левое плечо, она осмотрела свою руку, заворожённая её идеальностью. Ей было жалко, что наслаждаться этим она будет недолго. Пенни встала, взяла одеяло, и завернула в него своё голое тело. Потом она пошла к двери.

Она усилием мысли убрала запиравшее дверь заклинание, одновременно развеяв накрывавший комнату уорд приватности. Затем она подняла засов, и открыла дверь, выйдя в казармы.

Повсюду были койки с раненными людьми, но взгляд Пенни был прикован лишь к одной — к Айрин. Её дочь стояла, нагнувшись, над одним из бойцов, но мгновенно выпрямилась, глядя на мать расширенными глазами.

— Мам! — воскликнула Айрин, но затем выражение её лица сменилось замешательством. — Мам?

— Иди сюда, — сказала Пенни, и как только девушка оказалась достаточно близко, она её крепко обняла. — Я люблю тебя, Рэнни. Всегда помни об этом.

— Он действительно это сделал, — пробормотала Айрин. — Но как? И что это такое с твоим эйсаром? Он неправильно ощущается. На миг мне показалось, что ты — Папа. Это что, иллюзия?

Пенни покачала головой:

— Нет, это не иллюзия. Это я, и — да, ему удалось. Но есть некоторые проблемы. Твой отец пока что отдыхает. Ты можешь послать за письменными принадлежностями?

— Зачем? — подозрительно спросила Айрин.

И тут Пенни начала объяснять, ничего не скрывая. Ей нужно было полное согласие Айрин, иначе всё будет слишком сложно, и времени у неё было немного. Её младшая дочь расплакалась после первых двух фраз, и к тому времени, как она закончила, у них обеих глаза были на мокром месте. В какой-то момент появился Капитан Дрэйпер, но ни одна из них никакого внимания не обращала ни на него, ни на остальных зевак.

Пенни цеплялась за дочь столько, сколько могла, но когда слуга вернулся с тем, что она попросила, Пенни начала размыкать объятия.

— Мам, нет! Пожалуйста… — взмолилась Айрин, полностью растеряв достоинство.

Лицо Пенни исказилось от боли, но она всё равно оттолкнула дочь:

— Прости, милая. Прости меня. — Вернувшись в комнату Капитана Дрэйпера, она закрыла дверь, и вернула на мест засов и уорд приватности. Затем она уселась, и начала писать.

Это было нелегко, и ей пришлось засыпать песком и отчищать не только изредка появлявшиеся кляксы, но и пятна, остававшиеся от её слёз. Она потратила на письмо полчаса, прежде чем сдаться. Не потому, что больше не могла найти слов, а потом, что это было чересчур. Она никогда не смогла бы записать это всё, и на неё начала накатывать усталость. «Моё время на исходе».

Пенни вернулась к кровати, и улеглась, накрыв себя и тело Мордэкая одеялом. Она прижала свои губы к его собственным, прежде чем отступить в своё тело. Большего она сделать не могла. Затем она сфокусировалась на крошечной искре в своей груди, и потянула.

Её объяла жгучая боль, непохожая ни на что испытанное ею прежде, но Пенни отказывалась сдаваться. В конце концов ей показалось, что у неё получилось, но она не могла сказать точно. Быть может, Мордэкай сможет. Пенни повернула свои мысли к своему мужу, и сожалела она лишь о том, что не смогла сделать больше.

* * *

Я очнулся, обнаружив холодные губы Пенни прижатыми к моим. У нас получилось? Я протянул руку, чтобы убрать волосы с её лица — и тут я понял. Она была холодной — не только губы, а вообще всё тело. Её сердце больше не билось.

— Нет! — Я кричал, пока в лёгких не кончился воздух, потом сгрёб её безжизненное тело, баюкая его на руках. — Зачем? Зачем ты это сделала? Если кто-то из нас и должен был умереть, так это я.

Мне хотелось что-нибудь сломать. Нет, мне хотелось всё сломать. Меня заполнила ярость, и какое-то время я боролся, удерживая себя. В конце концов я лишь плакал, рыдая как ребёнок над сломанной куклой.

Моя жизнь окончилась. Всё потеряло смысл. Парализованный, я ещё час отказывался покидать кровать, обнимая пустую оболочку женщины, которая была для меня всем. Вымотанный эмоциями, я хотел заснуть, но даже сон не шёл ко мне.

Чувствуя отвращение к своей беспомощности, я встал с кровати, но лишь сделав шаг, я почувствовал, как меня тянет назад. «Как я могу её оставить?». Мне хотелось умереть, и если бы у меня хватило смелости, я смог бы найти способ воссоединиться с ней.

Но Айрин нуждалась во мне. Как и остальные мои дети. И многие другие люди тоже — но в тот конкретный момент мне было плевать на всех кроме родных.

«Это не может быть реальным».

Но это было реальным. Это случилось, и я остался у разбитого корыта. Как я это объясню? Как они смогут меня простить? «Как я сам смогу себя простить?». Краем зрения я заметил лежавший на прикроватном столике лист бумаги. Я проигнорировал его, снова уставившись на Пенни, но он зацепился в моём подсознании. Когда я вошёл в комнату, его там не было.

Повернувшись, я подошёл к столику, и схватил лист — мне не терпелось посмотреть, что это было такое. Мой уорд приватности всё ещё окружал комнату… и дверь была закрыта на засов и заперта. Никто другой не мог войти, поэтому чем бы это ни было, оно было здесь из-за неё. Мои глаза затуманились, когда я начал читать:

Мордэкай,

Мне очень жаль. Надеюсь, ты простишь меня, но я сделала так, как лучше. Я попыталась сделать то, что ты хотел, но обнаружила правду о моём состоянии — то, что ты скорее всего знал, но пытался игнорировать. Здоровое тело или нет, жить мне оставалось недолго.

Я могу лишь вообразить, как тебя мучила эта тайна. Жаль, что ты мне не сказал, что мы не поговорили — но когда я представляю себя на твоём месте, я не уверена, что смогла бы рассказать тебе. Поэтому за это я тебя не виню. Это значит, что ты у меня в долгу, поэтому тебе нельзя долго злиться на меня за то, что я сделала.

Жаль, что я не могу тебя увидеть. Ты зол? Возможно. Как бы то ни было, я уверена, что тебе больно. Будь это возможным, я бы обняла тебя, и попыталась бы облегчить твою боль. Поскольку я не могу, тебе придётся найти способ жить дальше. Ты скорее всего не думаешь, что сможешь это сделать, но я знаю тебя лучше, чем ты сам. Это возможно, и ты сможешь. Наши дети полагаются на тебя.

Но пожалуйста, не думай только о них. Каким бы чудесным человеком ты ни был, я знаю, насколько эгоистичным ты можешь быть, особенно когда тебе больно. Не забывай о людях, которые зависят от нас. Сделай для них всё, что сможешь. Пообещай, что останешься тем человеком, в которого я влюбилась — который всегда упорно трудился для защиты тех, кто на него полагался.

Сдавленно закричав, я выронил лист, сглатывая вставший в горле комок.

— Как же я буду без тебя? — Прошло несколько минут, прежде чем я смог подобрать страницу, и начать читать дальше:

Это были лучшие годы моей жизни. Мы создали чудесную семью, и сожалею я лишь о том, что не смогла остаться с тобой, с ними, подольше. Пожалуйста, попроси у Айрин прощения за меня. Она видела меня перед моим уходом, и я уверена, что она в смятении. Я сказала ей, что собиралась сделать, но свой гнев она может выместить на тебе. Дай ей время.

Мэттью, Мойра и Коналл — я не знаю, как они отреагируют. Скажи им, что я их люблю. В грядущие годы тебе придётся сказать им это — и многое другое. Скажи им то, что сказала бы им я. Ты знаешь моё сердце не хуже меня самой. Я верю, что они хорошо справятся. Они должны. К тому же, направлять в жизни их будет самый лучший отец в мире.

Не будь слишком строг с собой. Это — одна из самых твоих пагубных привычек. Не кори себя. У нас ещё полно врагов. Не делай их работу за них. Если не найдёшь какой-нибудь способ быть счастливым, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Я ещё многое хочу сказать, но не в силах записать это всё. Не сожалей обо мне. В некотором роде я — самая везучая женщина в мире. Большинство людей умирают в одиночестве, но я на самом деле не умираю. Может, это и эгоистично, но я не могу тебя бросить до конца. Мне хочется думать, что я буду жить дальше, в твоём сердце.

Ещё раз от твоей упрямой жены: я тебя люблю.

Прощай,

Пенелопа

P.S. Не забудь позаботиться о том, чтобы кто-то выгуливал Хампфри. У него только-только начала улучшаться ситуация с его «оплошностями». Я не хочу, чтобы он снова вернулся к старым привычкам.

Вполне в её стиле. Своими последними словами она напомнила мне позаботиться о собаке. Я уставился на страницу:

— Неужели ты думала, что я бы забыл о нём?! — Я улыбался сквозь слёзы, но улыбка задержалась ненадолго. Печаль вернулась.

Я сложил письмо, и, одевшись, засунул его в мешочек. Затем я повернулся к двери. Пришло время предстать перед миром.

Глава 39

Когда я вышел, выражение лица Айрин разбило мне сердце, но не из-за чего-то драматичного. Сердце мне разрывала тихая покорность, написанная на её лице — короткая вспышка надежды, быстро сменившаяся безнадёжным смирением, когда она увидела, как я вышел из комнаты. Она не стала задавать вопросы или предлагать свои соболезнования. Вместо этого она указала в сторону дальней стены:

— Самые трудные случаи — с той стороны. Я сделала всё, что смогла, но я не знаю, что ещё с ними делать.

Я кивнул, и пошёл проверять тех пациентов. Я думал, Айрин последует за мной, но она направилась к двери, которая вела прочь из казарм.

— Постой, — сказал я ей.

— Я тут уже не один час, — ответила она, избегая моего взгляда. — Мне нужно проверить тех, кто работает снаружи.

— Понаблюдай за мной на первых нескольких пациентах, — настоял я. — Как бы трудно это ни было, это — твоя лучшая возможность научиться, на будущее.

Несколько секунд она молча смотрела на меня в ответ, потом слегка кивнула.

Люди, лежавшие вдоль стены, были в плохом состоянии, но я нашёл некоторое утешение в том, что с головой погрузился в работу. Я чувствовал внимание дочери, и, порой, её эйсар, пока она следовала за мной, внимательно наблюдая за тем, как я заботился о раненных.

Она уже заживила рассечённую кожу и срастила сломанные кости, но этим людям требовалось большее. У некоторых из них необходимо было извлечь фрагменты костей.

— Тело со временем впитает их, — прокомментировал я, работая, — но если их слишком много, то это может через пару дней вызвать странные приступы истерии. — У других я слил накопившиеся в теле кровь и жидкости. — Тут логика та же самая. Если телу пришлось бы расщеплять всю эту кровь, это замедлило бы исцеление, и могло бы повредить почки.

В нескольких случаях она соединила вены с артериями, а не с другими венами, создав проблемы с кровообращением. Также было ясно, что она плохо разбиралась в анатомии, поскольку даже не пыталась соединить мышцы и связки. Я показал ей, продолжая работать. Айрин молча внимала мне, и час спустя я позволил ей уйти.

Когда я наконец покинул казармы много часов спустя, я обнаружил, что в главном дворе была разбита большая походная палатка. В ней были разложены скатки, и некоторые из людей отдыхали там, в то время как другие трудились у походных костров. Айрин равномерно работала, раскапывая части обрушившегося донжона, в первую очередь — кладовые, где хранилась большая часть еды.

Мы были отрезаны от Уошбрука, поскольку не могли открыть ворота в щите, через которые можно было выйти из замка в город, а из-за того, что большая часть донжона потеряла стабильность, палатка была необходима, чтобы у людей было место для сна.

Повреждения донжона не просто разрушили управляющую комнату, не позволяя нам опустить защитный барьер. Они также уничтожили покои нашей семьи. Это не было большой потерей, поскольку мы там на самом деле не жили, но вместе с ними был уничтожен портал, который вёл в наш скрытый горный дом.

Единственным входом и выходом из замка были телепортационные круги в промежуточной станции. У Уошбрука была похожая проблема, поэтому в первую очередь мне, очевидно, нужно было вернуть контроль над защитным барьером.

Прежде чем я успел начать, ко мне подошёл Капитан Дрэйпер:

— Милорд, вы уже ели?

— У меня отсутствует аппетит, — безжизненно ответил я.

— Вы должны поесть, чтобы…

— Скольких мы потеряли? — спросил я, перебивая его прежде, чем он успел начать читать мне нотации.

Капитан выпрямился, и ответил мне:

— Сорок семь мужчин и женщин. Двадцать восемь — стражники, и девятнадцать — слуги из донжона.

Было легко понять, что он недоговаривал.

— И сколько детей?

Чуть помедлив, он ответил:

— Четверо, милорд. Погибших было бы больше, если бы ваша дочь не задержала обвал.

— Мне нужен список их имён, когда худшее останется позади, — заметил я.

— Милорд, я могу осведомиться о состоянии раненных? — в его вопросе звучали сильные нотки волнения.

— Твой сын поправится, — сказал я, отвечая на вопрос, который он на самом деле хотел задать. — Раны у Перри были серьёзными, но они никак не ограничат его в будущем. Дай ему месяц-другой, и он вернётся во двор на тренировки, продолжая выставлять оставлять других солдат в дураках.

Капитан Дрэйпер странным образом полу-кашлянул, полу-хмыкнул, повернув голову в сторону, чтобы скрыть от меня своё лицо. Взяв себя в руки, он произнёс:

— Спасибо, милорд.

— Не благодари меня, — сказал я. — Мне сказали, что твой сын был очень храбр. Он заслужил великую честь для вашей семьи, и я благодарен за то, что не потерял его. Ты хорошо его вырастил.

— У меня ещё вопрос, Ваше Превосходительство, и я прошу прощения за то, что должен его задать. — Мой капитан помедлил.

— Выкладывай, Карл, — подтолкнул я его.

— Графиня… что нам делать с…

«Её телом», — молча закончил я. «Чёрт побери».

— Ничего. Я всё улажу. — Я избегал думать об этом с того момента, как покинул комнату капитана несколько часов тому назад.

Я оставил его, и вернулся туда, где оставил её. Несправедливо было занимать ею комнату капитана, когда так не хватало кроватей. Она всё ещё лежала так, как я её оставил — неподвижная и мирная, в покое, с подоткнутым вокруг неё одеялом, будто она просто отдыхала после трудного дня.

Я пролевитировал её тело своей магией, отнеся её в основное помещение казарм, пытаясь решить, куда её деть. Обычно я бы отвёл для неё одну из свободных комнат в донжоне, но это было явно невозможно. Наконец я решил отнести её в караулку при воротах.

Призвав облако, чтобы скрыть нас от взоров моих людей, я прошёл с ней к укреплениям вокруг замка, и отнёс её вверх по ступеням в одну из комнат над воротами и решёткой. После этого я поправил одеяло, закрыв её лицо, и вытащил из мешочка на поясе хрустальные кубики. После касания эйсара они разлетелись в стороны, образовав параллелепипед вокруг её парящего тела. Ещё одно касание и всплеск эйсара привели чары в действие, заключив холодную плоть Пенни в поле золотистого света.

Стазисное поле оставило её висеть неподвижно, неизменно, даже после того, как я убрал свою магию. Оно будет держать её здесь, чистую и не подверженную тлену, столько, сколько будет необходимо, пока не вернутся мои родные. Пока мы не сможем её похоронить.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы снова взять себя в руки, но когда это случилось, я ушёл искать остатки управляющей комнаты в руинах донжона. Нужно было сделать дело, и кроме меня никто не мог с ним справиться.

* * *

Моя работа шла без перерывов оставшуюся часть дня, и часть ночи. Обычно, во время такого кризиса, я ожидал бы длинную череду вопросов от Капитана Дрэйпера и остальных — но они ко мне не подходили. На задворках разума я ощущал эйсар Айрин, пока она ходила туда-сюда, улаживая проблемы, и при необходимости отдавая приказы.

Я закончил реконструкцию управляющего пьедестала где-то после полуночи. Двор замка затих, поскольку большинство людей уже уснуло. Хотя погода стояла холодная, я не стал искать одеяло. Вместо этого я озвучил заклинание, обернул себя тёплым слоем воздуха, и прислонился к одной из уцелевших стен. Я был один, смотрел в темноту, и желал заснуть.

В конце концов утомление, ментальное и физическое, взяло верх, и я погрузился в глубокий сон.

Глава 40

Очнулся я, когда солнечный свет ударил мне в глаза. Моё дававшее тепло заклинание по большей части угасло, но мне не было холодно. В какой-то момент кто-то засунул между моей спиной и стеной скатку, и накрыл меня одеялом. Этот кто-то лежал, прислонившись ко мне, и её голова лежала у меня на груди.

«Чтобы я делал, если бы ты не заботилась обо мне всё время?» — подумал я, на миг забыв, что женщина, о которой я думал, уже не была со мной.

У меня заныло в груди, когда я осознал, что рядом со мной лежала Айрин. Надо было раньше догадаться — её волосы были более светлого оттенка коричневого, и она всё ещё была значительно меньше матери. Я с трудом не позволил своей груди подняться — не хотел её будить. Айрин работала не меньше меня, и ей нужно было поспать.

«Она должна быть в тёплой постели, а не спать на твёрдом камне рядом со мной».

Осторожно и медленно двигаясь, я начал сдвигать её голову, пытаясь встать, при этом не разбудив её — но глаза Айрин всё равно распахнулись. С полминуты мы глядели друг на друга, и я видел, как осознание вчерашнего дня медленно просачивалось в её разум по мере рассеивания смутных ночных грёз.

— Прости. — То были её первые слова.

Я сжал её:

— Тебе не за что просить прощения.

— Она попросила меня не злиться на тебя… вчера. Я знаю, что ты не виноват, но я не смогла. Я не могла смотреть тебе в лицо.

— Ш-ш-ш, всё хорошо, — сказал я, успокаивая её. — Никто из нас не был в состоянии для разговоров. Ты сделала всё самое важное. — Чуть помолчав, я добавил: — Ты говорила с ней?

— Ага, — сказала Айрин слегка повысившимся голосом, пытаясь удержаться от слёз.

Дальше говорить мы не могли, поэтому некоторое время мы сидели молча, а потом встали, и отряхнулись. Слова будут потом, когда их будет не так чертовски сложно произносить. Солнце взошло, и я слышал, как снаружи стали ходить люди. Очередной полный тяжёлого труда день уже наступил.

Прошлой ночью я не убрал щит, потому что в этом не было смысла, пока все спали. К тому же, я чувствовал себя безопаснее, когда спал под защитой. Теперь я это исправил, проверив новые связки между отремонтированным пьедесталом и чарами. Они сработали, и я ощутил лёгкую вибрацию, когда защитный барьер исчез.

После опускания щита люди начали перемещаться между двором замка и Уошбруком. Воздух наполнился звуками громкой человеческой речи, а также полными горя криками семей погибших. Когда я вышел во двор, наступила тишина, и люди начали собираться вокруг меня с написанными на лицах вопросами.

Айрин, при всей её юности, вышла вперёд, и раскрыла рот, собираясь заговорить.

«Пытаешься защитить своего отца?» — подумал я. Она продолжала удивлять меня. Я положил ладонь ей на плечо, и покачал головой:

— Ты уже сделала больше, чем следовало. Позволь мне. — Затем я выпрямился, чтобы обратиться к собравшимся. Среди их лиц я заметил Сэра Сайхана и Чада Грэйсона, с ожиданием наблюдавших за мной. Видимо, они были заперты в Уошбруке.

— Нам нанесли ужасную рану. Многие из вас потеряли друзей и родных, и я знаю, что у вас остались вопросы. У меня есть некоторые ответы, а также мои собственные вопросы. Чудовища, напавшие на нас — древние и бесчеловечные. Нападение состоялось в ответ на брошенный мною опрометчивый вызов.

Я недооценил их, и наши родные поплатились за мою надменность. Многие погибли, в том числе моя любимая жена, ваша графиня. Я не могу их вернуть. Никакие мои слова не заполнят пустоту в наших сердцах. Ничто не искупит этого. Всё, что я могу вам предложить — это клятву свершить правосудие над сотворившим это врагом.

Я полагаю, что уже уничтожил большую часть вражеских сил, но я не сомневаюсь, что они не сломлены. Чтобы избежать повторения вчерашней трагедии, я приложу больше усилий к обеспечению безопасности наших домов, ваших домов. Я продолжу охотиться на остатки нашего общего врага.

Кроме этого мне больше нечего вам предложить. За прошедшие годы я допустил много ошибок, и многие пострадали из-за этого, но это, возможно, стало самой глубокой раной. Прошлое показало, что мне не удаётся защитить своих, но в одном я не подводил никогда.

Вы будете отмщены, — закончил я.

Знакомый голос, низкий и мужской, ответил из толпы:

— Это мне по душе, вот только я весьма сомневаюсь в твоей способности дополнить слова делами. — Люди поспешно отступили от того, кто говорил, и по мере роста свободного пространства я увидел стоявшего в толпе Тириона.

Он плотно запечатал свой эйсар, чтобы выглядеть как обычный человек, но теперь он отпустил блокировку, и откинул капюшон своего плаща. Его присутствие ощущалось в толпе подобно тени, заставляя людей ахать, когда они подсознательно чувствовали расширение полного веса его эйсара. Когда он двинулся ко мне, толпа расступилась.

Тирион Иллэниэл, первый волшебник, остановился в нескольких футах от меня, презрительно скривив губы:

— Ты говоришь о мести, но ты — дитя, играющее в мужскую игру. С чего бы этим людям тебе доверять?

Айрин, уже поражённая горем и усталостью, отреагировала раньше, чем я успел ответить. Она шагнула вперёд, и её ладонь взметнулась, чтобы дать пощёчину оскорбившему её отцу незнакомцу.

Тирион отбил её ладонь прочь, и ударил её тыльной стороной собственной ладони — но та остановилась на полпути, подхваченная моей магией.

— Тронешь мою дочь — умрёшь, — предупредил я его.

Воздух задрожал, когда он проверил мою силу на прочность — его воля боролась с моей. Глядя в его глаза, я ощутил, как вскипает моя ярость, и почва у нас под ногами задрожала, когда земля отреагировала на наш гнев.

— Тебе следует сначала научить её драться, прежде чем она станет влипать в неприятности, скалясь на незнакомцев, — с безумным напряжением во взгляде сделал наблюдение Тирион.

— А тебе надо бы научиться держать свой ёбаный рот на замке, — выругался Чад у него за спиной. Охотник стоял в нескольких футах, натянув тетиву и приготовив одну из зачарованных боевых стрел. Сайхан стоял по другую сторону от Тириона с клинком в руке, и его тело было напряжено от сдерживаемого насилия.

Мой предок улыбнулся:

— Я могу убить вас обоих за один удар сердца. — Затем он расслабился, отпустив свою силу, и окончив битву между его волей и моей.

— Попробуй, — прорычал рэйнджер, но я поднял руку, пресекая его порыв сказать что-то ещё.

— Я пришёл сюда не для боя, — объявил Тирион.

— Значит, ты неважным образом выразил свои намерения, — презрительно заметил я. — Эти люди сильно пострадали, и мы весьма злы. Нервы растрёпаны. Тебе следует подумать о собственных манерах, если ты хочешь избежать трагичного недопонимания.

Тирион рассмеялся, но ничего приятного в этом смехе не было:

— Я могу то же самое сказать о тебе.Научись держать своих детей в узде, иначе будет кровопролитие там, где оно никому не нужно. Где остальные твои отпрыски? Я удивлён, что на меня сейчас не нападает вся ваша свора.

От возможных выводов из его слов у меня кровь застыла в жилах. «Он знает? Их поймали?». Неправильный ответ мог их выдать, если только он уже не поймал их.

— Они в другом месте, разбираются с иными вопросами, — нейтрально сказал я.

— Будем надеяться, что они обучены лучше, чем вот эта вот, — усмехнулся Тирион, покосившись на Айрин. — Будет ужасно, если с ними случится что-то плохое.

— Это что, угроза? — напряжённо спросил я.

Лицо моего предка изменилось, на секунду в чертах его лица мелькнуло замешательство. Он ощутил лежавшее за моими словами насилие, и это его удивило:

— Нет, — ответил он. — Я пришёл сегодня, чтобы предложить свою помощь, и, быть может, совет, хотя я сомневаюсь, что ты ему последуешь.

«Он не знает», — осознал я. Если бы знал, то не был бы удивлён, и не выдал бы ту последнюю ремарку без последующей, более прямой угрозы.

— Помощь? — спросил я, позволив ему увидеть моё собственное удивление.

Тирион кивнул:

— Против вашего врага, древнего врага Ши'Хар, напавшего на ваш дом. Ты сказал, что отомстишь им. У меня есть средства для претворения твоего желания в жизнь.

Моим первым порывом было потребовать от него объяснить, как он собирался это сделать — но по мере остывания моего гнева я осознал, что у нас всё ещё была достаточно большая толпа зрителей.

— Давай поговорим об этом в другом месте.

Тирион выгнул бровь, покосившись на мой разрушенный замок:

— И какое место ты предлагаешь?

— Единственное оставшееся место, которое может продемонстрировать тебе надлежащее гостеприимство, — ответил я. Затем я повернулся к Сайхану: — Оставайся с Айрин. Охраняй её жизнь свой собственной. Пока я не вернусь, её слово — закон. — Бросив взгляд на Чада, я добавил: — Идём со мной. Поможешь мне познакомить нашего гостя с лучшим, что способна предложить Грязная Свинья.

Чад ответил с озорной улыбкой:

— С радостью. Наконец-то ты признал мои истинные таланты.

Мой предок нахмурился:

— Грязная свинья?

* * *

Пятнадцать минут спустя мы уютно сидели в тёплом помещении лучшей (и единственной) таверны Уошбрука. Мы сидели за старым столом в углу главного помещения, на любимом месте Чада, хотя это и не играло никакой роли — таверна была пуста. Все, кто мог бы подумать о выпивке в такое время дня, были заняты, разбираясь с последствиями нападения на Замок Камерон.

Из обслуги тоже никто не присутствовал, поскольку они были заняты тем же, но Чад послал гонца за одной из официанток, чтобы та пришла нас обслужить. Она как раз стояла, наклонившись над столом, и расставляла набор из трёх рюмок.

У неё были тёмные волосы, завитые в практичную косу, и я не мог не заметить, что она наклонила своё тело таким образом, чтобы у Чада был лучший вид на её фигуру, чем у остальных. Однако меня заботило не это.

— Это что? — спросил я, указывая на рюмки.

— Лучшее виски МакДэниела, — ответила официантка, Даная, озорно подмигнув — также, похоже, в основном егерю.

— Виски? — сказал Тирион, слово было ему незнакомо.

Я вспомнил, что в его время перегонки спирта не было, но Чад заговорил первым:

— Мужицкая выпивка. Я подумал, что тебе должно понравиться.

Вот мне она определённо не нравилась. Эта отрава гарантированно портила следующее утро. Обычно я придерживался пива или вина. К тому же, Пенни обычно не одобряла, когда я пил крепкое спиртное. У меня появился комок в горле, когда я осознал, что больше мне об этом беспокоиться было не нужно.

Чад спас меня от необходимости комментировать, подняв свою рюмку:

— Ваше здоровье, — сказал он, подождав, пока мы поднимем наши рюмки, после чего выпил огненную жидкость одним длинным глотком, наслаждаясь её вкусом.

Тирион последовал его примеру, и я с удовлетворением увидел, что мой предок с трудом удержался от кашля, когда янтарная жидкость обожгла его горло. Свою я сумел выпить с бо́льшим изяществом, и её жжение помогло мне вернуть мысли к настоящему:

— Итак, что ты задумал? — спросил я.

Даная вернулась, чтобы снова наполнить наши рюмки, прежде, чем он успел ответить. Я прикрыл свою ладонью:

— Пиво, пожалуйста.

Она начала было поворачиваться прочь, но Чад указал на свою рюмку, и на рюмку Тириона:

— Ты же хорошо меня знаешь, дорогуша. Просто оставь бутылку, прежде чем пойдёшь за молочком для нашего благородного Графа.

Даная наполнила их рюмки, и, бросая на рэйнджера озорные взгляды, отдала ему бутылку. Я был в Грязной Свинье далеко не один раз, но не мог вспомнить, чтобы она хоть раз вела себя настолько очевидно, и задумался, не произошло ли между ними чего-то, о чём я не знал. «Не моё дело», — сказал я себе.

— Ши'Хар сражались с этим врагом тысячи лет, прежде чем прийти сюда, — начал Тирион, выдув вторую рюмку. — Уверен, ты в курсе.

Я кивнул.

— За это время они разработали особых крайтэков для вынюхивания АНСИС. Учитывая сложившуюся ситуацию, я думаю, что вам они понадобятся, — добавил мой предок.

Вообще говоря, я об этом уже думал. Я даже планировал спросить его об этом во время последнего своего визита на его остров, но после неудачного боя из-за Линараллы я отбросил эту идею. Моя гордость не позволила мне снова подумать об этом.

— Ты больше не дерево-отец, — сделал наблюдение я.

— Моё дерево всё ещё на месте, — объяснил Тирион. — Я могу слиться с ним в любой момент, когда только пожелаю. Я создам крайтэков, и найду для вас врага, если ты покажешь мне, как работают эти ваши телепортационные круги.

Прибыло моё пиво, поэтому я сделал долгий глоток, обдумывая его предложение. С самого возрождения Ши'Хар Тирион ни разу не показывал интереса к обучению современному чародейству. С другой стороны, в человеческой форме я с ним говорил всего лишь второй раз.

Когда я не ответил сразу же, Тирион улыбнулся, видя мои колебания:

— Волнуешься, что у меня есть какие-то скрытые мотивы?

— Мы не особо дружны, — искренне сказал я. — И после моего последнего визита я не был уверен, что мы всё ещё союзники.

— Я весьма заинтересован в этом мире, как и ты. Никто из нас не выиграет, если мы позволим АНСИС захватить его, — объяснил Тирион. Даная поставила ещё две кружки перед Тирионом и Чадом, наполнив каждую из них пенистым напитком.

— Почему ты хочешь узнать чары для телепортации? — спросил я.

— Помимо того факта, что они очевидно полезны для самых разных дел, они мне нужны, если я собираюсь в разумные сроки докладывать о том, что выяснят крайтэки, — сказал Тирион. Он поднял пиво к губам, и отхлебнул. Секунду спустя его глаза расширились, и он сделал ещё один, более долгий глоток. — Ты же вроде говорил, что это пиво?

— Так и есть, — ответил я.

Чад усмехнулся:

— Кое-что улучшилось с твоих времён. Хорошее пиво — признак продвинутого общества.

Я с интересом посмотрел на своего главного охотника, заметив, что его акцент почти исчез. Это случалось нечасто, но, как и всегда, заставило меня задуматься о его прошлом. Насколько его простоватые манеры были реальными, а насколько — притворными?

— В моё время у пива был совсем другой вкус, — сделал наблюдение Тирион, с новым восхищением поглядывая на свою кружку.

— У деревьев такого бухла не бывает, — сухо прокомментировал Чад.

Тирион фыркнул:

— Если бы у нас была такая выпивка, я, может, и передумал бы на этот счёт.

«Брехня», — подумал я. «У тебя не было выбора. Твоя семья отказалась от твоих извращённых идей, и твоя дочь воткнула тебе нож в спину». Несмотря на его попытки вести себя дружелюбно, я не собирался забывать о том, что мой предок был полнейшим ублюдком. Он поймал мой взгляд на миг, прежде чем снова посмотреть на выпивку. Я задумался о том, смог ли он угадать мои мысли. Я надеялся, что смог.

— Ты так и не ответил, — сказал Тирион. — Что ты думаешь насчёт моего предложения?

Вместо слов я начал чертить пальцем в воздухе светящийся круг. Затем я начертил внутри круг поменьше, а потом начал добавлять между ними руны. Каждую руну я называл вслух, пока не закончил. Потом я указал на два пустых места:

— Ключи добавляются сюда и сюда. Один — ключ для целевого круга, второй — ключ, называющий круг, который ты только что создал.

Чад выразил своё отвращение:

— Ты что, действительно попытаешься научить его этому прямо здесь? Я же протрезвею, так и не получив шанса нажраться.

— Я не желаю проводить в присутствии этого человека больше времени, чем необходимо, — резко сказал я. Затем я объяснил формулу для расчёта ключа для нового круга. Я не останавливался и не повторялся, а когда закончил, я начертил готовый ключ: — Это — ключ для круга общего назначения в моём замке. — Закончив, я сразу же позволил светящимся символам погаснуть.

— И как он должен всю это хрень запомнить? — спросил Чад.

Я допил своё пиво, и оценивающе поглядел на Тириона. У него была такая же безупречная память, как и у меня.

— Он запомнит. Дай знать, когда найдёшь их. — После чего я повернулся к выходу.

На первом плане в моих мыслях была стоявшая на столе бутылка виски. Чад видел, как я покосился на неё, после чего он скрыто мне подмигнул. Я знал, что он пытался мне сказать, но я сомневался, что ему было известно о второй причине, по которой я на неё смотрел. Я испытывал сильное желание взять её с собой. Мне только и хотелось, что напиться до потери сознания.

Призвав свою внутреннюю дисциплину, я ушёл. Мне нужно было слишком многое сделать, чтобы я мог расстаться с трезвым рассудком, и я определённо не хотел расслабляться в присутствии моего предка-убийцы.

Где-то на фоне я услышал, как Чад вернулся к своей традиционной болтовне:

— Тирион, ты вот что мне скажи. Я знаю, что старейшины Ши'Хар — деревья, но как правильно называть вашу древесину — твёрдой или мягкой?

Глава 41

Дом был холодным и безмолвным, когда я покинул содержавшую телепортационные круги комнату. Зданию было более двух тысяч лет, но стены и крыша всё ещё были крепки. Воздух внутри всегда был приятной температуры, и несмотря на возраст, внутри никогда не было ни малейшего намёка на пыль или плесень. Тирион заложил фундамент дома Иллэниэлов в Албамарле во времена ещё до начала современной истории.

Он назвал его «Албамарл», что на эроллис означало «белый камень». Некоторая ирония заключалась в том, что городу потом дали такое же название, хотя я был одним из немногих, кто об этом знал. За двадцать веков, прошедших с того дня, многие поколения потомков Тириона строили, перестраивали, расширяли и переделывали это место. Каждый до единого камень в стенах дома был зачарован, давая зданию безвременную неразрушимость.

Я впервые явился исследовать этот дом в молодости, в компании друзей — Маркуса, Роуз и Пенни. Хотя дом принадлежал мне, я никогда не жил здесь, если не считать нескольких недель, которые я проводил здесь время от времени, когда мне требовалось достаточно долго находиться в столице.

Соответственно, у меня было мало воспоминаний об этом месте, а те, что были, в основном состояли из моментов с Маркусом, Роуз, Пенни и, время от времени, Дорианом. «И все они теперь мертвы, кроме Роуз», — мрачно подумал я.

Явился я сюда с двумя целями. Во-первых, я хотел проверить, как дела у Королевы и у моего сына, Коналла. Если АНСИС напал на Замок Камерон, то он вполне мог напасть и на столицу. Вторая причина заключалась в том, что мне нужен был способ вернуться в мой горный дом, чтобы убедиться, что моя мать и остальные спаслись от опасности до того, как обрушился донжон.

Я мог бы просто слетать туда. Я, очевидно, знал, где находился мой тайный дом, но мне бы потребовалось время, чтобы добраться туда. В Албамарле же я мог воспользоваться порталом во дворце Королевы, чтобы попасть в свой дом напрямую.

В отличие от всех остальных жилищ или мест, которые я часто посещал, в приватной резиденции моей семьи не было телепортационных кругов. Я ввёл такое правило, когда строил этот дом. Телепортационные круги представляли из себя угрозу безопасности. Кто угодно, узнав ключ к кругу, мог сделать свой круг и телепортироваться в мой дом… если, конечно, являлся магом. Именно поэтому единственными магическими способами входа в мой дом были два созданных мною портала, один вёл в мой замок (и ныне был уничтожен), а второй, более новый, соединялся с гардеробной в покоях Королевы.

Портал был безопаснее. Его можно было отключить. Его также можно было защищать, в то время как из круга кто-то мог появиться в любой момент. Вот, почему все круги, которые вели в Замок Камерон, располагались во дворе за пределами донжона, внутри особого помещения, которое круглосуточно охранялось.

Спустившись по лестнице на первый этаж, я не мог не почувствовать засевшую в мои кости одинокую пустоту. Раньше я никогда не чувствовал ничего подобного, но теперь, когда я думал о моих отсутствующих друзьях, её было не избежать.

Задерживаться я не стал. И, открыв дверь на улицу, я обнаружил, что очень правильно поступил. Мой нос мгновенно уловил запах дыма. В столице было неспокойно. Дверь в офис моего торгового агента через дорогу была закрыта и забаррикадирована, хотя мой магический взор показывал мне, что Дэвид Саммерфилд и его возлюбленная, Сара Бэкинс, скрывались внутри. Глубже в здании я заметил ещё людей, скрывавшихся в кладовых. «Готов поспорить, это — её семья».

Я пересёк улицу, и постучал.

— Кто там? — послышался напряжённый голос Дэвида.

— Это я, — ответил я. — Твой работодатель. Ты можешь меня впустить?

После нескольких минут возни и отодвигания мебели Дэвид наконец приоткрыл дверь, подозрительно выглянув наружу:

— Всё закончилось?

— Понятия не имею, — честно сказал я ему. — Я только что прибыл. Скажи, что случилось.

— Огонь, хаос, металлические чудовища, ужас в ночи, — пробормотал Дэвид. — Я ничего не понял. В городе было небезопасно.

— Так вот, почему вместе с тобой тут забаррикадировались Сара и её родные? — спросил я.

Дэвид покраснел:

— Им больше негде было укрыться.

— Расслабься, — сказал я ему. — Я одобряю твою осторожность. Ты можешь мне получше описать случившееся?

Он покачал головой:

— Отец Сары сказал, что не видел ничего подобного со времён Войны Бог-Камня. Сам я ничего не видел. Мы закрылись в самом начале, но мы слышали более чем достаточно — гром, взрывы, крики.

Я кивнул, и повернул прочь.

— Куда вы? — взволнованно спросил он.

— Надо найти Королеву, — ответил я. — Давай, возвращай свою баррикаду на место. Позже я пошлю весть, если в городе будет безопасно. — Укрепив свой личный щит, я ухватился за ветер, и поднялся в воздух.

С высоты было легко видно, что Албамарл прошёл через интересные события. Из девяти различных точек поднимались тонкие столбы дыма — при более близком рассмотрении выяснилось, что в этих местах день тому назад что-то сгорела. К счастью, никаких активных пожаров я не нашёл.

В центре города находился королевский дворец, и, как и Замок Камерон, одна из его внешних стен была уничтожена, хотя урон был более централизованным. На улицах я заметил несколько тортасов, которых, судя по всему, кто-то забил до состояния неподвижности. Заволновавшись, я полетел к главным воротам, и медленно приблизился к ним… пешком. Я не хотел создавать панику, влетев во дворец без приглашения.

На посту стояло несколько стражников, и они сказали мне подождать. Я этого не ожидал, но их намерения стали яснее, когда через несколько минут появился Каруин, дракон Ариадны. Массивный дракон понюхал меня, прежде чем изучить настороженным взглядом.

— Опусти щит, — сказал он скрипучим голосом.

Это меня удивило:

— Ты меня знаешь, Каруин. Ты же узнаёшь мой эйсар.

Его голос стал более низким и угрожающим:

— Опусти щит, или готовься сразиться со мной. Никто не войдёт без осмотра.

Я послушался.

Минуту спустя он объявил:

— Он в порядке. Пропускайте. — Затем он ушёл, вернувшись к тому, что делал до моего прибытия.

Во дворце я увидел некоторые признаки повреждений, но ничего похожего на то, что случилось с Замком Камерон. Слуги и солдаты двигались туда-сюда с бешеной активностью, напоминая потревоженный улей пчёл. Большинство из них проигнорировало меня, пока я шёл к тронному залу.

У дверей меня встретил Бенчли.

— Ваше Превосходительство, Королева оставила инструкции на случай вашего появления. Подождите немного, я вас объявлю.

Я подождал, оглядывая коридор, пока он зашёл внутрь. Всё выглядело нормальным, но мой взгляд заметил какие-то подозрительные тёмные пятна на стенах из розового гранита. Либо уборщицы разленились, либо кто-то недавно устроил тут существенный беспорядок.

Двери уже через минуту открылись, и меня впустили внутрь. Ариадна сидела в конце длинного стола, которому в комнате было не место. Обычно тронный зал использовался для придворных функций и некоторых церемоний. В нём должно было иметься лишь одно сидячее место — для монарха.

По обе стороны и слегка позади неё стояло два человека — Сэр Харолд, и мой сын, Коналл. Харолд был в полном доспехе и с оружием. Его взгляд метался по комнате, будто он ожидал нападения со всех сторон. Его новый дракон сидел у него на плечах — его хвост обвивал шею Харолда и свешивался по его груди.

Однако внимание моё приковал Коналл. Я отправил его защищать Королеву, но не ожидал, что он будет стоять рядом с ней на страже во время того, что очевидно было совещанием. Он выглядел почти таким же настороженным, как и Харолд, но взволновал меня тот факт, что он стоял, тяжело опираясь на дубовый посох. Его живот был крепко перебинтован, и я видел пятна в местах, где бинты пропитались кровью.

Поскольку я был отвлечён внешним видом моего сына, мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать присутствие людей, сидевших с Королевой за столом. Роуз сидела по одну сторону, а Принц Лиманд — по другую. Одеты они были безупречно. Однако если Роуз сидела прямо и с внимательным видом, то принц-консорт сидел на своём стуле расслабленно, будто вечернем приёме. Контрастируя с ними, Герцог Кэнтли сидел на стуле рядом с Лимандом, измождённый и растрёпанный. Должностные лица, в основном высокопоставленные военные, занимали остальные стулья. Они сидели с той же стороны стола, что и Роуз, поскольку большинство из них отвечало перед ней.

Все уставились на меня, будто у меня проросли рога, поэтому я первым нарушил молчание:

— Что случилось?

Несколько человек резко вдохнули, а Принц Лиманд презрительно выдал:

— У тебя нет никакого почтения перед Королевой? — Даже Роуз хмуро смотрела на меня, хотя лицо Ариадны оставалось тщательно нейтральным.

«Блядь». Я уже давно не был при дворе, и не ожидал столкнуться с настолько формальной ситуацией. Я преклонил колено, обращаясь к Ариадне:

— Ваше Величество, простите мою грубость. Недавние события сделали меня небрежным.

— Ты прощён, Граф Камерон, — милостиво сказала Ариадна. — Пожалуйста, сядь, и удели нам внимание. Мы нуждаемся в твоём совете.

— Ты слишком милосердна, Ариадна, — сказал Лиманд, глядя на меня с отвращением. — Этот мужлан годами отказывался появляться при дворе, а теперь заходит сюда так, будто он здесь главный. Я недоумеваю. Где ты был во время недавнего кризиса, Лорд Камерон? Не желаешь ли объясниться?

— Лео, это уже чересчур, — предостерегла Ариадна.

Герцог Кэнтли решил подать голос:

— Я тоже хотел бы услышать объяснения, Ваше Величество. Судя по тому, что мы слышали, Лорд Камерон может нести прямую ответственность за это нападение. Ему следует объяснить свои действия.

Я бросил взгляд на Ариадну, подождав её кивка, прежде чем ответить:

— Мои владения также подверглись нападению…

— Это — слабая отговорка, Лорд Камерон, — перебил принц-консорт. — Леди Хайтауэр уже уведомила нас о том, что ты отсутствовал во время защиты твоих владений.

Терпение никогда не было моей сильной стороной, а скорбь и усталость отнюдь не помогали в самоконтроле. Разгневавшись, я огрызнулся:

— А Ваше Величество, я полагаю, каждую минуту проводит в столице, охраняя корону Лосайона? Или, быть может, ваш охотничий домик тоже был уничтожен? Вы поэтому кажетесь таким расстроенным?

Взгляд Роуз остерегал меня, советуя взять себя в руки, хотя внешне она это больше никак не показала.

Разъярённый принц-консорт вскочил со своего стула:

— Ты смеешь так со мной говорить?

Я не стал себя утруждать и вставать со своего места. Это действие подразумевало бы, что этот напыщенный хер представляет собой угрозу для меня.

— Я буду с вами так же любезен, как вы со мной, Ваше Высочество. — Затем я повернул лицо к Королеве, игнорируя его: — Могу я продолжить, Ваше Величество?

Горло Лиманда издало сдавленный звук, который скорее всего выражал его возмущение. Он был слишком зол, чтобы говорить. Ариадна жестом указала ему садиться:

— Довольно, Лиманд. Сейчас не время ссориться из-за пустяков. Садись, и позволь ему продолжить. — Принц гневно посмотрел в её сторону, но всё же сел.

— Как я и говорил, Ваше Величество, на Замок Камерон также было совершено нападение, весьма вероятно — в то же время, что и здесь. Судя по тому, что я видел, пока добирался сюда, источником нападений был АНСИС, тот же враг, который создал для нас так много проблем в Данбаре несколько месяцев назад, — объяснил я.

Герцог Кэнтли вставил слово:

— А это за АНСИС, о котором ты говоришь?

— Это означает Аналитическая Нейронная Сеть с Интегрированным Симбионтом, — ответил я.

— И что это должно значит? — потребовал Герцог.

— Для нас — почти ничего, — прямо сказал я. — Это искусственная форма жизни, способная к самовоспроизводству машинная сущность, лишённая той силы, что приводит в движение живых существ нашего мира.

Тут принц-консорт снова встрял:

— И ты посчитал хорошей идеей напасть на этот АНСИС, не посоветовавшись сперва со своей Королевой? Твоё оскорбление этой сущности стоило жизней многим хорошим людям!

«Откуда он узнал, что мы напали на АНСИС?». Я недвусмысленно сказал Коналлу не разглашать эти сведения, когда посылал его защищать Королеву. Это обвинение застало меня врасплох — я не мог решить, как ответить.

Но принц-консорт не собирался оставлять мне время на раздумья. Он продолжил теснить меня:

— Не думал, что твои действия вскроются, да? Ещё, наверное, думал, что корона вечно будет зависеть от тебя и твоих вассалов для магической помощи. Если бы не своевременные предостережения и помощь Тириона, то мы, возможно, не сидели бы здесь, слушая твою ложь.

«Тирион?». А он-то тут при чём? Силясь вернуть себе самообладание, я сказал:

— Возможно, мне было бы проще понять ваши обвинения, если бы я знал, что здесь произошло.

— А тебе только этого и надо, да, предатель? Это позволило бы тебя гораздо проще состряпать правдоподобную ложь, верно? — прошипел принц-консорт.

Тут я вплотную приблизился к использованию моей магии, чтобы заткнуть ему рот — но Королева заговорила прежде, чем я вышел из себя:

— Лиманд! Не заставляй меня снова тебя предупреждать. Лорд Камерон много лет был верным слугой короны…

Тут двери в тронный зал открылись, и внутрь вошёл Бенчли:

— Вернулся Герцог Западного Острова, Ваше Величество, а также Лорд Гэйлин.

— Пожалуйста, сопроводи его внутрь, — отозвалась Ариадна.

«Герцог Западного Острова? Это кто такой?». Я знал имя и титул каждого дворянина в Лосайоне, не говоря уже о Данбаре и Гододдине, и никогда не слышал о Герцогстве Западного Острова. Я вывернул голову через плечо, чтобы увидеть, кто войдёт.

К столу прошагал Тирион Иллэниэл, на губах которого появилась лёгкая усмешка, когда он увидел моё замешательство. Рядом с ним был Гарэс Гэйлин.

Дерзкая манера принца-консорта по отношению ко мне теперь начала приобретать некоторый смысл, хотя я всё ещё понятия не имел, что происходит. Прибывшие маги низко поклонились королеве, и уселись за стол напротив меня. Тирион наблюдал за мной вызывающим взглядом, а Гарэс полностью игнорировал моё присутствие.

Ариадна повернулась к Роуз:

— Леди Хайтауэр, не соблаговолишь ли просуммировать недавние события для Графа ди'Камерона?

С величественным достоинством, которого мне никогда не суждено было достичь, Леди Роуз встала, и обратилась к собравшимся:

— Как пожелаете, Ваше Величество. Вчера в предрассветные часы скрывавшиеся среди королевской гвардии убийцы ворвались в вашу спальню. Предположительно, ими управлял АНСИС, только что описанная Графом сущность. Их покушение на вашу жизнь могло бы увенчаться успехом, если бы не своевременное вмешательство Коналла Иллэниэла и вашего рыцаря, Сэра Харолда.

Вскоре после этого нападения всё ещё неопределённое число металлических чудовищ вторглось в город, уничтожив несколько домов, и повредив дворцовую стену. С двумя из них справился ваш дракон, ещё с двумя разобрались Сэр Иган и Сэр Томас, но большая часть вражеских сил была остановлена Лордом Иллэниэлом, недавно назначенным Герцогом Западного Острова, — закончила Роуз.

Это значило, что до визита ко мне Тирион был в столице.

— Что ты здесь делал? — потребовал я у своего предка.

Тирион невинно улыбнулся:

— Я явился проверить свой дом, и предложить Королеве мою поддержку. Я объяснил свой план по выявлению местоположения АНСИС, и принёс присягу Её Величеству. К сожалению, я пришёл слишком поздно, чтобы обнаружить скрытых среди её гвардейцев убийц, но я рад, что был здесь для оказания помощи при отражении нападения на сам город.

— Твой дом… — Мой голос затих, когда я осознал, что он имел ввиду мой дом, который прежде принадлежал ему.

Он кивнул:

— Надеюсь, ты не против — но поскольку я старше тебя на много поколений, и именно я заложил фундамент, дом по праву принадлежит мне, вне зависимости от моего нового титула.

— Вам следует гордиться, Лорд Камерон, — сказал Герцог Кэнтли. — Вчера ваша семья поставила на службу Лосайона двух героев — вашего предка, и вашего сына.

Лиманд презрительно усмехнулся:

— Жаль, что ты не счёл необходимым им помочь, хотя знал о неминуемо грозившем нападении.

Ариадна кивнула:

— Мы особенно благодарны твоему сыну, Сэру Коналлу. Боюсь, что без я поплатилась бы жизнью.

Мои глаза расширились. «Сэр Коналл?».

Роуз быстро сказала, чтобы спасти меня от замешательства:

— Королева наделила вашего сына рыцарским титулом, в награду за его храбрость.

Я не мог сразу всё это усвоить — слишком много навалилось одновременно.

— Поздравляю, Коналл, — сказал я, но, оглядывая собравшихся за столом, чувствовал себя изолированным. Взгляд Роуз был отстранённым, или, быть может, она пыталась меня предостеречь. Лицо Ариадны было нейтральным — она была ограничена своей ролью. Остальные, за исключением моего сына и Сэра Харолда, казались враждебно настроенными. Я больше не мог здесь оставаться.

Встав, я откланялся:

— Прошу разрешение удалиться, Ваше Величество. Мой сын нужен дома по срочному семейному делу. — Я хотел сказать ей о смерти Пенни, но не хотел объявлять об этом перед лицом враждебно настроенных слушателей, и особенно не в присутствии Коналла. Ему нужно было услышать это в более приватной обстановке.

— Ты так и не объяснился, Камерон! — воспротивился принц-консорт.

— И объяснюсь! — рявкнул я. — Но не тебе, и не сейчас.

Коналл подал голос:

— Я предпочёл бы остаться, Отец. Королева нуждается во мне.

К счастью, Ариадна пришла мне на помощь:

— Мы разрешаем тебе удалиться, Лорд Камерон. Сэр Коналл, удели внимание отцу. Позже вернёшься. Пока что опасность миновала.

Я поклонился своей тётке, развернулся, и быстро вышел из помещения, не оглядываясь. Магическим взором я видел, что мой сын нехотя последовал за мной, в сопровождении Роуз, что-то прошептавшей Королеве на ухо перед уходом.

За пределами тронного зала черты лица Роуз расслабились:

— Мэттью и Грэм ещё не вернулись?

— Пока нет, — глухо ответил я. Она волновалась за сына, и я не мог её за это винить. Мне хотелось рассказать ей о Пенни, но мой язык будто застрял. Коналл глядел на меня с фрустрацией во взгляде, наверное гадая, зачем я утащил его прочь от его мгновения славы.

— Морт, я знаю, что много чего случилось, но после того ночного нападения тебе разве не следует сначала узнать про них, прежде чем являться сюда? — критично сказала Роуз.

Фрустрация, ярость и горе боролись за первенство в моём сердце. «Я хотел убедиться, что ты и моя мать в безопасности». Вот, что мне следовало сказать, но когда я раскрыл рот, вместо меня заговорила моя горечь:

— После только что случившегося в тронном зале я думаю, что мне следовало явиться сюда пораньше. Дворец превращается в гадючник.

Роуз побледнела лицом, услышав упрёк в моём голосе:

— Это было неожиданным, тут я согласна. Я пока не знаю, что планирует Тирион, но очевидно, что…

— Очевидно, что мне не помешал бы здесь друг, — перебил я. — Очень жаль, что таковых не нашлось.

Теперь разозлилась уже она:

— Я знаю, что ты не настолько туп, Мордэкай. Тебе нужно взять эмоции под контроль, иначе твои противники используют их против тебя. Я пыталась тебя предостеречь, но ты настаивал на том, чтобы вести себя как ребёнок. Такие выходки, какую ты только что провернул, не сделают тебе друзей. Они заставят отвернуться от тебя твоих союзников. Ты хоть понимаешь, с чем Королеве сейчас приходится разбираться?

Я расклеивался внутри. Лишь кипение гнева не позволяло мне сломаться окончательно, но спорить с Роуз мне было не нужно. Насколько я знал, она вполне могла быть последней из оставшихся у меня друзей.

— Мне сейчас не нужна от тебя лекция по политической стратегии, Роуз.

Я отвернулся от неё, и пошёл прочь:

— Как только я услышу что-то от Грэма, сразу с тобой свяжусь.

Она была слишком гордой, чтобы погнаться за мной. Я на это и рассчитывал. Позади меня Коналл извинился перед ней, а потом побежал догонять меня.

Я провёл его через дворец, направляясь к королевской резиденции. Как только мы добрались туда, стоявшие снаружи стражи захотели было меня остановить, но затем увидели Коналла, и расслабились. Я оценил эту иронию. Они доверяли моему сыну больше, чем мне. «Он — Защитник Королевы», — сделал молчаливое наблюдение я.

Зайдя внутрь, я направился прямо к скрытому порталу, но сперва мне пришлось пересечь гостиную, где пили чай Элиз Торнбер и моя мать. Они улыбнулись, увидев, как мы с Коналлом вошли в комнату.

— Мы как раз о вас говорили, — сказала моя мать. На коленях у неё спал Хампфри, а она водила пальцами по его мягкому меху. — Что случилось в замке? Все в безопасности?

Обе пожилые женщины, как и Коналл, смотрели на меня, а я силился найти ответ. Я медлил, и на лице моей матери мелькнула тень.

— Айрин в порядке? — спросила она.

— Да, — наконец сказал я. — У неё всё хорошо. Донжон был сильно повреждён, но Айрин в порядке. Она всё удерживала достаточно долго, чтобы большинство людей успело выбраться.

— Какое облегчение! — сказала моя мать. — Тут ситуация была такой же волнующей. Коналл уже рассказал тебе новости? Его посвятили в рыцари. — Она широко улыбалась своему внуку, явно гордясь. — Мне не терпится рассказать Пенелопе. Она будет так гордиться.

Тут я едва не сорвался, но каким-то образом удержал всё в себе.

— Мам, слушай, я очень устал. И дел ещё много осталось. Я вернусь завтра, и мы поговорим. Хорошо?

Она чувствовала — что-то было не так, но Мириам удержалась от вопросов:

— Конечно. Ты — важный человек. Не позволяй мне тебя задерживать. Потом всё расскажешь.

— Спасибо, — сказал я ей, и, прежде чем Элиз успела что-то добавить, я ушёл.

Глава 42

— Папа? — спросил Коналл, когда мы вышли из портала, оказавшись в тишине нашего дома. — Что не так?

Мой магический взор уже обнаружил несколько знакомых фигур в столовой:

— Давай сначала поздороваемся с остальными, — сказал я ему.

Элэйн, Керэн и Линаралла сидели за столом, устроив импровизированный обед из сыра и старого хлеба. Керэн широко улыбнулась мне, когда мы вошли:

— У меня для тебя новости!

— Значит, вы достигли успеха? — спросил я.

Она кивнула, и посмотрела на Линараллу:

— Рассказывай, Линн.

— Лираллианта согласилась предоставить мне доступ. Более того, она позволила нам перенести сюда большую часть записей, чтобы мы могли их изучать когда захотим, — сказала молодая Ши'Хар.

Это были хорошие новости, но я не мог наскрести в себе того энтузиазма, который ощущал несколько дней тому назад:

— Чудесно, — мрачно сказал я.

Элэйн прищурилась:

— Что-то не так?

Вместо ответа я спросил:

— Вы были в замке?

Элэйн покачала головой:

— Нет, вернулись только час назад. Керэн была занята, телепортируясь туда и обратно, перенося сюда скульптуры Ши'Хар.

— Дайте мне сходить за Айрин. Потом поговорим, — сказал я им. — Мне нужно несколько минут. — После чего я направился на кухню, к двери, которая вела в огород.

— Дверь в замок в другую сторону, — сделала наблюдение Линаралла.

Я остановился:

— Портал повреждён. Мне придётся сделать круг.

Керэн поспешно проглотила остатки пищи:

— Тогда я могу тебя перенести.

Махнув ей, чтобы оставалась на месте, я покачал головой:

— Нам всё равно потребуется круг на следующие несколько дней. Доедай. Ты заслуживаешь отдыха.

Оказавшись снаружи, я расчистил участок земли, и использовал тряпичный трафарет для создания временного круга, прежде чем добавить необходимые ключи, которые должны были позволить мне переноситься в промежуточную станцию во дворе замка. Однако вместо того, чтобы просто им воспользоваться, я предпринял ещё один шаг, и выжег символы на земле, делая круг несколько более перманентным. Поскольку он был выжжен в почве, он был лишён особой прочности, его мог смыть первый же ливень — но минимум несколько дней он должен был протянуть. Совершив усилие воли, я телепортировался.

Промежуточная станция была пустой, но как только я вышел наружу, я заметил детей. Мэттью, Мойра и Грэм разговаривали во дворе с Капитаном Дрэйпером. Они выглядели усталыми и грязными, но позы их говорили об уверенности и успехе, поэтому я догадался, что всё у них получилось.

Мэттью одарил меня редкой улыбкой:

— Получилось.

— Под этим он подразумевает, что мы разнесли их на мелкие кусочки, не уничтожив при этом мир, — бодро добавил Грэм, — о каковой возможности все как-то забыли меня предупредить перед нашим отбытием.

Я посмотрел Капитану Дрэйперу в глаза, он слегка покачал головой.

— Где Айрин? — спросил я.

— В казармах, проверяет раненных, — сказал капитан.

Между тем я чувствовал, как Мойра меня изучала. Она уже уловила висевшую над нами тёмную пелену, а затем посмотрела на капитана.

— «Не надо», — беззвучно послал я ей. — «Держи свой разум закрытым. Я объясню, когда мы соберёмся вместе».

Капитан послал гонца доложить Айрин о нашем присутствии. Судя по всему, остальные объявились лишь за несколько минут до меня. Я начал создавать в промежуточной станции новый круг, который позволил бы нам телепортироваться обратно домой. Мэттью присоединился ко мне, предложив помочь.

— Что не так? — тихо спросил он, увидев странное выражения лица своей сестры.

— Подожди, пока не вернёмся домой, — пообещал я. Айрин объявилась несколько минут спустя, и как только круг был закончен, мы телепортировались обратно.

К тому времени, как мы вошли в дом, на лице Мойры появилось мрачное выражение. Айрин скрывала свои мысли, но её эмоциональная боль была до боли очевидна. Коналл и остальные подняли взгляды от стола, когда мы вошли.

— Добро пожаловать.

Все поздоровались друг с другом, но быстро умолкли, дожидаясь, пока я заговорю. Затем Мэттью произнёс:

— Где Мама?

Коналл подал голос:

— Я думал, она с Айрин.

При упоминании её имени глаза моей младшей дочери наполнились слезами.

— Нет! — закричала Мойра с широко распахнутыми от шока глазами, глядя на сестру. — Это неправда! Не может быть правдой!

Мэттью сел, уронив лицо в ладони. Он уже сопоставил факты, но Коналл всё ещё был в замешательстве.

— Что происходит? — спросил Коналл. — Почему все расстроены?

— Твоя мать была сильно ранена во время нападения на Замок Камерон, — начал я.

Не поднимая взгляда, Мэттью перебил меня:

— Я же говорил, что надо было подождать. Надо было оставить здесь больше людей.

— Айрин была здесь, — сказал Коналл… несколько не вовремя, на мой взгляд.

Айрин уже хныкала у Мойры в объятиях.

— Это я виновата — мне надо было её защитить, а я не смогла! — закричала она, и от вины в её голосе у меня разрывалось сердце.

Коналл снова посмотрел на меня, игнорируя её вспышку:

— Насколько сильно ранена?

Качая головой, я не смог посмотреть ему в глаза:

— Она не выжила.

— Потому что ты не мог подождать, чтобы придумать план получше, — произнёс Мэттью, его слова были холодными и жёсткими.

Айрин оттолкнула свою старшую сестру, и зыркнула на Мэттью:

— Оставь его в покое. Он ни в чём не виноват. Разве ты не видишь, что ему тоже больно?

— От правды не скроешься, — пробормотал Мэттью.

Мой старший сын встал, отодвигаясь от стола:

— Просто заткнись. — После чего вышел, направившись к своей комнате.

Коналл окликнул его:

— Постой. Мы даже не услышали, что случилось.

— А какая разница? — горько сказал Мэттью. — Мы знаем, почему она умерла. То, как это произошло, едва ли имеет значение. Она всё равно мертва. — После чего он ушёл. Керэн встала, и последовала за ним в его комнату.

— Почему он всегда ведёт себя как мудак? — проворчала Мойра, выплескивая свою печаль в виде раздражения по отношению к брату.

Айрин ушла, плача, в свою комнату. Коналл пошёл за ней:

— Постой, Рэнни!

Мойра осталась, глядя глубоко мне в глаза.

— Тебе надо пойти с ними, — предложил я. — Им ты нужна больше, чем мне.

Моя старшая дочь обняла меня, сжимая так сильно, что мои рёбра запротестовали:

— Я в этом сомневаюсь, — ответила она, но потом всё равно ушла вслед за ними, оставив меня наедине с Элэйн, Грэмом и Линараллой.

Элэйн и Грэм сидели молча, оправляясь от шока, но Линаралла была собрана, и на её лице ничего не отражалось. Или так мне казалось, пока я не заметил одинокую слезинку, стекавшую по её щеке. Когда Ши'Хар встретилась со мной взглядом, она выглядела потерянной.

— Почему? — прошептала Линаралла.

Я поднял её на ноги, и обнял, сдерживая собственные слёзы и ответив:

— Я не знаю.

— Моя мать уже знает? — спросил Грэм.

Я покачал головой:

— Нет.

— Почему нет?

Я выдал ему краткую сводку того, что случилось во дворце, закончив словами:

— Я был зол, расстроен и раздражён. В итоге я поссорился с твоей матерью. После этого я просто не мог ей сказать.

Грэм вздохнул:

— Глупо это.

Я молча согласился. «Глупая хрень. Кому-то всё же надо её совершать. С тем же успехом это могу быть я».

— Это — тяжёлая работа, но благодаря ей вы, остальные, выглядите в лучшем свете.

Элэйн пробормотала себе под нос, уставившись в пространство:

— Я всё ещё после отца не оправилась. — Затем она уткнулась лицом в стол.

* * *

Грэм коротко рассказал мне о том, что случилось на его миссии с Мойрой и Мэттью. Пока я шагал по дороге к Ланкастеру, они втроём летели из Кэнтли над лесом, ища деревню анголов.

Первая фаза их плана прошла без проблем. Они нашли деревню, и при некоторой помощи манипуляций Мойры сумели войти в нее, почти не встретив сопротивления. К сожалению, деревня действительно была инфицирована, хотя я сомневаюсь, что даже её обитатели осознавали свой статус носителей машин-паразитов.

Мэттью использовал Тессеракт Дураков, но настройки держал консервативными, чтобы не рисковать взрывом больших масштабов, чем требовалось. Результатом этого стал огромный взрыв, уничтоживший деревню, но не до конца истребивший находившихся в ней машин. Они были вынуждены потратить большую часть следующего дня на разведку и рассылку маленьких заклинательных зверей, чтобы убедиться в том, что избавились от АНСИС.

Когда он закончил, Линаралла поделилась открытиями, которые совершила в месте, ныне называемым Герцогством Западного Острова. Их проникновение прошло без сучка, без задоринки, хотя двухдневное ожидание, пока она передавала свои желания матери, истрепало нервы Элэйн и остальным.

Она не только сказала Линаралле, что им можно забрать записи, но и предупредила дочь о том, что Тирион может быть не совсем заслуживающим доверия. Я бы очень хотел знать, почему именно она так считала, но двухдневный разговор со старейшиной Ши'Хар примерно соответствовал минуте-другой нормального разговора. Времени просто не было.

Линаралла всё же почувствовала, что какие-то указания на причину подозрительности её матери мы можем найти в привезённых ими записях. Я на это надеялся. Хорошие новости мне бы не помешали.

После того, как они закончили, я как мог объяснил случившееся в Замке Камерон, хотя я сам и отсутствовал во время большинства этих событий. Я предположил, что Мойра вытянет остальную часть рассказа из Айрин, пока они в месте, но волноваться об этом у меня уже не было сил.

Я был утомлён — не из-за того, что сильно выложился, а просто потому, что горе оказывает на людей такой эффект. Вскоре после этого я удалился в свою спальню, которую делил с… спальню, которую я раньше делил с Пенни… и свернулся клубком на кровати. Мне хотелось заснуть.

Но я чувствовал запах её волос на подушках.

— Почему ты меня покинула? — простонал я в пустоту, но, конечно же, ответа не было — и не будет уже никогда.

* * *

В какой-то момент я заснул, а когда снова открыл глаза, Пенни сочувственно глядела на меня.

— Выглядишь ужасно, — сделала наблюдение она.

— У меня была пара плохих дней, — отметил я.

— Не только у тебя, — отозвалась она. — Мне, по-моему, пришлось хуже всех.

— Хочешь сравнить? — сказал я с ноткой вызова в голосе.

Она засмеялась:

— Валяй.

Я уже спланировал первый выпад:

— Тирион объявился при дворе. Королева сделала его герцогом, и он уже повернул против меня часть дворянства.

Пенни покачала пальцем из стороны в сторону:

— Это не считается, поскольку влияет на нас обоих в одинаковой мере. Твои враги — мои враги.

— А, точно, — неубедительно сказал я. — А как насчёт такого? Мне кажется, дети меня сейчас ненавидят.

— Звучит не так уж плохо, — сказала Пенни, — но я весьма уверена, что они и на меня злятся.

— Я поссорился с Роуз.

Она неодобрительно посмотрела на меня:

— Ох, Морт, ну зачем же?

— Она первая начала, — ответил я, чувствуя себя ребёнком.

Подавшись вперёд, она взлохматила мне волосы:

— Уверена, что она тебя простит. Она всегда прощает. Но иногда я жалею, что ты такой глупый.

Что-то в её касании улучшило мне настроение, и я пошутил в ответ:

— Иногда я жалею, что ты такая умная.

Она заворчала в ответ, но я отвлёк её прежде, чем она смогла ответить:

— Твой черёд! Я поссорился с Роуз — теперь ты скажи, что плохого случилось с тобой.

Пенни на миг приняла задумчивый вид. Затем нехотя ответила:

— Я ввязалась в бой с одним из тех гигантских металлических чудовищ.

— Только с одним?

— С двумя, если честно, — дерзко сказала она.

Я осклабился:

— Мне их очень жаль.

— Твой черёд, — сказала Пенни, смеясь.

— Я ввязался в бой сразу с тремя, — похвастался я. — Кстати, они называются «тортасы».

Моя жена покачала головой, заставив собранные в хвостик волосы мотаться из стороны в сторону. Мне нравилось наблюдать, как свет отражался от её волос.

— Это не считается, — ответила она. — Ты победил.

Я сел в кровати, и ответил ей шутливый полупоклон:

— Это правда. Тот бой был, наверное, лучшей частью того дня.

— Это почему?

— Потому что я победил, но ты… — Мой голос затих, и я уставился на неё, вспоминая. Я закончил шёпотом: …но ты умерла. — По моим щекам потекли слёзы.

Её лицо опечалилось:

— Не надо было тебе об этом вспоминать. — И тут она начала таять.

— Нет! — Я попытался ухватиться за неё, но в моих руках осталась лишь пустота. Я проснулся, и первые пятнадцать минут того утра провёл так же, как и последние пятнадцать минут предыдущего вечера — орал в подушка и беспомощно рыдал.

Эпилог

Через неделю после нападения на Замок Камерон я стоял во дворе, примерно в том же месте, где моя жена билась с тортасами. Поскольку донжон всё ещё лежал в руинах, последнюю службу для прощания с моей дорогой Пенни пришлось проводить на улице, но, учитывая размеры собравшейся толпы, это скорее всего было к лучшему.

Из одного только Уошбрука пришла почти тысяча человек, и это только местные. Сама Королева присутствовала в сопровождении значительного числа крупных и мелких дворян королевства. Присутствовали даже Король Николас из Гододдина и недавно коронованный Король Джеролд из Данбара.

Николас, в частности, всегда хорошо относился к моей жене с тех самых пор, как она много лет назад спасла его жизнь от клинка убийцы.

Но, конечно, это было не только для Пенни. Уолтэр Прэйсиан уже был похоронен, но поминки были и по нему тоже, а также по мужчинам и женщинам, погибшим во время недавнего нападения. Но в сердце своём я знал правду: минимум половина собравшихся не была бы здесь, если бы среди павших не было Пенни.

Произносились речи, и в отличие от некоторых посещённых мною похорон именитых дворян, я точно знал, что говорившие искренне скорбели. Я сам произнёс короткую речь про Уолтэра, но когда дошло до моей жены, у меня сдавило горло, и слова отказывались покидать мои губы.

Но про Пенни говорила Королева, а также Король Николас, и Король Джеролд, выразившие искреннюю благодарность за то, что она для них сделала. Мои дети были в слишком большом смятении, чтобы выступать перед толпой, в отличие от многих других. Я смотрел и слушал, но всё ещё не мог поверить, что это происходило. Онемелый, я оказался безмолвным свидетелем величайшей трагедии в моей жизни.

Пока Роуз Торнбер не вышла, чтобы высказаться о своей подруге. Она как всегда была воплощением идеальной леди, сумев затмить даже Королеву, несмотря на её безрадостное чёрное платье. Её легендарный самоконтроль сослужил ей хорошую службу, когда она спокойно вышла перед собравшимися. После чего она заговорила:

— Графиня ди'Камерон была моей самой близкой подругой. Пенелопа была второй матерью для моего сына, и…

Голос Роуз утих, и казалось, что она не может говорить дальше, будто давясь чем-то. А затем её внешнее спокойствие обрушилось. Её сын, Грэм, увёл прилюдно плакавшую Роуз прочь. Я мог вспомнить только один случай, когда она так расклеивалась — на похоронах после смерти Дориана.

Потом прощаться вышла моя мать, Мириам Элдридж. Она была старой, хрупкой, и ей было неудобно стоять перед таким скопищем людей — но гордость духа моей матери не позволила этому остановить её. Звук её голоса пронзил моё онемевшее сердце, и мои слёзы потекли ещё до того, как она договорила первую фразу.

— Пенелопа Иллэниэл была моей невесткой, но я не могла бы гордиться ей больше, будь она моей плоти и крови, — начала Мириам. — Я мало что знаю о придворных обычаях или великих свершениях. Я сама из простого народа, как и она сама, но никто не обладал большей доблестью духа, чем наша милая Пенни. Многие из вас знали её как Графиню ди'Камерон, и кто-то из вас знал её как воительницу, но хотя в этих ролях она была великолепна, любила я её за заботу, которую она проявляла к моему сыну и внукам.

Не было в этом мире матери лучше её, жены лучше её. Она заботилась о своей семье со страстью, которой не было предела, защищала их со свирепостью, против которой было не выстоять, и любила их сердцем, которое не знало границ. Я каждый день благодарила звёзды с того дня, как она приняла решение разделить свою любовь с моим сыном, — закончила она.

Остаток дня прошёл несчастно. В честь Пенни и Уолтэра устроили большой обед, и поскольку нам негде было его проводить, Королева предложила для этой цели свой дворец. Как только похороны закончились, важных персон перенесли туда через телепортационные круги. Хуже всего было то, что я должен был отправиться с ними. Когда королевские особы присутствуют на похоронах для твоей семьи, надо как-то это признать, даже если сам ты об этом их не просил. Я просидел длинный обед вместе с Ариадной и другими важными людьми, но больше всего мне хотелось сбежать, и спрятаться где-нибудь, где я мог бы горевать в покое, без зрителей.

Ариадна это понимала, и постаралась сделать участие моей семьи как можно короче и настолько безболезненным, насколько было возможно. Мои дети сбежали менее чем через час, и я сам откланялся полчаса спустя.

После этого я обнаружил, что шагаю один по длинному коридору, который вёл от центральной части дворца к парадным воротам, и я был рад своему одиночеству. Я понятия не имел, куда направлялся, и мне было всё равно. Если бы я собирался домой, то шёл бы к порталу Королевы, что вёл в мой дом.

— Мордэкай.

Это была Роуз. Я не разговаривал с ней с того самого дня в тронном зале, но не потому, что был зол — это уже прошло, — а просто потому, что мне было слишком больно. О смерти Пенни её и Королеву уведомил Грэм. Это было нашим первым уединённым моментом почти за неделю.

Я повернулся к ней, уперев в неё безжизненный взгляд:

— Что?

Она слегка нахмурилась от моего холодного ответа, но потом отбросила это прочь:

— Как ты? — спросила она.

— Нормально.

— Не надо так, Мордэкай. Ты не бросил меня, когда я потеряла Дориана. Я знаю, через что тебе приходится про…

Я вложил в свои слова столько искренности, сколько мог, прерывая её:

— Я это ценю, Роуз. Мне просто нужно время. И уединение. — Мне следовало её обнять, поблагодарить её, раскрыться — но не было этого во мне. Внутри я чувствовал себя мёртвым. Не дожидаясь ответа, я развернулся, и пошёл прочь.

— Мордэкай! — окликнула она, повысив голос. — Нам надо поговорить. Есть и другие вещи, которые мы не можем игнорировать.

Я обернулся:

— Например?

— Королева попросила моего длительного присутствия в столице, из-за недавнего нападения. Какое-то время я не смогу вернуться в Камерон, — проинформировала она меня.

Леди Роуз была более формально известна как Леди Хайтауэр. Её наследный долг как «Той Самой Хайтауэр» заключался в надзирании за королевской гвардией и защитой Албамарла. Учитывая недавнее нападение, вполне разумным был тот факт, что ей нужно было провести какое-то время в столице — но когда она сказал мне об этом, в её взгляде было что-то ещё.

Я просто кивнул, принимая её заявление.

— Учитывая внезапное вхождение Тириона в политику, я думаю, что моё присутствие здесь всё равно будет тебе полезнее, — продолжила она. — События развиваются, и нам нужно лучше понять его мотивацию.

«Нам?». Такое маленькое слово — и такое значение оно содержало. «Мы» означало маленькую группу друзей и родственников. За почти тридцать лет, что я знал Роуз, это «мы» сильно изменилось. Изначально это были я, Маркус, Пенни, Дориан и Роуз. Это были мы — наша маленькая фракция, вознамерившаяся спасти мир. Не будь я погружён в пучину горя и депрессии, я мог бы признаться себе, что теперь «мы» включали в себя гораздо больше людей, вроде Королевы, наших детей, и даже Сайхана и Чада.

Но затмившая моё сердце тень была отнюдь не такой великодушной. В тот момент я мог видеть лишь то, что «мы» планомерно сокращались. От изначальных «нас» остались лишь Мордэкай и Роуз. И Мордэкай отказывался играть дальше.

— Нам? — гневно сказал я. — Нет больше никаких нас. — Роуз вздрогнула, когда я это сказал — и я знал, почему именно, но в тот момент мне было как-то всё равно. Мне хотелось сделать кому-то больно. — Нас больше нет. Мы исчезли, когда умерла Пенни. Маркус умер, Дориана больше нет… нет больше никаких «нас». Смирись с этим. Живи дальше. Твой муж уже более десяти лет как умер.

Лицо Роуз побледнело в ответ на мои слова, и я бы сказал и больше, нанёс бы ей ещё более глубокую рану — но откуда-то изнутри голос в моей голове предостерёг: «Хватит, Морт! Не смей вымещать на ней свою боль!»

Её шок не продлился долго. Роуз подняла подбородок, и зыркнула на меня:

— Я понимаю, что у тебя горе, Мордэкай, но это не даёт тебе право говорить что вздумается.

Я уже начинал сожалеть о том, что окрысился на неё, но ещё не был готов сдать позиции:

— Ты права, как обычно. А теперь, с твоего позволения, я хотел бы побыть один.

В этот раз, когда я пошёл прочь, она не попыталась меня остановить.

* * *

Три дня спустя я сидел на краю леса, у самой кромки расчищенных полей вокруг остатков замка Камерон. Незнакомец мог бы подумать, что я наслаждался в тени, но на самом деле я уже больше ничем особо не наслаждался. На поле паслись овцы — часть моего соглашения с местными пастухами, помогавшими мне держать местность вокруг замка чистой. Я глядел, как они медленно щиплют траву, но на самом деле совсем их не видел.

— Так вот, где ты был последние несколько дней?

Это был Чад Грэйсон. Он тихо подкрадывался ко мне по лесу. Если бы не мой магический взор, я ни за что бы не узнал о его присутствии.

— Чего тебе?

— Я всё ждал последние три дня, что ты объявишься в Грязной Свинье, чтобы залить горе выпивкой. Мне и в голову не приходило, что ты можешь сидеть здесь и вожделеть овец. Тебе не кажется, что для этого как-то рановато? — отозвался он, проигнорировав мой вопрос.

— Никто тебя не просил меня искать.

— Нет, нельзя так с другом говорить, — проворчал Чад. — А я-то каждый вечер забивал тебе место в таверне. Ты вообще представляешь, как тяжело надираться каждый вечер, пытаясь утешить приятеля, которого нет рядом?

Я одарил его угрюмым взглядом:

— Ты же знаешь, я стараюсь не напиваться слишком сильно.

Чад осклабился, вытаскивая бутылку лучшего виски МакДэниела:

— А я думаю, что в такие моменты тебе как раз нужно распустить волосы, девочка.

Я отвернулся от него, скрывая лицо. Трудно было не ухмыльнуться перед лицом заразительного энтузиазма охотника, направленного на бутылку в его руках.

— Мне нельзя напиваться.

— Это почему?

— Ты знаешь, почему. Если я слишком напьюсь, то что-нибудь наверняка начнётся ломаться — здания, деревья, невинные люди, и всё такое, — ответил я.

Чад фыркнул:

— Нет тут никаких зданий, а деревья эти недобро на меня таращатся уже не первый год. Всё, что с ними случится, они заслужили.

— Люди — есть, — отозвался я. — Если только я не начал опять разговаривать сам с собой.

Охотник раскупорил бутылку:

— Тут я вынужден с тобой согласиться. Люди здесь есть, но приличных людей — нет, а уж невинных — тем более, чёрт меня дери.

Я хмыкнул, затем принял из его рук бутылку, и сделал крупный глоток, пытаясь не закашляться.

— Это правда. — Я передал бутылку обратно, чтобы он мог ко мне присоединиться.

Мы некоторое время передавали бутылку туда-сюда, пока мир не стал смазываться по краям, а моя голова не начала слегка кружиться.

— А что случилось с Тирионом в тот день, в таверне? Когда я ушёл, всё шло к тому, что ты собирался напоить его в стельку, и бросить где-нибудь в канаве. Я не ждал, что он появится во дворце в Албамарле.

— Какую-то подлость тебе совершил, да?

Я кивнул:

— Можно и так сказать. В тот день много чего пошло наперекосяк. У меня было такое ощущение, будто ты меня подвёл.

— Ну, мне и самому немного стыдно. Я поил этого жестокого ублюдка до тех пор, пока он вроде не начал вырубаться, а он вдруг раз — встал и ушёл, трезвый как стёклышко! Никогда такого не видел, — признал егерь.

Тут я понял. Я и мечтать не мог использовать свои способности столь опасным образом, только не в пьяном виде — но Тирион, судя по всему, был не прочь рискнуть. «Он, наверное, вернул своё тело к трезвому состоянию, когда собрался уходить».

— Не кори себя, — утешил я его. — Я думаю, он жульничал.

— Ёбаные волшебники, — выругался Чад.

«Ну, архимаги», — молча поправил я, но для большинства людей разница была чисто теоретической. Я сделал ещё глоток, и улёгся на траву. Ближе к земле мне было проще сохранять равновесие.

Несколько минут спустя Чад снова заговорил:

— Думаю, твои детки о тебе волнуются. Приличный мужик горевал бы, нажравшись, чтобы днём мучиться похмельем в кругу семьи.

Эта реплика была настолько смехотворной, что я не мог не посмеяться:

— Я думал, мы уже пришли к выводу, что приличных людей здесь нет. К тому же, это — твой способ справляться с твоими проблемами. — Секунду спустя я добавил: — Это они послали тебя сюда, меня искать?

Чад презрительно ухмыльнулся:

— Я что, блядь, на няньку похож?

Я попытался представить, какого рода семья могла подумать о найме Чада Грэйсона для присмотра за их детьми, и снова засмеялся.

Чад засмеялся вместе со мной:

— Так я и думал. — Затем он добавил: — Слышал, Торнберы съезжают обратно в столицу.

— Ага.

— И ты не против?

— Не моё дело, — ответил я. — Леди Хайтауэр отвечает напрямую перед короной, а не передо мной.

— Но не Элиз, — парировал охотник, — а в рыцари Грэма посвятила… — Он умолк, когда осознал, что собирался сказать. — В общем, он — твой вассал.

— Ты к чему клонишь? — проворчал я. — Думаешь, мне следует взять старушку в заложники, чтобы удержать Леди Роуз здесь? Или Грэма? Солдат мне вообще-то хватает.

— Ты иногда такой дурак, — сказал Чад. — Леди Роуз уедет, возьмёт с собой свекровь и сына, и довольно скоро Грэм будет просить Королеву взять его на службу. А потом глядишь, и Алисса будет с ним, а за ней увяжется Сэр Сайхан. Ты сколько людей готов отдать?

— Я — граф, а не тюремный надзиратель.

— Не будь идиотом. Я слышал, Тирион и Гарэс Гэйлин проводят много времени в столице, подлизываясь к Королеве, и ты им обоим не очень-то нравишься. Чёрт, твой собственный сын, Коналл, сейчас стал Защитником Королевы. Он, наверное, тоже съедет.

Я протрезвел достаточно, чтобы одарить его лишённым эмоций взглядом:

— Мы все служим Королеве, и Ариадна — моя тётка. Это — не война. Мы все на одной стороне.

— Слова истинного политического гения, долбоёб ты этакий! — сплюнул Чад.

Услышанные от любого другого человека, эти слова меня разозлили бы, но от Чада Грэйсона это были скорее как тёплые объятия.

— Я никогда не претендовал на гениальность в политике, да и вообще, мне уже пофигу на политику.

— А что твоя семья?

Я зыркнул на него:

— Это ты о чём?

— Подумай головой. Все начнут уезжать в столицу, а ты останешься тут, распространяя повсюду своим присутствием веселье и радость. Как много времени потребуется ещё двум твоим детям, чтобы найти себе какое-нибудь другое место? Глазом моргнуть не успеешь, как у домашнего очага останетесь только вы с Айрин, рассказывая друг другу печальные истории о старых добрых временах, — объяснил охотник.

— Думаю, ты пытаешься заглянуть слишком далеко в будущее, — прокомментировал я. — И почему Айрин?

— Потому из всех из них только она такая же ебанутая, как и ты. И ещё она чувствует себя виноватой перед мамой. Именно она останется дома, заботясь о своём разбитом папе, хотя бы из чувства долга, — сказал Чад.

Я зарычал:

— Следи за языком, это моя дочь.

— Вот, наконец-то ты сказал что-то разумное, — отметил Чад. — Почти как настоящий отец — но будь я проклят, если я сейчас соврал! Будешь продолжать так же — и настанет день, когда она будет ходить за тобой по пятам, утирая слюну с твоего подбородка. Что за несчастная жизнь — для девушки?

— И что ты предлагаешь мне делать? — Я начинал испытывать раздражение в ответ на его непрерывные нотации.

Он выругался:

— Иди, скажи Роуз не уезжать в столицу, тупица! О чём я тебе, по-твоему, твердил всё это время?

— О, — чуть туповато сказал я. — Я думал, ты говорил, что мне следует начать надираться в таверне каждый вечер.

Чад пожал плечами:

— Ну, и это тоже. Многие сейчас скорбят. С тем же успехом ты можешь пить с ними.

Я хохотнул:

— Знаешь, при всей твоей несносности я не могу не задуматься о том, что ты мне говоришь всё то же самое, что сказала бы моя мать.

— Ха! Только если твоя мать была пьяной шл… — Он внезапно остановился, когда увидел предупреждение в моём взгляде. — Ну, ты понял, о чём я.

Покачиваясь, я встал на ноги, и сразу же упал. Чад подхватил меня, подставив плечо. Он и вполовину не был так же пьян, как я.

Мы побрели по пастбищу, спотыкаясь, в основном из-за недостаточной координации с моей стороны, а Чад в это время любезно указывал на разных овец, давая им нелепые имена, и советуя мне, какая из них могла бы скрасить моё одиночество в будущем.

Я смеялся и хихикал вместе с ним, и впервые за полторы недели я чувствовал себя в некотором роде человеком. Пьяным, да — но человеком.

— Итак, что ты будешь делать, когда вернёшься в замок? — спросил Чад.

— Скажи Роуз не уезжать, — послушно повторил я.

— Хорошо — а потом?

— Дам тебе дракона! — радостно сказал я.

Охотник нахмурился:

— Не думаю, что это — хорошая мысль.

— А почему нет? — промямлил я.

Чад похлопал меня по плечу:

— Не уверен, заметил ли ты, друг, но ты пьян.

— Да пофигу, — пробормотал я. — Я выдам тебе дракона. Тебе нужен спутник.

— Как собаке пятая нога, — ответил охотник.

— Серьёзно, они лучше овец, — сказал я ему, фыркнув. — Поверь мне!

Он поскользнулся, и мы оба шмякнулись на траву. После очередного приступа смеха он сдался:

— Ладно. Возьму у тебя дракона. Но потом-то что?

— Мы скажем Роуз не уезжать.

— Это мы уже сказали! — сказал Чад. — После Роуз, и после дракона, что будешь делать завтра?

Я сидел какое-то время, а потом мой голос стал серьёзнее:

— Я начну читать записи Ши'Хар, которые привезла Линаралла. Мне нужно узнать как можно больше, если я хочу остановить АНСИС и исправить то, что Ши'Хар сотворили с миром тысячи лет назад.

Чад осклабился:

— Вот на это я и надеялся.

— Ты знал о скульптурных записях Ши'Хар? — Теперь я был действительно сбил с толку, поскольку был весьма уверен, что никому о них не рассказывал.

— Не, — сказал рэйнджер. — Я ни хрена не понял, о чём ты сейчас говорил. Просто хотел услышать, что у тебя есть что-то вроде цели.

— А, ну, теперь есть, наверное, — согласился я.

Потом он добавил что-то себе под нос. Разобрать было трудно, но я услышал горечь в его голосе. Прозвучало так, будто он сказал: «Иначе кончишь как я».

Я мало что знал о сомнительном прошлом Чада Грэйсона, но обдумывание этой тайны родило у меня в голове ещё один вопрос:

— Эй. А давно вы с Данаей стали так… близки?

Чад заворчал:

— Не твоё собачье дело!

Майкл Мэннинг Отрезанный мир

«Развёрзнутые врата», том второй («Рождённый магом», том тринадцатый).

Глава 1

После похорон прошло более двух недель, и несмотря на Чада Грэйсона и его алкогольное убеждение, я мало что сделал. Большая часть семьи Торнберов переехала в Албамарл, проживая в городской резиденции Хайтауэров, находившейся на территории масштабных городских укреплений. В Камероне остался лишь Грэм Торнбер, но, как Чад и предсказал, у меня были подозрения о том, что он подумывал попросить меня отпустить его со службы.

Невеста Грэма, Алисса, всё ещё работала на меня в качестве горничной, но её испытательный срок скоро должен был закончиться, и я не сомневался, что она последует за Грэмом куда угодно. Я собирался поговорить с Роуз до её отъезда, попросить прощения, но она уехала до того, как я оправился после «советов» Чада.

Мои дети всё ещё оплакивали свою мать, но было похоже, что младшей, Айрин, было труднее всего. Она чувствовала себя ответственной за свою неспособность спасти Пенни от ранивших её чудовищ, и тот факт, что ей ближайшая подруга, Карисса Торнбер, уехала, делу не помогал.

Чад и Сайхан приобрели драконов, но я их почти не видел. Они отправились в глушь, якобы «патрулировать», но у меня сложилось ощущение, что занимались они не только этим. Интуиция подсказывала мне, что Сайхан скорее всего помогал охотнику привыкнуть к драконьим узам. Сайхан тоже раньше не имел дракона, но у него прежде были узы с землёй, поэтому он уже был знаком со сложностями, связанными с обладанием чрезвычайной физической силой.

Мэттью стал затворником, погрузившись в очередной проект. С тех пор, как умерла Пенни, мы с ним обменялись не более чем парой реплик. Он ясно дал понять, что винит меня за смерть Пенни, и рана эта была слишком свежей, чтобы я мог с ним общаться. Я бы волновался за него, но Керэн бдительно за ним присматривала. Она всё ещё путешествовала, расширяя свои горизонты днём, но бывая у нас по вечерам. Конкретнее говоря, спала она в его комнате.

Я не был уверен, как отнеслась бы к этому Пенни. Мы с ней беспокоились, что он может никогда никого себе не найти, и Керэн моей жене нравилась, но она могла бы упереться рогом, и не позволить им такую близость без какого-то рода официальной помолвки.

Первую неделю после похорон Мойра провела в своей комнате, отказываясь общаться, но после этого она пришла к какому-то решению. Жаль, что я не знал, к какому именно. Она отправилась в Хэйлэм. Я подумал, что она помогала там своему другу Джеролду, новому Королю Данбара, но на самом деле понятия не имел, чем она там занималась.

Мой младший сын, Коналл, теперь уже Сэр Коналл, был в Албамарле. Мне казалось, что он, наверное, винит меня меньше всех остальных моих детей, но он скрывался от себя. Его нарекли Защитником Королевы за его службу, когда он спас её жизнь во время недавней попытки убийства, и теперь он был в некотором роде знаменитостью при королевском дворе. Будучи младшим сыном, и младшую же сестру, он скорее всего был рад вниманию, которое сопровождало его недавно обретённую славу.

Айрин занималась делами Замка Камерон, и её решительность не давала людям потерять организованность и мотивацию. Она проводила там большинство дней, используя магию, чтобы помогать убирать тонны каменных обломков, мешавших перестройке её родового гнезда. Вчера наконец закончили убирать последние остатки, и теперь она перешла на внешние стены, которые были частично разрушены.

Из всего этого можно было сделать очевидный вывод о том, что я был ужасным отцом. Скажи мне это кто-то несколько недель назад, я бы оспорил такое утверждение, но теперь я был склонен согласиться. Пенни всегда была тем клеем, что скреплял нашу семью — теперь, когда её не стало, это было до боли очевидно. Если я где-то и был хорошим родителем, то лишь благодаря её влиянию.

Однако этот день должен был стать иным. Последние несколько дней я сверялся со своими воспоминаниями того, каким прежде был Замок Камерон, и набрасывал новые планы. Новый донжон должна был стать крупнее и прочнее, с улучшенной планировкой. Старый изначально строили три сотни лет тому назад, и более поздние владельцы добавляли или перестраивали его части, что вылилось в несколько хаотичную планировку этажей.

Строить замок, или даже просто перестраивать, было делом, которое обычно занимало годы, и многие тысячи часов труда. Строительство донжона, который запланировал я, было бы невозможным, если бы его попытались совершить с использованием традиционных техник и каменной кладки. Но я не собирался его строить — я хотел попробовать кое-что новое. Я собирался его вырастить.

Я не мог не вспомнить о том, что мне однажды сказала тень Мойры Сэнтир: «Слушай меня, сын Иллэниэлов, и я скажу тебе то, что многого мне стоило, однажды, давным-давно, за века до твоего рождения. Способность уничтожать — это самая меньшая форма силы, хотя это — первая форма, какую принимает любая сила. Даже младенец способен уничтожать, каким бы слабым он ни был. Использовать свой талант, чтобы строить, создавать или восстанавливать — это великие формы силы; и эти формы требуют времени и развития, чтобы созреть».

Позже я помог ей вернуть часть её человечности, дав ей тело из плоти и крови, и теперь она была замужем за Гарэсом Гэйлином. К сожалению, мы с ней больше не были друзьями, но всё ещё бережно хранил то, чему она меня научила. Моя жизнь могла бы пойти другой, лучшей дорогой, если бы я более тщательно прислушивался к этой конкретной мудрости — например, если бы я больше времени потратил на завершение брони Пенни вместо того, чтобы побежать уничтожать АНСИС.

В этот день я собирался создать нечто новое, построить что-то более крепкое, чем то, что я позволил уничтожить.

— Ты в этом уверен, Папа? — спросила Айрин, взволнованно подняв на меня взгляд. — Я никогда прежде не была твоей майллти. — Слово «майллти» означало «сторож», и этим традиционным термином обозначали волшебника, на которого возлагалась задача не позволить архимагу потерять разум при использовании метамагии.

Бессчётное количество раз использовал свой дар без подобных мер предосторожности, но мне не было смысла рисковать, когда помощь была под рукой.

— Всё с тобой будет хорошо, — сказал я ей. — Просто присматривай за мной, и если я начну уплывать слишком далеко, то заговори со мной. Наши разумы будут соединены, так что я услышу твои слова, что бы ни случилось. Ты помнишь заклинание, которому я тебя научил?

Она кивнула, и добавила:

— Но я магом стала лишь несколько недель назад.

— Не важно, — ответил я. — Работа майллти не требует много искусности. Главное тут — отношения между архимагом и человеком, играющим роль майллти. То, что ты — моя дочь, делает тебя почти идеальным вариантом для этой задачи.

— Почему?

— Потому что я тебя люблю. Это сделает соединение прочнее. Как бы я ни затерялся, твои предостережения я вряд ли проигнорирую, — спокойно ответил я.

Я видел в её глазах страх, сомнения в себе. Она потеряла мать, и теперь боялась и меня тоже потерять. Если я действительно облажаюсь, то её состояние значительно ухудшится — но я надеялся, что в случае моего успеха она вернёт себе часть уверенности в себе.

— Мы готовы? — спросил я.

Взгляд Айрин ненадолго расфокусировался, пока она вновь обыскивала окрестности магическим взором.

— Во дворе никого, — ответила она.

Взяв её за руку, я соединил наши разумы, а затем направил свои мысли внутрь, раскрыв ворота восприятия, и позволяя голосам мира просочиться в мою душу. Внутри меня, высеченные с ясной идеальностью, находились подготовленные мною планы для нового донжона. Игнорируя все остальные голоса, я сосредоточился на барабанном биении земли, впитывая её, делая её моей.

Моё сознание расширилось, погрузившись в землю. Чтобы совершить то, что я хотел, мне требовались тонкость и точность. Глубоко под замком находилась Камера Железного Сердца, темница-ловушка, куда я некогда поймал Карэнта, бога правосудия. Значительная часть его силы до сих пор хранилась там, и важно было не позволять моим нынешним трудам потревожить камеру. В случае повреждения чар та могла взорваться, уничтожив не только мой замок, но и всё графство.

Ещё глубже лежало расплавленное море, которое должно было предоставить материалы для моего нового замка, но это море пока что было не подходящим. Я сделал его частью себя, и начал тянуть его вверх, фильтруя его через знание, содержавшееся в мозге из бренной плоти и крови, стоявшем на поверхности. Железо, никель, медь — то были металлы, которые я мог использовать.

Земля затряслась, свидетельствуя о недостаточном контроле с моей стороны. Разгладив грубые углы своего разума, я заставил землетрясение прекратиться. Мне нужно было оставаться текучим, безупречным и идеальным, пока я отливал из крови земли желаемые мною формы.

* * *

Айрин стояла рядом с отцом, чувствуя себя маленькой. Она была не особо низкого роста, для своего возраста, но когда она стояла рядом с ним, она чувствовала себя крошечной. Как только связь между их разумами была установлена, она почувствовала себя лучше, безопаснее — но эта иллюзия быстро исчезла, когда его разум стал удаляться, меняясь во что-то чужое. Она увидела это всё через его восприятие, но поскольку она была человеком, то большая часть была для неё непостижима.

Рука её отца нагрелась — нагрелась настолько, что начала обжигать ей кожу; Айрин ахнула, когда посмотрела на него, и увидела, что его тело стало меняться, превращаясь в камень. Он предостерёг её об этом, поэтому она произнесла быстрое заклинание, чтобы защититься от обжигающего жара.

Земля дрожала где-то минуту или две, прежде чем снова успокоиться, а потом Айрин увидела пылающий белый фонтан, ударивший в центре того места, где раньше стоял донжон. Соприкасаясь с воздухом, фонтан шипел, разбрасывая во все стороны искры и наполняя воздух резким запахом. Айрин произнесла очередное заклинание, выстроив щит, который должен был не только защитить её от случайных искр, но и фильтровать воздух, сохраняя его достаточно чистым для дыхания.

Разум её отца почти уплыл. Стоявшая рядом с ней каменная статуя была лишь следом — в ней содержалась лишь крошечное количество того, чем он стал, — но Айрин продолжала цепляться за неё — не только рукой, но и своим сердцем, и разумом.

— «Я всё ещё здесь, отец. Не забывай меня».

Ответа не было, но светящийся фонтан жидкого металла стал выше, взбираясь в воздух подобно золотой змее. Он извивался из стороны в сторону, и части его начали застывать, оставляя красно-оранжевые металлические формы. Из земли лилось всё больше и больше металла, и прямо у неё на глазах начали медленно формироваться кости массивного здания.

Минуты слились в часы, и высокая конструкция из жара и металла всё росла. Айрин устала, её ноги начали слабеть. С течением дня она опустилась на колени, продолжая держаться за статую, и жалея, что ей не пришло в голову пописать до того, как всё началось.

В конце концов металл остановился, и воздух заполнил треск, когда появилась новая субстанция. Она была ярко-оранжевой, с чёрными вкраплениями — жидкий камень. Он тёк вверх и вокруг металлического каркаса, заполняя оставшиеся в нём промежутки. Солнце постепенно катилось к горизонту, а донжон продолжал обретать форму.

Когда каменная часть закончилась, луна уже висела высоко в небе, и Айрин решила, что они уже почти закончили — но это был ещё не конец. Ей захотелось расплакаться, когда в дюжине точек вокруг нового донжона начали подниматься песок и почва.

— «Отец, я устала. Я не выдержу больше», — безмолвно взмолилась она ему, но снова не получила ответа.

Песок и земля накрыла всё — но не оставалась на месте. Она двигалась, смещаясь, сдавливая под собой каменного левиафана. Луна зашла, мир накрыла тьма, но нечеловеческий отец Айрин неустанно продолжал работу.

В какой-то момент нужда прошла к Айрин, постепенно сменившись чувством жажды и голода. Что-то пошло не так. Она это знала. Процесс не должен был занять так много времени. Она всё ещё чувствовала присутствие в камне странного интеллекта, но не могла точно сказать, был ли это ещё её отец. Если его не стало, то виновата в этом была она сама. Её работой было поддерживать скрепы Мордэкая с его человечностью.

К тому времени, как песок стал отступать, отступая в землю и оставляя после себя сверкающее чёрное здание, настал рассвет. Айрин уже было почти всё равно. Сидя на земле рядом с каменной колонной, некогда бывшей её отцом, она чувствовала себя лишённой надежды. Её рука онемела и тупо ныла из-за того, что она так долго держала её поднятой — но истинная боль была в её сердце.

Она не справилась. «Мама, прости. Я не смогла. Теперь и его тоже не стало». Мир затих, Айрин склонила голову и закрыла глаза. Через некоторое время она потеряла сознание.

В какой-то момент кто-то нашёл её. Айрин ощутила, как её поднимают, обнимая сильными руками. Её лицо защекотали длинные волосы, а открыв глаза, она наконец поняла. «Я вижу сон».

Её мать, с выражением заботы на лице, несла её на руках. Айрин глядела на неё, думая: «Если это — сон, то я пока не хочу просыпаться».

В конце концов Пенни остановилась, и встала на колени, положив Айрин на холодный каменный пол.

— Прости, милая, я хотела отнести тебя домой, но не могла найти путь. Похоже, старого входа больше нет. Донжон полностью изменился. Отдохни здесь, пока твой отец не вернётся.

— Я потеряла его, Мама. Он не может вернуться, — печально сказала Айрин. — Я потеряла вас обоих.

— Не говори глупостей, — сказала Пенни, гладя дочь по голове. — Он вернётся, обещаю. Ты всё сделала правильно.

— Это ведь всего лишь сон, да? — сказала Айрин.

Пенни кивнула:

— Да, но иногда сны так же важны, как и реальный мир. — Она села рядом с дочерью. — Ты ела?

Айрин покачала головой:

— Нет.

Её мать нахмурилась, затем вздохнула:

— Твой отец… я бы очень хотела сейчас устроить ему строгий выговор. Передай ему, что я велела ему заботиться о тебе получше.

Айрин шмыгнула носом, пытаясь не заплакать:

— У него дела идут не очень, Мам. Всё не так, с тех пор, как ты…

— Ш-ш-ш, я знаю. Но ему всё же нужно прийти в себя. У него много людей, которые могут ему в этом помочь, если он им позволит. Чем занимаются твои братья и сёстры?

Айрин начала рассказывать, суммируя для матери случившееся, описывая то, как её братья и сёстры удалились друг от друга. Чем больше она говорила, тем больше тревожилась её мать.

В конце концов Пенни её остановила:

— Так они что, свалили всё на тебя? Это неправильно. Старшие должны были первыми взять на себя ответственность!

— Ну, Мэттью…

— Я прекрасно знаю, какой он — но что насчёт Мойры? — Пенни приостановилась, затем тихо зарычала себе под нос. Затем снова заговорила: — Я знаю, что тебе нужно сделать.

— Что? — спросила Айрин, снова обретя надежду.

— Поговори с Роуз. Она знает, как с ними обращаться, и у неё более чем достаточно силы характера, чтобы пинками вернуть твоего отца в форму, — сказала Пенни.

— Она уехала, — сказала Айрин, и на её глаза снова навернулись слёзы. — По-моему, они поссорились. Она съехала обратно в Албамарл, с Кариссой и Элиз.

Пенни приняла задумчивый вид:

— Х-м-м-м. Он сказал мне, что они поссорились, но я не думала, что это было всерьёз. Значит, тебе надо в столицу. Поговори с ней, объясни ей ситуацию, как объяснила мне. Она поймёт.

— Не думаю, Мам. Она не будет меня слушать…

— Тогда передай ей, что я так сказала, и что если она не исправит всё, то я буду преследовать её до конца её жизни! — отрезала Пенни.

— Но это сон. Я не…

Пенни приложила палец к губам дочери:

— Я уже сказала тебе. Иногда сны важнее, чем то, что мы считаем реальным. Поверь мне.

После этого она обняла дочь, и они сидели, прислонившись к холодной каменной стене, пока Айрин снова не задремала.

Глава 2

А проснулся холодным, задубевшим и с ломотой в теле. Моя правая рука совсем потеряла чувствительность, а спина объясняла остальным частям тела, что отказывается дальше терпеть такое обращение. Оглядевшись, я осознал, что находился в укреплениях вокруг замка. «Чёрт побери, как я здесь оказался?».

Последним моим чётким воспоминанием было строительство замка. Я глубоко погрузился в разум земли… возможно, слишком глубоко. Обычно я хотя бы помню возвращение, но в этот раз после какого-то момента память была чистой.

Айрин сидела, привалившись ко мне. Это что, она принесла меня сюда, когда я закончил? Меня беспокоило то, что я не знал ничего об этом. Я попытался выбраться из-под неё, но как только я шевельнулся, она застонала и открыла глаза:

— Пап?

— Ага, это я, — сказал я ей. — Всё получилось так, как я планировал?

— Я не уверена.

— А как мы в укреплениях оказались? — спросил я.

Она нахмурилась:

— У меня был странный сон.

Я широко улыбнулся ей:

— Так ты во сне нас сюда перенесла.

Айрин покачала головой:

— Не думаю. Меня отнесли… это был ты, верно?

Я пожал плечами:

— Возможно. Когда я забираюсь настолько глубоко, я становлюсь очень странным. Я мало что помню. Пошли домой.

Как только мы покинули укрепления, нас тут же окутал излучаемый новым донжоном жар. Ощущение было похоже на пребывание в печи — или, по крайней мере, я представлял, что в печи было бы именно так. Пребывание в печи было одной из форм пыток, которым меня пока ещё никто не подвергал. «Ещё не вечер», — подумал я. «Рано или поздно кто-то найдёт способ исправить этот пробел в моём образовании».

Мы поспешили к промежуточной станции, и переправились через новый круг обратно в наш скрытый дом в горах. Линаралла нашла нас почти сразу же, как только мы вошли в дом.

— Добро пожаловать домой, — сказала Ши'Хар.

В её внешности было что-то странное, но мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что именно:

— Линаралла, почему ты в фартуке?

— Мне показалось разумным надеть надлежащую защитную экипировку для выполнения поставленной задачи, — ответила она.

Чуть более подробный осмотр показал, что кончики её длинных серебряных локонов слиплись от испачкавшей их таинственной коричневой субстанции. Добавив это к имевшейся у меня информации, в том числе к витавшему в воздухе странному запаху, я пришёл к очевидному выводу:

— Ты что… готовила?

Улыбка, которую она нацепила на лицо, была такой неуклюжей, что я содрогнулся:

— Да. Я начала вчера, но вы так и не вернулись, и Мэттью с Мойрой тоже не появились. Я была вынуждена выкинуть еду, что, наверное, было и к лучшему. Не думаю, что она была очень хорошей.

— А где Алисса была? — спросил я — в моём сердце начало разрастаться волнение о том, что я обнаружу на кухне.

— Она всё ещё не вернулась, — сказала Линаралла.

Айрин вставила слово:

— Ты же дал ей отгул, чтобы она на несколько дней могла повидать отца, забыл?

— О, — уклончиво сказал я. — Посмотрим, что у нас есть.

Недавно удочерённая мною девушка провела нас на кухню, и нормальность открывшейся передо мной картина мгновенно вызвала у меня подозрения. Я ожидал обнаружить здесь полный бардак. Большинство начинающих поваров оставляли после себя огромный беспорядок, но наша кухня выглядела идеальной. «Может, она по ходу дела прибиралась за собой с помощью магии», — подумал я.

Сама еда не выглядела устрашающе. Маленькие кусочки мяса тонули в жидкой коричневой подливе, которую сопровождали разнообразные корнеплоды.

— Ничего не подгорело, — гордо объявила Линаралла.

— Выглядит съедобно, — пробормотал я. «Если не подгорело — значит она уже на шаг впереди Роуз».

— Садитесь за стол, — сказала Ши'Хар, — Я принесу тарелки.

Несколько минут спустя мы с Айрин сидели в столовой, перед нами стояли две тарелки. Я покосился на Айрин, и сделал жест вилкой, указывая, что ей следует попробовать.

— После тебя, — сказала она, старательно скрывая проступавшее на лице веселье.

Я промолчал, но метаемые моими глазами молнии передали ей, что я чувствовал. Предательница. Я пронзил кусочек мяса сжимаемой моей рукой вилкой, и поднёс ко рту. К моему удивлению, он был мягким, хотя и отличался полным отсутствием приправ. Однако он был съедобным. Я откусил ещё, но волокнистость мяса меня насторожила, поэтому я выплюнул его, и снова осмотрел.

«Ещё бы оно не было мягким. Оно же сырое!». Снаружи оно было слегка обожжённым, но помимо этого более никак не было приготовлено.

— Мясо надо было готовить дольше, — сказал я вслух. Затем мне в голову пришла ещё одна мысль: — Кстати говоря, какого именно рода это мясо? Не припомню, чтобы у нас вчера было под рукой что-то кроме яиц и солёной свинины.

Линаралла снова попыталась улыбнуться, ещё более неудачно, чем в первый раз:

— Мне пришлось проявить находчивость. Мясо я добыла сама, охотой.

«О, нет».

— Но какое это животное? — спросил я, страшась услышать ответ.

— Сперва я подумала было поймать лань или несколько кроликов, но потом я вспомнила, как Алисса жаловалась на проникнувших в погреб крыс, поэтому решила решить сразу две проблемы, — гордо сказала Линаралла.

Я бросил вилку, и, взяв чашку с водой, вышел за дверь на улицу, где начал полоскать рот и плеваться, чтобы убрать изо рта все следы её «еды». Закончив с этим, я вернулся, и начал тщательно читать ей лекцию о том, каких животных люди считали пригодными в пищу. Я не утруждал себя демонстрацией отвращения или драматичными жестами, поскольку это никак не подкрепило бы мои слова. Ши'Хар могли всё понимать очень дословно, иногда комичным образом, но они отлично слушали. Покуда я объясню ей очень подробно то, что есть можно, а что нельзя, она это запомнит.

После этого я перешёл к менее острым вопросам:

— Ты знаешь, где соль?

— А разве она не только для засаливания мяса? — спросила она.

Я вздохнул:

— Вот что, завтра я научу тебя готовить.

В прошлом мы проводили половину трапез в главном зале замка, но этот вариант более не был нам доступен, пока донжон не будет готов. Дома готовила в основном Пенни, но без лишней скромности скажу, что я скорее всего был лучшим поваром в нашей семье. Мэттью и Мойра также неплохо разбирались в этой теме, а вот Айрин и Коналл не знали ничего кроме искусства чистки корнеплодов и мытья посуды.

Однако за прошедшие после смерти моей жены недели никто из нас не чувствовал желания взять готовку на себя. Готовила в основном Алисса — когда кто-то из нас вообще объявлялся дома.

Я собрал еду, и выбросил. Затем сделал простое блюдо из моркови и репы. Ничего особенного, но и работать мне было почти не с чем. По крайней мере, голод наш оно утолило.

Следующее утро мы с Линараллой провели на кухне вместе. Она действовала с педантичностью, что я воспринял как хороший знак. Я сомневался, что она когда-нибудь станет особо творческой личностью, но внимание к деталям было важной частью кулинарного дела. Даже если она никогда не станет великим кулинаром, Линаралла определённо могла стать профессиональным поваром.

Было что-то почти комичное в том, каким серьёзным было её лицо, пока она надевала фартук, но прежде чем мы приступили к дальнейшим действиям, я её остановил:

— Тебе надо ещё и волосы подвязать. Вчера ты их испачкала едой.

Она кивнула, а затем указала на меня:

— А где твой фартук?

Я редко его надевал. У меня сложилась репутация неряхи, пачкающего одежду едой за столом, но почему-то во время готовки мне везло гораздо больше.

— Он мне не нужен. Я здесь лишь в качестве наставника. Делать всё будешь ты. А теперь — слушай внимательно. — Я указал на предмет, находившийся на кухонном столе: — Это — солемолка. Соль — самая важная приправа в кулинарии. Слишком мало — и твоя еда будет пресной, слишком много — и она вполне может стать несъедобной.

— А для яичницы она нужна?

— Определённо, — сказал я ей. — Яичницу можно подавать из без неё, и вкус будет вполне приличным, но с щепоткой соли она станет великолепна.

— Так соль кладётся вообще во всё? — внимательно спросила она.

— Почти во всё, — ответил я. — Даже салату щепотка соли пойдёт на пользу, непосредственно перед подачей к столу — но пока что давай сосредоточимся на завтраке.

Завтрак прошёл хорошо, и Керэн даже удалось уговорить Мэттью присоединиться к нам на первую демонстрацию новых кулинарных навыков Линараллы. Пока я сидел за столом, Айрин, Линаралла и Керэн наполняли комнату лёгкой беседой, и впервые за последние недели дом не чувствовался совсем пустым. Мэттью в какой-то момент покосился на меня, и мы встретились взглядами — на его лице я увидел отражение похожих чувств.

Может, нам всё же удастся это пережить.

А потом объявился Сэр Харолд, вошедший в комнату из коридора, который вёл к порталу в Албамарл. Вид у него был почти извиняющийся, но затем он выпрямился, и формальным голосом произнёс:

— Ваше Превосходительство, прошу простить за нежданный визит. Королева Ариадна желает вас видеть.

Я нашёл всю эту сцену раздражающей. Я построил портал в покои Королевы совсем не для того, чтобы она могла слать ко мне гонцов, и вытаскивать меня из дома, когда ей вздумается.

— Скажи, что я загляну к ней до обеда, — отозвался я.

— Милорд, боюсь, что это — не просьба. Она требует вашего присутствия незамедлительно.

«Незамедлительно?». Я сомневался в том, что Харолд когда-либо использовал это слово до того, как Дориан нашёл его, увидел его потенциал, и решил обучать. С тех пор он сильно изменился. Однако эта мысль никак не помешала мне рассвирепеть в ответ на его требование. О чём вообще Ариадна думала? Я запихнул себе в рот ещё один кусок яичницы, и встал:

— Ладно же. Как всегда, я — её верный слуга. — Пройдя через комнату, я пошёл впереди него к порталу.

Харолду, судя по его виду, было немного неудобно:

— Возможно, вы захотите переодеться, милорд.

Я покачал головой:

— Конечно же нет! Если Королева нуждается по мне, то надо спешить. Кто я такой, чтобы задерживаться по столь тривиальной причине?

Айрин поймала меня за локоть:

— Я хочу с тобой.

Я одарил её любопытным взглядом:

— Я не против, но зачем?

— Я уже довольно долго не виделась с Кариссой.

Карисса Торнбер, дочь Леди Роуз, была самой близкой подругой Айрин, и они не виделись со дня похорон Пенни. Я просто кивнул.

* * *

Хорошей стороной портала было то, что он вёл прямо в личные покои Королевы Лосайоне — это значило, что мне скорее всего удастся повидать её наедине, прежде чем она вовлечёт меня в затеянную ею махинацию.

И я не разочаровался. Она ждала меня в передней гостиной.

— Мордэкай, — сказала она, когда я вошёл. Харолд поспешно поклонился, и повёл Айрин прочь из комнаты, оставив нас наедине.

— Ваше Величество, — отозвался я, преклоняя колено. — Вы желали меня видеть?

— Вставай, — приказала она. — Здесь только мы двое. Я же знаю, что ты не настолько формальный.

Я не отрывал взгляда от пола:

— Мне, как вашему покорному слуге, всегда следует поступать мудро, и выказывать уважение, — ответил я. — Как ещё я могу ответить на столь срочный вызов?

— Чёрт тебя дери, Морт! Встань, и поговори со мной. До собрания совета осталось мало времени. Мне надо знать, что происходит.

Уступив, я поднялся на ноги, и, согласно её указанию, сел в кресло:

— Я уже рассказал тебе, что случилось.

— О дне нападения на Албамарл ходит много слухов, — сказала Ариадна.

Я пожал плечами:

— О моей репутации я особо не волнуюсь.

Королева выглядела раздражённой:

— А что насчёт моей? Думаешь, монарху не нужно думать о таких вещах? Правление Ланкастеров в значительной мере началось благодаря твоей поддержке. Сколько ещё, по-твоему, оно продержится, если дворянство восстанет против меня?

— Что бы они обо мне ни думали, Ари, мои действия — это не твои действия.

— Мы родственники! — отрезала она. — За все прошедшие годы это не позволяло им раскрывать рта, но последние события были уже чересчур. Близкие узы между нашими семьями не являются тайной. Если мы не сможем найти этим слухам какой-то разумный ответ, то вполне может получиться так, что я не смогу тебя защитить.

— Меня вполне устраивает роль козла отпущения, — гневно сказал я. — Мне не впервой. У меня до сих пор шрамы остались. Если на тебя так уж сильно давят, отбери у меня титул. Отдай его моему сыну. Они не смогут обвинить тебя в том, что ты защищаешь меня из корыстных побуждений.

— Дело не в этом, Морт! Ты и так через слишком многое прошёл. Я знаю, что тебе больно. Потеря Пенни — удар для всех нас. Я не могу так с тобой поступить. А даже если бы могла, то это лишь выбило бы у меня почву из-под ног, никак не усилив мою позицию, — печально сказала она.

Фрустрированный, я спросил:

— Тогда чего ты от меня хочешь?

— Во-первых, расскажи мне всё до конца. Мне нужно в точности знать, что ты сделал, и почему. Зная это, я смогу хотя бы назвать мотивы и притвориться, что у меня была какая-то стратегия, даже если всё пошло не так, как планировалось.

Она была права. Я не мог оспаривать её аргументы, поэтому выдал ей подробные объяснения, ничего не опустив. Когда я закончил, она замерла в кресле, и на её лице застыло задумчивое выражение.

— Значит, посреди ночи, как только ты выяснил, где они находятся, ты отправился уничтожить одно из этих «гнёзд», а детей послал устранять другое? Ни дня не потратил на то, чтобы обдумать свои действия?

«Ну, когда ты выставляешь это в таком свете, звучит действительно глупо». Я кивнул.

— И ты не ожидал таких ответных мер, какие мы увидели?

— Я таки послал сюда Коналла, Ари, и я дал твоим рыцарям драконов. Нельзя сказать, что я не ожидал ничего. Я просто не осознавал, каким сильным будет их ответ, — сказал я в свою защиту.

— Сколько ещё есть драконов?

Я помедлил:

— Я планирую отдать ещё семь или восемь, как только Харолд даст мне свой список кандидатов.

Ариадна прищурилась:

— Я не об этом спросила.

— Более десяти, — сказал я ей.

— Сколько конкретно?

— Слушай, Ариадна, я никому об этом не рассказывал. Я думаю, что важно держать наших врагов в неведении.

— Но я — не твой враг, Мордэкай. Я — твоя тётка. Разве ты не думаешь, что мне следует знать? — со спокойной решительностью спросила она.

— Нет, не обязательно, — прямо сказал я. — Драконы были моим детищем. Я создал их, используя силу, которую забрал у богов своими руками. Они принадлежат мне. Я решаю, кому их давать.

— Мордэкай, — сказала она с опасными нотками в голосе. — Я — твоя Королева. Мне не нужно напоминать тебе, что твоими землями ты владеешь на службе у меня… службе Лосайону.

— Землями — да, — ответил я. — Но драконы — мои. Никто не давал мне их. Я их создал.

— А если я прикажу тебе отдать их? — холодно спросила она.

В моём голосе прозвучала сталь:

— Я бы не советовал так поступать, Ваше Величество. — И секунду спустя я добавил: — Почему ты внезапно зациклилась на драконах? Раньше ты никогда не поднимала этот вопрос.

Она посверлила меня взглядом, но затем расслабилась, позволив напряжению стечь с её плеч одновременно с выдохом:

— Судя по тому, что ты мне рассказал, я могу провозгласить, что ты действовал с моего одобрения. Но хотя это снимет с тебя вину, это также заставит меня выглядеть несколько глупо. Мне нужно показать лордам, что у меня есть план по защите Лосайона. Драконы в этом плане отлично подходят, но я не могу ответить даже на самые простые вопросы о них. Как я могу признаться, что даже не знаю, какова их численность?

Я молчал, размышляя. Наконец я сказал:

— Скажи, что их минимум десять, но что больше ты распространяться на эту тему не будешь. Пусть думают, что это ты держишь их число в секрете.

Ариадна встала со своего места:

— Ладно. Будем действовать по-твоему.

Я одарил её благодарной улыбкой:

— Спасибо, Ари.

Она кивнула, а затем замешкалась на миг:

— А про Роланда ты что-нибудь выяснил?

Роланд был её братом, Герцогом Ланкастера.

Я покачал головой:

— Пока ничего, но я не сдаюсь.

Она потянула меня за руку, подняв на ноги, и обняла. Жест был слегка неудобным, поскольку она была одета в королевскую мантию, и на голове её была корона. Это одеяние не подходило для подобных вещей, и мне пришлось проявить осторожность, чтобы зубчики её короны не выкололи мне глаз. Она тихо произнесла, уткнувшись мне в плечо:

— Мне жаль насчёт Пенни. Я знаю, что тебе было нелегко.

Затем Королева Лосайона оттолкнула меня:

— А теперь мне надо предстать перед советом. Они и так уже заждались.

Я пошёл было за ней, но она отмахнулась:

— Я не могу пустить тебя туда одетым как крестьянин-фермер. Иди домой. Тут я и одна справлюсь.

— Ари…

— Ни слова больше. Это — меньшее, что я могу сделать. Позаботься о своей семье.

Глава 3

Айрин собиралась направиться к обширным укреплениям, охранявшим ворота в Албамарл, поскольку именно там располагалась традиционная резиденция Хайтауэров, однако в коридоре дворца она встретила Бенчли.

Камергер поклонился сразу же, как только заметил её:

— Леди Айрин, для меня честь лицезреть вас.

Выпрямив спину, она ответила:

— Бенчли, верно?

— К вашим услугам.

— Не мог бы ты сказать мне, где я могу отыскать Леди Хайтауэр?

Бенчли кивнул:

— Определённо. Леди Хайтауэр сейчас в зале совета с остальными лордами, дожидается появления Королевы.

— О, — сказала она, разочарованная.

Он улыбнулся ей:

— Позвольте отвести вас туда. Если совещание ещё не началось, то она сможет найти время поговорить с вами до его начала.

Идти было недалеко, и вскоре она оказалась у дверей в зал совета. Её брат, Коналл, стоял снаружи на страже вместе с одним из обычных дворцовых стражей. Бенчли зашёл внутрь, чтобы уведомить Роуз, а Айрин осталась ждать.

— Что ты тут делаешь? — спросила она у брата.

— А на что это похоже? — ответил Коналл. В броне, состоявшей из позолоченной по краям кирасы поверх кольчуги, он имел застенчивый вид. Грудь кирасы была украшена королевским гербом.

Айрин критически осмотрела его с ног до головы:

— А тебе разве не положено иметь на груди герб Камерона? Ты же не дворцовый стражник.

Коналл зыркнул на неё:

— Отец так и не дал мне броню с нашим гербом — но это не важно.

— У нас есть специальные накидки поверх доспехов, — парировала Айрин. Тебе следует носить одну из них поверх этой брони, представляя нашу семью.

— Почему тебя это так сильно волнует? — спросил Коналл, раздражаясь.

Стоявший рядом с Коналлом стражник изо всех сил притворялся, что не слышит их, но было ясно видно, что ему не по себе. Айрин было плевать:

— Дворянин должен носить свой собственный герб, даже на службе Королевы. Ты — Камерон.

— Я — младший сын графа, — сказал Коналл. — Я — не наследник. Формально, я — никто.

— Ты — мой брат. Разве это ничего для тебя не значит? Ты что, теперь стыдишься своей семьи? — Айрин начала закипать, но прежде, чем она успела сказать что-то ещё, двери открылись, и Леди Роуз вышла наружу.

— Ты что, пришла только для того, чтобы меня позлить? — спросил Коналл.

— Отец сказал мне, чтобы я передала тебе возвращаться домой, — солгала Айрин. — Он тебя уже больше недели не видел. Ты вообще думал о том, каково ему сейчас? И каково мне? — Её голос постепенно повышался в тональности и громкости.

Роуз положила ладонь ей на плечо:

— Давай поговорим где-нибудь в другом месте, Айрин. У меня мало времени. — Она покосилась на Коналла. — А спорить с братом ты сможешь и позже.

Айрин последовала за ней по коридору, на ходу оглянувшись через плечо, чтобы одарить брата злым взглядом. Роуз открыла дверь, которая вела в маленькую прихожую, и предложила ей сесть:

— Как ты держишься?

Айрин сделала глубокий вдох, жалея, что не может имитировать идеальное самообладание Роуз:

— Тебе нужно вернуться, — наконец сказала она.

Роуз выгнула бровь:

— Это отец послал тебя, чтобы сказать это мне?

Заёрзав, Айрин уставилась на выложенный плиткой пол:

— Нет.

— Тогда почему ты это говоришь?

— Потому что это правда, — сказала Айрин, позволив фрустрации прозвучать в её голосе. — Всё разваливается. Никто ни с кем не говорит. Мойра куда-то запропастилась, Мэттью почти всё время сидит взаперти, а Коналл здесь, притворяется героем. Это неправильно!

Роуз одарила её печальной улыбкой:

— Ты скучаешь по Кариссе, не так ли?

— Нет. Да. Не в этом дело! Ты что, не слушаешь? Я волнуюсь за Папу. Ему нужна помощь, — ответила она.

Глубоко вздохнув, Роуз ответила:

— Айрин, после таких событий, как смерть твоей матери, люди часто справляются с горем по-разному. Я знаю, что сейчас кажется, будто настал конец света, но всё станет лучше.

Айрин больше не могла сдерживать свои чувства, и слёзы потекли по её щекам:

— Мы что, совсем теперь тебе безразличны? Ты нам нужна! Это неправильно. Папа едва не убился вчера, делая что-то глупое. Ты нужна ему. Почему ты не хочешь вернуться?

Подавшись вперёд, Роуз взяла её за руку, и похлопала по щеке:

— Ты знаешь, что ваша семья мне небезразлична. Веришь или нет, я сейчас очень упорно работаю, пытаясь помочь твоему отцу. У него много врагов в столице, и ему нужно, чтобы я выяснила, что они замышляют. — Затем она помолчала, и продолжила: — И к тому же, я не думаю, что он сейчас хочет меня видеть. Ему больно, и от моего присутствия ему лишь станет хуже.

— Это неправда, — возразила Айрин.

— Почему бы тебе не пожить здесь, с Кариссой, несколько дней? — предложила Роуз. — Она была бы рада тебя видеть.

— Нет, — проворчала Айрин. — Ты должна вернуться домой. Она так сказала. Пожалуйста!

Роуз нахмурилась:

— Кто это сказал?

Айрин прикусила губу, не зная, как ответить.

— Кто это сказал, Айрин? — снова спросила Роуз.

— Мама! — выпалила она.

На миг поддавшись чувствам, Роуз промакнула её глаза рукавом своего платья:

— Ох, Рэнни, я знаю, что это трудно, но ты должна быть разумной.

— Она правда это сказала. Клянусь! — настаивала Айрин. — Я её видела. Она сказала мне передать тебе, что будет преследовать тебя до конца твоих дней, если ты не вернёшься, и не вернёшь моего папу в форму, пинками.

У Роуз заблестели глаза, но она улыбнулась в ответ на ремарку Айрин:

— Действительно, она бы так и сказала. Ты видела это во сне?

— Да, но это было взаправду! Это правда была она. Она сказала, что некоторые сны важнее, чем реальная жизнь, — объяснила Айрин.

Встав, Роуз обвила Айрин руками, и крепко обняла:

— Ты очень скучаешь по ней, так ведь?

Айрин продолжила спорить, но Роуз была неумолима. Несколько минут спустя появился Бенчли, чтобы предупредить их, что Королева должна была вот-вот появиться, и Роуз удалилась. Уходя, она пошла на одну уступку:

— Я скоро вас навещу, Рэнни. Не волнуйся.

* * *

Когда Роуз вернулась в зал совета, она окинула комнату будто бы небрежным взглядом. Грэгори, Герцог Кэнтли, сидел, дружески беседуя с Графом Малверном, в то время как Тирион, похоже, развлекал Графа Балистэйра и Графа Эйрдэйла забавной историей. Лиманд, Принц‑Консорт, сидел молча, не участвуя ни в каких разговорах. «Не удивительно», — подумала Роуз, — «он никому особо и не нравится».

Она пересекла комнату, и на ходу впитывала своё окружение, подмечая детали. Это было давно въевшейся привычкой, которую она выработала под руководством отца, быстро превзойдя его в этом искусстве. Она почти подсознательно подмечала одежду дворян, их выражение во время разговора друг с другом, и на чьи лица они смотрели, когда молчали.

Всё это выдавало ценную информацию, часть из которой была выставлена на показ, в то время как другую люди намеревались оставлять при себе. Важно было различать эти два вида. Искусные в этой игре люди могли притворяться, что непреднамеренно что-то раскрывают, чтобы ввести в заблуждение.

Собравшиеся в этой комнате люди были самыми могущественными дворянами Лосайона, и были хорошо обучены искусству политики и дипломатии — но никто из них не мог сравниться с Роуз Торнбер, когда дело доходило до восприятия скрытого.

Уорд приватности защищал их от подслушивания, но не мог скрыть их от проницательного взгляда Роуз. Магия была полезна для многих вещей, но в конечном итоге важнее всего был человеческий интеллект, когда дело доходило до сбора и понимания информации.

Три стула были заметны своей пустотой — они принадлежали Ланкастеру, Трэмонту и Камерону. Отсутствие Трэмонта было старой проблемой. Земли покойного Эндрю Трэмонта были опустошены шиггрэс, и до сих пор остались незаселёнными. Хотя титул по-прежнему был доступен, его никому не отдали, поскольку в данный момент он не стоил и ломанного гроша.

Отсутствие Ланкастера было делом более тревожным. Это место занимал брат Королевы, Роланд, пропавший несколько недель тому назад вместе с самим Ланкастером.

Место Графа ди'Камерона пустовало более десяти лет, поскольку Мордэкай в общем и целом пренебрегал Советом Лордов. Его отказ присутствовать на заседаниях начался после его публичного унижения, когда его высекли за участие в разрушении земель и жителей Трэмонта. Это уже делало его непопулярным, но тот факт, что Королеве его мнение до сих пор было важнее всех членов совета вместе взятых, вызывало у них ещё большую обиду.

Тирион заметил её появление, и подошёл поговорить с ней до того, как она успела занять своё место. В отличие от других дворян в помещении, он воздерживался от чрезмерной вышивки и украшений в своём одеянии. Архимаг обходился простыми льняными штанами и жилетом из мягкой кожи, надетыми поверх свободной белой рубашки. Он также оставил незастёгнутым непозволительное количество пуговиц, выставляя напоказ мускулистую грудь, покрытую экзотическими татуировками.

Всё в его виде будто кричало всем собравшимся о его превосходящей мужественности, а когда он подошёл ближе, Роуз смогла уловить его запах. В нём не было цветочных оттенков, столь популярных в используемых аристократами духах — она вообще не смогла почуять никаких намёков на искусственность. Это был просто запах очень здорового и недавно принявшего ванну мужчины.

Запах напомнил ей о Дориане, и от этого ей стало не по себе.

— Вы сегодня выглядите особо прелестно, Леди Хайтауэр, — сказал Герцог Западного Острова.

Лесть Роуз не интересовала, но она почему-то ощутила лёгкий трепет, когда её окатили низкие звуки его голоса. Она проигнорировала свою реакцию, ответив:

— Делаю, что могу, Ваша Светлость. Вижу, ваше облачение остаётся таким же… непритязательным… как и всегда.

Если содержавшийся в её ремарке упрёк его и задел, то он не подал виду:

— Я — такой, какой есть, Леди Хайтауэр. Одеваться с нынешней роскошью было бы так же бессмысленно, как напяливать овечью шкуру на волка. — В его голосе прозвучало веселье.

«Ловко», — подумала Роуз.

— Мысль неплохая, Ваша Светлость, но игнорирует тот факт, что одежда — не только лишь вопрос моды. У неё есть и практическое назначение.

Тирион осклабился:

— Я не слишком хорошо знаком с социальными устоями, Леди Хайтауэр. Если бы я притворился более утончённым, чем я есть, то это никак не помогло бы мне. Вместо этого я считаю, что лучше признавать как мою силу, так и мои слабости. Невзрачность моего облачения просто даёт понять, что я за личность. Я не могу притворяться проницательным, но в политике прямота также может быть добродетелью.

— Цель и намерения — важнее всего, Лорд Тирион, — сказала Роуз. — Попытка подчеркнуть собственную прямоту с помощью простой одежды также может быть признаком неискренности, если сделана с целью ввести кого-то в заблуждение.

Герцог широко развёл руки, будто сдаваясь:

— Не могу состязаться с вами в словесной битве, Леди Хайтауэр, да и не желаю. Правда в том, что я был рождён в более простое время. Я не настолько ловок для столь тщательной тактики. Прямота — моё единственное оружие, и моя одежда это отражает.

— Если честность действительно является вашей главной чертой, то вам не должно быть сложно поделиться своими намерениями, Лорд Тирион. Я нахожу любопытным тот факт, что вы вошли в мир политики. Что вам здесь нужно на самом деле? — спросила Роуз.

— Каким бы простым я ни был, — сказал Тирион, — даже подобные мне люди могут иметь более одного намерения. Основной моей целью является сохранение нашей цивилизации. Я некогда сражался за освобождение человечества от тирании Ши'Хар. Теперь же я хочу сохранить его свободным от извращения АНСИС.

Роуз скромно опустила взгляд, прежде чем снова посмотреть Тириону в лицо. Она воспользовалась этой возможностью, чтобы оглядеть комнату, заметив тех, кто наблюдал за её беседой, а также тех, кто притворялся, что не интересуется ею.

— Стоит заметить, Ваша Светлость, что в конце концов вы стали тем врагом, против которого и сражались. Будет трагично, если это случится снова.

Мышцы Тириона напряглись, и Роуз ощутила его гнев подобно окатившей её кожу волне жара. Помедлив немного, он ответил:

— Исправить прошлое я не могу, но я надеюсь, что в будущем мои действия развеют ваше недоверие.

Роуз не сводила с него взгляда:

— Значит, мы надеемся на одно и то же, Ваша Светлость.

Подавшись вперёд, Тирион сказал ей на ухо, поднеся губы так близко, что она почувствовала его дыхание у себя на шее:

— Я тебе не враг. Я плохо знаком с надеждой, но многое знаю о желании, и я полагаю, что мы оба желаем одного и того же.

Она с трудом подавила вызванную его близостью дрожь, но он продолжил:

— Радуйся, Леди Хайтауэр, ибо я всегда беру то, что желаю, и ты будешь довольна. — Затем он отступил, и уселся на свой стул.

Роуз едва не ахнула, поскольку её сердцебиение участилось, и она ощутили вспышку жара в местах, о которых лучше не упоминать. Её рука невольно потянулась к её груди, чтобы убедиться, что зачарованный амулет Мордэкая всё ещё висел там. Так и было. «Но тогда как? Он же не может влиять на мои эмоции», — подумала она.

Она села, а мысли её неслись вскачь, пока она пыталась осознать случившееся. В результате она молчала до тех пор, пока Бенчли не вошёл, чтобы объявить о прибытии Королевы.

После того, как Ариадна вошла, все как обычно встали, поклонились, и стали ждать, пока она не займёт своё место. Несколько минут спустя началось заседание, но довольно скоро Герцог Кэнтли поднял вопрос, который был у всех на уме:

— А что насчёт отсутствующего Графа ди'Камерон? Он ещё не отчитался о случившемся? — спросил Грэгори Кэнтли.

Королева окинула собравшихся холодным взглядом, прежде чем ответить:

— Ему почти не о чем отчитываться, Твоя Светлость. Он посоветовался со мной перед событиями той ночи. Его действия были совершены с моего одобрения.

В ответ на это объявление глаза принца Лиманда едва не вылезли из орбит:

— Ты мне об этом ничего не говорила.

— Ты сомневаешься в моих словах, супруг? — спокойно спросила Ариадна.

Принц-Консорт нервно отвёл взгляд, и Роуз заметила, что на Графе Эйрдэйле его взгляд задержался дольше, чем на ком-либо другом. Затем он ответил:

— Конечно же нет, моя Королева. Я всего лишь был удивлён.

«Лиманд нашёл себе друга», — мысленно заметила Роуз. «Надо будет в будущем приглядывать за Дэвидом Эйрдэйлом».

— Прошу прощения, Величество, — сказал Тирион, вмешиваясь, — но он говорит лишь о том, что у всех у нас на уме. Ваше провозглашение внезапно, и нельзя винить нас за мысли о том, что вы лишь пытаетесь защитить своего племянника, Графа. — Говоря это, он не сводил взгляда с лица Королевы, хотя некоторые из советников резко вдохнули от такого нахальства.

— Мой ответ неизменен, Лорд Тирион, — сказала Ариадна. — Я одобрила план Графа ди'Камерон до того, как тот был приведён в исполнение. Я допустила ошибку, недооценив врага.

Тирион улыбнулся:

— Я бы не стал так критично к себе относиться, Ваше Величество. Решения правителя хороши лишь настолько, насколько хороши доступные ей сведения. Говорю как волшебник — у нас есть множество способов получения сведений, недоступные для тех, кто лишён магии. Моему потомку следовало провести более тщательное расследование, прежде чем представить вам предложенный им план.

Граф Малверн подал голос:

— При всём уважении, Лорд Тирион, вы здесь слишком недавно, чтобы критиковать Лорда Камерона. Я лично был свидетелем его действий, направленных на получение знаний о нашем враге. Не могу представить, что ещё он мог бы сделать.

Эйрдэйл мгновенно отозвался:

— Времена изменились, Малверн. Мордэкай больше не единственный волшебник в Лосайоне. Говоря откровенно, у нашей Королевы теперь есть другие варианты. Мне кажется благоразумным ими воспользоваться. Лорд Иллэниэл является великолепным тому примером, как и Лорд Гэйлин. Их таланты можно применить на пользу королевству.

— Именно поэтому они оба сейчас числятся среди дворян Лосайона, — иронично заметила Ариадна. — Мы не слепы к лежащим перед нами дарам.

Леди Роуз подняла палец:

— Вы позволите? — После кивка Королевы она продолжила: — Лорд Тирион, ваше прибытие в столицу в ночь нападения было счастливой случайностью, во что почти невозможно поверить. Не хотите ли объяснить?

Тирион кивнул:

— С радостью. Как вы все уже знаете, мои подданные — не люди. Ши'Хар обладают многими средствами, которые могут оказаться ценными для королевства при нейтрализации угрозы АНСИС. Одним из них является метод обнаружения врага. Я как раз пробовал его, когда узнал, что наш враг направляется к столице.

— А разве не следовало предупредить Королеву? — спросила Роуз.

Он покачал головой:

— Времени не было. Я узнал об этом только когда нападение уже вот-вот должно было начаться. Явился настолько быстро, насколько смог.

— Мы хотели бы побольше услышать об упомянутых тобой «средствах», — сказала Королева. — Как именно ты сумел узнать о нападении?

Тирион улыбнулся:

— Будет ли мне дозволена небольшая демонстрация магии? Ничего опасного, просто иллюзия. Это значительно упростит разъяснения.

Ариадна кивнула, и он поднял руку, вытянув её к центру стола. Секунду спустя в воздухе появилось маленькое существо. Оно выглядело очень похожим на пчелу.

— Это — один из крайтэков, — начал Тирион. — Для тех, кто не знаком с Ши'Хар — мы способны создавать временных солдат для защиты наших рощ. Все они называются «крайтэками», но посторонних это может сбивать с толку, потому что крайтэки могут принимать почти бесконечное множество разных форм. Мы можем подгонять их под любые наши нужды. Тот, что вы видите в этой иллюзии, создан для обнаружения АНСИС. Из-за маленького размера их можно создавать в огромных количествах, и, как вы можете видеть, у них есть крылья, что придаёт им чудесную мобильность.

— Когда ты говоришь, что они «временные», — спросила Ариадна, — что именно ты имеешь ввиду?

— Они живут лишь три месяца, — ответил Тирион. — Это ограничение встроено в них при создании, чтобы избежать вороха проблем, которые появились бы, если бы мы создали новый вид, и решили бы его выпустить. Крайтэки создаются деревьями-отцами, в то время как наши деревья-матери создают настоящих детей Ши'Хар, не имеющих временны́х ограничений, и продолжающих наш вид.

Лорд Балистэйр поднял руку:

— Вы показали нам невероятные вещи, но у меня вопрос. Как только эти ваши маленькие насекомые обнаружат врага, как они передадут эти сведения? Если вы предлагаете отправить их в полёт через весь Лосайон, их будут разделять сотни миль.

— Отличный вопрос, — сказал Тирион. Рядом с пчелой появилась вторая фигура, похожая на человека. — Первый показанный мною крайтэк, ищейка, обладает ограниченными магическими способностями и минимальным интеллектом. Он может использовать их не только для обнаружения врага, но и для передачи сведений другим крайтэкам. Я предлагаю создать некоторое количество похожих на людей крайтэков, которые могли бы работать вместе с вашими стражниками.

Роуз нахмурилась:

— Говоря «похожих на людей», вы имеете ввиду…

— Они будут выглядеть точно так же, как любой другой житель королевства. Они могут быть одеты в ту же броню и одежду, что и обычные стражники, чтобы не тревожить население. По-правде говоря, я могу придать им любую внешность, но думаю, что это будет наилучшим вариантом, чтобы не создавать паники. Эти крайтэки будут получать сведения от своих маленьких соратников, и будут способны координировать действия с вашими собственными силами, — объяснил Тирион.

— А обычные Ши'Хар не могут делать то же самое? — спросила Роуз.

— Нас слишком мало, — сказал Тирион. — Дерево Лираллианты ещё слишком молодо, и потому весьма невелико. Доступное для создания число детей, в случае с деревом-матерью, или крайтэков, в случае с деревом-отцом, напрямую ограничено размером дерева. Существа размером с человека требуют значительных затрат времени и энергии. Из-за этого до сих пор было произведено на свет лишь несколько детей Ши'Хар. Моё дерево очень старое и довольно большое, поэтому создание стай этих ищеек и приличного числа человекоподобных координаторов не является проблемой.

— Звучит как отличная идея, — сказала Королева. — Сколько времени потребуется, чтобы привести её в исполнение?

— Как вы уже могли догадаться, я создал некоторое количество мелких крайтэков. Более крупные координаторы почти готовы. Они смогут начать работать с вашими людьми в течение недели, как только я перенесу их из моего дома, — сказал Тирион.

Малверн нахмурился:

— Вы создали армию, не посоветовавшись со своей Королевой?

— Они живут лишь несколько месяцев, — объяснил Тирион. — И в начале этого процесса я ещё не был вассалом Королевы. Будьте уверены, мои намерения по отношению к нашему королевству исключительно благожелательные.

— А что будет, когда пройдёт три месяца? — спросил Кэнтли.

— Всё это время я буду продолжать их создавать, — объяснил новый Герцог Западного Острова. — Как только угроза минует, или когда Королева решит, что необходимость отпала, я прекращу это делать.

Обсуждение продолжалось ещё какое-то время, но Роуз почти не участвовала в нём. Вместо этого она слушала и, что более важно, наблюдала. Подробности предложения Тириона она запомнила, но это было лишь небольшой частью того, что она узнала. Важнее всего были вещи, которые никто не высказывал. Проблески и намёки на закулисные беседы, которые можно было увидеть лишь наблюдая за лицами говоривших людей.

«Лиманд и Эйрдэйл сблизились, а Тирион явно общался с Кэнтли и Эйрдэйлом перед этим заседанием», — отметила она. Но больше её заботил тот факт, что ей было видно: Ариадна и Тирион также уже успели наладить между собой отношения. «Как же я это упустила?» — гадала Роуз.

В отличие от остальных, Кэнтли и Малверн ничего не знали заранее об обсуждавшемся на заседании вопросе. Судя по его словам, Малверн вроде был дружелюбно настроен по отношению к Мордэкаю, а вот Кэнтли был несколько враждебен.

В конце концов выводы ей не понравились. Тирион укреплял связи с остальными, и хотя о своём потомке он отзывался тепло, было ясно, что он собирался использовать недоверие, питаемое остальными к Лорду Камерону, чтобы укрепить своё собственное положение. В результате лишь Королева и, возможно, Лорд Малверн были на стороне Мордэкая.

И Королева явно была без ума от Тириона. Роуз видела это во взгляде Ариадны, когда та на него смотрела.

Прежде чем заседание было закрыто, и все начали уходить, Роуз уже составила мысленный список свежих приказов для своих подчинённых. За всеми собравшимися в комнате нужен был пристальный пригляд, но некоторым из них следовало уделить особое внимание, если она хотела узнать все их намерения.

Глава 4

Домой я вернулся один. Айрин всё ещё была в столице, хотя я предположил, что через некоторое время она вернётся, если только не решит провести какое-то время с Кариссой Торнбер.

Дом пустовал. Полностью. Алисса ещё не вернулась, Мэттью и Керэн отсутствовали. Если она куда-то взяла его с собой, то они могли быть буквально в любой точке мира.

Наверное, со дня смерти Пенни я впервые был дома совершенно один. Я думал, что уже привык к преобладавшему там пустому чувству, но теперь оно стало настолько острым, что мне захотелось сбежать, вырваться оттуда.

«Это никуда не годится», — подумал я. Мне надо было чем-то себя занять.

Работы было полно. У меня был недавно созданный замок, над которым следовало поработать. Он всё ещё был слишком горячим, чтобы кто-то мог войти туда без защиты, но я мог попытаться ускорить процесс охлаждения. Иначе на рассеивание запасённого в камне тепла мог уйти год. К сожалению, перемещение такого количества воды вновь потребовало бы от меня использования способностей архимага, и я не осмеливался делать это без Айрин.

У меня всё ещё были незаконченные проекты по зачарованию в мастерской, поэтому я решил посмотреть, не смогу ли я найти там что-то, чтобы отвлечься. Я направился туда, но по пути миновал общую комнату. Там, на столе, была большая бутылка янтарной жидкости — подарок от Чада Грэйсона.

Я почувствовал искушение сесть и хлопнуть стопку… или десять. В последнюю неделю я много пил, в основном в «Грязной Свинье», с Сайханом и Чадом. Мне никогда особо не нравилось пить одному.

До этого момента.

Долгий миг я стоял неподвижно, пялясь на бутылку, прежде чем пойти дальше. Сейчас было не время напиваться. Пройдя через кухню, я вышел через задний вход, и пошёл по саду. Даже чёртовы овощи заставляли меня думать о ней.

Наконец я добрался до своей мастерской, до моего тихого убежища. Я уже не одну неделю там не появлялся, но нисколько не волновался по этому поводу. Это было единственным местом, которое было полностью моим, только моим. Там я занимался личными проектами. Пенни почти не бывала внутри, и определённо не занималась декорированием этого помещения. Если и было какое-то место, где было меньше всего напоминаний о моей потере, так это там.

Встроенные в потолок зачарованные шары зажглись, когда я вошёл, заливая комнату радостным, тёплым светом. Одна из стен была заставлена книгами, в основном моими записями, набросками и личными журналами. Я держал их не для себя, а для своих потомков. Моя память была такой, что я никогда не испытывал нужды с ними сверяться.

У другой стены был длинный стол, заваленный различными старыми проектами и особыми инструментами, а также сырым материалом. Это было что-то типа склада, случайной кучи вещей, которые я отложил, чтобы не захламлять своё основное рабочее место — главный стол в центре комнаты.

На этом столе лежал почти готовый комплект латной брони. Рядом с бронёй лежал почти завершённый протез руки. И то и другое предназначалось для Пенни.

«Чёрт побери!»

Мои эмоции поднялись, и ударили по мне подобно гигантской волне, уничтожив моё внутреннее равновесие. Не думая, я покинул мастерскую, быстро закрыв за собой дверь. Пытаясь не вспоминать то, что только что увидел, я пошёл обратно в дом, зашёл в общую комнату, и схватил бутылку. Затем я уселся, и начал пить.

Всё это время я старательно пытался держать голову свободной от мыслей… совершенно безуспешно пытался. Используя свою легендарную способность сосредотачиваться, я пытался сфокусировать внимание лишь на одной мысли. «Налить, выпить, проглотить…».

Когда жжение после каждой рюмки утихало, я наливал ещё одну, игнорируя попытки бунта со стороны моих многострадальных внутренностей. «Пенни бы это не одобрила», — праздно подумал я.

В ответ на эту мысль во мне вскипел гнев, и пустая рюмка у меня в руке начала вибрировать. Я метнул её через всю комнату, и она разбилась о каменную облицовку камина.

— Это была самозащита, — грубо пробормотал я. — Если бы я её не бросил, она бы раскололась у меня в руках.

«Да и вообще, не нужна мне рюмка», — осознал я. Подняв бутылку одной рукой, я печально хохотнул:

— У меня же есть бутылка. — Та была наполовину полной, поэтому я поднёс её к губам, надеясь исправить эту проблему. И подавился.

«Хорошо, что Чад этого не увидел», — подумал я, снова поставив бутылку, пока сам пытался совладать со своим бунтующим желудком. Единственным преимуществом жжения и тошноты было то, что благодаря им было легче не думать о моих внутренних страданиях. Алкоголь начал всё больше проявлять себя, и мир вокруг меня слился в приятное пятно.

«Пятнадцать минут — и я уже пьян. Когда мне в голову ударит остальное, я буду в хлам». На миг я заволновался. Я так не набирался уже… ну, очень давно. Вероятно, последний раз был до того, как я обнаружил в себе способности архимага.

— По крайней мере, дома никого нет — на случай, если я начну плавить всё вокруг, — нечётко промямлил я. Мой взгляд упал на разбитую рюмку, и мне пришло в голову, что кто-то мог наступить на неё, и порезаться. Потянувшись своей силой, я попытался собрать осколки, но сумел лишь ещё больше их разбросать. «Блядь».

Низкий стол в центре комнаты начал будто бы качаться на ставших гибкими ножках. Я попытался встать, и быстро бросил эту затею, поскольку ощущение было таким, будто дом закачался на штормовых волнах. Всё моталось туда-сюда.

Однако рюмка продолжала меня беспокоить. Мне нужно было что-то с ней сделать. Поскольку мой контроль приказал долго жить, было разумнее сделать кое-что попроще. Раскрыв свой разум, я попытался соскользнуть в разум камня. Это должно было прояснить мой разум.

Это я так думал.

Какой-то эффект от этого был. Однако я больше не был уверен, было это моим намерением или нет. Куски расколотого стекла утонули в полу — это хорошо, однако всё остальное также начало плавиться. Стены дома провисли, и мебель вокруг меня начала сползать. Подняв руку, я стал смотреть, как мои пальцы стали капать на пол, и засмеялся. Видел ли кто-нибудь когда-нибудь что-то настолько смешное? Я в этом сомневался.

За этим последовал неопределённый период безумия, в течение которого комната кружилась и менялась. Тени воспрянули к жизни, и Дориан с Маркусом появились, танцуя по комнате медленный вальс. Стол, который должен был стоять у них на пути, к тому моменту уже давно исчез.

В какой-то момент Айрин объявилась с озабоченным видом, глядя на меня.

— Папа! Что ты делаешь?

Я попытался ответить, но выкатившийся у меня изо рта язык каким-то образом оказался достаточно длинным, чтобы дотянуться мне до пояса. Не нужно и говорить, что это делало вменяемую речь невозможной.

Айрин встревоженно огляделась, несомненно удивлённая видом дерущихся друг с другом в углу стульев. Я хотел сказать ей не волноваться, поскольку это была дружеская потасовка между членами семьи нашей мебели, но слова снова меня подвели. Я уставился на неё слезящимися глазами, надеясь, что она расслабится.

И тут её лицо начало сползать вниз с одной стороны, будто её кости превращались в студень. Её рот раскрылся, и мои уши наполнились её вызванным ужасом воплем.

«О, нет! Что же я наделал?». Не в силах контролировать себя, я слишком поздно осознал, что моя дочь пала жертвой моих безрассудных капризов. Заточённый в собственном теле, я смог лишь молча возопить: «Пенни!».

После чего мир растаял.

* * *

Я очнулся некоторое время спустя. Я был в кровати, и несмотря на моё недавнее злоупотребление, ни малейшего признака головной боли не было. Я осторожно поднял голову, и подвигал ей из стороны в сторону, просто чтобы убедиться, что похмелье не ждало в засаде. Ничего.

Ни боли, ни тошноты, и мир оставался уютно устойчивым — ни малейшего следа покачивания или кружения. «Что случилось?»

И тут я вспомнил. Вскочив с кровати, я распахнул дверь спальни, и пробежал по коридору к комнате Айрин. Я нашёл её внутри — она спала, имея во сне тихий, ангельский вид. Не было никаких следов ужасного оплывания, которое я видел в ней прежде.

«Мне что почудилось?». Это показалось мне маловероятным. Алкоголь никогда не вызывал у меня галлюцинации, хотя, конечно, так сильно я напился впервые. Тихо закрыв дверь, я пошёл в общую комнату, гадая, что там найду.

Всё выглядело нормально, хоть и подозрительно чисто. Стол вернулся на своё место, а стулья не были переплетены друг с другом. Ничего не изменилось, за исключением того факта, что в комнате кто-тотщательно убрался. Вся пыль исчезла, пол был подметён, или возможно даже вымыт. Алисса что, вернулась пораньше?

Мой магический взор не нашёл никаких следов присутствия в доме ещё кого-то. Озадаченный, я поднял руку, и потёр свою бороду — лишь чтобы обнаружить, что она исчезла. «Чё?»

Вернувшись в спальню, я посмотрел в зеркало над туалетным столиком Пенни. Как мои рука и магический взор уже подтвердили, я был чисто побрит. В целом я предпочитал держать на подбородке хорошо ухоженную бородку, а также усы — но сейчас они исчезли. В течение последних нескольких недель я за собой не следил, в результате чего мои щёки покрывала густая, колкая щетина — но теперь её не стало. Даже волосы у меня были аккуратно подстрижены.

— Это действительно странно, — сказал я себе. — Как можно нажраться, а потом убраться в доме и побриться? — Вообще говоря, я ещё и помытым был. Мой нос улавливал лёгкие нотки масел с запахом роз, которые Пенни держала в нашей ванной. Мысль о том, что кто-то брил, раздевал и купал меня, пока я был без сознания… ну, это было мягко говоря тревожно. Единственным человеком, способным по моему мнению на такое, была Алисса, а её поблизости не было. И моя дочь наверняка не могла всё это сделать, прежде чем пойти спать. А если бы смогла, то это смутило бы меня ещё больше.

На туалетном столике стояла пустая бутылка лучшей выпивки МакДэниела, и под ней я увидел лист бумаги. Отодвинув бутылку, я поднял лист, и осмотрел его. На нём была короткая строка, состоявшая из слов столь коряво написанных, что они были почти нечитаемы. Я мгновенно узнал почерк, ибо лишь один известный мне человек писал настолько ужасно. Пенни.

Ты идиот. Ещё раз подвергнешь наших детей опасности, и я позабочусь, чтобы в следующий раз ты не проснулся.

Мои глаза затуманились. «Прости меня, Пенни». Встав, я расправил плечи, и пошёл искать свою одежду. Естественно, я нашёл её аккуратно разложенной для меня, и выглядящей подозрительно гладкой, будто её погладили.

Пытаясь не думать о том, что всё это значило, я пошёл на кухню. Утро уже подходило к концу, и Айрин наверняка должна была проснуться голодной. Работать было почти не с чем, но во дворе были свежие яйца, а в кладовой ещё оставался хлеб, так что я старался как мог. Яичница и бутерброд с маслом — это всегда хорошо.

Почуяв запах плодов моего труда, в кухню забрела Айрин:

— Папа?

Я одарил её смелой улыбкой:

— Доброе утро.

На её лице было странное выражение.

— Как я очутилась в кровати? — спросила она минуту спустя.

Я пожал плечами:

— Я вчера несколько перебрал, поэтому помню плохо. Возможно, я тебя уложил.

— Общая комната, — пробормотала она. — Я думала, ты потерял контроль. — В её голове мелькнуло неприятное воспоминание, и она содрогнулась. — Не знаю, что было потом.

Посмотрев ей прямо в лицо, я попросил прощения:

— Прости за вчерашнее. Мне ни за что не следовало позволять себе так много пить. И я определённо не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Больше этого не повторится.

Айрин выглядела неуверенно, но затем заметила мой гладкий подбородок:

— Ты сегодня кажешься лучше, но я не привыкла видеть тебя без бороды. Смешно выглядишь.

«Это кто-то так пошутил», — уныло подумал я.

— У меня случилась неприятность с бритвой, и я решил начать заново. Дай мне недельку, и мой вид станет лучше.

После этого мы молча поели, занятые своими мыслями. Я всё ещё не мог поверить найденной мною записке, или другим увиденным мною доказательствам, но почему-то это шокировало меня меньше, чем я ожидал. Я уже больше двух недель как расклеился, и это последнее откровение не укрепило мою вину, а каким-то образом даровало мне чувство покоя.

Подняв взгляд, я обнаружил, что смотрю в голубые глаза Айрин. Она с тихой пристальностью изучала меня.

— Что? — спросил я.

— Чем ты сегодня собираешься заняться? — спросила она.

Первым моим порывом было сказать ей, что я — в одиночку — закончу один из своих проектов, но я себя остановил. Так не пойдёт. Мне нужно было изменить свою жизнь к лучшему. Моя дочь всё ещё не овладела своими силами, и ей многому следовало научиться. Сейчас было не то время, когда я мог замыкаться в своём личном мирке.

— Мы, — сказал я с особым ударением, — сегодня будем заниматься чародейством.

— Я про чародейство почти ничего не знаю, — честно сказала Айрин. — Мне надо переодеться? — Как обычно, она была в платье, которое было скорее модным, чем практичным.

— Вероятно, — ответил я, кивнув.

Пятнадцать минут спустя она встретила меня в моей мастерской, одетая в пару льняных штанов и старую рубашку.

— Где ты это взяла? — спросил я, указывая на её одежду.

— У Коналла, — невозмутимо ответила она, будто заимствование одежды у брата было для неё обычным делом.

Я пожал плечами, и принялся за дело, передав ей тонкий металлический стержень:

— Вот, над чем ты будешь работать, — сказал я ей.

— Здорово. Это для чего?

— Ты будешь делать рунный канал, один из самых универсальных инструментов в руках волшебника, — объяснил я. — С его помощью можно направлять силу с повышенной интенсивностью, и преодолевать защиту, которую не взять обычной магией, например — защиту из чар или щиты из заклинательных плетений. Это также увеличит дальность действия твоей магии.

— Ты сказал, что он универсальный, — пожаловалась Айрин. — А из твоих объяснений получается, что универсальный он только в качестве оружия.

— Ну, да, но ещё он незаменим для создания других чар.

— Это как?

— Сунув руку в карман, я вытащил тонкий серебряный стило:

— Это — рунный канал, — сказал я ей. — Если приглядишься, то сможешь увидеть выгравированные вдоль него руны.

У Айрин отвисла челюсть:

— Они такие маленькие! Как ты сделал их такими тонкими?

Я улыбнулся:

— С помощью рунного канала.

— Не думаю, что можно сделать что-то настолько мелкое с помощью инструмента такого размера, — сказала она, махнув металлическим стержнем, который я ей дал.

— Ты права, — признал я. — Чтобы добраться до чего-то настолько тонкого, нужно сделать ряд рунных каналов всё меньшего размера, но для большинства целей этот жезл подойдёт идеально. Ты же видела два жезла, которые носит с собой Элэйн.

— А ты почему никогда не пользуешься жезлом? — спросила Айрин. — Я тебя всегда видела только с посохом.

— Посох подходит мне почти всегда, — объяснил я. — Когда мне нужно выполнить мелкую работу, я использую стило. Мне редко требуется что-то промежуточного размера.

Дочь приняла задумчивый вид:

— Звучит разумно. Думаю, я тоже предпочла бы иметь стило, и посох.

— Посох — штука довольно громоздкая, носить неудобно, — объявил я. — Это — одна из причин, почему Элэйн предпочитает жезлы.

— Удобно — если использовать магический мешок, как у тебя, — парировала Айрин.

— А у тебя он есть? — спросил я, озорно сверкнув взглядом.

Она уставилась на мой пояс, на котором висело несколько таких мешочков, затем начала что-то говорить, но остановилась. Через некоторое время она ответила:

— Полагаю, ты не собираешься просто дать мне один из них.

Я улыбнулся.

Следующие несколько часов мы провели, работая над её жезлом. Хотелось бы мне сказать, что это было волшебным временем, укрепившим узы между отцом и дочерью, но на самом деле это было гораздо скучнее. Этот тип зачарования был самым простым, и я выбрал его потому, что на нём было легче учиться основам. За годы до этого я весьма неуспешно попытался учить Мойру, сперва попробовав преподать ей теорию, а уже потом практику. Результат вылился в острое чувство скуки с её стороны и, соответственно, отсутствие интереса.

На этот раз я твёрдо вознамерился учить на практике, объясняя её проколы, когда она спрашивала, и давая полезные советы, когда требовалось. Для Айрин это было гораздо интереснее, но для меня это значило гораздо больше времени, в течение которого я наблюдал, и жалел, что не могу ускорить процесс.

По ходу одного из более длительных периодов пустого ожидания я поработал над бронёй для Алиссы. Броня Пенни была почти готова, но поскольку чары на неё ещё не были наложены, я всё ещё мог переделать металл, придав некоторым частям форму, подходящую к фигуре более молодой женщины.

Я подумал было начать полностью с нуля, а не использовать броню, которую делал для жены, но когда я всерьёз задумался об этом, идея показалась мне глупой. Что ещё я мог сделать с бронёй Пенни? Она никогда её не носила. Мне что, сделать из неё памятник, превратить её в какой-то алтарь? Мне и так хватало напоминаний. Каждый квадратный дюйм нашего дома напоминал мне о ней, будучи набитым добром, которое мы вместе накопили за прошедшие годы. Даже царапины и вмятины на мебели напоминали мне о ней.

— Пап?

Подняв взгляд, я увидел, что у Айрин на лице был написан вопрос.

— Угум?

— А почему я не могу просто поменять его размер? — спросила она.

— Что ты имеешь ввиду?

— Чары один и те же, как на посохе, так и на маленьком стило. Почему я не могу просто поменять его размер? — спросила она, перефразировав свой вопрос.

Мысль интересная, но ответ был прост:

— Потому что субстрату тоже нужно будет сменить размер, — ответил я. — Субстрат поддерживает руны и предоставляет им надлежащую форму. Ты могла бы изменить размер самих рун, но они высечены в твёрдом материале.

— А если избавиться от твёрдой части, от металла? — предложила она.

Я некоторое время озадаченно пялился на неё. «Это не сработает», — мгновенно подумал я, но затем почувствовал, как меня обуяли сомнения. «А если сработает?»

— Ты сказал, что чародейство работает так же, как заклинательные плетения Ши'Хар, верно? — сказала Айрин. — Они не используют предметы для своих заклинательных плетений.

Заклинательное плетение использовало другие символы и формы, но по сути не отличалось.

— Но они нужны нам, чтобы поддерживать руны, пока всё не окажется на месте, — автоматически сказал я, — поскольку наши разумы не способны поддерживать одновременно такое большое количество отдельных элементов.

Айрин подняла свой почти завершённый жезл:

— Металл нужен, чтобы создать чары, но что если его потом расплавить, позволив металлу стечь прочь, оставив только руны?

Заинтригованный, я серьёзно обдумал эту идею. В конце концов я ответил:

— Руны не осязаемы. Ты не сможешь держать его в руке.

Айрин выглядела разочарованной:

— О.

— Но, — продолжил я, — если ты создашь вторые чары, повторяющие форму металла, что-то осязаемое, вроде чар щита, то они смогут поддерживать рунный канал, и позволят тебе держать его в руке. Тебе понадобится сделать и то и другое до того, как ты уберёшь металл.

— Значит, это возможно, — довольно сказала Айрин.

— Нам понадобится добавить элементы для управления размером, позволяя ему сжиматься и расширяться по необходимости, — сказал я, всерьёз заинтересовавшись этой проблемой. Убрав со своего рабочего стола броню, я махнул Айрин рукой, чтобы она принесла мне жезл. — Давай-ка кое-что попробуем…

Остаток дня незаметно прошёл в работе. Мы забыли про обед, и наши желудки наконец сумели остановить нас только после наступления темноты.

Глава 5

На следующий день я потратил несколько часов, обучая Линараллу основам завтрака, особе внимание уделив тому, как я преподносил ей информацию. Следовало быть осторожным — иначе мог случиться очередной инцидент с сырой крысой, или что-то ещё более ужасное, чего я пока не вообразил.

Алисса вернулась из отгула, выглядя ещё более здоровой, чем обычно. Зная её отца, я мог вообразить, что их представление о приятном времяпрепровождении скорее всего включало в себя обильное потоотделение, и, наверное, оружие, чтобы интереснее было. Я недавно дал ей и Сайхану драконов, но если он уже привык к положительным и отрицательным сторонам увеличенной силы, для неё это было в новинку, поэтому их тренировки наверняка были в значительной мере связаны с привыканием к силе, которая могла сломать твои же собственные кости при неудачной попытке открыть дверь.

Я переложил кулинарные уроки Линараллы на плечи Алиссы, поскольку Мэттью и Керэн объявились вскоре после Алиссы.

— Где вы были? — спросил я у сына, вполне осознавая, что благодаря способности Керэн телепортироваться по собственному желанию он мог совершить несколько кругосветных путешествий, а я даже не знал бы, что он покидал свою комнату.

— Мы отправились в Ланкастер, — с готовностью ответил он. — Ну, туда, где раньше был Ланкастер, по крайней мере.

Несколькими неделями ранее, когда тот регион был покрыт первобытным лесом и населён дюжиной различных смертоносных зверей, этот ответ мог бы заставить меня поволноваться — но я уже позаботился об этой проблеме. Теперь эта местность представляла из себя вулканический кошмар. Не активный вулкан, конечно же, а временный. Я использовал метамагию, чтобы поднять магму из земных недр, и теперь та местность превратилась в пустошь, покрытую быстро остывающим вулканическим камнем.

— Я так понимаю, ты что-то узнал, — подтолкнул я. Мэттью был не из тех, кто упоминает о своих делах, если только ему не нужно было что-то о них рассказать.

Он кивнул:

— Зефир пронёс нас с Керэн по всему периметру. Его окружает пространственная граница, что-то типа интерфейса между нашим миром и тем, откуда это место появилось. Рядом с Кэнтли такая же граница, и они обе имеют форму шестиугольника, и идентичные размеры, насколько я могу судить. Та, что в северных пустошах, тоже такая же.

Я присвистнул — или попытался, по крайней мере; мои навыки в области художественного свиста в лучшем случае находились в зачаточном состоянии.

— По крайней мере, они подчиняются хоть какой-то закономерности. Нам бы только понять, что это значит.

— Это ещё не самое худшее, — сказал Мэттью, покосившись на Керэн, и снова переведя взгляд на меня. — Я заметил в вершинах шестиугольников другие линии интерфейсов, направленные наружу от каждого шестиугольника. Они блеклые, поэтому сперва я их и не увидел, но как только я прошёл вдоль одной из них, я осознал, что они складываются в сотовидный узор.

Мой сознательный разум застопорился, пока подсознание обрабатывало его слова, но Керэн нарушила молчание:

— Он хотел пересечь одну из границ, чтобы посмотреть на другую сторону, но я убедила его, что нам надо сначала поговорить с тобой. — Тон её слов ясно дал понять, что именно она думала об этой идее.

Я был благодарен за то, что она его отговорила, одновременно смеясь над её раздражением. Мой сын вполне может выжить в этом сумасшедшем мире — если сумеет не оттолкнуть Керэн от себя. Эта мысль заставила меня вспомнить о Пенни. Она всегда силилась вбить мне в голову немного здравомыслия. «Что же я буду делать без неё?».

Мэттью проигнорировал эту ремарку, и продолжил:

— Керэн переносила нас по всему Лосайону, и зная, что именно искать, я заметил тонкие пространственные границы везде, где мы побывали.

Хмурясь, я уставился на него:

— Так ты подразумеваешь, что…

— Я думаю, что весь мир покрыт узором из шестигранных пространственных границ, — сказал Мэттью, закончив мою мысль за меня.

Я моргнул. Мы с сыном долгую минуту смотрели друг другу в глаза, обдумывая следствия из этого утверждения. Шестиугольники были ключом, поскольку указывали на связь с заклинательными плетениями Ши'Хар. Наконец я сказал:

— Мы знали, что они создали карманное измерение для защиты от АНСИС, но это… в это невозможно поверить.

— В голове не укладывается, — согласился Мэттью. — Но теперь, когда я это увидел, это кажется вполне разумным.

— Эй! — встряла Керэн. — Я понимаю, что у вас тут своя атмосфера, но было бы здорово, если бы вы объяснили некоторые вещи для тех из нас, кому не повезло родиться с головой, забитой знаниями древних пришельцев.

Я повернулся к ней:

— Когда Ши'Хар явились в этот мир, их целью было спастись от АНСИС, но они знали, что в конце концов их найдут, поскольку их враг получил способность пересекать бездну между разными измерениями, — начал я.

Керэн кивнула — эту часть она уже слышала.

Я продолжил:

— Мы думали, что они создали отдельное измерение, чтобы в наше измерение нельзя было попасть напрямую, и поместили во внешнее измерение могущественных стражей, чтобы те не позволили АНСИС продвинуться дальше, если те войдут во внешнее измерение. Стражей они назвали «кионтара», что на нашем языке означает «хранители врат», хотя люди нашего мира называли их Тёмными Богами.

— Но теперь мы знаем, что они сделали совсем не это, — вставил слово Мэттью.

Я кивнул:

— Теперь, когда я об этом думаю, такое просто не было возможным. Объём силы, требующийся для создания карманного измерения размером с весь наш мир… он просто непрактичен. Нет, это неправильное слово. «Практичность» тут и рядом не валялась — это на несколько порядков за пределами практичности. Это было невозможно. Они ни за что не смогли бы собрать достаточно силы, чтобы сделать что-то настолько крупное.

— Так что они сделали-то? — спросила Керэн.

— Они взяли это измерение, и разделили его надвое, — ответил я.

Мэттью покачал головой:

— Не всё измерение, а только этот мир. Разделить всё измерение целиком было бы столь же невозможно.

Это было разумным:

— Ладно, значит, скорее всего, только этот мир, — согласился я. — Они вообще не создавали новых измерений. Они разделили этот мир на шестигранные куски, а потом использовали их, чтобы создать видимость отдельного измерения внутри изначального. Типа того.

Керэн выглядела весьма сбитой с толку:

— Но Мэттью нашёл границы. Если это всё — часть одного и того же измерения, то как он мог перейти из одного в другое? Их же для этого должно быть два. Верно?

— Не два… тысячи, возможно десятки тысяч, — поправил Мэтт. Они разделили мир, используя массивное заклинательное плетение. Половина шестигранных ячеек была скрыта в маленьких карманных измерениях, подогнанных к ним по размеру. Вторую половину оставили в изначальном измерении. Интерфейсы были сделаны так, чтобы тысячи маленьких карманных измерений соединялись, и казались целым миром. Эти же самые интерфейсы сцепляли оставшиеся куски в другой мир, но эти два мира на самом деле являются частями одного и того же целого. Просто его порубили на куски, и собрали заново по-другому.

— Это безумие, — объявила Керэн, и я был склонен с ней согласиться. — Вы что, правда знаете, что это так? Или просто сочиняете дикие теории?

— Ну, — при знал я, — в данный момент это — действительно лишь теория.

— Но она кажется разумной, — вставил Мэттью. — Нам нужно узнать больше. — Глядя на меня, он спросил: — Ты уже начал читать скульптуры на эроллис, которые они принесли?

Этот вопрос заставил меня слегка смутиться. Прошло уже несколько недель, но за это время я потратил на скульптуры не более нескольких минут. Смерть Пенни расстроила мои планы в этом отношении. Трудно что-то изучать, когда горюешь.

— Я едва-едва начал, — сказал я им. — Их так много, что у меня могут уйти годы на их чтение.

Айрин зашла в комнату. До этого она была на кухне, наблюдая за Алиссой и Линараллой, но ей это наконец наскучило. Когда её взгляд упал на Мэттью, она просветлела лицом:

— Вы только посмотрите, кто вернулся. Я уже начала гадать, живёшь ли ты тут до сих пор.

Мэттью закатил глаза:

— Меня не было всего-то несколько дней.

— Я тебя уже неделю не видела, — проворчала Айрин. — Ты никогда не покидаешь свою комнату. — Затем она одарила Керэн многозначительным взглядом, пока та не стала краснеть.

— Это не… — сказала Керэн, заикаясь. — Это не то, что ты…

Мне хотелось смеяться, но я не позволил веселью повлиять на тон моего голоса:

— Не дразни её, Рэнни. Вполне возможно, что она — твоя единственная надежда стать тёткой. — Румянец на лице Керэн перестал быть лёгким, превратившись в пурпурный, когда кровь прилила к её синим щекам.

— Пап! — предостерёг Мэттью, проявляя нехарактерную заботу. Я втайне одобрил его реакцию.

— Ладно, ладно, не буду над ней подтрунивать, — сказал я, быстро уступив.

Айрин нарушила повисшую неудобную тишину, сменив тему:

— Сегодня папа начал учить меня чародейству, — гордо сказала она.

Её брат слегка нахмурился:

— Ты говоришь почти так, будто тебе понравилось. Мойра раньше говорила, что чуть не умирала со скуки.

Айрин улыбнулась своей особой улыбкой, от которой в комнате будто становилось светлее. В некоторых отношениях она напоминала мне о Пенни больше, чем все остальные мои дети.

— Сперва было немного скучно, но когда мы начали, я осознала, что это на самом деле весьма интересно.

Мэттью был удивлён:

— Если это — твой первый день, то ты, наверное, работаешь над рунными каналами — и ты находишь их интересными? — Он был единственным из моих детей, кто на самом деле полюбил чародейство, но теперь я видел, что любопытство возбудил тот факт, что он, возможно, в этом не одинок.

— Тебе следует взглянуть на то, что она придумала, — вставил я. — Она изобрела то, что нам с тобой в никогда в голову не приходило.

— Да неужели? — сказал Мэттью. — Это я хочу видеть.

После этого мы пошли в мастерскую, и мы с Керэн стояли в сторонке, пока Айрин гордо показывала брату то, над чем работала, объясняя свою идею, и то, как мы пытались претворить её в реальность. Я наблюдал за тем, как изначальный скептицизм моего сына превращался в энтузиазм, когда он быстро осознал, что она действительно нащупала что-то новое. Керэн беспомощно покосилась на меня — она мало что знала про чародейство, и потому всё это было выше её понимания.

А у меня сердце раздулось от гордости при виде того, как общались мои дети. Обычно Мэттью считал свою сестрёнку почти бесполезной, но теперь она его впечатлила, позволив по-новому взглянуть на его любимый предмет. «Если бы ты только это видела, Пенни», — подумал я, но даже вызванная этой мыслью печаль не смогла приглушить приносимую этим мигом радость.

В конце концов Керэн высказалась относительно того факта, что до сих пор даже не начала учиться чародейству, и Мэттью вынужден был объяснить ей, о чём речь. Это привело нас четверых к протяжённой беседе, и хотя мне стиль наставлений моего сына показался грубым, меня удивило, с каким терпением он отвечал на их вопросы. Через некоторое время я вернулся к работе над бронёй Алиссы, предоставив им втроём проводить по сути маленький урок чародейства.

День прошёл довольно приятно, и впервые за несколько недель я не чувствовал себя так, будто тону в печали. Когда позже Алисса явилась уведомить нас о том, что пришло время ужинать, я заставил её подождать, пока сам перепроверял свои прежние мерки. Потом мы устроили перерыв, и пошли есть.

Мойра объявилась посреди ужина, и разговор перешёл на то, где именно она была, и что делала последнюю неделю. Она казалась слегка смущённой тем, что на неделю оставила семью, но всем хватило такта, чтобы не спрашивать её об этом напрямую. Когда еда кончилась, Алисса начала убирать со стола, а все остальные удалились в гостиную.

— Узнала что-нибудь интересное в Данбаре? — спросил я.

Моя старшая дочь покачала головой:

— Нет, на самом деле. Мировая дорога работает как и ожидалось, и Хэйлэм скорее всего сейчас находится на пороге расцвета коммерции, поскольку может свободно торговать с Лосайоном и Гододдином — но ты этого и ожидал. Джеролд привыкает к роли короля, и хотя была пара осечек, я думаю, что правительство сохранит стабильность.

Это меня заинтересовало, и я стал внимательно изучать её лицо, гадая, нарушила ли она правила, «подправив» кого-то, кого не устраивало правление нового короля. До её вмешательства Джеролд был мелким дворянином в соседнем королевстве. А потом Мойра убила их короля, и использовала свои способности, чтобы привести своего друга к власти.

Она поймала мой взгляд, и, поняв мой вопрос, слегка покачала головой, как бы говоря, что вела себя хорошо. Это меня порадовало, поскольку я на самом деле не мог спросить её об этом в присутствии всей семьи.

— А где Коналл? — спросила Мойра, заметив его отсутствие за ужином.

Я вздохнул, но Айрин ответила первой:

— Он всё ещё в Албамарле, строит из себя защитника Королевы.

— Ничего он не строит, — поправил Мэттью. — Как бы мне ни претило признавать это, он очень храбро себя повёл, защищая Королеву во время нападения.

— Это всё равно не оправдывает то, как он бросил семью после… — Айрин затихла. Никто не хотел говорить вслух. «После того, как умерла Мама».

Мойра проявила дипломатичность:

— Мы все по-своему справляемся с этим. Не мне судить. Я сама неделю скрывалась в Данбаре.

На лице Мэттью появилось самодовольное выражение:

— Как хорошо, что я остался дома, чтобы приглядывать за Папой.

Хотя с формально — он действительно был здесь большую часть недели — это было правдой, его слова были возмутительно хвастливыми, поскольку большую часть времени он закрывался в своём собственном мирке. Айрин сразу же возразила:

— Ты! Вы и Керэн почти всё время проводили в твоей комнате, занимаясь чем только заблагорассудится!

Керэн снова покраснела:

— Да не так всё было! Он был так же расстроен, как и остальные.

— А вот и не был, — возразил Мэтт. — Я тихо предавался воспоминаниям. Оплакивал её, если можно так сказать.

На миг глаза Керэн сверкнули, и она открыла было рот, но быстро захлопнула его, сжав губы.

«Она почти сказала, что он плакал», — пришёл ментальный посыл от Мойры, — «но заставила себя остановиться, чтобы не смущать его».

После этого разговор перешёл на более приятные темы. Мы с Мэттью сыграли несколько партий в шахматы, а остальные играли в карты. Короче, было здорово. У всех у нас это был лучший вечер с тех пор, как мы потеряли Пенни. Мы играли и беседовали, и наконец, когда стало совсем темно, все пошли спать.

Там моя радость и умерла — как только дверь закрылась за моей спиной, передо мной предстала пустая комната. Она была тихой и безмолвной, как могила.

Я разделся, и завалился в кровать, потушив магический свет тихим словом, и позволив тьме окутать меня. Наше брачное ложе стало местом холодного одиночества. Прошло какое-то время, и я заснул.

Глава 6

На следующее утро я проснулся с более привычной для меня энергией, по крайней мере — за последнее время. Умывшись, я оделся, и пошёл на кухню, где обнаружил Алиссу, уже начавшую готовить завтрак.

— Утро, — поприветствовала она меня.

— Утро, — отозвался я, после чего взял себя в руки, и решил заняться чем-то полезным.

— Тебе не обязательно это делать, — напомнила она мне, когда я поставил на огонь котелок с водой, для каши. — В конце концов, это же моя работа.

Покосившись на неё, я ответил:

— Хорошая сторона того, что ты — хозяин дома, заключается в том, что можешь делать всё, что вздумается. Сегодня я хочу помочь.

Алисса уважительно кивнула:

— Благодарю.

Когда завтрак был готов, я почувствовал, как в дом кто-то вошёл через портал в покои Королевы в Албамарле. Секунду спустя я узнал эйсар посетителя. Это была Роуз.

«Она что, на завтрак пришла?» — удивился я. Это показалось маловероятным. Мы не виделись со дня похорон, и учитывая то, как я с ней говорил при нашей последней встрече, я не был уверен, что жду от её появления чего-то хорошего. «Надо бы извиниться».

— Выглядите работящими, — сказала Роуз, заходя на кухню. Я стоял к ней спиной, поскольку давным-давно научился притворяться, что не замечаю других людей, пока те не заговорят со мной, или не окажутся в поле зрения. Людям становилось неуютно, если я всегда ждал их, когда они входили в комнату.

— Роуз, — сказал я, оборачиваясь. — Э… ты позавтракать пришла?

— Если у вас хватит еды, — вежливо ответила она. — В основном я пришла со всеми поздороваться. В конце концов, меня какое-то время не было. — Она была одета в зеленовато-голубое платье, переливавшееся серебряной вышивкой и скромной кружевной оторочкой. Оно идеально подходило под её волосы и глаза, но, конечно, она всегда носила одежду, которая ей шла. Меня никогда не переставало удивлять то, что кто-то мог быть настолько хорошо одетым в столь ранний час. Лично я хорошо если вообще был одет в такое время.

— Уверен, еды хватит, — сразу же сказал я, пока Алисса тайком добавляла в кашу ещё горсть овса.

— Доброе утро, — с зевком сказала Айрин, входя на кухню. Тут её взгляд упал на нашу гостью: — Роуз! — Она крепко обняла её. — Ты пришла!

— Что? — спросил я.

Айрин слегка покраснела, но Роуз быстро ответила:

— Рэнни напомнила, что мне следует заскочить к вам, когда была вчера в столице.

Мне следовало заподозрить, что этот визит устроила моя дочь, но я всё равно был удивлён. Наверное, всё потому, что в последнее время я слишком погрузился в себя.

— Ну, конечно же, тебе всегда рабы, — сказал я ей, пытаясь держать голос естественным, но мне было ясно, что слова мои прозвучали слегка деревянными.

Завтрак прошёл быстро, почти без разговоров, контрастируя с теплом прошлого вечера. Частично дело было в том, что стояло утро, и никто из нас на самом деле не был жаворонком — но мне показалось, что дело было и в присутствии Роуз. Она была ближайшей подругой моей жены, и теперь, в её присутствии, у нас у всех появлялось ощущение, что Пенни вот-вот объявится, чтобы с ней поболтать.

После завтрака Мэттью, Линаралла, Айрин и Керэн пошли в мою мастерскую, чтобы продолжить уроки чародейства и начать разбираться со скульптурами на эроллис. Алисса начала свою обычную уборку, а мы с Роуз остались наедине.

Мы уже не первое десятилетие дружили, прошли вместе через невообразимые опасности, и помогали друг-другу растить детей — однако от растянувшегося между нами молчания было почти больно. Я обнаружил, что верчу в руке чашку, а когда я наконец поднял глаза, меня поймал пронзительный взгляд голубых глаз Роуз.

Какое-то время я смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. В её взгляде было сострадание, разделяемая со мной печаль, и немало сочувствия — но губы её оставались крепко сжатыми. Она ничего не сказала.

Наконец я обрёл дар речи, и сказал то, что надо было сказать уже давно:

— Прости.

Учитывая ситуацию, испытываемый мною в тот день стресс, и горе от потери жены, многие просто простили бы мне прежнее нелицеприятное поведение обычным «забудь». Но не Роуз. Как бы больно мне ни было, мои слова в тот день были совершенно неприемлемы.

Она ответила искренне:

— Спасибо, но твои извинения не принимаются… по крайней мере, пока.

— Мне не следовало говорить то, что я тогда сказал, — добавил я. — Я не вкладывал в них душу.

Роуз вздохнула:

— Знаешь, что говорят про «истину в вине»? То же самое применимо к ситуациям, когда люди взвинчены. Мы говорим то, чего говорить не следовало — но это не делает наши слова ложью, хотя иногда нам хочется, чтобы они были ложью.

В тот день, будучи в припадке гнева, я сказал ей, что теперь, когда Пенни и все наши общие друзья были мертвы, не было никаких «нас», имея ввиду наши давно сложившиеся отношения. Очевидно, это никак не могло быть правдой — так на что она намекала? А, кого я обманываю. Я в точности знал, что имел ввиду я. Речь шла о невысказанном влечении, давно присутствовавшем в нашей дружбе. Оставаться другом Роуз, даже если это ни к чему так и не приведёт, было будто предательством по отношению к моей жене. Роуз была в этом не виновата, но именно по этой причине я на неё тогда окрысился.

Теперь это сделала уже она — бросила нелицеприятную истину мне в лицо. Как я мог на это ответить?

— Эм, Роуз, я правда не говорил тогда всерьёз. Я просто…

Она подняла палец, останавливая меня:

— Нет, Мордэкай, не надо пытаться это замять. Ты имел ввиду именно то, что сказал, поэтому нам надо с этим разобраться.

— С моей стороны было нечестно…

— Нет, это было нечестно — но суть не в этом, — парировала Роуз. — Суть в том, что ты боишься, что теперь, когда Пенни не стало, я восприму это как своего рода шанс. Ты что, действительно думаешь, что я все эти годы прожила вдовой потому, что сидела и дожидалась тебя, как стервятник какой-то? Думаешь, я ждала в стороне, притворяясь подругой Пенелопы, притворяясь, что люблю ваших детей, притворяясь вам другом — исключительно ради того, чтобы однажды выцепить тебя в качестве приза?

— Ну, нет, конечно же нет, — пробормотал я, не зная, что сказать. Я на самом деле не смотрел на это с такой точки зрения, но теперь, когда она всё так выложила, стало очевидно, что глубоко в душе я именно так и думал — сознательно или нет.

Тщательно контролируемые жесты Роуз начали показывать признаки стресса. Её пальцы дрожали, а глаза начали припухать.

— Именно это ты и имел ввиду. Ты вообще понимаешь, как трудно было оставаться здесь после смерти Дориана? Как больно было наблюдать за вами с Пенни, когда моя собственная семья была разбита? Я сделала это не из какого-то дурацкого романтического интереса! Я сделала это ради Пенни, я сделала это ради Грэма и Кариссы, и я сделала это для тебя и твоих детей тоже. И до того дня, когда ты сказал те слова, я ни разу об этом не жалела.

«Ну, блин, я и впрямь мудак», — подумал я. У Роуз увлажнились глаза, но я не мог решить, собиралась ли она плакать, или вот-вот готова была наброситься на меня с выпущенными когтями. С Пенни у меня никогда не было таких сомнений — всегда когти. Ну, иногда сразу и слёзы, и когти, но когти всегда присутствовали. Чуть погодя я осознал, что у меня слегка отвисла челюсть. Я онемел, и понятия не имел, что мне сказать, дабы исправить ситуацию.

Роуз помогла, отвернув лицо, чтобы скрыть слёзы. Она махнула мне рукой:

— У меня всё. Теперь можешь говорить то, что хотел сказать.

Чувствуя себя неудобно и чрезвычайно глупо, я снова выдавил:

— Прости.

— Извинения принимаются, — ответила она.

Роуз начала промакивать лицо рукавами, но я поймал её запястье, и выудил из своего кармана носовой платок:

— Вот, используй вот это.

— Спасибо, — сказала она, прочищая нос. Тут я начал было её обнимать, но она стрельнула в меня предостерегающим взглядом.

Я замер, а потом сказал:

— Я ничего такого не предполагаю. Мы ведь всё ещё друзья, верно?

Она кивнула, и обняла меня:

— Мы — не друзья, мы — семья. Впредь не забывай об этом.

— Не забуду, — заверил я её.

Чуть погодя она оттолкнула меня:

— Мне нужно ещё кое о чём с тобой поговорить, наедине.

Я огляделся, чтобы напомнить ей, что мы уже были одни.

— Говори, — сказал я ей.

— Ты уверен, что никто не может нас услышать? — спросила она.

— В доме, полном волшебников, нельзя ни в чём быть до конца уверенным, — сделал наблюдение я.

Роуз вышла в коридор, и провела меня к моей спальне:

— Она окружена уордом приватности, так ведь?

Я кивнул, и открыл дверь, впуская Роуз внутрь, и закрыв дверь позади нас:

— Теперь мы точно наедине, — заверил я её, прежде чем поправиться, — если только Мойра снова не посадила сюда одного из своих крошечных заклинательных зверей. Что заставило тебя так разнервничаться?

Стеснительно расправив юбки, Роуз сделала глубокий вдох:

— Не то, чтобы я не хотела, чтобы твои дети это услышали — я просто предпочла бы, чтобы ты услышал это первым. — Говоря это, она быстро оглядела комнату.

Зная Роуз весьма хорошо, я задумался, какие выводы она могла сделать из состояния моей комнаты. В данный момент тут было необычно чисто, что было результатом случая позапрошлой ночью. Я подошёл к туалетному столику, взял записке Пенни, и тщательно сложил, положив себе в карман. О чём бы Роуз ни догадалась, я не был готов об этом говорить.

Роуз была достаточно любезна, чтобы оставить свои выводы при себе. Вместо этого она продолжила говорить на поднятую тему:

— Тирион делает значительные успехи в политике Лосайона.

— Он уже набился в спасители столицы, — согласился я. — То, что он стал после этого известен, было ожидаемым.

— К сожалению, он не кажется настолько неумелым политиком, как я ожидала, основываясь на том, как ты его прежде описывал, — сказала Роуз. — Он уже нашёл среди дворян нескольких союзников, в частности — Принца-Консорта.

— Лиманд? — Я почему-то не был удивлён. — Два сапога пара, как говорится.

Роуз хмуро на меня посмотрела:

— Тут нечто большее, чем видно на первый взгляд. Ты в курсе слухов, которые ходят про Лиманда?

Я знаю, что он — мудила, — беззаботно сказал я. — Но это — не слух. Это — неоспоримый факт.

— Хорошо известно, что его охотничьи вылазки — лишь вежливый повод для того, чтобы покидать столицу, — сказала Роуз. — Но добыча, которую он преследует, ходит на двух ногах, а не на четырёх.

— А, это.

Она удивлённо выгнула брови:

— Ты уже в курсе?

Я почувствовал лёгкое удовольствие от того, что узнал что-то раньше Роуз:

— Ари рассказала мне об этом ещё месяц назад. Её это не особо заботит. Если уж на то пошло, она бы предпочла, чтобы он вообще во дворце не появлялся. Никаких чувств между ними нет.

Разволнованная моей недостаточной озабоченностью, Роуз подошла к моему платяному шкафу, и заглянула внутрь, рассматривая его содержимое:

— Это — нечто гораздо большее, Мордэкай. Это не какой-нибудь дворянин, изменяющий своей жене. Это — Принц-Консорт, и его хождение на сторону ослабляет положение Королевы, подтачивает веру в неё у остальных владетелей. Неужели не видишь?

— Не хочу приуменьшать проблему, — начал я, — но многие из них сами не без греха. Кто они такие, чтобы судить её?

— Она — Королева, — с нажимом сказала Роуз, закрывая шкаф, и повернувшись снова ко мне лицом. — Представь, если бы жена Короля Эдварда ему изменяла, или если бы Дженевив спала с другими мужчинами во время правления Джеймса?

При взгляде на это в таком свете проблема действительно казалась серьёзнее. Я уже был в курсе двойного стандарта. О лордов почти ожидался выход за положенные браком пределы, в отличие от леди.

Роуз продолжила:

— Будучи Королевой, именно Ариадна занимает в их отношениях главенствующее положение — хоть Лиманд и мужчина, его позиция в качестве её подчинённого делает предательство его брачных клятв гораздо более пагубным. И дело не только в этом — он почти не делает из своих приключений тайны. Он чуть ли не хвастается ими в обществе некоторых лордов. Это — не тайные романы с одной или двумя женщинами. Насколько я смогла выяснить, он таскает в свой охотничий домик самых разных молодых женщин.

— Молодых женщин?

— Очень молодых, — добавила Роуз. — Непозволительно молодых.

— И что ты предлагаешь Ариадне с этим делать? — спросил я.

— В идеале ей следует послать в его охотничий войска, и поймать его на горячем. Публично его унизить, развестись, а потом посадить его за решётку. Формально, его предательство считается актом государственной измены, поскольку она — правящий монарх. Эдвард бы наверняка довёл дело до обезглавливания своей жены, если бы её поймали на чём-то подобном. Как бы то ни было, ей нужно показать свою силу, но вместо этого её будто устраивает притворяться, будто проблемы не существует. И это приводит к нас к другой проблеме.

— К какой?

— Мне кажется, что Тирион очень сильно сближается с твоей тёткой, а она, похоже, совсем не против его внимания, — прямо сказала Роуз.

С этим примириться было сложнее:

— Это наверняка не то, что ты думаешь, — с надеждой отозвался я.

— Морт, — сказала Роуз, упёршись в меня взглядом. — Подумай, кому ты это говоришь. Ты действительно думаешь, что я неправильно восприняла соответствующие признаки?

— Она всё ещё носит амулет, который я ей дал? — спросил я.

Роуз кивнула.

— Значит, он не может управлять её эмоциями. Думаю, ей хватит мудрости самой принять правильное решение.

— Не будь в этом так уверен, Мордэкай, — сказала Роуз. — Вопреки твоей юношеской вере в то, что женщины редко сходят с пути истинного, мой пол подвержен вызванному гормонами идиотизму не меньше твоего. К тому же, есть вероятность того, что твой предок нашёл какой-то способ обойти защиту, предоставляемую твоим амулетом.

Это заставило меня призадуматься:

— Что ты имеешь ввиду?

Она сделала глубокий вдох, чтобы взять в себя в руки, и продолжила:

— Я подозреваю, что Тирион, возможно, вмешался в мои эмоции перед заседанием.

— Вмешался? — У меня в голове мелькнули вещи, которые Тирион творил в молодости, а мой взгляд невольно опустился ниже, изучая платье Роуз. Это был глупый рефлекс — будто я мог определить по состоянию её одежды, накладывал ли этот злодей лапу на мою подругу. — Что случилось?

— Я почувствовала то, что предпочла бы не облекать в слова. Я не могу точно сказать, что причиной было именно его вмешательство, но в мне хочется думать, что в моём возрасте я уже гораздо лучше контролирую свои эмоции. Случившееся было совершенно для меня неожиданным, — осторожно сказала она, слегка краснея.

Во мне вспыхнула горячая ярость при мысли о том, что Тирион навязал Роуз какую-то искусственную похоть. Мои кулаки невольно сжались, и я с трудом удержал себя в руках.

— Ему нужно быть Сэнтиром, чтобы суметь проделать что-то подобное, — пробормотал я.

— Давай не будем спешить с выводами, — предостерегла Роуз. — Я даже не уверена в том, что это было его вмешательство.

— Ещё как было, — огрызнулся я. Никаких других вариантов не было — хотя на миг я почувствовал, как меня окатила волна сомнений в себе. Мой предок определённо был довольно привлекателен в своей первобытности. Возможно, то, что случилось с Пенни, а теперь и с Роуз, было совершенно естественным. Я немного подумал, собираясь с мыслями, и с некоторым смущением поглядывая на Роуз. — Там Коналл, — внезапно сказал я.

— Прошу прощения?

— Мой сын, Коналл, — повторил я. — Я чуть-чуть злился на него за то, что он проводит всё время в столице — но теперь я думаю, что мы можем воспользоваться этим в свою пользу.

Роуз быстро уловила суть:

— Его на нашем заседании не было, поскольку комната была защищена уордами. Будь он там, он бы смог заметить использование магии, верно?

Я с мрачной улыбкой кивнул:

— Я поговорю с ним — позабочусь о том, чтобы он серьёзно подошёл к своей новой роли. Покуда он остаётся с Ариадной в присутствии других магов, они не смогут предпринять никаких попыток что-то сделать.

— Отличная идея, — согласилась Роуз. — Атеперь позволь мне просветить тебя относительно высказанным Тирионом во время заседания предложения.

— Предложения?

Она улыбнулась:

— Пока что мы обсуждали только мои предположения. Давай, я тебе расскажу про его план по защите королевства от АНСИС.

Роуз начала рассказывать, а я стал внимательно слушать. По мере того, как она описывала предложенное Тирионом решение проблемы АНСИС, я обнаружил, что план мне нравится. Мой предок определённо не испытывал недостаток в крупных идеях. Быть может, он станет ключом к тому, чтобы не позволить врагам вторгнуться в наш мир — если я не убью его раньше.

Глава 7

Остаток дня я провёл, погружаясь в тайны, хранившиеся в скульптурах на эроллис, которые привезла Линаралла, а после того, как Айрин и Керэн устали от обучения чародейству, Мэттью и Линаралла присоединились ко мне, поскольку кроме меня читать на эроллис только они и могли. Мы разделились, читая разные скульптуры, но даже после нескольких часов работы ощущение было таким, будто мы едва лишь прошлись по верхам.

В примыкавшей к моей мастерской кладовой было более пятидесяти скульптур, и каждую из них можно было читать дни или даже недели. Мне потребовалось бы больше года, чтобы прочитать их все, и даже работая втроём, требовался не один месяц.

Было бы не так трудно, если бы у нас был какой-то способ узнать, что можно пропустить — но чтобы это понять, нам нужно было точно знать, что мы искали. Намёки на то, что Ши'Хар Иллэниэл изначально сотворили с нашим миром, могли скрываться в любых записях.

Это кого угодно свело бы с ума. Когда я тем вечером лёг спать, моей фрустрации хватило, чтобы заставить меня забыть о том, насколько пустой ощущалась спальня… почти хватило.

Следующим утром я начал пораньше, относительно говоря. Я собирался отправиться в Албамарл, и поговорить со своим младшим сыном. Остальным я сказал, что собираюсь сделать, и Айрин поймала меня, прежде чем я успел уйти через портал.

— Пап, подожди, — внезапно сказала она.

— Х-м-м?

Она передала мне кожаную сумку, в которой лежало что-то громоздкое, но относительно лёгкое.

— Не будь с ним так суров, когда увидишь его.

Я прищурился:

— Что ты имеешь ввиду?

Айрин опустила взгляд:

— Когда я видела его в последний раз, я обошлась с ним не очень мило, но с тех пор у меня было время об этом поразмыслить. Думаю, тебе следует его поддержать. Возможно, нам и кажется, что Коналл сбежал, но на самом деле он жаждет одобрения. Он пытается проявить себя.

Протянув руку, я заставил её поднять голову, и посмотрел ей в глаза:

— И?

— И если ты на него накричишь, то он вряд ли вернётся домой, — добавила она. — Мама всегда говорила, что на мёд мухи слетаются охотнее, чем на уксус.

Вообще-то я был весьма уверен, что чаще всего этой фразой пользовался я сам, но она была широко распространена, так что спорить на этот счёт я не собирался:

— А в сумке что?

— Накидки, — ответила Айрин. — Они принадлежат Мэттью, но он никогда ими не пользуется. Я позавчера накричала на Коналла за то, что он не носит их как представитель нашей семьи в роли Защитника Королевы. Если дашь их ему, и скажешь, что гордишься им, то он наверняка их будет носить.

Я с открытым восхищением уставился на дочь. «Когда это она стала такой мудрой?» — подивился я. Такая зрелость в ней определённо не от меня. Я сам был довольно диким и беспечным, пока мне не стукнуло двадцать с лишним. Взяв сумку из её рук, я заключил дочь в объятия:

— Спасибо, Рэнни. Это — великолепная идея. Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Не говори ему, что накидки были моей идеей, — предостерегла она.

Я ухмыльнулся:

— Он догадается, что они принадлежали Мэттью.

— Скажешь, что это Мэттью предложил, — сообщила она, широко улыбаясь.

— А Мэттью в курсе, что ты его ограбила?

— Я позже скажу ему, в мастерской. Он не будет против, — уверенно сказала она.

После этого я ушёл, пройдя через портал в личные покои Ариадны. Её не было там, поэтому я выбрался наружу, и пошёл искать своего блудного сына. Мне повезло — первым из знакомых мне навстречу попался Харолд.

— Харолд! — поприветствовал я его.

Поскольку в коридоре больше никого не было, он отозвался на моё приветствие столь же неформально:

— Мордэкай! — Если бы присутствовал кто-то ещё, мы были бы вынуждены придерживаться более формальных обращений. — С чем пожаловал сегодня? — спросил он.

Улыбаясь, я сразу перешёл к сути:

— Сына ищу.

— Ты имеешь ввиду многоуважаемого Защитника Королевы, Сэра Коналла? — с деланной серьёзностью спросил он.

— Именно.

— Он во дворе для тренировок, — ответил Сэр Харолд. — Я тебя провожу.

— Тренировки? — спросил я. — Вы что, заставляете его махать мечом? Знаю, что он теперь рыцарь, но я не думаю, что кому-то пойдёт на пользу, если он будет растрачивать свои таланты на меч, будучи волшебником.

— Тирион даёт ему кое-какие ценные советы, — сказал Харолд.

— Чё? — выпалил я.

— Это не то, что ты думаешь. Идём, посмотришь, — успокаивающе сказал Харолд.

Мне потребовалось немного времени, чтобы взять себя в руки, после чего я пошёл следом за ним по дворцу, пока мы не добрались до тренировочного двора. Весь дворец представлял из себя паутину уордов приватности и магических преград, установленных годы тому назад Гарэсом Гэйлином и Элэйн Прэйсиан, поэтому я не смог увидеть сына магическим взором, пока мы не вышли из здания во двор.

То, что я увидел, меня разозлило и удивило. Я и не знал, что думать. Поле для тренировок было раздраконено: земля была изрыта различного размера ямами, и соответствующего размера кучки земли были разбросаны повсюду. Мой сын стоял посреди всего этого — грязный, потрёпанный, и тяжело дышащий.

Однако никаких ран я на нём не заметил — иначе моё твёрдое намерение не доводить дело до драки вылетело бы в трубу.

Тирион огибал его по кругу, двигаясь вдоль периметра подобно хищнику. Первые несколько секунд, пока я смотрел, всё было тихо. Ничего не происходило. Но потом мой предок послал в Коналла ряд быстрых атак, разрядов чистой силы столь мощных, что они, казалось, разрывали на своём пути сам воздух.

Мой сын отбил их все по очереди, хотя это произошло настолько быстро, что было почти одновременным. Его тело слегка дрогнуло, а руки дёрнулись, будто он хотел отбивать разряды ладонями — но всю работу производила его сила. Сторонний наблюдатель почти ничего не увидел бы без магического взора, однако громовые раскаты и грохот, доносившиеся при каждом отбитом ударе, сотрясали стены вокруг двора, а в почве появились ещё ямы в местах, где удары Тириона были отбиты в землю.

К тому времени Тирион заметил наше появление, поскольку поднял руку, чтобы остановить тренировку, после чего пошёл в нашу сторону. Коналл тоже подошёл, на ходу спокойно глядя мне в глаза, будто спрашивая, осмелюсь ли я выразить неодобрение относительно его действий.

«Терпение, мне нужно быть терпеливым», — молча повторял я про себя.

Коналл дошёл до меня первым, поскольку изначально был ближе, и поздоровался с расстояния в десять футов:

— Отец.

— Рад видеть, что у тебя всё хорошо, — сказал я.

— Ты был здесь вчера, но я тебя не увидел, — ответил он. — Начал гадать, не избегаешь ли ты меня.

— Отнюдь, — ответил я. — Я был занят, поэтому и вернулся сегодня — чтобы увидеть, как ты. А вот Айрин сказала, что встретилась с тобой.

Коналл поморщился:

— Та ещё встреча была. Она только и делала, что меня пилила.

Улыбаясь, я пошутил:

— Она очень серьёзно подходит к своим сестринским обязанностям.

Сын какое-то время смотрел на меня, не зная, как ответить. Наконец он криво улыбнулся:

— Да, это уж точно, — согласился он.

«Ах, молодёжная неловкость», — подумал я. «Вот уж этому этапу моей жизни я совсем не скучаю». Думая о том, что сказала Айрин, и что я теперь видел передо собой, я не мог не решить, что она была права. Мой сын искал независимости, и был готов показать зубы при нужде, но в то же время на самом деле он хотел, чтобы я его принял и одобрил.

К этому моменту до нас добрался Тирион:

— Твой котёнок превращается в неплохого льва, — сделал наблюдение он. — Он гораздо агрессивнее и увереннее, чем были мои собственные дети.

Это сравнение мне не понравилось, но сейчас было не время начинать очередную ссору:

— Я им весьма горжусь, — громко сказал я, не сводя взгляда с Коналла. — Стать Защитником Королевы в таком возрасте — редкая честь, но в его смелости я никогда не сомневался. — Я изо всех сил старался напустить искренности в голос, хотя на самом деле я никогда не перестану видеть Коналла как моего малыша.

Харолд фыркнул:

— А ты волновался, что мы его заставили мечом махать.

Тирион поднял руку:

— Здесь есть только те клинки, что мы создаём сами.

«Не убивай его, не убивай его». Я несколько раз произнёс у себя в голове эту мантру.

— Если вы, джентльмены, не против, я бы хотел побыть с сыном несколько минут. Я уже больше недели его не видел.

Те кивнули, и я повёл Коналла обратно во дворец. На ходу он сказал:

— Ты же не против, что я тренируюсь с Лордом Тирионом, верно?

Мне было видно, что он нервничал, но изо всех сил старался это скрыть.

— Ты отлично знаешь, что мы с твоей мамой о нём думаем, — ответил я, после чего мне захотелось пнуть себя за такую фразировку. «Мы с твоей мамой». Привык за всю жизнь. — Однако я не могу помешать тебе учиться. Покуда ты осторожен, я не против. Просто не совершай ошибку, доверившись ему. — «И пожалуйста, не восхищайся им», — мысленно добавил я.

Коналл кивнул:

— Я не забыл об этом, но подумал, что было бы глупо не поучиться у лучшего, пока есть возможность.

С этого я чуть не подавился. «У лучшего?».

— У Тириона была долгая и полная насилия жизнь, — согласился я. — В молодости он пережил сотни битв против других магов, но у него трудности с пониманием того, когда следует проявить сдержанность. Он нанёс одной из своих дочерей смертельную рану во время тренировки. Постарайся быть осторожным.

Мой сын вставил:

— Думаю, с тех пор он несколько повзрослел.

Мне хотелось смеяться, слушая, как он судит о взрослости других людей, но я решил держать это при себе:

— Научить у него, чему сможешь, но не допускай ошибки — не стремись ему подражать.

— Не буду, Пап, — сказал Коналл. Теперь в его голосе звучало больше надежды. Несомненно, он ожидал, что я устрою ему выговор или выволочку. То, что я проявил уважение, застало его врасплох. — А куда мы идём?

— В покои Королевы, — ответил я.

— Зачем?

— Их окружает уорд приватности, — сделал наблюдение я. — Сейчас Королева не там. Мы можем поговорить без посторонних, а потом я смогу отправиться домой, больше не натыкаясь ни на каких старых друзей.

— А, — сказал Коналл. — Ну, наверное, это имеет смысл.

Как только мы дошли до гостиной Ариадны, я протянул ему принесённую с собой кожаную сумку.

— Это что? — спросил он.

— Подарок, — ответил я. — По-моему, теперь, когда ты — Защитник Королевы, тебе это понадобится. — Я одарил его улыбкой.

Он открыл сумку, и мгновенно узнал накидки:

— Это что, вещи Мэттью?

— Они ему не нужны. А тебе — нужны, — отозвался я. — Тебе надо носить их, чтобы все в столице знали: Защитник Королевы — Камерон.

Коналл робко улыбнулся:

— Спасибо, Пап.

— Не благодари, — сказал я ему. — Ты сам заслужил этот пост. Просто помни, что ты представляешь всю свою семью, пока ты здесь.

— Я заставлю тебя гордиться, Пап, — сказал сын.

— Я уже горжусь, — ответил я. — Но ещё я хотел поговорить с тобой о твоей работе.

— А что с ней? — спросил он.

— Ну, изначально я хотел, чтобы ты вернулся домой. Мне всё ещё многому нужно тебя научить. Ты даже ещё не начал учиться основам чародейства, но, учитывая нынешние обстоятельства, я решил, что тебе, возможно, будет лучше оставаться при Королеве, по крайней мере — на время.

Коналл нахмурился:

— Из-за АНСИС.

— Это — определённо повод для беспокойства, но беспокоюсь я не только поэтому. Я также боюсь, что кто-то может попытаться повлиять на разум или эмоции Королевы, — честно сказал я.

— С помощью магии, хочешь сказать?

Я кивнул.

— Но кроме меня из волшебников в столице только Тирион и Гарэс Гэйлин, — возразил Коналл. — Ни тот, ни другой никогда бы…

Я поднял палец:

— Просто приглядывай за ней. Попытайся не позволить ей оставаться с кем-то из них наедине.

Он уставился на меня в ответ, широко раскрыв глаза:

— Ты же на самом деле не думаешь, что кто-то из них попытается что-то сделать с Королевой?!

Серьёзно взглянув на него, я сказал:

— Когда дело доходит до безопасности Королевы, я ничего не принимаю на веру. Когда я тебя сюда послал, ты хорошо справился. Просто отлично. Помни, что в первую очередь ты верен Королеве. Ты — её защитник. Тебе следует очень серьёзно относиться к своей роли. Даже если бы не следовало волноваться об АНСИС, у Королевы есть множество врагов, и большинство из них — её вассалы. В политике твой враг часто будет стоять рядом с тобой, улыбаясь.

Получилось совсем недурно. Услышь меня Роуз, она, возможно, даже впечатлилась бы. Не то, чтобы я совсем не разбирался в политике — мне просто претила эта тема, однако я был вынужден немало узнать о ней за последние несколько десятилетий.

Коналл выпрямился, и коротко кивнул:

— Можешь на меня рассчитывать, Отец.

— Рассчитываю. Пока ты здесь, ты — мои глаза и уши. Попытайся понять, как работает королевский двор. Не принимай ничего на веру, — сказал я ему. — И будь чертовски уверен, что никто из магов не будет оставаться с Королевой наедине. Если уж на то пошло, позаботься о том, чтобы с ней не был никто из обычных людей тоже, в отсутствие её стражи.

— А если она прикажет мне покинуть комнату? — спросил он, воодушевляясь. — Иногда ей не хочется лишних ушей.

Я пожал плечами:

— Если она прикажет, то ничего не поделаешь, но не бойся давать ей знать о своих возражениях, если она отдаст приказ, который заставит тебя волноваться за её безопасность. Лучшие слуги — те, кто делится своими мыслями, а хороший сеньор это уважает.

— Так мне рассказать ей об этом разговоре?

— Нет причин о нём умалчивать, — сказал я. — Она — твоя госпожа, ты всё равно не можешь скрывать от неё ничего важного. Твоя работа будет проще, если она будет знать, что ты думаешь. — Сообщая это ему, я не мог не вспомнить, как кошмарно я в прошлом обращался со своими собственными охранниками. «Бедный Харолд», — подумал я. «Я каждый раз едва не доводил бедолагу до сердечного приступа, когда сбегал от него тайком».

По крайней мере, Ариадна не могла создавать иллюзии, или телепортироваться, и она была королевой достаточно долго, чтобы основательно привыкнуть к постоянному присутствию слуг и стражей. Если она мудра, то хорошо воспользуется этой возможностью, и будет держать моего сына поближе. Есть всё же преимущества в искренней честности молодёжи. Коналл её не предаст.

Высказав всё, я снова его обнял, и отправился домой. Конечно, дорога домой требовала всего лишь пройти по коридору, и зайти в то, что раньше было гардеробной — и я оказался дома. После чего нашёл остальных детей в мастерской, и вернулся к работе.

Они и без меня хорошо справлялись, читать скульптуры на эроллис мне не хотелось, поэтому я решил закончить броню Алиссы. Ещё через месяц срок её службы мне должен был истечь, и броня ей наверняка понадобится, если она собирается оставаться с Грэмом.

Глава 8

Следующая неделя прошла плодотворно. Я закончил броню Алиссы, которую та получила с гораздо большим энтузиазмом, чем ожидалось. К ней я добавил набор зачарованных клинков, два длинных ножа, короткий меч и копьё. Если она собиралась и дальше оставаться воительницей, то я должен был позаботиться о том, чтобы она была хорошо вооружена.

Я задумался, что скажет Роуз, когда выяснит, что я дал её будущей невестке целый арсенал магического оружия. Эта мысль заставила меня ухмыльнуться. Ей просто придётся с этим смириться. Учитывая то, какой девушкой она была, Алисса всё равно бы вооружилась, так или иначе.

Навыки чародейства Айрин и Керэн также продвигались. Ничего исключительного они ещё какое-то время смастерить не смогут, но самые важные вещи были им под силу. В частности, первыми чарами, знание которых я вбил Айрин в голову, были чары телепортационного круга. Я попытался заставить её запомнить ключи для всех важных кругов, но, как и с Мойре, ей оказалось трудно запомнить их всех.

Научившись на своих ошибках с Мойрой и Элэйн, я заставил её пообещать носить с собой блокнот, содержащий все ключи. Чтобы облегчить эту задачу, я дал ей задачу сделать себе мешочек-хранилище, открывавшийся в сундук, который она держала у себя в комнате.

Керэн также научилась основам создания кругов, хотя, очевидно, самой ей они не требовались, учитывая её особый дар. Более рада она была научиться созданию мешочков-хранилищ, и сделала себя такой одновременно с Айрин.

Ближе к концу недели я вернулся в Замок Камерон, или в то, что должно было стать Замком Камерон после завершения работ. Даже неделю спустя там всё ещё было настолько жарко, что можно было чувствовать шедшее оттуда тепло аж с дальнего конца замкового двора. Воспользовавшись помощью Айрин в качестве майлти, я снова прибег к метамагии, на этот раз вытянув из-под земли воду, которой бы хватило на небольшую речку. Я герметизировал всё здание, и держал воду внутри и вокруг него в течение нескольких часов, пытаясь его охладить.

После я с удивлением обнаружил, что замок всё ещё был горячим. Я недооценил количество тепла, которое столь массивное каменное здание могло удерживать.

На следующее утро, после завтрака, Мэттью отозвал меня в сторону:

— Пап, — начал он.

— Угу? — ответил я.

— Я хочу осмотреть межизмеренческие интерфейсы, — просто сказал он.

За прошедшую неделю мы с ним уже несколько раз говорили о них, и он знал, что я хотел участвовать в любых его дальнейших исследованиях. Поскольку, насколько мы знали, только он точно мог их ощущать, я очень ясно дал ему понять, что не хочу, чтобы он что-то ещё делал без меня. Вероятно, Линаралла могла их чуять, поскольку она была Ши'Хар Иллэниэл, и была вероятность того, что Коналл и Айрин также смогут, но пока что лишь Мэттью обладал опытом в подобных делах.

— Я с тобой, — сказал я ему. — Хочешь ещё кого-то с собой взять?

— Только ты и я, — ответил он. — Проще, когда рядом не слишком много народу. От всей этой болтовни труднее думается.

Я едва не рассмеялся в ответ на это. Мой сын действительно был не слишком коммуникабельным.

— Звучит здорово. Где ты хочешь попробовать?

— Рядом с Ланкастером. Это близко, и Зефир сможет нас довольно быстро туда донести.

Я мог бы и сам донести нас туда в два раза быстрее и без дракона, но не сказал об этом. Если уж на то пошло, я избегал слишком часто летать в присутствии детей, поскольку не хотел подталкивать их на попытки имитировать меня. Последнее, чего я хотел — это потерять кого-то из них из-за несчастного случая во время полёта. Чуть более часа спустя мы приземлились рядом с границей вулканической пустоши, находившейся там, где некогда был Ланкастер.

Когда я слез с широкой спины Зефира, Мэттью внезапно спросил:

— Что случилось с дверью дома?

Это застало меня врасплох:

— Прошу прощения?

— Дверь, — повторил он. — Которая выглядит так, будто расплавилась, но не горела.

— О какой двери речь?

— Дверь в гардеробную из общей комнаты, — объяснил он. — Косяк слегка волнистый, будто его что-то искривило, однако дверь в точности ему соответствует.

Я этого не заметил, поскольку редко пользовался той гардеробной, и я сомневался, что кто-то ещё там бывал — однако у меня было весьма хорошее представление о том, что с ней случилось.

— Я не совсем уверен, — начал тянуть я время.

Он продолжил:

— Я спросил об этом Рэнни, а она сказала спросить тебя.

Вздохнув, я решил признаться:

— На прошлой неделе я перепил.

— Ты потерял контроль? — В его вопросе не было ноток обвинения или осуждения, но я не мог не почувствовать себя виноватым.

— Думаю, да, — признал я. — Мои воспоминания о том вечере несколько расплывчаты.

Он покачал головой и цокнул языком, но больше ничего не сказал.

Когда он не воспользовался возможностью продолжить разговор, я решил его подтолкнуть:

— И что, тебе больше нечего сказать на этот счёт?

Мэттью пожал плечами:

— Ты всё время ведёшь себя как идиот. Иногда это идёт мне на пользу, поэтому что я действительно могу сказать?

— В твою пользу?

— Ты позволил мне отправиться в чужой мир, чтобы рисковать жизнью из-за дракона и едва мне знакомой девушки. Это не только идиотизм, это — пример плохой заботы о детях, но я не могу на это жаловаться, поскольку в итоге я остался в выигрыше, — объяснил он.

Я уставился на него, поражённый. «Плохая забота о детях?». Ну, ладно, я вынужден был признать, что насчёт того случая он был прав:

— Ты на самом деле не дал нам никакого выбора, — напомнил я ему. — Я мог либо отпустить тебя, либо заставить тебя от меня отвернуться из-за моего отказа, после чего ты всё равно бы сбежал.

— Ты предполагаешь, что я бы сбежал, — поправил он. — Я всегда был послушным сыном. Я вполне мог и сделать то, что мне сказали. Ответственный отец приказал бы мне остаться, даже если не было гарантий, что я послушаюсь.

Зыркнув на него, я ответил:

— Ты что, нотации мне читаешь? По-моему, мои тогдашние действия — это пример просвещённого выполнения родительского долга! Тебе следует быть благодарным за то, что я — твой отец, щенок ты неблагодарный!

Уголок его рта поднялся в злой ухмылке:

— Ты ведь знаешь, что я тебя разыгрываю, верно? — Когда я не ответил сразу же, он продолжил: — Я начинаю видеть, откуда у Коналла такое легковерие. Я всегда думал, что ты умнее. Возможно, с возрастом люди действительно глупеют.

«Вот же маленький ублюдок!» — подумал я. Поймав его взгляд, я молча смотрел на него в ответ. Я не моргал, пока мои глаза не начали слезиться от пересыхания. Затем я отвернул лицо, и слегка дрогнул плечами, будто плакал.

— Эй! Пап, это просто шутка была. Не принимай её всерьёз, — поспешно сказал Мэттью, обходя вокруг меня, чтобы проверить выражение моего лица.

Подняв на него взгляд, я осклабился:

— Попался.

— Да я ни на секунду не повёлся на твою неважную актёрскую игру, — возмущённо сказал он.

Я хлопнул его по плечу:

— Ещё как повёлся. Теперь мы квиты. Видимо, дурость от яблони недалеко падает.

— Дурость от дурости, — сказал он, и пошёл прочь. — Интерфейс должен быть в этом направлении.

Мы прошли несколько сотен ярдов, сопровождаемые сзади Зефиром, и обогнули внешний край места, где был первобытный лес. У меня появилось странное ощущение, и Мэттью остановился, подняв ладонь:

— Думаю, это здесь. — Он пошёл обратно ко мне, а затем пару раз шагнул вперёд-назад.

Может, мне только показалось, но я вроде смог заметить лёгкое мерцание в воздухе рядом с местом, через которое он переступал.

— Так это она и есть, да? — сказал я, поднимая ладонь, будто хотел попытаться её коснуться.

Мэтт странно на меня посмотрел:

— Ты можешь её видеть?

— Едва-едва. Видимо, требуется кто-то с твоим даром, чтобы видеть её лучше.

— Керэн вообще не могла её ощущать, — ответил он. — Я и сам её едва чувствую. Не думаю, что ты вообще должен был что-то от неё чуять.

— Может, это как-то связано с тем, что я — архимаг, — предложил я.

Он не выглядел убеждённым:

— Ну, мы не знаем, поскольку пока только ты на неё смотрел — но у меня такое чувство, что это значения не имеет.

— В следующий раз приведём остальных, и посмотрим, кто может её ощущать, а кто — нет, — сказал я ему. — Что ты хочешь сделать, теперь, когда мы её нашли?

Шагнув к невидимой границе, он широко расставил ладони, будто упирался ими в стену.

— Смотри. — Затем его эйсар пришёл в движение.

Он потёк с его пальцев, растекаясь подобно маслу по воде, мерцая самыми разными цветами, которые на самом деле совсем цветами не были. Его магия медленно исчезла из моего магического взора, а воздух перед ним изменился, будто превращаясь в окно, или, возможно, в портал. Взору открылся весьма тенистый лес, а не открытая равнина, на которой мы в данный момент стояли.

Я медленно, впечатлённо присвистнул. Это была первая моя возможность вживую увидеть, как он применяет свои пространственные способности:

— Поразительно.

— Что ты видел? — спросил Мэттью.

— Ну, я вижу отверстие в иной мир.

— До этого, — настаивал он.

Я описал увиденное, что, похоже, ещё больше сбило его с толку:

— Ты по идее вообще не должен был это видеть.

— Это был просто эйсар, — ответил я.

— Но он перемещался между разными измерениями, чтобы найти резонанс этой границы. Ты не должен был ничего ощущать до тех пор, пока портал не начал открываться, — проинформировал он меня.

Без всякого предупреждения огромная пятерня размером со ствол маленького дерева метнулась из отверстия, потянувшись к нему. Мэттью шагнул в строну, аккуратно избежав захвата, после чего позволил порталу схлопнуться, обрубив руку около локтя. Она тяжело шмякнулась на землю, истекая кровью из отрубленного конца.

— Они там не очень дружелюбные, а? — спокойно протянул он.

Его движение не было быстрым. Он просто начал двигаться достаточно рано, чтобы избежать нападения, чтобы не нужно было ни прыгать, ни резко двигать телом. Всё случившееся выглядело для меня странным. Это напомнило мне о крайтэках Иллэниэлов из древних воспоминаний Тириона.

— Ты что, предвидел опасность? — спросил я. — Или ты заранее увидел его магическим взором через портал?

— Я вообще туда не смотрел, — признался он. — Слишком был занят попытками понять, как ты способен ощущать вещи, которые не должен чувствовать. Эта штука с ощущением опасности происходит почти бессознательно. Ты тоже почувствовал?

Я покачал головой.

— Ну, он на самом деле не к тебе тянулся, так что даже если бы оно у тебя было, то, полагаю, не предостерегло бы тебя, — сказал он, продолжая думать вслух.

— Поверь, — сказал я, — я за свои годы побывал в очень многих опасных ситуациях. Если бы у меня было этот твой дар предвидеть опасность, то он уже успел бы себя проявить.

Мэттью не казался до конца убеждённым, но больше ничего на эту тему не сказал. Вместо этого он пошёл по прямой в сторону Ланкастера, держась параллельно с почти невидимой границей. Когда мы достигли точки, где она встречалась с краем исчезнувшей части Лосайона, он повернулся, и какое-то время шёл вдоль её края, а потом снова поднял ладони.

Я вновь увидел, как его эйсар потёк прочь, и открылся новый портал. В этот раз перед нами был не лес, а продолжение дороги, которая вела из Камерона в Ланкастер. Лежавший перед нами ландшафт был открытым и солнечным.

— Думаю, впереди — Ланкастер, — сказал Мэттью.

Я кивнул:

— Надо было ещё несколько недель назад это сделать. — Моя голова пухла от идей. Вполне возможно, что мы сможем спасти обитателей Ланкастера, в том числе брата Ариадны, Роланда, и его семью.

— Эта мысль пришла мне в голову несколько недель назад, — отозвался он. — Но потом, ну, ты знаешь.

«Пенни умерла», — мысленно закончил я. Это погрузило нас всех в хаос. Я не мог винить его за то, что он не поднял этот вопрос. Мы все были отвлечены нашей семейной трагедией.

Он пошёл было через портал, но я остановил его, положив ладонь ему на плечо:

— Давай не будем спешить.

— Они уже больше месяца там заперты, — сделал наблюдение сын. — Мы могли бы провести разведку без особого риска.

Беспокоило меня то, что именно это я бы и сделал, будь я один — но я не был готов рисковать членом своей семьи, не подготовившись получше.

— Завтра утром, — сказал я ему. — Ещё один день ничего не изменит. Возьмём с собой Грэма и ещё несколько человек.

Он посмотрел на меня так, будто собирался спорить, но затем чуть погодя отпустил портал, и кивнул:

— Ладно.

Мы вернулись домой, и за обедом рассказали остальным о том, что выяснили. Новости их порадовали, и все захотели пойти с нами, что мне не особо понравилось. Но я пошёл на небольшой компромисс:

— Вы все отправитесь к точке перехода, но только несколькие из вас пройдут на ту сторону. Это будут Мэттью, Керэн, Алисса, Грэм и я. Айрин, Линаралла и Мойра останутся на этой стороне границы.

— Это нечестно, — пожаловалась Айрин. — Ты берёшь только мальчишек.

Я озадаченно посмотрел на неё:

— Половина из них — женского пола.

— Но Керэн и Алисса — не твои дочери. Это — семейный сексизм. Ты позволяешь рисковать только своим сыновьям, — возразила Айрин.

— Коналл тоже не идёт, — бесстрастно сказал я.

Алисса вставила слово, игнорируя наши разногласия:

— Грэм в Албамарле, мать навещает.

— Тогда я схожу за ним, — сказал я.

Айрин снова подала голос:

— Тебе следует просто взять меня вместо него.

Рассмеявшись, я оттолкнулся от стола, и встал:

— Будешь дальше спорить — вообще заставлю дома остаться. Кстати, сегодня — твоя очередь помогать Алиссе мыть посуду. — Сказав это, я ушёл, и направился к порталу, который должен был перенести меня в Албамарл. Уходя, я слышал, как у меня за спиной застонала Айрин, а кое-кто из остальных смеялся над её несчастьем.

Глава 9

Вернувшись в покои Королевы в Албамарле, я застал Ариадну врасплох — она как раз заканчивала уединённый ужин.

— Мордэкай?

Больше никого не было рядом, поэтому я ответил без формальностей:

— Привет, Ари. Прости, если я застал тебя врасплох.

Она держала ладонь на груди, сделав несколько глубоких вдохов:

— Я думала, что одна. Ты меня испугал.

Видя шанс привести в исполнение свой план, я спросил её:

— А где Коналл?

— В коридоре, — ответила она, хмурясь. — А что?

— На Леди Роуз напали, пока она была одна в комнате, куда, казалось, враги забраться не могли. Ты сделала моего сына твоим защитником… так почему бы не держать его под рукой? — предложил я.

Ариадна вздохнула, затем посмотрела на меня с неприязнью:

— Я ценю те крохи личного времени, которые мне позволены, Морт. Твой сын в последнее время выдвигал те же аргументы. Мне следует с подозрением отнестись к этому совпадению?

Я невинно уставился в потолок:

— Ты — первый монарх за несколько поколений, имеющий у себя на службе волшебника. Возможно, было бы мудро пользоваться этим в полной мере.

Она отодвинула от себя тарелку, ещё наполовину полную еды:

— Ты что, пришёл допекать меня насчёт моей безопасности — или у твоего визита есть какая-то более достойная цель?

— Я ищу Грэма, — объяснил я. — А возможность поизводить тебя — всего лишь приятное дополнение.

— Отрицательные последствия портала, соединяющего мои покои с твоим домом, начинают становиться очевидны, — кисло сказала она. — По-моему, он пошёл навестить мать. Хочешь еды, на дорожку? — Она указала в сторону еды на столе перед собой. Помимо того, что оставалось в её тарелке, на столе были блюда с едой ещё этак на два-три человека.

Несмотря на то, что я только что ел, предложение было заманчивым. Я взял со стола булку, и разломил, после чего зачерпнул ею вкусно выглядевшую подливу из серебряной супницы с говядиной. Мои вкусовые луковицы не разочаровались.

— Я не голоден, — сказал я ей.

— А я бы и не догадалась, — шутливо ответила она.

Почувствовав теперь уже жажду, я указал на её недопитый бокал вина:

— Ты будешь? — Когда она покачала головой, я взял его, и прикончил одним глотком. — Спасибо. — Затем я нагнулся, и крепко поцеловал её в щёку. — Ты — моя любимая тётя.

Королева Лосайона ахнула в отвращении, и начала стирать со щеки следы подливы. А я уже направлялся к двери.

— Думаю, тебе следует найти другой путь во дворец для случаев, когда ты на самом деле не ко мне являешься, — окликнула она меня.

Я развернулся на ходу:

— Великолепная идея. Коналл мог проголодаться. Ты не против, если я зашлю его сюда, чтобы он помог доесть?

Она всплеснула руками:

— Да чего уж теперь.

Я ушёл, посмеиваясь, и сдержал слово, сказав сыну, благородному Сэру Коналлу, что Королеве требуется его помощь. Прежде чем я успел от него сбежать, сын окликнул меня:

— Пап?

— Угу?

Казалось, моё внезапное появление его смутило.

— У тебя что-то на рубашке.

Бросив взгляд вниз, я увидел вытянутое пятно коричневой подливы. Я подобрал большую её часть пальцем, и засунул себе в рот, однако ущерб уже был нанесён. «Знал же, что не надо было надевать белую рубашку», — подумал я.

Пять минут спустя я стоял у дверей, которые вели в покои, в данный момент занимаемые семьёй Торнберов. К счастью, они решили не переезжать в настоящую фамильную резиденцию Роуз в столице. Официальным титулом Роуз был «Хайтауэр». Это была её девичья фамилия, и шла она от массивных укреплений, которые стерегли главные ворота в Албамарл, буквально высокая башня. Будь она там, мне бы пришлось двадцать минут идти по городу, чтобы её найти.

Вскоре после моего стука Элиз Торнбер открыла дверь:

— Вот так сюрприз, — приятно сказала она, увидев меня. Затем её взгляд прошёлся по передней части моей рубашки: — Вижу, ты уже пообедал.

Кивнув, я улыбнулся:

— Угу. Я подумал, что стоило бы заполировать это дело пирожком с ягодами. У тебя, случаем, они тут не остывают где-нибудь на окне?

Пожилая женщина засмеялась, и открыла дверь шире, чтобы меня впустить:

— Я уже более тридцати лет как перестала их печь, потому что кое-кто всё время их воровал, — сказала она, деланно зыркая на меня.

— Если ты намекаешь на то, что это был я, то я протестую. Это поклёп. Истинный виновный сознался, насколько я помню, — сказал я ей.

Элиз сжала губы, и упёрла руки в боки:

— Дориан покрывал тебя и этого плута, Маркуса, — заявила она.

Я потянулся назад, и потёр свою пятую точку:

— Я не забыл, как ты меня потом высекла.

— Конечно, тебя это ничему не научило, — ответила она, и коротко меня обняла.

— Элиз, кто-то пришёл? — сказала Роуз, окликнув свою свекровь из спальни.

— Лорд Камерон явился к нам с визитом, — ответила Элиз.

— Я сейчас буду, — сказала Роуз, снова закрывая дверь.

Что действительно приковало моё внимание, так это тот факт, что с ней в комнате был мужчина. Я не слышал его голос, но мой магический взор легко его разглядел. Он вот прямо сейчас подался вперёд, наклонив свою голову поближе к её собственной. «Что за дела?». У меня почему-то свело нутро, но я отказывался думать, почему именно.

— Почему бы нам не присесть? — предложила Элиз, направив меня к одному из нескольких стульев.

Магический взор уже сказал мне, что Грэм отсутствовал, и я мог бы спросить, где его искать, и откланялся бы — но теперь мне не хотелось этого делать. Я принял её предложение, и уселся. Моё внимание было настолько сфокусировано на происходившем в другой комнате, что я едва не сел мимо стула.

— Ты в порядке? — спросила Элиз. — Ты кажешься отвлечённым.

«Она не стала бы устраивать тайное свидание, когда её свекровь в соседней комнате», — подумал я. «Роуз для этого слишком осторожна». Бессмыслица какая-то.

— Мордэкай?

Элиз глядела на меня.

— Прости, что ты сказала? — извинился я.

— Я хотела узнать, в порядке ли ты.

Я кивнул:

— Я просто гадал, чем Роуз занимается посреди дня. — Пока я отвечал, мужчина отступил, и открыл скрытую дверь, которая вела прочь из спальни Роуз. Как только он закрыл её за собой, я перестал его ощущать, поскольку это была граница уорда приватности, окружавшего покои. О существовании скрытой двери я до сего момента и не подозревал.

— Я и сама об этом гадаю, — сказала Элиз. — Она в последнее время много времени проводит в своей комнате. Я всё думаю, что ей нездоровится, но она это отрицает.

«Это нисколько не улучшает моего настроения». Дверь в комнату Роуз открылась, и она вышла, накидывая на плечи тонкую шаль.

— Не ожидала увидеть тебя так скоро, Мордэкай.

— Очевидно, — пробормотал я.

— Прошу прощения? — сказала Роуз, с любопытством изучая моё лицо.

Раздражённый, я заёрзал на стуле:

— Я пришёл в поисках твоего сына. Хотел попросить его помощи в одном деле завтра.

— Надеюсь, ничего опасного, — сказала Роуз.

— Может быть и опасно, наперёд не скажешь, — признал я. — Я планирую попытаться найти Роланда, и Мэттью думает, что нам нужен страж.

Губы Роуз на какое-то время сжались в линию, но в конце концов она снова заговорила:

— Элиз, ты не могла бы сходить найти одного из пажей? Грэм сейчас снова в здании ордена, я думаю.

Под «зданием ордена» она подразумевала штаб-квартиру Ордена Шипа. Он располагался вне дворца, поэтому гонцу потребуется какое-то время, чтобы найти Грэма и привести его обратно, если он всё ещё был там.

Элиз странно посмотрела на неё, но вышла, не сказав ни слова.

Роуз снова обратила своё внимание на меня:

— Мне не нравится, что ты постоянно втягиваешь моего сына в свои опасные замыслы.

— Мир суров, — ответил я. — Нам всем приходится мириться с вещами, которые нам не нравятся, не так ли?

Её брови взметнулись вверх, и опустились вниз, в то время как её глаза одарили меня слегка злым взглядом:

— Вас что-то беспокоит, Лорд Камерон? — Она сказала это таким тоном, что было ясно — она знает, что меня встревожило.

Я решил не ходить вокруг да около:

— Кто был этот человек?

— Не уверена, что мне нравится твой тон, — объявила Роуз.

— Элиз похоже не знала, что он был там. Мне что, её спросить?

Роуз подвинула один из стульев, чтобы он был рядом с моим, и села, изящно уместившись на мягком сидении. Она подалась в мою сторону, и сказала заговорщицким голосом:

— Не то, чтобы я ей не доверяла, но Элиз становится несколько старовата для такого рода вещей. Я предпочитаю не тревожить её моими связями.

Мои уши покраснели. «Связями!». Покрывшись румянцем от внезапного гнева, я повернул голову к ней лицом, и обнаружил, что нахожусь с Роуз почти нос к носу. Её голубые глаза сверкали озорством, и я сдвинулся в сторону, едва не съехав со стула.

Роуз засмеялась, тонкие переливы её голоса эхом разошлись по комнате.

— Что тут такого смешного? — спросил я.

Она засмеялась ещё сильнее, крепко зажмурившись, и утирая навернувшиеся на глаза слёзы.

— Ты, — сказала она, когда отдышалась.

Вскочив со стула, я прошёл через полкомнаты:

— Не вижу я тут ничего смешного.

— Прежде ты никогда не сомневался в моих методах, — сказала Роуз.

— Методах?

Она прошла вслед за мной через комнату, и встала сзади:

— Тот человек был одним из моих информаторов. Королева дала мне эти покои потому, что я их попросила. Скрытый проход позволяет гораздо легче встречаться с моими агентами, не создавая неприятные слухи.

Я развернулся, внезапно почувствовав себя глупо:

— О.

— Мы уже сколько знакомы? — спросила она.

«Очень давно».

— Несколько десятилетий, — проворчал я.

— Тогда тебе следовало быть умнее, и уже довериться мне, — сказала Роуз, и в её глазах заблестело далёкое пламя. — Так же, как я была не настолько глупа, чтобы спросить, какая женщина убиралась тогда в твоей комнате.

Это меня неприятно удивило. На что это она намекала?

— Что? — красноречиво ответил я. — Алисса свои обязанности выполняла тщательно, и совершенно прилично, могу добавить.

— Алисса не складывает твоё бельё, и не осмеливается касаться твоих украшений и других личных вещей, — сделала многозначительное наблюдение Роуз. — И она определённо не оставляет на туалетном столике записки, которые тебе хочется от меня скрыть.

Я уставился на неё с отвисшей челюстью, поражённый её наблюдательностью.

Роуз ткнула меня пальцем в грудь:

— Суть, Мордэкай, в том, что я достаточно тебе доверяю, и потому не делаю поспешных выводов. Вот, почему я об этом не спрашивала. Если это было что-то, касающееся меня, то я отлично знаю, что ты бы мне об этом сказал.

— И, раз уж мы подняли эту тему, если бы у меня был любовник, то это было бы совершенно не твоё дело, — закончила она.

Менее чем за минуту я испытал сначала раздражение, потом смущение, потом гнев. Я прошагал обратно к своему стулу, и снова уселся:

— Конечно же нет.

Роуз тоже снова села:

— Кстати говоря, я думаю, что Лиманд встречается со своей любовницей сегодня.

— Неужели?

Она кивнула:

— Он вчера покинул столицу, направляясь в свой охотничий домик. Только что бывший здесь информатор докладывал о том, кто из остальных лордов также решил устроить внезапную поездку. У меня сильные подозрения, что в делах Принца-Консорта участвует минимум один из них, но пока что я не смогла выяснить ничего конкретного. Кэнтли и Эйрдэйл покинули столицу в это же время, но я понятия не имею, встречаются они там с Лимандом или нет.

— Значит, это вполне может быть и не любовница, — предположил я. — Может, они устраивают заговор?

— Или и то, и другое, — сказала Роуз. — Как бы то ни было, в конце концов я всё выясню. Требуются лишь время и терпение.

«И разум, который смертоноснее стального капкана», — молча подумал я.

— Возможно, быстрее было бы нагрянуть внезапно на их сборище.

Роуз нахмурилась:

— Даже не думай об этом. Если объявишься, то можешь что-то раскрыть, и одновременно всё равно потерять любое преимущество, которое эти сведения могли тебе дать. Будет лучше, если мы всё узнаем без их ведома. Тогда мы будем решать, полезны ли эти знания, и когда и как их применить.

— Ладно, — ответил я, давая ей чересчур формальный поклон. — Я склоняюсь перед вашей мудростью, миледи.

Дверь открылась, и в комнату вошла Элиз. Она поглядела на нас, и спросила:

— Я что-то пропустила? — Следом за ней шёл Грэм.

Молодой рыцарь увидел меня, и коротко кивнул:

— Я нужен, мой господин?

— Быстро добрались, — заметил я. — Не нужно формальностей. Мы с Мэттью хотели бы, чтобы ты завтра нас сопровождал. Мы думаем, что сможем добраться до Ланкастера. Мы надеемся спасти оттуда всех выживших.

Глаза Грэма округлились:

— Думаете, Герцог ещё жив?

— Надеюсь, — сказал я. — Если повезёт, то завтра и узнаем.

Потом мы ещё поговорили. Грэм решил вернуться и провести ночь в моём доме, чтобы завтра не создавать задержек.Вскоре после того, как мы договорились об этом, я попрощался, и ушёл.

Глава 10

Покинув покои Роуз, я не вернулся домой. Вместо этого я вышел из дворца, и пошёл к моему старому дому в городе. Поскольку Тирион забрал его себе, он, формально, больше не был моим, что в некоторой степени меня раздражало — но мой агент работал на той же улице, прямо напротив, и мне нужно было уладить с ним кое-какие дела.

Выйдя на улицу из дворца, я сразу же заметил нечто странное. У моего магического взора чрезвычайно большая дальность, по сравнению с большинством волшебников. Исходя из того, что я узнал у Мойры Сэнтир, большинство волшебников могло различать предметы магическим взором на расстоянии в милю или меньше. У меня же была эффективная дальность около двух миль, и у большинства моих детей всё было примерно так же.

Конечно, были и другие различия. Годы тому назад Уолтэр Прэйсиан показал мне, что несмотря на его невысокую дальность, он значительно превосходил меня, когда речь заходила про вещи вроде обнаружения шиггрэс, и за последний год я выяснил, что мой сын мог видеть с помощью своего дара вещи мне недоступные — пространственные искажения, к примеру, хотя наш эксперимент рядом с Ланкастером внёс в эту тему некоторую сумятицу.

Как бы то ни было, благодаря моей исключительной дальности я заметил в городе большое число мощных источников эйсара. Как минимум пятнадцать-двадцать из них были достаточно сильными, чтобы заставить меня принять их за других волшебников. Более слабых источников было гораздо больше — слишком много, чтобы их сосчитать, и они двигались.

Насторожившись, я пошёл быстрее, укрепляя свой щит. «Это не могут быть другие маги. Во всём Лосайоне столько не наберётся». Направление моего движения заставляло меня приближаться к одному из более слабых источников, и как раз перед тем, как я дошёл до угла, мимо меня прожужжало маленькое существо. Оно остановилось в нескольких футах, и зависло — судя по всему, заинтересовалось мной.

Я изучил его в ответ, и осознал, что это было маленькое, похожее на насекомое существо вроде стрекозы. Тут я вспомнил о том, что Роуз рассказала мне за день до этого о плане Тириона.

— Наверное, это один из крайтэков для обнаружения АНСИС, — пробормотал я. Несколько секунд спустя существо потеряло ко мне интерес, и полетело дальше по улице.

Разлюбопытствовавшись, я изменил свой маршрут, чтобы пройти рядом с одним из сильных источников эйсара, хотя это и заставило меня сделать крюк в несколько улиц. С тем же успехом можно было воспользоваться возможностью увидеть вторую часть его плана. Я был вознаграждён десять минут спустя, когда в поле моего зрения попал патруль стражи.

Он состоял из двух человек в форме королевской гвардии, но один из них человеком был лишь внешне. Его эйсар и сплетённое из заклинаний оружие, висевшее у него на боку, убедили меня, что он наверняка был одним из крайтэков Тириона, прикидывавшимся гвардейцем.

Эта парочка остановилась, увидев моё приближение, и тут-то я и заметил самую очевидную разницу между ними. Если настоящий гвардеец иногда переминался с ноги на ногу и поправлял воротник, то крайтэк всё время находился в абсолютной неподвижности, как статуя. Его взгляд тщательно следил за мной, пока я шёл мимо.

Я коснулся лба, приветствуя их, хотя шляпы на мне не было, и пожелал им доброго дня.

Гвардеец коротко поклонился:

— Милорд, — сказал он, а вот крайтэк промолчал. Я чувствовал своей спиной их взгляд всё время, пока шёл дальше по той улице. «Какая приятная была встреча», — молча подумал я.

Тем не менее, хотя было странно подвергаться такому осмотру, я не собирался жаловаться, если план Тириона сохранит город от АНСИС. Я продолжил идти, и пятнадцать минут спустя добрался до здания, где работал мой агент. Дверь не была заперта, поскольку рабочий день ещё не закончился, поэтому я вошёл, не постучавшись.

Дэвид Саммерфилд поднял взгляд от своего стола:

— Лорд Камерон!

Офис был украшен свежими цветами, поэтому я предположил, что он всё ещё был в фаворе у продавщицы цветов, торговавшей дальше по улице.

— Расслабься, Дэвид, я здесь по делу.

Мой торговый агент предложил мне свой стул, а сам пересел было на тот, что предназначался для посетителей, но я отмахнулся от него:

— Это твой стол, Дэвид. За ним и сиди. — Я уселся на стул для посетителей, и устроился поудобнее.

— Что привело вас сюда сегодня, милорд? — сказал Дэвид. — Я не ожидал вас увидеть ещё минимум месяц.

— Мне нужны деньги, — прямо сказал я. — Много денег.

— Ремонт? — спросил он, догадавшись о причине. — Не думал, что вам так скоро понадобятся дополнительные средства.

— Я ускорил строительство, — сказал я ему. — Основное здание уже готово, но потребуется много каменщиков, плотников и других рабочих, чтобы превратить его в место, где люди могут жить и работать.

— Основное здание? — сказал Дэвид. — Что вы имеете ввиду? Требуются годы, чтобы отстроить крепость такого размера.

— Я вырастил новый замок. Но суть не в этом. Я планирую снова встряхнуть рынок металлов, поэтому решил заранее тебя предупредить.

— Каких металлов?

— Золото, серебро, и много железа, — заявил я. — Возможно, было бы лучше инвестировать наш свободный капитал в другие товары, вроде пшеницы и шерсти.

Он кивнул:

— Целы значительно поднимутся, если вы снова снизите ценность золота.

— Я попытаюсь действовать более умеренно, — объяснил я. — В этот раз я не хочу никого обанкротить. Не хочу создавать слишком много хаоса, но буду не против, если мы извлечём немного выгоды.

— Немного выгоды? — посмеялся он. — Вы могли бы стать богатейшим человеком в Лосайоне, если бы позволили мне действовать более агрессивно.

— Я хочу только восстановить Замок Камерон и поддерживать здоровый баланс счетов, — сказал я ему. — Не хочу наживать себе ещё врагов. — Следующий час мы с ним строили планы на следующий месяц, прежде чем перейти к менее серьёзным темам.

— Прежде чем я уйду — ты знаешь, где находится охотничий домик Принца Лиманда?

Казалось, этот вопрос Дэвида удивил:

— Он находится в королевских охотничьих угодьях, в паре часов пути на запад от города. А почему вы спрашиваете?

Я таинственно улыбнулся:

— Просто любопытно. Ты можешь описать дорогу точнее?

Как оказалось, имевшиеся у него документы включали в себя землемерные отчёты, которые охватывали в том числе и эту местность, поэтому он их нашёл, и показал мне дорогу по карте. Я не стал утруждать себя записыванием указаний — моя память была для подобных ситуаций весьма кстати.

— Пока вы здесь, — сказал Дэвид прежде, чем я успел уйти, — вы не знаете ничего насчёт недавно введённых патрулей?

— Городской стражи?

Он покачал головой:

— Нет — после нападения на улицах появились королевские гвардейцы. Патрули повсюду. Большинство горожан встревожены.

— А ты — встревожен? — спросил я.

— Меня волнует всё, что плохо для бизнеса, — отозвался Дэвид. — Люди начали пропадать. Говорят, гвардейцы арестовывают кого попало.

Несмотря на нападение, про АНСИС в Лосайоне почти никто не знал. Знай горожане о том, что кто угодно мог скрывать в себе металлического паразита, управляющего всеми действиями носителя, ну, наступил бы хаос, и, возможно, даже начались бы бунты. Поэтому Ариадна решила не разглашать правду, но по этой же причине люди понятия не имели, почему Гвардия арестовывала людей.

Честно говоря, я не был уверен, насколько много мне следует рассказать своему агенту.

— Считается, что у врага, стоящего за недавним нападением, в городе есть агенты и шпионы. Гвардия скорее всего их и арестовывает.

— Два дня назад они забрали отца Сары, — сказал Дэвид. — Я весьма уверен, что он ни в чём подобном не был замешан. Он цветы разводит!

— Нельзя быть уверенным…

— Я знал его! — сказал Дэвид, повышая голос. — Никого из схваченных людей потом больше не видели. Не было суда. Семьям не позволяют их навещать. Никто не знает, что с ними — их вполне могли казнить и закопать.

До этого момента последствия исполнения плана Тириона не были мне очевидны, и я задумался, осознавала ли Ариадна, какой урон её репутации был нанесёт тайной кампанией по устранению АНСИС. Дальнейшее продолжение таких мер могло создать панику.

— Я посмотрю, можно ли что-то узнать, — уклончиво ответил я.

— Да уж, пожалуйста, — твёрдо сказал Дэвид. — И пока вы не ушли — тот человек в вашем доме напротив, он правда ваш предок?

Я поморщился:

— Ну, формально, теперь, когда он вернулся, это — уже не мой дом, и — да, предок.

— Ходят слухи, что он основал Албамарл более двух тысяч лет тому назад, — сказал Дэвид, — но это же не может быть правдой, верно?

— К сожалению, да, — ответил я. — И я жалею о том, что он — мой предок. К чему ты ведёшь?

Дэвид потёр свой подбородок

— Ну, если он основал город, то разве это не значит, что он был первым Королём Лосайона?

Ну, во времена Тириона никакого правительства у человечества не было, и первые улицы Албамарла на самом деле проложил его сын, но это едва ли имело значение.

— Опасные вещи говоришь, Дэвид, — тихо сказал я.

Он поднял ладони:

— Я просто повторяю то, что слышал от людей на улицах.

— Не думаю, что моего предка интересуют претензии на трон, и я не стал бы повторять такие слухи. Тебя могут арестовать за государственную измену, если эти слова услышит не тот человек, — предостерёг я его.

— Думаете, поэтому Гвардия исчезает людей? — спросил Дэвид, подняв брови.

— Ни в коем случае, — объявил я. — На этот счёт я даю слово.

— Значит, вы что-то знаете, — сказал мой агент, и на его лице мелькнула заговорщицкая улыбка.

Я поборол желание закрыть лицо ладонями. Если такие слухи действительно ходили по улицам, то это никак не могло быть на пользу Ариадне. Монархи в Лосайоне традиционно были мужчинами. Моя тётка была первой правящей королевой за всю историю нации. Соответственно, давно существовала довольно заметная часть населения, которая была против её правления. Её выбор Лиманда в качестве супруга был в основном продиктован тем фактом, что он был иностранцем, в результате чего он вряд ли смог бы получить поддержку дворянства и создать угрозу её правлению.

Но Тирион — совсем другое дело. «Неужели он это спланировал?» — задумался я. Это казалось слишком изощрённым. «Вот, почему его крайтэки прикидываются Королевскими Гвардейцами, чтобы помочь в разжигании мятежа?»

От таких мыслей у меня начала болеть голова. С такими вещами я не мог разобраться в одиночку. Мне нужно было поговорить с Роуз. «Но сперва я посмотрю, смогу ли я собрать для неё немного сведений в другом направлении», — сказал я себе.

* * *

Я открыто стоял на краю леса где-то в тридцати ярдах от охотничьего домика Лиманда. Хотя я и не был скрыт, я не беспокоился о том, что меня мог кто-то увидеть.

— Потому что я мастерски изображаю из себя Тириона, — пробормотал я, ухмыляясь. Я накрыл себя иллюзией вяза среднего размера, чтобы не выделяться на фона остальных деревьев рядом со мной.

Мне потребовалось менее пятнадцати минут, чтобы добраться до этого места по воздуху, хотя ещё столько же времени я потратил, выбирая идеальное место для наблюдения. Оно находилось со стороны парадного входа, поэтому я мог наблюдать за всеми прибывающими как глазами, так и магическим взором.

Сам домик скорее выглядел как пригородное имение, а не как место, где собираются охотники, поскольку почти ничто в его внешнем виде нельзя было назвать сельским. Здание было построено из тёсанного камня, и украшено колоннами у парадного входа, что было относительно новым веянием моды, из чего я заключил, что построили его скорее всего не более десяти лет назад.

Земля ближе всего к дому была хорошо ухожена, насчитывая ряды скульптурных кустов, окружавших первый этаж и частично скрывавших окна. Кстати говоря, один из рабочих как раз сейчас подрезал один из этих кустов.

Я уже заметил семь слуг внутри здания — четырёх мужчин и трёх женщин. Одна из женщин и двое мужчин были на кухне, готовя ужин, в то время как остальные мужчины занимались рутинной работой. Вторая женщина стояла в спальне на втором этаже.

Она занимала большую часть моего внимания, в основном потому, что её поведение было очень странным. Сперва я думал, что она убиралась в комнате, но её действия этому не соответствовали. Она стояла в конце комнаты, и не двигалась, будто притворяясь статуей. Я мог бы подумать, что она — одна из Ши'Хар, если бы не тот факт, что она время от времени переступала с ноги на ногу.

Через двадцать минут после начала моего наблюдения Лиманд поднялся на второй этаж, и вошёл в спальню, где находилась женщина. Та поклонилась, когда он вошёл, и у меня начало появляться неприятное предчувствие.

Лиманд не разочаровал меня. Он что-то сказал, затем пересёк комнату, прежде чем обойти женщину подобно почуявшему кровь хищнику. Женщина всё это время оставалась совершенно неподвижной, даже не осмеливаясь повернуть голову, чтобы посмотреть на него.

Потом он задрал ей юбки, и провёл ладонью по внутренней стороне её ноги. Она слегка дёрнулась, когда его ладонь забралась ей между ног, но в остальном никак ему не сопротивлялась. Лиманд какое-то время держал там свою руку, пока женщина наконец не изогнулась слегка, будто собиралась попытаться отстраниться.

Он отреагировал мгновенно. Убрав руку, он молча отвесил ей затрещину, заставив женщину потерять равновесие. Она споткнулась о кровать, и крепко ударилась об пол.

На тот момент я скорее всего был самым разозлённым вязом за всю историю мира, и оставаться спокойным мне было нелегко. Я знал, что некоторые лорды злоупотребляли своим могуществом, позволяя себе вольности по отношению к своим служанкам. Я знал это из первых рук: мою жену, Пенни, некогда едва не изнасиловал заезжий дворянчик по имени Дэвон Трэмонт, ещё когда она была горничной в замке, а я был просто сыном местного кузнеца.

Но я не ожидал ничего подобного от Лиманда. Он определённо был неприятным человеком, но мне и в голову не приходило, что он может быть настолько отвратительным чудовищем. Мне хотелось только одного: войти в здание, и сотворить с причиндалами Лиманда что-нибудь категоричное и необратимое — и я вполне мог бы так поступить, если бы он не остановился.

Женщина встала на ноги, и, похоже, просила прощения, но Лиманд лишь рассмеялся, и вышел прочь из комнаты. Она снова встала столбом около кровати, а он пошёл заниматься какими-то делами в, судя по всему, кабинете.

Я тяжело дышал, несколько минут приходя в себя от прилива адреналина. «Почему он остановился?» — задумался я. Он спас себя от неудачного и полного боли возмездия с моей стороны, но он не догадывался о моём присутствии. Неужели он мучил горничную просто для забавы?

Обдумывая эти вопросы, я ждал и наблюдал, пока не прошёл ещё час. Я уже начал было думать о том, чтобы уйти, но тут я обнаружил карету, приближавшуюся к охотничьему домику по небольшой дороге.

Именно ради чего-то вроде этого я здесь и был, поэтому снова принялся ждать. Карету везла четвёрка лошадей, при ней были возчик и лакей, а также единственный пассажир. К тому времени, как она добралась до здания, я опознал сидевшего внутри мужчину по одному лишь его эйсару. Это был Дэвид Эйрдэйл.

Граф покинул карету, и его слуги завели её за дом, чтобы позаботиться о лошадях, припарковавшись в небольшом амбаре, отведённом для этой цели. Между тем Графа Эйрдэйла встретил хозяин дома, Лиманд, и повёл внутрь.

Лиманд, похоже, был рад его видеть, и они несколько минут вроде бы оживлённо беседовали, прежде чем усесться в гостиной, попивая вино. Они оставались там ещё четверть часа, прежде чем Принц жестом предложил ему последовать за собой, и повёл его на второй этаж.

По мере того, как они приближались к спальне, где в своей неподвижной позе всё ещё стояла женщина, у меня начало появляться нехорошее чувство. «Да не могут же они…» — подумал я.

Эйрдэйл вроде был удивлён, когда ему показали стоявшую в комнате женщину, что несколько улучшило моё мнение о нём. Оно улучшилось ещё больше, когда он отрицательно покачал головой после того, как женщина начала снимать с себя одежду. Граф едва не бегом покинул комнату, а Лиманд посмеялся над его дискомфортом.

Принц последовал за ним на первый этаж, и я почти расслабился, когда граф вернулся к своему креслу и выпивке, однако Лиманд ещё не закончил. Он крикнул, и где-то через минуту остальные слуги собрались на его зов. Они строем поднялись на второй этаж. Войдя в спальню, где была женщина, они выстроились у стены.

— Какого чёрта они делают? — пробормотал я, сбитый с толку.

Минуту спустя Лиманд присоединился к ним, в то время как Эйрдэйл, которому вроде было не по себе, остался внизу. Принц, похоже, несколько минут читал своим слугам нотации, время от времени показывая пальцем на стоявшую о кровати женщину, затем повернулся, и рявкнул ей какой-то приказ.

Она снова начала снимать с себя платье, в то время как принц рылся в сундуке, стоявшем в углу комнаты. Я замер, не в силах осознать то, что мне показывал магический взор. «Зачем ему заставлять её раздеваться в присутствии других слуг?»

Я исходил гневом, и вот-вот готов был сделать что-то глупое. «Что это у него в руке?». На таком расстоянии я не мог сказать точно — это могла быть короткая верёвка, но я не думал, что ему требовалось связать женщину. Пока что бедная горничная была совершенно покорной.

Тут по моей спине пробежали мурашки, когда свитый в кольца подобно змее предмет развернулся. С этой штукой я имел близкое знакомство — с тех самых пор, как меня били плетью у позорного столба в Албамарле. Лиманд взмахнул рукой, и женщина выгнула спину от боли.

Я не помнил, как пришёл в движение, но я развеял свою иллюзию, и перелетел отделявшее меня от входной двери пространство так быстро, что услышал её крик почти в тот же миг, как вошёл в дом. Двери уже не существовало. Она превратилась в град щепок и обломков, падавших вокруг меня.

Граф Эйрдэйл уставился на меня, будто у меня выросли рога.

— Что вы здесь делаете? — воскликнул он, но у меня не было времени на его вопросы. Я подошёл к лестнице, и взлетел по ней вверх — мои стопы были в считанных дюймах от ступеней.

Находившиеся в комнате Лиманд и обслуга уже начали реагировать на звук взрыва, вызванный моим проникновением в дом. Один из них открыл дверь в спальню, и выглянул как раз в тот момент, как я появился в конце коридора.

Усилием воли мне удалось снова коснуться ногами пола, и я прошагал к спальне.

— Вон, — предупредил я смотревшего на меня мужчину. Он едва успел вывалиться в коридор, чтобы не столкнуться со мной, когда я ворвался в комнату.

— Лорд Камерон? — капризным тоном произнёс Лиманд.

Я несколько секунд молчал, обводя помещение взглядом. Оставшиеся слуги не двигались, но на их лицах отражались шок и страх. Обнажённая женщина стояла в нескольких футах от Лиманда, вот только теперь я видел, что никакая это была не женщина.

Это была девочка, вроде бы даже моложе Айрин — лет двенадцати или тринадцати, наверное. Набирать рост она, возможно, уже закончила, а вот груди у неё ещё только росли. Кровь сочилась с её спины, стекая по бедру, ноге, и собираясь в маленькую лужицу на полу.

Сперва я не отреагировал. Пока я пытался осознать увиденное, мой разум впал в шоковое состояние, но затем Лиманд снова заговорил, насмешливым тоном:

— Если бы я знал, что тебя интересуют такие вещи, Мордэкай, я бы с радостью тебя тоже пригласил.

Ответивший ему голос был настолько глубоким и скрипучим, что я едва узнал в нём свой собственный:

— Ещё одно слово, и я тебя убью прямо на месте. — Повернув голову, я обратился к его слугам: — Уходите.

Уговаривать их не требовалось. Они бросились прочь из комнаты так, будто от этого зависели их жизни — возможно, так и было. Я и сам не был уверен, что буду делать.

— Граф Камерон, — начал Принц, но не закончил. Шагнув вперёд, я вогнал свой кулак в его подбородок с такой силой, что скорее всего вывихнул ему челюсть, а также заработал перелом в кисти. Я неосознанно применил магию, увеличив силу, но не защитил свою плоть. Боль была сильной. Почему-то это заставило меня почувствовать себя лучше.

Девушка попятилась, укрывшись в углу, а Принц покачнулся, и свалился на пол, пачкая свою одежду её свежей кровью.

Лиманд не двигался. Падал он бесконтрольно, потеряв сознание ещё до того, как шмякнулся об пол. Только это спасло его от дальнейшего наказания. Ублюдок ничего бы не почувствовал.

Тяжело дыша, я перестал обращать на него внимание. Сосредоточив восприятие на раненой руке, я выправил куски сломанной кости, прежде чем закрепить их друг к другу. От этого боль только усилилась, что, похоже, также помогло моей голове проясниться. После этого я посмотрел на сжавшуюся в углу девушку.

Она дёрнулась, когда на неё упал мой взгляд.

— Пожалуйста, милорд, не делайте мне больно. Я сделаю всё, что вы скажете. — По её щекам текли слёзы, а она всё пыталась выпрямить спину, выставляя свои груди напоказ настолько неестественным образом, что стало ясно — её специально так научили.

От этого вида у меня всё сжалось внутри, мне хотелось заплакать. Помешал этому лишь мой гнев.

— Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль, — сказал я, не двигаясь. — Как тебя зовут?

Учитывая обстоятельства, я не был бы удивлён, если бы она не смогла ответить — но она сразу же сказала:

— Милли, милорд.

«Как долго с ней так обращались?». Девушка явно привыкла повиноваться приказам, даже когда была в ужасе.

— А фамилия? Где твоя семья? — спросил я.

— Нет у меня семьи, милорд. Они продали меня Принцу, когда я ещё говорить не умела, — ответила она.

Моё воображение отказывалось представлять, какой могла быть её жизнь. Я взял с кровати её платье, и отдал ей:

— Одевайся. — Она поспешила повиноваться, но я поймал её запястья, когда она подняла платье над головой. Я и забыл про её раны. — Постой, твоя спина… повернись, дай мне на неё взглянуть.

То, как она дёрнулась от моего касания, разрывало мне сердце, но она послушно повернулась, и от вида её спины мне стало только хуже. Лиманд совершенно не сдерживался. Хлыст вспорол кожу, оставив ярко-красный рубец, всё ещё сочившийся кровью. Более того, её явно не в первый раз пороли кнутом. У Милли был целый набор шрамов — от старых до ещё не до конца заживших. «Что за человеком надо быть, чтобы сотворить такое с ребёнком?»

Мне хотелось что-нибудь сломать, и больше всего мне хотелось сломать тело лежавшего неподалёку на полу мужчины. Лиманд выглядел чересчур мирно, даже бессознательно распластавшись на твёрдом полу. «Он не заслуживает жизни», — холодно подумал я. На миг я подумал о последствиях. Если я его убью, то стану преступником, меня будут искать по всему Лосайону. Я потеряю титул и земли, и вероятно, и жизнь тоже, если, конечно, меня сумеют привлечь к ответственности. Даже Ариадна не смогла бы защитить меня от закона, убей я её мужа — вне зависимости от того, как она лично к этому ублюдку относилась. Он был принцем.

Моему сыну могли позволить унаследовать титул — а могли и не позволить. Все мои владения могли быть отобраны короной, и переданы совершенно другой семье.

Я глядел на Лиманда, и одна пришедшая мне в голову мысль показалась мне абсолютно истинной:

— Будь здесь моя жены, ты уже был бы мёртв, — пробормотал я. Одна только эта мысль едва не заставила меня переступить черту. Будь Пенни жива, она не стала бы меня винить. Она бы уже пронзила чёрное сердце Лиманда своим мечом. — Возможно, лучшим способом почтить её память было бы сделать то, что захотела бы сделать она сама, — холодно сказал я, теребя висевший у меня на поясе кинжал.

Милли заплакала:

— Пожалуйста, сэр. Пожалуйста, не убивайте его. Мне больше некуда податься. Если он умрёт, меня вышвырнут на улицу. — Из-за её рыданий слова были едва разборчивыми, но я всё равно её понял. И пожалел об этом.

Я посмотрел в глаза девушки, и почувствовал, что и мои глаза начали наполняться слезами. Сколько же страданий она вытерпела? Она, наверное, не знала ничего кроме насилия и надругательств — и теперь молила оставить мучившему её тирану жизнь.

Вытерев лицо рукавом, я отвернулся от Лиманда, и убрал руку прочь от кинжала. Если бы не мольба Милли, я бы его убил, и к чёрту расплату. Она слишком настрадалась, и дальнейшее насилие лишь принесло бы ей ещё боль, особенно насилие от руки незнакомца, притворяющегося её спасителем.

— Шибал, — тихо произнёс я, погрузив девушку в глубокий сон. Я поймал её, когда она упала, и мягко положил на кровать, лицом вниз. Затем я заблокировал нервы у неё на спине, и залечил её раны, прежде чем осторожно одеть её. Я старался не думать о своих собственных дочерях, надевая на неё платье, но это было трудно. Её тело было покрыто синяками — одни уже желтели, а другие были свежими и тёмными.

Наконец выместив гнев, я волной эйсара выбил внешнюю стану спальни наружу. После чего взял Милли на руки, и полетел. Секунды спустя мы покинули охотничий домик Лиманда, и вскоре он скрылся из виду.

Глава 11

Прошло десять минут, прежде чем мой разум прояснился достаточно, чтобы подумать о том, куда я лечу. Сориентировавшись по солнцу и времени дня я осознал, что лечу на северо-запад, примерно в сторону дома — но даже при полёте на опасной скорости добираться туда мне предстояло ещё пару часов.

Непорядок. Девушке совсем не пойдёт на пользу, если я её потащу через всю страну на руках. Ей нужны были ванна, тёплая постель, и мягкие одеяла. Ей нужен был дом, лучше всего — двенадцать лет назад, чтобы она могла вырасти в безопасности и комфорте. Сейчас её больше всего должно было заботить, распустятся ли цветы по весне, или подадут ли к ужину её любимые блюда. У меня затуманился взор, и я снова был вынужден выкинуть мысли из головы.

Наконец придя в себя, я опустился посреди будто бы бескрайнего леса, тянувшегося от столицы до самых Элентирских Гор. Запустив руку в мешочек, я вытащил свой стило, и создал временный круг, чтобы перенести себя домой. «Перенести нас домой», — мысленно поправился я.

Когда я пересёк порог своего дома и прошёл по парадному коридору, первой нас заметила Алисса:

— Милорд, кто это? — Она несла корзину со свежевыстиранными простынями, но поставила её на пол, чтобы освободить руки.

— Её зовут Милли, — тихо ответил я.

Позади меня из своей комнаты вышла Мойра, и посмотрела мне через плечо:

— Что с ней случилось? Где ты её нашёл?

— Нашёл я её в охотничьем домике Лиманда, рядом с Албамарлом. Она была одной из его служанок, — тупо сказал я.

Моя старшая дочь зашипела, увидев синяки на тонких руках Милли:

— Её избили! Неси её в мою комнату. Положим её там, на кровать.

В течение нескольких минут все мои домочадцы собрались в коридоре рядом со спальней Мойры. Сама Мойра, вместе со своей второй «я», Мёйрой, работала над Милли, а Алисса бегала взад-вперёд, нося полотенца и воду из кухни.

Чтобы не толпиться у спальни, я отвёл всех остальных в главную комнату, и выдал укороченную версию рассказа о том, что я видел.

— Тебе следовало остановить его сердце, — сказала Линаралла, первой подав голос после окончания моего рассказа. Как обычно, она говорила спокойно и ровно, почти не выказывая своих эмоций.

— Лиманд — Принц-Консорт, — сделал наблюдение Мэттью. — Они попытались бы казнить Папу, если бы он так сделал.

— Почему? — с любопытством спросила Линаралла.

— Таков закон, — сказал мой сын. — Убийство непозволительно, а когда убитый — член королевской семьи, всё ещё хуже.

— Смерть от остановки сердца была бы безболезненной, — объяснила Линаралла. — Опасным животным нельзя позволять подвергать риску остальных.

Айрин согласно кивнула:

— Ты права, Линн, но закон всё равно бы потребовал от Папы расплаты за это преступление.

— Значит, у вас глупый закон, — объявила Ши'Хар. — Пытки и надругательства приносят боль и страдания. Остановить их — проявление милосердия, а не преступление.

Айрин слегка улыбнулась в ответ на заявление Линараллы, затем повернулась ко мне:

— Думаешь, Принц попытается её вернуть?

Я поморщился:

— Попытаться — может, но этому не бывать.

— Формально, она является его собственностью, — сказал Мэттью. — Если она — крепостная, конечно. Он мог бы обвинить тебя в воровстве.

Я прорычал:

— Пусть занесёт это в список. Я уже угрожал ему насилием и нанёс ущерб его собственности. — Все жители Уошбрука и Арундэла были свободными людьми. Я вырос простолюдином, и практика содержания людей в фактически рабстве была мне противна — но в Лосайоне всё ещё была разрешена, если того желал дворянин, правящий конкретным регионом страны.

— И что ты разрушил на этот раз? — спросил Грэм, стоя в дверном проёме, выходившем в коридор. Мы были так увлечены разговором, что никто из нас не заметил его прибытие через портал.

Мэттью начал было объяснять, но Алисса вышла из комнаты Мойры, и побежала обнять своего жениха, заставив нас подождать, пока они не закончили здороваться. Когда они отделились друг от друга, Мэттью рассказал своему другу о моих недавних похождениях, и наш разговор продолжился.

Ни к какому решению он нас на самом деле так и не привёл, но Грэм озвучил важный момент:

— Тебе надо доложить Королеве о том, что ты видел.

Я покачал головой:

— Если я вернусь сейчас, то она будет вынуждена посадить меня под замок, пока всё не разрешится. Ситуация с Ланкастером слишком долго остаётся открытой. Если Роланд всё ещё жив, то его положение может быть отчаянным. Даже если это не так, то там может быть много людей, которых нужно спасти.

Грэм нахмурился:

— Чем дольше будешь ждать, тем хуже будешь выглядеть в глазах закона. Лиманд может обвинить тебя в попытке уклониться от правосудия. Это может подорвать твои утверждения о том, что он мучил девушку.

— Тому была масса свидетелей, — возразил я. — Все, кто там был, знали, что он с ней делал.

— Но осмелятся ли они дать показания против Принца? — сказал Мэттью.

— Девушка у нас, — заявил я. — Её слова, и оставшиеся на её теле доказательства, будут достаточны, если их дополнить моими собственными показаниями.

— Она — имущество, — печально сказал Мэттью. — Закон даёт Лиманду право поступать с ней так, как ему заблагорассудится.

— Пытка — всё равно преступление, — сказал я, скрипя зубами. — Даже дворянам дозволено наносить вред своим крепостным лишь до определённого предела, даже в качестве наказания за преступление.

— А что закон говорит насчёт нанесения удара по королевскому принцу? — оспорил моё утверждение Грэм.

— А что бы ты сделал на моём месте? — огрызнулся я, кипя от фрустрации.

Грэм обмяк на своём стуле:

— Я уже был бы в тюрьме.

Айрин подала голос:

— Ари никогда не посадит Папу за такое. Это было правосудие.

Мэттью смотрел в пол:

— Ариадна не посадит, а вот Королева — обязана, иначе дворяне взбунтуются.

— Тогда мы просто поднимем щит, — объявила Айрин. — Они не смогут его арестовать, если не смогут войти в замок.

— Это начнёт гражданскую войну, — сказал мой сын.

Я кивнул:

— Он прав. Сколько человек погибнет, если я начнут такой конфликт?

— Нисколько, — настаивала Айрин. — Щит не даст никому попасть внутрь.

— А что насчёт фермеров? — спросил я. — А что насчёт фригольдеров?

— Они могут побить в Уошбруке, — сказала Айрин.

Всегда логичный, Мэттью указал на вопиющий изъян в её плане:

— Как долго? Сколько у нас еды на случай осады? Подумай головой, Рэнни.

Грэм посмотрел на меня:

— Что будешь делать?

— Ты был прав, — сказал я. — Надо доложиться Королеве — но я это сделаю после того, как мы завтра уладим дела с Ланкастером. Роланд и его люди слишком важны, чтобы ждать.

* * *

На следующее утро я стоял у границы области, где некогда был Ланкастер. Со мной были Грэм, Алисса, Мэттью, Керэн, Айрин и Линаралла, хотя последней паре отправиться с нами через пространственную границу было не суждено. Они вернутся домой, чтобы помочь Мойре с Милли. С собой я их взял для того, чтобы увидеть, смогут ли они также уловить особую транслокационную магию Мэттью.

Также с нами были массивные драконы Грэма и Мэттью, Грэйс и Зефир, и недавно вылупившаяся, и потому гораздо меньшего размера, драконица Алиссы — Са́сси^[61]. Я всё ещё не смирился с этим именем, но Алисса настаивала, что для связанной с ней узами драконицы это имя было наиболее подходящим.

Саму Алиссу можно было описать по-разному — пылкая, верная, смертоносная, — но нахальной она не была. Она была для этого слишком сдержанной и уважительной к вышестоящим людям, однако ей, похоже, казалось, что её спутницу это слово описывало идеально, и потому упрямо продолжала использовать это имя.

Я приказал всем тщательно наблюдать, а потом кивком указал Мэттью приступить к делу. Он развёл руки, и эйсар потёк с его пальцев многоцветными лентами, пульсируя и описывая в воздухе странные узоры. Прежде чем он успел сделать что-то ещё, я спросил:

— Кто-нибудь видит, что он делает?

Линаралла кивнула, а Айрин ответила:

— Конечно.

Керэн отрицательно покачала головой:

— Ничего. — Мэттью продолжил, и вид изменился, показав нам дорогу, которая вела в Ланкастер. Керэн снова подала голос: — Вот теперь вижу.

— Теперь все видят, — сказала Сасси с немалым количеством сарказма в голосе.

«Может, имя подходит ей больше, чем я думал», — молча сделал наблюдение я. После чего посмотрел на Айрин и Линараллу:

— Думаете, вы сможете повторить то, что он только что сделал?

— Эм, — неуютно выдала Айрин.

Линаралла ответила более уверена:

— Если попрактикуюсь.

— Если мы не вернёмся к завтрашнему дню, то вам, возможно, придётся привести подкрепления, — сказал я им. — А пока ступайте домой.

Айрин подала голос:

— Вы же забираете драконов с собой. Нам что, пешком обратно идти?

Линаралла дёргала Айрин за рукав, пытаясь привлечь её внимание, но я предостерегающе покачал головой:

— А других способов добраться домой у вас нет? — спросил я. Линаралла начала было отвечать за неё, но я поднял ладонь, чтобы её остановить: — Пусть сама догадается.

Моя младшая дочь перевела взгляд с Линараллы на меня, и чуть погодя её осенило:

— О! — На её лице мелькнуло смущение. Она засунула руку в свой новый поясной мешочек, и вытащила книжечку, содержавшую её записи насчёт телепортационных кругов. — Наверное, я просто не подумала.

Я сжал губы, но ничего не сказал, лишь кивнув.

Однако ей в голову пришла и другая мысль:

— Постой, у меня нет тех узоров, которыми ты пользуешься.

— Они тебе и не нужны. Ты можешь начертить круг сама. В твоей книжке же есть пример круга? — сказал я ей.

— Я могу их перенести обратно, и вернуться. Это займёт лишь несколько секунд, — услужливо предложила Керэн.

— Ей нужно учиться. Мы не всегда сможем полагаться на тебя, Керн, — ответил я.

Айрин одарила меня кислым взглядом, когда я начал проходить сквозь границу между измерениями:

— Ты даже не подождёшь, чтобы убедиться, что я делаю всё правильно?

Ждать пришлось бы минимум десять минут, и только если бы ей удалось всё сделать правильно с первой попытки.

— Ты будешь учиться быстрее, если я не буду стоять у тебя над душой, — сказал я ей.

Грэму было будто не по себе:

— Неужели можно вот так вот оставить их, совсем одних?

Я хмуро глянул на него:

— Ты действительно думаешь, что им двоим там хоть что-то грозит?

— Наверное, ты прав, — смущённо сказал Грэм, в то время как Алисса воспользовалась возможностью над ним посмеяться.

Пройдя вперёд, я пересёк созданный Мэттью портал. Остальные прошли за мной, после чего Мэттью развеял его. Мы были на другой стороне.

Открывавшийся перед нами вид был относительно нормальным. Дорога шла дальше, к Ланкастеру — всё как я и помнил, с теми же знакомыми лесами по обе стороны, время от времени прерывавшимися полянами. Однако позади нас высился всё тот же первозданный лес, который я так недавно уничтожил. Деревья в нём были крупнее и разнообразнее, а внизу был густой, почти непроходимый подлесок из лоз и кустов.

Мы быстро пошли вперёд — более крупные драконы, Грэйс и Зефир, шагали по обе стороны от нас. Чем скорее мы уберёмся подальше от этой дикой границы, тем безопаснее будем — предположительно.

Глава 12

Прогулка была приятной. Грэм и Алисса двигались впереди, драконица Сасси ехала на её закованном в броню плече. Мэттью, Керэн и я шли следом. Дорога стлалась по земле, мягко опускаясь и поднимаясь, следуя за ландшафтом.

Верхом на драконах мы пролетели бы быстрее, но я хотел двигаться медленнее, чтобы на ходу осматривать местность. Пятнадцать минут спустя мы поднялись на небольшой холм, и я смог увидеть слева от нас дом, где я вырос. Моя мать продала его сколько-то лет тому назад, и новый владелец тоже был кузнецом, явившимся в Ланкастер, чтобы воспользоваться открывшимися после смерти моего отца возможностями.

Этот новый кузнец был молодым человеком с молодой и крепко сбитой женой. Звали их Шон и Трэйси, насколько я слышал, поскольку лично с ними не встречался. Мать тогда сказала мне, что у них было двое сыновей, и ещё один ребёнок на подходе. Это значило, что теперь у них должно было насчитываться трое детей — если, конечно, не случилось никакой беды.

Я смог определить, что жителей в доме не было, ещё задолго до того, как мы приблизились. Однако нельзя было сказать, что в нём не было совсем никого живого. Магический взор обнаружил внутри очень крупного паука, хотя тот и излучал очень мало эйсара. Предыдущий опыт в лесу научил меня быть внимательным, но также помогал тот факт, что жуткая тварь не пряталась под землёй.

— Видите? — спросил я остальных, когда мы были в пятидесяти ярдах от дома.

— Ага, — ответил Мэттью с выражением отвращения на лице.

— Что видим? — спросил Керэн.

— В доме, — сказал я, показывая пальцем в нужную сторону. — В передней комнате, присмотрись.

Грэм и Алисса терпеливо ждали, поскольку были лишены магического взора. Несколько секунд спустя Керэн дёрнулась, и ахнула:

— Фэ! Боже мой! — воскликнула она. — Что это? Это не может быть паук — слишком большой. Ох, ноги, фу… — Её лицо исказилось. — По-моему, меня сейчас стошнит.

— Он отличается от тех, что мы встречали ранее, — сделал наблюдение мой сын. — Крупнее, и один.

Грэйс зарычала, из её горла донёсся низкий рокот:

— Давайте, я от него избавлюсь.

— У других был опасный яд, — напомнил я ей. — Я бы предпочёл не рисковать тобой.

Драконица фыркнула, выпустив небольшой язык огня:

— А кто сказал, что я вообще туда сунусь?

— Я запрещаю тебе сжигать дом моего детства только для того, чтобы избавиться от обычного паука, — твёрдо сказал я ей.

Керэн с ней согласилась:

— А по-моему, план отличный. У меня ещё неделю будут кошмары от одной лишь мысли об этой твари.

Грэм произнёс тихую команду, и появилось два меча, по одному в каждой его руке.

— Я о нём позабочусь. — Алисса подняла своё копьё, и встала рядом с ним.

— Выманите наружу, и я смогу его убить, не нанеся вреда имуществу, — сказал я им.

— Сомневаюсь, что в нашей броне он сможет что-то с нами сделать, — сказал Грэм. — Мне будет спокойнее, если вы не будете делать что-то, что я не могу видеть или предугадать. Попридержите магию, пока ситуация не выйдет из-под контроля окончательно. — Секунду спустя, он запоздало добавил: — Милорд.

— Ладно, — ответил я.

Мы встали поближе к дороге, в то время как Грэм и Алисса подошли к дому. Я почувствовал, как паук внутри дома пришёл в движение. Он был прямо за дверью, и явно знал об их присутствии. «Он собирается на них наброситься», — осознал я. Может, он имел родство с ктенизидами, поскольку тактика казалась похожей.

Воины переглянулись, пообщавшись скупыми жестами рук, после чего Алисса шагнула в сторону, а Грэм пошёл прямо к двери. Случившееся далее было настолько быстрым, что моему мозгу потребовалось какое-то время, чтобы угнаться за тем, что воспринимали мои глаза.

Дверь распахнулась, и из неё показалось массивное коричневое тело паука, обладавшее будто бы бессчётным числом ног, потянувшихся схватить стоявшего в нескольких футах от двери молодого человека. Почти в тот же миг стоявшая сбоку Алисса прыгнула вперёд, глубоко вогнав копьё в головогрудь чудища. Ей не хватало массы, чтобы остановить паука, но она лишила чудовище равновесия, и существенно его замедлила.

Между тем мечи Грэма двигались туда-сюда, систематически отрубая существу передние ноги и жвала. Паук завалился вперёд, и Грэм метнулся вбок, начав рубить ноги с противоположной от Алиссы стороны, в то время как она высвободила своё копьё, и использовала его, и теперь оставляла с его помощью в животе твари крупные дыры. Бой закончился почти сразу же после того, как начался.

Однако это не помешало Керэн завизжать как резанной в тот же миг, как она увидела выскочившего из дома паука. От её крика у меня ещё какое-то время звенело в правом ухе.

Прошло лишь несколько секунд, а паук уже умирал, подёргивая несколькими оставшимися ногами. Алисса ещё раз ткнула его копьём, на этот раз проткнув кожистую на вид сумку, закреплённую под животом паука. К сожалению, сумка оказалась яйцевой камерой, но наполненной не яйцами, а новорождёнными паучками, каждый из которых был размером с монету.

Паучки рекой потекли наружу, разбегаясь во все стороны от своей матери — в том числе вверх по ногам двух воинов, сразивших гигантского паука. Для Грэма это проблемой не было, так как его броня была полностью герметична, благодаря тщательно настроенным чарам пропуская внутрь лишь воздух — а вот броня Алиссы была сделана более традиционным образом. Сочленения её брони были защищены кольчужными вставками, но что-то, пробежавшее по её поножам и наручам достаточно далеко, могло найти вход через подкладку и завязки её нижней куртки.

Однако Алисса вовремя отреагировала, отскочив на десять футов, так что заползти на неё удалось лишь нескольким тварюшкам. Сасси помогла, подлетев поближе, и выдав несколько маленьких языков пламени, сжигая арахнидов.

Грэйс же действовала более тщательно. Как только двое воинов оказались подальше от передней части дома, она обдала труп паука ипарадный вход массивным потоком пламени, и не сбавляла напора почти десять секунд. Кровля почти сразу же загорелась, превратив весь дом в большой костёр. Однако спалить мой дом ей было мало — после первой струи пламени она повернула голову, и прожгла землю по обе стороны, постепенно отступая к нам.

— Чёрт тебя дери, Грэйс! Я же сказал, что не хочу наносить дому никаких повреждений! — закричал я на неё.

Если мои упрёки её и тронули, то виду она не показала. Массивная драконица повернула голову, уставившись на меня одним из своих рептилоподобных глаз:

— В доме были паразиты. Построишь новый.

— Не было там паразитов! Паука мы убили. С остальными я смог бы разобраться, не сжигая весь дом!

Грэйс села на задние лапы, будто какая-то гигантская собака:

— Да я так, для верности, — пророкотала она без капли раскаяния.

Я потрясённо уставился на неё, затем потопал прочь, гневно бормоча:

— Вот и сгорело моё детство.

Керэн же выглянула у Мэттью из-за спины:

— Спасибо, Грэйс. Не знаю, смогла ли бы я когда-нибудь заснуть, не спали ты эту тварь.

— Не за что, — сказала драконица.

— Идёмте, — окликнул я. — С тем же успехом можно посмотреть, не нужна ли Роланду драконица-пироманьячка.

Кто-то засмеялся, но за мной они всё же пошли, и мы двинулись дальше. Больше к попадавшимся сельским домикам мы не приближались. Я решил, что для одного дня мы нанесли достаточно урона. Целью нашей было спасти Ланкастер, если там кто-то остался, а не вычищать его предместья.

Полчаса спустя над деревьями показались верхушки замковых башен, поэтому я объявил остановку:

— Сасси, почему бы тебе не слетать, посмотреть по-быстрому? Ты достаточно маленькая, чтобы тебя могли принять за ястреба, если тебя заметит кто-то враждебный.

— Твоё желание — закон, о мудрый брюзга, — отозвалась маленькая драконица, взмывая в воздух.

Я сердито посверлил взглядом спину удаляющейся рептилии, затем повернулся к Керэн:

— Пока мы ждём, у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

— Ты можешь телепортироваться отсюда в Уошбрук, или в любое из мест за пределами границы, через которую мы сюда прошли?

Она ответила мгновенно:

— Нет, — сказала Керэн.

— Как-то быстро, — отозвался я. — Ты знаешь, хотя даже и не пробовала?

Она кивнула:

— Трудно объяснить. Это как карта у меня в голове, но я её скорее не вижу, а чувствую. Когда я куда-то попадаю, карта становится больше, но как только мы пересекли границу, она исчезла. Для этого места у меня карта совершенно отдельная.

Я покосился на сына:

— Но с технической точки зрения это место по-прежнему находится в том же измерении. Которое просто разделено искусственными границами. Так почему её телепортация не работает?

Мэттью пожал плечами:

— Не буду притворяться, что понимаю, как работает её дар — но ты прав. Вот, почему мне приходится создавать портал на границах, а не просто брать, и смещаться куда угодно, как я делал, когда направлялся в мир Керэн. Я могу открывать границы, но не могу перемещаться между этим местом и домом, потому что они на самом деле по-прежнему находятся в одном и том же мире.

Это показалось мне разумным:

— Интересно, а почему животные здесь так отличаются от тех, к каким мы привыкли.

— Как долго ваш мир был вот так вот разделён? — спросила Керэн.

Мы с Мэттью переглянулись. Быстро прикинув в уме, я ответил:

— Около десяти тысяч лет, скорее всего.

Она пожала плечами:

— Это не очень долго, но если давление отбора было достаточно высоким, то этого времени могло хватить, чтобы эволюция дала такой результат.

— Эволюция? — сказал я, хмурясь.

Мэттью похлопал меня по плечу:

— Я потом объясню. Если пороешься в знаниях древних людей, которые Ши'Хар сохранили, то там будет этому объяснение. У самих Ши'Хар было ещё более подробное объяснение, но его труднее найти, поскольку их перспектива была совершенно иной. Если коротко — это идея о том, что живые существа могут меняться со временем, для улучшения собственного выживания.

Кионтара также могли вмешаться, — добавил Мэттью. — Они были здесь изолированы в течение тысяч лет, и у них были многие знания, которыми обладали Ши'Хар.

Лично мне было проще уложить в голове именно это объяснение. За тысячелетия своего существования Тёмные Боги стали невероятно жестокими. Это было бы вполне в их духе — вмешиваться в развитие растений и животных, наполнявших их дом. Скорее всего они это сделали просто ради того, чтобы позабавиться, третируя живших здесь людей. Народ Санэра, анголы, выжили в этой среде, и это, очевидно, сделало их чрезвычайно крепкими.

Пока я размышлял, вернулась Сасси.

— Впереди замок, с большим озером рядом с ним, — доложила она.

— А каких-нибудь людей в замке ты видела? — спросил я.

— А разве замки не для этого устроены, чтобы там жили люди? — едко сказала драконица.

Я заскрипел зубами:

— Если только людей всех не сожрали гигантские пауки. Так ты видела кого-нибудь или нет?

Сасси слегка повернула голову на бок в жесте, странным образом напомнившем мне о моём псе, Хампфри, когда тот был в глубокой задумчивости.

— Полагаю, твой вопрос всё же был не таким уж тупым. Я действительно видела нескольких человек, ходивших по гребням стен.

— Спасибо, Сасси. Я рад узнать, что ты не считаешь меня полностью невежественным, — кисло сказал я. Я увидел, что стоявшая сбоку от меня Керэн прикрыла рот, удерживаясь от смеха. — Ты заметила какие-то ещё важные подробности во время облёта?

— Замок гораздо красивее той чёрной глыбы, которую ты зовёшь Замком Камерон. Мог бы поучиться у тех, кто строил этот замок, — заметила Сасси. — Как минимум, подумай о том, чтобы заиметь озеро и ров. Они очень живописные.

Грэм фыркнул, но я заставил его заткнуться, бросив на него холодный взгляд.

— А что насчёт ворот, Сасси — они были открыты или закрыты? Было ли похоже, что замок был в осадном положении?

— Они были закрыты, — сказала драконица. — Но тебе уже пора бы знать, что здания не могут менять своё положение. Они вообще не могут двигаться.

Я проигнорировал её комментарий, и обратился к остальным:

— Идём дальше. Приблизимся к воротам, и посмотрим, впустят ли нас.

Мы пошли дальше по дороге, и вскоре лес по обе стороны от нас сошёл на нет, когда мы вошли в окружавший Замок Ланкастер очищенный от деревьев участок земли. Это была вполне понятная защитная мера — держать местность за пределами стен свободной от деревьев или крупных зданий на случай войны или осады, и Ланкастер в этом плане ничем не выделялся. Вообще, обычно на этой территории паслись овцы, но сегодня я их не заметил. У меня появилось подозрение, что их съели либо обитатели замка, либо то, что заставило их закрыть ворота.

Когда мы остановились перед большими дубовыми створками ворот, никто нас не окликнул, что я воспринял как плохой знак.

— Эй, на воротах! — закричал я, использовав толику магии, чтобы усилить свой голос.

Из одной из бойниц в помещении над воротами донёсся голос:

— Стой, кто идёт?

— Я — Лорд Камерон, родственник вашего лорда, Герцога Роланда. Я пришёл предложить помощь, если в ней есть необходимость.

Ответа не последовало, но я легко видел нескольких человек, сбившихся в кучку в комнате над воротами, перешёптываясь. В конце концов один из них ответил:

— Нам придётся доложить Его Светлости. Пожалуйста, подождите здесь.

— Ты что, меня не узнаёшь? Я неоднократно бывал здесь, — заупирался я.

— Времена сейчас опасные, милорд. Мне приказано не открывать ворота без явного разрешения Лорда Ланкастера, — сказал стражник.

— Слушай, я при желании могу просто перелететь через стену, — начал я, но Грэм положил ладонь мне на плечо.

— Просто потерпите, милорд. Они правильно осторожничают. Вы лишь встревожите их, если будете настаивать, или попытаетесь перелететь через стену, — посоветовал он.

Конечно же, Грэм был прав. Я прикусил язык. Мы ждали целую вечность, или, возможно, десять минут, как мог бы определить более нейтральный наблюдатель. Затем я увидел, что говоривший со мной человек возвращается с ещё несколькими людьми, одного из которых я опознал по его эйсару. Это был Роланд.

На меня накатила волна облегчения. До этого момента я не осознавал, как я на самом деле беспокоился. Если бы Роланд умер, это бы стало тяжёлым ударом для Королевы, да и для меня тоже. Когда он выглянул наружу через бойницу, и увидел меня, на его лице отразилось похожее чувство облегчения.

— Морт? Это правда ты? — спросил Роланд, окликивая нас сверху.

— Весьма в этом уверен, — ответил я с некоторым сарказмом.

Роланд отдал приказ, и вскоре подъёмный мост опустился, а до моих ушей донёсся скрип шестерней, поднимавших находившуюся за мостом решётку. Как обычно, мне стало немножко завидно. У Замка Камерон никогда не было рва, и потому не было и подъёмного моста. Это казалось несправедливым. Я втайне думал, что, возможно, Сасси была права. «Может, мне следует сделать озеро и ров».

Конечно же, идея была глупой. У нас не было поблизости реки, чтобы питать озеро, поэтому мне пришлось бы пойти на необычные инженерные ухищрения, чтобы это осуществить, и это не считая того факта, что внешние стены и другие постройки придётся отодвинуть, чтобы освободить место для рва. И это ещё без учёта Уошбрука. Мне что, окружать моим рвом и городскую стену тоже? Всё это было непрактичным. Я вздохнул, и выбросил эту мысль из головы.

Как только подъёмный мост был опущен, Роланд прошагал по нему, облачённый в броню и стальной шлем. Он остановился передо мной, недолго оглядывал меня настороженно, после чего широко раскрыл руки, и заключил меня в гигантские медвежьи объятия.

— Это правда ты! Что там случилось? У нас уже больше двух месяцев не было никакой связи ни с кем другим. Ари в порядке? Что с королевством?

— Всё хорошо, — сказал я ему. — Мы волновались о тебе. — Слова эти я произносил ему через плечо, используя минимум воздуха, поскольку он сжимал меня слишком сильно для нормального дыхания.

Роланд отпустил меня, и отступил, оглядывая расположенную позади нас дорогу:

— Давайте зайдём внутрь. Снаружи небезопасно.

Когда мы были внутри, внешнюю решётку снова опустили, а подъёмный мост — подняли.

— Итак, что здесь было последние два месяца? — спросил я.

— А мне больше хочется узнать, что было у вас, — сказал Роланд. — Почему никто не пришёл? Шкатулки для сообщений тоже перестали работать. Ланкастер будто стал совершенно изолированным островом.

Тут я осознал, что Роланд понятия не имел о перемещении Ланкастера в, фактически, другой мир.

— Трудно объяснить, — сказал я ему. — Давай, сначала ты мне всё расскажешь?

Мой родственник нахмурился:

— Вы, наверное, проголодались. Заходите. Отведайте лучшей каши из сушёной баранины с солью во всём Ланкастере. — На ходу он продолжил: — И, будучи хозяином дома, я настаиваю. Гости рассказывают первыми — что происходит?

«Баранина?» Я невольно содрогнулся. Хотя я и мог её есть, она занимала довольно видное место в списке блюд, которых я обычно избегал, а поскольку я был дворянином, это значило, что я её не ел почти никогда. Если только её не готовила Пенни — я был не настолько глуп, чтобы отказываться есть её стряпню, да и она умела делать баранину более удобоваримой. Я снова ощутил укол горечи, вспомнив, что Пенни больше нет.

Мы сели за высоким столом в главном зале, и пили слабое пиво, ожидая, пока подадут еду. Уступив требованию Роланда, я рассказал ему обо всём, что случилось за последние два месяца. Трудно мне было лишь описать случившееся с Пенни. Каждый раз, когда я рассказывал об этом, я чувствовал, будто моё сердце снова разрывается.

Когда я закончил, Роланд с увлажнёнными глазами сочувственно положил ладонь мне на плечо:

— Соболезную твоей потере, Морт. Мы все любили её. Жаль, что меня тогда не было рядом.

Я кивнул, не отрывая взгляда от стоявшей передо мной чаши. Я не был уверен, что не расклеюсь, если посмотрю ему в глаза. Мне всегда было труднее справиться с горем, когда я слышал мягкие слова других людей.

Роланд подозвал своего управляющего, и послал его за бутылкой вина, чтобы мы могли поднять тост за почившую Графиню. Затем он повёл свой собственный рассказ:

— Мы и понятия не имели, что были отрезаны в каком-то чужом мире. Пока ты мне всё только что не рассказал, — сказал он. — Где-то в прошлом месяце я почуял: что-то не так. Фермеры и фригольдеры перестали приходить в замок. Торговцы доставляли товары по расписанию.

Я послал людей в твои владения, чтобы узнать, всё ли в порядке, но никто из них не вернулся. Неделю спустя некоторые из живших поблизости фермеров объявились, прося убежища — они утверждали, что крупные звери пожирают их стада и разоряют поля. Я впустил их, и послал ещё людей расследовать эти случаи. Они тоже пропали, — объяснил он.

— Шкатулки для сообщений тоже перестали действовать. Мои письма оставались лежать в них непрочитанными, поэтому я послал ещё троих посыльных. Никто из них не вернулся. Как ты можешь себе представить, я начал сильно волноваться, но закрыли замок и перешли на осадное положение мы лишь после того, как объявился великан.

Я подался вперёд:

— Что он сделал?

Роланд с любопытством посмотрел на меня:

— Так ты его видел? Я-то думал, что ты не поверишь мне, когда я его упомяну.

Я кивнул:

— Видел, в странном лесу, о котором упоминал ранее — который появился там, где мы ждали найти Ланкастер.

Дядя потёр свою густую бороду:

— Значит, великанов минимум двое. Это — плохие новости.

— Того я убил, — сказал я ему. — Но уверен, есть и другие.

— Ну, этот пришёл прямо по дороге, совершенно ни о чём не заботясь. В то время вокруг замка ещё паслись овцы — так он взял одну из них прямо из стада, и начал есть, как ты или я могли бы есть яблоко. Куснул четыре-пять раз — и всю съел, вместе с копытами, шерстью и головой. — Роланд содрогнулся. — Он потом поглядел на замок, но войти не попытался. Через некоторое время он ушёл, но с тех пор овцы начали регулярно пропадать. Искать их никто из нас не отважился. После этого мы начали держать мост поднятым.

— Значит, вам повезло, — сказал Грэм. — Там есть твари и похуже. Сомневаюсь, что кто-то, живший вне ваших стен, ещё жив.

Роланд согласно кивнул:

— Имеешь ввиду пауков? Один из них перебрался через стену две недели назад, и попытался засесть в одной из башен. Мы потеряли семерых, прежде чем сумели его убить.

— Мне нужно провести тебя в Албамарл, — внезапно сказал я. — Твоя сестра месте себе не находит с тех пор, как исчез Ланкастер.

Мой дядя откинулся назад, потянувшись:

— Я бы многое отдал за хорошую жареную курочку и зелень — но если всё так плохо, как ты описываешь, то я не могу рисковать, отправляя моих людей в путь.

Грэм с выражением посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, но я лишь покачал головой:

— Мы их не бросим, Роланд… и Ланкастер не бросим, если уж на то пошло. Я могу забрать тебя увидеться с Ари, и вернуть через день-другой. Мой сын и остальные могут остаться здесь, чтобы присмотреть за твоими людьми.

— А что великан? — спросил Герцог. — Я бы не хотел встретить его в пути, даже если ты будешь рядом.

Великан меня заботил меньше всего. Я сталкивался с гораздо более опасными врагами, но отмахиваться от опасений дяди не стал. Вместо этого я указал ему на очевидное:

— А мы не пойдём по дороге, — сказал я, улыбаясь.

Роланд встревоженно распахнул глаза:

— Чёрт, да ты из ума выжил, если думаешь, что я снова сяду в эту твою летающую хреновину. Я в прошлый раз чуть не умер!

Я усмехнулся, вспоминая. Годы тому назад я возил Роланда на зачарованном конструкте, делавшем полёт более безопасным. Никакой опасности для него там и близко не было, но я не ожидал, что у него обнаружится такой сильный страх высоты. Он мне весь конструкт заблевал изнутри, вынудив меня приземлиться, и ввести его в состояние беспамятства, чтобы лететь дальше. Я кивнул на Керэн:

— Видишь эту молодую особу? Она из другого мира, и является носителем дара Морданов. Нам ведь не придётся лететь, а, Керэн?

— Прошу прощения? — сказала Керэн.

— Ты ведь можешь телепортировать нас туда, где мы пересекли границу, верно? — спросил я.

Она кивнула:

— Думаю, да.

Я повернулся обратно к Роланду:

— Видишь, всё проще простого. Она может перенести нас к границе, и мы сможем перейти её обратно в Лосайон.

Герцог с подозрением уставился на меня:

— А потом мы пешком пойдём в Албамарл, верно?

— Нет, потом я сделаю круг, и перенесу нас обратно ко мне домой. У меня там есть портал, который ведёт прямо в покои Ариадны, — объяснил я.

Роланд странно на меня посмотрел:

— В её покои? Это едва ли кажется пристойным. Что на этот счёт думает Графиня? — Он приостановился на миг, осознав свою ошибку, затем опустил взгляд: — Прости, Морт. Я не подумал.

Выражение его лица причиняло почти такую же боль, как упоминание им моей жены — но я сохранил спокойное выражение на лице:

— Ничего. У меня у самого такое бывает. Трудно поверить. Не знаю, привыкну ли я когда-нибудь.

Дядя протянул руку к бутылке вина, и снова наполнил мой бокал:

— Ещё один тост, на посошок. — Он поднял свой бокал, и мы все последовали его примеру. — За Пенни. Чтоб мы никогда не забывали её доброту и любовь.

Я осушил бокал, и утёр свои щёки салфеткой.

Глава 13

Полчаса спустя мы снова стояли на краю первозданного леса, где нас ждала слегка мерцавшая граница. Позади нас была дорога в Ланкастер. Со мной были Керэн, Мэттью и Роланд.

— Ты уверен, что они будут в порядке, пока мы не вернёмся? — снова спросил Роланд. — Не нравится мне покидать мою семью. — Его жена и сын всё ещё были в донжоне.

— Сэр Грэм хорошо справится в твоё отсутствие, — заверил я его. — И ему смогут давать советы мой сын и твой сенешаль. Мы вернёмся через день.

Мэттью подал голос:

— Давай не будем забегать вперёд. Мы всё ещё не знаем, сможешь ли ты открыть границу. Если нет, то мне придётся отправиться с тобой, чтобы потом пропустить тебя обратно.

— Покажи-ка ещё раз, — сказал я сыну. — Помедленнее.

Он кивнул:

— По сравнению с пересечением измерений в мир Керэн, это — просто. — Он развёл руки, расположив ладони в воздухе, где мерцала почти невидимая для моего магического взора граница. — Толкай свой эйсар наружу, вот так, а потом тебе надо его слегка изменить, пока не почувствуешь, что он начинает соответствовать частоте границы. — Он продемонстрировал это, пока я тщательно наблюдал. Затем убрал результаты своих действия, и сказал мне: — Твоя очередь.

Я попытался, но хотя мой эйсар шевелился в виде длинных полос, никакого эффекта это не принесло.

— Да не так, — упрекнул меня сын. — Не надо его двигать в ту сторону. Надо его двигать вбок — в то место, которое ты не можешь видеть глазами. Двигай его в направлении, которое ты чувствуешь, но не совсем способен увидеть.

Мне потребовалось ещё две попытки, но наконец я наловчился, и мой эйсар будто исчезал на секунду, прежде чем начать мерцать совершенно непривычным мне образом.

— Вот оно! — сказал Мэттью. — А теперь двигай его наружу, проводя по скрытым линиям. Как только добьёшься нужного размера, тебе нужно просто потянуть, и он разойдётся — но потом не надо его отпускать. Тебе нужно поддерживать край, иначе он снова схлопнется.

Воздух передо мной раскрылся, показав мне дорогу, которая вела обратно в Камерон, но я потерял хватку, и секунду спустя он пропал. Потребовалось ещё несколько попыток, прежде чем я научился держать его открытым.

А теперь перейди границу, и проделай то же самое с той стороны, — сказал Мэттью. — Просто чтобы убедиться, что у тебя получится. Если через пару минут я не увижу, как проход снова откроется, то я перейду к тебе.

Я подержал портал открытым, пока Роланд не перешёл, затем последовал за ним, и позволил порталу закрыться позади нас. Мы в одиночестве стояли на дороге в Камерон — позади нас была вулканическая пустошь, оставшаяся от уничтоженного мною несколько недель назад леса. Развернувшись, я повторил свой новый фокус, и снова открыл границу. Мэттью и Керэн стояли за ней, глядя на нас через границу.

— Потрясающе, Пап, — сказал мне Мэттью. — Я всё ещё не понимаю, как ты это делаешь. У тебя не должно быть этого дара. Ты всегда говорил мне, что я унаследовал его от Мамы.

— Именно так я и думал, — честно сказал я.

Мэттью странно на меня посмотрел, слегка расфокусировав взгляд:

— Нам следует поговорить об этом, когда вернёшься. В тебе что-то изменилось.

— Что? — с любопытством спросил я.

Он покачал головой:

— Не сейчас. Позже, когда будем одни. — Керэн посмотрела на него, будто разочарованная тем, что он не посвятил её в эту тайну — но промолчала.

— Позаботься о моей жене, и о сыне, — напомнил ему Роланд.

Мэттью согласно кивнул, после чего я отпустил границу, позволив проходу снова испариться.

— Готов снова увидеться с сестрой? — спросил я. Запустив руку в мешочек, я вытащил зачарованные камни, которые при активации превращались в мой летающий конструкт.

Роланд с испуганным взглядом попятился:

— Ты же сказал, что сделаешь телепортационный круг!

Засмеявшись, я убрал камни:

— Расслабься. Я просто шучу. — Затем я вытащил узор, и начал делать круг, который должен был перенести нас домой.

— У тебя злое чувство юмора, Мордэкай. Тебе кто-нибудь об этом говорил?

Я по-хулигански улыбнулся ему:

— Всё время говорят. Я виню за это твоего брата. Он плохо на меня влиял.

— Я не совсем в этом уверен, — сказал Роланд. — Я всегда подозревал, что это Маркус от тебя нахватался.

Закончив круг, я шагнул в него, и подождал, пока Роланд не встал рядом:

— Кто знает? — сказал я ему, а затем усилием воли перенёс нас обратно в мой тихий горный домик.

Айрин и Линаралла были рады нас видеть, но после коротких приветствий я повёл Роланда к порталу в моём доме. Прошёл уже не один месяц, и ему нужно было повидаться с его сестрой, Ариадной, хотя бы ради её душевного спокойствия. Тихо прошептав командное слово, которое должно было удержать портал активным для не настроенного на него человека, я открыл дверь в кладовку, и провёл через неё Роланда в покои Королевы.

Когда мы прошли через портал, моё внимание мгновенно привлекли определённые вещи. Самой заметной из них был тот факт, что поблизости было два очень мощных источников эйсара — волшебников. Также в помещении было ещё несколько человек. Я инстинктивно укрепил свой щит, но через полсекунды я опознал магов по их эйсару. По обе стороны от дверного проёма, в коридоре, стояли мой сын, Коналл, и Гарэс Гэйлин. Что касается остальных, это был Сэр Харолд, и ещё двое его гвардейцев.

Всем им, похоже, было неуютно. Ну, кроме Гарэса, конечно же. После тысячи лет, проведённых в облике дракона, душевное состояние на нём почти никак не отражалось, кроме надменности.

— Он здесь, — окликнул Харолд сидевшую в соседней комнате Королеву.

— Ценю такое внимание, — ухмыльнулся я. — Откуда вы знали, что я здесь появлюсь?

Харолд с неуютным видом отвёл взгляд:

— Догадались. Тут и ждали. — После чего его взгляд упал на стоявшего рядом со мной человека, и его глаза расширились.

Я улыбнулся:

— Ну, ожидание окончено! Уверен, вы помните Его Светлость, Герцога Ланкастера. — Я напыщенно поклонился, представляя им Роланда.

— Роланд? — сказала Ариадна, всё ещё находившаяся в соседней комнате.

Не заставляя её ждать, я первым прошёл туда, ведя за собой Роланда. «Почему они охраняли портал?» — гадал я. «Они что, думали, будто я приведу за собой через него какую-то угрозу?». Но я не стал задумываться на эту тему. Мне было интереснее увидеть лицо Ари, когда она воссоединилась с братом.

Секунды спустя Ариадна и Роланд крепко обнялись. Остальные зашли вслед за нами — Коналл встал слева от меня, а Гарэс — справа. Гвардейцы рассредоточились по комнате, после чего Харолд прошёл передо мной, и остановился, отгораживая меня от Королевы. Их движения казались почти непринуждёнными, но позиционирование было слишком рассчитанным, чтобы быть случайным.

Королева разомкнула объятия, и уставилась на меня, но прежде чем она смогла что-то сказать, Харолд начал говорить:

— Лорд Камерон, долг обязывает меня…

Ариадна положила ладонь ему на плечо:

— Постой, Сэр Харолд. Дай мне поговорить сперва.

Я оглядел собравшихся, читая выражения их лиц, и видя в них напряжение.

— Ваше Величество, что вообще происходит?

На лице Ариадны было суровое выражение:

— Где именно ты был вчера, Морт?

— Вообще-то, я хотел с тобой об этом поговорить, наедине. Я был свидетелем печальных вещей, — ответил я.

— Ты видел моего мужа, Принца Лиманда? — спросила она.

Я кивнул:

— Я посетил его охотничий домик. Признаю, мне не следовало этого делать, но мне было любопытно, с кем она там встречался. Знаю, не надо было за ним следить, но то, что я увидел, было настолько ужасным, что я вынужден был приложить руку.

В ответ на мои слова Королева явным образом вздрогнула, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться, прежде чем она продолжила:

— Значит, это действительно был ты, а не иллюзия или личина. Ты видел там Лорда Эйрдэйла?

— Видел, хотя мы с ним вроде бы не разговаривали. Я сразу же поднялся наверх, в комнату, где был Лиманд. Он собирался высечь одну из своих служанок, молодую девушку, — объяснил я.

— А потом? — задала она вопрос, и почти казалось, что она не хотела услышать ответ.

Я пожал плечами:

— Ну, признаю, я вышел из себя, но…

— Отец, не надо! — воскликнул стоявший рядом со мной Коналл.

— Сэр Коналл! — рявкнул Харолд. — Молчи, пока Королева с ним не закончила.

Тон его голоса меня разозлил:

— Харолд, не говори так с моим сыном. Он не имел никаких дурных намерений.

Харолд не ответил, но Ариадна жестом приказала мне продолжать:

— Пожалуйста, договаривай, Лорд Камерон. — В её голосе звучала обречённость.

«Почему она так расстроена?». Это была бессмыслица какая-то. Очевидно, Лиманд, или Эйрдэйл, рассказал им о моих действиях, но это не могло полностью оправдать их поведение. Бить Принцу морду — это определённо преступление, но я это сделал небезосновательно.

— Как я уже говорил, я вышел из себя. Девушка, которую он хлестал, была не старше двенадцати. Я сорвался, и так ему вломил, что он потерял сознание.

Ариадна была шокирована:

— Он был без сознания?

Я кивнул:

— Знаю, что она была его собственностью, но даже принцам закон не позволяет так обращаться с ребёнком. У неё по всему телу рубцы. Кто знает, как долго он над ней измывался, и что ещё он с ней делал? Прости меня за эти слова, но твой муж — чудовище.

Разгневавшись, Королева повысила голос:

— Тогда тебе следовало привести его ко мне! У тебя были доказательства его преступления. Были свидетели. Тебе следовало позволить закону с ним разобраться! Я его недолюбливала, но такое! Как я могу оправдать твои действия?

«Да я его просто ударил… один раз». Неужели это было так плохо?

— Доказательства по-прежнему у меня. Девушку я взял с собой к себе в дом. Её тело — достаточное доказательство, и свидетели никуда не делись. Спроси их. Некоторым из них могут и соврать для него, но наверняка одного или двух можно убедить рассказать правду.

— Мы их опросили, — сказала Ариадна. — Их показания совпадают с твоими, как и рассказ Лорда Эйрдэйла.

— Тогда ты знаешь, что он — чудовище, — объявил я.

— Ты что, совсем не раскаиваешься, Морт? — сказала Ариадна. — Пусть он был чудовищем, но ты хладнокровно убил его, пока он лежал без сознания.

Я что, настолько сильно его треснул? Нет, не может быть. Перед уходом я убедился, что его сердце по-прежнему бьётся. Он был жив. Я с отвисшей челюстью оглядел лица остальных людей в комнате. Их холодные взгляды не оставляли сомнений в том, что Лиманд был мёртв.

— Я его не убивал! — ляпнул я. — Он был жив. Я вырубил его, после чего занялся девушкой. Когда я забрал её, и ушёл, он всё ещё был жив.

На лице Королевы появился проблеск надежды:

— И она это подтвердит?

— Конечно же, — начал я, но потом тень легла на моё сердце: — Ну, вообще-то, я её усыпил, прежде чем уйти.

Гарэс разочарованно покачал головой:

— Значит, ты из милосердия позаботился о том, чтобы девочка не видела, как ты всаживаешь кинжал ему в сердце. Моё сердце рыдает от твоего благородства. — Он не пытался скрыть насмешку в своих словах.

— Кинжал? Какой кинжал? — спросил я.

В этот раз Харолд с уважением покосился на Королеву, прежде чем сказать:

— Принц-Консорт был убит одним ударом своего собственного кинжала. Его нашли торчащим из его груди.

— Ну, это был не я!

— Ты смеешь отрицать это? — сказал Гарэс, отказываясь мне верить. — Ты же сам сказал, и слуги с Лордом Эйрдалом подтвердили, что ты вломился в здание, взлетел по ступеням, выгнал всех прочь, и напал на Принца. Ты даже сознался в нападении. И ты ожидаешь, что мы поверим, будто после твоего ухода он сам вонзил кинжал себе в сердце, из чувства вины? Ну и наглость!

— Да, чёрт тебя дери! — закричал я. — Всё, что я сказал — правда. Я его ударил, и ушёл.

— Довольно, — сказала Королева. — Разбираться с этим будет суд. Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон, по моей воле властвующий во Владении Камерон, отныне ты находишься под арестом, и будешь содержаться в тюрьме, пока суд не вынесет решение по твоему делу.

Это был для меня уже не первый раз, и шрамы на моей спине всё ещё служили тому напоминанием. Однажды я уже пожертвовал своим достоинством, ради королевства, но второй раз я этого делать не собирался. Я непокорно оглядел остальных:

— А с чего вы взяли, что сможете посадить меня под замок?

Харолд завёл руку за спину, подтолкнув Королеву, начавшую пятиться прочь из комнаты.

Я зыркнул на него:

— Ты, Харолд? Уж тебе-то следовало бы знать. Потребуется нечто большее, чем ты и вся Королевская Гвардия, чтобы меня схватить. Да на тебя и твоих людей хватит одного Коналла.

— Пап, — сказал Коналл, чем привлёк моё внимание, но при этом отвёл взгляд.

Гарэс презрительно ухмыльнулся:

— А почему твой сын здесь, как ты думаешь?

Тут я совсем распалился. Я огрызнулся Гарэсу:

— Даже не думай вставать между мной и моим сыном!

Архимаг, некогда бывший драконом, жестоко рассмеялся:

— Он здесь для того, чтобы тебя арестовать, глупец! Я — лишь свидетель, и дополнительная гарантия, если тебе хватит глупости сражаться с собственным сыном.

Я снова посмотрел на Коналла, и стыд в глазах стал мне ответом. Моя надменность, мой гнев, даже гордость — всё это мгновенно угасло. «Да будь оно всё проклято!» — молча выругался я. «Как же так получилось?». Я медленно склонил голову в поражении.

— Наконец-то ты начинаешь действовать разумно, — заявил Гарэс.

Коналл шагнул вперёд, и встал передо мной:

— Отец, протяни руки. — В его собственных руках была пара молочно-белых оков из незнакомого мне материала. Они соединялись трёхфутовой цепью, и были подозрительно похожи на те оковы, которые мне описывала Мойра, побывавшая в темнице Хэйлэма.

— А это откуда взялось? — спросил я. Те, что были использованы на Мойре, были старыми, очень старыми.

Гарэс фыркнул:

— Думаешь, только ты владеешь зачарованием? Я был рождён в Век Магии, Мордэкай. Я видел вещи, о которых ты можешь лишь мечтать.

— Отец, руки, — с большей настойчивостью повторил Коналл.

— Коналл, ты же не веришь, что я это совершил, так ведь? — спросил я его. — Ты же знаешь, что я бы этого не сделал.

Он наконец поднял взгляд, посмотрев мне в глаза:

— Я знаю, что ты не убил бы того, что этого не заслуживает. И я также знаю, что деяния Лиманда были злом. Я не уверен, что поступил бы иначе.

Я протянул руки, и пока Коналл защёлкивал на них кандалы, я повторил:

— Я его не убивал, сын. Помни это. Мне следовало его убить. Я хотел его убить — но не сделал этого. Тебе лгать я бы не стал.

— Мало кто будет скорбеть по Лиманду, — сказал Гарэс. — Но, с другой стороны, кто будет скорбеть по тебе, Мордэкай, когда тебя за это повесят?

— Ну и ублюдок же ты, Гарэс, — отозвался я. — Уверен, ты с нетерпением ждал этого дня.

Архимаг пожал плечами:

— Вообще-то, нет. Я никогда не думал, что ты будешь настолько глуп. Хоть я тебя и недолюбливал, я не думал, что тебе хватит глупости отбросить доводы разума и навлечь на свою семью такой позор. Но оплакивать я тебя не буду, это точно.

Я зарычал:

— Наступит день, когда я сотру ухмылку с этого рыжего куста, который ты называешь лицом, Гарэс. Вот увидишь.

Глава 14

Когда Роуз Торнбер вышла из кареты, яркий солнечный свет падал прямо не неё, создавая мерцающие отблески в её иссиня-чёрных волосах, редкие седые пряди в которых лишь красили их. Несколько секунд она щурилась, привыкая к перемене освещения, после чего целеустремлённо направилась к въезду во дворец. Почти никто не был свидетелем её приезда, кроме конюха и дворцовых слуг, но она держала спину прямой, а плечи — расправленными, двигаясь с величавой грацией.

Роуз никогда не сутулилась, и хотя роста она была среднего, большинство впервые встречавших её людей уходили с впечатлением о том, что она была выше их. Её ум, характер и честность были на голову выше других. В этом была её суть, вбитая ей в голову отцом, с момента её рождения и до совершеннолетия: «Хайтауэр должен соответствовать своему имени — прямой, гордый, и наблюдательный». Даже сейчас она слышала его голос у себя в голове, когда думала о его любимом изречении.

Она шагала ровно и размеренно, несмотря на спешку. Дело было не в том, что у неё были какие-то важные вести. Скорее, наоборот. Большая часть её дня прошла совершенно зря.

«Ну, не совсем так», — напомнила она себе, больше по привычке. «Любая информация полезна, даже если её полезность очевидна несразу». Это было частью её личной философии, но почти никак не смягчало её нынешнюю фрустрацию. Она весь день моталась по городу на встречи с некоторыми из наиболее необщительных своих контактов, заодно лично понаблюдав за дополнениями, внесёнными Тирионом в защиту города.

Больше всего надежд подавала возможность лучше понять личные финансы Лорда Кэнтли. Учитывая то, что большая часть её ресурсов снабжала её лишь слухами и сплетнями, возможность самой взглянуть на личные гроссбухи дворянина была редкостью. Однако это не дало ничего полезного — по крайней мере, пока что она ничего полезного не нашла. Финансы Грэгори Кэнтли выглядели удручающе заурядными.

Другие контакты Роуз также были мало полезны. Она кое-что узнала о реакции популяции на агрессивные новые методы Королевской Стражи, но эти последствия она и так предвидела. Роуз хотелось узнать больше подробностей, но её источники сообщали слишком уж расплывчатые вещи.

В такие моменты она боролась с искушением заручиться поддержкой свекрови. У Элиз Торнбер были гораздо более обширные контакты среди более тёмных элементов города, несмотря на её возраст и высокое положение. Но Элиз начала сдавать с возрастом, и по большей части перестала участвовать в политике. Роуз это вполне устраивало. Мать Дориана заслужила покой.

Когда Роуз наконец закрыла дверь в свои покои у себя за спиной, она испустила долгий вздох облегчения. День, может, и был долгим, но чашка чаю точно должна была сделать его лучше. Элиз спала на кушетке в гостиной. Роуз не хотела её будить, но тут подсознание привлекло её внимание к одному факту. Пожилая женщина лежала в ненормальной позе.

«У неё что, случился сердечный приступ?». Тут её нос уловил перемену в воздухе, определённый мускусный запах, который напомнил ей о…

— Не волнуйся, она просто спит, — произнёс позади неё низкий мужской голос.

Несмотря на внезапность, она не дёрнулась и не дрогнула. Роуз уже сделала вывод о том, что он либо вошёл в комнату, либо недавно её покинул.

— Ваша Светлость, вы, может, и не знаете, но входить в чужой дом без приглашения считается грубостью. Не уверена, как обстояли дела в ваше время, но в современном обществе это является ещё и преступлением.

Архимаг обошёл её, встав к ней лицом:

— Никто не знает, что я здесь, кроме нас двоих. Так что это — не преступление, если только ты не пожелаешь обратного.

Тирион был одет в простую куртку с широким воротом. Оглядывая его одежду, она не могла не заметить мышцы, поднимавшиеся от его плеча к шее, и её сердцебиение слегка участилось. «Чёрт бы его побрал. Почему он такой… самец?». Она привела мысли в порядок, и приложила сознательное усилие, управляя дыханием.

В ответ на её колебания он улыбнулся, и подался вперёд:

— Или ты хотела бы совершить преступление, возможно — вместе со мной? — Протянув руку, он зацепил пальцами висевший у неё на груди амулет.

Волна жара зародилась внутри, и пробежала по телу Роуз, от головы до… Она усилием воли проигнорировала это чувство, как и слова Тириона.

— Зачем вы здесь? — потребовала она.

Новый Герцог Западного Острова вернул её амулет на место, при этом слегка проведя тыльной стороной пальцев по коже на её груди, отчего по спине Роуз пробежала электрическая дрожь.

— Чтобы тебе не пришлось меня искать, — ответил он.

Роуз посмотрела ему в глаза, проецируя своим взглядом весь праведный гнев, какой только смогла наскрести:

— А зачем мне вообще вас искать?

— Ты что, играть со мной вздумала, Леди Роуз? — Тирион скривил губы, обнажив клыки. — Если так, то я нахожу твою игру увлекательной, особенно потому, что не знаю правил. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Что тебе следует спросить на самом деле, так это то, какова будет моя цена.

Сердце гулко билось в её груди, заставляя кровь приливать к ушам, и румянец залил её щёки и шею. Тирион пожирал её взглядом, а потом она почувствовала его ладонь у себя на талии, когда он потянул её к себе, опуская руку ниже спины:

— Или, быть может, ты уже знаешь мою цену, и тебе не терпится её заплатить?

Роуз ощутила, как её колени задрожали, и осознала, что подаётся вперёд, будто собираясь прижать свои губы к губам Тириона. Ситуация грозила вот-вот выйти из-под контроля. Отчаянно соображая, она прибегла к десятилетиям накопленного опыта в искусстве осаждения чересчур ретивых дворянских сынков:

— Что вы ели такое? — внезапно спросила она.

Во взгляде Тириона появилось замешательство:

— Прошу прощения?

Она отстранилась от него:

— Я спросила, что вы ели. Что бы это ни было, запах ужасающий. Или у вас всегда такое дыхание?

Он закрыл рот, и отступил назад, смутившись на миг. Роуз одарила его сострадательным взглядом, прежде чем добавить:

— Не надо так волноваться. Такая проблема бывает у многих. Я так понимаю, жевание листьев мяты может с этим помочь.

Замешательство Тириона обратилось раздражением:

— Ты что, действительно пытаешь меня оскорбить? Тебя что, совсем не заботят нынешние события?

Выражение лица Роуз было абсолютно невинным:

— Ни за что — и я понятия не имею, о чём вы говорите.

— О новом обитателе дворцовой тюрьмы, — сказал Тирион, повышая голос.

Роуз вздрогнула, сморщив нос, подкрепляя своё притворство:

— Прошу прощения, Ваша Светлость, но не могли бы вы отойти ещё подальше? Запах весьма сильный. — Когда Тирион отступил, она указала на кресло: — А вообще, почему бы вам не присесть? — предложила она, прежде чем усесться самой — на противоположной стороне чайного столика.

Как только они уселись, она продолжила:

— А теперь, рассказывайте, о чём речь. Меня весь день не было во дворце.

— Значит, ты не слышала новости?

Роуз выгнула брови, указывая на то, каким очевидным она сочла его вопрос.

— Лорда Камерона арестовали, — сказал Тирион.

Сердце дрогнуло в её груди, на этот раз — по более веским причинам, но её лицо этого никак не выдало:

— По какой причине?

Тирион бросил на неё взгляд — она предположила, что он считал этот взгляд хитрым — и ответил:

— За убийство мужа Королевы. — После чего принялся ждать, надеясь уловить её реакцию.

Несколько секунд спустя Роуз вздохнула:

— Лорд Тирион, вы расскажете мне подробности, или так и будете излагать всё в виде коротких, драматичных заявлений подобно школьнику, стремящемуся произвести впечатление на сверстников?

От смущения его щёки окрасил румянец, но Тирион отбросил чувства прочь, и начал рассказывать. Рассказ занял несколько минут, и всё это время Роуз ничего не спрашивала, лишь ожидая во время пауз, и заставляя его снова чувствовать себя глупо.

Когда он закончил, она наконец произнесла:

— Кто выдвинул обвинение?

— Эйрдэйл, — коротко сказал Тирион. — Я же, вроде, уже говорил.

Роуз одарила его строгим взглядом:

— Нет, не говорили. И вообще, вы опустили ряд важных подробностей. Пожалуйста, перестаньте высказывать свои наблюдения, и отвечайте на мои вопросы. Кто ещё был свидетелем?

Он пожал плечами:

— Какие-то слуги, которые там работали.

— Сколько?

Тирион нахмурился:

— Пять, или, может, шесть. Какая разница…

Она его перебила:

— Как их зовут?

— А мне-то откуда знать? — нервно ответил он.

Роуз проигнорировала его вопрос:

— Не важно. Позже узнаю. Где девочка, которую спас Мордэкай?

Тирион подался вперёд, уперев локти в колени, и положив голову на руки. Знай он, насколько нудными будут вопросы Роуз, он, может, и не явился бы. Он уже начал сожалеть о своём решении.

— Не знаю.

— Известно ли, чей кинжал был найден в груди Лиманда? — спросила она, непреклонно продолжая допрос.

— Его, наверное?

Возмутившись, Роуз продолжила его теребить:

— Его? Пожалуйста, будьте точнее, Лорд Иллэниэл. Кого вы имели ввиду под словом «его»? Лорда Камерона, или Принца?

Тирион вскочил на ноги:

— Принца! Боги лесные, женщина! Ты что планируешь — побег из тюрьмы, или защиту в суде?

Роуз бросила на него взгляд, властно выгнув бровь:

— Вы демонстрируете своё невежество, Лорд Иллэниэл, поспешно выбирая одно единственное решение, не рассмотрев другое подобающим образом.

В горле Герцога зародился низкий рык, и он выглядел так, будто готов был рвать на себе волосы:

— Так ты хочешь моей помощи или нет?!

Роуз сдержанно встала, и пошла к двери:

— Возможно — если решу, что другого пути нет. В противном случае, вы для меня бесполезны.

Тирион сжал кулаки, отвечая:

— Ты ошибочнопредполагаешь, что я тебе помогу.

Она пренебрежительно взглянула на него:

— Вы что, снова о своей цене? — Роуз махнула пальцем в направлении его паха, и заставила свою кисть выло обвиснуть, будто показывая этим своё мнение относительно его достоинства. — Не говорите чепухи. Вы решили ему помочь ещё до того, как явились сюда. Только глупец стал бы платить вам за то, что вы и так намереваетесь сделать. Наоборот — я предупреждаю, чтобы вы не делали никаких глупостей, пока я не дам добро. Иначе вы можете всё только испортить, и лишитесь своего положения при дворе. — Она открыла дверь, и шагнула в сторону.

Тирион несколько секунд стоял неподвижно, будто не собираясь уходить, но наконец прошёл вперёд, выйдя в коридор. Затем обернулся:

— Поверить не могу…

— Благодарю за сведения, Лорд Иллэниэл, — сказала Роуз, с милой улыбкой перебивая его. — Я свяжусь с вами, если решу… как вы там говорили? Ах да! Совершить преступление. — После чего твёрдо, но тщательно закрыла дверь.

Она подождала несколько минут, тяжело дыша, стоя спиной к двери, и и молча молилась о том, что уорд приватности на её покоях всё ещё работал. Убедившись, что Тирион не попытается вернуться, она медленно пересекла комнату, чтобы не будить Элиз, а затем вошла в свою спальню, и закрыла за собой дверь.

Наконец оставшись одна, она тяжело опустилась на кровать, и уставилась на свои руки. Они дрожали, реагируя на стресс и страх, которые она до сих пор подавляла. Встав, она подошла к столику у стены, взяла стоявший там кувшин с водой, и неуклюже, чуть не уронив его, полила воду себе на руки, чтобы умыться. Перед её внутренним взором предстал образ лица Мордэкая, и она принялась тереть лицо сильнее, будто пытаясь смыть слёзы до того, как они появятся.

«Морт, что же ты наделал?» — думала она, чувствуя, как сердце её наполняется холодом. Она ещё побрызгала себе водой на лицо, но от страха это её не избавило. Взяв аккуратно сложенное рядом с тазиком для умывания полотенце, она взяла его с собой обратно в кровать, и накрыла им своё лицо, всё ещё борясь с эмоциями. «И, гораздо важнее — что я буду делать?»

Сняв туфли, она позволила одной упасть на пол, а вторую крепко сжала в своём маленьком кулаке. Она сжимала руку так сильно, что видела, как та дрожит. «Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, Роуз», — подумала она про себя. После чего изо всех сил швырнула туфлю через комнату. Затем ответила на свой же собственный вопрос вслух глухим и хриплым голосом, шедшим из вот-вот готового сжаться горла:

— Всё, что угодно.

Следующие полчаса Роуз провела, возвращая себе самообладание. Это был ритуал, через который она уже много раз проходила в своей жизни. Она не притворялась, что лишена эмоций, и иногда даже рыдала в обществе близких друзей, вроде Пенни. Но Роуз взяла себе за правило никогда не позволять остальным видеть её, когда она действительно расклеивалась. Лишь два человека видели её в таком состоянии, когда она была полностью неспособна сдерживать свои чувства. Один из них, её муж, был мёртв. Второго скорее всего повесят через несколько дней.

Почувствовав, что готова, она разделась, и убрала своё платье, прежде чем надеть другое. Потом она распустила волосы, и тщательно их расчесала, прежде чем начать снова их заплетать своими искусными пальцами. Этот её ритуал был почти медитативным. Постепенно её сомнения и страхи ушли на задний план, пока её ловкие пальцы раскладывали и закрепляли косы в одном из её бессчётных стилей. Закончив с этим, она нанесла на щёки скромное количество румян, и посмотрелась в зеркало.

Вернувшись в общую комнату, она задержалась, чтобы подвинуть свекровь, поправив её неестественную позу, и позаботившись о том, чтобы та мирно спала, пока не спадёт заклинание. Потом она подошла к очагу, и поставила кипятиться чайник. Ей уже давно следовало выпить чаю.

Всё это время её мысли не стояли на месте, перебирая возможности, и раскладывая по полочкам то, что она узнала. К тому времени, как чай был готов, она закончила этот процесс, и начала решать, каков будет её план действий. «Шаг за шагом», — мысленно повторила она.

Глава 15

Темницы в общем и целом были неприятными местами, и та, что находилась во дворце в Албамарле, не являлась исключением. Лично я никому не стал бы её рекомендовать, но, с другой стороны, люди не пребывали в темницах добровольно. Не сказать, чтобы все казематы были грязными, полными крыс и зловония дырами с антисанитарными методами удаления отходов. Темница Ланкастера, например, была образцовой — весьма чистой и ухоженной.

Однако эта была отнюдь не в таком же хорошем состоянии. Хотя Ариадна не была известна жестокостью, а её отец, Джеймс, также был милостив, предшествовавший им правитель был иного рода. Во время правления Короля Эдварда темница активно использовалась и почти не чистилась. С тех пор занимавшие после него трон монархи по большей части в тюрьме не нуждались, помимо верхнего уровня, который таки убирался и поддерживался хорошем состоянии. Нижние же этажи были закрыты и игнорировались.

Меня повели отнюдь не в камеру на верхнем уровне. Согласно Гарэсу, те благородные помещения не подходили для мага моего положения и ранга. Нет, мне следовало заселиться в комнаты, соответствующие моим способностям — в королевские покои, если уж на то пошло. Или, точнее, покои магические. Никто из ныне живущих не знал о существовании камеры, к которой он меня привёл. То был пережиток далёкого прошлого, о котором лишь Гарэс и помнил.

Лично я тихо надеялся, что Гарэс знал об этом месте лишь потому, что его самого когда-то сюда запихнули, однако он отказывался отвечать на мои вопросы на этот счёт.

Мы с Гарэсом и Коналлом стояли в конце длинного коридора на нижнем уровне, лицом к сплошной стене. Последние камеры, которые мы миновали, были в более чем пятидесяти ярдах позади, и проржавели настолько основательно, что я сомневался в их способности удерживать заключённых — как обычных, так и магов.

— Полагаю, это — последняя остановка, — сказал я с некоторым пафосом.

Гарэс с сомнением посмотрел на меня.

— Признавайся, ты же сам хотел это произнести, — лукаво сказал я.

— Вообще-то, я собирался сказать тебе не волноваться. То, что ты до сих пор видел, плохо соответствует месту, которое станет твоим новым домом, — серьёзно произнёс Гарэс.

Я медленно закрыл глаза, и так же медленно выдохнул. В Гарэсе не было ни капли веселья. «Ему нужно чувство юмора. Может, дело в том, что он очень долго пробыл драконом?». Эту мысль я быстро отбросил. Созданные мною драконы разбивали эту теорию в пух и прах. Драконица Алиссы, Сасси, развеивала мысли об отсутствии у драконов чувства юмора каждый раз, когда раскрывала рот.

Гарэс начал расслабляться — признак того, что он собирался использовать свои способности архимага, чтобы соединиться с чем-то вне себя — но затем остановился.

— Прежде чем я открою дверь, позволь мне предупредить тебя, Мордэкай. Уверен, что с того мига, как на тебе замкнулись эти кандалы, ты размышляешь о том, как от них избавиться. Не буду отрицать — для тебя или меня это весьма возможно, но никакой пользы тебе от этого не будет. Что важнее — тебе нельзя использовать твои метафизические способности против другого архимага.

— Беспокоишься о своём здоровье, Гарэс? — поддел я его.

— Да, но дело не только в этом, — откровенно ответил он. — Я слышал о твоём поединке с Тирионом, и с тех пор его тоже предостерёг. Вы оба были гораздо ближе к гибели, чем осознавали. Для одного из нас всегда опасно сражаться с другим обладателем таких способностей. Даже если мы стараемся этого не делать, в горячке боя слишком легко допустить оплошность.

Он раззадорил моё любопытство:

— И что случится?

Гарэс поднял руку, и снял своё кольцо:

— Возьмём, к примеру, это кольцо. Если один из нас сделает его частью себя, то всё будет хорошо. Никто не пострадает. Если же мы оба попытаемся сделать это одновременно, то нам обоим конец. Однако важно помнить, что это может быть что угодно — земля, воздух, или конкретный предмет. Не важно, насколько большой он или маленький — если два архимага соединяться с ним одновременно, то станут одним существом.

Его речь напомнила мне о том, что я сделал с Пенни — и, один раз, с Элэйн. После каждого раза я был не до конца уверен, была ли моя душа действительно моей, или мы, быть может, поменялись местами. Тем не менее, особых проблем в результате не было.

— Когда ты говоришь «одним существом», что именно ты имеешь ввиду? — спросил я.

— Я сам ни разу этого не видел. Насколько я знаю, архимаги всегда были настолько редки, что за всю историю это случилось дважды — но в записях говорили о страшных последствиях. Тела двух людей сливались подобно воде, создавая чудовище, обладавшее чертами обоих. Их разумы также смешивались, и результатом всегда становилось безумие, — объяснил он.

Я подтолкнул его, желая узнать больше:

— И что с ними стало? Их добили?

Рыжебородый маг покачал головой:

— В обоих случаях они сами себя уничтожили, чтобы положить конец своим мучениям.

— Благодарю за предостережение, — с искренней благодарностью отозвался я.

— Я тебя предупредил для моей же собственной безопасности, Мордэкай. Уверен, тебя будет терзать искушение сбежать, пока ты здесь. Поэтому либо я, либо Тирион будем круглосуточно стеречь твою камеру, вместе с другим магом, вроде твоего сына, или одного из крайтэков Ши'Хар. Если ты попытаешься уйти в землю или как-то ещё, мы тебя остановим, и результат будет губителен для нас обоих, — сказал Гарэс.

Я не мог не почувствовать к нему уважение — как за честность, так и за тот факт, что он по сути ставил на кон свою жизнь, чтобы держать меня в заточении.

— А тебя не волнует, что я могу попытаться что-то сделать просто из вредности? Если меня точно казнят, то терять мне почти нечего.

Гарэс отрицательно покачал головой:

— У тебя гипертрофированное чувство справедливости. Хотя ты мне не особо нравишься, мне не известно ни об одном случае, когда ты причинял бы кому-то вред по таким причинам. Большая часть твоих прошлых, впечатляюще тупых решений была принята из-за невежества, а не по злому умыслу. Поэтому я посчитал, что лучше уведомить тебя о возможных исходах.

— Однако же ты всё ещё веришь, что я убил Принца?

— Моё мнение на этот счёт значения не имеет, — сказал архимаг. — Но — да, именно поэтому я и верю. Ты неоднократно показывал, что готов действовать на основании своего понимания справедливости, и к чёрту последствия. Похоже, что этот случай — лишь очередной пример подобной глупости.

Как я мог с этим спорить? Вместо этого я лишь уставился на него.

— И ещё, — продолжил Гарэс. — Моя жена беременна. Пройдёт несколько месяцев, и я впервые стану отцом.

Это было не дружеское сообщение радостной вести. «Он намеренно даёт мне знать, что если я его угроблю, то оставлю ребёнка без отца», — подумал я. «Будто мне мало риска навредить Коналлу, если он окажется на страже».

— Поздравляю, — сказал я ему. — Приму это во внимание.

Снова расслабившись, Гарэс раскрыл свой разум, и заговорил с находившимся перед нами камнем, делая его частью своего существа. Для меня это был интересный момент, поскольку у меня никогда прежде не было хорошей возможности увидеть процесс со стороны. Выглядел он удивительно не впечатляющим. Не было никакого движения эйсара, или какого-либо иного признака того, что Гарэс что-то делал — но я ощутил перемены в находившейся перед нами стене. Я уловил лёгкие перемены в тихом голосе, и заставить себя не прислушиваться к нему было трудно — но я помнил слова Гарэса.

Для архимага слушать мир — это не просто пассивный процесс, это также означает для нас связь с этим миром. Моё любопытство могло убить нас обоих. Я приложил сознательное усилие, чтобы игнорировать действия Гарэса. «Перестраховщик», — раздражённо подумал я. Как он справедливо отметил, никакая камера не могла удержать архимага — значит, делали её для обычных волшебников. А для тех достаточно было создать лишь мощные чары, которые можно было отпирать и запирать обычной магией. При должной смекалке так можно было заточить даже бога — в прошлом я и сам такое проделывал. Учитывая редкость архимагов, не было смысла строить тюремную камеру, которую только они и могли открывать, и Гарэс наверняка знал нужное заклинание. Просто он не хотел демонстрировать его в моём присутствии, намеренно прибегнув к метамагии, наблюдать которую я не мог.

Стена начала просвечивать, и вскоре растаяла, став прозрачной как мутная вода.

— Заходи, — приказал мой тюремщик.

Я покосился на Коналла, тот состроил извиняющуюся мину. После чего я сделал, как мне велели. Оказавшись внутри, я заметил, что стены камеры были выложены серебряным металлом, и все поверхности были покрыты рунами, составлявшими сложные чары. Мой новый дом был квадратным, где-то десять на десять футов, а из мебели была лишь каменная скамья, на которой можно было сидеть или лежать. В отличие от обычных камер, никакой дыры или стока для удаления отходов не было. Вместо этого в углу стоял ночной горшок. Я мог лишь предположить, что любое отверстие считалось слишком большим риском.

— Выглядит уютно, — сказал я им, глядя назад через мутную каменную стену.

Гарэс не улыбнулся:

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что последним обитателем этого места был Джерод Мордан — тот самый волшебник, который призвал Балинтора, и едва не уничтожил наш мир.

Это было чуть больше тысячи лет назад.

— С мебелью он тут особо не заморачивался, да? — прокомментировал я, ухмыляясь.

Если бы я надеялся вызвать смех, то был бы разочарован. Гарэс был невозмутим, как всегда. У Коналла глаза были красными, будто он в любой миг готов был расплакаться. Сын раскрыл рот, начав:

— Папа…

Тут я наконец заметил, что на нём была надета накидка, которую я ему принёс.

— Всё хорошо, сын. Ты не виноват. Накидку не снимай. Стыдиться тебе нечего. — После чего стена стала твёрдой, и отсекла меня от внешнего мира.

Шедший извне свет исчез, меня накрыла тьма, и я опустил голову. Больше некому было на меня смотреть. Для волшебников отсутствие света большой проблемой не было, и оковы не препятствовали использованию моего магического взора, хоть и несколько притупляли его — впрочем, в камере десять на десять особо разглядывать было нечего. Заложенные в стены чары не давали мне видеть то, что находилось снаружи.

Мне нужно было о многом подумать, но в тот момент у меня сердце к этому не лежало. Поэтому я опустился на каменную скамью, и вытянулся на ней. «А я-то думал, что публичная порка была самым унижающим событием в моей жизни. Она и в подмётки не годится тому факту, что меня арестовал и посадил в камеру мой собственный сын».

Закрыв невидящие во тьме глаза, я подумал о том, чтобы поспать. Мысль была довольно глупой, поскольку я и близко не был готов ко сну. Потом я подумал о еде. Её у меня не было, поэтому мысль оказалась короткой — но я порадовался тому, что мы с Роландом позавтракали перед отбытием в Албамарл. Было чертовски жаль, что последняя моя трапеза состояла из сушёной баранины и каши, но у меня было такое чувство, что в грядущие дни я буду тосковать по такой роскоши.

Воды в камере тоже не было, что казалось ужасно несправедливым. Впрочем, чем больше бы я пил, тем быстрее бы я наполнял ночной горшок, и я не хотел думать о том, что это могло случиться до того, как кто-то придёт его выносить.

Наконец я начал исследовать свои кандалы. Они были весьма похожи на те, что описала моя дочь, Мойра, хотя, очевидно, и были сделаны более качественно. Судя по всему, Гарэс был неплохим чародеем. Основной принцип был прост — оковы впитывали любой эйсар, который я пытался испускать. Если я не напрягался, то они могли собрать лишь те крохи, которые я испускал естественным образом — но каждый раз, когда я пытался сделать что-то сознательно, они быстро втягивали всю силу в себя.

В некотором смысле, они были похожи на чары, которые я некогда использовал для зарядки моих железных бомб — вот только они собирали не тепловую энергию, а сам эйсар. Однако ключевым моментом был тот факт, что у них был предел, как и у моих бомб. В конце концов они полностью заполнятся, и если хранящаяся в них сила поднимется выше этого предела, они взорвутся. Мне подумалось, что не стоит носить их, когда это произойдёт.

Учитывая мою силу, мне было вполне возможно наполнить их за пару дней, если полностью посвятить себя этому занятию, но поскольку самоубийственных порывов у меня не было, я решил пока отложить этот вариант. Избегая намеренного испускания эйсара, я мог протянуть в них неделю, или две. Трудно было сказать точнее, не проведя проверку этого материала, поскольку, в отличие от железа, его энергоёмкость была мне неизвестна.

Кандалы были высечены из какого-то кристаллического минерала. Кристаллы часто могли удерживать в себе удивительные объёмы силы — поэтому я в прошлом и использовал алмазы для создания стазисных кубиков, которых хватало для заморозки целого города. Этот материал скорее всего не имел такой же ёмкости, но и размеры у кандалов были побольше, чем у тех алмазов.

Как бы то ни было, это направление мыслей было тупиковым. Перегрузка оков наверняка меня убьёт. Лучшим — и самым простым — вариантом было использовать мои способности архимага, позволив веществу оков пройти через мои запястья. Однако, тут было две проблемы.

Во-первых, я не знал, находился ли я под наблюдением. Если так, то мои действия могли вызвать ответную реакцию, и если это приведёт к бою с Гарэсом или Тирионом… ну, об этом меня предупреждали. Второй проблемой было то, что в оковах, на внутренней стороне, могли быть невидимые для меня скрытые чары. Если бы их делал я, то добавил бы что-то, чтобы определять отсутствие запястий в кандалах. Другими словами, они могли взорваться, если бы я снял их ненадлежащим образом.

Однако единственной причиной их снимать был простой личный комфорт. Быстрый осмотр встроенных в стены чар уже показал мне, что они были примерно такими же. Помещение было похоже на Комнату Железного Сердца, которую я построил в качестве ловушки для бога. Она могла впитать любую силу, какую я мог к ней приложить, и хотя Карэнта она удержать бы не смогла, на меня её хватало с лихвой. Чтобы сбежать, мне нужно было уничтожить чары, или использовать способности архимага, чтобы пройти через стену, как мне недавно позволил войти Гарэс.

Те же две проблемы, не позволявшие мне попытаться снять оковы, стояли также остро в отношении наложенных на камеру чар.

А что насчёт телепортационного круга? Ха! Камеру делали для содержания магов, и из неё не удалось сбежать Джероду Мордану, у которого была та же врождённая способность телепортироваться, что и у Керэн. Хотя я и не потратил достаточно времени, чтобы разобраться в большей части чар, я мог заранее предположить, что такие уловки они тоже блокировали.

— Ну и попал же я в передрягу, — сказал я вслух, скорее чтобы услышать свой голос, а не по какой-либо другой причине. В комнате стояла мёртвая тишина. Тишина могла быть страшнее тьмы. Она уже начала глодать меня.

Опустив руки, я ощупал свой живот, жалея, что меня нет моих мешочков, или хотя бы просто пояса. И то и другое у меня забрали, весьма справедливо догадавшись, что в них у меня могли быть припрятаны всякие хитрости. А ещё у меня забрали сапоги и куртку. Я был одет лишь в простую рубаху и штаны.

И ноги начали мёрзнуть.

— Могли бы хоть носки оставить! — крикнул я, гадая, услышит ли меня кто-нибудь. Если и слышали, то не расщедрились на ответ. Было бы здорово услышать даже смех, или ругательства. Что угодно — лишь бы знать, что кто-то меня услышал.

«Сколько я уже тут провёл? Час, два?». Я рассмеялся. Скорее всего, не прошло ещё даже двадцати минут. Сколько осталось до суда? Если неделя, то мне нужно было ждать — я быстро прикинул в уме — ещё пятьсот четыре раза по столько же.

А если больше недели?

— Будет непросто, — сказал я себе.

Через некоторое время я погрузился в воспоминания. Одним из преимуществ идеальной памяти было то, что всегда можно вновь вернуться в прошлое. Стараясь игнорировать твёрдый камень под спиной и холод в ступнях, я вновь с головой ушёл в тёплые летние деньки. Когда я ещё был просто другом Пенни — девочки, которой, казалось, никогда не хватит глупости в меня влюбиться. Когда у Маркуса всегда был какой-то дурацкий замысел, чтобы скоротать время. Когда Дориан снова и снова тащился за нами в очередное приключение.

Глава 16

— Леди Хайтауэр, вы что, потеряли рассудок? — произнёс мужчина за тридцать, с пронзительными карими глазами и внушительным, почти похожим на клинок носом.

Роуз спокойно ответила ему:

— Нет. Не думаю. А что, есть какая-то причина так полагать?

— Если честно — да, — ответил Лорд Уотсон, главный судья Лосайона. Он также был, отнюдь не в результате совпадения, тем судьёй, который в будущем должен был вести суд над Мордэкаем. — Никакой пользы вам с этого не будет, а потери могут быть велики.

— Но суд же не надо мной, — холодно произнесла Роуз.

— Я имею ввиду вашу репутацию. Лорда Камерона обвиняют в убийстве принца. Учитывая доказательства, я уверен в его виновности так же, как я уверен в том, что завтра взойдёт солнце. Представляя его в суде, вы ему ничем не поможете, и лишь запятнаете свою собственную репутацию. Пусть эту неприятную обязанность возьмёт на себя кто-то другой.

Глаза Роуз сузились до состояния щелей, сквозь которые лишь изредка пробивались сапфировые отблески:

— А кто-нибудь из ваших барристеров на это пойдёт?

Лорд Уотсон хмыкнул:

— Вряд ли. Они не дураки — но если он предложит им достаточно золота, то кто-то из них может и передумать. Если же нет, то он может сам себя представлять в суде.

— А кто-нибудь из них верит в его невиновность? — спросила Роуз.

— Леди Хайтауэр, в его невиновность не верит никто, — с чувством выдал судья.

— Тогда, если кто-то из них возьмёт его деньги, как они смогут эффективно его защищать? — потребовала Роуз. — Разве это правильно или справедливо? Его пока не признали виновным, но если вы позволите ему адвоката, который уже верит в его вину, то с тем же успехом вы можете вынести приговор уже сейчас.

— Правосудие приведёт его к петле, Леди Хайтауэр. Это — факт. Но вам ещё жить и жить. Вы же не хотите давать ещё больше пищи для слухов насчёт ваших отношений с обвиняемым?

Выражение лица Роуз было расслабленным, почти апатичным, но в ответ на это замечание судьи её взгляд упёрся в его глаза, и, казалось, разгорелся такой свирепостью, что мужчина едва не дёрнулся на своём месте.

— Слухи. Скажите, Ваша Честь, имеют ли слухи какой-либо вес в суде? Могут ли они использоваться как доказательство?

Лорд Уотсон помедлил, прежде чем ответить:

— Конечно же нет.

— Тогда я бы посоветовала вам придерживаться фактов этого дела. В противном случае вы можете обнаружить у себя на руках совершенно иной судебный процесс, и сидеть будете совсем на другой скамье. Не думаю, что кому-то из нас хочется такого исхода. Верно? — предостерегла она его.

Судья выглядел возмущённым:

— Это что, угроза, Леди Хайтауэр?

— Нет, Ваша Честь, это — лишь заявление о намерениях, — ответила она, снова успокоившись. — А теперь я спрошу ещё раз. Могу ли я получить список свидетелей и любые иные сведения, имеющие отношение к делу? У меня мало времени.

Лорд Уотсон зло осклабился, глядя на неё:

— Только после того, как я увижу подписанное заявление подсудимого, в котором он назначает вас его адвокатом. — Он откинулся на спинку кресла, сплетя кисти у себя на затылке. — Однако, получить такое заявление вам может оказаться трудно, поскольку Королева приказала держать его под замком без права на посетителей.

— Если не считать его адвоката, — уверенно поправила Роуз.

— Каковым вы не являетесь, — сказал Лорд Уотсон, — если только у вас нет на руках его подписанного заявления.

Роуз, не отводя взгляда от судьи, протянула руку в сторону её служанки, Анджелы. Та взяла кожаную папку, и положила в протянутую руку. Открыв её, Роуз вытащила сложенный лист бумаги.

— У меня совершенно случайно есть такой документ.

Судья презрительно усмехнулся:

— И вы ожидаете, что я поверю, что он назвал вас, женщину, своим адвокатом заранее? — Выражение его лица изменилось, когда он прочёл представленный ему документ. — Как вы это достали?

Она блаженно улыбнулась ему:

— Если вы заметите дату, Ваша Честь, то увидите, что я была назначена его адвокатом более десяти лет назад, чтобы защищать его в деле о разорении Трэмонта. Срока давности у этого документа нет.

Тяжело выдохнув, Лорд Уотсон опустил заявление, и повернулся к стоявшему рядом с его столом клерку:

— Пожалуйста, скопируй для Леди Хайтауэр список свидетелей и любые имеющие отношение к делу сведения, какие у нас есть. — Затем он встал, возвышаясь над стоявшей перед ним женщиной. — Мне печально видеть, как вы утягиваете свою некогда гордую фамилию на дно. Будь ваш отец жив, он был бы весьма разочарован. Увидимся в день суда. — Развернувшись, он покинул помещение.

Роуз терпеливо ждала, пока клерк выполнял приказ. Чтобы всё переписать, ему потребовалось почти полчаса. Зал суда был обширным, с маленькими столами по обе стороны, и разные другие клерки и чиновники постоянно входили и выходили. Для Роуз они были весьма заметны, поскольку они сбивались в маленькие группы, и перешёптывались, поглядывая на неё.

Лицо Анджелы покрылось румянцем, когда одна из групп повысила голос настолько, что их речь дошли до её ушей, и она отчётливо расслышала слова «никудышная», «кровавый лорд» и «леди хайхор». Роуз, если и услышала их, то виду не подала.

Когда её служанка настолько взвинтилась, что раскрыла рот, дабы отчитать говоривших, Роуз поймала её за руку:

— Анджела, после того, как мы вернёмся во дворец, тебе нужно будет выполнить для меня одно поручение.

Анджела перевела взгляд со своего запястья на лицо своей госпожи, и закрыла рот. Затем она уважительно кивнула, и ответила:

— Конечно, миледи.

Полчаса спустя они вернулись в карету Роуз, и направились обратно во дворец. Наконец оставшись наедине с госпожой, Анджела воспользовалась этой возможностью, чтобы дать выход своей фрустрации:

— Не следовало вам меня останавливать. Этим шавкам не положено говорить такие вещи.

Один из кончиков губ Роуз дёрнулся вверх:

— У меня отличный слух, Анджела, и я думаю, что тебе это известно.

— Тогда вам следовало позволить мне высказать им всё в лицо! — возмутилась служанка.

— Это бы никому не помогло, и мне — меньше всего, — сказала Роуз. — Думаешь, я просто слушала? Скольких из этих людей ты узнала?

— Одного или двух.

— Из них я знаю пятнадцать, и ещё двух я заприметила для дальнейшего изучения. Что важнее, я также знаю многие подробности их личной жизни — с кем они связаны, на кого работают, и от кого они берут взятки. Сплетникам можно найти применение. Высказывать им всё в лицо — дело почти бесполезное, если только не узнать наперёд, кто за ними стоит. Некоторые из них сами ничего не знают, лишь повторяя услышанное, но другие действуют с умыслом. Ключ к эффективному противодействию — узнать, кто есть кто, — прочитала ей нотацию Роуз.

Анджела подалась вперёд:

— Значит, вы позже их накажете?

Роуз рассмеялась:

— Боги, конечно нет! Одного или двух — может быть, но большую часть я проигнорирую. Как только Мордэкая оправдают, их сомнения будут полезны. Некоторые из них могут однажды стать союзниками. Наказание — цель для скудных умом. Я предпочитаю добиваться более важных целей, например — искать средства давления.

— Вы действительно думаете, что Лорд Камерон невиновен? — неуверенно спросила служанка.

— Конечно, — сказала Роуз, глядя в окно. Однако в душе она боролась с собственными сомнениями. «Он должен быть невиновным. Если же нет, то…». Она тихо пробормотала:

— Всё, что угодно.

— Что вы сказали? — произнесла Анджела.

Скромно улыбнувшись, Роуз отмахнулась от вопроса:

— Ничего, дорогая. Просто сама с собой разговариваю. — После чего засмеялась.

— Чего здесь смешного?

— Хайхор, — сказала Роуз. — Это я слышу впервые. Довольно удачно сказано^[62].

Служанка нахмурилась:

— Вам не следует смеяться над такими вещами, миледи. Лично я не нахожу в этом ничего смешного.

— Смеяться надо, Анджела. Злость и слёзы лишь придают смелости твоим врагам, — ответила Роуз. «К тому же, если всё обернётся худо, эти слова могут оказаться правдой».

* * *

Пустота погибла, сражённая ослепляющим светом, который поглотил всё вокруг, пронзая мои глаза. Фантазии прошлого исчезли, и я сел, обнадёжившись, хотя и знал, что надежда была ложной. Моргая, и прикрывая слезящиеся глаза ладонью, я попытался увидеть что-то сквозь мутную каменную стены, отделявшую меня от мира.

Конечно, попытка эта была бесплодной. Хотя камень теперь был проницаемым, наложенные на него чары продолжали действовать, блокируя мой магический взор, а обычный взор пока что был неспособен что-либо увидеть. Послышались шаги, в комнату вошёл человек, и мой магический взор его опознал. Тирион.

— Здравствуй, внук, — весело выдал он.

— Когда ты был плодом моего воображения, ты мне нравился больше, — серьёзно сказал я ему.

Мой предок с любопытством уставился на меня:

— Уже начались видения? Полагаю, во тьме они приходят скорее.

Тирион был хорошо знаком с эффектами изоляции, хотя его тюрьма была далеко не такой же пустой и тёмной, как моя. Он провёл годы запертым в маленькой деревянной комнате, видясь с другими людьми лишь тогда, когда ему приносили еду, или когда его водили на бои.

— Тишина — хуже всего, — признался я. — Иногда биение моего сердца так громко отдаётся в ушах, что я начинаю гадать, не оглушит ли оно меня.

— Х-м-м, — сказал он с задумчивым видом. — Мне это никогда в голову не приходило. Я принёс тебе воды. — Что-то брякнуло, когда он поставил на пол металлический кувшин.

— А как насчёт еды? — спросил я.

Он покачал головой:

— В отличие от моего заточения, эти люди не собираются держать тебя в подходящем для боя состоянии. Заключённым полагается лишь по одной трапезе в день. Тебе ещё осталось ждать несколько часов.

Я провёл пальцами по волосам, размышляя. Мне казалось бессмысленным, что Ариадна согласилась так со мной обращаться. Что бы я ни сделал, мы всё ещё были роднёй. Она наверняка хотела бы, чтобы меня кормили как полагается.

— А что Королева? — пробормотал я. — Ей что, всё равно?

Тирион пожал плечами:

— Наверное — нет. Ты её знаешь лучше меня. Как бы то ни было, она следует советам своего окружения, и избегает касаться твоего дела. Правила установил главный тюремщик, Рэйган. Он считает, что с тобой следует обращаться как с обычным заключённым.

— Вы с Гарэсом караулите по очереди, верно? — напомнил я ему. — Ты — герцог. Охрана не посмеет спорить, если ты принесёшь мне еду, или одеяло.

— Вполне вероятно, — признал Тирион. — Но ни он, ни я не хотим это проверять. Никто не желает выглядеть симпатизирующим тебе. Твоя жизнь уже практически закончилась, Мордэкай. Подумай о тех, кто тебя переживёт. Неужели ты хочешь оставить пятно на нашей репутации лишь ради того, чтобы заполучить одеяло на несколько полных несчастья дней?

— Учитывая то, через что ты прошёл, я ожидал от тебя больше сострадания, — ответил я.

Вздохнув, Тирион сел на скамью рядом со мной:

— Если честно, так и есть. Поэтому я и пришёл сюда. Воду вообще-то не положено давать до твоего ужина. Ты разве не чувствуешь себя благодарным? — В его голосе прозвучала плохо прикрытая насмешка.

— Похоже скорее на то, что ты пытаешься ткнуть меня мордой в моё положение.

— Виновен по всем пунктам! — рявкнул он, и замолк. Чуть погодя он рассмеялся: — Полагаю, тюремный юмор сейчас у тебя не очень популярен.

Я бросил на него испепеляющий взгляд:

— А ты как думаешь?

— Гарэс сказал, что ты откалывал шутки всю дорогу до камеры. Это меня весьма впечатлило, — сказал Тирион. — Но хватит об этом. Я пришёл поделиться новостями.

— Моя семья приходила? — спросил я.

— Без понятия, — сказал Тирион. — Я здесь для того, чтобы поговорить об АНСИС. Ты будешь рад узнать о том, что сейчас мои крайтэки докладывают об их полном отсутствии в городе.

— Поздравляю, — без всякого выражения произнёс я.

Он окинул меня слегка кислым взглядом:

— Ты не хуже меня знаешь, что это ещё далеко не конец. Они не сдадутся легко.

— И?

Тирион некоторое время молчал, будто борясь с обой. В конце концов он продолжил:

— Мне нужна твоя помощь.

Подняв руки, я показал ему свои кандалы:

— Обстоятельства сковывают меня по рукам и ногам.

Он осклабился:

— Вот так-то лучше. Я хочу сказать, что мне нужна твоя семья.

— Свою заведи, — резко сказал я, прежде чем мысленно добавить: «Ах, да, ты же угробил почти всех своих родственников».

— Не думаю, что ты хочешь увидеть падение этого мира, подобно многим другим. Ты, может, и не выживешь, чтобы насладиться плодами этих усилий, но я знаю, что твоя семья и многие другие люди тебе небезразличны. Гарэс Гэйлин — хороший маг, но у него недостаточно творческое мышление, чтобы помочь нам справиться с этой угрозой. Теперь, когда тебе дорога — прямиком на виселицу, остаюсь только я… и твои дети. Помоги мне помочь им.

Эти слова были произнесены с такой искренностью, какой я никогда от этого человека не слышал. Я поверил ему, вопреки себе, хотя и не хотел. Я ненавидел этого ублюдка.

Он продолжил:

— Твоя старший сын пока не объявился, но брат Королевы, похоже, думает, что он может проникнуть через завесу между измерениями. Более того, я сам знаю, что он — великолепный чародей, как и ты. Хотя я этого и не понимаю, то устройство, которое он и его механический друг состряпали для обнаружения АНСИС, лежит полностью за пределами знания Ши'Хар. Думаю, твой сын может стать ключом к разгадке. Чтобы иметь хоть какую-то надежду на сохранение этого мира, мне нужно, чтобы он со мной сотрудничал.

— Только он? — наконец сказал я.

— У твоей дочери дар Сэнтиров. Подруга твоего сына — Мордан. Они обе могут быть очень ценными. Магов вообще мало. В грядущие годы все твои дети будут важны, — сказал Тирион.

Едва не давясь словами, я ответил:

— И чего именно ты от меня хочешь?

— Скажи мне, как достучаться до Мэттью, — сразу же произнёс Тирион. — Если он вернётся до того, как тебя казнят — убеди его в важности работы со мной. То же касается остальных твоих отпрысков. Они затаили на меня некоторую злобу после нашей с тобой прошлой встречи. Даже Коналл, который стоит вон там. — Он дёрнул головой в сторону входа. — Он трепещет передо мной — но не доверяет мне.

— Уж чего я не могу представить, так это того, что я посоветую моим детям доверять тебе, — сказал я ему.

— Послушай, Мордэкай. Ты — отец, настоящий отец. Вот, почему я позволил тебе забрать Линараллу — а совсем не из-за той дурацкой схватки, которую мы провели. В какой-то момент я осознал, что у тебя есть то, что я потерял. Я никогда не был на самом деле родителем. Время, когда это было не так, прошло слишком быстро. Я не могу заменить тебя, но я могу пообещать, что буду защищать их вместо тебя. Что я знаю точно, основываясь на моём собственном никудышном отцовстве — это то, что ты сделаешь что угодно ради их защиты. Ты умрёшь. Я не могу этому помешать. И не буду лгать — лично мне как-то всё равно. Но я уважаю твоё решение обеспечить им лучшее будущее. Скажи им, чтобы они работали со мной. Позволь мне закончить работу, которую не успел закончить ты.

Его ложная искренность заставила желчь подкатить к моего горлу:

— А откуда мне знать, что это не ты убил Лиманда? — бросил я обвинение.

Тирион рассмеялся.

— А мне кажется, что тебе это очень удобно, — объявил я. — Если меня посадят и казнят, то остаётся удобный вакуум власти, который ты можешь заполнить. Избавившись от меня, ты можешь творить что угодно.

Когда он наконец отсмеялся, Тирион ответил:

— Ты слишком много обо мне думаешь. Мне на это не хватило бы хитрости.

— Неужели? — возразил я. — Ты что, забыл свои воспоминания о прошлом? Ты годами ждал, выстраивая планы для отмщения. Ты составил не один, а целых два плана, которые должны были обеспечить гибель Ши'Хар, и оба успешно привёл в исполнение. Я знаю, что ты не дурак. Вообще говоря, я считаю, что облик варвара, который ты всем выставляешь напоказ — это лишь личина, с целью заставить их недооценивать тебя.

— Ты действительно так думаешь? — спросил Тирион.

Я кивнул:

— Остальные могут и принять тебя по ошибке за агрессивного верзилу, но я думаю, что ты лишь прикидываешься — возможно, тебя вдохновляет твоя дочь-психопатка, Бриджид.

Его эйсар вспыхнул, и рука Тириона метнулась вперёд, остановившись у моего горла. Кисть была заключена в смертоносный эйсар, оформленный чарами, вытатуированными на его коже.

— Поосторожнее со словами, — предостерёг он. — Ещё одно слово о моих детях — и я могу и забыть о моём намерении защитить этот мир.

Я спокойно посмотрел ему в глаза:

— Ты это сделал? Ты убил Принца?

Тирион несколько секунд смотрел на меня, затем убрал свой наручный клинок:

— Да какая разница? Даже будь это так, моё обещание тебе — искреннее, а твои варианты — неизменны. Ты лишь поможешь мне, либо умрёшь с осознанием того, что миру осталось жить недолго. Не думаю, что ты будешь вот так вот ставить на кон будущее твоих детей.

Он ушёл, не дожидаясь моего ответа.

Глава 17

Прошла ещё сотня лет, прежде чем свет снова вернулся в мой мир. Я почти надеялся, что это пришли вести меня на суд. Изоляция становилась невыносимой. Единственным признаком того, сколько прошло времени, был тот факт, что еду мне дали лишь один раз, так что наступление дня суда было маловероятным.

Я бы обрадовался даже очередному визиту Тириона, но, к моему удивлению, вошедшая в камеру фигура была исключительно женственной.

— Роуз? — прохрипел я. У меня пересохло горло — выданная мне порция воды давно закончилась.

— Это я, Мордэкай, — тихо ответила она. Затем она обернулась, и окликнула: — Кто-нибудь может дать мне фонарь? Здесь темно, хоть глаз выколи. — Она шагнула наружу, и минуту спустя вернулась, неся в руке лампу. Стена снова стала непроницаемой, после чего Роуз направила всё своё внимание на меня: — Выглядишь ужасно.

— Тебе не следует здесь быть, — сказал я ей. — Пойдут разговоры.

— Посетителей к тебе не пускают, — сказала Роуз.

— Тогда как ты здесь оказалась?

— Я — твой адвокат, — самодовольно сказала она. — Пусть говорят что хотят, но я не могу выполнять свою работу, не общаясь с тобой.

— Ты зря тратишь время. Они уже всё для себя решили. Я вижу только одну причину, по которой они пока ещё меня не повесили — они пока не могут решить, какую верёвку использовать.

Роуз неодобрительно посмотрела на меня:

— Мы уже говорили об этом, Морт.

— Что, правда? — удивлённо спросил я.

Она кивнула:

— Да, когда тебя судили в прошлый раз. Надеюсь, в этот раз ты более тщательно прислушаешься к моему совету.

— Ты безнадёжна, — сказал я, вздыхая.

Она улыбнулась:

— Обо мне и менее приятные вещи. — Разгладив юбки, она села рядом со мной.

— Сомневаюсь, — отозвался я. — Никто бы не посмел.

— Ты будешь удивлён, — пробормотала она так тихо, что я едва расслышал.

— Что ты сказала?

— Ничего, — произнесла Роуз. — У нас есть более важные темы для обсуждения. Мне здесь можно провести лишь ограниченное время.

— Ты пока ещё не задала мне самый главный вопрос, — сказал я.

Она выгнула бровь:

— И что же это за вопрос, по-твоему?

— Действительно ли я его убил?

Выражение лица Роуз говорило об отвращении:

— Если бы я так думала, то планировала бы для тебя побег, а не безнадёжную защиту в суде. Нет, что я действительно хочу знать, так это почему ты туда отправился, когда я чётко тебе сказала этого не делать?

Я ответил, весело улыбаясь:

— Просто взбрело в голову.

— Всё как я и подозревала, — мрачно сказала она.

— И что же ты подозревала?

— Что ты, Мордэкай Иллэниэл — полнейший глупец. Иногда я жалею, что не могу тебя придушить, — серьёзно заявила она.

Я пожал плечами:

— Судя по всему, не ты одна.

— Куда ты отправился после того, как говорил со мной в тот день? — задала она вопрос.

— Я прошёлся по городу, а потом зашёл к моему агенту, Дэвиду Саммерфилду.

— Ты разговаривал с кем-то кроме него? — спросила она.

Я покачал головой:

— Нет, пока не решил взять штурмом охотничий домик Лиманда.

— Ты говорил Дэвиду, куда ты собирался отправиться, прежде чем уйти?

— Дэвид показал мне карту, чтобы я мог найти это место, — отозвался я. — Не думаю, что я ему говорил о своих намерениях отправиться туда сразу же — но уверен, что он мог догадаться о том, что я планировал.

Роуз кивнула:

— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы туда добраться, после того, как ты ушёл?

— Полчаса, наверное? Я летел.

— И сколько времени ты провёл там, прежде чем вломился внутрь и устроил конфронтацию с Принцем-Консортом? — спросила Роуз.

— Два или три часа. — К этому моменту я сидел к ней настолько близко, насколько было возможно сидеть, не касаясь её при этом, но не по какой-то романтической причине — я замерзал. Я чувствовал шедшее от её тело тепло, и боролся с искушением прижаться к ней.

Роуз сжала губы:

— Очень некстати.

— Почему?

— Длительность ожидания увеличивает вероятность того, что кто-то узнал о твоих намерениях, и мог добраться туда достаточно быстро, чтобы тебя подставить, — объяснила она. — Тирион или Гарэс могут летать так, как ты?

— Нет, — сказал я. — Насколько я знаю, по крайней мере. Хотя у них в любом случае было более чем достаточно времени, я не видел никаких других волшебников.

— Они могли скрыться от тебя? — спросила Роуз.

— Нет, — сказал я. — Дальность моего восприятия ничем не уступает, или превосходит их собственную. Я бы уловил их присутствие, если бы они приблизились на расстояние в одну-две мили. Только Прэйсиан смог бы подобраться ближе, оставаясь незамеченным.

Она приняла задумчивый вид:

— Джордж всё ещё в Арундэле. Ты знаешь, где сейчас Элэйн?

— Она жила в моём доме, — проинформировал я её. — Я не видел её несколько дней, но ты же не можешь всерьёз подозревать, что она в этом замешана.

— Это моя работа — рассмотреть все вероятности, пока мы не выясним, что произошло на самом деле, — строго сказала она. После чего продолжила допрос. Я не мог упрекнуть её в небрежности или недостатке трудовой этики. Она не пропустила ни одной детали, даже самой заурядной и обыкновенной. Роуз хотела знать, кто прибыл вместе с Дэвидом Эйрдэйлом, сколько было слуг в доме, кто из них лично меня видел. Она допросила меня насчёт того, сколько времени я провёл в собственно здании, и что я им говорил. Она особо долго выпытывала у меня про события, случившиеся после того, как я вошёл в спальню Принца.

Когда она закончила, я сам задал ей вопрос:

— А ты рассматривала тех, кого там не было?

— Например?

— Тех, кому выгодно было бы меня убрать, — пояснил я. — Например, Тириона.

Она кивнула, и на её лице мелькнула неуютность:

— Я уже говорила с ним.

— Я тоже.

Она выглядела удивлённой, поэтому я пересказал ей мой разговор с предком. Закончив, я выдал очевидный вывод: — Он признал, что ему это выгодно, и не пытался отрицать своё участие.

— Но и не признался в преступлении, — парировала Роуз. — По-моему, звучит так, будто он хотел помучить тебя тем предложением.

— Значит, ты ему веришь? — в ужасе сказал я.

— Мордэкай, — сказала Роуз, — ты слишком близок к этому делу. Тириона ты уже ненавидишь. Твои эмоции не позволяют тебе объективно о нём думать. — Подняв руку, она убрала заслонявшие моё ухо волосы, и зашипела, отдёрнув кисть. — У тебя кожа ледяная!

Я безнадёжно улыбнулся:

— Всё не так уж и плохо.

— Нет, гораздо хуже, — со злостью сказала она. — Ты даже не дрожишь. — Обняв мои щёки ладонями, которые обжигали почти до боли, она посмотрела мне в глаза. Затем оглядела камеру. — Почему у тебя нет одеяла?

Я пожал плечами.

— Это непростительно, — объявила она, притянув меня к себе, и обняв руками. Мне хотелось благодарно расплакаться от внезапного тепла. Однако счастье длилось недолго. Вскоре она отстранилась, и встала, повернувшись ко мне спиной. — Помоги мне распустить завязки, — приказала она.

— Чё? — тупо произнёс я. Момент казался неподходящим.

— Делай, как я говорю, Мордэкай. Сейчас не время для глупостей, — твёрдо сказала она.

«Именно об этом я и думал». Но спорить я не стал. Я распустил шнуровку её платья онемевшими пальцами моих закованных в кандалы рук, после чего Роуз начала извиваться, стягивая платье через голову. Я запоздало сообразил, что именно она собиралась делать.

— Я отказываюсь надевать твоё платье, Роуз, — заупирался я.

— Конечно же нет, глупый ты олух! Я не могу уйти отсюда в одном нижнем белье. — Затем она наклонилась, и начала поднимать край мягкого одеяния, которое носила под платьем. Я отлично знал, что под ним на ней больше ничего не было.

Я вскочил на ноги, и поймал её запястья, когда её руки поднялись до середины бёдер:

— Что ты творишь?

— Забочусь о том, чтобы ты не умер от переохлаждения раньше, чем я смогу спасти твою жизнь в суде, — тихо ответила она. — А теперь отпусти мои руки. Мне и так достаточно трудно, не хватало ещё твоей возни.

— Но…

— Да и вообще, ты там уже всё видел, — возразила она.

«Когда это?» — закричал мой внутренний голос, но потом я осознал, что она скорее всего имела ввиду:

— То была Пенни, а не… не ты.

Хотя она сперва казалась смущённой, моя драматичная реакция избавила её от страха. Теперь она, похоже, наслаждалась моей подавленной реакцией:

— Я имела ввиду твой магический взор. Ты не раз говорил мне об этом. Сомневаюсь, что моё в моём теле для тебя остались какие-то неожиданности.

Магический взор — это одно, а видеть перед собой нагую женщину во плоти — это совсем другое. Я начал было говорить эти слова, но попридержал язык. Это бы лишь ещё больше смутило её, а она, очевидно, твёрдо вознамерилась стоять на своём. Я медленно отпустил её запястья. Не будь я наполовину замёрзшим, мои щёки покраснели бы.

Я ожидал, что она хотя бы отвернётся. На секунду она сместила вес на свои ступни, будто и собиралась это сделать, но затем замерла, и сняла нижнее платье через голову, не отворачиваясь. Помимо туфель, носков и подвязок, она стояла передо мной совершенно нагой.

Так мы и стояли в течение бесконечного мига, глядя друг другу в глаза. Я боялся отвести взгляд, поскольку это бы позволило мне увидеть то, на что смотреть было нельзя. Выражение её лица было почти вызывающим. Затем она отвела взгляд в сторону, краснея.

— Ты мог бы отвернуться, — предложила она.

— О! — сказал я, вздрогнув от неожиданности. Затем, секунду спустя, у меня заработал мозг. «Она тоже могла бы отвернуться». Проигнорировав эту мысль, я взял её платье, и начал протягивать его ей себе за спину.

— Сначала надень нижнее платье, — приказала она.

Смирившись, я так и сделал. Это было непросто. Роуз была небольшого роста, но, к счастью, предмет одежды был довольно свободным, и на мне всего лишь сидел в обтяжку. Рукава были свободными, но манжеты порвались, когда я просунул через них кисти, а плечи будто грозили в любой момент разойтись по швам. Мой магический взор показал, что Роуз по-прежнему расслабленно стояла позади меня, не пытаясь прикрыться.

Я снова взял её платье, и протянул ей, случайно увидев больше, чем собирался. «Никакая это была не случайность», — упрекнул я себя. Прошла минута, и Роуз меня успокоила:

— Можешь поворачиваться.

Я так и сделал, и она подставила мне свою спину, чтобы я мог снова зашнуровать её платье. Без нижнего платья голая кожа её спины будто обжигала мои пальцы. «Пенни меня за это убьёт», — подумал я, и заскрипел зубами.

Она немного повозилась с рукавами и юбкой, после чего спросила:

— Как я выгляжу?

«Невероятно», — подумал я, — «как с платьем, так и без».

— Э-э, нормально, — сказал я, не находя слов.

— Ты бы не узнал, что я под ним голая, верно?

«Как я могу забыть?»

— Нет, — сказал я, сознательно управляя тоном голоса. — Просто позаботься о том, чтобы никто не присматривался к твоей спине. Если приглядятся, то могут догадаться.

— Хорошая мысль, — сказала Роуз, после чего шагнула вперёд, и обняла меня.

В объятиях не было ничего необычного, но после всего только что случившегося я чувствовал себя виноватым, и мне было неудобно. В то же время я всё ещё отчаянно искал тепла. Помедлив лишь миг, я обнял её в ответ.

Она меня не отпустила, и я начал гадать, как долго это будет продолжаться.

— Эм, Роуз? Ты меня отпустишь?

— Я пытаюсь тебя согреть.

— Но…

— Ш-ш-ш, — сказала она мне. — Моё время почти на исходе. Когда за мной придут, я тебя отпущу. А пока что грейся, сколько сможешь.

Это едва меня не доконало. После почти двух суток в промозглой тьме мой дух пал ниже плинтуса. От её тепла и приязни мне хотелось рыдать. Крепко зажмурившись, я держал её в руках, наклонившись вперёд, чтобы зарыться лицом в её тёплую шею.

Так мы и стояли, наверное, несколько минут — но было ли это пятью минутами, или десятком, времени было слишком мало. Стена изменилась, и в комнату донёсся голос Гарэса:

— Время вышло.

Я не хотел отпускать её, но всё равно это сделал, и холод камеры сразу же снова обрушился на меня. До этого момента он меня особо не беспокоил — возможно, потому, что я уже сдался; теперь же мне от него было гораздо хуже.

Гарэс покосился на меня, оглядывая мой новый наряд, но единственным его комментарием стало одно слово:

— Интересно. — После чего он приказал Роуз: — И лампу тоже, миледи.

Какое-то время она выглядела непокорной, но потом нехотя подняла фонарь, и понесла с собой.

— Мы не можем оставить его в таких условиях, — сказала она Гарэсу, выходя наружу.

— Если только вы не сможете заставить тюремщика передумать, я не позволю в камере никаких дополнительных предметов, — холодно сказал он.

Роуз гневно глянула на него:

— Я помню моих друзей, Лорд Гэйлин.

Он улыбнулся, глядя на неё свысока:

— Это что, подкуп, миледи? Угроза была могла бы сработать лучше. А что враги?

Она уже отвернулась, и ответила, шагая прочь по коридору:

— Я делаю всё для того, чтобы они помнили меня.

Гарэс оглянулся на меня, и стена снова стала непроницаемой, скрыв от меня внешний мир. Тьма поглотила меня, и я снова сел на скамью, ненавидя то, как камень впился в мою многострадальную плоть. Мои ступни были голыми, и впитывали холод быстрее, чем все остальные части моего тела.

— Прости меня, Пенни, — тихо сказал я, поскольку думать мог только о том, что жаждал возвращения Роуз. «Значит, вот каково тебе было те годы назад? Когда шиггрэс держали вас с Дорианом в плену?».

* * *

Роуз поспешно шагала, поднимаясь по ступеням на верхние уровни, и кивая стражникам, мимо которых проходила. Добравшись до последнего караульного поста, где надзиратель, Рэйген, комфортно сидел в своём кабинете, она остановилась. Роуз постучала в дверь, и принялась ждать.

Чуть погодя дверь открылась, и она снова оказалась за пределами темницы. Надзиратель стоял неподалёку. Рэйган был крупным мужчиной с телосложением, которое когда-то наверняка было впечатляющим, но в данный момент отдалось на волю тучной полноты, делавшей его внешность почти такой же отталкивающей, как и его характер. Он осклабился ей гнилыми зубами.

— Мои вещи, пожалуйста, — напомнила она ему.

— О, конечно, миледи, — ответил он. Надзиратель отошёл в сторону, войдя в другую комнату, и вернулся с плетёной корзинкой в руке. Верхняя её часть была открыта, и внутри лежал набор вещей: её кинжалы, два одеяла, маленькая подушка, и остатки еды, которую она принесла. Мясо и сыр исчезли — остались лишь косточки и маленькое яблоко.

— Вижу, фрукты вам не по душе, — заметила Роуз.

— От яблок у меня болят зубы, миледи, — сказал главный тюремщик.

— Еда была собрана отнюдь не с учётом ваших нужд. И отдавать её вам я не собиралась, — холодно сказала она.

Рэйган неуютно переступил с ноги на ногу:

— Вам жеж было сказано, что ему не полагается ничего приносить, — сказал он. — Я думал, это — мне.

Она уже успела осмотреть его с головы до ног, отметив для себя всё — от его грязных сапог до запаха, который от него исходил. Её ответ был расчётливым:

— А если в следующий раз я принесу достаточно еды как для вас, так и для Лорда Камерона, быть может, вы подумаете о том, чтобы позволить мне принести ему поесть?

— Никак не можно, миледи. Вы, может, и высокого полёта, но уклад есть уклад, — сказал надзиратель.

— Вам следует подумать об этом, — сказала Роуз. — Иметь друзей в высоких кругах — совсем неплохое дело. — Её взгляд опустился вниз. — Разве не приятно было бы позволить себе новые сапоги?

Выражение лица Рэйгана изменилось в сторону гневного:

— Вы, может, вся из себя высокая и могучая, миледи. Но тот человек убил мужа Королевы. Если нарушу правила, то на кону не только моя жизнь.

Роуз явно просчиталась:

— Прошу простить, если чем-то оскорбила, Мастер Рэйган. То не входило в мои намерения. — После чего она ушла.

Глава 18

Сэр Грэм стоял на стенах Замка Ланкастер, глядя на лежавшие к югу поля. Луна была во второй четверти, и давала некоторое освещение, благодаря усиленному узами с драконом зрению он видел не хуже, чем днём. И увиденное ему не нравилось.

Ближе к краю леса, на открытом поле, стоял лагерь из минимум двадцати великанов. Но «лагерем» это можно было назвать с большой натяжкой. Никаких палаток или костров не было. Массивные человекообразные существа спали под открытым небом. Единственной причиной, по которой это можно было называть лагерем, было то, что спали они все в пределах небольшого участка.

— Почему сейчас? — пробормотал Грэм.

Мэттью стоял рядом с ним:

— У меня на этот счёт есть теория.

Грэм ухмыльнулся:

— А что, бывали случаи, когда у тебя не было никаких теорий?

Мэтт проигнорировал его ремарку:

— Когда Элэйн застряла в лесу, который поменялся местами с Ланкастером, она сказала, что лесных существ привлекал эйсар. Даже её невидимость притягивала их к ней, хотя они и не могла точно определить, где она находилась.

— Это объяснило бы вчерашних пауков. Значит, ты думаешь, что они пришли за тобой? — сказал Грэм.

Мэттью кивнул:

— И за Керэн, и, вероятно, даже за магией, которую излучают твоя зачарованная татуировка и броня Алиссы.

— Если это так, то здешним жителям было бы лучше, если бы мы вообще здесь не появлялись, — сделал наблюдение молодой рыцарь.

Мэттью вздохнул:

— Теперь уже слишком поздно. Если мы сейчас уйдём, то они всё равно могут попытаться напасть на замок.

Внезапно Керэн появилось рядом с ними, на её лице читалась паника.

Страха уже было достаточно, чтобы Мэттью понял, в чём дело:

— Паук? — спросил он. Она отчаянно закивала, всё ещё пытаясь отдышаться.

— Я пойду, — вызвался Грэм.

Керэн показала три пальца:

— Их три, — выдохнула она.

— Значит, пойду я, — сказал Мэттью. — Мне будет проще. — Он и не пытался указать на тот факт, что Керэн сама могла бы с ними справиться. После стычки в кузнице у неё выработалась иррациональная боязнь арахнидов. «Или, возможно, следует говорить «рациональная боязнь», — сделал наблюдение Мэттью. «В конце концов, они действительно опасны».

Керэн взяла его за руку, и они исчезли, оставив Грэма стоять в одиночестве. Он ещё некоторое время поглядел в пустоту, прежде чем пробормотать себе под нос:

— Выпендривается. — «Или, возможно, ты хочешь произвести впечатление на твою подружку. Конечно, ты в этом никогда не признаешься».

Грэм какое-то время смотрел вдоль стены на другой её конец, где на юго-восточном углу стояла на страже Алисса. Он был не настолько глуп, чтобы волноваться за неё. Она могла о себе позаботиться. Но даже так, он глядел в её сторону так же часто, как смотрел на собственный юго-западный сектор.

* * *

Манфрэд осмотрел лежавший у него на ладони тяжёлый кошель, не открывая его. По весу он мог сказать, что внутри было золото. Не говоря ни слова, он спрятал кошель в своей куртке, затем поднял руку, и подкрутил свои тонкие усы. То была нервная привычка, от которой он так и не смог избавиться. Наконец он сказал:

— Вы уже заплатили мне в этом месяце. С чего надбавка?

— Компенсация за беспокойство, — сказала Роуз Торнбер. — В грядущие дни мне от тебя потребуется больше услуг, чем обычно. Деньги будут тебе нужны, чтобы расплатиться с информаторами, и оплатить помощь. — Она передала ему сложенный лист бумаги. — Сверху списка — три имени. Это люди, которых тебе нужно нанять. Они уже знакомы с моими требованиями, поэтому не волнуйся, если они начнут торговаться. Под этими именами найдёшь список имён всех свидетелей, которые будут давать показания в суде.

Глаза Манфрэда расширились:

— Такие вещи — не по моей части, Леди Хайтауэр.

Она коротко улыбнулась, сверкнув белыми зубами:

— Расслабься. Мне лишь нужны сведения. Мне необходимо знать о них всё — где родились, с кем дружны, с кем знакомы, сколько служили Принцу… вообще всё.

Её собеседник развернул лист, и быстро пробежался по нему взглядом:

— А что это за имя написано отдельно внизу?

— А я-то думала, что это имя тебе уже будет знакомо, — сказала Роуз, — учитывая твою профессию.

Манфрэд принял оскорблённый вид:

— В темницу попадают только любители.

Она похлопала его по щеке:

— Однако же его имя тебе знакомо. Я хочу, чтобы ты лично взял на себя эту часть. Остальное можешь передать другим.

Манфрэд нахмурился:

— Я достаю сведения, миледи. Лично я уже давно не работаю.

— Времени мало, — проинформировала его Роуз. — Мне нужно, чтобы это было проделано как следует, и профессионально. Компенсация будет соответствующая.

— Требуется что-то конкретное?

— Выясни имена молодых заключённых, которые недавно были в его ведомстве. Игнорируй тех, у кого нет родственников. Меня интересуют лишь женатые. Найди мне имена их жён, — объяснила Роуз.

— Молодые заключённые? — Манфрэд казался сбитым с толку.

— У молодых людей молодые жёны, Манфрэд, — сказала Роуз. — Как только составишь хороший список, посети всех, кого найдёшь. — Она передала ему второй кошель — этот был поменьше, и был наполнен серебром. — Раздавай столько, сколько потребуется. Мне нужен компромат.

— К какому сроку он нужен? — спросил делец.

— Завтра.

Манфрэд длинно присвистнул:

— Неоспоримые доказательства будет трудно найти за столь короткий срок.

— Для моих целей им не обязательно быть доказуемыми, Манфрэд, достаточно лишь правдивости. Я имею дело не с дворянином. Положись на свои инстинкты, и достань мне список имён, которые будут наиболее полезными.

Они говорили ещё некоторое время, в течение которого она изложила свои нужды касательно остальных имён. После ухода Манфрэда Роуз умылась, и вернулась в общую комнату.

Элиз уже ждала её:

— Чаю? — предложила пожилая женщина.

Роуз бросила в её сторону благодарный взгляд:

— Да, благодарю. — Она приняла из её рук маленькую чашку, и отпила глоток.

— Почему ты не попросила меня о помощи? — внезапно сказала её свекровь.

Мало кто мог удивить Роуз Торнбер, но изредка такие случаи всё же бывали. Это был один из них. Она сумела не подавиться чаем, глотая его, и ответила нейтральным тоном:

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты отлично знаешь, что я имею ввиду, — резко сказала Элиз. — Ты горда, Роуз, слишком горда. Полагаю, проблема в твоём воспитании — но, с другой стороны, именно поэтому я и одобрила твой брак с моим сыном.

Роуз испытывала раздражение, слыша от Элиз такие суждения касательно Хайтауэров — но, с другой стороны, та прекрасно об этом знала. «Она пытается до меня докопаться».

— Матушка, — тихо начала Роуз, — времена, когда ты марала руки, давно прошли. Позволь мне самой управиться.

Элиз хохотнула, и подчёркнуто огляделась вокруг:

— «Матушка», говоришь? Я что-то не вижу вокруг никаких детей. Ты что, хочешь меня умастить сладкими речами?

Роуз сделала глубокий вдох. Последние несколько ночей она недосыпала, и теперь понемногу теряла самоконтроль. «Я делаю это ради тебя», — гневно подумала она, но произнесённые ею слова были гораздо более спокойными:

— У тебя несварение? Ты кажешься сама не своя.

— Не испытывай моё терпение, девочка. Один из моих детей в беде, и я пока не видела, чтобы ты что-то на этот счёт делала. Конечно, я ничего особенного и не ожидала, но по тому, как ты всё от меня скрываешь, я могу лишь предположить, что ты пытаешься прыгнуть выше головы.

Под «одним из её детей» она конечно же подразумевала Мордэкая. Пожилая женщина часть отмечала, что считала его практически сыном. Когда Роуз ничего не ответила, Элиз продолжила:

— Мэридит в курсе, что её сына посадили?

— Нет, — ровно произнесла Роуз. — Я пока не посылала никаких вестей.

— А тебе не кажется, что она заслуживает того, чтобы знать? — потребовала Элиз.

Роуз отложила чашку в сторону:

— Вообще-то, я намереваюсь сегодня отправиться туда, и уведомить его семью. Поверь мне, Элиз, у меня всё под контролем.

— Советую поделиться тем, что ты знаешь, иначе я могу и сама взять всё в свои руки, — предостерегла Элиз.

Роуз встревоженно подалась вперёд, едва не вставая со своего места:

— Ты не посмеешь!

Элиз рассмеялась в ответ на её реакцию. Ей редко удавалось увидеть, как её невестка теряет самообладание:

— Ты ведь недосыпаешь, а, девочка? Тебе начинаешь видеть то, чего видеть не следует. Тебе прекрасно известно, что я ни за что бы не навредила Ариадне. Детей Дженевив я люблю почти как родных.

Чувствуя себя глупо, Роуз расслабилась. Затем почувствовала раздражение. Старуха мастерски сыграла на струнах её души. Прежняя королева, Дженевив Ланкастер, была лучшей подругой Элиз, а также её доверенным лицом, в течение многих лет её долгой жизни.

— Не шути со мной, Элиз. У меня сейчас нервы слишком растрёпаны.

Во взгляде пожилой женщины блеснула злоба:

— А кто сказал, что я шучу? Ланкастерам я вреда бы не причинила, но в окружении Королевы полно людей, которых я бы без колебаний убрала.

— Не вмешивайся, — сказала Роуз уже более прямо.

Элиз даже не пыталась скрывать свой гнев:

— А почему нет?

«Потому что ты слишком старая!» — хотела закричать Роуз. «Что Дориан подумал бы обо мне, если бы я постоянно тащила его мать по всякой грязи?».

— Ты прожила долгую жизнь, Элиз. Ты заслуживаешь дожить её в покое.

— Какой у меня может быть покой, когда Мордэкаю грозит виселица? — выдала Элиз. Затем её голос потемнел от сожаления: — Ты же знаешь, как сильно я задолжала ему и его семье. Позволь мне помочь.

От тона её голоса Роуз вздрогнула. Более четырёх с половиной десятилетий тому назад, до рождения Мордэкая, Элиз Торнбер передала один из своих наиболее тёмных секретов священнику. Тот был членом Церкви Миллисэнт — ордена, который тренировал Элиз и других молодых женщин вроде неё как проституток и убийц. Выбора ей тогда почти не оставили, однако священник использовал рецепт, которому она его научила, чтобы сжить со свету почти весь род Камеронов, и Элиз так и не простила себе этого до конца.

Роуз хотелось рвать на себе волосы от фрустрации. Сноха поставила её в затруднительное положение. Если она не посвятит её в свои планы, то старуха могла начать действовать самостоятельно, и, возможно, всё расстроить.

— Ладно уж. Я всё тебе объясню, но с одним условием.

— Говори.

— Без моего одобрения ничего не предпринимай, — сказала Роуз. — Я не могу тебе позволить всё испортить.

Пожилая женщина хохотнула:

— Согласна.

Теперь, когда сделка была заключена, Роуз принялась объяснять ситуацию. Она ни о чём не умалчивала, помимо своих личных чувств относительно некоторых ситуаций и людей. Она рассказала всё, поскольку не было нужды ничего скрывать. В отличие от многих людей, Элиз Торнбер была пропитана убийством, воровством, шпионажем и темнейшими тайнами политики больше почти всех ныне живущих. Роуз не нужно было волноваться о том, что та неправильно её поймёт.

Закончив, она почувствовала себя лучше, поделившись своей ношей — и одновременно она ощутила вину. «Прости меня, Дориан», — подумала она про себя. А вот Элиз казалась возбуждённой, почти обрадованной. Она поглядела на Роуз с хитрецой:

— Ты знаешь, кто его убил?

— У меня есть веские подозрения, — сказала Роуз, — но мне они мало помогут.

— Очевидных подозреваемых двое, — сделала наблюдение Элиз. — Тот, кому это выгоднее всего — и тот, кто пустил слухи.

— Мордэкай тоже подозревает Тириона, — согласилась Роуз.

Элиз нахмурилась:

— Но ты — не подозреваешь. Значит, ты думаешь, что это Эйрдэйл?

— Он находится в идеальном положении для того, чтобы лучше всех воспользоваться открывшимися возможностями, — сделала наблюдение Роуз. — Но боюсь, что истина гораздо хуже.

— Да говори же, девчонка! Я состарюсь, пока ты мнёшься, — нетерпеливо потребовала Элиз.

Роуз изложила ей свою теорию, и глаза Элиз округлились.

— Теперь видишь, в чём проблема? — подвела итог Леди Роуз.

Элиз несогласно покачала головой:

— Политически, это — лучше. Будь это Эйрдэйл, управиться было бы сложнее. Слишком весомые последствия. Но это… это изящно решит проблему Королевы, и спасёт Мордэкая от виселицы.

— Но я не могу это доказать, — расстроенно сказала Роуз, — и без весомых доказательств никто этому не поверит.

— Ты слишком зациклена на истине, девочка, прямо как мой глупый сынок, — мудро изрекла Элиз. — К чёрту правду, давай просто кого-нибудь подставим.

— Чего?

Её сноха потёрла ладони — идея нравилась ей всё больше и больше:

— Как насчёт Тириона? С ним будет довольно просто — и кто знает? Может, он и есть убийца.

— Вряд ли, — сказала Роуз. — К тому же, мы в нём нуждаемся. Королевство в нём нуждается. Если он умрёт, то мы понятия не имеем, что сделают Ши'Хар, а мы и так уже находимся в невыгодном положении относительно АНСИС. Мы не можем себе позволить терять те силы, которые он предлагает Лосайону.

— Значит, Эйрдэйл, — дерзко решила Элиз. — С ним будет ещё проще, хотя и не так весело, как с Тирионом.

— Нет, — чопорно сказала Роуз. — Это не только бесчестно, в этом ещё и нет необходимости. Я приложу все силы, чтобы добиться правды.

— Не вижу, в чём твоя логика, — отозвалась Элиз. — Ты предпочитаешь увидеть в петле хорошего человека вместо злодея?

— Если он виновен, то — да! — твёрдо объявила Роуз.

— Тебе ни за что не удастся доказать то, что ты подозреваешь, — заявила Элиз. — И пока ты попусту тратишь время на эти попытки, Морта засудят и прикончат. Думаешь, твоя высокоморальная позиция принесёт тебе счастье? Не принесёт. Будь добродетель пищей, даже ты осталась бы голодной.

Они спорили почти час, прежде чем Роуз всё же согласилась на компромисс:

— Делай как знаешь, — сказала она, сдаваясь. — Но только после того, как суд завершится. Если мы победим, то необходимость отпадёт.

— Если твой запасной план не сработает, Морт умрёт, — прямо заявила Элиз. — С волшебником они медлить не станут. Слишком рискованно. Его сразу же поведут на виселицу.

Роуз подняла на неё стальной взгляд своих льдисто-голубых глаз:

— Он сработает.

Элиз кивнула:

— Х-м-м. Ну, ладно. — Хлопнув ладонями по коленям, она встала с такой энергией, какую Роуз не видела в ней уже не одну неделю. — Когда увидишь Кариссу, скажи ей, чтобы нашла меня.

— Карисса? — воскликнула Роуз, услышав имя своей дочери. — Не втягивай её в эти дела!

— Расслабься, — успокоила её Элиз. — Я не собираюсь заставлять её делать что-то нелицеприятное. Она всё равно была бы бесполезна. Эта девчонка слишком пошла в тебя и в её отца. Мне нужна лишь её спина, и её ловкие пальчики. Как ты тщательно старалась не упоминать, я становлюсь старовата, и руки мои уже не такие твёрдые, как прежде. А вообще, когда отправишься к Мэридит, посмотри, не сможешь ли ты отыскать Алиссу. Она подошла бы идеально.

— Тогда Карисса тебе не понадобится, — твёрдо сказала Роуз.

— Нет, она мне по-прежнему нужна. Алисса не знакома с социальными кругами столицы. Внучка мне потребуется минимум в одном случае. Она послужит отличным отвлекающим манёвром.

«Ещё одна причина, почему мне не следовало ничего тебе рассказывать», — подумала Роуз.

— Скажи ей, чтобы нашла меня в твоей старой городской резиденции, — продолжила Элиз. — И позаботься о том, чтобы твой садовник и дворецкий взяли отпуск на неделю. А то ещё увидят то, чего им видеть не следует. Мы же не хотим, чтобы случились ещё какие-то ненужные несчастные случаи, учитывая нынешнюю ситуацию.

Произнеся это, её сноха надела свой дорожный плащ, собрала кое-какие вещи, и ушла. Роуз ещё некоторое время глазела на дверь.

— Что же я натворила? — задумалась она вслух. Время покажет.

Она позвонила в колокольчик, вызывая Анджелу. Роуз нужно было принять ванну, хотя она и сомневалась, что этого хватит, чтобы она вновь почувствовала себя чистой.

Глава 19

Линаралла первой встретила Роуз, когда та вошла в дом.

— Леди Роуз, — сказала молодая женщина, делая уважительный реверанс. — Рада вас видеть.

Та одобрительно улыбнулась:

— Вижу, ты не прекращала практиковаться. Ты стала лучше.

— Как и вы, миледи, — ответила Ши'Хар. — По вам почти не скажешь, что вы состарились.

Роуз закрыла глаза, и сильно вздохнула.

— Я что, опять сделала что-то не так? — спросила девушка, широко раскрыв невинные глаза.

— Да, дорогая, опять.

— Вы сказали, что после приветствия мне следует по возможности делать комплимент, — объяснила Линаралла.

— Это верно, но ты должна помнить о социальном контексте. В частности, когда обращаешься к кому-то старше или выше по социальному положению, никогда не следует высказывать мнение об их способностях — улучшаются те или нет. Также никогда не следует комментировать возраст дамы, за исключением случаев, когда она очень молода, — прочитала нотацию Роуз.

Линаралла нахмурилась:

— Но я подразумевала, что вы молодо выглядите. Разве это не комплимент?

— Постарайся ограничиться красотой или одеждой, — посоветовала Роуз. — Возраст — слишком сложная тема. Неправильно высказанный, комплимент о молодой внешности немолодой женщины может быть воспринят либо как неискренний комплимент, либо как чрезмерная лесть. И то и другое мало полезно, если только ты не нацеливалась на что-то подобное намеренно.

Мойра вошла, с улыбкой на лице:

— А я всё не устаю твердить, что она безнадёжна. Никогда у неё всё не получится.

— Я наставляла и более трудных учениц в своей жизни, — ответила Роуз, повернувшись, чтобы коротко обнять Мойру. — Линаралла имеет преимущество — она очень умная. Я верю, что она тебя удивит.

— А где Папа? — спросила Мойра. — Я всё гадала, когда они с Роландом вернутся. Он сказал, что будет через день, но прошло уже больше двух.

На лицо Роуз сошла тень:

— У меня плохие новости. Элэйн здесь? Ей тоже следует услышать.

— Она с Милли, — ответила Мойра. — Сейчас схожу за ней.

Роуз подняла ладонь, заставив её приостановиться:

— Как девочка?

— Как и следовало ожидать, — сказала Мойра.

— Разговаривать может? Мне нужно будет задать ей некоторые вопросы, после того, как я поделюсь с вами новостями.

Мойра кивнула:

— Значит, я её тоже приведу.

Роуз покачала головой:

— Уже после того, как я всё объясню. Не хочу, чтобы она слышала часть того, что будет сказано.

Внезапная таинственность заставила Мойру принять озадаченный вид, но она послушалась. Несколько минут спустя она, Линаралла, Айрин и Элэйн собрались в общей комнате вместе с Роуз. К этому моменту Мойра потемнела лицом. Хампфри сидел рядом с ней, скуля и облизывая ей руку, не понимая, почему она расстроена.

— Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать, так ведь? — спросила Роуз.

— По большей части, — призналась Мойра.

— В чём дело? — потребовала Элэйн. — Напряжение меня убивает. Ты же понимаешь, что не все мы умеем читать мысли.

Роуз изложила им факты, пересказав события, случившиеся после того, как Мордэкай вернулся в столицу с Роландом. Она умолчала о своих подозрениях, а также о своих более тёмных планах по защите Мордэкая — как для победы в суде, так и иных. Рассказывая, она чувствовала себя так, будто идёт по натянутому канату, поскольку ей приходилось очень строго ограничивать свои мысли.

Когда Роуз закончила, Мойра с подозрением уставилась на неё:

— Ты скрываешь какой-то момент. Даже несколько моментов. О чём ты умолчала?

— Слухи и сплетни тебе не помогут, — сказала Роуз, уклоняясь от ответа. — Поверь мне.

Старшая дочь Мордэкая встревожилась, вскочив на ноги:

— Он — мой отец, Роуз. Я заслуживаю всё знать.

Тщательно держа разум пустым, Роуз ответила:

— Будь твой отец здесь, он бы сказал тебе делать, как я говорю, и довериться мне. Сядь на место.

— Этот амулет не помешает мне забраться в твою голову, Роуз, — пригрозила Мойра. В комнате будто стало темнее от повисшего напряжения. — Так или иначе, я всё равно всё узнаю. — Хампфри заскулил, пряча голову между лапами.

Элэйн встряла:

— Мойра, прекрати!

Но Мойра ещё не закончила:

— Думаешь, пустота в голове защитит твои тайны?

К этому моменту все вскочили на ноги, кроме Роуз. Элэйн прошла, встав перед ней, и что-то сделала — но Роуз не могла видеть, что именно. Две молодые женщины долгий миг смотрели друг другу в глаза.

— Прочь с дороги, Элэйн, — прорычала Мойра.

— Мойра, прекрати! — крикнула Айрин, глядя на них со стороны.

Мойра щёлкнула пальцами, и Элэйн вяло свалилась, осев на пол.

— Слишком поздно, — пробормотала Мойра. — Я уже на два шага впереди тебя. — Затем она перевела свой взгляд обратно на Роуз.

Айрин попыталась было вмешаться, но Роуз грациозно встала, встала прямо перед Мойрой:

— Убери щит, — строго сказала Роуз.

— У неё его нет, — сказала Айрин.

— Спасибо, Айрин, — произнесла Роуз, а потом занесла руку, и влепила старшей сестре такую хлёсткую пощёчину, что шлепок эхом отразился по комнате. — Значит, тебя вот так твоя мать воспитала?

Смаргивая непрошенные слёзы, Мойра в замешательстве уставилась на неё.

— Садись. Немедленно, — приказала Роуз властным тоном, которому трудно было противиться.

Мойра села.

Глядя на лежавшую на полу Элэйн, Роуз спросила:

— Она будет в порядке?

Мойра кивнула, а Айрин кротко ответила:

— Думаю, да.

Вернувшись на своё место, Роуз снова разгладила своё платье. Она чувствовала что-то близко к своей коже, а когда положила руку на подлокотник, не смогла ощутить текстуру ткани.

— Айрин, пожалуйста, убери щит. Никакой опасности нет.

Айрин настороженно перевела взгляд с Роуз на свою сестру:

— Но она только что…

— Мне не нужна защита, Рэнни, — повторила Роуз. — Мы ведём семейный разговор. Цивилизованную дискуссию между людьми. Твоя сестра не будет вторгаться в мой разум. Верно? — Она посмотрела на Мойру, а та стыдливо опустила взгляд.

— Нет, леди Роуз.

Роуз подняла взгляд на Айрин, которая всё ещё была на ногах:

— Садись, или пойди чаю сделай, Рэнни. Мне не нравится, когда люди надо мной нависают.

— А мне что делать, Леди Роуз? — спросила Линаралла.

— Сядь, — сказала Роуз. Затем она повернулась к Мойре: — Мне нужно поговорить с Милли. Если потребуется, можешь использовать свои способности, чтобы поддерживать её в спокойном состоянии, пока я буду задавать вопросы.

Мойра сходила за девочкой, и следующую четверть часа Роуз её допрашивала. В поиске истины она не чуралась никаких вопросов, даже спрашивая о деликатных вещах, связанных с надругательствами от рук Принца Лиманда. Всё это время девочка оставалась необычайно спокойной, и, закончив, Роуз отправила Милли обратно в комнату Мойры.

— Что думаешь? — нерешительно спросила Мойра. Она всё ещё чувствовала себя слишком смущённой, чтобы смотреть Роуз в глаза.

— Ничего не изменилось, — объявила Роуз. — Её показания, в нынешнем виде, твоему отцу ничем не помогут.

— Я могла бы… — начала говорить Мойра, но замолчала.

Роуз кивнула:

— Да. Именно это ты и сделаешь, но только это. Когда она даст показания, то будет помнить, что твой отец погрузил её в сон после того, как улетел с нею прочь. Она не видела никакого вреда, нанесённого Лиманду в присутствии Мордэкая.

— Это значит, что его отпустят, верно? — с надеждой спросила Айрин. — Если она скажет, что он не убивал принца, то он и не виновен. Им придётся его отпустить.

— К сожалению, нет, — сказала Роуз, покачав головой. — Вес доказательств всё ещё свидетельствует против твоего отца. Судья также будет весьма хорошо осведомлён о том факте, что Милли провела какое-то время под этой крышей, с Мойрой. Это может помочь, но одного только этого не будет достаточно.

— А что насчёт других свидетелей? — предложила Мойра. — Если бы я могла с ними встретиться, то могла бы узнать, кто это сделал — или, если они не знают, я могла бы как минимум изменить их воспоминания.

— Ты всё это время и думать не смей о том, чтобы приближаться к Албамарлу, — с нажимом сказала ей Роуз. — Если пройдёт хотя бы слух о том, что ты приближалась к свидетелям, то весь процесс полетит к чёрту. Гарэс Гэйлин этого не потерпит, и кто знает, что сделает твоя другая мать.

— А что если я воспользуюсь помощью Элэйн? — добавила Мойра. — Если она поучаствует, то никто даже не узнает, что я там была.

— Ты имеешь ввиду твою подругу, чью свободу воли ты только что нарушила? Ту, которая валяется вон там, на ковре? — едким тоном сказала Роуз. — Я не пойду на такой риск. На неё у меня есть другие планы.

— Так что же мы можем сделать? — в отчаянии спросила Айрин. — Мы не можем просто сидеть тут.

— Именно это вы и будете делать, — настаивала Роуз. — Мойра, ты будешь заботиться о Милли, пока её не позовут предстать перед судом. Айрин, вы с Линараллой посмотрите, не сумеете ли вы пробиться через границу, и забрать обратно Грэма и остальных. Если получится, пошлите Керэн ко мне. Элэйн мне тоже понадобится. Когда она очнётся, скажите ей направляться в столицу, но не использовать портал в покоях Королевы. Пусть двигается другим путём — мне всё равно, каким, покуда никто её не увидит. Доложится мне в моей городской резиденции. Там бабка Грэма, Элиз. Она найдёт ей применение.

Роуз сделала долгий выдох, затем встала со своего места:

— Я собиралась навестить Мэридит, чтобы поделиться с нею этими новостями, но всё это возбуждение меня вымотало. Оставлю это на вас, леди. Пожалуйста, извинитесь за меня перед нею.

Никто не стал с ней спорить, но после того, как Роуз покинула комнату, она услышала, как они начали перешёптываться. Она уловила голос Айрин как раз перед тем, как пройти через портал.

— Кто ж знал, что она может быть такой страшной?

Подавив смешок, она вернулась в Албамарл.

Глава 20

Чад Грэйсон поглядел на свой пупок, затем протянул руку вниз, и сжал своё пузо.

— Жирею, — сделал он кислое наблюдение. Мужчиной он был относительно стройным, но тенденция к ожирению всегда присутствовала в нём, проявляясь каждый раз, когда он проводил слишком много времени, сидя на своей заднице, мало двигаясь.

Однако в данном случае ситуация была иной. С тех пор, как Мордэкай навязал ему узы с драконом, Сайхан всё время доставал его. Здоровяк настаивал на тренировках, чтобы помочь ему привыкнуть к приобретённой силе.

Но самой большой проблемой было то, что эти тренировки были мало похожи на тренировки, к которым он прибегал ранее. Чад не был чужд активности, требовавшей усилий. Образцовым лучником он стал отнюдь не благодаря лени. Это потребовало много практики — постоянной практики. Многие люди не осознавали, что если любой человек мог стать приличным лучником и поддерживать навык без особых усилий, то статус мастера-лучника требовал постоянной практики — иначе навык терялся.

Натягивать боевой лук тоже было делом непростым. Если большинство охотничьих луков имело вес натяжения порядка шестидесяти-восьмидесяти фунтов, то боевые луки обычно были за сотню. Чад настаивал на охоте с луком похожего веса, чтобы поддерживать необходимую для стрельбы мускулатуру.

Но теперь всё это потеряло смысл. Лук теперь ощущался в его руках как игрушечный. В чём смысл силовых тренировок, когда ты и так можешь натягивать лук с весом во много раз больше всего, что только выходило из-под рук ремесленников? Это даже повлияло на его меткость, хоть он и смог быстро приноровиться к изменениям.

Сайхан также сделал ему комплимент насчёт того, как быстро он привык к ходьбе и передвижению, но для него это было легко. Будучи охотником, Чад привык двигаться неестественным образом, обращая необычно много внимания на то, как и куда он ставил ноги. Исключительная сила на самом деле частично облегчила этот процесс, но его раздражало, что ему постоянно приходилось ступать помягче при ходьбе, чтобы не врезаться в стены и потолок.

Единственной переменой, которая ему понравилось, было усиление его зрения, слуха и обоняния. Ему всегда хотелось расширить восприятие в этих направлениях. Для охотника они были гораздо важнее, чем то, какой лук он мог натягивать — сотню, или сто пятьдесят.

Именно благодаря усиленному слуху он уловил приближение посыльного задолго до того, как тот добрался до двери. В прошлом он мог бы и не заметить человека, пока тот не подобрался бы почти вплотную к двери — или вообще не заметил бы, будь он погружён в беседу или ещё как-то отвлечён. Сегодня же он встал и дожидался момента, чтобы открыть дверь, ещё до того, как незнакомец постучался.

— Шо те надо? — враждебно спросил он, когда тот постучал в дверь.

— Здесь живёт Чад Грэйсон? — ответил посыльный.

Открыв дверь, Чад настороженно оглядел незнакомца:

— Ну, пива у тебя нет, и ты такой урод, что мне хочется на тебя нассать, а не глядеть. Так что — нет, он здесь не живёт.

Посыльный на секунду опешил, но затем широко улыбнулся:

— Мне сказали, что вы будете сварливым. Это вам, сэр. — Он протянул маленькую посылку, завёрнутую в промасленную кожу.

Чад прищурился:

— Это шо такое?

— Послание для вас, сэр — из Албамарла.

Охотник вздохнул. «Когда ж до них наконец дойдёт?». Он забрал посылку, и принялся ждать, но посыльный и не шелохнулся с места. «Ах, да, этот хер же чаевых хочет». Запустив руку в свой пояс, он вытащил серебрушку, и кинул ожидавшему человеку — тот ловко её поймал.

— Благодарю, сэр, — благодарно сказал посыльный.

— Уёбывай, — ответил Чад. Когда посыльный продолжил ждать, он спросил: — Ты почему ещё здесь?

— Мне сказали подождать вашего ответа, сэр.

С отвращением вздохнув, Чад развернул промасленную кожу, и открыл находившийся внутри конверт. Там было короткое письмо, внизу которого стояла знакомая подпись: «Манфрэд». Он вскинул взгляд на посыльного:

— Скажи этому мудаку, что я не нанимаюсь. Мне и у Графа ди'Камерон неплохо платят. — Вернувшись в свой дом, он захлопнул дверь, и закрыл её на засов.

Его подмывало бросить письмо в очаг, но огонь в там потух. Вместо этого Чад уселся за стол, и налил себе воды из стоявшего там кувшина. Он покатал воду во рту, чтобы избавиться от застоявшегося привкуса вчерашнего эля, затем снова посмотрел на письмо.

Охотник,

Твои услуги снова необходимы. Скорее спеши в столицу, с собой возьми нужные для работы инструменты. Пожалуйста, позаботься о том, чтобы никто не узнал о твоём путешествии. Даже Мировая Дорога может быть под наблюдением. Позаботься о том, чтобы тебя не узнали.

Я знаю, что ты уже много лет не работаешь, но не отказывайся от этого предложения. Клиент важный, и если откажешься, то тебе никакая дорога не будет торна. Берись за это дело, и встреться со мной завтра у ворот Хайтауэра, во второй половине дня.

В городе есть чувствительные наблюдатели. Никакой магии не бери, но будь в курсе, что устранение цели может потребовать дополнительных усилий. План составляй соответственно.

Манфрэд.

— Иди ты на хрен, Манфрэд, — пробормотал Чад, но письмо не выкинул. Его старый сообщник отлично знал, что Чад откажется. Он бы не попытался нанять охотника,если бы не думал, что у того были причины согласиться. Манфрэд также не был известен поэтичностью слога. — Дорога, значит, не торна, да?

Чад присмотрелся к второму абзацу, и через секунду его глаза расширились:

— Да эта сучка спятила. — Встав, он вернулся к двери, и распахнул её. Посыльный всё ещё терпеливо ждал во дворе. — Эй, мудила! — крикнул рэйнджер. — Что в столице нынче творится?

Тот нервно и с уважением кивнул, но возбуждение в его взгляде было очевидным:

— Удивлён, что вести до вас ещё не дошли, учитывая то, с какой скоростью нынче ведётся торговля по Мировой Дороге.

Чад заворчал:

— Просто отвечай на вопрос, мудозвон. У меня башка трещит, и от твоего вида мне только хуже становится.

— Кровавый Граф убил Принца Лиманда. Теперь он в цепях, ждёт суда. Говорят, что…

— Чёрт, как это вообще случилось? — перебил рэйнджер.

— Говорят — кинжалом, — отозвался посыльный.

Чад покачал головой:

— Да нет же, головожопый, как они его заковали в цепи? Я знаю Графа, и я чертовски уверен, что он не позволил бы им снова себя посадить.

Незнакомец практически вибрировал в возбуждении, пересказывая события:

— Его арестовали Лорд Гэйлин и его собственный сын, Защитник Королевы. Я слышал, что он твёрдо вознамерился пойти против Королевы, грозился убить её и устроить переворот с гражданской войной — но, столкнувшись с сыном, зарыдал от стыда, и сдался.

Чад осознал, что скрипит зубами:

— Избавь меня от баек и прикрас, и говори как было.

После этого он слушал несколько минут, а когда у рассказчика закончились факты, и начались домыслы, охотник потерял терпение.

— Довольно. Скажи человеку, который заплатил тебе, что я буду на месте — с репой и луком.

— Прошу прощения, сэр? С репой и…

— Репа и лук, еблан тупорылый! — выругался Чад. — Дословно ему передай. Он знает, что это значит. А теперь вали, пока я не оказал твоей мамаше услугу, срубив твою уродливую башку.

Он снова захлопнул дверь, но садиться не стал. Вместо этого он пошёл в свою комнату, и начал собирать вещи. Брать с собой много было нельзя. Он послал ментальное сообщение своей драконице:

— «Присси, гони сюда. Пора в путь».

Драконица охотилась, но была достаточно близко, чтобы его услышать:

— «В последний раз говорю, меня зовут Присцилла».

— «Если и дальше будешь спорить со мной, то «бифштекс» будет твоим именем», — огрызнулся Чад.

Он собрался за четверть часа, и сразу же покинул Уошбрук, остановившись лишь для того, чтобы оставить записку для Данаи в «Грязной Свинье», чтобы ты не гадала, куда он делся. После этого он отправился в путь — совершенно неприметный для других путников, если не считать массивного лука, привязанного у него за спиной.

* * *

— И сколько нам придётся тут ждать, бабушка? — спросила Карисса уже во второй или третий раз. Они ждали на улице рядом с домом Лорда Эйрдэйла уже почти полчаса.

Элиз поглядела на неё своим здоровым глазом. Второй глаз побелел и слезился — недавнее дополнение, бывшее лишь временным. Она была одета в истёртую, изорванную одежду, и несла в руках тяжёлую корзину со стиранным бельём. Из-за её сгорбленной спины и хрупкого вида казалось, что она вот-вот свалится без сил.

— Пока этот щегол не решит отправиться на свидание с Леди Кармеллой.

Карисса сжала губы:

— Брэндан никуда не пойдёт. Он знает, что Кармелла к нему равнодушна. Откуда ты знаешь, что она назначила ему свидание?

Её бабка с кудахтаньем рассмеялась, завершая свой образ старой карги:

— Потому что я и послала ему письмо, в котором просила о встрече.

Карисса была шокирована:

— Ты подписалась её именем? Но это же, это же…

— Подделка, милая моя. Это называется «подделка», — сказала Элиз, мягко похлопав Кариссу по щеке.

Кариссе Торнбер явно было не по себе:

— Он всё равно не поверит.

— Ещё как поверит, дорогая. Мужчины — глупцы, а лорды — глупцы вдвойне. Они не могут удержаться от мыслей о собственной неотразимости, — тихо сказала Элиз.

— Я всё ещё не понимаю, зачем я тебе нужна, — сказала её внучка.

— Чтобы благородство точно не умерло, — ответила пожилая женщина. — Когда он выйдет, то столкнётся с тобой. Тебе нужно только поздороваться с ним, и сказать пару любезностей. А со мной у дверей случится несчастье.

— Благородство?

Её бабка кивнула:

— Дворянчики с дутым самомнением, вроде Брэндана, часто забывают о манерах, когда рядом нет никого важного. Твоё присутствие лишь заставит его вспомнить о его более благородных качествах. — Пока она договаривала, дверь в дом Лорда Эйрдэйла открылась, и наружу вышел изысканно и богато одетый молодой человек. — Скорее, скорее — иди, — прошипела Элиз.

Карисса выпрямила спину, и принялась поспешно шагать, пройдя прямо перед молодым Брэнданом, притворившись, что не заметила его выхода.

— Карисса? — окликнул молодой лорд. — Ты ли это?

Она остановилась, и повернула к нему голову:

— Мастер Эйрдэйл! Я и не ожидала вас встретить.

Молодой человек нахмурился:

— Пожалуйста, миледи, я ведь уже просил звать меня по имени.

Карисса прикрыла рот ладонью, кокетливо хлопая глазами:

— Прости меня, Брэндан. Просто такая фамильярность кажется мне слишком поспешной.

Брэндан улыбнулся, проведя длинными пальцами по густой гриве, покрывавшей его голову:

— Отнюдь. Наши семьи были знакомы ещё до нашего рождения. Это совершенно естественно.

В этот момент Элиз Торнбер споткнулась, громко вскрикнула, и завалилась на молодого лорда, уронив корзину на мостовую, и разбросав разные предметы одежды. И если молодой человек быстро вернул себе равновесие, то Элиз продолжила двигаться вниз, рухнув на руки и колени с такой силой, что Карисса резко вдохнула, испугавшись, что её бабка может действительно пораниться.

— Карга! Смотри, куда прёшь! — крикнул Брэндан, входя из себя. Бедная безобидная женщина у его ног поспешно собирала обратно содержимое своей корзины, одновременно бормоча нескончаемый поток извинений.

Отсутствие сочувствия с его стороны ошеломило Кариссу, но она сразу же нагнулась, и начала помогать своей бабке собирать разбросанную по мостовой одежду:

— Вы в порядке, мадам?

Брэндан пожевал губы, уже жалея, что потерял лицо. Заставив себя улыбнуться, он нагнулся, чтобы им помочь:

— Прошу прощения, мадам. Вы меня удивили.

— Ничего, молодой господин, — пробормотала Элиз. — Старушка Мэг к такому привычная. — В её глазах стояли слёзы, а на оцарапанных о грубую мостовую руках была кровь. Подняв тяжёлую корзину, она будто собралась двигаться дальше, но покачнулась.

Брэндан поймал её за руку, и Карисса встала с другой стороны, чтобы не дать ей упасть.

— Брэндан, да у неё только кожа да кости! — воскликнула девушка. — Она, наверное, уже несколько дней не ела, и у неё руки в крови.

Молодой Эйрдэйл приложил сознательное усилие, чтобы скрыть своё нетерпение, хотя это и не удалось ему полностью.

— Отдохните в моём доме, мадам. Я позабочусь о том, чтобы вас накормили, и почистили руки, прежде чем вы уйдёте. — Зайдя обратно внутрь, он вызвал одну из своих горничных, и вскоре она заводила Элиз внутрь здания.

Когда он снова вышел наружу, Карисса ждала его — на её лице было одобряющее выражение:

— Ты поступил очень милостиво, Брэндан. Эта бедная женщина наверняка уже не одну неделю не могла поесть как следует.

Брэндан слегка выпятил грудь, скромно посмотрев в сторону:

— Делать всё возможное для лишённых достатка — обычная учтивость с нашей стороны.

«Не будь меня рядом, ты бы её наверняка пнул», — подумала Карисса, вспомнив, как он вышел из себя, но мило улыбнулась:

— Ты — воплощение благородства, Брэндан. Если это не секрет, куда ты направляешься? — Выражение её лица намекало на то, что она не прочь побыть в его обществе, если он не занят.

— А, — сказал Брэндан, силясь отыскать повод оставить её, не выдав свою истинную цель. — Прости меня, Карисса. Отец послал меня со срочным поручением. Я не смею задерживаться.

Карисса выглядела разочарованной:

— Может, в другой раз.

Когда они расстались, она с трудом подавила в себе веселье, направляясь домой. «Игра на публику — это весьма забавно».

Прошёл час, прежде чем бабка присоединилась к ней.

— Что ты там сделала? — спросила Карисса.

Элиз таинственно улыбнулась:

— Почти ничего, дорогая. Мне нужно было лишь позаботиться о том, чтобы через день или два они стали искать новую прислугу.

Её внучка ахнула, прикрыв рот:

— Да неужели!

— Не волнуйся, крошка моя, — сказала Элиз, протягивая руку, чтобы погладить Кариссу по волосам. — Ничего настолько серьёзного. Через день-другой часть обслуги сляжет, но потом поправится, без долговременного вреда.

— Насколько сильно сляжет? — осторожно сказала Карисса.

— Жуткая болезнь живота появилась, — сказала Элиз. — Думаю, они слягут на неделю или две.

Её внучка нахмурилась:

— Звучит ужасно. Зачем тебе было так поступать?

— Мне нужна работа, — просто сказала Элиз. — Потребовалась бы целая вечность, чтобы получить её обычным способом, поэтому я устроила себе случайное совпадение. — Встав на ноги, она пошла на кухню: — Давай, поможешь мне с кастрюлей. Она немного тяжеловата для моих старых костей. Нужно закончить эти экстракты до того, как через пару дней я начну работать.

— Бабушка немного страшная, — прошептала Карисса, вставая, чтобы помочь бабке. «Интересно — а Грэм знает?».

Глава 21

Леди Хайтауэр вошла в офис надзирателя, неся ещё более крупную корзину, чем в прошлый раз. Рэйган посмотрел на неё с явным предвкушением — его улыбка демонстрировала хаотичную смесь гнилых и отсутствовавших зубов:

— Рад снова вас видеть, миледи, — поприветствовал он её.

Роуз критично оглядела его с головы до ног:

— Не могу ответить взаимностью, Мастер Тюремщик.

Он проигнорировал оскорбление:

— Вижу, вы принесли мне подарок.

— Едва ли, — пренебрежительно ответила она. — Это — для Лорда Камерона.

— Я уже сказал о правилах, Леди Хайтауэр, — начал излагать тучный мужчина.

Роуз перебила его:

— О тех же правилах, что ты выдал Уилхэлмине Бэйкер?

Казалось, Рэйган был удивлён, услышав это имя. Он тупо смотрел на неё несколько секунд, прежде чем ответить:

— Э?

— Ты ведь наверняка её помнишь, Рэйган. Не настолько же твоя башка тупая. А что насчёт Марты Тэйлор? Начинаешь видеть, к чему я клоню?

Надзиратель в ярости зыркнул на неё:

— Вон.

— А ведь Агнэс Моррис ты не выгонял, а, Рэйган? Думаю, что, быть может, тебе следует быть немного дружелюбнее, — сказала Роуз приторным тоном.

— Вам на запугать меня слухами, Леди Хайтауэр, — сказала тюремщик. — Что бы эти женщины там ни наговорили, это всё ложь.

Роуз улыбнулась, показав ему длинный ряд белых зубов в выражении лица, которое было далеко не дружелюбным:

— Думаешь, мне не всё равно? Что я, по-твоему, могу доказать, роли не играет. Если вынудишь меня, я тебя уничтожу. Лучшее, на что ты можешь надеяться — что тебя вышвырнут, но я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. Я сделаю так, что ты окажешься в одной из тех камер, которые ты так добродетельно стережёшь.

Тюремщик ещё не был готов сдаваться:

— Всё, хватит. Я зову стражу.

— Великолепно, — сказала Роуз. — Зови Королевскую Гвардию, мне есть, о чём поговорить с их капитаном, Сэром Харолдом. Ты знал, что он — мой друг? Рыцари Шипа были названы в честь моего дорогого почившего мужа. Харолд очень мне должен. Или ты бы предпочёл позвать Городскую Стражу? Ох, это было бы совсем нечестно, так ведь — их капитан отчитывается непосредственно передо мной. Ты точно всё хорошенько продумал, Рэйган?

Лицо надзирателя побледнело:

— Я потеряю должность, если кто-то узнает, что я нарушил правила.

Роуз запустила руку в корзину, вытащила тяжёлый кошель, и кинула ему:

— Это — на случай твоей отставки, если она произойдёт, что маловероятно. Я не буду относить ему ничего зловещего. Просто еда и кое-какие удобства, чтобы он не замёрз до суда. — Она протянула корзину для осмотра: — Если хочешь, можешь сам всё проверить.

Рэйган притворился, что обыскивает содержимое корзины. Пока он этим занимался, Роуз изучала его кабинет.

— А это что за шкафы? — спросила она.

— Там мы храним их пожитки. — Он приподнял своё ожерелье, выставив напоказ кольцо с ключами, которыми демонстративно потряс. — Они надёжно и безопасно там лежат. Когда наши гости съезжают, мы им всё отдаём. — Он засмеялся, будто только что пошутил.

Роуз ничего смешного в его словах не нашла:

— Через несколько дней Лорда Камерона найдут невиновным. Позаботься о том, чтобы его вещей никто не касался.

Надзиратель фыркнул:

— Как пожелаете, миледи.

Она огрызнулась, когда он начал вытаскивать из корзины жаренную прицу, которую Роуз принесла:

— Это не для тебя.

Разочарованный, он отпустил еду, и вернул корзину обратно:

— Ладно. Можете проносить это внутрь.

Роуз снова улыбнулась, на это раз более искренно:

— Спасибо, Рэйган. — Она покинула кабинет, но у двери обернулась, бросив: — Кстати, отныне его время посещения — час. Получаса слишком мало.

Тюремщик кивнул, закрыв лицо ладонью:

— Пожалуйста, уходите, миледи.

Она так и сделала, но шагая по коридору, она услышала, как он тихо выругался себе под нос, почти за пределами её слышимости: «Леди Хайхор». Заскрипев зубами, она пошла дальше. Когда она добралась до цели, на страже стоял Тирион, а помогал ему один из его почти похожих на людей крайтэков.

— Леди Хайтауэр, — сказал он, с улыбкой отвесив лёгкий поклон. — Я так и чувствовал, что вы скоро вернётесь. Как вам удалось пронести сюда эту корзину?

— Мастер Рэйган пересмотрел свои правила, — отозвалась она. — Время на посещение было увеличено до часа.

Тирион недоверчиво посмотрел на неё:

— Неужели?

— Если есть сомнения — он всё подтвердит, — ответила Роуз.

Тирион осклабился:

— Вы — как природное явление, Леди Роуз. Вы успели обдумать моё предложение?

На миг она замерла, ей не хотелось отвечать на вопрос. Однако она уже успела всё продумать. Элиз и Карисса жили в её городской резиденции; ей нужно было лишь отослать Анджелу на вечер. «Всё, что угодно», — молча повторила она про себя.

— Да, успела, — гладко произнесла Роуз. — Когда закончите здесь, можете заглянуть ко мне этим вечером.

— Жду с нетерпением, — сказал Тирион.

«В отличие от меня», — подумала Роуз, избегая смотреть ему в глаза.

— Пожалуйста, открой камеру.

* * *

Свет омыл меня, застав врасплох посреди одной из моих непрерывных грёз. Сперва я подумал, что мне почудилось, но затем я услышал её голос:

— Мордэкай? Ты не спишь?

Я попытался сесть, но тело моё было онемевшим и неуклюжим. Дёрнувшись, я едва не упал на пол, но тёплая рука поймала меня за плечо, не дав свалиться. Моргая от чересчур яркого света, излучаемого фонарём, я посмотрел на неё:

— Роуз, зря ты пришла.

— Боги, Морт! Какой же ты холодный, — воскликнула Роуз. Она провела руками по моей груди, затем ощупала мои ноги, и начала тереть ступни. — И ступни у тебя ледяные.

— Когда жжение проходит, уже совсем не так плохо, — пробормотал я.

— Ты можешь сесть? — спросила она.

Я одарил её вялой улыбкой:

— Конечно, — сказал я, и почти смог сесть, хотя ей и пришлось помочь мне на полпути. После этого она зашуршала в своей корзине, и вытащила что-то, прежде чем разложить это что-то частично на скамье.

— Мну нежно, чтобы ты ненадолго встал, — сказала она мне. — Положи руки мне на плечи.

Я так и сделал, закинув соединявшие мои запястья длинную цепь через её голову, оставив висеть вдоль спины. За этим последовали несколько минут неуклюжей возни, во время которой Роуз пыталась не дать мне упасть, одновременно раскладывая одеяло на скамье. В конце концов она закончила, и помогла мне снова сесть. Я думал, что она уже всё, но потом она встала передо мной на колени.

— Роуз, что ты делаешь? — спросил я.

Она протянула мне второе одеяло, но с пола не встала:

— Завернись вот в это. — Потом я почувствовал давление её пальцев, когда она начала мягко тереть мои задубевшие пальцы ног.

Я заплакал бы, но мои глаза были слишком сухими, чтобы отреагировать на мои эмоции:

— Не надо, Роуз.

Она подняла на меня взгляд, но её тёплые руки продолжали тереть мне ступни:

— Почему нет?

— Они грязные, — сказал я, смущаясь. — Женщине вроде тебя не пристало…

Лучистые сапфиры в ярости уставились на меня, пронзая душу:

— Женщине вроде кого? Вроде Леди Роуз Торнбер? — Тут её лицо смягчилось. — Хочешь сказать, что я недостойна тереть тебе ноги, Лорд Камерон? — В её голосе звучала издёвка.

Я отвёл взгляд. Она отлично знала, что я имел ввиду. Сколько я её знал, Леди Роуз всегда была воплощением правильного этикета и манер. Более того, это был не просто фасад. Она действительно была всем вышеперечисленным, в то время как многие женщины лишь притворялись. Ей не следовало марать руки, чтобы помогать мне.

Она сменила тактику:

— А что бы Дориан сделал, будь он здесь?

— Это легко, — ответил я. — Он бы обрушил стену, и вынес меня отсюда как больного ребёнка. Потом он бы победил стражу одной левой, и вышел бы наружу. Он, наверное, ещё и спас бы каким-то образом принцессу по пути.

Роуз тихо засмеялась:

— Ладно. Давай подправим вопрос. Что бы Дориан сделал, будь он здесь, и если бы он не мог обрушить стену или сделать остальную перечисленную тобой чушь?

Я отказался отвечать.

— А как насчёт Пенни? Что, по-твоему, сделала бы твоя жена, Морт?

— Она бы обрушила стену, и вынесла бы меня отсюда как больного ребёнка, — мгновенно сказал я. — А вот насчёт принцессы я не уверен. У неё с принцессами сложные отношения.

Я не помню, чтобы Роуз хоть раз смеялась так сильно. То был не её обычный, сдержанный, вежливый смех, а настоящий, утробный хохот. Однако было в этом звуке что-то странное. «Она что, плачет?». Придя в себя, она снова заговорила:

— Наверное, ты прав. Звучит действительно очень на неё похоже.

Онемение в моих ступнях начало проходить, сменяясь распространявшимся снизу вверх болезненным жжением. Я дёрнулся, когда начал испытывать боль от её касаний.

Почувствовав мой дискомфорт, Роуз остановилась, но не прекратила держать свои кисти пальцы обёрнутыми вокруг пальцев моих ног.

— Их больше нет, Мордэкай, — внезапно сказала она. — Но я всё время о них думаю. Я гадаю, что они сделали бы на нашем месте. Я спрашиваю себя, забыла ли я о чём-то, и были ли мои действия достаточны. Когда я умру, то снова увижу их, и не хочу услышать от них о том, что я их разочаровала.

— Не будет такого, — настаивал я. — Они никогда такого не подумают.

— Неужели, Морт? — спросила она. Роуз точно плакала. Я слышал слёзы в её голосе. — Я не уверена. Того, что я делаю, всегда мало. Я не могу знать, был ли у меня хоть какой-то успех в воспитании Грэма. Он превратился именно в то, от его меня предостерегал его отец. И Пенни… что бы она подумала обо мне сейчас? Сказала бы она, что я сделала достаточно? Или, быть может, подумала бы, что я слишком много себе позволяю.

— Не понимаю, — сказал я, но на самом деле я понимал. — Пенни тебя любила, Роуз. Она никогда бы не стала тебя упрекать.

— Не уверена, Мордэкай, — ответила она. — Я уже не знаю, что — правильно, а что — нет. — Затем она вздохнула, и снова запустила руку в корзину, вытащив несколько пар шерстяных носков. Она медленно начала натягивать их мне на ступни, пока каждая из них не оказалась окутана целыми тремя слоями шерсти. Встав с колен, она пододвинула корзину поближе, и села рядом со мной: — Впусти меня, — сказала она.

— Э? — Я был сбит с толку.

— Заверни в одеяло нас обоих, чтобы я могла помочь тебе согреться, — объяснила она.

Она была полностью одета, поэтому ничего особо неподобающего в этом не было, но я всё равно почувствовал укол вины. Вытянув край одеяла пошире, я закинул его ей за плечо, и она подвинулась поближе, прижавшись ко мне боком. Учитывая то, как мне было холодно, она была для меня как стоящая рядом печка.

Пошуршав под покрывалом, она выпростала из-под него руки, и развернула жареную птицу, которую я почуял ещё несколько минут назад. Получилось грязно и жирно, и мои руки были настолько неуклюжи, что я несколько раз ронял её, пачкая одеяло, и собирая фазаном нитки. И мне было всё равно.

В конце концов я оставил попытки держать её самостоятельно, и позволил Роуз кормить меня, запихивая в себя как можно больше еды. Когда желудок начал бунтовать, я сказал ей остановиться:

— Я больше не могу есть. Ты слишком много принесла.

— Остальное доешь потом, — объяснила она. — Я оставлю её здесь. — Затем она выбралась из-под одеяла, и принесла кувшин с водой, заставив меня отпить из него. — Не пролей, — предупредила она. — Если на тебя попадёт вода, мы никогда тебя не согреем.

— Твоё время почти вышло, — сказал я ей.

— Уйду, когда буду готова, — настаивала Роуз.

Мы снова прижались друг к другу на скамье, но это было правда неудобно. Моё тело болело и ныло в несчётном количестве мест.

— Я не могу так, Роуз.

Она немного подумала, затем вытащила из корзины подушечку:

— Положи её под голову, — твёрдо сказала она.

— Да сколько ж они тебе позволили сюда пронести? — удивился я вслух.

— Тебя это заботить не должно, — выговорила мне Роуз. — Ложись.

Я сделал, как было сказано, обнаружив, что подушка была достаточно толстой, чтобы на неё можно было положить голову. Роуз накрыла меня вторым одеялом, и тщательно подоткнула его у меня за спиной и у ног, а потом, прежде чем я успел возразить, легла сама, проскользнув под цепью, и положив голову мне на плечо. Пододвинув спину к моему животу, она натянула на себя одеяло, и плотно его закутала.

— Эм, Роуз, — осторожно начал я. Я всё ещё держал свою правую руку выпрямленной — цепь свисала с неё вниз, возвращаясь обратно вверх, к наручнику на втором запястье.

— Ш-ш-ш, — отозвалась она. — Руку положи на меня.

На миг я замер совершенно неподвижно, пытаясь решить, что делать. Куда руку класть? Я не в первый раз обнимал женщину лёжа, но это была не Пенни. Большинство хороших вариантов скорее всего окончились бы моей смертью. Я уже смирился с тем, что плохо кончу, но самоубийство устраивать не хотел.

Судя по всему, решив, что я не собираюсь её слушаться, Роуз нашарила мою руку, и накрыла ею своё тело, твёрдо прижав мою ладонь к своему животу. Потом она переместила свою руку, накрыв ею мою собственную. Когда я позволил моей руке расслабиться, Роуз предостерегла:

— Обнимай меня крепче, Мордэкай. Я не сломаюсь.

«Меня отнюдь не это беспокоит!»

— И не кусаюсь, — добавила она, будто прочитав мои мысли.

Впрочем, если она именно это и делала, то мне был конец, определённо. Я постарался не думать. К счастью, моё тело всё ещё было настолько замёрзшим, что вероятность смутить её более непосредственным способом была небольшая.

Как обычно, её волосы были собраны в одну из её нелепо сложных причёсок, поэтому мне не приходилось беспокоиться, что я ими подавлюсь. Вместо этого я обнаружил, что мой нос находится рядом с её загривком. Она пахла непомерно хорошо. Об этом мне тоже не хотелось думать, поэтому я сосредоточился на более негативном аспекте ситуации. Я вонял.

Конечно, я к своей вони привык, поскольку не мог от неё сбежать. Но я не мог представить, что Роуз было приятно. «Почему она это делает?». Ответ был очевиден. «Чтобы ты не сдох, дуболом». Но я всё же не мог избавиться от чувства, что она делала слишком много. Как бы хорошо я ни знал Роуз, я понимал, что это наверняка было для неё унизительно.

— Что происходит на воле? — наконец спросил я. — Мои дети в порядке? Они ведь не наделали никаких глупостей?

— Мойра и Айрин плохо приняли новости, — ответила она. — Я сказала им, чтобы сидели дома, и они едва не взбунтовались против меня. Коналл страдает, охраняя тебя, но каждый раз, когда я на него смотрю, у него на лице появляется такое выражение, будто я только что обвинила его в твоей смерти. Мэттью и Грэм всё ещё не знают. Они не вернулись из Ланкастера.

— Хорошо, — пробормотал я. — Они меня беспокоили больше других. Наверняка сделают что-нибудь глупое.

— Ха, — сказала Роуз, и коротко рассмеялась. — На твоём месте я не была бы так уверена. Твои дочери вне себя. Не удивлюсь, если Мойра решит поработить весь город, чтобы тебя освободить. — Тут она сместилась в сторону, прижавшись ко мне своими бёдрами.

«О, нет».

— Роуз, не двигайся, — слабо возразил я.

— Подними немного своё колено, — ответила она, игнорируя мою ремарку. — Если ты собираешься выжать из ситуации всё возможное, то нельзя вести себя как ханжа. Твоим ногам тоже нужно тепло.

Мне уже становилось теплее, и я сумел покраснеть — но сделал так, как она предложила, подняв своё правое колено до тех пор, пока оно не легло поперёк её левого бедра, прижавшись к… Тут я остановил ход своих мыслей. Конечно, между нами было две юбки, мои штаны, и мягкое платье, которое было на мне надето — но для моего воображения это почти не составляло преград.

— Насчёт Мойры, — сказал я, усилием возвращая свои мысли в нужное русло. — Что она сказала?

— Дело скорее не в том, что сказала она, — объяснила Роуз. — Она была не удовлетворена тем, что сказала ей я. Она пригрозила, что будет копаться в моей голове, ища желаемые ею ответы. — Роуз описала короткий спор, в котором Элэйн и Айрин встали на её защиту, а потом замолчала.

Я чувствовал себя ужасно — за неё, и за мою дочь. Я также беспокоился о том, что станет с Мойрой, если я умру. Я надеялся, что со временем она найдёт равновесие между её новыми способностями и тёмными порывами, но если меня не станет, то она может ступить на тёмную тропу, с которой ей не будет возврата.

— Они её остановили? — спросил я.

— Нет, она что-то сделала, и Элэйн потеряла сознание, — сказала Роуз. — Потом я отвесила ей затрещину, и прочитала короткую лекцию о надлежащем поведении.

Я закашлялся:

— Чего-чего ты сделала?

— Прости, Мордэкай. Я была взвинчена, и вышла из себя. С Грэмом и Кариссой я такого никогда не вытворяла, но Мойра вышла из-под контроля. Я даже Пенни упомянула.

Я не мог удержаться от смеха:

— Ты хоть понимаешь, насколько она опасна?

Роуз сказала с чувством:

— Она — ребёнок, Мордэкай. Она — твоя с Пенни дочь, и мне почти как дочь тоже. Может, она и выросла, но я не позволю ей совершить такого рода ошибку, пока я здесь.

Насколько я знал, Роуз Торнбер за всю жизнь прибегала к физической силе лишь дважды. Первый раз — случайно, когда врезала своему собственному отцу по голове, чтобы сбежать из-под домашнего ареста, и ещё один раз — когда ударила Дориана, чтобы вывести его из состояния смертоубийственной ярости.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Я буду меньше волноваться, если ты будешь приглядывать за ними, когда меня не станет.

Её рука сжала мою собственную, болезненно вонзившись ногтями в мою кожу:

— Ты никуда не денешься. Я сделаю так, чтобы тебя оправдали в суде.

— Даже величайший адвокат в мире имеет ограничения, — сказал я ей. — Не вини себя, если всё повернётся не так, как ты надеешься.

— В день суда ты получишь свободу, Мордэкай, — настаивала она. — Чего бы это ни стоило.

Мне не понравилось, как это прозвучало, и я начал было высказывать эту мысль, но стена замерцала, и стала прозрачной. Наше время вышло. Роуз вскочила на ноги со скоростью ошарашенного кролика. Она взяла корзину, оставив еду, забрала фонарь, и, не сказав больше ни слова, ушла.

Вздохнув, я поплотнее закутался в одеяло, и снова улёгся. «После того, как меня повесят, мне во многом придётся объясняться, когда я увижусь с Пенни». Холод снова меня окружил, но впервые за последние дни я чувствовал тепло, и одеяла были толстыми. Протянуть ещё день я мог.

* * *

Тирион тихо засмеялся, когда стена позади неё снова стала твёрдой:

— Весело провела время?

— Визит к другу в холодной тюремной камере едва ли можно назвать весёлым, — парировала Роуз.

Архимаг посмотрел на неё с удивлением:

— Неужели? То, как вы друг к другу там жались — я уж подумал, что ты собиралась испортить мою награду ещё до наступления вечера, но увидев, насколько целомудренной ты была, я начал тебя жалеть.

Вздрогнув, Роуз встревоженно на него посмотрела:

— Ты можешь видеть сквозь стены?

Тирион кивнул:

— При необходимости чары позволяют магическому взору работать в одностороннем порядке. Какой момент лучше всего подходит для наблюдения за ним, как не во время подозрительного визита?

Разъярившись, Роуз шагнула к нему:

— Ты мне не нравишься, не забывай об этом. Что бы я ни сделала этим вечером, делаю я это ради него.

Тирион осклабился, и по её спине пробежала дрожь, когда она почувствовала мяту в его дыхании:

— Посмотрим, каково будет твоё мнение после моего визита. В моё время у нас не было ледей… шлюх тоже не было, если уж на то пошло. — Подавшись вперёд, он выдохнул ей в ухо, прошептав: — Был только секс.

Роуз едва не выронила корзину, но в последнюю секунду взяла себя в руки. Шагнув назад, она развернулась, и быстро пошла прочь, шагая как можно шире. Тирион рассмеялся у неё за спиной:

— И позаботься отряхнуть одежду, прежде чем будешь подниматься по ступеням. У тебя вся юбка в пыли. Ты же не хочешь, чтобы пошли лишние пересуды.

Глава 22

К тому времени, как она добралась до своих апартаментов, Роуз уже была на грани срыва. Она закрыла дверь в свою спальню, и сняла с себя платье настолько быстро, насколько могла — то есть, довольно медленно. Её руки неконтролируемо тряслись. Она стала неуклюже шарить по голове, вытаскивая булавки и ожесточённо расплетая косы, будто эти действия могли избавить её от ощущения нехватки воздуха, которое грозило её затопить.

Глядя в зеркало, она не обрадовалась увиденному. «Следуй ритуалу», — молча продекламировала она у себя в голове. Подойдя к платяному шкафу, она выбрала простое синее платье, и надела его. Она не собиралась надевать свои лучшие вещи для того, что ждало её впереди. Закончив, она начала заново укладывать волосы, выбрав более простой стиль, поскольку её руки были неспособны справиться с чем-то более сложным.

После этого она снова посмотрелась в зеркало. Руки её по-прежнему дрожали, и по щеке скользнула непрошеная слеза, смазав только что нанесённую пудру. Роуз наполнила ярость, и, не в силах остановиться, она испустила такой визг, которому, по правде говоря, следовало расколоть находившееся перед ней посеребрённое стекло.

Дверь в спальню распахнулась, явив взгляду взволнованное лицо Элиз Торнбер:

— Ты в порядке?

Крик Роуз оборвался на половине. Она открыла рот, с удивлением глазея на свою свекровь.

— Да не пялься так на меня, девочка! — потребовала Элиз. — Что не так?

— Почему… почему ты здесь? — сказала она, нехарактерно спотыкаясь о слова.

— Хотела принять ванну, — отрезала Элиз. — Мне, наверное, ещё неделю или две не представится других возможностей для этого. А теперь рассказывай, что происходит?

Роуз встала на ноги, и начала выталкивать свою свекровь за дверь:

— Нет, тебе надо уходить. Тебе нельзя быть здесь, когда он придёт. Пожалуйста, Элиз, не спрашивай у меня больше ничего.

Элиз твёрдо стояла на своём:

— Когда кто придёт? — Она поймала ладони Роуз своими руками, и выражение её лица стало ещё более озабоченным: — Почему у тебя так трясутся руки? С тобой кто-то что-то сделал? Да говори же, девочка!

Роуз, уже потерявшая контроль над своими эмоциями, расплакалась. Забыв о своей обычной скрытности, она рассказала Элиз обо всём, выложив свой тайный уговор с Тирионом последнему человеку, какого она хотела ставить об этом в известность — матери Дориана. Признание успокоило её, хотя одновременно она также понимала, что оно навсегда погубит её в глазах свекрови.

По мере того, как Элиз Торнбер осознавала ситуацию, её взгляд становился всё более жёстким — но гнев её был направлен отнюдь не на Роуз.

— Всё всегда сводится к этому, не правда ли? — пробормотала она. Элиз начала рассеянно гладить Роуз по не до конца уложенным волосам. — Кончай винить себя, девочка. Ты не виновата.

Роуз удручённо села рядом с Элиз, опустив голову:

— Я не позволю ему умереть, Элиз. Даже если придётся пожертвовать всем.

— Конечно же не позволишь, — согласилась та. — Не думай, что я тебя за это презираю. Если уж на то пошло, тебе следовало обратиться ко мне гораздо раньше.

— Я не хочу, чтобы ты считала… знала… что я…

Элиз заставила её замолчать:

— Знала что? Что ты — сильная женщина, готовая на всё ради защиты тех, кого любишь? Это я и так знала. Если я в чём и ошибалась, так это в том, что полагала твои идеализм выше твоей практичности. Сейчас ты меня впечатляешь больше, чем когда-либо прежде. Мой сын мудро поступил, взяв тебя в жёны.

От этого Роуз снова расплакалась.

— Хватит, девочка, — спокойно сказала Элиз. — Слезами делу не поможешь. Позволь мне помочь тебе. Всё не обязательно должно быть так плохо, как ты думаешь.

— Но я никогда… ты не понимаешь… я только с Дорианом… — произнесла Роуз, спотыкаясь в словах.

Элиз хохотнула:

— Да они в общем-то все одинаковы, когда доходит до этого дела — с чисто функциональной точки зрения. Фокус в том, чтобы не пускать ничего в своё сердце. Именно оно — источник настоящей боли. — Осторожно встав, Элиз направилась в свою спальню: — Подожди здесь. Мне нужно кое-что для тебя взять.

Вернувшись, она несла в руках маленькую сумку. Запустив в неё руку, она вытащила мешочек, из которого достала нечто, похожее на несколько листьев, скатанных в шарик.

— Что это? — озадаченно спросила Роуз.

— Ничего особенного, — сказала Элиз. — У шлюх это — старая уловка, едва ли тайная. Прожуёшь эти листья, не глотая. Используй, когда он доберётся сюда, и выплюнь непосредственно перед тем, как перейти к делу.

Испытывая любопытство и лёгкую надежду, Роуз спросила:

— И какой эффект?

— Это — стимулятор. Сейчас я его использую время от времени, чтобы набраться сил, но, что важнее для тебя, он вызывает эйфорию, и лёгкое онемение. Эйфория поможет тебе не разрыдаться, а онемение отгородит от боли, если окажется, что он любит пожёстче.

— А забыть мне они помогут?

Элиз покачала головой:

— Если уж на то пошло, от них у тебя прояснится в голове, но боли не будет, и тебя это будет не так трогать. — Поняв по лицу Роуз, что ту эти слова не убедили, она добавила: — Поверь мне. Когда я была Вечерней Леди, этот способ многим другим девочкам это пережить.

— Я не хочу это переживать, — возразила Роуз.

— Тогда у тебя есть лишь два других варианта, — проинформировала её Элиз. — Либо отравить его, либо опоить. Оба связаны с риском, и я бы не стала советовать яд для любительницы, вроде тебя. Если всё обернётся худо, он заставит тебя выпить твой собственный яд. Они бывают мстительными, потенциальные жертвы.

— Мне кажется, лучше опоить, — ответила Роуз. «Поверить не могу, что сказала это».

Элиз снова ушла, вернувшись с не открытой бутылкой вина:

— Значит, вот это — твой лучший выбор.

Роуз узнала этикетку виноторговца, поскольку это было хорошее вино, которое она не раз употребляла:

— Что ты туда подмешаешь?

— Ничего, — сказала Элиз, посмеиваясь. — Всё уже внутри. Эту бутылку я сама сделала много лет назад, когда ещё был жив мой муж. У меня таких осталось только три штуки. Не верь этикетке или эмблеме винодела на печати — они поддельные. Единственный недостаток заключается в том, что если ты попробуешь опоить этим ценителя вин, то он может заметить разницу во вкусе.

Роуз слегка улыбнулась:

— Сомневаюсь, что Тирион разбирается в винах.

— Уверена, что это так, — согласилась Элиз. — Попытайся заставить его выпить бокал целиком, иначе ждать действия придётся целую вечность. Два бокала ему не повредят, но если он попытается выпить больше, то тебе надо будет пролить содержимое бутылки, чтобы он себя не убил.

— А какой конкретно будет эффект?

Элиз потёрла руки, увлекаясь рассказом:

— Состав почти идеальный — поэтому я и решила добавить его в вино. Эффект очень похож на обычное опьянение, но наступает гораздо скорее. Дополнительным преимуществом также является тот факт, что иногда он вызывает потерю памяти. Многие, испытавшие на себе это средство, потом не могут вспомнить, что было прошлым вечером. И в довершении всего от него остаётся ужасная головная боль, что ещё больше подкрепляет обман.

Роуз взволнованно подалась вперёд:

— Когда ты говоришь «скорее», о каком именно времени идёт речь? Минута, две?

Элиз захохотала, идеально играя роль ведьмы, задумавшей злое дело, заставив Роуз содрогнуться. После чего тепло улыбнулась:

— Боги, нет, милая моя. Наркотики — это не магия. С такой скоростью работают очень немногие средства, а те, что работают — опасны для отравителя так же, как и для жертвы. К тому же, медленное действие часто является преимуществом, поскольку создаёт промежуток между принятием состава и появлением симптомов.

— Думаю, сейчас мне предпочтительнее быстрота, — сказала Роуз.

— Радуйся, что он такой поджарый, — мудро изрекла Роуз. — Будь он более тучным, потребовалось бы больше времени. Но даже так, если он выпьет бокал целиком, то заснёт минимум через двадцать минут. Может, даже через час.

— Час! — воскликнула Роуз.

Элиз похлопала её по руке, которая до сих пор сжимала комочек листьев:

— Начни жевать их, когда он явится сюда. Они не дадут тебе заснуть и помогут сохранить бодрость после того, как он потеряет сознание, поскольку тебе также придётся выпить вина, чтобы он ничего не заподозрил. Если не сможешь задержать его достаточно долго, то тебе, возможно, всё равно придётся ему уступить.

Роуз содрогнулась.

Закончив с объяснениями, Элиз снова встала, и направилась к двери:

— Полагаю, от ванны придётся отказаться. — Она остановилась, положив руку на дверную ручку, и обернулась: — И вот ещё совет. По возможности не позволяй ему себя целовать, что бы ни случилось. Только новички допускают такую ошибку — от этого больше всего больней.

Когда она вышла на улицу, невозмутимость Элиз Торнбер дала трещину. Вытерев слёзы рукавом, она с тяжёлым сердцем пошла прочь.

— За что? — печально прошептала она. — Роуз этого не заслужила.

* * *

Когда час спустя отворилась дверь, за ней стоял Тирион. Он вошёл плавно, шаги его были уверенными.

Роуз, сидевшая на диване, подняла взгляд. Бутылка вина небрежно стояла перед ней на столе:

— Так трудно было постучаться? — спросила она.

— Зачем себя утруждать? — сказал он, небрежно улыбаясь. — Ты же меня ждала. Я лишь явился, чтобы принять предложенные тобой дары. — Оглядев комнату, он также осмотрел магическим взором невидимые глазу помещения. — А семья твоя где?

С трудом скрывая нервозность, Роуз ответила:

— Я отослала их прочь на этот вечер.

— Значит, завтра мы сможем спать допоздна, — объявил Тирион. — Ценю твою предусмотрительность. Приз всегда приятнее, если им можно насладиться не торопясь. — Сняв верхнюю одежду, он отбросил её в сторону, не утруждаясь повесить и не заботясь о том, что лёжа на полу она может измяться. Под ней у него была свободная рубаха, настолько обнажавшая ему грудь, что Роуз заподозрила, что под определённым углом можно было бы даже рассмотреть его пупок.

Он пересёк комнату, направляясь к Роуз почти слишком медленно. Несмотря на все старания, Роуз дёрнулась в сторону, когда он уселся на подушки рядом с ней.

— Расслабься, Леди Роуз, — сказал он ей. — Твоё напряжение только испортит настроение. — Закинув руки на спинку дивана, он потянулся одной из рук, и небрежно погладил Роуз по загривку.

«Слишком быстро, всё происходит слишком быстро!». Подавшись вперёд, Роуз потянулась к бутылке вина:

— Прежде чем мы продолжим, я хотела бы кое-что прояснить насчёт твоей части сделки, — сказала она. Напуская на себя равнодушный вид, она потянулась к штопору — и тут же его выронила.

Хохотнув, Тирион забрал из её руки бутылку, и провёл пальцем по горлышку. Затем прижал к нему кончик пальца, и потянул, плавным движением вытащив пробку так, будто та была приклеена к его коже. Отбросив пробку в сторону, он поставил бутылку обратно на стол:

— Звучит справедливо, — ответил он. — Я готов сделать всё, что необходимо для освобождения твоего дорогого друга из несправедливого заточения, и я буду рад предоставить тебе самой решать, в чём именно эти действия будут состоять.

Роуз кивнула, и, держа бутылку двумя руками, налила вина в два бокала. Один она взяла в правую руку, а второй протянула гостю. Взгляд Тириона всё это время не отрывался от её лица. Затем он поднял ладонь в отрицательном жесте:

— Спасибо, но — нет. Я предпочитаю приступать к этому с ясной головой, чтобы насладиться сполна.

Когда она поставила оба бокала обратно, он снова заговорил:

— Но сама пей, если хочешь — может, это поможет тебе расслабиться.

Кивнув, Роуз снова подняла свой бокал, отпив из него небольшой глоток:

— Мне нужно лишь чтобы ты обеспечил невмешательство со стороны крайтэков. В следующие пару дней в город явятся люди с зачарованным оружием. Я хочу, чтобы их проигнорировали. После суда, если всё пойдёт плохо, позаботься о том, чтобы твои подчинённые ничего не предпринимали. Взамен, я дарую тебе желаемое этим вечером. — Каким-то образом ей удалось произнести эти слова гладко.

Тирион выгнул бровь:

— Этим вечером? Этот вечер — дело решённое, но едва ли это имеет значение. Думаешь, я настолько глуп, чтобы продать свои услуги за одну ночь удовольствия? Нет, Леди Роуз, я слишком хорошо знаю, насколько плотские утехи мимолётны.

Роуз ощутила робкий проблеск надежды:

— Тогда что тебе нужно?

— Твои регулярные услуги, — объявил архимаг. — Сегодня, завтра, и в любой день, когда мне захочется удовлетворить мои нужды. Пообещай утолить мои аппетиты при любой необходимости, и убедительно поработай этой ночью.

От этой мысли Роуз затошнило, но ей в голову пришло кое-что ещё:

— Это что, ты так… делаешь предложение?

Тирион засмеялся:

— Конечно же нет. В этом отношении у меня амбиции более крупные.

Роуз ощутила движение его ладони вверх по её юбке — он гладил её бедросквозь ткань. Она от неожиданности вскочила со своего места, и отошла на несколько шагов.

Её мучитель рассмеялся. Небрежно откинувшись на спинку дивана, он сказал:

— Всё ещё боишься меня? Так не пойдёт, Роуз. Мне нужно увидеть твою убеждённость.

В голове Роуз царил хаос, она оглядывалась вокруг в поисках чего-то, что могло обеспечить ей безопасность, но ничего не было. «Где же те листья, которые мне дала Элиз?» — в отчаянии подумала она. Роуз уронила их где-то, но не могла вспомнить, где именно. Взгляд Тириона прожигал в ней дыру. «Что же мне делать?».

Будто отвечая на её мысль, Тирион произнёс:

— Снимай платье.

От его слов мир замер — как и её разум. Её окутало холодное спокойствие, показавшее ей ситуацию в чёткой ясности. Она заключила сделку с дьяволом, и пришло время расплачиваться. Выпрямившись, она уставилась на плотоядно глядевшего на неё мужчину. «Всё, что угодно», — повторила она про себя, сжимая зубы. Подняв руки, она распустила завязки у себя на плечах.

В кои-то веки она пожалела, что надела такое простое платье. Другое, более изысканное, снимать пришлось бы гораздо дольше. Распустив завязки на плечах, она слегка повела телом, чтобы платье могло сползти с неё. Как только оно упадёт на пол, она будет стоять перед ним совершенно нагая.

— Стой! — приказал Тирион, когда она начала отпускать ткань в руках. Роуз замерла, а он в это время начал смеяться, долго и сильно. Затем он протянул руку, взял бокал вина, и разом его осушил. Поставив пустой бокал обратно, он снова засмеялся, на этот раз уже более нормально. Затем встал, и подошёл к ней. Взяв ткань из её рук, он натянул её обратно, и начал зашнуровывать обратно. — Дорогая Роуз, как жаль, что ты не могла видеть тот взгляд, которым ты меня жгла.

— Что? — спросила она, ошеломлённая его реакцией. Слегка повернув голову, она мельком уловила его дыхание, смесь вина… и мяты.

— Ты всё верно просчитала ещё во время первого моего визита, — объяснил он. — Я уже собирался вытащить моего внука. Я, наверное, уже сделал бы это, просто чтобы не дать ему умереть от холода, если бы твой преданный уход не поддерживал его живым.

— Значит, это, всё это?

— Просто для развлечения, — поддел он. — Я хотел увидеть, насколько ты предана, и должен сказать, что ты меня не разочаровала.

Развернувшись, она отвесила ему такую хлёсткую пощёчину, что её ладонь обожгло болью:

— Ублюдок!

Он не дёрнулся. Облизав губы, он предостерёг её:

— Осторожнее. Боль имеет тенденцию к возбуждению моей более низменной природы, а я знаю, что ты этого не хочешь. Или хочешь?

Грубо оттолкнув его, Роуз отошла на несколько футов, и изящно уселась в кресло:

— Значит, для тебя это было просто игрой?

Тирион вернулся на диван, налив себе ещё один бокал вина. Затем он предложил ей её по-прежнему недопитый бокал. Роуз взяла его, и сделала вид, что потягивает вино.

— Отнюдь, — ответил он. — Если честно, если бы ты была более охочей, то я вполне мог бы принять твоё подношение, хотя на мой вкус ты слегка перезрелая. А так, я больше не в силах был смотреть на то, как ты реагируешь.

— А почему нет? — холодно спросила Роуз. — Тебе, похоже, было весьма приятно.

Он вздохнул:

— Потому что, несмотря на то, что я делал в прошлом, я — не насильник. По крайней мере, я перестал им быть. Свою добычу я предпочитаю тёплой и добровольной.

— Это на словах, — сказала Роуз, — а на деле у тебя всё не так. — Она подцепила рукой свой амулет, и помахала им Тириону.

Тот рассмеялся:

— Думаешь, я нашёл какой-то способ обойти твою защиту? Я бросил это дело ещё за тысячи лет до твоего рождения. Я достаточно хорошо знаю женщин, чтобы вызывать необходимую мне реакцию, не прибегая к таким уловкам. — Затем он подался вперёд, и заговорщицки прошептал: — Если твоя кровь горела, если твоё сердце пускалось вскачь, то дело было не в магии. Это всего лишь твои собственные порочные желания давали о себе знать.

— Если ничего кроме этой отвратительной чуши ты сказать не способен, то можешь выметаться, — с нажимом произнесла Роуз.

— Не злись так, Роуз. Позволь мне допить вино. Думаю, что со временем мы сможем весьма сдружиться. Ты — самая интересная женщина, какую я только встречал за тысячи лет.

Она покосилась на бокал в его руке. Тот уже был наполовину пуст. Если он допьёт, ей придётся избавиться от бутылки, чтобы он не мог выпить третий бокал.

— Друзьями нам не быть никогда, Тирион. Я не одобряю твои методы.

— О, я действительно думаю, что мы подружимся, Роуз. Позволь мне задержаться, чтобы мы могли поболтать. Королева этим вечером занята, поэтому мне почти нечем заняться. — Эти слова были произнесены заметно менее чётко. Он залил остатки вина из стакана себе в горло.

Роуз прищурилась:

— Королева?

Он улыбнулся:

— Крупные амбиции — или ты забыла? — Подняв свой бокал, он притворился, что делает тост, но лишь разочаровался, обнаружив, что тот уже пуст. Тирион поставил бокал на стол, и сказал: — Она — оживлённая женщина, в отличие от тебя.

Несказанно разгневавшись, Роуз спокойно улыбнулась. Подавшись вперёд, она взяла бутылку:

— Ещё вина? — Не дожидаясь ответа, она наполнила его бокал до краёв. Она чётко помнила предостережение Элиз, и задумалась, убьёт ли его третья порция. В тот момент ей было всё равно.

— Секундочку, — сказал Тирион, махая рукой в воздухе. — У меня голова кружится. Надо дать небольшой отдых глазам. — Он откинулся назад, утонув в подушках, и мгновения спустя погрузился в сон.

«Повезло ублюдку», — подумала Роуз. Она забрала всё ещё полный бокал и полу-пустую бутылку, унеся их прочь. «Ту головную боль, что будет у тебя завтра, ты заслуживаешь целиком и полностью».

После этого она немного постояла в молчании. Что делать? Взгляд, брошенный на спящего на её диване мужчину, твёрдо уверил её, что спать в своей комнате она этой ночью не хочет. Затем она заприметила маленький шарик из листьев, которые оставила Элиз. Тот упал на пол рядом с диваном. Не задумываясь ни на секунду, она подняла его, и сунула в рот, принявшись медленно жевать.

Её язык и губы почти сразу же онемели, затем пришёл черёд щёк, когда прохладное и тёплое одновременно чувство стало просачиваться в её тело. Её сердцебиение участилось, но она чувствовала себя поразительно спокойной и ясно мыслящей. Вернувшись в свою комнату, она снова оделась, облачившись в более подобающее для дороги платье, и уложила волосы. Это едва ли было необходимо, поскольку её разум и так был спокоен, но этот ритуал уже вошёл у неё в привычку.

Покинув комнату, она прошла через гостиную, и вышла наружу. По пути она заметила верхнюю одежду Тириона, лежавшую брошенной на полу. Роуз мстительно наступила на неё, подчёркнуто вытерев ноги о дорогую ткань, будто та была половиком. Она пожалела, что её туфли и уже были чистые.

Потом она ушла. Спать она собиралась в своей городской резиденцией, с Элиз и Кариссой.

Глава 23

Чад Грэйсон лениво шёл по проспекту. Солнце нещадно палило, но его это едва ли заботило благодаря надетой на нём широкополой шляпе. Он в очередной раз поднял руку к голове, чтобы опустить поле пониже, получше скрывая лицо от остальных прохожих.

К этому моменту Чад уже успел встретиться со своим контактом, что подтвердило его подозрения. Работа, за которую он брался, вполне возможно была самой опасной за всю его карьеру. Она вполне могла положить его карьере конец. Если бы просил кто-то другой, он бы отказался. Если бы работа была на кого-нибудь другого, он бы отказался. «Я достаточно прожил», — думал он, смиряясь с работой. «Если умру — то хотя бы умру на высоте».

Однако самоубийцей он не был. Егерь твёрдо вознамерился заранее склонить чашу весов в свою пользу как можно сильнее. Время от времени поглядывая вверх, он изучал окружавшие его здания, примечая высоту крыш. Большая их часть была для него бесполезна. Он шёл дальше.

Здание Королевского Правосудия было через дорогу от западной стороны дворца — главный вход был с дворцовой улицы. Чад потратил дополнительное время, изучая местность и здания вокруг. Увиденное его не обрадовало. «Плохой обзор, или верная смерть», — молча выругался он. Он снова поднял взгляд на дворцовую стену.

— Вот, где мне надобно быть, — пробормотал он. — При прочих равных.

Но все прочие были отнюдь не равны. Хотя со стен дворца обзор был лучше всего, оттуда также было труднее всего сбегать после завершения работы. Это, конечно, если предположить, что он найдёт способ забраться туда, не вызвав смертоубийственного гнева всей Стражи.

— Зато никто не будет ожидать меня там. — Опустив взгляд на пыльную накидку, скрывавшую его тело, он принял решение. — Нужно переодеться. — Но проблемой это не было. Хитрость была в том, чтобы заполучить новую одежду, не оставив на ней слишком много дырок и пятен крови. «Кровь как правило портит маскировку», — посмеялся он про себя.

Он пересёк улицу, и ещё раз прошёл мимо фасада Здания Правосудия, затем продолжил идти, обойдя по кругу сам дворец. Закончив с этим, он принялся прорабатывать всё вокруг. Он хотел получше узнать всю окружающую местность. Хотя для его цели это было вторично, позже знание улиц увеличит его шансы выбраться живым.

В течение дня он потихоньку изучал улицы, проложив несколько маршрутов к ближайшим городским воротам. Хотя, конечно, ворота на самом деле не гарантировали никакой безопасности, учитывая присутствие волшебников. Скорее всего, от него ничего не останется даже на поживу воронью. «Прости, Даная. Шансы у меня тут, похоже, хреновые».

Чад с тоской смотрел на таверны и бары, мимо которых проходил. Солнце пекло, и стирание сапог оборачивалось жаждой, но он не остановился ни в одном из этих заведений. Он работал.

Однако в этом тёмном царстве был один лучик света. Чад настоял на том, чтобы следующая встреча прошла в одной из таверн близ ворот Хайтауэра — в месте под названием «Зелёный Пони». Там он должен был встретиться с другим человеком, которого наняли ему в помощники.

Впрочем, помощи охотник особо и не хотел. Подельник лишь удваивал для него вероятность быть обнаруженным до того, как придёт время натягивать тетиву и пускать первую стрелу. Второй человек почти наверняка будет бесполезным, и может даже усложнить побег. «Займу его какой-нибудь хуйнёй, и забью на него», — подумал Чад. «А если он откажется сваливать, то прикопаю его труп в каком-нибудь переулке». Он рассеянно потрогал висевший у него на боку длинный нож.

Нож был не из числа зачарованного оружия, которое ему дал Граф. Об этом его предостерегли. По улицам бродили новые стражи, способные чувствовать магию. Его ножи, стрелы и лук были спрятаны за пределами города. Согласно его контакту, он сможет без опаски занести их в город на следующий день. «Интересно, как она подкупила Королевскую Стражу?» — подумал Чад. «Наверное, ей это влетело в копеечку».

Но он её особо не жалел. Его собственная цена будет ещё выше, и выдана она будет сталью и кровью. На его обоняние обрушилась вонь навоза, и охотник прикрыл нос платком.

— Ненавижу города, — пробормотал он.

Когда солнце начало клониться к горизонту, он направил свои стопы к «Зелёному Пони», надеясь, что тамошнее пиво окажется достаточной компенсацией для всей той хрени, которой ему придётся заниматься. Наконец зайдя внутрь, он был разочарован. Годы кутежа в «Грязной Свинье» Уошбрука его избаловали. Заведение оказалось помойкой.

Оглядевшись вокруг, он поискал взглядом пустой столик, но таковых не оказалось. Затем его внимание привлёк сидевший в углу крупный мужчина.

— Чёрт бы меня побрал, — тихо прошипел Чад. Скрыв своё удивление, он отошёл в угол, и занял пустующий стул напротив притворявшейся человеком громадины. — Надо было догадаться, что ты объявишься, — сказал рэйнджер. — От тебя хрен отделаешься.

Здоровяк хрюкнул, в качестве приветствия подняв свою кружку.

— Ты ж понимаешь, что это — смертный приговор, или тебе пофигу? — продолжил Чад, делая взмах рукой, чтобы привлечь внимание официантки.

Сайхан пожал плечами, подняв брови в выражении лица, говорившем «может — да, а может и нет».

— Ну, просто зашибись, — сказал Чад, воспрянув духом. — По крайней мере сдохну рядом с кем-то, кто уродливей меня. Мама всегда говорила — заводи друзей-уродов. Тогда на похоронах будешь самым красивым.

Рослый рыцарь слегка улыбнулся, что было его версией вежливого смеха.

Рэйнджер зыркнул на него:

— Ты говорить вообще будешь? Хоть бы притворился, что рад меня видеть, твою ж мать!

— План есть? — спросил Сайхан.

Одарив воина взглядом, способным прожигать кожу с десяти шагов, Чад начал объяснять всё, что надумал. Времени на это много не ушло, поскольку они оба хорошо разбирались в этом деле, и к тому времени, как он закончил, официантка принесла ему первую кружку.

Взяв её, он осушил напиток одним длинным, жадным глотком, подняв ладонь, чтобы официантка не ушла сразу. Поставив пустую кружку на стол, он сказал ей:

— Дорогуша, я не закончил. Тащи ещё.

Поскольку он был новым клиентом, и она ещё не могла оценить вес его кошелька, она с вопросом взглянула на Сайхана, предполагая, что платить будет он. Тот кивнул, и она ушла.

Чад покосился на Сайхана, и одарил его недоброй улыбкой:

— Спасибо, напарник. Ты уже начинаешь мне нравиться.

Гроссмейстер рыцарского ордена хрюкнул, и произнёс:

— Мне нужен лук.

Рэйнджер недоумённо посмотрел на него:

— Ты стрелять-то умеешь?

Сайхан поднял бровь, ответив на вопрос твёрдым взглядом.

— Я не спрашиваю, можешь ли ты попасть в цель с пятидесяти шагов, — пояснил охотник. — Это — не учебная стрельба. Мну нежно знать, можешь ли ты… — Он замолчал. — Знаешь что, забей. Завтра зайдём в нужное место, и возьмём тебе лук. Потом мне надо будет сгонять за пределы города, забрать инструменты. Прежде чем мы вернёмся, успеем размяться, постреляв немножко.

Скрестив руки, Сайхан уставился в потолок.

Официантка вернулась с кружкой, и подождала секунду, чтобы посмотреть, прикончит ли он её так же быстро, как и первую. Чад сделал длинный глоток, затем сказал:

— Найди вторую кружку. К тому времени, как вернёшься, эту я уже прикончу. — Она ушла.

Повернувшись обратно к Сайхану, он продолжил:

— Это не для тебя, тупоголовое чудовище. Разминка нужна мне. От тебя я ожидаю только одного хорошо нацеленного выстрела, может быть двух. Но для моего типа стрельбы мне надо быть на высоте, и быть знакомым как с луком, так и со стрелами под рукой.

Сайхан кивнул:

— Я знаю, о чём ты.

— Клинки взял? — спросил Чад.

Рыцарь улыбнулся:

— Весь мир — моё оружие.

Охотник вздохнул:

— Никогда не ясно, серьёзно ты говоришь, или несёшь какую-то хрень. — Вообще говоря, он уже знал, насколько Сэр Сайхан был смертоносен. Даже безоружный, этот человек наверняка мог убить всех в этом баре, если бы захотел. И это ещё без силы, дарованной узами с драконом.

Рыцарь осклабился:

— Я пошутил. Конечно же я взял клинки. Ты хоть раз видел, чтобы я был без них?

Чад прикончил третью кружку:

— Боги, избавьте меня от этого смертоубийственного психа! — выругался он.

Лицо Сайхана было совершенно серьёзным:

— Боги мертвы. Их убил человек, которого мы будем спасать, забыл?

Охотник поперхнулся пивом:

— Это поговорка такая! Тебя что, в детстве головой вниз роняли?

Сидевший напротив него воин начал утробно хохотать. Через минуту он приостановился, и подмигнул рэйнджеру:

— Очередная шутка. Ты совсем легковерный.

Чад с отвращением одарил здоровяка яростным взглядом, который был почти полностью притворным:

— Блядь, как же я иногда тебя ненавижу. Понимаешь?

Сайхан широко развёл руками, затем откинулся назад, и сложил пальцы в замок на затылке:

— Правда, Чад? А я тут думал, как же мне тебя не хватало.

Чад мимолётно улыбнулся, но тут же спрятал улыбку:

— Надо было сразу так и сказать. Клянусь, я когда-нибудь тебе стрелу в задницу всажу.

* * *

Айрин и Линаралла стояли в месте, где в последний раз видели Мэттью и остальных, сосредоточив всё внимание на лежавшем перед ними пространстве.

— Видишь? — спросила Айрин.

Линаралла кивнула:

— Плохо, но — вижу.

— Знаешь, что нужно делать?

Ши'Хар покачала головой, отчего по её серебряным волосам прошла волна:

— Нет. В знаниях, с которыми я была рождена, ничего такого не было.

— Ну, мой брат разобрался — значит, ничего слишком сложного тут нет, — озвучила своё мнение Айрин. — Будем по очереди?

— Нет, — сказала Линаралла. — Будет более эффективно, если ты отойдёшь немного в ту сторону. Мы сможем обе устраивать попытки в разных местах, пока у одной из нас не получится.

Айрин просветлела лицом:

— Звучит разумно. — Она последовала совету Линараллы, и отошла на десять футов влево, после чего обе девушки начали пытаться сделать что-то.

После чего они почти час успешно что-то делали — только не то, что чего им хотелось. Эксперименты Линараллы были методичны, она делала попытки одну за другой, каждый раз слегка меняя свой подход, в то время как Айрин действовала более небрежно. Наконец они устроили перерыв, и Айрин уселась на землю, не заботясь о том, что её юбки запачкаются.

— Почему я так устала? — пожаловалась она.

— Похоже, что ты использовала слишком много силы, — сказала Линаралла, чувствовавшая себя хорошо. — Если бы я пыталась делать то, что делала ты, то я бы уже потеряла сознание.

Айрин кивнула:

— У нас мало времени. — Напряжённо думая, она сжала губы: — Когда Мэтт это делал, всё выглядело не очень сложным.

— Не думаю, что грубая сила тут поможет.

— Тут должна быть какая-то хитрость, — согласилась Айрин.

Линаралла вернулась к своим попыткам, и несколько секунд спустя Айрин встала, и отряхнулась. Снова встав на своё место, она немного подождала, чтобы сфокусировать мысли и расслабить дыхание. Она закрыла глаза, потому что они лишь отвлекали её от важной информации, которую передавал её магический взор.

Затем она выставила ладони, и потянулась вовне, выталкивая эйсар через пальцы. «Я хочу коснуться его», — думала она, имея ввиду лёгкое мерцание. Она почувствовала, как сила потекла прочь из неё, едва не пройдя мимо, но наконец она ощутила, как сила чего-то коснулась.

Возликовав, она вцепилась в этот клочок, и приложила свою волю к попыткам полностью его ухватить. Скрипя зубами, она упорно трудилась, выкладываясь на полную. Магия текла из неё подобно потоку, реке, заполняя пространство перед ней, однако за странную границу она держалась лишь едва-едва. Она будто держала в воздухе тяжёлый клинок, вес которого был почти неудержимым, однако держала его лишь подушечками пальцев за кончик.

Кончик, который выскальзывал из её хватки.

«Нет!». Айрин отказывалась сдаваться, и её эйсар вспыхнул вокруг неё подобно холодному пламени, заставив её волосы растрепаться, как если бы она стояла на сильном ветру.

Встревожившись, Линаралла прекратила свои собственные попытки, и уставилась на девушку, которая только недавно стала ей сестрой:

— Айрин, прекрати! Ты убьёшься! — Она подумала было сбить Айрин на землю, но затем увидела, как что-то происходит. Пустое пространство изменилось, и в скрытой границе появился маленький разрыв — но в таком состоянии он пробыл лишь секунду, после чего завесу разодрало пополам. Появился массивный проём, шедший от земли, и уходивший в небо за пределы дальности восприятия Линараллы. Ширина его была не менее сотни футов, а края где-то каждую секунду смещались туда-сюда на десятки футов.

Линаралла шагнула вперёд, перейдя на другую сторону, но когда она оглянулась, Айрин продолжила стоять на месте. Светловолосая девушка сделала шаг, потом другой, и споткнулась. Она упала, потеряв сознание ещё до того, как ударилась о землю, и граница начала стремительно схлопываться.

Линаралла знала, что случится, если та сомкнётся на упавшем теле её сестры. Метнув свою силу вперёд, она зацепила тело Айрин, и грубо протащила его вперёд, подтянув к себе как раз перед тем, как разрыв в реальности с грохочущим рёвом сомкнулся.

Упав на колени, она обняла руками голову Айрин, осматривая сестру магическим взором:

— Пожалуйста, пусть с тобой всё будет хорошо.

Но Айрин не дышала, и прямо у Линараллы на глазах её сердце затрепетало, и остановилось. Эйсар её сестры был блеклым, почти отсутствующим. Она слишком много сил вложила в свою работу.

— Нет, нет, нет, — в ужасе запричитала Линаралла. — Не может этого быть. — Она с отчаянной скоростью направила в девушку ручеёк силы, пытаясь подкрепить её магию своей собственной. Затем она использовала ещё один поток, чтобы сжимать сердце, пытаясь воссоздать сердцебиение.

Большая часть вливаемого ею в Айрин эйсара утекала прочь подобно стекающей по камню воде. Передача силы всегда была неэффективным процессом, и требовала сознательного усилия как отдающего, так и принимающего — но что-то всё же впитывалось.

Шли минуты, и Линаралла постигла новую эмоцию. Отчаяние. Из её глаз потекли слёзы, и она подумала было сдаться, пока не почувствовала внезапное движение сердца Айрин. Оно трепыхнулось в её силовом захвате подобно сжимаемой в руке пташке. Она отпустила его, и сердце Айрин снова начало биться, сперва непостоянно, но постепенно набрав сильный, равномерный ритм.

Айрин закашлялась, и её глаза медленно открылись, уставившись на склонившуюся над ней сереброволосую девушку. Озадаченно сморщив носик, она спросила:

— Ты что, плачешь?

— По-моему, да, — ответила Линаралла, после чего с её носа сорвалась большая капля соплей, упав Айрин на лоб.

— Фу, — воскликнула Айрин. Она вяло подняла руку, чтобы защитить лицо от дальнейшего осквернения. — Вытри нос.

Ши'Хар подалась назад, и воспользовалась рукавом, последовав её совету:

— Ты чуть не умерла.

— Не-а, — возразила Айрин.

— Умерла!

— Ты ошибаешься, — настаивала Айрин.

Линаралла озадаченно спросила:

— Почему?

— Потому что ты была рядом, — уверенно сказала Айрин. — Я всё время была вне опасности.

— Люди действительно глупые, — ответила Ши'Хар. Затем она заметила приближавшиеся к ним фигуры — массивные гуманоиды, слишком крупные, чтобы быть людьми. Оглядевшись, она увидела, что пока она отвлеклась, их окружила группа из десяти великанов.

Айрин тоже их заметила:

— Они выглядят недружелюбно. Тирион же учил тебя сражаться, верно?

— У меня это плохо получалось, — ответила Линаралла с обречённостью в голосе. Встав на ноги, она оглядела окружавшие их слюнявые рожи. — Несколько месяцев назад ты уничтожила тех металлических чудовищ. Как именно ты это сделала?

Айрин с трудом пыталась принять сидячее положение:

— Я колошматила по ним очень большим камнем, пока они не перестали двигаться.

— Больших камней здесь нет, — заметила Ши'Хар.

— Великаны довольно большие. Используй одного из них, — посоветовала её человеческая спутница.

Линаралла испытывала сомнения насчёт этой идеи. В основном потому, что у неё не было такого будто бы бесконечного источника силы, как у Айрин. Если бы она начала швыряться одним из массивных существ в качестве оружия против остальных, то наверняка истощилась бы раньше, чем успела бы с ними разобраться.

К тому же, её сестра была по сути беспомощной. Похоже было, что у Айрин не хватало сил даже на то, чтобы встать, не говоря уже о передвижении. Поэтому Линаралле нужно было тратить свои резервы достаточно экономно, чтобы одновременно левитировать Айрин и защищать её от случайных ударов.

«Надо действовать с умом», — сказала она себе, но хотя Линаралла знала, что обладала мощным интеллектом, хитрость она в число своих добродетелей не включала. В кои-то веки она пожалела, что на самом деле не является человеком.

Используя заклинательное плетение, чтобы сберечь силы, она подняла Айрин в воздух, и мысленно приметила, в каком направлении должен был находиться замок. После чего бросилась бежать.

Глава 24

На следующее утро Роуз Торнбер проснулась поздно. Спасть она легла пораньше, но после встречи с Тирионом не могла толком заснуть. Потребовалась целая вечность, чтобы задремать, а когда ей это наконец удалось, её начали мучить сны, о которых она предпочитала не думать.

Последние несколько дней оставили её утомлённой как телом, так и разумом, но ей всё ещё предстояла работа. В первую очередь после обеда ей следовало допросить слуг из охотничьего домика Лиманда. Если её подозрения были верны, то лучшей надеждой на оправдание для Мордэкая были именно они — если, конечно, она сможет найти способ выжать из них нужную информацию.

Она боялась возвращаться в свои апартаменты во дворце, не зная, будет ли Тирион по-прежнему там, поэтому она планировала провести утро, отдыхая вместе с Кариссой в городской резиденции. Элиз уже куда-то пропала, оставив записку, объяснявшую, что искать её не следует.

Роуз ещё только пила первую чашку чая, когда услышала произнесённые Кариссой страшные слова:

— Мне скучно. Без бабушки мне совсем нечем заняться.

Суд начинался через три дня, и Роуз нужно было тщательно продумать ситуацию с дочкой. В идеальной ситуации она бы послала её пожить с семьёй Мордэкая, пока ситуация не уляжется, но поскольку Морт был в тюрьме, это было плохим вариантом. Возможно, даже худшим вариантом. Если всё пойдёт худо, то вполне возможно, что вскоре Королевская Стража начнёт сжать всех, кто носил имя Торнбер или Иллэниэл.

Кариссе нужно было находиться в месте, где её не достанет даже Королева. Поддерживая ровный тон голоса, Роуз озвучила эту идею:

— А ты не хотела бы куда-нибудь съездить?

— Можно мне с Айрин пожить? Я уже целую вечность с ней толком не проводила время, — с надеждой спросила Карисса.

Роуз не была уверена, где в тот момент находилась Айрин, сумела ли она добраться до Ланкастера, или всё ещё была дома — но в любом случае она была уверена, что Кариссе с ней будет небезопасно:

— Я думаю, Айрин сейчас не дома, — спокойно заявила Роуз. — Вообще, вся её семья сейчас занята различными делами, связанными с нынешним бедственным положением их отца.

— Хотела бы я им помочь.

— Ты уже помогла, дорогая моя, — успокоила её Роуз. — Твоя бабка говорит, что без твоей помощи она со своей задачей не справилась бы.

— Да это мелочь, — пожаловалась её дочь. — Я хочу сделать что-то большее.

Роуз печально поглядела на свой чай, прежде чем поставить чашку, и отправиться к письменному столу. Напиток успеет остыть прежде, чем она сможет его допить. Она тщательно написала письмо, закрыла его печатью, и передала дочери. Затем она открыла ящичек в столе, и вытащила кожаный мешочек. Отомкнув маленький сейф, стоявший рядом со столом, она наполнила мешочек золотыми монетами, и горстью серебра. Затем крепко затянула завязки.

— Возьми, — сказала она дочери. — Я хочу, чтобы ты передала их Анджеле, когда мы вернёмся во дворец.

Карисса с подозрением поглядела на мать:

— Это зачем?

— Я посылаю тебя в Айверли, в Гододдине. В мешочке хватит денег на покупку небольшого дома, и чтобы ты могла спокойно жить, пока я за тобой не пошлю.

— Айверли! — воскликнула Карисса. — Это же на другом конце мира!

Роуз усмехнулась:

— Едва ли. Нынче, с Мировой Дорогой, туда ехать всего час. Важный момент заключается в том, что ты никому не должна говорить, куда направляешься. Анджела это уже поймёт.

— Зачем мне туда ехать?

— Там в это время года весьма хорошо. Ветер с Гарулонского Залива делает пейзаж почти идиллическим. Каждая молодая леди должна однажды в жизни там побывать, — сказала ей Роуз.

— А ты чем будешь заниматься? — спросила Карисса.

Роуз нахмурилась:

— Ты отлично знаешь, чем я занимаюсь.

— Тогда мне следует подождать окончания суда, и мы поедем вместе, — с железной логикой предложила её дочь.

Роуз покачала головой, и обняла дочку:

— Нет, дорогая. Тогда не будет никакого смысла. Я присоединюсь к тебе после суда или, быть может, неделю спустя.

— Мне писать тебе? Ты же не будешь знать, где я живу.

— Нет, — сказала Роуз со слишком сильным нажимом. — Определённо нет. Я тебя найду, не бойся. У меня там есть кое-какие друзья.

— Иногда мне кажется, будто ты знакома со всеми на свете, — сделала наблюдение Карисса.

Роуз улыбнулась:

— Я стараюсь, дорогая. По крайней мере, с важными людьми знакомиться.

— И с половиной всех остальных, — добавила Карисса. Затем тон её голоса стал серьёзнее: — Я знаю, что ты делаешь. Ты думаешь, что ваши с Бабушкой замыслы опасны, и хочешь отослать меня прочь.

— Я хочу, чтобы ты была в безопасности, — слегка поправила её Роуз.

Разволновавшись, Карисса снова обняла мать:

— Ты правда сможешь доказать, что он невиновен?

— Смогу.

— А если не получится? — настаивала её дочь.

— Тогда я сделаю всё, что потребуется, — твёрдо сказала Роуз.

— Всё плохо, так ведь? — спросила Карисса. — Королева тебя арестует?

— До этого не дойдёт, — сказала Роуз. — Помни девиз нашей семьи: Только глупец угрожает тем, кто находится под защитой Торнбера. Всё будет хорошо, обещаю.

Карисса молчала с минуту, а потом задала ещё один вопрос, уткнувшись в плечо матери:

— Им-то хорошо, но кто защитит Торнбера?

Её мать не ответила:

— Иди, собирай вещи.

* * *

У ворот дворца Роуз ждало послание — вызов к Королеве. Роуз поблагодарила посыльного, и повернулась к дочери:

— Иди к Анджеле. Увидимся через несколько недель.

Карисса метнулась вперёд, быстро поцеловав её в щёку:

— А если ты не объявишься через несколько недель?

— Подожди год, потом ищи аудиенции у Короля Николаса. Он задолжал мне пару услуг. Надеюсь, к тому времени этот фурор уляжется. — Она подтолкнула дочь, чтобы та уходила, и развернулась к ней спиной.

Роуз быстро пошла прочь, но всё же услышала озабоченное прощание дочери:

— Я люблю тебя, Мама. Не заставляй меня ждать слишком долго.

«Чёрт побери», — выругалась про себя Роуз. «Всё будет в порядке». Она сосредоточилась на дыхании — это было ключом к её способности не испортить лицо перед визитом к Королеве. Выпрямив спину и расправив плечи, она с величавой грацией прошла по коридорам дворца, всем своим видом показывая, что ей принадлежит каждый дюйм земли, по которой она ступает.

Роуз носила самообладание подобно тому, как воин носит доспехи, и даже шепотки придворных не смогли пошатать её уверенность в себе. Даже когда некоторые из этих шепотков оказывались достаточно громкими, чтобы достичь её чутких ушей. «Хайхор».

Она не потрудилась взглянуть на человека, который это произнёс. Роуз знала про него достаточно, чтобы его погубить, да и про большинство остальных тоже. Их страх перед нею не один год заставлял их держать языки за зубами, но теперь они почуяли запах крови. Она почти могла видеть их перед своим мысленным взором — гончие, собиравшиеся вокруг неё, ждущие возможности свалить её на землю, предвкушая кровавый пир.

Роуз снова услышала в своей памяти голос Кариссы: «Но кто защитит Торнбера?»

Она почувствовала облегчение, когда её провели в маленькую приёмную, где её ждала Ариадна. Налепив на лицо улыбку, Роуз быстро преклонила колено:

— Вы звали меня, Ваше Величество?

— Мы наедине, Роуз. Сегодня не нужно формальностей, — сказала Ариадна. — Я хотела спросить тебя о Мордэкае.

Встав на ноги, Роуз посмотрела Королеве в глаза:

— Он в порядке — пока что.

Ариадна нерешительно продолжила:

— Я слышала, ты его навещала.

— В качестве адвоката, — сказала Роуз, кивая. — Согласно твоему приказанию, больше никто иной его видеть не может.

— Я была вынуждена, Роуз. Лорды…

— Я уже знаю о политической необходимости, Ари. Не нужно оправдываться, — перебила Роуз, тоном своего голоса давая лёгкий намёк о её истинных чувствах на этот счёт.

Ариадна мгновенно это уловила, и дёрнулась будто от пощёчины:

— Я люблю его не меньше других, Роуз. Он — моя семья.

— Кстати, о семье, — сказала Роуз, — как дела у твоего брата, Роланда? Ты, наверное, была рада снова его увидеть. Уверена, что ты очень благодарна твоему родичу за его возвращение. — Скрывать сарказм она не потрудилась.

Королева проигнорировала шпильку:

— Он энергичен как никогда, ему не терпится вернуться домой. Он настаивал на том, чтобы я освободила Мордэкая, чтобы тот мог помочь ему вернуться. Как обычно, свои дела его волнуют больше, чем дела королевства.

— Иногда нам приходится выбирать между ними, — сделала наблюдение Роуз. — И этот выбор редко бывает счастливым.

— Именно, — сказала Ариадна, думая, что Роуз её поняла. — Как он там, внизу? Его хорошо кормят?

— Я бы в этой дыре и бешеного пса не стала бы содержать, — честно сказала Роуз, сверкнув глазами.

Смутившись, Ариадна опустила взгляд:

— Я не знала. Что мы можем…?

— Он не замёрз насмерть, — перебила Роуз. — Я дала ему одеяла. До суда доживёт.

Королева наконец потеряла терпение:

— А чего ты от меня ожидала, Роуз? Ты явно меня почему-то винишь. Что я, по-твоему, должна делать?

— Помочь мне! — резко прошипела Роуз. — Надави на Эйрдэйла, чтобы он дал показания в его защиту. Прикажи ему солгать, если придётся!

— Под присягой? — отозвалась Ариадна, удивляясь. — Эйрдэйл — человек чести. Он на это не пойдёт, даже ради меня.

— Он — прохвост, Ари, — отрезала Роуз. — Как и его отец. Помнишь его? Ты его изгнала за то, что он предал Джеймса? Яблоко от яблони упало недалеко. Пусть он скажет, что убийство совершил один из слуг. Его слова чести хватит, чтобы оправдать Мордэкая.

— И ты готова обречь невиновного человека на казнь за преступление Мордэкая? — сказала Ариадна, не в силах поверить в это.

Роуз хотелось рвать на себе волосы:

— Он невиновен, Ариадна! Клянусь. Тебе что, лживые языки так заморочили голову, что ты не видишь истину? Эйрдэйл был там, чтобы претворить в жизнь заговор с Лимандом. А теперь он использует это в качестве возможности убрать твоего самого сильного сторонника.

Королева похолодела:

— Я не грущу о смерти Лиманда. Он был ужасным человеком. Но я не буду вертеть законом по собственной прихоти, и Мордэкай бы от меня тоже такого не хотел. Он подал мне пример годы тому назад, хотя расплачиваться ему пришлось своими собственными болью и кровью.

— Тогда как ты можешь верить в то, что он отбросил закон прочь и убил Лиманда? — спросила Роуз.

— Потому что я знаю его не хуже, чем ты, — печально ответила Ариадна. — Когда он нашёл ту несчастную захмурышку, он потерял голову, и как бы мне ни хотелось выдать ему медаль за избавление мира от Лиманда, я не могу поставить свои желания выше закона.

— Если бы ты надлежащим образом блюла свой долг, то до этого не дошло бы, — резко сказала Роуз.

Ариадна была поражена:

— Что?

Роуз переступила черту, и знала об этом, но отступать не собиралась:

— Если бы ты разобралась с Лимандом, как полагалось, то Мордэкаю ничего не пришлось бы делать. Он был там в тот день лишь для того, чтобы защитить тебя от заговора, который тот затеял. Если бы ты раскрыла предательство Принца раньше, и лишила бы его головы, то твоему верному вассалу не пришлось бы действовать вместо тебя. Мордэкай отправился туда потому, что мне хватило глупости рассказать ему о тёмном заговоре Лиманда — я не осознавала, что он сразу же бросится туда для собственного расследования.

Лицо Королевы побелело, а затем медленно покраснело, когда в ней разжёгся гнев:

— Ты слишком дерзишь для женщины, чьи собственные мотивы далеко не чисты.

— Ты на что намекаешь? — спросила Роуз, едва не замораживая своим тоном воздух вокруг.

— Почему ты так ради него стараешься, Роуз? Мне он — родня, а тебе?

— Он — настолько же часть моей семьи, как…

— Нет, отнюдь. В том-то и дело, — перебила Ариадна. — Ты что, не понимаешь, что о тебе судачат, Роуз? — сказала Ариадна. — Тирион рассказал мне о твоём вчерашнем продлённом визите. Что ещё, по-твоему, люди могли об этом сказать? Со дня похорон Пенелопы и четырёх месяцев-то не прошло.

Казалось, что цвет глаз Роуз из голубого стал серо-стальным:

— Я не сделала ничего, чего могла бы стыдиться, даже если бы Пенни спросила с меня сегодня. В отличие от кое-кого достаточно глупого, чтобы пригласить в свою кровать волка ещё при живом муже. Ты вообще думала о том, какие мотивы у Тириона?

Ярость королевы была такова, что слова подвели её:

— Вон!

Роуз сделала глубокий реверанс:

— С превеликом удовольствием, Ваше Величество. — Затем она развернулась, и прошагала к двери.

— И чтобы до суда даже духу твоего здесь не было! — крикнула ей вслед Ариадна.

Глава 25

Разум Роуз был в таком состоянии, что она едва осознавала своё окружение на ходу, бездумно двигаясь к двери в свои покои. Глубоко внутри её подсознание заметило некоторую неправильность, но она была слишком зла, чтобы обращать внимание на свои инстинкты.

Она почти дошла до двери, когда осознала то, что должно было стать очевидным сразу. Та часть дворца, где располагались её покои, была недостаточно роскошной для использования зачарованных светильников, в отличие от более густонаселённых частей здания. Здесь всё ещё использовались старомодные масляные лампы в подсвечниках вдоль стен.

Лампы не горели.

Часть коридора, где была расположена её дверь, находилась в глубочайшей тени — настолько тёмной, что Роуз с трудом видела вход в свои покои. Одно это уже вызвало бы тревожный звоночек в её голове, но то, что она допустила серьёзную ошибку, Роуз поняла, услышав шёпот извлекаемой из кожаных ножен стали.

Роуз прыгнула вперёд, зацепилась ступнёй за юбку, и споткнулась. Длинный нож, нацеленный ей между лопаток, прошёл мимо цели, вспоров ткань и кожу у неё на левом плече. Игнорируя боль, она подумала о том, чтобы потянуться к закреплённому на ноге кинжалу, но это было невозможно из-за скомканности платья. Вместо этого она обнажила скрытый в её корсаже маленький кинжал, но было уже слишком поздно.

Убийца не медлил. Как только первый удар прошёл мимо цели, он сместил центр тяжести и пнул ногой вперёд, попав сапогом в боковую часть туловища Роуз, под левой рукой. Она почувствовала щелчок, и внутри неё расцвела боль, а сила удара заставила её упасть на пол. Второй пинок попал ей в живот, выбив воздух из её лёгких и едва не заставив потерять сознание.

Она безнадёжно хватала ртом воздух, пытаясь вдохнуть отказывавшимися работать лёгкими, в то время как убийца перевернул её на спину, и опустился на неё, поставив каждое колено прямо рядом с её руками. Он выглядел одетым во всё чёрное, хотя освещение было настолько тусклым, что его одежда могла быть почти любого цвета.

— Если бы ты не сглупила, то всё уже закончилось бы. Ты бы избавила себя от боли. — Незнакомец сверкнул идеальной улыбкой, наклоняясь ниже. — Но я не в претензии. Мне так больше нравится. С болью веселее.

Теперь у него в руках был более короткий клинок — кинжал с шестидюймовым лезвием воронёной стали, торчавшим из рукоятки. Тщательно приставив его к её правому плечу, он начал давить, проталкивая остриё через кожу, и направляя кончик достаточно высоко, чтобы не задеть лёгкое.

Роуз дёрнулась, лягаясь и извиваясь, пытаясь сбросить его с себя, не в силах кричать — но он весил слишком много. Её охватила агония по мере того, как лезвие проходило над её ключицей, разрезая мягкую ткань, пока не уткнулось в каменный пол под ней. Убийца потянул кинжал обратно с мягкой медлительностью, наблюдая за тем, как Роуз извивается.

Тут её пальцы нащупали на полу рядом с ней что-то холодное. Хлестнув нападающего левой ладонью, она подождала, пока он тот поймал её запястье, чтобы её остановить, после чего ударила правой рукой, вогнав корсажный кинжал ему в бок между рёбер, лишь чуть-чуть промахнувшись мимо сердца.

— Сука! — закричал убийца слегка булькающим голосом. Клинок пробил ему лёгкое.

Резко выдернув кинжал, она снова ударила, на этот раз в живот, прежде чем убийца успел откатиться от неё. Третий и четвёртый удары попали ему лишь по бедру и нижней части ноги.

Роуз начала делать мелкие вдохи, отползая назад, прислоняясь к стене. Воспользовавшись короткой передышкой, она вытащила из ножен на ноге более длинный кинжал, но понимала, что это было тщетным жестом. Убийца был в стоячем положении, и хромал к ней на одной ноге. Он истекал кровью, но в этом и состояла проблема с боями на ножах.

Люди не умирали быстро, если только кому-то не выпадала удача попасть в сердце. Часто победитель в таком бое умирал на минуты или часы позже проигравшего. Роуз не знала, была смертельная рана среди нанесённых ею убийце или нет, но было ясно, что он проживёт достаточно долго, чтобы сделать разницу чисто академической.

Тут дверь в её комнаты открылась, и наружу вышла поджарая фигура.

— Неаккуратно, — тихо сказал Тирион. — Ты — позор своей профессии.

Убийца сделал полшага, а потом стал падать — или, точнее, стали падать куски его тела. Его голова, правая рука и верхняя часть туловища упали в одну сторону, а левая рука и нижняя часть туловища — в другую. Его бёдра и ноги представляли из себя жуткое зрелище, слегка покачнувшись с секунду, прежде чем присоединиться к остальным частям его тела на полу. Стремительно росшая лужа крови начала растекаться во все стороны, грозя промочить платье Роуз.

Встав на колени, Тирион взял Роуз на руки, собрав её кинжалы и положив их ей на колени, прежде чем встать, и отнести её в её покои. Дверь закрылась у него за спиной сама по себе.

Он пронёс её через комнату, и осторожно положил на диван, прежде чем сесть на стул рядом, осторожно обнимая свою голову ладонями:

— Ты не поверишь, что творится с моей головой. Будто кто-то вчера огрел меня дубиной.

Роуз упёрла в него твёрдый взгляд, тихо пачкая кровью подушки. Она не могла бы его отчитать, даже если бы хотела. Она едва могла дышать.

— Не смотри на меня так. Поверь, моей голове больнее, чем тебе, — кисло сказал Тирион. — И мне лучше знать. Я — эксперт в получении колотых ран. — Когда она продолжила на него глазеть, он добавил: — Ты не умираешь. У тебя мелкий порез над одним плечом, аккуратная колотая рана через другое, и сломанное ребро, которое не грозит проткнуть тебе ничего важного. Дай мне минутку прийти в себя. Я проснулся только несколько секунд назад.

Она продолжила сверлить егообвиняющим взглядом, и вскоре он встал на ноги, и отошёл прочь. Роуз с любопытством наблюдала за ним, когда он, спотыкаясь, подошёл к спальне, и зашёл внутрь. Чуть погодя он вернулся с кувшином воды, который она держала там на столе. Тут она его почти простила, думая, что он собирается промыть её раны — но Тирион поднял кувшин, и начал пить, заливая воду себе в горло так, будто умирал от жажды. Когда воды почти не осталось, он поднял кувшин, и вылил остатки себе на голову, напрочь вымочив ковёр у себя под ногами.

Он слегка вздрогнул, затем посмотрел на неё:

— Ладно. Кончай ныть. — Встав на колени рядом с диваном, он поднял руку, и положил палец на край декольте её платья. Секунду спустя она почувствовала, как ткань начал расходиться, и Тирион принялся отделять платье от её тела.

Роуз дёрнулась, пытаясь отстраниться от него, но он надавил на неё второй рукой, и оторвал оставшуюся верхнюю половину её платья.

— Не будь такой ханжой, — сказал он ей. — Будто после вчерашнего тебя можно так легко смутить. — Коснувшись пальцем раны на её плече, он попробовал кровь на вкус, затем снова положил туда палец, и Роуз ощутила, как её раненная плоть начало медленно жечь. Она уже дышала достаточно хорошо, чтобы зашипеть от боли.

Вскоре жжение исчезло, и плечо стало лишь тупо ныть, а Тирион перешёл к порезу над другим её плечом. Она снова почувствовала обжигающую боль, но на этот раз та прошла быстрее.

— Не волнуйся, — сказал ей Тирион. — У меня это очень хорошо получается. Через несколько недель даже шрама почти не останется, но плечо на некоторое время потеряет эластичность. Рекомендую разминать его как можно чаще. — Его рука прошлась вниз по её груди, и свернула вбок, остановившись над её сломанным ребром. — А вот дальше будет больно. Хочешь, я сначала уберу чувствительность?

— А почему ты не сделал этого первым делом? — сказала сквозь сжатые зубы Роуз. — До того, как начал поджигать мне плечи.

Он пожал плечами:

— Как-то в голову не пришло. Делать это для всякой мелочи — слишком сложно.

Её тело окатило странное, холодное чувство, поэтому Роуз предположила, что её ремарка была воспринята как согласие. Тут она почувствовала давление, потом лёгкое тепло, но никакой боли. Минуту спустя Тирион убрал руку:

— Готово, — объявил он. — Блокировку нервов я оставлю, так что ты не будешь чувствовать боль, пока она не пройдёт — где-то через час или два.

— Спасибо, — с некоторой неохотой сказала Роуз.

Глядя на неё сверху вниз, Тирион немного пошарил взглядом по её груди, после чего ткнул одну из грудей пальцем:

— Мне было совсем нетрудно.

Она мгновенно отреагировала, взметнув руку для пощёчины — но её плечо испортило движение, и удар пришёлся ему по плечу, а не по щеке.

— Руки прочь! — приказала она.

Как только он отступил, она прикрылась остатками платья и встала, что оказалось менее трудно, чем ожидалось. После этого она зашла в свою спальню, и захлопнула дверь. Роуз сняла испорченное платье, с сожалением его оглядев. Это было одно из её самых любимых платьев.

Она вытерла остатки не засохшей крови полотенцем, жалея, что не может оттереть остальное в отсутствие воды. «Нет смысла сокрушаться об этом», — подумала она, после чего надела длинное шерстяное платье, бывшее в равной степени тёплым и удобным. Когда она вернулась в гостиную, то обнаружила, что Тирион снова сидит на диване, не беспокоясь о том, что кровь испачкает ему штаны. Он держал у себя на коленях её кинжалы, изучая их.

— Отличная работа, — прокомментировал он. — Их Мордэкай делал?

Роуз кивнула.

— Раньше я их не замечал, — заметил Тирион. — Ножны тоже зачарованы, скрывая магию, пока клинок не будет обнажён. Умно придумано. — Он зло осклабился, глядя на Роуз: — Что ты собиралась с их помощью делать?

Кинжалы были частью её повседневного наряда, она привыкла носить их с тех пор, как достигла совершеннолетия — но Роуз строго ответила:

— Тебя заколоть.

Тирион рассмеялся:

— А ты и впрямь злюка! Но я думаю, что в таком случае ты бы уже это сделала. Возможностей у тебя было вдоволь.

— Дай ещё одну, и увидишь, что произойдёт, — отозвалась Роуз, почему-то сразу почувствовав себя немножко лучше.

Он вернул оружие в ножны, и бросил кинжалы на стол:

— Почему, как ты думаешь, тот малый хотел тебя убить?

Она могла назвать несколько причин. Некоторые из них она уже обдумала и сразу же отбросила. За прошедшие годы она нажила при дворе много врагов — в этом состоял принципиальный недостаток успешной политической карьеры. Эйрдэйл был очевидным подозреваемым, учитывая сложившуюся ситуацию, но она не ожидала того, что у этого бесхребетного червя хватит духу устроить покушение.

«Мне нужно время, чтобы подумать», — пришла ей в голову фрустрированная мысль. Ей нужно было выгнать Тириона из её покоев. Тут ей в голову пришло кое-что:

— Ты сказал, что он — позор своей профессии. Что ты имел ввиду?

Тирион уставился на стол, какое-то время разглядывая её кинжалы, затем ответил:

— Он упустил несколько возможностей. Он допустил оплошность, подбираясь к тебе, а потом начал тебя пинать. Как только ты оказалась в беспомощном положении, он перевернул тебя, чтобы помучить, вместо того, чтобы сразу же прикончить. Что хуже, он даже в этом допустил ошибку. Когда он встал на колени, ему следовало прижать коленями твои руки к полу. Оставив их свободными он допустил самую наиглупейшую из своих ошибок. Сомневаюсь, что он когда-нибудь убивал раньше.

— И ты всё это видел? — резко спросила Роуз.

— Конечно, — ответил Тирион.

Она уставилась на него с открытым ртом:

— Тогда почему ты не вмешался раньше?

Тирион вздохнул:

— Ты недооцениваешь величину моей головной боли. Я очнулся как раз в начале нападения, и мне потребовалось время, чтобы собрать мысли в кучу. — После чего он улыбнулся: — К тому же, я хотел посмотреть, как всё обернётся, прежде чем портить веселье. — Встав, он направился к двери: — Мне нужно принять ванну. Королева меня, наверное, ищет.

— Передавай ей привет, — едко сказала Роуз.

— Без проблем, — сказал Тирион.

— И не забывай о нашем уговоре.

На миг в нём показалась неуверенность, будто он силился что-то вспомнить:

— Кстати, об этом…

Роуз испустила драматичный вдох с притворной досадой:

— Позаботься о том, чтобы крайтэки не вмешивались. В городе будут посторонние с зачарованным оружием. Игнорируй их. Если приговор будет не в нашу пользу, то убедись, что они ничего не сделают, что бы ни случилось.

— Да, эту часть я помню, — нетерпеливо сказал Тирион. — Но прошлая ночь расплывается у меня в голове.

— Одна ночь — только одна, — твёрдо сказала Роуз. — Таков был уговор, и я больше не желаю об этом слышать.

Тирион выглядел озадаченным, но чуть погодя пожал плечами:

— Ладно. Если честно, я удивлён, как далеко ты зашла. Я собирался тебе помочь даже если бы ты не была такой покладистой. — Он подмигнул, и сделал ей воздушный поцелуй.

Роуз подумала было о том, чтобы сказать ему правду, но отбросила эту мысль. Будет лучше, если он будет думать, что получил над ней преимущество. Судя по тому, что она знала об этом человеке, бахвалиться он вряд ли станет, а даже если и так, то она может просто всё отрицать. «К тому же, моя репутация и так уже загублена». Прикинувшись возмущённой, она прорычала:

— Вон. Сейчас же.

Лишь после того, как он совсем ушёл, её начала бить дрожь. Роуз подумала было сделать чаю, но решила, что вино будет более подходящим. Подойдя к одному из шкафов, она вытащила бутылку и, после приложения некоторых усилий, откупорила её. Подумав об Элиз, она понадеялась, что это была не одна из её «особых» бутылок, но Роуз знала, что пожилая женщина была не настолько глупой, чтобы оставить такую вещь в легко доступном месте. Приправленную зельем бутылку она принесла из какого-то тайника в своей комнате.

Роуз выпила первый бокал с неподобающей поспешностью, и налила второй, прежде чем вспомнила, что почти пришло время для визита к Мордэкаю. «Я хочу просто лечь в кровать», — подумала Роуз, чувствуя, как на неё накатывает волна глубокой усталости.

Конечно, для сна было слишком рано, но адреналин и борьба за жизнь начали брать своё. Отпив из бокала, она встала, и подумала было переодеться в более подходящее платье, но потом передумала. Она слишком устала.

Найдя корзину, она засунула туда ещё одно одеяло, прежде чем уйти. Она надеялась, что сможет найти на кухнях что-то хорошее в качестве дополнения.

Глава 26

Когда пришла Роуз, я сидел, закутавшись в одеяла, которые она мне дала. Голод вернулся, но был не таким острым, как прежде, и пребывание в тепле сильно помогало. Моё чувство времени давно исчезло, но у меня сложилось ощущение, что время для посещения почти пришло. Визит Роуз был единственным ярким пятном в моём безрадостном существовании.

Однако тот факт, что с ней что-то было не так, стал очевиден, когда она вошла. Волосы Роуз не были уложены, стекая к её талии подобно дикой, тёмной реке. Ещё немного мне потребовалось, чтобы заметить, что её платье тоже было необычным, будучи из простой шерсти, что совершенно выбивалось из её обычного образа.

Конечно, я уже видел её одетой таким образом, когда они с Грэмом жили у нас, но то было дома. Роуз была щепетильна в отношении своего внешнего вида каждый раз, когда был хоть какой-то шанс быть увиденной посторонними.

— Привет, — поздоровался я с притворным весельем.

Поставив фонарь и корзину, она посмотрела на меня усталым взглядом:

— Голодный?

Ей определённо было плохо, и я задумался, было ли дело лишь в вызванном последними днями стрессом, или случилось что-то более серьёзное. Зная Роуз, спрашивать было бесполезно. Она лишь расскажет сама, либо промолчит, следуя своим принципам.

Я всегда уважал эти принципы, поскольку она никогда — насколько я знал — их не предавала, и она никогда не хранила тайны, которые не нужно было хранить. Если уж на то пошло, я доверял её суждениям больше, чем своим собственным, но это был первый раз, когда я увидел, как что-то влияет на неё настолько явным образом.

Когда она нагнулась, чтобы взять еду из корзины, я услышал сорвавшееся с её губ тихое шипение. Она замерла, а потом согнула колени вместо туловища. Встав на ноги, я подошёл к ней, и положил ладонь ей на плечо:

— Что с тобой случилось?

Она отдёрнулась от моего касания, потеряв равновесие, и упала на бок. Когда она ударилась об пол, я услышал едва сдержанный всхлип, но после этого она ничего не сказала, снова принимая сидячее положение.

— Пожалуйста, Морт, сядь. Я сегодня устала. Мне будет проще, если ты не будешь заставать меня врасплох.

«Врасплох?». Это был не испуг — то была боль. Я был немного туповатым, когда речь шла о женщинах, или, по крайней мере, мне так говорили — но я знал разницу между этими двумя реакциями. Обдумывая имевшиеся у меня варианты, я сел. С игрой в ожидание я был знаком очень хорошо.

Сегодняшний пир состоял из половины очень большого каравая и куска твёрдого сыра. Роуз не было позволено принести нож, поэтому я просто глодал два куска еды по очереди, пока она сидела рядом со мной. Я наблюдал за ней краем глаза, глотая пищу.

Она сидела, тихо сложив ладони перед собой, слегка опустив голову и глядя в пол. Она выглядела задумчивой или, быть может, покорившейся. Мне хотелось ей утешить, но я не знал, как это сделать. Утешения мало что значат, когда звучат в устах смертника.

Дважды моя рука сама по себе поднималась, желая похлопать её по спине, или пригладить ей волосы, но каждый раз я спохватывался, и убирал руку обратно себе на колени. Мы с Роуз дружили уже давно, но несмотря на наши вынужденные в целях выживания обнимашки прошлым вечером, я не имел права касаться её с такой фамильярностью.

Впрочем, это было не совсем верно, как я осознал. Простое касание или даже объятия никогда прежде вызывали неудобства. «Что бы такого с ней ни случилось, ей необходимо свободное пространство», — подумал я. Откусив в очередной раз от хлеба, я завернул его в салфетку, и отложил в сторону вместе с сыром.

— Если ты устала, Роуз, иди домой и отдохни. Тебе не нужно сидеть здесь, со мной. Это место кого угодно в депрессию вгонит, — сказал я ей.

Её лицо повернулось ко мне, и я увидел в её взгляде вымученное отчаяние:

— Они наблюдают за мной, Мордэкай. Гарэс может нас видеть сквозь стену, и, возможно, Коналл тоже. Не уверена, как это работает, — тихо сказала она.

Мой разу мгновенно вернулся к вчерашнему дню. Они нас видели. Наше близкое взаимодействие легко было понять неправильно. Даже я не знал, что об этом думать.

Они что, пустили о ней слухи? Репутация у Роуз всегда была безупречной. Постоянно циркулировавшие при дворе скандалы и сплетни никогда её не касались. Что могли о ней говорить сейчас? «Из-за этого она и выглядит такой убитой?».

— Прости, Роуз. Что бы они ни говорили, это я виноват. Тебе определённо стоит уйти. Я сытый и согретый. Тебе не нужно обо мне волноваться.

Она снова встала, будто собираясь именно так поступить, но в её позе было какое-то напряжение, будто внутри она боролась с собой.

— Ложись, — сказала она чуть погодя.

Я улыбнулся, как я надеялся, ободряющим образом:

— Я же сказал, мне довольно тепло. Не говоря уже о том, что от меня воняет. Не нужно себя мучить.

— Просто… — начала она, затем замолчала. Сделав шаг или два вперёд, она вернулась, прошагав обратно. — Ложись… пожалуйста.

— Роуз, я же сказал, я…

— Не для тебя, Мордэкай… для меня, — сказала она, перебивая меня.

— Но ты сказала, что за нами наблюдают. Ты же не хочешь…

— Мне уже всё равно, — ответила она сдавленным голосом.

Я лёг, и отодвинулся к стене, давая ей как можно больше места. Как и прежде, она легла, проскользнув между моих рук, и приткнувшись к моему животу. На этот раз ей не пришлось приказывать мне класть руку на её живот. Она натянула на нас второе одеяло, и замерла.

Её волосы щекотали мне лицо. Раньше я и не осознавал, насколько их было много. Она всегда держала их заплетёнными и свитыми, но теперь волосы были повсюду. Задрав подбородок, я поднял его над её плечом, чтобы свободно дышать.

— Осторожнее с плечом, — предупредила она. — Оно побаливает.

«Так вот, почему она отдёрнулась», — осознал я.

— Что с ним случилось?

Некоторое время она молчала, но когда я почти отчаялся услышать ответ, она сказала:

— Я слишком себя нагрузила. Спину тоже повредила. Вероятно, потянула мышцу.

Я тихо засмеялся:

— Старость — не радость.

— Нет, не радость, — согласилась она.

Мы тихо лежали несколько минут, прежде чем я наконец спросил:

— Зачем мы это делаем? Что сегодня произошло?

— Пожалуйста, не спрашивай ничего, Мордэкай, — отозвалась она. Затем, минуту спустя, она добавила: — Я просто хочу какое-то время чувствовать себя в безопасности. Совсем ненадолго. Неужели это так плохо с моей стороны?

— Нет, — прошептал я. — Мне хотелось бы знать, как ещё тебе помочь.

— Закрой глаза, — просто сказала она. — Это — не тюремная камера, а какое-то другое место. Другое, лучшее место, и другие, лучшие времена. Притворись, что ты Дориан.

«Дориан? А это ещё что значит?». Я уже остро осознавал шедшее от её тело тепло и мягкое давление, которое её бёдра оказывали на мой… «Не думай об этом! Или она именно это и имела ввиду? Нет, не может быть». Во мне закружился вихрь из желания, вины и смятения. В конце концов я прибег к юмору:

— Сомневаюсь, что Дориан когда-нибудь вонял настолько сильно.

Роуз рассмеялась:

— От доспехов остаётся ужасный запах, — заметила она. — Но, к счастью, обычно он принимал ванну, прежде чем ложиться в кровать.

Она снова сместилась, опять прижимаясь ко мне бёдрами, и сегодня я уже был не наполовину замёрзшим. Как я ни старался, в нижней части моего тело начало подниматься давление, и я с ужасом подумал о том, что скоро Роуз заметит мою физическую реакцию. Я слегка отстранился, пытаясь создать немного свободного места между нею и моим мятежным солдатом.

— Обними меня крепче, Морт, — надавила она.

— Слушай, Роуз, я не хочу смущать себя, или тебя, но…

Она легко рассмеялась:

— Когда я сказала тебе притвориться Дорианом, я не имела ввиду настолько буквально.

Моё лицо запылало от стыда.

— Я имела ввиду, что его было так легко смутить, — добавила Роуз. — Я — женщина, Морт. Обними меня как женщину.

Тут во мне что-то сорвалось. Мои руки сжались, притягивая её поближе ко мне, и я плотно прижался к ней своим телом. Мне уже было всё равно, что она заметит моё состояние. Я хотел, чтобы она его заметила. Я позаботился о том, чтобы она могла меня ощущать. Слегка повернув голову, я вдохнул запах её шеи. Я хотел её, но в действиях только этим и ограничился.

Это было невысказанным объявлением желания, а когда я слегка расслабился, её рука скользнула назад, схватив меня за бёдра, заставляя меня прижаться сильнее. Я послушался, и в моём горле зарокотал низкий рык.

Я почти лишился рассудка, и моей руке отчаянно хотелось опуститься ниже, задрать её юбки, и убрать разделявшие нас слои ткани — но я держался. Вместо этого я исследовал ладонью очертания её бедра и верхней части ноги, её мягкого живота, а потом её груди. Донёсшееся в ответ мягкое мурлыканье лишь распалило мою страсть.

Так мы и пролежали остаток её визита вместе, обнимая друг друга, прижимаясь друг к другу телами подобно фрустрированным подросткам. Мы не осмелились делать что-то большее. Мы не целовались, не говорили — не было никаких заявлений о любви или похоти. Строго говоря, никто из нас не сделал ничего неправильного. Мы оставались в одежде, наши тела не совокуплялись, разделённые тканью — но в наших сердцах мы отказались от всех иллюзий благопристойности.

Я всего лишь обнимал её — наиболее похотливым из всех возможных способов.

Причина, почему мы не сделали ничего большего, была бы тайной для любого незнакомого наблюдателя, поскольку было ясно видно, что нам хотелось. Но мы точно знали, почему мы удерживались друг от друга. Пенни и Дориан. Нас удерживала вина. Вина не давала мне её целовать. В конце концов мы могли лишь выразить своё физическое желание, не выражая его в действиях до конца.

Когда наше время почти вышло, Роуз выпуталась из моих объятий, и мы молча сидели, держась за руки. Слов не было.

Мы бездумно глядели вдаль, боясь смотреть друг другу в глаза. Боясь увидеть стыд и вину, которые побудили друг в друге. Боясь чувства, причины, лежавшей за нашей виной.

Потом стена наконец растаяла, и Роуз забрала корзину и фонарь. На ушла, не сказав ни слова, а моё горло отказывалось открываться достаточно, чтобы попрощаться.

Тьма вернулась, и я сидел в ней. Думая о прошлом, о Пенни.

Глава 27

Линаралла бежала так быстро, как её только могли нести её длинные ноги, и тянула за собой заклинательное плетение, удерживавшее Айрин. Надетое на ней платье сковывало её движения, поэтому она отрезала всю ткань ниже бёдер. Её тело было сильным, поджарым и гибким. Дети Ши'Хар рождались идеальными физически — как по форме, так и по потенциалу. Если бы она тренировалась на атлета, то достигла бы исключительных результатов, и могла бы состязаться с лучшими бегунами людей.

Но она никогда не подвергала себя сильным физическим нагрузкам. Линаралла была вынуждена полагаться лишь на собственную выносливость, которой она обладала вопреки своему относительно малоподвижному образу жизни.

Пока что она убила лишь одного великана, использовав подобное кнуту заклинательное плетение, аккуратно отрезавшее ему ногу, позволив ей обежать чудовище. Остальные быстро устремились в погоню за ней. Сил на это ушло не слишком много, но мысленные подсчёты заставили её усомниться в том, что остальных будет прикончить так же легко.

Донёсшиеся издалека громкое пыхтение и возгласы предупредили её, что преследователи были не одни, укрепив её решение бежать, а не сражаться. Не до конца понимая, почему, она на миг метнулась вправо. Причина стала ясна, когда массивная дубина, которую метнул один из преследователей, пролетела слева от неё.

«Дар воина», — осознала она, узнав случившееся. То было проявление дара Иллэниэлов, часто встречавшееся среди бойцов-крайтэков, и несколько реже — среди самих детей Ши'Хар. Раньше она его не чувствовала.

На миг она пожалела, что дар не пришёл к ней во время тренировок с Тирионом, но чуть погодя она поняла, почему этого не случилось. Он действовал лишь при реальной опасности, что делало его бесполезным для тренировок и учебных боёв.

Магический взор показывал ей, что преследователи быстро догоняли её. Их гораздо более широкие шаги не оставляли ей никаких шансов обогнать их — лишь значительная масса не позволяла им разогнаться достаточно быстро, чтобы успеть догнать Линараллу.

Снова воспользовавшись силой, она укрепила свои ноги, но лишь слегка. Она не практиковалась в беге с увеличенной скоростью, и в данной ситуации попытки прыгнуть выше головы создавали риск падения. Линаралла не была ни особо могучим магом, ни хитрым воином, но и дурой она тоже не была.

«Смерть приходит с первой же ошибкой», — говорил ей Тирион. «Будь осторожна, и позволь врагу дать тебе победу самостоятельно».

Однако он не имел ввиду сидеть без дела, пока кто-то пытается её убить. Это она понимала достаточно хорошо. Главным было дать врагу достаточно возможностей проиграть.

Открытая дорога была для неё смерти подобна. Великаны могли бегать быстрее её, и она чувствовала приближение других преследователей впереди. Метнувшись в сторону, она прыгнула через высокую траву в деревья слева.

Её преследователи не могли менять направление так же быстро, а оказавшись в лесу, начали натыкаться на деревья и кусты, преграждавшие им путь. Ринувшись через заросли напролом, несколько великанов сами себя оглушили, врезавшись в стволы, оказавшиеся достаточно крепкими, чтобы их остановить. Остальные стали проламываться через мелкие деревца и подлесок.

Это их замедлило, и Линаралла поднажала, увеличивая отрыв. Она летела вперёд на тонких ногах, перепрыгивая упавшие стволы деревьев и пригибаясь под низко висевшими ветвями и лозами, а её серебряные волосы струились вслед за ней подобно лунному свету. Несмотря на опасность, несмотря на страх, она почувствовала новую эмоцию: восторг оленя, ускользающего от охотника.

Примечая расположение преследователей, она бежала по лесам и долам, по открытым долинам и через густые рощи деревьев. Враги были повсюду, но коснуться её не могли.

Миновала очередная миля, и сердце гулко стучало в ушах Линараллы, а дыхание стало тяжелее — но усталость всё никак не брала своё. Добравшись до ручья, она влила в ноги ещё силы, и перепрыгнула его одним махом. Приземлилась она чуть менее чем идеально, поскольку на противоположном береге её встретил усыпанный шипами куст, оставивший на её коже длинные царапины — но из-за адреналина она едва это почувствовала. Снова вскочив, она продолжила бежать, а ветер размазывал капельки крови в алые линии на её коже.

Она уже почти перестала волноваться о возможной смерти. Ей хватало вызванного погоней возбуждения, радости от бега. Она не могла остановиться — Линаралле хотелось бежать, пока сердце не разорвётся.

Всё это время она тянула за собой Айрин — сестра плыла вслед за ней подобно семени одуванчика. Девушка снова потеряла сознание, и Линаралла надеялась, что та всё ещё жива, но не могла выкроить внимание на то, чтобы проверить, что её сердце всё ещё бьётся.

Несколько миль спустя лес резко закончился, сменившись широким полем, окружавшим высившийся в нескольких сотнях ярдов впереди Замок Ланкастер.

На миг Линаралла почувствовала облегчение, но затем её охватило отчаяние. Открытое пространство было слишком широким. Она без всякой надежды побежала вперёд, зная, что не успеет добраться до замка раньше, чем её догонят.

Она всё равно попыталась. Влив остатки силы в мышцы ног, она побежала через поле — трава хлестала её бёдра, а ступни отбивали по мягкой земле неистовый ритм. Её лёгкие горели, а рот широко раскрылся в попытке втянуть побольше воздуха для поддержания бега — но этого было недостаточно.

Позади из леса уже показались четверо великанов, и в отсутствие деревьев и иных замедляющих препятствий они начали быстро набирать скорость. Бег зигзагами мог бы помочь, если бы преследователь был один, но они рассредоточились, ожидая, что она наткнётся на одного из них, если попытается уйти в сторону.

«Далеко. Слишком далеко». В отчаянии, она поставила всё на последнюю надежду. Перекрыв течение эйсара в ноги, она использовала его, чтобы толкнуть Айрин, заставив сплетённые из заклинаний носилки метнуться вперёд, скользя в нескольких футах над землёй. Может, они успеют долететь до замка по инерции. Если кто-то наблюдает, то сможет спасти её сестру.

Лишившись подпитки энергией, Линаралла споткнулась. Она почувствовала опасность, но избегнуть её не смогла. Падая на землю, она так и не закончила падение. Её схватила массивная рука, вывихнув плечо и травмировав шею из-за резкой смены направления движения. Мир крутанулся вокруг неё, а когда её зрение снова сфокусировалось, она уже висела вверх тормашками.

Великан держал её за ногу. Вторая нога странно свисала вбок, создавая болезненное напряжение в бёдрах и спине. Тварь втянула широкими ноздрями воздух, после чего поднесла Линараллу к своему рту, и провела широким языком по её спине и ногам, пробуя на вкус пот и кровь на её коже. Затем чудище широко раскрыло рот, чтобы откусить кусок покрупнее.

Вспыхнул красный свет, и голова существа внезапно исчезла. Ладонь разжалась, и Линаралла снова упала, но сильные руки поймали её.

— Она в порядке? — послышался крик Керэн — она стояла позади Грэма и Алиссы, и с её пальцев лениво струился дымок.

Трое других великанов были удивлены внезапным появлением новых людей, но медлить не стали. Дубины размером с древесные стволы обрушились с такой силой, что размазали бы четырёх людей по земле. Грэм продолжал держать Линаралла, а Алисса подняла копьё, но они знали, что остановить грядущее не в силах.

Лёжа у Грэма на руках, Линаралла посмотрела вверх, и увидела, как их окружил щит Керэн; когда дубины ударились в него, они остановились, послав по магии такую сильную вибрацию, что Керэн едва не сбило на землю. Не теряя времени, Грэм развернулся, и уложил Линараллу Керэн под ноги, после чего произнёс слово, призывая Шип.

— Верни её, — быстро сказал он, после чего, кивнув, они с Алиссой развернулись к великанам.

Керэн нагнулась, положив руку Линаралле на лоб, и они переместились на стены Замка Ланкастер. Мэттью стоял в нескольких футах от них.

— Надо было меня взять! — крикнул он.

— Ты был слишком далеко, — рявкнула Керэн. — Если бы я промедлила, она бы умерла. — Затем она снова исчезла, оставив Линараллу с Мэттью.

Мэттью встал рядом с ней на колени, и осмотрел её раны. Прежде чем он успел заняться её плечом, Керэн снова появилась, на этот раз с Айрин на руках. Она покачнулась под весом девушки, поскольку они были почти одного размера.

Линаралла почувствовала растёкшееся по плечу онемение, а потом услышала щелчок, когда её рука была вправлена на место.

— Остальное — мелочи, — сказал Мэттью, поднимая взгляд на Керэн. — Перенеси меня к ним.

Керэн покачала головой:

— А что Айрин? Я не вижу, что с ней не так.

— Перегорела, — пробормотала Линаралла. — Слишком перенапряглась, открывая границу.

Мэттью поморщился:

— Когда очнётся, ей будет плохо. — Затем он посмотрел наружу, где Грэм и Алисса танцевали широким кругом друг вокруг друга — его двуручник и её копьё обезвреживали массивных противников одного за другим.

Люди были в броне, но это едва ли имело значение. Дубины великанов были настолько большими, что попавший в цель удар в любом случае скорее всего стал бы смертельным.

Керэн шагнула к Мэттью, небрежно приобняв его за талию:

— Видишь, у них всё хорошо.

— Ненадолго, — пробормотал Мэтт. — Из леса с обеих сторон сейчас ещё повалят. Нам нужно вернуться.

— Куда тебя? — спросила Керэн.

— В двадцати футах позади них, с нашей стороны, — мгновенно ответил Мэттью. — Убей того, что ближе всего к нам — мне нужно несколько секунд. С остальными я справлюсь.

— Сначала расплатись с перевозчиком, — твёрдо заявила Керэн.

Мэттью был слегка ошарашен. Бросив взгляд вниз, он посмотрел на Линараллу:

— Мы не одни. Просто перенеси нас вниз!

Керэн отрицательно покачала головой, затем задрала подбородок, вытянув губы.

— Вот же психованная! — выругался Мэттью, но поддался. Быстро наклонившись, он поцеловал её в губы — и они исчезли.

Снова оказавшись на поле, Керэн убила ближайшего великана несколькими резкими ударами чистой силы, пробив его большое пузо и заставив упасть на колени. Мэттью поднял свою металлическую руку, и призвал созданные им месяцы тому назад зачарованные металлические треугольники. Те поднялись перед ним в воздух — вращающиеся чёрные железки будто расширялись, когда из них вовне потянулись межпространственные плоскости, создавая размытое смертоносное поле, которое было способно разрубить что угодно.

Мэттью махнул руками прочь от себя, и два диска разделились, полетев вперёд, пересекли отделявшее их от врагов расстояние с разных сторон, и завернули обратно, рубя противников. Зачарованное оружие вилось туда-сюда, ведомое его волей. Треугольники проходили через врагов, оружие и всё, что попадалось на пути, будто сквозь воздух.

Великаны умирали, и хотя к ним приходило подкрепление, смертоносные атаки Мэттью разили их быстрее, чем они успевали добраться до замка. Те, кто остался сражаться против Алиссы и Грэма, оказались изолированы, и двое воинов с почти небрежной увлечённостью порубили их на куски. Несколько минут спустя последние из прибывших великанов увидели, что дело плохо, и повернули назад, спасаясь бегством.

Мэттью позволил им убежать. Он призвал обратно свои клинки, а когда они вернулись, смертоносные силовые плоскости исчезли, оставив два металлических треугольника совершенно невредимыми — на них не было даже следов крови, которые могли бы свидетельствовать об их недавнем летальном труде. Треугольники опустились на его кулак — и исчезли.

Грэм и Алисса не спеша подошли к ним, широко улыбаясь, с румянящимися от боя лицами. Они всё время смотрели друг на друга, отчего Мэттью с лёгким отвращением закатил глаза. По его мнению, эта парочка наслаждалась боем — и друг другом — слишком уж сильно.

— Идём, Сэр Срезатель и Дама^[63] Добивательница. Возвращаемся в замок, — сказала Керэн.

Алисса хмуро глянула на неё:

— Я — не дама. — В то время как Грэм начал краснеть.

— Мне казалось это подходящим. Разве «дама» — это не синоним слова «женщина»? — спросила Керэн.

Мэттью пытался взглядом приказать ей остановиться, но теперь наклонился вперёд, и прошептал ей на ухо:

— В этом мире «дама» является рангом, как «рыцарь». Этим почётным титулом также называют жену рыцаря.

Лицо Керэн осветило веселье:

— Так она подумала, что я предлагаю им пожениться?

— Не думаю, что она восприняла это именно так, — сказал Мэтт. — Она подумала, что ты посчитала её достойной звания рыцаря, но судя по тому, как покраснел Грэм, он скорее всего понял твои слова другим образом.

— О. — Керэн протянула остальным руки, предлагая им встать в круг, чтобы она могла телепортировать их всех вместе. Когда все столпились лицом друг к другу, она посмотрела прямо на Сэра Грэма:

— Ты же скоро на ней женишься, верно?

Грэм был ошарашен, и начал заикаться:

— Я не… мы не… когда… не спрашивал… пока что.

К тому времени, как он закончил, они снова стояли на стене. Мэттью поднял Айрин на руки, а Керэн левитировала Линараллу, и они вместе отнесли девушек вниз, во двор, а потом — в донжон, оставив двоих воинов дальше охранять стены.

Пока они шли, Керэн снова подняла эту тему:

— Ему правда следует поскорее на ней жениться.

— А ты не могла бы оставить эту тему? — проворчал Мэттью, тревожась больше, чем ему, наверное, полагалось.

Керэн покосилась на него:

— Уверена, ты слышал, что они вытворяли ночью. Если он не женится на ней поскорее, то у него в итоге будет shotgun wedding^[64].

Мэттью отказался это комментировать, но парившая рядом с ней Линаралла с любопытством спросила:

— А что такое shotgun?

Керэн некоторое время объясняла как про оружие, так и про смысл этой фразы. Когда она закончила, Линаралла понятливо кивнула:

— По-моему, она ещё пока не беременна. — Затем добавила: — Вы с Мэттью в последнее время много бывали наедине. У вас тоже будет shotgun wedding?

Мэттью зашагал быстрее, оставив их позади.

— Я сказала что-то не то? — спросила Ши'Хар.

Керэн улыбнулась:

— Нет. Ты правильно использовала ту фразу. Но не волнуйся. Мы проявляли осторожность.

— Что значит «осторожность» в этом контексте? Неужели в процессе можно пораниться?

В кои-то веки вопрос застал Керэн врасплох:

— Это значит, что он… мы… — она замолкла, покраснев в попытках объяснить.

* * *

— Чего-чего ты сказала? — удивлённо спросил Мэттью.

— Вашего отца арестовали за убийство Принца Лиманда, — повторила Линаралла. Она лежала на кровати в одной из гостевых комнат Замка Ланкастер. О её мелких ранах уже позаботились, но утомление из её тела никуда не делось.

— Это невозможно, — возразил Мэттью.

— Именно таковы были обвинения, — без всякого выражения сказала Линаралла. — Леди Роуз послала меня, чтобы сказать тебе об этом. Она хочет, чтобы Керэн вернулась в столицу.

— Только Керэн? — озадаченно спросил он. — Объясни, что происходит.

Это был тот случай, когда терпение и буквальная природа Линараллы являлись преимуществом — она тщательно и подробно объяснила всё, что знала. Благодаря идеальной памяти она смогла воспроизвести события у себя в голове, и выдать Мэттью объяснения и послание Роуз слово в слово.

— И она хочет, чтобы Мойра держалась от города подальше, — пробормотал Мэттью, обдумывая услышанное. — Вижу, почему это может иметь смысл. Послав тебя и Айрин сюда, она также помогла уберечь вас от возможной опасности.

— Как думаешь, зачем я ей? — задумалась Керэн.

Мэтт мрачно улыбнулся:

— Это легко. Твой дар делает тебя идеальным способом переправить сбежавшего пленника в безопасное место. Боюсь, что в Албамарл тебе придётся отправиться одной. Встретишься с Роуз, и будешь делать всё, что она скажет.

— А ты почему не можешь пойти? — спросила Керэн.

— Кто-то должен быть здесь, чтобы открыть тебе дорогу, когда будет возвращаться. Я встану лагерем в месте, где мы впервые вошли, пока ты не объявишься с ней и с Отцом.

Керэн нахмурилась:

— Посреди глухомани? Зачем?

— А где ещё лучше всего спрятать заключённого от Королевы? — спросил Мэттью, прежде чем ответить на собственный вопрос: — В замке, который запрятан в скрытом измерении. Здесь его никто не достанет, а даже если Роланд вернётся, сестре он его не выдаст.

Керэн вроде было как-то не по себе:

— И как долго, по-твоему, мы сможем продолжать здесь держаться? Прошлой ночью пауков было много, как никогда.

— Пауков? — спросила Линаралла.

— Больших, — с чувством сказала Керэн.

— С тех пор, как мы сюда прибыли, они объявляются каждую ночь, пытаясь перебраться через стены, — объяснил Мэттью.

— У меня кошмары от одной лишь мысли о том, что будет, если один из них просочится, — добавила Керэн. — А мы не можем просто забрать его обратно в Уошбрук? Даже если в замке жить нельзя, ты сказал, что защитные чары достаточно крепки, чтобы выстоять против кого угодно.

— Если он попытается там спрятаться, они возьмут город в осаду. В конце концов люди начнут голодать, и это ещё если не учитывать урон, который будет нанесён фермерам и жителям окрестностей. Даже если мы каким-то образом добьёмся успеха, это выльется в гражданскую войну. Сомневаюсь, что мой отец одобрит такие потери, — объяснил Мэттью. — Здесь — идеальное место, чтобы избежать таких проблем.

— А что насчёт местных жителей? — напомнила Керэн. — Мы защищали их до возвращения Роланда. Они-то сами хотят тут остаться, или нам следует попробовать попытаться отправить их обратно в Лосайон?

Мэттью принял задумчивый вид, но вскоре ответил:

— Мы можем дать им выбор, если до этого дойдёт. Пока что я буду держать это при себе.

— А что насчёт меня? — спросила Линаралла.

Керэн бросила на неё строгий взгляд:

— Ты будешь в кровати, пока не поправишься.

— Мои раны незначительны, — сказала Линаралла. — Через день-другой я поправлюсь.

— А Айрин — нет, — твёрдо сказал Мэттью. — Она слегла на пару недель, как минимум. Ты можешь оставаться здесь с ней, и помогать нам защищать замок, пока Керэн здесь не будет.

— Как скоро мне отправляться? — спросила Керэн.

— Сейчас же, — отозвался Мэттью.

Она не выглядела довольной:

— Тебе, похоже, не терпится от меня избавиться.

— Ты же знаешь, что это не так.

Керэн вздохнула:

— Ладно. — Она протянула руку: — Тебе придётся открыть для меня границу.

Он кивнул:

— Когда уйдёшь, я начну ждать тебя с завтрашнего дня. Я буду там лишь по утрам и после обеда. Ночью я буду возвращаться сюда, помогать отбиваться от пауков, так что если ты освободишь его в какое-то другое время, то подождите где-нибудь в другом месте, пока не будете знать точно, что я здесь.

— Ладно, — сказала Керэн, затем закрыла глаза, и задрала подбородок.

Мэтт бросил взгляд на Линараллу:

— Ну вот, опять.

Приоткрыв глаз, Керэн уставилась на него:

— Ты должен расплатиться с перевозчиком.

— В этот раз ты отправляешься сама. Я с тобой иду только границу открывать. Почему я должен платить?

— Это же ради твоей семьи, — настаивала Керэн.

Мэттью сердито выдохнул:

— Ладно. — Взяв её за руку, он потащил её в коридор: — Если ты ведёшь себя как ребёнок, то лучше в коридоре. — Убедившись, что они одни, он крепко её поцеловал, и они исчезли.

Глава 28

Чад и Сайхан вернулись в «Зелёный Пони» ближе к вечеру. Послеобеденные часы они потратили, забирая оружие, и набивая руку в стрельбе.

Когда они оказались в комнате, которую они сняли на двоих, наедине, Сайхан в очередной раз пожаловался на свой лук:

— Слишком лёгкий.

Чад нахмурился:

— Вес натяжения — почти сотня фунтов. Тяжелее ты не найдёшь, если только не хочешь ждать полгода, пока тебе сделают заказной боевой лук. К тому же, с такого проще целиться, чем из какого-то монстра.

Меткость здоровяка его впечатлила. Навыки стрельбы Сайхана были более чем приемлемыми, но мастером-лучником он не являлся. Чад решил, что его друг мог сделать один или два прицельных выстрела, прежде чем вызванный боем хаос заставит его сменить тактику. Более тяжёлый лук лишь замедлит его.

— Просто не промахнись первым выстрелом, — напомнил ему охотник. — Дальше я сам. Тебе надо будет не дать стражникам до меня добраться, когда начнётся свистопляска.

— Не нужно повторяться, — сказал Сайхан. — Я бы предпочёл услышать практичный метод отхода.

— Нет его у меня, — признался Чад. — В нынешней ситуации, эта миссия — самоубийство. Однако наш контакт оставил мне внизу записку. Судя по всему, наша «наниматель» нашла эксперта, и хочет, чтобы мы с ним встретились — этот человек сможет вытащить нас, даже если за нашими волосатыми задницами будет гнаться орда разгневанных магов.

— Сомнительно, что такой человек может существовать, — сделал наблюдение Сайхан, — если крайтэки Тириона в городе везде. Учитывая Коналла и двух архимагов в охране, и Королевскую Стражу, в которую почти наверняка будет входить Сэр Харолд… — он замолк. — Если у тебя есть дорогие тебе люди, позаботься оставить им длинное письмо.

Чад поморщился:

— Большинство из них — наши друзья, или друзья Морта, по крайней мере. И всё не так уж плохо. Некоторые из них могут замереть, или вообще отказаться что-то предпринимать.

— Гарэс и Тирион не замрут, — парировал Сайхан. — Они оба — убийцы, и крайтэки Тириона созданы для битвы. Даже если остальные ничего не будут делать, надежды у нас мало. Наш первый удар должен всё решить.

— То есть, бить насмерть, — сказал охотник.

Рослый воин кивнул:

— Наша нанимательница очень умна, но она — не воин. Сострадание затмило ей разум. Если будем следовать её плану буквально, то умрём.

— Ну, мы всё равно наверняка умрём, или пожалеем, что не умерли.

— В таком случае, мы хотя бы устраним некоторых наиболее опасных конкурентов Мордэкая. Что бы ни случилось потом, его положение укрепится, — сказал Сайхан, холодно сверкнув взглядом.

Чад вздохнул. Он был согласен с Сэром Сайханом, но знал, что будет нелегко убить человека, вместе с которым он не так уж и давно пил. Он мог это сделать, но это было ему не по нраву.

— Ладно, кого из них ты хочешь?

Сайхан ответил, и Чад Грэйсон улыбнулся:

— Мне было бы неприятно его убивать. Значит, на меня остаётся тот, которого я и так терпеть не могу, этого самодовольного ублюдка. — Он решил про себя: что бы ни случилось, Пенни бы одобрила его цель, где бы она там, за гранью, ни была.

* * *

Тем вечером они встретились со своим третьим сообщником — человеком, который якобы мог помочь им сбежать после свершения их грязных дел.

Подсевший к ним за стол седобородый мужчина был олицетворением понятия «старикан». Чад вздрогнул, и переглянулся с Сайханом. Старик был таким тощим и хилым, что было больно просто смотреть на то, как он опускается на стул напротив них.

Незнакомец осклабился, продемонстрировав улыбку, в которой не хватало зубов:

— Вы, мальчики, выглядите способными. Слышал я, вы планируете беспорядки нарушать! — Его голос был полон странного энтузиазма.

Встревожившись, Чад подался вперёд, и положил ладонь на предплечье старика:

— Слушай, нам не следует говорить о таких вещах у всех на виду.

Старик поспешно огляделся, потом ответил заговорщицким шёпотом:

— А, да! Конечно. Надо удалиться в какое-нибудь тихое место, чтобы планировать побег из тюрьмы.

— Ш-ш-ш! — предостерёг Чад, зыркая на старика. — Заткнись, ты, чокнутый старикашка. — Даже поведение у старика было подозрительным. Другие посетители начали поглядывать в сторону их стола, чуя, что творилось что-тоинтересное.

Старик хихикнул:

— Молчу, молчу. — Он закрыл рот, но его взгляд метался от одного собеседника к другому с восхищённым энтузиазмом, от которого Чаду захотелось потянуться к ножу. Было ясно, что Манфрэд сошёл с ума, посылая им сидевшего напротив них выжившего из ума старика.

Чад встретился взглядом с Сайханом, и тот кивнул. Спокойно произнося слова, Чад предложил:

— Почему бы нам не пройтись? Я знаю место, которое лучше подходит для разговоров. — Оставив на столе несколько монет, он встал. Остальные последовали его примеру.

Рэйнджер повёл спутников длинным, извилистым путём, пока не нашёл тихий, тёмный переулок, где их вряд ли кто-то мог бы увидеть. Сайхан уловил намёк, и встал позади незнакомца, когда Чад развернулся, и вытащил из ножен свой длинный нож:

— Прости, старик, но мне придётся оборвать твою с нами работу.

Глаза старика расширились от шока, и тут он исчез.

Чад моргнул. Старик не метнулся в сторону, он вообще вроде не двигался. Он просто исчез, будто его никогда там и не было.

— Какого чёрта?

Сайхан отреагировал более прямым образом. Он без колебаний шагнул вперёд, и ударил кулаком. Его рука с чем-то соприкоснулась. Секунду спустя старик снова появился, лёжа на земле — ему явно было больно.

Протянув руку назад, старик потёр спину:

— По почкам попал, придурок! — Однако голос до них донёсся отнюдь не старческий — то был голос молодой женщины, причём знакомый.

— Элэйн? — осведомился Чад.

— А кем ещё я могла быть? — гневно ответила она.

Убрав нож, Чад взволнованно провёл пальцами через волосы:

— Не знаю? Кем угодно, вот что я думал!

Сайхан хохотнул, затем нагнулся, чтобы помочь старику встать:

— Ты рисковала, Элэйн. Если бы я не подумал, что это можешь быть ты, то твои почки ощутили бы мой клинок, а не мои костяшки.

— Ты знал, что это я? — недоверчиво спросила она. Выражение лица Чада было таким же не верящим.

Опытный рыцарь кивнул, и постучал себя по носу:

— Ты очень приятно пахла. Очень немногие старики моют волосы с лавандой.

— Ты узнал меня по запаху?

Сайхан покачал головой:

— Нет, я просто знал, что ты не была стариком. Это значило, что скорее всего это могла быть либо ты, либо твой брат.

— Но ты всё равно врезал мне так, что, полагаю, будет крупный синяк, — огрызнулась она.

Рослый воин пожал плечами:

— Если бы я думал, что ты — враг, то бил бы насмерть. Надо было убедиться.

Чад нервно огляделся:

— Надо валить с улицы.

Вскоре они вернулись в их комнату на верхнем этаже «Зелёного Пони». Элэйн сняла с себя иллюзию, и села на кровати, продолжая потирать спину:

— Вы же знали, что должны были встретиться с другом. Зачем вам было вести друга в переулок и избивать?

Сайхан лишь пожал плечами с лёгкой улыбкой на губах, но Чад высказался более красноречиво:

— Потому что ты вела себя как дура! Нам потребовалось только десять секунд, чтобы решить, что из-за тебя нас убьют, и что надо сначала о тебе позаботиться. К тому же, мы не собирались встречаться там с другом. В таких делах друзей не бывает.

— Вы собирались меня убить? — возмущённо выпалила Элэйн.

— Он собирался, — сказал Сайхан. — Я попридержал решение до тех пор, пока мы не узнаем, кем ты была на самом деле.

Её глаза расширились:

— Значит, если бы это действительно был незнакомец, вы бы его просто убили? Просто вот так?

Мужчины на секунду встретились взглядами, после чего Чад ответил:

— Ну, в общем-то да.

— Это же просто неправильно! — пролепетала она.

Чад наклонился ближе:

— Нет. Входить в бар и вякать про беспорядки — вот, что неправильно. Никакой себя уважающий преступник так не говорит. Так и бывает, когда начитаешься этих твоих чёртовых романов.

Элэйн отказывалась смотреть на него. Сайхан решил вернуться к более практичным вопросам:

— Меня больше заботит то, что твоя иллюзия могла привлечь внимание наблюдателей из числа крайтэков. Они наверняка заметили, что ты использовала магию.

— Ясно, что ты не разбираешься, — едко заметила Элэйн. — Для нормального волшебника это было бы верно, но я — Прэйсиан.

— Ты не пользовалась невидимостью, — без всякого выражения сказал Сайхан.

— Наш дар гораздо более разносторонний. Моя иллюзия была магический, да, но я накрыла её избирательной невидимостью, чтобы скрыть эйсар от магического взора. Прэйсиан может одурачить кого угодно, при должном умении.

Чад явно обрадовался. Он посмотрел на Сайхана:

— Ты знаешь, что это значит?

Элэйн ответила первой:

— Что ты — болван?

Охотник ей подмигнул:

— Это даже не обсуждается, дорогуша. Но я собирался сказать, что это значит, что нам не обязательно умирать.

Молодая женщина одарила их обоих страдальческим взглядом:

— Именно для этого я и здесь. Какие же вы твердолобые?

— Такие, что ввязались в эту авантюру вместе с тобой, — отозвался Чад.

Странное дело, но Сайхан обнаружил, что в ходе обсуждения их планов он был вынужден действовать в качестве буфера между этой парочкой. Для него эта роль была необычна, но он взялся за неё с обычной для него бесстрастной уверенностью в себе. Они описали Элэйн наброски своего плана, и уговорились снова встретиться с ней на следующий день, чтобы пройтись по местности. У неё было несколько идей, которые не приходили ни одному из них в голову — в основном потому, что без волшебника они были невыполнимы.

По мере хода обсуждения, Сайхан обнаружил, что всё больше уверяется в том, что они могут выжить, но не стал возлагать на это свои надежды. «Смерть всегда рядом», — напомнил он себе. Думая о дочери, он надеялся, что смерть не настолько близко. Они совсем мало времени провели вместе.

— Когда суд? — спросила Элэйн, прервав размышления Сайхана.

— Послезавтра, — дал ответ здоровяк.

— Мне надо встретиться с Роуз этим вечером, — проинформировала она их. — У неё для меня есть ещё какое-то дело. Тогда же я и объясню ей наш план.

— Мы называем её «работодателем», — проворчал Чад.

Элэйн зыркнула на него:

— Мы все знаем, кто она. В чём смысл? — Охотник действительно начинал её доставать.

— На случай, если нас подслушивают, — объяснил Чад таким тоном, будто разговаривает с маленьким и, возможно, очень тупым ребёнком. — В худшем случае, нас обнаружат, но хотя бы её не раскроют.

— Я наложила уорд на эту комнату, чтобы никто не подслушал, — резко сказала Элэйн.

Сайхан снова подал голос:

— Крайтэки могут…

Элэйн оборвала его, указав на себя:

— Прэйсиан. Я позаботилась, чтобы они его не увидели.

— Да мне похер, — грубо сказал Чад. — Говори «наниматель». Какой бы умной ты себя ни считала, дамочка, люди ошибаются. Вот, почему мы придерживаемся правил.

Она пронзила рэйнджера взглядом:

— Может, ты будешь столь любезен, что покажешь мне книгу, где написаны все эти твои правила. То есть, конечно, если ты не придумываешь их на ходу, чтобы скрыть свою очевидную умственную неполноценность.

— Дамочка, я тебе вот что скажу, — начал Чад.

— Вообще-то Элэйн… Леди Элэйн, для людей вроде тебя.

— Ладно, Леди, — сказал Чад. — У меня руки чешутся засунуть твоё самомнение прямо в твою напыщенную задницу. Не будь я таким добряком, я бы, наверное…

Вздохнув, Сайхан снова подался вперёд, чтобы вмешаться. У него сложилось такое ощущение, что следующие два дня ему придётся часто так поступать. Когда Элэйн наконец ушла на встречу с Леди Роуз, он почувствовал облегчение.

Глава 29

Роуз тихо сидела со своим чаем, глубоко задумавшись. День был долгий, но по крайней мере никто не пытался её убить. Прошлая ночь прошла беспокойно, по большей части из-за жестокого покушения на её жизнь, но также и по иным причинам. Её мысли бежали по кругу, и на каждом повороте снова появлялось лицо Мордэкая, не обращавшее внимания ни на какие её попытки выкинуть его из головы.

«Это непродуктивно», — снова напомнила она себе, возвращая внимание обратно на результаты опроса свидетелей.

— Вандэр — ключ ко всему, — пробормотала она себе под нос. Главный слуга Лиманда солгал, отвечая на её вопросы, и учитывая то, что информатор рассказал ей про семейное положение Вандэра, у неё была очень хорошая догадка относительно того, почему именно он солгал. Хитрость была в том, чтобы найти способ заставить его проговориться во время дачи показаний в суде. Если она сможет это сделать, то этого должно быть достаточно для создания более чем весомых сомнений, и снятия обвинений с Мордэкая. Если Вандэр совсем оплошает, то она, возможно, даже сумеет выдать суду истинного убийцу.

На миг её мысли поплыли, и она обнаружила, что вспоминает ощущение обнимающих её сильных рук. Она уже годы ничего подобного не чувствовала. Ощущение тепла и безопасности, соучастия — знание того, что против жестокости мира она стояла не одна.

Однако она чувствовала не только это. Её щёки покрыл румянец, когда она вспомнила пылавший внутри неё огонь — огонь, о существовании которого она почти забыла. За прошедшие со смерти Дориана многие годы она почти полностью изгнала из себя это пламя, но прошлая ночь напомнила ей, что она действительно всё ещё была женщиной.

— Эгх! — воскликнула она, мотнув головой, чтобы очистить мысли. — Да что со мной такое? Я же не какая-нибудь впечатлительная девочка. — «И если я не буду держать мысли ясными, то никогда ею и не стану. От этого суда зависит всё».

К действительности её вернул стук в дверь. До боли осознавая, что она одна, Роуз обнажила кинжал из ножен на бедре, и пошла смотреть, кто к ней пришёл. В прошлом она бы открыла дверь, но сегодня она поступила иначе:

— Кто там? — окликнула она.

— Кармелла, Леди Роуз. Подруга вашей дочери, Кариссы, — ответил голос молодой женщины.

Роуз узнала голос, но её рука всё же помедлила, прежде чем отодвинуть засов. На миг она задумалась, сможет ли она когда-нибудь освободиться от постоянного страха, оставшегося после убийцы. За последнее время её пытались убить уже дважды, если считать нападение АНСИС несколько месяцев тому назад. В её юности бывало и хуже, но долгие, мирные годы залечили эти шрамы. Теперь они, похоже, вернулись все разом.

Отказываясь идти на поводу у страха, она открыла дверь, держа клинок вне поля зрения посетителя.

— Леди Кармелла, что привело вас сюда? — невинно спросила она.

Молодая женщина бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что в коридоре больше никого не было:

— Это несколько деликатный момент, Леди Роуз. Я подумала, не могу ли я уговорить вас дать мне совет. Можно войти?

Роуз с секунду изучала её взглядом, затем расслабилась:

— Пожалуйста, входи, — сказала она молодой женщине, широко открывая дверь, и пряча кинжал обратно в ножны под юбкой. Как только леди зашла внутрь, Роуз закрыла дверь обратно на засов.

Кармелла заметила её поведение:

— Неужели необходимо запирать на засов? Право же, достаточно замка. В конце концов, это же Королевский Дворец.

Роуз скромно улыбнулась:

— В последнее время я стала весьма осторожна. Хочешь чаю?

Глаза женщины загорелись:

— Было бы здорово.

Чайник ещё был свежий, поэтому Роуз налила вторую чашку, и добавила туда немного молока, прежде чем предложить гостье.

Кармелла с явным удовольствием отпила:

— Прямо как я люблю.

Роуз согласно кивнула:

— С молоком, без сахара.

— Как вы узнали? — слегка удивлённо спросила Кармелла.

— Потому что я попросила тебя встретиться со мной здесь, Элэйн, — сказала Роуз, таинственно глядя на неё.

Последовал вздох, и черты лица Кармеллы истаяли, явив взгляду Элэйн:

— Просто не мой день. Я уже начинаю сомневаться в своих способностях. Что меня выдало?

— Ты не виновата, дорогая, — заверила её Роуз. — Просто дело в человеке, которого ты выбрала для подражания. Леди Кармилла и моя дочь в лучшем случае едва знакомы. Они друг другом на самом деле не интересуются. Она бы никогда не стала искать у меня совета, особенно учитывая мою нынешнюю репутацию.

— Но этого на самом деле мало, чтобы знать точно, — возразила Элэйн.

— Вот поэтому-то я и проверила тебя чаем, — согласилась Роуз. — После этого вероятность моей ошибки стала ничтожной. Кармелла — известная сладкоежка.

— Твои методы мне нравятся гораздо больше, — выдала Элэйн, рассеянно потирая отбитую спину.

Роуз выгнула бровь, чуя, что тут кроется какая-то история:

— По сравнению с чьими?

— Тех головорезов, помочь которым меня послал твой человек, — призналась Элэйн. Зная, что случившееся не скрыть, она продолжила: — Я встретилась с ними в таверне, под личиной, а они решили, что я была… — Она приостановилась, ища нужное слово. — По-моему, Чад назвал это «обузой».

Прикрыв рот ладонью, чтобы скрыть улыбку, Роуз подняла чашку, и сделала глоток:

— Уверена, это добром не кончилось.

— Они завели меня в переулок! — с возмущённой обидой объявила Элэйн. — Они собирались меня убить!

Роуз изящно поставила чашку обратно на стол, и обратила свой скучающий взгляд на подругу:

— К счастью, ты была достаточно сметливой, чтобы осознать их план, и явила себя до того, как ситуация вышла из-под контроля. — В её голосе не проскочило ни нотки веселья.

Элэйн опустила взгляд в свою чашку:

— Что-то вроде того.

— И кто из них оставил тебе синяк? — спросила Роуз. — Сайхан?

Собеседница кивнула:

— Угадала.

— Будь это Мастер Грэйсон, тебе скорее всего выпустили бы потроха. Он не такой сдержанный, как Сэр Сайхан, — заметила Роуз. Когда Элэйн в шоке посмотрела на неё, Роуз продолжила: — Это я виновата, дорогая. Я сказала Манфрэду тебя предостеречь.

— Он так и сделал, — возразила Элэйн. — Вот, почему я использовала такую сложную личину.

— Чересчур сложную, что и вызвало их подозрения, — спокойно вставила Роуз. — Проще — всегда лучше, дорогая. Поскольку мы близки к ним социально, мы имеем тенденцию забывать, но эти двое едва приручены. Предоставленные самим себе, они склонны к насилию.

Элэйн совершенно неподобающим для леди образом фыркнула:

— Приручены… я это запомню, на потом. — Затем она приняла более серьёзный вид: — Так для чего я тебе нужна этим вечером?

Роуз встала, и жестом предложила следовать за ней, проведя её к платяному шкафу в спальне:

— Кража со взломом, — ответила она, вытащив набор одежды, подходившей по размеру стройному мужчине или высокому мальчику.

Куртка была короткой, с узкими рукавами, а штаны были из тканой шерсти, и должны были обтягивать ноги.

— Думаю, тебе подойдёт, — сказала Роуз, после чего подошла к большому сундуку, и извлекла из него пояс с несколькими мешочками. Она положила их на кровать, и сама начала переодеваться, меняя своё простое платье на нечто более изысканное.

— Почему ты хочешь, чтобы я носила мужскую одежду? — спросила Элэйн. — Разве нам не следует одеться похожим образом?

Роуз приостановилась:

— Твоя одежда не особо важна, но в день суда тебе, возможно, придётся быстро передвигаться. Будь у меня выбор, я бы дала тебе кольчугу, предполагая, что ты сможешь её приглушить — но вес может создать проблемы. Но, как бы то ни было, брони у меня под рукой нету. Да и вообще её надо подгонять по фигуре.

— В этом костюме я буду бросаться в глаза, — сказала Элэйн.

Роуз неодобрительно цокнула, покачав пальцем:

— Конечно же не будешь, дорогая. Я завидую твоим способностям менять внешность усилием мысли. Если бы я могла так делать, но, может, вообще больше никогда бы не надела формальное платье.

— Правда? — удивлённо спросила Элэйн.

Сжав губы, Роуз передумала:

— Полагаю, что ты права. Я по-прежнему бы носила платья. Мода мне особенно нравится. Однако было бы здорово иметь такую возможность.

Элэйн рассмеялась, затем взяла пояс:

— А в мешочках что?

— Почти ничего, — отмахнулась Роуз. — Несколько монет, для веса. Они для отвлечения внимания. Я попыталась заказать их такими же, как у Мордэкая. Сходство не совсем идеальное, но достаточно близкое.

Молодая волшебница нахмурилась:

— Они не зачарованы. Любой знакомый с ним маг сразу же заметит.

— А ты не могла бы это исправить для меня, дорогая? — сказала Роуз, садясь, чтобы заново заплести волосы. — Ничего изысканного, лишь бы они пережили беглый осмотр, если Тирион или Гарэс решат на них взглянуть.

Элэйн посмотрела на неё с отчаянием:

— Из меня не очень хорошая чародейка, Роуз. Я не смогла бы воспроизвести что-то вроде его мешочков для хранения, не изучив мои записи дома. Но даже так у меня бы ушла на это пара дней.

Пальцы Роуз ни на секунду не сбились со своего сложного танца, переплетая её волосы:

— Они только должны выглядеть похожими. Уверена, ты что-нибудь придумаешь.

Как обычно при разговоре с Роуз, Элэйн почувствовала себя глупой. Вытащив один из своих жезлов, она использовала его в качестве импровизированного стило. Работая по памяти, она придала мешочкам ощущение, которое в прошлом наблюдала от настоящих мешочков Мордэкая, после чего начертила несколько рун, создавая временный уорд, который должен был закрепить эту иллюзию. Это были не настоящие чары, но иллюзия должна была продержаться неделю или две, прежде чем начнёт угасать.

— Этого хватит, — тихо пробормотала она.

— Я ни на секунду в тебе не сомневалась, — иронично объявила Роуз. — Садись. Я заплету тебе волосы.

— Всё у меня с волосами в порядке, — возразила Элэйн. — Они меня и так устраивают.

Роуз указала на табурет, и Элэйн покорно уселась.

— Ты теперь — воровка, дорогая. Распущенные волосы могут тебя отвлечь, и мы не хотим, чтобы они за что-нибудь зацепились. — Работая быстро и эффективно, Роуз принялась тянуть и заворачивать её волосы, плетя из них элегантную причёску, сжимавшую волосы, и прижимавшую их к голове. Закончив, она заткнула кончики под шедшую над ушами петлю, и больше ни одного выбивающегося волоска не осталось.

Элэйн поглядела на себя в зеркало, зная, что никакой надежды воспроизвести творение Роуз у неё нет:

— Слишком туго, не говоря уже о том, что без твоей помощи я этого не повторю.

— Оставь волосы как есть, — предложила Роуз. — С такой причёской можно спать.

— У меня будет голова болеть. Говорю же — слишком туго, — заныла Элэйн, но у неё перехватило дыхание, когда она увидела, как взгляд Роуз внезапно полыхнул огнём.

Сделав глубокий вдох, Роуз закрыла глаза, после чего медленно открыла их. Скрытая ярость и отчаяние, которые Элэйн уловила на миг, исчезли, сменившись её обычным безмятежным спокойствием:

— Потерпишь пару дней, дорогая. Нам всем пришлось чем-то пожертвовать. — После чего выпрямилась, и покинула комнату.

Элэйн сидела неподвижно, глядясь в зеркало. «А это ещё что такое было?» — задумалась она. Не знай она иначе, то могла бы подумать, что Роуз испытывала влияние стресса — но такого быть не могло. Элэйн всегда видела её только в спокойном и сдержанном состоянии. Иногда волшебница гадала, является ли Роуз человеком — настолько идеально она держала себя в руках. Как бы то ни было, испытывать терпение Роуз она не решилась.

* * *

— Внутри крупный мужчина, — прошептала Элэйн. Она стояла рядом с Роуз, невидимая.

Роуз приостановилась, её костяшки замерли в дюйме от двери:

— Я знаю, дорогая. Поэтому-то я и собираюсь постучать, — тихо ответила она. — Пожалуйста, сосредоточься на своей работе. Мешочки находятся в одном из шкафчиков.

— Как ты отвлечёшь его внимание?

— Доверься мне, — сказала Роуз, после чего резко постучалась прежде, чем Элэйн успела ещё что-то спросить.

Открыв дверь, Рэйган с неприязнью посмотрел на неё:

— Опять вы.

Роуз властно уставилась на него, встав посреди дверного проёма, заставляя его отступить, чтобы впустить её… одновременно давая Элэйн достаточно места, чтобы проскользнуть внутрь, прежде чем он снова подошёл к двери, закрывая её позади Роуз.

— Я так же рада снова тебя видеть, Рэйган.

Надзиратель хрюкнул, и махнул ей, чтобы она передала ему корзинку. Роуз так и поступила, а он принялся со своей обычной неуклюжей увлечённостью рыться в её содержимом. Удовлетворившись, он вернул всё обратно:

— Заносите.

— Прежде чем я войду, мне нужно ещё кое-что обсудить, — сказала ему Роуз. — Или, точнее, кое о чём тебя уведомить.

Лицо тюремщика приняло кислое выражение. Что бы она ни собиралась сказать, он знал, что ему это не понравится.

— Завтра я возьму с собой двух женщин в качестве помощниц, — сказала Роуз, и замолчала, давая ему время усвоить сказанное.

— Не могу позволить, — мгновенно выдал Рэйган.

— Можешь, и позволишь, — твёрдо сказала Роуз. — Суд над Лордом Камеронов будет послезавтра.

— И какое это имеет отношение к вашему непомерному нарушению правил, из-за которого меня посадят? — потребовал этот омерзительный тип.

— Ему нужно нормально принять ванну, — объяснила Роуз.

— Думаете, у нас тут постоялый двор? — укорил её Рэйган. — Может, вы хотите, чтобы ещё и цирюльник зашёл? Готов поспорить, я смогу рекомендовать вам одного такого!

Роуз подняла бровь:

— Не ожидала от тебя такого.

— Да, блядь! — выругался пухлый тюремщик. — Потому что ни хуя подобного не случится! Я скорее устрою роскошный бал остальным моим гостям.

Она мило улыбнулась ему, и ответила:

— Это, возможно, было бы чересчур, но если ты считаешь это хорошей мыслью, то я не против. Уверена, им не помешает размяться.

Рэйган не особо хорошо умел улавливать сарказм. Его бледная кожа с розовыми и белыми пятнами потемнела до нездорового свекольного оттенка:

— Вы, блядь, спятили? Я не предлагал это всерьёз!

Приняв разочарованный вид, Роуз кивнула:

— О. Очень жаль. Ну, тогда забудь об этом. Как бы то ни было, две моих горничных принесут завтра с собой большую бадью. Им также потребуется сделать несколько ходок наружу, чтобы принести горячей воды. Уверена, ты проявишь понимание.

Лицо Рэйгана опухло, и казалось, что его вот-вот хватит удар. Роуз заволновалась, что он может внезапно умереть, что станет неудобством для её планов.

— Леди, какая часть в слове «нет» вам непонятна?

Её взгляд заледенел:

— Та часть, где ты используешь своё положение, чтобы убедить отчаявшихся молодых женщин позволить тебе всунуть в них сморщенную репку, которая у тебя вместо мужского достоинства.

Надзиратель покачнулся, выпучив глаза:

— Ложь! Я же сказал, что это всё поклёп!

— Неужели? — мягко сказала Роуз с ноткой опасности в голосе. — Потому что у меня есть несколько молодых женщин, которым не терпится описать твою репку Лорду Уотсону. Если они лгут, как ты утверждаешь, то тебе лишь нужно спустить твои измазанные жиром штаны, чтобы доказать обратное. Уверена, суд это весьма позабавит.

— Вы блефуете, Леди. Не верю, что вы всех тех девчонок убедили признаться в этом, — предостерёг Рэйган.

Роуз показала зубы, и шагнула вперёд, из-за чего тюремщик был вынужден отступить:

— Мне это никаких неудобств не доставит. Я уже получила разрешение Королевы. А тебя уведомила лишь как формальность. Можешь узнать у неё сам, пока я буду делать доклад Лорду Уотсону.

Рэйган молча глазел на неё какое-то время, подозрительно сощурившись.

Она продолжила наступать:

— Ты ведь не забыл, что пленник — родственник Королевы? Думаешь, она хочет, чтобы её родич появлялся в суде, выглядя как грязный бродяга? — Она приостановилась, с отвращением осмотрев надзирателя с ног до головы: — Впрочем, учитывая твою собственную гигиену, ты, наверное, не увидишь разницы. — Не дожидаясь ответа, она подняла корзину, и направилась к выходу. — К Лорду Уотсону я схожу утром.

Прошла едва ли секунда, прежде чем Рэйган крикнул ей вслед:

— Постойте! Давайте не будем спешить. Я не хотел вас сердить.

После этого он присмирел, и Роуз знала, что больше с его стороны проблем не будет. Прежде она не была полностью уверена, что он будет потакать её желаниям, но теперь не сомневалась, что смогла бы, наверное, даже пронести в темницу оружие, а надзиратель и глазом не моргнёт. Она слишком хорошо была знакома с подобными Рэйгану людьми. В сердце своём он был трусом, и когда она сломала его как следует, он перевернулся к верху лапками как бесхребетный пёс, каковым он и являлся.

Она ещё минуту или две унимала его страхи, а потом удалилась. Как только она отошла от его кабинета, Роуз произнесла в пустоту:

— Были проблемы?

— Было потрясающе! — искренне воскликнула Элэйн. — Я думала, что он обмочится — настолько он был напуган. Как тебе удалось этого добиться?

— У нас у всех есть свои таланты, дорогая. Я родилась вот с таким. К сожалению, мне слишком часто приходилось им пользоваться. Ты достала?

— Конечно, — сказала молодая волшебница. — Было не слишком трудно. Мне просто нужно было прикрыть шкафчики иллюзией, которая заставляла их выглядеть по-прежнему закрытыми. Плюс заклинание для глушения звуков и немножко времени, чтобы повернуть цилиндры замка — и готово. Ты дала мне гораздо больше времени, чем требовалось.

Роуз слегка кивнула:

— Спасибо, Элэйн. Оставь пояс у меня на кровати, а потом иди искать твоих сообщников. Больше мне ничего не понадобится до окончания суда — если всё пойдёт плохо. — Она снова пошла дальше. Добравшись до первого лестничного пролёта, она начала спускаться, а потом снова заговорила: — Элэйн?

— Откуда ты знала, что я здесь? — спросил бестелесный голос молодой леди.

— Угадала, — призналась Роуз. — Не следуй за мной вниз. Тебе нужно уйти.

— Меня они ни за что не заметят.

— Я понятия не имею, на что способна магия камеры, в которой он находится, — объяснила Роуз. — Я также не могу быть уверена, что могут Тирион и Гарэс. Архимаги вроде бы способны почти на что угодно.

— Но они не могут…

Роуз перебила её:

— Я не буду повторяться, Элэйн. Это слишком важно. Уходи, сейчас же. — Она превратила свои слова в угрозу, позволив воображению собеседницы самостоятельно придумать, что именно Роуз сделает с ней, если та поставит план под угрозу.

Ответом ей была лишь тишина, поэтому, чуть погодя, Роуз снова стала спускаться вниз.

Глава 30

Я с ожиданием пялился на каменную стену, дожидаясь её прихода. У меня было полно времени подумать о нашей странной вчерашней встрече. Кроме времени на раздумья у меня ничего иного и не было, по правде говоря.

Первым делом я решил, что случившееся между нами было ужасной ошибкой. Многодневное заключение в темноте запутало мне мозги и ослабило мою решимость. Я отлично знал, что считал Роуз привлекательной. А кто бы не счёл? Я также был готов признать, что дело было не только в этом. Мы не одно десятилетие дружили, и наш вчерашний миг был не первым моментом, когда я чувствовал, наверное, слишком сильное влечение к Роуз.

«А вот это — ложь», — сказал я себе. «Ты влюблён в неё».

«Заткнись», — молча обругал я себя, хотя и знал, что это была правда. То был мой самый глубокий, самый тёмный позор, уже давно — возможно, с тех самых пор, как мы познакомились.

Но у меня всегда была Пенни, и я любил её так же сильно. Слишком сильно, чтобы сотворить какую-нибудь глупость. За прошедшие годы меня искушали другие женщины, но противиться этим искушениям было довольно легко. Роуз же никогда не выказывала ни малейшего намёка на то, что может пересечь черту. За это я её уважал.

Случившееся вчера было жестом сострадания, или утешения, и я стыдился продемонстрированного мною животного влечения. Да, мы ничего не сделали, но я лапал её подобно похотливому зверю, а она была слишком сдержанной, чтобы меня застыдить.

Я сомневался, что она когда-нибудь станет уважать меня как прежде, но если я попрошу прощения, и постараюсь всё исправить, то, как я надеялся, мы сможем продолжить нашу дружбу. «По крайней мере до тех пор, пока меня не повесят».

«А когда я умру, то, может, Пенни простит меня за мимолётную слабость», — несчастно добавил я.

Я снова услышал её голос. «Я — женщина. Обними меня как женщину». Я заскрипел зубами от фрустрации, думая про себя: «Весьма уверен, что это отнюдь не значило «трахни мою ногу». Уже наверное в сотый раз моё лицо покраснело от мыслей об этом.

Когда стена растаяла, и в камеру потёк свет, я едва не вскочил на ноги, с надеждой на лице и отсутствием мыслей в голове. Я был очень разочарован, когда в камеру вошёл Гарэс Гэйлин.

Рыжебородый архимаг молчал, долго изучая меня взглядом, без всякого выражения на лице. Я непокорно пялился на него в ответ.

— Суд будет послезавтра, — наконец сказал он.

— Ты ещё не разослал приглашения? — спросил я. — Я ещё даже не закончил список гостей.

Гарэс смотрел на меня, не улыбаясь:

— Ты, возможно, думаешь, что мне тебя ни капли не жаль, но это не совсем так.

— Уверен, тебе так же больно, как и мне, Гарэс, — ответил я с очевидным сарказмом. — Надеюсь, в грядущие годы ты с теплотой будешь вспоминать время, которое мы провели вместе.

— Я пришёл дать тебе совет, — ответил он, игнорируя мой комментарий.

Это меня окоротило:

— Э?

— Не позволяй Леди Роуз защищать тебя. Когда предстанешь перед судом, сознайся, — сказал Гарэс.

— Но я невиновен, — сказал я ему. — Зачем мне намеренно совать голову в петлю?

— Ради твоей семьи, и ради неё. — Мне нечего было ответить на это, поэтому я промолчал, и несколько секунд спустя он продолжил: — Пока ты сидел взаперти, она пала как никогда низко, ища способ тебя защитить. Её репутация может теперь поспорить с твоей собственной, и хотя тебе на это, возможно, плевать, для женщины её положения это очень важно. Союзники Леди Роуз быстро исчезают, а её враги глотают слюну, чуя её кровь.

Мне не понравилось, как это прозвучало, но я не был готов сдаться перед лицом парочки слухов:

— Что ты имеешь ввиду под «пала как никогда низко»?

Гарэс отвернулся, рассеянно теребя бороду, будто не мог найти слов:

— Если бы в опасности был кто-то из твоих детей, или твоя недавно усопшая супруга — что бы ты сделал ради их защиты?

— Что угодно, — мгновенно сказал я.

— Но ты — архимаг, и мужчина, — сделал наблюдение Гарэс. — У тебя бессчётное количество вариантов. А если бы ты был высокопоставленной женщиной, у которой почти ничего нет кроме репутации, богатства и красоты? Что бы ты сделал?

— Богатство и высокое положение способны на весьма многое, — заметил я.

Мой посетитель кивнул:

— Могут, но некоторые вещи нельзя купить, а привилегии положения зависят от короны. Без этой поддержки мимолётные друзья начинают искать себе занятия получше. В такой ситуации женщина может оказаться вынуждена торговать своей репутацией… и красотой.

В моей груди что-то болезненно сжалось:

— Что ты хочешь сказать? Выкладывай.

Гарэс повернулся во мне, уперев горящий взгляд мне в глаза:

— Я всегда очень уважал Леди Хайтауэр. Всё ещё уважаю, несмотря на недавние события — но её действия унизили её в глазах дворянства. Она разгневала Королеву своими безрассудными попытками тебя освободить. Другие придворные заметили это, и начали действовать соответствующим образом. У неё больше нет друзей, на помощь которых она могла бы положиться, однако она продолжает договариваться ради тебя с любым, кто может тебе помочь.

Твоё положение загнало её в объятия твоего предка, и пусть она и считает, что её усилия могут дать плоды, я в этом сомневаюсь, поскольку он проводит большую часть свободного времени в постели Королевы, не говоря уже о том, как много он заполучит после того, как тебя уберут, — объяснил Гарэс.

— Пиздёж! — выругался я. — Нельзя верить дворцовым сплетням…

— Я и не верю, — спокойно сказал Гарэс. — Эти сведения — прямиком от моих собственных агентов. На её жизнь в последнее время покушались трижды, хотя она знает только об одной попытке.

— Покушались? — в шоке воскликнул я.

Он поднял ладонь:

— Позволь мне закончить. Один из моих людей следил за ней. Он расстроил два покушения просто объявившись поблизости в те моменты, когда казалось, что убийца готов напасть — но в третий раз он был слишком далеко, и к тому времени, как прибыл на место, мог лишь наблюдать. Леди Роуз вчера ударили ножом и избили всего лишь за несколько часов до её визита к тебе.

Я нахмурился. Ей было больно, но я не видел никаких следов крови или колотых ран.

— Спасло её появление Тириона. Он вышел из её покоев, и разобрался с нападавшим. Полагаю, он также залечил её раны. Также следует заметить, что он был в её покоев с предшествующего вечера, и что она отослала своих родных ночевать в другом месте.

Качая головой, я попытался уложить это в голове. «Она бы на это не пошла. Она слишком гордая. Она бы этого не сделала, только не ради меня». Нет, я был не настолько глуп. Они, наверное, устроили заговор с целью моего освобождения. Всё объяснялось довольно просто.

— Тирион дважды посещал её покои до этого, — безжалостно продолжил Гарэс. — И, будто этого мало, она зачастила в трущобы и дурные кварталы города. Полагаю, это было для чего-то, связанного с твоим делом, но сомневаюсь, что остальные пришли к таким же выводам.

Я возмущённо зыркнул на Гарэса:

— Я знаю Роуз почти тридцать лет. Это всё косвенно и голословно.

— Тебе не нужно убеждать меня, Мордэкай, — сказал Гарэс. Затем он широко махнул рукой вокруг: — Убеждать тебе надо их — весь остальной город, придворных и сплетников. Они уже приписали ей наихудшие преступления, какие только могут вообразить. — Его рука остановилась над моей скамьёй, где лежала маленькая, засохшая корка хлеба, оставшаяся завёрнутой в салфетку. Он поднял её, и показал мне: — Как думаешь, как она это тебе пронесла?

— А это ещё тут при чём?

— Мои агенты проверили нескольких людей, с которыми она встречалась в городе, — сказал Гарэс. — Некоторые из них были молодыми женщинами, чти мужья провели время в темнице. Судя по всему, они смогли подкупить надзирателя, и убедили его позволить им приносить возлюбленным еду и другие удобства.

Это были бедные женщины, Мордэкай, а здешний надзиратель — один из самых мерзких, сифилитичных подонков на моей памяти. Как думаешь, чем они платили ему за его помощь?

Подавленный, я сел обратно. Покушения? Тирион? Это было чересчур. Мой мозг отказывался осознавать всё это.

— Отпусти её, Мордэкай — ради неё самой. Она тебя не поблагодарит, но это будет с твоей стороны милосердно. — С тем он и ушёл.

* * *

Когда спустя час или два появилась Роуз, я не мог смотреть ей в глаза.

— Чувствуешь вину? — весело спросила она. Роуз поставила на пол перед скамьёй корзину, и разгладила одеяло, прежде чем усесться.

— Ага, — признался я. — Думаю, я совершил ошибку.

— И не одну, — озвучила она своё мнение. — Давай, съешь чего-нибудь. Твоё настроение сразу поднимется. Я и фруктов принесла. — Протянув руку вниз, она выудила из корзины яблоко, и дала мне с, как ей казалось, успокаивающей улыбкой.

— И чего тебе это стоило? — горько спросил я.

Она откусила от яблока маленький, изящный кусочек:

— Немногого. Яблоки в это время года дешёвые.

— Тебе ведь на самом деле не позволено носить мне это, верно?

Роуз встала, шагнула ко мне, и поднесла яблоко к моему рту. Она ждала, глядя на меня, пока я не открыл рот, после чего толкнула яблоко вперёд, заставляя меня откусить.

— Так-то лучше, — тихо сказала она. — Мы с надзирателем договорились, — сказала она небрежно. — С его стороны неприятностей не будет.

Я стал нехотя жевать, хотя мякоть яблока была на вкус как пепел. Попытавшись сглотнуть, я закашлялся, и от этого у меня заслезились глаза.

— Попытайся не испортить еду, Мордэкай, — предостерегла Роуз. — В суде ты нам нужен здоровым.

Взяв яблоко из ей руки, я положил его обратно в корзину, а потом попридержал Роуз перед собой, изучая её лицо. Она гордо глядела на меня в ответ, но уловил какой-то намёк в глубине её глаз. Протянув палец, я провёл им по коже у неё под глазом. На пальце остались следы пудры. Кожа под ресницами была тёмной.

«Она не спала», — осознал я.

Оттолкнув мою руку, она поводила пальцем под глазом, пытаясь размазать пудру обратно, хотя у неё и не было зеркала, чтобы проверить результат.

— Это было очень немилым с твоей стороны, Морт, — с упрёком сказала она.

— Хватит, — внезапно сказал я. — Мне не нравится, как это на тебе отражается.

— Немного поспать — и всё будет в порядке, — заверила она меня. — Тебе следует о себе позаботиться. — Сдвинувшись в сторону, она обошла меня, и подобралась сзади. Роуз запустила свои руки мне подмышки, и сцепила свои ладони спереди, слега сжимая меня.

Моя решимость начала таять. Я не хотел отталкивать её, но сжал челюсть, и крепко схватил её за руки. Разведя её ладони, я отступил прочь:

— Я лгал тебе, Роуз. Но больше я так не могу. Ты заслуживаешь лучшего.

Она осторожно посмотрела на меня, склонив голову на бок:

— Тебе можно сомневаться. Вчерашнее было внезапным, и, возможно, глупым, но я не настолько ветреная. Если кто и понимает боль от потери близкого человека, то это я. Буду ждать столько, сколько потребуется, но мнения своего не изменю.

— Да не в этом дело, — возразил я. — Или, точнее, не только в этом. Про Лиманда я солгал. Я убил его, Роуз. Когда увидел, что он сделал с той девочкой, я потерял голову. Он был без сознания, но мне было почти всё равно. Я вытащил свой кинжал, и воткнул ему в сердце. На суде я так и скажу.

Я ожидал от неё шокированного вида, или хотя бы разочарования, но она не продемонстрировала ни то, ни другое:

— Тогда, полагаю, защищать тебя в суде бессмысленно, — просто сказала она. — Ладно же. Придётся продвинуть вперёд другие мои планы.

От этого по мне пробежал холодок. Заволновавшись, я спросил:

— Другие планы?

Она кивнула:

— Для твоего освобождения, конечно же. Ты же не думал, что я сложила все яйца в одну корзину, а?

— Но я же убил его, — настаивал я.

— Конечно, дорогой, — снисходительно сказала она. — Это лишь значит, что пройти лёгким путём мне не удастся.

Я покачал головой:

— Ты не понимаешь. Я виновен. Я хочу поплатиться за моё преступление. Тебе не следует делать ради меня ничего глупого.

— Глупого? — сказала она, недоверчиво глядя на меня. — Глупого — как, например, попытаться мне солгать? Лиманд умер, но не от твоего кинжала. Воткнутый в его сердце кинжал был его собственным.

Моё лицо слегка зарумянилось. Обычно я умел лгать, но в Роуз было что-то, всегда заставлявшее меня спотыкаться:

— Да, его кинжал, — сказал я, соглашаясь с ней. — Я это и имел ввиду. Я тогда был так взвинчен, что, наверное, неправильно вспомнил.

— Люди не лгут мне, Мордэкай, по крайней мере — успешно. Они иногда могут лгать про меня, но лгать мне в лицо не получается. Так почему бы нам не перейти к сути вопроса? Ты что, пытаешься меня защитить?

— Чёрт побери, да! — заревел я. — Кому-то же надо. Я слышал про покушение на твою жизнь.

Роуз слегка расслабилась:

— Вот как. Надо было догадаться, что он тебе рассказал.

— Ещё как рассказал, чёрт тебя дери, — гневно сказал я.

— Это было неожиданностью, — призналась Роуз, — но с тех пор я приняла меры предосторожности.

«Вроде Тириона?» — жестоко подумал я, но удержал язык за зубами. Каким бы разгневанным я ни был, я не мог сделать ей больно за то, что она пыталась меня защитить. Вместо этого я подвинулся ближе, гневно глядя на неё, и заставляя отступить, пока она не уткнулась в стену. «Отчего ж ты так чертовски красива?». Я чувствовал голод, просто глядя на неё, и жаждал я отнюдь не яблок.

Казалось, что обычно неукротимая Роуз слегка увяла перед лицом моего явного гнева. Она глядела на меня снизу вверх, расширив глаза и раздувая ноздри в попытках взять дыхание под контроль, но в её лице я увидел не страх.

Из глубин моего нутра воспрянул зверь, кричавший мне взять её. Мысль о том, что мог сделать Тирион, возбудила какой-то территориальный инстинкт, которому хотелось стереть его из её памяти… сделав её моей.

Она задрала подбородок, её губы слегка разомкнулись, и она вызывающе сверлила меня взглядом.

«Чёрт тебя дери!» — молча выругался я. Оттолкнувшись от стены, я прошагал прочь, силясь взять свои мысли под контроль.

— Что бы ты ни планировала — забудь об этом, — сказал я ей. — Я не буду идти у тебя на поводу. Не позволю тебе или моей семье измазаться из-за этого в грязи.

— Тогда твоя лучшая надежда — это делать то, что я говорю, — ответила она с огнём в голосе.

— А это ещё что значит? — с подозрением спросил я, чувствуя скрытую угрозу.

— Это значит, что твоя лучшая надежда выгородить твою семью — это рассказать в суде правду, и облегчить мне работу. Если я проиграю в суде, то не могу ничего обещать относительно последствий, — с холодком произнесла она.

— Ты не можешь одержать победу в суде, — напомнил я ей.

— Могу, и одержу, — ответила она. — И если ты хочешь не вмешивать в это твоих детей, то лучше тебе делать по-моему.

— Ты не осмелишься их в это впутать, — прорычал я.

— Сядь, — отозвалась она, и сама села на скамью. — Позволь мне объяснить.

Я послушался, и она продолжила:

— Если мы проиграем в суде, то произойдёт несколько событий. Я уже устроила, чтобы детей, твоих и моих, не было поблизости — но если будешь противиться мне, то мне придётся изменить мои планы.

Гневно глядя на неё, я спросил:

— Ты что, мне угрожаешь?

— Я не угрожаю, Мордэкай, — гладко произнесла она. — Я выполняю обещания. Даже если мы проиграем в суде, я вытащу тебя отсюда — и я могу это сделать, не вовлекая твоих детей. Но если решишь отказаться сотрудничать, то всё станет гораздо труднее. Мне и так было нелегко убедить их не вмешиваться. Они до сих пор не сотворили никаких глупостей только потому, что доверяют мне. Если ты не будешь помогать, то я им об этом скажу. И тогда может случиться что угодно.

— Это — угроза, Роуз, даже если ты облекаешь её в изящную форму, — горько сказал я.

Она покачала головой:

— Нет, не угроза. Как я уже говорила, они мне доверяют. А доверяют они мне потому, что знают: я не буду им лгать. Если ты решишь, что моя помощь недостаточно хороша для тебя, то я сохраню их доверие, сказав им правду.

Дойдя до ручки, я уронил голову в ладони:

— Зачем ты так с собой поступаешь?

Она некоторое время молчала, но чуть погодя я ощутил, как она нащупала мою руку своей. Зная, что это неправильно, я взял её за руку. Она тихо спросила:

— Ты на меня злишься?

Я подумалоб этом, и признался:

— Нет. Я злюсь на себя за то, что втянул тебя в это — за то, что не могу тебя защитить.

— Тогда ты в точности знаешь, что я чувствую, — сказала Роуз. — И это отнюдь не впервые. Знаешь, почему я ненавижу Сэра Игана?

Иган был тем, кто удерживал её, пока умирал Дориан, не позволяя ей броситься под массивные ворота, раздавившие её мужа в пыль. Меня там не было, но была Пенни, и она несколько раз рассказывала мне о случившемся.

— Ага, — сказал я.

Наклонившись вбок, Роуз положила голову мне на плечо:

— Нет, не знаешь. Ты, возможно, думаешь, что знаешь — но всё не так просто. Я понимаю, что он действовал, защищая меня, и я также осознаю, что я ничем не могла бы помочь. А ненавидела я его за знание, которое получила в тот день. Ощущение беспомощности. В тот день я познала всю глубину того факта, что я бессильна. Я смотрела, как он умирал — и ничего не могла сделать.

С тех пор я поклялась, что не позволю этому повториться, — сказала она сдавленным от эмоций голосом.

Обняв рукой её плечо, я кивнул:

— Я понимаю.

— Дело не только в этом, Морт. Далеко не только в этом. Нынешняя ситуация — полное повторение прошлого, и я сделаю что угодно, дабы её остановить, и никто — ни ты, ни Иган, ни даже Королева — не помешает мне тебя спасти. А если окажется, что я не могу, то я буду рядом с тобой под этим камнем.

Её убеждённость заставила меня смириться, особенно потому, что я не чувствовал, что достоин её — но я всё равно её принял. Роуз загнала меня в угол. Отказавшись принимать её решимость, я лишь сделаю ей ещё больнее.

Я снова посмотрел на неё, наблюдая за текущими по её щекам слезами. Текли они недолго, а когда остановились, она вытерла лицо, и подняла на меня взгляд покрасневших глаз поверх изнурённой улыбки. Моё сердце страдало за неё, и внутри меня зародились слова.

— Роуз, — серьёзно произнёс я. Мой рот снова раскрылся, но никаких слов не донеслось. Я не мог это сказать.

«Я люблю тебя». Почему это было так трудно? За прошедшие годы я дюжину раз говорил ей это. Небрежное утверждение, которое кто угодно мог адресовать другу или члену семьи. Но теперь оно было другим.

Она прижала палец к моим губам:

— Ещё рано. Я не первый год одна, и смирилась с этим. Твоя потеря ещё слишком свежа. Не вынуждай себя.

После этого мы не разговаривали, но когда она через некоторое время ушла, то выдала мне одно последнее послание:

— Будь готов к завтрашнему дню. Тебя ждёт ванна.

— Чего? — ляпнул я, но она ушла, не ответив, с таинственной улыбкой на губах.

Глава 31

— Есть хорошие новости, и плохие, — начал Манфрэд. Как обычно, они находились в её спальне, поскольку именно сюда выходил тайный ход.

С отъездом Элиз и Кариссы это не было так уж необходимо, но Роуз не могла менять расстановку своих покоев по собственному желанию.

— И каковы плохие? — спросила она, с тревогой ожидая самого худшего.

— Мои контакты не смогли опознать убийцу, — спокойно ответил он. — Никто из обычных игроков также не пропадал в последнее время, так что можно смело предполагать, что он был не местным. — Манфрэд сел на уголок её кровати.

Она нахмурилась:

— Не садись там, — сразу же огрызнулась Роуз. — Если настолько устал — есть стул. — Она указала в сторону туалетного столика. Когда Манфрэд снова встал, она продолжила: — Значит, вполне возможно, что он всё же был любителем.

Собеседник кивнул:

— Как бы то ни было, будет почти невозможно связать его с тем, кто вас заказал.

«Разве что если ты сам и устроил эту сделку», — подумала Роуз. Она не испытывала иллюзий насчёт верности этого человека. Они много лет работали вместе, но Манфрэду нельзя было доверять по самой природе его. Её политическая опора слабела день ото дня, и то, когда её инструменты повернут против неё самой, было лишь вопросом времени. Теперь, когда ветер сменил направление, она знала, что он скорее всего сдаст её первому, кто предложит достаточно крупную сумму.

— Я больше всего надеюсь на то, что его исчезновение заставит его нанимателя передумать, — сделала наблюдение Роуз. После ухода Тирион избавился от останков. Когда она позже проверила, не осталось даже следов крови, хотя она понятия не имела, как ему это удалось. — И в чём же хорошие новости?

— Ваша последняя фигура вышла на доску, — ответил Манфрэд.

Роуз бросила на него острый взгляд:

— Ты её видел? — Её паранойя выросла до высочайшего уровня. Она ничего не сказала Манфрэду про свою последнюю помощницу. Он ничего не должен был про неё знать.

Манфрэд кивнул:

— Она была в вашем городском особняке, искала вас. Один из моих людей узнал её, и пошёл на контакт… от вашего имени.

— Откуда ты её знаешь? — спросила Роуз. — Она не вращается в твоих кругах.

Манфрэд улыбнулся:

— Она весь прошедший год работала, доставляя сообщения. Я нашёл её услуги весьма полезными.

Роуз поморщилась. Если она была достаточно хорошо известна, чтобы один из мерзавцев Манфрэда мог её узнать, то могли быть и другие люди, которые могли быть достаточно с ней знакомы и опознать её. «И если эти вести дойдут до Гарэса, мой план будет в опасности», — мысленно добавила она.

— Где она сейчас?

— Я позже её приведу, — сказал преступник. — В ваших покоях она ни разу не была, поэтому я подумал, что лучше было бы провести её сюда незаметно.

— Не могу упрекнуть тебя в отсутствии эффективности, Манфрэд, — сделала комплимент Роуз. Запустив руку в туалетный столик, она вытащила мешочек, и бросила ему.

Делец коснулся своего лба, и уважительно кивнул:

— Было приятно работать с вами эти годы. Однако боюсь, что на этот раз мне потребуется больше.

Её брови поднялись:

— Вымогательство? Это так не похоже на тебя. Я целую вечность была твоей самой верной клиенткой.

— Все почуяли кровь, Леди Роуз. За последнее время я уже получил несколько привлекательных предложений, — таинственно ответил он.

— Сколько? — потребовала она.

— Вам столько не по карману. А у них карманы глубокие.

Роуз внимательно поглядела на него:

— Значит, надо было принять их предложения. Зачем мне об этом говорить? Разве это не противоречит твоим финансовым интересам?

— Терпение — это добродетель, Леди Роуз. Если я не приму их предложения сразу, то позже они заплатят больше. А пока я могу сделать наценку моему нынешнему клиенту, — объяснил он.

Роуз подошла к своему сундуку, открыла его, и вынула маленькую железную шкатулку. Отомкнув её ключом, она вытащила ещё два тяжёлых от золота кожаных мешочка. Их она бросила её хитроглазому спутнику:

— Не будь так в себе уверен. Мои карманы тоже глубокие. Назови их имена.

— Кэнтли и Эйрдэйл, — сказал негодяй.

Эйрдэйла она ожидала, в от Кэнтли стал неожиданностью. Оба были чрезвычайно богаты, и если предложение делали оба, то Манфрэду грозила огромная прибыль. Роуз почувствовала, как холодок пробежал по её спине. «Ещё день. Большего мне и не надо». Посмотрев Манфрэду в глаза, она задумалась, знал ли он о том, что она думает. «Вероятно».

Нож ей в спину он, конечно же, не воткнёт самолично. Манфрэд такой работой не занимался, но тому, чья рука будет сжимать кинжал, наверняка будет платить он. На жизнь он зарабатывал, устраивая сделки за информацию, или за любые желания клиента.

— Сколько ты можешь мне дать? — спросила она.

Манфрэд бросил на неё извиняющийся взгляд:

— Так дела не делаются, Леди Роуз.

«Перевод: он не хочет выдавать свои планы, чтобы будущая цель не испугалась и не сделала что-то глупое», — подумала она.

— Я понимаю, как ты ведёшь дела, Манфрэд, и я всегда восхищалась твоей верностью твоему делу. Что ты можешь мне предложить?

Негодяй притворился, что ненадолго задумался:

— Неделю, наверное. После этого я уже не смогу вам помогать. Я нанесу урон своей репутации, если узнают, что я работаю одновременно на потенциальную цель и на тех, кто платит за… ну, вы понимаете.

— И сколько ты хочешь? — спросила она, прикидываясь отчаявшейся, что было не очень трудно, учитывая её положение.

— А сколько у вас есть? — бесстыдно сказал он.

— Я могу тебе дать в десять раз больше, чем то, что ты только что получил, — нервно сказала она. — Дай мне несколько часов, чтобы собрать деньги.

— Пусть будут готовы, когда я приведу вашу подругу, — предложил он.

Она быстро кивнула.

После этого он ушёл, а Роуз вышла в гостиную. Несколько минут она ходила из стороны в сторону, напряжённо размышляя. «Если он предложил неделю, значит всё случится гораздо скорее — возможно, даже до завтрашнего суда». Она не испытывала никаких заблуждений насчёт честности её компаньона. Она даже восхищалась его нахальству, хоть оно и проявлялось в ущерб ей самой.

Роуз перебрала имевшиеся варианты, и быстро набросала письмо, прежде чем найти пажа для его доставки. Затем она сделала себе ещё чашку чая, тихо жалея, что у неё нет никакого способа успокоить нервы.

* * *

Манфрэд вернулся через почти три часа. Роуз всё ещё сидела в гостиной, но дверь в спальню оставила открытой, а тайный ход — незапертым. Её кресло было расположено так, чтобы она могла видеть, как он войдёт в её комнату.

Обычно она такого не устраивала, но Роуз не могла вынести мысль о том, что будет одна в своей комнате, когда он вернётся. Всегда существовал риск того, что через дверь войдёт не он сам. Со своего места она легко могла метнуться в коридор, если вместо него объявится ещё один убийца.

Но в её комнату шагнул действительно Манфрэд, а секунду спустя за ним последовала Керэн. Это было почти так же плохо, поскольку значило, что она будет действовать согласно своей первой идеей. «Что угодно», — мысленно произнесла про себя Роуз.

Встав с кресла, она подошла их встретить, заодно обняв Керэн:

— Я так рада, что ты пришла, — сказала она девушке.

Керэн широко улыбнулась:

— Я бы телепортировалась сразу сюда, но я ни разу не была в твоих покоях.

— Действительно, полезный талант, — согласилась Роуз. Сердце заколотилось в её груди, и она начала бояться, что все остальные услышат этот стук. — Извини нас на минутку, Манфрэд. Я сейчас вернусь.

Оставив мужчину в своей спальне, она захлопнула дверь, и провела Керэн к двери, которая вела в коридор:

— Ты не могла бы выйти ненадолго?

— В коридор? — озадаченно спросила Керэн. — А если меня увидят?

Роуз взяла с вешалки на стене плащ, и протянула ей:

— Накинь капюшон. Я скоро пущу тебя обратно.

— Не понимаю.

Она улыбнулась Керэн:

— Мои покои окружены уордом приватности, дорогая. Я хочу поговорить с ним, не боясь, что ты подслушаешь.

— А, да я бы ни за что! — настаивала Керэн.

— Уважь меня, дорогая, — сказала Роуз. Затем она открыла дверь, и вытолкнула Керэн наружу. Ровно шагая, она прошла обратно к своей спальне. Казалось, дверь нависала над ней, и выглядела крупнее, чем раньше. «Дыши», — сказала она себе.

Роуз открыла дверь, и вошла, снова закрыв её за собой.

— Деньги готовы? — спросил Манфрэд с вытянувшимся от жадности лицом.

— Я тебя хоть раз подводила? — отозвалась она, одарив негодяя высокомерным взглядом. Прикидываться невинной было слишком трудно, но наигранная заносчивость уже стала для неё второй натурой. Отойдя в боковую часть комнаты, она снова открыла сундук, и попыталась вытащить оттуда шкатулку, в которой обычно хранила деньги. Та слегка подвинулась, но затем упала обратно в сундук.

— Слишком тяжёлая, — извинилась Роуз. — Я и забыла, каким тяжёлым бывает золото. Можешь помочь?

Манфрэд был рад стараться помочь в таком деле, и поспешил к ней, нагнувшись, чтобы ухватиться за означенную шкатулку. Роуз ободряюще положила левую руку ему на плечо, когда он нагнулся, в то время как правая её рука скользнула в скрытую прорезь её платья.

Руки мужчины оказались вытянутыми, и, начав поднимать шкатулку, он удивлённо воскликнул:

— Да она ж не тяжёлая совс… — Его слова оборвались, когда длинное лезвие кинжала Роуз вонзилось ему в грудь, прямо подмышкой. Он дёрнулся, выпустив шкатулку, и выпрямившись, прежде чем отшатнуться прочь от неё — у него под рукой расплывалось алое пятно.

Манфрэд попытался что-то сказать, но его лёгкие уже не работали как надо. Однако он ещё не был мёртв. Обнажив шестидюймовый нож, он бросил яростный взгляд на Роуз. Покачиваясь, Манфрэд стал наступать на неё, выставив левую руку с зажатым в ней оружием.

Роуз схватила стоявший у туалетного столика табурет, и выставила его перед собой, защищаясь. Когда прежний компаньон бросился на неё, она уклонилась в сторону, и сильно толкнула его табуреткой, заставив упасть.

Манфрэд силился подняться, но он всё больше слабел, и ноги начали ему оказывать. Роуз продолжила держать между ними табурет, пока он полз вслед за ней, оставляя на ковре кровавый след. В итоге получилась медленная погоня, в процессе которой он сумел залить кровью весь пол и, в какой-то момент, кровать. Когда он наконец обмяк и замер, Роуз осторожно подошла к нему.

Нож он выронил, поэтому она оттолкнула оружие прочь ногой, а потом проверила, умер ли он наконец.

Не умер.

«Ничего не бывает простым», — подумала Роуз, наблюдая за его затруднённым дыханием. Поставив табурет, она снова взялась за кинжал, и расположила клинок между его лопаток, слева от позвоночника. Затем попыталась воткнуть.

Манфрэд дёрнулся от боли, из-за чего она оставила у него на спине кровавый разрез. Тут её нагнали страх и адреналин, и Роуз ударилась в панику. Она колола кинжалом и всхлипывала одновременно, приканчивая своего прежнего компаньона. К тому времени, когда она уверилась в его смерти, и всё снова замерла, Роуз оказалась забрызгана кровью.

Ей не хотелось двигаться. Её нервы были ни к чёрту, а желудок бунтарски скручивало, но она не могла себе позволить терять время. Поднявшись, она некоторое время неуверенно стояла, затем сняла своё платье, уронив его на труп. В платяном шкафу она нашла чистое льняное платье-сорочку, и натянула его через голову, после чего посмотрелась в зеркало.

Воспользовавшись полотенцем и небольшим количеством воды, она стерла пятнышки крови на щеках, затем помыла руки, окрасив воду в тазу в розовый цвет. «Керэн ждёт», — подумала она.

Дойдя до двери, она открыла её, и шагнула наружу. «Она заметит тело в другой комнате, если зайдёт обратно внутрь уорда приватности». Прежде она об этом не задумывалась.

— Появились некоторые дела, — быстро сказала она Керэн. — Возвращайся пока что в мою городскую резиденцию. Посетишь меня позже вечером.

Керэн уставилась на неё:

— Ты переоделась? Я думала, ты собиралась с ним просто поговорить немного.

Роуз смущённо осознала, что, наверное, странно выглядит, одетая в простую ночную рубашку. Она была босяком, и выглядела так, будто собиралась ложиться, хотя полдень был совсем недавно. Заключение, к которому могла прийти Керэн, было очевидным.

«Лучше это, чем правда», — подумала Роуз.

— Я сейчас не могу говорить. Просто телепортируйся вечером прямо в мои покои. Мне нужно будет рассказать тебе о твоей роли в завтрашнем плане.

Керэн ухмыльнулась, и подмигнула ей:

— Как пожелаешь. — После чего телепортировалась прочь.

Закрыв дверь, Роуз немного постояла в гостиной. В её голове пронеслись миллионы мыслей, но она не могла сосредоточиться ни на одной из них.

— Чай, — наконец сказала она себе.

Наполнить чайник и повесить его над очагом было труднее, чем обычно, но к тому времени, как он был готов, Роуз тряслась так сильно, что пролила кипяток себе на запястье. Шипя от боли, она выронила чайник, и отшатнулась, споткнувшись о кресло и упав на колени.

Она отнюдь не в первый раз использовала нож, или даже меч. За прошедшие годы она была несколько раз вынуждена защищаться, но это был первый случай, когда она хладнокровно убила человека. Перекатившись на спину, она подняла над собой руки, разглядывая их. Она всё ещё дрожала, и ей показалось, что под ногтями у неё всё ещё застряли остатки крови.

Так она и лежала.

Глава 32

Когда ей в дверь наконец постучали, Роуз по-прежнему лежала на полу. Прошёл час, как минимум. Она на самом деле не почувствовала себя лучше, но хотя бы сердце её перестало нестись вскачь. Она медленно встала, позволив выработанной за целую жизнь привычке вести её руки и ноги. Когда она открыла дверь, на пороге стоял Тирион.

Он оглядел её наряд, и осклабился:

— Ценю твой энтузиазм, но я сейчас совсем не в настроении.

— Заходи, — сказала она ему, отойдя, чтобы он мог войти.

Он так и сделал, а она взяла его за руку, и повела к спальне. На его лице расцвела ухмылка:

— Полагаю, если ты настаиваешь, — в шутку сказал он. Выражение его лица изменилось, когда он увидел, в каком состоянии находился её будуар. — Боги милостивые! — воскликнул он.

Кровь была повсюду — на стенах, на полу, на кровати, и большая лужа её свернулась вокруг тела у изножья кровати.

— Я понятия не имел, что твои вкусы такие… экзотические. Это был твой друг?

— Деловой партнёр, — безжизненным голосом ответила Роуз.

— Полагаю, он запросил слишком много, — сухо отозвался Тирион.

— Можешь от него избавиться? — спросила она, слишком устав для словесной пикировки.

Тирион какое-то время глазел на неё, затем вздохнул:

— Избавляться от трупов — не моя профессия. Я и так уже убрал за тобой один раз.

Роуз не ответила, мёртвым взглядом оглядывая комнату.

— Ладно, — сказал Тирион. Подойдя к трупу, он поднял её испачканное платье, и осмотрел тело:

— Чем ты тут вообще занималась? Выглядит так, будто его заколол до смерти сумасшедший ребёнок.

— Он отказывался умирать, — объяснила она.

— А куда ты его ударила первым делом? — спросил архимаг, но затем сам сделал вывод: — Здесь, подмышкой? Твой кинжал был недостаточно длинным.

Роуз пожала плечами.

— Ты едва задела сердце. Вот, почему он умирал так долго, — продолжил Тирион. — Если бы ударила под другой рукой, то получилось бы лучше.

— Я — правша.

Он указал на своё плечо:

— Тогда — удар сверху вниз, здесь, между ключиц.

— В этом случае он мог бы меня увидеть.

Тирион сжал губы:

— Хороший довод. В следующий раз просто бей в почку. Это не убьёт сразу, но боль будет настолько сильной, что он не сможет сопротивляться.

Роуз безмолвно кивнула, и отвернулась, направившись к двери.

— Постой! — окликнул Тирион. — А что с твоими вещами?

— Можешь избавиться от всего, что испачкано — кровать, мебель, мне уже всё равно. — Она закрыла дверь.

Когда Тирион вышел из её спальни десять минут спустя, Роуз пила чай. Она предложила ему чашку, но он отказался.

— Ты в порядке? — спросил он с ноткой сочувствия в голосе.

— Нет, — ответила она. — Но я в рабочем состоянии.

— Если хочешь моего света… — начал он.

Она его перебила:

— Нет.

Тирион состроил кислую мину, но оставил эту тему. Направившись к двери, он объявил:

— У меня дела.

— Ты можешь нагревать воду? — внезапно спросила она.

— Чего?

— Ты можешь нагревать воду? — повторила она.

Он с подозрением посмотрел на неё:

— Например, для чая?

Она кивнула:

— Вроде того.

— Я могу сжечь человека за несколько секунд. Нагреть чайник — мелочь, — ответил он.

Тирион шагнул к её всё ещё горячему чайнику, но она отмахнулась:

— Не сейчас. Просто хотела знать. Можешь уходить, — сказала она ему.

Он ушёл сбитый с толку, бормоча себе под нос:

— Никогда не встречал более странной женщины.

* * *

Роуз появилась вечером, и, как она и обещала, с нею были две женщины и большая медная бадья. Выражение моего лица ясно давало понять, что я посчитал её спятившей:

— Я не позволю тебе меня мыть.

— Ладно, — сказала Роуз. — У Лиллис и Джанис обширный опыт. Я подожду снаружи.

Её сообщницы споро ходили туда-обратно, нося вёдра горячей воды, чтобы наполнить бадью. Работали они деловито, и суровые плечи и сильные спины давали понять, что они всю жизнь работали не покладая рук. Раздеваться перед ними я тоже не хотел.

— Я сам могу помыться, — заупирался я.

Роуз кивнула:

— Помоешься как следует — иначе я отдам тебя им на растерзание. — Лиллис зло захихикала в ответ на эту ремарку.

Они занесли бессчётное количество вёдер горячей воды, и я задумался, как они всё это сюда вниз принесли. Моя камера была на четвёртом, самом низком этаже, поэтому таскать всё это руками было бы эпичной задачей, даже для таких крепких женщин, как спутницы Роуз.

Очевидным выводом было то, что один из моих пленителей-волшебников нагревал для них воду. «Коналл, наверное», — предположил я. Гарэс и Тирион не сочувствовали мне настолько сильно.

Когда они закончили наполнять бадью, оставили мыло и полотенца, и вышли наружу, Роуз последовала за ними. Миг спустя она вернулась вместе со стоявшим позади неё Гарэсом:

— Его нельзя оставлять одного, — сказал угрюмый архимаг.

— А что я по-твоему сделаю, утоплюсь? — раздосадованно спросил я его.

— Есть такая возможность, — согласился он. — Как бы то ни было, заключённых нельзя оставлять наедине с контрабандой. — Затем он нагнулся поближе, и прошептал мне на ухо: — Завтра тебя повесят. Используй своё время с умом. Сегодня твой сын обеспечит тебе приватность.

Я в шоке смотрел ему вслед. «Неужели он действительно это сказал?».

— Поверить не могу, — пробормотал я.

— Что он сказал? — спросила Роуз.

— Они не будут наблюдать, — ответил я. — Понимай как хочешь.

Она покраснела, затем отошла в сторону, и уселась.

Я наблюдал за ней, чувствуя смущение:

— А ты не могла бы хоть отвернуться?

Роуз слегка улыбнулась:

— Зачем? Я там всё уже видела.

— Я — не Дориан, — проворчал я.

— Ты же осознаёшь, что мыс Элиз мыли тебя несколько месяцев назад, когда ты был болен, — проинформировала она меня со злорадным весельем в голосе.

— Я думал, это делали только Элиз и Пенни.

— И Алисса, и Элэйн… — она приостановилась. — А, ещё Линаралла, Айрин, Мойра, моя дочь Карисса, Анджела. Думаю, там ещё кто-то был, но мне трудно всех вспомнить.

Я ошарашенно выпучился на неё:

— Ты что, всю обслугу замка приглашала?

Роуз прикрыла рот ладонью, вежливо посмеиваясь:

— Конечно же. Мы превратили это в знаменательное событие. Это было самым забавным мероприятием с тех пор, как Уошбрук навестила комедийная труппа.

Тут я уже понял, что она прикалывается:

— Уверен, было ещё много шуток насчёт моего «волшебного посоха».

Выражение её лица сменилось на жалостливое:

— Это скорее жезл, дорогой, давай по-честному.

Прикинувшись возмущённым, я отвернулся, и начал снимать с себя грязную одежду:

— Это — посох, — настаивал я.

— Ну, если так тебе лучше, Мордэкай, — заметила она. — Все мы иногда немного себе лжём.

Повеселев, я зашёл в бадью, и опустился в воду, которая была почти слишком горячей. Почти. С моих губ сорвался долгий вздох, когда тепло впиталось в мои мышцы, заиндевевшие и ноющие после недели сна на холодной каменной скамье. Мысль о завтрашней смерти казалась чем-то далёким.

Намыливаясь и оттираясь мочалкой, я смыл весь пот и грязь, но когда начал мыть волосы, я ощутил ладони Роуз у себя на плечах:

— Позволь мне, — тихо сказала она.

— Тебе не обязательно это делать, — возразил я, но она уже выкрала мыло. Следующие несколько минут были блаженством — она массировала мой скальп, а потом, промыв мне волосы водой из свежего ведра, она сказала мне наклониться вперёд.

В том, чтобы тереть мне спину, не было никакой необходимости, и это вызвало во мне целый ряд реакций, но, к счастью, к тому времени мыльная вода потеряла прозрачность. У меня из головы не шли слова Гарэса.

Однако Роуз не стала долго тянуть, и снова меня удивила, засунув руку в корзину, и вытащив бритву. Лезвие опасно блеснуло в оранжевом свете фонаря.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — проинформировала она меня.

«Во имя всех богов, надеюсь, что нет!».

— Это что? — нервно спросил я.

— Тут слишком темно, чтобы ты мог бриться, — ответила она. — И тебе нужно было бы зеркало.

Я сразу же кивнул:

— Ты прочла мои мысли.

Она улыбнулась:

— Не нужно беспокоиться. Я очень опытная. Несмотря на все его навыки владения мечом, Дориан постоянно оставлял на себе порезы при бритье, поэтому я почти всегда была его цирюльником.

Это имело некоторый извращённый смысл, хотя я и задумался о том, было ли это правдой на самом деле. Пусть Дориан и был безнадёжным в плане лжи, он вполне мог притвориться в чём-то подобном, чтобы побольше времени проводить с женой. Я решил не раскрывать его тайну. Хотя он уже отошёл в мир иной, я не собирался предавать его доверие.

«А что бы он подумал о твоей нынешней ситуации?» — спросил мой внутренний голос. «Заткнись», — сказал я ему. Иногда он такой мудила, этот мой внутренний голос.

Моего горла коснулась холодная сталь, а потом моё ухо защекотало дыхание Роуз:

— Я не причиню тебе вреда.

То, как я от этого дёрнулся, вполне могло вылиться в перерезанную глотку, если бы она не прижимала бритву к моей коже тупой стороной. Слегка раздражённый, я произнёс:

— До этого момента я не волновался, но теперь ты заставила меня беспокоиться.

Она засмеялась, и принялась намыливать мой подбородок. Когда она снова поднесла ко мне бритву, она была воплощением профессионализма:

— Не дёргайся.

Её движения были гладкими и уверенными. Тут мне кое-что пришло в голову, и я захотел предупредить её, чтобы не сбривала недавно вернувшуюся ко мне бородку — но я не смел открывать рот, или даже глотать. Я боялся, что она сбреет мне кадык. Роуз закончила за несколько минут, а когда я пощупал подбородок, там всё было как и должно быть.

— Спасибо, — сказал я ей. — Пенни всегда грозилась сбрить мне бороду, когда гневалась. — Когда эти слова слетели с моих губ, по мне пробежала холодная дрожь. Я всё ещё не знал, что случилось в тот день, когда я потерял контроль над своими способностями, находясь в пьяном угаре, но я был весьма уверен, что гладко меня выбрила именно Пенни. «Вот, в чём надо было разбираться. А не заниматься тем, что ты делал». Меня снедала вина.

Роуз вытерла мне лицо, и, наверное, хорошо осознавала, что я чувствовал, но промолчала. Отложив бритву, она встала, и отошла, на этот раз поворачиваясь ко мне спиной:

— Можешь вытираться и одеваться. Твоя одежда — в корзине.

Я послушался, а запустив руку в корзину, обнаружил серый бархатный дублет, мягкие кожаные сапоги и подходившие к ним качественные штаны. Я их узнал:

— Где ты это взяла?

— Тирион, — ответила она. — Он сказал, что они были в его шкафу в твоём прежнем доме.

Дом, который он вернул обратно себе. Это по-прежнему меня раздражало, но не так сильно, как то, что я слышал его имя в её устах:

— Я хочу, чтобы ты держалась от него подальше, Роуз. Он опасен.

Её глаза сверкнули предостережением:

— Я в курсе. Мне не нужны твои напоминания.

Не было смысла ссориться с ней по этому поводу, поэтому я потратил какое-то время, суша кандалы и кожу под ними полотенцем, затем уселся на скамью. Роуз присоединилась ко мне.

— А тебе не кажется, что тебе следует поделиться со мной твоим планом? — предложил я.

— Ты действительно веришь, что никто не подслушивает? — сказала Роуз.

Тут она была права. Мы сидели, держась за руки, пока стена не растаяла, после чего её помощницы вошли, чтобы унести бадью. Роуз ушла последней, и я схватил её за руку до того, как она смогла уйти:

— Роуз, подожди. Мне нужно тебя поблагодарить, за всё.

— Я уже знаю, — ободряюще сказала она.

— Нет, — сказал я, качая головой. — Я… — Моё предательское горло снова свело. Я не мог сказать слова.

Она вновь приложила палец к моим губам:

— Я уже знаю. Дай себе время. Ты ещё не закончил горевать. — Она отвернулась, но прежде чем переступить порог, она со знающей ухмылкой сказала ещё одну вещь: — И я также знаю, что ты ранее думал отнюдь не о том, что для бритья слишком темно.

Я уставился на неё, раскрыв рот, снова смутившись.

— Когда-нибудь… после суда, — сказала она мне с серьёзным выражением лица. — Может пройти год или два, прежде чем ты будешь готов. Я подожду.

Затем она ушла, а я долго пялился в каменную стену, где она только что была. «Сомневаюсь, что я когда-нибудь буду к тебе готов», — мрачно подумал я. «Вообще, Дориан небось и не осознавал, как сильно он попал, пока не стало слишком поздно». Я вернулся к изучению моих кандалов, и в первые за последнее время я с предвкушением ждал завтрашнего дня.

Глава 33

Когда утром за мной пришли, я уже встал, и расхаживал по камере, чувствуя себя весьма похоже на льва в клетке. К моему разочарованию, на свидание с судьбой меня вести явились Гарэс и Тирион.

— Тебе, похоже, не терпится растянуть шею, — весело сказал Тирион.

— Что угодно, лишь бы выбраться из этой проклятой камеры, — отозвался я, не давая ему испортить мне настроение. — Хотя, между нами двумя, дюйм-другой роста прибавить не помешало бы как раз тебе, — добавил я, имея ввиду тот факт, что я был минимум на дюйм выше его.

Да, это мелочно, но никому не нравится быть объектом насмешек. Тирион был относительно рослым, но у меня всё же было небольшое преимущество, и я знал, как до него докопаться.

Гарэс в кои-то веки ухмыльнулся, выдав факт неполного отсутствия у него чувства юмора. Поэтому я набросился на него:

— Я не знаю, с чего ты так веселишься. Осенние цвета вышли из моды тысячу лет назад.

Они в замешательства посмотрели на меня. Не дошло. Подняв мои закованные в кандалы руки, я подёргал свою аккуратно подбритую бородку:

— Его борода, — сказал я, вздыхая.

Гарэс пожал плечами:

— Рыжий — не осенний цвет.

— А вот с этим я не соглашусь. Твоя борода как раз такого оттенка, какой принимают осенние листья. Ты просто не хочешь признавать, как сильно тебя ужалила моя ремарка, — сказал я ему.

Тирион нахмурился:

— Помимо деревьев в осени ещё есть коричневый, зелёный, серый, кое-где синий цвет…

— И горелый оранжевый, — упёрся я. — Не пытайся притворяться, что не разбираешься в моде.

— Подружку свою спроси, — предложил Гарэс. — Она сможет решить этот вопрос. Может, судья сумеет вынести решение, если у него сегодня больше нет никаких срочных дел.

Гарэс меня удивил.

— Не думал, что у тебя есть чувство юмора.

Он зловеще улыбнулся:

— Висельный юмор — моя специальность.

Победить я не мог, поэтому заткнулся. Не потому, что потерпел поражение, а потому, что мои слушатели были слишком ограничены, и не ценили мой юмор. Я несколько раз повторил это про себя, пока мы поднимались по лестнице. Лишь когда мы вышли из подземелья, я осознал, что не стал отрицать самое важное.

— Она мне не подружка, — запоздало подчеркнул я.

— И не моя, — сказал Тирион, зловеще посмеявшись. — Скорее временное развлечение.

Он меня довёл. Разъярившись, я махнул руками в сторону, заставив соединявшую мои запястья длинную цепь просвистеть по воздуху. У Тириона были хорошие рефлексы, и он поймал цепь, но кончик петли продолжил движение, оставив красный рубец на его щеке.

Он дёрнул цепь, заставив меня споткнуться и упасть вперёд, а потом упёрся носком сапога мне в грудину. Я ощутил, как его эйсар вспыхнул, и к моему загривку прижалось что-то острое.

— Не советую испытывать меня сегодня, мальчик, если только не хочешь, чтобы у тебя по дороге в зал суда случился несчастный случай.

Кашляя и хрипя, я вынужден был проглотить свой гнев, но от этого во рту у меня остался горький привкус. «Наступит день», — молча поклялся я, — «когда я заставлю тебя заплатить за эту ремарку». Я ему много чего задолжал.

Схватив меня за локти, они вздёрнули меня на ноги, и потащили вперёд, пока я не смог снова заставить ноги повиноваться мне. Когда мы наконец вышли из дворца под утреннее солнце, я был почти ослеплён его ярким светом. Однако они не стали давать мне время привыкнуть. Понукая, они провели меня по двору к главным воротам.

— Снаружи ждут твои поклонники, — иронично сказал Тирион.

Так и было. Улица между дворцом и Зданием Правосудия была забита людьми, и если судить по их выкрикам глумлению, видеть меня они были не очень рады. В столице я был непопулярен с той ночи, когда перерезал всех верных Трэмонту людей чередой убийств, чем заработал себе прозвище «Кровавый Граф». Обычно узнававшие меня в Албамарле люди опускали взгляд, или шли в противоположном направлении, когда видели моё приближение — но кандалы на моих запястьях придали им смелости выразить истинные чувства.

Те, кто был ближе всего, плевались в меня, в то время как стоявшие чуть позади кидались гнилыми фруктами и другими вещами, о которых и думать страшно. К счастью, моим сопровождающим не хотелось быть заляпанными отбросами, поэтому они возвели щит, укрывавший нас троих от грязи.

Мы должны были вот-вот войти в здание суда, когда я услышал позади нас новый крик. «Хайхор» — заголосила толпа. Обернувшись, я увидел, как улицу пересекает Леди Роуз, и, к моему ужасу, она шла одна.

Толпа уже истратила свои избранные снаряды, поэтому кидаться им было почти нечем — и то хлеб. Высоко держа голову, Леди Роуз шагала вперёд с такой властностью, что люди сперва стали перед ней расступаться.

Но менталитет толпы отпрянул лишь на миг. Одна особо храбрая женщина выскочила из рядов людей, и плюнула Роуз в лицо. Этого было достаточно — и хрупкий порядок обернулся вопящим хаосом.

Я попытался добраться до неё, но мои благородные сопровождающие отказывались отпускать мои руки. Они дёрнули меня обратно, и я начал бросаться из стороны в сторону, умоляя их меня выпустить. Я, наверное, совсем потерял бы рассудок, если бы не явился Коналл.

Он как раз вышел из дворца вместе с Харолдом и Королевой, и, увидев происходившее, оставил свою венценосную подопечную, впрыгнув в толпу. Миг спустя я увидел появившийся сферический щит, отталкивавший людей, в то время как Коналл помог Роуз встать на ноги. Он подождал, отвёл её обратно к Королеве, после чего они вчетвером пересекли улицу вместе.

Представление закончилось, и мои пленители завели меня в Здание Правосудия. Не удовлетворившись молчанием, Гарэс наклонился к моему уху:

— Теперь ты видишь, какую цену она ради тебя заплатила? Как только закончится этот фиктивный суд, что с ней, по-твоему, будет?

Сгорая от стыда и страха за Роуз, я честно ответил ему:

— Пожалуйста, защити её.

Гарэс с торжественным видом слегка кивнул, но ответ Тириона взвинтил мою ярость до новых высот:

— Не волнуйся, мальчик. Я о ней позабочусь, — сказал мой предок, чуть плотоядно улыбаясь.

Я никогда не хотел никого убить так сильно с того самого дня, как он опозорил меня на глазах у Пенни. Или, возможно, с того дня, как я поймал Лиманда за избиением Милли. Или того дня, когда Сэлиор… ну, если честно, у меня было много таких моментов, но в тот миг Тирион был во главе моего списка людей, которым требовалось умереть.

— Успокойся, Мордэкай, — приказала позади меня Роуз. — Если войдёшь в суд, бредя как бешеный пёс, то твоему делу это не поможет.

Я оглянулся на неё, приметив лёгкий грязный след на её щеке. Несмотря на только что случившееся, она выглядела безмятежной, почти королевой. В её взгляде было предостережение, но помимо этого там была льдисто-голубая сталь, напоминавшая мне гранитный мыс во время бури. Мне в голову пришло слово «адамант». Она выдержит все камни и стрелы, что могли ждать впереди.

И будь я проклят, если сам не буду ей под стать. Выпрямив спину, я вошёл в зал суда так, будто шедшие по бокам от меня мужчины были моими сопровождающими, а не тюремщиками.

Обычно имело бы место задержка после того, как меня (обвиняемого) ввели в зал, но поскольку Королева уже была в здании, Лорд Уотсон был вынужден начать поскорее. Мы только успели сесть, как нас заставили встать в присутствии «Его Чести», прежде чем усесться обратно. Затем вошла Ариадна, и мы снова всё повторили, более почтенно. Все встали и поклонились, когда её провели на её место.

В Лосайоне правящий монарх оставлял за собой право судить — это значило, что формально она могла отклонить решение судьи, да и вообще чьё угодно решение, если пожелает. В важных делах, вроде моего, она не осмеливалась демонстрировать свою власть. Это создало бы риск восстания и гражданской войны. В прошлые годы я уже столкнулся с этим недостатком, когда меня судили за то, что я отправил Эндрю Трэмонта в мир иной и превратил его земли в населённую призраками пустошь.

Королевская ложа была в дальнем конце зала суда, позади и слегка выше судейской скамьи, подчёркивая её положение судьи последней инстанции. Остальным позволил сесть обратно лишь после того, как она заняла своё место. Потом было ещё несколько формальностей, но довольно скоро Судья Уотсон призвал суд к порядку, и дал слово королевскому прокурору.

— Лорд Осуалд, пожалуйста, изложите обвинения, — приказал Лорд Уотсон.

Брандон Осуалд был незначительным дворянином из маленького рода, да ещё и вторым сыном. Единственное, чего он мог разумно ждать от жизни — это успешная карьера юриста, если только его брат внезапно не умрёт. Пройдя в середину зала, он выпятил грудь со всем имевшимся у него самомнением, развернул излишне вычурный свиток, и принялся зачитывать:

— В деле «суверенная нация Лосайона против Мордэкая Иллэниэла, Графа ди'Камерон», обвинения следующие: Лорд Камерон насильно проник на территорию резиденции Лиманда, мужа Королевы и Принца-Консорта королевства. В процессе он нарушил права Принца, намеренно уничтожил его собственность, а потом напал на Принца лично. Будто этого мало, затем он убил Принца, пока тот был без сознания, и украл его собственность в виде молодой крепостной по имени Милли.

Лорд Уотсон опустил взгляд в мою сторону:

— Обвиняемый признаёт себя виновным?

Леди Роуз встала, ответив громко и ясно:

— Ответчик признаёт вину по всем обвинениям кроме нападения на Принца. По обвинению в убийстве ответчик не признаёт себя виновным.

На губах судьи заиграла лёгкая улыбка:

— Леди Роуз, вы, может, и не знаете, но даже если все остальные обвинения будут доказаны ложными, поднятие руки на особу королевской крови — особо тяжкое преступление уже само по себе.

Она почтительно склонила голову:

— Я знаю, Ваша Честь, но есть смягчающие обстоятельства. Обвиняемый застал Принца в процессе совершения преступления. Он нанёс удар Принцу с целью защиты жизни крепостной, Милли.

— И у вас есть какие-то доказательства предполагаемого преступления? — спросил судья.

— Да, Ваша Честь, призванные сегодня свидетели могут подтвердить подробности того, какими надругательствами и пытками занимался Принц, — сказала Роуз.

— Что ж, приступим, — начал Лорд Уотсон, но один из клерков подошёл, и прошептал что-то ему на ухо. Он оглянулся на ложу Королевы, и неожиданно объявил: — Королева, будучи милосердной, решила снять обвинение в нападении, учитывая обстоятельства и её личное знание склонностей её покойного мужа. Остаётся доказать обвинение в убийстве. Лорд Осуалд, ваше слово.

Похоже, Осуалда это объявление не порадовало, но он проглотил своё разочарование, и вызвал своего первого свидетеля, Лорда Эйрдэйла.

Дэвид Эйрдэйл предстал перед судом с высокомерной уверенностью, и вопросы прокурора были простыми и по сути. Он рассказал, что сам видел в охотничьем домике, и не забыл очень подробно описать выражение ярости на моём лице, когда я туда вломился. Он закончил менее чем за пять минут. Затем пришёл черёд Роуз опрашивать его.

— Граф Эйрдэйл, — начала она, — я не буду оспаривать факты ваших показаний, поскольку они вопросов не вызывают. Однако у меня есть вопросы касательно вашего присутствия в тот день в охотничьем домике Принца Лиманда. Не могли бы вы рассказать суду, зачем вы туда явились?

Эйрдэйл неуютно поёрзал на своём месте:

— Не секрет, что мы с Принцем дружили. В причине, по которой я там находился, нет ничего более сложного.

Роуз холодно улыбнулась:

— Возможно, мне следует быть точнее, Ваше Превосходительство. Хотя я уверена, что вы действительно дружили с Принцем, тесно дружили, если быть точной, разве вы явились туда также не с намерением устроить продажу одной из своих крепостных?

Эйрдэйл слегка побледнел, но быстро пришёл в себя:

— Не припомню. Последующие события так меня травмировали, что я забыл.

— Вы хотите сказать, что забыли тот факт, что предложили продать Принцу Лиманду крепостную по имени Люси Бриммон — живущую под вашей защитой девочку в возрасте десяти лет? — многозначительно спросила Роуз.

Выражение лица Дэвида Эйрдэйла было бесценным. Несколько секунд он с открытым ртом глазел на Роуз, затем ответил:

— Послушайте, я не знаю, где вы это узнали, но продавать собственность другому лорду в королевстве — не преступление. — Его взгляд метнулся к Осуалду в поисках поддержки.

Тут прокурор произнёс:

— Протестую, милорд. Это не имеет никакого отношения к текущему делу.

Прежде чем Судья Уотсон смог вынести решение, Роуз повысила голос:

— Это имеет прямое отношение к надёжности свидетеля, который, как я могу показать, был сообщником Принца Лиманда в его преступлениях.

Лорд Уотсон был твёрд:

— Принято. Леди Хайтауэр, пожалуйста, вернитесь к сути дела.

На галёрке кто-то зашипел, и, пусть и вынужденная двигаться дальше, Роуз слегка улыбнулась. Не останавливаясь, она задала следующий вопрос:

— Лорд Эйрдэйл, вы знаете кого-то из остальных свидетелей лично?

Дэвид Эйрдэйл пожал плечами:

— Я несколько раз навещал Принца Лиманда. Наверное, я бы узнал его слуг, но лично я ни с кем из них не знаком.

— Даже с теми двумя, которых у вас купил Принц? — спросила Роуз. — А точнее, с Милли, и главным слугой Принца, Вандэром Бриммоном.

— Протестую! — крикнул Лорд Осуалд. — Происхождение слуг Принца Лиманда никак не связано с вопросом убийства.

— Принято, — сказал Лорд Уотсон — его ответ был таким быстрым, что было ясно: ему на самом деле всё равно.

Роуз, не волнуясь, переключилась на новое направление опроса:

— Ваше Превосходительство, ранее вы сказали, что в момент появления Лорда Камерона вы были внизу, греясь у камина, верно?

— Да.

— Но Принц Лиманд был наверху. Вы знали, чем он занимался? — осведомилась она.

Дэвид Эйрдэйл покачал головой:

— Откуда мне знать?

Однако она не отступалась:

— Когда выприбыли в охотничий домик Принца Лиманда, Принц ведь спустился вас встретить?

Он кивнул:

— Да, конечно же.

— Согласно моему клиенту, Принц попросил вас подняться в его спальню, где позже произошло убийство, и там он снова представил вам Милли. Это правда? — спросила Роуз.

Разгневавшись, Эйрдэйл ответил, едва не трясясь:

— Вы хотите сказать, что он за нами шпионил. Да, Принц позвал меня наверх, чтобы показать мне, в каком состоянии была купленная им девочка.

— Он предлагал вам, чтобы она продемонстрировала недавно усвоенные ею навыки сексуальной рабыни? — спросила Роуз.

— Нет! — выпалил Эйрдэйл.

— Тогда почему вы вернулись вниз, оставив Принца с ней наедине?

— Они не были одни, — сразу же сказала Эйрдэйл.

Роуз с интересом подняла брови:

— Тогда не могли бы вы объяснить суду, кто ещё был в комнате?

Стреляя глазами из стороны в сторону, Дэвид Эйрлэйл искал поддержки у Лорда Осуалда или даже судьи, но не нашёл. Отчаявшись, он ответил:

— Он собирался наказать девочку, за что — не знаю. Он позвал остальных слуг на это смотреть. Мне самому такое не по вкусу, поэтому я ушёл.

— То есть, вы признаёте, что знали, что он собирался высечь девочку, — обвинила его Роуз.

— Я никак не мог знать, что он собирался её высечь! — выпалил Эйрдэйл.

Лорд Осуалд снова вскочил:

— Протестую. Методы наказания Принца Лиманда не имеют значения.

— Принято, — сказал Лорд Уотсон. — Леди Хайтауэр, могу вам напомнить, что суд сегодня не над Лордом Эйрдэйлом.

— А зря, наверное, Ваша Честь, — спокойно произнесла Роуз.

— Протестую! — снова крикнул Осуалд.

Судья поднял ладонь:

— Леди Хайтауэр, пожалуйста, ближе к делу.

Роуз почтительно склонила голову:

— Определённо, Ваша Честь. Лорд Эйрдэйл, возможно ли, учитывая ваше знание о деятельности Принца Лиманда, что вы испытывали огромное чувство вины за участие в его преступлении, вины столь сильной, что она толкнула вас убить Принца, когда вы нашли его одного и без сознания?

— Ни за что! — воскликнул Эйрдэйл. — Мне абсолютно всё равно, что он делал со своей собственностью!

Леди Роуз улыбнулась, повысив голос:

— Это, милорд, предельно ясно. Больше вопросов нет, Ваша Честь.

Дэвид Эйрдэйл удалился кипя от злости, а по галёрке прошли шепотки. Что бы ни случилось дальше, его репутация сильно пострадала.

Роуз села рядом со мной, смотря строго вперёд. Наклонившись, я восхищённо прошептал ей на ухо:

— Ты его там едва не погубила.

Её губы слегка дёрнулись вверх в лёгкой ухмылке:

— Я ещё только разогреваюсь.

— Ты действительно думаешь, что он — убийца? — спросил я.

Она бросила на меня короткий взгляд:

— У него кишка тонка, но он вполне может знать, кто на самом деле это сделал.

Моё любопытство усилилось ещё больше, и я спросил:

— А ты знаешь, кто убийца? — Но Роуз промолчала, пристально глядя на следующего свидетеля Осуалда.

Глава 34

Следующим свидетелем был один из слуг, присутствовавших в охотничьем домике Лиманда. Вопросы Лорда Осуалда были чисто формальными, вновь лишь для подтверждения уже рассказанного ранее, и для того, чтобы выставить меня ярившимся безумцем, когда я вошёл в дом. Перекрёстный допрос Роуз был также довольно прост. Она проверила последовательность событий, и заставила их подтвердить, где они были до и после моего появления в доме, но также задала несколько странных вопросов, в основном насчёт отношений между слугами.

Она также спросила каждого из них о поведении Принца, но после того, как первый из них с энтузиазмом начал рассказывать о жестокости Принца Лиманда, Осуалд опротестовал и, как обычно, судья это принимал. К тому времени, как они добрались до последнего слуги, я начал нервничать, поскольку из свидетелей остались только я и Милли, и я знал, что никто из нас не сможет сказать ничего, что обелило бы моё имя.

Однако Роуз прямо таки не терпелось допросить последнего слугу — мужчину по имени Вандэр Бриммон. Когда настала её очередь, она с готовностью метнулась в центр зала:

— Вандэр Бриммон, — начала она, — я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

Он кивнул:

— Да, миледи.

— Вандэр, я уже подтвердила ранее, что ты некогда был крепостным Лорда Эйрдэйла, верно?

Вандэр казался встревоженным, и поворачивал головой из стороны в сторону, будто ища кого-нибудь, кто бы ответил вместо него.

— Пожалуйста, отвечай на вопрос, — сказала Роуз. — Ты изначально принадлежал Лорду Эйрдэйлу, верно?

— Да, миледи.

Она кивнула:

— Какое положение ты занимал среди челяди Принца?

— Я был его главным слугой, — ответил Вандэр.

— Ответственный пост, — сделала наблюдение Роуз. — Почти как дворецкий, не так ли?

Вандэр покраснел:

— Нет, миледи. Я — не свободный человек. Я бы не осмелился присвоить себе такой титул.

— Но ты ведь был главным среди остальных слуг? — настаивала она.

— Да, миледи.

— Значит, ты наверняка хорошо знал, как он с ними обращался, — подала мысль Роуз. — Это так?

Лорд Осуалд был к этому готов:

— Протестую, мы это уже проходили. Не имеет отношения к делу.

— Принято, — провозгласил Судья Уотсон, уже, наверное, в сотый раз. — Леди Хайтауэр, я уже предупреждал: мы здесь для того, чтобы изучить доказательства вины или невиновности Лорда Камерона, а не для того, чтобы вспоминать прежние преступления Принца Лиманда.

Роуз покорно склонила голову:

— Хорошо, Ваша Честь. Склоняюсь перед вашей мудростью. Однако я полагаю, что вскоре вы увидите весомость этого вопроса.

— Ближе к делу, Леди Хайтауэр, — проворчал Лорд Уотсон.

Она повернулась обратно к свидетелю:

— Вандэр, у тебя есть семья, верно? Жена и дети?

Вандер склонил голову:

— Мне не было позволено жениться, миледи.

— Тем не менее, ты был влюблён, и у тебя было трое детей, прежде чем тебя продали Принцу Лиманду, верно?

Прокурор раздосадованно всплеснул руками, но не потрудился протестовать.

— Да, миледи, — сказал Вандэр.

— И они всё ещё живут во владениях Лорда Эйрдэйла? — подтолкнула она.

Лицо Роуз сияло неминуемой победой, заставив меня задуматься, к чему она клонит, но я мог лишь наблюдать, как и все остальные в зале. Когда она задала следующий вопрос, у мозаика начала складываться у меня в голове.

— Люси Бриммон — твоя дочь, так ведь? — спросила Роуз, тщательно проговаривая каждый слог.

Глаза Вандэра ясно видимым образом расширились от страха, а потом он сжал зубы.

Однако Роуз была непреклонна:

— Отвечай на вопрос, Вандэр. Люси Бриммон — твоя дочь, так?

На галёрке загомонили — люди начали разговаривать, кто-то был сбит с толку, а другие уже начали понимать, к чему вели вопросы Роуз. Лорд Уотсон был вынужден постучать молотком, чтобы утихомирить зал. Затем он повернулся к свидетелю:

— Отвечайте на вопрос, Мистер Бриммон.

Лицо Вандэра было красным, но наконец он ответил:

— Да. Люси — моя младшая.

Лицо Роуз было воплощением триумфа. Она демонстративно прошлась перед скамьёй, и спросила:

— Ты знал, что Принц Лиманд как раз согласился купить Люси у Лорда Эйрдэйла?

Судя по лицу Лорда Осуалда, его вот-вот должен был хватить удар, когда он закричал «Протестую!». На галёрке поднялся гомон, когда Лорд Уотсон поднял руку, призывая к порядку, но несколько голосов заорали «Пусть ответит!».

Громко постучав молотком почти целую минуту, Лорд Уотсон в конце концов призвал зал к порядку. Затем, подумав хорошенько, он сказал:

— Отклонено. Я полагаю, что вопрос Леди Хайтауэр может иметь прямое отношение к делу. Мистер Бриммон, пожалуйста, отвечайте на вопрос.

Вандэр сидел неподвижно, парализованный, поэтому Роуз снова спросила его:

— Вандэр, ты знал, что Принц собирался купить твою дочь, верно?

Заикаясь, он наконец ответил:

— О… он мне об этом не говорил.

Роуз не собиралась сдаваться:

— Твои колебания говорят мне о том, что вы о чём-то знали, Мистер Бриммон. Я спрашиваю ещё раз: знали ли вы, что Принц договорился привезти вашу дочь в его личные владения?

Решимость Вандэра дала трещину, по его щекам покатились слёзы:

— Я услышал, как он это обсуждал.

На лице Леди Роуз появилось сочувствие:

— Я знаю, что тебе, наверное, трудно, Вандэр. Ты знал о вкусах Принца. Что, по-твоему, должно было случиться с твоей дочерью Люси, когда она поступила бы на службу Принцу?

Вандэр ответил шёпотом:

— Что он всегда и делает.

Роуз подняла голову, и обратилась напрямую к Лорду Уотсону:

— Ваша Честь, я прошу суд вспомнить, что согласно ответу самого Мистера Бриммона, данному Лорду Осуалду несколько минут назад, именно он был первым, кто вошёл в спальню и обнаружил тело Принца.

В зале суда было так тихо, что я, наверное, услышал бы даже падение булавки. Я определённо услышал шуршание мантии Лорда Уотсона, когда он согласно кивнул. Затем Роуз повернулась обратно к свидетелю.

— Вандэр, когда ты вошёл в спальню, ты обнаружил Принца, но он ещё не был мёртв, верно? — напрямую спросила она его.

— Был, — воскликнул Вандэр почти нечленораздельным от слёз голосом. — Кинжал был в его груди.

— Я думаю, ты лжёшь, Вандэр, — строго сказала Роуз. — Какой человек не убьёт для защиты своих детей? — риторически спросила она. — Кто бы не воспользовался этой возможностью, чтобы защитить своего ребёнка от развратного внимания садиста и насильника детей?

Тут вмешался Судья Уотсон:

— Леди Хайтауэр, пожалуйста, оставьте риторику для заключительного заявления, и сосредоточьтесь на опросе свидетеля.

Она кивнула:

— Вандэр, Лорд Эйрдэйл подталкивал тебя отомстить Принцу Лиманду?

— Нет!

— Другие слуги знали, что ты его убил? Они обещали сохранить это в тайне? — добавила она.

— Нет! Я его не убивал! — заорал Вандэр.

— Никто не будет тебя винить, Вандэр, — сказала Роуз, махнув руками в сторону галёрки. — Любой из мужчин или женщин в этой комнате убил бы в таких обстоятельствах. Разве ты мог поступить иначе?

— Я этого не делал, — ответил он едва не шёпотом.

— Твои соратники-слуги тоже тебя не винили, поэтому и пообещали тебя защищать, верно?

Вандэр Бриммон начал бесконтрольно всхлипывать, и через несколько минут стало ясно, что он не ответит. Роуз снова обратилась к судье:

— Ваша Честь, прошу внести в протокол, что Мистер Бриммон отказывался отвечать на вопрос. — Затем она направилась обратно ко мне: — Больше вопросов нет.

Наблюдая за тем, как Роуз садится рядом со мной, я испытывал странную смесь восхищения, удивления и ужаса. Я не мог не посочувствовать Вандэру, когда его увели прочь со свидетельской трибуны, но в то же время я почувствовал облегчение. Суд надо мной ещё не закончился, но мне казалось, что они почти наверняка вынуждены будут меня оправдать.

А после этого будет очень быстрый суд над Вандэром за убийство Принца-Консорта. С моей точки зрения, он не не сделал ничего плохого, но я знал, что закон сочтёт иначе. Убийство принца, по любой причине, было особо тяжким преступлением. Какими бы убедительными ни были смягчающие обстоятельства, Вандэра казнят.

Снова глядя на Роуз, я увидел, что её рука слегка дрожала, и понял, что она наверняка чувствовала то же самое. Не обращая внимания на гневные взгляды двух моих охранников, я потянулся, и накрыл её ладонью своей, но Роуз отказывалась смотреть мне в глаза.

Она тихо бормотала про себя: «Что угодно». Эти слова она произнесла несколько раз, и хотя я не знал контекста, значение их было мне понятно.

* * *

После короткого перерыва все вернулись, и суд продолжился. Следующим свидетелем вызвали меня, но, к моему удивлению, это сделала не Роуз. Прежде мне это не приходило в голову, но позже я узнал, что в Гододдине ответчика нельзя принудить давать показания, если он не хочет. Если бы кто-то сказал мне об этом до суда, я бы не понял. Но почти сразу же после того, как я оказался лицом к лицу с Лордом Осуалдом, я очень ясно осознал, почему Роуз не хотела, чтобы я давал показания.

Прокурор довольно быстро пробежался по очевидным вопросам, попросив меня назваться и быстро пересказать то, что я помнил. Я отвечал честно, с одним исключением. Роуз посоветовала мне прикинуться сбитым с толку насчёт одного из последних моих моментов в спальне Лиманда. Брэндон Осуалд быстро уцепился за это расхождение.

— Лорд Камерон, согласно свидетельским показаниям, в том числе словам Её Величества, когда вы прибыли в Албамарл с Роландом, то заявили, что наложили заклинание, погрузившее Милли в сон, до того, как покинули спальню Лиманда. Вы отрекаетесь от своих прежних слов? — спросил Лорд Осуалд.

Я покачал головой:

— Нет, я именно так и сказал, но это была оговорка.

Лицо Лорда Осуалда приняло строгое выражение:

— Значит, вы признаёте, что солгали Королеве?

— Нет, сэр, — уверенно сказал я. — Мои воспоминания о событиях были смазаны из-за владевших мною в тот момент эмоций. Когда я первый раз пересказал случившееся, я спешил. Просто ошибся.

— Вы сказала то, что не являлось правдой, Лорд Камерон. Полагаю, что все согласятся — это по определению ложь. Вы не согласны? — настаивал прокурор.

Я видел, как Роуз напряглась. Будь её воля, она бы наверное захотела отвечать на вопросы вместо меня. «Не волнуйся, Роуз», — молча подумал я. «У меня всё на мази».

— Нет, сэр, не согласен. Ложь — это не соответствующее действительности утверждение, сделанное с намерением обмануть. У меня такого намерения нет. Как юрист, вы же наверняка это понимаете?

— В ваших намерениях всё ещё есть сильные сомнения, — сказал Лорд Осуалд. — Когда вы вернулись с Герцогом Роландом, то признали, что шпионили за Принцем Лимандом, а потом ворвались в его охотничий домик, и напали на него. Этими заявлениями вы почти что приговорили сами себя, поэтому кажется странным, что вы внезапно изменили одну подробность — единственную подробность, которая ловко препятствует единственному свидетелю в комнате прийти вам на защиту. Я нахожу это любопытным. А вы, Лорд Камерон?

К этому я был готов:

— Нет, Лорд Осуалд, не нахожу. Когда я встретился с Королевой, то свободно рассказал всё, что знал, поскольку в тот момент не был в курсе убийства Принца Лиманда. Если бы я намеревался солгать, то с самого начала рассказывал бы совсем другое. Мои слова о том, что Милли заснула до того, как я покинул охотничий домик, были простой ошибкой, которую я не допустил бы, если бы пытался скрыть преступление.

Лорд Осуалд похоже был не рад моим словам:

— Удобный ответ, — отозвался он. — Давайте перейдём к кое-чему более релевантному. Принц Лиманд вам не очень нравился, верно?

— Я едва знал его, — искренне сказал я. — Мы встречались лишь несколько раз, но он определённо не оставил о себе хорошее впечатление.

— Вы ведь преуменьшаете свою неприязнь к Принцу, так ведь, Лорд Камерон? Говорят, что вы испытывали к мужу Королевы лютую ненависть.

Хотя в данный момент это по сути было правдой, я на самом деле не мог вспомнить, чтобы в прошлом испытывал такие чувства, и никогда не говорил о таком никому другому. Одарив прокурора озадаченным взглядом, я спросил:

— Кто говорит?

— Вопросы задаю я, Лорд Камерон. Пожалуйста, отвечайте.

— Я и пытаюсь, — отозвался я. — Насколько я знаю, я никогда не демонстрировал и не высказывал таких негативных чувств по отношению к Принцу, поэтому для ответа на ваш вопрос мне нужно, чтобы вы уточнили, кто именно сделал такое заявление, разве что вы просто выдумываете слухи, чтобы подкрепить свою позицию.

Лицо Лорда Осуалда приобрело пурпурный оттенок, но Судья Уотсон подался вперёд:

— Пожалуйста, сообщите суду об источниках вашего утверждения, Лорд Осуалд. Мне любопытно.

— Уверен, их было несколько, — сказал прокурор, — позвольте мне свериться с записями. — Он споткнулся, пока шёл к своему столу, отчего по галёрке пробежали смешки. Чуть погодя он поднял лист бумаги: — Да, вот оно. Лорд Эйрдэйл. А теперь отвечайте на вопрос, Лорд Камерон.

Я улыбнулся:

— Насчёт принца я с Лордом Эйрдэйлом никогда не говорил. Его единственным основанием для такого утверждения может быть тот факт, что он видел, как я вломился в охотничий домик Принца. В тот момент я был в ярости из-за творимого там надругательства. Подозреваю, что у него могли быть другие причины для того, чтобы вспомнить о разговорах, которых у нас в прошлом на самом деле не было.

После этого прокурор двинулся дальше, и хотя мне нравилось, как всё пока шло, дальше ситуация приняла нелицеприятный оборот.

— Лорд Камерон, вы же очень симпатизируете Королеве, верно?

— Она — моя родственница, — сразу же ответил я. — Я очень её люблю.

— Двоюродная тётка, если быть точным. Верно?

— Её мать, Королева Дженевив, была сестрой моей бабки, — твёрдо сказал я.

— Вы могли бы сказать, что она красива? — спросил Лорд Осуалд.

Я понятия не имел, к чему он клонит, но Роуз, судя по всему, понимала. Прежде чем я смог ответить, она вскочила на ноги:

— Протестую. Внешность Королевы к делу не относится.

Судья кивнул:

— Принято.

Лорд Осуалд ухмыльнулся, и двинулся дальше:

— Ваша жена недавно погибла, верно?

— Почти четыре месяца назад, — твёрдо сказал я. — Полагаю, все уже знают об этом.

— Вы думали о повторной женитьбе, Лорд Камерон?

Его вопросы начинали меня злить, но я был не настолько глуп, чтобы показать это:

— Конечно же нет. Я любил жену больше, чем можно выразить словами. Ещё не оправился от её потери.

— Учитывая то, что вы, очевидно, знаете закон, вам несомненно известно, что двоюродным родственникам позволено вступать в брак, верно? — спросил Лорд Осуалд.

Нахмурившись, я ответил:

— Да, но Королева мне — как сестра. Такое никогда не приходило мне в голову, к тому же она уже была замужем.

— Ключевое слово здесь — «была», Лорд Камерон. Вы давно испытываете к нашей Королеве нежные чувства, верно, Лорд Камерон? — бросил обвинение Лорд Осуалд.

— Не такого рода, на какие вы намекаете, — упёрся я.

— Однако же вы создали особый портал, чтобы позволить Королеве навещать ваш дом по собственному желанию, верно?

— Ну, да, — ответил я. — Вы что, обвиняете Королеву в непристойных связях?

Лорд Осуалд улыбнулся:

— Я лишь проясняю ситуацию, дабы просветить данный суд. Вы создали портал между вашим домом и покоями Королевы. Она иногда пользовалась этим, чтобы спать у вас дома, верно?

— Моя жена и семья отлично знали об этом портале, — объявил я. — Мы построили ей дополнительную комнату. Ничего непристойного в этом не было.

По галёрке пробежались шепотки и бормотание. Прокурор продолжил:

— Лорд Камерон, если что-то неподобающее всё же происходило, неужели вы думаете, что ваша ныне покойная жена осмелилась бы сказать вам что-то против?

Разъярившись, я встал:

— Лорд Осуалд, если бы вы хоть раз лично видели мою жену, то не стали бы говорить такие глупости. Она была не робкого десятка. Если бы происходило что-то подобное, она бы мне яйца оторвала.

Это вызвало взрыв смеха с галёрки, и Судье Уотсону потребовалось несколько минут, чтобы восстановить порядок. Когда воцарилось спокойствие, Лорд Осуалд задал следующий вопрос:

— Вы утверждаете, что ваша жена не смирилась бы с подобным, Лорд Камерон, однако же она позволила другой незамужней женщине долгое время жить вместе с вами, верно?

— Протестую, — сказала Роуз. — Семейные обстоятельства Графа к делу не относятся.

Судья Уотсон бросил на неё взгляд, полный неприкрытого злорадства:

— Отклонено. Пожалуйста, продолжайте, Лорд Осуалд.

Прокурор кивнул:

— Позвольте мне пояснить, Лорд Камерон. Незамужняя женщина, жившая вместе с вами и вашей семьёй, сегодня присутствует в этом зале, верно?

Я медленно кивнул:

— Да.

— Пожалуйста, назовите её имя суду, Лорд Камерон.

Слова оставили привкус пепла у меня во рту:

— Леди Роуз Торнбер.

Лорд Осуалд плотоядно ухмыльнулся:

— Вы вступили с ней в сексуальные отношения сразу же после её переезда в ваш дом, или дождались смерти вашей жены?

— Протестую!

— Отклонено, — отрезал Лорд Уотсон.

Я ненавистно сверлил пылающим взглядом Лорда Осаулда:

— Я никогда не состоял в сексуальных отношениях ни с кем кроме моей покойной жены.

— В это трудно поверить, Лорд Камерон, учитывая то, что у вас дома в любой момент времени жило до трёх разных незамужних женщины, не говоря уже о случавшихся иногда ночных визитах нашей Королевы. Вы ожидаете, что мы поверим в то, что ваши отношения со всеми этими женщинами были невинны?

— Ожидаю.

Прокурор продолжил:

— Кто-нибудь из вашей семьи сегодня присутствует в зале суда, в знак поддержки?

Внезапная смена направления заставила меня моргнуть:

— Только мой младший, Коналл.

— Который, кстати, был в числе арестовавших вас людей, — указал Лорд Осуалд. — Лорд Камерон, как вы думаете, почему остальным членам вашей семьи было слишком стыдно появляться здесь сегодня?

— Мой старший, Мэттью, всё ещё в Ланкастере, защищает владения герцога. Моя младшая дочь Айрин сейчас с ним, — объяснил я.

— А что насчёт вашей приёмной дочери, Мойры?

— Она сейчас дома, — признал я.

— Несмотря на то, что могла бы прийти сегодня сюда?

— Да, — ответил я. — Я бы предпочёл, чтобы она не становилась свидетелем этого процесса.

Лорд Осуалд подался вперёд, оказавшись в считанных дюймах от моего лица:

— Но вы же с ней не говорили, Лорд Камерон? Вообще, она сегодня не явилась по своему собственному решению.

— Нет, напрямую не говорил.

Прокурор снова сменил направление допроса:

— Лорд Камерон, вы надеялись, что после того, как вы убили Принца, родственная любовь Королевы перерастёт в нечто большее? Быть может, достаточно большее, чтобы обеспечить вас новой позицией во дворце?

— Нет! — воскликнул я.

— Нет, что вы не надеялись на ней жениться, или нет, что вы не убивали Принца, Лорд Камерон? Какое из двух?

— Нет на оба счёта, — ответил я, силясь взять себя в руки. — Я не убивал Принца, и никогда не желал брачных уз с Королевой. Я никогда не любил никого кроме моей жены.

— Лорд Камерон, если вы были так преданы вашей жене, то почему вы встречались с Леди Хайтауэр? — спросил Лорд Осуалд.

Мой взгляд переместился на Роуз:

— Она — мой адвокат, и хороший друг.

— А кто-нибудь ещё из других ваших друзей навещал вас в течение часа каждым вечером эту неделю, Лорд Камерон?

— Протестую! — крикнула Роуз.

Но Лорд Осуалд не ждал моего ответа, и попёр напролом:

— Кто-нибудь ещё из ваших друзей предлагал искупать вас, прежде чем предстать перед судом, Лорд Камерон? Так поступают хорошие друзья?

Судья Уотсон запоздало ответил:

— Принято. Лорд Осуалд, пожалуйста, воздержитесь от умозрительных высказываний.

— Прошу прощения, Ваша Честь. Больше вопросов у меня нет, — с победным взором сказал прокурор.

Потом настал черёд Роуз, но она смогла лишь заставить меня снова изложить мой рассказ, надеясь, что это частично смоет пятно, оставленное наводящими вопросами Лорда Осуалда. Судя по бормотанию с галёрки, надежд на это было мало. После нескольких минут она села, а меня отпустили с трибуны.

Глава 35

Усевшись обратно на своё место, я оглядел зал. Почти все люди шептались с соседями. Когда я посмотрел на Королеву, она встретилась со мной взглядом, но выражение её лица было холодным. Сбоку от неё стоял Коналл, отказывавшийся смотреть мне в глаза. Я мог лишь гадать, о чём он думал.

— Если больше свидетелей нет, то я удалюсь для принятия решения, — сказал Лорд Уотсон, начиная вставать.

Роуз мгновенно вскочила на ноги:

— Прошу прощения, Ваша Честь. Я хотела бы вызвать ещё одного свидетеля.

Судья неодобрительно посмотрел на неё:

— В моём списке такого свидетеля нет.

— Ответ я получила лишь прошлым вечером, Ваша Честь, — сказала Роуз. — Если вы позволите, я хотела бы вызвать для дачи показаний Милли — девочку, которую спас Лорд Камерон. — Повернувшись, она указала ему на заднюю часть зала.

Я проследил за её взглядом, и увидел стоявшую там Керэн, а рядом с ней — Милли. Они начали идти между скамей, направляясь к трибунам.

Лорд Осуалд сразу же встревожился, и встал, чтобы выразить протест:

— Ваша Честь, мне не дали возможности встретиться с этим свидетелем до суда. Её показания нельзя допускать к делу.

Роуз повинно склонила голову:

— Прошу простить, Лорд Осуалд. Я смогла связаться с ней лишь прошлым вечером. Учитывая то, что она — одна из главных свидетелей, я считаю, что выслушать её будет важно.

Лорд Уотсон некоторое время переводил взгляд между ними, затем встал:

— Леди Хайтауэр, Лорд Осуалд, пожалуйста, присоединитесь ко мне в моих покоях. — Он ушёл прочь, и они последовали за ним, покинув зал суда. В зале сразу же пошёл громкий шёпот, вскоре переросший в неблагозвучный гам, поскольку все говорили одновременно.

Делать мне было нечего, поговорить — не с кем, поэтому я смотрел вперёд, не зная, чем заняться — но тут Гарэс наклонился ко мне, глядя на Керэн:

— Я начинаю понимать, о чём думает Роуз.

Я сидел с каменным лицом:

— Понятия не имею, о чём ты.

Он осклабился:

— Думаю, понимаешь — поэтому я дам тебе совет. Неукротимая Леди Роуз допустила в своём плане ошибку. То, о чём она думает, не сработает. Это лишь приведёт к тому, что после твоей казни её посадят.

Я не ответил, но почувствовал, как сжались мои зубы.

— Я совершенно серьёзно, — сказал Гарэс. — Как я уже говорил, я не совсем лишён сочувствия. Будь это не так, я бы указал на то, что твоя внезапная свидетельница всю прошлую неделю провела в обществе твоей дочери. Хотя для присутствующих это мало что значит, я при желании легко мог бы уведомить их о том, что она — маг разума. Тогда слова малютки Милли никто бы ни в грош не ставил.

— Что ты хочешь сказать, Гарэс? — спросил я.

— Надейся на то, что тварь, которую ты зовёшь дочерью, хорошо поработала. Если ложных показаний девочки не хватит, чтобы изменить мнение судьи, то тебя повесят. А если Роуз попытается вытащить тебя при поддержке Керэн, то её тоже скорее всего повесят. — Он выпрямился, и принялся игнорировать мой гневный взгляд.

Махнув рукой на Гарэса, я снова принялся смотреть вперёд, но при этом мой разум бешено работал, обдумывая его слова. Я довольно быстро вспомнил, что мои зачарованные кандалы смастерил именно он. Будь это кто другой, это было бы не важно, но Гарэс родился в золотой век магии. В те времена маги Морданов были многочисленными, и любой метод лишения волшебника свободы должен был учитывать этот факт.

Закрыв глаза, я снова сфокусировал свой магический взор на кандалах, но не узнал ничего нового. Я уже выяснил, как их следовало правильно отмыкать, хотя для этого требовался второй маг. Нужно было направить эйсар в каждый наручник в нужных точках, создавая между наручниками связь. Только тогда можно было дать надлежащую команду, заставив их разомкнуться, не убивая носившего их человека.

Помимо этого, я изучил начерченные на них руны, но не мог увидеть никакой очевидной причины, почему носящий их человек не может быть телепортирован. Однако уверенность Гарэса не была показной. Я достаточно хорошо знал рыжебородого архимага, чтобы понять, что он не блефовал. Если он думал, что попытка телепортировать меня прочь окажется провальной, значит так наверняка и будет.

«Ситуация всё лучше и лучше», — подумал я про себя. Я всё ещё был погружён в раздумья, когда в зал вернулся судья.

Леди Роуз заняла своё место рядом со мной, когда он занял свою трибуну:

— Я решил позволить последнему свидетелю Леди Хайтауэр дать показания. Леди Хайтауэр, пожалуйста, ведите вашего свидетеля.

Керэн вывела Милли вперёд, и вскоре та заняла своё место — на вид ей было очень неуютно, она робела под таким числом взглядов. Одета она была в одно из старых платьев Айрин — симпатичная жёлтая ткань скрывала большую часть её шрамов. На миг я задумался, было ли это мудрым, поскольку всем могло помочь лицезрение содеянного с нею Принцем, но сразу же устыдился этих мыслей. Она достаточно настрадалась.

Поскольку Роуз её вызвала, допрашивать Милли она стала первой. Роуз уверенно вышла в зал, и повернулась к девочке:

— Пожалуйста, назови суду своё имя.

— Милли, миледи.

— А фамилия?

Милли опустила взгляд в пол:

— Не знаю, миледи. Я поступила на службу Принцу очень маленькой.

— Но изначально ты жила во владениях Лорда Эйрдэйла, верно? — спросила Роуз.

Её ответ был почти неслышным:

— Да, миледи.

— Сколько тебе сейчас лет, Милли?

— Двенадцать, я думаю, миледи, — сказала девочка.

— И как долго ты служила Принцу? — продолжила Роуз.

Милли помедлила:

— Не уверена. Лет пять или шесть, наверное.

Следующий вопрос Роуз задала с видимой неохотой:

— Я знаю, что тебе это трудно, Милли, но суду важно это услышать. Сколько лет тебе было, когда Принц начал тобой злоупотреблять?

Милли покачала головой:

— Он мной не злоупотреблял, миледи. Я была его собственностью. Он мог делать со мной всё, что пожелает.

Галёрка разразилась гневным шёпотом. Однако громкость его была недостаточна, чтобы Судья Уотсон утрудил себя вмешательством, поэтому Роуз продолжила:

— А что именно Принц Лиманд желал делать, Милли? Он тебя бил?

Следующие десять минут были болезненными и неудобными — Роуз заставила Милли описать кое-какие излюбленные Принцем Лимандом методы наказания, которые часто предполагали использование кнутов. Милли также призналась, что Принц использовал её и для более интимных наслаждений, хотя Роуз задавала вопросы на этот счёт в расплывчатой форме. Хватило того, что суд узнал правду, не было необходимости смущать девочку подробными описаниями его разнузданных действий.

Как только Роуз установила, какими извращёнными развлечениями занимался Принц Лиманд, она направила вопросы в сторону отношений Милли с другими слугами:

— Главный слуга, Вандэр Бриммон, знал о том, что Принц с тобой делал, Милли?

Девочка была в явном смятении, ещё большем, чем при прежних вопросах:

— Вандэр — хороший человек, — громко сказала она. — Он не сделал ничего плохого. Он всегда был ко мне добр.

— Милли, пожалуйста, отвечай на вопрос. Вандэр знал о том, как Принц с тобой обращался? — давила Роуз.

Во взгляде Милли было отчаяние:

— У него будут неприятности за то, что он был ко мне добр?

Роуз терпеливо покачала головой:

— Нет, дорогая. Доброта никогда не бывает преступлением. Ты ответишь на вопрос? Вандэр знал о том, как Принц с тобой обращался?

Голосом, который почти не отличался от бормотания, Милли ответила:

— Он занимался моими порезами, после того, как Принц со мной заканчивал. Иногда, если мне запрещали есть, он тайком проносил в мою комнату хлеб.

— Как ты думаешь, Вандэр ненавидел Принца за то, что тот делал, Милли? — спросила Роуз.

Девочка покачала головой.

— Ты должна отвечать вслух, Милли, чтобы суд мог услышать, — объяснила Роуз.

— Да, миледи. Но он никогда бы ничего с ним не сделал. Вандэр не такой, — настаивала девочка.

На лице Роуз появилось печальное выражение:

— Иногда хорошие люди творят жестокие вещи, Милли, чтобы защитить тех, кого любят. — Затем она обратилась к Судье Уотсону: — Представляю на рассмотрение судом мою теорию, согласно которой Вандэр вонзил кинжал в сердце Принца Лиманда. У него была не одна причина ненавидеть своего повелителя, как из-за надругательств, которым он был свидетелем каждый день, так и из-за угрозы того, что его собственная дочь могла вскоре стать их жертвой.

При словах Роуз лицо Милли побледнело, и она начала дрожать. Судья Уотсон же был практичнее:

— Леди Хайтауэр, пожалуйста, довершите опрос.

Она кивнула:

— Милли, после того, как Лорд Камерон вошёл, и ударил Принца, тот потерял сознание, верно?

Девочка, заливаясь слезами, кивнула:

— Да, миледи.

— Пожалуйста, расскажи суду, что ты видела после этого. Позаботился ли Лорд Камерон о твоих ранах, и унёс ли он тебя прочь? — спросила Роуз. — Был ли Принц Лиманд всё ещё жив во время вашего отбытия?

Милли явно потряхивало, и прошло больше минуты, прежде чем она смогла ответить. Когда это случилось, ответ пришёл в форме крика:

— Нет!

Поражённая, Роуз уставилась на неё:

— Пожалуйста, объясни, Милли. Ты хочешь сказать, что Лорд Камерон не вредил Принцу перед уходом?

— Нет! — снова крикнула Милли. — Он… он был так зол. Я испугалась. Он сделал так, что моя спина не болела, а потом я увидела, как он взял кинжал, и воткнул в Принца. Это был не Вандэр, клянусь! Лорд Камерон сделал это прямо у меня на глазах.

Роуз дёрнулась так, будто ей отвесили пощёчину, но не сдалась:

— Пожалуйста, говори правду, Милли — что произошло?

Милли вскочила на ноги, и закричала:

— Я говорю правду. Он заколол Принца! — Её палец указывал прямо на меня.

— Милли, не лги, — отчаянно сказала Роуз. — Он…

Но Судья Уотсон услышал достаточно:

— Пожалуйста, не изводите свидетеля, Леди Хайтауэр. Если у вас больше нет вопросов — пожалуйста, отойдите, чтобы Лорд Осуалд мог опросить вашего свидетеля.

Роуз подняла на него полный мольбы взгляд:

— Но Ваша Честь.

— Садитесь, Леди Хайтауэр. Лорд Осуалд, ваш свидетель, — сказал судья.

Лорд Осуалд встал, затем отвесил трибуне изысканный поклон:

— Вопросов нет, Ваша Честь.

В зале стояла гробовая тишина, а я смотрел на Роуз. Она всё ещё стояла в середине зала, но прямо у меня на глазах она расправила плечи и подняла голову. Она гордо посмотрела на судью, прежде чем развернуться, и окинуть взглядом остальной зал. Её взгляд был обвинением, или, возможно, декларацией непокорности, но когда она снова села рядом со мной, Роуз была совершенно спокойной.

После этого судья попросил сделать заключительные заявления, но я почти не слышал сказанного. Лорд Осуалд встал, и какое-то время что-то вещал, уже уверившись в своей победе. У меня сложилось ощущение, что ремарки Роуз были более поэтичны, но я на самом деле не слушал, как она высказывала свою финальную, полную чувств мольбу. Когда она снова села, я видел по выражению её лица, что даже она не думала, что этого хватит.

Судья Уотсон встал, и снова ударил своим молотком. У меня было такое чувство, что этот напыщенный ублюдок получал с этого кайф. Затем он начал говорить:

— Учитывая обстоятельства, я не считаю, что требуются долгие раздумья. Лорд Камерон, я нахожу вас виновными по всем обвинениям. Наказание за убийство принца королевского сословия — смерть. Приказываю увести вас из этой комнаты, и без промедления повесить. — Затем он снова стукнул своим молотком сучара.

Роуз мгновенно вскочила, возражая:

— Ваша Честь, пожалуйста, дайте немного времени. Лорду Камерону даже не было позволено увидеться с родными.

Лорд Уотсон был непоколебим:

— Убийцы не заслуживают сочувствия этого суда, Леди Хайтауэр. Держать волшебника в заключении — нелёгкое дело, чрезмерно утомительное для Лордов Иллэниэла и Гэйлина. Приговор будет приведён в исполнение сейчас же.

Пока он говорил это, я глазел на него, испытывая искушение высказать ему всё, что я думаю. Но я понятия не имел, что будет дальше, поэтому удержался, молча выругавшись: «И тебя туда же, тем же способом».

Глава 36

Чад Грэйсон смотрел вниз на ступени, спускавшиеся от Здания Правосудия на противоположной стороне улицы. Сам он стоял на дворцовой стене, и, согласно его расчётам, цели будут менее чем в тридцати метрах, когда он наконец начнёт пускать стрелы. Конечно, при стрельбе с такой высокой позиции волноваться о траектории было почти не нужно. На самом деле следовало беспокоиться лишь о ветре, но дувший в тот момент бриз был относительно умеренным.

К чему он ещё не совсем привык, так это к тому факту, что не требовалось волноваться об остальных стражниках. Изначальный план предполагал украсть униформы, и ждать почти впритык до нужного момента, прежде чем притвориться патрулирующими стену. План был хороший, но его основным изъяном был тот факт, что дворцовая стража не снабжалась луками — у них были арбалеты. Но волновало его не это. Большинство людей были не слишком наблюдательны. Если бы они ждали до нужного времени впритык, то всё было бы в порядке.

Но с Элэйн необходимость во всём этом отпала. Они с Сайханом стояли посреди стены, совершенно беззаботно выглядывая между её зубцов. Сперва он подумал, что ей следует сделать их невидимыми, но Элэйн объяснила всю непрактичность этого предложения. Будучи невидимыми, они не смогли бы видеть сами, что затруднило бы наблюдение.

Вместо этого она накрыла их двухслойной иллюзией, скрывая их одежду и лица. Даже их оружие выглядело нормальным, хотя она и предостерегла, что когда они таки приготовят стрелы и натянут тетивы, то будут выглядеть странно, если только её не будет рядом, чтобы подправить иллюзию. Она была уверена, что её усилий хватит, дабы одурачить крайтэков, а также других магов, которые должны были вот-вот выйти из здания напротив.

Нервничать его заставляло лишь то, что Элэйн сейчас с ними не было. Она ушла тридцать минут тому назад, чтобы подготовить им бегство. Она выбрала на стенах место, где, похоже, редко бывали патрули. Оно было в углу, где сходились две стены, и именно там она и делала круг, чтобы телепортировать их прочь, когда дело будет сделано. Как с их личными личинами, она планировала скрыть круг двухслойной иллюзией.

Она обещала вернуться сразу же, как закончит, но прошло уже полчаса, и Чад беспокоился, что суд завершится до её возвращения. Он посмотрел на своего спутника, гадая, волнуется ли тот.

Сайхан стоял неподвижно, как статуя.

«Не, этот уродливый ублюдок вообще не знает, что такое нервы», — подумал Чад.

Несколько минут назад их едва не раскрыли, когда патрулирующий стражник остановился спросить, что они делают — но Сайхан его спровадил. На его униформе были сержантские знаки отличия.

— Мы не при исполнении, боец. Мы тут просто ждём зрелища. — Вот и всё, что ему потребовалось сказать.

И прикидываться здоровяку при этом не пришлось. Он привык командовать солдатами. Его обычная громоздкая грозность в сочетании с очевидной опытностью означали, что он скорее всего мог сказать почти что угодно, и стражник всё равно оставил бы их в покое.

«Но будем надеяться, что он не начнёт разговаривать с друганами». Чад потёр лоб, и снова направил своё внимание на расположенную внизу улицу. Ему хотелось выпить. Нервы были натянуты крепче, чем его лук, но благодаря прошлым делам к этому он уже успел привыкнуть. «А вот архимагов мне убивать не приходилось. Это в новинку».

Инструкции Роуз ясно говорили о том, что ему следует по возможности не убивать цель, но это лишь показывало отсутствие у неё опыта в таких делах. «Да я ни за каким хуем не буду ранить кого-то из этих ублюдков. Это ж всё равно что на смерть нарываться».

По собравшейся внизу толпе пробежал ропот, и он понял, что момент почти настал. Из здания начали выходить люди. Вышедшие первыми никакого значения не имели. Чад рефлекторно перепроверил стрелы, разложив их перед собой. «Десять выстрелов», — напомнил он себе. В колчане у него на поясе было больше, но к тому времени, как он выпустит десять, им с Сайханом уже надо будет убегать.

— Где ж эта блядская девка? — пробормотал охотник.

— Они здесь, — предостерёг Сайхан, поднимая лук, и поводя плечами, чтобы размять мышцы.

На ступенях появились четверо стражников, и разошлись, не подпуская толпу. Позади них на свет показался Мордэкай, с Тирионом по одну сторону и Гарэсом по другую. Леди Роуз шла у них по пятам. «Жди сигнала», — молча напомнил себе Чад. «Мы не знаем, что случилось».

Он горячо надеялся, что она не поднимет руку. Наилучшим возможным исходом для них с Сайханом было просто тихо уйти.

Роуз поглядывала на небо, и начала двигаться, но Гарэс Гэйлин внезапно развернулся, и схватил её за руку, качая головой и что-то произнося. «Неужели он только что не дал ей подать сигнал?»

Тут один из стражников что-то сказал толпе, и поднялся крик:

— Повесить его!

«Сойдёт и так», — решил Чад.

— На счёт три, — объявил он спутнику. Подняв свой лук-стодвадцатку, охотник потянул, натягивая его на полную. — Раз, два… — Нацелившись на Тириона Иллэниэла, он безмолвно произнёс свою обычную молитву: «Иди нахуй, мудила».

* * *

Когда я шагнул наружу, крепко удерживаемый двумя пленителями, солнце слепило глаза. Я чувствовал Роуз позади себя, и почему-то меня это приводило в ужас. Я не знал точно, что она замыслила, но из-за присутствия всех этих стражников, двух архимагов и бессчётного количества народа я не мог не почувствовать, будто она стоит голой посреди моря хищников. Если что-то сейчас случится, то нельзя было сказать, кто мог умереть.

Затем Гарэс выпустил мою руку, и потянулся назад, схватив запястье Роуз:

— Даже не думай об этом, — предостерёг он.

«Она что, собиралась подать кому-то знак?» — задумался я. Мой взгляд прошёлся по толпе, а потом поднялся на дворцовую стену напротив. Там в разных местах стояло немало стражников. Большинство из них, похоже, наблюдали за событиями на улице, а не только что-то охраняли. А вот двое в центре казались немного странными — они держали арбалеты под странным углом.

Тирион и Гарэс были окружены простыми щитами — ничего особенного, но этого хватило бы, чтобы остановить стрелу. Им это не помогло. Тело Тириона дёрнулось, когда массивная боевая стрела пронзила его грудь с такой силой, что полностью вышла из спины, едва не воткнувшись мне в колено. Похожая стрела попала в Гарэса, вонзившись ему в левое плечо, и выйдя из левой лопатки.

Я рассеянно заметил, что узкие наконечники стрел были теми, что я когда-то зачаровал для Чада Грэйсона перед нашим походом в Ланкастер. Я также осознал, что у Тириона из груди уже торчали ещё две стрелы, а Гарэса настигла вторая.

Оба с трудом стояли на ногах, и не только из-за ударов стрел, но и из-за отката, вызванного разрушением их щитов. Но даже так эйсар Тириона вспыхнул, и его татуировки ожили, создав вокруг его тела гораздо более мощный зачарованный щит. Пока Тирион падал на колени, об этот щит разбились ещё три стрелы.

Гарэсу повезло меньше, хотя его убийца казался несколько более медленным. Третья стрела пробила ему живот, пока он падал.

Менеечем за три секунды было выпущено девять стрел, и в каждом из моих пленителей торчало минимум три оперённых древка. Именно в этот момент толпа наконец заметила, и поднялся крик.

Стражники на ступенях наконец обнажили мечи, двигаясь медленно, будто под водой, затем начали падать по мере того, как стрелы пробивали им ноги. Судя по всему, стрелку их смерти были не нужны, и у него хватало умения их предотвратить. Я знал о стрельбе из лука достаточно для понимания того, что попасть по ногам гораздо труднее, чем по более крупному торсу. Кто-то дёргал меня за руку, и я поднял взгляд, увидев тревожно смотревшую на меня Роуз.

— Отойди! — понукала она.

Керэн появилась из ниоткуда, и положила на нас ладони. На миг на её лице появилось сосредоточенное выражение, и… ничего не произошло. Подняв руки, я потряс перед ней моими кандалами:

— Они вытягивают эйсар, в том числе твой, когда ты пытаешься меня телепортировать. Забирай Роуз, и уходи! — Наконец я понял, что имел ввиду Гарэс, и почувствовал себя глупо из-за того, что сразу этого не осознал.

Керэн с колеблющимся видом кивнула, но Роуз отбросила её руку прочь от себя:

— Нет! Сними с него оковы! — закричала она.

Я почувствовал движение эйсара, из нескольких источников, один из которых был совершенно неожиданным. Элэйн была где-то поблизости, и именно её сила подняла туман, укрывший улицу и ограничивший обзор пятью или шестью футами, не более.

Другие источники были более пугающими. Тирион двигался, и я почувствовал, как он с помощью силы остановил кровотечение в своём теле. Его действия впечатляли, поскольку он перекрывал смертельную потерю крови из нескольких крупных артерий с помощью обычного волшебства. Он всё ещё был смертельно ранен, но выгадал себе гораздо больше времени, и сделал это, уже испытывая сильную боль.

А вот Гарэс представлял из себя гораздо более пугающее зрелище, потому что его плоть начала плавиться и течь. То, что он делал, было смесью обычной магии и метамагии — он одновременно исцелял и трансформировал своё тело во что-то иное.

Наблюдая всё это, я попытался поспешно объяснить Керэн, что надо делать:

— Ты должна коснуться одновременно обоих наручников, здесь и здесь. — Я указал на каждом наручнике нужное место, произнося это. — Направь немного силы через эти точки, а когда почувствуешь соединение, произнеси «Эстас».

— Что это значит? — нервно спросила она.

— Это значит «выключить», — объяснил я.

— Хреновый пароль, — пробормотала она.

— Он таковым и не задумывался, — едва не закричал я. — Просто сделай это побыстрее.

Из здания суда вышло несколько стражников, и они спотыкаясь двинулись к нам через туман. Керэн заметила их, и вскинула руку, создав впечатляющую стену огня.

«Просто погрузи их в сон», — подумал я, но времени на критику не было. Я потряс ей своими запястьями:

— Поспеши.

Я нервно наблюдал за Тирионом, пока она возилась с моими цепями. Он всё ещё стоял на коленях, укрытый зачарованным щитом, и яростно боролся за свою жизнь. Поскольку Гарэс трансформировался рядом с ним, он не мог рисковать, исцеляя себя методом архимагов. Всё это время он глазел на меня, сверля меня взглядом всепоглощающей ненависти.

Затем Гарэс исчез, скакнув вперёд и вверх, целясь в стрелков на стене. Его тело представляло из себя сбивающую с толку смесь крыльев, чешуи, когтей и зубов. Тирион улыбнулся — он почти закончил закрывать свои раны.

— Эстас, — наконец произнесла Керэн, я услышал щелчок, и почувствовал, как с меня спадают оковы. Я поймал их рукой, и заткнул за пояс. Она потянулась к нам, но прежде чем она успела что-то сделать, Керэн будто исчезла — её тело резко отбросило в сторону.

Я краем глаза увидел, как Керэн врезалась в стену здания, и сползла за землю.

— Ты слишком долго медлил, внук, — произнёс Тирион угрожающим голосом, от которого у меня прошли мурашки по спине.

— Роуз, беги, — крикнул я через плечо. — Пожалуйста.

— Нет, — твёрдо сказала она. — Только не в этот раз.

Она стояла позади меня, но магическим взором я увидел, как она вытащила из платья длинный кинжал. Одновременно у меня внезапно появилось какое-то предчувствие, и я отскочил в сторону, когда один из наручных клинков Тириона вспорол воздух. Я почти увернулся, но кончик всё же оставил неглубокую, кровавую борозду на моей груди. Отчаявшись, я потянулся к своей силе, и… нашёл лишь крохи.

Мои магические резервы обычно весьма впечатляющие. Элэйн всё время мне об этом говорила, и не всегда это было частью каких-нибудь странных шуток насчёт секса и волшебников. Но сегодня я был почти пустым. Неделя в этих проклятых оковах оставила меня опустошённым и слабым, в магическом смысле.

В итоге я оказался в неудобном положении — против моего предка, только что исцелившегося и могущественного как никогда, вооружённого зачарованными татуировками, с которыми и в лучших обстоятельствах было бы трудно справиться, в то время как у меня не было почти ничего. Ни экипировки, ни оружия, ни зачарованных мешочков, и почти никакой магии.

В общем, мой обычный понедельник — но я был к нему не готов. В конце концов, на дворе всё ещё было воскресенье.

Я попятился, одновременно толкая Роуз, поскольку она упрямо отказывалась бежать:

— Давай поговорим об этом, Тирион. Мы всё ещё можем быть друзьями, — сказал я, используя своё очарование на полную катушку.

— Поздновато для этого, Мордэкай. Я бы тебе помог, но сейчас я не в настроении, — пригрозил он, медленно наступая.

Я выставил руки неугрожающем жесте:

— Мы же друзья, несколько стрел — это мелочь, верно?

Тирион зарычал:

— За эту мелочь я тебе не просто яйца оторву, я тебя порублю так мелко, что тебя можно будет лишь собакам скормить, — выдал он.

Роуз слегка споткнулась, добравшись до ступеней здания суда, а потом вернула себе равновесие, и положила ладонь мне на спину, будто помогая мне пригнуться. Я уже ощутил их магическим взором, но времени сказать ей об этом не было. Тирион продолжал наступать.

— Тебе не скрыться, Мордэкай, — прошипел он. — Твой маг Морданов без сознания, твои союзники потеряны в тумане, и у тебя не осталось сил, чтобы защищаться самому, не говоря уже об этой бляди у тебя за спиной.

Мы добрались до подножия ступеней, и продолжили двигаться, пятясь по боковой стороне улицы.

— Следи за языком, — предостерёг я. — Здесь дамы. — Если я не мог побить его в магии, то решил, что, возможно, смогу побить в правилах этикета.

У меня появилось очередное странное предчувствие, но уклониться я не мог — удар шёл прямо на меня и на стоявшую позади Леди Роуз. Я повернулся, чтобы её оттолкнуть, когда широкий всплеск силы отбросил меня прямо на неё, и мы с ней отлетели на двадцать футов вдоль тротуара, покатившись кувырком. Обняв её руками, я сумел создать лёгкий щит, чтобы не дать булыжной мостовой отбить нам что-нибудь.

Когда мы наконец остановились, я вспомнил о кинжале в её руке — каким-то чудом я на него не напоролся.

— Он меня убьёт, Роуз, — прошептал я ей, пока мы пытались встать. — Пожалуйста, беги. Я попытаюсь удержать его, сколько смогу…

— Нет! — сказала она едва не крича. — Я слишком далеко зашла. Бежим вместе, или умрём. Мне уже всё равно.

— Такие милые влюблённые, — сказал Тирион, продолжая шагать в нашу сторону. — Берегись, Мордэкай. Эта птичка, может, и поёт, но песни её ядовиты.

— Ты ничего о ней не знаешь, — огрызнулся я.

Его глаза расширились:

— Я? О предательстве я знаю всё, внучек, будучи как его жертвой, так и мастером его осуществления, и эта женщина, — указал он на Роуз, — показала мне уловки, которых не ожидал даже я. Я вкусил её плоды, и нашёл их воистину горькими.

Мой изначальный план заключался в попытке заболтать его. Чем больше проходило времени, тем больше были шансы на то, что он отвлечётся на что-то, не говоря уже о том, что мои силы восстанавливались, хотя и слишком медленно для дарования мне какой-то существенной надежды. Однако его комментарий про плоды меня уязвил, и я начал гневаться.

Он тоже увидел это в моём лице:

— Так вот, что тебя больше всего донимает, а? — презрительно выдавил он. — Не волнуйся, наш уговор был честным и справедливым. Я позаботился о том, чтобы она вкусила и то, что предложил я.

Разъярившись так, что костяшки побелели, я пожалел, что у меня не было оружия, но в наличии у меня были лишь слова:

— Вижу, почему ты так расстроился, — сказал я ему. — У меня никогда не было женщины, которая была так разочарована моими умениями, что посчитала необходимым нанять кого-то убить меня. Это ужалило твою гордость больнее, чем те стрелы?

— Мордэкай! — предупредила Роуз, хотя я не был уверен, было ли дело в моей ремарке, или в том, что я, по её мнению, давил на него слишком сильно. Я настолько злился, что мне было почти всё равно.

Ощутив всплеск опасности, я шагнул вправо, едва увернувшись от наручного клинка, вспоровшего пространство, где я только что стоял. Одновременно я нагнулся вперёд, и второе его оружие пронеслось прямо у меня над головой — так близко, что срезало несколько волосков с головы. Тирион метнулся вперёд, а я пятился назад, отчаянно пытаясь увернуться от его смертоносных ударов.

Он был быстрым, слишком, чёрт возьми, быстрым, и его движения не были ни дикими, ни небрежными, несмотря на его ярость. Удары Тириона были быстры как молния, как жалящая кобра, и несмотря на их скорость я видел, что за ними стоял холодный, расчётливый разум. Даже преимущество моих странных предчувствий не позволяло мне полностью уворачиваться от всех ударов. Я отступал шаг за шагом, зарабатывая набор кровоточащих мелких порезов, окрасивших мою новую одежду свежим алым.

Было бы здорово, если бы я мог ударить в ответ. А так у меня уходили все силы просто на то, чтобы избежать убийственных взмахов его рук. Я чувствовал течение его эйсара — не в воздух, а в его тело, увеличивая его силу и скорость.

Он не хотел меня убивать, иначе уже сделал бы это. Силы у него было в достатке. Он мог просто поджечь меня, или разнести на куски, однако он решил вместо этого усилить своё тело, что говорило о его планы насчёт меня. Тирион хотел пустить мне кровь, заставить меня страдать, унизить меня на глазах у Роуз.

Однако мысль о том, что гнев сделал его беспечным, была ошибочной. Тирион теснил меня через улицу, используя агрессивные удары для направления меня в нужную сторону, пока мы наконец не прошли в нескольких футах от места, с которого тревожно наблюдала Роуз. Когда его плечи миновали её, она прыгнула вперёд, сжимая кинжал, и надеясь вогнать лезвие ему в спину.

Следует заметить, что хотя кинжал и был зачарован, укрывавший его тело щит также являлся результатом чар. Хотя зачарованное оружие почти всегда пробивает защиту, созданную из сырой магии, столкновение двух чар обычно сводится к силе. Я уже видел, как защитные татуировки Тириона ломали зачарованные стрелы, движимые мощью боевого лука, поэтому знал, что кинжал Роуз никак не мог ему повредить — но она этого не знала.

В отличие от Тириона, который вообще-то на это и рассчитывал. Я увидел это в его взгляде, когда она прыгнула на него. Когда её кинжал соскользнул с его непробиваемой спины, он крутанулся, махнув левой рукой вбок ударом, который должен был располовинить её. Метнувшись вперёд, я попытался его остановить, но знал, что не успею.

Глава 37

Первая стрела Чада попала чуть левее места, в которое он целился, миновав сердце Тириона. Вины его в этом не было — просто не повезло. Цель чисто случайно поменяла позу в тот момент, когда стрела сорвалась с тетивы. Однако охотник не стал задумываться об этом. Он выпустил вторую и третью стрелу ещё до того, как узнал результат первого выстрела.

Тщательность имеет значение, и Чад Грэйсон ничего не делал наполовину — это касалось как пьянок, так и убийств. Он увидел краем зрения, как Сайхан пускает вторую стрелу, пока сам брал ещё три штуки. «Неплохо для любителя», — подумал он. Рэйнджер употребил вторую тройку стрел, и начал бить по стражником по ногам последними четырьмя стрелями.

К тому времени, как закончились все десять заготовленных им стрел, Сайхан только тянулся к своей четвёртой. Чада это всё равно впечатлило. Здоровяк стрелял лучше, чем многие опытные стрелки и охотники, учившиеся годами. Несмотря на стресс сложившейся ситуации, все три стрелы рыцаря попали в цель.

С обоих сторон к ним побежали стражники, в то время как внизу поднялся крик, когда до толпы наконец дошёл факт нападения. Сайхан выронил стрелу, которую держал в руках, и использовал лук в качестве короткого копья, вогнав конец первому стражнику в пузо, заставив остановиться.

Чад вздрогнул от этой картины, но сочувствовал он не стражнику, а луку. Меч стражника ударил вниз, чуть не успев отразить тычок, но времени оставить глубокую зарубку на деревянной части лука Сайхана ему хватило. «Ублюдок совершенно не уважает хорошие вещи», — молча выругался Чад. Позаимствовав оставшиеся у Сайхана стрелы, он начал стрелять по бежавшим к ним с другой стороны стены стражникам, целясь им по ногам с переменным успехом, поскольку из-за их движения стрелы могли как пробить наколенники, так и отлететь от них.

Когда до него добрался последний стражник, у Чада закончились заготовленные Сайханом стрелы, но он всё равно поднял и натянул лук, заставив противника дёрнуться и отскочить назад. Осклабившись, Чад бросил лук, и воспользовался короткой передышкой, чтобы обнажить два длинных ножа. Участие в бою против мечей с одними только ножами в руках не числилось в списке предпочитаемых Чадом видов деятельности, но благодаря недавно обретённых им силе и скорости он не думал, что бой будет таким безнадёжным, каким был бы иначе.

Рэйнджер едва не вывернулся наизнанку от неожиданности, когда рядом с ним появилась Элэйн, сняв с себя невидимость. Он остановил нож лишь в считанных дюймах от её живота, и выругался:

— Сейчас плохое время, чтобы меня так пугать!

Элэйн побледнела, но затем произнесла слово «Шибал». Нападавший на Чада стражник осел, заснув ещё до того, как коснулся земли. Молодая женщина выглянула между зубцов стены, и добавила ещё несколько слов, создав густой туман, скрывший Роуз и Мордэкая. Закончив с этим, она повернулась к рэйнджеру:

— Прости, я припозднилась. Круг отнял больше времени, чем я ожидала.

Оглянувшись, Чад увидел, что атаковавшие Сайхана стражники были повержены. Двое были без сознания, а третий сидел, баюкая сломанные руку и ногу.

— А чего ты их не сбросил с чёртовой стены?

Здоровяк глянул вниз, и пожал плечами. До земли было двадцать футов.

— Это бы их убило, — просто сказал он.

— Щас не время для брезгливости, — с упрёком сказал Чад.

Сайхан указал на другую часть стены:

— Если бы ты не стрелял им по ногам, то последний бы до тебя не добрался.

Чад заскрипел зубами:

— Нет у меня времени на твою хрень. — Протянув руку вниз, он поднял свой лук, а потом вытащил из колчана несколько свежих стрел, и посмотрел через край стены. К сожалению, туман сделал прицеливание невозможным. — Теперь они сами по себе. Пора уходить.

Элэйн показала в направлении угла, в сторону которого стрелял Чад:

— Там лестница, от неё до круга ближе всего. — Она пошла было туда, но со странным выражением лица остановилась. — Харолд.

Рэйнджер толкнул её сзади:

— Не останавливайся.

Она указала на туман внизу:

— Там Харолд. — Махнув рукой, она заставила туман разойтись в одном месте, чтобы они могли его увидеть.

Чад бросил взгляд вниз, и продолжил её толкать:

— Хорошо, что он — внизу, а мы — здесь, вверху. Шевели копытами. — Но по мере их продвижения он не мог не задуматься: — Чего это он делает?

Сайхан, шедший позади, ответил:

— Он собирается прыгнуть.

Глаза Чада расширились:

— Тут больше двадцати футов! — Затем он посмотрел на Сайхана: — Мы что, можем прыгать так далеко?

Верзила-рыцарь пожал плечами:

— Возможно. Я бы не советовал. Своим ученикам я всегда твержу не пытаться это делать.

— А почему нет? — спросил Чад, но Элэйн не останавливалась, поэтому он продолжил следовать за ней, оглядываясь где-то каждую секунду, чтобы увидеть, что происходит. Сайхан остановился рядом с одним из стражников с простреленной ногой. Тот ещё был в сознании, но у него сильно текла кровь, и было очевидно, что сражаться дальше он уже не мог.

— Большой риск, — ответил рыцарь, нагибаясь, чтобы схватить раненного солдата за пояс и за шиворот.

Харолд пришёл в движение, сильно согнув колени, и взметнулся ввысь. Будь он без брони, Харолд мог бы вообще перелететь через зубцы стены, а так он едва долетел до них, успев уцепиться за верхушку одного из них правой рукой. Сильнее сжав руку, он применил свою невероятную силу, и рывком дёрнул себя вверх, снова взлетев в воздух.

Сэр Сайхан поднял раненного солдата, держа его чуть выше груди, и когда Харолд изящно перелетел через зубцы стены, рыцарь бросил человека вверх. Бедный стражник, превратившийся в импровизированный снаряд, с криком врезался Сэру Харолду прямо в грудь, и они оба полетели вниз, к мостовой.

Сайхан развернулся, и снова пошёл к Чаду и Элэйн:

— Я его уже предупреждал. В следующий раз он вспомнит мою науку.

«Если выживет», — подумал Чад. «Вот тебе и человеколюбие». Затем стена перед Элэйн взорвалась, когда в неё ударилось что-то вроде золотого метеора.

— Блядь, это что такое? — заорал охотник.

Элэйн ответила одним словом: «Коналл». Затем встревоженно взвизгнула, когда Сайхан схватил её, и спрыгнул вниз, на территорию дворца.

— Ты же сказал, что прыгать нельзя! — крикнул Чад.

Сайхан осклабился, и начал продвигаться к тому углу, где их ждал скрытый телепортационный круг Элэйн.

Боязливо глянув вниз, Чад прыгнул как раз в тот момент, когда стена под ним взорвалась, однако он перекатился, не доверяя своим коленям и щиколоткам выдержать нагрузку полностью. Утерев с лица то, что казалось ему потом, он обнаружил на своей ладони ярко красное пятно. Осколок камня распорол ему щёку.

Не теряя времени, он догнал своих сообщников. Тут ему в голову пришла идея, и он наклонился ближе к Элэйн:

— Ты же можешь делать ещё и иллюзию звука, верно?

Она кивнула, и он прошептал ей свою идею. Несколько секунд спустя по другую сторону стены раздались вскрики:

— Защищайте Королеву! Убийцы в Здании Правосудия!

Чад злорадно улыбнулся. «Это заставит Коналла отступить».

Они ещё были ярдах в тридцати от цели, и казалось, что они сумеют уйти без последствий, но затем что-то ужасное, выглядевшее как извивающийся шар из плоти, зубов и чешуи, перекипело через гребень стены.

— Пиздец, — выругался Чад. — Ходу!

Но сам он собственному совету не последовал. В руке он продолжал сжимать лук, и натянул его со скоростью мысли. У него в колчане ещё оставалось пятнадцать зачарованных стрел, но оставались они там недолго. Чад с стремительно выпустил их всех в перекатившееся через стену чудище. Стрелы вспороли дрожащую плоть, заставив монстра кричать от боли, когда он приземлился у основания стены.

Но он не умер. Из его боков выросли ноги, и начала появляться массивная голова. Чад рефлекторно потянулся к колчану, но обнаружил, что стрелять уже нечем «Вот, за что я ненавижу ебучих волшебников», — подумал он. Затем рука Элэйн схватила его за плечо, и мир погрузился во тьму.

— Не двигайся, — предостерегла Элэйн. — Мы невидимы. Бери меня за руку, и мы потихоньку пойдём.

— Оно нас не услышит? — спросил Чад.

— Я скрыла всё, — сказала молодая женщина. — Зрение, звук, магический взор. Мы полностью скрыты.

— Ни хуя не вижу, — пробормотал охотник. — Что случится, если мы на него наткнёмся?

— Будет плохо, — сказала Элэйн. — Гарэс, похоже, сейчас не в настроении.

— Гарэс? Эта тварь — Гарэс Гэйлин? — прошипел Чад. — Неудивительно, что у него нет друзей.

Сайхан тихо засмеялся в темноте рядом с ним:

— Он съел всех своих друзей тысячу лет назад. Дай ему время. Он ещё заведёт.

«Нет уж, такими темпами — не заведёт», — кисло подумал Чад, и повернулся к Сайхану:

— А ты чего ржёшь? Когда он вырвет тебе кишки, тоже будешь похохатывать?

Рослый воин не ответил, но всё равно продолжил посмеиваться.

— Кто-нибудь из вас знает, в какую сторону двигаться? — спросила Элэйн. — Я слегка заплутала, пока мы бежали обратно к тебе.

Чад раздосадованно ответил:

— Держи руку на моём плече. Стена — вон там. Если пройдём до неё, то сможем пройти рядом с ней влево до твоего магического круга. — Затем мысленно добавил: «Любители ёбаные».

Несколько минут они осторожно шагали, и Чад уже начинал гадать, доберутся ли они когда-нибудь до стены, когда он ощутил сквозь подошвы своих сапог сильные вибрации. За ними последовали ещё, и с каждой секундой они усиливались.

— Он близко. Как он нас выследил? Он же не знает, куда мы движемся. — И тут ему в голову пришло кое-что неприятное.

Чад почти всю жизнь был заядлым охотником, и хотя при охоте на людей это обычно не играло роли, большинство животных обладали невероятным обонянием.

— Он отслеживает наш запах. — Схватив запястья Элэйн и Сайхана, он побежал. Надежда была только на скорость.

— Почему мы бежим? — воскликнула Элэйн. — Это опасно. Мы же не видим!

Охотник не ответил. «Выслеживание по запаху — дело медленное. Если будем двигаться быстро, то он не догонит». Он как раз закончил эту мысль, когда они вмазались в стену. Тьма исчезла, снова показав им двор.

Элэйн была на коленях, баюкая окровавленный подбородок. Сайхан вздёрнул её на ноги, а Чад успел бросить свежий взгляд на массивного волка, в которого превратился Гарэс Гэйлин. «Я видел боевых коней размером поменьше», — подумал охотник, чувствуя, как у него пересохло во рту.

Гарэс бросился на них, и в то же время Элэйн схватила их за руки, и снова накрыла завесой. Побежав вдоль стены, они понадеялись, что волк не узнает, в каком именно направлении они двигаются.

Чад постарался бежать первым — не из какого-то особого чувства благородства, а чтобы не дать Элэйн удариться головой, когда они найдут следующую стену. Если она потеряет сознание, то им всем крышка. Прикинув, что они уже близко, он замедлился, и повернулся так, чтобы врезаться в стену плечом и спиной.

Догадка его оказалась достаточно верной, хотя всё равно было чертовски больно биться плечом о твёрдый камень. Элэйн едва не вышибла из Чада дух, врезавшись в него. Сайхан как обычно умудрился ни в кого не врезаться, и равновесия не потерять.

Чад какое-то время держал Элэйн, радуясь тому, что в этот раз она не упустила завесу невидимости. Он поводил руками в кромешной темноте, чтобы попытаться разобраться, за что он держался, и ощутил нечто мягкое. «Определённо задница», — иронично подумал он, крепко сжав руки, прежде чем оттолкнуть её.

— Серьёзно? — возмущённо воскликнула Элэйн. — Ты спятил?

Охотник пожал плечами в темноте:

— Ну, если мне всё равно сейчас хана…

— Заткнись, — рявкнула Элэйн. Собрав волю в кулак, она раскинула вокруг щупальца эйсара, чтобы убедиться, что они все находятся в круге, а потом произнесла слово, и перенесла их в другое место.

Глава 38

Моё недавно объявившееся чувство опасности вопило, пока я пытался остановить Тириона, но я игнорировал этот вопль. Когда я метнулся вперёд, Тирион оборвал замах, и ударил вперёд, пронзив меня правой рукой. Я почувствовал, как выходивший из его руки клинок полностью прошёл через моё тело, выйдя где-то рядом с одной из почек. Я замер, глядя на него с открытым ртом, совершенно ослепнув от боли. Бросив взгляд вниз, я увидел, что его рука полностью была во мне.

Никогда не забуду выражение яростной радости на его лице, когда он вытащил руку, дав мне упасть на колени. Я в ужасе прижал руки к животу, пытаясь не дать потрохам выпасть наружу, а Тирион стоял надо мной.

Прошло несколько секунд, прежде чем я осознал, что наполнявший мои уши звук представлял из себя вопль Роуз. Она какие-то образом оказалась рядом со мной, и с полным отчаяния лицом цеплялась за мою руку. «Не надо», — подумал я, — «ты же измажешься кровью». Я опустил взгляд, наблюдая за тем, как бегущая мимо ладоней кровь стекает на землю.

— Ты уж прости, Мордэкай, — злорадно сказал Тирион. — Я хотел потянуть, но иногда мне трудно себя контролировать. Если ты ещё не понял — я на самом деле не злюсь на тебя. Это её я хочу наказать, и вот поэтому ты должен умереть первым, у неё на глазах.

Моя печёночная артерия была рассечена начисто. Смерть ждала меня секунд через десять, или меньше, однако я с безумной скоростью уцепился за неё своей силой, соединяя концы и скрепляя сосуд обратно.

Тирион был достаточно любезен, чтобы подождать:

— Вот так. Не позволяй мне убить тебя слишком быстро.

Затем мой взгляд наткнулся на мою последнюю надежду. Ладони Роуз всё ещё лежали на моей руке, и я использовал физический контакт, чтобы послать ей короткое сообщение:

— «Спрячься за углом, за ту стену. Я не могу убить его, если ты слишком близко».

Он, наверное, почуял дополнительное использование эйсара, поскольку Тирион крепко пнул Роуз в живот. Она отлетела от меня, перекатившись на бок, баюкая ушибленный торс, но когда она на меня посмотрела, я увидел её взгляд. Она меня поняла.

Мой мучитель медленно подошёл ко мне, активировал один лишь кончик своего наручного клинка, и медленно провёл им по моей спине, глубоко разрезав кожу и мышцы.

— Не исцеляйся слишком быстро, — жестоко пропел он.

Позади него Роуз с трудом поднялась на ноги, всё ещё прижимая руки к животу, и побежала. Угол ближайшего здания был лишь в десяти футах.

Тирион тихо засмеялся, наблюдая за ней:

— А ведь я говорил тебе, внук. Она хорошо разбирается в предательстве. Не волнуйся, я сейчас верну её обратно. Ты будешь мёртв, но будешь покоиться с миром, зная, что предавшая тебя женщина сдохнет вскоре после тебя.

Он медленно, почти апатично повернулся, чтобы поймать её щупальцем эйсара. Как только он перестал сосредотачивать на мне своё внимание, я убрал руки с живота, не заботясь о вываливающихся кишках. Выхватив из-за пояса кандалы, я взял по наручнику в каждую руку, и взмахнул цепью вверх, перекидывая её через Тириона широкой петлёй. Используя крохи имевшегося у меня эйсара, я подбросил себя в воздух как раз в тот момент, когда он рефлекторно разрубил цепь своими всё ещё активными наручными клинками.

Чары на этих цепях запасали излишки моего эйсара почти неделю, и получившийся взрыв превратил мир в белое пятно, ударив по Тириону, сминая его щит и разрывая на куски его тело. Учитывая то, как близко я находился, моя участь была лишь немного лучше, поскольку я был чуть выше его. Ударная волна подбросила меня вверх так сильно, что сорвала кожу с лица и ног. Она уничтожила мои глаза, разорвала барабанные перепонки, и лишь несколько секунд спустя, кувыркаясь в воздухе, я осознал, что полностью лишился правой руки.

Однако я каким-то образом оставался в сознании, что, наверное, было кстати. «Понедельники», — подумал я, забыв, что ещё не закончилось воскресенье. Я выло ухватился за воздух своим эйсаром, пытаясь замедлить падение. Это у меня не вышло, поскольку силы мои были на исходе, но я сумел сориентировать себя в воздухе, чтобы падать головой вверх. «Будет больно», — подумал я, стремительно приближаясь к земле.

Земля не разочаровала.

Мир врезался меня подобно тарану, заставив потерять сознание на несколько секунд. Я мог бы вообще не очнуться, но когда сознание насильно вернулось мне в голову, я обнаружил, что рядом со мной сидит Роуз, и перетягивает отрезанным от платья куском культю моей руки, чтобы остановить бившую оттуда кровь.

Если честно, она творила сущую глупость. Мои потроха, которые до взрыва и так вываливались наружу, теперь практически исчезли, вместе с большей частью моего лица и значительным количеством крови. Если бы не магический взор, я бы даже не понял, что Роуз была рядом со мной. Собственно, я должен был умереть менее чем через минуту, чтобы она ни делала.

Но Тириона не было нигде поблизости, и впервые за всю неделю я был единственным архимагом в окрестностях. Открыв свой разум земле, я позволил ей забрать мою боль, когда моё сознание расширилось, и я стал чем-то бо́льшим.

Пустота была ближе, и голос её был громче, искушая меня. С ней было бы проще, особенно учитывая то, как близок я уже был к смерти, но я заставил себя её проигнорировать. Она была слишком опасна. Если бы я позволил себе зачерпнуть из неё, то почти наверняка вскоре убил бы Роуз, чтобы пополнить потери эйсара.

Роуз ахнула, отшатнувшись, когда моё изорванное тело изменилось, став более похожим на камень.

Я потянулся к земле под собой, и камни мостовой потекли вверх, соединяясь с моим телом, и заменяя мою потерянную массу. Земля манила меня дальше, чтобы я вырос больше, чтобы я стёр с себя боль и страдание людского мира, но за прошедшие годы я хорошо наловчился игнорировать это стремление. Сжавшись обратно, я напомнил себе о моей человечности, и представил своё тело таким, каким оно было прежде.

Мир потеплел, и меня залил истинный свет, когда вернулись мои человеческие глаза. Несколько мгновений спустя я стал собой, целым и невредимым.

И голым, не будем забывать об этом — поскольку я не подумал воссоздать свою одежду. «Точно понедельник», — решил я. «Тот, кто составлял календарь, где-то лажанул».

Меня обнимали руки Роуз, пачкая мою новую кожу моей же старой кровью, но я был в общем-то не против. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы разобраться, как двигать руками, после чего я обнял её в ответ, мягко прижимая к себе. Пока что это был лучший момент за весь день.

Она тихо плакала, уткнувшись лицом мне в шею, но где-то через минуту её рыдания стихли, и я ощутил на своём плече её губы. Она прошлась вверх от моей шеи, целуя мой подбородок, и мои руки опустились ниже, инстинктивно потянув её за бёдра.

«О — оу».

— Роуз, постой, погоди, — сказал я ей.

Она мгновенно остановилась, и сказала:

— О! — По-моему, эта ремарка была вполне подходящей к ситуации. Она начала отталкивать меня, но я продолжал держаться за неё, разворачивая её, и притягивая её бёдра обратно к себе. Однако делал я это отнюдь не по той причине, о которой она сначала подумала, протестующе шлёпая меня по рукам за распутное поведение. Секунду спустя она увидела, почему я так делал.

Рядом стояло несколько привлечённых взрывом Тириона человек, и они с любопытством наблюдали за нами, поэтому я использовал Роуз в качестве некоего разумного фигового листочка, чтобы скрыть свои срамные места.

— О! — сказала она во второй раз. — А ты не можешь создать иллюзию, чтобы прикрыться?

— Я ещё не восстановил свой эйсар, — ответил я. На самом деле, у меня скорее всего хватило бы на иллюзию, но мне не хотелось его тратить. Я чувствовал вдалеке несколько мощных источников эйсара — либо магов, либо кого-то из крайтэков Тириона. Использование оставшейся у меня толики силы сделало бы меня более видимым, при этом снова оставив в беспомощном положении.

Воплощение практичности, Роуз снова вынула свой кинжал, и разрезала им вокруг своего пояса, по сути превратив платье в отдельные блузку и юбку. Затем она выбралась из юбки. Под ней у неё была льняная сорочка, доходившая ей до середины бёдер, так что она не была голой, хотя и выглядела чертовски забавно.

Она протянула мне юбку, и начала рыться в своей сумке, которую каким-то образом умудрилась не потерять во всём этом хаосе.

— И что я должен с этим делать? — спросил я.

— Надень, дурачок, — ответила она, используя тон, к которому наверняка прибегала лишь в разговоре с отсталыми детьми и умственно неполноценными волшебниками. Затем она вытащила мой кожаный пояс, со всеми прилагавшимися зачарованными мешочками. — Когда наденешь юбку, наденешь пояс, и подвернёшь за него края, чтобы она не сползла. Самих по себе твоих бёдер для этого не хватит.

— Ебучие понедельники, — пробормотал я, но сделал, как она сказала. Помучившись минуту, я закончил. Теперь ниже пояса я был облачён в красивую небесно-голубого цвета юбку с золотой вышивкой. По нижней её кайме шло тонкое кружево, и я был почти уверен, что оно плохо сочеталось с цветом моей кожи.

Роуз не была высокой женщиной, и этот факт, в совокупности с необходимостью использования нескольких дюймов ткани для заворачивания за пояс, означал, что юбка доходила мне только до середины икр.

— Симпатичные лодыжки, — сделала мне комплимент Роуз.

— Симпатичные коленки, — ответил я, напоминая ей, что у неё самой ноги были почти голые. Затем я взял её за руку, и мы двинулись прочь. Собравшаяся толпа расступалась перед нами, видимо пребывая в шоке. Я сомневался, что в мире существовала толпа, способная поддерживать в себе праведный гнев перед лицом двух людей, выглядевших так нелепо, как выглядели в тот момент мы.

Пройдя первые ряды, мы ускорились. Магическим взором я приметил в окрестностях вероятных волшебников, и попытался двинуться куда-нибудь прочь от них.

— Есть мысли? — спросил я. Похоже было, что некоторые из потенциальных магов двигались к нам с разных сторон, хотя из-за зданий они всё ещё были вне поля зрения.

— Твой дом, — сразу же ответила Роуз. — Там есть круги.

Она была права, хотя формально этот дом уже не был моим, поскольку Тирион забрал его себе. Впрочем, он, наверное, и принадлежал ему. После взрыва я не видел никаких следов предка. Я очень надеялся, что взрыв прервал его жалкую жизнь, но пока не готов был биться об заклад на этот счёт.

Как бы то ни было, дверь должна была открыться для меня. Я всё ещё был из рода Иллэниэл. Крупной проблемой было то, что до него ещё было минимум двадцать минут пешком от той части города, где мы находились. Мы перешли на бег.

— Как вы бегаете в этих штуках? — пожаловался я. Юбка постоянно путалась между ног, грозя спотыканием.

Роуз слегка замедлилась:

— Обычно — никак. Попробуй задрать их выше колен, чтобы они не путались в ногах.

Чувствуя себя посмешищем, я последовал её совету, и это помогло. «Если кто-нибудь встретит меня в таком виде, то мне уже не придётся волноваться о том, что меня называют «Кровавым Графом», — кисло подумал я, — «хоть что-то хорошее из этого выйдет».

Мы стремительно бежали по мощёным дорогам. Роуз всё ещё была в своих тряпичных туфлях, а вот я был босяком, и менее чем через сотню ярдов начал оставлять на камнях кровавые следы. Боль в рваных ступнях была ужасной, но хуже был тот факт, что я ощущал приближение преследователей. Нам было не успеть.

— Они приближаются, — крикнул я Роуз.

— Они же не смогут войти в дом, верно? — отозвалась она.

Не могли. Мой дом в Албамарле был практически крепостью, но добраться до него нам было не суждено.

— Слишком далеко. Беги вперёд, я попытаюсь увести их прочь. Не думаю, что они преследуют именно тебя, — сказал я ей.

Много лет назад я подстроил дверь под некоторых моих друзей, дав им доступ в мой столичный дом. Если Тирион ничего не поменял, то Роуз сможет открыть эту дверь. Глядя вперёд, я увидел ответвление улицы вправо. Если сверну, то крайтэки, или кто там за мной гнался, скорее всего последуют за мной.

Роуз схватила моё запястье:

— Вместе, Мордэкай. Не заставляй меня повторять, — сказала она, пылко сверкая глазами.

Я уставился на неё в ответ, пытаясь решить, как избавиться от моей фанатичной спасительницы, когда увидел, как по её волосам прошла лёгкая рябь. Эту рябь я узнал. Затормозив, я остановился, и оглянулся. В нескольких футах позади нас была одна из тусклых пространственных границ.

Она принялась тянуть и дёргать меня:

— Не останавливайся!

Покачав головой, я стоял как вкопанный:

— Есть выход. — Пройдя назад, я поднял вторую руку, пытаясь почувствовать лёгкую разницу в воздухе на границе. — Доверься мне, — добавил я.

В полуквартале от нас из-за угла показался член Королевской Стражи, и побежал к нам, но я знал, что стражник был ненастоящим. Это был один из крайтэков Тириона, похожий на человека. «Пожалуйста, пусть у меня хватит силы», — молча подумал я.

Вытолкнув из себя мои скудные резервы, я сосредоточился на границе. Один раз у меня это уже получилось, и я мог сделать это снова, но лишнего эйсара было тратить нельзя.

Крайтэк замедлился, приближаясь к нам, а затем обнажил меч, который похоже был облачён в какое-то смертоносное заклинательное плетение.

— Он почти здесь, Морт! — сказала Роуз, снова обнажая кинжал.

«Вот!». Ухватив границу своей волей, я разомкнул её, создав дыру диаметром фута в три.

— Прыгай! — сказал я ей.

— Ты первый, — отозвалась она. — Иначе я ни ногой.

«Проклятая упрямица!» — выругался я про себя, но знал, что она не блефовала. Сделав шаг назад, я прыгнул вперёд, пытаясь как в полёте сжаться как можно сильнее. Оказавшись на той стороне, я оглянулся, и сразу же поймал лицом ноги Роуз, которая сдержала обещание. При падении моя голова с гулким стуком ударилась о землю, благодаря чему мне не пришлось себя утруждать попытками отпустить портал. Удар нарушил мою концентрацию. Портал схлопнулся позади нас.

— Ты в порядке? — сказала Роуз, поднимая мою голову, и тревожно глядя на меня сверху вниз.

— Ага, — пробормотал я. Потрогав губы, я убрал попавшую на них грязь. — Но я сегодня выяснил минимум одну вещь.

Она вопросительно глянула на меня.

— Если мы не сможем найти еду, то твои туфли я есть не собираюсь. Вкус у них ужасный, — закончил я, широко улыбаясь ей окровавленными губами. Оглядевшись, я увидел, что мы появились на пляже. Земля у меня под ногами была смесью песка и мелкой гальки. До моих ушей донёсся звук прибоя, хотя я смотрел не в ту сторону, чтобы увидеть их глазами.

— Где мы? — спросила Роуз.

— Будь я проклят, если знаю, — честно сказал я. С краю пляжа высилась короткая скала высотой в восемь или девять футов, и позади неё я видел деревья. Похоже, что это был какой-то прибрежный лес. Развернувшись, я увидел, что океан протирался позади нас насколько хватало глаз, отбрасывая блики волнами. Где бы мы ни были, пейзаж был идиллическим, чуть ли не сошедшим со страниц иллюстрированной книги.

Роуз встревоженно спросила:

— Нам надо бежать дальше? Они смогут последовать за нами?

Я покачал головой:

— Не думаю. Крайтэки Тириона формально являются крайтэками Иллэниэлов, но если они были плодами его дерева, а так и было, то они лишены дара. Только дети Лираллианты будут его иметь.

Она странно посмотрела на меня:

— Ты мог бы просто сказать «да». А теперь я хочу, чтобы ты всё это мне объяснил.

Я так и сделал — время у нас теперь было. Роуз Торнбер, сама не будучи магом, обладала острым умом и цепкой памятью, и она годы прожила рядом с моей семьёй и другими магами. Много времени рассказ не занял, хотя моё объяснение дара Иллэниэл было для неё новым.

— Но откуда он у тебя? — спросила она в конце. — Судя по твоим словам, его должны иметь лишь дети Пенелопы, и Линаралла, поскольку она — дочь Лираллианты.

— Не уверен, — уклонился я от ответа. У меня были подозрения, но я пока не готов был их рассмотреть. Роуз сжала губы, зная, что я недоговариваю, но промолчала. Затем она поёжилась, и потёрла плечи. Шедший со стороны океана бриз холодил.

В обычной ситуации я просто создал бы вокруг нас сферу с тёплым воздухом, но я хорошо понимал, каким опасным мог быть этот мир. В этом месте он мог казаться безопасным, но я не собирался этому доверять. Вспомнив о своих мешочках, я открыл самый крупный из них, и осторожно вытащил оттуда одно из самых хитрых моих приспособлений — большое шерстяное одеяло.

Оно не было зачарованным, и в нём не было ничего особенного. Но, учитывая обстоятельства, сейчас оно было самой ценной из моих вещей. В прошлом меня обвиняли в паранойе. Мои особые мешочки были наполнены всякой всячиной для использования в маловероятных ситуациях. Большая часть этих предметов была зачарована, зачастую в целях вершения насилия, но я также выделил место для вещей типа одеяла, и годами оставлял их нетронутыми.

Порывшись в сундуке, с которыми был связан мой мешочек, я нащупал бумажный свёрток. Я с надеждой вытащил и его тоже. Это был сушёный брикет походного хлеба. Передав одеяло Роуз, я развернул бумагу, но, к моему разочарованию, хлеб оказался заплесневелым. Такова была судьба даже самых лучших продуктов долгого хранения, оставленных лежать десять лет в тёмном месте. Я сделал себе мысленную пометку создать маленький стазисный ящик, поместившийся бы в сундуке, чтобы хранить еду бесконечно долго.

«Когда я в следующий раз окажусь выброшенным на незнакомый берег, это не станет проблемой», — пообещал я себе, тихо посмеиваясь.

— Что такое? — спросила наблюдавшая за мной Роуз.

— Просто посмеиваюсь про себя, — признался я. — Я думаю о том, чем запастись на случай, если ещё раз потеряюсь в глуши.

Роуз махнула руками на окружавший нас пляж:

— Сейчас это не кажется такой уж странной мыслью.

— Пенни всегда говорила, что я — параноик, — сказал я ей.

Она покрепче завернулась в одеяло:

— Где ты его взял?

— Пенни купила его для меня.

— А твои плесневелые сухари?

Я пожал плечами:

— Пенни.

Роуз бледно улыбнулась, и в уголках её глаз появились морщинки:

— Не думаю, что она считала тебя параноиком. Ей просто нравилось тебя подкалывать. — Она понюхала одеяло, затем отцепила от него нечто, похожее на несколько сухих веточек. — Лаванда?

— Ага, — ответил я, и мой взор затуманился. — Она сказала, что в сундуке оно станет затхлым, поэтому уложила вместе с ним лаванду, чтобы поддерживать свежесть. — От воспоминаний об этом у меня сжалось горло, и я склонил голову, уткнувшись лицом в колени. Последние несколько дней я беспокоился только о том, чтобы прожить неделю, но сейчас, когда солнце грело мне волосы, а лицо обдувал свежий бриз, всё навалилось на меня разом. Я пытался сдержать слёзы, но несмотря на мои усилия, мои плечи начали сотрясаться.

Роуз накинула конец одеяло мне на плечи, притянув меня к себе, и закутав в мягкую шерсть. Она ничего не говорила, и даже не пыталась меня обнимать. Она была вдовой достаточно долго, чтобы знать, что словами тут не поможешь, а объятия другой лишь усилят боль от тоски по моей жене. Вместо этого она сидела рядом со мной, крепко укутав нас в одеяло, и положив ладонь мне на спину.

И я был благодарен за это.

Когда моя буря миновала, а щёки высохли, она сказала, глядя на волны:

— Полностью этоне пройдёт никогда. Порой у меня проходят недели или даже больше без всяких происшествий, а потом что-то напомнит мне, и всё возвращается, почти с такой же болью, как в первый день. Это может быть что угодно — запах кожи, или очертания отбрасываемой деревом тени. Старые воспоминания оживают, и я внезапно теряюсь.

У меня ныло в груди:

— Как ты это выносишь?

— Никак, — ответила она. — Поначалу я делилась горем с детьми. Это казалось естественным. Они тоже горевали, и я хотела, чтобы они помнили. Но они были маленькими, и со временем их воспоминания о нём потускнели, а в месте с воспоминаниями ушло и горе. Я наконец осознала, что делаю им только хуже… они шли на поправку, а я лишь заново открывала старые раны, поэтому я перестала показывать им свою тоску. Я закрывалась в своей комнате, и оставалась там, пока та не проходила. Шли годы, и я убедила себя, что я в этом одна. Память о Дориане была моей ношей, и я считала, что если сброшу со своих плеч эту печаль, то получится так, будто Дориана никогда и не существовало.

— Это же неправда, — сказал я ей. — Я часто думаю о нём, и даже если твои дети забыли, то я уверена, что Элиз горюет не меньше тебя.

Роуз кивнула, шмыгнув носом:

— Как мать, я это понимаю. Но для одиноких людей с разбитым сердцем истина часто неудобна. Мы держим боль ближе к своим сердцам, и притворяемся, что кроме нас её никто не чувствует.

Думая о Роуз, одиноко плачущей в своей комнате, я пожалел, что не сделал для неё за эти годы больше. Мы с Пенни держали её и её семью близко, пытаясь облегчить ношу, но спасти людей от внутренней боли было невозможно. Я сам провёл достаточно ночей в своей тёмной и пустой спальне, чтобы отлично это понимать.

Я взял её за руку:

— Отныне мы будем вспоминать о нём вместе. Когда такое случится ещё раз, не бойся поделиться со мной.

Роуз прислонилась головой к моему плечу:

— Ладно, но только если ты позволишь мне сделать для тебя то же самое.

Глава 39

Свет вернулся в мир Чада Грэйсона, когда Элэйн сняла накрывавшую их завесу невидимости, позволив миру захлестнуть их, перегрузив органы чувств. Они стояли на лесной прогалине, что с точки зрения Чада было вычурным обозначением поляны среди деревьев. «Что важнее — где именно находятся эти деревья?».

— Элэйн… — начал он.

— М-м-м? — отозвалась она. Судя по её виду, в этот момент Элэйн очень гордилась собой, хотя Чад не мог быть уверен. Возможно, она просто так выражала на своём лице эмоцию «я только что едва не умерла, но теперь оказалось, что я таки живая».

Он решил проявить такт, на всякий случай:

— Я, может, и ошибаюсь. Но это же не дом Мордэкая, верно?

— Если только это не лес рядом с его домом, — услужливо подал мысль Сайхан. — Но тут нету склона, и запах неправильный.

— Конечно же это не он, — сказала Элэйн. — Роуз подумала, что отправиться туда могло бить плохой идеей. Первым делом они станут искать там. Мы сейчас в лесу к востоку от Албамарла.

Чад зыркнул на неё:

— Значит, вода, которую я слышу — это Река Мёртл?

Она с довольным видом кивнула.

— Насколько восточнее Албамарла мы находимся? — спросил Чад, скрипя зубами.

— Недалеко, где-то в миле или двух. Ты выглядишь не очень радостным. Я-то думала, ты будешь доволен, — сказала она.

Охотник развернулся, и направился разгневанной походкой в сторону реки. Кончики его ушей покраснели, и создавали впечатление, что слово «походка» было, возможно, слишком мягким для описания его движения. Он был весьма раздражён.

Элэйн и Сайхан пошли за ним, она — с озадаченным выражением лица, в то время как Сайхан выглядел задумчивым. Здоровяк уже знал, почему его друг злился. Его ситуация тоже могла бы раздражать, но в последние годы он махнул на такие вещи рукой. Сайхан предпочитал наблюдать за тем, как Чад злился за троих. «И вообще, у него это лучше получается», — подумал рыцарь.

— Что не так? — спросила Элэйн. — Ты же лесничий, верно? Ну, добро пожаловать в лес!

Чад не оглянулся. Он продолжил двигаться вперёд, но поднял в воздух палец:

— Во-первых, мы всё ещё на расстоянии плевка от своры проклятых богами волшебников, которые все хотят нас угробить! Во-вторых, мы в ебучем лесу, у нас нет ни хуя ни съесть, ни выпить. — Он развернулся лицом к ней, шагая задом наперёд: — Акцент на слово «выпить», милочка. — Затем он развернулся обратно, и снова гневно зашагал вперёд. — В-третьих…

— Надо было догадаться, что ты будешь ныть насчёт алкоголя, — перебила Элэйн.

— Вообще-то, — сказал Чад, повысив голос, — я не прочь был бы выпить дары МакДэниела, клянусь твоей магической попкой. Но я имел ввиду не это, если только ты, блядь, не восприняла мои слова двусмысленно, а я-то знаю, как вы, охуевшие волшебники, любите всякую заумную хуету, попомни моё слово. Я имел ввиду, что у меня не только нет вообще никакого бухла, у нас также вообще нету воды.

— Так река же прямо впереди, — указала Элэйн.

— И из неё нельзя пить, принцесса ты аристоебучая! — выругался Чад. — Если только тебе не нравится потом усираться неделю.

Она вздохнула:

— Нам просто нужно развести огонь и прокипятить воду.

— Уверен, ты можешь развести костёр, поскольку у меня с собой нету огнива, ибо я не ожидал похода по дикой местности, — забрюзжал Чад, — но хоть ссаный котелок у тебя есть?

— Ссаный? — сказала Элэйн.

— Это в переносном смысле. У тебя есть котелок, куда налить воду, чтобы мы могли пить её после того, как ты её прокипятишь?

— Нет, но я могу удержать её во временном щите, наверное. Это не идеально, но мы справимся, — ответила она.

— Ёбаные волшебники, — выругался охотник. — И это приводит меня к третьему моменту. Мы не экипированы для такой хуйни. Ни инструментов, ни оружия, ни припасов, без палатки, — он потряс пустым колчаном, — и без стрел, мать твою так.

— Весь мир — моё оружие, — продекламировал Сэр Сайхан с лёгкой ухмылкой на лице. Ему было очень приятно выслушивать тираду рэйнджера.

— Завали ебало! — выругался Чад в направлении рослого рыцаря. — Сейчас я не хочу слышать твою хуету.

— Но ты же можешь сделать стрелы, — предложила Элэйн. — В конце концов, мы же окружены деревьями.

Чад не удостоил такой идиотизм ответом. «Хотя она и не будет знать, как оценить мою дипломатичность». Он продолжил идти, но внезапный звук, скорее более похожий на рык, заставил его остановиться.

Элэйн уставилась на него:

— Это что такое?

— Твой телепортационный круг, он растаял, или умер, или типа того, после нас — верно? — спросил Чад. Он знал, что Мордэкай иногда создавал временные круги, чтобы за ним никто не последовал.

— Нет, он был невидимый, даже для магов, — проинформировала его Элэйн. — Он растает через неделю-другую. Я собиралась стереть круг на этой стороне после нашего прибытия, просто для верности. — Её лицо побледнело.

— И стёрла? — настойчиво спросил Чад, но выражение её лица уже ответило на этот вопрос. — Пропади оно всё пропадом! — Он побежал к реке.

— Постой! Я сделаю нас невидимыми! — крикнула Элэйн, побежав следом.

Сайхан пробежал мимо неё — его длинные ноги позволяли ему двигаться быстрее.

— Он может нас найти по запаху, — напомнил он ей, пробегая мимо.

Когда он добрался до берега реки, Элэйн была в десяти футах позади него. Чад уже зашёл в реку, но не выходил на противоположный берег. Вместо этого он брёл вверх по течению.

— Скорее! — крикнул он им.

Сайхан последовал за ним, но Элэйн медлила, после чего начала идти следом за ними по берегу. Верзила-рыцарь протянул руку, схватил её запястье, и затащил в мутную воду.

— Почему мы не идём на то берег? — спросила она.

Однако Чад не обращал на неё внимания. Он был занят, бормоча про себя:

— Прошли минимум двести ярдов до его появления. Если останемся в воде на полмили, и он нас не заметит…

— Драконы летают, — упомянул Сайхан.

— Ему нужно оставаться на земле, если он хочет отслеживать наш запах, — сказал охотник. — К тому же, если она сделает нас невидимыми, то он не сможет заметить нас с воздуха.

Вся троица собралась вместе, и Элэйн накинула на них трёхслойную завесу невидимости, скрывая их от обнаружения зрением, слухом или магическим взором. В темноте лившаяся вдоль их ног вода ощущалась холодной как никогда.

Сайхан пошёл впереди. Будучи самым крупным и тяжёлым, он мог относительно легко бороться с течением, а Элэйн и Чад шли в кильватере. Они цеплялись за пояс здоровяка, чтобы не разделяться. Однако двигались они всё равно медленно.

— А нам не следует погрузиться под воду? — спросила через некоторое время Элэйн. — Он всё ещё может чувствовать наш запах, если мы в воде только по пояс.

У Чада уже начали стучать зубы:

— Д… да, и н… нет. Если он достаточно близко, и с подветренной стороны, то может, но мы успели уйти достаточно далеко, так что вряд ли. К тому же, ветер дует с северного берега реки, с его стороны. В основном мы пытаемся не дать ему выследить нас по следам. На воде не остаются пахнущие следы.

— А, хорошо, — ответила она. — В любом случае, мне слишком холодно, чтобы это сделать.

— Лично я предпочитаю дышать воздухом, — весело сказал шедший впереди Сайхан. Он был единственным, кто ещё не начал дрожать.

— А ты не можешь нас согреть? — с надеждой спросил Чад у Элэйн.

— Только не при текущей по нам воде. Всё, что я буду нагревать, утечёт прочь. К тому же, есть особый свет, излучаемый предметами в зависимости от их нагрева. Не знаю, правда это или нет, но Гарэс однажды сказал мне, что может этот свет видеть. Если мы оставим позади нас поток тёплой воды… ну, ты понял, — объяснила она.

— Замёрзнуть или быть съеденными, — сделал наблюдение Сэр Сайхан.

— Жаль, что погода стоит не жаркая, — сказала Элэйн.

— Да без разницы, — отозвался Чад. — Мёртл питается талой водой с Элентиров. Охуеть холодная круглый год.

Из-за течения и отсутствия зрения им было трудно оценить, насколько далеко они прошли, и они понятия не имели, находился ли Гарэс поблизости. Насколько они знали, он вполне мог быть прямо на берегу рядом с ними. Не было иного выбора кроме как продолжать медленно брести вверх по течению.

— В следующий раз лучше в город, — внезапно сказал Чад.

— Т… тогда у нас не было бы реки, — заметила Элэйн.

— Несколько тысяч других людей, плюс обычные в городе проблемы с санитацией с лихвой бы это окупили. Выслеживать по запаху гораздо труднее, чем люди думают, даже для ищейки. Мы бы сейчас уже сидели в баре, или бы горячее вино с пряностями, — объяснил охотник.

— Почему не пиво? — вставил Сайхан.

— Я слишком замёрз, чтобы думать о пиве, — признался Чад. — Сто пудов, у меня уже яйца скукожились до размеров горошин.

Шло время, хотя они не могли быть уверены, прошёл ли час, или полчаса, однако в конце концов Чад и Элэйн больше не могли оставаться в холодной воде. От непрекращающейся дрожи у них начало сводить мышцы. Элэйн сняла звуковой щит, и раскрыла световой щит на одном небольшом участке, позволяя им оглядеть берег реки, выглядевший чистым.

Река в этом месте была глубокой и с крутым берегом, поэтому Сайхан выбрался первым, и вытащил спутников на берег, поскольку у них руки и ноги уже не работали. Оказавшись на берегу, они сбились в кучку, и Элэйн снова накрыла их завесой.

Ветер, прежде казавшийся таким приятным, теперь жестоким ножом резал их мокрые, дрожащие тела. Несмотря на ранее высказанные предостережения, Элэйн потратила часть магии на согрев воздуха вокруг них, но тепло будто отказывалось усваиваться. Она продрогла до самых костей.

— Сними платье, — предложил Чад, стягивавший с себя куртку и сапоги. Хотя он не мог видеть её во тьме, он всё равно почувствовал её гневный взгляд. — Эта шерсть небось впитала воды фунтов на пятьдесят.

Элэйн помедлила, и занервничала ещё больше, когда ощутила коснувшуюся её голую кожу Сайхана. Тот уже снял всё кроме штанов. Находиться почти полностью раздетой в тёмной сфере вместе с двумя стариками — совсем не так она представляла себе остаток этого дня. Она начала нехотя выбираться из шерстяного платья, которое было таким тяжёлым, будто сделанное из свинца. Под ним у неё была надета лёгкая льняная сорочка, и Элэйн знала, что высохнет она гораздо быстрее.

Обняв руками колени, Элэйн постаралась как можно меньше касаться спутников. Не то, чтобы она не доверяла им, или хотя бы Сайхану, но от всей этой ситуации ей было не по себе.

А вот двое мужчин пустились в бессмысленный разговор друг с другом, что казалось странным, учитывая обычную немногословность Сайхана, но через некоторое время Элэйн осознала, что это был просто их метод борьбы с неудобством. Хотя против неё они ничего особо не имели, двум мужчинам было непривычно находиться в такой близости без одежды.

От этого факта она почему-то почувствовала себя немного лучше.

— В следующий раз, лучше в город, — сказал Чад, повторив своё предыдущее заявление. — Сурэнсия, например. Я там знаю постоялый двор, где готовят пирожки с мясом, просто пальчики оближешь.

— В Сурэнсии воняет, — парировала Элэйн. — У них нету нормальной канализации. Не знаю, как они это выносят.

— Я слышал, что они строят канализацию, — сказал Сайхан. — Мировая Дорога распространяет не только товары, но и идеи.

Чад хохотнул:

— Это напомнило мне вот о чём. В прошлом годы мы с Грэмом на время застряли в погребе в Хэйлэме. Довольно долгое время сидели в тесноте, и там было довольно темно, прямо как сейчас.

— А почему тебе об этом напомнила канализация? — спросила Элэйн.

Он поделился с ними этим рассказом, слегка подправив историю. В его версии как раз у Грэма были проблемы с пищеварением, а не у него самого.

— Запах был ужасный!

Они посмеялись, а Элэйн тоскливо заметила:

— Думаете, это когда-нибудь превратится в такое приятное воспоминание?

— Не знаю, назвал ли бы я эти воспоминания приятными, — сказал охотник. — Но было забавно. — Затем, чуть помолчав, он закашлялся: — Ох, чёрт! Не надо было принимать мой рассказ как вызов!

Сайхан смущённо ответил:

— Никогда не поздно сделать новые воспоминания.

Тут Элэйн накрыла волна запаха, и она закрыла лицо волосами. «Когда в следующий раз отправлюсь на сумасшедшую миссию, буду настаивать, чтобы были только женщины», — кисло подумала она.

Глава 40

Комары — верный способ испортить любой пикник. Прожив большую часть жизни в горной долине, я всегда считал их докукой, связанной с лесистой местностью, а не с пляжем, но с наступлением вечера они накинулись на нас с яростной жаждой крови, заставившей меня пересмотреть мои прежние взгляды.

В отличие от большинства причудливых животных, которых я встретил в сменившей Ланкастер местности, это были обычные насекомые — но это скорее всего потому, что комары уже достигли вершины зла. Хуже они стать просто не могли.

— А ты ничего не можешь сделать? — спросила Роуз.

Я, конечно, мог. Я мог возвести защитный барьер, который бы пропускал воздух, но не маленьких насекомых, что-то вроде мелкой сетки. Но это потребовало бы магии, а я всё ещё берёг энергию. Более простым, но бесконечно более опасным вариантом было призвать пустоту. Некогда, будучи шиггрэс, я обнаружил, что в моём присутствии умирало всё вокруг — насекомые, растения, и вообще всё, что оказывалось слишком близко. Этот вариант определённо не подходил из-за присутствия Роуз. Даже если будь я один, это на самом деле был о бы неосмотрительным вариантом, но для комаров я мог бы сделать исключение.

В конце концов мы пришли к тому, что просто завернулись в одеяло, и попытались накрыться им с головой. Это может звучать романтично, но на самом деле таковым не являлось. Из-за накрывавшей наши головы ткани я начал чувствовать, будто меня душат. Не говоря уже о том, что мои ноги торчали с другого конца. Знали об этом комары или нет, в моём воображении они ковром покрывали пальцы моих ног.

В какой-то момент наши насекомые угнетатели нашли себе другое занятие, и наш маленький мирок снова стал мирным. Звёзды ярко сияли у нас над головой, а океан наполнял воздух непрерывным шумом, успокаивавшим мои нервы. Воздух был достаточно прохладным, чтобы мы не потели. Роуз положила голову мне на плечо, и мы заснули.

Проснулись мы через сколько-то часов, до рассвета, когда я обнаружил, что за ночь мне кто-то ампутировал руку. Когда я сел, стало ясно, что моя рука никуда не делась, но полностью потеряла чувствительность. К тому же, я был покрыт следами маленьких укусов. «На пляже что, блохи живут, или комары прошмыгнули к нам под одеяло?» — задумался я.

Ожидая возвращения моей руки на боевой пост, я осознал, что мой эйсар частично восстановился. К норме он ещё не вернулся, но мне теперь уже не нужно было особо волноваться об экономии энергии. В целом, моё врождённое восстановление было быстрее, чем моя трата эйсара почти во всех ситуациях кроме самых стрессовых.

Я также был голоден.

Роуз сидела рядом, завернувшись в одеяло. Я повернулся к ней, и спросил:

— Есть хочешь?

Она кивнула:

— Если только ты не имеешь ввиду плесневелые сухари.

Оглядевшись, я решил, что проще и безопаснее скорее всего будет океан. Встав, я отцепил пояс, а потом, прежде чем снять импровизированную юбку, предостерёг Роуз:

— Ты, возможно, захочешь отвести взгляд.

Верная себе, она лишь ухмыльнулась, не отрывая взгляда от моей спины. «Женщины», — подумал я. «Если бы я так поступил, они назвали бы меня извращенцем». Но я был не против. Сбросив юбку, я потряс перед ней ягодицами, и побежал к воде.

Пловцом я был не плохим, но и не хорошим. Я быстро обнаружил, что полёт и плаванье не так уж и различались. Нырнув под волны, я создал вокруг себя щит, и, ухватившись за ближайшую морскую воду эйсаром, понёсся сквозь воду. Ощущение было чудесно освежающим. Я чувствовал себя так, будто заново родился рыбой.

Мне приходилось регулярно возвращаться на поверхность, чтобы вдохнуть, но благодаря моей скорости я мог покрывать между вдохами большое расстояние, а мой магический взор легко позволял мне заметить разнообразную живность вокруг. Не будучи прибрежным жителем, я был не уверен в съедобности большинства этой живности, поэтому решил ограничиться рыбой.

Там были маленькие акулы и большие скаты, но я мало что знал об их пригодности в пищу. Также имелось множество мелкой рыбёшки, но я не хотел тратить время на чистку более чем одной, поэтому не спешил, и наконец обнаружил большую серебристую рыбину, которая была слишком красивой, чтобы не быть съедобной.

Моя жертва была длиной более двух футов, и не выказывала никакого страха, когда я подплыл к ней. Он, наверное, удивился, когда я проткнул его точной силовой стрелой, и подтянул к себе. С рыбой в руках, я метнулся вверх, и мы вынырнули из воды. Потом я пролетел обратно к Роуз, и гордо продемонстрировал мой улов:

— Ужин подан, мадам!

Она улыбнулась, затем ухмыльнулась, а я вспомнил, что я голый. Уронив рыбу, я поспешно натянул обратно юбку. «Ха, обратно юбку», — подумал я, и задумался, а играют ли женщины вот так словами каждый раз, когда одеваются^[65]. «Нет, наверное», — решил я, сделав себе мысленную заметку спросить позже у Пенни. Она ненавидела игру слов, поэтому я всегда запоминал такие вещи, чтобы её изводить.

От этой мысли пришёл очередной укол боли, но я постарался его игнорировать, и принялся чистить пойманную мной рыбу. Я быстро выяснил, что зачарованные клинки для чистки рыбы подходят просто ужасно. Они просто слишком острые. Мой нож всё время резал шкуру, а не отскабливал чешую. В конце концов я вынужден был использовать тыльную сторону ножа, что не было идеальным, но работало.

Сосредоточившись на работе, я перестал следить за тем, чем занималась Роуз. Осознав, что её нет рядом, я на миг запаниковал, прежде чем заметил её магическим взором. Она уже возвращалась, неся в руках сухие ветки.

— Не уходи далеко, — сказал я ей наверное слишком сурово.

— Я и не уходила далеко…

— Тут опасно, Роуз. Рядом могут быть самые разные хищники, — с укором сказал я ей.

Она подняла бровь:

— Ты бы заметил их своим магическим восприятием. Ветки были совсем рядом у опушки.

— Нам не нужны дрова. Мы можем готовить и без них, — настаивал я. — Некоторых местных хищников мне очень трудно заметить. Тут есть земляные пауки, выглядящие почти как камни. В прошлый раз я их пропустил, когда Пенни…

Её лицо смягчилось:

— Её рука?

— Нет, то были медведи, — наконец сказал я, но осознал, что мои страхи все смешались в кучу. Одновременно злой и сбитый с толку, я просто гневно посмотрел на Роуз.

Неукротимая Роуз Торнбер некоторое время изучала меня взглядом, затем уступила:

— В будущем буду осторожнее.

Я начал складывать ветки домиком. Несмотря на мои страхи, я вынужден был признать, что идея была хорошей. Благодаря дыму вкус рыбы будет лучше, чем если бы я просто нагрел её для приготовления.

— Прости, что сорвался, — попросил я прощения.

На её лице была странная улыбка, когда она ответила:

— Ничего. Я сделала бы то же самое, если бы ты куда-то ушёл. Я не могу ожидать от тебя больше, чем от себя самой, так что всё честно.

Воспользовавшись магией, чтобы поджечь дрова, я вскоре развёл костёр, хотя нам ещё предстояло подождать, пока он немного прогорит, прежде чем вешать над ним рыбу. Пока что я занялся тем, что заострял одну из тонких веток, делая вертел.

— Странная мы с тобой пара, — сказал я, работая.

— Люди — вообще странные существа, — сказала Роуз. — Мы не так уж отличаемся от всех остальных, — выдала она своё мнение, а потом встала, и пошла к воде. — Я вся в песке. Думаю, я немного искупаюсь, пока ты готовишь. — Затем она сняла верхнюю часть того, что прежде было платьем, и начала стягивать через голову льняную сорочку. — Можешь смотреть.

Мои щёки запылали, и я отвёл взгляд, заставив её засмеяться.

— Всё честно, — добавила Роуз, прежде чем начать медленно, томно идти к воде. Я знал это не только благодаря магическому взору, но и потому, что повернулся за ней наблюдать, как только понял, что она больше на меня не смотрит. Пусть она и разрешила, я всё равно чувствовал себя из-за этого весьма порочным, будто я был мальчишкой, пытающимся украсть пирог, а не мужиком за сорок.

Некоторые вещи никогда не меняются.

Позже, когда она высохла, и мы ели нашу рыбу, Роуз подняла тему, о которой я много думал:

— Ты не спросил меня о Тирионе, — сказала она.

Выражение моего лица не изменилось:

— Это не моё дело.

На её же лице было любопытство, будто она нашла какой-то интересный объект для изучения:

— Правда?

— Правда, — подтвердил я. — Я не в праве тебя судить, Роуз. Если уж на то пошло, мне следует тебя благодарить. Ты оставалась на моей стороне, несмотря ни на что. — В определённом смысле, мои слова были правдой, и я определённо считал, что должен ей — но в глубине души от мыслей о том, что ей приходилось делать, у меня сводило нутро.

— Какое благородное заявление, — сделала наблюдение Роуз. — Это всегда меня восхищало в тебе. Большинство мужчин узлом бы завязались от ревности.

Если честно, моё нутро уже завязалось узлом, и её слова делу не помогали:

— Давай не будем об этом, — отозвался я. — Я восхищаюсь твоим упорством. На этом и остановимся.

Она вздохнула:

— Ладно. Поговорим о другом. Легко ли тебе было оставаться благородным после того, как Дориана и Пенни освободили из плена?

Много лет назад Пенни и Дориан были в плену у шиггрэс, и те использовали их, чтобы давить на меня. Держали их какое-то время, в цепях, голыми, и наверняка им было очень холодно. Позже я сказал Пенни, что не винил её ни за что того, что могло там случиться. В конце концов, люди — это люди, и в отчаянных ситуациях всем хочется утешения, хотя в душе, тайком, меня это доставало. Роуз произнесла это всё невинным тоном, но тема была для меня больной, и она должна была знать об этом, раз подняла её сейчас.

Роуз я об этом никогда не говорил, а с Пенни мы больше этот вопрос не обсуждали, когда я всё ей заранее простил. «Дориан ей рассказал», — уверился я. «Он всегда был слишком честным, чтобы хранить тайны, даже если от их раскрытия кому-то бывало больно».

— Пенни я никогда не винил, — наконец ответил я. — Люди — слабые существа, а они были одни, и думали, что их могут в любой момент убить.

— Но тебя это всё равно доставало, верно? — осведомилась Роуз.

Я бросил на неё взгляд, потом снова посмотрел на огонь:

— Немного, но я выкинул это из головы. Им страдали гораздо больше. И после возвращения не заслуживали мелочность с моей стороны.

Роуз кивнула:

— Приятно слышать. Пенни я то же самое сказала.

Я вскинул голову:

— Что? Вы с ней об этом говорили?

— Угу, — ответила Роуз. — Спустя несколько месяцев. Дориан признался сразу же, как только мы остались одни, и весьма подробно. У него в этом отношении всегда не хватало сообразительности. Я предпочла бы, чтобы он оставил это недосказанным, как поступила Пенни. Я хотела поговорить с Пенни, дать ей время прийти в себя.

Поражённый, я уставился на неё с открытым ртом:

— Значит, ты обсуждала это с Дорианом, и с Пенни? И исключили из этого обсуждения только меня?

— Я всегда думала, что ты был из нас самым умным, по крайней мере — в этом конкретном случае. Дориана я простила, но в конце концов почувствовала необходимость внести ясность в этот вопрос между нами с Пенни, — сказала Роуз. — Думаю, она чувствовала облегчение, но несмотря на то, что я сказала ей, что всё простила, мне потребовалось время на примирение с этим.

Я засмеялся над иронией:

— Если бы только Дориан умел держать язык за зубами. Он бы избавил тебя от немалых тревог. Но всё же было не так плохо, верно?

Роуз поморщилась:

— Мой муж был до боли честным. — Затем она подняла три пальца.

До этого момента я не был уверен. Я не знал точно, случилось ли вообще что-то, и тщательно избегал спрашивать об этом. — Три раза? — выпалил я.

Она кивнула:

— Если бы она уже не была беременной, то ты в итоге мог бы вырастить сводного брата Грэма.

На миг я бал ошеломлён, но затем позволил чувствам уйти. Это ничего не меняло. Я всё ещё не винил никого из них, да и вообще, это всё было давно. Но одна из главных действующих лиц сейчас сидела прямо напротив меня.

— Почему ты говорила со всеми кроме меня?

— Это просто, Мордэкай. Подумай. Для меня поговорить об этом с Дорианом или Пенни было одним делом, но обсуждать это с тобой никогда не было вариантом.

Я нахмурился, всё ещё не понимая.

Роуз продолжила:

— Если муж и жена встречаются для разговора о том, какие проступки они друг другу приписывают, к чему это приводит?

— А-а-а, — сказал я. — Теперь я понял.

— Я была злой, но не готова была разрушить собственный брак, — сказала Роуз.

— Я почему-то всегда думал, что ты с этим справилась лучше меня, — признался я. — Ты всегда так умела держать себя в руках.

Роуз легко засмеялась:

— Это не у тебя Дориан просил прощения каждый день в течение не одной недели, и не тебе он признавался в своих деяниях тщательно, с совершенно ненужными подробностями. Чудо, что я его не убила.

Я вздрогнул:

— Ауч. Он действительно был слегка тугодумом. — Несколько минут мы молчали, наслаждаясь шелестом волн. Почему-то наша странная беседа заставила меня ощутить, будто с моих плеч свалился небольшой груз. — Но жаль, что нельзя их вернуть, — наконец сказал я.

— Мне тоже, — с тоской ответила Роуз.

— В тот день, в темнице. Ты сказала мне, что я не был готов.

Роуз кивнула.

— А как я узнаю, что готов? Сколько тебе потребовалось времени? — спросил я.

— Не знаю, — честно сказала Роуз. — Даже после стольких лет я всё ещё не уверена. Думаю, что сейчас готова, но так и не проверила это.

Сбитый с толку, я посмотрел на неё:

— Но как же…?

— Значит, тебя это всё же достаёт. В итоге ты не такой уж и благородный, а? — со злорадной улыбкой сказала она.

Я нахмурился:

— Это действительно достаёт меня немного, но как я уже говорил, не мне судить. Что бы ты ни сделала, с Тирионом, с тюремщиком, или с тем, другим мужиком… ты делала это ради меня. Если что я и чувствую, так это стыд за то, что поставил себя в такое положение. Будь я на твоём месте, я сделал бы всё, чтобы помочь тебе, или кому-то из моей семьи. Это на самом деле благородно, если ты думаешь…

Роуз подняла ладонь:

— Постой. С каким это «тем, другим мужиком»? У тебя не было возможности поговорить с Керэн.

Значит, это действительно было.

— Тот мужчина в твоей комнате, когда я пришёл поговорить. — На самом деле, если подумать, это было до моего ареста. Значит, он был у неё действительно любовником, а не вынужденной мерой…?

Роуз засмеялась, и совсем не своим обычным, подобающим леди смехом. Это был глубокий, утробный хохот, перемежавшийся странными, пронзительными носовыми звуками. Наконец она сумела выдавить:

— Ты действительно думал, что я спала с Манфрэдом? И с тюремщиком? Ты, наверное, очень низкого мнения о моём вкусе насчёт мужчин!

Сбитый с толку и выбитый из колеи, я прибег к юмору:

— Ну, ты, похоже, запала на меня, так что у тебя явно не все дома.

Этим я заработал лишь её обычный, вежливый смех, а потом она заговорила серьёзно:

— Ни с кем из них я не спала. Я сумела найти иные решения, хотя буду честной — если бы для твоего спасения это было необходимо, то я так и поступила бы.

Меня захлестнуло чувство облегчения, за которым последовала вина. Этот вопрос не должен был беспокоить меня, вне зависимости от того, что было, или чего не было. Иногда быть благородным — очень трудное дело. Однако одно сомнение продолжало меня снедать:

— Даже с Тирионом?

Роуз пылко сверкнула глазами:

— О, что касается этого мужчины, с ним я вообще не спала. Он был слишком первобытным, слишком животным, чтобы легко удовлетвориться. Всю ночь меня занимал. О нём я не жалею ни капельки. Вообще, мне даже немножко жаль, что ты его убил.

— Можно было просто сказать «да», — в гневе и ревности произнёс я. — Если он тебе так нравился, то незачем было меня спасать.

Она подошла ко мне, и похлопала по щеке, с абсолютной искренностью ответив:

— О, такой мужлан полезен для удовлетворения плотских страстей, Мордэкай, но ты — милее. — Прошло несколько секунд, прежде чем её напускные эмоции дали трещину, и она снова засмеялась.

Тут-то я и осознал, что она меня подкалывала.

— Это было жестоко, — сказал я, чувствуя себя глупо.

— А ты хотел бы знать, что произошло на самом деле? — спросила она.

Я был уже ни в чём не уверен:

— Не знаю. А следует? Прежде чем решить, подумай о Дориане.

Она улыбнулась:

— Ты определённо захочешь знать. — Затем она начала описывать всё, через что прошла за последнюю неделю, ничего не опуская.

Кое-что из этого меня злило, особенно про Тириона, но когда я узнал, как она его обманула, то не мог почувствовать одновременно радость и лёгкое сочувствие в его отношении. В конце он действительно чувствовал, что его предали. Но я всё равно бы его взорвал. В целом, я чувствовал себя ужасно из-за стресса, который она испытывала, и был поражён тем, что она вообще со всем этим справилась. Убийство Манфрэда стало шоком, и я видел, что из всего случившегося именно это больше всего её беспокоило.

К тому времени, как она закончила, ветер усилился, а небо над океаном потемнело, покрывшись грозовыми тучами. Начиналась буря. Откинувшись на локти, я посмотрел на Роуз:

— И вот, мы здесь. Преступники. Меня разыскивают за убийство, половина моих друзей хочет меня арестовать, а вторая половина стала моими сообщниками, чтобы сохранить мою свободу. Мне почти жаль, что мы не можем оставаться здесь. Этот морской берег гораздо лучше, чем реальный мир.

Роуз изучала взглядом горизонт:

— Не знаю. Думаю, мы сейчас промокнем.

— Давай-ка, я покажу тебе магию, — предложил я, и потянулся. Раскрыв разум, я потянулся внутри, расширяя своё «я», чтобы включать в него песок подо мной и вокруг меня. В отличие от обычного волшебства, это не стоило мне ни капли эйсара, а лишь толики моей человечности, которая, как я надеялся, вернётся. Песок вокруг меня закипел, и начал подниматься, карабкаясь вверх и собираясь в толстые стены, на которых покоилась тонкая крыша из сплавленной слюды. Спереди и сзади я оставил конструкцию открытой, чтобы через неё мог дуть ветер, но от дождя она должна была укрыть.

Закончив со своим проектом, я снова начал сжиматься. И когда мой разум снова стал человечнее, я подумал о Пенни. «Ей бы понравилось». Тут мир накрыла тьма.

Глава 41

Рассвет застал Элэйн холодной, задубелой и в целом недовольной жизнью. После того, как они просохли и согрелись прошлым днём, они начали двигаться. Чад решил, что к тому времени Гарэс вряд ли сумеет поймать их след, поэтому они оставались в лесу, что было хорошо, так как ни у кого из них не было сил снова идти в холодной воде.

После захода солнца они ещё долго шли, скрывая себя завесой от магического взора. Деревья уже довольно хорошо прикрывали их от обзора сверху, на случай если некий дракон решит искать их с воздуха.

Поскольку их было трое, а одеяло одно, Чад настоял на том, чтобы использовать его в качестве подстилки. Согласно ему, земля могла вытянуть из их тел тепло быстрее, чем умеренно прохладный бриз. Было ли это правдой, Элэйн сказать не могла, но от не прекращавшейся всю ночь дрожи её тело чувствовалось так, будто её избили.

Мужчины спали спина к спине, но она отказывалась присоединяться. Их дурно пахнущее времяпрепровождение во время обсыхания после реки было более чем достаточным для сплочения коллектива, на её вкус.

Однако сейчас она об этом жалела. Во сне поддерживать завесу невидимости было невозможно, поэтому она и согреваться магией не могла.

Настал новый день, хоть и без завтрака. О чём Чад бессовестно напоминал ей при любой возможности.

— А ты не можешь разве чего-нибудь поймать? — спросила она наконец, устав от его нытья.

— Нет, без ёбаных стрел — не могу! — выругался он.

— Мы могли бы поставить силки, — примирительно предложил Сайхан.

— И сидеть сиднем весь день в ожидании, — ответил охотник. — Нет уж, спасибо. Чем скорее мы отсюда свалим, тем лучше. — Затем он посмотрел на Элэйн: — Поскольку ты думаешь, что использовать немного магии теперь безопасно, просто убей первое, что увидишь. Кролика, белку, мне пофигу.

Он пошёл вперёд, а Элэйн метала гневные взгляды ему в спину. Она не хотела ничего убивать, и уж точно не что-то милое, типа кролика. Ела она кроликов неоднократно, да, но убивать их ей не приходилось. «Я же не крестьянка», — горько подумала она. «Такими темпами он скоро начнёт меня просить сворачивать шеи курам».

Хотя, конечно, кур они вряд ли увидели бы. А если и так, то она, наверное, вполне смогла бы убить одну. Убийство кур казалось ей менее отвратительным, чем убийство кроликов. Она знала, что с объективной точки зрения её логика не имела никакого смысла, но думать об этом ей не хотелось. «И уж точно не ради него!».

Пока они шли, она заметила, что Чад наклонился сорвать что-то зелёное. Охотник предложил зелень Сайхану, но здоровяк поднял ладонь, отказываясь.

Элэйн поглядела немного, как тот жуёт, прежде чем спросить:

— Это что?

— Щавель, — ответил лесничий. — Ты не захочешь.

— Кто знает, — парировала она. — Дай попробовать.

Он протянул ей горстку зелёных листьев:

— Желудок это не наполнит, но всё лучше, чем ничего.

Она осторожно положила лист в рот, и прожевала. Вкус был потрясающе кислым — настолько, что она выплюнула лист, и выбросила остальные.

Чад хихикнул, нагибаясь, чтобы поднять упавшие листья:

— Это — мой завтрак. В следующий раз просто отдай их.

— Ты же не можешь только этим питаться? — спросила она.

— Нет, наверное, — сказал Чад. — А если бы и мог, то зачем? В лучшем случае, они просто не дают моему желудку слишком много урчать.

— Возможно, нам следует попробовать силки, про которые Сайхан говорил, — вставила она.

— Я бы предпочёл подождать, пока не доберёмся до следующего города. Это будет быстрее, — ответил охотник.

Элэйн нахмурилась. Что-то не сходилось:

— Следующего города? То есть, мы один уже миновали?

Сайхан подал голос:

— Пару часов назад.

— Почему мы не остановились?

Чад повернулся к ней:

— Поскольку ты так любишь спрашивать, я тебе скажу. Будь ты злым как чёрт архимагом, охотящимся за беглецами вдоль реки, где бы ты стала искать, оставив попытки напасть на их след?

— О.

— Более того, — продолжил Чад. — Он небось пошёл домой и хорошенько вздремнул прошлой ночью, а Королевская Стража разъехалась, занимая позиции в каждой деревне миль на десять вокруг, или больше.

— Тогда почему мы идём вдоль реки? Мы же на север хотим, верно? — спросила Элэйн.

— Мы умрём от жажды, если пойдём на север без воды. Я знаю, что ты сказала, что можешь кипятить воду и всё такое, но поскольку нести нам её не в чем, мы окажемся без неё, пока не пересечём северный приток Мёртл, и кто знает ещё сколько после этого, — объяснил он.

Каждый раз, когда Элэйн думала, что их положение вот-вот улучшится, Чад брал, и всё портил.

Охотник продолжил:

— Поэтому мы идём вдоль реки, потому что здесь все деревни. Как только добудем котелок и мехи, сможем нести с собой воду. Тогда можно подумать о том, чтобы идти на север.

— Ты собираешься их украсть?

Он покосился на неё:

— Ты очень высокого обо мне мнения, да? — Затем показал ей кошелёк: — Я думал обменять некоторые из этих блестящих монет на необходимое. Полагая, что нас там не ждёт стража.

Затем он злодейски улыбнулся:

— А если стража есть, то ты можешь пробраться и украсть нужное. Прэйсианы они ж такие и есть? Волшебники-воры?

— Жаль, что мы не можем просто сделать круг, и вернуться в дом Графа, — внезапно сказал Сайхан.

Все понимали, почему это было плохой мыслью, но Чад всё равно решил это озвучить:

— Ага, Мойра небось сейчас по самые сиськи в стражниках и допросах.

— А обязательно быть таким вульгарным? — огрызнулась Элэйн.

Чад и Сайхан засмеялись, потом Сайхан сказал:

— Она в чём-то права.

Охотник удивлённо посмотрел на здоровяка, но Сайхан ещё не закончил:

— Ты — плохой человек. — Произнося это, он широко улыбался.

— Ты! Уж тебе-то ли занимать её сторону? Ты же хуже меня! Ты был чёртовым наёмным убийцей до того, как пошёл служить Королю Эдварду, — воскликнул Чад.

Сайхан чуть улыбнулся:

— Ты убил больше народу, чем я.

Элэйн с интересом наблюдала за спором этой парочки. Последняя ремарка её удивила. Она всегда предполагала, что из этих двоих более опасным был рыцарь. Она до сих пор так полагала, но если так…

— На войне! — выплюнул в ответ охотник. — Это были честные смерти… ну, в основном.

— Честные — это лицом к лицу, а не с пятидесяти ярдов, — высказал своё мнение Сэр Сайхан.

— А если в темноте и кинжалом? — спросил Чад. — Или пока они спят?

— Ты и сам так делал, — обвинил его Сайхан.

Элэйн уставилась на своих спутников, а потом спросила:

— Один из вас был наёмным убийцей?

Сайхан и Чад указали друг на друга, и хором ответили:

— Да, он. — Затем оба засмеялись.

— Идём, — чуть погодя сказал Чад. — Мы так никуда не доберёмся, если будем весь день стоять и лясы чесать.

Элэйн пошла за ними, но стала держаться чуть подальше. Она была знакома с этими двоими с юных лет, но всегда знала их как героев, пусть у Чада и была несколько более неоднозначная репутация. Теперь она начинала сомневаться в своих предположениях.

* * *

Мойра стояла на коленях, глядя в пол. Перед ней стояла Ариадна, Королева Лосайона. С Королевой был отряд солдат, хотя некоторые из них на самом деле были крайтэками. Их создатель и лидер, Тирион, также был с Королевой. Никто из них не выглядел очень обрадованным.

— Где он? — снова спросила Королева.

— Не знаю, — искренне сказала Мойра.

— Ложь! — закричал Тирион. — Ты же помогала это планировать, нет? Признавайся!

Мойра ответила смиренным тоном:

— Нет, Ваша Светлость, я ничего про это не знала. Мой отец ничего мне не рассказывал. Последний раз я с ним говорила перед его арестом. — Рядом с ней скулил Хампфри. Щенок не понимал, что происходит, но знал: что-то не так.

— Заткни этого пса! — заорал Тирион.

Мойра подняла голову, непокорно глядя на него, но Ариадна высказалась раньше, чем девушка вышла из себя:

— Оставь пса в покое, Тирион. Если кто в этой отвратительной ситуации невиновен, так это он.

На лице Тириона что-то изменилось, и он кивнул. Затем наклонился, и погладил Хампфри по голове:

— Прости меня, моя Королева. В последнее время злюсь по любому поводу. — Он повернул голову к Мойре: — Если ты лжёшь, то я позабочусь, чтобы тебя вздёрнули рядом с твоим отцом.

— Я ей верю, — внезапно сказала Королева. — Я знаю моего племянника. Убить ублюдка, вроде моего покойного мужа — это в его стиле, но втягивать в это семью он бы не захотел. Вот, почему он не впутывал в это Коналла и остальных.

Тирион прорычал:

— В отличие от этой сучки, Роуз Торнбер. Он без колебаний спустил эту блядь с цепи, чтобы она уладила его проблемы.

— Роуз не такая, — начала Мойра.

Ариадна перебила:

— Следите за языком, Лорд Иллэниэл.

Снова встав, Тирион кивнул:

— Ладно. Я согласен. Девчонка скорее всего не виновна, но это мало что значит. Вам следует посадить её под замок, Ваше Величество.

— Если она ничего не сделала, то я не могу такое дозволить, — сказала Ариадна.

Тирион прошёлся по комнате, остановившись у полки над камином, где он рассеянно взял маленькую фарфоровую чашку, одну из многочисленных безделушек Пенни:

— Суть не в виновности, моя Королева. Если вы хотите поймать моего потомка, то нам нужна приманка для ловушки. Посадите его дочь под замок — и он будет вынужден сам к нам прийти.

Ариадна посмотрела по обе стороны от себя, затем резко приказала своим стражникам и крайтэкам:

— Оставьте нас. — Как только они удалились, она тихо сказала: — Ты ошибочно полагаешь, что я хочу схватить моего племянника. Он, может, и нарушил закон, но он также оказал всем нам услугу, избавив мир от этого человека. Моя единственная цель — предотвратить гражданскую войну. Заковав Мойру в цепи, я лишь создам ещё больше конфликтов. Покуда Мордэкай остаётся далеко за пределами моей досягаемости, у лордов не будет никаких поводовдля недовольства.

— Он его не убивал, — сказала Мойра.

— А тебе-то откуда знать? — сказал Тирион. — Все дети хотят верить, что их отец — святой.

— Перед судом я заглянула в разум Милли, — спокойно сказала Мойра. — Она не верила в то, что он убил Принца, что бы она ни сказала в суде.

Королева приняла задумчивый вид:

— Вполне возможно. Роуз отлично аргументировала, что истинным убийцей был один из слуг, и Милли вполне могла солгать, защищая его. К сожалению, судья вынес приговор не в пользу твоего отца, Мойра. Будучи Королевой, я должна приводить в исполнение правосудие Лосайона.

— Это не правосудие — казнить невиновного, — вставила Мойра.

— Тогда позаботься о том, чтобы я не нашла твоего отца, поскольку выбора у меня не будет, — печальным голосом сказала Ариадна.

Тирион наклонился ближе, оказавшись почти нос к носу с Мойрой:

— Наша Королева мягко относится к твоему отцу, но я полностью намереваюсь обеспечить твоему отцу исполнение приговора. Во время его побега погибло два человека, но что действительно разожгло пламя в моём сердце, так это попытка меня убить.

— Тирион! — предостерегла Ариадна.

Но он её проигнорировал. Выпрямившись, он добавил:

— Это и Роуз Торнбер касается. Как только их найду, я позабочусь, чтобы её внутренности стали наружностями.

— Предупреждаю в последний раз, — сказала Королева.

Тирион оглянулся на неё, затем принял невинный вид:

— Ваше Величество подписала приказ об их немедленной казни. Я лишь собираюсь исполнить свой долг. — Затем он снова повернулся к Мойре: — Кстати, Её Величество также провозгласила, что лишает твоего отца и Роуз Торнбер всех титулов, земель и привилегий. Позаботься сообщить об этом твоему дорогому отцу, когда в следующий раз его увидишь.

Ариадна поспешно произнесла успокаивающим тоном:

— Я передам титул Коналлу.

— А что мой старший брат, Мэттью? — спросила Мойра.

Королева нахмурилась:

— Учитывая его отсутствие, а также отсутствие Айрин, они подозреваются в пособничестве в побеге твоего отца. Я не могу передать титул ни одному из них. Твой младший брат — единственный, в чьей верности всё ещё нет сомнений.

Тирион презрительно усмехнулся:

— Твои брат и сестра должны предстать перед Королевой в течение недели, чтобы отчитаться. Иначе их тоже объявят вне закона.

Мойра стояла на коленях, пока они не ушли, но внутри она кипела от гнева. Крайтэки и стражники остались, якобы на случай возвращения её отца, но в течение четверти часа она прощупала их разумы достаточно, чтобы узнать их вторую цель.

Они искали яйца драконов.

Вернувшись в спальню, Мойра захлопнула дверь, затем проверила, что окружавший комнату уорд приватности был на месте. Вытащив стило и заметки про телепортационные круги, она сделала новый круг, который вёл в промежуточную станцию Замка Камерон.

Конечно, сама она уйти не могла. Её отсутствие заметят, но для этой проблемы у неё было простое решение. Передав значительную часть своего эйсара своему второму «я», она отделила от себя Мёйру.

Мойра и её заклинательная двойница несколько секунд стояли лицом друг к другу. Затем Мёйра шагнула в круг, и исчезла. Мойра уселась на кровать в ожидании, рассеянно почёсывая Хампфри за ушами.

Во дворе нового и всё ещё пустующего Замка Камерон Мёйра направилась в импровизированную управляющую комнату, устроенную во временном здании у ворот. Добравшись туда, она вошла внутрь, и активировала щит, закрывавший доступ в замок. Уошбрук она оставила открытым. Тамошним жителям нужна была свобода, а вот замок и, что важнее, расположенная под ним Камера Железного Сердца, останутся за пределами досягаемости Королевы.

Мёйра создала новый телепортационный круг внутри самой управляющей комнаты, и вернулась в промежуточную станцию, после чего потратила несколько минут, уничтожая тамошние круги. Когда она закончила, попасть на территорию замка можно было лишь одним способом. Через только что созданный ею круг — и лишь она одна знала ключ.

Удовлетворившись, она вернулась в комнату Мойры. Как только она снова оказалась там, они стёрли круг на полу комнаты, и добавили новые. Затем она телепортировалась в драконью пещеру, скрытую высоко в горах позади Замка Камерон.

Мёйра уничтожила там круг, и создала новый, который вёл во двор замка, после чего начала осторожно переносить туда драконьи яйца. Потребовалось несколько ходок, поскольку каждое яйцо было диаметром почти фут, но закончив с этим, она пролевитировала их в воздух, и вошла в недавно отстроенный замок.

Для нормального человека жар был бы почти невыносимым, но Мёйру он никак не заботил. Она шла по коридорам, пока не нашла лестницу вниз, и начала спускаться в глубины. Мёйра миновала кладовые и погреба, пока не нашла тайный вход на лестницу, шедшую ещё ниже, к самой Камере Железного Сердца. Оказавшись там, она уложила яйца внутри, и запечатала комнату, заперев чары на двери.

Даже если Тирион найдёт комнату, открыть её без кода он не сможет, а если попытается пробиться силой, повреждая сами чары, то Камера Железного Сердца взорвётся, выпустив силу, некогда принадлежавшую Карэнту, бывшему богу правосудия. Мёйра не думала, что даже Тириону хватит глупости попробовать так поступить. В комнате хранилось достаточно силы, чтобы уничтожить всё на мили вокруг.

Что хуже, если будут уничтожены яйца, то хранившийся в них эйсар тоже высвободится, а поскольку каждое яйцо содержало почти столько же, сколько сама Камера Железного Сердца… результат скорее всего будет катастрофичным. Возможно даже хуже, чем событие, создавшее Залив Гарулона, когда был уничтожен Тёмный Бог Балинтор.

— Отчаянные времена, отчаянные меры, — пробормотала Мёйра.

Выполнив свою задачу, она вернулась на поверхность, и вернулась в комнату Мойры через круг. Затем они полностью этот круг стёрли. Теперь войти в Замок Камерон можно было лишь создав новый круг, а это можно было сделать лишь зная нужный ключ.

Мёйра слилась со своей создательницей, и спросила:

— «Хочешь знать ключ?»

— «Нет», — ответила Мойра. — «Держи его у себя. Про тебя они не знают. Если я не буду его знать, то не смогу выдать, даже если они отчаются настолько, что попытаются сделать нечто глупое. В худшем случае ты сбежишь, и передашь ключ Отцу».

Мёйра сочла эту логику разумной, но от этого ей стало не по себе. Мойра была магом Сэнтиров, так что добыть информацию из её головы без её на то согласия было невозможно, а это значило, что «нечто глупое» могло быть лишь старомодной пыткой. Она не была уверена, что сможет заставить себя сбежать, бросив сестру страдать в одиночку.

— Есть хочу, — внезапно сказала Мойра. — Пойду-ка приготовлю чего-нибудь.

— «Ты на самом деле не голодна», — мысленно сказала ей Мёйра.

Мойра улыбнулась:

— «Пора за работу. Здесь не меньше десяти крайтэков. Потребуется время, чтобы всех их саботировать, при этом не дав им понять, что я делаю».

— «Не думаю, что это мудро», — предостерегла Мёйра.

— «Не волнуйся», — ответила Мойра. — «Я не буду спешить. Уж времени-то у меня в избытке. Дай мне неделю, и они будут плясать под мою дудку».

Глава 42

Роуз заворожённо наблюдала, как песчаный дом и, вроде бы, стекло поднимаются вверх, и растут будто сами по себе. Это происходило несколько минут, а затем прекратилось, закончившись. Когда она перевела взгляд обратно на Мордэкая, её восторг обернулся шоком.

Вместо него на песке лежала женщина, и хотя вечер был тёмным, огонь давал достаточно света, чтобы узнать черты её лица. Она хорошо знала это лицо… принадлежавшее Пенелопе Иллэниэл.

— Пенни? — спросила Роуз, когда потрясение прошло достаточно, чтобы к ней вернулся дар речи.

Женщина медленно села, выглядя несколько ошеломлённой, и посмотрела на Роуз.

— Это правда ты? — спросила Роуз, чувствуя, как её сердце заполняют эмоции.

— Сколько времени прошло? — спросила Пенни.

Роуз ошарашенно уставилась на неё, но наконец ответила:

— С каких пор?

— С моей смерти.

Встав, Роуз начала пятиться:

— Кто ты?

Пенни поморщилась:

— Сложный вопрос. Формально, я — Мордэкай, наверное, но я предпочитаю думать о себе как о Пенни, по крайней мере сейчас.

Роуз села, фактически просто упав. Ощущение было таким, будто весь мир выдернули у неё из-под ног. Несколько секунд спустя, она подумала о гостье. Пенни всё ещё носила нижнюю половину её платья, которую перед этим носил Мордэкай. Соответственно, она была голой выше пояса. Взяв одеяло, Роуз отнесла его подруге, и накинула ей на плечи. Затем спросила:

— Как это возможно?

— Трудно объяснить, — сказала Пенни. — Прежде всего — сколько прошло с моей смерти?

— Но ты же не мертва, — сказала Роуз.

Взгляд её подруги погрустнел:

— Не начинай особо надеяться, Роуз. Я мертва — мертвее не бывает. Это просто что-то типа перерыва в моей смерти. Сколько?

— Четыре месяца.

— Как дети?

— Какие? — сказала Роуз, всё ещё силясь осознать происходящее.

Пенни улыбнулась:

— Все — и твои, и мои. Они в порядке?

Роуз кивнула:

— Насколько я знаю. У нас в последнее время всё завертелось. Грэм, Мэттью и Айрин сейчас в другом мире, где Ланкастер. Вообще-то, я думаю, что мы как раз в том мире и находимся, просто в другом месте.

— Роланда нашли? А что насчёт Мойры? — Вопросы Пенни шли без конца, и Роуз следующие полчаса рассказывала подруге о недавних событиях. Рассказ об аресте и пленении Мордэкая сильно расстроил Пенни, но Роуз постаралась объяснить всё настолько хорошо, насколько могла, хотя и опустила некоторые более интимные мгновения, проведённые с Мордэкаем.

Пока она говорила, Пенни рассматривала её, а когда Роуз наконец закончила, собеседница спросила:

— Ты ведь что-то недоговариваешь, верно?

Роуз отвела взгляд, посмотрев на огонь:

— Было трудно.

Встав, Пенни подошла к подруге, и предложила поделиться с ней одеялом:

— Ты на пляже, одетая в половину платья, а вторая — на мне. Я знаю, что ты укоротила рассказ. Ты, наверное, прошла через что-то ужасное.

Роуз просто кивнула, не доверяя своему языку.

— Спасибо, — с подлинной благодарностью сказала Пенни. — Умирать не так уж плохо, покуда я знаю, что ты всё ещё здесь и присматриваешь за ними.

Этого хватило. Расчувствовавшись, Роуз ощутила, как её глаза наполняются слезами:

— Зря ты меня благодаришь. Я этого не заслуживаю.

Положив руку подруге на плечо, Пенни обняла её:

— Не будь так строга с собой. Твои стандарты всегда были невероятно высокими. Иногда из-за этого мне казалось, что я никогда не буду достойна подруги вроде тебя.

Не в силах остановиться, Роуз разрыдалась, в то время как Пенни пыталась её утешить. Пенни казалась действительно сбитой с толку и обеспокоенной, и от этого было только хуже.

— Что не так? — спросила она.

Роуз смогла выдавить из себя лишь несколько слов:

— Ты не понимаешь.

Но она поняла. Глаза Пенни слегка расширились, и она убрала руку:

— Дело в Мордэкае?

Роуз не могла ответить, или даже глядеть подруге в глаза.

Сделав глубокий вдох, Пенни будто собралась с силами, и сказала:

— Я знаю, что ты его любишь. Всегда любила.

Тут Роуз посмотрела на неё, но слёзы настолько затуманили её взор, что она едва разбирала черты лица Пенни.

Та продолжила:

— И я знаю, что он также испытывает к тебе чувства. Частично поэтому все мы держались вместе столько лет. С моей смертью всё пошло вполне естественно. — Её голос был спокойным, но она не могла полностью скрыть свою боль, произнося эти слова. — Насколько далеко вы… зашли?

— Не слишком, — безжизненным голосом сказала Роуз. — Но мы говорили об этом. Он ещё не готов двигаться дальше.

— Ничего неожиданного, — сказала Пенни. — Прошло только четыре месяца. Я ждала год.

Это совсем не избавило Роуз от вины:

— Но он вернулся к тебе. И ты на самом деле не мертва, Пенни. Это всё меняет.

— Вообще-то, нет, — печально сказала Пенни.

— Ещё как меняет, — настаивала Роуз. — И я теперь чувствую себя ужасно.

Пенни посмотрела на неё с прищуром:

— Ты сказала, что вы ограничились разговорами.

— Ещё были некоторые чувственные моменты, — сказала Роуз. — А когда он был в той ужасной камере, мы стали ближе, чем полагается.

— Ты его целовала?

— Нет, — искренне сказала Роуз. — И теперь уже не буду. Чувствую себя худшей подругой в мире.

Пенни немного пожевала губу, разрываясь между противоположными эмоциями:

— Так не пойдёт, Роуз. Я не хочу, чтобы он оказался как ты.

Снова сбитая с толку, Роуз подняла взгляд:

— А это ещё что значит?

— Ты целую вечность страдала после смерти Дориана. Я не хочу для него такого, — сказала Пенни.

— Но ты же не мёртвая! — отозвалась Роуз.

Пенни покачала головой:

— Мёртвая. Я просто ненадолго как бы позаимствовала его тело.

— Тебе правда нужно это объяснить, — ответила Роуз. — Ты говоришь так, будто вселилась в него.

Пенни кивнула:

— Это — вполне справедливое описание. Когда я умирала, он попытался меня спасти. Для этого он использовал эту его странную силу, чтобы стать мной, и потом исцелить моё тело. Но кое-что он исправить не мог — мою эйстрайлин. Так волшебники называют источник жизни. Оттуда происходит магия, именно он делает людей живыми.

— Я помню, — сказала Роуз.

— В общем, моя почти иссякла, и пока он был мной, или я была им… — Пенни остановилась. — Это действительно сбивает с толку. Я даже не знаю, какие местоимения использовать. — Она сделала вдох. — Пока я управляла тем, чем мы были, я взяла остатки моей эйстрайлин, и обернула вокруг его собственной. Моё тело умерло, но та частичка меня всё ещё внутри, обёрнутая вокруг его сердца, образно говоря.

— А тебе было больно? — спросила Роуз. — Зачем ты это сделала?

— Когда я это сделала, больно было так, что словами не передать, — призналась Пенни. — Хуже родов. У меня была причина так поступить, но если честно, я думаю, что ещё у меня были эгоистичные мотивы.

— Ты не хотела его оставлять.

Пенни кивнула, её глаза заблестели:

— Но причина, о которой я себе твердила, заключалась в том, что он сломан внутри. В его эйстрайлин были трещины. Он так и не оправился до конца после пребывания в виде шиггрэс. Осталось что-то, какое-то зло, цепляющееся за его душу. В некоторых отношениях, это сделало его сильнее. Его эйстрайлин огромна. Согласно его воспоминаниям, она теперь гораздо крупнее, чем раньше, в его молодости. Думаю, что украденные им жизни заставили её вырасти. Если он продолжит это делать, то вполне сможет жить вечно.

Роуз почуяла неладное:

— Но?

— Но это также его убивает. Возможно, не в том смысле, что он умрёт, но это убивает его истинное «я». Думаю, когда он зачерпывает эту тёмную силу, та тоже становится сильнее. Если это зайдёт слишком далеко, то от него останется лишь оболочка — нечто злое, облачённое в его кожу, несущее его воспоминания и знание, но им самим это уже не будет.

— И то, что ты сделала, всё исправило? — в ужасе спросила Роуз.

Пенни покачала головой:

— Думаю, я что-то сделала лучше, но семя порчи всё ещё сидит внутри него. Не думаю, что от него вообще можно избавиться окончательно. По сути, я превратила то, что от меня осталось, в повязку, но если он снова использует эту силу, то его в конце концов порвёт на части, и меня вместе с ним. — Будто подчёркивая эту ремарку, Пенни вздрогнула, и приложила ладонь к груди, как если бы почувствовала внезапную боль.

— Что не так? — спросила Роуз.

— Моё время на исходе, — сказала Пенни. — Пару раз это уже случалось. Каждый раз через некоторое время появляется боль. В конце концов я слишком устаю, и засыпаю. Полагаю, потом он просыпается, гадая, что же случилось.

Роуз поймала её за руку:

— Скажи, что мне делать.

Подняв голову, Пенни попыталась принять искренний вид:

— Заботься о нём. Не надо ненавидеть себя из-за меня. Ты нужна ему. Ты нужна моим детям. Ты нужна мне, Роуз.

— Будь честной, твои чувства на этот счёт совсем другие, — удивлённо сказала Роуз. — Это несправедливо. Для тебя это наверняка невыносимо — как минимум, ты меня ненавидишь.

— Нет! — возразила Пенни, но затем вздохнула: — Если честно. Это действительно невыносимо. Когда я в первый раз неожиданно вернулась, это казалось благословением. Я подумала про себя, что наверное у меня будет возможность увидеть, как вырастут мои дети, пусть лишь мельком и время от времени. Но теперь я гадаю, а не является ли это просто ещё одним способом мучить себя.

— Возможно, это будет к лучшему, — с надеждой сказала Роуз. — Я не буду вмешиваться. Теперь, когда я знаю, что происходит…

— Роуз! — отрезала Пенни. — Не заставляй меня тебе приказывать. Мне и так достаточно сложно отдать его тебе. Не заставляй меня просить тебя об этом. Если можешь — будь счастлива.

— Но…

— Слушай. Я наблюдала за тобой после смерти Дориана. Мы пытались помочь, я и Морт, но я знаю, что тебе было трудно. Растить двоих детей без отца — это стало для тебя ужасной ношей, — сказала Пенни.

— Я не справилась бы без твоей помощи, Пенни, а Мордэкай был Грэму почти отцом.

Пенни кивнула:

— Именно. Мои дети — Коналл, и особенно Айрин — всё ещё нуждаются в матери, и если уж какая-то женщина займёт моё место и возьмёт на себя мои обязанности, то я хочу, чтобы этой женщиной была ты. Понимаешь?

— Я всё равно бы это сделала, Пенни, — настаивала Роуз. — Мне не нужно выходить за него замуж, чтобы заботиться о них.

— Не спорь со мной, — упрямо сказала Пенни. — Немногие женщины смогут управиться с моим бедолагой-мужем, и я сомневаюсь, что они мне понравились бы, будь мы знакомы. Не делай то, что ты делала после смерти Дориана. Если кто-нибудь прошмыгнёт, и выкрадет его из-под тебя, я тебе этого не прощу.

— Это безумие, — ответила Роуз.

— Думай об этом вот как, — сказала Пенни. — Я не знаю, сколько ещё времени пройдёт, прежде чем он напортачит и снова вызовет меня к жизни, но я не хочу проснуться в его кровати однажды вечером, и застать там незнакомку.

Роуз нахмурилась:

— Это ужасно. Я ж от стыда умру.

— Нет, не умрёшь, — упирала Пенни. — Мы будем сидеть всю ночь, и ты расскажешь мне, что происходит с нашими детьми.

— А как оно там? — спросила Роуз. — Ты чувствуешь что-то, или слышишь?

— Нет, — сказала Пенни. — Это как погружаться в сон. Я закрываю глаза, и всё исчезает. Не думаю, что я даже вижу сны. Вот, почему мне пришлось спрашивать тебя, что происходило.

— А он сам знает?

Пенни казалась удивлённой:

— Он что, ничего не сказал? Нет, видимо не сказал, поскольку ты была так потрясена. Я оставила ему записку.

Роуз вспомнила тот момент, когда видела, как Мордэкай подозрительно засунул себе в карман письмо.

— И что там было написано?

На лице Пенни отразилась досада:

— Не помню, что я писала точно, но там было что-то типа «если ещё раз напортачишь, то пожалеешь об этом». Не надо было мне ничего писать.

— Ты могла бы сказать ему о своих чувствах, — подала мысль Роуз.

— Я уже изложила их, перед смертью, — сказала Пенни. — И он уже знает, что я чувствовала. Что с ним будет, если я начну оставлять ему любовные письма? Это погубит его.

— Но он уже знает, поскольку одно письмо ты оставила, — напомнила ей Роуз.

— Пусть он и дальше притворяется, что ничего не знает, — ответила Пенни. — А если начнёт бузить — скажешь мне, и в следующий раз я напишу ему в записке вести себя прилично.

Роуз снова начала качать головой:

— Не думаю, что смогу это сделать.

— А придётся, — настойчиво сказала Пенни, и тут её глаза загорелись: — Придумала. Мы договоримся о правилах. Покуда ты следуешь им, тебе не нужно будет чувствовать себя виноватой.

— Кого рода правила?

— Правило первое: не выходить за него, пока год не пройдёт до конца, — начала Пенни.

Роуз зыркнула:

— Я всё равно бы так поступила!

— И это мне говорит деваха, начавшая подкатывать к моему мужу менее чем через четыре месяца после моей смерти, — парировала Роуз.

Роуз подавленно уронила лицо в ладони.

— Это была шутка! — быстро сказала Пенни. — Почти. Ладно, правило второе: никаких поцелуев.

Роуз выглянула между пальцев:

— Никогда?

— Никогда, — согласилась Пенни, твёрдо кивнув.

— Это тоже несправедливо, — сказала Роуз.

Пенни улыбнулась:

— Так-то лучше. А то ты бесхребетная какая-то.

— Как насчёт по истечении года? — предложила Роуз.

— Так не пойдёт, — сказала Пенни. — Что-то у вас уже началось. Он подумает, что он тебе противен, если будешь ждать так долго. Мы же не хотим, чтобы он ушёл куда-то на сторону. Скажем, шесть месяцев — значит, осталось ещё два.

Роуз кивнула:

— Что ещё?

— Позаботься о наших детях.

— Я бы и так это сделала, — сказала Роуз.

— И я не хочу ничего знать о романтической стороне ваших отношений. Если нам снова выпадет поговорить, просто притворяйся, что вы — друзья, живущие вместе, — сказала Пенни. Её глаза снова увлажнились.

— Ты же наверняка не хочешь этого, — сказала Роуз. — Это же слишком.

— Не хочу! — сказала Пенни, давясь словами. — Но у нас ведь нет выбора, верно? Так что сделай это ради меня, и не упоминай о том, чего я не хотела бы слышать. Даже если нарушишь правила, мне не говори. Не думаю, что выдержу это.

— Я — не Дориан, — в шутку сказала Роуз.

— О, а вот это несправедливо, — сказала Пенни. — То было очень давно, и ты его простила. И вообще, о мёртвых плохо не говорят.

— И это я слышу от мёртвой женщины, которая толкает меня на брак с её мужем, — отозвалась Роуз.

— Если не прекратишь, — предупредила Пенни, — то я найду его в загробном мире, просто чтобы отомстить тебе за всё.

На это обе они засмеялись, но потом смех перешёл в слёзы. Они обнялись, и плакали, и на миг всё стало как в прежние времена. В конце концов Пенни отстранилась:

— Усталость навалилась. Надо поспать.

— Пожалуйста, не уходи, Пенни, — сказала Роуз, снова погрустнев. — Останься со мной ещё немножко.

Пенни покачала головой, и вытерла лицо:

— Любой сон должен рано или поздно закончиться. — Она легла, положив голову на колени Роуз. — Просто дай мне полежать. Когда он очнётся, то будет рад тебя видеть. — Она зажмурилась, выжав из глаз ещё слёзы.

После чего исчезла. Роуз ощутила перемену, внезапную и неожиданную, когда голова у неё на коленях стала тяжелее. Опустив взгляд, она увидела лицо спящего Мордэкая.

Роуз тихо плакала, пытаясь не разбудить его своими рыданиями, но потерпела неудачу. Когда Мордэкай открыл глаза, ему на лицо падал горестный дождь. Он гадал, что случилось, но Роуз отказывалась об этом говорить.

Глава 43

Просыпаться на коленях у плачущей женщины было для меня не в новинку, но обычно это происходило в результате каких-то чрезвычайных событий, вроде пыток от рук бога, пережитого во время охоты почти успешного покушения, или разрывания на куски от взрыва. И это не просто примеры — всё это случалось со мной в течение моей жизни. Возведение замка из песка никогда не казалось мне чем-то особо травмирующим, но женщины — вообще странные существа.

Я спросил у Роуз, что не так, но она отказалась отвечать. Я попытался утешить её, но она будто тяготилась моим присутствием. Когда я приобнял её, она расплакалась сильнее, а потом встала, и отошла от меня.

Всё это сбило меня с толку, но ничего нового в этом не было. Я считал себя экспертом в сбивании с толку. Можно сказать, это было моим коньком. Длительный брак обеспечил меня массой возможностей отточить навыки. Он также научил меня оставлять женщину в покое, если она не хочет разговаривать. Ни к чему хорошему это не приводит. В случае с Пенни, это могло сулить сломанные конечности, но в случае с Роуз меня больше беспокоил её язык. Женщины в целом имели тенденцию использовать слова как оружие, но я боялся, что женщина с интеллектом Роуз может так меня отделать, что я потом не смогу жить в цивилизованном обществе.

Конечно, Роуз почти никогда не использовала свой острый ум для запугивания мужчин, по крайней мере — без причины, но я не хотел стать первой её жертвой убийства посредством вербального нападения. Поэтому я оказал нам обоим любезность, не навязывая ей своё общество.

Бывшая на горизонте буря сдержала своё обещание дождя, добавив к этому также впечатляющее световое шоу. Уже бывший крепким ветер усиливался, пока не начал гнать брызги с гребней волн прямо до нашего нового лагеря у верхней границы пляжа. Когда пошёл дождь, он оказался ливнем. Несмотря на идеальность нашей крыши и толщину созданных мною стен, замок из песка вполне мог бы развалиться, если бы я не укрепил его заклинаниями, чтобы не дать дождю размыть песок.

Одно было хорошо: у комаров не было зонтиков, поэтому они остались дома. Мы с Роуз спрятались в нашем новом укрытии и, молча понаблюдав за бурей час или два, улеглись поспать.

Однако она всё ещё не хотела, чтобы я был рядом с ней, а одеяло было только одно. Я попытался поступить по-рыцарски, уступив ей одеяло, но Роуз была в жертвенном настроении. Каждый раз, когда я предлагал ей одеяло, она толкала его обратно ко мне.

Это был странный спор, поскольку мы всё это время молчали. Мы просто толкали одеяло туда-сюда. Но я знал, как победить в такого рода войне. У волшебников есть свои преимущества. «Шибал», — произнёс я, погрузив её в сон. Затем я тщательно завернул её в одеяло, и отступил в другой конец помещения, улёгшись там.

Спать даже на слегка прохладном пляже в грозу — дело нелёгкое, особенно если на тебе надета половина платья. Поскольку мы пока не встретили ничего опасного, я решил рискнуть, использовав немного магии для собственного комфорта. Я создал завесу, чтобы укрыться от комаров после окончания бури, а потом заключил себя в сферу из тёплого воздуха.

Создававшее её заклинание не протянуло бы всю ночь, но на первые несколько часов его хватило. В прошлом я им уже пользовался. Позже проснувшись от холода, я его просто заново наложу, и засну опять. Я закрыл глаза, и попытался вздремнуть, но затем начал волноваться о всей используемой мною магии. Если ощущавшие эйсар хищники, встреченные нами в Ланкастере, присутствовали и здесь, то они могли объявиться ночью.

Поэтому я вздохнул, встал, и вышел наружу. Я начертил в песке вокруг нашего домика широкий круг, после чего наложил на него заклинание, которое предупредит меня, если что-то этот круг перейдёт. Строго говоря, круг был не нужен, но он должен был помочь заклинанию продержать достаточно долго, чтобы мне не пришлось обновлять его в течение ночи. Потом я вернулся внутрь, и заснул гораздо быстрее, чем казалось возможным.

Проснулся я позже не от холода, а потому, что Роуз проснулась и подвинулась ближе. Она накинула на меня край одеяла, и прижалась сбоку. Думая, что она простила меня за мой проступок, чем бы он ни был, я попытался предложить своё плечо в качестве жертвенной подушки, но как только я шевельнулся, попытавшись подвинуться ей под голову, она отдёрнулась.

— Не надо, — предостерегла она.

— Что я сделал-то? — спросил я, больше не желая дожидаться наказания.

— Ничего, — ответила она.

«Бля». Я знал: это точно что-то серьёзное. «Дело в рыбе?». Нет, глупости. «Может, она видела, как я смотрел за ней во время её купания?». Это тоже казалось бессмыслицей — она практически флиртовала со мной в тот момент. «Ничего» намекало на нечто очень плохое — как если бы меня застали за убийством щеночков.

Я ворочался, но лишь в переносном смысле, потому что из-за близости Роуз я не хотел её будить. В конце концов мне в голову пришла идея. «Может, это потому, что я ничего не сделал». Несмотря на нашу возраставшую за последние недели близость, я не мог даже признаться в своих чувствах. Роуз сказала, что понимает, а потом сказала, что будет ждать, пока я не буду готов — но, возможно, она на самом деле надеялась, что я сделаю или хотя бы скажу что-нибудь.

Проблема была в том, что я всё ещё не был готов. Каждый раз, когда я думал о чём то вроде поцелуя или о том, чтобы сказать ей, что она мне нравится, меня захлёстывала либо вина, либо горе. Вина и горе в эти дни были необъяснимым образом переплетены во мне.

Я не мог ничего сказать. Это было просто невозможным — пока и, возможно, навеки. Но я мог что-то сделать, даже если потом мне от этого будет плохо. «Поцелуй, наверное». Это точно её подбодрит.

Что-то сказало мне, что это было плохой идеей, но мне всегда не везло с пересмотром решений, поэтому я перекатился лицом к ней. Я даже без магического взора сумел увидеть в тусклом свете, что её глаза были открыты, и на краткий миг мы лежали почти нос к носу, глядя друг на друга. Затем я сдвинулся, поднося свои губы к её собственным.

— Морт, нет! — воскликнула она, отталкивая меня. Затем её глаза снова увлажнились.

Моё сердце было пробито дважды — сначала её слезливым взором и отказом, и потом моими мыслями о Пенни.

— Прости, — пробормотал я, чувствуя себя неловко. — Не знаю, что не так, или что мне следует делать.

Роуз вытерла лицо рукавом, и тихо ответила:

— Не ты один.

— Мне бы помогло, если бы я знал, что не так, — сказал я ей.

Она некоторое время жевала губу, затем ответила:

— Комплекс спасшегося.

Я уже знал, что страдал что чувствовал вину из-за того, что Пенни погибла, а я — нет, и специальное имя для этой эмоции не очень-то помогало:

— Я имею ввиду тебя. Что не так?

— Комплекс спасшегося, — повторила она.

Я прищурился на неё в темноте:

— Пенни была моей женой, а не твоей. Тебе не следует ни за что себя винить.

— Она была моей лучшей подругой, — парировала Роуз.

— Ты не сделала ничего плохого, — пренебрежительно сказал я.

— Неужели? — мрачно сказала Роуз. — Я обдумывала мои действия в последние несколько недель. Совершила ли бы я всё это, если бы не пыталась эгоистично выгадать что-то из её потери?

Это показалось мне бессмысленным:

— То есть, спасать мою шею из петли — это плохо?

— Я не это имела ввиду, — отозвалась она. — Я потеряла обзор. Я думала только о себе, а надо было думать о других.

— Ну, с моей точки зрения, ты сделала лишь то, что делала всегда — правое дело. Даже если бы тебе было совершенно плевать на мой сучок с ягодками, ты бы всё равно сделала то же самое. А если у тебя был и ещё и другие причины — ну, а у кого их нет? Мы — люди. Люди имеют желания. Мы такие, — в некоторой степени красноречиво сказал я — по крайней мере, как мне казалось.

— Постой, ты только что сказал «сучок с ягодками»? — спросила Роуз, отказываясь верить услышанному.

Я осклабился:

— Это эвфемизм.

Она засмеялась:

— Я знаю, что это значит. Просто я удивилась, что ты его так назвал. И, к твоему сведению, меня совсем не интересуют ни твой «сучок», ни твои «ягодки». Я просто говорила о том, что думала о себе. Тебя я спасала в эгоистичной попытке избавиться от одиночества.

Я с облегчением увидел, что её настроение улучшилось, но также был слегка оскорблён за малыша Мордэкая:

— Во-первых, — сказал я, начиная опровержения, — одиночество — не грех. Ты заслуживаешь счастья не меньше, чем кто-либо другой. Во-вторых, ты пошатнула мою веру в себя, сказав, что не находишь меня привлекательным. Я думал, что нравился тебе благодаря моей неотразимой физической привлекательности. Теперь мне придутся заново пересмотреть всё, что я о себе думал.

Она ухмыльнулась:

— Я не говорила, что ты не привлекательный — я лишь сказала, что ты меня интересуешь отнюдь благодаря твоим мясистым частям тела. Вопреки расхожему мужскому мнению, большинство женщин не сидят целыми днями, думая о мужских орешках.

— Орешках? — в шоке воскликнул я. — Ты что, сказала «орешки»? Леди Роуз, я в шоке от вашей терминологии. Мне не терпится уведомить суд о ваших распутных словах.

Она подмигнула мне:

— Ты никогда этого не докажешь, а если попробуешь, то тебе не поверят. — Затем она перекатилась, повернувшись ко мне спиной: — Я — спать.

Это по сути оборвало разговор, поэтому я тоже лёг, позаботившись о том, чтобы между нами оставалось немного пространства. Роуз явно стала чувствовать себя лучше, но я хотел испытывать удачу.

— Мне холодно, — объявила Роуз.

На миг я подумал о том, чтобы повторить согревающее заклинание, но затем отбросил эту мысль. Я знал, что она имела ввиду, и всё равно в этот момент не чувствовал себя особо благородным. Подвинувшись ближе, я закинул на неё руку, и прижался к ней со спины.

— Только осторожнее, — сказала Роуз. — Не хочу, чтобы ты меня тыкал своим сучком, иначе будешь спать отдельно и без одеяла.

* * *

Если первая часть моего сна была беспокойной, то вторая оказалась глубокой. Я спал как убитый — наверное, это был первый хороший отдых с тех пор, как я спасся от смертной казни. Роуз наверное тоже устала, поскольку очнулись мы уже утром.

Моя рука снова отсохла, но больше всего меня беспокоило не это. Когда мой заспанный мозг потихоньку начал соображать, я осознал, что пыхтение в моих ушах исходило от чего-то крупного, обнюхивавшего мою ногу.

Адреналин в такие мгновения — чудесная вещь. Моё восприятие разом расширилось, и в миг совершенной ясности я осознал несколько вещей. Во-первых, мы проспали, и моё тревожное заклинание потухло, или, возможно, дождь смыл круг, заставив заклинание закончиться раньше срока. Во-вторых, остатки рыбы, которыми я надеялся позавтракать, пропали. И последнее: мы были окружены стаей очень крупных волков, и, судя по всему, одной рыбы им было мало.

Тот, который обнюхивал мою ногу, видимо пытался определить, умер ли я, и если да, то пригоден ли я ещё в пищу. Когда моё сердце взбултыхнулось, и погнало кровь по венам, чуткий нос волка почуял разницу, и он решил проявить инициативу. Раскрыв пасть, он попытался куснуть мою очевидно вкусную ляжку.

Щит скорее всего не сработал бы. Я знал это по опыту с медведями, в результате которого Пенни осталась без руки. Вместо этого я влил как можно больше силы в таранный удар, чтобы оттолкнуть от себя хищника. Большая часть энергии ушла впустую, стекла со спины волка как с гуся вода, но оставшейся части хватило, чтобы оттолкнуть его на несколько футов.

С находившимися почти так же близко семью волками, отмершей рукой, и с отсутствием оружия, вариантов у меня было мало. Усилием мысли я создал вокруг нас с Роуз маленький щит в форме пузыря, а потом потянулся вовне, и обрушил на нас замок из песка.

Тут Роуз очнулась, и она была очень не рада. Она резко села, а когда увидела обрушивающиеся на нас песок и крышу, то схватила мою отсохшую руку с такой силой, что я даже почти почувствовал. Иногда онемение — это благо.

— Что? — заорала она мне в ухо.

Я ответил столь же красноречиво:

— Волки. — Я был слишком занят копанием в моих магических мешочках, чтобы объяснить лучше. С одной работающей рукой это было делать гораздо труднее, но в конце концов я нащупал искомое — мой посох.

Вытаскивать шестифутовый дрын из мешочка на поясе с помощью одной руки, будучи погребённым в пузыре под кучей песка — задача нелёгкая. В таких ситуациях очень хочется что-нибудь поменьше, типа жезла. Преимущество же в том, что как только ты берёшь предмет в руки, эффект значительно лучше. Разница была примерно как если сравнивать кинжал и меч. Оба режут, но мечом можно отрубить руку или ногу, если применить его с достаточным энтузиазмом. А энтузиазма мне было не занимать.

Извиваясь и трепыхаясь, я сумел вытащить посох наполовину, прежде чем осознал, что объёма пузыря недостаточно, поэтому некоторое время я потратил, увеличивая его диаметр, отталкивая песок прочь. Между тем Роуз догадалась, что я пытался сделать, и воспользовалась своими двумя работающими руками, чтобы вытащить для меня оставшуюся часть посоха.

Волки были по всему периметру нашей обрушенной кучи песка — они выкапывались из-под краёв стеклянной крыши, чтобы до нас добраться. Сменив щит на полусферу, я с его помощью продолжил держать над нами всё, что было сверху, оставив при этом пространство вокруг нас свободной для удара.

Затем я превратил свои страх и вызванное грубым пробуждением раздражение в горящий луч концентрированного красного пламени, и направил его через посох. Я повернулся кругом, и луч прожёг песок, творя с волками гораздо более интересные вещи, превращая их в разнообразные жжёные волковые кусочки.

Убедившись, что волки мертвы, я остановился. Мы с Роуз немного постояли в окружённом песком пузыре, переводя дух. Затем я снова использовал силу, поднимая над нами прозрачную крышу и отталкивая песок достаточно, чтобы мы могли выйти наружу.

— У меня плохие новости, — сказал я Роуз.

Она взволнованно спросила:

— Что такое?

— Рыбы больше нет, — ответил я. — Не соблаговолишь ли отведать вместо неё волчатины? У меня есть несколько вариантов, отборные филейные части.

Она побледнела:

— Пожалуй, откажусь, но благодарю за предложение.

Мёртвые животные превратили наш некогда идиллический лагерь в нечто более похожее на скотобойню:

— Похоже, что я тоже потерял аппетит, — согласился я. — Наверное, нам следует удалиться.

— Вопрос, — сказала Роуз, — в том, куда именно нам отправиться?

— Ну, можно вполне резонно предположить, что мы находимся в той же половине мира, где расположен Ланкастер, но мы понятия не имеем, в каком направлении он находится, — сказал я, излагая то, что мы знали.

Роуз кивнула.

— Мы также можем вернуться через границу, что перенесёт нас обратно в Албамарл. Я сейчас в лучшей форме, и преследователи наверняка не ожидают нашего туда возвращения. Мы можем снова попытаться добраться до дома, — предложил я.

— Вот только его наверняка уже охраняют, — указала Роуз. — И если Тирион каким-то образом выжил, то он скорее всего сбросит чары, чтобы не дать тебе войти.

Я сжал губы:

— Выжить в том взрыве было трудно. Я сам едва выжил, но я и был не так близко. Если он потом даже на несколько секунд потерял сознание, то он точно умер.

— А что вообще вы можете пережить? — со внезапным любопытством спросила Роуз. — Ты сам вернулся обратно после смерти, разве нет?

— Там было другое, — объяснил я. — Моё тело умерло, но душа осталась прикованной к нему. Гарэс сделал мне новое тело, пока Уолтэр не позволял мне уплыть в посмертие. Если не считать того случая, я могу исцелиться от почти любой раны, покуда я в сознании и могу использовать свою силу. После того боя с Тирионом у меня был очень тяжёлый случай отката, поэтому я не мог ничего делать. Иначе я был бы в порядке.

— А что насчёт нападения анголов? — осведомилась Роуз. — Тебе пробили сердце стрелой. Там что-то другое произошло, верно?

«Чёрт, а она проницательна». Впрочем, Роуз во время того нападения не было, и вообще увиделись мы лишь гораздо позже. Как она могла узнать о моей трансформации?

— Как ты об этом узнала? — резко спросил я.

— Пенни, — просто сказала Роуз, но не упомянула, когда именно они разговаривали.

— Она наверняка преувеличила серьёзность ситуации, — ответил я, желая оставить эту тему.

Но Роуз напала на след, и не готова была бросить преследование добычи:

— Не думаю, Мордэкай. Она сказала, что ты изменился. Что в тебе ещё что-то осталось от того времени, когда ты был шиггрэс.

Я вздрогнул, но отнекиваться уже было бессмысленно. Я кивнул, и сказал:

— Она всегда слишком много болтала.

— Вернёмся к изначальному вопросу, — сказала Роуз, двигаясь дальше. — То, что ты сделал, уникально для тебя, или так может любой архимаг?

— Думаю, они смогли бы, если бы знали, как слышать пустоту, — признал я. — Но насколько я знаю, через такое прошёл только я, так что скорее всего только я так и могу.

— Если кто-нибудь проткнёт Тириону сердце, это его убьёт? — спросила она.

— Думаю, да. Он слишком быстро потеряет сознание. Полагаю, что это, или отсечение головы, сработает. Если он уже без сознания, или если у него откат, то будет гораздо проще.

— А что насчёт тебя? — многозначительно спросила Роуз.

Я пожал плечами:

— Сложно сказать. Если бы у меня был откат, то я думаю, что убить меня могло бы почти что угодно. Иначе, безопаснее всего сжечь моё тело дотла, и поскорее. Но это в некотором смысле мой выбор. Если бы я отказался меняться, то наверняка умер бы. Это трудно объяснить.

— Тогда давай внесём ясность, — с чувством произнесла Роуз. — Если тебе не грозит неминуемая смерть, то я не хочу, чтобы ты использовал эти способности, ни при каких обстоятельствах.

— Почему? — с внезапной подозрительностью спросил я. Я уже знал, что это было рискованным, и что это может сотворить со мной нечто ужасное, но Роуз-то не знала. Или, по крайней мере, не должна была знать. Даже Пенни этого не знала, хотя в самом конце могла это выяснить.

— Скажем так, у меня предчувствие, — сказала Роуз. — К тому же, ты теперь под моей опекой, поэтому должен меня слушаться.

Я раскрыл рот:

— Под твоей опекой? А это ещё что значит? — Я едва удержался, чтобы не сказать, что она — не Пенни.

Роуз кивнула:

— Пенни давным-давно оставила мне инструкции, что если с ней что-нибудь случится, на меня возлагается обязанность по управлению твоей дуростью, — добавила она, частично солгав.

— Дуростью?

Она невинно улыбнулась, похлопав ресницами:

— О, прости, я хотела сказать «беспечным поведением», но по сути это одно и то же, разве нет?

Я фыркнул:

— Я сам буду собой управлять, спасибо большое.

— Говори себе что угодно, если тебе так лучше, — заявила Роуз. — Но сначала пообещай, что не будет использовать ту упомянутую тобой тёмную силу, если тебе только не грозит смерть.

— Ладно, — проворчал я. — Но я и сам уже принял такое решение.

Она ухмыльнулась, но я знал, что последним смеяться тут буду я. Никому никогда не удавалось укротить мою дурость, если я вбивал что-то себе в голову. Роуз могла обманывать себя, думая, что дурость можно предсказать, но та была силой природы сама по себе. Вообще говоря, я не был уверен, что сам могу её спрогнозировать. Дурость бессмертна.

— Вернёмся к началу, — сказал я, меняя тему. — Думаю, нам следует попробовать полетать. Возможно, Ланкастер ближе, чем мы думаем, а если и нет, то мы что-нибудь узнаем об этой половине нашего мира. В худшем случае я найду ещё одну границу, и верну нас обратно.

Роуз занервничала:

— Не уверена насчёт полётов…

— Просто развернись, — сказал я ей. — Я объясню, как это работает. —Когда она не шелохнулась, я обошёл её, и встал позади. — Главное, что надо помнить, — начал я, обнимая её талию руками, — это то, что тебе ничего делать не нужно. — И я взмыл вместе с ней в небо.

Она завопила так, будто кто-то воткнул в неё нож, и извернулась в моих объятиях, чтобы вцепиться в меня обеими урками, а сам я смеялся. Быть может, это было немного жестоко с моей стороны, но порой мои капризные порывы берут надо мной верх.

Я решил, что позже она меня простит.

Глава 44

Мэттью как раз перешагнул границу, чтобы начать очередной день ожидания, когда всего в нескольких футах от него появилась Керэн. Похоже, она была рада его видеть.

— Вот ты где, — спокойно сказал он. — А остальные?

Облегчение быстро испарилось с её лица:

— Не знаю.

— Что случилось?

Она выдала краткое описание неудачной попытки спасения его отца, и в кои-то веки обычно бесстрастное лицо Мэттью омрачило беспокойство. Незнакомец бы этого не заметил, но она знала его достаточно хорошо, чтобы разглядеть все признаки. Судя по тому, что она ему сказала, существовала высокая вероятность того, что его отец был мёртв.

— А что насчёт остальных? — спросил Мэттью, оставаясь практичным вопреки царившему в его душе беспорядку.

Никаких хороших вестей у Керэн не было:

— Я не знаю. После того, как Тирион отправил меня в беспамятство, я не видела, что было дальше. В себя я пришла час спустя. Меня заперли в комнате с двумя крайтэками и несколькими стражниками-людьми. Они, наверное, поняли, что я — волшебница, но ни Тириона, ни Гарэса рядом не было, поэтому они видимо не осознали, на что я способна. Я телепортировалась прочь через несколько секунд после пробуждения.

Я должна была попытаться встретиться с Элэйн и остальными в лесу, если бы всё пошло хорошо, однако к тому времени, как я туда добралась, их не было и следа. Я некоторое время подождала, а потом несколько раз возвращалась в Албамарл, думая, что смогу напасть на их след, но безуспешно. Каждый раз, когда я оказывалась в столице, ко мне начинали стекаться все крайтэки вокруг. Через пару дней я сдалась, и пришла сюда, — закончила она. — Я думала было отправиться к тебе домой, проведать Мойру, но…

— Ты правильно поступила, — быстро сказал Мэттью, покачав головой. — Первым делом они бы отправились туда. Мойра сейчас наверняка под стражей, если вообще не в заложниках.

— Значит, надо её вытащить, — с тревогой сказала Керэн.

Мэттью таинственно улыбнулся:

— Не думаю. Она будет в порядке.

Керэн была шокирована:

— Она же твоя сестра!

Мэтт уселся, рассеянно срывая травинки рядом с собой:

— Она также является единственным человеком, кому лучше всего быть заложником. Вообще, я бы почти сказал, что Роуз устроила всё именно для того, чтобы после начала поисков они могли найти только Мойру. Для этого есть только две причины, если честно.

— И какова вторая?

Он пожал плечами:

— Кому-то надо было кормить Хампфри.

— Она могла бы взять пса с собой, — возразила Керэн.

— И кому-то надо было оставаться там, чтобы всё закрыть, — добавил Мэттью. — Но я всё ещё думаю, что из неё выйдет идеальный заложник. — Когда Керэн начала гневно глядеть на него, он объяснил: — За исключением меня, она скорее всего является самым опасным человеком в мире. Вполне возможно, что она даже опаснее нашего отца. Если только они не прибегнут к чрезвычайным мерам для её ареста, то она сможет саботировать любую приставленную к ней охрану. Если её спустить на столицу, то кто знает, что она сделает? Она может подмять под себя всё королевство. В худшем случае нам, возможно, даже придётся самим попытаться её убить, если она совсем выйдет из-под контроля.

— Мойра? — возмущённо сказала Керэн. — Она же — одна из самых милых людей в вашей семье! Я, наверное, к ней даже ближе, чем к Айрин. Не могу представить, чтобы она так поступила.

— Год назад я согласился бы с тобой — ну, кроме того, что она милая, — ехидно сказал Мэттью. — Но после Данбара она изменилась.

— Но она же совсем одна.

Он покачал головой:

— Нет. Она никогда не одна. Она — сама по себе целая армия. Просто будем надеяться, что она не отобьётся от рук.

Керэн не была уверена, что на это сказать, поэтому сменила тему:

— А что насчёт Гэри?

— А что с ним?

— Разве он не находится в вашем доме, как и она? — сказала Керэн.

— Нет, — ответил Мэттью. — Он в моей мастерской во дворе Замка Камерон.

— Только там? Разве он не ходит в другие места?

— Он сказал, что ему это не требуется, — выдал Мэттью. — Насколько я знаю, он всё ещё там, слушает передачи АНСИС.

— И нам не нужно пытаться до него добраться?

Лицо Мэттью приняло сосредоточенное выражение, после чего он ответил:

— Пока нет.

— Почему?

— То же, что и с моей сестрой. Либо она закрыла доступ в замок, и в этом случае Гэри в безопасности, либо она этого не сделала, и его схватили. Если он в безопасности, то с тем же успехом можно позволить ему работать и дальше. Если же нет, то мы лишь разворошим осиное гнездо, если внезапно объявимся. Если подождём неделю-другую, то риск снизится. За это время мы можем узнать другие новости. Не хочу принимать безрассудные решения, если этого можно избежать. Я продолжу ещё несколько недель дежурить здесь. Если никто не появится, то я что-нибудь сделаю, — сказал Мэттью.

Керэн уселась рядом с ним, затем подвинулась, чтобы их плечи соприкасались:

— Судя по твоему поведению, ты не слишком расстроен, но я-то знаю, что ты наверняка вне себя от беспокойства. Можно это показывать, знаешь ли, никто не будет тебя винить.

Он сделал глубокий вдох:

— Будем надеяться, что мне не придётся это показывать.

— Э? — в замешательстве сказала она.

— Потому что сейчас мне в голову приходит только один способ это показать. Если мой отец мёртв, или Мойра, то я не буду расстраиваться. Я поквитаюсь, — ответил он.

— И это прозвучало совсем не зловеще, — иронично сказала Керэн.

— Это не зловеще. Я ничего не предвещаю. Не собираюсь ничего им показывать или как-то предупреждать. Если они принесли вред моей семье, то я заставлю ответственных за это поплатиться, — холодно сказал Мэттью. — Любыми необходимыми способами.

Керэн ощутила, как по её спине пробежала холодная дрожь. Встряхнувшись, она снова встала:

— Я проголодалась. Пойдём в замок, поедим?

— Нет, — сказал Мэттью, качая головой. — Мне нужно оставаться здесь, на случай если объявятся Элэйн или мой отец. Я открою тебе границу. Сегодня снова каша.

Она содрогнулась:

— Фу.

— Если каша тебе не по вкусу, есть сушёная баранина, — сказал Мэттью, слегка улыбнувшись.

— Нет уж, — сказала Керэн. — Отправлюсь в Далэнсу. Я знаю там оживлённый постоялый двор, где подают наивкуснейшие пирожные. — Когда она произнесла эти слова, ей в голову пришла идея. — А вообще, у тебя есть с собой деньги?

Мэттью вытащил кошелёк, в котором было немного монет:

— Есть.

— Давай сюда, — приказала она.

Он вздохнул:

— Я знал, что этот день настанет. Сначала ты настаивала на том, чтобы спать в моей комнате, а теперь ты берёшь мои деньги.

— Я тебя заставлю подавиться этими словами, — сказала Керэн. — Буквально. — Подняв свой собственный кошелёк, она потрясла им перед лицом Мэттью. Кошелёк был битком набит монетами: — Я куплю столько, сколько смогу, и принесу обратно, для всех. Твои монеты просто будут добавкой к моей благородной жертве.

Мэттью нахмурился:

— Каши хватит. Мы же не голодаем.

Керэн рассмеялась:

— Ты — один из самых странных людей, кого я знаю. Может, тебе всё равно, если ты ешь каждый день одно и то же, но я точно знаю, что большинство людей в Ланкастере наверняка готовы отгрызть себе руки просто для разнообразия. К тому же, всё время есть одно и то же — это вредно для здоровья.

— Почему?

— Я тебе позже объясню про витамины, — сказала Керэн. Выхватив кошелёк из его руки, она исчезла.

* * *

Чад, Элэйн и Сайхан явились неделей позже. Мэттью обнаружил их ждущими по ту сторону границы, когда открыл её тем утром.

— А вы не торопились, — сухо сказал он.

— Я тебя тоже рад видеть, мудень, — отозвался Чад. — Будто нам не пришлось пройти через половину Лосайона, чтобы сюда добраться.

Элэйн оттолкнула Чада в сторону:

— Еда есть? Мы уже целую вечность нормально не ели.

Охотник возмутился:

— Мы вчера ужинали рагу из вороны и диких луковиц, плакса ты этакая.

— Вороны — не еда, — упрямо сказала Элэйн.

— Это кто сказал? — спросил Чад.

Сайхан подал голос:

— Соли не хватало.

— Что-то все критикуют, блядь. В следующий раз будете голодать сами по себе.

Верзила-рыцарь одарил его лишённым эмоций взглядом.

— Что? — сказал Чад. — Я — охотник. Ты всё говоришь, что весь мир — твоё оружие, или навроде того, но весь мир — мой, мать его, источник пропитания, и лучше тебе об этом не забывать, если мы снова застрянем в лесах.

— Покуда мне больше никогда не придётся есть корни лотоса или рогоз, мне всё равно, — сказала Элэйн, содрогнувшись от воспоминаний.

Мэттью наконец положил перепалке конец:

— Если бы вы объявились неделю назад, то были бы разочарованы. У нас ничего не было кроме каши и сушёной баранины, но за последнюю неделю Керэн моталась по всему Гододдину, наполняя нашу кладовую. Вчера у нас была печёная свинина. Уверен, что на кухне ещё есть немного, если вы сможете убедить повара с нею расстаться.

Чад осклабился:

— Сейчас я за порцию свинины уже готов продать ему Элэйн.

Элэйн презрительно хмыкнула:

— К счастью, я не твоя, чтобы меня продавать.

Но чад проигнорировал её, продолжив:

— Да ещё через несколько дней я бы вообще заплатил, чтобы Элэйн зажарили, и к чёрту свинину.

Мэттью рассмеялся:

— А что насчёт Сэра Сайхана? Он мясистее.

— Тут дело не в мясе, мальчик. Дело в жире. У девчонки его на бёдрах вдосталь. Сайхан старый, и сделан из мяса. Я, наверное, сломал бы зуб, жуя его жилистую задницу. Любой охотник учится оценивать добычу. Поверь, девчонка в пищу годится гораздо лучше.

Элэйн умоляюще посмотрела на Мэттью:

— Пожалуйста, скажи, что в замке есть женщины. Ещё минута с этими двумя, и я точно кого-то убью.

Сэр Сайхан поглядел на Чада:

— Я ничего не делал.

Лесничий пожал плечами:

— А я что, я ничего. Сделал ей комплимент, а можно подумать, будто оскорбил.

Глава 45

Трудно преувеличить, насколько мир красив, когда можно подняться достаточно высоко, чтобы видеть его по-настоящему. На земле природа тоже прекрасна, но с высоты её красота совершенно другая, и она меняется в зависимости от ого, насколько высоко ты забрался. Чуть выше верхушек деревьев — всё ещё очень близко, но в в любую сторону видно горизонт. Повыше — и ландшафт начинает являть свои контуры, а если подняться ещё выше, то некогда бывшие деталями элементы становятся частью смеси цветов, на чём-то похожем на гигантское полотно художника.

Я, возможно, уже упоминал, что полёты — наверное самая любимая мною часть жизни волшебника, и в этот день мне удалось поделиться этим с новым человеком. Роуз справилась со страхом гораздо быстрее, чем я ожидал. Некоторым людям это так и не удаётся сделать, что я выяснил на примере Роланда годы тому назад. Как только мы поднялись выше, и земля стала слишком далёкой, чтобы казаться существенной угрозой, Роуз в восторге и благоговении округлила губы, и я всё ещё мог понять её, несмотря на то, как часто мне открывался подобный вид.

Я поднял нас настолько высоко, насколько мог, использовав часть своей силы, чтобы поддерживать вокруг нас плотную сферу воздуха. Берег, на котором мы раньше были, оказался лишь краем массивного континента, который, казалось, простирался бесконечно, уходя за горизонт, который теперь был гораздо дальше, чем раньше. Я увидел горы вдалеке, но не мог знать, были ли они как-то связаны с Элентирами, или входили в какой-то совершенно иной горный хребет. Между нами и горами лежало зелёное полотно лесов и лугов, иногда прерываемое отбрасывавшими солнечные блики реками.

Плохо было лишь то, что нигде в этом впечатляющем виде я не заметил ничего и близко похожего на нашу перемещённую цель, Ланкастер. Поискав несколько минут, я снизился до более разумной высоты, на которой мне не приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы не дать нашей драгоценной сферы с воздухом лопнуть, оставив нас задыхаться.

Мы направились прямо внутрь континента, перпендикулярно берегу за нашими спинами. Было разумно предположить, что Ланкастер не находился в океане, хотя было вполне возможно, что мы вообще были на другом континенте. Узнать это было никак нельзя.

План заключался в том, чтобы лететь, пока мы не заметим что-нибудь интересное, вроде Ланкастера, или пока не наступит ночь. Мы могли себе позволить делать это в течение нескольких дней, предполагая, что мы найдём еду и воду. Я решил, что если ничего не найдём за неделю, то сможем просто пересечь границу обратно, а если окажемся в каком-то неизвестном месте нашего мира, то придётся рискнуть, использовав один из известных мне телепортационных кругов в качестве точки назначения.

Но я надеялся, что до этого не дойдёт. К этому моменту существовала высокая вероятность того, что большая их часть находилась под охраной.

В полёте мы видели на лугах огромные стада, и с такой высоты невозможно было определить, являлись ли они такими же странными и сварливыми, как встреченные мною ранее другие животные. По умолчанию я предположил, что это было так, поскольку до сих пор вся местная живность пыталась меня убить.

Я ощущал косвенное удовольствие, наблюдая за тем, как Роуз восхищается пейзажем, а ещё — ребяческую гордость за то, что показал ей, как быстро я могу летать, хотя я и воздержался от стремительных скоростей, которых я порой достигал, когда был один. Забавно, как присутствие лишь одного дополнительного пассажира может превратить даже кого-то вроде меня в ответственного человека.

Менее чем через два часа мы пересекли горы, и летели над широкой равниной. Конечно, там были не только равнины, но по большей части именно из них ландшафт и состоял. Никаких признаков чего-то знакомого или даже интересного по-прежнему не было. Я частично ожидал увидеть повсюду блестящий металл, свидетельство присутствия АНСИС, но из нашего положения местность выглядела совершенно нетронутой.

Ещё через пять часов равнины никуда не делись, но на горизонте начал проклёвываться новый горный хребет.

Мы также испытывали жажду, и нуждались в приземлении, чтобы удовлетворить наши более человеческие нужды. Мой мочевой пузырь готов был вот-вот лопнуть. Поэтому я опустил нас недалеко от реки. Земля рядом с ней была зеленее, полная сочной травы и рощиц деревьев.

Однако я был настороже. Вода также притягивала животных и, что важнее, более крупных животных, которые ими питались. В этот раз мы ничего не встретили, но Роуз была не рада моим правилам касательно справления нужды.

— Я не могу писать, когда ты стоишь надо мной, — настаивала она. — Отойди вон туда.

Мой ответ был кратким и ёмким:

— Пауки.

Она нахмурилась:

— Ты их почуял?

— Нет, но в прошлый раз я их пропустил, и они убили несколько человек, прежде чем я смог им помочь. А те были в броне и в обществе нескольких магов и драконов. Что если здесь есть что-нибудь очень коварное, типа гигантского, бешеного муравьиного льва? — предостерёг я её. — Если я не буду рядом, то можешь пойти кому-то на ужин раньше, чем я смогу что-то сделать.

Она бросила на меня лукавый взгляд:

— Ты действительно думаешь, что тут что-то есть?

Если честно, не думал. Я тщательно изучал местность, над и под землёй, с параноидальной одержимостью, которая бывает только у людей, ставших жертвой внезапной атаки пауков из-под земли, к числу которых я принадлежал.

— Здесь может быть что-то, чего я раньше не видел, — сказал я. — Оставайся здесь, а я встану по другую сторону этого куста.

— Ты всё ещё можешь видеть меня магическим взором, — указала она.

Я досадливо вздохнул:

— Это было справедливо почти всё время, пока ты была в Замке Камерон, покуда ты находилась в радиусе одной-двух миль. Я не буду обращать внимание на конкретику, поверь мне.

— Ладно, — сказала она, указывая пальцем. — Вон там. И молчи. Я постараюсь притвориться, что ты в нескольких милях отсюда.

Тут мне в голову пришла ещё одна мысль:

— Секундочку. Давай-ка я удостоверюсь, что этот куст не плотоядный. — Я с неописуемой храбростью сунул руку в кустарник, и потряс ею, проверяя, впадёт ли куст в ярость, или, быть может, попытается меня съесть. Не попытался. — Ладно, я думаю, ты в безопасности, — сказал я ей.

— Курам на смех, — сказала Роуз. — Отойди.

Вопреки моим ожиданиям, не случилось ничего ужасного. Как только наши биологические нужды были справлены, я потратил часть силы, чтобы пролевитировать воду из реки, а потом нагрел её до кипения, после чего дал ей остыть, чтобы мы могли ей напиться.

К счастью, у меня в одном из мешочков хранился маленький котелок, поэтому остатки воды я сохранил в нём, а ещё выловил из реки рыбы для нашего импровизированного обеда. Я не мог не почувствовать лёгкую вину за то, что ловил рыбу вот таким способом. Когда я был ребёнком, одним из любимых времяпрепровождений моего отца была рыбалка. Заниматься ею ему удавалось не часто, поскольку он был весьма занят в кузнице, но при любой возможности он сбегал на реку, и часами смотрел в воду.

Иногда он приносил домой несколько рыбин, а в другие дни возвращался пустым. Вспоминая это, я чувствовал, что использование магии — жульничество. Но, как и обычно, я предпочёл скорее смухлевать, чем остаться голодным, и даже рыбы нам не хватило насытиться. Ещё несколько дней такого питания, и я наверняка начну грезить овощами.

Чад Грэйсон как-то сказал мне интересную вещь. «Минимум половина растений, которые ты видишь, съедобна в той или иной мере». Я спросил его, почему он не ест их побольше, и ответ его был сурово прагматичным: «Потому что они почти все на вкус как говно».

Выкинув из головы тоску по моркови и луку, мы с Роуз возобновили наше путешествие в неизвестность. По мере приближения к следующему горному хребту кое-что стало заметным. В предгорьях и на пологих склонах рос лес, а посреди него было дерево, поднимавшееся гораздо выше остальных.

По мере нашего приближения довольно скоро стало видно, что это дерево было гигантом по сравнению с остальными, и мне в голову закралось подозрение, что это было необычное дерево. Оно выглядело подозрительно похожим на то, что я видел в своих воспоминаниях. Оно также выглядело очень похожим на дерево, которое до недавнего времени было телом Тириона.

— Думаю, мы нашли цивилизацию, в некотором роде, — сказал я Роуз.

Она тоже разглядывала дерево, и спросила:

— Это же…?

— Старейшина Ши'Хар, — отозвался я. — Если только я не слишком ошибаюсь.

— Ты сказал мне, что они вымерли, кроме Тириона и Лираллианты.

— Я так и думал, — сказал я. — Но похоже, что я ошибался. Но это лишь одно дерево, и это значит, что если другие деревья не скрываются где-то от нас, то размножаться оно не может. Интересно, как долго оно пробыло здесь в полном одиночестве?

— Странно это — думать о том, что дерево может быть одиноким, — прокомментировала Роуз. — Поскольку деревья ничего не чувствуют. Ты можешь определить, какого оно пола?

— Не могу, не приблизившись, — ответил я. — Для этого мне потребуется изучить его…

— Не говори.

— …сучок и ягодки, — закончил я.

— Просто чудо, что ты вообще сумел завести детей, — заметила Роуз.

Я рассмеялся, затем вернулся к более серьёзным вопросам:

— Думаю, надо подобраться ближе. Посмотрим, смогу ли я с ним поговорить.

— А разве это не требует кучу времени? — напомнила она мне.

Обычно — да, но я знал, что в некоторых ситуациях старейшины Ши'Хар могли ускорять своё восприятие времени вровень с нашим. В целом, это случалось, если кто-то пытался их поджечь, в результате чего им требовалось защищаться, но были другие редкие моменты, когда они так поступали добровольно. Глубоко в душе я чувствовал, что это может быть один из таких моментов.

Если бы меня спросили, я не смог бы объяснить, откуда у меня такое чувство. Может, это было предвиденье, или какой-то странный инстинкт, доставшийся мне по наследству вместе с лошти, но я чётко ощущал, что старейшину я нашёл не случайно.

Я был здесь для какой-то цели.

Естественно, это взывало у меня приступ паранойи:

— Давай-ка я найду для тебя безопасное место, — предложил я.

Роуз недобро на меня посмотрела:

— Мы это уже обсуждали.

— Роуз, послушай. Старейшины Ши'Хар, обычно спящие с нашей точки зрения, обладают огромной силой. Если я возьму тебя с собой, и оно станет враждебным, то мне, возможно, не удастся тебя защитить.

Она приняла задумчивый вид:

— Ты сможешь его убить, если придётся?

Я пожевал губу:

— Возможно. Тирион в своё время убил нескольких, но ситуации разные бывают.

— Ну, оно наверняка всё равно дружелюбно настроено, — сказала Роуз. — Если всё пойдёт наперекосяк, я поставлю скорее на безумного волшебника, который летает.

Не став спорить, я сдался. Мы через столь многое прошил в последнее время, что я просто не мог вообразить, как ситуация сможет стать хуже. Нам требовалась помощь или, как минимум, направление для движения. Старейшина наверняка будет рад узнать, что кто-то из его родственников выжил, на нашей стороне границы. К тому же, моё странно чувство интуиции понукало меня двигаться вперёд.

Мы полетели дальше, и по мере нашего приближения более мелкие деревья стали реже, пока не оставили небольшую поляну у корней старейшины Ши'Хар. Я также смог определить его тип.

Ши'Хар — не монолитная раса, как я некогда предполагал до изучения своих воспоминаний. Они на самом деле представляли из себя пять отдельных видов разумных деревьев. Как только мы оказались достаточно близко, формы ветвей хватило, чтобы сказать мне, что это дерево было Иллэниэлом.

Моё чувство предвосхищения росло, и на меня снизошло странное ощущение дежавю. Мы приземлились прямо под краем его массивной кроны, и начали идти к дереву. Я почти сразу же ощутил присутствие мощного разума.

Я думал, что мне потребуется подойти к самому стволу. Будь он в нормальном состоянии, таки было бы, но этот старейшина не спал, и знал о нашем присутствии. Я чувствовал, как его внимание сосредоточилось на нас.

— «Семя вернулось, и вместе с ним приходит время начал».

Не самое благоприятное приветствие. Но фразу я запомнил. Она может пригодиться в следующий раз, когда кто-то из моих детей вернётся домой после совершения какой-нибудь глупости.

— «У меня новости с той стороны границы», — отозвался я.

— «Подойди ближе, чтобы мы могли соединиться», — сказал Старейшина.

Я нахмурился:

— «Прости, но я не в настроении. Поговорить мы вполне можем и на таком расстоянии».

Не было никакого предупреждения. Чувство опасности, которому я только недавно начал доверять, полностью меня подвело. Разум старейшины обрушился на меня подобно лавине. Он был массивным, мощным, и почти непреодолимым.

Но если в чём у меня и был опыт, так это в обращении с тем, что полагалось непреодолимым. Я не зря заслужил прозвище «губитель богов». Усилив щит, я взял посох, и очертил его кончиком импровизированный круг с нами в центре. Затем использовал его в качестве основы для гораздо более крепкого щита.

Роуз уже потеряла сознание, и вид её обмякшего у моих ног тела меня разозлил, что помогло подкрепить моё природное упрямство. Я влил в щит всё, что мог, но этого не совсем хватало.

Воля старейшины просочилась через мой щит, и её силы всё ещё хватало, чтобы превратить мои колени в студень. Я даже не мог высказать ему какой-нибудь из моих обычных колкостей в ответ. Любое усилие для общения ещё больше открыло бы меня для его довлеющего доминирования.

— «Тебя необходимо изучить». — Слова эхом отразились в моём разуме, ещё больше затрудняя мышление. Но особо думать мне не требовалось — я был в этой ситуации не впервые. Из последних сил сосредоточившись, я приготовился искать разум камня.

Вспышка боли ударила по мне, когда что-то пронзило подошвы моих ступней. Я в ужасе осознал, что тонкие, похожие на корни ростки пробили мою кожу, и ползли вверх по моим ногам, изнутри.

— «Плод созрел. Расслабься, дитя. Быть может, вместе мы ещё спасём этот мир».

Моя защита схлопнулась. Прямой контакт старейшины обошёл все мои защитные меры, и я едва мог думать под его мощным принуждением. Его корни росли вверх, ветвясь в моих ногах, проникая в туловище. Вскоре они должны были добраться до моего мозга, и я почти не сомневался в конечном результате.

— Ты убиваешь меня, — выдавил я.

— «Мощь Тириона, дар Иллэниэлов, и порча Тиллмэйриаса сошлись и объединились в тебе, дитя. Лишь этой жертвой можно спасти мир. Возрадуйся оказанной тебе чести».

Отбросив попытки сопротивляться, я раскрыл разум, и потянулся к земле, ища убежища в камне. Моя боль растаяла до незначительности вместе с ростом моего «я». Воззвав, я потянул вверх горную породу, перерубая росшие под нами корни и окружая нас с Роуз массивным каменным куполом.

Но старейшина не собирался легко сдаваться. Он впился в камень корнями, казавшимися твёрже железа, прорываясь и проламываясь к нам.

— «Мощи Тириона не хватит, дитя. Лишь порча Тиллмэйриаса может нас спасти», — сказал старейшина.

Мне нужно было больше, но зайдя слишком далеко, я мог потерять себя, или, что хуже, убить Роуз просто по недосмотру. «Мне нужно больше места», — осознал я. Поэтому я пошёл вперёд, к дереву, позволяя моей плоти и крови пройти через защищавшую нас каменную оболочку.

Под горами текли реки огня, при необходимости я мог призвать их.

— «Тебе не победить», — предостерёг старейшина. — «Сожжёшь нас — и мир умрёт, ибо я — Кион».

Кион? Это имя заставило меня приостановиться, поскольку на эроллис оно означало «врата». Тёмных Богов называли кионтара, хранителями врат.

— «Теперь ты начинаешь понимать», — сказал у меня в голове старейшина. — «Убьёшь меня, и мир расколется. Не выживет ничто. Ты несёшь в себе порченный плод. Дай его мне, чтобы я мог исполнить предназначение веков. Мир будет спасён лишь посредством твоей смерти».

Мне нужно было подумать, а это становилось трудно, поэтому я сжался, отступив из более глубоких частей земли, уменьшаясь в размерах, пока не стал лишь человеком… с небольшой добавкой, балансируя на грани между человеком и разумом камня. Корни старейшины снова меня нашли, и начали вгрызаться в мою плоть, но мой разум ему было не достать. Я представлял из себя сущность с чистой логикой и почти без эмоций.

У меня в голове сложились сразу несколько вещей. Если старейшина был вратами, то он вполне мог являться опорой, управлявшей пространственными границами, делившими мир на множество частей. Уничтожение Киона могло заставить всё развалиться, и это скорее всего привело бы к катастрофе. Предостережение старейшины не было преувеличенным.

Порча, о которой он всё время твердил, скорее всего была налётом пустоты, оставшимся следом шиггрэс, который я так и не смог стереть до конца. Старейшина почему-то хотел его, и было похоже, что его предпочтительным методом получения желаемого было поглотить меня.

«Ладно», — подумал я. «Ты хочешь пустоту, и я тебе её дам, но поглощать здесь буду я». Моё физическое тело почти пропало, превратившись в спутанный клубок мяса, костей и растительной массы, но сердце каким-то образом продолжало биться.

Поэтому я сосредоточил своё внимание на песне смерти, и позволил своему сердцу остановиться. Когда я почувствовал холодное касание пустоты, мой разум, странное дело, стал более человечным. Смерть — часть жизни, ждущая каждого в конце существования. Она не была незнакомкой. Разум камня растаял, и на его место вернулся мой гнев, горький и жестокий.

— «Да!» — воскликнул старейшина. — «Питай его. Дай нам плод порчи».

Я всегда любил угождать людям, но сегодня я решил открыть новые горизонты, и угодить дереву.

— «Буду рад поделиться», — мысленно объявил я. — «Но не так, как ты ожидаешь».

Вцепившись в корни старейшины, уже бывшие в моём теле повсюду, я начал пить его жизнь, поглощая её подобно умирающему от жажды человеку.

В прошлом я думал, что высшая форма наслаждения — это поглощать человеческую жизнь. У меня были кошмары от одних только воспоминаний об этом. Ужасные сны, которых я страшился, и которых я одновременно алкал. Поглощение старейшины Ши'Хар приносило гораздо больше удовлетворения.

Кион боролся, сначала попытавшись убрать корни, а затем заорав у меня в голове, умоляя остановиться:

— «Отступись! Если ты сделаешь это, то женщина умрёт!»

Но старейшина не понимал, как работал мой разум. В пустоте остальные люди не представлялись мне чем-то особенным, с моральной точки зрения. Вообще, если бы у меня было время на размышление, то я наверняка нарёк бы Роуз новым именем, и имя её было бы «десерт». В тот момент меня почти ничто не заботило кроме заливания в себя жизни старейшины.

Но логика моя осталась, и я знал, что на самом деле не хотел её смерти, хотя это и казалось мне неразумным в тот момент.

— «Отпусти нас, иначе я убью вас обоих», — предупредил я.

Я ощутил, как старейшина сдался, но мне потребовалось мощное усилие личной выдержки, чтобы прекратить насыщаться им. Возможно, я сумел это сделать лишь потому, что уже выпил огромное количество эйсара. Пустота всегда была голодна, но в тот конкретный миг я забыл об истинном голоде. Я каким-то образом остановился.

Я оглядел Киона магическим взором и чем-то тёмным… восприятием жизни, которое становилось таким ярким каждый раз, когда я позволял пустоте овладеть собой. Старейшина Иллэниэлов был очень ослаблен. Если бы я продолжил дальше, то он умер бы, даже если бы я потом остановился. Эйсар, прежде мощно гудевший вокруг его тело, теперь лишь вяло вибрировал.

Я же, с другой стороны, чувствовал себя просто чудесно. Певшая в моих венах мощь была такой сильной, что я не сомневался: если я откажусь от пустоты и попытаюсь вернуться к человеческому облику, то наверняка сгорю во вспышке эйсара, не оставив от тела почти ничего кроме кучки пепла. «Хорошо, что мне не нужно быть человеком», — подумал я про себя.

— Зачем быть человеком, когда можно быть богом? — пробормотал я, недобро улыбаясь.

— «Ты обрёк всех нас на гибель», — сказал старейшина. — «Машины грядут».

— Ты сам себя обрёк, Кион, — сказал я. — Не надо было тебе меня трогать. — Затем я вспомнил о Роуз. Приложив усилие мысли, я расколол окружавший её каменный купол. Какая-то часть меня хотела подойти к ней, но я не смел слишком приближаться. Учитывая то, сколько во мне было силы, я скорее всего смог бы избежать вытягивания из неё жизни — но я боялся, что могу спалить её одним лишь касанием.

Я был существом из переплетённых света и огня, и мне хотелось ещё. Как бы я ни использовал свою силу, забирая или давая, Роуз это бы уничтожило. Направив взгляд на массивное дерево, я приказал:

— Позаботься о ней. Убедись, что она здорова и цела, сыта и защищена. Я вернусь. Если она не будет в здравии тела и духа, то я закончу с тобой то, что начал.

После чего я взмыл в воздух.

— «Куда ты?» — слабо вопросил Кион.

— «Искать машины», — ответил я. — «Мне нужно что-нибудь сжечь».

Эпилог

Мэттью ждал снаружи границы между Ланкастером и, как ему думалось, «реальным» миром, хотя он и знал, что они были частями одного целого — и в этот момент он ощутил что-то странное. Его желудок скрутило, и на него накатило головокружение. Пространственная граница рядом с ним задрожала, и начала таять. Обычным зрением он начал видеть перемежавшиеся друг с другом вспышки обоих пространств, но мигала не только граница.

Земля, на которой он стоял, также смещалась туда и обратно. В целом это ощущалось немного похожим на землетрясение, вот только ничего не двигалось. Сама реальность смещалась и искажалось то в одну сторону, то в другую. Ощущение было таким мощным, что его замутило, прежде чем его вытошнило, всё закончилось. Он обнаружил, что нетвёрдо стоит на ногах, хотя земля под ним была совершенно спокойной.

Он снова изучил границу, но проходившая по ней дрожь исчезла. «Что это было?» — задумался он. «Она начинает рваться?». Гораздо более значимым вопросом для него было то, что случится в результате.

— Одно дело — заново собрать мир как прежде, — сказал он себе, — но если граница обрушится везде и сразу… — Разум отказывался давать удовлетворительный ответ, но Мэттью знал, что последствия будут плохими.

* * *

Дэвид Эйрдэйл ложился спать усталым и раздражительным. За последние несколько дней ещё несколько человек из его обслуги слегли больными, оставив его с недостатком слуг, но беспокоило его не это. Если быть честным, он не знал, что его беспокоило. Он просто чувствовал себя не в своей тарелке.

Обычно он предпочитал ложиться поздно, но в этот раз он не мог бороться с усталостью, поэтому лёг пораньше. Несколько слуг, мимо которых он шёл, будто все зевали, так что дело было не только в нём. С другой стороны, они все обленились — это он точно знал. Это было проклятьем дворянства — необходимость управлять деятельностью плебейского, ленивого простонародья.

Но лично он утомился донельзя. «Может, я слишком усердно работал», — подумал он, входя в спальню.

Короткий взгляд сказал ему, что Марсэлла, его жена, уже крепко спала, что стало для него некоторого рода облегчением. Сил на её тупую болтовню у него не было. Эйрдэйл устало стянул с себя одежду, и завалился на кровать рядом с женой. Натянув на себя тяжёлое одеяло, он заснул чуть ли не до того, как закрыл глаза.

Когда он проснулся, ещё было не утро. Через дорогостоящие окна, на которых настаивала Марсэлла, не пробивался свет. Стекло было чёрным, без намёка на сияние солнца. «Я так устал, что забыл задвинуть шторы», — сумбурно подумал он. Это было бы досадно. Окна их спальни выходили на восток, и, учитывая их привычку спать допоздна, утренний свет ими приветствовался редко.

«Надо задвинуть шторы», — решил он.

Однако попытка сесть вылилась в монументальное усилие, поэтому он ограничился тем, что подобрался, оперевшись на спинку кровати.

— Марсэлла, — сказал он странно заплетающимся языком. — Проснись.

Но его жена не шелохнулась, поэтому после ещё нескольких устных попыток пробуждения он потряс её за плечо. Её тело было вялым и неотзывчивым.

— Сколько ж ты выпила? — пробормотал он.

— Не слишком много, Лорд Эйрдэйл, не бойся, — послышался у него под ухом женский голос.

Он встревоженно мотнул головой, или, точнее, попытался… казалось, что всё происходило медленнее, чем положено. Рядом с его кровати сидела прежде остававшаяся незамеченной фигура, старая женщина, которая, похоже, позаимствовала стоявшую у туалетного столика его жены табуретку. Женщина приветливо улыбнулась ему, когда их взгляды встретились.

— Ты кто? — спросил он, жалея, что не может выдержать нужный тон голоса. Он был слишком онемевшим, чтобы выразить ощущаемое им возмущение.

— Старая подруга, — ответила она. — Довольно скоро ты всё поймёшь. — Подавшись вперёд, карга взяла влажную тряпку, и вытерла что-то с его губ и подбородка. Затем она встала, и подошла к камину, после чего бросила тряпку в огонь.

Наблюдая, он осознал две вещи. Во-первых, кто-то добавил в камин дров — в противном случае там было бы только угли, поскольку перед отходом ко сну сам он топлива не подбрасывал. Во-вторых, на старухе была пара тяжёлых рабочих кожаных перчаток. Спалив тряпку, она сняла перчатки, и их тоже бросила в огонь, позаботившись о том, чтобы они сгорели полностью.

— Не знаю, кто ты такая, но я сейчас вызову охранника, — сказал Эйрдэйл. — Тебя высекут за то, что вошла в мою спальню без приглашения.

Старая женщина засмеялась:

— Валяй. Они так же смогут объявиться, как твоя жена может проснуться. Этой ночью все крепко спят, мой дорогой Граф.

Отказываясь пугаться, он позвал, крича настолько сильно, насколько мог. Дэвид Эйрдэйл имел объёмные лёгкие, и хотя в этот момент его голос был слабее обычного, он всё ещё был довольно громким. Все обитатели дома должны были вскоре объявиться.

Но не объявились. Когда его голос стих, в коридорах царила зловещая тишина. Старуха вернулась на место рядом с его кроватью, и вытащила вторую пару перчаток. Эти более облегающие перчатки из оленьей кожи в большей степени подходили для леди, чем для этой женщины.

Тут он её узнал. Это была его новая прачка, которую наняли лишь неделю тому назад.

— Я тебя знаю! — воскликнул он. — Где ты украла эти перчатки?

Старуха снова улыбнулась, затем подняла руку, любуясь хорошо выделанной кожей:

— О, они у меня хранятся уже много лет. Их для меня заказал мой покойный муж. Я обычно не надела бы их для чего-то подобного, но сейчас ношу их в качестве предосторожности.

Что-то в её поведении, отсутствие у неё страха или уважения, и, почему-то, её перчатки — всё это заставило сердце Графа Эйрдэйла содрогнуться от страха.

— Кто ты? Чего ты хочешь? — Он снова попытался подняться, но женщина придавила его обратно к кровати на полпути. Он чувствовал себя слабым как котёнок.

— Старая подруга твоего отца, — таинственно ответила она. — Он какое-то время был моим клиентом, хотя сомневаюсь, что он меня упоминал. Немногие мужчины хвалятся перед сыновьями о своих походах по шлюхам.

— Мой отец мёртв, — возразил Дэвид, и его не заинтересовала бы старая карга, будь он жив.

Старуха захохотала:

— О, я в те годы была гораздо моложе. Это было за десятки лет до того, как Королева решила укоротить жизнь твоему покойному отцу.

Отца Дэвида Эйрдэйла казнили за измену Королю Джеймсу, и он не любил, когда ему об этом напоминали.

— Не знаю, что за игру ты затеяла, ведьма, но твоя дерзость лишь усугубит наказание.

Женщина потянулась, и подняла левую руку Эйрдэйла своей собственной, после чего пристально осмотрела на свету. Он удивился, увидев лёгкую дрожь.

— Осталось уже недолго, — заметила она. — Зелье уже начало работать.

— Ты меня отравила? — выпалил он, и покосился на жену. — А Марсэлла?

Карга пренебрежительно махнула на Марсэллу рукой:

— Она просто крепко спит. Утром она очнётся в добром здравии, в отличие от тебя.

Дэвид Эйрдэйл снова сел, и в этот раз она его не остановила. Накренившись вперёд, он вывалился из кровати, и упал на колени.

— Тебя за это вздёрнут, — горько произнёс он. — Давай противоядие. Заплачу всё, что пожелаешь.

— Пожалуйста, зови меня Элиз, — сказала женщина. — Поскольку я — старая знакомая твоего отца, то нам следует обращаться друг к другу по имени.

Снова уставившись на неё, он рассмотрел её лицо, и на него понемногу начало снисходить понимание:

— Торнбер?

— Так-то лучше, — сказала Элиз. — Яд начинает пробуждать твои мыслительные способности, противодействуя снотворному, которым я заставила тебя лечь пораньше. Вот, почему у тебя дрожат руки. В конце концов начнётся жжение.

— За что?

— Ты был очень плохим мальчиком, Дэвид. Ты знаешь, за что, — с издевкой сказала Элиз.

— Из-за слухов? — пробормотал он.

Подавшись вперёд, она похлопала его по макушке, будто он был собакой:

— Молодец. Слухи были скверными. Мне очень не нравится, когда люди злоупотребляют добротой моей невестки. Она недостаточно приземлённая, чтобы высказаться, но я видела, что ты уязвил её чувства.

Отчаявшись, он начал умолять:

— Пожалуйста, прости меня. Я смогу всё исправить. Тебе не обязательно так поступать.

— Неужели? — спросила Элиз с, казалось, подлинным любопытством. Затем она встала, и подошла к туалетному столику, взяв с собой табурет. — Иди сюда, и сядь.

Он попытался встать, но ноги плохо держали его, поэтому вместо этого он с пылающим от унижения лицом пополз. Когда он добрался до табурета, Элиз встала позади, сунула руки ему подмышки, и помогла подняться достаточно, чтобы сесть.

— Вот лист бумаги. Поставь свою подпись — и я подумаю о том, чтобы тебя спасти, — сказала Элиз.

Он увидел на столе два листа бумаги, лежавшие друг поверх друга. Эйрдэйл начал было поднимать один из листов, но она оттолкнула его руку:

— Нет, читать тебе не нужно. Просто подпишись внизу, — сказала она ему. — После чего я дам тебе вот это. — Она показала ему маленький флакон, наполненный янтарной жидкостью.

— Я ничего не подпишу, — возразил он.

— Жаль, Дэвид, — сказала Элиз Торнбер. — Я надеялась, что ты окажешься умнее. Времени на решение у тебя мало. Довольно скоро дрожь усилится. Когда это произойдёт, ничего подписать ты уже не сможешь. Тебе будет казаться, что твоё тело объято пламенем, каждый нерв будет обнажённым и ноющим. В конце концов у тебя начнутся судороги. Могу представить, что будет очень больно, но никому никогда не удавалось достаточно хорошо общаться после начала судорог, поэтому описать мне ощущения никто не смог.

— Я скорее умру, — гордо сказал Эйрдэйл.

Элиз злобно улыбнулась:

— О, ты не умрёшь. По крайней мере, не сразу. Судороги продлятся не один час. Если повезёт, ты умрешь, но весьма вероятно, что ты выживешь. Конечно, потом ты уже не будешь прежним. Яд наносит нервам необратимый урон. Останешься калекой на всю жизнь.

— Ты лжёшь.

— Ты знаешь, что мозг — это по сути гигантский пучок нервов, Дэвид? — проинформировала его Элиз. — Ты будешь не только слабым калекой, ты ещё и станешь овощем. Остаток дней ты проведёшь, глядя в пространство, и гадая, когда кто-нибудь придёт убирать из-под тебя фекалии, если вообще сохранишь способность мыслить.

Эйрдэйл почувствовал лёгкое жжение в одной из ног.

— Дай мне противоядие!

Элиз подошла к столику у стены, и взяла лежавшее там перо. Макнув его в открытую чернильницу, она показала его Эйрдэйлу:

— Подпиши, Дэвид. Если будешь тянуть, станет слишком поздно.

— Ладно! Хорошо! Подпишу! — закричал он.

Она поднесла ему перо, и вложила в руку:

— Сделай подпись как можно более аккуратной и читаемой. Я знаю, как она у тебя выглядит, Дэвид. Попытаешься меня обмануть — пожалеешь. — Затем она помогла ему правильно расположить руку.

Верхний лист бумаги скрывал нижний почти полностью, кроме нижней егочасти. Как только Эйрдэйл поставил подпись, Элиз забрала листы, и положила их на столик у стены. Игнорируя его, она посыпала его подпись песком, который потом стряхнула прочь.

— Дай мне антидот! — снова крикнул он.

Элиз осторожно положила нижний лист сверху, чтобы его было хорошо видно. Затем она подошла к Эйрдэйлу, и протянула ему флакон:

— Вот, пожалуйста. Сладкая награда для очень шкодливого мальчика.

Выдернув пробку, он занёс флакон над губами, и принялся ждать, пока густая, вязкая жидкость капала ему в рот. Вкус был на удивление сладким… как мёд.

— Что это? — спросил он.

Элиз ему подмигнула:

— Мёд. Боюсь, что для яда, который я тебе дала, антидота не существует. Та ещё гадость. Вот, почему мне пришлось носить перчатки. Даже одна попавшая на кожу капля могла нанести жуткий урон, или даже смерть, не говоря уже о пятнах. От боли, которую ты вскоре ощутишь, на самом деле можно избавиться лишь одним способом, Лорд Эйрдэйл, если тебе хватит смелости.

Жжение достигло его рук, и дрожь постепенно усиливалась.

— Каким? — спросил он.

Она подошла туда, где он бросил одежду, порылась немного, и вытащила его пояс, протянув Эйрдэйлу. Его нож всё ещё был в ножнах.

— Вскрой вены, — холодно сказала она ему. — Или, если кишка не тонка, воткни себе в сердце.

— Не могу! — в ужасе сказал он. Внезапный спазм в спине и ногах заставил его свалиться на пол. В его мышцах начались болезненные судороги.

— Тебе стоит поспешить, — сочувственно сказала Элиз. — Как только начнутся конвульсии, ничего сделать ты уже не сможешь.

Она принялась ждать. Прошло больше четверти часа, прежде чем Эйрдэйл наконец полоснул лезвием по запястью. Хотя она уже несколько десятилетий не пользовалась этим ядом, Элиз уже знала, чем всё закончится. Они всегда предпочитали прекратить боль. Ложь про конвульсии лишь помогала им принять решение поскорее.

Пока Дэвид Эйрдэйл истекал кровью на полу, уперев в неё ненавидящий взгляд, она забрала флакон с поддельным антидотом, а затем ещё раз осмотрела комнату, чтобы убедиться, что не оставила ничего незавершённым. Она задумчиво посмотрела на лежавшее на столе письмо:

— Самоубийство, — печально сказала она. — Какой ужасный поступок, а ведь казалось, что у тебя было всё, что только можно пожелать. — Она направилась к двери, и оглянулась: — Это просто показывает, что никогда не знаешь, какая печаль кроется в чужих сердцах. Передай от меня привет отцу, когда увидишь его.

После чего она ушла. В обычной ситуации она бы осталась, чтобы убедиться, что цель скончалась, но в случае с Дэвидом Эйрдэйлом смысла в этом не было. Даже если бы кто-то нашёл его и перевязал бы ему рану, Эйрдэйл не смог бы рассказать, что с ним случилось. Он мог надеяться лишь на смерть, да и в любом случае никто во владениях Эйрдэйлов не должен был проснуться и спасти его до самого утра. К тому времени он уже успеет остыть и окоченеть.

Украдкой покинув тем утром дом с большой корзиной грязного белья в руках, Элиз думала о своей жизни. С тех пор, как она вышла за ныне покойного мужа, её жизнь была относительно мирной, в основном лишённой тех вещей, которыми она вынуждена была заниматься в молодости, но эта ночь стала ей тёмным напоминанием. Её единственным утешением было то, что хотя бы в этот раз она сама решала, кому нужно умереть, и за Дэвида Эйрдэйла она совестью почти не мучилась.

Майкл Мэннинг Возвышение и мятеж

«Развёрзнутые врата», том третий («Рождённый магом», том четырнадцатый).

Глава 1

Стражники кивнули, когда Тирион прошёл мимо них, войдя в покои Королевы. В гостиной он встретил Коналла — тот последние пару недель постоянно путался под ногами.

— Её Величество переодевается, — сказал молодой человек. — Вам придётся подождать.

— Думаю, вы понимаете ситуацию, Лорд Камерон, — сказал Тирион, делая дополнительный акцент на новом титуле Коналла. — Она послала за мной, она переодевается… для меня.

Коналл выглядел определённо не обрадованным, и прежде чем Тирион смог протолкнуться мимо, он постучал в дверь в соседнюю комнату:

— Здесь Лорд Иллэниэл, Ваше Величество. Мне сказать, чтобы он подож…

— Впускай его, Коналл, — пришёл ответ Королевы, перебив его вопрос.

Хмурясь, Коналл открыл дверь, но последовал за вошедшим в неё Тирионом. Соседняя комната была более приватной гостиной, из которой выходило несколько дверей, одна из которых вела в спальню Королевы. Ариадна стояла в проёме этой двери, одетая в лёгкое, чуть ли не прозрачное платье.

Королева улыбнулась Тириону, после чего неодобрительно посмотрела на своего защитника:

— Тебе что-то нужно, Лорд Камерон? Не помню, чтобы я давала тебе разрешение войти.

Коналл слегка покраснел, с трудом отводя взгляд от того, что ему видеть не полагалось:

— Прошу прощения, Ваше Величество, но вам не следует быть наедине с…

— Прочь, Коналл, — отрезала Ариадна. — И я не имею ввиду гостиную. Если ты настаиваешь на том, чтобы впустую тратить время, то можешь делать это в коридоре, с другими охранниками.

— Но…

— Сейчас же!

Коналл ушёл, а Тирион ухмыльнулся ему в спину, прежде чем развернуться, чтобы оглядеть непристойный наряд Королевы:

— Вы давно меня не звали, Ваше Величество, — мягко произнёс он.

Ариадна бросила в его сторону голодный взгляд:

— Слишком долго, — пробормотала она. — Недавние события отнимали всё моё время.

Развеселившись, Тирион ответил:

— Ты не думаешь, что мальчик распустит язык?

Она покачала головой:

— Коналл — хороший парень. Он не склонен сплетничать, хотя я уверена, что он не одобряет.

Тирион подошёл к буфету, и нашёл бокал. Оставалось только найти вино, чтобы его наполнить, однако Ариадна его прервала:

— И как долго ты оставишь меня вот так стоять, Лорд Иллэниэл?

Он поднял взгляд:

— Моя Королева во мне нуждается?

— Мне нужны твои услуги, — с придыханием произнесла она.

Тирион поставил бокал, и быстрыми, уверенными шагами пересёк комнату. Подойдя к Королеве, он лишь слегка замедлился, использовав инерцию, чтобы подхватить её на руки. Затем он поднял её, и отнёс в кровать, на ходу захлопнув и заперев у себя за спиной дверь с помощью магии.

Он бросил её в постель, и оглядел голодным взглядом человека, стоящего над пиршественным столом, но Ариадна была не в настроении ждать. Потянувшись вверх, она сгребла его рубашку спереди, и потянула вниз, пока его губы не опустились к её собственным.

— А где твой амулет? — спросил он, когда она наконец дала ему продохнуть.

Ариадна махнула рукой в сторону туалетного столика:

— Вон там.

Тирион неодобрительно посмотрел на неё:

— Я же сказал тебе всегда его носить.

Она нахмурилась:

— Ты прямо как Мордэкай.

— Это — хорошо сделанное средство защиты, — сделал наблюдение Тирион. — Мой внук мудро поступил, снабдив тебя им. Позаботься о том, чтобы всегда носить его вне дома. В идеале, вообще никогда его не снимай.

Королева бросила на него озорной взгляд:

— Мне что, нужна защита?

— Всегда, — без колебаний сказал Тирион.

— Даже от тебя? — добавила она.

— Особенно от меня. — Руки Тириона опустились на её ноги, и начали задирать её ночнушку вверх по бёдрам.

Она покачала головой:

— Нет. Не снимай её так. Покажи мне свою свирепость.

— Это начинает становиться дороговатым, Ваше Величество, — сказал он ей, но её взгляд сказал ему, что ей плевать. Потянувшись к её вороту, он разорвал ткань. Королева была на людях женщиной строгих правил, но в личных покоях она была наверное даже более необузданной, чем ему нравилось.

Но такую жертву он принести был готов.

Несколько минут они не говорили, их аппетиты всё больше выходили из-под контроля, и наконец Ариадна прошептала ему на ухо:

— Используй магию.

Тирион замер:

— Я уже говорил, мне не нравится это делать.

— Но ощущения же чудесные, — выдохнула Ариадна. — У тебя дар. Поделись им со мной. — Подняв на него взгляд, она увидела мелькнувшую на его лице тень: — Почему тебе не нравится его использовать?

— Плохие воспоминания, — тихо сказал он.

Она положила руки ему на загривок, и притянула ближе к себе:

— Тогда давай сделаем новые.

В конце концов он уступил, дав ей не только себя, но и искусственное удовольствие, которого она желала, пока крики Королевы не стали настолько громкими, что, как он боялся, могли заставить охрану ворваться внутрь в попытке её спасти. Когда он наконец выпустил её, Ариадна утомилась настолько, что заснула в считанные минуты, оставив его наедине с мыслями.

«Почему я всё время думаю о ней?» — задумался он. В прошлом он часто обнаруживал, что вспоминает зелёные глаза Кэйт, но в последнее время в снах его преследовали голубые глаза. «Возможно, потому, что я очень хочу её убить», — сказал он себе.

Тирион подумал о том, чтобы уйти. Он был не настолько устал, чтобы спать, да и страсть его не была полностью утолена. Аппетит Ариадны к магии заставил её полностью удовлетвориться, а сам он чувствовал себя опустошённым. «Когда она проснётся, я это поправлю», — подумал он, проводя ладонью по мягким изгибам королевского тела.

Заскучав, он принялся изучать её тело магическим взором. Ариадна не первый год была замужем, но всё ещё не произвела на свет детей. Заглянув внутрь, он нашёл нечто, вполне возможно ставшее тому причиной. Похожие на трубки отростки плоти, шедшие от её матки, когда-то в прошлом были повреждены, и неправильно зажили. Рубцовая ткань их перекрыла. «Это довольно легко исправить», — подумал он.

Потребовалось лишь несколько минут, чтобы внести изменения, но странные ощущения заставили Ариадну зашевелиться. Она открыла глаза, и положила руку себе на живот, где она ощутила странное тепло.

Тирион взялся рукой за её колено, и повернул её лицом к себе:

— Ты проснулась.

Она сонно улыбнулась:

— Едва-едва.

— Этого хватит, — сказал Тирион, поднимая её руки, и фиксируя их у неё над головой: — Я всё ещё голоден. Ты оставила меня в трудном положении.

Ариадна тихо засмеялась:

— Я сейчас слишком устала. Тебе придётся подать мне петицию завтра на приёме, если ты хочешь возмещение за какие-то мнимые посягательства.

— Ты сможешь всё возместить после того, как я закончу на тебя посягать, — ответил он, раздвигая ей ноги коленом.

Она укусила его за ухо, и прошептала:

— У вас, похоже, срочная петиция, милорд.

— Страстная мольба о справедливости, Ваше Величество, — хрипло ответил он. После чего ввёл её в курс дела.

Вскоре, возвращаясь в свои покои, Тирион ощутил, как у него подогнулось одно из колен, едва не заставив его упасть. Он удержал равновесие, прислонившись рукой к стене, и перенеся вес на другую ногу. Боль была очень острой. «Это тело долго не протянет. Уже почти три месяца прошло. Надо возвращаться», — подумал он.

Рядом с дверью в его покои стоял на страже один из крайтэков. У большинства обитателей дворца не было личной охраны, но Тирион больше не хотел испытывать судьбу. Он позаботился о том, чтобы кто-то из его стражей всегда был поблизости. Случившееся после суда над Мордэкаем стало суровым напоминанием.

— Пошли за дормоном, — приказал он стражу. — Мне нужно вернуться на Западный Остров.

Крайтэк отправился выполнять приказ, но также послал другого крайтэка занять своё место. Тирион вошёл в свои покои, собрал немногие свои личные вещи, и уселся ждать. «Надеюсь, Лираллианта закончила. Времени прошло достаточно».

Его задумчивость прервал стук в дверь:

— К вам с визитом Сэр Коналл, милорд, — объявил его новый страж.

— Он теперь Лорд Камерон, — крикнул Тирион. — Не заставляй меня снова напоминать тебе об этом. Впускай его. — Тупость крайтэков его раздражала. Они рождались с необходимыми им знаниями, но другие их атрибуты разнились в широких пределах, в зависимости от того, что он хотел, когда их создавал. В данный момент он пожалел, что не сделал их умнее. У этих были проблемы с подстраиванием под новую информацию, например тот факт, что Коналл теперь был лордом-землевладельцем, а не просто рыцарем.

Открылась дверь, и внутрь вошёл Коналл. Его лицо говорило о едва сдерживаемом гневе:

— Ваша Светлость, я пришёл поговорить с вами о…

— Королеве, — перебил Тирион. — Будто ты имеешь на это какое-то право.

— Защищать её — мой долг, — чопорно сказал Коналл. — Ваше поведение для неё опасно.

Тирион встал, сделал два шага, и пересёк комнату, встав с молодым лордом почти нос к носу:

— Ты — её защитник, Коналл, а не блюститель её морали. Не твоё дело, с кем Королева решает ебаться. Или ты расстроился потому, что она выбрала не тебя?

Лицо Коналла покрылось румянцем:

— Она — моя тётка!

— Дальняя, — сказал Тирион. — Всё равно что троюродная сестра. Если бы захотела, она могла бы выйти за тебя замуж. Я что, задел тебя за живое?

— Нет! — возразил Коналл, чувствуя, что теряет равновесие. — Меня беспокоят слухи. Её муж совсем недавно был убит…

— Твоим отцом, — напомнил Тирион. — С моей точки зрения твоё положение выглядит всё более и более запутанным. Возможно, тебе следует радоваться, что она так быстро нашла себе кого-то.

— Я не верю, что он это сделал, — сказал Коналл. — Я слышал показания. Только глупец поверит тому, что сказала в конце та девочка. Это почти наверняка был слуга Лиманда, Вандэр.

Тирион зло улыбнулся, после чего подошёл к буфету, вытащив пару бокалов и бутылку вина. Открыв её, он наполнил оба бокала наполовину, и протянул один молодому человеку:

— Жаль, что судья с этим не согласился. Твоего отца осудили, и не важно, был он убийцей или нет. Теперь он в розыске. И твой долг — сдать его правосудию.

— Казнить невиновного — это не правосудие, — настаивал Коналл.

Тирион сел, и откинулся на спинку кресла, положив ногу на ногу:

— Мне плевать, как ты это называешь. Я намереваюсь убить этого человека, когда увижу его в следующий раз. Называй это хоть долгом, хоть правосудием, хоть местью, мне всё равно.

Коналл нахмурился, глядя на бокал вина у себя в руке, но пить не стал.

— Вопрос, Лорд Камерон, — продолжил Тирион, — в том, что будешь делать ты? Поддержишь королеву и предашь отца, или пойдёшь на измену?

Коналл поднял бокал, и осушил его одним глотком:

— Я верен Королеве, но я не подниму руку на отца.

Тирион рассмеялся:

— Посмотрим, окажется ли судьба достаточно мила, чтобы избавить тебя от такого выбора. Я в этом очень сомневаюсь. Своим нынешним титулом ты обязан его несчастью. Советую принять выпавшую тебе удачу, и жить дальше. Детям рано или поздно нужно оторваться от родителей.

— Независимость — одно дело, — сказал Коналл, — но к отцу я всегда буду относиться с почтением.

— Неужели? — сказал Тирион, подняв бровь. Затем он забросил руку себе за спину, и похлопал себя по спине: — Я иногда всё ещё могу его чувствовать — тот нож, который в меня воткнула моя дочь. Мои дети были более чем рады убить меня, чтобы от меня избавиться.

Коналл промолчал, глядя в свой пустой бокал.

— Не будь таким угрюмым, — сказал Тирион. — Дочку я не виню. Она правильно поступила. Я тогда был болен жаждой насилия. Я её простил, и принялся жить дальше. Пара тысяч лет в облике дерева чудесно меняет мировоззрение.

— Я бы никогда так не поступил, — наконец сказал Коналл.

Тирион наклонился вперёд, и заново наполнил оба бокала:

— Посмотрим. Твой отец напоминает мне одного из моих детей, Гэйбриэла. Я рассказывал тебе, что с ним случилось?

— Я слышал рассказ, но забыл некоторые из имён, — ответил Коналл.

Тирион дружелюбно кивнул:

— Он умер первым. Не смог убить свою сестру. Был слишком добрым, так что вместо этого она убила его.

— И в чём суть? — раздражительно спросил Коналл.

— Не будь как Гэйбриэл. Не будь как твой отец, иначе плохо кончишь, — сказал Тирион. — Если бы Гэйбриэл её убил, то кровопролитие закончилось бы раньше, но он был слаб. Вместо этого моей дочери Бриджид пришлось заканчивать его работу вместо него. Вместо одного ребёнка я потерял двоих. Слабость твоего отца может стоить жизни множеству людей. Твоя несмелость может дать тот же результат.

— Ты болен, — сделал наблюдение Коналл. — Зачем ты здесь? Я не понимаю, что тобой движет. Зачем ты вернулся?

Тирион отпил вина:

— Ты не поверишь.

— Попробуй.

Архимаг глядел на него несколько секунд, затем ответил:

— Ладно. Я был вполне доволен в облике дерева. Это гораздо лучше, чем быть человеком. И на возрождение Ши'Хар мне тоже плевать, со временем моя ненависть к ним притупилась.

— Так чего же ты хочешь? Власти?

— Власть? — хрюкнул Тирион. — Ну и шутка! У меня её и так столько, сколько мне хочется. Власть — лишь инструмент. Я был счастливее, пока грезил тысячи лет, но потом твой отец меня пробудил, и я начал замечать события в мире. Со временем я осознал, что всё снова пришло в движение. Созданный детьми в моё отсутствие мир интересный, но живущие в нём люди, вроде твоего отца, испытывают недостаток воли, необходимой для этого мира защиты. АНСИС вас уничтожит.

Нет, я не хочу власти. Я вернулся, чтобы спасти мир от слабаков, — закончил Тирион.

Коналл опустошил второй бокал, но не дал Тириону снова его наполнить. Он собирался уходить:

— Я не могу решить, являешься ли ты одержимым манией величия, или просто обманывающим себя идеалистом, но в любом случае на спасителя ты не похож.

Тирион прищурился:

— Следи за словами, мальчик, — предостерёг он, но секунду спустя расслабился: — Можешь думать, что хочешь, но я раскрою тебе одну тайну. Спасители никогда не бывают людьми с благородными намерениями или высокими идеалами. Люди, которые так утверждают, либо глупцы, либо мошенники. Твоего отца я бы отнёс к первой группе. Нет, истинные спасители — это люди, которые не боятся делать необходимое, которые готовы испачкать руки в крови.

В конце концов мне всё равно, что люди обо мне думают. Я устраню АНСИС и все остальные угрозы этому миру, а когда закончу, вернусь на свой остров, и предоставлю глупцам возможность драться за всё остальное. Титулы и короны мне по боку. А ты пока будь осторожнее, молодой лорд, а то окажешься не на той стороне. Пока не уйду на покой, я буду уничтожать всё и всех, кто мешают достижению моей цели, — сказал Тирион.

Дверь открылась, и вошёл один из крайтэков:

— Дормон готов, милорд.

Встав, Тирион коротко кивнул Коналлу:

— Прошу меня извинить, Лорд Камерон. Я должен ненадолго вернуться на мой остров. Буду рад продолжить нашу беседу в другой раз.

Глава 2

— Иди сюда, — приказала Мойра Иллэниэл.

Охранник-крайтэк подошёл, и встал перед ней. Прошла неделя с тех пор, как Королева и Тирион оставили его и остальных приглядывать за ней и её домом. Мойра работала медленно и незаметно, подтачивая их верность и свободу воли, но теперь они принадлежали ей полностью и бесповоротно. Пришло время начать работать по-настоящему.

— Опусти щиты и раскрой свой разум, — сказала она ему.

Крайтэк выполнил приказ, развеяв щит и дав ей свободный доступ к своему разуму.

Мойра улыбнулась:

— Будет больно. Не сопротивляйся, и всё закончится быстро.

— Да, миледи, — ответил крайтэк.

Она ударила силой, вгрызаясь в разум крайтэка, но не для того, чтобы и дальше изменять его личность. Она вторглась в существо, и стала рвать его разум на части, пока от него не осталось ничего кроме живой оболочки, после чего заменила его новым разумом.

— Как тебя зовут? — спросила она у крайтэка.

Крайтэк улыбнулся:

— Мойра Иллэниэл, — сказало существо, затем нахмурилось: — Постой, нет, я — копия, верно?

Мойра кивнула:

— Как ты себя чувствуешь в этом теле?

Существо опять нахмурилось:

— Странно — чувствую силу, но мне грустно.

— У него должно хватить силы, чтобы ты могла делать всё необходимое, — сказала Мойра. — А вот с грустью я ничего поделать не могу.

— Мне осталось жить меньше месяца, — сказал крайтэк. — Если только…

— Если только ты не уйдёшь в самоволку, — закончила Мойра. — Надеюсь, что тебе хватит храбрости поступить правильно.

Крайтэк посмотрел на свои руки, затем снова встретился с ней взглядом:

— Ты готова пожертвовать собой ради этого… значит, готова и я.

— Рада это слышать, — сказала Мойра. — Помни, когда вернёшься…

Крайтэк нетерпеливо поднял ладонь:

— Знаю, не торопиться. Я буду осторожна.

— Копия копии менее стабильна. Если хоть одна из них начнёт самовольничать, это приведёт к беде, поэтому…

— Не буду, — сказал крайтэк. — Позабочусь о том, чтобы все заклинательные двойницы были копиями не более третьего или четвёртого порядка, для верности.

После того, как первая заклинательная двойница отбыла в Албамарл, Мойра продолжила обрабатывать остальных охранников. Она повторила процесс оставшимися девятью крайтэками, убив их разумы и заменив их заклинательными двойницами. Охранников-людей она оставила в живых, лишь внеся последние изменения, чтобы они были абсолютно лояльны. Потом они уже никогда не будут прежними, но по крайней мере они когда-нибудь смогут прожить относительно нормальные жизни, когда она их отпустит.

«Это всё равно неправильно», — подумала она. «Но они не дали мне особого выбора, не так ли?»

Она вернулась в свою комнату, чтобы передохнуть. Создание заклинательных двойников изматывало не так сильно, как создание заклинательных зверей с нуля, а когда тело-носитель принадлежало магу, ей даже не нужно было тратить много собственного эйсара. Усталость её была скорее не ментальной или физической, а моральной. Она не хотела делать то, что сделала.

Когда она вошла, Мёйра сидела на кровати, гладила пса, Хампфри.

— Закончила? — спросила её первая и самая старая заклинательная двойница. У Мёйры не было физического тела. Она была существом из чистого эйсара, и поэтому зависела от регулярных вливаний силы со стороны Мойры, чтобы продолжать своё существование.

Мойра кивнула:

— Ага. Я подумываю сходить искупаться.

— Я всё ещё не вижу, почему ты не позволила мне забрать одного из них, — сказала Мёйра. — Тогда тебе не пришлось бы постоянно меня подпитывать.

— Ты слишком старая, — сказала Мойра. — Прошло так много времени с момента твоего создания, что мы на самом деле уже не двойницы.

Мёйра раздражённо сжала губы:

— Не думаю, что мы настолько разошлись. Ты что, начинаешь терять ко мне доверие?

— Ты же знаешь, что это не так, — сказала Мойра. «Хотя я, конечно, вообще никому не доверяю полностью, и себе — меньше всего». — Но ты стала мне настоящей сестрой. Задание, на которое я посылаю крайтэков, опасно. Я не вынесла бы твоей потери.

Мёйра перевернула Хампфри на спину, и начала интенсивно тереть ему брюшко:

— Ну, полагаю, мне следует радоваться тому, что ты хочешь меня защитить, но мне скучно! — Она взяла Хампфри, и поставила перед собой, держа его лапы в руках. — Подумай о вот этом вот бедняге Хампфри. Я так много его гладила, что он скоро облысеет. — Пёс тут же лизнул ей лицо.

Мойра улыбнулась:

— Думаю, он наслаждается твоим вниманием. К тому же, я тоже здесь застряла. Мне тоже скучно. Когда ты уйдёшь, мне будет одиноко.

Мёйра встрепенулась:

— Я ухожу?

— Кому-то нужно проверить, как дела у Мэттью и Айрин. Теперь, когда вся охрана под моим жёстким контролем, нам нужно узнать, что происходит с остальными. Тебя послать логичнее всего. Если меня здесь не будет, когда Тирион или Королева придут меня проведать, то они поймут, что дело неладно, — объяснила Мойра.

Мёйра поставила Хампфри обратно, и крутанулась вокруг своей оси, затем остановилась:

— А если на это уйдёт слишком много времени? Даже если ты вольёшь в меня всё, что у тебя есть, то я протяну лишь около недели. Ты же не планируешь использовать одного из охранников-людей?

Мёйре для выживания требовался не просто эйсар, а эйсар её создателя. Обойти это можно было лишь путём захвата живой эйстрайлин. Именно это недавно созданные Мойрой заклинательные двойницы сделали с крайтэками. Нормальный человек тоже бы подошёл, хотя эйстрайлин обычного человека оставила бы Мёйре очень мало лишнего эйсара для траты на магию, помимо того, что ей требовалось для поддержания своей жизни.

Это также являлось убийством. Тело носителя продолжало жить, но разум и душа уничтожались.

Мойра побледнела:

— Нет! Я ещё не настолько испортилась. — Она подошла к шкафу, и вытащила деревянную шкатулку для драгоценностей. Внутри было серебряное кольцо с большим сапфиром. Ободок его был покрыт рунами, а камень в магическом взоре Мёйры светился силой. — Я сберегала эйсар на чёрный день. Можешь взять с собой.

— Я не могу это взять. Тебе это кольцо дала твоя мать, — возразила Мёйра.

— Наша мать, — поправила Мойра. — Бери. Если что-то задержит твоё возвращение, то кольцо тебе понадобится. Там хватит эйсара ещё как минимум на неделю или две. Мы не знаем, проверяют ли они границу, поэтому может потребоваться некоторое время, чтобы кто-то тебя заметил.

Мёйра кивнула, взяв кольцо:

— Когда мне уходить?

— За нами никто больше не наблюдает, так что можно и сейчас. Но не задерживайся дольше необходимого. Вернись сразу, как только поговоришь с ними. Мне нужно знать, что они делают, и я уверена, что они хотят знать, что происходит здесь, — сказала Мойра.

Коротко попрощавшись, Мёйра ушла, а Мойра отправилась принимать ванну, но никакое количество воды и мыло не могли вернуть ей ощущение чистоты после того, что она сотворила со своими стражами.

* * *

Мэттью Иллэниэл смотрел в даль с укреплений Замка Ланкастер. Тянувшееся перед ним поле было завалено обломками. За прошедшую неделю нападения на замок стали чаще и сильнее, но беспокоили его теперь уже не великаны и пауки. Те исчезли несколько дней тому назад, сменившись более зловещим врагом.

Пришли машины.

Сначала они были маленькими и летающими. Чад Грэйсон сбил один из пролетевших над замком механизмов зачарованной стрелой, но вскоре после этого машин стало слишком много для их ограниченного арсенала такого оружия. Поэтому Керэн, Элэйн, Линаралла и Айрин взяли оборону на себя, сбивая группы машин вспышками пламени, молниями и лучами направленной силы.

К сожалению, Замок Ланкастер не имел зачарованного щита, какой был у Замка Камерон, поэтому у них отсутствовала защита, способная дать им передохнуть. Молодые волшебники были вынуждены работать посменно, чтобы держать оборону.

Сайхан, Грэм и Алисса остались почти без дел. Они были вынуждены беспомощно наблюдать, пока маги обеспечивали большую часть обороны. Обычные стрелы были по большей части неэффективны против металлических летунов. Но вскоре это изменилось, когда появились ползуны.

Для поваливших через поле стай шестиногих машин они не смогли подобрать названия лучше, чем «ползуны». Размером они были с крупных собак, с бритвенно-острыми когтями на концах тонких металлических ног. Те, которым удалось избежать ударов волшебников, не остановились у рва — они спустились прямо в воду, и не медля поднялись по противоположной стороне, взбираясь по стенам со скоростью, которая не уступала недавно пытавшимся пробраться в замок паукам.

Ползуны почти задавили охранявших стены солдат. Металлические тела было трудно повредить обычным оружием, а их когти рвали солдат со смертоносной лёгкостью. Сайхан, Грэм и Алисса принялись за дело, пытаясь не дать ползунам продавить защитников.

Даже при поддержке такого большого числа волшебников они едва не потерпели поражение. И всё это время Мэттью держался в стороне, наблюдая с одной из башен, и сражаясь только с теми, кто приближался к его наблюдательному пункту.

Керэн большую часть времени оставалась с ним, обеспечивая основной объём магической поддержки в этом углу стен, и порой передавая его инструкции остальным. Способность к телепортации куда угодно в любой момент делала её незаменимой для передачи предостережений для других, или для пресечения неожиданных нападений.

А неожиданностей было полно. Враг использовал мощные атаки по одному направлению, чтобы оттянуть туда защитников с других сторон, и лишь потом послать сотни прежде невидимых ползунов вверх по наименее защищённым стенам. Ров работал в этом отношении против них. Враги не нуждались в дыхании и могли прятаться под водой долгое время, прежде чем внезапно показаться наружу.

Однако Мэттью предвидел каждую уловку врага.

Керэн как раз телепортировалась к нему. Она тяжело дышала после последних прыжков. Магия утомляла не меньше, чем махание мечом — а в некоторых отношениях даже больше. Воину не нужно было волноваться о том, что он махает мечом слишком часто, и что его тело умрёт просто от истощения — но для волшебников это было именно так.

Утомление Керэн достигло уровня, о существовании которого она прежде не подозревала. Она потратила так много силы, что ей казалось, будто она вот-вот свалится в обморок. Однако же в ней всё ещё оставалась магия. Мощь, которую она тщательно берегла, чтобы не растратиться окончательно, что привело бы к остановке её сердца и лёгких. В этом заключалась опасность магии. В отличие от физической нагрузки, человеческое тело не имело естественной защиты, не позволявшей пользователю магии зайти слишком далеко и убиться от переутомления.

Тем не менее, Мэттью отказывался использовать свою силу им в помощь. Он стоял рядом с одним из зубцов стены, глядя вдаль глазами, которые будто видели одновременно всё и ничего. Керэн взволнованно уставилась на него. Он был таким неподвижным, что если бы не шевеливший его волосы ветер, то она могла принять его за статую, и отражавшийся от расположившегося около замка озера заставлял его голубые глаза казаться серебряными.

— Я больше не могу, — сказала она ему. — Я почти выжата, и остальные устали не меньше. Если они продолжат наступать, то задавят нас.

Она не была уверена, что он вообще услышал её, но полминуты спустя Мэттью ответил:

— Ещё немного, Керэн. Они почти здесь.

Керэн встревоженно взглянула на него:

— Они? Ты кого имеешь ввиду?

— Основные силы, — сказал Мэттью мёртвым и лишённым эмоций голосом. — Это всё было для проработки нашей обороны, чтобы вымотать нас, и не дать нам повредить их самые ценные войска.

— Ну, у них получилось! — сказала Керэн, повысив голос на октаву и пытаясь совладать с паникой. — Мы больше не выдержим, а ты теперь говоришь, что это была лишь разминка.

На северной стене поднялся крик, и Керэн увидела, что ползуны снова повалили. Там оставалось лишь несколько стражей, и прямо на её глазах блестящие когти поднявшихся в слишком большом количестве ползунов выпотрошили двоих из них. Она начала было телепортироваться, но Мэттью выбрал этот момент, чтобы заговорить:

— Не надо.

Ещё один человек умер, пока он медлил.

— Что ты имеешь ввиду? Не надо? Они умирают!

— Это — последний ложный выпад, — сказал Мэттью. — Грэм справится. Потери будут велики, но он вычистит их со стены до того, как всё выйдет из-под контроля. Мне нужны остатки твоей силы.

— Откуда ты это знаешь? Они умирают! Я могу им помочь, — возразила она.

Мэттью повернулся, взглянув на неё, уперев в неё взгляд подобных озёрам расплавленного серебра глаз:

— Если ты это сделаешь, мы все умрём. За опушкой на востоке есть более крупная группа. Они пройдут через дыру в стене, если их не уничтожить.

— Какую дыру? — спросила она.

— Ещё минута, — сказал Мэттью. — Когда дам команду, ты должна перенести меня к деревьям на западной стороне. Потом оставь меня там, и вернись за драконами, Сайханом и Алиссой. Перенеси их в ту же точку с восточной стороны. Оставь Грэма здесь, чтобы закончить с теми, что поднимаются по стене.

— А волшебники?

— Останутся. Они уже выложились. Если ты их возьмёшь, они умрут, — сказал он ей.

Керэн моргнула, чувствуя проступавшие на её глазах слёзы фрустрации:

— А я? Не уверена, что у меня хватит сил сделать так много ходок.

— Хватит, — уверенно сказал он. — Раз — со мной, два — за Зефиром, Сайханом и Алиссой, и последний раз — перенестись обратно сюда. После этого ты сможешь отдохнуть.

— А разве Зефир не может просто перелететь туда? — указала она.

Мэттью покачал головой:

— Нет, они потеряют элемент неожиданности. — Затем он замолчал, поворачивая голову на бок со странным выражением на лице. — Приготовься. Мне нужно, чтобы ты меня перенесла где-то через пятнадцать секунд.

— Ты псих, — сказала она. — Откуда у тебя это?

— Керэн, — сказал Мэттью. Его глаза внезапно снова стали голубыми, а выражение лица — серьёзным. — Когда перенесёшь меня, а потом остальных, ты должна вернуться. Когда вернёшься, ступай в подземелье.

— Почему?

— Большая часть замка будет в безопасности, но я не могу точно сказать, куда придутся удары. Слишком много переменных. В подземелье будет безопасно. В любом другом месте ты можешь умереть, — объяснил он. Затем протянул руку: — Давай.

Измотанная, фрустрированная и злая, она протянутую руку взяла. Керэн хотелось отказать, но за последние несколько дней она слишком часто видела, как его предсказания сбывались, и поэтому не могла проигнорировать его слова. Заскрипев зубами, она зачерпнула своего почти закончившегося эйсара, и телепортировала его к опушке на западе.

Как только они прибыли, Мэттью сразу же выпустил её руку:

— Вперёд, — приказал он. — У тебя меньше минуты, чтобы перенести остальных на восток.

Она с трудом собрала сил для обратной телепортации. Обычно перенос в любое желаемое место требовал всего лишь мысли, но сейчас это было испытанием для её воли. Несколько секунд спустя она ощутила, как её эйсар пришёл в движение, но прямо перед телепортацией она увидела, как деревья перед ними упали, открыв отряд массивных металлических чудовищ. И тут она исчезла.

Мэттью смотрел на трёхногих противников. Он уже сталкивался с ними — в родном мире Керэн они были известны как тортасы. Такого рода военные машины оснащались двумя видами оружия, один — мощный пулемёт, способный легко уничтожать людей и маленькие строения, второй — специализированная артиллерия под названием «рэйлган». Рэйлган стрелял и перезаряжался медленно, но его огневой мощи хватало пробивать стены замков, драконов, да и вообще почти всё, что попадалось на пути.

Их тут собралась минимум сотня, классический пример оверкилла^[66]. Сравнять с землёй Замок Ланкастер можно было бы двумя-тремя, если бы им позволили обстреливать замок в течение нескольких минут. А такое количество могло уничтожить всё одним залпом.

Мэттью пошёл вперёд, поднимая на ходу свой металлический кулак.

Земля под ним полетела в стороны под действием разрезавших недавно занимаемое им пространство снарядов, сопровождаемых пронзительным воем и рёвом пулемётов. Мэттью не укрывался щитом — это было бы бессмысленно, присутствовавшая огневая мощь была такой, что щит лишь превратил бы его в мишень, и привёл бы в беспомощное состояние, быстро схлопнувшись под испепеляющим обстрелом.

Тортасы были близко, и он шёл между ними, используя их громоздкость против них самих. Те, кто был подальше, не могли прицелиться, потому что более близкие закрывали им линию огня. Но даже так некоторые из них сумели прицелиться, и стреляли с идеальной точностью, достижимой лишь для разумных машин.

Однако же они промахнулись.

Прямо перед началом каждой очереди он двигался, отходя в тень другого тортаса, чтобы избежать пылающего града пуль. На открытом пространстве это было бы физически не возможно. Каждый тортас мог целиться и двигаться с такой скоростью, что даже его предсказывающее будущее чувство опасности было бы бесполезно — но вблизи, среди них, он мог их избегать… едва-едва.

Шрапнель и рикошеты усложняли ситуацию, и иногда он вынужден был принять мелкие ранения, чтобы избежать крупных, но пока он шёл, из его кулака вырос длинный металлический посох. Тот рос, пока не достиг шести футов в длину, после чего Мэттью произнёс команду активации:

— Бри талто, эйлен кон, садин лин. Амиртас!

Эта сложная команда активации выставляла параметры для воплотившегося Тессеракта Дурака. Мэттью мгновенно окружили шесть пространственных плоскостей, выполнявших роль односторонних порталов во временное измерение. Внутри куба он был неприкасаем, в то время как снаружи воздух, пыль и пулемётные очереди всасывались внутрь будто бы внезапно появившимися ураганными ветрами — ветрами, которые дули в одну точку, к Тессеракту Дурака.

Машины узнали его зачарованный конструкт. Они уже видели его в мире Керэн, и начали разбегаться, пытаясь убраться от чёрного куба как можно дальше.

Находившийся внутри тёмного конструкта Мэттью улыбнулся. У них не было времени, чтобы уйти достаточно далеко. Тессеракту Дурака требовалось лишь несколько секунд, чтобы набрать достаточно материи для того, что он задумал. Внутреннее, принимавшее массу измерение было очень маленьким, и, в зависимости от объёма накопившейся материи, результат её выпускания мог варьироваться от впечатляющего взрыва до взрыва катастрофического. При достаточно маленьком внутреннем измерении и достаточном количестве времени и материи он потенциально мог уничтожить мир.

«Но не сегодня», — мрачно подумал Мэттью. Затем он озвучил команду для инвертирования чар:

— Рэкстальет, амиртас! — Результатом стал взрыв, от силы которого земля ударила ему в ноги, и поскольку он всё ещё был в безопасности внутри куба, это являлось лишь частью взрыва, которую он мог ощутить.

Однако снаружи тортасов раскидало взрывной волной такой мощности, что на расстоянии в пятьдесят ярдов повалило все деревья. Ближайших тортасов разорвало, а те, что находились подальше, оказались либо повреждены, либо покатились кувырком, если им везло.

Мэттью произнёс новую команду активации, поменяв Тессеракт Дурака в трёхгранную конфигурацию. Теперь у него была чёрная плоскость над головой и две — впереди. Три квадратные плоскости сходились, образуя пирамиду, защищавшую его от атак сверху, спереди и с боков.

Он взял посох, к которому крепился Тессеракт Дурака, в другую руку, и снова поднял металлический кулак, на этот раз призвав два треугольных куска металла, которые начали вращаться сразу же, как только появились. Он послал их прочь усилием мысли, и в полёте из них выросли чёрные плоскости пространственной силы, превратив каждое вращающееся оружие в чёрный круг.

Отчаявшись, пришедшие в себя тортасы снова открыли по нему огонь, не обращая внимание на то, что могли попасть друг по другу. Своей идеальной машинной логикой они понимали, что если он не умрёт поскорее, то им конец.

Но Мэттью знал правду. Они уже проиграли. Их поражение было гарантировано сразу же, как только он вышел на поле боя. Медленно описывая круг, он поворачивался, подставляя Тессеракт Дурака под новые выстрелы, одновременно направляя своё вращающееся оружие усилием мысли. Чёрные диски безошибочно нашли сначала одного, двух, а потом и больше врагов. Пространственные плоскости рассекали бронированные громадина так, будто те были из воздуха, оставляя за собой рубленные обломки.

К сожалению, ещё дюжины тортасов оставались активны, и для расправы с ними у него было лишь два оружия. Когда их ситуация быстро стала безнадёжной, те, что были на дальнем каре боя, смирились с судьбой, и направили рэйлганы на Замок Ланкастер, надеясь нанести хоть сколько-то урона, пока их не уничтожили.

Однако он этого ожидал, и вращающиеся диски первым делом настигли именно эти машины, игнорируя те, что всё ещё стреляли по нему. «Но я не смогу достать их всех вовремя», — с сожалением подумал он. Мэттью знал это, потому что не один час изучал вероятности до начала боя.

Изучение будущего было сложным делом. Чем дальше он смотрел, тем более расплывчатым будущее казалось, и почти полная определённость могла присутствовать лишь в самых близких мгновениях. Эта вероятность была лучшей из всех, что он смог отыскать, и она шла к завершению. Его пространственные клинки рвали врагов, уничтожив всех кроме одного.

Однако ему пришлось перенаправить ближайшее лезвие. Ещё четыре тортаса палили по нему с разных сторон, и если он не убьёт одного из них, то получит попадание, от которого не сможет закрыться. Это значило, что последний тортас, целящийся в Ланкастер, сможет сделать один выстрел из рэйлгана. Некоторые вещи были неминуемы.

В его разуме мелькнул образ — тела Керэн и Грэма, разорванные и изломанные до состояния почти неузнаваемых комков плоти. «Она не спустилась в подземелье», — осознал он. Вместо этого она пошла помогать Грэму, и увеличившееся сопротивление в том месте изменило весовые коэффициенты при принятии машиной решения о том, в какую часть стен целиться.

Игнорируя предупреждения чувства опасности, он послал лезвие обратно к собиравшемуся стрелять по замку тортасу. Если он сможет подрезать ему ногу, то собьёт прицел… но времени было мало. Одновременно он создал для защиты своей спины импровизированный щит, влив в него силу, и надеясь, что этого хватит.

Вращающееся лезвие порвало ногу тортаса как раз в момент выстрела рэйлгана. Часть замковой стены взорвалась облаком камней и пыли, а затем Мэттью ощутил, как пулемёт проигнорированной им машины открыл стрельбу по его укрытой щитом спине.

Сила сотен попаданий по щиту отбросила его вперёд. Когда он упал на землю, управлявший Тессерактом Дурака посох вылетел из его руки, и когда три остальных тортаса открыли огонь, Мэттью ощутил, что его концентрация даёт слабину. Теперь по нему стреляло четыре пулемёта, и даже его впечатляющая сила имела пределы.

«Надо опуститься», — подумал он. Создать дыру и укрыться в ней было единственным способом пережить обстрел, но он не мог выделить на такую попытку силы и концентрации. Перенаправление даже малой часть силы привело бы к почти мгновенной аннигиляции. Вместо этого он удвоил усилия по поддержанию щита, одновременно направляя пространственные лезвия к нападающим.

«Один готов, второй, третий…». Почти готово. «Ещё несколько секунд». Последний тортас всё ещё стрелял, когда Мэттью ощутил, как силы его покинули. Его разум раскололся на полные боли части, когда щит схлопнулся, и агония была столь велика, что он почти не почувствовал попадания в его тело пулемётной очереди.

Мир растворился в красных и чёрныхвспышках.

Глава 3

Я парил над городом из блестящего металла. Ну, слово «город» возможно было не лучшим способом его описать. АНСИС на самом деле не создавал городов. Будь Керэн здесь, она наверное назвала бы это заводом. Как бы он ни назывался, выглядел он впечатляюще. Он тянулся на десять мил во всех направлениях, и кто знает, какие чудища появлялись из него на свет.

«Насколько быстро они эти штуки строят?» — задумался я. Это был уже третий найденный мною с момента моего возвышения объект.

«Возвышением» я решил называть мою трансформацию. Это звучало гораздо лучше, чем «скатывание в порок». Честно говоря, я понятия не имел, что думать о моём нынешнем состоянии. Я стал живым парадоксом, или, быть может, неживым парадоксом… были применимы оба термина. Обладая немыслимыми объёмами эйсара, сосредоточения самой жизни, я тем не менее был полон тёмной силы пустоты. Я был живым пламенем, скованным цепями смерти.

В отличие от моей трансформации годы тому назад, когда я был вынужден стать шиггрэс, в этот раз было по-другому. Во-первых, я был действительно собой, по крайней мере в том смысле, что моя душа не была заточена в темницу, наблюдая за тем, как симулякр моего разума притворяется мной. Мои эмоции никуда не делись, но перспектива моя была перекошена.

Очень немногое казалось мне важным. Я по-прежнему испытывал чувства, вроде гнева, любви, ненависти, даже вины — но они были более отдалёнными. Мир — нет, даже вселенная — был огромен, и моё в нём место было гораздо большим, чем раньше. Маленькие проблемы моего прежнего существования казались несколько мелочными.

В некоторых отношениях я пытался действовать согласно моим прежним приоритетам. АНСИС определённо казался важной проблемой. Но, с другой стороны, что есть один мир, когда их существует бесконечное множество? Цикл жизни и смерти происходил в каждом из них. В одних пустота побеждала, в других побеждало живое сердце эйсара, душа сознания — Иллэниэл.

Я был ни тем, ни другим, и одновременно обоими — и это было не важно. Какую бы сторону я ни принял, ничто бы не изменилось. Пустота была обширнее, бесконечная ночь, на фоне которой яркие звёзды живых миров казались маленькими, но даже если бы я решил затушить свет, его всегда оставалось ещё. Таким же образом устранение бесконечного наступления смерти и энтропии было невозможным.

Я мог выбирать победителя там и тут, но в общем и целом эта битва должна была продолжаться всю вечность. Ни одна из сторон не могла одержать окончательную победу.

Никакого смысла в этом не было.

Мир вокруг меня в очередной раз взорвался. АНСИС отлично осознавал моё присутствие, и продолжал свои обычные попытки остановить моё вмешательство. В этот раз он использовал нечто новое, заставив моё тело разлететься облаком пылающих частиц. Я бы засмеялся, если бы у меня были лёгкие… или горло.

Вместо этого я снизился, позволив рассеянной плазме, ныне составлявшей моё тело, спланировать вниз. Первым моим порывом было снова собраться обратно, но я быстро передумал. Иногда быть большим — веселее, поэтому я расширился ещё больше, превратив себя в разрежённое облако такого размера, что оно покрывало весь завод АНСИС. Затем я начал потихоньку увеличивать свою температуру.

Я мог бы сделать это быстрее, но мне было скучно, и я понятия не имел, что буду делать, когда закончу играться здесь, так что я оттягивал конец. Пятнадцать минут спустя жар стал таким мощным, что всё начало плавиться. Некоторые здания испускали столбы токсичного дыма, когда начали воспламеняться их более горючие части. В конце концов температура стала такой высокой, что даже дым начал гореть, вынужденный вступать во всё более энергичные реакции с атмосферой.

Всё это стоило мне огромных объёмов эйсара, настолько больших, что я по крайней мере их заметил — но эйсар уже не был для меня проблемой. Когда всё распалось в пылающую кашу, я обратил процесс вспять — вместо накачивания энергии в систему, я начал её забирать, позволяя пустоте напиться созданными мной хаосом и энтропией.

Всё стало охлаждаться, пока температура не упала настолько низко, что в оставшихся структурах появились трещины и разломы. Но я не останавливался. В прошлом я думал, что пустота имела влияние лишь на живые существа, и в некотором смысле это было частично правдой. Она влияла на живое наибольшим образом, но во всех вещах присутствовали порядок и энтропия, как в живых, так и неодушевлённых.

Я забирал всю энергию, какую мог, а затем продолжил, забирая порядок, естественным образом возникающий в столь низкоэнтропийном состоянии. Когда я закончил, даже остатки расплавившегося и застывшего металла распались в мелкую пыль, и осели на землю.

От завода или города — как его ни называй — не осталось ничего. Он исчез. На пятнадцать миль во все стороны тянулся простой и невзрачный серый пепел, совершенно плоский и лишённый неровностей. Моё тело снова обрело форму, и содержавшаяся во мне сила была ещё больше, чем раньше. Я поглядел на пустошь, изучая всё, что я создал, и вот, хорошо весьма.

Моя задумчивость была прервана вспышкой, образом в моём сознании. «Мэттью». Он где-то сражался, и его смерть была неминуема.

К сожалению, несмотря на моё предвиденье, я по-прежнему понятия не имел, в каком направлении находился Ланкастер. Мне нужно было обыскать весь мир, чтобы его найти, а на эту задачу ушло бы значительное время. Но, с другой стороны, время в некотором отношении является результатом энтропии. Одним возможным решением было бы убрать большую часть энтропии в пире, но это могло оказаться сложным, учитывая мой нынешний размер. Это также вызвало бы ряд нежелательных побочных эффектов для самого мира.

Гораздо проще было увеличить мою собственную энтропию, повысив мою скорость и заставив мир казаться более медленным в сравнении со мной. Поднимаясь в воздух, моё тело начало темнеть — составлявшее моё тело белое пламя стало серым, а затем из серого стало чёрным, когда я преобразился в существо почти чистой пустоты. Затем я пришёл в движение, и даже свет больше не мог коснуться меня.

* * *

К тому времени, как Тирион добрался до Западного Острова, он чувствовал себя гораздо хуже. Всё болело — суставы, мышцы, даже зубы, и каждый раз, когда он проводил ладонью по волосам, на ней между пальцев оставались волосы. До смерти оставались считанные часы.

«Мне почти жаль крайтэков», — иронично подумал он. «Три месяца идеального здоровья, лишь только затем, чтобы развалиться менее чем за день».

Он сошёл с дормона, и направился к новой Роще Иллэниэл. Та сейчас состояла из почти десяти деревьев — его, Лираллианты, и восьми новых — столь новых, что они были ростом едва в десять футов. Конечно, его дерево было самым крупным, и тянулось вверх на несколько сотен футов, но дерево Лираллианты понемногу начинало его догонять. Её тело вытянулось почти на семьдесят футов в высоту, хотя её ствол оставался относительно тонким, а ветви всё ещё были такими же гибкими и маленькими.

Остальные восемь формально были взрослыми по стандартам Ши'Хар, хотя и провели в облике «детей» менее дня, прежде чем пустить корни. Пройдёт ещё минимум год, прежде чем они смогут внести какой-то вклад в его дело, но в будущем Тирион на них надеялся.

«Менее чем за сотню лет мы могли бы заменить каждого человека и покрыть мир нашими лесами… если бы захотели», — самодовольно подумал он.

Конечно, его план заключался не в этом. Если уж на то пошло, в прошлом он бы предпочёл стереть всех оставшихся Ши'Хар с лица земли, в том числе себя, если придётся. Однако за две тысячи лет он изменился. Он больше не желал полного уничтожения Ши'Хар, или какой-либо другой расы, если уж на то пошло.

«Просто дайте мне управиться с нынешними проблемами, чтобы я мог вернуться ко сну», — подумал он. После этого мир мог делать всё, что ему, чёрт возьми, вздумается. «А если в будущем что-то пойдёт не так, то тогда я и решу, всё ли мне равно, и буду ли я им помогать». Вполне возможно, что ещё через несколько тысяч лет ему будет слишком всё равно, чтобы что-то делать, даже если придут сжигать его собственное дерево.

Он вошёл в рощу, но не направился к своему дереву — вместо этого он пошёл к дереву Лираллианты.

— «Очнись», — приказал он, приложив ладонь к её стволу. — «Очнись».

Несколько минут ничего не происходило, но в конце концов он ощутил слабый отклик. Её разум осознавал его присутствие, но всё ещё двигался слишком медленно, чтобы с ним общаться.

— «Очнись!» — снова приказал он, послав в неё жалящий разряд эйсара.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем он получил начало её ответа:

— «Любовь моя…»

— «У меня нет времени», — послал он ей. — «Просыпайся, немедленно!»

— «Это трудно», — медленно отозвалась она.

— «Сделай это, иначе я подпалю тебе ветки, чтобы ускорить процесс», — настаивал он.

Прошло почти полчаса, прежде чем она смогла довести скорость своих мыслительных процессов примерно до человеческой.

— «К чему такая спешка?» — спросила она.

— «Это тело почти закончилось», — проинформировал он её. — «Ещё несколько часов, и я умру».

— «Ты мог бы воссоединиться со своим деревом», — несколько кисло подумала она в ответ. — «Не было никакой нужды в угрозах».

— «Мне нужно сразу вернуться. События в мире людей текут быстро. Я не мог себе позволить провести недели, разговаривая с тобой обычным способом», — отозвался он. — «Дитя готово?»

— «Да», — ответила она. — «Но если ты был в такой спешке, то мог бы использовать очередное тело крайтэка».

— «Они ущербны», — возразил он. — «Мне надоело их менять».

— «С этим новым телом тебе потребуется регулярно есть кялмус», — предостерегла она. — «Иначе ты пустишь корни и окажешься в отчаянном положении».

— «Лучше так, чем менять тело каждые три месяца», — сказал он ей. — «Я запасусь твоими плодами в стазисе, и заберу с собой».

— «Для Линараллы тоже возьми», — подала мысль Лираллианта. — «Она уже какое-то время не возвращалась. У неё наверное уже кончаются».

— «Если я вообще смогу её найти», — сказал Тирион. — «Она скрылась вместе с большей частью мятежных детей Мордэкая».

Они ещё немного поговорили, а потом он подошёл к массивному кокону, свисавшему с одной из нижних ветвей Лираллианты. Кокон был столь тяжёлым, что нижняя его часть опиралась на землю. Он подождал несколько минут рядом, пока воля Лираллианты не заставила внешнюю поверхность разойтись, выпустив её последнего отпрыска.

Внутри было поджарое, мускулистое тело, на вид принадлежавшее мужчине с серебряными волосами. Оно было покрыто вязкой, похожей на смолу жидкостью, которая липла к рукам Тириона, когда он вытащил тело наружу и уложил на земле. Обычно, когда дитя Ши'Хар рождалось, то приходило в сознание сразу после раскрытия кокона, но этот оставался в коме.

Тирион посмотрел на его лицо. «Какой же я красивый чертяка», — молча подумал он. Затем он нагнулся, и запустил руки под голову и колени тела. Использовав магию, он усилил свою спину, ноги и руки, чтобы было легче поднять тело, но его суставы всё равно стали жаловаться. Затем он отнёс тело обратно к своему дереву. Добравшись до цели, он постоял немного, чего-то ожидая. Несколько секунд спустя он шагнул вперёд, и его тело слилось с деревом.

На рощу сошла тишина, нарушаемая лишь свистом игравшего с ветвями ветра. Прошёл час, прежде чем он вышел из дерева-Отца в своём истинном теле, и когда это случилось, другого тела в руках он уже не нёс. Тирион был один.

Он встал под светом солнца, потягиваясь, и привыкая к своей новой плоти.

— Так-то лучше, — сказал он вслух. Приноровившись к новому телу, он подошёл к большому корню, который проклюнулся из-под земли, пока он был в дереве. На вершине корня был большой прямоугольный нарост. Размером он был с большой ручной сундучок, и когда он коснулся его, нарост отвалился. Используя магию, Тирион поднял его, поставил в стороне, и открыл. «Теперь ему просто нужны правильные чары», — подумал он.

Однако наложение чар стазиса потребовало бы не один час. Тирион улыбнулся, затем протянул руку. Усилие мысли — и на его пальцах из магии выросло похожее на лозу щупальце, потянувшееся к деревянному ящичку, и погрузившееся в него. «Заклинательное плетение определённо имеет свои преимущества», — подумал он.

Закончив, он пошёл собирать кялмус с ветвей Лираллианты.

Глава 4

Мои поиски заняли возможно дни или даже недели субъективного времени. Трудно было сказать — моё чувство времени исказилось настолько, что догадаться было невозможно. Но важной реальностью было то, что для остального мира прошло лишь несколько секунд.

Ланкастер определённо переживал не лучшие дни. Местность вокруг него была изорвана и испещрена как старыми трупами, так и недавно уничтоженными машинами. У замка не хватало крупного пролёта одной из стен, но в остальном он не пострадал.

Однако мне всё это было по боку. На западной стороне, у опушки, лицом вниз вытянулся на тёмной, изорванной земле мой сын, и кровь его уже начинала впитываться в почву. Повсюду вокруг были разбросаны куски видимо некогда смертоносных боевых машин, свидетельствуя о, вероятно, впечатляющей битве.

Одна из машин всё ещё функционировала — тортас, нацеливший пулемёт на тело моего сына. Кусочки металла медленно и плавно летели от него в сторону упавшей фигуры Мэттью. Простейшим решением было просто уничтожить машину и всё ещё находившиеся в воздухе пули, но использование такого рода концентрированного эйсара или его обратной стороны, энтропии, могло стать для Мэттью летальным, просто из-за его близости.

Вместо этого я окружил его простым щитом, чтобы укрыть от дальнейших ударов, а также моего собственного присутствия, и затем подобрался ближе. Приближаясь, я усилил мощность щита, поскольку даже пассивно исходившая из моего тела сила была таковой, что обычного щита ему не хватило бы.

К тому времени, как я приблизился на пятьдесят футов, тортас повалился на землю, хотя я не предпринимал в его отношении никаких явных действий.

Мой сын всё ещё был жив. Перед моим появлением в него попало лишь три пули, но причинённый ими урон наверняка станет фатальным, если я ничего не сделаю. «Вопрос в том, что делать?». Я не мог рисковать, пытаясь вылечить его напрямую, как сделал бы до моей трансформации. Одно лишь моё присутствие рядом без щита убило бы его — попытки прямого вмешательства были бы ещё хуже.

Но я чувствовал связь между нами, тонкую серебряную нить чего-то знакомого. Она напомнила мне о Кионе. Я некоторое время поразмышлял об этом, краем глаза наблюдая за медленно опускавшемся к земле листочком, двигавшимся так медленно, что ему, похоже, оставалось падать ещё остаток дня. «Дар Иллэниэл?». Может, именно это я и чувствовал, хотя не мог быть уверен.

Как бы то ни было, что-то надо было делать, поэтому я попытался мягко вытянуть из его тела часть энтропии — достаточно, чтобы замедлить ход его смерти. Затем мне в голову пришла другая мысль. «Я могу сделать его таким же как я». Пока я это обдумывал, над моей головой плыли чёрные и белые нити.

«Закутать его в цепи огня и пустоты», — подумал я. «Тогда я буду не один. Он сможет быть богом. Даже Пенни согласилась бы, что это лучше, чем дать ему умереть…»

— «Нет!» — разрезал моё сознание ответ, крик неповиновения столь громкий, что я не мог его игнорировать — и звучал он как голос Пенни.

Рука, на которую я смотрел, изменилась, на миг став человеческой плотью. Я узнал в ней руку Пенни, хотя она и исчезла почти сразу же после появления, сгорев дотла и сменившись моим живым огнём. Плоть была слишком хрупкой, чтобы выдержать такую близость, даже если плоть была моей или её собственной.

Я ощутил её внутри меня — она боролась за контроль, но её тело сгорало сразу же, как только начинало появляться, а её голос вопил у меня в сознании:

— «Ты не можешь!» — безмолвно кричала она мне.

— Ладно, — сказал я вслух голосом, от которого ближайшие деревья, уже мёртвые и сухие из-за моей близости, пошли трещинами и разлетелись в щепки.

— «Расслабься», — мысленно ответил я. — «Ты убиваешь себя». — Я не мог быть уверен, чего Пенни стоила её борьба, но я подозревал, что эту трату она не могла возместить.

Меня окатило чувство печали. Я не хотел терять то, что от неё осталось, но в то же время я не хотел позволять сыну погибнуть. Я снова оглядел его. Потребуется значительное время, чтобы его тело вернулось к нормальному процессу умирания. Остальные мои дети были недалеко — они могли его вылечить. У них было полно времени на то, чтобы его найти.

Попятившись от сына, я решил оставить его здоровье на их совести. Следующие пару секунд, хотя субъективно это ощущалось как несколько часов, я устранял машины АНСИС в окружающей местности, после чего удалился.

* * *

Когда это случилось, Айрин была на стене. Невероятно устав, она прислонилась спиной к одному из зубцов стены, чтобы передохнуть. Нападение на её часть стены закончилось, и у неё не оставалось сил, чтобы помочь ещё кому-то, хотя она и увидела, как Керэн появилась на другой стороне двора, чтобы забрать Сайхана и Алиссу куда-то на помощь с, видимо, каким-то кризисом.

У неё даже не было сил задуматься, чем они занимались. Она и дышала-то с трудом. Она боялась, что если заснёт, то может уже не проснуться — настолько сильным было её утомление.

Местность озарила вспышка эйсара столь широкая и обширная, что в магическом взоре ей показалось, будто всю округу накрыло какое-то массивное присутствие. Но присутствие было знакомым.

— Отец? — пробормотала она себе под нос.

Сила присутствия стала расти, пока у Айрин не сложилось ощущение, будто её прижимают к камню, на котором она сидела. Ощущение продолжило усиливаться, будто солнце сошло с небес и стало таким близким, что его сияние перекрывало собой всё остальное. В конце концов она потеряла сознание.

Очнулась она после неизвестного промежутка времени, и сперва не могла сказать, сколько его прошло — секунды, минуты, или даже часы. Присутствие её отца исчезло, и взгляд на небо показал, что солнце почти не сдвинулось. «Что случилось?» — удивилась она.

С трудом встав, она поглядела за стену, и увидела, что поле за пределами замка было неподвижным и безмолвным. Не шевелилось ничего. Затем она глянула на запад, и ахнула. Деревья к западу от Ланкастера исчезли, и раскиданные по полю с той стороны сломанные машины тоже пропали. Местность превратилась в совершенно лишённую выпуклостей равнину, лишь слегка поднимавшуюся и опускавшуюся по контурам ландшафта. Даже травы не было, а земля казалось покрытой толстым слоем серого праха.

Выделялось только одно — щит чистого эйсара, что-то прикрывавший. Располагался он где-то рядом с местом, где некогда была опушка, хотя теперь, при почти полном отсутствии примет, сказать было трудно.

Повернувшись, чтобы оглядеть внутреннюю часть замка, Айрин и там никакого шевеления не заметила. Все другие защитники на стене валялись на земле. Она испугалась, что они мертвы, но после нескольких секунд магический взор подтвердил, что почти все они были живы. Перефокусировав восприятие, она нашла друзей и родных. «Линаралла, Керэн, Чад, Элэйн, Грэм…». Не хватало лишь Сайхана, Алиссы и Мэттью.

Она видела, как Керэн переносила куда-то Сайхана и Алиссу, но не была уверена, что стало с её братом. Тут Айрин ощутила что-то, какое-то чувство или, быть может, интуицию — но она знала, что её брат точно под щитом на западе.

— Наверное, с ним что-то случилось, — вяло пробормотала она, не в силах собрать силы для выражения ощущаемой ею внутри паники. Переставляя ноги, Айрин начала идти. Больше никто пока не шевелился, поэтому действовать придётся ей.

Спуск по ступеням был кошмаром по сравнению с движением вдоль стены. «Кто ж знал, что спускаться может быть так сложно?» — подумала она, покачиваясь, и с трудом сохраняя равновесие. С внутренней стороны стены у ступеней не было перил, так что падение было вполне возможным. Она сумела спуститься, но следующим значительным препятствием стали сами ворота. Никто из солдат не был в сознании, поэтому ей самой пришлось догадаться, как привести в действие опускающий мост механизм. К счастью, тот работал за счёт ряда противовесов, поэтому как только она потянула за рычаг и убрала державшую его верёвку, мост медленно опустился.

А вот закрыть его обратно она сама бы уже не смогла. Вероятно, для этого требовалось несколько человек, чтобы крутить поднимавшую мост лебёдку, и без магии это было за пределами её возможностей. Она обрадовалась, что решётка была не опущена, иначе пришлось бы искать другой выход — ей и так едва хватило сил, чтобы снять массивный засов с внешних ворот.

«Если там ещё остались враги, то у нас проблемы», — подумала она. «Если только не очнётся кто-нибудь, способный закрыть ворота и поднять мост». У неё были сомнения, но найти брата было важнее.

Перейдя мост, она начала долгий путь по восточному полю. Земля под ногами ощущалась странно — хрустела и утрамбовывалась под её стопами, пока она шла по странному серому праху. Довольно скоро тот полностью покрыл её юбку.

По мере приближения к куполу эйсара у неё начали появляться сомнения. Щит был столь сильным, что магический взор никак не мог через него пробиться. Она ничего не могла рассмотреть внутри. Но это определённо было делом рук эйсара её отца. «Но как он мог сделать такой щит?» — молча спросила она себя. Тот был слишком сильным, чтобы создать из прихоти. Силы в нём было больше, чем мог выработать и направить любой из магов. «Возможно, он даже сильнее щита вокруг Замка Камерон», — подумала она.

Это было совершенно смешно. Защищавший Замок Камерон и Уошбру щит был результатом изощрённых чар, питавшихся от Бог-Камня.

Айрин уставилась на него. Если Мэттью был внутри, то вытащить его было никак нельзя. Даже если щит был сотворён из сырой магии и растает со временем, количество влитой в него силы означало, что он мог продержаться годы… или дольше.

Затем она ощутила очередную давящую волну эйсара… её отец. Айрин упала на колени, силясь остаться в сознании, когда в её разум вбило послание. «Исцели его». Щит исчез, и вместе с ним исчезло присутствие. Её отец, где бы он ни был, пропал. Открыв глаза, она увидела Мэттью, вытянувшегося на земле в луже крови.

— Нет! — невольно воскликнула она, увидав брата. С трудом встав, она подошла к нему, и села рядом. Она чувствовала эйсар Мэттью, и его кожа была тёплой, но он не дышал, а сердце его не билось. «Пожалуйста, только не умирай!»

Айрин тщательно его осмотрела. За последние пару месяцев она набрала немало опыта работы с травмами, и то, что она увидела у Мэттью, сбило её с толку. Раны были серьёзными, но относительно простыми — сломанные рёбра, синяки, и несколько повреждённых вен. Мэттью не умрёт, если не потеряет слишком много крови, а кровь у него похоже не текла вообще, даже через всё ещё рваные кровеносные сосуды.

«Он должен быть в сознании и истекать кровью», — осознала она. Когда она положила ладонь на его кожу, он всё ещё ощущался тёплым. Не зная, что делать, она начала исправлять наиболее очевидные проблемы. Его вены ощущались твёрдыми и неподатливыми, когда она начала сшивать их обратно своей магией, как если бы какая-то сила препятствовала её действиям.

На её лбу проступил пот, а дыхание стало тяжелее. У Айрин осталось мало сил, но она отказывалась сдаваться. Времени у неё ушло больше, чем обычно, но она починила порванные кровеносные сосуды, и выправила сломанные рёбра Мэттью, срастив их обратно. Затем она заметила его сердце. Она работала уже несколько минут, и похоже было, что сердце сдвинулось. Когда она подошла, оно было расслабленным, но сейчас сжалось, будто находясь посреди сокращения.

Айрин принялась ждать, наблюдая, как сердце потихоньку снова расслабилось. Оно билось, но с невероятно медленной частотой. «Он жив! Но как?». Казалось, будто время замедлилось, но лишь для тела Мэттью, оставив всё остальное нетронутым.

У неё не хватало сил, чтобы пролевитировать его обратно в замок, поэтому она села рядом с братом, и устроилась поудобнее. Рано или поздно остальные очнутся, и тогда, возможно, кто-нибудь сможет помочь ей отнести его внутрь. Или, в худшем случае, её сила в конце концов восстановится, и она перенесёт его сама.

Айрин мягко перекатила брата на спину, подставила свои колени ему под ноги, чтобы улучшить ток крови обратно к сердцу. Затем она принялась наблюдать, как послеполуденное солнце медленно клонилось к горизонту.

Глава 5

Леди Роуз Торнбер попыталась открыть глаза. Однако ей показалось, что ничего не произошло. Она оставалась в темноте, и очень немногие ощущения информировали её о её состоянии. «Я что, сплю?». Она не знала. Она будто была вне тела, как плывущий в бескрайнем, пустом мире теней дух.

— «Ты не спишь».

Казалось, голос эхом отразился внутри неё, и Роуз не была уверена, являлся ли он плодом её воображения, или настоящим звуком, пришедшим в её сознание через уши. Как бы то ни было, она его не узнала.

— «Я — Кион», — сказал голос, отвечая на её невысказанный вопрос. «Ты очнулась, но твоё тело всё ещё отдыхает под моей опекой».

Роуз быстро составила картину из релевантных фактов:

— «Ты — тот старейшина Ши'Хар, которого мы встретили с Мордэкаем», — заявила она. — «Где он?»

— «Ушёл», — отозвался Кион. — «Оставил меня обеспечивать тебе безопасность, хотя никакой безопасности нигде более нет. Вселенная сходится к своему завершению. Вскоре будут потеряны даже наши воспоминания».

— «Ты какой-то пессимистичный», — сказала Роуз. — «Ты напал на нас, однако Мордэкай сохранил тебу жизнь. Чего ты боишься?»

Она ощутила донёсшееся от дерева чувство изумления:

— «Для Иллэниэлов страх не имеет смысла. Наше время истекает. Наши волнения и борьба окончены. Страх, надежда, конфликт, мир — всё это вещи для людей нового мира. К нам они больше не имеют никакого отношения».

— «Почему?» — спросила Роуз.

— «Потому что я потерпел поражение», — ответил Кион. — «Плод порчи укоренился в твоём возлюбленном. Конец начался. Этот мир, эта вселенная, разрушится по мере роста порчи внутри него, пока не останется ничего. Всё будет сведено воедино, всё будет потеряно, и затем начнётся новый мир».

— «Мордэкай этого не допустит», — уверенно сказала Роуз.

— «Он не может это остановить», — сообщил ей Кион. — «Каждое его дальнейшее действие лишь ускорит наступление конца».

Роуз некоторое время обдумывала его слова, затем спросила:

— «А что должно было случиться, если бы ты не потерпел поражение?»

— «Ограниченное использование пустоты», — заявил старейшина Ши'Хар. — «Изгнание АНСИС из этого мира, и достаточно серьёзное предупреждение, чтобы впредь они его избегали. После этого должно было последовать моё уничтожение, чтобы обеспечить безопасность мира. Будущее осталось бы в руках человечества и новой рощи».

— «Быть может, Мордэкай всё ещё сможет совершить это вместо тебя», — предложила Роуз.

— «Маловероятно», — отозвался Кион. — «Будущее, которое мы изучали тысячелетиями, исчезло. Я девять тысяч лет хранил этот мир, готовясь к этой ноше. Твой возлюбленный — дитя, мимолётная искра в океане времени. Он не может совершить необходимое».

— «Кион», — ответила она, — «будь ты на его месте, что бы ты сделал?»

— «Что он будет сейчас делать, почти не имеет значения», — сказал старейшина. — «Если он вскоре уничтожит себя, то сможет спасти этот мир от своей собственной силы, но в конце концов АНСИС победит. Если же посвятит себя уничтожению АНСИС, то может достичь успеха, но его сила будет накапливаться, пока он не достигнет сингулярности».

Роуз это слово было незнакомо:

— «Сингулярность? Что это значит?»

— «Эйсар и пустота, порядок и хаос — они неизбежно тянутся друг к другу. Когда его сила достигнет некоторого порога, его воля к сохранению реальности перестанет иметь значение, а его сила схлопнется сама в себя, уничтожив его самого, и поглотив саму вселенную. Это — неизбежная судьба всего сущего. Время протягивается в будущее непостижимо долго, но каждую вселенную в конце концов ожидает вот такой конец. Из пепла каждой сингулярности рождается новая вселенная. Твой возлюбленный, решив воспротивиться мне, воплотит это завершение гораздо раньше, чем необходимо», — объяснил Кион.

— «Но ведь я наверняка могу что-то сделать?» — спросила Роуз.

— «Беги из этой реальности, — сказал Кион. — «Найди дитя Иллэниэл, и беги в другой мир. Этот — обречён».

— «Тогда выпусти меня, Кион», — сказала Роуз, принимая решение.

— «Я пошлю тебя обратно в твою половину мира, которую ты знаешь», — сказал старейшина. — «Дальше ты будешь двигаться сама».

— «Спасибо».

— «Я желаю тебе всего наилучшего», — сказал Кион, — «хотя шансов выжить у тебя мало».

* * *

— Что с ним случилось? — спросила Керэн.

— Не знаю, — честно ответила Айрин. — Здесь был наш отец… я чувствовала его, хотя он будто присутствовал одновременно повсюду. Думаю, именно из-за него все потеряли сознание. Когда я очнулась, то нашла Мэттью укрытого мощным щитом, раненного и… ну, вот таким.

Чад Грэйсон протянул руку, и коснулся щеки Мэттью, прижав её пальцем:

— Он окоченевший, как пролежавший два дня труп. Ты точно знаешь, что он жив?

— Его сердце бьётся, — сказала Элэйн. — Всё как и сказала Айрин. Но очень медленно, может — одно сокращение в минуту.

— Думаю, оно ускоряется, — сказала Айрин. — Когда я его нашла, было скорее одно сокращение в три-четыре минуты.

Линаралла нахмурилась:

— Не может быть.

— Что не может? — спросила Айрин.

— Когда мы изучали записи на эроллис… я нашла теоретическое описание такого феномена, но это невозможно, или, по крайней мере, тот трактат так утверждал. Это требует манипуляции с силами, которые враждебны самому бытию, — ответила Ши'Хар.

— Тебе придётся объяснить получше, — сказала Айрин.

— Это как заклинательное плетение или чары стазиса, — начала Линаралла. — Они функционируют, изолируя определённый объём пространства от энтропии, предотвращая любые изменения. Это то же самое, что случилось с Мэттью, но в его случае процесс не замкнут в магической структуре. Тот, кто это сделал, манипулировал фундаментальным уровнем энтропии в его теле. Это не должно быть возможным. Во-первых, никому никогда не удавалось найти способ влиять эйсаром на энтропию, и вообще, если бы вы, например, могли бы такое сделать, то это наверняка бы вас убило.

Элэйн и Айрин переглянулись, затем вздохнули. Элэйн высказалась первой:

— Это не слишком помогло. Что из себя представляет эта «энтропия»?

Тут встряла Керэн:

— Сложно объяснить. Энтропия — это мера случайности, о которой можно думать как о хаосе. Можно также думать о ней как о тепле, но это тоже не совсем правильно. Представьте гигантский камень. Будучи твёрдым камнем, он обладает значительным порядком, но если его размолотить в песок, то большая часть этого порядка исчезнет, а появится нечто, имеющее много энтропии. Энтропия — мера энергии, которая недоступна для работы.

Айрин закатила глаза:

— Спасибо, это помогло, — с сарказмом сказала она. — Откуда ты вообще всё это знаешь? Я думала, что в твоём мире магии не было.

— Я всегда была ботанкой, — объяснила Керэн. — И энтропия — не магия. Про неё я узнала на физике.

— Она равноценно применима и к нашему миру, и к её, — сказала Линаралла. — Если мы будем думать об эйсаре как о магии, или о способности к совершению работы, то энтропия — это противоположность… энергия без порядка, недоступная для совершения работы энергия.

— Тебе это хоть сколько-нибудь понятно? — спросила Элэйн, глядя на Айрин.

Младшая Иллэниэл кивнула:

— Ага, думаю, что начинаю понимать. Это как шиггрэс. Мой отец долго рассказывал нам о них, и о заключённой в них странной силе. Это звучит очень похоже.

Элэйн вздохнула:

— Мне хочется волосы на голове рвать, вас слушая. Как энергия может совершать работу? — Она приостановилась, глянув Айрин через плечо: — А ты что делаешь? — резко спросила она, направив вопрос единственному человеку, который их игнорировал.

Чад поднял взгляд, и озорно осклабился:

— Если ткнуть его кожу пальцем, то она не возвращается обратно. — Он сидел на корточках рядом с телом Мэттью. — Он как глиняная табличка.

— Ты на нём рисуешь? — в шоке воскликнула Айрин.

Охотник пожал плечами.

Керэн наклонилась:

— Это что? — Она изучила трудно различимые линии, выдавленные на лбу у Мэттью. Их очертания были определённо фаллическими. — Серьёзно? Он, может, умирает, а ты…

Чад хохотнул:

— Такой шанс нечасто выпадает. Было бы жаль его упустить.

— Он — мой брат, — с отвращением сказала Айрин. — Не смешно.

Элэйн взяла лучника под руку:

— Идём. Давай, я тебя отведу куда-нибудь, где твоё вульгарное чувство юмора не доведёт тебя до смерти. — Она увела его прочь.

Керэн рассмеялась:

— А ведь действительно, немного забавно.

Линаралла с серьёзностью наблюдала за ней:

— Почему мужские гениталии забавны? — Когда Керэн лишь засмеялась сильнее, она повернулась к Айрин: — Не волнуйся. Отметки пропадут. Просто это происходит медленнее из-за состояния его тела.

Айрин мягко тёрла лоб Мэттью, пытаясь заставить отметины побыстрее исчезнуть:

— Мы можем что-нибудь сделать?

— Нагреть его, — сказала Линаралла.

— Но он же не холодный, — сделала наблюдение Айрин.

Линаралла широко развела руки, и из её пальцев потянулись похожие на лозы ростки эйсара. Заклинательное плетение разошлось, и подняло Мэттью с земли, заключив в защитную структуру типа гамака. После этого плетение начало испускать мягкое тепло.

— Хотя теплота не является прямым эквивалентом энтропии, между ними существует очень тесная связь. Нагрев должен увеличить скорость, с которой он возвращается к норме. Но нам надо тщательно за ним наблюдать. Как только он приблизится к норме, дополнительное тепло может оказаться излишним.

— Я посижу с ним, — сразу же сказала Айрин.

— Я тоже, — добавила Керэн.

Линаралла кивнула:

— Тогда я пойду помогать Грэму и остальным.

Глава 6

Гарэс Гэйлин кашлянул, привлекая внимание.

Совет Лордов заседал в маленьком зале дворца в Албамарле. Это была встреча наиболее важных и могущественных дворян в Лосайоне. Обычно совет собирался лишь раз в год, но из-за суматохи последних нескольких месяцев Королева попросила их снова собраться для обсуждения важных вопросов.

— Поскольку Лорд Иллэниэл отсутствует, я думаю, есть тема, которую в его отсутствие следует поднять, — начал Лорд Гэйлин, — и касается она недавно пошедших среди населения слухов.

Ариадна выгнула бровь:

— А почему отсутствие Тириона так важно?

— Потому что слухи касаются его напрямую, Ваше Величество, — ответил Гарэс.

Она спокойно уставилась на него:

— Этот совет обычно не занимается слухами, Лорд Гэйлин, но если вы считаете это важным, то объяснитесь.

Гарэс кивнул:

— Мнения населения важны, особенно в этом отношении. Многие люди на улицах обсуждают прошлое Герцога Иллэниэла. В частности, они строят догадки насчёт того, что он был первым Королём Лосайона.

— Это смешно, — возразил Роланд Ланкастер. — Лосайон появился как отдельное королевство лишь после войны против Балинтора.

— Согласен, Ваша Светлость, — покладисто сказал Гарэс, — но, к сожалению, логика толпу не сильно заботит. В их умах тот факт, что Тирион и его дети основали город Албамарл, является достаточным доказательством какого-то данного свыше права на трон, и это, в совокупности с недавним недовольством действиями Королевской Стражи, может привести к беспорядкам.

Брэндан Эйрдэйл, занимавший место, недавно освободившееся из-за самоубийства его отца, пренебрежительно ответил:

— Они могут устраивать сколько угодно беспорядков. Решения принимают не они. Высечь их, сколько нужно, а самых горластых посадить — и они успокоятся.

Герцог Кэнтли согласно хмыкнул, но Графу Малверну и Графу Балистйэру от ремарки молодого лорда похоже было не по себе. Ариадна заговорила первой:

— Лорд Эйрдэйл, вы молоды и титул у вас недавно, поэтому я прощу ваше невежество. У нас нет привычки угнетать наш народ для поддержания мира. Это есть, и будет, для нас крайняя мера.

Кэнтли вставил:

— Иногда народу полезно увидеть, что правитель не боится при необходимости применить немного насилия.

Ариадна перевела холодный взгляд на Герцога:

— Уверена, мой покойный муж, Принц Лиманд, согласился бы. Однако я придерживаюсь того мнения, что это — негодный фундамент для управления нацией. Вы ведь наверняка это видите.

Грэгори Кэнтли от её упрёка побледнел:

— Мои извинения, Ваше Величество. Ни коим образом не хотел оскорбить. Я лишь хотел донести мысль, что народу следует знать: Ваше Величество не страшится при необходимости использовать строгие меры.

— В таких случаях споры вызывает именно определение слова «необходимость», — сухо высказал мнение Граф Малверн.

Ариадна оглядела собравшихся, переводя взгляд с одного на другого:

— Покуда вы все признаёте, что последнее слово о необходимости или её отсутствии — именно моё, проблем у нас не будет.

Послышался хор поспешных уверений в согласии, после чего Гарэс вернулся к теме:

— Поднял я этот вопрос не для обсуждения нашей реакции, а для того, чтобы рассмотреть источник этих слухов. Простой народ обычно не создаёт такие сплетни из ничего. Прошлое Лорда Иллэниэла до недавнего времени было известно лишь немногим — в основном здесь присутствующим. Полагаю, семена этих слухов кто-то намеренно посадил.

В ответ на его провозглашение за столом воцарилась неуютная тишина. Даже Королева не была уверена, как продолжать. Наконец Малверн ответил:

— Есть ли у вас какие-то предложения насчёт того, кто из нас мог иметь мотивы для таких действий?

Высказывание мысли о том, что кто-то из членов совета может быть предателем, было делом серьёзным. Но одно можно было сказать о Лорде Гэйлине с уверенностью. Он был не робкого десятка. Внешне он всё ещё выглядел расслабленным, продолжая строить догадки:

— Принц-Консорт мог быть источником слухов, хотя бы частично, но я сомневаюсь, что он был один. Дэвид Эйрдэйл — ещё один человек, который мог решить изменить нынешнюю структуру власти, но у меня…

Брэндан Эйрдэйл выкрикнул:

— Вы смеете обвинять моего покойного отца?

Гарэс холодно посмотрел на молодого человека:

— Как я собирался сказать, у меня нет этому доказательств. Как минимум, внезапное самоубийство вашего отца подозрительно.

— Как я уже неоднократно говорил! — горячо заявил Лорд Эйрдэйл.

— Вы меня неверно поняли, — сказал Гарэс, — причём в ущерб себе. Если смерть вашего отца не была самоубийством, то вы, его наследник, будете главным подозреваемым. Я имел ввиду его мотивы для прерывания собственной жизни. Подозреваю, что он чувствовал вину, возможно — за слухи, а возможно — за его роль в ложном обвинении Мордэкая Иллэниэла в убийстве Принца-Консорта.

От слов Гарэса Лорд Эйрдэйл побледнел:

— Все эти подозрения бездоказательны.

Королева же выглядела задумчивой:

— Осторожнее со словами, Лорд Гэйлин. Суд уже вынес решение по этому делу.

Коналл, занимавший место Лорда Камерона, первый раз подал голос:

— Я тоже не думаю, что мой отец виновен. — Он оглядел собравшихся, затем добавил: — Но я признаю первенство решения суда, и остаюсь верным слугой Королевы.

Герцог Кэнтли одарил Коналла полным отвращения взглядом, затем сказал:

— А есть в высказывании ваших предположений, Лорд Гэйлин, какой-то смысл, помимо провоцирования среди нас разногласий? Правильны ваши предположения или нет, Дэвид Эйрдэйл и Принц Лиманд уже мертвы. Или вы обвиняете Лорда Иллэниэла в том, что он работал с ними с целью посадить себя на трон?

— Отнюдь, — отозвался Гарэс. — Судя по тому, что я видел, он не желает садиться на трон, но есть те, кто может увидеть смену власти как источник возможностей. Суд над Лордом Камероном нанёс серьёзный ущерб положению нашей Королевы. Она потеряла не одного, а сразу двух могущественных сторонников. Не говоря уже о том факте, что Леди Хайтауэр вполне возможно является единственной из нас, у кого хватило бы навыков выяснить истинную личность предателя.

Кэнтли пренебрежительно фыркнул:

— Леди Хайтауэр заклеймила себя изменницей, попытавшись убить вас с Лордом Иллэниэлом, или вы успешно забыли сей факт, Лорд Гэйлин?

Ариадна вмешалась:

— У нас нет доказательств того, что она участвовала в попытке убийства.

Лорд Малверн отозвался:

— Доказательств не нужно. Она выдала себя, когда помогла Лорду Камерону бежать.

— Я живу давно, — начал Гарэс. — Достаточно давно, чтобы выработать некоторое понимание. Хотя покушение на мою жизнь меня разгневало, я не могу не заметить конечный результат всего этого. Двое могущественных и имевших хорошие связи сторонников Королевы исчезли, в то время как в этом совете появляется всё больше молодых и неопытных лордов. — Он кивнул в сторону Коналла: — Не в обиду будет сказано, Лорд Камерон.

— Ничего, — сказал Коналл. А вот Брэндан Эйрдэйл заскрипел зубами, поскольку Гарэс подчёркнуто не упомянул его в своей оговорке.

Двери в зал открылись, и внутрь шагнул камергер Королевы, Бенчли:

— Вернулся Лорд Иллэниэл, — объявил он.

Вошедший мужчина имел внешность Тириона, но его волосы были совершенно другими. Там, где раньше они были тёмными почти до черноты, сейчас они сияли серебристой белизной, будто каждая прядь была покрыта металлом — и эти пряди спадали на его плечи блестящими волнами.

— Прошу простить за опоздание, Ваше Величество, — сказал Тирион. — У меня были срочные дела дома, и я только что вернулся. Надеюсь, я не пропустил ничего важного.

Все взгляды были прикованы к Герцогу Западного Острова, но первой заговорила Королева:

— Ваши волосы…

Зубы Тириона блеснули белизной под взглядом глаз, казавшихся ещё более голубыми, чем раньше:

— Прошу простить мою внешность, Ваше Величество. Как вы знаете, хоть я и родился человеком, моё пребывание в облике старейшины Ши'Хар в некоторых отношенияхизменило меня. В прошлом я производил косметические изменения, чтобы не тревожить дворянство моими странными отличиями — но сегодня у меня было мало времени. Я поспешил в зал совета сразу же, как только услышал об идущем заседании.

В ответ на слова Тириона Гарэс Гэйлин прищурился, но промолчал.

Граф Малверн был более гостеприимен:

— Были бы у меня такие волосы, я бы ни за что не стал их скрывать, хотя моя жена и могла бы умереть от зависти. — Некоторые из собравшихся засмеялись вместе с ним.

— Всё ли хорошо у Ши'Хар? — спросила Ариадна.

Тирион кивнул:

— С ними всё хорошо. Моя проблема была связана с моим здоровьем. После побега Мордэкая мои раны были более серьёзны, чем я хотел признавать. Я был вынужден вернуться, чтобы на время воссоединиться с моим деревом.

— И как вы сейчас?

Тирион слегка поклонился:

— Полностью поправился, Ваше Величество. Благодарю за заботу. — После этого он занял своё место, и заседание возобновилось. Следующим пунктом повестки дня было состояние дел в Камероне.

— Вчера я вернулся домой, — начал Коналл. — Уошбрук в порядке, но доступ в замок отрезан созданным моим отцом щитом. Никто не может войти.

— А что телепортационные круги? — спросил Лорд Гэйлин.

Сэр Коналл покачал головой:

— Не работают. Наверняка их кто-то вывел из строя.

Герцог Кэнтли выглядел рассерженным:

— То есть, ваш отец.

Коналл пожал плечами:

— Возможно. Это едва ли имеет значение. Замок непригоден для жизни.

Королева подалась вперёд:

— А что насчёт драконьих яиц?

— Круг, ведущий в гнездо драконов, тоже был выведен из строя, но я добрался туда обычным способом. Яиц нет. — Молодой лорд выглядел определённо не в своей тарелке.

— Насколько важны эти яйца? — спросил Тирион.

Гарэс Гэйлин ответил первым:

— Каждое из них содержит примерно столько же эйсара, сколько было в одном из Сияющих Богов. Ценность их запредельна.

— И сколько их существует? — осведомился Тирион.

— Я не знаю, — признался Коналл.

— Я помогал Мордэкаю их создать, — высказался Гарэс. — Тогда он меня попросил создать для них сорок сосудов.

— Сосудов? — спросил Граф Малверн.

— Маленьких драконьих тел, — пояснил Гарэс.

— И сколько их у нас? — спросил Герцог Кэнтли.

Королева ответила:

— Пять. Мой дракон, Каруин, а также драконы, которые были переданы Сэру Харолду, Сэру Игану, Сэру Томасу и Сэру Уильяму.

— Это возмутительно, — пожаловался Кэнтли. — Все драконы должны быть подконтрольны Короне. Это очередной пример дерзкой наглости Графа Камерона. — Он приостановился. — То есть, прежнего Графа, конечно же. В любом случае, я советую Вашему Величеству завладеть остальными драконьими яйцами. Они с полным основанием должны быть в ваших руках.

Лорд Гэйлин поднял палец:

— Хотя я согласен с тем, что яйца представляют собой предметы существенной мощи, я думаю, что вы переходите границы, Герцог Кэнтли. Яйца создал Мордэкай, при моей поддержке. Они вообще-то принадлежат ему, хотя я и считаю, что Короне возможно будет мудрым предъявить на них права. Решать, пытаться ли это сделать во благо народа, будет Королева, а не вы, Ваша Светлость. Её Высочество возможно захочет обдумать последствия присвоения их в приказном порядке. Как бы мы к нему ни относились, делать из Мордэкая врага — это неосмотрительно.

— Мойра утверждает, что не знает ничего об отце, и об обстоятельствах Замка Камерон, — сказала Ариадна. — Возможно, стоило бы снова её допросить.

— Я это сделаю, — сразу же сказал Коналл.

Кэнтли фыркнул:

— Ещё бы ты не хотел! Ты просто желаешь дальше плести заговор вместе с ней и твоим отцом.

Королева зыркнула на Герцога:

— У вас нет оснований для таких заявлений, Лорд Кэнтли. А у меня нет причин сомневаться в верности Лорда Камерона. — Она немного помолчала. — Тем не менее, было бы мудро послать с ним кого-нибудь ещё.

— Я могу, — вызвался Тирион.

— Учитывая ваше прошлое не в меру рьяное поведение в прошлом, Лорд Иллэниэл, я бы предпочла кого-нибудь другого, — сказала Королева. — Лорд Гэйлин, возможно вы возьмёте на себя эту задачу?

Гарэс склонил голову:

— Как пожелаете, Ваше Величество.

Ариадна улыбнулась:

— Значит, договорились.

Глава 7

Мойра была снаружи, наслаждаясь солнечным светом, лившимся со склона горы перед домом её семьи. Хампфри бегал туда-сюда, исследуя густую травы своим носом, ища скрытые богатства среди выступов скал. Ещё не до конца выросший пёс являлся для неё источником постоянного веселья, и её единственным лекарством от одиночества.

Большую часть её жизни дол был местом, полным людей. Её братья, сестра, родители и друзья делали это место оживлённым и несколько хаотичным. Она в те времена на самом деле это не ценила, но нынешняя изоляция дала ей много времени на обдумывание прошлого.

Она в кои-то веки была одна, абсолютно полностью, за исключением Хампфри, конечно. Формально, она всё ещё была под стражей, но стражи принадлежали ей — ни у кого из них не осталось собственного разума. После ухода Мёйры ей было не с кем поговорить, кроме как с собой. Поэтому она проводила много времени, думая о людях, которых ей не хватало — а не хватало ей более всего матери.

«Я никогда не ценила её», — думала Мойра уже в десятый раз за день. В детстве Пенни была для неё всем, в юности — препятствием, и лишь недавно она стала ей самым близким доверенным лицом, когда она больше ни с кем другим не могла поговорить. А теперь Пенни не стало.

Хампфри закончил своё последнее расследование, и побежал обратно к ней, привлекая лаем её внимание. Она погладила его по голове, и почесала уши:

— Тут теперь только мы с тобой, Хампфри. — Затем она посмотрела обратно на дом, где находились её стражи, по совместительству являвшиеся её заклинательными двойницами. — И ещё я, я, я, и я… ну, ты понимаешь, правда, Хампфри?

Все остальные куда-то ушли, занимаясь непонятно чем, а я здесь, застряла на склоне горы. — Она подумала, что в этом была некая ирония — она наверное делала больше, чем все остальные, но при этом ей было совершенно скучно. Пока сама она не делала почти ничего, её подчинённые вели тайную войну от её имени.

— «Гарэс и Коналл здесь». — Безмолвное сообщение пришло от одного из стражей внутри. Встав на ноги, Мойра отряхнула юбки, и пошла вверх по склону к парадной двери, поманив Хампфри за собой. Она не хотела, чтобы молодой пёс потерялся, пока она в доме.

Она ждала в гостиной, когда Гарэс и Коналл туда вошли:

— Хотите чаю? — вежливо спросила она, поддерживая на лице отчуждённое выражение.

Гарэс Гэйлин проигнорировал её вопрос, а Коналл подошёл ближе:

— Как у тебя дела? Кто-нибудь ещё пришёл домой?

— «Ты спрашиваешь для себя, или для Королевы?» — мысленно ответила Мойра, не пытаясь скрыть своё недоверие по отношению к младшему брату.

Прежде чем Коналл смог ответить, Гарэс сказал:

— Пожалуйста, больше так не делай. Если я снова почувствую движение твоего эйсара, то посчитаю это враждебным действием. Ясно?

— Она лишь приветствовала меня, — сказал Коналл, с досадой повернувшись к своему спутнику.

Мойра улыбнулась:

— Лорд Гэйлин прав, Коналл. Я — маг Сэнтиров, и всё, что я делаю, следует рассматривать как угрозу. Я могу выжечь тебе мозги, или превратить Лорда Гэйлина в марионетку.

— Она бы ничего подобного не с делала, — возразил Коналл.

«Как же мало ты знаешь, брат мой», — кисло подумала Мойра. «Ты слишком доверчив, как ко мне, так и к тем, кто ныне окружает Королеву». Но мысли эти она оставила при себе, чтобы не ярить Гарэса.

Архимаг прошёл вперёд, и уселся, не дожидаясь приглашение, будто был тут главным.

— Ты видела кого-нибудь из твоей семьи? — подчёркнуто спросил он, повторяя вопрос Коналла.

Мойра никогда не чувствовала особой близости к Гарэсу, а теперь обнаружила, что в ней начинает развиваться к нему неприязнь. Где-то секунду она изучала его взглядом, и подумала было на него напасть. Это выдало бы её замыслы, но если бы она смогла подчинить архимага, то это значительно бы усилило её позицию. В комнате было четыре стража, трое из которых были крайтэками. Действуя сообща, они вполне могли бы пробить защиту Гарэса прежде, чем он успеет отреагировать.

Она решила проявить осторожность. Одарив архимага вежливой улыбкой, она уселась напротив него:

— Нет. Боюсь, что я никого не видела. Остальные мои брат и сёстры слишком умны, чтобы оказываться в пределах досягаемости Королевы. — В конце этой ремарки она одарила Коналла обвиняющим взглядом.

— Королева лишь пытается сделать то, что лучше для Лосайона, — возразил её брат.

— Она предала нашу семью, Коналл, свою семью, и ты тоже это делаешь, продолжая её поддерживать, — упрекнула его Мойра. — Ты помог ей арестовать твоего собственного отца. У тебя что, совсем стыда не осталось?

На лице Коналла отразилась боль:

— Я не предатель, Мойра.

— А королева — предательница, — резко отозвалась она. — И она заплатит за содеянное.

— Ещё раз пригрозишь ей, и я тебя удалю, как угрозу Короне, — предупредил Гарэс. — Здесь и сейчас.

— В своём собственном доме я буду говорить всё, что мне вздумается, Лорд Гэйлин, — холодно сказала Мойра. — Вам следует подумать о том, где вы находитесь, прежде чем мне грозить. Либо так, либо вам следует взять с собой побольше охраны. Не уверена, что десяти хватит защитить вас, если вы меня разозлите.

Гарэс прищурился:

— Если ты хочешь побольше стражи, то это можно устроить.

— Пожалуйста, — мило произнесла Мойра. — Уверена, мы все будем чувствовать себя спокойнее.

— Хватит, Мойра! — вставил слово Коналл. — Мы сюда пришли не для споров. Мы пришли потому, что Замок Камерон перекрыт щитом.

— Вам это причиняет неудобства, Ваше Превосходительство? — сказала Мойра чуть ли не сочащимся кислотой голосом. — Уверяю вас, я никак к этому не причастна.

Её младший брат дёрнулся от её слов, но не сдался:

— А что Мёйра? — спросил он.

— Кто такая Мёйра? — спросил Гарэс.

Мойра написанным на лице раздражением закрыла глаза:

— Моя заклинательная двойница, или, как я предпочитаю её называть — моя сестра, — ответила она, затем посмотрела на Коналла: — Она со мной, как и всегда.

— Я хотел бы с ней поговорить, — сказал Коналл. — Просто чтобы проверить.

Мойра кивнула:

— Определённо — покуда Лорд Гэйлин пообещает вести себя прилично. Не хочу, чтобы он посчитал это не спровоцированным нападением.

Щит Гарэса, уже бывший мощным, усилился ещё больше:

— Делай как хочешь.

Секунду спустя эйсар Мойры пришёл в движение, выскальзывая из её тела, и выделяясь в отдельное существо, состоявшее полностью из эйсара. Затем её копия сказала:

— Привет, Коналл.

Гарэс зарычал:

— Значит, твоя мать была права. Ты продолжила пользоваться своими злыми приёмами.

— Ты как, Мёйра? — спросил Коналл.

— Хорошо, — сказала заклинательная двойница. — Хотя мне и не нравится, в каком направлении развиваются события.

Мойра тоже заговорила, обращаясь к Гарэсу:

— Можете сказать жене, что я вела себя хорошо. Мёйра — результат войны в Данбаре. С тех пор я больше не нарушала никаких правил.

— Само существование этой твари противно природе, — выплюнул архимаг. — Почему ты от неё не избавилась?

Разъярившись, Мойра гневно посмотрела на него:

— Тебе следует подумать о том, на чём ты женился, прежде чем начинать разбрасываться оскорблениями и предлагать устранить кого-то.

Сила Гарэса полыхнула. Подняв палец, он подал знак охране:

— Отделите их друг от друга. С этой я разберусь прямо сейчас.

Крайтэки шагнули ближе, потянувшись руками к уже висевшим на их поясе сплетённому из заклинаний оружию. Взгляд Мойры метался из стороны в сторону, пока она раздумывала, выдать ли себя, обострив ситуацию, или позволить Гарэсу поступать по-своему, и продолжать притворяться.

Все удивлённо замерли, когда Коналл встал между Гарэсом и заклинательной двойницей, влив ещё силы в свой щит, и разведя руки, будто готовился к бою. Сверкающие искры актинической силы замелькали вокруг его кулаков.

— Довольно, Лорд Гэйлин. Я не потерплю угроз моей семье. Ни в моём доме, ни где-то ещё, если уж на то пошло. Если вы намереваетесь прибегнуть сейчас к насилию, то у нас с вами проблема.

Лицо Гарэса посуровело:

— Ты готов лишиться своего положения, чтобы защитить это чудовище?

Коналл поднял подбородок:

— Я готов отдать жизнь, чтобы защитить любую из моих сестёр — в том числе тех двух, что стоят здесь сейчас.

Мойра была тронута жестом брата, но в то же время у себя в голове она заново рассчитывала их шансы. Если Коналл встанет на её сторону против архимага, это существенно повысит вероятность пробить защиту Гарэса достаточно быстро, чтобы завладеть его разумом. Если, конечно, Коналл не осознает, что именно она делает, и не переметнётся на другую сторону посреди боя. Её младший брат был наивен, но его чувство чести почти гарантировало, что её план он не одобрит.

«Если только Гарэс не сумеет убить мою заклинательную двойницу первым же ударом», — холодно подумала Мойра. «Коналл не осознаёт, что она — не настоящая Мёйра. Может, он так разъярится, что встанет на мою сторону полностью — или хотя бы достаточно долго, чтобы я успела захватить контроль над Гарэсом».

План был таким холодным и жестоким, что даже заставил Мойру на миг призадуматься, но в её сердце не было места сомнениям. «Если заклинательная двойница двинется в сторону Гарэса или одного из его якобы союзников, крайтэков, и он её убьёт, то этого может хватить», — думала она, готовясь отдать приказы.

Как раз перед тем, как она это сделала, Гарэс расслабился, и отступил, взмахом руки приказав крайтэкам убрать оружие.

— Это — ошибка, Коналл, — предостерёг он.

Коналл стоял на своём:

— Если так, то вас это не касается. Я отвечаю лишь перед Королевой, и будь она здесь, она бы со мной согласилась, я уверен.

— Спасибо, — тихо сказала из-за плеча брата Мойра. Чувства в её словах были истинными, и она почувствовала лёгкую вину за свой план повернуть его благородные намерения в её пользу.

Бра оглянулся на неё, бледно улыбнувшись:

— Мы — семья, — просто сказал он.

— Думаю, мы здесь закончили, — объявил Лорд Гэйлин.

— Тогда можете уходить, — сказал Коналл. — Я бы хотел поговорить с сестрой. Мы уже какое-то время не виделись.

— Боюсь, что нет, Граф Камерон, — отозвался архимаг. — Как вы отлично знаете, я здесь для того, чтобы не дать вам остаться с ней наедине. Она слишком опасна. Если только вы не предлагаете присоединиться к ней под домашним арестом. Вы этого хотите?

Коналл вздохнул, и посмотрел на Мойру:

— Прости, Мо.

Глядя младшему брату в глаза, Мойра почувствовала огромное желание обнять его, но была не настолько глупа, чтобы это сделать. Гарэс интерпретирует этот жест как враждебное действие.

— Ничего, — сказала она ему. — Делай, что считаешь необходимым.

Он кивнул:

— И ты, и я просто пытаемся делать то, что мы считаем правильным.

— Знаю, — ответила она. — Но я всё равно думаю, что ты — дрянной мальчишка.

На миг Коналл ухмыльнулся, а потом ушёл. Гарэс последовал за ним. Мойра снова осталась одна.

Хампфри ткнулся ей в ногу, напоминая о своём присутствии, и она наклонилась почесать ему за ушами.

— Куда же Мёйра запропастилась? — спросила она у молодого пса, но у Хампфри не было для неё ответа.

Глава 8

Мёйра ждала на границе больше трёх дней, когда наконец появилось небольшое отверстие. Оттуда выглянула Линаралла.

— Мойра? — спросила Ши'Хар, а потом поправилась: — Нет, ты наверное Мёйра.

Мёйра улыбнулась:

— Ты довольно быстро заметила разницу.

— Ваш эйсар почти одинаковый, но отсутствие физической сущности в твоём заклинательном теле более заметно, — объяснила Линаралла. — Заходи. — Она шагнула прочь от отверстия, и Мёйра приняла приглашение.

Оглядывая округу, Мёйра увидела, что местность значительно изменилась. Деревьев по обе стороны от дороги больше не было, их сменил плоский, серый ландшафт, выглядевший почти так, будто он был покрыт снегом, если бы снег был сланцевого цвета.

— Что случилось? — спросила она.

— Наш отец, — оказала Линаралла.

Ответ этот застал Мёйру врасплох, и лишь секунду спустя она осознала, что Линаралла имела ввиду Мордэкая. «Верно, он же сказал, что удочеряет её». Хотя она и была заклинательной двойницей, Мёйра не чувствовала себя таковой. В её сознании её вырастили Мордэкай и Пенни. Она это помнила. Конечно, в тех же самых воспоминаниях они звали её Мойрой. Иногда было трудно принять тот факт, что ей было меньше года, что она на самом деле не сидела у отца на коленке, глядя вверх, и гадая, почему у него волосы на подбородке.

Ей следовало бы радоваться просто тому, что её приняли, но она почувствовала укол ревности от знания того, что стоявшая перед ней Ши'Хар теперь считалась одной из их дочерей. Это едва ли казалось честным. «Нельзя быть такой мелочной», — подумала Мёйра. «Надо радоваться, что у меня теперь есть новая сестра».

Несколько секунд спустя она стряхнула с себя задумчивость:

— Он был здесь?

Линаралла кивнула:

— Никто из нас его не увидел, но Мэттью клянётся, что это был он. Я ему верю.

— Мне надо поговорить с Мэттью, — сказала Мёйра.

— Он сейчас другой, — сказала Линаралла. — Трудно объяснить. Идти придётся пешком. Керэн ушла сразу же, как только перенесла меня к границе.

Мёйра могла бы полететь. Одним из преимуществ отсутствия истинного тела было то, что она могла свободно менять форму. Она даже могла попытаться летать так, как это делал Мордэкай, поскольку падение на самом деле было для неё не опасно, однако прогулка дала бы ей возможность узнать, что произошло:

— Расскажешь мне на ходу про всё, что случилось.

Линаралла так и сделала, начав с событий до её прибытия. Она описала беспрестанные нападения и из полную изоляцию от известного им мира. Она объяснила, как сама явилась вместе с Айрин, и как позже появились Сайхан, Элэйн и Чад. Рассказал обо всём этом, она поведала Мёйре о событиях прошедшей недели. Повышавшаяся частота нападений, и их отчаянная защита, в то время как Мэттью отстранился, управляя их стратегией и отказываясь вступать в бой лично.

— Его план был почти безупречным, — сказала Линаралла в завершение. — Он предвосхитил последнее нападение врага, и уничтожил почти все их резервы в момент их сбора, но в самом конце совершил ошибку. Я не полностью уверена, что пошло не так, но Керэн винит себя. Судя по всему, она не до конца следовала его приказам.

Мёйра кашлянула:

— Не могу её винить. Уверена, он был полон самомнения, отдавая эти приказы.

— Она знала, что к чему, — бесстрастно сказала Линаралла. — Мы все знали. За предыдущие дни у на сбыло много времени научиться доверять его предсказаниям.

— Предсказаниям?

— Дар, который он развил, — объяснила Линаралла.

— Его чувство опасности? — спросила Мёйра.

Ши'Хар покачала головой:

— Дар Иллэниэл принимает несколько разных форм. Дети, вроде меня, иногда демонстрируют более ограниченную форму, которую ты называешь чувством опасности. Эта форма почти всегда присутствует и в наших крайтэках. Однако старейшины развивают более широкий тип предвиденья, основанный на вероятностях, наблюдаемых в близлежащих гранях бытия.

Мёйра кивнула — об этом она уже слышала.

— Однако наш брат выработал нечто вроде предсказательных способностей Старейшин Иллэниэл. Судя по тому, чему меня учили, это не должно быть возможным, поскольку человеческий мозг работает в очень краткосрочном и быстром временном масштабе.

Мёйра поморщилась:

— В этом весь Мэттью — нашёл способ отличиться. Он всегда был странноватым.

Линаралла не уловила юмор в её ремарке. Вместо этого она согласно кивнула:

— То, что он сделал, очень впечатляет.

— Значит, он теперь может предсказывать будущее? — спросила Мёйра. Когда Линаралла начала качать головой, чтобы её поправить, она поспешно добавила: — Знаю, знаю, это на самом деле не предвиденье. Просто позволь мне пользоваться немного более упрощёнными терминами. Говорить раз за разом о «прогнозировании вероятностей» будет слишком утомительно.

Линаралла сжала губы, упрощение ей явно не нравилось, но через несколько секунд она коротко кивнула:

— Как пожелаешь. Его способность кажется более ограниченной по сравнению со Старейшинами, которые могли различать что-то на тысячи лет вперёд, но это делает её ещё более невероятной. В то время как долгосрочные вероятности менее подвержены огромному количеству мелких переменных повседневной жизни, различение вероятностей в пределах часа или двух — это совсем другое дело, поскольку почти каждая маленькая частичка хаоса в системе может радикально изменить возможные исходы.

Мёйра могла уследить за ходом её мыслей, но находила чрезмерно точную терминологию Линаралла утомительной. «Впрочем, жаловаться не следует», — подумала она, — «она от этого лишь пустится в долгое объяснение того, почему считает это необходимым». Мёйра улыбнулась, и сменила тему:

— И где он сейчас?

— Отдыхает в своей комнате, — сказала Линаралла. — Керэн и Айрин приглядывают за ним по очереди. У тебя какие новости?

— Подожди, пока не доберёмся до замка, — отозвалась Мёйра. — Иначе мне придётся их пересказывать дважды.

Они уже были в пределах видимости со стен Ланкастера, и чья-то фигура там им махала. Мёйра и Линаралла помахали в ответ. Фигура исчезла, и несколько минут спустя рядом с ними появилась Керэн.

— Мойра! — воскликнула она, но затем нахмурилась почти сразу же, как только произнесла это. — А, не Мойра… Мёйра. Прости.

— Ничего неожиданного, — сказала Мёйра. — Я уже начинаю подумывать о смене внешности, чтобы всем было проще.

— Неплохая идея, — высказала своё мнение Керэн. — Я удивляюсь, почему ты ещё этого не сделала.

Мёйра подмигнула ей, и подчёркнуто погладила свои волосы:

— Трудно изменить идеал.

Керэн рассмеялась, но Линаралла без всякого выражения уставилась на неё, снова не уловив шутки. Затем спросила:

— Я понимаю, что ты считаешься симпатичной, но ты едва ли идеальна, по крайней мере физически.

— Она не это имела ввиду, — выдала Керэн.

Но Линаралла продолжила:

— Симметрия является критичной составляющий красоты, а твой нос не идеально ровный, не говоря уже о пропорциях твоих грудей и бёдер, которые не до конца сбалансированы. К тому же, гладкость твоей кожи…

— Линн! — предостерегла Керэн. — Это была шутка.

— О, — сказала Ши'Хар.

Между тем Мёйра обнаружила, что разглядывает свой облик. Её тело было намеренно созданным, и она никогда на самом деле не думала его менять, даже для исправления нормальных вариаций формы или цвета кожи, с которыми люди обычно мирились. Однако ничто этому не препятствовало. «Я могу быть грудастой, блондинкой, стройной, короткой, длинной — какой пожелаю», — осознала она. «Почему я остаюсь копией Мойры?». Она не была уверена, но решила, что это было просто привычкой. Поддавшись порыву, она сменила цвет своих волос на светлый медовый.

Керэн широко улыбнулась:

— Выглядит хорошо. Мойра обзавидуется. — Она протянула руки: — Хватайтесь. Укорочу вам прогулку.

Секунду спустя они появились в главном зале Замка Ланкастер. Почти все остальные уже собрались там, чтобы встретить её, и после долгих приветствий Мёйра посмотрела, кто присутствовал, а кто — нет. Чад, Сайхан, Элэйн, Алисса и Грэм присутствовали, но Мэттью был заметен своим отсутствием.

— Где Мэтт? — спросила Мёйра. — Ему тоже надо это услышать.

Они посмотрели друг на друга, хотя Мёйра заметила, что через несколько секунд их взгляды непременно переключались на Керэн, которая вздохнула:

— Он на самом деле не может говорить, — признала Керэн. — Он был ранен в бою.

Мойра взволнованно спросила:

— Он в порядке?

Керэн кивнула:

— Его раны были исцелены, но ваш отец с ним что-то сделал. Мы думаем, что это начинает проходить, но может пройти некоторое время, прежде чем он сможет нормально общаться.

Мёйра нахмурилась:

— Может, тебе следует объяснить, что именно произошло. Я в замешательстве.

Чад Грэйсон высказался первым:

— Папка обратил его в камень, и он такой упёртый от природы, что обратно превращается целую вечность.

Элэйн зыркнула на лесничего:

— Если у тебя нет никаких полезных комментариев, то изволь не открывать рта. — Как только она перевела взгляд обратно на Мёйру, лучник начал беззвучно произносить что-то ей в спину.

Мёйра стала слушать, как они пытались объяснить случившееся, но их совместные ответы лишь ухудшили ситуацию. В конце концов всё спасла Линаралла с её чрезмерно точной терминологией:

— Мордэкай лишил его тело большей части энтропии, фактически замедлив для него течение времени, чтобы его можно было исцелить. Мы согреваем его, и он постепенно возвращается к норме, но говорить с ним трудно, поскольку его восприятие звука всё ещё слишком далёкое от нас.

— Линн говорит, что наша речь скорее всего звучит сейчас для него как птичьи трели, — любезно добавила Керэн.

— А он говорит, будто квакает, — сказал Чад. — Скучно до одури.

— Однако мы нашли временное решение, — сказала Керэн. — Мы записываем то, что хотим сказать, а потом ждём, пока он напишет ответ.

Чад Грэйсон хихикнул:

— Это примерно так же весело, как наблюдать за ростом травы.

— Значит, мне придётся всё написать, — сказала Мёйра. — Я всё объясню в процессе.

Грэм сходил за письменными принадлежностями и бумагой в кабинет Герцога Роланда, и после того, как Мёйра удобно уселась за высоким столом в главном зале, она начала писать, время от времени останавливаясь, чтобы рассказать остальным новости.

Мэттью,

Мойра послала меня передать вести о событиях в городе и дома. Керэн и остальные уже рассказали мне, что здесь случилось.

Во-первых, Леди Роуз и наш отец сбежали, но я полагаю, что, учитывая случившееся здесь, ты это уже знаешь. Мы до сих пор не знаем, где сейчас Леди Роуз, но я верю, что если наш отец выжил, то она наверняка с ним.

Королева держит меня под домашним арестом, хотя я уверена, что ты можешь догадаться, насколько хорошо у неё это получается. Тирион похоже стал её ближайшим советником, и ходят слухи, что они сблизились и в гораздо более физическом смысле. Коналл продолжает служить её защитником, хотя его верность несколько пошатнулась.

Ариадна прямо заявила мне в лицо, что не желает действительно поймать Отца, но Тирион — другое дело. Он затаил серьёзную обиду как на Папу, так и на Роуз. Он заявил, что намерен убить их обоих при первой же возможности.

Гарэс Гэйлин остаётся верен Королеве, но его мотивы не описать в двух словах. У нас с Мойрой было мало времени его изучить, но его разногласие происходит из самого существования Мойры (а также моего). Если бы нас не было, он, возможно, был бы более склонен поддержать невиновность Папы, или хотя бы лишить Ариадну своей поддержки.

Тирион подкрепил Королевскую Стражу в Албамарле своими крайтэками, а также во всех остальных крупных городах. Похоже, что это помогло раскрыть скрытые единицы АНСИС среди популяции, но создало для Ариадны новые проблемы. В Албамарле горожане обеспокоены необъяснимыми исчезновениями друзей и близких. Их легко спровоцировать на уличные беспорядки.

Сейчас Мойра изолирована дома, но она уже начала принимать меры. Я не решаюсь доверить их бумаге, даже здесь, среди друзей (которые читают эти слова по мере их написания). Уверена, что ты можешь догадаться, о чём речь. Пока что она ограничилась стерегущими её крайтэками, но по мере их смены теми, что в Албамарле, она расширяет список своих сторонников.

Она изо всех сил пытается предотвратить повторение ситуации в Данбаре, но это трудно, поскольку теперь у нас двое врагов — АНСИС и Королева. Чтобы всё упростить, Мойра выработала план по объединению королевства и примирению нашего отца с Ариадной. Однако он не лишён риска, и некоторые потери вполне ожидаемы. Если у тебя есть мысли на этот счёт, пожалуйста, изложи их в своём ответе, особенно касательно Тириона и Гарэса.

Помимо этих главных действующих лиц, Мойра не намеревается подвергать опасности или наносить урон кому-либо из слуг-людей. Лично я беспокоюсь, сможет ли она достичь успеха, не нанеся существенного урона Лосайону вообще и дворянству в частности. Опять же, твой вклад может помочь. Мойра намеревается начать действовать сразу же, как только я вернусь с твоим ответом.

С любовью (от твоей самой младшей сестры),

Мёйра

Грэм хохотнул, читая через её плечо конец письма:

— Самая младшая сестра, говоришь? Айрин будет в восторге. Она всегда была младшенькой.

Мёйра улыбнулась:

— В некотором роде, я также самая старшая, или одна из троих самых старших, поскольку у меня воспоминания Мойры. Теперь все они — средние отпрыски.

Чад вставил слово:

— А кого-нибудь кроме меня волнует тот факт, что она в этом письме говорит о планах по свержению власти?

— Да, — сказала Элэйн, глядя на рэйнджера с очевидным отвращением. — Мы с тобой в кои-то веки одного мнения.

— Мордэкаю следовало это сделать годы тому назад. Если бы он это сделал, то у нас не было бы сейчас таких проблем, — прямо заявил Сэр Сайхан. Грэм выглядел шокированным словами наставника.

— Он бы с тобой не согласился, — объявила Линаралла. — Отец верит в главенство закона.

— И я уверен, что Леди Роуз сказала бы то же самое, — отозвался рослый воин, — но факт заключается в том, что он слишком долго был опорой власти. Всё развалилось не из-за суда, а потому, что он настоял на своих принципах в ущерб практичности. Если бы он захватил власть, Лосайон сейчас не раскололся бы.

Алисса посмотрела на Сайхана, затем согласно кивнула:

— Мордэкай — хороший человек, но мой отец прав.

— Меня больше волнует то, как она собирается это делать, — объяснил Чад, затем добавил, содрогнувшись: — Она уже залезала мне в голову. У меня до сих пор кошмары.

Керэн встала:

— Давайте отнесём его наверх, чтобы Мэтт мог начать чтение. Ответ он будет писать не один час. Чем раньше мы позволим ему начать читать, тем лучше. Спорами друг с другом мы ничего не решим.

Мёйра огляделась:

— Значит, Мэттью — ваш лидер?

— Лично я уж точно этой хренью заниматься не хочу, — ругнулся Чад. — А этот верзила-урод отказывается. — Он кивнул в сторону Сэра Сайхана в конце фразы.

Рослого рыцаря это не побеспокоило:

— Моя жизнь была посвящена войне. Политика для меня представляет лишь зрелище.

— Лично я предпочитаю Айрин, — откровенно сказала Элэйн. — Мэттью заносчив и чересчур уверен в себе, но Айрин слишком молода, и всё равно ему уступает. Впрочем, Мэттью — всё равно хороший выбор. Как бы он меня порой ни раздражал, он умён, и обладает этой своей особой интуицией.

— Несём Мэттью, — сказала Мёйра. — Чем раньше, тем лучше.

Глава 9

Роуз Торнбер, некогда Леди Хайтауэр, некогда командующая гарнизоном в Албамарле а также главная по логистике для Королевской Армии Лосайона, тихо ехала в кузове крестьянской телеги, за компанию с грузом репы.

Мысли о прошедшей неделе были не слишком приятными, лишь напоминая ей о резкой перемене её положения в жизни. После того, как Кион отправил Роуз обратно в её половину мира, она оказалась в сельской местности неподалёку от города Айссип в Гододдине.

Без денег, без друзей, и лишь наполовину одетой, первый день стал для неё испытанием, поскольку селянкам не нравилась, когда у них на пороге объявлялись полуголые женщины, а мужчины… ну, они представляли совершенно иные препятствия — как опасность, так и презрение. Лишь после двух унизительных попыток получить помощь она нашла кого-то достаточно сочувствующего, чтобы предложить ей старое платье и информацию о её местонахождении.

До Айссипа она добралась на своих двоих, то есть пешком. Леди Роуз никогда не считала, что находился в плохой форме, но ходить по восемь часов в остатках её тряпичных туфель было сущей агонией. Появившиеся на ногах волдыри убедили её рискнуть, попытавшись использовать Мировую Дорогу, вход на которую был в Айссипе, но Король Николас решил воспользоваться чудом Мордэкая, наложив на использование дороги налог. Хотя плата за вход и была маленькой, для совершенно лишённой средств женщины любая плата была слишком высока.

Роуз посчитала удачей то, что ей удалось убедить одного из лодочников позволить ей проплать по реке Стёрлинг до Рэллитона. Это двухдневное путешествие позволило её ступням зажить, хотя лодочник был не слишком рад её стряпне, поскольку именно ею Роуз расплачивалась за проезд. То, что он не отказал ей в дальнейшем плавании на второй день, после первой её готовки, было свидетельством его милосердия.

Рэллитон был в точности таким, каким она его помнила — неприятным. Этот портовый город был построен на болотах, и помимо торговли основной его достопримечательностью был избыток комаров и паразитов. Посещать это место в юности, будучи дворянкой, уже было плохо, но возвращаться в качестве бродяги было хуже на порядок.

На речной лодке она ела дважды, но в городе пришлось обойтись без пищи, поскольку городские жители были менее щедрыми. Некоторые мужчины предлагали ей деньги, но лишь в обмен на услуги, которые она не готова была оказывать. Соответственно, в путь до Айвэрли следующим утром она отправилась на голодный желудок.

На ступнях у Роу начали появляться мозоли, поэтому ходьба в первый день не причинила ей так много вреда, как раньше, но голод был серьёзной проблемой. Воду она получить могла, поскольку большинство ферм и хуторов позволяли ей пить из их колодцев, но еда была совсем другим делом. После двух дней без еды у неё начала кружиться голова, и появился нестерпимый голод. «Впервые в жизни я жалею, что в средние годы не поднакопила жирка», — подумала она про себя.

Считалось, что пешком от Рэллитона до Айвэрли можно дойти за четыре дня, но для маленькой женщины с больными ступнями скорее всего потребовалось бы пять. Ещё четыре дня без еды окончательно бы прикончили её. Роуз была уверена, что если бы не доброта Фермера Тиггла, то она бы не выжила. Старик предложил подвезти её на второй день пути из Рэллитона, и был достаточно добр, чтобы поделиться с ней своей скудной снедью.

Роуз не была разборчива в пище, и голод определённо был мощной приправой, но после нескольких дней на варёной репе она была готова съесть почти что угодно, лишь бы другое — но, конечно, не осмелилась бы об этом сказать. Она была очень благодарна фермеру за его помощь.

— Почти приехали, — сказал старик, оглядываясь на неё через плечо. — Как только перевалим за вершину холма, увидишь.

— Жду не дождусь, — искренне ответила Роуз.

Старик прищурился на неё, забота проявилась на его лице в виде дополнительных морщин:

— Ты уверена, что у тебя всё ладно будет, одной-то?

Роуз кивнула:

— Да, меня там ждут родственники.

Фермер Тиггл снова повернулся вперёд:

— Это хорошо. Девушке одной в мире плохо.

«Девушке?». Роуз едва не рассмеялась в ответ. Её уже давно никто не называл девушкой, но она решила, что с точки зрения старика выглядела именно так. Он вполне мог недооценить её возраст. Женщины в сельской местности старели на вид быстрее из-за тяжёлой работы и чрезмерного пребывания под солнцем.

— Ценю твою заботу, — сказала Роуз. — Я безмерно благодарна за последние несколько дней. Скажешь, где живёшь — позже я постараюсь тебе отплатить.

Фермер махнул ладонью, не оглядываясь:

— Да не нужно этого. Я бы не дожил до моих лет, коли бы не помогал кому-то время от времени.

— Всё равно, я чувствовала бы себя лучше, зная, как тебя найти, — сказала Роуз. — Долг платежом красен.

— Моя дочь живёт с мужем в Айвэрли, — сказал старик. — Когда высажу тебя, дам её адрес. И, если уж на то пошло, коли что не так пойдёт, и родных твоих там не будет — не будь слишком гордой, найди её. Просто скажи ей моё имя, и она даст тебе место переночевать.

Роуз удивила его щедрость. В последнее время жизнь стала лучше, в значительной мере благодаря усилившейся из-за Мировой Дороги торговле, но предложить ночлег незнакомцу всё ещё было делом необычным. В прошлом она была бы тронута таким жестом, но после недели в одиночестве, без друзей и поддержки, она прослезилась.

Когда они наконец остановились в городских воротах, Роуз обняла старика, и поцеловала его в щёку, заставив лёгкий румянец проступить на его лице. Старый фермер хохотнул, и улыбнулся ей:

— Чёрт. Давно меня красивые девушки так не целовали. Коли хозяйка моя узнает, несдобровать мне.

— Меня тоже давно не называли девушкой молодцы вроде тебя, — отозвалась Роуз.

Морщинистый фермер смеялся так сильно, что закашлялся, и Роуз на миг забеспокоилась о нём, но в конце концов он взял себя в руки, и его дыхание вернулось к норме.

Выслушав его указания, она углубилась в город Айвэрли. С её последнего визита прошло много лет, но она всё ещё помнила улицы. Айвэрли был, наверное, самым любимым её местом, и если бы она не была урождённой дворянкой в Лосайоне, то захотела бы жить именно здесь. В отличие от Албамарла, это был прибрежный город, и, в отличие от Рэллитона, он не был построен на болоте. Погода круглый год стояла мягкая, а океанский бриз сдувал из города дурные запахи.

В её нынешних обстоятельствах прогулка по городу завораживала. Прежде она всегда посещала город как богатая молодая женщина, обладающая высоким положением и властью. Большую часть жизни, особенно будучи вдали от дома, она постоянно сопровождалась охраной, камеристками, и множеством слуг. Сейчас же она была одна, и никто не мог ограничить её любопытство. Она не только была без сопровождения, она была анонимна. В её нынешней одежде она чувствовала себя практически невидимой, и это чувство кружило ей голову.

К сожалению, анонимность сопровождалась существенными недостатками. Искать Кариссу будет трудно. Конечно, изначально так и задумывалось, но когда она представляла себе будущие поиски дочери, она не предполагала, что будет лишена средств и связей.

Насколько она знала, связи у неё все ещё были — Виконт был её другом, но она не могла явиться в его дом в таком виде. Это в лучшем случае было бы постыдно, а худшем — унизительно и опасно. Леди Роуз не питала никаких иллюзий относительно того, какую встречу ожидает бродяга, просящая о визите к поместному дворянину.

И это уже не говоря о том факте, что раскрытие её личности подвергнет Кариссу риску. Агенты Лосайона наверняка присутствовали в городе, и если её обнаружат, то надавят на Короля Николаса, чтобы тот её арестовал и вернул на суд Королевы.

У неё были другие ресурсы, но встреча с обитателями дна общества будет в её положении ещё опаснее. Они без колебаний набросятся на неё, если найдут её одну и без защитников.

Роуз двигалась по улицам, и ноги сами привели её на Ривер Стрит. Этот бульвар был одним из самых живописных в Айвэрли, и тянулся вдоль западной стороны реки. Она выбрала этот маршрут вместо Док Стрит, потому что восточная сторона по большей части была заполнена доками и множеством складов, а также работавшими там людьми, и потому совершенно опасна для одинокой женщины.

«Всего лишь один спутник всё бы изменил», — подумала Роуз. Почти не имело значения, кто это мог быть, хотя, как ей ни хотелось этот признавать, Чад Грэйсон возможно стал бы лучшим выбором. Вместе с ним она могла бы посетить таверны, и получить информацию напрямую. Грэм мог бы стать почти таким же полезным — но не в поиске, а просто для защиты и устрашения.

«Войти в таверну одной будет почти самоубийством», — молча заметила она, — «хотя Элиз наверное смогла бы». Конечно, её свекровь была достаточно старой, чтобы некоторые опасности её не волновали, но Роуз почти не сомневалась, что эта внушительная женщина сумела бы это сделать даже в свои более молодые годы.

— Что же такая милая женщина делает, бродя по Ривер Стрит в одиночку? — сказал позади неё мужской голос.

У Роуз ёкнуло сердце. Она так погрузилась в раздумья, что не приглядывалась к обстановке вокруг. Не показав вида, она развернулась, и без колебаний ответила:

— Наслаждаюсь океанским бризом. — Её взгляд окинул облик незнакомца, и за несколько секунд она сделала выводы.

«Хорошо одет, но одежда изношенная. Этот сюртук он носит каждый день». Она видела потёртости и складки, которые бы не допустил ни один правильный джентльмен. Руки незнакомца были грубыми и мозолистыми, и мозоли эти указывали отнюдь не на писца или учёного, и на руках мечников таких мозолей не бывало. «Может, он и пытается изображать поиздержавшегося дворянина, но руки его всё портят».

— Не желаете спутника для прогулки? — спросил он. — Солнце садится, а в темноте одинокой женщине на улицах не безопасно.

«Да уж, с тобой так точно», — молча сделала наблюдение Роуз. Она не знала, на что он рассчитывал, но знала, что результат ей не понравится. Однако отказ мгновенно привёл бы к неприятной ситуации. Принятие его предложения было столь же опасно, и она знала, что последующий разговор должен был заставить её выдать, действительно ли она одна, или у неё есть семья или муж.

— Я как раз об этом думала, — уступчиво сказала Роуз, перебирая в уме дюжины вариантов.

— Меня зовут Роджэр, — сказал незнакомец, слегка кланяясь. — Быть может, я мог бы проводить вас домой? — Он примолк, затем добавил: — Или куда-то ещё, если хотите. Я этим вечером оказался в одиночестве. Мне известно хорошее место для ужина. — Его взгляд сверкал озорством.

За прошедшие годы Роуз многократно сталкивалась с такими предложениями, но они все делались в совершенно иных обстоятельствах. У этого человека не было причин предлагать такое. «Порядочных причин, по крайней мере». Вообще, учитывая её плачевный внешний вид, она с трудом могла вообразить порядочную причину для его интереса.

Тут на неё снизошло озарение: «Он — сутенёр». На миг мысли пропали из её головы. Она определённо понимала, что такие люди искали молодых, уязвимых женщин, но она не могла вообразить, что подходило под такое определение, поскольку не была ни молодой, ни (в данном состоянии) привлекательной, по крайней мере — по её мнению. «Игнорируйабсурдное, разбирайся с насущным», — выругала она себя.

Притворившись, что колеблется, она пожевала губу, пока её разум перебирал варианты.

— Есть место, которое я хотела посетить. Не знаю, хорошо ли там кормят, но я слышала, что там очень весело.

Роджэр нахмурился — он явно не ожидал, что она проявит инициативу:

— И где это место? — спросил он.

— «У Красного Тома», слышали о таком? — невинно отозвалась Роуз.

Его глаза расширились от удивления:

— Это игорный дом. Там еду не подают, да и для дамы без сопровождения место нехорошее. Почему бы нам не попробовать «Крашеную Леди»? Знаю, имя отталкивающее, но уверяю, что еда там отличная.

«Для бродяги без сопровождения, ты хотел сказать», — мысленно поправила Роуз. «Наверное, он на это заведение и работает».

— Боюсь, что я сейчас не голодна, — солгала она, — но я бы всё отдала за что-нибудь волнующее. Почему бы нам не сыграть пару партий? А когда я наиграю аппетит, то с радостью сопровожу вас куда угодно на ужин.

Роджэр наставительно хмыкнул:

— У вас, похоже, сложилось ошибочное мнение, Мисс…? Я всё ещё не имел удовольствия узнать ваше имя.

— Анджела, — ответила она, использовав имя своей главной служанки.

— Мисс, Анджела, — продолжил Роджэр, — места вроде заведения Красного Тома не позволяют людям просто входить и играть забесплатно. Нужно иметь при себе монету.

— О, это не проблема! — сказала Роуз, задыхаясь от энтузиазма. — Я вчера там кое-что выиграла. У них есть маркер на моё имя.

У Роджэра отвисла челюсть:

— Маркер?

— Носить деньги с собой на улице было бы не безопасно, верно? — сказала Роуз.

— Ну, конечно же нет… — начал Роджэр.

Она схватила его за руку, и потянула за собой:

— Я просто обожаю играть в карты. Думаю, это самое лучшее в этом городе, если честно. Поэтому я в Айвэрли и приехала. В других местах нет ничего подобного заведению «У Красного Тома».

Роджэр в шоке уставился на неё:

— Вы приехали в город ради… азартных игр?

Роуз счастливо кивнула:

— Я в них набила руку. Когда выиграю достаточно, сниму жильё. Удача уже успела мне улыбнуться. Ещё немного, и моя мечта сбудется. А потом я буду играть просто удовольствия ради, и для карманных денег. — Она бледно улыбнулась.

— А где вы изначально взяли деньги? — с подозрением спросил Роджэр.

Не моргнув и глазом, Роуз ответила:

— Украла. — Когда Роджэр уставился на неё, она добавила: — Но они изначально и были мои. Это было моё приданое. Родители хотели, чтобы я вышла за фермера. — Она закатила глаза, чтобы продемонстрировать своё мнение об этой идее. — Как только я выиграю достаточно, расплачусь с ними за всё.

— Уверен, так и будет, — согласился Роджэр, подыгрывая.

«Он думает, что я сумасшедшая, или наивная», — подумала Роуз, внутренне улыбаясь. «Теперь мне только нужно выжать из этого шанса всё по полной». У неё был спутник, и это должно было открыть много дверей, значительно расширив имевшиеся у неё варианты.

Она провела его несколько кварталов, прежде чем он снова начал упираться:

— Почему бы нам просто не пойти в «Крашеную Леди»? — предложил он. — Там тоже в карты играют, знаете ли.

— У меня там маркера нету, — прямо заявила Роуз. — Хотя после того, как я его переведу в наличность, можно будет и туда пойти играть.

— На сколько он выдан? — спросил Роджэр.

— Семь золотых крон, — прозаично сказала Роуз.

На миг лицо сутенёра застыло, но затем он продолжил играть свою роль:

— Ну, деньги приличные. Полагаю, нам следует сперва их забрать.

Роуз лишь кивнула. «Уверена, теперь ты так и думаешь», — подумала она.

Когда они прошли ещё сень кварталов, Роуз увидела вывеска Красного Тома, которая представляла из себя просто нарисованную красно-чёрную пару карт. Она почувствовала, как её сердце забилось чаще, поскольку её ложь готова была вот-вот раскрыться. Её взгляд прошёлся по улице, надеясь… вот!

Крепко сжимая руку Роджэра, Роуз прижалась к нему. Сутенёр удивлённо посмотрел на неё, но затем его глаза расширились, когда он ощутил своим боком холодное острие кинжала, скрытого под их руками:

— Чего?

Роуз невинно улыбнулась ему, но взгляд её был твёрдым как сталь:

— Я умолчала о некоторых вещах, — начала она.

Он попытался оттолкнуть её, но Роуз продолжила держаться, и надавила на кинжал. Зачарованная сталь была бритвенно-острой, и с его бока закапала кровь, когда лезвие начало вскрывать его кожу.

— Вон там стоит стражник, — прошипел Роджэр, мотнув взглядом в сторону. — Если убьёшь меня прямо на улице, уйти ты не сможешь.

— Я ни в коем случае не собираюсь тебя убивать, дорогой Роджэр, — спокойно сказала Роуз, — если, конечно, ты будешь вести себя хорошо. К тому же, узнаёшь ли ты упомянутого тобой стражника?

— Вообще-то узнаю, — сказал Роджэр со злонамеренным видом. — Его зовут Карл. Я уже имел с ним дело несколько раз. Плохи твои дела.

Роуз беззвучно выругалась, но её разум продолжил работать. «Значит, патрульный берёт на лапу». Ей придётся поставить на то, что сутенёр плохо знает этого человека.

— Ты знаешь его имя, а вот знаешь ли ты его семью? — безмятежно спросила она.

— Почему? — с подозрением спросил Роджэр.

Она знала в Айвэрли лишь несколько имён, помимо Виконта Ледэйра, но имя капитана стражи всё же было ей известно.

— Ты знаешь, что он — племянник Капитана Стражи Нэймана? — солгала она. — Когда я скажу ему, что ты на меня напал, и что я вынуждена была защищаться, мне потребуется лишь упомянуть доброго капитана, чтобы добиться правосудия.

Роджэр некоторое время изучал её взглядом:

— Предположим, что я поверил, но зачем ты всё это делаешь?

— Так-то лучше. Ты начинаешь думать, — снисходительно сказала Роуз. — Вообще-то я в Айвэрли не была уже какое-то время, и маркера у меня нету, поэтому мне и потребуется твоё сотрудничество.

— У меня с собой много денег нету, если ты собираешься меня ограбить, — проинформировал он её.

Роуз не могла не рассмеяться:

— Я ни разу в жизни никого не грабила, но полагаю, что всё когда-нибудь случается в первый раз. Нет, мне нужна твоя помощь, чтобы кое-кого повидать.

— Кого? — с тревогой спросил Роджэр.

— Роуча, — ответила она, назвав имя её давнишнего информатора.

Глаза сутенёра расширились:

— Я никаких дел с ним не имею. Ты не того человека выбрала. Я — сутенёр, работаю на Мадам Ленор. Она с ним не работает. Я даже не знаю, имеет ли с ним дела Старый Том.

— Имеет, — уверенно объявила Роуз, — но я не могу войти одна, ожидая беседы с Томом. Вот, почему мне нужен ты. Мы зайдём и немного поиграем, а когда я привлеку их внимание, Том сам нас найдёт.

Роджэр выглядел как человек, серьёзно подумывающий броситься наутёк, рискнув здоровьем. Роуз всё ещё твёрдо прижимала клинок к его коже.

— Как ты собираешься привлечь их внимание? — через некоторое время спросил он.

— Внутри увидишь, — сказала Роуз. — Так, ты говорил о деньгах. Сколько у тебя?

— А, значит ты действительно меня грабишь, — сказал её заложник чуть ли не с облегчением.

— Если я ошибаюсь — возможно, — признала она. — Если всё пойдёт, как полагается, то я с тобой расплачусь. Если нет, ты потеряешь немного денег… и это лучше, чем альтернатива.

Роджэр зыркнул на неё:

— Ты не дала мне никакого выбора.

— О, выбор у тебя определённо есть, — объяснила она. — Ты можешь зайти со мной внутрь, и одолжить мне кошелёк, или ты можешь провести ночь в городской тюрьме с серьёзной раной и обвинением в нападении.

— Зачем мне заходить внутрь? Я просто дам тебе деньги, — предложил сутенёр. — Не хочу ни во что вмешиваться.

— Мне нужен сопровождающий, — сказала она ему. — Учитывая мою одежду, никто не воспримет меня всерьёз одну. Итак, вернёмся к моему вопросу… сколько у тебя?

— Двенадцать серебряных, — признался Роджэр.

— Я верну тебе вдвое больше, — сказала Роуз. — А теперь, внутрь.

— Ты не можешь держать меня на острие и играть в карты одновременно, — упорно сделал наблюдение Роджэр.

Роуз улыбнулась ему, сверкнув зубами, бывшими слишком идеальными для такого типа женщин, к какому он её причислял:

— Поверь мне, Роджэр. Я лгу лучше тебя. Если за порогом ты что-нибудь попробуешь, я тебя погублю — с ножом или без.

Глава 10

Всем было ясно, что Роуз за столом выделялась. В задымленном помещении заведения Красного Тома она была единственной игравшей в карты женщиной, и была одета гораздо более убого, чем женщины, что лениво сидели по углам, потягивая выпивку вместе со своими спутниками.

Нет, Роуз выглядела как жена рыбака, или как прачка, если бы не стоявший позади её стула мужчина, выполнявший роль её то ли слуги, то ли телохранителя. Мужчины с твёрдыми лицами, против которых она играла, сперва нашли её присутствие забавным, но теперь начали принимать её всерьёз. Такое бывает, когда выигрываешь.

Сперва всё было немного рискованным, поскольку ей пришло несколько плохих раскладов подряд, но проигрывала она понемножку. После первого крупного выигрыша она восполнила эти потери, и мужчины за столом начали играть серьёзнее, на горе себе. Когда они не воспринимали её всерьёз, то и играли легкомысленно, из-за чего их расклады было трудно предсказать, но теперь они потеряли деньги, и читать их стало легче.

Шли часы, и горка деревянных фишек перед ней существенно выросла. Конечно, было бы мудро забрать деньги после того, как она выиграла разумное количество, но в планы Роуз на этот вечер это не входило. Она не только на самом деле нуждалась в деньгах, которые эти фишки олицетворяли, но и, что важнее, Роуз нужно было чужое внимание, даже если внимание не было положительным.

Роуз оглядела собравшихся за столом мужчин. Лысый по имени Лиам, сидевший напротив, всё время косился на свои карты, хотя на лице его ничего не было написано. «У него плохой расклад», — сделала наблюдение Роуз. К этому человеку она уже хорошо пригляделась. Он редко смотрел на свои карты, когда они были хорошими. Саймон, смуглокожий, грубый портовый грузчик справа от неё, был совсем другим делом. За прошедший час она видела, как он намеренно создавал ложные сигналы, но за этим фасадом у него всё же оставались признаки, скрыть которые он не мог.

Саймон потёр грубую мозоль на своём правом пальце, невольно показывая, что нервничает, но Роуз на это не повелась — его глаза говорили иное. «Он надеется, что я сделаю крупную ставку на этот расклад», — заметила она. Роуз посмотрела ему в глаза, и улыбнулась.

Последний мужчина, жизнерадостный балагур, видимо некогда имевший мускулы, но ныне обросший жиром, звался Тони. Его раскусить было труднее всего. Пухлый малый играл безвредного дурака, шутя даже над своими проигрышами, но она чувствовала — за его притворством что-то крылось. Роуз сильно подозревала, что он намеренно проиграл с несколькими хорошими раскладами. Это значило, что у него была своя, более глубокая игра. Либо он надеялся заставить её слишком понадеяться на себя, либо играемые за столом деньги мало что для него значили.

«Или и то, и другое». Роуз приняла решение. Вместо того, чтобы уступить раунд или повысить ставку, она уравняла ставку с Лиамом на последнем кругу. Этот ход дорого ей обошёлся, поскольку она знала, что карты у неё были не те, но ей нужно было немного проиграть, чтобы Лиам не выпал из игры.

Как только карты были раскрыты, Лиам действительно оказался обладателем самого лучшего расклада, и возбуждённо потёр руки, загребая фишки. Роуз слегка надулась, притворяясь, что разочарована. На следующих двух раскладах она ещё немного проиграла, но на третьем заманила всех ложным блефом, и сорвала самый большой куш за вечер.

Теперь большая часть фишек лежала перед ней, а на лицах Лиама и Саймона были написаны фрустрация и раздражение. Лишь Тони продолжал улыбаться.

— Сучка жульничает, — проворчал Лиам.

Прежде чем она успела ответить, Тони подал голос:

— Умей проигрывать, Лиам. У тебя не было шансов.

— Но То…

— Завали хлебало, Лиам, — сказал Тони, сбрасывая с себя прежнюю личину дружелюбного малого. Затем повернулся к Роуз: — Как думаешь, сколько ты выиграла? — спросил он.

Роуз хитро посмотрела на него:

— Никогда не считай фишки, пока они на столе, — ответила она.

— Готов поспорить, ты точно знаешь, сколько фишек в этой кучке, — сказал Тони, вытаскивая щепку, и ковыряясь в зубах. — Такая умная девочка как ты, Анджела, или как там тебя зовут — уверен, ты внимательно всё считала.

Она точно знала, сколько именно выиграла, вплоть до последнего медяка. Горка деревянных фишек соответствовала тридцати одной кроне и двенадцати серебрушкам.

— Леди никогда не выдаёт своих тайн, — ответила она, — а джентльмен никогда не спрашивает.

— Я никакой не джентльмен, — отрезал Тони. — Почему бы тебе не сказать, зачем ты здесь?

Момент настал:

— Мне нужно поговорить с Красным Томом, — сказала Роуз.

— Том не говорит с кем попало, и уж тем более с нахальными сучками, — ответил Лиам.

Пока они говорили, Роуз наблюдала за их глазами, и ответ она уже получила. Ремарка Лиама лишь подкрепила в её мыслях правду. Игнорируя лысого, она посмотрела прямо на Тони:

— Я очень в этом сомневаюсь, поскольку он здесь и сидит. Не так ли, Том? — Лица Саймона и Лиама напряглись, подтвердив её догадку.

Красный Том нарушил воцарившееся молчание, гулко захохотав, после чего вытащил трубку, и начал её набивать. Он бросил взгляд на Лиама:

— Говорил же, она тебе не по зубам. — Затем он подался вперёд, и оглядел Роуз: — Ты верно догадалась, маленькая леди. А теперь почему бы тебе не сказать мне, чего ты хочешь, чтобы я мог решить, следует ли мне позволить тебе и твоему сутенёру-телохранителю отсюда уйти, или нет?

Роджэр наклонился, и тихо сказал ей под ухо тревожным голосом:

— Просто отдай им деньги, чтобы они нас выпустили отсюда целыми.

Том следил взглядом за Роджэром, и Роуз забеспокоилась, что этот совет мог ей аукнуться. Она знала, что Тома не заботили деньги на столе. Лиама и Саймона они наверняка очень интересовали, но убедить ей нужно было не их. Игнорируя своего «партнёра», она произнесла:

— Мне нужно поговорить с Роучем.

Том зажёг свою трубку, и глубоко затянулся:

— Я занимаюсь респектабельным бизнесом. С чего ты взяла, что мне известен подобный человек?

Не колебаясь, Роуз извернулась:

— Говорят, что ты знаешь в Айвэрли всех. Я здесь недавно, и контактов у меня мало. Разговор с тобой казался хорошим первым шагом.

Красный Том выдохнул, отправив в её сторону облако дыма:

— Может, и так. Что я с этого поимею?

От дыма Роуз захотелось в отвращении сморщиться, но она не позволила этому отразиться на выражении её лица:

— Благосклонность моего нанимателя.

— И кто он такой?

— Мне не позволено об этом рассказывать. Как ты можешь догадаться, я должна скрывать его личность. Могу сказать тебе, что большинство людей без колебаний ухватились бы за возможность заслужить его благосклонность. Если этого мало, мы могли бы обсудить деньги, или обмен сведениями, — ответила она.

Лиам наклонился к Тому:

— Босс, сучка блефует. Она — никто. Надо просто притопить её в реке.

Роуз выгнула бровь, но взгляда от лица Тома не отвела.

Красный Том с задумчивым видом немного затянулся из трубки, затем, бесстрастно махнув рукой, отвесил лысому такую затрещину, что тот упал со стула. Удар был внезапным и жестоким, и в то же время как-то расслабленным.

— Завали ебало, Лиам. Я не позволю тебе так говорить о леди.

Лиам поднял взгляд, лёжа на полу, и слабо произнёс окровавленным ртом:

— Леди?

— Леди, — повторил Том, глядя на Роуз. — Если бы ты знал, как пользоваться бесполезными кусками студня, которые ты зовёшь глазами, то и сам бы понял. Посмотри на её руки, кожу… чёрт, да на долбанные зубы посмотри. Эта Анджела явно знатная особа, и бьюсь об заклад, что и её наниматель — тоже.

Роуз скрыла вызванное жестокой расправой отвращение, пренебрежительно ухмыльнувшись, но промолчала.

Красный Том бросил взгляд на Саймона:

— Бери фишки леди, и обменяй их ей на деньги. — Затем он обратился к Роуз: — Возвращайся завтра вечером, после седьмого удара колокола. Я тебя кое с кем познакомлю.

Она кивнула:

— Седьмой колокол. — Затем оглянулась на Роджэра, показывая, что он может отодвинуть ей стул, и встала.

Несколько минут спустя, стоя вместе с Роджэром снаружи, она отдала сутенёру три кроны:

— За твоё беспокойство, — сказала она ему.

Рука сутенёра слегка тряслась, пока он брал монеты:

— Кто ты такая?

Роуз одарила его быстрой улыбкой:

— Я — та, кого тебе следует иметь в друзьях. — Затем она добавила: — Ты можешь посоветовать приличный постоялый двор для ночлега?

— Зелёный Козёл неплохой, хотя дороговат, — ответил он. — Но тебе подойдёт лучше, чем портовые трактиры. — Затем он рассказал ей, как туда добраться.

Прежде чем он смог уйти, она поймала его за рукав:

— Если знаешь людей, которые хотели бы заработать, то пусть встретятся там завтра со мной. И чтобы были мясистые. Завтра мне потребуется более впечатляющий эскорт.

Роджэр кивнул:

— Ясно. — Он никак не попытался скрыть, что хочет как можно быстрее от неё избавиться.

Роуз поглядела ему вслед, слегка улыбаясь, после чего развернулась, и направилась к подсказанному им постоялому двору.

* * *

В спальне Королевы было темно, и Тириона одолевали мрачные мысли. Ариадна спала рядом с ним, утомившаяся после их недавней страсти. Его постоянно удивляла её энергичность, а также отчаянная нужда, которую он чувствовал в её миловании. «Но, наверное, не следовало удивляться. Её взрослая жизнь была лишена физической близости», — подумал он.

Света почти не было, и он наблюдал за её дыханием через магический взор. Когда он только решил её соблазнить, то не ожидал, что настолько прикипит к ней. Тогда это был лишь вопрос похоти и выгоды. Впрочем, ничто в его возвращении к человечности не было таким, каким ожидалось.

«Неужели и раньше всё так было?». В конце концов, воспоминания о его изначальном человеческом существовании были у него вторичными, полученными от истинного Тириона Иллэниэла. Хотя эти воспоминания несли с собой до боли острые эмоции, лично испытанные подобные переживания всё равно были другими. «Стоит ли мне на самом деле связываться с такими вещами, как привязанность, и сходиться с этими людьми?»

Ему хотелось её защитить, и хотя формально это и было его миссией, он не был уверен, чего ему должно было хотеться. Что если Роща изменит его задание? Как он с этим справится?

Ненависть была бесконечно проще, и управляться с ней было легче. Он хотел убить своего потомка, Мордэкая, и Роуз Торнбер, но если бы ему приказали этого не делать, то с этим он мог разобраться. Ненависть была деловым вопросом, а его дело — ненавидеть. Любовь, и более мягкие эмоции… с ними у него были проблемы.

Вздохнув, он направил свой разум обратно к более практичным вещам. Его самой большой заботой был тот факт, что его создатель, Старейшина Тирион, не могу продолжать производить достаточно крайтэков, чтобы защитить весь мир. Они уже были на пределе, прикрывая крупные человеческие города, и жили крайтэки лишь три месяца. Если он не сможет найти решение для обеспечения полного устранения присутствия АНСИС ещё за несколько месяцев, то его создатель начнёт отставать. Какой бы непомерной ни была способность дерева создавать крайтэков, она всё же была конечна.

«И вот поэтому-то я и надеялся, что сотрудничество с людьми этого века даст какие-то новые решения», — напомнил он себе. «Начинать свару с отцом большинства ныне живущих волшебников было неидеальным вариантом».

Но какой ещё у него был выбор? Он несколько раз помогал Леди Роуз, а она всё равно решила натравить на него убийц. Когда стрелы пронзили его, он вышел из себя. Боль — это одно, но больнее всего было предательство, и он всё ещё носил в себе глубоко засевшую ярость, вызванными этими событиями.

В такие моменты он серьёзно подумывал о том, чтобы просто позволить этому миру сгореть, но наблюдая за спавшей рядом с ним Ариадной, он знал, что не сможет так поступить. «Зачем же ему надо было меня создавать?»

Ответ был очевиден. «Потому что он сам не мог вынести жизни во внешнем мире».

Глава 11

Мэттью увлечённо читал письмо Мёйры. Пока он это делал, остальные приходили и уходили, мелькая как мотыльки, слишком быстро, чтобы ясно их наблюдать. Время стало странной штуковиной. Он был весьма уверен, что его личное восприятие потихоньку ускорялось, нагоняя их собственное, но не мог сказать, сколько ещё времени это займёт.

Взять это письмо, например. Он читал его внимательно, и ему казалось, что прошло несколько минут, но согласно его самым лучшим прикидкам на самом деле прошёл минимум час. Из содержимого письма было ясно, что от него ожидали каких-то указаний, а для этого ему нужно было изучить вероятности будущего. Он медлил лишь потому, что не знал точно, сколько это займёт.

Ранее он обнаруживал, что его чувство времени искажалось или даже исчезало, пока он занимался прогнозированием. Он боялся, что если сделает это сейчас, то может провести в трансе недели или месяцы, сам того не осознавая. Очевидно, что его друзьями и родным это не поможет. Но что ещё он мог сделать?

Приняв моментальное решение, он отбросил колебания. Чем раньше начнёт, тем раньше узнает. Очистив разум, он расслабился, потянувшись восприятием тем странным образом, который он обнаружил, расставаясь со своим непосредственным окружением, и принимая бесконечность. Реальность растворилась в сложном узоре, размеры которого не поддавались описанию.

Никакой человеческий разум — да и любой другой разум, если уж на то пошло — не мог понять его, но Мэттью помогала врождённая интуиция, существовавшая вне его самого. Великий разум самой вселенной, состоявший из всего эйсара во всём бытии, направлял его к нужным ему озарениям. Это была глубокая тайна, которую он раскрыл во время своих прежних исследований. Дар Иллэниэл не имел отношения ни к магии, ни к Ши'Хар, ни к людям, вроде его самого или Айрин. Это было соединение с более крупным целым, которое просвещало использующего, если он или она могли слушать и понимать.

Первое, что стало ему ясным — узор расплетался. Не по краям, как могло бы происходить с гобеленом, а где-то в центре, где сила была столь мощной, что грозила продрать дыру в самой реальности. Мэттью мгновенно эту силу узнал. «Отец».

Осознание этого его отрезвило. Чтобы остановить разрушение, нужно было удалить его отца, а простого способа это сделать не существовало. Лишь несколько удалённых частей узора по-прежнему могли как-то влиять на то существо, которым его отец стал… становился. «Нам нужна Роуз».

Но нынешнее состояние Лосайона делало её возвращение трудным. Нужно было это изменить. Он какое-то неопределённое время изучал узор, позволяя ему просвещать более глубокие части своего сознания, а потом вернул своё сознание к настоящему. Комната резко возникла вокруг него, и он увидел перед собой чистый лист бумаги, перо и чернильницу.

Когда он вернулся в реальный мир, эмоции навалились на него, пока он думал о том, что нужно сделать. Моргнув, он потёр увлажнившиеся глаза. Затем взял перо, и начал писать.

* * *

Керэн наблюдала, как Мэттью взял перо, и начал с мучительной медлительностью водить им по бумаге. Она всегда считала себя терпеливой женщиной, но наблюдение за тем, как он медленно выводил закорючки на странице, вызывало у неё лишь фрустрацию.

Лёгшая на её плечо ладонь заставила её поднять взгляд:

— Идём есть, — сказала Айрин. — Ты с ума сойдёшь, если будешь так за ним наблюдать. — Улыбка на её лице предполагалась ободряющей, но Керэн видела, что Айрин была такой же напряжённой.

— Ты права, — ответила она.

Трапеза была довольно заурядной, но разговор вращался в основном вокруг того, чего они все ждали.

— Что-нибудь есть? — спросила Элэйн.

Айрин покачала головой, но Керэн ответила:

— Он начал писать.

— Пора уже, чёрт его дери, — высказал своё мнение Чад Грэйсон. — Два дня прошло.

— Учитывая его нынешнее восприятие времени, он действует быстро, — выдала Линаралла.

— Учитывая моё, я могу сдохнуть от старости, пока он закончит, — сказал рэйнджер.

Мёйра посмотрела на кольцо, которое ей дала Мойра. «В моём случае это действительно может случиться».

— Будем надеяться, что он закончит за день или два. Я не могу оставаться долго.

— А ещё говорят, что это я нетерпеливый, — заметил Чад.

Элэйн зыркнула на лучника:

— Она живёт только за счёт Мойры. Для неё это не вопрос желания.

Чад удивлённо поднял брови:

— О.

— Возможно, нам следует рассмотреть имеющиеся варианты, — предложила Айрин. — По крайней мере, мы можем разложить текущую ситуацию, что у нас есть, и что нам нужно.

Первым заговорил Сэр Сайхан:

— У нас есть Ланкастер, хотя он и изолирован в чужом мире. Никто нас здесь не достанет.

— Кроме АНСИС, если они вернутся, — указал Чад.

— Справедливый довод, — согласилась Айрин. — Здесь мы в относительной безопасности, но мы также ограничены в способности влиять на события в остальной части мира.

— А между тем на родине нас объявили преступниками, — заметила Элэйн. — И наша страна находится под управлением Тириона и Ши'Хар.

Мёйра покачала головой:

— Этого мы не знаем. Ариадна всё ещё Королева. Насколько нам известно, Тирион просто действует как её вассал.

— Ты действительно в это веришь? — спросила Алисса, до этого момента молчавшая.

— Мойра верит, — сказала Мёйра. — Она пристально наблюдала за ним во время одного из его визитов. Хотя она и не могла рисковать, вмешиваясь в его сознание напрямую, ей не показалось, что он пытался контролировать Королеву.

— Это мало помогает, — сказал Чад. — Получается, Королева просто сама по себе слетела с катушек.

— Я не согласна с её действиями, — сказала Айрин, — но политические факторы вынудили её так поступить. Вопрос в том, кто ввёл эти факторы, которые заставили её, и нас, оказаться в этой ситуации.

Керэн, заинтригованная, выпрямилась на своём стуле:

— Думаешь, кто-то работал за кулисами, и этот бардак был спланирован?

Айрин сжала губы:

— Возможно.

Сайхан вставил слово:

— Тогда вопрос в том, кому недавние события стали выгоднее всего?

— Тириону, — твёрдо сказал Чад.

— АНСИС, — парировала Алисса.

Линаралла негромко прочистила горло, привлекая их внимание:

— Вполне возможно, что ситуация была результатом действия случайных факторов. Особенно учитывая то, как трудно устроить что-то настолько маловероятное. Даже АНСИС не мог бы спрогнозировать все случившиеся хаотичные события.

— Ши'Хар Иллэниэл могли бы, — сделал наблюдение рэйнджер, уперев взгляд в Линараллу.

— Те, кто присутствуют сейчас — не могли, — сказала Линаралла, никак не показав, что от его ремарки ей неприятно. — Не думаю, что у Тириона есть эта способность, а Лираллианта наверняка всё ещё слишком молода. Я не могу исключить моих дальних предков, но не думаю, что они смогли бы устроить столь конкретные события, отделённые от них столь обширным промежутком времени. Инстинкты подсказывают мне, что это — результат естественного хаоса, а не намеренного планирования.

Чад пожевал последний кусок своего хлеба:

— Я скорее поверю в то, что эта лажа — просто результат глупости и совпадений.

Линаралла нахмурилась:

— Мне кажется, что ты только что перефразировал мои слова.

— Дурость бессмертна, — заявила Айрин, повторяя старый девиз отца.

Остальные засмеялись на это, но смех стих, когда Мёйра встала.

— Пойду посмотрю, что он написал.

— Там будет немного, — предостерегла Айрин. — У него ушло два дня только на то, чтобы начать.

— Мне всё равно. Мне нужно увидеть, — сказала Мёйра, и с этим покинула комнату, направляясь к лестнице, которая поднималась в комнату, где находился Мэттью. Керэн и Айрин встали, чтобы последовать за ней.

Чад покосился на кубок Элэйн, и потянулся к нему:

— Ну, если ты не собираешься допивать вино…

Когда Керэн и Элэйн нагнали Мёйру, то обнаружили, что та наклонилась, изучая лист, на котором всё ещё писал Мэттью. Керэн нахмурилась, увидев содержимое листа:

— Это не похоже на его почерк. Слишком неаккуратный. Что там написано?

Элэйн удивлённо посмотрела на неё:

— Ты не можешь читать?

Керэн пожала плечами:

— Я только-только научилась говорить на вашем языке. Письменность я ещё не освоила.

— Тогда откуда ты знаешь, что это не обычный его почерк? — спросила Элэйн.

— Потому что он меня учил, — ответила кудрявая девушка. — Я видела много сделанных им надписей. Его почерк мелкий и плотный, а сейчас — нет.

— Он спешит, — сказала Мёйра. — Прочитай.

Элэйн подошла, встав позади Мэттью, и начала читать вслух, для Керэн:

— Шлите Мёйру обратно. Скажи Мойре объединить Лосайон. Не ждите читать ос… — Она выпрямилась. — Пока что это всё.

— Вот и ответ для меня, — сказала Мёйра. — Керэн, ты можешь меня вернуть?

— Он же не закончил, — пожаловалась Элэйн.

— И так достаточно ясно. «Не ждите читать остальное», — сказала Мёйра. — Он думает, что у нас мало времени. Он знает, что у него может уйти слишком долго на то, чтобы всё написать. Остальное расскажешь мне через несколько дней.

Керэн кивнула:

— Я могу перенести тебя к границе, но нам понадобится Айрин или Линаралла, чтобы её пересечь. А потом я смогу телепортировать тебя обратно домой.

Айрин и Линаралла как раз вошли в комнату:

— Границу пересеку я. Нужно поупражняться. — Она состроила слегка кислую мину, покосившись на Линараллу. Её сестра-Ши'Хар овладела этими приёмами гораздо быстрее её.

Линаралла кивнула, и Керэн протянула руки остальным.

— А нам разве не следует сначала всем сказать? — спросила Элэйн.

Мёйра покачала головой:

— Вы с Линараллой им расскажете. Керэн и Айрин перенесут меня туда очень быстро, и потом вернутся. — Она замолчала, затем поправилась: — А вообще, Мойре может понадобиться их помощь, но я сомневаюсь, что это замёт много времени. — Потянувшись, она взяла Керэн за руку, и по её кивку Айрин сделала то же самое.

— Постойте… — начала возражать Элэйн, но троица уже исчезла. Она сжала губы, и посмотрела на Линараллу: — А нас одних оставили всё разгребать.

Ши'Хар нахмурилась:

— Разгребать?

— Нам придётся объяснить, куда они делись, и у каждого будет своё мнение. Если кто-то из них окажется несогласен, то будет винить нас за то, что никого не уведомили, — сказала Элэйн.

Линаралла пожала плечами, сознательно используя человеческий жест, чтобы выразить отсутствие у себя забот на эту тему. Внутри она почувствовала гордость за то, что вспомнила об этом элементе языка тела:

— Всё довольно просто. Мы лишь доложим о случившемся. Их решение было достаточно рациональным.

Элэйн вздохнула:

— Иногда я тебе завидую, Линн.

Глава 12

Айрин сумела открыть барьер легче, чем ожидала, и как только они оказались в Лосайоне, Керэн телепортировала всю троицу в мастерскую Мордэкая.

— Ты уверена, что охрана не доложит о нашем присутствии Тириону или Королеве? — с тревогой стпросила Айрин.

Мёйра кивнула:

— Она держит их под чётким контролем. Ну, всех кроме людей. Она избегает слишком сильно их менять.

— Слишком сильно? — сказала Керэн, подняв бровь.

На вид Мёйре было не по себе:

— Всякие мелочи, вроде стирания нескольких воспоминаний, если они видят то, чего видеть не должны.

— И это — мелочь? — с очевидной неприязнью заметила Керэн.

— Это — меньшее из двух зол, — сказала в свою защиту Мёйра.

Айрин подала голос, прервав спор в зародыше:

— Как мы проберёмся в дом, чтобы нас не увидели? Элэйн мы с собой не взяли.

— Нет нужды, — ответила Мёйра. — Она уже знает, что мы здесь. Я как раз с ней разговариваю. — Она постучала себя пальцем по виску.

Айрин нахмурилась:

— Мастерская укрыта уордами. Она не должна быть способна почувствовать нас здесь, не говоря уже о телепатической связи.

— Она не может ощущать нас напрямую, но наши телепатические навыки немного более продвинутые, чем вы, возможно, осознаёте… — проинформировала их Мёйра. Айрин побледнела, и Мёйра поспешила добавить: — Ты бы почувствовала, если бы одна из нас попыталась залезть тебе в голову… по крайней мере, поначалу.

Айрин вспомнила о предостережении её отца:

— Значит, сказанное Папой…

Мёйра кивнула, уже зная, что она имела ввиду:

— Он был прав. Если когда-нибудь выйдешь против мага Сэнтиров, бей на поражение. Манипулировать можно кем угодно, лишь бы времени хватило.

Айрин уставилась на Мёйру, внезапно неуверенная:

— Но единственная из ныне живущих магов Сэнтиров — моя сестра.

— Сёстры, — поправила Мёйра.

— Но ты бы не смогла, — начала Айрин, запинаясь. — Она нужна тебе, чтобы выжить, поэтому ты не смогла бы…

Дверь в мастерскую открылась, и Мойра вошла внутрь, закрыв её за собой:

— Смогла бы, — сказала она, отвечая вместо своей двойницы. — Она привязана ко мне только потому, что не обратилась ко злу. Если бы захотела, то смогла бы украсть у кого-нибудь из вас тело, и сделать его эйстрайлин своей. Но это было бы убийством.

Айрин побледнела ещё больше, но Керэн сбросила с себя тёмное настроение, и смело сказала:

— Зачем ты вообще говоришь ей такое? Даже если это правда, то только подрываешь доверие сестры к тебе.

Мойра улыбнулась:

— Потому что отца здесь нет, и хотя я думаю, что сейчас не опасна, я не знаю, будет ли это верно всегда. Каждый раз, когда я вынуждена… — она замолчала в поисках слов, — делать некоторые вещи, я становлюсь всё менее уверенной в себе.

Мёйра нахмурилась, затем перебила:

— Однако она не упомянула о том, что вложила в собственный разум запрет, не позволяющий ей лезть в голову родным.

— А ты уверена, что это сработает? — зыркнула Мойра на свою заклинательную двойницу. — То, что можно вложить, можно и убрать. Лучше не давать им ложное чувство безопасности. Я понятия не имею, что я смогу или не смогу сделать в будущем.

Керэн поёжилась, и пробормотала:

— А я-то думала, что это в моём мире жутко.

Мойра ухмыльнулась:

— И ты всё ещё хочешь породниться с нашей семьёй?

Выпрямившись, Керэн ответила:

— Если у меня и будут сомнения, то не из-за тебя.

— Довольно, — сказала Айрин. — Нам нужно сосредоточиться на насущных проблемах.

— Мёйра уже всё мне рассказала, — ответила Мойра. — Раньше я не была уверена, но послание Мэттью достаточно ясное. Я уже всё приготовила для плана.

— Что тебе нужно? — спросила Айрин.

— Просто позаимствовать Керэн на несколько минут. Портал во дворец усиленно охраняется. Если она сможет перенести нас в Албамарл, это всё упростит, — сказала Мойра. Пока она говорила, Мёйра шагнула ближе, и они слились воедино.

— И всё? Что ты собираешься делать? — с удивлением сказала Айрин.

— То, для чего наш отец всегда был слишком благородным, — сказала Мойра. — Возьму под контроль Королеву и, соответственно, страну.

— Не уверена, что Мэтт имел ввиду именно это, — отозвалась Айрин.

Керэн согласно кивнула:

— Это уже чересчур.

Мойра положила ладонь Керэн на плечо, и Айрин ощутила лёгкое движение эйсара, когда её сестра ответила:

— Конечно же именно это он и имел ввиду. Он знает меня лучше всех. Он в точности знал, к чему приведёт его послание.

На миг веки Керэн затрепетали, затем её взгляд прояснился:

— Ты права. Надо было самой догадаться.

Айрин широко распахнула глаза и раскрыла рот:

— Мёйра же сказала, что ты не можешь…

— Керэн — не родня… пока что, — перебила Мойра. — И, судя по всему, у нас мало времени. Не могу его растрачивать на споры.

Айрин полыхнула силой, и её щит начал усиливаться:

— Верни всё обратно, — предупредила она угрожающим голосом.

— Расслабься, Рэнни, — спокойно сказала Мойра. — Я почти ничего не сделала. Просто по-быстрому обошла спор. Всё с ней будет в порядке, но тебе наверное следует сказать ей уделить время работе над её щитами. Это оказалось проще, чем следовало бы.

— Верни обратно, Мойра, — повторила Айрин.

Мойра обнаружила, что начинает рефлекторно щуриться. Яркое свечение щита Айрин было невидимо обычным зрением, но мощь её эйсара была такова, что воздух вокруг неё начал плыть, как волны тепла в солнечный день. Резонанс от щита Мойра чувствовала буквально зубами. «Она сильная, как Отец», — осознала она, затем мысленно пожала плечами. «Я могла бы обойти щит, вот только есть риск, что она испепелит меня до того, как я с ней управлюсь».

Проверять свою теорию она не хотела. «Что бы ни случилось, родные стоят на первом месте», — повторила про себя Мойра.

— Расслабься, Рэнни, — уверила она сестру, а затем послала своей новой подручной безмолвную команду.

Керэн сфокусировала взгляд на Айрин:

— Сейчас вернуть. — После чего она покосилась на Мойру, и они исчезли, оставив Айрин одну в тёмной мастерской.

В воцарившейся тишине Айрин изо всех сил удерживала своё желание разнести вдребезги стены отцовской мастерской. Она усилием воли взяла свою силу под контроль, но прошло несколько секунд, прежде чем она осознала, что наполнявший воздух рычащий звук исходил из её собственного горла. Будучи одна, она наконец выплеснула своё раздражение потоком брани, некогда услышанной от Чада Грэйсона:

— Жабососная блядешлюха!

* * *

Керэн и Мойра появились в тенистом переулке, лишь за несколько кварталов от дворца в центральном округе Албамарла.

— Ты куда-то сюда хотела? — спросила Керэн.

— Именно, — понимающе посмеялась Мойра.

— Нелегко мне придётся, успокаивая Айрин, когда вернусь, — печально заметила Керэн.

Мойра кивнула:

— И не только её.

Керэн моргнула глазами, обрамлёнными кудрявыми, почти чёрными волосами:

— Чего?

— Я влезла тебе в голову, — проинформировала её Мойра. — Но это только временно. Ничего необратимого я не сделала. Когда вернёшься, моё влияние растает, и ты скорее всего окажешься чрезвычайно рассерженной.

Керэн казалась сбитой с толку:

— Не может быть, — пробормотала она, затем ощутила появившийся в её голове образ, который, как она знала, пришёл от её спутницы.

— Запомни это, — посоветовала Мойра. — Щит, способный остановить обычное нападение, не обязательно хорошо подходит для того, чтобы остановить кого-то вроде меня. Не важно, насколько он сильный — как только я найду закономерность или резонанс, я могу через него пройти. Тебе нужно постоянно менять его, почти случайно, если надеешься хоть сколько-нибудь меня удержать.

— Почему ты мне это показываешь?

«Потому что однажды тебе это может понадобиться», — подумала Мойра про себя.

— Научи остальных, и позаботься о том, чтобы вы в этом попрактиковались. А теперь ступай.

Керэн без колебаний телепортировалась обратно в мастерскую, где они оставили Айрин. Мойра осталась одна.

— «Ты никогда не бываешь совершенно одна», — передала изнутри неё Мёйра. — «Я тут тоже живу».

— «Не вмешивайся», — молча сказала Мойра.

— «Тебе не нужна моя помощь?»

— «Нет, это — моя работа», — ответила Мойра. — «Не хочу, чтобы ты замарала руки».

— «Почему?» — спросила Мёйра.

— «Кто знает, как это на меня повлияет? Если ты сможешь не запачкаться, как я, то будешь мне вместо совести».

Мёйру это утверждение не сильно порадовало, но она знала, что спорить бесполезно:

— «Как ты собираешься действовать?» — спросила она.

Мойра опустила руки, и разгладила свои длинные чёрные юбки бледными ладонями. На этот раз она оделась соответственно. Магический взор уже показывал ей несколько приближающихся крайтэков, шедших исследовать появление в этой области нового мага.

— Людей я трогать не буду, по возможности, но мне понадобятся солдаты. К счастью, Тирион предоставил мне идеальное решение.

— «Ты вообще не будешь трогать людей?»

— Кроме Королевы, конечно же, — объяснила Мойра, — и, возможно, нескольких дворян, если будет казаться, что они готовы восстать против новых приказов монарха.

— «Ты ведь осознаёшь, что никто не согласен с твоим планом, включая меня», — проинформировала её Мёйра.

— Кроме Мэттью, — поправила Мойра. — Он в точности знал, о чём я думала, уверена в этом.

— «Это неправильно».

— Ариадна потеряла право на свободу воли, когда решила пойти против моей семьи, — твёрдо заявила Мойра. — Но не волнуйся. Когда я закончу, она даже не осознает, что свободы воли у неё больше нет. — Она пошла в конец переулка, навстречу одному из наступавших в её сторону крайтэков. Будет проще взять под контроль сначала одного, чем сражаться с двумя сразу.

Внутри неё Мёйра с заворожённым ужасом наблюдала за трансформацией Мойры. Конечно внешне ничего не изменилось, но она могла видеть изменения в душей своей двойницы, когда ты приблизилась к имевшему человеческую внешность стражнику-крайтэку. Внутреннее «я» Мойры в одно мгновение превратилось во что-то тёмное, жёсткое, почти рептилоидное. Подняв руку, она потянулась невидимыми когтями к крайтэку.

Схватка была быстрой и брутальной, но бескровной — Мойра разорвала слабое место в простом щите крайтэка, и захватила его разум. Секунды спустя он уже был под её контролем, и с его помощью она быстро подчинила второго крайтэка. Затем она безжалостно сокрушила их души, поглотив их свободную волю и заменив её только что созданными по её образу и подобию заклинательными разумами.

В отличие от Мёйры, эти новые заклинательные двойницы были более независимыми. Мойра по сути убила крайтэков, отдав их тела и эйстрайлин своим новым слугам. Если в Албамарл вошёл один маг Сэнтиров, то теперь в тёмном переулке стояли трое. Призвав мысленный образ, Мойра придала своему эйсару форму, и накрыла себя иллюзией, придав себе внешность одного из стражников-крайтэков.

— Любого обладателя магического взора это не одурачит сколько-нибудь долго, — предостерёг один из её новых слуг.

Улыбаясь, Мойра ответила:

— Любой обладатель магического взора — это союзник, либо станет таковым.

— «Ты ведь имеешь ввиду крайтэков», — прояснила у Мойры в голове Мёйра. —«А что насчёт Коналла, Гарэса или Тириона?»

Мойра ответила вслух, чтобы её услышали слуги:

— Если встретим моего брата, то ему в голову не лезть. Вывести его из строя, даже если придётся понести потери. Жизней у нас в избытке, а вот братьев у меня только два. Гарэс — другое дело. По возможности его надо вывести из строя. Если это окажется слишком сложно, то уничтожьте его разум и принесите мне его тело. Из него выйдет мощный носитель.

— «Мойра!» — молча воскликнула Мёйра.

— «Заткнись».

Она продолжила:

— Тириона — схватить. Если возможно, я возьму Ши'Хар под контроль, но если он умрёт, то плакать по нему не буду. — Сказав это, Мойра вышла из тёмного переулка на свет, но дальше тьму понесла в своей душе.

Глава 13

Леди Роуз сидела в тёмном углу заведения Красного Тома, за столом, на который ей указали, когда она вошла. Перед ней был бокал дешёвого вина — несомненно лучшее, что у них было. Она отпивала маленькими глоточками, стараясь не морщиться от кислого вкуса.

Роуз чувствовала себя в этот день гораздо лучше, приняв ванну и одевшись в обновки. Она ухмыльнулась про себя, глядя на зелёную ткань своего платья. Оно было хорошо сшито, но качество материала было невысоким, и платье отличалось заметным отсутствием вышивки, отделки или кружев. «Несколько недель назад я бы скорее умерла, чем надела что-то подобное», — подумала она. «А теперь я просто радуюсь, что не выгляжу как прачка».

Она покосилась на своего сопровождающего, молодого человека по имени Глен. Тот был младшим сыном местного мясника, и не имел никакого опыта работы телохранителем, или вообще каким-либо слугой, если уж на то пошло. Его наиболее важным качеством было то, что завсегдатаям этого заведения он был незнаком. Если бы она наняла одного из обычных наёмников, то человек, с которым она собиралась встретиться, это бы понял. Глен помогал создавать иллюзию того, что у неё была какая-то власть и какое-то собственное влияние, помимо знакомых ей в Айвэрли людей.

Также помогал тот факт, что он был высоким, мускулистым, и в некоторой степени уродливым. Она понятия не имела, будет ли он полезен в драке, но сам факт скатывания ситуации к насилию уже будет означать её поражение. Глен был лишь элементом реквизита для играемой ею роли.

Сын мясника увидел, что она глядит в его сторону, и посмотрел ей в глаза, после чего с тоской покосился на бокал вина в её руке. Учитывая его роль, она не купила ему выпивки, и не позволила ему сидеть за одним с нею столом. Вместо этого он сидел за соседним, и выглядел как человек, которому неудобно и хочется выпить.

Однако Роуз не чувствовала себя виноватой. Она заплатит ему достаточно, чтобы он несколько дней пил сколько пожелает.

Ожидая, она наблюдала за помещением, гадая, кто были остальные посетители. Почти любой из них мог быть Роучем — она понятия не имела, как тот выглядел. Он вполне мог изучить её, прежде чем подойти для разговора.

Леди Роуз просидела так чуть больше получаса, прежде чем к ней подошёл маленький, стройный мужчина. Она уже приметила его ранее, пока он сидел у барной стойки, но его было легко сбросить со счетов. Он был низкого роста, с тонкими волосами, которые выглядели будто промасленными. В его одежде, в лице и фигуре не было ничего особенного.

Когда он отодвинул стул напротив неё, и развернул его спинкой вперёд, Глен предупреждающе встал, но мужчина даже не посмотрел на нависшего над ним мясникового отпрыска:

— Скажите своему псу сесть, иначе эта встреча закончится даже не начавшись.

Роуз кивнула Глену, и он уселся обратно.

— Ты примерно такой, каким я тебя и ожидала, — сделала наблюдение она.

Брови незнакомца поползли вверх:

— Редко такое слышу. Обычно люди говорят обратное.

— Готова поспорить, именно этого ты и добиваешься, — сказала Роуз.

— Придётся разочаровать вас, миледи, — сказал преступник. — Вы ожидали Роуча, но я — лишь его посланник.

Роуз отпила вина, и ответила:

— Очень в этом сомневаюсь.

— О? — с некоторым удивлением сказал её посетитель. — И что заставляет вас так думать?

— Роуч известен искусностью и эффективностью. В отличие от других людей в похожем положении, он создал себе репутацию человека более быстрого, более умного и более эффективного, чем его конкуренты, и, что важнее, чем его подручные. Иметь кого-то вроде тебя на службе шло бы вразрез с этой репутацией. Мне трудно вообразить, что в настолько маленьком городе есть два человека вроде тебя, — изложила Роуз.

— У вас богатое воображение, — сказал её гость, прежде чем потянуться через стол, и взять её бутылку с вином. Он перевернул сосуд, сделав крупный глоток.

Глен наблюдал за этим, и снова встал в ответ на это оскорбление:

— Следи за языком в присутствии леди, — предостерёг он.

«Отлично сыграно», — подумала Роуз, но одарила Глена суровым взглядом:

— Сядь, — приказала она.

Незнакомец улыбнулся, затем широко развёл руки, садясь с шутливым поклоном:

— Благодарю вас, миледи. Такая как вы, и с таким участием отнеслись к незначительному карманнику.

Роуз уставилась на него не мигая:

— Я просто не люблю, когда приходится искать замену хорошим помощникам.

Однако сын мясника воспринял свою роль слишком серьёзно. Шагнув ближе, он навис над мелким преступником:

— Я щас разберусь с этим выскочк…ой!

Его слова оборвались, когда у его горла появился клинок, сжимаемый тонкой рукой незнакомца. Бросив взгляд вниз, он увидел, что второй, более крупный кусок стали грозит его мужскому достоинству. Глен попытался шагнуть назад, но преступник отодвинул ногой стул прямо за спину рослому малому, заставив того споткнуться и тяжело опрокинуться на пол.

Низкорослый мужчина поднял стул, и снова сел чуть ли не раньше, чем Глен ударился об пол. Он снова глотнул из её бутылки, после чего поднял сосуд в её сторону, будто для тоста:

— Отдаю честь вашей наблюдательности. Вы не зря волновались за этого мальчишку больше, чем за меня. — Крупный нож исчез, а более мелкий кинжал покружился в его пальцах, прежде чем остановиться. Затем вор начал стричь им себе ногти.

Телохранитель Роуз встал, покрасневший и разгневанный, но она указала ему на стул, и он нашёл в себе достаточно сообразительности, чтобы на этот раз ей повиноваться. Затем Роуз подняла ладонь, и махнула официантке:

— Ещё одну бутылку, пожалуйста. — Пока служанка ходила за выпивкой, Роуз повернулась к гостю: — Ты лишь подтвердил свою личность.

— Думайте что хотите, — сказал преступник, но затем призадумался: — Вы это нарочно спланировали?

Она улыбнулась:

— Ты ужасно параноидален, даже с учётом твоей профессии.

Вор задумчиво посмотрел на свой кинжал, затем поднял взгляд на собеседницу:

— Вы очень рисковали, явившись сюда. Это — признак отчаяния.

Роуз ощутила пробежавший по её спине холодок. Она недооценила этого человека, и эта ошибка могла стать фатальной, учитывая тот факт, что против него она не имела ничего кроме блефа. На её лице ничего не отразилось, но её кисть чуть сдвинулась в сторону длинного зачарованного кинжала, скрытого в её юбке. «Ещё одна глупая идея», — напомнила она себе. Судя по только что увиденному, сидевший напротив неё человек мог во мгновение ока убить и её, и Глена. И даже не вспотеть при этом.

Будто подчёркивая свой аргумент, преступник крутанул маленький кинжал в руке, прежде чем заставить его исчезнуть столь быстрым движением кисти, что её глаза за ним не совсем смогли уследить.

— Почему бы нам не закончить с дерьмом, и не поговорить откровенно, — сказал вор. — В конце концов, вы уже догадались о том, кто я. Почему бы вам не сказать мне, кого вы представляете?

Не теряя самообладания, Роуз ответила:

— Мой наниматель — в Лосайоне, и большего мне говорить не позволено.

— Маловероятно, — отозвался Роуч. — Никто не послал бы женщину так далеко для попытки переговоров со мной. Есть гораздо более надёжные каналы.

— Манфрэд мёртв, — прямо заявила она, и вознаграждением ей стало выражение лёгкого удивления на лице незнакомца. — Обычные каналы более не удовлетворительны.

Роуч с задумчивым лицом подался вперёд, затем вздохнул:

— Я начинаю понимать, почему вы явились лично.

Роуз нахмурилась:

— Лично?

— Не прикидывайтесь, — сказал вор, затем запрокинул голову, и раскрыл рот в выражении деланного удивления: — Неужели вы думали, что никто кроме вас не умеет притворяться? О смерти Манфрэда я знаю уже больше недели, но ваше знание того же факта говорит мне о вас всё, что мне нужно знать, Леди Роуз.

— Ты ошибаешься.

Роуч осклабился:

— Не думаю. В Лосайоне не так много дворянок, которые осмелились бы отправиться сюда. Более того, вы в отчаянии, и лишены союзников и помощи. Ваша Королева объявила вас вне закона, и за вашу голову предлагается значительная награда. Зачем ещё вам приходить сюда, и пытаться мне лгать?

Лицо мужчины потемнело, когда он добавил:

— Мне не нравятся лжецы, миледи, даже если ложь срывается с губ кого-то столь прекрасного и умного, как вы.

— Награду предлагают не только за мою голову, — напомнила Роуз.

— Угрозы вам не к лицу, — сказал Роуч. — Вы — кошка без когтей. Вы могли бы кричать моё имя с каждой колокольни, и это не имело бы значения — только не здесь и не сейчас. Оглядитесь. Как думаете, кто все эти люди? Клиенты Красного Тома? — Он засмеялся. — Я могу порезать вашего паренька на кусочки, и кто-нибудь из них за мной приберёт. А потом я могу сделать с вами всё, что пожелаю, и никто слова не скажет. Вы здесь одна. Остался только один вопрос: можете ли вы предложить мне что-то более ценное, чем ваша голова.

Пока он говорил, мысли Роуз неслись вскачь, ища любое, абсолютно любое, средство исправить ситуацию. Ей нужно было больше информации для работы, и она мало знала о сидевшем напротив неё мужчине, помимо того, что успела понять благодаря недавним наблюдениям. Уверенно улыбаясь, она произнесла, ещё не до конца собравшись с мыслями:

— Ты говоришь очень похоже на Манфрэда. Ты что, действительно настолько уверен в себе? Ему это не сильно помогло.

Роуч какое-то время молчал, пристально глядя на неё, но его взгляд предал его на секунду, метнувшись в сторону, чтобы оглядеть помещение:

— Это очень дерзко с вашей стороны — пытаться давить дальше, когда ваш блеф уже раскрыли. Вы уверены, что хотите попробовать со мной эту тактику?

Она снова наполнила свой бокал, радуясь тому, что её рука не дрожала, затем отпила, и ответила:

— Ты уже догадался, кто я, и ты знаешь мою репутацию. Не будь дураком. Ты знаешь, кто мои друзья и, что важнее, ты знаешь, на что они способны. Если ты действительно думаешь, что я пришла сюда без защиты, то можешь проверить эту теорию, но за последствия я не отвечаю. Будет неприятно, если мне придётся искать кого-то другого для ведения дел.

Пока она говорила, Роуч наблюдал за ней, тихо впечатлённый её игрой. Её слова заставили его призадуматься, поскольку во время их беседы он осознал, что имеет дело с кем-то, чей ум не уступал по остроте его собственному. Это само по себе было ему в новинку, и, в совокупности с его врождённой осторожностью, это вызывало у него желание ей поверить — но из низов он пробился именно благодаря рискованным действиям. Роуз Торнбер стоила очень много денег.

Он решил проверить её блеф, и почувствовал знакомую радость наполнившего кровь адреналина. Мышцы его тела почти неуловим напряглись, он приготовился к броску. Он во мгновение ока перешёл из сидячего в стоячее положение, а потом уже полетел по воздуху в прыжке с переворотом, который должен был заставить его оказаться позади телохранителя.

Это произошло так быстро, что у Роуз не было возможности отреагировать — даже её глаза едва поспевали за его движениями, а её сердце подскочило, когда она увидела летящего по воздуху Роуча, со сверкающей в его руках сталью.

* * *

— Она умрёт.

Я проигнорировал этот голос. Это был лишь очередной вестник моего грядущего безумия. Сперва я думал, что это Пенни, шепчущая мне из той щели, которую она занимала в моём сердце, но со временем я пришёл к выводу, что это была не она.

— Разве ты не хочешь что-нибудь сделать? — предложил он.

«Нет», — предостерёг я себя. Голос всегда искушал меня что-то предпринять. Он был каким-то образом связан с унаследованным мною даром, но ничего хорошего в нём не было. Сперва он был неосознанным, почти подсознательным, но теперь он присутствовал постоянно, и его было легко услышать — как друга, шепчущего мне на ухо. И он всегда подталкивал меня к действиям.

Но с каждым действиям сила во мне росла. Вскоре я более не смогу её сдерживать. Вот, почему я пришёл сюда. Или, точнее, поэтому я создал это место — пустой карман, скрытый между измерениями.

После спасения моих детей я продолжил свою миссию по искоренению АНСИС в моём мире. Достиг ли я успеха — то было спорным вопросом, но постепенно я начал осознавать, что каждое использование моей силы делало её мощнее, и голос становился громче. Он снабжал меня подсказками и знаниями, рассказывал о расположении скрытых мест, где АНСИС считал себя в безопасности.

И некоторое время я слушал, с радостью принимая его помощь и уничтожая их на каждом шагу. Однако в конце концов я осознал его намерения. Он подстрекал меня, подталкивал к всё большему использованию силы, чтобы ускорить наступление конца.

В моей голове мелькнул образ — я увидел прыгнувшего из-за стола мужчину с парой кинжалов в руке, но целью его была не Роуз, а сидевший рядом с ней крупный мужчина. «Он не её убивать собирается», — молча подумал я.

— И что, как ты думаешь, будет после того, как он убьёт её телохранителя? — спросил голос. — Мне показать?

«Нет!» — закричал я у себя в голове.

— Разве ты не хочешь её спасти? Ты же любишь её.

— Если я это сделаю, она всё равно умрёт, — наконец ответил я, произнося слова в сияющую вокруг меня пустоту. — Все умрут. Они в безопасности лишь до тех пор, пока я остаюсь здесь.

— Это совершенно не правда, — возразил мой невидимый соперник. — Начавшийся в тебе процесс нельзя повернуть вспять или остановить. Даже если ты будешь бездействовать, твои попытки удержать силу лишь немного замедлят ход событий. С тем же успехом ты можешь делать всё, что пожелаешь — пока ещё можешь.

— Если это случится здесь, то не повлияет на них, — отозвался я.

До моих ушей донёсся лёгкий смех:

— В этом ты ошибаешься.

— Я не принимаю советы от таинственных духов, — ответил я. — Я уже давно это для себя решил.

— Это можно исправить.

Моя крошечная личная вселенная исчезла, сменившись обшитым деревянными панелями кабинетом. Агония, вызываемая усилиями по сдерживанию моей силы, также исчезла, заставив меня с облегчением ахнуть. Опустив взгляд, я увидел, что моё тело было примерно таким, каким я его помнил, до моей трансформации.

Центральную часть помещения занимали два больших мягких кресла со столиками рядом с ними, а вдоль стен стояли забитые книгами полки. В одном из кресел сидел человек, потягивавший чай из чашки, и поглядывавший на меня из-под оправы своих очков.

— Так лучше? — спросил он. Его лицо было знакомым, но я понятия не имел, кто он такой. Было такое чувство, будто мне следует знать его имя, но моя память на эту тему совершенно отсутствовала.

— Это всё не существует, — прямо сказал я.

Он кивнул:

— Как и ты, и твой мир, и даже я, если уж на то пошло. К чему ты клонишь?

Я поморщился. Я был не в настроении углубляться в эти философские дебри:

— Я сейчас не в духе для софистики. Кто ты такой? — потребовал я.

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, — сказал знакомый незнакомец.

— Иди на хер, — ответил я. — Я не терпел таинственных недоговорённостей от моего ныне покойного заклинательного двойника, Брэксуса, и уж тем более не буду терпеть их от тебя. Отвечай по делу, или вали отсюда.

Человек нахмурился, и поставил чашку на столик:

— Раз уж ты настаиваешь на том, чтобы вести себя неприятно — имени у меня нет. Доволен? Может, раньше оно у меня было, но я давно об этом забыл.

— Тогда что ты такое? — спросил я.

— Я мог бы сказать «Бог», но это на самом деле не подходит. Я также мог бы сказать, что я — это ты, но это не передало бы то понимание, которое тебе необходимо. «Сновидец» наверное подойдёт, но я предпочитаю думать о себе как об авторе, или, возможно, рассказчике, — ответил он.

Я раздражённо фыркнул:

— Автор бы придумал имя получше. Я буду звать тебя просто Тимом.

— Как хочешь.

— Итак, исходя из твоих слов, ты хочешь сказать, что мир — это лишь сон, который ты видишь. Верно?

Тим кивнул:

— Это — наиболее простое описание.

— А я тогда что? — спросил я.

— Часть этого сна.

— Какой же ты извращённый сукин сын, — обвиняюще сказал я, не трудясь скрыть свой гнев.

Он слегка ухмыльнулся:

— На самом деле не могу с этим спорить.

— Если ты — Бог, то ты в ответе за всё это — за всё страдание, за всё зло, за все смерти. Зачем ты насылаешь на нас это всё?

— Это так, — признался он. — Я также в ответе за твою семью, твою любовь, за каждый восход… за каждую каплю радости в твоей жизни.

Глядя на него, я почувствовал печаль, или, быть может, тоску, и любопытство начало брать надо мной верх:

— Главный вопрос — зачем. Зачем тебе всё это делать? Если ты настолько могущественный, то почему ты всё не исправишь? Зачем заставлять людей страдать?

— Хотел бы я дать тебе ответ, — ответил он. — Я целую вечность наблюдал за тобой, и за подобными тебе, и всё ещё не знаю ответа. Думаю, когда-то я надеялся, что это наблюдение наконец откроет мне тайну, но в какой-то момент я сдался. Я больше не верю, что ответ существует. Всё, что мы можем сделать — это по максимуму использовать то, что у нас есть.

Перед лицом того, кто заявлял о своём всемогуществе, я обнаружил, что от его ответа у меня кислый привкус во рту:

— Тогда забудь о вопросе. Ты всё ещё можешь что-то сделать. Ты мог бы искоренить страдания.

— А мог бы? — спросил он, улыбнувшись краешком губ. — Сам увидишь, когда придёт твоё время.

— Моё время?

Тим кивнул:

— То, что с тобой происходит — это не конец, по крайней мере — для тебя. Разрушение положит конец мне и всем моим своенравным, упрямым снам — кроме тебя. Оно также станет новым началом. Новый мир будет результатом твоих снов, а я, будем надеяться, наконец обрету покой.

С этими словами я наконец осознал его мотивы:

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил. Вот, в чём всё дело, верно? Ты хочешь всё бросить, поэтому подталкиваешь меня устроить этот твой конец света.

Он вздохнул, затем взял чашку, и сделал ещё глоток:

— Я бы не стал утверждать столь категорично. Скажем так, я не против. Однако поскольку ты уже начал процесс, я не вижу причины откладывать его завершение.

Тут мне в голову пришло кое-что ещё:

— Значит, ты так сюда и попал? Ты когда-то был как я?

Тим пожал плечами:

— Наверное, хотя, если честно, мои воспоминания о прошлом времени в лучшем случае расплывчатые.

Пока я жевал губами, мне в голову пришла ещё мысль:

— Предположим, что это случится.

— Ещё как случится, — сразу же сказал он.

Я в нетерпении махнул на него руками:

— Предположим, я в это поверил, на минутку. Что если я воссоздам этот мир? Я смогу исправить все моменты, где ты облажался?

Он пристально посмотрел на меня, пронзая меня взглядом и вызвав внезапный укол печали в моём сердце:

— Что ты на самом деле хочешь спросить, так это то, можешь ли ты вернуть своих друзей, жены, отца, и всех, кого потерял.

Я ответил в свою защиту:

— Ну, в числе всего остального, но — да.

— Нет, не можешь, — честно ответил он.

— Почему нет?

— Когда ты ложишься спать, выбираешь ли ты свои сны? Можешь ли ты ими управлять? — отозвался он. Когда я промолчал, он продолжил: — Я тоже не могу.

Разволновавшись, он встал, и подошёл ко мне — его тело смазалось, его лицо изменилось, и передо мной стояла Пенни, глядя на меня сверху вниз:

— Думаешь, я смогла бы добровольно покинуть тебя, или наших детей? — Секунду спустя её место занял Дориан: — Думаешь, я стал бы добровольно страдать, если бы мог этого избежать? Или что я оставил бы Роуз другому мужчине? — Дальше появилось лицо, которое я видел лишь на картине — Элейна ди'Камерон, моя давно почившая мать. В её глазах стояли слёзы: — Разве я бросила бы добровольно моего единственного ребёнка?

Они появлялись и исчезали, один за другим, оставляя свои вопросы висеть в воздухе подобно обвинениям.

— Прекрати, пожалуйста. Довольно, — взмолился я. Боль в моей груди была невыносимой.

Его тело снова изменилось, и передо мной стоял Маркус. Вернувшись к своему креслу, он сел, и поднял чашку. Он понюхал её, затем с отвращением скривил губы. После чего махнул рукой, заставив чашку исчезнуть. Миг спустя её сменил бокал вина.

— Так-то лучше. — Он сделал большой глоток из бокала. — Если уж заниматься этим, то хотя бы под хорошую выпивку.

Сморгнув слёзы, я не мог не спросить:

— Это правда ты?

Ироничное выражение лица моего лучшего друга было именно таким, каким я его помнил:

— Ага, к сожалению — да, за что спасибо твоему упрямству. Судя по всему, ты только меня и готов слушать, что является нелестной характеристикой твоей рассудительности, могу добавить.

— Но это не можешь быть ты. Это — какой-то сон, или иллюзия, — сказал я ему, но напоминание было для меня самого.

— В том-то и суть, дуболом, — сказал Марк. — Ты хоть и гений, но сейчас тупишь не по-детски.

Я знал, что это всё ещё был незнакомец, но его слова, его голос, его манеры — это всё был Марк.

— И в чём смысл напяливания на себя ложных личин? — возразил я.

— Они не ложные, — сказал Марк. — К сожалению, они весьма настоящие. Это действительно я — плюс бессчётное число других людей. Просто так получилось, что в данный момент именно я за главного.

Прищурившись, я немного подумал:

— Если это действительно ты, то помоги мне. Останови то, что со мной происходит.

Марк осушил бокал до конца, после чего опустил взгляд:

— Не могу. Это — тот кусок мозаики, которого тебе не хватало. Если закрыть глаза на разговоры о божественности и прочей чепухе, я по сути бессилен. Я могу делать почти что угодно, здесь и сейчас, в этот крошечный миг, но в том, что ты считаешь настоящим миром, я почти ничего не контролирую. Сновидец — это действительно наилучший термин. Мир — это я, а я — это мир, включая тебя, но события просто идут сами по себе. Вот, почему я не против умереть. Каждый миг, каждая жизнь, каждая радость, печаль… всё, хорошее и плохое — это мои переживания.

— У тебя наверняка есть какая-то возможность что-то меня, — настаивал я.

Он поднял на меня взгляд из-под слегка растрёпанных волос:

— Это как писать рассказ, или видеть что-то во сне. Можно подталкивать события в ту или иную сторону, но и только. И чего я точно не могу изменить, так это тебя. Ты зашёл слишком далеко. Сила внутри тебя — это значительная часть меня, и по мере её роста я слабею. В конце концов она меня уничтожит, и из тебя появится новый мир, как появляется бабочка из кокона.

— Ладно, — наконец сказал я. — Что я, по-твоему, должен делать? И я имею ввиду именно по-твоему. Мне плевать, что думает остальной мир.

Мой старый друг взял бутылку, и, обходясь без бокала, глотнул прямо из горлышка, после чего протянул её мне. Я последовал его примеру.

— Ну, ответ всё тот же, с кем бы из нас ты ни говорил.

— Ты знаешь меня лучше других, — отозвался я. — Ты знаешь, чего я хочу.

— Это ты заполучить не сможешь, — серьёзно сказал он, и посмотрел мне прямо в глаза: — Тебе следует по возможности наслаждаться оставшимся у тебя временем. Делай что хочешь, спаси Роуз, но в конце концов наступит конец. Его не избежать. Верь Мэттью.

Зная его почти всю жизнь, я уловил сделанный им на некоторых словах акцент. В конце концов. В моём сердце затеплилась надежда, но затем его лицо растворилось, и вернулся Тим.

— Ну, ладно, хватит, — сказал Тим. — Не слишком вслушивайся в его слова.

Я презрительно глянул на него:

— В следующий раз тебе следует быть осторожнее с тем, кому ты позволяешь разговаривать.

Тим будто забеспокоился:

— Ты только сделаешь всем хуже.

— Он не стал бы мне лгать, — отозвался я, — и я уже знаю, что ты никак не сможешь меня остановить.

— А если я буду держать тебя здесь? — подал он мысль.

Освободившись от затмевавшего мои мысли отчаяния, я приметил, какие он выбрал слова:

— Ты не можешь, как и не можешь лгать. Иначе ты не высказал бы это в форме вопроса.

— Я знаю, о чём ты думаешь. Это — плохая идея, — предостерёг Тим.

Улыбаясь, я ответил:

— Хорошая, плохая — во сне это всё вопрос точки зрения, верно? Ты совершенно ясно дал это понять. — Поискав внутри себя, я нашёл скрывавшуюся внутри меня боль, и коснулся её, позволяя силе напомнить меня. Она прорвала моё сознание, обжигая душу так, будто я сгорал изнутри. Приложив усилие воли, я растворил окружавшую меня иллюзию, а потом то же самое сделал с укромным убежищем, которое я ранее себе создал.

Снова появившись в Лосайоне, я растянул время, пока мир не остановился, а потом взмыл в воздух, направляясь к Айвэрли.

Глава 14

Роуз потянулась к длинному ножу в ножнах на её ноге, но чувствовала себя так, будто двигалась в воде. Она опаздывала, а Роуч двигался слишком быстро. Глен умрёт ещё до того, как она успеет вскочить на ноги.

Затем мир исчез, уничтоженный обжигающей вспышкой света, сопровождавшейся звуком, который был слишком громким для слуха. По помещению прошлась волна давления, отбросившая Роуча назад прямо в полёте. Преступник пролетел на другой конец помещения, через барную стойку, и врезался в стену. Ударная волна также сбила с ног большинство завсегдатаев, хотя Роуз она будто не тронула.

Бросив взгляд через плечо, Роуз увидела, что дверь в заведение Красного Тома исчезла вместе с частью стены. Улица снаружи дымилась. «Молния?» — подумала она. «Нет, слишком большое совпадение». Повернувшись обратно, она увидела, что завсегдатаи поднимаются с пола. Они были ошарашены и испуганы, но в остальном невредимы. Роуч выбирался из-за стойки, по его голове стекала струйка крови.

Быстро соображая, она поняла, что надо делать.

Роуз осталась сидеть, сохраняя собранное и бесстрастное выражение лица. Когда Роуч пошёл к ней, держа новые кинжалы — старые он потерял — в руках, она отпила вина. Когда она посмотрела на него, её взгляд был холодным.

— Хочешь ещё раз испытать удачу? — спокойно сказала она.

Жилистый вор поглядел на неё, и его лицо начало бледнеть. Убрав оружие, он подобрал лежавший поблизости стул, и снова уселся напротив неё:

— Чем я могу помочь?

— Поскольку ты вынудил меня к столь неприятным действиям, боюсь, что природу наших отношений придётся изложить предельно ясно, — сказала ему Роуз. — Теперь ты работаешь на меня.

Роуч кивнул:

— Что вам нужно?

— Во-первых, мне нужно найти кое-каких людей. Две женщины, явившиеся в Айвэрли скрываться… — начала она.

На лице её нового сообщника отразилось замешательство:

— Вы пришли ко мне, чтобы отыскать пропавших людей? Я не ослышался?

Роуз не стала утруждать себя ответом, выражения её взгляда хватило.

— Они, наверное, очень важны, — наконец сказал Роуч, — и вы ищите их без привлечения Виконта.

Её брови поползли вверх:

— Ты уже упоминал о награде за мою голову.

— В Лосайоне, — парировал вор. — Мне доподлинно известно, что у вас хорошие связи с Королём Гододдина.

— Железная Королева важнее. Если я поставлю Николаса в неудобное положение, то как думаешь, кого он поддержит? — спросила Роуз. — Лучше не испытывать наши с ним отношения. Свои проблемы с Королевой я решу сама.

— Справедливо. Как они выглядят? Мне нужно хорошее описание, чтобы мои люди могли их найти.

— Одна — молодая, со светлыми волосами и привлекательным лицом, вторая — постарше, ближе к моему возрасту, с более тёмными волосами. Они живут под вымышленными именами, но в городе появились со скромной суммой денег. Они наверняка нашли жильё, и тихо живут, не привлекая внимания, — объяснила Роуз.

Роуч нахмурился:

— Этого как-то маловато.

— Я в тебя верю, — с некоторым сарказмом сказала Роуз.

— И какие у вас на них планы? Планируете заставить их исчезнуть окончательно?

Она поморщилась:

— Я хочу им помочь. Позаботься о том, чтобы твои люди не выдали их, когда найдут. Мне нужно будет увидеться с ними наедине.

Тут в помещение ворвался Красный Том, от вида разрушений на его лице появилось ошарашенное выражение. Когда к нему вернулся дар речи, он заревел:

— Что ту, чёрт побери, случилось?! — К тому времени все остальные уже покинули здание, поэтому он подошёл к Роуз и её собеседнику.

Том гневно посмотрел на Роуча:

— Я позволил тебе временно воспользоваться залом, я не ожидал такого! Кто оплатит ущерб?

Роуч пожал плечами:

— Это форс-мажор. Я не виноват в том, что в твоё заведение ударила молния.

Роуз также ответила, повернув тонкий палец в сторону Роуча:

— Он заплатит.

У вора отвисла челюсть, и он указал на себя, одними губами произнеся: «я?». Роуз искусно выгнула бровь, и преступник поспешно ответил:

— Это я виноват. Я расплачусь, Том.

* * *

Демонстрируя притворный интерес к розам, Коналл жалел, что не может быть где-нибудь в другом месте. Посвящение в рыцари и получение звания Защитника Королевы оказалось отнюдь не таким захватывающим, как он изначально думал. Ариадна, Железная Королева и единоличный правитель Лосайона, стояла в нескольких футах, разглядывая растения и иногда отпуская замечания касательно их цвета. Коналл с трудом удерживался от зевания.

Несмотря на впечатляющий титул, он чувствовал себя в эти дни как практически один из придворных, и, учитывая положение его семьи, не мог не задуматься, не тратит ли он зря своё время. «Папа вне закона, Мамы не стало, Мойра под домашним арестом, и кто знает, где сейчас Мэттью и Айрин», — думал он, в тысячный раз перечисляя у себя в уме. «А между тем я прогуливаюсь по садам». Он чувствовал себя бесполезным, чему не помогал тот факт, что брат и сёстры считали его предателем семьи. «Может, я такой и есть».

Он всегда восхищался отцом. С юных лет все ему постоянно говорили, что его отец был живой легендой, а рассказы о его битвах и противостоянии с Тёмными Богами и шиггрэс были слишком невероятными, чтобы не оставить на Коналле свой след — но в конечном итоге его папа был просто человеком. Коналл слишком хорошо это знал. Он вырос с отцом под одной крышей, но подростковый возраст миновал, и Коналл осознал, что его отец во многих отношениях был зауряден, и что у него было полно изъянов.

А вот Дориана Торнбера Коналл никогда не знал, и потому рассказы о нём впечатляли его гораздо сильнее. Поначалу он мечтал стать рыцарем, и рождение магом показалось ему довольно тусклым моментом. Лишь войдя в силу он осознал, насколько это лучше, но благородство рыцарей из историй он всё ещё романтизировал.

Теперь он был и магом, и рыцарем, воплотив свою мечту — и это было чертовски скучно. Соответственно, вместо наслаждения цветами он обнаружил, что постоянно пересматривает шаги, которые привели его к нынешнему положению, заново обдумывает свои решения, и гадает, не следовало ли ему где-то поступить иначе. Его решения на каждом повороте казались хорошими и правильными, но он всё равно чувствовал вину.

— Тебе скучно?

Коналл резко сфокусировал взгляд, и обнаружил, что Ариадна смотрит на него:

— Нет, конечно нет, Ваше Величество.

Королева слегка зарычала.

Он поспешно исправил своё заявление:

— Нет, конечно нет, Ари. — Она неоднократно говорила ему расслабиться в её присутствии, когда больше рядом никого не было. Он оглянулся на следовавших за ними людей — два стражника, курьер, и две фрейлины — и все они находились за пределами слышимости.

— Даже будь они ближе, слуги не считаются, — напомнила она ему. — И тебе определённо скучно. О чём ты думаешь?

Коналл пожал плечами:

— Ни о чём важном.

Ариадна сжала губы:

— Ты волнуешься о родных.

Он промолчал. Коналл был достаточно искушён в придворных фразах, но уклоняться от ответа ему всё ещё было очень трудно.

— Я тебя не виню, — провозгласила она. — Я тоже о них волнуюсь. Себя винишь?

Коналл с удивлением посмотрел на неё:

— Да, нет… наверное, не знаю. Я не вижу, что где-то поступил неправильно, но всё равно…

— Умножь это на тысячу, и ты поймёшь, что чувствует король, — ответила она. — Твоей вины ни в чём нет. Ты лишь действовал согласно своей совести.

Её утверждение было поучительным, и он внезапно почувствовал себя эгоистичным за эгоцентричные мысли. Пытаясь улучшить ей настроение, он ответил:

— К тебе это тоже применимо.

Ариадна покачала головой:

— Совесть — единственное, что не может себе позволить монарх, однако она у меня есть, и она меня мучает. Но я не следовала её велениям — иначе твой отец никогда бы не попал в тюрьму, и не был бы осуждён.

— Но…

— Она подняла ладонь:

— Я не оправдываюсь. Если бы я действовала по зову совести, то вполне могла бы перестать быть Королевой, и кто знает, в каком состоянии сейчас было бы королевство.

— Прости, — попросил он прощения. — Я не хотел…

— Я просто хочу, чтобы ты знал — я понимаю, что ты чувствуешь, — продолжила она. — Я делала то, что считала необходимым, хотя это и требовало от меня идти против совести. Что важнее, это значит, что ты разрываешься между верностью и совестью. Ты теперь не в ладах с семьёй. — Ариадна подошла ближе, впившись в него взглядом: — Тебе не обязательно это делать. Ты можешь уйти домой. Земли я у тебя не отберу. Тебе не обязательно быть здесь. Тебе не обязательно активно меня поддерживать. Будь у меня выбор, я бы ушла с тобой.

На миг у него перехватило дыхание. От выражения её взгляда у него разрывалось сердце. Она не могла это сказать, не могла даже показать это на лице, но глубоко в её глазах он чувствовал боль, созданную её внутренним конфликтом. Это была та же боль, что и у него, вот только у Ариадны не было выбора. Королева была пленницей, закованной в золочёные цепи и внешние атрибуты власти.

А если он всё же уйдёт, как долго она продержится? Как бы он ни уважал силу Тириона, Коналл доверял ему не больше, чем доверял его отец. Без поддержки Коналла, и, возможно, поддержки Гарэса Гэйлина, что помешает Тириону подмять Королеву под себя? Отдалив от себя большую часть семьи Камерон, она могла положиться лишь на Тириона и Гарэса, чтобы не дать дворянству свергнуть её.

Переполненный эмоциями, Коналл почувствовал, как увлажнились его глаза. Упав на колено, он взял её за руку, и склонил голову:

— Никогда, — сказал он почти хриплым голосом. — Когда я приносил клятву, я говорил серьёзно. Я — ваш человек, до мозга костей, Ваше Величество. Пока я жив, вы никогда не будете одни. Моя сила, мой меч и моя магия — ваши, и вы можете положиться на них, чтобы ни случилось. Телом и душой я — ваш, ни в огне, ни в буре я вас не брошу.

После его провозглашения Ариадна какое-то время молчала, а когда он наконец поднял взгляд, то увидел на её лице хмурое выражение.

— Довольно, — сказала она ему. — Мне нужен друг, а не очередной вассал. Прекрати напоминать мне о короне, которую я вынуждена носить.

Коналл снова встал, чувствуя себя несколько глупо:

— Я — твой друг, но всё сказанное мной — правда. Не забывай.

Она улыбнулась:

— Не забуду. Спасибо. Мне действительно лучше.

Тут он заметил нечто странное:

— Ты что, позвала ещё стражи?

Королева покачала головой:

— Нет, а что?

— Несколько особых стражников Тириона только что вошли в сад, — сказал Коналл. — Вон за теми деревьями. Идут в нашем направлении. — Он указал в дальнюю часть сада.

Она нахмурилась:

— Крайтэки?

Коналл кивнул.

— Тирион с ними?

— Нет.

Ариадна приняла задумчивый вид:

— Это странно, но он мог послать их с личным известием.

— Это кажется возможным, — согласился Коналл. — Но зачем посылать пятерых? Нет, постой… семерых. Ещё двое вошли с южного конца сада.

— Узнаем, когда они сюда дойдут, — сказала Ариадна, выпрямила спину, и разгладила юбки.

Коналлу это не нравилось, и он не стал себя утруждать испрашиванием разрешения, прежде чем создал два щита: один — вокруг себя, а второй — вокруг Королевы. Они были невидимы для обычного зрения, и она всё равно их не могла заметить, если только не сдвинется с места.

Когда крайтэки подошли минуту спустя, они выглядели спокойными. Они не были укрыты щитами, и не показывали никаких видимых признаков использования силы, но Коналл всё равно им не доверял. Они продолжали стоять разрозненно, будто прикрывая все возможные пусти отхода.

— Тирион хочет вас видеть, — объявил тот, что был посередине.

Другой бросил взгляд на Коналла:

— Не нужно занимать защитную позицию. Мы все служим одной и той же Королеве.

Ариадна ответила:

— Передай мне его сообщение, и я реши, следует ли ему меня видеть. Королеву нельзя к себе вызывать. Вашему господину нужно улучшить ваше обучение в делах человеческих.

Первый из говоривших ответил:

— Прошу прощения, Ваше Величество. Мы действительно невежественны относительно ваших обычаев. К сожалению, я не знаю, о чём он желает с вами поговорить — я знаю лишь то, что он ждёт в зале совета.

Королева вздохнула:

— Может, я всё же уступлю ему в этот раз. — Она покосилась на Коналла, и он увидел в её взгляде неуверенность.

— Мы сопроводим вас к нему, — ответил крайтэк.

У Коналла затрепетало нутро. Он знал, что-то было неправильно, но с семью крайтэками он в одиночку справиться не мог. Они были созданы для боя, лишены страха и колебаний, а он… глубоко в душе он знал, что является лишь мальчишкой, который притворяется защитником. Он спас Королеву один раз, но то было в спешке и хаосе — у него не было времени подумать. Бездумная самозащита — совсем не то же самое, что холодно выйти против превосходящих числом врагов.

Если он позволит им увести её, то будет в безопасности. Они скорее всего не начнут бой, если могут этого избежать. «И они — слуги Тириона. Они же никак не могут желать Королеве зла… или могут?». Естественно, то была трусливая мысль. Он был не настолько глуп. Он чувствовал это всем сердцем. На его висках проступили бисеринки пота, его сердце застучало быстрее, и несмотря на прежние схватки, он почувствовал, что цепенеет от ужаса. «Я не хочу умирать».

Ариадна попыталась шагнуть, и остановилась из-за установленного вокруг неё щита.

— Коналл, помни мои слова. Ты можешь идти домой. Убери щит, чтобы я могла пойти к Герцогу. — Её голос был спокоен, но взгляд был напряжённым, будто она умоляла его.

«Она хочет, чтобы я спасался», — осознал он. «Что делать?». Отец всегда наставлял его держать голову ясной в бою, но его голова была не просто чистой, она была совершенно пустой. Он не мог думать.

— Щит, Коналл, — повторила Ариадна.

Он сорвался — страх и ужас толкнули его на чисто инстинктивное действие. Вместо того, чтобы опустить щит вокруг родственницы, он опустил свой собственный. Когда он это сделал, то ощутил, как крайтэки начали собирать свой эйсар, но он уже бил по ним своей собственной силой, превращая некогда использованный на щит эйсар в подобные стрелам разрушительные снаряды. Они метнулись прочь, и некоторые из них нашли цели, пробив тела троих крайтэков.

Четыре оставшихся крайтэков отреагировали почти мгновенно, работая согласованно. Один из них произнёс слово, быстро погрузив ближайших стражников и слуг Королевы в сон. Двое сжали Коналла своей силой в поспешной попытке задавить его, а последний начал формировать заклинательное плетение, чтобы вывести его из строя более перманентным образом.

Троих могло бы хватить, но попытка удержать его лишь двумя была ошибкой с их стороны. Страх Коналла пропал, превратившись в слепую ярость — его сила всплеснулась, разбивая щит, которым его окружили. Двое державших его крайтэков отступились, оглушённые откатом от сломанной магии. Коналл прыгнул вперёд, плавно выхватывая из ножен меч и рубя им наполовину сформированное заклинательное плетение, прежде чем вонзить оружие крайтэку в грудь.

Тут что-то ударило в него, и он покачнулся. Он не уследил за тем крайтэком, который погрузил слуг в сон. Повернувшись, он послал в его сторону удар золотистого пламени, но его огненная атака была отражена наскоро возведённым щитом. За этой защитой его последний враг начал собирать сплетённый из заклинаний щит, который Коналл не смог бы пробить магией.

Его уши наполнились рёвом, хотя Коналл не знал, шёл ли звук изнутри, или от кого-то внешнего источника — и ему было всё равно. Сфокусировав свою силу, он пробил щит крайтэка, одновременно меч в воздухе подобно копью. Когда щит распался, его зачарованный клинок разрубил заклинательное плетение, и вонзился крайтэку в сердце.

Однако он ещё не мог перевести дух. Те двое, что были оглушены откатом, могли прийти в себя в любой момент. Когда он развернулся, его накрыла тень. Посмотрев вверх, Коналл увидел пролетевшее над ним массивное тело Каруина, который после этого приземлился рядом. «Она его вызвала», — осознал он, чувствуя облегчение. После приземления дракон сделал два шага в сторону людей, намеренно наступая на двух всё ещё живых крайтэков, давя их своими когтистыми лапами.

— Коналл! — крикнула Ариадна. Она всё ещё была заточена в щите, который он возвёл вокруг неё, и с волнением смотрела на Коналла.

Чувствуя себя онемелым и странно спокойным, он улыбнулся:

— Всё нормально. Я в порядке. — Он расширил щит вокруг неё, и переместил его, чтобы она могла к нему подойти. Убирать его Коналл не собирался. Когда она оказалась рядом, он открыл щит, и зашёл внутрь.

— Нет. Не в порядке. У тебя кровь, — настаивала Королева, указывая рукой на его живот.

Опустив взгляд, он увидел кровь на рубашке, а краткий осмотр заставил его осознать, что у него были дырки в животе и спине. Что-то пробило его навылет. «Я ничего не почувствовал». Его мысли были прерваны осознанием того, что они были не одни — рядом присутствовал другой маг. «Мойра?». Он мгновенно узнал её эйсар. «Как она сюда попала? Она что, на Каруине прилетела?».

Глава 15

Тирион шагал по коридорам дворца, быстро перебирая ступнями помощёному полу. Совсем недавно он получил тревожный отчёт от одного из крайтэков. В городе появился неизвестный маг, но посланные расследовать это событие не вернулись.

«Может, это Мордэкай?» — думал он. «Вряд ли». Он послал ещё одного слугу в покои Королевы, чтобы через портал проведать Мойру Иллэниэл, но от этого тоже пока не было никаких вестей.

От всего этого у него начало появляться нехорошее предчувствие, и теперь волосы у него на загривке встали дыбом. Что-то было не так.

— Чёрт побери, да где все? — крикнул он в фрустрации. Коридоры были пусты. Он до сих пор не нашёл ни одного слугу в обычно весьма оживлённой части дворца.

Магический взор тоже не помогал никого найти — возможно из-за обилия уордов приватности, поставленных вокруг разных комнат дворца, но даже с их учётом он должен был суметь найти хоть кого-то.

Он пошёл быстрее. Нужно было найти Ариадну. Что бы ни происходило, ничего хорошего от этого ждать не стоило, а её безопасность была его главным приоритетом.

Тирион сначала пошёл в зал совета, а когда добрался, то распахнул двери с помощью своей силы. Тут-то он и понял: что-то пошло очень не так. Помещение было занято, но все, кто был внутри, обмякли на полу, будто погружённые в сон. Обыскав помещение взглядом и магическим взором, он быстро опознал большинство людей: Бенчли, Харолд, несколько придворных, и разнообразные заурядные слуги и стражники. Все они были живы, но без сознания.

— Какие же они все бесполезные, — пробормотал Тирион. Быстро пройдя через комнату, он нашёл Харолда, и начал трясти здоровяка: — Просыпайся, глупец! Королева в опасности!

Ушла долгая, драгоценная минута на то, чтобы растолкать рыцаря — очередной очевидный признак магически наведённого сна. Когда глаза Сэра Харолда наконец открылись, он в замешательстве уставился на Тириона:

— Зачем ты это сделал?

— Что сделал? Я пытаюсь тебя разбудить. Что случилось? — спросил Тирион.

— Это был один из твоих солдат, этих крайтэков, — сказал Харолд. — Разве они не от тебя приказы получают? — Взгляд Харолда был подозрительным, когда он медленно сел, и потёр себе затылок. Ударился, когда падал.

— Получают, — ответил Тирион. — Что он сделал?

— Он вошёл, и вроде бы огляделся, — начал Харолд. — А потом все начали падать на пол, как марионетки, которым отрезали нитки.

— Если бы ты был в твоей броне, она могла бы тебя защитить, — объявил Тирион. — Где она?

— В моей комнате, — отозвался Харолд. — Но на мне было надето вот это. — Он вытащил из-за пазухи зачарованный кулон, который ему годы тому назад подарил Мордэкай.

Тут Тирион понял, и он почувствовал себя так, будто в его желудок ухнул холодный камень. «Мойра». Только она могла такое сотворить. «И она подчинила крайтэков».

— Бери броню, и не снимай шлема, — приказал Тирион. — Если встретишь любых крайтэков, убивай их, и быстро. — Встав на ноги, Тирион активировал покрывавшие его тело зачарованные руны, и почувствовал успокаивающее, знакомое ощущение силового щита, заключившего его в броню, что была крепче любой стали.

— Ты куда? — спросил Сэр Харолд.

— Королеву искать, — заявил Тирион. — Предупреди всех, кого найдёшь, особенно Коналла. Не трать впустую время, пытаясь растолкать стражников. В этом бою они не помогут. — Сказав это, он ушёл.

Он сначала направился в покои Королевы, но когда он приблизился ко входу, оттуда вышла двое крайтэков.

В мгновения перед большинством конфликтов люди медлят, пусть даже секунду. Люди по природе своей — социальные существа, и насилию инстинктивно предшествует пауза для обдумывания последствий — но крайтэки людьми не были. Они были рождены для боя, лишены человеческих инстинктов или сострадания, и приказы их были ясны.

Тирион был быстрее. Он уже очень давно расстался со своей человечностью — задолго до того, как стал одним из Ши'Хар. Бесконечные бои на арене навсегда отпечатались в его сердце. Это было основной причиной, почему он так плохо вписывался в цивилизованное общество. Его первой реакцией всегда было насилие. Самоограничение, необходимое для жизни среди мирных людей, утомляло его.

Но сегодня Тирион впервые за долгое время расслабился. Он был дома.

Его первый удар пришёлся в момент, когда их щиты ещё пробуждались к жизни, и два крайтэка пробили каменную стену у двери. Тирион прыгнул через каменную пыль ещё до того, как они закончили впечатываться в другую сторону гостиной, куда он их откинул.

Правый наручный клинок Тириона разрубил одного из крайтэков раньше, чем тот успел прийти в себя, после чего он повернулся, и рубанул заклинательное плетение, поползшее к нему со стороны второго противника. Потянувшись сырым эйсаром, он схватил стул позади второго крайтэка, и потянул его в сторону оставшегося врага.

Крайтэк потратил драгоценную секунду, укрепляя свой новый сотканный из заклинаний щит против удара, который никак не мог ему повредить, но суть была не в этом. Удар стулом заставил его отлететь к Тириону, а тот уже ждал с раскрытыми объятиями и жестокой улыбкой. Секундой позже всё закончилось, и Тирион переступил окровавленные останки его прежних слуг.

Спальня Ариадны была пустой. С миг он глядел на комнату, прежде чем услышал легко узнаваемый рёв Каруина, дракона Королевы. Голос массивного существа раскатисто растёкся по коридорам, исходя из другого конца дворца, после чего замолк.

Развернувшись, Тирион бросился бежать.

У него не было времени для поворотов или обходных путей. Используя запомненный им план дворца, он двигался напрямую, уничтожая встававшие у него на пути стены. По дороге он надеялся ещё раз услышать зов дракона, поскольку это значило бы, что бой ещё не окончен, но до его ушей больше ничего не доносилось. «Она просто должна в безопасности».

Последняя уничтоженная им стена также содержала уорд приватности, поэтому он был удивлён, пройдя через неё. На той стороне была крытая галерея, окружавшая королевский сад, и именно здесь на нём наконец сошлись его враги. Несколько лучей силы и два длинных, похожих на лозы заклинательных плетений ударили его, когда он вышел из только что проделанного в стене отверстия.

От всех ему уклониться не удалось, но его зачарованный щит выдержал удары. К сожалению, он не смог избежать упавшего из-за ударов ему на голову каменного потолка. Когда крытая галерея обрушилась, её тяжесть вдавила его в облицованный плитами пол, но защита не позволила ему быть раздавленным.

Хотя он и был погребён, Тирион времени не терял. «Следующие удары будут сфокусированными, чтобы пробить камень, мой щит, и, наконец, меня». Сделав усилие воли, он призвал насыщенный эйсаром густой туман — старая тактика для блокирования магического взора. Это не позволит им пользоваться точными ударами, но самого по себе этого было мало.

В прошлом он выбирался из похожих ситуаций, зарываясь в землю, но тяжёлые плиты пола под ним замедлили бы такую тактику, и он инстинктивно знал, что именно этого от него и ожидали. Пришло время показать свои карты. Вообразив желаемое, он направил часть своего эйсара к семени разума его нового тела. Когда сила ударила в кучу камней с нескольких сторон, нити эйсара метнулись прочь от него, потекли через обломки вокруг него, создавая сложную сеть, заклинательное плетение с несколькими отдельными функциями.

Его заклинательное плетение впитало удары, перенаправило эту энергию для компенсации инерции камней вокруг него. Когда оно закончило работу, он собрал волю, и толкнул. Долю секунды спустя он развеял заклинательное плетение.

Плиты, каменные блоки и обломки разметало во все стороны вокруг него, и в полёте они вернули себе обратно надлежащую массу. Они порвали всё вокруг — крайтэков, деревья, несущие колонны, и лишь трава и мелкие растения рядом с ним остались нетронутыми. Встав в центре круга разрушений, Тирион поглядел на результаты, и ощутил прилив гордости при виде плодов дел своих. Его улыбка была совершенно подлинной.

Однако он был не из тех, кто долго злорадствует — это было уделом глупцов, дожидающихся смерти. Большинство крайтэков выжило, их защита была слишком сильной, чтобы уничтожить её простым камнем, но взрывной удар смешал их ряды. Призвав ещё один блокирующий магический взор туман, Тирион одновременно послал нити эйсара по поверхности земли, создавая тонкую сеть, позволявшую ему находить врагов. Затем он начал танцевать, петляя в тумане, находя и убивая своих некогда слуг.

Когда он решил, что большинство из них мёртвые, он развеял туман, и огляделся. На дальнем конца сада он увидел Каруина, дракона Ариадны. Перед ним стоял Коналл, укрывавший за своей спиной Королеву. Вокруг них были разбросаны мёртвые крайтэки — судя по всему, это был результат увлечённой защиты молодым магом своей сеньоры. «Хорошая работа, мальчик», — подумал Тирион.

Двое напавших на Тириона крайтэков ещё были живы, паря в нескольких футах над землёй, чтобы избежать сетки, по которой он обнаруживал их соратников. Ухватившись за потоки воздуха, Тирион воспользовался своей превосходящей силой, чтобы метнуть их в небо, отбросив далеко за пределы дворца. Вряд ли это убило их, но теперь они не смогут ему помешать обеспечить безопасность Королевы.

Снова побежав, он направился к Ариадне и остальным, и в это время заметил в ситуации несколько странных моментов. Каруин был совершенно неподвижен, казавшись скорее статуей, чем живым и дышащим драконом. Коналл держал яркий золотой щит между собой и драконом, и его лицо выглядело напряжённым, будто он сопротивлялся мощному давлению, хотя Тирион и не видел никаких иных врагов. «Нет… вот!». По ту сторону Каруина стояла женщина, маг, с облачённым в силу телом. Он мгновенно её узнал.

Коналл тоже увидел её, и выражение его лица сменилось замешательством:

— Мойра? Зачем ты здесь? Это твоих рук дело?

— Нет, — ответила женщина. — Я пытаюсь тебе помочь.

Ариадна выпрямилась, приказывая:

— Тогда немедленно отпусти моего дракона!

Тирион всё ещё был в двадцати ярдах, но знал, что время у него на исходе. «Если она до них доберётся, всё пропало». Собрав свой гнев, он направил в женщину, вышедшую из-за дракона и появившуюся в поле его зрения, стремительный удар из ненависти из эйсара.

Коналл почувствовал его намерение, и сместил свой щит, укрыв им сестру и заблокировав посланный Тирионом в неё мощный удар. Когда их силы столкнулись, воздух задрожал, но щит молодого рыцаря выстоял.

— Ещё раз попробуешь, и я отвечу взаимно, — с вызовом сказал Коналл, развернувшись лицом к Тириону.

Фрустрированный сверх меры, Тирион заорал «Глупец!», но было уже слишком поздно. Мойра шагнула к брату, и положила ладонь ему на плечо. Секунду спустя молодой маг осел на землю без сознания.

К этому моменту он почти добежал до них, но Мойра потянулась рукой к Ариадне, и рявкнула Тириону приказ:

— Стой, или она умрёт. — С её руки на несколько футов вытянулись чёрная лапа из эйсара. У неё были длинные, тонкие пальцы, оканчивающиеся смертоносными когтями, и эта лапа обхватила Королеву, едва не касаясь её. Центральный коготь замер над сердцем Ариадны подобно кинжалу, готовому вонзиться в её грудь.

Тирион не медлил — он прыгнул вперёд, вытянув облачённые смертоносной силой руки вперёд. Глаза Мойры распахнулись от удивления, и голова дракона нырнула вниз, метнувшись к Тириону подобно наносящей удар змее — но он оказался быстрее их обоих.

Его наручные клинки вонзились в грудь Мойры, и в тот же момент челюсти Каруина сомкнулись вокруг его туловища. Из его тела брызнула кровь, но руки Тириона были по запястья погружены в её тело, когда зубы Каруина пробили его щит и вонзились в его плоть. Обычным зубам это было бы не под силу, но драконы Мордэкая были оснащены зачарованными зубами и когтями, и за ними стояла такая физическая сила, которой не мог сопротивляться ни один смертный маг.

Мойра умерла почти мгновенно, в то время как челюсти Каруина остановились, едва не раздавив его до конца. Дракон выпустил его из пасти, и Тирион упал на землю, истекая кровью через по сути дюжину колотых ран — но он был жив.

Ариадна стояла рядом, глядя на него в шоке, слишком ошарашенная, чтобы двигаться или реагировать, пока Тирион начал быстро латать наиболее серьёзные раны. Некоторые из них были смертельными, и без принятия срочных мер могли его убить. Работая, он поглядывал на мёртвое тело Мойры, и бормотал себе под нос:

— Ты меня неправильно поняла. Я скорее убью врага, даже рискнув другом. Лучше жить ублюдком, чем умереть героем.

Магия, покрывавшая тело Мойры, начала сползать, и по мере таяния иллюзии он увидел, что это был очередной крайтэк. Тирион в замешательстве уставился на него. «Это же точно был её эйсар. Ошибиться невозможно».

Затем лицо Мойры поднялось из этого тела подобно признаку, и с пренебрежением уставилось на него:

— Она в тебя влюблена. Ты знал об этом?

Тирион схватил странного заклинательного зверя своим эйсаром, порвав на части, но она не закончила говорить:

— Ты уже проиграл, — сказало существо голосом Мойры. Звук был таким, будто она нашёптывала ему на ухо:

— «Как долго, по-твоему, мне требовалось, чтобы забраться внутрь после уничтожения твоего щита?»

Он чувствовал ростки её воли, вившиеся через его разум, пленившие его в собственном теле, но они быстро слабели. Её сила была отрезана.

Тирион боролся, разрывая окружавшие его и заполнявшие его обзор тени, и тьма начала таять, но он всё ещё слышал её смех в своих ушах. Он крикнул призраку внутри себя:

— Ты с самого начала была подделкой!

Ответом ему был новый взрыв смеха:

— «Как и ты». — Её голос стал слабеть.

— Я жив, а ты — проиграла, — ответил он. Она умирала, а он был силён, его сущность была невредимой, но когда она уже истаивала, он услышал её последние слова:

— «Ты не заслуживаешь любви».

После этого она исчезла, а Тирион остался лежать на земле, слабы и истощённый. Он больше не мог держать глаза открытыми, но он решил, что достаточно позаботился о своих ранах, чтобы не умереть. Через некоторое время он услышал оклики ищущих Королеву людей, и узнал баритон Сэра Харолда.

Ариадна наверное к тому времени пришла в себя от шока, поскольку ответила:

— Сюда.

Он слушал шаги крупного мужчины, спешившего к ним. Тирион был слишком слаб, чтобы говорить, и его сознание начало гаснуть, но он услышал следующий разговор:

— Что случилось? — с тревогой спросил Харолд.

— Тирион предал нас, — ясным голосом сказала Королева. — Взять его.

Глава 16

Через несколько часов Ариадна сидела у кровати в одной из гостевых комнат дворца. Конкретнее, это была спальня Сэра Коналла, и на матрасе, вытянувшись, лежал сам молодой рыцарь, всё ещё крепко спавший.

Крепко, но не мирно — лицо Коналла было бледным, а его кожа была горячей на ощупь. По ту сторону кровати стоял мужчина, вытянув руку над животом молодого человека. Гарэс Гэйлин был здесь уже некоторое время, но когда он убрал руку и заговорил с Королевой, лицо его было смирившимся:

— Плохо дело.

— Ты — архимаг, Лорд Гэйлин. Ты же наверняка можешь всё исправить, — отозвалась она.

Молчаливый маг поморщился:

— Могу, но лишь с риском для моей жизни.

— Тогда за дело, — настояла она.

Ответ Гарэса был спокойным, без какого-либо намёка на стресс или смятение, которые большинство людей ощутили бы, отказывая Королеве:

— Нет.

Ариадна встала, непокорно пылая взором:

— Я приказываю.

— Я сделал всё, что было разумным, — сказал архимаг. — Сама рана была не слишком плохой — не был повреждён ни один значительный кровеносный сосуд, а ранение печени не было серьёзным. Я залечил кожу и восстановил большую часть повреждений, но у него был пробит живот. Болезнь и жар почти наверняка заберут его жизнь в грядущие дни.

— Так сделай требуемое, чтобы этого не случилось, — сказала Ариадна.

— Нет, — снова невозмутимо сказал Гарэс. — Это потребовало бы нечто большее, чем обычная магия, и могло бы меня убить. Я не буду этого делать ради одного из наследников Мордэкая.

— Ты смеешь противиться моему приказу? — спросила Королева.

— Как это интерпретировать — дело ваше, — спокойно сказал Гарэс. — Однако я бы вас предостерёг — теперь, когда Тирион в цепях, а молодой Коналл умирает, я — последняя опора вашего правления.

Она зыркнула на него, не склоняя голову перед лицом обозначенной им угрозы:

— Ты готов позволить ему умереть, чтобы забрать больше власти?

— Если бы я попытался и потерпел неудачу, то у вас в помощниках вообще не осталось бы магов, — спокойно объяснил Гарэс. — Оковы, которые я надел на Тириона, не продержаться вечно. В отсутствие постоянной охраны он в конце концов сбежит. Я посоветовал бы скорее казнить Тириона. А тратить ресурсы на ребёнка Мордэкая вообще бесполезно.

Ариадна с отвращением указала на дверь:

— Вон.

— Как пожелаете. — Когда Гарэс выходил, внутрь вошла старая служанка с пустой корзиной в руках — предположительно, чтобы забрать грязные простыни.

Ариадна почти не обращала внимания на присутствие этой женщины. Вместо этого она снова уселась, взяв горячую руку Коналла в свою собственную.

— Ты заслуживаешь лучшей доли, — пробормотала она.

— Большинство сказало бы, что это честь, когда королева сидит у твоего смертного ложа, — ясным голосом произнесла прачка.

Удивившись и слегка оскорбившись от наглости служанки, Ариадна посмотрела на эту женщину. Прачка сняла с головы платок, и уже поставила корзина на пол. Ариадна с шоком осознала, что узнаёт лицо старой женщины:

— Леди Торнбер?

Элиз Торнбер коротко кивнула, почти игнорируя Королеву, и наклонилась, осматривая Коналла. Она положила ладонь на его лоб, а потом задрала ему рубашку, изучая новый шрам на животе молодого человека.

— Как ты сюда проникла? — приглушённым тоном спросила Ариадна.

— Никто не обращает внимания на слуг, — отвлечённо ответила Элиз, — особенно на старух.

— Где ты была?

Элиз фыркнула, и подняла взгляд на Королеву:

— После того, как Мордэкая и мою невестку объявили вне закона, я решила, что лучше не показываться на глаза. Албамарл был не самым дружелюбным местом для моей семьи в этот месяц.

Оскорблённая, Ариадна выпрямилась:

— Может и так, но я бы тебя не тронула, какими бы ни были твои преступления. Ничто из случившегося не было твоей виной. Мне больно слышать, что ты такого низкого обо мне мнения.

Старая дворянка упёрла в неё свой ясный взгляд:

— Вы — не единственная власть в Албамарле, Ваше Величество. А теперь позвольте мне сосредоточиться на моём пациенте.

Гнев Ариадны растаял так же быстро, как появился, и она сдулась, позволив своему взгляду опуститься к полу:

— Лорд Гэйлин говорит, ему не выжить.

— Это я сама решу, — проворчала Элиз, затем указала на шрам на животе Коналла: — Поскольку он закрыл рану, я предполагаю, что он исправил то, что было повреждено внутри. Однако жаль. Не могу сказать, были ли проколоты его внутренности, без повторного вскрытия.

— Были, — сказала Ариадна. — Это он тоже исправил. — Затем, подумав, она спросила: — Как ты определила бы это, будь рана открытой?

Элиз показала мешочек, полный пахучих трав:

— Сварила бы чай вот с этим, и влила бы в него. Если можно чувствовать запах в ране, то понятно, что желудок или кишки были пробиты. По крайней мере, он сделал за меня часть работы.

Ариадна содрогнулась:

— Ты можешь что-нибудь сделать?

Элиз сжала губы:

— Могу, наверное, но не здесь. Нужно перенести его в кухни.

— Кухни?

— Здесь не вскипятить достаточно воды. Мне нужна будет помощь. Придётся греть много воды, и ещё нужны будут полотенца. Мне нужен местный травник. У меня не всё под рукой есть, — приказала Элиз.

— А что насчёт королевского врачевателя? — предложила Королева. — Он уже был здесь ранее, хотя и сказал, что сделать почти ничего нельзя.

Элиз покачала головой:

— Он просто будет путаться под ногами, и наверняка станет жаловаться, что я убиваю пациента.

Ариадна встревоженно спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Спасти ему жизнь, если возможно, — объявила Элиз. — Мои методы могут немного шокировать, но если ничего не делать, то у него почти нет шансов. Вы мне доверяете?

Ариадна не была в этом уверена, но всё равно кивнула.

— Тогда мне нужно, чтобы вы оставались со мной. И Харолда ещё приведите. Слуги наверняка будут против некоторых моих действий. Потребуется ваш авторитет, чтобы они не отбились от рук, — сказала Элиз.

Последовавшие за этим часы были странными — Элиз организовывала и направляла кипячение воды и полотенец в различных котлах, которые по её настоянию перед этим многократно чистили. После того, как полотенца прокипятили, частью из них накрыли ещё одни котлы с кипящей водой, хотя старая женщина и отказалась говорить, зачем это было нужно.

Ариадна не могла удержаться от чувства, что эти таинственные процедуры были похожи на какой-то странный магический ритуал больше, чем почти вся виденная ею в жизни настоящая магия. У неё были серьёзные сомнения в эффективности этих действий, но она держала язык за зубами — по большей части.

— Где ты этому всему научилась? — спросила она в какой-то момент.

— Это — часть тайных учений Церкви Миллисэнт, — ответила Элиз, наблюдая за кипящими котлами.

Королева нахмурилась:

— Церковь…? — Церковь Миллисэнт всё ещё присутствовала в Лосайоне, но её численность и власть значительно уменьшились за последние годы. Это было одним из последствий уничтожения их божества. Конечно, те, кто всё ещё исполнял обряды, верили, что их богиня была жива и здорова, несмотря на все доказательства обратного.

— В молодости я была Леди Вечерней Звезды, — добавила Элиз Торнбер, будто эта простая ремарка всё объясняла.

Ариадна была в шоке. «Она была проституткой?». У Королевы не было слов.

Элиз засмеялась, наблюдая за дискомфортом молодой женщины с явным весельем, затем кивнула:

— Да, знаю, что вы думаете, и — да, вы правы. Однако чего вы, возможно, не знаете, так это того, что некоторых Вечерних Леди также учили дополнительным вещам.

Это по крайней мере показалось Ариадне разумным, поскольку Миллисэнт была богиней лекарского дела, но теперь-то богини уже не было. Как её ритуалы могли работать, если божество больше не наполняло их силой? Не зная, что сказать, она наконец озвучила свои сомнения прямо:

— Но Миллисэнт же мертва.

— Это — не магия, Ваше Величество, — ответила Элиз. — Я обучалась ядам и целительным снадобьям. — Она приостановилась, чтобы выбранить одного из помощников: — Что ты делаешь? Я сказала, что мне нужна соль, но я не говорила её добавлять. Её надо сначала отмерить.

Ариадна наблюдала, как Элиз добавила большую партию завёрнутых марлей трав в один из котлов. Затем она начала отмеривать соль, используя принесённые королевским травником весы. «Что ж это за чай, с солью?». Наконец она спросила:

— Как он будет всё это пить? — В этом котле содержалось минимум пара галлонов воды.

Старая женщина засмеялась:

— Это не для питья, Ваше Величество. Будут и лечебные отвары, конечно, но уже потом. Это же — для промывания, что-то вроде ванны, для его внутренностей.

— Ванны?

Элиз кивнула, добавив:

— Для его внутренностей.

— Но как?

Старая женщина указала на недавно прокипячённую ткань, на которой лежало несколько маленьких ножей, также прошедших очистку:

— Я его вскрою, чтобы мы могли вымыть всю грязь, которая выплеснулась наружу, когда был пробит его живот.

Щёки Ариадны побледнели, и она почувствовала, будто по комнате прошёлся холодный ветер. Всё начало покачиваться, и её зрение сузилось до тянувшегося перед ней длинного туннеля. Она смутно услышала, как Элиз резко приказала одному из стражников:

— Прочь её отсюда, быстро! Если её здесь вырвет, то мне придётся всё начинать сначала.

Харолд и один из стражников поспешно вывели её наружу, и хотя Королеву всё же не стошнило, прошло несколько минут, прежде чем она снова пришла в себя. Она зашла обратно. Позже, когда «промывающий раствор» Элиз достаточно остыл, она снова вышла. Не доверяла себе смотреть за тем, что должно было произойти.

Сэр Харолд и стражники были вынуждены вывести прочь ещё несколько человек из кухонной обслуги, в основном потому, что они были почти в обморочном состоянии, а вот главного помощника повара — потому что он думал, будто происходившее являлось каким-то злым ведьмовством. Когда всё устаканилось, и остались лишь Элиз и слуги с более крепкими желудками, Харолд с явно бледным лицом вышел к Ариадне в коридор.

— Настолько плохо? — спросила его Ариадна.

Сэр Харолд покачал головой:

— На поле боя я видел и похуже, и после боя — но есть что-то неправильное в том, чтобы вскрывать человека, и наливать ему в живот воду. Это противоестественно.

Она содрогнулась:

— Я никогда раньше в ней не сомневалась, но мне трудно поверить, что это поможет.

Харолд промолчал, но выражение его лица не оставляло сомнений. Именно Королева позволила Элиз делать то, что она делала.

Королева вздохнула:

— Лорд Гэйлин и дворцовый врачеватель согласны, что он почти наверняка умрёт. Никакого иного выбора не было. — Тут ей в голову пришла другая мысль. «Разве что от этого ему будет умирать ещё больнее». Она выбросила это из головы, такие мысли не помогали.

* * *

В тенях тёмного переулка в нескольких милях от дворца прижавшись к стене сидело тело Мойры Иллэниэл. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что она одна, хотя любой маг быстро заметил бы могущественных заклинательных зверей, скрытых в обоих концах переулка и обеспечивавших ей приватность.

Облачённая в холодное одиночество, Мёйра рыдала, поскольку впервые в жизни была совершенно одна, единственная обитательница тела Мойры.

— Я же сказала тебе не делать этого, — несчастно пробормотала она. — Тебе надо было меня послать, или позволить кому-то из новеньких это сделать.

«А разве не этого ты на самом деле хотела?» — пришла непрошеная тёмная мысль. «Теперь у тебя есть истинное тело. Ты живая. Ты — Мойра».

Она зарыдала сильнее, заливая подбородок слезами и соплями:

— Только не так, — прохныкала она. — Так — никогда.

Пока она пряталась, к ней стекались многочисленные послания, отчёты от разных крайтэков, которых Мойра взяла под контроль — но она не могла заставить себя взглянуть на них. Всё её существо было сосредоточено на последних мгновениях её создательницы, поскольку они были связаны, до самой последней секунды. Мёйра даже чувствовала отголоски боли Мойры, когда наручные клинки Тириона пронзили ей грудь.

— «Это — к лучшему», — сказала ей тогда Мойра. — «Ты была именно той версией меня, которой я всегда хотела быть».

— Я не хочу этого, — пробормотала Мёйра, закрыв глаза. Глубоко внутри она сидела её эйстрайлин, эйстрайлин Мойры, источник жизни и эйсара, поддерживавший тело, внутри которого она находилась. Теперь этот источник принадлежал ей, только ей, но она его не хотела. Уже не хотела.

Она пока не сделала его своим на самом деле. Она удерживала его до возвращения Мойры, не позволяя её телу умереть, пока та отсутствовала. «Мне только и нужно, что позволить источнику выскользнуть. Даже больно не будет…». Она могла растаять, и оставить позади боль реального мира. На неё снизошло серое спокойствие, и она ослабила хватку.

— «НЕТ!»

Ментальный приказ достиг её подобно беззвучному крику, и оглушил её одной лишь своей силой. На улице в дальнем конце переулка появилось существо, состоявшее из бурлящего чёрного пламени, и даже на таком расстоянии её кожу начало обжигать и покалывать болью. Мёйра с трудом принялась создавать достаточно мощный для сохранения её плоти щит, и едва сумела это сделать.

— «Я отказываюсь терять двух дочерей», — прогремел голос, разбивая её мысли и отчаяние. — «Ты должна жить».

Существо исчезло так же быстро, как появилось, оставив после себя зияющую тишину. Мёйра уставилась в направлении, где оно было, вяло замечая, как соприкоснувшиеся с мощью существа здания начали осыпаться.

— Отец? — Переживание было таким мощным, что сперва трудно было узнать, но когда её разум обработал случившееся, она уверилась в своих выводах. «Это был он».

Она не заметила, как высохли её слёзы. Встав на ноги, Мёйра отбросила жалость к себе, и приняла живое пламя в своём сердце. Мойры, может, и не стало, но её жизнь осталась, дожидаясь, пока кто-то её проживёт. Она начала обращать внимания на приходившие ей сообщения. Под её командой было более пятисот крайтэков, и хотя изначальная миссия была завершена, им требовались новые приказы.

Мёйра устыдилась своей тупости. Мгновения назад она едва не забыла причину, по которой явилась в Албамарл. «Но больше я не забуду». Вытерев лицо рукавом, Мёйра начала отдавать приказы. «Мы спасём тебя, Отец». Затем она вспомнила, что одна, поэтому перефразировала мысль, обращаясь к пустоте, оставшейся там, где прежде жила её сестра: «Не волнуйся, Мойра. Я спасу его, ради тебя».

Глава 17

Керэн снова его поцеловала, наслаждаясь медленной реакцией, отражавшейся на лице Мэттью. Он всё ещё не совсем достиг того, что она считала бы нормальной скоростью, но были определённые преимущества в том, как медленно он реагировал. Она могла наблюдать за трудноуловимыми движениями его глаз и губ, чтобы лучше судить о его чувствах.

Лицо Мэттью всегда было трудно читать, но медлительность его реакции облегчала эту задачу. Она могли видеть лёгкие признаки удивления и удовольствия, которые обычно проходили так быстро, что скрывались его угрюмым выражением лица.

Он моргнул:

— Пожалуйста…

— Я же вижу, тебе приятно, — безжалостно сказала она.

— … прекрати, — закончил он.

— Заставь меня, — ответила она, поцеловав его снова, и засмеявшись над его жалкой, медленной попыткой уклониться от её нежных нападок. Когда он попытался выкатиться из кровати, она накинула на него простыни, и закрутила их, чтобы он не сбежал.

— Мне нужно делать, — начал он.

— Первый пункт в твоём расписании — это я, — твёрдо сказала она ему, придавливая его к кровати и перекидывая ногу через его торс.

— … работу.

Предыдущая ночь запомнилась, в значительной степени потому, что изменённое восприятие времени Мэттью затягивало некоторые вещи на мучительно долгое время. Керэн не собиралась зря тратить возможность насладиться более интересными аспектами его недуга, пока он ещё не вернулся к норме окончательно. Надавив на его плечи, она позволила своему взгляду объяснить её намерения, медленно вытягивая своё тело над ним.

Лицо Мэттью изменилось, показав одновременно покорность судьбе и предвосхищение:

— Ладно…

К сожалению, в этот момент дверь в комнату открылась, и внутрь зашла Алисса:

— Лираллианта говорит, что к тебе прибыл посыльный, — объявила она, осматривая сложившуюся ситуацию, не выказывая никаких признаков осуждения или смущения.

У Керэн же светло-голубые щёки наоборот окрасились в пурпурный из-за румянца, и она поспешно дёрнула на себя простыню, чтобы прикрыться, невольно обнажив тело Мэттью. Тот медленно сел, не утруждая себя протестами. Алисса ухмыльнулась, и ушла.

Они быстро оделись — настроение уже ушло. Ну, по крайней мере Керэн оделась быстро. Мэтт старался как мог, а она сделала всё возможное, чтобы ускорить этот процесс, собирая его одежду и кладя её в пределах его досягаемости, когда уже оделась сама.

В главном зале они обнаружили, что все собрались вокруг птички. Конечно, это была не истинная птица, а заклинательный зверь. Когда Мэттью приблизился, существо подлетело к нему, уселось ему на руку, и впиталось в его кожу, доставив сообщение. Его лицо приняло задумчивый вид, пока он рассматривал принесённые ему ментальные образы и слова. Прошло почти пять минут, прежде чем он произнёс:

— Мойра добилась нашей цели.

— Твоей цели, — кислым тоном парировала Айрин. — Мы на это согласия не давали. — Она переглянулась с Керэн, и они обе кивнули. Все остальные в зале приняли в некоторой степени неуютный вид, и все отказывались смотреть на Мэтта прямо.

— Вы выбрали меня в качестве лидера, — медленно произнёс Мэттью. — Вы читали моё послание к Мойре, и доставили его. Какие бы опасения у вас ни были, вы приняли мои указания. Повторю: Мойра достигла нашей цели.

Чад Грэйсон осматривал один из своих ножей, и начал затачивать его о кожу своей куртки, хотя зачарованному оружию этого и не требовалось:

— Никогда не думал, что ты так легко пойдёшь на измену, парень.

Мэтт улыбнулся:

— Сомневаюсь, что Королева назвала бы это изменой.

— Ты имеешь ввиду твою сестру, — возразил Чад, — поскольку правит теперь именно она.

Мэттью моргнул — его чуть замедленная реакция заставляла его действия казаться почти апатичными. Затем он ответил:

— Власть — это иллюзия, но иллюзия полезная, и теперь власть — в моих руках.

— Ты думаешь, что можешь её контролировать? — спросила Айрин, отказываясь верить его словам. — Мойра теперь держит в руках бразды правления, и она не показала никакого раскаяния в использовании власти по своему усмотрению. Не забывай о том, что она сделала с Керэн.

Магия Мэттью мелькнула, схватив руку Чада как раз в тот момент, когда та начала соскальзывать, не позволив сжимаемому в ней клинку разрезать ему палец. Охотник поднял взгляд, и слегка содрогнулся:

— А вот это просто жутко, — сказал лучник.

— А ты предпочёл бы себе палец отрезать? — спросил Мэттью, прежде чем продолжить: — Пусть это станет вам напоминанием. Мир движется к концу. Лучшее, что мы можем — это направлять его к исходу, который нас устраивает.

— Было бы лучше, если бы вместе решили, какой именно исход нас устраивает более всего, — объявила Айрин.

Мэтт внимательно посмотрел на свою сестрёнку, и Керэн увидела почти неуловимые вспышки эйсара, мелькнувшие в его глазах.

— В этом не будет необходимости, — ответил он, прежде чем направить своё внимание обратно на Чада: — Ты отправишься в Айвэрли. Найдёшь там Леди Роуз. Керэн, ты перенесёшь его туда.

Керэн зыркнула на него:

— Как ты можешь быть таким грубым?

— Потому что я уже знаю, что ты выберешь, — ответил Мэтт, позволяя своему взгляду окинуть помещение. — Я выбираю те слова, которые вызовут необходимые для успеха действия. — Когда Керэн начала возражать, он поднял ладонь, заставив её замолчать: — Позволь мне закончить. Начиная с завтрашнего дня мы более не преступники. Следующий указ Королевы нас оправдает. Мы вернёмся в Замок Камерон. Мне нужно увидеться с твоим отцом.

Айрин перевела взгляд с Мэттью на Керэн, и обратно:

— Ты имеешь ввиду Гэри?

Мэтт кивнул.

Чад проворчал:

— И что это за необходимые действия?

— Те, которые не ведут нас к смерти, — сказал Мэттью, а потом добавил, — я надеюсь.

Элэйн до этого момента молчала:

— Звучит не очень уверенно с твоей стороны. Ты ожидаешь, что мы последуем какому-то твоему скрытому плану, но ты даже сам не уверен в исходе? Я думала, ты можешь видеть будущее.

Мэттью вздохнул:

— Я вижу вероятности. Я знаю, что большинство из них ведёт к провалу, но несколько приведут к выдающемуся событию, и за его пределы я ничего видеть не могу. Нити реальности сходятся там, создавая узел неопределённой судьбы. Я могу лишь вести нас к нему.

Чад бросил взгляд на Сайхана, гадая, выскажет ли рослый рыцарь своё мнение, но тот, похоже, не интересовался этим разговором. Чад в раздражении начал говорить, но Мэттью его перебил:

— Возражения, о которых ты думаешь, не улучшат твоего настроения. Собирай вещи. Керэн сможет перенести тебя в Айвэрли сразу же, как только ты будешь готов. — Затем молодой маг обратился к остальным: — А мы отправимся в Замок Камерон этим же вечером.

— А что насчёт семьи Роланда? — спросила Айрин. — Мы не можем их бросить, да и остальных местных жителей.

— Здесь больше нападений не будет, — уверенно заявил Мэттью. — Мы можем вернуть Роланда управлять его владениями после того, как устроимся в Камероне.

Айрин кивнула:

— Он наверное места себе не находит от беспокойства с тех пор, как уехал.

Мэттью уже шёл прочь, направляясь обратно к лестнице, которая вела в его комнату.

— Ты куда? — спросила Керэн. — Разве нам не следует ещё поговорить об этом? Ты же ничего не объяснил.

Мэттью остановился, и оглянулся со слегка извиняющимся выражением:

— Я плохо владею словами. Мои объяснения лишь ещё больше собьют вас с толку. Мне нужно приготовиться к одной важной вещи. — Затем он ушёл.

— Какой же он наглый хер! — выплюнул Чад.

Керэн нахмурилась:

— У него есть на то причины. Нам просто придётся верить, что он знает, что делает.

Миг спустя вошёл Грэм, как раз когда Чад уходил собирать вещи.

— Что я пропустил? — спросил он у лучника, когда они проходили друг мимо друга.

— Твой друг — мудак, — бросил Чад на ходу.

Грэм приостановился, затем посмотрел на остальных:

— Это я и так знал. Что он учудил в этот раз?

* * *

Керэн и Чад стояли у дороги, которая вела из Рэллитона в Айвэрли. До Айвэрли оставалось менее двух миль пути на запад.

— Ты знаком с этим городом? — спросила она его.

Рэйнджер покачал головой:

— Нет, но я уверен, что он очень похож на другие города. Там будут пабы и прочие заведения. Больше мне ничего и не нужно.

— Ты здесь не за выпивкой, — неодобрительно ответила она.

— Я всегда здесь за выпивкой, — отозвался Чад, — но суть не в этом. Таверны — это места, где я узнаю нужные мне вещи. К тому же, разве твой бойфренд не умеет видеть будущее?

Керэн всё ещё сама злилась на Мэттью, и необходимость его защищать раздражала её ещё больше:

— А это-то тут при чём?

— Если бы лучшим способом найти Леди Роуз было спросить у городской стражи, или посетить местного лорда, то он послал бы кого-то другого. А послал он меня. Это значит, что ответ будет найдет у барной стойки. Ти мене розумиеш? — Когда она не ответила сразу же, он продолжил: — Мне предназначено нажраться. Кто я такой, чтобы перечить судьбе?

Керэн покачала головой, разбрасывая кудри во все стороны:

— Мир обречён, если спасать его придётся именно тебе. — Затем она серьёзно посмотрела на Чада: — Я буду проверять это место каждое утро, так что встреться со мной здесь, когда найдёшь её.

— На закате, — твёрдо сказал Чад. — Я встаю по утрам только на охоту.

Она вздохнула:

— Если хочешь, чтобы я перенесла тебя домой — то утром. Будем надеяться, что я увижу тебя здесь через несколько дней. — После чего она исчезла.

Выйдя на дорогу, Чад направился в сторону Айвэрли. На ходу он открыл свой рюкзак, вытащил широкополую шляпу, и поглубже натянул её на голову, слегка наклонив её вбок, чтобы она скрывала черты его лица от случайных встречных. В Айвэрли он на самом деле не бывал, но он был весьма уверен, что здесь жили те, кто его знал. «Будет плохо, если меня узнают не те люди», — подумал он про себя. «Лучше поберечься».

Шагая, он поглядывал по сторонам, изучая деревья и кустарник в поисках хорошего места для припрятывания его сокровища. Когда он нашёл приглянувшееся ему место, Чад немного задержался, запоминая приметы, после чего забросил верёвку на дерево, которое не было видно с дороги напрямую, и с её помощью поднял в его ветви что-то длинное, завёрнутое в промасленную ткань. «Тут с ним ничего не станет», — подумал он, глядя вверх на свой лук. Чаду очень не хотелось с ним расставаться, но такое оружие всегда притягивало взгляды и ненужное внимание.

Вернувшись на дорогу, он почувствовал уверенность, что теперь его не запомнят так уж легко. Единственным видимым на нём оружием был длинный нож, который не выглядел особо необычно. Его одежда была потёртой, но крепкой, ни слишком обшарпанной, ни слишком приметной. Он мог сойти за ремесленника или грузчика, возможно даже за фермера, если наблюдатель был не слишком проницателен.

Менее чем час спустя он миновал городские ворота, хотя те и не заслуживали такого названия — согласно оценивающему взгляду рэйнджера, механизм не функционировал. Они скорее всего не закрывали эти ворота годами. Двое стоявших на посту стражников выглядели скучающими, и интереса не проявляли. Чада это полностью устраивало.

Он не стал утруждаться задавать вопросы в ближайшей таверне. Некоторые вещи были одинаковыми почти везде. Будет одно место в пределах слышимости от ворот, и ещё несколько — у причалов, и весьма вероятно кое-какие более дорогие заведения в сердце города. Чад позволил стопам вести себя, и сколько-то минут спустя нашёл искомое.

Оно называлось «Воротный Трактир», но скорее являлось пабом, а не постоялым двором. Если тут и сдавали комнаты, он сомневался, что захотел бы в них остановиться. Клиентами в основном были фермеры и торговцы, а полы были густо покрыты дорожной грязью. Но даже так он удержался от суждений, пока не попробовал первую пинту эля.

«Как крыса нассала». Он с отвращением скривил губы. Эль был плохим, и разбавленным, что делало отсутствие у него вкуса ещё более отчётливым. В обычной ситуации он бы сразу же ушёл, но он явился не просто за выпивкой, поэтому он со вздохом откинулся на спинку стула, и притворился, что потягивает выпивку не спеша.

Он следил за толпой, не надеясь найти Роуз, а просто чтобы прочувствовать местность. Его взгляд сортировал приходивших и уходивших клиентов, быстро отбрасывая фермеров и торговцев, и побольше задерживаясь на тех, чьи профессии были более сомнительными. Он приметил нескольких карманников и мелких воров, узнав их скорее по опыту и интуиции, чем по каким-то конкретным приметам.

К сожалению, они его тоже заметили, поскольку новички были их средством к существованию. Уже полчаса спустя к его столу подошёл крупный и дружелюбный мужчина.

— Можно присесть? — спросил незнакомец. — Я куплю несколько кружек, если у тебя есть новости.

Чад поднял взгляд, усилием воли не позволяя чертам своего лица принять угрожающее выражение. Несмотря на дружелюбное поведение незнакомца, рэйнджер знал, чего тот хотел. Тактика была старой. Незнакомец купит ему несколько кружек, по возможности напоит его, а потом его друзья ограбят Чада, когда он уйдёт.

Обычным его ответом было бы лёгкое предупреждение, но так его заметили бы. Принять предложение, чтобы потом столкнуться в переулке с несколькиминападающими, тоже было ему не на пользу. Победит он или проиграет, его запомнят. «Будто я могу проиграть этим отбросам», — с презрением подумал он.

— Не, спасибо, — ответил он, вставая. — Меня уже друзья ждут.

— Зачем спешить? — спросил здоровяк, кладя ладонь ему на плечо. — Давай, я куплю тебе выпить.

Чад подавил свой первый, второй и третий порывы, каждый из которых был хуже предыдущего. После первых двух незнакомец был бы без сознания или тяжело ранен, после третьего он бы выл от ярости, обнаружив позже пропажу своего кошелька. Вместо этого Чад по-дружески похлопал мужчину по плечу, и проскользнул мимо:

— Может, завтра. Сегодня я долго сидеть не могу.

Незнакомец нахмурился, он отпустил его, скорее всего частично потому, что надеялся на удачу в следующий раз. Уходя, Чад улыбался про себя:

— Кто сказал, что я не могу быть дипломатичным? — Затем он направился туда, где, согласно его носу, скорее всего находились причалы. Притоны там будут более шумными, но эль почти наверняка будет лучше. Портовые грузчики не терпели разбавленного эля.

Глава 18

Тирион глядел в темноту, пока его глаза не начали слезиться от отсутствия моргания. Он знал, где находился — магический взор уже подтвердил размеры комнаты, которая была ему очень знакома. В этой же комнате ранее был заключён Мордэкай.

Прошло несколько дней с тех пор, как он очнулся здесь. Ему так показалось. Трудно было сказать точно, поскольку время теряло смысл без нормального цикла дня и ночи, событий и разговоров. В чёрной тишине время не значило ничего кроме медленного скольжения к безумию. «Как же всё изменилось». Ирония сложившейся ситуации от него не ускользнула.

Мойра заставила всё измениться, и теперь мир уже был против него. «Тут ничего нового». Он победил в бою, одержал верх над врагами, но даже так всё потерял. Мордэкая хотя бы Роуз навещала. Тирион весьма сомневался, что Королева к нему явится. Учитывая последние слова Мойры, он подозревал, что её сердце повернули против него.

С исчезновением одной из стен появился тусклый светлый прямоугольник, едва не ослепивший привыкшие ко тьме глаза Тириона. Он сел, и прищурился от яркого света, разглядывая своего посетителя, Гарэса Гэйлина.

— Приятно проводишь время? — спросил рыжебородый архимаг почти без веселья в выражении лица.

Тирион проигнорировал его.

Гарэс вошёл в комнату, и немного постоял на месте, затем продолжил:

— Еда у тебя лучше, чем была у него.

Тирион хмыкнул:

— Это правда, если не считать ту еду, которую ему носила Леди Роуз.

— Мне что, и ванну тебе устроить? — сухо сказал Гарэс, подняв бровь.

— Если думаешь, что сможешь держать меня здесь достаточно долго, чтобы ванна стала необходима, — с вызовом сказал Тирион. — Ты один. Ты не можешь следить за этой камерой круглосуточно.

— Хороший довод, — согласился Гарэс, — но в твоём случае он неверен. С оковами ты, может, и справился бы, но мага эта камера может держать сколько угодно долго. — Он пристально уставился на Тириона, передавая своим взглядом невысказанное обвинение.

«Он знает», — подумал Тирион, чувствуя себя неуютно:

— Когда ты догадался?

— Сомнения у меня появились, когда сюда прибыл первый Тирион, но у меня не было никаких оснований для подозрений, — сказал Гарэс. — Когда появился ты, я сперва подумал, что ошибся, поскольку у тебя не было никаких шрамов или иных признаков страшных ран, нанесённых тебе Мордэкаем. Лишь позже я осознал, что ты их не исцелил — у тебя просто было совершенно новое тело.

— Ты очень наблюдателен.

— Я Гэйлин, — заявил Гарэс. — Вопросы плоти не избегают моего внимания. Это тело не угасает так, как это происходило предыдущими. Его создала Лираллианта?

Тирион слегка кивнул:

— А это важно?

Гарэс ухмыльнулся:

— Ты мог бы прожить долгую жизнь.

— Вряд ли, — сказал Тирион. — Вы либо убьёте меня, либо оставите меня здесь гнить. Других вариантов у вас нет.

— Если только ты не сбежишь.

Тирион испустил короткий, горький смешок:

— Лишь архимаг смог бы сбежать из этой камеры, а ты уже знаешь мою тайну.

— Ключевой момент в том, — начал Гарэс, — что только я знаю, что ты — не настоящий, и что ты — не архимаг.

У Тириона начало появляться странное чувство, когда он осознал, что у Гарэса есть скрытые мотивы:

— И что?

— Почему бы нам не поговорить о том, что случилось с тех пор, как тебя сюда посадили? — предложил архимаг. — Твоё мнение о нынешней ситуации могло бы стать мне интересным. Хочешь вина?

Тирион уставился на него с открытой подозрительностью:

— Что это за игры? — Когда Гарэс не ответил, он наконец сдался: — Ладно. Я бы сейчас убил за кубок вина.

Рыжебородый архимаг испустил тёмный смешок:

— Это что, эвфемизм?

Тирион протянул ему свои запястья:

— Сними с меня эти оковы, и узнаешь.

Гарэс вышел наружу, и чуть погодя вернулся с двумя деревянными кубками и бутылкой Далэнского Красного. Наполнив кубки, он протянул один Тириону, который понюхал содержимое, прежде чем сделать небольшой глоток. Его нос слегка сморщился.

— Думаешь, я тебя отравлю? — спросил Гарэс.

— Вкус слаще, чем я люблю, — кисло сказал Тирион. — В следующий раз принеси белого, которое делают в Тёрлингтоне.

— Не будет никакого следующего раза, — прямо сказал Гарэс, глядя на него холодным, мёртвым взглядом.

— Значит, твоя кишка всё-таки не тонка сделать то, что нужно, — сделал ему комплимент Тирион. — Мне всегда это в тебе нравилось.

— Не спеши пока умирать, — отозвался его собеседник. — Мы ещё не поговорили.

Прикончив кубок одним долгим глотком, Тирион протянул его за добавкой, но промолчал. Гарэс долил вина, и начал рассказывать:

— Как ты, возможно, уже представил, Мойра взяла Лосайон под контроль.

— Это точно? — спросил Тирион. Он был весьма уверен, что убил её суррогат до того, как она смогла что-то сделать с Королевой.

— На поверхности всё примерно такое же, как и прежде, — продолжил Гарэс, — за исключением того, что ты — здесь, а Королева полностью оправдала Мордэкая и его семью.

— Она и раньше хотела это сделать, — заметил Тирион. — Хоть я и предупреждал её, что это было слишком рискованным.

— Она просто сделала это, — сказал Гарэс, — а дворяне проявили исключительную покорность. Более всего заметно отсутствие возражений со стороны Герцога Кэнтли.

— Если он планирует восстание, то может какое-то время строить из себя послушного агнца, по крайней мере — публично, — сделал наблюдение Тирион.

Гарэс покачал головой:

— Я наблюдал за ним в моменты, когда он считал, что находится в одиночестве. Вообще, несколько озабоченных мелких дворян обратились к нему, а он им без обиняков сказал, что поддерживает Королеву, что бы та ни решила.

— Думаешь, она заморочила ему мозги, — заявил Тирион.

— Доказать не могу, но это — единственное разумное объяснение. Все, кто ранее мог бы вызывать проблемы, таинственным образом решили, что слово Королевы — закон.

— Она сделала что-нибудь ещё, кроме помилования? — спросил Тирион.

— Нет, — ответил Гарэс. — Хотя она очень ясно дала понять, что ненавидит тебя.

Это ужалило его сильнее, чем следовало бы, но Тирион скрыл своё смятение:

— Если она думает, что я её предал — это можно понять. Вкус предательства мне известен лучше многих.

— Возможно, — сказал Гарэс. — Но я думаю, что тут нечто большее.

Тирион протянул кубок за очередной добавкой:

— И что, по-твоему, может с чем-то из этого сделать осуждённый человек?

— Я надеюсь, что ты сбежишь, и устранишь последнего мага Сэнтиров, — холодно сказал Гарэс.

Даже Тириона это удивило — его глаза расширились:

— Она — твоя падчерица.

— Сэнтиры — напасть рода человеческого, — парировал Гарэс. — Единственным, что держало их в моё время в узде, был тот факт, что они сами друг за другом следили, и даже это было неидеальным. Этот инцидент, а также случившееся в Данбаре, очень ясно даёт мне понять, что она зашла далеко за черту. Если её не остановить, она в конце концов возьмёт под контроль разумы всех мужчин, женщин и детей.

Тирион долгую минуту обдумывал эти слова. Он сам уже держал против дочки Мордэкая крупный камень за пазухой, и её смерть нисколько его бы не побеспокоила бы, но от Лорда Гэйлина он такой ненависти не ожидал. В отличие от большинства, Тирион, хоть и будучи часто мотивированным ненавистью, никогда не позволял ей затмевать себе разум.

— Не думаю, что девчонка настолько безжалостна, — нейтральным тоном произнёс он. — Ты уверен, что дело не в её отце?

Гарэс рассмеялся:

— Её отец мне на самом деле нравится, за исключением этого конкретного вопроса. Я советовал ему казнить её после событий в Данбаре. Вот, что стало источником раздора между нами. Чёрт, я бы даже не стал возражать, если бы он сам сделался королём. Мне на это почти плевать.

— Но не на неё? — подтолкнул Тирион.

— Если Сэнтир испортится, и его оставить нетронутым, то результатом будет тирания, равной которой не было никогда. Представь мир, в котором одна личность контролирует всё, в том числе мысли подданных. Свобода воли станет всего лишь иллюзией.

Тирион вздохнул:

— Твои слова почти благородны. Тебя совсем не волнует, что я сделаю, если ты меня выпустишь?

Гарэс наконец допил свой первый кубок вина:

— Если честно, мне плевать, что ещё ты сделаешь. Любое сотворённое тобой зло будет ограничено продолжительностью твоей жизни. После твоих мелочных актов насилия и мести человечество поправится. А эта девчонка, если её не остановить, может стать по сути бессмертной, и её зло не закончится никогда.

— У Ши'Хар никогда не было такой проблемы. Знаешь, почему? — осведомился Тирион.

— Ты имеешь ввиду Ши'Хар Сэнтир?

Тирион кивнул:

— Роща Иллэниэл держала их в узде.

— Мордэкай, может, носит их имя, но их дара он лишён, — сделал наблюдение Гарэс. — Не вижу, к чему ты клонишь.

— У его детей этот дар есть, — поправил Тирион. — Я весьма наслышан о его сыне Мэттью, и я видел намёки на это, когда тренировал Коналла.

— Ты пытаешься отговорить меня от того, чтобы тебе помочь? — сухо заметил Гарэс.

— Отнюдь, — ответил Тирион, вставая, и протягивая ему свои закованные в кандалы запястья. — Просто делюсь наблюдениями. У меня уже есть полно причин убить её.

Одно касание и короткое усилие воли — и Гарэс снял с него оковы:

— Уходи по-тихому.

— Разве нам не следует немного подраться? Ты же вроде должен был меня сторожить? — спросил Тирион.

— Меня здесь нет, — сказал Гарэс. — Поскольку я сейчас единственный маг во дворце, твоя камера не находилась под наблюдением постоянно. Насколько остальным известно, я сейчас сплю.

Приняв разочарованный вид, Тирион отозвался:

— Очень жаль. — Шагнув прочь из камеры, он пошёл по коридору. Оглянувшись на миг, он увидел, как архимаг вошёл в каменную стену, пройдя через неё так, будто та была из воздуха. «Полагаю, это объясняет, как он спустился сюда незамеченным».

Наконец оставшись один, он приостановился, прислонившись к стене, чтобы справиться со внезапно накатившим головокружением. Его раны всё ещё не исцелились до конца, и в этот раз ношение вытягивающих эйсар оков ослабило его. Вино тоже, наверное, было не самой лучшей идеей. Медленно дыша, он ждал, пока к нему не вернулось равновесие, после чего продолжил идти.

Каким бы усталым он ни был, побег он усложнять не стал. Достигнув верхних уровней темницы, где на самом деле присутствовали охранники, он ограничился лишь тем, что погружал их в сон. Ему приходилось беречь силы, поскольку он волновался, что кто-то из контролируемых Мойрой крайтэков всё ещё может присутствовать во дворце. Встреть он одного из них в нынешнем состоянии, это вполне могло стать его последним боем.

Однако он не ощутил никого из них в пределах своего восприятия. Мойра наверное удалила тех, которые выжили, для поддержания иллюзии того, что они были частью какого-то восстания со стороны Тириона. «Но что она с ними сделала — убила, или где-то спрятала?» — задумался он. Большинству из них оставалось жить меньше месяца, но убивать их всё равно было бы напрасной тратой ценного ресурса. «Вероятно, она спрятала их за городом», — решил он.

Поднявшись на первый этаж дворца, он обнаружил легко узнаваемое присутствие Коналла. Мальчишка был в одной из комнат на другой стороне дворца, и в этой комнате не было уорда приватности. Эйсар молодого мага казался слабым, будто он поправлялся после ранения, и чуть погодя Тирион решил, что тот наверняка без сознания. «Хорошо», — подумал он, — «иначе мне, возможно, пришлось бы убить его, чтобы выбраться».

Используя простую иллюзию, он замаскировался под одного из дворцовых слуг, и пошёл к главным воротам. Никто его не останавливал, но усталость и раны работали против него, поскольку ему приходилось прилагать усилия, чтобы не спотыкаться.

Затем он ощутил прибытие мощного источника эйсара, который он узнал. Это был Каруин, дракон Королевы, прилетавший с востока. Ему повезло, что дракона в момент его выхода из-под земли не было, но теперь его удача закончилась. Как только он ощутил дракона, тот сам его узнал, и приземлился во дворе рядом с воротами, мгновенно повернув голову в сторону Тириона.

«Блядь».

В лучшие времена этот дракон был бы противником, столкновение с которым требовалось тщательно обдумать, но в данный момент оно стало бы катастрофой. Зверь был творением из плот и магии, и хотя сам магией пользоваться не мог, эйсара в нём содержалось не меньше, чем в одном из Сияющих Богов. Дракон имел сопротивляемость к магии, обладал магическим взором, умел летать, и у него были зачарованные зубы и когти.

Каруин также был полностью взрослым, и поэтому обладал телом размером с маленький сельский домик. Рёв заметившего Тириона дракона был таким громким, что казалось, будто он сотряс дворец вплоть до каменного фундамента.

Синева неба манила, нашёптывая, что свобода близко — но он сразу же отбросил мысль о полёте. У него не было лётных навыков Мордэкая, и любой конструкт, который помог бы ему взлететь, был бы слишком медленным, чтобы сбежать от дракона. «Даже если бы у меня на это хватило сил…».

Бежать тоже было глупо, но выходить против этого чудовища во дворе было вообще самоубийством. С тем же успехом дворцовые ворота могли находиться на расстоянии многих миль. Он до них ни за что не доберётся.

Тирион развернулся, и побежал обратно к двери, что вела во дворец. На миг он попытался создать напитанный эйсаром туман, чтобы заблокировать дракону магический взор, но приложенное усилие едва не заставило его потерять сознание. Он отбросил эту идею, и понадеялся, что вовремя добежит до двери. Если он сможет вернуться внутрь, то размеры дракона будут работать уже в его пользу. Существо не могло преследовать его, не разрушив здание.

Он услышал, как зверь громко вдохнул, и нырнул за низкую каменную стену, отделявшую крытую галерею от остальной части открытого двора. Слуги, конюхи, стражники — все побежали прочь от места, в которое был направлен рот дракона, и в краткий миг перед выдохом Тирион услышал их крики страха и ужаса. Используя имевшиеся у него крохи силы, Тирион активировал свои защитные татуировки, понадеявшись, что их хватит — и в это время его укрытие захлестнула прошедшая по двору стена огня.

Казалось, что пламя пылало целую вечность, и он ощутил, как его кожа начала гореть от пробивавшегося через неадекватный щит испепеляющего жара. Камень у него за спиной пошёл трещинами, и начал разваливаться, плавясь по краям.

— Предатель! — проревел Каруин, когда пламя наконец стихло — его голос был слишком глубоким, человеческое горло не могло бы его воспроизвести. — Тирион на свободе! Охраняйте Королеву!

Как только дыхание дракона прекратилось, Тирион вскочил, и снова побежал. Огромный зверь прыгнул следом, и Тириону удалось пробежать под каменной аркой, что вела в парадный зал дворца, с едва ли секундой форы. Позади него Каруин врезался в каменную кладку, разбрызгивая во все стороны крошку и осколки. Секунду спустя арка обрушилась, когда дракон силой вдавил своё тело следом, клацнув зубами в воздухе позади Тириона.

Каруин продолжил реветь предостережения для обслуги дворца, а Тирион пронёсся по коридору, и нырнул за первый же поворот. Он не был уверен, будет ли Каруин рисковать огненным дыханием внутри дворца, но судьбу испытывать не собирался.

«Куда бежать?». То был открытый вопрос. Он хотел выбраться из дворца, а не забраться обратно внутрь, но из-за присутствия снаружи дракона это более не было возможным. Мордэкай научил его методу создания телепортационных кругов, но он так ни разу ни одного из них и не создал, да и это было бы бесполезно в отсутствие целевого круга. «Покои Королевы». Он осознал, что надежда теперь только на них.

Если Мойра дома, то он не смог бы справиться с ней, но он сомневался, что она там была. «Нет, она будет прятаться здесь, где-то в городе, чтобы присматривать за событиями во дворце».

Его иллюзия растаяла на бегу, поскольку растрачивать силы на её поддержание он уже не мог. Большинство слуг, видя его, всё равно были слишком удивлены, чтобы что-то сделать, лишь глазели с открытыми ртами. Организованного сопротивления он не встретил, пока не оказался у входа в королевские покои. Там его ждало четверо солдат с обнажённой сталью.

— Шибал, — усыпил он их одним словом, хотя и ощутил, как трудно это ему далось. Не останавливаясь, он распахнул лежавшие за ними двери, в метнулся внутрь.

Он едва не лишился головы, когда зачарованный клинок Сэра Харолда просвистел в воздухе. Рыцарь дожидался его, используя королевский уорд приватности в свою пользу, поскольку он знал, что Тириону придётся заходить внутрь вслепую.

Однако Тирион ожидал чего-то подобного, и пригнулся. Будь его противник нормальным человеком, этого бы хватило, но Харолд был нечеловечески быстр. Рыцарь в последний миг сменил наклон удара, оставив на спине Тириона длинный, кровавый разрез. Боль пронзила его подобно пламени, и он нырнул с перекатом, оставляя за собой пятна крови на полу.

Вскочив на ноги, он метнулся вправо, едва уклонившись от следующего удара Харолда. Времени на раздумья не было — рослый рыцарь наносил удары без остановок, и с такой скоростью и силой, состязаться с которыми нормальный человек не мог и надеяться. Тирион избежал следующие несколько ударов лишь потому, что он не думал — годы боёв не на жизнь а на смерть оставили отпечаток на его теле и разуме.

Тириону не требовалось сражаться, ему нужно было лишь спастись, но дверь к порталу была также дверью в спальню Ариадны, и эта дверь была заперта и закрыта на засов. Отступая перед неумолимым натиском Харолда, он на полную использовал мебель гостиной, чтобы выгадать себе драгоценного времени, и за несколько секунд большая часть обстановки оказалась окончательно испорчена — меч рыцаря рубил дерево и мрамор с одинаковой лёгкостью.

Он подивился боевым способностям Сэра Харолда. В прошлом он наблюдал за рыцарем во дворе для тренировок, и провёл с ним пару спаррингов, но всё это никак нельзя было сравнить с настоящим боем против Харолда. В честном бою, без брони и используя магию для увеличения собственной силы под стать Харолду, он наверняка бы проиграл. «Конечно, будь у меня моя обычная сила, я бы не стал биться с ним честно».

— А мы можем поговорить об этом? — сказал Тирион, поспешно отпрыгивая за куски только что рассечённого пополам дивана.

Голос Харолда странно звучал, отражаясь эхом внутри его металлического шлема:

— Ты потерял право говорить со мной, когда предал Королеву. То, что ты явился завершить своё вероломство, лишь укрепляет моё желание положить конец твоему жалкому существованию.

Пока рыцарь отвечал, взгляд Тириона обшаривал комнату, ища что-нибудь полезное. Ответ он нашёл в ножнах на правом боку Харолда — зачарованный мизерикорд. Оружие было похоже на кинжал, но лезвие было треугольным в поперечном сечении, и наконечник его был тонким как игла. Мизерикорд был предназначен для добивания бронированного противника, поскольку практически не имел лезвия, а обладал лишь крепким, тонким остриём, которое можно было вогнать в сочленения и слабые места вражеской брони.

Мгновенно составив план, Тирион прыгнул вперёд, будто собираясь нападать. Харолд отреагировал идеально, подняв меч в свою защиту, но Тирион споткнулся, не добравшись до него, и упал на пол. Увидев свой шанс, Харолд тяжело ступил ногой, двигаясь вперёд и принимая стойку для смертельного удара, рубя уязвимые голову и шею Тириона сверху вниз.

Тирион ждал. Когда Харолд шагнул вперёд, его ступня опустилась на невидимый объект из чистой силы, из-за чего она неуклюже поехала в сторону, заставив Харолда потерять равновесие. Тирион усилием мысли вытащил мизерикорд из-за пояса рыцаря, и притянул в свою раскрытую ладонь. Левая рука Харолда рефлекторно вытянулась, чтобы поймать ближайший столик и не дать ему упасть.

В этот миг Тирион нанёс свой удар. Направив всю оставшуюся магию на усиление своего тела, он ударил подобно змее, вгоняя остриё рыцарю подмышку.

Много лет назад выкованная Мордэкаем для Харолда броня была крепкой и хорошо сделанной, и даже уязвимые её места, вроде подмышек, были защищены кольчугой. Нормальное остриё не не пробило бы её, и даже зачарованный кинжал в руках Тириона не добился бы успеха, если бы тот не вгонял оружие с силой несущегося на таран быка. Наконечник пробил стальные звенья, льняную подкладку, кожу, рёбра и, наконец, сердце Харолда.

Харолд махнул мечом, но Тирион держался вплотную, прижимаясь к груди рыцаря. Но даже так сила удара закованной в броню руки Харолда обрушилась на его спину подобно молоту, едва не вышибив воздух из его лёгких. Затем здоровяк начал заваливаться. Тирион держал его, опуская рыцаря на землю и игнорируя боль в своей спине.

Он посмотрел на побеждённого противника, наблюдая за его смертью, и чувствовал лишь сожаление:

— Чёрт побери.

Сэр Харолд смог выдавить в ответ лишь мокрый булькающий звук, после чего его не стало.

Хотя это и шло вразрез со всеми его инстинктами, Тирион приостановился на миг:

— Ты мне правда нравился, Харолд.

Глава 19

Пылающий луч яркого света огнём ворвался в личную агонию Чада, заставив его прийти в сознание, и вытащив его из мира снов. Его голова раскалывалась, а язык ощущался рыхлым и сухим. Закрыв рот, он попытался смочить язык слюной, но это лишь заставило его острее осознать тот факт, что он, судя по всему, нажрался прошлым днём говна, если судить по вкусу.

— Бля, никогда больше не буду пить в том притоне, — со скрежетом выдавил он. Прошлым вечером у него были сомнения. Эль казался сносным, но он уже слишком набрался до прихода в то заведение, и вкус уже не чуял как следует. Теперь он точно знал, что эль был плохим. Хороший эль никогда не вызывает такой боли на следующий день.

Два дня тяжёлых запоев, совмещённых с исследованием разнообразных пабов и таверн Айвэрли — и он всё ещё ничего не нашёл.

— Расследования — дело трудное, — пробормотал он себе под нос, шаркая на противоположную сторону комнаты, чтобы глянуть, осталось ли в кувшине на столе немного воды. Осталось, но когда он поднёс его к губам, он приостановился, и принюхался. В голове всплыло туманное воспоминание о прошлой ночи, и его чуткий нюх дал подтверждение. «Мне вчера было трудно найти ночной горшок», — вспомнил он.

Подойдя к обидевшему его окну, он вылил содержимое кувшина, не успев подумать и выглянуть, есть ли кто-то внизу. В некоторых городах это было не такой уж большой проблемой, но в Айвэрли законы о сточных водах были строгими, поэтому горожане без боязни ходили под окнами, поскольку обычно люди не выплёскивали в них содержимое ночных горшков. Он подождал немного, и стал слушать, а не смотреть наружу, чтобы не показываться никому на глаза. Никаких ругательств он не услышал, поэтому решил, что вонючий выплеск ни по кому не попал.

Он практически умирал от жажды, поэтому нашёл куртку, и быстро спустился вниз, восхищаясь своей собственной ловкостью по мере проворного схождения вниз по лестнице. Прошлым вечером эта лестница была для него серьёзным противником. Когда он спустился, общий зал был пуст, так как для посетителей было рановато, и владельца постоялого двора тоже не было видно. Дверь главного входа распахнулась, и внутрь вошла женщина.

Чаду хватило одного взгляда, чтобы понять, что женщина была злая как мокрый чёрт, и впечатление об этом усиливалось тем фактом, что она действительно была мокрой. Её волосы обвисли, и с них капало, будто она только что вылила на себя воду. «Ох, чёрт», — подумал он, когда в его всё ещё затуманенном сознании оформилось ужасное понимание.

Женщина зыркнула на него, и рявкнула:

— Ты! Где владелец этого заведения?

Он какое-то время тупо пялился на неё, пока его мозг перебирал возможные ответы, ни один из которых не помогал ему бороться с головной болью.

— Это я, — наконец ответил он.

Она подозрительно прищурилась:

— Я здесь для того, чтобы оставить жалобу, и ты — не владелец. Где Хэм?

Хэмом звали человека, который сдал ему два дня назад комнату, и эта женщина явно его знала.

— Он наверху, разбирается с одной проблемой. Я — его двоюродный брат, — поспешно поправился Чад. — Затем, чтобы напустить драмы, он озабоченно посмотрел на мокрые волосы женщины: — Ты же не была сейчас только что под окном, а?

Она направилась к лестнице, игнорируя его, и оставляя на пыльном дощатом полу следы стекавших с её волос, как он уже понял, капель мочи.

— Не надо сейчас туда подниматься! — рявкнул Чад.

Женщина оглянулась, уперев в него взгляд своих карих глаз:

— Это почему? — гневно спросила она.

— Там драка была. Неподобающее зрелище для взора благоразумной женщины, — сымпровизировал он. — Хэм застал одного из постояльцев за выливанием своего непотребства в окно, они подрались. — Зайдя за барную стойку, он нашёл полотенце, и протянул ей: — Тебе, наверное, надо лицо вытереть.

Сперва она не ответила, но секунду спустя взяла протянутое полотенце, и стала с его помощью вытирать лицо, волосы и плечи.

— Надеюсь, Хэм устроил ему хорошую взбучку, — добавила она.

— Он этого глупца оставил без сознания, — с широкой улыбкой выдал Чад. — И челюсть, наверное, сломал. Я могу узнать, как тебя зовут?

— Присцилла, — мрачно ответила она.

Его брови удивлённо поползли вверх:

— У меня есть подруга с таким же именем, — ответил он, думая о своей драконице. Присси он не видел со дня их непредвиденного побега из Албамарла, после спасения Мордэкая. Предположительно, драконица всё ещё была где-то вблизи столицы Лосайона, но прошло так много времени, что он уже не мог быть в этом уверен.

Женщина хмыкнула с явным отсутствием интереса.

Чаду нужно было выпроводить её с постоялого двора. Хэм должен был рано или поздно вернуться, после чего выстроенная им ложь вскроется.

— Уверен, Хэм захотел бы, чтобы я компенсировал тебе неудобства. — Он запустил руку в кошелёк, и вытащил две серебрушки. — Этого должно хватить на оплату бани, стирку платья, и ещё немного останется. — Он мягко взял её за локоть, и повёл в сторону двери: — Я как раз и сам направлялся в бани.

Присцилла оглядела его с ног до головы, но позволила себя увести:

— От тебя действительно несёт алкоголем и потом.

Он проглотил свой почти автоматический ответ — тот бы ничем не помог. «А от тебя несёт ссаным уксусом». Но от ухмылки он удержаться не смог, и Присцилла нахмурилась, увидев выражение его лица. Она выдернула руку из его хватки, и пошла быстрее, выйдя с постоялого двора впереди него.

— Не нужно за мной идти. Я знаю дорогу, — сказала она, когда они вышли наружу.

— Я уже сказал, что сам туда направляюсь, — отозвался он.

Она продолжила спешно шагать:

— Не иди рядом со мной. Я бы предпочла, чтобы люди не думали, будто мы знакомы.

«Гордая сучка», — молча подумал он.

— Как пожелаешь. — Пока они шли, он изучал её фигуру. У него всегда была слабость к наблюдению за тем, как женщины ходили. Или дышали. «Да и вообще что угодно делали», — мысленно добавил он. Присцилла выглядела горожанкой среднего достатка, судя по её скромной одежде, но походка её была твёрдой и целеустремлённой, и в ней было как раз достаточно женственности, чтобы отвлечь его от обычно настороженного состояния.

Если бы пришлось гадать, он сказал бы, что она может быть женой купца. Возраста она была близкого к его собственному, хотя в волосах седины было поменьше. «Наверное, дома её ждут четыре спиногрыза и какой-нибудь паршивый пёс», — решил он. Чад поймал себя на том, что на ходу пялится на её бёдра, и усилием воли поднял взгляд обратно к её затылку, где обнаружил восхитительный изгиб её шеи. Моргнув, он огляделся, изучая улицу. «Чёрт, слишком давно был последний раз».

Он вдруг подумал о Данае, официантке в «Грязной Свинье» в Уошбруке. Он не виделся с ней больше месяца, и задумался, как у неё были дела. У него с ней было в прошлом несколько интимных встреч, но он всё ещё считал их отношения совершенно несерьёзными. Они были лишь друзьями, которые просто оказались разного пола. Друзьями, которые несколько раз позволили себе увлечься, слишком набравшись.

Но почему он всё время о ней думает? «Я просто за неё беспокоюсь», — решил он. Водоворот событий вокруг Замка Камерон мог вызвать самые разные проблемы в Уошбруке. «Надеюсь, она в порядке».

Однако это была просто нормальная забота. Егерь был достаточно мудр, чтобы знать разницу между похотью и любовью. Она была просто другом, с которым просто было проводить время чуть веселее, чем с его собутыльниками-мужчинами. «Надо было оставить Присциллу приглядывать за ней, а не брать её с собой в Албамарл», — подумал он. Чёртова драконица определённо не приносила никакой пользы, болтаясь по сельской местности за городом.

Пока он был погружён в раздумья, они добрались до городских бань. Здание было разделено на две части, и Присцилла бегло оглянулась, прежде чем направиться ко входу для женщин.

— Благодарю за заботу. Мне нужно возвращаться к работе, так что я не буду задерживаться. Если мы ещё увидимся в будущем, то, будем надеяться, что при лучших обстоятельствах.

У Чада отвисла челюсть, пока он пытался расшифровать подтекст её слов:

— Задерживаться?

Она одарила его взглядом с едва прикрытой жалостью:

— То есть, я быстро помоюсь, и пойду по делам, так что — до свидания.

Наконец смысл её слов дошёл до него. «Она думает, что меня к ней влечёт», — осознал он.

— О, да ничего. Я всё равно сюда собирался. Хочу хорошенько отмокнуть. — Он отмахнулся от неё, но когда она отвернулась, ему в голову внезапно пришёл вопрос: — А чем ты занимаешься? — спросил он ей в спину.

Она приостановилась, и ответила:

— Я — портная.

Тут у него в голове что-то щёлкнуло, но времени понять это наитие не было. Он инстинктивно продолжил:

— Значит, ты — швея?

Её губы сжались, и он понял, что каким-то образом её оскорбил.

— У меня есть швеи, которые мне помогают и занимаются текущими вещами. Я же создаю платья для знатных дам, — поправила она упрекающим тоном.

— О. — Чад посмотрел, почёсывая в затылке, как она входит в бани. Когда она скрылась из виду, он пробормотал себе под нос: — А мне не пофигу? — Ощущение было такое, будто у него что-то зудело в мозгу, но он не был уверен, как это место почесать. Пожав плечами, он вошёл в мужскую половину, и оплатил личную ванну, полностью намереваясь хорошенько отмокнуть. Последний раз он мылся в Ланкастере, неделю назад, и там он по сути ограничился обливанием холодной водой.

Его мышцы с нетерпением предвкушали тепло.

Он сидел в воде лишь минуту, прежде чем шестерёнки встали на место: «Если Роуз явилась сюда после поспешного бегства, то одежды у неё наверняка не было», — подумал он, — «по крайней мере — ничего приемлемого, по её мнению. Если у неё есть деньги, то она должна была найти портную». Он не мог вспомнить последний раз, когда видел на ней одежду, которую большинство сочло бы менее чем достойной короля.

— Да я вообще ни разу не видел её ни в чём кроме высококачественных платьев, — сказал он себе.

Вздохнув, он знал, что долго расслабляться в ванной ему не суждено. Окунув голову под воду, он быстро промыл волосы, и встал.

— Зря потратил пять пенни. — Чад поспешно вытерся, и забрал у мальчишек свою одежду, из которой те выбивали пыль. Всё ещё не до конца высохший, он оделся, и принялся ждать у входа. Ему нужно было снова поговорить с Присциллой.

Прошло полчаса, а её всё не было.

— Чёрт, я таки мог бы отмокнуть хорошенько, — тихо выругался он. Чад начинал гадать, не помылась ли она даже быстрее его, уже успев уйти, когда наконец увидел, как она вышла наружу. Она мгновенно нашла его взглядом, и на её лице отразилось удивление. — И это ты называешь «быстро помыться»? — спросил он с сарказмом.

Присцилла настороженно посмотрела на него:

— Почему ты всё ещё здесь? Ты ведь понимаешь, что я — замужняя женщина?

Он нетерпеливо кивнул:

— Ага, понимаю. Твоя добродетель меня не интересует. Ты сказала, что ты — портная, верно?

Она нерешительно ответила:

— Д…да?

— Я ищу одну леди, и я думаю, что она наверняка нуждается в твоих услугах, или в услугах кого-то вроде тебя, — продолжил он. — Сколько в Айвэрли портных?

— Несколько, если их можно называть таковыми, — с вопрошающим взглядом сказала Присцилла. — Но лишь я специализируюсь на платьях и одежде для родовитых леди.

Он коротко хлопнул ладошами, заставив её отступить на шаг:

— Значит, ты-то мне и нужна!

— Прошу прощения?

Раскочегарившись, он обнаружил, что так и сыплет словами:

— Ты ведь наверняка знаешь большинство клиентов, да? Учитывая то, что ты делаешь платья для богатых?

Присцилла огляделась, наверное гадая, есть имелись ли поблизости городские стражники, но ответила, косясь на него:

— Да.

Осознав, что пугает её, Чад смягчил свой тон:

— Слушай, я не плохой малый. Прости, что напугал. Женщина, которую я ищу — из моих друзей, но я думал, что у неё сейчас могут быть неприятности. Я могу заплатить. — Потянув за свой пояс, он положил руку на свой кошелёк.

На её лице мелькнуло гневное выражение:

— Не будь таким вульгарным. Я — не уличная попрошайка, выпрашивающая монеты за услуги. Чего тебе надо?

— Я буду благодарен за любые сведения, — отозвался он со слегка усилившимся акцентом. — Моя подруга здесь недавно, но я не знаю, как её найти. Думаю, она могла прийти к тебе за платьями. Она — благородная леди, и путешествовала налегке, поэтому с собой одежды много взять не могла.

Многострадально вздохнув, Присцилла взглянула ему прямо в лицо:

— И когда зовут эту леди? Если я её видела, то слышала и её имя.

Чад на миг отвёл взгляд:

— Ну, в том-то и проблема. Я не могу сказать. Она бы не назвала своё настоящее имя. У неё неприятности. Но я могу описать её внешность.

— Ты что, какой-то охотник за людьми? — спросила Присцилла, прищурившись с подозрением.

Он покачал головой:

— Нет, отнюдь, но другие люди действительно её преследуют. Мне нужно найти её раньше них.

По её лицу ясно было видно, что она ему не поверила:

— Я не знаю, кто ты, но я тебе больше ничего не скажу.

— Послушай, — отчаянно сказал он. — Я правду тебе бачу. Я поклянусь. Никакого вреда я ей не желаю — наоборот, вообще-то.

— Ты ожидаешь, что я поверю клятве незнакомца?

Чад немного подумал, пытаясь найти что-то способное её убедить, но ничего в голову не шло. В конце концов, отчаявшись, он вытащил металлическую фляжку, которую хранил в своей куртке. Взяв её руки, он вложил в них фляжку, и накрыл своими собственными.

— Справедливо, — отозвался он. — Ты меня не знаешь, но это — правда. Мне в этом мире почти на всё плевать, кроме друзей и выпивки. Клянусь тебе в этом на вот этой фляжке, которая мне дорога как жизнь. Я не желаю той леди зла. Мне нужно найти её до того, как это сделают другие, которые ей вреда желают.

Присцилла долгий миг смотрела ему в глаза, прежде чем спросить:

— Ты серьёзно? — Она сказала это, едва не смеясь.

— Что?

— Ты клянёшься на фляжке?

Он кивнул:

— Ага.

Тут она и впрямь рассмеялась:

— Я никогда не слышала ничего более смехотворного.

— Но ты же мне веришь, да? — подтолкнул он её.

Она выдернула фляжку у него из рук, и подняла, чтобы оглядеть:

— Что в ней?

Чад гордо ответил:

— Не что иное как лучшее от МакДэниела.

Присцилла отвинтила крышку, понюхала, и сделала долгий глоток, слегка поморщившись:

— Неплохо. — Затем она вложила фляжку обратно в его ладонь: — Ладно, я тебе верю.

Чад слегка потряс фляжку, с некоторым сожалением определяя, сколько осталось:

— Я ещё нескоро смогу это восполнить, — печально объявил он.

Она посмотрела на него с весёлым сочувствием:

— Я скажу тебе, что знаю… но не бесплатно.

Он одарил её своим лучшим заносчивым взглядом:

— А я-то думал, ты для денег слишком хороша.

— Деньги я не хочу, — сказала портная. — Я хочу две бутылки… как ты сказал… лучшего от МакДэниела?

Чад потёр подбородок:

— Это быстро не устроить. Выпивка эта из Лосайона…

Присцилла отмахнулась:

— Не сейчас — потом. Я поверю, что ты в долгу не останешься.

— Замётано.

— Как ты и сказал, я знаю всех моих клиентов, но несколько недель назад появился новый — женщина примерно моего возраста, — начала портная. — Она купила четыре платья, два — для себя, и ещё два — для более молодой девушки. Но девушку я не видела — она приходила одна.

«Две женщины?»

— Как она выглядела? — спросил Чад.

— Коричневые волосы, начинают седеть. — Она вытянула ладонь, показывая рост женщины. — Примерно такого роста, с серо-голубыми глазами.

— Как она назвалась?

— Никак, — ответила Присцилла. — Но платья взяла с доставкой на дом. У меня в лавке есть её адрес, если хочешь.

— Хочу, — мгновенно ответил он. — Но я удивлён. Почему ты мне поверила?

Она какое-то время смотрела на его плечо, будто размышляя, и ответила:

— Я хорошо умею судить о людях. Ранее ты солгал, когда назвался двоюродным братом Хэма, но на виски ты клялся всерьёз.

Охотник почувствовал, как его щёки начали румяниться:

— Нет уж, постой-ка, только потому, что…

— Это ты вылил в окно содержимое горшка, — бросила обвинение она, сверкнув сдержанным гневом во взгляде.

— Я ж сказал уже — не я это был! — объявил он.

Портная ткнула в его куртку, в место, где хранилась фляжка:

— Тогда поклянись на лучшем от МакДэниела, — бросила она вызов.

Это его окоротило. Он не собирался порочить память Джо МакДэниела, принося ложную клятву на своём сокровище. Чад сдулся, тяжело вздохнув:

— Ладно, поймала ты меня.

Присцилла кивнула:

— Хорошо. Ты признался. Лгать — плохая привычка. В будущем тебе следует этого избегать. — Затем она пошла дальше. Когда охотник не сразу последовал за ней, она оглянулась: — Ты идёшь?

Он поспешил её догнать, и вместе они пошли чуть в гору, в сторону Высокой Улицы, где располагались заведения, куда часто заходили богатые и благородные. Чад подавил в себе желание присвистывать на ходу, вместо этого направив своё внимание на окружение. Даже стражники в этой части города стояли более прямо, и из-за этого он чувствовал себя несколько смущённым.

— Вон, впереди — это моя лавка, — сказала Присцилла, указав на магазин с аккуратным фасадом и хорошо сделанной вывеской, на которой было не только изображение красного платья, но и надпись внизу: «Наряды Бэлл».

Он с любопытством бросил на неё взгляд:

— Бэлл?

— Моя мать, — проинформировала она его. — Лавку я унаследовала от неё.

— А, — неопределённо сказал он. Пока они заходили внутрь, его взгляд проходился вверх и вниз по улице, и он с трудом удержался от порыва натянуть шляпу пониже. Когда они зашли внутрь, он подождал, пока дверь закроется, прежде чем повернуться к Присцилле: — Снаружи наводчики.

Она выглядела сбитой с толку:

— Наводчики?

— Два пацана и мужчина, — объяснил он. — Они были расставлены, чтобы приглядывать за твоей лавкой. Ты в последнее время нажила себе каких-нибудь врагов?

Присцилла странно на него посмотрела, роясь в коробке за стойкой:

— Ты параноик. Я шью одежду. Если я кого-то расстраиваю, они просто требуют вернуть деньги, или чтобы я переделала работу.

— Я действительно параноик, — признал он. — Поэтому я до сих пор жив. Я также знаю свою работу. Они наблюдают за этим местом. Кто-нибудь ещё задавал тебе вопросы?

Вытащив короткую ленточку, Присцилла подвязала свои волосы на деловой манер:

— Один человек — но он у меня постоянный клиент. Я его знаю не один год. Не думаю, что ему было настолько интересно.

— Если ему было не интересно, зачем он спрашивал? — ответил Чад с просвечивавшей в голосе досадой.

— Это была легкомысленная беседа, — ответила она. — Тарол пришёл заказать новое платье для своей дочери. Ничего странного в этом не было. Работа маленькая. Он спросил, появились ли у меня новые клиенты, и я рассказала ему о ней. Мне не показалось, что его это особо заинтересовало.

Чад пожевал губу:

— Он заинтересовался достаточно, чтобы поставить снаружи людей.

— Тарол занимает видное место на службе у дворянина, и джентльмен до мозга костей, — уверила его она. — Он живёт честным трудом. Не стал бы он ввязываться во что-то вроде поиска беглецов. Об этом даже думать глупо.

— Думаешь, задавать вопросы они отправили бы кого-нибудь грубого? — спросил Чад. — Люди, о которых я толкую — они при деньгах. Они посылают кого-то милого и воспитанного. Он был просто лицом, чтобы ты ничего не заподозрила.

Она окинула его сухим взглядом:

— Однако же ты меня спрашивал. Сам-то ты весьма неотёсанный. Не надо усложнять.

Спорить с ней было бесполезно, однако ему хотелось рвать на себе волосы от фрустрации. Описанная ею женщина явно не была Роуз, но он не мог отделаться от чувства, что она была каким-то образом со всем этим связана. «И если она — не Роуз, то зачем её ищут?» — задумался он. Всё это казалось какой-то бессмыслицей.

Глава 20

Присцилла подёргала Чада за рукав, когда он собрался уходить:

— Если ты действительно думаешь, что они наблюдают за заведением, то разве тебе не следует уходить тайком череззадний вход, или вроде того?

Лучник фыркнул:

— А я-то думал, ты мне не поверила.

Подобравшись к двери слева, она выглянула наружу через щель в ставнях:

— Ну, я не говорю, что верю, но теперь, когда я на них смотрю, мне подумалось, что за последние несколько дней я их уже неоднократно видела. Может, тебе следует выйти с заднего входа. Что если они на тебя нападут, и украдут платья?

Он уставился на неё, открыв рот:

— Тебя платья волнуют?

Присцилла кисло взглянула не наго:

— Ты хоть понимаешь, сколько эти платья стоят? К тому же, я тебя почти не знаю.

Чад вздохну:

— Обещаю, они наблюдают за этим местом совсем не для кражи платьев. Скорее всего они надеются узнать, где живёт твоя новая клиентка. Когда я уйду, погляди, последует ли кто-нибудь из них за мной. — Затем он приостановился: — А сколько конкретно стоят эти платья?

— Готова поспорить — больше, чем ты зарабатываешь за несколько месяцев, — серьёзно ответила она. — Если с ними что-то случится, мне придётся вернуть деньги, а ещё я потеряю пошедшую на них дорогую ткань.

«Ты бы удивилась, сколько я зарабатываю за месяц», — подумал он про себя, хотя было очевидно, что платья стоили дорого. Однако её слова всё равно его уязвили:

— Я не работаю за деньги.

Она оглядела его с ног до головы, снова судя о нём по внешности:

— А за что ты тогда работаешь?

В его мыслях мелькнуло лицо Данаи, но он его проигнорировал. Затем Чад улыбнулся, и похлопал по своей куртке в месте, где надёжно хранилась его фляжка:

— Хорошее бухло, добрые песни, и тёплая компания. Всё остальное мне даёт мир. — Когда Присцилла рассмеялась, он посчитал необходимым продолжить: — Слушай, добрая женщина, ты, может, и посчитала меня охотником за головами, но на самом деле я занимаюсь высочайшей профессией. Я промышляю охотой, и хотя у меня есть лорд, который мне платит, я в нём не нуждаюсь. Лес обеспечивает меня всем необходимым — едой, домом, и дровами для огня. Работу я для друзей делаю потому, что они дают мне вещи, недоступные в природе — стол, пиво, улыбки и песни.

Лавочница покачала головой:

— Похоже, я ошиблась. Я думала, что ты — охотник за головами, но оказалось, что ты с самого начала был глупцом. Ты не женат, верно?

— А что? — ощетинился он.

— От крепкой выпивки остаётся только похмелье, а песни угасают сразу же, как только их перестают петь. Женщине нужны любовь и приют. Ты умрёшь холостым, если не усвоишь этот урок.

Чад прищурился, глядя на неё:

— Ты забыла о друзьях, которых я упомянул.

— Вы уже немолоды, — отозвалась она, не потеряв решимости. — Твои друзья будут слишком заняты своими собственными жёнами и детьми, и не смогут растрачивать время на то, чтобы с тобой выпивать — и начнётся это скоро, если уже не началось.

Это попало не в бровь, а в глаз, и Чад почувствовал знакомую боль в груди. За последние несколько лет он слишком много времени пил в одиночестве.

— Хэх, и ничего-то ты не знаешь, — выплюнул он в ответ, и открыл дверь, чтобы выйти наружу. — Я пошёл, — сказал он, коснувшись полей шляпы. «Я в любом случае планирую сдохнуть от севшей печени», — подумал он про себя. «Если кто-то не успеет до этого воткнуть в меня нож».

Снова оказавшись на улице, он направился по пологому спуску, который вёл к речным причалам, прочь от яркого достатка Высокой Улицы. Пройдя лишь один квартал, он свернул направо в боковую улицу, и воспользовался этой возможностью, чтобы проверить наводчиков. Как и ожидалось, один из них со своего насиженного места пропал — более взрослый мужчина. Это значило, что за Чадом кто-то следовал, хотя он и не смог пока усмотреть этого человека.

«Я-то думал, что за мной просто отправят одного из пацанов. Наверное, они решили, что я представляю перспективную зацепку», — осознал он. Чад улыбнулся про себя. Именно так ему и нравилось. После угроз в сторону ребёнка у него бы остался неприятный привкус во рту.

Продолжив двигаться по выбранной им улице, он остановил первого же встречного, пожилого мужчину:

— Прошу прощения, мистер, но можно ли по этой улице дойти до причалов? — Он позаботился встать так, чтобы можно было видеть поворот за угол, и пока старик отвечал, Чад заметил следившего за ним мужчину, свернувшего на эту же улицу.

— По ней ты туда никогда не дойдёшь, — ответил старик. — Сверни налево на следующей улице, там они и будут.

Он коснулся полей шляпы и поблагодарил старика, затем пошёл дальше. Указаний ему не требовалось, конечно же. Первый день в Айвэрли он провёл, шатаясь по улицам и запоминая их, пока перемещался от паба до паба. Подготовка никогда не мешала. Чад свернул влево, как и советовал старик, но затем пошёл своим путём, сворачивая тут и там, чтобы добраться до хорошего места, которое он приметил двумя днями ранее.

Тихий переулок, где два человека могли поговорить, не будучи увиденными или услышанными.

Он добрался туда десять минут спустя, двигаясь со скоростью, которая наверняка вызвала некоторые проблемы у его хвоста. Трудно следить за тем, кто движется быстрым шагом, не привлекая внимания при этом. «Впрочем, облегчать ему работу — не моё дело», — молча отметил он.

Из здания по левую руку выступал кирпичный дымоход, что привлекло его внимание во время разведки города, и после сворачивания в переулок он заступил за этот выступ, скрывшись в тени. Затем он поставил свёрток на землю, и принялся ждать. Он подумал было обнажить один из своих длинных ножей, но отказался от этой мысли. Его оружие было зачарованным, и потому слишком острым для того, что он задумал. Если его цель начнёт сопротивляться или резко двигаться, то могла случиться большая неприятность, которую пришлось бы разгребать.

Где-то через минуту он услышал шаги — его хвост остановился у входа в переулок. Чад решил, что в этот момент могло случиться одно из двух: либо преследователю хватит глупости войти, либо он сочтёт это ловушкой, и уйдёт. Во втором случае их роли поменяются местами, и уже Чад начнёт следить за этим малым, что всё равно могло дать ему новую информацию.

Незнакомец тихо выругался себе под нос, но Чаду всё же удалось расслышать слова:

— Проклятье, он меня почуял. — Затем человек прошёл десять футов по переулку, осторожничая и ожидая нападения из засады. Проходя мимо дымохода, он заметил охотника, и потянулся к ножу у себя на поясе.

Чад надеялся на более идеальный расклад, но это было лучше, чем следить за этим человеком следующие несколько часов. Он вышел из тени, и одарил незнакомца смертоносной, как ему казалось, улыбкой:

— Доброго дня, друг.

Мужчина был чуть ниже ростом, но с мощной мускулатурой, тёмными волосами, и глазами, которые в плохо освещённом переулке казались почти чёрными. Он повернулся к охотнику, сжимая в руке нож, и спросил:

— Кто ты такой?

— Я — человек с вопросами, — небрежно бросил лучник, не показывая страх, обычно встречающийся у людей, которым угрожают ножом. — Хочешь выпить? — Он похлопал по своей куртке, и начал вытаскивать оттуда фляжку.

Человека с ножом шагнул вперёд, угрожая:

— Вопросы буду задавать я.

Вытянув ладонь в знак мирных намерений, Чад вытащил фляжку, одновременно делая шаг назад:

— Не нужно горячиться. — Показав незнакомцу фляжку, он отвинтил крышку, и сделал глоток, прежде чем протянуть её мужчине: — Выпивку я предлагал всерьёз.

— Я спросил, кто ты такой, — сказал негодяй. — Я также хочу знать, для кого эти платья.

— У тебя странные интересы, — ответил Чад, осклабившись. Когда незнакомец поднял нож, он добавил: — Осторожнее, друг. Если сумеешь поцарапать меня этой штукой, я тебе всё верну сторицей.

По его лицу было ясно видно, что преследовавшему его человеку было не по себе от расслабленного поведения Чада, но он всё равно резко метнулся вперёд. Охотник пнул, выбив ведущую ногу из-под нападавшего раньше, чем тот смог твёрдо опереться на неё, в результате чего негодяй навернулся. К сожалению, широкий взмах его ножа всё же умудрился зацепить куртку Чада, оставив на коже неглубокий разрез.

— Ах ты хуетёк гнойный, — ругнулся охотник. — Это ж была моя любимая куртка. Когда я её заштопаю, у неё будет нелепый вид. — Между делом он наступил на руку упавшего врага, заставив того выпустить нож. Затем он наклонился, плотоядно улыбнувшись мужчине: — Не следовало тебе отказываться от выпивки. Это грубо, а порез на куртке меня вообще бесит.

Упавший незнакомец отполз назад, и, растеряв храбрость, вскочил, бросившись наутёк.

— Да пошло оно всё к чёрту, — выплюнул охотник. Потянувшись вниз, он подобрал замеченный ранее кусок кирпича, и подкинул на ладони, чтобы прикинуть вес. Прицелившись, он кинул снаряд с умеренной силой человеку в спину, целясь между лопатками. К сожалению, он недооценил свою силу, и тяжёлый кирпич попал человеку по затылку, заставив опрокинуться на землю как мешок с картошкой. — Блядь! — выругался Чад. «Только не говорите мне, что я его убил. Я ведь даже ножи специально не вытащил».

Подбежав, он оттащил упавшего человека от входа в переулок, прежде чем ощупать ему голову. Пока он прощупывал голову бедолаги, его пальцы испачкались в крови, но череп вроде был целый — не было никакой каши, которую он боялся найти. «Вот тебе и хитрый план с допросом». Глядя на лежащего без сознания человека, он ощутил некоторое облегчение от того, что тот жив — но лишь некоторое. По большей части он чувствовал раздражение.

— Долбоящер, — выплюнул он.

Теперь единственным оставшимся у него вариантом было доставить платья для владелицы лавки.

— Потому что тратить часы на то, чтобы разбудить твою тупую задницу, я ни черта не собираюсь, — сказал он бессознательному негодяю.

Чад оттащил человека в сторону, и прислонил к стене, пытаясь создать видимость того, что тот просто потерял сознание — но он сомневался, что его попытки что-то дали.

— Этот ублюдок выглядит дохлым, — пробормотал он, вытирая руки о рубашку мужчины, оставляя на ней красные пятна. Видя, что он натворил, Чад снова выругался: — Блядь. Так ещё хуже.

Встав, он решил оставить мужика в покое. Тот через некоторое время очнётся… или не очнётся, но Чад решил, что шансы у него довольно высокие. Лучшее, что мог сделать он сам — это не останавливаться, и оказаться как можно дальше от несчастных последствий его неудачной попытки устроить допрос. Взяв свою ношу, он пошёл прочь.

Он немного не дошёл до выхода из переулка, когда заметил девочку, смотревшую на него сверху, с гниющего деревянного балкона на третьем этаже. Ей было на вид не большое восьми, и её глаза были круглыми от удивления, или, возможно, страха. Чад поморщился. «Удача моя блядская». Затем он окликнул девочку:

— Он был мудак. Вот. — Сунув руку в кошелёк, он вытащил серебряную монету, и подкинул девочке.

Она не поймала монету, но та упала на балкон рядом с ней. Девочка быстро её прикарманила.

— Я был бы признателен, если бы ты забыла, что видела меня, — сказал он ей, и она кивнула в ответ. — Спасибо, — сказал он, касаясь полей шляпы, и уходя прочь.

— Он был мудак, — пробормотала она, повторяя его слова.

Улыбаясь про себя, Чад двигался небрежной походкой, но едва отдалился на квартал, когда услышал характерный свисток городской стражи. Оглянувшись. Он увидел разговаривавшего со стражником мужчину. Та маленькая девочка стояла рядом с ними, и прямо у него на глазах подняла руку, и показал в его направлении.

— Серьёзно? — с отвращением сказал он, развернулся, и побежал. «Уже и в трущобах людям доверять нельзя, особенно детям», — сделал он наблюдение, прибавив скорости.

Благодаря чадовым узам с драконом стражники никогда не смогли бы его догнать, но проблема была не в этом. Проблема была в проклятом свистке. Его услышит каждый стражник на расстоянии нескольких кварталов, и все они будут пытаться остановить бегущего мимо них глупца — но он не мог перестать бежать, поскольку первый стражник всё ещё преследовал его.

Конечно, он мог с ними разминуться или вывести их из строя, но чем дольше всё это будет продолжаться, тем крупнее будут его проблемы, и он не особо хотел ранить или даже убивать стражников, которые просто делали свою работу.

Но охотник бегал от стражников ещё задолго до того, как получил драконьи узы. Естественно, он в этом не тренировался, но уроки молодости достались ему нелегко, а забыть их было ещё труднее. Быстрые ноги помогали, но главным было разорвать линию обзора и спрятаться — если беглец пытался оставаться на открытой местности и бежать дальше, то его в конце концов ловили. Он нёсся по улицам и узким проулкам, время от времени уклоняясь от новых стражников, появлявшихся перед ним — и всё это время держал глаза открытыми в поисках нужного места.

Он бежал зигзагами через ряды двухэтажных домов, каменных на уровне улицы и деревянных сверху, когда, свернув за угол, он увидел подающее надежды место. Слева от него, у стены здания, была закрытая и запертая дверь в погреб, а со второго этажа выступал крепкий балкон. От последнего преследователя он оторвался минимум на тридцать секунд, и никаких людей в пределах видимости не было.

Схватив ручку двери в погреб, он собрался, и потянул, прилагая усилия, пока закрывавший вход в погреб деревянный засов не сломался, позволив двери со стуком распахнуться. Затем Чад закинул свою ношу на крышу, и прыгнул, легко преодолев отделявшие его от перил балкона десять футов. В прошлые годы ему бы пришлось поспешно карабкаться, и он скорее всего был бы вынужден положиться на удачу, вытянувшись на полу балкона — но не сегодня. Встав на перила, он снова подпрыгнул, и легко уцепился за карниз, после чего подтянулся, и улёгся на крыше. Затем он принялся ждать.

Принцип был простой — оторваться, скрыться из виду, а затем спрятаться где-то рядом с более очевидным укрытием. Стражники проверят погреб, а когда не найдут его, то придут к выводу, что он побежал дальше, пока они тратили время на обыск. Покуда никто из них не слышал, как Чад приземлился на крышу, он скорее всего будет в безопасности. «И я прыгал довольно тихо», — сказал он себе, — «даже если внутри в дневное время кто-то есть».

Он был не настолько глуп, чтобы рисковать и выглядывать из-за края крыши. Вместо этого он подполз поближе к центру крыши, устроил себе подушку из свёртка платьев, и устроился для длительного ожидания. Лёжа на спине, он обнаружил, что солнце беспощадно бьёт ему в глаза. «Вот, когда может пригодиться хорошая шляпа», — сделал он наблюдение, и натянул шляпу на нос, прикрывая глаза.

Чад тихо ухмылялся, слушая, как фрустрированные стражники ищут его внизу. Жара солнца как раз хватало, чтобы компенсировать холодный ветер, а тёплая крыша под его спиной казалась почти удобной. Довольно скоро он задремал.

Глава 21

— Пришёл довершить начатое?

Ариадна встретила его истекающим ядом голосом. Она стояла на противоположной стороне комнаты, рядом с массивной кроватью, и держала в руке узкий клинок. У Тириона с этой кроватью было связано несколько хороших воспоминаний, но их портило холодное и враждебное выражение лица его бывшей любовницы.

— Думаешь, ты сможешь остановить меня этой штукой? — презрительно спросил он, глядя на оружие в её руке.

Он видел скрытый в её глазах страх, когда она ответила:

— Нет, но я не умру без попытки защититься. Никто не может обвинить дочь Джеймса Ланкастера в трусости.

Страх ранил его больнее её слов. Он знал, что её разум был искажён, но его всё равно бесило слышать в её голосе гнев. «Ещё один повод разделаться с ведьмой-разумницей», — молча заметил он.

— Я не желаю твоей смерти, — объявил он, наступая на неё.

Тут Тирион чуть не умер, поскольку неправильно оценил скорость Королевы. Пусть она и не была обученным воином, у неё всё же были узы с драконом, и острие её меча метнулось прямо к его груди с такой скоростью, что он едва успевал отслеживать её перемещение.

Используя минимум движений, он шагнул в сторону, и оттолкнул клинок в сторону предплечьем, одновременно нанося крепкий удар Королеве в челюсть. Учитывая почти полное истощение его силы, любые другие действия скорее всего привели бы к его смерти, поскольку она была гораздо сильнее, и он сейчас не мог с ней состязаться.

Ариадна завалилась вбок, врезавшись в стойку кровати, и осела на каменный пол — оглушённая, но не совсем потерявшая сознание. Тирион забрал её меч, рассеянно заметив кровь, капавшую из мелкого пореза на его предплечье. Затем он рывком поднял ошарашенную правительницу на ноги, прежде чем повернуть её к себе спиной и приставить к её горлу острую сталь:

— Я здесь не для того, чтобы тебя убивать, но сейчас меня загнали в угол. Ещё надавишь на меня — и я сделаю что-то, о чём мы оба пожалеем, — предупредил он.

— Ты убил Харолда, — прошипела она, увидев её павшего защитника в соседней комнате. — У тебя что, совсем стыда нет?

— Он не оставил мне выбора, — парировал Тирион. — Не допускай такую же ошибку.

— Моей единственной ошибкой было вообще довериться тебе, вероломный ублюдок, — гневно заявила она. — Приканчивай меня, и закончим на этом. От твоего присутствия меня тошнит.

Тирион почему-то почувствовал в ответ на её слова лишь печаль, и ещё всепоглощающее чувство одиночества. Такого он не ожидал — по крайней мере, от себя. Он всегда мог совладать с гневом как со старым другом, но эти чувства были напоминанием о той его части, которую он считал давно умершей. «Я просто устал», — сказал он себе. Он был крайне утомлён, это уж точно. Он знал своё тело, и оно говорило ему, что он вот-вот потеряет сознание. Надо было заканчивать побег поскорее.

— Просто пропусти меня через портал, и я перестану тебя беспокоить, — ответил он. — Причинять тебе вред я не хочу.

Созданный Мордэкаем портал между его личным жилищем и покоями Королевы был оснащён несколькими хитрыми мерами предосторожности, о чём Тирион знал потому, что ранее пользовался этим проходом вместе с Гарэсом Гэйлином. Лишь Королева и род Иллэниэл могли пользоваться порталом, и они могли проводить по нему других лишь с помощью тайного пароля — в противном случае портал не действовал.

— Я не буду тебе помогать, — сказала Королева. — Ты хочешь причинить вред Мойре, я ведь права?

Вообще-то он хотел, очень даже хотел, но признаваться в этом было ему во вред. К тому же, он был не в том положении, чтобы сражаться с другим магом, не говоря уже о ней:

— Её там нет. Мне нужно выбраться отсюда, и сейчас я могу это сделать только через портал.

— Откуда ты знаешь, что её там нет? — спросила Ариадна с лёгким любопытством в голосе.

— Потому что паучиха — в городе, где она может дёргать за ниточки своей паутины, — ответил он, толкая её к двери портала. Когда они оказались на расстоянии фута, он прижал край меча к её горлу: — А теперь открывай, иначе Лосайону придётся выбирать нового монарха.

Он почувствовал, как её спина окрепла, вместе с её решимостью:

— Нет.

Насилие было здесь бесполезным — он был не настолько глуп. Ему надо было воззвать к её чувству ответственности:

— Подумай о людях, которые умрут, пытаясь спасти тебя, если не позволишь мне уйти, — тихо сказал он, шепча ей на ухо. — Легко я не дамся, ты это знаешь, и я вполне способен забрать с собой на тот свет много твоих подданных.

Ариадна гордо подняла подбородок:

— Я на этом троне не первый день сижу. За прошедшие годы я принимала много трудных решений. Если я отпущу тебя, то это приведёт к гораздо большему числу смертей в будущем. И тебе не удастся обмануть меня, заставив принять на себя ответственность за твои действия, сейчас или в будущем. Кровь — на твоих руках, а не на моих.

— Интересно, сколько человек погибнет, если я сейчас обрушу дворец на их головы, — начал гадать он. — Возможно, в неразберихе мне даже удастся сбежать. — Конечно, он блефовал. Даже если бы он не был истощён, устраивать такое лишь с помощью его собственного эйсара было бы глупостью, если не самоубийством, и у него не было доступа к особым талантам его создателя.

Но Ариадна этого не знала.

Дрожащие пальцы королевы коснулись дверной ручки, и она тихо пробормотала что-то себе под нос. Когда дверь распахнулась, он увидел, что портал активирован, поскольку на той стороне был дом Мордэкая. Тирион осторожно развернулся вместе с ней, а затем оттолкнул женщину прочь. Она споткнулась, почти упав, но, вовремя подхватившись, Ариадна с обвинением оглянулась на него:

— Ты никогда не испытывал ко мне ни капли чувств, верно? Я была лишь средством достижения цели, не так ли?

Тирион приостановился, держась за край двери. Он отчаянно хотел захлопнуть её, чтобы отгородиться от вида её лица:

— Что бы я ни сказал, всё бессмысленно. Эта сучка-разумница изменит твои воспоминания о моих словах под стать своим желаниям.

— Я так и думала, — горько сказала Ариадна. — Одни оправдания.

Тут его гнев полыхнул:

— Да, ты была средством для достижения цели, но не только. Я любил тебя, по-своему любил.

— Лжец, — прошипела она.

На миг то, как она это произнесла, зацепило его, напомнив о далёком прошлом, когда другая женщина, которую он любил больше всего, сказала то же самое. Захлопнув дверь, он прошёл через маленькую комнату, и открыл вторую дверь, войдя в дом Мордэкая, после чего захлопнул за собой и эту дверь тоже. Магический взор быстро подтвердил, что он был один, хотя он не мог ещё быть уверен в том, был ли кто-то в защищённых уордами комнатах. Как бы то ни было, он был вымотан донельзя. Дав себе лёгкое послабление, он сполз на пол, тяжело дыша.

В своих мыслях он всё ещё мог видеть зелёные глаза Кэйт, полные слёз. «Лжец».

Он положил предплечье себе на лицо, будто мог таким образом отгородиться от этого видения.

— Она очень похожа на тебя, Кэйт, — пробормотал он. Но была и очевидная разница. Кэйт верила ему, чтобы ни происходило, был ли он прав, или неправ, вопреки его лжи. Разум же Ариадны был искажён, и она верила, что он лжёт, хотя он говорил лишь правду.

Тирион постарался выкинуть эти мысли из головы. Он понятия не имел, сколько у него времени, поскольку враги знали, где он. Ему нужен был отдых. Время вернуть силы, время подумать, а когда он отдохнёт и подумает — время принять решение. Встать обратно на ноги было трудно, и его спина вопила от боли каждый миг.

«Надо портал уничтожить», — осознал он. В противном случае преследователи догонят его слишком быстро. Однако сделать это было труднее, чем сказать. Оперировавшие порталом чары были произведением искусства, и содержали в себе значительный объём магической силы. В его нынешнем состоянии было трудно повредить портал, а даже если бы он сумел это сделать, то получившийся в результате выброс силы мог его убить.

Тут ему в голову пришла мысль, и он улыбнулся. Судя по тому, что он видел, портал активировался, когда одна из ведущих в чулан дверей была открыта, но не работал, если были открыты обе. Когда одна дверь была открыта, другую надо было закрывать, иначе чары не активировались. Это было фундаментальной частью защиты, которую его потомок встроил в это магическое устройство. Ему только и нужно было, что заклинить дверь на этой стороне в открытом состоянии. Кому-то придётся добраться до дома Мордэкая другим способом, и закрыть дверь, прежде чем та снова станет работать.

Закончив с этим, он быстро обыскал дом и расположенную рядом мастерскую, испортив каждый найденный им телепортационный круг. Он не мог быть уверен, что поблизости не было других кругов, но ничего лучше он сделать не мог. Как минимум, был выход с Мировой Дороги в Арундэл, так что его преследователи отставали лишь на час или два.

Он порылся на кухне, и нашёл сушёный горох, твёрдый сыр, и, к его удивлению, свежий каравай. Мойра была здесь совсем не так уж давно. Большую часть найденных припасов он проигнорировал, поскольку готовить на ходу было делом непрактичным.

После этого Тирион отправился в путь, следуя пологому склону горы вниз, но прошёл лишь милю, прежде чем боль в спине заставила его остановиться. Каждый шаг тянул разрезанные кожу и мышцы, заставляя рану снова кровоточить. Обычно он бы исцелил её при первой же возможности, но до этого момента он берёг оставшиеся силы, считая, что они ценнее небольшого количества крови. Теперь это было уже не так.

Он как можно более осторожным образом закрыл рану и сшил повреждённые ткани. Но даже так потраченные усилия вызвали у него головокружение, и едва не заставили потерять сознание. Он также закрыл мелкий порез на предплечье. Дальнейшее движение потребовало всего его упрямства. Мир то и дело темнел, сужаясь перед ним до туннеля, поскольку его мозг с трудом оставался в сознании. Несколько раз он приходил в себя, лёжа лицом в земле, с новым пополнением в его коллекции синяков.

В какой-то момент, когда солнце скрылось за горами, он достиг подножья, где кора Мордэкая встречалась со своей соседкой, и где журчал маленький ручей. Тирион сел у берега, хотя его движение лучше было бы описать как «свалился». Ненадолго встряхнувшись, он напился, а потом позволил своим глазам закрыться. Прямо перед тем как уплыть в небытие, он закрыл свой разум. Если его искали, то облегчать им задачу он не собирался.

Когда он очнулся какое-то время спустя, Тирион дрожал в темноте. Луны не было, а поскольку он находился в горной долине, звёзд было видно немного. Из-за закрытого разума он чувствовал себя совершенно слепым, по крайней мере пока не снова не раскрыл разум, позволив магическому взору опять работать. Его тело ныло, и не только из-за ран, но и из-за дрожи, которая, предположительно, продолжалась уже какое-то время. Это был один из моментов, когда ему показалось, что прежнее тело крайтэка было ему предпочтительнее.

Тело крайтэка, которое было у него раньше, имело человеческий вид, но крайтэки, как бы они ни выглядели, создавались с основополагающим принципом функциональности в ущерб выживанию. Они не мёрзли, почти не чувствовали боли, и могли продолжать действовать нормальным образом прямо до того момента, как сваливались замертво. Тело, которое было у него сейчас, являлось точной копией прежнего человеческого тела его создателя, поэтому оно, как и большинство живых тел, ставило выживание выше функциональности. Он мёрз, он дрожал, он чувствовал боль и испытывал усталость. Все естественные механизмы, с помощью которых человеческие тела предотвращали смерть и предупреждали владельцев о грядущих ранениях или смерти — все они были на месте, и поэтому он находился в совершенно жалком состоянии.

И, основываясь на том, что он чувствовал, у был неплохой шанс не дожить до того момента, как он найдёт нормальное укрытие.

Смерть его не особо страшила, и в этот момент он был слишком устал, чтобы даже чувствовать свой обычный гнев или жажду мести. Его подмывало лечь и снова заснуть. «Я, наверное, не слишком долго буду чувствовать холод, а потом смогу обрести покой», — подумал он про себя.

Однако поступать так он не стал. Вместо этого он сел, и заставил себя съесть сыра и выпить воды, хотя на самом деле и не ощущал голода. Затем он встал, и пошёл, надеясь, что идёт прочь от дома Мордэкая. Определить это точно было никак нельзя. Он следовал течению ручья, следуя общей логике того, что это в конце концов выведет его прочь из гор.

В конце концов солнце взошло у него за спиной, подтвердив его догадку. Он направлялся на запад. Солнце согрело ему спину, чему он был рад, и он неуклонно тащился вперёд. В течение дня он поел сушёного гороха, жуя его небольшими горстями. Тирион всё ещё не чувствовал голода, но знал, что надо чем-то подпитываться, даже если есть не хочется.

После наступления полудня у него появился спутник — вроде бы женщина. Она шагала рядом с ним, хотя он не мог видеть её, когда поворачивал голову, чтобы взглянуть на неё прямо. Он знал её скорее как чувство, присутствие, и иногда он ловил отблески света от, как он предполагал, её оружия.

Это не показалось ему странным, хотя он и подозревал, что его реакция ненормальна. По мере истечения дня он стал слышать её шаги более отчётливо, а когда он начал спотыкаться, то наконец успел увидеть её краем глаза. Бриджид.

Она была голой, как обычно, а отблески света были от её похожего на змею металлического оружия, парившего вокруг неё, что часто бывало, когда она сражалась. Она на миг посмотрела ему в глаза, и улыбнулась — выражение её лица было наполовину диким и наполовину искажённым, как всегда и бывало, когда она пыталась улыбаться.

Секунду спустя его дочь отвернулась — вороные волосы скрыли её лицо, и она продолжила идти дальше, оставив его позади.

Выпрямившись, он пошёл за ней, не желая показывать свою слабость перед ней — или за ней, в данном случае. Пока он шёл, фигура Бриджид время от времени расплывалась, но он видел, что она идёт с силой и уверенностью, как и всегда, и как её длинные тёмные волосы качаются у неё за спиной.

«Она — идеальное отражение моих лучших и худших качеств», — праздно подумал он. Затем его взгляд затуманился. «Но она мертва».

Тут Бриджид развернулась:

— Быстрее, Отец. Нельзя, чтобы ты умер.

— Ты не настоящая, — пробормотал он слишком тихо, чтобы она могла услышать.

— А ты — настоящий? — парировала она, всё равно его услышав.

Это заставило его поморщиться. В конце концов, он действительно был лишь копией её истинного отца.

— Уж понастоящее тебя.

Бриджид остановилась, и развернулась к нему лицом, представ перед ним подобно обнажённой богине, с блестящими бликами солнца в волосах — но внимание его привлекло не это. Внимание его привлекло смертоносное зачарованное лезвие на кончике её цепи, которое неслось ему прямо в лицо.

Активировав наручный клинок, он отбил удар, пусть и более неуклюжим образом, чем обычно, а потом споткнулся, упав вбок, чтобы уклониться от рубящей цепи, метнувшейся к нему с другой стороны. Третий удар убил бы его, поскольку уклониться он уже не мог, но Бриджид остановилась. Она стояла над ним, глядя на него сверху вниз своими скрытыми в тени голубыми глазами.

Уцепившись за эту возможность, он метнулся вверх, и поймал её рукой за горло — но тело его дочери ощущалось под его пальцами твёрдым как камень. Без всякого выражения на лице, Бриджид подняла руку, и отцепила от себя его пальцы — её сила значительно превосходила его собственную, учитывая его ослабленное состояние.

Тут силы оставили Тириона, и ноги перестали его держать. Он упал на спину, глядя на дочь, а его тело трясло от внезапного перенапряжения.

Встав рядом с ним на колени, Бриджид поднесла своё лицо к его собственному, и поцеловала его, прежде чем усесться, глядя на него серьёзным взглядом:

— У тебя лихорадка, Отец. Думаю, ты можешь вскорости умереть.

— Каково это? — спросил он с подлинным любопытством.

— Не знаю, — сразу же ответила она. — Живым такие вещи неведомы, а сейчас… — Она показала на себя, будто имея ввиду её чересчур реальное тело… — я чувствую себя живой.

— Это вызванное лихорадкой видение, — тихо объявил он. «Если только мой оригинал не создал её по своим воспоминаниям, но если и так, то она — не настоящая Бриджид». Его разум был слишком затуманенным, чтобы решить, что было реальным, а что — нет.

На её лице мелькнуло злобное выражение, и Бриджид подняла правую руку, приложив её к его сердцу. Сфокусировав свой эйсар на кончике ногтя большого пальца, она прочертила маленькую красную черту на коже его груди. Секунду спустя она залечила порез, срастив кожу небрежным образом, после чего должен был остаться заметный шрам.

— Вот, — сказала она с удовлетворением в голосе.

— И в чём был смысл? — слабо вопросил он.

— Ни в чём, — сказала Бриджид. — Если только ты не выживешь. — Затем она запустила одну руку ему под плечи, а вторую — под бёдра. Он чувствовал, как её эйсар пришёл в движение, усиливая её тело, и Бриджид плавно встала, подняв его на руках подобно ребёнку.

После этого Тирион смутно осознавал, что она шла, поскольку сам он время от времени терял сознание. Когда он полностью очнулся, снова стемнело, и он почувствовал под собой холодную траву. Бриджид снова смотрела на него, её взгляд был серьёзным и печальным:

— Попытайся не умереть, Отец. Бог тебя ненавидит, но он с тобой ещё не закончил.

Он хрипло засмеялся:

— Бог? Нет никаких богов. Это — лихорадочное видение.

Грянул гром, казавшийся таким мощным, что будто сотряслось само небо, и Бриджид начала таять.

— Смотри, как я горю, — прошептала она — и исчезла. Пошёл дождь, и крупные, холодные капли воды приятно холодили кожу Тириона.

Он закрыл глаза, и стал ждать смерти.

— Ты жив? Ты меня слышишь? — спросил тревожный женский голос.

Тирион снова открыл глаза, но находившееся перед ним лицо принадлежало не Бриджид, а какой-то незнакомке. Женщина взволнованно поглядела на него, прежде чем положить ладонь ему на лоб. Затем она встала, и побежала:

— Джеймс! Тут какой-то человек! — окликнула она.

Глава 22

Мэттью смотрел обратно в сторону Ланкастера, когда созданное его сестрой Айрин отверстие закрылось. Медленно, почти апатично, он повернулся к остальным, сначала встретившись взглядом с Керэн, потом с Айрин, а затем с Линараллой.

— Мне нужна ваша помощь, — объявил он, теперь модуляция его голоса была почти нормальной.

Керэн сразу же кивнула, но Айрин спросила:

— С чём?

— Я хочу вернуть Ланкастер на его прежнее место, — просто сказал Мэттью.

— А ты можешь? — воскликнула Айрин. — Это вообще возможно?

Линаралла также ответила в тот же момент:

— Нет.

Айрин бросила на неё взгляд:

— Это невозможно?

— «Возможно» и «вероятно» — это разные вещи, — сказала Ши'Хар. Стоя в лучах ранней зари, с развевающимися на ветру волосами, она казалась ещё более неземной, чем обычно. — Это может быть возможным, но вероятность мала, а шансы смерти или ещё более худшего исхода — очень велики.

Стоявшая позади них Элэйн впервые подала голос:

— Я думала, что у тебя нет никаких практических познаний о том, как Ши'Хар Иллэниэл создали эту магию. — Её заявление было адресовано Линаралле, а не Мэттью.

Линаралла согласно кивнула:

— Нету.

Айрин, выражение лица которой колебалось между надеждой и неуверенностью, спросила:

— Тогда как ты можешь такое утверждать, Линн? Чего ты такого понимаешь, чего не понимаем мы?

Новая сестра Айрин без всяких колебаний ответила:

— Основы магии.

Элэйн откашлялась:

— Ох.

Но Линаралла не закончила. Она продолжила:

— Согласно тому, что я знаю, созданный для разделения нашего мира магический конструкт был результатом работы тысяч и тысяч представителей моего народа, возможно как детей вроде меня, так и старейшин. Для одного человека или даже маленькой группы попытка сместить любую часть этого конструкта подобна попытке одного рабочего убрать или поменять камень в фундаменте участка каменной стены. Задача слишком большая. Без надлежащей поддержки стена обрушится, вероятно убив этого индивидуума, и разрушив саму стену.

Мэттью улыбнулся:

— Она права.

— Тогда нам не следует пробовать, — заявила Айрин.

— Зачем вообще было это предлагать? — спросила Керэн, глядя на него с прищуром.

Мэтт вздохнул:

— Я хотел сказать, что её выводы верны, если основываться на имеющихся у неё сведениях. Однако я уверен, основываясь на моих сведениях, что это не только возможно, но и почти наверняка будет успешным. — В ответ на эти слова он получил лишь четыре кислых взгляда.

Грэм взял Алиссу за руку:

— Давай-ка прогуляемся. Чувствую, что это займёт какое-то время.

Алисса же, казалось, не могла решиться:

— Но что если…?

— Мы им не понадобимся, — сказал Грэм.

— Я с вами, — вставил Сайхан, и секунду спустя Грэйс также добавила: — Я тоже.

Вскоре у пространственной границы остались лишь маги и их драконы.

— Какой такой информацией ты обладаешь? — спросила Линаралла с чистым любопытством в голосе.

— Я не могу выразить это словами, — сказал Мэттью. — Ты пока не являешься истинной Иллэниэл. Да и я, если уж на то пошло, таковым не являюсь.

— Ты — человек, — сказала Айрин. — Иллэниэл — это просто наша фамилия. Линаралла на самом деле является Ши'Хар Иллэниэл.

— Я имею ввиду не это, — сказал Мэттью. — Рэнни, ты знаешь, что вообще значит слово «Иллэниэл» на эроллис?

Элэйн начала громко бормотать себе под нос:

— Ну вот, опять. Как же меня уже тошнит от этих мистических пророческих выкрутасов.

Айрин бросила на неё предостерегающий взгляд, прежде чем ответить брату:

— Нет. Ты же знаешь, что я не говорю на эроллис. В отличие от тебя, я не родилась с Лошти.

— Наиболее близкое слово в бэйрионском будет «потенциал», — услужливо сказала Линаралла.

Мэттью кивнул:

— Я всегда думал, что это странное имя для рощи Ши'Хар, или для нашей семьи. Мне никогда не приходило в голову, что в нём мог содержаться более глубокий смысл, пока я не пересёк пустоту, чтобы отправиться в мир Керэн. Но с нашим даром я это имя связал лишь несколько недель назад, пока рассматривал изменения в моём даре. Не знаю, как это называть, если честно.

— Давай ближе к делу, — отрезала Элэйн.

— Иллэниэл означает то, что лежит между мирами, — объяснил Мэттью, — или, возможно, это означает тех, кто может с этим чем-то общаться — тех, у кого есть дар Иллэниэл. Терминология, наверное, не особо важна. Важно то, что место между мирами, между вселенными — оно не пустое, оно живое… и осознаёт себя. Эйсар является его проявлением. Вот, почему всё обладает каким-то сознанием, пусть иногда и слабым. Но когда перемещаешься между мирами, и всё остальное пропадает, а ты теряешь ощущение своего «я», ты можешь мельком увидеть неограниченный потенциал, лежащий в основе ткани реальности.

Керэн кивала с отстранённым выражением лица:

— Я чувствовала что-то подобное, когда ты меня сюда перенёс.

— Отсюда и происходят мои «мистические пророческие выкрутасы», — сказал Мэттью, бросая насмешливый взгляд на Элэйн. — Потенциал ведёт меня, показывая мне возможности, которые я прежде не рассматривал.

— Ты стал старейшиной, — сказала Линаралла.

Айрин нахмурилась:

— Он не настолько старше меня.

— Думаю, она имеет ввиду старейшин Ши'Хар, которые деревьями стали, — подала мысль Элэйн.

Керэн рассмеялся:

— Он довольно неотёсанный, но до коры ему далеко.

— Элэйн права, — сказала Линаралла. — Поскольку он — человек, он не может стать деревом, но его разум претерпел трансформацию, подобную трансформации старейшины Иллэниэл.

— И что это значит? — с некоторой досадой спросила Айрин.

Мэттью ответил первым:

— Это значит, что я скорее всего могу обратить пространственную границу вокруг Ланкастера.

— Это безумие, — сказала Элэйн.

— Вы поможете мне? — спросил Мэттью.

Линаралла мгновенно ответила:

— Да.

Немного поглядев на Ши'Хар, Айрин и Керэн согласно кивнули, но ответ Элэйн был более пессимистичным:

— Это глупо, но, наверное, у меня нет выбора, кроме как согласиться.

— Что нам надо делать? — спросила Керэн.

— Каждая из вас соединит свой разум с моим, чтобы я мог управлять вашим даром. Зефир обеспечит необходимый эйсар, — начал Мэттью.

Элэйн быстро указала очевидный изъян в его плане:

— Только у Айрин и Линн дар такой же, как у тебя. Мы с Керэн не можем работать с упомянутым тобой «потенциалом».

— Можете, — парировал Мэттью. — Это — тайна, стоящая за всеми дарованиями Ши'Хар, о чём бы ни шла речь. Телепортация, невидимость, управление разумом, изменение облика — все они требуют контроля и расчётов, на которые человеческий разум не способен сам по себе. Маг, лишённый одного из этих дарований, часто способен воспроизводить такие эффекты, но лишь благодаря обширной подготовке — например, телепортационный круг. Другие дарования более специализированные, но все они полагаются на ту же самую связь с «потенциалом».

— Ты это узнал от этого лошти, с которым родился? — спросила Айрин.

Он покачал головой:

— Нет. Просто догадался. Папа раньше строил на этот счёт предположения, но по ходу жизни это стало казаться единственным нормально подходящим объяснением, по крайней мере по моему мнению.

Несколько минут спустя они встали вместе у границы, взявшись за руки. Добровольное соединение разумов было действием, на которое был способен любой маг, даже без физического контакта, но требовавшийся Мэттью уровень контроля был трудно достижим. Потребовалось некоторое время, чтобы все они успокоили свои мысли и ослабили самоконтроль, подчинив свою силу его воле. Усложняло проблему то, что ему приходилось одновременно тянуть эйсар из Зефира, в результате чего процесс ощущался немного похожим на жонглирование, а этот физический навык она так никогда и не освоил. «Было бы гораздо проще, если бы нам помогала Мойра», — подумал он, на миг забыв об их тесной связи.

— «Будто кто-то из нас доверил бы ей свой разум», — пришёл ментальный ответ Элэйн.

На некоторое время их связь потеряла прочность, когда все начали мысленно разговаривать, из-за чего были вынуждены снова потратить время на успокоение своих мыслей. Однако мысли были не единственным отвлекающим фактором. Эмоции также текли между ними, и с пятью участниками всё путалось. Мэттью чувствовал смесь неожиданных чувств — любовь, раздражение, приязнь, и даже ревность. Не всегда было ясно, от кого конкретно шла какая-то эмоция, но он быстро осознал, что под внешним налётом повседневного существования окружавшие его четыре женщины имели гораздо более сложные отношения как с ним, так и друг с другом, чем он на самом деле полагал.

Элэйн на миг посмотрела ему в глаза, и отвела взгляд, покраснев лицом, и в тот же момент он ощутил всплеск гнева, вероятно от Керэн.

— Так не получится, — заметила Айрин, глядя на остальных, в то время как через связь она излучала одновременно отвращение и своего рода сестринское покровительство.

— «Быть может, если бы мы сначала разобрались с приязненными и репродуктивными порывами, то стало бы проще», — послала мысль Линаралла. — «Это бы убрало конкурентное напряжение между некоторыми из нас».

— «Как?» — спросил Мэттью, и мгновенно пожалел об этом, поскольку Ши'Хар спроецировала свою идею в виде визуальных образов.

Яркость и чёткость представленных ею образов уступала лишь их шокирующей непристойности. Мэттью мгновенно закрыл свой разум, разорвав связь. Он горячо надеялся, что никто из остальных не уловил ни капли его первой, не слишкомцивилизованной реакции.

Между тем Керэн покраснела так сильно, что её щёки окрасились пурпурным, а Элэйн совсем развернулась, чтобы скрыть от них своё лицо. Айрин издавала сдавленные звуки:

— Думаю, меня сейчас стошнит, — объявила она.

Лишь Линаралла выглядела нормально:

— Что, это плохая идея?

— Да! — мгновенно ответили остальные женщины, в то время как Мэттью лишь поморщился.

Керэн ткнула его кулаком:

— Правильный ответ был «да».

— Конечно, — сказал он ей. — Я просто был смущён. — Подняв взгляд, он упёрся взглядом в Линараллу.

Керэн снова ткнула его, уже сильнее:

— Даже не думай об этом. Вообще, полностью сотри это воспоминание.

К сожалению, благодаря лошти у Мэттью была идеальная память, и он подозревал, что представленные Линараллой образы ещё долго будут его преследовать, но был не настолько глуп, чтобы сказать об этом:

— Уже стёр, — соврал он.

Айрин делала глубокие вдохи, но приостановилась, серьёзно взглянув на Линараллу:

— Позже нам с тобой надо будет устроить серьёзный разговор про ревность и личные отношения. Думаю, у тебя имеются очень скверное непонимание некоторых вещей, связанных с мужчинами и женщинами.

— Особенно связанных с братьями и сёстрами, — резко добавила Керэн.

— Керэн, пожалуйста! — рявкнула Айрин. — Меня правда стошнит.

— Давайте просто перестанем об этом говорить, — предложила Элэйн, всё ещё отвернувшись от них.

— Я уже знаю всё то, что ты собираешься мне сказать, Айрин, — сказала Линаралла, пытаясь защищаться. — Представленный мною образ не предполагался для восприятия всерьёз.

— Что?! — закричала Элэйн.

— Это ты так пошутила? — спросила Керэн, не в силах поверить в её слова. — Пожалуйста, больше никогда не шути в моём присутствии, — искренне добавила она.

Под действием нервного напряжение и курьёзности всей ситуации Мэттью то ли фыркнул, то ли хихикнул. Это быстро переросло в сдавленный смех, когда Керэн и Айрин одновременно начали тыкать его кулаками. Он с трудом сдерживал хохот:

— Не могу удержаться. Это же смешно! — воскликнул он под градом ударов. — А чего вы меня-то бьёте? Это же она всё сделала!

В конце концов все успокоились, и помолчали несколько минут.

— Ну, мы готовы попробовать ещё раз? — спросил Мэттью. — На этот раз у меня есть идея получше. — Ответом ему был набор подозрительных взглядов, но через некоторое время они согласились попробовать ещё раз. Когда они взялись за руки, он объяснил: — На этот раз сфокусируйтесь на мне. Игнорируйте свои внутренние чувства, и просто слушайте мои мысли. «Это поможет избежать отвлечений», — ментально добавил он, когда связь между ними окрепла.

Мэтт сосредотачивал свои мысли на текущей задаче, позволяя пространственной границе полностью заполнить его внимание, пока его связь с остальными магами усиливалась. Он подчёркнуто игнорировал приходившие к нему разнообразные эмоции, позволяя им проходить мимо незамеченными подобно ветру в тёплый день. Шли секунды, и остальные начали резонировать с ним — их ментальное состояние подстраивалось под его собственное.

Как только всё стало ощущаться правильно, он начал тянуть силу из Зефира, направляя её остальным и используя их разумы для её настройки на пространственную границу. С Айрин и Линараллой было проще всего, их способности соответствовали его собственным. В пределах их связи они стали почти прозрачны, как продолжение его собственной магии, в то время как Керэн и Элэйн обе проявляли различные степени сопротивления.

Он не спешил, и по мере того, как они расслаблялись, их сопротивление будто убывало, пока не стало почти незаметным. Когда он был готов, все пятеро, действуя синхронно, толкнули свою силу вовне, цепляясь за огромную границу.

Между ними завибрировала нотка удовлетворения — единая мысль, у которой не было какого-то определённого источника: «первый шаг завершён». Дальше всё приняло странный оборот.

Мэттью усилием одной мысли сместил свою… нет, их… точку зрения, выйдя за пределы мира в лежавший между реальностями потенциал. Всё исчезло, кроме границы, сформированной в этом потенциале как над так и под знакомым миром. Теперь он мог видеть её во всей полноте, а не только маленькую секцию, рядом с которой они стояли. Это была гигантская решётка из линий и плоскостей, тянувшаяся во всех направлениях, разделяя и собирая физическую реальность, в которой они были рождены.

Это была огромная матрица магии, однако в самую её структуру, в каждую её вершину, были встроены инструменты для управления ею.

Внутри неё сидел разум, древний разум — старый, могущественный, и медленно умирающий. Последний из хранителей врат. Его корни дотягивались до этой матрицы, и его разум был соединён с потенциалом за пределами миров — это был старейшина Иллэниэлов.

— «Я — Кион», — внезапно объявил он. — «Зачем ты пришёл?»

Они ответили одним голосом, потому что оставался лишь Мэттью:

— «Потому что ты ослабел. Через структуру начали распространяться ошибки».

— «Это уже не важно», — ответил Кион. — «Семя уже украло мою силу. Всё потеряно. Вот, почему появляются ошибки».

— «Нет», — заявил Мэттью. — «Они начались ещё до твоей потери. Возраст начал брать над тобой верх».

— «Возможно, но причины более не имеют значения. Близится конец всех начал. Твой родитель всё уничтожит», — ответил старейшина.

— «Ещё не всё потеряно. Помоги нам всё исправить».

— «Нет».

Мэтт был искренне удивлён:

— «Почему?»

— «Во мне осталась лишь злоба. Твой предок загубил единственную цель в моей жизни».

— «Тогда мы тебя заменим», — предупредил Мэтт.

По месту, которое вообще не было местом, прокатились отголоски смеха:

— «Даже если твой родитель не уничтожил нас всех, ты обратишься в прах задолго до того, как я закончу умирать».

Внутри него что-то зашевелилось, и пришли мысли Линараллы:

— «Ши'Хар вернулись. Будет найден новый старейшина, чтобы занять твоё место».

— «Тогда делай что хочешь, дитя», — сказал Кион. — «Я не буду твоим усилиям ни противиться, ни помогать».

Этого было достаточно. Перефокусировав свой разум, Мэттью вернулся к конкретной части пространственной матрицы, которую надо было сместить, а затем он расслабил свои границы, позволяя потенциалу слиться с ними. Потенциал впитал его самосознание, уничтожая его «я», одновременно принимая его цель.

Отток силы из Зефира повысился, начав обжигать их, опаляя их души до тех пор, пока им не стало казаться, что бесконечность, с которой они соединились, состояла лишь из огненной боли. Их эйсар окутал границы вокруг Ланкастера, и начал давить.

На кратчайший миг Мэттью усомнился, и с сомнением пришёл страх. Их силы едва хватало, и малейшая ошибка, мельчайшее колебание заставило бы всё расклеиться. Результатом такого просчёта стала бы аннигиляция.

«Вот, почему Кион не стал вмешиваться», — осознал он. «Ему хочется умереть».

— «ЗНАЧИТ, ОН БУДЕТ РАЗОЧАРОВАН».

Прогремевший в нём голос принадлежал не потенциалу, и не одному из тех, кто сейчас составлял его сущность. Он узнал его, не осознавая, откуда это узнавание появилось:

— «Отец!»

— «ДЕЙСТВУЙ, ПОКА РЕШИМОСТЬ ТЕБЯ НЕ ОСТАВИЛА».

Резонировавшая в этих словах сила была столь велика, что грозила его уничтожить, но Мэттью тем не менее успокоился благодаря присутствию отца. Не теряя времени, он отбросил сомнения, и одним последним всплеском воли инвертировал границу, в пределах которой лежал Ланкастер.

Он знал, что добился успеха, и незамедлительно отпустил шедшую от Зефира силу, одновременно смещая их обратно в знакомый им мир. Но ситуация всё ещё не вернулась к норме. Он видел вдалеке дорогу, тянувшуюся к Ланкастеру… починка мира удалась, но теперь он воспринимал эту дорогу через пять пар глаз.

Узы, соединявшие его с остальными, всё ещё работали на полную. У него было пять тел, но разум у него всё ещё был его собственный. Поглядев туда-сюда, он изучил свои тела со всех доступных ему точек зрения. Четыре тела были несомненно женскими, но он всё ещё был мужчиной. Это одновременно сбивало с толку и завораживало.

Их разумы всё ещё присутствовали, он их чувствовал, но их воля отсутствовала. Его захлестнуло ощущение мощи. «Неужели Мойра ощущает это вот так?» — задумался он. «Как она умудряется себя контролировать?». Мощь пьянила. Он мог сделать что угодно.

Он вновь изучил тела своих подчинённых, прежде чем сосредоточить внимание на Линаралле. Она была идеальна, её тело было лишено изъянов, бессмертное и неизменное. Её физическая форма также была невероятно красива.

И она принадлежала ему, он мог делать с ней всё что угодно.

В ответ на его невысказанное желание, лицо Линараллы повернулось к нему, улыбнулось, и облизало губы. Выражение этого лица было ей не присущим, поскольку было совершенно человечным, и отражало его подсознательное желание.

Он заставил своё внимание уйти прочь от неё, и его множество взглядом упало на Элэйн. Она не была идеальной, но также была желаемой. Даже в её мелких изъянах был некоторый шарм. Её глаза сверкали, глядя на него, и в них он увидел себя самого.

Выражение на его лице было хищным. В своём лице он увидел голод… и зло.

На миг — или, к его стыду, более чем на миг — он подумал, что, наверное, сможет с этим жить. Пока он не позволил своему вниманию сместиться на Керэн. Она смотрела обратно на него так же, как и остальные, хотя из-за голубой кожи и кудрявых волос она имела самые разительные внешние отличия от остальных. Когда он её увидел, его сердце всколыхнулось, и, что важнее, он увидел в ней истинную эмоцию — настоящую приязнь, не являвшуюся результатом его собственной воли.

Разозлившись на себя, он разорвал узы, и окружавшие его четверо женщин свалились на землю подобно марионеткам с обрезанными нитками. Глубоко дыша, Мэттью уселся на траву, глядя на лежащих без сознания друзей.

— Чёрт. Надеюсь, они ничего из этого не вспомнят, — пробормотал он, чувствуя невероятную усталость.

Глава 23

Керэн очнулась после недолгого сна, чувствуя себя вымотанной и утомлённой. Вскоре проснулись остальные, а через некоторое время к ним вернулись Грэм, Сайхан и Алисса, но Керэн пока ещё была не в состоянии телепортировать их обратно Мэттью домой.

Когда она очнулась, Мэттью сидел неподалёку, но до сих пор молчал. Хотя он и обычно был тихим, в этом случае от его молчания было почти неспокойно. Лицо его выглядело усталым, но там было что-то ещё, будто что-то преследовало его. Керэн отвела его в сторонку вскоре после того, как все собрались вместе:

— Что не так? По-моему, всё получилось.

Он посмотрел ей в глаза, но лишь на миг, и снова отвёл взгляд:

— Получилось. Я просто устал.

— Не ты один, — согласилась она, хотя и ощутила в его словах что-то скрытое. — Но тебя беспокоит что-то другое.

— Да, немного, — признался он.

— Что не так? — спросила она. — Это что-то из того, что ты увидел снаружи мира?

«Нет, то, что я увидел внутри меня», — кисло подумал он.

— Насколько много ты запомнила?

— Почти ничего, — честно ответила она. — После объединения сперва всё запуталось, а когда ты начал, всё как бы истаяло. Помню, что в какой-то момент было очень больно, будто я держала раскалённую железку. Когда мы вернулись, я помню, что все глазели друг на друга, но по-моему я сразу после этого потеряла сознание. Что-то случилось?

— Нет, — сказал он, возможно чересчур резко. Видя выражение её лица, он смягчил голос: — Думаешь, я — хороший человек?

«Он сомневается в себе», — осознала она.

— А это что такое? — отозвалась она шутливым голосом. Когда его лицо не изменилось, она продолжила: — Слушай, я не ребёнок. Я не верю в героев и злодеев, какие в комиксах бывают.

— Комиксы?

— Истории, — добавила она. — Люди не настолько просты. В нас всего понамешано. Даже определения добра и зла является относительными для конкретного наблюдателя.

Мэттью кивнул, но промолчал. Если уж на то пошло, он стал выглядеть ещё хуже, чем раньше. Керэн поцеловала его в щёку:

— Я влюбилась в тебя не потому, что считала тебя героем, — добавила она. — Хотя, если кто и попадает под это определение, то ты чертовски к этому близок. Ты несколько раз меня жутко бесил, обычно когда пытался меня исключить из какого-то ошибочного желания защитить меня, но в целом я считаю, что ты — довольно приличный человек.

— Я, возможно, менее приличный, чем ты думаешь, — сказал он ей, недоговаривая.

Она упёрлась в него взглядом:

— Почему ты так говоришь? — Когда он не ответил, она поднажала: — Давай, выкладывай. Не держи в себе.

Он не ответил сразу, но после долгой паузы и усталого вздоха он сказал:

— Думаю, я теперь немного лучше понимаю, через что тогда проходила Мойра.

Керэн с минуту изучала его взглядом:

— Из-за контроля над нами?

Мэтт кивнул:

— Когда всё уже закончилось, я немного подождал, прежде чем отпустить тебя и остальных. Я не хотел вас отпускать.

— И не потому, какую близость ты к нам чувствовал, — прояснила она.

Он покачал головой:

— Дело было во власти, абсолютной власти.

— Это не могло длиться вечно, — сказала она, пытаясь увести его вину в сторону.

— Не уверен. Думаю, можно было бы оставить так навсегда.

Керэн нахмурилась, отчего на её веснушках появились морщинки:

— И мы что, были бы твоими рабынями?

Мэттью отказывался смотреть на неё, вместо этого изучая взглядом свой рукав:

— Что-то типа того.

На эти слова она разозлилась. Сама мысль об этом была ей отвратительна, но стоявший перед ней человек отвратителен не был. Они через слишком многое вместе прошли. Собравшись с мыслями, она ответила:

— Но ты решил отказаться.

— А если бы не отказался?

Керэн запустила руку ему в волосы, а затем сжала в кулак, потянув, пока его лицо не оказалось перед её собственным:

— Но ты отказался. Значение имеет то, что ты делаешь. Нам что, начать судить людей за каждую их уродливую мысль? Если так, то к вечеру каждого дня я являюсь убийцей раза по три.

— Дело не просто в том, что я сделал, — настаивал он. — Я не хотел отказываться.

Тут в её голове всплыло идеальное лицо Линараллы, и Керэн заскрипела зубами. Он не сказал это вслух, но она неплохо представляла, какого рода разврат мог промелькнуть в его мыслях. Ей хотелось ему врезать, или того хуже. «Позже», — сказала она себе. Керэн подавила в себе порыв укусить его, и вместо этого поцеловала:

— Давай посмотрим на это с другой стороны, — начала она. — Подумай о твоём отце.

Мэттью впервые рассмеялся:

— Плохой пример. Я отлично знаю, насколько у него всё плохо.

— Перестань на минуту использовать мозг, и думай сердцем, — объяснила Керэн. — Конечно, ты знаешь, что он совершил много ошибок. Ты знаешь, что он делал некоторые нехорошие вещи. Я не об этом говорю. Я говорю о том, что ты чувствуешь по отношению к нему.

Мэттью оттолкнул её руку прочь, высвободив голову:

— Что ты имеешь ввиду?

— В твоём сердце ты — маленький мальчик, — объяснила она. — Маленький мальчик, который его боготворит. Он — твой герой, и он наверняка думает то же самое о его собственном отце. Ты не думаешь, что он злой, что бы он ни сделал.

— Он несколько раз спас мир, — сказал Мэтт в свою защиту. — Я не считаю его идеальным, но он определённо не злой.

— И он наверняка думает то же самое о своём отце, — добавила Керэн. — И многие люди именно так относятся к тебе, в том числе я. Прекрати оценивать себя по такой высокой планке.

Мэттью уселся, но после этого некоторое время молчал. Керэн села рядом, и позволила тишине устояться, прежде чем спросила:

— Чувствуешь себя лучше?

— Немного.

— Хорошо, — провозгласила она, потянув его обратно на ноги: — Надо возвращаться, пока остальные не начали выдумывать про нас всякое. — На пути обратно они держались за руки, но как раз перед тем, как они вернулись к их группе, она сказала ещё кое-что, от чего по его спине пробежал холодок: — Не думай, что я не знаю, о чём ты думал. Я тебя прощу, но позже тебя всё равно ждёт наказание.

* * *

Они не стали себя утруждать путешествием к дому. У них не хватало драконов, чтобы всех унести, поэтому даже ждать несколько часов, пока Керэн восстанавливала силы, было быстрее, чем идти пешком. Когда она почувствовала себя головой, Керэн перенесла их в три захода.

Мэттью был в первой группе, и как только он прибыл на место, то почувствовал: что-то не так. Он бросил взгляд на Айрин, и озвучил своё чувство:

— Что-то неправильно, Рэнни.

Линаралла, Айрин и Зефир стояли вместе с ним во дворе, и несколько секунд переглядывались. Миг спустя Керэн снова появилась, с Грэмом, Алиссой и Грэйс. Грэм увидел их лица, и сразу спросил:

— Что не так?

— Мойры нет, — сказал Мэттью. — А должна быть.

Айрин нахмурилась:

— Ты же послал её в Албамарл, не забыл?

Мэтт кивнул:

— Это не соответствует моему видению. Я был почти уверен, что она будет здесь к нашему возвращению.

Алисса и Грэм переглянулись. Она как обычно была уже в броне, и после произнесения одного слова его собственные латы появились, закрыв его тело. Они вместе пошли к двери, в то время как Керэн вернулась вместе с Элэйн и Сайханом. Обменявшись несколькими словами, Элэйн вызвалась разведать дом с другой стороны, где была расположена мастерская.

— Я с тобой, — предложил Сэр Сайхан.

Элэйн отмахнулась от него:

— С тобой вообще не будет никакого смысла посылать Прэйсиана. — Ещё произнося эти слова, она исчезла, и остальные смирились с тем, что придётся её дождаться.

— Не нравится мне это, — сказала Керэн.

— Мне тоже, — отозвался Мэттью. — Каждый раз, когда Грэм ведёт себя как мой телохранитель, у меня появляется странное чувство. Надо было с ним пойти.

— Ты важнее, чем все остальные, — бесстрастно заявила Линаралла.

— Хотя твоё всезнание явно не такое хорошее, как ты думал, — добавила Айрин.

Грэм высунул голову из дверей дома:

— Вроде пусто. Давайте, используйте свои магические нюхачи, чтобы посмотреть, не упустили ли мы чего.

Все сразу же пошли вперёд, хотя Мэттью и позаботился о том, чтобы войти первым.

— Магические нюхачи? — спросил он, любопытно глядя на Грэма.

Молодой рыцарь пожал плечами:

— Ну или как вы их там называете.

Дом был пуст, и тщательные поиски ничего не дали, хотя Керэн первой заметила, что дверь, которая вела к порталу в Албамарл была заклинена в открытом виде. Мэтт присоединился к ней, и, после потирания подбородка, пошёл посмотреть соседнюю портальную комнату.

— Они все повреждены, — объявил он.

Грэм и Алисса присоединились к ним, и секунду спустя Элэйн без предупреждения появилась у них за спинами:

— Телепортационный круг в мастерской тоже повреждён.

Мэттью и Керэн подпрыгнули, но двое воинов даже не дёрнулись. Алисса подмигнула Грэму, и сказала двум магом:

— Вы слишком увлекаетесь своими мыслями. Мы слышали, как она вошла.

Керэн нахмурилась, но Мэттью лишь взял себя в руки, сделав глубокий вдох:

— Я уверен, что все проголодались. Почему бы тебе не посмотреть, есть ли чего-нибудь на кухне?

Алисса иронично улыбнулась, и вытянулась в струнку:

— Определённо, милорд. Твоя горничная-воительница готова тебе услужить.

Оказалось, что в кладовой почти ничего не было, но в саду ещё оставались овощи. Керэн и Сайхан помогали собирать и чистить их, а Алисса развела огонь в печи. Полтора часа спустя они поели простого, но сытного супа.

В комнате царила тишина, нарушаемая лишь чавканьем. Все ели в спешке, а Мэттью сидел, уставившись в свою тарелку, почти не касаясь ложки.

— Это был он, — пробормотал он. — Наверняка он.

— Кто? — спросила Элэйн.

— Тирион, — мгновенно сказала Линаралла.

— Ты тоже так думаешь? — спросил Мэттью.

Она кивнула:

— У кого ещё есть причины не дать никому последовать за ним сюда? У Мойры, наверное, всё получилось, и он был вынужден бежать сюда.

Сэр Сайхан встревожился:

— Это значит, что он бежал через покои Королевы.

Грэм и Мэттью встали, но Керэн поймала Мэтта за рукав:

— Ешь свой суп. Голод тебе не с руки. Что бы ни случилось, это наверняка произошло не один день назад.

Сайхан согласился:

— К тому же, если ты пройдёшь через этот портал в спешке, то вероятно потеряешь голову. Они небось держат портал под усиленной охраной, а Сэр Харолд порой машет мечом слишком скоро.

— А если это была Мойра? — предложила Айрин. — Предположим, она потерпела поражение, и вынуждена была бежать. Может, Тирион уговорил Королеву отдать приказ об аресте Мойры.

— Это могло бы объяснить заклинивание портальной двери, но не повреждение телепортационных кругов, — указал Мэттью. — Тирион не знает ключи для местных кругов. Я даже не уверен, что он вообще знает о создании кругов для телепортации. Эти чары были созданы через очень много лет после его времени.

— Он знает, — сказала Линаралла. — Мордэкай его научил.

Разгневавшись, Элэйн встала, едва не опрокинув свой стул:

— Зачем он это сделал? Он же его ненавидел! Линн, ты уверена, что это правда? — Когда Ши'Хар кивнула, Элэйн снова села: — Как он может быть таким тупым? — пробормотала она, прежде чем добавить уже громче: — Думаете, Тирион мог прочитать здешние ключи?

— Вероятно, — ответила Линаралла. — Он заходил к Мойре, пока она здесь была, минимум один раз. Возможно, что во время этого визита он мог посмотреть ключи.

— Значит, мы не можем быть уверены, кто здесь был, — сказала Айрин, подводя итоги. — Или от кого этот кто-то бежал.

— Не забывайте о Гарэсе Гэйлине, — напомнил Сэр Сайхан. — Он не делал тайны из того, какую позицию занимает насчёт права Мойры на дальнейшее существование.

Мэттью покачал головой:

— Это правда, но до сих пор он уважал решение Отца. Не думаю, что он попробовал бы что-то сделать с ней сам по себе.

— Твоего отца уже нет, — сказал Сайхан. — Гарэс может и не такое сотворить, покуда верит в своё дело.

Будто внезапно вспомнив о голоде, Мэттью начал есть.

— Ладно, — пробормотал он с полным супа ртом.

— Что это значит? — спросила Керэн с досадой на лице.

Проглотив, он быстро ответил, прежде чем сунуть в рот очередную ложку:

— Придётся отправиться в Албамарл. Гадание ни к чему не приведёт.

Все остальные уже успели доесть, но были вынуждены ждать, пока Мэттью дохлебает свою тарелку, поскольку говорить дальше он отказывался. Что хуже, в его исполнении «еда по-быстрому» была до боли медленной. Настолько, что Сайхан начал тихо смеяться про себя, пока остальные спорили.

Десять минут спустя Мэтт осторожно положил ложку на стол, и поднял голову, посмотрев на остальных. Разговор стих, когда они увидели, как цвет его глаз плавно перешёл от серебряного обратно к голубому.

— Я использовал это время с пользой, — сказал Мэттью. — Этой ночью мы будем отдыхать. Завтра утром Керэн возьмёт Сайхана, Зефира и меня с собой в столицу. Портал скорее всего будет безопасен, но при движении через него риск немного больше.

— И меня, — объявила Айрин.

Мэттью моргнул, чтобы не дать глазам прослезиться. «Она выглядит так похожей на Маму, когда упрямится», — молча подумал он. Затем кивнул:

— И тебя, Рэнни.

Сестра казалась удивлённой его быстрым согласием, затем её глаза подозрительно сощурились:

— Ты уже знал, что я начну спорить.

Мэтт с трудом сдержал ухмылку:

— И я проиграл в этом споре. Эту ссору легче пропустить.

Айрин встала, округлив рот в выражении одновременно шокированном и раздражённым:

— О, о, о! Нет, мы точно будем ссориться! У меня такое же право отправиться туда, как и у тебя. Она — моя сестра, и Коналл тоже там.

Её брат согласно склонил голову:

— Ты права.

— Но ты бы предпочёл оставить меня здесь, поскольку это может быть опасным, — настаивала Айрин. — Разве это честно?

— Нечестно, — согласился он.

Айрин зыркнула на него:

— Тебе следует быть хотя бы честным! Почему ты не можешь сказать о том, что чувствуешь?

Мэттью вздохнул:

— Очевидно, ты уже в точности знаешь, что я чувствую, и я уже знаю, что тебя не отговорить. Можно мы на этом и остановимся?

Сайхан, Грэм и Алисса уже смеялись над спором-который-не-спор, но Айрин была взвинчена. Она двинулась на брата, но Элэйн схватила её за плечи.

— Отпусти, — с некоторой неохотой сказала Айрин. — Я хочу стереть с его лица эту самодовольную ухмылку.

Сэр Сайхан наклонился к Грэму, и сказал ему:

— Будь готов отправиться с ними завтра.

Сбитый с толку, Грэм ответил:

— Он же вроде сказал, что отправишься ты.

Ветеран лишь хохотнул:

— Я думал о том, чтобы сказать ему, что лучше взять тебя — ты моложе, быстрее, и броня у тебя лучше. — Он бросил взгляд на Мэтта: — Но он уже знает.

После этого они разделились, все занялись своими делами. Айрин направилась к мастерской, а когда её спросили, ответ её был лишь таким:

— Нужно закончить кое-что. То, что я начала до того, как мир сошёл с ума.

Глава 24

В месте, которое не было местом, я сидел, погрузившись в раздумья. Сколько времени я там провёл, я не знал. Время было слишком расплывчатым. Иногда оно проносилось мимо, а иногда мир замедлялся настолько, что я мог лишь дивиться повисшим в воздухе каплям дождя. Мир повиновался моей воле, когда я сосредотачивался на нём, но мой разум был занят многими вещами — слишком многими, чтобы я мог вовремя за ними приглядывать.

«Бриджид». То была мысль, которая преследовала меня сейчас. «Была ли она настоящей?». Я наблюдал за бегством моего предка из Албамарла, и хотя после смерти Харолда я и испытывал искушение уничтожить его, в какой-то момент меня обуяла жалость.

Вид Тириона, столь близкого к смерти и жалко спускающегося по склону горы, слишком сильно напомнил мне о моём собственном прошлом. «Как часто я был таким — одиноким, без друзей и умирающим?»

Это был лишь порыв, мысль, пришедшая ко мне из воспоминаний моего предка — Бриджид, черногривая дочь-воительница. Однако же она появилась. «Наверное, это сон», — решил я.

— Так и есть, — сказал внезапно появившийся рядом со мной незнакомец. На этот раз его лицо было другим, но я всё равно его узнал её — или его. Это был самозванный бог реальности.

Бог нахмурился, будто почувствовав мои мысли:

— Я же говорил, что предпочитаю именоваться «автором» или «сновидцем». Слово «бог» подразумевает слишком много контроля.

Я проигнорировал её лёгкий упрёк, сосредоточившись вместо этого на её первой фразе:

— Этот сон — твой, или мой?

Глаза сновидца сверкнули:

— Одно и то же.

— Это что значит?

— Я иду на убыль, слабею… в то время как ты растёшь — но пока всё не закончилось, мы с тобой связаны. Ты начался как часть моего сна, а теперь я становлюсь частью твоего, — объяснил бог.

Фрустрированный, я спросил его прямо:

— Так это был ты? Ты вернул её из небытия?

Женщина улыбнулась — её лицо старело прямо у меня на глазах:

— Бриджид по-прежнему мертва, но в течение небольшого промежутка времени она была живой. И это — дело твоих рук, а не моих.

— Но я этого не хотел, — возразил я.

Сновидец засмеялся, снова молодея — седые волосы женщины сменили цвет на мягкий карий:

— Это не вопрос хотения. Это вопрос прихоти, а не сознательного решения. Сейчас ты, возможно, ещё способен делать что-то по собственной воле, но по мере роста твоей силы это изменится. Твои сознательные желания станут длиться лишь покуда ты будешь держать их у себя в голове, а подсознательные мысли начнут обретать перманентную вещественность.

Я какое-то время подумал над этим, прежде чем ответить:

— Значит, мои мысли могут влиять на реальность? Я могу изменить сон?

— Этот сон — всё ещё мой, — сказала женщина, и её кожа потемнела до тёмно-коричневого цвета. — Твои сознательные мысли и порывы могут оказывать некоторый эффект, но лишь до определённого предела. В конце концов, когда твоя сила превзойдёт мою, ты заснёшь, и твой новорождённый сон порвёт мои грёзы в клочья.

— Сон? Я буду спать? — спросил я. — Я не совсем так себе это представлял.

— Сейчас я дремлю, — сказал сновидец, — и дремал я уже целую вечность. Всё это — сон, но сны не так уж плохи.

Я ему не верил:

— Если это правда, то почему ты хочешь умереть? Ты мог бы всё остановить. Это я уже понял. Ты мог бы забрать у меня силу, если бы захотел.

Во взгляде автора появился намёк на скрытую боль, но он исчез сразу же, как только я его заметил, после чего автор улыбнулся:

— Я слишком многое видел, — ответил бог. — Я устал, я хочу забыть. И это мне можешь обеспечить только ты.

* * *

Солнце на западе коснулось горизонта, и казалось, что поднимающийся над океаном туман объят пламенем. Для Роуз закаты были одними из самых любимых вещей в Айвэрли, и она вздохнула, делая маленький глоток из фарфоровой чашки.

— А вот чай мог бы и получше быть, — сухо протянула она. — Тем не менее, он стал лучше с тех пор, как я была здесь в последний раз.

В юности она часто бывала здесь летом. В те времена она могла жаловаться лишь на плохое качество чая в Айвэрли, но Мировая Дорога Мордэкая радикально улучшила торговлю. Она сделала у себя в уме пометку поблагодарить его, если снова когда-нибудь увидит. При этой мысли её челюсти сжались:

— Когда, — твёрдо сказала она. — Я точно ещё увижусь с ним.

Отбросив тёмные мысли, она томно вытянулась, протянув ноги на всю длину мягкого дивана. Тот стоял снаружи, на веранде, отчего она чувствовала себя совершенной декаденткой, и ощущала толику вины.

Прошедшая неделя дала ей возможность поправиться после сурового путешествия в одиночку. У неё больше ничего не болело, но она всё ещё могла чересчур легко нащупать свои рёбра через ткань платья. Не то чтобы она хотела стать пышкой, но близость к смерти от голода углубила её морщины. «Я в таком возрасте, когда излишняя толика веса лучше, чем его недостаток», — удручённо подумала она.

В маленьком доме прозвенел колокольчик — достаточно громко, чтобы его было слышно даже там, где лежала Роуз. Чуть погодя появилась молодая женщина с весьма острым, почти сжатым носом, одетая в плотное хлопковое платье. Это была Мэри — нанятая ею горничная.

— Кто там? — спросила Роуз.

На лице Мэри ясно проступила неприязнь:

— Опять он, госпожа.

Роуз с трудом скрыла улыбку. Она знала, кого имела ввиду молодая женщина, но всё равно спросила:

— Он?

— Подонок, — ответила Мэри так, будто готова сплюнуть, но не назвать человека по имени.

— Впусти его, — приказала Роуз, — и приведи сюда. Будь вежлива. — «В конце концов, он оплачивает все счета», — подумала она про себя.

Где-то минуту или более спустя появился стройный мужчина, одетый в тёмную кожу и с шапкой из чёрного бархата на голове. Он сделал небрежный поклон, едва достаточный.

— Вижу, вы наслаждаетесь жизнью, — сделал наблюдение Роуч.

Роуз одарила его острым взглядом:

— А я вижу, что твоё чувство стиля не превышает твоего роста. Разве я не говорила тебе получше одеться перед визитом сюда? Ты выглядишь как помесь убийцы и франта.

На лице Роуча мелькнуло раздражение — и исчезло.

— Я такой, какой есть, — ответил он. — В любом случае, никто из ваших соседей не видел, как я подходил к вашей двери. — Он вздохнул: — Ах, никогда не устаю слышать ваши колкости. Полагаю, старая поговорка про розы и их шипы верна, Леди Анджела.

Она прищурилась в ответ на непрямую угрозу назвать её настоящее имя.

— Осторожнее со словами. Я ведь могу принять решение о пересмотре нашей договорённости. — Она подождала, пока его лицо не побледнело, прежде чем спросить: — У тебя есть новости, или Том желает моего участия для очередной игры в его заведении?

Роуч быстро взял себя в руки, и с улыбкой ответил:

— По-моему, этот мост вы сожгли. Слишком много выиграли в прошлой игре. У меня новости.

Роуз махнула ему рукой, побуждая говорить.

— Одна из ваших идей возможно дала плоды, — сказал преступник, — хотя ещё слишком рано, чтобы говорить точно.

— Какая из них? — спросила Роуз, выгнув бровь.

— Портной. Мои люди поговорили за последнюю неделю с несколькими из них, и одна из них выглядела перспективной, хотя и отказалась выдать сведения. Последние несколько дней мы за ней наблюдали.

— И?

— Мы собирались проследить за её клиентами, но сегодня в её лавке появился весьма интересный малый. Один из моих людей последовал за ним, но вместо этого попал в засаду, — объяснил вор-виртуоз.

Роуз нахмурилась:

— Я думала, твои люди искусны, — пренебрежительно заметила она.

— Он был не самым лучшим из них, но он был хорош, — сказал Роуч. — Он попался, и незнакомец попытался его допросить. Он попытался бежать, и едва не умер. Не думаю, что он что-то выдал. Городская стража пронюхала об их схватке до того, как тому человеку удалось его добить. За ним всё ещё идёт охота, но я подозреваю, что они его не найдут.

Заинтригованная, Роуз села прямо:

— И как это нам поможет?

Роуч показал два пальца:

— В двух моментах. Во-первых, хотя городская стража его скорее всего не найдёт, мои люди его рано или поздно заметят. У меня глаза на каждой улице и на каждом углу. Когда он выберется из своей норы, мы об этом узнаем. Во-вторых, мы нашли вот это. — Другой рукой он вытащил маленький клочок бумаги, и протянул ей.

Роуз быстро пробежала его взглядом, и её глаза загорелись:

— Адрес? Думаешь, это то, что мы ищем?

Вор кивнул:

— Тот человек нёс свёрток. Мы думаем, что он каким-то образом убедил портную выдать ему сведения, и позволить ему доставить её продукты клиенту. Скорее всего эту бумажку он потерял во время драки.

— Это недалеко отсюда, — сделала наблюдение Роуз. — Нам нужно быстро это проверить. Тот человек почти наверняка был охотником за головами или каким-то наёмником. — Обуянная нервной энергией, она встала со своего места. — Дай мне переодеться. Можем отправиться прямо сейчас.

Роуч выставил ладонь:

— В спешке нет нужды. Вы лишь выдадите себя, если будете слишком спешить. Я послал наблюдать за тем домом моих людей, моих лучших людей. Они позаботятся об охотнике за головами, если ему хватит глупости там показаться. Как только они подтвердят, что там живут две женщины, мы сможем выйти с ними на связь.

Фрустрированная, Роуз принялась расхаживать из стороны в сторону. «Это же моя дочь!» — хотелось кричать ей, но она была недостаточно глупой, чтобы выдать Роучу в лицо её конкретные отношения с Кариссой. Он может просто решить, что цель достаточно ценная для использования в качестве заложника. Под контролем его держал лишь страх. Если убийца подумает, что у него есть достаточно сильно средство давления в качестве защиты даже от предполагаемого мага, то его верность перестанет быть гарантированной.

— Хорошо, — наконец сказала она.

— Вы кажетесь нетерпеливой, — хитро сделал наблюдение негодяй, тщательно следя за ней взглядом.

Она заставила себя расслабиться:

— Немного, — признала она. — Время идёт к ужину, и я чувствую появление аппетита.

— Мне остаться с вами на ужин? — спросил Роуч.

Выражение взгляда Роуз идеально выражало её мнение на этот счёт. «Я скорее готова ужинать со змеёй».

— Я бы предпочла есть одна, — холодно ответила она. — Вышли мне отчёт поутру. Я желаю регулярные доклады, пока ты не узнаешь, кто именно там живёт.

— Как пожелаете, — сказал преступник, снова кланяясь.

— И в следующий раз пошли Роджэра, — добавила она. — Он лучше вписывается в этот квартал. Я бы предпочла, чтобы ты занимался наблюдением за тем адресом.

Роуч выглядел удивлённым:

— Лично? Я же сказал, что там мои лучшие люди, — ответил он таким тоном, будто эта работа ниже его достоинства.

Роуз показала зубы в выражении лица, которое никак не походило на истинную улыбку:

— Очевидно, они были недостаточно хороши, чтобы справиться с тем наёмником в первый раз.

Глава 25

Чад лежал на очередной крыше, глядя вниз на дом, где, как он думал, могли находиться Роуз и Карисса. Дом находился в торговом квартале — место, где селились люди с деньгами, но без титула.

Данный дом был для этой местности скромным, насчитывая лишь два этажа — нижний был каменным, а верхний — глинобитным, со свежеоштукатуренными и покрашенными стенами. Ближайшие к нему дома стоили настолько плотно, что переулки были узкими, а верхние этажи почти касались друг друга. Для целей Чада это было важным, поскольку перемещался он в основном по крышам. На улицах было полно наблюдательных взглядов.

Свёрток свой он оставил привязанным к дымоходу неподалёку от последней ожесточённой стычки. Таскать его повсюду, одновременно пытаясь остаться невидимым, было просто непрактично. К счастью, он запомнил адрес, поскольку бумажка с записью была приколота к свёртку, и он забыл взять её с собой.

Ещё раз выглянув из-за края крыши, он заново пересчитал прохлаждавшихся в округе людей. У большинства из них были вполне уважительные причины там находиться. Один мыл окна в доме поблизости, другой подметал улицу, а один предприимчивый малый притворялся, что отсыпается после пьянки в переулке.

Подметальщик был бы правдоподобен, но за тот час, пока Чад за ним наблюдал, он уже дважды успел закончить работу и начать выполнять её заново. Мойщик окон также полировал идеально чистое стекло, а пьяница был вообще здесь не к месту. Жители торгового квартала не терпели такого поведения.

И это были те, кто находился на виду. Другие прятались в переулках, и видимы были лишь иногда, когда двигались. Чаду пришлось поблагодарить свои драконьи узы за то, как легко он этих наблюдателей заметил, поскольку теперь его зрение гораздо лучше различало скрытые в тенях детали.

Впрочем, он бы и так справился. Он знал своё дело — именно поэтому он и ждал так долго. Час ожидания дал ему полно времени на то, чтобы заметить тех, кто был слишком хорошо скрыт, поскольку в конце концов им всё же приходилось двигаться. «Одиннадцать», — мысленно заметил он.

Пятнадцать минут счёт был точно таким же, и это давало ему некоторую уверенность в том, что он никого не упустил. Он вновь обнаружил, что его рука бессознательно потянулась к его не натянутому луку. Это решение было бы самым простым. За минуту или меньше он смог бы всех их убрать. Он всё ещё спорил сам с собой, следует ли ему вернуться назад и забрать свой лук.

«С другой стороны, если убью одиннадцать человек средь бела дня, то привлеку ужасно много внимания», — сказал он себе. Даже если бы он ограничился не смертельными попаданиями, некоторые из целей остались бы изувечены или искалечены на всю жизнь. «И у меня к этим ребятам нет никаких особых счетов — пока нет».

Тем не менее, он не мог придумать никакого разумного объяснения тому, почему так много явных преступников и мордоворотов могли кучковаться рядом с возможным убежищем Роуз. Единственные пришедшие ему на ум причины были весьма тёмными, и он начинал тревожиться от мысли о том, что она может ничего не подозревая покинуть дом, и попасть в засаду.

Лучшим его вариантом было попасть внутрь, никак при этом не потревожив наблюдателей, но в нынешней ситуации это было почти невозможно. Даже если бы он мог перебраться на крышу здания, там не было окон, через которые можно было бы попасть внутрь незамеченным. Люди были раскиданы вокруг здания со всех сторон, не говоря уже об одном типе, сидевшем на крыше. Тот едва не заметил Чада, когда охотник впервые приблизился к дому.

— Отстой, — прошептал он.

Ситуация была такова, что если он попробует добраться до дома, то ему придётся либо смириться с тем, что его захватят, либо устроить кровавую баню. Почему-то ему вспомнился Сайхан. Чтобы тот сделал в этой ситуации?

— Наверное прошёл бы по улице с совершенно небрежным видом, а когда они бы к нему подошли, он бы начал их всех валить, — пробормотал Чад, тихо посмеиваясь.

Он и сам мог попробовать так сделать, но у Сайхана, казалось, были глаза на затылке. Рэйнджер же беспокоился о том, как бы не поймать нож в спину. Драконьи узы делали его сильнее и быстрее, но неуязвимости не давали.

Ему снова захотелось иметь под рукой лук, но в этот раз эта мысль навела его на идею. Прячась за дымоходом от наблюдателя с крыши по ту сторону улицы, он медленно встал на ноги. Затем он запустил пальцы в сухой и осыпающийся строительный раствор, державший на месте кирпичи дымохода. Один из кирпичей сидел немного неплотно, и Чад воспользовался своей невероятной силой, чтобы вытащить кирпич, после чего взвесил его на ладони.

Стрелком он был отменным, но это не значило, что он был хорошим метателем. Он не мог быть уверен, что попадёт в человека на другой крыше. Однако у него были и другие варианты. Прицелившись в соседний дом, он изо всех сил швырнул кирпич, надеясь создать достаточно шума для своих целей.

Удача ему сопутствовала. Кирпич не только попал в соседнее здание, но ещё и влетел в закрытое ставнями окно с такой силой, что пробил тонкую древесину и разбил что-то внутри комнаты. Несколько секунд спустя мужской голос закричал тревожно и возмущённо. Чад планировал использовать этот момент, чтобы перескочить на крышу через улицу, но ситуация была слишком хороша, чтобы зря её растрачивать. Вместо этого он присел, и стал слушать, как разгневанный владелец дома вышел наружу, начав покрывать ором находившихся там людей.

Подметальщик и мойщик окон оба сказали, что не виноваты, и, что с их стороны было ещё глупее, были слишком удивлены, чтобы как следует солгать — они сказали, что не видели того, кто кинул кирпич. Завязался спор, и на фоне не прекращавшегося ора вдалеке послышался свист, объявлявший о прибытии городской стражи. По мере того, как хаос на улице становился всё громче, Чад улыбался всё шире и шире. Из дома под ним вышел ещё один человек, и начал громко поддерживать своего соседа против утверждавших о своей невиновности незнакомцев.

На улицу пришёл стражник, и когда некоторые из прятавшихся негодяев начали тихо уходить, стражник их заметил. Послышались новые встревоженные крики, и стражник пронзительным свистом позвал на помощь. Вдалеке послышались ещё свистки — ему ответили другие стражники. Ещё несколько жителей вышли из домов, а когда у подметальщика сдали нервы, и он бросился бежать, началось столпотворение.

Прятавшиесяпреступники побежали в одном направлении, подметальщик и мойщик окон — в другом, а жители и стражники разделились, погнавшись и за теми, и за другими. Минуту спустя на улице никого не осталось.

Однако на крыше прятался последний наблюдатель. Чад на миг напрягся, а затем побежал, и перепрыгнул через улицу. Расстояние он оценил хорошо, но приземлился плохо — врезался в шиферную черепицу, и начал съезжать вниз. От падения он спасся лишь благодаря тому, что ухватился за печную трубу, мимо которой скользил.

Потеряв достоинство, он обнаружил, что наблюдатель с крыши поражённо пялится на него, пока Чад вставал на ноги и возвращал себе равновесие. Наблюдатель потянулся к кинжалу у себя на поясе.

— На твоём месте я бы этого не делал, сынок, — предупредил рэйнджер. — Кончиться это может несколькими разными способами, но если ты вытащишь этот нож, то лично для тебя всё закончится смертью. — Наклонившись вперёд, он начал медленно подниматься по скату крыши к незнакомцу.

Наводчик сместился, будто собирался бежать, но Чад поднял ладонь:

— Попробуешь бежать — упадёшь, я об этом позабочусь. Просто постой на месте немножко. Я сделаю так, чтобы ты безопасно спустился.

Преступник посмотрел вниз, и одна из его ног неуверенно скользнула по черепице.

— Что ты собираешься делать? — нервно спросил он.

— Давай сначала спустимся, — предостерёг Чад, после чего показал влево: — Видишь, вон там? — Как только взгляд наблюдателя ушёл в сторону, он врезал преступнику открытой ладонью в лицо, заставив его голову откинуться назад. Поймав бедолагу за рубашку, он упал, приземлившись на него сверху, и добавил ещё несколько прицельных ударов, чтобы тот точно потерял сознание. Затем он перекатил мужчину, и осторожно положил его поперёк конька крыши, чтобы он не сполз вниз. — Ты уж прости, — пробормотал он. — Но я не мог придумать другого способа тебя успокоить, не убив.

Чуть подумав, он проверил пульс человека, чтобы убедиться, что не убил его ненароком. Сердце всё ещё билось. Не теряя времени зря, Чад осторожно прошёл по крыше к той стороне дома, которая была обращена к реке. Там он свесился с края, подержался секунду, и отпустил, упав на веранду с минимальным шумом.

Лёгкие двойные двери с веранды вели на второй этаж, но они были закрыты, как он и предполагал, учитывая поздний час. Запустив руку за голенище сапога, рэйнджер вытащил маленький нож с тонким лезвием, вставил его между створок двери, и повёл вверх, чтобы вытащить крючок из паза. Закончив с этим, он приоткрыл дверь на дюйм, и остановился, прислушавшись.

Внутри было тихо, но не настолько, чтобы обмануть его усиленный драконом слух. Он слышал короткое, быстрое дыхание находившейся внутри женщины. Его заметили, и женщина была в ужасе. «Не могу сказать, что виню её», — подумал он. «Лучше не затягивать, а то она ещё больше испугается». Решившись, он широко распахнул дверь, и шагнул внутрь:

— Не волнуйся, я не грабитель. Я здесь, чтобы помочь.

Его мир бесконтрольно крутанулся, когда что-то твёрдое и тяжёлое врезалось ему в висок. У него перед глазами закружились и завертелись тени, и он упал на пол, не в силах ни за что ухватиться внезапно обмякшими руками. Глядя вверх, он увидел знакомую женщину, державшую в руках большую латунную вазу. Женщину он откуда-то знал, но не мог точно вспомнить, где или когда он её видел.

Женщина не сводила с него взгляда, обращаясь к кому-то вне его поля зрения:

— Карисса, иди к парадной двери, и зови на помощь. Кричи как можно громче. Где-то поблизости должен быть стражник.

— Щто… — начал выдавать полуоформленные слова Чад, пока его глаза с трудом пытались уменьшить число стоявших над ним женщин до приличного — двух или трёх. — Я помощ прищол. Не площой. Чещно. — Он отчаянно пожалел, что не может вспомнить, как зовут эту женщину — как раз сейчас это бы очень сильно помогло. Где же он её видел?

«Карисса, это дочь Роуз, значит это должна быть…». Его мысли почему-то были гораздо яснее его речи.

Стоявшая над ним женщина была одета в лёгкое платье, и хотя было темно, её волосы были собраны, и у Чада создалось впечатление, что при более ярком свете они были бы светло-коричневыми.

— Не двигайся! — предупредила она. — Если хоть дёрнешься, я сделаю так, чтобы ты точно больше никогда не шевелился.

К Кариссе она обращалась по имени, значит это должен быть кто-то, кто знал Роуз лично, скорее всего старая служанка или… «её фрейлина».

— Это ще я. Щад Хгэйщон. Ожин иж друщей Роущ, — сумел выдавить он почти нечленораздельным голосом.

Женщина нахмурилась, глядя на него сверху вниз, затем крикнула:

— Карисса, постой! Зажги лампу, и принеси сюда! — Она угрожающе подняла вазу, когда он попытался сесть: — Нет! Не двигайся, пока я не смогу увидеть твоё лицо.

Тут он осознал, что внутри было гораздо темнее, чем он думал. Благодаря драконьим узам Чад ясно видел комнату в чёрных и серых тонах, но попытавшейся вышибить ему мозги женщине наверняка казалось, что внутри хоть глаз выколи.

— Чад Грэйсон, — повторил он, на этот раз ясно произнеся своё имя. — Роуз меня знает.

— Тихо, — приказала она.

— Ладно, — пробормотал он. — Я просто полежу здесь, поистекаю кровью. — Он расслабился, и замер, гадая, действительно ли у него идёт кровь. Если так, то её наверняка будет много. Раны на голове всегда обильно кровоточили. Шаря по комнате взглядом, он разглядел в дальнем углу скрытую тенями фигуру… мужчины.

Фигура не двигалась, но когда он уставился на него, то почувствовал, будто мужчина смотрел на него в ответ, поймав его взгляд, хотя точно он сказать не мог. «Это кто такой?» — задумался он. «Она вообще знает, что он здесь?». Интуиция подсказала ему, что она не знает, но когда он посмотрел, мужчины в углу уже не было. Однако он услышал шаги скрытной фигуры, несмотря на то, как тихо этот человек двигался. Секунду спустя его глаза привыкли к темноте, и он увидел, что в комнате нет никого кроме Кариссы и той женщины.

«Очень ловкий», — мысленно заметил он. Техника эта была ему известна, хотя он и сомневался, что смог бы так идеально воспроизвести этот приём. Для этого требовались железные нервы, идеальное понимание поля зрения людей, и знание того, на чём могли сосредотачиваться их взгляды. «Ублюдок просто вышел вон, безо всякого труда».

Но ушёл он недалеко, иначе Чад бы дольше слышал шаги. Их звук прекратился после того, как он покинул комнату.

— Мастер Грэйсон! — воскликнула Карисса, рассмотрев его при свете. — Что ты здесь делаешь? Ох, Анджела, что ж ты с ним сотворила?

Анджела хмыкнула:

— То, что любая уважающая себя женщина делает с мужчиной, который закрадывается в дом подобно вору. — Выражение её лица говорило, что она тоже его узнала. Наклонившись, она помогла ему сесть, и чад ощутил, как мир снова закружился вокруг него.

— Чёрт, в следующий раз буду стучаться, — выплюнул охотник. — Я думал, вы в опасности.

— На улице недавно был ужасный гам, — сказала Анджела, затем, помолчав, добавила: — Это из-за тебя?

Чад кивнул, и мгновенно пожалел об этом, когда его захлестнула волна тошноты.

— За домом наблюдали какие-то люди. Я хотел проникнуть внутрь незамеченным. — Произнося это, он пытался придумать, как тихо предупредить женщин о том, что их подслушивают.

— Тебя Леди Роуз послала? — встревоженно спросила Анджела. — Она здесь, чтобы вернуть дочь?

— Матушка здесь? — обрадованно спросила Карисса.

«Они слишком много говорят». Чад поднёс палец к губам, затем указал на дверь. Шёпотом он ответил:

— Вообще-то, я искал её, когда сюда явился. — Затем он повысил голос до нормального уровня: — Её дочь уже вернулась в Албамарл. Я здесь для того, чтобы дать вам знать, что вам больше не нужно играть роль обманки. — Он понятия не имел, поверит ли в это подслушивающий человек, но ничего лучше придумать не смог.

— Это же бессмыслица какая-то, — воскликнула Карисса, но затем её глаза расширились в понимании, когда Чад продолжил жестами призывать к молчанию, одновременно показывая на дверь. Сдавленным голосом она продолжила: — Мы не ждали услышать эти новости ещё не один месяц.

— Анджела же ловила всё на лету. Подхватив свою вазу, она направилась к двери, одновременно объявляя:

— Это хорошие новости. С нетерпением жду возможности вернуться домой.

Чад поймал её за подол платья, и покачал головой. Жестом руки он показал, будто держит нож. Чад знал, что стоявший за дверью человек был слишком искусным. Наиболее вероятный исход был бы для горничной Роуз фатальным. «Его не застать врасплох, в отличие от меня», — печально подумал он.

Анджела сделала ещё несколько жестов, указывая на то, что хотела встать сбоку с вазой наготове, в то время как Чад откроет дверь. Чад ещё раз отрицательно покачал головой. Он был не в состоянии сражаться, особенно если стоявший за дверью человек обращался со сталью настолько умело, насколько Чад подозревал. Всем им будет лучше, если незнакомцу будет позволено ускользнуть с докладом.

Чад медленно встал, проверяя ноги. Как и ожидалось, ноги у него дрожали. Тело его ощущалось так, будто состояло из студня. Удар Анджелы едва не проломил ему череп. Тем не менее, он медленно обнажил свои длинные ножи, хотя и надеялся, что они не понадобятся. Если повезёт, этот человек уже тихо крался прочь, к…

Дверь спальни распахнулась внутрь, явив короткого, стройного мужчину. Глаза Чада расширились, когда свет лампы упал на лицо незнакомца, а потом они сузились в отвращении.

— Надо было догадаться, что это ты, — холодным голосом протянул Роуч. — Я слышал, что ты стал приспешником Кровавого Графа, но никогда не думал, что ты однажды последуешь за мной сюда.

— Я скорее буду жрать свинячье говно, чем последую куда-то за твоей костлявой задницей, — выругался рэйнджер.

В руке преступника появился маленький нож, сверкнув бликом, но угрожать им Роуч не стал. Вместо этого он принялся полировать лезвие о свою куртку:

— Ты говоришь так, будто тебе меня не хватало, — отозвался он. Его взгляд мелькнул к лицу Чада: — Судя по всей этой крови на твоей щеке, я мог бы подумать, что мы уже успели встретиться. — Затем он осклабился: — Но, с другой стороны, ты всё ещё жив, так что, очевидно, мы с тобой сегодня видимся впервые. Как же далеко ты пал. Теперь твою несчастную задницу могут надрать даже женщины и дети.

— Женщинам моя задница хотя бы интересна, — отозвался Чад. — А твою нюхают только собаки.

— Кто это? — перебила Анджела.

Что-то пролетело через комнату, слишком быстрое, чтобы уследить глазом, и Чад сорвал с кровати плед, бросив его перед Анджелой. Узкий нож упал на пол, запутавшись в ткани.

— Ещё раз заговоришь, и я убью тебя первой, — предупредил Роуч, криво ухмыляясь. — Мне нужна только девчонка. Ты — просто обуза.

Между тем Чад уже сожалел о своём резком движении, поскольку его желудок грозился опорожнить себя на пол.

— Беги, — прошипел он уголком рта.

— Это уже слишком, кузен. — Преступник хохотнул. — Бежать ей некуда. У меня всё ещё есть снаружи несколько человек. Твоя маленькая забава не всех их сорвала с места. Думаю, мы с тобой сейчас повеселимся. Ты уже ранен, но намереваешься и женщину защищать? Ты дурак. Никогда не был мне равен в ближнем бою, а теперь вообще дал мне фору.

Анджела бросила взгляд на стоявшую в другой стороне комнаты Кариссу:

— Когда я скажу — беги. Нас обеих ему не поймать. — «И ты ему нужна живой», — добавила она про себя.

Чад был не настолько глуп:

— Не смей.

— Он не может быть настолько хорош, — заметила Анджела. — Так не бывает.

Ещё один высверк стали, и на этот раз Чад не успел отреагировать достаточно быстро. Анджела ахнула и упала — из её правого бедра торчал нож. Боль заставила её резко вдохнуть, но она сжала зубы, удержавшись от крика.

Роуч поднял руку, и сделал жест, будто касается своей шляпы:

— Он действительно настолько хорош, и теперь ты понимаешь, что никуда ты вскорости уже не побежишь. Почему бы тебе не прилечь на кровать, хорошенько кровью поистекать, х‑м‑м?

Чад краем глаза увидел, как Карисса медленно запустила руку себе в юбку, и он знал Роуз достаточно хорошо, чтобы понять, зачем она это делает.

— Дай мне с ним поговорить, Карисса. Злится он только на меня.

— Ты слишком много о себе думаешь, кузен, — сказал Роуч.

— Значит, будем вести переговоры, — предложил рэйнджер.

Преступник рассмеялся:

— Зачем? Все карты — у меня. Как только я убью тебя и служанку, то смогу использовать девчонку, чтобы управлять сучкой волшебницей. А теперь только и нужно, что умереть.

«Сучкой волшебницей?» — Чад был сбит с толку, но не показал виду. «Он что, думает, что Роуз обладает магией? Или он говорит о ком-то другом?». Он в мирном жесте выставил ладони перед собой:

— Ладно, предположим, что ты меня убьёшь. Ты можешь извлечь выгоду из того, что я знаю. Время пока терпит. Погоди несколько минут, и, быть может, я смогу предложить тебе что-то в обмен на то, чтобы ты отпустил Анджелу.

Роуч осклабился:

— Но не девчонку? Кто эта женщина? Она для тебя чем-то ценна?

— Нет, — честно сказал рэйнджер. — Но очевидно, что за Кариссу ты торговаться не будешь. Служанка же тебе безразлична. Ей не нужно умирать.

Преступник поскрёб свой подбородок, пока Анджела прожигала спину Чада взглядом. Секунду спустя Роуч ответил:

— Это проявление прагматизма нехарактерно с твоей стороны. Что ты можешь предложить?

Глава 26

Медленно опустив руку, Чад похлопал по своей груди:

— Ты же знаешь, что здесь, верно? Не против, если я отхлебну?

Роуч презрительно скривил губы:

— Всегда ты был отъявленным пьяницей. Никогда не изменишься. Всё ещё пытаешься упиться до смерти из-за той бляди?

Лицо охотника исказилось внезапным гневом, но он удержался:

— Тут нам обоим хватит, если хочешь.

Опытный убийца покачал головой:

— Нет, спасибо. — Затем он зыркнул на Кариссу, и указал на кровать: — Девочка, иди к своей няне. Там мне будет проще за тобой уследить.

Чад осторожно вытащил свою фляжку, и откупорил её, прежде чем сделать долгий глоток. Он задумался, что бы в его ситуации сделал Сайхан. Уж точно бы не пил. «Он бы небось убил этого ублюдка играючи, а потом сказал бы какую-нибудь хрень про медитацию, или типа того», — подумал Чад. «А некоторым из нас приходится усилия прилагать». Выпивка начала жечь ему желудок, посылая через его тело тёплое свечение и унимая тошноту. Чад ещё раз отхлебнул из фляжки — дольше, чем в первый раз. «Чёрт, как же хорошо».

— И как тебя нынче зовут? — спросил рэйнджер. Он чувствовал себя более расслабленным, и его мозг начал перебирать имевшиеся возможности.

— Роуч.

Чад фыркнул:

— Таракан^[67]. Тебе подходит идеально.

Преступник сжал губы:

— Это потому, что меня невозможно убить.

— Так Мал'горос это тебе посулил? — спросил охотник. — Ты же знаешь, что он мёртв, верно?

Роуч с ненавистью зыркнул на него, но ответил гордо:

— Я никогда не был настолько глуп, чтобы просить о таком. Мал'горос дал мне другое. Эти дары всё ещё при мне, вне зависимости от того, умер он или нет. Меня коснулся бог, и тебе этого никогда не понять.

— Ты был подонком ещё до того, как присоединился к Шаддос Крис, Осуалд, но Мал'горос действительно знал, что он делал. Он взял комок слизи вроде тебя, и каким-то образом отполировал до состояния блестящей какахи. — Чад ещё раз лениво хлебнул из фляжки, наслаждаясь написанной на лице двоюродного брата яростью.

— Ещё раз это произнесёшь, и разговор закончится, — предупредил бывший теневой клинок.

Чад дружелюбно кивнул, а потом обратился к Анджеле с неприкрытой «репликой в сторону»:

— На случай если ты гадаешь — этот человек некогда был верховной какахой среди так называемых Шаддос Крис Мал'гороса, но взбесило его отнюдь не это. — Он посмотрел обратно на убийцу: — Никогда не понимал, почему ты так терпеть не мог своё имя. Оно совершенно нормальное. Многие уважаемые люди носили это имя. — Затем он хихикнул.

— Хватит ждать. Перестань тянуть время, и скажи мне, что у тебя есть, иначе я сейчас же всё закончу, — пригрозил Осуалд.

Охотник вздохнул:

— Ладно, будь по-твоему. Я просто хотел выгадать достаточно времени, чтобы насладиться последней выпивкой, прежде чем ты меня убьёшь. Нет у меня для тебя ничего, а если бы и было, я бы тебе ничего не сказал, — признался Чад.

Роуч рассмеялся:

— Ты тянул время просто для того, чтобы ещё выпить? Ты действительно всего лишь жалкий пьяница. — В его руках появились сулившие смерть парные клинки.

Чад поднял фляжку, вытянув палец вверх, а затем поднёс её к губам, отпив в последний раз. Он закрыл глаза. «Прости меня, Джо, ибо я сейчас согрешу супротив твоего величайшего дара всему роду людскому», — безмолвно произнёс он молитву. Когда его веки снова поднялись, за ними лежали тлеющие карие омуты, до краёв наполненные злобой — после чего он сложил губы бантиком, имитируя своему противнику поцелуй.

Осуалд прыгнул вперёд, а потом с криком боли отшатнулся, когда Чад прыснул ему в лицо отборной выпивкой МакДэниела. Перехватив инициативу, Чад нанёс кулаком мощный удар преступнику в живот, поскольку Осуалд поднял оба клинка для защиты своих ослеплённых глаз. Роуч отлетел назад, тяжело врезавшись в стену. После этого Чад ещё раз глотнул из фляжки, снова обрызгав убийцу алкоголем.

Роуч не стал сидеть на месте. Всё ещё ослеплённый, преступник вскочил на ноги, будто чтобы броситься на Чада, но потом подпрыгнул, совершенно перелетая охотнику через голову.

Охотник чего-то подобного ожидал, и его длинный нож метнулся вверх, чтобы вскрыть вору брюхо, но наткнулся лишь на блок собственного клинка убийцы. Даже слепой, Роуч был не по-человечески искусен. Вор упал на пол позади Чада, и перекатился ещё несколько футов, прежде чем снова вскочить, вытирая глаза рукавом. Глаза его покраснели, но он снова мог видеть.

Чад едва-едва отбил в сторону брошенный нож, после чего они сошлись вдвоём, но не с в лязге стали, а в молниеносном танце широких взмахов и поспешных уклонений. Он держался целую вечность, продлившуюся секунды, но как бы быстр он ни был, он видел, что Осуалд всё равно был — каким-то образом — быстрее. В конце концов ему грозило схлопотать клинок в пузо.

— Девчонка, чего ждёшь? — крикнул охотник. — Лампу!

Рэйнджер нанёс ряд агрессивных ударов, чтобы заставить Осуалда отступить к углу, пока Карисса разбиралась в смысле его слов, и в процессе получил несколько неприятных порезов на предплечьях.

Карисса наконец поняла его план, и лампа полетала по воздуху. Быстрый как молния, Роуч метнулся в сторону, но Чад предвосхитил это движение, и заставил его сменить направление. Но даже так преступнику удалось скользнуть в сторону… почти удалось. Когда лампа разбилась о пол, из неё вылилось масло, пылающая лужа подожгла убийце ногу, и пламя начало карабкаться вверх по его рубашке.

Убийца мгновенно сменил стойку, игнорируя пламя, и ударил клинком в правой руке вперёд и вверх. Уклониться Чад не мог, но при этом движении нога Осуалда поскользнулась из-за горевшего на полу масла. Преступник упал, и откатился прочь с криком, когда загорелись его волосы.

Роучу каким-то образом всё же удалось встать, хлопая по лицу и шее в отчаянных попытках погасить огонь. Осторожно обойдя масло, Чад шагнул вперёд, наклонился прочь от противника, и резко нанёс жестокий удар ногой вперёд. Он почувствовал треск рёбер, когда его сапог попал в цель, отправив Осуалда в полёт к двери балкона, через веранду, и прочь, в ночную тьму.

— Счастливого приземления, мудила, — пробормотал он себе под нос, пока его двоюродный брат падал на мостовую.

Ошарашенная, Карисса немного помолчала, и спросила:

— Этот человек действительно твой кузен?

— Уже нет, — ответил охотник, затем взял с пола покрывало, и кинул его на горящее масло, надеясь потушить пламя. К сожалению, его усилия имели ограниченный успех. Подойдя к кровати, он помог Анджеле встать, забросив её руку себе за плечо. — Надеюсь, вы это место не купили.

— Мы арендовали, — сказала служанка, ковыляя вместе с ним к двери. Пламя уже начало распространяться.

Карисса начала было поворачивать обратно:

— Дай мне взять одежды…

— Забудь о ней, — сказал Чад. — Времени мало, и ты мне нужна для помощи Анджеле. Когда мы доберёмся до двери, мои руки должны быть свободны.

Карисса заняла его место, и женщина начали двигаться вместе. Ступени оказались самым серьёзным препятствием, поскольку заставляли Анджелу несколько раз сгибать ногу, вызывая тем самым значительную боль, хоть она и не жаловалась. Чад ждал их вниз, разочарованно тряся свою фляжку в попытках добраться до оставшихся там нескольких последних капель.

— Тебя только это волнует? — спросила Карисса. — У тебя же кровь идёт. — Она посмотрела на его руки, покрытые длинными, мелкими порезами.

Охотник ухмыльнулся, отвечая:

— Правильная расстановка приоритетов, девочка. — Затем он поднял фляжку к губам, поцеловал её, и сунул в куртку: — Спи спокойно, друг. Ты пожертвовал собой полностью, чтобы спасти нас.

Карисса покачала головой, отказываясь верить в увиденное, пока они с Анджелой продолжали пробираться к двери:

— Поверить не могу.

Чад прошёл мимо них, на ходу вытаскивая свои длинные ножи. На эти слова он оглянулся:

— Они все мне так говорят, девочка, но легенды не врут.

— Ты — отъявленный пьяница, — бросила обвинение Анджела.

Он повернулся к служанке, и подмигнул:

— Вижу, ты уже слышала прежде Сагу о Чаде.

Вынув маленький нож, служанка отрезала от своей юбки два длинных куска ткани, и начала бинтовать ему предплечья:

— Ты будешь нам бесполезен, если потеряешь сознание от кровопотери.

Чад считал, что порезы были недостаточно глубокими, чтобы представлять опасность, но оценил её заботу. Что действительно мешало ему, так это рана на его голове, хотя алкоголь уже в некоторой степени с этим помог. Он всё ещё чувствовал себя неустойчиво. Пока Анджела работала над его второй рукой, он был вынужден забросить вторую ей на плечо, чтобы не упасть. Чад почти почувствовал укол совести за пятна крови, которые оставил на её платье.

— Прежде чем мы выйдем за эту дверь, найди оружие и спрячь его у себя под плащом. Сомневаюсь, что он лгал насчёт оставленных снаружи людей.

Анджела с сомнением взглянула на него:

— Думаешь, мы в состоянии драться? Я едва могу идти, а тебе трудно удержать равновесие.

Охотник кивнул:

— Может оно и так, но сила моя всё ещё при мне. Если дойдёт до драки, я попытаюсь схватить кого-то из них. Как только ограничу его движение, попытайся повторить то, что ты сделала с моей головой.

Карисса вернулась из кухни, держа большой нож для разделки мяса:

— Оставь это мне. Я в лучшем состоянии, чем вы оба.

— Твоя единственная работа — бежать в случае опасности, — упрекнула Анджела. — Ты важнее нас обоих.

— Очень жаль, — сказала девушка, беря плащ с вешалки и накидывая его себе на плечи.

Чад оставил Анджелу, и добрался до входной двери раньше Кариссы, слегка покачиваясь на ходу. К счастью, у него было много опыта ходьбы на нетвёрдых ногах. В прошлом это случалось в основном из-за чрезмерных возлияний, но этот навык похоже работал довольно неплохо и в его нынешней ситуации. Он криво улыбнулся Кариссе:

— Я открою дверь. Если будет проблема, то ты сможешь попробовать себя в роли котёнка-убийцы. Только постарайся меня не заколоть по ходу дела.

Анджела дохромала до них, и он открыл дверь.

Прямо за дверью стояло двое мужчин, и медлить они не стали. Адреналин и отборная выпивка МакДэниела помогла охотнику — он вспорол живот первому мужчине с такой скоростью, какой от него не ожидали ни Анджела, ни Карисса. Незнакомец ухватил Чада за плечи, умирающий, но всё ещё опасный, в то время как его сообщник пошёл на Кариссу.

Служанка подалась вперёд, опираясь на здоровую ногу, и потянув свою воспитанницу назад по мере приближения мужчины. Однако обе женщины были удивлены, когда у человека из груди вырвался наконечник арбалетного болта, полностью пробив его тело.

На улице стояли две укрытые тенями фигуры, одна — мужская, вторая — более низкого роста женщина с разряженным арбалетом в руках. Карисса с облегчением во взгляде узнала её первой:

— Матушка!

Роуз отдала пустой арбалет своему спутнику, Роджэру, и взошла по ступенькам, чтобы обнять дочь:

— Я так о тебе волновалась.

Анджела качнулась вперёд, пытаясь поклониться с одной здоровой ногой:

— Миледи.

Роуз быстро кивнула, затем повернулась к Роджэру, мгновенно заметив раненную ногу служанки:

— Помоги ей, скорее, — приказала она.

— А на меня внимания не обращайте, — сказал лежавший на земле Чад, сталкивая с себя уже мёртвого вора. Рэйнджер был весь залит кровью.

Роуз уставилась на него, отказываясь верить глазам:

— Что ты здесь делаешь? — Выражение её лица сменилось отвращением, пока она наблюдала, как рэйнджер рылся в карманах куртки мертвеца. Он нашёл кошелёк, который засунул себе за пазуху, а потом улыбнулся, обнаружив наполовину заполненный бурдюк.

— Вот так-то лучше, — проворковал охотник. Его улыбка сменилась разочарованием, когда он сделал глоток, а потом бросил бурдюк на землю. — Ёбаная вода. — Он встал, и вытер свой клинок об одежду погибшего, после чего убрал его в ножны. — Я здесь для того, чтобы найти вас, но вместо тебя нашёл вот этих двух.

— Ты — тот самый наёмник, — сказала Роуз, — или мы так думали. — Она бросила взгляд на два трупа: — Эти двое были здесь для того, чтобы охранять этот дом… от тебя.

Чад хмыкнул:

— Вам надо найти помощников получше, да и вообще…

— Они собирались убить меня и похитить Кариссу! — перебила Анджела. Затем она указала на Чада: — Его двоюродный брат ворвался внутрь, и попытался нас убить.

Роуз нахмурилась:

— Кто?

— Бывший двоюродный брат, — поправил Чад. — Его зовут Осуалд, хотя он кличет себя «Роучем». Думаю, он решил, что из Кариссы получится хороший рычаг давления, когда выяснил, что она — твоя дочь. — Он оглядел улицу: — Наверное, будет хорошей идеей создать большее расстояние между нами и горящим зданием. Мы привлекаем много внимания.

Начала собираться толпа, и два предприимчивых горожанина уже начали кричать остальным, чтобы ты помогали собирать пожарную бригаду. Роуз и остальные согласились с ним, и они пошли прочь. Один храбрый сосед попытался их остановить, но быстро пошёл на попятную, когда Чад зарычал, начав вытаскивать свой нож.

Как только они отошли на несколько кварталов, Роуз начала излагать укороченную версию своей истории, и это вскоре заставило охотника задать вопрос:

— Как вы умудрились так быстро здесь оказаться?

Спутник Роуз, Роджэр, поднял руку, и Роуз ответила:

— Я не доверяла Роучу полностью, поэтому я заплатила этому милому человеку, чтобы он осуществлял для меня независимое наблюдение за этим местом.

Чад был удивлён:

— Вы нашли независимого подрядчика? Откуда вы знали, что он не станет докладывать об этом Роучу?

— Я — не вор, — быстро сказал Роджэр.

— Он сутенёр, — объявила Роуз, поморщившись при произнесении этих слов вслух.

Карисса отошла от их нового спутника немного подальше, чтобы от него её отделяли мать и Анджела, а Чад хихикнул:

— Похоже, что в вашей истории ещё много того, о чём вы пока умолчали, Леди Роуз. Или мне следует называть вас «Мадам Роуз»?

Роуз вздохнула:

— Когда я всё объясню, всё станет понятнее.

Рэйнджер покачал головой:

— Я, наверное, предпочту сам догадаться. — Он кивнул Роджэру: — Ты подумал, что она — новая кандидатка, верно? — Сутенёр промолчал, но Чад увидел на его лице ухмылку, прежде чем он отвернулся. Охотник засмеялся.

Хмурясь, Роуз оборвала его веселье:

— Если ты закончил… то куда мы направляемся? Я думаю, моё жилище уже небезопасно.

— У меня за городом оговорено место встречи, — проинформировал их Чад. — Керэн должна быть там утром. Она вернёт нас к Мэттью и остальным. — Затем он указал на здание на левой стороне улицы, по которой они шли: — Но сперва мне нужно кое-что забрать.

После разбередившего раны подъёма Чад вернулся несколько минут спустя, неся свёрток с платьями, которые Анджела заказала для Кариссы. Он передал его дочери Роуз:

— Это можно помочь возместить то, что ты потеряла в пожаре.

Глава 27

Они больше часа шли по улицам, следуя пути, который, по мнению Чада, должен был привлечь меньше всего внимания, направляясь в сторону восточных городских ворот. Однако учитывая время суток и необычный состав их группы, полностью избежать внимания у них не вышло. Их дважды останавливали ночные патрульные, и во второй раз Чад подумал, что придётся прибегнуть к насилию, но потом Роджэр вмешался, подкупив стражника несколькими серебряными монетами.

Это, наверное, перестало бы действовать, когда новости об устроенных Чадом пожаре и сумятице дойдут до всех стражников, однако им оставалось лишь преодолеть одно последнее препятствие — сами ворота.

Он ещё раз посмотрел на спутников, и вздохнул. Он не мог придумать никакого хорошего оправдания тому, что три женщины и покрытый запёкшейся кровью мужчина покидают город в такой час. Его левое предплечье ныло, и он потёр его через импровизированную повязку.

Лучшим выбором было бы найти место, чтобы залечь на дно на несколько дней. Он был совершенно не в форме для боя, и его внешность была крайне подозрительной. Любой нищий, карманник, щипач и беспризорник в городе, не говоря уже о городской страже, будет высматривать их группу уже через несколько часов. У Роуча почти наверняка были контакты в полиции, и даже если он умер, то кто-то из его людей наверняка мог этими контактами воспользоваться.

Если он умер. Чад был в этом уверен гораздо меньше, чем показывал ранее. «Если этот ублюдок не сломал себе шею при падении, то можно лишь надеяться, что ожоги прикуют его к кровати до тех пор, пока мы отсюда не выберемся», — подумал он про себя.

— Я вижу только двух человек на охране ворот, — тихо сделала наблюдение Карисса. — Ворота открыты. Мы не можем просто пройти через них? — Она приостановилась, и добавила: — А вообще, почему они не закрыты? Разве не в этом заключается весь смысл ворот?

— Большинство городов закрывает ворота лишь во время войны, дорогая, — объяснила Роуз. — В другое время это слишком проблематично. Всегда находится кто-то, желающий проехать по какому-то срочному делу после их закрытия. К тому же, Айвэрли далеко от границы, и серьёзной угрозы городу не было уже не одно поколение. Даже во время войны с Лосайоном не было вторжения в сам Гододдин.

Рэйнджер хрюкнул:

— Ага, им приходилось волноваться лишь о том, что их собственные жрецы перережут им глотки.

Карисса посмотрела на него с внезапным интересом:

— Ты недавно упоминал Шаддос Крис. Они что, были жрецами Мал'гороса?

Чад покачал головой:

— Нет, они были религиозными убийцами, что-то вроде тайной полиции жречества. Большинство из них было просто обычными головорезами, получившими специальную форму и особое положение блюстителей закона, но некоторые, вроде моего кузена, получили особые дары от самого Мал'гороса.

— Он что, был каким-то направляющим? — спросила Анджела.

— Сомневаюсь, — сказал Чад. — Осуалд никогда не обладал никакими специальными способностями, насколько я знаю. Он просто имел проворные руки. К тому же, направляющие потеряли силу, когда Мал'горос умер. Что бы Мал'горос с ним ни сделал, это было какое-то физическое улучшение.

— Вроде Анас'Меридум или уз с драконом? — предложила Карисса.

Охотник пожал плечами:

— Я не волшебник. Знаю только, что этот мудак быстрее меня, хотя и сомневаюсь, что он сравнится со мной по силе. К тому же, у меня есть одно преимущество, которого он лишён.

— Какое? — спросила Карисса.

Чад похлопал себя по пузу:

— Я могу перепить этого ублюдка, зуб даю.

Роджэр внезапно рассмеялся, затем подал голос впервые с момента их встречи:

— Всего-то нужно заманить его в таверну, и упить до смерти.

Этим сутенёр заработал жёсткий взгляд от Роуз:

— Не его поощрять, — предостерегла она. — Ты можешь добавить что-нибудь конструктивное, Роджэр?

Роджэр весело улыбнулся:

— Как вы уже догадались, в такой час выход попытка выйти через ворота привлечёт внимание. Вы могли бы провести ночь в «Крашеной Леди» и попытаться уйти воротам утром, когда начнут приходить и уходить фермеры и торговцы.

— Эта «Крашеная Леди», — задумалась вслух Карисса. — Это какого-то рода постоялый двор?

Чад начал посмеиваться, а щёки Анджелы покрылись смущённым румянцем, но Роуз ответила без колебаний:

— Нет, дорогая, это бордель, и я бы предпочла не знакомить тебя с этой средой.

— Заботливая Мама не хочет, чтобы ты видела, как… — начал Чад, прежде чем вспышка гнева во взгляде Роуз не дала ему закончить фразу: «…как она зарабатывала на жизнь», — мысленно закончил он. «Нет, эта шутка была бы принята совсем плохо». Найдя слова, он поправился: — …как живёт вторая половина.

Карисса была проницательна, и её взгляд стал метаться между её матерью и охотником, замечая напряжение в воздухе. Наконец она нарушила молчание:

— А как насчёт отвлечь их? Ты сказал, что недавно кидал кирпич, чтобы увести людей прочь от нашего дома. Здесь такое не сработает?

Чад вздохнул:

— По ту сторону ворот на полмили нет ничего кроме открытой дороги и ровного ландшафта. Мы могли бы отвлечь их и проскользнуть мимо, но они заметят нас, когда будут возвращаться на свой пост. Тогда будет только хуже. Сомневаюсь, что мы сможем обогнать отряд стражи. — Он кивнул в сторону Анджелы, которая за последний час стала хромать ещё сильнее. — С другой стороны, прятаться в переулке мы тоже не можем. Подозреваю, что нас уже ищет множество людей. Людей, с которыми мы очень не хотим встречаться.

— И при всём уважении, Роджэр, — добавил он, — они знают про то, что вы с Роуз работаете вместе. «Крашеная Леди» является тем местом, где они наверняка будут искать.

Леди Роуз закрыла глаза, глубоко задумавшись. Когда она их открыла, то поймала взгляд охотника, и обратилась к нему:

— Ты уверен, что Керэн будет в месте встречи на рассвете?

Он медленно кивнул, видя, как её мысли принимают тёмный и серьёзный оборот.

— Давай поговорим минутку наедине, — предложила Роуз, отойдя обратно по переулку, где они прятались. Чад пошёл следом. Когда они отдалились достаточно, чтобы не быть услышанными, она тихо сказала: — Ты в состоянии убрать со стражей в одиночку?

Глаза рэйнджера слегка расширились от шока. Он знал, что Леди Роуз — женщина прагматичная, но никак не ожидал, что она станет рассматривать такое грязное решение.

Она увидела его удивление, и ответила раньше, чем он смог что-то сказать:

— Она — моя дочь, Мастер Грэйсон. Я готова сделать вещи гораздо более худшие, лишь бы вытащить её отсюда в безопасности. Ты сможешь?

— Эти люди невиновны, насколько мы вообще бываем невиновными, — ответил он. — Вы уверены в том, о чём меня просите?

Роуз выгнула бровь:

— Ты никогда прежде не убивал невиновных? — Её тон намекал на то, что ей было известно обратное.

Он поморщился, и его рука бессознательно потянулась, нащупав в куртке пустую фляжку. Он вернул сосуд на место, когда осознал, что делает, а потом вперил тяжёлый взгляд в Роуз:

— Я смогу, но вспомните об этом моменте в следующий раз, когда начнёте гадать, почему я так много пью. Есть причины, почему мне так трудно заснуть ночью.

Леди Роуз и глазом не моргнула:

— Позаботься о том, чтобы Карисса не увидела трупы. — Затем она подошла к остальным: — Мы спрячемся подальше. У Мастера Грэйсона есть план увести стражников прочь на срок, достаточный, чтобы мы могли незаметно выбраться. Мы подождём там, пока он не скажет нам, что всё чисто.

Несколько минут спустя Чад приблизился к воротам, один. Он не делал никаких попыток скрываться, притворяясь лишь тем, кем и являлся — человеком, который хочет выйти из города посреди ночи. Когда он подошёл к стражникам, один из них начал говорить, наверное спрашивая, куда он направляется, но вопрос свой так и не закончил. Второй стражник умер почти так же быстро — как раз в тот момент, когда осознал, что его напарник падает на землю.

Чад сглотнул, борясь с подступившей к горлу желчью, грозившей его задушить. Затем он оттащил двух мужчин в маленькую сторожку, которую они занимали. Проведя быстрый обыск, он нашёл одеяло, и накрыл им тела, постаравшись придать им вид бесформенной кучи, а не того, чем они являлись на самом деле — двумя безжизненными трупами.

Он вернулся к остальным, и они попрощались с Роджэром. Когда они проходили через ворота, Карисса заметила накрытую одеялом кучу. На шерсти одеяла начало появляться тёмное пятно.

— Что это? — спросила она.

Роуз потянула дочь за руку:

— Идём, дорогая. Наверное, это просто какая-то конфискованная стражниками контрабанда. У нас мало времени. — Чад же промолчал, и избегал встречаться со спутниками взглядом.

Ночной ветер холодил Чаду лицо, пока они шли по дороге прочь от Айвэрли. Жалящие его кожу порывы ветра заставили его болезненно осознать раны — как внутренние, так и внешние. Его предплечья тупо болели, а сердце ныло. Ему хотелось выпить рюмку, или десять, чтобы смыть прочь острые грани трезвости.

Три женщины шли вместе — Роуз и Карисса шагали по обе стороны от Анджелы, чтобы поддерживать её. Двигались они из-за этого медленно, но до восхода было ещё достаточно далеко, чтобы они могли успеть на место встречи с запасом. Охотник поотстал, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к признакам погони. Он искренне надеялся, что её не будет, ибо был удручённым и уставшим от крови.

Они прошли целую милю, оставив позади пустые поля. По обе стороны дороги уже громоздились деревья, когда уши рэйнджера уловили позади стук лошадиных копыт… множества копыт.

— Заебись, — пробормотал он себе под нос, поспешно догнав Роуз и остальных. — Нас преследуют, — объявил он.

Роуз взволнованно посмотрела на него:

— Сколько ещё до места встречи?

Он стал шагать быстрее, обогнав их:

— Не важно, — ответил он. — До восхода ещё два часа.

— Помедленнее, — сказала Роуз. — Мы не поспеваем. Нам сойти с дороги?

— Делайте что хотите, — бросил Чад через плечо. — Я пойду вперёд.

— Ты нас покидаешь? — поражённо спросила Карисса. — Разве ты здесь не для того, чтобы нам помочь?

В сердце Чада наполнилось гневом. После всего, что случилось, они всегда предполагали худшее. Его охватило желание обругать девчонку, но вместо этого он лишь резко ответил:

— Я сделал более чем достаточно. Когда они вас догонят, скажете им, что это всё я. Вас всё равно арестуют, но вреда не причинят. — И он резво потрусил вперёд.

— Хотя бы Кариссу с собой возьми! — крикнула Роуз, но охотник не обратил на неё внимания. Довольно скоро он исчез в темноте. — Ублюдок, — выругалась она. Затем повернулась к Анджеле и дочери: — Уйдём с дороги. Может, удастся уйти, если спрячемся в деревьях.

Они кивнули, и свернули с дороги, но стук копыт достиг их ушей раньше, чем они добрались до деревьев. Позади них послышался крик:

— Я их вижу!

Секунды спустя их окружили всадники. Роуз насчитала десять городских стражников, и ещё одного человека в тёмной кожей, который выглядел чем-то вроде разведчика.

— Это они, — объявил разведчик. — С ними ещё был мужчина. Наверное, он где-то рядом.

— Пожалуйста, господа, — смиренным тоном взмолилась Роуз, — мы ничего плохого не сделали. Моя подруга ранена.

Главный среди стражников спешился, и показал им мечом в сторону дороги:

— А разве убивать честных людей при исполнении — не преступление? Ты это хочешь сказать? — Судя по голосу, он был в ярости.

Карисса была сбита с толку:

— Чего?

Но Роуз склонила голову:

— Мы все — женщины. Вы действительно думаете, что мы могли бы победить стражников в бою?

Мужчина пригрозил ей мечом, поведя их прочь от деревьев:

— Сами вы это сделали, или просто соучастниками были, я сделаю всё возможное, чтобы вас всех за это повесили.

— Резвее! — крикнул один из мужчин, пнув Анджелу в спину ногой в сапоге, заставив её споткнуться и упасть.

Карисса вышла из себя, и набросилась на стражника:

— Прекрати! Она ранена — разве ты не слышал? — На её лице горел праведный гнев, но она изменилась лицом, когда увидела, что стражник поднимает на неё меч.

— Нет! — закричала Роуз, хотя в сердце своём она уже знала, что было слишком поздно.

Казалось, меч поднимался очень медленно — но так и не опустился. Меч остановился в воздухе, а от солдата донёсся странный булькающий звук, когда он выронил оружие и схватился за горло. В свете фонаря отчётливо виднелось оперение стрелы.

Капитан стражи отреагировал первым:

— Убийц…! — закончить предостережение он не смог, когда вторая стрела пробила его подбитую куртку, войдя прямо в сердце. Воцарился хаос — всадники поворачивали скакунов, пытаясь найти стрелка, но действовали они слишком медленно; ещё двое были подстрелены, прежде чем они хотя бы определили, с какой стороны летят стрелы.

Лошади ржали от страха, когда их седоки падали, и кое-кто из стражников пришпорил скакунов, одни — в сторону источника стрел, а другие — обратно к городу. Карисса широко раскрытыми глазами наблюдала за сюрреалистичной бойней, пока Роуз не врезалась в неё, сбив её на землю, и прикрыв дочь своим телом.

Один из всадников — молодой человек, застывший от страха от внезапного нападения — вылетел из седла, когда тяжелая, в ярд длиной боевая стрела врезалась ему в грудь с такой силой, что пробила навылет. Он упал менее чем в пяти футах от места, где лежала Карисса, и она наблюдала, как он умирал, тщетно глотая ртом воздух.

Менее чем через минуту после начала всё уже закончилось, и ни одному из всадников скрыться не удалось. В последовавшей тишине Карисса столкнула с себя мать, и села, тихо плача. Ни Роуз, ни Анджела ничего не сказали, вставая на ноги. Не было слов.

В конце концов тишину нарушило возвращение Чада Грэйсона, который вошёл в круг света упавшего фонаря, ведя позади себя одну из лошадей стражников. В правой руке он держал массивный боевой лук. Выражение его лица было жёстким и суровым, и от его вида у Кариссы перехватило дух. Вместо облегчения она чувствовала страх от присутствия человека, которого зналапочти всё детство.

— Было бы здорово, если бы кому-то из вас хватило ума поймать несколько лошадей, — произнёс рэйнджер холодным и гневным голосом.

Леди Роуз начала извиняться:

— Мастер Грэйсон, прости меня. Я неправильно поняла, когда ты…

— Сделал именно то, чего ты хотела, — жестоко сказал он, перебивая её. — Но я ведь такой и есть, не так ли? Просто инструмент для убийства. Ты довольна моей работой? Вот, что бывает, когда убиваешь людей ради удобства. Это как ложь. Убьёшь одного — а потом надо убить ещё десяток. Если мы задержимся здесь достаточно долго, то я в итоге убью для тебя весь этот долбаный город.

Роуз была не из тех, кто молчит. Всю жизнь она провела, проявляя свою власть, и интеллект её был таким, что ей редко приходилось кому-либо уступать — но тут она закрыла ро. Пока Чад и Карисса помогали Анджеле забраться в седло, она начала обыскивать ближайшие тела. К тому времени, как служанка была готова ехать, она нашла искомое, и протянула охотнику тяжёлый бурдюк.

Он уставился на неё, прищурившись:

— Это извинение?

Роуз покачала головой, не совсем глядя ему в глаза:

— А есть разница?

— Нет, — ответил он, без промедления откупоривая бурдюк, и делая долгий глоток. Затем он махнул рукой на одного из мертвецов. — Вон, его спросил. Может, у него ответ будет другим.

Остаток пути к месту встречи прошёл без происшествий, и теперь, когда Анджеле не нужно было идти на подбитой ноге, они добрались быстрее. Охотник до утра молчал, и хотя последнюю милю они миновали менее чем за полчаса, содержимое бурдюка он выдул ещё до их прибытия.

Керэн появилась, когда солнце поднялось над горизонтом, и мгновенно почувствовала напряжение в воздухе.

— Ты их нашёл! — восторженно сказала она, прежде чем сменить тон, и взволнованно добавить: — Что случилось?

— Позже объясним, — сказала Роуз, пока она, Карисса и Анджела собирались вокруг мага, более чем готовые к отбытию. Чад остался в стороне.

— Ты что, не с нами? — спросила Керэн охотника — его странное поведение было ей любопытно.

— Хватит с меня этого дерьма, — сказал охотник. Развернувшись, он пошёл по дороге на восток.

— Я вернусь, когда их перенесу! — сказала ему Керэн. — Я могу перенести тебя куда угодно.

Чад остановился, и подумал:

— Уошбрук.

Глава 28

Мэттью, Грэм, Керэн и Айрин стояли рядом с Зефиром, выглядя карликами по сравнению с покрытым чёрной чешуёй телом дракона. Керэн провела ладонью по ноге зверя, вновь дивясь прохладным, твёрдым на ощупь чешуйкам. Её взгляд сфокусировался на Мэттью, когда тот постучал ей по плечу, нарушив ход её мыслей.

— Ты уверена, что сможешь перенести нас всех за один раз? — спросил он.

Керэн кивнула — она вернулась тем утром с Леди Роуз и Кариссой, но Мэттью настоял на том, чтобы отправиться в столицу. Никто не возражал, поскольку Роуз, Кариссе и Анджеле очевидно требовалось хорошо отдохнуть, прежде чем столкнуться с градом вопросов, которыми их засыплют.

— Почему мы берём Зефира, а не Грэйс? — спросил Грэм.

— Поездка должна оказаться мирной, — ответил Мэттью. — Не хочу нагружать Керэн, заставляя её брать слишком многих. Если что-то пойдёт не так, я могу зачерпнуть силы у Зефира, и он достаточно крупный, чтобы унести нас троих, если появится какая-то необходимость в перемещении.

— Грэйс тоже достаточно крупная, — заметил Грэм.

— Но я не могу черпать у неё эйсар, — ответил Мэтт, — в то время как ты сражаешься одинаково хорошо как с драконом, так и без.

Керэн хмуро глянула на него:

— Ты только что сказал, что поездка будет мирной. Опять чего-то недоговариваешь?

— Должна быть, — поправил Мэттью. — Гарантий никаких нет, даже для меня.

Керэн накрутила свои тёмные кудри на пальчик:

— Может, мне следует остаться с тобой…

— Я хочу ограничить численность нашей группы, чтобы всё упростить, — парировал Мэттью. — Если остальным потребуется быстро переместиться, ты будешь рядом. Мы можем вернуться через временный круг, поскольку я создал рядом с домом новый. — Он одарил её одной из своих редких улыбок: — Не волнуйся, ничего не случится, а если и случится, то там будет Грэм.

— И я, — вставила Айрин, беря Керэн за руку. — Я позабочусь о том, чтобы сберечь его для тебя.

Керэн широко улыбнулась:

— Теперь я чувствую себя лучше. Не доверяю я этим двоим самим по себе. Пацаны до мозга костей.

Грэм и Мэттью переглянулись, закатив глаза. Миг спустя они все взялись за руки, и Керэн телепортировала всю группу, оставив их у главных ворот, которые вели в Албамарл со стороны Мировой Дороги. После короткого прощания она отбыла прочь, а они приготовились войти в город.

Прежде чем они начали двигаться, в их разумы вошёл голос:

— «Мэттью? Айрин? Это вы?» — Это была Кассандра, драконица Мойры, и её ментальный голос был пронизан беспокойством.

— «Да, это мы», — ответила Айрин, вещая свои мысли, чтобы остальные могли слышать её ответ. — «Где ты? Мойра с тобой?»

— «Нет», — пришёл ответ драконицы. — «Я в лесах, у реки. Она попросила меня ждать здесь, но я ничего не слышала от неё уже несколько дней».

После короткого обмена репликами Мэттью послал Зефира к Кассандре, пока он и остальные вошли в город. Ворота были открыты, и через них в обе стороны шёл здоровый поток людей — торговцы и фермеры везли товары между столицей и Мировой Дорогой. На вид всё было нормально, никаких признаков войны или беспорядков. Следившие за городскими воротами стражники почти не смотрели на их команду, входившую в город.

Айрин положила ладонь Мэттью на плечо, когда они подошли к первому перекрёстку:

— Ты уверен, что это хорошая идея? Мы понятия не имеем, что здесь случилось.

— Судя по увиденному, вероятность физической опасности низкая, — начал Мэттью. — Но я знаю, что всё пошло не так, как я планировал, иначе мы встретили бы Мойру дома. — Он замолчал, и на его лице появилось задумчивое выражение.

Айрин видела, что он о чём-то умалчивает:

— Тебя что-то волнует. Я же вижу. Не лги мне.

Мэтт посмотрел на Грэма, который пожал плечами, затем перевёл взгляд обратно на сестру:

— Нас ждут плохие новости. Я не заглядывал достаточно глубоко, чтобы знать, какие именно, но ближайшее будущее стало более хаотичным, поэтому я не уверен, что это вообще помогло бы.

Грэм тихо зарычал:

— Это довольно расплывчато, Мэтт.

Он кивнул:

— Знаю. Вот, почему я хотел взять с собой вас двоих, а не кого-то из остальных.

— Меня ты брать изначально вообще не хотел, — напомнила Айрин.

— Это не совсем верно, — ответил Мэттью. — Ты — моя сестра, и я бы предпочёл, чтобы ты никогда не сталкивалось с тем, что мы видели последние несколько месяцев — но глубоко в душе я нуждаюсь в твоей силе, Рэнни. У меня такое чувство, что то, что мы узнаем, станет испытанием для моей решительности. Думаю, мне потребуется твоя поддержка.

Айрин нахмурилась:

— А вот теперь ты действительно начинаешь меня беспокоить.

— Чтобы ни случилось — это моя вина, Рэнни, — наконец сказал Мэттью.

— А вот это имеет смысл, — сделал наблюдение Грэм. — Ты боишься того, что мы узнаем, и предпочёл бы, чтобы первой о случившемся узнала Айрин, а не Керэн.

Мэттью не ответил, но чуть погодя Айрин взяла их обоих за руки:

— Тогда давайте не затягивать. Стоя на улице, мы ничего не узнаем.

Уже через секунду Грэм высвободил руку:

— Руки мне нужны свободными… на всякий случай.

Они прошли лишь два квартала, когда их встретили две фигуры в униформе Королевской Стражи — один из них был человеком, а второй — особым крайтэком Тириона. Мэтт и Айрин почувствовали их приближение, но выражение печали и узнавания на лице крайтэка казалось неуместным.

— Мэттью и Айрин Иллэниэл, Сэр Грэм. — Он кивнул каждому из них. — Королева приказала провести вас к ней.

— Нас ждали? — прошептала Айрин.

Грэм кивнул:

— Похоже на то.

Мэттью промолчал, но внутри у него повсюду было всё углублявшееся чувство ужаса. Стражники провели их к дворцу, и они не могли не заметить, что прохожие на улицах бросали в стороны их эскорта взгляды страха и ненависти. Но после того, как они вошли во дворец, стало лучше. Некоторые из солдат и стражей дворца узнали Сэра Грэма, и недостатка в приветствиях от шедших мимо людей у него не было.

Внутри коридоров самого дворца несколько высокопоставленных слуг узнали Мэттью и Айрин, одаривая их быстрыми и уважительными поклонами, но обращаться к ним никто не стал. Однако по мере продвижения брат и сестра узнали знакомое присутствие.

— Она здесь, — тихо сказала Айрин, толкая брата локтем.

Мэттью серьёзно кивнул:

— Я заметил. — Характерный эйсар Мойры присутствовал в нескольких сотнях футов от них, в отдельной, но незащищённой уордами части дворца.

— Почему она не выходит нам навстречу? — удивилась Айрин.

Двое стражников, которые их вели, остановились, и произошло внезапное движение эйсара, когда крайтэк поднял руку в сторону стоявшего рядом с ним человека. Взгляд мужчины лишился всякого выражения, и он тупо уставился в пространство. После этого крайтэк повернулся к ним:

— Она найдёт вас позднее. Она до сих пор не явила своё присутствие, поэтому не упоминайте её, когда увидите Королеву. — Крайтэк отвернулся, взгляд стражника-человека прояснился, и они пошли дальше.

— Это было… — начала Айрин, но Мэттью покачал головой, поднеся палец к губам. Грэм согласно кивнул, и все трое молча последовали за провожатыми.

Несколько минут спустя их привели в маленькую гостиную с мягкими креслами, и эскорт их оставил. Вскоре появилась служанка, принёсшая поднос с вином и хлебом, который она им и оставила. Айрин посмотрела на остальных:

— Интересно, обретается ли Коналл поблизости. Надеюсь, мы сможем увидеть его до отъезда.

Мэттью моргнул, затем потянулся к вину. В его движении была нотка нервности, которая не укрылась от Грэма.

— Я тоже на это надеюсь, Рэнни, — сказал молодой рыцарь.

Четверть часа спустя дверь снова открылась, и через неё прошла Ариадна. Позади неё стояли двое рыцарей в полной броне, зачарованные латы которых определяли их как двух из четырёх ещё живых Рыцарей Камня, хотя теперь они уже были членами Ордена Шипа — Сэр Иган и Сэр Томас. Они начали было заходить вслед за ней, но Королева остановила их жестом:

— Ждите снаружи, пожалуйста.

Сэр Томас мгновенно шагнул назад, но Сэр Иган был упрямее:

— Ваше Величество, мы же уговорились, что ваша безопасность…

— В данном случае она меня не заботит, Сэр Иган. Я помиловала Мордэкая и его наследников. Теперь они — наши союзники, — перебила Ариадна.

— Вы даже ещё не говорили с ними. Откуда вы знаете, что они намереваются покорно вернуться в общество? — возразил Иган, посуровев лицом.

При появлении Королевы они уже встали на ноги, и Грэм вышел вперёд, сначала поклонившись Ариадне, а затем сделав уважительный поклон старшему рыцарю:

— Сэр Иган, верность Королеве никогда не покидала моего сердца, но как бы я ни уважал ваши боевые навыки, будь у меня желание причинить ей вред, вы не смогли бы меня остановить, не говоря уже о моих спутниках. Вам нет необходимости беспокоиться на наш счёт. — Хотя его слова и были дерзкими, в голосе его не было ни следа бахвальства — это была простая констатация факта.

В ответ на это оскорбление лицо Игана покраснело:

— Надменный щенок! Ты смеешь…

Голос Королевы прозвенел, громко и резко:

— Вон, Иган! Второй раз приказывать не стану. — Разгневанный рыцарь какое-то время дрожал от ярости, прежде чем взял себя в руки, и отступил от дверей.

Как только двери закрылись, Ариадна повернулась обратно к ним:

— Многое следует сказать, и порядок особо не важен, поэтому позвольте мне сперва облегчить душу. — Посмотрев, как они согласно кивают, она продолжила: — Я должна перед тобой извиниться Мэттью, и перед твоей семьёй. Я сомневалась в вашем отце, но всё это время не верила в то, что его действия были неправильными. В конце суда я поняла, что он невиновен, но была слишком малодушна, чтобы отменить решение судьи. Я скорее боялась за королевство, чем боялась совершить несправедливость. Теперь, помиловав его, я увидела, что мои страхи были беспочвенны — не случилось никаких беспорядков, которых я боялась. Я повредила вашей семье совершенно зря.

— Вы не могли знать заранее, — любезно произнёс Мэтт. — Благо королевства всегда должно стоять впереди нужд конкретного человека или одной семьи. — Айрин удивлённо покосилась на него, прежде чем перевести взгляд обратно на Королеву, и согласно кивнуть.

— Будучи Королевой, я не могу просить публично прощения за мои прежние действия, или показать слабость, объясняя помилование — но я посчитала, что мне следует хотя бы наедине вам это сказать, — закончила Ариадна.

Грэм подался вперёд в своём кресле:

— А что насчёт его титула?

Мэттью ответил первым:

— Пусть останется как есть. Отец более не в состоянии его носить, а я его не хочу. Графом ди'Камерон лучше всего послужит Коналл.

Ариадна сжала губы, и села напротив, сложив ладони на коленях:

— Это — вторая вещь, о которой мне следует вам сказать. Она перевела взгляд с Айрин на Мэттью, и обратно. — Ваш брат был тяжело ранен.

Айрин в шоке глазела на неё с секунду, прежде чем бросить взгляд на Мэттью:

— Ты об этом волновался, так ведь? — спросила она тоном, в котором слышался подавленный гнев. Мэттью мог лишь зажмуриться и склонить голову.

Ариадна поспешила унять их страхи:

— Он всё ещё жив, и есть все надежды на выздоровление. Рана была маленькой, но у него был пробит живот. Лорд Гэйлин был не в состоянии ему помочь, но Элиз Торнбер настояла, чтобы я позволила ей его лечить, и его лихорадка начала проходить. Она думает, что опасность для него вскоре минует.

Мэттью тяжело вздохнул — он и не осознавал, что задержал дыхание, — и часть давившего на него груза исчезла:

— Пожалуйста, скажи, что произошло, — взмолился он. В его голове прозвучал тихий шёпот, удивив его:

— «Найди меня после визита к Королеве… приходи один». — Он мгновенно узнал вызванное чужими мыслями ощущение. Это была Мойра.

Ариадна объяснила им предательство Тириона, начав с того, что крайтэки погрузили большую часть дворцовой стражи и слуг, прежде чем напасть на неё с Коналлом в дворцовом саду — и Мэттью с интересом заметил, что она ни в какой момент никак не упомянула присутствие Мойры. Слушая, он собрал мысли в послание для сестры:

— «Как ты до меня дотягиваешься? Мы находимся в пределах уорда приватности». — Однако он тщательно следил за тем, чтобы не вещать послание широко, полагая, что Мойра сможет поймать сообщение с поверхности его разума.

— «Через статичные уорды видеть легче, чем через самые небрежно поставленные личные щиты», — пришла мысль Мойры в ответ. Затем она передала ментальный образ плана дворца, выделив место, где она будет его ждать.

— «Скоро буду», — молча подумал он про себя.

Когда его внимание вернулось к разговору, Ариадна закруглялась, закончив описанием отчаянного побега Тириона через портал, который вёл из её спальни в дом их семьи. Он заметил, что глаза Айрин были красными и полными слёз, и что она наблюдала за ним со смесью печали и любопытства. Приняв это как признак того, что он упустил нечто важное, Мэттью пересмотрел свои воспоминания, чтобы воспроизвести разговор, прислушавшись к более поздней части рассказа Ариадны, которая достигла его ушей, пока он был отвлечён.

Харолд был мёртв. Осознание этого обрушилось на него подобно удару молота в сердце. Это знание причиняло ему боль, и он вынужден был заставить себя глубоко вздохнуть, когда ему сдавило грудь. Бросив взгляд влево, он увидел, что лицо Грэма было суровым, и неподвижным почти как у статуи. Его друг был в шоке.

Конечно, это было совершенно понятно. Харолд активно фигурировал в их общем детстве, и Грэм был к нему даже ближе. Айрин показывала свои эмоции более явным образом, что тоже можно было понять. Они с сестрой Грэма, Кариссой, были тайно влюблены в красавца-рыцаря, когда были детьми.

«И он мёртв из-за меня», — подумал Мэттью. «Из-за того, что я сказал Мойре сделать». Его сердце болело, но он не чувствовал желания плакать, в нём была лишь глухая боль, каким-то образом совмещённая с виной и онемением. Его преследовал ещё больший вопрос. Были ли это те вести, о которых его предостерегало его предчувствие? Коналл ранен, Харолд мёртв… интуиция говорила ему, что этими двумя вещами самое худшее не ограничивалось.

— У тебя нет никаких вопросов, Мэтт? — спросила Айрин — её голос вернул его к реальности, а её взгляд с подозрением изучал его.

— Нет, — ляпнул он, не в силах найти ответ получше. — Многовато слишком, чтобы усвоить. Прости. Просто… Харолд… не знаю, что и думать. — Чуть погодя он дополнил свои слова ментальным посылом для Айрин: — «Мойра хочет со мной встретиться. Она прячется неподалёку».

Взгляд Айрин смягчился пониманием. Посмотрев на Ариадну, она сказала:

— Я хотела бы сейчас пойти к Коналлу, если можно.

Королева встала:

— Конечно. Я пойду с тобой. Элиз тоже будет рада всех вас увидеть, особенно тебя, Грэм.

— Мне нужно побыть одному, — сказал Мэттью. — Мне нужно подумать, чтобы принять то, что мы только что услышали.

Грэм странно на него посмотрел, но Айрин вмешалась, чтобы его спасти:

— Я понимаю. — Она кивнула Грэму: — Мы пойдём вперёд. Присоединишься к нам, когда будешь готов.

Грэм переводил взгляд с Айрин на её брата и обратно, чувствуя уверенность в том, что упустил что-то — но возражать не стал. Они ушли вместе с Ариадной, оставив Мэттью обдумывать услышанное.

Встал Мэтт не сразу. Он подождал несколько минут, чтобы убедиться, что они ушли подальше от двери, прежде чем открыть её, и проверить, был ли кто-нибудь в коридоре. Сэра Томаса и Сэра Игана не было — предположительно, они сопровождали Королеву и остальных, — но у дверей стоял другой стражник. Мэттью ушёл, ничего ему не сказав.

Глава 29

Комната, в которой Мэттью нашёл Мойру, была маленькой и скромной, но хорошо прибранной. Она располагалась рядом с помещениями слуг, но было очевидно, что обитал здесь лишь один человек, в то время как слуги жили минимум по нескольку человек на одну комнату.

Мойра ждала его внутри, одетая в неприметное коричневое платье, совпадавшее с одеждой прачек и судомоек — вероятно, это было частью её намеренных усилий, чтобы не привлекать лишнего внимания. На первый взгляд она выглядела хорошо, но её лицо было бледным и мрачным. Первый взгляд Мэттью передал ей, что её внешность его озаботила, но его слова не коснулись этой темы:

— Чья это комната?

— Бенчли, — ответила она, зная, что он узнает это имя. Бенчли был давнишним слугой семьи Ланкастеров, и в данный момент служил королевским камергером. Обладавший сдержанным юмором и непоколебимой верностью, Бенчли был из тех, кого нельзя было убедить сохранить её тайну, в этом Мэттью был уверен. — Никто меня не помнит, — произнесла Мойра, — если я не позволю обратного. К тому же, он слишком занят, чтобы часто бывать здесь, поэтому я ухожу до того, как он возвращается.

Мэтт мгновенно понял. Его сестра сводила свои контакты к минимуму, чтобы ей не приходилось менять воспоминания слишком многим людям. Это объясняло и её выбор одежды, и позаимствованную ею комнату.

— Почему ты не вернулась домой? — спросил он. — Я ожидал, что ты именно так и поступишь, а потом вернёшься, когда объявят о помиловании — но вместо этого ты скрылась.

Вообще-то, это не было его ожиданием — это был наиболее вероятный исход. Бегство Тириона и невозвращение Мойры домой означали, что реализовалась одна из наименее благоприятных вероятностей, хотя он и не знал, какая именно.

Она отвела взгляд, будто стесняясь, или, быть может, стыдясь:

— Так и замышлялось, но после всего случившегося я не могла заставить себя вернуться. Мне нужно было побыть одной.

Мэттью не очень хорошо умел читать людей, но даже он видел — что-то было не так, и он знал свою сестру лучше всех. Она казалось менее уверенной, менее тёмной, и более нерешительной, чем он помнил, почти как если бы она стала более молодой версией себя самой. В его сердце начал просачиваться зловещий холодок — ползущий страх, на который он опасался смотреть прямо.

Его сестра почти мгновенно ощутила перемену внутри него, прочитав его эмоции так же легко, как кто-то мог читать книгу. Когда она подняла взгляд, снова посмотрев на него, в её глазах стояли непролитые слёзы:

— Я не знаю, что делать. Как могу показаться им на глаза?

— Мёйра, — просто сказал он, используя её имя как констатацию факта. Заклинательная двойница, занимавшая тело Мойры, кивнула, подтверждая его вывод, и теперь по её щекам потекли слёзы.

Мэттью почувствовал, что стоит на краю бесконечной чёрной пропасти, которая грозила поглотить его разум и сердце. Не в силах молчать, он услышал, как его губы произнесли слова:

— Мойра мертва. — За этим последовал безмолвный приговор, вынесенный его совестью: «и именно я послал её на смерть».

Мёйра замотала головой:

— Нет! Ты не виноват. Это из-за меня. Нельзя мне было оставлять это ей. Это была моя работа.

— Вон из моей головы! — закричал Мэттью, впервые на собственной памяти теряя контроль над собой. По стенам поползли трещины, когда его сила неосознанно подкрепила мощь его голоса. На несколько секунд он полностью потерял ощущение своего «я», крепко зажмурившись, пока его эмоции бушевали, но в воцарившейся после его крика тишине он услышал — и почувствовал — тихий плач Мёйры. Она сидела на краю кровати Бенчли, подобрав ноги и обняв колени руками, и её содрогающиеся плечи представляли собой жалкое зрелище.

Его захлестнула волна вины, добавив к весу, который он уже на себе ощущал. Он не знал, что делать, и хоть он и сожалел о том, что сорвался, Мэттью также не ощущал, что способен успокоить кого-то. Вновь взяв эмоции под контроль, он оттолкнул их прочь, и произнёс нейтральным тоном, скрывая свою боль:

— Что ещё тебе надо мне сказать?

Мёйра подняла на него взгляд, её лицо было ужасным:

— Я видела Отца. Он появился перед тем, как это случилось.

Мэтт не был удивлён. Это следовало закономерности, и влекло его нужду в порядке. Его отец последний раз появлялся, когда сам он был близок к смерти, поэтому то, что он появился в момент гибели Мойры, было разумным. «Ему следовало объявиться раньше», — пожалел Мэттью.

— Опиши мне его появление. Он что-нибудь тебе сказал?

— Он был страшный, — начала Мёйра. — Фигура из чёрного огня, излучавшая такую мощь, что едва не задавила меня, хотя он и не приближался. — Тут она замолчала, ей не хотелось повторять выданное ей послание.

Сумятица внутри Мэттью сдвинулась ближе ко гневу, когда он снова выдавил свой вопрос:

— Он что-нибудь тебе сказал?

Мёйра скрыла лицо за волосами:

— Я думала о том, чтобы последовать за ней, позволить себе умереть. Он сказал немногое, только «нет», и потом заявил, что не хочет терять ещё одну дочь. Вот, почему я ждала тебя.

Его гнев угас, сменившись пустым отчаянием:

— Ты правильно его послушалась.

Она покачала головой:

— Не послушалась. Я не могла решить — сама не могла. Я не взяла её эйстрайлин. Я продолжаю угасать — моя сила уменьшается ещё быстрее из-за того, что я поддерживаю её тело. Теперь, когда я с тобой увиделась, мне, наверное, лучше перестать цепляться за жизнь.

Мэттью разрывался между желанием её ударить и порывом её обнять, но он знал, что его эмоции не были рациональны, и что они не обязательно отражали его чувства по отношению к Мёйре. Они по большей части были плодом его собственной внутренней вины. Поэтому он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он приказал ей:

— Встань. Посмотри мне в глаза.

Она послушалась, а он продолжил:

— Ты не виновата ни в чём из случившегося, и твоя смерть не послужит никакой цели. Союзники мне нужны гораздо больше, чем очередной труп. Бери её эйстрайлин, забери себе её жизнь. Она бы этого хотела, и этого, очевидно, и Папа хочет.

— Я…

— Сейчас же, Мёйра. Я не могу растрачивать силы на спор с тобой. Мне больно так же, как и тебе, — добавил он.

Она закрыла глаза, и он почувствовал, как внутри неё что-то произошло, хотя случившееся было слишком неочевидным, чтобы он мог в точности сказать, что это было. Когда она снова раскрыла глаза, то лишь кивнула, и он понял, что дело сделано. Глядя на неё, он мрачно подумал: «Если мы никому не скажем, то никто и не узнает, что Мойры больше нет». Это было бы просто, и ему не пришлось бы слушать обвинения Айрин или Коналла за то, что случилось с их сестрой.

— Я могла бы так сделать, если хочешь, — сказала Мёйра, снова читая его мысли.

На этот раз он не кричал. Вместо этого он посмотрел ей в глаза, видя в её взгляде сомнения, желание быть принятой. Мёйра чувствовала вину не меньшую, чем его собственная, хоть её чувства и были неуместны. Она отчаянно искала что-то, что подкрепило бы её право на дальнейшее существование. Встав выше своего гнева, вины и желания сделать больно кому-нибудь, кому угодно, Мэттью произнёс слова — одни из самых трудных слов, какие он когда-либо произносил:

— Нет. Мне нужна сестра, а не рабыня своей вины. Иди домой, и отдохни. Я сам скажу остальным. Если не скажу, то потом они будут винить меня ещё больше, и тебя, возможно, тоже — за то, что скрыла это от них.

Она несколько долгих секунд смотрела на него, и он понял, что ей хочется его обнять, но она также видела, что он бы плохо отреагировал на эту инициативу. Сжав губы, она встала, и подошла к двери. Прежде чем уйти, она сказала лишь одно:

— Не слишком вини себя. Не только ты принимал эти решения. Я тоже допустила ошибки. — После чего она ушла.

Радуясь одиночеству, Мэттью сел на кровать, и уронил лицо в ладони. Его горе было чем-то осязаемым, настолько густым, что его будто можно было резать ножом — и он наконец смог посмотреть своему горю в лицо без следящих за каждой его мыслью свидетелей. Они с Мойрой в основном не ладили, поскольку во многих отношениях были полной противоположностью друг друга, но она была его сестрой-близнецом, хоть они и не были истинными кровными родственниками. Он вырос с её постоянным присутствием, оно было огромной частью мира, частью которого являлось его «я». Теперь, когда её не стало, он чувствовал себя потерянным.

Он позволил себе десять минут, а потом пошёл искать Айрин и Грэма.

* * *

Коналл был в богато обставленной гостевой комнате, а не там, где он проживал, когда находился в столице. Эта комната обычно предназначалась для приезжавших с визитом глав других государств, и её использование в данный момент ясно показывало, насколько Королева ценила своего раненного вассала. Молодой граф был в сознании, занимал сидячее положение, и когда он поднял взгляд на входившего в комнату Мэттью, его лицо было вытянутым и бледным.

Мэтт заметил других людей в комнате — Королева и Айрин стояли у кровати, а Элиз Торнбер сидела на большом диване, явно только что проснувшись после заслуженного отдыха. Грэм сидел рядом с бабкой, тихо разговаривая с ней, но все взгляды сошлись на вошедшем Мэттью.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила Айрин с вопросом во взгляде.

— Нет, вообще-то, — признался Мэттью, оглядывая брата. — Хотя я и рад видеть, что наш брат идёт на поправку. — Он подошёл, встав рядом с сестрой. — Коналл, что у тебя с лицом?

Коналл в замешательстве посмотрел на него:

— Э?

Мэттью продолжил:

— Рэнни, ты ведь не давала ему зеркало, верно?

Айрин нахмурилась в ответ:

— Ты о чём говоришь?

— Ничего у меня с лицом не случилось, — настаивал Коналл, поднимая руку, чтобы коснуться своей щеки. — Так ведь?

Брови Мэтта поднялись вверх, будто от внезапного понимания:

— Ты что, не сказала ему? — удивлённо спросил он у Айрин. — Мне следовало молчать. Уверен, всё будет хорошо, покуда мы не будем подпускать его к зеркалам.

Грэм тихо засмеялся, но Айрин успокаивающе взглянула на брата:

— Не слушай его, Коналл. Ничего с твоим лицом не случилось.

Мэттью нахмурился, пристально глядя на Коналла:

— Ты уверена? Я не помню, чтобы он раньше был настолько уродливым. — Затем он поглядел по сторонам: — Может, дело просто в освещении.

Грэм подмигнул ему:

— Может, мне открыть шторы?

— Нет, от этого только хуже станет, — бесстрастно произнёс Мэттью.

— Мальчики, хватит, — предостерегла Элиз. — Я не позволю вам измываться над моим пациентом.

Коналл порычал с секунду, затем испустил слабый смешок:

— Я, наверное, не умираю, иначе вы не стали бы снова надо мной подшучивать.

Ариадна наклонилась вперёд, поцеловав Коналла в лоб:

— Он просто ревнует, потому что из вас двоих ты явно самый красивый. — Затем она выпрямилась: — Я пойду, чтобы вы могли наговориться между собой. У меня дела.

— Но мы ещё не поговорили о том, что случилось, — вставил Коналл. — Я так долго был без сознания. Что случилось после того, как Тирион и М… — Его прервал Мэттью, споткнувшийся и упавший на тумбочку, опрокидывая на Коналла стоявший там кувшин с водой. — А-а! Что! Почему ты такой неуклюжий? — воскликнул Коналл, в шоке от холода.

Айрин зыркнула на Мэттью, точно зная, что он сделал это нарочно, а Элиз поспешила к Коналлу с полотенцем, чтобы его вытереть. Ариадна не стала ждать, и вскоре ушла.

— Грэм, сходи мне ещё за полотенцами, — приказала Элиз.

Пока все находились в движении, пытаясь исправить созданный им хаос, Мэттью наклонился к уху брата:

— Ничего не говори про Мойру. Её здесь не было. Понял?

У Коналла было полно вопросов, но он посмотрел Мэтту в глаза, и еле заметно кивнул, соглашаясь. Как только всё снова улеглось, вопрос вернулся к событиям последних нескольких месяцев, и Айрин взяла на себя большую часть объяснений Коналлу всего случившегося.

Казалось, что их брат был сбит с толку насчёт помилования Королевой их отца, но затем, ещё раз покосившись на Мэттью, он смолчал.

— Мы сможем побольше поговорить, когда ты вернёшься домой, — предложил Мэттью. — Насколько скоро это можно устроить? — спросил он, направляя вопрос Элиз.

— Моё место — здесь, — с некоторым упрямством сказал Коналл.

— Теперь ты — Граф ди'Камерон, — указала Айрин. — Ты не можешь игнорировать это вечно. Пока ты поправляешься, возвращайся домой. Потом никто не помешает тебе снова уехать.

— Элиз вмешалась:

— Теперь, когда его лихорадка вроде пошла на спад, я думаю, что он сможет вернуться через день-другой.

Встревожившись, Коналл с трудом сел:

— Но Королева…

— Я останусь с ней, — вызвалась Айрин. — Её Величество будет в полнейшей безопасности.

Коналл сдался, и теперь, когда они договорились, Мэттью встал, и жестом позвал Грэма:

— Нам следует возвращаться. Мы ещё приедем через пару дней, чтобы забрать его и твою бабушку.

Айрин вышла за ними в коридор, поймав Мэттью за рукав:

— Что она сказала?

Мэтт остановился:

— Ничего хорошего.

Она жестом предложила ему продолжить.

— Рэнни, обещаю, я всё тебе скажу, но не здесь и не сейчас, — с серьёзным выражением лица сказал Мэттью.

— Почему нет?

Он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями:

— Это слишком важно, чтобы озвучивать здесь. Ты ещё несколько дней будешь во дворце, а это вещь, о которой нам нужно говорить всей семьёй. Как только привезёшь Коналла, тогда я всем и скажу. Ты не сможешь заниматься нашим братом, если я всё вывалю сейчас.

Из дальнего конца коридора к ним приблизилась фигура — Сэр Иган. Он остановился в нескольких футах, но внимание его было приковано к Грэму.

— Я не забыл о вашем оскорблении, Сэр Грэм, — объявил он стальным голосом.

Грэм лишь поднял бровь, но Мэттью заговорил первым:

— Дуэли объявлены вне закона, Сэр Иган. Надеюсь, вы это помните.

Грэм положил ладонь ему на плечо:

— Всё хорошо, Мэтт. Сэр Иган не настолько кровожаден. Что у тебя на уме, Иган?

Старший рыцарь мгновенно ответил:

— Извинения хватит, если оно искреннее.

Выпрямившись, Грэм серьёзно ответил:

— За правду я извиняться не буду. Может, на твой слух я и показался хвастуном, но мои слова были просто честны.

— Тогда нам следует проверить эту честность, — со свирепым блеском в глазах предложил Иган.

— Что у тебя на уме? — спросил Грэм.

— Учебные мечи и стёганые куртки, — сказал Иган.

Мэтт застонал, но мужчины уже пришли к согласию. Он бросил взгляд на Айрин, ища поддержки, но та лишь пожала плечами.

Глава 30

Тренировочный двор во дворце был совсем рядом с передним двором. Места там было поменьше, огораживали его каменные стены, и, в отличие от других областей, рост травы там даже не поощрялся. Это было бы бессмысленно, поскольку постоянное топтание людей делало взращивание любых растений безнадёжным занятием.

Вдоль одной из стен стояли столбы, на которых новобранцы упражнялись в ударах, но сейчас там никого не было. Все взгляды были прикованы к Сэру Игану и Сэру Грэму. Вести об их грядущем матче опередили их, и к моменту их прибытия казармы опустели — каждый стражник, кадет или солдат, не находившийся на посту, пришёл посмотреть на их бой.

Сэр Томас стоял сбоку, в окружении группы поспешно делавших ставки людей. Когда они вошли, он поднял взгляд на Грэма, и весело подмигнул ему. Сэр Иган подошёл прямо к нему, и начал обмениваться с собратом-рыцарем гневными словами.

— Ты же сам решил сделать из себя зрелище, — сказал Сэр Томас с лёгкой улыбкой на лице. — Я просто использую эту возможность, чтобы поднять людям настроение. Им не помешает немного поразвлечься.

— А ещё ты заработаешь, — проворчал Иган. — Азартные игры не входят в число рыцарских благодетелей. Предполагалось, что эти люди должны нас уважать.

Сэр Томас пожал плечами:

— Когда я в последний раз проверял, твердолобость в число добродетелей тоже не входила.

Сэр Иган с секунду зыркал на него, удерживаясь от очередного гневного комментария. Затем его любопытство возобладало:

— Какие берёшь ставки?

— Четыре к одному на твою победу, — сказал Томас.

Иган ухмыльнулся:

— С такими ставками ты много не заработаешь.

— О, я сорву куш. Я ставлю на Грэма, — сухо ответил Томас. — Большинство людей не знают, насколько он хорошо.

— Ты всегда был глупцом, — отозвался Иган. — У парня есть потенциал, но он — совсем не Дориан Торнбер.

— А ты явно не был слишком внимателен, когда мы отправились в Кэнтли. Хочешь поставить на себя?

— Двадцать золотых, — мгновенно сказал Иган. — И не приходи потом ко мне жаловаться, когда не сможешь на следующий год заплатить налоги.

Грэм терпеливо ждал в течение всего разговора, и после его окончания они с Сэром Иганом выбрали себе по учебному мечу с длинной стойки. Там был широкий простор для выбора, и хотя некоторые предметы были деревянными, многие учебные мечи, применявшиеся опытными стражниками, были нормальными мечами, которые просто никто не затачивал. По обоюдному соглашению оба взяли стальное оружие.

Грэм выбрал короткий фальшион — рубящее оружие, предпочитавшееся против не защищённых бронёй противников, хотя в отсутствие заточки это едва ли имело значение. Иган вернулся с длинным одноручным мечом, и неодобрительно посмотрел на выбор Грэма:

— Пытаешься дать мне фору? Возьми что-нибудь другое. Не хочу, чтобы ты говорил, что матч был нечестным, — неприветливо сказал Сэр Иган.

Грэм махнул пару раз на пробу, проверяя вес и баланс. Фальшион был одним из лучших вариантов для настоящего боя без использования металлической брони, поскольку в военное время их затачивали до такой остроты, что они могли рубить несколько слоёв льняной ткани, но в этот день он взял фальшион из-за того, что короткая длина и облегчённый вес помогли бы ему не сломать противнику кости. Удара кромкой затупленного меча иногда хватало для перелома, даже через толстую подбитую куртку, но когда оружие было у руках человека с драконьими узами… трудно было не допустить серьёзной раны. Он поглядел на длинный клинок в руке Игана, и ответил:

— Этого хватит.

Он подумал о том, чтобы отказаться от подбитой куртки, но это бы лишь ещё более оскорбило Игана, а этого он хотел в последнюю очередь. Когда он натянул на себя плотный ватник, один из пажей помог ему затянуть шнуровку с боков, после чего Грэм вышел на поле, где его ждал Сэр Иган.

Сэр Иган размял руку парочкой тренировочных взмахов:

— Какие-нибудь правила, прежде чем начнём?

— Мне всё равно, — отозвался Грэм, — но я намереваюсь избегать всего, что может сделать тебя непригодным для службе Королеве более чем на день или два.

Сэр Иган кивнул:

— Значит, без правил, помимо отсутствия попыток друг друга убить. Поскольку ты на службе у Королевы не состоишь, я не обещаю, что ты не сляжешь на месяц или два.

Сэр Томас вышел, встав между ними — в его руках был зелёный платок и большая кружка пива:

— Я засвидетельствовал ваши обещания, и буду требовать их соблюдения. Когда эта ткань упадёт на землю — начинайте. — Он сделал долгий глоток из кружки, после чего подбросил платок в воздух, уходя прочь: — Проигравший покупает мне выпивку.

Грэм расслабился, пока льняная тряпка медленно падала на землю, позволив своему разуму очиститься, дав себе последнее мысленное предостережение: «Затяни бой». Затем он пошёл вперёд, его походка казалось почти небрежной.

Сэр Иган был одним из лучших мечников в Лосайоне — возможно, самым лучшим, поскольку теперь Харолда уже не стало. Конечно, Сэр Сайхан был исключением из этого правила, хотя он на самом деле был не мечником, а скорее смертоносным мастером на все руки. Когда Грэм оказался на расстоянии атаки, тело Игана распрямилось подобно пружине, и меч в его руке нанёс хлёсткий нижний удар по левому бедру Грэма.

Удар был молниеносным настолько, что большинство противников не успело бы отреагировать на него, не говоря уже о блоке или уклонении — но этот удар был ещё и уловкой. Иган ожидал, что Грэму хватит скорости поставить блок, и в последний момент клинок сменил направление, направившись вверх.

Фальшион Грэма встретил клинок, отбив в сторону, прежде чем вернуться с угрозой Игану на обратном замахе — в движении, которое Грэму показалось почти равнодушным.

За этим последовала сбивающая с толку демонстрация скоростных ударов и контрударов, заставившая зрителей поражённо выпучить глаза. Большинство из них вообще не успевало уследить за боем, и лишь искусные мечники могли читать узор схватки достаточно, чтобы осознавать её ход. Грэму это казалось абсурдной игрой, но ради гордости Игана он сдерживался.

Он позволил Сэру Игану идти в наступление целых две минуты, прежде чем сам начал нападать. Но даже так он ограничивал себя течением и ритмом их танца, следуя узорам Игана и атакуя таким образом, чтобы более старший противник мог с достоинством защищаться. Он знал, что если опозорит старшего рыцаря, то может заполучить врага на всю жизнь, и этого ему хотелось в последнюю очередь.

Где-то через минуту такого боя оба участника разошлись, и Иган дышал несколько тяжелее своего более молодого соперника.

— Ты — хороший мечник. Отрицать не буду, — признался старший рыцарь. — Но опыт научит тебя тому, что поле боя — это место без уважения к красивой игре мечом.

Грэм ответил лишь ничего не выражавшим взглядом. Он знал, что будет дальше, и когда Сэр Иган снова напал, он не был разочарован. Ветеран сражался агрессивно, двигаясь так, чтобы вывести Грэма из равновесия, или отвлечь его от истинного направления удара.

Однако Грэм не пропускал ни одного парирования, и его лицо оставалось бесстрастным и пустым, каковой факт начал понемногу лишать его противника мужества. Отчаявшись, Иган метнулся вперёд, намечая ложный удар Грэму в голову, прежде чем отскочить и пригнуться. Было похоже, будто он на миг потерял равновесие, и что он подхватился, оперевшись ладонью в землю — после чего снова подскочил на ноги, и метнул собранную горсть земли прямо Грэму в глаза.

Но Грэм уже зажмурился, и продолжал безошибочно отражать последовавшие удары Игана с закрытыми глазами. Открыл он их несколько секунд спустя, когда Иган попятился, и Грэм увидел, что противник смотрит на него в замешательстве.

— Готов сдаваться? — спросил Грэм с на миг ожившим лицом.

Иган заскрипел зубами:

— Ты меня ещё не убедил. До сих пор ни один из нас не нанёс успешного удара.

Грэм вздохнул, явно демонстрируя своё разочарование:

— Если по-другому нельзя. — Затем его лицо снова омертвело, и он двинулся вперёд.

Но его движение было необычным, потому что он не остановился, оказавшись на расстоянии удара. Вместо этого он продолжал неумолимо сближаться, парируя предупреждающие выпады Игана и заставляя его отступать, чтобы не сближаться вплотную.

Иган обнаружил, что с трудом отражает всё более увеличивающееся число быстрых ударов, и удивился, когда мир внезапно дрогнул, а Грэм отступил, давая ему место. Адреналин пел в его венах, и потребовалось какое-то время, чтобы он заметил жгучую боль в правой щеке. Подняв левую ладонь, он потёр лицо, наконец осознав, что фальшион Грэма ударил его плашмя по щеке.

— Это было бы почти бесполезно в бро…

Опытный рыцарь так и не сумел закончить фразу, поскольку Грэм снова шагнул вперёд, отбил его меч в сторону, и подошёл вплотную. Иган почувствовал стопу Грэма позади своей собственной, а потом он стал падать, толкаемый к земле с огромной скоростью давившей ему на грудь левой рукой молодого человека. Из его лёгких резко выбило дух, а когда у него прояснилось в глазах, он обнаружил, что смотрит на острие фальшиона, зависшее в одном лишь дюйме от его правого глаза.

Не в силах дышать, Сэр Иган никак не мог произнести слово «сдаюсь», но Грэм лишь продолжал смотреть на него. По прошествии долгих секунд молодой рыцарь встал на ноги, и протянул руку, чтобы помочь Игану встать.

Иган взял его за руку, и, когда наконец снова смог вдохнуть, ответил:

— Я сдаюсь.

Грэм коснулся лбом своего клинка, отдавая Сэру Игану честь:

— Хороший был бой, Сэр. — Вокруг них послышались радостные вскрики, хотя они и были слегка приглушены из-за того факта, что по результату схватки очень многие потеряли деньги.

Сэр Иган ответил тем же жестом, а потом подошёл ближе, тихо произнеся Грэму на ухо:

— Тынамеренно затянул бой, верно?

Он не хотел в этом сознаваться, но и ложь бы не вытерпел, поэтому Грэм ответил иносказательно:

— Твои навыки следовало воспринимать всерьёз, Сэр Иган. Я начал бой осторожно, чтобы не допустить ошибку из-за самонадеянности.

Иган серьёзно поглядел на него:

— Ты избегаешь прямой лжи, и ранее в покоях Королевы ты не хвастался. Ценю проявленную тобой к этому старику доброту.

Грэм хлопнул Игана по плечу:

— Ты едва ли стар.

Сэр Томас подошёл к ним, на его лице была широкая улыбка:

— Плати, Иган. Сегодня я богач!

— Если вы закончили, нам пора идти, — напомнил Мэттью.

Всё ещё купаясь в тёплом свечении победы, Грэм легкомысленно ответил:

— День ещё только начался. Что там такое важное, к чему нам надо вернуться сию же минуту?

Мэттью моргнул, и на миг Грэм увидел крапинки серебра, смешавшиеся с голубизной. Затем его старейший друг серьёзным тоном ответил:

— Мне нужно поплатиться за грехи, и совершить грехи новые, если мы собираемся спасти мир.

Грэм вздохнул, и пошёл возвращать позаимствованные оружие и куртку. На ходу он недовольно пробормотал себе под нос:

— Ты просто не мог дать мне порадоваться хоть пять минут, да?

Мэтт наблюдал за ним, и его острые уши уловили эту ремарку, но ответил он лишь про себя: «Если всё пойдёт хорошо, то тебя ждут ещё годы счастья, в отличие от некоторых из нас».

* * *

Когда они вернулись, Роуз, Анджела и Карисса всё ещё спали, но у Керэн был для них ещё один сюрприз. Она использовала свою способность, чтобы телепортироваться в центральный двор Замка Камерон, и вернулась с Гэри, её отцом-машиной. Лицо Керэн расплылось в широкой улыбке, когда она увидела Мэттью и остальных.

— Вы ни за что не догадаетесь, что случилось! — восторженно сказала она Мэттью, а когда он не стал спрашивать, она продолжила: — Война с АНСИС закончилась!

Лица у всех посветлели, но Мэттью остался настороженным. Когда Замок Камерон был запечатан, Гэри остался там, по-прежнему соединённый с созданной ими антенной решёткой. Мэтт надеялся, что тот сможет за это время выяснить что-то ценное, но эта информация его удивила, хотя её и не хватило, чтобы облегчить его ношу. Он посмотрел на Гэри:

— Что ты выяснил?

Андроид ответил улыбкой, которая на его не совсем человеческом лице была лишь слегка неуместной:

— Прошедшие месяцы были почти скучными, но несколько недель я уловил не зашифрованное сообщение, и смог заполучить используемые ими ключи. С тех пор я многое узнал, и теперь всё это почти бесполезно.

Мэтт нахмурился:

— Бесполезно, почему?

— Потому что их больше нет, — ответила машина. — Пока вас не было, я слушал нескончаемую череду сигналов бедствия от различных элементов АНСИС. Что-то систематически их уничтожало — как по эту сторону пространственных границ, так и по другую. Я могу лишь предположить, что это был либо ты, либо твой отец, но конечный результат от этого не меняется. Последнее сообщение было выслано для деактивации немногих оставшихся у АНСИС здесь единиц, после чего последнее крупное их скопление вернулось в их родной мир.

— Разве машины могут сдаваться? — спросил Мэттью.

— Они решили, что это был вопрос выживания. Либо угроза, которую вы им высказали, либо действия твоего отца — что-то их убедило, что продолжение здешней кампании грозит им всем полным изничтожением.

Мэтт уставился на свою металлическую руку. Он определённо имел именно такие намерения, но не ожидал, что машины примут его угрозу всерьёз. Он предполагал, что они будут давить, пока он не будет вынужден принять финальное решение.

Керэн едва не прыгала от радости, и её энтузиазм заражал остальных. Она сперва обняла отца, затем Мэтта:

— Разве это не хорошие новости?

Мёйра вошла в комнату, хотя остальные всё ещё думали о ней как о Мойре — и Мэттью встретился с ней взглядом.

— «Ты не убеждён», — пришла её мысль, констатация факта.

Он не радовался перспективе разговора, который придётся устроить с Коналлом и Айрин на её счёт, но до этого ещё оставалось несколько дней. Он одарил Керэн неуверенной улыбкой, отвечая:

— Возможно. Я пока не уверен. Нужно помедитировать. — После чего он отвернулся, и направился в свою комнату. Дверь за собой он запер.

Грэм воспользовался этой возможностью, чтобы спросить у Керэн:

— Когда ты вернулась утром, я не видел с тобой Чада. Где он?

Её лицо помрачнело.

Глава 31

Тирион не открывал глаза. Первым делом он заметил запах древесного дыма, и магический взор быстро обнаружил его источник — кирпичную печь на противоположной от него стороне комнаты. Он был в каком-то маленьком жилище, а за стоявшем на печи большим котлом работала женщина.

Поскольку женщина была повернута к нему спиной, он медленно разомкнул веки, и огляделся, хотя всё ещё тщательно избегал двигать головой. Любой звук мог насторожить женщину. Сперва ему нужно было определить, кем она являлась — его спасительницей, или его пленительницей.

Пока что все признаки указывали на более благожелательный из этих двух вариантов. Тщательное исследование своего тела показала, что он не был связан или прикован. Больше всего его беспокоил тот факт, что раны на его руках по большей части исцелились. Поскольку он не делал этого сам, с помощью магии, это означало, что он пробыл здесь минимум неделю. Неужели он так долго провалялся без сознания? Голод и усталость не казались достаточно значительными, чтобы объяснить такой промежуток времени.

Расширив область восприятия магическим взором, он осмотрел местность вокруг дома. Тот был окружён утоптанным двором в кольце короткой стены из булыжников, едва достигавшей трёх футов в высоту. Дальше шли разбросанные деревья и открытые поляны травы. Посмотрев ещё дальше, он нашёл в полумиле от себя реку. «Я, наверное, в долине рядом с Камероном», — сделал он вывод.

Недалеко от дома была молодая девочка, игравшая с деревянными палками — что-то связанное с черчением линий на земле, — но никаких признаков присутствия мужчины или других взрослых, помимо находившейся вместе с ним в комнате женщины, он не нашёл.

Всё это заставило его расслабиться. Его первым порывом было вскочить и схватить женщину. Угроза расправы заставит её ответить на вопросы, а если поблизости были другие люди, то он смог бы взять её в заложники — но поскольку она была одна, всё это казалось ненужным. Тот факт, что помимо женщины единственным человеком поблизости был ребёнок, делал это совершенно очевидным. Тирион медленно сел, удивившись усилию, которое для этого потребовалось. Его тело ощущалось как мокрая тряпка.

Женщина развернулась на звук:

— Ты проснулся! — воскликнула она, высказав очевидное.

Тирион вперил в неё хищный взгляд, заставив её слегка отдёрнуться прочь, а потом неуверенно встал на ноги. Ему нужно было сделать кое-что весьма срочное.

Лишь когда взгляд женщины опустился вниз, он осознал, что был совершенно голым. Шедший от печи жар легко позволил ему этого не заметить. А вот что не заметит было сложно, так это состояние его хозяйства, учитывая полноту его мочевого пузыря.

Однако он не был смущён — прошлая жизнь избавила его от этой эмоции.

— Надо нужно справить нужду, — прямо заявил он, и повернулся к единственной двери наружу.

Женщина пересилила свой шок, и подбежала к кровати:

— Подожди! Моя дочь снаружи. — Схватив одеяло, она протянула его Тириону.

Тот взял его, и накинул себе на плечо, после чего завязал углы на поясе с противоположной стороны. Он заметил, что всё это время взгляд женщины гулял по его коже — её скорее всего заворожили странные линии и символы, покрывавшие его тело. Открыв хлипкую деревянную дверь, он вышел наружу. Девочка мгновенно заметила это, и подбежала к нему:

— Как тебя зовут? — спросила она. По её росту он предположил, что ей скорее всего было где-то лет шесть.

Тирион проигнорировал её вопрос, и стал обходить дом. Девочка пошла было за ним, но её окликнул голос из дома:

— Анна! Оставь его в покое.

Когда дом скрыл его от взглядов, он опустошил свой мочевой пузырь. Его моча была тёмной и нездорового коричневого цвета — признак того, что он либо был сильно ранен, либо пробыл без сознания довольно долгое время. Несколько минут спустя он вернулся в дом:

— Пить хочу.

Женщина принесла ему кувшин и деревянную чашку. Она наполнила чашку, и протянула ему.

Понюхав содержимое, он посмотрел на неё с вопросом на губах:

— Вода?

— Можно пить, — ответила она. — У нас колодец неподалёку. Ты это воду пил уже неделю — ту малость, которую я могла в тебя безопасно влить. У тебя была жуткая лихорадка.

Тирион тщательно наблюдал за её аурой, и пусть он и не был Сэнтиром, наблюдать за эмоциями и реакцией людей он умел хорошо. Лжи он не почувствовал. Пожав плечами, он осушил чашку, и протянул обратно, за добавкой. Напившись, он снова глянул на женщину:

— Еда есть?

Она накормила его, с любопытством наблюдая, как он уписывает всё, что она ему дала. Он видел, что у неё было много вопросов, но его внешность наверное её пугала, поскольку она воздерживалась от вопросов, что его вполне устраивало. Набив живот, он снова почувствовал нужду в отдыхе, поэтому лёг обратно на кровать. В комнате было почти душно, поэтому он не стал себя утруждать одеялом.

Он почти засмеялся, когда короткое время спустя его разбудило лёгкое касание. Женщина накрыла середину его тела одеялом. Однако он промолчал, притворяясь спящим. Довольно скоро его притворство снова обернулось истиной, и он погрузился в сон. Как почти всего и бывало, его сны были наполнены огнём, страхом и кровью. Мирные мгновения были лишь тогда, когда на него смотрели зелёные глаза, и даже эти мгновения лишь наполняли его виной.

Ночью он снова очнулся, чтобы сходить по нужде. Женщина и её ребёнок спали на полу недалеко от печи, завернувшись в одеяло. Когда он оглянулся на кровать, ему пришло в голову, что она была единственной на весь дом, и если верить словам женщины, он занимал эту кровать всю неделю. Он поглядел на них немного, глубоко задумавшись, а потом вышел наружу, чтобы справить нужду, прежде чем вернуться в кровать.

Когда его глаза снова раскрылись, было утро, и его ноздри наполнял запах еды, тушившейся на печи. Вместо того, чтобы встать, он остался в кровати, разглядывая хозяйку дома сзади, пока та трудилась над завтраком. Она выглядела здоровой женщиной, скорее крепкой, чем красивой — по крайней мере, согласно вкусам, которые можно было встретить в высших слоях общества. Она была ничуть не жирной — тяжёлая работа и отсутствие изобильной пищи об этом позаботились. Вместо этого она была широкобёдрой, и в некоторой степени мускулистой благодаря ежедневному труду.

Он нашёл такое сочетание привлекательным — более привлекательным, чем тонкие фигуры, столь популярные среди леди Албамарла, часто изнурявших себя голоданием. Даже длинная коса карих волос, которую она держала свёрнутой в кольцо на затылке, была привлекательной. Он задумался о том, где был её муж. Тирион ясно помнил, как она звала какого-то мужчину, прежде чем он потерял сознание.

Встав с маленькой кровати, он прошёл через комнату, и наклонился над её плечом:

— Пахнет вкусно. — Её реакция его порадовала. Она вздрогнула, и развернулась так, что её лицо оказалось близко к его собственному. Судя по её взгляду и перемене в её ауре, он видел, что она находила его привлекательным. Широко улыбаясь, он покинул комнату.

Девочка была во дворе, занимаясь развешиванием одежды на верёвке, используя в качестве подспорья деревянный табурет — но даже на нём она едва дотягивалась. Быстро сходив за дом, Тирион вернулся, и помог ребёнку вешать одежду. Она не стала возражать, а принялась с интересом его разглядывать.

— Ты король? — спросила девочка.

Тирион посмотрел на неё:

— Это смотря кого спросить.

Она надула губки:

— Это не ответ. Почему взрослые никогда не отвечают прямо?

Он закончил вешать последние штаны. Его собственные вещи уже висели на верёвке, что значительно успокоило его нервы. Он уже начинал гадать, не поехал ли муж женщины продавать их куда-то. Уперев руки в боки, он подтянул завязанное вокруг его пояса одеяло:

— Иногда всё слишком сложное, чтобы дать простой ответ, — наконец ответил он. Затем Тирион серьёзно посмотрел девочке в глаза: — Меня никогда не называли королём, он я жил как король. Совсем недавно я был герцогом — но я думаю, что сейчас это скорее всего уже не так.

Девочка подозрительно поглядела на него:

— Но графом ты никогда не был?

Он покачал головой:

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Ты выглядишь опасным, — честно отозвалась она. — Кровавый Граф очень опасный. Он был нашим Лордом, но Королева его изгнала.

— И ты думала, что я — это он?

Она кивнула.

— Тебя Анной зовут, верно? — спросил он. Девочка снова кивнула. — Ну, Анна, я могу дать тебе обещание, что я — не Кровавый Граф, но в одном ты была права.

— В чём? — с любопытством спросила она.

— Я действительно опасен, — заявил он.

Анна оглядела его с ног до головы, затем подошла ближе, и ткнула пальцем в линии на нижней части его ног:

— Это что?

— Это — часть моей магии, — сказал он ей.

— И что она делает?

— Защищает меня от чудовищ, и от людей вроде вашего Кровавого Графа, — ответил он.

Она посмотрела на него с интересом:

— Он твой враг?

Тирион вздохнул:

— Один из многих.

— Значит ты — покойник, — сказала Анна. — Он тебя убьёт.

— Люди мне всю жизнь такое говорили, — сказал Тирион. — Однако я всё ещё жив, а они все — мёртвые.

— Кровавый Граф убил целую армию, — проинформировала его Анна, широко распахнув руки. — Прямо здесь. Он затопил долину и всех их утопил, вместе с папиными овцами. Мама сказала, что им с Папой пришлось прятаться в холмах, пока вода не сошла. — Она приостановилась на секунду, затем добавила: — Я тогда ещё не родилась.

Тирион поглядел на девчушку. Написанный на её лице вызов был забавным, и он не мог удержаться и не подыграть ей:

— Я однажды убил целую армию волшебников, но не потопом, а просто своими руками. — Чтобы проиллюстрировать свой аргумент, он активировал свой наручный клинок, придав ему видимое синее свечение, чтобы она видела.

Он частично ожидал, что девочка испугается от применения им магии, но, к её чести, она почти не вздрогнула.

— Говорят, Кровавый Граф убил Тёмных Богов, — похвасталась она.

Он с трудом удержался от смеха над её серьёзным поведением. Вместо этого он кивнул, и выпрямился, возвышаясь над ней:

— А я убил расу, которая Тёмных Богов создала — а ещё убил почти всех людей, которые в то время жили в мире.

Анна зыркнула на него:

— Врёшь. В мире много людей. Мама однажды брала меня в Уошбрук. Там целые сотни людей.

— Но это правда — веришь ты мне или нет, — сказал Тирион, затем нагнулся, и прикоснулся к росшему во дворе сорняку. Используя заклинательное плетение, он послал в растение нить магии, заставляя его расти прямо у девочки на глазах. Появились бутоны, и распустились жёлтые цветы, а когда их стало достаточно, он срезал растение с помощью магии, и свил из него венок, положив украшение ей на голову.

Анна восторженно уставилась на него, скорее заворожённая его способностью создавать цветы, чем его наручным клинком. Её заворожённость прервал оклик из дома:

— Анна! Что ты делаешь? Ты уже должна была закончить развешивать вещи.

Девочка побежала в дом в ответ на зов матери, и Тирион остался один, снова вспоминая свой разговор с Анной. Он не мог удержаться от тихого смеха, не только над девочкой, но и над собственными ребяческими ответами. Поскольку сила его вернулась, он подошёл к находившейся за домом поленнице, которую заметил ранее, и занялся полезным делом — колкой дров.

Он знал, что был в долгу у женщины, которая за ним ухаживала, и хотел как-нибудь с ней расплатиться, поскольку решил, что уйдёт через день-другой. Что странно, он чувствовал себя ближе к этим людям, чем ко всем остальным, кого он встретил после ухода из рощи Ши'Хар. Жители столицы были слишком отдалены от людей, которых он — или, точнее, его создатель — знал тысячи лет назад. А вот эта женщина с её дочкой не сильно отличались от людей его времени. Короче, они для него ощущались реальными, и горожане с дворянами из Албамарла никогда не смогли бы с ними сравниться.

Тем вечером, доев простой ужин, состоявший из гороховой каши с луком, он сидел, глядя в огонь, когда его подёргала за рукав маленькая ручка. Это была Анна, глядевшая на него большими карими глазами:

— Ты знаешь какие-нибудь истории? — спросила она.

Тирион бросил на женщину успокаивающий взгляд:

— Я не против. — Затем он примолк. — Я не спросил, как тебя зовут. Прости мою грубость.

Мать Анны опустила взгляд:

— Брижи́т.

Он скрыл своё удивление таким совпадением. «Мне привиделась моя дочь, а теперь меня спасла женщина с почти таким же именем».

— Меня зовут Даниэл, — ответил он, снова воспользовавшись именем, которое не использовал уже тысячи лет. Почему-то оно чувствовалось удобнее здесь, в этом месте, будто оно подходило захолустной ферме. — У меня действительно есть история, но я не уверен, что вы захотите её услышать.

— Мы будем рады чему угодно, — сказала мать.

Поэтому он принялся пересказывать свою жизнь — или жизнь своего создателя. С его точки зрения, история была его собственной, поскольку изначальный Тирион отказался от своей человечности. Кто ещё мог оспорить его право на это прошлое? Ему пришлось значительно укоротить рассказ, а также упростить многие вещи, чтобы Анне было понятнее. Но даже так его рассказ занял не один час, и хотя девочке уже давно было пора спать, ни она, ни её мать не показывали никаких признаков сонливости.

Завершил он рассказ на том, что показалось ему естественной концовкой, когда дочь предала его, и он стал старейшиной Ши'Хар — но когда он закончил, и воцарилась тишина, Анна раздосадованно уставилась на него:

— И всё? — гневно спросила она.

Он наморщил лоб, глядя на ребёнка:

— В общем-то, да.

— Он превратился в одного из этих древолюдей? Они же были злодеями! — заявила Анна с ясно слышимым в голосе возмущением. — Это же глупо.

— Ему нужно было отдохнуть… — начал Тирион, но девочка снова его перебила.

— Он же должен был убить древолюдей! — объявила девчушку. — И ему почти удалось, но потом он сам превратился в одного из них?

Брижит встряла:

— Анна, пора спать. Мы слишком засиделись. Поблагодари Даниэла за его рассказ, и идём в кровать.

— Но Мам, это же тупая история! Он должен её исправить! — заупиралась девочка.

Взгляд её матери был неумолим:

— Анна!

Девочка зыркнула на мать, затем уступила. Она повернулась к Тириону, и произнесла угрюмым голосом:

— Спасибо за историю. — И добавила себе под нос: — Хоть она и тупая. — Затем просеменила прочь, чтобы завернуться в набор одеял, которые они с матерью использовался в качестве кровати всю эту неделю.

Её мать посмотрела на Тириона, и с написанным на лице извинением пожала плечами, однако как только стало ясно, что он не оскорбился, в её взгляде появился вопрос:

— Парня из рассказа звали Даниэл, — произнесла она нейтральным тоном.

Тирион кивнул:

— Именно так.

Она снова посмотрела на покрывавшие его руки татуировки:

— Но это же был просто рассказ, верно?

Он подошёл к кровати, и вытянулся:

— Я устал. Благодарю за еду. — Она не стала на него давить, а он притворился, что быстро заснул — но сам какое-то время лежал без сна, глубоко задумавшись.

Следующим утром он проснулся рано, и, съев стряпню Брижит, попрощался. Выражение лица матери было смесью печали и облегчения:

— Уверен? Ты совсем недавно поправился.

— Я больше не могу вам навязываться, — сказал он ей.

— Ну, ты вчера нарубил немного дров…

— Я нарубил их все, — поправил он. — Не думаю, что этого хватит, чтобы отплатить за твою доброту.

Её лицо замерло:

— Все?

Поленница была значительных размеров, но работал он не топором.

— Все, — подтвердил он.

— Там дров было почти на два корда^[68], - пробормотала она, отказываясь поверить. — Джеймс сказал, что их придётся рубить не один день.

Он направился к двери, но Анна окликнула его из-за стола:

— Поправь свою историю.

Повернувшись, он одарил её подлинной улыбкой, под которой однако скрывалось что-то зловещее:

— Непременно. — Затем он обратился к её матери: — В какую сторону до Уошбрука?

Она сразу же ответила:

— На север, через реку. Выйдешь на дорогу, дальше по ней на запад несколько миль.

Он ушёл прежде, чем она смогла задать ему ещё вопросы.

Глава 32

Завтрак уже больше часа как миновал, но Мэттью и Роуз, а также все остальные, кроме Коналла, Айрин и Чада, по-прежнему сидели за столом. Разговор шёл на самые разные темы — они делились рассказами, в основном насчёт событий после бегства Роуз и Мордэкая из Албамарла.

Естественно, некоторые части были укорочены краткости ради, с обеих сторон, но Мэттью знал, что Роуз умолчала о чём-то критически важным. О чём-то, что ему нужно было знать. Прошлый вечер он провёл в глубокой медитации, которая оказалась в некотором смысле бесплодной. Их будущее было как никогда гнетущим, и почти каждый вариант заканчивался тьмой. Не зловещей тьмой, которая указывала на то, что грядёт нечто плохое — нет, это была тьма, которая не показывала ничего, просто пустота.

У него было стойкое ощущение того, что он видел не какую-то метафору, а резкий конец всего сущего, чёткую линию, отмечавшую конец истории. Появлялась она в слегка разных местах, но в каждой из веток будущего она появлялась в течение двух месяцев. Единственные проблески более нормального хода событий появились после его разговора с Роуз, и лишь вдоль нескольких из выходивших оттуда линий вероятности.

Ничто из до сих пор сказанного ею не дало ему никаких намёков на дальнейшие действия. Поглядев на остальных, он повысил голос:

— Вы не против, если я немного поговорю с Роуз наедине.

Этим вопросом он заработал себе несколько кислых взглядов, в частности — от Керэн и Элэйн, но после короткого промежутка времени, перемежавшегося случайными комментариями и звоном посуды, они оставили их вдвоём, уйдя со своими тарелками и столовыми приборами на кухню.

Леди Роуз не стала ждать, пока он начнёт:

— Ты кажешься очень изменившимся с тех пор, как я видела тебя в последний раз, — высказала она своё мнение. — Ты повзрослел.

Большую часть его жизни Роуз была ему второй матерью, или, быть может, близкой тёткой. Было странно слышать от неё такие слова.

— Не думаю, что это — взросление, — ответил он. — Скорее это как ноша, лёгшая на мои плечи. У меня складывается такое ощущение, будто без Папы я здесь — единственный, кто эту ношу может нести.

Она ухмыльнулась:

— Ноша — отличное описание взрослости. — Подняв свою чашку, она втянула в себя её запах, и осознала, что уже выпила всё до конца. С видимым разочарованием поставив чашку обратно на стол, она добавила: — Итак, о чём ты хотел меня спросить?

— Мне нужна твоя помощь, — откровенно сказал Мэттью. — Как тебе уже недавно говорили, я теперь могу видеть ветви будущего, но я не упомянул о том, что в данный момент его нет.

Она подняла бровь:

— Вообще нет будущего, совсем?

— Почти, — кивнул он. — Есть какие-то мутные пути, которые выходят из этого момента. Думаю, что они станут яснее, когда мы закончим разговор, если ты скажешь мне нужные вещи.

Роуз откинулась на спинку стула:

— Это предполагает, что я пока что не сказала тебе правду.

— Или что опустила что-то важное, — предложил Мэтт. — Или что ты не сказала мне нужную ложь. — Когда она вопросительно посмотрела на него, он продолжил: — Я не могу предполагать, что мне нужно услышать правду. Всё, что я знаю — это то, что ты знаешь что-то мне неизвестное, и либо эта правда, либо какая-то переиначенная тобой её версия, откроет путь вперёд.

Её губы сжались в кислом выражении:

— Это как-то мало полезно. Ты даже не знаешь, что тебе нужно услышать — правду или вымысел.

— Но ты всё же о чём-то умолчала, верно? — надавил он. — О чём-то важном.

— Да, — признала Роуз, — но я не знаю, является ли это правдой. — Мэттью с интересом подался вперёд, так что она продолжила: — Мы с твоим отцом встретились со Старейшиной Иллэниэлов, каким-то хранителем врат, по имени Кион. Мордэкай с ним сразился, и забрал его силу — но не убил. Потом с ним что-то случилось, и он оставил меня там. Именно Кион отправил меня обратно на эту сторону, но лишь после того, как выдал мне жуткие предсказания.

— И что он сказал?

— Что бы он ни делал, Мордэкай будет становиться всё могущественнее и могущественнее. Любое его действие заставляет его силу увеличиваться, пока она наконец не захлестнёт его, после чего он уничтожит мир. Кион вроде бы полагал, что этот исход неминуем, и что мы можем лишь сидеть, и ждать конца света, — объяснила она.

В его взгляде зажглось понимание:

— Так вот, почему он всё это время прятался. Он пытался ничего не делать.

Роуз печально улыбнулась:

— Вероятно. Похоже, он знает, что с ним происходит.

— А Старейшина знал какое-то решение? — спросил Мэттью.

Она пожевала губу, что было совершенно не в характере Роуз Торнбер:

— Кион сказал, что если бы он забрал силу твоего отца, то уничтожил бы себя после выполнения своей задачи. Не думаю, что для Морта это возможно.

Мэттью думал об этом с минуту, затем ответил:

— Когда я встретился с ним рядом с Ланкастером, его мощь была столь велика, что он не мог ко мне приблизится. Когда он встретился с Мойрой, она сказала, что её обжигало уже на расстоянии половины квартала от него. Вероятно, всё зашло уже слишком далеко, чтобы что-то могло его уничтожить.

Роуз моргнула, и из одного из её глаз выкатилась непрошеная слезинка:

— Он — твой отец. Ты бы смог его убить? Даже будь это возможным, ты бы сумел совершить такое?

Сердце сжалось в его груди, но затем он задал Роуз встречный вопрос:

— У тебя дочь. Если бы это спасло её жизнь, ты смогла бы такое сотворить?

Её лицо исказилось болью:

— Это лишь гипотеза. Нет никакого способа это сделать.

Мэттью не отступал:

— А если я способ найду — ты сможешь?

Встревоженная и, возможно, разозлённая, Роуз встала из-за стола, отвернувшись, но перед этим он увидел её наполнившиеся новыми слезами глаза.

— Да, — ответила она. — Если сомневаешься во мне, просто спроси Чада Грэйсона. — После чего покинула комнату.

Мэтт глядел в свою пустую чашку, затерявшись в тёмных думах. Она дала ему нужный ответ. «Если Роуз может, значит и я могу», — подумал он про себя. Может, это и уничтожит его изнутри — но, впрочем, его уже разрывало от вины за случившееся с Мойрой. Это будет лишь очередное полено в костёр его сожалений.

* * *

На следующее утро Мэттью встал поздно. Сон его тревожили тёмные мысли, и ещё более темные сновидения. Встав, он помедитировал, и, несмотря на бессонную ночь, он обнаружил, что представлявший собой возможный путь к будущему луч света стал ярче. «Она сказала мне то, что мне нужно было услышать, но это никак меня не успокаивает», — подумал он. Чтобы провести родных и друзей через эти мрачные ворота, ему придётся уничтожить отца.

«Нет, не уничтожить», — осознал он. «Уничтожить его — это как раскрыть скопивший слишком много энергии Тессеракт Дурака. Мне надо каким-то образом полностью его искоренить, будто он никогда не существовал». Но это было невозможно. Это он уже знал на уровне столь глубоком, что это выходило за рамки знания или даже интуиции. Гэри даже когда-то сказал ему что-то на этот счёт, хотя и явился из мира без магии. «Энергию невозможно создать или уничтожить», — сказал ему тогда андроид.

От одной лишь мысли об этом его голова начинала болеть, а сердце — ныть. Но должен был существовать какой-то способ, иначе увиденная им маленькая надежда на будущее вообще не существовала бы. Несмотря на его обычную сдержанность, Мэттью хотелось рассказать остальным о его дилемме. Эта проблема была слишком велика для него, хотя бы потому, что рвала саму основу его эмоций. Но во время своей медитации он смотрел напрямую на эту вероятность. Если бы он поделился тем, что знал, полностью и честно, то Айрин и Коналл не стали бы сотрудничать с ним, а они, похоже, были ключевыми лицами для его дальнейших действий, какими бы те ни были.

Это значило, что наиболее вероятный ход событий потребует полуправду, что действовало ему на нервы. Ему никогда не нравилась ложь — как в его исполнении, так и услышанная от других.

Голоса за пределами комнаты вывели его из раздумий. Айрин и Коналл вернулись, создав энергичный хаос приветствий, когда все собрались вместе за столом. Это вызвало в нём ещё одно предчувствие беды. Он обещал Айрин, что скажет ей правду, когда Коналл явится домой.

Мэттью подобрался, и сделал глубокий вдох, прежде чем выйти в коридор, и подойти к столовой. Все подняли взгляды, когда он вошёл, и, как он и ожидал, вместе со всеми сидели Айрин, Коналл и Элиз Торнбер. Однако взгляд его притянуло к себе другое. В руке его младшего брата был необычный посох, который Мэттью никогда прежде не видел. Посох был зачарованный, подобно тому, который использовал его отец — но странным в нём было не это.

Он полностью состоял из магии, примерно как один из заклинательных зверей Мойры. Судя по тому, как его держал Коналл, посох имел вещественное присутствие, но нормальной материи в нём не было. Во многих отношениях он напоминал один из заклинательных конструктов Ши'Хар, создаваемых их заклинательными плетениями, но явно был создан с применением людских рун.

Игнорируя всё остальное, Мэттью спросил:

— Это что?

Лицо Керэн было воплощением строгого неодобрения:

— Разве так следует встречать брата?

Большинство остальных странно на него посмотрели, но Айрин, похоже, была довольна его вопросом.

— А ты как думаешь, что это? — отозвалась она.

— Я тоже рад тебя видеть, Мэтт, — сказал Коналл, прежде чем передать посох Айрин. — Это просто вещь, которую Рэнни мне одолжила, чтобы опираться при ходьбе.

Мёйра, всё ещё притворявшаяся Мойрой, сидела в дальнем конце стола, и она, как обычно, уже начала улавливать мысли на поверхности его разума.

— «Неужели этот посох действительно важнее, чем то, что ты собираешься сказать? Тебе следовало хотя бы сначала поздороваться с ним», — сообщила она, послав свои мысли только ему одному.

— «Не напоминай мне», — подумал он, затем добавил: — «и — да, это может быть важным. Я не знаю». — Посмотрев на Коналла, он осведомился: — Как ты себя чувствуешь?

Коналл осклабился:

— Гораздо лучше — за что спасибо Леди Торнбер. Я всё ещё немного слабоват, и швы на боку чешутся, но в остальном я вполне…

— Рад слышать, — нетерпеливо перебил его Мэттью. — Этот посох ты сделала, Рэнни? — спросил он сразу же после этого. Керэн всплеснула руками, отчаявшись от его грубости, и закрыла лицо ладонями.

Остальные были более привычны к его странному поведению, уже давно оставив надежду на то, что он будет следовать общественным нормам, а у Айрин глаза вообще засверкали в ответ на его внезапный интерес:

— Это пришло мне в голову, когда Отец учил меня чародейству.

Мэттью нахмурился:

— Он не мог тебя этому научить. Никто никогда такого прежде не делал. Как у тебя получилось?

Выражение лица Айрин было в высшей степени самодовольным. Она наконец поставила брата в тупик, и показала ему нечто для него поразительное:

— Я училась делать рунные каналы, и Папа говорил мне про разные их применения в зависимости от размера. Он посоветовал, что мне, возможно, подойдёт жезл, а я подумала, что мне следует сделать его таким, чтобы он мог менять размер на какой мне угодно. — Подняв посох, она произнесла слово, и оружие сжалось в её руке до размера письменного стило. — Видишь? Теперь я могу использовать его для тонкой работы, и мне не нужен отдельный…

Он кивнул, всё ещё выражая нетерпение:

— Суть не в этом. Он же ни к чему не привязан. — Создание чар, которые могли менять размер по команде, не было чем-то новым — его Тессеракт Дурака мог это делать, и летающий конструкт, стазисные кубики и защитные камни их отца — тоже, но все они были привязаны к маленьким предметам, которые могли двигаться, чтобы подстраиваться под изменение в структуре.

Линаралла казалась сбитой с толку:

— Я всё время так делаю с заклинательными плетениями. Чародейство ничем фундаментально не отличается. Почему ты удивлён?

— Чародейство делается медленно, — объяснил Мэттью. — Вот, почему мы используем предметы — потому что у нас нет семени разума, чтобы создавать всё разом. Для нас нет никакого способа стабилизировать структуру до того, как она распадётся.

Айрин ухмыльнулась:

— Ну, ты явно неправ. Способ есть. Ты просто никогда до него не дошёл.

Мэттью раздражённо ответил:

— Не только я. До этого не додумался Папа, и не только он. Я помню Век Магии. Никто из чародеев прошлого ни разу не догадался до такого метода. Как тебе это удалось?

— Воск, — сказала Айрин. — Я наблюдала за тем, как Папа делал слепок, а когда он начал выплавлять воск прочь, тогда эта идея ко мне и пришла. Я сделала посох из воска, потом нанесла на него чары. Пришлось включить дополнительную часть для управления размером, конечно, но это было не слишком сложно. Закончив, я расплавила воск, и осталось вот это. Ловко, да?

Мэттью глазел на свою младшую сестру так, будто у неё отросла вторая голова. Айрин подмигнула ему, и самодовольно спросила:

— Впечатляет, не так ли?

Он медленно моргнул, дважды, затем честно ответил:

— Думаю, да.

Элэйн стояла в углу комнаты, и фыркнула, услышав его ответ:

— Никогда не думала, что услышу от тебя такое признание.

Керэн подошла ближе, и приобняла Мэттью за талию:

— Я горжусь тобой. — Затем она добавила слегка злорадным тоном: — Полезно, когда тебя кто-то время от времени ставит на место.

Наслаждаясь моментом, Айрин проявила инициативу, спросив:

— И что за разговор со мной ты позавчера отложил, Мэтт? — Все замолчали, посмотрев сначала на неё, потом на Мэттью, который будто замкнулся в себе.

— «Ты уверен на этот счёт?» — ментально послала ему Мёйра.

Он посмотрел Мёйре в глаза, и кивнул, затем выпрямился, и обратился к остальным:

— Не уверен, следует ли мне это говорить перед всеми остальными, Рэнни. Возможно, будет лучше, если тут будете только вы с Коналлом. Это — семейное дело.

Айрин помедлила, но Коналл мгновенно ответил:

— Все здесь собравшиеся — наша семья, Мэтт. Леди Роуз, Леди Торнбер, Грэм, Элэйн — они нам как родные.

Мэттью посмотрел на Айрин, ища подтверждения, и она кивнула. Всё ещё нервничая, он обнаружил, что смотрит в пол, начав говорить:

— Случилась трагедия, ещё одна смерть… — Его слова повисли в воздухе, пока он силился выразить свои мысли. В комнате повисла гробовая тишина, и все смотрели на него. — Это я виноват, — добавил он. — Как и в том, что Коналл был ранен.

— Ты что пытаешься сказать? — спросила Айрин, и её взгляд начал наполнять ужас.

Когда Мэттью несколько секунд не смог ничего сказать, все начали забрасывать его вопросами. Коналл Встал, вздрогнув в процессе, и подошёл, встав рядом с ним:

— Дайте ему секунду! — Затем он посмотрел на старшего брата: — В том, что случилось со мной, нет твоей вины. Тебя там не было. Я просто пытался делать правое дело, и орешек оказался мне не по зубам.

Мэттью смотрел на Коналла затравленным взглядом, слушая его слова:

— Нет, это я виноват. Именно я послал туда Мойру.

Сбитый с толку и раздражённый, Грэм подал голос:

— Просто скажи.

Не в силах больше молчать в стороне, Мёйра ответила:

— Мойра мертва.

— Ты же стоишь прямо перед нами, — вставила Элэйн. — Ты что, запуталась? Я же сейчас вижу твой настоящее тело, а не один из мёйриных… — Её слова повисли в воздухе. Оглядевшись, она увидела сбитые с толку лица — лица, на которых медленно проступал ужас, как и на её собственном.

Мёйра опустила взгляд в пол:

— Тело — её, но я — не Мойра.

Глава 33

Керэн оправилась от шока первой:

— Мёйра? Это ты? — спросила она. Не находя слов, Мёйра лишь утвердительно кивнула.

— Постойте-ка, — воскликнул Коналл, бросая взгляд на старшего брата. — Я знаю, что ты сказал мне не упоминать об этом, но я видел Мойру только позавчера. Как она может быть мертва?

— Мэттью послал её в столицу, чтобы отменить решение Королевы насчёт Папы и всех нас, — сказал Айрин мрачнеющим голосом. Её взгляд был прикован только к Мэттью, и в этом взгляде он видел всё нараставшее порицание.

Роуз наблюдала за всеми с интересом, ничего не говоря, поскольку никакой информации из первых рук насчёт обсуждаемых событий она не имела — но её сын, Грэм, вмешался:

— В письме Мэттью было сказано только «объединить Лосайон». Он никак не мог знать, что она пойдёт на такое, или убьётся.

Айрин не сводила взгляда с лица Мэттью:

— Нет, он в точности знал, что она сделает. Она даже сама так сказала, когда я попыталась её остановить. Слова, которые она произнесла, были следующие: «Он в точности знал, к чему приведёт его послание». — По мере того, как она говорила, в её теле явно росло напряжение. — Он не только предполагал — он точно знал, что случится. Он знал, что она умрёт, и всё равно её послал! — Когда Мэттью не ответил, она заорала на него полным ярости голосом: — Так ведь?!

— Я знал, что это было возможным, — признал Мэтт, — но вероятность была низкой…

— Значит, ты решил бросить кости, поставив на кон жизнь своей сестры? Я что, должна чувствовать себя от этого лучше? Думаешь, это заставит меня простить тебя? — прорычала сквозь сжатые зубы Айрин.

Коналл глядел на старшего брата взглядом всё возраставшего шока и недоверия, но ярость Айрин заставила его встрепенуться. Встав между ними, он выставил в её сторону ладони:

— Тебе надо успокоиться, Рэнни. Мы даже ещё не знаем, как это произошло. И ты тут не одна страдаешь. Я знаю, что Мэтту так же больно, как и всем нам.

— Не говори мне успокаиваться, — огрызнулась Айрин. — Он играл всеми нами. Использовал нас как пешек в какой-то масштабной шахматной партии!

— Он не виноват, — вставила Мёйра. — Я была там. Мойра в последнюю минуту изменила свой план, пойдя на опасное дело сама, а не отправив меня или один из созданных ею заклинательных разумов. Я возражала, но она меня проигнорировала.

Щёки Айрин были красными, а её глаза наполнились слезами, когда она гневно набросилась на Мёйру:

— И что, так было бы лучше? Мне должно быть легче от осознания того, что он, возможно, отправлял на смерть тебя, а не её? Ты — тоже моя сестра, пусть и не родилась с телом из плоти и крови.

— Она права, — едва слышно пробормотал Мэттью.

Керэн озабоченно взглянула на него, и потянулась, успокаивающе положив ладонь ему на плечо:

— Тут всё не так просто. Мы все принимали трудные решения. Нельзя валить всю вину за наши несчастья на одного человека.

Мэттью отдёрнулся, и шагнул в сторону, чтобы отдалиться от неё. Затем он повысил голос:

— Нет, она действительно права. Я играл в игру. Это трудная, жестокая игра, и ценой поражения в ней могут быть все наши жизни, но я — единственный, кто может в неё играть. Только я могу видеть вероятности, и я рисковал жизнями каждого из нас.

Но останавливаться я не собираюсь, — объявил он, подняв голову, и с холодной решимостью глядя на них. — Кому-то нужно этим заниматься, иначе будущего не будет.

Казалось, Айрин вот-вот набросится на него, пока он высказывал своё заявление, но Алисса и Линаралла схватили её за руки.

— Будто мы теперь будем слушать хоть какие-то твои приказы! — заорала Айрин. — Думаешь, мы дураки, чтобы нас можно было провести дважды?

— Так и думаю, — просто сказал Мэттью. — Выбора у вас нет. Вы будете это делать потому, что это — единственный способ спасти мир. Вы сделаете это потому, что единственный способ спасти будущее — это спасти Папу. — Сказав это, он развернулся, и вышел из комнаты, оставив их всех в состоянии шока.

Голос его младшей сестры начал карабкаться в её горле, обещая обернуться криком, от которого дрогнула бы крыша, но воздух в комнате разрезал спокойный приказ Роуз:

— Айрин, хватит.

Девушка молча уставилась на Роуз, на её лице было изумлённое выражение.

— Нам надо сделать чаю, — объявила Роуз. — Идём со мной, Айрин. — Затем она обратилась к остальным: — Мы вернёмся через несколько минут. Тогда и обсудим случившееся. Уверена, Мёйре многое нужно нам рассказать. — Взяв Айрин за руку, она повела молодую волшебницу на кухню.

* * *

Айрин наполнила большой чайник водой, и принесла на кухню, где Роуз осторожно поставила его кипятиться на печку. Девушка ничего не сказала, поскольку всё ещё пыталась разобраться в своих эмоциях, а Роуз была единственным человеком, в чьём присутствии ей было неудобно делать поспешные заявления. В частности, эта женщина была ей как тётка — тётка, которая, в отличие от её матери, никогда не терпела необдуманных слов.

Поэтому Айрин обнаружила, что молча пересматривает свои чувства. Она была разгневана. Нет, она была за гранью гнева. Шок от потери матери, и всё, что случилось потом с её отцом — всё это было слишком недавно. А теперь обнаружить, что Мойра умерла, тихо и незаметно для всех, как прямой результат одного из замыслов Мэттью… это было уже чересчур.

«Не важно, чего он пытался достичь, всё равно он виноват», — решила она. «Цель не оправдывает средства, если эти средства стоили Мойре её жизни».

Голос Роуз разорвал тишину подобно ушату холодной воды:

— Не знаю, говорила ли я тебе об этом раньше, Айрин, но из всех твоих братьев и сестёр, характером ты больше всех пошла в мать.

Она понятия не имела, как на это отвечать, поэтому промолчала, разглядывая столешницу перед собой.

— Коналл тоже немного похож на неё, — продолжила Роуз, — но у него нет той же чувствительности, часто имеющейся у нашего пола. И умом он с тобой сравниться не может, когда ты даёшь себе время подумать.

— Спасибо, — с некоторой нерешительностью сказала Айрин.

— Вообще, ты наверное умнее твоей матери. Она иногда могла быть весьма туговатой, частично — из-за её невероятного упрямства, —добавила Роуз, глядя через окно в сад.

Айрин ощутила, как в ней снова стал закипать гнев:

— Мама обрадовалась бы его действиям не больше меня.

— Интересная вещь насчёт семей заключается в том, что каждый человек там играет свою роль. Люди обычно приходят к той части, которая им подходит лучше всего. Знаешь, какая роль больше всего подходила твоей матери? — спросила Роуз.

Раздражённая, Айрин ответила:

— Я — не моя мать.

На миг взгляд Роуз метнулся к девушке, и Айрин почувствовала, как этот взгляд оценивает её достоинство — после чего Роуз снова стала смотреть в окно:

— Нет. Ты — не она. И твоя мать выполняла отнюдь не ту роль, о которой ты подумала. Когда вы были маленькими, она скрепляла вашу семью. Она была клеем, объединителем, но по мере того, как ты и остальные дети росли, это изменилось. Она стала защитницей семьи, стражем. А миротворцем в семье стала ты.

Щёки Айрин покрылись гневным румянцем:

— Если ты намекаешь, что…

— Я не приказываю тебе ничего делать, юная леди, — уверенно сказала Роуз, окоротив Айрин своим спокойным тоном. — Ты достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения. Я просто делюсь своими наблюдениями касательно тебя и твоих родных, чтобы ты могла принимать решения с умом.

Когда ваша мать погибла, твой брат, Коналл, взял на себя роль защитника. Твоя покойная сестра, Мойра, взяла на себя заботу о семье, каким бы странным это ни казалось. Они на самом деле не были готовы к этой работе, но они старались, — объяснила Роуз.

Айрин прищурилась:

— А что насчёт него? — спросила она, имея ввиду Мэттью.

— Мэттью был вынужден стать лидером, как бы плохо он ни был готов к этой роли. — Подойдя к печке, Роуз взяла чайник, и лить кипящую воду на чайное ситечко. — Ты знаешь, какова наихудшая часть работы лидера? — спросила Роуз.

Айрин промолчала.

— Лидеры берут на себя вину, — сказала Роуз, отвечая на собственный вопрос. — Не ища отговорок, они принимают вину за всё, что случается, и не важно, были ли они на самом деле виноваты. Лидеры не присваивают себе заслуги за успех, отдавая их тем, кого ведут за собой — а когда что-то идёт не так, они берут на себя ответственность за все ошибки.

В прошлом это делал твой отец. Он был отличным козлом отпущения, даже для Королевы. Но у него также была редкостная способность внушать людям доверие. Его харизма, и твоя мать, не дали ему стать полным изгоем из общества, несмотря на все трудные решения, которые он вынужден был принять. К сожалению, Мэттью не унаследовал этих его качеств, и твоей матери больше нет, — мрачно закончила Роуз.

Чувствуя неуверенность, Айрин подала голос:

— Не знаю, что я по-твоему должна делать, но я не собираюсь прощать его просто потому, что ты думаешь…

— Я лишь делюсь своим опытом, Айрин, — сказала Роуз, снова её перебивая. — Что ты решишь с этим делать — зависит только от тебя. — Затем она показала на сервант: — Если ты соблаговолишь достать чашки и блюдца, мы сможем подать чай к столу.

* * *

Когда Айрин и Роуз вернулись в комнату, и все начали разбираться с недавним шоком, Керэн улизнула, и пошла искать Мэттью. Обычно это было бы для мага простой задачей, но дом был разделён рядом отдельных уордов приватности, закрывавших как дом в целом, так и отдельные комнаты внутри него, не позволяя ей заметить Мэттью с помощью магического взора.

В спальне — в комнате, которую он делил с ней — его не было, как не было и в коридоре. Она не думала, что он пошёл бы в какие-то другие комнаты, поэтому наилучшим вариантом была мастерская позади дома. Как только она вышла наружу, площадь восприятия её магического взора расширилась, и она поняла, что снаружи его не было — это значило, что он почти наверняка ушёл в мастерскую.

В большинстве случаев это было верной догадкой, поскольку именно там он всегда предпочитал думать, и в этот раз Керэн не была разочарована. Открыв дверь, она вошла внутрь, и обнаружила Мэтта стоящим за столом для черчения — перед ним был расстелен большой, чистый лист пергамента. В его руке было перо, которое он держал над листом, будто готов был начать делать наброски в любой миг — но перо не двигалось.

Он пялился на страницу, чистую и лишённую смысла.

— Что ты делаешь? — невинно спросила Керэн.

Мэттью ответил безжизненным голосом:

— Единственное, что я могу делать.

— И что же именно?

Его взгляд на миг метнулся в её сторону, затем вернулся к лежавшей перед ним пустоте:

— Думаю. Ищу решение.

Керэн подошла немного ближе, до боли осознавая напряжение в воздухе вокруг него:

— Похоже, что ты застрял, — бросила она ремарку, заметив, как сжались его челюстные мышцы в ответ на её слова.

— Так всегда и начинается, — бесстрастно отозвался он, — с чистого листа. Если достаточно долго на него смотреть, что-нибудь обязательно придёт мне в голову.

Ей хотелось коснуться его, вытянуть часть напряжения из его плеч, но она была не настолько наивна, чтобы попытаться. В такие моменты любой контакт лишь заставил бы его оттолкнуть её прочь. Этот урок она постепенно усвоила со временем. Каким бы он ни казался рациональным, когда Мэттью был расстроен, к нему следовало подходишь лишь медленно, с боков. Он не стал бы говорить о том, что действительно его беспокоило. Ей нужно было следовать окольным путём, заставив его поговорить о чём-нибудь другом:

— Значит, так ты обычно начинаешь? — спросила она.

Он кивнул, не глядя на неё:

— Сперва я даю определение проблеме.

— Рассказывай.

— Мой отец уничтожит мир самим фактом своего существования, — пробормотал Мэттью.

Это было для неё новостью, поэтому она попросила его пояснить, задавая ему нейтральные вопросы — и он так и сделал. Ведя бесстрастную речь, он описал услышанное от Роуз, и как это сочеталось с его собственными наблюдениями. Ему потребовалось несколько минут, чтобы всё объяснить, и во время всего изложения его голос оставался спокойным, бесстрастным и лишённым эмоций.

Вот только она знала, что он не был ничего лишён. Хотя она всё ещё училась интерпретировать эйсар вокруг других людей, она знала достаточно, чтобы понять, что мерцание его ауры отражало смятение в его сердце и разуме. Когда он закончил, она выдала собственное предложение:

— Это трудно осознать полностью, даже учитывая тот факт, что мне он не отец. Не думаю, что ты найдёшь ответ, пытаясь думать логически.

Его аура вспыхнула, когда он посмотрел на неё, и в чертах его лица она увидела отчаянную фрустрацию.

— Ты о чём? — спросил он.

— Все думают, что ты холодный и расчётливый, — начала Керэн, — но осознают они этого или нет, ты очень творческий человек. Эта проблема требует творческого решения, но творчество не происходит из логики. Вот, почему ты пялишься на чистый лист.

Мэттью нахмурился, слушая её, но ничего не ответил.

Керэн продолжила:

— Творчество происходит от скуки. Вот, что представляет собой чистый лист — скуку. Но для тебя это не сработает, только не сейчас.

— Почему нет? — подозрительно спросил он.

— Потому что скука — последнее, что у тебя сейчас на уме. Ты — человек. Ты винишь себя за случившееся с Мойрой, с Коналлом. Ты знаешь, как Айрин злится. Ты знаешь, насколько все в доме шокированы и расстроены. Твои сердце и разум до краёв заполнены бушующими эмоциями. Последнее, что может у тебя быть на уме — это скука, — сказала Керэн.

— Ничего не могу с этим сделать, — гневно пробормотал он.

— Ещё как можешь, — проинформировала она его. — Возвращайся в дом, и слушай. Говори с родными. Отвечай на их вопросы. Спорь с ними.

Мэттью внезапно и глубоко вздохнул, расслабляясь:

— Это ничему не поможет. К тому же, я могу видеть исход, заглянув в будущее лишь одним глазком. Нет смысла заводить разговор, когда я знаю, что он ничего не решит. — С кончика его пера, слишком долго висевшего без дела над страницей, сорвалась капелька чернил. Мэттью зыркнул на неё так, будто она его предала.

— Идиот, — тихо укорила его Керэн. — Ты такой умный, но ты иногда даже себя не понимаешь. Ты возвращаешься в дом не для того, чтобы что-то решить. Ты идёшь туда и говоришь с родными, чтобы прочистить рану. Они не удовлетворятся, пока ты этого не сделаешь — и ты тоже не удовлетворишься. Говори, пока им это не осточертеет, пока тебе это не осточертеет… пока твоим сердцу и душе не станет так тошно, что ты и мысли об этом разговоре не сможешь вынести. Ты должен вымотать свои эмоции, истратить их. Когда закончишь, ты будешь слишком усталым, чтобы думать. Ты сможешь идти в кровать, и спать. А потом, когда проснёшься завтра, и твой разум откажется оглядываться назад, вот тогда ты сможешь скучать, и тогда у тебя начнут появляться ответы. Сейчас же ты просто зря теряешь время.

Он какое-то время пялился на неё, затем прошептал:

— Сначала Айрин, а теперь и ты… сегодняшний день богат на сюрпризы. — Отложив перо, он взял песка, и промакнул пятнышко на листе, после чего потёр лицо ладонью, оставив под одним из глаз тёмный мазок. — Ты права, — признал он, и пошёл к двери.

Керэн преградила ему путь, протянув к нему руки:

— Совет обходится недёшево. Ты должен платить за всё, что получаешь.

С лёгкой обречённостью и кривой улыбкой, он обнял её:

— Как же я мог забыть?

— В конце концов ты это усвоишь, — сказала она ему.

Глава 34

Чад Грэйсон сидел за своим излюбленным столом, в дальнем углу «Грязной Свиньи». Обычно ему этого полностью хватало, чтобы быть довольным, но в это конкретное утро он был в кислом, угрюмом настроении. Вообще, его настроение задержалось с двух предыдущих дней, и бодун никак ему с этим не помогал.

Даная стояла за стойкой бара, руками протирая чашки, в то время как ум её был занят охотником. Он был единственным клиентом, поскольку время ещё даже к полудню не подошло. Формально, таверне ещё не полагалось быть открытой, но Чада она впустила, несмотря на свои опасения.

— Что-то неправильно, Данни, — проворчал Чад, используя имя, которым часто её называл, когда имя «Даная» почему-то становилось для него слишком трудным.

— Это называется «утро», — кисло ответила она.

— Не, не то, — пробормотал он, почёсывая голову обеими руками, положив подбородок на стол перед собой. — Что-то очень сильно не так.

— Ставни я закрывать не буду, — предупредила она. — Надо проветрить всё, пока солнце светит, так что тебе придётся как-нибудь перетерпеть.

— Да не, не в этом дело, — пробормотал он. — Ну, частично в этом, но не до конца. По-моему, я умираю.

— Ты трезвеешь, — проинформировала она его, мотнув головой, чтобы убрать из глаз выбившуюся прядь. Что бы она ни делала, часть волос всегда выбивалась из её хвостика.

Чад посмотрел на неё печальным взглядом покрасневших глаз:

— Это ужасно. Я не должен трезветь. Всего-то два дня прошло.

— Три, — автоматически поправила она.

— Три дня, — согласился он, кивая. — Но я отчётливо помню, что планировал бухать целую неделю. Ещё не время.

— Очень жаль, — сказала она ему. — Я тебе больше ничего не дам до вечера.

Его лицо исказилось гримасой, но тут ему в голову пришла идея:

— А что насчёт пары бутылок, которые я обещал той леди в Айвэрли?

— Эддард вчера их запаковал, — сказала Даная. — Еженедельный курьер уже их увёз.

— Но, наверное, будет лучше, если я сам их доставлю, — с надеждой предложил Чад. — Почему бы не запаковать ещё парочку, и тогда я возьму их с собой?

— Ни за что, — ответила она. — Эддард вернётся с обедом перед открытием. Я сказала ему принести и для тебя порцию. Ты почувствуешь себя лучше, когда у тебя в животе будет яичница с ветчиной.

— Ты пытаешься меня убить, — заныл охотник. Несколько секунд спустя, когда она не ответила, он добавил: — Почему бы тебе меня не убить, Данни? Пожалуйста? Я скорее готов быть дохлым, чем трезвым.

Она знала, что он так шутил, или хотя бы притворялся, что это шутка, но за последние несколько дней она поняла, что это не так. Даная за эти годы достаточно сблизилась со стрелком, по крайней мере стала ему ближе остальных. В лучшие времена они иногда становились любовниками, но хотя она часто желала большего, он никогда не впускал её в своё сердце. Теперь они были просто друзьями, собутыльниками, и, порой, когда он набирался слишком сильно для сохранения трезвости рассудка, они ещё и спали вместе.

С тех пор, как он вернулся из какого-то тёмного ада, где он до этого бродил, его настроение было чернее ночи, а в состоянии сильнейшего подпития он искренне молил её положить конец его жизни. Её пугало видеть Чада таким, ибо раньше он даже в худшие времена никогда не был склонен к самоубийству.

Держа своё беспокойство при себе, она вышла из-за стойки, и подошла к столу, за которым он сидел, растрепав ему волосы ладонью. Волосы были сальными и жёсткими.

— Поешь с нами, когда Эддард вернётся. Если поешь, а потом примешь ванну, то я позволю тебе один бокал пораньше, — сказал она, смягчившись из жалости.

Его лицо оживилось, он почуял слабину:

— А как насчёт стакана перед ванной? Не думаю, что смогу вынести воду, когда у меня так трещит башка.

Даная вздохнула:

— Сначала поешь, а потом уже я подумаю.

Входные двери распахнулись, и в них на фоне лившегося снаружи яркого солнечного света обозначился силуэт Эддарда. Чад вздрогнул от внезапного притока света. Затем Эддард объявил:

— В городе незнакомец, ищет лукореза.

— Тут таких нетути! — рявкнул Чад. — Пусть идёт в Арундэл. Старик Мэттли его обслужит.

Вошла вторая фигура, протиснувшись мимо Эддарда. Этот человек был пониже ростом, более мускулистым, и знакомым, даже для несколько расплывающегося взгляда Чада.

— Мне вообще-то не нужен лукорез, а только сам лук, — сказал незнакомец низким, звучным голосом. — Быть может, у тебя он есть на продажу.

Чад знал этот голос, и по его спине пробежал холодок. Запустив руку под стол, он похлопал Данаю по колену, чтобы привлечь её внимание:

— Выйди с заднего входа, — без шуток прошептал он. — Иди домой. Не возвращайся, пока…

Незнакомец приблизился к столу, и в его глазах был блеск, от которых странные татуировки на его руках выглядели ещё страньше.

— Это ведь действительно ты, не так ли? — спросил Тирион полным удивления голосом. — Я и не думал, что мне повезёт снова увидеть твоё лицо.

Даная шагнула вперёд, защищая его, вставая между только что вошедшим мужчиной и стулом Чада:

— Он не в состоянии торговаться, — проинформировала она незнакомца. — Вам лучше в Арундэле поискать счастья.

Тирион уставился на барменшу, сверля её взглядом. Его взгляд медленно опустился, затем снова поднялся, пока он её оценивал — а потом он улыбнулся:

— Твоя сторожевая собака симпатичная, Грэйсон, — объявил он. — Отзови-ка её, пока с ней чего плохого не случилось.

Чад неуверенно встал, и положил ладонь Данае на плечо:

— Данни, это не твоя драка. Иди домой.

Она увидела характерный отблеск стали, когда Чад толкнул её в сторону, и мгновенно поняла, что он делал. Подыгрывая, она притворилась, что спотыкается, и схватилась за ближайший стул, после чего крутанулась, ударяя этим стулом незнакомца по голове.

На долю секунды она увидела все — как Чад, сжимая в руке длинный нож, двигался с нечеловеческой скоростью, которую иногда демонстрировал — а потом она оказалась в полёте. Её тело ударилось о стену с такой силой, что весь воздух выбило из её лёгких, но вниз она не сползла. Какая-то невидимая сила держала её прижатой к стене, и её ноги не совсем дотягивались до пола. Когда в глазах её прояснилось, она увидела, что Чад распластался животом вверх на одном из столов — судя по всему, его тоже поймала та же невидимая сила.

Тирион стоял, склонившись над ним, и широко улыбался:

— Ну разве это не душевная встреча?

— На хуй иди! — ругнулся Чад, и плюнул Тириону в лицо… или, по крайней мере, попытался. Что бы ни держало его придавленным, остановило слюну в считанных дюймах от его губ, и та стекла обратно, упав стрелку на щёки.

В этот момент Эддард обрушил стул, который сжимал в руках, Тириону на голову, но результатом стал лишь сломанный стул. Эддард уставился на обломки, в ужасе раскрыв рот.

Ни чуть не беспокоясь, Тирион прервался, обратившись к Эддарду:

— Причина, по которой я не утруждал себя взглядом в твою сторону, дуболом, заключалась не в том, что я не знал о твоём присутствии, а в том, что у меня вообще нет никаких причин о твоём присутствии даже думать. Проваливай, и даже не мысли о том, чтобы привести остальных, если только не хочешь превратить этот бар в скотобойню. — Затем он снова посмотрел на беспомощного стрелка: — Когда мы встречались в прошлый раз, ты даже не поздоровался со мной как следует, прежде чем попытался меня убить.

— Да мне насрать, что ты думаешь, пиздост… — Слова Чада внезапно оборвались, когда что-то перекрыло ему рот и нос.

— У меня хотя бы хватило манер поздороваться, прежде чем тебя убить, — сказал Тирион, наблюдая за тем, как лицо охотника медленно становилось красным, а затем пурпурным.

— Пожалуйста, — взмолилась Даная. — Не знаю, что у вас за ссора, но не надо его убивать, пожалуйста.

Тирион немного посмотрел на неё, будто впервые увидев, затем подошёл к ней, чтобы осмотреть свою пленницу:

— Это что, твоя женщина, Мастер Грэйсон? — спросил он, протянув руку, и подняв пальцем её подбородок. Когда охотник не ответил, он оглянулся: — О, верно, ты же задыхаешься.

Внезапно снова получив возможность дышать, Чад сделал несколько больших, тяжёлых вдохов:

— Не впутывай её в это. Она просто официантка. Я её почти не знаю.

— Тогда ты не будешь против, если я изучу её немножко поближе, — прокомментировал Тирион, позволяя своей ладони спуститься вниз от подбородка Данаи, и сдавить ей грудь. Её голова дёрнулась в сторону, когда она попыталась вырваться.

— Я же сказал оставить ей в покое! — закричал Чад, заставив сто слегка дёрнуться, когда он бросил свою силу против удерживавшего его щита.

Тирион отошёл от Данаи, и на его лицо медленно наползла лёгкая улыбка, когда он снова посмотрел на Чада:

— Я так и думал.

— Просто убей меня, мудила, — выругался охотник. — Если тебе этого надо, мне плевать.

Тирион остановился, на несколько секунд полностью замерев, и глядя в глаза охотника, который некогда попытался его убить:

— Ты ведь действительно хочешь, чтобы я это сделал, верно? Ты воистину желаешь смерти.

— Нет! — закричала Даная.

Подняв палец, бывший Герцог Западных Островов запечатал Данае губы, но не стал лишать её способности дышать:

— Ты, может, и думаешь, что я пришёл сюда убить тебя, Мастер Грэйсон, но наша сегодняшняя встреча — чистое совпадение. Конечно, я совсем не против прервать твоё жалкое существование, но теперь, видя твоё крайнее отчаяние, мне хочется оставить тебе жизнь. Это — единственный способ заставить тебя страдать, по-настоящему страдать.

Чад обнаружил, что удерживавшая его сила внезапно исчезла, но прежде чем он смог вскочить со стола, голос Тириона предупредил его:

— Я держу её жизнь в своих руках. Не испытывай моё терпение.

Охотник промолчал, яростно глядя на своего противника полным злобы взглядом.

— Сходи за своим луком, Мастер Стрелок, предпочтительно — за тем же, из которого ты стрелял в меня, и зачарованные стрелы принеси, сколько осталось. — Подойдя к Данае, Тирион отпустил её, и мягко опустил вниз, пока её стопы не коснулись пола, после чего подвёл её к пустому столу, где и уселся, показав ей на свои колени: — Присядь, — сказал он ей.

Даная беспомощно смотрела на Чада, медленно садясь Тириону на колени, и слегка вздрогнула, ощутив, как его рука обняла её талию.

— Ах ты гнойный шавкоёб. Тронешь её, я… — предупредил Чад.

— Я уже её трогаю, Мастер Грэйсон, — ответил Тирион. — Скорее принеси то, что я хочу — и никакого вреда она не получит. Если задержишься, то я могу заскучать, а тебе этого не захочется, поверь мне.

Чад ушёл, и оказавшись снаружи, он побежал домой. К сожалению, его тело взбунтовалось почти сразу же, после нескольких дней надругательств. Он споткнулся, и сблеванул на улицу, прежде чем с трудом подняться на ноги, и поспешить дальше. Он бежал сколько мог, а когда не мог — труси́л, но ему потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы добраться до его домика. Возвращение отняло ещё больше времени, как он ни старался.

Вернувшись, он обнаружил, что снаружи вместе с Эддардом собралась маленькая толпа горожан, приглушённо переговаривавшихся.

— Возвращайтесь по домам, — сказал им Чад. — Этот человек убьёт вас всех, если ему вздумается. — Но задерживаться для спора с ними он не стал.

Неся свой боевой лук и двенадцать сделанных для него Мордэкаем стрел, Чад вошёл в «Грязную Свинью». Его голова раскалывалась от боли, и он лишь надеялся, что смерть его будет быстрой.

К его вящему облегчению, обстановка не сильно изменилась с момента его ухода. Даная всё ещё сидела у Тириона на коленях — её лицо было застывшим, а спина — прямой. Она всё ещё была одета, и он не видел никакой крови или видимых ран.

— Я принёс, что ты хотел. Давай уже заканчивать, — сказал Чад, кладя лук и зачарованные древки на стол.

Тирион столкнул Данаю со своих колен:

— Уходи, малышка, и тех, кто снаружи, предупреди, чтобы не входили.

Она с написанными на лице отчаянием и страхом бросила взгляд на Чада, но тот лишь кивнул:

— Делай, что он говорит, — подтвердил стрелок. Она нехотя ушла, а когда она скрылась, он повернулся к Тириону: — Как мы будем это делать?

Маг лишь засмеялся:

— Ты действительно хочешь умереть. Жаль тебя разочаровывать, но ты для меня не настолько важен. — Тирион окинул взглядом вымокшую от пота рубашку Чада и его осунувшееся лицо. — Ты даже намеренно не смог бы стать ещё более жалким.

У охотника дёрнулся глаз, когда он подавился гневными словами, прежде чем наконец ответить:

— Тогда чего ты хочешь?

Маг положил руку на лук:

— Вот это. Но прежде чем уйду, я хочу поделиться с тобой парочкой мыслей. — Он поднял палец: — Во-первых, несмотря на моё прошлое, я — не такой кровожадный безумец, как ты, видимо, думаешь, хотя такое твоё отношение меня вполне устраивает. У меня не было никаких намерений причинять вред той женщине. — Затем он поднял второй палец: — Во-вторых, хотя я и оставлю тебя живым, не считай это милосердием. Уйдя отсюда, я намереваюсь убить несколько человек, которые тебе очень дороги.

Чад начал было вскакивать на ноги, но обнаружил, что его внезапно прижало к полу, а рот его запечатан. Тирион встал, и посмотрел на него сверху вниз:

— Я говорю это тебе потому, что хочу, чтобы ты чувствовал себя беспомощным. Я хочу, чтобы ты понял всю глубину своей жалкости. Это — расплата за то, что ты пытался меня убить. Более того, убивать я их собираюсь отнюдь не из-за тебя. Я убью их потому, что это важно для меня лично. Встреча с тобой была чистой воды удачей. Мне совершенно всё равно, будешь ты жить дальше или нет. Вот, насколько ты несущественный для меня.

Копившиеся за сомкнутыми губами Чада проклятья были такими едкими, что свели бы лак с мебели — но он не мог произнести ни слова, пока Тирион поворачивался к нему спиной, и уходил прочь.

Глава 35

Андроид Гэри, номинальны отец Керэн, стоял на противоположной стороне мастерской от места, где сидел Мэттью. Одна вещь, которая ему нравилась в искусственном отце его невесты, заключалась в том, что тот вполне легко мог молча стоять несколько часов напролёт, не испытывая нужды в разговорах. Мэтт уже больше часа сидел, погрузившись в мрачные мысли, и не родил никаких идей, и для него стало шоком, когда Гэри внезапно нарушил молчание:

— У меня вопрос.

— Удачи тебе, — сухо сказал Мэттью. — С ответами у меня пока не клеится.

— Когда ты говорил прошлым вечером с родными, ты опустил один очевидный курс действий. Предполагаю, ты решил, что им будет слишком трудно его принять. Это так? — спросил Гэри.

Мэттью поморщился, и потёр лоб:

— Только вы с Роуз это заметили… пока что.

— Значит, тебе это уже приходило в голову, — заявил андроид. — Если существование твоего отца всё уничтожит, то наиболее прямолинейное решение — устранить его существование.

Мэтт кивнул:

— Звучит легко, когда так излагаешь, но мне было бы проще сломать весь мир, чем стереть отца из бытия.

— Ты имеешь ввиду использование Тессеракта Дурака? — спросил Гэри.

— Конечно, — ответил Мэттью.

— Если его правильно настроить, ты мог бы создать сингулярность, которая могла бы поглотить его, когда ты раскроешь чары, но это…

— Тоже уничтожит мир, — закончил Мэттью. — А всё, что слабее, совершенно не подействует. Никакой взрыв, каким бы сильным он ни был, ничего ему не сделает.

— А ты думал о стазисном поле, вроде того, которым ты спас Керэн?

— Мы думаем об эйсаре как о магии, — сказал Мэттью, — но у него есть законы. Объём силы в моём папе сейчас такой, что потребовалось бы ещё больше силы, чтобы его удержать.

— Похоже, что победить его сможет только мастер кунг-фу, — сказал андроид, тихо засмеявшись.

Мэттью в замешательстве уставился на него:

— Чего?

Гэри на секунду открыл рот, затем ответил:

— А-а. Видимо, ты не смотрел особо много фильмов, пока был в нашем мире.

Мэттью покачал головой.

— Кунг-фу являлось боевым искусством, которое практиковали некоторые люди в нашем мире, но я имел ввиду философию, которую продвигали многие фильмы. Суть идеи была в том, что более слабый противник может победить более сильного, всего лишь используя его собственную силу против него самого. Конечно, в реальности это было справедливо лишь до определённого предела, но…

— Ш-ш-ш! — резко сказал Мэттью, сосредоточенно сведя брови. Чуть погодя, он подошёл к доске для черчения, взял перо, бутылочку чернил, и начал делать набросок.

Гэри молча наблюдал за ним полчаса, прежде чем снова заговорить:

— Это выглядит несколько похожим на план Тессеракта Дурака.

— Нет, совсем не похоже. Не мешая думать, — раздражительно отозвался Мэттью. Он продолжил чертить, делая странные пометки на полях листа. В конце концов у него кончилось место, и он отметил стороны своего чертежа стрелками, указывая продолжение узора. Двадцать минут спустя он убрал лист, и начал заново, на этот раз с использованием линейки для рисования прямых линий.

Ему потребовалось более двух часов на завершение второй версии, и даже это, казалось, не принесло ему радости. В конце он уставился на набросок так, будто ему хотелось его испепелить:

— Не сработает, — пробормотал он. — Мне всей жизни не хватит, чтобы это сотворить.

— Прошу прощения, — сказал Гэри, всё это время молча стоявший рядом.

— Да?

— А сколько у нас времени? Есть какие-то примерные оценки? — спросила машина.

Мэттью бросила на него полный отчаяния взгляд:

— Странное дело, но только это я и знаю точно. Шестнадцать дней. Чем ближе к шестнадцатому дню я смотрю, тем более расплывчатым и неясным всё становится, поэтому я почти ничего не вижу, когда пытаюсь рассмотреть сам этот день.

— И этого времени не хватит, чтобы сделать вот это? — спросил Гэри с лёгким недоверием в голосе. Он указал на чертёжную доску. — Выглядит довольно просто.

Мэттью вздохнул:

— Это — одна ячейка, единичный строительный блок. Их нужно будет почти немыслимое число, соединённых вместе.

— О.

— И не только это, — продолжил Мэтт, — но их ещё и нужно сделать невообразимо маленькими. Мне ни за что не удастся начертить что-то на столь маленьком предмете даже один раз, не говоря уже о миллиардах.

— А что именно он должен делать? — спросил Гэри.

Шебуршение у двери в мастерскую на миг отвлекло Мэттью, но он проигнорировал звук, распознав, что это Хампфри скребётся в дверь, прося его впустить. Вместо этого он начал очень подробно объяснять Гэри свою идею, хотя в его плане и было несколько крупных прорех. Со временем он научился доверять способности андроида улавливать всю панораму. В отличие от людей, часто спотыкавшихся на очевидных изъянах, машина имела способность обдумывать всё бесстрастно, даже если план в остальном был невыполним.

— Жаль, что в твоём мире нет технологии, которая была в моём, — через некоторое время сказал Гэри. — Большинство ваших проблем заключаются в повторении и миниатюризации, хотя должен признать, что крошечный масштаб, который тебе здесь нужен, и нас заставил бы призадуматься.

Мэттью ощутил, как по его спине пробежала дрожь, и выпрямился:

— А как насчёт АНСИС? Они могут делать вещи на атомном уровне, так ведь?

Гэри печально покачал головой:

— Их больше нет, забыл? Я весьма уверен, что твой отец их истребил. А если и остались какие-то единицы, то они либо деактивировались, либо бежали прочь из этого измерения. Не говоря уже о том факте, что будет трудно, если вообще возможно, с ними договориться. Что хуже, если бы ты всё же заручился их поддержкой, то этим бы одновременно убирал единственное крупное препятствие на пути захвата ими контроля над этим миром.

Мэтт снова ссутулился. В дверь снова поскреблись, затем послышался звук поднимающейся щеколды. Мёйра зашла внутрь, а за ней весело вбежал Хампфри, обрадованный тому, что его наконец впустили.

— Эй! — воскликнул Мэттью. — Не впускай его! Я пытаюсь работать. — Однако было уже слишком поздно, и он обнаружил, что смотрит сверху вниз на Хампфри, который скребёт ему ногу лапой. Хвост пса вилял с ничем не обоснованным энтузиазмом. Мэттью не удержался, и протянул руку, начав чесать Хампфри за ухом: — По крайней мере, ты на меня не злишься, — пробормотал он. — Хотя я понятия не имею, почему ты так рад меня видеть.

— Потому что ты его игнорируешь, — заявила Мёйра. — Все остальные обращают на него так много внимания, что его это утомляет. Ему нравится, как спокойно в твоём обществе. — Будто подчёркивая её доводы, Хампфри, свернулся у ног Мэттью, и положил голову между лап.

— Хэх, — сказал Мэттью. — Это объясняет, почему он постоянно пытается сюда пробраться. Он ищет место, где можно было бы расслабиться. — Затем он бросил взгляд на Гэри: — Как думаешь, Керэн это тоже касается?

Андроид потёр подбородок искусственным человеческим жестом, чтобы сделать вид, будто он размышляет:

— Возможно, это правда. В нашем мире было гораздо меньше общения лицом к лицу. Возможно, она находит твоё невнимательное отношение привлекательным.

Мёйра закрыла лицо ладонью:

— Каждый раз, когда я начинаю уважать твой интеллект, ты говоришь нечто настолько глупое, что я начинаю сомневаться в его наличии.

— У кого? — спросил Мэттью, указывая сначала на Гэри, затем на себя. — У него, или у меня?

— У тебя, — мгновенно сказала Мёйра. — Гэри оправдывает хотя бы то, что он — не человек.

Андроид нахмурился:

— По-моему, я оскорбился.

— Не ты один, — согласился Мэтт. — Я пытаюсь работать. Ты пришла только для того, чтобы нас оскорблять, или твоё вторжение преследовало ещё какую-то цель? — спросил он её.

Она поизучала его взглядом:

— Вообще-то, ты зашёл в тупик. Сомневаюсь, что ты сегодня ещё что-нибудь сделаешь. — Затем она нахмурилась. — Щиты у тебя стали лучше. Мне трудно читать что-то помимо твоего общего настроения.

— Ну, ты ведь говорила нам практиковаться, — напомнил Мэтт.

Мёйра слегка дёрнулась:

— Это Мойра такое говорила. — Взяв себя в руки, она продолжила: — Время ужинать.

— Просто попроси Алиссу принести мне что-нибудь позже. Никто всё равно не хочет меня видеть, — сказал Мэттью. — Опустив руку, он ещё раз погладил Хампфри по голове: — Кроме этого, блохастого.

— Как хочешь, — сказала Мёйра, и без возражений развернулась и ушла. Гэри ушёл вместе с ней. Есть ему не требовалось, но, похоже, общество людей за столом приносило ему удовольствие.

Дверь закрылась раньше, чем Мэттью успел возразить:

— Эй! Хампфри с собой забери! — Опустив взгляд на пса, он тяжело вздохнул. Он слез с табурета, и сел на полу, чтобы погладить довольное животное: — Ну, наверное ты можешь остаться на время.

Посидев с Хампфри несколько минут, он сходил запереть дверь в мастерскую, запечатав вход быстрым заклинанием, а потом вернулся к чертёжному столу, придвинув к нему табурет, чтобы иметь возможность смотреть на свой чертёж из сидячего положения. Пёс встал, и переместился на новое место, чтобы прилечь поближе к ногам Мэттью.

Глазение на чертёж особого вдохновения не принесло, поэтому через некоторое время он задремал. Положив голову на руки, он опёрся на стол, и позволил глазам закрыться. «Только на пару минут…»

Проснулся он внезапно, от громкого стука в дверь. Судя по отсутствию света в окне, он понял, что, видимо, проспал больше часа.

— Кто там? — недовольно заорал он, хотя и предполагал, что это была Алисса с его едой.

— Открой дверь! — проревел снаружи гневный женский голос. Это была Айрин.

— Я занят, — крикнул он в ответ, но урчание в пустом животе заставило его передумать: — Ты еду принесла?

— Нет. Если хочешь еду, то выходи за ней сам, — огрызнулась она из-за двери. — Почему ты меня избегаешь?

Уже раздражённый из-за резкого пробуждения, Мэттью позволил упрямству завладеть его языком:

— Я не избегаю тебя. Мы вчера порядочно наговорились.

— Ты говорил. Они говорили. А мы — нет. Открой! — настаивала она.

— Я занят. Поговорить мы сможем и позже, — ответил Мэттью. — Это всё равно ничего не решит. Что сделано, того не воротить.

Её ответом стало низкое рычание, становившееся всё громче с каждой секундой, и Мэттью вопреки себе обнаружил, что ухмыляется, представляя, какое у неё, за дверью, должно быть лицо… пока дверь не разлетелась, разбросав куски внутри помещения. К счастью, слабого личного щита, который он поддерживал вокруг себя, хватило, чтобы не дать щепкам воткнуться в него. В открытом дверном проёме стояла Айрин, и её красное лицо было именно таким, каким он его представлял. Она была самим воплощением ярости, и на миг напомнила ему их мать.

— Какого чёрта, Рэнни? Испортила хорошую дверь! — заявил он, скорее шокированный, чем разгневанный.

— Хорошая дверь знает, когда надо открываться! — отрезала она.

— Выметайся! — закричал он, когда его кровь начала закипать. — Это моё место. Я не позволю тебе устраивать в нём истерику.

— Истерику? — вопросила она опасно понизившимся голосом. — Думаешь, я истерику закатываю? Эта мастерская тебе важнее семьи, так ведь? Ну, ладно, я тебе покажу историку! — Схватив с верстака покрытый рунами металлический куб, она метнула предмет в Мэттью, забыв о своих мышцах, усиленных узами с драконом.

Мэттью видел приближающийся предмет, но уклониться не смог совершенно. К счастью, к тому моменту он уже укрепил свой личный щит, иначе удар раскроил бы ему череп. На миг ему в голову пришла мысль: «Почему я этого не предвидел?». Затем он был вынужден снова попробовать уклониться, когда она метнула в него вторую случайно подвернувшуюся вещь. И его способности к предвидению снова его подвели.

— Прекрати! Ты же разнесёшь всю мастерскую! — заорал он.

— Да к чёрту мастерскую! — завыла она. — Я пытаюсь тебя простить! — Затем её взгляд упал на ящик со всякой зачарованной всячиной, которую он смастерил за последние годы.

Мэттью увидел направление её взгляда, и отреагировал инстинктивно:

— Нет! — закричал он, отправляя в её сторону таран из чистой силы. Тот врезался в Айрин подобно несущемуся быку, и отбросил обратно через дверь прочь, в темноту.

Он ощутил, как по нему пробежала холодная дрожь. «О, нет! Я убил её!». Метнувшись наружу, он нашёл её магическим взором, что оказалось весьма легко. Она поднялась из рощицы деревьев подобно призраку мщения, её эйсар пылал как костёр.

— Так, Рэнни, не горячись, — предостерёг он её. — Давай не перегибать палку.

— Не горячиться? Я тебе покажу горяченькое, — предупредила она, и, подняв кулак, выкорчевала большой дуб. Массивное дерево поднялось в воздух, и ударило по нему подобно гигантской дубине.

Не имея возможности предсказать её удары, Мэттью чувствовал себя не в своей тарелке, но за прошедшие годы он приготовил многое про запас. Потеря руки сделала его осторожным, однако он твёрдо вознамерился повернуть эту потерю в свою пользу. Подняв металлическую руку, он произнёс командное слово, и вокруг него появился мощный щит.

В отличие от личного щита, или любого другого, созданного напрямую, этот был интегрирован в чары, встроенные в саму руку, поэтому Мэттью не нужно было беспокоиться об откате в случае обрушения щита. Хотя он бы и не обрушился — природа чар делала его гораздо прочнее, чем всё, что он мог создать спонтанно.

Мощный удар дерева вбил его, вместе со щитом, на несколько футов в землю, создав полукруглую вмятину в твёрдой горной земле. Мэтт создал внутри чародейского щита другой, временный, для поддержки, а затем убрал тот, который создавался его рукой, благодаря чему дерево упало, и улеглось на землю. В то же время сам он упал в выемку под стволом.

Мгновения спустя к нему подбежала Айрин:

— Мэтт? Ты в порядке? О, нет! — Она в панике пыталась понять, жив ли ещё её брат. Сделав жест рукой, она подняла дерево, и отбросила в сторону, и первым, что она увидела, было его бессознательное тело, лежащее в землистой вмятине. — Нет, нет, нет, — застонала она. — Пожалуйста, этого не может быть!

Упав на колени, она сползла по земляному склону к брату, и начала быстро проверять его на наличие ран. Конечно, их не было, о чём магический взор ей быстро и сообщил. Его сердце билось, его кожа была целой, и переломов у него не было. Она подозрительно прищурилась, когда он открыл глаз, глядя на неё в ответ.

— Ты правда решила, что я умер, верно? — с хитрой улыбкой спросил он, хотя и сразу же пожалел об этом. Глаза Айрин распахнулись, и начали наполняться слезами.

— Мудила! — заплакала она, заливая щёки гневными слезами. — Я думала, что убила тебя!

— Тогда, может, в следующий раз не надо бросать дерево мне на голову, — посоветовал он.

Она зыркнула на него:

— Как ты можешь быть таким мудаком? Я просто хотела сказать тебе, что я понимаю, и что я тебя простила.

Мэттью хохотнул:

— Если это ты так прощаешь людей, то мне жаль твоего будущего мужа.

— Ты сейчас станешь моим покойным братом, — прорычала она, вставая на ноги, и вытащила свой жезл. Произнеся слово, она увеличила жезл до размера посоха, и стала опираться на него, выбираясь из ямы.

Расслабившись, Мэттью обмяк, наслаждаясь шедшей от земли прохладой:

— Если тебе это поможет — я согласен с тобой.

Она посмотрела на него с края ямы:

— Насчёт чего?

— Насчёт меня, — тихо сказал он, глядя на неё снизу вверх.

Айрин спустилась обратно вниз, и предложила ему руку, подняв его на ноги:

— Кончай себя винить, — сказала она. Затем, покосившись на него, добавила: — Это — моя работа. — Она помогла ему выбраться из углубления, а потом, произнеся слово, уменьшила свой посох обратно до более компактного размера жезла.

Мэттью замер со странным выражением лица.

— Что? — спросила Айрин.

— Какого размера изначально был твой посох? — спросил он. — Это был жезл, который ты сделала больше, или посох, который ты сделала меньше? — Прежде чем она смогла ответить, он помотал головой, будто пытаясь её прочистить: — Забей. Не важно. Принцип всё равно тот же.

— Ты это к чему?

— Ты можешь показать чары, которые использовала? — спросил он, игнорируя её вопрос. Снова взяв её за руку, он повёл её обратно к ныне отсутствовавшей двери мастерской. — Я хочу посмотреть, как именно ты это делала.

Глава 36

Я стоял на том, что выглядело огромным озером, отражавшим небо над моей головой. Когда я смотрел вдаль, облака неслись мимо, но каждый раз, когда я поднимал взгляд, они замирали, будто время останавливалось. Вода под моими ногами оказалась обманом, ибо поверхность, на которой я стоял, на самом деле не отражала небо — она была прозрачным окном, которое поддерживало меня над огромным и таинственным миром.

Голова моя ощущалась так, будто её вывернули наизнанку. Мир, который я видел, был разбит на грани, будто заключённый в громадный самоцвет, однако когда я изучал разные грани, они показывали мне разные сцены, какие-то — знакомые, а какие-то столь новые для моего опыта, что они были чужими.

А внутри всего этого я чувствовал биение сердца, очень похожее на голос земли, к которому я уже давно привык. Однако это ритмичное биение было другим. Я знал это интуитивно — это было моё сердцебиение, моё бытие. Это была кровь мироздания, текущая по моим венам.

Боль, которая некогда была такой подавляющей, стала лёгким отголоском на краю моего бытия. Осознание этого факта заставило меня устрашиться, поскольку я знал, что моё бытие должно было находиться ближе, и болеть сильнее. Без боли не могло быть и жизни. «Я что, умираю?» — задумался я.

— «Нет, ты растёшь», — отозвался другой, бог, который хотел умереть. — «Когда боль исчезнет, ты будешь завершён. Родится новый мир, и начнётся твой сон».

В бриллианте, заключавшем в себя вселенную, появлялись трещины. Скоро он должен был рассыпаться.

— «Он умирает!» — воскликнул я беззвучным голосом. — «Я умираю!»

— «Нет», — пришёл ответ, — «это — я. Я рассыпаюсь, но из этих фрагментов появишься ты, подобно фениксу, поднимающемуся из пепла моего тела».

Подобно разряду молнии, меня пронзило воспоминание о моей семье, и я снова опустил взгляд, найдя их внутри рассыпающегося самоцвета. Я видел, как они ели, ссорились, смеялись. Роуз была с ними, и когда я сосредоточил внимание на ней, я стал ей. Я видел через её глаза, чувствовал их любовь её сердцем, и понимал их через призму её разума.

И что это был за разум. Ландшафт её души был незабываемо красив и потрясающе трагичен. Тщательно упорядоченные, куски и воспоминания её жизни были выстроены так, что я легко мог видеть связи между ними. В некоторых отношениях это напомнило мне идеальные, ясные воспоминания, которые я унаследовал через лошти, но, в отличие от них, эти были начертаны и окрашены её до боли человеческим сердцем.

Там было её детство, её отец и её мать, которую я никогда не знал. Даже в детстве у неё был блестящий разум, и её развитый не по годам интеллект совершенно завораживал её родителей, которые и так уже были склонные её любить. Роуз выросла в женщину с таким пониманием игр и политики жизни, которое превосходило пониманиетех, кто её вырастил.

Она могла бы стать пресыщенной и циничной, если бы не появление в её жизни Дориана Торнбера. Он выделялся среди её воспоминаний, чистое и простое существо, лишь фактом своего существования восстановившее её веру в будущее. Рядом с ним был мужчина, которого я едва узнал — мужчина с острыми чертами и лицом, от которых у меня почти сразу появилось раздражение. Я по одной лишь его внешности мог сказать, что он был заносчивым, самоуверенным, даже спесивым.

Он также был наблюдательным, и его глаза улавливали слишком многое. От знания в его взгляде становилось не по себе, и казалось, что воспоминание о нём смотрело на меня в ответ так, будто он меня каким-то образом оценивал. Память о нём старела у меня на глазах, и я увидел за этим взглядом острый разум, который медленно обретал мудрость.

Рядом с ним была женщина, и её я узнал мгновенно. «Пенни!». Тогда-то я наконец и осознал, кого я видел: себя, пропущенного через призму памяти Роуз и её тщательную проницательность.

На миг я затерялся в её воспоминаниях, её любви, и её наблюдениях за людьми вокруг — её семьёй, и моей. Лицезрение глубины её преданности этим людям вызывало смирение, и ещё больший эффект вызывало глубокое осознание того, как она меня воспринимала.

Она видела мои изъяны, моё тщеславие, и даже моё зло, но она решила, что они менее важны, чем моё сострадание, моя собственная борьба за лучшую жизнь не только для моих близких, но и для тех, кого я вообще не знал, для народа Лосайона.

Борясь с потоками её воспоминаний, я поднялся на поверхность её разума, чтобы увидеть, в каком направлении шли её нынешние мысли. И там я нашёл свою смерть.

Это было не что-то конкретное и легко воображаемое. Роуз понятия не имела, как это будет сделано, но она направляла людей вокруг неё, при необходимости мягко подталкивая их, или вовремя давая нужный совет. Она делала то, что она делала для меня большую часть моей прежней жизни — работала за кулисами, чтобы мои цели были реализованы.

«Но чьим целям она помогает сейчас?» — задумался я. «А, теперь вижу». Она помогала моему сыну.

Я направил своё внимание на Мэттью, и вновь окунулся в странный новый мир. Через его глаза я снова увидел себя, на этот раз по-другому, но я не позволил себе отвлечься, как в прошлый раз. Мне нужно было понять его цель. «Он пытается убить меня, и у него от этого разрывается сердце».

Я мог чувствовать его печаль и боль, и, конкретнее, я мог видеть, какой метод он собирался использовать, хотя тот ещё был далеко не завершён. Я не был уверен, что успех вообще возможен. Как минимум, для этого должно было требоваться моё добровольное участие. Ни одна из уловок, которые он придумал, не сработала бы — уж точно не теперь, когда я уже увидел ландшафт его разума.

Я отчаянно хотел пообщаться с ним, но мои мысли были невидимы для его восприятия. Я попытался передвинуть его воспоминания, или изменить его идеи, но это тоже не получилось. Ментальные структуры внутри него были подобны нерушимым каменным стенам. Я ничего не мог изменить.

— «Ты лишь мучаешь себя», — пришёл голос старого бога, которого я должен был сменить.

Мой обзор растаял, и я обнаружил, что мой разум кружится в мире, пока я не нашёл знакомую зацепку. Тирион.

— «Я не хочу его видеть», — пожаловался я.

— «Он гораздо интереснее», — сказал голос. — «Чем он там занимается?»

Вопреки себе, я обнаружил, что изучаю его. Тирион стоял, склонившись над столом в каком-то месте… в Арундэле, как я осознал. В его руке был тонкий серебряный стило, и с его помощью он покрывал рунами наконечники стрел странной формы. Заинтересовавшись, я опустился в человека, которого уже ненавидел, и стал изучать его мысли, пока он работал.

Теперь я понял, почему наконечники были такими странными. Он соединил игольчатые наконечники, предназначенные для пробивания брони, с тяжёлыми железными сферами. Кончики были зачарованы на пробивание, что я сам делал неоднократно, а сферы были сделаны так, чтобы удерживать значительный запас эйсара, совсем как мои старые любимцы, железные бомбы. «Нет, это и есть железные бомбы». Тирион планировал чары, которые позволили бы стрелам вонзиться глубоко, и взорваться внутри цели.

Но чего-то всё ещё не хватало — чего-то неизвестного Тириону, и он знал об этом пробеле в своих знаниях. «Ему нужны чары, которые Бриджид использовала на своей цепи».

— «Без них его план не сработает», — сказал голос старого бога, шепча мне на ухо, — «но он найдёт другой способ».

Снова изучая разум Тириона, я нашёл его цель: моя семья. Кипевшая внутри этого человека боль найдёт выход. Мойра была его сознательной целью, но глубже в душе его убийственные намерения выплеснутся на всех остальных.

— «Если бы только Бриджид появилась здесь, чтобы его отвлечь», — предложил голос. И она появилась.

— «Это что, я так сделал?» — удивлённо спросил я.

В голосе старого бога звучала улыбка:

— «Похоже на то».

— «Я этого не хотел!».

— «Просто наблюдай…»

* * *

Схема, над которой работал Тирион, была незавершённой, и как бы он ни копался в воспоминаниях, он не помнил, как Бриджид создала чары, делавшие её цепь столь смертоносным оружием. Судя по всему, он, или, точнее, его предшественник, не слишком об этом задумывался, и не догадался спросить её.

Он об этом сожалел, поскольку чары на цепи Бриджид были единственными в своём роде. Помимо улучшения прочности и остроты оружия, они заставляли цепь отталкивать от себя чужой эйсар подобно тому, как перья гуся отталкивают воду. Цепь была завязана на саму Бриджид, и только её магия могла двигать оружие, что было необходимым функционалом, дабы не было необходимости бороться за цепь при использовании её против другого мага.

Он уже мог делать стрелы функционально летальными так, как желал, но как только его враг осознает факт нападения, последующие выстрелы могут быть легко отклонены.

— Проклятье. Почему я так её и не спросил?

Внезапная вспышка эйсара сзади заставила его крутануться на месте, резко присев и активировав защитные татуировки.

— Спросил о чём, Отец? — спросил грубый, но женский голос.

Тирион уставился на стоявшую перед ним женщину, и его глаза расширились от шока, прежде чем подозрительно сузиться. Это было невозможно. В прошлый раз он бредил. Однако стоявшая перед ним фигура принадлежала его дочери, Бриджид. Как и при жизни, от неё шёл лёгкий запах крови, одежды на ней не было, и ей явно требовалось помыться. Прямо как кошка, его дочь никогда особо не пользовалась ни одеждой, ни мылом и водой.

Первый его мыслью было то, что она являлась иллюзией, но магический взор подтвердил, что физически она была весьма реальна, и её эйсар был именно такой, каким Тирион его помнил. Неужели Мойра сделала что-то с его разумом? Только она — или кто-то, обладавший его воспоминаниями, вроде Мордэкая — могла вообще создать такую реалистичную копию его дочери.

— Кто ты? — настороженно спросил он.

— Я — именно та, о ком ты думаешь, — ответила она.

Он без предупреждения атаковал, сделав ложный удар влево, и затем нанеся рубящий удар наручным клинком по её туловищу справа. Удар остановила зачарованная цепь, хлестнувшая вокруг её тела подобно змее. Он уставился ей в глаза, не в силах поверить увиденному:

— Ты мертва.

— В прошлый раз ты на меня не напал, — отметила она. — Когда я помогла тебе встать на ноги.

— Так это было по-настоящему? — спросил он, сомневаясь как в собственной вменяемости, так и в стоявшей перед ним женщине.

— Мне это показалось настоящим, — отозвалась она. — Насколько я знаю, мне следует быть мёртвой, но вот она я.

— Это бессмыслица какая-то, — пробормотал он. И тут ему в голову пришла мысль: — Приглуши свою силу! В этом городе есть маг. Он почувствует тебя за милю, если ты и дальше будешь так светить своим эйсаром.

Она выгнула одну из проходивших под её растрёпанной чёлкой бровей:

— И ты боишься одного мага?

— Я здесь не для того, чтобы драться, или чтобы меня видели, — отозвался он, слегка расслабившись, когда она послушалась его приказа. Но миг спустя он нахмурился, заметив, что упомянутый маг изменил своё местоположение.

Дальность действия магического взора была у Тириона побольше многих, поэтому он мог наблюдать за Лордом Арундэла издалека, при этом плотно ограничивая свою силу — но теперь Барон пришёл в движение, направляясь к его позиции в мастерской лукореза. Секунду спустя присутствие мага исчезло.

— Он Прэйсиан? — с лёгким удивлением спросила Бриджид. — Разве мы не убили их всех?

— Человек, — пояснил Тирион. — Он является потомством от моего проекта по разведению.

— И он на нас охотится? — сказала Бриджид, искривляя губы в недоброй улыбке. — Я так не веселилась уже… — она примолкла. — А сколько времени прошло с моей смерти?

— Чуть больше двух тысяч лет, — ответил Тирион. — Если ты вообще реальна. — Он начал скатывать промасленную ткань, на которой были разложены наконечники стрел, упаковывая их. — Мы уходим.

— Ты собираешься бежать? — спросила Бриджид, отказываясь верить его словам.

— Я здесь не для того, чтобы стереть с лица земли нескольких оставшихся магов-людей, — объяснил Тирион. — Их и так слишком мало. Лично к этому у меня нет никаких претензий.

Его дочь осталась неподвижной:

— А что Ши'Хар? У нас получилось?

Он замер на миг, обдумывая ответ, затем сказал:

— Почти.

— Почти?

— Иллэниэлы выжили. Именно так я здесь и оказался. Я стал Старейшиной. Линаралла тоже выжила, — поведал он ей.

Бриджид нахмурилась:

— Так ты над этим работаешь — над способом их убить?

Тирион остановился, и его разум вернулся к его разговору с дочкой крестьянки. «Поправь свою историю», — сказала она ему. Его основной целью было убрать Мойру, но теперь это казалось мелочью. Её нужно было убить, несомненно, но разе только этого ему следовало добиться? Он не подвергал сомнению цели своего создателя, но они казались противоположными его собственному желанию — истреблению всех Ши'Хар.

Он что, размяк? Неужели две тысячи лет в облике дерева обратили прежнего Тириона против человечества? Что случится в будущем, если людской род и Ши'Хар попытаются сосуществовать?

В его списке на убийство было несколько человек — Мордэкай, Роуз и Мойра, — но неужели он хотел только этого?

Нет.

— Да, — ответил он, одновременно утверждаясь в своём решении. — Именно для этого они и предназначены. Кстати, мне нужно знать, как ты создала чары на твоей цепи.

Его дочь кивнула:

— Я делала это не одна. Мне помогла Лэйла.

— Лэйла? — Такого ответа он не ожидал. Эта волшебница-рабыня была одним из самых ярых его последователей, чуть ли не поклонялась ему — но хоть она и обладала хитростью, особо умной или творческой она не была. Она являлась лишь одной из тысячи людей-рабов, рождённых с даром Прэйсианов. «Дар Прэйсианов», — молча повторил он про себя, — «ну конечно же». Он положил промасленную ткань обратно на стол. Не было нужды бежать. Всё, в чём он нуждался, уже было здесь.

Глава 37

Джордж Прэйсиан, Барон Арундэла, внезапно проснулся, и обнаружил, что сидит в кровати. Он видел чудесный сон, и хотел к нему вернуться, хоть тот и уже начал таять в его сознании, сменяясь зловещим предчувствием. Что заставило его пробудиться?

Когда у него в голове прояснилось, он увидел это — вспышка эйсара в деревне неподалёку. Он не ожидал никаких посетителей, и эйсар был незнакомым. Поскольку он уже встречался со всеми магами в Лосайоне, это значило, что незнакомец скорее всего был одним из Ши'Хар, или одним из странных, владеющих магией людей, которые недавно начали пересекать границы измерения.

Сфокусировав внимание, он заметил второго мага рядом с первым, но он был тусклым и трудно различимым. Однако ему потребовалась лишь секунда, чтобы узнать Тириона. «Почему он пытается скрыть своё присутствие?» — задумался Джордж.

Тут он вспомнил, что Тириона объявили в розыск. Послание прибыло из столицы только лишь двумя днями ранее. Сердце Джорджа забилось чаще, и адреналин полностью прогнал сон. Он почти рефлекторно накрыл себя завесой, которая должна была сделать его невидимым для магического взора — но они уже успели его увидеть. Судя по тому, что он слышал, у Тириона дальность была больше его собственной.

«И один я с ним ни за что не справлюсь, тем более если ему будет помогать ещё один маг», — подумал Джордж. Его сестра, Элэйн, а также большая часть семьи Иллэниэлов, ушла куда-то, где ныне располагался Ланкастер. Единственным известным ему человеком, который мог быть способен справиться с Тирионом, был Гарэс Гэйлин, и этот знаменитый человек находился в Албамарле.

Джордж быстро оделся, и покинул комнату. На ходу он изменил покрывавшую его завесу, делая себя почти полностью невидимым для обычного взора, а не только магического. Для удобства он оставил маленькое отверстие, через которое мог смотреть. Его он мог закрыть позже, когда приблизится на расстояние, где нормальная видимость станет иметь значение. А пока он просто хотел покинуть свой особняк, не потревожив слуг.

Прямое столкновение с Тирионом было отнюдь не мудрым решением. Он мог надеяться лишь на то, что этот человек не собирался причинить никакого вреда жителям Арундэла. Что Джордж мог сделать — что Прэйсианы делали лучше всех — это подобраться ближе, и узнать, что Тирион там делает. Выяснив это, он мог лучше продумать дальнейшие действия.

Выскользнув через боковую дверь, он обошёл дом кругом, и нашёл мощёную дорогу, которая вела к деревне. Хоть Арундэл был и меньше Уошбруку и Замка Камерон, площадь он занимал более обширную, поэтому ему потребовалось целых десять минут, чтобы добраться до собственно деревни. К тому времени он узнал здание, в котором находился Тирион — это был дом и лавка Мэттли. Старый лукорез обычно принимал много клиентов — но не в такое время ночи.

Приближаясь, Джордж давил в себе желание глянуть одним глазком. Завеса, защищавшая его от магического взора, также делала его самого слепым в этом отношении, поэтому его зрение было ограничено толикой обычного света, который проникал в оставленное им отверстие. Соответственно, не раскрыв себя, он не мог точно узнать, где в данный момент находился Тирион или второй маг.

Поскольку стояла ночь, света было мало, но ему всего лишь нужна была малость, чтобы не спотыкаться. Он хотел только подобраться достаточно близко, чтобы подслушать их разговор. Он осторожно подкрался к парадному входу в лавке Мэттли, снова изменив свою завесу, чтобы никакие звуки не выдали его приближения. «Когда Прэйсиан не желает быть найденным, он найденным не будет», — сказал он себе, широко улыбаясь.

Тусклый свет луны исчез, и улица заполнило что-то похожее на туман. Без магического взора он не мог определить, являлся ли туман магическим, но появился тот слишком быстро, чтобы быть нормальным. Затем он ощутил прижавшийся к его горлу холодный металл, и Джордж едва не подскочил от неожиданности.

— Убери завесу и не двигайся, если хочешь жить, — предупредил его низкий женский голос.

Джордж замер, а потом почувствовал, как острый металл начал резать его кожу. Казалось, металл повсюду — не только вокруг его горла, но и вокруг всего тела. Давя в себе панику, он развеял завесу, и магический взор показал, насколько на самом деле бедственным было его положение. Вокруг него была обёрнута зачарованная цепь острых как бритва звеньев, легко касаясь его тела в одних местах, и зависнув в считанных дюймах от кожи в других. Его могло разорвать на части по малейшей прихоти того, кто этой цепью управлял.

Тирион стоял в дверях дома лукореза, с интересом наблюдая за ним:

— Думаю, ты ей нравишься. У тебя только парочка порезов.

Бриджид бросила на отца неодобрительный взгляд, обходя своего пленника кругом. Тирион знал, как она относилась к большинству мужчин. Оказавшись перед несчастным магом, она заметила странные изменения в его взгляде, когда тот упал на неё. Черты его лица колебались между шоком, страхом и заворожённостью. Его взгляд постоянно возвращался к её груди.

— Тебе следует позволить мне его убить, Отец, — объявила она. — Посмотри на его глаза. Он дефективный, как Иан.

Две тысячи лет тому назад её брат Иан был худшим из её родных — жестокий, грубый и, что хуже всего, насильник. Тирион рассмеялся в ответ на её ремарку:

— Он, наверное, никогда прежде не видел голую женщину, Бриджид. В эту эпоху люди всё время ходят одетыми.

Джордж оторвал взгляд от стоявшей перед ним дикой женщины, и посмотрел на Тириона. Он ранее уже видел голую женскую грудь, одним вечером, когда пьяная официантка решила его подразнить — но он никогда не видел ничего подобного полной, необузданной наготе Бриджид.

— Чего ты хочешь? — спросил он, надеясь, что голос его звучал твёрдо, потому что внутри него бушевали страх и почти полная паника.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Тирион.

— Я н…не могу тебе помочь, — с заиканием произнёс Джордж. — Т…тебя Королева объявила в р…розыск.

Бриджид подошла ближе, облизывая губы, и Джордж впервые почуял запах её немытого тела. Он невольно сморщил нос, но когда её слова достигли его ушей, по его спине пробежал холодок:

— Я надеялась, что ты это скажешь.

— Тебе следует изменить своё мнение, — подал мысль Тирион.

— Что именно ты от м…меня хочешь? — спросил Джордж.

Тирион улыбнулся:

— Ничего особенного. Я лишь хочу, чтобы ты помог мне закончить одни чары. Сделаешь это для меня, и я оставлю тебя в покое — и, нет, речь идёт отнюдь не о вечном покое.

* * *

Линаралла стояла на коленях в большом переднем дворе Замка Камерон, глядя на руки, покрытые кровью, которая ей не принадлежала. Её щёки были мокрыми от слёз, а сердце её сжимало чёрное отчаяние, когда она смотрела через поле. Перед ней была её сестра, Айрин, уже мёртвая, с окроплёнными алым волосами.

Из горя её резко вырвал громовой удар, от которого содрогнулась земля, и когда она подняла взгляд, то увидела пролетавшее мимо изломанное тело Коналла. Он всё ещё был цел, но лишь едва-едва — его туловище было почти перерублено пополам магическим клинком. Клинком, находившимся в руке человека, которого она некогда называла отцом.

В двадцати футах слева она увидела Мэттью, тщетно пытавшегося удержать созданные им чары — чары, которые стремительно деградировали, выходя из-под контроля. Смерть Айрин всё испортила, и Линаралла знала, что их усилия обречены на провал.

Хотя это едва ли имело значение. Это было их последней надеждой. Даже если бы им каким-то образом удалось выкарабкаться, они всё равно должны были умереть менее чем через день. Мир подходил к своему концу.

Перед ней остановились чьи-то сапоги, но она была не в силах сражаться. Она пожертвовала собой, чтобы принять на себя откат, когда Айрин пала, вызвав схлопывание чар.

— Ты убил нас всех, — горько пробормотала она.

— Даже если бы я тебе поверил, мне было бы всё равно. Самое главное — что я убью тебя. Ты — последняя, — сказал Тирион.

По ней прокатилась волна гнева, и Линаралла резко подняла голову. Она гневно посмотрела на своего кровожадного родителя:

— Будь ты проклят! Будь ты…

Её слова оборвало неприглядное бульканье, когда наручный клинок Тириона вошёл ей в туловище, и двинулся вверх, разрезая её живот, лёгкие и плечо. Последним, что она видела, был Мэттью, смотревший на неё с отчаянием на лице, не в силах положить этому ужасу конец.

Линаралла очнулась, ахнув, всё ещё чувствуя жгучую боль в груди. Ей было трудно дышать, и её рот открывался, безуспешно пытаясь втянуть воздух. Её тело было убеждено, что она мертва, но после минуты паники её мышцы наконец расслабились, и она наконец смогла делать быстрые, неглубокие вдохи.

Она была жива. Вокруг была спальня Айрин, и Айрин спала рядом, храпя так громко, что мёртвого бы подняла — и, возможно, так и случилось. Линаралла не удержалась, и потянулась, коснувшись груди Айрин в районе сердца, снова убеждаясь, что тело её сестры было целым и невредимым.

«Что это было?» — задумалась она. У неё никогда прежде не было столь ярких снов. Было ли это проявлением её дара? Неужели она видела будущее? Линаралла закрыла глаза, и поправила себя: «Возможное будущее». Но несмотря на всю её рассудительность, она боялась. Сон был слишком реальным.

Храп прекратился, и Айрин приоткрыла один из глаз:

— Линн?

— Да, — ответила Линаралла, тщательно контролируя свой голос. — Это я.

— Почему ты не спишь? — пробормотала Айрин. — Снаружи ещё темно.

— У меня был сон. Спи дальше, — сказала Линаралла.

Что-то почувствовал, Айрин тоже села, сдвигая с себя тяжёлый плед. Она протянула руку, и коснулась лба сестры, нащупав там холодный пот:

— Ты заболела?

— Нет, — ответила Линаралла, отведя руку Айрин прочь от себя.

Проявив своё обычное упрямство, Айрин не стала сдаваться — она поймала руку Ши'Хар своей собственной:

— Ты дрожишь. Что это был за сон? — Её сестра явно была расстроена, что беспокоило её больше, чем могло бы, иди речь о почти любом другом человеке. Линаралла всегда была спокойной настолько, что многие люди часто неправильно понимали Ши'Хар, думая, что у неё вообще нет эмоций — но Айрин знала, что это не так.

— Не хочу об этом говорить.

— Это было предвидение, верно? — спросила Айрин.

Линаралла кивнула.

— Но ты ведь расскажешь о нём Мэттью?

— Ему надо знать, чтобы он мог скорректировать свои планы, — отозвалась Линаралла.

Айрин сжала зубы:

— Иногда ты такая же тупая, как он. Ему не нужно взваливать на себя новые тайны. Они слишком на него давят. Если хочешь ему помочь, расскажи мне. Расскажи всем, чтобы он не чувствовал, что должен принимать на себя вину за ужасные решения, которые будущее ему навяжет. Поняла?

— Айрин, я не думаю, что ты захочешь это услышать, — сказала молодая Ши'Хар.

Айрин тихо засмеялась:

— Почему? Я что, в этом сне умираю?

Её сестра промолчала.

— Ну и что? — сказала Айрин. — Мы все умрём, если не сможем сделать всё как надо. Скажи мне, что случилось — и сможешь заснуть. Завтра мы вместе расскажем остальным. — Подвинувшись ближе, она запустила руку сестре за плечо, и сжала — и чуть погодя Линаралла слегка расслабилась.

Линаралла нехотя поделилась с Айрин своим видением, поведав об увиденном ею ужасе. Будучи почти неспособной лгать, Ши'Хар объяснила своё видение во всех ужасающих подробностях, остановившись лишь в конце, когда Тирион стоял перед ней.

Айрин подтолкнула её:

— Итак, он стоит, смотрит на тебя сверху вниз… и что дальше?

Зная, что её смерть повлияет на Айрин сильнее собственной, Линаралла сымпровизировала:

— И дальше я жила долго и счастливо.

Айрин несколько секунд пялилась на неё в темноте, после чего спросила:

— Линн, это была шутка?

Линаралла вздохнула:

— Хорошая хоть получилась?

Айрин начала мрачно смеяться:

— Вообще-то, да. Думаю, твоё чувство юмора становится лучше. — После этого девушки снова легли, но заснуть им ещё долго не удавалось.

* * *

На следующий день, когда завтрак закончился, но все по-прежнему находились в одной комнате, Айрин сделала объявление:

— У Линн вчера было предвиденье.

Сидя во главе стола, Роуз бросила взгляд на Линараллу, читая лицо девушки:

— Наверное, оно было весьма скверным. Расскажи подробнее.

Будучи собраннее, чем прошлой ночью, сереброволосая Ши'Хар именно так и сделала, пересказав события, свидетелем которым она стала. На этот раз она включила в рассказ собственную смерть, не пытаясь шутить. На лицах окружавших её людей отразились разные степени шока и тревоги, за исключением Мэттью. Он смотрел мимо неё вдаль, и выражение его лице было таким застывшим и неподвижным, что он казался каменным.

Сайхан заговорил первым:

— А что остальные? Ты видела Алиссу или Грэма в своём видении?

Линаралла покачала головой, но Роуз быстро сказала, пресекая ответ:

— Это не слишком полезно, Сэр Сайхан. Она сказала нам о том, что видела, и этого достаточно, чтобы знать, что мы все умрём. Даже если в тот момент смерть их миновала, всех нас будет ждать гибель вскоре после этих событий.

Мэттью нарушил своё молчание:

— Вообще-то, это хорошие новости.

Керэн сидела рядом, и ткнула его локтем:

— Как это может быть хорошим?

— Это значит, что мы додумались до решения, и что у нас хватило времени его реализовать, — отозвался он. — Это успокаивает уже само по себе.

— Но нас же постигла неудача, — возразил Коналл.

Мэттью покачал головой:

— Это — одна из возможных версий будущего, и хотя она может быть самой вероятной в данный момент, теперь, когда мы к ней готовы, она таковой уже не будет. Конечно, нас всё ещё может постигнуть неудача, но скорее всего не именно таким же образом. — Он пристально посмотрел на Линараллу: — Твой сон начался в момент после того, как всё пошло наперекосяк, но ты наверняка в своём видении помнила предыдущие события. Ты можешь в точности описать, что случилось, по-твоему?

— По-моему, всё испортила смерть Айрин. Она и я, и, возможно, Коналл… мы помогали тебе. В видении я была выведена из строя, потому что я взяла на себя откат после того, как Айрин была убита. Я думаю, что Коналл тогда попытался нас защитить. Но я не совсем уверена. Просто чувство такое, — ответила Линаралла.

— Четверо, — пробормотал Мэтт. — Это соответствует одной из моих идей, хотя мне ещё не приходило в голову, что состав может быть именно таким. Однако это имеет смысл. Я уже думал о том, что нам следует сделать это во дворе замка, но полагаю, что этот план был не так уж хорош. Придётся выбрать другое место.

— Почему там? — спросила Айрин.

Роуз улыбнулась:

— Это — логичный выбор. Двор легко оборонять, а защитные чары замка должны полностью помешать кому-то попасть внутрь или выбраться наружу.

— У меня были сомнения, — признался Мэтт. — Хотя силы замкового щита хватило, чтобы удержать Сияющих Богов, я не думаю, что он теперь сможет удержать Папу.

Коналл и Айрин переглянулись, сбитые с толку. После чего Коналл спросил:

— А зачем нам его удерживать?

Мэттью замер, осознав, что проболтался, но Роуз его спасла:

— У нас не было никакого способа общаться с ним напрямую. Учитывая его непредсказуемое поведение в последнее время, казалось мудрым найти способ удержать его в одном месте достаточно долго, чтобы всё объяснить.

— О, — сказал Коналл. Айрин выглядела менее уверенной, но не стала высказываться.

Глава 38

Старик Мэттли был сильным мужчиной, хотя его спина и согнулась с возрастом, а суставы опухли от долгого, тяжёлого труда. Хоть ему и было за семьдесят, жизненной силы у него было как у человека гораздо более молодого — но он начал думать о том, чтобы уйти на покой. Глаза его потеряли остроту, а боль в спине усложняла ему работу. К сожалению, у него не было ни наследника, ни подмастерья, которым можно было бы оставить его дело.

Его старший сын уехал, предпочти жизнь фермера ремеслу лукореза. Первый и единственный подмастерье Мэттли сам стал работать по этой профессии, открыв собственную лавку в Малкерне почти двадцать лет тому назад. Судя по тому, что знал Мэттли, у Гэдуина дела шли хорошо, и он стал мастером где-то лет через десять.

Эти мысли заставили вздох сорваться с его губ, когда Мэттью остановил свою телегу позади своего дома. Та была нагружена свежей партией тиса и ясеня, из которых он собирался сделать плечи луков, хотя оставалось ещё много месяцев, прежде чем древесина просохнет достаточно для такого применения. Этот груз должен был обеспечить его на следующий год, как и прошлогодняя древесина, которую он собирался использовать как материал в этом году.

Слезая с облучка, он начал стягивать парусину, накрывавшую кузов телеги. Ему нужно было отнести древесину на полки для сушки в его сарае, прежде чем перейти к вечернему отдыху. Тугая боль, пробежавшая вниз по левой стороне его шеи к поясу, напомнила ему, что скорее всего больше он дерево покупать не будет.

В деньгах он не нуждался. Ремесло заработало ему за годы скромное состояние, но с тех пор, как шесть лет тому назад умерла его жена, у него не было никаких причин дожидаться ухода на покой. С тех только работа его и поддерживала — он сомневался, что без неё у него будет причина жить ещё хоть несколько лет.

Закончив с разгрузкой, он пошёл к задней двери, и тут-то он и осознал: что-то не так. Замок был сломан. Старик замер, слушая, есть ли кто-то внутри, но ничего не услышал. Хотя, верить ушам он уже не мог. Присев, он порадовался, что колени его не пострадали так, как спина. Тяжёлый железный замок лежал в грязи, но он не был сломан, взломан, или сорван обычным образом. Металлическая дужка была рассечена надвое, но чисто, будто железо было мягким как масло.

— Будь я проклят, — пробормотал старик.

Потянувшись к поясу, он вынул из ножен охотничий нож, прежде чем мягко отворить дверь, и зайти в свой дом. Мэттли опасался, что грабитель внутри, но хотя он всё ещё боялся смерти, та уже не имела на нём ту хватку, что в его более молодые годы. Он не потрудился снять сапоги у вдоха, что разгневало бы его жену — но он решил, что один-то раз её дух его простит, учитывая обстоятельства.

Задняя дверь, через которую он вошёл, открывалась прямо в кухню, и там он увидел мужчину, сидевшего на столе и поднимавшего к губам чашку. В тусклом свете он не смог опознать его.

— Кто ты такой, чтобы сидеть на моём столе как у себя дома?

— Это я, Мэттли, — отозвался знакомый голос. — Расслабься. Они ушли.

— Грэйсон? — осведомился старик. — Кто ушёл? Какого чёрта ты делаешь у меня на кухне? — Мэттли сунул нож в ножны, и пошёл обратно к двери, чтобы снять сапоги. Не было смысла давать его покойной жене ещё поводов бранить его, когда он однажды с ней снова встретится. Затем он вернулся на кухню, и зажёг масляную лампу.

Чад Грэйсон представлял собой ужасное зрелище. Лицо стрелка было красным и опухшим — и не посла драки, а из-за чрезмерного возлияния. Он выглядел больным. Затем взгляд Мэттли упал на стол, на котором были следы ожогов и крупные вмятины, будто кто-то использовал его в качестве верстака для работы по металлу. Мэттли раздражённо насупился. Этот стол он сделал для Клары десятилетия тому назад — это было сентиментальное сокровище, напоминавшее ему о счастливых временах.

— Это ты мне стол испоганил? — потребовал он.

— Нет, — просто сказал Чад. — Это сделал ублюдок, который был здесь раньше меня.

— И ты решил, что если ты придёшь сюда, и напьёшься в моём доме, то мне станет лучше? — прорычал старый лукорез.

Чад покачал головой:

— Я не напиваюсь. Я трезвею. Это — просто тонизирующее, чтобы помочь мне в этом деле. Вломившийся сюда мудила перед этим зашёл ко мне, и взбесил меня неимоверно. Он украл мой лук.

Мэттли зыркнул на него:

— Если хочешь новый, то надо было утром приходить. Кто этот малый, который всё это сотворил?

— Тирион Иллэниэл, если я не ошибаюсь, — проинформировал его Чад.

— Я что, должен знать это имя?

Охотник мрачно хохотнул:

— Он — волшебник, и до недавнего времени он был дворянином. У магистрата ты справедливости не найдёшь.

Мэттли был усталым, раздосадованным и обозлённым:

— Тогда проваливай, чтобы я мог тут прибраться. Я слишком стар, чтобы сейчас с тобой иметь дело.

— Мне всё ещё нужен лук, Мэттли. Разве не я всегда был одним из твоих лучших клиентов? — спросил Чад.

Старик бросил на него гневный взгляд:

— Двадцать лет назад, пока я не перестал тебе продавать. Ты действительно осмеливаешься сказать это мне в лицо?

Чад завинтил крышку своей фляжки, и убрал её:

— Мне нужен лук, и у меня мало времени. Я заплачу, сколько скажешь.

Мэттли почесал голову, усталый и фрустрированный. Много лет назад он дружил с гораздо более молодым Чадом Грэйсоном, когда тот был ярким талантом, но с тех пор его мнение изменилось. Как только он узнал, что Грэйсон работал убийцей, Мэттли отказался ему продавать, и хотя ныне стрелок казался более респектабельным, Мэттли ему по-прежнему не доверял.

— У меня есть несколько почти готовых охотничьих луков, — предложил он.

Чад покачал головой:

— Мне нужен боевой.

Лицо лукореза напряглось:

— Я их больше не делаю, а если бы и делал, то продал бы только тому, кому доверяю. И это — не ты. Ступай в Албамарл — уверен, ты там сможешь найти кого-то, кому нужно твоё золото, и кому всё равно, что ты будешь делать с луком.

Разница между охотничьим и боевым луком заключалась в основном в размере и весе натяжения. Самый тяжёлый охотничий лук обычно обладал натяжением менее восьмидесяти-девяноста фунтов, порой всего лишь в сорок, а вот боевые луки начинали с сотни фунтов, и в некоторых случаях могли превышать сто пятьдесят. Причина была проста: боевой лук предназначался для пробивания брони. Он использовал более тяжёлые стрелы с узкими наконечниками, и требовал огромную мощность, чтобы сила удара могла пробивать кольчугу и, иногда, латы.

Чад постучал по испорченному столу:

— Я охочусь на человека, который сделал вот это.

Мэттли посмотрел ему в глаза:

— Как бы меня это ни злило, это — не повод кого-то убить. Иди домой.

— Я знаю, что ты не одобряешь некоторые мои дела в прошлом, — начал Чад, — но времена изменились. Я устал от крови. Вот, почему я так много пью, но важно, чтобы…

— Однако же ты только что признал, что собираешься убить человека, — перебил Мэттли.

— Он многим людям навредит, если я его не остановлю! — гневно объявил Чад.

— Зло за зло — добра не будет, — настаивал лукорез. — Что бы этот человек ни делал, это — его ответственность, но всё, что ты делаешь вышедшим из-под моей руки луком, ложится на мои плечи. Я отказываюсь. — Их отвлёк стук в парадную дверь, и ремесленник поднял ладонь, отправившись проверить вход. Он осторожно окликнул, прежде чем открыть дверь: — Кто это?

— Джордж Прэйсиан. Открывал, — пришёл ответ.

Мэттли отодвинул щеколду, и мгновенно впустил барона, кланяясь в пояс:

— Милорд!

— Хватит, Мастер Мэттли, — сказал Джордж. — Подними голову. Я пришёл объяснить тебе, что случилось, пока тебя не было. — Когда он вошёл, взгляд молодого дворянина упал на Грэйсона. Магический взор уже проинформировал его о том, что с лукорезом был кто-то ещё, но он не слишком обращал на это внимание, поскольку присутствовавший внутри человек не был магом — а теперь он узнал его лицо: — Мастер Грэйсон! А ты как здесь оказался?

Охотник не встал, даже не поклонился, но всё же поднял руку ко лбу, будто касаясь шляпы, хотя уже успел её снять:

— Я здесь за луком, — нейтральным тоном ответил он.

Джордж перешёл сразу к своей новости:

— Здесь был Тирион.

— Именно это я и рассказывал только что этому своенравному старикану, — ответил Чад, прежде чем спросить: — Вы его видели?

— Хуже, — признался Джордж, и начал свой рассказ, в основном ограничиваясь фактами. Он не стал говорить о вящем ужасе, который у него вызвала эта встреча, и попытался придать своей поимке менее глупый вид, что у него не очень-то получилось. — Я отправил послание Королеве, но я решил, что надо прийти, и объяснить Мастеру Мэттли случившееся, поскольку его здесь не было.

— А что насчёт Мэттью, или вашей сестры, Элэйн? — спросил охотник. — Они знают?

Джордж покачал головой:

— У меня нет никакого способа с ними связаться. Замок Камерон пуст, и их уже несколько месяцев не было.

— Думаю, они собрались в доме Мордэкая в горах, — проинформировал его Чад, коротко поведав о своей недавней экспедиции с целью вернуть Роуз и Кариссу. В конце он добавил: — Тирион ищет их. Он украл мой лук и несколько имевшихся у меня зачарованных стрел.

Молодой Барон Арундэла опустил взгляд в пол:

— Знаю. Он заставил меня помогать ему с ними.

— Что ему было нужно? — спросил охотник. — И кто была та женщина, которая с ним была?

— Он называл её Бриджид, — ответил Джордж. — Думаю, она была его дочерью. Они хотели, чтобы я помог с чарами для некоторых наконечников стрел. — Он указал на стол. — Подпалины остались после того, как он нагрел металл, чтобы сварить наконечники со своими собственными добавлениями.

Чад нахмурился:

— Его дочь? Вы сказали, что у неё были тёмные волосы. У Линараллы и других Ши'Хар они серебряные.

Джордж пожал плечами:

— Она выглядела как человек. — Затем он добавил: — Ещё более странно то, что она исчезла на полпути. Я не видел, чтобы она уходила или использовала какую-то магию. В один миг она была с нами, а потом её не стало.

— Для каких чар ему требовалась помощь? — спросил Чад.

Джордж поморщился, прежде чем ответить:

— Это была комбинация разных вещей. Наконечники могут пробивать магические щиты, даже зачарованные, и Тирион добавил взрывчатый компонент. От того, в кого он попадёт ими, мало что останется. Часть, для которой ему требовался я, была новой — чары, не дающие другому волшебнику касаться стрел магией.

Охотник потёр свой подбородок:

— И это значит…

— …что маг, в которого он будет ими стрелять, не сможет легко защититься, — закончил Джордж.

Старик Мэттли почтенно произнёс:

— Милорд, Мастер Грэйсон просил меня сделать ему лук. Судя по только что услышанном мной, вы хотите, чтобы я это сделал?

Джордж выпрямился, вновь приняв властный вид:

— Человек, о котором мы говорили — вне закона, Мастер Мэттли. Он угрожал Королеве, и бежал из заключения в Албамарле. Если Мастеру Грэйсону нужен лук, то я думаю, что лучше всего обеспечить его луком.

Мэттли склонил голову:

— Как пожелаете, милорд. — Затем посмотрел на Чада: — Говори, что тебе нужно.

Чад улыбнулся:

— Мне нужен самый крепкий лук, какой ты сможешь сделать — две сотни фунтов, если у тебя найдётся такой материал для плеч.

Старый лукорез казался сбитым с толку:

— Сомневаюсь, что ты смог бы его натянуть, а если бы и смог, то не сумел бы удержать натяжение на время прицеливания.

Встав со стула, Чад подошёл к очагу, который был погашен, и взял с имевшейся рядом стойки железную кочергу. Положив на неё обе руки, он согнул её, заставив Джорджа присвистнуть, а Мэттли — нахмуриться.

— Поверь мне, — сказал Чад. — Я могу натянуть всё, что ты сможешь сделать.

— Не обязательно было портить хорошую вещь, чтобы это доказать, — пожаловался лукорез. — Я добавлю это к цене.

Джордж тихо засмеялся, а Чад вытащил кошелёк, и начал отсчитывать золотые кроны. Он положил на стол десять штук:

— Этого должно хватить. — Затем он посмотрел на Джорджа: — Вы можете зачаровать ещё несколько наконечников?

— Потребуется не один день, если ты хочешь, чтобы они взрывались, — ответил Джордж. — Нужно время, чтобы накопить для этого достаточно силы. Но я могу сделать другие чары.

Чад обратился к лучнику:

— Сколько у тебя уйдёт времени?

Мэттли почесал бороду:

— У меня уже есть несколько заготовок, готовых к резке, но на полировку нужна неделя.

— Не обязательно, чтобы выглядел красиво, — сказал охотник. — Можешь пропустить полировку и прочее. Мне главное, чтобы работал как надо.

— Два дня, — ответил лукорез.

Охотник кивнул, и запустил руку в мешок у себя в ногах, откуда он вытащил длинный кусок промасленной ткани. Развернув его, он явил взору связку тяжёлых древков, уже оперённых и оснащённых тонкими наконечниками — боевые стрелы.

— Тирион забрал мои зачарованные стрелы. Сможете с этими работать? — спросил он.

Молодой барон кивнул, пересчитывая стрелы. На столе их было минимум шестьдесят:

— Наверное, я смогу обработать большую их часть за два дня.

Чад осклабился, его глаза были полны злобы:

— Одной должно хватить, но я возьму столько, сколько сможете сделать. Я иду в Албамарл. По Мировой Дороге я должен суметь обернуться раньше, чем вы закончите.

Джордж странно посмотрел на него:

— Я уже предупредил Королеву. Думаешь, Тирион туда направляется?

— Мне нужно найти моего дракона.

Глава 39

Мэттью и Гэри стояли на большом лугу, вниз по склону от основного здания — там-то Мёйра их и нашла. Перед ними на земле была растянута квадратная сетка со стороной где-то в восемь футов. Сетка была сделана из медной проволоки, и её ячейки были квадратами где-то в одну восьмую дюйма. Вся конструкция светилась эйсаром, и магический взор Мёйры мог различить мелкие руны, выгравированные на тонкой проволоке.

— Так ты над этим трудился последние два дня? — спросила она.

Её брат кивнул:

— Размер всё равно недостаточный. Каждой стороне нужно быть минимум такого размера уже после того, как всё будет уменьшено. Я как раз готовлюсь избавиться от меди, чтобы проверить чары для изменения размера.

Мёйра была сбита с толку:

— Медь? Разве Айрин не воском пользовалась?

— Да, — согласился Мэтт. — Но воск был недостаточно прочным для такой тонкой структуры. Он всё время гнулся и ломался. Медь достаточно прочная, хотя для её плавки и потребуется гораздо больше тепла.

— А потом что ты будешь делать? — спросила она.

Мэттью поднял ладони, сложив из них некое подобие куба:

— Если я смогу создать одну прочную грань, которая правильно отзывается, то смогу создать и остальные. Вместе все шесть создадут куб, размеры которого можно менять по желанию. Если это сработает… ну, тогда нам просто потребуется сделать их гораздо больше.

— Сколько именно?

На минуту её брат уставился вдаль, выполняя расчёты в уме. Он ответил:

— Двести двадцать восемь в общей сложности. Это сделает куб со стороной размером где-то в сотню ярдов, прежде чем я его уменьшу. — Он указал на медную сетку: — Тогда отдельные ячейки будут размером где-то в одну трёхтысячную дюйма, после уменьшения.

Она выгнула бровь:

— И ты уверен, что меньше не нужно? — иронично спросила она.

Если Мэттью и заметил сарказм, то не показал виду, поскольку ответ его был серьёзным:

— Не уверен. Я хотел бы сделать их меньше, гораздо меньше, но этот размер — лучшее, что мы, по-моему, сможем сделать. Даже эта цель уже весьма завышена — я всё ещё не знаю, как мы сможем закончить её вовремя.

Мёйра кивала вслед за ним, хотя его объяснения всё ещё были ей в основном не ясны:

— Значит, тебе нужен способ более быстрого создания секций…

— Не только, — сказал Мэтт. — Меди у нас тоже не хватает. Только не при таком методеизготовления. Но для этой проблемы решение я уже нашёл. Если четыре мага будут работать синхронно, то смогут создавать крошечные, стабильные подсекции чар, не используя физический субстрат. К сожалению, это почти наверняка потребует больше времени, чем использование меди и гравировка на ней рун. — Он тяжело вздохнул: — Такое чувство, что как бы я ни ухищрялся, проблема становится всё больше и больше.

Тут Гэри подал голос:

— Если бы нам помогали АНСИС, то мы легко бы смогли это сделать — но их здесь уже нет. Да и не стали бы они нас слушать.

— А как они смогли бы помочь с чарами? — удивилась Мёйра.

Радуясь возможности, Гэри пустился в разъяснения:

— Ну, как ты знаешь, АНСИС настолько близки к программируемой материи, насколько вообще сумели подобраться люди в моём мире. Соответственно, они могли бы собрать подобную структуру из любых ближайших материалов. Они преобразуют материалы в наномашины, которые потом могут создавать копии самих себя, и по мере роста они могут создавать любую желаемую структуру. В этом случае…

Мэттью перебил его:

— Мёйра, ты сюда шла с какой-то целью? Уверен, ты явилась не для того, чтобы выслушивать наши нудные объяснения.

Её взгляд вернулся к нему:

— Вообще-то, да. Мне пришло в голову нечто важное, о чём я не упомянула, когда объясняла случившееся с Мойрой. — Лицо Мэттью омрачилось, но он промолчал, поэтому она продолжила: — Я была в контакте с ней, когда она сражалась с Тирионом, и она перед смертью выяснила кое-что интересное.

— И что именно? — спросил Мэтт, с пристальным интересом сверля её взглядом.

— Он — не настоящий Тирион, — ответила она. — Мы все думали, что он снова принял человеческий облик, но он этого не делал. Настоящий Тирион всё ещё на Западном Острове, с Лираллиантой. Тот, с кем мы говорили здесь, в Лосайоне — это копия. Точнее, он — вторая копия.

— Вторая? Сколько тогда вообще? — спросил Мэттью.

— Я знаю только об одной, — сказала Мёйра. — Первый был крайтэком, созданным Тирионом, но Мордэкай едва не убил его во время побега. Судя по всему, тот вернулся на остров, и передал свою память, прежде чем умереть. Тот, который здесь сейчас — это на самом деле созданный Лираллиантой Ши'Хар, получивший все его воспоминания.

Её брат почесал голову, немного поразмышляв:

— Постой, это же бессмыслица какая-то. Я думал, только Сэнтиры могли создавать заклинательные разумы или заклинательных двойников. Он ведь таковым и является, верно?

Мёйра покачала головой:

— Не совсем. Метод, который они использовали, менее идеален. Первый был по сути краткосрочным человеческим телом с копией его памяти. Представь, что ты родился взрослым, без собственных воспоминаний, а потом тебе дали лошти, содержавший всю память о том, кем ты должен быть. У тебя будет то же тело и те же воспоминания, что и у оригинала, но твоя личность может сильно отклониться от эталона.

— Х-м-м-м.

— Что хуже, та новая его копия — это копия с копии, запечатлённая на очередном живом теле, — добавила Мёйра.

Мэттью нахмурился:

— Не уверен, что вижу тут проблему.

— Помнишь, что мы сказали тебе про заклинательных двойников Сэнтиров? — спросила Мёйра. — Одна из причин, почему они опасны, помимо проблем с этикой, заключается в том, что ни одна копия не бывает идеальной. С каждым поколением копий накапливаются ошибки, делая получившуюся личность нестабильной. Метод Сэнтиров безмерно лучше того, что сделал Тирион, поэтому нельзя сказать, как это повлияло на копию во втором поколении.

— А что насчёт детей Ши'Хар, вроде Линн? — спросил Мэттью. — Разве они не являются тем же самым? Они рождаются взрослыми, и получают основной набор знаний, позволяющий им функционировать.

— Я так не думаю, — ответила Мёйра. — Во-первых, все дети Ши'Хар идентичны, с физической точки зрения. Они используют шаблон для плоти, не имеющих никаких уникальных различий, которые бывают у обычных людей. Их шаблон создан для спокойной, стабильной личности, и вкладываемые ими знания очень нейтральные, лишённые любой эмоциональной остроты. Тирион же создал копию своего прежнего физического тела. Его намерением было воспроизвести таким образом свою личность, но это значит, что его двойник может быть очень нестабильным эмоционально. Добавь к этому тот факт, что в него вложены острые воспоминания, содержащие самые разные эмоции и целую кучу насилия — это верный путь к безумию. И это ещё без учёта ошибок, создаваемых их относительно грубым методом копирования воспоминаний.

Чуть погодя Мэттью спросил:

— Мне только что пришло в голову вот что. Новый Тирион — он архимаг?

Мёйра слегка улыбнулась:

— Это — единственные хорошие новости. Они не смогли воссоздать эту способность. Нынешний Тирион, с которым мы имеем дело, по сути является просто Ши'Хар Иллэниэл со знаниями и боевым опытом оригинального человека. У него сила и навыки Тириона, но не его могущество архимага. Единственное, что он получил — это способность к заклинательному плетению.

— И дар Иллэниэл, — мрачно сказал Мэттью. — Это может быть для нас хуже всего остального вместе взятого.

Гэри подал голос:

— Почему это?

— Потому что это значит, что я не могу предсказать его действия, — ответил Мэтт. — Я до недавнего времени это не осознавал, но моя способность судить о будущих событиях очень ограничена всегда, когда касается кого-то иного с теми же способностями. Это я выяснил, когда мы немного поссорились с Айрин.

— И это значит, что у нас на свободе потенциальный безумец, и твоя способность предсказывать его действия практически бесполезна, — отметила Мёйра. Затем её глаза расширились: — Это применимо и к Лираллианте тоже, не так ли?

Мэттью кивнул:

— Она скорее всего знает о его намерениях не больше нас. — После этого они замолчали, и в конце концов Мэттью вернулся к работе, но когда Мёйра начала уходить, он выпрямился, будто его внезапно осенило. Он окликнул её: — Мёйра.

— Да? — сказала она, оборачиваясь.

— Ты же теперь по сути нормальный маг Сэнтиров, верно? Теперь, когда ты забрала эйстрайлин Мойры, ты можешь делать всё, что могла она. Это так? — спросил он.

Она печально кивнула.

— Значит, ты можешь создавать заклинательных зверей, — добавил он.

Она снова кивнула.

— Есть предел тому, сколько ты можешь сделать?

Мёйра немного подумала:

— Зависит от их сложности и от требуемого объёма эйсара.

— А заклинательный зверь может создать другого заклинательного зверя, или он должен быть для этого заклинательным двойником?

Она нахмурилась:

— Обычно они этого не могут, но если бы я добавила эту способность при их создании, то они смогли бы. Опять же, это было бы ограничено количеством доступного мне эйсара, и последующие поколения никогда не могли бы стать сложнее своих создателей.

Её брат подпрыгнул в воздух, заставив её и Гэри вздрогнуть. Обычно он не был склонен к таким жестам.

— Да!

Мёйра бросила взгляд на медную стеку, потом снова на него:

— Ты думаешь…?

— Да! — громко ответил он. — Никуда не уходи! Я хочу, чтобы ты кое-что попробовала.

* * *

Покинув Мировую Дорогу, Чад не пошёл в столицу. Вместо этого он направился на восток, в лес. В последний раз он был здесь месяцы тому назад, когда он, Сайхан и Элэйн бежали от гнева Гарэса Гэйлина. В тот раз он не стал звать к себе Присси, поскольку архимаг мог обнаружить её со значительного расстояния. Его последние слова перед уходом были приказом ей устроиться ждать в лесу.

Ему следовало уже давно вернуться за ней, но он был занят, и, честно говоря, всегда считал драконицу скорее источником досады. Он был охотником, а не волшебником или рыцарем. Последнее, чего он хотел, это чтобы за ним следовала какая-то гигантская ящерица. Их ментальные узы ему тоже никогда особо не нравились. Стрелок ценил свою личную жизнь, и меньше всего хотел с кем-то делиться своими приватными мыслями.

— А то, что у неё характер как у накрахмаленной простыни, делу тоже не помогало, — проворчал он вслух. — Хуже женитьбы только одно — когда она мысли мои читает.

Он ощутил лёгкое присутствие на задворках собственного разума:

— «А почему бы тебе тогда не вернуться, и не оставить меня в покое?» — Это было ментальное касание Присциллы.

Прилагая усилие, чтобы вещать свои мысли, он ответил:

— «Где ты?»

— «А тебе какое дело?» — отозвалась она, прикрепив к своим мыслям угрюмость.

— «Мне нужна твоя помощь», — послал он.

Она явно дулась, и следующие её слова это подтвердили:

— «Значит, только этим я для тебя и являюсь, верно? Животным или, что хуже, инструментом. Уходи. Мне тут и без тебя хорошо было».

Чад обнаружил, что скрипит зубами.

— Женщины, — пробормотал он, и добавил: — Что хуже — драконы, которые ещё и женщины. — Собрав терпение в кулак, он послал извинение: — «Слушай, Присси, прости меня. Я был занят».

Он ощутил её ментальное пожимание плечами:

— «Я слышала то, что ты сказал. Ты всё ещё не научился разделять свои слова и мысли».

— Легко сказать, трудно сделать, — прошептал он.

— «Потому что ты никогда со мной не говоришь», — ответила она. — «Предполагалось, что мы станем напарниками, но я для тебя — просто досадная помеха. Я хотела только быть твоим другом».

От последней части её ответа у него сжалось сердце, отозвавшись в нём почти физическим уколом боли.

— «Я не заслуживаю друзей», — ответил он. — «Нам обоим будет лучше, если ты не будешь вмешивать в это свои чувства».

— «Тебе больно. Ты что, ранен?» — спросила она. Чад услышал громкий хлопок, когда её крылья раскрылись и махнули вниз, опираясь на воздух и поднимая её с земли. Она была где-то к северу от него.

— «Нет, я в порядке!» — настаивал он. — «Просто игнорируй это». — Миг спустя над деревьями прошла тень, и сильный ветер ударил ему в лицо, когда она опустилась через прореху в лесных кронах. Глаза Чада расширились от удивления, когда он узрел свою драконицу впервые за последние месяцы: — Мать моя женщина! — произнёс он, шокированный её размерами. — Что с тобой случилось? Ты огромная!

Присцилла гордо выгнула шею. Она была размером не совсем с Кассандру Мойры или Зефира Мэттью, но близко к этому:

— Я выросла, — промурчала она.

Сплюнув на землю, охотник хлопнул себя по бедру:

— Что ж ты, блядь, жрала? Коров?

Драконица повернула голову, уведя взгляд в сторону:

— В основном оленей, — ответила она. — Хотя тебе наверняка всё равно.

— Оленей? — воскликнул Чад, раскрыв рот. — Скорее свиней! Ты этой глоткой и кабана могла бы заглотнуть.

— И нескольких кабанов тоже, — пропыхтела она, оскорбляясь. — И одного медведя, но мне не понравилось.

— Ты похожа на толстую, чешуйчатую свиноматку с крыльями, — сделал наблюдение охотник. — Ты что, вообще тут ничего не делала, только ела?

Присцилла испустила низкий рык, и с боков её челюстей мелькнули маленькие язычки пламени:

— Я не толстая, просто у меня кость широкая. Это всё мышцы… в основном. А что я, по-твоему, ещё должна была делать здесь, в глуши? Тут нечего было делать, кроме как есть и спать. Я думала, что умру от скуки, дожидаясь твоего возвращения.

— Не вали это на меня, — парировал Чад. — Ты могла домой улететь. Я никогда не ждал, что ты будешь ждать меня здесь несколько месяцев.

Она гневно зыркнула на него:

— Ты что, забыл, как работают узы? Я — практически рабыня. Твоими последними словами было ждать здесь — и вот она я! Я не могла бы уйти, даже если бы захотела.

Он в ошеломлении уставился на неё:

— Постой-ка, — начал он, но его слова повисли в воздухе. Он действительно помнил что-то сказанное ему насчёт её повиновения его приказам, но не ожидал, что всё будет настолько буквально. Качая головой, он изменил указания: — Не важно. Отныне ты не должна воспринимать мои слова как приказ, если я не говорю «это приказ». Ясно?

Она прищурилась:

— Поясни-ка.

— Веди себя как нормальный человек, — сказал он, досадуя. — Если тебе не нравится то, что я говорю, то шли меня на хуй, как все остальные делают. Воспринимай это как абсолют только если я делаю это приказом.

Драконица уселась, слегка смягчившись в ответ на его слова:

— Очень хорошо.

Чад кивнул:

— Хорошо, тогда поехали. Ты теперь достаточно большая, чтобы меня нести? Надо возвращаться в Уошбрук.

— Пшол нах, — сказала Присцилла, смакуя слова.

Стрелок немного поглазел на неё, удивлённый, затем ответил:

— Ладно, я, наверное, сам напросился. А теперь покажи, как мне залезать.

Присцилла фыркнула, послав из ноздрей язычки пламени:

— Иди к чёрту, — ответила она, но опустила грудь, и вытянула переднюю ногу, чтобы он мог вскарабкаться.

Чад осклабился, начав залезать вверх по её боку:

— Тебе это нравится, верно?

— Я никогда не испытывала приязни к твоему сквернословию, — сказала Присцилла, — но теперь я нахожу, что оно становится мне по душе.

Он уселся у основания её шеи, прямо перед сочленениями крыльев:

— Раскрепощает, а? — Сделав глубокий вдох, он насладился обзором, одновременно набираясь решимости. Он пока недостаточно много времени провёл в воздухе, чтобы привыкнуть к ощущению полёта. Вопреки себе, он вцепился в её шею, когда она начала бить крыльями на взлёте.

— Действительно, — ответила она, и ветер стремительно уносил её слова прочь. — Ты, жалкий мешок говна.

Крепко цепляясь, Чад согласился:

— Так держать. Такими темпами я, может, и привязываться к тебе начну.

Присцилла улыбнулась в душе:

— Не начинай слишком подлизываться, а то сброшу тебя в полёте, — в шутку предупредила она. Но в голове она вспоминала его прежние слова: «Я не заслуживаю друзей». Ей не понравилось, как они прозвучали, но она надеялась, что со временем ей удастся его переубедить.

Глава 40

Тирион наблюдал за бесконечно простиравшимся под ним океаном, летя на массивном дормоне к Западному Острову. До недавнего времени это было его герцогство, хотя на самом деле правил здесь его создатель. Гарулонский Залив остался позади, и вскоре он ожидал увидеть остров.

Закончив стрелы и отпустив Барона Арундэла, он прошёл прочь несколько миль, прежде чем отправить маленькое, сплетённое из заклинаний послание, чтобы вызвать зверя, на котором теперь летел. Ожидание его прибытия отняло большую часть дня, во время которого он начертил свой первый телепортационный круг, и поупражнялся с луком.

Его первая попытка натянуть оружие стала неожиданностью. Судя по всему, Чад Грэйсон был гораздо сильнее, чем выглядел, поскольку Тирион потерпел полнейшую неудачу. Он вынужден был использовать магию, чтобы увеличить свою физическую силу, прежде чем сумел опробовать оружие. К счастью, никого не было рядом, чтобы увидеть его первые выстрелы. В прошлом он применял лук лишь несколько раз, и это не подготовило его к использованию оружия с таким мощным весом натяжения. Он утешался тем фактом, что особой точности ему не требовалось. Он вполне буквально собирался стрелять по неподвижной мишени, а точнее — по дереву.

Попрактиковавшись какое-то время, он заскучал — или, по крайней мере, ему так казалось, поскольку в полёте было ещё хуже. Но теперь у него было чувство цели, и это уже само по себе чего-то стоило. С тех пор, как его создали, он остро ощущал бесцельность своего существования. У его создателя цель была всегда, но за тысячелетия выживания он её потерял, живя как враг.

— Предатель самого себя, — пробормотал Тирион.

Ему было не по себе с самого рождения — сначала пришлось смиряться с фактом, что он даже был не тем человеком, каким сам себя мнил, а потом с тем, что его прежнее «я» приняло новую философию. Но теперь всё это было позади.

Девчонка была права — ему нужно было «исправить свою историю». Двукратная встреча с Бриджид лишь укрепила его уверенность. Она открыто говорила то, что ему с самого начала твердил голос на задворках его.

Он всё ещё не понимал, откуда она взялась. Она не была Ши'Хар или крайтэком, это он знал точно, поэтому он не думал, что она являлась копией, как он. Её внезапные появления и исчезновения были ещё более таинственными. Не знай он иначе, то мог бы поверить, что это была работа какой-то высшей силы.

Тонкая серая тень на горизонте провозгласила присутствие вдалеке Западного Острова. Его путь почти подошёл к концу. Прошёл ещё час, прежде чем дормон наконец мягко приземлился на берегу острова, где его ждало двое крайтэков.

Это была самая сложная часть, поскольку он вернулся без объяснений, и один из стражей так и сказал:

— Зачем ты вернулся?

Соскользнув с дормона, Тирион привязал к своему поясу колчан со стрелами, и показал им на обозрение свой лук:

— У меня новость для Старейшин. Альянс был предан. Это оружие — тому доказательство.

— Объяснил, — приказал крайтэк, являвшийся большим похожим на кошку зверем с жутко крупными когтями. Его спутник, волочивший ноги гигантский гуманоид, продолжал молчать.

— Я объясню это напрямую Старейшинам. Уйди с дороги, — приказал Тирион, приняв властный вид.

Наступило молчание, пока они обдумывали его слова. Если у них были хоть малейшие подозрения, то бой должен был начаться в этот же миг, поскольку его создатель был чрезвычайно осторожен в том, кого он к себе подпускал.

К счастью, на острове осталось мало крайтэков. Старейшина Тирион использовал почти всю свою способность к производству солдат, чтобы давить АНСИС в людских королевствах, оставив сторожить саму рощу лишь нескольких. Даже если бы дошло до драки, он был весьма уверен в успехе в любой возможной боевой ситуации. Самой большой опасностью было то, что тревога могла разбудить Старейшин, и те могли вывести его из строя до того, как он приблизится на расстояние, достаточное для достижения цели.

Крайтэк отступил в сторону, позволяя ему пройти, и двинулся следом, когда он начал идти вглубь острова. Тирион тихо улыбнулся про себя. Всё шло примерно так, как он и надеялся. Когда они пустились в путь, его сердце забилось чаще — не от лёгкого приложения сил, а потому, что он чувствовал возбуждение. В этот мир Тирион ощущал себя таким живым, каким не чувствовал себя с тех пор, как пришёл в этот проклятый мир.

Ещё один час пути пешком наконец привёл его в новую рощу, где росли Тирион, Лираллианта и двое новых Старейшины. Все они, конечно, должны были спать. Новые деревья ещё долго после укоренения не могли ускорять мыслительный процесс до скорости людей. Тирион и Лираллианта могли, но поскольку они его не ожидали, то и не должны были себя утруждать.

Следовавшие за ним крайтэки остановились на краю рощи, более чем в двух сотнях ярдов от колоссального ствола Старейшины Тириона. Он же прошёл вперёд, встав лишь в тридцати ярдах от основания ствола. Крайтэки будут ожидать, что он пройдёт до конца, поскольку ему придётся соприкоснуться со стволом, прежде чем войти в транс для общения со своим создателем. Надежда была на то, что они не отреагируют на преждевременную остановку.

Поставив лук плечом в землю, он вытащил тетиву, и нагнулся, чтобы нацепить ушко тетивы на нижнее плечо лука. Затем он выпрямился, вынес одну ногу вперёд, и, используя своё тело, согнул плечи, пока верхнее ушко тетивы не достигло кончика верхнего плеча. Натянув тетиву, он выставил лук перед собой, планируя свои дальнейшие действия.

— «В чём дело?» — пришёл мощный ментальный голос, заставивший его вздрогнуть.

— «Доказательства предательства людей», — ответил Тирион, с трудом удерживая спокойствие в мыслях. — «Ты меня удивил. Я думал, что мне придётся тебя будить».

Старейшина Тирион ответил:

— «Крайтэки разбудили меня сразу же, как только заметили тебя, поскольку тебя не ждали. О каком предательстве идёт речь?»

— «Я покажу», — сказал он Старейшине, после чего вынул стрелу, наложил её на тетиву, и повернул тело так, будто собирался стрелять в скальный выступ на краю рощи.

— «Сначала объясни», — приказал Старейшина Тирион, но было уже слишком поздно. Увеличив свою силу, Молодой Тирион натянул лук до конца, и в последний момент повернулся, пуская стрелу прямо в основание ствола своего создателя. Стрела полетела в цель, и хотя Старейшина Ши'Хар создал мощный щит, стрела его порвала, почти не замедлившись.

Попал он немного не туда, но металлический наконечник всё равно вонзился в толстую кору, прежде чем создать мощный взрыв. Последовавший за этим ментальный вопль был почти таким же сотрясающим, как взрывная волна, сбившая его с ног.

Его отбросило назад, и он покатился, почувствовав вкус железа во рту — встряска заставила его невольно прикусить язык. Бритвенно-острый хлыст магии, пришедший от одного из крайтэков, только сейчас попытавшихся его остановить, просвистел над его головой. Вскочив на ноги, он осклабился красными от крови зубами. Впервые с момента своего создания чувствовал себя по-настоящему живым.

— Да! — закричал он, ликуя на фоне участившегося от действия адреналина сердцебиения.

Он уклонился от очередного удара, после чего оставил лук на земле, и активировал татуировки. Затем бросился на крайтэков. Они, казалось, были слегка выбиты из колеи из-за наполнявшего их разумы не смолкавшего ментального крика боли, испускаемого Старейшиной Тирионом, но Тирион-мститель обнаружил, что звук ментальной агонии его почти успокаивает, пока он методично и с брутальной эффективностью рубил их на части.

Их было слишком мало, а он был слишком силён. Минуту спустя он вернулся туда, где оставил лук. Пришла пора завершить дело. Он осмотрел результат своего первого удара. В боковой части ствола дерева-Отца зияла массивная прореха шириной в семь футов. Этого было недостаточно, чтобы великое дерево могло упасть, но рана всё же была колоссальной. Ещё одно или два попадания — и ему конец. Но сперва надо было разделаться с деревом-Матерью.

Лираллианта пробуждалась, и её сила была слишком велика для него. Старейшина Тирион всё ещё был в шоке, поэтому он повернулся, и выпустил следующую стрелу в источник своей жизни. На этот раз он подготовился, чтобы не свалиться от ударной волны, и с восхищённой заворожённостью наблюдал за взрывом.

— «Нет!» — послышался полный ужаса ментальный крик Старейшины Тириона, когда более тонкий ствол Лираллианты упал. Она была меньше, её ширины не хватило, чтобы выдержать повреждения — и казалось, что её тонкие ветви плывут по воздуху с изысканной медлительностью, пока она падала.

Он ощутил собиравшуюся магию, и сумел отпрыгнуть до того, как мощный силовой удар ударил по земле, где он только что стоял. Дерево-Отец начало отправляться от боли. Побежав в бок, Молодой Тирион уронил несколько стрел, пытаясь наложить ещё одну на тетиву, но он не слишком волновался. Он наслаждался боем, и для победы в схватке ему нужна была лишь одна стрела.

Широкий, смертоносный силовой клинок разрезал землю. Размеры клинка делали уклонение невозможным, а мощь не давала его блокировать, поэтому он направил магию в мышцы, и прыгнул ввысь. Натягивая в полёте лук, он постарался прицелиться, и выпустил стрелу в верхней точке траектории. Если стрела промахнётся, то до второго выстрела он может уже не дожить.

Дерево-Отец послало в него сфокусированное силовое копьё, пока он был в воздухе, и избежать удара он никак не мог. Хотя это и не было заклинательное плетение, мощность удара была столь велика, что пересилила его защитные татуировки и разбила щит. Мир почернел, когда на его разум обрушился откат, оставив его в падении почти без чувств. Когда он ударился о землю, его онемевшее восприятие пробил ревущий звук — взрыв его стрелы, хотя он не мог знать, нашла ли она цель.

Что-то хрустнуло в его плече во время приземления, но он проигнорировал боль, и продолжал катиться по инерции. Его тело ощутило, как рядом упало что-то тяжёлое — он грудью почувствовал низкую вибрацию.

Несколько секунд спустя его взгляд прояснился, и он увидел, что стрела достигла цели — но не в лучшем месте. Он попал в дерево-Отец где-то на десять футов выше, пробив в стволе ещё одну массивную дыру, но расположение раны не заставило дерево упасть. Лук нигде не было видно — он упал где-то в другом месте. Колчан был пуст, но несколько стрел было рассыпано между ним и Старейшиной Тирионом. Побежав вперёд, он едва уклонился от очередного удара, врезавшегося в землю позади него, брызнув в воздух землёй. Что хуже, удара он не почувствовал — магический взор его всё ещё не работал. Спасла его лишь удача.

Первым его порывом было использовать магию, чтобы подхватить одну из стрел, и отправить её в полёт напрямую, но даже мысль об этом отозвалась в его черепе острой болью. Снова сменив направление бега, он уклонился от очередного удара, но знал, что смерть близка. Это осознание отозвалось в нём возбуждением. Смерти он желал почти так же сильно, как и победы.

Внезапно остановившись, он подхватил одну из упавших стрел. Единственным оставшимся у него вариантом было вонзить стрелу своими руками. Это значило, что он не выживет, чтобы выполнить план до конца, но его это устраивало.

Старейшина Тирион должно быть почувствовал его самоубийственное отчаяние, поскольку прежде чем он сумел броситься вперёд, в землю перед ним ударил массивный силовой таран. Не раздавленным он оказался лишь благодаря задержке в своём движении, вызванной его ранами. За ударом последовал громкий треск, и его глаза расширились, когда он увидел, как надломился ствол дерева-Отца. Ослабленный, Старейшина Тирион пал жертвой своей собственной мощи. Сила, которую Старейшина вложил в последний удар, перенапрягла повреждённую древесину, поддерживавшую его вес.

Молодой Тирион осклабился, наблюдая за падением великого дерева. Тихо смеясь про себя, он начал, покачиваясь, бродить по взрытой земле, ища потерянный лук. Наконец его магический взор вернулся, хотя головная боль вместе с тем будто бы усиливалась.

Лук он нашёл в кустах, после чего начал собирать стрелы, выпавшие во время боя из колчана. Судя по всему, лучникам не полагалась двигаться так, как двигался он. Выполнение его плана было почти комичным. Успеха он добился лишь потому, что его нападение было неожиданным.

На то, чтобы добить молодые деревца, стрел более чем хватало, но когда он попытался натянуть боевой лук, то обнаружил, что у него недостаточно сил. С тем же успехом лук мог быть сделан из железа, поскольку упрямо отказывался сгибаться, а использовать магию для придания себе нужной силы он не мог. Вздохнув, он уселся, привалившись спиной к упавшему стволу своего создателя.

«Терпение», — сказал он себе. Немногих оставшихся на острове крайтэков он уже убил, а всё ещё не повзрослевшие Старейшины новой Рощи Иллэниэл ещё не один год не смогли бы проснуться и чем-то угрожать ему. Он был в безопасности. Нужно было лишь вернуть себе силы, залечить раны, и закончить работу, когда он будет готов.

Нужды в спешке не было. Закрыв глаза, он погрузился в себя, изучая свою ключицу. Она треснула рядом с правым плечом, но не сломалась до конца. Как только он сможет снова использовать силу, то восстановит её. А пока что на повестке дня был сон.

Открыв мешочек у себя на поясе, он активировал встроенное в него заклинательное плетение, и вытащил один из лежавших внутри кялмусов. Плод дерева-Матери насытит его лучше, чем почти любая еда, а также не даст семени разума в его голове проснуться. Когда он почувствует себя лучше, ему придётся обыскать местность вокруг упавшей Лираллианты, чтобы посмотреть, сколько ещё жизненно-важных плодов он сможет найти. После её смерти время его жизни стало ограниченным. В конце концов у него кончатся плоды, и он будет вынужден убить себя, чтобы не стать таким же как его создатель.

Плодов ему хватало ещё на несколько недель, если он будет растягивать запасы, поедая один плод каждые пять-шесть дней, да и нужно ему было времени лишь на то, чтобы закончить исправлять свою «историю». Сначала — молодые деревья, потом — Линаралла… и тогда он закончит. Ши'Хар больше не станет.

Тирион погрузился в сон, и во сне на него смотрела Бриджид:

— «Ты хорошо справился, Отец», — сказала она ему.

Глава 41

Мэттью и Мёйра стояли вместе, с их драконами — Зефиром и Кассандрой — позади, и глядели на поле более чем в милю шириной, лежавшее перед Замком Камерон. Руки их были сцеплены, что было практической необходимостью для облегчения передачи между ними силы и информации. Незнакомец мог бы посчитать их очень близкими братом и сестрой, что было одновременно истиной и неправдой, когда Мойра была жива.

Хотя в глубине души они были близки друг к другу, колкая природа Мэттью никогда не давала ему так явно это демонстрировать. Теперь, когда её не стало, он стоял рядом с её двойницей, и чувствовал сожаление, но даже сейчас держал свои мысли закрытыми. Работа была важнее. Всегда.

Перед ними была первая секция тщательно созданной им медной сетки, но магическим взором они могли видеть росшую из неё во все стороны сетку золотистого эйсара. Её рост был таким плавным и естественным, что напоминал Мэттью кристалл — как леденцы, появляющиеся в густом сиропе.

Но процесс был отнюдь не простым. Он держал шаблон ясно видимым в своей голове, а драконы питали его с сестрой своей силой. То, что приходило ему, перенаправлялось и ей, и по плану в его голове она создавала бесконечную тучу крошечных заклинательных зверей, питая их тёкшей через неё огромной мощью.

С течением времени её нервы начали гореть — предупреждение о том, что она приближалась к своему порогу. Выгорание могло уничтожить способность мага к манипуляции эйсаром, или могло вообще убить. Чтобы этого избежать, она создала сложный заклинательный разум, что-то вроде заклинательного двойника, но попроще — для работы над этой задачей. Она расположила этот заклинательный разум в потоке между собой и Мэттью, позволяя ему забирать передаваемую братом силу, и по сути уменьшая её нагрузку в два раза.

Полчаса спустя жжение снова началось, и она создала второй заклинательный разум, чтобы работать с силой от Кассандры, почти, но не до конца, убрав себя из потока силы. Получив возможность в некотором роде отдохнуть, она воспользовалась этим, чтобы оглядеть брата. Мэттью всё ещё направлял свою половину силы от Зефира, передавая её созданному Мёйрой конструкту, и хотя его сила всегда превышала её собственную, она волновалась, что он мог игнорировать свои внутренние тревожные звоночки.

Однако он всё ещё выглядел в полном порядке. Единственным признаком напряжения был ручеёк пота, сбегавший по его лбу. Она заглянула глубже, изучая его через их связь, и решила, что он всё ещё был вне опасности, поэтому не стала вмешиваться. Тем не менее, она пристально приглядывала за ним, ибо знала его упрямую натуру. Если он начнёт доходить до предела, она была готова взять работу на себя. Его разум по-прежнему был открыт, и, учитывая их связь, она могла заставить его делать что угодно для его защиты.

Глаза Мэттью сузились, когда эта мысль мелькнула в её разуме, и он бросил на неё предупреждающий взгляд:

— «Не надо. Это важнее, чем ты или я. Работу необходимо завершить».

— «Завершим», — ответила она. — «Но я не позволю тебе убиться в процессе».

— «Без меня ты не сможешь её выполнить», — отозвался он. — «Для неё требуется дар Иллэниэлов, и только я понимаю, как эта магия работает».

— «Есть и другие с тем же даром, а твои знания можно передать», — ответила она. — «Поверь мне».

Через связь он уловил суть её плана, и чуть погодя кивнул:

— «Ладно, но ещё рано. Подожди, пока я не устану».

Она согласилась, и продолжила следить за его состоянием. Невероятно, но он держался ещё час, прежде чем она ощутила поползшую по нему жгучую боль, указывавшую на достижение им предела. Тут Мёйра создала маленького независимого заклинательного зверя в форме птицы, чтобы отнести её послание остальным. Несколько минут спустя прибыли Айрин, Коналл и Линаралла.

Мёйра создала конструкт, основанный на плане Мэттью, и наполнила его шаблоном, который он держал у себя в голове, а потом мягко заставила его отступить, ментально, пока Айрин занимала его место в их ритуале. Работа была тонкой, но уже через несколько минут она сумела сделать так, чтобы Айрин направляла свою силу, а её конструкт-Мэттью управлял её даром. Это была сложная эквилибристика разных дарований и нагрузки по проталкиванию такого количества мощи в столь многочисленных заклинательных зверей.

Так всё и продолжалось не один час, а когда Айрин слишком устала, её место занял Коналл. Молодые Иллэниэлы протянули впечатляющее количество времени, прежде чем настала очередь Линараллы. Она продержалась чуть менее чем половину их времени, но когда больше не могла выдержать, Мэттью уже был готов снова занять своё место, направляя казавшиеся бесконечными объёмы эйсара драконов в стремительно росшие чары.

Работа продолжалась весь день, и часть ночи, прежде чем колоссальное творение было готово — огромный сетчатый куб со стороной в несколько сотен ярдов, сверкавший для обладателей магического взора подобно золоту. Когда он был наконец готов, Мэттью улёгся в высокой траве совершенно измотанный, поскольку последняя смена была его. Айрин села рядом, а Коналл спал в нескольких футах по другую сторону от Мэттью.

— Давай, Рэнни, завершающий штрих, — сказал он ей, тяжело дыша. — Эта часть основана исключительно на твоём вдохновении.

Слегка улыбнувшись, Айрин произнесла последнее слово, чтобы преобразовать их новое создание: «Асмоллен». Массивные чары начали бесшумно сжиматься, и за несколько минут их размер уменьшился до менее чем десяти футов — сверкающий куб со столь тонкой структурой, которую нельзя было рассмотреть ни обычным взглядом, ни магическим. Это был несколько будничный конец их долгих трудов, хотя Айрин не могла не любоваться красотой сиявших золотых стен. Вытянувшись, Айрин поудобнее устроилась рядом с братьями.

К ним подошла Керэн. Она и Элэйн то и дело наблюдали за ними в течение дня:

— Это было что-то невероятное.

— Я всё ещё жалею, что вы не позволили нам помочь, — сделала наблюдение Элэйн. — Может, тогда вы не вымотались бы так.

Не в силах набрать сил для ответа, Мэттью лишь махнул рукой, будто отталкивая прочь их ремарки.

— Должны были работать именно они, — сказала Мёйра, всё ещё относительно бодрая, поскольку в начале дня большую часть работы взяли на себя её создания. — Дар Иллэниэлов был самым важным ингредиентом.

— Ты же смогла помочь, — заметила Элэйн, — а у тебя его нет. — Она не поняла изложенные Мэттью прошлым днём объяснения, и её фрустрация слышалась в её голосе.

Керэн поняла, хотя всё равно не могла помочь:

— Мёйра была руководителем проекта, — подсказала она.

— Чего? — спросила Элэйн, вновь сбитая с толку странным использованием слов иномирянкой.

Нахмурившись, Керэн попыталась ещё раз:

— Как агент, или, может, главный шеф-повар…

— Рецепт принадлежал Мэттью. Он был бы шеф-поваром. Ты какую-то бессмыслицу городишь, — возразила Элэйн.

Керэн сделала глубокий вдох. За весь день они вели этот разговор, с лёгкими вариациями, уже несколько раз:

— Забей. — Подавив раздражение, она сосредоточилась на своих вымотанных друзьях: — Готовы домой? Стряпня Алиссы достигла новых высот, хотя, я думаю, сейчас еда уже остыла. — Она ткнула Коналла носком своего сапога. — Просыпайся.

Коналл приоткрыл глаз, затем снова закрыл:

— Ступайте без меня. Я не смог бы двигаться, даже если бы вы меня подожгли.

— Это можно устроить, — прокомментировала Элэйн, недобро скривив губы.

— У меня идея, — сказала Керэн. Встав на колени, она положила руку на грудь молодого человека, и исчезла, забрав его с собой. Минуту спустя она снова появилась, потирая колени, которыми, судя по всему, ударилась.

— Ты ранена? — спросила Айрин. — Что случилось?

— Я телепортировала его прямо ему в кровать, — печально объяснила Керэн. — Что для него окончилось хорошо, но я забыла учесть собственное положение. — Мэттью начал тихо смеяться.

— Что ты имеешь ввиду? — озадаченно спросила Айрин.

— Он появился на кровати, а я — в нескольких футах над полом, поэтому приземлилась жёстко, — пояснила Керэн.

Айрин вздрогнула:

— А-а. Звучит болезненно. — Они с Линараллой помогли Мэттью встать, и Керэн за один раз перенесла их и Мёйру обратно.

* * *

Солнце почти достигло горизонта, заливая поле, на которое садилась Присцилла, текучими лучами золота. Чад проигнорировал прекрасное зрелище, и скатился с её спины почти сразу же, как её ноги коснулись земли. Он был рад в кои-то веки стоять на твёрдой почве:

— Никогда к этому не привыкну, — проворчал он.

— К полёту? — спросила драконица. — Мне он кажется совершенно естественным.

— Нет в нём ничего естественного, — пропыхтел охотник. — Если бы я предназначался для полётов, то родился бы с крыльями.

— Ты не родился с копытами, однако на лошади скачешь, чтобы двигаться быстрее. Я родилась с крыльями — разве есть разница в том, что ты пользуешься моей спиной для быстрого перемещения? — подала мысль Присцилла.

Чад зыркнул на свою спутницу:

— Во-первых, если я упаду с лошади, то не разобьюсь насмерть, а во-вторых…

Она перебила его:

— Люди постоянно умирают от падения с лошади.

Он в досаде провёл ладонью по лицу:

— Но в основном они не умирают. Если я соскользну с твоей спины, то обратно уже не встану. И вообще, я…

— Я не дам тебе упасть, — настояла Присцилла, снова его перебив. — А если ты всё-таки каким-то образом сумеешь настолько накосячить, то я тебя поймаю. Я бы посмотрела на лошадь, способную на такое же!

Стрелок несколько секунд беззвучно ругался себе под нос, пока не нашёл в себе терпение продолжить:

— И вообще, как я и говорил, прежде чем ты перебила, лошади мне тоже не сильно нравятся.

Это окоротило драконицу, но чуть подумав, она ответила:

— О. Ну, на этот счёт у меня нет мнения, поскольку они слишком маленькие, чтобы я могла на них ездить — но выглядят они вкусно.

— Чего?

— Ты слышал, — заявила она. — Не заставляй меня повторяться.

— Ты ела лошадей, пока жила сама по себе? — взволнованно спросил он.

Отвернув голову прочь, она ответила:

— Нет.

— Ты вообще когда-нибудь ела лошадь — может, в какое-то другое время? — добавил охотник.

Притворяясь, что полирует один из когтей, она ответила:

— Пока что нет.

— Присси! — рявкнул он.

— Ты сказал, что они тебе не сильно нравятся. Я думала, ты поймёшь, — заныла она, прежде чем добавить: — Вот так и бывает, когда ведёшь себя искренне.

Расправив плечи, Чад строго заговорил:

— Слушай, ни при каких обстоятельствах, никогда не ешь лошадь, и это пр… — Он остановился, прежде чем сделал это приказом. — Знаешь что, на хрен это. Просто знай, что я не хочу, чтобы ты их ела, а если я тебя поймаю за уплетанием чьей-то лошади, то я выдеру твою толстую чешуйчатую задницу так, что неделю сидеть не сможешь.

В душе она улыбалась в ответ на выбранные им слова. По правде говоря, она не особо-то и хотела отведать конины, хотя и возражений на этот счёт не имела. Она просто хотела вытащить его из того тёмного настроения, куда он скатывался каждый раз, когда слишком долго молчал. Поэтому она ответила:

— Как?

— Что — как? — кисло спросил он.

— Как именно ты собираешься «выдрать мою чешуйчатую задницу»? Я весьма уверена, что у тебя размеров не хватит, — ответила она.

Охотник несколько минут ругался, практикуясь в своём искусстве, прежде чем отвернуться:

— У меня нет времени спорить с твоей сумасшедшей задницей, — объявил он. — Я иду в город. Надо найти какого-нибудь умного собеседника.

Присси широко улыбалась, глядя ему вслед, и окликнула:

— Тогда избегай зеркал!

Войдя в Арундэл, Чад направился прямо к лавке лукореза. На пути он миновал нескольких горожан, с некоторыми из которых был знаком, но когда они увидели суровое выражение его лица, то решили с ним не здороваться. Чада это вполне устраивало. Он уже два дня не пил, и нервы его ощущались так, будто с них содрали кожу. Споры с Присциллой всю дорогу от Албамарла тоже делу не помогли.

Мэттли не открыл дверь:

— Убирайся, — ответил старик. — Я с тобой дел не имею. Лук у Барона, так что тебе больше не нужно сюда приходить.

— Мне надо с тобой расплатиться, — разумно сказал Чад.

— Я не ради тебя работал, — сказал старик через дверь. — Я работал ради Барона. Если хочешь отплатить мне — позаботься о том, чтобы твоя тень больше мой порог никогда не пересекала.

Несмотря на его внешнюю грубость, Чада эти слова всё равно ранили. Он и не осознавал, насколько глубока была неприязнь старика. Вздохнув, он запустил руку в кошелёк:

— Я просто оставлю плату на пороге.

— Оставь золото себе. Если Барон думает, что мне надо заплатить, то и заплатит. Просто уходи, — настаивал Мэттли.

Хмурясь, Чад спросил:

— Где он?

— Не здесь. В особняке, наверное, — сказал лукорез.

Не сказав больше ни слова, Чад ушёл. Бывали дни, когда казалось, что весь мир наполнен мудаками. Но глубоко в душе он знал, что это не так. Мэттли всегда был приличным человеком. Размышляя о том, сколько он за всю жизнь сжёг за собой мостов, он направился к баронскому особняку.

— Убийцу-ублюдка каждый пнуть норовит, — пробормотал он себе под нос.

От лукореза до особняка Джорджа Прэйсиана было двадцать минут пешком. В отличие от земель Мордэкая, Арундэл не был разделён стенами и крепостью. У города не было практически никакой стены, а дом Барона представлял их себя всего лишь частный особняк за пределами города. В прошлые войны между Гододдином и Лосайоном Арундэл несколько раз был разрушен, пока наконец жители просто не оставили попытки выстроить значительные защитные сооружения. Поскольку Баронство ранее было под защитой сначала Ланкастера, а теперь Камерона, их план на случай войны состоял просто в том, чтобы бросить город, отступив в Уошбрук или Ланкастер. Учитывая это, не было смысла строить укрепления, которые могли помочь армии вторжения.

Конечно, в последние годы это изменилось. Один из входов в Мировую Дорогу располагался рядом с городом, создавая приток торговли и коммерции. Все входы в Мировую Дорогу охранялись собственными крепостями, но в последнее время улучшение защиты Арундэла серьёзно пересматривалось, поскольку город быстро рос.

Но Чада это всё совершенно не волновало. Волновало его больше то, будет ли ему трудно увидеть молодого Барона. Однако это не оказалось проблемой, поскольку как только он приблизился к входу в дом, двое стражников зашли внутрь, чтобы уведомить Джорджа о его прибытии, а другие открыли ему дверь и приказали ему ждать в гостиной. Похоже, Барон с нетерпением ожидал его возвращения.

И действительно, Джордж появился спустя лишь несколько минут:

— Мастер Грэйсон! — приветствовал он охотника. — Хорошие новости! Я закончил стрелы быстрее, чем ожидал. Лук тоже здесь.

От энтузиазма молодого человека у Чада заныли зубы. В прошлом Джордж не демонстрировал особых амбиций — то, что он был тенью своей старшей сестры, каким-то образом заставляло его подходить к жизни с кажущимся безразличием, или вообще с отсутствием интереса, — но после смерти его отца это изменилось. Титул Лорда Королевства дал ему чувство деятельности, но также оказался менее будоражащим, чем молодой лорд ожидал.

— Здорово, — сказал охотник. — Тогда я их просто возьму, и пойду своей дорогой.

Джордж принял разочарованный вид:

— Разве ты не думаешь, что тебе нужна моя помощь?

Чад поморщился. Последнее, чего он хотел — это втягивать в свои проблемы кого-то ещё.

— Не-а, — прямо сказал он.

— Лука не хватит. Он убьёт тебя, если попытаешься, — сказал молодой человек.

Стрелок остро осознавал этот факт, но был готов рискнуть. Терять ему всё равно было особо нечего. Джордж же был делом совершенно иным. У него было будущее.

— Только если он меня заметит.

— Он ощутит тебя магическим взором, — сказал Джордж, — задолго до того, как ты подберёшься на расстояние выстрела.

— Будто я сам не знаю, — сухо ответил охотник.

— Прэйсиан — идеальный напарник для того, что ты задумал, — продолжил Джордж. — Никто не находит Прэйсиана, который найденным быть не хочет, — добавил он, повторяя девиз своей семьи.

— Охота совсем не ограничивается искусством оставаться невидимым, мальчик, — с упрёком сказал Чад. — Я охотился на людей задолго до того, как ты родился. Поверь мне, ты не хочешь в это всё ввязываться. Я слышал рассказы Морта о прошлом Тириона, и судя по тому, что он говорил, этот ублюдок сражался со всеми известными видами волшебников, и убил их — в том числе немалое число Прэйсианов. Я буду работать по-своему, а если всё пойдёт наперекосяк, ну, по крайней мере твоя смерть не будет на моей совести.

Не убоявшись, Джордж спросил:

— Тогда как ты собираешься действовать?

Чад уже долго думал об этом, и смирился с неизбежным:

— Полагаю, буду долго ждать — годы, если потребуется. Выберу город с кучей народа — любое место, куда, по слухам, он направится. В конце концов он попадётся мне на глаза. — Это была наполовину ложь, поскольку он имел неплохое представление о том, куда именно Тирион собирался направиться дальше.

— А если я уже знаю, куда он собирается? — предложил молодой Барон.

— А тебе откуда это знать?

Джордж со знающим видом улыбнулся:

— Я вчера наконец получил письмо от сестры.

Чад молчал.

— Мордэкай устроил у разных дворян королевства пары зачарованных шкатулок для сообщений. Она наконец воспользовалась одной из них, чтобы послать мне письмо. Элэйн сейчас с Мэттью и остальными в их скрытом доме в горах, — сказал Джордж.

Держа голос — нейтральным, а лицо — каменным, Чад ответил:

— И какое это имеет отношение ко мне?

Джордж продолжил:

— У Линараллы было видение. Мэттью планирует какие-то великие чары, чтобы вылечить своего отца, но ей привиделось, как Тирион их всех убивает прямо в процессе. Элэйн предостерегла меня, чтобы я держался подальше, но они пытаются найти какой-то способ добиться цели, и не дать Тириону убить их всех, пока они этим занимаются.

«Чёрт бы побрал», — ругнулся про себя Чад. Теперь ему ни за что не удастся удержать парня подальше от проблем.

— Слушай сестру, — сказал он Барону.

— Тебе нужно знать, где они будут устраивать свою попытку, — сказал Джордж с вызовом в голосе.

Чад уставился на сервант, откуда к нему безмолвно взывали несколько бутылок вина. Ему так сильно хотелось выпить, что заныли зубы. Он заставил свой взгляд вернуться к молодому человеку:

— Что заставляет тебя думать, что я собираюсь им помочь?

— А разве нет?

Охотник покачал головой:

— Хватит с меня людей. Мне хочется всего лишь убить одного человека, только одного, а потом хоть трава не расти.

Джордж подошёл к серванту, и налил себе бокал вина, после чего обернулся:

— Не верю. — Затем он бросил взгляд на бокал в своей руке: — Тебе налить?

«Да!» — возопил внутренний голос Чада, но с некоторым усилием ему удалось этот голос обуздать:

— Нет, спасибо. — Позже у него будет достаточно и вина, и времени, чтобы залить глаза.

— Я туда отправлюсь вне зависимости от того, будешь ты им помогать или нет, — без обиняков сказал Джордж. — У меня просто сложилось ощущение, что я ещё могу чем-то тебе помочь. Мы могли бы работать отдельно, как своего рода запасной план.

— Парень жутко поумнел, — заметил Чад, имея ввиду Мэттью. — И он теперь может видеть будущее. С чего ты взял, что мы сможем им как-то помочь?

Джордж сделал глоток, и поставил свой бокал на столик рядом со своим креслом:

— Ну, для начала, видение Линараллы указывало на то, что Тириону удалось каким-то образом застать их врасплох, по крайней мере в одном из вариантов будущего, поэтому вполне возможно, что он снова сможет это сделать, каким бы будущее не оказалось на самом деле. Что ты там говорил минуту назад? «Убивал волшебников всех известных видов». Ты настолько далёк от волшебства, насколько вообще можно вообразить. Может, ты сможешь придумать что-то, чего он не ожидает. У Тириона наверняка есть способ получать сведения о том, чем они занимаются, но я сомневаюсь, что он знает о том, что делаем мы. Если это так, то мы можем оказаться решающим фактором.

Вопреки себе, Чад был впечатлён словами молодого лорда. Было ясно, что Джордж серьёзно и долго размышлял на эту тему. Что было удивительно. Он никогда не представлял Джорджа серьёзно к чему-то относящимся. Вздохнув, охотник ответил:

— Ладно. Ты меня убедил. Ты говоришь как мужик, поэтому я и обращаться с тобой буду соответственно, но потом не жалуйся, если начнёшь об этом жалеть.

Молодой Барон осклабился.

— И не спорь со мной. Я — главный. Будем делать по-моему, а по-моему обычно получается скучно или неудобно, а скорее всего — и то, и другое. Собирай вещи. Надо отправляться. — Охотник изучал взглядом лицо Джорджа, определяя, как на того действуют его слова.

На лице Барона появилось удивление:

— Уже? Они не планируют использовать чары ещё неделю.

— Охотник знает местность, в которой охотится, — мудро изрёк Чад. — Покажешь мне место, и мы не торопливо его осмотрим. Чем раньше, тем лучше. Если у Тириона есть какой-то способ узнать, где это будет, то он может объявиться пораньше, и в этом случае тот, кто уже скрыт в засаде, получит преимущество. Я хочу выбрать нам место и быть там завтра с утра.

— Я тебе даже ещё стрелы не показал, — пожаловался Джордж. — Я сделал больше, чем ты просил. И мы не поговорили о том, как будем прятаться.

Чад фыркнул:

— Полагаю, ты можешь не дать ему найти нас его магическим нюхом, но я научу тебя, как надо прятаться. Тут дело не только в том, чтобы не быть увиденным.

Джордж снова, с многострадальным видом, встал со своего места:

— Обожди минутку. — Затем он покинул комнату, но вернулся несколько минут спустя, с полными руками. Он нёс массивный лук и промасленную ткань, в которую были завёрнуты стрелы. Указав на лук, он отметил: — Надеюсь, ты сможешь натянуть на эту штуку тетиву. Я уже пробовал, едва не содрал кожу на пальцах.

Стрелок хохотнул:

— Тетиву натягивают непосредственно перед использованием. Если натянуть заранее, и так оставить, то лук потеряет мощность. — Затем он изучил лук. Как и ожидалось, тот был толстым и тяжёлым, и несмотря на слова Мэттли, оружие было хорошо обработано, хотя украшения или резьбы было лишено начисто. Чад это одобрял. Лук был именно таким, каким ему следовало быть — чисто функциональным. Ему не терпелось опробовать оружие, позже.

Стрелы выглядели примерно такими же, какими он их и оставил, хотя теперь были покрыты таинственными закорючками, которые казались ему бессмысленными. Он заметил, что шесть стрел отличались от остальных — их оперение было красного цвета.

— Это что? — спросил он, взял одну из них.

Джордж ждал этого вопроса, и с энтузиазмом подался вперёд:

— Я сказал тебе, что для взрывных потребуется время и энергия, поэтому когда я почти закончил, то потратил лишнее время вот на эти несколько. Они — такие же, как и остальные. Их нельзя коснуться магией, кроме моей собственной, но если ты ими во что-нибудь попадёшь, то от цели мало что останется. — Он поднял ладонь, опередив неминуемый вопрос охотника: — Я добавил кое-что ещё — на случай, если мы разделимся, или со мной что-то случится. Есть второй набор чар, чтобы скрывать стрелы от магического взора. Для волшебника они выглядят совсем как обычные стрелы, если только он не окажется достаточно близко, чтобы увидеть руны.

— Это мало поможет, — заметил Чад. — Мне сказали, что из-за уз с драконом я сам по себе довольно сильно свечусь.

Джордж запустил руку вы карман, и вытащил золотое кольцо:

— Для этого есть вот эта штука.

— Кольцо невидимости? — спросил Чад.

— Если бы, — сказал Джордж. — На такое времени у меня не было. Сделать что-то перманентно невидимым труднее, чем ты представляешь. А сделать что-то, способное сделать что-то другое невидимым — практически невозможно. Иначе я не был бы тебе нужен — но вот эта штука справится немногим хуже.

— Что она делает?

Джордж натянул кольцо себе на палец:

— Проще просто показать.

На миг Чад подумал, что молодой человек исчез, а затем его глаза уловили какое-то движение перед ним, и сфокусировались на том, что лишь казалось пустым пространством. Теперь он увидел очертания Джорджа, хотя его глазам было трудно нормально его углядеть, и как только его взгляд уходил в сторону, он снова терял молодого мага из виду. Джордж услужливо помахал рукой, и движение позволило ему снова сфокусироваться на Бароне.

— Это вроде камуфляжа, — объяснил Джордж. — Я на самом деле не невидимый, но чары заставляют носящего кольцо сливаться с тем, что расположено позади. Очевидно, движение портит эффект, но покуда ты неподвижен, тебя будет практически невозможно заметить.

Чад поражённо уставился на него, пока наконец не заметил то, что было хорошо видно:

— Твои глаза, — сделал наблюдение охотник. — Теперь, когда я знаю, что искать, я их вижу. — Эффект был жутковатым, мягко говоря. Каждый раз, когда его восприятие соскальзывало со стоявшего перед ним странно окрашенного человека, то создавалось впечатление, будто перед ним плавала пара лишённых тела глаз.

Джордж пожал плечами, снова явив себя:

— Я пытался их тоже закрыть, но это творит очень странные вещи с твоим зрением. На магический взор это тоже действует, хотя ты и не можешь этого видеть — тебе придётся поверить мне. На любом нормальном расстоянии ты всё равно что невидим, только надо быть осторожнее, и не слишком двигаться.

— Дай-ка попробую, — сказал охотник, а когда Джордж отдал кольцо, он опробовал предмет, и сунул себе в карман: — Ты — мой новый лучший друг, Джордж, — объявил он. — И, кстати говоря, я тебе эту штуку не отдам. Даже когда всё закончится.

Молодой маг отмахнулся от него:

— Я его для тебя и делал. В конце концов, мне самому-то оно не нужно. Дай мне немного времени, и я смогу сделать такую штуку и для твоей драконицы.

— Этого не потребуется, — сказал Чад, перебивая его. — Её там не будет.

— «Я это слышала!» — пришёл ему в голову ментальный голос Присси.

— Прочь из моей головы! — громко прорычал охотник. Джордж странно на него посмотрел, и тот был вынужден объяснить, что он имел ввиду. Между тем Присси продолжила общение:

— «Тогда научись отделать то, что проецируешь, от своего внутреннего диалога. Я не виновата, что ты так громко думаешь».

Игнорируя её комментарии, он вернулся к прежнему разговору:

— Она слишком большая, чтобы её спрятать. Место, которое ты упомянул — это широкое поле. Укрытий там не хватит.

— Я могу сделать нас всех невидимыми, — уверенно сказал Джордж.

— На неделю? — спросил Чад. — Я слышал, что чем больше скрываешь, тем больше уходит сил.

— Неделя? — ошеломлённо сказал Джордж. — Сомневаюсь, что я смогу одного себя прятать даже пару дней.

— Значит, тебе лучше начать с кольца для себя самого, — сказал охотник. — Мы будем ждать всю неделю, просто наблюдая за местностью. Если кто-то ещё планирует устроить там засаду, то мы об этом узнаем.

Джордж безрадостно сглотнул. Он уже начал сожалеть о своём решении.

Глава 42

Тирион несколько дней рыскал по острову, чтобы убедиться, что там нигде не было спрятавшихся деревьев. Он слишком далеко зашёл, чтобы всё пошло прахом из-за такой простой мелочи. Никого он не нашёл, но всё равно снова прочесал остров, просто для верности. Хоть он и не отыскал ничего, он не считал время потраченным зря, поскольку ему всё равно нужно было восстановить силы перед новой битвой. Всё это время он думал.

Поскольку он приготовил телепортационный круг рядом с Арундэлом, вернуться он мог быстро, но это не решало его самую крупную проблему. Ему нужна была информация. Чтобы обеспечить полное изничтожение Ши'Хар, он должен был найти Линараллу, предпочтительно — в момент, когда она будет одна и уязвима. Не то чтобы он боялся проиграть бой, или даже умереть — просто цель имела первостепенное значение. Иначе он был бы просто неудачником, как и его прародитель.

Что сбивало с толку ещё больше, так это то, что Бриджид не было рядом, когда он очнулся. Он, может, и начал бы сомневаться в здравии своего рассудка, но его раны были перевязаны и грубо забинтованы — предположительно, это было дело рук его таинственной полудикой дочери. Каким образом она была жива, и как она постоянно исчезала?

В конце концов он не смог прийти ни к одному разумному выводу, поэтому ограничился практическими вопросами. В общем и целом, у него всё ещё оставалась большая часть взятых им с собой стрел — после того, как он собрал те, что выпали из колчана. Лук всё ещё был пригоден, хотя он и весьма хорошо осознавал, насколько жалкой была его меткость. Тем не менее, хоть что-то.

И… всё. Друзей или союзников у него не было.

Гарэс Гэйлин мог бы согласиться ему помочь, но его основной целью было устранить Мойру. Тирион не был уверен, стоило ли врать, чтобы заручиться поддержкой этого человека. С другой стороны, быть может, ему нужно было притвориться лишь ненадолго, чтобы заполучить новую информацию. Архимаг наверняка будет знать о происходящем в Лосайоне больше его самого.

Собрав вещи, он создал круг, который должен был перенести его обратно в Арундэл. В конце концов, он жил взаймы. Круг перенёс его в местность рядом с городом, куда он заходить не собирался. Он намеревался пройти Мировой Дорогой, и с её помощью вернуться в столицу, где и отыскать Гарэса — но прежде чем он сделал лишь несколько шагов, перед ним появилась знакомая фигура.

По его спине пробежала холодная дрожь, заставив его активировать защитные татуировки ещё до того, как он осознал, что видит. Человек… нет, Ши'Хар… стоявший перед ним, был очень хорошо знаком, и фигурировал бессчётном числе его кошмаров. Это был Тиллмэйриас.

Истинный Прэйсиан, Тиллмэйриас обладал чёрной кожей, золотистыми глазами и золотыми волосами. В настоящем времени он выделялся гораздо больше, чем даже Ши'Хар Иллэниэл. Ши'Хар поднял ладонь, показывая свои мирные намерения:

— Расслабься, я здесь, чтобы тебе помочь, — сказал он на безупречном эроллис, ещё больше подтверждая свою подлинность.

Тирион обнаружил, что ему трудно в это поверить, особенно учитывая то, что одним из его последних действий было предательство и убийство его бывшего рабовладельца.

— Ты мёртв, — настороженно произнёс он.

— Верно, — сказал Ши'Хар. — Но я — не совсем тот, о ком ты думаешь. Быть может, мне следовало выбрать другую личность. Я думал, что знакомое лицо поможет. Может, лучше так?

Прямо на глазах у Тириона лицо незнакомца сменило цвет, превратившись в другое, тоже знакомое лицо. Он укрепил свой щит, видя перед собой ещё более устрашающую личность из прошлого его прародителя — Сэйлендора, хранители знаний Сэнтиров. Тирион ещё больше усилил свой щит, остро осознавая, что уйти в разум камня для защиты он не может.

— Кто ты? — напряжённо спросил он.

— Сейчас я — Сэйлендор, но не совсем, — сказал незнакомец. — Можешь думать обо мне как о Боге, хотя ответ на самом деле сложнее. Я здесь для того, чтобы помочь тебе исправить твою историю.

Эти слова заставили его мгновенно вспомнить девочку:

— Ты и девчонкой тоже был?

— Я — это все, — сказал незнакомец. — Или, точнее, вы все — часть моего сна, но в последнее время я принимал более активное участие.

— Я спятил, — пробормотал Тирион, но на самом деле не верил в это. Он говорил лишь для того, чтобы тянуть время, пока сам обдумывал имевшиеся у него варианты. Первым его порывом было убить незнакомца, напав без предупреждения, но что-то предостерегало его о том, что этот человек был слишком опасным для такого решения.

— Ты не спятил, — сказал Сэйлендор. — Я знаю, чего ты хочешь, и я могу помочь тебе получить желаемое.

Тирион внимательно посмотрел на него, заметив, как изменился эйсар незнакомца. Эйсар в точности соответствовал носимому им лицом, будто он действительно становился тем, кого имитировал. Был ли он действительно Прэйсианом? Только они были способны на такое, но даже среди них это было доступно лишь самым искусным. Он не видел никаких признаков того, что Джордж или Элэйн обладали такими навыками.

— Вопрос в том, чего ты хочешь? — сказал Тирион.

— Твой успех даст мне то, чего я хочу, — сказал незнакомец. — Мэттью и остальные планируют нечто, ведущее к краху всего, ради чего я трудился — но для достижения успеха им нужна Линаралла. Помогая тебе, я остановлю это, и одновременно заставлю твою мечту сбыться.

Тирион прищурился:

— С чего мне тебе верить?

Сэйлендор улыбнулся, показав белые зубы и зелёные дёсны:

— Знание — сила, и силы у меня в достатке. Позволь мне объяснить…

Тирион слушал почти час, и несмотря на его цинизм, он обнаружил, что откровения незнакомца его шокируют. Этот человек знал его лучше, чем он сам, и хотя его утверждения были нелепы, их подтверждали факты, которые было трудно игнорировать. Когда тот закончил излагать, у Тириона появился один важный вопрос:

— Зачем тебе нужен я? — спросил он.

— Сам я это сделать не могу, — сказал Сэйлендор. — Даже эта короткая беседа очень трудноосуществима для меня. До недавнего времени она была невозможна, но по мере того, как Мордэкай набирает силу, я слабею. По мере того, как я слабею, моя способность к осознанным действиям растёт. Лучше всего это можно описать так: я пробуждаюсь. Однако даже если бы процесс зашёл ещё дальше, я не смог бы отправиться туда, где они собираются разрушить мои труды. Если бы я так поступил, получилась бы конфронтация между мной и моим преемником. Чтобы победить в таком конфликте, я был бы вынужден забрать силу, которую я ему дал, сведя на нет ту цель, к которой я стремлюсь. Понятно так?

— Вообще не понятно, — ответил Тирион.

— Тебе нужно только осознать, что я не могу вмешиваться напрямую, но на короткое время я могу предоставить других, которые тебе помогут.

— Как Бриджид, — сказал Тирион. — Это действительно был ты?

Сэнтир покачал головой:

— Лишь настолько, насколько ты мог бы сказать, что ты — это я. Я могу вернуть любого, кто тебе нужен, но лишь покуда я удерживаю на них своё внимание. Как только мой разум дрогнет, или я снова погружусь в дрёму, они исчезнут. Сон особенно цепок, когда дело доходит до поддержания его собственного существования.

— Сон?

— То, что ты полагаешь реальностью. Проще всего объяснить, что это — моё подсознание, но на мои желания ему плевать. В некотором смысле, я воюю сам с собой, и я выбрал тебя в качестве проводника моей воли.

Тирион состроил кислую мину:

— Я никакой не проводник. До сих пор ты мной манипулировал — не жди, что я буду тебя за это благодарить. Сейчас я приму твою помощь лишь потому, что ты мне полезен.

Сэйлендор слегка ухмыльнулся, и отвёл взгляд:

— Как и ожидалось. Могу я предложить тех, кто, по моему мнению, поможет тебе лучше всего?

— Нет, — прямо сказал Тирион. — Ты предоставишь лишь тех, кого я попрошу.

— А ты нагл, учитывая то, что ты обращаешься к Богу, — сказал незнакомец.

— Никакой ты не бог, — парировал Тирион, — а всего лишь трус, прикрывающийся слишком огромной мощью, чтобы кто-то мог с ним спорить. Вместо того, чтобы взглянуть своей ответственности в лицо, ты бежишь её, отдаёшь её кому-то другому.

В голосе незнакомца не было гнева, когда тот ответил:

— Ты смеешь?

— Я знаю тебя потому, что я по-своему был тобой, — заявил Тирион. — Я презираю твою слабость, но я всё равно буду тебя использовать.

Лицо Сэйлендора сохраняло нейтральное выражение:

— Ладно. Говори, чего желаешь. Мне всё равно. Кого тебе вызвать?

Тирион улыбнулся.

* * *

Пот стекал по лицо Джорджа, сидевшего в высокой траве рядом с охотником. Он не мог вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь был столь же несчастен, но было ясно, что стрелка его комфорт не волновал.

— Мы здесь уже не один день, — ныл Джордж. — Никто не пришёл. Ты не думаешь, что мы только зря тратили время?

— Он уже был здесь, — сказал Чад. — Но я не думаю, что он нас заметил.

— Правда? — спросил Джордж, изумившись. — Откуда ты знаешь?

— Потому что мы до сих пор живы, — сказал охотник. — Тебе следует поздравить себя. Твоя мама тобой бы гордилась, — с сарказмом добавил Чад.

Джордж сжал губы, услышав такие слова. За последние несколько дней он привык к ремаркам Чада, но охотник всегда находил новые способы до него докопаться.

— Тебе не помешало бы чуть приятнее быть, — с некоторой горечью сказал он. — Как моя мать.

— Будь я твоей матерью, ты не дотянул бы до взрослой жизни, — сказал Чад. — Я думаю, что ты — ёбаный дебил. — Тут он мило улыбнулся: — Но я это имею ввиду «приятным» в приятном смысле.

— Да как можно… забей, — отозвался Джордж. До него начало доходить. Вместо этого он вернулся к первоначальному вопросу: — Что заставляет тебя думать, что он был здесь?

— Потому что этот ублюдок — не дурак. Ты сказал, что его дальность больше, чем у тебя. Полагаю, он подобрался настолько близко, насколько смог, а потом удалился, когда не заметил нас. Он ожидает засады.

— Тогда мы с тем же успехом могли оставаться в моём поместье, — возразил Джордж. — По крайней мере, там было бы удобно. Судя по твоим словам, мы ничего не добились.

Чад одарил его взглядом, который говорил о многом. Основной темой этих многих речей, похоже, было что-то связанное с тем, что он в жизни не видел никого более тупого:

— Каждый раз, когда я начинаю хоть чуточку тебя уважать, ты говоришь что-то вот такое.

Джордж не клюнул на подначку. Он лишь молча вперил гневный взгляд в своего мучителя.

— Во-первых, мы знаем, что больше сюда никто не приходил, — объяснил Чад. — Это избавляет нас от одного крупного повода для беспокойства. — Во-вторых, мы знаем, что наша добыча не глупа. Они в курсе, что это может быть ловушкой. Самая разница заключается в том, как мы отреагируем, когда наступит решающий день.

— В смысле? — спросил Джордж. — Ты разве не собираешься просто стрелять в него, когда он объявится?

— Они, — поправил стрелок. — Он не придёт один. И первым тоже не явится. Охота на людей — это не как охота на оленей, парень. Они гораздо опаснее, особенно этот. Одно неверное движение — и ты станешь жертвой, а не охотником. Начнёт он с нападения поменьше, надеясь раскрыть заготовленные для него Мэттью сюрпризы. Возможно, он запланирует даже второй удар, прежде чем явит себя. У кого в рукаве будет последняя уловка, тот и выйдет победителем. Вот, почему мы будем ждать.

— И сколько нам ждать?

— Пока кто-нибудь не проиграет. Если это Тирион — отлично. Я просто позабочусь о том, чтобы он не выжил. Если же это будут Мэттью и остальные, то я буду кинжалом в спину, который положит конец нашему общему врагу, — сказал Чад.

Джордж был в шоке:

— А если он убьют их, пока мы тут сидим, дожидаясь момента?

— Мы не в песочнице, мальчик, — отрезал охотник. — Мы ставим на кон наши жизни. Будем надеяться, что мы сможем определить, кто будет проигравшим, до того, как всё зайдёт настолько далеко — но в этой игре гарантий нет никаких. Люди умрут. Если тебя это бесит — отлично. Мне на самом деле похуй, потому что я всё равно скорее всего сдохну ближе к концу. Если тебе это не нравится, можешь плюнуть мне на могилу. Но пока я не мёртвый, я планирую все усилия приложить, чтобы успеть убить этого уёбка.

— Если он попытается нанести им вред, я не буду сидеть и ждать, — с серьёзным видом предостерёг Джордж.

— Именно поэтому ты будешь вон там, — сказал Чад, указывая на противоположную сторону поля. — Чтобы ты ничего мне тут не засрал. Если выскочишь, и я сочту, что момент верный, то я тебе помогу — но на такую удачу не надейся. Скорее всего ты просто убьёшься.

Чад открыл свой рюкзак, и вытащил мех с водой. Он сделал долгий глоток, прежде чем продолжить:

— Советую тебе подождать, пока не увидишь, что я начал действовать. Если всё выглядит хорошо, то ты сможешь сделать что-то полезное. Если нет, тебе следует использовать эти твои магические силы, чтобы исчезнуть и броситься бежать. Как бы то ни было, я скорее всего умру.

Это окоротило Джорджа:

— Умрёшь?

Охотник пожал плечами, а затем развёл руки, указывая на широкое поле, где они находились:

— Это — не лучшее место для стрелка. Как думаешь, что случится, когда я себя раскрою? Надежда на то, что Тирион будет мёртв — но есть немалая вероятность того, что его спутники будут живы. Как только они меня заметят, то сразу вломят.

Вечно упрямый, Джордж отказывался сдаваться:

— Не будет такого. Мы не одни. Уверен, Мэттью что-то запланировал.

Чад сделал ещё один глоток, посетовав наверное уже в сотый раз, что у него нет ничего крепче воды:

— Не рассчитывай на чужие планы, мальчик. Ни к чему хорошему это не приведёт. Если ты действительно хочешь помочь, то подожди, пока я начну, а потом сделай что-нибудь крупное. Устрой достаточно большой отвлекающий манёвр, и, возможно, я смогу продолжать стрелять достаточно долго, чтобы убить побольше врагов. Чёрт, я, может, даже выживу.

Джордж какое-то время молчал, размышляя. Затем спросил:

— Ты действительно так думаешь?

Чад поднял голову от травы, и посмотрел Барону в глаза, поймав его взгляд. От выражения в его глазах Джорджа пробрало холодом:

— Нет. Начинать перестрелку посреди открытого поля без нормальной защиты — это самое глупое решение за всю мою полную глупых решений жизнь. Если бы я хотел жить, меня бы здесь не было.

Глава 43

По полю дул прохладный бриз, хотя по сравнению с горами он был почти тёплым. Грэм оглядел остальных. Он был в последней группе, перенёсшейся с Керэн, и хотя перенос потребовал меньше нескольких минут, в несколько ходок, Мэттью и Айрин уже начали готовиться.

Всё происходило слишком быстро.

Грэм посмотрел на свою мать:

— Мне не нравится твой план, — сказал он ей. — Хотя бы позволь мне стоять рядом с тобой. Если что-то пойдёт не так, я смогу этому помешать.

Роуз бросила на него спокойный взгляд:

— Если ты это сделаешь, то ничего не получится. Моя жизнь должна по-настоящему быть в опасности.

— Тогда позволь кому-то другому это делать, — парировал он. — Тебе не нужно быть здесь. Если он готов был прийти ради тебя тогда, то ради одного из своих детей он уж точно явится.

Его мать подняла бровь:

— А если всё пойдёт не так? Из всех, кто здесь находится, мной пожертвовать легче всего. Эта штука, которую они создали — ей нужны все четверо.

— Мойра, — сказал Грэм, игнорируя свой внутренний стыд.

— Ты имеешь ввиду Мёйру, — поправила Роуз.

— Без разницы, — проворчал он. — Она не нужна для того, чтобы всё получилось, и она — не одна из его детей.

— Он прав, — сказала Мёйра, стоявшая сзади и слушавшая их.

Роуз оглянулась на неё:

— Молчи, девочка. Если всё станет так опасно, как предвидела Линаралла, то ты понадобишься для защиты. Это — единственное, что я могу сделать. Так позволь же мне сделать это.

Сэр Сайхан стоял в нескольких футах от них, в полной броне и с тяжёлым арбалетом в руках. Алисса стояла рядом с ним, тоже в латах, а в руках у неё было предпочитаемое ею зачарованное копьё. Не используя ворот, старый воин натянул стальную тетиву, используя лишь свои облачённые в перчатки руки, и уложил болт в паз:

— Мне тоже это не нравится, Грэм, — объявил он. — Но это было идеей твоей матери, и Мэттью на это согласился. Вместе они умнее, чем все мы вместе взятые. Не вижу альтернатив.

Грэм ощутил, как по нему пробежала дрожь страха. Отчаявшись, он повернулся обратно к матери:

— Позволь кому-то другому это делать, — взмолился он. Он указал на Сайхана: — Дай его мне.

Старый рыцарь цинично посмотрел на него:

— Не будь идиотом. Никто здесь не верит, что ты на это способен. — Он позволил своему взгляду обещать остальных: — Из них уж точно никто не смог бы. К тому же, если всё пойдёт не так, и она умрёт, кто ещё сможет вынести вину?

Алисса подала голос:

— Позволь мне.

Сэр Сайхан мрачно хохотнул:

— Ты хочешь, чтобы твой будущий муж тебя ненавидел? Хочешь быть женщиной, которая убила его мать?

Роуз зыркнула на массивного рыцаря:

— Чепухи не говори. Никто не умрёт. По крайней мере — не от этого. Он придёт.

Керэн кусала губу:

— Но как? Я могу переместиться в любую точку мира усилием мысли, но даже я не могу остановить арбалетный болт почти совсем без подготовки.

— Он может, и остановит, — уверенно сказала Роуз. — Он уже сделал почти то же самое уже трижды. Один раз — для меня, один — для Мэттью, и ещё раз, когда Мёйра хотела убить себя. Я не буду притворяться, что понимаю, как он это делает, но я знаю, что он может.

Стоявший поодаль Мэттью окликнул их:

— Мы готовы.

— Где мне стоять? — спокойно спросила Роуз.

— Вон там, — сказал Мэтт, указывая на место где-то в двадцати ярдах, прежде чем указать Сайхану в другую сторону: — Если он встанет там, то устройство будет прямо между вами.

Даже Элэйн нервничала, хотя никто из них не мог её видеть. Её голос послышался из, казалось, пустоты:

— Ты уверен, что он не сможет ощутить эту штуку? — спросила она.

— А ты можешь? — спросил Мэттью.

— Нет, — сразу же ответила Элэйн. — Но даже если он не заметит ловушку, он может не появиться там, где ты хочешь.

— Любая точка в радиусе двадцати ярдов сойдёт, — сказал Мэтт. — Хотя середина была бы лучше всего. Но я не думаю, что будет разница.

— Почему ты так думаешь? — спросила Керэн.

— Потому что я считаю, что он этого хочет, — сказал Мэттью, рассеянно потирая тыльную сторону своего металлического кулака о куртку, будто он мог отполировать идеальный зачарованный металл. Это был признак того, что он нервничал: — Если он может обнаружить то, что одному из нас грозит опасность, то я думаю, что он сможет разобраться в том, что мы делаем. Если он появится не там, то я попытаюсь ему объяснить.

— Если ты слишком приблизишься к нему, то умрёшь, — объявила Мёйра. — Не думаю, что он может управлять своей силой. Вот, почему он к нам не вернулся.

— Хватит, — сказала Роуз. — Давайте не будем затягивать. — Она говорила со своей обычной уверенностью и властностью, но в душе она волновалась, что струсит. Она сложила руки перед собой, чтобы не было видно, как они дрожат.

Керэн исчезла, забрав с собой Элэйн, чтобы дожидаться на выбранной ими точке наблюдения, пока Мэттью, Айрин, Коналл и Линаралла разошлись по своим намеченным позициям в углах ничем не обозначенного квадрата со стороной в тридцать ярдов. Все они усилили свои щиты. Когда они приготовились, Сайхан поднял арбалет, тщательно наведя его на грудь Роуз. Он прилежно упражнялся последние несколько лет, чтобы попасть точно в цель. Тяжёлый болт не промажет, а если всё пойдёт не так, как планировалось, то он хотя бы не даст Роуз страдать перед смертью. Снаряд пробьёт ей сердце, и закончит её жизнь настолько безболезненно, насколько можно.

Грэм и Алисса стояли на расстоянии более чем в сотню ярдов, и не могли вмешаться, когда палец здоровяка завис над спусковой скобой. Напряжение наблюдавшего за этим молодого рыцаря можно было почувствовать на ощупь. Алисса положила ладонь ему на плечо, но это почти никак не снижало напряжение в его мышцах — он боролся с собой и со своим желанием остановить происходившее.

— Не могу на это смотреть, — сказал Грэм, не отводя взгляда от происходившей перед ним сцены. — Я передумал. — Он сделал шаг, начиная двигаться вперёд.

Рука Алиссы не отпускала:

— Верь ей… — слова ещё только срывались с её губ, когда с резким щелчком арбалет произвёл выстрел, после чего всё сразу завертелось.

Послышались два мужских голоса, кричавших от ужаса, не в силах поверить в происходившее. Один из них принадлежал Грэму, но второй — новому человеку. Рядом с Грэмом и Алиссой стоял человек с массивным телом, не уступавший Сэру Сайхану или самому Грэму. Незнакомец был облачён в полные латы, и нёс двуручный меч, который Грэм мгновенно узнал, ибо этот меч был его собственным. На его эмалированном нагруднике был герб рода Торнбер.

Всё это было воспринято в миг ослепляющей боли, поскольку на поле появился столб чёрного пламени, в точности между Роуз и Сэром Сайханом. Исходивший от столба жар был совсем не теплом, но обжигающая боль заставила Грэма, Сайхана, Алиссу и незнакомца упасть на землю, извиваясь в агонии от начавшейся смерти.

Лишь четверо волшебников остались стоять, едва-едва. Мэттью и остальные были укрыты самыми сильными щитами, на какие они были способны, но даже этого не хватало, и они стали один за другим падать на колени, силясь завершить свою задачу.

* * *

На краю времени, в месте-которое-не-место, я наблюдал за медленным осыпанием кристалла, содержавшего вселенную — и был не в силах остановить это. Боль моя уже прошла, и даже мои эмоции по большей части омертвели. Ничто уже не имело значения.

Я хотел сна, благословенного освобождения грёз, где я смогу забыть эту жизнь и всё то, что в ней пошло не так. Я боролся со сном, поскольку знал, к чему он приведёт, но с каждым проходившим мигом это казалось мне всё менее важным.

Прозвонил колокол, крошечный звон в моём сознании, всё нараставший по мере звучания. Сперва я не мог его понять, но в конце концов мой разум начал обращать на него внимание. Лежавший передо мной огромный бриллиант мира стал резче, и я осознал, что звук шёл из одной точки внутри него.

«Роуз».

В этот миг я увидел её, стоявшую на открытом поле, и к ней медленно приближалась смерть. Появившись рядом, я бы скорее всего её убил, но если бы я ничего не сделал, то её смерть была бы гарантирована. Мои родные находились там, наблюдая со странным ожиданием, поэтому я позаимствовал толику вечности, и порылся в их мыслях и воспоминаниях. Там я нашёл надежду. Моему сыну удалось — он отыскал решение. По мне пробежало лёгкое чувство гордости, смыв печаль, сопровождавшую знание того, что я никогда не смогу сказать ему или остальным, насколько я ими гордился.

У их плана была одна маленькая проблема. Роуз была слишком близко, и, лишённая какой-либо защиты от моего присутствия, обратилась бы в пепел. Однако у меня было решения, и я как можно мягче закрутил вокруг неё пространство, отправив её в безопасное место.

Позаботившись об этом, я появился, сжав себя до такого размера, чтобы я мог стоять на поле там, где они меня хотели видеть. Я силился удерживать свою силу, и по большей части это получилось, но воздействие всё равно было слишком сильным, чтобы они могли долго выдерживать его.

В бесконечный миг я смотрел на своих близких, и по моим щекам стекали огненные слёзы при виде боли, которую им приносило моё присутствие. Мне хотелось говорить, сказать им, как я их любил — но я боялся, что звук их уничтожит, поэтому молчал. К тому же, моё время было слишком сильно сжато — они не смогли бы меня понять, а если бы я позволил оставаться дольше нескольких секунд, то убил бы их одним лишь своим присутствием.

Однако один из находившихся там людей был странным. Рядом с Грэмом и Алиссой стоял мой старый друг, Дориан Торнбер. «Зачем он здесь?». Это что, из-за меня? Неужели он был моим последним прощанием для Роуз? Я не знал ни о чём подобном, и это казалось мне жестоким. Он наверняка исчезнет сразу же после меня, но, с другой стороны, он мог и продержаться достаточно долго, чтобы попрощаться с семьёй как положено.

Я ослабил свою хватку на времени, и оно начало медленно течь подобно сиропу. Арбалетный болт, с помощью которого они меня вызвали, осыпался прахом ещё до того, как достиг меня, а потом вокруг меня начали расти золотистые стены, запирая меня в ином измерении, в месте, где я больше не мог им угрожать.

Когда золотистый куб отвердел и замкнулся, я не мог не восхититься им. Мои дети создали нечто невероятное — чары, которые могли уничтожить даже истинного бога, покуда тот оставался достаточно неподвижным, чтобы дать им сработать. «Они хорошо справились, Пенни», — сказал я себе, гадая, могла ли она меня слышать.

А потом чары пришли в действие.

* * *

Боль прошла почти сразу же после того, как появилась, заставив Грэма с облегчением втянуть в себя воздух. Подняв голову с земли, он оценил ситуацию. Золотистый куб стоял между четырьмя волшебниками, застывшими на месте, вытянув руки и полностью отдавшись работе.

Грэм видел, что Сэр Сайхан с трудом поднимался на колени, оставив арбалет лежать на земле рядом, но Роуз нигде не было видно. Это его встревожило, но ему нужно было встать на ноги, прежде чем что-то делать. Повернувшись на бок, он посмотрел на женщину рядом с собой:

— Алисса, ты… — Он не смог завершить фразу, так как что-то врезалось ему в висок, отбив его в сторону с такой силой, что у него на миг потемнело в глазах.

Когда он снова смог видеть, то услышал звон стали о сталь. Наверное, он потерял сознание, поскольку уже наполовину стоял на ногах — сильные руки Алиссы поднимали его с земли.

— Надо ему помочь! — крикнула она.

— Кому помочь? — спросил Грэм, всё ещё выбитый из колеи — его взгляд ещё только начал фокусироваться.

— Моему отцу, — ответила она, делая шаг прочь и поднимая своё копьё. Затем она добавила: — Он проигрывает. — Судя по тону её голоса, она не могла в это поверить.

Грэм понял, когда увидел происходившее перед ними. Рядом сражались двое облачённых в броню рыцаря, сверкая клинками на солнце. Один из них был Сэр Сайхан, вооружённый одним из солнечных мечей, созданных Мордэкаем многие годы тому назад, а вот второй был недавно появившимся — и вооружён был мечом, который выглядел как Шип Розы. Что было невозможно.

— У меня галлюцинации, — пробормотал Грэм, глядя на себя. Он всё ещё был в броне — в броне, которая являлась частью перекованного Мэттью меча. Произнеся командное слово, он призвал само оружие, и оно появилось в его руках — идеальная копия меча незнакомца… за одним исключением. В рукояти его меча был массивный рубин, сердце его отца, и камень пульсировал таким красным светом, какой Грэм никогда прежде не видел. Свет гудел быстрым и равномерным биением, будто рубин ожил.

Грэм со странным чувством удивления коснулся камня рукой, и почувствовал жар даже сквозь броню. Немея от шока, он поднял взгляд на человека, постепенно пробивавшегося через защиту Сэра Сайхана:

— Отец?

Глава 44

Сайхан сражался так, как не сражался уже годами — он боролся за свою жизнь. Места для мыслей или стратегии не было, поскольку его противник был быстрее мысли, сильнее стратегии. Сайхан знал его до мельчайших подробностей, поскольку в прошлом они были друзьями, и, иногда, врагами.

Во время их последней крупной схватки он был лучше, проиграв лишь потому, что Дориан был готов пожертвовать собой ради победы. Но это уже было не так. Сайхан постарел, и боль от полной насилия жизни засела в его костях. Несмотря на драконьи узы, Дориан был сильнее, быстрее, и владел мечом так же, как и всегда — идеально.

Сайхан не мог видеть лицо старого друга из-за надетых на них шлемов, но знал, как оно должно было выглядеть, поскольку чувствовал ярость в мече врага, пробивавшего его блоки снова и снова. Даже когда он идеально парировал удары, Дориан пробивал парирования, заставляя собственный клинок Сайхана биться о его доспехи.

Сайхан импровизировал, как обычно, но на открытом поле вариантов у него было мало, а Дориан предвосхищал каждую уловку и комбинацию, обращая их в свою пользу. Сайхан проигрывал, и хотя он был облачён в зачарованную броню, он знал, что та не устоит перед мощью ударов Дориана, если им позволить попасть в полную силу.

Сайхан пережил тысячи схваток на мечах, но теперь ощущал нечто новое. Он боялся, ибо сейчас, в отличие от прошлых раз, он хотел жить. Причина, вызвавшая эту жажду жизни, бежала ему на помощь — Алисса подняла копье, намереваясь отогнать Дориана прочь от её отца.

Её форма была безупречна, когда она нанесла глубокий колющий удар копьём, целясь Дориану в бедро, где наконечник мог найти точку соприкосновения, передав силу удара, не соскользнув в сторону — но несмотря на её искусность, удар не достиг цели. Дориан согнул колени, что позволило ему отразить смертоносный удар нагрудником, в то время как его меч продолжил свою непрерывную траекторию, ударив Сайхану в плечо, прорвав металл и глубоко вонзившись в плоть.

Дориан не медля махнул клинком назад, развернулся быстрее, чем даже Алисса смогла предугадать — и вогнал набалдашник рукояти двуручника в лицевую пластину её шлема. Оглушённая, она упала спиной вперёд, и уже в падении увидела свою грядущую смерть. Меч поднялся, и теперь снова опускался в мощном полном ударе, который грозил разрубить её пополам, если судить по его эффекту наброне Сайхана.

Меч остановил идентичный клинок, когда Шип Грэма встал на его пути. Оба клинка опустились под силой удара Дориана, пока не зависли в воздухе прямо над шеей Алиссы.

— Остановись! — закричал Грэм.

— Твоя смерть наступила в тот момент, когда тебе вздумалось защитить человека, угрожавшего моей жене, — послышался голос Дориана, звучавший глухо и металлически из-под его шлема. После чего Шип метнулся вверх в обратном ударе, грозившем снести Грэму голову с плеч.

Разразился шторм стали и искр, когда два закованных в металл титана вступили в серьёзную схватку. Алисса откатилась, заворожённая и поражённая боем, свидетелем которому она стала, но времени на рефлексию у неё было мало. Её отец лежал на земле, и его кровь вытекала, впитываясь в землю. Ей нужно было найти способ унять кровотечение, пока он не истёк до смерти.

Битва Грэма и Дориана бушевала с неукротимой свирепостью — они бились, махая в воздухе двуручными мечами с такой скоростью и лёгкостью, что те казались скорее рапирами, чем шестифутовыми стальными клинками, которыми на самом деле являлись. Они двигались туда-сюда, тяжело ступая по сухой траве — их мечи постоянно сшибались, то высоко, то низко, а их тела смазывались в движениях, за которыми нельзя было уследить одними лишь глазами.

Грэм сражался, комбинируя технику и подсознательную боевую интуицию, которой научился у Сайхана, а его отец нападал с грацией и идеальной формой, которые выработал за полную тренировок в этом искусстве жизнь. Алисса подняла на них взгляд от своих отчаянных трудов, но даже её намётанный глаз не мог определить, кто одерживал верх.

Грэм хотел что-то сказать, окликнуть человека, которого ему так долго не хватало, но клинок Дориана был слишком смертоносным, чтобы его можно было игнорировать. Лишись он на миг сосредоточенности, и меч напился бы его крови. Ему хотелось верить, что его броня смогла бы остановить удар, но он уже видел, что произошло даже с зачарованными латами. Вместо этого он заглушил свой разум, и позволил телу говорить вместо него, отражая удары, нёсшие в себе необузданную силу неофита, облачённую в идеальные движения мастера.

Краем глаза он видел, как Алисса работала над своим отцом, и был рад, что она отвлеклась. Если бы она попыталась вмешаться в бой, то он сомневался, что смог бы спасти её от последствий этого решения. Человек, с которым он сражался, казался облачённым в сталь демоном — неудержимым и неумолимым.

Где-то глубоко в душе Грэм обнаружил, что получает удовольствие. Это был бой, который он всегда воображал, будь у него шанс сразиться с наставником в его лучшие годы. Во время учёбы у него всегда создавалось впечатление, что его отец каким-то образом чуть уступал Сайхану, но теперь он знал правду. Его отец был образцовым воином, и заставлял Грэма выкладываться по полной. На ином поле боя он, как ему думалось, смог бы вести схватку менее сложно, но здесь, на плоском и пустом поле к северу от Реки Глэнмэй, он только и мог, что не дать себе умереть.

Меч Дориана замедлился, когда тот возвращал себе равновесие после удара. Изменение было почти незаметным, но оно приглашало Грэма перехватить инициативу. Это была ловушка, и Грэм ясно это видел, облачённый в свой приглушённый разум, но он всё равно воспользовался этой возможностью. Шагнув вперёд, он притворился, что поддался на уловку, но в последний миг выпустил рукоять Шипа из левой руки, и отражая смертоносные последствия намеренной ошибки правой, ударил открытой левой ладонью в нагрудник Дориана, оттолкнув его на несколько футов.

В короткий период времени, который ему благодаря этому открылся, он крикнул противнику:

— Стой! Я — твой сын!

— Ложь, — воскликнул его отец. — Мой сын — ребёнок. — Держа меч наготове, Дориан шагнул вперёд, снова вступая в схватку.

На этот раз Грэм отступил, отскакивая назад:

— Прошли годы! Я вырос. Это я, Грэм! — Слова стоили ему части сосредоточенности, и он едва избежал очередного смертоносного удара. Сжав зубы, он снова поднял Шип: — Ладно. Если не веришь мне, то я докажу тебе это на твоих костях. — Он позволил словам сорваться со своих губ, и, уклонившись от следующего удара, повернулся обратно к отцу, впервые пойдя в наступление.

Их мечи звенели диссонирующей симфонией насилия — Грэм наносил череду ударов, заставляя рослого противника отступать. Наблюдатель подумал бы, что Грэм был одержим духом ярости, но внутри своей стальной брони Грэм был закутан в пустоту — его разум и тело были в состоянии, где мыслей не существовало. В нём не было ничего кроме чистоты движения.

Невероятно, но Дориан начал сдавать позиции. Алисса наблюдала за ними, пока сама сидела рядом с отцом, держа импровизированный жгут, который она наложила, сняв часть его брони. Её воинский взгляд читал течение боя, и она начала видеть сомнение в движениях Дориана. Там, где раньше она боялась за жизнь Грэма, теперь она начала бояться, что он уничтожит своего собственного родителя, ибо в движениях Грэма не было ни сострадания, ни участия. Он больше не бился для защиты, или даже для победы. Он сражался для того, чтобы убить. Она прокляла свою собственную неуклюжесть, когда её пальцы соскользнули, завязывая узел на жгуте.

Меч Грэма был ослепляющим шквалом стали, тесня его отца, но хотя его удары казались бездумными, они таковыми отнюдь не были. С каждым ударом Дориан был вынужден отвечать всё дальше и дальше от центра, пока наконец не оказался в беззащитном положении. Клинок Грэма пошёл вбок, вниз, а потом снова вверх обратным ударом, который должен был попасть Дориану в правую подмышку, и закончиться под его левым плечом.

Алисса увидела приготовления к последнему удару за несколько секунд до его осуществления, и крикнула ему:

— Грэм, стой! Позволь ему додумать!

Внутри своей оболочки пустоты Грэм услышал её, и промедлил. За эту долю секунды Дориан вернул себе равновесие, и прыгнул вперёд, ударив рукоятью меча молодому человеку в лицо, заставив его покатиться по земле. Оглушённый, Грэм уставился вверх на своего отца, пока близнец его собственного меча возносился к небу.

Алисса закончила затягивать жгут, и с молниеносной быстротой подскочила, бросившись бежать. В сердце своём она знала, что опоздала. Она не могла остановить удар, но и себя остановить не могла. «Если он умрёт, то умрёт не один».

На её глазах броня Грэма исчезла, оставив его незащищённым и уязвимым — он смотрел вверх на человека, который раньше был лишь воспоминанием. Нырнув вперёд, Алисса упала на Грэма, когда меч обрушился вниз.

Удар внезапно прекратился, а потом меч Дориана отступил, снова поднявшись в положение готовности. Из своей позиции он мог прикончить их обоих раньше, чем они успеют шелохнуться.

— Сними шлем, — рявкнул он Алиссе. — Дай мне увидеть твоё лицо.

Миновали долгие секунды, пока она возилась с ремешками, прежде чем её шлем был снят с её головы. Глаза Дориана расширились, когда он увидел её лицо и плотную косу волос на её затылке.

— Женщина? Кто ты?

Она посмотрела ему в глаза, смаргивая слёзы, но на её лице не было страха:

— Я — та, кто любит твоего сына больше собственной жизни.

Дориан перевёл взгляд с неё на Грэма, а потом его руки будто потеряли силу, позволив мечу опуститься к земле:

— Это правда?

— Меня зовут Грэм Торнбер, — ответил Грэм. — Сын Дориана Торнбера и Роуз Хайтауэр. Я был назван в честь моего деда, тобой назван, если ты — действительно Дориан Торнбер.

— Мой сын был ребёнком, — сказал Дориан с замешательством в голосе.

— Тебя не было уже много лет… Отец, — сказал Грэм. — Ты умер, удерживая каменный монолит, чтобы спасти нас.

Дориан потряс головой, будто пытаясь прочистить её, затем поднял меч, указывая им на Сайхана:

— Зачем? — спросил он.

— Мой отец сделал это по приказу Леди Роуз, — ответила Алисса. — Чтобы призвать Мордэкая. Нам нужно было это сделать, чтобы остановить конец света.

— Твой отец?

— Сэр Сайхан, некогда бывший тебе другом, — объяснила она.

— У Сайхана была дочь? — сказал Дориан, отказываясь верить в это, а затем его взгляд сместился на лицо Грэма, и его глаза увлажнились: — А вы…?

— Мы собираемся пожениться, — сказал Грэм. — Если мир не придёт к концу.

Вогнав меч в землю, Дориан снял свой шлем, позволив им увидеть его лицо. Оно было красным, потным, и полным необузданных эмоций. Нагнувшись, он протянул руку сначала Алиссу, потом Грэму, помогая им встать на ноги. Затем он указал на четверых волшебников, заставших на месте:

— Это кто?

— Дети Мордэкая, — сказал Грэм. — Мы все выросли.

— А что Карисса? — спросил Дориан сдавленным голосом. — У моей дочери всё хорошо?

* * *

Тирион улыбнулся, когда бой подошёл к концу:

— Хорошо получилось, хотя я мог бы надеяться, что крови будет больше.

Он стоял менее чем в двух сотнях ярдов от происходившего. Рядом с ним были Лэйла, Бриджид, Раян, Блэйк и Пайпер. Помимо Лэйлы, все они были его детьми, и были мертвы уже более двух тысяч лет. Он хотел ещё и Эмму, но бог отказался, заявив, что архимаг мог всё испортить. Он также хотел бы иметь рядом Абби, но, учитывая их последнюю встречу, доверять ей он бы не смог.

Две тысячи лет тому назад он делал из своих детей убийц, и те, кто сейчас стоял рядом с ним, были наиболее доверенными, благодаря их боевому уму и эффективности. Ему было почти жаль его врагов. У детей Мордэкая не было никаких шансов, даже не учитывая тот факт, что самые лучшие из них были по сути беспомощны, работая над чарами.

Призыв Дориана был действенным методом, позволившим ему оценить план и защиту Мэттью. Очевидно, что его оставшиеся союзники, Керэн и Элэйн, прятались, скорее всего неподалёку. Эти двое, и печальная кучка зачарованных воинов, приходивших в себя на поле, не должны были создать никаких особых сложностей.

— Будем наступать? — спросил Блэйк. — Мы же видим, что они слабы.

Раян, как всегда осторожный, покачал головой:

— Это не выманило их всех. Мы знаем, что ещё двое магов прячутся, и мы пока что не видели никаких следов драконов.

Тирион потёр подбородок, затем послал свою силу в землю, создавая сетку из линий, расходившихся по всему полю. Сразу выделились четыре точки — три мага, и четвёртый, не бывший магом, но имевший эйсара больше обычного.

— Драконов спрятать он не смог, — протянул он. — Он, наверное, оставил их на довольно большом расстоянии, а потом подгадал их взлёт, чтобы застать нас врасплох.

— Ты в этом уверен? — спросил Раян.

Тирион покачал головой:

— Нет, но я бы поступил именно так. Тот, кто ими командует, как минимум не уступает тебе умом. — Он показал влево и вправо, выбирая Блэйк и Пайпер: — Бейте, отдельно, слева и справа. Есть три мага, и ещё один, наверное похожий на воинов, которых вы уже видели. Двое — Прэйсианы. Вы знаете, что с ними делать.

Указанные им дети пошли выполнять команды, а Бриджид зыркнула на него:

— Отец, — прорычала она.

— Молчать, — отрезал он. — Поверь мне. Я сберегаю самое лучшее напоследок.

Глава 45

Керэн и Элэйн стояли вместе, наблюдая за концом битвы между Грэмом и новым человеком. Они были спрятаны под завесой, перекрывавшей магический взор, и большую часть видимого света. Вид им открывался через крошечное окно в завесе, которое оставила Элэйн.

— Надо пойти помочь Сайхану, — предложила Керэн. — Его рана выглядит серьёзной.

Элэйн покачала головой:

— Дело слишком важное, чтобы рисковать. Алисса остановила кровотечение. Мы не выдадим себя, пока не появится настоящая угроза.

— Настоящая угроза? — недоверчиво спросила Керэн, указывая руками: — А этого закованного в сталь монстра ты как называешь? Он едва Грэма не зарубил! Кто он вообще такой?

Элэйн пожала плечами:

— Не уверена, но на его нагруднике герб Торнберов. Кем бы он ни был, они, похоже, помирились. Мы ждём, пока себя явит истинный злодей. Вот, почему они стоят там, у всех на виду — чтобы выманить врага.

Тут они ощутили импульс эйсара прямо из земли.

— Что это было? — сказала Керэн.

На лице Элэйн отразилось беспокойство:

— Нас заметили. Они знают, где мы.

— Я могу довольно легко это исправить, — отметила Керэн, пытаясь скрыть волнение в своём голосе.

— Я сейчас ненадолго сниму завесу, чтобы мы могли получше осмотреть поле, — сказала Элэйн. — Когда я верну её обратно, перемести нас. — Как она и сказала, завеса исчезла, и магический взор обеих женщин начал работать как обычно. Они мгновенно заметили две фигуры, бегущие на юг: одна — к ним, а вторая — на другую сторону поля. Обе лучились невероятно мощным эйсаром, и выглядели укрытыми крепкими щитами.

У Элэйн пересохло во рту, и она услышала, как Керэн прошептала рядом с ней:

— Срань господня.

Завеса снова вернулась на место, и Элэйн посмотрела на Керэн:

— Ты готова?

— Нет, постой, — сказала Керэн. — Кто из них — Тирион?

— Не уверена, — ответила Элэйн. — У обоих эйсар как у Айрин или Коналла. Нам придётся разбираться с ними по одному. — Её пальцы сжали рукояти её зачарованных хлыстов. — Перемести нас чуть впереди и сбоку от того, что ближе, а потом телепортируйся на другую сторону. Я сброшу завесу, и мы ударим его с двух сторон.

Керэн согласно кивнула, крепко сжимая губы в линию. Секунду спустя она переместила их, потом телепортировалась прочь. Как только она покинула защиту завесы Элэйн, Керэн оказалась сбита с толку, поскольку ничего не могла видеть. Поле было полностью скрыто насыщенным эйсаром густым туманом, через который не мог пробиться ни её обычный взор, ни магический. В её ногах появилась дрожь, когда она пошла вперёд, укрепляя свой щит. Ничего не видя, она не была уверена, с какой стороны мог показаться противник, и не осмеливалась бить наугад, боясь попасть в Элэйн. Земля под её ногами время от времени пульсировала. «Он знает, где я», — осознала она лишь за секунду до того, как клинок эйсара рассёк туман, целясь ей в грудь.

Тут она бы и умерла, но внезапный силовой удар выбил землю у неё из-под ног, заставив и Керэн, и нападавшего упасть на землю. За ударом последовала огненная верёвка, метнувшаяся из тумана, захлестнувшись за покрытую татуировкой руку мужчины. Там она немного пошипела, не в силах пробить покрывавший его щит, а потом снова отпрянула, скрывшись из виду.

В состоянии ужаса, Керэн поспешно вскочила, не зная, что делать. Она услышала справа звук сражения, и пошла туда, хотя все её инстинкты кричали, чтобы она бежала. Бежала и не оглядывалась.

— Элэйн! — закричала она, и её не волновало, насколько глупо это может быть — выдавать свою позицию.

Сверкающая полоса актинического света пробила туман, едва не попав ей в голову, и секунду спустя она услышала противный, мокрых хруст. Запаниковав, Керэн сделала единственное, что пришло ей в голову — она послала широкую волну эйсара, чтобы рассеять туман вокруг себя, и когда воздух временно прояснился, она увидела сцену, которая будет преследовать её в кошмарах всю оставшуюся жизнь.

К ней катилась одна из серебряных рукояток хлыстов Элэйн, и вместе с ней катились несколько маленьких кусочков — она лишь запоздало осознала, что это пальцы. Сама Элэйн была на земле, в нескольких футах, и у неё не хватало обеих ног.

— Керэн, пора, — закричала её подруга. — Иди… — Её слова остались незавершёнными, когда рядом с ней из тумана показался покрытый татуировками человек, небрежно срубивший Элэйн голову с плеч.

Казалось, время застыло, пока Керэн глазела на человека, отнявшего у Элэйн жизнь. Он смотрел на неё в ответ своим пустым взглядом, как сама смерть. Она не видела в нём никаких эмоций — ни злобы, ни гнева. Не теряя времени, он двинулся к ней, не беспокоясь ни о чём кроме того, что ему надо прикончить следующего противника. Тут она поняла, что застыло не время — застыла только она.

Во второй раз за сущие секунды Керэн обнаружила себя на пороге гибели, и она была не в силах сдвинуться с места, скованная таким ужасом, какого никогда прежде не ведала. У себя в голове она вопила «шевелись, шевелись, надо двигаться», но ничего не работало.

Из тумана показалась массивная тень, и прежде чем татуированный демон добрался до Керэн, в него врезался огромный мужчина, сбив в сторону. Дориан Торнбер заревел, кинувшись вслед за противником, нанося горизонтальный удар двуручным мечом, чтобы разрубить врага надвое.

Татуированный волшебник мгновенно отреагировал, и вместо отступления шагнул вперёд, поймав рукоять Шипа одной рукой, не давая Дориану завершить удар. Керэн видела, как эйсар заполыхал вдоль его руки, когда он легко удержал удар могучего воина, в то время как вторая рука готовилась ответить взаимностью.

Но Дориан ещё не закончил. Дёрнувшись назад, он упал на спину, и ударил волшебника пятками в живот, отправив удивлённого противника к небу. Татуированный маг с выражением удивления на лице лениво взлетел в воздух, а пока он падал обратно на землю, Дориан перекатился на ноги, и уже ждал с мечом наготове.

Маг скрестил наручные клинки перед собой, чтобы заблокировать удар, но меч Дориана разрезал оба, и продолжил движение, разрубая человеку лицо, плечи и туловище.

— Уверенность — это хорошо, до определённого предела, — сказал здоровяк. — Но чрезмерная уверенность приводит к смерти. — Дориан поглядел на тело Элэйн, хотя Керэн не могла сказать, было ли его лицо печальным, поскольку оно было скрыто сталью. Затем он повернулся к ней: — Что бы она ни просила тебя сделать, теперь — самое время.

Керэн смотрела на него, всё ещё пребывая в шоке:

— О… она умерла из-за меня, — пролепетала она.

— Страх губит даже самых лучших мужчин. Храбрость означает, что ты встаёшь, и всё равно делаешь то, что нужно, — ответил воин. — Не живи со стыдом за то, что ты могла бы сделать. Вставай, и сделай её жертву осмысленной.

Резко дёрнув головой, Керэн сумела неуклюже кивнуть, и, приложив усилие мысли, исчезла.

* * *

На другой стороне поля был Джордж, и он бежал. Поначалу он спрятался так же, как и Чад, полагаясь исключительно на своё зачарованное кольцо, но как только появились два мага, стало очевидно, что враг узнал, где они прятались, и один уже двигался прямо к стрелку. Это в их планах не учитывалось.

У него не было времени думать или строить планы, он просто отреагировал. Ему нужно было увести врага прочь от охотника. Вскочив на ноги, он побежал прямо на мага, который, как он запоздало осознал, был женщиной. Она была низкорослой, но поджарой, с длинными карими волосами, и хотя она выглядела очень мало похожей на женщину, которую он прежде видел с Тирионом, она каким-то образом её напоминала.

Она также излучала столько силы, что страх пробрал его до пяток. Прямая схватка с ней не могла окончиться ничем хорошим. «Тогда зачем я бегу прямо на неё?» — подумал он. «А, верно, я же отвлекаю внимание. Напасть, и отступить». Собрав силу, он послал к ней быстрый разряд молнии.

Девушка — поскольку она явно была помоложе — резко повернула к нему голову, впервые заметив его обычным взглядом. А потом она сделала то, от чего у него отвисла челюсть. Она с идеальным расчётом протянула руку, и отбила молнию прочь, будто та была лишь назойливой букашкой. Её губы лениво скривились в полуулыбке, а ноги сменили направление, понеся к нему.

— Бля, — взвизгнул Джордж, развернулся, и побежал со всех ног, инстинктивно закрываясь плащом невидимости, покрывавшим всё кроме глаз. Земля под ним внезапно запульсировала, и он бессознательно метнулся влево. Мимо с треском прошёл силовой луч, едва не задевший Джорджа. Размер луча был обманчив, ибо обычно удар такой ширины не смог бы пробить его щит — но он чувствовал количество влитой в удар силы, и знал, что это было не так.

На его лбу проступил пот, пока он начал бегать зигзагами. Всё это время земля продолжала пульсировать, и тут до его сознания дошло то, что уже поняло его подсознание. Она отслеживала его движение через соприкосновение его ступней с землёй. Как эта женщина могла творить такую магию на бегу, одновременно пытаясь его убить, он понятия не имел — но останавливаться и спрашивать у неё он ни за какие коврижки не собирался. «Стреляй в неё, стреляй в неё, пожалуйста, ради всех богов, Чад, стреляй!» — мысленно твердил он на бегу.

В этот момент появился магический туман, заблокировавший обычный и магический взор, и Джорджу захотелось кричать от фрустрации. Земля продолжала пульсировать, и это говорило ему, что женщина всё ещё отслеживала его, пока он был по сути слеп. Это было настолько нечестно, что ему хотелось рвать на себе волосы, и он уже чувствовал во рту вкус собственной смерти.

— Как ты всё это делаешь? — заорал он, не в силах удержаться. Ответ пришёл в виде нескольких тонких лучей, пробивших туман с промежутками менее чем в фут. В него попал лишь один из лучей, но попадание разбило его завесу, его щит, и прожгло обманчиво маленькую дырку в его животе. Джордж в ужасе опустил взгляд, не чувствуя ничего кроме лёгкого жжения в желудке.

Игнорируя пульсировавшую в голове боль, вызванную разрушением щита, он побежал дальше. Мимо него в тумане промелькнула стройная фигура, и он повернулся, осознав, что это была Алисса. Остановившись вопреки себе, он окликнул её:

— Беги! Она убьёт нас обоих!

Конечно, она проигнорировала его предостережение. Никто его не слушал — никто никогда его не слушал. Неспособный ничего увидеть, Джордж сделал единственное, что ему пришло в голову. Упав на колени, он закрыл глаза, и создал дюжину копий девушки-рыцаря, послав их в атаку через туман бок о бок с ней, или, по крайней мере, там, где она была, по его мнению. Использование магии вопреки недавно перенесённому откату отозвалась вспышкой боли в его черепушке.

Когда Алисса появилась, Пайпер была готова. Она уже знала, что лишь одна из нападавших была настоящей, хотя не могла быть уверена, какая именно. Не устрашившись, она слегка согнула колени, придав себе больше устойчивости, и создала перед собой земляную преграду. Её глаза удивлённо расширились, когда копьё пробило и её земляную стену, и её чародейский щит, оставив в её боку глубокую рану.

Однако боль была её старой подругой. Оскалившись, она рванула землю вокруг себя вверх, превратив её в кружащийся вихрь ветра и грязи, уничтоживший иллюзии и отбросивший Алиссу прочь. Он также уничтожил магический туман, но тот ей уже не был нужен, и она пошла по открытой земле к своей павшей противнице.

Но после исчезновения тумана Грэм заметил её, и бросился в её направлении. Вместо поддержания вихря, Пайпер его развеяла, и, подняв руку, поймала Грэма своей силой напрямую. Она подняла молодого рыцаря с земли, заставив его беспомощно барахтаться в воздухе.

Находившийся неподалёку Джордж бессильно наблюдал за этим. Из его носа текла кровь — он пытался сфокусировать свою силу, чтобы сделать хоть что-нибудь. Он видел, как в десяти футах в воздухе броня Грэма начала сминаться, когда татуированная женщина-маг начала давить его одной лишь своей волей. Затем он увидел то, что дало ему новую надежду. Прямо позади этой чертовки появились двое его друзей, Керэн и Мёйра.

Пайпер отреагировала почти мгновенно, развернувшись и послав широкий силовой удар, чтобы вывести новых врагов из равновесия, однако Керэн его заблокировала, хотя и упала на колени от вызванного ударом шока. Пайпер собрала силу для второго удара, но затем её захлестнуло странное чувство. Её тело начало расслабляться, а её эйсар погас.

Она обнаружила, что смотрит в бесконечные чёрные омуты глаз Мёйры — она чувствовала её в своём разуме.

— Что ты делаешь? — пробормотала она. — Ты — Сэнтир? Где твои заклинательные звери?

— Ты никогда не встречалась с такими как я, — мягко сказала Мёйра. — Теперь мой заклинательный зверь — это ты.

* * *

Тирион всё ещё наблюдал за развитием событий, медленно шагая по полю боя. Лэйла держала над ними завесу, и хотя Раяну хватало наблюдения, Бриджид становилась всё более нетерпеливой. Её особо раздражал тот факт, что Лэйла ограничивала им обзор, чтобы избежать обнаружения.

— Всё уже почти закончилось, Отец, — пожаловалась Бриджид. — Почему ты не даёшь мне сражаться? — Выражение её лица показывало фрустрацию и ощущение того, что её предали.

— До конца ещё далеко, — ответил он. — Драконы ещё не прибыли.

Она зыркнула на него полными ненависти глазами:

— Битва не окончится, пока я не удовлетворюсь. Если не останется врагов, то удовлетворяться я буду твоей кровью.

Он знал, что это был блеф. Верность Бриджид по отношению к нему граничила с безумием, но вызов в её голосе его разгневал. Его рука метнулась со скоростью жалящей змеи, поймав её за горло:

— Ты всё ещё думаешь, что можешь со мной тягаться?

Она повернула лицо, чтобы посмотрел на него, и вместо страха или гнева в её взгляде было что-то иное — то, что заставило его нутро сжаться в отвращении. Желание.

— Нет, но я готова умереть ради удовольствия этого поражения.

Бриджид была сломана. Что-то глубоко внутри её разума очень давно пошло не так. Тирион это знал, и её братья и сёстры знали, но никто из них не осмеливался поднимать при ней этот вопрос. У всех у них были свои собственные внутренние демоны. Тирион поборол желание врезать ей, зная, что это ему не поможет. Его дочери только этого и было надо. Её влечение к битве основывалось на более тёмном желании. Она боролась в поисках того, кто сможет овладеть ей в насилии, и Тириона воротило от того, что стояло за этим.

Сглотнув подступившую к горлу желчь, он оттолкнул Бриджид прочь, и направил своё внимание обратно на битву:

— Ты будешь сражаться, когда я прикажу, — только и сказал он. Затем он обратился к остальным: — Драконы скорее всего появятся до того, как мы займём нужную позицию. Хотя они и не могут сами использовать эйсар, их тела насыщены им в огромных количествах. Прямые магические атаки редко на них работают, так что попытайтесь ограничиться физическими ударами.

Лэйла, когда ты нас явишь, я хочу, чтобы ты выцеливала магов, которые занимаются чарами. Убей Ши'Хар первой. Остальное не важно, — закончил он.

— Она какого типа? — спросила Лэйла.

— Иллэниэл, — ответил Тирион. — Остальные — люди. Тебе нетрудно будет её опознать. Раян, ты должен выиграть нам время с драконами.

— А я? — с нетерпением спросила Бриджид.

Он улыбнулся:

— Делай что хочешь. Убей всех остальных. Это — мой дар для тебя.

— Даже если мы убьём первые цели, у них всё равно серьёзный численный перевес, — сделал наблюдение Раян. — А с драконами мы вообще скорее всего не выживем.

— Вы уже мертвы, — сказал Тирион, кладя ладонь Раяну на плечо. — И мне уже давно следовало быть мёртвым. Выжить в этом бою у меня намерения не было. — Из всех его детей Раян был одним из немногих, к кому он чувствовал близость, хотя он и сомневался, что молодой человека об этом знал. Тириону хотелось сказать ему, сказать им всем, но слова не шли к нему. Не могли. Он никогда не был ни для кого из них истинным отцом. Куда бы они ни уходили, когда снова исчезнут, Тирион был уверен, что не заслуживал прощения от них, или вообще от кого-либо.

Рядом с ними появилось новое присутствие — Сэйлендор, материализовавшийся из ничего.

— Что ты делаешь? — потребовал бог, принявший облик давно умершего хранителя знаний. — Они уже почти завершили свою работу. Если ты их не остановишь, всё бессмысленно.

Тирион покосился на бога, презрительно ухмыляясь:

— Твои цели мне безразличны. Я буду действовать так, как считаю нужным. Если мои действия не сумеют помешать им уничтожить Мордэкая — так тому и быть.

— Я мог бы забрать мои дары, — сказал Сэйлендор, окидывая взглядом Лэйлу и остальных.

— Валяй, — бросил Тирион.

— Тогда никто из нас не получит желаемого, — предостерёг бог.

Тирион хохотнул:

— Ты — не получишь. Я же готов рискнуть и без твоей помощи.

Сэйлендор прищурился:

— Поспеши. Подведёшь меня, и я позабочусь, чтобы ты страдал так, как не страдал ни один смертный. — После чего он исчез.

Тирион проигнорировал угрозу, и продолжил медленно но верно шагать по полю боя.

— Ты это уже сделал, — пробормотал он в пустоту.

Глава 46

Мёйра, Керэн, Грэм, Алисса и Джордж отступили обратно к золотистому кубу, взяв с собой новую союзницу Мёйры, Пайпер. Джордж не стоял на ногах, поэтому Грэм и Алисса оставались по бокам от него, чтобы он не упал — но даже они не могли защитить его от боли, когда он заметил изрубленное тело Элэйн.

Она была последней из его живых родственников, и тем человеком, с которым его за всю его жизнь чаще всего сравнивали — не в его пользу. Элэйн была своенравной, властной, и порой слишком много жаловалась — но он любил её. В этот миг, глядя на её залитые кровью посечённые останки, он осознал, как много она для него значила. И теперь было слишком поздно.

— Это я виновата, — сказала Керэн сдавленным от вины голосом. — Я струсила, когда она нуждалась во мне больше всего.

Джордж уже упал на колени, но Дориан подошёл к ним:

— Это ты сразила её? — спросил рослый рыцарь.

Керэн покачала головой:

— Нет, но…

Взгляд Дориана переместился на Грэма, когда он её перебил, ибо его слова предназначались не только ей:

— Ты вознаграждаешь павших тем, что живёшь. Дай им свою благодарность, а не свою вину, иначе ты делаешь их потерю бессмысленной.

Джордж поднял взгляд — его лицо было искажено горем, а на щеках были следы грязи и слёз:

— Ты в этом уверен? — спросил он трясущимся от гнева голосом.

— Больше других, — сказал Дориан, — ибо я — один из павших.

— Надо двигаться, — сказала Мёйра. — Мы слишком далеко от того, что мы охраняем.

— Оставьте меня, — сказал Джордж пустым, лишённым надежды голосом.

Алисса положила ладонь ему на плечо:

— Мы не сможем защитить тебя здесь. Это место слишком далеко от того, где мы будем.

Тут Керэн подала голос:

— Я перенесу их обратно в дом. — И она с как можно большим уважением павшей подруге собрала магией части тела Элэйн, и коснулась Джорджа. Они исчезли.

Остальные снова пошли вперёд, когда в воздухе послышались хлопки крыльев. В тот же момент они увидели на горизонте приближающиеся тёмные силуэты. Драконы прибыли.

— Надо было с самого начала брать их с собой, — сказала Мёйра. — Мэттью допустил ошибку, приказав им явиться позже. Мы переоценили способности Тириона. Она могла бы выжить…

Алисса встряла:

— Тебе следует запомнить то, что сейчас говорил Дориан. И мы ещё не знаем, что всё закончилось.

Они ждали молча. Мэттью, Айрин, Коналл и Линаралла почти закончили. Драконы были менее чем в минуте лёта. До победы, какой бы печальной она ни была, учитывая их цель, было рукой подать. Мёйра произнесла, пока они наблюдали за снижением драконов:

— Думаю, для него уже слишком поздно пытаться нас остановить.

Алисса в это время наблюдала за Мёйрой, и тут его глаза расширились в шоке и смятении, когда тело Мёйры развалилось на части. Голова, туловище, части рук и ног — все они отделились друг от друга, и упали на землю, когда наручные клинки Тириона разрубили её один раз, а потом второй. Пайпер, стоявшая неподалёку, осела на землю подобно марионетке с обрезанными нитями.

Всё произошло одновременно, поскольку враг был среди них. Как ни быстра была Алисса, она едва успела уклониться от следующего удара Тириона, запрокинув своё тело назад и в сторону, когда его наручный клинок прошёл мимо. Драконы над их головами заревели в ярости, но когда они начали спускаться, из земли взлетели булыжники, ударяясь им в головы и крылья, сея в их рядах смятение. Раян стоял чуть поодаль, позади отца, поднимая в небо металлическую руку. После попадания в цель камни не падали, а начали носиться в воздухе широкими кругами, возвращаясь обратно, и снова с огромной скоростью ударяя по драконам.

Дориан и Грэм набросились на Тириона, но их клинки остановила странная цепь из бритвенно-острых звеньев, когда Бриджид шагнула вперёд.

Позади их всех высокая женщина бежала к золотистому кубу. Лэйла была голой, и почти такой же дикой, как и сама Бриджид — и в её руках был зачарованный короткий меч, сделанный из какого-то странного дерева, а не из металла. Миновав Айрин, она направилась к дальнему углу, где стояла Линаралла, застывшая в концентрации.

Сэр Сайхан каким-то образом опередил её, и встал у неё на пути, хотя сам лишь чудом оставался в сознании. Лэйла почти без промедления уклонилась в сторону, и вогнала свой деревянный меч в его раненое плечо, с которого была снята броня. Массивный рыцарь упал, но когда она снова побежала, то вынуждена была остановиться, ибо его здоровая рука схватила её за лодыжку. Она подняла своё оружие, чтобы добить его, поскольку ей было очевидно, что он умирал недостаточно быстро.

— Нет! — закричала Алисса, побежав к ним, хотя она вновь знала, что не успевает. Её стопы оторвались от земли, когда магия Тириона поймала её, подбросив в воздух под аккомпанемент его безжалостного смеха. Бриджид теснила Дориана и Грэма, играясь с ними своей цепью вместо того, чтобы просто убить их своей магией.

Меч Лэйлы опустился почти медленно, когда она тщательно нацелила острие на одну из смотровых щелей в шлеме Сэра Сайхана. Затем она вогнала меч в цель. Его ноги начали судорожно дёргаться, продолжая двигаться так, будто он ещё был жив, но его облачённый в перчатку кулак выпустил её лодыжку. Она повернулась, чтобы бежать дальше, но прежде чем она успела завершить первый шаг, массивная стрела пробила ей грудь, и продолжила лететь вдаль.

Смех Тириона оборвался, когда он увидел кровавую дыру в спине Лэйлы. Не видя стрелы, он пришёл в замешательство, и, прежде чем он успел среагировать, ощутил, как странная боль прорвала его собственную грудь. Он опустил взгляд на полившуюся из раны кровь, но его разум уже темнел, ибо сердце его было уничтожено. Не издав ни звука, он медленно осел на землю.

Раян пал следующим, начав перенаправлять свои камни, чтобы укрыться от неожиданной атаки. Первая стрела попала ему чуть ниже, чем нужно было, чтобы убить, и пробила ему живот — но вторая попала в шею.

Чад Грэйсон стоял где-то в пятидесяти ярдах, держа в руках массивный лук, хотя его очертания было трудно рассмотреть, даже когда он двигался. Он выпустил четыре стрелы практически за столько же секунд, и теперь направил оружие на последнего врага, Бриджид.

Но четырёх секунд ей хватило, чтобы осознать происходившее, и спланировать ответ. Её магия ударила широкой волной, послав Грэма и Дориана катиться по земле, а она сама поймала ветер, и закружила его вокруг себя воющей стеной. Стрелы Чада ворвались в ветер, и исчезли без видимого эффекта.

Она лишилась союзников, но Бриджид это едва ли беспокоило. Она наслаждалась короткой игрой с двумя воинами, но в конечном итоге это было по сути лишь забавой. Мёйра была мертва. Помимо драконов ей почти ничто не могло угрожать, и она ничего не боялась. Потянувшись своей волей, она начала хватать своим ветром землю, и вокруг неё начал быстро формироваться вихрь из грязи, песка и камней.

Наслаждаясь применением силы, она начал толкать вихрь вовне, увеличивая его размеры. В отсутствии более сильного мага, способного встать против неё, она собиралась сорвать плоть с их костей, а потом не спеша убить драконов. Она ни на миг не сомневалась в том, что ей это удастся.

* * *

Находясь в моей золотистой темнице, я был отрезан от внешнего мира, и хотя моя аннигиляция была близка, я чувствовал странное умиротворение. Моя клетка пульсировала силой, эйсаром моих детей, когда они наполняли её узор магией, которая должна была разорвать моё тело, мою душу и даже мой разум на бесконечное число кусочков, разбросав их по бескрайним просторам реальности.

Я ждал этого с почти нетерпением. Поскольку во время ожидания мне больше нечем было заняться кроме как размышлять о миллионе решений, которые я мог бы принять иначе. Я мог видеть тысячи вещей, которые я мог бы сделать по-другому — решений, которые могли бы привести к другому, более лучшему исходу.

Шли минуты, и я не знал, что происходило снаружи, но я определил, что моё время почти пришло, ибо видел, как заканчивалось наполнение золотой клетки. Когда оно завершилось, появились миллиарды плоскостей пространственной силы, тянувшиеся через её пространство к центру. Когда они соприкоснутся в центре, через долю секунды, моя жизнь закончится вместе со всеми моими сожалениями.

Но время упорно отказывалось мне помогать. Пока чары стремительно неслись к завершению, время замедлилось донельзя. Со мной заговорил голос — голос, который был одновременно нигде и повсюду, ибо он существовал в каждом измерении — и одновременно ни в одном из них:

— «Тебе нельзя этого делать».

— «Так останови меня», — ответил я. Когда он промолчал, я продолжил: — «Ты не можешь, верно? Они тебя победили».

— «Это бессмысленно», — сказал голос сновидца. — «Даже если они уберут тебя, я найду другого».

— «Найдёшь ли?» — спросил я одновременно с любопытством и самодовольством. — «Сколько времени у тебя ушло, чтобы подтолкнуть Иллэниэлов к созданию к Тириона? Сколько ушло, прежде чем АНСИС явился начать твою войну? Сколько ушло, прежде чем я родился и был проклят, чтобы принять семя ненависти Тиллмэйриаса? Тебе нужен архимаг с даром Иллэниэлов, который обманом был вынужден принять разрушение пустоты. Думаешь, тебе удастся это повторить?»

— «Удастся», — отозвался бог-сновидец.

— «На это уйдёт вечность», — ответил я. — «Прежде чем тебе удастся это устроить, мои дети проживут свои жизни, и обратятся в прах — и не только они, но и тысяча поколений их наследников, если не больше».

— «Тогда я их накажу», — гневно сказал сновидец. — «Как только тебя не станет, я буду мучить их так, что даже жизнь Тириона покажется благословением в сравнении».

— «Ты не сможешь», — уверенно сказал я. — «У тебя ушли века на то, чтобы устроить несчастья Тириона. Как только меня не станет, твоя сила вернётся, и с ней тебя снова утянет на дно, видеть твой бесконечный сон. Пройдёт много времени, прежде чем ты наскребёшь достаточно воли и сознания, чтобы снова взяться за старое».

— «Пожалуйста», — взмолился сновидец. — «Я дам тебе всё, что пожелаешь».

— «Что ты можешь мне дать такого, что будет стоить будущего моих детей?»

— «Твою жизнь! Я могу всё вернуть, возвратить тебя к тому состоянию, в котором ты был прежде», — ответил бог.

— «В котором я был до того, как пустота укоренилась в моём сердце?» — спросил я с внезапным любопытством.

— «Нет. В том, каким ты был сразу после этого. Если будешь осторожен, то сможешь прожить долгую жизнь — дольше чем все люди до тебя. Даже если ты продержишься тысячу лет, это будет лучше, чем заставлять меня начинать сначала», — сказа бог.

— «Я смогу продержаться дольше тысячи лет», — предупредил я. — «Не следует меня недооценивать».

— «Даже так, это будет лучше. Ты не можешь себе представить, сколько времени ушло на твоё создание».

Я какое-то время обдумывал эту идею, пока плоскости пространственной силы продолжали медленно тянуться ко мне.

— «Поспеши», — сказал бог. — «Время всё ещё идёт. Я не могу остановить его полностью!»

— «В таком случае, у меня есть для тебя ответ», — сказал я.

Глава 47

Керэн появилась снаружи горного коттеджа вместе с Джорджем, и осторожно опустила останки Элэйн на траву. Растительность казалась необычно живой по сравнению с бледной кожей Элэйн, покрытой потёками крови. Она посидела с Джорджем несколько минут, положив руки ему на плечи. Он не двигался и не говорил, и плечи его не двигались, что указывало бы на рыдания. Он просто был — с сердцем столь же пустым и безжизненным, каким было тело его сестры.

Она удивлённо подняла взгляд, когда из дома вышли двое — Леди Роуз и Мёйра.

— Откуда ты здесь? — едва не крикнула она, направляя вопрос им обеим. Последний раз она видела Роуз на поле, в милях от места, где они сейчас находились, а Мёйру она сама совсем недавно туда перенесла, чтобы помочь остальным.

Роуз ответила первой:

— Понятия не имею, хотя полагаю, что это — дело рук Мордэкая. В один миг я была там, пытаясь не двигаться — а потом я оказалась здесь.

Мёйра выглядела смущённой:

— Это Мэттью настоял. Он не хотел, чтобы я шла лично. Та, кого ты с собой взяла, была заклинательной двойницей. — Затем её взгляд поймал то, что лежало на земле рядом с Керэн и Джорджем. Роуз поймала её за плечи, когда Мёйра покачнулась.

— Что случилось? — командным тоном спросила Роуз.

Керэн чувствовала вину, давая ответ. Даже просто тот факт, что она пыталась сохранять спокойный тон голоса, пересказывая события, свидетелем которым она стала, ощущался как предательство её подруги. Джордж и Мёйра молчали, пока она излагала случившееся, но тело Роуз, казалось, напрягалось всё больше и больше.

Когда она закончила, Роуз спросила:

— Кто был тот человек, который, по твоим словам, спас тебя?

— Тот, который появился вначале, когда Сэр Сайхан выстрелил из арбалета. Он сражался с Сайханом, и едва его не убил. Потом он сражался с Грэмом и Алиссой. Когда он мне помог, они уже помирились, — объяснила Керэн. Потом она добавила: — У него на груди был символ Грэма.

— Символ? — спросила Мёйра, слегка сбитая с толку.

Но Роуз уже поняла:

— Ты имеешь ввиду герб, геральдическую эмблему, которая у Грэма на щите?

Керэн кивнула:

— Да.

Голос Роуз был напряжён до предела, когда она оформила следующий вопрос:

— Они сказали, кто он такой? Грэм его узнал?

— Нет, его имени они не называли, — сказала Керэн, — но Грэм назвал его отцом. Но это показалось мне бессмыслицей. Я думала, папа Грэма умер или типа того. Разве он не был твоим мужем?

— Перенеси меня туда, — приказала Роуз, делая шаг вперёд и крепко хватая запястье Керэн. Когда та помедлила, она рявкнула: — Немедленно!

Прежде чем они успели исчезнуть, Карисса вышла из дома позади них. Она слушала их из дверей:

— Постой. Меня тоже возьми.

Роуз рефлекторно начала отвечать:

— Это слишком опас…

— Сейчас, возможно, наступает конец света, — сказала Карисса. — А я даже не могу вспомнить его лицо.

Роуз уже согласилась — в самом деле, она замолчала ещё до того, как Карисса начала говорить. Она кивнула Кариссе, и посмотрела обратно на Керэн:

— Перенеси нас обеих… пожалуйста.

* * *

Разум Мэттью былтаким ясным, каким бывал лишь во время работы, требовавшей всего его внимания. Созданные им чары были невероятно сложными, но на самом низком уровне представляли собой повторяющийся узор, и этот узор он понимал. Большая часть требовавшейся чарам энергии была заложена во время их создания, иначе у них ни за что не хватило бы времени их применить в момент появления его отца.

Теоретически, как им большинство активируемых при использовании чар, практически вей эйсар мог быть заложен во время их создания, чтобы пользователю нужно было лишь привести их в действие мыслью или словом, но у него не было времени отточить и отполировать свой проект. Края куба не совпадали полностью, и это делало конструкт скорее шестью отдельными чарами, с двенадцатью неконгруэнтными стыками в местах соприкосновения сторон.

Будь у него ещё год, он смог бы найти способ всё подогнать идеально, скорее всего с помощью ещё какого-то числа вечно полезных заклинательных зверей Мёйры, но в отсутствие этого времени у него было лишь одно решение. Он и остальные, Линаралла, Айрин и Коналл, служили живыми проводниками, действуя в качестве скрепляющего раствора, который удерживал куб в целости. Поскольку стыков было двенадцать, каждый из них брал на себя три штуки. Вчетвером они были соединены, разум к разуму, давая Мэтту абсолютный контроль над их способностями, поскольку только он в действительности понимал работу чар, и им нужна была идеальная координация, чтобы держать в равновесии огромную силу, заключённую в матрице.

Несмотря на его притворную уверенность, его мучили сомнения, и когда появилась чёрная колонна пламени, он на миг ощутил чистую панику. Глубоко в душе он знал, что их усилия пойдут прахом — они просто должны были потерпеть неудачу. Теория была стройной, но хотя все остальные, казалось, думали, что пространственные плоскости были тем, что могло без всяких усилий отделять и разделять людей или материю, сам он знал, что всё было не так просто. Перемещение чего-либо, даже через пространственную границу, требовало энергии. Это количество было относительно маленьким в сравнении с размером или массой предмета, но не было незначительным.

Существо, появившееся между ними, его отец, представляло из себя массу эйсара и негативной энергии пустоты такой плотности, что не поддавалось описанию. Приготовленная ими клетка содержала эйсара на несколько сэлиоров, но если это было меньше минимально необходимого количества для почти неизмеримого существа, которое стояло между ними, то клетка не должна была сработать.

Последствия этого должны были стать настолько быстротечными и катастрофичными, что Мэтт решил, что у него даже не будет времени порадоваться своей смерти. Как и у остального мира, скорее всего. Вероятно, их вселенная протянет подольше, может, день или два, а потом её и остальные измерения постигнет та же участь.

Мелочь-то какая.

Потянувшись через связь, Мэттью взял на себя контроль над братом и сёстрами, став существом с четырьмя разумами, четырьмя мозгами… четырьмя перспективами. Они в унисон произнесли слова, заставившие золотистую клетку ожить, и почти так же быстро всё начало выходить из-под контроля.

Нагрузка была слишком большая.

Испускание Линараллы — количество эйсара, которое она всегда могла направлять — было слишком низким, чтобы управляться с тремя стыками. Прилагаемое ею усилие должно было испепелить её за несколько секунд. Коналлу и Айрин хватало сил, но они были слегка несбалансированы, и создаваемое давление ещё более ухудшало проблему Линараллы. Чтобы остановить неминуемый коллапс, он передал один из стыков Линараллы Коналлу.

Это отсрочило текущий риск провала, когда нагрузка Линараллы упала ниже предела её способностей — но это же создало дисбаланс в структуре, и начал расти гармонический резонанс, который должен был в конце концов растрясти куб — и их заодно — на части. Чтобы сбалансировать это, ему нужно было передать контроль над четвёртым стыком либо Айрин, либо себе.

Айрин была достаточно сильна, но она находилась не в той позиции. Коналл был прямо напротив Мэтта, по диагонали, поэтому лучшим вариантом было взять стык самому. Мэттью усилием мысли передал один из стыков Айрин себе, и резонанс угас. Теперь у него и у Коналла было по четыре штуки, у Линараллы — два, близко к её пределу, и у Айрин — ещё два, что для неё было лёгкой задачей.

Шли минуты, пока конструкт стабилизировался, а последняя энергия активации, выданная четырьмя магами Иллэниэлов, заполнила прорехи. Всё должно было получиться, и с осознанием этого Мэттью ощутил, как на него накатила волна вины. Они убивали своего отца, и некоторые из них даже не знали, о чём он их просил.

Мысли Айрин поднялись из глубин их общего разума:

— «Мы не идиоты».

— «Даже я догадался», — сказал Коналл. — «Мы — семья. Не пытайся взять всю вину на себя. Мы все с тобой заодно».

Реакция Линараллы была эквивалентом ментального кивка.

Лицо Мэттью напряглось, когда он почувствовал их поддержку. Скрывать замысел было дуростью с его стороны. Вспомнив любимый девиз их отца, он почувствовал, как на его глаза — их глаза — наворачиваются слёзы. «Я люблю тебя, Папа, но сегодня дурость умрёт».

В этот же момент начала расти вызванная их усилиями боль. Они с Коналлом скорее всего не смогут потом несколько дней ничего делать — Линаралла тоже, скорее всего. С последним всплеском чары завершились. Он ощутил, как его пронзила жгучая боль, а потом мир почернел.

Все четверо упали, и связь между их разумами распалась. Золотистый куб исчез, и не было никаких следов чёрной колонны пламени, ранее находившейся в его центре. Мэттью и Линаралла были без сознания, а Коналл — почти. Айрин ощутила, как у неё начало жалить щёки, когда она подняла голову с земли.

Небо было почти тёмным, поскольку высокий, коричневый вихрь земли и ветра ревел рядом с ней, и Айрин осознала, что чувствовала уколы потому, что этот вихрь почти её настиг. В центре бури её магический взор показал могучего волшебника, с силой не меньше Тириона или одного из её братьев или сестры — но она не узнала этот эйсар.

В этот же момент она осознала присутствие остальных вокруг неё. Грэм, Алисса, Чад, Керэн, Роуз, и даже Карисса присутствовали здесь, а также ещё один человек, которого она не узнала, хотя он и был слишком большим, чтобы его забыть. Они стояли на коленях, прижимаясь к земле, пытаясь защитить себя и друг друга от раздиравшего их ветра. Между тем у них над головами драконы кувыркались в небе, гонимые потоками воздуха, которые были слишком мощны, чтобы даже их крылья могли сопротивляться.

Коналл начал проходить мимо, облекая свою броню в щит из эйсара, но Айрин положила ладонь ему на плечо:

— Это слишком. Ты и так уже полумёртвый.

Фрустрированный этой правдой, Коналл посмотрел ей в глаза:

— Мы должны что-то сделать. Иначе она нас всех убьёт.

— Защити остальных, — сказала она ему. — Я ещё не совсем выжата.

Коналл кивнул, и использовал свою силу, чтобы подтащить тела Мэтта и Линараллы поближе, а потом присоединился к остальным, встав на колени рядом, и создав над их головами низкую силовую полусферу.

Айрин повернулась к урагану, засунула руку в карман юбки, и вытащила нечто, похожее на маленький стило. Она произнесла слово, и предмет стал расти, превратившись в её руках в целый посох. Она упёрла конец посоха в землю, чтобы придать себе устойчивости, а затем потянулась к ветру своей силой.

Какой-то миг ничего не происходило, но затем ветер начал заметно замедляться, и ураган начал демонстрировать странные течения и завихрения, когда одни его части замедлялись, а другие ускорялись. В центре урагана Бриджид зарычала, и удвоила усилия. Она уже имела преимущество, и она это знала. Остановить шторм было труднее, чем начать, однако секунды шли, и её хватка на ветре начала давать слабину.

Снаружи урагана Айрин стояла, непреклонная. Её воля была непоколебима, ибо она обладала силой своего отца и упрямством своей матери. Она боролась с небесами, выйдя на бой против невероятной инерции самого воздуха — и даже при понукании Бриджид ей удалось свести схватку с ветром в ничью.

Бриджид внезапно остановилась, перестав удерживать воздух. Долгий миг казалось, что мир затаил дыхание, а потом поднятые в воздух песок и почва начали распадаться, разлетаясь вовне и покрывая всю долину удушливым облаком земли и клубами пыли. Солнце исчезло, скрытое пылью, и повсюду воцарилась тьма. И тут Бриджид побежала.

Магический взор Айрин увидел её приближение, но она не боялась. Она уже доказала своё мастерство. Подняв посох, она направила кончик к женщине, которую ещё не могла видеть, и выпустила направленный удар чистого разрушения. Хотя Бриджид и метнулась в сторону, луч всё равно попал в неё, пройдя вскользь по её чародейскому щиту и сбив её вбок. Но она не остановилась. Перекатившись обратно на ноги, она побежала дальше.

Айрин послала в противницу ещё несколько ударов, но ни один из них не сумел её остановить. Она почувствовала, как в её сердце начал пробиваться росток сомнения по мере того, как дикая волшебница все больше приближалась к ней. «Как её щит может быть таким сильным, если я смогла перебороть её ураган?» — гадала она.

На неё нашло странное чувство, и Айрин пригнулась в сторону, когда бритвенно-острая цепь промелькнула по воздуху в том месте, где секунду назад была её голова. Она не могла видеть или чувствовать цепь магическим взором, и её глаза не видели тень пролетевшего над ней оружия — она не могла знать, почему пригнулась.

Тут Бриджид добралась до неё, и в тусклом свете Айрин увидела, почему её удары были бесполезны — тело Бриджид было покрыто чародейской татуировкой. Она набросилась на Айрин подобно дикому животному, вытянув руки, но вместо когтей её руки были увенчаны чистой разрушительной силой.

Айрин выронила посох, и сделала единственное, что могла — выставила обе ладони, и послала вперёд широкую ударную волну, отбросив Бриджид назад и выгадав себе немного места. В тёмном уголке её разума, ниже сознательных мыслей, её мозг производил расчёты, и даваемые им ответы были плохими. Её противница была почти столь же сильна, как она, и её тело было покрыто вытатуированными на нём чарами. Это значило, что у магии Айрин почти не было шансов пробить её защиту напрямую.

В то же время руки-клинки Бриджид были также усилены татуировками, благодаря чему они были весьма способны рубить простые щиты Айрин. Вообще, её щиты были обузой, поскольку в случае их разрушения Айрин потеряла бы способность продолжать бой. Она развеяла щиты, и уклонилась влево, когда очередной невидимый удар цепи грозил положить её жизни внезапный конец.

Она по сути сражалась с двумя противниками, и против обоих у неё почти не было никаких шансов. Цепь продолжала наседать, полностью игнорируя её попытки ухватить оружие своей магией, а Бриджид быстро приближалась сзади. Она уже была бы мертва, если бы не странное шестое чувство, которое продолжало предупреждать её о неожиданных нападениях.

Тут её нашёл страх, и у неё сложилось такое чувство, будто её внутренности пытались сбежать из её тела сами по себе. Но несмотря на это, или, возможно, благодаря этому, Айрин отказывалась сдаваться. Чтобы избежать обоих ударов, она оформила остроконечный конус магии у себя под ногами, а потом вдавила себя вниз, позволяя самой земле служить ей щитом.

Она знала, что это был глупый манёвр, но других вариантов у неё не было. Маг с могуществом Бриджид мог просто ждать на поверхности, используя свою силу и массу самой земли, чтобы задушить Айрин — но это бы замедлило процесс, и Айрин делала ставку на то, что безумная женщина не захочет ждать.

Лишённая добычи, Бриджид испустила утробный рык фрустрации, а затем в своём стремлении убивать она начала использовать свою силу, разрывая землю, чтобы докопаться до упорной противницы. Свою ошибку она обнаружила слишком поздно, когда Айрин послала свою силу вверх, и охватила её тело, утаскивая Бриджид вниз, в разрытую почву.

Началась яростная, ожесточённая борьба, в которой воли двух женщин боролись за первенство. Бриджид силилась поднять себя обратно на поверхность, а Айрин тянула её вниз, грози закопать её под землёй. В конце концов они достигли ничьей — лишь голова и плечи Бриджид торчали на поверхности, а остальная её часть была скована под землёй силой Айрин. Она не могла высвободиться, и сила Айрин грозила раздавить её, если бы она перестала противиться её железной хватке.

Между тем Айрин была на глубине в двадцать футов, задерживая дыхание, и до боли осознавая тот факт, что жить ей осталось недолго. Ей нужно было побыстрее раздавить Бриджид, ибо у неё кончался воздух — но как бы она ни давила, безумная волшебница наверху отказывалась сдаваться.

Луч надежды осветил сердца Айрин, когда она почувствовала, что Бриджид будто слабеет — но затем она выяснила, почему. Она почувствовала через почву движение цепи, которая ползла к ней по мере того, как Бриджид заставляла оружие вгрызаться в почву всё глубже и глубже. Доберётся ли до неё цепь, или она раньше потеряет сознание от недостатка воздуха — вопрос этот был открытым, но было ясно, что она проиграла.

Но это не значило, что она собиралась перестать бороться. Айрин приготовилась обратить свои усилия вспять. Внезапное изменение направления её силы должно было послать Бриджид в небо, и позволить ей высвободиться из земли.

— «Держи её, Рэнни. Ещё минутку!»

Это был Коналл. Он развеял свой щит над остальными, и хотя сила его была растрачена, у него всё ещё был его меч. Айрин чувствовала его над собой, когда он бежал по развороченной земле. Цепь Бриджид сменила направление движения, пытаясь выбраться на поверхность достаточно быстро, чтобы её защитить — но было слишком поздно. Бриджид тоже боролась, пытаясь обратить свою силу на Коналла, но Айрин давила её, заглушая эйсар дикой женщины своим собственным.

А потом Коналл добрался до цели, и его золотистый клинок срубил голову черноволосой женщина с её плеч. Всё закончилось.

Когда Айрин выбралась на поверхность и смогла снова вдохнуть, её сердце бешено колотилось. Лёжа на грязной земле, она посмотрела на Коналла, и осознала, что они были одни.

— А где все?

Коналл улыбнулся в ответ, и позволил своей голове опуститься вперёд, положив её на колени:

— Керэн перенесла их в дом, хотя Грэм и его отец с этим сильно спорили. Я сперва подумал, что ты с ней справилась, — сказал он. — Но эта девушка была хуже Тириона. — Секунду спустя он одарил её извиняющимся взглядом: — Но ты всё равно была сильнее, Рэнни.

Она покачала головой:

— Но решило всё не это. Она, наверное, убила бы меня, или тебя, но в том-то и разница, так ведь? Она сражалась не только со мной. Она сражалась с нами.

Её брат покраснел, смущённый:

— Я почти ничего не сделал. Это всё ты.

— Ты сделал достаточно, — парировала она.

Глава 48

Дориан расхаживал взад-вперёд, треща по швам от фрустрации — и Грэм с Алиссой были немногим лучше. Наблюдая за ними, у Роуз появилось уверенность, что они сотрут полы.

— А остановиться вы не можете? — пожаловалась она.

Керэн исчезла минуту тому назад, и когда она вернулась с Айрин и Коналлом, все наконец расслабились. Как только напряжение спало, внимание Дориана направилось на молодую женщину, глазевшую на него всё это время. Карисса стояла поодаль, в боковой части комнаты, будто боясь подойти, но взгляд её не отрывался от его лица.

Грэм и Алисса также изучали Дориана взглядами, каждый — по своим причинам, а Роуз смотрела на них на всех. Никто не знал, что сказать, и казалось, что каждый ждал, что разговор начнёт кто-то другой.

Прочитав настроение в комнате, Мёйра взяла Керэн за руку, и бросила взгляд на Айрин и Коналла:

— Давайте не будем их стеснять. — Алисса встала, чтобы уйти вместе с ними, но Керэн покачала головой.

Роуз положила ладонь Алиссе на плечо:

— Тебе следует остаться. Ты же в семье, забыла?

Пока Роуз подбадривала свою будущую невестку, Карисса нерешительно подошла к Дориану, но смотрела при этом на Грэма. Казалось, она набиралась уверенности у брата, будто находившийся в комнате незнакомый мужчина её пугал.

— Меня зовут Карисса, — нерешительно сказала она, чувствуя себя глупо, когда осознала, какую чушь она несёт.

— Я знаю, — глухим голосом сказал Дориан. — Поверить не могу, какая ты красивая. Когда я видел тебя в последний раз, ты была такой маленькой. — Он поднял руки, показывая, будто держит на руках младенца, а потом сдержанность подвела его, и он зарыдал. Не зная, что делать, Дориан стоял сам по себе и плакал, боясь протянуть руку, но слёзы сдерживать не мог.

Грэм подтолкнул сестру, и Карисса шагнула вперёд, обняв отца. Она не плакала, потому что практически его не знала, и ничего не ощущалась для неё реальным. Дориан поднял взгляд, и протянул руку Грэму, стоявшему рядом с увлажнившимися глазами:

— Иди сюда, Грэм.

Они обнялись втроём, и когда Грэм стал шмыгать носом, у Кариссы на глаза навернулись слёзы. Вообще, к тому моменту сухих глаз в комнате не было ни у кого, и Роуз притянула Алиссу к себе, глядя на Дориана и его детей. После минуты-другой Грэм и Карисса оторвались от него, и Роуз больше не в силах была держаться.

Она бросилась ему в объятия, и все снова расплакались.

— Я так по тебе скучала! — рыдала она, совершенно потеряв свою обычную сдержанность.

— Мне так жаль, — сказал Дориан, повторяя эту фразу снова и снова. — Не надо было тебя бросать.

Подняв голову, Роуз поцеловала его, чтобы остановить поток извинений:

— Ты не виноват, — мягко сказала она, прежде чем поцеловать его щёки, подбородок, нос. Она взяла его лицо в ладони, и смотрела на его черты, будто пытаясь выжечь их в своём разуме.

Тут взгляд Дориана расфокусировался, и его веки начали опускаться.

— Мне так спать хочется, — пробормотал он.

Грэм же заметил нечто совершенно иное:

— Он тает!

Роуз встревоженно опустила взгляд, и увидела то, что заметил Грэм. Нижняя часть тела Дориана стала просвечивать:

— Что? Нет!

Снова открыв глаза, Дориан заставил своё внимание снова обратиться на них:

— Не думаю, что смогу остаться. — Поспешно говоря, он посмотрел на каждого из них, начиная с Алиссы: — Я благодарен за то, что ты есть. Позаботься о моём мальчике. — Затем он обратился к Кариссе: — Прости, что меня не было. Ты превзошла все мои ожидания. — Грэму же он сказал: — Я горжусь тобой, сын. Береги их.

Его последние слова были адресованы ей:

— Я люблю тебя, Роуз. Ты справилась гораздо лучше, чем смог бы я сам.

Она вцепилась в него:

— Это неправда. Не уходи. Ты мне нужен. Я люблю… — Но он полностью исчез, когда она заканчивала: — …тебя. — Крик Роуз эхом разошёлся по дому — то был тоскливый вой, терзавший сердца каждого, кто его слышал.

Однако она была не одинока. У всех был повод для горя, и все они потеряли близких — сестру, отца, или, в случае с Роуз, обоих возлюбленных.

* * *

Я стоял во дворе Замка Камерон. Созданная мной чёрная крепость высилась вокруг, впитывая солнечный свет и переливаясь в странных местах. С тех пор, как я создал замок, он остыл, хотя для того, чтобы он был готов к проживанию, ещё требовалась существенная доработка.

Наверное, жить в нём буду уже не я. Мой сын, Коналл, теперь был Графом ди'Камерон. Учитывая то, что Королева пошла на попятную, она скорее всего готова была вернуть мне титул, но я не мог вообразить себя снова на этом посту — только не в отсутствие Пенни. Время прошло, и был период, когда против меня был весь мир. Пытаться вернуть своё место здесь ощущалось неправильно. Я не мог забыть, и не мог притворяться, что ничего не произошло.

Я немного побродил без всякой цели, не зная, что с собой делать. Замок ощущался пустым и заброшенным, как и я сам. Я хотел выбраться наружу, поскольку знал, что меня ждали родные, но ни один из телепортационных кругов не работал. Те, что находились в промежуточной станции, были намеренно испорчены, а когда я попытался создать новый, который перенёс бы меня к мастерской в моём горном коттедже, тот не сработал. Защитные чары вокруг замка были активны, поэтому ни входа, ни выхода не было — по крайней мере до тех пор, пока я не смогу найти управляющие элементы.

Тайной управляющей комнаты в замке уже не было — это было необходимо при его перестройке. Мой план состоял в том, чтобы восстановить её на прежнем месте после того, как будет готов интерьер, но время для этого ещё не настало. Тем не менее, кто-то включил щит, и это значило, что они заново соединили где-то ключ.

Я начал обыскивать внешние здания. Наверняка управление должно было находиться в одном из них. «Вообще-то, нет», — напомнил мне мой внутренний голос, но я его проигнорировал. Если оно было не изнутри, то я был в ловушке. Кто знал, сколько придётся ждать, прежде чем кто-то явится здесь всё осмотреть.

Мне в голову пришла свежая мысль, и я попытался сделать круг, нацеленный в мой старый дом в Албамарле. Он тоже не сработал — это значило, что и там круг тоже испортили. Фрустрированный, я уставился на закрывавшую замок переливающуюся силовую стену, и начал мыслить деструктивные мысли, но чуть погодя сделал глубокий вдох. Я себя обманывал, потому что я был слишком слаб даже для одной лишь мысли о чём-то подобном.

Сновидец лишил меня большей части собранной мною силы, оставив меня с чувством явной хрупкости. Мой эйсар восстановится, после отдыха, и я всё ещё мог чувствовать тёмный голод, висевший на краю моего сознания. В будущем мне следовало быть осторожным, поскольку теперь я знал, к чему вёл этот голод.

Мне потребовалось полчаса, чтобы найти управляющий пьедестал, который оказался в маленьком сарайчике, который я почему-то проверил в последнюю очередь. Я почувствовал себя идиотом. Надо было догадаться, что он будет во временной постройке, а не в одном из более перманентных зданий.

Как только щит был убран, я посмотрел в небо, гадая, осмелюсь ли я попытаться взлететь. Навыка я не потерял, но я не был уверен, что мне хватило бы энергии. Мне надо было добраться домой, но путешествие пешком в горы заняло бы не один день. Я впервые пожалел о том, что не дал себе дракона.

Узы мешали бы моим способностям архимага, и это было основной причиной того, что я их избегал — но было бы здорово иметь лёгкий источник силы. «Или хотя бы полететь на нём», — мысленно сказал я себе.

— Они всё ещё думают, что я мёртв, — сказал я вслух. Что хуже, они думали, что убили меня. Мои дети наверняка были полны целым ворохом тёмных эмоций, от вины до сожаления.

Поскольку никаких реалистичных вариантов у меня не было, я вошёл в ворота Уошбруку, использовав толику силы, чтобы замаскировать своё лицо. Здесь меня знал почти каждый, и последним, чего я хотел, было поднять шумиху. Помимо моей семьи, мне на самом деле было всё равно, узнал ли бы кто-то о том, что я всё ещё жив.

Я был усталым и голодным, поэтому направился в «Грязную Свинью». Заведение оказалось набитым народом, и все нервно обсуждали события этого дня. Несколько ранее небо потемнело, а город накрыл толстый слой грязи и пыли, когда на него опустилось облако грязного воздуха. Оно довольно быстро развеялось, но горожане были взволнованы. Они жили в тени Замка Камерон слишком долго, и они узнавали работу волшебства с первого взгляда. Нынешние дебаты шли между теми, кто считал, что надо прятаться в погребах, и теми, кто думал, что надо вообще подумать о полной эвакуации города.

Я не знал, что случилось, поскольку был изолирован в золотистой тюрьме, поэтому я понятия не имел, что им сказать. Вместо этого я поддерживал свою личину, и прошёл к барной стойке, найдя место присесть. Поскольку я выглядел незнакомо, то ловил много подозрительных взглядов от местных, но я был рад их ловить вместо того, чтобы явить себя.

— Даная, — окликнул я, привлекая внимание барменши.

Она вопросительно уставилась на меня, но всё равно подошла:

— Я тебя знаю? — спросила она.

Осознав свою ошибку, я ответил:

— Нет. Можно мне пивка, и чего-нибудь с кухни?

— Кухня сейчас закрыта, — отозвалась она. — Откуда ты знаешь моё имя?

— Просто догадался, — ответил я. — Сюда захаживает мой друг, Чад Грэйсон. Он о тебе говорил.

Её выражение сменилось с настороженного на взволнованное:

— Ты его видел?

Я покачал головой:

— Довольно давно.

Что-то наверное зацепило её внимание, поскольку она внимательно посмотрела на меня:

— Ты уверен, что мы не встречались? Голос у тебя знакомый.

— Я здесь впервые, — солгал я.

Даная нахмурилась:

— Говоришь как местный, но слова у тебя какие-то слишком гладкие. — Когда я лишь пожал плечами, она наконец сдалась: — У меня есть для тебя немного ветчины и сыра, — сказала она мне. — Обожди минутку.

Когда она принесла еды, я молча поел, запив это пивом, которое она мне налила в маленькую деревянную чашку. Я успел выпить половину, прежде чем мне пришло в голову, что у меня нет никаких денег. Бросив взгляд вверх, я увидел смотревшую на меня Данаю.

Она мгновенно поняла:

— Нет денег? — Когда я кивнул, она вздохнула: — Я так и думала.

Я замахал руками:

— У меня есть деньги, просто не с собой. Если ты подождёшь…

— Забудь, — сказала она. — Я уже отговорки слышала. Ещё когда ты вошёл, я уже всё поняла по твоей одежде. Считай, что это — услуга для твоего друга.

Мне и не приходило в голову, в какие обноски я был одет. Вернулся я голый, но тот момент на мне был несколько изношенный халат, который я нашёл в одном из помещений внешней стены замка. В халате были дыры, и ткань явно знавала лучшие времена, как и я сам. Прикончив еду, я какое-то время неуютно сидел, гадая, что же мне делать дальше. Будучи нищим, я не чувствовал себя вправе просить места для ночлега, но мне всё ещё не хотелось раскрывать себя.

Примерно в этот момент входная дверь открылась, и внутрь зашла знакомая фигура Чада Грэйсона. Я смотрел, как он шёл к бару — или пытался идти. Даная не стала себя утруждать обходом бара — она перепрыгнула через барную стойку, и побежала к нему. Я думаю, она его обнимет, но в последнюю секунду она остановилась, и отвесила ему такую пощёчину, что я подумал, будто она ему щёку сдерёт.

— Я думала, ты погиб! — рявкнула она, и хотя кто-то из посетителей начал посмеиваться, было ясно видно, что она не играла на публику. Даная была такой разгневанной, какой я её никогда не видел. Я начал гадать, чего же он мог такого сделать, чтобы взбесить обычно покладистую барменшу.

Не зная, что сказать, Чад спросил её:

— Я могу выпивку заказать?

Она начала снова давать ему пощёчину, но на этот раз он поймал её запястье, и после короткой но неуклюжей схватки она в итоге его обняла. Я не мог отвести взгляда, заворожённый зрелищем, поскольку никогда прежде не видел эту сторону грубого охотника. Шея Чада согнулась, и он положил подбородок Данае на плечо:

— Всё закончилось, — просто сказал он. — Я убил этого ублюдка.

Даная снова стала вырываться из его объятий, просто чтобы снова его наказать. Когда он отказался её отпускать, она расслабилась:

— Мудила. Да кому какая разница? Он же мог тебя убить.

Так всё и шло какое-то время, и я заставил свой взгляд переместиться обратно на стойку бара, хотя смотреть там на самом деле было не на что. Затем я услышал, как она сказала ему:

— Тут один из твоих друзей.

И точно, он смотрел на меня, и когда мы встретились взглядами, я увидел, как он нахмурился, и на его лице появилось подозрительное выражение. Рука чада была рядом с ножом у него на поясе, когда он подошёл ко мне:

— А ты кто такой? — спросил он.

— Старый собутыльник, — ответил я. — Ты меня, наверное, не помнишь, особенно в таком… — Я замолчал, потому что он вытащил нож, и держал его под краем барной стойки, едва ли в полудюйме от моего туловища.

— Я ложь по сразу чую, — тихо прорычал он, — и от тебя ею просто несёт. Попробуй что-нибудь другое, пока я не потерял терпение.

Имел ли он это ввиду в переносном смысле, или драконьи узы действительно дали ему такую способность, я не знал, но спрашивать не собирался. Я мог бы засмеяться над ситуацией, если бы не верил ему. «Вот же была бы ирония, а?» — подумал я. «Пережить всё это — и умереть с ножом в пузе от самого близкого друга». Зачарованный клинок, который я ему дал, мог пробить мой щит, и драться мне не хотелось.

Вместо этого я сказал первое, что пришло мне в голову — самую истинную и глубокую причину жить, какая у меня только была:

— У меня дети, — сказал я ему, — и я — действительно твой друг.

Его лицо изменилось, и нож исчез. Чад узнал мой голос, хотя в нём всё ещё была неуверенность:

— Морт? — тихо спросил он.

Я приложил палец к губам:

— Я скрываюсь под иллюзией.

Чад с отвращением отвёл взгляд, и, поскольку выпивки у него пока не было, забрал кружку у мужика, стоявшего у стойки рядом с ним, и осушил её одним долгим глотком. Тот сперва выглядел разгневанным, но как только он осознал, кто именно забрале его пиво, он передумал насчёт оскорбления, и отошёл. Чад зыркнул на меня:

— Как же меня заебала магия. — Потом он спросил: — Если ты жив, то почему ты не дома? Там все сходили с ума, когда я ушёл.

— Ты их видел? — потребовал я. — Они в порядке? Как ты сюда попал? — Вопросы посыпались из меня быстрее, чем я мог их озвучивать.

Он поднял ладони, пытаясь заставить меня притормозить:

— Твои — в порядке. Сайхан и Элэйн мертвы. Дориан откуда-то появился, и теперь они все расстроены не только из-за тебя, но и из-за него. Джордж и Алисса ходят совсем ебанутые, и Роуз такая же. Получается, будто вы с Дорианом умерли в один день.

— Зачем ты здесь? — спросил я. — Тебе следовало быть с ними.

Его выпивка наконец прибыла, стакан лучшего от МакДэниела, и он быстро её употребил. Морщась, что было вызвано отнюдь не виски, он ответил:

— У меня были на то причины. — Сменив тему, он вернулся к своему предыдущему вопросу: — Настоящий вопрос в том, зачем ты здесь?

— Я слишком устал, чтобы лететь, а круги не работают, — объяснил я. — Что случилось с Элэйн и Сайханом?

Прибыла вторая порция, но на этот раз Чад сунул её мне:

— Выпей. Тебе оно понадобится.

Я был не в настроении для выпивки, но сделал, как он сказал, не став спорить. Как только жжение прошло, я действительно почувствовал, как ослабло напряжение в моих плечах. От второй порции я отказался, и он наконец принялся излагать увиденное. Его рассказ занял какое-то время, хотя он и ограничивался минимумом слов. Он почти ничего не сказал про своё пребывание в Айвэрли, помимо упоминания о том, что нашёл там Роуз. Вместо этого он сосредоточился на своей встрече с Джорджем и устроенной ими в конце концов засаде.

— Пацан чуть не убился, но спас мою задницу, — сказал Чад. — Они заполнили воздух каким-то туманом, из-за чего я многое из случившегося не мог видеть. Когда Джордж увидел, что они сделали с Элэйн, это его просто сломало.

Через некоторое время прояснилось, но я остался ждать. Я знал, что этот сукин сын ещё не закончил. — Чад приостановился, и под пристальным взглядом Данаи выпил ещё стакан. — Хотя я и смотрел, всё произошло так быстро, что мне потребовалось несколько секунд на осознание происходящего. Этот ублюдок вышел из ниоткуда, и порубил Мёйру на части во мгновение ока.

Он это сказал так небрежно, что я едва не подавился:

— Чего-чего?

Он поднял ладони:

— Притормози. Она в порядке. Позже я выяснил, что это на самом деле была не она, а просто очередная уловка, которую выдумали твои дети. — Чад состроил кислую мину. — Ебучая магия. Жаль, Сайхану так не повезло.

Потом наступила полная жопа. Драконы опускались с неба, и один из них хреначил камнями им по рылам. Эта бешеная сучка, с которой столкнулся Джордж, насела на Грэма с Алиссой, по-моему. Там всё слишком закружилось, чтобы можно было всё видеть. Другая женщина набросилась прямо на тех, кто поймал тебя в том ящике, но Сайхан ей помешал.

Он уже был полумёртвым, но она помогла ему стать мёртвым до конца… — Его голос внезапно надломился, и он опустил голову. Когда он снова заговорил, я не мог видеть его лица: — Надо было быстрее действовать. Это я должен был сдохнуть. У того верзилы был повод жить дальше, а я… я даже не заслуживаю здесь быть.

Что я мог на это сказать?

— Он и сам был не особо добродетельным, — вставил я.

Чад поднял взгляд. Его глаза были красными и припухшими, а лицо искажено горем:

— Он был хотя бы человеком чести, и не убил и вполовину столько же, сколько убил я. Люди, которых он убивал, хотя бы знали, что это он. Три четверти тех, кого я укокошил, даже не знали, что вот-вот умрут, не говоря уже о том, кто это сделал. А что их вдовам потом говорили? «Эй, Тэд умер этим утром. Он был очень храбрым, сидел себе на месте, а потом какой-то мудак всадил ему стрелу в горло».

Даная посмотрела мне в глаза. Мы с ней не знали, что сказать. Через некоторое время я нарушил молчание:

— И что ты теперь будешь делать?

Чад одарил меня больной улыбкой:

— Упьюсь до смерти, если смогу у этой девицы умыкнуть ключ от погреба, — ответил он, бросая взгляд на Данаю.

— Будь я проклята, если тебе позволю! — огрызнулась она в ответ. Сперва я подумал, что это она бросила походя, но она подалась вперёд, и схватила его за грудки, после чего наклонилась, и впечатала ему в губы до стыдобы слюнявый поцелуй. Некоторые из клиентов в зале присвистнули.

Охотник откинулся на спинку, когда Даная его выпустила, а потом оглядел зал, прежде чем снова посмотреть на неё:

— Я думал, мы держали это между нами, девочками, — тихо сказал он. — Это ж все сейчас видели.

— Да будто мне не плевать, — выплюнула она в ответ.

Чад вздохнул:

— Ты всё ещё молодая, девонька. У тебя ещё вся жизнь впереди. Ты не…

— Мне за сорок, осёл ты этакий! — огрызнулась она.

Он на миг принял озадаченный вид, наверное потому, что ей было под тридцать, когда он впервые с ней познакомился.

— Быть того не может, — начал он.

— Я лучшие свои годы потратила, приглядывая за этим богами забытым баром, — добавила она. — Глядя, как ты и все остальные пьяницы в этом городе, входили в эти двери. Так что завязывай со своей брехнёй про пой возраст и про то, что мне делать с моей жизнью. — Когда он начал было отвечать, она подняла палец: — Отныне ты либо пьёшь со мной, либо не пьёшь вообще, понял?

— Бухло я не брошу, даже ради тебя, — возразил он.

— Я от тебя этого и не жду, — прорычала она в ответ. — Но делать ты это будешь на моих условиях. — Они ещё несколько минут спорили туда-сюда, а я гадал, вижу ли я начало серьёзных отношений, или начало войны. Я не был уверен, сможет ли Даная перебороть его желание самоуничтожиться, но было похоже, что она твёрдо вознамерилась попытаться.

Когда они начали сбавлять обороты, мне в голову пришла мысль:

— Эй, — перебил я. — Может, сейчас слишком рано это говорить, но несколько лет назад Сайхан сказал мне кое-что.

— Насчёт чего? — спросил Чад, всё ещё зыркая на сидевшую напротив женщину.

— Насчёт Алиссы, — сказал я. — Он сказал мне, что если с ним что-нибудь случится, то он надеялся, что приглядишь за ней, как отец.

Этим я приковал к себе внимание Чада:

— Пиздёж, — выругался он. — Этот непомерный ублюдок отказывался говорить больше трёх слов в одном предложении, а ты ждёшь, что я поверю в такую брехню?

Я пожал плечами, надеясь, что его более ранняя ремарка насчёт чутья на ложь была неправдой.

— Если бы он кого и выбрал для такого, то скорее тебя, — сказал Чад. — Ты — отец. Он доверял тебе, а не какому-то полубухому наёмному убийце.

— У меня и так более чем достаточно детей, чтобы за них волноваться, — без обиняков сказал я. — Он знал, я сделаю для неё всё, что смогу — но я думаю, что он хотел тебя, потому что ты понимал её лучше.

— А я-то, блядь, что в девчонках понимаю? — воскликнул охотник. — Я знаю, что они жрут, ссут и… — Он внезапно остановился, поймав прожигавший ему лоб взгляд Данаи. — В общем, суть в том, что мне нечего ей предложить. Не говоря уже о том, что она уже взрослая.

— Она скоро выйдет замуж, — напомнил я ему. — И ты знаешь, кто будет её свекровью. У неё нет никаких своих родственников. Кто примет её сторону, если они с Роуз поссорятся? — Это был дешёвый приём, и я понадеялся, что Роуз никогда не узнает о моих словах — но приём сработал.

Чад кивнул:

— Это правда. Я — единственный в этом блядском королевстве, кто готов спорить с этой су…

Я откашлялся, и одарил его строгим взглядом:

— Помни, с кем ты пьёшь. Я не буду слушать от тебя про неё такие слова.

На миг его глаза расширились, и он закрыл рот. Секунду спустя он отметил:

— Значит, слухи не врут?

— Те, которые ты слышал — вряд ли, — сказал я, сдавая назад. — Но доля правды в них есть.

Он присвистнул:

— Смелый ты человек. Я знал, что ты склонен к самоубийству, но это — совершенно новый уровень безумия. Тебе надо вернуться, чтобы начать планировать свои похороны.

Мне было не по себе, и я попытался всё приуменьшить:

— Ничего не случилось — и вообще, мои дети не против.

— Твои дети — возможно, — парировал Чад. — А про её сына-верзилу ты забыл? Он же ходячее бедствие! Он ещё в юности льва убил, причём голыми руками — и это было до того, как ты дал ему долбаного дракона!

— Грэм довольно уравновешенный.

— Он только что смотрел, как убили его учителя, — указал Чад. — А потом встретился с Папочкой, который много лет как мёртвый. Поверь мне, сейчас этот парень в плохом состоянии. Если войдёшь в этот дом, и поцелуешь его Мамочку чуть ли не через пять минут после того, как он видел её сосущейся с Дорианом… — Он откинулся на спинку стула, и драматично всплеснул руками: — Я скажу на твоих похоронах что-нибудь доброе.

— Ты не знаешь никаких добрых слов, — сухо сказал я.

Чад подумал об этом немного, и согласился:

— Действительно. Ну, тогда я выпью макданиеловский вискарь, и поссу на твою могилу.

— Вообще-то полагается выливать выпивку на могилу, — поправил я его.

— Ну нахуй, — отозвался он. — Не буду я тратить хороший виски на мёртвого дурака.

На это я не мог не рассмеяться, и Даная с Чадом ко мне присоединились. Потом я сказал:

— Я не собираюсь идти туда и делать что-то подобное. Мне просто надо дать всем знать, что я в порядке. — Тут мне в голову кое-что пришло: — А как ты так быстро сюда добрался?

— Керэн перенесла меня в Арундэл. Я там Присси оставил. Она отнесла меня обратно сюда, — ответил он. — Если не хочешь ждать здесь, позволь ей тебя отнести.

Я уже вскочил на ноги, и направлялся к двери.

— Она в паре миль к югу от города, — крикнул он мне вслед. — Если скажет что-то про то, что должна оставаться здесь — скажешь ей, что я не делал это чёртовым приказом. Она поймёт, что ты от меня.

Глава 49

Последнюю милю до дома я шёл пешком, оставив Присси искать остальных драконов. Не то чтобы я думал этим сделать своё прибытие менее заметным. Дом был набит волшебниками, и если хоть кто-то из них был не в спальне с уордом приватности, то они бы увидели моё приближение почти сразу же, как я бы увидел их.

Так и было — Айрин и Коналл встретили меня за полмили до входа в дом, чуть не бегом спеша ко мне. Было облегчением просто видеть, что они были живы-здоровы, но я не мог не подсчитать их руки и ноги, когда они приблизились. Коналл казался вымотанным, поэтому Айрин его обогнала, подхватив юбки и скача по каменистому склону как бешеная горная козочка. Она врезалась в меня с такой скоростью, что мы упали, и лишь наша обоюдная магия не дала нам скатиться вниз по горе.

Она была такой взрослой во всей этой кутерьме последнего года, что легко было забыть, насколько она была молодой — но сейчас в ней от этой взрослости не было ни капли.

— Папа! Как ты живой? Это правда ты? Ты ранен? Я тебя ранила? — Слёзы текли по её щекам почти так же быстро, как сыпались вопросы из её рта. Она одновременно едва не сорвала халат с моей спины, проверяя меня на наличие крови или синяков.

Я обнял её, борясь с собственными слезами. Когда я доберусь до дома, их будет ещё много, и мне нужно было не растрачивать всё сразу же.

— В кои-то веки, я возвращаюсь домой без единой царапины, — сказал я ей, похлопав её по щеке и взлохматив ей волосы. Обычно я этим бы заработал себе хмурый взгляд, но её волосы уже были как воронье гнездо после чего-то, чем она занималась ранее. — А насчёт того, что я жив — объясню позже, когда все соберутся вместе. А пока можно сказать, что я получил второй шанс.

Её лицо потемнело:

— Значит, всё, что мы делали, было зря?

Думая об Элэйн и Сайхане, я поспешно покачал головой:

— Нет. Если бы не вы, меня бы здесь не было.

К этому моменту Коналл добрался до нас, и упал на колени. Он склонил голову, будто боясь смотреть на меня:

— Прости, Отец.

Борясь с нахлынувшем на меня самого чувством вины за собственное выживание, я не сразу осознал, что с ним не так. Он просил прощение не за недавние смерти, а за его выбор стороны, когда я был не в ладах с Королевой. Высвободившись, я подполз к нему, и обнял:

— Ты сделал всё правильно, Коналл. Всей семье было бы гораздо хуже, если бы ты бросил Корону. И более всего я горжусь тем, что ты стоял за свои принципы. Никогда этого не стыдись.

У Айрин были собственные мнения на этот счёт. Я видел это на её лице, но вместо этого она решила сменить тему:

— Сегодня он всех спас. Именно Коналл убил волшебницу, которая нас всех едва не прикончила.

Её брат нахмурился, качая головой:

— Не слушай её, — заупирался он. — Я почти ничего не сделал. Это всё Рэнни. Рэнни вырвала ураган прямо из её рук, и едва не запихнула его противнице в глотку.

Айрин раскрыла рот, чтобы возразить, но потом передумала:

— Ну, полагаю, это так. Но она бы меня убила, если бы не ты.

Я несколько минут слушал, как они спорили, наслаждаясь их перепалкой. Пока я наблюдал за ними, на меня нахлынуло чувство благодарности, и я обнаружил, что на мои глаза снова навернулись слёзы. Чтобы отгородиться от эмоций, я встал, и отряхнул колени:

— Идём, — сказал я им. — Остальные уже знают, что я здесь?

— Джордж и Мёйра знают, — ответил Коналл. — Мы были вместе в главной комнате, когда тебя заметили. Не знаю, рассказали ли они ещё кому-то.

— Она осталась с ним, — добавила Айрин. — Ему нельзя быть одному.

Когда мы приблизились, Мёйра, с нечитаемым выражением лица, вышла из двери. Чем ближе я подходил, тем больше она хмурилась. Когда мы были лишь в десяти футах, онаподняла ладонь:

— Стой.

Я остановился.

Она посмотрела на Коналла и Айрин:

— Отойдите от него. Я знаю, что вы уже поговорили, но мне надо самой убедиться, прежде чем мы пустим его внутрь.

Айрин схватила меня за руку:

— Это правда он, Мёйра. Я бы ни за что не обозналась.

— Нет, Рэнни, обозналась бы, — парировала Мёйра. — Я могла бы создать копию, которая бы тебя ввела в заблуждение. Я сама такой копией и являюсь. — Затем она снова посмотрела на меня: — Он защищает свой разум.

— Всегда так делал, — сказал я, занервничав.

— Но не настолько, — ответила она. — Ты никогда не умел делать это настолько хорошо. Дай мне взглянуть.

— Прекрати, Мёйра, — приказал Коналл. — Ты ведёшь себя грубо.

Из дверей вышла вторая фигура, мой старший сын, Мэттью.

— Она права, — сказал он. — Мы не знаем точно, что он такое. Даже он сам может не знать.

— Или он может быть совершенно подлинным, как был Дориан, — возразила Айрин. Тут её лицо побледнело.

— Это действительно я, — сказал я. — И я не исчезну.

— Откуда ты про это знаешь? — спросил Мэтт, и его любопытство было таким спокойным и расчётливым, что на секунду меня пробрал холодок.

— Чад рассказал мне о случившемся, — ответил я. «И я уже несколько раз видел подобное», — подумал я про себя, но сейчас было не время для попыток это объяснить.

— Убери щиты, и позволь ей тебя осмотреть, — приказал Мэттью. Потом он бросил взгляд на Мёйру, и несколько секунд спустя она почти незаметно кивнула.

Но Айрин заметила:

— Что ты ей только что сказал? — с вызовом спросила она брата.

— Не волнуйся об этом, — сказал Мэттью, приняв напряжённую позу.

Айрин пошла вперёд, пока не оказалась почти нос к носу со своим самым старшим братом:

— Ты сказал ей убить его, если она не сочтёт его настоящим, верно? — Её взгляд метнулся в сторону, окинув и Мёйру тоже: — Или, возможно, ты это сделаешь? Ты, наверное, сказал ей не позволить Коналлу или мне вмешаться. — Пока она говорила, эйсар Айрин загудел, с каждым мигом становясь всё сильнее. Выражение её лица было опасным.

Спеша остановить назревающий бой, я поднял ладони:

— Ничего. Я и сам хочу убедиться. Если я — на самом деле не я, то я не хочу быть здесь. — Я так долго держал щиты вокруг своего тела и, особенно, разума, что их снятие потребовало от меня сознательных усилий — но я это сделал. Я почти мгновенно ощутил у себя в голове присутствие Мёйры.

Шли минуты, пока она искусно рылась в моих воспоминаниях. Я осознавал часть того, что она увидела, но не всё — она двигалась слишком быстро. Мёйра изучила мои нынешние мысли, а также мысли в недавнем прошлом, и она рассматривала другие вещи, о существовании которых я прежде не знал — части меня, которые я не мог описать словами. С течением времени я начал беспокоиться. Она занималась этим слишком долго. Был ли я действительно самим собой? Или я через слишком многое прошёл, чтобы она могла меня узнать?

— Он… другой, — наконец сказала Мёйра, а когда остальные начали напрягаться, она быстро добавила: — Но это — он. — Затем она ответила на их вопросы самым демонстративным возможным образом — она обняла меня. — Прости, что сомневалась в тебе.

Айрин громко вздохнула, а Коналл, всё ещё измотанный, сел на землю:

— Я думал, у меня сердце откажет, — пожаловался он. Зыркнув на Мэттью и Мёйру, он добавил: — Больше так со мной не делайте.

Когда Мёйра наконец выпустила меня, моё внимание было приковано к Мэттью.

— Что? — спросил он, и я раскрыл руки. Он испустил многострадальный вздох: — Так и знал.

— Я только что восстал из мёртвых, — отметил я. — Разве это не повод обняться?

— Опять, — сказал Мэтт, вкладывая в это слово особый смысл. — Это уже не в первый раз.

Коналл снова обнял меня:

— Я тебя не брошу, Пап.

Айрин засмеялась:

— Ну хоть кто-то тебя любит. — Чуть погодя она присоединилась к нам, вместе с Мёйрой. Мэттью наблюдал за нами с раздражённым выражением лица.

Когда мы все выпустили друг друга, я снова посмотрел на него, подняв руки. Закатив глаза, Мэтт позволил мне себя обнять, но после короткого промежутка времени начал меня отталкивать. «Небось считал каждую секунду», — иронично подумал я.

Я почувствовал новую волну трепета, когда мы входили в дом, и вид подавленного лица Джорджа наполнил меня ещё большим объёмом вины. В моей жизни было полно таких мгновений. Сколько ещё людей поплатилось за мои ошибки? За прошедшие годы вся семья Джорджа расплачивалась за мою… его мать, отец, а теперь и сестра. И что он с этого получил? Пустой титул и бесполезные благодарности от людей вроде меня.

— Ты выжил, — тихо сказал он, одаривая меня слабой улыбкой.

«… А она — нет», — внутренне договорил я. Мне хотелось, чтобы он меня ненавидел. Так было бы проще — но я видел в его глазах, что он на самом деле был рад меня видеть, несмотря на его печаль. Если уж на то пошло, он наверное чувствовал вину за свои противоречивые эмоции. «Чёрт побери».

Однако один момент, который я усвоил за полную чужих загубленных судеб жизнь, заключался в том, что им не нравилось слышать о том, как я себя винил за это. Они хотели чувствовать, будто это что-то значило, или что ты хотя бы благодарил их за жертву. Извинения были последним, что они хотели.

— Твоя сестра была невероятной, — сказала Керэн, входя из коридора. — Я не всегда с ней ладила, но я никогда не видела никого столь храброго. Если бы не она, меня бы здесь не было. Если бы я…

Я бросил на неё предостерегающий взгляд, и Керэн замолчала. Я не мог не восхититься её умом. Она училась быстрее, чем учился я сам в её положении. Потом Джордж сказал то, отчего у меня заныло сердце:

— Элэйн была в сотни раз лучше меня. После смерти Папы у неё только я и остался, но я сам ничего не мог. А теперь я один.

Присев перед его стулом, я посмотрел ему в глаза:

— Я знаю, звучит банально, но ты — тоже часть нашей семьи. Даже если ты этого не чувствуешь, ты — не один. — Затем, просто потому, что я — дурак, который так и не научился себя правильно вести, я подался вперёд, и прошептал ему на ухо: — Плюс, у меня три дочери, все не замужем.

Джордж грустно хохотнул, а Айрин ахнула. Она каким-то образом сумела меня расслышать.

— Папа! — рявкнула она, окидывая меня взглядом чистой ненависти. — Сейчас не время для шуток. — Она встала рядом с Джорджем, защищая его от меня.

Последний Прэйсиан поднял на неё взгляд, и одарил её почти искренней улыбкой:

— Я не против. Это было в некотором роде уютно… и забавно?

— Чего в этом забавного? — сказала Айрин.

— Где Грэм? — спросил я, хотя знать я хотел не совсем это.

— В комнате Алиссы, вместе с ней, — ответила Мёйра, ни на миг не введённая в заблуждение. — Карисса и её мать — в комнате Роуз. Появление Дориана их всех немного встряхнуло. — Выражение её лица было одновременно сочувствующим и предостерегающим.

Оставив их в гостиной, я пошёл по коридору, где и встретил Линн, которая шла посмотреть, с чего все всполошились. Она немного поглядела на меня, а потом обняла. Это был редкий эмоциональный жест со стороны Ши'Хар, но, в отличие от моего старшего, её такие вещи не смущали. Когда она меня отпустила, я мог видеть, что она полнилась вопросами — но она их не задала. Она просто продолжила идти дальше, уверенная в том, что позже я на них отвечу.

«Иногда она кажется ребёнком, а в другие моменты я жалею, что сам и вполовину не такой взрослый, как она», — сделал наблюдение я, шагая вперёд. Я остановился у двери Алиссы, но потом пошёл дальше. Я никого не обманывал, уж себя-то точно, но когда я подошёл к двери Роуз, я застыл в нерешительности.

Как и все спальни, она была закрыта уордом приватности, поэтому я не мог видеть, что происходило внутри. Послушав немного, я услышал тихие звуки. Это был не плачь, но Карисса и её мать вели тихую беседу. Первая большая череда слёз скорее всего закончилась ещё до того, как я добрался до дома, хотя впереди наверняка были новые.

А я стоял в коридоре, прислушиваясь — незваный гость, нарушающий уединение их семьи. Костяшки моих пальцев зависли перед деревянной дверью, но вскоре моя рука упала, бесполезно обвиснув. Отвернувшись, я пошёл обратно в гостиную.

Все смотрели на меня.

— Я знаю, у вас у всех много вопросов, но я устал. Думаю, я пойду посплю.

Мне ответил хор одобрений, подталкивавших меня отдохнуть. Поэтому я вернулся в свою спальню, которую некогда делил с Пенни. С тех пор, как я был там в последний раз, будто прошли годы. Закрыв дверь, я поднёс руку к щеколде. Я хотел уединения, но чувствовал, что отгораживаться от них было бы как предательство. Наконец я оставил всё как есть. Если я кому-то был нужен, то они смогут войти и разбудить меня.

Сняв надетую на мне чужую одежду, я вошёл в соседнюю комнату, и наскоро помылся. Я был не очень грязным. Вообще, я появился в замке совершенно чистым, но после старого халата у меня осталось такое чувство, что мне требовалось помыться. Потом я залез в кровать, и притворился, что сплю.

Я был очень усталым, но спать мне не хотелось. Это было эмоциональное утомление, и я на самом деле хотел только побыть в одиночестве. Размышляя об этом, я решил, что скорее всего поэтому все и разошлись по отдельным комнатам до моего прибытия, и именно поэтому они не требовали от меня ответов.

Я же хотел только увидеть Роуз, из-за чего снова почувствовал себя виноватым.

* * *

Прошли часы, и я проснулся от звука открывающейся двери. Хотя в комнате было темно, магический взор сказал мне, что это была Роуз. Она закрыла дверь, и мои уши уловили характерный щелчок, когда она заперла её у себя за спиной.

Я спал на боку, и моя спина была повёрнута к ней, когда она остановилась у кровати.

— Морт? Ты спишь? — спросила она почти шёпотом.

Что я должен сказать? Зачем она пришла? Эти вопросы, и ещё дюжина других, промелькнули у меня в голове, но в конце концов я выбрал самый лёгкий путь, и притворился спящим. Затем я почувствовал, как она потянула одеяло, и как матрас прогнулся под её весом, когда Роуз легла рядом. Её дыхание щекотало мне загривок, когда она подвинулась поближе, обняв меня правой рукой за талию.

На ней была лишь простая ночнушка, а я был голый, но в кои-то веки на моей совести не было порочных мыслей. Моё сердце было в другом месте, полном вины и сожалений, и, в данный момент, толики паники.

Прошла четверть часа, и я начал думать, что она заснула, пока не услышал у себя под ухом её голос:

— Я знаю, что ты не спишь.

Я промолчал. Это была ошибка, которую допускали многие притворяющиеся спящими люди — они отвечают на вопрос, и это их выдаёт. Я был для этого слишком умён. Ладонь Роуз легла мне на грудь:

— Твоё сердце бьётся слишком быстро, — сказала она мне.

«Дурацкое сердце», — подумал я. Оно никогда не делало то, что я хотел — во всех смыслах.

— Ты понимаешь, насколько я рада тому, что ты жив? — спросила она. — Что я не стала соучастницей в твоей смерти?

Несмотря на мои лучшие намерения, я кивнул. Иногда спящие люди двигаются.

— Тебе не обязательно рассказывать мне, что произошло. Для этого ещё будет время завтра, но тебе следовало прийти ко мне, когда ты вернулся. Почему ты этого не сделал?

Я не смел поворачиваться к ней:

— Я не мог.

— Почему?

Я промолчал.

— Ты слышал о возвращении Дориана, — просто сказала она. Это был не вопрос.

Конечно же слышал. Я видел его — перед тем, как меня заперли в клетке. Я знал не только то, как он появился, но и то, что скорее всего случилось позже. Он был моим лучшим другом, но он был мужем Роуз, её истинной любовью. Его краткий визит наверняка широко раскрыл рану в её сердце, и насыпал туда соли.

— Это из-за меня, — наконец сказал я. — Они хотели использовать его против нас.

Я почувствовал, как она улыбнулась во тьме:

— Они попытались, но после того, как они с Грэмом разобрались, он сделал прямо противоположное. Он не дал одному из них убить Керэн.

Я был рад это слышать, однако это также отозвалось во мне приступом ревности. Я любил Дориана как брата, и, будь у меня возможность, я бы с радостью занял его место. Но от этого мне также было больно. Он всегда был лучше меня. Не умнее, не могущественнее, даже не красивее — он был идеален. Он не шёл на компромисс, он был почти неспособен лгать, и его честь всегда была без изъяна. Я же ничем таким не мог похвастаться. Лучшее, что обо мне можно было сказать — это то, что я был пронырлив, или, быть может, хитёр, но правда была гораздо темнее. Я был коварен, мелочен, мстителен и, что хуже всего, эгоистичен.

Единственным, что это компенсировало, была моя роль отца. Я неплохо справился — но за это в той же мере была ответственна и Пенни.

Я некоторое время молчал, но Роуз, несмотря на отсутствие у неё магии, могла читать мои мысли:

— Ты волнуешься, что я передумала после того, как снова увидела его. Или, быть может, ты думаешь, что не заслуживаешь счастья.

— Что-то типа того, — признал я.

— У меня были похожие мысли, — ответила она. — Но, к счастью, я умнее тебя.

Я начал поворачиваться, чтобы напомнить ей, кто именно проиграл в нашей последней шахматной партии, но она напрягла руку, удерживая меня на месте:

— Не поворачивайся, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты в меня тыкал этой штукой… — После долгой паузы она добавила: — … пока что.

Несмотря на наше положение, я об этом и не думал — впервые в жизни.

— Я тебе не рассказывала, но Пенни пришла ко мне, — внезапно сказала она, меняя тему.

— Что?

— Это случилось, когда мы затерялись на том странном берегу, — объяснила она. — Ты заснул, и она заняла твоё место. Мы говорили о многом — о прошлом, о настоящем, о детях, и о тебе.

Напряжение в моей спине достигло новых высот — и ощущение в моих почках было таким, будто кто-то по ним врезал.

— Я пообещала заботиться о тебе, и о них, — сказала она мне. Её голос звучал всё так же твёрдо, когда она продолжила: — Я сдерживаю обещания, Морт.

— А что насчёт…?

— Большинство уже знают, или имеют какое-то представление, — сказала она, останавливая меня на середине вопроса.

Отбросив самоконтроль, я перевернулся на другой бок. Наши лица были менее чем в дюйме, и в тусклом свете мы немного поглядели друг на друга, прежде чем я прижался своими губами к её собственным. Зажёгшееся во мне пламя начало стремительно расти, пока мне не стало казаться, что оно сожжёт меня дотла — но я, подобно мотыльку, не мог контролировать своё желание лететь на свет. Когда я дал волю рукам, дёргая края её одежды, Роуз меня остановила:

— Я не могу, — сказала она мне. — Не сегодня. Несмотря на то, что я сказала, сегодняшний день был шоком. — Зверь внутри меня разочарованно заревел, и она, наверное, увидела это в моём взгляде, хоть я и не издал никакого звука. — Мне нужно время, — добавила она.

Какое-то время мы лежали вместе, и я её обнимал, наслаждаясь нашей близостью, но даже это оказалось для меня слишком. Я снова перекатился на другой бок, и она сама меня обняла, заявив, что спать без тыкающегося в спину кинжала ей легче.

Я притворился, что не знаю, о чём она, хотя не мог не посмеяться немного. Роуз каким-то образом задремала, в отличие от меня — но я был не против. Моё тело было фрустрировано, но впервые за минимум год я был счастлив.

Несколько часов спустя Роуз тихо встала. Двигаясь как призрак, она покинула мою комнату, и вернулась в свою. В течение следующей недели она часто возвращалась, чтобы обнимать меня в тёплой ночи, но в интимном смысле мы оставались порознь.

Ещё через неделю она стала оставаться дольше, пока одной ночью я не очнулся, обнаружив себя в пасти голодного зверя. Я уже довольно давно не был в такой приятной опасности, и с той ночи мы по очереди становились как охотником, так и жертвой.

Эпилог

Мы с Роуз держали нашу личную жизнь, ну, личной, а если кто и замечал наши странные взгляды или ночные визиты, то ничего не упомянул. После того, как мои самые худшие проблемы остались позади, жизнь моя успокоилась, но это было нелегко. После всех объяснений я и — что важнее — все остальные вынуждены были разбираться с последствиями. За исключением Чада, никто не покидал мой дом целых две недели.

Частично это было для поддержки. Все устали, были охвачены горем или травмированы, и все справлялись с этим по-разному. Единственным общим знаменателем было то, что утешения они искали в обществе других выживших.

Думаю, Джорджу было хуже всего. Мёйра и — особенно — Айрин проводили с ним много времени. Айрин и Джордж наверное толком не знали друг друга до этого момента, но в последовавшие недели они, казалось, нашли много общего. Я был рад это видеть, и особо об этом не задумывался.

То, что я выжил, сняло с плеч Мэттью тяжкий груз, и какое-то время он был общительнее Коналла, который всё ещё разбирался с виной за свои собственные решения. Однако со временем они вернулись к своим обычным характерам — Мэтт проводил большую часть времени один, а Коналл стал более расслабленным и открытым.

Что-то во встрече с отцом изменило Грэма, и он стал больше времени проводить с Кариссой, хотя у них и было мало общего. Между тем Роуз решила заняться стряпнёй, и попросила Алиссу её учить, используя это в качестве возможности сблизиться со своей будущей невесткой. Если честно, результаты были неоднозначны. Линаралле я на кухне доверял больше, чем Роуз. Моя дочь-Ши'Хар могла совершить что-то возмутительное, вроде подачи к столу крысы, но она достигла той точки, когда ты знал, что крыса хотя бы будет хорошо прожарена, а не сырой или подгоревшей.

Линаралла оказалась самой неотложной проблемой. Когда мы наконец узнали новость о том, что случилось на Западном Острове, она проинформировала нас, что у неё осталось лишь несколько недель. То, что она была «ребёнком» Ши'Хар, означало, что ей требовался кялмус, плод дерева-матери, чтобы сохранять свой человеческий облик. Её запасы, хранившиеся в стазисе, должны были закончиться, и когда это случится, она начнёт пускать корни где-то через неделю.

Эта новость стала мне как пощёчина, и остальные были этому столь же не рады. Айрин и Керэн были особенно расстроены. К сожалению, единственное известное мне решение было варварской операцией, созданной Тирионом тысячи лет назад — выжечь семя разума, оставив у жертв необратимые повреждения мозга.

Очевидно, это было неприемлемо, поэтому ни я, ни Мэттью не упомянули об этом. Вместо этого они с Линн всё обговорили, и она решила пустить корни в месте, где хотя бы станет всем полезной. Мэттью уже работал над планами восстановления границ измерения, которые держали наш мир аккуратно разделённым на два полу-мира. Решение Линараллы пустить корни упростило эту задачу, поскольку она решила осесть в месте, где раньше был Кион, служа хранителем пространственных чар.

На то, чтобы найти и исправить все повреждения границ измерения, всё равно должна была уйти целая жизнь, но по крайней мере они не станут разрушаться дальше, пока Мэттью и остальные работают над проблемой. Не нужно и говорить, что Айрин была недовольна этим решением, особенно после того, как выяснила, что Линн будет в состоянии дрёмы десять или более лет после трансформации, прежде чем от неё можно ожидать способности снова общаться с людьми.

Это было как потерять очередного близкого, а мы всё ещё не оправились от смертей Элэйн, Сайхана и Мойры.

Прежде чем она ушла, мы справили отдельные поминки по тем, кого потеряли. Поскольку тела не было, Мойру мы помянули в горном коттедже, так как вне нашей маленькой группы родных и близких никто бы не понял этого. Насколько знал остальной мир, Мойра всё ещё была жива.

Джордж забрал останки Элэйн обратно в Арундэл, и мы справили службу по ней уже там, в вот Алисса решила похоронить своего отца на личном кладбище Камеронов в Замке Камерон. Грэм решил жить там, и поступить на службу новому Графу ди'Камерон. Поскольку Роуз потеряла титул Леди Хайтауэр, у их семьи всё стало не слишком хорошо, в плане владений.

Год спустя Грэм и Алисса наконец связали себя узами брака. Чад серьёзно воспринял свою роль, участвуя в церемонии вместо Сайхана (и для виду пригрозив Грэму, что он с ним сделает, если Алисса не будет счастливой). Роуз была весьма недовольна, узнав о том, что Сайхан назначил охотника её крёстным отцом, даже если особого юридического веса это решение не имело — и я не стал упоминать о том, что вообще-то это было моей идеей.

Это было первым крупным событием, которое прошло в Замке Камерон, хотя сама крепость всё ещё не была закончена. Блестящий чёрный камень, из которого я её построил, оказался чрезвычайно трудным для обработки, став кошмаром для каменотёсов и плотников, которым приходилось ладить двери и прочие необходимые элементы. Коналл едва не уработал себя до смерти, помогая им, пока Мэттью не предложил обеспечить ремесленников зачарованными долотами и прочими инструментами для работы с камнем.

Вскоре после этого Мэттью и Керэн поженились — в основном потому, что она забеременела, и они больше не могли скрывать свои отношения. Не то, чтобы они друг друга не любили — просто им было не особо интересно заверять это официально, в глазах общественности.

Ариадна, Королева Лосайона, родила дочь, и хотя ходило много слухов о том, кто мог быть отцом, официальная версия приписывала эту роль её покойному мужу. У девочки были тёмные волосы, в отличие от Ариадны или её якобы отца Лиманда, и по мере её взросления я не мог не заметить, насколько похожа она была на Бриджид. Я нисколько не сомневался в том, кто её на самом деле зачал.

Роуз и Карисса переехали обратно в их столичный дом, и так совпало, что я решил переехать в старый дом Иллэниэлов в столице. После смерти Тириона тот снова стал моим, и я развил в себе нехарактерный интерес к центру политической жизни Лосайона. На самом деле я конечно же хотел быть поближе к Роуз, и мы долго развлекались, устраивая тайные встречи и свидания, будто нам обоим было и вполовину не столько лет, сколько на самом деле.

Карисса наверное поймала бы нас, но вскоре после этого она познакомилась с сыном Виконта Лидэра, из Айвэрли. Они с её бабкой довольно скоро переехали туда, и в конце концов она породнилась с гододдинским дворянством. После этого мы с Роуз перестали себя утруждать притворством — мы по очереди жили то у неё, то у меня, и слуги благоразумно молчали в тряпочку.

Леди Роуз вернулась в общественные круги Лосайона, к вящему смятению тех, кто раньше порочил её имя. Учитывая открытую поддержку нас обоих со стороны Королевы, и ранее проделанную Мойрой работу по изменению мнения самых могущественных дворян Лосайона, люди осмеливались максимум что шептать. Вообще, Роуз даже нравились эти слухи — она превратила свою дурную славу в очередной инструмент для торга в политических кругах, и приобрела репутацию особы неприкасаемой.

Большая неожиданность ждала меня тогда, когда Айрин объявила, что выходит за Джорджа Прэйсиана, поскольку я был совершенно не в курсе. Я знал, что она стала больше времени проводить в Арундэле, который становился процветающим городом, но я не понимал, почему она это делала. Она всегда утверждала, что занимается каким-то благотворительным проектом, и я ей верил. Не стоит и говорить, что Роуз узнала об их отношениях задолго до меня, и что она качала головой, не в силах поверить в моё невежество.

— Я бы тебе сказала, если бы знала, что ты настолько ничего не замечал, — сказала она мне, когда пришлось письмо. — Как ты можешь быть таким тугодумом?

Я никогда не признавался в своих неудачах, не обращая их в шутку, поэтому я подмигнул ей, и опустил взгляд на то, что я, любя, называл её «очарованием».

— Я был отвлечён, — сказал я, используя свою самую ходовую отговорку.

Её ответом стал строгий взгляд, который был не серьёзнее моей ремарки:

— Значит, вам десерта не полагается, сэр, раз вы не можете вести себя как джентльмен.

Я искренне надеялся, что она имела ввиду пирог, который ранее поставила печься. Она всё ещё продолжала попытки готовить, и в последнее время занялась выпечкой. Я молил её оставить кухню на слуг, но она настаивала на собственном участии, к вящему смятению моего желудка. Слишком тупой, чтобы заткнуться, я спросил:

— Ты ведь имеешь ввиду пирог… верно?

Её взгляд закипел от раздражения, когда она увидела надежду в моём лице:

— Я имела ввиду именно то, что я сказала, — спокойно отозвалась она, — и пирог ты будешь есть.

В конце концов пирог я поел, и так расхваливал её стряпню, что она меня простила. На самом деле, притворяться было не так сложно — её готовка существенно улучшилась.

После свадьбы Айрин она и остальные наши дети начали давить на нас, чтобы мы сошли с пути порока и сделали наши отношения официальными, что мы в конце концов и сделали, создав в общественных кругах Лосайона очередной переполох.

Последовавшее десятилетие было деятельным, для всех остальных. Роуз продолжала иногда заниматься политикой, но я упорно не желал в этом участвовать. Дочь Королевы, Мариана, выросла интересной женщиной, умной не по годам и непредсказуемой. Она радовала свою мать, и оказалась умной и талантливой как в плане магии, так и в политике. По просьбе Арианды я проводил значительное время с девушкой, обучая её унаследованной ею магии, и преподавая ей некоторые уроки, которые сам усвоил из жизни — но она скорее всего получила больше пользы от науки Роуз.

Мы с Роуз наслаждались нашим закатом, поскольку у нас было полно внуков. Грэм и Алисса принесли нам троих, а Карисса — пятерых. Коналл женился на племяннице Герцога Кантли, и у него и у Айрин было по два ребёнка, а вот Мэттью остановился на одном. Он был слишком осторожным и слишком занятым различными проектами, чтобы утруждать себя большим числом детей, хотя я и донимал его постоянно на этот счёт. Мёйра так и не вышла замуж, придя к заключению, что дар Сэнтиров закончится на ней, и хотя я хотел с ней спорить об этом, мне было действительно страшно от того, каким мог быть ребёнок с её могуществом.

С возрастом я начал волноваться о Роуз, но её здоровье оставалось крепким. Начали появляться правнуки, обогащавшие нашу жизнь и дававшие нам много поводов для путешествий. Это был один из лучших периодов моей жизни, особенно потому, что я не нёс за них никакой личной ответственности. Моей единственной задачей было объявляться время от времени, чтобы учить их плохому, и никто не осмеливался пытаться мне мешать. Люди думают, что нормальные подростки — это плохо, но немалое число моих правнуков были магами, и я радовался, подталкивая их на действия, от которых их родители на меня гневались.

Говорите что хотите. Я называю это справедливостью.

Когда Роуз исполнилось девяносто два, стало хуже. Её здоровье резко пошло на убыль, и обычным волшебством я больше не мог почти ничего сделать. На моё сердце легла тень, и я целыми днями думал о том, как я смогу выдержать жизнь без неё. Я настолько отчаялся, что думал о радикальных вариантах, вроде того, чтобы заручиться помощью Гарэса Гэйлина в создании для неё нового тела, или испытать судьбу, коснувшись магии пустоты, что всё ещё жила в моей душе.

Она от всего отказалась, и когда её дни начали подходить к концу, я отбросил гордость, и начал умолять её в открытую. Я отчаянно искал способ её спасти, но она твёрдо стояла на своём, сколько бы истерик я не устраивал.

— Я достаточно пожила, — сказала она мне, похлопывая меня по руке.

Её рука выглядела меньше, чем я помнил, морщинистой и слабой. Моя тоже выглядела старой, но это была ложь. За прошедшие годы я менял свою внешность, чтобы соответствовать Роуз, но внутри я всё ещё был молод. Лёгкое касание её пальцев заставило новые слёзы появиться в моих глазах.

— Ты могла бы жить дольше, — сказал я, снова пытаясь её убедить.

Она покачала головой:

— Я люблю тебя, Мордэкай, но меня там ждут. С моей стороны неправильно просить ещё времени. Я снова готова его увидеть.

«Но меня не ждёт никто», — хотелось закричать мне. Пенни на самом деле не умерла — она всё ещё была заперта в чистилище, в каком-то странном уголке моего сердца. Смерть Роуз должна была создать второй шрам, который грозил оказаться не меньше, чем от потери Пенни. Я не мог себе представить, как я это переживу. Я не хотел это переживать.

— Я всё ещё говорю с ней порою, — сказала Роуз. — Ей очень нравится слышать о детях.

— Что? — Я не мог поверить её словам. Она, наверное, была во власти галлюцинаций.

Протянув руку, она притянула мою голову вниз, и поцеловала в щёку:

— Прости, что не говорила. Она подумала, что так будет лучше.

— Пенни подумала? — я едва мог выговорить слова.

Роуз кивнула:

— Помнишь, когда Дориан вернулся? Она думала, что с ней может получиться так же. Она не хотела бередить старые раны. Она хотела, чтобы ты был счастлив.

Я плакал, всхлипывая.

— Сколько раз? — наконец смог выдавить я.

— Раз в несколько лет, — ответила она. — Каждый раз, когда ты становился грустным, или ударялся в воспоминания о прошлом. Она будила меня посреди ночи, и мы с ней разговаривали.

— И как она себя чувствовала? — спросил я.

Роуз закрыла глаза:

— Довольной… и также грустной. Она не хотела всё пропускать. Она пыталась это скрывать, но знала её слишком хорошо, чтобы она меня могла одурачить. Время для неё текло иначе. Она всё ещё выглядит прежней. Думаю, за все годы, что мы с тобой были вместе, она прожила только месяц. — Голос Роуз начал уплывать, будто она видела сон. — Я его вижу, Мордэкай.

— Скажи ему, что ему придётся подождать ещё, — воскликнул я.

Она улыбнулась в ответ на мою вспышку, и снова открыла глаза, сфокусировав взгляд на моём лице:

— Я знаю, о чём ты думаешь. Ты уже говорил мне. Мир — всего лишь сон. Никто не ждёт. Но это не так. Это ещё и мой сон, и Дориан ждёт меня. Когда-нибудь вы с Пенни встретитесь там с нами.

— Нет, — сказал я, всё отрицая. — Это нечестно. Ты не можешь уйти. Кто составит Пенни компанию, когда она придёт? Ей будет одиноко. Об этом ты не подумала? — Я едва мог видеть лицо Роуз, из-за стоявших в моих глазах слёз.

— Я люблю тебя, Морт, но я устала. Дай мне заснуть, — сказала Роуз, снова позволив своим глазам закрыться.

Она заснула, а я наблюдал за ней, но она так и не проснулась снова. Прошли часы, прежде чем она испустила последний вдох. Всё это время я плакал, а когда понял, что её не стало, я отбросил попытки вести себя тихо, и завопил от горя.

Как Роуз и предсказывала, её потерю я пережил, хотя еда и потеряла для меня вкус. Мир стал серым, будто всё обратилось в пепел. Я переехал обратно в свой старый горный коттедж. Тот уже не один год простоял пустым, поскольку после того, как ребёнок Мэттью и Керэн вырос, они съехали. Они всё ещё были вместе, но виделись друг с другом лишь время от времени, поскольку он постоянно был занят работой, а Керэн развила широкий круг интересов и контактов по всему миру.

Вскоре после этого ко мне присоединилась Мёйра. Она утверждала, что ей одиноко, но я знал, что она волновалась. Она не давала мне слишком долго хандрить, хотя радость жизни вернуть мне так и не смогла. Я снова начал готовить, чем почти не занимался с тех лет, когда мы с Пенни растили в этом доме детей.

Мариана к тому времени уже не один год была Королевой, положив конец сомнениям насчёт того, может ли женщина править. К этому моменту очень немногие люди жили под властью монарха, не являвшегося королевой. Её навыки правления, а также присутствие Мировой Дороги, постепенно позволили Лосайону оказывать решающее влияние на Гододдин и Данбар, и империя, которую она основала, начала новый золотой век.

Через несколько лет после того, как Мёйра стала жить со мной, умер Коналл, хотя для волшебника он был ещё молод. Необузданный, он сломал шею на охоте. Как он сумел это сделать, когда я так часто напоминал ему постоянно держать щит — это осталось для меня тайной. Его смерть затянула меня в ещё более тёмную депрессию, пока, по-моему, даже Мёйра не устала от меня.

Десять лет спустя, когда Айрин потеряла Джорджа в очередном глупом несчастном случае, она решила переехать, и, какое совпадение, Мёйра съехала прочь. У неё были причины, но они были лживыми. Я был обузой, и пришёл черёд Айрин эту обузу нести. Я Айрин так и сказал, что повлекло за собой эпичную ссору. Она сама пыталась справиться с горем, и моя жалость к себе особо её оскорбляла.

В процессе ссоры мы выкорчевали несколько деревьев, а во время последующих перепалок — ещё несколько, и, странное дело, каждый раз я начинал чувствовать себя немного лучше. Ссорились мы с Рэнни нечасто. Я по большей части был цивилизованным, а она была милой овечкой, идеальной дочерью — но когда она давала себе волю, окружающая живность обычно решала на какое-то время мигрировать на другую гору. Если честно, ссоры мне нравились, как и годы между ними. Она была очень похожа на свою мать.

Мёйра время от времени наносила нам визиты, и мне кажется, что она была удивлена, что Айрин каким-то образом заставила меня снова улыбаться, когда самой Мёйре это не удавалось. Я объяснил это ей, сказав, что у меня не было выбора.

— В конце концов, ты же не думаешь, что её муж умер своей смертью, а?

Мёйра в недвусмысленных выражениях сказала мне, что эта шутка была очень неподобающей, но я был весьма уверен, что её собственное чувство юмора просто атрофировалось с возрастом.

Пенни тоже была рада их видеть, и с течением времени я услышал ряд историй о её внезапных визитах, пока я сам спал. Как и Роуз, они долго об этом молчали, но Айрин была упрямой, и в конце концов рассказала мне правду. Я начал на ночь оставлять на столике у кровати письма, а также еду и другие вкусности. Они почти всегда оставались нетронутыми, но каждые несколько месяцев я обнаруживал, что кто-то съел еду, а на месте моих писем появлялось новое. Такие моменты были смесью горя и радости.

Несколько раз я просыпался, и обнаруживал полностью приготовленный завтрак, напоминавший мне о былых деньках. Ощущение было таким, что стоит лишь подождать, и она войдёт через дверь, отчитывая меня за то, что я позволяю еде остыть. Но она конечно же не входила. Я наслаждался завтраком, и пытался не дать слезам испортить трапезу.

Шли десятилетия, и новая империя Лосайона не показывала никаких признаков слабости. В конце концов, её Королева также была волшебницей, и скорее всего править ей оставалось ещё очень долго. Мариана была политическим гением, и её разум мог бы состязаться на равных с Роуз. У неё была совесть, что я приписывал её юности, проведённой в моём обществе, однако она также была совершенно безжалостна при необходимости, и я решил, что этим она пошла в её отца.

Однако я знал, что это было моим личным тщеславием. Ариадна хорошо учила дочь, а Роуз помогла отточить политическую хватку Королевы. Но мне нравилось думать, что я принял какое-то небольшое участие в её успехе.

В мой второй век Мэттью наконец почувствовал себя одиноко, и решил жить со мной. Как и прежде, Айрин нашла повод съехать, подтвердив мои подозрения. Мои дети по очереди заботились о том, чтобы Папа не впал в депрессию, и не сотворил какую-нибудь глупость. Мне было жаль прощаться с Айрин, и я сомневался насчёт жизни с сыном — но мы хорошо поладили, как два счастливых холостяка.

Ссор больше не было, и хотя дом был вечно грязным, нам было всё равно. Несколько раз я обнаруживал признаки того, что кто-то ночью убирался, и письмо от Пенни дало подтверждение: мне следовало что-то сделать с нынешним положением, или готовиться к последствиям. Я рассмеялся, решив, что подожду ещё несколько дней, прежде чем всерьёз возьмусь за уборку.

Да и что она могла со мной сделать?

Следующим утром я очнулся в кровати покрытым мокрой грязью, и с новым письмом, которое обещало, что в следующий раз грязь сменит ядовитый плющ. Пустое ведро, в котором эту грязь носили, стояло посреди комнаты, в качестве сурового предупреждения.

Поэтому мы принялись за уборку, и Мэттью наконец признался, что именно Пенни договорилась, чтобы после смерти Роуз обо мне заботились. Она вообще разослала письма за годы до смерти Роуз, и отдельно встретилась с каждым из них в разные моменты времени. Я, наверное, должен был чувствовать себя преданным, но это было не так.

Я вернулся в свою комнату, и больше часа плакал под защитой уорда приватности.

Мы с сыном упорно трудились, придумывая новые чары, помогавшие наступлению нового века магии, который не уступал тому, что был более двенадцати сотен лет тому назад. Волшебников стало гораздо больше, хотя они и были относительно молоды.

Где-то на мой четвёртый век на Мариану было совершено успешное покушение, и выстроенная ею империя начала рассыпаться. Я упрямо отказывался участвовать в спасении страны, поскольку занявшее её место животное вызывало во мне отвращение. Мои дети тоже не ввязывались, но кое-кто из внуков, правнуков, праправнуков и так далее — некоторые из них погибли в последовавших войнах.

Розданные мною драконы стали предметами игр власти между нациями. Надо было это предвидеть, но пока правила Мариана, это не было проблемой. Мы с Мэттью спрятали оставшиеся яйца глубоко в земле, и я надеялся, что там их никогда не найдут.

Где-то в это время я начал серьёзно думать о том факте, что мои дети умрут. Они начали выказывать признаки старения, а я был всё ещё таким же, каким был всегда. Мысль о том, что я их потеряю, приводила меня в ужас, вновь напоминая мне о том, каким проклятием стало моё бессмертие.

Я проводил значительное время в тяжёлых раздумьях об этом, и твёрдо решил, что не буду этому свидетелем — но в то же время я не мог вынести претворения в жизнь конца света. Каким бы хаотичным мир ни был, в нём была куча народу, которая заслуживала жить, и некоторые из них являлись моими внуками в разных поколениях.

Моя сделка с дремлющим богом была ясной. Я мог жить столько, сколько пожелаю, но чтобы избавиться от существования, я должен был использовать силу, скрытую в тёмном шраме на моей душе. Сделав это, я снова начал бы тот же процесс, из-за чего я накапливал бы силу, пока моё существование не разорвало бы его сон на части, а сам я заснул бы, создав новое сновидение.

Мне ещё и пятисот лет не исполнилось, а я уже начал тяготиться жизнью — но я чувствовал, что обязан дать детям мира будущее. Сновидец был трусом, и, говоря словами мудрого человека, которого я некогда знал — «ну нахуй». Чад гордился бы.

Поэтому я измыслил новый план. Я создал для себя стазисный ящик, и по просьбе Мэттью внёс в него несколько модификаций. Я собирался переждать грядущие тысячелетия, позволяя сучиться всему, что должно было случиться. Да, я жульничал, но мне было плевать.

Мы поместили ящик в комнату, построенную под корнями Линараллы. У Мэттью, Айрин и Мёйры было по талисману, который не только меня выпускал, но и призывал меня к ним при использовании. Талисманы были верхом чародейского дела, и в свои молодые годы я и вообразить не мог ничего подобного, но с тех пор мы значительно продвинули это искусство. Я также добавил в сам ящик таймер, который отключал чары каждую сотню лет, чтобы я сам мог следить за тем, как живёт мир.

Я какое-то время ждал, прежде чем им воспользоваться, поскольку каждый год дети умоляли меня не уходить, но в конце концов я больше не мог откладывать. Мы попрощались, и я упокоился.

Следующую сотню лет меня неоднократно вытаскивали назад. Пару раз — из-за настоящего бедствия, но обычно это было просто потому, что им меня не хватало. Я несколько недель ходил по гостям, а потом возвращался ко сну в стазисе.

К наступлению дня, когда меня вызвал незнакомец, я был совершенно не готов. Прошла почти сотня лет, и моих детей уже давно не стало. Захлестнувшие меня чувства отчаяния и одиночества едва меня не затопили, а несчастный правитель, унаследовавший один из их талисманов, даже не осознавал, насколько близко он подошёл тому, чтоб устроить конец света.

Я взял свои эмоции под контроль, и помог ему, а потом вернулся в свой крошечный дом под деревом. Мне было жаль Линараллу, и несколько лет я провёл в беседе с ней — беседе, которая для неё самой длилась лишь несколько дней, — после чего снова улёгся спать. На этот раз я сменил таймер на тысячу лет, осознав, что выставление его на сотню было ошибкой. Я больше не хотел видеть мир.

Дальше меня вызывали ещё дюжину раз, и это начало меня утомлять. К тому времени я стал легендарным существом, и обладатель талисмана часто думал, что его предназначение является лишь мифом. В какой-то момент большинство волшебников снова погибло, и мир снова окунулся в почти лишённый магии тёмный век.

К счастью, в конце концов талисманы были потеряны, и следующий пробудивший меня человек был каким-то учёным, который нашёл талисман спрятанным в гробнице. Будучи раздражённым, я не слишком сожалел о том, что перепугал его до полусмерти. Слегка обидевшись, я вернулся, и сменил таймер на интервал в пять тысяч лет, надеясь, что больше никто талисман не найдёт. Моей целью было проснуться, и не обнаружить ничего, ради чего стоило бы жить дальше, чтобы я мог положить всему этому конец.

Сперва никто меня не прерывал, хотя я и поставил таймер на самый долгий период. Когда я вышел наружу, то обнаружил, что местность вокруг дерева Линараллы превратилась в пустыню. Она всё ещё казалась здоровой, наверное потому, что её корни уходили очень глубоко, и она не зависела от дождя. У нас состоялся ещё один долгий разговор, и она поделилась со мной кое-чем из того, что увидела. Я был разочарован, узнав что цивилизация отлично себя чувствовала.

Вернувшись в свой ящик, я повторил процесс несколько раз. Я начал осознавать, что история может оказаться гораздо дольше, чем я себе представлял. Спустя четыре цикла по пять тысяч лет кто-то снова нашёл один из моих талисманов. На этот раз это оказался какой-то странный демонопоклонник.

Разговаривая с ним, я узнал, что где-то по ходу жизни кто-то действительно создал демонов, или что-то практически от них неотличимое. Вызвавший меня человек думал, что я был каким-то архидьяволом, и находился в заблуждении касательно того, что он связал меня узами с помощью какой-то бессмыслицы, которую он произнёс при активации талисмана.

Я не стал пороть горячку. Возможно, что у него была благая цель. Может, он готов был подвергнуть своё воображаемое посмертие опасности, дабы помочь кому-то нуждающемуся. Увы, это было не так, и когда мы вышли из пещеры, куда он меня призвал, я увидел тело ребёнка, которого он принёс в жертву во время своих ритуалов. В итоге я отвёл его обратно в пещеру, и обрушил свод ему на голову. Люди иногда так разочаровывают.

Ещё пять тысяч лет, ия был в шоке. Дерево Линараллы исчезло — остались лишь корни, сухие и увядшие. Тридцать тысяч лет — долгое время, даже для старейшины Ши'Хар. Я снова горевал, поскольку она была последней из моих детей, моей единственной оставшейся спутницей.

Теперь я был действительно один.

Отключив таймер, я вернулся в стазис. Причин просыпаться у меня больше не было. Я послал всё к чёрту.

Века складывались в эры, а эры становились лишь галькой в реке времени. Я этого не знал, но мир, где я некогда жил, сгорел, поглощённый покрасневшим и распухшим солнцем. Однако останки мира выжили, став холодным, тёмным камнем, который никуда не делся и после того, как солнце выгорело и погасло.

Ничего не осознавая, я плыл в пустой реке вечности, пока даже сама материя не начала умирать от старости, испаряясь в ничто. Стазисный ящик дал сбой, и я выбрался наружу, в холодную, тёмную пустоту. Там не было ни звёзд, ни воздуха, ни света. Вскоре моё тело умерло, но даже физическая смерть не могла меня освободить.

Потянувшись внутрь себя, я нашёл тьму и свет, и соединил их вместе. В этом пустом месте я долго собирал из растворявшейся вселенной силу, чтобы достичь своей цели, но в конце концов мне это удалось. Снова возносясь к божественности, когда я уже был близок, но ещё не заснул, я получил последний дар.

Быть может, я дал его себе сам, трудно было сказать, но в месте-которое-не-место я нашёл Пенни, смотревшую на меня в ответ.

— А ты не спешил, — сказала она, улыбаясь мне.

— Ты действительно здесь, — спросил я, ошарашенный. Я так долго не видел её лица, что уже не был уверен, была ли она той же женщиной, которую я когда-то любил. — Пенни?

Она взяла меня за руку, и повела меня на зелёный луг, полный цветов:

— Все уже нас заждались, — сказала она, быстро меня поцеловав.

Повернувшись, чтобы оглядеться, я осознал, что мы снова оказались в долине, где я родился. Это был сон. Наверняка. Но мне было всё равно. Все они были там — все люди, кого я любил. Заливаясь слезами радости, я побежал к ним.

Я заснул, и начался мой сон. Старая вселенная исчезла, распавшись на части, и из её останков появилась новая.

Об авторе

Майкл Мэннинг родился в Кливленде, штат Техас, и вырос там, читая фэнтези и научную фантастику, проводя во дворе самопальные эксперименты, и в целом избегая делать уроки.

В конце концов он поступил в колледж, начав учиться в Государственном Университете Сэма Хьюстона, где расцвела его любовь к пиву, а одержимость ролевыми играми привела к тому, что он называет «лучшим годом в его жизни», а большая часть его семьи именует «потерянным годом».

Несколько лет и несколько хреновых работ спустя он решил получить второе высшее, и каким-то образом был принят в программу Отличников Хьюстонского Университета (не будем вдаваться в подробности о том, как это чудо произошло). Это привело его к диплому в области фармацевтики, после чего он в итоге заимел лицензию на ведение практики в этой профессии.

К сожалению, Майкл был не очень хорошим фармацевтом. Он был относительно несдержанным и свободным духом, а такие качества не особо хороши в карьере, сосредоточенной на безукоризненности, безопасности пациентов и следованию букве закона. Тем не менее, он не сдавался, и, оттрубив менеджером аптеки при госпитале, устроился фармацевтом в исправительном учреждении Штата Техас.

Он давал колёса заключённым.

Проработав год или два, он заскучал, и научил себя слишком большому объёму знаний о работе с сетями, программированию, дизайну баз данных и их администрированию. Сперва начальство предупреждало (неоднократно), что он должен делать свою работу, и прекратить писать программы, помогающие его коллегам с их собственным задачами, но в конце концов они сдались, и просто позволили ему делать всё, что он пожелает, поскольку это вроде как шло им в целом на пользу.

Десять или одиннадцать лет спустя это ему тоже наскучило. Поэтому он написал книгу. Мы не будем говорить о том, где он был, когда написал «Сына Кузнеца», но предположим, что скорее всего ему в это время полагалось заниматься чем-то другим.

Некоторым людям книга понравилась, они рассказали о ней друзьям. И теперь не дают ему покоя.

Жена Майкла поддерживала его решение, даже при том, что упрямо отказывалась верить в то, что это принесёт хоть какие-то деньги. Позже оказалось, что она говорила это ему просто потому, что знала: ничто не заставляет Майкла упрямствовать больше, чем его неизгладимое желание доказать её неправоту. Как только он смог доказать этот факт, она сразу же созналась в своём хитром обмане, и с тех пор он бросил попытки её переспорить.

Сейчас он живёт вместе со своей упрямой женой, подростками-близнецами, гигантским пуделем размером с лося, двумя йоркширскими терьерами, зеленощёким краснохвостым попугаем, массивной доисторической черепахой, и с полной воображаемых людей головой. Ещё есть рыбы, но он отказывается о них говорить.

Примечания

1

Данный экземпляр книги оснащён обложкой, вышедшей из-под кисти настоящего художника. Оригинальные обложки, которые помогала делать жена автора, не сохранились, но их наверняка можно найти в сети (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

2

англ. «Dawnstar» — «Рассветная Звезда», соответственно, «Star» — «Звезда»

(обратно)

3

англ. «ward» — заклинание (обычно защитное), наложенное на предмет или существо, как правило имеет вещественный компонент (написанное слово или начерченную фигуру)

(обратно)

4

англ. «Thornbear» — от «thorn» («шип», «тернии») и «bear» («нести»)

(обратно)

5

англ. «Rose» — Роза

(обратно)

6

В данном случае имеются ввиду разные графские титулы. Эйрдэйл — «Комт» (Count, не-британский граф), Малверн — «Эрл» (Earl, британский граф). Но никакого сюжетного значения это не имеет, поэтому оба титула переведены как «Граф».

(обратно)

7

англ. «Hightower» (Хайтауэр) — «Высокая Башня»

(обратно)

8

англ. «credenza» или «credence» — невысокий шкафчик без ножек, по виду напоминающий церковный жертвенник.

(обратно)

9

англ. «flashbang» — от «flash» («вспышка») и «bang» (звукоподражание взрыву или громкому удару, «бам»), так для краткости называют светошумовую гранату («flashbang grenade»).

(обратно)

10

англ. «tabard» — короткая накидка с короткими рукавами или вовсе без рукавов, открытая с боков; одеяние средневековых герольдов. На табарде может находиться герб владельца.

(обратно)

11

англ. «stupid never dies» (букв. «умственно отсталый никогда не умирает») — необычная по своей конструкции, бросающаяся в глаза (и потому запоминающаяся) фраза, которую также можно перевести как «идиотизм не изжить», «тупизна вечна» или «дебила могила исправит». В последующих произведениях эта фраза станет своего рода лозунгом Мордэкая.

(обратно)

12

В английском оригинале везде используются формы одного и того же слова: «enchanting» — создание зачарованных предметов, зачарование; «enchantment» — либо сама вкладываемая в предмет магия, либо процесс её вкладывания, зачарование; «to enchant» — зачаровывать; «enchanter» — тот, кто зачаровывает. В переводе приходится использовать разные формы трёх родственных слов: «зачарование» (процесс создания зачарованных предметов), «чары» (особая магия, вкладываемая в зачарованный предмет) и «чародей» (тот, кто зачаровывает) (здесь и далее — прим. перев.).

(обратно)

13

Игра слов. Англ. «vice» — это не только составная часть слов вроде «вице-президент», но также имеет собственные значения («порок» или «тиски»).

(обратно)

14

В переводе с бессвязно-яростного языка: «Я тебе задницу надеру, ты, ублюдок».

(обратно)

15

Я тоже не понимаю, почему они считают имя «Шэлдон» смешным — судя по тому, что пишут в Интернете, это какие-то заморочки американской культуры; возможно даже ограниченные лишь родным штатом автора.

(обратно)

16

Фукидид, «История», книга I, 142.

(обратно)

17

Перефразировка Наполеона: «Армия марширует, пока полон желудок».

(обратно)

18

Непереводимая игра слов, вращающаяся вокруг множественных значений слова «point» (в частности — «довод» и «остриё») — «довод принят» и «принять удар острия» (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

19

Игра слов. «get a piece» («взять кусок») имеет широкий переносный смысл, и без непосредственного указания, от чего именно предлагается «заполучить кусок», может быть воспринято как предложение самого себя.

(обратно)

20

Непереводимая (и очень бородатая) игра слов — «rest in peace» (покойся с миром) и «rest in pieces» (покойся по частям)

(обратно)

21

Этот абзац был значительно переписан при переводе, чтобы соответствовать сведениям, которые автор приводит в более поздних произведениях. (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

22

англ. «A blessing in disguise» («Нет худа без добра») буквально переводится как «Скрытое благословение» или «Благословение в маскировке». Невидимость — по сути маскировка.

(обратно)

23

Известная английская поговорка. Означает «одного и того же можно добиться множеством разных способов».

(обратно)

24

Из-за отсутствия в английском склонений, и способности некоторых слов в одной и той же форме быть как существительными, так и прилагательными, словосочетание «lady of the evening» («леди вечера» или «вечерняя леди») отличается от словосочетания «lady of the evening star» («леди вечерней звезды») лишь отсутствием одного слова.

(обратно)

25

англ. «a literal hell» («буквальный ад») и «alliteral hell» («аллитеративный ад») — непереводимая игра слов

(обратно)

26

В оригинале произведение называется «The Final Redemption». Вообще, «redemption» является религиозной концепцией, которая означает не столько «искупление», сколько «возвращение на путь истинный», «исправление содеянного» с целью «спастись» (т. е. жить праведно и попасть в рай) (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

27

англ. «livery» (ливрея) используется здесь в историческом контексте — первые военные униформы 17–18 веков были по сути форменной одеждой (с соответствующим гербом или сочетанием цветов) королевских слуг. Поэтому принадлежность любых солдат здесь можно определить просто по цвету их военной формы.

(обратно)

28

Одна из самых распространённых англоязычных фамилий, вроде «Иванова» среди русских.

(обратно)

29

англ. «trial» может означать как «судебный процесс» или «суд», так и «испытание». Она имеет ввиду, что они не прошли испытание на верность, отказавшись защищать Короля.

(обратно)

30

В переводе это неочевидно, поскольку он не передаёт необычного построения предложения, но оригинал — первая половина фразы, сказанной Оппенгеймером после испытания атомной бомбы: «Я стал Смертью, сотрясателем миров», что в свою очередь было цитатой из «Бхагавад Гиты». Также в оригинале Смерть — мужского рода, но в переводе это не так.

(обратно)

31

англ. «practice makes perfect» — примерно то же самое, что «повторение — мать учения», но в данном случае обыгрывается также буквальное значение этой фразы.

(обратно)

32

Для тех, кто успел забыть, «Торнбер» — это англ. «Thornbear» — от «thorn» («шип», «тернии») и «bear» («нести»)

(обратно)

33

англ. «Cat» — сокращение от «Катрин», но также означает «кошка» (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

34

Как ни странно, в русском тоже нет такого слова. В оригинале используется слово «people», означающее «люди», «народ» или «разумные существа» (в то время как «human» означает именно «человек» как расу; Ши'Хар — разумный народ, но не человеческий). Следующие несколько фраз в этой беседе посвящены несоответствию (с точки зрения Ши'Хар) понятий «человек» и «разумное существо».

(обратно)

35

Автор скорее всего путает цистру с лютней, поскольку у цистр задняя сторона корпуса плоская, как у гитары.

(обратно)

36

англ. «string» означает как «струна», так и «шнурок» или «тетива», отсюда и её непонимание; в переводе на русский этот вопрос звучит глупо

(обратно)

37

англ. «raise» означает как «растить», так и «поднимать».

(обратно)

38

англ. «trainer» может переводиться не только как «инструктор», но и как «дрессировщик». В данном случае оно в равной степени означает и то, и другое.

(обратно)

39

англ. «force». В данном случае имеется ввиду «сила» в том же смысле, как и в словосочетании «силовое поле». Тирион пытается создать нечто осязаемое (и острое) с помощью силовых полей.

(обратно)

40

Продолжение истории Тириона можно прочитать в «Безмолвной Буре», второй книге из серии «Ожившие воспоминания Иллэниэлов».

(обратно)

41

Некоторые имена были изменены для сохранения аллитерации, в оригинале их зовут «Брэйдэн Мясник», «Лэри Холодный» и «Тиббон Ужасный». Остальные имена остались без изменений.

(обратно)

42

англ. «Champions of the dawning dragons» более точно переводится как «Выдающиеся поборники переживающих период своего рассвета драконов», но это слишком неуклюже. Поэтому — «Герои рассвета драконов» (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

43

англ. «Pebble» — галька, голыш (маленький, гладкий камешек)

(обратно)

44

В оригинале Чад Грэйсон говорит на английском с заметным ирландским акцентом, который буквально кричит о его провинциальном происхождении. В переводе это частично передаётся использованием простонародных выражений и атипичной структурой фраз, но не везде удаётся этого добиться.

(обратно)

45

англ. «translation» означает именно то, что кажется — «трансляция». Поскольку в русском больше известно не математическое (перенос координат в пространстве), а радиофизическое значение этого слова (например, «радиотрансляция»), и альтернативный перевод («перенос» или «параллельный перенос») является лишком заурядным (и его легко можно воспринять как фактическое описание эффекта телепортации, что противоречит смыслу, в котором это слово здесь используется), я решил позаимствовать узкоспециальный биологический термин «транслокация», который более удачно сочетается со словом «телепортация», и больше подходит по стилю.

(обратно)

46

Два предыдущих обращения, которые она использовала, в оригинале имели аллитерацию (не говоря уже об обилии словарных слов) — «lascivious libertine» (похотливый распутник) и «scandalous swain» (скандальный обожатель), но в переводе это сохранить не удалось. Его ответ также использовал аллитерацию — «truculent teddy» (язвительная плюшевая мишка).

(обратно)

47

англ. «rerebrace» — часть брони, закрывающая руку от локтя до плеча.

(обратно)

48

В оригинале дракона зовут «Дэсакас», но для увеличения благозвучности лишняя гласная при переводе была выброшена, иначе при склонении появляются непроизносимые слова, вроде «Дэсакаса», и ударение на первый слог не хочет ставиться.

(обратно)

49

англ. «stretcher» — носилки (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

50

англ. «get old» — буквально «стареть», но в переносном смысле означает «приесться», «надоесть»

(обратно)

51

Игра слов. Англ. «pissed» означает как «в бешенстве», так и «пьяный».

(обратно)

52

англ. «railgun» — дословно «рельсовая пушка», одна из форм оружия на основе ускорения снаряда электромагнитным полем.

(обратно)

53

англ. «FTL» — СверхСветовое Движение, движение быстрее скорости света (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

54

англ. «alpha-strike» — в морфлоте США — удар, нанесённый всеми самолётами, которые авианосец может вооружить и запустить единовременно. Гражданским больше известно значение этого термина, перекочевавшее в настольные военные игры, где им обозначают стрельбу по цели из всех возможных орудий, с намерением вывести её из строя одним наиболее мощным ударом.

(обратно)

55

В оригинале ANSIS — это «Artificial Neural Symbiote Integrative System», т. е. «Интегративная Система Искусственного Неврального Симбионта»

(обратно)

56

Непереводимая игра слов. Англ. «hardened» означает «с увеличенной защитой», но буквально переводится как «затвердевший». Сравнение с некоей частью мужской анатомии очевидно.

(обратно)

57

Название по аналогии с «золотом дураков» («fool’s gold») — медным колчеданом, который не является золотом, но который легко с ним спутать.

(обратно)

58

Область в западной Англии.

(обратно)

59

Игра слов. «Tortus» (тортас, выдуманное автором слово) и «tortoise» (черепаха) пишутся по-разному, но произносятся одинаково.

(обратно)

60

Англ. «mad as a wet hen» — буквально «злая как мокрая курица», а в переводе «злая как чёрт».

(обратно)

61

англ. «Sassy» — дерзкий, нахальный, развязанный (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

62

англ. «highwhore» («хайхор») — дословно «высокая шлюха», звучит гораздо ближе к «хайтау[э]р», чем можно передать в переводе.

(обратно)

63

англ. «Dame» — «дама», «госпожа». Также в Англии этим словом обозначали носительниц ордена Британской империи. Т. е. здесь для женщин это аналогично слову «сэр».

(обратно)

64

англ. «shotgun» — дробовик; «wedding» — свадьба. Исторический американский термин, означающий ситуацию, когда отец девушки угрожает обрюхатившему её мужчине дробовиком, вынуждая жениться.

(обратно)

65

Непереводимая игра слов. Слово «dress» значит как «юбка», так и «одевать», а «redress» означает как повторное надевание, так и «исправление» или «компенсацию».

(обратно)

66

англ. «overkill» — дословно «чрезмерное убивание». Обозначает применение поражающей силы, превышающей (зачастую многократно) необходимый для поражения цели уровень. Часто используется в переносном смысле, но здесь — в прямом (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

67

англ. «Roach» — Таракан

(обратно)

68

англ. «cord» — мера объёма дров, один корд равен примерно 3,6 кубометра

(обратно)

Оглавление

Майкл Мэннинг Сын кузнеца

  Предисловие переводчика

  Благодарности

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Эпилог

Майкл Мэннинг Род Иллэниэл

  Карта Лосайона и Гододдина

  Посвящение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Эпилог

  Послесловие

Майкл Мэннинг Архимаг освобождённый

  Посвящение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Эпилог

Майкл Мэннинг Война Бог-Камня

  Посвящение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Эпилог

Майкл Мэннинг Окончательное искупление[26]

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Эпилог

Майкл Мэннинг Возведение гор

  Предисловие

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Эпилог

Майкл Мэннинг Бесшумная буря

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Эпилог

Майкл Мэннинг Проклятье предателя

  Предисловие

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Эпилог

Майкл Мэннинг Торнбер

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Эпилог

Майкл Мэннинг Доминирование Сэнтиров

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Эпилог

Майкл Мэннинг Дом демонов

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Эпилог

Майкл Мэннинг Мордэкай

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Эпилог

Майкл Мэннинг Отрезанный мир

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Эпилог

Майкл Мэннинг Возвышение и мятеж

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Эпилог

  Об авторе

*** Примечания ***